Сохранить .
Шпана Сергей Тамбовский
        Попаданец в конец 19 века на самое дно общества - в беспризорника-оборванца на Нижегородской ярмарке. Пытается вскарабкаться вверх по лестнице, ведущей вниз.
        Сергей Тамбовский
        Шпана
        Глава 1
        - Санька, Санька! - слышу писклявый голосок откуда-то справа, - ты, Санька, только не умирай! Что ж я без тебя делать-то буду?!
        Медленно поворачиваю налившуюся чугуном голову направо и вижу мелкого пацанчика лет 10 - 12 в странной и нелепой одежде, какой-то балахон у него, подвязанный поясом в районе талии, на ногах тоже не пойми что… лапти что ли?
        - Ну слава те господи, ожил, - обрадовался моему движению пацанчик, - как тя молонья-то шибанула, я уж думал всё, концы тебе пришли, весь синий стал. Ты давай, оклёмывайся скорее, нам надобно бы до ночи в ночлежку поспеть, а то закроют, мёрзни потом на дворе-то…
        Поворачиваю голову налево - мы, похоже, лежим под какой-то лодкой, ребристый купол над головой, под задницей что-то твёрдое, похоже, что скамеечка лодочная.
        - Ты кто? - спрашиваю я у мальца.
        - Брательник я твой, Лёха, - размазывая слёзы по щекам, говорит он, - шибко тебя долбануло-то, забыл всё…
        - Где мы? - продолжаю тупить я.
        - Да там же, где и вчерась, в Кунавине, - отвечает малец, - харч промышляем… сёдни плохой день был, пару луковиц да полкраюхи хлеба выручили.
        - А год сейчас какой? - задал я наконец главный вопрос.
        - Я в годах не шибко понимаю, - продолжил всхлипывать мой неожиданный родственник, - в ночлежку придём, там спросишь. Ты лучше вставай, нам через мост на ту сторону надо, а то его разведут скоро, его ж на ночь всегда разводят, вот тогда точно под этой лодкой всю ночь дрожать будем.
        - А фамилия у нас какая? И мать с отцом где? - сделал я попытку приподняться, кажется это получилось.
        - Потаповы мы, а родителей у нас год уже почитай, как нетути ни одного - тятька бурлаком был, в прошлом годе повели оне баржу в Ярославль, так он и не вернулся оттедова, казывали, утоп он где-то под Кинешмой, а как и почему, то неведомо. А матушка наша в прошлом месяце померла от хвори… ты ж её выхаживал долго, дохтура приводил, не помог только дохтур, немчура поганая, только деньги последние выцыганил - и этого не помнишь?
        - Не помню, - угрюмо сказал я, выбираясь из-под лодки, - ну пойдём что ли в твою ночлежку… только там ведь деньги наверно платить надо?
        - Не надо, - отозвался Лёха, - мы убираемся там раз в неделю в счёт этой платы - этого ты тоже не помнишь?
        - Слушай, давай так, - придумал я выход, - считай, что я совсем ничего не помню после этой молоньи…
        Это было очень близко от истины, я по-прежнему очень плохо врубался в ситуацию и почти ничего не понимал. Дело в том, что последнее моё воспоминание перед тем, как я увидел брата-Лёху, была рулёжка по ночному городу в 21 веке - я возвращался с вечерней смены домой примерно в половине двенадцатого, накрапывал мелкий и занудный дождичек, разогнавший с дорог остатки автомобилей, мокрых пешеходов и даже женщин с пониженной социальной ответственностью. Одолел почти весь проспект Ленина и огибал кольцо на Пролетарке, когда переднее колеса моей Джетты влетело в неожиданную яму… вчера ещё тут всё ровно было, а теперь вот… и совсем последнее, что я запомнил, так это как машина переворачивается, а горизонт резко наклоняется влево… потом лодка и Лёха… Да уж, занесла меня нелёгкая - это ж конец 19 века или самое начало 20-го, а город, судя по всему, тот же самый, Нижний Новгород, а идём мы с Лёхой сейчас по территории Нижегородской ярмарки, коя тут каждое лето открывается, в Кунавинской слободе… а мост, на который меня брательник ведёт, это один из двух плашкоутных мостов от Ярмарки на правый берег реки Оки,
где и расположен собственно в этом времени город. Такие блин дела, граждане присяжные заседатели и приравненные к ним.
        Лёха привёл меня на второй мостик, который ближе к Московскому железнодорожному вокзалу проходил, он начинался примерно от того места, где в будущем будет стоять монументальный памятник Ильичу высотой в 12 метров, а заканчивался на Благовещенской набережной, в будущем это будет Черниговская улица. Состоял мостик из двух частей, сначала до Гребнёвских песков, ну острова такого посреди Оки, а когда одолеешь лабиринт из амбаров и складов на этих песках, там вторая часть плашкоута была. А основной-то мост был куда как более основательным, и по нему даже ходил электрический трамвай.
        - А мы ж ведь жили где-то, ну до того, как матушка померла? - задал я ещё один вопрос Лёхе, - чеж мы не там живём, а в ночлежке?
        Лёха огорчённо вздохнул, отпрыгнул от маневрового паровозика, который прикатил от Московского вокзала пару вагонов с товаром для разгрузки, и ответил:
        - Была у нас хата, вон там, в Благовещенской слободе, мы мимо неё сейчас пойдём, но нас оттедова целовальник Спиридон выгнал взашей, за долги хату забрал… мы ж ему задолжали сильно, когда матушку пытались вылечить…
        Вот же сука, подумал я, двух малолеток на улицу вышвырнул и даже не почесался… ну хорошо, ты Спиридонушка, занимаешь теперь место номер один в списке моих личных врагов. Обогнули пару жестяных резервуаров.
        - А это что такое? - спросил между делом у брата.
        - Аааа, - удивился он моему вопросу, - здесь кажись масло держат, этот… Шнобель какой-то кажись этими делами ведает.
        - Может Нобель? - уточнил я.
        - Может и так… - нехотя согласился Лёха.
        И тут, когда мы уже почти вышли ко второй очереди плашкоутного моста, из-за очередного покосившегося барака нам навстречу вышли двое парнишек гораздо старше нас, вид у них при этом был самый, что ни на есть разбойниче-бандитский.
        - Ша, сосунки, - сказал старший из них, - опять вы по моему участку ползаете?
        - Ничо мы не ползаем, - попытался возразить Лёха, - просто по мостику хотим на ту сторону пройти.
        - Я ж говорил тебе… и тебе тоже, - он показал пальцем по очереди на меня и на Лёху, - чтоб духу вашего тут больше не было. Говорил?
        - Ну говорил… - ответил брат. - Только забыл я всё, а брата сегодня молонья ударила, он совсем не помнит ничего.
        А мне Лёха шепнул: Это Ванька Чижик, он здесь шишку держит на Гребнях.
        - Ну если молонья, то ладно, живите пока, - смилостивился Чижик, - только карманы выверните, чего у вас там…
        Лёха с готовностью показал, что в карманах у него пусто, у меня же там неожиданно обнаружились две упомянутые недавно луковицы и кусок хлеба.
        - Так, половина моя, - твёрдо сказал Чижик, после чего забрал одну луковицу и неровно отломал половинку краюхи, - за то, что ослушались моих слов, петухи.
        После этого он выдал по подзатыльнику нам обоим и ушёл обратно за край покосившегося барака. Ты, сука, будешь номером два в моём чёрном списке, вот оклемаюсь, сразу забаню, подумал с ненавистью я, когда мы уже прыгали по неровному деревянному настилу моста, укорачиваясь от проезжающих в обе стороны пролёток, телег и двуколок. А за петуха ты мне отдельно ответишь, гнида. И ещё дополнительно подумал, что влип ты, Санька, чисто, конкретно и основательно, теперь вот обосновывайся в новом теле и новом времени и на самой нижней социальной ступеньке тутошнего общества, да.
        Перебрались на правый берег, на эту… Благовещенскую слободу, да, в будущие времена она будет называться улицей Черниговской. Здесь живут в основном купчики средней руки, богатеи типа Бугрова, Башкирова, Блинова или Рукавишникова предпочитают Рождественку или вообще верхнюю часть города, пронеслись в моём мозгу обрывки сведений, почерпнутых из краеведческой литературы.
        - А что это вон там справа? - показал я на высоченные элеваторы на берегу Оки, - и причал там у них свой вроде…
        - Ааа, - отозвался Лёха, - это мельница Башкирова, богатеющий купец, мильонами ворочает.
        - Чего бы нам к нему на работу не наняться? - выдавил я ослепительную мысль на поверхность, - глядишь, тоже разбогатели бы.
        - Ну тя точно серьёзно приложило молоноьей-то - ты чо, братан, с дуба что ли рухнул? Или опыт работы мельничной какой-то есть? К нему, чтоб на работу наняться, очередь стоит от самой Скобы, там простые работяги по целковому в день зашибают, а у мастеров так и до червонца доходит.
        Я мысленно попытался прикинуть масштаб здешних цен и не смог, поэтому попросил совета у брата:
        - Слышь, Лёха, ты это… не серчай, но я и про нынешние цены ничего не понимаю - на рупь что сейчас купить можно?
        Брат уже ничему не удивился, а просто деловито перечислил, что сейчас можно купить на рубль - 30 батонов ржаного хлеба или 20 пшеничного, 4 кило сахару кускового, полкило кофе или чая, 7 литров молока или 2 - 3 кило речной рыбы. Ну или две бутылки водки, если её нам продадут.
        - Да, немало, - согласился я. - А в ночлежке сколько за ночь берут?
        - Две копейки, по-божески, только у нас и этих копеек нету.
        - А хорошие условия у Башкирова-то, надо будет запомнить, - сказал сам себе я, не ожидая никакого ответа, его и не последовало.
        Мы тем временем одолели расстояние до второго плашкоутного моста и перед нами, трезвоня во всю мочь, развернулся и ушёл вдаль электрический трамвайчик, внутри него и сверху (он двухэтажный был) сидело с десяток гордых собой пассажиров, один презрительно посмотрел на нас с Лёхой и сплюнул на пыльную мостовую.
        - Чой-то он? - спросил я брата, - плюётся, гад.
        - Эх, Санька, если б только плевали, горя бы у нас не было, - в сердцах ответил он, - а так-то и по мордасам выписать могут.
        - А это ещё чо? - указал я на одноэтажное здание с трубой, за которой было устроено что-то вроде фуникулёрчика, как раз вагончик начал подниматься по склону, а навстречу ему спускался такой же.
        - Аааа, - отозвался Лёха, - электрическая станция, а за ней новая игрушка, к выставке устроили для богатеев - если лень на гору топать, значит, можно сесть в такой вагончик и подняться за две минуты. Стоит пятак.
        - Немало, - согласился я, - но мы, может, съездим на нём как-нито… когда лучшие времена настанут.
        - И ещё такой же рядом с нашей ночлежкой, к Кремлю подымается, щас сам увидишь.
        И мы поплелись далее по улице Рождественской, шлёпая своими лаптями по булыжной мостовой. Слева и справа были сплошные лавки, продававшие всё, что можно было найти в мире в этом времени, от китайского шёлка и фарфора до голландских часов и испанского кофе. Приказчики из этих лавок вообще-то предназначались в основном для того, чтобы затаскивать туда проходящих мимо покупателей, но в нас с Лёхой они естественно покупателей не видели, а видели обычных малолетних попрошаек, поэтому нас они никуда не затаскивали, а наоборот, грубо отталкивали подольше, если мы вдруг оказывались в пределах их досягаемости. Пару раз от их грубых толчков даже пришлось проехаться носом по мостовой…
        - А вот и Скоба! - обрадовано сказал брат, - почти пришли, два шага осталось.
        И мы пересекли мостовую Зеленского съезда, подойдя вплотную к трёжэтажному зданию из красного кирпича, на коем красовалась надпись «Ночлежный Домъ Николая Бугрова», а с боков ещё две - «Песенъ не петь» и «Вести себя тихо». Охренеть можно.
        - А за домом вон смотри, такой же вагончик, как перед мостом, он в Кремль людей подымает, - дёрнул меня за рукав Лёха, - я тебе про него говорил. Ну пойдём что ли на ночь устраиваться, нам вон туда, в чёрный ход.
        И он повёл меня кругом здания, в заросли больших лопухов и репейников. По дороге я поинтересовался у него:
        - А Николай Бугров это кто?
        - Да ты чо, - обиделся он, - это ж наш благодетель, купец богатеющий, аж жуть. У него мельница на реке…
        - Постой-постой, - остановил я его, - ты же только что говорил, что мельница у Башкирова.
        - Это на правом берегу у Башкирова, а на левом, аккурат напротив - у Бугрова, она ещё больше и там ещё лучше платят. А вдобавок он вот о бедняках и бездомных заботится, вишь, какой дом для нас отгрохал.
        - Раз он такой заботливый, мог бы и забесплатно людей пускать, - попытался возразить я.
        - Э, не скажи, - рассудительно ответил Лёха, - бесплатное люди не ценят, разнесли бы тут всё по брёвнышку или пуще того сожгли бы, одни головешки чтоб остались. А если копеечка уплочена, всё какая-то ответственность появляется.
        - Слушай, Лёха, - неожиданно вспомнил я, - а ведь для таких, как мы, щас наверно специальныезаведения есть, у монахов например.
        - Мудрёными ты какими-то словами заговорил… - задумчиво посмотрел на меня Лёха, - но я тебя понял - точняком есть такие места, монахи и монахини и кров дают, и еду, но они же взамен требуют, чтоб поклоны били чуть не круглые сутки, да молитвы читали, да в церкви часами отстаивали… да и не отпускают никуда оттуда, взаперти держат, это уже не ночлежка, а цельная тюрьма выходит… не, я на такое не согласный.
        - Всё, заходим, - продолжил тем временем брат, когда мы добрались до чёрного хода, - только ты вот что… если уж ты позабыл всё, так я напомню, что вести себя тут надо смирно и не перечить никому, ладно? Смотри на меня и делай так же, а то вытурят нас на улицу, как в прошлый раз, чо делать-то будем?
        Я молча кивнул и мы вошли внутрь - там за стойкой стоял типа вахтёр… мужичок средних лет в красной блестящей рубахе и серых грязных портках, а волосы у него были гладко зачёсаны назад и по-моему намазаны маслом, лоснились они в свете, пробивающемся с улицы через пыльное и давно немытое окно.
        - Явились-не запылились, ханурики, - с отвращением сказал он нам обоим сразу, - ладно, что уложились в срок, за десять минут до отбоя (и он со значение вытащил из кармана и посмотрел на часы-луковицу). А то бы не пустил. Валите…
        Мы молча проследовали деле по коридору, но тут в спину нам раздалось:
        - Эй, тормози… тут вот какое дело - страшОй сегодня распорядился вас отчислить от работ с завтрева…
        - То ись как отчислить? - запричитал Лёшка, - а ночёвка как же?
        - А так, плати две копейки и ночуй, а работу вашу другим передают, нету больше у вас здеся работы, ребятушки.
        - За что, дядь Петя? - плаксиво вопрошал брат, я же, как и было велено, молчал и пытался въехать в суть дела, - мы ж всё исправно делали.
        - Не моё это дело, - угрюмо продолжил вахтёр, - старшОй распорядился и точка… могу токмо добавить, что чем-то вы ему насолили, а чем, неведомо…
        Я дёрнул брата за рукав, мол, пойдём, бесполезняк тут с этим болваном лясы точить, и он меня понял, развернулся и пошёл, опустив голову и плечи. Через два поворота мы спустились по лестнице вниз, тут-то, в подвале и было наше пристанище… ну ночлежка и ночлежка, я в принципе был ко всему готов, вспоминая школьный курс литературы и пьесу Алексей Максимыча «На дне», но действительность таки превзошла мои ожидания. Нары тут даже не в три этаже были, а четыре, проходы между ними полметра, не больше, вдвоём не протиснешься, садиться одному надо, темень, немного разбавляемая светом от двух зарешёченных окошек в разных углах помещения. Ну и запах… сами можете нафантазировать, что там за запах витал. Народу, по моим скромным прикидкам, тут чалилось явно больше двух сотен.
        Прикинул в уме, сколько же имеет благодетель Бугров за каждую ночь и подумал, что ни хрена же он не благодетель, а жлобяра и скупердяй, за такие деньги мог бы хоть минимум комфорта обеспечить.
        - Вон там наши места, - сказал мне Лёха, - на верхних нарах, залезай, пока Пахом не пришёл.
        Я без лишних слов полез наверх, не сказать, чтобы эта процедура была очень тяжёлой, но и простой её назвать язык не поворачивался - попробуйте сами по шатающимся и разъезжающимся в разные стороны доскам забраться на четырёхметровую высоту. Подождал там брата, потом задал вопрос, крутившийся у меня на языке:
        - А чего нам этого Пахома-то бояться? Он такой страшный что ли?
        - Вот придёт, сам увидишь, - угрюмо ответил он, - а теперь давай съедим, что принесли, а то и это отберут.
        - А чой-то народу как мало? - спросил я, - кроме нас на этой верхней полке никого…
        - Потому что самые козырные места внизу, а наверх разную шелупонь отправляют.
        - Понятно, - ответил я и начал делить еду, стараясь, чтобы Лёшке досталось побольше.
        Он этот момент заметил и угрюмо отломил от своей половины краюхи кусочек, чтобы было поровну, и протянул этот кусочек мне. А я не стал выкобениваться и взял, потому что головокружения от давешнего катаклизма у меня уже прошли и страшно захотелось есть. Проглотил всё, не успел заметить как.
        - А вот и Пахом, - тихо сказал Лёха, выглянув вниз, - прячься.
        Но видимо сказал он это поздно, потому что Пахом, ражий и весь обросший каким-то мхом мужик ростом под два метра, вытащил за шкирку сверху сначала меня, а потом и Лёшку. Поставил на землю и радостно спросил:
        - Ну шо, щеночки, попались?
        Мы ничего не отвечали, соседи же косились на Пахома и его забавы вполглаза и никаких действий не предпринимали, из чего я сделал вывод, что им или всё по барабану или Пахом тут большая шишка и ему никто перечить не смеет.
        - Ну давай, попляши, а я посмотрю, - это он мне сказал.
        Я тихо спросил Лёху, что, точно плясать надо? А он так же тихо ответил, что надо, ты ж умеешь, а то он не отстанет. Я тогда пожал плечами и выдал верхний брейк - когда-то давно, в 80-е следующего века, я был звездой дискотек в этом виде танцевального искусства. Пахом смотрел на меня с отвисшей челюстью, а потом и соседи присоединились к нему.
        - Эт чо? - справился наконец с филологическим ступором Пахом.
        - Эт китайский народный танец, брейк называется - ответил ему я, - могу еще украинский народный, надо?
        - Ну валяй, - милостиво разрешил он.
        Ну я и выдал ему гопак с подпрыгиваниями, переворотами и боевыми ударами обеими ногами.
        - Эт я знаю, видел намедни, - сказал один из подтянувшихся зрителей, - эт хохлы так пляшут, когда горилки перепьют.
        - Ладно, уважил ты меня, - благосклонно сказал Пахом, - сёдни не буду вас пороть, идите себе, - и он отпустил нас мановением руки.
        Мы с Лёхой ждать не стали и тут же оказались на верхнем ярусе, я же определил тупого Пахома в личный чёрный список под номером три.
        - Ну ты дал, - горячо зашептал мне на ухо брат, - гдей-то ты так навострился?
        - Не помню, - стандартно ответил я, - ты мне лучше вот что скажи, он каждый вечер так над нами измывается?
        - А то, кажинный день всё одно и то же, - шмыгнув носом, ответил брат.
        - Ну и чо мы тогда тут забыли в этой ночлежке? - спросил я, - валить надо отседова, и чем скорее, тем лучше.
        - Легко сказать валить, а куда? Если знаешь, скажи, но на улице я ночевать не хочу, закоченеешь там мигом.
        - Нас всё же равно отсюда выгоняют, - пояснил я, - так что завтра будем определяться и с местом, и с заработками, и со всем остальным. Куда идти и чо делать, я пока не знаю, но, как говорят умные люди, утро вечера мудренее.
        - Ну ты хоть намекни, чо мы делать-то должны, - канючил брат, и тогда я сдался.
        - Оружие надо достать, тогда у нас всё будет, и крыша над головой, и еда, и одежда, её вот в первую очередь сменить надо, а то ходим оборванцами последними.
        - Так мы и есть оборванцы, - заметил брат.
        - Надо это дело прекращать, оборванчество наше. В люди надо выходить, вот чо… тогда и Пахомы разные сразу в стороны отпрыгнут. Надо только придумать, где раздобыть это оружие…
        - Я знаю, где его раздобыть, - свистящим шёпотом сказал вдруг брат.
        - Да иди ты… врёшь ведь.
        - Ей-богу не вру, ты тоже должен это помнить, мы там вместе же лазили, но раз ты ничо не помнишь, слушай, - и он опять же на ухо поведал мне длинную и занимательную историю, я аж заслушался.

* * *
        А назавтра мы с раннего утра покинули стены негостеприимного ночлежного дома имени Николая Бугрова, надеюсь навсегда, и подались по ещё не проснувшейся улице Рождественской назад к Благовещенской слободе. Именно здесь по уверению Лёхи и таился заброшенный склад оружия, который мы с ним открыли прошлым летом.
        - Там, понимаешь, на склоне Дятловых гор, ну за монастырём этим, как его… за Благовещенским, пещера-не пещера, подземный ход ли, дыра, короче говоря, в земле, прикрытая сверху мусором разным, а в пещере этой, ну если пройдёшь подальше, за тремя поворотами, большая такая комната будет, со столом и с полками. Вот на этих полках и лежит ящик с ливольвертами, ага…
        - С револьверами, - автоматически поправил его я, - а они какие на вид-то были, не ржавые? Мож из них и стрелять-то не выйдет?
        - Нормальные ливольверты были, все в смазке, - скупо отвечал брат.
        - А сколько их там было, не помнишь?
        - Точно, что не один, а сколько уж всего, не считал.
        - Да, а как же мы там увидим что-нибудь, под землёй-то? - спохватился я где-то на середине пути. - Фонарик же надо или свечку хотя бы.
        - По дороге зайдем в Строгановскую церковь, стащим пару свечек, а спички у меня есть, - и он вытащил из кармана коробок и потряс им, спички застучали. - Ты мне лучше расскажи, что мы будем делать с этими ливольвертами? И ещё - стрелять-то ты из них сумеешь? Железка сложная.
        - Если там ещё и патроны будут, тогда да, сумею - были там патроны, не помнишь?
        - Кажись были такие…
        - А что мы с оружием делать будем… вот если найдём и оно исправное окажется, тогда расскажу, а пока рано.
        С горем пополам доковыляли мы до Благовещенки, с заходом по дороге в церковь - там страху натерпелись, дьякон на нас очень подозрительно глядел, хотя мы честно крестились без перерыва, минут десять прошло, пока он утерял бдительность, и мы мгновенно смылись с парой свечек в карманах… Господь Бог простит, надеюсь.
        А мы тем временем миновали первый плашкоутный мост, его уже свели после ночного развода, судов, лодок и барж разного размера в Оке была пропасть, ну ещё бы, Нижегородская ярмарка в полном разгаре, а это на минуточку сейчас крупнейшая торговая площадка Европы, а может и всего мира. В 21 веке что-то похожее есть разве что в Сингапуре, Роттердаме да в Гамбурге. А вот и Благовещенский монастырь в полугоре стоит, и не на берегу, но и не на верхнем ярусе Дятловых гор, кто его так задумал, загадка.
        Нам надо было, если верить лёшкиным байкам, зайти за него, и там, сзади, она-то и должна быть, пещера с сокровищами. Перебрались через Похвалинский съезд, благо это сейчас несложно, никаких светофоров и ходит по нему две телеги в час, и поднялись чуть вверх.
        - Сюда, - сказал Лёха, показывая рукой, куда именно.
        - Что-то не верится мне во всё это, братуха, - честно ответил я ему, - ну кто в наши тяжёлые времена тут будет оружие бросать. Оно же серьёзных денег стоит.
        - А сколько такой ливольверт сейчас стоит? - уточнил он.
        - Во-первых не ливольверт, а револьвер, учись правильно говорить, пригодится, а во-вторых… ну рублей 20 - 25, не меньше. Особенно если с патронами. Так что в том ящике на сотенную железа лежит, это самое малое.
        - Так может загоним их, ре-воль-веры эти, - с трудом произнёс он по слогам трудное слово, - и заживём… на сотенную мы цельный год безбедно жить сможем.
        - Давай сначала найдём, что ты там говоришь, а уж потом будем делить шкуру неубитого медведя.
        - Кажись здесь, - неуверенно сказал брат, остановившись около большой кучи мусора в самом конце монастыря, справа была Надвратная церковь, если я не ошибаюсь, и крутой спуск к набережной, а слева ничего, кроме вековых дубов и вот этой мусорной кучи. Народу здесь вообще никого не было, некуда тут ходить - кому надо в Благовещенскую слободу с Нижнего базара, идут прямо вдоль реки, а если сверху, то дальше более удобный спуск есть с Гребешка.
        - Нам чо, раскапывать это дерьмо надо? - спросил я.
        - Ты погоди, тут сбоку уже раскопано было… мы же и раскопали в прошлом году.
        - А чего нас сюда понесло, не помнишь? Сложно подумать, что здесь что-то полезное может скрываться, - это я говорил, с отвращением обозревая гору отходов.
        В 19 веке ведь мусор совсем не такой, как в 21-м, нет ни пластика, ни бумаги, ни полиэтилена, всё экологически чистое, но менее вонючим и мерзким оно от этого факта не стало. Надо раскапывать, раз пришли. Я вооружился здоровенным сучком с раздвоенным концом, Лёха взял что-то похожее, начали с двух сторон одновременно. Через десять примерно минут работы открылось что-то вроде лаза, уходящего вглубь горы.
        - Это оно самое? - спросил я.
        - А я знаю? - огрызнулся Лёха, - мож оно, мож и не оно, щас проверим.
        Он бросил свой сучок и начал руками отгребать последние килограммы мусора от входа, я ему тут же помог.
        - Хватит, можно протиснуться, - сказал Лёха и первым полез в подземный ход.
        - Свечку-то забыл, - напомнил я ему, - без свечки мы там ничо не увидим.
        - Да не забыл я, - обернулся он ко мне, а в руке его уже горела маленькая церковная свечечка, - на полчасика хватит, должны обернуться.
        Я послушно полез вслед за ним - стены у этого лаза были земляные, а вот потолок укреплён брёвнами, подпиралось это дело примерно через каждые пять метров столбами с обеих сторон. Воды на полу не было, с потолка тоже не капало, и это очень хорошо.
        - Слышь, брателло, - сказал я в спину Лёхе, - а ты не боишься, что оно вдруг всё обвалится и нас тут заживо похоронит?
        - Бог не выдаст, свинья не съест, - отвечал он, - авось не обвалится… но и задерживаться здесь конечно не след, возьмём товар и сразу обратно.
        За очередным поворотом показалось большое пространство, потолок резко ушёл вверх, стены раздвинулись.
        - Вот! - обрадованно заорал Лёшка, - что я говорил - вон стол стоит, а сбоку полки. А это тот самый ящик, - и он открыл крышку деревянного плоского ящика.
        Я заглянул внутрь… конечно по дореволюционному оружию спец я никакой, но по-моему это были наганы. Все в заводской смазке, они довольно ярко поблёскивали в свете лёхиной свечечки. И было их тут не четыре, а все пять штук, патроны в соседнем ящике лежали, в коробках по 20 штук.
        - Значит так, Алексей, - перешёл я на официальный тон, - забираем два нагана и две пачки патронов и делаем ноги отсюда.
        - А куда ж мы их положим-то? - задумался он.
        - Что бы ты без меня делал? - спросил я, доставая из кармана свёрнутую в несколько раз холщовую сумку.
        - А проверять где и когда будем? - продолжил допытываться брат.
        - Не здесь и не сейчас - свезло один раз, второй может и не получиться, грех испытывать терпение у удачи.
        И мы вылезли на свет божий тем же самым путём. Лёшка дёрнулся сразу бежать, но я поймал его за руку.
        - Стой, надо бы закидать тут всё, как было. Мало ли как дела обернутся - может пригодиться потом.
        Закидали мусор в дыру, полностью закрыв её от лишних глаз.
        - Вот теперь идём, только не бегом… и не туда, нам к мельнице.
        - А зачем нам к мельнице? - недоумённо спросил Лёха.
        - Затем, что за ней дальше по берегу глухие места, проверим, как пистолеты работают.
        - А потом что? - продолжил расспросы он.
        - Потом суп с котом сварим. Шутка… видно будет, что потом… крышу над головой надо бы найти первым делом.
        Благовещенская слобода, несмотря на раннее утро, уже кишела народом самого разного толка - от таких же оборванцев, как и мы с братом, до приличного вида купцов и приказчиков. Все суетились и орали одновременно, создавая непередаваемую обстановку работающей ярмарки. Большинство грузило товар на лодки и баржи, ну или разгружало его на берег. Товар был самым разнообразным, от китайского шёлка до рыбы, пеньки и дёгтя. Ну а низшие слои общества глазели на всё это в надежде урвать себе оброненный кусок или что их вдруг наймут на разовую подработку.
        Мы продрались через всю эту толчею за полчаса, не меньше. Я при этом со всех сил одной рукой прижимал к груди сумку с оружием, чтоб не вырвали, а другой рукой волок за собой брата, чтобы тот не засмотрелся по сторонам и не потерялся.
        За мельницей суета сразу закончилась, и потянулся лес между высоким берегом и рекой, с вкраплениями кое-где криво и косо поставленных домушек. Один страшнее другого.
        - Слушай, Лёх, - спросил я брата, - а тут вот кто живёт? В этих домушках?
        - Голь перекатная, по десятку человек в доме… а некоторые совсем заброшенные стоят - мы же здесь в детстве всё облазили… ааа, ну да, ты ж ничего не помнишь…
        - Может и мы здесь перекантуемся пока? До лучших времён, а?
        - Народец тут больно лихой… до утра можно не дожить.
        Прошли ещё с километр, тут начинались совсем уже дикие заросли, и народу не было видно никого, я решил, что хватит, дальше не пойдём.
        - Вон там овраг уходит в склон, там и попробуем нашу амуницию. Только почистить бы его надо от смазки - тряпочка какая ненужная есть? - спросил я брата.
        Тот молча оторвал от подкладки своей поддёвки небольшую полоску ткани:
        - Хватит?
        - Должно хватить, - не очень уверенно сказал я, уселся на пенёк и начал очищать металлические части пистолета. - Еще бы что-то типа шомпола, чтобы в ствол залезть.
        У брата нашлось и это, как ни странно, откуда-то из лаптей он вытащил деревянную ложку с тонкой и длинной ручкой.
        - Самое то, что надо, - похвалил его я, - откуда у тебя ложка-то? Сам делал?
        - Да не, я ж не умею, из отцовского дома захватил… у тебя тоже такая была, но ты её где-то посеял.
        - Готово, - сказал я, закончив работу, - теперь надо зарядить… чёрт, как у него барабан-то откидывается… а, вот, нашёл.
        Выщелкнул из коробки семь патронов и по очереди запихнул их в гнёзда барабана, потом лихо защёлкнул его и покрутил пистолет на пальце.
        - Ну чо, куда стрелять будем? - спросил я, придав себе лихой вид… на самом-то деле все мои познания в различных видах оружия ограничивались двухмесячной стажировкой после окончания института, да офицерскими курсами раз в два года в последующем. И стрелял я там исключительно из АКМа и Макарова в общей сложности раз двадцать… ну может двадцать пять. Так что ни в чём абсолютно я уверен не был, но счёл нужным излучать уверенность, дабы не смущать младших по званию.
        - Вон в тот дуб давай, - показал Лёха, - у него ствол толстый, не промахнешься, поди.
        - Да пожалуйста, - пожал плечами я, взвёл курок и нацелился на тот самый дуб.
        Выстрел был довольно громким, но не сказать, чтоб оглушительным, уши не заложило. Лёшка кинулся к дубу и обнаружил в нем дырку, не по центру, но и не совсем с краю.
        - Ух ты, работает! - воскликнул он, - а мне дашь пальнуть?
        - Да пожалуйста, - снова пожал плечами я, - вот этот крючок отводишь назад большим пальцем, потом целишься, чтобы мушка совпала с тем местом, куда ты хочешь попасть, потом жмёшь вот сюда. Вот и вся наука.
        Лёха выцеливал наверно целую минуту, водя рукой в разные стороны.
        - Можешь кстати второй рукой снизу придерживать, - и я показал ему, как стреляют в американском кино, - некоторым так проще.
        Глава 2
        Он попробовал и двумя руками, но сказал, что одной ему удобнее, и наконец, выстрелил. Пуля вошла почти что рядом с моей.
        - Можно ещё раз? - спросил он с горящими глазами.
        - Харэ, - отрезал я, - патроны надо экономить, - и отобрал у него оружие.
        - Ну а теперь давай рассказывай, что мы далее делать будем, - спросил расстроенный брат, - обещал же. А то есть уже хочется, сил нет.
        Если честно, есть и мне тоже очень хотелось, со вчерашнего дня я, кроме половинки луковицы и полкраюхи, ничего в рот не брал. Но будем всё-таки действовать по плану.
        - Сейчас идём на Гребни, поговорим с этим твоим смотрящим… Чижиком что ли? Заодно и еды добудем. А потом вернёмся и будем присматривать жильё, такой у меня вот план.
        - Я что-то никак в толк не возьму, - ответил брат, - ну поговоришь ты с Чижиком, ну даст он тебе подзатыльник или чего похуже, а дальше-то что?
        - Вот с этим, - я потряс револьвером, - не даст. Кстати бери второй, засунуть его надо вот сюда, - и я показал, как правильно его расположить за поясом сзади, - курок взводи только перед выстрелом и целься в ноги, ни в коем случае не выше, а то потом хлопот не оберёшься. И вытаскивай его только по моей команде, не раньше. Всё ясно?
        Брату было всё ясно, и мы потопали по досчатому настилу второго моста на остров, называющийся в народе Гребнёвские пески… почему пески, понятно, но почему они Гребнёвские и при чём тут гребни, я хоть убей, никогда не знал. Народ всё прибывал и прибывал, временами приходилось проталкиваться вперёд через довольно плотную толпу. Я шепнул Лёшке, чтобы следил за пистолетом, а то вытащат, не дай Бог, он понял и одну руку начал держать за спиной… молодец.
        Ваньку Чижика мы довольно долго искали, странствуя между сараями, лабазами и железными баками, ими был застроен весь этот остров, имеющий в длину полный километр. Нашёлся он через час почти наших поисков - сидел в окружении таких же оборванцев, как он сам и как мы, и раздавал замусоленные карты с едва различимыми на них дамами и валетами.
        - О, - обрадовался он, увидев нас, - щас кто-то получит по шее - опять вы по моей территории ползаете, засранцы?
        - Сам ты засранец, - смело сказал я, - и щас ты получишь по шее, а не мы, понял?
        Чижик аж задохнулся от возмущения, потом совладал наконец с собой и сделал широкий шаг в нашу сторону со словами «ах ты так, да я тебя!», но я вовремя вытащил из-за пояса наган.
        - Ты погоди, Чижик, посмотри лучше, что у меня есть, - и я покрутил наган картинным жестом на пальце правой руки. - Чо, не нравится? Тут семь пуль, хочешь одну получить? Так я сразу выпишу, не сомневайся.
        Чижик притормозил, и по лицу его было понятно, что он сейчас усиленно соображает, что к чему. Все его соображалки наконец-то вылились в такие слова:
        - Да ты гонишь, чмо, нашёл где-то пугач и пришёл меня пугать им! Он у тя ваще без пуль наверно!
        - Хочешь проверить? - абсолютно хладнокровно спросил я, - ну смотри.
        И я взвёл курок и пальнул в сторону железного бака, который стоял тут справа неподалёку. Звук был достаточно громкий, чтобы понять, что всё это работает, и вдобавок к нему присовокупился визг рикошета пули от железа.
        - Следующая пуля твоя, - заверил я Чижика, - убивать я тя не стану, не за что пока, но в ногу всажу точно. Можешь выбрать в какую - в правую или в левую.
        Чижик явно испугался и выпендриваться перестал.
        - Слы, ты, я ухожу, но мы ещё встретимся.
        - Стоять, - ответил я, - мы ещё не закончили. Теперь Гребни моя территория - увижу тя здесь, замочу, понял? А теперь иди… точнее беги.
        И Чижик припустился со всех ног.
        - А к вам, пацаны, - обратился я к игрокам в карты, - у меня никаких вопросов нету. Кто хочет, может пойти со мной, у нас на том берегу жильё есть, - приврал я. - Кто не хочет, свободен, но сначала карманы выверните.
        Пацаны посовещались и ко мне подошли двое, один назвался Петькой, другой Пашкой.
        - О, да вы как два апостола, один Пётр, другой Павел. А вы чего? - спросил я у оставшихся троих.
        Те угрюмо вывернули карманы - ничего особенно интересного там не обнаружилось, но половину всех съестных припасов я реквизировал.
        - Да, если не все слышали, то Гребни с сегодняшнего дня мои, ходить вы тут можете, но попрошайничать или ещё чем промышлять, это нет. Увижу - побью. Свободны.

* * *
        А мы вернулись через мост обратно на правый берег, а там прошли чуть направо, где утром лазили. Из того, что нам по дороге после мельницы встретилось, надо было найти бесхозный дом, найдём - отлично, а не найдём - будем выгонять постояльцев-хануриков, объяснял я по дороге брату.
        - А как же мы их выгоним, они ж поди все здоровые и выше нас в два раза… - спросил Лёха.
        А Петька добавил, что дома-то у нас, оказывается, нет никакого, а ты говорил…
        - Не боись, Петруха, с оружием мы всё быстро сделаем, - ответил я.
        Первые три попавшихся дома я забраковал, уж очень они непрезентабельными и перекошенными были, а вот четвёртый, немного в глубине оврага, уходящего куда-то на Ямские улицы, был более-менее, с целыми крышей, окнами и дверями.
        - Вот этот пойдёт? - спросил я у Лёхи.
        - Ничо так домушка, - авторитетно заявил он, - я б в такой пожил.
        - Ну тогда пошли разбираться с хозяевами.
        Хозяева, двое сумрачных мужиков очень высокого, как правильно заметил Лёха, роста, нас встретили весьма неприветливо, когда мы зашли внутрь, предварительно постучав.
        - Чо надо? - сказал тот, что постарше, с длинной чёрной бородой.
        Я без колебаний вытащил револьвер, направил его мужику в район между глаз и заявил, стараясь, чтоб мой голос звучал поувереннее… получилось это не очень, петуха дал, но уж как сумел.
        - Надо, чтоб вы оба выметались отседова мигом и чтоб духу вашего здесь больше не было, ясно?
        - Ты чо, малец, - ответил бородатый, изучая по очереди моё лицо, то пистолет в моей руке, - с глузду зьихал? Ты знаешь, кто мы?
        - А мне пох, кто вы, даю полминуты, если после этого вы не свалите, пеняйте на себя, - нагло добавил я и пальнул в потолок для подтверждения серьёзности своих намерений.
        Тут вступил в разговор второй постоялец, пониже и с маленькой рыжей бородой.
        - Ты погоди беспредельничать-то, пацан, ты же щас на нас не по понятиям наезжаешь.
        - А мне пох на ваши понятия, тут я буду свои понятия устанавливать, - ещё более нагло продолжил я, - время идёт, осталось пятнадцать секунд… следующий выстрел будет тебе в ногу, - это я конкретно рыжему уже сказал.
        - Пойдём, Данила, - сказал вдруг первый, - ты ж видишь, он без мозгов совсем, может и пулю влепить.
        Второй тоже встал и двинулся к двери, но на выходе обернулся и таки высказал, что у него там накопилось:
        - Мы уйдём, но мы вернёмся ишшо, ты это запомни - и тогда ты пожалеешь, щенок.
        - Да приходите хоть всей вашей кодлой, мне не жалко, - сказал я ему в спину и выкинул на улицу мешок, который кто-то из них забыл.
        - Лихо, - сказал брат, глядя на меня во все глаза, - а ты не боисся, что они вернутся, и не одни?
        - Боюсь, брат, - честно признался ему я, - но на этот случай у меня хитрый план припасён, а какой, пока не скажу. Давайте заселяться и обживаться, - это я уже двум апостолам сказал.
        Достали съестные припасы, которые мы реквизировали у чижиковой братии, разделили поровну и съели. Осталось немного, я сказал, что это на вечер. Тут высказался второй апостол, который Пашка:
        - А не слишком нагло мы на этих мужиков наехали? Они ведь вернутся… и очень скоро… и не одни… чо тогда делать-то будем?
        - Нормально всё, Павлуша, прорвёмся как-нито, - уверенно отвечал я ему, хотя в душе конечно совсем не был в этом уверен, - для начала давайте погоняла друг другу придумаем, мы ж теперь банда, а у бандитов завсегда кликухи имеются. Давай я буду Потап, Лёшка - просто Брат, а вы двумя Апостолами поработаете… Петька пусть первым Апостолом будет, а Пашка вторым, пойдёт?
        Возражений не последовало, тогда я продолжил:
        - А что делать будем? Вы двое сидите здесь и караульте дом, а мы с Лёхой сбегаем в одно место и принесём кое-что для обороны от этих мужиков, если они вдруг и в самом деле вернутся.
        И мы с братом припустились к нашей пещере с сокровищами. Никто мусорную кучу над входом не потревожил, освободили проход мы гораздо быстрее, чем в первый раз, и вот мы уже бредём по подземным коридорам к ящику с пистолетами.
        - А ты как думаешь, - неожиданно спросил у меня брат, - откуда оно здесь взялось, это оружие?
        - Я думаю, что бандиты какие-то сховали до лучших времён, а лучшие времена для них не настали - поубивали их, допустим, или в тюрьму пересажали. Я слышал, тут орудовала разбойничья шайка такого атамана Сулейки, знаменитая банда была, вот может они и спрятали.
        - А если это разбойники были, то у них и награбленное добро должно иметься, - логично предположил Лёха, - вдруг они и золото с брильянтами где-то рядом закопали?
        - Так давай проверим, чо, - согласился с ним я, - нам бы оно не помешало, хотя я лично сомневаюсь, что там что-то ещё есть.
        Когда зашли в эту большую комнату, где стояли стол с полками, я первым делом осветил все углы - в одном крыса обнаружилась, большая и наглая, но она сразу спряталась в какую-то свою нору. На полках же ничего, кроме пыли и грязи, я больше не обнаружил. Но тут брат, у которого своя свечка была, заорал:
        - Есть! Тут ишшо чтой-то есть! - и он выволок на стол маленькую, но тяжёлую жестяную коробку. - Дай я открою?
        - Погоди, - остановил его я и на всякий случай исследовал коробку по периметру - это была упаковка монпансье, ну то есть из-под монпансье, вряд ли тут леденцы хранились.
        Ничего подозрительного я не обнаружил и дал Лёшке команду открывать её. Он сначала пытался сделать это пальцами, потом ногтями, ничего у него не получалось, крышка прикипела намертво.
        - Дай я теперь попробую, - и я отогнал брата в сторону и забрал коробку себе в руки.
        Получилось не сразу конечно, но с третьей попытки крышка отскочила таки вверх и открылось содержимое коробки… а не было там ни золота, ни брильянтов, как я себе уже нафантазировал мысленно, одни бумажки там были, а на дне с десяток монет и крест, массивный, но увы, не золотой, а всего лишь серебряный.
        - Ну чо, тоже неплохо, - утешил я брата, - крест с монетами загоним за неплохие деньги, а бумаги тоже выкидывать не будем, вдруг там что-то полезное найдётся.
        Револьверы, естественно, тоже все забрали, как и пять коробок с патронами, а больше ничего полезного, сколько мы ни искали, в этой комнате не нашлось. По дороге домой я подсчитал, сколько ж там монет нам обломилось и каких номиналов - всего в коробке оказалось восемь александровских серебряных рублей, все одного года выпуска, 1889-го, и двенадцать таких же полтинника, итого, как вы сами уже понимаете, четырнадцать полновесных российских целковых. Плюс крест…
        - Лёшк, как думаешь, за сколько это крестик загнать можно будет? - спросил я у брата.
        Тот взял его в руку, рассмотрел со всех сторон, взвесил зачем-то ещё раз, потом авторитетно заявил:
        - За червонец, я думаю, не меньше… эх, заживём теперь так, что помирать не надо!
        - Ты погоди, это только начало нашей хорошей жизни будет… да, апостолам про деньги ни слова - меньше знают, крепче спят, а то мало ли чего они надумают, когда эти богатства увидят.
        - А про оружие?
        - Так это ж для них, - сказал я, тряхнув холщовой сумкой с наганами, - щас учить их будем. Так что про оружие можешь говорить всё, что вздумается.
        Апостолы сидели у окна, выходящего на реку с унылым видом, ожидая нас. Увидели - обрадовались, как я не знаю кому.
        - Ша, пацаны, - сказал я, - идём в тот овраг учиться стрелять, а ты, Лёха, остаёшься здесь, сидеть на стремени. Если что, кричи громче.
        Обучение прошло быстро и буднично - ничего сложного в этих наганах не было. Дал ребятишкам выстрелить по два раза, один промазал, правда, все разы, а второй нормально попал, почти по центру дуба.
        - В людей-то не испугаетесь стрелять? - спросил я у них по дороге обратно.
        - А чо такого? - ответно спросил Пашка, - подумаешь эка невидаль. Я запросто пальну.
        - Стрелять только по моей команде, это раз, - начал я их инструктировать, - и только в ноги, это два. Накрайняк в грудь, но это если сильно припрёт. В голову даже не пытайтесь, всё равно промажете.
        Время между тем шло, а никто так и не заявлялся по наши души… а как хорошо известно - ничего не хуже, чем ждать и догонять. Мы уже и поужинали тем, что от обеда осталось, а ничего вокруг так и не произошло. Напряжение висело в воздухе практически так же, как электрическая дуга от этого… прибора, который нам на физике показывали в седьмом классе.
        - Слышь, Санька, - робко сказал наконец один из апостолов.
        - Потап, - поправил я его.
        - Я и говорю - слышь, Потап, а если никто так и не придёт, чо тогда?
        - Чо-чо, - передразнил я его (если честно, я и сам не знал, чо тогда, но надо ж держать умный вид), - спать ляжем, а один караулить останется. Я первый, часа через три брата разбужу, а вы уж под утро тогда выйдете (это апостолам). Караулить будем на чердаке, оттуда и видно, и слышно далеко. А мы с брательником сейчас пойдём местность разведаем, откуда тут пути отхода-подхода лучше.
        И мы с Лёшкой сделали круг вокруг нашего домика…
        - Оттедова они пойдут, чо тут думать, - обиженно сказал Лёха, показывая на главную просёлочную дорогу, проходившую вдоль реки, - они ж не казаки-пластуны какие, чтоб на карачках по зарослям ползать.
        - Не скажи, братуха, - туманно ответил я ему, - в этом деле лучше перестраховаться, чем недостраховаться. Вполне могут и сверху со склона спуститься… да и вдоль склона проходимая вполне местность, так что от мельницы тоже может быть приступ.
        - А коли никто не придёт? - задал логичный вопрос он.
        - Тогда радоваться будем, чо…
        - Но каждую же ночь не насидишься в дозоре, - продолжил брат, - так что лучше бы этот вопрос одним махом и навсегда решить.
        - Тоже верно, - согласился с ним я, - но за этих мужиков мы действовать не сможем, так что остаётся только ждать.
        А тем временем уже стемнело, апостолы улеглись спать вповалку на остатках какой-то овчины, доставшейся нам в наследство от выгнанных бомжей, Лёшка тут же пристроился, а я честно полез на чердак, лестница туда была внутри дома. Ну чердак как чердак, с земляным полом, пылью и запахом голубиного помёта, больше там ничего не было. Уселся у слухового окна на прихваченное с собой брёвнышко, пожалел, что не курю, и начал караулить. Через часик примерно спать захотелось страшно, тот, кто хоть раз нёс караульную службу, или, допустим, работал в третью смену в цеху, меня поймёт.
        А снаружи, как назло, ничего не происходило. Если не считать обычных ночных звуков от птиц или ещё какой живности. Диким уже совершенно усилием воли дотерпел свои три часа до конца (если вы спросите, как я это определил без часов, то я отвечу, что по пульсу - у меня всю жизнь 60 ударов в минуту было) и спустился вниз будить Лёшку, тут-то всё и началось…

* * *
        Коротко если, то нападающих было трое, к тем давешним мужикам, длинному и рыжему, присоединился ещё один, не пойми какой, маленький, но вёрткий. Вооружены они были дубинками - обломками брёвнышек по метру длиной каждая. Зашли со стороны оврага, но опыта бесшумного передвижения у них, конечное дело, никакого не было, поэтому шорох листьев и треск сучьев, на кои они наступали, я услышал задолго до того, как они до наших стен добрались.
        Сразу разбудил апостолов и Лёху, они спросонку не сразу в ситуацию въехали, помогли лёгкие удары по ушам, рот правда им приходилось прикрывать, чтоб не заорали с перепугу. Выставил их всех по периметру, а брата на чердак отправил, ещё раз предупредил, что стрелять только по ногам, ну а сам самое опасное направление перекрыл - выход из овина (или как там оно называется, помещение для скота и птицы) на задний двор.
        Когда увидел первую цель, один из них, рыжий кажется, промелькнул в проёме двери, выстрелил ему в район ног и проорал боевую команду для всех остальных «Вали их, пацаны!». После чего стрельба началась практически непрерывная… палили пацаны конечно отвратительно, только что отвлекающий фактор создавали, ну а я прицельно положил рыжего и вёрткого, они упали куда-то в высокую траву и громко начали ругаться оттуда. Тревожил меня третий чувак, неизвестно куда сгинувший с началом стычки.
        - А ну прекратили стрельбу! - подал я вторую команду.
        Не сразу, конечно, но довольно быстро наступила тишина, тогда я решил уточнить:
        - У кого сколько патронов осталось?
        - У меня два, - сказал первый апостол, а второй добавил, - а у меня ничо не осталось.
        А брательник с чердака крикнул, что один у него всего. Я откинул барабан и проверил своё оружие - здесь целых три штуки еще сидели. Жить можно.
        - Всем сидеть и не дёргаться, - подал я следующую команду, - там один хмырь где-то затаился.
        А следующее предложение у меня было конкретно этому хмырю:
        - Эй ты, выходи с поднятыми руками, поговорим - обещаю, что стрелять больше не будем.
        Некоторое время было тихо, потом кусты зашуршали и оттуда появился этот третий типчик. С честно поднятыми руками. Приблизился ко мне на три примерно метра и сказал:
        - Шустрые вы ребята, стреляете метко… тут надо б корешей моих обиходить, они кажись обои ранетые…
        - Тебя как звать-то? - спросил я.
        - Прохором, - ответил тот.
        - Значит так, Прохор, давай без глупостей - один наш человек тебя на мушке держать будет, пока мы тех двоих обихаживать станем, понятно?
        Прохору всё было понятно, и мы вдвоём пошли искать этих ранетых… ночь была лунная, видно, не сказать, чтоб всё вообще, но то, что надо, нормально просматривалось. У рыжего скользячком задело ляжку, ничего серьёзного, а у второго, который длинный, похуже дела казались, кость, правда, не задета, но пуля осталась в ноге.
        - Значит так, - скомандовал я, - этого рыжего можешь забирать и валить отседова, а с длинным мы разберёмся.
        - Как это вы с ним разберётесь? - поинтересовался Прохор.
        - Пока замотаем рану, а утром дохтура приведу, он посмотрит.
        - А деньги у тебя на дохтура есть?
        - Наскребу немного по такому поводу, - хмуро сказал я, но в этот момент рыжий вдруг схватил свою дубинку, она рядом лежала, и со всей силы нанёс мне удар в голову, боковым ударом.
        Реакция у меня, слава богу, хорошая, поэтому я успел пригнуться, но автоматически пальнул предпоследним патроном ему в грудь, а последний длинному послал, и тоже в грудь. Оба затихли и признаков жизни больше не подавали.
        - Сами напросились, суки, - зло сказал я, пнув рыжего в бок, - тебя тоже касается, - это я добавил вертлявому, - будешь рыпаться, замочу. Ну нам же легче, не надо на дохтура тратиться. А теперь надо от тел избавиться.
        И я кликнул апостолов и Лёху.
        - Значит вы двое берёте этого рыжего под мышки, а ты, Лёха вместе с этим мужиком - длинного, и тащите их к реке. Я контролирую, всё ясно?
        Река длинная, ночь тёмная, подумал я, так что к утру все концы полностью в воду спрячутся.
        - Эй, - окликнул я вертлявого Прохора, - ты по жизни-то чем занимаешься?
        Прохор как-то затруднился с ответом, минуту размышлял, потом ответил, что ничем походу он не занимается, если раздобудет, что пожрать, к вечеру, уже хорошо.
        - Мы тут банду организуем, - сообщил ему я, - предлагаю вступить в наши ряды… а то у нас пацаны одни, нужен хотя бы один старший… ну чтобы представлять нас на тёрках и базарах, к пацанам-то сам знаешь, какое отношение бывает…
        - А что за банда, чем заняться хотите? - начал уточнять Прохор.
        - Хотим стать самой крутой организованной преступной группой (ОПГ значит сокращённо) для начала на ярмарке, а там как бог даст. Пока, сам видишь, нас четверо, ты, если согласишься, пятым будешь. Завтра планируем для начала приодеться, деньги на это у нас есть…
        - Какие деньги? - вступил в разговор Пашка-апостол.
        - Потом расскажу, - сказал я ему и продолжил, - а потом, когда приоденемся, встречают-то у нас в основном по одёжке, начнём действовать по согласованному плану…
        - Что за план? - это Прохор уже задал вопрос.
        - Есть небольшие зацепки на Гребнях, какие уж, не скажу, с Гребней и начнём… ну что ответишь на наше предложение?
        Прохор надолго задумался, а потом выдавил из себя:
        - Согласен, чо… ребятишки вы резкие и безбашенные, вон как шустро Кота с Жердью завалили… (вон, значит, как их звали-то, подумал я, рыжего с длинным), давай попробуем… а револьвер мне дадите? Я смотрю, вы все тут с ними ходите, с револьверами…
        - Не сразу, - резко ответил я, - покажешь себя в деле, тогда и рассмотрим вопрос, а пока давайте спать что ли, до утра ещё далеко… да, ты жрать-то хочешь? - спросил я у Прохора.
        - Ясное дело, не откажусь… если дадите, - ответил я.
        Я отдал ему, что осталось у нас после ужина, он захрустел луковицей, запивая её водой из котелка, а мне пришла в голову следующая мысль.
        - У нас тут у всех погоняла уже есть, а у тебя пока нет - непорядок. Прохор не пойдёт… может сам себе что-нибудь выберешь?
        Тот подумал и сообщил, что Щука подойдёт, его так в детстве звали. Ну Щука так Щука, согласился я.

* * *
        Утром есть у нас было совсем нечего, вчера последние крошки Щука доел, так что сначала пришлось решать вопрос с пропитанием.
        - Лёха, пойдёшь со Щукой на базар, купи там пожрать чего-нито, подешевле и побольше, вот тебе полтинник, - и я отдал ему один александровский полтинник с профилем царя.
        - Стой, тормози, - вспомнил я ещё один нерешённый вопрос, - какой щас год-то идёт?
        Брат пояснил Щуке, что я память потерял после удара молнией, тот лишних вопросов задавать не стал, а только сказал, что одна тыща девятисотый год на дворе стоит, и добавил, что июль месяц, хотя об этом его и не спрашивали. Ну хотя бы какая-то ясность, уныло подумал я, глядя в спины удаляющимся подельникам.
        Следующие полчаса я пытался вытащить из памяти всё, что помнил про эту долбаную ярмарку и этот грёбаный 1900-й год, первый в двадцатом веке. Вытащилось не очень много… в основном то, что перенесли это дело сюда из-под Макарьевского монастыря где-то в начале 19 века. Расцвет был в середине этого же века, когда проложили сначала Николаевскую, а потом и Нижегородскую железные дороги, а основными товарами здесь были китайский чай, среднеазиатский хлопок и уральское железо. Обороты были бешеные, до 300 млн тогдашних рублей, которые надо бы умножить на тысячу-полторы, если переводить в цены 21 века.
        Ярмарка эта состоит из двух частей, первая на Гребнёвских песках, без изысков, тупо склады, цистерны и подъездные жд пути, вторая на левом берегу Оки, это с изысками. Центр расположен в так называемом Главном Ярмарочном доме, красивенькое такое здание с финтифлюшками в стиле ГУМа, там конторы всех главных действующих лиц расположены. На Стрелке собор Александра Невского, за главным домом Спасский собор, обе здоровенные дуры площадью под гектар. Слева, справа и сзади главного дома торговые ряды, дохрена их тут, больше сотни строений, выделяются из них конечно китайские своими кривыми крышами. И еще полукруглый Бетанкуровский канал, огибающий всё это дело полумесяцем и впадающий в ту же Оку.
        В период работы ярмарки сюда приезжает до 250 тысяч народу, это при том, что население всего Нижнего Новгорода меньше 40 тысяч… ну примерно как в Сочи или Ялту в наше время, там тоже раз в пять-шесть летом народу больше. Основные игроки - это уже упомянутые промышленники Бугров-Башкиров-Блинов и банкир Рукавишников, все старообрядцы естественно (они тогда держали шишку в России, как сейчас к примеру евреи). Монополии ни по одной отрасли ни у кого нет, бизнес очень распылён и рассредоточен.
        Теперь культура и подпольные виды деятельности… есть театр на Большой Покровской, и там даже иногда поёт Шаляпин и дают «Севильского цирюльника» с «Риголетто», но, как вы наверно и сами догадываетесь, простому народу это даром не упёрлось, простой народ предпочитает простые и доступные развлечения - кино там, кукольные представления, цирк и продажную любовь. Всё это имеется в достаточном количестве, на Нижегородской улице (сейчас это Советская вдоль Оки) и на Самокатной площади в Гордеевке. Преступность тоже имеется конечно, где большие скопления народа, там и кражи, а уж проституток-то крышевать сам бог велел. Но организованной эту преступность назвать затруднительно.
        Теперь контролирующие органы, а если попросту, то полиция - она тут, оказывается, имеется двух видов, обычная и сыскная (и не будем забывать про политическую, сиречь жандармерию). У обычной и методы работы обычные, гласные, тогда как сыскная полиция действовала в основном через сеть тайных осведомителей, ну то есть сексотов. Причём достаточно эффективно действовала, раскрываемость по её ведомству до 90 % доходила.
        Какие в основном совершались преступления в городе и на ярмарке? Тяжёлых типа убийств и разбоев - очень немного. В основном мошенничества и кражи были. Спаивали купчиков, а имущество умыкали, вот и вся технология. Причём начиналось это дело ещё на подъездах, в поездах и на пароходах, но жаловаться пострадавшие шли в Нижегородскую полицию, значит все это на них повисало. На толкучках и рынках работали щипачи, аккуратно вытаскивали наличные у крестьян в основном, в притонах разводили более богатую публику, подмешивали в спиртное снотворное или ещё чего, вот и все преступления. Ещё небольшая доля приходилась на фальшивомонетничество и контрабанду… но это уже была элита преступного мира и было их совсем чуть.
        Ладно, что-то я заболтался, а вот уже возвращаются брательник со Щукой, у каждого за спиной по торбе, плотно чем-то набитой.
        - Ну показывайте, что принесли, - сказал я, а они тут же расчехлили поклажу и там оказалось аж пять краюх ржаного хлеба, по одной видимо на едока, с десяток картофелин и луковиц и четыре крупных судака, видно, что только что выловлены.
        - И что, в полтинник всё это влезло? - с удивлением спросил я.
        - Ну да, даже три копейки осталось, - с гордостью ответил Лёха и тут же перевёл разговор в практическую плоскость, - надо уху сварить.
        Надо так надо - по ухе я специалист никакой, так что уступил дорогу брату со Щукой, они быстренько всё и сварганили в котелке. Воду из ручейка взяли, тут из откоса они текут через каждые сто метров. Получилось так вкусно, что съели мы всё про всё буквально за десять минут.
        - Хорошо, но мало, - довольно сказал брат.
        - Работать надо, тогда будет много, - заметил ему я, - а мы идём на Гребни… хотя нет, сначала приодеться бы надо, а то с такими оборванцами никто дела иметь не станет.
        - Я знаю место, где можно одеться недорого, - встрял Щука.
        - Недорого это сколько? - уточнил я.
        - Ну… - задумался он, - если рубаху, портки и сапоги, то трёшница на рыло выйдет.
        - Идёт, - ответил я, - но сначала одеваем нас с братом и тебя, а вы (я обернулся к апостолам) пока подождёте, деньги надо экономить.
        И мы прошли через всю Благовещенку, а потом и Рождественку почти к самому ночлежному дому имени Бугрова.
        - Здесь, - сказал наконец Щука, заворачивая в овраг перед Зеленским съездом, - базар, называется Балчуг, тут всё дёшево и сердито, только руки держите поближе к деньгам, запросто вытащить могут.
        Балчуг это на древнерусском значит топь или болото, автоматически пронеслось в моей голове, но вслух я совсем другое сказал:
        - Деньги я покараулю, а ты давай показывай, где тут одёжкой торгуют, а то с краю одни куры да поросята…
        Да уж, чего-чего, а мелко крестьянской живности тут хоть отбавляй было, кроме кур с поросями, имелись также и утки, и гуси, и телята с козами, даже живых зайцев в одном месте продавали, и всё это вместе взятое кудахтало, гоготало, визжало и мемекало. А венчала всю эту животноводческую пирамиду пара индеек - народ крестился, глядя на них, а потом резко отпрыгивал в стороны, непривычные русскому глазу создания, согласен… но мясо у них конечно вкусное.
        А мы тем временем втянулись в людской круговорот и потихоньку начали пробиваться от продовольственных к хозяйственным рядам - добрались и до одежды. Торгующих было много, но выбор не сказать, чтобы поражал воображение, рубахи были или ситцевые, в цветочек или в горошек, или льняные тупо белые, или шелковые красные, но эти очень дорогие, мы них даже и смотреть не стали.
        - Мне белые нравятся, - тихо сказал я Щуке.
        - Вишь, какое дело, - задумчиво ответил он, - белое у нас только на похороны надевают, траурный это цвет…
        - А ситцевые уж больно развесёлые, - отвечал я, - как на свадьбу… а ты что думаешь? - спросил я молчавшего Лёху.
        - А мне всё нравится, - сказал он, включил глаза в режим горения, - любая лучше, чем то, в чём мы щас-то ходим.
        - И то верно, - задумался я.
        Некоторые рубахи были с орнаментом, вышитые наверно - я к таким даже не подходил, наверняка надбавка за этот орнамент вдвое, если не втрое. И наконец я увидел красные рубашки, пощупал - нет, не шёлк, обычный лён.
        - Берём это, если недорого, - шепнул я Щуке, а сам завёл учёный разговор с продавцом, бородатым и усатым крестьянином средних лет.
        Оказалось, они сами красят полотно, каким-то подмаренником, собирают во поле рядом с деревней, размачивают его в чанах, а потом туда же и ткань кладут на пару дней. Получается конечно не ахти как здорово, не промышленная окраска, но если издали смотреть, почти что однородный цвет. У него же и портки из того же льна были, некрашеные. Щука сторговался на три пары того и другого за шесть целковых, по-моему недорого.
        - А теперь сапоги ещё у нас остались, - весело сказал Лёха, примеряя обновку (он хотел выкинуть старую одежду, но рачительный Щука не дал - собрал всё в свою торбу, мол пригодится в хозяйстве).
        У меня в мозгу опять пронеслись остатки филологического образования, целых два курса в универе оттянул - «сапог» древнеславянское слово, произошедшее по всей вероятности от булгарского «сабаг», что значит «обувь с голенищем», второй вариант от тюркского «сап», рукоятка, стебель. Вид обуви с высоким голенищем.
        Сапожно-обувные ряды чуть подальше были, почти у Лыковой дамбы. Цены мне сразу не понравились - хромовые сапоги со стандартным голенищем чуть ниже колен меньше, чем за трояк, никто не уступал. Денег из подземелья уже не хватало на такие сокровища.
        - А подешевле и попроще ничего нет? - спросил я Щуку.
        - Как не быть, - хитро усмехнулся он, - лапти вон за рупь, сколько хошь…
        Лапти меня не устраивали категорически.
        - А сапоги без голенищ бывают? Наверно всё дешевле будет, чем с голенищами.
        Щука пожал плечами с сказал, что наверно есть и такое чудо, надо поискать. Походили-поискали и в самом дальнем углу рынка, представьте себе, обнаружили - почти что боты, но кожаные, с приличной подошвой. За пятёрку продавец нам уступил три штуки такого чуда. Лёха сначала кривился, а потом походил-попрыгал и сказал, что пойдёт, особенно если штанами сверху прикрыть, так и не видно, что они без голенищ-то. Так вот и приоделись мы за одиннадцать целковых рублей… посчитал в уме - остаётся у нас на жизнь два с полтиной… а, ещё же крест есть, но это уж на потом оставим.
        - А сейчас мы на Гребни идём, территорию метить, а то недоглядишь - Чижик опять там свои порядки начнёт устанавливать, - скомандовал я и мы выбрались из рыночной толчеи на относительный простор улицы Рождественской.
        - О, гля-ка, - тут же дёрнул меня за рукав Лёха, - Спиридон Михалыч собственной персоной.
        И показал пальцем на крепкого довольно мужчину, одетого в шёлковую рубаху и чёрный картуз, тот с важным видом стоял возле входа в заведение с названием «Винная лавка Рукомойникова» и беседовал ещё с двумя похожего вида гражданами.
        - Какой Спиридон? - попытался вспомнить я и не вспомнил.
        - Целовальник Спиридон, ну, - нетерпеливо ответил Лёха, - который нас из нашего же дома выгнал за долги.
        - Вспомнил, - ответил я, - на ловца, как говорится, и зверь бежит. Вот этого зверя мы и будем сегодня вечером загонять куда следует… а сейчас у нас в программе Гребни.
        Глава 3
        И мы пересекли речку по плашкоутному мосту, на этот раз в виде разнообразия по большому, где ходили электрические трамваи. Время уже за полдень перевалило, поэтому народищу здесь было не протолкнуться. И трамваи в обе стороны довольно часто проезжали, отчаянно трезвоня своими дребезжащими звонками. Это я не говорю уж о гужевом транспорте разных типов и степеней комфорта, этого добра здесь было так же много, как снега в Сибири.
        Сошли с моста на Гребнёвских песках, тут если направо пойти, они сразу и заканчиваются, немного не доходя до Стрелки (слияния Оки с Волгой), мы туда и не пошли, а повернули налево, в гущу сараев, складов, ангаров и деревянных строений, придумать названия которым у меня не получилось. Это были, как я понял, хранилища оптовиков - сами контракты заключались в основном в Главном ярмарочном доме, в торговых рядах, ну или в ресторанах вокруг них, а физический товар во исполнение этих контрактов потом отгружался отсюда либо на баржи (которых тут ой, как немало причалено было, половину реки перегородили), либо в вагоны, которые утаскивали на Московский вокзал маневровые паровозики, либо на телеги-повозки, это если уж совсем мелкий опт работал.
        Простора для криминального бизнеса я тут почти что никакого не увидел, если только стащить что-то такое, что с воза упадёт, да и то вряд ли - попробуй утащи чугунную чушку в сотню кило весом. Или тюк с чаем в три пуда. Хотя в тюке можно дырочку просверлить и отсыпать оттуда потихоньку, но это сложно, всё же на виду, всё контролируется не одним контролёром, а как бы тремя сразу. Остаётся что… воровство из карманов да попрошайничество… много бабла, короче говоря, с этой земли не поднимешь, тоскливо думал я, глядя на подшефную территорию, надо на левый берег перебираться, там побогаче урожай должен быть.
        Поделился этими соображениями с подельниками, Лёха ничего не сказал, а Щука посмотрел на меня с уважением, но ответил, что для начала хорошо бы с твоим Чижиком разобраться, а то до левого берега можно просто не добраться, по дороге по ножику в спину каждый получит.
        - Да, ты прав, - задумчиво ответил я, высматривая вчерашних пацанчиков, должны же они здесь где-то крутиться, время-то самое рабочее.
        И высмотрел на свою беду Ваньку Чижика, он неожиданно вывернулся из-за угла очередного дровяного сарая, один, без сопровождающих.
        - Здорово, Санёк, - сказал он мне без всяких эмоций, - ты, я смотрю, приоделся - деньжат где-то поднял что ли?
        - И тебе не хворать, Чижик. Я теперь Потап, а не Санька, а у тебя как дела?
        - Дела как сажа бела, - отшутился он, - с тобой важные люди поговорить хотят.
        - Да ты чо? - удивился я, - а что за люди, о чём поговорить хотят?
        - Сёма Шнырь и Боря Ножик, знаешь таких?
        Я глянул на Щуку, тот моргнул мне в ответ, мол есть такие.
        - Ну слышал, и что дальше? - продолжил я диалог с Чижиком.
        - А то, что стрелку они тебе забивают сегодня вечером… на Стрелке, за твой беспредел а Гребнях спросят, так что готовься. Не придёшь, тебя сминусуют сразу, и жизни тебе на ярмарке более не будет.
        - Интересно, - задумался я, - стрелка на Стрелке… ну где ж ещё её забивать-то, если вдуматься.
        Чижик ничего не понял и просто стоял в ожидании моего ответа.
        - Лады, я приду… а место и время можешь уточнить, Стрелка большая?
        - За соляными рядами в восемь вечера, - уточнил Чижик, развернулся и отбыл туда, откуда появился пять минут назад.
        - Ну что скажете, друганы? - спросил я у друганов.
        - Попал ты, Потап, - сморщившись, ответил Щука, - ой как попал, Шнырь с Ножиком это ж два центровых бандита с ярмарки, я про них много чего слышал, но от встречи бог уберёг. Душегубцы они, люди говорят, им человека зарезать, как высморкаться…
        - Это мы ещё посмотрим, кто кого зарежет, - бодро ответил я, хотя кошки на душе у меня заскребли отчаянно, сразу две штуки, большие и чёрные. - Делать здесь, как я посмотрю, больше нечего, пошли готовиться к стрелке… и Спиридона проведаем, до восьми часов времени ещё много…
        Апостолы были убиты нашим обновлённым внешним видом - долго кружили вокруг каждого, щупали материю и кожу на сапогах, потом старший из них, Петька вроде, решился на предъяву:
        - А нам когда такое справите?
        - Потерпите, пацаны, - честно признался я им, - денег в обрез осталось, вот разживёмся, у вас не хуже всё заиграет.
        Младший апостол надулся и ушёл вглубь дома, а старший встретил мои пояснения с пониманием.
        - Как тут ваще дела-то? - продолжил я, - никто не заявлялся, ничего не случилось?
        - Тихо всё было, - ответил тот, - а у вас чё нового?
        - У нас стрелка с большими людьми с ярмарки. Вечером, за соляными складами. Все пойдём, вы готовьтесь. Теперь вот что - зови сюда Петюню, я инструктаж проводить буду.
        - Чего проводить? - не понял Пашка.
        - Расскажу, как действовать и говорить, если вдруг что… - туманно ответил я, Петька вернулся, весь надутый, но выслушал мою речь с достаточным вниманием.
        - Значит так, пацаны… и мужики, - добавил я, глядя на Щуку, - мы теперь будем называться «Первая образцовая ярмарочная коммуна»… - и услышал сразу три вопроса:
        - Почему первая? - от Лёхи, - Что такое коммуна? - от Петьки и - Что за образцы мы тут делать будем? - от Пашки.
        Отвечать начал с конца.
        - Делают изразцы, а образец это пример для подражания. Коммуна это от французского слова «община» - форма совместной жизни людей, у которых всё общее. А первая… ну просто не было такого раньше… по крайней мере на ярмарке точно не было. Это ясно или ещё пояснения нужны.
        Пояснений больше никто не потребовал и я продолжил.
        - Все решения сообща принимать будем, большинством голосов. Если голоса поровну разделятся, то мой решающий - есть возражения? Хорошо, что нет. Чем мы будем заниматься… днём что мы будем делать, это я ещё не до конца продумал, на днях расскажу… что-нито общественно-значимое, а ночью будем устанавливать свои порядки на ярмарке. Оружие я у всех вас отбираю, оно будет храниться в потайном месте, выдаваться строго на дело. Теперь полиция и власти… наверняка они нами заинтересуются, и очень скоро… говорить с ними я буду, вы молчите или болтайте что-нибудь несерьёзное, пусть они вас лучше за дурачков принимают.
        Пацаны молчали, переваривая сказанное, а я тем временем продолжил:
        - Программа на сегодня - у Щуки будет особое задание, сейчас расскажу ему лично, я с Лёхой иду тереть базар со Спиридоном, а вы двое остаётесь на хозяйстве до семи вечера. Потом все впятером выдвигаемся на Стрелку к соляным складам беседовать с двумя важными персонами, Шнырем и Ножиком. Детали расскажу ближе к делу. Всё понятно? Ну тогда отойдём в сторонку, - это я уже Щуке сказал.
        Тихонько прошептал ему на ухо инструкции, повторил два раза для надёжности, он кивнул наконец, задал один уточняющий вопрос и скрылся в направлении левого берега. А мы с Лёхой отправились на свидание с целовальником Спиридоном.
        - А чё ты ему скажешь? - допытывался по дороге брат, - он же вона какой, богатый да здоровый… или револьвером сразу грозить начнёшь?
        - Понимаешь, братуха, - попытался объяснить я ему, - в Америке один умный человек недавно сказал, что добрым словом и пистолетом можно сделать вдвое больше дел, чем одним добрым словом. И я с ним согласен… надо совмещать эти два способа убеждения, а не по отдельности их использовать, тогда всё должно у нас получиться.
        - Да что должно получиться-то? - не унимался брат.
        - А вот на месте и узнаешь, так я тебе сразу и вывалил все подробности, - усмехнулся я, отпрыгивая от очередного трезвонящего в спину трамвая. - Разъездились тут, ироды, - беззлобно обругал я ни в чём не виноватое транспортное средство.
        Приблизились к искомому «Трактиру Рукомойникова»… я ещё подумал, что ему больше пошло бы название «Трактир Рукожопникова»…
        - Чё, сразу туда пойдём? - спросил Лёшка, - половой же взашей выгонит, туда таким мальцам, как мы, дорога заказана.
        - Не, внутрь мы наверно погодим идти, - ответил я, - давай подождём, пока он наружу высунется.
        Ждать пришлось довольно долго, я уже исходил кругами всю эту улицу Рождественскую в районе трактира и изучил все афиши, наклеенные на круглые тумбы. Уяснил между делом, что на гастроли к нам скоро приезжает Московский художественный театр, ещё без приставки «академический», и давать он собирается тут «Чайку» сочинителя Чехова А.П. Также в начале августе запланированы концерты Шаляпина, а ближе к сентябрю в цирк на Самокатной площади приезжает всемирно знаменитый борец Иван Поддубный. Любопытная тут театрально-концертная программа.
        Наконец-то на порог своего заведения вышел Спиридон, важно отставил ногу в сторону, вытащил кисет с табаком и начал его нюхать, а затем чихать на всю улицу. Пора с ним познакомиться, подумал я, оставил Лёшку возле афишной тумбы и двинулся через проезжую часть прямиком к трактиру.
        Подошёл к Спиридону вплотную, на полметра (или сейчас надо говорить пол-аршина что ли?) и посмотрел ему прямо в выкаченные мутные глазки.
        - Чё надо? - недовольно спросил он, - иди, куда шёл!
        - Не узнаёшь меня, Спиридон? - спокойно спросил я.
        - Мало вас тут таких шляется, всех узнавать чтоб, - пробурчал недовольно он, но некие проблески в его мутных глазках я таки заметил.
        - Я Саня Потапов из Благовещенки, - продолжил тем временем я, - ты нас с брательником из дому выгнал, когда матушка померла.
        Узнал ведь, теперь точно узнал он меня, я это понял по некоторой суетливости, с которой он спрятал руки за спину.
        - Ну и чё дальше? - спросил он уже без всякого выражения.
        - А дальше, дорогой Спиридон Михалыч, то, что пришла пора долги отдавать.
        - Ты чет попутал, малец, долги это у тебя были, ты их мне и отдал, мы теперь в полном расчёте.
        - А я вот так не думаю, - сказал ему я и предложил отойти в сторонку: - Здесь больно людно, зачем нужно, чтоб наши разговоры чужие слушали?
        Тот немного подумал и согласился, кивнув головой в сторону соседней арки - на Рождественской полно глухих дворов, проходных и не очень, вот в один из этих дворов арка и вела. Он впереди пошёл, я за ним… во дворе этом дрова лежали поленницей выше моего роста вдвое, да еще мохнатая и кудлатая собачонка в дальнем углу лежала, греясь на солнце. На нас она никакого внимания не обратила. Я вытащил из-за пояса револьвер и, когда Спиридон обернулся ко мне, ствол смотрел ему прямо в яйца.
        - Это ишшо чё такое? - удивлённо спросил он.
        - Это, дядя Спиридон, револьвер системы «Наган», в барабане семь пуль, хочешь убедиться, что они там есть?
        - Хочу, - неожиданно ответил целовальник.
        - Ну смотри, - пожал я плечами и повернул револьвер дулом к себе и покрутил барабан, продемонстрировав ему начинку. - Убедился? Теперь давай продолжим что ли… ты мне… нам с братом должен короче за наш дом - он много больше стоит, чем мы тебе за лекарства задолжали.
        - А ты стрелять-то умеешь? - вдруг перевёл он разговор.
        - А ты сомневаешься? - разозлился вдруг я, - ну смотри.
        И я выстрелом сшиб чурбачок, который сверху на поленнице почему-то стоял.
        - Убедился? Следующая пуля твоя будет… для начала в ногу.
        - А не боисся полиции, пацан?
        - Есть немного, - не стал отпираться я, - но разборки с полицией уже потом начнутся, пуля быстрее до тебя долетит.
        - Ладно, - наконец сдался он, - скока ты хочешь?
        Странно, подумал я, что-то он слишком быстро согласился, даже ничего сделать не попытался, пистолет например у меня отобрать…
        - Пятьдесят рублей и мы в расчете.
        - Хорошо, завтра в это же время сюда подходи, а сейчас я пойду, дела у меня.
        - Стой, - тут же сказал я, - не сюда.
        - А куды же?
        - К реке, между вторым и третьим дебаркадерами (там почти километр пустого берега, засаду никуда не спрячешь).
        - Лады.
        - И это, - добавил я, - на будущее тебе предлагаю взаимовыгодное сотрудничество.
        - Это как? - заинтересовался он, - чем ты можешь быть мне полезен, пацан?
        - У тебя же есть какие-то проблемы…
        - Чего? - не понял он, - что за проблемы?
        - Ну затруднения в работе… к примеру самогонщики по соседству точняком же имеются, а у них водка наверняка дешевле…
        - Это ты верно заметил, есть самогонщики, и убыток от них немалый.
        - Вот я… мы то есть с братом и с этим вот наганом с ними можем разобраться, так что убытки быстро перейдут в прибыли например…
        - Можно подумать, - согласился Спиридон.
        - Опять же и другие твои мелкие неприятности мы можем на себя взять…
        - И что ты хочешь взамен?
        - Я тут посчитал утречком - оборот у твоей лавки в районе 200 - 250 рублей в день, с этого ты имеешь… ну пусть пятую часть, 40 - 50 рублей, в месяц пусть полторы тыщи рублей будет чистой прибыли. 10 процентов с этого будет справедливой оплатой нашего скромного труда… но учитывая трудности начального периода нашего сотрудничества, согласен на сотенную в месяц.
        - Ты ишшо и арифметику знаешь? - удивился Спиридон.
        - В этих пределах да, знаю.
        - Я подумаю… завтра поговорим, - и он удалился через арку.
        Я тоже ждать не стал, вдруг он полицию кликнет, и очень быстрым шагом убежал к Лёхе.
        - Ну как прошло-то? - нетерпеливо спросил брат.
        - Всё путём, - спокойно ответил я, - за дом он нам николашку обещал отдать… ну писят рублей то есть, а насчет дальнейшего потом ещё поговорим, он подумает.
        - Здорово! - обрадовался брат, - заживём таперича.
        - Ты погоди радоваться-то, - осадил его я, - раньше времени. У нас теперь на кону разговорчик с местными авторитетами…
        - С кем, с кем? - не понял брат.
        - Со Шнырём и Ножиком, пошли готовиться.

* * *
        Задание, которое я дал Щуке, было очень простым - нанять на час-два автомобиль, на котором мы бы и прибыли на место стрелки. Понты в таких разборках это первое дело, если они пешком придут, а мы на колёсах, у нас же сразу преимущество возникнет, правильно. А для этого я отдал Щуке крест, чтобы он загнал его на базаре, тех двух рублей с полтиной для наёма частного авто явно недостаточно будет, посчитал я.
        Крест он загнал за восемь с полтиной, больше никто не давал, сказал, а авто нанял на два часа за пятёрину, и то торговался с шофёром битый час, тот хотел червонец, но в конце концов вошёл в положение. Машина будет ждать нас на ярмарке справа от собора Александра Невского через час с четвертью.
        - И да, ещё одна подробность, - добавил Щука, - сидений в машине только четыре, так что более этого количества он народу взять не может.
        Я вздохнул и решил апостолов оставить за скобками выяснения отношений - пусть на хозяйстве пока посидят, а Щука продолжил:
        - Наган-то мне выдашь али как?
        - Обязательно, - твёрдо ответил я, - прямо перед делом лично тебе в руки передам. Стрелять-то умеешь али как?
        Щука заверил меня, что справится. Апостолы опять надулись, как мыши на крупу, когда я им сказал об изменении диспозиции. Ну как смог, успокоил их тем, что впереди ещё много славных дел предстоит, так что будем им, где проявить свою молодецкую удаль. Тем более, что и одёжка на вас пока аховая, а там надо будет пыль в глаза пускать.
        Выдвинулись к месту базара ровно в семь, как я и говорил ранее (часов у нас конечно никаких не было, надо, кстати озаботиться будет в ближайшем времени, но тут каждые полчаса пробивали время на главном ярмарочном доме, типа рынды на корабле), авто нас должно было ждать у китайских рядов, как сказал Щука. И действительно ведь ждало - я аж охренел и хотел было сказать «ну и рыдван», но сдержался.
        Это был, если верить табличке на кузове «Даймлер-Моторен-Гезелшафт», произведённый, как вы наверно уже догадались, компанией Даймлер, ещё без приставки Бенц, в городе Штургарте. Да в принципе для нижегородских бандитов пойдёт и такой рыдван, подумал я. Вокруг него вертелось, конечное дело, толпа малолетних детишек, а их лениво отгонял в разные стороны шофёр, тощий, усатый, длинный и весь закутанный в кожу… напомнил мне Козлевича в исполнении дяди Боярского из известного фильма. Щука тут же подошёл к нему и пошептал что-то на ухо, тот с удивлением воззрился на нас с Лёхой, но сказать ничего не сказал, а только кивнул нам в сторону задних сидений, а сам уселся на водительское место (оно кстати справа было - большинство первых автомобилей почему-то праворульками делали). Рядом с ним с важным видом уселся Щука, мы залезли назад, Лёха при этом весь извертелся и испрыгался на мягкких диванных подушках, и тронулись в наш недолгий путь, непрерывно гудя клаксоном.
        Так я и не спросил, как его зовут-то, подумал я, прыгая на ямах и ухабах ярмарочного булыжника, ладно, пусть Козлевичем побудет. Прокатили мимо главного плашкоутного моста, углубились в сеть рядов и павильонов Стрелки - тут почему-то в основном постоялые дворы были и парикмахерские.
        - А теперь куды? - наконец-то нарушил своё молчание Козлевич.
        - Огибай церковь справа, - важно отвечал ему Щука, - там проезд будет, по нему ещё чуть и останавливайся.
        Водитель так и сделал, дорога тут уже перешла из булыжного состояния в грунтовое, колей, слава богу, не было, ввиду полного отсутствия большегрузов. Через двести примерно метров слева потянулись сумрачного вида амбары, очевидно те самые соляные ряды, а справа осталось с десяток метров до берега Волги.
        - Стой, - скомандовал Щука Козлевичу и добавил для нас с Лёхой, - выходим, вон они нас ждут.
        И он показал на двух вполне приличного вида мужиков, которые стояли у дальнего конца складов и лениво отгоняли мух.
        - Давай пистолет, - нетерпеливо добавил Щука, - потом поздно будет.
        - Держи, - пожал плечами я, доставая второй наган из-за пояса, - он без самовзвода, надо курок каждый раз на себя отщёлкивать.
        - Да знаю я, пользовался таким, - сказал он, осторожно принимая в руки наган. - Пойдём, ты впереди давай, а мы за тобой.
        - Держитесь уступом, - проинструктировал их я, - один чуть ближе, другой чуть дальше. А ты, - обратился я уже к шофёру, - сиди и никуда не дёргайся, у нас тут дела минут на десять-пятнадцать, потом вернёмся, откуда стартовали.
        Мужики с дальнего конца складов тем временем смотрели на наше прибытие, открыв рты - видимо сумел я их пронять этим автомобилем. Приблизились к ним на пять-шесть метров, тогда я сказал:
        - Здорово живёте, граждане бандиты. Зачем звали, рассказывайте…
        А дальше произошло то, что я, в общем и целом, с самого начала подозревал - сзади послышался щелчок взведённого курка и голос Щуки:
        - Я их обоих на мушке держу, ребята - ты, Санёк, и ты, Лёха, кидайте свои пистоли под ноги, а то хуже будет!
        Я медленно повернулся назад:
        - А я тебя ещё вчера подозревать начал, Щука. Когда ты очень револьвер себе захотел.
        И я сделал шаг к нему.
        - Не подходи, замочу! - заорал он во весь голос и протянул дуло нагана ко мне, хотя, казалось, его уже дальше некуда протягивать.
        Краем глаза я заметил, что те два мужика смотрели на это представление с большим интересом.
        - Давай мочи, а я посмотрю, как у тя духу хватит, - храбро заявил я ему, ничем, впрочем, не рискуя, из патронов, которые у него в барабане сидели, я еще утром высыпал весь порох и вставил пули обратно… на всякий случай.
        Руки у Щуки задрожали совсем уже крупной дрожью, но на спусковой крючок он таки сумел нажать. Курок щёлкнул, но ничего не произошло. Он снова взвёл курок и опять спустил его, опять пшик.
        - Ну чё, замочил, дурень? - спросил я, отбирая у него наган, - теперь тебя бы по уму замочить надо за предательство, но руки неохота марать. Скидовай одёжку, которую мы тебе на наши деньги купили.
        Он быстро разделся, я скомандовал Лёхе подобрать вещи.
        - И остаток денег давай, который от наёма остался.
        Он вытащил по-прежнему дрожащими руками горстку серебра и меди из кармана нательной рубахи и передал её мне.
        - А теперь пшёл вон, чтоб я тебя больше не видел - увижу, замочу, второго шанса у тебя не будет.
        Щука не стал дожидаться повторного приглашения и припустил назад к собору, только пятки замелькали. А я повернулся и зашагал к тем двум бандитам, на ходу засовывая наган за пояс, а неудобно-то как с двумя револьверами ходить.
        - Приношу извинения за непредвиденную задержку, господа, - начал я свою речь, - сейчас она устранена и мы можем продолжить нашу беседу. Со всем вниманием слушаю вас.
        Тот, который выглядел постарше и повыше ростом, отклеился наконец от стены склада и пододвинулся ко мне на дистанцию, с которой удобно было бы разговаривать.
        - Я Боря Ножик, а он Сёма Шнырь, слышал про таких?
        - Ну как не слышать, - осторожно ответил я, - вы люди уважаемы и известные.
        - Вчера ты не делу наехал на нашего положенца Чижика, теперь ответ держи.
        - Ваш Чижик беспредельничал на Гребнях, у честных пацанов последнюю краюху отбирал, поэтому заслужил он по полной, граждане бандиты. Так что наехал я на него очень по делу. А вот вы и точно беспределом занялись, Щуку вон ко мне подослали шпионить - это разве дело?
        Мужики переглянулись и продолжил уже второй:
        - Пацанчик ты резкий, как мы поглядим, так что мы даём тебе возможность исправиться - если за неделю на Гребнях восстановишь старый порядок, отдаём это место тебе в кормление.
        - И ещё Благовещенку с Рождественской, - нагло добавил я.
        Они переглянулись, старший кивнул головой.
        - Лады, и это тоже.
        - У меня только один вопросик остался, господа воры - старый порядок это сколько в деньгах и кому их отдавать?
        - Сотенная в неделю, - ответил Шнырь, - мои люди тебя сами найдут, так что не кипишись раньше времени.
        - Договорились, - коротко ответил я и повернулся на каблуках, у мои бот даже маленькие каблуки были.
        Напоследок всё же добавил: - Щуку своего только уберите от греха подальше куда-нито, а то я за себя не ручаюсь.
        Лёха от возбуждения аж на полметра от земли подпрыгивал, ожидая окончания нашего разговора.
        - Ну как там, ну чё там, договорились?
        - Поехали, по дороге расскажу, - ответил я, забираясь в автомобиль. - У нас ещё оплаченное время осталось? - спросил я у Козлевича.
        Тот поднёс у глазам наручные часы и ответил, что полчаса ещё имеется.
        - Тогда поехали через мост в Благовещенку, - распорядился я.
        Козлевич просигналил зачем-то клаксоном и мы покатились сначала по ухабам, а потом по булыжникам ярмарки. Когда заехали на плашкоутный мост, распугав гужевой транспорт, важный и толстый городовой отдал нам честь - Лёха сиял и был на седьмом небе от радости. Я тихонько передал ему на ухо предложения бандитов, он, по-моему, не совсем всё понял, но кивал головой непрерывно. Благовещенка была поражена современным видом транспорта, кажется такие механизмы сюда пока не заезжали… или бывали, но крайне редко. До самого нашего жилища мы не добрались, там совсем никудышняя дорога начиналась за Башкировской мельницей, так что за апостолами я послал Лёху. А потом попросил водителя прокатить их до моста и назад, тот ответил, что только до моста, время заканчивается, хорошо, согласился я, назад сам прибегут. И они втроём с Лёхой ещё раз прокатились по правому берегу реки, счастливые до такой степени, что дальше некуда.
        А когда они вернулись, я вкратце посвятил и их в результаты стрелки, а также и про Щуку поведал…
        - Так он значит крысой был? - спросил Пашка.
        - Выходит, что крысой… вот, одежду с него снял - надо её на вас как-то поделить, - сказал я, доставая рубаху, штаны и сапоги.
        Делёжка оказалась длительной и безрезультатной, апостолы за малым не набили друг другу морды, так что я через четверть часа сказал «брек» и забрал всю одежду себе.
        - Всё равно она вам велика, будет запасной для меня, а вам мы завтра новую купим. Как только со Спиридошей разберёмся… Лёха, ты помнишь, что у нас завтра дело к нему есть?
        Лёха всё помнил.
        - Ну тогда давайте пожрём что ли ченть, а то у меня брюхо подвело.
        Я послал обоих апостолов с копейками, которые мне Щука отдал, прикупить еду, а потом мы на скорую руку соорудили ужин. Без разносолов, но сытный. После чего Лёха неожиданно мне заявил:
        - Слушай, братан, а давай почитаем бумаги, что в той коробочке были… ты же умеешь читать, и я тоже, с трудом правда. Вдруг что-то полезное для себя узнаем?
        И я с ним согласился, совсем ведь забыл в этой суете последних двух дней про коробку из-под ландрина. Лёха приволок её с чердака, он туда эту коробку на всякий случай запрятал, открыл, вытащил бумажки, их всего четыре оказалось, и разложил их на столе в горнице.
        - Таааак… - протянул я, изучая документы, - вот эти две долговые расписки с купцов… неразборчиво написано… наверно Огородников и Швецов их звали… даты… позапрошлогодние… думаю, это нам точно не пригодится, не найдём мы никаких Огородниковых, а если вдруг чудом каким-то и обнаружим, они от всего отопрутся.
        - А ещё две бумажки ведь остались, - жалобным голосом сказал брат, ему очень хотелось, чтобы его идея оказалась небесполезной.
        - Ещё две… - повторил я, переворачивая их и просматривая на свет. - Вот эта совсем испорченная, в воде наверно побывала, так что её сразу на выброс, а эта похожа на карту…
        Брат взял в руки эту последнюю бумагу и долго вглядывался в неё, потом посмотрел на оборотную сторону и ничего там не увидел.
        - Похоже на карту, да, - согласился он в конце концов.
        Апостолы тоже закивали головами, точняк карта, а Пашка даже добавил, что вроде б на ней наш город изображён, точнее даже Благовещенская слобода, в которой мы сейчас проживаем, и окрестности этой слободы. Да я и сам это отчётливо увидел.
        - Так, странное направление только у этой карты, юг сверху, север снизу, давай-ка перевернём её вот так… щас совсем всё понятно стало - вот плашкоутный мост, вот Стрелка, вот мельница Башкирова, прямо с нами, а ниже правый берег Оки, Дятловы горы то есть…
        - А это что за крестики? - спросил Лёха.
        Я их давно уже увидел, два жирных крестика на карте, ждал, когда ещё кто-нибудь про них скажет, и вот дождался.
        - Один крестик почти рядом с нашим домом, метров… ну то есть аршин сто-двести вверх по течению и чуть выше по склону… а второй далеко, километра… ну то есть версты две вдоль берега… там ручеёк обозначен. Ну чё, пацаны, какие будут мнения?
        - А чё тут думать-то, - авторитетно заявил Пашка-апостол, - клады там разбойники зарыли и крестиками пометили, чтоб не забыть.
        - А пойдём и посмотрим на первый, он тут совсем рядом, - предложил я и все дружно согласились.
        Вчетвером и вывалились из дому, причём я лопату прихватил, тут в овине нашлась такая, древняя на вид, но вполне работоспособная. Идти было недалеко, минуты две-три - в том месте, помеченном на карте, должен был идти небольшой овражец, наверно здесь когда-то что-то типа речки или ручья текло, а потом пересохло, но русло вот осталось.
        - Покажь ещё раз карту, - попросил возбуждённый Лёха.
        Я достал и развернул карту, он посмотрел на неё очень внимательно, потом на овраг, потом уверенно заявил:
        - Здеся копать надо, - и топнул ногой по небольшому холмику посреди оврагу.
        - Ну раз ты такой умный, - ответил я, - то на тебе лопату и начинай, а мы посмотрим.
        Лопата была упаси бог, не металлическая, такие в этом времени дорого стоят и на дороге не валяются - деревянная она была, выдолбленная из бревна. Но на конце заострённая, так что в землю втыкалась без сверхусилий. Лёха взял её в руки, потряс зачем-то, потом начал работать… утомился он очень быстро, и пяти минут не прошло, за это время успел выкопать ровчик в метр длиной и по полметра в ширину и глубину. Земля была глинистая, подавалась так себе. Затем Лёха вылез из выкопанной ямы и сказал:
        - У нас же коммуна, всё общее, так что и яма должны общими усилиями копать, - и всучил лопату мне.
        Я же с сомнением посмотрел на неё и ответил вот что:
        - Наганы из того подземелья совсем новые, им год-два от роду, а это значит что?
        - Что? - эхом откликнулся брат.
        - А то, что спрятали их не позже, чем два года назад. А раз карта с пометками там же была, делаем ввод, что и остальные клады они закопали где-то два… не позднее, чем три года назад. А это значит, что земля в месте захоронки должна просесть - никогда не видел могилы на второй-третий год? Короче на месте клада не бугорок, а ямка должна быть, а значит место ты выбрал не то.
        - А чёж раньше молчал-то? - с обидой высказался брат, - зачем я зазря столько земли выкопал.
        - А чтоб поучить тебя, дурака, - ответил я, - и чтоб поперёд батьки в пекло не лез, как хохлы говорят.
        - Ну и где надо копать по-твоему? - продолжил Лёха.
        - Я думаю, что где-то вон там, ближе к склону, - и я показал на две провалины чуть дальше, - на одном из этих двух мест.
        - Раз ты такой умный, теперь твоя очередь, - отплатил мне братуха той же монетой и всучил в руки лопату, а я не стал отказываться.
        Первую ямку я откопал сравнительно быстро - больше метра в глубину, и ничего-то там не было.
        - А ещё в советчики лезешь, - злорадно сказал Лёха, - ладно, вылезай, пусть теперь апостолы поработают.
        Первым из них вызвался Пашка, потом его сменил Петька, и когда глубина ямы перевалила за метр, лопата ударила во что-то металлическое…. ну может и каменное конечно, но твёрдое.
        - Кажись есть что-то, - возбуждённым шёпотом сказал Петька, выпрыгивая из ямы, - я боюсь, давай ты лучше, - подтолкнул он меня.
        - А чего бояться-то? - недоумённо спросил я.
        - Да разное про эти клады сказывали, - ответил он, - что их охраняют души тех, кто их зарыл, вот чё люди говорят…
        - Ну давай сюда лопату, - сказал я ему, - я в эти сказки не верю…
        И я полез в яму смотреть, что там такое звякнуло - оказалось, что сундук, честное слово. Чтобы откопать его верхнюю крышку до состояния свободного доступа, у меня битых полчаса ушло. Все остальные в это время смотрели сверху, высунув от нетерпения языки.
        - Вот, - сказал я, подцепив заступом лопаты крышку и откинув её в сторону, - клад походу… посмотрим, чего они сюда засунули.
        Сундук, как ни странно, оказался полон каких-то тряпок, одежда там была, богатая, может даже царская, но одежда - вот какой смысл прятать в земле эту хрень? Перерыл весь сундук до дна, больше там ничего не нашлось. И одежда-то была местами рваная и в бурых пятнах, от крови поди.
        - Не, ребята, голый вассер - нет тут больше ничего, - в сердцах сказал я, когда все остальные тоже основательно порылись в найденном, - толку с этого барахла, как с козла молока.
        - Ты погоди, - рассудительно сказал вдруг Пашка, - это тоже загнать можно, если постараться. К тому же на этом вот платье, - и он вытащил женское одеяние в кружевах, - есть какие-то украшения, их отдельно продадим. Но много с этого конечно не выручишь.
        Глава 4
        А ночью у меня случился довольно странный сон, будто опять мы копаем яму, отыскивая клад, а когда докопали до сундука, оттуда выплыла светящаяся и бултыхающаяся в воздухе в виде разбойного вида мужика с ножиком в руке. Пацаны с визгом разбегаются в стороны, а я сижу на краю выкопанного, парализованный от страха.
        - Знаешь, кто я? - говорит фигура, колыхаясь в ночном мареве.
        - Нннет, откуда? - вопросом на вопрос отвечаю я, заикаясь от страха.
        - Я Афанасий Сулейка, атаман шайки разбойников, - с гордостью тогда поясняет мне оно, - это ты мои пистолеты и драгоценности выкопал.
        - Понял, - коротко отвечаю я, - а дальше что скажешь?
        - Дальше я скажу, что зря ты это всё присвоил, не твоё оно…
        - А чьё? - решаю уточнить я.
        - Моё, - коротко уточняет тот, - я его закопал, а не ты.
        - Но ведь ты же некоторым образом неживой, - говорю я, - зачем тебе на том свете пистолеты с драгоценностями.
        - Ты даже не представляешь, что может иногда понадобиться на том свете… короче так - раз уж ты выкопал два моих клада, ладно, распоряжайся ими как хочешь, но за третьим даже и думать не думай, сунешься, мало не покажется. Понял?
        - Как не понять, - отвечаю я и на всякий случай повторяю его команду, как в армии, - эти два могу использовать, а про третий даже и думать забуду, а не то хуже будет.
        - Молодец, сообразительный, - хвалит меня атаман, - ну я пошёл.
        И он утекает обратно в раскоп, но неожиданно приостанавливается.
        - Да, вспомнил, что ещё сказать хотел - на завтрашнюю встречу со Спиридоном револьверы не бери. И вообще лучше бы ты на неё не ходил, но ты ведь всё равно пойдёшь, так иди пустой. На этом прощевай, Саня, - и он окончательно растворяется в ночном воздухе.
        Проснулся я, короче говоря, в холодном поту и с криком. Лёха тоже разбудился от этого крика и недоумённо спросил меня:
        - Ты чё, Санёк, или приснилось чего?
        - Да, Лёха, приснилось… ты спи давай, а я пойду в речке ополоснусь.

* * *
        На встречу с целовальником Спиридоном я, как мне настоятельно посоветовали ночью, ничего с собой не взял. Даже Лёху дома оставил, пусть обед сготовит… ну после того, как украшения с одежды загонит, это я им всем троим поручил. А сам, значит, почистил свои полусапоги, их здесь дёгтем чистят в смеси с чем-то ещё, надел щукину рубаху, она поновее и пооднороднее моей выглядела и выдвинулся к месту рандеву с супостатом.
        Берег Волги ниже Кремля, там где он в Печорские пески переходит, был относительно необжит ярмарочным народным хозяйством. Нет, и тут конечно баржи парковали в начале лета, но к концу июля месяца тут практически свободно было, один песочек с выброшенным на берег плавником, да ещё два дебаркадера с номерами два и три, с них отчаливали прогулочные суда до Городца и Макария. Посмотрел направо-налево, никого не увидел, прошёлся от одного дебаркадера до другого, потом присел на бревно - нравятся мне такие, прошедшие длительную обкатку в речной воде, они становятся гладкими и белёсыми.
        Сижу, значит, как майская роза, и жду Спиридошу с бабками. Полчаса жду, три четверти часа - нету никого. Кинул что ли трактирщик поганый? Ан нет, появился вдруг Спиридон, спустился с набережной, где просёлочная дорога шла в слободу Подновье. Подходит ко мне, за спиной мешок болтается.
        - Ну здравствуй, Саня, - говорит он мне, озираясь тем временем по сторонам.
        Это мне активно не понравилось, не иначе на хвосте кого-то привёл, подумал я, но ответил спокойно:
        - И тебе не хворать, Спиридон. Я походу сейчас Потапом зовусь. Как здоровье, как семья, как торговля идёт?
        Про семью это я для подколки спросил, не было у него отродясь никакой семьи, её же кормить и одевать надо, будет это делать такой скряга, как он.
        - Благодарствуй, всё неплохо, - степенно отвечал он. - Я вот принёс, о чём мы договаривались вчера.
        И он вытащил из заплечного мешка завёрнутый в тряпицу свёрток.
        - А чего такой большой-то? - спросил я, - медными деньгами что ли собрал?
        Но ответить он ничего не успел, потому что из-за ближайшей лодки, лежавшей неподалёку в перевёрнутом состоянии, вдруг возникли двое в форме местной полиции. И оба быстрнько переместились к нам.
        - Так-так-так, - сказал видимо старший из них, - и что это тут происходит, господа хорошие?
        - Вот этот, - немедленно выпалил Спиридон, - вымогает у меня деньги, угрожая ливольвертом. Заряженным. Вот.
        - Поднимите руки, молодой человек, - обратился ко мне этот старший.
        Я без разговоров выполнил приказ, после этого он меня тщательно обыскал с ног до головы. И ничего не нашёл.
        - Чистый, - сказал он своему спутнику. - Куды револьвер-то девал? - это он у меня уже спросил.
        - Вы что-то путаете, господин полицейский, - вежливо ответил я ему, - у меня отродясь никаких револьверов не бывало.
        - А что ты тогда здесь делаешь и почему этот тебе свёрток какой-то передаёт? Что, кстати, в свёртке, показывай, - скомандовал он Спиридону.
        Тот развернул его, внутри лежали гвозди м железные скобы, жадный Спиридон видимо пожалел реальные деньги сюда класть. Полицейский хмыкнул и продолжил:
        - Ты чего, на работу его что ли нанимаешь?
        - Да это я так, господин урядник, - заюлил Спиридон, - для виду положил, а так-то он у меня полсотни рубликов вымогал.
        - И ты что-то путаешь, Спиридон Михалыч, - сказал я ему, - мы же вчера договорились, что я с братом тебе заднюю дверь поправлю, вот ты мне и принес запчасти для этого дела.
        - Так, - громко сказал урядник, - мальца мы к себе забираем, поговорим с ним в участке как следует, а ты, Спиридон, иди себе и не отвлекай нас от службы такой ерундой.
        А меня господа полицейские, как и обещали, взяли за шкирку и повели в ближайшее отделение. По дороге выяснилось, что моей скромной особой заинтересовался аж сам участковый пристав Игнатов Семён Архипович, довольно большая шишка в полицейской иерархии. А с ним вместе был городовой Кавун, без имени-отчества. Судя по фамилии, с Украины был родом этот товарищ. Отделение находилось на Нижне-Волжской набережной в районе Речного вокзала… ну то есть когда-то в будущем он здесь будет, а пока какая-то деревянная будка на берегу стояла. Но площадь за ним имела знакомые очертания, посредине фонтан с красивыми чугунными финтифлюшками, позади пассаж Блинова, справа городская биржа, в которой в 21 веке будет череда модных ночных клубов. Меня завели в домик, соседний с этой биржой-ночным клубом, на вывеске коего значилось «Городская полицейская управа № 1», я аж возгордился - под первым номером пойду.
        - Ну садись вон туда, - сказал городовой Кавун, заведя меня в маленькую и душную комнатушку с окном на фонтан, - поговорим.
        И тут же раскурил свою трубку, она у него набитая что ли уже валялась в ящике стола?
        - Конечно поговорим, господин полицейский, - вежливо ответил я, садясь на краешек раздолбанного стула, а потом добавил, - вы бы своё имя-отчество что ли сказали, чтобы удобнее было говорить.
        - Иван Данилыч, - буркнул он, пристально глядя на меня, - рассказывай давай, кто такой, почему на тебя уважаемые люди жалуются?
        Я вздохнул и вывалил на Кавуна изрядно подредактированную историю своей грустной жизни… нет, поначалу всё рассказал, как оно на самом деле было, а под занавес только то что мы с братом пришли наниматься к Спиридону на какую-нибудь малую работу, жрать, дескать, очень хочется, а других источников существования у нас нету. Кавун выслушал всё это, периодически кривясь, как будто от зубной боли.
        - А про револьвер что скажешь?
        - Это дядя Спиридон что-то напутал, откуда у такого пацанчика, как я, боевой револьвер возьмётся, сами посудите?
        - Лады, будем считать, что ты меня убедил, - ответил наконец городовой, - но если ещё раз в похожую историю влипнешь, так просто не отделаешься, в Сибирь по этапу поедешь, понял?
        - Да всё я понял, Иван Данилыч, - ответил я с надрывом в голосе, - больше влипать ни во что не буду.
        - Ну тогда иди… нет, стой - ещё расскажи, что вы с братом дальше делать думаете?
        - Дальше мы хотим сделать коммуну детей-беспризорников, - ответил я, - вместе выживать проще будет.
        - Что за коммуна? - посерьёзнел лицом полицейский, - почему не знаю?
        - Так нету её ещё, только начинаем, четверо нас, заняли пустой дом в конце Благовещенки, хотим что-нибудь общественно полезное начать производить. Приходите в гости, сами всё посмотрите.
        - И как же будет называться ваше начинание? - продолжил допытываться он.
        - Хотим назваться «Артель имени Максима Горького», - гордо сказал я, - если Максим Горький конечно против не будет.
        - Горький это который «Песня о Соколе»? - неожиданно проявил литературные познания Кавун.
        - Да, он самый, наш нижегородский литератор, вы ничего против этого не имеете? - на всякий случай уточнил я.
        - Ничего не имею, - повторно буркнул Кавун, - зайду я к вам, посмотрю, что там и как… но про револьвер заруби себе на носу - ещё раз всплывёт, по этапу отправлю. Гуляй пока.
        И он углубился в какие-то разложенные на столе бумаги, а я вышел на Сафроновскую площадь, чтобы не отвлекать занятого человека. Вот и первый контакт с властями у меня случился, подумал я, двигаясь вдоль реки к себе домой, и вроде бы не самый плохой. Однако ж надо теперь решить, что с иудой Спиридоном делать… Пока шёл и глазел на погрузку-разгрузку товаров с барж, ничего не надумал. Дома меня встретил Лёха с законным вопросом:
        - Ну чё, принёс деньги?
        - Нет, Лёха, - ответил я, - пока что облом вышел. Спиридоша в полицию нажаловался, так что вместо денег у меня вышла беседа с местным городовым.
        - И о чём беседовали?
        - Я про нашу артель рассказал (он кстати зайти обещал на днях), а городовой пригрозил, что если ещё раз про наши револьверы услышит, отправит меня… ну и тебя тоже в Сибирь по этапу. Так что пока я их спрячу на время, наганы наши.
        - В Сибирь не хотелось бы конечное дело, - уныло отвечал брат, - как жить-то дальше будем? Денег совсем мало осталось, а тут ещё и стольник в неделю надо бандитам отдавать (мою беседу со Шнырём и Ножиком он, выходит, слышал целиком и полностью).
        - Надо подумать, - ответил я.
        - Чего? - переспросил он.
        - Мозгами, говорю, надо пораскинуть… заодно решить, что со Спиридоном будем делать - негоже на тормозах спускать такое.
        - Стой, - вспомнил вдруг я, - а вы украшения-то с одежды загнали, как я просил?
        Лёха виновато моргнул и начал отвечать слезливым голосом:
        - Не бей сильно, братан, кинули нас на базаре с этими побрякушками…
        - То есть как кинули? Давай выкладывай во всех подробностях.
        Оказалось всё просто, как апельсин - троим они показали драгоценности, те отказались, а четвёртый согласился, поторговавшись, а потом завёл Лёху, как старшего, в какой-то закуток, дал ему по башке и сбежал со свёртком.
        - Вот шишку какую оставил, - показал брат макушку, там действительно была небольшая выпуклость.
        - Какие-то вы неумёхи, - разозлился я, - ничё поручить нельзя… рассказывай про этого четвёртого, как выглядел, во что одет был, куда убежал.
        - Ну мужик мужиком, - начал вспоминать Лёха, - в сапогах, в косоворотке, с бородой и усами. Да, шрам был на левой щеке, здоровый, от подбородка до уха. Убежал в сторону Лыковой дамбы.
        Плохо дело, подумал я, совсем всё разваливается…
        - Я вот что надумал, - продолжил я разговор с братом, - хрен с ними, с этими побрякушками, всё равно много не выручили бы, да и одноразовые это деньги были бы, а нам надо регулярный доход организовывать… так что слушай сюда - у нас здесь будет артель имени Максима Горького, я сегодня же вывеску такую организую.
        - А ты же говорил, что коммуна будет?
        - Передумал, неча власти дразнить этим глупым словом, вот артель это уважаемое понятие. Так вот, днём мы будем заниматься вот чем…
        И я палочкой на песке нарисовал примерно, чем мы будем заниматься.
        - Всё будет чинно-благородно, если полиция придёт или другие какие власти, не подкопаются ни разу.
        - А ночью что мы будем делать?
        - А ночью у нас схема будет такая, - продолжил я, - я тут подумал и решил, что Гребни это тухлое место, ничего там не выручишь, а вот Благовещенка и особенно Рождественка это совсем другое дело, на них и надо сосредоточиться.
        - И как мы будем на них сосредотачиваться?
        - Тут живёт и работает куча обеспеченных людей, надо только раскрутить их, чтоб они сами нам деньги отдавали.
        - И как же они отдадут нам деньги?
        - Люди с лёгкостью расстаются со своими деньгами в двух случаях - если доставить им какое-то удовольствие или защитить от чего-нибудь страшного. Удовольствия мы пока в сторону отложим, а остановимся на страшном.
        - Чёт я не очень понимаю тебя, братан, - уныло сказал Лёха, - запугать их что ли хочешь? Так они пуганые и тёртые, не поведутся на всякую ерунду.
        - А кто сказал, что ерунда будет? Страшно по-настоящему сделаем…
        - Это как? - простодушно спросил Лёха.
        - Ну вот все знают про атамана Сулейку, его вроде убили и закопали давно уже, но он же воскреснуть например может… или его напарник какой вынырнет… или я не знаю, может закопали кого-то не того, а настоящий атаман живой остался, отлежался в глубинке и снова за дело взялся.
        - И он опять грабить и убивать начнёт? - начал въезжать в ситуацию брат, - а мы его поймаем или убьем и народ вздохнёт спокойно?
        - Молодец, всё понял… тут только два момента тонких - надо организовать этого Сулейку каким-то образом, это раз, и как-то доказать потом, что его больше нет, трупов я больше не хочу на себя вешать. Вот этим и надо заниматься в ближайшие пару дней… да, апостолам не надо это передавать, меньше знают, крепче спать будут.
        - На вот тебе последние наши деньги, - и я выгреб из кармана то, что осталось от Щуки, - сходи на базар за едой, да бери подешевле и побольше, понял?
        - Понял, - шмыгнул носом Лёха.
        - Да, там ведь одёжка-то это из клада у нас никуда пока не делась? - уточнил я.
        - Ага, вон в том углу вся она лежит, - показал он.
        - Я попробую её толкнуть, заодно пройдусь по Рождественке, мозгами пораскину, что там и как.
        Я запихал платья и камзолы из угла в узел и вышел в народ. Сначала у нас тут справа по борту башкировская мельница идёт… слева впрочем тоже, здесь пакгаузы, с которых муку грузят на речной транспорт. Вот с кем бы я поработал, так это с хозяином этих мельниц… основатель династии Емельян сейчас уже отошёл от дел и разделил свою мукомольную империю между тремя сыновьями, насколько я помню курс краеведения в универе. Старший сын Николай… кажется… сидит в Самаре и нас не интересует совсем, а вот средний Яков и младший Матвей оба сейчас здесь в Нижнем Новгороде, причём Яков управляет второй мельницей в Кунавине, а Матвей конкретно здесь рулит, в Благовещенке. Оба занимаются благотворительностью, что не мешает им быть жадными до денег о степени удавления за копейку. Что интересно, в городе их не любят именно за жадность и сводничество… да-да, есть такой пунктик в их биографии - подкладывали родных дочерей и племянниц под нужных людей, а взамен нужные люди им подписывали разные полезные бумаги.
        Ну ладно, отложим-ка мы братьев Башкировых в другой ящик, а сами пока займёмся более насущными проблемами. О, блошиный рынок в Мельничном переулке - еду здесь не продают, разную мелочь, полезную и бесполезную в хозяйстве, от утюгов до нательных крестиков. Здесь мы и попытаемся сбыть свои богатства.
        Вываливать одежду со следами крови на всеобщее обозрение мне как-то не очень хотелось, так что я прошёлся вдоль рядов, выискивая людей, способных на мой взгляд купить всё это добро оптом, не вдаваясь в лишние подробности. Первый не заинтересовался, а второй сказал, что давай, мол, в сторонку отойдём. Отошли.
        - Откуда у тебя это? - спросил второй, разглядывая на просвет одежду и пробуя её на прочность (разорвать у него не получилось).
        - А тебе оно надо? - хмуро спросил я, - меньше знаешь, крепче спишь. Не ворованное и не замазанное оно ни в чём, - уточнил всё-таки я для надёжности.
        Мужик хмыкнул, дошёл до дна моего узла, потом почесал бороду и объявил цену в пятёрину за всё. Я вздохнул и начал отчаянно торговаться, призывая в свидетели всех пророков и угодников православной церкви, которых сумел вспомнить. Через полчаса жаркого торга сошлись на девяти рублях с полтиной. Мужик вторично почесал бороду и объявил, что тут у него с собой денег нетути, а вот если я пойду с ним до Второй Ямской, то там у него сразу деньги и найдутся. Ага, щас, подумал я, нашёл дурня - знаю я эти Ямские улицы, оттуда живым не выйдешь.
        - Ты, дядя, лучше сам сбегай на свою Ямскую, а я тут тебя подожду, - ответил я, хитро прищурившись.
        Дядя не менее хитро прищурился в ответ и согласился.
        - Не уходи далеко, я мигом, - сказал он и почесал в гору.
        А я на всякий пожарный случай прямо вот здесь отсвечивать не стал, а отошёл чуть назад и в сторону - там проход между двумя домами был, другим концом выходивший на склон, в случае чего можно будет сбежать по-тихому. Стою, жду… пожалел, что не курю, всё быстрее время бы прошло. Но как говорится, всё на этом свете когда-нибудь заканчивается, закончилось и моё тоскливое ожидание - вернулся покупатель, но не один, а вдвоём с необъятных размеров детиной, ей-богу за два метра ростом и далеко за сто кило весом. Он мне сразу не понравился… но это, как говорится, к делу не пришьёшь - не будут же они прямо посреди честного народа мне по башке давать и товар отбирать, подумал я и направился прямиком к ним.
        - О, а я уж думал, ты не дождёсся, - обрадованно сказал давешний мужик, - мы деньги принесли с Парамоном.
        - Ну давай, раз принесли, - ответил я, - товар против денег.
        - Не так быстро, - отвечал он, - Парамон тоже хочет взглянуть, ему с этими тряпками возиться.
        - А он что, портной? - осведомился я.
        - Ага, - простодушно ответил здоровенный Парамон, - шмотки перешиваю.
        Я с сомнением посмотрел на Парамона - ой, врёшь ведь ты, дружок, из тебя портной, как из меня авиатор. Но сомнения опять-таки к делу не пришьёшь, поэтому я вздохнул и согласно кивнул головой:
        - Ну если хочешь, гляди.
        - Не здесь, отойдём в сторонку, - сказал первый мужик.
        - Давай отойдём, - согласился я, и мы отошли к тому самому облюбованному мною проходу между двумя домами.
        Здесь здоровенный мужик меня удивил, он схватил меня за воротник, приподнял в воздух и прошипел что-то в том смысле, что мне надо признаваться, с кого одёжку снял и где разбойничал. Я сумел вывернуться как-то из его железных рук и отбежать чуть дальше по проходу.
        - Ошибаешься ты, гражданин хороший, нигде я не разбойничал, а одёжку мы в лесу нашли.
        После чего я припустился по этому проходу в сторону откоса, а они двое за мной - не догнали конечно, я парень шустрый, но коммерческая сделка навернулась медным тазом, это я с большим огорчением подумал, когда оторвался от этих нехороших людей. Ну что ж за день-то сегодня такой, одни обломы и разводы…
        Вернулся к своим подельникам, как побитая собака. Лёха, видя моё состояние, ничего спрашивать не стал, а просто позвал жрать - он опять рыбы принёс, на этот раз стерляди, она дешевше сёдни, сказал. И картошки у нас ещё маленько осталось, так и заморили голод. А потом спать улеглись, утро, мол, вечера мудренее. А ночью мне был очередной очень интересный сон, я даже подумал, когда проснулся, чего это они чередой пошли, сны такие, не иначе домушка наша на каком-то интересном месте стоит.
        Так значит что мне там приснилось… вы угадали, опять это был покойный атаман Сулейка, выплыл он, покачиваясь и подрагивая в ночном небе, откуда-то с берега реки.
        - Что, Саня, тяжко тебе сёдни пришлось? - спросил он, устраиваясь на приступочки печки.
        - Да, Афанасий, - честно ответил я, - нелегко было. А завтра ещё хлеще обещается быть… может поможешь чем-нибудь, а я тебе в ответ службу какую сослужу?
        - Какую ж ты мне службу можешь сослужить, - спросил атаман, - когда я на том свете, а ты пока что на этом.
        - Ну не знаю, - признался я, - ты ж вроде путешествуешь туда-сюда, значит и здесь у тебя какие-то интересы есть. Вот я и мог бы, к примеру, представлять твои интересы на этом свете.
        - Лады, я подумаю, а теперь слушай меня и запоминай, куда тебе надо сходить и что сделать, я два раза повторять не буду, готов?
        - Всегда готов, - с готовностью отозвался я, разве что пионерский салют не отдал.
        - Ну так вот - здесь неподалёку, если вдоль берега идти, то полчаса примерно, а потом чуть вверх, живёт один отшельник по имени Серафим.
        - Серафим Саровский? - ляпнул я от балды.
        - Не перебивай старших, - сурово отвечал мне Сулейка, но впрочем пояснил ситуацию, - Саровский это в Сарове, день на телеге ехать, а здесь другой Серафим, нижегородский. Так вот, идёшь завтра с утра к этому Серафиму и говоришь ему позывной «Привет от Сулейки», а дальше он сам тебе все скажет и покажет.
        - Понял, - ответил я и повторил на всякий случай, - иду с утра к Серафиму, говорю позывной и слушаю его инструкции.
        - Молодец, но это ещё не всё - на Спиридоном своего зря ты наехал, у него связи большие, но раз уж начал, надо заканчивать, негоже на полдороге бросать. Сделаешь, короче, так…
        И далее атаман битых десять минут мне втирал, что и как надо сделать со Спиридошей.
        - Теперь насчёт Шныря и Ножика - забудь про них, ты им ничего не должен и они тебя знать не знают, не твоё это дело.
        - Спасибо, дядя Афанасий, - искренне поблагодарил я его, - я и сам уже думал, что влез не в свои сани.
        - Правильно думал. И ещё одно, про Башкировых - мысли у тебя насчёт них верные, но одну поправку всё же надо внести, с Яковом не связывайся, хуже будет, выходи сразу на Матвея, а дальше всё делай так, как задумал.
        - А откуда ты знаешь, как я задумал? - всё же решил я уточнить у него.
        - На роже у тебя всё написано, - сказал Сулейка, как отрезал, - ну всё, хватит лясы точить, рассвет скоро.
        И он поплыл к берегу реки, но перед окончательным уходом обернулся и сказал напоследок:
        - Парнишка ты шустрый и мыслей у тебя много, так что я буду за тебя болеть там у себя… и артель ты правильно решил назвать именем этого… Горького, он кстати приедет через неделю, можешь встретиться. Ну бывай.
        И на этом он окончательно растаял в утреннем тумане, а я проснулся в холодном поту. Полежал, поразмышлял и решил, что ничего страшного не случилось, а скорее наоборот - такой вот дружбан и советчик совсем не помешает, правильно?
        А с утреца раннего я сказал Лёхе, что ушёл по делам, буду в районе обеда, сидите тихо, как мыши под веником и никуда не вылезайте. А сам почесал вдоль крутого берега Оки строго на юг. Жилая застройка сразу и закончилась, слева по борту потянулись чахлые рощицы, перемежаемые ручейками, ручьями и даже маленькими речками, льющимися с горы в реку через каждые сто-двести метров. От жажды по крайней мере не умрёшь, подумал я, упёршись в какую-то постройку и красного обожжённого кирпича. Слева были два здоровенных корпуса, один из них с шестигранной высоченной трубой, а прямо на берегу стояла башенка из того же кирпича.
        А, догадался я, это ж наверно та самая водокачка, построенная купцом Бугровым для нагорной части города. Тем самым Бугровым, имени которого ночлежный дом, где мы недавно ещё с братом ночевали. Водопровод этот по слухам он сделал абсолютно бесплатно для городских властей, но с тем условием, что и для нужд горожан в ближайшие 30 лет тоже всё будет на хяляву. Поддержание и обслуживание водокачки должно было финансироваться городом. Молодец, ничего не скажешь.
        Из ворот водокачки вышел смурной бородатый мужик с метлой в руке и посмотрел на меня недобрым взглядом, я ему примерно тем же ответил. С тем и разошлись, я отправился далее вверх по реке, и дворник этот начал мести подъезды к вверенному ему заведению. После водокачки совсем уже дикие места начались, пройти здесь можно было только вдоль берега по песочку, омываемому скромными волнами (это ж не Тихий океан и даже не Черное море, откуда тут большим волнам взяться), а если свернуть ближе к берегу, там начинались натуральные африканские джунгли с завалами из валежника.
        Отсчитал по внутренним часам приблизительно полчаса, про которые мне Сулейка рассказал, теперь надо найти овраг, ведущий вверх, там и должен обретаться искомый отшельник Серафим… никогда до этой поры с отшельниками дел не имел, надо хоть вспомнить, что это за фрукты такие…
        Нарыл в памяти вот что - отшельничество это значит аскетическое отрешение от мирской жизни с или без удаления от людей куда-нибудь в пустыню, а за неимением оной в лес, степь, тундру и тп. Отшельники вообще-то и в других религиях существовали, эссеи, гностики там разные, у китайцев много такого добра было, но расцвет этого явления наступил именно с распространением христианства. Первыми отшельниками считаются Илья-пророк и Иоанн-креститель. Зачем они удалялись от людей и истязали тело и душу? Странный вопрос - считали, что таким образом укрепят веру в господа нашего вседержителя, а также возьмут на себя и отмолят грехи других, не таких сильных в вере.
        Одной из разновидностей отшельников были столпники - которые молились, сидя на столпе, на возвышенной площадке, если другими словами. Одним из этих столпников, к слову, и был Серафим Саровский, сколько-то там тысяч часов, не слезавший с высокого камня. Он помер уже лет 70 назад, вспомнил я еще и такую подробность о нём, так что тот Серафим, к которому я сейчас иду, Саровским никак быть не может.
        Так, овраг тут один на добрых полкилометра, значит вариантов нет, сворачиваем сюда. Чёрт, какие тут завалы-то, обдерёшься весь, пока пролезешь… ручеёк течёт, удобно, вода рядом, значит я на верном пути… а вот, похоже, и жилище этого преподобного Серафима, да… из говна и веток, как говорится, сработанное… куда ж тут стучать-то? А, не буду стучать, голосом себя обозначу.
        - Эй, есть тут кто? - тупо спросил я в нечто, напоминающее дверь.
        Ответом мне было глухое молчание. Ну я и повторить могу, не переломлюсь.
        - Я спрашиваю - эй, есть тут кто-нибудь или нету?
        На этот раз вроде получилось докричаться, внутри хижины послышались какие-то звуки, потом дверь отворилась и повисла в воздухе, а на пороге возник видимо тот самый Серафим, не старый ещё дядька в длинном одеянии до пола (ряса это что ли), весь седой, несмотря на вроде бы не такие уж и большие годы, лет сорок ему на мой взгляд стукнуло, не больше.
        - Чего орёшь, как в лесу? - хмуро спросил меня дядька.
        - Так мы вроде и есть в лесу, - возразил был ему я, но видя его недовольное лицо, быстро поправился, - у меня к тебе дело, дядя Серафим.
        - И какое ж у тебя может ко мне быть дело, щенок? - по-прежнему недовольно отвечал тот.
        - Сулейка меня послал, велел привет передавать.
        - О как, - задумался дядька, - прямо сам Сулейка? Прямо и послал?
        - Точно он, - зачастил я, - Афанасий Сулейка, одет был в зелёный кафтан, с кривой саблей за поясом, вчера вечером с ним разговаривал.
        - Как же ты мог с ним разговаривать, если он года два как на том свете?
        - Так я и не говорил, что он на этом свете - во сне он мне явился прямо из воздуха и сказал навестить тебя… а потом опять растаял.
        Серафим задумался минуты на две, а потом скрылся обратно в своей хижине, бросив через плечо мне короткое «Заходи».
        Зашёл, оглянувшись на всякий пожарный по сторонам, ничего подозрительного не увидел. Внутри было примерно так, как я себе представлял до этого, лежанка в углу, покрытая каким-то тряпьём, стол с табуреткой у окна, в углу икона, по моему богоматерь с младенцем там была изображена, точно не понял. Всё сделано из тех палок и того же говна, запашок стоял соответствующий. Никакого намёка на печку не было.
        - Зимой-то холодно наверно, дядя Серафим? - так я начал беседу со старцем, - как же без печки-то.
        - Святым духом согреваюсь, - ответил скрипучим голосом он. - Ты садись вон на табуретку и о себе расскажи для начала, кто таков, откель будешь?
        Прямо как в ментовке, подумал я, сначала надо заполнить стандартные графы с ФИО, пропиской и родом занятий, а только следом к делу переходить.
        - Зовут меня Саня, фамилия Потапов, родом я отсюда, в Благовещенской слободе родился, родители померли, беспризорничаю теперь вот с младшим брательником, собрал таких же мальцов, как я, хочу сделать артель, - выложил я и передал эстафетную палочку диалога Серафиму.
        Тот подумал чуть-чуть и задал наводящий вопрос:
        - А Сулейка тут при каких делах?
        - Мы с братом случайно его клад нашли, вот он наверно и обратил на нас своё пристальное внимание.
        - Так… - продолжил Серафим, - и что же в том кладе было?
        - Пара револьверов, - на всякий случай преуменьшил я количество найденного, - и барахло разное, платья там, камзолы, рубашки.
        - Револьверы-то вы поди использовали уже?
        - Угу, было дело, но не очень удачно, больше не хотелось бы…
        - И что же ты… ну артель твоя дальше намереваетесь делать?
        Тут я оживился, наконец-то у меня кто-то спросил о планах развития бизнеса.
        - Дальше мы хотим заняться каким-то полезным делом и ещё стать влиятельной силой для начала хотя бы в нашей Благовещенке, а в дальнейшем на всей ярмарке, а там как пойдёт. Заработать много денег, большую часть заработанного использовать на благие дела, ликвидировать беспризорничество и босячество, вывести, короче говоря, наш город на новые высоты развития…
        - Эко ты бойко заговорил-то, - удивился старец, - откель такие умные слова знаешь?
        - Меня, дядя Серафим, неделю назад шандарахнуло молнией, вот что-то в голове у меня и сдвинулось, новые слова сами собой появляются. А мне тоже можно вопросик задать?
        - Ну задавай, - разрешил Серафим.
        - Что-то я не пойму, как ты можешь быть связан с Сулейкой? Он, как ни крути, разбойник и бандит, а ты святой человек, ничего общего не вижу.
        - Ты, хоть и умные слова выучил, в жизни хреново разбираешься, - сообщил мне он, - тут иногда такие пересечения встречаются, что можно только диву даваться… потом, может, расскажу тебе, что у меня общего с Сулейкой, а сейчас слушай, что тебе надо будет сделать…
        И он минут пять инструктировал меня на эту тему, а я слушал, раскрыв рот от изумления… по окончании сформулировал только один вопрос:
        - И где ж мы столько дохлых кошек-то возьмём? Самим что ли убивать их?
        - Самим не надо, грех это, сходи на городскую свалку, это на Мещерке, там ещё и не такое отыщешь. Других вопросов у тебя нет?
        - Других нет, дядя Серафим, - честно ответил я, - разрешите выполнять?
        - Разрешаю, - милостиво позволил он, - парень ты неглупый, как я погляжу, так что у тебя должно всё получиться… ну может не совсем всё, но половина так точно.
        - Может и я чего для тебя смогу сделать? - закинул удочку перед уходом я, - чтоб дорога-то не с односторонним движением была…
        - Может и сделаешь, только не сейчас, попозже я тебя найду или весточку передам какую, а сейчас иди, мне молиться пора.
        И я поскакал назад, окрылённый открывающимися передо мной перспективами.
        Глава 5
        Но далеко уйти мне не получилось - к нам в коммуну пожаловал городовой Иван Данилыч. Как вчера ещё обещал. Когда я подкатил к дому, он стоял перед входом и выслушивал сбивчивую речь брата. Представляю, что он там наговорил…
        - Доброго вам здравия, дражайший Иван Данилыч, - издали начал я, - что, познакомиться с нашей артелью пришли?
        - Да, - степенно ответил он, вытирая пот со лба платочком, - интересно стало, что вы тут такого замышляете на моей земле.
        - Ничего мы пока не замышляем, со средствами плоховато, - пожаловался я, - брюхо бы набить чем-нито к вечеру вот и все наши замыслы на сегодня. Вот когда раскрутимся, заходите.
        Но Данилыч уходить не пожелал, а вошёл в дом и досконально осмотрел всё, что там находится, включая брата Лёху и двух очумевших от внимания апостолов. Поднялся он также и на чердак, через пять минут спустился весь недовольный и в пыли.
        - Вот чего я у вас там обнаружил, - сказал он, показывая лежащую у него на ладони гильзу от нагана, - это что такое?
        - Наверно патрон какой-нито, - осторожно нашёлся я, - дом-то ведь не наш, может те, кто раньше тут проживали, позабыли.
        Городовой хмыкнул, спрятал гильзу в карман и веско добавил:
        - Второй раз предупреждаю, чтоб никакого оружия здесь не было - третьего раза не будет, заруби себе это на носу. Сразу в кутузку отведу… тебя, как старшего, для начала, а насчёт остальных подумаю.
        - Всё понятно, дядя Иван, - счёл нужным шмыгнуть носом я, - но гильза же не оружие…
        - Поговори ещё у меня, - грозно показал он мне кулак, большой и волосатый, - назвались артелью, вот и делайте что-нибудь артельное, а бандитов у нас и без вас хватает.
        С этими словами он наконец покинул наше место обитания, отряхивая по дороге мундир.
        - Ну чё, все всё слышали? - громко сказал я для всех, - сидим тихо, как мыши под веником… по крайней мере ближайшую неделю. В город один я буду выходить… ну с Лёхой может.
        - А жрать чё будем? - спросил Пашка.
        - Придумаем чё-нито, - буркнул я, - я ушёл по делам до обеда, вернусь - принесу жратвы, если повезёт.
        И тут я взял с собой мешок… подумал и два мешка взял… и убежал вдоль берега сначала в Благовещенскую слободу, потом через мостик, потом через толчею ярмарочных павильонов и ещё дальше, где раскинулось узкое, но длинное Мещерское озеро, а за ним городская свалка. Это конечно была не та свалка, что в 21 веке, никакого пластика, никаких обрывков полиэтилена и ПЭТ-бутылок здесь конечно не было и ещё лет 50 не будет. А были здесь вполне себе органические отходы жизнедеятельности большой довольно-таки агломерации, но воняло оно втрое сильнее, чем в 21 веке. Ну сам напросился, сказал я со вздохом себе, и пошёл по кругу, высматривая сами знаете что - дохлых кошек… дохлые собаки, впрочем, тоже сгодились бы, лишь бы небольшие по размеру были.
        Нашёл четыре подходящие штуки… осторожно, чтобы не перепачкаться, засунул это добро в мешок, всё в один убралось, закинул мешок на спину и почесал обратно, распространяя миазмы по сторонам. Народ на меня косился конечно, но вслух никто ничего не сказал, мало ли зачем человеку надо разную дрянь в мешке таскать. Вернулся домой, мешок закинул в овраг подальше от дома, потом полчаса мыл руки в реке. А дальше вытащил из укромного места остатки денег и позвал Лёху с собой.
        - Пошли на базар сходим.
        - Пошли, ясное дело, - степенно ответил тот, - а то брюхо подвело совсем.
        Некоторое время шли молча, потом брат начал приставать с вопросами - что да как да почему… и вообще какой у меня план на ближайшее будущее…
        - Ночью пойдём на дело, - скупо сказал я ему, - если выгорит, в деньгах купаться будем очень скоро.
        - А если нет? - переспросил он.
        - Тогда плакать будем. А потом новый план составим, - отрезал я.
        На базаре всё прошло серо и буднично (судаков по дешевке прикупили), за исключением одного момента - Лёха краем уха услышал пересуды относительно отшельника Серафима.
        - Слышь, братан, - толкнул он меня локтем в бок, - вон в том кружочке дюже интересные штуки обсуждают.
        - Какие? - механически ответил я, занятый подсчётом оставшегося бабла.
        - Про Серафима и Сулейку, вроде знакомые нам имена-то…
        Я как бы случайно приблизился к тому кружку, состоявшему из пяти заросших мужиков в армяках и двух баб в цветастых передничках, и услышал примерно вот что: на ярмарке появился отшельник Серафим, первый раз за несколько последних лет, и он, отшельник, разразился гневной речью, тряс своим посохом, воздевал очи горе, клеймил людишек, погрязших в грехах и распутстве, и предрекал многие беды и невзгоды. Прямо вот сейчас, сказал, начнутся они, невзгоды. А из подробностей невзгод уточнил только, что воскреснет атаман Сулейка и тогда никому мало не покажется. Произвёл, короче говоря, Серафим большое и тяжёлое впечатление на общество… Шикарную, короче, речугу задвинул отшельник, полностью выполнив свою часть нашего с ним соглашения.
        - Ну как, понравилось? - спросил у меня Лёха, - я так обделался бы от страха, если б вживую его слушал. Но и в пересказе пробирает до костей.
        - Да, всё классно, сегодня вечером… точнее ночью начинаем действовать по вновь утверждённому плану, - бодро ответил я брату и мы вернулись домой.
        - Эй вы, - крикнул я в дверь, - выходите получать установку.
        Апостолы тут же появились в дверном проёме и удивлённо воззрились на меня - чё, мол, случилось-то?
        - Рыбу, значит, сварите, это раз, - и я передал им судаков, - а два это то, что я придумал занятие для нашей артели. На первое время конечно, а дальше видно будет.
        - И чё это за занятие? - спросил один из апостолов.
        - Будем производить арбалеты, - отрезал я.
        - А это ещё чё такое?
        - Я знаю, - вылез Лёха, - это как луки, только тетива у них натягивается таким специальным воротом. Видел как-то на ярмарке, купец один продавал. А чего в этом нового-то, арбалеты давно известны и многие делают их получше нас наверно.
        - Во-первых это оружие, разрешённое, в отличие от наганов, всегда пригодится, во-вторых делать-то их делают, но мало и неохотно, народ о них знает очень мало… рекламы не хватает, короче говоря, а в-третьих мы их применим для тира…
        - Для чего? - переспросил Пашка.
        - Тир - это такое место, где стреляют из боевого или учебного оружия, тренируются, короче говоря. Специально оборудованное место, закрытое от посторонних, а то ведь и подстрелить невзначай могу, с одного конца стрелки располагаются, с другого мишени, стрелкам надо попасть в мишени. За стрельбу конечно деньги брать будем, а для самых метких стрелков можно призы какие сделать. А арбалет это лучшее оружие для тиров - луки это слишком сложно и тяжело, огнестрелы не разрешаются полицией, а арбалет и натянуть сможет даже ребёнок или женщина, и бьют они шагов на 40 - 50 запросто. Понятно?
        Пашка шмыгнул носом, сказал, что более-менее ясно, и потребовал подробностей про арбалеты.
        - Ну пойдём, расскажу подробности, - и я увел их на берег реки, где и начал чертить схематичное устройство арбалета на мокром песочке. - Основа это ложе с прикладом… ну как на винтовке… поверху ложа желобок для стрелы, впереди дуга с тетивой и стремя… ну это чтобы удобнее было тетиву натягивать, если рукой это делаешь, а с воротом конечно не надо никакого стремени, это мы ещё обдумаем… ну и самое главное - устройство закрепления тетивы, замок, и курок для освобождения тетивы. По сравнению с луком тут чего хорошо - не надо удерживать натянутую тетиву, поэтому точность прицеливания выше. Плюс к тому, если применить ворот, выше будет и начальная скорость полёта стрелы, а значит выше убойная сила. И ещё оно просто красивое, это устройство получается, красивее лука.
        - И как мы это всё сделаем? - спросил Лёха.
        - Запросто, - уверенно ответил я, - тут же всё почти из дерева, кроме замка с курком, они из железа, закажем в кузнице ближайшей. А с деревом-то наверно каждый из вас работать умеет… а не умеете, я научу.
        - Кузнецы денег попросят - где их брать?
        - Придумаем что-нибудь, - неопределённо ответил я.
        - А тир мы как сделаем?
        - Вот же проблема какая, - усмехнулся я, - места бесхозного вокруг полно, огородить только надо, а с мишенями тоже что-нибудь придумаем, невелика задача. И кроме всего этого есть у меня ещё одна задумка насчёт этих арбалетов, но я вам её пока не расскажу, просто поверьте на слово, что нужны они будут.
        Лёха с апостолами поверили, ну или сделали вид что поверили, тогда я быстренько распределил между ними фронт работ, а сам отошёл в сторонку, присел на пенёк и напряжённо начал размышлять о предстоящем мне сегодня ночном приключении…
        А вот и ночь пришла. На дело я один пошёл, даже Лёху оставил в доме, хотя тот серьёзно обиделся. Ничего, сказал я, у нас ещё много впереди такого же будет, а пока лучше, чтоб поменьше народу светилось. Подготовился я основательно, и морально, и физически. Вынул из укромного места один наган, проверил патроны… все вроде на месте, засунул за пояс сзади. Потом, морщась от отвращения, вытянул из мешка двух дохлых кошек и переложил их в мешок поменьше, который не жалко выбросить было. И кусочек мела еще прихватил, я его подобрал, когда к Серафиму на инструктаж бегал, валялся на берегу, я ещё подумал, что пригодится, и точно пригодился. Попрыгал - ничего не стучит, не бренчит, можно выдвигаться.
        Ночь была вполне себе относительная, у нас в июле полностью темно всего два-три часа, но сумерками это время вполне можно было обозвать. Народу на улицах, короче говоря, гораздо меньше стало, чем днём, подгулявшие купчики возвращались из мест увеселения в основном, а местами так и совсем пустынно было, на меня никто внимания не обращал. Пролетел, не останавливаясь, оба моста через Оку, половину Рождественки, а вот и оно, зачем я сюда пёрся - отделение полиции номер один… с освещённым окном, значит не ушёл ещё персонал в лице городового Ивана Данилыча… занимаю место на площади в тени деревьев за будочкой сапожника (я его давно присмотрел) и готовлюсь ждать.
        Через час примерно свет в отделении погас, а через полминуты оттуда вышел, бренча ключами, и сам городовой. Запер дверь, поправил фуражку и подался по Рождественской в направлении Кремля, я за ним, прячась в тени деревьев и фонарных столбов. Гуляющего народу совсем никого в этот поздний час не осталось. Через сотню метров городовой свернул в подворотню, зачем? Живёт он в верхней части города, на Ильинке, я это вчера ещё выяснил… по агентурным делам каким что ли? Заглянул осторожно в арку - всё оказалось чрезвычайно просто, отлить он сюда зарулил. Ну значит так тому и быть, далее я его не поведу.
        Рывком вытащил револьвер, взвёл курок, на щелчок Данилыч обернулся и встревоженно спросил, кто это тут, на что я ему ответил, что это смерть твоя пришла и всадил ему две пули, в грудь и в голову. Тот упал, облившись кровью, я подошёл поближе, на всякий случай сделал контрольный выстрел, вытащил из мешка одну кошку, бросил рядом, а на стене написал мелом «Сулейка», постарался как можно корявее, во избежание. Одно дело сделано… никто из дверей не выглянул, никому это интересно не было, и слава богу.
        Тут вы наверно спросите, а чем же тебе помешал этот служитель порядка, что его надо было так резко убивать-то? А я вам отвечу, что вцепился в меня этот гражданин всерьёз и надолго, к тому же про пистолеты у него информация, так что спокойно жить он мне… ну нашей артели то есть всё равно не дал бы, так что в расход, однозначно.
        Теперь к трактиру Рукомойникова, он тут недалеко совсем… трактир ещё не был закрыт, оттуда доносились развесёлые звуки органа и временами кричали что-то. Ну значит подождём и здесь, нам не к спеху… час пришлось ожидать в ближайшем дворе, который был один в один, как предыдущий, только что поленницы дров не имелось. Сначала из трактира вышли последние посетители, горланившие песню про Стеньку Разина, под ручку с девицами явно сниженной социальной ответственности, а затем и сам Спиридоша пожаловал - я ещё удивился, почему работников его ни одного нет, сам что ли всем занимается? Или они через чёрный ход ушли? Ну ладно, это не главное, а главное то, что эта гнида вот она, перед глазами и сейчас мы с ней, гнидой, побеседуем по душам.
        Спиридон пошёл покачивающейся походкой в обратном направлении, к мостам… ну да, он же где-то на Благовещенке ведь живёт, значит домой. Я последовал за ним, а через сотню метров, вот представьте себе, он завернул в тот же самый двор, где я недавно Данилыча уложил, бывают же такие совпадения в жизни. И зашёл он туда за тем же самым, освободить мочевой пузырь - ну значит судьба у тебя такая, Спиридоша…
        Говорить с ним я не стал, всадил те же самые две пули сразу и одну потом, пока он не обнаружил валяющегося здесь городового, положил рядом вторую кошку, слово «Сулейка» писать не стал уж, хватит одного раза, а потом выскользнул на улицу, огляделся, всё тихо-спокойно, и почесал обратно к себе, в конец Благовещенки. Сказать, что я был спокоен, нельзя конечно было, но и не взвинчен - всё прошло на удивление гладко, теперь будем ждать дальнейшего развития событий. Возле дома сначала перепрятал мешок с кошками, чтобы если обнаружили, к нам это никак не отнесли бы, а потом долго и тщательно отмывался от кошачьего запаха в реке, вроде получилось.
        А перед тем, как лечь спать, немного поразмышлял и загрустил - всё это конечно прекрасно и замечательно, но денег в кармане что-то никак не прибавляется… надумал, кстати, посреди этих мрачных помыслов одну полезную штуку, завтра прямо с утра и применить решил. А утром слазил на чердак и покопался в сундуке, который там в углу стоял весь в пыли, в прошлый раз народ его как-то стороной обошёл, а я заметил там кое-что полезное. Вытащил на свет божий это полезное и разбудил Лёху.
        - Значится так, дорогой ты мой братец, - сказал я ему с расстановкой, чтобы лучше усвоил, - с сегодняшнего дня рыбу покупать прекращаем, а начинаем её ловить. Вон река в трёх шагах от нас течёт, а там этой рыбы должно быть немеряно.
        - Так удочки ж нужны или эти… неводы, - растерянно отвечал брат, - как же без них-то, голыми руками много не наловишь…
        - Удочки сломаете вон в той роще, - и я показал в сторону оврага, - червей накопаете прямо возле крыльца, а крючки и грузила вот.
        И я передал ему по две штуки того и другого, старые и заржавленные, но вполне работоспособные на мой взгляд.
        - Рыбу-то мы в детстве ловили, не помнишь что ли? - наугад сказал я и попал.
        - Да помню я, помню, - отозвался брат, - батя учил… только ничё у нас тогда не получилось.
        - Это потому что цели не было - родители всё одно чем-нито накормили бы, даже если б мы не поймали ничего, а щас цель есть. Не принесёшь рыбы, голодным будешь ходить, деньги у меня закончились.
        - Ладно, давай сюда свои крючки, - нехотя согласился Лёха, - попробуем. А ты чё делать будешь?
        - Пойду на тот берег, потолкаюсь в народе, есть у меня одно дельце, надо бы сёдни обстряпать… тогда мож и денег в кармане прибавится.
        И я оставил брата с крючками и грузилами в руках, а сам подался на ярмарку, людей посмотреть и себя показать. Услыхал обрывки разговоров про Сулейку и пророчества Серафима, а о вчерашних убийствах пока молчок был. Неожиданно из-за какого-то угла очередного павильона вывернулся Ванька Чижик, весь суровый и напряжённый, с засунутыми глубоко в карманы руками.
        - Слышь, ты, - сказал он, сплюнув в сторону, - Пахом или как тя там… разговор есть.
        - Здороваться тебя не учили что ли? - поинтересовался я.
        - Здорово, Пахом, - поправился он.
        - Ну привет тебе, Чижик. Раз есть разговор, значит надо поговорить - здесь будем или пойдём куда?
        - Туда вот, - и он мотнул головой в сторону Бетанкуровского канала.
        Отошли к каналу, там под одним из мостиков через него было укромное местечко, туда мы и спустились, присев на прохладные камни.
        - Шнырь с Ножиком передают, что у тя три дня осталось, если не принесёшь стольник через три дня, горько пожалеешь, сказали тебе передать…
        - Слушай, Чижик… а почему тебя, кстати, Чижиком прозвали, не знаешь? - решил я маленько потянуть время.
        - В детстве ловил их, - угрюмо пояснил тот.
        - А зачем?
        - Чтобы съесть, зачем ещё? Ты от ответа-то не увиливай, что там с деньгами?
        - С деньгами всё хорошо, - пошутил я, - вот без денег плохо.
        И, видя непонимающий взгляд Чижика, тут же продолжил:
        - А паханам своим передай, что я со вчерашнего дня под Сулейкой хожу, слышал наверно про такого? Так что если они какую предъяву мне выкатить хотят, то все стрелки на него переводятся.
        Чижик довольно сильно напрягся, а потом всё же выдавил из себя:
        - А ты не гонишь?
        - Ну давай стрелку забьём на том же месте сегодня вечером - там всё и увидишь, вместе с твоими Шнырём и Ножиком, гоню я или не гоню.
        Чижик встал, отряхнул штаны и пошёл прочь, буркнув на ходу «я передам». А я вернулся на свой берег, где уже услышал пересуды о более близких событиях - грузчики на причале оживлённо обсуждали ночное двойное убийство, причём больше всего вопросов вызывали эти дохлые кошки и надпись мелом.
        - Помню ж я этого Сулейку, - говорил один грузчик, - живодёр был такой, что не приведи господь. Но его ж убили в позатом году, все ж видели, как же он воскрес-то?
        Все пожимали плечами и ёжились от подробностей, а я постоял, да и к себе домой подался. Но не дошёл - проходя мимо административного здания мельницы вдруг узрел, как к нему подкатывает богато украшенный экипаж. Не иначе хозяин прибыл, подумал я, Матвей Емельянович Башкиров, вот бы с кем завязать контакт-то. И не успел я этого подумать, как вылезший из коляски Матвей (а это он самый и был), вдруг показал пальцем на меня и скомандовал сопровождавшему его приказчику:
        - Этого приведёшь ко мне через четверть часа.
        После чего отбыл к месту работы.

^(Матвей Башкиров в центре, по бокам от него сыновья Николай и Виктор)^
        - Ну пойдём, - поманил меня тот самый приказчик, - раз хозяин сказал.
        И я послушно поплёлся за этим товарищем, одетым строго по тогдашней моде - красная шёлковая косоворотка, плисовые штаны, заправленные в ярко начищенные хромовые сапоги, жилетка… из кармана жилетки свисает цепочка от карманных же часов, Павел Буре, к гадалке не ходи. Зашли мы внутрь администрации мельницы, здоровенный такой краснокирпичный трёхэтажный корпус, но на третий этаж подниматься не пришлось, там видимо большие боссы обитали, остались на первом этаже, в каморке три на два метра со столом, сейфом и двумя стульями. Приказчик здесь наконец счёл нужным представиться:
        - Меня Фролом зовут, Фролом Денисовичем, я помощник Матвея Емельяновича, а ты кто такой будешь?
        - Александр Пахомов, - в ответ представился я, - 16 лет, круглый сирота, живу здесь вон, в конце Благовещенки.
        - Не знаю, зачем ты хозяину понадобился, - продолжил приказчик, - но раз надо, значит надо. Чем занимаешься-то?
        - С голоду пытаюсь не помереть, - честно ответил я, - вот и все мои занятия. Со мной в этой развалюхе ещё три таких же пацана живут.
        - Чай будешь? - спросил Фрол.
        - Если нальёте, конечно не откажусь.
        Следующие десять минут мы пили крепко заваренный плиточный чай с баранками. Потом Фрол вытащил из кармана часы и сказал:
        - Время, пойдём в приёмную.
        Поднялись на третий этаж по лестнице, сплошь устланной коврами - я хоть и не большой специалист по ним, но то, что стоят они немало и привезены скорее всего с Ближнего Востока, сумел определить. Приёмная не сказать, чтобы поражала воображение, по площади она была ну метров десять наверно, но картины на стенах висели явно подлинные… приглядевшись, сумел определить, что по крайней мере парочка из них явно авторства Шишкина. Рога ещё имели место аккуратно над входом в кабинет Матвея, большие и ветвистые, от лося наверно. И секретарь тоже был, время секретарш, видимо, ещё не пришло, поэтому мужик это был, довольно молодой и с напомаженными волосиками.
        - Посидите пока, - махнул рукой напомаженный секретарь в сторону изогнутых венских стульев, - Матвей Емельяныч пока заняты.
        Сели на стулья, Фрол спросил, нужен ли он тут, а то у него дела, секретарь ответил, что дела подождут, велено вдвоём прибыть. Фрол вздохнул и замолчал. Ждать пришлось недолго, минут пять может, после чего из-за двери раздался звон колокольчика (телефоны пока большой редкостью были в этом мире), секретарь резво сбегал в кабинет и пригласил нас входить.
        Кабинет тоже не особо был богатым, но всё же побольше, чем приёмная, как бы не втрое.
        - Свободен, - резко сказал Матвей секретарю, тут немедленно испарился, - а вы двое садитесь вон туда.
        И он показал, куда нам садиться, а потом продолжил.
        - Не знаю, кто ты и чем занимаешься (я вякнул, что зовусь Саней Потаповым), но старец Серафим вчера просил тебя выслушать. Серафима я сильно уважаю, поэтому слушаю тебя, Саня Потапов. У тебя есть три минуты.
        И он вытащил откуда-то из своего стола песочные часы, перевернул их вверх дном, песчинки посыпались вниз, отмеряя время моего выступления. Ну давай, Санёк, сказал я сам себе, не подкачай - от этой твоей речи зависит очень многое, если не всё.
        - Две недели назад мне в голову молния ударила, - так я решил начать свой спич, - еле живым остался, но с тех пор мне в голову приходят иногда странные и удивительные мысли…
        - Хорошее начало, - подбодрил меня Матвей, - меня в детстве тоже молнией шибануло разок, шаровой, потом месяца два отходил, но мыслей мне это не прибавило…
        - Так вот, мысли у меня самые разные в голове с тех пор возникают, на днях была очень интересная относительно вашего мукомольного производства.
        - Так-так, и что же это за мысль у тебя возникла?
        - Если быть совсем уже точным, то их две было, мысли, первая называлась «макароны», а вторая «глубокая переработка зерна».
        - Макароны в России уже лет сто делают, - тут же заметил Матвей, быстрая однако у него реакция, - в Самаре фабрика есть, в Москве недавно открыли, что же в этом нового?
        - Но вы-то их не делаете? - быстро нашёлся я, - а следовало бы, макароны вдвое, если не втрое дороже муки продаются, какая прибыль мимо проходит? К тому же у меня есть несколько предложений по усовершенствованию процессов выпуска макарон, там и конечные изделия получатся более привлекательными, и расходы на производство снизятся…
        - Ну ладно, допустим, что ты меня заинтересовал… ты не молчи кстати, давай про свою вторую мысль рассказывай - время-то идёт, - и он поправил песочные часы, из которых высыпалось уже больше половины песчинок.
        - Значит, глубокая переработка, - собрался с мыслями я, - это разделение зерна на составляющие по типу фракционирования нефти - слышали наверно про такое?
        - Это Нобиль которое делает? Да, слышал, ты продолжай, Саня…
        - Так вот, получение муки это только первый этап, не самый сложный, далее следует сепарация на крахмал, клейковину, глюкозу, патоку, разные ферменты…
        - Слов-то ты много умных знаешь, - усмехнулся Матвей, - а на деле ты что, всё это сработать сможешь?
        - Я могу попробовать, - скромно ответил я, - никто ведь ничего не знает, пока сам не попробует. Может дадите мне испытательный срок какой, Матвей Емельяныч, а? Много денег это не потребует, убытки в случае чего мизерные будут, а если получится, прибыли мешками будем перетаскивать, а?
        Башкиров некоторое время помолчал, глядя в окно, за которым кружилась большая стая галок, потом повернул голову к нам с Фролом и начал:
        - Фрол, записывай…
        Тот с готовностью вытащил откуда-то записную книжечку и цанговый карандаш и с начал есть глазами начальство, демонстрируя готовность записать всё до последней буквы.
        - Пункт первый - Александр Потапов зачисляется в состав пятой бригады на должность младшего мукомола с испытательным сроком в… в два календарных месяца. Пункт второй - ему выделяется в распоряжение помещение номер три в первом корпусе…
        - Матвей Емельяныч, - осмелился вставить свои две копейки Фрол, - мы ж туда бригаду Афанасия хотели перевести…
        - Подождёт Афанасий, - строго ответил ему Матвей, - ничего полезного он до сих пор нам не принёс, так что пусть другие люди теперь поработают. Пункт третий - оборудование и расходные материалы, тебе же понадобится и то, и это? - спросил он уже у меня.
        - Точно так, - быстро ответил я, - станки, листы и прутки железа, химические реактивы и посуда для их приготовления и использования.
        - Возьмёшь у него список и выдашь… ну или закупишь, если у нас нет такого… общую сумму на твои опыты определяю в… ну в пятьсот рублей.
        - Маловато, - нагло поправил я хозяина мельницы, - может не хватить.
        - Ладно, пусть будет тысяча.
        - И хорошо бы моих пацанов тоже к делу пристроить, трое их вместе со мной…
        - Зачислишь их помощниками младшего мукомола, - продиктовал Матвей. - Жить будете в нашем общежитии, Фрол покажет и разместит. Сегодня у нас 21 июля, значит 20 сентября продемонстрируете мне свои успехи, ну а не будет успехов, значит отправитесь обратно в свою конуру… даже не так - будет работать у меня за еду, пока не отработаете затраченные на вас деньги, а потом уж пойдёте в свою конуру. Всё ясно?
        - Спасибо большое, Матвей Емельяныч, - начал было рассыпаться я в благодарностях, - господь не забудет вашу щедрость, - но тут меня прервал Фрол, взяв меня за плечо, рука крепкая у него была, этого не отнимешь.
        Я тут же встал, поклонился довольно низко, но не до земли конечно, и мы вышли обратно в приёмную, - но сначала я тебя пожалуй к нашим мастерам отведу, расскажешь им, что и сколько тебе надо.
        И мы спустились во двор, а потом перешли через площадь (через пару-тройку лет здесь построят второй железнодорожный вокзал, а пока здесь ветер гуляет в бурьяне) к механическим мастерским, как я понял. Станочный парк у них совсем даже неплохой был, это я сразу отметил, помимо стандартных токарных и сверлильных станков имели место даже два фрезерных, йокорный бабай. И один шлифовальный я заметил в дальнем тёмном углу. Мастера, суровые насупленные мужики, всерьёз меня конечно не восприняли и на вопросы отвечали нехотя сквозь зубы, но ничего, разберёмся со временем.
        - Теперь химия, - сказал я Фролу по окончании беседы с мастерами, - нужны будут все возможные виды кислот и щелочей, какие сейчас можно достать, плюс стеклянная посуда для смешивания, плюс перегонный куб неплохо бы тоже…
        - Это самогонный аппарат что ли? - уточнил Фрол.
        - Да, почти… если ничего другого не найдётся, пойдёт и самогонный. Может ещё что понадобится, это по ходу дела прояснится, - туманно завершил я свою речь.
        - Лады, - вздохнул Фрол и задал риторический вопрос, - и откуда ты такой умный взялся на нашу голову?
        Отвечать на него было необязательно, я и не стал, а вместо этого попросил показать наше помещение. Фрол отвел меня туда… ну чего, нормальные площади, есть привод от мельничных валов, электричество конечно ещё бы не помешало, но это уж не сразу.
        - Мне нравится, - заявил я, - а сейчас можно я свою команду приведу для оформления?
        - Веди, - согласился Фрол, - зайдёте в мою контору через полчасика, там всё и оформим.
        И я побежал за Лёхой и апостолами. Моё извещение о смене места обитания они восприняли с большим энтузиазмом.
        - А чего, там и кормить будут? - сразу перевёл разговор в практическую плоскость Лёха.
        - Обещали, - ответил я, - как кстати рыба-то, наловили чего?
        Лёха виновато показал пяток карасей и одного подлещика общим весом в полкило наверно.
        - Больше ничё не смогли, - шмыгнул носом он.
        - Ладно, забудь, - обнадёжил я его, - дверь запрём на всякий случай и айда на мельницу.
        Оформление заняло битый час - документов у нас естественно никаких не было, записали всё с наших слов, потом поставили на довольствие в местной столовой, отвели в общагу, оно тут же была пристроена к административному корпусу, отдельную комнату нам отвели с четырьмя пружинными койками, апостолы немедленно залезли на них и начали прыгать, Лёха удержался. А далее я вспомнил про свои дела на ярмарке.
        - Ша, пацаны, у меня дела - к обеду должен вернуться, пока обживайте помещение и не бузите тут, а то и выгнать могут в первый же день.
        И я ушёл вдоль берега к старцу Серафиму поговорить о делах своих скорбных…
        Добежал я до этой хижины дяди Тома… ну то есть Серафима очень прытко, не первый же раз. Постучал… ну там особо не обо что было стучать, чтобы звук раздался, всё же из говна и палок слеплено, так я подобрал здоровый сук от дуба, он тут недалеко валялся, и поколотил им о тот же самый дуб, с которого он упал. Тут вдоль берега вообще очень много дубов росло, почти как на Черноморском побережье… колотя, думал, что вот сейчас из-за ствола вылезет кот ученый и расскажет чего-нибудь, но нет, кота не случилось, вместо этого из-за своей двери вылез старец Серафим, большой, волосатый и насупленный.
        - Чего стучишь? - хмуро спросил он у меня, а потом добавил, - людей пугаешь тут…
        - Звиняйте, дядя Серафим, - виновато отвечал я, - у меня небольшая проблема нарисовалась, хотел поплакаться.
        - Ну говори, что за проблема у тебя там, - милостиво разрешил он.
        - С Башкировым и с кошками всё отлично, благодарствуйте, святой отец, - начал плакаться я, - а вот с ярмарочными бандитами не очень. Деньги с меня требуют, стольник я им через три дня должен, а таких денег у меня пока нет.
        - А от меня-то ты чего хочешь?
        - Ну это ж вы, дядя Серафим, посоветовали послать их и добавили, что я им ничего не должен, а они по-другому считают - кому теперь верить-то?
        Серафим ненадолго задумался, а потом изрёк:
        - Знаешь что, Саня - эта проблема только твоя проблема, я тебе общее направление движения обрисовал, а детали ты уже сам додумывай и больше меня не беспокой. Ближайшую неделю я буду сильно занят. Всё, прощевай.
        И он скрылся обратно в свою хижину, хлопнув дверью. Ну то есть это ему показалось, что он хлопнул, а так-то там ничего хлопать не могло, кроме палок и говна… Вот так так, невесело подумал я, бредя в обратном направлении - поматросили меня, что называется, и бросили, сам, сказали, иди и разбирайся со своими бандитами… придумать бы, как… сегодня же у меня стрелка с ними корячится, ближе к вечеру, времени совсем почти не осталось, так что думай, голова, думай…
        Сулейку я даже и не сделал попытки вызвать, он же только по ночам приходит, а сейчас белый день на дворе стоит. Добрёл с горем пополам до нашего нового места обитания, так ещё и там не всё гладко оказалось - апостолы подрались, причём серьёзно, у одного нос был расквашен до состояния пятачка, у второго здоровенный фингал под глазом, наливающийся синим цветом. Выяснилось, что они места не поделили в комнате, оба хотели у окна лежать, а койка там только одна была. Сказал им «брек» и забрал эту койку себе - вроде притихли. Потом в столовку на обед сходили… ну чего, что вкусно накормили, не сказал бы, но что много, этого не отнять, и на том спасибо. А далее прибежал Ваня Чижик, нашёл ведь меня, запросто причём, и сообщил, что стрелку мне назначили на старом месте в девять вечера, смотри не опаздывай, а то сразу штраф будешь должен. Ну я тут же зазвал Лёху на улицу, пойдём, дескать, прогуляемся вдоль реки, дело есть, он охотно согласился.
        - А дело, братец ты мой кролик, - сказал я ему, - такое. Сегодня вечером Шнырь с Ножиком встречу назначили, денег с меня требовать опять будут, так надо как-то этот вопрос разрулить.
        - Ты у меня совета что ли спрашиваешь? - удивлённо воззрился на меня брат, - до сих пор как-то сам всё разруливал.
        - До сих пор было одно, сейчас совсем другое, - отвечал я, - так что давай, брательник, помогай, а не то совсем худо станет.
        - К старцу не пробовал обратиться? - начал свои советы Лёха.
        - Вот только что от него, послал он меня, сказал, чтобы не отвлекал его от серьёзных дел.
        - А Сулейку этого если вызвать? - продолжил брат.
        - Он только по ночам появляется, а в девять вечера ещё светло будет…
        - Ну Башкирову ещё можно пожаловаться, он мигом всё устроит.
        - Вариант хороший, - согласился я, - но начинать долговременное сотрудничество с ним с таких косяков не хочется… он ведь может и передумать сотрудничать в таком разе…
        - Ну тогда не знаю, - честно признался брат, - тогда сам думай, у тебя в башке много чего нового появилось после той молнии, может и придумаешь чего…
        - Есть у меня одна мысль, как бандитов напугать до усрачки, но там технические приспособы разные нужны, не знаю, достанем мы их до вечера или нет, - задумчиво сказал я.
        - Что за приспособы-то? - уточнил Лёха.
        - Во-первых нужен большой мешок, желательно из белой материи, хорошо сшитый по углам, а во-вторых газ, который легче воздуха…
        - Это что за газ такой? - заинтересовался брат.
        - Водород или гелий… или теплый воздух накрайняк…
        - Я знаю, где это добро можно достать, - шипящим шёпотом ответил вдруг Лёха.
        - Иди ты, - вяло ответил я, - гонишь поди.
        Глава 6
        - Но если ты этих ребят просто напугать хочешь, - продолжил брат, - то лучше другим путём пойти, с газами и мешками это сложно и муторно и сорваться в любое время может, а лучше вот что сделать…
        И он зашептал мне на ухо, что надо по его мнению сделать, а я только кивал и удивлялся, откуда чего берётся у него в голове.
        - Мне нравится, только ж этой травы надо запасти до вечера, где мы её сейчас искать станем?
        - Вот же нашёл ты задачу, - усмехнулся Лёха, - её и искать не надо, на Гребнёвке есть склад, где до самой крыши она лежит в тюках.
        - И что там лежит в тюках?
        - Да я толком не знаю, но пацаны слышали, что накрывает конкретно… откуда-то из Америки привезли.
        - И зачем ее привезли, пацаны не слышали?
        - Лекарство какое-то, в малых дозах помогает, в больших валит с ног.
        - Хорошо, тогда сейчас пойдём и разведаем, что там с этой травой, вдруг уже нету. Да, - спохватился я, - а сами-то мы как? Нас же тоже накроет наверняка?
        - Сами мы носы зажмём… прищепки надо где-нибудь поискать, чтоб уж наверняка, нас и не накроет. А через рот оно не действует, говорят.
        И мы отправились на Гребнёвские пески на разведку…

* * *
        Вечером того же дня мы с Лёхой прибыли на место встречи с ярмарочными бандитами задолго до назначенного срока, подготовить же место встречи нужно было. Там я запалил небольшой костерочек в тени соляного склада, да и закинул туда всю охапку травы, которую мы с Гребней умыкнули… я кстати выяснил, что это такое - это оказался шалфей, но не простой, а мексиканский, так называемый «шалфей предсказателей» или salvia divinorum, если на латыни, растёт только в Мексике. В его состав входит сальвинорин двух типов, по типу воздействия на нервную систему человека они схожи со всем известным ЛСД. Последствия воздействия сальвинорина кстати могут случиться самые разные, от спокойной нирваны до попыток суицида, но в среднем человек на довольно длительный промежуток времени выпадает из реальности и хорошо поддаётся внушению извне, что мне, в общем и целом, и было нужно.
        Шныря с Ножиком мы дождались примерно через полчасика после того, как костёр запалили, они вывернулись из-за угла второго соляного склада. Следом за ними тенью следовал Ванька Чижик.
        - А чего это тут у вас горит? - сразу спросил Шнырь.
        - Да вот, решили погреться, пока вас ждали, - объяснил я, защипывая нос прищепкой.
        - А на носу у тебя что? - продолжил Ножик.
        - Насморк, - попытался я слепить тупую отмазку, - это для лечения врач прописал.
        Тут-то их всех троих и накрыло… я лично никогда не видел, как этот сальвия дивинорум на организм человека воздействует, Лёха очевидно тоже - ничего интересного в этом конечно не было, но в целях расширения кругозора можно было посмотреть. Глаза у них для начала налились кровью, потом они зашатались из стороны в сторону, на лице появились глупые улыбочки, а далее они сели на землю и начали раскачиваться из стороны в сторону, бормоча что-то невнятное.
        - Подействовало, - сказал я Лёхе, - ты отойди в сторонку, а я с ними быстренько сеанс психотерапии проведу и сделаем ноги.
        Лёха послушался, а я подошёл к этой троице и начал монотонным голосом, пытаясь говорить предельно гнусаво:
        - Я, атаман разбойников Сулейка, поднялся из могилы затем, чтобы сказать вам, недоноскам, чтобы вы не трогали Саню Пахома и его шайку, это моё последнее вам предупреждение, если ослушаетесь, заберу всех вас в своё царство мёртвых. Всё поняли?
        Шнырь покивал головой за всех, пытаясь разлепить слезящиеся глаза, и тогда я продолжил для закрепления эффекта:
        - Молодец, что понял. Повторяю ещё раз - не трогать Пахома, слушать, что скажет старец Серафим, тогда всё у вас будет в порядке. Я ещё разок появлюсь на ярмарке через неделю и проверю, как вы меня поняли, а сейчас прощевайте.
        А далее я раскидал костерочек в разные стороны, чтобы он скорее потух и практически бегом присоединился к своему младшему брату.
        - Ну как прошло? - свистящим шёпотом спросил Лёха.
        - Всё хорошо… вроде бы, - не очень уверенно отвечал я, - должно быть хорошо… а не будет, придётся ещё что-нито придумать…
        - А может их надо было просто завалить? - резонно спросил брат. - Пистолеты-то у нас остались…
        - Думал про это, - отвечал я, - наверно это было бы неправильно и вот почему - этих-то мы уже знаем и они про нас знают, а завали мы их, придут же совсем новые ребята, свято место же пусто не бывает, верно? А кто там придёт, совсем неизвестно, может хуже в два раза. Да и лишнюю кровь лить не хочется, если можно обойтись более гуманными средствами…
        Следующее утро обещало быть хлопотным, но урожайным, думал я, механически пережёвывая в столовке положенный нам завтрак - тарелку овсянки, два куска черняшки, один из них с кубиком сливочного масла, и стакан достаточно сладкого чая.
        - Ну что, братцы вы мои кролики, - сказал я остальной компании, когда мы вышли на двор, - начинается серьёзная работа, от того, что мы тут сделаем в ближайшие два месяца, зависит вся наша дальнейшая жизнь, это понятно?
        Братцы-кролики покивали головой, только Пашка обиделся на кроликов, тогда я немного поменял обращение:
        - Согласен, кролики это чересчур травоядно, с сегодняшнего дня именую вас братцами-волчатами, так пойдёт? Ну раз пойдёт, садитесь вот сюда на завалинку и слушайте распорядок дня на сегодня.
        Братцы уселись на завалинку и приготовились слушать, один из апостолов даже рот открыл от усердия.
        - Начнём мы пожалуй с макарон, это попроще будет. Что это такое, все знают?
        Лёха не знал, пришлось ему объяснить:
        - Макароны это та же лапша, только более хитровыкрученная - полоски или трубки или еще более сложные изделия из специальным образом приготовленного специального теста. Слово «макароны» по происхождению итальянское, идёт от глагола «макаре», что значит «мять» или «месить». В принципе большой необходимости в таких извращениях нет, можно просто резать тонко раскатанное тесто на узенькие полоски, да и дело с концом, но в этом случае получается не очень красивый и не очень привлекающий внимание покупателей товар. А макароны красивые… да и вариться они будут быстрее.
        Я подкатил к завалинке чурбан, который тут неподалёку валялся зачем-то, уселся на него и продолжил:
        - Сырьём для макарон может быть не любая мука, а только та, которую смололи из твёрдых сортов пшеницы, с большим содержанием клейковины. Иначе всё развалится. В муку хорошо бы добавлять разные приправы, для формирования широкой вкусовой палитры, но это мы на потом пока оставим, сейчас главное выдать товар образцовых кондиций. Пошли, значит, дальше - из муки делаем тесто, воды надо при этом добавлять очень немного, чтобы потом всё не слиплось, при этом желательны механические приспособления, руками если месить, ничего хорошего не выйдет. Я понятно говорю? - на всякий случай уточнил я.
        Братцы покивали головами, но не очень уверенно, ну ладно, по ходу дела въедут, подумал я.
        - Тесто замесили, теперь надо продавить его через пресс с отверстиями, соответствующими конечному виду изделия - если нужны трубочки, значит матрица должна быть со вкладышами, если без дырочек, то сплошная, значит, матрица, если ленточки или фигуры нужны, то тут уж щели какие-то придётся рисовать. На выходе из пресса важно сразу же начинать сушку, обдувать горячим воздухом эти самые макароны. Потом отрезаем нужные куски, это тоже хорошо бы механизировать, но на первом этапе может так резать будем, а потом полусырые макароны закладываются в сушилку и доводятся до нужной кондиции. Высохли - складываем их в красивые коробки или ящики и везём на склад. В общих чертах всё, что-нибудь непонятно?
        - А мы это осилим ли? - спросил брат, - сложно как-то оно всё…
        - Ерунда, глаза боятся, руки делают, как говорит народная мудрость. Итак, с чего сегодня начнём…
        Тут я задумался, а и действительно, с чего ж мы эту глыбу начинать-то будем?
        - Все вместе идём в механические мастерские и перетаскиваем в наше помещение станки, токарный и сверлильный точно, остальное, что дадут. Потом я рисую чертежи деталей для будущей линии производства макарон и начинаем потихоньку делать эти детали… погнали, братцы-волчата.
        В механических мастерских нам, если честно, были совсем не рады, но деваться им было некуда, распоряжение способствовать молодым дарованиям прилетело с самого верха, так что два станка мы у них умыкнули. Как мы допёрли эти два станка до своего места обитания, это отдельная и заунывная песня… а потом ещё их ведь надо было подключать к валам от основной мельницы… а оно всё не хотело подключаться и упиралось… но подключилось. Приказал ребятишкам осваиваться с новой техникой, пусть повытачивают и посверлят, всё равно что, лишь бы руку набили, а сам сел в уголке рисовать чертежи…
        Вот вы наверно спросите, откуда ж ты знаешь, что там надо рисовать и как всё в сборе работать будет? Ну если конечно будет оно работать… а я вам отвечу, что битых пять лет проработал на одном маленьком пищевом комбинатике - специализация у него, если честно, немного не макаронная была, мы там в основном на масле и на кондитерке специализировались, но и макаронами мне пришлось заниматься - начальство озаботилось диверсификацией и я в числе пяти членов рабочей группы полгода занимался изучением тонкостей макаронного дела. Проект, как это и обычно бывает, дальше изучения технологий и проработки бизнес-плана не продвинулся, но знания у меня в голове остались. Глубокая переработка зерна, если интересно, это был второй перспективный проект, который даже вылился в закупку оборудования для пилотного участка, но потом грянул очередной кризис.
        И глубокая переработка накрылась глубоким медным тазом… надеюсь хотя бы сейчас ситуация по-другому будет развиваться. Хотя кто же его точно знает-то…
        Тут неожиданно подошёл мастер из механического цеха и предложил нам в пользование небольшую паровую машину, во дела! Чем тащить тяги из соседнего цеха, запускайте свой личный источник энергии, да и все дела… правда она немного не работает, ну так заодно и почините. Попросил для начала показать агрегат, так сказать, лицом, а то купишь тут кота в мешке. Пошли смотреть на кота.
        Кот не такой, конечно, был, как на этой картинке, чуток поменьше, одноцилиндровый, мощностью в три лошадиные силы… не фонтан, но для наших небольших нужд наверно пойдёт.
        - Вот сюда, - мастер открыл крышку котла, - закладываете дрова. А вот с этого колеса снимаете мощность, - и он с довольно большим усилием крутанул это колесо.
        - И чего здесь не работает? - сразу решил уточнить я.
        - Регулятор сломан, раз, - начал перечислять он, загибая пальцы, - поршень сточился, пропускает пар, это два, ну и ремень порван, но это уже ерунда.
        - Хорошо, берём, - согласился я, - поможешь перетащить?
        - А то как же, - обрадованно отвечал мастер.
        Этой его радости я не очень понял, ну да ладно, по ходу дела разберёмся.
        - Да, и ещё про дрова - где их брать и сколько эта машина жрёт этих самых дров?
        - Брать на дровяном складе, у Фрола наряд выпишешь, выдадут. А жрёт она их немало, полкуба в день, если непрерывно будет работать.
        Я позвал остальных пацанов, а мастер привел ещё одного своего подельника, так что вшестером мы эту дуру быстро дотащили, куда надо.
        - Чё это за штука такая? - спросил меня Лёха, - и чё мы с ней делать будем?
        - Это паровая машина, - ответил я, - вот сюда дрова закладываются, а вот это колесо крутиться будет и вращать все наши станки… ну когда починим паровую машину конечно, сейчас она немножечко сломана.
        Лёха с апостолами три раза обошёл вокруг неё, после чего задал резонный вопрос:
        - А дрова мы где возьмём?
        - Вопрос своевременный, - ответил я, - давай дуй к Фролу, он в том здании на первом этаже сидит, и обрисуй ситуацию, он должен какую-то бумажку выписать на дрова. А потом пойдешь их получать.
        Лёха как будто ветром сдуло, а я попинал ногой машину и пристроился в углу с целью продолжить рисование чернового варианта автоматической линии по производству макаронных изделий. Но это мне не удалось, в наш цех в этот момент зашёл представитель власти - полицейский в красивой форменной фуражке и кителе.
        - Ты что ли Потапов будешь? - строго спросил он у меня, вытирая пот со лба.
        - Я, - ответил я, не ожидая ничего хорошего.
        - Пойдёшь со мной, - продолжил тот, беря меня за предплечье.
        - А куда и зачем? - попытался выиграть время я.
        - Там всё узнаешь, - буркнул он, выводя меня с территории мельницы.
        Напоследок я успел сказать апостолам, чтоб помогли Лёшке с дровами, а я, мол, скоро вернусь. Не факт, конечно, что скоро, и не факт, что вообще вернусь, но пусть думают позитивно. Шли мы недолго и ушли недалеко, в местное отделение полиции, она было на углу Благовещенки и Монастырского переулка, который круто в гору уходил. Полицейский завёл меня внутрь, посадил на стул и сам сел напротив и тут уже счёл нужным представиться:
        - Пал Кузьмичом меня зовут, городовой я этого участка. Расследуем дело о двойном убийстве.
        - Да вы чё? - сделал я вид, что удивился, - и кого убили?
        - Об этом весь город уже знает, неужели не слышал? - ответил он.
        - Да когда мне слухи слушать, я ж со вчерашнего дня на службе у Башкирова состою, весь в заботах и в работе.
        - У Матвей Емельяныча? - переспросил городовой.
        - Точно так, у него, с испытательным сроком правда, но надеюсь, что оправдаю доверие и на постоянку перейду скоро.
        - Ладно, слушай мои вопросы и отвечай быстро и без запинок. С убитыми был знаком?
        Я внутренне усмехнулся такому непосредственному разводу.
        - Если назовёте, кого убили, тогда отвечу, а пока ничего не могу сказать.
        - Убиты городовой же участка улицы Рождественской Кавун Иван Данилыч и трактирщик-целовальник с той же улицы Рукомойников Спиридон Михалыч.
        - Ну надо же, - сделал я предельно скорбный вид, - на днях обоих видел в здравии…
        - Значит знал и того, и этого?
        - А я и не отпираюсь, знал конечно. Ну вы сами посудите, как мне не знать Рукомойникова, когда он у нашей семьи дом отжал… а с Кавуном мы недавно беседовали за жизнь, он к нам в коммуну приходил посмотреть, что там и как.
        - Он тебя предупреждал насчёт оружия?
        - Какого оружия? - решил закосить под дурачка я, - если это про арбалеты, то мы ни одного ещё и не сделали…
        - Кончай ваньку-то валять, - повысил голос Пал Кузьмич, - он тебе про наганы говорил, мне пристав всё рассказал.
        - Ааа, это… - протянул я, выигрывая время, - это было, но там же недоразумение какое-то получилось. Это Спиридон ему нажаловался, что я у него что-то там вымогаю и наганами угрожаю, а на деле ничего у меня не было, кроме дырки от бублика, Спиридону что-то показалось.
        - Вот с этого места давай всё подробно рассказывай - что показалось Рукомойникову, о чём говорил с тобой Кавун и всё остальное тоже.
        Я пожал плечами и вывалил городовому всё без утайки - чего мне скрывать-то было, ну кроме того, что позапрошлой ночью конечно произошло. Тот задумчиво смотрел то в окно, то мне в глаза и ни разу меня не перебил, что само по себе было не слишком хорошим признаком.
        - Слишком много ниточек на тебе сходится, - наконец открыл он рот, - в том числе и то, что убиты они оба из пистолета системы наган, пули из обоих мы извлекли и проверили.
        - А про Сулейку вы слышали? - спросил я у него почему-то шёпотом.
        - Да сказки всё это для малолетних детишек, - в сердцах ответил он, - убили Сулейку позапрошлым летом, я сам тело видел, пять дырок в нём было, три в груди, две в голове. После такого не бегают по городу и не стреляют.
        - Я вот люди говорят, что там ещё и кошки какие-то были? - спросил я, - а это верный признак Сулейки, он, ну когда живой был, вроде бы таких кошек всегда подбрасывал…
        - Бешут люди, - отрезал городовой, - а что кошки там были, так это кто-то решил закосить под Сулейку, вот и вся недолга… вот я и думаю, а не ты ли этот таинственный кто-то?
        - Сами посудите, дядя Павел, - жалобно отвечал я, - мне ж шестнадцать лет всего, откуда это всё мне в голову прийти могло?
        - Вот и я думаю, как это тебе могло в голову прийти? - задумчиво сказа он. - Дом твой, где эта коммуна была, я обыскал, два раза, ничего не нашёл, но это тебе оправданием послужить не может. И ещё один вопросик, что тебя связывает со старцем Серафимом?
        - Каким Серафимом? - испугался я.
        - Обычным, который вон там ниже по течению живёт. Тебя видели, как ты к нему ходил.
        Ну думай, голова, сказал я сам себе, а то ведь засыпешься…
        - Грехов много, - только и смог придумать я, - ходил исповедаться, чтоб отпустил он, значит, мне эти грехи.
        - Ой врёшь ты всё, пацан, - покачал головой Кузьмич, - вижу, что врёшь, но складно. В общем мы так с тобой сейчас поступим, сокол ты ясный, посажу я тебя в кутузку до завтрева, а завтра видно будет.
        - Да за что, дядя Паша! - попытался пробить я его на слезу, - я ж ничего такого не сделал. Да и потом я теперь у Башкирова работаю, живу в общежитии при мельнице, куда я оттуда денусь - по первому зову приду и расскажу, что вам там ещё понадобится.
        - Я сказал, сядешь, значит сядешь, - жестко припечатал городовой ладонь к столу, - пошли, это недалече.
        - Ну хоть разреши весточку своей бригаде передать, а то ведь они меня искать начнут, пойдут к Башкирову, зачем вам эта канитель?
        - Весточку я сам передам, а ты иди вперёд и не оглядывайся.
        Короче говоря, граждане, засунули меня в городскую каталажку, которая была на том берегу реки рядом с ярмаркой. В камере, куда меня определили, сидело, лежало и стояло ещё с десяток оборванцев, а среди них мой старый знакомый Ванька Чижик, вот радость-то какая.
        - Ну шо, Потап или как там тебя, - обрадованно сказал Чижик, - вот мы и встренулись на кривой дорожке. Молись теперь богородице, чтоб в живых тебя оставила.
        А сам он при этом пригнулся к земле и попытался изобразить боксерскую стойку, в цирке наверно насмотрелся. Мне стало почему-то смешно и я в ответ только и смог выдать:
        - Богородице-то наверно всё равно, что со мной будет, а вот Сулейке и старцу Серафиму наверно нет…
        Народ в камере, услышав страшное имя разбойника, как-то разом отхлынул к стенкам и посередине образовалось пустое место. А Чижику похоже уже всё равно было, он приготовился меня проучить, и ничего больше он слышать не хотел или не мог. Ну я пожал плечами и тоже встал в стойку, только не боксерскую, а дзюдо, когда-то все побежали этим делом заниматься вслед за президентом, ну и я тоже побежал, целых два года бегал. Итак, ноги на ширине плеч, вес тела перенесён на передние части стоп, колени и плечи расслаблены, спина прямая, мускулы живота и груди расслаблены… как-то так. Чижику, впрочем, и все мои стойки тоже по барабану были, он тяжело дышал, со свистом выпуская воздух изо рта и готовился дать мне по морде.
        - Получи, гнида, - наконец выкрикнул он с одновременной прямой мне в челюсть.
        Не попал, ясное дело, ушёл я влево с одновременным захватом его правой и толчком в левое плечо. Чижик упал и перекатился пару раз по полу, но быстро вскочил в полной готовности продолжить.
        - Ну чё, может хватит? - спросил я на всякий случай, не ожидая положительного ответа, его и не последовало.
        Вместо ответа он отчаянно замесил обеими руками поочерёдно, надеясь, что хоть один удар да попадёт куда-нибудь в цель. Но я аккуратно уклонялся в обе стороны и вниз, так что силы он расходовал совершенно напрасно. Один раз он сумел задеть мою скулу скользячком, потом мне всё это надоело и я элементарной передней подножкой швырнул его на пол, который был каменным, хотя и подстеленным немного соломой. Ванька на полминуты выключился из текущей реальности, так что я даже немного испугался, но сломал ли он чего важного при падении, но видимо сломать он ничего не сломал, а просто сильно ударился. Я протянул ему руку, поднял и посадил на нары, их тут много было понаставлено.
        - Ну ты как, живой? - спросил я его, - ещё будешь меня учить или хватит?
        Он потряс головой, потом лег на нары лицом к стене и в разговоре более участия не принимал, да и не очень-то и хотелось. Но взамен мне пришлось выдержать форменный допрос одного из местных сидельцев, который поманил меня пальцем в дальний угол, его мигом очистили посторонние… эге, видать это местный смотрящий, подумал я и поэтому пошёл за его пальцем без лишних вопросов.
        - Дерёшься ты хорошо, - вот так начал он достаточно издалека, - только поясни, пацанчик, какое отношение ты имеешь к Сулейке и Серафиму? Народ сильно волнуется… меня Гвоздём кличут, я здесь за старшего, - пояснил он таки про себя.
        - Ну вот смотри, Гвоздь, - ответил я, немного помолчав, - на небе есть бог… есть ведь?
        - Знамо есть, - удивлённо ответил он.
        - А люди на земле суть отражения этого бога…
        - И дальше что? - непонимающе переспросил Гвоздь.
        - А то, что не много ли ты знать хочешь? Я ведь расскажу, но потом тебе с этим как-то жить придётся…
        - Что, такое страшное расскажешь?
        - Страшное-не страшное, но и приятным это не назовёшь… меня например два раза из петли вынимали после того, как я ту истину узнал…
        - Ну я не слабее тебя, - подумав, отвечал Гвоздь, - валяй, выкладывай свою истину.
        Ну надо ж, храбрый какой попался, подумал я, придётся наплести ведь ему с три короба, а то не поверит. И я, вздохнув, наплёл ему именно с три короба и ни коробочкой меньше, вспмнив кое-что из эзотерической литературы 21 века. Смотреть на него после этого было больно… минуты три, потом он отошёл и продолжил:
        - Допустим я тебе поверил, тогда уж расскажи, что с нами всеми дальше будет, если ты такой просветлённый.
        - С вами это с кем? Со всеми вообще-то по-разному будет, конкретно же про тебя могу сказать следующее…
        И дальше я выдал ему прогноз на его последующую жизнь, на 5 - 6 примерно лет… выслушал он это достаточно хмуро, а потом перескочил на другую тему:
        - Где драться-то так научился?
        - Когда по Волге вниз сплавлялся в прошлом годе, - соврал я, - у нас в команде китаец один затесался, он и научил.
        - А меня научишь?
        - Какие вопросы, Гвоздь, конечно научу, только не здесь же - вот выйдем на волю, тогда уж.
        А потом все спать улеглись, мне, как заслужившему уважения общества пацану, выделили нижнюю шконку, не возле окна правда, но и не рядом с парашей. И посреди ночи был мне такой сон… а может и явь, сложно было определить - из тёмного угла камеры выплыл, покачиваясь и покручиваясь вокруг вертикальной своей оси, атаман Сулейка в полном боевом облачении и подплыл к изголовью моей шконки.
        - Ну привет тебе, Санёк, - сказал он, усмехнувшись в вислые рыжие усы.
        - Здорово, Афанасий, коль не шутишь, - ответил я, - а ничего, что другие сидельцы тебя сейчас увидеть могут?
        - Не волнуйся, не увидят они ничего, кроме того, что я им захочу показать, а я ничего не захочу, - отвечал Сулейка, пристраиваясь на краю шконки, - ну рассказывай, как ты до такой жизни дошёл, что ночуешь в тюряге?
        Я тоже сел, прислонился к холодной стенке и поведал всю свою одиссею последних трех дней. Сулейка очень внимательно слушал, а по окончании одиссеи подвёл, так сказать, итоги и подбил бабки:
        - Значит, говоришь, подставили тебя мы с Серафимом?
        - Есть немного, - честно признался я.
        - Лады, признаю свой косячок, - покладисто согласился он, - я тебя, получается, на нары определил, я теперь и вытащу. Не боись, завтра не позднее полудня вылетишь отсюда сизым голубем.
        - Соколом может? - вставил я свои пять копеек, - я голубем не хочу.
        - Можно и соколом… теперь насчёт моего третьего клада…
        - Ты же недавно сказал не трогать его? - удивился я.
        - Я сказал, я и отменяю сказанное - обстоятельства изменились. Слушай и запоминай… завтра, когда тебя отсюда выпустят, дуешь в свою мастерскую, рисуешь детали для своих макарон…
        - Ты и про это знаешь?
        - Да, я много чего знаю, даже то, чего бы и не надо знать… так вот, рисуешь макароны до вечера, потом после ужина берёшь с собой брата и идёшь выкапывать мой третий клад, помнишь, куда идти-то?
        - Так точно, дядя Афанасий, - бодро отрапортовал я, - у меня память хорошая.
        - Лопату и кирку не забудь.
        - А чего там, в этом кладе такое лежит?
        - Сам увидишь, чего. А вот после того, как выкопаешь его, сделаешь так…
        Остальное он мне на ухо прошептал, спросил, хорошо ли я всё усвоил, после чего растаял в воздухе, как будто и никогда здесь не был. Ну а я чего… я пожал плечами, после чего уснул крепким сном.
        Утром сначала завтрак принесли, баланду какую-то в миске плюс кусок хлеба, я это есть не смог. Потом вызвали на допрос Ваньку Чижика, с него он не вернулся, а дальше уж моё имя выкрикнули и провели к следователю. Что это следователь, он мне сам сказал, Илларион Прокофьичем назвался.
        - Ты свободен, - сказал он мне, - подпиши вот протокол. Писать-то умеешь?
        И протянул мне бумажку, которую я мельком проглядел по диагонали - ничего там страшного не было, кроме того, что Потапов Александр выпускается из следственного изолятора за отстутствием состава преступления. Подписал, мне не жалко.
        А дальше надзиратель доставил меня к входной двери и пинком под зад вышвырнул на улицу, полную солнечного света и гуляющего народа. Я даже не обиделся на пинок, только задумался - что ж такого сделал Сулейка, что с меня так быстро все обвинения сняли-то?
        Всё выяснилось через полчаса, когда я вернулся в свою мастерскую - Лёха поведал мне, что этой ночью застрелили одного из сыновей Башкирова, Виктора. А на месте убийства нашли дохлую кошку, такие дела. А раз я в это время сидел в кутузке, то сделать этого никак не мог, такие дела. Повздыхал и принялся за рисование линии производства макаронных изделий.
        - Да, Лёха, - вспомнил я о словах Сулейки, - ты особо не расслабляйся, после ужина пойдём на дело. Не, наганы не потребуются, а вот лопата с киркой очень даже.
        Детали для макаронного монстра я на автопилоте как-то рисовал уже, парочку отдал апостолам, чтобы начали точить, а сам больше думал о таинственном третьем кладе атамана - что он туда засунул, почему сначала запрещал в него соваться, а потом вдруг в приказном порядке потребовал? Сам факт того, что я разговариваю и получаю приказы от давно покойного Сулейки, почему-то мой организм не волновал… ну умер, бывает, теперь вот из астрала начал вещать, чего такого-то…
        А между тем прибежал приказчик Фрол, весьма взволнованный и тяжело дышащий, и поволок меня на рандеву с большим боссом. Я беспрекословно поплёлся за ним.
        - Горе у него, - сообщил мне по дороге Фрол. - Сына убили. Этой ночью и убили.
        - Которого? - спросил я, чтобы не молчать, - у него же кажется два сына было.
        - Виктора. Николай живой-здоровый, слава те господи, - перекрестился Фрол.
        - А от меня-то что Матвей Емельянычу надо? - поинтересовался я.
        - А я не знаю, - честно признался он, - но что-то надо, причём очень срочно.
        Меня мигом запихнули в кабинет хозяина мельницы, ни секунды не задержав в приёмной. Там Матвей кивнул Фролу обратно на дверь, можешь быть свободен, мол, тот тут же и испарился, оставив меня одного на съедение.
        - Слышал про моё горе? - спросил Матвей.
        - Так точно, ваше превосходительство, - на всякий случай преувеличил я его должность. - Весь город, почитай, про это слышал. Приношу свои соболезнования.

^(группа лиц, осуждённых за разбойные нападения, примерно 1885 год)^
        - Можешь подтереться своими соболезнованиями, - грубо, но в общем справедливо поставил он меня на место. - Мне нужен тот, кто убил моего сына. Я слышал, что ты как-то замешан в этом деле, это правда?
        - Помилуйте, Матвей Емельяныч, - взмолился я, - как я могу быть замешан, если всю ночь в городской каталажке провёл. Могу десять свидетелей привести.
        - Не нужны мне твои свидетели, мне убийца нужен. Как ты с Серафимом связан, давай рассказывай без утайки.
        И он сел наконец на своё кресло, а мне знаком предложил садиться напротив. Я сбивчиво, но достаточно подробно рассказал про мои контакты с Серафимом, не всё конечно, но про дохлых кошек и явление Сулейки народу упомянул.
        - Не верю я в эти басни, - наконец нарушил молчание Матвей, - нету давно никого Сулейки, я сам его труп видел в морге. Кто-то под него работает. В общем так, Саня… даю тебе срок сутки…
        Я отчаянно засигнализировал с своего места, что это маловато, тогда он поправился.
        - Хорошо, двое суток тебе даю - послезавтра не позднее полудня предоставишь мне убийцу, живым или мёртвым, это неважно, и доказательства, что это он моего сына убил, тогда щедро награжу тебя и твою кампанию. А не сдюжишь, тогда не обессудь…
        Мне он, короче говоря, самому предоставил нафантазировать, что со мной будет в случае негативного развития событий… я и нафантазировал в меру своих сил, получилось не очень здорово.
        - Я всё уяснил, Матвей Емельяныч, - сказал я, скромно потупив взор, - только мне бы хотя бы немного в курс дела войти, я ж в тюряге сидел и подробностей случившегося не знаю.
        - Фрол всё тебе расскажет и покажет, иди к нему, а я думать буду.
        Вышел обратно через приёмную и спустился к Фролу, думая по дороге - вот тебе, бабушка, и макаронный монстр. Вот тебе, дедушка, и третий таинственный клад Сулейки. Будешь теперь ты, Саня, работать местечковым Шерлоком Холмсом по полставки.
        Фрол без лишних вопросов отвёл меня в первый мельничный цех и передал с рук на руки местному мастеру Луке.
        - Это последний человек, который Виктора живым видел, - пояснил он мне, а Луке сказал, - это Александр, он будет разбираться со смертью Виктора, расскажи и покажи ему всё.
        Лука, здоровенный и ражий детина под два метра ростом, весь заросший бородой и усами (что вообще-то тут в порядке вещей), посмотрел на меня совершенно уже зверским взглядом и сказал неожиданно тоненьким голоском, кастрат что ли, подумал ещё я.
        - Пойдём поговорим, Санёк…
        Глава 7
        Отошли в сторонку от грохочущего кузнечного пресса, рядом ничего слышно не было, присели на завалинку недалеко от входа.
        - Ну спрашивай, чего хотел, - сказал мне тут Лука.
        - Да я вообще ничего не знаю, - так начал разговор я, - что вчера случилось, когда, где и с кем, так что лучше будет, если ты сам начнёшь рассказ, а я уж по ходу наводящие вопросы буду задавать.
        Лука вздохнул и вывалил всё, что он знал о вчерашнем происшествии. Вчера вечером, примерно после шести часов, он вместе с Виктором (они какие-то там старинные приятели были чуть не с пеленок) отправились культурно отдыхать на ярмарку, сначала в ресторан зашли, который в главном корпусе, хорошо приняли на грудь, а далее отправились догоняться в расположенное по соседству увеселительное заведение с девочками.
        - Так-так, - сказал я, - и как же оно называлось, это заведение?
        - Как-как, - сердито ответил Лука, - известно как, «У весёлой козы» называлось.
        - И что же там произошло, у этой козы? - продолжил допрос я.
        - Известно что, посмотрели на канкан в общем зале, потом по номерам разошлись.
        - И больше, я так понимаю, ты Виктора не видел?
        - Да, не видел я его больше - когда я сделал свои дела в номере, подождал его немного внизу, но не дождался и плюнул.
        - Ну в общих чертах всё ясно, - вздохнул я. - Давай адрес этой козы и имя девочки, которая пошла с Виктором.
        - Адреса не знаю, как выйдешь из главного дома, так направо два раза и пройти ещё немного. А девочку звали Розой?
        - Красивая хоть она была? - зачем-то уточнил я, хотя это совсем и не требовалось по контексту.
        - Ну так, - пробормотал Лука, - сиськи большие.
        - Ладно, всё, что я хотел услышать, я услышал - свободен, - скомандовал я ему, а он воспринял мой командный тон как должное, сверху же команда поступила, и с большим облегчением мгновенно испарился, как будто и не было тут никого.
        А я зашёл в свою мастерскую, проверил, как идет работа по выточке деталей (хреново там всё было, но ничего, научатся со временем), пояснил Лёхе, что в ближайшие пару часов буду занят (он захотел заняться этим со мной, но я его послал, ещё не хватало с такими несмышлёнышами по борделям таскаться, подрастёт вот, тогда уж) и убрёл через второй мост и Гребни на ярмарочную сторону. Заведение с завлекательным наименованием «У весёлой козы» я сразу обнаружил, действительно надо было завернуть за правый угол главного ярмарочного дома и миновать китайские ряды, а там и оно стояло. Оформление у него то ещё было - простая жестяная вывеска с названием, а по бокам нарисованы какие-то непонятные виньентки, ну наверно, кому надо было, и так догадался бы, что там внутри. Зашёл внутрь, чего…
        - Куды прёшь? - было заявлено мне с порога, - закрыто, открываемся в шесть вечера.
        - Мне бы с Розой поговорить, - сразу обозначил я цель своего прихода, а дальше уж присочинил легенду, - она у меня вещи кое-какие оставляла, а я уезжаю с концами, так что надо бы, чтоб она забрала эти вещи-то…
        - До вечера не терпит что ли? - брюзгливо спросила мадам очень бальзаковских лет с необъятным бюстом.
        - Не, через час обоз отходит, - поставил я вопрос ребром.
        - Ну тогда сходи в Гордеевку, пятый дом по правой руке её, если от пятачка считать… - всё тем же брюзгливым тоном продолжила мадам, - а вечерком заходи, красавчик, я тебя приголублю…
        Нет уж, подумал, нахрен мне не нужны твои приголубливания, но вслух только поблагодарил и подался в Гордеевку. Это была отдельная деревня на тот момент времени, но от ярмарки и железнодорожного вокзала её собственно и отделял только упомянутый Гордеевский пятачок, на котором было построено здание нижегородского цирка. Цирк тоже был закрыт по причине раннего времени, а так-то судя по афишам вечером здесь планировалось очень большое представление с клоунами, акробатами и борцовским турниром… надо будет посетить как-нибудь, подумал я, проходя мимо.
        Дом, где обитала Роза, я нашёл достаточно быстро, до пяти пока считать не разучился - был он довольно крепкой пятистенкой, забор только подкачал, один угол только начинал заваливаться внутрь, а второй давно уже завалился. Собачка в конуре тоже имела место, большая и кудлатая, я ей сразу не понравился, поэтому она вызверилась на меня, кидалась так, только что цепь из стены не оторвала. На лай выглянула девчонка на вид лет 16, не больше, неприветливо взглянула на меня и спросила, чё надо.
        - Ты что ли Роза будешь? - ответно спросил я у неё.
        - Ну я.
        - Разговор есть небольшой.
        - А ты кто такой-то будешь? - спросила она меня и, не дожидаясь ответа рявкнула на собаку, - да заткни ты уже свою пасть, сука!
        Собака обиженно тявкнула в последний раз и забилась в будку, а я ответил:
        - Я доверенное лицо Башкирова, Матвей Емельяныча. Помогаю полиции отыскать виновника смерти его сына.
        - Вона ты про чо… - протянула Роза, рассматривая меня с головы до ног, как кенгуру какого, - так меня в полиции уже обо всём расспросили.
        Сиськи у неё и правда были выдающиеся, особенно учитывая её возраст, не меньше четвертого размера, а вот всё остальное очень так себе… вообще стандарты красоты начала двадцатого века существенно отличались от нынешних, меня так с души воротило от признанных сегодняшних красавиц, ну да не будем об этом.
        - Полиция полицией, а хозяин хочет сам разобраться во всём, - строго сказал я, - будешь говорить-то?
        - А что мне за это будет? - немедленно взяла быка за рога Роза, правильный подход к делу, одобряю.
        - Познакомлю с мельничными мастерами, если понравишься, будет у тебя постоянный источник дохода, а там глядишь и ещё что-нибудь… - предложил я.
        - Уговорил, - сказала она, улыбаясь во весь рот, - только не забудь о своих обещаниях потом. Пошли в дом.
        И мы зашли внутрь через крыльцо и сени, увешанные какими-то травами и уставленные кадушками. В горнице она кивнула на табуретку возле устланного нарядной скатертью стола и села напротив.
        - Ну спрашивай, чего тебе надо. Да, может квасу хочешь?
        - Не, квасу не надо, давай сразу к делу, - решительно ответил я, - во сколько от тебя ушёл Виктор Башкиров?
        - У меня часов нету, - сходу огрызнулась она, - но кажется девять часов только-только отбили на каланче.
        - Значит в девять… - повторил я, - и куда Виктор от тебя подался?
        - А я знаю? - вторично огрызнулась она, - вам, мужикам, что - сделал своё дело и тикать… на выход он пошёл вроде бы…
        - О работе или о чём постороннем не разговаривали? Мы, мужики, обычно куда как словоохотливые после того, как сделаем своё дело, - пояснил я.
        - Разговаривали, - неожиданно согласилась Роза. - Жалился он всё больше, что папаня жить не даёт, без продыху работой грузит.
        - А что ему кто-то угрожает, допустим, он не говорил?
        - Не, такого не было.
        - Ещё такой вопросик - он к вам вместе с приятелем пришёл, рыжий такой и высокий мужик, Лукой зовут. Видела его?
        - Ну как не видеть, видела конечно, они в зале вместе сидели, а потом вместе же девочек выбирали, Витя вот меня выбрал.
        - А потом они не встречались?
        - Не, больше я твоего Луку не видела.
        - Ну и последний вопросик - оружия никакого при Викторе не было?
        - Пистолет был, большой такой и чёрный, когда он штаны снимал, выпал откуда-то - Витя ещё пошутил насчёт него…
        - И как именно пошутил?
        - Да не помню я… что-то вроде «тяжело жить в России без нагана»…
        - Ну тогда всё, спасибо за сотрудничество, - и я встал, собираясь на выход, но она неожиданно вспомнила кое-что ещё.
        - Стой, следил по-моему за ним кто-то, - сказала она, теребя скатерть.
        Я опять сел на место.
        - Очень интересно… тогда уж два самых последних вопроса - первый: ты ничего не напутала, может это совсем и не слежка была? И второй: кто следил?
        - Может и напутала, но это уж ты сам выяснишь, тебе ж это дело поручили, а не мне. А следил один хрен с цветочком в петлице, прилизанный на косой пробор… в ботинках был, не в сапогах… и ещё он хромал на… на правую ногу. Я его видела в зале сначала, потом в коридорах второго этажа за нами следил, а когда Виктор уходил, он по-моему следом за ним пошёл.
        - Спасибо тебе, Розочка, - искренне поблагодарил её я, - господь тебя не забудет.
        - Главное, чтоб ты не забыл о своих обещаниях, - ответила она.
        - Об этом не беспокойся, я своё слово всегда держу. Если вспомнишь вдруг ещё что, можешь подойти к башкировской мельнице и спросить Саню Потапова.
        И я вернулся на ярмарку и транзитом через неё двинул на свалку, Виктора-то вместе с кошками там вчера нашли, надо посмотреть что ли на место преступления, вдруг что-то обнаружу важное…
        А по дороге на городскую свалку, проходя по какой-то из Сибирских улиц (так-то из три штуки имеется), узрел краем глаза стайку пацанов-беспризорников, а среди них моего уже почти что закадычного приятеля Ваньку Чижика. Это то, что надо, подумал я, заруливая прямиком в центр этого кружка.
        - Здорово живёшь, Чижик, - весело поздоровался я с ним, - как здоровье?
        - Не жалуюсь, - буркнул он, - пацаны вот хотят к тебе прийти, посмотреть, как вы там на мельнице устроились, говорят, кучеряво живёте.
        - Да приходите, мне не жалко, второй механический цех, а не найдёте, спросите у мастеров, где тут новые подмастерья, они проводят. А к тебе, Чижик, у меня отдельный разговорчик есть.
        - Ну пойдем поговорим, - сплюнул он сквозь зубы, прицельно и далеко, я так не умею.
        Мы отошли чуть подальше и на пересечении с Театральной площадью нашли свободную скамейку.
        - Горе у нашего хозяина, слышал? - начал я.
        - Так кто ж не слышал, весь город, почитай, в курсе, что вчера Витю пришили.
        - Награда объявлена, кто поможет убивца найти, сто рублёв выплатят - об это тоже слышал? - это я конечно отсебятину уже погнал, но, надеюсь, разберёмся мы с этими деньгами, если что.
        - Не, про это ничё не знаю, - и Чижик пристально посмотрел мне в глаза, не вру ли.
        - Так вот - если есть чего сказать, выкладывай, не обижу. Я своё слово держу, знаешь наверно.
        Чижик поёрзал на скамейке туда-сюда, а потом решился:
        - Шнырь его и порешил, точняк…
        - А ты откуда знаешь? И при чём тут тогда дохлые кошки? - задал я сразу два вопроса.
        - Как меня отпустили из кутузки, я на хату отправился, ну где наша кодла собирается, там и слышал краем уха, как два кента это дело обсуждали. Про кошек ничё не знаю.
        - Что за кенты, как зовут? - сразу взял я быка за рога.
        - Пришлые, неделю как появились здесь, один Сёмка, другой Илюха, погонял у них пока нет.
        - И вот эти пришлые без году неделя сразу во все дела вникли? Деловые что ли очень?
        - Я только знаю, что Шнырь им обоим сильно доверял, они вроде фартовые, удачу приносили всегда…
        - Приметы их ещё расскажи… - попросил я напоследок.
        - Сёмка маленький, половины зубов нету, шрам через всю щёку идёт… а Илюха среднего роста и с железными зубами, слева вверху две штуки у него этих зубов.
        - Ясно, тогда ещё вот что - чё за перец с цветочком в петлице, прилизанный на косой пробор и в модных ботинках, часом не знаешь?
        Чижик подумал немного, потом кивнул:
        - Как не знать, знаю конечно - это Приживальщик.
        - Что за Приживальщик, как имя-то у него, давай подробности.
        - Как имя, не знаю, все его Приживальщиком зовут, спец по бабам - охмуряет, а потом все вещи ночью выносит. Он тоже на подхвате у Шныря иногда подрабатывает.
        - Ну и самый последний вопросик - где из всех искать, этих Сём, Илюх и Приживальщиков? Ну и Щныря конечно тоже.
        - Они днём обычно в Гордеевской малине тусуются, это за храмом Всех святых третий дом по правую руку будет. А вечером и ночью кто где…
        На этом я с Чижиком распрощался, на свалку решил уже не ходить, незачем вроде, отправился обратно в свою мастерскую. А там пацаны, значит, в очередь точили детали по моим эскизам. Забрал то, что у них там получилось… мда, а ничего у них и не получилось.
        - В общем слушайте все сюда, - сказал я им, - провожу мастер-класс по токарному делу. Смотрите, что непонятно, спрашивайте, не молчите. По окончании дам каждому своё задание, если выполните с оценкой удовлетворительно и выше, пойдёте на ужин, не выполните - не обессудьте, будете голодать до утра.
        Не очень им эти слова понравились, конечно, но возражений я не услышал и потому приступил… через час занятие закончилось и я раздал каждому своё задание, ничего сложного, втулки там и трубки. А потом сел дорисовывать то, что с утра недорисовал. Особенно мне не давался завершающий узел, когда макаронины уже вылезли из пресса, они должны сначала обдуться горячим воздухом, а затем разрезаться на небольшие кусочки и отправиться в сушилку для окончательной доводки до кондиций… с горем пополам и это я сконструировал… половина пока в ручном режиме будет, хрен с ним, нам ведь главное продемонстрировать готовое изделие, а доводить его ещё долго потом можно будет.
        Задание выполнили все, ну конечно у Пашки хреново получилось, но не стал его прессовать, поставил удовлетворительно и ему, и Петьке, а Лёха хорошо получил. Все отправились в столовку за куском мяса с горохом, а после этого я сказал Лёхе что ша, пора за кладом топать, выходим по одному через заднюю дверь через десять минут.
        Вышли мы конечно не через десять минут, а попозже, но это не так уж и страшно, лопату с киркой я нашёл, завернул в тряпочку, чтоб не светиться этими инструментами, и мы с брательником потопали по речному песочку искать запрятанные сокровища атамана Сулейки. Ну это я так думал, что там сокровища будут, сам-то атаман о содержании клада ни словом не обмолвился, так что там всё, что угодно могло обнаружиться… вот и посмотрим на месте, что там и как это использовать.
        Брат меня подначивал первые полчаса, пока окончательно не стемнело - мол, найдём сейчас много-много золота, накрайняк камушков драгоценных, и нахрена нам тогда эта работа у Башкирова? Я же отвечал в том смысле, что не надо говорить гоп, пока не перепрыгнешь через планочку, найдём, дескать, тогда будем думать, а пока же ничего у нас нет, так что и говорить пока не о чем. А тут и окончательно ночь настала, она на этих широтах не так быстро падает, как например на Кавказе, но всё равно довольно споро - вот только что ещё видно что-то было на той стороне реки, а сейчас совсем ничего, кроме редких огоньков.
        Миновали жильё старца Серафима, Лёха и про него вспомнил.
        - Расскажи, чё у тебя там с этим Серафимом-то? А то ходишь-ходишь к нему, а мне об этом ни гу-гу…
        - Грехи замаливаю, - отбрехался я, - неинтересно.
        Лёха конечно не поверил и надулся, но ненадолго, потому что через полминуты на нашем пути вдруг нарисовался силуэт лежащего на песке человека. Неподвижного.
        - Это чё, утопленник что ли? - испуганно спросил брат, прячась за мою спину, - я мертвяков боюсь вообще-то.
        - Ну тогда отойди в сторонку, а я посмотрю, что это за мертвяк, - сказал я ему и подошёл поближе к лежащему.
        Это была, в виде разнообразия, женщина, похоже, что действительно утопшая и выброшенная волной на берег. Лицом она вниз лежала, надет на неё был какой-то мокрый и бесформенный балахон. Осторожно ткнул её в руку носком ноги - никакой реакции. Тогда я опустился на корточки и перекатил её на спину, спутанные мокрые волосы откинулись в сторону, открылось лицо… ну если видели когда-нибудь утопленников, тогда поймёте… блевал я долго и мучительно. Потом повернулся к напряжённо стоявшему на прежнем месте Лёхе:
        - Ну чего стоишь, пошли дальше, а этой уже ничем не поможешь.
        И мы пошли дальше, обогнув утопленницу по дуге довольно большого радиуса. Через сотню-другую метров Лёха вдруг высказался по теме:
        - А ведь это знак нам какой-то был, как думаешь, Санька?
        - Ну может и знак, может и не он, - уклончиво ответил я.
        - Может нам не надо за этим кладом идти, а то такими же станем, как эта…
        - Может и не надо, а может и надо, - продолжил я, - давай уже дойдём до места, а там видно будем.
        - А ты его хорошо помнишь, это место-то? Я вот например забыл уже, где оно там на карте было.
        - Помню-помню, не волнуйся, - успокоил я его, - там рядом очень хорошая примета есть, большой ручей в Оку впадает и от него фонтан такой… шум скоро мы должны услышать от этого фонтана.
        - Слышу, - обрадованно закричал Лёха, - слышу шум, это оно?
        Шум я тоже услышал, но, боюсь, это было немного не то - это был грохот… даже не грохот, а как будто что-то большое и тяжёлое вдруг съехало по горке на салазках. И всё сразу прекратилось.
        - Это походу оползень, - сказал я брату, - они тут частенько случаются на Дятловых горах. Сейчас сами всё увидим.
        И через пару минут мы всё сами и увидели - действительно с горы сполз здоровенный кусок земли, шириной аж под сотню метров, а по длине все двести там было. До самой реки он не добрался, остановился возле песчаного пляжа, но всё остальное пространство между рекой и склоном он перегородил прочно и конкретно. Крупные деревья, которые попались ему по пути, устояли конечно, а мелочь была сломана и громоздилась поверх этого земляного вала. А от дальнего конца вала бил в небеса тот самый фонтанчик, про который я только что брату рассказывал.
        - Это он? - спросил Лёха, - тот фонтан?
        - Похоже, - хмуро ответил я, - не видать, короче говоря, нам сегодня клада, как своих ушей. Я эту кучу дерьма копать не собираюсь. Пошли обратно что ли.
        - Пошли, - легко согласился брат, - только опять мимо той покойницы проходить придётся ведь.
        - Не боись, мёртвые не кусаются, это только от живых подлянок надо ждать, - успокоил его я.
        И мы припустились по пляжу обратно к дому. Утопленницы на месте не оказалось, что удивительно. Вместо неё на том самом месте лежала звезда, сложенная из сучков дуба. Ну то есть понятно, что там всё вкривь и вкось было, мало похожее на правильную геометрическую фигуру, но общий смысл того, что до нас донести хотели, был понятен…
        - Это чё ещё такое? - испуганно спросил брат, - только что тут утопленница была…
        - Была да сплыла, - туманно ответил ему я, - волной её обратно смыло. А это, как сам видишь, звезда такая. Или пентаграмма по-другому. Символ Иисуса Христа… ну или Сатаны, это зависит от того, как она расположена, острым углом вверх или вниз.
        - А эта как расположена? - осторожно спросил брат.
        - С какой стороны посмотреть, если от воды, то вверх, если от обрыва, то вниз… давай так, давай будем считать это хорошим знаком, нам же пока ничего особо плохого не прилетело, верно?
        - А что могло прилететь?
        - Ну например тем оползнем могло бы и завалить нахрен…
        - Это верно, - погрузился в глубокие размышления брат, а потом продолжил, - а кто же убрал мертвяка и выложил тут эту хрень из палочек?
        - А вот это я не знаю и знать не хочу, - быстро ответил я, - давай лучше уберёмся отсюда по добру, по здорову, пока этот кто-то ещё чего-нибудь не придумал.
        И мы скорым шагом отправились к себе в общежитие - по дороге больше ничего примечательного не случилось, лопату с киркой я забросил туда же, откуда взял, апостолы уже успели заснуть, я тоже собирался было это же сделать, но тут брат пристал с очередным допросом.
        - Я так понимаю, - сказал он, выведя меня на улицу, - что с этим кладом у нас пока перерывчик, но у тебя же ещё одна задача не выполнена же?
        - Это макароны что ли? - тупо спросил я у него.
        - Макароны это не срочно, ещё месяц тянуть, а вот убивца сына хозяина тебе очень скоро найти надо, а не то плохо будет.
        - А ты откуда это знаешь, кого мне там найти надо? - хмуро спросил я.
        - Сорока на хвосте притащила, - отшутился он, - так чего у тебя там с убивцами-то?
        - Процессы идут, - начал я, - напал на след… даже на два следа, завтра надо будет проверить оба, тогда уж и решать вопрос…
        - Помощь нужна? - деловито спросил он, - я могу, ты не смотри, что я ростом не вышел, мозги у меня в порядке.
        Я окинул взглядом брательника и подумал, что любому Шерлоку Холмсу свой доктор Ватсон совсем не лишним будет.
        - Уболтал ты меня, брателло, - сказал я ему, - беру тебя в помощники. Слушай вот, чего я за сегодняшний день накопал по этому направлению.
        И далее я вывалил ему всё, что мне сказал мастер Лука, девица Роза и Ванька Чижик. Лёха помолчал некоторое время, переваривая большие объёмы информации, а потом начал задавать вопросы.
        - Про первый след я всё понял - это бандит Шнырь и его подручные, но ты вроде только что про второй чё-то говорил?
        - Говорил, - легко согласился я, - почему-то мне сдаётся, что Шнырь с подельниками тут совсем не при делах, а кто-то разыграл их втёмную. Ну сам посуди - какой смысл Шнырю убирать сына одного из главных людей на ярмарке? Я сколько не думал на эту тему, ничего не придумал, Шнырь одни неприятности только себе наживёт, а выгоды ни одной не вижу.
        - А если ему заплатили?
        - Тогда плата должна быть очень большой - если всё выплывет на поверхность, старшему Башкирову достаточно только глазом моргнуть, и не будет больше никакого Шныря… так что не понимаю я этого…
        - И каким-же второй след по-твоему должен быть? - не унимался брат.
        - Кому-то этот Виктор, а может даже и его папаша, очень сильно поперёк дороги встал, у меня есть на примете пара человек, которых можно примерить на эту роль, но я их тебе пока не назову… сам догадайся, если говоришь, что у тебя мозги есть.
        Лёха обиженно засопел, но возражать не стал, а просто сказал:
        - Назавтра у тебя какой-то план есть? Если есть, говори, помогу с этим планом, а нет, то пошли спать уже.
        - Есть у меня план, есть, успокойся, - ответил я, - завтра утром и расскажу, а сейчас и точно спать пора, а то завтра как варёные раки ползать будем, если не выспимся.
        А утром после завтрака я определил фронт работ апостолам (Пашка было заартачился, мол я тоже хочу расследовать преступления, но я осадил его на место, мол успеешь ещё, а пока макароны давай обеспечивай), а мы с Лёхой ушли на тот берег по второму мостику. По дороге я посвящал его в свои планы, а он глубокомысленно кивал, глаза у него при этом горели неугасимым пламенем.
        - Понимаешь, братан, - говорил я на ходу, - преступника поймать это тебе не щи сварить, это сноровка нужна. Преступники они разные бывают, в основном конечно там и расследовать-то нечего, обычная бытовуха - водки пережрал например и спьяну зарезал собутыльника… или жену приревновал к соседу и зарезал обоих… или ограбил кого тёмной ночью, а заодно и зарезал терпилу, чтоб не раскололся в полиции… с этим всё ясно, как с белым днём. Но у нас, похоже, немного другой случай.
        - А полиция же тоже этим наверно занимается? - вдруг спросил Лёха.
        - Конечно занимается, куда ж она денется, но у меня не было таких инструкций сотрудничать с полицейскими, так что всё сами, всё сами…
        - А что у нас за случай? - продолжил допытываться брат.
        - А то ты сам не знаешь - убит сын одного из самых богатых людей нашего города. Да что там города, он и во всей России-то далеко не на последних ролях будет, Матвей-то Емельяныч. Дело, как говорят умные люди, резонансное, это тебе не пьяная драка в трактире Рукомойникова.
        - А как там, кстати, с трактиром Спиридона? - спросил брат, - кто рулит-то после смерти хозяина?
        - Я не интересовался, наверно наследники какие есть… а нет, так продадут кому-нибудь, желающие найдутся.
        - Понятно… так и куда мы идём, ты так и не объяснил? Что там делать будем?
        Я вздохнул и пояснил брату, куда я его веду и что там собираюсь сделать, он похлопал глазами, а потом сказал, что здорово это я придумал, но он может и получше - и выдал свой вариант развития событий. Тут уже пришла очередь хлопать глазами…
        - Ну ты дал, брателло… - только и смог вымолвить я, - согласен на твои условия, прямо вот сейчас и приступим, как доберёмся до Китайских рядов.
        Но ни к чему мы приступить не успели в этих самых рядах, потому что в одном тёмном переходе между двумя близко расположенными рядами нам обоим дали по голове неустановленные лица. Очнулся я, короче говоря, в большом и тёмном помещении со связанными за спиной руками. Тут было сыро и пахло мукой и плесенью, не иначе подвал какого-нибудь лабаза, подумал я. Рядом кто-то зашевелился, я перевернулся на спину, подтянул ноги к себе и попытался встать… не удалось, меня еще и за трубу какую-то привязали очень коротким поводком. Но кто лежит рядом, я разобрал - брательник это был, кто ж ещё-то.
        - Ты как там, живой? - осторожно спросил я Лёху.
        - Вроде живой, - отозвался он слабым голосом, - голова только гудит.
        - Ну ещё б она не гудела после такого удара… ты не заметил, кто это такие были?
        - Не видел я их никогда раньше, два мужика в армяках… бородатые оба.
        - Руки у тебя тоже за спиной связаны? - спросил я.
        - Да… встать не могу… а до ветру хочется, аж страсть - под себя что ли ходить?
        - Терпи, чё, - только и смог посоветовать ему я, - или перекатись на бок, да вон в ту сторону помочись.
        Но ни перекатиться, ни сделать чего-то ещё он не успел, потому что открылась дверь в дальнем углу подвала, помещение немного осветилось дневным светом, потом загорелась свеча и к нам подошёл некто во всём чёрном. И я его узнал… это был тот самый Шнырь.
        - Ну что, пацанчики, - сказал он, поигрывая ножичком длиной с его локоть, - долго ж вы у меня под ногами путались, но щас перестанете. Сначала только расскажи, - ткнул он в меня пальцем, - всё, что знаешь, тогда умрёшь быстро и без мучений. А скроешь если чего, не обессудь, резать на куски я тя буду долго и мучительно.
        - Чего рассказывать-то? - уточнил на всякий случай я.
        - Сам знаешь - про Серафима, Сулейку, Башкирова. И про трактирщика с городовым не забудь. А я послушаю.
        Я прикинул и решил слить ему часть информации, чисто чтоб время потянуть, а то ведь и правда начнёт на куски резать.
        - Ты бы Лёху отпустил, он тут совсем не при делах, не знает ничего и не участвовал ни в чём, - попросил я без особой надежды.
        - Чтоб он в полицию сразу побежал? - ухмыльнулся Шнырь. - Давай выкладывай всё по полной, а там посмотрим.
        Я вздохнул и начал выкладывать… утаил только про убийство Спиридона и полицейского, ну его. Шнырь угрюмо смотрел куда-то в угол и не переставая поигрывал ножиком. Когда я закончил, он сказал:
        - Наполовину ведь наврал ты, щенок, но ладно, прощаю… прирежу я вас без мучений, так и быть.
        И он встал с чурбака, на котором сидел всё это время, и решительно шагнул ко мне, но в это время со скрипом открылась та самая дверь, в которую от заходил.
        - Я ж те сказал, чтоб не лез, - с досадой сказал Шнырь, повернувшись на свет, - сам во всём разберусь.
        Но в этот момент ему в голову прилетел какой-то круглый предмет, Шнырь хекнул и рухнул на землю, как подкошенный.
        - Всё за вас, оболтусов, делать приходится, - сказала тень от двери, оказавшаяся старцем Серафимом.
        Он разрезал нам с Лёхой верёвки на руках тем же самым ножичком, которым только что поигрывал Шнырь, и велел скрутить его покрепче.
        - А чёж сразу не прирезать-то его? - уныло поинтересовался я, не ожидая ничего хорошего от последующих объяснений.
        - А потому что он нам ещё живым пригодится, - объяснил Серафим, - а щас быстро смываемся отседова, сюда щас народ подтянется.
        Ну нас с Лёхой сильно уговаривать не надо было, быстренько очистили подвальное помещение - снаружи оказалось, что под землю запихнули нас практически в том же самом месте, где и по голове дали, под одну из китайских лавочек. Останавливаться мы тут, конечно, не стали, проследовали насквозь мимо Староярмарочного собора на окраину.
        - Ну что, голубь ты мой сизокрылый, - сказал тут, остановившись наконец, Серафим, - что далее делать с вами будем?
        - Не надо с нами ничего делать, дядя Серафим, - жалобно ответил ему я, - убивца, который Виктора жизни лишил, я практически вычислил, макаронная машина вот-вот в строю будет, ярмарочные беспризорники к нам в коммуну просятся, расширяться будем, Шнырь вот только остаётся, ну так ты сам не дал с ним вопрос до конца разрешить, так что теперь это не моя, а твоя проблема. Просто мешать нам не надо и всех делов…
        Старец с сомнением окинул взором меня с братом, потом продолжил:
        - Про дохлых кошек ещё забыл упомянуть и про Спиридона…
        - А вот про это хотелось бы забыть побыстрее, - ответил я.
        - А не выйдет, раз уж начал, надо до конца дело доводить, - хмуро высказался старец, - слушай меня сюда, что тебе ещё надо будет сделать… сегодня до вечера, край завтра с утра…
        И с этими словами он взял Лёху за шкирку и отодвинул его от места нашего разговора на пару метров, на что Лёха естественно сильно обиделся, а затем на ухо продиктовал мне дальнейшие инструкции. Я покивал головой, а вслух всё-таки сформулировал такой вопросик:
        - А чего, если не секрет, ты, дядя Серафим на пару с Сулейкой до меня докопались? Не понимаю - я ж обычный малец, каких тут тыщи бегают, зачем я вам сдался-то?
        - Дурака-то не включай, - отвечал мне он, - сам всё знаешь, зачем и почему…
        И с этими словами Серафим скрылся за углом ближайшей лавки, оставив меня с Лёхой в одиночестве.
        - Чё он тебе сказал-то? - спросил брат, продолжая обиженно сопеть. - Мог бы и рассказать родному брательнику.
        - Меньше знаешь, крепче спишь, - выдал я ему старую изжёванную истину, - потом как-нибудь расскажу, а пока пойдём-ка мы ещё раз навестим девицу Розу, у меня к ней пара вопросов неотвеченных осталась.
        - Это та самая, из борделя которая? - с загоревшимися глазами спросил Лёха.
        - Ага, она - только ты рот-то на неё не разевай, рановато тебе пока, года два-три пройдёт, тогда уж…
        - А тебе не рано? - с вызовом спросил он.
        - Мне уже можно, но она не в моём вкусе, - ответил я, погрузив брата в тяжелые раздумья.
        Розу пришлось будить, спала она после ночной работы тяжёлым сном. Пока барабанил в ворота, собачка чуть не сорвалась с цепи, так хотела меня покусать. Наконец из двери выглянула девица.
        - Опять ты? - с отвращением сказала она, - я ж тебе всё вчера сказала. Или ты меня знакомить с твоими мастерами собрался?
        - Нет, знакомство маленько откладывается, - ответил я, сдвинув картуз назад, - а пока вопрос один остался незакрытым… кстати познакомься, это мой брательник Лёха…
        - Ну привет тебе, Лёха, - раздвинула она в улыбке губы, - тебе лет-то сколь?
        - Сколь есть, все мои, - буркнул тот.
        - Ну так чё, ответишь на вопросик? - взял я быка за рога.
        - Задавай… подожди только, Жучку успокою, - и она взяла с земли здоровенный дрын и с размаху саданула им по жучкиной будке.
        Собачка мигом замолчала и отбежала в другую сторону, насколько позволяла цепь. В дом она меня приглашать на этот раз не собиралась, так что я её прямо тут у крыльца и спросил в лоб:
        - Не всю ты правду мне вчера выдала, подруга ты моя, половину укрыла…
        - И что же я укрыла? - спросила она с вызовом.
        - А не было там в вашем заведении никакого Приживальщика, это я точно знаю. Следил за Виктором кто-то другой, и ты этого другого прекрасно знаешь.
        Глава 8
        Роза аж красными пятнами пошла, смотреть на неё было больно - по всему было видно, что она сейчас расколется, но тут зачем-то вылез со своей инициативой Лёха.
        - Слышь ты, давалка подстилочная, колись в натуре быстро, а не то хужее будет! - гордо заявил он, на что услышал:
        - Ты кто такой ваще, шкет подзаборный? Всякая мелюзга бесштанная меня тут ещё попрекать будет!
        И с этими словами она скрылась в своём доме, хлопнув дверью так, что посыпался какой-то мусор с потолка. Собачка, кстати, восприняла этот хлопок как сигнал к наступлению и зашлась в утробном уже совершенно вое.
        - Ну кто тебя просил лезть не в своё дело? - с досадой сказал я брату, - она ж готова была всё выложить, а ты её спугнул… пошли отсюда, а то эта псина сейчас цепочку из стены выдернет, мало тогда не покажется.
        Брат тоже покраснел, но возражать ничего не стал, что тут возразишь-то, и мы скорым шагом вернулись в район китайских рядов и Бетанкуровского канала.
        - И чё щас делать будем? - спросил Лёха, шмыгнув носом.
        - Ты в нашу мастерскую пойдёшь, хватит мне твоей помощи, а я ещё пару дел на этой стороне проверну, вечером у нас с тобой опять большое дело будет.
        - Что, снова клад пойдём искать?
        - Почти, - не стал раскрывать все карты я, - лопату наточи, чтоб острая была. Да, и арбалет хотя бы один скрути, чертежи на него в моём углу лежат, станки работают, так что вперёд - что к обеду готово было.
        Лёха спорить не стал и припустился по мосту к башкировским мельницам, а я зашёл ещё в одно заведение неподалёку от Главного дома с завлекательным названием «Тиръ братьев Морковиных». Оно уже открыто было - внутри, как это и полагается в любом тире, сидел билетёр, продававший всем желающим патроны для воздушных ружей, а сами эти ружья лежали на прилавке. Метрах в 7 - 8 от прилавка был целый иконостас из мишеней, изображающих разных зверюшек и предметы первой необходимости. С левой стороны имелось и устройство для транспортирования бумажных мишеней, это для тех, кого зверюшки не устраивали.
        - Хозяева далеко? - спросил я билетёра.
        - А тебе зачем? - с удивлением воззрился на меня тот.
        - Дело есть, - хмуро ответил я, глядя в сторону мишеней. - На сто рублей, не меньше.
        - Ты гля, какие у нас тут мальцы подрастают, - вымолвил билетёр, - сразу сторублёвыми делами ворочать начинают. Ну подожди здесь, шас позову. Может пострелять заодно хочешь?
        - А что, не откажусь, - ответил я, - почём у вас пулька-то?
        - Одна полушку стоит, пять штук - две копейки, десяток - три.
        - Давай сразу уж десяток, - вытащил я мелочь из кармана, - и бумажную мишень тоже.
        Он выдал мне и то, и это, а затем скрылся в боковой двери. Ну зарядил ружьишко, оттранспортировал мишень к стенке и встал в стойку… решил половину расстрелять с упором на прилавок, а другую половину без упора. Выпустил пять пуль, кручу мишень назад - тут из боковой двери появляется маленький кругленький мужичонка хорошо так за сорок и задаёт сразу три вопроса:
        - Ты что ли меня спрашивал? Чё надо? Ты кто такой ваще?
        - Предложение есть для вашего тира, - отвечаю, - а зовут меня Саня Потапов, работаю у Башкирова, у Матвей-Емельяныча.
        Мужичонка сразу спустил пар и заговорил на полтона пониже.
        - Я Степан Морковин, владелец этого тира… совладелец, есть еще Игнат, брат мой, но он сейчас не при делах, так что можешь говорить со мной… так, а это что такое, ты настрелял? - и он забрал у меня расстрелянную мишень.
        Я и сам на неё толком пока не глянул, но тут уж рассмотрел - четыре девятки и десятка, всё очень близко друг к другу.
        - Стреляешь метко, - похвалил меня Степан, - ну а теперь давай выкладывай, что у тебя там за дело.
        - Дело называется «арбалет», - ответил я ему, забрав мишень и снова транспортируя её взад, - слышал про такое?
        - Это лук что ли такой?
        - Ну да, почти что лук, только с приспособлением для удержания тетивы - не надо напрягаться, чтобы держать её, значит точность прицеливания и дальность стрельбы будут выше.
        - Ну и что дальше?
        - А дальше то, что можно как-то разнообразить услуги твоего заведения - ружья-то наверно народу приелись, а тут на что-то новенькое могут и раскрутиться. Одну-две штуки этого оружия я завтра могу принести, сами посмотрите и постреляете, а потом уж будем предметно разговаривать, годится такая схема?
        Степан как-то странно посмотрел на меня, а потом ответил:
        - Если выбьешь столько же очков при стрельбе без упора, тогда продолжим разговор.
        На слабо, значит, решил меня взять, родной - да зарадибога, подумал я, заряжая ружьишко. Сделал поправку - предыдущая серия-то у меня влево-вниз съехала, так я выцеливал чуть повыше. В итоге получилось даже лучше, три десятки и две девятки. Степан был впечатлён.
        - Лады, приходи завтра со своими арбалетами, после обеда где-нибудь, поговорим…
        Я кивнул и подался по второму своему делу - к павильону с простым, как гвоздь, названием «Товарищество Тринклер и партнёры», он тут совсем неподалёку располагался, на углу Пожарской и Нижегородской. Зашёл внутрь, поздоровался с молодым приказчиком, который сидел у углу и читал местную газетку, остальное пространство тут занимали несколько двигателей в разной степени сборки-разборки, а на стенках висели красочные плакаты с теми же двигателями в различных разрезах и проекциях.
        - Здравствуйте, - с порога сказал я, - меня зовут Александр, работаю на башкировской мельнице над усовершенствованием некоторых технологий, и нас очень заинтересовала ваша продукция, не расскажете вкратце, что тут у вас и как работает?
        Молодой человек мигом оживился, отложил свою газетку в сторону, взял в руки длинную указку и подвёл меня за руку к первому макету.
        - Меня зовут Людвиг Карлович (вот так раз - немец!), а это бескомпрессорный нефтяной двигатель высокого давления, также называемый «Тринклер-мотор». Это как паровой двигатель, но работает не на дровах, а на нефти.
        - На сырой нефти? - уточнил я, - или на её фракциях?
        - Да, на сырой, - с некоторым удивлением подтвердил Людвиг, - сейчас проектируются варианты с бензином и мазутом, но они пока не доведены до рабочего состояния. Так что пока только сырая нефть. Четыре цилиндра крепятся на коленчатом валу, впрыск топлива осуществляется, когда поршень идет из верхней мертвой точки в нижнюю, зажигание осуществляется при обратном проходе, далее следует рабочий ход, удаление сгоревших газов и возврат в верхнюю точку. Очень экономичная конструкция по сравнению с аналогичными аппаратами Дизеля и Стюарта, коэффициент полезного действия достигает 25 - 28 %, чуть не вдвое выше.
        - А там что? - спросил я, махнув рукой в сторону остальных макетов.
        - Это двухтактный образец, - ответил приказчик, показав на ближайший механизм, - а там шестицилиндровый вариант.
        - И какую же мощность развивает например этот вот четырёхцилиндровик? - продолжил свои расспросы я.
        - Этот на двадцать лошадиных сил, - ответил тот, - а позвольте узнать, для каких именно целей вам понадобился такой мотор?
        - Охотно, - согласился я, - охотно - дело в том, разлюбезнейший Людвиг Карлович, что сейчас мы разрабатываем агрегат по выпуску одной новинки из муки, вырабатываемой башкировской мельницей. И для этого агрегата абсолютно необходим мотор приличной мощности, такой вот как у вас например. Существующий паровой двигатель нас несколько не устраивает…
        - Очень любопытно, - продолжил заинтересованный приказчик, - очень… давайте договоримся таким образом - сейчас я вам конечно не скажу ни да, ни нет, мне нужно связаться с руководством в Петербурге.
        - С Густавом Васильевичем?
        - Да, с ним - и в зависимости от его ответа мы продолжим переговоры… со своей же стороны обещаю всевозможное содействие. А можно лично посмотреть на вашу работу? - вдруг спросил он, - мне это было бы очень интересно.
        Ну и что я ему покажу, подумал я…
        - Знаете, - осторожно ответил я, - работы наши пока в самом начале, смотреть там, грубо говоря, пока не на что, но вот через неделю в это же самое время приходите пожалуста, на башкировские мельницы, вторая механическая мастерская, будем рады.
        На этом мы и распрощались с разлюбезнейшим Людвигом Карловичем, и я отправился обратно к свои баранам… апостолам то есть конечно. Апостолы пахали в поте лица, один на токарном станке, другой на сверлильном. Посмотрел, чего они там наваяли, вроде неплохо, н напильником конечно дорабатывать придётся. А Лёха сидел набычившись в другом углу мастерской и пытался соединить цевье арбалета с металлической дугой, ничего у него не получалось. Отобрал у него и то, и это, оценил исполнение дуги - вроде неплохо, просверлил два новых отверстия в дуге и присобачил ее на ложе.
        - Молодец, почти всё правильно сделал, сейчас ещё спусковой механизм допилить и тетиву натянуть, потом пойдём испытывать.
        Апостолы бросили свои сверлильно-токарные дела и подтянулись поближе.
        - А мы чё, мы тоже хотим, - сказал, шмыгнув носом, Пашка, - чё мы всё сверлим и сверлим не пойми чё…
        - Все пойдём испытывать, вопросов нет, - заявил я, - а сейчас у нас обед.
        После обеда мы с Лёхой дорабатывали до нужной кондиции арбалет, соорудили заодно три стрелы под завистливыми взглядами апостолов. Наконец всё было готово, ну мне так показалось на первый взгляд, может и не всё конечно, и мы пошли на природу протестироватьполучившуюся хрень в реальных боевых условиях. Бумаги для мишени здесь трудно было отыскать, поэтому я взял первую попавшуюся мешковину и мелом нарисовал на ней что-то вроде концентрических кругов, и две поперечные чёрточки конечно, приколотил всё это тремя гвоздиками к близ расположенному дубу. Видя умоляющие глаза Пашки, отсчитал двадцать шагов, нарисовал ногой черту и вручил ему взведённый уже арбалет (сделать это оказалось не так-то уж и легко) с заложенной стрелой, на, проверяй на практике наше оружие.
        Тот с серьёзной миной взял в руки устройство, зачем-то покрутил его, на что получил подзатыльник и нравоучение, что заряженное оружие на себя и на товарищей не направляют, а потом прицелился и пальнул.
        - Ну чё, неплохо, - сказал я ему, отбирая арбалет, - хотя бы в мешок попал, и то ладно. Иди вытаскивай стрелу, а следующий у нас будет Петька.
        Стрела впилась в дуб довольно глубоко, так что вытаскивать её пришлось мне помогать. Петюня выстрелил в молоко и чуть не зарыдал от этого. Я его утешил и отправил искать стрелу, а когда он вернулся, пришла очередь Лёхи.
        - Эх я щас запулю, - хвастливо заявил он, закрывая один глаз и прицеливаясь.
        Запулил и вправду неплохо, где-то в шестёрку угодил строго вправо от центра. Забрал у него арбалет, снова зарядил и со словами «Учитесь, сосунки» выстрелил по мишени… зря заранее хвалился-то, получилось ещё хуже, чем у Пашки, но лучше, чем у Петьки, где-то в самый край мешковины угодил. Пацаны поржали надо мной от души.
        - Ну повеселились и будя, - рявкнул я, - идите детали вытачивать, а мы с Лёхой ещё маленько над арбалетом поколдуем.
        Колдовали мы над ним до самого ужина, я подпиливал и подтачивал спусковой механизм, а еще дуги пришлось заменить, эти оказались недостаточно упругими. А тут и ночь подоспела незаметно.
        - Так что у нас сегодня за дело-то? - спросил Лёха, когда мы вернулись с ужина.
        - Дык ещё раз за кладом пойдём?
        - Что, опять? Сколько можно-то, позавчера только ходили, да и завалило там всё.
        - Завалило там не всё, то, что надо, незаваленным осталось, мне об этом Серафим рассказал.
        - Ну и чего там такое, в этом кладе? Опять бестолковые шмотки что ли найдём?
        - А ведь почти угадал, - с удивлением ответил я ему, - шмотки там лежат, но только совсем не бестолковые, а очень даже толковые. С их помощью мы завтра должны развязаться со всеми нашими непонятками. Полностью причём и целиком, и с бандитами ярмарочными, и с полицией, и с хозяином мельницы до кучи.
        - Во как… - с уважением посмотрел на меня Лёха, - но что-то слабо в это верится.
        - Вот завтра и посмотришь, а сейчас-то чего языком молоть? Бери вон лопату и пошли на место.
        Лёха повиновался без лишних слов. Дорога по осточертевшему уже берегу Оки на этот раз никаких сюрпризов не таила.
        - Вот здесь где-то утопленница-то лежала, - сказал, забежав за мою спину, брат. - Точно, вон даже ямка в песке осталась. А там вон звезда была.
        - Но сейчас-то ничего этого нет, значит и бояться нечего, верно? - спросил я у него и, не дождавшись очевидного ответа, потащил его далее.
        Место, которое нам надо было раскопать, мне хорошо описал Серафим - с одной стороны ручей, который фонтаном бьёт, с другой два здоровенных вяза, сросшихся стволами. Вот примерно посередине между этими ориентирами и рой, сказал он. Я приблизительно определил, где это середина, в ней как раз и ямка подходящая имелась, которая от просаживания грунта бывает. Начали рыть попеременно с братом. Через полчаса, мы даже на метр вглубь не откопали, штык лопаты ударил во что-то железное.
        - Кажись она самое, - возбуждённо сказал брат, - на засов от сундука похоже.
        Остатки песка отгребли уже руками, вытаскивать сундук наружу не стали, поддели засовы лопатой и вскрыли. Серафим был прав, опять тут одни шмотки лежали.
        - Ну ё-моё, - разочарованно сказал Лёха, - что нам с этим добром делать?
        - А ты на золото что ли рассчитывал? - переспросил его я, - золото самому заработать надо, а пока берём то, что есть, и делаем ноги.
        До нашей общаги мы добежали в буквальном смысле, очень быстро. Там я оставил Лёху на скамеечке, а сам вытащил из загашника наш боевой арбалет, захватил пассатижи и вернулся.
        - А сейчас идём вооон туда, - показал я в сторону откоса, - и сооружаем декорацию.
        - Какую декорацию? - не понял он.
        - Щас всё увидишь… кстати, сгоняй за мешком с кошками, помнишь, где он у нас спрятан?
        Лёха помнил и мухой слетал за требуемым. А у откоса росли совсем уж старинные два дуба невероятного возраста и обхвата, по паре метров в окружности оба были.
        - Так, - сказал я, сдвинул кепку на затылок, - ты примеряй вот этот кафтан к дубам, куда он лучше встанет, а я со стрелами поколдую.
        И я вытащил серебряные монеты, кои мы из клада захватили (да, были там и такие, рубли эпохи Александра Второго, без портретов, жаль, что немного, но нам хватит), и начал прикреплять монетки к острию стрел с помощью пассатижей. Там особенно точно ничего не требовалось, сплошная бутафория ведь, чтоб держалось и не падало только, за пять минут справился.
        - А чего это ты тут делаешь? - спросил вернувшийся от дуба Лёха.
        - Серебряные наконечники для стрел, не видишь что ли?
        - Чтоб упырей брало? - уточнил он.
        - Чтоб народ думал, что это для упырей.
        - Понятно, - ответил брат. - А теперь что?
        - Теперь держи кафтан за плечи, а я выстрелю в него.

^(Мужик в плисовом кафтане, конец 19 века)^
        Брат сделал, что велели, я прицелился с пары метров, но выстрелить не успел, потому что краем глаза увидел некое свечение… быстро обернулся в ту сторону - точно, сам Сулейка пожаловал, давно что-то его видно не было. Лёха тоже его увидел, сильно испугался, кафтан бросил конечно и спрятался за деревом.
        - Работаешь, Санёк? - ехидно спросил атаман, и его тон мне что-то сильно не понравился.
        - А то ты сам не видишь - что Серафим сказал, то и делаю.
        - Ну и молодца, - продолжил Сулейка, - мы с Зульфией тоже щас своё дело сделаем и пойдём.
        - Какой ещё Зульфиёй? - переспросил я.
        - Ты её недавно на берегу видел, эй, выходи, покажись человеку, - это он уже куда, обернувшись назад, сказал.
        Из кустов малинника выплыл ещё один силуэт, приглядевшись, я тут же узнал в нём ту самую утопленницу, лежавшую на песочке в наш первый поход за кладом. А в руках у неё была та самая их говна и палок слепленная звезда… ну не звезда, а пентограмма конечно, но не будем придираться. Я на всякий случай немного попятился назад.
        - Что-то я не пойму тебя, дядя атаман, зачем ты сюда эту бабу притащил и что за дело вы сейчас сделать хотите? - сказал я, выставив перед собой арбалет.
        - Это не баба, во-первых, а татарская княжна, моя правая рука в банде была, - отвечал мне он, а во-вторых дело у нас простое - душу твою забрать, ну и у твоего брательника конечно, раз он под руку подвернулся.
        - И зачем тебе моя душа? - попытался оттянуть время я.
        - Ты как маленький, зачем душа нужна бывает, не знаешь?
        - Не знаю, - честно признался я.
        - Ну и не надо тогда тебе ничего знать, - вздохнул Сулейка, - однако заболтались мы что-то, а дело несделанное стоит, Зульфия, приступай, - скомандовал он подельнице.
        И тут Зульфия эта, вся в разводах и трупных пятнах, жутко завыла и поплыла в мою сторону, выставив вперёд руки с чёрными почему-то ногтями. Я отступил ещё немного назад, угоди ногой в какую-то яму и едва не грохнулся на землю, но удержался.
        - Не подходи, - чуть слышно пискнул я, - у меня стрелы серебряные.
        - Врёт он всё, не слушай его, Зулька, - подначил сзади атаман.
        Ну тут я и выстрелил - стрела, как это можно было бы подумать с самого начала, вовсе не пролетела насквозь через практически бестелесную атаманшу, а уткнулась ей в грудь и задрожала, издавая неприятный дребезжащий звук.
        - Ой, - сказала Зульфия, - он кажись меня прикончил.
        - Не может этого быть! - заорал Сулейка, - дай-ка я сам посмотрю.
        И он подплыл к ней в горизонтальном состоянии…. а я чего, я жать продолжения этого балета не стал, быстро зарядил вторую стрелу все с тем же серебряным рублёвиков на наконечнике и выпустил её в спину Сулейки, он как раз спиной ко мне повернулся. Сулейка дернулся и упал навзничь рядом со своей подругой. Контуры и того, и другой начали темнеть и расплываться. Я подошёл поближе, присел на корточки рядом с атаманом и спросил у него:
        - Слышь, братан, может расскажешь мне перед тем, как пропасть, чего ты от меня хотел и зачем все эти выкрутасы были?
        Лицо Сулейки исказилось, он раскрыл рот, но кроме грязных ругательств, я от него ничего не услышал. Через минуту пропали они оба, оставив после себя только свою одежду - шапку, кафтан и сапоги с загнутыми носами.
        - Эй, Лёха, выходи - всё закончилось, - позвал я брата.
        Тот вылез, наконец, из-за своего дуба, где он прятался всё это время… а сколько кстати времени-то заняла вся эта канитель?… не больше трёх минут наверняка…
        - Это что ваще было сейчас? - только и смог спросить брат.
        - Смерть это наша была, - устало ответил я, - но нам повезло, поживём ещё чуток.
        - А эти вот двое кто такие?
        - Ты не понял что ли? Атаман Сулейка и его подельница.
        - Они ж мёртвые давно должны быть.
        - А они и были мёртвые, но немножечко живые - призраки это были… ну или привидения, если хочешь.
        - И чего они от нас хотели?
        - Я так думаю, что вернуться в мир живых, для этого им наши души и понадобились…
        Лёха некоторое время поразмышлял, разглядывая одежду, оставшуюся от упырей, а потом сформулировал наконец правильный вопрос:
        - Ну и чего мы дальше делать будем?
        - Ты остаёшься здесь караулить всё это добро… нет, сначала надо ещё одну стрелу выпустить в тот кафтан, который мы притащили и мешок с кошками поближе к ним бросить.
        Лёха послушно взял тот кафтан в руки и прислонил его к дереву, а я стрельнул в него последней оставшейся у нас стрелой.
        - Отлично, - резюмировал я, оглядев получившуюся картину, - теперь ты сидишь тут на хозяйстве, а я побежал в редакцию.
        - Какую ещё редакцию? - изумился брат.
        - Известно какую, газеты «Нижегородский листок».
        - И зачем нам это?
        - Надо выгодно преподнести то, что мы сейчас сделали, а лучше журналистов, это никто не сделает.
        - А что мы сейчас сделали? - не унимался брат.
        - Больно много у тебя вопросов, - хмуро ответил я, - ладно, отвечаю, но это последний мой ответ - мы сейчас освободили город и ярмарку от страшного бандита и разбойника Сулейки. Больше никто никого убивать и подбрасывать дохлых кошек не будет. Ясно?
        Брат молча кивнул и сел на пенёк, приготовившись ждать, но напоследок всё же попросил жалобным голосом:
        - Ты уж там поскорее давай, а то вдруг они опять воскреснут, чё тогда?
        - Не боись, не воскреснут, - бодро заверил его я и убежал в редакцию.
        Она, насколько я помнил, в верхней части города была, надо было подняться по одному из трёх съездов, Похвалинскому, Почтовому или Зеленскому, а там уже на углу Большой Покровки и Грузинской и искать её. Вы наверно зададите вопрос - кто же там сидеть-то будет, в этой твоей редакции посреди ночи и не зря ли ты туда бежишь? А я вам отвечу, что вообще-то ночь это самое время для работы таким службам - утренний выпуск печатается, выпускающие редакторы срочно что-то правят, да и репортёры тоже, бывает, что-то новое приносят. Так что в самый раз, в самый раз…
        Покровка была не то, чтобы совсем пустой, но и не как белым днём - с десяток встречных и попутных граждан мне там встретился по дороге от Лыковой дамбы. Так, а вот здесь скоро Госбанк построят, к 300-летию дома Романовых, а пока на этом месте пустырь с бурьяном. А напротив пустыря, аккуратно на углу и оно самое стоит, редакция ежедневной общественно-литературной, а равно политической и биржевой газеты «Нижегородскiй Листокъ» - блин, как же раздражают все эти ненужные яти и еры, вот что не отнимешь у большевиков, так это реформу орфографии, раз, и унификацию календаря с другими странами, два.
        Дверь открытая, изнутри свет льётся - заходи, кто хочешь. Зашёл и я… в углу храпел усатый швейцар, так что никто меня ни о чём не спросил. Поднялся на второй этаж, тут кипела работа, в одной комнате стучала пишущая машинка, как пулемёт, из другой раздавались громкие раздражённые голоса, мимо меня раза три уже пробежали люди с гранками в руках, видимо последние правки в утренний выпуск несли. Ну и куда же мне теперь? Махнул рукой и на удачу заглянул туда, где громко ругались - в этой комнате сидели трое достаточно молодых граждан, все с усами, но без бород, один из них, видимо, был начальником, а остальные его подчинённые. А спор у них заключался, как я понял, в том, что острых материалов мало, газета теряет подписчиков, а значит и жалование вам, господа хорошие, будет скоро урезано - это начальник произносил. А подчинённые жаловались на тяжёлую жизнь и объективные обстоятельства, ну какие, мол, острые материалы могут быть в нашей провинции? Всё острое, дескать, в двух столицах осталось, а у нас тут одно уныние и бесперспективность.
        Это я удачно зашёл, подумал я, снимая картуз…
        - Здравствуйте, люди добрые! - громко сказал я, вступая на порог этой комнаты.
        - Тебе чего, мальчик? - спросил старший, бросив на меня мельком взгляд, - не видишь, мы тут делом заняты, не мешай.
        - Да я как раз насчёт вашего дела и пришёл, - скромно сказал я, встав по стойке смирно.
        - А откуда ты знаешь, что у нам тут за дело? - это уже вступил в разговор один из подчинённых, причём выговор его с жёстким волжским оканьем показался мне отдалённо знакомым.
        - Так вы тут громко разговариваете о своих делах, ещё с лестницы всё слышно…
        - Ладно, - решил видимо отвязаться от назойливого посетителя начальник, - говори, зачем пришёл, только быстро.
        - Я по поводу недавних убийств, - продолжил я, так же скромно глядя в угол, - ну которые с дохлыми кошками связаны.
        Это сразу заинтересовало всех присутствующих, даже начальника.
        - Давай выкладывай, не тяни своих дохлых кошек за хвост, - даже позволил себе пошутить окающий подчинённый.
        - Сесть-то можно? - довольно нагло спросил я и тут же уселся на свободный стул, не дожидаясь никаких разрешений. - Так вот, Сулейка убит, час назад примерно, убит стрелой с серебряным наконечником, город таким образом может вздохнуть спокойно, а вы, господа журналисты, можете сами во всём убедиться и первыми напечатать этот сенсационный материал, если сейчас отправитесь со мной на место, так сказать, преступления.
        - Врёшь? - с надеждой спросил начальник.
        - Эй-богу, рассказал всё, как на духу, - честно ответил я и перекрестился на всякий случай.
        - Максимыч, - обратился начальник с окающему, - возьми фотографа и сгоняй с пацаном, куда он там покажет.
        Да это Горький что ли, подумал я, он вроде бы где-то в Европах в это время должен был обретаться…
        - А я? - спросил второй подчинённый.
        - И ты тоже, как же без тебя, Толик, - махнул рукой тот.
        Через пять минут мы уже шли довольно быстрым шагом по направлению к Благовещенке - я их повёл через Лыкову дамбу и Почтовый съезд, там вроде дорога поровнее. Максимыч с фотографом всю дорогу помалкивали, а я не напрашивался на беседу - авось разговорятся, когда на месте всё увидят.
        Лёха обрадовался появлению живых людей, как я не знаю кто, только что из штанов не выпрыгнул. Я его подвинул в сторонку, а сам вышел на линию огня.
        - Вот, изволите видеть, - показал я широким жестом на поле нашего боя, - с левого края лежит одежда самого Сулейки, ближе к дереву его подручная Зульфия, а к дереву пришпилен неустановленный бандит… ну то есть дух неустановленного бандита, он не представился как-то… все поражены в район сердца стрелами с серебряными наконечниками. Мешок с дохлыми кошками вон там лежит. Можно задавать вопросы, - добавил на всякий случай я, видя некоторый ступор репортёров.
        Первым очнулся Максимыч:
        - То есть ты хочешь сказать, что людей у нас в городе грабил и убивал призрак, а не живой человек?
        - Получается, что так, - скромно отвечал я, - вы же не хуже меня знаете, что живого Сулейку убили два года назад.
        - Бред какой-то, - подал голос фотограф, - я это конечно всю сниму и не один раз, но в газету такую ерунду давать по-моему нельзя. Засмеют-с…
        - А мне нравится, - весело возразил ему Максимыч, - такого на моей памяти ещё не бывало… и вряд ли будет в дальнейшем… только хотелось бы побольше подробностей от тебя… от вас то есть, молодой человек - как вы сюда попали, откуда и почему вылезли призраки, как проходил бой. И материальных улик побольше бы, это не помешает…
        - Хорошо, - со вздохом согласился я, - пусть товарищ снимает, а мы пока побеседуем вон на том бревне.
        И я пригласил Горького присесть на поваленный клён, он достаточно толстый был, так что сидеть на нём было удобно. Лёху я с собой поманил, лишний свидетель не помешает.
        - Значит так, дорогой Алексей Максимыч, - начал, откашлявшись, я.
        - Откуда ты знаешь, как меня зовут? - спросил он.
        - Помилуйте, Алексей Максимыч, кто ж у нас не знает звезду отечественной, а теперь уже и мировой литературы. Ваши «Песни о соколе и буревестнике» я наизусть почти выучил. Так вот - история наша началась с месяц примерно назад, когда в меня попала молния… напротив дело было, на Гребнёвских песках…
        Ну и дальше я вывалил всё, что со мной и с Лёхой случилось за последний месяц, с купюрами конечно - про Рукомойникова и полицейского с Рождественки умолчал и воров с ярмарки коснулся очень вскользь. Горький в начале кривился и хмыкал, а под конец замолчал, видимо проникся.
        - Да, весёлая у тебя жизнь была, ничего не скажешь. Я так понял, что остался в живых ещё один свидетель и участник этих событий, старец Серафим - правильно?
        - Абсолютно верно, Алексей Максимыч, - подтвердил я.
        - Он вроде недалеко здесь живёт - может прогуляемся и получим ещё одно независимое мнение? - предложил Горький.
        - Я не против, а ты, Лёха, как? - спросил я у брата.
        - Я чего, я как ты, - отозвался он.
        - Ну тогда пойдём прогуляемся, фотограф кажется закончил свои дела?
        Фотограф подтвердил, что всё, что хотел, он уже сделал и готов идти хоть к чёрту на рога. И мы всей гурьбой опять пошлёпали по успевшему лично мне обрыднуть речному песочку. Дверь в хижину старца Серафима оказалась слегка приоткрытой, мне это показалось немного странным, но вслух я ничего этого не озвучил, а просто бодро заявил, что вот она, цель нашего вояжа.
        - Николай, сними-ка это дело, - скомандовал Максимыч.
        Фотограф упираться не стал, быстро расставил свою треногу и запалил вспышку.
        - Готово, - сказал он, - что дальше?
        - Дальше будем вызывать Серафима, - ответил Горький и громко позвал того по имени.
        Ответом ему была гробовая тишина… вторая попытка - опять мимо.
        - Надо войти внутрь что ли, - осторожно предложил я, - чего зря надрываться.
        - Давай войдём? - согласился Максимыч и отворил дверь настежь.
        Изнутри пахнуло какой-то тухлятиной и пылью. Первым туда Горький, естественно, зашёл, я следом - темно было, хоть глаз выколи. Я зажёг спичку, а от неё фитилёк такой маленький, стало немного светлее… но Серафима тут не было. А что было? А пентаграммы, они же пятиконечные звёзды, перевёрнутые причём острым концом вниз, на всех стенах, кое-где и по две штуки.
        - Тааак, - процедил Максимыч, - я так понимаю, что святой-то наш старец был далеко не святым…
        - Почему был? - сразу уцепился я за эту оговорку.
        - Потому что сплыл, по всей вероятности, он, - непонятно ответил Горький и добавил, обернувшись назад, - Николай, это снимать не обязательно, всё равно в номер не пропустят.
        А потом вышел наружу, снял фуражку и утёр пот со лба.
        - В тёмную какую-то историю ты, брат, нас затянул, - сказал он наконец мне, собравшись с мыслями.
        - Какая уж есть, Алексей Максимыч, - с горечью в голосе отвечал я, - жизнь, если подумать, такая штука, полосатая, то светлой стороной к нам оборачивается, то тёмной. А то и вовсе норовит сбежать к чёртовой бабушке.
        - Помолчи уже, философ доморощенный, - отвечал мне он и, подумав с минутку, - значит так - ни к какому Серафиму мы не ходили, слышишь, Николай?
        Николай согласно кивнул головой.
        - Сейчас возвращаемся в редакцию и быстро пишем статью, материала у нас вполне достаточно, фотографий, я думаю, хватит двух - отдельно бандиты со стрелами, отдельно эти двое мальцов с арбалетами. Утром бомба должна получиться… если успеем конечно…
        - Куда ж мы денемся, Максимыч, - рассудительно отвечал фотограф, - должны успеть, и ещё время останется, чтоб собрать пресс-конференцию.
        - Правильно мыслишь, - одобрил его Горький, - это, кстати вас двоих напрямую касается - завтра у нас в редакции или где там скажет старший, будете отвечать на вопросы собравшихся граждан. Теперь ещё вот что…
        Горький стал мучительно вспоминать, что он забыл, я помог ему, видя такие мучения.
        - Наверно про убийцу сына Башкирова забыли?
        - Точно. Про него что можешь сказать - это тоже эти призраки постарались или как?
        - Про это мне хотелось бы отдельно поговорить, господин Горький, - сказал я, глядя ему в глаза, - тема, не связанная с Сулейкой никак, поэтому коней гнать не стоит.
        Горький немного удивлённо посмотрел на меня, но настаивать не стал - не стоит коней гнать, значит не стоит.
        - А с этими чего делать будем? - спросил я, показывая на кафтаны, пронзённые стрелами, мы тем временем уже и до них добрались.
        - Полицию привлекать, я думаю, никаких оснований нет, - ответил Горький, - потому что никаких трупов не имеется, а потусторонние силы не в их компетенции. Церковь можно было бы… я позвоню утром настоятелю Храма Александра Невского, ему недавно телефон провели, мы обсудим этот вопрос. А пока пусть всё остаётся как есть.
        И тут уж мы окончательно разошлись - эти двое отправились по Похвалинке к себе домой сочинять сенсацию и печатать её усиленным тиражом, а мы с Лёхой в свою общагу, отсыпаться и отходить от кошмаров…
        Глава 9
        А с раннего утра меня разбудил приказчик Фрол и буквально за шиворот потащил к хозяину, к Матвей-Емельянычу.
        - У меня срок же ещё не вышел, - попытался отбиться я, - до двенадцати же был уговор.
        - Ничего не знаю, - отмахнулся тот, - Емельяныч приказал доставить тебя в кабинет, я и доставляю.
        Ну делать нечего, доставился пред очи большого босса… тот был в очень плохом настроении, что выражалось в лихорадочных рефлекторных движениях рук и головы.
        - Докладывай, - сразу с порога объявил он мне, - что накопал, а то кормлю я тебя, похоже, задарма.
        Я вздохнул, сел без разрешения на свободный стул и довольно нагло спросил, нельзя ли меня хотя бы чаем обеспечить, а то завтрак пропущу наверно. Матвей убавил тон и крикнул в приёмную, чтоб принесли чаю. Разлили в стаканы, я прихлебнул и начал свой рассказ.
        - Значится так у нас дела обстоят, любезнейший Матвей Емельяныч - подозреваемых в убийстве вашего сына было двое, один, как нетрудно догадаться, это мифический атаман Сулейка, на которого прямо указывали дошлые кошки, а второй один из главных ярмарочных бандитов Шнырь, у него какие-то невыясненные денежные отношения с Виктором были.
        - Какие ещё денежные отношения? - хмуро спросил Матвей.
        - Виктор у Шныря несколько раз одалживал крупные суммы, но до сих пор отдавал всё в срок, а вот в этот последний раз задержался с отдачей.
        - Ему что, моих денег не хватало?
        - Получается, что не хватало… но в это мы углубляться не будем, потому что обе эти версии не годятся ни к чёрту - ни Шнырь, ни Сулейка в убийств не виноваты, это я точно установил.
        - И как же ты это установил? - недоверчиво спросил хозяин.
        - Шнырь весь тот вечер играл в карты в одном известном ярмарочном шалмане, его там несколько человек видели, а про Сулейку я чуть позже поясню… там пройтись немного придётся.
        - Хорошо, пройдёмся, - отвечал Матвей, - а ты не останавливайся, продолжай.
        Тут я встал со своего стула и прошёлся по кабинету взад-вперёд, мне так лучше соображается, а хозяин посмотрел на эти мои упражнения немного удивлённо, но возражать не стал.
        - Значит надо было рыть в другом направлении, подумал я и решил определить основной круг мотивов, по которым можно было бы человека жизни лишить. Во-первых это конечно деньги, но у Виктора, как вы сами говорите, с деньгами проблем не было, а то, что он у Шныря брал, это так, мелочи. Во-вторых женщины, любовь, ревность и всё такое… немного поколебавшись, это я тоже в сторону отложил. В-третьих, нельзя забывать и о психических отклонениях, к этому же пункту можно отнести и разные религиозные вещи. В-четвёртых, это служебные дела, продвижение там или шантаж какой или мешает, допустим, кто-то кому-то по работе очень сильно. И наконец это могла быть простая ошибка, но это редкость, конечно.
        Тут я на время прекратил свои забеги к окну и обратно и неожиданно для самого себя объявил:
        - А давайте прямо сейчас сходим на место одного преступления, тут недалеко, и там я скажу, в чём тут дело и кто виноват, а?
        - Пойдём, - буркнул Матвей, поднимаясь со своего места.
        - Только, если нетрудно, нам бы с собой надо захватить приказчика Фому, мастера Луку и вашего второго сына, - тут же добавил я.
        - Николая что ли? - спросил хозяин.
        - Николая, да.
        - А его-то зачем?
        - Вот на месте всё и расскажу.
        Матвей кликнул секретаря, передал ему мои просьбы, и через десять минут мы уже все вместе шли вдоль берега к месту вчерашнего инцидента с призраками.
        - Пришли, - сказал я, убедившись, что ничего тут с ночи не изменилось и никто ничего не утащил.
        - Это ещё что такое? - с изумлением спросил Матвей, разглядывая кафтаны, проткнутые стрелами.

^(Серебряный рубль Александра II)^
        - Это, дядя Матвей, место нашей с Лёхой битвы с силами зла, - ответил я, картинно очертив руками поле этой битвы.
        - И вы, выходит, одолели эти злые силы?
        - Выходит, что да. Вон тот кафтан, это бывший злой разбойник Сулейка, рядом с ним это его подельница и правая рука Зульфия, а к дереву пришпилен ещё один бандит, он не представился.
        - Так, давай обо всём по порядку, - вытер пот со лба Башкиров-старший, усаживаясь на поваленное дерево. - А то я не очень понял.
        - Хорошо, расскажу с самого начала, - сел я рядом с ним, остальные остались стоять столбами. - Сулейку на самом деле убили два года назад, и в землю закопали, но восстать из мёртвых ему помог старец Серафим… да, тот самый… зачем?… странный вопрос, потому что мог, он чёрной магией увлекался, вот и освоил, видимо, метод оживления трупов.
        - Дальше давай, - поторопил меня Матвей.
        - Дальше было то, что вы и так знаете без меня - Сулейка решил подмять под себя весь город с ярмаркой… ну так, как было до его смерти… а для этих целей ему нужен был помощник среди живых, Серафим не годился, поэтому выбрал почему-то меня… не спрашивайте, почему, не знаю…
        Я подошёл в сулейкиному кафтану и выдернул из него стрелу, с неё что-то капнуло вниз, но только один раз.
        - И я начал помогать ему, дураком потому что был - клады ненужные выкапывал, в бестолковые игры с местными бандитами вступил, с полицией полаялся не по делу. И кошки эти дохлые везде должен был подкладывать…
        - Стало быть, трактирщика с участковым на Рождественской тоже ты убил?
        - А вот это нет, - упёрся я рогом, - даже близко к ним не подходил - у Сулейки скорее всего помимо меня ещё были помощники, вот они и постарались.
        - Это всё очень интересно, но давай переходи ближе к Виктору, - приказал Башкиров.
        - Перехожу ближе, - покладисто согласился я, - хоть при убийстве Виктора тоже дохлая кошка фигурировала, я к этому опять никакого отношения не имел. Итак, в тот чёрный день Виктор почти весь день отработал в заводоуправлении, правильно?
        - Правильно, - буркнул Матвей.
        - По окончании работы он позвал Луку и они вместе пошли в весёлый дом под названием «У весёлой козы» - правильно я говорю, Лука?
        Лука тоже сквозь зубы подтвердил этот факт.
        - Там они пробыли где-то около двух часов, после чего разошлись, и Лука больше Виктора не видел. Девица же Роза, с которой веселился Виктор, в частной беседе со мной сказала, что за ним следил некий тёмный тип по кличке Приживальщик. Далее следы вашего сына теряются во тьме вплоть до обнаружения его утром на городской свалке.
        - И что дальше? - спросил Матвей.
        - Дальше, дядя Матвей, то, что на самом деле никакого Приживальщика в природе не существует, а Роза наврала, что выгородить одного её хорошего знакомого.
        - И кого же она выгораживала?
        - А вы как сами думаете? - ответил я вопросом на вопрос.
        - Не знаю, голова не тем занята - ты начал это расследование, ты и оглашай результаты…
        - Хорошо, - вздохнул я, - оглашают результаты, хотя они могут вам сильно не понравиться… под Приживальщика закосил ваш второй сын Николай, он же и убил Виктора, прикинувшись посланником Сулейки.
        Все сразу посмотрели на Николая - тот был бледен, как смерть, но надо отдать ему должное, быстро совладал с собой и выкрикнул:
        - Да врёт он всё, папаша, и доказательств у него никаких нет! Может это он сам и убил его, а вовсе не я!
        - У меня мотива никакого нет, - рассудительно отвечал я, - сами посудите, где я и где сын самого богатого человека нашего города. Что нам делить-то? Сулейка мог меня заставить это сделать, это я не отрицаю, но не приказывал он мне ничего. А доказательства у меня есть, вот они.
        И с этими словами я сунул руку за пазуху и достал оттуда один предмет, завёрнутый в белую тряпицу.
        - Что это? - спросил Башкиров.
        - Доказательство, дядя Матвей, доказательство, - ответил я и начал медленно и картинно разворачивать этот свёрток.
        Но тут нервы у Николая наконец не выдержали (чего я ожидал немного раньше, но хорошо, хоть так), он развернулся и быстро побежал прочь от места нашей беседы. Догнал я его, конечно, и достаточно быстро, заплёл ноги сзади и, когда он грохнулся наземь, быстренько скрутил ему руки за спиной, верёвку я заранее припас. Вернулись назад, и тут уж я окончательно взял быка за рога.
        - Рассказывай, как убивал? - грозно крикнул я Николаю прямо в лицо.
        Тот, дрожа всем телом, раскололся, как грецкий орех - история была банальнейшая, Каин и Авель в чистом виде, папаша больше привечал старшего сынка, а младшему казалось это несправедливым, более того, на днях прошёл слушок, что Башкиров изменил завещание, и теперь Николаю достались бы в случае смерти родителя только кривые рожки да ножки. Это типа стало последней каплей.
        - А кошки тут при чём? - спросил Матвей.
        - Не при чём, хотел просто, чтоб этот случай списали на Сулейку.
        - Что там у тебя в этой тряпке было? - спросили у меня.
        - Сами смотрите, - и я развернул весь свёрток до конца, там была большая ржавая гайка, - я на понт его взял.
        - Мда… - только так и смог, наконец, высказать своё мнение Матвей Емельяныч, - слушай, как тебя там… Саня, раз уж ты заварил эту кашу…
        - Я заварил? - ошеломлённо спросил я.
        - А кто же ещё, ты конечно - теперь давай думай, как нам из неё выбраться с минимальным ущербом для моей и моего дела репутации… если мы сейчас вот пойдём и сдадим Николая в полицию, это ж будет страшный удар по мельницам Башкирова… акции упадут опять же…
        Ай да папаша, мысленно восхитился я, смерть сына его волнует гораздо меньше, чем акции компании, но вслух конечно сказал совсем другое:
        - Раз надо, значит придумаем…
        Ответил я и начал интенсивно размышлять, прохаживаясь тем временем туда и сюда вдоль бревна с сидящим на нём боссе. Он смотрел на мои метания с интересом, но вслух об этом ничего не сказал, просто ждал, когда я закончу процесс придумывания. Минуты мне хватило с головой.
        - Значит так, дорогие мои друзья и единомышленники, - так начал я свою речь, - Виктора лишили жизни вот эти вот злые силы.
        И я показал на кафтаны и стрелы.
        - Когда он попытался сорвать им хитрую операцию по завоеванию власти в нашем городе. Ни в каком публичном доме он естественно не был (Луке это отдельное указание, не надо болтать лишнего), а был он на ярмарке вечером по делам службы… я потом уточню, где именно он был и с кем говорил. Когда выполнил свои служебные обязанности, отправился на встречу с бывшим атаманом Сулейкой, где и был злодейски убит отравленной пулей. Кошку тоже Сулейка оставил. Виктора надо посмертно наградить за спасение города от злых духов.
        - Стоп-стоп, - сказал Башкиров, - спас-то город ты вместе с этим…
        - С Лёхой, - помог я ему.
        - Да, с Лёхой, а Витька тут тогда при каких делах?
        - Мы с Лёхой не гордые, ради общего дела готовы подвинуться. Значит версия такая будет - перед тем, как Виктора застрелили, он сумел серьёзно повредить защиту негодяя… пробил, допустим, меловой круг вокруг него. И это помогло нам с Лёхой легко с ним справиться… пойдёт?
        - Бред, конечно, всё это, - заявил после некоторых раздумий Матвей, - но для нашей полиции и обывателей наверно пойдёт… все слышали, что случилось и как надо будет рассказывать об этом полиции? - спросил он у общества.
        Все дружно закивали, ясно, хозяин, как белый день.
        - А с тобой, Коля, у нас отдельный разговор будет. Всё, вызывай полицию, - это он уже мне скомандовал.
        - Вызываю, - бодро ответил я, - только ещё про газету надо уточнить.
        - Какую газету?
        - Нижегородский листок, их корреспондент тут ночью был, всё записал и сфотографировал, сегодня в свежем выпуске появится… но только то, что касается нашей битвы, про Виктора они ни слова не услышали.
        - Тааак, - протянул Матвей, - а ты шустрый малый. Говори, что ты еще успел натворить.
        - Так всё на этом… ну пресс-конференцию они ещё обещали вечером устроить, там я и про Виктора могу подтвердить, если скажете.
        - Что это ещё за конференция?
        - Ну это когда лица, которым есть что сказать, сидят за столом в какой-то большой комнате, а те, кому есть что спросить, сидят в зале и задают им свои наболевшие вопросы.
        - Если спросят про Витьку, расскажешь, если нет - самому поднимать эту тему не надо. А сейчас мне работать надо, дел по горло… кстати, что там у тебя с макаронами? - неожиданно вспомнил он.
        - Процессы идут, - отрапортовал я, - через неделю буду готов показать опытный вариант линии по производству. Заодно и попробуем.
        На этом все, кроме меня, отправились на мельницу, а я прихватил брата из общаги и отправился в отделение полиции на Мельничном. Местный городовой выслушал меня с большим недоверием, много качая головой в разные стороны. Но в итоге всё же собрался и пришёл на место предполагаемой схватки с нечистой силой. Всё осмотрел и не по одному разу, всё выслушал ещё раз, отдельно Лёху допросил, потом наконец выдал резюме:
        - Складно звоните, ребятишки, - сказал он с утомлённым видом, - но бред же всё это. Кто у нас в такие сказки поверит? Меня же на смех поднимут, если я так и напишу, что вы тут болтали.
        - Да вы что, господин городовой, репортёры из газеты, например, поверили, в сегодняшнем выпуске «Нижегородского листка» всё должно быть напечатано.
        Городовой быстро собрал все кафтаны и стрелы в один узел, подумал, глядя на мешок с кошками, но трогать его таки не стал, и сказал нам:
        - Насчёт газет я проверю, а вы двое готовьтесь к официальному допросу в городском управлении. Сегодня вечером или завтра уже, как получится.
        И мы с Лёхой вернулись в нашу общагу, точнее уже в мастерскую, и рассказали апостолам о том, что ночью случилось.
        - А мы уже всё знаем, нам мельничные прочитали эту статейку из газеты.
        И Пашка вытащил из кучи тряпья сегодняшний «Нижегородский листок». Статья о зловещем преступлении красовалась, естественно, на первом листе. Я на фотке получился не очень здорово, а вот Лёха хоть куда - он был очень доволен, его же сфотографировали как раз на фоне кафтанов и стрел. Дал по подзатыльнику всем и сказал, что работать пора, через неделю хозяину надо что-то готовое представить, которое макароны делать сможет.
        А вечером меня выдернули на ту самую пресс-конференцию. Алексей Максимыч расстарался и снял для неё зал в здании городской Думы, недавно отстроенный конкурентом Башкирова купцом Бугровым… да, тем самым, который ночлежку еще сделал.

^(здание городской думы Н.Новгорода в начале 20 века)^
        Не сказать, чтобы ажиотаж был зашкаливающим, но зал заседаний этой самой городской думы заполнился много больше, чем наполовину. Среди присутствующих я с немалым удивлением узнал приказчика лавки, которая продавала дизели, как его… да, Людвига Карловича, и вот представьте себе, но в углу сидел бандит с ярмарки Шнырь. На бандита, впрочем, он не очень походил, одет и причесан был весьма пристойно.
        Начал, естественно, всю эту бодягу Алексей Максимыч, представившийся заместителем главреда «Нижегородского листка».
        - Все наверно, - сказал он, откашлявшись, - уже прочитали сегодняшний материал в нашей газете под названием «Конец зловещего призрака». Он вызвал определённый интерес у широких кругов городской общественности, поэтому было принято решение собрать всех заинтересованных лиц, чтобы они могли задать свои вопросы напрямую фигурантам этого дела. Рядом со мной сидит Александр эээ… Потапов, чуть дальше его брат Алексей, с другой стороны от меня - фотограф нашего издания Валентин Извольский. Как зовут меня, надеюсь, все знают…
        Оказалось, что не все, в зале поднялся небольшой шум по этому поводу, Горький поморщился, но выложил своё имя и чем знаменит. После того, как шум улёгся, он предложил опустить дальнейшие официальности и сразу перейти к наболевшим вопросам. Более всего наболело у господина в светлом чесучовом костюме, сидевшего в первом ряду.
        - Александр, вы твёрдо уверены, что это были призраки? А может это вам всё просто померещилось?
        Ну чего, Саня, сказал я сам себе, назвался груздем, полезай…
        - Можете, конечно, не верить, но я наговорился с этими призраками вдоволь… как минимум пять раз разговаривал… могу привести подробности относительно старых дел Сулейки, которыми он со мной поделился.
        - Было бы весьма интересно, - ответил чесучёвый господин.
        - Например возьмём тройное убийство в Гордеевке ровно два года назад…
        Тут Горький пошептался с фотографом и счёл нужным пояснить:
        - Да, было такое дело в 98 году, тогда были зверски убиты три прихожанина церкви святого Варфоломея, один из них при этом был распят на кладбищенском кресте.
        - Так вот, Сулейка пояснил, почему именно их убили и при чём тут крест - это интересно?
        В зале немедленно зашумели, что да, конечно-конечно, рассказывай. И я выдал.
        - С этими тремя прихожанами очень тёмные вопросы возникают - все они входили в разное время в состав городской думы, все имели дело с распределением городских подрядов.
        В зале ещё сильнее зашумели.
        - Подряды выделялись нужным людям и на подставные компании и большей частью разворовывались, а помогал им в этих неблаговидных делах атаман Сулейка… да-да, он не только в лесах и в полях народ грабил, он был тесно, так сказать, интегрирован и во властные структуры. А затем эти три добропорядочных горожанина решили, что прекрасно могут обойтись и без услуг Сулейки, а он на это сильно обиделся. Дальше продолжать или и так понятно?
        - А что с крестом? - выкрикнули откуда-то справа.
        - Крест тут образовался исключительно в целях наглядной агитации, чтобы остальные устрашились и больше не пытались кидать атамана.
        - А что, были и другие? - продолжил допытываться тот же голос справа.
        - Конечно, могу и про них рассказать.
        - Вы не назвали фамилии, - это мне уже Горький задал вопрос.
        - Да, не назвал, причём сознательно, - признался я, - вы уверены, что общество готово выслушать всю правду?
        Горький ненадолго задумался, потом кивнул головой и предложил высказаться следующему товарищу из зала, этот был в виде разнообразия в шикарном сером с искрой костюме.
        - Ээээ, - так вот содержательно начал он свою речь, - Александр, ээээ… хотелось бы прояснить вопрос с последними преступлениями в нашем городе, связанными с дохлыми кошками…
        - Вы имеете ввиду двойное убийство на Рождественской и смерть сына купца Башкирова? - помог ему Горький.
        - Да, именно их я и имел ввиду, - произнес вопрошающий и на этом, видимо, полностью исчерпал свои запасы красноречия.
        - Их убил Сулейка со своей подручной Зульфиёй, - с ходу огорошил собрание я. - Зачем? Этого я, к сожалению, не знаю, но могу высказать догадку, что они отказались с ним сотрудничать.
        - То есть вы хотите сказать, - вышел из филологического ступора серый товарищ, - что призраки могут убивать живых людей?
        - Почему нет? - ответил я ему по-еврейски вопросом, - если мы с Алексеем сумели убить призраков (а в этом никаких сомнений нет, читайте Нижегородский листок), то скорее всего возможно и обратное, когда призраки могут убивать живых. Каким образом они это делают, не могу сказать, я же убил Сулейку с помощью серебряной монеты, укреплённой на острие стрелы арбалета. Вот такого.
        И я вытащил из котомки наш боевой образец арбалета.
        - Желающие могут лично осмотреть это оружие, - и я передал в зал арбалет, незаряженный конечно, незачем людей зря пугать.
        Возникло определённое оживление, арбалет все хотели взять в руки и прицелиться, на это ушло не менее десяти минут. Потом народ успокоился, вернул арбалет на место, и я продолжил.
        - Очень удобная штука, на расстоянии 50 шагов бьёт наповал. Кстати в тире Степана Морковина, который на ярмарке за китайскими рядами, можно из таких штук самому пострелять. Рекомендую.
        Надо отнести сегодня этот экземпляр Морковину, подумал я, а то нехорошо выйдет, если народ придёт, а там ничего. Но следом мне задали вопрос про меня лично, откуда такой шустрый взялся и чем занимаюсь. Ответил максимально подробно, реклама лишней не бывает.
        - Я круглый сирота, родители умерли в прошлом году, беспризорничал некоторое время на ярмарке вместе с братом (и я ткнул пальцем в него), потом чем-то приглянулся уважаемому промышленнику Матвею Емельянычу Башкирову, он доверил мне разработку новых товаров, и сейчас мы с братом и ещё двумя помощниками работаем над линией производства макарон. Почти уже сделали, через неделю демонстрация опытной модели, приглашаю, кстати, всех присутствующих на мельницу, которая в Благовещенке стоит.
        - А откуда же ты получил знания и умения для этого дела? - спросил строгий господин слева, нос у него был как слива и скошен набок, я его мысленно окрестил Носатый. - В ярмарочных ночлежках?
        - Нет, в ночлежках никаких умений, кроме того, как выжить, не получишь, - скромно ответил я, - знания пришли ко мне довольно необычным путём. Примерно месяц назад в меня попала молния, вот Алексей подтвердит.
        Лёха согласно закивал головой.
        - Ели живым остался, но после этого у меня в голове сами собой стали появляться неожиданные мысли. Так что можете считать это ещё одним чудом.
        Строгий господин никак не мог уняться и спросил ещё вот что:
        - А что говорит полиция относительно вот всего этого… серебряных монет, призраков и чудесного обретения знаний?
        - Я уже дал показания городовому Благовещенского участка, - ответил я, - он всё внимательно выслушал и в конце концов сказал, что это скорее ведомство церкви, а не полиции.
        На этом интерес собравшихся к нам несколько увял, но зато в центр внимания выдвинулся Горький, дальше только его и спрашивали.

^(Горький с Чеховым в 1900 году)^
        - Господин Горький, - это опять тот Носатый вылез, - вы не так часто бываете в нашем городе, а между тем ваша слава, насколько я знаю, уже давно перевалила за границы России. Расскажите коротенько, какими судьбами вы здесь оказались и заодно про ваши творческие планы?
        - Охотно, - быстро откликнулся пролетарский писатель, - недавно вернулся на свою историческую родину, сотрудничаю с местной газетой, много пишу, могу рассказать, что именно, если общество попросит.
        Общество довольно дружно попросило.
        - Сейчас у меня практически готов роман под условным названием «Трое», это про трех друзей, которые росли вместе, но потом жизненные пути их разошлись. Ещё почти написана пьеса с условным опять же названием «На дне», это про ночлежку и как там живут, и очень необычное произведение, я бы рискнул назвать его поэмой в прозе, называется «Песня о буревестнике».
        - Отрывочек не прочитаете? - спросили из зала.
        Горький пожал плечами и выдал первые два абзаца Буревестника, народ дружно поаплодировал.
        - Ещё я возглавляю три издательства, одно в Москве, остальные в Петербурге, но дела там пока идут ни шатко, ни валко и моего непосредственного участия пока не требуется. Но к концу года, я так полагаю, придётся туда уехать.
        - Вы довольно долгое время не были в Нижнем Новгороде, - продолжил чесучёвый господин, - как вам показалось после отсутствия, изменился ли город? К лучшему или к худшему?
        - Да, изменения безусловно есть, трамвай появился, два фуникулёра, городскую электростанцию запустили… вот такие неожиданные люди появляются, как Саша эээ Потапов - это приятно.
        Тут я решил потянуть одеяло на себя, всё-таки прессуху-то по моим деяниям созвали, а не по горьковским.
        - Пользуясь случаем, - заявил я, обращаясь в основном к Носатому, - хочу сказать, что мы планируем на базе той ячейки, что у нас сейчас образовалась на мельнице, создать детскую коммуну и назвать её именем уважаемого Алексея Максимовича. Если он конечно не будет против.
        Горький с некоторым удивлением посмотрел на меня, но согласие конечно выдал - попробовал бы он отказаться на публике от такого.
        - От имени всех беспризорников Нижегородской ярмарки выражаю вам свою горячую благодарность, господин Горький.
        В зале зашумели, но быстро успокоились. Ещё последовала пара вопросов Горькому, один из них был о его личной жизни, но которые он ответил максимально расплывчато, и на этом пресс-конференция закруглилась. Горький пожал руки мне с Лёхой, сказал на прощание, что обязательно заглянет на огонёк и мы отправились обратно в свою мастерскую.
        А там нас ждал очередной сюрпризец…
        Подкатили ещё трое беспризорников с просьбой принять их в нашу кампанию. Все трое маленькие, в тряпье и по-моему с чесоткой.
        - А чего так вдруг? - спросил я парнишки, который постарше прочих выглядел, - мы уж тут недели две квартируем, почему раньше не приходили, а сейчас вот решились?
        Пацанёнок этот шмыгнул носом, сплюнул и ответил:
        - Раньше вы Сулейку не забарывали, а щас забороли…
        - Понятно, - сказал я ему в ответ, - берём всех троих, но не прямо вот, надо согласовать этот вопрос с мельничным начальством, мы всё же пока люди подчинённые. Завтра в это же время приходите, я думаю, к этому времени всё утрясём.
        Старший пацан, назвавшийся кстати Борей Алтыном (у тебя чего, и кликуха уже имеется? А то как же, без кликухи у нас никак), согласно кивнул и они очистили горизонт.
        - Как дела? - спросил я у апостолов, - детали-то для макаронов наточили?
        С деталями было так себе, но примерно половина вполне годилась в работу. Отложил брак в сторону, приказал переделать, потом битых полчаса рассказывал про сегодняшние приключения… то есть это Лёха рассказывал в основном, а я поправлял его в нужных местах.
        - Всё, вечер воспоминаний окончен, - встал я со своего места, - дел ещё по горло, вечером поговорим, если вопросы остались.
        - А ты куда-то собрался? - спросил Лёха и на всякий случай попытался увязаться со мной.
        - Не, ты здесь командуй, а я сначала в заводоуправление согласовывать новых членов нашей команды, а потом на ярмарку, арбалет надо в тир отдать. Да, ты, Лёха, должен до вечера ещё две штуки сделать. За работу, парни, - хлопнул я в ладоши и ушёл в заводоуправление.
        Там я сразу зашёл к Фролу, который работал тут помощником Башкирова (если кто-то забыл). Фрол сидел в своей каморке на первом этаже и тупо смотрел в окно, но увидев меня, мигом оживился.
        - О, про тебя сегодня все только и говорят!
        - А что говорят-то, дядя Фрол? - прикинулся я валенком.
        - А то ты сам не знаешь… Матвей Емельяныч сказал, чтоб ты к нему зашёл сразу же, разговор какой-то к тебе есть.
        - Ну раз хозяин сказал, надо выполнять, - скромно ответил я.
        - Пошли, я тебя провожу, чтобы ты по дороге никуда не утёк, - и Фрол взял меня за локоть.
        Ну ничего себе, мысленно изумился я, под конвоем ведь ведут - как бы это не к добру было… но в принципе всё оказалось не так плохо. Через приёмную Башкирова мы проследовали транзитом, почти не задержавшись, секретарь, как только меня увидел, сразу замахал обеими руками в направлении двери в кабинет начальника, мы с Фролом туда и прошли.
        - А, явился, - благодушно сказал Матвей из-за своего начальственного стола, - ну проходи, садись. Фрол, а ты подожди в приёмной.
        Фрол беспрекословно слинял из кабинета.
        - Мне понравилось, как ты дела ведёшь, - без предисловий начал беседу со мной Башкиров, - с Сулейкой разобрался, Кольку отмазал, с Горьким на короткую ногу встал.
        - Стараюсь, ваше превосходительство, - вставил я свои пять копеек.
        - Если еще макароны удачно запустишь… (когда там у тебя всё готово-то будет? в конце недели, Матвей Емельяныч)… то видит бог, назначу тебя своим заместителем… и зарплату приличную положу.
        - Благодарствуйте, Матвей Емельяныч, а насчёт макарон не сомневайтесь, всё будет исполнено на высоком техническом уровне. Только там хорошо бы приличную рекламную кампанию провести, чтобы новый продукт продавался…
        - Ты и это сделать сможешь? - удивился тот.
        - Дело-то нехитрое, конечно смогу, - утвердительно ответил я, - только у меня просьба одна к вам будет…
        - Ну давай, выкладывай, - милостиво разрешил Башкиров.
        Тут я ему и выложил всё про коммуну имени Горького и новых вероятных её членов.
        - Нам бы помещение побольше и на довольствие бы их поставить - горы бы свернули на благо общего дела, - попросил я напоследок.
        - Я подумаю об этом, - сказал Матвей и отпустил меня мановением руки. Левой.
        Ну думай, мысленно сказал ему я, захватил наш испытанный в деле арбалет и отправился на ярмарку. В тир имени товарища Морковина.
        - Вот, - сказал я ему, он сам в лавке сидел вместо билетёра, - принёс обещанный инструмент.
        Тот осторожно взял в руки арбалет, повертел туда-сюда и спросил, как с ним обращаться.
        - Тут всё просто, - отвечал я, доставая стрелы, - тетива взводится вот этим крючком, сюда кладётся стрела, потом надо прицелиться и спустить курок.
        Я просто для демонстрации направил арбалет в сторону мишеней и выстрелил - удивительно, но попал точно в деревянного зайчика, стрела при этом задрожала и завибрировала на весь тир. Морковин и сам выстрелил пару раз, похвалил меня за новинку и тут же поинтересовался, сколько я хочу денег за это.
        - Пока нисколько, - скромно отвечал я, - считайте это промо-акцией… ну предварительным периодом. Я кстати сегодня немного прорекламировал ваше заведение, так что ждите новых клиентов. А вот если через неделю дела у вас пойдут на лад, тогда и осудим долевое участие, ладно?
        Морковин полностью был согласен с такими условиями, поэтому я на этом завершил наш разговор и вернулся к своим баранам… в смысле к макаронам.
        Попытался точнее вернуться, удалось это не сразу - сначала меня по пути к мосту перехватил Людвиг Карлович, тот самый, который дизелями торговал. Он взял меня за пуговицу и оттащил в сторонку от людских потоков.
        - Что же это вы, Александр, - благожелательно начал он, - не заходите. Я о вас частенько вспоминал в последнее время…
        - Так мяч-то, - позволилсебе футбольные аналогии, - на вашей стороне поля, любезный Людвиг Карлович, вы же собирались связаться с хозяином бизнеса, после чего появился бы некий смысл в наших дальнейших взаимоотношениях.
        - Так я связался, уважаемый Александр, не далее как сегодня с утра поговорил по телефонной связи.
        - И каков же результат ваших переговоров, дорогой Людвиг Карлович?
        - Можете звать меня просто Людвиг, - счёл нужным он перейти к более демократическим нормам общения, - а результат в высшей степени положительный. Густав Васильевич дал добро на передачу вам двух наших опытных образцов, более того, в течение недели он подъедет сюда с целью более предметных переговоров.
        - Отлично, - отозвался я, - с удовольствием пообщаюсь с таким умным и предприимчивым господином. А дизели ваши нам очень пригодятся, когда их можно будет забрать?
        - Да хоть сейчас, только надо же какой-то транспорт обеспечить, они же тяжёлые.
        - Хорошо, я тогда сегодня-завтра решаю вопросы с транспортировкой и тогда мы возвращаемся к нашему взаимодействию, - предложил я, а Людвиг согласился, только напоследок высказал интересную мысль.
        - Я смотрю, вы тоже футболом интересуетесь?
        Я лихорадочно перебрал все свои последние фразы и обнаружил ту, которую можно было отнести к футболу, про мяч на половине поля.
        - Да, Людвиг Карлович, нравится мне эта игра.
        - Может тогда матч какой-нибудь организуем? - сразу перешёл он на деловой тон, - я могу собрать ещё минимум шестерых человек, имеющих некий опыт.
        - Тема очень интересная, - задумался я, - давайте вернёмся к ней после перевозки дизелей.
        И я побежал дальше, но сразу до своего берега добраться мне суждено не было - из-под опор моста на этот раз вылез Шнырь и перегородил мне дорогу.
        - Разговор есть, - хмуро сказал он, глядя куда-то в сторону.
        - Пошли поговорим, - со вздохом ответил я, - если очень надо. Только ты учти, что у меня дел ещё сегодня по горло, так что давай покороче.
        Сразу скажу, что покороче не вышло - уж больно долго Шнырь подбирал необходимые слова, видно было, что такие переговоры ему в новинку. Если коротко резюмировать все его эканья с меканьями, то в сухом дистиллированном остатке отфильтровалось следующее - он, Шнырь, приносит мне лично и моей коммуне вообще самые глубокие извинения за доставленные неудобства в работе и личной жизни. Это раз. А два заключалось в том, что он, Шнырь вместо со своим корешом Ножиком предлагает мне взаимовыгодное сотрудничество прямо вот с сегодняшнего дня.
        - И в чём же будет выражаться наше сотрудничество? - спросил я.
        - Ну чё ты как дитя малое, - недовольно отвечал мне Шнырь, - ты ж теперь пацан авторитетный, вся Благовещенка под тобой теперь ходит…
        - И дальше чё? - продолжил тупить я.
        - Чё-чё, - совсем уже готов был обидеться Шнырь, - ты пацан занятой, у тебя мастерская, трое под началом, опять же с Горьким ты на короткой ноге. Так что лично заниматься крышеванием тебе явно не с руки, а мы с Ножиком запросто могли бы помочь тебе с этим. За небольшую долю…
        - И за какую же долю вы готовы работать? - решил я расставить все точки над ё.
        - Известно за какую, за треть…
        - Хорошо, - я встал и собрался идти, - я тебя услышал, но ответить пока не готов. Через пару дней найдёшь меня на мельнице, тогда и поговорим более конкретно.
        Шнырь тоже встал и дёрнулся было в другую сторону, но вспомнил ещё что-то.
        - Слышь, Потап, - сказал он заискивающим тоном, - ты это… рассказал бы, как нас обдурил на той встрече за соляными складами?
        Я уселся обратно на бревно.
        - Это, шнырь, такая трава была, привезли её из Мексики, там её используют местные шаманы и колдуны. Содержит вещества, действующие на нервную систему человека аналогично опиуму и морфию. Только её всего два мешка было, ну там, где я её нашёл, и больше вряд ли кто такое добро из Мексики к нам повезёт. Если тебе интересна тема наркоты, то у меня есть более приближенное к нашим местам предложение…
        Глава 10
        - И что это за предложение? - заинтересовался Шнырь.
        - Так у нас же в области сеют коноплю, правильно?
        - Наверно сеют, - согласился он, - из неё потом верёвки и канаты вьют. Только при чём тут наркота?
        - Конопля, дорогой Шнырь, по-латински называется каннабис, она содержит психоактивные вещества, так называемые каннабиоиды, которые работают ничуть не хуже морфия с кокаином… слышал про такое?
        - Не, первый раз слышу…
        - Её в основном в Азии разводят и употребляют в таком смысле… не на канаты… а у нас почему-то почти что и нет… так вот, предложение у меня такое - ты с Ножиком обеспечиваешь меня коноплёй, как выбирать нужные растения и чего у них там собирать, я потом объясню, а я вырабатываю конечный продукт. Сбыт тоже на тебе. Доходы пополам.
        - Надо подумать, - сказал Шнырь задумчиво, - дело для нас новое, с кондачка решить сложно… а какой твой интерес, я не понял?
        - Там в этой конопле много ещё чего интересного содержится, так что я в обиде не останусь, - отвечал я, - ну ладно, заговорились мы что-то, а у меня ещё дел по горло, прощевай.
        А в мастерской нашей меня ещё один сюрприз ждал - пришёл высокий строгий господин в шляпе, сразу же с порога представившийся Поповым Александром Степановичем.
        - Мой бог, - воскликнул я, - неужели тот самый Попов?
        Видно было, что ему польстила моя реакция.
        - Наверно тот самый, а откуда вы обо мне слышали?
        - Помилуйте, драгоценный Александр Степанович, да в России каждый прогрессивно мыслящий человек не может не знать изобретателя беспроводного радио. Позвольте поинтересоваться целью вашего посещения?
        - Охотно расскажу ээээ Александр - прочитал в газете о ваших необычайных приключениях, а также о мастерской, расположенной буквально в двух шагах от места моей работы, и не смог не зайти и лично, так сказать, познакомиться.
        - Так вы на городской электростанции, кажется, работаете?
        - Да, директором. Но скорее всего на днях поменяю место службы - зовут в столицу.
        - Ну что же, большому кораблю, как говорится, большое плавание… а если вам интересно, чем мы тут занимаемся, то пожалуйста - могу показать…
        И я провёл его по цеху, коротенько рассказав о наших нынешних и будущих достижениях.
        - Значит, это вот камера замеса теста, это пресс-формы, а это сушилки… а там в итоге всё будет автоматически упаковываться в бумажные коробки… но главное конечно не это, а ингридиенты и сырьё, от него результат будет зависеть больше, чем на три четверти… а вот здесь образцы готовой продукции, если пожелаете, можем продегустировать…
        Попов пожелал - я тогда быстренько отдал три варианта наших макаронов в столовую с просьбой отварить, а мы тем временем вышли на улицу.
        - Также хотелось бы лично осмотреть поле вашего, так сказать, боя с нечистой силой - всё-таки такое не каждый день у нас случается…
        Ну удивил меня Степаныч, взрослый же и образованный человек, а туда же… но спорить не стал и провёл его по местам нашей, так сказать, боевой и трудовой славы.
        - Все вещественные доказательства, к сожалению, полиция забрала, так что только на словах могу рассказать и показать…
        - А это что такое? - спросил Попов, подняв из травы монетку.
        - Значит, не всё полиция забрала, - ответил я, разглядев монету, это был александровский рубль, - с помощью вот этого нехитрого приспособления мне и удалось победить нечистую силу, она же серебра боится…
        - Ясно, - отвечал Попов, - и ещё один вопросик имеется, про святого Серафима…
        - Да он такой же святой, как я градоначальник - чернокнижником он оказался, так что пробу некуда ставить…
        - Ну надо же, - вытер пот со лба Степаныч, - а когда я с ним беседовал, ничего подобного даже и заподозрить нельзя было.
        - Вы с ним беседовали? - удивился я, - когда и о чём, если не секрет?
        - Не секрет, месяц назад… он заходил ко мне на станцию и интересовался подробностями генерации электрической энергии…
        Тут пришла пора мне удивляться - вот кто бы мог подумать, что этот старый хрен чего-то понимает в технике.
        - А зачем ему это надо было, он не рассказал?
        - Хотел провести свет в своё жилище… - отвечал Попов, - так, по крайней мере он выразился.
        Ну дела, подумал я, чем дальше, тем всё чудеснее…
        - Понятно… но Серафима тут не было, он по-моему раньше всех из этой шайки-лейки понял, что игра проиграна, и пропал с концами. А с Сулейкой и двумя его подручными всё закончено.
        - Спасибо, - отвечал Попов, - я всё уяснил, что хотел, пойдёмте теперь дегустировать вашу продукцию.

^(на макаронной фабрике в СССР, примерно конец 20-х годов)^
        Повар уже отварил все три наших опытных образца и выдал нам их в трёх жестяных мисочках каждому, естественно, где что, подписано не было - дегустировать, так уж по-взрослому.
        - Вот, изволите видеть, Александр Степаныч, - начал я, - три разных варианта нашего, так сказать, опытного производства. Один из самой что ни на есть обычной пшеничной муки без добавок, второй из гречневой муки, третий в виде завитушек и с добавками, а какими, не скажу. Попробуйте, как оно на вкус незаинтересованному человеку со стороны будет?
        Попов с интересом изучил содержимое всех мисок, потом взял вилку и начал с той, которая ближе к нему стояла.
        - Могу про макароны небольшую лекцию прочесть, пока вы пробуете, - предложил я ему, закрутив здоровый шмат гречневых макарон на вилку.
        - Сделайте одолжение, - любезно ответил мне Попов.
        - Итак, слово макароны по первой версии происходит от греческого «макария», что значит еда из ячменной муки (святой Макарий, который у нас на Волге, это скорее всего тоже оттуда же), а по второй - от итальянского «макаре», мять-месить, значит. Лично мне вторая версия ближе, всё-таки это блюдо в основном в Италии едят, а не в Греции. Первые упоминания макарон восходят аж ко второму тысячелетию до нашей эры, в древнем Китае и в Египте при фараонах ели что-то очень похожее. А вот в письменных источниках макароны первый раз появились в Древнем Риме, был там такой кулинар Апикус, это уже наша эра, он и описал в своих книгах рецепты приготовления лазаньи… не совсем макароны, но похоже. В 10 веке в Италии появилось наставление о кулинарном искусстве, где подробно описано приготовление и применение макарон - там они называются «паста». Вариант макарон с начинкой, это хорошо всем известные пельмени, равиоли, хинкали, манты и так далее, используются в кухнях самых разных стран. Я вас не сильно утомил?
        - Нет-нет, Александр, - живо отозвался Попов, к этому времени он уже съел первую миску и доедал вторую, - очень вкусно, а вы продолжайте.
        - Продолжаю, - согласился я, - в Средней Азии макароны называются чузма, они входят в состав популярного блюда лагман. В Китае их готовят в основном из рисовой муки, пшеницы они мало выращивают. А вот в Японии основа макарон это бобовый крахмал, называются они там сайфун. Но лидер по производству и потреблению этого продукта, это конечно же Италия, там существуют сотни сортов и вариантов спагетти. Есть даже такая байка про композитора Россини…
        - Это который «Севильского цирюльника» написал?
        - Точно, он самый - так вот, этот Россини плакал в своей жизни только два раза, первый, когда услышал игру Паганини на одной струне, а второй, когда уронил на пол собственноручно приготовленную пасту…
        А Попов тем временем прикончил и третью тарелку, вытер рот салфеткой и сказал, что готов высказать свой приговор.
        - Дада, конечно, - быстро свернул свою лекцию я, - слушаю вас со всем вниманием.
        - Продукт достойный, это сразу скажу, больше всего мне понравились гречневые макароны, вот эти, тёмного цвета, но если позволите, пара замечаний у меня также имеется…
        - Говорите прямо и не стесняясь, Александр Степанович, я человек необидчивый и критику воспринимаю нормально.
        - Так вот - цвет у вас гуляет, то совсем белые, то желтоватые, то коричневатые, а надо бы, чтобы всё равномерно было…
        - Есть такое дело, - согласился я, - мы с этим недостатком боремся, но пока не победили. А ещё что скажете?
        - Далее - эти вот последние… да в виде рожков, они конечно вкусные и всё такое, но слишком сильно разварились, смотреть на них неприятно.
        - И это тоже знаем… мука для этого сорта у нас подгуляла.
        - И наконец последнее - русскому народу всё же привычнее самая обычная лапша, её у нас каждая деревенская баба умеет делать. Так вот, чтобы продвинуть в массы такой новый вид лапши, придётся затратить немало сил и денег… как мне кажется… а то ведь неходовой товар получится.
        - И это знаю, дорогой Александр Степанович, - с грустью отвечал ему я, - к сожалению революционные товары и услуги в России продвигаются с большими трудностями. Однако у нас в планах широкая рекламная кампания значится, будем внедрять в массы новый товар.
        Попов поблагодарил повара, встал из-за стола, я за ним, и мы вышли на свежий воздух.
        - А если в общем и целом, то мне очень нравится ваша коммуна - это… это как глоток свежего воздуха после сиденья целый день в душном кабинете. Как она у вас называется-то?
        - Алексей Максимыч дал согласие на использование его имени, - ответил я, - так что теперь она у нас «Коммуна имени Горького» называется.
        - Хорошее название, - одобрил Попов, - ну спасибо вам большое, Александр, за доставленное удовольствие, а я наверно уже пойду…
        - Подождите, Александр Степаныч, - вспомнил вдруг я об одной детали, - вам знакома такая фамилия Маркони?
        - Да, слышал конечно - итальянец, работает в моей области, радиоволнами занимается.
        - Так вот, в любой отрасли, неважно, изготовление макарон ли это или передача информации без проводов, очень важны две вещи - приоритет и реклама. Спорить не будете?
        - Пожалуй, что и нет. А к чему это вы сейчас?
        - К тому, что этот самый итальянец Маркони вполне может отобрать у вас приоритет в изобретении радиосвязи, а помогут ему в этом яркие рекламные акции, кои он без устали проводит в разных странах.
        - Да, я что-то слышал об этом - передача радиосигналов через Бристольский залив.
        - Что залив, это слишком мелко, у него в планах, насколько я знаю, радиосвязь из Лондона в Нью-Йорк, и всё это будет произведено с максимальным оповещением масс и привлечением средств массовой информации. Так что мой вам скромный совет - попробуйте опередить господина Маркони… пусть это будет не трансатлантическая связь, а… ну я не знаю, транссибирская что ли, из Петербурга во Владивосток. Или сразу в Пекин. И чтобы это дело как можно шире освещалось в прессе. Год у вас, как мне представляется, есть.
        - Вы меня прямо озадачили, молодой человек, - задумчиво ответил Попов, - хорошо, я обдумаю ваше предложение в ближайшем времени…
        Он повернулся было уходить, но напоследок сказал ещё вот что:
        - Буду рад видеть вас в числе моих помощников - переходите на городскую электростанцию, там есть вакантное место механика…
        Тут уже я призадумался.
        - Мне очень лестно ваше предложение, Александр Степаныч, но право, у меня ещё много незаконченных дел в своей коммуне… если нужна будет какая-то помощь, обращайтесь, помогу без вопросов, но вот так, чтобы с концами переходить… в любом случае было чрезвычайно интересно с вами пообщаться.
        И Попов удалился по направлению к своей электростанции, а я сел было сочинять очередной блок макаронной линии, но сразу вспомнил, что надо бы организовать транспортировку дизелей с ярмарки. Решил попросить помощи у Фрола, он вроде бы мужик адекватный. Фрол выслушал мою просьбу, смощившись, но отказать не решился, как-никак гражданин в фаворе у биг-босса.
        - Иди на конюшню… да, она в начале оврага, там найдёшь старшего конюха Аристарха, скажешь, что я распорядился выдать тебе телегу и двух лошадей. На два часа, не больше.
        Рассыпался в благодарностях и побежал истребовать гужевой транспорт согласно распоряжению начальства. Аристарх был очень занят, очень бородат и очень зол, ладно, что не на меня. Для начала он вызверился в пространство в том смысле, что последних лошадей забирают, на чём работать-то? Но тут же сменил гнев на милость и лично запряг в телегу двух вороных коней… а может и кобыл, я в этом деле специалист никакой.
        - Сам-то управлять умеешь? - спросил меня Аристарх.
        Я робко сказал, что попробую, но он, видя мою робость, тут же прикрепил к телеге и кучера, мальца чуть постарше меня, назвавшегося Ванькой. Вместе и покатили через мостик на ярмарку. По дороге, хотя и недалеко было, но он, этот Ванёк, сумел достать меня расспросами про нашу коммуну, про Сулейку и про Максима Горького - тут, оказывается, все и всё про всех знают. И под конец попросился, чтоб и его тоже приняли.
        - А чего ты умеешь делать? - спросил уже я его.
        - С лошадьми вот умею обращаться.
        - Это я уже понял, но может ещё чего-то? А то лошади у нас в коммуне не в приоритете.
        Тот задумался и сказал, что стреляет хорошо, у них в деревне на Керженце все стреляли метко. И ещё знает, как зверей выслеживать и птицу бить.
        - Я подумаю, - отвечал я, - может и сгодишься ты нам, завтра видно будет. А мы уже и приехали.
        Ванька затормозил возле дизельного павильона, а на пороге там уже стоял разлюбезнейший Людвиг Карлович с широко расставленными руками, символизирующими его гостеприимство.
        - Сейчас я позову пару грузчиков от соседей, - и он кивнул куда-то направо, - затащим моторы на вашу телегу.
        Через полчаса мы уже громыхали обратно по мостику, я придерживал один из дизелей, погрузили его не очень ровно, как бы не свалился в речку родимый. Но всё обошлось - вызвал всех ребят из нашей мастерской, и мы впятером уже как-то с божьей помощью перегрузили моторы в пустой угол нашего цеха.
        - Вместо паровых машин будут, - гордо сказал я, - когда всё было закончено. А это Ваня, с конюшни местной, просится к нам в бригаду.
        Пацаны обступили Ваню и тоже начали его расспрашивать, что мол и как и почему. Когда они угомонились и Ваня слинял обратно на свою работу, спросил у общества - как мол, пойдёт такой новый работник или нет?
        - Да сгодится наверно, - ответил за всех Лёха, - чем больше народу, тем лучше.
        - И ещё двое беспризорников с ярмарки к нам с утра просились, - вспомнил я.
        - Я видел, - признался Пашка, - как ты с ними базарил. Знаю обоих, нормальные пацаны, не подведут, если что.
        --
        Прошла неделя.
        Матвей Емельяныч выдал своё начальственное добро на расширение нашей коммуны, так что нас теперь не четверо, а семеро - два беспризорника прибавились, Алтын с Гривенником, и конюх Ванька без прозвища. В семь пар рук макароно-агрегат гораздо быстрее начал строиться, так что сегодня мы проводим показательный замес и выдачу первых пудов (вот никак на метрическую систему никто переходить не хочет) готовой продукции. Трёх разных сортов. С цветом я вопрос решил, он теперь однородный… ну почти что однородный, не будем излишне придираться. Рекламная кампания стартует на следующей неделе, а продажи через две, так босс распорядился.
        Алексей Максимыч заходил к нам, и даже не один раз - полюбовался на художественно выполненную вывеску, один из апостолов оказался у нас не лишённым зачатков художественного дарования, он и нарисовал. Макароны Горькому тоже понравились. И ещё он с собой фотографа привёл, тот отщёлкал целую пачку снимков, а на следующий день в «Нижегородском листке» появилась статья про нас, не на первой странице, конечно, на третьей, но немаленькая, на поллиста. Горький сказал, что вскорости отбывает в Петербург, дела издательства зовут, но он обязательно найдёт время продолжить наше знакомство.
        Из двух привезённых дизелей один мы запустили. С горем пополам - там всё очень сыро и неотработано было. Да, работал он не на мазуте, а на чистой нефти, пришлось пару бочек прикупить на ярмарке. Изобретатель же и хозяин этих дизелей Тринклер Густав Васильевич так и не собрался к нам заехать - да и не сильно-то хотелось.
        Тир с нашими арбалетами удвоил выручку за эту неделю, договорился с владельцем на треть от этого - не такие уж и большие деньги, но в хозяйстве не помешают. А со Шнырём у нас было аж четыре дополнительные встречи, где мы разграничили наши зоны влияния целиком и полностью, так что отсюда денежные потоки потекли на порядок большие, чем от всех остальных сфер нашей деятельности. С коноплёй пока затык случился, перенесли на весну это дело.
        Дело о потусторонних силах заглохло само собой, смерть сына Башкирова же полиция повесила на какого-то левого босяка, чтобы не устраивать висяк. Газеты пошумели еще пару дней и тоже утихли. Старец Серафим сгинул с концами, говорили, что видели кого-то похожего в районе Саровского монастыря, но слухи не подтвердились. А второго блудного сына Матвей сослал на перевоспитание в глухие керженские поселения староверов, вроде бы на год.
        Ну так вот - сегодня понедельник, а это значит, что ровно в полдень состоится презентация макаронного монстра… в смысле линии по производству макаронной продукции. С нашей стороны участвуют все семеро, с противоположной всё руководство империей Башкировых. А также пара репортёров из местных газет.
        - Уважаемые дамы и господа! - так я начал презентацию, - вашему вниманию представляется механическое приспособление для производства макаронных изделий самого широкого профиля.
        В руках у меня указка была, Лёха вчера выточил на токарном станке, так я этой указкой и начал тыкать в разные части нашего приспособления.
        - Вот здесь чан для замеса теста, происходит всё это почти что без участия человека - сюда засыпается мука определённых сортов, в это отделение идут вкусовые добавки, сюда наливается вода, потом включается винт Архимеда и в течение примерно получаса происходит замешивание, показываю.
        И я включил тумблер, управляющий этим блоком - всё прошло без накладок.
        - Далее, по мере готовности теста, она начинает поступать в прессовый узел со сменным набором пресс-форм. Ну и выдавливается в виде уже готовых макаронин вот на эту подложку, отрезание на равные отрезки происходит этим вот ножом. В процессе выдавливания сразу обдувается горячим воздухом и подсушивается, но окончательная сушка производится всё же в отдельном отсеке и пока слабо автоматизирована, здесь всё вручную.
        Далее под моим чутким руководством вся наша бригада нарезала и развесила километров… верст то есть… пять макаронин на специально подготовленные брусья.
        - Завтра эти макароны будут готовы к употреблению, а пока желающие могут попробовать образцы нашей продукции в столовой.
        - Какова же производительность вашей машины? - спросил один из репортёров.
        - Примерно сто пудов в сутки… это в идеале, а так поменьше конечно.
        - И вы уверены, что все эти пуды будут востребованы в нашем городе? - это уже второй репортёр подключился.
        - Это мы скоро увидим, - скромно отвечал я, - продажи начинаются через неделю.
        А далее всё общество переместилось в столовую, где началась дегустация.
        Понравиться-то оно всё понравилось народу, все три сорта без исключения, но особых восторгов не вызвало. Преобладали разговоры, что обычная лапша проще, доступнее и наверняка дешевле выйдет. Башкиров выслушал все эти разговоры со стоическим равнодушием, а когда процедура приёма пищи завершилась и гости потянулись на выход, кивнул мне, дескать пошли поговорим. Говорили в его кабинете.
        - То, что ты такую машину скрутил, это ты, конечно, молодец, - начал он свою речь, доставая табак из табакерки. - Но больших прибылей я в этом деле не вижу, слишком новый и неизвестный товар для масс получился…
        - Так, Матвей Емельяныч, - зачастил я, - я когда ещё говорил, что нужна рекламная раскрутка, маркетинговое продвижение, акции разные там…
        - Умных слов ты много знаешь, - строго ответил Матвей, - но толку с них пока что никакого.
        - Дайте добро на рекламную кампанию, сразу увидите и толк, - угрюмо возразил я.
        - Что тебе нужно для этой кампании? Деньги поди опять?
        - Не нужно мне ваших денег, у меня и свои на это дело имеются, - дерзко возразил я, - а нужна только бумага с вашей подписью, что я назначаюсь вашим заместителем по рекламе и получаю право вести переговоры и заключать договора по этой теме.
        Матвей посидел полминутки, переваривая услышанное, потом громко крикнул в приёмную секретарю:
        - Напишешь ему, чего он там хочет, потом мне на подпись, - и продолжил мне, - сроку даю неделю, если товар продаваться не будет, выгоню в шею и тебя, и всю твою голоштанную команду. Понял?
        - Да как же не понять, дорогой Матвей Емельяныч, - расплылся в улыбке я, - умеете вы объяснять просто и доходчиво.

* * *
        Короче говоря, получил я искомую бумагу и даже печать у Фрола на неё сумел поставить, а потом вернулся в свой родной практически цех и призадумался - как же мне эту рекламную кампанию-то проводить? С чего начать, как углубить и чем финишировать? Телевидения же в этом времени пока что даже и изобретать не начали, радио вон, и то через десяток лет в лучшем случае появится, такое, чтобы по нему рекламу можно было крутить. Остаются газеты и наружка… а что газеты, их читает в основном образованная публика, а у простого народа, основной, так сказать, целевой аудитории наших макаронов, с грамотностью не очень, не увидят они газетной рекламы от слова «никогда»…
        И тут у меня в голове неожиданно всплыло слово «синематограф» - его ж уже изобрели браться, как их там… Люмьеры. И кино уже крутят по всему миру, в том числе и на нашей родимой ярмарке, как уж оно там называется… «Прожектор из Парижа».

^(синематограф на Нижегородской ярмарке, конец 19 века)^
        Вот в эту сторону и будем работать, дорогой Александр Потапыч, сказал я сам себе. Вспоминай теперь, как у нас в России сейчас не с прокатом, а с производством фильмов дела обстоят… Подумал и вспомнил, что только через пяток лет начнёт развиваться отечественный кинематограф-то… А кто у нас в городе всё и про всех знает? Конечно газетчики.
        - Лёха, - крикнул я брату, - я по делам в город, а вы пока точите ещё по одной железяке, чтобы у нас запасной агрегат для макарон был.
        Лёха конечно сделал попытку увязаться со мной, но не очень настойчивую, так что через четверть часа я уже входил в здание «Нижегородского листка».
        - О, Александр, - это я сразу нарвался на Горького, он почему-то на входе стоял, раскуривая сигару, - как дела, что нового?
        - Добрый день, Алексей Максимыч, - поздоровался я с ним, - дела идут и жизнь легка, но возникло одно непредвиденное затруднение, требующее консультации с уважаемыми людьми.
        - На меня намекаешь? - спросил он, - ну давай, выкладывай своё затруднение.
        - Как у нас в городе… да и вообще в стране обстоят дела с синематографом?
        - Даааа, - протянул Горький, - широкий у тебя круг интересов, ничего не скажешь.
        - Не жалуюсь, - скромно отвечал я.
        - Ну так значит кинематограф… а пойдём прогуляемся на ярмарку, я тебе по дороге всё и обскажу, что знаю.
        И мы спустились по Зеленскому съезду с Нижне-базарный ряд.
        - Недавно я большую статью по этому поводу написал, так что ты обратился по адресу, - говорил он мне, не переставая курить свою сигару, - игрушка новая и довольно модная, залы для просмотра фильмов, как грибы растут по всей России. Один, кстати, на ярмарке есть, можем зайти.
        - Обязательно зайдём, Алексей Максимыч, - ответил я, - но меня больше интересует не прокат, а съёмки фильмов - этим у нас кто-нибудь занимается? Или хотя бы планирует?
        - С этим гораздо хуже… в основном привозные кинокартины крутят… хотя стой, слышал я такую фамилию Сашин, звать Володей… он артист московского театра.
        - Неужели МХАТа? - спросил я.
        - Нет, попроще - театра Корша кажется… так вот, это якобы наш первый российский режиссёр, он же и сценарист, он же и продюсер, он же и во всех ролях играет. Снимает что-то на закупленный в Америке киноаппарат, потом пристраивает ленты в кинотеатры, вот он-то наверно тебе и нужен… и ещё раз стой, я же его видел вот буквально вчера, он вообще-то нижегородец, в Москву недавно перебрался.
        - Алексей Максимыч, а если вы меня ещё и познакомите с ним, благодарность моя не будет иметь никаких границ…
        - Ладно, потом сочтёмся благодарностями, мы уже пришли.
        Да, это был самый он, «Прожекторъ изъ Парижа», он же «Волшебный мiръ» (блин, как же меня бесит эта дореволюционная орфография), на Самокатной площади.
        - А почему она собственно так называется, это площадь? - спросил я у Горького.
        - Так вон же трактир стоит, «Самокатом» называется, - и он показал направо, - внутри он устроен в виде карусели, столы и стулья по кругу вращаются, очень популярное место у купечества. Да и просто карусели с другой стороны стоят, их тоже самокатами зовут.
        - Понятно, - ответил я, - а вон кажется хозяин кинотеатра вышел.
        - Точно, он самый, Болеслав Вацлавович… пойдём познакомлю.
        - Поляк что ли?
        - Кажется да, но давным-давно в Нижнем живёт… дзень добрий, пан Болеслав!
        Болеслав, мужчина средних лет в красивом белом костюме с жилеткой, повернулся к нам, узнал Горького и расплылся в широкой улыбке. Далее они некоторое время вспоминали прошлую встречу в ресторане Шустова, а потом Горький вспомнил и обо мне.
        - Вот, Болеслав, представляю тебе молодое дарование с мельницы Башкирова, звать Александром.
        Тот прищурился и воскликнул:
        - А не тот ли это самый Александр, который призрака недавно победил?
        - Тот, не сомневайся.
        - Почту за честь познакомится - Болеслав Вачовский, предприниматель, - и он кивнул головой мне. - Кино пришли посмотреть? Так заходите, билетов брать не надо.
        - Спасибо, - ответил Горький, - кино мы в другой раз посмотрим, а вот у Александра к тебе есть дело по кинематографической части.
        - Да что ты говоришь? - поразился Болеслав, - какая у нас шустрая молодёжь пошла.
        - И не говори, - согласился с ним Максимыч, - ну я его оставляю тебе, поговорите, а у меня ещё одна встреча сегодня, так что откланиваюсь.
        И он зашагал широкими шагами куда-то по направлению к Гордеевке, а Болеслав взял меня за локоть и предложил пройти в свой кабинет, я не отказался. Сначала он меня попросил поподробнее рассказать об исторической битве с Сулейкой, не отказал уважаемому человеку - расписал в красках, так что самому страшно стало. Ну а далее он предложил мне лимонаду, я не отказался, и мы перешли к содержательной, так сказать, части нашей беседы.
        - Господин Вачовский (можно просто Болеслав), хорошо, Болеслав, у меня… у нас, группы единомышленников с предприятия господина Башкирова есть небольшая творческая задумка - снять первый российский фильм.
        - Продолжайте, Александр, - благожелательно кивнул Болеслав.
        - Но, к великому нашему сожалению, мы… то есть я ничего не знаем ни про технологию съёмок, ни про технические приспособления, применяемые при этом, да и вообще нам… то есть мне не помешал бы квалифицированный консультант по всем этим вопросам. Помощь, естественно, будет оплачена, - быстро добавил я.
        - Очень любопытное желание, - сказал Болеслав, - у нас ведь тут, знаете ли, только прокатываются уже снятые фильмы, хотя…
        - Что хотя? - подтолкнул его я.
        - Знаю я одного человека, занимающегося именно тем, что вам надо… зовут его Владимиром, фамилию не знаю… он артист в театре, а на досуге снимает кино…
        - Да, мне Алексей Максимыч уже говорил наверно как раз про него - фамилия Сашин, а служит он в театре Корша, верно?
        - Точно не скажу, но вполне может быть. Он сейчас в Нижнем, не далее, как вчера я имел с ним приватную беседу, он предлагал для проката пару фильмов собственного производства…
        - И как, договорились о чём-нибудь? - сделал я вид, что мне это страшно интересно.
        - Нет, пока нет, будем продолжать переговоры… а остановился он на Рождественской улице в номерах Дулина, можете навестить и сослаться на меня…
        - Прекрасно, - обрадовался я, - теперь я ваш должник, дорогой Болеслав, обращайтесь, если возникнет такая необходимость.
        И на этом мы распрощались, а я побежал на Рождественскую в номера Дулина, знаю я где это, соседний дом с трактиром Рукомойникова… с бывшим трактиром Рукомойникова конечно, заодно посмотрю, к кому хозяйство перешло.
        Хозяйство перешло к какому-то Ванюшкину, именно это имя значилось на трактирной вывеске. Надо будет зайти, посмотреть, подумал я, входя в номера. А нету Сашина, сразу огорошили меня там, с утра как ушёл по делам, так и не возвращался, может передать чего? Я попросил ручку и листочек бумаги и накорябал там с грехом пополам (сто лет не писал ничего ручкой) свою фамилию, адрес и просьбу навестить меня по вопросу киносъёмки…
        А на обратном пути я заскочил в этот самый трактир, половой покосился на меня, но ничего не сказал и пропустил. Водку я конечно не стал там заказывать, взял чай с двумя бубликами, сел за столик. Через некоторое время ко мне ещё один мужичок подсел, он точно с водкой был. Выпил он стаканчик и завёл разговор ни о чём, ну а я поддержал, всё время пытаясь вырулить на интересующую меня тему. И вырулил таки - Ванюшкин этот оказался аж внучатым племянником покойного Рукомойникова, оказавшимся в нужное время в нужном месте. Других наследников у бывшего владельца не нашлось, сгодился и такой вот племянничек…
        - Да вон он за стойку как раз встал, - показал мужичок мне в сторону винного прилавка, - зовут его Порфирий Степаныч.
        Я встал, подошёл к нему, поздоровался и представился.
        - Тот самый Потапов что ль? - тут же спросил хозяин.
        - Ага, тот, - подтвердил я.
        - Ну и чё надо?
        - Сам не знаешь что ль? - сурово сдвинул брови я.
        - Так приходил уже от тебя один, мы все вопросы с ним решили.
        - Не знаю, я никого не посылал, теперь вопросы со мной решать будешь… короче так - здесь у тебя будет фирменная точка по нашим макаронам, рекламные плакаты завтра-послезавтра будут, а с тебя включение макаронов во все дежурные блюда.
        Трактирщик тяжело вздохнул, потом ответил:
        - Деньги-то больше этим ребятам не платить?
        - Нет, освобождаешься с сегодняшнего дня.
        - А если они придут, чё сказать-то им?
        - Посылай ко мне, разберёмся.
        И на этом я убыл в свою мастерскую… ничего там интересного не случилось, ребята уныло точили запчасти для линии, а Лёха сидел в углу, надувшийся, как мышь на крупу.
        - Ты чего такой? - спросил я.
        - А то ты сам не знаешь - ты-то интересными делами занимаешься, по всему городу бегаешь, а мы тут железки точим, как эти… как рабы на галерах.
        - Да брось ты, - начал успокаивать его я, - скоро у нас у всех будет очень занимательное дело.
        - Какое? - встрепенулся брат.
        - Кино снимать будем, всех задействую, это я твёрдо обещаю.
        - Ух ты, - восхитился брат, - это такое, как в иллюзионе на ярмарке кажут?
        - Точно, практически такое же, только там же иностранное кино кажут, а у нас будет своё, российское.
        - Расскажи поподробнее, - попросил Лёха.
        Сел рядом с ним, нас окружили все остальные члены нашей коммуны, ну тут я и выдал свою концепцию мыльно-макаронной оперы.
        - Это будет детективно-любовная драма с жуткими страстями-мордастями… главным героем сделаем Виктора, сына Башкирова, ну того, которого убили… он, значит, работает в поте лица (на нашей макаронной мельнице - панорама выползающего из пресса продукта крупно, висящие в сушке макароны тоже крупно), а по окончании работы идёт к подруге (подберём в «Весёлой козе» например), но его подкарауливает предыдущая его женщина и устраивает сцену ревности. Виктор посылает её, а она, обидевшись, идёт, допустим к чернокнижнику Серафиму (который тоже ест макароны), а тот вызывает из подземелья тёмные силы в лице Сулейки и его подруги Зульфии. Я понятно объясняю? - спросил я на всякий случай.
        - Да всё путём, - дружно высказалось общество, - продолжай.
        - А тут немного и осталось-то - тёмные силы подкарауливают Виктора на кривой дорожке и хотят его уконтрапупить, но на его защиту (дело происходит рядом с нашей фабрикой - панорама вывески «Мельницы Башкирова» крупно) выступают работники этой фабрики, случайно оказавшиеся рядом, ну это будут я и Лёха. Они и убивают Сулейку с Зульфиёй из арбалета серебряными стрелами. Виктор спасён, он одаривает спасителей по-королевски, его бывшая подруга, узнав, что её план рухнул, вешается на люстре, предварительно съев тарелку макарон. Старец Серафим бежит от возмездия, потрясая руками и посылая проклятия разрушившим его замыслы. Финальная сцена, мне думается, может быть такой - у Виктора с его нынешней подругой свадьба, все веселятся, пьют шампанское и едят макароны, потом камеру уползает в сторону и выхватывает злодейскую рожу Серафима с пачкой макарон под мышкой.
        - Нормально, чё, - ответил за всех апостол Пашка, - у меня только два вопроса - почему везде макароны и где мы будем заняты, ты же только про себя и Лёху рассказал.
        - Отвечаю по порядку, - сказал я, - в макаронах-то вся и суть, затеяно это дело исключительно с целью их рекламы. А вы будет в массовке заняты… ну когда они по ярмарке ходят, будете мелькать рядом, в цеху опять же именно вас и заснимут… крупно… о, а это кажется наш режиссёр пожаловал…
        В цех тем временем вошёл низенький и толстенький господин в дурно сшитом костюме и шляпе набекрень. Он встал в дверях и откровенно начал озираться вокруг, не зная, к кому обратиться.
        Глава 11
        Я помог ему.
        - Вы наверно господин Сашин? Владимир ээээ…
        - Просто Володя, - улыбнулся он, - а вы Александр, который оставил записку про кино?
        - Можно на ты, - ответно улыбнулся я. - Да, тот самый.
        - Надо же, - отвечал Володя, - первый раз в жизни кто-то заинтересовался киносъёмками, честно говоря, не думал, что это подросток будет. Итак, что вам… тебе то есть конкретно надо?
        Я подумал немного, в уме выстраивая правильную логическую цепочку, а потом начал:
        - Надо снять фильм, да. Не картинки из жизни без связного сюжета, а нормальную такую крепко сколоченную киноленту со вменяемым сюжетом и приличными актёрами.
        - Так, - сразу перебил меня Сашин, - во-первых, что за сюжет у тебя есть, а во-вторых, ты хотя бы отдалённое представление о процессе съёмок и монтажа имеешь?
        - Начну со второго вопроса - нет, даже и отдалённого представления не имею, так, слышал краем уха кое-что и в кино ходил пару раз, в то, что на нашей ярмарке стоит. Так что целиком надеюсь на тебя в этих вопросах.
        - Здорово, - не слишком весёлым голосом ответил Володя, - а первый вопрос?
        - Сюжет конечно есть, сейчас расскажу…
        И я повторил почти слово в слово то, что сейчас только поведал членам нашей коммуны. Вопросов у Сашина по окончании моего повествования оказалось целых две штуки:
        - Почему тут сплошные макароны (это раз) и кто будет финансировать процесс (это два)?
        - Тут всё очень просто - макароны здесь главное действующее лицо, мы, как видишь (и я жестом показал на цех, где как раз заработал пресс) вплотную занимаемся выпуском этих макарон, а для того, чтобы такой необычный товар начал продаваться, придумали такую вот нехитрую рекламу с фильмом… так, по-моему, пока ещё никто не делал…
        - А с финансами что? - напомнил Сашин.
        - Деньги у нас есть, не беспокойся, вот смотри, это только малая часть, - и я вытащил из кармана пачку купюр в сто примерно рублей, это мне вчера порученец от Шныря передал очередной транш.
        - Ну что, мне всё это нравится, - повеселевшим голосом сказал Володя, - киноаппарат я вам обеспечу, снимать кого-нибудь научу, проявка и окончательный монтаж тоже на мне будет, но у меня есть условие.
        - Говори, не стесняйся, - подбодрил его я.
        - Я хочу сыграть главную роль.
        - Главная роль тут не очень интересная, герой-любовник, - подкорректировал я его желание, - а вот злодеи колоритные должны получиться, что Серафим, что Сулейка, может кого-то из них?
        - Можно и так… или например сразу две роли чтоб мои были - героя-любовника и Серафима, главное тут, чтоб они одновременно задействованы не были.
        - По рукам, - весело отвечал я, - сроку у нас неделя, давай прямо завтра с утра и начнём… то, что на природе происходит, прямо здесь вот и снимем, за мельницей, чтобы далеко не ходить.
        - А то, что в помещении? - справился он.
        - Я договорюсь с хозяевами мельницы, выделят они нам пару комнат на неделю.
        - Договорились, а я… у то есть мы пока артистов подберём, там же ещё три-четыре роли есть, на которых более-менее профессиональных людей надо поставить.
        - Я бы тоже хотел там сыграть самого себя… ну который из арбалета нечисть косит… а на эпизоды хорошо бы вот этих гавриков определить (и я показал на остальных членов нашей коммуны).
        - Нет возражений, - отозвался Володя, на этом мы и расстались, договорившись начать процесс съёмок завтра в девять утра.
        А я решил утрясти вопрос с Башкировым - мало ли что, вдруг возражения возникнут. Секретарь сказал, что начальник освободится через полчаса, погуляй пока. Погулял вдоль берега, оттачивая в уме детали сценария, а тут и пора на аудиенцию.
        - Матвей Емельяныч, - прямо с порога начал я, - выполняю ваше приказание насчёт продаж макарон.
        - И каким образом? - хмуро ответил он, перебирая какие-то бумажки на столе.
        - Приступаем к съёмкам художественного фильма под условным названием «Любовь, кровь и макароны».
        Матвей несколько ошарашенно посмотрел на меня и потребовал подробности. Которые я ему и вывалил в объёме хорошего такого короба.
        - И что, за неделю всё это поднимешь? - спросил наконец он.
        - Долго ли, если умеючи взяться, - дипломатично отвечал я, - начать только и закончить…
        - У меня только есть одно условие, - выдал он после некоторого размышления. - Я тоже хочу сыграть в этом фильме.
        Э, а ты тщеславен, Парамоша, подумал я.
        - Никаких вопросов, Матвей Емельяныч, - быстро сориентировался я, - хотите злодея играйте, а нет, добавлю какую-нибудь роль специально доработанную под вас… или самого себя можете сыграть, это называется у специалистов «камео».
        - Да, мне это нравится, самого себя играть - добавь там в сценарий такую роль, - согласился Емельяныч.
        - Бу сделано! - четко отрапортовал я, - я думаю, в один день уложимся с вашей съёмкой, запишите себе в расписание такой пункт на завтра например.
        - Нет, завтра у меня дел много, на послезавтра.
        С этим мы и расстались. Я отправился в свой цех, взял толстую конторскую книгу, нам таких целую стопку выдали на складе, сказал ребятам, что меня не будет до вечера и отправился на берег Оки сочинять художественно оформленный сценарий. Подальше забрался, чтобы не мешали, почти что к жилищу Серафима… ну бывшему жилищу, сейчас-то он неизвестно где проживает.
        Сидел на брёвнышке, выброшенном водой на берег, а книгу положил на чурбачок какой-то, а писал карандашом, их уже начали выпускать в России. Когда-то давно я заинтересовался историей карандашного дела и почитал кое-что по тему. Так вот, знаменитая «Сакко и Ванцетти» в Москве, сделанная с помощью нашего большого американского друга Арманда Хаммера, была вовсе не первой и не единственной российской карандашной фабрикой. В начале 20 века у нас работало минимум 10 таких фабрик, две в Москве (Карнац с Никитиным), остальное в западных губерниях - Лифляндия, Вильно, Варшава. Выпускали они не бог весть какие продвинутые товары, в Германии конечно получше делали, но писать ими вполне было можно. Так вот мой карандаш был карнацевской фабрики, двусторонний.
        Просидел я на том бревне в общей сложности часа три, потом есть захотел и встал, чтобы возвратиться на родную уже практически мельницу, но не тут-то было - из-за поворота реки вывернулась и причалила прямо к тому месту, где я сидел, большая лодка с парусом, баркас почти. И с этого баркаса на берег сошёл старец Серафим - я его не сразу узнал, он подстригся и сбрил бороду, а ещё сменил одежду на почти цивильную, никаких рубищ, никаких вериг.
        - Узнал? - спросил он меня с хитрым прищуриванием.
        - Конечно узнал, дядя Серафим, - прикинулся я валенком, - подобру ли, поздорову ли?
        - Ты мне зубы-то не заговаривай, щенок, - сразу он перевёл разговор в практическую плоскость. - Кинул ты меня, ой как кинул, недооценил я тебя, да… ну а теперь пришла моя очередь с тобой разбираться.
        И он позвал второго матроса с этого баркаса, я его сразу и не заметил - был тот матрос высок и широк в плечах, на голове имел кожаный картуз, а взгляд его мне сразу не понравился, какой-то он совсем безумный был… и глаза у него в разные стороны смотрели. И в руке у него большой нож был зажат… даже и не нож, а ятаган какой-то, сильно кривой он был и даже на вид страшноватый.
        - Махмуд, разберись с этим пацанчиком, - скомандовал Серафим.
        И Махмуд (турок что ли, успел подумать я) без лишних слов решительно шагнул ко мне выполнять приказание. Я же отпрыгнул назад, оставив свою конторскую книгу лежащей на чурбаке, и крикнул Серафиму:
        - Зачем же так быстро-то, Серафим, может поговорим сначала?
        - О чём? - без всякого выражения спросил тот, - не о чем нам с тобой говорить. Махмуд, вперёд!
        - А ну как Шнырь с Ножиком узнают, что ты на их территории беспредел творишь - вот о чём, - попытался хоть как-то замедлить развитие событий я.
        - Стоп, - сразу врубил заднюю Серафим, - Махмуд, передохни маленько, а ты, щенок, давай заканчивай свою мысль.
        - Так я уже почти всё сказал - Благовещенка это поляна Шныря, он здесь крышует всех подряд, и мельницу вместе со мной, а ты не по правилам наехал на его крышуемого. Может очень нехорошо получиться…
        - Да откуда ж он узнает, кто на тебя наехал-то? - хитро ухмыльнулся Серафим, - зарежем тебя сейчас и концы в воду.
        - Вон туда посмотри, - и я указал в сторону мельницы, надеясь на авось, - видишь кусты ольшаника?
        - Ну вижу, - буркнул Серафим, - и что дальше.
        - Под ними пара моих бойцов залегла, я всегда так делаю на всякий случай… они всё и обскажут Шнырю.
        Серафим конкретно так задумался. Минуты на две, а по итогам длительного размышления выдал такую фразу:
        - Врёшь ведь ты всё… но врёшь убедительно. Ладно, не буду тебя пока трогать (Махмуд, иди в лодку), но ходи по земле с опаской, ты меня сильно разозлил, щенок.
        И с этими словами они отчалили и уплыли вниз по течению, куда-то к Печерским пескам. А я вытер холодный пот со лба и тяжко призадумался о том, что с Серафимом надо будет решать вопрос, не даст он мне спокойной жизни, как пить дать не даст…
        А во время обеда к нам в столовую зашёл Горький. Я попросил у поваров лишнюю порцию для уважаемого человека, не отказали - Максим сел рядом со мной и навернул гречку с маслом. Рассказал ему, как обстоят дела с кинематографом, предложил между делом тоже поучаствовать, он посмеялся и отказался. А потом предложил неожиданную вещь:
        - Раз уж вы назвались коммуной, да ещё и моего имени, может быть вам имеет смысл переехать в отдельное помещение и заняться более важными вещами, чем макароны?
        Я промолчал, а он тогда продолжил:
        - Нет, ты не думай, макароны тоже дело важное и ответственное, но какое-то… (он покрутил пальцами вокруг невидимой оси)… приземлённое что ли. Про других членов вашей коммуны не скажу, но вот в тебе лично я вижу потенциал для занятия более серьёзными вещами. Если что, с деньгами я помогу.
        - Да деньги-то у нас есть, Алексей Максимыч (можно просто Максим и на ты)… хорошо, Максим, деньги у нас есть, у нас с идеями проблема, - ответил наконец я. - Да и с отдельным помещением наверно тоже не всё так просто получится, поди-ка найди такое, когда у нас ярмарка в разгаре. Сколько тут народу-то съехалось, тысяч сто поди?
        - Сто пятьдесят, - автоматически поправил меня Горький, - помещение я тоже для вас подыщу, в том же Народном доме например.
        - Он же не построен ещё, если не ошибаюсь? - сказал я.
        - Правильно, у Шаляпина новые идеи появились, там теперь всё перестраивается, но одно крыло закончено, в нём можно жить и работать.

^(Народный дом в Н.Новгороде, 1903 год)^
        - Так может тогда и с Фёдор Иванычем познакомишь? - нахально попросил я.
        - Могу, если хочешь, - просто ответил Горький, - только сейчас он в Италии кажется, концерты даёт, а ближе к осени в Москву вернётся, наверно и сюда заедет посмотреть, что там с его домом, тогда и представлю.
        - Тогда решено - переезжаем в Народный дом… вот только закончим уж своего макаронного монстра и кино снимем, после этого сразу. Да, - вспомнил я о своих проблемах, - ты со старцем Серафимом знаком не был?
        - Беседовал пару раз на ярмарке, - вспомнил Максим, - неприятное впечатление он на меня произвёл. Ну и слухи со сплетнями, конечно, тоже о нём слышал в немалых количествах. А зачем тебе это?
        - Нарисовался он опять на нашей земле, угрожает лично мне разными карами… - решил открыть я все карты, - хочу собрать о нём сведения, чтобы как-то подстелить соломки. Интересны любые подробности.
        - Ну тогда слушай, - и Горький вывалил на меня целый короб сведений, слухов и сплетней относительно этого персонажа.
        Из него, из этого короба я почерпнул для себя две интересные вещи - Серафим не полным дураком был, имел довольно много знаний из разных областей, в том числе из химии, это раз. А два заключалось в том, что у него где-то в Гордеевке жил чуть ли не родной сынуля, которого он кинул в младенческом возрасте, но потом в нём видимо взыграли родительские чувства, и с недавних пор он его начал конкретно опекать. Где именно живет сынуля и как его зовут, Горький не знал, но мне в принципе и этих сведений достаточно было, чтобы обмозговать план будущих боевых действий против зловредного старца.
        Далее Максимыч ушёл по своим делам, а я сказал своему обществу нажать стоп на макаронные изыски, будем проводить актёрские пробы к завтрашним съёмкам.
        - А чего такое «пробы»? - спросил, шмыгая носом, Лёха.
        - Это, братан, выбор или отбор среди нескольких претендентов того, кто наиболее точно соответствует творческому замыслу. Понятно?
        По вытянувшимся физиономиям ребят было ясно, что ничего им непонятно, но я зацикливаться на этом не стал, а просто усадил их в рядок вдоль одной стенки нашего цеха, а Лёху взял за пуговицу и вытащил в центр.
        - Значит так, дорогой брателло, - начал я, - даю тебе вводную. Я сейчас прохожий на ярмарке, фраер такой ушастый, хожу и глазею на людей и на товары. А ты беспризорник, шкет беспорточный, хочешь обокрасть. И для этого тебе надо как-то втереться ко мне в доверие, а потом вытащить деньги из кармана. Давай, приступай…
        Лёха похлопал глазами, но задание понял, собрался и приступил… в принципе он же сам себя и играл, целый год мы с ним провели именно в таком состоянии именно на ярмарке, так что ничего сверхобычного я не просил. Мне понравилось, особенно, как он у меня лихо выудил пачку денег из правого кармана штанов, а я этого даже не заметил. Похвалил его и перешёл к следующему кандидату, апостолу Пашке.
        - Тебе задание будет посложнее - Лёха сейчас у нас будет ярмарочной шишкой, он тебя начнёт нагибать, а ты будешь отбиваться, как сможешь.
        И это занятие было не в новинку ребятишкам, так что результат меня вполне удовлетворил. Тогда я последнее задание выдал, уже для всех вместе:
        - Теперь вы сидите на завалинке где-нибудь на Рождественской, а я в виде лоха-крестьянина иду вдоль по улице, я в первый раз в большом городе, не закрываю рот от удивления. А вы меня обсмеиваете, как можете. Поехали…
        С этим заданием они просто на ура справились, видно им не в диковинку такие занятия были.
        - Ну у меня на этом задания закончились - расходимся по своим местам, точим детали и мысленно готовимся к завтрашним съёмкам, - сказал я и углубился в свой сценарий.
        Он хотя вчерне и был уже готов, но отдельные детали подшлифовать не помешало бы…

* * *
        До вечера больше ничего существенного не случилось, а утром после завтрака явился Сашин с кинокамерой. Это был деревянный ящик с объективом спереди и ручкой для прокручивания плёнки сбоку. Ну и тренога конечно к нему прилагалась. Весило всё это дело около восьми кило… ну или полпуда, как я это определил приподниманием.
        - Здорово! - сказал я Сашину, - а как всё это добро работает?
        Вопрос попал в точку, Володя был истинным фанатом кинематографии и начал отвечать очень длинно и подробно.
        - Сюда вставляем 35-мм плёнку… где беру?… в Москве есть представительство Симменса, там и заказываю… максимальная длина плёнки к слову составляет 55 футов или 25 минут… почему?… да потому что более длинные рулоны аппарат начинает рвать. Далее нацеливаем объектив на снимаемый объект, убираем крышку и начинаем плавно крутить ручку… да, плавность тут главное, а то всё издёрганным будет… частота смены кадров - 16 в секунду, так нормально получается отобразить движение.
        - А потом ещё ведь её и проявить надо, эту плёнку? - проявил я свои знания.
        - Да, конечно, проявляется точно так же, как и фотографические пластинки. И ещё у этого аппарата есть одна положительная особенность, он вдобавок может использоваться и как проекционный…
        - То есть можно сразу кино на экран транслировать?
        - Да, можно, но и это ещё не всё - с его помощью можно копировать фильмы - вот в этот отсек заряжаем проявленную плёнку, в этот чистую, крутим ручку и получаем абсолютно точную копию первого фильма.
        - Класс, - довольно искренне ответил я, - однако надо снимать кино. Вот сценарий, всего, я так думаю, что в 25 минут мы должны уложиться. Сегодня снимем то, что попроще… кстати, ты артистов-то подобрал?
        Тут же выяснилось, что никого он подобрать не смог, кроме себя.
        - Хорошо, снимаем сцены со злодеем… одежду мы тебе сейчас подберём, а грим можно и не применять, а тебя и так вид зловещий, - пошутил я, но увидел, что шутка не дошла.
        Спросил про монтаж, оказалось, что под этим словом Сашин понимал установку кассеты с плёнкой в аппарат и вытаскивание её обратно… мда, тяжёлый случай, сейчас, оказывается, не умеют монтировать фильм из разных кусков… это значит, что надо снимать сцены именно в той последовательности, как написано в сценарии, и с первого дубля… ну так дело не пойдёт.
        - Понимаешь, Володя, если так делать, на выходе будет либо полная халтура, либо совсем уж непритязательные сценки из жизни. Давай я что ли научу тебя принципам монтажа, тогда снимать можно будет в произвольной последовательности и несколькими дублями.
        - Какими дублями? - удивился Сашин.
        - Ну что ты как малый ребёнок - артист не всегда с первого раза может сыграть, как следует, могут вмешаться непредвиденные обстоятельства типа дождя или внезапно наступившей темноты, наконец, просто иметь в запасе хотя бы пару дублей не помешает, вдруг при проявке испортим первый. Я ясно излагаю?
        Володя не сразу, но через десяток секунд кивнул, дошло видимо.
        - Сам Башкиров высказал желание поучаствовать в нашем фильме, я его прописал там на третьей странице, самого себя играть будет. И актрису надо хотя бы одну на роль роковой разлучницы… даже две, ещё будет её счастливая соперница… хотя если загримировать, то и одна сможет обе роли сыграть… давай Розу что ли привлечём?
        - Что за Роза? - поинтересовался Сашин.
        - Ты будешь смеяться, но она проститутка из заведения «У весёлой козы».
        - Ну не знаю, не знаю, - ответил с вытянувшимся лицом тот, - как на это народ посмотрит.
        - А мы не будем афишировать её род занятий - а так-то она красивая и стройная, и грудь у неё четвёртого размера…
        Короче говоря, отсняли мы в этот день кусочек примерно на пять минут - Володя страшно старался, но я, например, с большим трудом сдерживался, когда видел его злодейские потуги… но сдержался… а может в этом времени так и надо, кино же немое, только мимикой и выразишь свои чувства. Я же расчехлил свой арбалет и сделал пару-тройку прицельных выстрелов в направлении злодея, одна стрела прошла очень близко от руки Володи, но тот даже и ухом, как говорится, не повёл, молодец.
        Молодежь принимала в этом процессе самое живое участие. Многое из отснятого, конечно, надо бы было сразу в корзину выбрасывать, но я про это пока помалкивал, чтобы не расхолаживать народ. Через пару часов наши мучения закончились, я проводил Володю до его гостиницы, а потом решил заскочить в кинотеатр под названием «Волшебный миръ», он же «Глаз из Парижа», надо же договориться и о прокате. Хозяин сего глаза Болеслав Вацлавович сидел на табуретке рядом со входом и тосковал.
        - Добрый день, - поприветствовал я его, притронувшись к краешку шляпы (да, у меня теперь и шляпа своя была), - как идёт бизнес? Много ли народу спешит прикоснуться к искусству синематографии?
        - Увы, - со вздохом отвечал мне хозяин, - бизнес сегодня никак не идёт. Старые картины все уже отсмотрены не по одному разу, а подвоз новых ожидается не ранее следующей недели. Так что у нас тут творческий отпуск, если так можно выразиться.
        Эге, подумал я, а мы со своими макаронами тут в самый раз заявимся, надо бы ускорить творческие процессы-то.
        - Болеслав Вацлавович, - задушевно сказал я ему, усаживаясь на соседнюю табуретку, - дело в том, что мы вчера (я удревнил начало на всякий случай) начали снимать художественный фильм под условным названием «Любовь, кровь и макароны», закончим его как раз к концу недели. Так что предлагаю вам начинать рисовать афишу - в воскресенье, кровь с носу, всё будет закончено и смонтировано.
        Хозяин кинолавки с большим удивлением воззрился на меня, а потом спросил:
        - А о чём же будет ваш художественный фильм?
        - Так всё же в названии сказано, - ответил я, - про любовь и кровь. Ну и чуть-чуть про макароны. В основе будет лежать история про Сулейку, арбалет и серебряные монеты, дополненная, как вы сами можете догадаться, излюбленными нашей публикой любовными мотивами.
        - Очень интересно, - задумчиво сказал Вацлав, - то есть вы нашли, я так понимаю, Сашина и договорились с ним обо всём?
        - Вы абсолютно правильно всё поняли, - вежливо сказал я. - Так что, будете прокатывать наш фильм?
        - А давайте попробуем, - вежливо отозвался тот, - хуже точно не будет, но условия проката, уж извините, будут особыми - обычно я отдаю создателям картины половину, а вам отдам только четверть от сборов. Риски, знаете ли, существенно больше.
        - Согласен, - обрадовался я, мне казалось, что он и 90 % с нас содрать сможет, - в воскресенье ждите первую копию.
        - Ещё раз скажите, как будет называться ваша картина и что надо, по вашему мнению, изобразить на афише.
        Я повторил название, мне не трудно, а про афишу сказал, чтоб нарисовали красавицу и злодея… ну ещё арбалет можно где-нибудь в углу. Не, макарон не надо, достаточно, что они в названии упоминаются. А дальше я пошёл искать девицу Розу. Время уже к вечеру клонилось, значит она на работе должна быть, в «Веселой козе», туда и направился. Вышибала на входе посмотрел на меня слегка удивлённо, но сказать ничего не сказал, так что внутрь я проник совершенно беспрепятственно.
        - Скажите, - спросил я внутри у мадам средних лет, видимо старшей в этом заведении, - могу я поговорить с Розой?
        - Молод ты больно для таких разговоров, - недовольно отвечала она, - деньги-то у тебя хоть есть?
        - Денег у меня полный карман, мадемуазель, - вежливо отвечал я ей, - а с Розой мне нужно просто поговорить и ничего более, так что не беспокойтесь насчёт моей молодости.
        Она недовольно окинула меня взором ещё раз и позвонила в колокольчик, а явившейся на зов девице явно более молодого возраста, чем она сама, сказала позвать Розу. Та прибежала очень быстро, но, увидев явно не того, кого ожидала, как-то резко увяла и сморщилась.
        - Чего тебе опять надо? - прошипела она.
        - Ты это… не шипи, а лучше послушай меня, - ответил я, - а ещё лучше в сторонку отойти, чтоб другие не подслушивали.
        Вышли на улицу, свернули в ближайший переулок.
        - Ну говори, чего надо, только быстро, у меня работа.
        - Хочешь в артистки пойти? - прямо выложил я ей цель своего посещения.
        - Ну я даже не знаю, - растерянно отвечала она, - а что там надо будет делать-то?
        - Надо будет изображать горячую страсть, а мы всё это заснимем на кинокамеру, а потом покажем в «Волшебном глазе».
        - Вот прямо страсть? - переспросила она, - прямо в койке?
        - Не так уж прямо, - сдал назад я, - до койки там дело не дойдёт, любовь на экране будет сугубо платонической. А потом, глядишь, станешь знаменитой и тебя нарасхват в другие фильмы зазывать будут - соглашайся, такие предложения раз в жизни случаются…
        Она махнула рукой и сказала, что согласна на всё.
        - Тогда, значит, завтра с утра, часам к 9-10 подходи на мельницу. Заодно может и с мастером каким познакомишься.
        А далее мне надо было как-то решать вопрос со святым старцем Серафимом, как кость в горле он у меня торчал. Наиболее просто мне показалось это сделать через того же Шныря, отправился и его искать. Это оказалось довольно непростым занятием, постоянного же места жительства у него никакого не было. Помог случай, случайно увидел вывернувшегося из очередного ярмарочного закоулка Ваньку Чижика.
        - О, привет, Чижик, - весело сказал ему я, - давно не виделись. Как дела, чем занимаешься?
        Тот шмыгнул носом и ответил, но не так приветливо, конечно, как я.
        - И тебе здорово, - сказал он с непонятным выражением лица, - я тем же самым занимаюсь, что и раньше, мелочь по карманам тырю. А вот, говорят, хорошо поднялся, делами крупными занимаешься… кстати, ты мне денег должен?
        - За что это? - удивился я.
        - Ну как же, я ж тебе про Приживальщика рассказал, когда ты убийц башкировского сына искал? Рассказал. А ты за это сто рублёв обещал? Обещал. Вот и гони.
        - Вспомнил, - ответил я, - точно ты мне помог тогда. Но на сто рублей конечно оно не тянет, Приживальщик там совсем не при делах оказался. Полтинник держи вот.
        И я вытащил из кармана пачечку червонцев и отсчитал Ване пять штук.
        - Кучеряво живёшь, - завистливо отвечал тот, глядя на эту пачку, - я тоже так хочу.
        - Так приходи к нам в коммуну-то, сразу не обещаю, что так заживёшь, но через полгодика почему бы и нет, - пояснил ему ситуацию я, - а у меня к тебе дело есть.
        - Говори, если есть.
        - Нужен Шнырь… или хотя бы Ножик, срочно. Не поможешь найти?
        - Помогу конечно - иди вон на тот край ярмарки, там за Пожарской улицей будут деревянные домики, пять штук в ряд. Шнырь обычно во втором с того края обитает. А зачем он тебе нужен-то?
        - Проблему надо одну решить, а какую, уж извини, не скажу. Ну прощевай.
        Тот домик я сразу определил, вокруг него прочный и высокий забор был. Обошел кругом, нашёл калитку, запертую изнутри на засов. Хотел стучать, но вовремя узрел колокольчик - надо ж, до чего продвинутые у нас бандиты пошли. Позвонил… через полминуты заскрипела дверь и мне отворили калитку, ну и рожа у тебя, конечно, Шарапов…
        - Чё надо? - спросила рожа.
        - Шныря надо. Скажи, что Потап спрашивает.
        Бандит ушёл обратно в дом, через минуту вернулся и распахнул ворота.
        - Заходи, - коротко сказал он.
        Зашёл, раз приглашают. В горнице сидели они оба, и Шнырь, значит, и Ножик, вот и славно, сразу с обоими и перетрём. Страшная рожа только заглянула внутрь и тут же исчезла после кивка Шныря.
        - По добру ли, по здорову? - поприветствовал я их
        - И тебе не хворать, - отозвался Шнырь, - садись, рассказывай, с чем пожаловал.
        - Проблема у меня нарисовалась, хочу помощи попросить, - сказал я достаточно жалобным голосом.
        - Мы на то тут и поставлены, чтобы проблемы решать, - вступил в разговор Ножик, - выкладывай.
        - Сегодня утром меня Серафим за малым не зарезал, пока разошлись краями, но, думаю, в покое он меня не оставит… надо с ним как-то вопросы решать окончательным образом…
        - Серафим, говоришь, - хмыкнул Шнырь, - это дело непростое… но мы попробуем тебе помочь, верно, Ножик?
        Ножик был целиком и полностью согласен со своим подельником - конечно попробуем.
        - Однако, не забесплатно… - продолжил Шнырь.
        - Говорите, что взамен надо, - сразу согласился я.
        - Чтоб наша доля от сборов увеличилась до… до половины, правильно, Ножик? Сейчас-то мы четверть получаем?
        - Согласен, - ответил я, - но не навсегда, на ближайшие полгода. А дальше снова соберёмся и перетрём этот вопрос.
        - Пацан-то не простой, - с уважением сказал Ножик, - умеет базары вести.
        - Ага, сложный пацанчик, - согласился Шнырь, - чайку с нами попьёшь?
        - Благодарствую за приглашение, но дел еще на сегодня много, боюсь не успею, если чаи начну гонять, - отговорился я.
        Страшная рожа отвела меня обратно к калитке, а когда закрывала дверь, подмигнула - что бы это могло значить? Но долго я над этим задумываться не стал, а побежал к большому боссу согласовывать завтрашние съёмки, а то нехорошо будет, если все соберутся, а главное действующее лицо в отъезде каком, например…
        Башкиров-старший оказался насмерть занятым и недоступным.
        - А чего так? - осторожно осведомился я у приказчика Фрола, - производственное что-то или личное?
        - Производственное, - буркнул Фрол, - второй мельничный агрегат встал, убытков одних сколько…
        - Я могу чем-то помочь? - на всякий случай спросил я.
        Приказчик с сомнением оглядел мою невеликую фигуру, подумал полминутки, а потом выдал следующее:
        - В мельничных механизмах что-нибудь понимаешь?
        Ну как, хотел ответить я, пару месяцев сидел над очередным прожектом руководства нашего, но задавил эти слова на корню.
        - Попробую разобраться, - просто сказал я, - дело-то нехитрое. Она у вас какого хоть типа-то, центробежная, планетарная, струйная?
        Фрол с уважением посмотрел на меня и ответил, что мельница вальцовая, пойдём вместе посмотрим.
        Мельница, граждане, это такое устройство, которое было изобретено чуть позже колеса, но раньше кирпича. Первые ветряные мельницы отмечены в кодексе Хаммурапи, вавилонского царя из второго тысячелетия до нашей эры. Хотя китайцы могут оспаривать первенство, у них там с глубокой древности такие девайсы использовались. Потом был Рим и Герон Александрийский, устроивший на базе ветряной мельницы первое в мире развлекалово в виде колеса обозрения. И не будем забывать и о водяных мельницах, которые чуть менее древние, но использовались гораздо шире.
        Так вот, у башкировских перемалывающих механизмов привод был, как и следовало ожидать, от паровой турбины необъятных размеров. И была она вальцовая, эта мельница… что это такое? Это два горизонтальных вала с рифлёной поверхностью, которые расположены стык в стык и вращаются навстречу друг другу с разными скоростями. Зерно, значит, попадая в зазор между ними, растирается до муки… это, если вкратце, а так-то там много еще технических деталей.
        Так вот, один из таких спаренных валов (для получения высокачественной муки-крупчатки применялись последовательно три таких устройства) взял, сука, и встал. Ни туда, ни сюда - и так с самого утра. Пару десятков тонн муки могли бы за это время сделать, одних убытков сколько. Матвей Башкиров стоял тут же рядом с суетящимися работниками и грозно орал на весь цех. Увидев меня, он ещё больше насупился (хотя дальше, казалось бы, уже некуда) и заорал в том смысле, почему посторонние на производстве?
        - Вызвался помочь, - робко пояснил ситуацию Фрол, - вот я его и привёл…
        - А он в этом что-то понимает?
        - Говорит, что да…
        - Ну и хрен тогда с ним, пусть смотрит - хуже уже не будет, - разрешил он мне вмешаться в ремонтные работы.
        И я пошёл смотреть… рабочие смотрели на меня достаточно дикими глазами, но пояснить проблему не отказались… неисправность я через полчаса примерно обнаружил - тут было довольно хитрая система прижима валиков друг к другу, с фиксатором и упором, вот они и разрегулировались. Видимо от времени. Пришлось снять и то, и это, промыть в керосине, отчистить и установить на место.
        - Врубай, - скомандовал я старшему по ремонту.
        Тот сделал совсем уже удивлённые глаза, но повернул рычаг, подключающий турбину к вальцам - всё и закрутилось без особых проблем.

^(мукомольная мельница в разрезе, 19 век)^
        Башкиров-старший, оказывается, никуда не ушёл, стоял тут в сторонке и наблюдал - так даже его проняло, подошёл ко мне, похлопал по спине и сам вспомнил про завтрашние съёмки.
        - Когда, говоришь, там придут твои синематографисты?
        - Давайте прямо с утра и начнём - раньше сядем, раньше выйдем, верно? - ответил я.
        - Не возражаю, - благодушно сказал Матвей, - в 9 утра, комнату на первом этаже я уже приказал освободить под это дело. А за ремонт тебе отдельная благодарность… Фрол, выдашь ему сто… нет, сразу триста рублей.
        - Рад стараться, - гаркнул я.
        - Пойдёшь ко мне заместителем по технике? - вдруг справился он.
        - Мне надо обдумать этот вопрос, дядя Матвей, - уклончиво ответил я.
        - Ну обдумывай, - на этом Башкиров наконец покинул мельничный цех, а я отправился к своим баранам… в смысле к членам коммуны имени пролетарского писателя Максима Горького.
        Глава 12

* * *
        А на следующий день, как и договаривались, с раннего утреца мы занялись производством первого отечественного художественного фильма. Володя Сашин с кинокамерой на горбу подошел вовремя, объяснил ему диспозицию, сели на лавочку. Он начал проверять своё хозяйство, я тоже поинтересовался, что да как там устроено.
        Оказалось, что всё внутри там устроено довольно заковыристым образом. Главным открытием Люмьеров был скачковый механизм для прокрутки плёнки - надо же сначала резко продёрнуть её вниз, а затем задержать напротив объектива для экспозиции кадра. И так 16 раз в секунду… откуда взялась эта цифра, сказать сложно, эмпирическим путём скорее всего, а вот при демонстрации готового фильма скорость увеличивалась до 18 - 30 кадров/сек. С этим связано ускоренное, так называемое мультяшное перемещение героев в первых немых фильмах. Почему киномеханики ускоряли процесс, тоже тайна, окутанная мраком… есть мнение, что это делалось в интересах публики, чтоб она, значит, не заскучала, а по мне так это дурь собачья.
        Кстати, когда появилось звуковое кино, частота кадров увеличилась до 24, это было связано с тем, что только на такой частоте получалась нормальная фонограмма, без провалов и дёрганий. Но ничего этого я Сашину, конечно, говорить не стал, а просто восхитился простотой и экономичностью устройства. А тут и Розочка подошла, познакомил её с Володей, коллегам по коммуне представлять не стал уж.
        - Доброе утро, - расплылся в улыбке Сашин, видать зацепила его розочкина грудь-то. - Давайте попробуем снять какую-нибудь сценку с вашим участием.
        А Роза не отказалась - поскольку героя-любовника подрядился играть сам режиссер, то крутить ручку киноаппарата пришлось мне. Текст я выдал им обоим, там по три строчки было всего…
        - Кстати, - вспомнил я, - а титры-то кто и как будет вклеивать? Фильм же немой, без титров там совсем всё непонятно…
        Всё оказалось достаточно просто - титры пишутся на белой бумаге чёрными буквами, а потом камера снимает их нужный интервал времени. Далее всё это вклеивается между кадрами при монтаже. Внёс свои пять копеек:
        - А что, если эти титры сделать немного художественными? Виньетки там какие-то пририсовать, розочки опять же… или макароны, у нас же про них кино будет?
        Эта идея, сразу видно было, захватила Сашина, он даже на время забыл про Розу. Но ненадолго, вспомнил он про Розу и заставил меня крутить ручку, пока они по очереди положенные слова говорили, сопровождая это отчаянной лицевой жестикуляцией. По мне, так смешно вышло, но наверно сейчас по-другому и не сделаешь, в дозвуковую-то эру…
        А тут время к девяти подошло, и я скомандовал двигаться в заводоуправление для съёмок большого босса. А там нас уже ждали - приказчик Фрол был поставлен курировать этот вопрос, он и провёл всю компанию в дальнюю комнату на первом этаже, тут, похоже у них бухгалтерия обитала, судя по кучке деревянных счётов и большим шкафам с амбарными книгами.
        - Подойдёт? - спросил Фрол.
        Мы переглянулись с Володей, потом он согласно кивнул, что мол вполне.
        - Ну тогда устанавливайте технику, а я зову Матвей-Емельяныча.
        Емельяныч сегодня был на удивление весел и добродушен, даже изволил пошутить насчёт Розы - сказал, что он бы с ней не отказался сыграть любовную сцену. Роза хихикнула, но отвечать ничего не стала.
        - Матвей Емельяныч, - принял я деловой тон, - вот текст, который вам надо сказать (и я выдал ему страничку, там немного было), вот место, куда надо глядеть при этом (показал на объектив), старайтесь быть как можно более естественным, как обычно себя ведёте, так и продолжайте…
        Отсняли мы его, короче говоря, с горем пополам и какой-то матерью - естественно он вести себя не захотел, а почему-то пучил глаза и не читал текст, а буквально орал его в камеру… после третьего дубля я переглянулся с Володей и дал отбой, может так даже и лучше, все увидят, какой суровый начальник на мельнице, у такого небось не забалуешь.
        Отпустили с богом Башкирова и пошли в наш цех снимать выползающие из пресса макароны. А заодно и всю команду имени пролетарского писателя Максима Горького.
        Команда с утра готовилась к этому действу, поэтому была на удивление тиха, скромна и причёсана. На Розу, впрочем, все смотрели, разинув рот до ушей, но слов никаких не сказали, и на этом им большое спасибо. Отсняли мы производственные процессы довольно шустро, полчаса на всё про всё ушло, а затем пришла пора снимать любовные сцены.
        - Слушай, - сказал вдруг Сашин мне, - а женских-то ролей у нас две, одна за героя замуж выходит в конце концов, а вторая пытается ему мстить. Значит и актрис нужно две штуки?
        - Ерунда, - ответил я быстро и решительно, - Роза с обеими ролями справится, сегодня она положительную женщину отыграет в таком виде, как есть… нормальны прикид у неё… а завтра, например, найдём грим и поменяем одежду, тогда она злую разлучницу изобразит. Правда, Роза?
        Та скромно потупила глазки и ответила, что конечно, хоть троих сыграет, чего такого-то? Ну и пошли мы на природу делать любовную сцену… не с первого, конечно, захода и даже не с третьего, а с четвёртого получилось всё достаточно сносно.
        - На сегодня вроде бы всё, - сказал Сашин, - пойду проявлять плёнку, вдруг брак окажется…
        - А я тогда титрами займусь, - предложил я, - у нас один парнишка из коммуны рисует неплохо, работа для него как раз. Слова почти все написаны.
        С художественным даром оказался один из новеньких, Алтыном его все звали - маленький и щуплый, но очень шустрый. Украл в заводоуправлении пачку белых листов… ну как украл, запудрил мозг бухгалтеру до такой степени, что он сам мне выдал эту бумагу, лишь бы я от него отвязался… и посадил Алтына за работу. Виньетки и розочки, сказал, отдаются ему на откуп, нарисуй несколько вариантов, лучший пойдёт в работу, а я пока слова буду писать. Естественно трафаретку сделал, чтобы ускорить процесс, шрифт самый простой взял, типа Ариал, чтобы не возиться с засечками.
        А заодно набросал идеи для рекламного плакатика в бывший трактир Рукомойникова - Алтын отвлёкся ненадолго от исполнения надписей и ткнул в третий вариант, это подойдёт. Но, сказал, займусь этим попозже, а сейчас некогда, во какие исполнители у меня подросли, заказчика строят…
        Ну а я, пока время свободное нарисовалось, решил посидеть-поразмыслить, чем дальше заниматься буду, после этих макаронных дел, конец-то тут совсем близок, значит что? Надо иметь план развития на ближайшую и не очень перспективу. Лучше сразу два плана, если в первом что-то пойдёт не так.
        Надумал вот чего - надо нам перебираться в Народный дом, это однозначно, там будет штаб-квартира нашей коммуны. Сотрудничество с Башкировым надо продолжать, но несколько на иных условиях - нечего от него вдоль и поперёк зависеть. Только по договорам подряда теперь. Глубокая переработка зерна, как я понял, ему глубоко параллельна, предложу ему новое дело, выжимку и продажу растительного масла для населения. А также в государственные закрома - армия же тоже маслом питается.
        Из чего будем жать этот продукт? Подсолнечник сразу отпадает, не растёт он на этой широте… ну то есть не совсем конечно не растёт, но нужной кондиции не вызревает. Соя это слишком ново и неизвестно, да и семян тут не найдёшь. Значит остаётся что? Правильно, испытанные в средней полосе России лён да конопля. Рапс ещё такой есть, но он в этом времени, кажется, совсем не популярен. А у льна с коноплёй побочные плюсы имеются - у конопли сам понимаете что, кстати со Шнырём надо будет этот вопрос провентилировать, а стебли льна для тканей хорошо идут.
        В этом сезоне, естественно, сделать мало что удастся, одна подготовка техники займет хрен его знает, сколько времени… вот по окончании макаронной эпопеи и займусь маслопрессами… и еще надо разведать, где у нас тут сеют эти культуры, и попытаться наладить поставки. Башкирова надо заинтересовать, тут первоначальные вложения солидные предполагаются, я со своими хилыми финансами явно не потяну. А со сбытом готовой продукции проблем мне не видится - товар известный испокон веков, нужен в любом хозяйстве. Но рекламную кампанию, конечно, придётся какую-то организовать…
        И выяснить, кто сейчас производит маслопрессовое оборудование, чтобы не совсем уж с нуля-то начинать… если порыться в памяти, то пионером маслодобычи на Руси был некий Бокарев из Белгорода… но он, кажется, давно уже умер, его к делу не пристегнёшь. А вот именно в Нижнем Новгороде уже должен действовать такой гарный заводик, производящий гарное масло, это не совсем растительное, смесь с нефтяными фракциями, и предназначено оно не в пищу, а для заправки керосиновых ламп, фонарей и тому подобной осветительной хрени. И расположен этот заводик где-то рядом со знаменитой Всероссийской выставкой… ну местом конечно, где была эта выставка, разобрали там давно все павильоны. Вот туда и надо бы нанести визит, пока время свободное есть, решил я.
        - Лёшка, - сказал я брату, - я по делам, вернусь у ужину, а вы продолжайте точить запчасти ко второй линии. А ты, Алтын, рисуешь узоры вот по этому варианту, - и я ткнул в самые понравившиеся мне завитушки.
        Лёшка скорчил недовольную физиономию, Алтын же ничего не сказал, и я побежал за новыми впечатлениями. Примерно до этого завода ходил электрический трамвай, его как пустили во времена той выставки, так и оставили на радость гражданам и гостям города. Сел в него у плашкоутного моста, заплатил положенные три копейки и трамвайчик покатил, трезвоня и лязгая колёсами на стыках, сначала вдоль ярмарки, конечно, а потом к железнодорожному вокзалу и мимо него в глубины Кунавинской слободы. Подивился старому зданию вокзала, в 21-то веке уже все и забыли, какое оно было винтажное… а в Кунавине сначала по краям дороги, где рельсы были проложены, пошли богатые купеческие особняки, потом поплоше, но всё равно каменные, а в конце перед трамвайным кольцом совсем уже голь и нищета.
        Вышел на конечной, осмотрелся - да, мне точно туда надо, через подъездные пути Нижегородской железной дороги. Их всего два было, тупики и оборотки всё же ближе к вокзалу располагались. Да и станция наша пока тупиковая, мост же через Волгу и трасса на Киров-Пермь пока видится в очень отдалённой перспективе. Так что нечему тут пока оборачиваться особо.
        Через километр примерно, ну или через версту, если быть точным, нарисовались здания явно промышленного типа, с трубами, из коих валил черный густой дым, а внутри что-то лязгало. Покрутился туда-сюда, спросил мужичка, явно из местных рабочих, где ж тут заводоуправление - указали мне на домик в глубине, почти что на Московском торговом тракте. Подошёл поближе, увидел табличку «Маслобойный и Технохимический Заводъ З.М.Персица», не хухры-мухры.
        Зашёл внутрь, у первого попавшегося человека спросил, где мне найти Зе Эм Персица по очень важному делу.
        - Да вон там он и сидит, - указал человек на дверь без какой-либо таблички в дальнем конце коридора. - Только он не в духе с утра, так что я бы не советовал, - добавил зачем-то он.
        Я еще спросил, как расшифровывается его имя-отчество (оказалось, что Зелик Мордухович, итит-твою-налево). Ну делать нечего, не второй же раз сюда переться, со вздохом подумал я, не в духе, значит не в духе, разберёмся. Постучал в дверь, услышал рык в том смысле, кто там еще прётся, заходи, раз пришёл. Зашёл…
        - Добрый вечер, уважаемый Зелик Мордухович, - с порога сказал я, сняв для приличия картуз, - пришёл к вам по одному важному делу.
        Мордухович был типичный… ну сами понимаете кто… типовой такой типовой, как дом на 3-й улице строителей. Нос крючком, борода кудрявая, на голове ермолка, сильно картавил 9уж эту особенность его речи я передавать не буду с вашего позволения).
        - Ты кто таков? - грозно спросил он меня, вращая глазами.
        - Александр Потапов, - скромно представился я.
        - Потапов… Потапов, - попытался напрячь память Персиц, - это не тот, который призрака недавно победил?
        - Так точно, ваше превосходительство, - на всякий случай преувеличил я его положение в табели о рангах, - я и победил. Не один правда, вдвоём мы там были…
        - Ну садись в таком разе, - милостиво разрешил он, - и рассказывай, чего тебе нужно от старого еврея.
        - Не такого уж и старого, - начал я, - а нужно мне вот что - сейчас я заканчиваю один проект на мельнице Башкирова…
        - Матвей Емельяныча? - уточнил Персиц.
        - Да, - подтвердил я, - у него. И у него, у Матвей Емельяныча, возникла мысль немного расширить поле деятельности, захватить, например, маслодобычу и маслопереработку… с целью провести начальные переговоры по этим вопросам я и прибыл.
        - Что же сам-то Емельяныч не пожаловал? Или не по чину?
        - Это пока самые предварительные переговоры, - объяснил я, - я его заместитель по рекламной деятельности, вот бумага (и я сунул Персицу под нос ту грозную писульку с печатью, кою я выбил для фильма), если мы о чём-либо договоримся, тогда подключится, так сказать, артиллерия большого калибра. А на нет и суда нет.
        - Ну хорошо, давайте попробуем переговорить в предварительном порядке, молодой человек, - снисходительно согласился Персиц. - Начинайте.
        - Зелик Мордухович, - задушевно начал я беседу, - производство растительного масла это перспективная и весьма привлекательная отрасль, обещающая в самом скором будущем немалые прибыли всем, кто застолбит себе место на этом рынке. С этим вы не будете спорить?
        - Конечно не буду, - отозвался тот, - иначе бы я не занялся этим делом. Вступительные слова, кстати, вы можете опустить и переходить прямо к сути дела.
        А гражданин-то Персиц далеко не так прост, как кажется на вид, подумал я.
        - Охотно, драгоценнейший Зелик Мордухович, - продолжил я, - итак, вы, насколько я понимаю, являетесь пионером выделывания гарного масла… по крайней мере в Нижегородской губернии…
        - И во всей России тоже, - скромно поправил меня Персиц.
        - Это даже ещё лучше, - согласился я, - но пионеры они на то и первые, за ними неминуемо приходят вторые-третьи-десятые и на рынке становится тесно, а значит что?
        - Что это значит? - эхом откликнулся тот.
        - Прибыли упадут, это в лучшем случае, а худший, я думаю, вы и сами можете себе представить…
        - Могу, - живо согласился Персиц, - уж чего-чего, а представить я себе могу много всякого и разного.
        - Так вот, - продолжил я, - чтобы быть готовым к любым неприятностям (а то, что они скоро у вас появятся, у меня лично не вызывает никаких сомнений), нужно заранее быть к ним готовым, это раз, а также идти в ногу с техническим прогрессом и совершенствовать своё производство, это два. Вот с целью оказать помощь, так сказать, вам на этом тернистом пути я собственно и зашёл…
        Старый еврей посидел минутку в молчании, потом поинтересовался:
        - И каким же образом мне может помочь такой молодой и неопытный человек?
        - Не забывайте, Зелик Мордухович, - ответил я, - что я тут не сам по себе такой зелёный, как огурец, а действую от имени уважаемого промышленника Башкирова. И потом, даже если б я и один был, всё равно кое-какие советы я дать смог бы…
        Далее я поведал купцу о чудо-молнии, коя стукнула меня в голову во время дождя и принесла массу знаний в самых разных областях науки и техники. Персиц, насколько я сумел понять, в этом месте не поверил ни одному моему слову, но сделал вид, что проникся, и на этом ладно.
        - Вы же не бесплатно хотите мне помочь? - задал он, наконец, главный вопрос, - что вы хотите взамен?
        - 50 процентов акций вашего предприятия плюс одна… - автоматически вылетело у меня, - контрольный пакет, короче говоря. - И я быстро добавил, - взамен мы обязуемся удвоить капитал вашего завода… то есть вы получите ещё столько же денег, сколько стоит завод.
        - Однако-однако, - пробормотал Персиц, - но вы так ничего и не сказали о технических новинках, которые можете предложить. Может обсудим их, а тогда уже перейдём к финансовым вопросам.
        - Легко, - ответил я, - только наверно лучше это дело обсуждать непосредственно в цехах, ближе, как говорится, к земле - там будет проще и нагляднее.
        Купец быстро согласился и мы перешли из заводоуправления в первый же цех, который стык-в-стык с ним стоял. Это было маслопрессовое производство во всей своей первозданной красе. Слава богу, что прессы были хотя бы не допотопными, где крышку закручивают людской (вариант лошадиной) силой, а немного механизированы, к ним подводился привод от паровой турбины.
        - И какова же производительность этого вот агрегата? - спросил я, ткнув пальцем в сторону пресса.
        - До десяти тонн в смену, это если в семенах считать, - гордо ответил Персиц, - в теории конечно, на практике разное бывает.
        - Семена конечно конопляные, - даже не спросил, а утвердительно сказал я.
        Купец молча кивнул, а потом показал мне два оставшихся помещения - в первом происходила смешивание растительного и нефтяного масла, а в последнем делался розлив в бутылки и приклеивание этикеток. Этикетки красивые были, этого не отнять.
        А вот всё остальное мне не очень понравилось. Но начинать сотрудничество с голимой критики я посчитал неправильным, поэтому начал с похвал и всего такого прочего.
        - Замечательный у вас завод, Зелик Мордухович, - рассыпался я в любезностях, - и работники старательные, сразу видно. Но чтобы перейти, так сказать, на новый уровень развития, я бы лично кое-что подправил бы… и добавил бы…
        - Что именно? - заинтересовался Персиц.
        Следующие полчаса я не закрывая рта посвящал Мордуховича в тонкости функционирования маслодобывающей отрасли уровня 21 века - начал с сырья.
        - Конопля это хорошо, но выход масла из неё процентов 15 что ли, это ж курам насмех.
        - Вы можете предложить что-то лучшее?
        - Самое лучшее это конечно подсолнечник, но он в наших краях не вызревает, а везти его с Белгородчины далековато… но ка вариант можно рассмотреть. Ещё есть рапс, но он у нас пока вроде бы не выращивается…
        - Как-как? - переспросил Персиц.
        - Рапс, произошёл от скрещивания сурепицы… знаете наверно такую травку… с капустой, в Европе его активно сажают, выход масла 35 и более процентов. Его пока можно держать в уме, а вот на лён я бы советовал обратить более пристальное внимание. Культура, широко и издревле используемая на Руси, выход масла из семян 30 %, а стебли используют для выработки тканей. Безотходное практически производство получается. И это при том, что льняное масло гораздо более полезно для организма, чем всё остальное. Только оливковое, может быть, немного полезнее, но про него мы уж тут не будем, ладно?
        Персиц согласился, а я плавно перешёл к обработке сырья - в красках описал процесс экстракции…
        - Что, действительно на семь процентов повышается выход масла? - наивно переспросил купец. - От керосина?
        - Даже и на десять, в идеале на тринадцать, - уверил его я, - и керосин тут главный реактив, а ещё лучше бензин.
        - А как потом масло очищается от него? От керосина?
        - Очень просто, в перегонном кубе, ну типа такого, из которого самогон получают. Никаких проблем.
        - Это очень любопытно. А что ещё из чудес техники вы можете предложить старому бедному еврею, молодой человек?
        - Рафинацию, дезодорацию, отбеливание и вымораживание, - автоматически слетело у меня с языка.
        - Объясните, что это такое? - попросил он.
        - Масло после выхода из пресса получается мутное, с осадком, загрязнённое различными примесями. И запах у него бывает самый разный, часто неприятный. Так вот эти процессы, что я сейчас перечислил, позволяют получить на выходе продукт с самыми замечательными качествами, что позволит намного повысить его цену в продаже, а значит что?
        - Увеличить свою прибыль, - закончил за меня Персиц, - не отвлекайтесь на финансы, молодой человек, продолжайте про технику.
        - Хорошо, не буду про финансы. Пока, - пообещал я ему, - буду про технологию. Значит, чтобы наилучшим образом очистить масло от вредных примесей, нужна по идее так называемая ректификационная колонна. Хотя и без неё обойтись можно, для начала физические принципы очистки применить например…
        - Что за принципы? - уточнил купец.
        - Простое отстаивание например, а еще фильтрацию… тут хорошо бы применить так называемую белую глину, она наилучшие результаты даёт, и центрифуги тоже со счетов сбрасывать не стоит. Я подготовлю пару вариантов… в течение недели например…
        - Но это, я так понимаю, ещё далеко не всё, что вы хотели мне сказать?
        - Да, самое главное в любом деле находится в конце цепочки, в продажах - можно быть на высоте в производственных процессах и применять высокие технологии, но если вы не сможете продать произведённое, всё пойдет лесом… или полем, правильно?
        Персиц согласился, тогда я продолжил.
        - Нужна грамотная стратегия и тактика продаж, разнообразные рекламные акции, красочная и привлекательная упаковка… ну и ещё кое-что, на чём я пока останавливаться не буду. Всё это в комплексе я оформлю примерно за неделю, а тогда уже мы продолжим переговоры на более высоком уровне, с привлечением Матвея Емельяныча, договорились?
        - Замётано, - на простом языке выразил свою мысль Персиц, и на этом мы с ним расстались.
        Однако ж надо будет как-то ещё уговорить Башкирова, думал я, возвращаясь обратно на том же электрическом трамвайчике, а это не будет простым занятием…
        Но добраться до босса мне не удалось. А почему, спросите вы? И я вам отвечу, потому что где-то в проулках и закоулках Благовещенки, когда я пробирался по ним, спрыгнув после моста с трамвайчика, меня огрели по голове чем-то очень тяжёлым. Очнулся я в непонятном месте с кляпом во рту, со связанными руками, ладно, что спереди, а не сзади, и с очень сильным шумом в голове… морской прибой слышали? Вот примерно так у меня и шумело, волнами.
        Ноги, слава те господи, связаны не были, так что я смог встать и осмотреться - каморка, куда меня заперли неустановленные лица, была крошечной, два на два метра буквально. Окон в ней не было совсем, а дверь имелась конечно, крепкая и дубовая по виду. Видно было, конечно не очень, но сквозь щели свет всё-таки немного просачивался. Я сел на земляной пол, потому что больше не на что было, и призадумался - что это за новые приключения на мою голову свалились и откуда… ничего не придумал, потому что очень скоро дверь заскрипела и отворилась, и в каморку нога в ногу вошли (барабанная дробь) Шнырь и Серафим, оба довольные до невозможности, оба ухмыляющиеся.
        - Ну чё, паря, оклемался? - спросил Шнырь.
        - Более-менее, - хмуро ответил я и попросил далее, - объясните, что всё это значит-то… и почему вы вместе?
        - Всё просто, пацанчик, - задушевно начал беседу Шнырь, - отец Серафим, когда я его отловил, предложил мне более выгодные условия, чем ты, поэтому мы сейчас и вместе.
        - Нехорошо это, Шнырь, - попытался я включить понятия, - не по правилам корешей так кидать. Мы ж с тобой обо всём договорились…
        - Какой ты мне кореш, сявка, - рявкнул Шнырь, - кореш вот рядом стоит (и он показал на Серафима), а тебя и кидануть не грех.
        - Ладно, - скрепя сердце отвечал я, - выкладывай, что вам надо и разойдёмся краями.
        - Это вряд ли, - наконец открыл рот Серафим, - чтоб мы краями разошлись. Потому что нам надо закопать тебя поглубже, чтобы никто больше не откопал.
        - Ну так закапывайте, - вяло ответил ему я, - зачем тогда связывали и сюда запихивали?
        - Нам кое-какие сведения нужны, паря, - сказал Шнырь, - щас ты их нам выложишь, тогда уже и закопаем.
        - И что за сведения вам нужны? - спросил я, догадываясь, впрочем, о чём пойдёт речь.
        - Бери его с той стороны, - скомандовал Шнырь Серафиму, - перейдём в более удобное место.
        И мы через дверь и недлинный коридор переместились в более просторное помещение, окон здесь тоже не было, но имелся длинный стол и лавки по обеим его сторонам. Меня усадили на лавку в середине примерно стола.
        - Пиши давай, - приказал Шнырь, развязав мне руки, - вот тебе бумага и чернила, - и он достал из шкафа эти предметы.
        - Чего писать-то? - попытался уточнить я.
        - А то ты сам не знаешь, - ухмыльнулся Шнырь, - откуда ты такой выискался на наши головы, что ещё знаешь и умеешь, всё пиши подряд.
        - Вы ж ведь это и сами знаете, откуда я и что умею… с Благовещенки, родители померли… потом повезло маленько, с Башкировым сумел познакомиться…
        - Ваньку заканчивай валять, - строго сказал Серафим, - мы навели справки - тот Санька, который с Благовещенки совсем дураком был, а ты вон какой умный. Пиши давай, если не хочешь раньше времени в ящик сыграть.
        - А может договоримся? - предложил я. - Я вам эти сведения, а вы меня отпускаете на все четыре стороны. Обещаю, что больше обо мне здесь никто не услышит…
        - Хитрый, - без всякого выражения проговорил Серафим, - меня вокруг пальца обвёл один раз, второй не получится…
        - Подожди, - схватил его за руку Шнырь, - а может и точно отпустить его? Только ты нам вдобавок места кладов нарисуешь.
        - Да откуда я знаю эти места-то? - взвыл я, видимо недостаточно убедительно, потому что в ответ получил:
        - Оттуда же, откуда у тебя сведения про макароны, арбалеты и обо всём остальном…
        А ведь и верно, подумал тут я, могу ведь припомнить я эти клады, если напрягусь…
        - Хорошо, я попробую, - ответил я. - Может пару таких мест и отыщется…
        - Мы тебя, короче говоря, оставляем здесь на часик - как напишешь, постучишь в дверь, - сказал Шнырь, - кричать можешь конечно, но никто ничего не услышит, стены толстые и дом этот на отшибе стоит, так что можешь даже не пробовать…
        И они удалились, оставив меня наедине с чистым листом бумаги и чернильницей. Я сначала обошёл по периметру эту комнату - в одном углу здесь стояли два шкафа, набитые почему-то грубой керамической посудой, в противоположном углу был привешен рукомойник, а под ним жестяной тазик. Ну и стол с лавками по центру, больше ничего. Дверь была она, такая же дубовая и крепкая, как и первая, запертая снаружи как бы не на два засова, выбить не получится, даже если очень сильно захотеть.
        Писать я, конечно, ничего не стал - ну сами посудите, срок моей жизни был отмерен этими самыми записями, так что я решил немного отодвинуть этот срок - а через полчасика забарабанил в дверь, что есть мочи. Через пару минут дверь отворилась и в неё вошёл… нет, не Шнырь, и даже не Серафим, а второй сын Башкирова Николай, который сыграл роль Каина по отношению к брательнику Виктору…
        И в руке у этого брательника был револьвер, очень похожий на те, которые мы с Лёхой в тайнике нашли.
        - Ну что, написал что-нибудь? - спросил Николай без лишних эмоций. - Что, совсем ничего не написал? Писать разучился?
        - Так я и не умел никогда, - попытался включить дурачка я, - я ж из бедной нижегородской семьи, сирота к тому же - где мне было учиться?
        - Встал и пошёл вперёд, - хмуро ответил мне Николай, - руки держи на виду, чтоб я видел.
        Видя его решительность, перечить не стал, сделал, как велели… в коридоре, через который меня вели два давешних бандита, было темно и сыро, в дальнем правом конце виднелась лестница вверх.
        - Направо к лестнице, - скомандовал брат. - Только не так быстро… учти, что в нагане у меня все семь пуль заряжены.
        Я как-то в этом с самого начала не сомневался, подумал я, что у тебя там полным-полна коробочка, но вслух ничего не произнёс. Возле лестницы остановился только и спросил:
        - Вверх подниматься?
        - Давай, только потихоньку, - был мне ответ.
        Дал потихоньку, наверху оказалась очередная дубовая дверь, слегка приоткрытая.
        - Чего встал? - услышал я сзади, - открывай и выходи на свет божий, потом вставай справа лицом к стене, руки за голову.
        Встал к стенке с руками за головой, попутно попытался определить, где это мы… и не определил, вокруг сплошные деревья были, понятно только, что за городом где-то. А Николай тем временем закрыл за собой дверь в подвал, повернулся ко мне и продолжил свои команды:
        - Медленно повернулся налево и пошёл вот по этой тропинке.
        Он за мной в паре метров следовал… пока работали только ноги, а мозг занят не был, попытался определить диспозицию - как Николай вписывается в бандитские расклады, и куда девались Шнырь с Серафимом. Так и не придумал ни одной правдоподобной версии… а мы уже куда-то пришли, прямо по ходу нарисовалась полянка с костром, котелок с чем-то съедобным висел на поперечине, и из него очень вкусно пахло. Никого больше рядом не было.
        - Жрать хочешь? - спросил у меня Николай.
        - Ясное дело, не отказался бы, если дашь, - ответил я.
        - Ну тогда бери миску с ложкой и накладывай себе из котелка. Я тоже поем, - сказал он, засунул револьвер за пояс и начал процесс раскладки еды.
        В котелке оказалась уха из стерляди, жуткий деликатес в 21 веке, но самое обычное кушанье для этого времени. Мне она, кстати, не очень нравилась, напрягали косточки на коже рыб, пока их все выловишь, рехнёшься. А глотать нельзя, потом мало не покажется. Но делать нечего, выхлебал всё, что наложил в свою миску, после этого решился задать вопрос в лоб:
        - Слушай, Николай, а зачем ты с этими бандитами связался? У тебя же отец олигарх, у тебя же всё есть, что ни пожелай, зачем тебе эти посторонние связи? Или адреналина в крови не хватает?
        Про адреналин он, по-видимому, не понял, но переспрашивать не стал, а сказал просто:
        - Ты, Саня, немного не в курсе насчёт моего отца и того, что у меня есть, но об этом мы сейчас не будем…
        - А про что тогда мы сейчас будем? - взял я быка за рога.
        - Про тебя, Саня, про тебя… - рассеянно отвечал мне Башкиров-младший, - твоя бурная деятельность многим поперёк горла встала, вот в чём заковыка-то…
        - А можно уточнить, - спросил я, - что именно из моей деятельности и кому мешает?
        - Ну вот сам смотри, - рассудительно отвечал Николай, не забывая при этом контролировать мои движения, - макароны эти твои… нет, придумка конечно неплохая, но в результате остались не у дел с десяток других начинаний наших мастеров. К тому же реальная доходность этого макаронного производства стоит под большим вопросом, а это значит серьёзные убытки для всего нашего предприятия - батюшке-то ты мозги сумел запудрить, но кроме него у нас хватает умных экономистов, которые всё подсчитали и ужаснулись.
        - Значит, не нравятся народу мои макароны? - угрюмо переспросил я, - это понял, а ещё в чём я провинился?
        - Разборки с местным воровским сообществом ещё не к месту пришлись… понимаешь, у нас была равновесная система, работающая… с большим числом сдержек и противовесов, которые обеспечивали её ровный ход… а ты тут врываешься такой красивый неизвестно откуда и разбалансируешь эту систему, так, что она скоро вообще в разнос пойдёт… а это, сам понимаешь, многим не нравится…
        - И это понятно, - ответил я, - но должна же была быть какая-то решающая деталь, которая и перегрузила, так сказать, верблюда - почему именно сейчас мне решили дать укорот?
        - Правильно ты всё понимаешь, - вздохнул Николай, - была и такая соломинка… съёмки этого фильма дурацкого… сам смотри, что и как они задели своими краями…
        Глава 13
        - И что я там задел краями этим фильмом? - недоумённо спросил я, - что вообще можно задеть художественным произведением, кроме собратьев по этому ремеслу… а поскольку ремесло новое, то и собратьев-то пока никаких нету…
        - Можно, Саня, можно, - уверенно отвечал мне Николай, - например, можно нарушить существующие договорённости с кинопрокатчиками…
        - Так у нас в городе он один, кинопрокатчик, доходы у него копеечные…
        - Это пока копеечные. Потом - Розу ты совершенно зря вытащил из её заведения, этим очень многие серьёзные люди озаботились…
        - Во как, - озадачился я, - и кого же могла озаботить никому неизвестная проститутка?
        - Этого я тебе сказать не могу. Ну и наконец зачем тебе понадобилось переговариваться с этим старым евреем?
        - С Персицом что ли? - уточнил я. - Новый проект созрел, выдавливание, фасовка и продажа растительного масла.
        - Тут ты тоже оттоптал мозоль одному большому человеку, - подытожил Николай, - так что извини, но дальнейшая твоя деятельность на ярмарке и в городе должна прекратиться и как можно скорее.
        И тут он поднял наконец свой наган на уровень глаз, выцеливая мне куда-то в район носа.
        - Стой-стой, - притормозил его я, - у меня должно же быть последнее желание.
        Башкиров-младший остановил движение нагана, потом опустил его вертикально вниз и согласился:
        - Логично. Давай выкладывай своё желание.
        - Хочу выпить пива перед смертью, - выпалил я, не задумываясь. - Только чтоб хорошего.
        На самом деле ничего такого я конечно не хотел, а просто тупо решил потянуть время, вдруг что-то изменится, пока мне пива ищут. Но не получилось.
        - Где я тебе пиво искать буду? Мы в лесу вообще-то, до ближайшего жилья тут пара вёрст. Давай другое желание, более выполнимое.
        Да мне нетрудно, выдал ещё одно желание.
        - Хочу помолиться, только чтоб на икону какую-то - грехов много, может хоть частично отпустятся они мне.
        - Это можно, - ответил Николай, - икона есть в том доме, из которого я тебя вывел. Пойдём назад, у тебя будет четверть часа на молитву.
        Повернули назад, по дороге я решил расспросить про бандитов, вдруг пригодится.
        - А куда Шнырь с Серафимом делись?
        - Дела появились срочные, - угрюмо отвечал Николай, - я их отослал порешать их.
        Во как, ухватился я за эту обмолвку, Коля-то похоже у них за главного тут, если такие команды раздавать имеет право. Спустились опять в тот самый коридор, он мне сказал идти в самый конец, там дверь направо будет, икона в углу висит.
        - Я тебя запру, а через четверть часа вернусь, уж закончи за это время свои дела, - добавил он каким-то извиняющимся тоном.
        Икона и правда, висела в углу, богатая, в золотом окладе. Я присмотрелся - это был Спас нерукотворный… похоже, достаточно древний, не меньше ста лет. Молиться я естественно не стал, не до этого, а быстро обследовал периметр помещения. Это по-прежнему подземный этаж был, так что окон тут никаких не было, немного света просачивалось от щелей входной двери, так что разобраться можно было. На всякий случай проверил пол - и тут мне повезло, две широкие доски вынимались, а под ними были ступеньки вниз, очевидно в погреб, а может и ещё куда. Ну другого-то ничего нет, сказал я себе, так что полезай-ка ты, Санёк, в этот погреб.
        Спустился, доски не забыл за собой аккуратно уложить, так чтобы сразу не понятно было, куда я делся. Внизу было совсем темно, пахло плесенью и сыростью. Это оказался не погреб и даже не подпол, а подземный ход, вот так мне свезло. И шёл это ход каким-то странным зигзагом достаточно далеко, я уж утомился ощупывать стены. Сотню метров, не меньше я под землей прошёл, когда ход закончился и обнаружилась ещё одна дверь, висящая на одной петле. Я осторожно выглянул наружу - там виднелось древнее какое-то сооружение типа монастыря, но окончательно и бесповоротно заброшенное.
        Вылез на улицу, осмотрелся, никого не увидел, после чего сел на колоду, валявшуюся тут в грязи с незапамятных видимо времен, и пораскинул мозгами…
        А результатом этого пораскидывания стало следующее - раз я так встал поперёк горла такому числу народа, наверно имеет смысл перейти на некоторое время на нелегальное положение и посмотреть, как пойдут дела без меня. Попартизанить, короче говоря, несколько дней, а там может быть видно будет, что делать и кто виноват…
        Дальше я удалился от места выхода подземного хода наружу на достаточно большое расстояние (мало ли, вдруг обнаружат, куда я пропал, и снарядят погоню), так чтобы все заброшенные монастырские постройки исчезли из вида (что это за монастырь, чисто автоматически поинтересовался я у своего подсознания… не помню, вот хоть убей, ни одного заброшенного монастыря в окрестностях), и начал составлять план дальнейших действий на самое ближайшее время.
        - Значится так, дорогой ты мой попаданец, - сказал я сам себе, - первым делом надо сменить одежду на что-то более неприметное и обычное для сельской местности. Ты же ведь сейчас в сельской местности? То-то и оно… деньги у меня, слава богу, в кармане имеются, я завёл привычку носить там приличную сумму на всякий случай, так что надо или купить что-нибудь или совершить товарообмен… ещё можно снять одежду с кого-нибудь под угрозой физического насилия или украсть, но мы эти методы пока отложим на дальнюю полку. Сделаем что-то более законопослушное.
        А после того, как мы сменим (- мы это кто? - первое моё я и второе… - понятно…) одежду, надо будет найти укромное местечко и пересидеть там это лихое время. Про еду не забыть конечно, но раз деньги есть, то и еда найдётся… значит начнём по вновь утверждённому плану.
        Да, и хорошо бы узнать, куда это меня занесло и сколько отсюда километров… вёрст то есть конечно, до города. Вокруг был лес густой, ёлки да берёзы… кстати, если уж с едой совсем ничего не выйдет, можно будет грибов набрать. И ягод - вон их сколько кругом растёт, тут тебе и черника, и брусника, и заросли ежевики, с голоду, короче говоря, не умрёшь. Сразу и зачерпнул пригоршню этого добра, что-то я ни разу не наелся с давешней ухи-то. Сладко и вкусно…
        Надеюсь, дикого зверья здесь мне не встретится, всё же жильё кругом, совсем далеко меня не могли ведь завезти… а если и встретится, то сейчас разгар лета, еды кругом много, надеюсь, что на меня зверьё не позарится.
        Я пошёл на восток, спиной к солнцу, ведь сейчас же вечер, значит солнце на западе. Если мои предположения верны и меня занесло в леса заречной части нашего города, то там, на востоке должна где-то быть Сормовская слобода, сойдёт на первое время. А если я оказался на высоком берегу Оки, тогда я должен в конце концов прибиться к ней, к реке, а это тоже неплохо.
        В конце концов, через полчаса примерно блужданий по перелескам и болотам, оказалось, что таки в заречке и прямо передо мной раскинулась та самая Сормовская слобода с заводиком «Красное Сормово»… ну сейчас конечно не Красное оно, а как уж его там… Компания Нижегородской машинной фабрики, так как-то… совсем и немаленьким оказалось это поселение, как я думал, вот таким примерно:
        Тут и затеряться вполне можно, подумал я, тут народу под десять тыщ живёт, если не больше… ну чего, начинаем жизнь с нуля, тебе не привыкать, Саня. Для начала одежда, прикид и ещё раз шмотки… сделал скучающий вид и прогулялся по окраинной улице этой самой слободы, выискивая торгового партнера. Долго искать не пришлось.
        Когда по лесу ещё шёл, сделал несколько маскировочных действий, чтобы совсем уж городским франтом не выглядеть - измазал грязью штаны с пиджаком, привёл в беспорядок прическу и расцарапал себе одну щёку, несильно, но чтобы видно было со стороны. В таком виде и подошёл к мальцу, который козу выгнал пастись за околицу.
        - Слышь, пацан, - сказал я ему грубым голосом, - тут у вас никто комнатушку не сдаёт?
        - А ты кто такой? - немедленно поинтересовался он. - И что у тебя с рожей?
        - Санёк я, - решил я кардинально не менять легенду, - а больше ничё про себя не помню. Разбойники на меня в лесу напали, по башке вдарили, вот я память и потерял.
        И я показал на левую половинку затылка, там я тоже грязью всё измазал, чтобы непонятно ничего было. Пацан посмотрел издали на мои ранения и продолжил:
        - А я Архип, живу вон в том доме, - и он махнул рукой в сторону слободы, - комнатушка даже и у нас найдётся, пойдём, я тебя матушке покажу, если он против не будет, заселяйся, только… - замялся он.
        - Если ты про деньги задумался, то не боись, разбойники у меня не всё отобрали, кое-что за подкладку закатилось, - и я показал ему пару купюр, пацан расслабился.
        - Ну тогда пошли.
        Он подогнал веткой свою козу и мы отправились прямиком к его хате… довольно крепкая изба-пятистенок, сзади участок, засаженный сплошь картошкой, спереди палисад с цветочками, наличники украшены богатой резьбой, мне сразу понравилось. Малец загнал козу в хлев, откуда вышел уже вместе с матерью, высокой и суровой женщиной за тридцатник. Она воззрилась на меня довольно подозрительно.
        - Архип сказал, ты комнату на постой ищешь?
        - Точно так, - осторожно подтвердил я. - На неделю примерно, а может и больше.
        - Десять копеек в неделю, харчи отдельно оплачивать будешь, - сразу взяла она деловой тон.
        - Комнатку-то покажите сначала, - попросил я, чтобы не выглядеть кексом, кидающимся на ветер деньгами.
        Прошли в дом - комнатушка была крохотная, но с отдельным входом из сеней, и что самое главное, рядом с печкой. Летом-то это конечно не так важно, но если до осени тут придётся куковать, пригодится. Поторговался конечно, копейку выиграл, отдал 18 копеек мелочью за две недели, как раз столько и набралось. После этого матушка, представившаяся Катериной Гордеевной, предложила мне умыться, а то весь грязный хожу тут. Заодно и о себе расскажешь. Рассказал… повторил, короче говоря, байку, стравленную Архипу.
        - Значит, совсем ничего не помнишь? - это мы уже за столом сидели, она мне стакан молока налила, видимо от той самой козы.
        - Обрывки какие-то, - сказал я, - вроде я работал у одного большого человека, и вроде бы механиком, машины какие-то сложные чинил. А вот где и у кого, это как отрезало…
        - Машины это хорошо, - по-прежнему сурово отвечала она, - на нашем заводе такие люди ценятся. Муженёк придёт со смены, расскажешь ему, что и как, может и на работу тебя возьмут.
        - Муж, значит, на Сормовском заводе работает?
        - Да, помощником мастера во втором корабельном цеху.
        - Ну значит договорились… - сказал я, - а сейчас, пока время есть, могу вам чем-нибудь по хозяйству помочь. Чего зря без дела сидеть, верно?
        Хозяйка наконец-то расслабилась и предложила посмотреть швейную машинку, перестала она крутиться недавно, и никто ничего сделать не может. Посмотрел на машинку… ё-моё, какой раритет, чугунная, с ножным приводом, сработана в подмосковном Подольске, Зингер там дочернее предприятие открыл. Когда-то очень давно, в прошлой жизни, я имел дело с похожим агрегатом, и даже успешно вводил его в эксплуатацию после десятка лет, проведённого в чулане. Так что бог даст, и с этим девайсом управлюсь.
        - Чего тут не работает-то? - уточнил я у Гордеевны.
        - Да вот сам смотри - нажимаешь на эту хреновину, - и она показала на панель ножного привода, а она только скрипит и никуда не двигается.
        - Давно она у вас? - спросил я.
        - Второй год пошёл.
        - Наверно просто смазать надо все места, и всех делов, - предположил я, - есть масло-то для смазки?
        - Была тут маслёнка, - призналась хозяйка, - сейчас посмотрю.
        Притащила она мне маслёнку, здоровенную, по поллитра наверно. Какое там масло, я уж не стал проверять, надеюсь, что масляное. Нашёл все отверстия для смазки, их тут целый десяток был, вылил туда по паре капель в каждое. Потом аккуратно положил всё сооружение на бок и ещё снизу покапал в места соединения разных узлов.
        - Ну а теперь попробуй ещё раз, - попросил я хозяйку.
        Закрутилась, зараза, причём очень бойко.
        - Ну ты мастер, - восхитилась она, - тогда уж может и ещё одну неисправность устранишь? Она иногда стежки пропускает, вот сам смотри.
        И она прострочила пару сантиметров какой-то ткани - действительно неровная строчка получалась, каждый третий стежок отсутствовал.
        - Это посложнее задача будет, - закатил глаза к потолку я. - Три дня харчи бесплатно давать будешь, если справлюсь - идёт?
        - Идёт, - легко согласилась она, - чини давай.
        - И ещё мне б одёжку поменять, а то эта порвалась совсем, - попросил я, - я заплачу, если что.
        - Ты машинку чини, а я пока посмотрю, что у нас из барахла имеется, - сказала Гордеевна и ушла куда-то на двор.
        Ну я чего, начал разбираться со стежками… помнил я из подробностей работы этих устройств только то, что проблемы с неровной строчкой образуются в основном по двум причинам, либо игла установлена неверно (вариант - разболталась со временем), либо натяжитель верхней нитки недостаточно правильно её натягивает, тут чаще всего пружина виновата. Рассмотрел внимательно и первое, и второе… дело оказалось таки в пружинке, ослабла она и не натягивала нужным образом. Вынул пружину, удалил пару колец, сократив её длину, поставил всё обратно, проверил - как будто ровненькая строчка пошла.
        Подошла хозяйка, продемонстрировал её выполненную работу, она меня похвалила и выдала холщовые штаны и рубашку.
        - Пойдёт? - спросила она. - В полтинник тебе это обойдётся.
        Я торговаться не стал, выдал требуемое, потом переоделся и сказал, что пойду прогуляюсь по слободе, посмотрю, что тут и как, может заодно вспомню чего. Подался в центр, где здоровенный собор стоял, как его… Спасо-Преображенский кажется. Ну дура какая, подумал я, обходя его полукругом… Заходить туда я, конечно, не стал, а вместо этого посмотрел по сторонам - тут победнее народ жил, чем на ярмарке, но в принципе неплохо. По главной улице слободы тянулся нескончаемый ряд лавочек, магазинчиков и питейных заведений.
        Зашёл в одну такую лавочку, чем-то приглянулась она мне, называлась «Овощная и хлебная торговля Е.И.Калугинъ и Ко». Внутри и точно были овощи и хлеб, а кроме того молочные продукты и фрукты. Покупателей мало было, кроме меня ещё парочка бабок солидного возраста. Продавец в белом халате отпустил их, потом обратился ко мне:
        - Чего желает молодой человек?
        - Макароны у вас есть? - ляпнул от балды я первое, что пришло в голову.
        - Макарон не держим-с, - быстро ответили мне, - есть лапша домашняя.
        - А чего так? - поинтересовался я, - не продаются что ли макароны-то?
        - Да, - горестно согласился продавец, - одно время брали мы их на реализацию, с московской фабрики, но расходилось очень медленно. Так лапшу-то будем брать или как?
        - Давайте, - ответил я, чтобы не нарушать конспирации, - фунт взвесьте. И ещё вон того сахару тоже фунт, - показал я на дальнюю витрину.
        Сахар в этом времени продавался либо головками (напоминающими орудийные снаряды) по нескольку кило, либо пилёный от этих же головок на мелкие дольки. Вот я и выбрал эти дольки. Вернулся к Гордеевне, а там и муж её со смены, оказывается вернулся, Антоном Палычем назвался. Не очень добрым взглядом он на меня посмотрел, но поговорить за жизнь не отказался.
        - Значит, говоришь, механизмы чинить умеешь? - начал он допрашивать меня.
        - Ага, умею, - смело отвечал я, - только какие именно, не помню. Но если вживую увижу, точно скажу.
        - Швейную машинку он быстро починил, - доложила из своего угла Гордеевна, - теперь строчит лучше, чем новая.
        - Лады, - с трудом, но согласился Палыч, - завтра утром со мной пойдёшь, покажу тебя старшему мастеру, а потом всё от тебя будет зависеть.
        - А сколько на вашем заводе платят-то? - решил уточнить я.
        - Чернорабочие и те, кто только пришёл, по пятаку в день получают. Я вот уже двугривенный, а старшей мастера и до рубля доходят.
        - Нормально, - не стал привередничать я, - завтра с утра и определимся.
        - Ты мне лучше вот что расскажи, - неожиданно попросил Палыч, - жена сказывала, что у тебя одёжа городская была, верно?
        - Была, - подтвердил я, - только порвалась она и испачкалась, вот я и сменил её.
        - Я не про это, - отмахнулся тот, - раз одежда городская, значит ты из города сюда попал, а ближайший город у нас это Нижний - верно?
        - И это верно, дядя Антон, - продолжил я, понимая уже, к чему он клонит.
        - Значит скорее всего ты из Нижнего и попал сюда к нам, а значит надо будет тебе туда съездить, может на месте определишься, откуда ты и кто ты. Нельзя же беспамятным всю оставшуюся жизнь ходить, верно?
        - Да, конечно, - промямлил я, чтобы что-то сказать, а так-то мне совсем не светило возвращаться в Нижний, где меня с нетерпением ждала куча заклятых друзей. - Но это не завтра и не послезавтра. К концу недели съезжу наверно… сколько тут до города-то добираться?
        - Это смотря как, - ответил Антон, - если верхом на лошади, так час всего, а на телеге или пешком поболе будет, к обеду попадёшь на ярмарку, если выйдешь пораньше.
        На этом мы с ним и закончили наши переговоры, а наутро после завтрака (стакан молока с пшённой кашей из печки) он меня с собой потащил.
        - Ну вот наш завод, - сказал он, когда мы добрели до входных ворот, на которых было написано, что это «Компания Нижегородской машинной фабрики», - сейчас я тебя сдам с рук на руки одному товарищу, а сам вон в тот цех пойду (и он указал, в какой). Заходи, когда с тобой что-нибудь прояснится.
        И он сдал меня с рук на руки пожилому суровому мастеру в очках (!), первый раз в этом времени вижу человека в очках. Прохором Михалычем представился, начал допрашивать:
        - Как звать, откуда, чем раньше занимался?
        Пришлось скормить ему ту же историю, что я только что прогнал Гордеевне с Антоном, он задумчиво выслушал, потом пригласил в цех, в другой, не в тот, куда Антон ушёл.
        - С паровыми машинами знаком? - спросил он меня, похлопывая по боку как раз таки такую машину.
        - Насколько я могу вспомнить, да, имел дело, - осторожно отвечал я.
        - Ну тогда попробуй запустить вот эту, она у нас два дня сломанная стоит - если запустишь, тогда продолжим разговор, - и он махнул рукой, разрешая мне заняться делом, а сам отошёл в сторонку, чтобы не мешать.
        - Инструменты тут ведь понадобятся, - сказал я ему в спину.
        Он развернулся и выдал мне коробку с инструментами, я мельком глянул - вроде всё необходимое тут имеется. Ну и начал ковыряться с машиной… битых два часа мне понадобилось, чтобы только найти неисправность, вымазался, как чёрт, но нашёл. Если уж быть совсем точным, их две было, неисправности - первая, это перегрев коренных подшипников, затянуто было слишком сильно, вылечилось ослаблением затяжки, ну и смазки туда я, конечно, не пожалел добавить. Но это, так сказать, полбеды было, а главная-то проблема заключалась в золотнике, точнее в зазоре между ним и золотниковым зеркалом. Из спускной камеры, короче, валил густой струёй пар, а кривошипы с шатунами стояли как вкопанные. Пришлось целиком заменить оный золотник, оказавшийся сильно покоробленным и не подлежащим восстановлению.
        Через три полных часа агрегат заработал, как новенький. А тут и мастер Михалыч подоспел, обошёл машину кругом, внимательно послушал, как там стучат её внутренности и остался вполне удовлетворён.
        - Считай, вступительное испытание ты прошёл успешно, пойдём в заводоуправление - буду рекомендовать тебя в свои помощники. С испытательным сроком, конечное дело…
        - А жалование мне какое положат? - решил я включить шкурный вопрос.
        - А вот на месте и определимся… не боись, не обидим, - покровительственно ответил мне Михалыч и повёл в заводоуправление.
        В заводоуправлении мне не сказать, чтобы сильно обрадовались, пришлось ещё минимум трижды повторить свою легенду про потерю памяти, но в итоге мне было сказано сегодня таки погулять, пока тут организационные вопросы порешаются. А вот завтра с раннего утреца и подходи. А пока свободен.
        Ну я сильно не расстроился, поблагодарил ещё раз душевного мастера Михалыча и отправился в цех, где работал Антон. Нашёл его довольно быстро (вообще довольно странная система безопасности в этом времени - хоть бы кто спросил меня, что это ха хрен тут в рабочее время ошивается, никому это интересно не было), Антон оторвался от текучки на пару минут, выслушал меня, а потом сказал, что всё, кажется, хорошо, иди домой и отдыхай. А вечером дополнительно поговорим.
        И я пошёл домой… ну как домой, дома у меня теперь же не было, к Гордеевне, короче говоря, я пошёл. Возле дома на завалинке сидел малец Архип и широко зевал, прикрывая рот рукой.
        - О, здорово, Саня, - обрадовался он мне, - как там на заводе у тебя прошло?
        - Всё хорошо, Архип, - ответил я, - с завтрашнего дня меня берут помощником мастера в первый корабельный цех.
        - Ну и ладушки, есть хочешь?
        Есть я пока не хотел, а чтоб без дела не болтаться, предложил выпасти их козу, Архип сразу и согласился.
        - Её Машкой зовут, она смирная, не бодается. Ну почти не бодается. А пасти её лучше всего вон в той стороне, - и он махнул рукой куда-то на юг, где сейчас солнце висело.
        Я взял в руки длинную хворостину, коя именно для выпаса и была тут предназначена, выгнал Машку из хлева и мы вдвоём подались за околицу. Кстати, граждане, вы никогда не пасли коз? Или коров? Не? Занятие это не сказать, чтоб сильно утомительное, но занудное, это да. Постоянно надо держать стадо под присмотром, а то отвлечёшься, потом собирай его до ночи.
        Нашёл поляну с высокой нетронутой травой, запустил туда Машку, а сам разминаться начал, давно физическими упражнениями не занимался. И вот, когда я в очередной раз присел, а потом подпрыгнул, раздвинулись ветки кустов жимолости (их тут ужас, сколько много было), и в просвете появилась голова моего брательника Лёхи. Одну руку он при этом прижимал к губам указательным пальцем, показывая, чтоб я помалкивал, а в другой руке у него был наган со взведённым курком.
        - Привет, - обрадовался я, но тихо, как просили, - ты как тут оказался?
        И я медленно начал смещаться по направлению к нему, но он почему-то поднял наган на уровень глаз и сказал:
        - Стой, где стоишь, и не дёргайся, а то я за себя не отвечаю.
        Мне понадобилась целая минута, чтобы как-то свети концы с концами, после чего я продолжил:
        - Коза убежит, можно я её привяжу хотя бы?
        - Козу привяжи, но близко не подходи.
        Подманил Машку поближе, закинул верёвку ей на шею, привязал к ближайшей берёзе. Потом повернулся к Лёхе:
        - Ну и что всё это значит, братец ты мой ненаглядный?
        - Какой ты мне нахрен брат? - тут же нашёлся Лёха, - я с Санькой 15 лет бок о бок прожил, думаешь, я сразу всё не понял после той молнии?
        - И что ты понял? - прикинулся я тупым, - ты объясни, а то я что-то не въезжаю.
        - Дурачком-то не прикидывайся, - хмуро отвечал брат, по-прежнему держа наган в прицельной позиции, - не брат ты мне, а неизвестно кто в его шкуре. Может чёрт, может колдун или ещё кто. Не мог Санька знать тех вещей и уметь делать то, что ты делаешь…
        - И ты, значит, все эти два месяца ваньку валял и придуривался? - спросил, чтобы что-нибудь спросить.
        - Значит, валял, - твёрдо отвечал он.
        - И я так подозреваю, что последние мои неприятности тоже ты организовал?
        - Тоже я…
        Я без приглашения сел на пенёк, который рядом оказался, положил ногу на ногу и продолжил:
        - Как там на мельнице-то без меня дела идут? Кто за главного теперь в нашей коммуне?
        - Я теперь главный, - отвечал Лёха, - а дела неплохо идут, вторую макаронную линию смонтировали, кино досняли, если это тебе интересно.
        - Очень интересно. А когда премьера будет, ну первый показ то есть…
        - Через неделю и будет, пригласили кучу гостей.
        - Матвей Емельяныч как? Про меня не спрашивал?
        - Спрашивал конечно, мы сказали, что тебя Серафим в своё подземное царство утащил, он и успокоился.
        - Понятно, - протянул я, - и что же ты теперь делать собираешься? Меня мочкануть и дальше рулить делами на свободе?
        - Если сейчас не договоримся, то мочкану, - отвечал брат.
        - И о чём же ты со мной договариваться собрался? С наганом-то в руке?
        - Я не знаю, кто ты и откуда явился, - начал брат, - но знаешь ты и верно, очень многое. Только суёшься в разные места, куда не надо бы… так вот моё предложение такое будет… ты остаёшься в этом вот Сормове… да, я всё про тебя знаю, и то, что тебя на завод берут, тоже… и никуда отсюда носа не суёшь дальше городской окраины…
        - Но это ведь ещё не всё? - спросил я, - чё остановился-то, давай вываливай уж до конца.
        - А я или кто из нашей коммуны будем подъезжать сюда раз в неделю… ну или в месяц, как пойдет, за консультациями, если потребуется.
        - И что я за это буду иметь?
        - Целую и здоровую шкуру - мало что ли?
        - А если я в бега подамся, тогда как?
        - Так это самое лучшее, что ты можешь сделать, - расцвёл в улыбке брат. - Тогда все наши непонятки сами собой разрешатся.
        - Согласен, - быстро ответил я, - мне, если честно, и самому надоели эти приключения на ярмарке, ну их в болото. А здесь серьёзным делом наконец займусь, пароходы делать буду…
        - Ну значит договорились, это хорошо, убивать тебя мне лично было бы жалко…
        - Да, а как там Роза-то поживает?
        - Хорошо она поживает, замуж скоро выходит?
        - За кого, неужели за Николая?
        - Не, за киномеханика, как его… за Володю.
        - Ну и славно, тогда расходимся?
        - Погоди, пара вопросов есть по макаронам…
        И он достал из-за пазухи сложенную вдвое тетрадку и открыл её где-то посередине.
        - Вот этот вот узел у нас странно себя ведёт - подскажи, что делать с ним…

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к