Сохранить .
Чужое тело Александр Александрович Тамоников
        Единственный в своем роде Музей смерти расположен на территории городского крематория г. Новосибирска. За внешней торжественностью и спокойствием этого необычного заведения кроется множество нерассказанных историй и неразгаданных тайн. Об этом - новый роман А. Тамоникова.
        К директору Музея смерти С. Б. Якушину обратились оперативники из Ярославля. Там долгое время орудовал серийный маньяк, убивавший женщин строго 23-го числа каждого месяца. Во время ареста преступник внезапно умер. После этого подобные злодеяния с точно таким же «почерком» стали случаться в Новосибирске. Якушин уверен: душа умершего маньяка переселилась в новое тело, обладатель которого в этот момент находился в состоянии клинической смерти… Эксперт привлекает к работе частного сыщика Никиту Ветрова. Тот изучает данные стационаров в поисках подходящего случая. Но фортуна на этот раз отвернулась от детектива: кандидатуры потенциального убийцы одна за другой отсеиваются, а кровавое 23-е число стремительно приближается…
        Александр Тамоников
        Чужое тело
        Глава первая
        20 октября.
        До моей смерти оставалось двенадцать минут. Я допил коньяк, порылся в кармане, бросил купюру на барную стойку. Бармен кивнул мне как старому знакомому, сочувственно улыбнулся: утопил в вине скребущую на душе кошку? Эти бармены - такие психологи. Я впервые его видел. И бар, где по дороге домой я осушил две стопки, открылся лишь на прошлой неделе.
        Я вышел из полупустого заведения. Одиннадцать вечера, на Красном проспекте в окрестностях дома быта горели фонари, проносились редкие машины. Обещанный синоптиками порывистый ветер переходил в полноценный ураган. По тротуару носились пластиковые пакеты, обрывки рекламного творчества, пронзительный ветер гнул деревья, ломал ветки. Начиналось очередное светопреставление. Нечто подобное уже случалось в прошлом месяце. Тогда по городу навалило массу деревьев - пробки были убийственные. Массивные рекламные конструкции падали как подкошенные. Ветер уносил автобусные остановки и всех, кто в них находился. Жертв удалось избежать, но пострадавших по городу набралась не одна сотня, травмпункты ломились от наплыва посетителей. Сегодня назревало что-то подобное. Стихия буйствовала уже час.
        Начинался дождь. Струи воды летели почти горизонтально. Я натянул капюшон, ушел с Красного проспекта в ближайшую подворотню и сделал остановку под козырьком заднего крыльца. Там располагалась фирма по ремонту компьютеров, лестница вела к стальной решетке. Я спустился на несколько ступеней, курил под защитой навеса. На душе было пакостно, погодные условия только усугубляли мое состояние.
        Машина сломалась полчаса назад - потекла стойка, - передвигалась скачками, как кенгуру. Пришлось оставить ее у Центрального парка, дальше идти пешком. И так удачно подвернулся этот недавно открывшийся бар…
        Зря я туда зашел, надо было сразу бежать домой. Уже бы добежал. А теперь на улице творилось сумасшествие. Я угрюмо смотрел, как качаются кроны деревьев, как прогремела по дорожке оторвавшаяся доска объявлений. Ветер крепчал - это был уже не ураган, а какой-то торнадо. В трехэтажном здании в глубине двора погас свет во всех окнах - отломившейся веткой березы порвало провода. Но дождь, как ни странно, стихал. Только ветер продолжал беситься.
        Я собирался выйти, когда в кармане ожил телефон.
        - Ну, ты где? - полюбопытствовала Варвара.
        - Уже недалеко, - отозвался я, - минуты за три добегу. Все в порядке, Варюша.
        - Добежишь? - насторожилась девушка. - Ты же вроде на колесах…
        - Был на колесах, - уточнил я и кратко описал постигшее мой «Террано» несчастье. В принципе не страшно, пусть хоть месяц там стоит, если ураганом не унесет.
        - Ты выпил? - заподозрила недоброе Варвара. - Я чувствую по голосу…
        - Ерунда, - отмахнулся я, - в бар на Красном заскочил, грешен. Уже выскочил, скоро буду.
        - Не слышу уверенности в твоем голосе. Что с тобой происходит, Никита?
        - Ума не приложу, - признался я. - Назови это безотчетной тревогой, не знаю, кто из нас психолог? Не могу объяснить, Варюша, как-то все плохо…
        - Но жизнь не так ужасна, как кажется, - с сомнением заметила девушка.
        - Но и не так прекрасна, как хочется, - вздохнул я. - Все в порядке, не парься, скоро появлюсь.
        - Хотелось бы еще скорее, - хмыкнула Варвара. - Ты в курсе, что происходит на улице?
        - Конечно, я же на улице.
        Мы снова жили вместе в моей квартире на Советской улице, по соседству с перестроенными Федоровскими банями. Месяц назад Варвара перебралась с вещами, и это была уже третья попытка. Вместе было трудно, а порознь - невозможно, какая-то патовая складывалась ситуация. Но пока мы держались, у нее не было оснований послать меня подальше и вернуться в свою квартиру на Нижегородской. Я уже научился ставить швабру к стене так, чтобы она не падала. А на прошлой неделе назло Варваре навел порядок в квартире. Она два дня искала свой любимый бюстгальтер.
        Состояние было омерзительное, и я не мог понять, с чем это связано. Спиртное не действовало. Начинался озноб. Я выбросил сигарету, покинул укрытие и решительно зашагал по внутридомовой территории - мимо детского садика, каких-то бойлерных, трансформаторных будок, без просвета припаркованных машин. До родимого дома оставалась пара дворов.
        Ветер бушевал наверху, сдирая последнюю листву, среди домов и деревьев было еще терпимо. Над городом неслись кудлатые тучи. Ни одной живой души в округе - словно я один во всем городе.
        Я обогнул несколько домов, перебежал переулок, по которому ползла одинокая машина с мельтешащими «дворниками», и вскоре вошел в свой двор. Здесь тоже было пусто. Завывал ветер. На детской площадке валялась оторвавшаяся от тополя ветка. Еще одна придавила запаркованную «Калину» - сигнализация почему-то не работала.
        Я двинулся напрямую - по «народной тропе», проложенной жильцами между тополями. И быстро пожалел об этом - грязь липла к подошвам. Мой подъезд находился в центре изогнутого здания. Подъездная дорожка была свободной, за исключением пары сломанных веток. Электричество не отключали - в окнах горел свет. Но какие-то провода оборвались и болтались на ветру. В правой части здания что-то искрило в полуподвальных окнах. Так и до пожара недалеко…
        В моей квартире за задернутыми шторами горел свет, проступали очертания балкона. Блуждала тень по кухне - Варвара ждала меня. Пространство у подъездной двери освещала мутная лампочка под козырьком. Мне почудилось, будто что-то шевельнулось за машинами, припаркованными у фасада. Нет, показалось. На всякий случай я расстегнул нижнюю пуговицу куртки, чтобы облегчить доступ к травматическому «ПМ», а когда перебежал дорожку, глянул за машины. Нет, паранойя. Теперь повсюду мерещится этот тип - тот, что преследовал меня на «Субару». Кто на кого открыл охоту?
        Я нырнул под козырек, стал выуживать ключи, отмечая машинально две вещи. Первое: здесь тоже болтались провода. Второе: кончился дождь, и стихал ветер. Домофон недавно отремонтировали, и теперь по одному желанию стальная дверь не открывалась. Я вставил узкий ключ в щелевидное отверстие, вынул и, пока не оборвался писк, взялся за ручку…
        Удар был настолько силен, что меня отбросило на несколько метров. Сознание захлопнулось еще до того, как я что-то понял…
        Весьма странно, но я очнулся и поднялся - в отличие от того парня, что остался лежать на асфальтированной дорожке. В теле царила легкость. Я словно сбросил с себя одежды. Или эти одежды и были… телом? Я не чувствовал никакого тела! Я ничего не чувствовал - ни холода, ни измороси, оставшейся после дождя. Легкая паника, что нет возможности дышать. Но она сразу прошла - вроде и нет необходимости это делать…
        Метались мысли, я испытывал какую-то нелепую двойственность. Словно очнулся не совсем я. Звучала назойливая музыка - тоскливая, однообразная, было непонятно, то ли это скрипка, то ли клавишные, то ли гитара. Я четко знал: меня ударило током, но как, почему и с какой стати? Я все видел и слышал, сознание работало, хотя в его работе что-то настораживало.
        Я стоял над этим парнем, тупо смотрел на него. Он лежал на спине, раскинув конечности. В левой руке сжимал такие знакомые ключи от домофона и квартиры. Физиономия небритая, глаза закрыты, рот оскален - словно собирался закричать, но не стал. Капюшон сорвало при падении, волосы торчали, как колючки у ежа…
        Осознание приходило не сразу. Каждое утро я вынужден любоваться этой физиономией - когда зубы чищу. Еще когда бреюсь, но это реже…
        Не было ни горя, ни радости - только легкость. Еще немного удивления - значит, вот как оно происходит? Почему тогда я живой, все понимаю? Почему я здесь? Это был мой мир, но что-то в нем уже деформировалось, предметы искажались, темнели, принимали коричневый оттенок.
        Мысли путались, двоилось сознание. Лились какие-то странные воспоминания. Раннее детство, начало жизненного пути - отчаянно скрипит треснувшая педаль трехколесного велосипеда, вот-вот отвалится… Это было со мной? Разве у меня был трехколесный велосипед? Почему я раньше этого не помнил? Кто та молодая женщина в берете, что оттаскивает велосипедиста с дорожки, когда во двор въезжает машина?
        Я просматривал прозрачные слайды из детства, они менялись, я словно находился в нескольких мирах одновременно. Девчонка, с которой я иду из школы и что-то радостно рассказываю, у нее родинка на подбородке. Это было так давно, я не помню, кто она, тем более не помню эту родинку, и почему я такой довольный? Майор в военкомате перелистывает мое дело, у него пустые глаза, он думает про обед, а я упрашиваю, чтобы меня записали в десант - иначе какой смысл идти в армию? Это реально было? Странно, я не помнил…
        Но все же мой мир превалировал - искаженный, выцветший. Я все осознавал, невзирая на сумятицу в сознании.
        Послышался шум, во двор въехала машина, втиснулась где-то справа на последнее свободное место. Вышел водитель… и бросился к распростертому телу, забыв закрыть дверь! На меня он не смотрел - только на того парня. Сосед Виталька из 34-й квартиры - нормальный мужик, экспедитор в крупной фирме, отец двоих детей и хороший семьянин.
        Освещения от лампы хватало. Он опустился на колени, стал трясти того парня. Потом оставил его в покое, схватился за телефон, стал звонить, кричал: «Скорая!», «Скорая!» С Виталькой нас связывали неплохие отношения, однажды я оказал ему услугу, отвадив от его телефона мелкого шантажиста.
        Колыхнулась занавеска в окне первого этажа, и через минуту выбежала женщина в наброшенном плаще - Клавдия Ивановна, успевшая в этом году безнаказанно выйти на пенсию в 55 лет. Она скатилась с крыльца, кинулась к Витальке, который устроил скачки вокруг моего тела. Слабая мысль шевельнулась: а Клавдию Ивановну-то почему не шибануло? Она нагнулась над телом, стала ахать, причитать, прижимать руки к груди. Приятно, что не всем ты безразличен. Она что-то спрашивала у Витальки, тот отрывисто отвечал.
        Ураган закончился - как кстати! Запищала дверь соседнего подъезда, еще кто-то вышел, заскользил бочком к месту происшествия. Тоже лицо знакомое, и этот мужик меня тоже в упор не замечал…
        Я плавно отходил от всего этого, картинку затягивала муть. Покосился на открытую дверь Виталькиной машины - может, залезть, погреться? Нет, бессмысленно - холода я не чувствовал, как и всего остального…
        «Скорая помощь» прибыла через пять минут - рекорд для этого города! Очевидно, находилась где-то рядом, когда поступил вызов. Микроавтобус характерной расцветки с включенными маячками протискивался через припаркованный автотранспорт.
        Он подъехал к телу, высадил десант медиков. Врач склонился над лежащим. Санитар выволакивал носилки из недр машины. Я отвернулся - не больно-то интересно. Людей во дворе прибыло. Дождь прекратился, ветер стих - почему не погулять?
        Медики колдовали над телом, пытались его реанимировать. Работал переносной дефибриллятор. Дергались ноги потерпевшего, группа граждан сочувственно вздыхала. Я слышал, как переговаривались медики: «Бесполезно, Петрович, типичный симптом Белоглазова, да и роговица мутная - поплыла «льдинка». Я не был таким уж несведущим. Ранние признаки биологической смерти: помутнение и высыхание роговицы - «симптом плавающей льдинки»; тот же «кошачий глаз» (симптом Белоглазова) - когда при боковом сдавливании глазного яблока зрачок превращается в вертикальную щель…
        Мне было до лампочки. Я протек мимо этих людей, когда они уже решили мою судьбу (и вердикт был неутешительный). Из машины вышел водитель, чтобы помочь загрузить тело. Меня несло к подъездной двери. Туловище было как мое, но немного другое - оно вытягивалось, пропадала нога, словно ластиком стерли! Где Варвара? Почему такое важное событие происходит без ее участия? Клавдия Ивановна, трагически вздыхая, поспешила обратно в подъезд. Возможно, утюг не выключила или на плите что-то подгорало.
        Ключ от домофона она не забыла - вставила куда следует, вошла в подъезд. Я просочился вслед за ней, пока доводчик медленно тащил закрывающуюся дверь. Постоял, дожидаясь, пока она уйдет к себе в квартиру.
        Поднимался, словно плыл, сомневаюсь, что вообще касался пола. Возможно, был иной способ попасть в квартиру, но я пока не разобрался. Время и пространство еще имели значение, но явно ненадолго. Сверху донесся топот, я успел прижаться к стене. Мимо меня с тоскливым воем, брызгая слезами, пролетела Варвара в домашних тапках. Выглянула наконец в окно! Меня она, естественно, не заметила - конечно, я ведь такой незаметный! Она потеряла тапок, но не стала его искать, распахнула настежь входную дверь и выскочила наружу. Дверь закрывалась плавно, я видел, как она бежала к машине «Скорой помощи», куда грузили мое бездыханное тело, что-то кричала.
        Ничего доброго ей не сообщили, разразилась истерика. Она надрывно кричала: «Это неправда, вы бездельники! Попробуйте еще раз, он жив! Сделайте хоть что-нибудь! Никита, очнись!»
        И даже когда закрылась дверь, я слышал ее крики - они стали глухими и непереводимыми. Возможно, медики вняли ее мольбам, снова стали проводить реанимацию. Легко сказать «не умирай», можно подумать, я тут распоряжаюсь. В состоянии ничего не менялось - значит, успехов они не добились. Я скользил наверх. Мысли и воспоминания продолжали бег. Дым, автоматные очереди, крики на арабском - видение последнего боя, когда я получил обширную контузию, а после лечения убыл на гражданку… Собственный подъезд расплывался вглубь и вширь, терялась четкость - его словно заволакивало паром от лопнувшей трубы.
        На втором этаже опять пришлось посторониться - спускалась девушка в серой куртке и тонкой шапочке из валяной шерсти. Она прошла мимо и буркнула под нос:
        - Привет.
        - Привет, - машинально отозвался я, прошел еще немного и встал как вкопанный. - Эй, минуточку… Ты меня видишь?
        - Вижу, - вздохнула девушка, - Как не видеть, Никита, я сама такая… А вот твоя зазноба меня не видела - выскочила как ошпаренная… Любит она тебя, Никита. Вернее, любила… Любовь к таким, как мы с тобой, - понятие сложное, относительное и что-то из разряда духовных категорий.
        - Подожди, - дошло до меня. - Ты же Катя Саульская с верхнего этажа? Пропала осенью прошлого года. Из Пашина от знакомых возвращалась - и с концами. Тебя искали целый месяц - никаких следов, ты как в воду канула. Жених твой убивался, затеял активные поиски, привлек поисковиков-добровольцев - такую кипучую деятельность развил, что первым под подозрение попал. Потом, впрочем, эту версию исключили…
        - И правильно сделали, - кивнула Катя, - Эдик был совершенно ни при чем, ему от моей смерти ничего не выгорало, он только терял - хорошую квартиру, не старый еще «Ровер», приличную дачку в Нижней Ельцовке. Он так горевал, что от горя даже женился полгода назад, подонок… Я приходила на его свадьбу - в невесте ничего особенного, в меру страшненькая, дура дурой. Так хотелось Эдику по роже съездить, но как? Таксист на меня напал у переезда за Жуковкой, в ста метрах за автобусной остановкой. Я когда в гостях была, вызвала машину от фирмы «Лидер». Этот нормальный был - приехал точно в срок, до переезда довез, а там сломался… Эвакуатор ждал, предложил посидеть в его компании, а я решила до остановки дойти - может, автобус полуночный появится… Телефон разрядился, я только на остановке это обнаружила. Там вообще никого в этот час. Единственная машина из Жуковки шла, остановилась, шофер спросил, куда ехать. Он точно таксист, компания «Автодом» на борту написано. Смешливый такой, с двойным подбородком, глазки масленые. Номер 520 - я машинально запомнила. «Рено», кажется. Ну и села. Сто метров провез, встал у
обочины, из баллончика в лицо брызнул, а когда я очнулась, мы уже в лесу были. Изнасиловал, потом задушил. Еще урчал, что ненавидит проституток… Это я-то проститутка? Совсем дурак, что ли? У него лопатка в машине была, оттащил в канаву, закопал. Там земля мягкая, податливая, камнями завалил, листьями присыпал… Меня так и не нашли, преступник не наказан… - Катя сокрушенно вздохнула. - Вот и маюсь, по городу блуждаю, иногда домой прихожу, рядом с мамой сижу, она совсем больная стала. Тебя периодически вижу - ты всегда такой занятой… А с тобой-то что приключилось, Никита? Вроде не больной был…
        - Током шибануло, - объяснил я.
        - А-а, - протянула Катя, - это бывает. Я тоже с электричеством не дружила… Ладно, сосед, увидимся еще. У нас теперь вагон времени. Надеюсь, твоя Варвара не выскочит с горя за первого встречного.
        Екатерина растворялась в дымке. Я продолжал движение, потом томился на площадке третьего этажа, рассматривал собственную дверь. Зачем мне туда? Дело прошлое. Варвара все равно на улице. Поколебавшись, я отправился обратно. Как там наши реанимационные мероприятия? Я ловил себя на мысли, что по крупному счету мне все равно. Опутывало странное чувство спокойствия. Картинки из прошлого уже не беспокоили - кончилась фильмотека.
        Я осваивался в новой ипостаси - совершенно не к чему мяться под дверью и ждать, пока кто-нибудь тебе откроет. Я сам не понял, как оказался на улице - просто прошел насквозь. То самое свойство сверхтекучести, которое приписывают душе?
        Ураган закончился, моросил дождик. «Скорая» еще не уехала. Тело, укрытое простыней, заталкивали на носилках в машину. Рыдающую Варвару тактично отстранили. Она истошно восклицала: «Куда вы его везете?!» - «В морг, гражданочка, куда же еще? - урчал плечистый медработник. - В морг судебной медэкспертизы, утром будут вскрытие делать. Так положено, такая процедура - законы читайте. Утром подъезжайте, все оформите, ближе к вечеру сможете забрать тело. Да вы не сомневайтесь, он мертв. Уж если врач сказал в морг - значит, в морг…»
        «Скорая» отъезжала, теряясь за припаркованными машинами. Варвара стояла посреди дорожки в одном тапке, потрясенно смотрела вслед. Сосед Виталька что-то сочувственно говорил, потом взял ее под руку, повлек к подъезду - она шла, как робот. Рассосались остальные зрители - ни живых ни мертвых. Остался только я. Снова шевельнулась интересная мысль: почему же только меня шибануло? Впрочем, хорошо, что другие не пострадали…
        Я свыкался с новым состоянием, не находил в нем ничего ужасного или сверхъестественного. Звучала въедливая музыка - то отдаляясь, то нарастая. Я мог перемещаться по пространству, не шевеля ногами. Но куда податься - и зачем? Я обладал суперсилой: мог летать и проходить сквозь стены. Я понимал, что умер, но эмоции были приятные: меня окружали спокойствие и умиротворение. Рассасывалась легкая досада, что доставил неудобство Варваре (но это пройдет, мы знакомы всего полгода); что мама узнает - а это страшно, когда хоронишь собственных детей. Римма Казаченко, моя секретарша в офисе детективного агентства «ЧП Ветров», возможно, всплакнет, кое-кто еще по мелочам. Не говоря уж о том, что российский частный сыск понес такую тяжелую утрату…
        Музыка в ушах делалась громче, торжественнее. Я уже не обладал свободой передвижений - «казачья вольница» оказалась недолгой. Я отрывался от земли, всасывался в бледно освещенный тоннель. Пространство и время деформировались, я находился вне физических категорий. Материальный мир пропадал, оставался за кадром - темный двор родного дома на улице Советской, наваленные бурей ветки, оборванные провода, поблескивающие от дождя крыши машин. Я уходил от всего этого, втягивался во что-то мерцающее, извилистое.
        Невозможно описать, что я делал - падал, поднимался, летел или плыл. Это было не совсем то, что описывают люди, пережившие клиническую смерть. Не было широкого прямолинейного тоннеля, залитого светом и устланного ковровой дорожкой. На освещении здесь экономили. И создавалось впечатление, что меня отправили на тот свет через заднюю дверь. Не было сопровождающего - ни демона, ни Святого Духа. Все ужасно заняты? Оборвалась слабо освещенная извилистая шахта. Я находился в субстанции, которую невозможно описать, совершал медленные поступательные движения. Впереди был свет, но очень далеко. Я был уже не одинок, попадались личности - аморфные, невразумительные. Они представали, как за оболочкой мыльного пузыря. Встречались конкретные лица - во всяком случае, в моем восприятии они ассоциировались с лицами. Я видел своего отца, скончавшегося несколько лет назад. Он совсем не изменился, такой же морщинистый, седой - смотрел с печалью и сожалением. Он что-то говорил, но я плохо понимал, улавливал лишь одну мысль: огорчительно, сын, но теперь мы будем вместе, у нас целая вечность в запасе! Я видел свою
покойную бабушку Алевтину Максимовну - она скончалась, когда я был ребенком, но хорошо запомнил ее лицо. Удивление, белые одежды, седые волосы, заколотые гребенкой. «Ох, рано ты к нам попал, Никитушка, пожить бы тебе еще немного…»
        Я им что-то отвечал, парил в светлеющем пространстве - бездонном, без краев. Свет был близко - яркий, но не слепил. Все вокруг теперь было пронизано светом - мягким, золотисто-желтым, я никогда не видел на земле такого света. Он колебался, менял переливы. Страха смерти не было - ни отчаяния, ни обиды, ни жалости, что покинул еще вполне пригодное к употреблению тело. Все становилось ровно, покойно.
        Со мной разговаривали духи без лиц, в них не было чего-то зловещего или угрожающего. Я путешествовал по тонкому миру, в который, если верить некоторым людям, убывает душа после смерти, чтобы занять предписанное ей место. А еще это своеобразный «жесткий диск», служит накопителем и хранителем информации из материальной Вселенной. Все нормально. Жизнь не удалась - может, смерть удастся? Как странно, я еще сохранялся как индивид, но личность уже распылялась, я становился частью чего-то большого, и это нисколько не огорчало…
        И вдруг я уткнулся в незримую преграду. Словно натянули поводок, привязанный к лодыжке, завершилось путешествие по неизведанному миру. Меня не пускали, крепко держали. Путешествие прекратилось, свет не приближался.
        Я начал волноваться - почему меня не пускают? Я хочу туда - дальше. Я не хотел обратно в тело! Здесь хорошо, спокойно, а там что? Меня поволокло обратно, я был расстроен, возмущен. Что за агрессивное вторжение в чужое личное пространство!
        Свет становился блеклым, меня по-прежнему окружали существа, мелькали в обратном порядке лица - они словно улыбались! Меня засасывало в знакомую шахту, я бился об острые углы и чуть не физически ощущал боль. Отчаяние, бессилие что-то исправить. Я хочу обратно в рай!
        С чего я взял, что там был рай? Структура тонких миров куда сложнее банальных представлений верующих. Я испытывал дискомфорт, меня окружало что-то темное, недружественное. Я снова слышал голоса - теперь ехидные, вкрадчивые. Они нашептывали, вгрызались в меня. Я различал слова, понимал смысл. «Не время еще, Никита Андреевич, вам нужно вернуться - так повелели свыше. Успеете еще, всему свой час… Впрочем, у вас есть свобода выбора… - Мне казалось, что надо мной решили подшутить, - хотите, возвращайтесь к себе, на обжитую, так сказать, жилплощадь. Хотите - в новое тело - можем устроить. Скажем, вот в эту симпатичную женщину, что лежит рядом с вами, - она умерла, но что не сделаешь для хорошего человека? Вполне такой сносный бюджетный вариант…»
        Надо мной определенно издевались!
        «А вы еще что за личность? - хрипел я. Возможно, и не хрипел, даже рта не раскрывал, но казалось, что делаю именно это. - Что вы хотите? Отстаньте от меня…»
        «Не личность, а сущность, Никита Андреевич, - въедалось в мозг. - Скажем так - высокого порядка. Впрочем, вам это знать необязательно - только мозги себе свернете. Всему свой час, как говорится… Хорошо, не будем подвергать вашу душу пошлым экспериментам. Удачи вам, Никита Андреевич…»
        Жадный вдох, рывок… Я очнулся в темноте, на чем-то жестком и неудобном. Голова была пуста, как дырявый молочный бидон. Что это было - я запрыгнул в свое тело, как в брюки? Меня трясло, было холодно, зубы выбивали морзянку. Никакой какофонии в ушах - сплошная тишина. Я дышал! Прерывисто, хрипло, с пробуксовками, но - дышал! Я чувствовал запахи в помещении - прямо скажем, не очень приятные…
        Где-то далеко угадывался тусклый прямоугольник света - дверь с окном из мутного рифленого стекла. Я сел, свесил ноги - упала простыня. Я лежал на какой-то каталке. Рядом аналогичная, справа через проход - таких целый ряд.
        Я стал себя ощупывать. Очень мило, меня раздели. То есть совсем. Я отдышался, постарался взять себя в руки. Я точно был жив - дышал и все чувствовал. На голове все дыбом. Я все-таки вернулся. Пока это было единственное, что закрепилось в сознании. Со мной недавно разговаривали? Я не личность, я сущность… Безумный сон? Или у существ, населяющих тонкий мир, тоже есть чувство юмора? Машина «Скорой помощи» во дворе, Варвара, заламывающая руки, пропавшая год назад Катя Саульская в подъезде…
        Воспоминания загружались неторопливо, с пробелами. Душа металась, рвалась с вещами на выход. Я физически чувствовал, как шевелятся волосы на голове. Глаза привыкали к полумраку. Просторное помещение, высокий потолок. Больничные каталки (или что-то другое) в несколько рядов с узкими проходами - но достаточными, чтобы выкатить их с «парковки» и развернуться.
        Это морг? Под простынями находились мертвые тела - я не видел ни одной свободной каталки. Что за женщина рядом со мной? Мне говорили о какой-то женщине… Я спустился босыми ногами на холодный пол, затаил дыхание, приподнял соседнюю простыню. Чуть не вырвало. По соседству лежала женщина - вроде не старая, темноволосая. На лице искаженная маска - полумрак ее не столько скрывал, сколько подчеркивал. Я попятился, заскрипела конструкция, в которую я оперся спиной, сдвинулась с места. У этих существ реальное чувство юмора… Доходило медленно - сквозь недоумение, полное неприятие случившегося. «Куда вы его везете?!» - «В морг судебной медицины, гражданочка, утром будут делать вскрытие. Так положено, такая процедура…» Но я не хочу, чтобы мне делали вскрытие! Я снова себя ощупывал. Никаких шрамов во все пузо, ничего такого. Я умер, пережил клиническую смерть, а потом вернулся. Возможно ли такое, учитывая, что медикам не удалось реанимировать меня на месте? Готов ли я это выдержать?
        Я покрывался холодным потом, стучали зубы. Уж лучше в мусорном контейнере очнуться… Может, снова умру? Но нет, не похоже. Суставы работали, организм функционировал. Подгибались ноги, но это нормальное явление. Я старался дышать размеренно, «включил» голову. Только не пороть горячку, спешить особо некуда. Вскрытие еще не делали, это утром, а пока - ночь.
        Я находился в состоянии клинической смерти несколько часов. Почему я вернулся? Первый срок клинической смерти длится не больше пяти минут. Головной мозг не снабжается кислородом, но высшие его отделы сохраняют жизнеспособность. Оживление людей возможно, но гибнет кора головного мозга. Второй срок клинической смерти может длиться до получаса, больного еще можно извлечь с того света. Но надо замедлить процессы дегенерации высших отделов мозга - специальные медицинские процедуры. Длительность клинической смерти при поражении током можно растянуть при искусственном охлаждении или другими методами - фармакология, кислород при повышенном давлении, введение в анабиоз, переливание крови… Но ничего такого со мной не делали! Реанимация не удалась. Констатировали смерть, привезли и бросили. За время, что я провалялся в морге, несколько раз должна была наступить биологическая смерть! Я уже дегенерат? Почему я очнулся? Кому это понадобилось?
        Нет, мой мозг работал. Лихорадка усиливалась. Я не знал, что делать, куда бежать - элементарный путь к свободе был пока отрезан. В голове худо-бедно потекли процессы, возникали видения из прошлого.
        Жизнь в спецназе Министерства обороны, ранение, рапорт об увольнении со службы… Родной Новосибирск, в котором я трудился на поприще частного сыска. Детективное агентство «ЧП Ветров. Частные расследования». Вся контора - я да Римма Казаченко, верная помощница, секретарша, делопроизводительница и заноза в одном месте. Договорные работы с Сергеем Борисовичем Якушиным - основателем и владельцем Новосибирского крематория, а также Музея погребальной культуры, функционирующего при крематории.
        Варвара Сташинская - парапсихолог, внештатная сотрудница Якушина, прекрасная женщина с изюминкой и большими недостатками, которую я очень люблю и, надеюсь, что это взаимно… Мама на Затулинке… Чем я занимался в последние дни? Ведь моя смерть не случайна!
        Память пока отказывала. Всплывало прошлое, эпизоды расследованных дел. Надгробные плиты в одном из залов Музея Смерти, православные кресты на могилах, столетние призраки в черных платьях и с распущенными волосами… Затейливый саркофаг, извлеченный из земли, - содержимому которого не менее 800 миллионов лет, а оно такое же свежее, как малосольный огурец… Тайные организации, орудующие в столице Сибири, чьи истинные имена мы не называем: пусть будут «контролеры», «реставраторы»… Сноп света над куполом главного здания крематория - так называемый портал для связи с высшими мирами…
        Существует теория, что причина ярких видений в состоянии клинической смерти связана с всплеском электрической активности в мозге. Еще бы, такой заряд на грудь принял… В левой ноге ощущалось неудобство. Я ощупал пальцы, наткнулся на прицепленный к ноге кусочек картона. Бирка с номером мертвеца.
        Да хватит уже! Я дернулся - мышцы непроизвольно сократились. Кончился период спокойствия и обдумывания. Что тут обдумывать? Валить отсюда надо! Жар ударил в голову, меня обуяло безумие. А всего лишь маленький кусочек картона…
        Я содрал с ноги бирку и вывалился в проход. Прямоугольник света продолжал мерцать - увы, не тот манящий свет, что я видел совсем недавно. Я сцапал простыню и кинулся через проход, но зацепился за каталку, упал, отбив бедро. Боль дошла до мозга, я, кажется, стонал. Все еще не верится, что жизнь прекрасна и удивительна? Сознание металось, круги вертелись перед глазами. Я мало соображал. За спиной что-то происходило, смещались каталки, бились друг о друга. Одно из тел сползло на пол. Я подлетел к двери, забарабанил в нее, что-то хрипел, ругался: мол, откройте, изуверы, вы держите в морге живого человека!
        Это было форменное безумие. Я не помню, как долго колотился. Но вроде кто-то подошел, тень закрыла свет за стеклом. Дверь была стальная, современная, с мощными ручками и сложными запорами - чтобы не сбегали, что ли?
        Я продолжал дубасить, ругался с надрывом, требовал выпустить. Хорошо, что не сбежалось все заведение! Дежурная смена была немногочисленной. Человек снаружи колебался, но все-таки взялся за замки.
        Я спохватился, что стою совершенно голый, стал завертываться в простыню. Он робко приоткрыл. Мужчина в белом халате - невысокий, лысоватый, немного бледный. Еще недавно он что-то жевал, но уже утратил интерес - еда застряла в горле, к губам прилипли хлебные крошки. Он выглядел неважно, моргал глазами, обведенными синью.
        Но то, что предстало перед его взором, выглядело еще хуже! Привидение в простыне с горящими глазами и торчащей шевелюрой! У человека сдали нервы, он попятился. Я шагнул вперед, покинул жутковатое пространство. Он не каждый день такое видел, обмяк от страха и растерянности. Но главное, что видел! А ведь не все меня сегодня видели! Он даже чувствовал меня - я схватил его за шиворот в тот момент, когда он собирался улизнуть. Он посинел от натуги, испустил что-то невразумительное.
        Я не был настроен на затяжные бюрократические процедуры и медицинские освидетельствования. В подобные заведения легко попасть, но трудно выйти! В голове творилось что-то невменяемое - я был зол на весь свет, вел себя неадекватно! Я волочил его по коридору, он хрипел, глаза вываливались из орбит. Работник пытался засадить мне локоть под дых, отчасти это удалось, что разозлило меня еще больше. Я втолкнул его в ближайшую приоткрытую дверь. Кому-то повезло, что помещение пустовало - случись тут люди, я бы всех отделал!
        Небольшой рабочий кабинет - стол, компьютер, вешалка, стеллажи со склянками и инструментами. Хозяин вышел - и правильно. А возможно, это он и стоял передо мной на коленях. Я сдавливал ему горло его же собственной рубашкой. Стоило отпустить, как он опять пытался закричать.
        - Лучше молчи, - посоветовал я, - все, что ты скажешь, будет использовано против тебя - причем немедленно, - я показал увесистый кулак. - Разрешаю шептать.
        - Послушайте, не бейте… - сипло выдавил работник заведения, - я ни в чем не виноват… не я вас сюда привез… Произошла небольшая ошибка…
        - Небольшая? - Я снова разозлился, встряхнул его - да так, что у несчастного зубы клацнули. - Это не ошибка, дружок, а преступная халатность.
        Впрочем, медики не виноваты - чего я на них взъелся? Уже научились отличать мертвых от живых.
        Стоило мне расслабиться, как мужчина взвыл и метнулся к двери. Я схватил его за рукав, а когда он закружился вокруг меня, отвесил затрещину. Я вел себя нерационально, но не каждый день такое случается! Работник остался в сознании, но с этой минуты вел себя, как оглушенная рыба. Он сидел на полу, тупо качался, глаза сбились в кучу.
        Он послушно выполнял мои указания - стащил с себя халат, брюки, неказистый пиджачок. Я торопливо облачался в его одежду - она трещала, полы не сходились. Но ботинки были впору - хоть за это спасибо.
        Белый халат я натянул сверху, а на халат - замшевую куртку с вешалки. Она принадлежала другому человеку - широкому в плечах - и висела мешком. Раздетый мужчина снова попытался выразить протест, за что получил добавку. Теперь он был безвреден. Я чувствовал себя примерно так же, как он. Хотелось плакать, ярость душила!
        Я шел по освещенному коридору мимо закрытых дверей. Одна, впрочем, была открыта, из помещения доносились приглушенные голоса, там работали люди. Поскрипывала ручная пила. Я пронесся пулей, добрался до лестницы. Она едва освещалась, я несколько раз споткнулся. Машинально приглаживал волосы, но они все равно восставали. Снова путаница в мозгу, подкашивались ноги. Пришлось опереться о стену, прежде чем выбраться в широкий коридор.
        Я безошибочно обнаружил дорогу к выходу - словно меня вел незримый проводник. Может, бывал здесь в прежних воплощениях? Но это вряд ли, комплекс сравнительно новый.
        Здесь были люди в белых халатах. Они работали и по ночам. На меня удивленно косились, но никто не останавливал. Белый халат под расстегнутой курткой делал свое дело. Я шел, опустив голову. Просторное фойе - «покойный прием», не иначе. Стулья у стены - там плакала женщина, кто-то ее утешал. За открытыми дверями с термодатчиками ругались люди, светили фары. Санитары вкатывали тележку. Я был не прочь кому-нибудь еще начистить физиономию, но пока обходилось. Охранники были заняты - глазели на происходящее.
        Я просочился между санитарами и стенкой, вывалился на крыльцо, оснащенное широким пандусом. Ночь еще не кончилась, небо не серело. От урагана, прокатившегося вечером по городу, не осталось и следа.
        - Эй, мужчина, подождите, вы из какого отделения? - бросил мне в спину охранник.
        Ага, «оглянись, незнакомый прохожий…»
        - Из медико-криминалистического, - проворчал я через плечо. - Покурить выйду… - неужели не видно? Кандидат наук, заслуженный работник здравоохранения.
        - Нет, постойте. - Он догнал меня, схватил за рукав. - Подождите, мужчина, я вас не знаю. Медико-криминалистическое отделение закрыто. У нас режимный объект, вы не имеете права здесь находиться.
        - Так я и не нахожусь, ушел уже…
        Не собираюсь я здесь находиться! Он держал меня крепко, всматривался в глаза. А там было что рассмотреть. Ноги подгибались, одежда странная, лицо - страшнее ядерной триады. И хоть тресни, не сделать из него нормальное! Я вырвался, спрыгнул с крыльца, бросился в обход стоящей у входа машины. Он снова меня догнал, что-то кричал, пытался задержать. Я оттолкнул его - какой навязчивый товарищ! Он споткнулся, упал. Из здания бежало подкрепление из состава вневедомственной охраны. Я опрометью кинулся прочь, забежал за угол, нырнул в темноту, помчался с ускорением, не замечая, что на ботинках развязаны шнурки…
        Глава вторая
        Водитель ночного такси, которое я поймал недалеко от областной больницы, вопросов не задавал, молча отрабатывал свои деньги. В крематорий так в крематорий, ему без разницы. И про «ядерную триаду», и про странное одеяние ничего такого не озвучивал, за что я был ему очень признателен. Впрочем, он слишком часто поглядывал в зеркало, будто бы ненароком оттягивал отворот куртки - видимо, держал там средство самообороны.
        Я скорчился на заднем сиденье. Меня трясло, ныли ушибы, полученные при падении после удара током. Именно сейчас они решили напомнить о себе. В голове царил сумбур. Я был живой, на свободе, но не испытывал ничего, кроме подавленности. Мысль отправиться домой даже не возникла. Я был уверен, что там никого нет, а где взять ключи?
        За окном проплывал полуторамиллионный ночной город, машина катила через Обь по пустынному Коммунальному мосту. На приборной панели отображалось время - половина четвертого. Если в одиннадцать вечера меня долбануло… то - прошло больше четырех часов.
        Водитель помалкивал, но чувствовалось, что его подмывает задать пару-тройку вопросов. Лучше бы молчал - для собственного же блага! Мы пронеслись мимо спящего поста ГИБДД на съезде с моста, летели по улице Восход, заставленной искусственными светящимися деревьями, к Государственной публичной библиотеке, в которой в свободное от «основной работы» время трудилась моя Варвара.
        Дальше - улица Кирова с новыми небоскребами, хитрый съезд на Ипподромскую, уставленную такими же высотками. Прямая, практически пустая дорога до двухуровневого пересечения с улицей Фрунзе…
        Слабо шевельнулось в мозгу - без денег таксисты не возят. Я принялся обшаривать карманы - сначала куртки, потом пиджачные и брючные. Как-то некрасиво все складывалось. Денег не было - совсем обеднели отечественные патологоанатомы? Также не было телефонов, сигарет и зажигалок - именно того, что мне сейчас требовалось больше всего.
        Нахмурился шофер - у нас возникли одинаковые мысли. Я откинул голову, старался думать о другом. А когда открыл глаза, мы уже проезжали Сад Дзержинского, начиналось Загородное шоссе…
        Когда мы свернули в поселок Восход, самым значимым объектом которого был Новосибирский крематорий, я только начал отогреваться. Шофер затормозил напротив неосвещенного шлагбаума - приехали.
        - К шлагбауму подъезжай, - бросил я.
        Его аж передернуло от моего утробного голоса, но спорить не стал. Снова завелся, сдал назад, уперся в шлагбаум. Из будки охраны вышел Алексей Головин - я узнал его по походке. Осветил фонарем машину, безмолвного водителя, обошел такси спереди.
        Я опустил стекло со своей стороны. Он осветил пустое место пассажира, сместил луч. Дрогнул фонарь, Головин попятился, исторг что-то странное из области горлового пения. Я тактично помалкивал. Все понятно, о смерти Никиты Ветрова уже знает каждая собака.
        Алексей набрался мужества, снова решил меня осветить. Я подался вперед, чтобы не прятаться в тени.
        - Это ты, Никита? - У него даже голос изменился. - Но как же тогда… Ведь нам сообщили… - он закашлялся.
        - Да никак, - утробно пролаял я, - слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены.
        Но он не верил ни словам, ни глазам - рискнул подойти, всмотреться.
        - Да живой я, - проворчал я. - Просто временно был мертвый. Все в порядке, Алексей, температура нормальная, трупных пятен нет. Займи пятьсот рублей, рассчитаться нечем.
        - Да, конечно… - Головин стал шарить по карманам, выудил несколько мятых купюр, сунул их мне и быстро отдернул руку. Я отсчитал требуемую сумму, отдал водителю. Даже в темноте было видно, как тот смертельно побледнел. Что с ними не так? Мертвецов никогда не видели?
        - Давай дальше, - сказал я. - Сейчас шлагбаум откроют.
        - Ну уж нет… - замотал головой парень. - Дальше не поеду, сам дойдешь, тут недалеко…
        Ладно, черт с ним. Я выбрался из машины. Едва захлопнул дверцу, как он резко сдал назад, пулей развернулся и помчался прочь, как автогонщик по трассе.
        Остались я и потрясенный Головин. Он так смотрел, словно я олицетворял саму старушку Смерть (впрочем, в некоторых поверьях она не старушка, а очень даже милая девушка).
        Из будки робко высунулся товарищ Головина и сразу спрятался. В этом было что-то сатирическое. Каждый день из года в год лицезреть похоронные кортежи, гробы, венки, заплаканных людей - и стать от этого настолько чувствительными и суеверными?
        - Леха, отомри, - проворчал я. - Деньги верну.
        - Да ладно, Никита, можешь не возвращать… - Он явно томился моим присутствием на границе охраняемой территории. - Слушай, а ты уверен… - Он колебался, не знал, как закончить.
        - Нет, - отрезал я. - Будем разбираться. Закурить дай.
        - Н-не курю…
        - И давно?
        - Н-никогда не курил…
        Ладно. Я махнул рукой и шаткой поступью двинулся в глубь охраняемой территории. От затеи стрельнуть сигарету у напарника я отказался. Он заперся в будке и собирался до последнего держать оборону.
        - Я позвоню Сергею Борисовичу, можно? - донесся слабый голос Головина. - Он вроде здесь, ему тоже сообщили…
        - Не надо, - буркнул я, - не звони. Сам принесу благую весть.
        - Хорошо, не буду… - Головин облегченно вздохнул.
        Я шел, шатаясь, по щебеночной дорожке, иногда останавливался, разражался кашлем. Вновь сходило затмение, голова отказывалась работать. Ноги с трудом волочили отяжелевшее тело. Где моя суперсила?
        Я опустился на лавочку, чтобы избавиться от одышки. Пропадала чувствительность - к боли, к холоду. Требовалась воля, чтобы подняться и продолжить путь между шеренгами кустарников.
        Завершение ночи выдалось малооблачным. Природа словно извинялась за причиненные населению неудобства - ветер стих, осадков не было, даже облака разбредались, и в их разрывах угадывались звезды. До рассвета оставалось несколько долгих часов.
        Я терял ориентацию - неведомым образом меня снесло с дорожки, и я оказался на центральной аллее парка. Парк Памяти Новосибирского крематория был образцом ландшафтного искусства. Находись он в городе, сюда бы приходили отдыхать семьями, по аллеям сновали бы мамы с колясками, а все скамейки оккупировали бы пенсионеры. В плане он представлял зеленый прямоугольник с круговой аллеей. Сквозные дорожки делили центральную часть на равные сектора.
        Самая широкая, центральная, прорезала весь парк и выходила к главной лестнице крематория. На центральном пятачке, где сходились все дороги, возвышался скульптурный Иисус на распятии.
        Я брел мимо строгих рослых фонарей, мимо колокола над дорожкой, мимо ангелов с крыльями, монументальных вазонов на каменных постаментах.
        Фонари испускали приглушенный свет - здесь не было ночью темноты. Трава почти не жухла, ее регулярно подстригали. Ухоженные кустарники еще сохранили часть листвы. В летнее время здесь всегда множество цветов. Христианские символы чередовались буддийскими и мусульманскими.
        «Мы не отдаем предпочтения одной религии, - объяснял Сергей Борисович, - здесь все равны перед вечностью, примиряются люди разных конфессий, и не имеет значения, что у них кардинально отличаются представления о загробном мире. Здесь неважно, богатый ты или бедный, коммунист или крайний либерал, грешник или праведник - смерть всех уравнивает. Путь в подземное царство отовсюду одинаков. А смысл нашей жизни в том, что она имеет свой предел…»
        На меня взирал бронзовый Будда, олицетворяя вселенское спокойствие, - он восседал на постаменте из золотых лепестков. Готовились взмыть в небо крылатые ангелы…
        Я снова сидел, смотрел на здание крематория, возвышающееся в конце аллеи. Его венчал терракотовый купол. Позади крематория выстроились колумбарии с нишами для урн с прахом. В светлое время суток они напоминали нарядные жилые домики. Несколько месяцев назад я заключил с администрацией договор касательно собственного погребения. И ведь прекрасная была возможность привести его в действие…
        Я зажмурился, представив, как все могло происходить. Друзья, знакомые и безутешные родственники во главе с Варварой и мамой следуют за церемониймейстером и гробом по пространству крематория. Втягиваются в длинный коридор, в конце которого горит ослепительный белый свет. Скорбная процессия растворяется в этом свете. Торжественно звонят колокола. Люди проходят мимо застекленных витрин Музея памяти. Там собраны вещи реально существовавших людей - так называемые материальные портреты. Шествие заканчивается в прощальном зале. Там работает священник (или не работает - дело хозяйское), звучит пронзительная музыка, от которой наворачиваются слезы и рвется душа.
        Потом гроб с моим телом погружают в печь, а закончится мероприятие «тихим салютом» - белыми шарами, устремленными в небо. Их поочередно выпускают дети, что подчеркивает тихую печаль события. Иногда выпускают белых голубей, символизирующих чистоту и свет, но насчет голубей в моем договоре ничего не сказано. Впрочем, Варвара могла бы оплатить эту дополнительную услугу - в честь нашего доброго знакомства… Я, кстати, совсем недавно узнал, что слово «колумбарий» переводится с латинского, как «обитель голубей», «голубятня».
        В окружающем пространстве было тихо, как в нише колумбария. Я поднялся по ступеням, свернул влево, на подъездную дорожку к крематорию, побрел к музею. Здание бывшей котельной, превращенное в один из самых странных музеев мира, располагалось под боком. Пространство у входа венчал задумчивый сфинкс, вокруг которого наматывал круги охранник из ЧОПа. Мерцал огонек сигареты.
        Он перестал ходить по кругу, решил прогуляться за угол, в этот момент я и возник в окрестностях входной двери. Она открылась бесшумно, плавно. Никто не остановил возникшее из темноты «привидение» - грубый недочет охранной структуры.
        В музее также было тихо, но уже тепло. Неясные тени скользили по главному выставочному залу - работало дежурное освещение. Моими поступками в эту ночь руководил автопилот.
        У стойки слева от входа никого не было - дежурный работник изволил отсутствовать. Я понятия не имел, кто дежурит в эту ночь - Лариса или Михаил. Справа, из служебного помещения, доносились глухие голоса. Но ноги несли меня прямо.
        Я призраком блуждал по большому залу - мимо выложенных на возвышении старинных надгробных плит, мимо картин, икон, исторических похоронных аксессуаров, настенных мемориалов. Бренность человеческого бытия - в виде оскаленных черепов, старинных домовин, аллегорическая «Пляска Смерти», задумчивая «Смерть, играющая в шахматы», - охваченная игрой света и тени…
        Из полумрака проступали траурные женские одеяния XIX века - казалось, в этом платье кто-то есть, и сейчас эта барышня сойдет с постамента… Реалистичная инсталляция с участием манекенов - сидящая статная женщина в белом платье, а рядом гробик с телом младенца. Так называемый белый траур - элемент Викторианского культа смерти, - когда траурной атрибутике уделяли повышенное внимание…
        Из мерклого освещения вырастал траурный экипаж в натуральную величину: лошадь, укрытая черной попоной, невозмутимый кучер, колесный катафалк, под бархатным балдахином. Экипаж перевозил недавно отреставрированный гроб, в котором был похоронен знаменитый бердский купец Владимир Горохов. Гроб примечателен тем, что из него можно выкачать воздух, чтобы тело не разлагалось. Купец - мукомольный промышленник, меценат, основатель индустриального города - скончался в Москве, а тело везли по Транссибу в Новониколаевск. Могилу мецената обнаружили десять лет назад, после обмеления Обского моря. Останки купца перезахоронили. Цинковый саркофаг переехал в Бердский краеведческий музей, а когда в Новосибирске открылся Музей погребальной культуры - снова сменил место прописки…
        В музее было хорошо. Тут только поначалу не по себе. Потом понимаешь, что все это неспроста. Лекарство для успокоения души. Здесь лечится страх перед смертью, которая все равно придет…
        Я плохо помнил, как оборвались мои неприкаянные блуждания, и я вернулся к выходу. Сотрудница музея Лариса - симпатичное образованное создание с чувством такта и юмора - уже вернулась на предписанное служебными инструкциями место. Она сидела за стойкой и в свете небольшой настольной лампы перелистывала документацию. Девушка хотела спать, зевала, прикрывая рот ладошкой, словно кто-то мог ее видеть.
        Я вырастал из мрака Музея смерти, обрисовывался в освещенном пространстве. Она почуяла присутствие постороннего, вздрогнула, подняла голову. Ей-богу, мне стало ее жалко: никогда я не видел такого пещерного ужаса на миловидной мордашке. Она побелела, окаменела, посмотрела с диким страхом. Хотела что-то сказать, но в горле встала блокада - только нижняя губа беззащитно подергивалась. «Все ясно, - отметил я, - Головин не звонил. Списал на видение, которые посещают и психически здоровых людей».
        - Здравствуйте, Лариса, - тихо поздоровался я. - Все в порядке? Сергей Борисович на месте?
        Она сморщилась, в глазах заблестели слезы. «Если выживу этой ночью, пора менять место работы», - отчетливо читалось в ее лице. Слова пробились через блокаду в горле, она издала что-то нечленораздельное.
        Я понятливо кивнул - трудности перевода. Варвара лично лицезрела мой труп, да и медики в подобных случаях почти не ошибаются.
        - Повторите, пожалуйста, - терпеливо вздохнул я. - Сергей Борисович сегодня на месте? - и сопроводил вопрос некультурным тыканьем указательного пальца.
        Лариса глубоко вздохнула и утвердительно кивнула - да, куда угодно, только сгинь.
        - Спасибо, - вкрадчиво поблагодарил я и повернулся, чтобы войти в служебное помещение.
        - Никита Андреевич, но вы же… - хрипло выдавила Лариса и сделала такую мину, что можно было не продолжать.
        - О нет, это в прошлом, уже все в порядке, - пробормотал я. - Много дел, пришлось перенести дату своей смерти.
        Дверь открылась бесшумно, и явление воскресшего мертвеца отметили не сразу. Здесь находились моя Варвара и Сергей Борисович, больше никого. Седовласый основатель музея, крематория и похоронного холдинга (а также обладатель ряда титулов и должностей) - всегда представительный, импозантный - сегодня выглядел неважно, был непривычно растерян, расстроен, даже подавлен. Лицо осунулось, обозначились круги под глазами.
        Он сидел за столом, опустив голову, в замшевой куртке, наброшенной на плечи, обнимал чашку, из которой свисал хвостик чайного пакетика.
        Варвара сидела рядом, боком ко мне. Ссутулилась, в лице ни кровинки, нервно теребила колечко на среднем пальце. Красивая женщина, но не сегодня. Совсем недавно она плакала. Больше, видимо, не могла - слез не осталось. Между ними на столе лежали мои вещи - сотовый телефон, часы, денежная мелочь, документы, сигареты с зажигалкой. Видимо, побывала-таки в морге до моего «воскрешения», забрала все это хозяйство. Одежду брать не стала, да и не надо. Не хочу я ничего носить с мертвеца…
        - Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, - глухо говорила Варвара. - Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась… Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению… Я одного не понимаю, Сергей Борисович, - Варвара устремила к Якушину жалобный взор, - как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофы - в этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?
        Вот так новости. Ничего подобного мне Варвара не рассказывала.
        - Не то слово, Варюша, - удрученно вещал Якушин. - Я поначалу не поверил, попросил перепроверить информацию. Да уж, неисповедимы пути, мы тоже можем ошибаться…
        Я тактично кашлянул. Они прервали беседу и повернули головы.
        Эффектнее не придумаешь. У Якушина от удивления вытянулось лицо. Он сильнее сжал кружку с чаем, словно на нее покушались. С Варвары сошла последняя краска. «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит…» - забилось в голове. Варвара вскрикнула, совершила прыжок, но не ко мне, а в обратную сторону. Ткнулась в кромку стула, снова села. Потом поднялась, приняла оборонительную позу, так в ней и застыла.
        Сергей Борисович поднял кружку подрагивающей рукой, сделал глоток и забыл поставить на место. Могли бы что-нибудь и покрепче выпить по такому поводу…
        - Это т-ты? - сипло выдавила Варвара.
        - Не имею аналогов, - с достоинством ответил я, подходя ближе. Что-то подсказывало - не стоит делать непродуманных резких движений.
        Сергей Борисович опомнился, поставил кружку, начал медленно воздвигаться над столом, неуверенно заулыбался.
        - Подожди… - Внутри Варвары включились процессы, она стала яростно растирать лоб. - Но ты же умер… Я дважды за эту ночь видела твой труп.
        - Это был не труп, - уверил я.
        - Нет, труп… - Даже в этой абсурдной ситуации она проявляла ослиное упрямство. - Сергей Борисович… - Она передернула плечами, жалобно глянула на Якушина, - может, это не он? Ведь бывают же случаи…
        - Может, мне уехать обратно? - вздохнул я. - Чтобы вам спокойнее было? Только денег на такси дайте.
        - Мертвые шутят, называется… - Сергей Борисович шумно выдохнул и улыбнулся во весь рот. - Это он, Варюша, успокойся, меня не обманешь. Никто не вселялся в тело Никиты Андреевича - это он и есть, во плоти, так сказать. И как-то нелогично, согласись, вселяются в живые тела, а не в мертвые. Просто произошла редчайшая в медицине вещь…
        Варвара подошла на цыпочках, недоверчиво вглядываясь в мое непростое лицо, стала ощупывать, сменила мину. Потом с воплем «Никитушка, прости!» прыгнула на шею, стала целовать во все доступные места, что-то бормотала, выла, урчала. Я чуть не упал - пришлось расставить ноги.
        Подошел Якушин с улыбкой до ушей, тоже потрогал меня, засмеялся, смахнул что-то с глаза - разумеется, соринку. Потом махнул рукой - доведете когда-нибудь до инфаркта - и на подгибающихся ногах побрел обратно за стол.
        В дверь сунулась Лариса, поморгала, вопросительно уставилась на Якушина. Тот кивнул с улыбкой: так надо. Лариса сглотнула, осторожно прикрыла дверь.
        Варвара спустилась с небес на землю, довела меня до стула, усадила, сама пристроилась рядом. Девушка все еще всхлипывала, хваталась за сердце. Однако профессиональное самолюбие вернулось на место, и мне по-прежнему стало суждено умереть в падающем самолете. Сергей Борисович подтолкнул ко мне пачку моих же сигарет.
        - Курите, Никита Андреевич, сегодня можно. Только смотрите, чтобы в привычку не вошло.
        Я с жадностью схватился за свой «Уинстон», стал окуривать дымом служебное помещение. Они не роптали, терпели. Варвара сбегала за баночкой с водой, где я и утопил высосанную в несколько затяжек сигарету.
        - Как вы себя чувствуете, Никита Андреевич? - осторожно осведомился Якушин. - С головой все в порядке?
        - Нет головы, - проворчал я, - черепная коробка - есть, а головы - нет.
        - Главное, что чувство юмора осталось. Хотя в вашем случае, полагаю, оно должно умереть последним.
        - Голоса, музыка, хоровое пение, навязчивые мысли? - срывая голос, бормотала Варвара. - Ты извини, Никитушка, что спрашиваю, но все это так необычно…
        - Внутренний голос требует убивать, - признался я.
        - Понятно… - Она ласково гладила меня по руке. - Это ничего, родной, скоро пройдет…
        - Полагаю, Никита Андреевич, мне придется увеличить ваш гонорар, - вкрадчиво сказал Якушин.
        - Конечно, - кивнул я, - на достойные похороны.
        - Фу… - выдохнула Варвара и расслабилась. - Отпустило, твою-то мать…
        - Кстати, насчет моей матери, - вспомнил я. - Надеюсь, вы ей не сообщали о моей безвременной кончине?
        - Нет, твоей маме не сообщали, - замотала головой Варвара. - Непросто это, Никита, решили подождать до утра.
        - Вот и славно, и не сообщайте.
        - Хорошо, не будем.
        - Да, Никита Андреевич, - сказал Якушин, - до вашей мамы печальная весть не дошла - и слава богу. Но вашей помощнице Римме Казаченко Варвара позвонила незадолго до вашего эффектного появления, и, полагаю, эта новость ее не обрадовала.
        Вот черт! Я вскочил со стула, схватил свой телефон. Разрядился! Некому воткнуть в розетку. Я требовательно уставился на Варвару. Она смутилась, суетливо полезла в сумочку за своим смартфоном.
        - До утра не могла подождать?
        - Прости, но мы же не думали, что к утру ты оживешь. Да, наверное, ты прав, надо было подождать, дать человеку выспаться. Но я не смогла, а Сергей Борисович не успел меня остановить. Она плакала, Никита…
        Надеюсь, не от радости. Я набирал номер по памяти.
        - Да, Варвара, слушаю… - голос моей помощницы звучал глухо, но уже не сонно.
        - Это не Варвара, - отрезал я. - Римма, ради бога, прости всех нас, произошла чудовищная ошибка. Все в порядке, новость о моей смерти можно отозвать, она не соответствует действительности, это нелепое недоразумение…
        Римма помолчала и задала убийственный в своей простоте вопрос:
        - Это кто?
        - Это твой работодатель Никита Ветров, - терпеливо завел я старую шарманку. - Все в порядке, я жив. Считай, что эта неприятность произошла с моим однофамильцем, а в морге все перепутали. Варвара поспешила, погорячилась, понимаешь?
        - Но это не твой голос… - она все еще сомневалась.
        - Как это не мой? - возмутился я. - А чей, позвольте спросить? Римма, кончай выделываться, это я!
        - Вот теперь, кажется, узнаю… Подожди, это точно?
        - Да! - рявкнул я. - Можешь не сомневаться.
        - А кому претензии предъявлять? Ну, сам понимаешь, за моральный ущерб и все такое…
        - Я позднее предоставлю подробный список. Ты не звонила моей маме?
        - Никита, я незнакома с твоей мамой.
        - Вот и отлично, не звони. Не забудь, что утром на работу. Разрешаю опоздать на два часа. Все, спи… если сможешь.
        Я отключился, перевел дыхание. Варвара с Сергеем Борисовичем выразительно переглянулись - да, это точно он. Пациент скорее жив, чем мертв.
        - Никита Андреевич, если не возражаете, я позвоню медикам, мы должны им сообщить о вашем чудесном исцелении, вы понимаете… - Якушин помялся, - такое не каждый день случается. Нужно провести полное обследование, сделать ЭКГ, ЭЭГ…
        - Давайте не сейчас, - взмолился я. - Позднее. Клянусь, Сергей Борисович, я не сбегу.
        - Хорошо. - Якушин помедлил. - Я распоряжусь об отмене мероприятий… вы понимаете каких. Хотя, подозреваю, что Лариса уже всех обзвонила и дала соответствующие распоряжения, м-да… - Сергей Борисович не сдержался, прыснул. - Ладно, медиков вызовем позднее. Рассказывайте, что с вами приключилось. Кофе хотите? Есть булочки - на предмет пожевать…
        - А у меня есть желудок, - вздохнул я. - На предмет вывернуть его наизнанку.
        Я снова курил, повествовал о своих злоключениях. Они уже тихо зеленели от моего дыма, но пока что терпели.
        - Это полная версия? - спросила Варвара.
        - Полнее некуда.
        - Все правильно, - откашлявшись, начал Якушин. - Типичные внетелесные околосмертные переживания. Вам было радостно, спокойно, вы испытывали чувство гармонии. Считали себя способным проникнуть в суть мистических и религиозных событий. Но вместе с позитивными переживаниями многие люди, перенесшие состояние клинической смерти, описывают адские картины огня, какие-то устрашающие сцены, видели людей в состоянии страдания. У вас ничего такого не было?
        - Не успел, - буркнул я, - так некстати все оборвалось. Хочется сказать «спасибо» нашей медицине, но в данном случае она принесла больше вреда, чем пользы.
        - Подтверждается сохранение сознания после полного отключения мозга, - заметила Варвара, - а мозг, как известно, отключается после остановки сердца. Но все это окутано неясностью… Кто-то видит картины из прошлой жизни, другие начинают говорить на незнакомых языках - причем в совершенстве… - Она с подозрением уставилась на меня.
        - Да, ксеноглоссия, слышал, - проворчал я. - Но я с вами на суахили общаюсь? Как такое возможно, Сергей Борисович? - задал я самый острый для этой ночи вопрос. - Реанимация не помогла, меня привезли и бросили, объявив мертвым. Человек не может выйти из клинической смерти без врачебного вмешательства. Как такое произошло?
        - Не знаю, - смутился Сергей Борисович. - Кто-то наверху посчитал это нужным и необременительным. Значит, вы нужны.
        - Вам не приходит в голову, Сергей Борисович, что его смерть была не случайной? - спросила Варвара.
        - Смерть всегда имеет причину, - уклончиво отозвался Якушин и засмеялся. - Это не я придумал, а неизвестный автор. Смерть не случайна, это понимаем все мы. На вашу жизнь, Никита Андреевич, покушались. Ураган для злоумышленника стал удачным подспорьем. Гроза, ураганный ветер, оборванные провода - и один из последних контактирует с металлической дверью. Все подстроено. Кто-то знал, что вы пешком направляетесь к дому, успел все сделать. Возможно, у преступника имелся сообщник. Вы никого не видели?
        Я пожал плечами. А ведь почудилось, что кто-то прятался за припаркованными машинами…
        - Человек, не понаслышке знакомый с электричеством, - продолжал Якушин, - наш фигурант, если помните, трудился инженером по электрооборудованию на ярославском заводе «Термоприбор». Почему бы не сплясать именно отсюда? Сейчас вы не в лучшей форме, Никита, но когда придете в себя, надо продолжать.
        - Догадываюсь, - вздохнул я, - в противном случае он рано или поздно меня добьет. Преступник владеет информацией, выяснил, что мы работаем по людям, перенесшим клиническую смерть, решил от меня избавиться, пока я не вышел на что-то важное.
        - Но не ты один в курсе, - справедливо заметила Варвара.
        - Однако именно меня он предпочел убрать как главную угрозу. Это следует обдумать, но вы правы, Сергей Борисович - не сейчас. Покушение было целенаправленным, убивать кого-то еще этот упырь не хотел. Соседка Клавдия Ивановна вышла из подъезда, ее не ударило. Варвара скатилась по лестнице - ее тоже миновало.
        Варвара как-то задрожала, поежилась.
        - Злая ирония, - пробормотала она, - мы ищем человека, перенесшего клиническую смерть. При этом то же самое переносит человек, занятый поисками злодея.
        - Не думаю, что это совпадение, - сказал Якушин. - Нам явно порываются что-то сообщить. Вам придется заново, Никита Андреевич, проанализировать все, что с вами произошло, не упуская ни единой мелочи. Вы что-то забыли или посчитали неважным. Отдохнете, потом освежите память. Боюсь, после вас опять придется наводить порядок и все утрясать, - вздохнул Сергей Борисович. - Из вашего рассказа явствует, что в областном бюро судебной экспертизы вы вели себя как слон в посудной лавке. Нет, допускаю, вы были несколько взволнованы…
        - Да, самую малость, - согласился я. - Сам не смогу, придется вам улаживать вопрос с кражей одежды и нанесением работнику бюро, а также сотруднику вневедомственной охраны легких телесных повреждений.
        - Вы уверены, что они были легкие? - Якушин ехидно прищурился.
        - Ой, да ладно, - отмахнулся я, - товарищ приобрел бесценный опыт. А второму надо больше тренироваться, прежде чем заступать на охрану важных государственных объектов. Можно мне отдохнуть, Сергей Борисович? Ей-богу, с ног валюсь. Смерть - это так утомительно. Прошу всего лишь 48 часов сна, а потом все, что угодно - врачи, маньяки, заслуженное наказание…
        - Да, Варвара отведет вас в гостевую комнату. Отдыхайте, Никита Андреевич, я постараюсь все уладить. Усилим охрану - пусть и за вами с Варварой приглядывают. Вопрос с одеждой решим. «Украденное» придется вернуть. А я пока сообщу куда следует о местонахождении вашего бренного тела.
        Глава третья
        История началась 17 октября - после дождичка в среду. Тогда еще не было такого холода, как сейчас, дожди шли, но после них неизменно выходило солнышко, и осень радовала последними приличными «плюсами».
        На работу я в тот день не пошел, курил на балконе, развалившись в шезлонге. Здесь меня и настиг звонок Вадима Кривицкого. Завелся в кармане лирико-драматический баритон Иосифа Кобзона: «Если кто-то кое-где у нас порой…» В квартире хлопнула входная дверь - Варвара убежала на работу в ГПНТБ. Обещала не задерживаться - профессия архивариуса ее не очень вдохновляла.
        Полезная привычка - брать телефон даже на балкон.
        - Здравия желаю, - мрачно поздоровался Кривицкий. Мой старинный однокашник совсем недавно перекочевал из заместителей в кресло начальника уголовного розыска Железнодорожного РОВД и по этому поводу явно зазнался - совсем перестал звонить. Я даже не был уверен, капитан ли он еще.
        - И вам не кашлять, Вадим Батькович, - непринужденно отозвался я, - Решил наконец проставиться?
        - Перебьешься, - отрезал Кривицкий. - Вопрос, гражданин Ветров: не пора ли подтвердить вашу лицензию на ведение частной детективной деятельности? Вас не пугает, что вы ее безнадежно просрочили? Ждете, когда в ваш офис придут лучшие бойцы Новосибирского ОМОНа?
        - Издеваешься? - оторопел я.
        - Ладно, расслабься, ничего другого не придумал, - хмыкнул Вадим. - Ты же в курсе прямолинейного милицейского юмора? Жизнь-то как?
        - Признаюсь честно, Вадим, еще минуту назад все было прекрасно.
        - Прекрасно - это хорошо, - изрек Кривицкий, после чего заговорил нормальным человеческим голосом: - У нас проблемы, Никита. Неприятно признавать, но это так. Ты все еще работаешь с Якушиным? Ладно, не отвечай, знаю, что работаешь. Требуется консультация - как раз по его… скажем так, специализации.
        - А какая у него специализация? - не понял я. - Похоронить кого-то хочешь?
        - Я сейчас похороню, - пообещал Кривицкий. - Если не перестанешь перебивать. Просьба отнестись серьезно. В городе происходят неприятные вещи, и если бы ты иногда вылезал из своей погребально-культурной скорлупы, то был бы в курсе. Нам нужна консультация - и не надо по этому поводу ехидничать и иронизировать. Если уж обращаемся, значит, все реально плохо, и мы готовы выслушать даже… нетривиальные версии.
        - Мы - это кто? - решил уточнить я.
        - Мы - это лучшие головы новосибирской и ярославской полиции, - не ведая скромности, пояснил Кривицкий. - Только не спрашивай, при чем тут Ярославль, это не по телефону. Так что, готов Якушин оказать посильную услугу нашей полиции? Заметь, Никита, мы могли бы сами к нему нагрянуть и поставить перед фактом, однако хочется по-доброму, что ли… - выдавил Кривицкий нехарактерное для себя слово, - вежливо спрашиваем, готов ли он оказать содействие, когда ему удобно, и все такое… В общем, не заставляй унижаться, - рассердился Вадим, - мы готовы подъехать в любой время. Хоть сию минуту.
        Он невольно меня заинтриговал. От нашей полиции можно ожидать чего угодно, но чтобы набиваться на консультацию Якушина…
        - Да, это несколько странно, - согласился Сергей Борисович, когда я ему позвонил. - Но чего не случается в этом мире? Придется принять высокую делегацию. Сегодня не очень загруженный день, можно себе позволить… Вы тоже подтягивайтесь, Никита Андреевич, интуиция мне подсказывает, что ваше присутствие не будет лишним. И Варвару Ильиничну возьмите, если она еще не убежала на работу.
        Варвары Ильиничны уже и след простыл. Мой звонок настиг ее, когда она ныряла в метро.
        - Какая прелесть, - восхитилась Варвара. - Это что-то свежее в новейшей истории. Я возвращаюсь, Никита, вот только позвоню на работу и что-нибудь придумаю. Без меня не уезжай! А лучше подхвати меня на «Октябрьской», я пока в бутик зайду, перчатки себе подберу.
        У шлагбаума на въезде стояла полицейская машина. Ее обтекали люди с цветами, прибывшие на церемонию кремации. Охранник был незнакомый - видимо, новенький. Он осведомился о цели визита, поинтересовался, к какому именно Якушину мы направляемся, а когда моя физиономия стала меняться, Варвара пихнула меня в бок: мол, так надо. Человек ведет себя глупо, но правильно.
        В хозяйстве Якушина в очередной раз усиливаются меры безопасности. А похоронный холдинг возглавляет целая семейная династия. Пришлось ждать, пока он свяжется с кем-то по рации, выяснит, не шпионы ли мы. Варвара исподлобья косилась на полицейскую машину.
        - Надеюсь, у нас не начинаются политические репрессии? - хмыкнула она.
        - Нет, - успокоил я. - Просто мой дружок стал важной персоной и теперь передвигается только так.
        В итоге нас пропустили. Через несколько минут мы входили в музей. Посетителей было немного, главный выставочный зал погружался в привычный мистический полумрак.
        Варвара задержалась у стойки, где Маргарита (сменщица Ларисы) выписывала чеки на бланках, обсудить женские секреты и заодно похвастаться новыми итальянскими перчатками из очень тонкой кожи.
        А я уже чувствовал, куда надо идти, и передвигался в зал короткими перебежками. За конным катафалком, увозящим в вечность останки бердского купца, находилась инсталляция старинной траурной комнаты под черным балдахином. Женщина в черной вуали сидела на коленях у гроба, просила Господа о спасении души дорогого человека. Раньше я принимал ее за живую…
        Я обогнул инсталляцию, встал за элегантный старинный шкаф. Подобные изделия создаются здесь же, на территории завода специальных изделий. Граждане привозят Якушину старую ненужную рухлядь, а мастера в столярке создают из нее шедевры мебельного антиквариата, чему я сам был свидетелем.
        Гости находились в районе лестницы на второй этаж. Незнакомый подтянутый мужчина мялся у шкафа с медалями, посвященными Дню отца, отошел к соседней части экспозиции, где выставлялись декоративные пасхальные яйца с лаковыми миниатюрами, живописующими жития святых. Потом он сместился к надгробным плитам, уставился на выбивающееся из контекста маленькое чугунное надгробие.
        Мужчину сопровождал экскурсовод Михаил - плотный, франтовато одетый малый, идеально подкованный по всем вопросам жизни и смерти. Пару месяцев назад он оказал неоценимую услугу нашему расследованию, встав на защиту ценного музейного артефакта. Неудивительно, что именно его Сергей Борисович привлек для встречи непрошеных гостей. Самого Якушина в обозримом пространстве не было - что никого не удивляло.
        Надгробие явно заинтересовало посетителя, он сел на колени, включил фонарик в телефоне и стал читать выдавленную надпись.
        «Мент, - подумал я, - командированный из Ярославля, впервые в нашем городе и в этом странном музее…»
        - Это недавний экспонат, если вам интересно, - комментировал Михаил, - уникальное чугунное надгробие с могилы ребенка. Его нашли в небольшом селе в Республике Коми. Обратите внимание на даты рождения и смерти - девочка скончалась в 23-м, ребенку было полтора года. Чугунные надгробия в первые десятилетия ХХ века были широко распространены - руда имелась повсюду, изделия из чугуна отливали чуть не в собственных дворах. Форму вырезали из дерева, а потом заливали металлом. Изделие уникальное, до нашего времени дожили единицы - все остальное люди сдали на металлолом. Данный предмет несколько десятилетий использовался в хозяйстве как корыто, потом мы его купили… Кстати, совсем недавно объявился родственник этой похороненной девочки - она оказалась его родной тетей. Умерла в младенчестве, была похоронена на старом кладбище нынешнего Сыктывкара. Кладбище закрыли в 1932 году по санитарным требованиям - в те годы особо не церемонились, людям дали три дня, чтобы перенести прах своих родственников на новое кладбище. Срок, конечно, нереальный, а выражать возмущение в те годы было неразумно. Сносили даже могилы
героев революции и Гражданской войны. На месте кладбища расширялся город, вырос новый военкомат, а все, что осталось от похоронной атрибутики, хозяйственные крестьяне растащили по подворьям. Нам еще повезло, что последние владельцы надгробия связались с нашим музеем - а ведь могли отнести этот артефакт в пункт приема металлолома… Кстати, обратите внимание на экспонат по соседству. Это тоже чугунное надгробие, но уже XIX века. Оно венчало могилу титулярного советника Артамонова и было обнаружено в одном из пунктов приема металлолома города Барнаула…
        Посетитель понятливо кивал, украдкой посматривая на часы. Сергея Борисовича, очевидно, вызвали по неотложному делу. Я понимал, что все неспроста, морально готовился к новым неприятностям. Отталкивающего впечатления посетитель не производил - возраст около сорока, нормальное лицо, усталые глаза.
        Подойдя поближе, я обнаружил своего однокашника Вадима Кривицкого. Он стоял перед шкафом из черного дерева и сосредоточенно разглядывал качественный муляж голубого бриллианта, переливающийся в лучах света. Вадим задумчиво хмурился, почесывал лоб.
        - Черт, испугал… - выдохнул он. - Чего крадешься, как тать в ночи… - Он посмотрел по сторонам. - Похоже, мы с Романом раньше всех прибыли. Якушин отлучился, но скоро будет, вот, снарядил человека устранять нашу безграмотность… Слушай, а это то, что я подумал? - Он снова устремил пытливый взгляд на переливающееся за стеклом изделие.
        - Да, это именно то, что ты подумал, - подтвердил я.
        Подошли Михаил и второй посетитель. Экскурсовод кивнул мне по-приятельски. Мужчина разглядывал меня с недоверием, настороженно. Очевидно, чутья ему хватило, чтобы понять, кто я такой.
        - Никита, - протянул я руку, - Никита Ветров. Госпожа Сташинская подойдет через минуту.
        Он поколебался и ответил на рукопожатие:
        - Роман Губин, майор, представляю Ярославское управление внутренних дел.
        Им хватило сообразительности отказаться от форменного облачения. Еще бы машину на шлагбауме замаскировали под развозчика пиццы.
        - Да, не могу обойти вниманием представленное здесь изделие, - сказал Михаил. - Разумеется, бриллиант не настоящий… хотя очень похож. Данная услуга сравнительно новая, ей меньше двадцати лет. Это для тех, кто хочет после смерти стать бриллиантом… ну, или увидеть своих умерших близких в виде бриллианта. Технология довольно новая, в мемориальные бриллианты можно перерабатывать не только прах, но и волосы усопшего. Технологию запатентовали на Западе в 1999 году, а через три года представили широкой публике. В Соединенных Штатах, Японии и странах Европы услуга пользуется спросом. Доходит до того, что в драгоценном камне увековечивают не только родственников, но и домашних любимцев. Техпроцесс фактически идентичен процессу изготовления синтетического бриллианта. Полученные алмазы подвергают огранке. В среднем выполнение заказа осуществляется за три месяца. Вы можете заказать камень в полкарата, один карат, два карата. Для получения среднего желтого бриллианта потребуется примерно 100 граммов пепла или 40 граммов волос. Если хотите получить голубой камень, необходимо предоставить фирме 500 граммов праха
или 100 граммов волос. При этом безразлично, какая часть тела идет на бриллиант - вы все равно получите углерод. Камни искусственные, несколько дешевле, чем найденные в природе, но все равно это настоящие бриллианты, они обладают всеми физическими и химическими свойствами камня. Невооруженным взглядом искусственный бриллиант от настоящего не отличите. Это не сделает даже серьезный ювелир. Дать представление о природе камня может только химический скрининг.
        - Сколько стоит? - деловито осведомился Роман Губин.
        - Это зависит от размера и качества бриллианта, - пожал плечами Михаил, - цены в соответствующих компаниях колеблются от 5 до 22 тысяч долларов.
        - Недорого, - удивился Кривицкий.
        - Рекомендую, Вадим, - не преминул я вставить слово, - если соберешься нас покинуть. И тогда у твоей безутешной вдовы будут все основания называть тебя бриллиантом ее души.
        - Я и так бриллиант ее души, - проворчал Кривицкий, немного смутившись.
        Усмехнулся и Губин.
        - О, Варвара Ильинична, доброго вам дня. Как ваше драгоценное здоровье? - раскланялся Кривицкий, обнаружив выросшую у меня за спиной Варвару. Обсуждение новых итальянских перчаток благополучно завершилось.
        Что это с ним? Я уставился на своего однокашника. Вадим Кривицкий был на себя не похож - сама учтивость. Удивленно приподнял брови Губин - за моей спиной действительно было на что посмотреть.
        - Спасибо, товарищ капитан, - сдержанно отозвалась Варвара. - Драгоценное здоровье пока еще при мне.
        На слово «капитан» Вадим никак не отреагировал. Значит, до майора еще не вырос. Михаилу поступил входящий звонок. Он выслушал абонента, кратко отозвался:
        - Да, Сергей Борисович, - после чего отключил телефон. - Сергей Борисович на месте, господа, - с важностью сообщил он, - он готов вас принять и просит прощения за задержку - срочные производственные вопросы касательно цеха флористики.
        Пришельцы потянулись за Варварой. Михаил вопросительно на меня уставился: дозволено ли будет прикоснуться к тайне? Я молча покачал головой, давая понять, что прикосновение к тайнам мира сего - удел избранных.
        - Располагайтесь, господа, - радушно приветствовал гостей Сергей Борисович. - Чай, кофе? Маргарита сейчас принесет. Надеюсь, ваш визит не связан с деяниями того мрачного педофила?
        - Какого педофила? - не понял Губин.
        Кривицкий что-то зашептал ему на ухо, тот сделал понятливое лицо. Органы полиции не впервые посещали Музей погребальной культуры. В прошлом месяце была развернута охота на педофила - бывшего учителя младших классов. Жертвами извращенца стали несколько детей - до изнасилований, впрочем, не дошло. Но действия сексуального характера и изуродованная психика были налицо. Преступник пустился в бега, как только понял, что над ним сгущаются тучи, кочевал по знакомым, жил на съемных квартирах. И всегда был на шаг впереди оперативников. Когда к нему приходили, его уже не было. При одной из попыток задержания он бросил пластиковый пакет и проспекты - все касалось Музея смерти и похоронного дома «Некрополь». Все предметы были новенькие, явно по рукам не ходили, отчего опера и решили, что злодей имеет некое отношение к структурам Якушина.
        Последний был искренне удивлен - да бог с вами, товарищи полицейские, вам явно не сюда. Педофила впоследствии поймали - да, бывал здесь, но с чем связана причина визита, сам не понимал. У Якушина имелось объяснение: смерть притягивает. Какая только публика здесь не шастает. Хорошо, что крематорий за городом, иначе отбоя бы не было.
        Но данные визиты, как правило, одноразовые - людям с черной энергетикой на территории неуютно, им хочется быстрее убраться. На этих гектарах абсолютно чистая энергетика, местность освящается, регулярно проводятся чистки. Но напряженные ситуации тем не менее возникают.
        Михаил рассказывал: пришла в музей пара странных посетителей. Дежурил он, больше никого не было. Дело происходило ближе к закрытию. Мужчины выглядели как бандиты. Лет 40 -45, явно отсидевшие, все в наколках, в черных кожаных куртках, и это летом! Вели себя подозрительно, от них несло перегаром. Купили билеты, от услуг экскурсовода отказались, только спросили, есть ли в музее иконы. Получив утвердительный ответ, пошли по залам. Обозревали все наличествующие иконы, изучали систему охраны - почти не скрываясь, осматривали камеры видеонаблюдения. Обследовали двери, окна, при этом угрожающе поглядывали на крадущегося за ними Михаила. Он сильно перенервничал в тот день. Посетители ушли, больше не приходили. На иконы никто не покушался. Что это было - загадка…
        - Нет, Сергей Борисович, мы по другому поводу, - сказал Губин и покосился на Варвару, чем вызвал мой внутренний протест. Варвара привычно удалилась в угол - нашла там свою нишу. Вошла Маргарита с чаем и печенюшками, стала расставлять посуду на столе.
        - Не стесняйтесь, господа, будьте как дома, - приговаривал Сергей Борисович. - Роман… вы позволите вас так называть? У вас такое лицо, простите, будто вы побывали в плену у призраков.
        - Признаться, есть такое чувство, Сергей Борисович, - смутился Губин. - Вам никто не говорил, что это довольно странный музей?
        Заулыбались все присутствующие, даже Кривицкий.
        - А мы и не претендуем на банальность, - улыбнулся Якушин. - Будет свободное время - выделим вам экскурсовода. Итак, я слушаю вас, господа.
        - Позвольте, я начну? - Губин вопросительно глянул на Кривицкого. Вадим пожал плечами. Пока еще этот сладкоежка только присматривался к конфетам Новосибирской кондитерской фабрики, но я уже догадывался, чем это кончится. - Будем кратки, не хотим отнимать ваше время, - вежливо начал Роман. - С февраля 2016 по декабрь 2017 год на территории города Ярославля орудовал серийный маньяк-убийца. Его жертвами становились, как правило, молодые женщины от 18 до 30 лет. Два случая были зафиксированы с несовершеннолетними - одной жертве 16, другой 17. Убийства совершались регулярно, с интервалом ровно в месяц… - Роман помялся, - 23-го числа каждого месяца…
        - Проститутки? - спросил я.
        Нависло тяжелое молчание, взоры всех присутствующих устремились на меня. Настал мой черед смутиться. Привычка перебивать пока еще не поддавалась излечению.
        - Нет, - покачал головой Губин, - жриц любви там было немного. Если точнее - две, но это занятие не являлось для них основным. Обычные женщины: секретарши, официантки, преподаватели, офисные работницы. Многие были замужем, растили детей. Маньяк подкарауливал их поздно вечером в безлюдных местах, возможно, предварительно отслеживал. Устраивал нападения в парках, в дачных кооперативах, на автомобильных парковках. Тела некоторых жертв пропадали с места злодеяния и находились в других местах - в этом мы никакой системы не видели. Возможно, боялся посторонних, оглушал, бросал в свою машину и увозил в безопасное, с его точки зрения, место, где и убивал. Причем делал это долго и жестоко. Маньяк не сексуальный, - пресек Роман срывающийся с моих губ вопрос, - жертв не насиловал - ни до, ни после, ни во время. Он никуда не спешил, на теле каждой жертвы эксперты насчитывали ровно 23 ножевых ранения… - Роман сделал паузу, которую не преминул заполнить Сергей Борисович:
        - Прошу прощения, Роман. Отсюда явно вытекает, что свои злодеяния он совершал в 11 вечера - иными словами, в 23.00. Это так?
        - Да, Сергей Борисович, это так… Но не будем забегать вперед. Данные злодеяния пресс-центр Ярославской полиции не афишировал. Слухи ползли, но официальные лица от всего открещивались. Не берусь судить, правильно это или нет, но такое решение приняли, чтобы не будоражить город. Сыщики работали фактически скрытно. Было понятно, что работает один человек, у которого нелады с психикой. Все женщины - разные, у них нет ничего общего: разные национальности, возраст, внешность, род занятий, семейное положение. То есть маньяк не привередничал. Главное, что от себя требовал, - совершить злодеяние 23-го числа - в дождь, в снег, неважно, нанести 23 удара - при этом желательно в 23 часа вечера, плюс-минус какие-то минуты. В основном раны были не смертельные - в конечности, в мягкие ткани, в органы, не являющиеся жизненно важными. Мы пришли к выводу, что он наслаждался своими деяниями, ему нравилось смотреть, как страдают люди.
        Последним штрихом он перерезал горло - к тому времени в жертвах почти уже не теплилась жизнь. Это последнее движение было характерно, уникально и обязательно - прямо и вниз, с нажимом… Простите, что я при женщинах… - Губин исподлобья покосился на Варвару. Та пожала плечами - ладно уж, стерплю. - Отсюда был сделан вывод, что действует один человек. Сыщики сбились с ног, не могли выявить этого психа. Я возглавлял оперативно-следственную группу, мы допросили за два года несколько сот человек, совершили несколько ошибочных арестов - потом людей отпустили. Поимка маньяка стала навязчивой идеей… - Губин немного побледнел, постучал пальцем по голове, - у всех членов нашей группы тоже возникла какая-то одержимость… Нас несколько раз снимали с дела, как не справляющихся, потом опять возвращали, поскольку мы с головой были в теме, собрали огромный массив нужной и ненужной информации… Маньяку дико везло, он всегда исчезал незамеченным. Некоторые СМИ уже называли вещи своими именами, но пресс-служба по инерции все отрицала. Каждого 23-го числа полиция была наготове, усиливались патрули ППС, осматривались
малопосещаемые места. Ярославль не очень большой город в сравнении с вашим, но подобных мест там достаточно…
        Он попался по глупости - по иронии судьбы, на 23-й жертве. Девушка - специалист по маркетингу - активно посещала фитнес-занятия, она поборола свой страх, сориентировалась. Дело происходило вечером 23 декабря. Он похитил девушку с парковки у делового центра - она засиделась на работе, подбивала отчеты за год, ударил по голове, отвез на задворки заброшенного гаражного кооператива. Бил ее ножом по рукам, ударил в плечо, смеялся в лицо. После третьего или четвертого удара девушка притворилась, что потеряла сознание, а когда он отвлекся, чтобы закурить, проявила прыть, выкатилась из кустов. Рядом был обрыв, она слетела вниз, побежала с криком. Маньяк пустился за ней, но запутался в корнях под снегом. Девушка выбежала на дорогу, бросилась под колеса проезжающему грузовику. Хорошо, что шофер оказался приличным - сразу известил полицию, отвез пострадавшую в больницу. Она сообщила приметы нападавшего, марку машины - темно-синий «Форд Фокус». Она запомнила, потому что у самой был такой же… В общем, дальше - дело техники, подозреваемого взяли на следующий день. Задержали троих, двоих отпустили, а третий и
оказался маньяком… Некто Усманский Владимир Сергеевич, 39 лет, разведен, должность - инженер по электрооборудованию, место работы - предприятие «Термоприбор». Это был точно он, маньяк сам признался. За месяц провели уйму следственных экспериментов, исписали целые тома. Он подробно живописал свои деяния - кого, где и когда. У человека прекрасная память. Жертв подбирал случайно - это не имело для него значения. Главное - провести ритуал. На вопрос, почему только женщины, ответ был неизменен: женщины слабее мужчин, их парализует страх, они беспомощны.
        - Ага, то есть маньяка в итоге изловили, - намотал на ус Сергей Борисович.
        - Изловили, - согласился Губин. - Повторяю, это точно он, никаких сомнений. Кто, кроме маньяка, мог знать подробности каждого дела? На следственных экспериментах он показывал, как наносил удары, особенно последний. Анализ порезов на манекенах, сравнение их с ранами на реальных телах - все подтверждалось. Маньяка изучали видные психологи, психиатры, психоаналитики, составили убедительный портрет. Больше месяца его держали за решеткой, изучали, как белую мышь… На мой взгляд, ничего выдающегося, - Губин презрительно фыркнул, - обычная мразь, возомнившая себя вершителем судеб. Если коротко, Усманскому нравилось убивать, чувствовать власть над людьми, находиться выше общества, совести, религии. Он признавался, что подпитывался этими деяниями, они помогали ему жить. Никаких навязчивых внутренних голосов. Ушла жена, забрав сына, и стали появляться мысли, которые со временем превратились в подавляющие… При обыске у него нашли литературу по магии, хиромантии, нумерологии. Какой-то адский винегрет… Кстати, у экспертов сложилось мнение, что он рассказал не все, кое-что утаил. Например, эта навязчивая тяга к
числу 23…
        - В этом как раз не вижу ничего особенного, - отмахнулся Якушин. - Испытываю здоровый скепсис к нумерологии, хиромантии и тому подобным вещам. Для кого-то это важно, ищут сокровенный смысл… Не думаю, что это было единственное, что заводило вашего маньяка. Да, он считал это важным - я же считаю ерундой. Число 23 считается особым у символистов, любителей конспирологии, у тех, кто занимается сомнительными обрядами и ритуалами. Два плюс три - равняется пяти, число для вызова Сатаны. Два поделить на три - 0,666 - так называемое «число зверя». Поверьте, это недостойно серьезного исследования. Но в другом вы правы, Роман, вполне возможно, что гражданин Усманский не был во время обследования предельно откровенным. Зачем он что-то утаивал - вопрос другой…
        - В конце концов, для нашей работы это неважно, - сказал Губин. - Маньяк обезврежен, убийства прекратились. По личным качествам он также был не подарок с бантиком. Рост чуть выше среднего, жилист, лицо маловыразительное, но глаза въедливые. Сдержан, но может вспылить. Хороший специалист в своей области. Бывшая жена характеризует его как сравнительно мягкого, вечно погруженного в себя, иногда способного накричать, но никогда не распускавшего руки. К сыну относился так себе, особо воспитанием не занимался. В общем, темная лошадка…
        - История на этом, видимо, не закончилась, - подметил Якушин. - В противном случае вас бы здесь не было. Маньяк сбежал?
        - Маньяк умер.
        - Вот как?
        - Просто взял и умер, - развел руками Губин и усмехнулся, - И поди пойми, зачем ему это понадобилось… Внезапный сердечный приступ, утром в камере нашли тело. Без всяких ядов, инсценировок, реальный сердечный приступ, хотя никогда до этого Усманский на сердце не жаловался. Диагнозу врачей можно верить. Суда еще не было, насчет вменяемости психиатры не определились. А тут такое… За телом никто не явился, даже бывшая жена проигнорировала. Маньяка кремировали, соблюдя все формальности, пепел развеяли…
        - Туда ему и дорога, - не сдержалась Варвара. - Но рискну предположить, что история все равно не закончилась.
        - Теперь похожие убийства стали происходить в нашем городе, - перехватил эстафетную палочку Вадим Кривицкий, и все угрюмо на него уставились. Судьба конфет Новосибирской фабрики, которые опрометчиво принесла Маргарита, уже была решена - Вадим стопкой складировал развернутые фантики. Он съел их один, остальные к конфетам даже не притронулись, и теперь сообразил, что можно и смутиться.
        Сергей Борисович поморщился, хотя новость не стала для него неожиданной. Мы все ожидали услышать что-то подобное.
        - Происшествия начались с июня текущего года, - развивал тему Кривицкий, - 23 июня, 23 июля и так далее… Всего четыре случая. Погибли четыре женщины. Анастасия Мельникова, Ольга Штрауб, Марина Серегина и Оксана Хмельницкая. Всем - от 23 до 28 лет. Медсестра, студентка Академии художеств, преподаватель в частной школе, временно безработная… - Вадим неплохо подготовился, шпарил без бумажки. - Не путаны, - покосился он в мою сторону, - вели добропорядочный образ жизни, за исключением, может быть, студентки Серегиной, которая любила посещать бары, танцполы, меняла парней… Но деньги за секс не брала, ей просто нравился такой образ жизни.
        Медсестру Мельникову убили недалеко от ее 22-й поликлиники, возвращалась домой с вечернего дежурства, преступник затащил жертву в кусты, где и совершил злодеяние. Жила одна, хватились только утром, когда она не пришла на работу… Студентку Серегину нашли в лесу недалеко от Морского проспекта, неподалеку обнаружили тело шпица, которого она выгуливала. Мать подняла тревогу, но ночью искать не стали - с ее-то репутацией ветреной девчонки…
        Ольгу Штрауб нашли дома - кто к ней приходил и под каким предлогом, неизвестно. У подъезда не было камер видеонаблюдения. Муж вернулся из двухдневной командировки в Барнаул, попал под подозрение, его больше месяца держали за решеткой, потом отпустили - когда появилась информация о третьем аналогичном преступлении.
        - Ты об этом никогда не рассказывал, - упрекнул я.
        - Не наши районы, - вздохнул Кривицкий. - Кировский район, Академгородок, Калининский район… И только последнюю, Оксану Хмельницкую, нашли в Железнодорожном районе, вблизи локомотивного депо. Там формируют составы, всегда грохот, ничего не слышно. Возвращалась от подруги и пропала в районе Бурлинского переезда. Поначалу мы не знали о событиях в Ярославле, даже преступления в Новосибирске не сразу объединили. Потом стали выяснять, не происходило ли в других городах что-то подобное…
        - Да, это можете пропустить, - бросил Якушин.
        - Все убийства полностью аналогичны. Та же рука, та же зацикленность на числе 23, также никаких следов и никаких свидетелей. Вся работа впустую, зацепок нет.
        - Подражатель? - было первое, что пришло мне в голову.
        - Об этом подумали, - хмыкнул Вадим. - Но во-первых, - он начал загибать пальцы, - историю о ярославском маньяке худо-бедно удалось утаить. Да, она могла вылезти, но далеко не во всех деталях. Во-вторых, всех, кто обследовал маньяка и вел следствие, а также их знакомых и родственников негласно проверили - никто из них не выезжал в Новосибирск. В-третьих, и это самое главное - ярославские эксперты проанализировали манеру нанесения ножевых ударов новосибирским маньяком и пришли к выводу, что эти удары наносил один и тот же человек.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        - Прости? - не понял я.
        Остальные молчали.
        - Именно так. - Вадим выдержал трагическую паузу. - Сымитировать такое невозможно. Та же рука. Ну, чего уставился как на больного? - рассердился Вадим. - Имеем исходные условия: похожие жертвы, аналогичные обстоятельства, тот же почерк, то же исполнение, та же самая рука. Отсюда вывод: это тот же самый человек.
        - Который умер?
        - Да, который умер.
        - И именно поэтому, когда не можете найти мало-мальски пристойной версии, когда проработали все и не нашли подтверждения, вы решили прийти ко мне, чтобы получить хоть какое-то, даже неправдоподобное объяснение, - такое ощущение, что Сергей Борисович разговаривал сам с собой.
        - Да, Сергей Борисович, боюсь, что это так, - отозвался за всю правоохранительную систему Губин.
        - Начальство знает, куда вы пошли? - ехидно спросил я.
        - Нет… Да иди ты, - проворчал Кривицкий и начал усердно прятать глаза.
        Воцарилось продолжительное тягостное молчание. Никто не смеялся, не шутил, и я невольно начал задумываться: к чему бы это? Господа из полиции вели себя несоответственно образу - мялись, смущались. Варвара угрюмо помалкивала в своем углу. Сергей Борисович размышлял. При этом лицо его становилось бледнее обычного, а в жестах возникало что-то резкое. Он машинально отхлебнул из чашки, не заметив, что там ничего нет.
        - Только не говорите, что новосибирский маньяк работает тем же самым ножом, - проворчал я.
        - Нет, что вы, - откликнулся Губин, - оружие у маньяка всегда разное. Но это хорошо заостренный нож или стилет с длиной режуще-колющей кромки не меньше двенадцати сантиметров. Оружие в Ярославле мы не нашли - он сам не помнил, куда его выкинул. Оружие для маньяка никогда не являлось фетишем. В Новосибирске он орудует похожим ножом, но это другой нож. Мы говорим о почерке, о манере, о том, что у каждого человека индивидуально и не поддается имитированию.
        - А скоро, между прочим, 23-е число… - задумчиво пробормотал Сергей Борисович, созерцая настольный календарь с логотипом похоронного дома «Некрополь». Новость явно пришлась не ко двору - никто не обрадовался и не кинулся комментировать. - Попрошу утвердительный ответ, - негромко произнес Якушин. - Вы убеждены, что убийства в Новосибирске идентичны убийствам в Ярославле? Что это действует одна и та же рука? Что это не подражание, не талантливая имитация, совершаемая человеком, знающим привычки и манеру Усманского? Вы абсолютно убеждены, что посвященные непричастны, что у Усманского в Ярославле не было сообщника, талантливого ученика, способного стать последователем? Наконец, вы точно уверены, что преступления в Ярославле совершал именно Усманский?
        Губин соображал недолго, решительно кивнул.
        - Да, Сергей Борисович, в том-то и дело. В противном случае, как вы заметили, нас бы здесь не было. Мы в полном недоумении: как такое возможно?
        - Не вижу ничего удивительного, хотя для вас это, конечно, нонсенс… - пробормотал Якушин, заставив офицеров полиции насторожиться и обменяться взглядами. - Давайте уточним. Убийства в Ярославле продолжались с февраля 16-го по декабрь 17-го года. 23 декабря серийного убийцу схватили, и примерно через месяц, то есть в конце января, он умер в одиночной камере от сердечного приступа.
        - Если точнее, второго февраля, - заметил Губин.
        - Прекрасно… Первое убийство в Новосибирске со схожим почерком произошло 23 июня. Все верно?
        - Все верно, - подтвердил Роман.
        - То есть маньяк взял паузу на четыре с половиной месяца… Ну, что ж, это косвенно подтверждает мою теорию. Одержимость нарастает постепенно, практически с нуля… - Сергей Борисович задумчиво воззрился на Варвару, которая сдержанно ему кивнула. Мою девушку в этот час ничто не удивляло. Конечно, такое ведь случается сплошь и рядом!
        - Полагаю, господа, вам известно о той части жизни Усманского, которая не относится к убийствам и профессиональной деятельности? Личная жизнь, привычки, хобби, общение с людьми…
        - Все здесь, Сергей Борисович. - Губин словно того и ждал, с готовностью извлек из внутреннего кармана флешку и выложил на стол. - Это оцифрованные материалы дела. Сами понимаете, мы сделали их негласно, если узнает начальство, по головке не погладит. Эти материалы секретные.
        Якушин сдержанно усмехнулся. Конечно, какое же начальство одобрит выдачу материалов колдунам, магам, экстрасенсам и прочим «шарлатанам»? Видимо, Губину пришлось порядком извернуться, чтобы выбить командировку в Новосибирск.
        - Господа, я вас умоляю, - пробормотал Сергей Борисович, - мне же придется брать отпуск, чтобы все это просмотреть… Конечно, оставьте, на досуге гляну я или мои помощники. В трех словах, в устной форме - было что-то важное, странное, непонятное, способное натолкнуть на мысль?
        - Усманский был замкнутой личностью, - подумав, начал Губин. - Друзей не имел, выпивал нечасто. Имел высшее образование по специальности электроэнергетическое оборудование - окончил в 25 лет политехнический институт во Владимире. Поначалу поступил на факультет биологии, поскольку имел тягу к растениеводству, но учиться там оказалось сложнее, чем представлялось, - бросил, решил посвятить свою жизнь работе с техникой.
        В июне, кстати, 2017 года, в разгар своей преступной деятельности, ездил на встречу выпускников - в компьютере у него остались фотографии. Любил смотреть фильмы, в основном с мистическим уклоном - в квартире нашли приличную фильмотеку. Кстати, дома у преступника не было ничего, что могло связать его с этими преступлениями, никаких фотографий, планов, письменных размышлений о мотивации его поступков. По его признанию, он все держал в голове, убийства заранее не планировал, действовал по обстановке и интуиции, которая у него была звериной. Он опасность кожей чувствовал.
        Животных не держал - мы обнаружили лишь пустой аквариум. Ни детской, ни взрослой порнографией, а равно прочими извращениями не увлекался. Фотографии сына, бывшей жены… не на самых видных местах, но наличествовали. Была дача в Речном, от которой отказалась бывшая супруга. До своей смерти в 2013 году там хозяйничала мать маньяка. Он приезжал туда в сезон, занимался разведением цветов - эта страсть у него сохранилась с молодых лет. Агрономия в плане поесть его мало интересовала, он увлекался цветами. Этим Усманский был одержим. Как выразился наш психоаналитик, не откажись в свое время маньяк от биологической стези, ничего черного из подсознания у него бы не вылезло.
        Приводил в пример Гитлера, который в юности неплохо рисовал, но учеба в художественной академии не задалась. Сложись все иначе, глядишь, и избежал бы ХХ век известных ужасов…
        На даче выращивал традиционные цветы, в квартире - особенные, редкие, причудливые. Заказывал семена и побеги по Интернету, специальную подкормку, грунты, отвел под это дело отдельный угол в квартире, где установил что-то вроде застекленной оранжереи, подвел освещение, все такое… Растения действительно были интересные. Какие-то редкие орхидеи, кокии, обожал разводить пассифлору, за которой ухаживал как за женщиной. Хвастался, что этот цветок заказал аж из Мексики, сокрушался, что теперь без него в доме все погибнет. Да, естественно, все погибло…
        В шкафу на видном месте стояли тома, посвященные редкой флоре, справочники по уходу за ней… Вы извините, Сергей Борисович, что так подробно, - смутился Губин, - но боюсь, это было единственное увлечение Усманского, в которое он уходил с головой. Сомневаюсь, что это можно пристроить к делу…
        - Да, я тоже не вижу оснований, - согласился Якушин. - В этом нет ничего необычного. Люди с извращенной психикой часто мнят себя эстетами, увлекаются тем, что среднестатистическому гражданину и в голову не придет. Ну хорошо, господа, - Сергей Борисович глубоко вздохнул, - вы хотели узнать мое мнение… Я подтверждаю то, в чем вы боитесь признаться самим себе. Душа маньяка Усманского переселилась в тело другого мужчины. Иного объяснения не будет. Если данная версия претит вашему мировоззрению, то не смею вас задерживать.
        Никто не ушел. Даже я промолчал, хотя обязан был по меньшей мере скептически усмехнуться.
        - То есть я могу продолжать? - Сергей Борисович сухо улыбнулся. - Вы же об этом подумали, верно? Но воспитание с образованием не позволяют называть вещи своими именами. Пусть это сделает кто-то другой. О предыдущих воплощениях души все давно написано и рассказано. Верить или нет - дело хозяйское. Как правило, человек начинает верить лишь после того, как сам сталкивается с необъяснимыми явлениями. Вспышки памяти о прошлых жизнях называются дежавю - это слово знают все. Словно вы уже были здесь, уже это делали, видели, слышали, переживали подобную ситуацию - хотя ничего такого в вашей жизни не было. Или - точно знаем, что сейчас скажет собеседник. Это память о ваших предыдущих воплощениях. Так называемая клеточная память - вызванная замыканием внутримозговых импульсов.
        Данные учения и верования идут с Востока, но это неважно. Отринем предположения, поговорим о фактах, которые всячески отвергают так называемые материалисты. Душа человека, который натворил в своей жизни много бед, - другими словами, его энергетическая материя - обречена на долгие мытарства. Например, в камне, в бытовом предмете, в навозной мухе или таракане. Проверить такое невозможно, но от нас это и не требуется. В наше время применяется методика, известная как регрессия прошлых лет. Ее используют совместно с гипнозом, восстанавливают воспоминания, которые находятся глубоко в подсознании.
        Человек вспоминает очень многое - например, свое собственное забытое детство или даже более ранние события - из прошлой жизни. После пробуждения он ничего не помнит, но доктор уже в курсе. Подобным образом понимаются многие тонкости мировосприятия. Бывали случаи, когда описанные воспоминания проверяли, и все сходилось, что еще раз доказывало существование реинкарнации после смерти. Душа умершего ведет рукой того, в кого она вселилась. Отсюда идентичные удары ножом и так далее. Я вам больше скажу, господа. Поймаете новосибирского маньяка - сравните его почерк с почерком Усманского. Уверяю вас, они будут идентичны. Надеюсь, у вас имеется образец почерка маньяка?
        - Мм… - замычал Губин. - Да, я думаю, это можно организовать… Но послушайте, все, что вы сейчас говорите…
        - Да, я знаю, - кивнул Якушин, - только отнимает ваше время, а вы так заняты. Бытует мнение, что жизнь одна. Но мы утверждаем обратное. Если человека похоронили не по правилам, над могилой надругались или вообще не похоронили, то индивидуум, в которого вселится его душа, обречен на проблемы с психикой. Вероятны шизофрения, мания преследования, раздвоение личности. Если двигаться обратным ходом, можно утверждать, что большинство пациентов психиатрических клиник не вполне успешно завершили прошлую жизнь. Часто случается, что переселение душ после смерти оставляет след на теле - например, в виде родинок. Большие родимые пятна - явные отметины из прошлого. В предыдущей жизни на тех местах находились шрамы. Или пулевое ранение, погубившее человека, а теперь оно живет в вас. Усманский не резал себе вены в камере, не бился головой о стену?
        - Вроде нет, - пожал плечами Губин. - Спокойный субъект. Часто улыбался - хитро так, недобро…
        - Жалко, - выдохнул Якушин, - это могло бы вам помочь. Обязательно обратите внимание на почерк. Кстати, насчет родимых пятен. Задокументированы несколько случаев.
        Умер пожилой мужчина, через год у его дочери рождается мальчик. На руке необычная родинка - именно там, где умирающему дедушке год назад поставили метку. После этого странности продолжились. Мальчик подрос, начал разговаривать. И однажды обращается к своей бабушке в ласкательной форме - так когда-то обращался к ней дедушка. А после его смерти никто так бабушку не называл. Естественно, все в шоке. А тут и мама мальчугана призналась, что видела во сне отца, и тот явственно намекал, что хочет вернуться в семью…
        Другой описанный случай. Снова мальчик, который уверял, что в прошлой жизни был солдатом, которого подстрелили из пулемета. Описывал все подробности: бой, госпиталь, где было очень больно. Ни о каких реинкарнациях он, конечно, не знал - обычный мальчик из турецкой глубинки. Потом в архивах обнаружили дело с историей болезни солдата: поступал такой-то на лечение, имел рану с правой стороны лица. Солдат скончался в мучениях через неделю, а мальчик родился на свет через несколько лет, естественно, с врожденным дефектом той же стороны лица. Он не был родственником солдата, никто из семьи его не знал. Почему душа того бедолаги переселилась именно в него, кто ее туда направил? Вопросы без ответа.
        В штате Флорида работала медсестра. Встретила в госпитале мужчину, полюбила, выходила, вышла замуж. У мужчины было видное родимое пятно в виде полумесяца. Счастливо прожили всю жизнь, уже на старости лет явились к психотерапевту. Тот ввел женщину в гипноз, она и поделилась историей из прошлой жизни. Дикий Запад, ковбои, индейцы, все, что нам знакомо по вестернам… Она упрямо утверждала, что находилась в теле индианки, спасалась от солдат, напавших на ее племя. Пряталась в скалах и, чтобы не выдать себя и маленького ребенка - а он постоянно плакал, - закрыла ему рот. Очевидно, перестаралась, ребенок задохнулся, а на затылке у него была крупная родинка в форме полумесяца…
        - Но согласитесь, Сергей Борисович, это не совсем то, с чем столкнулись правоохранительные органы… - Вадим Кривицкий с трудом выдавливал слова, душа яростно противилась тому, в чем он участвовал, - речь идет о фрагментах, флешбэках, так сказать, а не о полноценном контроле чьей-то… мм, энергетической субстанции над чужим телом. Ладно, реинкарнировать в младенца, в камень, в баобаб или таракана… Но мы ведем речь о переселении души в тело взрослого человека!
        - И что в этом странного? - удивился Якушин. - Подобные случаи тоже не редкость. Наука, конечно, против, ищет объяснения, но факты, извините, остаются фактами.
        XIX век, Новая Англия, так любимая Стивеном Кингом. Люди из полиции расстреляли загнанного в ловушку жестокого бандита и убийцу Самюэля Эспансо. Хотели взять живым, но он в ярости набросился на них с топором. Вскоре местная психиатрическая лечебница заходила ходуном. Бежал, прикончив санитара и охранника, некий псих по фамилии Джексон. До этого он был не буйный, что случилось - непонятно. Пока скрывался, убил еще двоих - фермера и его дочь. Когда поймали, орал, что он Самюэль Эспансо, пришлось утихомирить двумя пулями. Скончался в охраняемой больнице через двое суток, за это время такого наговорил от лица жестокого убийцы, вспоминал жизнь, подробности преступной деятельности, которые просто не мог знать, будь он обычным психом. При этом очень злился, когда к нему обращались по фамилии Джексон.
        Феномен заинтересовал психиатров, но, увы, человек скончался. Это был конкретный переброс души после смерти - личность носителя тела при этом была просто подавлена энергией убийцы…
        Начало XX века, та же Америка, Пенсильвания, середина марта 1901 года. Уважаемый пастор протестантской церкви, который лежал в больнице в состоянии комы, внезапно очнулся и заявил, что он, ни много ни мало, президент Бенджамин Гаррисон, скончавшийся несколько дней назад. А тот умер от пневмонии, похоронен в Индианаполисе. Казалось бы, при чем тут Пенсильвания? Мужчина настаивал, ничего другого знать не хотел, и, разумеется, - двери ближайшей психлечебницы гостеприимно распахнулись. Он вырывался, кусал санитаров, не мог взять в толк, почему его тут держат. Когда его насильно успокоили, пастор-президент начал повествовать о своей жизни - то есть о жизни президента Гаррисона. А тот к моменту смерти уже десять лет как покинул свой высокий пост. Он рассказывал обо всем - о детстве, о юности, о том, как воевал в Гражданскую войну в звании бригадного генерала. О том, как решал проблемы в Венесуэле, как прибирал к рукам Гавайские острова с их базой в Перл-Харборе, об интригах и интриганах, с которыми при этом столкнулся. Звал свою дочь Мэри, супругу Кэролайн, которая давно скончалась от туберкулеза,
кричал, что и его надо было лечить от туберкулеза, а не от пневмонии, как это делали врачи… Неудивительно, что после таких откровений - особенно об интригах и интриганах - пастор прожил недолго: его нашли повесившимся на дужке кровати. А представителям его родной Республиканской партии пришлось отплевываться от обвинений в заказном убийстве…
        Могу еще рассказать, господа. Город Чебоксары, Россия, 12 лет тому назад. Семья - дочери двадцать пять, родителям в районе пятидесяти. Погиб отец, дорожный рабочий, - сорвавшийся каток практически закатал его в асфальт. У матери рак, умирает медленно, в страшных мучениях. Семья небогатая. У дочери астма, замуж еще не вышла, и не предвидится. Жилплощадь - маленькая, куча долгов. И вот душа матери после смерти реинкарнирует в тело родной сестры, проживающей в том же городе. Ей надо остаться в этом мире, надо ухаживать за больной дочерью… А у сестры и так все в жизни не очень ладно - семейные проблемы, уволили с работы, и вообще она лежит в коме после аварии - как тот пастор. Уверяю вас, это было непаханое поле для психологов, психиатров и любителей теории переселения душ! - Сергей Борисович невольно возбудился, заблестели глаза. - Душа погибшей не возобладала полностью над личностью сестры, и произошло дикое смешение.
        В одном человеке пребывали две сущности. Сестра уже и не рада была, что выбралась из комы. Обе личности в смятении, поочередно впадают в экспрессию, не знают, что делать, тянут в разные стороны, а тут еще у девушки обострение астмы, требуется срочная госпитализация… В общем, жуть на жути. Две души в одном теле так и не смогли договориться. Женщина конкретно сошла с ума, перестала разговаривать, замкнулась, начались проблемы со щитовидкой, выросла опухоль, и все закончилось очень быстро и печально. Случай не разрекламированный, но реальный. Главврач больницы, в которой провела последние месяцы сестра скончавшейся от рака женщины, - моя добрая знакомая… Воспринимайте эти факты как хотите, господа. Наука ищет шарлатанов, но факты - вещь упрямая. Тело гибнет, духовная личность остается. И куда уж ее повернет… Сей феномен не изучен. И сомневаюсь, что его когда-либо будут фундаментально изучать. Еще чаю?
        - Нет, спасибо, как-то уже не до чая… - Роман сглотнул, жалобно посмотрел на своего сибирского коллегу, словно тот мог помочь. Кривицкий, по крайней мере, благодаря моей персоне не впервые сталкивался с подобными проявлениями. - Скажите, Сергей Борисович… - Роман засмущался, - а вы кем работали, пока не стали работать… здесь?
        - Сергей Борисович окончил Новосибирский педагогический институт, - язвительно заговорила Варвара. - Преподавал языки, работал гидом в «Интуристе», редактором в Новосибирском комитете по телевидению и радиовещанию, инструктором отдела пропаганды обкома КПСС, спонсировал театральные постановки. Именно он основал и поднял на международный уровень знаменитую «Сибирскую ярмарку», а с 2001 года приступил к реализации своего проекта «Новосибирский крематорий». Что еще вы хотите знать? Он известный общественный деятель, основатель Российско-немецкого центра похоронного сервиса, вице-президент Союза похоронных организаций, основал выставку «Некрополь», основал Музей мировой погребальной культуры.
        - Варвара, уймитесь, - поморщился Якушин, - хотите сказать, что человека с психическими отклонениями на такие должности не позовут?
        - Именно, - кивнула Варвара. - А вот обретению новых знаний подобная работа всячески способствует. Не надо обвинять нас в невежестве, Роман. А то придется обвинять большинство людей, которые здесь работают - включая вот этого товарища… - Она кивнула на меня.
        - Простите, - пожал плечами Губин. - Вроде я никого не обвинял… Но все равно простите. Я не очень хорошо информирован, Сергей Борисович. Ваше мнение на основе всего сказанного?
        - Усманский умер 2 февраля. Думаю, в этот же день его душа и нашла себе новое пристанище - в далеком от Ярославля регионе. Почему именно здесь - не спрашивайте, не знаю. Душе виднее. Или тому, кто ее отправил. Вы должны искать мужчину, поведение которого начало меняться именно с того времени. Одержимость нарастает постепенно. Даже теперь, несмотря на четыре убийства, не уверен, что она полностью закрепилась в теле.
        - Но у человека дом, семья, работа… - забормотал Кривицкий.
        - Это ничего не значит, - возразил Якушин. - Повторяю: одержимость нарастает ПОСТЕПЕННО. Маньяк не может сразу получить контроль над телом реципиента - назовем его так. Могу лишь предположить, что происходило. Приступы затмения, человек периодически теряет сознание, а очнувшись, ведет себя вяло, не понимает, что происходит. Несколько раз его могла увозить «Скорая». Это могло происходить дома, на работе - внезапные выпады из реальности, понимаете? Могло случиться за рулем… Человек обеспокоен, может начать медицинское обследование. Он же не знает, что с ним, грешит на заболевание. Со временем подобные случаи происходят чаще, личность Усманского проявляет себя все активнее. Потерь сознания уже нет, но возникают странные мысли, намерения. Душа Усманского начинает превалировать, а сущность реципиента загнана в угол, хотя иногда брыкается, заявляет о себе. Но со временем ее энергия слабеет.
        При этом новоявленному маньяку ничто не мешает жить жизнью реципиента - в теле сохраняется его память, все обретенные по жизни навыки. Он способен контактировать с семьей, ходить на работу, выполнять другие свои функции. Умный человек с этим справится - а Усманский умен. Поведение, естественно, меняется, но если это происходит постепенно, то большого изумления не вызовет. Ведь люди иногда меняются, верно?
        В июне произошло первое убийство - на новом, так сказать, поприще, значит, к тому времени маньяк уже захватил все ключевые позиции в новом теле. Что мы имеем сейчас? Его душа продолжает прогрессировать, он снова тот же самый Усманский, что зверствовал в Ярославле. Хотя в последнем я не уверен - возможно, многое в себе ему пока не нравится, и он попробует усилить одержимость.
        - Это как? - не понял Кривицкий.
        - Без понятия, - пожал плечами Сергей Борисович. - Проведет магический ритуал, если злые духи из тонкого мира подскажут ему идею. Что вы там подумали, Вадим? - покосился Якушин на Кривицкого. - Когти совы, шкура кабана, мышиный порошок - в качестве ингредиентов колдовского зелья? Нет, об этом забудьте. На последней версии я не настаиваю, но все возможно. Итак, по моему убеждению, вам нужно искать мужчину, чье поведение с февраля месяца сильно изменилось. Возможны вызовы медиков, мелкие ЧП и тому подобное. Не исключаю конфликты в семье, возможные проблемы на работе - это тоже надо учитывать. Не забывайте проверять почерки всех попавших под подозрение и сверять их с почерком Усманского.
        - Сергей Борисович, но это же физически невозможно, - побледнел Кривицкий. - Во-первых, руководство нам такое не разрешит - простите, но полиция не работает по «переселению душ», нас на смех поднимут. И… вы представляете себе масштабы? Город, мягко говоря, немаленький, маньяк орудует во всех его концах. Надо проверять все городские районы и примыкающую к городу местность - Новосибирский район, Бердск, Кольцово, город Обь, Пашино…
        - Да, я не сказал самого главного, - вспомнил Якушин. - Процесс перехода души может состояться только в том случае, если тело реципиента находится в состоянии клинической смерти. Сюда относятся кома, прекращение дыхания, прекращение деятельности сердца. Иначе быть не может. Так что круг ваших поисков сужается до вполне приемлемого. Вам нужно найти людей, которые в феврале, пережив такое состояние, благополучно вернулись с того света и продолжили полноценную жизнь. Если кто-то быстро поправился - лишний повод для подозрений. Уверен, что даже в таком городе, как наш, эта задача вполне посильная. Заодно проверите живучесть моей теории, - Сергей Борисович устало улыбнулся.
        - А сколько таких может быть? - опешил Кривицкий.
        - Сколько у вас - полтора миллиона? - задумался Губин. - Работа на несколько дней, Вадим. Нас не интересуют умершие, не интересуют бабушки, дедушки и очень слабые в плане здоровья. Нас интересуют крепкие мужчины, пребывавшие в феврале в описанном состоянии. Ну, десяток, может, меньше…
        - Да, думаю, не больше, - согласился Якушин. - Уж кто получит нужную информацию быстрее, чем полиция?
        - А позвольте вопрос, Сергей Борисович. - Кривицкий помялся. - Эту, извините… хрень, можно вытащить из человека? Ведь носитель ни в чем не виноват, разве не так?
        - Думаю, можно, - кивнул Якушин. - Если осторожно, гм… Но сейчас не время об этом думать. С неприятностями следует бороться по мере их поступления. Вы получили консультацию, господа. Что-то еще?
        Тут наши визитеры стали дружно мяться, вздыхать и многозначительно посматривать друг на друга. А я уже догадывался, чем это кончится. И Варвара догадывалась, и Сергей Борисович. А последний и вовсе - не догадывался, а знал. Он уже посматривал в мою сторону со всеми вытекающими. Варвара драматично вздохнула и украдкой ему подмигнула. Я глянул на нее со злостью: мол, что мы тут мигаем поворотниками?
        - Такое дело, Сергей Борисович… - закряхтел Кривицкий. - Вы же понимаете, обо всех своих действиях мы отчитываемся перед начальством… и Роман тоже. Мы не можем из понятных соображений выдвинуть руководству озвученную вами версию. Если мы это сделаем, оно нас, того…
        «Задвинет», - подумал я.
        - Мы можем по официальным каналам собрать всю нужную информацию… - продолжал мямлить Вадим, и у меня укреплялось опасение, что сидящие в этой комнате собираются подложить мне крупную свинью, - мы постараемся сделать это тихо, чтобы не спугнуть преступника, а для начальства придумаем причину, зачем мы это делаем… Но конкретно работать по собранной информации - мы не получим ни людей, ни человеко-часов, а только оргвыводы… Не могли бы вы и ваши люди оказать услугу правоохранительным органам и всему обществу, поработав по этой теме?
        И вот уже все четверо обратили свои взоры на мою персону, которая все сильнее испытывала дискомфорт.
        - Вообще-то частные сыщики предпочитают работать за звонкую монету, а не просто так, - отозвался я прямым текстом. - Поскольку им тоже надо жить, кормить себя и своих близких, а на государственную зарплату, причем вполне приличную, в отличие от некоторых они рассчитывать не могут.
        - Серьезно? - удивился Кривицкий. - То есть возможность спасти несколько женских жизней, а заодно оказать услугу органам для некоторых это не повод оторвать свою задницу от дивана?
        Вот только полицейский может так вывернуть! Роман Губин тактично посматривал в другую сторону. Сергей Борисович сдерживал усмешку. Моя подруга Варвара устала подмигивать и приступила к сооружению каменного лица.
        - Да, я догадываюсь, Вадим, что вы порываетесь нам сообщить, - медленно произнес Якушин. - Российская полиция предпочитает проходить мимо дел, от которых веет мистикой и чуть не голливудскими ужасами. Как, впрочем, и полиция любого другого государства, если черная магия в нем не является государственным вероучением, м-да… Хорошо, я постараюсь уговорить Никиту Андреевича. Возможно, чем-нибудь простимулирую. Но информация от вас должна поступать оперативно и безостановочно, обещаете?
        - Да, можете не сомневаться, - кивнул Кривицкий и злорадно покосился на меня. - Тогда мы пойдем, Сергей Борисович? Наши средства связи всегда для вас доступны.
        - Можно подумать, вас кто-то держит, - пробурчал я.
        Но даже эта ремарка не могла испортить настроение офицеров полиции.
        - Не возражаете, если мы походим по вашему музею? - спросил Губин. - Признаться, ничего подобного я еще не видел.
        - Да, разумеется, Роман, вся экспозиция к вашим услугам. Прогуляйтесь до второго корпуса - там тоже что-нибудь найдете… для души. Рекомендуем сделать селфи на фоне посмертных масок.
        - Зачем? - моргнул Губин.
        - Можете не делать, - пожал плечами Якушин. - Мы объявили конкурс на лучшее селфи на фоне экспонатов. Победителю достанется крутая фотокамера. В залах есть специальные селфи-зоны. Можете фотографироваться стоя, сидя, можете лечь в специальный гроб - если подобное вам не претит, нанести себе грим, надеть тематический костюм и тому подобное. Посетители любят снимать себя на фоне галереи посмертных масок. Подберите, кто вам больше нравится: Есенин, Бах, Маяковский, Бетховен, Никита Хрущев - или, может быть, даже Владимир Ульянов-Ленин… Потом выложите свое фото в «Инстаграм» с хештегом Музея смерти и - ждите главного приза.
        Посетители удалились - на цыпочках и с благоговейными физиономиями. Мелочь, а приятно. Плотно закрылась за ними дверь.
        - Ну что ж, этот парень из Ярославля производит положительное впечатление, - задумчиво изрек Сергей Борисович. - Остается только радоваться, что прислали не какую-нибудь скользкую и некомпетентную личность… Они не обманывали, Никита Андреевич, не юлили и не приукрашивали. Полиция в отчаянном положении, и поэтому они могут позволить себе говорить правду. Вам придется поработать - это как раз по вашей специальности. Да и вам, Варвара Ильинична, и вашим способностям найдется применение.
        - Вы всерьез считаете, что душа ярославского маньяка неким случайным образом переселилась в жителя нашего города, и теперь он, окрепнув, тоже начал убивать?
        - Да, считаю, - Сергей Борисович как-то поежился. - Подобные случаи редки, но имеют место. Не согласен с утверждением насчет «случайности». Не все существа тонкого мира, где формируются энергетические программы для нашего бренного мира, дружелюбны и благодушно настроены к людям. Там много темного, отрицательного, негативного - на этих сущностях и лежит ответственность за происходящее. Но не буду вас пугать раньше времени. Дело серьезное, полиция в одиночку его не решит. Готовы поработать?
        Можно подумать, у меня был выбор…
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Вечером позвонил Кривицкий. Снова мялся, вздыхал, потом включил воду в ванной (чтобы благоверная не услышала) и спросил пониженным голосом:
        - Слушай, Никита, это все серьезно происходит? Мы ищем человека, в которого переселилась душа маньяка? Тебе не кажется, что это, как бы сказать… перебор?
        - Вы сами пришли к Якушину, - резонно отозвался я. - Что вы хотели услышать? Версию, непоколебимо покоящуюся на канонах материализма? Такую версию вы бы и сами сочинили. Но ее нет, оттого и не смогли. Остается довольствоваться тем, что есть. Так что не морочь голову себе и мне, а лучше собирайте информацию.
        К вечеру следующего дня неприятные предчувствия как-то рассосались. Варвара балансировала на стуле в прихожей и рисовала мелом над дверью хитрые знаки, призванные обезопасить наше жилище от нашествия темных сил. А ведь такая современная женщина… Я вертелся вокруг нее и придерживал, чтобы не упала. Она шипела, что от такой помощи она точно свалится.
        - Это входит в генеральную уборку помещений? - пошучивал я. - Слушай, а может, пиво в холодильнике зарядим? А что? Моя мама никогда не была особо суеверной, а тоже заряжала воду перед телевизором…
        - Ты темный и невежественный, Ветров, - бормотала Варвара, делая последние штрихи. - Вроде не дурак, а так и не научился отличать шарлатанство от реальных магических вещей. Жизнь тебя колотит лбом о стену, а ты уперся как осел, явных вещей не видишь… Ты купил на базаре сто свечей, как я тебя просила? Я так и знала. Завтра обязательно зайди и купи. Их продают рядом с медом. И не надо покупать точно такие же втридорога в церкви - не ведись на удочку, что они освященные. Бери обычные - они точно такие же.
        Потом она вертелась перед зеркалом, примеряя странные жакеты и платья, ворох которых привезла из своего архивного отдела - для примерки. 90-е годы никуда не делись, они по-прежнему рядом. По учреждениям и организациям ходили люди с баулами, предлагали дешевую одежду. У многих имелся свой круг покупателей - им доверяли брать одежду на дом, чтобы люди определились.
        - А что, вполне себе модненько, - мурлыкала под нос Варвара, красуясь перед трюмо в сомнительном брючном костюме в абстрактную полоску, - скажи честно, Никита, не вредничай, ведь что-то в этом есть?
        - Ты в зеркало смотри, а не на моду, - ворчал я.
        - А я куда смотрю? Вот скажи, если я куплю эту штуку, тебе не стыдно будет пройтись со мной летом, скажем, по набережной?
        - Нет, ищи другого чудака.
        - Серьезно? Хм… - Она оценивающе себя разглядывала. - Ну что ж, значит, хорошая вещь, надо брать…
        Потом она сидела за компьютером, вытаскивала из него информацию с таким мученическим видом, словно тянула ее волоком в картофельном мешке по корням и корягам. Я демонстративно бездельничал, лежа на диване, тыкал кнопки на пульте. Звук телевизора был отключен - эффект тот же, а нервы целее.
        - Я уже выбрала эпитафию для твоей могилы, - сообщила Варвара, - «лень отняла его у нас раньше смерти». Вот скажи, что ты сделал в жизни, чтобы исправить и улучшить свою карму?
        Я тактично помалкивал. Ремонт кармы, по моим скромным подсчетам, обойдется миллиона в четыре. Новая квартира в обмен на старую, новая машина (старую можно оставить), а еще можно свадьбу приличную сыграть… Впрочем, с этим я еще не определился. В данном вопросе было много неясностей и неточностей. Вопрос финансов пока стоял острее вопроса вечности. Хоть умирай, чтобы сократить расходы.
        Когда зазвонил мой сотовый телефон, оставленный почему-то в прихожей, Варвара среагировала первой и обошла меня на целый корпус. Никакого мистического подтекста здесь не было: при входящем звонке от Якушина включалась исполненная мистицизма и загадочности композиция Эннио Морриконе (между прочим, Великого офицера ордена «За заслуги перед Итальянской Республикой»). Я остановился посреди комнаты, проиграв гонку. Это неслыханно!
        - Да, Сергей Борисович… - заворковала нахалка, - да, это Варвара… Я за него… Никита в ванной… Не в ванной, вы говорите? - Варвара немного покраснела. - Ах, вы чувствуете его возмущенное дыхание за моим плечом?
        Ох уж эти мелкие бесы за ее плечом… Я махнул рукой и отправился на кухню заваривать кофе. У меня тоже имелась интуиция, и она подсказывала, что лечь спать сегодня получится не скоро. Варвара всегда была против долгого сна. «Сон - это маленький кусочек смерти», - говаривала она.
        Когда я вернулся, Варвара уже закончила общение по моему телефону и теперь возилась с моим же ноутбуком, пристраивая его на компьютерном столике.
        - Поступило много информации, - объяснила она, - и нужной, и ненужной. У Сергея Борисовича нет времени, и всю эту кучу он сбросил на твою почту.
        - Куда ты безуспешно пытаешься войти, - подметил я.
        - Да, - согласилась Варвара. - Для нас обоих было бы удобнее, если бы ты завел на рабочем столе папку «Явки, шифры, пароли», и мне не пришлось бы всякий раз ломать голову. Ага, открылась…
        - Может, я сам все сделаю? - предположил я. - Да, я в прошлом военный, но уже умею отличать браузер от «маузера» и все такое. А копаться в чужих вещах, извини, такой моветон…
        И что у нее за привычка - одним взглядом выпивать всю кровь? Это к вопросу о свадьбе, в целесообразности которой я еще сомневался.
        Я оставил ее наедине с моей собственностью, ушел пить кофе, потом принимал душ, курил на балконе. По пути в спальню заглянул Варваре через плечо. Она отсутствовала в этом мире - остался только затылок. Я удалился в спальню и оттуда подглядывал через приоткрытую дверь, как она работает. Я любил смотреть на Варвару - особенно в те моменты, когда она не смотрела на меня. Как прокомментировал наши отношения один знакомый: смотреть-то приятно, вот только пользоваться неудобно.
        Она пришла в постель, когда мои глаза уже слипались, а из подсознания выбирались ворчливые монстры. Разделась, пристроилась под бочок и заворковала:
        - Так, хорошенько запоминай, чтобы утром не спрашивать. Ау, ты здесь? - Она потрясла меня за плечо, дождалась моего возвращения в мир бодрствующих людей. - Значит, так. На 2 февраля текущего года в больницах города и прилегающей к нему части области пребывало 11 мужчин в состоянии клинической смерти…
        - Не так уж много, - пробормотал я.
        - Осталось немного, - поправила Варвара. - На самом деле людей в состоянии комы и клинической смерти было гораздо больше. Из их числа исключили женщин, бабушек, дедушек, несовершеннолетних… а такие тоже были, к сожалению, - после аварий и пожаров, где они надышались угарным газом… Так, а куда это наши руки отправились? - Варвара вернула на место мои блуждающие конечности. - Лежи и впитывай. Глупости - потом. Исключили инвалидов, тех, кто явно не подходит по определенным параметрам, например, уехавших из области, отбывающих срок, продолжающих лечение в больнице…
        Но и этот список из одиннадцати персон подвергли жесткому купированию. Трое в итоге не выкарабкались - динамика выздоровления была неплохой, но вмешались кризисы, и люди умерли. Из оставшихся восьми двое - в тяжелом состоянии, о самостоятельной жизни им лучше забыть. Результат аноксии - отсутствие снабжения головного мозга кислородом. Как следствие, декортизация - гибель коры головного мозга. Если вспомнишь старые репортажи про Николая Караченцова после первой аварии - поймешь, о чем я. Двое из шести остались парализованными - факт доподлинно проверен. Сознание на месте, с мозгами все в порядке, но у одного полностью отказала нога, у другого - правая половина туловища. Значит, и их вычеркиваем. Остаются четверо. Их фото, адреса, телефоны полиция любезно предоставила нам, я их выписала, они лежат у тебя на столе. Сейчас не буду загружать твою несчастную голову… Первый - Шалаев Яков Вениаминович, 49 лет, бывший сотрудник института ядерной физики, проживает в Академгородке на Морском проспекте…
        - Одно из убийств именно там и случилось, - перебил я. - От проспекта шаг в сторону и - глухой лес…
        - Не такой уж глухой, - отрезала Варвара. - Да, это настораживает, но ни о чем не говорит. Шалаев разведен, проживает один, с семьей не общается. Раньше был приличным человеком - окончил наш университет, специалист в области ядерного синтеза, три года был депутатом районного масштаба…
        - Последнее входит в понятие «приличный человек»? - вставил я.
        - Вот только не надо острить посреди ночи, - рассердилась Варвара. - Шалаева уволили с работы после конфликта с начальством, он стал симпатизировать коммунистам, активно посещать церковь, выпивать…
        - Нет, я просто обязан перебить, - снова сказал я. - Это что за бочка тротила в одном человеке? Мне необходимо с ним познакомиться. Мало того что депутат, талантливый физик и набожный алкаш, так еще и раздувает пожар мировой революции, что по определению запрограммировано в каждом коммунисте.
        - Не знаю, что в нем запрограммировано, но пожар на даче он недавно раздул. Теперь у человека нет дачи. Живет замкнуто, друзей нет. Работает где придется, как проводит досуг - никому не известно. В больницу в конце января попал после сильного отравления алкоголем. Соседка по площадке к нему зашла - дверь оказалась незапертой - ну, и… Вовремя зашла, успели откачать. Гипоксия, поврежденная кора, все признаки клинической смерти. Врачи применили интенсивную терапию, включая гемосорбцию - это аппаратное очищение крови, и человек, как ни странно, очнулся. Выписан из больницы 4 февраля, сейчас пьет дальше. Счастливчик, гм…
        Вторая кандидатура - Аркадий Вяземский, 38 лет. Прислали фотографию - вот такая орясина! Накачан, прическа бобриком, глазки узкие. До января был заместителем начальника Заельцовского отдела ГИБДД. Семьи нет - убежденный холостяк. С обязанностями справлялся, невзирая на некоторый… дубизм, другого слова не придумаю. Характер сложный, вспыльчивый. Гонял на мотоцикле, вот и догонялся, хорошо, что в аварии пострадали только он и фонарный столб. Удар был такой силы, что шлем вмялся. Голова выдержала, у другого бы раскололась на две половинки. Попал в больницу в январские каникулы, почти четыре недели в коме, потом очнулся. Лежал в платной палате - сам небедный, и коллеги скинулись. Жизнь вернулась буквально мигом. Выписан 6 февраля. Но человек полностью изменился. С работы уволился, уже четыре месяца живет затворником в своем коттедже на Мочищенском шоссе, пишет картины маслом…
        - Прости? - не понял я.
        - Вот тебя шарахнет о столб - тоже засияют разные грани, - пообещала Варвара. - Гениальную симфонию напишешь или продолжение «Войны и мира»… Сидит наш Вяземский и пишет (превратил свой коттедж в мастерскую) вполне приличные картины - пейзажи, натюрморты, жития святых и прочих апостолов. Откуда все это взялось в голове - загадка. А в остальном он все тот же - угрюмый, злой, материт соседей, отгородился высоченным забором. Иногда выезжает из коттеджа, где бывает - никому не докладывает.
        - Я весь в предвкушении знакомства, - пробормотал я. - Думаю, перед визитом надо вспомнить основы кулачного боя.
        - Плавно переходим к третьему фигуранту. - Варвара сняла со своей груди мою беспокойную руку. - Глотов Николай Ильич, 47 лет, человек в хорошей физической форме. В молодости был разведчиком… Геологоразведчиком, - поправила Варвара после моей непроизвольной судороги. - Но ошибки молодости устранены. Ныне - преуспевающий бизнесмен, проживает в собственном доме у котлована за Юго-Западным жилмассивом. Занимается сбором и утилизацией пластиковых бутылок. Видел - в городе почти на каждой мусорке появились таблички с объявлением: «Только для пластика. Бутылки смять перед помещением в контейнер» (чтобы больше вошло). Никто, понятно, не сминает - больно надо поощрять аппетиты этих стяжателей, но контейнеры в принципе заполняются. Так это он - Глотов Николай Ильич. Домик себе построил на трудовые доходы о пятнадцати комнатах, баню и псарню с конюшней. Подумывает о небольшом поле для гольфа. При нем жена, сын учится в Праге, небольшой собственный автопарк - все как у среднего человека… Тут история драматичная, но смешная, - доверительно сообщила Варвара и как-то хрюкнула. - Менты пробились сквозь врачебную
тайну, а потом долго ржали. У Глотова было все: деньги, семья, отличная физическая форма, положение в бизнес-сообществе. Говорят, неплохой сам по себе человек. Единственное, что его мучило, - панический страх высоты. Жизнь на первых этажах, никаких самолетов, что не очень хорошо для бизнеса. Еще жена позорить начала. Стал посещать психоаналитика. А тот посоветовал радикальный метод: мол, можно годами бороться со страхом мелкими дозами этого страха, а есть решительный метод. Мы же не хотим страдать годами? В общем, небо, самолет, девушка… Инструктором по парашютному спорту оказалась молодая жительница нашего города. История умалчивает, как удалось его уговорить, сколько перед этим он выпил спиртного, успокоительного, таблеток от укачивания… Возможно, перед девушкой-инструктором стало стыдно. В общем, специально для него за большие деньги подняли в небо самолет, как-то выпихнули - говорят, было весело, он кричал, мол, у него предчувствие, что не долетит живым до земли… И знаешь, не ошибся. Уже перед землей запутался в стропах и ударился головой, а это надо суметь! Увезли с аэродромного поля без
признаков жизни. Вот тебе смешно, да? - Голос у Варвары задрожал. - А человек, между прочим, натерпелся…
        - Знаешь, - всхлипнул я, - я бы на месте Глотова в первую очередь поговорил по душам с тем психоаналитиком…
        - Да, вернувшись в наш мир, он так и поступил… - Варвара снова вздрогнула. - Явился без приглашения и все разнес, включая самого доктора. А психоаналитик был модный, гордился нетривиальными методами исцеления больных. Он тут же вызвал полицию - когда очнулся. Приехали сотрудники ППС, вникли в суть, потом вытерли слезы, поблагодарили психоаналитика за бесплатную юмореску, пожелали успехов и удалились. В итоге все остались живы. Глотов после двухмесячной комы вернулся в строй. Никаких завихрений в отличие от гаишника Вяземского. На вид такой же, продолжает руководить фирмой, в семье тишина, бизнес процветает. Не так давно наш король пластиковой бутылки слетал в Иркутск к деловым партнерам - теперь уже регулярным рейсом… - Варвара снова неровно задышала, - так что модный продолжатель дела Фрейда совершенно напрасно получил по шее…
        - Есть еще и четвертый, - напомнил я. - Кто же этот несчастный малый, попавший в славную компанию барыг, гаишников и депутатов?
        - Да, ты почти угадал, он относится к меньшинству - но не национальному и не религиозному… Некто Мамин Владимир Алексеевич, имеет диплом врача, но никого еще не лечил. Собирался открыть фирму, близкую к медицине, но ничего не вышло. Проживал со своим дружком в тихом центре на улице Депутатской. Есть богатая мама - она вышла замуж за итальянца и сейчас проживает в Риме.
        - Мама Римская? - удивился я.
        - Да, в некотором роде. У Владимира Алексеевича утонченная аристократическая натура, не выносит грязи, грубости. Неприятный случай произошел на новогодних каникулах: катился с дружком с горки на городской елке, было много народа, кто-то толкнул - он ударился головой об лед… Вот до чего доводит приобщение к плебсу, - посетовала Варвара. - Срочно прибыла мама из Италии, построила врачей, дала денег всем, вплоть до вахтеров, и ее сынуля чудным образом исцелился. Стал печальным, замкнутым. Есть информация, что его дружок ушел к другому, и наступила черная меланхолия.
        - И по всем этим приятным людям я должен прогуляться и прощупать их на причастность к четырем убийствам?
        - А это ты сам решай. Ты же детектив. Помни об осторожности и о том, что не следует себя выдавать. Впрочем, последнее - палка о двух концах. Возможно, почувствовав наблюдение, маньяк откажется от очередного убийства. А сейчас давай спать, уже поздно…
        Я не чувствовал охотничьего азарта, и это настораживало. Интуиция безмолвствовала. Страха тоже не было. А вот ощущения, что зря теряю время, - вдоволь. Первая половина октября радовала теплой погодой. А вот окончание второй декады не задалось. Прошел «пробный» снежок, быстро растаял, температура скатывалась к жалким десяти градусам, дули ветра. Впрочем, машине без разницы.
        На дворе была пятница, 19-е число. Я пробивался через пробки к Бердскому шоссе, направляясь в Академгородок - формально Советский район Новосибирска, а фактически такая даль за деревнями и дачами. Варвара наотрез отказалась составить мне компанию, и это возмущало больше всего. Могли бы поругаться в дороге или еще что - а так приходилось ругаться самому с собой, что вкупе с моросящим дождем только способствовало осеннему сплину.
        «Ты поступай традиционно, а я пойду другим путем, - сказала на прощание Варвара, - у меня есть фотографии, есть информация об этих людях. Постараюсь сосредоточиться, поискать их на тонком плане, возможно, смогу составить о них представление».
        Что бы ни делать, лишь бы ничего не делать! В это утро меня раздражало все - тучи над головой, нудный дождь, вяло ползущие машины. На Морской проспект я въехал в одиннадцать утра, припарковался во дворе нужного дома. Этим домам было в обед сто лет, но смотрелись они нарядно и идеально вписывались в архитектурный ансамбль Академгородка. Впрочем, за вылизанными фасадами все было, как везде: отваливалась штукатурка, валялся мусор. В этой «интеллигентной» части города по-прежнему не признавали загородки с мусорными баками. Их попросту не было - это считалось местным изыском. Нет мусорки - нет вони. Дважды в сутки подходила машина, и граждане тянулись к ней с ведрами и пакетами. Вполне естественно, что у многих не было возможности это делать, и мусор валялся кучами в плотно перевязанных пакетах - то тут, то там, живописно усиливая «академовский» колорит.
        Замок на домофоне был сломан, это меня вполне устраивало. Подъезд ничем не отличался от среднестатистического российского подъезда. На пятом этаже было три квартиры. Запах из нужной мне сразу не понравился, так же как и дверь, обитая «доисторическим» дерматином.
        Я вежливо постучал ногой. В квартире кто-то был, шуршали тапки, значит, пахло не покойником. Квартиру не то что не убирали - даже не проветривали. Пахло, как в конюшне. Меня впустил полупьяный худой субъект с взъерошенными волосами. Он щурился, морщился, и я сразу понял - не то. Но в жизни всякое бывает, внешность обманчива, и артистов в этой стране предостаточно.
        Я показал товарищу фальшивое полицейское удостоверение (предназначенное для не очень взыскательной публики), представился сотрудником уголовного розыска.
        - А я что? Я ничего, сударь… - захлопал слезящимися глазами жилец.
        - В соседнем подъезде квартиру обокрали, - объяснил я. - Ваши балконы как раз рядом. Что-нибудь видели, слышали? Разрешите пройти на балкон и все осмотреть?
        Яков Вениаминович изрядно опустился и уже забыл, что трудился в одном из самых уважаемых институтов страны, да еще и депутатствовал на районе. Он охал, кряхтел, пропуская меня в зал, заваленный мусором. Противогаз бы точно не помешал. Подмечались «мелкие» детали: стирку и уборку в этом году человек не делал, из стен вываливались розетки, живописно свисали рваные обои. «Иконостас» в углу - в основном вырезанный из цветных журналов. Под батареей галерея пустых бутылок - видно, разведением занимается. Старые книги, журналы. Напротив телевизора, оснащенного доисторическим кинескопом, стояло советское кресло с подломившимися ногами, журнальный столик, увенчанный пустой бутылкой.
        Для приличия я сунулся на балкон и хорошо, что успел отпрянуть - иначе получил бы по голове отвалившимся шпингалетом. Дышать свежим воздухом здесь было не принято. Я сделал вид, что осматриваю балкон, что-то записал в блокнот. Потом прошелся по квартире, превозмогая брезгливость. Хозяин жилплощади тащился за мной как приклеенный.
        - А у вас уютно, - заметил я.
        - Нет, что вы, я давно не убирался, - пробормотал Шалаев, щуря окруженные синевой глаза. - Думаю, не сегодня завтра стоит сделать генеральную уборку…
        Ловить в этой местности было нечего. Он не знал, что я приду, и вряд ли специально для меня подготовил все эти декорации. Я задавал вопросы: что знаете о соседях, кто вы такой, чем занимаетесь, не вы ли третьего дня перебрались на балкон соседа и обчистили его квартиру?
        Я наблюдал за его поведением. Наступало отрезвление, человек нервничал, в глазах металось беспокойство. То называл меня «сударем», то обращался уважительно - «товарищ офицер полиции». Обнаружив, что угодил под подозрение, Шалаев еще сильнее забеспокоился, стал путать слова - интеллигентная речь сбивалась на церковные песнопения. Он ссылался на знакомых в районном совете народных депутатов, в райкоме КПРФ - там повсюду исключительно честные люди, и они подтвердят его глубокую порядочность! Все это было дико смешно, если бы не было так грустно. Я извлек из папки чистый лист формата А4, накатал несколько формальных предложений, протянул фигуранту ручку и попросил написать внизу: «С моих слов записано верно, такой-то». Он ничего не понял, но все сделал правильно, при этом дважды выронил ручку. Теперь у меня имелся образец его почерка. Я пожелал человеку приятного дня и поспешил покинуть квартиру.
        Глазка на двери не было. Я спустился на пролет, покурил, потом вернулся и постучал в соседнюю квартиру. Никто не открыл. Зато скрипнула дверь квартиры напротив, образовался любопытный нос пожилой особы, под который я немедленно сунул липовое полицейское удостоверение.
        И потерял еще пятнадцать минут, общаясь с одинокой говорливой пенсионеркой! Версия «для печати» несколько сменилась - про ограбление в соседнем подъезде стоило забыть. Первое снятое с потолка (поиск хулигана по составленному жертвой нападения фотороботу) ее вполне устроило. Мне предложили чай, но я отказался.
        Любезная Тамара Михайловна частила, как печатная машинка. Как много говорят те, кому нечего сказать! Подозревать соседа в хулиганском нападении? Такая умора. За несколько минут она выдала всю его подноготную - все этапы большого пути, приведшие к тому, что я недавно наблюдал. Как в юмореске у Жванецкого: может, в консерватории что-то подправить?
        Я узнал, что он человек хороший, правильный, а во всех его бедах виновата бывшая жена, сбежавшая к другому… Он не сразу стал таким, опускался медленно и плавно, иногда смеялся над своими пристрастиями: мол, это пустяки, Тамара Михайловна, несерьезно - водка от воды всего одной буквой отличается. Я слушал вполуха, а когда пенсионерка перевела дыхание, чтобы выдать очередную порцию биографического материала, поинтересовался, не она ли обнаружила в конце января бездыханное тело Шалаева?
        О да, конечно, она! Зайди попозже, и сосед бы отправился в лучший мир. Он лежал под креслом без признаков жизни, а на журнальном столике красовался традиционный натюрморт - нехитрая закуска, бутылка с мутным пойлом без опознавательных знаков… Ведь говорила же: не пей всякую гадость! А если пьешь, то покупай в магазине… И снова - бурный поток словесности.
        Я терпеливо дожидался паузы, а когда она настала, спросил, есть ли у Шалаева машина, и если да, то как часто он ей пользуется? Соседка засмеялась так, что слезы выступили. У Шалаева никогда не было машины. Раньше в семье имелась «Нива», но управляла ей жена, а Шалаев выступал в качестве пассажира. Когда супруга переметнулась к другому, машину забрала с собой (как память), а квартиру вместе с содержимым бросила, поскольку у ее нового избранника не было проблем с недвижимостью, в том числе с элитной.
        У меня тоже не было проблем с элитной недвижимостью. Я прекрасно, а главное - содержательно, проводил время. Чертыхаясь сквозь зубы, я покинул пенсионерку и побежал к машине, тоскующей во дворе под дождем. Впрочем, когда я отмахал очередные 25 километров и пробился сквозь пробки центральной части города, от ненастной погоды не осталось и следа. Ветер стихал, выглянуло солнышко. А когда я въехал в коттеджный поселок недалеко от Мочищенского шоссе, то вообще начал сомневаться: верно ли утверждение, что на дворе поздняя осень?
        Термометр показывал 11 градусов выше ноля. Природа в Сибири снова что-то попутала. Впрочем, идиллической эту местность назвать было трудно. Я недолюбливал эти края ввиду расположенного под боком гигантского Заельцовского кладбища (со всеми вытекающими). Но большинство людей это не нервировало, дачи и коттеджные поселки плодились, как опята в сентябре.
        В поселок прокладывали трубы, кипела работа - что тоже не укладывалось в рамки пасторали. Призывно ревела самка экскаватора. Время для обустройства инфраструктуры власти выбрали грамотно - со дня на день мог повалить снег и ударить мороз.
        Моя машина осталась в парковочном кармане, который почему-то пустовал. Я созерцал рослый дощатый забор, на котором висела табличка с нужным мне номером. Ворота и маленькая калитка сливались с оградой. Я почесал затылок, прошелся вдоль забора, потом перебежал дорогу и снова уставился на забор. Все это напоминало работу фотографа, ищущего нужный ракурс.
        Забор визуально отодвинулся, открылась крыша кирпичного коттеджа - сравнительно вместительного, о двух этажах. Ничего особенного - но там и не премьер-министр проживал. Я снова перебрался через проезжую часть, позвонил в звонок. Отзывчиво залаяла собака во дворе, забренчала цепь. Над головой имелась камера видеофиксации, но - ничего похожего на переговорное устройство.
        Дверь открыл плотный мужчина в кожаной жилетке. Возможно, раньше он был накачанный, сейчас - просто упитанный. Лицо одутловатое, глаза под сенью мешков, увесистые кулаки. Я обратил внимание, что руки измазаны краской. За спиной просматривалась лужайка, открытая веранда, справа собачья будка, вокруг которой металась и лаяла немецкая овчарка. Собака - это плохо, но если она привязана… то ладно. Мужчина созерцал меня исподлобья недобрым правым глазом, левый был прищурен.
        - Ну? - произнес он неприятным скрипучим басом.
        - Аркадий Павлович Вяземский? - учтиво поинтересовался я.
        - Ну? - повторил он.
        Так и подмывало спросить, что он знает о боге. Церковь Свидетелей Иеговы, слава богу, упразднили, но недавно накрыли очередную явочную квартиру, набив целый автобус ее неутомимыми адептами.
        - Районная избирательная комиссия, - сообщил я, демонстрируя товарищу бланк в открывшейся папке. - Вы же участвуете во всенародном голосовании, Аркадий Павлович? - Я извлек из папки цветной проспект, подходящий по контексту. - Надо довыбрать одного депутата. Предыдущий, к сожалению, нас покинул… Вы позволите войти?
        - Я щас кому-то довыберу, - с угрозой в голосе пообещал Вяземский.
        - Простите? - вежливо улыбнулся я.
        В принципе я плевал на его рыхлую мышечную массу - две увесистые плюхи, и снова здравствуй, клиническая смерть. Интересно, что он там видел, за гранью? Безусловно, что-то видел, и по башке шибануло крепко, раз в корне поменял свою жизнь. Впрочем - не манеры и повадки.
        - Чего надо, спрашиваю? - Субъект за порогом начал багроветь. Впускать меня в свои чертоги он явно не собирался. А также проплакаться в жилетку и возлюбить ближнего своего. Но что-то собеседника напрягло: потемнел узкий лоб, под морщинами пришли в движение элементарные частицы.
        - Надо довыбрать депутата, - завел я старую песню, - предлагаю ознакомиться с нашим достойным кандидатом…
        - Да пошел ты… - доходчиво выразился хозяин и с треском захлопнул калитку.
        В последующие минуты я четко следовал правилу: в любой непонятной ситуации веди себя неадекватно. Я прошелся вдоль забора в одну сторону, потом в другую, обнаружил узкий переулок, куда сворачивал забор, и тоже повернул туда.
        Подходящий дефект в ограде я обнаружил метров через тридцать. Посмотрел по сторонам, как заправский вор, оторвал доску. Она отзывчиво слезла с гвоздя. Образовалась дыра - вполне достаточная для вторжения в частные владения.
        Я сделал глубокий вдох и полез внутрь, потом вернул доску на место. Находясь на госслужбе, обновить забор фигурант, как видно, не успел, а теперь и вовсе отпала необходимость - по причине смены жизненных приоритетов.
        Я крался по запущенному саду мимо груды шлакоблочных плит, крытого брезентом сайдинга, мимо симпатичной баньки в виде сруба, бревенчатого склада - двустворчатые двери нараспашку, виднелись свежие автомобильные аккумуляторы, стопка новеньких зимних покрышек.
        «Наворованное в прошлой жизни? - озадачился я. - А власть появляется там, где можно что-то умыкнуть?» В текущий период все это потеряло для хозяина актуальность.
        Я шмыгнул за угол, прокрался вдоль боковой стороны коттеджа, перебрался к веранде и осторожно вознесся над легкой загородкой. Хорошо, что собачья будка располагалась на другой стороне…
        Живописец творил, позабыв про все на свете! Много странностей я видал в жизни, но такое наблюдал впервые. Застекленная веранда не отапливалась, там работал масляный обогреватель. Столы, стулья, несколько мольбертов. На столах - тюбики с красками, кисти, измазанные палитры, на которых этот чудак подбирал тона.
        Вяземский сидел, подавшись к мольберту, что-то тщательно выписывал тонкой кистью, при этом закусив губу от усердия, глаза блестели. Я не видел, что он рисует, но прекрасно видел его лицо - одухотворенное, наполненное смыслом и содержанием. Человек был полностью в своей стихии, одержим, целенаправлен. Я даже залюбовался - какая, боже правый, дурь… Под ногами валялись наброски - видно, забракованные, часть листов была скомкана.
        Я привстал на цыпочки - очень любопытно стало. Откуда он, интересно, берет свои сюжеты, если трудится спиной к окну, да и из дома выходит нечасто? Что загрузилось в его голову, когда он пребывал там, за гранью?
        И еще я обнаружил одну примечательную вещь. Бывший гаишник работал левой рукой, а правая покоилась на бедре. Иногда он ей что-то поддерживал, при этом морщился от боли. Пальцы на руке работали с напрягом, и в целом кисть выглядела как-то неестественно, словно была подвернута. Рука подергивалась. Иногда казалось, что он ее не чувствует, иногда спазмы в мышцах доставляли боль. Когда он торчал в калитке, я этого не заметил, а теперь бросалось в глаза. Обычно художники в левой руке держат палитру, фиксируя ее большим пальцем, просунутым в отверстие, а в правой руке у них кисть. Будь он левшой, так бы и делал, только наоборот. Очевидно, что поднять палитру правой конечностью он не мог, она лежала на столике рядом, и для работы приходилось делать дополнительные движения…
        Я чересчур вытянулся - сорвалась нога, носок которой я упер в фундамент! Загремел тазик, будь он проклят! Залаяла собака на другой стороне дома, забренчала цепь.
        Я застыл. Поздно! Художник прервал свое занятие, отпрянул от мольберта. Словно корова слизала с лица одержимость и одухотворенность - передо мной снова был угрюмый неприятный тип с единственной извилиной! Колючие глазки скользили по грязным стеклам веранды. Ежу понятно, что им с собакой не почудилось.
        Я начал смещаться, убираясь подальше от застекленной зоны. Он засек движение, вскочил, вскрикнув от боли - видимо, неловко дернул больной рукой. Последнее, что я увидел, - как он скатывается с веранды, но бежит в обратную от меня сторону. «Собаку спустит!» - запоздало сообразил я.
        Я бежал, как Наполеон по Старой Смоленской дороге! Пролетел торцовую часть здания, пробился сквозь запущенный садик. Драгоценные секунды ушли на поиск той самой доски, которую я зачем-то вернул на место. Я оторвал ее нижнюю часть, пролез в переулок, а за спиной уже рычала, неслась на меня взбешенная тварь! Я вставил доску в паз, подобрал какой-то камень, треснул по вылезшему гвоздю, загоняя его обратно. В этот момент собака подлетела к забору, стала свирепо его облаивать.
        Я попятился, споткнулся. За спиной выразительно хмыкнули. Я обернулся с холодеющей спиной. С соседского участка за мной наблюдала женщина - еще молодая, интересная. Ох уж этот неловкий момент… Я отряхнулся, постарался улыбнуться как можно приветливее и зашагал в глубь переулка. Неясное чувство подсказывало, что до машины мне придется добираться окольными путями.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Было пять часов пополудни, когда я вывел свой «Террано» на шоссе и прижался к обочине. В ушах все еще слышался заливистый собачий лай, и видение было так себе: свирепое проклятие рода Баскервилей с пылающим взором, готовое вцепиться мне в задницу…
        Машины, к счастью, скапливались на другой стороне дороги, желающих въехать в город было меньше. День пролетел незаметно. Выкурив сигарету, я позвонил Кривицкому.
        - Знаешь, приятель, вчера меня в вашем музее наваждение опутало, - сообщил вместо приветствия однокашник, - даже мысль была постыдная: а вдруг и впрямь душа маньяка туда-сюда гуляет и «девушкам спать не дает»? А сегодня вот сижу на свежую голову и думаю: какого, прошу прощения, хрена?..
        - Могу усугубить твое неверие, - сказал я. - Новосибирский маньяк, совершая свои злодеяния, передвигался на машине?
        - А как он мог передвигаться? - фыркнул Кривицкий. - Разве что нанять такси на пару-тройку часов. Он, как правило, оглушает своих жертв, сует их в машину и увозит в безлюдное место. Оставляет транспорт на дороге, тащит в кусты или еще куда, при этом людей поблизости нет. С дороги не съезжает - поэтому мы не можем вычислить протектор его машины. Нет, в плане бреда можем, конечно, допускать, что у него есть сообщник - таксист или просто автолюбитель…
        - Бреда и без этого хватает, - перебил я. - У маньяков не бывает сообщников - всю неблагодарную работу им приходится выполнять самим. Шалаева можно исключить - он не водит машину и никогда этим не занимался. Машины нет - можете убедиться, покопавшись в базе. Ваша информация была неполной, и я потерял полдня. И вообще не тот это тип. Он весь пропитой - физически не справится. А вот Вяземский мог бы… но есть одна деталька. Убийца правша?
        - Убийца правша, - подтвердил Вадим. - И в Ярославле был правша, и у нас. В этом можно не сомневаться.
        - У Вяземского изувечена правая кисть, и об этом меня заранее не известили. Возможно, это результат того, что с ним стряслось в январе. Частичный паралич, спазмы - рука с трудом работает, причем это началось не вчера. Он стакан не поднимет правой рукой - обязательно выронит. Куда уж хладнокровно наносить удары… Проверьте у медиков, когда это началось и с чем связано. Если с января, то смело исключайте этого новоявленного Шишкина-Саврасова.
        - Я так и знал, что эта версия - полная фигня, - расстроился Кривицкий. - Основана на нереальных событиях. Не понимаю, как мы могли пойти у вас на поводу.
        - Других зацепок у вас все равно нет, - отрезал я, - работайте с тем, что имеете.
        - А откуда ты узнал про руку? - спохватился Вадим. - В гости напросился?
        - …И поведал товарищу, что он не тот, за кого себя выдает, - невесело засмеялся я. - Хочешь, чтобы не поверили, - говори правду. Ладно, расслабься, я же не полный идиот. Но мой визит заставил Вяземского напрячься, - я умолчал про собаку, чтобы не давать Вадиму повод для веселья. - Так что не тяните с проверкой.
        - Ладно. Что по Глотову?
        - А я реактивный? - возмутился я. - Вы там бездельничаете, штаны протираете, а я мечусь, как электровеник… Завтра будет ваш Глотов. Все.
        Нашлась минутка позвонить Варваре. Она откликнулась, но как-то долго шла.
        - Двоих фигурантов придется исключить, - сообщил я безрадостную новость. - Это Шалаев и Вяземский. У них есть уважительные причины не быть маньяками.
        - Вот и хорошо, - вздохнула Варвара.
        - Что в этом хорошего? - не понял я.
        - Это же прекрасно, когда человек, которого ты подозреваешь, на поверку оказывается порядочным членом общества, разве не так? Хочется порадоваться за него - еще одним честным человеком в мире больше…
        - С какого перепуга их стало больше? - фыркнул я, - сколько было, столько и осталось. А маньяк сидит и потирает свои кровавые ладошки. Ты побывала у этих господ на тонком плане? Можешь сказать что-нибудь вразумительное?
        - Нет, Никита, для этого нужно хорошенько сосредоточиться.
        - Эй, все в порядке? - забеспокоился я. - У тебя голос какой-то не такой. Ты где?
        - Я в музее, Никита, тут какая-то фигня… Тебе не звонили, чтобы не отвлекать от работы… - она замялась, - знаешь, мне страшно.
        - Сейчас приеду. - Я отключился.
        На ЧП происшествие не тянуло, но атмосфера была натянутой. Музей еще работал, по залам бродили посетители. Лариса проводила экскурсию - за ней гуськом от экспоната к экспонату тянулась группа молодых людей. За стойкой стояла Маргарита. Она улыбнулась (хотя могла бы и приветливее), кивнула на дверь служебного помещения - туда.
        Там сидели Михаил с Варварой. Сергей Борисович отсутствовал - с утра уехал по делам, и его, похоже, еще не известили. Атмосфера была как на похоронах. Михаил задумчиво смотрел в экран ноутбука. Варвара сидела в своей нише прямая как штык. Мое появление ее скорее обрадовало, чем опечалило, хотя это не точно. Михаил откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди, смотрел на меня строго и как-то взыскательно.
        - Ну, что случилось, ради бога? - выдохнул я. - Стоит вас покинуть, как все уже летит кувырком. Кто-то умер, заболел, переметнулся на темную сторону? У нас украли важный для планеты артефакт, и все пропало?
        - Нет, все живы, и ничего не пропадало, - сообщил Михаил. - Просто Варваре Ильиничне стало страшно…
        - И что? - не понял я. - Варваре Ильиничне часто бывает страшно… - И осекся. Потом рассердился. - Ладно, может, попробуем заново? Я выйду, постучу, снова зайду.
        - Не ерничай, - бросила Варвара. - От того, что ты кривляешься, веселее не станет. Мне правда стало страшно, Никита… - Она передернула плечами. - Повышенная чувствительность, знаешь ли… Такая сильная энергетическая оплеуха… Я могла бы заранее поставить защиту, но кто же знал…
        На этом месте мне тоже стало не по себе, я сел рядом, взял ее руку и стал слушать.
        - Не пойму ничего, - жаловалась Варвара. - Ты уехал по делам, я взяла такси, прибыла сюда. Сергей Борисович оставил кое-какие поручения, я их выполнила. Время прошло незаметно, еще не приступала к работе с нашими фигурантами. Выдалась минутка, села полистать их дела, потом вышла в зал. Стояла у стены с семейными мемориалами, рядом лестница, люди ходили… Я на маньяка настраивалась, и вдруг чувствую - он рядом…
        Варвара снова побледнела. И у меня что-то липкое побежало по спине, дышать стало трудно. Я сжал ей руку, она заерзала, вырвалась.
        - Да ну… - споткнувшись, пробормотал я. - С какой это стати?
        - Не знаю… - выдохнула Варвара, - сама не понимаю, что он здесь забыл… Я как-то выпала, ушла из мира на тонкий план той девушки, что убили последней, пыталась через нее нащупать убийцу. Это необязательно должно было сработать, но могло… Мне кажется, я его зацепила, почувствовала. Это трудно объяснить, но уж поверь. Думаю, это был он, его душевный подъем при виде трупа, вот он насыщается энергией, ему хорошо… И вдруг все многократно усилилось, представляешь? Как растет пузырь, становится огромным, а потом взрывается… И все это черное, липкое - во мне… У меня чуть сердце не выпало, правда. Дышать нечем, вся в страхе. Стою, обтекаю, продохнуть не могу. Рядом люди ходят, спрашивают: девушка, с вами все в порядке?
        - Но ты молодец, Варвара, быстро справилась, - сказал Михаил. - Знаешь, Никита, на нее действительно было страшно смотреть. Сергею Борисовичу ничего не сообщали, успеем еще.
        - А сейчас ты как? - спросил я.
        - Сейчас лучше…
        - Может, врача?
        - Это бесполезно, - отмахнулся Михаил. - Если уж два часа назад отказалась, то сейчас и подавно.
        - Да нет, все в порядке, - Варвара вздохнула, - уже справилась, правда, Никита…
        - То есть ты уверена, что наш маньяк прошел мимо тебя?
        - Не знаю, - она пожала плечами, - но его энергетическое присутствие было мощным - это именно он… Возможно, не рядом, но в этом здании. Это один из посетителей.
        - Это было целенаправленное воздействие на тебя?
        - Нет, не думаю, иначе я бы не оклемалась. Представь: обладатель отрицательной энергии - да еще такого порядка - оказывается поблизости от человека, который пытается выйти на него через тонкий план, и их энергетические поля пересекаются… Вот и результат. Но абсолютно непонятно, почему это существо оказалось в музее, что его сюда привело?
        - Это связано с нашим расследованием?
        - Нет, не поручусь. Это может быть что-то другое, он подчинялся некой установке…
        - Ладно, все ясно, что ничего не ясно. - Я вышел из оцепенения. - Когда это произошло, Варвара?
        - Примерно в четыре часа. Отпустило минут через пятнадцать.
        Я лихорадочно раздумывал. Вяземский бы точно не успел. В четыре часа дня он сидел у себя на веранде и малевал очередной шедевр. Яков Шалаев… нет, нереально. А вот где находились в этот момент еще не проверенные Глотов и Мамин, следствию предстоит узнать, видимо, завтра…
        - Нужно проверить все камеры, - распорядился я. - Посмотреть, кто был в музее, скажем, с 15.45 до 16.15. Особенно последнее. Есть камера, фиксирующая выходящих. Очевидно, он ушел, но вдруг еще здесь? Теоретически он мог остаться в музее, где-нибудь спрятаться, установить защиту, чтобы ты не психовала. Охрана должна все осмотреть, ночью надо усилить дежурную смену.
        - Какой ты умный, - фыркнула Варвара. - А без тебя работники музея - такие беспомощные… Покажи ему, Михаил.
        - Все уже сделано, Никита, - сообщил сотрудник музея. - Видеоинформация переброшена на компьютер. Можешь изучить.
        Охрана действительно подсуетилась. Записи с восьми камер скинули отдельными файлами. Промежуток времени - от 15.30 до 16.30. Все ненужное оператор вырезал. Я пожирал глазами картинки. Следил за людьми. Записью из второго корпуса можно было пренебречь - как-то далековато, разве что для общего сведения…
        Люди прохаживались по залу, таращились на экспонаты. Качество картинки - средней паршивости. Посетителей не так уж много. Две блондинки не самого нежного возраста - им приглянулось траурное платье XIX века. Они тихо говорили, посмеивались. Потом одна посмотрела по сторонам, попробовала ткань на ощупь, снова стали обсуждать.
        Мужчина с женщиной пристально разглядывали фотографии постмортем, гадали, кто из позирующих на фото жив, а кто мертв. Это нормально, посетители всегда так делают, сам через это прошел… К ним сзади приблизился немолодой инвалид с костылем и подвернутой ногой - он передвигался довольно споро. Стали обсуждать втроем. К ним присоединились светловолосый мужчина лет тридцати пяти, коренастая женщина не первой молодости - и все это стало походить на викторину.
        Я бегал глазами по залам. Любопытный посетитель, будучи уверен, что его никто не видит, пытался приоткрыть гроб купца (Горохова) в конном катафалке. Гроб был настоящий, но открываться не хотел. Печальная женщина в платочке созерцала иконы. Две девочки примеряли на себя открытый гроб, хихикали. Потом одна из них сделала селфи на фоне вычурной домовины, посмотрела по сторонам, опасаясь, что увидят. Им было невдомек, что в музее разрешено снимать.
        Еще один мужчина - какой-то робкий, неуверенный - разглядывал самовар из коллекции бытовых предметов позапрошлого века: очевидно, не мог взять в толк, какое отношение он имеет к погребальной культуре. Сергей Борисович как-то объяснял: он тоже без понятия, просто самовар красивый…
        Потом все они с разными временными интервалами покинули музей, ушли по дорожке к крематорию. Хромал инвалид с костылем, живо обсуждали увиденное в музее великовозрастные блондинки. Уходил мужчина, не сумевший заглянуть в купеческий гроб - хмурился, поглядывал на часы. Вышел и закурил любитель самоваров, постоял у входа, несколько раз глубоко затянулся, как-то плавно заскользил прочь. Удалялась семейная пара, женщина крепко держала спутника под руку - высокого блондина лет тридцати пяти.
        Снова знакомые лица - оптимистично настроенные девочки-подростки, женщина в платочке, коренастая особа не первой молодости. Я всматривался в их лица. Кого мы, собственно, пытаемся высмотреть? Керенского в женском платье?
        Михаил с Варварой дышали в затылок. Их хмурые лица отражались в мониторе и как-то причудливо накладывались на запись с камер, создавая иллюзию параллельной реальности.
        - Сейчас ничего не чувствуешь? - спросил я.
        - Не чувствую, - буркнула Варвара.
        - Понятно, - вздохнул я. - Твои способности проявляются в режиме реального времени.
        - Ты прекрасно знаешь, что это не так, - огрызнулась Варвара. - Но именно сейчас я ничего не чувствую. Между ними и мной бездна времени и пространства.
        - Ладно, - я захлопнул крышку ноутбука. Ситуация абсурдная, в полицию не пожалуешься. - Михаил, свяжись с Якушиным - надо усилить охрану. А я отвезу Варвару домой.
        Опять назревала чертовщина - как я этого не любил! Я отвез Варвару в наш дом на Советской, окружил заботой и участием, загрузил домашними делами, заниматься которыми она не любила, не хотела, а зачастую и не умела. А когда она уснула, прилег рядом, смотрел в потолок и напряженно думал: где мы допустили ошибку?
        - Насчет того, что ты прислал вчера, - мрачно проговорил в трубку Кривицкий, - я имею в виду отсканированные каракули: «с моих слов записано верно» и все такое… Это человек писал или курица? Нет, этот почерк не похож на почерк Усманского. Даже при условии, что фигурант пытался его изменить. Ты вообще в это веришь? - Кривицкий раздраженно запыхтел. - Ну хорошо, давай сойдем с ума и допустим, что душа Усманского переселилась в тело жителя нашего города. Личность Усманского превалирует, предыдущая сидит в углу и жалобно попискивает. Но ведь память этого человека осталась? Его привычки, голос, манера себя вести? Или это тоже подвергается трансформации? При чем тут почерк и душа? Это то, что остается в человеке. Какая-то моторика, двигательная память, или как ее назвать…
        - Ты с кем сейчас разговариваешь? - вмешался я. - Давай считать, что почерк человека связан с импульсами мозга, которые испускает сознание. Никто не говорит, что все произошло мгновенно. В теле шла борьба двух сущностей, возможно, до сих пор продолжается, но маньяк побеждает. Он завладевает памятью носителя тела, его поведением, его навыками, но и свое никуда не пропадает. Все, что есть, он пристраивает в дело, в нем сейчас две личности, но одна на коне, контролирует ситуацию, а вторая жалобно «попискивает», выражаясь твоими словами…
        - Ты в это искренне веришь? - насторожился Вадим.
        - Ты сам предложил сойти с ума, нет? Я во многое не верил, Вадим, и всегда оказывался в дураках. Признайся, Сергей Борисович похож на человека, у которого не все дома? Вспомни дела, которые я вел по музею, и ты к ним тоже имел отношение, - согласись, было много странного, не имеющего объяснения? Чем текущая ситуация отличается от тех?
        - Огромным количеством трупов, - фыркнул Кривицкий. - Скоро 23-е число, а мы работаем по мистическим сущностям и прочим реинкарнациям. О боги мои… Ладно, я занят, - Вадим швырнул трубку.
        А я, можно подумать, лежу на солнышке! Насчет почерка и у меня оставались сомнения - в противном случае, что мешало добыть образцы всех фигурантов?
        Было утро 20 октября, я сидел в машине, припаркованной на улице Каменской, потягивал кофе из термоса, курил. Бормотало радио. Прогноз погоды на текущий день был неутешителен: МЧС выдало штормовое предупреждение. Обещали похолодание, осадки (пока еще в виде дождя), а к концу дня - усиление ветра до шквалистого. То есть все дела желательно завершить до вечера, а потом запереться в доме, обнять подушку (или Варвару на подушке) и никуда не выходить.
        Я прозябал в машине второй час, нетерпеливо посматривал на часы и сожалел, что начал с этого фигуранта, а не с последнего. Но сейчас уже поздно что-то менять.
        На другой стороне дороги с односторонним движением находился маленький садик, за ним - симпатичный двухэтажный особнячок, в котором располагалась единственная организация «Чистый мир», о чем извещала соответствующая вывеска. Бизнес Николая Ильича Глотова развивался динамично. Офис снаружи был опрятным, имелась парковка для сотрудников, въезд с Каменской и даже шлагбаум, срабатывающий от пульта.
        Человек, похожий на Глотова, подъехал к офису два часа назад. Припарковав свой «Инфинити» у крыльца, скрылся в здании и больше не высовывался. На фото вроде он - коренастый, неплохо развитый, со скуластой физиономией. Я перелистывал бумаги в папке, кося одним глазом на особняк, освежал в памяти все, что знал о фигуранте.
        Успешный бизнес, семья, чадо в Праге, никаких проблем с правоохранительными органами, родители умерли, остался брат, с которым он почти не общается… Все хорошо, если бы не акрофобия - патологический страх высоты, имеющий явные клинические проявления и так мешающий жить и работать! Желание излечиться, походы к модному психоаналитику, у которого имелся кардинальный рецепт - небо, самолет, девушка…
        Я вздрогнул от смеха, но кофе не расплескал. Кстати, о том, что случилось с девушкой, информации не было. Я бы ничуть не удивился, узнав, что ее прибила супруга пострадавшего, хотя в чем вина той девушки, помимо участия в изгнании Глотова из самолета?
        Отсмеявшись, я обнаружил, что настроение лучше не стало. И вообще «грешно смеяться над больными людьми». Я иногда выходил из машины, прогуливался по тротуару, снова возвращался. Содержательный день!
        В районе часа дня Глотов соизволил покинуть офис. Он вышел в расстегнутой замшевой куртке, прыгнул в машину и выехал на Каменскую, лихо подрезав девчушку в сиреневом «Витце». Девчушка истерично давила на клаксон, заливалась матюками. Этот тип был еще и лихач!
        Когда вслед за Глотовым я тоже подрезал девчонку, у нее началась форменная истерика. Я не стал останавливаться, покатил за фигурантом, выдерживая дистанцию. Бессмысленно описывать последующие маневры по узким улочкам центра. Я не отставал, в итоге мы оказались на улице Военной, переползли запруженную Ипподромскую и покатили в глубь частного сектора Октябрьского района.
        У Глотова там имелся свой заводик. Полная глушь, склады, старые заводские корпуса, длинный бетонный забор. Дорога ужасная - тут уж не до нового асфальта, хоть бы старый аккуратно сняли! Глотов въехал на территорию небольшого предприятия, я машинально подался за ним - и чуть не стал участником драмы под названием «Шлагбаум наносит удар»! Я среагировал, подал машину назад, и тяжелая полосатая штуковина грузно рухнула перед моим капотом. Из будки высунулся скалящийся охранник, осведомился, что надо.
        - Это блинный цех? - спросил я.
        Страж шлагбаума заржал.
        - Нет, это малое предприятие по переработке пластиковых отходов, - ответствовал он, - дальше - ритуальная контора, цех по изготовлению гранитных памятников и морг больницы для страдающих онкологией.
        - Боже, неужели я ошибся городом? - ахнул я и стал сдавать обратно. Охранник посмеялся и ушел, прихрамывая, в свою будку. Я сдал задним ходом в проезд и припарковался у обочины, где стояли несколько машин.
        В этой глухомани, где не было жилых домов, тоже трудились люди. Суббота на календаре их, видимо, не смущала. А вот меня смущала! И как-то не укрылось от внимания (и даже царапнуло мозг), что сзади со стороны центра тихо подъехал грязный темно-серый внедорожник и занял парковочное место в трех машинах от меня.
        Я насторожился. Профессия такая, что всегда посматриваешь в зеркало заднего вида, даже не имея на то оснований. После вчерашнего инцидента с Варварой основания были.
        Стекла внедорожника покрывала тонировка - до первого гаишника (если он сам, конечно, не гаишник). Машина не прижалась к бордюру, как остальные - слегка вылезала из ряда, значит, прибыла ненадолго. И у водителя имелась возможность видеть стоящие впереди машины. Казалось бы, что такого? Но в горле тут же пересохло, стало неуютно. Я машинально нащупал травматический пугач в подмышечной кобуре. Сегодня я его не забыл.
        Текли секунды. Глотов с территории завода не выезжал. Внедорожник тоже не шевелился. Водитель погасил фары, но из машины не выходил. Прибыл бы сюда по делу - неужели бы не вышел?
        Дискомфорт усиливался, но стопроцентной уверенности не было. Мало ли зачем он сюда приехал. Всех подозревать - недолго и до маниакального синдрома. Текли минуты - водитель не выходил. Глаза устали перебегать с одного зеркала на другое. Я мог бы выехать из ряда, проследовать дальше по проезду - и все бы стало ясно, пристройся он в хвост. Но я выбрал другой вариант. Терять Глотова тоже не хотелось. У маньяков редко бывают сообщники, но возможны всякие варианты.
        Я вышел из машины, сделал вид, что разминаю кости. Трафик в проезде был незначительный, я никому не мешал. Внедорожник стоял неподалеку и словно подсматривал за мной одним глазом. Я закурил, медленно обогнул капот, поднялся на тротуар (от последнего - одно название) и прогулочным шагом направился вдоль припаркованных машин. Сердце колотилось, я расстегнул верхнюю пуговицу, чтобы при необходимости выхватить недоразумение из кобуры (у него хоть вид приличный).
        Ракурс менялся, я приближался к серому внедорожнику. Вроде «Субару», номера, естественно, замазаны грязью, стекла непроницаемы. Что там делает водитель - джигу танцует, целится в меня? Но стрелять через стекло не будет, машину жалко, а начнет опускать стекло, я уж как-нибудь среагирую…
        Осталось несколько шагов, внедорожник был рядом. Я понятия не имел, что делать дальше. Постучаться, что-нибудь спросить? Ну, стоит себе машина, никого не трогает…
        Водитель избавил меня от дальнейших мучений. Загорелись фары, он медленно выехал из ряда и покатил, разгоняясь, по проезду, оставив меня в полной растерянности. Задние номера тоже не читались. Мелькнула царапина на заднем бампере. Обычный «Субару» - как минимум десятилетний крепыш, в городе таких пруд пруди…
        Я вышел на дорогу, угрюмо смотрел ему вслед. Джип удалялся и вскоре скрылся за поворотом. Какие мы скромные… И что это было?
        Просто ничего, постоял и уехал, а я тут как бы ни при чем? Всякое могло быть. Но сердце уже тоскливо сжималось. Некто знал, что я работаю по людям, перенесшим клиническую смерть, а значит, рано или поздно упрусь во что-то нежелательное?
        Я вернулся в машину, схватился за термос. «Субару» не возвращался. Напряжение не отпускало, но до конца не ушло. В душу загружалась уверенность, что продолжение следует. А при чем тут Глотов? Словно отвлекали от фигуранта, давая понять, что он не при делах. Или нет - водитель джипа планировал остаться незамеченным, но я оказался чересчур внимателен…
        Метаться не стоило, я продолжал так называемую работу. «Инфинити» выехал с территории заводика только в четыре часа пополудни. Глотов вертел баранку, держа телефон у уха. Пристраиваться хвостиком было неразумно - не городская улица, кишащая транспортом. Я примерно догадывался, куда он ехал, и что-то подсказывало, что я знаю город лучше него.
        Когда я припарковался на Каменской, «Инфинити» у «Чистого мира» еще не было. Чутье не обмануло. Парковочных мест вдоль тротуара стало больше - офисные труженики разъезжались по домам.
        Глотов подъехал через восемь минут, бросил машину у крыльца, исчез в офисе. Он явно не имел понятия, что такое нормированный рабочий день.
        Я размышлял, что с ним делать. Подкараулить, когда будет возвращаться домой, принудить к созданию аварийной ситуации (свою машину при этом не бить), выйти на прямой контакт, выяснить, с чем его едят? Можно вытянуть расписку, что не имеет претензий ко второму участнику ДТП…
        Я снова перелистывал все, что имелось на этого типа. Глотов Николай Ильич, родился 23 сентября 1971 года. Место рождения - город Междуреченск, обучался в Новосибирском институте геодезии, аэрофотосъемки и картографии… Стоп. Я недоуменно хлопал глазами, снова вчитывался в незатейливые цифры даты рождения - 23 сентября 1971 года… К черту год! Почему менты просмотрели? Почему я сам прохлопал ушами, хотя просматривал эту бумажку неоднократно? Почему вот так всегда - никто не замечает очевидного?
        - Ну, чего тебе? - устало спросил Кривицкий, - уже вычислил своего андроида?
        - Ты на работе?
        - Ну а где же еще? Новая должность, знаешь ли, никакой другой жизни…
        - Позвольте вопрос, товарищ капитан? - Из меня полилась едкая желчь. - Почему мы все такие тупые?
        - Ага, - подметил Кривицкий, - значит, себя ты тоже отнес к этой категории граждан.
        - Да, и мне стыдно. Но вам должно быть еще стыднее… если есть такое слово. День рождения Глотова - 23 сентября. День, когда убили Хмельницкую. Преступление произошло в 23 часа. В этом году 23 сентября выпадало на воскресенье. Логично допустить, что именно в этот выходной Глотов и отмечал свои именины сердца. Дата не круглая, возможно - дома, с друзьями или в кругу семьи. Наверняка выпил. В этой связи сомнительно, что вечером он куда-то поперся. А ведь должен был заранее выследить жертву, определиться с местом убийства, отключить, увезти… Ты понимаешь, что если в вечер воскресенья он праздновал день рождения, то не мог никого убить?
        - Ничего себе, вот это проворонили! - Вадим был тоже под впечатлением. - Ну да, ты прав. И что предлагаешь? Как мы это выясним?
        - Гораздо быстрее, чем я. Мы живем в век социальных сетей, Вадим. Он мог сделать снимки, а потом выложить. Это могла сделать жена или кто-то другой. Его наверняка поздравлял сын, обучающийся в Праге, - а молодежь не может жить без соцсетей. Не факт, но проверить стоит. У каждой фотографии можно найти ее свойства - в том числе, когда ее сделали. Если не в контекстном меню, то всего лишь незначительно копнуть - это сделает даже начинающий хакер. В принципе дело получаса, Вадим. Если нет, так нет. Но попробовать стоит. У вас же есть технический отдел, запряги грамотного человека. Он сможет это сделать даже дома. Нужно быстро исправить этот косяк.
        Кривицкий для приличия поломался, но пообещал что-нибудь придумать. Глотов вышел из здания в восьмом часу вечера - уже стемнело. Кривицкий не звонил, и сбрасывать этого субъекта со счетов было рано.
        Я ехал почти впритирку к нему - все равно он в зеркало видел только фары. Первые сомнения у меня возникли, когда он остановился у цветочного павильона. Вернулся к машине только через пятнадцать минут с нереально огромным букетом роз. Уложить такое было непросто - даже на заднее сиденье.
        Вспомнился анекдот. Диалог в цветочном магазине: «Мне вон тот букет за десять тысяч. - О-о, любовнице, наверное, берете? Нет, жене. - Ага. Но признайтесь, любовница в этой истории все-таки фигурирует?»
        Сомнения укрепились, когда за площадью Калинина он подъехал к ресторану «Пекинская утка», припарковал машину и стал прохаживаться вдоль проезжей части.
        Подъехал серебристый «Ровер». Глотов метнулся к своей машине, выволок букетище, и когда из «Ровера» вышла роскошная простоволосая блондинка в короткой куртке с меховой оторочкой, он его торжественно преподнес. Нужного эффекта не получилось - в городе усиливался ветер, и часть цветов рассыпалась. Глотов бросился их поднимать. Женщина смеялась. Потом она что-то сказала, Глотов помялся и отнес цветы на заднее сиденье «Ровера». Блондинка взяла его под руку, и оба они вошли в ресторан, где Глотов наверняка забронировал столик. Шикарная блондинка меньше всего походила на его супругу, хотя последняя тоже была ничего.
        Адюльтеры фигурантов волновали меня меньше всего. Я окончательно затосковал и уже подумывал, не подняться ли в ресторан, чтобы устроить небольшой развлекательный дебош, но тут в кармане завелся суровый баритон с нестареющим хитом про советскую милицию. Проходящий мимо мужчина с тускнеющей наколкой на тыльной стороне ладони ускорил шаг.
        - А знаешь, Никита, ход твоих мыслей мне нравится, - сообщил Кривицкий. - Хотя по твоей милости мы сейчас лишились одного из подозреваемых. Я привлек толкового человека. У Глотова и его супруги ничего не нашли. А вот у сына, коротающего деньки в далекой Праге, нашли фотографию на его странице в «Фейсбуке». Родители прислали ему фото с дня рождения отца, который отмечали дома в кругу немногочисленных друзей.
        Позируют шестеро, не считая собаки, - в том числе Глотов с благоверной. Дата создания снимка - 23 сентября текущего года, время съемки - 22.26. То есть гости засиделись. Будь он убийцей, уже должен был караулить жертву, чтобы оглушить и увезти на задворки локомотивного депо. А от котлована на Юго-Западном, где он живет, до места убийства - коломенская верста. Никак не получается, пусть он даже работал с космической скоростью. Но зачем бы он работал с космической скоростью? Так что все правильно: если Глотов не совершал последнее убийство, то и к первым преступлениям он непричастен. Логично?
        - Стопудово, - подтвердил я. - В таком случае, с вашего позволения, оставляю его наедине с любовницей и удаляюсь, чтобы заняться более полезными вещами.
        - А любовница-то хоть ничего? - развеселился Кривицкий.
        - О, нет слов… Только в голове у нее, боюсь, шаром покати.
        Я шел к машине, а на меня озирались прохожие: почему прилично одетый мужчина сам с собой матерится? А как смолчать - такой содержательный день! Усиливался ветер - подходил обещанный синоптиками ураган. С противоположного тротуара донеслись тревожные крики: там сорвало ветром рекламный щит. Но в машине было хорошо, она еще не остыла. Не успел я завестись, как позвонила Варвара.
        - Это хорошо, что ты обо мне вспомнила в связи с надвигающейся ночью, - похвалил я.
        - Ты мог бы тоже почаще вспоминать, - отрезала Варвара. - А что касается меня, то я всегда с тобой. На телепатическом уровне. Как там наши трудовые будни?
        - Глаза бы мои не видели эти ваши трудовые будни, - признался я. - Ты где?
        - Я у тебя… вернее, у нас дома. Жду, когда ты нарисуешься. Ужин приготовила.
        - Не может быть! - поразился я. - Ладно, «жди меня, и я вернусь». Рецидива вчерашнего не было?
        - Все хорошо, Никита.
        Голос был слабый, но она могла просто устать. Интересно, чем она занималась, что так устала?
        - Это не Глотов, - сообщил я. - Если он, конечно, не владеет пагубной привычкой физического раздвоения. Насчет предыдущих двоих у меня тоже серьезные сомнения. Формально они остаются в списке, но Шалаев не подходит по физическим параметрам, машины у него нет, как нет и умения ею управлять. У Вяземского повреждена правая рука…
        - Да, и этот дефект возник не вчера, а еще в больнице, - подтвердила Варвара. - Сергей Борисович беседовал с врачом, информацию передали полиции, а известить тебя, конечно, забыли. И еще: вчера, когда произошел инцидент в музее, Глотов находился в мэрии - заместитель градоначальника по работе с бизнес-структурами вымогал деньги у бизнесменов на благоустройство города.
        - И об этом мне не удосужились сообщить… Остается некто Владимир Мамин. Но это уже не сегодня…
        - Конечно, не сегодня. Давай домой, ураган начинается. Кстати, у меня две новости, - вспомнила Варвара, - одна плохая, другая хорошая, с какой начать?
        - Какая прелесть, - восхитился я. - В наше время говорят не так: одна новость плохая, другая очень плохая. Начни с хорошей.
        - Вовочку Мамина можешь исключить. Он полностью оправдал свою фамилию и еще в середине сентября слинял в Италию по приглашению своей римской мамы. Информация запоздала - ее, похоже, доставляли «Почтой России». Полиция узнала и очень удивилась. А что ему тут делать? Дружок ушел к другому, устроиться на работу можно только врачом - ну, действительно, кем еще можно устроиться после мединститута? Врачебная карьера мальчика не прельщает, а в Италии богатая мама и столько обеспеченных лиц нужной ему ориентации. За будущее мальчика можно не бояться.
        - Счастлив за него. - Новость действительно была приятной. - Теперь давай плохую новость.
        - С глубоким прискорбием должна сообщить, что ты напрасно загробил два дня, мне очень жаль. Твои фигуранты не имеют отношения к преступлениям маньяка. Ни один. Я была у них на тонком плане, где и провела практически весь день. Пустышка, Никита, - Варвара сокрушенно вздохнула. - Я ничего не почувствовала. Ни-че-го, - повторила она. - А я не первый год в этих делах, знаю, о чем говорю. Они обычные люди - со всеми слабостями и недостатками.
        - Возможно ли, что кто-то из них установил защиту?
        - Но я бы в нее уперлась и поняла, что это защита, - возразила Варвара. - А ее нет, эти люди открыты. И Мамин, кстати, тоже - я проверила на всякий случай.
        - Замечательно, - буркнул я. - Ну и зачем я двое суток жег бензин и нервные клетки?
        - Каждый делает то, что умеет, - заявила Варвара, - и это правильно, человек не должен делать то, что он не умеет. Нет ничего плохого, что мы пришли разными путями к одному и тому же выводу. Все, кончаем пререкаться, жду тебя дома.
        Но путь домой был долог и труден. Какое-то сумасшедшее ненастье накрывало город. Ветер рвал с деревьев ветки с засохшей листвой, валил рекламные щиты и плохо закрепленные конструкции, отрывал панели от остановок общественного транспорта. Потом все стало стихать, но это напоминало затишье перед новой бурей. Оно продолжалось, пока я не доехал до центра.
        На Красном проспекте у «Ройял-парка» скопилась пробка - упавшее дерево перегородило две полосы из трех. Чертыхаясь, нарушая все правила движения, я развернулся на встречной полосе, покатил обратно к площади Калинина. Объезжал по Ипподромской, через развязку на Фрунзе. На пересечении с Мичурина уперся в сломавшийся трамвай 13-го маршрута (с которыми всегда что-то случается), пришлось осваивать узкое пространство между бордюром и трамваем. В этот момент я и повредил стойку - когда на скорости пытался взять завышенную планку.
        Стойки давно текли, и я только приблизил этот момент. Когда я съехал с бордюра, машина стала брыкаться и прыгать, как тушканчик. Ехать дальше было невозможно. Стойка вытекла, лопнул подшипник. Я пропрыгал по Мичурина пару сотен метров и понял, что пора заканчивать, если не хочу навсегда лишиться машины. Подходящее место нашлось у ограды Центрального парка - кто-то вовремя оттуда уехал. Припаркованных машин здесь хватало. Я прижал свою «инвалидку» к бордюру, выключил двигатель и облегченно вздохнул. До дома пешком - минут пятнадцать. Завтра куплю нужную запчасть и доползу на аварийке до ближайшей СТО. Ничего смертельного, все в порядке.
        Но настроение падало, сжималось сердце от недобрых предчувствий. Ураган опять набирал силу. Я добежал дворами до Красного проспекта, с которого непогода выдула людей, отправился вверх по нечетной стороне. Переменный ветер лез за воротник, подгонял в спину, вставал неодолимой преградой, и тогда на него можно было ложиться, как на волну!
        Странные ощущения: мне очень не хотелось идти домой. Вроде надо, Варвара заждалась, там тепло, безопасно - а хоть тресни, не хотелось!
        И вдруг так кстати подвернулся недавно открывшийся бар в полуподвале. В заведении призывно переливался свет, сновали тени. Я был свободным человеком, мог делать все, что хочу! Я спустился вниз, толкнул тяжелую дверь и, войдя в теплое помещение, тут же устремился к нарядной барной стойке.
        Я просидел в уютном заведении не больше двадцати минут, выпил пару стопок коньяка. Здесь находились несколько человек, застигнутых врасплох непогодой. Они шутили, пили пиво. Кто-то смеялся, что не надо бояться конца света. В России его не боятся - в России его ждут. Но я не мог сидеть здесь вечно, и на душе не делалось легче.
        Рассчитался с барменом, покинул гостеприимное заведение и устремился навстречу собственной смерти…
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        И вот оно стряслось - безжалостное, продирающее до костей. Этот дивный восхитительный мир беспощадно бил по всем чувствительным местам души и тела. Я метался по простыне, обливался потом, проклинал весь мир в целом и его отдельных представителей - в частности. Все черное, негативное неудержимо лезло из меня. Словно канализацию прорвало и нечистотами затопило улицу!
        В минуты ремиссии я с тоской и щемящей нежностью вспоминал свои смертные переживания - выл, хотел туда, бился головой о подушку. Варвара все утро просидела рядом со мной, терпеливо сносила мои гневные выпады, заставляла глотать какие-то пилюли, прикладывала ко лбу мокрое полотенце.
        В завершение маразма мою кровать окружили врачи, и тут уж я оторвался. Пусть окружают - легче целиться! Я посылал их по всей парадигме и был категорически против фильтрации базара! Что им нужно от меня? Я жив, отстаньте! Не нужно меня никуда везти! Потом я выпал в осадок, видимо, подействовали препараты, провалился в глухую прострацию.
        Надо мной озабоченно переговаривались люди в белых халатах, угадывался голос Якушина. «Думаю, с ним будет все в порядке, Юрий Андреевич, - внушал он медицинскому светилу, - да, случай необычный, но не скажу, что уникальный - подобное случалось даже на моей памяти. Не все еще способна объяснить медицина. Посмотрите на него - помещение в лечебное заведение его добьет, и он все равно сбежит, применяя ту же тактику слона в посудной лавке. Вам нужны разрушения, а вашим сотрудникам увечья? Предлагаю дистанционное, так сказать, наблюдение: за ним присмотрят, не волнуйтесь. В случае ухудшения ситуации вас немедленно известят».
        Я плавал в липком киселе, сознание еле брезжило. Если это был сон, то, значит, я спал. Представители медицины оставили меня в покое.
        Настал час транспортировки. Я сам поднялся, оделся и побрел по коридору. Был день, значит, я проспал часов восемь - если это безобразие уместно назвать сном. В машине меня снова накрыло, сознание путалось. Я плохо помнил, как мы оказались дома, надеюсь, я все же сам поднимался по лестнице. На этот раз я прометался в забытьи недолго - часа три. Я находился дома, живой, в собственном сознании, которое частично работало! Поднимался, как из гроба, ощупывал голову. Восстанавливалась память. Как-то странно: я помнил события до смерти, во время смерти и после смерти. Пусть не все, урывками, кусочки мозаики еще не полностью заполнили картину, но это было явное достижение. Варвара хлопотала рядом со мной, помогла подняться. Ноги подкашивались. Она довела меня до ближайшего стула, усадила.
        - Как я выгляжу? - прохрипел я.
        - Все в порядке, мой хороший, - она гладила меня по голове, - главное, что все живы.
        - Ты не ответила…
        - Нет, я ответила…
        Я нашел в себе силы, поднялся, глянул в зеркало. Да, она ответила. Физиономия бледная, волосы дыбом, глаза запали. Опухшие щеки… впрочем, нет, это были мешки под глазами.
        - Согласись, не все так плохо, - неуверенно заметила Варвара.
        - Да, все отлично, - усмехнулся я, - даже после выгляжу, как до…
        Я что-то жевал, и это было съедобно, невзирая на полный кулинарный ступор моей Варвары. Она старалась, и это было приятно. Каждый мой шаг находился под ее присмотром. Я откисал в ванне, мылся, снова что-то ел, потом курил на балконе, не обращая внимания на ее решительные протесты.
        Я догадывался, что курение убьет меня по-настоящему, но это не сегодня - в другой раз. Варвара регулярно уединялась в прихожей и с кем-то шепталась по телефону, очевидно, с Якушиным. К девяти часам вечера я вернулся к жизни, и даже существо в зазеркалье помолодело и стало не таким отталкивающим. Но до совершенства было далеко.
        Несколько раз я пытался ее обнять, но Варвара искусно увертывалась, возмущалась - что за мысли у меня в голове? Разве так ведут себя люди, пережившие клиническую смерть? В десять вечера на телефон Варвары поступил вызов от моего однокашника Кривицкого, она неохотно выслушала, что-то буркнула и появилась на пороге с недовольным видом.
        - Твой кореш из полиции, - фыркнула она, - давно мы его что-то не видели. Интересуется, можно ли верить слухам, что ты жив? Я ответила, что ясности нет, этот вопрос еще решается в верхах. В общем, сейчас он припрется в гости со своим дружком из Ярославля. Черт, даже в доме нет от них покоя.
        Пиетета к доблестным правоохранительным органам Варваре явно не хватало. Я пожал плечами.
        - Ладно, ты же не хочешь заниматься сексом. Придется проводить время в мужской компании.
        - Это я-то не хочу заниматься сексом? - рассердилась Варвара. - Хорошо, мой милый, давай займемся. Но не забывай, что любая поза из Камасутры легко превращается в болевой прием!
        Позвонил человек, нанятый Якушиным обеспечивать нашу с Варварой безопасность, сообщил, что к нам направляются офицеры полиции, они уже входят в подъезд, воспользовавшись собственным ключом от домофона.
        «Откуда у них собственный ключ?» - удивилась Варвара. «Это очень просто, - объяснил охранник, - у них и универсальные отмычки имеются, это же полиция». А тайна «таблеток» и плоских домофонных ключей в том, что, имея хотя бы десяток в сумочке, ты имеешь ключи от всех дверей. Ленятся наши «дверные» мастера оснащать замки уникальными кодами. Вариаций не больше десятка, о чем обычные граждане, разумеется, не знают.
        «Универсального» ключа от моей квартиры у них, по счастью, не было. В дверь вкрадчиво постучали. Насупленная Варвара впустила полицию на порог и удалилась в комнату. Они мялись на коврике под дверью, вели себя как бедные родственники. Ей-богу, проводись в стране конкурс скромности, они бы взяли призовые места!
        Я вышел в прихожую - они смотрели на меня с суеверным страхом, не решались подать руки, сказать что-то доброе. Действительно, о чем говорить с человеком, которому врачи меньше суток назад констатировали смерть?
        - На поминки пришли? - глухо спросил я. - Цветы принесли? Вы знаете, мужики, что нужно четное число? У вас оно четное?
        - В общем, да, - сипло выдавил Губин. - Ни одного…
        - Это радует, - буркнул я, - значит, не все еще потеряно. Проходите, раз пришли, чего вы там мнетесь?
        - Ты как? - сглотнул Кривицкий.
        - Да ладно, проехали…
        Они, как приличные, сняли обувь, по одному просочились в гостиную. Кривицкий, проявляя признаки смущения, достал из плечевой сумки бутылку нормальной водки, какую-то мясную закуску в вакуумных оболочках. Губин извлек лимонад, овощи, повертел головой и по-хозяйски стал вытаскивать на середину комнаты журнальный столик.
        - Так, во мне кипит женщина, - с угрозой в голосе предупредила Варвара.
        - Послушай, дорогая, ты не могла бы покипеть на кухне? - спросил я. - Собери нам еще что-нибудь, у тебя сегодня такие восхитительные магазинные тефтели.
        Варвара фыркнула и с задранным носом удалилась на кухню.
        - Варвара Ильинична, не обижайтесь, ладно? - бросил ей в спину Губин. - Просто такое дело, сами понимаете… А Никита может и не пить, просто на нас посмотрит.
        - Мертвые не пьют, - утробно заявила Варвара и прикрыла дверь.
        - О господи, - Кривицкий как-то ненароком перекрестился и начал краснеть.
        Стол готовили быстро, по-военному. Упаковку рвали зубами, судорожно извлекали бокалы из серванта. Неловкость не проходила, ее требовалось быстро залить!
        - Ну, давайте… - выдохнул Вадим, вскрывая бутылку. Налил две полные рюмки, накапал мне примерно треть, сделал паузу и долил, не встретив возражений. - Чокаться будем? - и снова засмущался. Но что поделаешь, шутки сегодня выходили исключительно односторонние.
        - Я все вижу, - глухо вымолвила из закрытой кухни Варвара. Гости выпили. Я тоже махнул, не глядя, застыл, прислушиваясь к ощущениям. Все было в порядке, позывов хлопнуться в обморок я не испытывал. А водку офицеры полиции действительно приобрели приличную.
        Народ расслабился, зарумянился, руки машинально потянулись к закускам.
        - Ну что, больной, как вы пережили смерть? - глупо хихикнул Кривицкий. Губин наступил ему на ногу - желание поберечь мои чувства пока сохранялось.
        - Нормально, - я откашлялся и скупо поведал, что со мной стряслось, не вспоминая некоторые пикантные подробности. Но даже этого им хватило, чтобы съежиться под грузом впечатлений.
        - Это тонна жести… - пробормотал Роман.
        - Ладно, задвинь на все это, - выдохнул Кривицкий, - реально проехали… Мне сообщили, что ты погиб, я несколько часов поверить не мог, потом позвонили с опровержением, но точной информации все равно не было… Нет, надо срочно по второй, задавить это наваждение, - он схватился за бутылку. И вторая пошла неплохо. Гости облегченно выдыхали, расслаблялись.
        - Кстати, в Парагвае недавно был случай - мертвец явился на собственные похороны. - Варвара вышла из кухни, стала расставлять тарелки с тефтельками. - Дело происходило в глухой деревне. Несколько дней мужчина считался пропавшим, потом нашли останки, которые не смогли опознать. Вроде он, кто еще? А в округе банды наркоторговцев орудуют. Вот и решили, что его убили. Все нормально шло, трогательная церемония, прочувствованные слова, гроб уже закапывали. А тут - здравствуйте - явился и все испортил. Где его носило все эти дни, так и не признался. Родственники, конечно, обрадовались, но вообще некрасиво - деньги уплачены, могила вырыта, люди приехали…
        - А я тоже недавно читал про похожий случай, - подхватил Губин, - только дело в Китае было. Мужчина страдал последней стадией рака, и однажды жена не смогла его разбудить. Дыхания не было. Все решили, что умер - пора бы уже. Привезли в похоронное бюро, стали готовить к погребению - сменили одежду, стали наносить посмертный макияж. Тут и заметили, что пальцы у покойника дрожат. Пульс измерили - живой. Вызвали медиков, но пока они ехали, он по-настоящему умер. С вдовой связались - она за голову схватилась. Ладно, сама допустила оплошность, но - сотрудники похоронного бюро! Отсутствие дыхания, оказывается, не показатель, в первую очередь надо мерить пульс и давление.
        - Может, сменим тему? - рассердился я. - Варвара, ты хранительница очага или кто? Вот иди и поддерживай огонь, спасибо за тефтели.
        Она удостоила меня пронзительным взглядом и снова засела на кухне, готовя новую вылазку. Мы торопливо выпили, пока никто не мешал.
        - Ну, и как оно там, Никита? - спросил Кривицкий, выразительно глянув на потолок. Имелась у них кое-какая информация о моих «околосмертных» похождениях, но хотели все знать из первоисточника.
        - Там хорошо, - проворчал я.
        - Это потому, что нас там нет, - хмыкнул Губин.
        «Хорошо, где вас нет», - подумал я. Собутыльники переглянулись.
        - Этому парню там явно что-то открылось… - глубокомысленно изрек Кривицкий.
        - А мы, неудачники, ни о чем не знаем, - поддержал Губин.
        - Кстати, насчет открывшегося, - вспомнил я. - Загадочное исчезновение Екатерины Саульской осенью прошлого года. Она проживала в моем подъезде на последнем этаже. Девушка пропала поздним вечером - поехала к знакомым в Пашино и назад не вернулась.
        - Подожди, - наморщил лоб Кривицкий. - Да, такой случай имел место, ее не нашли. Работали сыщики из Центрального района, поэтому я не совсем в курсе… Твой же дом относится к Центральному району?
        - Да, он стоит на границе с твоим Железнодорожным.
        - Все, вспомнил! Допрашивали таксиста - он сломался в районе переезда, ждал эвакуатор, а девушка пошла пешком. Ее искали, привлекали спасателей, поисковиков из «Лиза Алерт», особенно жених усердствовал - проявил такую активность, что его в первую очередь заподозрили. Но пришлось отпустить, улик не было. Саульскую до сих пор не нашли - ни живую, ни мертвую. А почему ты эту тему поднял?
        - Жених не в теме, - пояснил я, - и таксист из фирмы «Лидер» ни в чем не виноват. Убийца трудится в таксомоторной компании «Автодом», он ехал из Жуковки, подобрал Катю на пустой остановке. Потом брызнул в лицо из баллончика, отвез в ближайший лес, где и надругался. Потом задушил, оттащил в канаву и закопал. Сверху завалил камнями и присыпал листвой. Точное место преступления не знаю, надо искать. Но ее останки до сих пор там. В прошлом году убийца ездил предположительно на автомобиле «Рено», последние цифры, возможно, - 520. Смешливый, двойной подбородок, масленые глазки. Полагаю, не старый. Найдете за час - тут даже напрягаться не надо. Я тебе его дарю, Вадим.
        У Кривицкого возбужденно заблестели глаза. Губин от удивления открыл рот.
        - Подожди, - спохватился Кривицкий. - Откуда ты знаешь? Ты не прикалываешься?
        - Видел ее, - объяснил я. - Блуждает неприкаянная душа по родным местам и очень зла на полицию, которая, как всегда, не чешется. Прошу, Вадим, найдите тело, пусть похоронят по-человечески. А найти убийцу по имеющимся приметам - дело техники. Да поспешите, убийство Саульской может быть не единственным.
        - Постой, Никита, - нахмурился Губин. - А это не может быть связано с… - он замялся.
        - Нет, - решительно отверг я, - разные дела и разные злодеи. Это большой город, Роман.
        Они молчали, таращились на меня, как на экспонат в музее палеонтологии. А чем еще я мог им помочь? Разжевать то, что самому не по силам? Они опять многозначительно переглядывались - мол, да, этому парню реально что-то открылось. Я продолжал повествовать - о событиях, предшествующих «эпохальному» удару током, о том, как мотался по фигурантам, как исключал их из числа подозреваемых. Они терпеливо слушали - оба и так были в курсе, понимали, что я для себя должен все расставить по местам.
        - Стоп, - спохватился Кривицкий. - А вот про «Субару Форестер» я слышу впервые. Ты уверен, что эта машина там оказалась не случайно?
        - Процентов девяносто. Главная версия такая: Якушин не ошибся с переселением души маньяка, но где-то в расследование вкралась ошибка. Те трое непричастны. У Шалаева нет машины, и вообще он немощный алкаш. У Вяземского нерабочая правая рука. Глотов в день последнего убийства находился дома - он тоже исключается, поскольку версию чередования маньяков мы отвергаем. Злоумышленник владеет информацией - он знает, что я отслеживал людей, переживших клиническую смерть. Не исключаю, что он таскался за мной и в Академгородок, и на Мочищенское шоссе. Только там я его не заметил. При слежке за Глотовым он невольно подставился, вышел сухим из воды, но дал нам пищу для размышлений.
        - А зачем он ходил в музей позавчера? Нам рассказали странную историю… - Вадим покосился на кухонную дверь, за которой стояла тишина.
        - Не знаю, - развел я руками. - Честное слово, не знаю. Та история - мутная и непонятная. Маньяк испугался, что рано или поздно я сойду с неправильного пути, и тогда ему придется туго, предпринял попытку ликвидировать меня, воспользовавшись оборванными проводами с электричеством. Удайся его затея - все списали бы на несчастный случай.
        - Но почему он решил избавиться именно от тебя, Никита? - недоумевал Губин. - Если он, скажем, по роду деятельности имеет доступ к информации, то должен знать, что в теме Якушин, кое-кто из его окружения и даже парочка офицеров полиции.
        - Увы, Роман, в способность полиции довести дело до конца он не верит. И где-то он прав. Прости, ничего личного. Так что полицию он не боится. Варвара, Сергей Борисович - скорее группа теоретиков, от них избавиться никогда не поздно. А я конкретно работал, копал, в поле, так сказать, и он это видел и напрягся.
        - Да я не обижаюсь, - поморщился Губин, - привык уже. Полагаешь, истина где-то рядом?
        - Да, совсем близко.
        - Как странно, - ухмыльнулся Кривицкий. - Хорошо, предположим, я поверю в эту мульку о переселении душ. Но вроде все проверили. Данным о пациентах с клинической смертью можно доверять. Пусть нас обвиняют в чем угодно, но собирать доступную информацию полиция умеет. Помимо этих четверых… теперь уже троих, других кандидатур нет. Остальные вылетают - не тот временной отрезок, не тот возраст, смерть, паралич, другие прикованы к инвалидному креслу. Остаются женщины, но женщин-маньяков, как известно, не бывает, хотя я не понимаю, за что им такая честь.
        И вот на этом месте меня захлестнуло! Поволокло куда-то - далеко от стола, от дома, от недопитой бутылки в мглистую область, где не было ни времени, ни объема, ни пройденных расстояний. Я мог стоять на месте, мог лететь с космической скоростью - это было одно и то же. Меня опять окружали неопознанные существа - боги, ангелы, бесы, я в этом не разбирался. Я возвращался в свой мир, бился о какие-то углы, образно говоря, падал с верхних продвинутых уровней в наш грязный дешевый мир. Я не хотел назад, но мое мнение не играло никакой роли. Какой-то потусторонний предбанник, выпускной клапан, или как его назвать? То место, где тебя выплевывают обратно в наш мир.
        Сильный дискомфорт, недружественное окружение. Голоса нашептывали, въедались в мозг. «Нужно вернуться, Никита Андреевич, так повелели свыше. Еще успеете, всему свой час. Можем предложить новую, так сказать, жилплощадь… Хотите другое тело - можем устроить… Женщина, что лежит рядом с вами, - она умерла, но что ни сделаешь для хорошего человека. Вы ведь тоже умерли? А что, вполне приличный бюджетный вариант…» Я возмущался, отвергал даже намек на такой исход - что за глупость? И вернулся, слава богу, в свое привычное, обжитое тело…
        Значит, теоретически мужская душа может очутиться в женском теле? Я об этом не рассказывал ни Варваре, ни Якушину - эпизод просел в памяти. А вот теперь вернулось. И кажется, подбрасывало новую версию…
        Я пришел в себя, сидел, окаменевший, не замечая, что держу в руке стопку с водкой. Браво, я даже не пролил!
        Я вернулся к жизни, вздрогнул, алкоголь побежал по пальцам. Я опрокинул рюмку в рот, чтобы не потерять остальное, откинулся на спинку стула. Мужики смотрели на меня слегка испуганно.
        - Никита, а что это сейчас было? - сглотнул Кривицкий.
        - А что было? - не понял я.
        Из кухни вышла побледневшая Варвара. Кто бы сомневался, что она все видит и слышит - там, на кухне.
        - Так, говори, - сказала она дрогнувшим голосом. - Тебя опять шибануло. Пролетая над гнездом кукушки, все такое… Излагай доступно и внятно.
        Я изложил свою странную историю. Молчание затягивалось. Вадим Кривицкий чесал вихры. Майор из Ярославля разглядывал катастрофически ухнувшее содержимое спасительной емкости и, готов поклясться, давал себе зарок никогда больше не приезжать в Новосибирск!
        - А что, так можно было? - тупо спросил Кривицкий.
        Я пожал плечами. Нашел, у кого спрашивать.
        - Так, минуточку… - Варвара села на край дивана и уставилась на меня с такой взыскательностью, словно я ей что-то должен. - Возможно, это не такой абсурд, каким кажется. Убийц-маньяков женского пола в природе не бывает. Бывают женщины-убийцы, сумасшедшие, припадочные, охотницы за богатыми мужчинами - так называемые «черные вдовы» и тому подобное. Бывают такие, которым несложно совершить убийство, и они его совершают… Но именно то, что мы вкладываем в понятие «маньяк-убийца», - это исключительно мужская прерогатива… А если Усманского никто не спрашивал, куда он изволит? Перенесли куда пришлось, и ладно? Нереально, фантастично, но почему - нет? Почему мы ищем только мужчину, если история Никиты подсказывает, что это может быть и женщина?
        - Вот черт, - пробормотал Кривицкий. - Разве что на минуточку, в качестве безумной идеи…
        - Кстати, почему бы вам не пробить по базам темно-серый «Субару»? - спросил я. - Допускаю, что их в городе не один десяток, а если покопаться, то и не одна сотня, но с чего-то ведь надо начинать?
        - Хорошо, сделаем, - отрывисто кивнул Вадим. - Это единственное, что напоминает полицейскую работу.
        Остатки водки бесследно растворились в желудках. Мы сидели вчетвером, сбившись в кучку, не знали, что и думать. Начинать все заново - пусть и по проторенной дорожке? А послезавтра, между прочим, 23-е…
        Варвара взяла телефон и на цыпочках удалилась в прихожую. «Патрону звонит», - догадался я. Водки больше не было, мы тупо жевали тефтели. Варвара появилась через три минуты, в стоптанных домашних тапках, которые называла «дикими» за их привычку бесследно пропадать, лохматая, в мятой футболке с моего плеча, но с таинственным блеском в глазах.
        Губин таращился на нее с восхищением, потом перехватил мой предостерегающий взгляд и смущенно кашлянул.
        - Сергей Борисович в шоке, - без обиняков поведала Варвара. - Он уже начал засыпать, а теперь по чьей-то милости обречен на бессонную ночь. Он допускает, что такое возможно, и не может понять, почему мы изначально проигнорировали эту версию. Нужно хвататься за нее, проверить всех женщин в городе, переживших в феврале клиническую смерть. Это ведь несложно, господа полицейские? - Она обвела строгим взглядом смущенных офицеров. - Списки уже есть по предыдущим наработкам, нужно только выделить из них подходящие персоны…
        - Вы пожелали нам беспокойной ночи, Варвара? - пробормотал Вадим.
        - Нельзя терять время, - вздохнул Губин. - Безумие продолжается, но что делать? Пойдем, Вадим, засиделись мы в гостях. Пожалеем этих людей - представь, человек не успел пережить клиническую смерть, а уже бухает с ментами. А ведь не зря пришли, скажи, Никита? - Он подмигнул мне, - такую версию родили - просто бомба!
        Они уходили, исполненные задумчивости. Губин напевал под нос: «Выпил с участковым - ай, смотрю, лето…»
        Я проводил их до двери, заперся и тоже погрузился в задумчивость…
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Утро, 22 октября, было мрачное, холодное и тоскливое, как утро любого понедельника. Варвары в постели не было, она гремела на кухне - мыла посуду, которую не вымыла вчера. Я блуждал по квартире, слабый, больной, с подозрительной пустотой в голове.
        - Из дома - ни шагу, - объявила Варвара. - Ты должен долечиться. Полиция все сделает сама - пусть рожает список. Если уйдешь из дома - вечером можешь не возвращаться.
        - Но я не могу, - слабо протестовал я. - У меня куча дел, мне нужно в свой офис, я должен отремонтировать машину. На чем я буду ездить? На гужевом транспорте?
        - А что ты имеешь против гужевого транспорта? - хмыкнула Варвара. - Один человек, между прочим, на осле въехал в Иерусалим, и с тех пор его все знают. Я серьезно, Никита, ты еще очень слаб.
        - А ты куда?
        - Представь себе, на работу. У меня есть работа, которую я хотя бы трижды в неделю должна посещать. Если вдруг проголодаешься, разогрей тефтели - я купила их на месяц вперед. И не забудь позвонить маме.
        Маме я, естественно, позвонил. Я ей всегда звоню. О моей бесславной «кончине» ее никто не извещал - слишком быстро состоялось «воскрешение». Страшно подумать, что бы с ней стряслось, сообщи ей кто-нибудь «с глубокими соболезнованиями» нечто подобное… Она мирно проживала в отдаленном Затулинском жилмассиве, совмещала личную жизнь с садово-огородным хозяйством, единственное, что омрачало ее размеренное бытие, это непутевый, как она считала, сын.
        - Ты сегодня ел? - спросила мама. - Ты здоров, Никита? У тебя такой слабый голос. Все в порядке? Как работа? Когда вы приедете ко мне с Варварой? Вы еще не подали заявление в загс?
        - Мама, остановись, - запротестовал я. - Слишком много вопросов, и я не знаю, в какой последовательности отвечать. - Да, я ел. Голос слабый, потому что много спал. У меня все в порядке. Работа процветает… вернее, я процветаю на своей работе. У Варвары тоже все хорошо, мы когда-нибудь обязательно к тебе соберемся.
        - Ты ответил на все, кроме самого важного, - проницательно заметила мама, - насчет заявления в загс? Впрочем, можешь не отвечать, я все поняла, - мама сокрушенно вздохнула, - ладно, думайте. Ты не боишься, что однажды твое счастье сделает ноги?
        Я закашлялся, ярко представив себе такую картину.
        - Ты уже закончила с дачей? - спросил я.
        - Ты серьезно? - удивилась мама. - Знаешь, очень давно. Ты даже помогал мне вывозить капусту и свеклу… хотя, не будем про твою память. Мы не на Плутоне живем, Никита. Это там лето продолжается сорок лет. У нас в Сибири поменьше…
        Потрясающе. Моя мама завела в доме Интернет, и теперь она точно знает, сколько длится лето на Плутоне. Дачный сезон такой продолжительности я бы не выдержал. Я со всей возможной мягкостью закруглил беседу, уверил, что всему свое время (и загсу тоже) и начал бесцельно блуждать по квартире.
        Снова пил кофе, мыл посуду, пересчитывая оставшиеся предметы из набора небьющейся посуды, который специально приобрел для Варвары - в ходе последней ссоры она наглядно продемонстрировала, что разбить можно все, если хорошенько швырнуть. Один из основополагающих законов жизни по-прежнему гласил: выслушай женщину и сделай все наоборот. Я терпеливо дождался ее звонка.
        - Ты дома? - строго спросила Варвара, уже доехавшая до своей «архивной» работы.
        - Странный вопрос, - сказал я. - Кто из нас парапсихолог? Ты должна душой и телом чувствовать, где я нахожусь. Ты же всегда со мной… на телепатическом уровне.
        - Да, это так, - подтвердила Варвара. - Но иногда ты от меня… как бы это сказать, ускользаешь. Я чувствую твое эмоциональное состояние, но затрудняюсь понять, в какой части света ты находишься. Ладно, я слышу, как капает твой вечно протекающий кран на кухне. Кстати, у тебя есть уникальная возможность именно сегодня вызвать сантехника. Все, будь дома.
        Я радостно потер ладони и начал собираться. Организм не протестовал, а легкую слабость я готов был перетерпеть.
        Погода за бортом располагала к пешим прогулкам: ветер умеренный, облака не дождевые, температура хоть чуток, но выше нуля. Зима в этом году задерживалась, кто бы возражал? Я шел по городу и озирался, обходил «незакрепленные» деревья и прочие шаткие предметы, трижды колебался, прежде чем ступить на проезжую часть, даже в зоне «зебры».
        Выходя из дома, я выдавил подъездную дверь плечом, а когда входил в магазин автозапчастей, огорченно констатировал, что, кажется, обзавелся новой фобией - к дверным ручкам. Я угрюмо смотрел на дверь, и в душе ворочался страх. Повезло, кто-то вышел, и я немедленно этим воспользовался, придержав дверь плечом. Езда на прыгающем «Террано» была такой же увлекательной, как скачка на мустанге по дикой прерии. Надо мной смеялись все встречные автолюбители. В единственном на всю округу автосервисе, куда я смог добраться, меня встретили хмурые лица и пронзительные сквозняки.
        - Крышу порвало, - хмуро сообщил старший автомеханик.
        - Сочувствую, - буркнул я.
        - Нет, правда. Ураган недавний, - на всякий случай уточнил работник, - хорошо, что в здании не было никого. Все улетело в трубу. Ну, полный аллес и капут…
        И загнул за замену жалких стоек такую сумму, что проще было застрелиться. Монополисты проклятые! Смутно подозревая, что за такие деньги я смог бы целиком отремонтировать смятую в лепешку машину, я все же рассчитался. Деньги штука хорошая, но к ним не успеваешь привыкнуть.
        На замену узлов ушло часа полтора, и только в районе обеда я подъехал к собственному офису на улице Потанинской. Табличка над доской с объявлениями «ЧП Ветров, частные расследования» пока держалась. В офисе, переоборудованном из двухкомнатной квартиры, властвовала моя помощница Римма Казаченко - худенькая, симпатичная, сорокалетняя и безнадежно семейная.
        Я открыл дверь своим ключом, вошел плавно и беззвучно. Мерцающий монитор показывал все, что угодно, только не работу. Римма занималась именно тем, для чего ее сюда поставили, - ухаживала за своими роскошными фиалками. Она застыла, в ее руке задрожала миниатюрная тяпка. Римма медленно повернулась, в глазах промелькнул ужас. Потом ее немного отпустило, но настороженность осталась.
        Она подошла, потрогала меня, потом облегченно вздохнула и вернулась к фиалкам.
        - Да, ты жив… - заключила она. - Я с тобой когда-нибудь синдром Мебиуса подхвачу, Никита Андреевич.
        - Что такое «синдром Мебиуса»? - Почему-то все сегодня решили поумничать. Мама со своим Плутоном, Римма с этим самым…
        - Паралич лицевого нерва, - объяснила Римма. - Человек не может улыбаться и вообще менять выражение лица. Плюс другие проблемы - трудно говорить, глотать, прочие анатомические аномалии. Не путать с «петлей Мебиуса». Ты список принес?
        - Какой список?
        - Тех, на кого я должна подать в суд в связи с ложным сообщением о твоей кончине.
        - Не принес, - помотал я головой. - Эти люди сами пали жертвой недоразумения, прости их. У тебя все в порядке?
        - Теперь да, - выдохнула Римма. - Вот, цветочками занимаюсь. Знаешь, Никита, когда я умру, на цветы не траться, принеси мне на гроб мои фиалки, хорошо?
        - Они тебя раздавят.
        - Ничего, переживу, зато мне будет приятно.
        - Не получится, - вздохнул я. - Я первым умру.
        - Нет, ты не умрешь, - возразила Римма. И одарила меня таким выразительным взглядом, дескать, умирают лучшие, а ты будешь жить и здравствовать. - Господи, о чем я говорю… - спохватилась она. - Ты бледный, Никита, еле на ногах стоишь. Присядешь?
        Я сидел на кушетке и излагал ей все, что она имела право знать. При этом не сомневался, что рано или поздно она узнает и остальное. В прошлой жизни Римма работала секретарем в полиции, у нее остались связи, обаяние и, к сожалению, мозги. Мистические истории она любила, до того, разумеется, предела, пока эти истории не начинают лезть в жизнь.
        - Ужасно, невероятно… Ты считаешь, на тебя покушались? - Она оставила в покое свои ненасытные фиалки и устремила на меня вопрошающий взгляд.
        - Не знаю, пока нет ясности. По умолчанию, пока не подтвердится обратное, будем считать меня жертвой урагана.
        - Хорошо, согласна, - покладисто кивнула Римма. - Непутевый ты все-таки, Никита, вечно влипаешь в истории, - она участливо погладила меня по голове. - Жениться тебе надо, тогда все образуется и начнется нормальная жизнь.
        Они сегодня договорились - умничать и попрекать меня безбрачной жизнью!
        - Я умер, мне нельзя жениться, - буркнул я.
        - Ну, не знаю. - Она оценивающе меня разглядывала. - Для мертвого ты выглядишь неплохо. Хотя, с другой стороны, для живого - тоже неубедительно. Шел бы ты домой, Никита Андреевич, отлежись, выспись, приди в себя. А мертвые, кстати, тоже женятся. - Она натянуто засмеялась. - Недавно на Филиппинах живая девушка вышла замуж за мертвого парня. Она была настолько убита горем, что только это замужество и уберегло ее от полного коллапса. Оказывается, так можно.
        Парень ехал на мотоцикле и столкнулся с машиной. Девушка пришла на похороны в платье невесты, дала клятву верности, и брачующиеся обменялись кольцами, хотя покойник и возражал по причине окоченевших пальцев. По закону такая церемония «гражданского состояния» не положена, но родственники покойного любили девушку и дали согласие на женитьбу. Вот так-то, Никита, а ты говоришь…
        А вот во Франции посмертный брак считается законным, так же и в Китае, кое-где в Африке. Семейный союз регистрируется задним числом. Но заявление надо подавать на имя президента и иметь уважительные причины, например наличие общего ребенка. Это не влечет права на наследование без завещания, отвергает общую собственность супругов, но вообще приятно…
        - Римма, давай сегодня без этого, - жалобно попросил я. - Ей-богу, тошно… Ничего нового, - я обвел взглядом наш аскетический офис, - если не считать твоих ударившихся в безудержный рост фиалок?
        - Был один желающий нас нанять. - Римма помялась. - Вернее, одна, это особа женского пола. У нее свой маленький, но гордый бизнес по изготовлению пирожных. Познакомилась с мужчиной, растаяла от любви и как-то незаметно спустила на него все свои сбережения. Трехдневная поездка в санаторий «Крона», ремонт его машины после аварии, оплата долга взбешенным кредиторам… Потом мужчина резко охладел к ней и пропал. Женщина находчивая, узнала, где живет, и пришла к нему домой. Но чем-то не понравилась его семье. Особенно жене. Теперь просит нас привлечь его к ответственности, и чтобы вернул всю потраченную на него сумму, а это порядка полумиллиона отечественных денег. Сомневаюсь, что дело имеет даже туманную перспективу.
        - Абсолютно не имеет, - подтвердил я. - Наивных женщин всегда обманывали, обманывают и будут обманывать - на то они и существуют. Причем, практически не нарушая Уголовный кодекс. За такие дела мы не беремся. Это все?
        - Это все, - подтвердила Римма.
        - Тогда я пошел.
        - Иди. Нет, подожди… - Она что-то вспомнила и поежилась. - Это, кажется, было позавчера, 20-го, ближе к вечеру… да, в тот день, когда с тобой случилась эта досадная неприятность… Позвонила женщина, спросила, где она может встретиться с тобой. Так и сказала: где я могу увидеть Никиту Андреевича Ветрова? Я спросила, что у нее случилось, попросила представиться, сообщила, кто я такая. Но она не стала представляться, сказала, что она не хочет никого нанимать, ей нужна встреча с тобой по очень важному делу. С ней что-то было не так, Никита. - Римма сглотнула. - Во мне включился предохранитель… И в голосе такая недоброжелательность, завуалированная угроза… Я не дала ей ни твой телефон, ни твой адрес… Она разозлилась, швырнула трубку… Слушай, мне реально стало не по себе. - Римма сделала большие глаза. - Трубку положила, чувствую, комок у горла стоит, дышать трудно, словно мне сам Дьявол позвонил. Я тебе не дозвонилась, ты был недоступен, быстро собралась и ушла - рабочий день все равно закончился. Потом забылось… на фоне твоих выкрутасов, а сейчас вспомнила.
        Я тоже оцепенел, мурашки поползли по коже. «Словно сам Дьявол мне позвонил…» Стыдно, Никита Андреевич, очень стыдно, ведь это всего лишь женщина! А Дьявол в юбке - это перебор. Он и в мужском-то обличии персонаж сказочный! Но возродившиеся страхи Риммы благополучно перетекли ко мне. Я старательно не подавал вида, но беспокойство росло. Интуиция на месте: это не разные события, а звенья одной и той же цепи. Значит, я был прав, когда начал подозревать, что в деле замешана женщина! Не нашла через агентство, но как-то выследила и подстроила «несчастный случай» в ураган.
        - Ты записала разговор?
        - Нет, Никита, дура потому что. - Римма продолжала жалобно вздыхать. - Вызов поступил на городской телефон, там надо кнопочку нажать, чтобы разговор записался, а меня словно бес попутал - не сделала этого. Ума не приложу, почему, ведь действие почти автоматическое. Мы всегда записываем, потом стираем. Знаешь, я словно под воздействием была, ничего не соображала. Но собралась, не выдала твои личные данные.
        - Ты молодец, Римма, все в порядке. Номер абонента высветился?
        - Не было ничего, закрытый номер.
        И это тоже идеально укладывалось в завиральную теорию!
        - Но голос-то ты запомнила?
        - Голос был глухой, без особых запоминающихся ноток… - Римма колебалась. - Слова эта баба произносила четко, грамотно, не очень быстро. И знаешь, мне показалось, что она… привыкла командовать, повелевать людьми, не терпит, когда ей возражают или прекословят. А еще мне показалось, что ее тоже что-то беспокоит, и ей хотелось бы быстрее с этим разобраться. Не знаю, - пожала плечами Римма, - это мое субъективное мнение. На поверку оно может оказаться неверным. Она рассердилась, когда я отказалась предоставить ей сведения, и бросила трубку…
        Я лихорадочно раскидывал мозгами. Начальственный голос, возможность быстро получать требуемую информацию, нетерпимость к отказам… И где же мы, интересно, трудимся, уважаемая барышня? Выяснить мой сотовый номер трудновато, а вот адрес… А ведь она была права, - осенило меня, - чувствовала, что, не найдя подходящего мужчину, павшего клинической смертью, я рано или поздно переключусь на аналогичных женщин! Поздно, любезная, слишком много людей теперь в теме.
        - Слушай, это что-то значит? - вкрадчиво поинтересовалась Римма. - Ты в лице изменился, Никита. Оно у тебя и так не очень было… Что натворила эта баба? Это не она тебя пыталась прикончить?
        - Так, довольно, Римма Владимировна. - Я поднялся с кушетки. - Кто виноват и что делать, мы решим без вашего участия. Благодарю за службу и за полезную информацию. Сейчас иди домой и оставайся на связи, возможно, еще пригодишься. И ради бога, не вздумай никуда лезть или наводить справки без моей санкции - вспомни про тех несчастных кошек, которых сгубило любопытство.
        Коммунальные службы еще не ликвидировали последствия урагана. Пилили поваленные деревья, загружали их ветвистые огрызки в самосвалы, собирали перебитые урны, скамейки, куски оторвавшейся с домов кровли. Но улицы уже очистили - транспорту хватало места, чтобы стоять в пробках.
        День еще не кончился, когда я въехал на территорию обширного хозяйства Якушина. Знакомый охранник на шлагбауме шутливо отдал честь, застыл, как шотландский гвардеец у Букингемского дворца. Живой Никита Ветров уже не вызывал вопросов - народ переставал шарахаться.
        Я поставил машину на парковке, посидел в ней несколько минут, справляясь с головокружением. Возможно, Варвара была права, настаивая на постельном режиме. В голове рисовались «параллельные миры», подташнивало.
        В крематории закончилась процедура прощания с усопшим, люди выходили на улицу - поодиночке, мелкими группами. Я ни разу не видел, чтобы в крематории чадили трубы - на самом деле они имелись, но были небольшие и удачно прятались за архитектурными элементами крыши. Дым выходил так, что его практически невозможно было наблюдать.
        Сергей Борисович рассказывал: еще на заре основания его учреждения были терки с крупным чиновником, резко выступающим против кремации. Закон не нарушался, все бюрократические процедуры соблюли - препятствий не было. Но чиновник уперся, как одно животное. Однажды напросился на встречу и спрашивает так ехидно: мол, не приступили еще к работе, Сергей Борисович? Якушин смеется: да бог с вами, любезный, уже полтора года работаем. Оппонент в шоке: как же так, часто приезжаю, чтобы понаблюдать, ни разу не видел, чтобы труба дымила. И незаметно над зданием никаких труб! Как ни крути, а слово «крематорий» у подавляющей массы людей ассоциируется с огромной мрачной трубой, испускающей черный дым. Пришлось просветить товарища - уехал в расстроенных чувствах…
        Люди, выходящие на парковку, останавливались с удивленными лицами: за дощатой загородкой важно разгуливал верблюд Фараон, снисходительно поглядывал на людей. Двугорбый, огромный, весь шерстяной, со смешными губами-лепешками - он проживал за оградой уже несколько лет, выполняя важную психологическую задачу по сбросу напряжения у подавленных людей. Он сглаживал траур, способствовал заживлению душевных ран, пусть даже на время. Вот и сейчас - люди меняли направление, нерешительно подходили к загородке. Раздался смех - засмеялся ребенок. Остальные робко улыбались. Фараон поглядывал на них миролюбиво. Женщина рылась в сумке, доставала остатки поминальной еды. Верблюд неспешно подошел, мягко взял подношение губами, зачмокал. Кто-то тянулся, чтобы его погладить.
        На резонный вопрос: «Зачем?» - Якушин всегда пожимал плечами: «Не знаю». Был в командировке в азиатской глубинке, а там - монгольский верблюд. Встретились глазами - и все. Нашли друг друга. Бывает же такое. Упрашивал: мужики, продайте. Те не возражали: плати монету и забирай. Заплатил прямо на месте (сумму, сопоставимую с подержанной иномаркой), погрузили в самосвал, привезли в Новосибирск, здесь сняли с кузова. Поднялся, что-то протрубил и довольный зашагал по дорожке. Пришлось отлавливать, оперативно сооружать загон. Хозяина он признавал в первую очередь: только видел, начинал метаться, тянулся мокрыми губами…
        Я снова блуждал по Парку Памяти - теперь уже не в мутном посмертном одиночестве. Здесь были люди. Погода располагала. На центральном пятачке, где сходились все дорожки, расположенные в форме восьмиконечной звезды, высилась фигура Иисуса. Отсюда хорошо просматривался фасад крематория, стилизованного под Казанский собор Санкт-Петербурга. Место с энергией - не чувствовать ее было невозможно.
        Считалось, что колоннада втягивает душу, затем она попадает в купол - и на волю, по чистой энергетической дорожке. По последней информации, достигшей моих ушей, Якушин замыслил перестраивать парк. По углам - символы всех основных религий: христианства, мусульманства, буддизма, иудаизма. Они не должны воевать, здесь все равны. Иисус переберется в северо-восточный угол, Будда - в северо-западный. На юге - мусульманский полумесяц и иудаистский семисвечник, стоявший, по преданию, в Иерусалимском храме.
        Скульптура Ангела Скорбящего на выходе из парка стала вызывать сомнения у Сергея Борисовича. Нельзя долго скорбеть, это мешает душе. Да и не бывает скорбящих ангелов - эти сущности спокойны и беспристрастны.
        Центральный пятачок тоже поджидала перестройка. Идеей Якушин вдохновился на одном из частных кладбищ Китая. Круглое возвышение, напоминающее гигантскую сковородку, вроде ничего необычного, но полностью меняются звуки окружающего мира - особенно для тех, кто находится на «сковородке». Почему - никто не знает, но эффект потрясающий, такое ощущение, что находишься в другом мире, где все устроено не так, и звуки льются отнюдь не из их источников.
        Я выбирался из парка под колокольный звон. Территория крематория освящалась тремя колоколами: главный - Благовест, буддийский гонг из Индии и колокол на выходе из крематория со странным названием «Небесная почта».
        У последнего было странным не только название. В него советовали ударять людям, покидающим церемонию прощания. Звук специальным образом направлялся вверх. Считалось, что с помощью колокола можно общаться с душой умершего - именно в тот краткий период, пока идет звук. Давалось это не всем, но необычные инциденты случались. В основном с детьми: то мальчик слышал папу, то девочка - маму, а потом со слезами рассказывала, что та ей передала, причем сама она такое выдумать не могла…
        У входа в главный корпус музея застыл еще один «шотландский гвардеец». Я только вознамерился открыть рот, как он пришел в чувство и показал с поворотом головы: туда.
        Я поблагодарил и отправился во второй корпус, где были представлены погребальные традиции разных стран, а также лики Смерти в представлениях народов мира.
        Сергей Борисович находился здесь и явно не в духе. Он отчитывал работников: почему скелет, управляющий «Харлей Дэвидсоном», сидит с опущенной головой? Устал, что ли? Упомянутый товарищ, восседающий на раритетном мотоцикле, действительно смотрелся неважно - уронил череп на руль, костлявые конечности свисали почти до пола. Сотрудники виновато бормотали: не уследили, Сергей Борисович, сей же час все вернем на место.
        - И все это на глазах у Владимира Ильича! - негодовал Якушин, имея в виду спящего поблизости под пышным балдахином вождя мирового пролетариата. - Владимир Ильич в шоке, как вы работаете!
        И самому стало смешно, отвернулся, спрятал ухмылку в кулак.
        - Никита Андреевич? - изумился он. - Ну, ей-богу, призрак за призраком… Зачем вы приехали? Вам требуется строгий постельный режим.
        - И вы неоригинальны в этом утверждении, - усмехнулся я, отвел его в сторону и поведал о своем разговоре с Риммой. Вернее, о той его части, что касалась звонка неизвестной дамы.
        - Надеюсь, ей не придет в голову вредить вашей сотруднице, - расстроился Якушин, - это было бы неразумно и нелогично. А в остальном все сходится. Шерше ля фам, как говорится. Ладно, пойдемте, делайте свое дело, а я должен уехать на несколько часов.
        Через десять минут я сидел в служебном помещении, снова изучал ранее просмотренные записи с камер. Пришел Михаил, местный мастер на все руки, подключил ноутбук к большому плоскому телевизору, уставился на меня с вопросом: не нужен ли компаньон для просмотра увлекательных видеозаписей? Я покачал головой. Михаил вздохнул и удалился.
        Изображение сделалось огромным. Но слишком хорошо - тоже нехорошо. Терялась четкость, лица расползались. Я щелкал мышкой, уменьшая картинку, отыскал терпимый баланс размера и качества.
        Теперь я обращал внимание на женщин, а не на мужчин. Пару раз в поле зрения попадала Варвара, но мимо нее проходили многие, выделить кого-то определенного было невозможно.
        Мужчина с женщиной внимательно изучали фото постмортем, но их спины ни о чем мне не говорили. Потом они возникли в другом окне - женщине лет тридцать пять, волнистые недлинные волосы, скуластое лицо. Четкости все равно не было, лицо читалось плохо - удлиненное, не очень красивое. Она почти не улыбалась, и спутник ее тоже не был весельчаком.
        Две блондинки-неразлучницы: лица разные, но примерно одного возраста, одной комплекции. Им тоже лет 35 -40. Я не большой эксперт определять на глазок возраст женщины, да еще при таком качестве картинки. Они бродили по залам, то вместе, то гуськом, щупали траурное платье XIX века; одна из дам терла пальцами ткань, словно проверяя, не рассыплется ли она от старости.
        Коренастая женщина не первой молодости, ей было плюс-минус 50 - она степенно прогуливалась вдоль витрин с экспонатами, разглядывала настенные семейные мемориалы, подсвечники, чернильницы с перьями, рогатые черепа. Долго стояла перед фигуркой Смерти, играющей на мандолине, покачивала головой, видимо, осуждала ее поведение, но почему тогда так долго стояла - то снимала с носа очки, то снова надевала?
        Две молоденькие девушки: делали селфи, пытались улечься в гроб, о чем-то спорили у застекленных витрин с медными и бронзовыми урнами. Большого ума там явно не было, и этой парочкой можно было пренебречь. Не уверен, что они понимали природу представленных вещей. Действительно, урны разные бывают: для мусора, для голосования. А еще есть «Урна Дракона» - изящный японский сосуд для содержания золотых рыбок.
        Потом возникла печальная особа в платочке, созерцающая иконы. Одета нормально: плотная юбка, короткая куртка, сумочка из крокодиловой кожи, и только этот дурацкий платок мешал ее толком рассмотреть…
        Других посетительниц в этот час не было. Варвара почувствовала энергетику кого-то из этих людей. Мужчины не в счет. Семь женщин, включая легкомысленных девчонок. Я примерно запомнил лица. И что дальше? Где их искать? Посетители музея координат не оставляют.
        Я задумался. Что мы имеем на текущий момент? Бледные лица на экране? Но зачем искомая особа пришла в музей? Входило в программу слежки за мной? Сомнительно. По всем приметам, она не дура - знала про камеры. Это глупо, меня там не было. Что еще имеем? Голос в трубке, который запомнила Римма? Тоже не улика - она могла попросить позвонить кого-то…
        Нетленным хитом Аллы Борисовны «Волшебник-недоучка» взорвался телефон. Даже в звонке ощущалась вся мощь праведного негодования Варвары.
        - Это что за праздник непослушания? - возмущалась Варвара. - У кого сегодня постельный режим? Почему я от Сергея Борисовича должна узнавать о твоих несанкционированных перемещениях? Ты сошел с ума? Можешь объяснить, зачем ты сделал эту глупость?
        - Так, - сказал я. - Стоп, мотор. Я что тут, занимаюсь перестрелкой с бандой иллюминатов? Участвую в марафоне? Я спокойно сижу и пью чай, заодно работаю.
        - Ладно, мелкий лгунишка, - Варвара злобно пыхтела, - вечером тебе будет…
        - Что мне будет? - заинтересовался я. - Наденешь халат врача и будешь меня пугать? Применишь легкие телесные наказания с такими же повреждениями? Все, Варвара, я занят. У меня преступник непойманный, так что - извини.
        Самое то, когда немножко не прав, - изобразить встречное возмущение и загасить конфликт. Вроде пала, который используют пожарные, чтобы встречным пламенем сбить наступающий огненный вихрь. Я осторожно отключился и перевел дыхание.
        Но телефон не умолкал. Я схватил его, едва лишь пошла вибрация и не успел зажечься экран.
        - Так, родная, - начал я, - у тебя проблемы с раздутым эго и все такое? Обратись к психоаналитику. Но я скажу тебе то же, что и он, причем бесплатно: не уподобляйся американцам, которые все свои проблемы делают мировыми.
        - Знаешь, я ни слова не понял, но, надеюсь, это адресовано не мне, - хмыкнул Кривицкий.
        Я с удивлением отвел телефон от уха и уставился на экран. Это точно была не Варвара.
        - Прости, - буркнул я. - Мы еще не женились, а уже подумываем о разводе.
        - Что-то мне это напоминает… - задумался Вадим, - ладно, сегодня о другом. Можешь разговаривать?
        - Да, я у Якушина. Изучаю записи с камер - но теперь под другим углом. Тебе есть что сказать?
        - Да, слушай, тут такое дело… - Вадим еще был под впечатлением. - Я намекнул коллегам из Центрального РОВД, у них есть особая группа по висякам… Описал, как выглядит, где и на какой машине может работать тип, причастный к исчезновению Саульской. Ну, чисто так, на всякий случай, - не верить же в то, что тебе привиделось на том свете… - Вадим расстроенно вздохнул. - Данного субъекта вычислили за полчаса. Некий Гладков, разведенный, когда-то отсидевший за изнасилование, но вроде исправился, влился в общество. Он до сих пор работает в фирме «Автодом» - безотказный, на хорошем счету. Оперативники приехали с ним чисто поговорить. И сразу поняли, что это наш клиент. Вел себя нервно, пытался удрать, врезал лейтенанту под дых - тот до сих пор глюки ловит… В общем, скрутили клиента, привезли, учинили такой прессинг, что он раскололся как орех. Да, это он год назад изнасиловал и задушил девушку в лесопосадке за Жуковкой, а потом закопал то, что от нее осталось. Место точно не помнит, но при желании может найти…
        - А есть у него желание?
        - Огромное! - уверил Кривицкий. - В общем, сломался наш доморощенный маньячок. Плачет, обещает все рассказать, готов понести заслуженное наказание. Поет, как соловей в теплую погоду. В данный момент опера проверяют его на причастность к другим аналогичным преступлениям - у изувера за душой, похоже, целое кладбище. По городу семь или восемь уголовных дел о бесследных исчезновениях женщин. Есть случаи с обнаружением тел и полным тупиком, в который упирались следователи.
        - Поздравляю, Вадим, вы раскрыли резонансное преступление, обезвредили особо опасного маньяка-убийцу. Главное, не увлекайтесь, а то сейчас обрадуетесь и все, что не раскрыли в последние годы, повесите на него.
        - Слушай, я тебе благодарен, да и не только я… - Вадим испытывал мучительные колебания. - Но как это тебе удалось?
        - Не знаю, - искренне признался я, - были посмертные видения, поднимался по лестнице в подъезде, она навстречу. Постояли, поговорили. Катя все рассказала. Страдает, что ее до сих пор по-человечески не похоронили. Вы уж постарайтесь, Вадим, найдите останки, передайте матери.
        - Слушай, ты издеваешься? - Он вспыхнул. - Это что же получается…
        - Именно то и получается, - усмехнулся я, - накопите висяков - вводите толкового сотрудника в состояние клинической смерти, пусть рыщет по городу и получает информацию из первых рук… Ладно, я шучу. Пойми, Вадим, не все так просто в нашем датском королевстве. И если вы с чем-то не согласны, не факт, что этого нет. То же касается и версии Якушина. Да, смешно, невероятно, вздорно, но чем черт не шутит? Одного маньяка вычислили - молодцы. Но есть еще второй, вернее - вторая. А завтра, между прочим, 23 октября…
        Я рассказал Кривицкому о разговоре Риммы Казаченко с предполагаемой преступницей.
        - Да, это лучше, чем ничего, - Кривицкий перешел на миролюбивый тон, - но все равно мало. Собеседница могла изменить голос или поручить звонок постороннему человеку. Пробивать закрытые номера бесполезно - на то они и закрытые. Мы проверили все темно-серые «Субару» в городе. Не поверишь, их больше полусотни, и не факт, что следивший за тобой водитель ездил на машине, зарегистрированной на его имя. Теперь по случаям клинической смерти в нужный нам период времени… Дорожка проторена, информацию собрали быстро. Только женщины. Разумеется, исключили умерших, уехавших, получивших инвалидность и всякое такое…
        - Список не на семь листов? - насторожился я.
        - Их всего трое, - обрадовал Вадим. - Пробегусь кратко. Карамышева Валентина Сергеевна, 52 года, врач-психотерапевт, заведующая отделением в 1-й больнице «Скорой помощи». Есть муж, дети и даже внуки. Особа серьезная, властная. Были инсульт, кома и - счастливое исцеление. Поправилась быстро, снова заведует отделением.
        Одинцова Оксана Юрьевна, 43 года, прокурорский работник в Октябрьском районе, разведена, есть сын - обучается на втором курсе в Томском государственном университете. Авария на трассе с участием самосвала, врачи извлекли ее буквально с того света. Переломы, гематомы, хорошо ударилась головой о приборную панель. Месяц лежала в палате, подключенная к приборам, потом чудесная поправка, но на лице остались отметины. Трудится в той же области, обвиняет преступников.
        Малашенко Светлана Игоревна, 28 лет, муж, трехлетний ребенок, ипотека. Место проживания - район «Щ». Начальница отдела в компьютерной фирме. Внезапный приступ астмы, лекарств под рукой не оказалось, остановка дыхания, частичное отмирание коры головного мозга. Но наши лучшие в мире медики с ней справились, вернули к жизни. Вроде в норме, но утратила все профессиональные навыки, ушла с работы - благо муж способен кормить и оплачивать ипотеку. Теперь Светлана Игоревна сидит дома, шьет детскую одежду.
        - «Субару» есть?
        - «Субару» нет. Причем у всех. Но это ничего не значит, сам понимаешь. Это краткий экскурс. Я скину информацию на электронную почту Якушина.
        - Скинь и на мою. Не люблю играть в испорченный телефон.
        - Работать сможешь? Ладно, прости, вопрос глупый, ты еще не в форме. Выделю практиканта из юридического, все равно сидит без дела. Пусть по-тихому прощупает обстановку - парень вроде не дурак.
        - Только реально по-тихому, Вадим. Можно все испортить.
        - Не учи отца, - хмыкнул Кривицкий. - Слушай, - он перешел на загадочный тон и понизил голос: - Мы тут сидим с Романом и головы ломаем… Если гипотетически предположить, что вы с Якушиным правы и душа маньяка Усманского перебралась в тело этой бабы… Как у нее нынче с сексом? Как это выглядит вообще? Она же по сознанию мужик? А по физиологии - как ни крути, баба… такое бывает?
        - Ты отстал от современной жизни, - засмеялся я, - во многих продвинутых странах это считается нормальным. Транссексуалы, трансгендеры, все прочие удовольствия. Третий пол. Хотя согласен, в нашем случае все не так. Упомянутые категории таковыми сделались без принуждения - по природе, да и общество влияет, уверяя, что это нормально. В нашем случае маньяка Усманского поставили перед фактом - и живи как знаешь… В затруднении, Вадим. Ему это может понравиться (ведь прежняя сущность пока при нем), может принуждать себя, может временно исключить секс из жизни - до прояснения, скажем так, обстановки. Последнее - наиболее вероятно. Тема, кстати, интересная, в плане выявления преступника. Но сомневаюсь, что твой практикант с этим справится - слишком личное. Пусть не лезет, чтобы не подставляться. Все, жду почту.
        Информация поступила рваная, отрывочная. Ксерокопии паспортов, выписки из истории болезней, фото из социальных сетей, служебные характеристики, выписки из домовых книг о месте регистрации и много того, что вообще не нужно.
        Я хмуро разглядывал совершенно нормальные женские лица. У Одинцовой строгое лицо, прямые темные волосы, прическа-каре, смотрит исподлобья, как-то взыскательно, как и подобает прокурору. Терапевт Карамышева на вид добрее, но тоже дама с характером - глаза умные, явно немногословная, сдержанная. Обе не толстые, но и не худышки.
        На фото в «Одноклассниках» фотограф заставил Одинцову улыбнуться - нормальная в принципе улыбка. У Карамышевой две дочери, мелкие внуки, кажется, дача - грядки, качели, цветущий бульденеж. Нормальный муж с редкими седыми волосами.
        Малашенко выше, стройнее, почти на всех фото - загадочная полуулыбка. Носит очки с большими круглыми линзами. Рядом затурканный работой и ежемесячными выплатами муж - такое впечатление, что он на пару лет моложе супруги. Маленький сынишка на крохотном велосипеде.
        Что мы ищем, черт возьми?
        Снова гадское чувство, что занимаемся не тем - ищем там, где светлее, а не там, где надо. И при этом беззастенчиво вторгаемся в частную жизнь.
        Есть ли смысл их выслеживать, копаться в грязном белье? Добыть голоса, образцы почерков. Не факт, что это решит вопрос, но все же…
        Болела голова, меня опять тошнило. Я всматривался в их лица, запоминал, сравнивал с посетительницами музея и чувствовал растущую подавленность. Лица на видео были нечеткие, фигуры ни о чем не говорили. Опытная злоумышленница ловким макияжем может полностью изменить лицо; грамотно подобранной одеждой завуалировать особенности фигуры; и даже рост при желании можно изменить!
        Коренастая особа предпенсионного возраста отдаленно походила на Карамышеву. Одинцовой могла оказаться спутница мужчины, дама в платочке, одна из блондинок. Светланой Малашенко - две последние.
        Эта чертова особа в платке! С ней было не ясно, лица она не показывала, сутулилась, одежда мешком…
        Я резко поднялся и - упал обратно - закружилась голова. Работник из меня уже не тот, что прежде… Я подождал, пока пройдет слабость, набрал номер Риммы Казаченко.
        - Да, мой генерал, - учтиво отозвалась сотрудница.
        - Ты дома? - спросил я. И понял по растерянному молчанию, что это так, - Заметь, Римма, я не очень часто прошу тебя об одолжении, тем более прошу поработать. Сегодня именно тот случай. Сам не могу. Я стар и слаб…
        - Минуточку, - перебила Римма, - ты младше меня на семь лет, разве не так?
        - Хорошо, я просто слаб. Второго хождения по мукам организм не выдержит. Из дома можешь не выходить, все необходимое найдешь под рукой. Забудь про ребенка, про мужа - уж как-нибудь скоротают вечерок без тебя. Действуй, пока не кончился рабочий день. Сейчас я скину тебе всю имеющуюся информацию, а также записи с камер в музее. Надеюсь на твое орлиное зрение и острое женское чутье.
        Несколько минут я вкрадчиво повествовал, одновременно пересылая ей файлы по почте.
        - Максимум осторожности, Римма, - внушал я. - Ты работала в полиции, имеешь знакомых медиков, у тебя есть связи и каналы для получения информации - даже не спорь, я знаю. Дело выглядит фантастикой, но все серьезно. Это не учения.
        - Я не против, Никита. - Римма манерно завздыхала. - Но сам понимаешь, такое количество работы в единицу времени… Чем расплачиваться будешь?
        - Шариками, - фыркнул я.
        - Какими шариками? - растерялась сотрудница.
        - Надувными, блин… Римма, побойся бога, не так уж часто я прошу.
        - То есть новый виток инфляции к моей зарплате за последний квартал не будет иметь никакого отношения?
        - И попрошу без финансовых домогательств. - Я не выдержал, засмеялся. - Сделаешь все правильно - сочтемся, не переживай. А я домой поползу, права Варвара - не работник я сегодня.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Состояние такое, словно где-то в подземелье злые колдуны тыкали иголки в мою куклу.
        Я доехал до дома, периодически отключаясь. Меня в этот вечер можно было брать голыми руками. Доплелся до квартиры, растянулся на кровати. Потом пришла Варвара, стала меня раздевать.
        Я очнулся в 11 вечера, бродил по дому сонной мухой. Варвара что-то яростно мыла в раковине, спиной выражая полнейшее презрение ко мне. Дернула плечом, когда я положил на него подбородок, но в лоб не дала.
        - Так я была права? - строго спросила она.
        - О да, - живо подтвердил я, - ты всегда права!
        Римма позвонила ровно в полночь, когда сомкнулись стрелки на часах. Я сел на кровати. Завозилась Варвара, отгородившаяся от меня диванным валиком, подняла голову.
        - Да, дорогая, слушаю тебя, - сказал я. Варвара вздохнула и отвернулась к стене. - Ты работала весь вечер? - уважительно осведомился я.
        - Просто работать мало, - назидательно сказала Римма, - надо еще уметь работать. А это, к сожалению, дано не всем. Цени, Никита Андреевич, умных людей много не бывает. В общем, изучила все, что ты выслал, обзвонила полдюжины хороших знакомых в медицинских и полицейских кругах, добавила в этот винегрет весь тот бред, что ты нес, дождалась информацию от хороших знакомых - вывалила туда же, тщательно перемешала…
        Карамышева на виду - при ней дети, внуки и даже муж. Клиническая смерть и пребывание в больнице подействовали не лучшим образом. Она уже не такая подвижная, много молчит. Работоспособность теряется. Ушла с приема в больнице - сначала на полставки, потом на четверть ставки, потом совсем отказалась от приема. Продолжает заведовать отделением, но основную часть работы перекладывает на заместителя. Ей просто тяжело. Сама бодрится, а здоровье сдает. Летом взяла отпуск за два года и весь июль и добрую половину августа, включая оба 23-х числа, просидела на даче.
        С Оксаной Одинцовой история другая: она вернулась к работе, здоровье не шалит, но стала жестче, что ли, нетерпимей к людям. Обладает какой-то нерусской пунктуальностью. За последние годы ни одного опоздания, ни одного прогула. Живет от работы в пешей доступности, в пробках стоять не надо - возможно, этим и объясняется. Берет ночные дежурства - дважды в месяц. Сентябрьское, кстати, выпало на 23-е число, она с него никуда не отлучалась - с 20.00 23-го по 20.00 24-го… Все размеренно и упорядочено. Но - только не в личной жизни. Там бывший муж-вредитель, да и сама та еще выдра… В общем, вампирская сага продолжалась пару лет, потом окончательно разлаялись и расстались. Сын не выдержал такой экспрессии в отношениях родителей и сбежал учиться в Томск.
        Третья в списке - Малашенко Светлана. Подавала надежды, была блестящим специалистом в области IT-технологий. Маленький ребенок, кредит в банке под жилье, оба работали, прилично получали - проблем не было. Про астму ты слышал, мгновенный коллапс на рабочем месте. Но «Скорая» до больницы долетела быстро, врачи приняли решение ввести больную в состояние искусственной гипотермии - это снижение температуры организма ниже требуемого для нормального обмена веществ. В таком состоянии меньше потребность в кислороде. Решение оказалось правильным - больная вернулась к жизни, и все функции восстановились. Все как прежде, но часть мозга получила повреждения - утратился рабочий навык. Теперь она занимается кройкой и шитьем, а начинающий папаша тащит весь этот воз, вкалывая сутками. Никакой любви и семейного счастья уже нет, остались рутина и каторжный труд. Слово придумала хорошее - «импотека», - сумничала Римма.
        - Реально хорошее, - подтвердил я, - емко выражает всю сущность происходящих в семье процессов.
        - Собрала и многое другое, - продолжала Римма. - Отчеты медиков, справки с места работы фигурантов, любопытные фразы и фотки из социальных сетей… Но нужно ли все это? Кстати, с 21 по 26 сентября Малашенко проходила плановый осмотр в 4-й больнице, лежала в стационаре под присмотром медсестер и нянечек, так что вряд ли она могла… ну, ты понял.
        - Тогда какого черта… - начал я.
        - Я тебе больше скажу, - вздохнула Римма, - Есть фото поздравительной записи, сделанной Карамышевой на открытии нового перинатального центра. Это было неделю назад. Есть письменные замечания Одинцовой к заявлению некоего истца - им месяц. Есть ксерокопия заявления Малашенко об увольнении с работы - она написала его в июле задним числом. Есть видеозапись банкета с участием медицинских работников, где Карамышева в устном виде поздравляет своих коллег. Есть запись из здания суда, когда Одинцова зачитывает обвинительную речь. На сайте «Одноклассники» есть любительский клип - пикник годичной давности, «днюха» мужа Малашенко, на котором она красиво поет под гитару, а потом в устной форме поздравляет мужа. И вот что я тебе скажу, Никита Андреевич, уж ты не обижайся. Это все не то. Их почерки ничем не похожи на почерк Усманского. Голоса другие - никто из этих женщин мне не звонил. Да и вообще ты ослеп? Ведь понятно из музейного видео, что это не они.
        - А вот мне непонятно, - пробормотал я, - например, та дама в платочке…
        - Да оставь ты в покое эту даму в платочке! - воскликнула Римма. - У нее мизинец сломан, разве незаметно, когда она перед иконами крестится? Пальцы в щепоть сводит, а мизинец загнутый торчит. Фаланга у нее не разгибается. У Одинцовой, Малашенко и Карамышевой такого нет - я носом их видео и фотки избороздила. Пальцы как пальцы, все прекрасно видно.
        - Черт, ты меня уделала, - пробормотал я, - вот этого я не заметил…
        - А мужчины народ ненаблюдательный, - заявила Римма. - Только строят из себя корифеев частного сыска, а без женщин и шага не ступят. Так что про тетку в платочке можешь забыть. Нет, возможно, она и есть твоя злодейка, не спорю, но к этой троице она отношения не имеет. К этой троице вообще большие сомнения насчет причастности. Стопроцентно не поручусь, но… большие сомнения, - повторила помощница, - так что, может быть, вам стоит рассмотреть более приземленную версию?
        - Рассмотрели, - вздохнул я, - остались только завиральные и сказочные. Большое спасибо тебе, Римма. Завтра на работу можешь не выходить.
        - О мой генерал, ты человечище! - восхитилась сотрудница.
        - Знаешь, мой усердный практикант выяснил примерно то же, - сообщил Кривицкий, выслушав мой отчет. - Все очень плохо, подозревать некого. Трещит по швам ваша оригинальная версия. Мы просто время теряем.
        - Но почему меня пытались убить? - резонно возразил я. - Почему за мной следили? Почему Варвара ощутила присутствие этого демона в музее Якушина?
        - Я по горло сыт вашими мистикой и оккультизмом, - отрезал Вадим. - На тебя могли покушаться по миллиону других причин. Ты, конечно, не сирийский президент, но тоже многим насолил. И не забывай, что тебя могло долбануть без всякой криминальной подоплеки. То, что за тобой следили, - тоже вилами по воде. Совпало так - ты подошел, машина поехала. А третью причину даже комментировать не хочется. Не выйдет у вас затянуть полицию в ваше мистическое болото, понял?
        - Да, я понял. Но понимаю и другое. Ты упертый, зашоренный, но не глупый. И понимаешь, что мы на верном пути, хотя где-то и свернули. Я тоже рад бы исключить «мистическое болото», но не могу. Оно уже здесь, и ему плевать, верим мы в него или нет. Надо думать, где мы ошиблись и что недоглядели. Это баба, руку даю на отсечение, Вадим… И Римме звонила она, и в музей она пришла - пока не понимаю, зачем, и следила она, и несчастный случай подстроила. А все потому, что боится нас. Знает, что мы рядом и скоро придем.
        - Какая драматургия, - вздохнул Вадим. - И все же приземлись, если не трудно. Сегодня 23 октября. Вечером преступник совершит новое нападение. Что делать? Это огромный город.
        - Работать, Вадим. Не стоит сбрасывать со счетов последнюю троицу. Если нападение не состоится, значит, можно предположить, что это одна из них. Почуяла опасность, решила выждать. Не стоит забывать и про мужиков, которых мы как бы исключили. Следить за всеми, прилепить хвосты и отслеживать передвижения, особенно вечерние. При опасных «маневрах» - повышенное внимание. Возьмете в нужный момент, но до смерти жертвы - вообще высший пилотаж, тогда и доказывать не надо. Усилить посты ППС, патрулировать все пустыри, лесополосы, заброшенные здания, брать любого подозрительного.
        - То есть ты решил рассказать, как полиции делать свою работу? - процедил Кривицкий.
        - Тогда зачем полиция спрашивает «что делать»? - отрубил я.
        Время тянулось как обленившаяся черепаха. На календаре вторник, 23 октября. Варвара, отчасти подобревшая, всыпала в меня горсть таблеток и убежала на работу. Я не имел понятия, как и чем лечиться. Лечился градусником и прибором для измерения давления. Ничего хорошего эти приборы не показывали. Я блуждал между сном и явью, становилось только хуже. Все чаще в мутном сознании рисовалась змея, обмотавшаяся вокруг «рюмки здравоохранения». Может, зря я так решительно отверг услуги людей в белых халатах? Я успокаивал себя, что так и бывает, скажем, на примере похмелья: утром после пьянки вроде ничего, днем тоже ничего, начинаешься радоваться, что пронесло, а к вечеру подкатывает такая дурнота, с которой невозможно справиться.
        Не хотелось ни есть, ни курить. Организм пропускал только воду. Несколько раз я засыпал, но тут же звонила Варвара, спрашивала, как я себя чувствую, настаивала, что мне нужен полный покой, и отключалась. Едва я уходил за грань, она опять звонила - и все начиналось заново.
        К ее приходу я был полностью выжат и ослаблен. Очередное предложение вызвать «Скорую» я встретил в штыки. Она внимательно меня разглядывала, вздыхала, снова поила пилюлями, потом приказала лежать без движения и шаманила меня на тонком плане, уверяя, что после «очищения» станет легче.
        Мне действительно стало легче. Пробил пот, прогрессировала вялость, но дурнота проходила!
        - Спасибо, милая, - бормотал я, закутываясь в одеяло.
        Она ужинала без моего участия, прибиралась в квартире. Около девяти позвонил Кривицкий, сообщил, что все фигуранты под жестким контролем, но не похоже, что кто-то из них куда-то собирается. За мужчинами тоже следили - на всякий случай. Значит, собрали межрайонную группу, договорились, что-то наплели начальству…
        - Ты как себя чувствуешь? - выдавил Вадим фразу, абсолютно чуждую его лексикону.
        - Нормально. Собираюсь покинуть свое опостылевшее земное тело и снова прогуляться.
        - Эй, не бросай нас, - забеспокоился Вадим. - Помни, что шутка, повторенная дважды, не становится вдвое смешнее.
        Около одиннадцати он снова позвонил. Говорила с ним Варвара, а я плавал в потустороннем пространстве, частично слыша их беседу. В Багдаде все спокойно, город вымер, полицейские патрули рыскали по подозрительным местам. Фигуранты оставались дома, никого не собирались душить и насиловать.
        Потом я очнулся, сел на кровати, тупо уставился на настенные часы. Было восемь минут двенадцатого. По комнате расползалось бледное свечение от торшера. Секунды пульсировали под черепушкой. Мне снова казалось, что параллельные плоскости пересекаются. Стены покачивались, шевелились. Делался нереально объемным узор на ковре. Детали интерьера становились прозрачными, куда-то исчезали.
        Я помотал головой. Состояние нормальное, если не замечать некоторую невесомость. Что я видел в эту минуту, непонятно. Но Варвара была на месте - настоящая и приятная на ощупь. Она лежала рядом, свернувшись калачиком, смотрела на меня большими глазами.
        - Все нормально? - прошептала она.
        - Не знаю, - признался я. - Как-то неустойчиво все, плывет, пропадает… Ты веришь, что мир, в котором мы живем, - иллюзия?
        - Угу, - промычала Варвара. Потом подумала и добавила: - Я не верю - знаю.
        - И мы с тобой - тоже иллюзия?
        - Угу…
        - И все же прожить в этой иллюзии надо так, чтобы не было мучительно больно?
        - Угу…
        Ну ладно. Я медленно лег, уставился в убегающий потолок. Она подползла ко мне, пристроилась под мышкой. Я обнял ее покрепче, чтобы не сбежала в параллельное измерение.
        А утром, 24 октября, начался переполох. Мы уже проснулись - пока еще в этом бренном мире, Варвара сообщила, что в архив не пойдет - ее полставки не подразумевают работу по средам. Ей надо встретиться с Якушиным и поработать на него. И заперлась на полчаса в ванной комнате.
        Я тыкался во все углы, скрипел зубами, ожидая ее явления в мир. Что за эгоизм? Нас двое, а ванная - одна!
        Состояние, как ни странно, было сносное, в глазах не двоилось, колени не дрожали. Номер Кривицкого был занят. Я стал названивать Роману Губину - номер имелся - тоже занято! Что случилось? Я нервничал, метался, как зверь по клетке. А в ванной текла вода, шуршала занавеска, мурлыкала Варвара…
        Кривицкий позвонил, когда из ванной доносился заунывный вой сливного бачка, а я исполнился уверенностью, что за прошедшую ночь еще одной женщиной в нашем городе стало меньше.
        - Она выжила, ей-богу, выжила… - Однокашник заикался от волнения. - У маньяка что-то пошло не так, и ей удалось сбежать… Мы узнали только недавно, потому что всю ночь она провела в больнице, не могла говорить. У девчонки, похоже, крыша малость съехала…
        - А ты можешь с толком, с расстановкой? - Я тоже начал заикаться.
        - Нет, не могу… Она не видела, кто напал, вернее, видела, что это женщина, но лицо описать не может… Сейчас она находится в 34-й городской больнице, это недалеко от площади Станиславского, мы туда едем…
        - Вадим, мы тоже! - вскричал я. - Только не спорь, не возражай, пойми, так надо! Теперь ты понимаешь, что Якушин был прав, а мы по мере расследования просто допустили техническую ошибку?
        - Хорошо, - Кривицкий долго не упрямился. - Она находится в отделении травматологии, номер палаты не знаю, фамилия Баландина.
        Варвара покинула ванную - такая красивая, завернутая в полотенце, - а я уже был одет, отпихнул ее, ворвался внутрь, заперся на шпингалет.
        - Ты куда собрался?! - взорвалась она.
        - Жертва жива! - проорал я. - 34-я больница! Хочешь со мной - три минуты на сборы! Позвони Якушину, отмени встречу!
        - Ты никуда не поедешь… - слабо вякнула Варвара, на что я рассмеялся демоническим смехом.
        Я летел как на крыльях, применяя ныне наказуемое «опасное вождение», объезжал по тротуару скопления машин, яростно сигналил, проскакивал на желтый, а иногда и на красный. Не страшно, в этой стране первые три машины, проскочившие на красный, ничего не нарушили!
        Я доехал до больницы сравнительно быстро и сожалел только об одном: что конструкция ремня безопасности не позволяет пропускать его через рот женщины! Парковочных мест у больницы, разумеется, не было. Пришлось бросать машину в ближайшем дворе, а потом прорываться по грязи, крепко держа Варвару за руку, чтобы не вышла в лидеры забега.
        Мы прибыли первыми - полиция где-то застряла. Я цапался с дежурной по отделению, чтобы нас пропустили к Баландиной. Варвара стояла в стороне, пронзительно на нее смотрела, применяя всю мощь своего дара внушения.
        И в тот момент, когда женщина уже стала сдаваться, в отделение ворвались Кривицкий с Губиным и зашагали к посту дежурной, сверкая служебными удостоверениями.
        - Мы к Баландиной! - прогремел Кривицкий. - Лечащего врача сюда! Номер палаты?
        - Кажется, десятая… - пробормотала окончательно запутавшаяся дежурная. - Ой, вы только халаты наденьте…
        - А мы тут мебель, да, Вадим? - хмыкнул я.
        Он снисходительно махнул рукой - да, эти двое тоже с нами.
        На втором этаже было тихо - все-таки больница, а не Сибирская ярмарка. Навстречу спешил очкастый врач в расстегнутом халате, представился доктором Краузе, повел к десятой палате. Дверь была приоткрыта, с больной работала медсестра - ставила укол, кормила таблетками.
        - Подождем минуточку, господа, - сказал доктор, - пусть закончат. С пациенткой все в порядке, она вне опасности. Сознание не теряла, но у нее был очень сильный шок, не могла говорить. Документов при себе не было, свое имя сообщила только утром. Сильное эмоциональное потрясение плюс сломанное ребро, трещина в бедренной кости, слава богу, не пострадала шейка бедра. Сейчас ей капают успокоительные и обезболивающие препараты. Недельку ей придется полежать в корсете и в гипсе. Баландина Надежда Константиновна - так она представилась, работает менеджером в заведении «Огни Баку». Это все, что мы про нее знаем. Как только сообщила свое имя, мы немедленно оповестили полицию…
        - Что с ней случилось, доктор? - спросил Губин.
        - Трудно сказать определенно, - пожал плечами доктор Краузе. - Она уверяет, что на нее напала женщина в тот момент, когда она возвращалась с работы. Затащила в машину, завезла в кусты, стала избивать, душить. Потом с этой женщиной что-то произошло - ей словно плохо стало. Баландина вырвалась, выбежала на дорогу. Хорошо, остановился сердобольный водитель, привез в больницу… Знаете, господа полицейские, мне кажется, здесь что-то не так… - врач понизил голос, заблестели стекла очков, - возможно, у нее не все в порядке с головой - но это, извините, не моя область. Напала женщина, куда-то затащила, пыталась надругаться… Это за пределами моего жизненного опыта…
        - Полиция разберется, - уверил Кривицкий. - Вы не могли бы, доктор, поторопить свою сотрудницу? Мы сможем поговорить с пострадавшей?
        - Только не пугайте ее, - доктор, похоже, сам испугался, - девушке досталось…
        Пациентка со страхом смотрела, как одноместную палату наводняют незнакомые люди. Она лежала под одеялом, худые пальцы теребили простыню. Молодая, лет двадцать восемь, большие глаза, ямочка на подбородке. Не сказать, что писаная красавица, но что-то приятное есть. Я почувствовал волну - Варвара пристроилась на заднем плане, делала вид, что ее тут нет, и, кажется, снова взялась за свои парапсихические штучки.
        - Не волнуйтесь, Надежда Константиновна, мы полицейские, - с несвойственной мягкостью сообщил Кривицкий, показывая удостоверение. - Мы защитим и поможем, что бы с вами ни случилось. Все осталось в прошлом, поверьте. Не могли бы вы рассказать, что произошло, припомнить детали, подробности?
        - Да уж, защитите, знаю я вас… - У девушки задрожали губы. Она сморщила мордашку, утерла набежавшую слезу. А когда напрягся доктор Краузе, чтобы удалить из палаты посторонних, внезапно расслабилась и стала рассказывать.
        Она одна в этом городе, родители в Киселевске, у отца там собственный автосервис, он всегда занят. Окончила бизнес-факультет технического университета, работала менеджером в компьютерном магазине, потом переключилась на кафе. В «Огнях Баку», несмотря на название, к ней относятся уважительно, никто не пристает. Круг общения - несколько подруг, снимает квартиру на улице Владимировской, недалеко от знаменитой психбольницы. Никаких загулов, пьянок, клубных вечеринок, неразборчивых связей - Надежда не такая. У нее есть цель - накопить денег, открыть свое дело, добиться сияющих вершин бизнеса.
        Отношения не построила - прожила полгода с одним типом, довел окончательно, сбежала. «Не любил?» - участливо осведомился Кривицкий. «Любил, - усмехнулась пациентка, - но слишком часто и слишком грубо». Этот парень работал в полиции, отсюда и отношение ко всей правоохранительной системе…
        Вчера закончила работу в половине одиннадцатого вечера. Хотела вызвать такси, но обнаружила, что денег не хватает. Занимать у коллег постеснялась, в кармане куртки была какая-то мелочь, решила добежать до остановки у сада Кирова - общественный транспорт еще ходил. Вот и добежала…
        От площади Райсовета до площади Труда - триста метров пустого пространства, только машины проносятся. Справа глухие лесопосадки, кочки, кусты. Листвы уже нет, но все равно сложно. Она не первый раз пробегает это пространство до площади Труда, никогда ничего не случалось.
        Быстро шла по краю проезжей части. Там тротуара нет, сразу за бордюром грязь. Мимо проезжали машины. Протащился экипаж ППС на «УАЗе» - посмотрели на нее, дальше поехали (на этом месте Кривицкий злобно заскрежетал зубами).
        Половину прошла - запачканная машина (то ли джип, то ли кроссовер - возможно, и «Субару», почему нет?) - обогнала ее и встала метрах в пятнадцати, прижавшись к бордюру. Она и не подумала ничего плохого - ну, встал, значит, надо (хотя остановка в этом месте запрещена). Помнила, что рассердилась - и как ей теперь идти? На проезжую часть не вылезешь - там машины. Пришлось подняться на условный тротуар, месить грязь.
        Когда проходила почти впритирку к машине, открылась передняя дверь, возникло темное пятно в капюшоне, а дальше помнила плохо: ее тряхнуло, круги в глазах, сознание рассыпалось (шокер, - догадался я; а машина праворульная). Похититель затащил ее на заднее сиденье, потом побежал за руль.
        Как ехали, Надежда не помнила. Очнулась от тряски - машина перевалилась через бордюр, проползла по кочкам. Местность безлюдная - ни людей, ни фонарей. Ее вытаскивали, волокли, она катилась на дно канавы. Вокруг кусты, деревья. Помнила панический ужас, конечности будто онемели. По хрипам и бормотанию она поняла, что ее похитила женщина! Видать, сильная, раз справлялась. Надежда, конечно, худая и стройная, но все равно живой человек! Ее оседлали, душили, не говоря при этом ни слова, - она ни черта не видела, ночь, тьма в глазах, пещерный ужас в голове!
        Сознание уже закатывалось, как солнышко за гору, и вдруг что-то случилось. Женщина - а это точно была женщина, как бы даже не в маске - чернота вместо лица! - внезапно задрожала, руки отнялись от горла жертвы, она начала раскачиваться, сипло задышала. Словно ей плохо стало. Потом закашлялась, подалась в сторону.
        Тут Надежду и подкинуло! Словно не сама, а какой-то мускулистый заяц в нее вселился! Провела рывок бедрами - не зря занятия по фитнесу посещала. Та тварь не ожидала, слетела с нее мордой в грязь. Надежда кинулась куда глаза глядят. Боль, страх, да еще запнулась, чуть не окочурилась от огня в ребрах. Но бежала - гнал несусветный ужас.
        Выбежала из кустов, обернулась. За ней неслось невнятное пятно! Круговорот какой-то, перекати-поле, сгусток чего-то злобного, агрессивного. Она оступилась, покатилась вниз - это был склон перед дорогой. Не улица - просто проезд. Но именно по нему ехала машина! Надя плохо помнила, как выкатилась на дорогу, падала, махала руками, умоляла помочь.
        Плотный мужчина ворчал под нос, усаживал ее на заднее сиденье. Дальше - провал, очнулась в больнице…
        - Надюша, где это происходило, можете вспомнить? - спрашивал Кривицкий.
        - Ничего не помню… - шептала слабым голосом пациентка, - на меня напали недалеко от площади Труда, потом везли… но, кажется, недолго, резко сворачивали… Темно было, ни одной встречной машины… А когда на дорогу выбегала, в стороне бетонный забор был, одноэтажные неосвещенные здания… Вроде складов или мелких предприятий… Да, еще железная дорога в стороне, поезд, кажется, шел…
        - Больная устала, господа полицейские, - негромко сообщил доктор, - может, хватит на сегодня? Мы записали телефонный номер водителя, который ее привез, от него все узнаете.
        - Номер - это хорошо… - задумчиво пробормотал Кривицкий. - Вы позволите еще минутку, доктор? Надюша, вспомните эту женщину, напрягите память. Может, часть лица, волосы, особенности фигуры? Сможете ее опознать, если вам ее покажут?
        - Не знаю, лица я точно не видела… - Больная съежилась. - Глаза блестели, остальное все черное… Капюшон на голове - знаете, такой, затягивается резинками и плотно обжимает голову? Стоячий воротник куртки закрывает пол-лица, а сама куртка как мешок… Она кашляла, дышала - это точно женщина. Сипло ругнулась, когда ей плохо стало, одно слово произнесла - вы знаете, какое… Вроде невысокая, проворная, крепкая. Сила в ней какая-то нечеловеческая… - Девушка сморщилась от жутких воспоминаний. - От нее исходило что-то такое, я не могу объяснить - страшное, парализующее, от чего тело цепенеет… Психопатка какая-то… Почему? За что? Я ни с кем не ссорилась, никому дорогу не переходила, чужих мужей не уводила… - Она заплакала.
        - Ну, все, достаточно, - встрепенулся доктор, - прошу нас простить, господа полицейские.
        - Минуточку, - вдруг сказала моя Варвара, выбираясь на передний план.
        Она села на край кровати, взяла руку больной. Напрягся доктор, но перехватил мой взгляд, не стал вмешиваться. Переглянулись офицеры полиции. Надежда вела себя на удивление спокойно, хотя глаза ее беспокойно блуждали. Прошла минута, лицо Варвары побелело, и я не на шутку забеспокоился. Такое ощущение, что мышцы лица сковала судорога. Что творилось внутри, можно лишь догадываться. Судорога перешла на суставы, конечности, обозначились пятна на лице. Потом она отняла руку от больной, посидела с закрытыми глазами, после чего резко поднялась и вышла из палаты. Все присутствующие, включая врача, озадаченно уставились на меня.
        - Что это было? - подал голос Кривицкий.
        - Так надо, - глубокомысленно изрек я и побежал догонять Варвару.
        Она стояла в коридоре, прислонясь к стене, - дрожащая, бледнолицая, на нее с интересом поглядывала местная работница, перевозящая каталку.
        Я схватил Варвару под руку, потащил к лестнице. Только на улице она пришла в себя. Глубоко вздохнула, уставилась на меня как-то странно. Впрочем, что в этом странного?
        - Позволь немного критики, - сказал я. - Тебе, значит, можно вредить своему здоровью во имя работы, а мне - нет?
        - Именно так, - кивнула она. - У меня не останавливалось сердце, не отмирала кора головного мозга и не было начальных признаков биологической смерти.
        - Ага, - сообразил я, - будем ждать, пока все это появится?
        Она молчала, пока я вел машину, молчала, пока мы поднимались по лестнице, и даже в квартире вела себя так, словно дала обет молчания! Только через полчаса она опять перевела дыхание и расслабилась.
        «Демон отпустил», - догадался я.
        - И не надо ходить вокруг меня с трагическим лицом, - сказала Варвара. - Сделай лицо попроще и сядь рядом.
        Я так и сделал. Она поднялась и пошла переодеваться. Вот пойми этих женщин! Вскоре вернулась, пристроилась рядом.
        - Ладно, не обижайся, я уже в норме…
        - Ты побывала в шкуре маньяка? - осторожно спросил я.
        - Господи, ну и мысли… Я побывала в шкуре этой бедняжки, когда ее душил маньяк… Он словно меня душил, я все чувствовала и видела… Видела глазами Надежды, понимаешь? Вспышки, короткие эпизоды - знаешь, словно смотришь кино и через каждую секунду останавливаешь запись. Весь ее ужас был во мне, представляешь? Полное отчаяние, безысходность, крик души в пустоту! Руки на горле - крепкие руки, если это женщина, то хорошо развитая… Я помню ее сопение, тяжесть в груди, надо мной склоняется что-то черное, дышит неровно, и словно две льдинки поблескивают… Это не человек, а не знаю кто. Сущность не из нашего мира, что-то пакостное, мерзкое, грязное в энергетическом смысле… Надо мной деревья без листвы, ночное небо в облаках… Знаешь, Надежда права - у этой особы нет лица. Вернее, лицо, наверное, есть - все-таки носитель из плоти и костей, но в какие-то моменты оно пропадает, или так кажется жертве… В общем, жуть дремучая, - заключила Варвара. - И я тебе точно скажу, Никита, - это была та самая сущность, которую я почувствовала тогда в музее, здесь нет ошибки.
        А в целом - все зря. Варвара не узнала ничего нового. Я не стал ей об этом говорить. Нам обоим было страшно, следовало отдохнуть…
        День 25 октября тоже выдался бесснежным. Столбик термометра застыл на жалких плюсах. Осень просто баловала. Фактически снега еще не видели.
        В служебном помещении Музея погребальной культуры было тепло и уютно, невзирая на присутствие людей с полицейскими удостоверениями.
        Сергея Борисовича уже посвятили во все нюансы. А также в то, что учудила Варвара у постели больной. Он сегодня не выспался, лицо обострилось. Но гостей принимал радушно, каждый сидел со своей кружкой. Конфеты убрали подальше от Кривицкого, и он с неприязнью поглядывал на придвинутое к нему блюдечко с сушками.
        - Я очень рад, что злоумышленнику не повезло и хоть одну жизнь удалось сохранить. Значит, верна моя теория - злодей теряет набранную силу, допускает ошибки, сбивается с ритма, так сказать. И ему необходимо пополнить свою силу, вернуть ее хотя бы на уровень августа - сентября, а в дальнейшем сделаться еще сильнее…
        - Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Сергей Борисович… - Кривицкий смутился. Он всегда смущался в присутствии Якушина, и это его злило. - Вернее, я совсем не понимаю… Но вы оказались правы, когда выяснилось, что надо искать женщину…
        «Это я оказался прав», - подумал я. Но природное чувство такта заставляло молчать.
        - Это не ко мне, это к Никите Андреевичу. - Якушин улыбнулся. - Он кое-что вспомнил из своих околосмертных переживаний, и это оперативно приспособили к делу.
        - Вот так всегда, - фыркнула Варвара из ниши, - не успеешь признаться, что ляпнул глупость, а в ней уже нашли что-то умное. Это шутка, Сергей Борисович…
        - Да, я понимаю, - кивнул Якушин, - вы уверены, Вадим, что во время совершения преступления все женщины находились дома?
        - Абсолютно точно, - подтвердил Кривицкий. - Это даже не допускает толкований. Карамышева находилась с дочерью на даче в Ельцовке - у них добротная отапливаемая дача, остальные - в городских квартирах. К сожалению, этих фигурантов мы вычеркиваем. На всякий случай следили за Вяземским, Шалаевым и Глотовым - они тоже в районе одиннадцати сидели по домам. Но это неважно, уже понятно, что действует женщина. Непонятно одно, Сергей Борисович, почему мы ищем особу, перенесшую клиническую смерть?
        - Но это обязательное условие для реинкарнации, - пожал плечами Якушин. - По-другому чужак не войдет в новое тело. Снова допустили ошибку, господа. Надо заново проверять всех представительниц прекрасного пола, переживших этот досадный коллапс. Возможно, особа не так давно переехала в наш регион, а упомянутая неприятность случилась с ней совсем в другом месте.
        - В таком случае у нас неисчерпаемое поле возможностей, - усмехнулся Роман Губин. - Страшно представить, сколько подобных случаев было в целом по стране…
        - Да, неприятно, но ничего невозможного. У вас ведь теперь в запасе целый месяц, не так ли? Если преступник, конечно, не сменит свой жесткий график. Но мне видится, что не сменит… Не настаиваю, что ошибка именно в этом. Преступница может притворяться инвалидом, или что-то еще… Не надо так смотреть, господа. Раз вы здесь, а не в другом месте, значит, все прочувствовали. Есть что-то новое по Баландиной?
        - С ней все в порядке, - шевельнулся Кривицкий. - Девушка молодец, вырвалась. Кости срастутся. С психикой сложнее. Но время лечит - будет дальше жить. Нашли водителя, который привез ее в 34-ю больницу. Обычный гражданин, трудится начальником смены на Новосибирском молочном комбинате. Возвращался домой на личной машине. Ехал в объезд по Туннельной улице - с выездом на Станционную - в той ее части, что с обратной стороны от площади Энергетиков. Дорога тянется вдоль железнодорожного полотна. На Станционную попасть не успел, ехал мимо гаражей, когда Баландина выпала на дорогу. Там кусты, земляной вал, ей пришлось хорошо прокатиться. Сначала подумал, что наркоманка или пьяная, но вроде одета прилично, хоть и грязная, напуганная, всю корежит от боли. Повез в «тридцатьчетверку». Стонала всю дорогу. Он и описал нам это место - память у мужика нормальная. Еще светло было, отыскали место преступления, исследовали его, нашли сумочку потерпевшей. Местечко глухое, безлюдное. Но кроссовер проехал, сняли отпечатки протектора. Это странно, раньше преступник не оставлял следов своих колес…
        - Да, у него сбой, допускает ошибки…
        - Но отпечатков пальцев не нашли - в перчатках была. Только пальчики Баландиной - на сумочке, на камнях…
        - Отпечатки обуви преступницы? - спросил я.
        - Ничего такого. Видимо, вернулась, все затерла. А от следов шин как избавиться?
        - Вот по ним и искать, - буркнул я. - Хоть какая-то зацепка.
        - Однако чутье подсказывает, что снова упремся в тупик, - вздохнул Вадим, - ибо злоумышленница не дура. Позвольте вопрос, Сергей Борисович. Что дает ей силу совершать все эти мерзости? Силу - и в прямом, и в фигуральном смысле. Ведь она всего лишь женщина. Да и зачем?
        - От нее не зависит, - Якушин поморщился. - Имею смутное подозрение, что это не зависело и от Усманского. До поры до времени он был нормальным человеком. Черная сущность, какая-то грязная энергия подчиняет себе сознание, и человек не может устоять перед ней…
        - Энергия? - скептически пробормотал Губин.
        - Даже не сомневайтесь, молодой человек. Энергетические процессы для нашего мира формируются не здесь. Назовем эту область тонким миром - хотя не думаю, что вы ухватите суть явления. А тем более переварите ее. Энергия дает силу - и темная, и светлая. Энергия - это наше все. Инструмент для влияния на человека. Она может чистить карму, направлять на созидательные вещи. Может убивать и разрушать. Энергию можно гасить, можно усиливать - именно последнее, как мне видится, требуется нашей преступнице. В месте, где вы находитесь, она регулярно очищается. Носители негатива здесь долго не выдержат, поспешат уйти. Сейчас вы скажете, что наша героиня сюда приходила - а кто ей запретит? Уверен, ее визит не затянулся. Были попытки нас погасить - но пока держимся, - Якушин саркастически усмехнулся. - Один любопытный факт, господа. Уверен, вы о нем не знаете. Тела усопших сжигаются в кремационной печи - в ней есть специальное окошко, за процессом можно наблюдать. Среднее время горения - сорок - сорок пять минут.
        Однажды обратили внимание - некоторые тела горят полтора часа и более. Почему? Грешили на сбой устройства. Потом наблюдение выявило: дольше горят тела с онкологическими опухолями. Чем обширнее злокачественное образование, тем дольше происходит горение. Почему? Ведь в печи ужасающе высокая температура. Тем не менее это факт. Онкологическая опухоль горит долго. И пламя в этом месте синее. Если при жизни разбегались метастазы по телу, то синее свечение везде, мечется по печке - а это, уверяю вас, выглядит жутковато. Синее пламя означает энергию. Делаем вывод: онкология - энергетическая субстанция. А огонь с энергией справляется долго… А теперь представьте, если все это окажется в земле? Сколько можно говорить, что хоронить тела нельзя - земля загрязняется, превращается в отраву…
        - Энергию можно сжечь? - засомневался Губин.
        - Можно, - улыбнулся Якушин. - А очень часто - даже нужно. Ладно, мы отвлеклись. Что-то вертится в голове, не могу понять… - Тень легла на лицо основателя музея, он встал, начал вышагивать по свободному от мебели клочку пространства. - Крутится подсказка, но словно издевается, постоянно упархивает, как воробей. Это явно связано с нашим делом - то, что натолкнет на верный путь… - он замолчал, продолжая ходить.
        Остальные помалкивали, наблюдали за ним. Варвара высунулась из своей ниши, приоткрыла рот в ожидании.
        - Нам ждать, пока вы прозреете, Сергей Борисович? - осторожно спросил Губин.
        - А? Что? - Якушин остановился, уставился поверх головы вопрошающего. Потом засмеялся: - О нет, Роман, это совсем необязательно. Вам незачем терять со мной время. Обо всех случаях озарения вас немедленно известят.
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Озарению способствовал очередной криминальный инцидент. В 9 утра следующего дня забили тревогу: в музее ЧП!
        Позвонил Головин, голос проседал от волнения. Нет, с Сергеем Борисовичем все в порядке, но пострадавшие есть, и полиция уже извещена.
        Мы с Варварой изнывали в пробках, проклинали городское руководство и пустые головы тех, кто отвечает за организацию дорожного движения. Впрочем, полиция стояла в тех же пробках, и мы приехали почти одновременно.
        - Добрый день, - хмуро поздоровался Кривицкий, - давно не виделись, черт возьми…
        Вокруг музея блуждали напряженные охранники, готовые махать кулаками после драки. Дверь с улицы была сломана, ее резали автогеном, чтобы открыть - впрочем, оказалось, что это сделали свои - иного способа попасть в запертое здание не было. Окна в бывшей котельной отсутствовали, имелась только дверь черного выхода.
        Сергей Борисович пребывал в бешенстве, ходил чернее тучи, хватался за голову. «Вот же умники, - бормотал он, - Ну, скажите на милость, зачем они резали парадную дверь - с тем же успехом могли резать и заднюю!»
        Охранники уверяли, что все быстро починят, мастера дверных дел уже в пути. Инцидент наглядно высветил недочеты охранной системы. Музей закрыли для посетителей, вывесив табличку с глубокими извинениями. Подъехала «Скорая», водитель с санитаром вытаскивали носилки. Прибыла еще одна полицейская машина - теперь уже с оперативниками Дзержинского района, и началось вавилонское столпотворение.
        Из дальнего выставочного зала вывели бледную Ларису - у девушки подкашивались ноги, двое мужчин ее придерживали. На Ларисе лица не было, она осунулась за ночь, по щекам текли слезы. Девушку бегло опросили перед отправкой в больницу. Она рассказывала севшим голосом, при этом вяло сопротивлялась, уверяя, что с ней все в порядке, может отлежаться и дома.
        «Лариса, прояви сознательность, - строго внушал Якушин, - если все в порядке, тебя отвезут домой - ты обязательно должна пройти обследование. Потом непременно возьми больничный». Она просила слабым голосом: пожалуйста, вынесите мою сумку, а также верхнюю одежду - куртку с шапочкой. Как же она поедет без всего этого? Сотрудники метались по зданию, но ничего из перечисленного не могли найти!
        Растерянно мялся охранник Григорий из будки на въезде - он ушел с дежурства в десять вечера, а сейчас его опять вызвали, над человеком зримо веял призрак увольнения…
        Картину происшествия постепенно восстановили. Накануне вечером Лариса последняя уходила из музея. Маргарита и Михаил, пользуясь отсутствием Якушина, сбежали пораньше, отправились по своим делам. Все было мирно, тихо. Охранник прохаживался снаружи - погода располагала. В ночное время сотрудникам ЧОПа и не полагалось блуждать по музею - в нем своих призраков хватало. Охрана контролировала входы, работали камеры видеонаблюдения.
        Ровно в восемь Лариса закончила работу, выключила освещение, оставив только дежурное, пошла по залам, чтобы убедиться, что все посетители покинули музей. В главном зале никого не было. Она обогнула лестницу на второй этаж, прошла мимо витрин с погребальными урнами и муляжами бриллиантов из праха умерших, вошла в смежные помещения, где продолжалась экспозиция.
        Вдруг за спиной послышался шорох, Лариса шарахнулась от неожиданности, но это не спасло. Сильное предплечье сжало горло. Она вырывалась, вертела головой и в ужасе осознала, что на нее напала женщина! Ногти на пальцах сдавившей ее руки были покрыты голубоватым лаком - в них отражалось свечение «дежурной» лампы. Пальцы ухоженные, длинные, явно женские. Почему заметила в такую минуту - уму непостижимо.
        Убивать работницу музея в планах злоумышленницы не было - лишь слегка придушить. В глазах потемнело, голова раздулась. В спину вошла игла шприца - она чувствовала, как в нее что-то вливается. Сил сопротивляться уже не было. Глаза закрывались. Последнее, что она помнила, - как ее укладывают на пол, а дальше - темнота.
        Впоследствии выяснилось, что Ларисе ввели мощную дозу снотворного, и всю ночь она пролежала без чувств на полу. Охранник на улице видел, как из музея вышла женщина, закрыла дверь на ключ и отправилась по дорожке в сторону будки со шлагбаумом. У него и тени сомнений не возникло… Уже стемнело, но вход освещался лампой в плафоне. Он находился метрах в пятнадцати от входа. Женщина была того же роста и той же комплекции, что и Лариса. На ней была куртка Ларисы - длинная, бледно-розовая, с меховой опушкой на воротнике. И сумка Ларисы - вместительная, из кожи крокодила. На голове был капюшон, но и это не смутило охранника - накрапывал дождик. Лица он не видел, но кто бы сомневался, что это Лариса? Она кивнула работнику и быстро растворилась за кустами. У шлагбаума через пять минут тоже видели эту женщину. Она работала на грани фола, но у нее все получилось!
        Охранник Григорий сидел в будке, у него слипались глаза. Напарник удалился в уборную. Вошла «Лариса», не снимая капюшон, сняла со стенда тубус, поместила в него ключ от музея (впоследствии выяснилось, что это был совершенно посторонний, хотя и похожий ключ) и расписалась в журнале, подделав подпись Ларисы. Охраннику повезло, что не заметил подмены - эта женщина умела отстаивать свои интересы. Он приоткрыл сонные глаза, буркнул «привет». Дама тоже что-то буркнула и отправилась на внутреннюю парковку, где стояла машина Ларисы. Через минуту она подъехала к шлагбауму, охранник выпустил машину, еще махнул на прощание - мол, до завтра.
        Она орудовала у него под носом, а он и в ус не дул! Наутро Лариса не явилась. Первой пришла Маргарита, за ней Михаил, тут и выяснилось страшное. Ключ оказался не тот, дозвониться до Ларисы не смогли, стали срочно названивать Сергею Борисовичу. Тот отдал приказание вскрывать дверь. Ему и в голову не пришло, что эти умники изуродуют парадный вход! Дверь вырезали автогеном, проникли внутрь, обнаружили Ларису, лежащую без чувств. Ее с трудом привели в себя, девушке было очень плохо. Вызвали «Скорую», полицию, примчался невыспавшийся и дико расстроенный Сергей Борисович…
        По свидетельству охранника на входе, в сумке у «Ларисы» что-то было, она изрядно оттопыривалась. Но он не придал значения - этим женщинам постоянно дарят какие-то конфеты, чай в нарядных коробочках, они обмениваются шмотками и тому подобное. Поиски ключей от входной двери ни к чему не привели - злоумышленница могла их выбросить по дороге.
        «Нужно врезать новые замки! - распоряжался Якушин. - Где эти чертовы мастера? Почему еще не подъехали?!»
        Прибыли специалисты, стали снимать поврежденную дверь, делали замеры. Желающих посетить музей тормозили на подступах, приносили извинения, объясняли, что музей закрыт по техническим причинам, и лучше прийти завтра. Люди неохотно уходили, оборачивались.
        Полицейские шныряли по зданию, составляли протокол. Ругался Кривицкий со старшим оперативной группы - не лезьте не в свое дело, сами справимся. Работает полиция Железнодорожного района! Опера созванивались со своим начальством, потом махнули рукой, сели и уехали. Пользы от них действительно не было никакой, а навредить могли. Кривицкий с Губиным хоть бы в теме.
        Что это было? Что злоумышленница унесла из музея? Выясняли долго, сотрудники несколько раз прошли по залам. Явных пустот среди экспонатов не наблюдалось, все витрины целые. Злодейка ловко заделывала «дыры», сдвигая другие экспонаты.
        И все же наметанный глаз Михаила выявил несоответствие среди предметов, выставленных во втором зале. Подняли документацию, каталог, сопровождаемый фотографиями артефактов…
        В районе обеда в служебном помещении собралась та же компания, что и накануне. Сергей Борисович включил кондиционер и разрешил курить, невзирая на протесты Варвары.
        - Сотрудники музея нашли под лестницей у черного входа скомканную серую куртку с пустыми карманами, - сообщил Сергей Борисович, - ее вынесли на улицу, лежит у крыльца. Никому из наших людей она не принадлежит. Очевидно, в ней прибыла преступница, а потом оставила, когда переоделась в куртку Ларисы. Забирайте, господа офицеры, если она вам нужна.
        - Видела, потрогала, - фыркнула Варвара. - Лучше бы не подходила. В ней точно была она… - Девушка сморщилась, словно ее заставили понюхать деревенский сортир.
        - По хозяйке предмета одежды можешь что-нибудь сказать? - насторожился я.
        - Нет, она не глупа, все покрыто какой-то темной гнилью…
        - Бесполезно, - махнул рукой Кривицкий. - ДНК не выделить - это же верхняя одежда. Да и знать бы, кого искать среди полутора миллионов… Но я отдам ее специалистам, пусть работают. Вы уверены, Сергей Борисович, что это вторжение связано с маньяком, поисками которого мы занимаемся?
        - Убежден. - В глазах Якушина заискрились загадочные огоньки.
        - Ну ладно, - пожал плечами Кривицкий, - теперь хотя бы знаем ее комплекцию.
        - Но позвольте, что случилось с камерами видеонаблюдения? - спросил Губин.
        - Профилактический ремонт, - поморщился Якушин. - Их выключили вчера после обеда, а сегодня в это же время обещали включить. Просто дикое совпадение.
        - Да уж, злоумышленнице несказанно повезло, - пробормотала Варвара.
        - Повезло? - удивился я. - Кто-то еще верит в такие совпадения? Злоумышленница знала, что камеры в музее будут отключены, с этим был связан ее вечерний визит. Она опять пришла в музей как обычная посетительница, где-то спряталась перед закрытием - здесь хватает потайных уголков…
        - Кто-то говорил, что людям с дурной энергетикой здесь не место… - как бы между прочим вымолвил Кривицкий, - что им здесь неуютно, они стремятся быстрее отсюда уйти, гм… Однако эта особа посещала музей как минимум дважды, а во второй раз вон что наделала…
        - Это камешек в мой огород, Вадим? - Якушин исподлобья уставился на капитана полиции. - Согласен, энергетическая защита на этот раз не сработала, хотя в обычных случаях срабатывает и всякий сброд отваживает. Это лишь говорит о возможностях и силе нашей противницы. Она умеет управлять своей энергией, заключать ее, когда нужно, в кокон, умеет терпеть, сама способна ставить защиту от того, что ей вредит. И раз она сюда явилась, то дело, с ее точки зрения, того стоило… Прошу простить, господа, - Сергей Борисович схватился за телефон, ответил на входящий звонок: - Да, Лариса, слушаю тебя… Спасибо, девочка, это хорошие новости. Ты только больше не волнуйся, все будет в порядке, отдыхай и не думай о плохом. Больничный можешь не оформлять, отлежись пару дней… - он отключил телефон и выдохнул с облегчением: - С Ларисой все в порядке, это была лошадиная доза снотворного. Промывать организм посчитали излишним, выписали кучу таблеток, отправили домой, рекомендовав постельный режим. Пусть отлежится, она натерпелась…
        - Это хорошая новость, - заулыбалась Варвара.
        - В отличие от всех остальных, - усмехнулся Кривицкий. - Готовы признаться, Сергей Борисович, что унесла с собой в сумке эта паршивка? Это не является тайной за семью печатями?
        - О нет, ни в коем случае. - Сергей Борисович выдвинул ящик, извлек несколько листов с цветными фото и разложил их на столе. Народ потянулся лицезреть похищенное. Я протиснулся в первые ряды.
        - Это подлинные артефакты. Они находились на втором этаже, в зале, где представлены посмертные фотографии XIX века и женская траурная мода, - комментировал Якушин. - Я давно предлагал все это разместить во втором корпусе, где есть экспозиция, посвященная мировым религиозным обрядам, связанным со Смертью, но у сотрудников всегда находились причины этого не сделать…
        Фотографии были четкими, цветными. Большинство предметов выглядели как части чего-то целого. Все выполнено из металла - возможно, сплавов. Небольшая чаша, объемом с пол-литра, оформленная в виде сомкнутых конечностей скелета и обрамленная узорами. Предмет, похожий на пепельницу, - в виде черепа. Небольшой подсвечник в форме сплетенных человеческих костей. Нож с металлической рукояткой и лезвием из кости. Такое впечатление, что четыре предмета были частью какого-то «гарнитура». Пятый похищенный экспонат выбивался из этого набора: тонкая узорчатая трость со встроенным стилетом и навершием в виде черепа. Последний предмет явно не вошел бы в сумку. Но его несложно унести и под одеждой.
        - Ну и что это? - пробормотал Кривицкий.
        - Вот эти экспонаты, - Якушин сдвинул в сторону четыре снимка, - ритуальные предметы для совершения обрядов Санта Муэрте. Они не муляжи - подлинные артефакты, их привезли из Мексики - нашли на руинах снесенной экскаватором часовни. Предметы были «заряжены» - их вручную изготовили мексиканцы, адепты культа. Никакой угрозы для наших посетителей они не представляли… во всяком случае, нам так казалось, и они заняли свое место на выставке.
        - А это что такое? - Губин ткнул пальцем в трость.
        - А это просто вишенка на тортике, - фыркнула Варвара.
        - Данной тростью предположительно владел Павел Демидов - знаменитый ярославский меценат и масон. Вещь очень красивая, жалко, что с ней такое случилось… Она не имеет отношения к предметам Санта Муэрто, просто рядом лежала, и преступница, видимо, прихватила ее просто так - красивая и практичная вещица. Кстати, согласно преданиям, эта вещь имеет определенную степень магической защиты. Считается, что ее нельзя использовать для злых дел - клинок сломается при попытке убить жертву. Не думаю, что злоумышленница об этом знала. Да мы и сами сомневаемся в этом магическом свойстве - попыток кого-то убить в качестве эксперимента не предпринимали…
        - Что такое Санта Муэрто? - пожевав губами, спросил Роман.
        - Объясняю, - Сергей Борисович снисходительно улыбнулся, - Санта Муэрте, она же в переводе с испанского, Святая Смерть, - современный религиозный культ, имеющий большое количество почитателей. Ареал распространения - Мексика и частично Соединенные Штаты. Верующие поклоняются божеству, олицетворяющему Смерть. Здесь смешались элементы культа ацтеков, майя с католицизмом. Культ сравнительно новый.
        Но мексиканцы и раньше поклонялись божествам смерти - возьмите, например, их «День Мертвых», пышно отмечаемый каждый год. Впрочем, только в этом культе Смерть считается божеством. Ей читают молитвы, адресуют просьбы - верят, что Смерть способна исполнять желания живых. Мексиканцы строят часовни, воздвигают статуи, на которых Смерть изображается в виде скелета, одетого в женское платье. Ради Смерти совершаются жертвоприношения, ей приносят дары - обычно алкоголь, сладости, сигары. Были случаи принесения в жертву живых людей - это дико, но тем не менее случалось.
        Ритуальными убийствами занимается наиболее фанатичная часть адептов, но они не носят регулярный характер. Культ привлекателен для мексиканских бедняков - поскольку утверждается, что все люди, независимо от положения и благосостояния, равны перед Санта Муэрто. Были случаи, когда адепты занимались черной магией, хотя сами они от этого открещиваются. Тамошнее христианство решительно против подобных вероисповеданий, культ преследуют как сатанинский, хотя его последователи и отрицают связь своего Бога с Дьяволом. Власти уничтожают часовни, статуи, бросают за решетку фанатиков Святой Смерти. Культ довольно мрачный, но находит своих адептов - даже за пределами Мексики и даже вне латиноамериканских общин…
        - Наша героиня - адепт культа? - поскучнел Кривицкий.
        - Нашей героине, как вы выразились, нужно усилить одержимость магическим методом, - объяснил Якушин. - Других она не знает, да других и нет. Она убила четверых, возомнила себя сильной, но ошиблась. Слабость проявляется в самые ответственные для нее моменты - случай с Надеждой Баландиной это подтверждает. Она знает о ритуалах Санта Муэрте - даже не она и не Усманский, а сущность, завладевшая всеми этими людьми.
        Украденные предметы ей необходимы, это обязательные атрибуты для проведения ритуала, который усилит ее одержимость. Как она узнала, что у нас имеется эта коллекция, - неизвестно. Но эти данные, в общем-то, не закрытые. Именно по этой причине она дважды приходила в музей. Первый раз - ознакомиться, выяснить, где стоят предметы, изучила обстановку, возможно, убедилась посредством прикосновения в их магической сущности и в том, что энергия из них не пропала. А второй раз она уже знала, как себя вести, и с легкостью все прибрала…
        - Ну, допустим, - вздохнул Кривицкий. - Как же проводится ритуал? Она его может проделать в одиночку?
        - Думаю, да. Подробностей - не скажу, стараюсь не иметь ничего общего с черной магией. Это можете выяснить в специальной литературе, если появится желание. Обычный человек это не сделает - нужны способности и определенный энергетический заряд. Одно скажу вам точно - снадобье готовится из ягод маракуйи. Были в Азии, ели маракуйю? Небольшой фрукт с плотной кожицей, внутри кисло-сладкая мякоть. Растет на вечнозеленой тропической лиане, растение принадлежит к роду Страстоцвет… Нет озарения, господа? - Сергей Борисович прищурился.
        Офицеры полиции дружно пожали плечами. Я тоже не был силен в ботанике. Задумалась и Варвара.
        - Даю подсказку, - сказал Сергей Борисович. - Ритуал требует, чтобы человек, собравшийся его провести, сам возделал и вырастил ягоды маракуйи.
        Офицеры полиции (да и я, собственно) по-прежнему томились в неведении. Варвара соображала - посветлело лицо.
        - Я долго не мог понять, что вертится в голове и не дает покоя! Не стыковалась логическая цепочка! И только сегодня, когда случился этот неприятный инцидент, все стало на свои места… - Сергей Борисович подскочил и начал мерить шагами комнату. - Вспомните ваш первый визит, я спрашивал, были ли у Усманского какие-то хобби, увлечения - нечто такое, что отличало бы его от других? Да, были, в том числе увлечение ботаникой, в частности разведением экзотических цветов, особенно южноамериканской пассифлоры. Он сам выращивал, специально заказывал грунты, удобрения, устроил в доме целую оранжерею…
        Я знал об этом, помнил, но все придавилось в голове массивом прочей информации о маньяке. Подозреваю, он руководствовался не тягой к прекрасному. И не такое уж это хобби. Знает кто-нибудь из вас, что пассифлора - это тот же Страстоцвет, растения одного рода? В мире существует 500 видов пассифлоры - Страстоцвет голубой, вонючий, мясо-красный, их неисчислимое множество! Определенные цветы могут превращаться в завязь: ягоду маракуйю. Теперь понимаете? Уже не выяснить, но не исключаю, что и Усманский проводил ритуалы - с этим связана способность его души реинкарнировать в другое тело…
        - Батюшки, страсти-то какие… - прошептала Варвара.
        - Неплохой сюжет для малобюджетного фильма ужасов… - пробормотал Губин. Очевидно, он не хотел говорить, само вырвалось; иногда и слово - воробей.
        - Попрошу не иронизировать, Роман, - строго сказал Якушин. - А не то выгоню из класса… тьфу, из музея. Спросите, где здесь связь? Отвечу. Если Усманский был одержим выращиванием Страстоцвета, то что мешает нашей особе, которую облюбовала его душа? Это даже не предположение - это уверенность. Она украла предметы, необходимые для проведения ритуала, - значит, она хочет провести ритуал, логично? Если что-то по форме, вкусу и запаху напоминает яблоко, то, скорее всего, это яблоко, не так ли? Провести ритуал можно лишь с маракуйей, которую ты вырастишь сам. Значит, она обязана ее выращивать у себя в квартире.
        - Ну и что? - пробормотал Кривицкий: он до сих пор не врубался. А ведь даже я врубился.
        - Это элементарно, господа… - Якушин нервничал, что собеседники такие бестолковые. - Это же не фиалку вырастить! Растение должно быть именно из Южной или Центральной Америки. Специальная почва, всякие присадки, добавки, удобрения и так далее. Наша бестия, как и Усманский, должна возвести в квартире целую оранжерею с лабораторией. И этому детищу она обязана уделять львиную долю своего свободного времени. Должно быть специальное освещение, особый температурный режим. Эта штука займет целую комнату. И самое главное - семена, побеги и все остальное, что требуется для нормального произрастания пассифлоры, купить в России невозможно. Это нужно заказывать с Американского континента. Ничего запретного в этом нет. Не бомба, не наркотики, не «белый порошок». Но представьте себе всю эту колготню. Оформление деклараций, обязательный список пересылаемых предметов, прочих бумаг, оплата в валюте, доставка посылок черт знает откуда… Согласитесь, не каждый человек этим занимается. И не каждый день. Да это единичные случаи - даже в миллионном городе! Здесь маньяк не зашифруется, ему придется предъявлять свои
паспортные данные.
        Нужно проверить все почтовые экспедиции на предмет именно такого товара, все частные и государственные службы перевозок, курьерские доставки, все организации, работающие в Интернете. И даже, не побоюсь этого слова, Почту России… Не забываем, что посылка необязательно из-за рубежа - промежуточный пункт может быть в другом российском городе. Фирм много, не спорю, но это реальная зацепка. Все, что связано с растением пассифлора или Страстоцвет. С февраля по сегодняшний день. Повторяю, такие посылки единичны. Проверить соответствующую документацию может только полиция - у остальных нет полномочий. И сделать это надо быстро, нельзя позволить маньяку провести ритуал!
        - А если он уже провел? - засомневался Губин.
        - Тогда я вам сочувствую, господа. Взять его будет гораздо сложнее…
        Кривицкий позвонил вечером следующего дня, когда мы с Варварой сидели на диване. Она смотрела на стопку невыглаженного белья, которое заполнило все пустоты в кресле и вознеслось почти до потолка. А я - на дверь в прихожую, которая висела на одной петле и конкретно падала. Я дал Варваре слово, что починю ее сегодня, и теперь гадал, зачем это сделал.
        - Ты дома? - хмуро спросил Вадим. Дождался утвердительного ответа и сообщил: - Я в машине за твоим домом. Выходи, базар есть. Только без бабы.
        Судя по мрачному тону, случилось что-то экстраординарное. Но это была уважительная причина отложить починку двери.
        - Ты куда? - напряглась Варвара, обнаружив, что я одеваюсь.
        - Выйду погулять, - сообщил я. - Кривицкий во дворе. Подниматься не хочет - стесняется.
        - Не много ли в последнее время стало Кривицкого? - задумалась Варвара. - Мы его видим или слышим практически каждый день.
        - Не говори, - вздохнул я, - обложили, легавые…
        - А как же я? - Она устремила на меня требовательный взор.
        - А ты расслабься и смотри дальше. Можешь погладить, если надоест смотреть. Это мальчишник - я скоро приду.
        Мне не почудилось, Кривицкий был мрачнее тучи. Он сидел в своей «Тойоте» с работающим двигателем и курил. Работала печка, в салоне горел приглушенный свет. Я сел рядом, он даже ухом не повел.
        - Что-то не так? С женой поссорился? - предположил я.
        - Да при чем тут жена?.. - Он поморщился. Тяжело вздохнул, выбросил окурок на улицу, закрыл окно. Снова помолчал, собираясь с мыслями. - Такое дело, Никита, даже не знаю, с чего начать…
        Я помалкивал - любое мое слово он мог истолковать превратно.
        - Мы проработали все организации, которые занимаются доставкой посылок из-за рубежа, - помедлив, начал Вадим, - это, кстати, оказалось несложно, таких организаций наскребли с десяток, и они сами переслали нам всю необходимую информацию.
        «Хорошо быть полицейским, - подумал я. - А тут бегаешь, пятки стираешь». Кривицкий извлек из пачки новую сигарету, прикурил. Доставать свои было глупо - я вполне мог накуриться тем, что плавало по салону.
        - Оба отправления, которые могли нас заинтересовать, произведены Почтовой экспедиционной компанией. Первая - в феврале, вторая - в апреле. Февральский получатель - юридическое лицо, Новосибирский ботанический сад. Мы проверили, там все чисто, растения, кстати, не прижились. Вторая… - он снова трагически завздыхал. - Адресат - частное лицо, вся документация оформлена без нарушений. Посылка большая, разбита на три части, обошлась получателю в несколько десятков тысяч рублей… Упакованные саженцы, семена, специальные подкормки, литература на английском, как правильно возделывать пассифлору… Ты, кстати, в курсе, что испанцы этот цветок отождествляли со страданиями Христа?
        - Теперь в курсе… Кто получатель-то? - Я напрягся. Вадим вел себя странно.
        - Я словно чувствовал, всю информацию по заказу переадресовал на свой ящик… Адресат - Крапивина Ирина Александровна, жительница нашего города, проживающая по адресу Сибирская, 42…
        Сердце застучало, сухо стало в горле. Неужели нашли? Но что с Кривицким?
        - Вадим, не томи, продолжай, - взмолился я.
        - Гражданке Крапивиной 37 лет, она всю жизнь прожила в этом городе, окончила филиал уральского юрфака, работает следователем в Центральном РОВД, звание - капитан…
        «Отсюда и владеет информацией по разным аспектам», - дошло до меня. Комок подкатил к горлу, пришлось постараться, чтобы продохнуть.
        - Порядочный ответственный работник, отмечена премиями и грамотами. Никогда не была замешана в коррупционных или других скандалах, в прочих некрасивых историях. К работе подходит ответственно, ведет дела грамотно. В мае рассталась с мужем, с которым прожила четырнадцать лет. Он собрал вещи, переехал на съемную квартиру. Развод оформлен официально, причина - неизвестна. Бывший муж не полицейский - мелкая фирма по бурению скважин. Есть дочка Марина, 13 лет. Сейчас проживает с матерью…
        - Вадим, что не так?
        Он мрачно курил, лицо потемнело. И тут я все понял, аж волосы на голове зашевелились.
        - Только не говори, что у тебя… с ней что-то было…
        - Было, Никита. Увидел ее фамилию - как сапогом по причинному месту… - Он вздохнул с такой горестью, словно похоронил лучшего друга. - Еще как было… Давно, в ноябре прошлого года. Это был короткий роман, к Новому году все кончилось… Бал был по случаю Дня милиции, ну, мы как-то и сошлись, танцевали вместе… Потом созвонились, стали встречаться втайне от всех…
        - Точно втайне? Никто не знал?
        - Точно, никто не знал. Снимали номера в дешевых гостиницах, бывало, что и в машине сидели… Она хороший человек - реально хороший… была. Не злая, с чувством юмора, без внутренней пакости. И дела не фабриковала, улики почти не подтасовывала, порядочной считалась. Строгой, но порядочной, вот так-то… На нее даже жаловались - мол, трудно, что ли, липовый протокол подписать? Кому навредит-то? Нет, не подписывала…
        - Черт, Вадим, у тебя же семья…
        Фраза прозвучала глупо, без учета пресловутой мужской солидарности. Я замолчал, чувствуя чудовищную неловкость. Кривицкий усмехнулся.
        - Вот и она мне в последнюю нашу встречу сказала: какой-то ты женатый, Вадим. Давай, мол, закруглим это дело, пока до греха не довели, а то последствия будут крайне щекотливые. У тебя семья, у меня семья - куда девать будем эти два беспокойных хозяйства? Права она была, только весь Новый год после этого мне хреново было…
        - Больше не встречались?
        - Нет, ни разу. Она не хотела встречаться, да и я не лез…
        Я молчал, переваривая информацию. Надо же, как интересно. Вот так и открываются новые грани в, казалось бы, вызубренных наизусть людях. И полицейские тоже люди…
        - Ладно, продолжай. Что по делу?
        - Я собрал о ней чуток информации. Продолжает работать в той же должности. По отзывам коллег, стала жестче, самоувереннее. Перешептываются, что не так давно даже оплеуху подследственному отвесила… Возможно, развод так подействовал или что-то еще. Но так не похоже на Иришку… Еще был случай - коллега в ее кабинет зашел, а она сидит без движения, словно окаменела, смотрит на него как на пустое место. И выражение в глазах такое нехорошее, чреватое… Он что-то спрашивает по работе - она ноль внимания, сидит и молчит. Потом встрепенулась, извинилась, стала отвечать как ни в чем не бывало - четко и по делу…
        - Она когда-нибудь цветами увлекалась?
        - Да нет, вообще никогда. Муж на даче разводил лилии, а она не понимала такого увлечения… Слушай, это точно может быть Ирка… - Вадим задрожал, - комплекция совпадает. То самое поведение, о котором говорил Якушин; эти проклятые цветы… Посмотри еще раз запись из музея, которую ты мне переправил. Помнишь двух блондинок? Так вот одна из них может оказаться Иркой. Она темная, волосы не отбеливала, но могла надеть парик, а еще макияж наложила, чтобы лицо поменять… Насчет «Субару» не знаю, не было у нее такой, но машину ведь можно одолжить у знакомых? Где была в ночь с 23-го на 24-е - неизвестно…
        - Фото можно посмотреть?
        - Посмотри на сайте городской полиции, - отмахнулся Вадим. - Там она, красуется на видном месте, и даже статья про нее… Ох, беда… Слушай, Никита, ты никому не говори, что у нас с Крапивиной была интрижка, не надо. Пусть тайной пока останется. А то до жены дойдет, до начальства…
        - А мне зачем рассказал?
        - Не могу иначе, пойми. Чувствую, не расскажу кому-нибудь - буду считать себя преступником. А какой я, на хрен, преступник? Дай слово, что никому не скажешь. Вообще никому - ни Якушину, ни Варваре.
        - Даю, - согласился я. - Но ты в курсе, что Варвара может мысли читать?
        - Пусть других читает, не пускай ее в свои мысли…
        - Мы не можем утаить информацию о Крапивиной. Извини, ищем убийцу, и если она ей окажется…
        - Да не будем мы утаивать информацию! - вспылил Вадим, - завтра все вылезет, не волнуйся. Проверяйте ее, ищите улики - только без меня. Полегчало, приятель… - Кривицкий вяло улыбнулся, - вот не поверишь, рассказал - и легче стало…
        - Так, стоп, - опомнился я. - О чем мы вообще говорим? Крапивина переносила клиническую смерть?
        Собеседник словно подавился. Откашлялся начал разминать новую сигарету. Поднял глаза, и в них заблестел огонек надежды.
        - Нет, ничего такого не было. Все бы знали. Такую штуку разве можно утаить? Брала больничный, но это было поздней весной, и явно не о том… - Вадим занервничал. - Это точно обязательное условие? Без клинической смерти никак?
        - Никак. Сознание в теле должно отсутствовать - как и все внешние признаки жизнедеятельности организма. Терминальное состояние продолжается максимум шесть минут - в это время все и происходит. Хочешь подробную консультацию - спроси у Якушина. Я не эксперт по переселению душ.
        - Значит, есть вероятность, что это не Крапивина? - Надежда, умирающая последней, так и металась в его глазах. Надежды, как мне виделось, не было - все прочие улики были налицо. Но с клинической смертью явно была закавыка.
        - Будем выяснять, Вадим, не расстраивайся раньше времени. Завтра начнем работать по твоей знакомой.
        - Побожись, что никому не скажешь о наших отношениях с Крапивиной.
        - Да божился уже, не веришь, что ли?
        - Верю… Ладно, Никита, выметайся, ехать надо, жена заждалась. Завтра скину тебе результаты почерковедческой экспертизы - привлек по-тихому одного хорошего знакомого из бюро судебных экспертиз.
        Я курил на лестничной площадке под дверью квартиры, пытался выстроить мысли в голове и не мог отделаться от ощущения, что Варвара подглядывает в дверной глазок. Впрочем, когда я отпер дверь и вошел в дом, она сидела на диване и гипнотизировала стопку белья, которое упорно не желало гладиться само.
        Она устремила на меня вопросительный взгляд. Я пристроился рядом и стал рассказывать абсолютно все, но - исключая историю амурных отношений известного товарища с неизвестной пока гражданкой. У Варвары заблестели глаза, она напряглась, словно собралась куда-то бежать.
        - Это она, Никита, я чувствую, это она… - у Варвары клокотало в горле, сбивалась речь. - Все совпадает, кроме этой окаянной клинической смерти… Следователь районного управления полиции - да у нее же доступ к любой информации! А если есть выходы на ФСБ, на бизнес-круги - то она же просто властитель информации… Женщина спортивная, решительная, обладает всеми навыками, а моральные установки и прежде, по причине профессиональной деятельности, были понятием размытым. Мужа нет, вечерами можно делать что угодно… Так, подожди минуточку, - она очнулась и испытующе уставилась мне в глаза. - Почему он сообщил тебе об этом кулуарно - прибыл вечером тишком? Не стал подниматься в дом - вы пошептались в машине, и он исчез. Ни здрасте, ни до свидания. Это полиция - она всегда трубит, если добивается реальных успехов… Что не так, Никита? Что встревожило твоего приятеля? - Глаза Варвары сузились в щелки, она смотрела на меня, как на шпиона, заподозренного в двойной игре.
        - Не знаю, - пожал я плечами. - Так он решил, я-то тут при чем?
        - Вот черт… - Ее глаза наполнялись ужасом. - Признайся, Никита, у твоего женатого приятеля что-то было с этой особой? В глаза мне смотри. Признавайся честно…
        Юлить и спорить было бесполезно. А я предупреждал Кривицкого!
        - Это было давно, Варюша, - забормотал я. - Бес в юбке попутал человека. Споткнулся, оступился… Ты же знаешь женщин - они коварные беспринципные бестии, разрушают семьи, склоняют добропорядочных мужчин на темную сторону… Поклянись, что никому не скажешь, Кривицкий очень просил.
        Я в итоге добился от нее «честного женского слова», но она так смотрела на меня… словно переносила грехи постороннего человека на все остальное добропорядочное мужское общество.
        Она уснула, чтобы набраться сил перед завтрашним днем, а я еще битый час сидел у компьютера, всматривался в монитор воспаленными глазами. У капитана полиции Крапивиной была приятная внешность, вдумчивый взгляд, слегка расширенная нижняя челюсть, придающая ее образу дополнительную привлекательность. Темно-русые волосы, плотно сжатые губы. Это не порхающая девочка, не какая-нибудь легкомысленная особа, случайно затесавшаяся в систему МВД, - все серьезно, продуманно, человек на своем месте.
        Я вставил флешку, вывел на экран видео из музея. Действительно, не при делах особа в платочке, коренастая немолодая женщина, спутница мужчины, постоянно держащая его под руку. Две блондинки - отнюдь не юные девы - блуждали от экспоната к экспонату. У одной из них имелось что-то общее с Крапивиной. Я остановил запись, когда она повернулась лицом, приблизил, стал всматриваться. Общее впечатление - другой человек. Но если затемнить волосы, придать им другую форму, убрать с глаз жирный слой камуфлирующей туши, исключить яркую помаду, то - почему нет? Умный, кстати, прием - привести с собой знакомую, которая ни о чем не догадывается.
        Кто вторая? На вид сестра-близняшка, но если присмотреться, можно отыскать десять отличий…
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        Кривицкий сообщил последнюю информацию и отключился. Сразу после разговора он скинул заключение эксперта. Тот сравнил образцы почерка Усманского, Крапивиной годичной давности и Крапивиной нынешней. И не смог прийти к однозначному выводу! Экспертиза в замешательстве. Нынешний почерк Крапивиной - это причудливый симбиоз почерка Усманского и своего собственного. Наклон, убористое написание, завитки на концах некоторых букв - похоже на Крапивину. Но те же самые буквы через раз - уже манера Усманского: небрежная, размашистая, местами невнятная, словно два человека сидят в одном и попеременно водят рукой…
        - С этим все понятно, - сказала Варвара, возвращая мне телефон. - Процесс происходит постепенно, с рывками то в одну, то в другую сторону. Иногда она может приходить в себя - со временем все реже, - и личность Крапивиной снова на коне, но такие периоды длятся недолго. Несчастная женщина… Новой сущности требуется проявлять усилия, чтобы продолжать работать, вести себя по-прежнему, чтобы не загреметь в психбольницу наконец… Она действительно выращивает пассифлору?
        - Точной информации нет. Чужих в дом Крапивина не пускает, даже бывшему мужу закрыта дорога. Информацию могла бы дать дочь. Но все необходимое для выращивания Страстоцвета она получила по почте, а еще заказала в частной фирме навесной стеклянный шкаф - довольно сложное устройство.
        - Кривицкий выяснил, что говорят ее коллеги?
        - Крапивина справляется с обязанностями, но иногда впадает в какой-то транс, стала вспыльчивой, ведет себя жестче. Коллеги в кулуарах грешат на преждевременный климакс, на отсутствие личной жизни в связи с уходом мужа.
        - Все сходится, Никита… Почерк, пассифлора, нехарактерное поведение… Что будем делать с клинической смертью? Без нее все эти наработки - пустая трата времени.
        Я понятия не имел, что делать с клинической смертью. Мы сидели в «Террано», у торгового центра «Галерея Новосибирск», и уже целый час изнывали от безделья. По парковке сновали машины, кто-то выезжал, кто-то втискивался на свободное место. Субботний день - народ штурмовал гипермаркеты и развлекательные центры, люди телегами закупали продукты, давились в очередях на киносеанс и в заведения фастфуда.
        Часом ранее я приобрел в «Бургер-Кинге» немного еды на вынос, заправился газировкой, поэтому нам было не так тоскливо. Дул промозглый ветер, температура рухнула почти до нуля, но снег так и не выпадал. В машине было сухо, тепло. Я периодически запускал двигатель, подбрасывал дровишек в «печку».
        Напротив, через дорогу, красовался Центральный отдел полиции № 1 - ведомство занимало часть пятиэтажного здания. Ничто не заслоняло вид на крыльцо. Машин на парковке учреждения было немного, а к 16 часам осталось только несколько штук. Выходили люди в форме и без, рассаживались по автомобилям, уезжали домой. Суббота для отдельных категорий населения - такой же будний день, как и все предыдущие.
        По информации, подброшенной Кривицким, Ирина Александровна Крапивина сегодня работала. Сам он трудился гораздо дальше - на Челюскинцев, в Железнодорожном РОВД, но имел в Центральном райотделе доверенного человечка, подбрасывающего сведения о перемещениях Крапивиной.
        - Я повешусь, если она там будет торчать весь день, - бормотала Варвара, - не за горами вечер, в темноте ничего не видно… Ты мог бы не курить? - попросила она.
        Я мог бы даже и не жить! Я вылез из машины, побродил с сигаретой по парковке, не спуская глаз с прибежища законности и правопорядка Центрального района. Пока все было тихо. Я вернулся в «Террано», снова погрузился в неподвижное созерцание.
        - Как ты думаешь, она уже провела ритуал? - встрепенулся я. - И что это значит? Как это выглядит, и при чем здесь артефакты, похищенные из музея? Требуются именно они? А если бы их не было?
        - Не знаю, - вздохнула Варвара. - Имею я право что-то не знать? На все вопросы тебе и эксперт не ответит. Свечи, окуривание, потребление варева из маракуйи, сопровождаемое соответствующей молитвой, обращенной к Святой Смерти… Возможно, символическое пронзание вражеской сущности клинком из кости ягуара… Я просто не знаю подробностей… Все это звучит как бред, и когда этим занимаются безграмотные мексиканские крестьяне - то так и есть. Но когда за помощью к Смерти обращается человек, одержимый темной сущностью, - у него все может получиться… Нельзя ей позволить провести ритуал. И дело даже не в физической силе, которую она наберет. Она перейдет на другой уровень, превратится в недосягаемое зло, и будет бесполезно обезвреживать носителей этой сущности. Это уже не будет выглядеть как работа маньяка-одиночки - станет масштабнее, это будет пожирать, как плесень…
        - И сколько этих уровней?
        - Достаточно, Никита. Этот не последний.
        - Она может провести ритуал дома?
        - Нет, не думаю, ей понадобится уединение, чтобы никто не вмешивался - на энергетическом, разумеется, плане. В городе много чего постороннего - это станет помехой.
        - Но в квартире вроде стены…
        - В том мире, куда она уйдет, нет стен…
        Мы вздрогнули - сработал телефон на приборной панели.
        - Ирина Александровна собирается уходить с работы, запирает кабинет, - глухо сообщил Кривицкий. - Надеюсь, ты знаешь, что надо делать? Вот я, например, не знаю…
        - Мы все знаем, - пышно приукрасил я. - Будь на связи, не пропадай.
        - Постой… - он начал усердно мяться. - Ты… никому не говорил?
        - Я нем как могила, - уверил я.
        Это была именно она. Невозможно спутать. Сердце сжалось, когда невысокая статная женщина в темной куртке вышла из здания и решительно направилась, помахивая сумочкой, к черному, как сажа, «КИА Сорренто». Серая шапочка, из-под которой пробивались темно-русые волосы, демисезонные сапожки с каблучками. Обернулся мужчина, колдующий у задней двери «Ленд Крузера», что-то почтительно бросил ей вслед, видимо, попрощался. Дама сухо кивнула.
        Мы выехали практически одновременно - она от РОВД, мы от «Галереи». Я машинально глянул на часы - начало пятого. До темноты оставалась пара часов.
        Напряглась Варвара, стиснула губы, подалась вперед. До перекрестка со светофором было полтора дома, она встала в хвост короткой очереди. Горел красный. Я пристроился через машину, успев отметить, что она включила правый поворот. Переключился свет, машины пришли в движение. Крапивина ушла на Гоголя, я прилежно ехал сзади, стараясь не клеиться к ней. Она за мной следила - значит, знала мою машину.
        Что-то подсказывало, что дама будет настороже. Она проехала мимо церкви Вознесения, мимо громады цирка, ушла по кольцу влево, на Нарымскую, - то есть явно направлялась домой.
        Варвара возмущенно выдохнула - так мы никогда ничего не узнаем! Предположение оказалось верным - «Сорренто» пролетел квартал, ушел на правую полосу и свернул под моргающий зеленый на Сибирскую. Я подлетел к светофору, но пришлось остановиться - слева, со стороны «Александровского сада», уже неслась кавалькада легковушек. Пришлось скрипеть зубами, набираться терпения.
        Светофор позеленел. Я свернул на узкую улочку, запруженную припаркованными автомобилями, проехал пожарку и обнаружил, что черный «Сорренто» уже свернул во двор 42-го дома и осваивает узкий проезд вдоль жилых подъездов. Все правильно: Крапивина ехала домой. Ее подъезд - последний, 73-я квартира на пятом этаже.
        Я благоразумно не стал ее преследовать, встал на Сибирской. Отсюда хоть что-то было видно.
        Крапивина доехала до крайнего подъезда и уперлась бампером в бетонный блок. Дальше проезда не было - местные жители постарались. Насколько мне подсказывала память, дальше находились овощехранилище и огороженные шлагбаумами дворы пятиэтажек. Возможно, я поступил правильно, что не стал пороть горячку.
        Крапивина вышла из машины и первым делом осмотрелась. Мой серый «Террано» на таком удалении был просто пятном. Она смотрела исподлобья, придирчиво, сканировала взглядом все машины, находившиеся во дворе. Потом поставила «Сорренто» на сигнализацию и вошла в подъезд, воспользовавшись ключом от домофона.
        - И что дальше? - спросила Варвара. - Субботний вечер, человек пришел домой… Что дальше, я тебя спрашиваю?
        - Сиди в машине, - повелел я. - Прогуляюсь, подышу.
        Согласно полученной информации, окна Крапивиной выходили на обратную сторону. Я отправился наискосок через детскую площадку. Гулять в такую холодину было не самым полезным занятием. Детская площадка пустовала.
        Я добрался до подъездной дорожки, ушел в конец дома, перебрался за бетонный блок. На овощехранилище висел большой амбарный замок, а рядом - расписание, по каким дням оно открыто. Я снова покурил, не испытывая никакого удовольствия от процесса.
        Со стороны Сибирской спешила пешая женщина. Она болтала по телефону, энергично жестикулировала. Направлялась в последний подъезд. Особа поднялась по ступеням, стала рыться в сумочке, не выключая телефон. Ничего не вышло - не так-то просто отыскать нужный предмет в дамской сумочке. Разозлившись, она стала тыкать в кнопки домофона, при этом продолжала общение.
        Запищал механизм, она распахнула дверь и исчезла в темноте. Я уже был тут как тут, ногой придержал дверь, сделал вид, что роюсь в карманах, давая возможность особе уйти подальше. Когда я вошел внутрь, на втором этаже уже лязгали запоры.
        Я поднимался в полной тишине, как по сахарной вате, испытывая крайне пакостные ощущения. Выражаясь примитивно, мне было страшно. Выражаясь научно, переживал базовую эмоцию, сигнализирующую об опасности. Онемела рука, которой я скользил по перилам, дышалось не очень просто. Чем выше я поднимался, тем хреновее становилось на душе.
        На четвертом этаже я стал колебаться. Только злость не давала остановиться. Бабу испугался, горе-спецназовец? Последний марш давался с боем, и возникала уверенность, что я совмещаю неприятное с бесполезным, да еще тупо рискую. И все же я добрался до нужной квартиры, прислонился к шатающимся перилам. Тишины уже не было, в 73-й квартире ругались женщины. Я затаил дыхание, слушал.
        Женщина, по-видимому, была одна, а второй еще предстояла эта честь - стать женщиной. Дочь - та самая, 13 лет, зовут Марина, ученица 7-го класса 22-й гимназии «Надежда Сибири». Я уже чувствовал к ней симпатию, поскольку сам окончил то же самое заведение - но тогда оно не было «последней надеждой Сибири», а было обычной средней школой…
        - Мама, да что с тобой происходит?! - кричала девочка с обидой. - Собралась куда-то, пожалуйста, я тут при чем? Почему я должна сидеть дома? Я честно отмотала все уроки, меня Юлька ждет! Думаешь, я боюсь тебя? Все равно сбегу… А будешь такое говорить, к папе перееду и никогда больше не вернусь!
        - А ну, стоять, Марина! - гремел натянутый женской голос, - тебя никто не отпускал, не заставляй меня принимать меры!
        - Ах, меры! - восклицала девочка, - В тюрьму посадишь? В кандалы закуешь? Ты целыми неделями меня не замечаешь, а тут понадобилась? Нет уж, мамочка…
        Отношения у домочадцев, похоже, были высокие. И девочка тоже была не проста. В прихожей воцарилась возня, кто-то кряхтел. Я вышел из оцепенения, кинулся вниз, пролетел один этаж - наверху хлопнула дверь, и кто-то кубарем покатился по лестнице.
        Я вовремя совершил разворот и медленно поднимался по лестнице, когда мимо меня пролетела девчонка в расстегнутой куртке со скомканной шапкой в руке. Она глотала слезы, морщила курносый нос и в мою сторону даже не смотрела.
        Я как-то растерялся. Она уже пролетела два этажа, когда я схватился за телефон. Машинально набрал Варвару, подспудно догадываясь, что в этой ситуации от нее никакого толка. Хлопнула дверь внизу, отзывчиво откликнулась Варвара.
        - В чем дело, Никита?
        - Девчонка поругалась с матерью, выбежала из подъезда. Если повернешь голову, ты ее увидишь. Крапивина в квартире. Сейчас я подойду.
        Выйдя на Сибирскую, я обнаружил потрясающую картину! И даже не поверил глазам, машинально остановился. Вот это да! Варвара покинула машину и ухитрилась перехватить девчонку - то есть проявила похвальную оперативную инициативу! Очевидно, что-то спросила. Что она могла спросить? Как проехать в библиотеку имени Павлика Морозова? Современные дети и слов-то таких не знают…
        Они стояли у машины и общались, словно были старыми знакомыми! Варвара работала - будь я проклят! На полную катушку работала! Весь свой дар внушения, мощный энергетический посыл она обрушила на девчонку одновременно с невинным вопросом, и та замешкалась, растерялась, вступила в беседу с незнакомой «тетей».
        Я уже знал Варвару, все отражалось на ее лице - напряжение, мобилизация внутренних ресурсов. При этом она ухитрялась улыбаться, щебетать, как соловей. Я уловил адресную телепатему: стой там, жди. Стал мяться на другой стороне дороги, ждать сигнала от Варвары.
        Они общались. Марина что-то частила, при этом дернулась пару раз - явно удивленная, что это с ней? Но не могла уйти, что-то держало. Эксперименты на ребенке? Явно за пределами этики. Ладно, ей хуже не будет, мы не злоумышленники.
        Варвара подала сигнал, и я неспешно перешел дорогу. Марина смерила меня робким взглядом, вроде не узнала странную фигуру из подъезда. Обычная девчонка, ничего особенного, впрочем, имела все шансы годика через четыре превратиться из гадкого утенка в интересную барышню.
        - А, ты уже здесь, Сережа? - проворковала Варвара. - Ты уже заглянул к маме, можем ехать дальше?
        - Да, все в порядке, - кивнул я. - У мамы было легкое недомогание, уже прошло. Правда, не хочет со мной разговаривать после ссоры… - добавил я, уловив намек в ее глазах.
        - Вот видишь, у моего друга тоже проблемы с матерью, - подхватила Варвара. - Это обычное дело - «конфликт поколений» называется. Я тоже со своей недавно так поссорилась, что телефон разбила… Это Марина, - представила меня Варвара. - Подвезем девочку до Лесоперевалки? У нее там подружка живет. Мы все равно мимо едем.
        - Да не вопрос, - пожал я плечами. - Садитесь обе за заднее сиденье.
        - Да я могу и на автобусе… - неуверенно забормотала девчонка, но дверь машины уже открылась, и неодолимая сила потащила ее внутрь. Сколько раз я наблюдал за подобной работой Варвары и не уставал восхищаться. Но это палка о двух концах. Себе бы подобного дара я не желал. Потом отлеживаться, набираться сил.
        Я прыгнул за руль, покосился на идущую мимо пожилую женщину, которая нахмурилась и стала усердно запоминать номер моей машины. Не педофилы мы! Мы порядочные, частично законопослушные граждане, чего и всем желаем! Я выехал через арку на Вокзальную магистраль, взял курс на перекресток с проспектом Димитрова. Движение субботним вечером было плотным, и разум подсказывал, что лучше не спешить.
        Я намеренно помалкивал. Варвара бормотала у меня за спиной, девочка отвечала односложно, как-то сомневаясь. Зверем Варвара не была и полностью подчинять ее контролю не собиралась. Неужели ее мама такая злая? Разве родная мама может быть злой? Ведь девочка хорошая, добрая, покладистая - Варвара это сразу подметила…
        - Послушайте, а вы кто? - Девочка продолжала теряться, я видел в зеркале, как она кусает губы. Она была расстроена тем, что происходит дома - для этого и не надо быть экстрасенсом.
        - Я скажу тебе правду, Мариша, - доверительно сообщила Варвара, - мы работаем вместе с твоей мамой и не можем понять, что с ней в последнее время происходит. Ее поведение отличается от того, что было раньше. Мы на ее стороне и всерьез обеспокоены. А ведь не за горами переаттестация - слышала про такое слово?
        И плавно усилила нажим. Марина заплакала, стала шмыгать носом, размазывала слезы кулачками.
        - Мама уже полгода не называет меня Маришкой… - всхлипнула она. - Теперь только строго - Марина. А раньше называла, она раньше совсем другой была…
        Девчонку прорвало, уши вяли от такого откровения. Она не помнит, когда это началось - через месяц-два после Нового года. Маму как подменили! По-прежнему ходит на работу, возвращается домой, но стала сухой, холодной, смотрит с неприязнью. Что не так - начинает выговаривать, а если совсем не по ее, то может и наорать. Не сказать, что в доме теперь все под запретом, - ей просто безразличны дом, семья. Иногда наваливается на нее - сидит неподвижно, тени на лице, словно борется со своими противоречиями. Однажды словно вернулась прежняя мама - улыбалась с теплотой, просила простить за безразличие, мол, очень много работы, да еще с папой такая история…
        - А что с папой? - вырвалось у меня.
        Марина продолжала плакать. Так сама же папу выставила, а теперь жалуется, что ей без него плохо! Где-то в марте было несколько крупных скандалов - словно землетрясения прокатились по квартире. В чем виновен отец - бесхитростный, покладистый мужчина - Марина даже не поняла. Она слышала из своей комнаты, как кричала мама: «Никакого тебе больше секса, иди вон своих экспедиторш трахай! А мне не мешай жить так, как я хочу!» Словно намеренно выдавливала его из семьи, подсовывала заявление о разводе. Ежедневная ругань, обвинения, оскорбления…
        Отец не выдержал, ушел, сейчас снимает квартиру на Плановой, и когда в доме становится совсем плохо, Марина бежит к нему ночевать. Но совсем уйти не может, мать грозится подать в суд, лишить его всех прав на ребенка. Жизнь превратилась в ад, что с матерью происходит - непонятно. В лучшем случае - ледяное молчание, неприязненные взгляды, абсолютно чужой человек.
        Раньше хлопотала по хозяйству, готовила - сейчас хорошо, если полуфабрикат разогреет. Стала часто пропадать во внеслужебное время, а где бывает, конечно, не рассказывает. А еще эти странные цветы, будь они неладны… Варвара умело подтолкнула ребенка к данной теме, и та не могла оставаться равнодушной.
        Никогда ее мать не испытывала страсти к ботанике, а тут вдруг случилось. Целую комнату выделила под оранжерею, запретила ребенку туда входить. Ей смонтировали стеклянный шкаф, подвели специальное освещение, привезли за огромные деньги специальное климатическое оборудование. Заказывала по почте какие-то удобрения, особые грунты, инструменты. Мама точно свихнулась на этих цветах! Марина пару раз туда совалась. Цветы необычайно красивые, желтые, фиолетовые, сиреневые, с тонкими лепестками, усиками. Гамма цветов, прожилок, вкраплений, необычайные формы, и они словно живые - за короткое время меняют форму, ориентацию в пространстве, усами шевелят, как тараканы, - словно следят за теми, кто на них смотрит. Растения красивые, но какие-то зловещие, неприятно смотреть, тело покрывается гусиной кожей… Они еще и плодоносят - маленькими оранжевыми плодами. Причем растут они быстро, стремительно набирают цвет. Мама часто запирается в этой комнате, и неизвестно, что там делает. Иногда бормотание доносится…
        - Не помнишь, где она была 23-го числа? - вкрадчиво вопрошала Варвара. - Ты же вечером дома была, вспомни?
        - Да что вы, как я могу вспомнить, - вздыхала девочка, - я с цифрами не дружу, у меня по математике кол осиновый…
        - Это вторник был.
        - А, вторник… так я у папы ночевала, утром от него в школу поехала… Да, это точно, в среду физра первым уроком, я ее как раз прогуляла…
        Мы пробились сквозь затор у ЦУМа, поехали по проспекту Димитрова, нырнули в тоннель, за которым простирался широкий Димитровский мост. В стартующих сумерках матово поблескивала гладь Оби. До Лесоперевалки оставалось немного - переехать мост, а там - одна остановка. Пробки не было.
        - Твоя мама никуда не собирается сегодня? - мягко спросила Варвара.
        - Собирается. - Я видел, как девочка передернула плечами. - Сказала, что ночью не придет, завтра все равно воскресенье. Я не спрашивала, куда она собралась, может, мужика себе нашла, не знаю… Что-то гремело у нее в сумке, она ее на «молнию» застегнула, теплые вещи из шкафа вытаскивала…
        Я перехватил встревоженный взгляд Варвары. Но мы не последователи Фигаро, не можем находиться в двух местах одновременно! А полиция трусливо самоустранилась.
        - А вам какое дело, где она была? - спросила девочка. Вот что значит отвлечься на несколько секунд.
        - Мы с ней работаем, и нам это очень важно, Мариша… - снова есть контакт! - Скажи, у мамы есть знакомая со светлыми волосами?
        - Мм… тетя Снежана, что ли? Ага, есть, ей уже под сорок, как и маме. Они когда-то учились вместе, тетя Снежана на Авиастроителей живет, вроде дружили, я старые фотографии видела. Она не замужем, работает в какой-то конторе. Когда мама с папой поженились, они поссорились, много лет не общались, там темная история была - я точно не знаю, но считаю, что это с папой связано… А когда папа ушел, они опять сошлись, я впервые в жизни ее увидела - глупая какая-то, постоянно хихикает, голова вообще пустая…
        - Мама ездит на джипе «Субару»?
        - Что вы, у нее же «Сорренто». Подождите, кажется, у тети Снежаны джип «Субару» - он не новый, да она и ездить-то толком не умеет…
        - Твоя мама не перекрашивала волосы?
        - Да нет, зачем ей? - Девочка недоуменно пожимала плечами. - Но знаете, я однажды у нее парик светлый видела - из сумки доставала, забыла убрать. Я спросила, зачем это, она стала ругаться, что не мое дело и нечего копаться в ее вещах. Можно подумать, я копалась…
        На глазах девчонки опять выступили слезы.
        - Ой, - встрепенулась она, - перед заправкой можете остановить? Я дальше сама добегу. Юлька вон в тех коттеджах живет…
        Я начал замедляться, перешел на первую полосу. Впереди белела громадина торгового центра «Гигант». Девочка всхлипывала, Варвара взяла ее руку. Марина вздрогнула, но руку не отняла. Это был не просто жест участия. Варвара снова работала. На мордашке осталась сочувственная улыбка, но скулы побелели, сжались челюсти. Потом она выпустила руку, машина остановилась.
        - Спасибо вам большое, - поблагодарила девочка, - так быстро довезли…
        - Все, беги, - через силу улыбнулась Варвара. - И не думай о плохом, Мариша, все наладится. Маме не рассказывай, что мы с тобой общались, хорошо?
        Девочка вышла, я продолжил движение, посмотрел в зеркало. Марина словно очнулась после летаргического сна - пристально смотрела на уходящую машину, почесала затылок. Потом опомнилась - на улице ведь не лето! - стала натягивать на уши вязаную шапочку.
        - Разворачивайся… - шипела в затылок Варвара. - Уйдет же, злыдня, мы ее потеряем! Ты что, не понимаешь?
        - Да нет, родная, это ты не понимаешь! - Я тоже начал закипать. - Как я тут развернусь? Барьер посреди дороги! Назад по встречке? Нет уж, прошу уволить…
        Съезд с моста - хуже не придумаешь. Развернуться можно только через километр, на площади Энергетиков. Раньше и пытаться не стоит. Барьеры, камеры, гаишники, да еще поток навстречу, сшибут с гарантией…
        Варвара застонала, откинула голову. Что я мог сделать? Сама должна понимать. Я лихо пронесся мимо ТЭЦ-3, ТЭЦ-2, выехал на кольцо и демонстративно медленно протащился мимо зевающего инспектора. Изнывал на светофоре, где красный горел аж 90 секунд, нетерпеливо газовал. А потом оторвался на дамбе и на самом мосту! Я обгонял всех попутных, шел далеко за сто. Плевать на штрафы, пусть присылают!
        - Ты не навредила девчонке? - бросил я через плечо.
        - Я себе навредила, - огрызнулась Варвара. - А с девчонкой ничего не будет. Но дело не в этом… - Она кусала губы, продолжая бледнеть.
        В памяти возникла ее рука на руке девчонки. Этот номер я также проходил. Она могла видеть прошлое людей, по крайней мере, яркие эпизоды, особенно те, которое люди хотели бы скрыть. Я деликатно молчал, ждал, пока сама созреет.
        Варвара подалась вперед, стала перебираться на переднее сиденье. На скорости за сотню этот трюк смотрелся так себе. Но я тоже стерпел, только крепче вцепился в баранку. Пришлось припасть к окну, чтобы не получить коленом в челюсть. Она угнездилась, застегнула ремень безопасности.
        - О чем это я… Да, теперь мы все знаем, Никита… - Она волновалась, но сдерживалась. - Девочка дала слово и никому об этом не сказала. Не потому, что верна своим обещаниям, а потому, что страшно… Я это видела ее глазами, яркие вспышки, словно эпизоды, вырванные из видеозаписи. Это так прочно впиталось ей в память… Еще зима, рискну предположить, что на календаре 2 февраля, день, когда в Ярославле умер Усманский…
        Она приходит домой, уже вечер, после школы засиделась у подруги. Отца не было. Она открывает дверь своим ключом, швыряет ранец, скидывает зимние сапоги, пуховик. Зовет маму, но та не отзывается - хотя ее одежда и сапоги на месте. Идет по комнатам - нет мамы. В ванной горит свет, она зовет - никто не отзывается. Заглядывает внутрь.
        Мама лежит в ванне с пеной - видимо, решила расслабиться после работы. Но что-то пошло не так. Голова откинута, рот оскален, глаза закатились… И сколько так продолжается, никто не знает. Дикая паника, девочка подлетает к матери, трясет ее. Голова сваливается, глаза остаются полуоткрыты. Она трясет женщину, умоляет очнуться, неумело проверяет пульс, подносит зеркальце к губам. Мама мертва, в этом нет сомнения даже для 13-летней девочки.
        Она пытается вдуть в нее воздух - это смотрится глупо. Девочка пятится, брызжет слезами, ничего не соображает. Что с мамой - перенервничала на работе, сердце не выдержало? Слишком горячую воду включила? Выскакивает в комнату, звонит отцу - у того занято. Судорожно вспоминает номер «Скорой» - ей никогда не приходилось туда звонить. Но набрать не успевает, за спиной шорох, она шарахается, роняет телефон.
        Сзади стоит мама, обернутая в полотенце, пошатывается, глаза блуждают, сама бледная как поганка. Мама уже не мертвая, хрипло дышит. Но неизвестно, что страшнее - мама мертвая или мама как будто живая. Девчонка чуть не умирает от страха - все заледенело внутри. А она еще качнулась, положила руку девочке на плечо, обе стали падать… В общем, ужас голливудский.
        Потом мама оклемалась, сказала, что ей просто стало плохо, сознание потеряла. Взяла с дочери честное слово, что никому не скажет, даже папе.
        Потом пришел отец, сели ужинать. Вроде все так же, только мама молчала много, впадала в прострацию, натыкалась на предметы, когда ходила, шутила, что подхватила куриную слепоту.
        Через день-другой все прошло, мама снова стала собой, впрочем, ненадолго. Пошли скандалы, поведение женщины стало меняться. Понимаешь, что это значит, Никита? Клиническая смерть все-таки была, просто она не зафиксирована! О ней никто не знает, кроме дочери, а дочь молчит, поскольку: а) дала слово, и б) ей страшно. А почему мама вдруг очнулась - очередная медицинская загадка, хотя без вмешательства внешних сил, конечно, не обошлось. Теперь все сходится - это она…
        - Варвара, ты супер… - пробормотал я. - Нет, правда, я без ума от тебя…
        - Неужели? - хихикнула она. - Да ты и до меня был странным… А супер, мой дорогой, это когда без контакта. Подобные методики существуют, но не всем они по силам. Я пока не умею.
        У «Красного факела» стояла очередь из желающих повернуть влево. Я желал пуще других! Поэтому пер по средней полосе, на перекрестке подался влево, вклинился перед головной машиной. Водитель протестующе загудел. Да пошел он! Мы миссию выполняем! Гаишников на ответственном перекрестке не было, и через несколько минут мы уже въезжали под арку на Сибирскую.
        Нетерпение гнало, я никому не уступал! На город укладывались сумерки - еще полчаса, и дальше носа ничего не увидишь. Отчаяние сжимало грудную клетку. Мы потеряли уйму времени, эта выдра уже наверняка свалила! Затор перед школой, здесь я был бессилен. Я давил на звуковой сигнал, но никто не желал расступаться. Узкая проезжая часть, обочины забиты стоящими машинами, пропускали встречный поток.
        - Ты что, ослеп?! - вдруг взвизгнула Варвара. - Она же мимо проехала!
        Недолго ослепнуть от такого обилия фар! Как она заметила?
        - Ты уверена? - ахнул я.
        - Да, это точно она, обернись!
        На пару мгновений в зеркале возник зеркально отраженный номер. Это была Крапивина. Значит, не все еще потеряно. Но как выбраться из этой толчеи? Выедет из арки, там либо налево, либо направо, и мы ее теряем! Дернулась машина впереди, протащилась вперед на несколько метров и снова встала.
        А вот теперь я не зевал. Баранку круто влево, одновременно давил на клаксон, и через миг моя машина перегородила обе полосы. Встречные встали, не давить же кретина. Сзади тоже гудели. Я двигался рывками, взад-вперед, несколько секунд позора - и я уже возвращался к арке, сквозь которую проехал несколько минут назад. Прочь с Сибирской - она уже надоела!
        - Варвара, смотри внимательно, - бормотал я. - Ты глазастая, должна заметить. Где эта супер-убийца вселенского масштаба?
        Нет, окончательно темень еще не пала. Черный кроссовер выделялся на сером фоне. Он повернул налево, к ЦУМу, и снова мне пришлось проявлять чудеса автомобильной эквилибристики - с выездом на встречку, чтобы не отстать. Прижать к обочине, попробовать задержать? А какие основания? Менты обхохочутся. Кривицкий с Губиным уже не хохочут, но и не помогут «сумасшедшим», поскольку не хотят остаться без хлебной работы.
        К вечеру субботы пробок не было, Крапивина играючи прошла поворот у ЦУМа, вырвалась на Димитрова. Я шел за ней через две машины, рисковал застрять на светофоре. Но тот, что у «Красного факела», мы прошли, впереди - мост с двумя дамбами и никаких препятствий…
        «Сорренто» в среднем темпе двигался по мосту, а я держался сзади, на соседней полосе. Наше положение было выгоднее - я видел машину Крапивиной. А она в зеркало - только мои фары.
        Варвара молчала - и то ладно. Мы съехали с моста, приближались к ТЭЦ-2. Кривицкий позвонил так своевременно! Я описал ситуацию, он задумался.
        - У тебя громкая связь не включена?
        - Нет.
        - Ладно, хорошо… Я не знаю, куда она направляется, но у Крапивиной есть дача - на Ордынской трассе за Хилокским рынком. Полтора километра от кольца, нужно свернуть налево. Садовое товарищество называется «Полесье». Мы ездили туда пару раз, ну, ты понимаешь… - Кривицкий замялся. - Там добротный дом, неплохой участок, печка в доме…
        «Широкая постель», - срывалось с языка, но, к счастью, не сорвалось.
        - Улица Рябиновая, дом 20… - бубнил Вадим. - Да, точно, 20. Дело поздней осенью было, машину бросали, по снегу шли… Эй, ты куда пропал? - забеспокоился Кривицкий.
        - На месте, - отозвался я. - Пост прошли. Ехать мимо инспектора с телефоном у уха - как-то вызывающе… Фигурантка прошла виадук, выезжает на площадь Труда, вроде едет прямо… да, точно прямо - на улицу Станиславского.
        - Пока совпадает… - Кривицкий нервничал.
        А ведь он был прав на сто процентов! Лучший способ добиться уединения - отправиться на дачу. Снега нет, проблем с проездом не будет. А приватность обеспечена - во всей округе ни одного дачника, разве что парочка сумасшедших.
        Я покосился на Варвару - она вцепилась в ручку над головой, глаза азартно поблескивали. Крапивина разгонялась, неслась мимо зажигающихся фонарей. Площадь Станиславского, Кирпичный завод, поворот на «Тещин язык» - извилистый и труднопроходимый кусок трассы…
        - Эй, ты еще здесь? - подал голос Кривицкий.
        Я вздрогнул - телефон оставался у уха.
        - Да, она едет к кольцу на Хилокском. Вадим, подбросишь ОМОН, если будет нужда?
        - Забудь, - испугался Кривицкий. - Никакого ОМОНа! Хорошо, убедись, что она едет на дачу, а мы с Губиным подскочим…
        Хоть за это спасибо.
        - Да, Вадим, она проехала ТЦ «Мегаполис», включила указатель поворота, готовится уйти влево, в ворота садового общества.
        - Понял. Мы с Романом выезжаем. Все, отключаюсь.
        - А как же наш лучший в мире ОМОН? - тоскливо вздохнула Варвара. - Ладно, я поняла, ОМОНа не будет. Кстати, почему ОМОН, а не ОПОН?
        - Да, это так важно, - огрызнулся я. - Переделали: Отряд мобильный особого назначения. Какая разница, если они все равно не приедут.
        Я держался на приличной дистанции. Трасса практически пустая, густели сумерки. Крапивина свернула влево, спустилась к воротам. Я сбросил скорость, медленно тащился по второй полосе. Въезжать за ней - это выдать себя. За спиной отчаянно сигналили - какого дьявола я тут плетусь?
        С ревом меня обошел тяжелый внедорожник - водитель зычно матюкался в кабине. Я встал напротив въезда в кооператив, включил указатель поворота, ждал, пока освободится дорога. Притормозила машина, идущая по встречной полосе - водитель зачем-то решил меня пропустить. Я пожал плечами, ладно, спасибо, плавно вошел в поворот.
        О коварстве гаишников можно былины складывать! Врубился проблесковый маячок на пропускающей меня машине, завелась «крякалка»! И только сейчас я сообразил, что пересек двойную сплошную! Машина ДПС свернула с трассы, пристроилась в хвост. Уходить смысла не было. Я начал гнусно выражаться, колотиться в потолок. Какого хрена, мужики? Сами же меня пропускали!
        - Ладно, успокойся, - пробормотала Варвара. - Потерпим, адрес знаем. Только веди себя нормально, не провоцируй. И взятку не предлагай, это сейчас не модно.
        Эталоном терпения и сдержанности я, конечно, не стал. Менты из соображений безопасности подошли вдвоем, долго изучали с фонарями содержимое салона, потом представились, попросили документы. Снова осмотрели наши лица, с сожалением констатировав, что водитель, кажется, трезв.
        - Что же вы так, Никита Андреевич? - сказал инспектор. - Ведь прекрасно видели, что пересекаете двойную сплошную. Зачем, спрашивается? Вопрос жизни и смерти?
        - Послушай, командир, - во мне все кипело. - Ну, получилось так, прости, бес попутал. Перед нами машина сюда же свернула - а мы за ней, думали, что разрыв. Той машине, значит, можно?
        - А вы за себя говорите, Никита Андреевич, а не за других, - строго сказал инспектор. - Попались так попались, в чем претензии? Для кого писаны правила? Куда направляетесь?
        - Как куда? - удивился я, - на дачу, куда же еще? Погода прекрасная, баня, шашлык, крепкий здоровый сон…
        - Да вы юморист, - хмыкнул инспектор и еще раз осмотрел каменный лик «мадонны», сидящей рядом. - Ладно, дело ваше, куда и с кем вы направляетесь и что по этому поводу подумает ваша жена. Пойдемте в машину, Никита Андреевич, будем составлять протокол на пять тысяч.
        Я слабо возмущался - почему пять? Согласно закону, от одной до пяти, в соответствии с тяжестью нарушения. Кому я навредил? Трасса почти пустая! Но инспекторы лишь посмеивались - сами виноваты, уважаемый. Куда спешили? Проехать пятьсот метров, развернуться на кольце, вернуться - потеряли бы минуту, оно вам так важно? А стало быть - злостное и преднамеренное нарушение правил ПДД, которые писаны, между прочим, кровью. Спорить было бесполезно.
        Я сидел на заднем сиденье полицейской машины, дрожал от злости. Менты не спешили, у них вся ночь впереди. А на людей плевать! Офицер нарочито медленно заполнял протокол, выписывал буковки. Я пытался дозвониться до Кривицкого, чтобы урезонили этих архаровцев, но Вадим был недоступен.
        В итоге я смирился. Мы потеряли минут двадцать. Инспекторы вручили выписку из протокола, поржали, пожелали приятно провести ночь и выпроводили меня из машины. Они уезжали задом, выбирались на трассу.
        Расточая проклятия в темное пространство, я вернулся в «Террано».
        - Надеюсь, ты не качал права? - покосилась Варвара. - Не объяснял им, что мы едем спасать человечество, над которым нависла угроза из постороннего мира? Хотя не думаю - бригада из психушки бы уже подъехала.
        - Как смешно, - пробормотал я, запуская двигатель и направляя машину в узкий проезд между заборами. Бог был явно не на нашей стороне! Машину подбрасывало на кочках - не разгонишься! Но я спешил. И вовремя затормозил, чуть не протаранив задний борт грузовичка, который какой-то умник поставил в узком проезде! Какого черта?! Здесь люди ездят!
        Я нетерпеливо посигналил. Потом еще раз. Никто не выходил, не отгонял машину. Я покинул салон, кинулся к грузовой «Газели», стал пинать по колесам. Никакого эффекта. Я злился, снова сигналил. Район не зря прозвали «аулом», здесь пачками селятся выходцы из Средней Азии, они же и дачи покупают. У этих людей совершенно иные представления об окружающем мире. Окрестные дачи не подавали признаков жизни. Я готов был кувалдой разбить эту колымагу! А потом тем же инструментом вогнать по пояс в землю водителя! Я вновь насиловал телефон - теперь Вадим откликнулся.
        - Мы с Романом выехали, - обрадовал он. Выслушал информацию о моих проблемах, задумался. - Ну, с гаишниками ты точно дал маху, в общем, сам виноват, задний ход протоколу уже не дашь. Да плюнь ты на эти пять тысяч, разве это деньги? С «Газелью» сложнее - миром правят идиоты, я бессилен. Сдавай назад, отъезжай к воротам. Потом вперед, и за магазином - влево. Это объездная дорога. Будешь долго ехать прямо, перед тупиком - направо. И еще раз направо. Дальше читай номера на заборах.
        В итоге мы потеряли сорок минут. Все на нервах, дружно ругаясь, мы месили грязь, тыкались в проулки, как слепые котята. «Тупик», описанный Вадимом, оказался где-то за гранью разумного. Два поворота, снова издевательски узкий проезд. Еще одна машина! Фары осветили задний бампер, номерной знак. Я выругался по инерции, вскинул руку, чтобы ударить по клаксону. Видимо, совсем мозги заклинило. Варвара перехватила мою руку, зашипела:
        - Ты что делаешь? Это же ее машина… Гаси фары, сдавай обратно.
        Я действительно чуть не совершил колоссальную глупость. Сердце рухнуло в пятки. Поворот рычажка, воцарилась темень. Я медленно сдавал назад, на свой страх и риск, дважды зацепил зеркалами заборы. Какие мы идиоты! Если Крапивина на даче, она могла заметить свет. А могла и не заметить - лотерея, блин…
        Я вывел машину задним ходом в перпендикулярный проезд, сдал немного назад, остановился.
        - Что делать? - прошептала Варвара. - Там высокие заборы, не лезть же через них?
        - Ты точно не полезешь, - проворчал я. - Пойду сам, проберусь через соседей - у них забор пониже. А ты сиди и не высовывайся, звони Кривицкому, где их носит? Двигатель пусть работает, пересядь на мое место… На рожон не полезу, не волнуйся, - я отыскал ее дрожащую руку, сжал. Девушка прерывисто дышала, волновалась, в темноте поблескивали глаза. - Я просто на разведку, не бойся. Не выходи из машины, ты одета не по сезону, можешь простыть.
        Я вышел из машины и онемел от изумления. Ветер отсутствовал. С неба нереально крупными, пушистыми хлопьями падал снег - первый снег в этом году. Он падал медленно, торжественно, покрывал землю, крышу и капот моей машины. Снега было много, нереально много - он валил и не кончался…
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        Дачный поселок вымер. Я перебрался через сломанный штакетник, перебежал по дорожке до следующей ограды - мимо сараев, примитивных туалетов, остовов теплиц. На следующем участке пришлось пролезать через голую малину. Почему не пригнули и не связали?
        Свежий снег скрипел под ногами, я проваливался в ямы, запинался о какие-то бочки, ведра. Можно подумать, я сам был одет по сезону! Ботинки на тонкой подошве, курточка с условным утеплителем, легкая шапка с козырьком…
        Я освоил три участка, сломав по дороге стойку для клематиса и порвав какую-то трубу. Подмерзали ноги. Я поздно сообразил, что оставил в машине перчатки, но не возвращаться же! Я опять пролез через изгородь, символически разделяющую участки, присел за сараюшкой.
        Передо мной возвышался дом - тот самый, под номером 20, по улице Рябиновой. Добротный, кирпичный низ, деревянный верх. Дымок из трубы не вился, как я ни всматривался. Но в доме кто-то был - на продолговатой мансарде за шторами поблескивали огоньки. Я сидел за сараем, набирался храбрости. На втором этаже что-то происходило.
        Снег продолжал валить, но видимость, хоть и слабая, оставалась. Я всматривался, решал дилемму. Неизвестно, когда подъедут полицейские, а вдруг эта бестия уже проводит ритуал? Резонные сомнения по поводу данного мракобесия еще оставались, но все же… Я многого еще не знаю.
        В центральной части дома выделялось крыльцо с входной дверью. Слева, на торцевой части здания, - лестница наверх. Наверху площадка с перилами - подобие балкончика. Неизвестно, можно ли с первого этажа попасть наверх, но по этой лестнице, очевидно, можно…
        Я скользнул вдоль грядок, выудил из кармана травматический «ПМ-Т». Внешне похож на настоящий, но вместо нарезного - ствол с гладким каналом, а в обойме восемь патронов с резиновыми пулями. То, что у преступницы с собой боевое оружие, я даже не сомневался - ей по службе положено…
        Я подкрался к входной двери, осторожно потянул ручку. Заперто. Заскользил вдоль фундамента - к торцу. Лестница на мансарду была крута, состояла из двух изогнутых пролетов. Я поднимался на цыпочках, прижимался к перилам. Забрался на огражденную площадку, присел на корточки.
        Здесь тоже находилась дверь, а справа от нее - окно, задернутое шторой. Я подошел к двери, взялся за ручку. Тоже заперто, причем изнутри. Дышать становилось трудно, колотилось сердце. Я не чувствовал холода. По шторе бегали блики мерклого света. За дверью поскрипывали половицы, доносилось приглушенное бормотание…
        Разум отключился, я плохо понимал, что делаю. Это было безумие. Деревянный ящик под козырьком крыши, ржавое железо, какая-то стальная муфта, давно утратившая свое значение. Хозяйство опального мужа, специалиста по бурению скважин, выбросить руки не дошли…
        Я стиснул эту муфту, прикрыл глаза левым предплечьем - и шарахнул по средней части оконной рамы! Удар был точен. Рама ввалилась внутрь, посыпалось битое стекло. Я перевалился через тощий подоконник, обрезался обо что-то, порвал одежду. Повалился боком, но тут же вскочил, вытянул руку с пистолетом:
        - Ни с места! Стреляю!
        Все было мутно, покачивалось, плыло. Я смотрел как через запотевшее стекло. Почему так жарко? Это неправдоподобно, здесь не может быть жарко, дачу не топили! Что за странные запахи?
        Я добился своего - мое появление стало сюрпризом. Но поможет ли? Я сжимал рукоятку, целился в фигуру, застывшую в другом конце помещения.
        Оба окна плотно задрапированы. Желтоватое мерцание скользило по пространству, тени таились в углах, блуждали по потолку. Комната почти пустая, вытянутая. На другом конце - окно. Посреди пространства - примитивный стол. На нем артефакты, украденные из музея. Короткий нож из кости хищного животного с затейливой рукояткой. Матово поблескивающая емкость, напоминающая пепельницу. Приземистый подсвечник с прихотливой вязью - в него были вставлены несколько свечей, они распространяли тусклый свет и коптили. Женщина стояла между столом и окном, держала двумя руками еще один артефакт - страшноватую чашу в виде сомкнутых дланей скелета.
        Поколебавшись, она опустила чашу на стол. Похоже, она пила перед моим эффектным появлением. Содержимое чаши источало сильный запах. Или не только оно…
        По правую руку от женщины лежали еще два предмета - пистолет Макарова, внешне напоминающий мой, но явно не такой безобидный; и тонкая витая трость с набалдашником-черепом - по-видимому, пятый украденный артефакт, не имеющий отношения к предметам ритуала. Трость со встроенным стилетом - бывшая собственность промышленника и мецената Павла Демидова.
        Страх отступил, я целился бабе в лоб. Она стояла за столом, прямая, неподвижная, с распущенными волосами, в короткой симпатичной шубке (переоделась перед поездкой на дачу), смотрела, не моргая, на меня, и в глазах переливались льдинки. Она была красива в эту минуту - какой-то пугающей, нездешней красотой. Тонкие губы скривились в язвительную усмешку.
        - О, у нас есть победитель? - вкрадчиво произнесла женщина и сухо засмеялась. - Поздравляю, Никита Андреевич, краткое пребывание на том свете пошло на пользу вашему организму и мозговым клеткам. Смерть лечит, согласитесь. В умеренных, конечно, дозах…
        - Не трогать! - взревел я, делая шаг вперед. Уж очень выразительно покосилась дама на пистолет под правой рукой.
        - Хорошо, не буду, - Крапивина пожала плечами. - А если возьму, что вы станете делать? - Она оскалилась и уже не казалась сексуальной и привлекательной. - Убьете меня? Да пожалуйста, не возражаю. - Ирина Александровна пожала плечами. - Женское тело, признаюсь вам честно, начинает меня утомлять. Там… - она покосилась на потолок, - неудачно пошутили, это бывает. Может, в следующий раз повезет? Понимаете, о чем я? Вы же не столь глупы, Никита Андреевич, должны понимать, что в тот момент, когда вы меня убьете, моя душа переселится в другого человека, и совсем необязательно в этом же регионе. И все начнется заново… Занятно, правда? Вы начинаете меня раздражать, Никита Андреевич, а также те, кто с вами работает: все эти Якушины, Варвары Сташинские, отдельные представители нашей славной полиции… - Глаза демона сузились в щелку. - Вы, как назойливые комары, так и лезете, чтобы ущипнуть… Не даете побыть одной, довести до конца свое дело.
        А ведь я действительно прервал процесс! Но кое-что она все же успела сделать…
        - Давайте стреляйте. - Она подалась вперед, хищно раздувая ноздри. - А, понимаю… У вас муляж, не так ли? Резиновые пульки? - Женщина ехидно засмеялась. - Или нет? Давайте проверим?
        Она схватила пистолет. Я с ревом бросился вперед, но понял, что не успею. Сменил направление, кинулся к стене - и так своевременно! Грохнул выстрел, пуля опалила висок, промчалась мимо. Долго ли выпустить вторую? Подкосилась нога, я сполз по стенке. Но пугач не выпустил и тоже открыл огонь!
        Я выпустил четыре резиновые пули и очень надеялся, что хотя бы одна попала. Обезвредить, хоть на несколько секунд вывести из равновесия… Женщина что-то кричала, гневно блестели глаза. Пуля попала в чашу - та слетела со стола, покатилась по полу, разливая содержимое.
        Женщина выронила пистолет. Я помчался на нее, треснулся бедром о столешницу. Нас разделял этот проклятый стол! Я подался вперед, чтобы схватить ее за ворот, но получил мощный удар в челюсть! Искры брызнули из глаз, я даже не понял, чем она меня сразила - кулаком или еще чем.
        Меня отнесло обратно, я покатился по полу, потерял пугач. Сознание пока держалось. Задрожали предметы на столе, угрожающе закачался, но устоял подсвечник.
        Я вскочил. Она смеялась, но как-то через силу. Нагнулась, чтобы поднять свой «ПМ». Жар ударил в голову. Я не мог не попасть в нее. Она становилась сильнее, опаснее, и не только в плане энергетики, но и в банальном физическом смысле! Но нет, с ней что-то было не так, движения замедлялись, она хрипела. Она подняла пистолет, навела на цель. Я снова ринулся, схватился за стол, и он, подпрыгивая, понесся впереди меня.
        Удар столешницы пригвоздил ее к подоконнику! Женщина извивалась, злобно таращила глаза. Все, что находилось на столе, попадало на пол. Рухнул подсвечник, но одна из свечей продолжала коптить, озаряя слабым светом обстановку полного маразма. Она опять потеряла оружие - теперь оно отлетело достаточно далеко. Я давил на стол, она давила в ответ, тужилась.
        - Не сопротивляйтесь, Ирина Александровна… - хрипел я, - вам некуда бежать, дача окружена ОМОНом.
        Она засмеялась утробным дьявольским смехом, собрала силы… и меня опять понесло вместе со столом к двери! Я кувыркался, убираясь подальше от взбесившегося предмета мебели. Вскочил, схватил с пола пистолет - да не тот, что мог похвастаться резиновыми пулями, а настоящий, боевой. Большое спасибо, Ирина Александровна! Наконец-то высшие силы вспомнили про меня! А ведь пальну же! Что помешает выстрелить вам в ногу?
        Она сообразила, что чаша весов склоняется не туда. Схватила трость, оказавшуюся под рукой, со щелчком выскочило лезвие. Она шипела, смотрела исподлобья. Я вскинул пистолет - еще колебался, не решаясь надавить на спуск. Как ни крути, а покушение на жизнь сотрудника полиции! Кому потом доказывать, что в нее вселился демон?
        Она воспользовалась моим замешательством. Я не заметил, как ее свободная рука колдует за спиной. Щелчок, распахнулись створки окна, вместе с ними на улицу вынеслась штора! Она перевалилась через подоконник, затрещал шифер - женщина заскользила по наклонному навесу. Короткий вскрик, звук упавшего тела - а там ведь совсем небольшая высота…
        Она далеко не убежала. Когда я подлетел к окну и сорвал штору, в огороде возились двое. Что за новости?
        - Никита, держи ее!
        Варвара! Почему она здесь? Происходило что-то ужасное. Откуда взялась Варвара? Почему лезет не в свое дело?
        Я ясно видел всю сцену, словно ее освещали софиты. Доля мгновения - я не успел среагировать. Крапивина оттолкнула ее, Варвара упала, схватила злодейку за ногу. Та свалилась на колено, злобно вырвала ногу. Потом я видел, как взлетел стилет, встроенный в трость, и лезвие пронзило мою девушку! Нет!
        Я что-то заорал, перевалился через подоконник, заскользил пятой точкой по шиферу, обрушился вниз, где, по счастью, произрастал куст - не мягкий и пушистый, но упругий. На голову плюхнулся пистолет Макарова, за которым я не уследил.
        В душу вторгалась тьма. Какая-то муть, безысходность. Я орал, выпутываясь из кустарника, тряс пистолетом. Варвара вздрагивала, распростертая на земле, а злодейка на подкашивающихся ногах уходила прочь.
        Я выстрелил в воздух - она споткнулась. Я свалился на колени перед телом своей девушки, стал ее ощупывать. Меня трясло, как лихорадочного.
        - Милая, ты как? Держись, не вздумай умирать, я вызову «Скорую»…
        - Никита, я не собираюсь умирать… - жалобно простонала Варвара. Она пыталась приподняться, опиралась на руку. - Представляешь, эта фантастическая тварь ударила меня тростью Демидова… А лезвие сломалось - можешь представить? Она только палкой ударила - больно, конечно, но ладно… Значит, верно предание - эту штуку нельзя использовать для злых дел.
        - Подожди, - опешил я, - так ты не ранена?
        - Господи, какой ты безмозглый… Нет, я не ранена…
        Тогда чего я тут психую? Семь потов сошло! Я помчался в другой конец огорода, размахивая пистолетом, произвел еще два выстрела в воздух.
        Демоница далеко не ушла. Она остановилась и обернулась в мою сторону. Перекосилось лицо, демон вылез наружу. Теперь я точно заставил ее рассердиться! Волосы торчком, шуба, измазанная грязью, стояла колом. Она шипела, как породистая гадюка. Я подходил, держа пистолет на вытянутой руке.
        - Стреляй, сука! - выкрикивала она надтреснутым голосом. - Чего ж ты не стреляешь? Убей меня!
        Нет, такого удовольствия я ей доставить не мог.
        В этот момент она собрала все свои силы и пошла на меня! Сначала медленно, потом стала разгоняться. Распахнулась шубка, блеснули глаза. Это был какой-то злобный шквал, страсть, напор! Я невольно попятился, обернулся. За спиной возилась в грязи Варвара, делала попытки встать хотя бы на колени…
        Загремели выстрелы с соседского участка! Полиция наконец-то добралась до нас!
        Крапивина встала как вкопанная. Потом повернулась - вся такая открытая для шквала пуль! Я всполошился - кого тут тянет пострелять?
        - Не стрелять!!! - взревел я. - Брать живой, мужики!
        А то ведь воистину - реинкарнирует где-нибудь на Брянщине или в Еврейской автономной области, и где искать этого злобного духа? Затрещала ограда - полиция не церемонилась с собственностью граждан. Бежали двое - какие-то люди в черном, ей-богу! Черные куртки, черные шапки…
        - Никита, это мы с Романом! - кричал Кривицкий. - Ирина Александровна, оставайтесь на месте, мы во всем разберемся!
        Нет, она не могла оставаться на месте. Бешенство ее выкручивало, тащило в бой. Мы подступали втроем с разных сторон, она шипела, вертелась, а когда мы кинулись на нее, чтобы скрутить, дралась, как разъяренная львица! Она успела принять снадобье, но ритуал не завершила - в противном случае от нас бы мокрого места не осталось!
        Мужики кричали от боли, мне тоже перепало по уху - она дралась всеми конечностями и даже головой. Ее не били, просто пытались повалить, выкрутить руки. Она выворачивалась, лягалась, кусалась, сыпала отборной бранью.
        Губин подвернул ногу, Кривицкому она прокусила запястье, а мне врезала каблучком под дых, так что я на время удалился в офлайн. Когда я пришел в себя, Кривицкий, уткнув Крапивину носом в землю, сидел сверху, заламывая ей руки, и орал как ненормальный:
        - Наручники!
        Подлетел Губин с браслетами, защелкнул на запястьях. Дама лягнулась, и Губин, задушевно выражаясь, покатился по земле. Я сменил его, навалившись Крапивиной на ноги.
        - Мужики, наножники есть?
        - Нет, наножников нет, - ворчал Губин, приходя в себя. - Подожди, Никита, сейчас ремень выдерну…
        Он вытащил из брюк ремень, стреножил непокорную особу. Нервно хихикал Кривицкий, обматывая носовым платком прокушенное запястье - дескать, закончился «танец с саблями». Задержанная выдохлась, лежала неподвижно, уткнувшись лицом в землю.
        Мы приходили в себя, отряхивались, машинально обхлопывали карманы, ища сигареты. Никому из присутствующих еще не доводилось участвовать в таком. Оттого и смущение со стыдом.
        - Что это было, граждане? - жалобно протянул Роман. - В ней же сила нечеловеческая…
        - Да ладно, баба как баба, - фыркнул Кривицкий.
        Я с растущим отупением разглядывал лежащую в грязи женщину. Неужели все правда? Какая же дичь у нее в голове? Неукротимый злобный дух, личность Усманского, личность Ирины Александровны Крапивиной… Три в одной?
        Спотыкаясь, подошла Варвара. Она прихрамывала, икала, запахивала полы куртки, на которой ей Крапивина одним махом оборвала все пуговицы.
        - Варвара Ильинична? - учтиво приветствовал ее Кривицкий. - Сегодня чудный вечерок.
        - Да, ничего такой… - Варвара икнула. Она опустилась на колени перед Крапивиной, осторожно коснулась ее рукой. - Эй, под шубой…
        И предусмотрительно отпрянула. Крапивина повернулась на спину, устремила на нас немигающий взгляд. В нем было что-то волчье, голодное - хотя и загнанное в клетку.
        - Вадим? - проворковала она ангельским голоском. - Ты тоже здесь?
        Кривицкий вздрогнул, напрягся.
        - Здравствуй, родной, - засмеялась Ирина Александровна. - А помнишь, какая мягкая постель на первом этаже этой дачи? Помнишь, как нам хорошо тут было?
        Роман удивленно уставился на товарища. Тот сглотнул, отвернулся. Варвара отошла в сторону, подняла с земли свою сумочку, которую зачем-то притащила из машины. Не могут женщины без своих аксессуаров!
        - Где-то скотч был, сейчас найду… - И отшатнулась, когда на нее обрушился поток отборной брани.
        Мы ехали колонной. Впереди полиция на «Тойоте» Кривицкого, следом наш «Террано». Всхлипывала Варвара - включила фонарик в телефоне и изучала свое отражение в маленьком зеркальце. На мой не слишком привередливый взгляд, ничего ужасного с ее отражением не случилось. В багажнике ворочалась Крапивина, мычала. Мы выехали из дачного поселка и встали вдоль обочины трассы. Я связался с Алексеем Головиным из службы безопасности - в эту ночь мне полагалось контактировать только с ним.
        - Рад, Никита, что с вами все в порядке… - облегченно выдохнул Алексей. - Боялся вам звонить, пока вы не закончите… Как там полиция? Не ударила в грязь лицом… в ходе вашего незапланированного боестолкновения?
        Всей полнотой информации этот парень, понятно, не владел. Но кое-что, как доверенный работник, должен был знать.
        - Мы все ударили в грязь лицом, причем неоднократно, - усмехнулся я. - И даже Варвара Ильинична. У тебя есть инструкции для нас?
        - Да, есть. Где вы находитесь?
        - На Ордынской трассе.
        - Подъезжайте к бывшему посту ГИБДД на Толмачевском шоссе и там ждите. Не волнуйтесь, пост не работает уже несколько лет; ГИБДД вы встретите где угодно, но только не там. Придется подождать минут пятнадцать. Поставьте машины так, чтобы не маячили с дороги. Подойдет черный микроавтобус «Форд». В нем трое мужчин. Вас абсолютно не волнует, кто они такие и не поддельный ли у них регистрационный знак. Они все сделают сами, вас это не касается.
        Я потребовал повторить, выслушал и отключился.
        - Все правильно, - прокомментировала наш разговор Варвара. - Ее нельзя ни под домашний арест, ни в камеру. Крапивина покончит с собой в камере, понимаешь? И чем это грозит, тоже представляешь. Убийца будет разгуливать на свободе, а мы потеряем женщину. Крапивиной не навредят, не волнуйся. Сделают все, как надо. Единственная проблема - как объяснить ее отсутствие на работе в последующие дни. А также успокоить дочь. Но это ведь проще, чем избавлять мир от зла?
        «Посланцы светлых сил» опоздали на пятнадцать минут и даже не извинились. Очевидно, путь держали издалека. Подошел темный микроавтобус, заехал на обочину и слился с кустами. Мы стояли тесной кучкой, мрачно смотрели. На вид обычные мужики - вроде тех, что чинят электропроводку или ремонтируют лопнувшие трубы. Да еще и немые.
        Подошел один, кивнул, я сказал: «В багажнике», - и сунул ключи. Мужики все сделали сами. Крапивина брыкалась, над ней склонились, что-то сделали, и она обмякла. Безвольное тело аккуратно перенесли в микроавтобус. Потом мне вернули ключи, снова кивнули и уехали.
        Мы смотрели, оцепенев, как тают в пространстве габаритные огни.
        - Вот и все, - выдохнула Варвара.
        - Как низко я пал… - прошептал Кривицкий. - Я работаю в полиции, а чем занимаюсь? Безропотно смотрю, как неопознанные личности бросают в машину задержанную, увозят в неизвестном направлении… А я всего лишь смотрю и ничего не делаю… Роман, а ты что скажешь? - толкнул он в бок коллегу из Ярославля.
        - Ничего не скажу, - буркнул Губин. - Меня здесь нет. Мой разум ушел за поллитрой.
        - Приезжайте в наш город еше, Роман, - сказал я.
        ЭПИЛОГ
        Субботний снег бесследно растаял. Но к Хеллоуину снова лег - теперь окончательно и бесповоротно. Его навалило столько, что не справлялись ни люди, ни техника.
        Музей работал. По залам блуждали люди - поодиночке и мелкими компаниями. Лариса, пострадавшая в ходе памятного налета, встала в строй и проводила экскурсию организованной группе. Она держалась, но иногда бледнела, опиралась на закрепленные предметы. За ней приглядывал Михаил - чтобы по первому сигналу прийти на помощь и подменить.
        Позвонила Римма из офиса, сказала, что очень долго меня не видела и не слышала.
        - Как-то странно все складывается, - задумчиво изрекла помощница, - я тебя почти не вижу. Ты больше работаешь у Якушина, чем в собственном агентстве, и я все чаще задаюсь вопросом: не пора ли начинать процедуру импичмента? Может, заглянешь?
        - Загляну, - пообещал я.
        - Но только в хорошем настроении, - предупредила Римма.
        - А это зачем?
        - Сам знаешь. Когда начальник в хорошем настроении, он кажется нормальным человеком. - И повесила трубку, заставив меня задуматься.
        Нам с Варварой пришлось бродить по залам - Сергея Борисовича завалили документацией из лаборатории танатокосметики. Все, что требовалось для посмертной обработки тел, предприятия Якушина производили сами. Излишки продавали в другие регионы. Лаборатории расширялись, линейка продукции постоянно росла. Всевозможные гели, кремы, мастики, краски, воски, парафины, грунты, эластификаторы для сохранения влаги, отдушки для устранения запаха, пудры с блеском и перламутром… Косметику Сергей Борисович разрабатывал сам, а светлые головы помогали. «Никто же этим не занимается, - сетовал Якушин, - всем безразлично. Косметику для живых применяют на мертвых, а это ужасно, она ведь для этого не предназначена…»
        - Присаживайтесь. - Сергей Борисович снял очки, поморгал уставшими глазами. - Ну что, граждане титаны и стоики, - объявил он шутливо-торжественным тоном, - справились с очередной работой? Побывали уже под куполом - напитались чистой энергией? По вам не скажешь, Никита Андреевич, вид у вас довольно мятый.
        - Был еще хуже, - уверил я, - до запитки.
        - Ну, тогда ладно. Позвольте подвергнуть конструктивной критике? Прошло три дня, а пустые места в экспозиции не заполняются. Артефакты как бросили на даче Крапивиной, так они там и лежат. Трость Демидова сломали…
        - Мы сломали? - изумился я.
        - Не надо придираться к словам, - нахмурился Якушин. - Доставьте хоть сломанную - починим…
        - Хорошо, мы привезем, Сергей Борисович, - пообещала Варвара. - Просто не до того было. Не ограбят дачу за четыре дня. Кстати, насчет цветника, который выращивала Крапивина…
        - Нужно уничтожить, - решительно изрек Якушин. - Подумайте, как это сделать. Усманский тоже выращивал, но попался. Крапивина шагнула дальше - но и ее успели обезвредить. Нужно непременно уничтожить эту гадость, - повторил он.
        - Хорошо, мы подумаем, - кивнул я. - Что это было, Сергей Борисович?
        - Это был сильный дух, - Сергей Борисович понизил голос, - он спустился из тонкого мира, где обитают, как известно, не только доброжелательные к человечеству сущности. Зачем, с какой целью - выяснять не нам. Большего вам знать не положено. Особенно вам, Никита Андреевич… попрошу не обижаться.
        - Что стало с Крапивиной?
        - Дух изгнан, Ирина Александровна идет на поправку. Льщу себя надеждой, что в ближайшее время она вернется в общество.
        - Это был… сеанс экзорцизма? - Я передернул плечами.
        - В какой-то мере, да, - допустил Якушин. - Вы о чем сейчас подумали, Никита Андреевич? О том, что ее калечили гвоздями, вбиваемыми в мягкие ткани, обездвиживали, ублажали слух специальными молитвами - так называемыми отчитками? Извините, это Средние века. Измывательство над телом и душой. Явственно попахивает инквизицией. Не только наука, но и магия ушла далеко вперед. Прямой контакт уже не нужен - опытному, разумеется, специалисту. Мне удалось договориться с одним из них… вам незачем знать, кто он такой и кем работает. Ирину Александровну надежно изолировали. Мягкое помещение со всеми удобствами. Хорошее питание. Все гуманно. Назовем это частной клиникой, где обеспечивают полную конфиденциальность. Специалист работал два дня…
        - Он находился не в той же клинике? - перебил я.
        - Даже не в этом городе, - улыбнулся Якушин. - Прямой контакт, повторяю, не нужен. Расстояние не имеет значения. Экзорцист может находиться хоть в Африке, хоть на Кубе, хоть в Колумбийском университете. Он воздействует дистанционно. Трудно справиться с демоном такого уровня, но ему удалось. Первое время женщина кричала, сыпала бранью, обещала всех извести… В общем, зрелище не для слабонервных. Сейчас, насколько знаю, она приходит в себя, но все еще содержится в изоляции.
        Полиции предстоит непростая задачка. Крапивина убийца, но она… не убийца. После лечения она и не вспомнит, что делала - будет обширный провал в памяти. Сажать ее не за что. Помещать на психиатрическое лечение - глупо. Злобный дух на зону не отправишь. В деле четыре трупа, и это только в нашем городе. Маньяк обезврежен, но маньяка нет, странно, да? Полиции надо отчитываться, и как она это будет делать, я бы с любопытством посмотрел. Ладно, пусть сами выкручиваются. Мы свое дело сделали.
        Несколько минут мы переваривали услышанное. Сергей Борисович начал подглядывать в свои накладные.
        - Странный тип по музею слоняется, - вспомнил я. - Явно хотел подойти и что-то сказать. Но не стал, так выразительно посмотрел на нас с Варварой…
        - А, это, - отмахнулся Якушин. - Корреспондент НГС Иван Малинин, он часто сюда приходит, пишет небольшие статьи про музей. Мы всегда рады его видеть. Он профессионал и приятный человек. Похоже, в редакции что-то пронюхали о нашем последнем деле, и теперь он колеблется, не знает, как подойти. Готов поручиться, что через минуту-другую он нагрянет в эту комнату и начнет издалека. Но мы же умеем хранить секреты?
        - Мы сами в полном неведении, - пожал я плечами.
        - А давайте ему расскажем как есть? - предложила Варвара. - Вот смеху-то будет.
        - Разрешите, Сергей Борисович? - Приоткрылась дверь, и показался немного смущенный Михаил. - К вам прибыл корреспондент из НГС, спрашивает, не уделите ли вы ему минуту-другую? У Ивана такой вид - ему явно есть, о чем спросить.
        - Я выйду к нему через пару минут, - пообещал Сергей Борисович, делая хитрое лицо. - Мы уже закончили, друзья мои?
        - Еще с канала ТНТ звонили, - добавил Михаил, - представились продюсером телешоу «Битва экстрасенсов». Просили узнать, позволено ли им будет снять свой новый сезон в нашем музее?
        - Вот так и спросили? - удивился Якушин.
        - Да, уверяют, что не доставят беспокойства, постараются избежать разрушений - и это им крайне важно, поскольку они слышали много интересного про нашу организацию и надеются на взаимовыгодное сотрудничество. Если вы не против, они немедленно вышлют своих уполномоченных для ведения переговоров и… разведки на местности.
        - Какой промоушен, однако… - пробормотал я.
        - Замечательно, - хмыкнула Варвара. - В этом есть своя ирония. Именно здесь эти люди собираются доказывать, что у человека существуют сверхъестественные способности?
        - Почему бы нет, - улыбнулся Якушин. - Я в принципе не возражаю. Очень хотелось бы посмотреть, что у них получится…

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к