Спасатель Дмитрий Старицкий
        Заповедник «Неандерталь» #2
        Это вторая книга приключений Дмитрий Крутоярова в хождениях по реке времени.
        Заповедник "Неандерталь". Спасатель
        Глава 1
        Наконец ангар собрали. Даже часть плотников я перекинул со строительства большой конюшни на сооружение в этом складе четырехэтажных стеллажей. Не в кучах же на бетонном полу хранить натасканный хабар? А надо его еще таскать и таскать, так, что вполне себе может статся, что одной такой большой ««полубочки»» нам будет мало.
        Вовремя собрали. Начались весенние грозы.
        Народ попрятался от непогоды по палаткам и домикам. Только плотники продолжали трудиться в ангаре. Им там нравилось. Тепло. Сухо. Мухи не кусают. Обед дежурные в накинутых от дождя плащах от ОЗК прямо на рабочее место в термосе принесут. Так что шуршание рубанков не прекращалось, пока световой день заглядывал в широко распахнутые ворота ангара.
        Матросы, что собрали склад из готового конструктора, были рады дождику и охотно под крышей ангара помогали плотникам. Даже ночевали там. Альтернативой им было сидение по тесным палаткам в лагере у солёного озера, и слушать, как дождь барабанит по туго натянутому брезенту. А там им скучнее и вокруг рожи насквозь знакомых сослуживцев. А тут новые лица. Новая информация.
        Когда мужики крестились на очередной раскат грома, краснофлотцы с хохотом уверяли селян, что боятся нечего и рассказывали им, как сами сооружали на ангаре громоотвод. А те им не верили, чем еще сильнее веселили моряков.
        Никанорыч в углу что-то мастерил сам. В отдалении от всех.
        - Что ваяем? - спросил я, подойдя к увлечённому делом мичману и сел на ящик.
        - Тачку, - ответил опытный флотский ««сундук»». - Простую тачку из деревянных обрезков. А то там ребятки песок с Азова таскают носилками из досок, а они тяжёлые сами по себе. А уж нагрузить песком - руки отрываются.
        - Так у них сейчас в работе простой по погоде. - Сказал я, обладающий достоверной информацией, что в окрУге творится. Шишкин этим утром на крытой фуре туда продовольствие отвозил. А по приезду выдал мне полный доклад, что там да как.
        - Кому простой, а кому политрук мозги дрючит. Хорошо, что конспекты матросам писать не на чем. А то с него сталось бы, - беззлобно усмехнулся боцман.
        - Не любишь ты его, - констатировал я.
        - А он не червонец, чтобы всем нравиться, - ответил мичман и поменял тему. - Что там наши раненые? А то с этим дождём я у них второй день не был.
        Я ответил.
        - Двое на поправку пошли. А один тяжёлый, хотя наш Мертваго ногу ему спас. - Я специально не называю нашего ветеринара ветеринаром, всё равно других врачей у нас нет. - Но утверждает, что тот останется хромым. Так что будем его комиссовать с военной службы.
        - И куда его? - Никифорыч оторвался от своей работы.
        - Здесь оставим, - ответил я императивно, чтобы даже возможные возражения пресечь. - Даже если вас удастся обратно выпихнуть. Куда ему хромому по горам бегать. Я бы и тебя тут оставил.
        - Это почему? - вопрос закономерный, но внутреннего отторжения своему предложению я не почувствовал. Или мичман так хорошо владеет собой?
        Пришлось разворачивать тему.
        - Ну, побегаете вы зиму по крымским горам. Постреляете из засад по оккупантам. Если татары на вас немецкую ягдкоманду не наведут, то возможно наших войск и дождётесь. Допустим, всё обошлось и вышли вы к нашим войскам, освобождающим Крым. Что будет дальше? Думал над этим?
        - Ничего хорошего. Особый отдел как минимум, - мичман зло, с одного удара, забил гвоздь в тачку.
        - Ошибочка закралась в твоих рассуждениях. Нет уже особых отделов НКВД в армии. Есть на 1943 год армейская контрразведка ««Смерш»» - Смерть шпионам, если расшифровать. Подчиняется она непосредственно Сталину, как наркому обороны. Просто так они дело шить не будут, им и настоящих агентов Абвера за глаза хватает, но каждое лыко вставят в строку. А за тобой хвост аж с тридцать восьмого тянется. Добро если только штрафной ротой отделаешься. Как раз перед штурмом Сапун-горы. И хорошо если так. Там впереди штрафников в атаку пошли сапёры-штурмовики с огнемётами.
        - Что так?
        - Расколят вас следователи сразу и до задницы. Вы всю правду расскажете и про страну Беловодье и про мой колхоз ««Неандерталь»», да только вам никто не поверит. Противоречит такое явление основам марксизма.
        - Не поверят - подтвердил Никанорыч, и вбил еще один гвоздь. - Я бы не поверил, хоть и не особо грамотный в марксизме. Угости вкусной папиросой.
        Прикурили от зажигалки мои самодельные папиросы с турецким табаком из дореволюционного Батума.
        - Ты женат? - спросил я, захлопывая портсигар. - Дети есть?
        - Боцман женат на корабле, - твёрдо ответил мичман.
        - А корабль утоп, - завершил я за него фразу.
        - Сгинь, лукавый, - боцман украдкой перекрестился. И очень удивился, что я всё также сижу напротив и вкусно затягиваюсь ароматным дымом.
        - Среди твоих ребят есть такие, что крови не боятся? - подошел я к главной теме.
        - Кого тут тебе расстрелять надо? - усмехнулся Никанорыч.
        - Тут никого. И вообще никого расстреливать не нужно. А вот спасти наших русских девчат из турецкого плена надо. Охрану, как понимаешь, придётся вырезать. Ножами.
        - Лучше наган обеспечь с брамитом, - предложил мичман.
        - С чем? - не понял я.
        - Такая трубочка на ствол навинчивается. Звук глушит, и вспышки от выстрела не даёт. Тогда и резать никого не придётся. Чпок-чпок, - изобразил мичман губами и пальцем тихие звуки, - и нет охраны. Много ее там не будет - баб охранять.
        - Понял. Глушители требуются. Постараюсь найти, - пообещал я.
        - Я так понимаю там огнестрела еще нет у супостата? - предположил Никанорыч.
        - Разве что гаковница фитильная. И то не у охраны рабского рынка, а у янычар. А те в казарме ночуют. Они же, как монахи живут, семей не имеют. А в охране будут евнухи с ятаганами.
        - Зачем тебе эти девчата?
        - А если просто спасти. Разве этого мало?
        - Всех не спасёшь. Я читал: историки подсчитали, что больше двух миллионов татары с Руси народа угнали и туркам продали. Так что, капитан, говори правду, если хочешь от меня помощи.
        Ну, правду, так правду.
        - Не только с Руси угоняли, - добавил я. - С Польши, с Венгрии, с Кавказа тоже поток не слабый был. А интерес у меня чисто хозяйственный. У меня тут полсотни холостых мужиков как минимум. Мне надо, чтобы они тут остались работать после стройки. На конезаводе. А не будет баб, улетят соколы обратно по своим станицам. Поди их потом собери.
        - Надо думать, - ответил Никанорыч и ничего конкретного не пообещал.
        Но и не отказался наотрез. Что обнадёживало.
        Вася Чайка, прапорщик с мобилизационных складов вооруженных сил Украины в Белой церкви, встретил меня радостно в предвкушении гешефта.
        - Что так редко к нам заезжаешь? - хлопнул он меня по плечу. - Тут столько вкусного на сторону ушло, пока тебя не было. Но, - кивнул он на КамАЗ, - на этот раз вижу, что богато чего хочешь позычить, судя по шаланде.
        - Много хочу, - не стал я таиться и устраивать танцы с бубнами. - И надеюсь на оптовую скидку.
        - А вот отсюда подробнее, - потребовал прапор. - И вообще пошли ко мне в каморку. Нечего отсвечивать на юру. Пацаны твои путь в кабине посидят.
        Перед этим я в Америку скатался, взял там, в секонд-хенде оптовом три тюка джинсовой одежды по доллару за фунт веса. Приодел своих белорусов под моду 1997 года. Фирменно. В настоящие джинсы, а не в те ««в которых выросла вся Америка»». А то, что слегка поношено, так-то, даже более жизненно выглядит, нежели их ««с иголочки»» одеть. А по местным меркам так вообще солидно.
        Что белорусам не подошло, буду своих мужиков в колхозе этими шмотками премировать. Жмурова уже обеспечил.
        В складской каморке на столе, застеленном украинской газетой, появилась бутылка горилки ««Немирофф»» - из морозилки небольшого холодильника, черный хлеб и сало с мясными прожилками, спелые помидоры, огурцы, цибуля, соль.
        Чайка разлил по полстакана.
        - С приехалом тебя. Будьмо, - провозгласил прапорщик, стукая своим стаканом о мой.
        Надо же, как дорого гостя встречает. Впрочем, не было бы таких дорогих гостей, как я, не стоял бы около склада белый ««Мерседес-220 универсал»» в 123-м кузове.
        Выпили. Хорошо пошла холодная медовая с перцем водка по пищеводу и взорвалась в желудке приятным теплом.
        Посмотрев мой список, Чайка, икнул.
        - Ну, у тебя, Дмитрий, и запросы, будто на первую империалистическую собрался с Петлюрой воевать. Брамиты - это такое же старьё, как и дерьмо мамонта. Ось что тебе надо, хоть и дороже.
        Из ящика стола появился пистолет, чем-то неуловимо похожий на ПМ, только с толстым круглым стволом. И к нему еще длинный и толстый глушитель.
        - Что это? - спросил я.
        Чайка не стал скрытничать.
        - БП. Бесшумный пистолет КГБ, ещё советского производства, - отвечая, Василий навинтил дополнительный глушитель и передал мне оружие рукояткой вперед. - Тяжеловато в руке, но баланс нормальный. Так что намного эффективней нагана с брамитом будет. Правда и дороже. Зато с патронами проблем никаких. Ест он такие же маслята, как и обычный ««макарка»». Отдам за двести долларов одна штука. Два запасных магазина к каждому. Ну, и боекомплект.
        - Наливай, - распорядился я, понимая, что торговля только началась.
        Не первый раз торгуюсь с украинскими прапорщиками и давно понял, что сбивать у них цену дело глупое. Чайка уже её учёл, на кучки поделил и в уме уже потратил. А вот дополнительные ништяки выжать можно. Только вещественные.
        - Кобура?
        - Будет. Штатная.
        - Магазинов мало.
        - Ладно. Дам по четыре на ствол. Так нормально?
        - Патронов сколько?
        - По сто штук на ствол.
        - По двести.
        - Куда тебе столько? Революцию в своей Рашке делать собрался?
        - Запас карман не трёт.
        - По сто пятьдесят. Если возьмешь больше одного пистолета.
        - Возьму десять и к ним ящик патронов. И не жидись. Ценник у тебя и так просто конский.
        - А где ты еще бесшумный пистолет возьмёшь? - ухмыляется прапор. - Двенадцать пестиков и ящик патронов. Как раз почти по двести на ствол выйдет. Плюс к каждому штатная кобура и по четыре магазина. Это не сложно - они с ««макаркой»» взаимозаменяемые. Плюс тарный ящик для пистолетов, тот как раз на дюжину. И скидка на наганы. Отдам упаковку - восемь штук револьверов в деревянном чемоданчике. По полтиннику. Хотел револьверы - любой каприз за ваши деньги. А брамит тебе любой хороший слесарь выточит. Нема в ничёго сложного.
        - К наганам также ящик патронов? - спрашиваю.
        - Сколько хочешь, - лыбится Василий. - Раньше у нас наганы в Приднестровье массово вывозили. Теперь там затишье. А на складе их еще полно.
        - Договорились, - протягиваю руку, по которой Чайка хлопает своей ладонью. - Только наганы чтобы были не военного выпуска.
        - Да хоть довоенного. Что еще? - прапорщик берет со стола мой список. Хмыкнул и в голос возмутился.
        - Старик, у меня не музей. Откуда я тебе ППД возьму? И не оружейка киностудии имени Довженко, а мобсклад.
        - Ну, нет, так нет, - развёл я руками. - Читай, Вася, дальше.
        - Ручной пулемёт Дегтярёв пехотный ««с блином»» не позднее 1941 года выпуска. Ну, барин, ты и задачки ставишь… РПД, как ранее договаривались, у меня для тебя отложены. СКС дам сколько захочешь и недорого. Патроны к ним в достатке. Далее - патроны винтовочные 7,62 миллиметра. Ставь птицу. Их у нас хоть задницей ешь. Слушай, а тебе трофейное стрелядло не подойдет?
        - Чьи трофеи?
        - Военные. Румынское в основном.
        - А патроны к ним есть?
        - В Греции всё есть.
        - Что там у тебя румынского? И не позже сорок второго года.
        - Винтовки системы Манлихера под калибр 6,5 миллиметров. Есть совсем не юзаные, хоть они и с первой мировой в массе. Ну, и уродские автоматы мамалыжников.
        - Возьму пару автоматов и штук шесть винтовок. Надеюсь, патроны к ним есть?
        - Есть. К автомату ваще девять на девятнадцать Пара подходит, как к ««шмайсеру»» и их есть у меня. А вот к винтовкам патроны старые. Гарантии я на них не дам.
        - Гранаты ещё, - озвучил я. - Но не те ««консервные банки»», что в прошлый раз мне совал, а нормальные ««лимонки»» - Ф-1.
        - Гранат сколько хочешь. По двадцать штук в ящике. Тебе сколько ящиков?
        - Четырёх хватит.
        Пока торговались, литровый штоф ««Немироффа»» уговорили.
        Заодно поддавший прапор проговорился о хранящихся с Победы на их складе трофейных пулемётах МГ-42.
        - Прикинь, Дима, в заводской упаковке ещё. Муха не сидела. Только патронов к ним нет, - икнул Чайка. - Ваще.
        - Беру. - Сказал я. - Две штуки в полном обвесе.
        - Шо? Со станками и оптикой? - натурально удивился Василий.
        - Именно. Со сменными стволами. Да… и рукавицу асбестовую не забудь.
        - Так патронов же нема, - удивился прапор.
        - Достанем. Ты, главное, ленты обеспечь по штату. И магазины тоже, те что ««банки»», - указал я и хлопнул пачкой долларов по ладони.
        Данный аргумент возымел своё волшебное воздействие. А договор, как известно, это полное непротивление сторон.
        Расплачивался долларовыми сотками. Сумма получилась не круглая, и на разницу я взял патроны к ППШ и короткие пехотные лопатки - эти всегда пригодятся.
        Потом Чайка по моей просьбе позвонил своему корешу на вещевом складе и белорусы стали работать грузчиками. Погрузили покупки в КамАЗ и на другом конце города, через полчаса я уже попал в объятия прапорщика Великожона - худого, чернявого и кадыкастого.
        Я ещё про себя похихикал: у хохлов если не Маломуж, так Великожон. Характеристика народа, однако. Просто так предки фамилий не давали.
        Ох, и жук же эта портяночная душа. Торговался так, будто все портянки у него на складе только от Дольче Габано и Хуго Босс, а сам он не в мобскладе прозябает, а держит бутик в столице на Крещатике. Хотя понятно, мало кому что у него нужно - не оружейный склад.
        Но к общему знаменателю пришли даже без горилки. Зажал этот прапор представительские расходы. Ну, так у склада не ««мерин»» стоит, а ««волыняка»». Колхозный ЛуАЗик. Не наворовал еще Великожон на иномарку. Не нажрался.
        Брали портяночную ткань фабричными штуками по 50 метров. Как и полотенечную ««вафельную»». Подшивочный материал - хороший батист, к слову. А вот когда подошли к готовым изделиям прапор выпал в осадок.
        - Женские нижние рубашки длинные, - зачитывал я список. - Юбки, гимнастерки женские, платья форменные, если есть не хаки, то совсем будет хорошо. Обувь женских размеров.
        - У тебя шо? Бабский батальон смерти? - дергал Великожон длинным носом.
        - Тебе какая разница? - засмеялся я.
        - Лазить далеко.
        - Ну, если тебе доллары без надобности, то я их кому другому отнесу. Твой склад же не единственный на Украине, - не удержался я от лёгкого шантажа.
        Засопел прапор, но потащил меня в глубины длинного каменного барака.
        - Вот, - пнул он ботинком фанерный ящик, - Сами отбирайте сколько нужно. Тут бабские туфли.
        Нашлось всё. Вплоть до синих шерстяных беретов. Черных полушерстяных платьев ВОХРы. Женских шинелей. Даже куча ватных матрасов и постельное бельё с перьевыми подушками. Из белья нижнего были предложены женщинам только голубые рейтузы, как с начесом, так и без. И бежевые нитяные чулки. Мужское исподнее - бязевые рубахи с кальсонами. (Эти взяли больших размеров, куму надо - сами ушьют). Напоследок случайно наткнулся на танковые комбезы из ««чертовой кожи»», и их прихватил с запасом разных размеров.
        По ходу накидали в ящики расходники - мыло, зубной порошок, нитки разных цветов, асидол и пасту ГОИ, гуталин двух цветов, крючки да пластмассовые пуговицы.
        Под конец ««грабежа»» нарвались на то, чего никак не ожидалось увидеть - тельняшки морские. Что они делают на складе в Белой церкви так далеко от моря - ума не приложу. Черные бушлаты. Но нам они сгодятся, как и черные юбки для матросов женского пола. Заодно и голландки синие суконные и белые полотняные. И брюки матросские с клапаном. Краснофлотцев наших переодеть надо, а то оборвались они в своем анабазисе от Дуная.
        Отдельным бонусом пошли белые медицинские халаты, шапочки и косынки. Впрочем, и халаты рабочие из синей нанки тоже нашлись.
        С обувью было хуже - только парадные коричневые туфли на низком каблуке. Для баб. Для мужиков было всё, но мне в первую очередь надо было одеть будущих поселянок.
        И как вишенка на торте - марля в рулонах. А также индивидуальные пакеты. Стерильные и так, в тюках просто бинты скученные, без упаковки. И вата.
        Так что КамАЗ загрузили с верхом. Даже обвязывать верёвкой пришлось. Верёвку нам выдал Великожон за отдельную плату. Надеюсь, ему теперь, хотя бы, на подержанный ««гольф»» денег хватит.
        Выехав за город, в первой же лесопосадке, отбыли через темпоральное окно к Василисе в поезд. Везти оружие с патронами к себе на конезавод я как-то застремался. Мало чего там политрук удумает, получив его на руки. Или хотя бы узнав, что таковое вообще есть. Да с патронами.
        Перегрузили всё в теплушку.
        Заперли.
        Опечатали.
        Отдали под охрану Василисиным солдатикам. И пошли к моей жене ужинать. В вагон-ресторан, естественно. Ночевать также будем здесь. А то умаялись ребятки.
        На следующее утро у меня совсем другие планы. И белорусы в них присутствуют. Как и Америка.
        Прокручивая прошедший день в голове, очень удивился, сколько всего женщинам надо. С мужиками проще.
        Но как всегда с Америкой - загад не бывает угад. Сбегал домой к себе в ««осевое время»» с проверочным визитом. И вовремя… в почтовом ящике лежало извещение о необходимости предоставления мной доступа инспекторам разрешительной системы для обследования правильности хранящегося дома охотничьего оружия.
        Пришлось возвращаться в ««Неандерталь»» за мосинкой и отбирать ремингтон у Жмурова.
        - Не боись. Восполню. - Пообещал я инженеру, который с моим помповиком уже сроднился и отдавал его неохотно.
        Вернулся домой и вызвонил ««разрешилку»». Дожидаясь визита инспекторов, чистил оружие. Жмуров все же где аккуратист, а где большая неряха.
        Два капитана омоновских габаритов проверили оружейный сейф, как там хранятся оба моих ствола и патроны к ним. Удивились только, что патронов у меня мало. Откуда их много возьмется в Москве, когда всё в колхозе, под рукой. Тут так… на развод оставил, спецом для таких вот проверяльщиков. Совсем без патронов подозрительно.
        Поставили капитаны в акте ««птицу»» и, отстав от меня, утопали. До следующего раза.
        Ну, раз уж я оказался в Москве, то сходил на Малую Бронную в знакомый полуподвал 1997 года и сделал ««аризонские»» права на Жмурова и всех белорусов. Не самому же мне постоянно и за снабженца, и за грузчика вкалывать. Тем более что Жмуров уже тихо жаловаться начал, что даже в золотодобывающей артели ««Печора»» у него выходные были. Не каждую неделю, но всё же… Вот и будет ему выходной в Америку, в качестве ««верблюда»» челночного. Ведь что такое отдых? Разнообразие деятельности.
        В Москве я рассекал на обновлённой в прошлом ««Джетте»». Она так и стояла постоянно около дома. Кому из жуликов придёт в голову красть автомобиль четверть вековой давности? Никто же не знает, что на самом деле ей и года нет. Впрочем, спидометр приходилось не скручивать, как обычно, а наоборот - накручивать до 300 000 километров. Для достоверности.
        Сходил в кино, благо Новый Арбат рядом, скорее, от ностальгии - по цивилизации и попкорну. Посмотрел доморощенный блокбастер ««Т-34»». Исплевался весь. Так опошлить культовое кино шестидесятых ««Жаворонок»», сняв этот фанфик на него… Это надо было суметь.
        Купил на рынке целый короб пластиковых шлёпок. А то, как обувь со складов спасённым девчатам не подойдёт? А тут все размеры нужные вроде как есть. А на крымское лето так самая нормальная обувка.
        А рубашки-ночнушки длинные мне продали медицинские снабженцы в Москве ««осевого времени»», как хлопковые, так и фланелевые. Казённое бельё у современных пациенток не в моде. Они в больницу своё всё тащат нынче. Интересничают. Вот мне и подфартило урвать партию на пару сотен штук. И мне позиция закрыта. И у них неликвид списан не без пользы для кармана.
        Пришлось в ««Неандерталь»» бегать за ««патриком»», всё это вывозить. Плюс еще кучу банок пинатекса для деревяшек в конюшне и морилки для стеллажей в ангаре.
        В этот раз наш путь лежал в штат Индиана, в город Саут-Бенд. На фирму «Студебеккер бразерс мануфактуринг корпорейшн»». В 1946 год. На фордовском пикапе из шестидесятых, но… чем черт не шутит, когда бог спит. Надеюсь, проскочим.
        Деньги для этого вояжа я отбирал целые сутки, чтобы более поздние купюры не попались. Не один, вместе со Жмуровым и Колбасом, который из всех белорусов вытянул жребий на этот тур. Смотрел внимательно на мужиков и вроде как не заметил хищного блеска в глазах от обилия зелёной резаной бумаги, за которую в их ««осевом времени»» надо тяжко вкалывать.
        Выскочили из ««окна»» в полях около городка Гошен и катили по хорошему двухполосному шоссе вдоль побережья озера Мичиган через городишко Элкхарт до самого Саут-Бенда. Вдоль побережья - громко сказано, до озера было где-то около двадцати миль. Было пасмурно, но не дождливо. Хотя дорога была мокрой от прошедшего перед нами дождика. Так что особо не разгонишься.
        Сам город встретил нас одноэтажными субурбиями пригородов. Участки маленькие. Дома построенные особняком одноэтажные, деревянные на каменных фундаментах, обшитые белым сайдингом, скорее всего, деревянным. Откуда пластик в конце сороковых? И никаких заборов. Зелёные лужайки перед домами аккуратно одинаково пострижены. Огородов не видно. Зато почти у каждого дома пристроен гараж.
        Отметил много легковых машин. И довольно приличное количество чернокожих аборигенов, большинство которых куда-то топало пешком, несмотря на рабочее время.
        Приличный мотель встретился на границе одноэтажной и многоэтажной застройки. Длинное одноэтажное здание, поделённое на номера с выходами на улицу со стоянкой для автомобиля перед каждой дверью. Около блока управляющего небольшой магазинчик и бензоколонка. Всё в одном флаконе.
        На ресепшн сидели пузатый белый с гитарой и поджарый негр с банджо. Они увлечённо лабали что-то из кантри. Красиво играли и явно ловили от этого занятия кайф. Даже глаза прижмурили.
        Мы подождали, пока они закончат композицию и с энтузиазмом зааплодировали.
        Надо ли объяснять, что нас быстро и хорошо обслужили. Выделив три номера по 17 баксов за сутки. Нормальные номера, с душевой комнатой, ватерклозетом, большой ««королевской»» кроватью и даже радиоприёмником. На окнах плотные шторы до пола.
        Спросили только, что у нас за неизвестный им ««форд»». Ответил, что новая модель этого года. Сошло.
        Оставив пикап на стоянке мотеля. Вызвали по телефону на ресепшн кар-сервис - города то из нас никто не знает, и поехали на фирму. Не к самим братьям Студебеккер - кто нас к ним допустит, а к менеджеру по продажам естественно.
        И там нас ждал облом.
        Производства так нас интересующих ««студеров»» модели US6 прекратилось еще в марте 1946 года. Опоздали мы на два месяца. Моя недоработка. Надо было тщательнее в интернете копаться.
        Достался нам только самосвал с задним опрокидыванием железного кузова на базе все того же знаменитого US6. У нас знаменитого. В Штатах ««студер»» считался машиной даже не второго, а третьего ряда. Для стран с недоразвитой дорожной сетью типа СССР, Китая и Австралии. И то это был демонстрационный образец.
        - Почему именно эта модель вас интересует? - настойчиво спрашивал нам белобрысый менеджер. - Есть же другие.
        Пришлось мне, как ««поляку»», прочитать небольшую лекцию о том, как их грузовик себя зарекомендовал на Восточном фронте в Европе в условиях полного бездорожья. И посоветовал в качестве рекламного материала запросить отчёт об эксплуатации US6 у командования Красной армии и Войска Польского.
        - Ну, у вас же в Аризоне сухо, - даже пшеничные усы менеджера от удивления подпрыгнули.
        - Когда дождь не идёт, - выставил я на ходу придуманный аргумент. - А когда он прольётся, то… Во всём штате только одна федеральная трасса с твёрдым покрытием. Остальное всё грунтовые направления, а не дороги. Плюс неприхотливость вашего грузовика к топливу и маслу. У нас на каждом километре бензоколонки не стоят.
        Но навстречу нам в фирме пошли. Мы же деньги платим. Причём сейчас и наличными.
        Дооборудовали нам самосвал лебедкой самовытаскивателя, для чего переварили передний бампер, и машина стала длиннее на треть метра.
        А по поводу еще пары грузовиков, обычных тентованных, то менеджер созвонился с фирмой REO, которая клепала их грузовики по лицензии. И забронировал для нас парочку в тропическом исполнении, партию которых доделывали для Австралийской армии.
        - А потом и там с производства эта модель снимается. Война то кончилась.
        Но для этого надо было ехать в Орегон. Не ближний свет.
        В мотеле под бутылку хорошего кубинского рома обсудили ситуацию, разглядывая проспекты фирм GMC и International, набранные в городе у автодилеров. Ну да, машинки более совершенные, чем ««студер»» но сложнее и топлива требуют соответствующего октанового числа, а тем паче смазки. И дороже минимум на четверть. Тем более что фирма ««Студебеккер»» давала нам двойной ЗИП и гарантировала поставки запчастей по первому требованию.
        Так что самосвал мы купили, а то матросики дамбу нам на озере будут вручную отсыпать до морковкина заговенья. Решили, что устраивать зоопарк из грузовиков не стоит, все должны быть одной модели - так проще эксплуатировать и, не дай бог, ремонтировать.
        С тем и отбыли обратно, предварительно пробежавшись по магазинам. Я ребят премировал соткой баксов каждого - приличные деньги в это время. На заводе надо почти месяц за них работать. Пусть сами себе купят, что понравится. А в Орегон возьму остальных белорусов на тех же условиях.
        Соратники первым делом посетили оружейный лабаз и купили каждый помповое ружьё системы Браунинга, простое и безотказное.
        Колбас еще на классический револьвер ««Ругер»» разорился. И щеголял косым ковбойским поясом с патронташем на бедрах. Пацан еще.
        Жмуров же посчитал, что выдавать ему пистолеты должно начальство. Так что раскошелиться пришлось мне на пару кольтов правительственной модели. Себе и Жмурову. Для своего я в своем осевом времени патроны с резиновыми пулями прикуплю.
        Все, что осталось от покупки помпового ружья, инженер растратил на одежду, обувь и средства за уходом себя любимого. 50 блоков сигарет ««Кэмэл»» без фильтра. А также богатый набор для резьбы по дереву в красивом фанерном чемоданчике.
        - Зачем он тебе? - спросил я.
        - Макет церкви буду резать, - смущённо улыбнулся инженер.
        Сам, не удержавшись, приобрёл себе компактный красивый секретер из секвойи с бронзовыми ручками. Удобное рабочее кресло из неё же. И пару сундуков с хитрыми замками для хранения налички. А то она у меня просто в мешках и вьючниках в хозблоке валяется. Не дело.
        В оружейном магазине увидел, как крепится оптика на винтовку «Гаранд», которая заряжается восьми патронной пачкой, почти как Манлихер. Хитро так с левого боку от затвора закрепили. И сделал зарубку на мозге, что в Орегон надо отвезти свой охотничий «манлихер» и установить на нём хороший прицел по той же методе.
        Свои покупки сложили в пикап, а самосвал загрузили широкими досками из секвойи - для церкви. Секвойя не гниёт и вроде как никакой жучок её не жрёт. Да и красивое это дерево. Хоть и дорогое. А где красное дерево дешевое? А вот стенка иконостаса из него будет такая, чтобы глазам красиво.
        Тем более, что из-за того, что доски по длине и ширине были разными - не кондиция по местным меркам, стоили они вполне по деньгам.
        Отъезжая из гостеприимного Саут-Бенда в сторону Индианаполиса колонной в две машины, увидели приближающееся с запада торнадо. Высокое и толстое. Струхнули и, наплевав на возможных свидетелей, через сотворенное прямо на трасе темпоральное окно, скакнули в ««Неандерталь»». И только после этого почувствовали себя дома.
        А в колхозе свадьба Насти и Олега. Еле успели к началу. А то с заботами совсем об этом забыли. Мы забыли, а вот народ нет. На свадебном пиру ведь наливать будут!
        Чтобы нежданный дождик весенний не испортил торжество, его провели в ангаре, сдвинув готовые стеллажи в дальний конец. И устроив генеральную уборку от мусора.
        Акустика оказалась в ангаре неплохой, так что пением, как церковным, так и народным насладились от души.
        Разве что обряд расплетения косы застопорился. Приехала девушка к нам стриженной ««под мальчика»». Хоть у Насти, в отсутствие в колхозе женского парикмахера, волосы и отросли за это время, но получились только бараньи рожки вразлёт, украшенные пышными бантами из белых атласных лент.
        Вместо фаты на девушке красовался венок из полевых цветов. Я подумал, что вот так и рождаются традиции. Невинной девушке - фата, порушенной девушке - венок.
        Потом пир на всю ораву. Без излишеств. Сто литров сухого вина на больше сотни человек не так уж и много. Только молодожёнам привезли из Америки шампанского. Точнее даже не шампанского, а грушевого сидра из Мичигана. Но бутылка была оформлена, под привычное для Насти шампанское, с горлышком, обмотанным оловянной станиолью и пробкой на проволочке. И шипело так же. А торт свадебный они сами испекли. Трёхэтажный. С кривыми кремовыми розами. Вот такое смешение времён и стилей.
        Отвёл Онуфрия к самосвалу и похвастал секвойей. Сказал, что да как.
        - Точно жучок грызть не будет? И не гниёт? - не верил священник. - Чудны дела твои, Господи.
        И перекрестился.
        - Спаси тебя, Господь, Митрий. Уважил. А иконы писать на этих досках можно?
        - Ну отчего нельзя, - улыбнулся я. - Левкас на них кладется, как и на дуб, на кедр, кипарис или другое какое дерево. А по левкасу твори, как господь тебя сподобит.
        - Темперу тогда мне привези в порошке. Яйца я Тарабрина попрошу привозить. Изографией сам займусь, как Жмуров мне размеры иконостаса даст. Но алтарные двери и царские врата можно делать и расписывать уже сейчас.
        Глава 2
        В Орегоне всё прошло штатно. Готовые грузовики нас уже ждали. Даже с двухосными прицепами. Но только два.
        - Все остальные машины уже вписаны в карго-лист поставки. Эти для вас специально прямо с конвейера сняли, до военной приёмки, - развёл руками бритый налысо с моржовыми усами менеджер, когда мы заикнулись, что взяли бы больше. - И только потому, что хороший человек за вас просил.
        Особенно глаз положил я на трехтонную цистерну под бензин с узлом заправки. На шасси все того же ««студера»». Но обломился.
        - А куда вы отправляете готовую продукцию? - интересуюсь.
        - Сейчас в Сан-Диего. Оттуда они морским транспортом в Австралию поплывут. Но это уже не наша забота. Кофе будете? - подсластил нам менеджер отказ. - Нет? Тогда касса в другом крыле здания, а пока ходите, я вам все документы выпишу.
        Вот так вот, никакой бюрократии для людей с наличными. Но предложение для модели, снимаемой с производства, ограничено. На гражданский рынок идет похожая, но совсем не вездеходная машина. У нее колёсная формула 2х4.то есть ведущие только две задние оси.
        Пошли забирать то, что дают. Ваня Юшко удивился больше всего даже не кольцевой пулемётной турели над открытой кабиной, а полному отсутствию ключа зажигания. Его заменял несерьезного вида металлический флажок на торпедо. Повернул - стартёр подхватил. На самосвале гражданского ««студера»» был вполне привычный для нас ключ.
        - Для армии делано, - пояснил механик, который передавал нам машины. - Чтобы не возиться, ни со сменой водителей, ни с потерей ключей. А то, каких только чудиков не призывали в армию во время войны.
        - А в Сан-Диего вы все машины такими отправляете? - не отставал от него белорус.
        Я только успевал переводить на две стороны.
        - Все. Они же для армии, хоть и австралийской. И не только. Для наших войск тоже. Там большой хаб всех автомобильных фирм США в поставках по ленд-лизу. По крайней мере, то, что идет через Тихий океан.
        В Орегоне задержались. Мне полтора суток оптический прицел на манлихеровский карабин ставили в оружейной мастерской при магазине всякого стреляющего железа. Четырехкратный.
        Да и по магазинам прошвырнуться белорусам, надо было время дать.
        Удивил магазинчик распродажи ненужной уже армии амуниции. Тут затарились ботинками, типа ««берцы»», на шнуровке и кожаным захлёстом по голени с застёжками двумя ремешками с сандалетными пряжками. Но больше всего удивило, что у качественных кожаных ботинок каблуки деревянные. Пришлось в скобяной лавке докупать подковки и шурупы. Кстати, надо отдать должное, очень удобные ботинки.
        Вечером, после шопинга, в баре мотеля под холодное мохито с ромом после обильного ужина, Ваня выдал мысль, подкупающую своей новизной.
        - Командир, а чего ты бабки тратишь, когда в этой Сан-Диеге можно просто угнать грузовики через сотворённое тобой ««окно»». С их системой зажигания это как два пальца обоссать.
        - Нам так много грузовиков не надо, - ответил я.
        - А топливная цистерна? Меньше будешь сам мотаться с канистрами за бензином. А у ««студера»» от ««РИО»» два бака по сто пятьдесят литров. Пятнадцать канистр зараз только на одну заправку одного грузовика. А у нас их уже два. И самосвал с баком на сто пятьдесят литров. И что характерно, все жрут бензин одной и той же марки. И того только для одной заправки всей этой техники тебе тягать тридцать семь канистр. Давай цистерну украдем из Сан-Диего. Зальем под горло. И хватит нам аж на семь полных заправок. Учитывая, что на одном баке ««студер»» ходит почти четыреста километров, хватит нам надолго. Даже для монстры останется чуток. Так что мотаться тебе придётся только за соляром для КамАЗа.
        Я подумал: а почему бы и нет? Пендосы точно не обеднеют, если мы у них автоцистерну умыкнём.
        Припомнились рассказы старых фронтовиков, как они сдавали обратно американцам технику по ленд-лизу после победы над Японией.
        В 14 лет я первый раз море увидел в пионерлагере под Новороссийском. Воспитатель нашего отряда во время войны служил борттехником на бомбардировщике ««Бостон»». Его рассказ у костра тихой южной ночью после восхождения на Лысую гору нас поразил. Поход такой тематический был всем пионерским отрядом с обязательным рассказом о войне и обороне Новороссийска.
        - И вот пришло время сдавать обратно хозяевам эти арендованные самолёты. Отличные самолеты. Движки просто безотказные были. Сами, ребята, понимаете, что бомберы мы просто вылизали перед сдачей. Непросто такое было - мы же на них воевали. А приехавший американский офицер первым делом заявляет, что им нужен трактор. Большой и гусеничный. Пригнали трактор. И вот один американец фотографирует самолёт. Потом трактором переезжают ему хвост. И снова фотографируют. Такая вот сдача техники была. И уехали, как приехали, все трое на одном ««виллисе»». Оставив нам на аэродроме давленые самолёты. Народ в полку просто плакал, не стесняясь от такого унижения. Будто по самому тебе трактором проехали.
        Второй случай рассказал мне отец. В Польше в 1946 году, в Гданьске, передавали обратно американцам ленд-лизовские торпедные катера. Американцы их приняли, вывели в море и без затей затопили.
        А с автомобилями и того проще. Поставили во Владивостоке пресс. Автомобили принимали от Красной армии скрупулёзно, требовали полной работоспособности и комплектности… и под пресс. Вывозили обратно в США только брикеты металлолома вместо грузовиков. Потом стало известно, что таковое было требование пула автоконцернов в Америке. Боялись, что цены на грузовики упадут при таком обилии секонд-хенда. А до того как пресс поставили старые суда, на которые принятые от Красной армии грузовики грузили пендосы просто топили в океане.
        Так что от одной автоцистерны они не обеднеют.
        И выдал решение.
        - Завтра идем в ту лавку, где армейские ботинки покупали и приобретаем каждому полный прикид американского солдата.
        Сказано - сделано. Обмундировались по полной. Юшко так еще два комплекта маломерных прихватил для своих воспитанников, стрельнув у меня еще полтинник в счет будущей зарплаты промежуточным авансом.
        - Пусть от остальных отличаются, - выдал он нам на наши удивленные взгляды. - Всё же они ученики механика. Статус! Надо как-то выделить пацанят среди сверстников. Образование должно быть зримо престижным. И ботинки им не забыть. Командир, переведи этому оболтусу за кассой: есть ли у него размеры тридцать седьмой и тридцать восьмой.
        - Так вырастут, - пожал я плечами.
        - Парни вырастут, ботинки бабам пойдут. Обувь у нашего народонаселения - слабое место. Некоторые в преддверии лета на лапти переходят.
        Разговорив продавца, узнал, что получает он свой товар с военной базы «Красная река»» в Техасе. Там большие склады с техникой и амуницией. Излишки они там скидывают на гражданский рынок. Годная информация.
        Потом, получив манлихер с поставленной оптикой в оружейной мастерской, ушли домой, в ««Неандерталь»». Скучно что-то в Америке сороковых. То-то тогда там народ солидно бухал. Даже у деловых людей было одно ограничение: первая выпивка только после полудня.
        Опять долгое сидение в интернете на гугл-мапе. Искать эти мобсклады в Америке. Да чтобы они на том месте с войны стояли. Хорошо, что еще американская армия не батальонными военными городками по всей стране разбросана, а системой крупных военных баз.
        Потом живой поиск ««форточками»».
        Потом контрастный душ и снова поиск.
        Свидание с женой с традиционным ужином и снова пахать на ниве снабжения.
        Бог мой, у меня всего-то чуть больше ста человек, а хлопот полный рот. Что будет, когда их станет намного больше? Прав Тарабрин, когда свою общину по максимуму на автаркию переводит. Так самому хлопот меньше.
        Автомобильный хаб под Сан-Диего располагался всего в тридцати милях от города. Соответственно и порта. В совсем пустом месте. Большое поле уставлено длинными рядами машин бампер в бампер. Утром с него отправлялась колонна в порт и на весь день жизнь тут замирала.
        Пришлось попотеть пока в середине этого порядка (так хотелось сказать - безобразия) нашелся топливозаправщик на базе ««студера»». Впереди какие-то аэродромные эвакуаторы, а сзади него ««доджи»», те что ««три четверти»».
        Хороший такой заправщик, с закрытой гражданской кабиной из металла. И что совсем торт - с лебедкой.
        Вывались мы из темпорального окошка сам - трое в американской форме. Я - сержант. Парни - капралами. Лычки на рукавах красные, как и положено морской пехоте, которая этот хаб под открытым небом вроде как бы охраняла. Ну, так… пост у шлагбаума и колючка вокруг поля. И всё!
        Приходите, люди добрые, берите, что хотите.
        Но мы не гордые. Мы еще с собой две канистры бензина тащим. И канистру моторного масла. Вроде как при деле мы тут ходим. И залить, если баки сухие есть чего - до ««Неандерталя»» нам и десяти литров хватит.
        Жарко. Подмышки и спина сразу пропотели. В Крыму погода намного комфортнее.
        Хорошо, что не пригодилась нам хитрость. Все авто были залиты техническими жидкостями под пробку. Так что время сэкономили.
        Когда проверили заправщик - бак полный, цистерна пустая, Михаил мне на уши присел.
        - Командир, а ««доджи»» мы тут так просто бросим? Непорядок получается. Не всегда же три тонны возить требуется.
        Сразу за заправщиком стояли два бортовых ««доджа МС-51»» с открытыми кабинами. А дальше шли какие-то ««ракообразные»» грузовики с косыми кургузыми носами.
        - Мишь, ты будешь смеяться, но ««додж»» этот, который грузоподъемностью всего три четверти тонны, жрет бензина как ««студер»». Так что по бензину экономии тут никакой не получится.
        - Ну не бросать же их, - поддержал соотечественника Юшко. - Тем более у них тоже не ключи, а флажки на стартёре. Я уже посмотрел. И заправленные.
        - Куда вам два ««доджа»» надо? Солить? - Удивился я вспуханию жабы у сябров. - У нас водителей столько нет.
        - Зато проходимость! - не отставал Михаил. - А водителей научим. Из тех же Ванькиных пацанов за сезон натаскаем.
        - Ладно, - махнул я рукой. - Слушай внимательно. В ««окно»» первым еду я. И сразу в сторону. Вы проскакиваете мимо, и вперед не притормаживая. А то стрёмно так ««окно»» держать. Поняли?
        Кивают. Дурашливо честь отдают. Орут, подражая американским солдатам из кино.
        - Сэр, так точно, сэр.
        ««Окно»» прошли штатно, без эксцессов. Все же наши белорусы парни дисциплинированные. Хоть я и перетрухал держать ««окно»» через зеркала заднего вида. Они у ««студера» чуть больше, чем никакие.
        Жмуров, встречая нас на мехдворе, только головой покачал.
        - Куда нам столько?
        - Сам баял про медсанбат, - ответил я. - Теперь можешь концлагерь свой с санпропускником строить. Есть на чем твой медсанбат вывезти.
        - Концлагерь Мертваго предлагал, - отмахивается инженер.
        - Вот и кооперируйтесь, - отвечаю. - Его идеи, твоё воплощение. А за нами спасение.
        Не прошло и полдня, как в подмосковном Софрино я обзавелся полным комплектом разноцветной темперы в порошке и литровой банкой порошка нитрида титана, которым в двадцать первом веке во многом заменили золочение сусальным золотом. Вот что доллар животворящий делает! Просто вынесли под полой из дырки в заборе церковного заводика. Святые девяностые - всё на продажу. Надеюсь, Онуфрий будет доволен.
        А набор отличных колонковых кистей голландской фабрикации фирмы ««Rubens»» я уже в Москве своего осевого времени, в Художественном салоне купил. Честно, через кассу. Там же подсказали, что сусальное золото можно достать в хороших переплётных мастерских - там им золотые обрезы книг выстукивают. Ну, это если нитрид титана не подойдёт.
        В итоге все оказалось проще простого, и, как оказалось, не надо было таскаться в Софрино. Золотая пудра или готовый золотой лак легко потом нашлись в интернете. Дорого, но не критично. 63 тысячи рублей за 10 грамм порошка. Там же продавались и все необходимые инструменты для золотильщика.
        Так что были бы деньги. А их есть у меня. Правда, пришлось побегать по обменникам - продавали только за рубли, что оказалось не так просто как еще недавно. Вывески эксченжей все на улицах поснимали, сразу и не найдешь. Так что нынче это вам не давеча.
        Но нет худа без добра. Объезжая обменники наткнулся на вновь открытый букинистический магазинчик, где для Онуфрия приобрел задорого шикарный, отпечатанный в Венгрии, еще советский альбом древнерусской живописи, сплошь состоящий из репродукций икон великих мастеров прошлого. Как русских, так и греков. А то, что там, в ««Неандертале»», местные богомазы изображают, меня эстетически не удовлетворяет. В моей церкви будет иконостас, который мне понравится. Пусть он и состоит из копий, но великих мастеров.
        Мимоходом в девяностых прихватил еще сок маракуйи в порошке, хотя стихарь оголтелый на него у беременной жены вроде как унялся. Но пусть будет. Надо же проявлять к женщине внимание, если сам рядом постоянно не нахожусь. К букетам она не приучена. Серьги да бусы каждую встречу дарить - подарки свои обесценить. Тряпочек вот красивых для шитья - это она понимает. Пяльцы для вышивки да набор цветных ниток мулине. Подушечку - думку с трафаретом для художественной вышивки, это вообще ей долгоиграющее удовольствие. Ну, и торт ««Полёт»» на сладкое.
        За ужином в вагоне-ресторане познакомился, наконец, с матушкой Иулиной и её дочерями - пяти и трёх лет. Матушка была молодой симпатичной женщиной лет двадцати трёх - двадцати пяти, но уже на прямом пути к дородности фигуры. Детишки с младых ногтей щекастые. Но все светлые весёлые, улыбчивые, добродушные и легкие в общении.
        - Когда нас отец Онуфрий к себе заберёт? - спросила, вздыхая, попадья.
        - Было бы куда, сразу бы вас забрал, - отвечаю, - а то у него жильё как три купе размером, так он там еще и доски под иконы строгает.
        - Вот если вы, Митя, ему отдельно мастерскую поставите, то нам бы и три купе хватило на всех, пока дом не построят, - оперлась подбородком на ладонь Иулина. - Скучно нам без отца нашего.
        Девочки активно закивали, подтверждая слова матери.
        Подумал с минуту. Поставить еще один хозблок рядом много времени не займет. И то не дело: среди свежих стружек нашему батюшке спать. А как еще иконы писать начнёт… духан будет, хоть святых выноси. Краски-то на яйцах, а те имеют свойство тухнуть. Так что стоит поберечь здоровье нашему пастырю. Ведь, не дай бог, в случае чего плохого священника нам политрук не заменит.
        - Поставим. - Обещаю. - Скоро. Только из всех удобств там у нас: водопад, баня да сортир во дворе скворечником. Питание за общим столом по часам.
        - Бог даст, вытерпим, - кивает Иулина. - И хуже приходилось, пока Онуфрий без места пребывал.
        Вздохнула и обратилась уже к своим ангелоподобным поповнам.
        - Ну, девочки, скажите спасибо тёте Василисе за вкусную вечерю и дяде Мите за заботу. Почивать вам пора пришла.
        Девчонки, соскочив с диванчиков, размашисто перекрестились, четко и внятно проговорив: ««Слава богу»», поклонились нам с Василисой и, взявшись за руки, пошли в своё купе, выделенное им в классном вагоне.
        - Пойду и я, стрекоз укладывать, - встала из-за стола и попадья, в свою очередь перекрестившись.
        - Бог напитал и слава ему. А вам наша благодарность.
        - Как тебе сноха? - спросила жена, когда родственники удалились за пределы слышимости.
        - Ничего так, на первый взгляд, - пожал я плечами. - А там посмотрим.
        - Вот и хорошо. Пусть она и за тобой там приглядит, а то, небось, живешь в своём Крыму не обстиранный, не обшитый, неухоженный, - всхлипнула Василиса и прислонилась к моему плечу. - Чисто холостяк, а не семейный человек.
        Всё же это приятно, когда тебя любят и о тебе заботятся.
        Глава 3
        Онуфрий был счастлив как ребенок, получивший вне очереди подарки от Деда Мороза. Особенно его впечатлила ««шкурка»» - минусовка для шлифовки левкаса. Раньше он шкурой катрана обходился, а та неравномерная.
        А уж когда я альбом вынул, да раскрыл…
        - Считай, Митрий, что сорок грехов с тебя будет списано моими молитвами, - чуть не прослезился наш пастырь.
        - Исполать тебе, - улыбнулся я. - Грехов на мне много. Жизнь прожил долгую.
        И добил совсем нашего попа трехтомной толковой библией с обширными комментариями. Репринтное шведское издание 1987 года к тысячелетию Крещения Руси с книг издательства ««преемников А.П. Лопухина»» 1904 года. Три тома в четыре пальца толщиной каждый мелким шрифтом на папиросной бумаге. Это я из собственной библиотеки захватил. Когда журналистом трудился - хорошим справочным подспорьем мне сия книга служила. Но теперь отцу Онуфрию она нужнее.
        Ну и большую двукратную лупу, под старину - с латунным позолоченным ободом и деревянной ручкой, чтобы шурин глаза не ломал от мелких букв при плохом освещении. Оно у нас керосиновое.
        Понял, что наш попик надолго выпал из реальности, когда обложку открыл, и, тихонько выйдя из его хозблока, поехал я ставить ««патрик»» на мехдвор.
        На мехдворе ожидаемо меня настигли люди и проблемы. Всем что-то без меня решить невозможно. Но скорее что-то надо достать. Прямо сейчас и из-под земли. Пришлось разбираться, что из этого можно получить в Тамани и за что. Не всё же из будущего тащить. Торговые отношения на месте - приоритетная задача у Тарабрина.
        Керосин вот-вот кончится. Это только поставки из будущего, но раньше сказать нельзя было? Кладовщик нужен грамотный и авторитетный. Как хлеб. Чтобы мне заявки составлял грамотные. И параллельные хотелки отсекал.
        Последним в этой очереди был Шишкин, который особо не любил сюда, к механизмам, ходить. Он терпеливо ждал, пока толпа руководящего состава вокруг меня рассосётся и только тогда заговорил, когда остались мы одни.
        - Это хорошо, барин, что ты такие ладные фуры на моторе пригнал, - хвалил меня Шишкин, обходя ««студеры»», - а то у меня уже половина кобыл жеребых, а остатние вот-вот в течку впадут. В работе останутся только мерины. А на них одних много не навозишь. И виноват… недоглядел… твоя кобылка тоже жеребая. В течку она в степи на выпасе вошла. А, пади, удержи такого мощного жеребца от сладкого.
        И повинно склонил голову.
        - Ладно. Такова её природа - жеребят производить, - отмахнулся я. Для меня это не было проблемой.
        - Так жеребенок будет чересчур с густотой, тяжеловоз её покрывал, - продолжал меня грузить Шишкин.
        Чем это плохо я не понял. Не разбираюсь пока в этих лошадных премудростях, хотя на руках целый конезавод и вроде как мой на все сто процентов. Но для того у меня и Ваньша есть - лошадник уважаемый.
        - Так нет у нас других жеребцов, - ответил я философски. - Так что не вини, ни себя, ни пастухов. Ты лучше скажи, когда крышу над каменной конюшней поставите?
        - Вот воск тарабринские мужики привезут, тогда и налущим дранки. Это быстро. Осины для нее уже срублены и сохнут. С запасом. Тогда уже и сюда, - обвёл он рукой мехдвор, - навесы поставим. А можно и проще - камышом покрыть. Так быстрее выйдет.
        - И потом камыш менять каждый год? Нет уж. Подожду нормальной вощёной дранки. Иди, - отпустил я главного конюшего. - А с кобылой, знать, у нее судьба такая. Не подойдёт нам ее жеребёнок - продадим.
        На мехдворе Михаил с Яном, пока я мотался по другим временам, сварили эстакаду из стального уголка и толстой арматуры, оставшейся от бетонных работ, чтобы с ямой ремонтной не заморачиваться. Всё же автомобили сороковых годов, даже американские, постоянного догляда требуют - там подкрутить, тут прошприцевать, или ещё где подшаманить.
        А вот топливозаправщик и прицепы - для керосина и солярки, под которые я приспособили квасные бочки, надо бы выводить подальше от техники и жилья. Ибо огнеопасно. Там же и канистры с машинным маслом складировать. Водовозную же бочку можно и тут оставить.
        И подумал, что Тарабрин вполне обходится большими деревянными бочками на лошадиной тяге, а я уже натаскал кучу железных артефактов из разных времён. Успокоил себя тем, что первый год организационный, как ни крути. Москва не сразу строилась.
        Поймал старшого из артели плотников. Спрашиваю.
        - Бондари у тебя есть?
        - Ну, как бондари… - разводит тот руками. - Кадушку ещё сладят. Ушат. Ведро. А чтобы справную тарную бочку - тут мастер нужен, чтобы клёпку правильно гнуть умел.
        - А обручи железные кто делает?
        - Зачем они, когда вокруг тальника полно? Он когда ссыхается, сжимает не хуже железного обруча. Просто знать надо как.
        - И где мне бондаря взять? Нам он тут постоянно нужен будет.
        - Есть у меня на примете человечек. Только он семейный. Сыновей дюже много. Так что на подъём не лёгкий. Малы еще детки-то.
        - Уже неплохо. Есть, кому мастерство передать. Небось, бедует с такой большой семьёй? - закидываю ««удочку»».
        - Не без того. Ртов много, а заказов мало. Основной доход, что осенью на ярмарке на зерно поменяет, да огород с козами их кормят. Землю свою в аренду сдаёт - вот и весь приварок. А сыновей пятеро. Да две дочки. И сам с женой тоже жрать желает каждый день. Но в чисто поле он не поедет. Там всё же, какой-никакой дом да мастерская.
        - Семь детей… - восхитился я. - Любит он, видать, это дело. А руками бочки хорошие делает?
        Артельщик моей шутки не оценил.
        - Бочки у него ладные. Да только никому столько бочек не надобно. Тарабрин ему еще помогает время от времени, а то бы и голодали. С мальцами на охоту не пойдёшь.
        - Подай ему весточку, что я и дом, и мастерскую ему поставлю. Мне много бочонков надо будет под соль, да под засолку ещё больше. А дуба у нас много. И голодать у меня никто не будет, кто хорошо трудится.
        - Не знаю, не знаю, - почесал в затылке артельщик. - Так-то он сам себе хозяин, а тут в услужение идти. Не каждому такое по нраву.
        - Скажи ещё, что детей учить будем. И грамоте, и специальности, - усилил я соцпакет.
        - Вот воск привезут, с перевозчиками, там и передам ему ваш посул. Но за него ничего сказать не могу, как он откликнется.
        Проблема. Хоть полуголодный, но сам себе хозяин. Чужой хлеб не ест. Характерный мужик.
        А бондарь в хозяйстве нужен. Как, кстати, и кузнец. Натуральное хозяйство всех спецов под боком требует.
        Сел в ««додж»» и поехал на озеро - как там оно продвигается, а то ни Юшко, ни самосвала на месте не наблюдается. Заодно и ««додж»» на тест-драйв посмотрю, каков он хвалёный.
        Сопровождающего мне не нашлось. Матросы на комсомольское собрание умотали ещё с утра. В собачьем питомнике один Баранов при деле - еду собакам варит. Остальные егеря, видать, на охоте с Сосипатором.
        На всякий пожарный вычистил ППШ и зарядил диск - от леопардов отбиваться, если что. Шестнадцать пуль в секунду, кого хочешь, остановят!
        Проблема. Стрёмно детей сюда завозить, если в ближайшем лесу леопарды водятся? Не дай бог людоед по соседству заведётся. Плевать мне на Гринписы всякие. Мне люди дороже популяции леопардов под боком.
        Политрук, обрадованный появлением самосвала, увел всех краснофлотцев на дюны собрание проводить. Комсомольское.
        Самосвал как раз разгружался некондиционным камнем в озеро.
        - Командир, скажи этому долбодятлу, что кучи, которые я сваливаю, ровнять требуется. - Жалуется Юшко. - А то скоро не проехать будет до воды.
        - А как на каменоломне загружаетесь? - Интересуюсь.
        - Ручками. Ручками. - Повышает голос Юшко. - Ни фронтального погрузчика, ни экскаватора у нас нет. И то… ходок пять-шесть и дурной камень кончится. Ломать новый придётся. А потом еще песком надо засыпать для прочности.
        - Ладно. Езжай. А этим водоплавающим я сейчас пропистон вставлю. Кстати, как тебе механизм? - постучал я по крылу ««студера»».
        - Зверь, - улыбается Ваня. - Но грязи еще нигде нет по дороге. Так что три тонны примерно вожу за один раз. Пусть эти кучи мореманы вперед ровняют, а я пока на другой конец камешков свезу.
        Шлюз моряки сделали, как по проекту было указано. Дамбу надо заканчивать к жаркому солнышку и начать соль добывать на испарителе.
        Шел, напевая: «Русский с китайцем братья навек. Сталин и Мао…».
        Вот они где.
        На пологом склоне расселись морячки в три ряда, а политрук им проповедь читает. Про мировой интернационализм и про то, как немецкие рабочие скоро поднимут восстание в тылу агрессора, который посмел посягнуть на первое в мире государство рабочих и крестьян. Какие идиоты только его учили? Вроде умный парень, а несёт такую ахинею. Мы тут как раз от этих немецких пролетариев и бауэров деревеньку Колбаса спасать намылились.
        - Почему работу бросили? - строго спрашиваю. - Там завал образовался, который надо разгрести, чтобы самосвал мог проехать к воде.
        - Баста, - махнул политрук кулаком сверху вниз. - Был Тарабрин. Сказал, что может нас отправить в сорок третий год. Кончилась наша работа.
        - Ну, что ж, - пожал я плечами. - Значит патроны и гранаты вам не нужны. Как и зимняя одежда, как я понимаю. Не говоря уже про пулемёт. Ваш выбор. Сами у врага это заберёте вместе с консервами.
        - Как так? - взвился Митрофанов. - Тарабрин нам обещал полное обеспечение.
        - При условии окончании строительства плотины мы вас поставили на довольствие. Вам даже в помощь самосвал американский пригнали. А вы тут понимаешь, забастовку устроили. Кто не работает - тот не ест. Так что, либо отдых и удовольствие, либо патроны и продовольствие. И я бы не советовал уповать на помощь германских пролетариев. Они пришли к нам за землёй и рабами. Так что не увлекайтесь химерами троцкизма.
        Политрук щеками вспыхнул, но возражать мне не стал. Сам же подумал, что протупил я с политработой, отдав ее на откуп этому ««комсомольцу»». Надо сканы газет советских им принести для политинформации. Со статьями Эренбурга. И ноту Молотова всем правительствам Земли.
        - И отдавай учебник истории обратно - вижу, он тебе не пригодился. А сейчас, бригада монтажников со мной в ««додж»», остальные тачки с лопатами в руки и на плотину. Чем быстрее ее закончите, тем быстрее на фронт отправитесь.
        - А патроны когда будут? - настаивал политрук.
        - Будут, - ответил я, - если вы их заработаете. И только перед самым исходом. Вы, кстати, всех предупредили о смертельной опасности при переходе темпорального окна в такой короткий промежуток времени? В первую партию пойдут только добровольцы. Это обязательное условие.
        - Ну, это мы можем отдельно обсудить, - политрук взял примирительный тон.
        - Нет. - Твердо ответил я. - Только со всеми. А пока заберите с кузова ««доджа»» трофейный пулемёт и румынские автоматы - они для старшин и политрука. Потом пулемётчикам еще будут наганы в качестве личного оружия. Наставление по стрелковому делу на трофеи в ящике лежат. Грамотные - разберётесь сами.
        - А пристрелять? - спросил один из старшин.
        - Пристреляем. Индивидуально. - Отрезал я. - А теперь: по машинам.
        Когда мичман, рассадив морячков в кузове, уселся рядом со мной, я спросил.
        - Кто из вас водить машину умеет?
        - Я. - Сознался мичман. - И еще пара человек, что с гражданки еще это умели. Рябошапку вообще с киевского таксопарка на флот призвали. А что?
        - Да вот грузовичков прибавилось, а водить их некому, - посетовал я.
        - Богато живут, сволочи, - пробурчал мичман, глядя на окружающую нас техасчину, которая больше всего напоминала благоустроенный Казахстан.
        Мы как раз проезжали по шоссе мимо армейского депо ««Ред ривер»» и ряды военной техники до горизонта просто сами бросались в глаза. Рядом инженерные машины копали будущие подземные хранилища.
        - Ты длинные бараки высматривай, а не на американок пялься - буркнул я, сам отводя взгляд от военной регулировщицы на перекрёстке. Красивая, стерва. Форма ушита в обтяжечку. - Нам склады нужны амуниции, а не техника. Не проголодался еще?
        По пути проехали вывеску с рекламой бензоколонки с указанием, что сама станция заправки будет через пять миль. А при ней тут обязательно будет диннер. Или ещё какая-нибудь забегаловка. До «Макдональдса» штаты еще не дожили.
        - Можно поинтересоваться, чем буржуи тут питаются, - ответил мичман, глядя в боковое окно на армейскую базу, которая обещала в скором времени стать одной из крупнейших баз хранения в США. А пока сюда свозили то, что по ленд-лизу не пригодилось, когда его закрыли. Ленд-лиз не только в СССР шел, практически всех союзников пендосы на длительные долги посадили. В Британии карточки на бензин отменили, только когда Гагарин в космос полетел. Все из-за выплат по ленд-лизу.
        Но в первую очередь я поинтересовался на бензоколонке, откуда они получают бензин? И получив там, всего за пять долларов, исчерпывающую информацию от хозяина, повел боцмана в бигмачную. Вкусить буржуазных прелестей. Он еще не знает, какая это гадость - фаст-фуд. Хотя именно в 1949 году он еще натуральный. Без химии и ГМО.
        Никанорыча я твёрдо решил оставить у себя. Как? Еще не знаю. Вот и соблазняю его путешествиями по временам и странам. В Москве моего осевого времени мы уже были - ему там не понравилось.
        - Реставрация капитализма, значит, - бурчал старый флотский ««сундук»». - И куда только партия смотрела?
        - Так партия его же и организовала. Всю эту контрреволюцию. Во главе с генеральным секретарём ЦК, - ответил я. - Я это точно знаю. Сам тогда в ««Правде»» работал.
        Отвёз его к себе домой и оставил один на один с ю-тубом, показав какие кнопки в клаве тыкать и как мышкой вертеть. И вообще, как поисковиками пользоваться. Ничего же сверхсложного в этом нет.
        За ужином мичман выдал идею, подкупающую своей новизной. После того, как уговорили мы с ним полбутылки ««Абсолюта»».
        - Капитан, я тут в твоём компутере вычитал про Коминтерн, как они деньги на мировую революцию разбазаривали зазря, и подумал, а не организовать ли нам гоп-стоп на таких курьеров. Материалы некоторые есть с наводками. Всё равно они эти деньги если и не украдут, то разбазарят.
        Как-то быстро с Никанорычем мы перешли на ««ты»». Мне не влом - в журналисткой среде все ««на ты»» общаются. А ему, видать, так проще идти на сближение. Ну, и совместное распитие водочки нивелирует как возрастные, так и социальные различия.
        - Мне убивать никого нельзя, иначе способность проводника по временам потеряю. Вспомни своего коллегу, который вас к нам выпихнул, - выдвинул я свои возражения. - Да и потребности в деньгах у нас пока нет.
        - А не надо никого убивать, - предлагает Никанорыч. - Ткнуть этим… электрошокером. Багаж отобрать и назад. Ну, как вы собак у царя забирали.
        - Откуда знаешь? - удивился я, хотя чего удивляться - нет ничего быстрее в распространении, чем сплетни по деревне.
        - Казачки твои хвалились. Те, что в газырях ходят, - сдал егерей мичман.
        - Ты только при политруке такого не ляпни, - предупредил я, вскрывая консервным ножом банку американского ленд-лизовского колбасного фарша на закусь.
        - Не дурней паровоза, - заверил меня боцман. - Вдвоём провернём дело. Казаки сказали, что у тебя мандат от ВЧК есть и кожанки. Соглашайся. Не трудовой же народ я тебе грабить предлагаю. А тех, кто вместо того, чтобы после Гражданской войны сирот накормить, непонятно куда бриллианты чемоданами сбагривал.
        Помолчал немного и открылся.
        - Я сам из таких беспризорников.
        Во как люди поворачиваются неожиданными сторонами. Прозвучала его последняя фраза с горечью.
        А пока мы в бигмачной оттягиваемся кока-колой, картошкой фри и омлетом. Гамбургер Никакнорыч только надкусил и бросил. Не понравилась ему американская еда. Наш повар лучше готовит. А вот к кока-коле прикололся. Ну, да - она пока тут пока натуральная. И, наверное, ещё с кокаином.
        Официантки в пустом диннере оказались смешливыми и словоохотливыми бабами тридцати где-то лет. Довольно симпатичными, похожими на девок с рисунков пин-апа. Обе потеряли мужей в войну. Разговорились, и скоро мы, как оказалось, напросились мы к ним на ночлег. С нашей выпивкой.
        На наше счастье в Америку навезли после войны много французского коньяка еще довоенной закладки. То ли репарации с побежденных, то ли просто законная грабиловка победителей завоёванной территории. Так что обошлось без ужасного американского кукурузного бурбона и утренней головной боли. Хоть и дорого.
        Но девицы этот наш жест оценили и свели на следующий день нас со своими знакомыми американскими интендантами с армейского депо ««Ред ривер»». Как по шмоткам, так и по продовольствию.
        «Образцы продукции» пришлось вязать сверху и с боков цистерны. Но оно того стоило. За половину дня осмотрели мы четыре громадных деревянных склада. Чего там только не было. Но - главное, - наметил я там себе места для ««маяков»». А вычищать эти склады мы будем потом. По мере надобности. Охрана там только снаружи. И не у самих складов, а у колючки периметра. Считай, что и нет её. Так - для блезира.
        Потом уже, в Хьюстоне, на нефтеперерабатывающем заводе залили в цистерну почти три тонны бензина, примерного октанового числа 66, и покатили домой. Бензин в Америке пока дешевый. Дешевле только даром. Не то, что будет потом.
        Глава 4
        Купить тазер оказалось не проблемой, даже такой навороченный, который имел пять зарядов. Через интернет с оплатой по веб-мани. Пришлось подождать три недели, пока его почта носила. Большая дура оказалась - целый саквояж заняла. Не в пластиковом же чемоданчике его носить в феврале 1922 года? А саквояж у меня еще с Макарьевской ярмарки. В глаза не бросается. Вполне аутентичный.
        Никанорыча одели матросом - ему так привычнее. В бушлат и юфтевые сапоги. В открытом вороте - тельняшка. На боку маузер в деревянной кобуре. А с ленточкой на бескозырке выпендились пополной надписью ««АВРОРА»». Этот крейсер уже вся страна знала. Так что ленточка сама по себе за мандат проходила.
        Я остался в том же прикиде, что и в Гатчину катался. Только в кобуре на поясе ««саваж»». Всё равно я из него стрелять не собирался.
        В нужный поезд мы зашли в Пскове, показав начальнику поезда мандат, ««подписанный»» самим Дзержинским. Тот только головой дёрнул, освобождая нам проход в синий вагон второго класса, где указал свободное купе. На мой палец у губ, понимающе закивал и даже через час самолично указал нам купе курьера в соседнем вагоне. Тот садился в поезд в Петрограде и всю дорогу из своего роскошного закутка никуда не выходил.
        А вышли мы в Минске, нагруженные двумя хорошими кожаными чемоданами и еще одним саквояжем. Даже стрелять не пришлось. Хотя ожидание самой операции было долгим. Поезда в те времена ходили медленно. Убивали время игрой в ««гусара»» - преферансе на двоих.
        Курьер занимал в соседнем желтом вагоне купе на одного. Это облегчало работу.
        Надо же, даже без охраны ценности из страны вывозят. Точно воруют.
        Багаж на всякий случай изъяли весь, мало чего там окажется, кроме запасного нижнего белья?
        Курьером оказался щуплый человечек в коричневом костюме-тройке. Типичный питерский либеральный интеллигент в пенсне и козлиной бородке. На предъявленный мною мандат попробовал картаво качать права, что он личный помощник товарища Зиновьева и выполняет его важное поручение. Даже за браунинг хватался.
        - Успокойтесь и примите пакет по линии ИНО ВЧК, сказал я, ставя саквояж на столик у окна. - Сами знаете, кому его надо будет передать в Берлине?
        - Товарищу Радеку? - снял курьер пенсне и стал его протирать носовым платком.
        Фу, вроде успокоился клиент.
        - Вот и отлично, что вы сами всё знаете, - открыл я саквояж и вынул тазер. - Именно Радеку и больше никому.
        Одного заряда хватило с лихвой. Я даже испугался, что клиент ласты склеил.
        - Живой, - подтвердил мичман, проверив пульс на шее объекта. И стал торопливое обыскивать его тушку. Браунинг он тоже прихватил. Оказалась модель 1910 года. А вот запасными магазинами курьер не озаботился.
        Тут и поезд стал замедляться перед Минским вокзалом, где мы сошли в числе первых пассажиров и растворились в вокзальной толпе. Наняли извозчика, который отвез нас в районы частного сектора к хасидской синагоге. А там, в ближайшем пустом переулке, мы и ушли в темпоральное окно домой, в ««Неандерталь»».
        - Что это за херня? - выдал мичман многоэтажный флотский матерный загиб, когда мы в моём хозблоке трясли багаж курьера Коминтерна.
        - Кому херня, а кому большие деньги, - ответил я, поднимая с пола 1000-фунтовый билет Банка Англии еще довоенного выпуска. Того, что до первой мировой, в которой Британия стала печатать не обеспеченные золотом ««военные деньги»».
        - Эти бумажки и на деньги-то не похожи, - удивился Никанорыч.
        Пришлось просветить флотского.
        - Так это по большому счету и не деньги в нашем понимании, не кредитные билеты государственного казначейства, а банковские ноты частного банка в Британии, обязательство банка, или по простому - обезличенный вексель. А что выглядит так убого, так тогда все векселя так выглядели. Банк Англии национализировали только после первой мировой войны. Году так в 1920-м.
        - И сколько тут? - потряс Никанорыч передо мной банкнотой.
        - Тысяча фунтов. Равно четырем тысячам долларов. А с 1944 года унция золота это тридцать пять долларов. На советские дензнаки до введения золотого червонца я даже боюсь представить, насколько миллионов эта бумажка потянет.
        Что такое доллар боцман уже знал. Как и его покупательную способность в послевоенной Америке. Потому впечатлился.
        Дальше не ругался, мурлыкал под нос частушки своего детства.
        Забегаю я в буфет.
        Ни копейки денег нет.
        Разменяйте сорок миллионов…
        В банкнотах Банка Англии в саквояже был ровно миллион футов стерлингов. Десять толстых пачек по сто банкнот. Всего тысяча 1000-фунтовых банкнот. Больше никаких денег у курьера не было. Не считать же командировочную бумажную мелочь в польских злотых и германских марках, курс которой пикировал тогда не хуже Юнкерса-87.
        Ни золота, ни бриллиантов больше не попалось. Так… личное шмотьё и какие-то непонятные бумаги на иностранных языках, которыми я не владел.
        - Зря на дело сходили, - разочарованно выдал Никанорыч резюме, когда я сказал, что тратить пока эти банкноты нам негде.
        - Сейчас не пригодились, потом пригодятся, - пожал я плечами и рассказал анекдот про эстонца и дохлую ворону.
        И само собой прикрыл глаза на то, что боцман присвоил себе браунинг курьера. Он в нас стрелять не будет. Или я совсем ничего не понимаю в людях.
        Тарабрин обрадовался моему приезду в Тамань.
        - Хотел уже сам за тобой посылать, - распахнул он мне объятия. - Осенью ты пропустил торговлю с дикими людьми, а сейчас у нас с ними будет весенняя ««немая ярмарка»». Пока ничего с собой не бери. Просто присматривайся, как они торгуют с нами. Может и пригодиться тебе такой опыт в Крыму.
        Ехали на моём ««патрике»» впятером: я, Тарабрин и три его помогальника. Товар в кузове в небольших тючках. Совсем небольших.
        Я пытался втянуть Тарабрина в разговор о краснофлотцах, но проводник только отмахнулся от меня.
        - Все дела, Митрий, потом. Сейчас наслаждайся весной и природой.
        Выехали на речку Лабу, повыше ее впадения в Кубань. Примерно в том месте, где потом будет станица Усть-Лабинская. И еще немного в предгорья.
        Нашли широкий галечный пляж, который по весне и осени, скорее всего, заливается мутным потоком с гор. А тут как раз на речке перекат мелкий с бродом на соседний берег образовался.
        На том берегу всё утопает в густой ««зелёнке»». Даже если кто наблюдает за нами из этих зарослей - нам не видно.
        Нарвали больших лопухов. Разложили их в два ряда на галечном пляже. На первый ряд положили предложенный товар, а второй ряд оставили пустым, но строго один лопух под другим на расстоянии десять сантиметров. И придавили лопушки окатанной речкой галькой, чтоб ветром их не сдуло.
        Один лопух с дешёвым узбекским ножиком-пичаком с голубой пластмассовой ручкой на нём остался без парного лопуха. Остальные ножики были кухонного вида из плохого листового железа с бочкообразными деревянными рукоятками.
        - Это подарок ихнему вождю, - пояснил мне Тарабрин, подкидывая пичак в кожаных ножнах с бахромой. - Он тоже мне какой-то подарок оставит. Дипломатия каменного века, туды ее в качель.
        И смеётся задорно.
        - А что только ножики и ничего больше? - спрашиваю про ассортимент торговли.
        - Спроса нет. Точнее спрос есть, но за ножи они платят больше всего тем, что нам нужно, - поясняет Иван Степанович.
        - А топоры или, там, наконечник копья, - уточняю я.
        - Надо больно мне их серьёзно вооружать. Ещё возомнят о себе, что они крутые Конаны-варвары. К тому же ножики из плохого железа быстро сгниют, а вот массивный топор в пещере может и сохраниться. Зачем мне археологов тешить.
        За разговором мы отошли с пляжа на возвышенность в заросли лещины, где тарабринские помогальник развели бездымный костёр и стали варить кофе по-варшавски. Одуряющий вкусный запах поплыл по округе. Кофе со сгущёнкой. А там еще и шашлык в маринаде зрел всю дорогу.
        - Развлекайся, Митрий, пикником на природе, - приглашает меня Тарабрин, встав на разлив готового напитка. - Теперь уже точно придут на запах. А нам к шашлыку есть ещё пара литров хорошего кахетинского из дореволюции. Не то, что в вашем времени… Как его? О, вспомнил - ««Минассали»».
        - Кто придёт-то? - меня больше вина интересовали контрагенты на ярмарке.
        - Может неандертальцы, а может еще кто, - пожимает плечами Степаныч. - Сам увидишь. Ночной бинокль же захватил. Они раньше сумерек не появятся. Днем нам на глаза не лезут. Только наблюдают.
        Даже в навороченный ночной бинокль 21 века удалось увидеть лишь смазанные тени покупателей. Только часового у реки удалось разглядеть подробней - его освещала растущая луна. Рост так с ходу не определишь, но широта плеч поражала. Голые руки могли бы принадлежать чемпиону Европы по армрестлингу. Никакой шерсти на руках и голых ногах. Большая косматая борода и копна рыжих волос, перехваченная на лбу кожаным ремешком. Одежда представляла собой накидку из шкуры оленя похожей на пончо, перехваченной в талии узким ремнём, завязанным узлом на пузе. Он опирался на что-то длинное, похожее на копьё и мониторил округу, медленно вращая головой по сторонам.
        Потом все они исчезли так же незаметно, как и появились.
        - Всё. Спим до рассвета. Охрану можно не выставлять - они никогда на ярмарке не нападают, - приказал Тарабрин.
        С рассветом пошли поглядеть, как расторговались.
        К моему удивлению покупатели ничего не взяли, а только положили на вторые лопухи свою плату за понравившийся товар. Меня удивило, что это были довольно крупные золотые самородки и необработанные самоцветы.
        Посмотрев на мою обалдевшую рожу, Тарабрин прыснул в кулак и пояснил.
        - Ну, и зачем нам было упахиваться в Сакраменто с золотым песком? Золото в самородках хорошо берут швейцарские ««гномы»» [частные швейцарские банки, не рекламирующие широко свою деятельность, специализирующиеся на богатых частных клиентах] во все времена, а камни - евреи в Амстердаме в конце девятнадцатого века. И те, и другие знают, что покупают контрабанду, но им выгодно. А мне не надо банки грабить. И задницу морозить на Юконе также не требуется.
        Я собрал с одного лопуха золотые самородки. Покачал их в ладони.
        - Да тут с полкило будет, - удивленно воскликнул. - За рублёвый советский ножик?
        - А ты как думал? - улыбнулся Тарабрин. - Железо они делать не умеют, а самородки сами собой по ручьям в горах валяются. Так что, это еще не предел. Захотим - они и больше принесут. Только зарываться не стоит. Еще решат, что отнять дешевле встанет.
        Наши товары так и остались на месте, но напротив некоторых Тарабрин забрал подношения, а напротив других нет. По каким-то своим мыслям. Я в это еще не совсем въехал.
        - Вечером, в сумерках, те ножи, за которые я их бартер забрал, они с полным правом заберут. А там, где их подношения оставил, либо добавят, чего, либо возьмут свою плату обратно. - Пояснил Тарабрин, и подкинул на ладони синий кристалл длиной в две фаланги моего пальца и толщиной с большой палец.
        - Один этот сапфир тут всё окупит. Но это алаверды за пичак от вождя ихнего. Ни у кого из диких людей такого ножа нет, а, вот, у него теперь будет. Вот он и расщедрился, зная, что меня интересует.
        Следующим утром забирали то, что добавили дикие люди к цене. В среднем получалось именно полкило золота в самородках за ножик. Или несколько самоцветных кристаллов, в основном, окатанных до состояния гальки в горных ручьях, где-то с ноготь размером.
        На двух лопухах предложение платы исчезло, а ножи остались на месте.
        - Не хватило, видать, кому-то золотишка добавить. Будет теперь ждать до осени, - покивал Тарабрин, забирая не проданные ножи. - За лето, может, и расстараются на горных ручьях. Они места знают.
        Всего ««немая торговля»» дала Тарабрину чуть больше двадцати килограммов золотых самородков и мешочек самоцветов размером с армейский кисет для махорки. Нехило. Стал понятен принцип колониальной торговли, при которой каждая сторона считает, что крупно наварилась. И даже надула партнёра по торговле на разнице в ценностях разных культур.
        - А что бусами не торгуешь? - спросил я у Тарабрина. - Это вроде как классический товар торговли с дикарями?
        - Стекло не гниёт, - ответил Иван Степанович.
        Пещера впечатляла. Вход в неё снаружи незаметный, заросший ежевикой, но сам основной зал просторный и высотой метра четыре. К нему еще два зала примыкают буквой ««Т»». В одном таком отростке по стенке протекает ручеёк, убегая в расщелину, и даже есть движение воздуха. Посередине старое кострище чернело, значит было, куда дыму уходить.
        Разместить тут можно было человек под сто. В некоторой тесноте. Полста - так с комфортом.
        Тарабрин зажёг керосиновую лампу ««летучая мышь»» и поставил ее на каменный приступочек на уровне головы среднего человека. Стало возможно различать окружающее пространство, которое до того смутно выхватывалось лучами наших электрических фонариков.
        Тарабрин присел на камень и пустился в воспоминания.
        - Здесь я прятался от красных карателей Бела Куна в Гражданскую, пока не восстановился. Мне тогда пришлось человека убить, и навалилась временная потеря способности ходить по временам. Доктор Мертваго мне тогда компанию составлял. Жили мы в этой пещере как первохристианские анахореты. Только меда горных пчёл и акридов [АКРИДЫ - сушёная саранча, которой питались библейские аскеты] не было. Месяца три поста и молитв. А потом, когда вал репрессий на офицеров подзатих, мы забрали его семью в Старом Крыму, и ушли ко мне на Тамань. Так что еще раз тебя предупрежу, Митрий, никого не убивай. Даже самую последнюю падлюку. Нельзя нам этого.
        - Ты это к чему? - спросил я, требуя тоном пояснений.
        - Я же вижу, что политрук тебя бесит, - ответил он мне.
        - Бесит, - согласился я, - Но не настолько, чтобы его мне самолично убивать.
        Тарабрин продолжил, как бы ни замечая моего ответа.
        - И ты его бесишь, потому что не даёшь всласть властвовать над морячками, как он того хочет. Налицо конфликт интересов. Вот я и решил отправить их в сорок третий без патронов. Патроны мы складируем тут, в этой пещере. И патроны, и жратву на полгода. Даже дрова, чтобы вокруг маскировку они, сдуру, не повырубили. А дальше всё от них самих будет зависеть. Сопли им вытирать мы не нанимались.
        - Выпихивать в ««окно»» их будем безоружными? - интересуюсь планами проводника. Всё же у него такого опыта намного больше, чем у меня.
        - Да, - соглашается он. - Метров за пятьсот-семьсот от пещеры. Пока они дойдут, пока вооружаться, мы ««окно»» закроем. Даже если и будут, какие дурные мысли у политрука, то без патронов они не реализуются.
        - А какие дурные мысли у него могут быть? - спрашиваю.
        - Ну… К примеру, захватить кого из нас в плен и доставить руководству партии в качестве оправдания своего отсутствия на фронте целых два года. Примучить нас к работе на их партию. Большой соблазн, открывающий захватывающие перспективы в борьбе за власть. Оно нам надо? Он же не знает, что мы из любого узилища можем легко уйти. А держать нас прикованными к стене тюрьмы - не получиться использовать наши способности. Но он этого не знает и может попытаться. Так что, обжегшись на молоке, дую я на воду. И страхуюсь, как могу. И тебя страхую. Согласен?
        - Куда я денусь, - буркнул я. - Старого кобеля на цепь не посадишь.
        Ну, дальше всё пошло по плану. Пока краснофлотцы заканчивали строить дамбу на солёном озере, натаскали мы с тарабринскими помогальниками из 1946 года немецких патронов из складов Вермахта в Кайзерслаутере, как винтовочных, так и пистолетных. Ящиками. Там этих ящиков такие пирамиды стояли, что без дотошной проверки и не заметить было, что сколько-то ящиков исчезло. Да и оккупационной администрации союзников дела было мало до таких трофеев. Так-то вроде никого под трибунал не подвели.
        И несколько ящиков мосиновских патронов с приветом от прапорщика Чайки из моей теплушки в Тамани. Три ящика гранат. Пара ящиков патронов для пистолетов ТТ и автоматов ППШ. Ящик наганов с парой ящиков патронов. Всё от него же.
        С американской базы в ««Ред ривер»» увели говяжью тушенку и колбасный фарш в консервных банках, яичный порошок. Тоже ящиками. Пару мешков риса. Чая английского ящик. Кукурузных галет в достаточном количестве. (Эти вместо хлеба им будут).
        И из России - три мешка гречки. Мешок гороха и мешок сахара. Луку да морковки корзинами. Перца, хмели-сунели и вегеты - пресная еда каждый день не всем по вкусу. И, конечно, соль.
        Кофе вот снабжать их не стали - запах его сильный, выдаст месторасположение отряда. Куревом также не снабдили, - и вредно для организма, и табачный дым демаскирует. По той же причине мыло было выдано только хозяйственное, без отдушки. А то читал когда-то, что по вкусному запаху трофейного туалетного мыла партизанский отряд в Крыму разыскали татарские следопыты.
        На полгода двум десяткам человек снабжения хватит. Дальше сами как-нибудь.
        Угощал на отвальной кофе по-турецки, сварганенном Сосипатором, политрука с мичманом. У карты, с которой им снимали кроки.
        - Бойтесь татар в Крыму. Они все там колобаранты. На немцев работают, - закончил я выдавать вводные.
        - Ну, не все же предатели, - возмутился политрук. - Они советские люди.
        - Не все, - согласился я. - Верные стране и партии воюют в Красной армии. Хорошо воюют. Как дважды Герой Советского Союза лётчик Аметхан Султан. А те, кто остался в Крыму, те практически поголовно предатели. За что их и выселят из Крыма в Казахстан перед встречей Черчилля, Рузвельта и Сталина в Ялте. Но это будет только в 1944 году. Не было времени индивидуально каждого судить, а информация, что те готовят теракт против лидеров объединённых наций, была. Так что, завтра получаете вещевое довольствие зимнее: ватники, ватные безрукавки, сапоги, теплые портянки, бельё с начёсом и зимние тельняшки, шапочки-балаклавы вязанные из шерсти. Летний комплект, суёте в сидора - пригодится ещё.
        - Что по оружию? - Митрофанов аж раздулся от значимости.
        - Двенадцать винтовок Токарева у вас есть, - отвечаю. - Их сохраните кровь из носа. Когда к своим выйдете, сохраненное табельное оружие будет играть вам в плюс. Пулемёт немецкий вам выдали и расчёт, как я понимаю, его освоил. Как и три румынских автомата. Это как бы ваши трофеи. Итого: вооружено семнадцать человек.
        - А остальные?
        - Остальных будем считать. Трое раненых в госпитале остаются здесь. Один списан с воинской службы подчистую, двое еще не оправились от ран. Рябошапка вот еще каменюку на ногу себе уронил - перелом плюсны. Слёг надолго. Остается двое. У мичмана ТТ есть. Одну трофейную винтовку - ««маузер кар38»» мы вам выделим. У неё патроны с пулемётом одинаковые.
        - И, главное, патроны, - не отставал политрук от меня.
        - Вот смотри, - показал я карандашом на карте. - Вот в это место может подъехать машина, а дальше метров семьсот в горку пешком и чуть налево найдёте пещеру. Где будете базироваться. Там склад продовольствия и боеприпасов уже создан для вас. Если не палить в белый свет, как в копеечку, а экономно расходовать на засадах, то на несколько месяцев вам боеприпасов хватит.
        Вынул из-под кровати брезентовую сумку с красным крестом на клапане. Пожелал.
        - Дай бог, чтобы не пригодилось. Тут перевязочный материал и самые необходимые лекарства. Высадим вас в январе 1944 года, а в мае наши освободят Крым. Всё. Удачи вам.
        Глава 5
        К крымским горам подъехали на двух машинах. ««Студер»» вёз краснофлотцев, на ««додже»» ехали егеря Сосипатора в качестве заградотряда. На студебеккере на турели еще закрепили пулемет Горюнова.
        Открыли ««окно»» в январь 1944 года. На той стороне стоял яркий зимний день, малоснежный, с лёгким морозцем. Без ветра. Повезло.
        Первыми вошли в него пара наших егерей с собаками. Вернулись через полчаса.
        - Никого в округе нет. Мордаши никого не учуяли. Можете выдвигаться.
        Первыми вошли в окно из основной группы Тарабрин с политруком. Митрофанов заметно нервничал. Но мы с Тарабриным на последнем общем собрании краснофлотцев на него надавили, что он, как представитель партии, должен быть первым, потому что коммунисты всегда впереди. Против такого аргумента он возразить ничего не смог.
        Потом с интервалом в пять метров пошли за ними остальные моряки.
        А вот перед Никанорычем, который шел замыкающим, я ««окно»» захлопнул.
        - И зачем? - спросил меня мичман укоризненно.
        - Чтобы ты двумя половинками не раскидывался по разным временам, - соврал я ему.
        На самом деле я преследовал две цели. Первая - у Никанорыча в кармане браунинг с семью патронами. А там Тарабрин. Вторая - не хочу я отпускать на убой такого перспективного кадра. Бронь у него от фронта от заповедника ««Неандерталь»» - я так решил.
        Сосипатор, как было ранее договорено, наставил на мичмана пулемёт. Так, на всякий случай.
        Но мичман не стал бы боцманом на корабле, если не имел бы твёрдого характера. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
        - Фамилия-то твоя как? А то всё Никанорыч, да Никанорыч, - улыбнулся я.
        - Настоящей не знаю, - подал плечами мичман. - А в детдоме окрестили меня как Победу. Родион Никанорович Победа. По национальности - русский. Так и в документах записано. А как на самом деле - один бог ведает. Родителей совсем не помню. И отчество у меня от завхоза приютского.
        - Что за детдом? - продолжил я расспрашивать, чтобы отвлечь от того, что не пустили его с моряками умирать.
        - Школа-интернат полутюремного типа при ОГПУ номер шестнадцать имени товарища Воровского по перевоспитанию малолетних преступников. Среднюю школу там окончил с аттестатом зрелости. Получил специальность слесаря. А потом флот. Вот и вся моя биография. Всё же неудобно перед братвой получилось: они там, а я тут как дезертир, вроде Рябошапки.
        - Мы предупреждали о нестабильности ««окон»», - соврал я снова на голубом глазу.
        В радужном пузыре появился Тарабрин и тут же ««окно»» за ним схлопнулось.
        - Дорвался политрук до патронов, - вытер рукавом Тарабрин пот со лба. - Но, слава богу, промахнулся.
        - Всё хорошо, что хорошо кончается, - высказал я банальность, только чтобы хоть что-то сказать в одобрение товарищу.
        - Что теперь делать будем? - задал вопрос Никанорыч.
        - Что и планировалось, - отвечаю. - Людей спасать. Ты против?
        Насупился боцман, но ничего не ответил.
        - Только для начала надо пару оленей подстрелить, - пробасил Сосипатор, наконец-то отпустивший ручки пулемёта, - народ свой и тут кормить надо.
        Звяк затвора резанул по ушам громче хлопка выстрела. ПБ [пистолет бесшумный конструкции Дерягина образца 1967 года] не подвёл. Толстый безбородый евнух расплескал мозгами и кровью по белёной стене барака и медленно сполз на глинобитный пол. Чалма упала с головы, полетела на пол и укатилась в угол, разматываясь по дороге. На его высоком лбу красное входящее отверстие от пули казалось индуистским знаком над остекленевшими серыми глазами. Заткнутый за широкий матерчатый пояс ятаган ему ничем не помог. Да и железка эта была так себе, даже трофеить ее никто из наших не стал.
        Сбившаяся в кучу у противоположной стены, стайка девушек тихо взвизгнули и сомлели.
        Стоящий у открытого темпорального окна с их стороны мичман огляделся. Больше внутри глинобитного барака охранников не было.
        - Тихо, - прикрикнул он на девушек. - Встали и по одной пошли вон туда. Там свобода.
        И показал им рукой с зажатым пистолетом направление на ««окно»», которое мутным мыльным пузырём слегка светилось вместо одной из стен. В другой руке у него был зажат китайский электрический фонарик на батарейках. Но, видя, что напуганные девчата никак не реагируют, коротко приказал.
        - Братва, пошли. БорзО-борзО.
        Из ««окна»» гуськом появились белорусы. Они, как и было оговорено заранее, просто похватали ближайших к ним девушек на руки и унесли их на нашу сторону.
        Оставшиеся девицы только тихо выли на одной ноте.
        Девчат было немного. Всего девять. Вчера, когда я наметил для операции именно этот барак, где отдельно содержались молодые рабыни, их было тут намного больше. Но разбираться, почему так нам было некогда. Как и что-то переигрывать. Время шло на секунды, пока наружная охрана не хватится, а той было много. Не меньше десятка здоровых хорошо вооруженных лбов. Не евнухов.
        Вслед за белорусами в барак влетел Сосипатор со своими егерями. Процедура повторилась и барак опустел. Ну, как опустел? Мертвый евнух остался на месте.
        И с удовлетворением от сделанной работы я закрыл ««окно»» в пятнадцатый век. Даже не пришлось самому входить в барак. Так и простоял всю операцию на ««нашей стороне»». Очень боялся, что будет много визга и крика, но девушки были явно в полуобморочном состоянии. Так что всё прошло можно сказать тихо. Тихо постреляли и на кошачьих лапах вынесли девчат к себе в Крым.
        Ранее крымское лето на нашей стороне, прохладное предрассветное утро вместо душной делосской ночи. С Азовских болот тихим предутренним бризом отчётливо тянуло сыростью.
        - Что так мало баб? - спросил у меня Сосипатор, пересчитав добычу.
        - Откуда я знаю, - сплюнул я в траву. - Вчера там их было несколько десятков. Грузи, сколько есть.
        Девушек - тростинок, пушинок худеньких передавали с рук на руки и рассаживали в кузове студебеккера под тент. Потом поили их водой по очереди при свете фонариков-динамок. Фонарик на батарейках я принёс только один - для мичмана, а остальных не хрен баловать. Еще батарейки заканючат таскать мне ко всему прочему.
        - Вы кто? - напившись, спросила по-английски рыжая девица, возрастом постарше остальных. Лет так на взгляд двадцати. Английский ее был далёк от языка Шекспира, но понятен.
        - Спасители, - ответил я на том же языке.
        Девица была красива, что для англичанки редкость. Даже конопушки россыпью по носу и скулам ее не портили. Очухавшись, она смотрела прямо своими зелёными глазами. Смелая.
        - Значит ли это, что вы нас дальше продавать не будете? - снова спросила она.
        - Не будем, - ответил я и предупредил дальнейшие расспросы. - Все остальные вопросы потом. Хорошо? Сначала баня.
        И соскочил из кузова на землю, но дожидаясь ответа. Не то место, чтобы затевать дискуссии.
        Белорусы разошлись по кабинам, а в кузова заскочили люди Сосипатора.
        В надежде на больший контингент я взял на операцию все тентованные грузовики, ««доджи»» и ««патрик»». Обратно едем в загрузке только одного грузовика. Остальные порожняком.
        Домой двинулись с первыми лучами солнца.
        Этот барак на большом рабском рынке острова Делос я выбрал, когда мониторил обстановку маленькими ««глазками»» из-за его чистоты, малой охраны внутри и - главное, - потому что там были одни молодые женщины. Но вот незадача - осталось их мало. Стоило разведку на день упустить из-за подготовки. И вот… Шо маемо, то маемо.
        Мнилось закрыть одним махом все наши потребности в женщинах, но не срослось. Придётся продолжить охоту на баб. И готовиться к операции тщательнее. Как ранние римляне к похищению сабинянок.
        Когда въезжали на огороженную колючкой территорию ««концлагеря»» с санпропускником, то его начальник - матушка Иулина нас уже ждала в окружении трех взрослых женщин, что были выбраны ею для проведения санобработки прибывающего контингента.
        Материальное снабжение объекта я вроде как полностью обеспечил. Теперь очередь за ней.
        - Что так мало? - спросила попадья, когда девчат высадили из кузова.
        - Сколько было, - развёл я руками.
        Уже рассвело, и было хорошо видно, что хоть девчат и мало, зато полный интернационал. Волосы всех расцветок: от иссиня жгуче чёрных до почти белых, как специально по разной масти отбирали. И личики приятные. Правда, росточком девчата не вышли - все около полутора метров.
        - Командуйте, матушка. Теперь они ваши, - оставил я за собой последнее слово и, сев в ««патрик»», выдвинулся на мехдвор. Парковаться.
        Потом домой, отсыпаться. Нашу неудачу я проанализирую потом, на свежую голову.
        Операция ««Гарем»» родилась можно сказать спонтанно. На празднике.
        Новенькие крыши из вощёной дранки сияли на солнце как золотые. Это радовало взгляд. Душа ликовала. И наконец-то Шишкин улыбается - ему есть теперь куда развезти жеребцов полоумных от запахов течных выделений кобыл. Но скоро все кобылы будут жеребыми и кони с яйцами успокоятся, избавившись как от конкуренции, так и будирующих запахов кобыл. Ветврач Мертваго давал в этом благоприятный прогноз.
        Как положено - молебен об удачном окончании дела.
        Праздничный стол. И столитровая бочка вина для народа - праздник же. Тем более на общем столе всё чаще стали появляться разнообразные ранние плоды нашего общего огорода. Семена скороспелых сортов я вывез из своего осевого времени.
        Ох, уж этот огород. Мужики, чтобы только на огороде не торчать на прополке задницей к солнышку, раньше на каменоломню сбегали, а теперь вот на соль подались. Буртуют ее пока врукопашную лопатами в кучки на испарителе. Пришлось даже суровую очередь организовать как в отряде космонавтов на полёт за звёздами. А то до драк доходило. Драчунам, не разбирая правых и виноватых, начислял я по две штрафных недели вне очереди на прополку огорода, тем и усмирил недовольство народа ««бабским трудом»». Зато сейчас всё по справедливости - по строгой очереди. А если кто что накосячит - то и вне её. Но тут сам наказанный виноват, жаловаться не на кого. Да и немного их - наказанных набралось.
        Но вопрос с женским населением ««колхоза»» встал перед нами в полный рост. Долго так продолжаться не могло. Были бы вообще одни мужики, как в монастыре, то таких проблем бы не было. Но к Мертваго и Сосипатору жены приехали. И что сильнее волнительно для молодёжи - дочери. Как бы до греха с насилием не дошло.
        ««Концлагерь»» под управлением статского советника организовали быстро. Там только большая баня время заняла строительством. А все остальное - армейские палатки от квази-интендантов из 21 века. В том числе и хирургическая палатка по ««грабь-лизу»». Даже солдат-мотор на базе простого велосипеда удалось достать к хирургическим лампам. Ну, и взводная кухня - куда без неё. Как и без полевого кипятильника на 100 литров.
        Из американских армейских баз 1946 года нагребли консервов, круп, гороха с фасолью, яичного порошка, растительного масла и других продуктов длительного хранения и - главное, - обувь. Удобные армейские ботинки с деревянными каблуками. Пришлось выделить на склад отдельного сапожника на постоянной основе - подковки металлические набивать. Ботинок было много - хватило на всех. И даже запас остался.
        Нагребали просто. Темпоральное окно открывалось из ангара прямо в склад техасского депо национальной гвардии ««Ред ривер»» по засвеченным ранее ««маякам»». В сам склад входили те, кто мог вернуться, а местные были на подхвате по эту сторону грабежа дяди Сэма. Главное было действовать быстро.
        Когда разобрались где что у пиндосов лежит, то отпала надобность в русских интендантах из 21 века. Экономия - это чистая прибыль. А запасено было американцами в последний год войны - ну, очень много. Вишенкой на торт досталась нам хирургическая палатка американская со всем оборудованием, которое впечатлило Мертваго.
        Даже как-то авторемонтную мастерскую угнали на базе ««студебеккера»». В большом кунге с прицепом. Мичман мимо неё никак пройти не мог, а я его остановить. Тем более что в этом вопросе Никанорыч получил мощную поддержку Юшко и остальных белорусов. Раньше такие монстры попадались на базе других грузовиков, но верные принципу ««одной системы»» мимо них спокойно проходили, пока не наткнулись на ««студер»». Тут уже удержу у моих механикусов не было. Пришлось уступить. Хотя механизмов у нас уже в какой-то мере избыток, а где и недостаток. Нормальный пропашной трактор бы не помешал вместо монстры. И тот же ««петушок»» - лёгкий бульдозеро-экскаватор на базе ««белоруса»» или ««владимирца»». Да хоть ««катерпиллер»» из Америки пригнать, там тоже малую механизацию для фермеров выпускают.
        Закончили с материальным снабжением одновременно с возведением на конюшенном дворе каменных зданий под крышу. И бабский вопрос встал в полный рост. Дело оставалось только за тем, кто этим ««концлагерем»» управлять будет? Простого мужика туда не поставить, руководящий состав весь расписан и занят, а женщин у нас так вообще раз, два и обчёлся.
        Всё решилось с приездом матушки Иулины, когда отцу Онуфрию поставили второй хозблок, рядом с первым. Она сама вызвалась на это послушание. Оставалось только научить ее пользоваться механической машинкой для стрижки волос. Остальное она умела лучше всех нас. Даже глистов выгонять цитварным семенем.
        Осталось дело только за переменным контингентом карантинного ««концлагеря»».
        Врача бы еще человеческого, а то у нас только один коновал в ответе за всё. Хотя хромой фельдшер из краснофлотцев уже стал ходить и помогать по мере сил Мертваго в госпитале.
        Но… что есть, то есть. Из этого и пришлось исходить.
        На совещании руководства ««колхоза»» решено было ударить там, где наивысшая концентрация депортированных женщин: либо в нацистский концлагерь, либо на рабский рынок далеко в прошлом. Победило второе мнение. В основном по причине того, что там меньше балованных цивилизацией женщин и больше с детства приученных к крестьянскому труду. Чисто статистически. Да и охрана там будет пожиже.
        - Следующие - твои, - пообещал я Колбасу, когда тот попытался возражать.
        И началась подготовка к налёту на остров Делос - крупнейший рабский рынок не только Османской империи, но и всей Мидетеррании.
        Выспавшись, пошел проведать санпропускник. Проверить своим глазом - всё ли в порядке? Да и любопытно, кого мы вчера наловили?
        Девчата выглядели как сестры милосердия в первую мировую. В длинных хлопковых рубахах с присобранными на запястьях рукавами, подпоясанных короткими белыми передниками. На ногах пластиковые шлёпки на босу ногу. На головах закрытые косынки со спадающими на плечи концами. Красного крестика на лбу только не хватало для полноты образа.
        В воротах столкнулся с отцом Онуфрием.
        - Как там, отче? - кивнул я на завтракающих девиц за длинным столом под брезентовым навесом. - И куда их старую одежду дели?
        - Сожгли, как и волосы. Могло быть и хуже, - откликнулся священник. - Почти все христианки разного толка, но это, надеюсь, поправимо. Апостольский труд мне не в тягость. Тем более что большинство говорит на языцах близких к церковно-славянскому. Разобрать можно.
        - И рыжая англичанка? - удивился я.
        - Нет. Рыжая как раз непонятное бормочет. Как и самая чернявая, но та хоть крестится правильно. Остальные научатся со временем.
        - Откуда они родом будут?
        - Насколько я понял, большинство девиц будет из Великого княжества Литовского, русского и жмудского, - стал перечислять Онуфрий. - Одна с Русского воеводства Польской короны. Одна с Рязани. Англичанка твоя и две еще мне не понять откудова. Разобрал только слова Биляр и Итиль.
        - Город и река, река эта Волгой нынче называется, - пояснил я и удивился. - А говорил мусульманок нет.
        - Так эта будет, как я понял, не магометанка, а язычница. Но ничего… Бог даст - окрестим и её. И остальных перекрестим. Я пока их оглашенными [ОГЛАШЕННЫЙ - тот, которого огласили в храме как готового принять крещение] объявил. Матушка их Символу веры и главным молитвам научит, пока в карантине сидят.
        - Как матушка справилась с санитарной обработкой?
        Поп пожал плечами.
        - Где лаской, где таской, а где и крепкой затрещиной. Не хотели с волосами расставаться. Навзрыд ревели. Но в бане отмылись с удовольствием.
        ««Ну, ещё бы, - подумал я, - с такими великолепно пахнущими шампунями и мягкими поролоновыми губками да без удовольствия. Это вам не щёлок с лубяным мочалом»».
        - Волосы отрастут, - заметил я. - Зато вшей не будет.
        - Истину глаголешь, сын мой. Но бабы - дуры, счастья своего не понимают. Сегодня пусть они в себя приходят, а вот с завтрева я их Закону божьему учить стану. Всё равно по уговору две седмицы их на огород гонять не будете.
        Я кивнул, соглашаясь.
        - Пошли обратно, поможешь мне с переводом, - предложил я. - А то я в церковно-славянском, да и в старорусском не силён. ««Слово о полку Игореве»» в оригинале свободно читаю, но разговорной практики ноль.
        Глава 6
        Девицы как раз заканчивали завтрак. Что там долго есть? Молочную рисовую кашу? Чай и тот большинство пить не стало - не привыкшие. Водичкой чистой обошлись.
        Анкету кадровую я заранее составил и растиражировал в своём осевом времени, для чего купил в московскую квартиру портативный ксерокс.
        Убрали со стола. Разложил свою канцелярию. Загнали всю стайку девок в палатку, и оттуда матушка нам выводила их к столу по одной.
        - Анна. 15 лет. Православная греческой веры. Дочь замкового слуги Андрия Бурака. [ЗАМКОВЫЕ СЛУГИ-вид низшего служилого сословия в Польше, могли иметь крепостных, но сами шляхтой не являлись] Из-под града Санока. На Троицу захватили меня поганые татары, когда мы с девчатами пошли в поля венки плести и хороводы водить. Всем хороводом и похватали. Гнали нас в Крым, там порознь продали и оттуда уже кораблём увезли меня на тот остров, откуда вы нас забрали. Не трогали. Сказали, что продадут в гарем, а туда порченых девиц не берут. Мы тут все такие.
        Речь у девушки архаическая, но практически все мне понятно, кроме некоторых слов. Говорит она на том языке, который лингвисты с Белоруссии, Украины и России не так давно совместно договорились называть вместо старорусского - руським, от слова Русь. Даже не говорила она, а почти пела, ставя в каждом слове по два ударения.
        Брови русые. Глаза голубые. Ладони узкие, не крестьянские совсем.
        - Что со мной будет? Зачем мне волосы остригли? - в голосе тревога.
        Поспешил успокоить.
        - Волосы остригли, чтобы ты на них нам вшей от турок не принесла. Отрастут. Рабство твоё кончилось. Работать будешь на огороде. Замуж пойдёшь за кого захочешь. У нас много хороших парней. Большой выбор, - улыбнулся я.
        В ответ и девушка первый раз улыбнулась. Красивая девушка.
        - Я только за православного пойду, - сказала твёрдо. - Не люблю латынян.
        - Не беспокойся, у нас тут все православные, - подал голос священник. - Ну, вот, матушка, тебе и первая помощница, повернулся он к жене, что стояла чуть в стороне от стола и внимательно слушала.
        - Справная девица, - подтвердила Иулина.
        С остальными была примерно такая же история: налетели крымские татары-людоловы, похватали, отвезли в Кафу [современная Феодосия], и там продали на рынке. Хотя все они были из разных мест.
        Разве что черкешенку продали туркам свои же, но из другого клана. Там все меж собой постоянно воюют, а пленных османам продают. А булгарку продали купцам то ли родители, то ли еще какие родичи. Причину мы так и не определили - не знали таких слов.
        С черкешенкой поначалу не удалось никак пообщаться. Ее мову вообще никто из нас не понимал. Выяснили только что зовут ее Эмина и ей 13 лет. Яркая девушка. Сероглазая брюнетка. Как ни странно, крестилась она по православному канону, но молитвы читала по-своему. Но, припомнив, что Сосипатор, когда был абреком, выдавал себя за черкеса, то позвали его в синклит, и всё разрешилось к общему удовольствию. Он же и булгарку, хоть через пень-колоду, но понял.
        Практически все девушки были пригодны к работе на огороде, но вот с англичанкой вышел затык. Пришлось звать Мертваго с его знанием латыни, а то моего английского явно не хватало. Но сообща разобрались, что за птичка к нам попала.
        - Леди Мария-Луиза-Анкарет Ле Стрейндж, баронесса Талбот, - гордо заявила британка, сдвинув к переносице рыжие брови и прямо глядя в глаза своими зелёными брызгами с некоторым вызовом. - 18 лет. Католичка. Если вы меня доставите домой, то вас щедро наградят. Что я сказала смешного? - Гордо вскинула подбородок.
        Забавное зрелище. Рабыня-баронесса. Осталось только ей как Диогену Синопскому выйти на аукционный помост и заявить: ««Кто желает приобрести себе хозяина?»»
        - Как такая вся из себя леди оказалась в рабском бараке на Делосе, - опустил я ее на землю, после того как перевел ее слова Онуфрию. Кстати на него ее титул не произвел никакого впечатления. Он же тут вырос, в Беловодье, где все крестьяне. Других нет. В отличие от Мертваго. Тот даже как-то приосанился в разговоре с аристократкой.
        - Наш корабль захватили у Сицилии берберские пираты, когда мы из Рима возвращались домой. Мой отец был посланником от кинга Эдварда к римскому понтифику. Отца убили в бою. Меня захватили эти человекообразные животные, отвезли к себе и продали турку-перекупщику, а тот уже перевез меня на Делос. Я просидела в том бараке больше месяца. Никто не хотел меня покупать себе в гарем - у них предубеждения против зелёных глаз. Считают колдуньей.
        А вот с валашкой Мертваго повозился долго с ее говором потомков древних римлян. Серафима. 14 лет. Крестьянка. Продал в рабство свой же боярин. Жгучая брюнетка, глаза как спелые маслины и хорошо развитая для ее возраста грудь.
        Пока мы проводили анкетирование, то, наверное, все холостое население ««колхоза»» нашло себе занятие у водопада, тропинка к которому, шла мимо ««концлагеря»». Страшно подумать, как они облепят колючку огорода, когда там девчата встанут в соблазнительные позы на грядках. И под общий смех я озвучил эту мысль.
        - Теперь в драку будут в наряд на огород проситься, - заключил Мертваго, отсмеявшись. - Так что добычу девок вам придётся продолжить. А то, не дай бог, наши парни всерьёз передерутся уже из-за самок, как лоси.
        Я и Сосипатор только подтверждая кивнули.
        - Упаси нас, Господи, от такой напасти, - перекрестился Онуфрий.
        - Только теперь надо брать девиц из времён более близких к нам, - проговорил задумчиво Мертваго. - Чтобы хоть понимать друг друга с полуслова, а не шарады разгадывать.
        Выход на Делос навел меня на мысль, что и с деревней Колбаса можно поступить так же. Не воевать в лоб с карателями, а открыть ««окно»» сразу в сарай, в который фашисты сгонять будут жителей на сожжение, и вытянуть всех к себе уже оттуда. Не сразу же сарай загорится?
        Для наблюдения за объектом ушел в своё осевое время. Чтобы не мешали мне повседневными мелочами и, к тому же, хотелось иметь возможность и свободу играть со временем. Дома я могу хоть месяц ковыряться, а в ««Неандерталь»» вернуться почти сразу после своего ухода. Да и устал я что-то от людей вокруг. В кино схожу. Со старыми друзьями пообщаюсь. Угощу их чем-нибудь забытым ими вкусненьким типа голландского ликёра ««Кюросао вайолет»», которого в Москве в продаже с середины девяностых нет, как нет. А то и на пляже поваляться на недельку в Турцию смотаюсь - отпуск у меня.
        Но пока надо второй ангар ставить. Первый уже почти забили разным барахлом. Дурное дело нехитрое.
        Белорусский паспорт для Никанорыча давно уже я сделал у фармазона из 1996 года. Даже с пропиской на глухом хуторе среди полесских болот. По письменному запросу проверяется, а вот в живую так там участкового со сталинских времён не видали. КамАЗ он освоил. Не самому же мне всё делать. Начальник я или кто?
        Так что озадачил белорусов второй бетонной площадкой и с Никанорычем отчалили в моё осевое время под Рузу за разобранным ангаром. По дороге еще три китайских аккумуляторных гайковёрта прикупили - крутить там потребуется много, а матросов уже стало мало. И зарядник к ним на солнечных батареях. Хотя в комплекте был зарядник и от бензинового дырчика.
        Вот в новый ангар и будем выводить жителей белорусской деревеньки из горящего сарая. А то если с открытого места ««окно»» в него открыть, то от притока свежего воздуха так этот сарай полыхнуть может, что мама не горюй. Это Жмуров заметил при обсуждении новой операции по спасению - вот что значит грамотный инженер. Всё равно новый ангар сам по себе будет нужен.
        Для начала, после того как детали ангара в ««колхоз»» вывезли, прогрел я, наконец, косточки на песочке в Кемере. Исплевался от этого хвалёного отеля ««все включено»». Хоть и пять звёзд, а такое ощущение, что для быдла всё организовывали. Разве что безопасность обеспечивали нанятые в Индии крутые гурки. Да местный алкоголь бесплатный - бери кувшин и наливай, сколько влезет, хоть белого, хоть красного, хоть розового, хоть пива. Еда так себе, как и контингент отдыхающих из крикливых семейных немцев и озабоченных побочным приработком украинских ««наташ»». Последние старательно косили под русских, но их выдавал характерный акцент и повышенная скорость речи.
        Так что еле дотерпел до конца путёвки от навязчивого османского сервиса. Разве что море Средиземное ласковей Черного. С другой стороны - сам виноват. С моими деньгами не фиг было скаредничать. В Израиль надо было катить, в Эйлат. Всего-то только в два раза дороже выходило. Там, как меня на пляже просветили, сервис повыше будет намного. А то вообще на Кубу. Туда только перелёт дорогой. Всё же привычка к экономии въедается под кожу с годами.
        Но всё равно, выйдя из аэропорта в Шереметьево и забирая на платной стоянке ««Джетту»» почувствовал себя отдохнувшим и готовым к новым подвигам.
        Освобождение белорусской деревеньки все же задача намного серьезней налёта на рабский барак в 15 веке. Враги там круче вооружены и их по определению будет много. А у меня спецназа под руками нет.
        Сходил в гости к Тарабрину с идеей открыть сразу два ««окна»». Одно отвлекающее карателей, другое - для конкретного спасения людей.
        - Чем отвлекать собрался? - только и спросил Иван Степанович.
        - У пендосов на складе миномёты видел 60-миллиметровые. В ящиках упакованные, как и сами мины.
        - А миномётчики есть? Чтобы с наводкой не попутали и тех же крестьян в сарае не побили?
        - Чего нет, того нет. - Развёл я руками.
        Но любопытство я ему разжёг и мы попробовали.
        Не получилось.
        Не выходит сразу два в одно место. Вышло только передать друг другу своё ««окно»» для удержания.
        Оставшийся день провёл у жены. А то она у меня скоро себя заброшенной почувствует. А это как раз вредно для семейных отношений. Не сейчас, так потом аукнется. Тем более что рожать ей уже скоро.
        Огорошил меня по возвращении в ««колхоз»» инженер.
        - Командир, если я захочу у тебя тут насовсем остаться, то это будет на каких условиях? - заглянул он мне в глаза.
        М-да, задачка. Даже и не думал о таком. Считал, что за пять лет заработает Жмуров свои 70 тысяч долларов и свалит обратно в цивилизацию, в конец девяностых.
        - А что бы ты хотел в компенсацию? - спросил я, потому как даже не знал, что ему в таком случае предложить.
        - Нормальный дом. С подворьем. Сортир можно и во дворе. Хотя септик соорудить ни разу не проблема, как и колодец. Мебель там приличную, кабинет нормальный, посуду. Кое-какую мелочевку из будущего. То, сё… Иногда водочки, хотя виноградник и шелковицу сам посажу и самогон выгоню. Ну, и колёса персональные. Жениться хочу. Пора уже детей заводить.
        - А на ком? - удивился я. - Неужто на баронессе?
        - На фига она мне такая красивая? - возмутился инженер. - На девушке Ане. Глянулась она мне, шибко приглянулась. А тороплюсь, пока не расхватали девчат. За этим дело не встанет. Белорусы мои тоже в ту сторону с интересом поглядывают.
        - Где успел пересечься? Она же в карантине.
        - Я же им кухню и кипятильник наладил. Печку банную. Вот и сходил, проверил, как работает.
        Блин. Карантин называется. Уже всё руководство ««колхозом»» там оттопталось. Получается полная профанация. Хорошо, что еще никакой заразы с Делоса не принесли. И на этой мысли я сплюнул через левое плечо.
        - А тебя не смущает что она тебя в два раза моложе? - склонил я голову к правому плечу. Хотя кто бы говорил…
        - Ни разу, - выдохнул Жмуров. - Даже вдохновляет.
        Почесал я репу и выдал вердикт.
        - Если она согласна, то я не имею ничего против.
        Ещё бы я был против. Жмуров нам подошел как ключ в замочную скважину, и как специалист, и как человек в коллектив нормально вписался.
        - А чем собрался тут заниматься, когда ««колхоз»» отстроим? - интересуюсь. Любопытно же.
        - Храмы строить, - мечтательно произнёс Жмуров.
        - А закажут? - усомнился я. - Общины тут прижимистые. А нам тут много храмов не нужно.
        - Увидят, что мы тут постоим, так закажут, - убеждённо произнес инженер. - Красота всем нужна. Чтобы благолепие. Тут вот ты - ктитор, я - зодчий, Онуфрий - заказчик. Всё срослось. Церковь в стороне не останется. Как и Тарабрин, который общины расшевелит раскошелиться. Я так думаю.
        Хорошее дело задумал жмуров. Одобряю. А - главное, - сам он послужит хорошим примером для остальных моих контрактников.
        - Поедешь со мной в следующий раз в Москву домокомплекты выбирать. Соберёте дома уже здесь сами. Не пожалеешь потом?
        - Было бы, о чём жалеть, - махнул он рукой. - Да и работая в ««Печоре»» к глухомани я давно привык. Даже умудряюсь получать от нее удовольствие. Выходные бы только выделить мне для охоты. Я бы с егерями Сосипатора скатался. На леопарда.
        Помялся немного и попросил.
        - Командир, ты это… сватом выступи. Ну, как положено.
        - Положено невесте перед сватовством гарбуза заготовить, - усмехнулся я.
        - А вот этого как раз и не надо, - посмотрел он на меня глазами кота в сапогах из мультика.
        Глава 7
        Хорошая природа у колбасовской деревушки. Красивая. Песочек и сосны. Озёра. Болот почти нет.
        На одном таком озере посередине леса - в дюжине километров от самой вески, бывший барский дом в хорошей сохранности обнаружился. Красивый двухэтажный терем на высоком кирпичном цоколе под медной фигурной крышей. Вокруг добротные бревенчатые сараи и флигеля на каменных фундаментах построенные в том же стиле. Сад плодовый. Огород. Луг у озера. Песчаный пляж. Лодки у деревянного пирса. Прелестное место для отдыха.
        На единственной подъездной дороге выносной шлагбаум с часовым. На заднем дворе, рядом с большим курятником, даже счетверённая малокалиберная зенитка стоит. Охрана, но скорее - обслуга, до взвода на первый взгляд. Собак нет. Ну, фрицы, как известно, местных собак постреляли в первую очередь. А своими тут не озаботились.
        Машины катаются туда и обратно очень даже дорогие. Возят офицеров. Судя по форме - Люфтваффе. У них фуражки характерные, отличаются цветом и кокардами от Вермахта. И петлицы желтые. Я через ««форточку»» в бинокль их хорошо рассмотрел.
        Сфотографировал здание на цифровой фотоаппарат. Закрыл темпоральную ««форточку»» и набросал новые вопросы к архивариусам. Отправил с фоткой по мылу.
        Ответ по электронной почте из Минска пришел к вечеру того же дня.
        Бывший охотничий домик князей Святополк-Мирских. До войны в нем располагался дом отдыха управделами Верховного совета Белорусской ССР. Во время войны - санаторий для немецких летчиков. Ликвидирован партизанами летом 1943 года, точнее дату не указать. В настоящее время только фундаменты и остались. Развалины выставлялись на приватизационный конкурс, но покупателей не нашлось.
        Не из-за этого ли соседнюю деревню каратели сожгли? По времени вроде рядом выходит. Да и по месту.
        Призвал для консультаций мичмана и Колбаса. Открыл им ««форточку»» с видом на это поместье. Издалека, через озеро. Выдал большие морские бинокли. Озадачил.
        - Чем может такое соседство помешать нашей спасительной операции?
        - А гарнизон в самой деревне есть? - спросил Никанорыч.
        - Немцев не видел, - отчитался я за визуальную разведку. - Но какие-то мутные хмыри с белыми повязками и винтовками по селу шастают. Немного человека два-три разом видел. Но может их быть и больше, хотя вряд ли намного.
        - Вспомогательная полиция из местных колобарантов, - откликнулся Ян Колбас с пояснениями. - Этих вешать надо по-доброму без суда и следствия.
        Ух, как желваки на его лице ходят.
        - Ну, насчёт вешать я вам тут не помощник. Мне убивать никого нельзя, - расставил я приоритеты. - Можете сами их порешить, если есть такая душевная потребность. Я ««окошко»» подержу. Можете сами туда выйти, а можете прямо отсюда через ««форточку»» стрелять. Но, как я понимаю, наша задача не предателей казнить, а людей твоей деревни спасать от жуткой смерти. Казнить предателей найдётся кому, когда наши придут туда в будущем году.
        - Смотри… Смотри, командир. Я что-то не понял, что там творится, - вскрикнул мичман, не отрываясь от бинокля.
        Мы с Колбасом вооружились оптикой.
        У барского дома остановился тентованный опелевский грузовик. Из кузова солдаты с черными петлицами вытолкнули два десятка женщин в советской военной форме без ремней. Очевидно пленные. Построили их перед подъездом в одну шеренгу.
        На крыльцо под колоннаду вышел холёный офицер в галифе с шикарными ««ушами»» над зеркально начищенными сапогами. Спустился по лестнице и неторопливо прошелся вдоль строя пленных женщин. Периодически он поднимая стеком их опущенные лица. Что-то сказал.
        Из строя солдаты вывели трёх девушек и запихали обратно в грузовик. Солдаты вслед сели в кузов и машина, развернувшись, уехала, подняв шлейф пыли на дороге.
        Местные солдаты в форме Люфтваффе с красными петлицами (Никанорыч пояснил, что это зенитчики) отвели оставшихся женщин в сарай и заперли там. Один солдатик остался у дверей на охране, примкнув к винтовке штык.
        Офицер вернулся в основное здание. И довольно быстро все остальные рассосались по своим местам. Дрова колоть, кур резать и ощипывать, полевые кухни раскочегаривать.
        Один часовой стоял у шлагбаума, другой - у зенитки. Как обычно. Третий появился у сарая, куда поместили привезённых женщин. Всё. Больше видимой охраны не наблюдалось.
        - Итак, какие будут предположения? - спросил я, закрывая темпоральное окно. Оно, хоть мной и через озеро открывалось, в высоком в кустарнике, но не стоит лишний раз маячить. Могут и заметить нас, кому не надо. - Архивные мыши утверждают, что это дом отдыха лётчиков Люфтваффе. Типа санаторий. Зачем им пленные женщины? И почему троих отправили назад? Ваши выводы?
        - Понятно всё, - протянул мичман и закурил протянутую мной папиросу. - Рылом не вышли, вот и отправили обратно в лагерь. Оставили на взгляд того фазана только симпатичных и привлекательных. На позор девочек привезли. Летунам для развлечения.
        - Выжечь дотла это гнездо разврата, - проронил Колбас тихим голосом, от которого становилось жутко.
        - Считаешь, что это не партизаны должны сделать, а мы? - спросил я, доставая бутылку шустовского коньяка. Мужикам, считаю, надо срочно накатить, а то вразнос пойдут.
        - Нет в округе партизан, - утвердил Колбас. - Иначе тут санаторий для фашистских лётчиков бы не сделали. Или охраны было бы намного больше. Спокойное место. Тихое. Вольготно они тут себя чувствуют. В безопасности.
        - Я так думаю, командир, - подал голос Никанорыч. - Этих девочек надо спасать в первую очередь. Тех, что в сарай немцы загнали. Иначе я спать не смогу. А деревеньку оставить на потом. Ты как согласен? - повернулся он к Колбасу.
        Было видно, что белорус не согласен.
        - Покажи, командир, мне мою веску, - попросил Ян.
        Я открыл ««форточку»» в деревню. Там была пастораль. Как будто и нет войны. Ну, да - глубокий тыл. Немецкого гарнизона в деревне нет. Живут, как жили. Раньше произведенную продукцию район забирал за трудодни, теперь Вермахт. Вот и все изменения. Даже в оккупационной полиции бывший участковый. Так и будут жить, спокойно и буднично, пока каратели не припрутся.
        - Бог с вами, - выдавил из себя Колбас. - Сначала это кубло выжжем. Хоть нашим лётчикам на фронте немного поможем. И девчат заберём. Но побожись, что следующая очередь будет за моей веской.
        Я размашисто перекрестился в подтверждение.
        Решение принято. Осталось хорошо подготовиться к операции.
        - Тогда экипироваться надо очень тщательно, - посмотрел я им в глаза. - Это не полусонного вам евнуха застрелить. Немец - противник серьёзный и обстоятельный. Всё продумать. Начиная с одежды, кончая оружием, которое будем применять. И план составлять пошаговый. Хотя любой план существует только до первого выстрела, но лучше иметь хоть какой план, чем вообще никакого.
        А сам подумал, что пора мне покупать квадрокоптер с видеокамерой. И чертить подробный план местности. А также планировать не только спасение девочек и уничтожение фашистов, но и про мародёрку не забывать. Те же сапоги с дохлых немцев нашим мужикам пригодятся ещё. Винтовки тоже не лишними будут. Как и штык-ножи. А патронов нужного калибра у меня запасено много еще к немецким пулеметам от прапорщика Чайки.
        Стрельбище устроили в степи у небольшой рощицы акаций.
        Все осваивали БП. Все же тяжелый пистолет, почти килограмм весит, и хоть ухватистый, но лежит в руке по другому, нежели ««Макаров»», а тем более револьвер.
        В штурмовую группу отобрали всех егерей, к которым присоединились белорусы. Так что пришлось Баранова оставлять на хозяйстве с собаками, хоть он и рвался в бой. И оставшихся матросов к этому делу не стали привлекать, хотя они уже и оправились от ран.
        Бесшумных пистолетов у меня всего дюжина. К каждому стволу четыре магазина. 32 патрона боекомплект. Это много или мало? Как посмотреть. По армейским учениям прекрасно помню, как неожиданно быстро кончается боекомплект к автомату в 120 патронов даже если стрелять только одиночными. Но в любом случае дополнительных магазинов добыть не помешает. Хотя бы по восемь магазинов на ствол. Боезапас в 64 патрона будет лучше, чем в 32. И так получается только по два патрона на рыло обслуги санатория, а еще отдыхающие летчики - офицеры и фельдфебели, в основном здании санатория в неведомом количестве. И не каждая пуля в цель.
        - Караулку мы в ножи возьмём, - пробасил Сосипатор, в ответ на мои размышления. - На мягких лапах. Тем более с ночными очками.
        Приборы ночного видения нашего абрека откровенно восхищали. Дорогие фирменные прибамбасы давали хорошую картинку даже только при свете звезд. А к зелёному спектру привыкнуть можно быстро.
        - В ангаре надо бы запас снаряжённых магазинов иметь, - предложил Ваня Юшко. - Заскочил, поменял и обратно. А кто-то из местных, кому в то имение хода нет, пусть там сидит и пустые магазины набивает. Тех же моих пацанов обучить этому можно. Они ловкие.
        Записываем в отдельном блокноте такие предложения, а в другой чего у прапорщика Чайки на складах в Белой церкви добирать. Магазины к ««макарке»» в достаточном количестве и патронов ещё. Хотя бы пару-тройку ящиков. Воевать будем как богатые люди бесшумным оружием, не охреневая в атаках, не заливая врага кровью своих бойцов. Их у меня и так немного. В третий блокнот писали необходимые покупки из моего осевого времени.
        Черную форму американского полицейского спецназа я уже привез, как и берцы из кевлара. Балаклавы из тонкой шерсти. Всё современное из моего осевого времени. Всё равно эту амуницию для пендосов в Армении шьют. Там и покупал прямо на фабрике. Наколенники, налокотники, полиамидные шлемы, тактические очки и легкие бронежилеты типа ««визит»» в интернете заказывал. Пулю военного времени из прессованных металлических опилок такой кевларовый броник удержит. А ничего серьёзнее пистолетов у лётчиков по определению не будет. Охрану мы в первый выход вырежем. Да и у тех только винтовки и зенитка. Может где и пулемёт заныкан только я его пока не заметил.
        К тому же хорошие дорогие ноктовизоры [НОКТОВИЗОР - прибор ночного видения] с креплением на каски позволили обойтись без фонариков. Не то что вообще их с собой не брали, но пользоваться ими будем после, когда живых немцев не останется.
        Каждому бойцу еще рюкзачок на 10 литров для мародёрки. Тоже черного цвета. Хотя по зрелому размышлению понял, что выносить оттуда надо всё.
        А вот ременно-плечевые системы из чёрной кожи нам с большим удовольствием шорники в Праге сваяли. Праги 1910 года. Очень качественная работа. Чехи вообще качественно работают. Всегда. Даже на фашистских оккупантов, когда во вторую мировую для Гитлера оружие ковали.
        Изготовили нам всё точно по рисунку и даже не спросили: зачем оно нам такое нужно. Золото своим блеском отбивает у чехов все ненужные вопросы. Чехи даже под фашистами всего один раз бастовали… требовали повышения зарплаты. Успешно.
        Дорогие фирменные берцы с толстыми рифлёными подошвами я брал из расчёта обеспечить немецкому следствию, которое обязательно будет, после того, как мы это кубло на ноль помножим, ложный путь и отвести подозрения от местных жителей, у которых такой обуви в принципе быть не может. Пусть ищут диверсантов неведомой государственной принадлежности.
        Тарабрин только плечами пожал, глядя на наши приготовления.
        - Смотри, Митрий, не перемудри, - посоветовал он, забирая наш заказ чешским шорникам. В Прагу он уходил один. Как не хотелось мне попить в приятной компании хорошего пивасика, но дел было по гланды в других временах.
        Впрочем, помогал нам Иван Степанович в этом деле активно и охотно.
        Квадрокоптер тихо жужжа, взмыл над лесом и, подчиняясь джойстику в моей руке, полетел через озеро снимать фашистский санаторий с высоты птичьего полёта. Видеосъёмка одновременно передавалась по радио на ноутбук, где и сохранялась, так что на экран я заглядывал искоса, только корректируя курс, всё внимание моё было сосредоточено на управление полётом. Всё же не каждый день я такой хренью управляю.
        Сначала общий план, потом со снижением высоты уделил внимание отдельным строениям усадьбы. Сверху, как ни крути, лучше видно, чем с ближайших опушек в бинокль. Даже самый мощный.
        И тут с крыши кирпичной водонапорной башни неожиданно застучал пулемёт.
        Опа! Как это раньше его не заметили.
        Судя по зелёным трассерам это было что-то двуствольное и жутко скорострельное.
        Увел квадрокоптер обратно, совершив пару фигур уклонения от неожиданно образовавшегося зенитного огня.
        Но пулемётчик оказался упорным и умелым и уже над озером квадрокоптер получил повреждения несовместимые с его ««жизнедеятельностью»». Только куски в стороны полетели. Плюхнулся беспилотник в воду и на наше счастье затонул. Вместе с камерой, радиопередатчиком и свинцовым грузом балласта для нормального полётного веса. Сама цифровая камера, как и передатчик из 21 века, почти ничего не весили. Вот и приходилось отливать балласт из свинцовых охотничьих пуль 12-го калибра. Но все равно несколько кусков пластика обшивки с пенопластовым наполнителем покачивались на легкой волне.
        Шлюпку у мостков на другом берегу озера оперативно оккупировали пять организмов в форме люфтваффе и погнали грести с максимальной скоростью всеми четырьмя вёслами в сторону падения беспилотника.
        Мы собрали манатки и, от греха подальше, уйдя глубже в лес, всей группой переместились в ««Неандерталь»».
        Жаль квадрокоптера - он жутко дорогой и фирменный, метрового диаметра. Но информацию с него мы уже получили. Картинка в ноутбуке есть. А дрон со дна озера путь достают. Умрут уставшими. Всё равно мы всех фрицев на этой точке уже приговорили. Но даже то, что обнаружили пулемётную точку на водокачке - уже окупило потерю аппарата. А то была бы нам смертельная неожиданность.
        Отсмотрев съёмку с квадрокоптера на экране ноутбука, поняли, что в один заход у нас ничего не получится. Территория слишком большая, враги не в одном месте сосредоточены, а разбросаны по всей локалке. И хотя часовых всего три поста, считая с пулемётом на водонапорной башне, нас же слишком мало для сплошной зачистки в один присест.
        - А зачем нам эта мародёрка? - вдруг подал голос мичман. - Нам же девочки нужны, а не тушки фрицев. Американские склады для мародерки я считаю для нас предпочтительней и безопасней.
        - В Беларуси погиб при этой оккупации каждый четвёртый житель, - с напором выдохнул Ян Колбас в лицо Никанорычу. - И эти суки должны за всё ответить. А шмотьё их можно там и бросить. А лучше сжечь всё в чертовой матери. Чтобы и духу от них не осталось.
        - А я не согласный, - возразил Жмуров. - Мне бы очень пригодился бы в работе тот ««кюбельваген»» у крыльца. Тем более что он стоит несколько на отшибе от других тачек.
        - Зачем он тебе? - спросил я, разглядывая этот угловатый уродец, творения знаменитого конструктора Порше. В принципе тот же ««Жук»» только предельно удешевлённый и облегченный. Даже кресла в нём парусиновые на раме из труб. И багажника, считай, почти никакого на скошенном носу.
        - Маленький. С хорошей проходимостью. И бензина кушает мало. Не то что ваши прожорливые американские ««доджи»». А каждый раз ослика запрягать в двуколку мне уже надоело. - Тут же прояснил мне свои хотелки инженер. - Да и….
        - Чего?
        - Если там санаторий типа бордель, то там и кровати должны быть нормальные. Как раз в индивидуальные домики, которые мы собрались строить - не помешают. Постельное бельё опять же. Посуда. Прочая мебель. Всё не покупать.
        В общем, к какому-то знаменателю так и не пришли. А это не дело.
        - Ян, - сказал я Колбасу. - Вот смотрю я на тебя и думаю: а не оставить ли тебя на базе. Слишком ты на нерве, а надо в деле быть в душе спокойным, как лесное озеро тихой ночью, чтобы луна в нем отражалась без искажений. Иначе и сам пропадёшь и товарищей за собой потянешь.
        - Легко тебе говорить, - огрызнулся белорус. - Ты, командир, столько родни в той войне не терял. А я всего рода лишился.
        Что тут возразишь? У Колбаса из всей родни только один дед остался жив, который в Красной армии служил с довоенного призыва. Остальные его родственники в ту войну все сгинули. Кто в партизанах, кто в концлагере для пленных, а кто и вовсе в огненном аду от руки карателей. Я сам не могу похвастаться обильной роднёй, но её всяко больше будет, чем у Яна. Да и Москва под немецкой оккупацией не была. Есть среди моих кровных павшие на той войне, немного, но есть; есть парочка двоюродных дедов сгинувших в ГУЛАГе, но большинство своей смертью померли. Потомство оставили, которое теперь моего наследства ждёт.
        - Сосипатор, ты что скажешь? - повернулся я к своему главному егерю.
        Почесав затылок, псарь выдал с усмешкой.
        - Я, командир, как прикажешь, так и сделаю. Нам, татарам, всё равно, что водка, что пулемёт, лишь бы с ног сбивала.
        Интересно, от кого наш абрек успел нахвататься поговорок ХХ века? Хотя дурное дело нехитрое.
        Подумав, я выдал директиву.
        - Задача нам стоит не охренеть в атаке, а освободить девчат, как верно заметил Никанорыч. Все остальное вторично. Ликвидация нациков и мародёрка, которая возможна только при полной ликвидации немцев. Ибо должна пройти спокойно. А не под перестрелкой. Значит - третьей очередью. Сейчас обед, а потом садимся вырабатывать реальный план. За это время, может, кого и еще какие светлые мысли посетят. Помните одно - нам потери недопустимы, потому что невосполнимы.
        Глава 8
        После обеда открыл ««форточку»» и наслаждался видом, как немецкие лётчики развлекаются водолазными работами. Куски разлетевшейся от пулемётных очередей обшивки квадрокоптера они уже с поверхности воды собрали. И теперь, раздевшись до трусов, по очереди ныряли в озеро.
        Приблизившись маленьким ««глазком»» к лодке я несколько успокоился. Фрагментированная голубая пластиковая обшивка, один из четырёх пропеллеров, ещё какие-то ««кишочки»» от аппарата, но, ни камеры, ни рации, утяжелённых мною свинцом, они пока не нашли. А учитывая толстый слой ила на дне озера, возможно и не найдут никогда. В любом случае надо проследить, куда они утащат остатки коптера и изъять. А то, не дай Господь, разберутся, что там к чему, и создадут какую-нибудь убойную вундервафлю на голову наших бойцов. Инженеры у Гитлера были продвинутые. На их разработках и США, и СССР еще почти полвека после войны окормлялись.
        - Может их ныряльщиков прямо сейчас пострелять? - предложил Никанорыч, когда я закрыл ««глазок»». До этого все соблюдали режим полной тишины.
        - А толку, - ответил я. - Других нагонят. А то и вообще озеро осушат и руками все дно переберут. Немцы упёртые. Давай перекурим и дальше наблюдать будем, куда они обломки складируют. Пока Жмуров нам план усадьбы с экрана вычерчивает.
        - Я так думаю, - мичман создал колечко из табачного дыма. - Первым гасим пулемётчика на водокачке. Из ««окошечка»». В упор. Из бесшумного пистолета. Вторым ликвидируем часового у ворот сарая. И только потом достаём девчат, открывая ««окно»» как в американский склад. Как в рабский барак на Делосе открывали. Выводим девчат на нашу сторону. А потом как фишка ляжет.
        - Остатки коптера забрать надо. Не забывай. - Уточнил я.
        - Угу… - кивнул мичман. - А потом дать Яну пострелять фрицев. Из ««окошечка»» маленького. Пусть пар выпустит. А то перегорит парень. Или сбежит в сорок третий партизанить.
        - Как сбежит? - не понял я.
        - Обманет тебя и сбежит в ««окно»», - убеждённо пророчил Никанорыч. - Так что пострелять ему дай. Потом. После того как все нарезанные задачи выполним. Пусть отведёт душу.
        Перекурили, и снова открыл я темпоральную форточку для наблюдения.
        - Ты смотри, что деется-то, - покачал головой мичман, не отрывая глаз от бинокля. - Видать у них тут точка телефонизированная. Ишь, как быстро примчались.
        У барского дома остановились два грузовика, с которых спрыгивали солдаты. Много. Не меньше взвода. Потом они достали из кузовов пару пулемётов на треногах. Один сразу потащили к шлагбауму, у которого, чуть в сторонке, уже копали окопчик. Второй затащили в сам барский дом.
        - С чего это у них там такой алярм? - удивился я, отнимая от глаз бинокль.
        - Скорее всего, от твоей летающей игрушки, - предположил мичман. - Летуны беду с воздуха нутром чуют. Вот у них очко жим-жим и завибрировало. Не железное, однако. Можем мы их по кругу осмотреть?
        - Можем, но не панорамой, а закрыть окно и открыть другое несколько в другом месте, - ответил я.
        - Вот и давай разведку проводить по-взрослому. - Попросил мичман, но императивным тоном. - А то на первую прикидку там уже до полуроты солдатни образовалось. Много для нас. Плюс офицеры в главном доме в количестве неизвестном. А надо знать точно.
        - Ну, надо, значит надо.
        План операции разработали подробный, но всё сразу пошло наперекосяк.
        Так как расчет зенитного пулемёта с водокачки сканировал небо, то начать решили с часового у сарая. ««Окно»» за спиной часового открыли в штатном режиме со стороны стены и сразу в четыре руки затащили его в колхозный ангар. Такой подлянки от надежной стенки из брёвен сорока сантиметрового диаметра он никак не ожидал. ««Окно»» за ним я моментом закрыл, и, кажется, там никто ничего не заметил.
        В ангаре Ян от всей души засадил немцу пролетарским кулаком по челюсти. Потом, не мешкая, бывшего часового при рабском сарае лишили сапог, ремней и мундира. В одном трикотажном исподнем заковали его в американские тюремные кандалы, которые вполне свободно мы купили в скобяной лавке в Техасе. Интересные такие - на руки, на ноги, и между ними еще цепочка. Между запястий рук не более полметра и ходить можно только мелко семеня ножками, одновременно придерживая соединительную цепь. Ручные кандалы еще приковали обычными наручниками к железному ««скелету»» ангара. Для полной надёжности.
        Фриц, когда очнулся от апперкота, попробовал заорать, но ему моментально воткнули в рот шаровой кляп, купленный в магазине ««Интим»» в Москве моего осевого времени и застегнули на затылке. И от извращенцев бывает польза. Пнув пару раз ногами по рёбрам, оставили его на месте - никуда оттуда он теперь не денется.
        Зачем нам пленный, я до сих пор не представлял. Разве что завести в ««Неандертале»» рабовладение. А что? Пришел к нам за русскими рабами и сам стал рабом у русских - чем не высшая справедливость? Но бросать труп на самом видном месте в самом начале операции посчитали неверным решением.
        Потом открыли ««окно»» в сам этот капитальный сарай. Внутри относительно чистенько, явно тут раньше не скотину держали. На полу охапки соломы, на которых сидели и лежали девушки. Кроме женщин в красноармейской форме там были еще несколько девчат в цивильной одежде.
        Одну из них своим неожиданным появлением мы согнали с параши, и та с визгом поспешила затеряться среди товарок.
        Вперед вышел Колбас. Глаза прижмурил в щелочки. Желваки гуляют по скулам. Сказал внушительно.
        - Кто желает быть фашистской подстилкой, могут оставаться тут. Остальным встать и на выход.
        Женщины в красноармейской форме встали и дисциплинированно пошли в ««окно»». На лицах полное обалдение, но ожидаемого ора и визга мы не услышали. Несколько гражданских потянулись за ними. Но три девчонки так остались сидеть у стены.
        - Надо ли так понимать, что остались только идейные немецкие овчарки? [презрительная кличка женщин которые крутили любовь с германскими военнослужащими в оккупации] - спокойно спросил их Ян.
        В ответ молчание. Девчонки вжали головы в плечи и опустили глаза.
        - Ну, молчание - знак согласия, - выдал Колбас и поднял пистолет.
        Три хлопка.
        Три трупа.
        Никто не успел даже мяу сказать.
        Когда Яна скрутили и доставили на свою сторону, Никанорыч отнял у него пистолет и дал кулаком в глаз.
        - Ты что, хорёк, творишь? - крикнул мичман белорусу в лицо.
        Я поторопился закрыть ««окно»» пока немцы на той стороне ничего не услышали.
        - Собакам - собачья смерть! - воскликнул Колбас на повышенных тонах и с полным убеждением в своей правде.
        - Жмуров, - позвал я инженера. - Выдай белорусам сейчас две бутылки водки. Пусть споят Колбаса до бесчувствия. А утром его к попу на исповедь.
        Ваня с Михаилом потащили наружу Колбаса, который все что-то порывался нам высказать. Жмуров пошел вслед за ними.
        - Мичман Победа.
        - Слушаю, товарищ капитан, - откликнулся Никанорыч, принимая строевую стойку.
        - Веди освобождённых женщин в баню. Потом всех покормить. Ну, да матушка Иулина сама всё знает. Исполнять.
        Даже не подавая голоса, мичман жестами сбил группу женщин в подобие отары и повел за собой из ангара.
        - Все вопросы потом, - раздался его голос уже с улицы.
        Фельдшер из моряков, натянув на себя без разрешения сбрую немца, взял его винтовку - нашу советскую СВТ-41, - похромал вслед за Никанорычем, замыкая женский отряд.
        Подумав, я не стал делать моряку замечание. Он к этому оружию привычен. Сам бы ему эту винтовку отдал потом. Но Никанорычу за своеволие его подчинённого потом выговорю. Для порядка.
        - Перекур, - приказал я, садясь на лавку.
        Крепко надо думать - продолжать нам акцию или бросить всё как есть. Женщин уже освободили. А то вдруг еще кто из наших с катушек съедет? Оно мне надо?
        Сосипатор возвышаясь надо мной как скала, пробасил.
        - А мне пострелять дашь?
        - Тебе-то зачем? - удивился я. - Они твою родню не жгли.
        - Дюже сапожки у них хороши, - покачал головой бывший абрек. - Не дело оставлять. За зипунами же туда пошли. И уходить с пустыми руками как-то не по-людски.
        Прибежал Жмуров. Доложился.
        - Выдал мужикам две бутылка ««Абсолюта»». Думаю, двух литров хватит им за глаза. Ну, что? Мародёрку начинаем?
        Я как-то спросил Тарабрина, а почему я могу убивать животных, а людей нельзя? На охоту же хожу, и на моих способностях ходить по временам это никак не отражается. На что Иван Степанович тогда ответил, что был бы я людоедом, то возможно мог бы и убивать безнаказанно. Животных мною убиенных я же ем. Но в любом случае пути Господни неисповедимы. И лучше не пробовать.
        - Мужики, - сказал я, затушив папиросу. - У меня денег, что грязи. Просто спокойно купить всё можно. Зачем нам обвафлянные немецкие простыни? И сапоги купить можно. Или со складов натаскать. Ботинки же американские натаскали на всех.
        - Что с бою взято - то свято! - пробасил Сосипатор с предельной убеждённостью. - Да и сожженные патроны требуется окупить.
        Вспомнилась что как-то раз в армии, наблюдая, как солдаты моей роты жрут сухой паёк на полигоне, куда входила сгущёнка, спросил.
        - Ну, что, бойцы, вкусно?
        - Ага, тащ лейтенант, - ответили мне с довольными улыбками. - Как украли.
        Вот так вот, нашему человеку купленное не так вкусно, как добытое самим. Пусть даже кражей. И, вообще, купленным шмотьём реже хвастают, нежели трофеем. Это уже не только наше - это общемировое.
        - ««Кюбельваген»» мы не забрали, - вторил псарю инженер.
        - А почему не ««Хорьх»»? - спросил я.
        Шикарная машина 1938 года выпуска со складной крышей стояла у самого крыльца барского дома. Несмотря на войну, все перекрасившей в защитный колер, этот ««хорьх»» блистал бежево-вишнёвым лаком, в две краски.
        - Только скажи и будет тебе ««хорьх»», - улыбнулся Жмуров.
        - Зачем мне ««хорьх»», когда тут и дорог то асфальтовых нет? - ответил я, хотя эта машина мне всегда нравилась. Ну, то в Москве, чтобы провожали завистливыми взглядами, а тут ««патрик»» будет лучше.
        Потом махнул рукой.
        - Делайте что хотите, только если подстрелят вас, то потом не жалуйтесь.
        Первая заповедь начальника: если нет возможности прекратить пьянку, то её надо возглавить.
        - Только подождём ночи, а то я уставший уже. И жрать что-то хочется.
        Зашел Мертваго, доложил, что санитарная обработка нового контингента началась штатно.
        - И ««вошебойку»» раскочегарили, так что сжигать их старую их одежду не придётся, - завершил он свой доклад.
        «Вошебойка»», или по-научному прожарочно-дезенфицирующая установка на базе автомобильного прицепа - моё последнее приобретение у квази-интендантов из моего осевого времени. По важности, наверное, вторая после полевых кухонь вещь. Благодаря таким установкам Красная армия в Великую Отечественную войну не обовшивела, в отличие от немцев. Тем более питание у нее дизельное, как у КамАЗа.
        Пока вша наш колхоз, несмотря на то, что живём практически в полевых условиях, не жрёт. Баня у нас еженедельно, ибо на воскресную службу надо являться не только душевно, но и телесно чистым. Канон тут такой религиозный. Но береженого бог бережет.
        - Как там настроения среди нового контингента? - поинтересовался я.
        - Да, как мешком из-за угла пришибленные, - пожал плечами Мертваго. - Молчат, озираются, но вопросов не задают. Завтра всё узнаем. Придут в себя - языки развяжутся.
        - Кстати, поговорил бы с пленным. А то даже не знаю: куда его девать, и зачем он нам тут нужен.
        - А чё с ним разговаривать, - пробасил Сосипатор - В куль, да в воду его.
        Статский советник расстегнул на затылке нашего пленного кляп, вынул его изо рта немца.
        Тот умоляюще прохрипел.
        - Васер.
        Жмуров отстегнул с пояса флягу и передал ее ветеринару. После того как напоил немца, Мертваго коротко с ним переговорил по-немецки. Потом сообщил нам.
        - Полезный парень оказался. Вернее профессия у него нам полезная: столяр-краснодеревщик. Мебельщик. Я бы его оставил здесь. Тем более у него семьи нет. Англичане выбомбили в Гамбурге всю его родню. Он потом добровольно вступил в ПВО, хотя имел освобождение от фронта. Он на заводе братьев Маузер приклады к винтовкам вырезал с начала войны.
        - Как зовут? - Интересуюсь.
        - Ганс Баумпферд. Обер-ефрейтор зенитной артиллерии.
        - Спроси: кровать нормальную сделает, чтобы не скрипела, когда на ней бабу дерёшь от всей души? Из секвойи.
        Снова переговорив, Мертваго нас заверил.
        - Может. Он у хорошего мастера учился. Но с секвойей не работал. Больше с махагони дело имел.
        - Жмуров, отдай ему одежду. - Распорядился я. - А вы ему скажите, что он у нас в плену теперь пожизненно. Обратной дороги нет. Так что пусть усиленно учит русский язык. И куда бы его устроить пока? - почесал я в затылке.
        - В свободный вольер к нам поместить, - пробасил Сосипатор. - Пусть на него мордаши полюбуются. Потом что-нибудь придумаем.
        Глава 9
        После ужина покормили пленного. Не со своего стола, просто разогрели на кухне собачьего питомника двухфунтовую банку американских консервированных бобов с мясной подливой. Кормили его там же на собачьей кухне у Баранова.
        Немцу американская жратва понравилось. А вот на чай из пакетиков от известного на весь мир бренда он сказал.
        - Вы научились делать эрзац лучше нас. Кофе у вас тоже эрзац?
        Мертваго долго смеялся, прежде чем мне перевёл эту сентенцию.
        - Скажи ему, что если будет хорошо работать, то будет в паёк получать настоящий кофе. Арабику или рабусту, - пообещал я.
        Мертваго перевел мои слова и передал мне ответ пленного.
        - Он сказал за это тебе авансом большое спасибо и убежден, что мы в нём не разочаруемся, - перевел статский советник его ответ. - Тем более что он никогда не был убежденным наци. Он рабочий.
        - Все они в плену рабочие да сторонники Тельмана, - пробурчал я. - А гитлеровская партия у них тоже рабочая, судя по названию [НСДАП - национал-социалистическая немецкая рабочая партия]. Спроси его, для чего к ним привезли русских пленных женщин, которых он охранял?
        Немец немного потупился, и, видимо, решал, как ему эта информация может повредить. Потом решил, что говорить надо правду.
        Простое лицо тридцатилетнего мужчины, русый, бритый, стрижен коротко, тусклые серые глаза и широкие ладони человека работающего руками. В своем мундире, с которого у него спороли все погоны, петлицы и нашивки он выглядел бы одетым в совсем гражданский френч, если бы не ясные алюминиевые пуговицы. По крайней мере, враждебного чувства у меня он не вызывал. И не только у меня. Мертваго, который с дойчами воевал в первую мировую, также был настроен вполне добродушно.
        И эта ««деревянная лошадка»» - так можно было перевести на русский фамилию немца, с опаской поглядывая на любопытных мордашей за сеткой-рабицей, разразилась речью с угодливыми интонациями.
        - Я на восточном фронте всего два месяца.
        Наверное, это он к тому упомянул, чтобы его за зверства оккупации не потянули к ответу. Гнётся фриц - уже хорошо. Но послушаем внимательно, что дальше скажет.
        - До того служил в ПВО Гамбурга где меня ранило осколком от английской бомбы. После госпиталя отправили в Белоруссию, - переводил мне Мертваго торопливую сбивчивую речь немца. - Так как я ещё считался выздоравливающим второй категории, то меня поставили обслуживать ««эрликон»» в санатории лётчиков. Это такая зенитка четырёхствольная калибром в два сантиметра. Периодически стоял на посту в карауле. У шлагбаума или вот как сейчас у сарая с пленными поставили. Куда ставил фельдфебель, там и стоял положенное время. Или какой другой хозяйственный наряд выполнял, к примеру, за продуктами ездил в качестве охранника. Мебель чинил. Плотничал по надобности.
        - Почему у тебя была советская винтовка? - спросил я.
        - Маузеров не хватает даже для Вермахта, поэтому Люфтваффе и СС постоянно вооружают трофеями. У нас интендантства разные. Я не в обиде - советская самозарядка очень хорошее ружьё, если за ним нормально ухаживать. Точная, не капризная, надёжная и скорострельная. Мне есть с чем сравнивать. Нам в Гамбурге привозили самозарядные винтовки Вальтера на войсковые испытания. Так вот по сравнению с токаревским ружьём она полный отстой. Вообще у нас любят русское оружие, особенно автоматы.
        - Скажи ему, чтобы зубы оружием не заговаривал, а рассказал про женщин, - попросил я Мертваго.
        Баумпферд сразу поскучнел, но показания давать не отказался.
        - В той усадьбе не только санаторий для уставших боевых лётчиков, но и бордель для них, - наконец разродился он на показания. - Офицерский. В военных борделях строго следят, чтобы контингент для господ офицеров был расово чистый. Только немки или, в крайнем случае, фольксдойче. Периодически проходят по этому поводу проверки от специального отдела Гестапо, хотя раньше за этим следили намного строже. В этом борделе, который в санатории, женщины, что обслуживают летчиков все расово чистые, из ««Союза немецких девушек»», молодые, красивые, фигуристые, из патриотических соображений добровольно поступившие на эту службу и числящиеся чиновниками военного министерства. Вот они настоящие наци. Даже во время оргазма громко кричат ««Хайль Гитлер!»». Но этот бордель у нас забирают на ротацию во Францию или в Норвегию, точно не знаю. А нового не присылают. Вот и майор Фогт приказал нашему коменданту набрать новых шлюх в лагерях военнопленных и из тех девушек, которые уезжают работать в Германию. Майор сказал, что если Толстый Герман сам решает кто у него в штабе еврей, а кто нет, то он - фон Фогт, - также сам
будет решать кто в его борделе арийка, а кто нет. Девушек подбирали внешне похожих на немок. Майор к этому отнесся очень строго. К тому же он решил таких женщин не афишировать начальству как бордель, а проводить их по документам как добровольных помощниц вспомогательных служб Люфтваффе с соответствующей подпиской. В Вермахте такая практика - оформлять пленных как ««хиви»», процветает с самого начала войны, а чем хуже Люфтваффе?
        - Многие подписали такие обязательства?
        - Насколько я слышал, только три девушки, что должны были отправиться в Германию на работу. Остальных привезли только сегодня.
        - Кто такой майор Фогт?
        - Начальник объекта, санатория и поместья вообще, которому подчиняется всё там. Он военный врач. Обер-штабсарц, но мы его между собой зовём майором, так как он палку со змеей на погонах почему-то не носит. У него большие связи в верхах. К нам, точнее к нему, ездят отдыхать даже генералы. Особенно после того, как в усадьбе построили финскую баню с массажем и биллиардный зал с баром. И патефон для танцев поставили в обеденном зале на первом этаже. А по почте присылают ему новые музыкальные пластинки. Прямо из Берлина.
        - Сколько женщин в немецком борделе?
        - Дюжина. По числу комнат на втором этаже. Хотя положено по инструкции иметь одну проститутку на 25 лётчиков. Но тут не полевой бордель, а санаторий. Так что у нас редко бывали одновременно больше двадцати летчиков на отдыхе. И исключительно офицеры. Летчики-фельдфебели отдыхают в других местах.
        - Почему же в сарае было больше женщин? Чуть ли не вдвое.
        - Фогт приказал привезти больше женщин, чтобы было из кого выбирать. И если кто из них откажется от такой миссии, то таких отправят обратно в концлагерь.
        - А шлюхи для обслуги санатория, где у вас расположены?
        - Для нас офицерские шлюхи недоступны. Чином не вышли. Для унтер-офицеров и рядовых есть свои полевые бордели. Но они далеко. Ближайший для Люфтваффе - в Минске. Но и там, в основном, страшные курляндские рожи трудятся. Да и не отпускают нас туда часто. Разве что в ближайшей деревне за пару банок консервов или за бутылку прованского масла с буханкой хлеба можно найти подружку на ночь. Но, не таких молоденьких девочек, а, как правило, вдов с маленькими детьми. Фогт это знает и не ущемляет нас увольнениями. Тем более что население в окрестных деревнях к нам лояльное. Хотя за провинность он может солдата лишить выходного. Вот все и стараются хорошо служить. На аэродромах нет и этого. Там будет в полевом борделе одна тумбообразная латгалка на 50 солдат. Правда, говорят, что в пехоте всё ещё хуже.
        - Телефон в санатории есть?
        - Нет. Телефонной линии нет. Есть рация.
        - Откуда сегодня прибыло к вам пополнение?
        - Из отдельной авиаполевой дивизии Люфтваффе. С её командиром у майора дружба на почве совместных пьянок. Вот его Фогт и попросил прислать подмогу, когда заметили непонятный летательный аппарат над санаторием. Раньше тут партизан не было, но всё всегда когда-то случается в первый раз, а фон Фогт очень предусмотрительный офицер.
        - Вот план санатория. - Расстелил я на столе вычерченную инженером ландкарту. - Покажи, где находятся основные огневые точки? А также запасные и резервные.
        - С твоей женой всё в порядке, - первое, что высказал Тарабрин, подходя ко мне, вместо приветствия.
        Появился проводник неожиданно как чёрт из табакерки.
        - Как ты не вовремя, - бросил я Тарабрину резкое слово. - У нас как раз полным ходом идёт операция по фашистскому санаторию для лётчиков. Мы только-только баб оттуда вытащили. Не закончили ничего.
        Улыбается мне Тарабрин как добрый дедушка.
        - Можно подумать, Митрий, что ты играть со временем разучился, - покачал головой Иван Степанович. - А вот баб показывай. Интересно же, кого ты тут на племя разводить будешь кроме коняшек.
        Что же и самому надо посмотреть внимательно, кого добыли, пока не стемнело.
        По дороге к санпропускнику Тарабрин заявил.
        - Я тут чего появился. Мне инженер твой нужен и белорусы. Ненадолго, дней на несколько. Хочу у себя финский бетонный погреб поставить. Старый погреб мой совсем обветшал.
        - А деньги для финнов есть? - хороший погреб и меня интересует на будущее. Пока снабжение мясом и молочкой у нас, что говорится, с колёс.
        - Мал-мала евро есть, - ответил проводник. - Только вот в чём проблема. Их мастеров мне сюда возить не хочется. Не нужны они тут на пять лет. А работы эти, как я понял, твоим ребятам по плечу будут и по квалификации. Оттуда только сам готовый бетонный короб привезти остается и оборудование.
        - Погреб - это хорошо, - ответил я. - Мне самому погреба не помешают. Урожай хранить. Да и мясо… Долго хранить пока негде. Собрался я уже изотермический фургон из своей Москвы пригонять.
        - Ну, фургончик можешь просто в аренду взять, чтобы льда наморозить, - посоветовал Тарабрин. - А вот готовые бетонные бункера под погреба я бы и тебе посоветовал заиметь. Их даже не обязательно в землю закапывать. Сверху керамзитом присыпают. А поверху дёрном обкладывают. Вентиляция правильная. Температуру нужную хорошо держат и электричества не требуют.
        - Уговорил. Соблазнительно, - согласился я. - А как же археологи?
        - Да и шут с ними, - махнул рукой Тарабрин. - Я тут по картам твоего времени посмотрел, моё поместье к ХХ веку затопит морем. Вот и давай своих белорусов мне в аренду.
        - Завтра, - ответил я. - Сегодня они, наверное, все пьяные в дым.
        И рассказал об инциденте с Колбасом.
        - Твоих никого не покоцал? - спросил Тарабрин с тревогой. - Только чужих?
        - Бог отвёл, - перекрестился я.
        - Если на твоих станет бросаться, то мой тебе совет: избавляйся от таких чудиков сразу. Не жалей. Ножик в руки и к мамонтам. Подальше отсюда. На Дальний восток или в Австралию. Ты не смотри что наш народ спокойный, податливый и работящий. Если его разозлить - он дюже свирепый бывает. Лучше такие случаи купировать в самом начале. Ага… Пришли вроде.
        На воротах ««концлагеря»» стоял на часах один из сосипаторовских егерей с винтовкой на плече.
        - Позови нам матушку Иулину, - приказал я ему.
        Когда попадья подошла, то расспросили её про новый контингент.
        - Бабы как бабы, - ответила Иулина. - Но взрослые. У таких наших уже по паре ребятишек, самое малое, за подол цепляются. А эти мало того, что не рожалые, так еще и военные.
        - Здоровье у них как? - интересуюсь.
        - Кроме вшей, ничего такого пока не замечено. Говорят, их дважды доктора осматривали, прежде чем они попали туда, откуда вы их забирали. Кстати, и среди них есть врач. Баба-врач. Чудны дела твои, Господи. Может лжу рекла?
        - Вряд ли, - ответил я. - В те времена и женщины высшее образование получали. И женщина-врач была уже не редкость.
        - Тогда, хвала Господу, - перекрестилась попадья. - Нам как раз доктор не помешает. Всё же, Мертваго, хоть и хороший человек, но коновал, а не людской доктор.
        Как и в прошлый раз расположились за обеденным столом под навесом. Доктор оказалась женщиной, внешне ничего особенного из себя не представляющей. Разве что природная голубоглазая блондинка больше похожая на финку или шведку, нежели русскую. Этакая Сольвейг с крышки сыра ««Виола»». Прожаренная и выстиранная форма на ней сидела ладно. Даже воротничок подшит свежий. На зелёных с малиновым кантом петлицах красная шпала и позолоченная медицинская эмблема - змея над чашей. Как шутили во времена моей армейской молодости: хитры как змеи, да и выпить не дураки.
        Она быстро оттараторила нам, что является штатным врачом медсанбата какой-то там стрелковой дивизии. Попала в плен недавно под Орлом. Взяли её в этот санаторий с пересыльного этапа в Минске. Потом мы объявились. Вот и всё. Воюет с мая 1942 года.
        - Гражданская специальность у вас, какая? - спросил я, открывая свой кадровый кондуит по контингенту.
        - Педиатр, - отвечает. - Но на фронте пришлось переквалифицироваться в хирурга. Хотя бойцы они все как дети. Вся разница, что умишка поменьше, а членишко побольше.
        Я и не подозревал, что этот армейский баян настолько древний.
        - Какой ВУЗ заканчивали?
        - Пироговку. В Москве. Распределили в Морозовскую детскую клинику, но потом мобилизовали в армию.
        - Значит ли это, что детей вы лечить можете?
        - Могу. На это и учили. А как хирург я чистый практик. Только фронтовой опыт. И то без длительного послеоперационного выхаживания. Медсанбат всё же не тыловой госпиталь. Прооперировали и дальше отправили по этапу санитарным поездом.
        - До института работали?
        - Закончила медицинское училище как операционная сестра, немного трудилась по специальности в Первой Градской больнице - стаж нарабатывала. Потом поступила в институт.
        - Последний вопрос: как вас зовут?
        - Военврач третьего ранга ВасилИна Васильевна Васюк - вот такие у меня родители, со своеобразным чувством юмора, - усмехнулась женщина. - Год рождения 1916-тый. Украинка по паспорту, но украинского языка не знаю. Всю жизнь прожила в Москве. Из семьи медиков. И отец, и мать. Мать еще первую мировую застала сестрой милосердия. Потом в роддоме на Шаболовке всю жизнь трудилась. Отец - доцент в Сеченовке. Практикующий психиатр. Тоже врач с опытом Империалистической войны. Родители на ней и встретились.
        - Как вы посмотрите на то, что мы вас назначим старшей над всей женской командой? В помощь матушке Иулине.
        - Ну, если надо, так надо. Я и так тут самая старшая по воинскому званию. А вопрос задать разрешите?
        - Спрашивайте.
        - Где мы? Что у своих, уже поняли. Но где?
        - В Крыму.
        - Он же еще под фашистом? - удивилась врачиха.
        - Вот, Митрий, все вы задаёте неправильные вопросы, - усмехнулся Тарабрин. - Не где, ВасилИна Васильевна, а когда. Крым. Но примерно сорок тысяч лет до Рождества Христова.
        - Ой, - врачиха зажала ладошкой рот. - А как же там?
        - Там вы в лучшем случае уже числитесь как пропавшая без вести, в худшем, как погибшая в плену. - Пояснил я. - Вам уже успели наколоть на руку номер?
        - Нет.
        - Значит вы пропавшая без вести, так как по немецкой бюрократии вас еще не провели по персональному учёту военнопленных.
        - Ужас, какой, - опустила врач руки на стол. - Я надеялась, что нас партизаны освободили. Что я у своих.
        - Вы и у своих. - Ответил я. - У русских. Но не у партизан. Всё что вы видите вокруг, называется страна Беловодье. И здесь нам очень нужны врачи. Добро пожаловать.
        - Обратного пути нет? - спросила женщина.
        - В концлагерь? - ответил я по-одесситки вопросом на вопрос.
        - В концлагерь не нужно, - замотала она головой.
        - Вы согласны работать по специальности?
        - Да. Согласна. Я и в лагере была согласная лечить пленных. Только там не было никаких лекарств. А здесь как с лекарствами?
        - НапИшете список - будут. Правда, у нас пока вместо зелёнки американский кумихром. Достался вместе с хирургической палаткой.
        - Знаю такой. Красного цвета. К нам в медсанбат поступал по ленд-лизу. Раненые его боялись, думали что кровь на них.
        - Ну, если согласны то вот вам толстая тетрадь, карандаши и полевая сумка, - положил я названные вещи на стол. - Составите список девушек. С указанием образования и специальности.
        - Я и так могу сказать. - Перебила меня врачиха. - Одна медсестра. Четыре штабные телефонистки. Кастелянша медсанбата, ну, сестра-хозяйка. Остальные все работницы банно-прачечной роты при медсанбате. Только не моего медсанбата, другого. И пяток девочек, пойманных немцами в Минске для угона в Германию на работы. Эти совсем соплячки по возрасту. Только что школу закончили. А долго нас тут за колючкой держать будут?
        - Две-три недели. - Ответил я. - Сами, как врач, должны понимать, что такое карантин. Потом на свободу. Но работа у нас по наряду. Пока коммуной живём. Выйдут девочки замуж, тогда и дома поставим для семейных. Нарожают вам детишек для практики.
        - А основная деятельность вашей коммуны, какая? - интересуется ВасилИна. - Сельскохозяйственная?
        Она махнула рукой в сторону наших огороженных полей, хорошо просматриваемых из ««санитарного концлагеря»».
        - Конезавод и добыча соли. - Просветил её Тарабрин. - Остальная наша община живёт через пролив на Тамани. В основном хлеборобствует. Живём как при царе Горохе, зато свободно. Работаем на себя. Ни бар, ни комиссаров над нами нет.
        - Много вас тут?
        - Много. Тысяч двадцать душ. Но здесь, в Крыму, мало пока.
        - А врачи ещё есть?
        - Есть. - Отвечает Иван Степанович. - Только все там, на Тамани.
        - У нас, пока вы, ВасилИна Васильевна, не появились, всех лечил наш ветеринар. Правда, он с опытом трёх войн. Так что с тем, что пока случалось, справлялся. Ещё есть фельдшер с Черноморского флота. Медсестру вот с вами освободили. Так что санчасть в конезаводе вырисовывается полноценная.
        - Пробу с ужина снимать будете, начальнички, - подошла улыбающаяся чему-то Иулина.
        - Обязательно, - поднялся Тарабрин. - Куда идти?
        Попадья махнула неопределённо в сторону полевой кухни.
        - Кстати, матушка, а почему новеньких не постригли под ноль? - понял я, что меня всю беседу напрягало. Короткая, почти модельная стрижка врачихи.
        - Тяжко мне с ними, Митя. - Вздохнула Иулина. - Во всех местах безропотно выбрились, как положено. Гнид вычесали. Постригли коротко ножницами они сами себя. Иначе - в драку. Но я предупредила, что если хоть одну гниду у кого найду, то всех наголо обрею насильно уже.
        - Матушка, я тут припомнил, что во времена моего детства в шестидесятых годах в деревнях избавлялись от вшей с помощью керосина. Волосы им мыли. А кто не захочет керосином вонять - пусть бреют головы налысо.
        И улыбнулся. Вот я, какой умный!
        - Можно попробовать. - Покачала головой Иулина. - А более приятных лекарств нет никаких? Уж больно неохота керосин нюхать.
        - Поищем. А вы пока пользуйте керосин.
        Да… такие ароматы вокруг приятственные от разнотравья степного. А их керосином… Но, что делать? Что делать? Тут вопрос не только гигиенический, но и дисциплинарный. А то толпе баб дай только побуянить. ««Когда казаки плачут»» у Шолохова читали? Вот-вот. А еще Аристофана можно припомнить. Чем-то надо баб занять в карантине. А то все беды, как известно от безделья проистекают. И не только у баб. У монахов, зеков и солдат те же проблемы.
        Пригласил к столу сестру-хозяйку из пленных.
        - Техник-интендант второго ранга Ионина Таисия Павловна, - представилась слегка полноватая женщина лет двадцати пяти. Брюнетка. Кареглазая. Стрижена коротко ««под мальчика»». Симпатичная бабёнка. Военная форма чистая, но видно, что поле прожарки и стирки. Разве что неразглаженная и без ремня гимнастёрка полощется на ней. Юбка чуть ниже колен. На ногах высокие брезентовые сапоги. Надо же и немцы в плену не позарились на такую обувку. А для лета она хороша. Особенно сухого и жаркого. Лучше кирзы и кожи будет.
        - Садитесь, Таисия Павловна, - предложил я и сам представился. - Хочу вам предложить должность кастелянши в нашей коммуне. Заведовать всем текстильным складом, выдачей и обменом белья. Как постельного, так и исподнего. Вам же знакома такая работа.
        - На столько душ? - только и откликнулась та на предложение.
        - Примерно триста, - ответил я ей.
        - Ничего особо сложного. В медсанбате было больше народу, если считать вместе постоянный и переменный контингент. Кому я подчиняться буду?
        - Мне. Я тут вроде самый главный. Пока мне. А как жена моя родит и сюда приедет, то ей. А повседневно - мичману. Он у нас главный за всем складским хозяйством.
        - Прачечная отдельно будет или тоже подо мной?
        - Вот вы и прикиньте, как лучше всё организовать, а то пока мужики сами себя обстирывают в ручье по субботам, а то не дело. Время от работы отрывается. А дел у нас невпроворот.
        - Всё надо вручную стирать, или какая механизация будет? - интересуется.
        - Вот подумайте, что можно приспособить для облегчения труда. А как у вас в медсанбате было?
        - По-разному. Где как. Но в основном всё руками. У наших прачек главной старшина стоит. Я ещё с ней посоветуюсь. Просьбы принимаете?
        - Смотря какие, - пожал я плечами.
        - Девочки по сладкому соскучились. Даже просто по сахару, не говорю уже про конфеты. Помочь с этим можете?
        - Будет зависеть от вашего поведения, - тут же нашёлся я. - Будете матушку Иулину слушаться, будет вам сласти. А нет, так нет.
        Ну, чисто дети. Угроза оставить без сладкого - действенная мера.
        Глава 10
        Дегтярного мыла я накупил в 1994 году, когда ещё его делали по советскому ГОСТу. На всех. Большой ящик. Плюс в своём осевом времени немного дустового мыла добавил, для тех, кому дегтярное не поможет - бывают и такие случаи. Плюс в зоомагазине несколько коробок особого шампуня для наших барбосов - пусть с блохастыми псами Баранов возится.
        Еще аптеки прошерстил по списку военврачихи Васюка в двух временах. Ленты стерильных одноразовых шприцов вдобавок к списку. Местной анестезии. Проверенных антибиотиков.
        Плюс просто шампуни, особо приятно пахучие - запах керосина отбивать. Хозяйственное и туалетное мыло на ежедневное употребление. Губки-мочалки, зубные щетки, футляры к ним и индивидуальные мыльницы - мыльно-рыльное по моему мнению у каждого должно быть своё. Зубную пасту - отечественный ««Жемчуг»», болгарский ««Помарин»» и французский ««Сигнал»» - проверенное качество без переплаты за бренд.
        Порошок вот зубной к 1994 году уже стал дефицитом. Надо просить Тарабрина, чтобы тот его привёз от Брежнева. В те времена его пропасть была и за копейки на каждом углу. Пяти сортов. Помню после переезда на Ленинский проспект я им потолок белил из старого советского пылесоса. Просто поток воздуха на реверс переключаешь и вот вам хороший бытовой краскопульт.
        Итого почти полный кузов ««патрика»» забит коробками с медимуществом. Особый аптечный склад придётся в ««колхозе»» ладить. И так уже складское хозяйство имеет нездоровую тенденцию к расширению, но всего на всю жизнь не запасти даже Госрезерву. Хорошо уже, что мичман в нашем складском хозяйстве порядок навел флотский, включая книги движения материальных средств. Стало возможным прогнозировать иновременной завоз, а не кидаться за ресурсами по ситуации. Хотя вот сейчас идут именно ситуационные закупки.
        В московской гостинице ««Севастополь»» превращенный арабами и индусами в ««Базар на Деве»» [сакральное торговое место в фантастических романах Роберта Асприна] набрал задёшево остальной мелочевки: ножниц, ногтерезок, наперстков, иголок, булавок и ниток, крючков, блочек, пуговиц. Ну, и куча всякого разного мелкого для женского рукоделия, чтобы бабы в карантине со скуки не дохли. Пусть лучше бисером вышивают.
        Плюс большая куча женских хлопковых трикотажных трусов с тремя резинками, ваты много, и ящик женских прокладок ««Кефри»». Я подсмотрел, что все девчата военного времени в мужском исподнем ходят. А оно под женские критические дни никак не приспособлено.
        Интересно, а как мы раньше обходились без всего этого? Или Господь свою длань простёр над нами? Отводил беды. А может просто баб не было в товарных количествах?
        Женские хлопковые трусы мне достались совсем недорого оптом и всех размеров с неходовым веселеньким рисунком ««камасутра зелёных крокодильчиков»». Сикх один оптовый склад неликвида распродавал в Москве, в том же ««Севастополе»». Я и хапнул по дешевке, всё, сколько их там было. Разве что трусы с прикольной эмблемой ««биологическая опасность»» на лобке брать не стал. Вдруг бабы обидятся и обиженку на меня загрызут? На фиг. На фиг этот график.
        Книги по разведению огородов уже в кабину складывал.
        Вздохнул и понял, что следующий заезд придется делать на склады при магазинах садового имущества, а то ручного сельхозинвентаря на всех у нас не хватит. Упустили мы как-то этот вопрос в планировании, а народу резко прибавилось.
        Последний промежуточный заезд на ««Джетте»» сделал в фирменный магазин фабрики «Красный октябрь»» недалеко от площади Восстания в 1996-м. Набрал сладкого - мятных пряников и конфет. Конфеты брал простенькие, не ««сталинские»» подушечки с повидлом, конечно, но традиционную и привычную контингенту карамель с начинкой - ««Москвичку»», ««Раковые шейки»», ««Гусиные лапки»» и ««Клубника со сливками»». Просили же просто сладкого, а не креативного изыска с гастрономическим развратом.
        Обратно, как всегда, сделал крюк на нашу Тамань - проведать жену. Ей привёз торт ««Птичье молоко»» от московского ресторана ««Черёмушки»». Василиса у меня тоже женщина - значит сладкоежка по определению, даже если сама об этом не догадывается. Пусть знакомым хвалится, какой у неё добычливый муж, даже птичье молоко для неё достать может. Шутка.
        Но сначала к Тарабрину. Успел как раз к установке готового бетонного короба будущего погреба на подготовленную несколько заглублённую в грунт площадку, уже отсыпанную известняковым щебнем. Короб ставили - мог бы и сам догадаться, - манипулятором моего КамАЗа, который взяли меня не спросясь. Но поразмыслив, решил это им на вид не ставить. Жмуров с ними, а он вроде как главный инженер у нас по всем механизмам.
        Погреб являл собой монолитную бетонную комнату с полукруглым потолком. Три стены глухие, в четвертой дверной проём. Пол также железобетонный. Метров шесть квадратных площадью при потолке в два метра по краям и в два с половиной в центре.
        - Что, сами этакую хрень сделать не могли? - удивлённо спрашиваю своих белорусов. - И где Степаныч?
        - Уехал в будущее отвозить обратно тягач с транспортером, на котором эту дуру привез, - ответил Жмуров, сворачивая рулетку.
        - Командир, мы сами такой, даже лучше сделаем, - развел руками Юшко. - Всего-то надо слегка другую арматуру вязать под заливку. Да только эта коробка уже тут стояла на прицепе готовая.
        - Вот-вот, - поддакнул ему явившийся джином из воздуха Тарабрин, - А арматуру продают только оптом по две тонны, не меньше. Так что ради одного погреба не было смысла столько ее завозить. А вот тебе, Митрий, такого погреба будет маловато на всех-то.
        - Уговорили, - махнул я рукой. - Степаныч, на пару слов.
        Отошли в сторону от стройки.
        - Как там Колбас? - спросил я волнующий меня вопрос, кося глазом на белоруса, который увлечённо махал совковой лопатой, отгребая от бетонной коробки погреба лишний грунт после её установки по месту.
        - Да ничего, - ответил проводник. - Напился, проспался, в работе отошел. Работа она в таких делах целебная штука. Но пусть поп с ним ещё беседу проведёт. Я со своей стороны его успокоил в том смысле, что опоздать к спасению его деревни мы не сможем по определению. Спасём его родичей в любом случае, но только при условии наличия у нас свободного времени. А также, что всех погибших в этой войне спасти не сможем. Чисто физически. Тут у нас другая напасть. Не забыл что на земле еще Ледниковый период? Так вот - ледник начал таять. Дон полноводней стал. На пару метров поднялся. Азов потихонечку поднимается. Хотя и не так заметно, но течение по Керченской протоке возросло. Я мужиков на ушкуе послал посмотреть своими глазами, что там делается, к чему нам готовиться.
        - А где сейчас кромка ледника? - интересуюсь. Раньше меня этот вопрос не беспокоил.
        - Была чуть выше того места где потом Воронеж поставят, - ответил проводник. - А где сейчас - бог ведает.
        - Так близко? - удивился я. - А не чувствуется совсем, что ледовый панцирь планеты совсем рядом.
        - Какой там: рядом. - Отмахнулся от меня Тарабрин. - Больше тысячи вёрст от нас будет. Но вода этим летом в Азове похолодает. Это точно. Не успеет прогреться в Дону. Кубани это не коснётся - она с других горок течёт. Надеюсь, и твоих речушек сие не затронет. Горы у тебя в Крыму низкие.
        Не было печали - черти накачали, - чертыхнулся я мысленно. Нам только всепланетного катаклизма тут не хватает для полного счастья.
        - Я вот что тебя давно хотел спросить, - вынул я портсигар и постучал об него гильзой папиросы. - В каком времени жить лучше? Всё же ты больше моего видел?
        Проводник откликнулся сразу.
        - По мне так Прага в начале двадцатого века, - улыбнулся Тарабрин. - Я тебе об этом уже говорил.
        - Я не про тебя. Я про всю общину в целом. Думал об этом?
        Пока Иван Степанович размышлял, я прикурил, выпуская в чистый воздух ароматный дым турецкого табака.
        - Думал. Читал. Даже ходил в некоторые места по первым годам нашей жизни тут, когда нам здесь трудно было. Что тебе сказать? С деньгами везде неплохо. - Усмехнулся проводник.
        - И не путайте туризм с эмиграцией, - поддакнул я. - Проходили и такое.
        - Точно, - подтвердил Тарабрин.
        - И всё же, - настаивал я. - А то вдруг нас библейским потопом накроет. Как там по тексту… Только один Арарат торчать над морем будет. Не так уж и далеко от нас эта горка. Куда тогда бечь?
        Тарабрин задумался.
        Я не торопил.
        - Аргентина, - наконец разродился проводник. - Аргентина конца девятнадцатого века. Самое либеральное законодательство для эмигрантов. Землю власти раздают немерено под пахоту, но в пампасах. Для европейцев там холодновато, а для нашего народа в самый раз. Аргентинский крестьянин больше скотовод, нежели хлебороб. Мясо ест чаще, чем белый хлеб. Немаловажно и то, что во всей латинской Америке это будет самая ««белая»» страна. И, какая-никакая, цивилизация уже есть. И религию свою никому там не навязывают.
        - Они разве не католики?
        - Большинство католики, но не упёртые как поляки, и с папой римским у них свои зарубы.
        - А Соединённые штаты? - удивился я. - Там же по статистике четверть тыщи церквей не считая сект.
        - Там каждого будут через коленку ломать, чтобы становился стопроцентным американцем, несмотря на вероисповедание, - сплюнул Тарабрин. - А в Аргентине всегда позволяли пахнуть по-своему. Во внутреннюю жизнь общин не лезли, если с налогами всё в порядке. Да и зерно на рубеже тех веков хороший экспортный товар. Особенно, если самим в Европу его возить. А чего ты об этом задумался?
        Не стал я скрывать своих страшилок. Все же у меня вот-вот ребенок родится - о нём подумать не грех. О его будущем.
        - Да твои сведения о том, что ледник тает, подтолкнули к таким мыслям. Ты же не жил во времена всеобщей истерии о глобальном потеплении. - Выдвинул я свои резоны. - А я такой информации нахлебался.
        - Ну, у нас тут фора по рельефу большая, - убежденно заявил проводник. - Черного моря, как такового, пока еще нет. От Керченского пролива верст на полста южнее там такой водопад грохочет - любо-дорого посмотреть. Дон с Днепром, да и с Дунаем вместе, море не зальют полностью, даже если ледник совсем растает. Тут проран на Босфоре нужен, чтобы каждый час вода кубическими километрами вливалась. И то не сразу всё затопит. Так что тыщ двадцать лет у нас в запасе есть. Я так думаю.
        - Не ошибся где с расчётами? - спросил я с подозрением.
        - Да вроде нет, - пожал плечами Иван Степанович и усмехнулся. - Иди уже к жене. Решай с ней там планетарные вопросы. А меня погреб ждёт. К тому же надо еще забрать арендованный самосвал с керамзитом на обсыпку этой бетонной коробки. И назад его вернуть уже пустой. Кстати, а чего сам арендой в других временах не пользуешься? Выгодное дело при недостатке механиков в своём хозяйстве. Платишь там за три дня, а тут эксплуатируешь все три месяца. Главное вовремя отдать.
        И хохочет.
        Ночевал у жены в поезде. Ужинали. Разговаривали, держась за руки. В глаза друг другу смотрели с нежностью. Василиса ходит уточкой, живот в лапках держит. На сносях совсем жена. Уже и акушерку в поезде у себя поселила, чтобы заполошно за ней не бегать, когда схватки начнутся.
        ««Птичье молоко»» привело Василису в восторг. Больше названием, чем вкусом, как я понял. Акушерка, которая с нами ужинала, была откровенно в шоке. Да и название это превратилось в кондитерский бренд только в шестидесятых годах ХХ века из откровенной хохмы кавээнщиков. А до того на Руси это было символом того, чего нет и быть не может по определению.
        Утром, позавтракав, отправился обратно к себе в ««Неандерталь»» через ХХ век. Попался настырному продавцу полосатых палочек, от которого ушел через свежевспаханное поле, на котором тот плотно застрял на своих ««жигулях»». Тут ««патрик»» зверь-проходимец. Я бы и штраф спокойно заплатил, но попал транзитом во времена Брежнева, а советских рублей в кармане ноль, да и номера для гайцев на пикапе непривычные. Так что счел за благо уйти прямо на виду обалдевшего гаишника в темпоральное окно. Всё равно никто ему не поверит.
        Странно, я по этой глухой подмосковной дороге сколько раз через времена ходил, а гаишников на ней ни разу не видел. А тут на тебе… засада.
        В ««колхозе»» первое, что бросилось в глаза - моряки в противогазах и ОЗК. С лопатой и пластиковым мешком хлорки в руках куда-то целенаправленно топают.
        - Ты что, им учения объявил? - спросил я наблюдавшего за ними мичмана, вылезая из машины.
        На что Никанорыч только усмехнулся.
        - Считай, что учения. Но не моя эта инициатива, а Вась-Вась.
        - Кого? - удивился я.
        - Васюка. Врачихи новой. Она тут вчера Мертваго строила как первогодка по поводу норм гигиены в полевом лагере. Заставила кухню перенести в ««концлагере»» подальше от сортиров, как по Уставу положено. И хлоркой отхожие места присыпать. А сегодня распоряжение вышло хлорировать все отхожие места в ««колхозе»». Все, какие есть. Мертваго её приказ передал лично мне с большой просьбой выполнить, как указано. Вот я и запряг своих ранбольных выздоравливающих. Остальные мужики все при деле, да и объяснять им, что надо делать, долго. А мои привычные. На морбазе также хлоркой очки присыпали, да и на коробочке гальюн с той же хлоркой драили.
        - Что? Настолько суровая баба оказалась? - удивляюсь.
        - Конь с яйцами, - подтвердил мои подозрения мичман. - Видел бы ты нашего статского советника - юнкер двоечник перед фельдфебелем, которому лекцию по науке гигиены читают, поставив по стойке ««смирно»».
        - А во что еще она влезла? - почесал я под мышкой, подозревая серьёзные тёрки.
        - Больше пока ни во что. Гигиена и санитария. Вот кого бы санитарным врачом к нам в Измаиле надо было ставить. Не было бы тогда в магазинах и пивных мух да тараканов. А в санпропускник сегодня не ходи. Они там все керосином воняют. Я им целлофановые пакеты выдал головы закрыть. Но всё равно духан такой, что мухи дохнут.
        - Принимай аптеку. - Перебиваю Никанорыча, настроившегося на обсуждение женщин. - Где складывать будешь?
        - Не приму, - твёрдо отвечает мичман. - Врачихе передай по описи. Её епархия. Я в таблетках ничего не понимаю. Ты мне про другое скажи: в двадцать первом веке в архив Коминтерна мне реально попасть?
        - Тебе зачем?
        - Да проверить тут одни сведения, что я у тебя в интернете нарыл.
        - Опять бриллианты для диктатуры пролетариата?
        - А то. Я тут Тарабрина поспрошал. Так он готов камушки реализовать в деньги. Даже в золото.
        - Бежать отсюда намылился? - прищурился я с подозрением.
        - Почему сразу бежать? - натурально удивляется мичман.
        - Потому что здесь ни деньги, ни камушки никому не нужны. Колись, что у тебя за мечта-идея вызрела?
        Никанорыч угостился у меня самодельной папироской, прикурил, выдохнул дым длинной струёй, потом выдал, хоть стой, хоть падай.
        - В море хочу. Чтоб солёные брызги в лицо. Чтобы ветер гудел в снастях. Аа-а-а… - махнул он разочаровано рукой. Типа: тебе не понять, крысе сухопутной.
        - Где я тебе море здесь найду? - развёл я руками. - Азов тут - лужа болотная с кучей плоских островов. Керченская протока кончается водопадом, что твоя Виктория в Африке. Лодку могу купить с мотором. Типа ««Зодиак»». В плавнях рассекать. К тому же мы давно рыбы не ели. Всё мясо да мясо. Была бы ещё домашняя свинина, а то всё дичь, - пожаловался сам напоследок.
        - Да плевать мне на рыбалку, - реально плюнул мичман на землю и аккуратно затёр плевок ботинком. - На эти бриллианты, которые большевики разбазаривают по миру не известно на что, можно корабль купить и по морям ходить, хоть вокруг света. Мечты, мечты, где ваша сладость… Это Шишкину в радость лошадям хвосты крутить. Сосипатору с Барановым кроме собак ничего не нужно. Жмуров весь в мечтах о постройке церкви. Они на своем месте. Один я как дерьмо в проруби. Был я боцман - уважаемое на флоте лицо. А сейчас баталёр клятый, да ещё сухопутный.
        Постепенно за разговором переместились к моему домику, и расселись в курилке у мангала.
        - И как ты себе всё это представляешь? - заинтересовался я, доставая портсигар.
        - Выведи меня в начало двадцатого века. И брось там. На брюлики комиссарские куплю я винджамер. А дальше кораблик сам деньги заработает.
        - Чего купишь? - не понял я, хотя слово это где-то уже слышал.
        Даже папиросу прикурить забыл. Так и держу зажигалку в руках.
        Боцман поясняет.
        - Винджамер - ««выжиматель ветра»». Это большой такой парусник, даже тебе не чайный клипер. Это мощнее, больше. Четыре-пять мачт. А бывало что и семь. Скорость до двадцати узлов, как у хорошего парового крейсера времён Цусимы. Команда впятеро меньше, чем на клипере, а грузоподъемность на порядок больше. В те времена, старики сказывали, рояли только на парусниках перевозили, потому что на пароходах вибрация сильная была, вредная для такого тонкого музыкального инструмента. Патефоны там… ну мало ли деликатного товара.
        - Буржуем, значит, захотелось стать? - спросил я уже с ехидцей, и прикурил папиросу.
        - Почему нет, - охотно отозвался мичман, - если ты сам меня от строительства социализма оторвал, и ходу мне теперь обратно нет. Даже если и вернусь, то флот мне не светит, даже если в особом отделе не замордуют. А с тобой я контракт не подписывал. Присяги тебе не давал. А иметь свой корабль, чтобы по белу свету ходить и всё своими глазами увидеть - мечта с детства. С того самого времени как детдоме Станюковича прочитал. Чемодана бриллиантов, думаю, на всё хватит. И вам ещё останется.
        - Экспроприация экспроприаторов, которые сами экспроприаторы экспроприаторов, получается, - усмехнулся я. - Грабь награбленное у грабителей.
        - А хоть бы и так, - вынул Никанорыч из кармана кисет и стал набивать табаком свою трубку.
        - Команду, где брать думаешь? Языками-то ты не владеешь.
        Никанорыч сразу не ответил, внимательно раскуривая трубку.
        - В русской Финляндии. Дореволюционной. Оттуда большинство офицеров торгового флота в Империи были. На Балтике. На Черном море большинство моряков торговых из греков понтийских. И русский эти финны знают. И шведский язык. Многие еще и английский с немецким. На барк-винджамер команда нужна небольшая. Человек тридцать пять-сорок максимум. На шхуну ещё меньше. Это на клиперах было по полторы сотни матросов. А на винджамерах механизация. Лебедки, тали… матрос и тот грамотный должен быть. Не абы какой.
        - А складскую службу поставишь? Чтобы без тебя работала как часы? - кинул я пробный шар.
        Думаю, Никанорыч этот вопрос продумал и до меня, что тут же и подтвердилось.
        - Девок намедни мы притащили грамотных, - выдохнул он ароматным дымом с запахом сушёного чернослива. - Читать-писать-считать умеют. Да и Рябошапка с десятилеткой. На береговой базе в Измаиле у нас все кладовщики были из хохлов. Так что потянет с радостью. И нога увечная тут не помеха. Обучу всему, никуда они не денутся.
        - С Тарабриным надо посоветоваться, - ответил я уклончиво. И вздохнул. - Думаешь мне это хозяйство в радость? Разве хочешь - надо! Я вообще человек ленивый. Мне бы пузо греть на белом песочке у ласкового моря, книжку интересную почитать, а я тут кручусь как белка в колесе. И никакого прибытка, кроме затрат. А годочки-то мои не молодые.
        - Брось жаловаться. Ты мужик ещё в самом соку. - Удивляется Никанорыч.
        - Через полгода мне шестьдесят шесть стукнет, - ответил я и грустно причмокнул губами.
        А сам подумал, что с моими играми со временем уже давно стукнуло. Если по дням посчитать не только мою жизнь в ««колхозе»», а во всех временах и весях за последний год.
        Сказать, что мичман удивился, это ничего не сказать. Тот только и воскликнул.
        - Иди ты!? Сильна твоя порода.
        Не говорить же ему про омолаживающее действие порталов на проводников. Обзавидуется ещё вусмерть. Мне оно надо?
        Помолчали. Потом подумав, Никанорыч добавил резонов.
        - Но у тебя семья здесь. Скоро семеро по лавкам рассядутся. А у меня никого. И видно уже не будет.
        - Неужто никто из девок не приглянулся? А красавицы есть - глаз не оторвать, - попытался я нащупать его слабое место с этого боку.
        - Моряк я. - твёрдо ответил мичман. - А у моряка в каждом порту если не невеста, то шлюха отыщется. А тут у тебя долго ещё ни шлюх, ни честных давалок в упор не наблюдается даже в бинокль. Этим бабам семья нужна, дети и чтобы муж к юбке привязан был. Не моё.
        Отпустил я мичмана гулять по своим делам, потому как в душе сильное раздражение на Никанорыча выросло, что не способствовало продолжению общения, тем более в жанре дискуссии.
        Я ему, можно сказать, жизнь спас, а он… Хотя и понимает это, да не желает потрудиться на спасшее его общество, эгоист. Присяги, видите ли, он мне не давал… А у меня на него были большие планы.
        Сам виноват. Договариваться всегда надо ««на этом берегу»» и четко, без двусмысленностей, а не намёками. Типа я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю.
        Это Жмурову тут в кайф, Сосипатору, Шишкину… Иной раз мне кажется, что они сами мне готовы приплачивать за возможность заниматься тем, чем занимаются. А боцману море подавай. Да где я тебе его здесь возьму?
        Курю и слушаю как боцман весело напевает, удаляясь от меня.
        - В кейптаунском порту
        С какао на борту
        ««Жанетта»» починяла такелаж…
        Настроение у него хорошее, в отличие от моего.
        Глава 11
        Весь день насмарку. Укрылся от народа в своём домике. Никого не желал видеть. Депрессия у меня. Даже на обед не ходил. Накатил шустовского под лимон и шоколадку. И чтобы не травить душу о том, какой я несчастный да неудачливый, достал томик Гёте и стал читать ««Фауста»». Может гений мне что подскажет?
        Ничего не подсказал поэт, кроме доставленного эстетического наслаждения от чтения великолепного текста.
        Надо идти к Тарабрину. Старик, скорее всего, с такими выкрутасами уже сталкивался. И опыт разрешения таких конфликтов, наверняка, имеет.
        Тем более, что запас шустовской ««Финь шампани» кончился у меня. А запас золотых монет у Степаныча.
        Хотя… зимой с 1917-го на 1918-й год… В период саботажа чиновниками временного правительства Советов, можно конфисковать даже не золото, а бумажные кредитные билеты в любом банке Петрограда или Москвы. Да хоть во всероссийском казначействе. И не зависеть от Тарабрина при закупках в дореволюции. К тому же деньги сгинувшей империи никому там уже навредить не смогут.
        Но тут - чёрт его подери, - Никанорыч опять будет нужен, как напарник ограбления века.
        Тарабрин, когда я поделился с ним своими сомнениями и соображениями насчёт мичмана, пододвинув ко мне вычурную серебряную пепельницу, высказался просто.
        - Сколько твой боцман тебе прибытку принёс по прошлому походу в революцию?
        - Миллион фунтов стерлингов в довоенных банкнотах, - ответил я. - В смысле выпущенных до первой мировой войны. От восьмидесятых годов девятнадцатого до десятых двадцатого века. Банкноты банка Англии.
        Я их давно уже на кучки разложил по годам выпуска, как раньше с долларами возился. Чтобы в случае надобности на сортировку времени не терять.
        - Отложи десять процентов на его долю, - выдал проводник совет.
        - А не до фига ему будет? - возразил я возмущённо. - Это же больше пятисот тысяч долларов. Тех долларов, обеспеченных золотом, а не резаной бумаги, как у меня.
        - Совсем, Митрий, ты капиталистом стал, - ворчит Тарабрин, укоризненно качая головой. - По-доброму его доля в этом вашем разбое половинная за вычетом затрат на подготовку. Так что выдавай ему десятину с чистым сердцем. Хватит ему и на парусник и на стартовый капитал. А брюлики Коминтерна, если у вас всё получится, можно будет тогда реализовывать в долгую и помаленьку, чтобы амстердамские евреи цену нам не сбили. А если ничего у вас с камушками не выгорит, то и бог с ними.
        - Можно тогда просто в пустыне Намиб песочек просеять и алмазов набрать, - выдвинул я встречную версию. - Безо всякого риска получить пулю в пузо от дипкурьера коминтерновского или его охраны. Там только с водой тяжело. Но с нашими возможностями темпоральных окон не вижу и тут проблемы. Бочка на прицепе.
        - Долго думал? - смеётся Тарабрин. - Мы бы туда сразу сходили после ручья Сакраменто. Годная идея, если ничего лучшего нет. Ты точные места знаешь, где алмазов полно там? Вот и я не знаю. Что-то мы, через сетку тонны песка просеяв бы, нашли. Но далеко не индийская Голконда там. Мне дикие люди самоцветов больше приносят, безо всякой возни с земляными работами. И затрат меньше, как временных, так людских и материальных. Да и приятно делать людей счастливыми, бесполезные камешки они меняют у меня они на очень нужный им в быту инструмент, который им жизнь облегчает.
        Тарабрин разлил квас по кружкам. День сегодня жаркий, но дюже хороший. Сидим душевно на веранде у Тарабрина. В тени виноградной лозы, распустившей листву. Лето вступило в свои полные права. Так что холодный квас в кайф шел. Отпил проводник шипучего напитка и продолжил.
        - Кроме того, думал я над тем, что ты мне намедни наговорил про глобальное потепление и возможный катаклизм, связанный с таянием ледника. Сходил в Беларусь рубежа миллениума, посидел в интернет-кафе. И вот что надумал. Надо нам заранее запасную базу готовить, чтобы в случае катастрофы не метаться в режиме курицы с отрубленной головой. И тут твой боцман ой как в кассу ложится. Мы его финансируем, он натурализуется в Аргентине. Где-то в годах восьмидесятых девятнадцатого века. Пусть ходит по своим морям под аргентинским флагом. Заводит связи в местном истеблишменте. С чиновниками там, банкирами. Узнает всё про земельный вопрос. Где, что и почём. А в случае чего страшного мы просто к нему присоседимся. Всё не на голый берег вылезать, брода не ведая. Как тебе такая идея?
        - А потянет он такую важную миссию? - усомнился я.
        - Почему не потянет? - пожал плечами Иван Степанович. - Мы ему сбычу мечт - он нам разведку и плацдарм. Нормальная сделка. Главное правильное место заранее застолбить. Лучшее, а не те, что сходу чиновники раздавать будут всяким понаехавшим. Достань подробную карту Аргентины. И историю ее экономики. Тогда и подробнее поговорим.
        - А если он нас кинет? Океанов в мире пять. Заныкаться можно в легкую, особенно в девятнадцатом веке, - озвучил я свои подозрения. Всё же я продукт своего времени и ««ревущие девяностые»» меня многому обучили. В том числе и опаске.
        - Вроде не тот он человек, чтобы договорённости не исполнять, - ответил мне Тарабрин. - Хотя чужая душа и потёмки, но ему выгоднее будет с нами, чем без нас. А пропасть на паруснике в девятнадцатом веке можно и без черных мыслей в отношении компаньонов. Тут всё в руках божьих. К тому же мы соломки подстелем. Не всё ему в одно рыло, а создадим простое паевое товарищество по британскому праву. И корабль купим на троих. Но он - капитан! А мы так - директора пароходства, - смеётся Степанович. - На обед остаёшься?
        Жмуров проводил презентацию макета церкви.
        Подгадал к празднику Троицы.
        Полста дней в ««колхозе»» от Пасхи уже прошло, а я и не заметил. Как один день всё мелькнуло. Плотно живу.
        От лица нашего священника можно было свечи зажигать - так оно светилось в предвкушении обладания своим храмом. Да ещё таким, какого ни у кого в общине нет. Даже в Темрюке.
        Выпустили и наших освобождённых пленниц из санпропускника - вроде как инкубационные периоды болезнетворных бацилл все прошли, - да и руководство ««колхоза»» туда шастало постоянно. Давно бы уже разнесли инфекцию, если таковая бы и была.
        Ажиотаж среди колхозников дамы произвели. Изголодались мужики. Но хулиганства себе никто не позволял. Вчера Онуфрий с ними беседу провёл, что женщин освободили из неволи мы не для блуда, а для христианской семейной жизни. И любого, кто посягнёт на честь девы, ждёт изгнание с завода, если вообще не из общины. А по согласию каждый сможет себе из них жену выбрать. Но только по согласию.
        Ввиду того, что храма у нас пока нет, и украшать зелёными веточками нам нечего, все их держали в руках, как в вербное воскресение. А уж как мужики петь старались - соловьями разливались, на девушек косясь.
        Для праздничного стола привёз я не только обычную норму сухого вина (на этот раз Изабеллы), но и помидоры, которые мы посадить забыли. Точнее забыли поставить вовремя рассаду на них, вот и пропустили время посадки в грунт. Чеснок и лук репчатый пока привозные. А вот красный перец у нас вырос. Не такой жгучий, как кайенский, но злее паприки. Так что аджика получилась. Даже не совсем кавказская аджика, а то, что моя мать в своё время сама делала и называла ««огонёк»» - острый чесночно-томатный соус из натуральных ингредиентов, не кетчуп клятый. А к нему в полевой кухне что-то вроде чанаха томлёного с молодой картошкой, да привозными баклажанами. Да с сайгачатиной. А во второй полевой кухне - щи с молодой капусты.
        Народу понравилось необычное праздничное блюдо.
        А после торжественного обеда инженер и стряхнул покрывало со своего макета. И скромно встал, рядышком, не дыша.
        Что сказать? Лепо. И как проект, да и вырезано искусно. Шатровый храм, устремлённый ввысь, опирающийся на четыре массивных крыльца с круговым гульбищем и невысокой колоколенкой над одним из крыльев. Просто космическая ракета, устремлённая ввысь на стартовом столе. А под каждым крыльцом внутри подклет для хозяйственных нужд храма. И под самим храмом просторный полуподвал. Храм же не только культовое здание, еще и хозяйство при нём.
        Аплодисменты Жмуров сорвал. Неожиданно для меня, первыми захлопали ладошками бывшие узницы фашистских концлагерей. Остальные подхватили.
        После того, как артельщик каменщиков с ошалелым видом отошел от стола с макетом, я ухватил его за локоть.
        - Осип, коли после оговорённых с Тарабриным работ, останешься у меня, то строить этот великолепный храм предстоит тебе.
        Осип Каменюка - мужик основательный, у артели в почёте, не первый год её возглавляет. Это очень яркий показатель при прямой-то демократии в русской артели. Выслушал меня внимательно.
        - Спаси Христос тебя, барин, - поклонился он, стянув с головы шапку, - Соблазнительно такую лепоту своими руками изладить. Но сам я того не решаю. Мне с артелью это дело обмозговать надо. Как артель скажет, так и будет. К тому же у нас и семьи в станицах на том берегу.
        - А семьи, если у меня останетесь, везите сюда. Мы вам слободку поставим, - завлекаю я мужика хитрована, прикидывающегося передо мной валенком. - Хозяйство домашнее под боком будет. Только покажи где колодец вам копать - я для него бетонные кольца привезу. Да и сыновей мастерству обучать есть тут где. Поначалу на каменоломне. Потом на стройке. А лучшие ваши сыны, наверное, и камень резать смогут фигуристо.
        - Платить как будешь: по сезону или месячину? - прищурил Осип хитрый глаз.
        - Договоримся, - обещаю я, ещё не зная под чего подписываюсь.
        Но договор - это согласие при полном непротивлении сторон, как завещали нам классики советской литературы. Так что договоримся. А как конкретно - это я у Тарабрина чуть позже выясню. Этот сезон артели на его иждивении. Я их только кормлю. А у Степаныча с ними очень сложные расчёты. Не для средних умов.
        - Ну, тады пойду я с народом пообщаюсь. Тут как опчество решит, так и будет. Без обид, коли что, - разводит Осип руками.
        - А ещё я всю твою артель одену в одежду для работ на свой кошт, - завлекаю напоследок, имея в виду джинсовый секонд-хенд из Америки. - Свою трепать не придётся.
        - Струмент заморский будет? Как у чурошников, - предъявляет Осип уже специфические хотелки.
        - Договоримся, - обещаю. Теперь уже точно договоримся.
        Отстал я от артельщика и выискал глазами девушку Аню из пятнадцатого века, ту самую дочь замкового слуги из Соснова, что в Русском воеводстве Польской короны выросла. Она как раз о чём-то скромно беседовала с отцом Онуфрием и матушкой Иулиной.
        Позвал их всех присесть за стол у макета. Народ как раз, насмотревшись на макет, разошелся по манежу общаться с женским полом, разбившись на кучки.
        - Нравиться тебе такая церковь? - спросил у девицы, оглаживая макет из секвойи.
        - Любо. По душе мне такой храм, - отвечает. - Его у нас построят?
        - У нас, - отвечаю. - А что можешь мне сказать про человека, который такое изладил?
        - Плохой человек такое сделать не может. - В голосе девочки прорезается убеждённость. - Тут надо чтобы Господь свою десницу простёр над его главой. Но почему вы меня пытаете? Что я понимаю в этом?
        Пришлось прояснить ей, кто есть кто.
        - Я тебя от рабства басурманского освободил и теперь я тебе вроде как опекун получаюсь, раз отца твоего рядом нет. А человек, который этот храм строить у нас будет, попросил у меня, как твоего опекуна, твоей руки.
        - Он православный? - спросила и тут же покраснела, смутилась. - Да что это я. Другой веры человек наш храм строить не будет.
        Святая простота. В самом московском Кремле итальянские католики православные храмы строили. И какие храмы! Но подтверждаю.
        - Православный. Без обману. Вон отец Онуфрий подтвердит.
        Священник подтверждающе кивает с ласковой улыбкой.
        И матушка его согласно кивает.
        А я продолжаю.
        - Если ты вообще ничего не имеешь против, чтобы выйти замуж, то я готов тебя познакомить с возможным женихом. Насильно выдавать тебя никто не собирается. Будет твоё согласие - всем любо. А если жених не по нраву придётся - что же, на всё воля божия. Звать жениха знакомиться?
        - Ну, если только посмотреть, без обещания завтра венчаться, без моего согласия, то почему бы и нет. - Пожимает худыми плечиками, опуская глаза в стол. - Меня ещё никто не сватал. Интересно.
        - Зови Жмурова сюда, - поймал я за рукав одного из пробегающих мимо воспитанников Юшко и снова обратился к девушке. - Погуляете вместе, поговорите. А завтра, после утренней молитвы, ты мне своё мнение скажешь. А мы тоже расстараемся - первая свадьба у нас будет, как-никак. А платье, и приданое тебе я обеспечу, как то опекуну полагается.
        - А хата у него есть? - спрашивает Аня.
        Отвечаю с удовлетворением. Нравится уже мне ход её мыслей.
        - Он строитель. Инженер. Розмысл, по-вашему. Дом построит такой, какой захочешь. Да всё что ты вокруг видишь, построено по его думкам. И многое ещё не окончено.
        Жмуров пришел несколько смущённый. Я даже не ожидал такой реакции от прожженного мужика, командовавшего бичами и уголовниками на золотых приисках.
        Пересели. Инженер рядом с отцом Онуфрием. Я с девушкой напротив.
        - Кхм… - прокашлялся священник. - Как говориться: наш купец, ваш товар. Что в приданое за девицей честной даёте?
        - Да мне и приданого не нужно, - вспылили Жмуров. - Мне Анна люба. Да и о каком приданом может идти речь, если её, можно сказать, голой из турецкого плена вынули.
        - А вот тут ты не угадал, - вставил я своё веское слово. - Как её опекун заявляю, что приданое у Ани будет не хуже чем у других, чтобы ты не смог её никогда попрекнуть, что она бесприданница. Голой и босой тобой взята из милости. Так что думай, что у меня просить будешь. А пока идите, детки, погуляйте, пообщайтесь, познакомитесь.
        - Можете за руки подержаться, - влезла Иулина с нравоучением. - И только. Если на то будет ваша воля, то на следующей воскресной службе огласим вас женихом и невестой, вот тогда и целоваться сможете по праву. А там после уборки урожая и свадебку отыграем, коли Господь сподобит.
        - Идите, идите, - благословил их десницей отец Онуфрий.
        И молодые пошли, беседуя на ходу. Прямо к калитке в собачий питомник. Ох хитёр инженер. Там у борзой суки целый выводок месячных щенков. А щенки для девушки на втором месте после котиков, как известно. Умиление вызывают. А там и до розовых пони дойдёт. Точнее - до наших арденов. Им тоже скоро в срок жеребиться.
        Кроликов что ли завести для девчачьего умиления? Нет. Они будут конкурентами с лошадьми за корм. А мясо тут просто табунами пока по степи бегает. Не ко времени.
        - Матушка, - обратился я к Иулине, когда молодые отошли на противоположный конец манежа. - Подскажи, бога ради, что везти мне из всякой постельной рухляди в приданое?
        - Перину, подушки перьевые, простыни, наволочки, да хорошее одеяло. И в числе, чтобы смена была на стирку.
        - А пленный твой германец пусть им кровать изладит, - поддакнул жене священник. - Чашки, плошки, ложки и само собой - самовар.
        Вздохнул, вынул тетрадку и стал записывать что потребно.
        Пишу и думаю, что это я так раздухарился? Мне теперь каждой девке такое богатое приданое собирать, или как-то потом скромнее выйдет. Всё же они первые. Не на конвейере.
        Да нет, не первые. Первыми были детдомовцы - хлебопёки. Но там не свадьба, если по-честному, - формализация. Значит - первые. К тому же Жмуров одно из главных лиц ««колхоза»». Престиж должности ронять нельзя.
        Да… ещё Жмурову надо обязательно напомнить про бусы. А то сам не догадается.
        Белорусов привез Тарабрин в ««колхоз»» на моём КамАЗе. Троицу они праздновали у него на Тамани. Это Жмурова он мне сразу отдал, как все расчеты и чертёж земли были там закончены. А парни еще тройку дней у него повкалывали. Потом поквасили на празднике.
        Колбас был вроде в душевном порядке, но смотрел на меня глазами басета.
        Посадил я снова их в КамАЗ и повез на место бывшего лагеря моряков у солёного озера. Там всё как было законсервировано при уходе краснофлотцев так и осталось. Только на песчаных дорожках какие-то парнокопытные мелкие свои следы оставили.
        - Прежде чем твою деревню сюда выводить, - сказал я Колбасу, - Вы им здесь, во-первых: баню постройте, во-вторых: колодец, в-третьих: барак для зимнего проживания. А то трёх этих палаток на всех не хватит. Лес будете брать стоя отнорок от общей просеки от переката до нормального глубокого места на ««колхозном»» берегу. Ну, и причал там заодно. Чтобы не вьюками через леопардовый лес молочку и прочий товар от реки таскать, а нормальной телегой.
        - Мало нас для такой работы, - скал Юшко.
        - Дам еще десяток лесорубов, - согласился я. - И все ваши помогальники с вами. Монстру возьмёте. КамАЗ. Только сделать надо всё экологично. У самого берега лес рубить только под пристань. А так версту деревьев от малой просеки до берега оставить нетронутой, как было, чтобы речка не мелела. Продуктов вам к вечеру привезут. И еще: на берегу Азовского болота мерный столб поставьте, чтобы было наглядно видно, как на нем уровень воды поднимается. Думайте, как всё тут сделаете. Не в чисто же поле ваших родичей выгонять. Вымрут. Так что: вперёд, квартирьеры. Сперва строим, где мы их размещать будем, а только потом выводить их сюда из двадцатого века. По уму всё надо делать, а не на эмоциях.
        - Они потом тут жить будут? - спросил Колбас. - Вот тут.
        Обвел он вокруг себя рукой.
        - Тут, - отвечаю. - Почему нет. Тут село стояло. Люди жили в девятнадцатом-двадцатом веке. На первое время и работа для них тут есть - махнул я рукой на соляное озеро. - Доходная работа. Потом и своим хозяйством обрастут. А мы поможем. Чтобы, к примеру, молочку с того берега на конезавод не таскать.
        - А коров где брать? - влез уже Михаил с вопросом.
        - Да там же где и всё берём, - отвечаю. - В будущем. А потом уже и свои телятки пойдут.
        - Не приживутся тут голштинки, трава здесь не та, - возражает он мне. - Да и комбикорм им нужен. Стойловое содержание.
        На что я с апломбом ответил.
        - А мы правильных коров завезём. С Крыма, к примеру, или с той же Тамани - привычных к местной травке пород. Пусть молока дают меньше, но своё молоко всегда лучше привозного. Зато тех коров пасти будет можно, а не автоматизированную ферму без электричества пытаться стоить. Европейский кооператив. Коровы по дворам. Кто сколько может содержать. Каждое утро приезжает телега или ««додж»» с бидонами. Хозяйки сдают молоко под роспись на счёт. А потом с этого счёта могут оплачивать потребные им вещи. Плюс имейте в виду, что соль на том берегу очень ходовой товар, за который таманские пейзане готовы расстаться со своим серебром. Или своими товарами.
        - А почему нельзя коровью ферму на конезаводе поставить? - Юшко чешет нос.
        - Корма, ребята, корма лимитируют. Зараз все кобылы ожеребятся и всё - кормов впритык. А уедут артели - и народа останется у нас слишком мало, чтобы степь у диких животных отбирать. Так что… другого выхода пока нет. Завтра к вам Жмурова пришлю с теодолитом. Землемерные работы начать. А пока приведите в порядок, что от матросов осталось. Обсудите между собой, что сначала делать будете, что потом.
        Сел в КамАЗ и уехал.
        Может я и не прав, но другого выхода пока не вижу.
        Глава 12
        Еженедельный обход владений. Уже привычный. Чувствую себя Лужковым без кепки. Сопровождает меня в этот раз только глава заводского Кормового приказа Карп Осетров. Правда, отец у него прозывался нормально - Степаном. Так что не совсем ихтиозавр наш ««кормилец»». Остальные начальники все при деле - чего их понапрасну дёргать? Да и для чего? Начальственность свою проявить? Их вопросы сейчас не обсуждаются.
        Хорошо. Солнышко. Небо чистое. В небесах жаворонки поют. Обходим колосящиеся поля. Карп по ходу даёт пояснения.
        - Овсы нынче нормально уродились. Просо доброе. На зиму всем хватит, и людям, и скотам. Греча то ж поспевает в достатке. А вот с сурожью непонятки. Больше чем сам-три, сам-четыре не обещаю.
        - Почему так? - интересуюсь. - Васильки задушили?
        Васильков на поле действительно много. А они - красавцы, как известно - сорняк. Моду что ли ввести на дарение девушкам, за которыми ухаживаешь васильковых венков. Бесполезно. Оборвут их только по краям. А в середине поля? Надо в своём осевом времени спрашивать агрономов как с этой напастью бороться. И желательно без химии.
        - Сам удивляюсь. - Отвечает Карп. - Можа земелька тут другая, нежели в том месте, где эти семена произрастали. А васильки - они везде васильки.
        Он взял в руку щепоть сухой земли из-под стеблей злаков. Растёр в руках. Сдул с ладони. Выдал заключение.
        - Похожа тут земля на таманскую, а зерно посевное видать брали с Кубань-реки, с чернозёмов северного берега. - И руками разводит, как бы говоря, что тут не его вина, что дали то и сеял. - На будущий год семена надо с имения Тарабринского брать, а не со свозного амбара.
        Свозной амбар у Тарабрина - место, куда крестьяне с разных мест свозят зерно за его инвременные поставки - в основном тряпки и сельхозинвентарь. Мне это также надо учесть при расчётах за соль. И не мешать семенное зерно с кормовым. А лучше завезти хороший селективный сорт пшеницы из Крыма ХХ века и не маяться с малопродуктивной сурожью.
        - Пиши заявку, Карп, - даю вводную. - И на семена, и на зерно, а тем паче на муку - на всю зиму. Что у нас с сеном?
        Лицо Карпа мрачнеет.
        - До летнего покоса сена в обрез. А вот овса хватит до нового урожая. Можно кормящих маток свежей овощью подкормить. Той, что люди не схарчат. Хуже не будет.
        - Может, сейчас будем степь косить? - предлагаю выход.
        - Сейчас не время, - качает «кормилец»» головой. - После уборки зерновых в самый раз будет. И пристань к тому времени построят - народ освободиться для покоса.
        Киваю одобряюще и интересуюсь дальше.
        - Что у нас с амбарами?
        - Для лошадей всё готово, пифосы [П И Ф О С - большой - в рост человека, керамический кувшин для хранения жидких и сыпучих продуктов] только осталось завезти от гончаров с Тамани, да вкопать их в землю. А выше них - на полатях дополнительный сеновал приспособим. А там и людской амбар строить надо.
        - Пифосы заказали?
        Для чего такие танцы с бубнами вокруг пифосов? А их мышь не прогрызает, в отличие от дерева, да и известняк с ракушняком грызёт подлая тварь за милую душу. Древние греки в этом вопросе не дураки были, и именно в этих местах так зерно хранили.
        - А то? Только гончары таманские соль требуют к оплате. Прознали уже, пролазы, что есть она у нас, - отвечает Карп как ответственный за хранение нашей еды и за все мероприятия по защите продовольствия длительного хранения.
        - Много хотят?
        - Пифос продукт трудоёмкий, дорогой. Обжиг в несколько этапов проводится. Вот и желают они за каждый горшок по два пуда соли сладкой.
        - Это как сладкой?
        - Ну, чтобы не горчила, - объясняет Карп.
        - Не много ли хотят?
        - Много. Но… Нет твёрдых расценок на соль. Тем более - нашу, местную. Тут как договоримся.
        Ну что же бартер, так бартер. Указываю удовлетворяющие меня параметры будущей сделки.
        - Договаривайся так. Пуд соли за пифос - если мы сами им соль привозим и товар забираем самовывозом. Либо два пуда, но пифосы они везут сюда сами и соль нагребают из готовых буртов сами же и в свою тару. И сами к себе домой везут.
        Подошли к подсолнечнику. Длинная его делянка тянулась с края поля вплотную к ограждающей поле колючей проволоки на всю его длину. Семечки еще не созрели. Но сорт обещает быть крупносеменной. И семечка не совсем черная, а с белыми прожилками. Лузгать такую - одно удовольствие, а вот как она на масло продуктивная - будем проверять. Но возить из других времён постное масло я считаю верхом глупости.
        - Вот что с ним делать? - спрашивает меня Карп, разворачивая к себе голову подсолнуха. - Первый раз такую хрень ращу.
        Я сначала удивляюсь, потом припоминаю, что вывезли их дедов из середины девятнадцатого века, когда в ходу было конопляное масло. А подсолнечник еще не распространился по России. Так они сто лет тут на конопле и живут. С домовыми и овинниками общаются.
        - Семечки на масло давить будем. - Поясняю. - Масло вкусное. Особенно с жареной семечки. Жмых коровы хорошо едят. Думаю, и ишаки не побрезгуют. Да и стебель можно на силос заготовить, как и кукурузу. Только измельчать надо будет и запаривать, прежде чем скотине скармливать. Дам тебе книгу, в которой всё прописано про силосные ямы. Там всё подробно: как обустраивать и как хранить, чтобы зелёная масса не ссыхалось и питательных свойств не теряла.
        А сам себе на ум зарубки делаю, что локомобиль [Л О К О М О Б И Л Ь - буксируемая паровая машина с приводом для различных механизмов] нам нужен с соломорезкой, а то и с молотилкой заодно. Простенький и понятный механизм. По топливу к нему пока проблем нет. И покупать такой агрегат лучше всего в Чехии начала ХХ века - там качество не в пример выше Екатеринославского, что англичане в Российской империи производят. А по деньгам примерно одинаково выйдет.
        Откуда я всё это знаю. Да так - нахватался верхушек за свою журналистскую жизнь. Журнал ««Крестьянка»» располагался в том же здании, что и журнал «Работница»» в котором я сам трудился многие годы.
        Да-а-а-а-а… Не скоро мы ещё выйдем на автаркию. Самообеспечение, если хотите. Но к идеям чучхе [северокорейская идеология предусматривающая опору на собственные силы, а не импорт] надо стремиться. Не дело за каждой мелочью в будущее бегать. Тем более за такой, что сами можем вырастить здесь и сейчас.
        С другой стороны хлебного поля у нас пробная делянка кукурузы. Початки уже налились молочной спелостью. Вот ещё нам и зерно, и силос. Кукурузный хлеб вкусный, только черствеет быстро, но у нас хлеб и пекут всего на один день, как правило. Мамалыгой народ будем кормить - всё какое-никакое разнообразие в меню. А стебли на силос. Вот про топинамбур я совсем забыл. Он же, кроме кормовой земляной груши даёт минимум двухметровые сочные листья - тоже силос, если подумать. Но это уже на будущий год. И также сорта надо привозить из будущего - крымские. К нашей земле привычные.
        Тьфу… совсем колхозником стал. Пойду на борзых щенков полюбуюсь, потетёшкаю. Они же больше никогда не будут такими маленькими.
        Заодно пленному немцу дам задание кровать новобрачным сваять. И не просто кровать, а алтарь любви. Чтобы женщине нравилось до восторга.
        Пленный так и жил себе в собачьем вольере, благо они у нас просторные. Однако обжился, ничего не скажешь - и топчан у него там стоит, и верстак. Табуретка свежеошкуренными поверхностями сверкает. И инструмент плотницкий обильно по стенам развешан.
        - Не стрёмно было давать ему столько колюще-режущего в руки? - с удивлением спрашиваю у Баранова.
        - А чё ему без дела сидеть? - пожимает плечами корытничий. - Хороший харч на дерьмо изводить? Ты только глянь, господин-товарищ, какие корыта для собачек он из дубовых колод выколотил. Любо-дорого посмотреть, да потрогать - гладко. Сносу им век не будет. Работящий немец, смирный, ничего плохого сказать не могу. Разве что стружек уже с него цельный короб накопился. Но ничё… в печке потихоньку всё сожжем.
        - Давай его на кухню, поговорить надо.
        Баранов кричит.
        - Эй, Ганс, ком цу мир, бите, - и рукой машет, как бы воздух загребая.
        И совсем чудодейственно, что пленный сам выходит из вольера, который, оказывается, совсем не запертый.
        - Не сбежит? - интересуюсь.
        - Куда? - ухмыляется Баранов. - Да и от моих мордашей хрен кто сбежит. Найдут и догонят. Да и куда ему тут бежать-то? К диким людям?
        - А что уже видал тут таких? - спрашиваю с заинтересованностью.
        - Было пару встреч в степи, собачки спугнули банду с дюжину голов. Дал им уйти. Отозвал собак. Нечего их без надобности на людей притравливать, хоть и диких.
        - Они там с бабами и детишками шарятся? Кочюют?
        - Нет. Только одни мужики с копьями. Толи охота у них там, толи разведкой нас вынюхивают. Как их понять?
        - Луки со стрелами у них видел.
        - Нет. Такого оружия мы у них не заметили.
        - Сами дикари с собаками на охоту ходят?
        - Нет у них собак. Не видели.
        Подошел заранее вызванный мной Мертваго. Поприветствовал всех. Спросил Баранова: нет ли больных собак? И удовлетворившись ответом корытничего, сел за стол на собачьей кухне.
        Мы все последовали его примеру.
        - Чем занят? - спрашиваю я немца.
        Мертваго переводит лепет пленного.
        - У герра гауптмана скоро ребенок родится, вот я колыбель и делаю для младенца, - лопочет немчура. - Такую, что хоть подвесить можно, а можно и на салазках ногой качать, освободив руки для другой работы.
        Гауптман - это я. Капитан будет по-русски.
        - Ну, вот… спалил контору, - горестно выдохнул Баранов успевший нахвататься от нас выражений из будущего. - Это мы с Солдатенковым вам подарок заказали. Жене вашей скоро рожать предстоит. Так что зыбка ей самый нужный предмет будет. Да из секвойи. Крепкая и пахнет приятно.
        Немец что-то жалобно залопотал. Статский советник перевел.
        - Он говорит, что ему не хватает нормального инструмента краснодеревщика. Тем, что у него сейчас есть можно делать только самую примитивную работу.
        - Бумага есть? - киваю Баранову.
        - А как жа? - отвечает несколько обиженно.
        - Неси, - приказываю. - И карандаш не забудь.
        Поворачиваюсь к Мертваго.
        - Переведите, чтобы записал: какие ему нужны инструменты, и каких производителей. И в каком количестве. И чтобы писал разборчиво. Чтобы каждый лавочник мог понять не только в Германии, но и, к примеру, в Чехии.
        Баранов принес обычную школьную тетрадку в косую линейку за 2 копейки, что Тарабрин привозил нам от Брежнева. И ««фаберовский»» карандаш уже из моих поставок.
        Баумпферд старательно писал, время от времени слюнявя и подтачивая карандаш. Когда закончил, передал нам тетрадку.
        Мертваго стал читать.
        - Акулья шкура, фуганок, рашпили разные, зенубель, фунтнубель, цинубель, фальцгебель, шерхебель, галтель, грунтнубель, штабгобель, штап, цикли, дрель ручная, свёрла, струбцины… И так далее… Я, Дмитрий Дмитриевич, и слов-то таких не знаю, - признался ветеринар и показал мне исписанную четким убористым почерком страницу.
        Написано было, естественно по-немецки.
        - А где всё это брать? - интересуюсь.
        Мертваго спросил немца. Тот ответил. Ветеринар мне перевёл.
        - Он говорит, что владельцы скобяных лавок, где продаётся ручной инструмент, всё сами знают. И просит, чтобы привезли настоящий столярный верстак. Большой. И что чешский инструмент не хуже германского и австрийского. Просит только английский инструмент не брать - он весь на их идиотских мерах создан. В крайний случай французский инструмент сойдёт.
        Немец еще что-то сказал.
        Ветеринар перевёл.
        - Он просит не забыть приобрести механическое точило. Или, по крайней мере, ручное.
        Я кивнул в подтверждении. Сказал.
        - Гуд.
        И попросил Мертваго перевести немцу моё настоятельное пожелание.
        - Пусть учит русский язык. А то мне каждый раз для него привлекать в качестве переводчика целого генерала… не по чину ему будет.
        Пленный округлил глаза на Мертваго. Ну, не на Баранова же? То, что я капитан он и так уже знает. Вскочил с лавки. Встал по стойке смирно и яростно гаркнул.
        - Яволь, экселенц.
        Щенки всегда щенки. Любая звериная малышня вызывает умиление и не только у людей. Это выработанный в процессе эволюции принцип выживания. Именно поэтому так много случаев когда выкармливают животные детёнышей других видов.
        - Вот Лизку угостите, - Баранов сунул мне в ладонь кусок мяса. - Она сука и так ласковая, но с подачкой оно как-то проще будет дружбу наладить. Лизка только на охоте дурная. Может в азарте зайца пополам перекусить, а к людям она с приязнью. Вчера Жмуров с девчонкой приходил, так два часа в вольере проторчали, щенками баловались. Она девку эту всю облизала.
        Угощение борзАя приняла, не вставая, так как ее в это время теребили детки за соски.
        Щенков было ровно шесть. В отличие от мамаши ещё тупомордых. Беленьких с рыжими пятнами по телу.
        - Вроде щенков больше было? - спрашиваю. - Точно помню.
        - Дык. Сосков у суки шесть штук всего, - пожимает плечами Баранов. - Вот лишних щенят и притопили. Всегда так делают, чтобы слабое потомство не плодить. Тем паче Лизка первый раз щенится, не раздоилась еще, как следует, - корытничий ласково оглаживает узкую длинную морду собаки, а та его руку пытается облизать длинным языком.
        - Как думаешь, хорошие собаки вырастут?
        - А чего тут думать? - Баранов смотрит на меня как на недоумка какого. - Что Лизка, что Дрын, который её покрывал - хорошие, рабочие собаки. А щенки натаскаются. Мать обучит, да и повадки природные сами собой проявятся. Для начала на зайцах притравим, потом на лисе, а уже потом и на волка можно спускать.
        - А куда нам столько борзых? - спрашиваю давно мучивший меня вопрос.
        Баранов чешет в затылке.
        - Были бы мы в Расее, сказал бы я вам адрес, где с руками бы оторвали каждого за несколько сот рублей. А то и за тыщу, коли уже будет притравлен. Царский питомник - это печать качества. А тут?… - пожевал собачник губами. - Тут вам с Тарабриным решать, кого этими собаками осчастливить.
        - Еще щениться суки будут?
        - Если только меделяны. Одна сука уже набхула, но еще запах не пустила. Думаю вот кем ее покрывать, как в охоту войдёт.
        - Тоже шестерых щенков оставишь? - спрашиваю в лоб.
        Баранов ответил не задумываясь.
        - Как бы ни меньше, барин. Меделян - собака тяжелая, растить его трудно, чтобы спина не провисла, ноги, как надо окрепли, прикус не испортился. Это не сухая борзая, которая сама по себе растёт хорошо.
        Конюхи гоняли арденов на манеже. Прогуливали беременных лошадок на корде, чтобы не застаивались в конюшне. Жеребцов с меринами не видно: либо в работе, либо на вольном выпасе. Матки все жеребые, так что жеребцы успокоились без волнующих запахов жажды лошадиного материнства. А меринам все по барабану.
        Поглядев на ископыченный манеж, подумал, что надо бы с моря песочка хорошего привезти и всё тут засыпать им сантиметров на тридцать - сорок. Самосвал есть, так что данная операция ни разу не проблема. А то после дождей будет тут…
        Шишкин встретил меня в новой конюшне, в которой он наблюдал, как укладывали пол обрезными дубовыми спилами, похожими на шестигранные аэродромные плиты, разве что меньше размером. Работяги-чурошники укладывали эту торцевую плитку на бетонную стяжку, обильно покрытую предварительно горячим черным строительным варом. Вар в небольшом котелке грели тут же паяльной лампой.
        Увидав меня, Ваньша заявил вместо приветствия.
        - Лошади здоровы, барин. Мертваго сегодня всех осмотрел с утра. Остался доволен.
        - Проблемы, пожелания? - спрашиваю своего главного конюшего.
        - Кузнец нужен. И кузня, само собой. А то перековать коняку мы сами ещё сможем, а большее ни-ни. А из каждодневного… разве что соли привезти лошадкам полизать. Кончилась.
        Поднял я со стопки деревянную половую плитку, повертел в руках этот шестигранный спил, спросил.
        - Не сгниёт? - сомневаюсь. - Паркет этот.
        - Сгниёт, конечно, лет через тридцать-сорок, - ухмыляется Шишкин. Вроде как пошутил. - А там - на новые заменим. Иначе на земляном полу от конской мочи в конюшне будет не продохнуть. А эти спилы для начала топориком затёсывают, чтобы поры в дереве закрыть, потом только от бревна отпиливают. А дуб и сам довольно плотный. Так что моется как палуба на корабле. В Санкт-Петербурге некоторые центральные улицы так мостили. Ничё так, держалось лет десять - при том-то движении, сырости да постоянным конским облечением на ходу. После того как Наполеона прогнали и Париж наши войска на шпагу взяли, так целое шоссе от Петербурга до Парижа через всю Европу дубовым торцом замостили. Так ещё при государе Александре Николаевиче Освободителе этот тракт стоял. По нему, как по столу кареты катались. Хотя оно конечно, тракт не бойкая улица. Ни и дворников на нем не бывает.
        - Ну, не буду тебе мешать, - говорю. - Тут ты лучше меня разбираешься.
        А новая конюшня мне нравится. Светлая. Потолки высокие. Воздух сухой. Каркас дубового лафета. Денники еще дверками не закрыты. Только на уровне груди вроде как шлагбаум поперёк лежит. Кормушки и поилки, вывезенные мной из моего осевого времени уже по местам расставлены. В каждом деннике еще сетка с сеном висит. И под потолком полати для сеновала приспособлены. Пока пустые.
        - Лошадки свежую плитку копытами не отковыряют? - интересуюсь.
        - А мы их сегодня в ночное поведём, - отвечает конюший. - На свежий выпас. Дня за два всё схватится - будет как сплошная. И можно будет конюшню обживать. А там и новая конюшня поспеет. Каменщики что-то борзо на работу навалились. Тогда и ишаков из загона в деревянную конюшню переведём.
        - Каменщики церковь, небось, строить хотят? - улыбаюсь.
        - Не иначе, - поддакивает Шишкин. - Что такое конюшня, даже такая, как у нас? Просто здание. А на церковь люди издаля будут приходить любоваться. Спрашивать: кто построил? А им отвечать: артель Каменюки! Слава. Новые заказы. Семья в достатке.
        - Молодец, - констатирую. - Я тобой доволен. Ладно, пойду. Ещё дел невпроворот.
        - Про соль для лошадок не забудьте, - просит Ваньша.
        Соль у нас рассыпная, а нужен животным лизунец. Обычно это большой кусок каменной соли. Но в одной командировке в Челябинскую область на второй сезон раскопок Аркаима видел я у местного казаха, что своих коров по соседству пас, любопытную находку из области народной смекалки. Он обычную соль рассыпную магазинную варил в малом количестве воды в кастрюле и получал вроде как цельный кусок соли, который его коровы лизали по вечерам. Так что воспользуюсь и я его рецептом. Точнее, Шишкину подскажу - сами сделают.
        Глава 13
        День выдался на славу. Хорошее сухое крымское лето. Солнечное. Даже не верится, что через тысячу километров на север стоит громадный ледник. Ледовый панцирь планеты. После обхода хозяйства завода выехал я на солевое озеро - посмотреть, как работает испаритель. Прикинуть сколько товарной соли в этот сезон выйдет.
        В зелёном дубовом лесу ещё и прохладцей приятной повеяло в тенёчке. Дорогу по просеке давно отсыпали мелким известняковым щебнем - отходами от производства каменных блоков, и укатали хорошо, пока камень и щебень возили на стройку. А с появлением у нас вездеходного самосвала дело завершилось быстро. Первая в истории дорога в Крыму с твёрдым покрытием. Вот археологам будет радости, потом, мыкаться с датировками. Особенно если подкинуть им несколько монет разных периодов.
        Автопрогулкой просто наслаждаюсь. А особо одиночеством. В ««колхозе»» это редкое удовольствие для начального человека. Всем от тебя что-то надо… даже просто поговорить, обозначить проблему. А тут еще и баб подвалило, со специфическими бабьими заморочками. Скорей бы Василиса родила, что ли, и сняла с меня этот хомут. Моя Васька эту Вась-Вась, думаю, быстро построит, разъяснит и приведёт в соответствие.
        А впереди ещё целая белорусская деревня с гендерным перекосом в связи с военным временем. И как бы ни стало у нас всё наоборот - нехватка мужиков.
        По пути сделал остановку там, где артель лесорубов начала размечать отнорок от просеки к будущей пристани на реке. Нужна нам пристань, даже не в свете того, что нам с Тамани пока молочные продукты поставляют - это временно, пока своих коров не завели, а в том разрезе, что нам самим туда надо будет соль поставлять и не мне же ее каждый раз возить через другие времена на тот берег. Сами всё, сами. Хотя КамАЗом оно как бы и быстрее получится, но не брать, же всё на себя.
        Сходил по берегу пешком с полкилометра от переката до места будущей пристани. Места там по глубине вполне достаточные для местных галер. Мужики уже промеряли. Осталось только дебаркадер на сваях поставить - типа причал. Разом под два кораблика в ряд на разгрузку.
        Дал добро на работы лесорубам и поехал дальше.
        У плотины на солевом озере стоял пустой ««додж»», возле которого я остановил свой ««форд»».
        По озёрной воде ветер гнал мелкую рябь. Ленивая волна ритмично накатывала на берег, который покрывался мелкой солевой плёнкой. По испарителю местами торчали конические бурты соли, что уже успели нагрести. Работает природный испаритель, как ему и положено. Так что в данной графе плана ставим галочку.
        На самой плотине у хитрого шлюза против солнца виднелось две фигуры. Стройную девичью обнимал за плечи коренастый инженер, другой рукой обводя наблюдаемое ими пространство, и, видно мне, что активно ездит он подруге по ушам. Интересный способ ухаживания. Сначала борзые щенки, потом похвальба своими достижениями.
        Я нажал на клаксон.
        Фигуры повернулись ко мне. Лиц их на таком расстоянии мне не разобрать, но, сам понимаю, что выступил как товарищ Кайфоломов. Но хватит Жмурову халасы гонять - он мне для дела нужен.
        Еще раз нажал на клаксон несколько раз. Более требовательно.
        Жмуров понял и повёл свою девушку за руку ко мне.
        - Дом себе строить собираешься, жених? - подколол я его. - Или в свой вагончик на колёсах жену приведёшь?
        Надо же: Жмуров смутился. В лесу, не иначе, как леопард сдох.
        - Да вот. - Несколько сбивчиво поясняет Жмуров. - Выспрашиваю Анечку, в каком доме она сама хочет жить. Но тут засада. У неё либо хата-мазанка под соломой, либо замок рыцарский на уме. Среднего в ее мечтах нет.
        - Садок вишневый коло хаты, - процитировал я Кобзаря.
        - Да. Садок вишневый обязательно, - подхватила девушка, улыбаясь. - По весне это так чудово.
        - Я больше черешню люблю, - скривил лицо инженер.
        - Потом подерётесь, что сажать в саду будете, - усмехнулся я. - Сначала место под сад заведите. Тут и персики расти должны. И виноград. - И резко поменял тему. - Где белорусы?
        - На охоту у меня отпросились. На страусов, - отвечает инженер.
        - Пешком? - удивился я.
        - Да нет. Верхом на меринах. Дробовики похватали и только я их и видел.
        - Им что, мяса мало выдали?
        - Пух-перо говорят.
        - На кой?
        - Подушки, перины, - подмаргивает мне инженер, хитро кивая на девушку Аню. Хорошо она эту пантомиму не видит.
        Понятно сам напряг работяг, чтобы было на чем девушку раскладывать со всем удовольствием.
        - Баню с колодцем на будущей веске разметили? - допытываюсь до дела, сбивая тему влюблятства.
        - Командир, ты лучше мне распечатку дай со спутника, где этот колодец тут уже был, не лозой же мне это место искать?
        - Вот и я о том, что тебе со мной нынче собираться в путь. Тут спутников с ГЛОНАСом нет пока, и не предвидится. Какой барак для новосёлов тут строить будешь, продумал?
        - А зачем барак? - удивляется Жмуров. - Палатки им армейские на первое время. А потом домокомплекты подкинуть - сами построятся, не безрукие. А на хлев и прочие дворовые постройки им можно и дубовый горбыль отдать. У нас его много скопилось. Я уже прикинул, где им тут соток по пятнадцать на подворье нарезать в одну улицу.
        - Ни мало им будет со скотиной-то в перспективе? Земли вокруг полно. Чего ее жадовать?
        В ««колхозе»» отправил девочку на общинный огород к остальным товаркам - картошку окучивать.
        - Не то тебе тёмную товарки сделают за то, что отрываешься от коллектива, - напутствую.
        - От чего отрываюсь? - переспрашивает.
        - От купы, - поясняю. - Беги с богом.
        Ой, как же с ними еще трудно. Каждое слово почти объяснять да разъяснять приходится.
        Ввалились в мою московскую квартиру втроём со Жмуровым и Победой. Дома, после чаепития, рассадив мужиков по компьютерам искать нужную информацию (хорошо, что заранее озаботился поставить дома вай-фай), попутно забросив накопившееся грязное белье в автоматическую стиралку, сам сходил в правление ТСЖ утрясать возникшие вопросы, если таковые будут. Ну, и вообще - показать, что я жив, здоров и имеюсь в наличии. А то, что часто дома отсутствую, то это профессия у меня такая - журналист.
        Да и в сам Союз журналистов необходимо смотаться. Взять направление в архивы Коминтерна. И прописать в этой бумаге мичмана как своего соавтора из Белоруссии. Отношение на подбор материала для публикации… когда-нибудь, но такая официальная бумага, открывает многие закрытые двери. Не с улицы же заходим. Тем более что после внесения меня в энциклопедию, можно и права покачать перед мелкими чиновниками.
        Оставлял мичмана на весь день одного в архиве, а сам убегал в город. Собирать приданое девочке Ане.
        А у Жмурова своя задача: подходящие нам в ««Неандертале»» домокомплекты шукать по соотношению цена-качество. Столярка. Стёкла. Фунитура и тому подобные мелочи. Чугунные печи отопления в сборе. Кольца бетонные для колодцев. Нужную арматуру для строительства своих общинных погребов - ледника для мяса и овощного. Полно работы в интернете для начала, а потом и на телефоне.
        Через три дня вернулись. Именно через три дня синхронно для ««Неандерталя»». Не хотелось мне светить перед мужиками мои возможности играть со временем. Пусть это остаётся нашей маленькой тайной с Тарабриным. То чего не знаешь, для тебя не существует.
        Предварительно я поменял ««патрик»» на КамАЗ - и два домокомплекта из кедрового лафета вывезли на нём в четыре приёма.
        Потом соорудили в шаланде пирамиду из горбыля и вывезли с подмосковного завода оконные рамы со стёклами в сборе. Хорошие дорогие оконные стеклопакеты: деревянные с третьим стеклом в алюминии, который и берёт на себя все агрессию среды. Деревянная рама сама по себе в отличие от пластика десятилетиями служит. А уж с алюминием на мой век хватит.
        С крышей мудрить не стали - металлочерепица. Мне - зелёную, Жмурову - красную. Складировали этот деревянный конструктор на расстеленный рубероид рядом с предполагаемой стройплощадкой и отправили на каменоломню бригаду вырубать блоки для ленточного фундамента.
        Потом я вдруг осознал, что все мои последние телодвижения и трепыхания - просто такая подсознательная отсрочка от операции с белорусской деревней. Уж больно памятной для меня оказалась точная очередь из пулемета с водокачки по крадрокоптеру. Нежелательно мне своих людей терять. Но и без колодца как освобождённым белорусам тут жить?
        Четыре стандартных бетонных кольца (за четвертым пришлось еще раз смотаться в своё осевое время) ушло до водяного пласта. Потом верхнее колечко обложили дубовым срубом и над ним соорудили двускатную крышу с дверцей. А ворот привёз нам Тарабрин из последнего своего похода на Макарьевскую ярмарку.
        - Кузнецов свободных не встретилось, - развел проводник руками. - Ищи сам.
        Баню вывозить из моего осевого времени не стали. Только чугунный котел и топку с кирпичами. Ну и другую потребную фурнитуру для печи. Брёвен у нас и самих достаток.
        И пару больших палаток армейских у квази-интендантов я выкупил. Наши отечественные палаточки всё же получше будут тех армейских, что из Америки. В них, если печку чугунную поставить, то и зимой можно жить. А то в американских палатках только один тонкий брезент на стенах. Не на наш климат изначально рассчитано.
        А далее опять пришлось искать заброшенный пионерлагерь в девяностых и таскать оттуда железные кровати из палат старших отрядов. Не на земле же освобождённый народ раскладывать? Может они и такому размещению будут рады, но не комфортно. А они мне тут не туристами нужны, а работниками на солепромыслах.
        Большой рулон соломы увели уже, походя, прямо с поля под Воронежем во время межвременного перехода. И посадили часть женщин шить сенники. А вот подушки придётся покупать. Хотя надо спросить Сосипатора: куда он пух-перо девает после охоты?
        И тут же хлопнул себя по лбу - одеяла! Без них никуда. Вместо кроватей можно и нары с полатями сколотить, а чем укрываться?
        Пока шла подготовка к приёму белорусов, пошли мы с мичманом на промысел бриллиантов для диктатуры пролетариата. Времени такая операция занимает немного, а предварительная подготовка уже проведена перед первым эксом. Так что выкроили свободную паузу в графике.
        Ничего нового изобретать не стали. Зачем? Вон пендосы свои оранжевые революции по миру проводят как под копирку и ничего, срабатывает практически каждый раз. Зашли в поезд, следующий в Ревель, столицу уже независимой Эстонии, в прикиде комиссаров ВЧК. Далее по сценарию с пакетом из ИНО [И Н О - иностранный отдел ВЧК] вместо которого вынимается тазер из саквояжа. Далее все просто и примитивно.
        Но тут промашка вышла. Коминтерновский курьер на этот раз ехал с охраной в соседних купе. Да и сам после моего представления успел выстрелить из своего маленького ««маузера»» с визгливым возгласом.
        - Вон отсюда! Абрама Яковлевича я лично знаю.
        Правда, ни в кого не попал.
        Зато охрана его, выскочив коридор вагона, открыла ураганный огонь. И ранили мичмана, который от них отстреливался, пока я обыскивал парализованного курьера.
        Запер дверь в купе. Выстрелил через неё несколько раз навылет из маузера, нормального полноразмерного, чтобы охранников отогнать от купе. И открыл темпоральное окно прямо в поезде. На ходу.
        Выкинув в ««окно»» багаж курьера, вывалился в него сам с Никанорычем на плечах посередине манежа конезавода в ««Неандертале»».
        Ударился об землю больно, но, слава богу, ничего себе не сломал. Идея: весь манеж отсыпать морским песочком на полметра глубиной, окончательно оформилась в решение.
        Влетели мы в ««окно»» с некоторым ускорением. Наверное, оттого, что поезд был на ходу. Да и чемоданы с баулом раскидались на некотором расстоянии, хотя кидал я их из одной точки. Хорошо ещё, что в те времена поезда ходят медленно.
        Вскочил на ноги и стал истошно кричать.
        - Врача! Носилки! Быстро! Мухой, блин, кому сказано!
        Вместо носилок конюхи притащили из конюшни плащ-накидку, на которой вшестером и понесли мичмана на женский лагерь - там у нас хирургическая палатка. Я только вслед покрикивал.
        - Не в ногу, мать вашу. Не в ногу. Не растрясите раненого дорогой.
        Прибежавшему Сосипатору только устало сказал.
        - Собери чемоданы, и отнесите к моему домику.
        Поспешив вслед за конюхами, только сейчас заметил, что обменялся я с курьером маузерами. Деревянная кобура на моём боку была пуста, а в левом кармане кожанки маленький маузер 1914 года образца неведомо как образовался. Как отбирал его у откинувшегося от удара током курьера - помню, а вот как в свой карман этот пестик запихивал, не зафиксировалось. Хорошо никого жизни не лишил, когда через дверь стрелял, а то бы так и остался там в двадцать первом году ХХ века с раненым Никанорычем на руках и липовыми документами на имя члена коллегии ВЧК Абрама Беленького, который отвечал персонально за надзор над типографиями.
        Интересно, а тазер я успел выкинуть из поезда? Вот был бы товарищам подарок для мировой революции. Три чемодана и два саквояжа собрал Сосипатор. Один сак маленький - мой, слава богу.
        Жалко маузера. В три полновесные золотые монеты на Макарьевской ярмарке обошёлся. И ведь кольцо на рукоятке есть для шлейки, а вот не прицепил, раззява.
        Василина уже бежала навстречу с санитарной сукой на боку. Как только узнала так быстро? Наверное, конюхи мальчонку вперёд услали.
        Успел только ей сказать, чтобы кожанку мичману сохранила, а остальную одежду мичмана может резать свободно, как она меня прогнала из своего хозяйства.
        - Действительно, товарищ капитан, нечего вам тут делать. Сами справимся, - пробасил фельдшер из краснофлотцев, входя, прихрамывая, в операционную. - Идите пока. Будете нужны - позовём.
        Вышел, сел в курилке ««концлагеря»», превращенного временно в женское царство, затянулся жадно папиросой.
        А жарко у нас в Крыму в коже на байковой подкладке, однако. Разделся до гимнастёрки, а кожан и всю амуницию сложил рядом на лавочке.
        Разглядел трофейный маузер подробно. Небольшой. С ладошку размером. Такой пистолетик в прейскурантах оружейных лавок в дореволюции назывался как ««Маузер № 1»», ценой в тридцать царских рублей. Легкий. Примерно с полкило весом. В обойме семь патронов 6,35х15 миллиметров. Один еще в стволе был. Да одним курьер выстрелил в поезде. Итого девять в магазине. Неплохо для карманной машинки. Только вот запасной обоймы на теле курьера не обнаружилось. Или плохо искал.
        Отдам его жене, как оружие самообороны. На всякий случай.
        Рядом уселся Мертваго, неторопливо набил трубку. Закурил, ароматизируя окружающее пространство сушеным черносливом.
        - Тоже выгнали? - спросил я, убирая пистолет в карман кожанки.
        - Ага, - не стал запираться статский советник. - Сказала, стерва, что без коновалов обойдётся.
        В его голосе чувствовалась обида.
        - Что с мичманом? - спрашиваю с тревогой.
        Мертваго не стал томить.
        - Проникающее пулевое в грудь. Слава богу, навылет. Кожанка на теплой подкладке не дала образоваться пневмотораксу - залепила рану. А что там, в нутре, зацепило - я не в курсе. В любом случае, тяжелое ранение. Минимум пару месяцев на поправку. Если внутри чего не повредило. Из чего в вас хоть стреляли?
        - Из револьверов, - отвечаю, - Хотя особо приглядываться мне было некогда.
        - Оно хоть того стоило? - поднял ветеринар правую бровь.
        - Пока не знаю. - развёл руками.
        Действительно не знаю. Не смотрел ещё багаж курьера Коминтерна. Хотя никакие бриллианты не стоят жизни Никанорыча. Будь их там целых два чемодана, как указано в ленинской записке. Но вполне возможно, что и пустышку вытянули. Шли практически на шарап. Точных документов в архиве не было. Да и кто оставляет такие следы в архивах? Так… намёки, оговорки в сопутствующих документов. Деятельность Коминтерна до сих пор покрыта мраком.
        Завязывать надо с чересчур опасными играми. Что-что, а адреналинового маньячества я за собой не наблюдал. А вот людей мне жалко. Мало их у меня.
        Мертваго ушел, а я так и сидел в пустой курилке женского ««концлагеря»», ждал конца операции.
        Наконец Василина вышла из операционной палатки, в распахнутом белом халате на красноармейскую форму, без перчаток уже, села рядом со мной в курилке и устало сказала, поправив косынку.
        - Мужчина, не угостите даму папироской?
        Я протянул ей раскрытый портсигар.
        Дал прикурить от зажигалки.
        Врач затянулась, закашлялась, и обмолвилась с извинительным тоном.
        - Простите, давно не курила. В плену курево взять негде. А табак у вас хороший. Не советский, небось?
        - Не советский, - подтвердил я. - Турецкий. Как мичман?
        - Жить будет, - ответила Васюк, затягиваясь. - Счастливчик. Пять миллиметров влево и заказывай панихиду. Да и доставили его ко мне быстро. Кураги достать можете?
        - Зачем?
        - Сердце ему поддержать. Кровь слегка разжижить.
        - У меня в домике кардиомагнил есть.
        - Чего?
        - Аспирин с магнием. Самое-то для разжижения крови будет. А курагу привезу. И курагу, и бананы. Напишите мне, что требуется - всё будет.
        - Вы сами-то как? Не пострадали? - посмотрела она мне в глаза.
        - Жив, как видите. И тушка целая. - Отвечаю. - Благодаря Никанорычу. Он меня собой прикрыл.
        - Это правда, что мы в далёком прошлом? - вдруг спросила врачиха, меняя тему.
        - Правда, - отвечаю.
        - А обратно?
        Чёрт. Каждый второй думает про ««обратно»». А они мне тут нужны.
        - В концлагерь к фашистам? - отвечаю по-одесситки. - Так там умерли трое из четырех пленных. Война продлится до мая сорок пятого года. - И предваряя следующий вопрос, сразу говорю. - Нашей победой и красным знаменем над рейхстагом в центре Берлина.
        - Понятно. А, правда, что Мертваго генерал? - снова меняет тему врачиха.
        Чувствуется что у нее вопросов ко мне вагон и маленькая тележка.
        - Правда. Статский советник по ветеринарной части. Зря вы его из операционной прогнали. Он фельдшеру из моряков ногу от газовой гангрены спас. На моих глазах. Обидели вы старика.
        Врачиха кинула окурок в ящик с песком, заменяющий урну.
        - Я не знала этого. Я извинюсь перед ним. Правда-правда. Еще папироску дадите?
        - Дам, - сказал я, открывая портсигар. - А вы, какие предпочитаете курить?
        - То, что я предпочитала, мне было не по карману. ««Северную Пальмиру»» или ««Герцеговину флор». Но это редко я могла себе позволить. ««Казбек»» не люблю - он кислый. А в паёк комначсостава выдавали ««Беломорканал»» или ««Пушки»». Ваш табак мне понравился, только он для меня очень крепкий.
        - Неужто, крепче ««Беломора»»? - удивляюсь.
        - Почти, - улыбнулась устало.
        - Когда в очередной раз я схожу в дореволюцию, то привезу для вас ««Зефир»» или ««Дюшес»» - они считались дамскими папиросами. А женщин, которые курят ««Беломор»» в моё время называли ««товарищами»». - Усмехнулся я.
        - А вы, из какого времени? - снова Василина меняет тему.
        - Из двадцать первого века, - мне скрывать нечего.
        - Коммунизм построили?
        У-у-у-у-у… какой жгучий интерес.
        Хоть стой, хоть падай, но пора читать очередную лекцию по истории РСДРП - ВКП(б) - КПСС.
        - А вы сами, Василина Васильевна, партийная?
        - Комсомолка.
        - Тогда слушайте. Комсомол самораспустился в 1991 году. А до того, вместо обещанного Хрущёвым коммунизма в 1980-м году в Москве провели Олимпийские игры…
        Около моего домика терпеливо сторожил трофейные чемоданы с баулами Сосипатор.
        - Заходи, - предложил я, открывая дверь ключом.
        Занесли багаж.
        - Барин, - пробасил Сосипатор. - В другой раз ты на дело меня бери. Я привычный. И крови не боюсь. Ни своей. Ни чужой.
        Вынул я из шкафа бутылку ««Хортицы»» украинского разлива из 21 века, оделил по стопарикам. Подумал, что пора в дореволюцию сходить за Шустовским коньяком.
        - Давай, за выздоровление Никанорыча, - поднял я стопку.
        Выпили под мануфактурку - закуски дома никакой не было. Даже шоколадки. Теплая водка была противной. Так что идея продолжать пьянку обоюдно желания не вызвала. Но заставила меня задуматься о холодильнике. Вроде были такие агрегаты на керосиновых движках внешнего сгорания, что электричества не требуют.
        - Если бы я в горы собрался, то без тебя не обошлось бы. - Поясняю. - А так в вагоне железнодорожном моряк привычный к тесным коридорам казался мне надёжней. А от шальной пули никто не застрахован. У меня к тебе вот какой вопрос: ты пуха с пером много накопил?
        - Да есть маненько, - пожимает плечами псарь.
        - На сколько подушек хватит?
        - А много надоть?
        - Да штук примерно с сотню. Вряд ли больше.
        - Не. Столько не будет. Да и давно на птицу не охотились. Больше на быков диких мордашей притравливаем. Бычка на всю ораву сразу на два дня хватает.
        Понятно. Покупать, значит. Или на складах воровать. И то и другое в других временах трудится.
        - А куда ты шкуры деваешь?
        - Пока солим, да на сухую складываем. Осенью на ярмарке продадим? - улыбается Сосипатор. - Кожевники бойко разберут.
        - Добро. Пошли на улице покурим. Не будем домик задымлять. Свою семью когда сюда привезёшь?
        - Да как избу поставлю, так и завезу. Там на Тамани у меня еще и корова. Её тоже перевозить надо одновременно с бабами. Доить то её каждый день требуется.
        - А где пасти думаешь?
        - Огородим кусок степи - сама пастись будет. - Вот когда стадо по дворам наберётся. Тогда и надо будет пастуха на всё общество выделять. Да не одного. Да с оружием и верхами.
        Проводив Сосипатора, занялся разбором трофейного багажа.
        Отложив курьерское шмотьё в стирку и дальше в хранение на склад, удивился только тому, что бельё у него было все шелковое. Богато жили коминтерновцы. Отнюдь не как пролетарии. В чемодане был даже смокинг из хорошего крепа. И полдюжины батистовых рубашек с пластронами к нему.
        Жестяная коробка на 100 кручёных папирос ««Царь-пушка»» фабрики И.К.Соколова в Санкт-Петербурге. Довоенные еще, значит. До первой мировой войны выпущенные. Дорогие папироски. На отдельной пачке свидетельствовала надпись, что данные папиросы в рознице продавались по 15 копеек за 25 штук.
        Был и серебряный портсигар с чернеными узорами. Похоже на кубачинскую работу. На пуговке замка красный гранат.
        Это я врачихе отдам. А то когда еще в дореволюцию попаду. Да и золото тратить на табак считаю нерациональным. Одно дело на себя любимого… Другое - на всех. Проще им американских сигарет с армейских складов натаскать забесплатно.
        Нашлись в саквояже и запасные магазины к пистолету. И коробка картонная на полста патронов фирменных. Кобуру вот только Василисе сделать удобную.
        На дне саквояжа лежали жестяные коробки от папирос, плотно заполненные золотыми монетами. Одна с имперскими немецкими монетами номиналом по 100 марок. Другая коробка - с французскими, номиналом в 20 франков. Третья с английскими соверенами. Неплохо курьер подготовился к тяжкой жизни и непосильной революционной работе в буржуазном обществе. Это не считая еще бумажной мелочи банкнотами банка Англии номиналом от одного до десяти фунтов. И толстая пачка бумажек номиналом в 10 шиллингов, последние - военного выпуска, имеющие меньшую ценность.
        А вожделенные бриллианты? Бриллианты были. Но не два чемодана, как писал в своей записке Ленин, а два кисета, типа солдатских махорочных, только тонкой кожи. Зато брюлики в них были ювелирного качества не меньше карата весом. А некоторые и под 4 - 5 карат. Грамотно. Самые ходовые размеры. Ибо с большими алмазами много мешкотности при их продаже. Не каждый ювелир возьмёт. А тут расчёт на массового потребителя с деньгами.
        Будет на что мичману вожделённый им винджамер купить.
        А вот на следующий экс надо идти с Сосипатором. За бумажными царскими банкнотами. И всё. Пора с грабежами завязывать.
        Глава 14
        - Слушай, Жмуров, - разлил я водку по стопкам. Перед этим предварительно подержал початую бутылку ««Хортицы»» до приемлемых вкусовых качеств в автомобильном холодильнике, который работал от аккумулятора, - ты у нас человек опытный, с людьми работал. Точнее с коллективами людей, - поправился я глядя на удивленные глаза инженера.
        Журналист конечно сам всю жизнь работает с людьми, но… индивидуально. И опыт руководства у меня специфический - максимум три-пять человек, которых подгонять нужно только перед дедлайном, чтобы текст вовремя принесли. В главные редактора я никогда не рвался. Не такая уж большая разница в окладах чтобы взваливать на себе холку такую обузу. А разницу в деньгах всегда можно было гонорарами за публикации сравнять.
        - И… - протянул инженер, чувствуя в моих словах какой-то для себя подвох.
        - Вот мы тут пятый месяц пашем, а кругом такая идиллия, что просто оторопь берёт. Конфликтов нет. Недовольных начальством нет. Работают так, будто действительно строят лично для себя светлое будущее.
        - И чем ты, командир, недоволен? Другой бы на твоём месте радовался.
        - Понять хочу. Не бывает так.
        - Да всё просто. Люди подрядись на работу не с тобой, а с Тарабриным. Он им что-то пообещал такое, чего им край как надо. И если не сделают, то и не получат. Вот и пашут как на дембельский аккорд. Всё что от тебя идёт им, то только в плюс. Нет почвы для конфликта. Вот когда в конце года сам будешь договариваться с артелями, то тогда держи ухо востро. В артелях на прииске даже уголовники вкалывают, что любо-дорого. Потому как знают за что. Конфликты там, где кто-то халасы гоняет, а получает как трудяга. У нас пока равноправие во всём, точнее - уравниловка. Кормим всех одинаково. А работает каждый за своё, о чём с Тарабриным ряд составил.
        - Это-то понятно. Но вот удивляет меня их отношение к труду. Наяривают весь светлый день. Никто не сачкует. Никто не гонит самогон. Даже из-за баб никто не дерётся.
        - Ты в каких войсках служил?
        - В инженерных.
        - А я в стройбате. Инженером в УНР [У Н Р - управление начальника работ] Уральского округа, ««пиджаком»» [П И Д Ж А К - выпускник гражданского ВУЗа, призванный на два года в армию в офицерском звании]. Так вот… - Устав ждать, Жмуров сам разлил водку по стопкам. - Наш подпол на совещании в округе как-то раз заявил, что если ему дадут весь личный состав из одних баптистов, то через месяц он его сделает военно-строительным отрядом ударного коммунистического труда.
        - И что?
        - А ничего. - Усмехнулся инженер. - Спустили на тормозах, но по партийной линии пропесочили за близорукость. Давай за дальнозоркость.
        Чокнулись.
        Выпили.
        Закусили малосольным огурчиками собственного приготовления. Это у нас кто-то из освобожденных женщин озаботился. Соль есть, бочка есть, вода в наличии, огурцы выросли… Вот мы и снимаем пробу.
        - Я тут как-то с Онуфрием на ту же тему уже беседовал, - вкусно захрустел Жмуров огурчиком. - Вывод мой таков. Народ наш тут православный лишь по названию. А вот по отношению к труду чистые баптисты. Труд - главное служение богу. У нас даже поп без дела не сидит - досочки стругает для будущей церкви. Из мастерской всю неделю носа не высовывает. И матушка его в бабском лагере вся в трудах да заботах. И дочки ее там же посильно вкалывают несмотря на малолетство.
        Разлили ещё по одной. Жмуров продолжил свою лекцию.
        - Я даже представить себе не могу как бы они влились в нашу, ту церковь, которая в осевом времени. Еретиками бы их сочли долгогривые, учитывая, что и разница есть обрядах уже существенная. Помнишь никонианскую церковную реформу? Ведь из-за пустяка разосрались - двумя или тремя пальцами креститься. А что делать, к примеру, тому у кого на войне кисть отрубили? Вообще не креститься?
        Выпили.
        Выдохнули.
        Закусили.
        - К тому же прикинь к носу наш быт. Артельный, мужской. Семейных, считай, что нет. Что у нас? Коммуна? Монастырь? Стройотряд? Шабашка? Так на хорошей шабашке и в нашем осевом времени народ пашет весь светлый день и не пьёт, потому как знает за что пашет и что может потерять в противном случае. Вот отстроятся по семейному, подворьями, женами обзаведутся, детей нарожают, тогда жди когда бабы меж собой пересобачатся. Они без этого не могут. А мужики уже вперёд бабами подзуженные выступают всегда. Вот тут уже авторитет попадьи на первый план выступает - бабий климат в станице держать. А это не просто. Я тебе так скажу, что легче с урками управляться, чем с бабами.
        Еще разлили и бутылка кончилась.
        - Я человек малопьющий по меркам строителей, - вдруг признался инженер, - но вот иной раз мне водочки не хватает для полного счастья. Ты, командир, только местных мужиков к водке не приучай. В своих станицах они слабой бражкой перебиваются. Самогонных аппаратов не имеют. Им и пары стаканчиков сухенького за глаза - дури своей хватает. Кофе пить будем после водки? Как дома было.
        Кофе готовить вышли на воздух к курилке за домиком, там, где мангал и моё персональное кострище.
        Запалили костерок, подбросив готовых угольков из мангала. В рдеющиеся угольки поставили джезву и я заколдовал над готовкой.
        Потянуло необыкновенным ароматом.
        - Зёрна с дореволюции были или от осевого? - спросил Жмуров, принюхиваясь.
        - С дореволюции, - отвечаю, усмехаясь. - С цельным кофеином. На Макарьевой ярмарке в первый ещё выход покупал, когда за лошадками с Тарабриным катались. Йеменское мокко.
        Инженер, сладко прижмурившись, пригубил напиток.
        - Ништя-я-я-к! - Выдал он заключение пробы. - Я так не умею.
        - Захочешь - научишься. - Ответил я. - И учиться тебе лучше не у меня, а у Сосипатора. Тот по-турецки его варить умеет. Аутентично девятнадцатому веку.
        - Спасибо за наколку. - кивнул Жмуров и вдруг вернулся к началу разговора. - Да не очкуй ты, командир. Всё пучком идёт.
        Отставил я пустую чашку, подумал и ответил.
        - Когда нет мелких неприятностей - жди крупных. Жизнь меня так приучила. Вот и очкую. Ещё баб не переварили, а уже белорусская деревня на подходе. Поймал я тут себя на эйфории, что всё у нас хорошо. Понимаешь, … Ты вообще девяносто первый год помнишь?
        - Ну, - отозвался Жмуров. - Только по рассказам. Сам-то я в тайге был. В отрыве от цивилизации. А ты, небось, в самой гуще вращался.
        - Именно. В ней самой. И даже на разворот журнала ««Пари матч»» фотомордой собственной попал под заголовком ««Они делали революцию»». Сижу дома, журнальчик этот разглядываю с собой любимым, балдею от собственной крутизны. На обложке Клавка Шифер, на развороте - я! Звонок в дверь. Стоят Пат с Поташонком кавказского обличья. Один мелкий, другой дылда.
        - Чеченцы? - округляет глаза инженер.
        - А кто их по виду поймёт, - машу рукой. - Пистолет мне под ухо, втолкнули в квартиру. Связали, кляп в рот запихали. Обыскали хату по быстрому. Телефон с автоответчиком забрали. Хороший телефон - ««Панасоник»». И смылись. И вот валяюсь я на полу. Ноги связаны. Руки за спиной связаны. Кляп во рту. Извиваюсь как червяк. А в голове одна мысль: заземлили тебя, чувак, от осознания собственной крутизны. Почувствуй разницу.
        - Много грабанули?
        - Да нет. Три тыщи денег, обручальное кольцо да монету золотую царской чеканки. Полуимпериал пятирублёвый. И телефон. С тех пор побаиваюсь я своей эйфории.
        - А вообще зачем ты к белому дому ходил в девяносто первом? Ты же партийный был. - Вдруг спросил Жмуров.
        - Я тебе так скажу, - почесал я бровь. - Все мы тогда были против ЦК КПСС. Всем блоком коммунистов и беспартийных. Против этого импотентного ГКЧП. Такой день непослушания. Всем казалось, что вот оно светлое будущее - только руку протяни. Надо только чуток воли взять.
        - Так ведь обманули. - усмехнулся Жмуров.
        - Конечно обманули, - откликнулся я. - Всегда всех обманывают - таков закон общественной жизни. Думаешь мы в толпе не понимали, что обманут? Разве что не ожидали, что так скоро. Толпа ревела ««Рос-си-я!!!»», а Старовойтова с балкона Белого дома её перекрикивала через мощные акустические колонки ««Ель-цин!»». А потом толпу повели памятники рушить, а сами заговорщики остались там власть делить.
        - А в девяносто третьем?
        - В девяносто третьем я был просто журналистом. Так что взгляд мой тут со стороны. Так вот там уже в полный рост встал эстетический конфликт поколений.
        - Не понял. - удивился инженер. - Это как?
        - Власти загребая с разных сторон единую кучу государственного имущества стали наступать друг другу на пятки, на пальцы, вот и схлестнулись. А левые почуяли окно возможностей для реванша. Поначалу набежала там толпа молодёжи как в девяносто первом. А им через матюгальники завели ««В коммунистических бригадах с нами Ленин впереди»». Молодежь послушала, послушала и разошлась. Остались только ушибленные левизной, да старички - бабушки из ««Трудовой Москвы»», для которых это были песни их молодости. Ну, и нацики из РНЕ половить свою рыбку в мутной воде. А потом кучка буйных поставила на уши многомиллионный город. И новая власть быстро и жестоко подавила этот бунт, как китайцы на площади Тяньаньмынь. И тишина. А дали бы по трансляции Шнура с Рамштайном, потрафили бы вкусам молодых, глядишь и критическая масса бунта бы и перевесила. Так что всё уперлось в эстетику. Всё остальное уже производное: и стрельба из танковых пушек по Белому дому, и его поджог, и расстрелы на стадионе. Как там Окуджава писал: ««Не раздобыть надёжной славы, покуда кровь не пролилась»». Всё, давай расходиться, мне приспичило
личинку отложить.
        Встал и ушел к своему персональному сортиру-скворечнику, который запирался на замок. Кусты жасмина, которые сам вокруг этого ««домика»» сажал для аромата уже в рост пошли. Саженцы я у Тарабрина взял и вообще такую фишку у него же и подсмотрел в его имении на Тамани. А чё? Ароматы совсем другие нежели в голом сортире над выгребной ямой. Приятственней.
        Сортир у меня уютный, с сидушкой и линолеумом покрытый. Я сам его мою периодически и хлоркой раз в неделю отсыпаю. А замок, чтобы чужие сюда не ходили. Не засирали походя.
        Посидел.
        Покурил.
        Отложил личинку.
        Выйдя, удивился, что Жмуров всё так и сидит в моей курилке.
        - Что ещё у нас плохого? - спрашиваю. Я то думал, что инженер давно уже ушел.
        - Да нет ничего плохого, - отвечает. - Просто не успел я тебе отдать по объектный скользящий график занятости рабсилы на следующий месяц. Красным помечено, откуда снимать народ не рекомендуется. Кофе ещё угостишь?
        Баня и колодец для белорусской деревни построены. Полевая кухня подвезена. Кучка дров на первое время сложена. Палатки большие армейские стоят идеально натянутые. Кровати в них железные ставить не стали - в первом ангаре складировали пока в разобранном виде. Они потом в стационарные дома пойдут в качестве премии за ударный труд. А в палатках пока нары устроили в два яруса из дубового горбыля. У нас его много скопилось. Отдельно поставили домик типа хозблок для завхоза - там сенники, наволочки, одеяла, полотенца на всю деревню. Запас консервов и круп на первое время. Вёдра, ложки, тарелки, бачки. Топоры, пилы и лопаты.
        Завхозом белорусской деревни назначили Яна Колбаса. Он поначалу отвертеться от этой должности хотел, сваливал на то что Юшко опытнее его. Но Юшко уже откомандировали на вырубку просеки к пристани, где требовалась монстра, и Яну было императивно сказано, что идея переселять белорусов сюда его, пробивал её тоже он, вот ему и руководство ими в руки. Его родня, вот с ней и крутись.
        - Гуманитарку на первое время дадим, - добавил я напоследок, - а вот после всё только за соль. Нахлебники нам не нужны.
        - И коровы? - спрашивает, глупо лупая ресницами.
        - Да хоть что, - отвечаю. - Дома, коровы, овцы, что ещё там для быта по возможности. Всем обеспечим, но… за соль. И на вас еще пакгауз для хранения добытой соли построить тут. Горбыль подвезём. Так что пройдись ещё раз по территории, запиши всё, если на память не надеешься. Двое егерей с собаками с тобой тут побудут. И охрана на первых порах, и для добычи мяса.
        Смотрю, Колбас нос повесил.
        Похлопал его по плечу, сказал сочувственно.
        - А кому сейчас легко?
        - Сеть будет рыбу ловить? - встрепенулся он.
        - Всё будет, - обещаю. - Но за соль. Сам понимаешь, что соль это здесь основной промысел. Всё остальное вторично. Типа, хобби.
        Оставили им двух коней из табуна егерей. Всё равно один постоянно в лагере будет находиться.
        А в испарителе уровень воды понизился на пару дециметров точно уже. По кромке берега это видно явственно по белому солевому налёту. Так что к сентябрю тут будет самая страда соль сгребать, буртовать и отправлять на хранение до ярмарки.
        Тара - вот наше слабое место в солевом промысле пока.
        Так в думах о солевой таре и ехал обратно в колхоз до брода.
        На ответвлении от основной просеки, ну, той, которая к пристани новой идет остро пахло дымом и копотью от сгоревшего бензина.
        Сурово спрашиваю Юшко.
        - Что тут у вас горело?
        Вот нам тут только лесного пожара для полного счастья не хватает.
        - Дык, командир, - провел он закопчённой ладонью под носом, - Пороховые шашки кончились, вот и выжигаем пни изнутри. Сердцевину долбим, туда бензинчика пополам с маслом и поджигаем. Остаётся потом только развалить до земли. В наших лесах всегда так делали, чтобы с пнями не надрываться.
        Понятно. Предстоит мне вояж в Америку за буровыми шашками. Ну, и за сопутствующими товарами попутно. Бензин в цистерне скоро дно покажет. Так что вояж в Техас предстоит. До 1972 года бензин там дешевый - выбирай любое время от победы над Японией. Потом всё - хялява кончилась. Началась эра малолитражек. Золотое обеспечение доллара рухнуло и нефть в одночасье подскочила в цене аж в четыре раза. И это был еще не предел.
        - Много шашек надо?
        - Десятка три-четыре, если в обрез. Но лучше с запасом, - кивает Ваня головой, шмыгая крупным мясистым носом.
        - Ладно, показывай, что тут у вас.
        - Да вот стащим брёвна к просеке, - махнул он рукой на края вырубки, где валялись стволы с уже обрубленными сучьями, - уложим в монстру на коники да и утащим на пилораму. Но не всё. Часть уже ушло на сваи под дебаркадер. Там на трёх слегах на веревке бабу из комля артелью поднимали на блоке и забивали сваи ее весом. Быстро пошло. Осталось только настелить палубу. Отсыпать всю вырубку гравием и можно запускать в эксплуатацию. Мужиков надо заранее на каменоломню заслать - щебень долбить. Самосвалов семь-восемь. Потом монстрой укатаем. Она тяжёлая, за каток сойдёт.
        - Может дорожный каток в аренду взять? - предлагаю.
        - Не-а. Лишнее это, командир, - ухмыляется Юшко. - На первой просеке так укатали - никто ещё не жаловался.
        У самой пристани лесорубы оставили старый высокий дуб. Мощный, в три обхвата, красавец. Сама дорога к пристани вокруг него кольцом заворачивает.
        - Этот чего оставили? - спрашиваю.
        - Просто рука ни у кого не поднялась на такую лепоту. Да и вкруговую удобнее подъезжать к дебаркадеру. Не надо потом тыркаться туда-сюда для разворота. Да и тень от него нелишняя. Мы под ним всей артелью обедаем.
        А что? Вроде как всё по уму вырисовывается. Соль храним в амбаре. К пристани доставляем покупателю уже оплаченную партию на своём транспорте, что даст дополнительный доход колхозу. Только вот вопрос тары надо решить. Непромокаемой.
        Глава 15
        Сходил в Москву осевого времени, достал для врачихи толстый том аптечного справочника ««Видаль»» за которым пришлось побегать пока нашел. А то что она мне поназаказывала, то таких названий в современных аптеках даже не знают. Впрочем, что хотеть от нынешних менеджеров по продажам таблеток, они сами без компьютера ничего сказать толком не могут.
        Пусть Васюк сама разбирается что ей в край необходимо, а что может и потерпеть. Напишет список, тогда и затарюсь. А пока пусть американскими армейскими и отечественными автомобильными аптечками обходится.
        На обратном пути заглянул в поезд к жене на Тамань. С тортиком ««Птичье молоко»».
        - Когда? - спросил, ласково оглаживая её большой живот.
        - Скоро уже. На сносях я, - повела Василиса плечами. - Куда дитя приведёшь? В чистое поле?
        Тут я ощутил за себя гордость.
        - Домокомплект я уже на конезавод привёз. Из кедра. В два жилья под железной крышей, - поднял я вверх указательный палец. - К концу лета соберут нам дом. Там и мебель привезу. А сейчас пока фундамент ладят. Каменный. Врача тебе на роды прислать?
        - Не надо. - Отказалась Василиса. - Повитуха тут хорошая. Рука у неё лёгкая. Посиди со мной рядышком, гость мой редкий. Если говорить не о чем, то давай просто помолчим. Мне так спокойно с тобой. Как там Онуфрий?
        - Досочки строгает для икон. Я ему всё хороших рубанков не привезу из Чехии. Всё недосуг. А тут у нас немец-краснодеревщик объявился, вот для него кучу инструмента закупить придётся. Заодно и Онуфрию. От тебя к Тарабрину пойду договариваться. Он в той Праге всё знает.
        - Соль добыл?
        - Добыл. Теперь добываю добытчиков, - усмехнулся я своим мыслям про освобождение белорусской деревеньки.
        Жена на это в кулачок прыснула.
        А я из сумки вынул кисет кожаный, положил на стол, развязал завязки.
        - Пробуй.
        Василиса окунула палец, слизнула с него белые крупинки. Оценила.
        - Сладкая соль. Добрая. В этот год на ярмарку её повезёшь?
        - Обязательно. Только проблема у меня с тарой. Бондарь из станицы Таманской отказался к нам переезжать. Да и то, что у него есть мы уже все бочки выкупили. Но нам мало.
        - Короба рогожные лыковые тебе пойдут?
        - Не промокнут? Плетёнки-то?
        - В воду кидать не будешь - не промокнут, а коли крышка хорошо сплетена, то и дождь ей не страшен.
        - Знаешь таких умельцев?
        - Ты у Иулины поспрашивай. У них там на Лабе липы растут. Может кого и подскажет. У тебя монеты-то тарабринские есть короба эти куплять?
        - Так… Несколько монет всего. Я на ярмарку надеялся за соль деньги выручить, и уже на них что-то покупать. А так со Степанычем у нас весь расчет на бумажке. Безвалютный.
        - А соль без тары не продать, - смеется Василиса. - Бедный ты бедный, муж мой, хоть и царь крымского берега.
        Василиса покликала Федота, приказала принести шкатулку со своего купе.
        Большая шкатулка, глубокая и видно тяжелая, судя по тому, как её Федот тащил на руках. По отделке простенькая.
        Василиса отпустила вагонного смотрителя, сняла с шеи шнурок с маленьким ключом и отдала мне.
        - Владей, - сказала гордо.
        Шкатулка был полна местной серебряной монеты.
        - Что это? - взял горсть монеток и пересыпал обратно в шкатулку. Монеты были разного диаметра и рисунка. Вот ещё и в местной денежной системе разбираться придётся. Мало мне европейских валют. А куда деваться?
        Жена вскинула подбородок.
        - А ты думал, милый, что за собой бесприданницу взял? Ценю я эти твои думки. Льстит мне, что не серебро, а я сама тебе нужна была. Но серебро сейчас возьми, пригодится. Тару под соль надо будет покупать тебе до осенней ярмарки.
        - Тогда подскажи под какой вес мне эти короба лубочникам заказывать.
        И мы окунулись в хозяйственные расчёты. Да так, что к Тарабрину я в тот вечер не поехал.
        Докторица фармакологическому справочнику откровенно обрадовалась.
        - Как жаль, что в моё время такие книги не печатали, - ласково погладила она толстый корешок тома. - Впрочем, у нас и такого количества лекарств, наверное, не было.
        Зримо было видно, что ей не терпится полистать эту книгу, но при мне она любопытствовать стеснялась.
        - Как Никанорыч? - спрашиваю её.
        - В забытьи. Но состояние стабильное. - И тут же поправилась. - Стабильно тяжелое. Но есть надежда что на поправку пойдёт скоро. Он мужчина крепкий.
        - В коме? - потребовал я уточнений.
        - Нет не в коме. Просто спит, обколотый болеутоляющим. Так что посетителей пускать к нему рано. А вот курицу достать для бульона нужно. А кур тут нет. И миндаля бы для миндального молока. Силы его поддержать.
        - Он же не в живот ранен? Нормально кормить разве нельзя? - удивляюсь.
        - Всё рано поберечь организм не помешает. - Несколько дидактично поправляет меня врач. - Крепкий стул тяжёлое испытание для лежачего ранбольного.
        - Миндаль нужен чищенный? - требую подробностей.
        - Лучше в скорлупе, - отвечает. - Так он лучше хранится. Не на один же раз привезёте.
        - Дикая птица подойдёт для бульона? Куропатка там или утка? Страус?
        Немного подумав Васюк выдала.
        - Утка нет. Больно жирная. А вот куропатка вполне. Про страуса ничего не знаю. Не пробовала ни разу.
        - Сосипатору скажИте, привезёт со следующей охоты, - рекомендую со своей стороны. - Егеря его и зайчатины могут набить. Тоже вроде как диетическое мясо.
        Отошли в курилку.
        Сели.
        Тут я и вынул ей из полевой сумки большую жестянку папирос ««Царь-пушка»» и картонную коробку их же на 25 штук. Шутливо сказал.
        - Бакшиш.
        Василина принялась нетерпеливо рвать картонку, но я её остановил.
        - Это ещё не все подарки. - И отдал ей серебряный портсигар коминтерновского курьера, в котором находилось ещё с дюжину таких же папирос.
        Васюк привычно замяла гильзу папиросы, закинула ногу на ногу, для виду одёрнув синюю юбку на коленке, но скорее, чтобы к этой коленке обратить мой взор, и ждёт с папироской между пальцев, когда я за ней поухаживаю огоньком.
        - Спичек нет? - спрашиваю.
        - Нет. - Отвечает, улыбаясь. Зубки у неё хоть и мелкие, но ровные. И губы уже потеряли лагерную бледность. И вообще тут на свежем воздухе и хорошем питании цвет лица у всех бывших военнопленных улучшился.
        - Нет спичек.
        Врёт. Я сам матушке Иулине передавал десяток коробков для полевой кухни в санпропускнике. Чтобы курящая начальница себе коробок не отжала? Не поверю ни разу.
        - Тогда вам ещё один подарунок, - усмехаюсь и протягиваю ей медную зажигалку ««Зиппо»».
        Мне не жалко у меня ещё есть. В Бедфорде, в первую вылазку в Америку, запасся я ими. Не только медными, но и стальными и даже серебряными. Практичная вещь эта зажигалка в которой ломаться нечему.
        Показал, как пользоваться, как разбирать и заправлять двумя-тремя каплями бензина или спирта.
        - А камушков потом ещё подкину, - пообещал.
        Выдохнув первую затяжку, докторица оценила папиросы.
        - Хороший табак, но ваш был лучше.
        - Так, - говорю, - по случаю досталось. Специально за табаком для вас я никуда не ездил пока. И попробуйте вот американские сигареты, вдруг понравятся. Их добывать нам легче.
        Из полевой сумки достал по пачке ««Кэмэл»» и «Лаки страйк»» из солдатских пайков в мягкой упаковке, которые мы нагребли в американских складах. Такие ещё сигаретки, короткие, без фильтра.
        - Такие пахитоски вроде бы с мундштуком курят? - протянула врачиха. - Роскошь буржуазная.
        - Так попросите пленного нашего, пусть вам мундштук из дерева выточит. Заодно прикиньте какую вам тут мебель в санчасть нужно сделать. И для медблока, и индивидуально вам.
        - Вы так за мной трогательно ухаживаете, - лукаво улыбнулась Васюк, как бы констатируя данность. Зелёные глаза её заблестели. Как-то вся фигурка девушки алертно подобралась, соблазняя.
        - Нет, не ухаживаю, - отвечаю так чтобы двусмысленностей не оставалось. - Я женатый. Жена вот-вот родит. Просто проявляю некоторую начальственную заботу о ценном сотруднике. Вы у нас единственный человеческий врач с высшим образованием на весь полуостров.
        Вот такой я товарищ Кайфоломов. Видно же, что женщина ищет себе среди нас номенклатурного партнёра, а вокруг все как-то ниже её по статусу. А начальство всё при жёнах. Последний холостой - Жмуров, и тот себе уже девчонку нашел, хоть сопливую, но красавицу. Такая вот засада.
        Симпатичная бабёнка Василина, сексуальная, но… Хоть давно в моей постели бабы не было, здесь, на заводе, любовница мне не нужна. За моим поведением тут матушка Иулина ревностно бдит. И не сомневаюсь, что периодически Василисе моей докладывает при оказии.
        Оставил на лавке полевую сумку с тетрадками, карандашами и шариковыми ручками четырёх цветов. Сухо попрощался и ушел из этого бабьего царства.
        От греха подальше.
        В осевом времени Москвы, квази-интенданты на меня сами вышли, оставив сообщение на автоответчике, что у них для меня всего много и всё вкусное.
        В жажде долларов нарыли эти кукушата какой-то ещё чудом нераздербаненный склад длительного хранения военной техники тылового обеспечения.
        Отобрал для себя я у них одноосный прицеп ВГ-2000, который водогрейка автомобильная. Для заправки радиаторов горячей водой в холодное время. Греет воду на ходу и разом заливает радиаторы пяти КрАЗов. Да мало ли где в армии кипяток нужен? И как прицеп-цистерну можно использовать, в него почти две тонны воды входит. По любому лучше, чем постоянно кочегарить 100-литровые полевые кипятильники или постоянно бани топить, чтобы только теплая вода была.
        А полный комплект МПП-1 меня привёл в восхитительный восторг. Для нашего бытия это вообще песня - механизированная полевая прачечная. Именно то, чего нам так остро не хватало. Три крытых двуосных алюминиевых прицепа. В первом находится стиральный агрегат, такая промышленная стиральная машина. Во втором - мощная объемная отжималка. В третьем - сушилка, что в принципе и не обязательно, посушить на крымском солнышке можно без труда и на верёвочке. Воду в стиральную машину можно хоть в ручную заливать, хоть к водопроводу подключать, если он есть.
        В целом рассчитан весь комплекс на стирку полутора тонн белья за 20 часов работы. Тут не только портянки с нательным, но и постельное бельё стирается без того, чтобы прачки себе кожу с рук не сдирали. Хотя девчата из банно-прачечной роты к условиям труда на фронте неприхотливые, но у меня всё же не фронт, чтобы превращать простую работу в трудовой подвиг.
        Оставил всё на хранении у знакомых автомехаников и перевозил прицепы по очереди. Заодно и очередное техобслуживание со сменой всех жидкостей КамАЗу сделал.
        А чтобы в кузове КамАЗа воздух не возить, загрузил его мусоросжигательными печками дачными и чугунными камин-плитами для индивидуальных домов. Уже строимся. Так что по любому пригодятся. Зимы в Крыму не злые, но всё же…
        По дороге подумал, что обрубки и дубовые сучья - хорошее топливо, но дуб и граб изводить на дрова рядом с собой - плохая идея, когда есть возможность в других временах, в пустых безлюдных местах березняки на дрова повырубить. Они там сами собой в пустошах за столетия восстановятся.
        А ещё сходил в восьмидесятые годы, когда ещё на улице Вавилова была ««американская»» прачечная-самообслуживания (называлась она так в народе, хотя техника там вся была немецкой фирмы ««Миле»»), и на каждого работника своего конезавода заказал рулоны матерчатых киперных лент с напечатанными на них несмываемой краской именами и кличками своих работников, чтобы пришили они эти метки на свою одежду. Не путать при выдаче после централизованной стирки.
        Вот расселятся семьями по своим домам - путь тогда уже сами себе в корыте стирают. А пока пусть будет у нас централизованная гигиена. Вот только обовшиветь нам не хватало для полного счастья. Другое оружие массового поражения - дизентерия. Но тут как в пионерлагере если руки не помыл за стол не пустят. И что самое приятное, Васюк в этом отношении - зверь! Никому спуску не даёт.
        Не забыть бы, из Америки привезти рабочие комбинезоны для всех, кто останется постоянно на заводе работать. Да чтобы с надписью во всю спину вышитой. На вышивальной машине это недорого. А вот по цветам возможны варианты по подразделениям. Конюхам - синие, хлеборобам - зелёные, каменщикам - оранжевые, собачникам - жёлтые. Механикам - черные. Начальству - белые. Чтобы не было как при Мао в Китае, когда всех одинаково одели, то у народа, особенно баб, вдруг остро развилась эпидемия шизофрении. Учиться надо на чужих ошибках, а не на пустых умствованиях Кампанеллы.
        И ОЗК докупить бы у прапорщиков-хохлов для белорусов на соледобыче. На этот раз поеду в Севастополь, там после раздела флота много чего вкусного должно появиться в Сухарной балке.
        На Малый Сиваш - там рядом, у города Саки, выяснить какой инструмент на добыче соли самый важный. И прикупить если получится - в начале девяностых за доллары всё было дешево. Пока доллары есть - надо пользоваться.
        Заодно скататься на речку Альму, провентилировать насчет альменского камня на церковь, хотя бы на облицовку, если целиком из него дорого строить будет. Альменский камень - это же почти мрамор, разве что мягкий. А основную кладку из аджимушкайского ракушняка выложим.
        В воскресенье на службе объявили Жмурова с Аней женихом и невестой. Свадьбу назначили на после праздника урожая. Теперь, по обычаю, они имеют право ходить везде под ручку и целоваться, даже на людях, но большего ни-ни! Так уже тут сложилось.
        А после службы выехали почти всем заводом на грузовиках в степь. Там егеря на взгорках обнаружили солидные заросли кизила, который как раз стал поспевать.
        Обнаружились ещё локализации зарослей шиповника, но тот позже зреет.
        И ту и другую ягоду нужно нарвать в товарных количествах и засушить на зиму для витаминов. Взвар варить. Не таскать же ещё из аптек осевого времени ««Центрум»».
        Сначала прошуровали по кустам палками - змей распугать, если тем там пригрелись. Потом егеря взяли периметр в оборону, включая два пулемёта на ««студерах»». От особо борзых хищников.
        Остальные начали сбор кизила.
        Дважды ««доджи»» отвозили на завод забитые кузова полных корзин кизила, возвращая оборотную тару. На заводе кизил сразу рассыпали на рядно - сушить в тенёчке.
        А к обеду привезли всех домой с третьим урожаем. Довольных незапланированной прогулкой и законным межполовым общением, впрочем довольно целомудренным. Так-то в опасении леопардов особо народ гулять по окрестностям мы не пускали, а работали мужики и бабы на разных площадках.
        Но леопарды - это в лесу. А в степи гиены довольно большими стаями шарились. Львы и гепарды водились дальше на юг, где бродили большие стада в зелёной приморской низменности. Волки летом сытые, в стаи не сбиваются.
        Сам по себе гиена зверь не особо страшный, но вот в стае… Пробовали их на ноль множить с помощью автоматического оружия дистанционно, легко, но вот их трупики только остальных гиен со всей степи приманивали. Шкуры-то их нам без надобности - паршивые. А мясо несъедобное. Но машин опасаться их научили быстро. Разбегались эти недопёски от звуков моторов сразу и далеко.
        Чтобы лишних гиен в ближнюю округу не приманивать, стали наши егеря на охоту брать грузовик и отъезжать подальше от посёлка.
        За шофера у них прописался Миша Машеров на ««студере»». Вроде как такой жизнью доволен.
        Так и распалась наша неразлучная троица белорусов.
        Колбас - на солевом озере. Горбыль в будущую веску своих родичей возит с лесопилки. Колышки на будущих подворьях вбивает, щедро размечая участки.
        Юшко с лесорубами и дорожниками, то на монстре брёвна таскает, то на самосвале щебень. Ежедневно при деле.
        А Миша с егерями мясо на всю ораву добывает.
        Даже не знаю, что предпринять. Впереди большой объём бетонный работ по обустройству общественных погребов, а бетонщики все в разгоне. А попадутся ли под руку новые работники? Чтобы не хуже были.
        Где время на кадровый поиск взять? Тут вот опять в Америку за керосином надо прицеп - цистерну квасную гнать. Вроде как и сам могу на ««форде»» - пикапе, но одному скучно.
        Подумав, взял с собой Мертваго - пусть проветрится в цивилизации.
        Глава 16
        Мертваго разбудил меня витиеватым матом. Вообще-то статский советник не являлся завзятым матершинником, ругался он вообще редко, но в данном случае его гусарский загиб превзошёл знаменитый флотский. Захотелось даже записать для памяти.
        - Что-то случилось? - спросил я спросонья, принимая сидячее положение и продирая глаза.
        Вечером мы дернули с ветеринаром местного бурбона, но без фанатизма, так как эту кукурузную американскую самогонку я недолюбливаю. Даже из Кентукки, а тут Техас. Но старая привычка напиваться в командировках преследовала меня и в новой жизни.
        - Ничего особенного, кроме того, что у нас ««форд»» с прицепом угнали, - пояснил Мертваго и заботливо протянул мне свежеоткрытую холодную бутылочку кока-колы из комнатного рефрижератора.
        Техас во всей его красе. Хорошо, что ещё цистерна была пустая, не успели мы вчера на завод заехать, залить её керосином. Остановились на ночь в этом кемпинге в субурбии под Хьюстоном. Стоянки были перед дверями номеров в длинном бараке кемпинга и соответственно никто их не охранял и никакой ограды от шоссе не было.
        Хозяин ночлежки для автомобилистов мог помочь только тем, что вызвал полицию. Даже нас не предупредив. А Мертваго без документов. И у меня только аризонские права. Но к нашему счастью местная полиция такими мелочами не парилась. Ей было достаточно заверения, что я крупный фермер из Аризоны, а Мертваго мой ветеринар. И мы приехали сюда за керосином для нашего трактора, потому как оптом покупать у производителя дешевле.
        Шериф разогнал своих помощников на поиски угнанной тачки, а сам зацепился языком с Мертваго про лошадей. У него на ранчо конь болел чем-то странным.
        - Найдёте нашу машину - вылечу бесплатно, - пообещал ему ветеринар, и это заметно подхлестнуло служебное рвение шерифа.
        Самое смешное, что разговаривали они оба по-немецки. И на мой слух шериф владел им лучше английского. Но статский советник английский вообще не понимал. Учили его в гимназии французскому, немецкому, латыни и древнегреческому.
        Шериф - плотный дядька лет сорока с вислыми усами а-ля осунувшийся Бисмарк, в характерной тёмно-коричневой шляпе с желтым витым шнуром вместо ленты (меня всегда интересовало как это они носят такой плотный фетр в такую жару и не получают теплового удара), посадил нас в свой черный катафалкообразный ««крайслер»» с белой надписью на дверях ««Sheriff»» и доставил в свой участок, где напоил кофе, пока составлял протокол об угоне.
        Кофе было как всегда в Америке преотвратным, да ещё и перекипячённым. Местные полицейские варили с утра большой стеклянный кофейник и в течение дня держали его подогретым на кофемашине, что стояла столбиком в общем помещении помощников шерифа. Сам шериф сидел отдельно через застеклённую стенку. При надобности - одним кликом тумблера, - кофейная машина снова грела кофейник до кипячения. Привычка такая дурная у пендосов для сокращения расходов времени. Но, желая вызвать к себе положительный настрой местной власти мы эту бурду стоически терпели, не показывая своего отвращения к ней. Но ветеринару на войнах приходилось пить бурду и похуже, а я так вообще с советских времён отучен привередничать.
        По дороге в участок выяснилось, что шериф, которого завали Альберт Страус (впрочем, если читать по-немецки, то Штраус) действительно был немцем, родом из немецкого менонитского посёлка в Пенсильвании, где не прижился из-за своей любви к оружию, которое менониты в руки не берут. Его предки уехали из Германии в Голландию, а оттуда в Штаты именно по этой причине - религиозному отвращению к оружию и насилию, как только в Европе запахло первой мировой войной. Успели сорваться до её начала. И с тех пор вся его родня выращивала кукурузу в Пенсильвании. А он вот… в штате, где оружие любят, в отличие от пацифизма и либерализма. Даже женат на местной уроженке.
        - Не буду вас обнадёживать, - пожевал шериф Альберт свои пышные усы, - но если мои ребята не найдут вашу машину за сутки, то её уже никто не найдёт к северу от Рио-Гранде. А в Мексике у меня нет власти. Я сейчас разошлю телекс по основным трассам, где есть участки полиции нашего штата, но и они не имеют постов на просёлках, которых тут очень много. Так что стройте ваши дальнейшие планы исходя из худшего. Тем больше радости принесет вам лучшая участь.
        Ну, что же, по крайней мере честно.
        Тут появилась парочка его помощников, сверкая улыбками и надраенными медными звёздами на форменных рубашках, они радостно сообщили что они нашли нашу цистерну-прицеп в десяти километрах к западу, брошенной на обочине шоссе.
        Шериф тут же отменил все поиски в востоку от субурбии и перенаправил патрули на западные дороги.
        - У вас тут есть прокат автомобилей? - спросил я, уже понимая, что пикапа мы лишились навсегда, и отнесся к этому стоически - не всё же одному мне в Америке воровать.
        - Тут нет. - Огорчили меня. - Но в Хьюстоне есть. Если вашу машину сегодня не найдём, то мы сами отвезём, и вас, и вашу цистерну в город к самому офису кар-рентинга. Надеюсь у вас есть на это средства?
        - Есть. - Ответил я. - Не совсем же я дурной оставлять деньги на ночь в пикапе на неохраняемой стоянке. - Не могли бы вы заранее узнать есть ли там машина с фаркопом и забронировать её для нас.
        - Слышал? - обратился шериф к помощнику.
        - Какую машину вам желательно заказать? - в свою очередь спросил у нас молоденький ««депути»».
        - Шевроле-импала, - вырвалось у меня впереди собственной думки. С детства нравилось мне эта тачка с тех пор как увидал её в Москве на Ленинском проспекте припаркованной около ««Трансагентства»». Хотя не тот это автомобиль, чтобы прицепом цистерну таскать.
        - Вашу цистерну мои помощники поставят пока на нашу стоянку у участка, а сейчас поедем ко мне на ранчо. Вы обещали вылечить моего коня. - Предложил шериф, вставая из-за стола.
        - Да. - Подтвердил Мертваго. - И если вы найдете нашу машину, то сделаю я это бесплатно.
        Ночевали мы на ранчо. Ну, как ранчо - целый конезавод, который держала жена шерифа Альбина Страус и разводила на нём породу американских рысаков. И нам было интересно как у неё тут всё устроено. Да от нас ничего и не скрывали. Но больше всего нам понравился ветряк, который качал артезианскую воду и обеспечивал водопровод по всему ранчо. Миссис Страус была так любезна что записала нам адрес той конторы, которая производит и устанавливает такие агрегаты по всему штату.
        Потом Мертваго приступил к исполнению своего обещания. У одного из жеребцов-производителей заболели суставы передних ног, но если того не выставлять на призовые соревнования, то жеребята от него потеряют в цене. Лечение местных коновалов не помогало.
        Мертваго после осмотра коня и постановки диагноза, совпавшего с мнением местных коновалов, выдал вердикт.
        - Нужны грязевые компрессы суставов. Ваших грязевых озёр я не знаю, а вот европейские лиманы Крыма или грузинской Мацесты точно помогут. И года три-четыре вы сможете ещё успешно выставлять этого красавца на бега, - похлопал ветеринар рыжего жеребца по красиво изогнутой шее. Конь согласно мотал сухой головой, подтверждая.
        - Но это в Советской России, я правильно понял? - шериф сбил шляпу на затылок. - Импосибл. Других рецептов нет?
        - Найти озера или грязевые лиманы с похожи составом грязей в этой стране. Надо спрашивать у географов в университетах. А как прикладывать компресс и сколько раз, и по какой методике я вам распишу. Это не мгновенное лечение.
        - Это передаётся по наследству? - озабоченно спросила владелица ранчо.
        - Если не будете применять кросс-имбридное смешение крови, то вероятность низкая, - ответил ей Мертваго. - Тут всегда лучше влить капельку свежей крови. У вас же это не единственный производитель?
        Шериф ушел куда-то звонить и дальше работать переводчиком пришлось мне через русский. Немецкий миссис Страус знало очень плохо несмотря на немца мужа.
        - Может его лучше продать, пока он чемпион? - озадачилась дамочка.
        - Это уже решать только вам, - ответил я ей, даже не переводя этот вопрос ветеринару. Не стоит брать на себя такую ответственность за чужую собственность.
        Машину нам так и не нашли.
        Два дня мы покатались по Хьюстону на шикарной прокатной ««импале»» от фирмы ««Авис»». Кабриолете цвета ««брызги шампанского»» с кожаным салоном и автоматической коробкой передач. Пока не купили у знакомого шерифу кар-дилера слегка подержанный трак ««форд»» F-250, такой же какой был у нас, только радикально красного цвета. Достаточно дёшево для двухгодовалого мало катанного автомобиля. Шериф так нам заплатил гонорар за консультацию ветеринара, а что был должен дилер самому шерифу мы благоразумно не вдавались в этот вопрос.
        А грязи, подобные не только грузинской Мацесте, но и Мертвому морю в Палестине, в Америке обнаружились в штате Юта на знаменитом озере Солт. Мормоны из Солт-Лейк-Сити давно уже замутили бизнес по почтовой рассылке своей грязи по всей стране. Так что призового жеребца Страусам на продажу выставлять не пришлось.
        Но, главное, мы керосин доставили в колхоз. Три четверти тонны нам в хозяйстве надолго хватит. Тем более, что тратим его мы только на освещение. Керогазов у нас раз-два и обчелся и все у начальства в домиках. Все остальные питаются от полевых кухонь.
        Скоро цистерну на ««студере»» надо будет гонять в ту же Америку за бензином. Думаю пора менять поставщика. Не только же в Хьюстоне нефтеперерабатывающие заводы имеются. А то примелькаются наши бывшие кудри и скоро нас начнут бить, как прогнозировал судьбу Шуры Балаганова Остап Бендер.
        Но в Хьюстон ещё раз пришлось смотаться. На КамАЗе. Я купил у миссис Страус её старый, довоенного выпуска, абсорбционный холодильник. Большой, можно сказать промышленный. Но главная фишка в том что он работал на керосиновом движке внешнего сгорания. А ранчо своё совсем недавно Страусы полностью электрифицировали и купили новые электрические рефрижераторы от ««Дженерал электрик»».
        Шериф был на службе и КамАЗа не видел, а его миссис было по барабану что за большая машина у меня с воровайкой в кузове, которой грузили большой холодильник. Взяла миссис наличные за агрегат и передала привет и благодарность Мертваго. Жеребец, благодаря грязевым припаркам взял в городе первый приз на бегах.
        А у нас появилась возможность не гонять егерей на охоту в ежедневном режиме, а хранить мясо охлаждённым
        Дальше надо было всё перетаскивать из одного ангара в другой, так как пустой ангар был моментально приспособлен под сушилку для ягод. Я и оглянуться не успел. А потом просто рукой махнул: где ещё взять столько тени, да чтобы без посторонних запахов, чтобы скорее засушить такой объем кизила, хотя и из свежего компот варили, приберегая запас сухофруктов. А тут всё в одном месте ещё да на большой площади. Однако акция освобождения белорусской деревни опять откладывалась на неопределённое время - выводить погибающую деревню из горящего сарая планировалось именно в этот ангар. Но и сбор кизила остановить было нельзя - к зиме готовятся летом, тогда она не бывает неожиданной. И на прибавление ртов белорусских крестьян надо также рассчитывать, не оставлять их зимой без витаминов.
        Снял часть народа с лесной вырубки на земляные работы - площадку готовить под установку американского холодильника около летней кухни и, наконец-то, КамАЗ разгрузить, в котором он занимает почти половину кузова. Грузовик мне в 1990-е нужен: у хохлов на ««зализнице»» тепловозной солярки поиметь по дешевке, но за портреты давно умерших американских президентов, а то их новые постсоветские ««фантики»» или как сами украинцы стебаются ««хохлобаксы»» там практически в начале девяностых не ценятся. А для такой операции ещё бочки порожние надо собрать, те что из металла. Из полупустых слить остатки горючего. Тара должна быть оборотная, а то зарастём ржавыми бочками как посёлки за Полярным кругом. Но там их вывозить просто нерентабельно. А нам только лень мешает.
        Тут же Юшко нарисовался со своей проблемой: на Аджимушкайской каменоломне весь щебень от старых разработок под метёлку уже выскребли. Надо или снова отряжать народ на пилку известняковых блоков, либо на бой щебня целевым способом. Иначе нормальной дороги к пристани не будет. Ям полно осталось от корчёвки пней. Или проще самосвал в Крым девяностых загнать?
        Рябошапка тут ещё под ногами путается, требует дать ему пару «бойцов»» на погрузочно- разгрузочные работы по складам, а то многое так и валяется до сих пор в кучах. И плотников для дополнительных стеллажей на складе. А мне без ревизии не понять действительно ли он зашивается или что-то мутит по природной таксёрской сущности своей.
        - А то как мне приходо-расходные книги заполнять, если сам не знаю, что в кучах лежит? - жалуется хитрый хохол.
        С ногой он вполне оправился, выздоровел, разве что хромает слегка и с тросточкой ходит. Но не пижонит, а реально опирается на неё.
        С другой стороны в одно рыло всё же большое для него хозяйство. Как только мичман с ним управлялся? Надо разделять пищевое и вещевое складирование, как в нормальных местах делают. А погребов у нас пока и нет.
        Печалька.
        Но это опять как второй ангар станет свободным после акции освобождения белорусов. Все что можно из еды долго хранить туда уйдёт. И котов завести, а то уже полёвок стал замечать, которых раньше тут не было.
        Пригрозил перевести Рябошапку на грузовик, механиком-водителем.
        Отстал. Всё же ««студер»», как и любая техника середины ХХ века, много за собой ухода требует, а подкалымить на ней тут негде.
        Но чую это ненадолго и вопрос складского хозяйства придется плотно решать. Всё, как ни крути, а мы еще не можем полностью опираться на свои силы без иновременных поступлений. А они развитого складского хозяйства требуют.
        Глава 17
        Когда Васюк разрешила посещения Никанорыча, то контрабандой пронёс ему пару банок пива из осевого времени. Хорошего, дорогого, импортного, а не отечественной бодяжки с мыльной пеной. И не просто так принёс, а в автомобильном холодильнике. В жару холодное пиво - самое то. И воблы само собой, ее около моего дома в Москве уже чищеной продают в пивном стоке.
        - Вот спасибо, - заблестели газа у мичмана.
        Палатка в которой он лечился была армейская, на отделение. Но с деревянным полом. И белым хлопчатобумажным чехлом изнутри. Даже пол белой тряпкой покрыт, так что пришлось разуваться. Сам мичман лежал на железной кровати, утащенной нами из брошенного пионерского лагеря. На матрасе. Укрывшись по грудь простанью. Верблюжье одеяло по причине жары было сложено рядом на табуретке. Ещё тумбочка свежеструганная из дуба рядом стоит. Я только головой покачал - навьючили, видать, нашу пленную ««деревянную лошадку»» по полной программе.
        - Это тебе спасибо. За твой подвиг по гроб жизни водкой поят, - ответил я совершенно искренне, садясь на это одеяло, так табуретка казалась помягче.
        - Не вижу водки, - улыбается Победа.
        - Я пока еще не самоубийца, - отвечаю. - Увидит Васюк, убьёт. Вот выпишут, тогда напоминай хоть сто порций. Но у меня для тебя есть хорошая новость. Посоветовались мы с Тарабриным и решили создать простое паевое товарищество морской торговли. Я, Тарабрин и ты в равных долях. Мы на берегу, ты в море капитанишь. Счет в Барклай-банке в Лондоне.
        - Почему именно в нём?
        - Дык, он с тех времен до наших дней без перерыва работает. Есть ещё швейцарские ««гномы»» в долгожителях, но с ними тяжелее работать с моря. Далеко от портового берега да и филиалов они по миру не имеют. Но слушай дальше. Уставной фонд сто тысяч фунтов стерлингов. Тех самых, что мы с тобой у коминтерновского курьера конфисковали. Купим или закажем судно, какое скажешь, в пределах полста тысяч. Остальное - жалование экипажу, закупка товара, воды и еды. Оборотный капитал. Смотри не проторгуйся. Твои морские вояжи должны быть прибыльными.
        - А вам с того что? В смысле здесь.
        - Чай с Цейлона, - улыбаюсь. - Если боишься что останешься без вьюка, то на такое не рассчитывай. Но всё это обсудим потом. Думай, где барк твой лучше будет купить.
        - Не барк, - Никанорыч мечтательно завёл глаза под брови. - Баркентину. На ней команды меньше будет. Четырёхмачтовую. Со стальным корпусом. И не покупать, а строить, наверное. Тут мне твой интернет нужен будет, прежде чем ехать ««на деревню к дедушке»».
        - Ну, ты капитан, тебе и решать. А вот с временами обломись. Императивно восьмидесятые годы девятнадцатого века. Есть для этого стратегические соображения и нужен для этого нам там свой резидент в том времени.
        - В Англии?
        - На хрена козе баян? В Аргентине. Там как раз в это время начали приманивать эмигрантов со всего мира и землю раздавать, сколько обработать сможешь. Запасной аэродром для всех наших людей. Здесь сейчас Ледниковый период, возможны разные катаклизмы в будущем, когда лёд начнёт таять. Нам подготовка к спасению одной белорусской деревеньки и то во сколько геморроя вылилась. А тут два десятка тысяч населения, если всех брать.
        - Я согласен, - ответил мичман. - Главное, в море буду. Под парусами. Как всегда мечтал.
        - Вот и думай, пока бока отлёживаешь, что тебе необходимо будет. И не только о том сколько лычек на обшлага пришьёшь, - усмехаюсь.
        - Табачку принеси, - попросил Никанорыч.
        - Нельзя тебе курить с продырявленной грудью. Терпи, не то помрёшь.
        Тут мичману принесли обед. Бульон из зайца и мелкие хлебные сухарики. Из белого хлеба. Никак Настя отдельно ситный замешивала для болящего. И я вышел, чтобы не мешать Никанорычу трапезничать.
        На выходе их палатки меня караулила Василина.
        - Командир, - и эта фифа переняла такое обращение у Жмурова. В принципе понятно, в воинских званиях мы равны, а имя-отчество у меня несколько трудно выговариваемое. А тут вроде и уважительно и несколько на грани амикашонства, - Я тут заметила, что у большинства населения нет прививок от оспы.
        - И? - поднял я бровь.
        - Вакцину привезите, я всех привью. Самой выделить мне ее невозможно, так как тут у вас коров нет. А это очень опасная болезнь. Еще нужна вакцина против столбняка. Мало ли кто сучком ногу или руку пропорет.
        - Ой, дочка, когда я тебя только обучу подавать заявки в письменном виде? У меня голова не Дом Советов.
        - Давно готово, - вытащила она сложенные вдвое десяток листов бумаги из полевой сумки. - Тут вся нужная нам аптека.
        Развернул, перелистал и от неожиданности присвистнул.
        - А поменьше нельзя?
        - Тут просто на все случаи жизни, - сделала врачиха круглые глаза.
        - А ты в курсе, что у лекарств есть срок годности? - качаю головой. - Проще будет экстренно смотаться, чем периодически упаковками выбрасывать то что ты тут заказываешь. Да и кошелёк у меня не бездонный. Были бы деньги с бахромой, было бы легче концы с концами связывать.
        Усмехаюсь грустно. Вроде денег на первый взгляд у меня много, а за полгода больше миллиона долларов улетело, сам не знаю куда. Надо все траты записывать. А лучше бюджетировать, да на это времени нет. Как нет в колхозе и нормального бухгалтера.
        - А вы разве лекарства покупаете? - столько удивления в глазах женщины.
        Видать, уже кто-то проболтался ей о наших экспроприациях на американских складах.
        - Представь себе: покупаю, в аптеках.
        - Тогда я завтра дам два списка. Первый, что крайне необходимо прямо сейчас. Второй, то что срока годности не имеет. Тот же йод и зелёнка к примеру. Бинты и вата пока есть в достатке.
        - У нас на складе лежит американский кумихром. - вспомнил я. - Та же зелёнка, но красного цвета. Потряси Рябошапку на военные аптечки. Заодно сигареты у него возьмёшь американские, если понравились. Мне пока некогда за папиросами мотаться. Другие времена на повестке дня.
        Монстру вёл сам. Напарником взял Мертваго за знание немецкого. И путь наш лежал в Прагу начала ХХ века, так как там я хоть немного уже ориентировался. Правда, чуток промахнулся по месту и выскочил в Моравии, откуда пришлось пилить до Праги больше ста километров со скоростью 12 километров в час. Местами по горной дороге. Благо ход у этой ««шкоды»» был довольно мягкий, а управление не тяжёлое. И дорога приличная. Но всё равно в гостиницу ввалились все в пыли и усталые вусмерть. Тут я только и понял почему Тарабрин всегда останавливался в самых лучших отелях. Ванна с горячей водой после такого путешествия - благо, которое тяжело переоценить.
        Когда заселялись, то выяснилось, что у Мертваго сохранился старый, 1910 года, заграничный паспорт. А я и не знал… Правда уже потёртый на сгибах, но за три года всё могло случится, никто по этому поводу к нам не придирался. Так что не удалось выдать его за своего слугу. Тут уже кланялись ему как старшему. Дворянин, ёптать. Не то что я - купчик второй гильдии.
        ««Сметана хотель»» был даже лучше той гостиницы в которой мы останавливались с Тарабриным в прошлый раз. А трёхкомнатный номер, в каждой спальне королевская кровать и отдельная ванная со вполне современной для меня сантехникой - вообще улёт. А какое там выдавали цветочное мыло ручной работы… Ароматические соли. И натуральные средиземноморские губки. Ну и общий холл с красивой мебелью - хоть гостей принимай, и из него обе спальни распашонкой.
        Расплатился в этот раз я кайзеровским золотом, двумя монетами в аванс. Спасибо Коминтерну. Не клянчить же каждый раз золото в обмен у Тарабрина, тому не всегда доллары нужны. Он не откажет, но… неудобно как-то. Проще банк ограбить. Или Коминтерн.
        За ужином я ударил по прекрасному чешскому пиву, а Мертваго по французскому вину, в котором хорошо разбирался, как оказалось. Кормили в ресторане на первом этаже отеля изысканно. На что у нас повар кудесник, но тот больше спец по простым блюдам - в армии всё же учили. А тут повара готовят так, что пальчики оближешь в прямом смысле слова получая гастрономический оргазм.
        Мертваго просто цвёл.
        - Как в молодость попал, - улыбнулся старый генерал от ветеринарии, когда оставив на столе наш заказ, вежливый и предупредительный официант удалился.
        - Курить будем здесь? - спросил я его, когда расправились с ужином.
        Мертваго, подумав, ответил.
        - Нет. Закажем бутылочку красного вина в номер и будем курить кубинские сигары на балконе с видом на Влтаву и Старе Место. Любоваться закатом. Сам можешь пиво в номер заказать. Принесут. Мешать пиво с вином моветон. А по скобяным лавкам проедемся завтра, даже не по лавкам, а по оптовым складам - там будет дешевле. Нам же не по одной штуке каждого наименования брать. Немцу, попу нашему, и по паре-тройке для учеников Баумпферда. Они же у него будут, я надеюсь. Наймём экипаж, чтобы ноги не бить. И кладовку какую-нибудь арендуем в этом особняке, чтобы в кузове покупки не хранить на улице. Тут тоже жулики водятся.
        - А вот тут вам самому ничего не надо? - Поинтересовался я.
        - Как же не надо. - ответил Мертваго. - В первую очередь конский возбудитель, потому как понимаю, что поголовье маток вырастет, а жеребцы останутся в том же количестве. И там по мелочи, разных ветеринарных снадобий. Тут всё должно быть, даже то чего на Макарьевой ярмарке не достать. Кстати о ярмарке. Новых лошадок на племя надо бы не в Нижнем покупать, а в Бельгии. В самих Арденах. Дешевле встанет - это раз. Да и крови свежие - это два. Телеги хорошие попутно - это три. Сыр еще там хороший варят. Долго хранится.
        - А лично вам? - Настаивал я.
        - Если только костюм хороший из испанской чесучи. Летом на выход. Ботинки к нему. Полдюжины рубашек и манишки. А то, увы, обносился.
        Чувствовалось, что последняя фраза далась ему с трудом. Не привык он к такому в мирной жизни. А форсу хочется, несмотря на возраст. Гусар - это на всю жизнь.
        М-да. А то я всё гадал почему он в Европу попёрся в черкеске с богатыми - серебро с позолотой - газырями. И таким же роскошным кавказским кинжалом на тонком ремешке с серебряным набором. А это оказывается его единственный парадный выход, как я догадываюсь. И это его стесняет. Всё же не поле вокруг, а цивилизация.
        Три дня в Праге пролетели быстро, но мы чувствовали себя отдохнувшими, несмотря на то, что успели закупить всё, что наметили. И ветеринарные прибамбасы для лошадей, ослов и собак. И столярные инструменты отменного качества с набором расходников и свёрл. Клея деревянного в пластинах застывшего до состояния стука. И даже купили себе с подгонкой по фигуре по летней тройке из бежевой чесучи. И ботинки двуцветные, бело-рыжие, от ««Бати»». Носки в этом времени я не покупаю - в них резинок нет, но отговорить Мертваго от такой покупки не смог. Ладно, пусть на икрах таскает подобие женских поясов для чулок, если нравится, а я носками в Москве осевого времени отоварюсь. И последний штрих - ««котелки»» прекрасного велюра шоколадного цвета. Теперь мы ничем не отличались от мажорной публики, которая останавливается обычно в ««Сметане»».
        А больше вроде как торчать ту нам было не с руки, только золото тратить впустую.
        Ещё взяли перед самым выездом на демисезон высокие коричневые ботинки и к ним краги из толстой формованной кожи под брюки-гольф. Тонкие свитера и рыжие короткие кожаные куртки. Клетчатые кепки с ушами. Машина всё же вещь грязная, как её ни мой. Соответственно очки-консервы, а то дороги местные довольно гладкие, но чертовски пыльные.
        На оставшееся место в кузове набрали разноцветного ситца и поплина в ассортименте - бабы сами пошьют себе, что захотят. А для этого впритык к кабине уже стояли две ножные машинки ««Зингера»». Кстати, дешевле, чем в России они нам обошлись, даже на Макарьевой ярмарке. Машинки сразу отдам в бабий рай, а ситцы попридержу - будут премией за ударный труд.
        На утро четвёртого для распрощались с Прагой, нырнув домой в ««Неандерталь»» на пустой моравской дороге совсем недалеко от города.
        Возвратившись из Чехии увидели, что холодильник белорусы уже сняли с КамАЗа и установили по месту на летней кухне. Сообщили что вес агрегата был на пределе грузоподъемности ««воровайки»» и теперь спорили: надо ли делать над ним навес или сразу обваловку скомстралить для сохранения холода. Решил их спор волюнтаристски.
        - Навес от непогоды стройте и больше ничего. Этот агрегат, как любой холодильник, морозит внутри, а тепло выбрасывает в окружающую среду.
        Торжественно заправили топливную емкость рефрижератора керосином (миссис Страус говорила, что её хватает на неделю непрерывной работы, а потом опять надо заливать) и зажгли горелку. Теперь осталось только ждать пока внутри захолодеет до минус пяти по Цельсию, ниже не нужно. Нам же не на длительное хранение туда закладывать, а на несколько дней держать мясо охлаждённым. Зато ежедневную охоту можно будет отменять. Пара туш бычков или бизонов туда точно влезет. Хотя разделывать всё равно придётся на четверти. А косули и сайгаки так целиком войдут.
        У меня еще ранее поход в СНГ запланирован, в первую очередь по топливу для КамАЗа и пилорамы. Бензин и керосин мы уже привезли.
        Но прежде чем отправляться в Крым девяносто второго года, всё же пришлось поменять денежку у Тарабрина, немного - рублей триста на мелкие расходы. Новых рублей Российской Федерации. При крупных тратах всегда можно будет в обменнике доллары на хохлобаксы махнуть в ближайшем отделении банка.
        И направить Мишку Машерова вооружив его двумя отвертками (шлицевой и крестовой) своровать в Ростовской области номера на грузовики. Ещё советского образца - не всем ещё успели их поменять.
        Дело мастера боится. Свинтил Михаил номера с двух грузовиков кутаисского производства - КАЗов, стоящих в тихом переулке города Шахты. За пять минут, никто вокруг и чухнулся. Да и кому особо интересны эти ««Гордость Грузии, слёзы России»». И зашел обратно в открытое мной ««окно»» в Неандерталь.
        Мотаться отдельно в 1996 год на Малую Бронную за ПТС и прочими документами на право собственности на КамАЗ и Студебеккер-самосвал, годные в начале 1990-х годов всё же мне пришлось. Я ещё помнил жадных украинских гаишников, которые везде - на машинах, на будках своих, на нагрудных бляхах, с обретением незалежности честно писали ДАЙ. Державна автоинспекция. С учетом приобретённых криминальным способом номеров в Ростовской области в 1993 году, то есть на год дольше по времени, чем сами себе командировку в Крым выписали и с этой стороны подвоха типа всесоюзного розыска не ожидали. Или всесеэнгешного?
        Старый фармазон только заметил, что мы к нему что-то зачастили, но развивать тему не стал. Клиент долларами платит, а такому в ««ревущие девяностые»» не принято было задавать лишних вопросов.
        Караваном не поехали. Сначала разведка.
        В Севастополь вывалились в сумерках недалеко от города, но после контрольно-пропускных постов. Ну, не помнил я когда их отменили. А рисковать не хотелось. Поплутали, конечно, и дом прапорщика Пилипченко на Северной стороне нашли уже в темноте.
        Передали ему привет от Великожона из Белой Церкви и спросили: куда он нас устроит на ночлег.
        ««Мокрый прапор»» (форма у него флотская, черная, только канты красные) нашему вопросу не удивился.
        - Сарайка вас устроит для курортников? У меня она с нормальными кроватями. Сезона пока нет вот и нет отдыхающих.
        Ну, нам всё равно, лишь бы не на улице, хотя и на ней уже тепло. Хотя поначалу думалось что он нас в какой-нибудь частный отель определит. Но так даже лучше. Да мы бы и в кабине поспали, не переломились. КамАЗ в этом весьма комфортен. Не американский трассовый трак, но всё же…
        Сарайка оказалась вполне цивильная по советским меркам. Метров двадцать квадратных. Три железных койки с продавленными панцирными сетками. Стол и три стула. Даже старый поцарапанный шифоньер. Все удобства во дворе. В окружении уже отцветших вишнёвых деревьев.
        Принес хозяин нам постельное бельё и очень обрадовался врученному ему квадратному штофу техасского бурбона. Пусть и не такая уж редкость, как во времена Советского Союза, но по деньгам тут это дорого. А, главное, престижно. Понты для хохла - это понад усе!
        Миша верно поняв хозяйский ласкательный взгляд на американский пузырь, вальяжно спросил.
        - А своей самогоночки нет? А то это американское пойло уже надоело.
        И провёл по горлу ребром ладони, показывая, как надоело.
        Я только кивнул, подтверждая. А что? Верный дипломатический ход. У нас в загашники еще есть несколько таких пузырей с последнего похода в Техас за керосином. Для представительства.
        - А то, - обрадовался Пилипченко и тут же умотал с дарственной бутылкой в руках в хату, воспользовавшись моментом пока было прилично еще её на стол не ставить.
        Вернулся обратно с трёхлитровым баллоном прозрачной жидкости. Под полиэтиленовой крышкой. Судя по запаху, наливал он этот баллон только что.
        - Вот, - заявил, ставя банку на стол. - Своя, родимая. Из вишни. Слеза, а не самогон.
        - Ну, это нам много будет, - заявил я. - Мы же за рулём. Да и без руля по литру на рыло - печень отвалится.
        По выражению лица Пилипченко было видно, что мы его удивили. У него, скорее всего, не отвалится и со всего этого баллона.
        На закуску хозяин выставил серый хлеб, плоский крымский фиолетовый лук и сало домашнего посола. Чуть позже его дебелая супруга - чернобрива, черноока, полна пазуха цицок, - настоящая хохлушка, принесла нам большую сковородку жареной картошки на сале и вареные яйца.
        - Звиняйте, гостей не ждали. Вы, главное, закусывайте, - напутствовала она нас и вышла, чтобы не мешать коммерции мужа.
        - С приехалом, - разлил всем по трети стакана ««мокрый прапор»».
        Выпили. Закусили луком и салом.
        - Коли вы от Великожона, то вам надо то, чего у него нет. Я так правильно понимаю? - одновременно разливая самогон по стаканам, спрашивал нас Пилипченко. - Чого треба? У нас на Сухарной балке много чего есть, что от русского флота отжали, а нашим военно-морским силам так даже избыточно.
        О как! Пилипченко оказывается на украинском флоте служит. Хотя тут такое время что и не понять кто, где и кому по сколько раз присягает.
        - Соляр, - отвечаю. - Много. КамАЗ наш видел. Вот весь его кузов бочками должны уставить. Плотно.
        - А чем плотите? - задаёт прапор главный вопрос ««выносливого»» товарища. Это про них еще Некрасов писал: ««Вынесет всё…»».
        Отвечаю, отхрустев сладким луком.
        - Чем сейчас нормальные купцы платят? Долларами.
        - У меня соляра нема, - отвечает Пилипченко с грустинкой в голосе. - Но коли вы за моё посредничество пожалуете долю малую, то я сведу вас с человечком на Микензевых горах. Там флотского дизеля хоть утопись в нём. На случай войны хранилище было построено для всего Черноморского флота. Прямо в горе. Ни одна бомба не возьмёт.
        Разлили по третьей порции.
        - Сколько хочешь за куртаж? - спрашиваю в лоб.
        - Сто баксов. - тут же отвечает прапор, моментально ставший похожий на Шуру Балаганова с запросом тарелочки с голубой каемочкой.
        - Держи, - вынимаю я из кармана 50-долларовую купюру и отдаю ему. - Остальное, как загрузимся. И недостающие бочки уже с тебя.
        - Пустые? - поднимает брови прапор.
        - Пустые. - отвечаю. - Нальём их там, куда ты нас отведёшь.
        - Хоть сто порций, - поднял он свой стакан. - Будьмо.
        Выпили.
        - А как с закрытой Севастопольской зоны вывозить топливо будете? - интересуется прапор. Там на КПП комендачи злые, русские.
        И тут же поправился.
        - В смысле русского флота матросики.
        - То наша забота, - ответил Машеров. - Ты этим не парься. Главное бочки нам залей.
        Ещё выпили.
        - Оружием не интересуетесь? - спрашивает уже захмелевший слегка Пилипченко.
        - Смотря какое, - уклоняюсь от ответа.
        - Трофейное, ленд-лиз. Но это не тут. На Донбасе. Там в шахтах, которые после войны восстанавливать не стали хранилища сделали, всего что для Красной армии непотребно, но на случай войны сгодится для народного ополчения.
        Прикинул я, что трофейное легче изымать со складов в самой Германии 1945 года. А американское проще купить в магазине в штатах с либеральным оружейным законодательством. Особенно, если закупки производить за пару лет до того как там же банк взять. Пожал плечами.
        - Разве что карабины английские Ли-Энфильда для охоты. И патроны к ним 303-го калибра. Остальное без интереса.
        - А разборки если с конкурентами? - спрашивает прапор.
        - Для окончательных расчётов ничего нет лучше калькулятора Калашникова, - многозначительно заметил Машеров, и не удержавши покер-фейс, хмыкнул.
        - ОЗК возьму, - вспомнил я про белорусских крестьян, которых хотел поставить на сбор соли. - Много, но в хорошем состоянии. При этом противогазы нам без надобности.
        - Для охоты? - предположил прапор.
        - И для неё тоже, - согласились мы.
        Утром пришлось постоять в Сухарной балке, пока Пилипченко напрягает украинских матросиков на сбор железных бочек и их сортировку. А потом и погрузку в кузов КамАЗа.
        В Микензевых горах также пришлось больше часа постоять под высоким обрывом, пока прапор куда-то бегал и с кем-то торговался.
        Потом появился с бумагами в руках, залез к нам в кабину и показал куда, заезжать внутрь горы. При этом сам что-то перетирал на постах с караульными, тыча им в нос бумажками.
        Заехали довольно глубоко в гору и там матросики залили нам все бочки фильтрованной флотской соляркой, даже без счетчиков - под пробку. А заодно и топливный бак грузовика долили до полного.
        На расчёт залез в кабину целый капитан с малиновым просветом на погонах, но во флотской черной форме. С утра он видимор все же брился, но черная щетина уже пробивалась на его подбородке сквозь кожу, отцего челюсть его казалась синей.
        Огляделся мелкими карими глазками.
        - Кто купец? - спрашивает.
        - Я, - отвечаю.
        Капитан перевел взгляд на Машерова с Пилипченко.
        - Так, а вы дембельнитесь отсюда по быстрому. Только далеко не уходите. И не курите на территории базы.
        Когда в кабине мы остались вдвоём, капитан протянул мне потную ладошку и представился.
        - Капитан Гальченко. Можешь звать Серёгой.
        И назвал цену.
        Я возразил что проще было на АЗС затариться. Не говоря уже про железную дорогу, где тепловозная солярка по качеству не хуже флотской, но дешевле.
        Торговались полчаса, но пришли к общему знаменателю. В итоге бочка в 200 литров обошлась мне на доллар дешевле, чем брали снабженцы на ««зализнице»». У машиниста тепловоза напрямую можно было бы и вдвое дешевле взять, но не в таком большом количестве.
        - А то что тебе в бак долили, считай подарком от фирмы. - Убрал капитан в карман доллары и выпрыгнул из кабины.
        На земле подписал какие-то бумаги Пилипченко и испарился.
        В Сухарной балке на складах самого прапора забили пространство между бочками комплектами ОЗК в расчете на сто организмов.
        Напоследок Пилипченко шепнул, пряча остатнюю пятидесятку доларёвую, выданную ««за куртаж»» уже после расчёта за ОЗК.
        - Сахар, крупы, мука, сухофрукты ни у кого не ищите. Через меня дешевле будет. Но тара - мешок. Минимальная партия - грузовик. Розницей, как видишь, не балуемся. Великожону привет.
        На том и расстались.
        Продовольствие - это всегда хорошо. На американских складах многого нет для нас привычного. К примеру, гречки той же, пшенки, ««кирзы»» ячневой. Не мясом одним жив человек. И не яичным порошком.
        На обратной дороге я вспомнил свой давний разговор со Жмуровым в начале его карьеры в нашем колхозе.
        - Даже египетские пирамиды построить легко, - доказывал мне инженер. - Сложно прокормить такую ораву работников. Особенно такую кучу народа, что требовалась при тех технологиях. Так что твоя работа, командир, тут - главная.
        Глава 18
        Посередине совещания, посвященному планированию операции по освобождению белорусской деревни (дальше откладывать её уже было просто неприлично) в штабной палатке появился улыбающийся Тарабрин.
        - Пляши, Митрий, - заорал проводник с порога. - Сын у тебя родился. В сорочке.
        Все поскакали с мест, порываясь меня качать. Еле отбился.
        Только Васюк, заметив мою некоторую нервозность в сборах, заметила.
        - Командир, не торопись, поверь опытной бабе, что жене твоей сейчас не до тебя, так что поешь сначала, спокойно подарки собери, а потом уже отчаливай. Толку от твоей заполошности сейчас нет.
        К обеду привели в общую столовую Баумпферда, который как историческую реликвию держал в руках зыбку для младенца. Из секвойи, да с резьбой затейливой.
        Тут уж к поздравлениям подключился весь колхоз. И меня, как отца новорожденного, и немца с хорошей подарочной работой.
        - Чтобы нашему роду не было переводу, - пожелали мужики, предвкушая дармовую выпивку от меня на радостях.
        - Так не отставайте от меня, - щерю все зубы в дурацкой улыбке. - Отдельные дома будем строить только для женатых, чтобы было где детей рожать. Остальные зимовать будут в палатках.
        У нас уже дюжина пар оглашена на последней воскресной службе как женихи с невестами, а этого мало. Даже если не считать женатых артельщиков.
        - С тебя поляна, командир, - улыбнулся во все зубы Жмуров.
        - Обязательно, - ответил я. - Но сначала наследника своими глазами посмотрю. А потом гульнём всем колхозом как положено.
        Но прежде чем отправиться на Тамань, поделился своей радостью с раненым Никанорычем.
        Мичман чувствовал себя уже лучше и врачиха не препятствовала нашей беседе.
        После ритуальных похвальбушек и поздравлений, Никанорыч задал вопрос.
        - Командир, я главного не пойму: почему именно Аргентина? Америка же большая. Еще Австралия есть мало заселённая. Почему не СаСШ? Богатая страна возможностей, как нам говорили.
        - Во первых, Аргентину обошли обе мировые войны. И даже великая депрессия мало на ней сказалась. Если переселить туда всю нашу общину, то она будет иметь почти сто лет форы в развитии. По сравнению с Америкой индейская проблема не так остро стоит. Войны если и были, то с соседями. По сравнению с Европой - мелкие стычки. А главное огромный массив плодородной земли, который не принадлежит никому. И которую раздают любому при условии что они её будут обрабатывать. А у нас тут кто? Правильно: крестьяне. Но, главное, в Аргентине нам позволят оставаться русскими, а в США будут ломать через колено и делать из нас стопроцентных американцев.
        - А местные что?
        - Местные чаще едят мясо, чем хлеб. Страна скотоводов.
        - А как выглядит эта земля?
        - Степь. Этим всё сказано. Хоть и называются пампасы. Но земля очень плодородная.
        - А корабли там тогда зачем вам? Мне-то понятно, но вам?
        - Зерно нами выращенное возить в Европу. Мясо, но это когда появятся пароходы-рефрижераторы. Поставим на берегу моря элеватор. Причал построим для твоей баркентины. И командуй. Меня вот что тут зацепило: ты сам большим парусником когда-нибудь управлял?
        - Нет, - сознался мичман, слегка покраснев. - Только яхтой с парусами бабочкой. Да еще дубком черноморским.
        - А как собрался с баркентиной управляться? Там же четыре мачты парусов, как сам говорил. Это тебе далеко не бабочка.
        - Пока как капитан-стажёр. На первое время я в Турку нормального капитана найму. Из финнов. У него учиться буду. Заработаем на второе судно, тогда сам у руля встану.
        - А курс проложить в океане? Сможешь? Навигационные приборы тогда были в самом зачатке. Ни радара тебе, ни эхолота.
        - На первые рейсы нужен будет опытный штурман. Лоции. Потом в процессе сам обучусь. Не забывай, командир, что на судне будет экипаж специалистов, в котором каждый делает своё дело. В том числе и штурман. Не бойся, не пропадут денежки. Кстати, можно в Европы также кофе с какао возить. При том же объёме груз дороже стоит, чем зерно. Ты мне книжки какие принеси про экономику того времени, про морскую торговлю. Со статистикой. Всё равно пока в госпитале мне делать нечего.
        Держу на руках маленький свёрточек голубых пелёнок из который выглядывает только сморщенная красная рожица, лупающая расфокусированным бледным взглядом.
        Сын.
        Мой сын!
        Моё продолжение.
        Моё бессмертие. Ибо в этой крохе продолжает жить мой набор генов, который он передаст своему сыну. А тот своему. И таким образом наш род будет бессмертным, значит бессмертен буду и я, даже когда покину эту юдоль страданий, называемый Земля.
        С вагонного дивана на меня тревожно смотрит жена. То ли за дитя Василиса боится, то за то что я его не признаю своим. Я же молчу. А молчу я потому, что от счастья, горло как перехватило.
        Одну жизнь я уже прожил чайлд-фри. Для себя. В молодости мужикам дети не нужны по определению, мешают. А вот когда тебе пора внуков иметь, то маленьких детей, своих детей, уже хочется. Чтобы любили тебя просто так, а не за что-то. Именно поэтому внуков мужчины любят больше, чем сыновей. У баб всё по другому. Там гормоны рулят, заставляют рожать - продолжить себя. Окончательно сформироваться как биологический организм. Давно заметил, что даже упертые девочки, которые напрочь отрицают деторождение вне брака, во время второго гормонального шторма в 35 лет, рожают в одиночестве, предварительно тщательно выбрав донора спермы по его здоровому потомству. Там, где требует Природа, социум отступает, а разум бессилен. Ибо женщина считает правильным всё, на что она решилась. А тут даже не она решается, а Природа всё для неё и за неё решила. Биологическая программа.
        - Как мы его назовём? - спрашиваю жену.
        Василиса улыбается устало, но с явным облегчением.
        - Твой сын тебе и договариваться со святцами. С Велизарием поговори, с Онуфрием - они лучше меня знают. Крестить будем через неделю. На восьмой день, как принято.
        И откинулась устало на подушки.
        - Дмитрий Дмитриевич, постучала в мою спину врачиха, которую я взял с собой, чтобы она осмотрела жену. На всякий случай. Все же Васюк училась на двадцать-тридцать лет позже местных врачей, которых Тарабрин вытаскивал из полымя Гражданской войны. Может что и увидит, что местные эскулапы пропустят.
        Отдал сына няньке, в роли которой выступала Василисина повариха, которая тут же села в кресло у окна купе. А сам вышел в тамбур покурить.
        Василина Васюк, вынув из полевой сумки резиновые перчатки, закрыла дверь в купе, не преминув мне успокаивающе подмигнуть.
        Пока бабы там секретничали о своём о женском, успел накуриться до одури.
        Потом позвали меня обратно.
        Васюк сказала, что роды прошли нормально и осложнений у моей жены нет. Но лучше месяц воздержаться от супружеских обязанностей.
        И ушла.
        А я остался.
        И нянька с сыном ушли в соседнее купе.
        - Как там наш дом? - спросила о меня жена главном по её мнению.
        - Где? - не понял я вопроса, при такой резкой смене темы. Туплю, однако.
        - Где, где? В Крыму. - Пояснили мне.
        Отчитываюсь.
        - Котлован откопали, блоки для фундамента ещё не подвезли, но скоро и они будут. А сам дом быстро под крышу соберут. Он готовый уже, только в разборе. Дольше внутреннюю отделку делать. Как только так сразу тебя туда и перевезу, а пока тебе тут в вагоне комфортней будет, чем в вагончике. - Каламбур однако…
        Покривил я душой про вагончик. В хозблоке вполне бы втроём уместились, но привык я уже иметь своё отдельное помещение.
        - Как скажешь, - упавшим голосом промолвила жена. - Я думала, что ты к родам успеешь нам дом поставить.
        - Не в хату же саманную с глиняным полом под камышовой крышей тебя мне с дитём приводить, - немного рассерженным тоном ответил я. - И не в палатку тряпочную.
        Праздновать рождение сына пришлось дважды. В вагоне-ресторане для жениных сослуживцев, да и у себя в колхозе накрывать поляну для всех.
        А потом возвращаться на крестины в Тамань. Крёстными родителями выступили Жмуров с невестой и они подошли в новой роли со всей серьёзностью.
        Поначалу я впал в возражение. По крайней мере в Москве, в моём осевом времени, бытовало мнение, что крёстные отец и мать не могут состоять в браке, ибо вроде как уже родственники.
        Однако Настя возразила.
        - У нас в Русском воеводстве кумовьёв бывает до дюжины. И как правило стараются выбирать уже состоявшиеся в браке пары. Потому как крёстные родители в случае чего обязаны крестнику заменить настоящих родителей во всём. Времена наши сами знаете какие. Родителей можно лишиться легко. И даже крёстных если их мало. То ляхи, то венгерцы, то валахи, то татарва налетят, а то и мор какой. Вот и стараются набрать дюжину кумовьёв.
        Пришлось обращаться за консультацией к специалисту.
        Отец Онуфрий пояснил, что такого канонического правила, чтобы восприемники не могли вступить в брак нет. Но стараются брать крёстных из разных семей, именно для страховки, что хоть кто-то да останется чтобы приглядеть за сиротинушкой в случае беды. Но то не от церкви, а от мирян повелось.
        Так что благословил поп инженера с невестой стать крестными родителями моему сыну.
        Второй парой восприемников стала матушка Иулина и… Тарабрин.
        Крестили сына Сергеем. Службу по очереди вели отец Онуфрий с отцом Велизарием. Дядья родные сыну моему.
        И ещё раз поляну пришлось накрывать человек на семьдесят. Потому как, кроме многочисленной родни жены, отметиться на таком мероприятии решили почти все старосты станиц.
        Гуляли во дворе тарабринского имения под солярной решёткой увитой созревающим виноградом.
        Василиса с сыном только показались гостям, похвалилась новокрещёным сыном, и снова ушли в дом проводника, оставив меня одного на растерзание гостям.
        Не обошлось без политеса с местным политикумом. Но зато решил легко проблему тары под соль. За соль же. Фьючерсом. Через десять дней обещали начать возить её мне через пролив. Расчёт осенью на ярмарке.
        И это… Кажись местная элита меня в свой круг приняла. Но боюсь что с фьючерсом за соль меня обула.
        В подмосковном Одинцове скупил за наличные доллары все завалушки гранитных и лабрадаритовых слябов на складе этих каменюк, что шли на благоустройство Москвы. Их там много скопилось под открытом небом не распроданных за время правления Собянина. Заказчик то выбирает что ему нужно по цвету и забирает столько, сколько ему потребно, не больше, а партии резаного камня завозятся с запасом, чтобы клиент не ушел к конкуренту. Вот и скапливаются остатки самых разных цветов и фактур из месторождений по всему бывшему Советскому Союзу. Каких две-три штуки, каких десяток, а то и дюжина. Частью могильщики разбирают на памятники, но всё равно остаётся много невостребованного. Место занимают.
        Да еще метростроевцы повадились свои остатки от оформления станций сюда же сбрасывать на продажу. Там тоже разнобой в цветах и всё больше плиты, нежели слябы. Брал толстые восьмисантиметровые - на ступени крыльца, да на укладку двора дорожками. Красивые плиты, полированные.
        В осевом времени я неделю всё это вывозил, а в ««Неандертале»» меня только разгрузка КамАЗа регламентировала, и снова в рейс, но на следующий день по осевому времени в Москве. Но, слава богу, всё было упаковано на удобных поддонах, которые легко поддавались строплению и загрузкой-разгрузкой воровайкой на самом грузовике.
        И всё за полцены, ибо бизнесмены от камня уже не знали куда и кому эти остатки втюхать. А тут я такой красивый, да с наличными долларами. Они меня целовать были готовы. Площадь склада в аренде. Значит неликвид, занимающий место, приносит прямой убыток.
        Кроме слябов, вывез также бордюрный камень и брусчатку из волынского лабрадорита - Двор мостить под автомобили под навесом вместо гаража. Зачем он мне при наличии мехдвора? И себе, и Жмурову. А может и улочку перед домами так замостим. Посмотрим как пойдёт.
        А слябы на фундамент, потому как мужиков отрывать от повседневных работ и гнать на каменоломню, когда день год кормит я посчитал непродуктивным. Да и известняк всяко менее прочен, нежели гранит. Тем более ракушечник.
        Дальше откладывать освобождение Колбасовой родни не было уже никаких причин и отмазок. Хоть и не хотелось мне стрелять в живых людей, пусть они и враги, но придётся.
        И второй ангар к тому времени уже весь освободили. А больше ничего не препятствовало.
        Но перед этим в библиотеках МГУ и ГПНТБ отксерили мне меньше десятка томов начала ХХ века по теме морской торговли второй половины XIX века. Но авторитетно заявили, что более подробно нужно мне искать в английских источниках. Но опасаются что и в Библиотеке иностранной литературы также нужной мне информации будет немного, там больше филология да история всякая. А русская морская торговля начинается, как таковая, всерьёз только с эпохи пароходов.
        Ладно, думаю, для общего развития мичману этого пока хватит. Остальное доберём в самой Англии. Сначала списком литературы в Библиотеке Британского музея там или Адмиралтейства моего осевого времени. А потом уже подгадаем к году выхода нужной книжки и купим ее как порядочные люди в магазине
        - Вот так вот и живу, - закончил я подробный отчёт перед женой за прошедшие почти полгода моего хозяйствования в Крыму.
        После крестильных торжеств уединились мы в поезде, заселив врачиху и семью нашего священника в отдельные купе, благо свободные в пульмановском вагоне ещё имелись. Сейчас, отоспавшись от пьянки, они где-то прогуливались, а я уединился с женой в её купе.
        - Только посмей мне загулять с Васючихой, - сузила глаза Василиса, - Хрен на пятаки порубаю.
        Вот тебе и одобрение моих хозяйственных забот. Нате не обляпайтесь. Хотя, откровенно скажу, ждал похвалы.
        - И в мыслях не было, - пожал я плечами и похлопал по её ладошке. - Неужели Иулина тебе не доложила о моем поведении?
        - Это я тебя на будущее предупреждаю, - заглядывает жена мне в глаза. - А сейчас няньку позови. Дитя пора кормить.
        Василиса, сидя на подаренной мною леопардовой шкуре, кормила сына грудью и лицо её было настолько одухотворено, что я не удержавшись, ляпнул.
        - С тебя сейчас Богородицу писать самое то. Сказать Онуфрию, какая модель пропадает?
        - Брось эти срамные мысли, - буркнула жена. - Пусть Васюк перед ним своими худосочными сиськами кобенится.
        Вот же ревнивая баба. На пустом месте достаёт, а если бы действительно повод был? Ладно, будем снисходительными. Постродовой синдром в нашем случае ещё мягкий. Некоторые жены моих знакомых после родов сковородками по всей квартире швырялись. Потом даже стекла вставлять приходилось.
        Заткнулся и продолжал наблюдать за кормлением сына. Тот ел активно, не забывая время от времени пускать пузыри. Меня эта сцена умиляла, умиротворяла и мирила со всем окружающим миром. Со всеми мирами.
        И это… Брюликов за рождение сына с меня не требовали.
        В общей сложности провел я на Тамани около четырех суток, практически не отходя от жены. Даже необходимые переговоры с поставщиками тары и молочки вел в соседнем вагоне-ресторане. Практически на сухую. Сухой закон. Вино на столе было только сухое и выпивалось до суха. Аргентинское вино из моего осевого времени. Там оно в каждом супермаркете стоит. А мне было интересно, что нас ожидает на ««запасном аэродроме»». Так то по жизни мне больше нравятся итальянские вина и испанские хересные коньяки.
        А потом, порешав все дела на Тамани, загрузившись обратно в ««патрик»» - я и Васюк на передние места, семейство нашего попа на задний диван, Шишкин и Солдатенков на мешках в кузове, убыли обратно в родной колхоз.
        Глава 19
        Два негромких хлопка из бесшумного пистолета - громче затвор клацнул и гильзы по бетонному полу звенели.
        Сосипатор, отстрелявшись, скомандовал.
        - Дверь! - Это он так называл большое темпоральное окно, в которое мог войти человек. Стрелял он через маленькую ««форточку»» максимально приближенную к головам солдат.
        Я закрыл ««форточку»» и снова открыл полноценное темпоральное окно, чуть сместив его в нашем ангаре, чтобы помогальники стрелка не снесли.
        Два его егеря борзо вскочили в ««окно»» на крышу водокачки, сначала вытащив оттуда пулемёт, а за ним оба трупа солдат люфтваффе - пост на водокачке санатория для фашистских лётчиков. Именно тот, который сбил наш квадрокоптер.
        Трупы быстро, пока они не окостенели, раздели до исподнего. Я открыл новое ««окно»» над Северным морем времен Первой мировой, и покойных агрессоров сбросили в седые штормовые волны с высоты десять метров.
        Пулемет был интересный. Я такого вообще ещё не видел. Спарка двух стволов от фирмы ««Маузер»» - МG-81 Z на станке. К ней два короба с лентами на 500 патронов каждый. Станок универсальный. Может быть пехотным, а может быть и зенитным.
        Из остальных стреляющих трофеев стандартный карабин ««маузер»» 98К и пистолет ««парабеллум»» Р-08 в кобуре у унтера с тремя птичками в красных петлицах.
        Сапоги их, Сосипатор любовно связал веревочками за ««уши»» и отставил в сторону под стену ангара.
        Остальную форму аккуратно сложили егеря на стеллаже.
        - И зачем? - спросил я, кивая на стопочку вещей цвета фельдграу.
        - Добротные вещи, негоже выкидывать, - пробасил Сосипатор. - Опять же деревню сюда выводить. Во чё-то одевать их потребуется.
        - Ладно, мародёрь дальше, - махнул я рукой. Старого абрека не переделать. У него что с боя взято, то свято.
        - Я так думаю, командир, - подал голос Машеров. - Что этот санаторий надо подчистую обнести. Вынести оттуда всё, чтобы там и нитки не осталось. Голые стены. И нам хабар, и немцам головоломка - куда все делось? Трупы в море - и концы в воду. Долго фрицы виноватых искать будут.
        - Зачем нам это всё? - не понял я.
        - Всё тебе же меньше из нашего времени сюда таскать, деньги тратить, соляр, время. А там кровати, мебель, постельное бельё, матрасы, подушки, посуда… Нам тут в хозяйстве всё сгодится. А что не сгодится, то на ярмарке продадим в Тамани. Им даже посуда с фашистскими знаками ни о чём не говорит. Это нам противно с такой есть.
        А что? - думаю. - Свежая мысль. И действительно криминалистам из гестапо загадку загадаем. НЛО они уже сбивали, возможно даже успели доложить о нём наверх. Так что даже не гестапо, а Аненербе [««Институт исследований наследия предков»» в Гитлеровской Германии. Курировался СС] на расследование пожалует и… ничего не найдёт. Годный план.
        Дальше пошло как на конвейере.
        ««Форточка»».
        Выстрел.
        Закрыли ««форточку»».
        Новая ««форточка»».
        Снова тихий выстрел.
        Места постов и обитания охраны были заранее тщательно обследованы ««глазками»».
        Пока отстреливали территорию из бесшумного оружия никто из фашистов и не дёрнулся. Операция развивалась штатно, как её и задумывали. Уничтожить всех, не охудевая в атаке.
        Свежие трупы с постов в ангар не таскали, некогда. Разве только, переодев двоих егерей в форму люфтваффе поставили их на пост с пулемётом при въезде. На всякий пожарный им добавили еще один пулемёт.
        Потом враги на улице и в подсобках кончились.
        Внутри двухэтажного барского дома в котором и был устроен сам санаторий с борделем для летчиков ««форточки»» открывал уже в самих комнатах. Начали со второго этажа.
        В первой комнате Сосипатор убил выстрелом в голову полковника (его мундир аккуратно висел на спинке стула и витые погоны были видны отчётливо). Проститутка под ««орлом Геринга»» широко открыла рот с намерение закричать как алярмовая сирена, но незамедлительно получила пулю в раззявленную пасть. Мозги с кровью брызнули на белую наволочку подушки.
        - Зачем бабу-то? - прошипел я, закрывая ««форточку»».
        - А чё она орать стала, - возмущённо ответил мой псарь, дозаряжая магазин ПБ.
        - Чего эту фашистку жалеть. Она из гитлеровского ««Союза немецких женщин»». Помни что про них пленный говорил, - напомнил мне Ваня Юшко. - Нацистки. Доброволки. Поднимет такая тревогу - хлопот не оберёшься.
        Я только рукой махнул.
        - Продолжаем, пока враги не хватились. Время не резиновое.
        Твою мать! Кровавый конвейер какой-то.
        Когда враги кончились началась зачистка территории.
        Вытащили оттуда всё, вплоть до тяжеленой четырёхствольной зенитки. Даже трупы. Оставили только голые стены, зачастую с кровавыми пятнами.
        Но в первую очередь автотранспорт. Грузовой ««Опель-блиц»». Пара кюбельвагенов и красавец ««хорьх»» удивительно двуцветный, бежево-вишнёвый, а не камуфлированный как все остальное на фронте. Еще пара мотоциклов. Один из которых ««цундап»» с коляской, а второй вообще чудо полугусеничное.
        Пара крупных вороных меринов с белыми щётками на копытах и добротный пароконный фургон на автомобильных колёсах.
        Сосипатор ту же на них лапу наложил, пояснив.
        - Чтобы кажный раз у Шишкина телегу не клянчить.
        А уж кладовки с деликатесными консервами, умопомрачительно пахнущими копченостями и колбасами, элитным французским и испанским пойлом были там забиты до отказа. Геринг своих птенцов на голодном пайке не держал. Не говоря уже о простых продуктах.
        Себе я, не отходя от ««окна»», отжал у мародёров неведомо как оказавшееся у немцев ящик советского самтрестовского коньяка ««Греми»» и сетку лимонов. Таможня, мать вашу!
        Насчёт следов нашего разбоя я не заморачивался особо. Обули всю партию, которая выходила в другое время, в немецкие сапоги. Так что: ««чужих тут не было»». Одни характерные следы вермахта.
        Когда заканчивали выталкивать на руках оставшиеся последними полевые кухни со стороны въезда у дальнего шлагбаума раздались пулеметные очереди.
        Бросили кухни, впустили внутрь ангара егерей и открыл новую ««форточку»» на въезде. Там стоял превращенный в дуршлаг носатый французский автобус с узнаваемым двойным шевроном ««ситроена»» на радиаторе, но выкрашенный в фельдграу. В салоне пятнадцать трупов лётчиков. Наверное, новая смена отдыхающих подъехала. Все с Железными крестами. Некоторые даже с двумя - Рыцарские кресты на шее различались отчётливо. Асы, эксперты, в рот им дышло.
        Пришлось вводить в ангар ««додж»» и вытягивать туда этот автобус на буксире. Предварительно разгребать для них место посередине ангара не пришлось. Разгребли ещё когда автотехнику с санатория вытаскивали. И только потом заталкивать на руках полевые кухни.
        Всё. Даже щепки немцу не оставили. Поленницу березовых чурок и ту утащили.
        С трупами поступили также как и с первыми, вот только с пассажиров автобуса сняли исключительно сапоги и вытащили их багаж с крыши. Каждому люфтвафферу досталось не менее пяти пуль и все они были обильно залиты собственной кровью, так что их мундирами мы побрезговали. Их так и сбросили в море вместе с автобусом, добавив в эту ладью Харона новых раздетых пассажиров из отдыхающих немецких лётчиков и их обслуживающего персонала в дезабилье. Все не поместились. Десяток сбросили потом просто так, как с обрыва. Поминальных молитв по немецким стервятникам и их валькириям никто не читал.
        Боже как я устал от этой бойни, хотя и сам не стрелял и хабар не таскал. Только что отволок в сторонку остатки квадрокоптера, которые нашли в кладовке кастеляна, среди чистого постельного белья, мыла и презервативов. А так я открывал ««форточки»» и держал темпоральные окна. Но эта работа измотала меня вусмерть.
        Соответственно, завершив операцию, заперся ото всех в своём домике, и напился в одиночестве после такой работёнки грузинского коньяка до зелёных соплей. Под французский шоколад и испанские лимоны.
        Никто меня до утра и не трогал. Проявили деликатность.
        Трофеи разбирали без меня.
        Утром продрав глаза и позычив у Насти-поварихи капустного рассола, пошел в ангар на звуки скандала.
        Схватились мужики не поделив немецкие пехотные тележки одноосные из железа на пневматических колёсах. Всем они оказались нужны. Уж больно удобны. Килограмм 600 без особого напряга двое организмов могут тягать. 400 так точно. Особенно в скандале усердствовал собачий корытничий Баранов.
        Выслушал всех и проявил волюнтаризм. Две тележки в конюшни - корма развозить. Две - на солепромысел. Всем остальным конные запряжки по необходимости.
        Баранову на возражения, указал на то, что у них в наличии целый пленный столяр, который такую тележку им скомстролит легко, хоть из дуба, хоть из секвойи хоть из сосны или граба. Как пожелаете, так и сделает.
        А пока все эти телеги на перевоз трофеев пойдут - ангар освобождать под спасение белорусской деревни. Он должен быть девственно пустой, чтобы бегущие люди ни обо что не спотыкались на бетонном полу.
        - Слышали такую присказку: страусов не пугать - пол бетонный, - закончил я свою речь.
        Возражений откровенных на мой суд не поступило.
        - Рябошапка со Жмуровым главные по подсчёту и складированию трофеев. Распределять будем потом. А мне за фрицами надо будет проследить. Меня не дергать. Все вопросы главы приказов решают по своей компетенции. Мало будет тележек, берите немецкий фургон и фуру пароконную еще у Шишкина. Но чтобы и в этом ангаре было пусто и в первом все по полочкам разложено и записано что где.
        Развернулся, ушел, но вспомнив нечто важное, вернулся.
        - Все бабские вещи с фашистского санатория отдайте матушке Иулине. Она сама определит кому и что. Иначе бабы подерутся за шмотки если всё на самотёк пустить. Это нам надо?
        Разогнал всех по работам и отправился в Москву 1997 года. В то время всякая шпионская электроника свободно продавалась в магазинах и на радиорынках. Это потом как ВВП стал премьером её в продаже запретили. Можно, конечно и по интернету заказать, но связываться с такими легко отслеживаемыми спецслужбами продажами в моём осевом времени я не желал. Можно и в Америку смотаться, там чего только не продают, но… в шестидесятых годах и миниатюризация не та, и тактические характеристики еще хлипкие, а в моём осевом времени США полицейская страна с тотальной слежкой за гражданами. Так что ««лихие девяностые»» оказались самыми беспроблемными при наличии бумажек с портретами мертвых американских президентов.
        Всё что мне было нужно нашлось на Митинском радиорынке. И диктофоны, и микрофоны как обычные, так и дальнобойные направленного действия. Там и системы питания. В своём осевом времени добрал только батареек и аккумуляторов. И ещё один двухъядерный навороченный ударопрочный ноут, который будет фиксировать информацию. Дорогущий, зато родной японский.
        И стал готовить в своем хозблоке рабочее шпионское место. С выводом на крышу довольно мощной солнечной батареи, достаточной емкостью аккумом под неё. Аккумуляторы я дублировал. К солнечному, добавился мощный автомобильный с нужным трансформатором и выпрямителем. Резервный такой же в запас загнал под стол- на случай выхода их строя первого. В случае чего только клеммы перекинуть.
        Запись звука мне потом Живаго переведёт с немецкого. Моё дело записать разговоры следственной группы на территории бывшего санатория. Подсматривать, но не подслушивать. Хе-хе…
        Записывающая аппаратура реагировала на голос и просто так ничего не писала. А видео реагировала на появление человеческого силуэта и обращала моё внимать тихим звонком. Но… не все так гладко. Маскировка в здании прокатывала с микроскопическим глазком, а вот на природе и ее было заметно. Специально инженера отправлял ««на ту сторону»» для испытаний. Не совсем ««на ту…»» но в другое время. И была еще какая-то несогласованность в технике. Железо с программами ругалось.
        Понял, что в этом деле я лох лохом и пошёл другим путём.
        Возвратившись в своё осевое время засел за старыми записными книжками. Нашел человечка, который умер три года назад, но знал многое и многих. К нему и направил я стопы в 1996 год, преставившись моим родственником из службы безопасности большой сибирской компании. И даже рекомендательное письмо от себя самого предъявил.
        В общем свели меня с майором из Генштаба, основной службой которого было собирать для ведомства компьютеры. Минобороны ничего у фирм не покупало, боясь шпионский закладок, и данный майор покупал детали вплоть до Митинского радиорынка и Горбушки, тестировал их и выдавал на гора готовый продукт собственной ««красной»» сборки. Собирал он попутно системные блоки и налево по частным заказам. Всего за 30 баксов не считая самой стоимости ««железа»».
        Выслушав меня, приняв авансом гонорар в сотку баксов, майор посоветовал мне, если у нашей конторы есть возможность выезжать в Штаты и лишний кеш, смотаться в городишко Патерсон, штат Нью-Джерси. Там посетить фирму International Logistics и уже с ней договорится о миниатюрных нелинейных локаторах производства Research Electronics и прочей джемсбондовской лабуде. Хоть вагонами, только плати. А если наличкой, то совсем торт для них. Или в Японии посетить аналогичную фирму под оригинальным японским названием Satomi, только у них с продажами за налик стрёмно. А миниатюрные магнитофоны брать лучше всего у фирмы Marantz. На этом консультация не закончилась и вышел я от этого, оставшегося безымянным, майора с новой схемой распайки и сбора нужной мне аппаратуры. И списком нужных аппаратов и их поставщиков, о которых я никогда не слыхал. Ну да, они же бытовуху не производят. Вот и не на слуху.
        - Наше кое-что получше качеством будет, - сказал с улыбкой напоследок майор, пожимая мне руку, - но кто же тебе это продаст.
        Пришлось мотать в Америку 1990-х. В Нью-Йорке нанял в кар-сервисе длинный стрейч ««Линкольн Таункар»» на круглосуточное обслуживание. И попылил в этот богом забытый Патерсон, что находится в самом маленьком штате США. Благо недалеко от Большого яблока. Впрочем вру, самый маленький штат в США будет Род Айленд.
        Вышел я из той фирмы, оставив аванс, с гарантированным обещанием весь заказ мой сформировать за декаду, упаковать и подготовить к вывозу. И инструкции пользователю подготовить. Сервис на грани фантастики, хоть и несколько навязчивый.
        - Куда дальше? - спросил водитель лимузина, одевая на голову форменную фуражку.
        - На Ниагару, - устало ответил я. - Раз уж выдался разрыв в делах надо его использовать в туристических целях. Никогда ещё этот водопад не видел.
        Да и вымотали меня переговоры, право слово. Столько всего мне попытались втюхать ненужного из арсенала Джеймса Бонда, еле отбился.
        - Простите, сэр, но я туда не поеду. Слишком длинная у меня машина для тамошних дорог. Разве что до Бостона вас довезу.
        Вроде белый водила и не ведет себя как забуревший негр. Всегда выйдет и дверь пассажиру откроет, вежлив, предупредителен, не лихачит. Но я вовремя вспомнил, что машина у него собственная, а не в аренде, и она его семью кормит. И рассчитана на гладкий асфальт прямых дорог. В таких условиях ремонт - чистый убыток.
        - А из Бостона как? - спрашиваю.
        - Там и автобус есть к водопаду прямо. Да и просто такси. Оно кстати вам дешевле выйдет, чем арендовать лимузин с водителем. Таксисты там с автобусами конкурируют жестко. Тариф будет почти одинаковый.
        - Поехали в Бостон, - отвечаю. - Все равно десять дней делать нечего. Посмотрю город славной Чайной революции.
        Глава 20
        Мотаться между колхозом в Неандертале и Америкой 90-х мне не хотелось. Если правильно играть со временем, то никуда немцы в Белоруссии 1943 года от меня не денутся. Может они и не будут эту деревню жечь, раз следов партизан в округе нет, а загадка НЛО есть. А для этого надо подслушать что следователи между собой говорят. Всё равно между решением и исполнением всегда есть временной люфт, которого хватит нам для подготовки.
        Больше всего жалел, что поехал один, без компании. Одному скучновато.
        Водила в компаньоны не годился, слишком рьяно выполнял он роль слуги богатого клиента. А какой я? Только такие и арендуют длинные лимузины с затемненными стёклами. Пусть даже и одет странновато, зато платит не торгуясь.
        В Бостоне купил слегка подержанный Харлей-Дэвидсон, круто отюнингованный в чоппер и неспешно покатил в Ниагару по вполне приличной дороге.
        Хороший байк достался сине-хромированный с далеко вынесенным вперед колесом, оборудованный двумя навесными кожаными сумками проклёпанными медью, ветровым стеклом и парой задних зеркал. Да и продали мне его вместе с перчатками, двумя шлемами и курткой-косухой, которая мне подошла как влитая.
        Мотор работал как часы, претензий не было. Но по дороге я уже пожалел, что повелся на легенду и купил байк. На мотоциклах я не ездил с далекой молодости. Так что даже неспешная езда не доставила мне никакого удовольствия. А тем более драйва.
        Развернулся обратно, и через час продал байк обратно его же продавцу. Естественно с небольшим дисконтом за собственную дурость спонтанного решения.
        На выходе с площадки автодилера, какой-то мужик предложил мне купить его шикарный трехосный пикап за вроде бы небольшую цену. Предварительно спросил меня: откуда я сам. Услышав, что я из Аризоны он и предложил мне эту сомнительную сделку.
        - В чем подвох? - спросил я. - Говори честно: машина краденая? На площадке за такую цену она бы не застоялась. Сколько ей лет?
        Обошел вокруг этот великолепный образец Тойоты Ленд Крузер BJ 74 серии. Четырёхдверный. С большим бортовым кузовом над двумя осями. Даже шноркель есть. И выхлоп поднят на крышу. Мощный кенгурятник с электрической лебедкой. Заглянул на приборную панель. Пробег всего 32 тысячи миль. Для такого проходимца мизер.
        Мужик пожал губы в бороде. Было ему лет тридцать. Чернявый, кудрявый, но глаза серые. Ростом примерно метр девяносто пять и весом за центнер точно. Большой человек.
        - Модель девяносто первого года, ей пять лет всего, - ответил бородач. - Дизель атмосферный без новомодных наворотов. Официально продавать я её не хочу. У меня жена на развод подала. Хочу, чтобы хоть что-то этой суке не досталось. Сразу говорю: через неделю объявлю, что машину угнали. Хватит тебе сроку, чтобы её спрятать в другом штате? Ну, десять дней - край.
        - Не боишься так откровенно говорить, а вдруг я коп? - удивился я его прямодушию.
        - Не боюсь, - отвечает он. - Ты русский. Акцент тебя выдает.
        - Вообще-то я поляк, - спрятался я за своей легендой в США.
        - Один чёрт с копами не дружный. К тому же байкер.
        - Заешь тут какой-либо тихий ресторанчик, чтобы поговорить без лишних ушей? - предложил я.
        - Садись, поехали, - распахнул он пассажирскую дверь своего ««проходимца»».
        - Давай хотя бы познакомимся для приличия, - протянул я ладонь и представился - Ян Ковальский, но откликаюсь также на имя Митя.
        - Джозеф, - пожал он мне руку, - Можно Джо. Но дед с бабкой называли меня Йоску.
        - А фамилия?
        - Ты не поверишь - Смит. [Смит (англ.) - кузнец] - И смеется сам. - У деда была балканская, практически не выговариваемая нормальным человеком, фамилия, вот он её и поменял на короткую.
        - А чем ещё знаменит твой дед?
        - Тем что бочками задешево покупал сухое белое вино, которое производителю не удалось и гнал из него божественную ракию. Это тебе не американский говенный бурбон. Это амброзия. Особенно после того как ракия ««от гроздие»» настоится года три в дубовой бочке. Градусов в ней за семьдесят, а пьется как нектар без закуски.
        Кресла кожаного салона были удобными. Сам салон просторным. Чувствовалось что за машиной аккуратно и с любовью следили. Дизель не ревел, а шептал. Хорошая регулировка определялась на слух.
        В открытой забегаловке при АЗС под зонтиком отдельного столика разговорились, перекусив чизбургерами и попивая отвратный американский бачковой кофе.
        Могучий бородач был по профессии кузнец. Но в прошлом году ипподром закрыли в городе и остался он без работы. Начал перебиваться случайными заказами, благо своя кузня есть на заднем дворе. Оградки там, фигурные светильники и прочие заказы по мелочи. Жене это не понравилось, что его заработки стали то густые, то пустые и она месяц назад подала на развод.
        - А так как сука эта родом из Кореи, то заявила на предварительном слушании, что я её дискриминирую и унижаю на расовой почве, - добавил он и сплюнул. - Хоть в Африку беги. Не стало нормальной жизни в Штатах при этих гребаных демократах. Адвокат честно сказал, что моё дело дрянь, сожрут меня феминистки с дерьмом. И судья - баба, к тому же чёрная, чего раньше отродясь тут в Новой Англии не водилось. Вот и хочу я отбить себе хоть что-то.
        И потёр большим пальцем об указательный с безымянным.
        - А ты у нас прямо чистый ВАСП? [Сокращение. Дословный перевод: белый англосакс протестант] - спросил я ехидно.
        - Куда там. - махнул он лопатообразной ладонью. - Дед был цыган откуда-то с Балкан. Бабка - сербка. Мать, упокой её душу Господь, с местной фермы. Ее предки из Ганновера сюда перебрались еще в девятнадцатом веке. Дед меня ковать учил как только я подрос. Отец был дальнобойщик, кузню не любил. Воспитывал меня дед, пока отец колесил по Америке на своём траке. Вот мне и досталась вся цыганская наука.
        Я вспомнил как в Болгарии покупал у цыгана на базарчике в Кюстендиле маленькие подковы для ишаков в качестве сувениров друзьям. Болгары ценили цыганскую кузнечную работу, хотя самих цыган откровенно не любили. А на ослах и ишачках западная Болгария и в конце ХХ века активно рассекала. Теперь я сам знаю, что содержать ослика намного дешевле, чем коня.
        - А что, поближе жену возможности не было найти? - улыбнулся я.
        - Да, тут такое дело, что я - наивный, считал, что азиатские женщины еще остались женщинами, такими как была моя мать, а не конями с яйцами как нынешние американки. А тут девочка приехала учиться к нам в колледж. Скромная такая. Застенчивая. Без особых запросов. А у меня расовых предрассудков нет.
        - И как?
        - Понимаешь, дурному любые бабы быстро учатся. Наши фемки еще активно обучают их на своих женских семинарах как мужиков облапошивать, чтобы при этом любая их подлость была по закону ««правильной»». А тут совпало получение ей гражданства с моей потерей постоянной работы. И понеслась манда по кочкам.
        - Кузнец говоришь? - усмехнулся я. И тут же, боясь упустить такую пруху, предложил. - Поехали со мной. Контракт на пять лет без отпусков. Мне кузнец на конезавод нужен. Но предупреждаю сразу: глушь у нас такая, что ни телевизора тебе, ни интернета, даже радио не ловится. Спутники те места не покрывают. Зато охота с рыбалкой, каких в Америке уже не осталось. Даже на леопарда со львом лицензии брать не требуется.
        Смотрю у мужика глаза загорелись. В яблочко! Такие навороченные джипы просто так для развлечения простые люди не покупают.
        - А климат там у вас какой? - спросил он, даже не уточняя: где это ««у нас»».
        - Да такой же как и здесь почти. Разве что глухомань и зимой снега побольше. Ну, как в Вермонте.
        - Не пугает. Я вырос на ферме без телевизора.
        - Электричества тоже нет. - Добавил я.
        - Тогда молотобоец будет нужен. - Выставил мой собеседник свой резон. - Раз электрический молот не поставить.
        - У тебя своя кузня есть? - переспросил я на всякий случай. Вроде он говорил, что есть.
        - Своя, пока судебные приставы не описали. Но так… небольшая.
        - Забирай с собой все оборудование. Дом, наверное, жалко будет бросать?
        - Он все равно в залоге у банка. Так и так по бракоразводному процессу отберут.
        - Дети есть?
        - Слава богу, не сподобились. У жены учеба да карьера на первом месте. Я так… обеспечиватель ее хотелок. Где уж тут место детям.
        - Тогда собирайся. И машина твоя при тебе останется. На ней и поедем.
        - Сколько платишь за работу? - кто о чем, а американец сразу о деньгах, усмехнулся я мысленно. Но зашел с козыря.
        - Десять сотен за две недели на всем готовом. Дом, кормежка, соляр для машины. Кузня вся на тебе. Починка сельхозтехники на конном ходу. Ну, и по мелочи там кузнечные работы. Обучишь ещё ремеслу парочку организмов молодых из моих людей.
        - Маловато будет, - усмехнулся собеседник в бороду.
        Вот наглец. Без долгов по кредиту, без оплат страховок и лицензий. С такой зарплатой у американца дай бог чтобы пять-шесть сотен в месяц на руках осталось.
        - Походи по рынку, поторгуйся. - Усмехнулся я. И отодвинув от себя недопитый бумажный стаканчик с кофе, предложил. - Ну, так по пиву?
        - Нет. Перебор будет, если копы затормозят. - ушел мой новый знакомый в отказ. - Пить надо в расслабленном состоянии, когда тебя ничего не тревожит. Поеду вещи собирать потихоньку.
        Отказ от пива меня откровенно порадовал после легкого напряга про домашнюю ракию.
        - Если надо, то я и грузовик могу подогнать в помощь, - предложил я. - Все равно, как я понял ты в этот штат уже не вернёшься.
        Мой собеседник внимательно посмотрел на борт своего джипа и кивнул мне.
        - Грузовик не помешает.
        Пригнал я КамАЗ и пару белорусов с Барановым в качестве грузчиков. На третий день после нашей первой встречи с кузнецом. Как заранее договорились.
        Сборы Йоску напомнили мне зачистку фашистского санатория. Оставили лишь домашние цветы в горшках и шторы на окнах для маскировки. Даже бабские шмотки мстительный кузнец с собой забрал, сказав.
        - Это всё на мои деньги было куплено. Тут ее ничего нет. Пусть подавится автомобилем.
        Я в принципе не мог понять куда он будет девать у нас в доисторическом Крыму мультиварку, капсульную кофемашину, большой плоский телевизор и посудомоечную машину. Ну, ладно, дело его. Я предупредил что электричества у нас нет. А там пусть сам думает - большой уже мальчик.
        - Не боишься что жена вместо развода по суду объявит тебя пропавшим без вести и соответственно признает суд тебя юридически умершим?
        Всё же надо не совсем нагло пользоваться бедственным положением мужика.
        - А вот хрен им. Паспорт у меня есть, - мстительно ухмыльнулся Джозеф.
        Да. Не совсем прост мистер Смит. Не у каждого американца есть паспорт. Только у того, кто собирается за границу. Но я не стал углубляться в его отношения с дядей Сэмом.
        Баранов, Машеров и Юшко лишних вопросов мне не задавали. Только когда демонтировали кузню, показали мне украдкой большой палец. Оценили мою находку кузнеца. Да еще с приданым.
        Соседи в отличие от русского пригорода с вопросами к нам не лезли. Уезжает человек - то его дело. Их не касается.
        В Неандертале я специально сделал круг почёта по саванне, показал новичку ее продуктивность для охотника.
        Даже остановились. И Йоску долго рассматривал савану в бинокль.
        - Мало я патронов взял, - задумчиво протянул он.
        Куда еще больше, подумал я. По дороге, еще в Штатах, заехали в оружейный лабаз где Джозефа хорошо знали. И он закупил там патронов на весь выданный мною аванс. И ещё прикупил этот навороченный бинокль с дальномером, просветленно оптикой и возможностью ноктовизора, если батареек хватит.
        - Теперь я понял, что был прав, когда эту барбухайку покупал, - похлопал он ладонью по капоту. - И терпел визжание жены о том, что надо прожорливый джип продать и купить ей новую БМВ третьей серии. Тойота Ярис её унижала. Прямо сейчас пострелять можно?
        Мужику просто сорвало крышу, когда он увидел гигантского ««ископаемого»» оленя с размахом рогов больше трёх метров.
        - Подожди. Всему своё время. Постреляешь ещё под присмотром опытного егеря, - пообещал я ему.
        После того как мы уселись снова в перегруженный Ленд Крузер, Джозеф меня спросил.
        - А где это мы?
        - Не где, а когда, - ответил я. И рассказал вкратце про Неандерталь.
        - Значит обратно только через пять лет? - допытывался он.
        - По пять лет в любую сторону от времени твоего выхода оттуда.
        - Это… а в во времена Кеннеди можно попасть?
        - Можно - ответил я. - Если будешь хорошо работать.
        - Тогда обратно меня возить без надобности. Пусть лучше будет холодная война с русскими чем то безобразие, которое в Америке сейчас. Кстати, а война будет?
        - Нет, - успокоил я его. - Войны не будет. Зато будет такая борьба за мир, что Америка камня на камне от планеты не оставит. Трогай, а то на обед опоздаем.
        Появление мистера Смита в колхозе произвело фурор. Особенно среди женского населения. Ещё бы такой великолепный экземпляр самца и без самки, что характерно. Да к тому же кузнец. Именно последнее известие вызвало наибольший ажиотаж девиц из пятнадцатого века. Но поглядев на поджатые губы Васюка я понял кто будет за Джо бороться до конца. Кузнец в нашем коллективе ещё не лицо начальственное, то явная номенклатура. К тому с машиной и кучей собственного имущества. Завидный жених.
        Разгружали имущество Джозефа в освобожденный второй ангар - больше пока некуда. Нехватка у нас складских мест образовалась.
        Когда поставили на складе станки - гидравлический пресс и самодельный кузнечный молот, я спросил кузнеца
        - Чем их крутить собираешься?
        - Да чем угодно, лишь бы генератор электромотор крутил. И там и там они на 2,2 киловатта. Что у вас из такого есть?
        - Разве что локомобиль, - почесал я в затылке, - Но он у нас задействовал на соломорезке и крупорушке. Так что на время уборки урожая и после него он тебе недоступен будет.
        - Тогда надо вернуться в Штаты и взять на автосвалке автомобильный двигатель. Дешево встанет. Всего в пять долларов сторожу. Но откручивать надо будет самим.
        - Не пойдёт, - ответил я ему. - Я уже объяснял тебе что обратно вернуться невозможно. Смертельный номер для тебя будет.
        - Тогда в пятидесятые и купить там полудизель. Тот работает на всем, что горит. Было бы жидкое. Туда-то мне можно? - подмигивает.
        Тут подошла Васюк и строго заявила, что новичку требуется врачебный осмотр. И прививки.
        - А то я вижу, что наш новый кузнец даже от оспы не привит.
        Джозеф был одет в ковбойку с отрезанными рукавами по американской моде реднеков.
        - Да нет в будущем оспы, победили её, вот и не прививают там никого, - сказал я, надеясь, что врачиха отстанет. Все же привез я человека из вполне гигиенически чистого места и времени развитой медицины.
        - Там нет, а здесь? - ехидно возразила мне врачиха. - Вам это понятно?
        Неожиданно подал голос Джозеф, чем вверг меня в ступор.
        - Аз разумем лекарку. Вакцинате се требам. Учините то едном. Где да одешь, лепа девойка.
        Пока я приходил в себя и вспоминал когда то выученный болгарский, на новый организм набросился очередной любитель свежатинки.
        - Спроси его: в бога он верует? - на повышенном тоне зазвучал у меня в ухе голос отца Онуфрия.
        Я стал переводить на английский, но Джозеф меня перебил.
        - Разумео сам, чта е поп рекао.
        И четко наизусть прочитал на церковнославянском Символ веры. Я бы так не смог. Наизусть помню только первую фразу.
        - Перекрестись, - потребовал наш священник.
        Джозеф перекрестился по православному.
        Онуфрию строгую его физиономию как маслом полили.
        - В честь кого крещен, сын мой?
        - У част Ёсипа Оримофейсегога.
        - Благословляю тебя раб божий Иосиф на труды праведные, - перекрестил его поп и протянул руку для поцелуя, к которой Джозеф немедленно приложился.
        - Батюшка, потом будете вести благочестивые беседы. Времени у вас на это будет ещё много. А сейчас Йоску должен идти в медпункт. - Потеребил я попа за рукав сутаны.
        Повернулся к врачихе.
        - И баню ему обязательно протопите. Слышите, Василина?
        Врачиха утвердительно мне кивнула.
        - А… - протянул кузнец недоуменно.
        - Потом грузовик разгрузим, потом, - постарался я чтобы в голосе моём было больше убедительности.
        Когда врачиха с кузнецом ушли в ««бабье царство»», как стали у нас с некоторых пор называть санпропускник в котором женщины так и остались жить, я сказал Жмурову.
        - Пока приюти кузнеца у себя в вагончике. Потом ему хозблок поставим, когда я его привезу.
        Закрывая ангар наткнулся на укоряющий взгляд Колбаса.
        - Что уставился? - буркнул я ему. - Не опоздаем мы к твоей деревне, потому пока тут время идет, там оно стоит. Неужели так сложно понять простую истину.
        Джозеф-Иосиф-Ёсип-Йоску по фамилии Смит кузенку нашу при конюшнях забраковал.
        - Пожароопасно тут и от воды далеко. Водопровода, как я понял, нет. И тесно. Отдайте лучше эту халупу ветеринару. Коней подковать и тут можно, это открытого огня не требует. А для серьезной кузнечной работы это место не годится.
        - Тогда ищи сам где кузню ставить. Тебе работать, - вынес я вердикт и ушел к себе бумажки перебирать. Бухгалтерии поднакопилось, требовалось разобрать. Личной моей бухгалтерии по учету движения денежных средств в разных временах. Напоследок напомнил. - С инженером только согласуй новое место кузни. У него в руках генплан поселения. И учи русский язык. Язык межнационального общения здесь.
        Место для кузни мистер Смит полуцыганской национальности нашел на следующий день. У водопада на противоположно берегу ручья, у самой подошвы горушки с которой этот водопад истекал.
        - Мост придётся городить, - почесал в затылке Шишкин.
        Пока мы пользовались бродом в низовьях ручья при проезде техники на поля. Но то было далековато. А тут еще и наши огороженные поля объезжать придётся.
        - Мост - это хорошо, - поддакнул инженер, глядя через ручей на ««бабье царство»», - Но не тут его ставить, а ниже по течению, у брода. А то здесь по мосту будут к нему бабы на блядки бегать. Удобно же. И рядом, и на отшибе одновременно. Никто и не видит. Если только сами друг дружке в волосы не вцепятся на самом мосточке.
        Угу-гу… - думаю. - Вот уже мужская ревность к возможному сопернику проклюнулась. Скорее бы страда, убрать урожай да свадебки сыграть. Всем разом.
        - Для бешеной собаки семь вёрст не крюк. А бабе, коли ей вожжа под хвост попадёт, то и вплавь сподобится. - Выдал Шишкин свои философские воззрения.
        - Что и гиен не побояться вокруг полей бегать? - усмехнулся я.
        - А то? Такой организм обещает хорошее потомство, - смеется Жмуров.
        - Пусть пока через брод катается. Машина ему позволяет, ««проходимец»» - зверь, лучше моего ««патрика»», - сказал я. - Даже лучше ««доджа»» будет. Но мост, как ни крути, строить всё же нам придётся.
        - Зимой времени много будет. - откликнулся Жмуров. - Заготовим заранее все детали конструкции моста и по весне, как сваи набьём, и соберём мостик, как конструктор ««Лего»». Дуба у нас много. Заодно кузнец нам скоб накуёт из обрезков арматуры.
        Всё это время пока мы так мило беседовали Йоску с двумя помогальниками из числа подрастающей молодёжи таскался с теодолитом, рулеткой и рейками. Сам. Что Жмурову очень понравилось. А то все он да он на землеустройстве у нас.
        - Что там у него сложного? - спросил я. - Ты же вчера весь вечер с ним бумагу изводил?
        Жмуров не стал таить информацию.
        - Ничего. Одноэтажное здание, простенькое, камень или кирпич, чтобы пожара не было. Только под механический молот требуется фундамент бетонный метр на метр и на метр. Ровно кубометр будет. Под пресс гидравлический и того не надо. Просто стяжку пустим. Там еще у него станочки имеются - прутки и арматуру гнуть фигурно на холодную - ворота да заборы художественные ваять. Ничего такого сверх особенного. Горн вот только строить придётся да меха. Дома-то он больше паяльной лампой пользовался. Большой такой, газовой. Ну а баллон он привез только один.
        - На каком языке вы с ним общались? - интересуюсь.
        - Да на смеси древнеславянского и английского, - усмехнулся инженер. - Паки, паки, иже херувимы, о, кей бэби. Больше на бумаги чертили. Чертёж - язык универсальный.
        - Надо в первую очередь, чтобы он нам оси железные сковал для телег, - встрял Шишкин.
        - Зачем? - удивился Жмуров. - Когда я служил в армии, то гоняли меня в командировку в Винницкую область на Украину. Бульдозеры получать с хранения. Так вот там склады… Всем складам склады. Там тачанок с ««максимами»» немерено. Сабли, сёдла, удила, стремена, упряжь разная горой. Фуры да патронные двуколки и прочие телеги штабелями в разобранном виде. Там этих колёс одних запасных да осей для твоих телег - жуть сколько. Всё на случай ядерной войны хранится. Там тебе эти оси прапорщики через забор за пузырь перекинут.
        - Чё раньше то молчал? - спрашиваю строго.
        - Да как-то разговору об этом не было, - пожал плечами Жмуров.
        Я махнул рукой и отошел от компании к увлекшемуся землеустроительсвом кузнецу.
        - Джозеф.
        Мистер Смит ударил последний раз молотком по колышку и распрямился с вопросом в глазах.
        - Мы сейчас поедем обратно. Вы справитесь сами?
        - О, иес, - ответил он также по-английски. Ну, каков вопрос, таков и ответ.
        - Оружие есть? А то тут бывает гиены шарятся.
        - Да. Есть. Все мои ружья в пикапе.
        - Тогда вооружитесь и не расставайтесь с оружием пока вокруг колючую проволоку не намотаем. А мы поехали домой. Дел полно.
        Американец понял меня правильно. Достал из Тойоты пару ружей и вручил их своим помощникам. Сказав им при этом.
        - Не нувек. На некто фреме. Разумеш ме?
        Парнишки закивали надувшись от гордости.
        Потом кузнец показа им как пользоваться двустволкой-вертикалкой и помповым ружьем. Как заряжать и разряжать. Целиться и стрелять парней егеря уже учили, только вот личного оружия никому из подростков пока не выдавали.
        - Джо, патроны раздай с картечью, - посоветовал я, назвав последнее слово по-русски.
        - С чем? - переспросил меня кузнец.
        - Хантинг бакшот, - поправился я. - Так парням легче будет попасть в крупного зверя.
        Парням была вручена упаковка охотничьих патронов 12 калибра и два патронташа.
        Сам Джозеф вынул себе болтовую охотничью винтовку и пару патронташей с патронами не меньше трехлинейного калибра. И стал моментально похож на Панчо Вилью. О чем я не преминул ему заметить.
        - Самбреро не хватает, - притворно огорчился кузнец и стал заряжать патронами объемный магазин, который выщелкнул из ложи.
        - Что за агрегат? - спросил я, кивнув на его оружие.
        - Бинелли калибра тридцать - ноль шесть Спрингфилд. Убойное оружие, - похвастал американец, щелкая затвором болта. Потом снова вынул магазин и добавил еще один патрон.
        Следом был извлечен из машины пояс-патронташ с огромным револьвером.
        - Всё, теперь я готов к любым неожиданностям. Можете отправляться по делам, - кузнец так и лучился довольством и завистью инженера к его винтовке.
        Шишкин ничего не выражая поигрывал портупеей маузера.
        И мы, загрузившись в ««патрик»» отправились по домам.
        На поляне осталась Тойота кузнеца. Сами доберутся как закончат.
        Глава 21
        С утра осмотрел готовые конюшни. Конюхи драили деревянные полы как матросы палубу, пока лошадиный контингент на вольном выпасе. Дал добро на приемку работ. Вроде все что намечено по плану сделано, кроме кузни. Но Мертваго уже обживал бывшую кузенку на конезаводе. А реальная кузница будет на отшибе - все же пожароопасное производство.
        Потетёшкал подросших борзых щенят. Смешные такие. Проблем особых в собачнике не нашел. Разве что задался тем же вопросом: куда девать щенков когда все собаки наши расплодятся. Тем более как оказалось, что меделяны и мордаши больше охотничьи собаки на крупную дичь, нежели овчарки. Мясо они нам с егерями поставляют активно, а вот если придётся пасти овец, то дополнительно алабаев еще заводить? Или алабаев отдать на откуп будущим спасенным белорусам вместе с овцами? Хотя и те и другие не есть традиционные домашние животные для них. Куда ни кинь - всё клин.
        Немец пленный мастерил ручную тележку для псарей. Попросил у меня колёса для неё. Лучше велосипедные. Тогда можно ось делать неподвижную а колёса крутиться будут на подшипниках. Записал в карманную книжку. Не такая уж и большая проблема, если попутно.
        В домике псарей появилась новая мебель. Простая но удобная и симпатичная. Очень грамотная. Места занимает мало, но вместительная.
        - Да нам, барин, финтифлюшки не нужны тут, - пробасил Сосипатор. - Удобно и ладно.
        Отдельно дал указание артели каменщиков выделить народ на постройку новой кузницы на выселках за полями и начинать разметку фундамента для церкви. На конезаводе их работа кончилась, а срок контракта еще нет.
        Принял в эксплуатацию пристань на реке и дорогу к ней. Озадачил самосвал на возку песка на манеж конезавода. Один бетонщик со стройки третьего ангара в минус. А нам еще общинный погреб при кухне да ледник строить. Хотя ледник может и подождать, а вот погреб впритык - битва за урожай на носу.
        Артель чурошников погнал на сборку моего дома иначе меня скоро жена загрызёт.
        Лесорубов - на заготовку дубовых бревен подальше от реки. На детали будущего моста через ручей. И охрану из егерей, да белорусов с инженером занимать утром и вечером на транспортировку людей. Брёвна пока путь там полежат, посушатся.
        Часть лесорубов на косьбу травы на конной тяге под охраной тех же егерей. Да и лесорубов охранять требуется от местной фауны.
        Егерей уже на все работы не хватает. Охоту и обеспечение нам мясом с них никто не снимал.
        Жмурову - авторский надзор за обоими объектами и проект моста.
        - Когда?
        - А ночь на что!
        Белорусам отдельное задание - бетонировать площадку для третьего ангара. Двух нам мало.
        Жмуров наконец-то выбрал себе служебный кубельваген, а то он всё бегал между ними как буриданов осёл. И дальше бы выбирал, если бы я не сказал, что иначе обе машины продам в своём осевом времени коллекционерам а его пересажу на мотоцикл.
        Вроде только обход совершил по небольшой площади поселка а полдня как корова языком слизнула. Больше времени ушло на умиротворение склок среди начальства за появившиеся ресурсы.
        После обеда с Джозефом на двух ««студерах»» метнулись мы в Америку 1959 года за тракторами. Уборочная на носу. А полудизель, как объяснил мне кузнец может работать на всем что горит, в том числе и на отработке, которая у нас без дела накапливалась в бочках. Заодно и простенькую жатку типа лобогрейки прикупить надо - зерновые убирать, а то вот-вот уже осыпаться начнут. Страда на носу.
        По приезду обещал ему сафари на львов в качестве морковки перед носом, чтобы вообще не сбежал от меня случаем в Америке любимого им Джона Кеннеди спасать. Роман с Васюк у него развивается медленно, в приглядочку, но не погонять же мужика к блуду, а семья для него это серьёзно. Вот сколько свою фемку корейскую терпел.
        На сельхоз ярмарке в Буффало нужных нам тракторов не оказалось. Их в США с 1920-х годов не выпускают. Бензиновые были, керосиновые были, гайзольные были, даже дизеля были широко представлены. А вот нефтяных (или как их еще называют - полудизелей) нет.
        Знакомый Джо из дилеров Форда посоветовал нам ехать в Канаду. Туда вроде как поставляют трактора с калоризаторными движками с Британских островов. Т. е. с теми же нефтяными полудизелями, но более совершенными по конструкции. Для них при запуске даже не нужна паяльная лампа.
        Погнали в Канаду, благо не так далеко. А заправки по дороге частые.
        Заодно завернём на Ниагару и я наконец-то полюбуюсь на этот знаменитый водопад.
        Большего разочарования в жизни я еще не испытывал. Водопад как водопад. Ничего особо восхитительного. Есть в мире водопады и покруче. Рекламы больше, чем зрелища. Разве что постоянная радуга отчетливо видимая с моста, который так и назвали Радужным, впечатляла.
        Народу любопытного впрочем тут хватает. Смотровая площадка плотно забита. Очень много свадебных кортежей. А вот сервис не очень. Хотя хот-доги, мороженное и сладкую вату продают на каждом шагу.
        - Пошли на стоянку, - толкнул меня Джо. - Переночуем на той стороне, в Онтарио. Там народу будет меньше.
        - Ну, меньше народу - больше кислороду, - ответил я по-русски и пошел за ним в сторону наших грузовиков.
        На автобусной остановке, на деревянной лавочке сидела симпатичная женщина лет 35-ти и тихо плакала.
        - Вас кто-то обидел, мэм? - спросил я, останавливаясь.
        Ох уж это моё советское воспитание. Джозеф прошёл и не заметил. Плачет баба - значит ей так хочется. Живёт бомж в картонной коробке - значит ему так нравится. Америка страна свободная. Тут каждый дрочит как хочет и никто к нему не пристаёт кроме проповедников Свидетелей Иоговы.
        - Нет, спасибо, мистер. Сама дурочка. Опоздала на свой автобус, а все мои вещи остались там в багаже.
        - Вы откуда?
        - Из Онтарио. Город Кингстон. - ответила она.
        Симпатичная дамочка. С короткой модной стрижкой пепельных волос, аккуратным носиком, маленьким ртом и голубыми глазами. Нет - глазищами.
        - Не расстраивайтесь. - утешал я ее. - Автобусы они такие: ушел один - придет другой.
        - Придёт. - Согласилась она. - Но все мои деньги остались в чемодане. А карманные я уже растратила на сувениры и еду. Кто меня повезёт бесплатно, даже если я пешком перейду Радужный мост? Разве что канадский консул мне поможет, но до него еще добраться надо.
        - Вас не испугает открытая кабина грузовика РИО? - спросил я неожиданно для себя.
        Она подняла голову и посмотрела мне в глаза, недоумевая.
        - Мы с приятелем собрались в Онтарио за тракторами. То есть купить там парочку тракторов. - Пояснил я.
        Женщина засмеялась. Её слёзы моментально высохли.
        - Что я сказал такого смешного? - недоуменно спросил я.
        - Из Америки в Канаду за тракторами. Ой, не могу, - она уже всхлипывала от смеха. - Что такого есть особенного в Онтарио, чего нет в штате Нью-Йорк?
        Пришлось присесть рядом и объяснять какие трактора нам нужны и почему их не можем купить в Штатах.
        Выслушав меня, женщина дала мне бесплатный совет.
        - У вас может ничего не получится если вы повезёте большую сумму наличных через границу. Это не приветствуется властями королевства. Могут и конфисковать, если заподозрят контрабанду наличных больших объемах. А два трактора недёшево стоят.
        - И что же нам делать? Нам кроме тракторов еще электрогенератор нужен на таком же двигателе. - сдвинул я бейсболку на лоб и почесал затылок.
        - Отправьте эти деньги сами себе по почте в Кингстон но на мой адрес. Я помогу вам, а вы меня довезёте до города. Я за вас поручусь на почте.
        - Нам выдадут наши деньги на почте по водительским удостоверениям? У нас больше никаких документов с собой нет.
        - И через границу пропустят и деньги на почте выдадут, - заверила она меня.
        Кингстон ничем особо не отличался от любого портового города Северной Америки. Довольно скучный, с большими субурбиями малоэтажных пригородов и огромным портом растянувшимся вдоль реки целым лесом ажурных портовых кранов.
        - Вот тут я служу, - показала рукой наша ««ниагарская потеряшка»» на ряд длинных капитальных складских бараков, когда мы слегка подскочили на подъездных путях железной дороги.
        Звали ««потеряшку»» Дженнифер О’Лири. Похвалилась дорогой про то что она действующий ворент-офицер интендантства канадской королевской армии. Вдова. Муж погиб в одном из арктических конвоев второй мировой войны. Вот она с того времени и служит при складах.
        - А что там? - спросил я.
        - Эхо войны. Склады ненужного в наше время оружия, которое мы поставляли по ленд-лизу. Винтовки Ли, пулеметы Брена, пистолеты Браунинга. Патроны к ним. Каски, ботинки и прочая амуниция. Лежат там на случай новой войны чтобы было чем резервистов вооружать в территориальной обороне.
        - Винтовки Ли-Энфилда? - переспросил я.
        - Нет, Ли-Бранч, нашего уже канадского производства, но полностью аналогичные Ли-Энфилду британского производства. Один стандарт империи. Теперь армию и флот вооружают по другому, а остатки старого вооружения частично тут хранятся.
        - Не боишься выдавать мне военную тайну?
        - Не смеши. Какая это тайна когда про нее весь город знает.
        Дорогой мы сдружились настолько что она пригласила нас к себе.
        - Что вы будете тратится на отель и стоянку. А так я хотя бы частично отблагодарю вас за то что не бросили меня одну в чужой стране. Пирог испеку. Подругу позову, чтобы ваш приятель не скучал. Поужинаете. Потанцуем. А утром я покажу вам где вам купить ваши вожделенные трактора.
        А что? Нормальное предложение от вполне симпатичной женщины. Да и я достаточно оголодал сексуально от беременности и родов жены. После войны тут всего 14 лет прошло. Вдов и девчонок которым не досталось мужей навалом. Почему нет? Надо только хорошей выпивкой озаботиться по дороге. Мы же не халявщики.
        Утром меня еле добудился Джо, который оказался крепче меня на выпивку.
        Дом был пустой.
        Ни девочек.
        Ни наших вещей.
        Ни наших денег.
        Ни наших грузовиков.
        Слава богу, что штаны с ботинками нам оставили. Не совсем совесть потеряли местные хипесницы.
        Ну и что это было? Вроде еще не пришло еще время клофелинщиц??
        - Надо в полицию заявить, - выдал мистер Смит американскую сентенцию, берясь за бакелитовую трубку телефона.
        - Валить отсюда надо, - ответил я русской мудростью. - А то как бы самим не загреметь за то что забрались в чужое жильё. Доказывай потом что не верблюд.
        И недолго думая я сотворил темпоральное окно в ««Неандерталь»» и пихнул кузнеца впереди себя в него.
        Уже посередине песчаных куч на манеже конезавода я схватил кузнеца за локоть и буркнул понизив голос.
        - Джо, сам понимаешь, что болтать можно только о том что у нас грузовики угнали. Больше ни о чем. А то больше я тебя с собой в другие времена брать не буду.
        - А на льва когда пойдем? - не упустил кузнец случая выхмурить у меня свои хотелки.
        - Как только, так сразу, - пообещал я, оставив Смита в некотором недоумении.
        У себя в домике, нашел последнюю бутылку коньяка и наконец-то опохмелился. Пивом было бы лучше, но нет тут пива, чтобы в разлив мелкими порциями. Сварить самим можно, но сразу бочку ставить нужно. И хранится такое живое пиво дня три-четыре всего, потом киснет.
        - Гостей принимаешь? - отвлек меня голос из дверного проема.
        На пороге стоял Тарабрин странно одетый. В зауженном кверху темно-синем цилиндре с золотой пряжкой на черной муаровой ленте. Сером плаще с пелериной. В башмаках с золотыми пряжками и белых чулках под бежевыми кюлотами.
        Когда он снял плащ, то оказался в голубом суконном фраке на шелковый жилет расшитый золотыми розами. И белоснежной рубашке с пышным жабо, сколотым у кадыка искусно вырезанной камеей.
        - Ты откель такой красивый, Иван Степаныч? - вопросил я.
        - Из Голландии наполеоновских времен. У тебя выпить есть, а то я там продрог, даже ваша крымская жара не спасает от голландской осени.
        - Найдем, - пообещал я.
        Тарабрин оглянулся на улицу и приказал.
        - Заноси, ребятки.
        Два тарабринских гайдука внесли по саквояжу толстой буйволовой кожи, поставили на пол, поклонились мне и вышли. Одеты они были под стать самому проводнику, только несколько скромнее. На боку у каждого болталась сабля.
        Я успел только в спину им крикнуть.
        - Там Насте скажите, чтобы вас покормила.
        Тарабрин отставив в сторону свою неизменную шпагу-трость, сел в соседнее кресло. С видимым удовольствием глотнул коньяка.
        - Вот, сходил в Амстердам, камешками торганул. Ну, теми, что мне дикие люди приносят. В этот раз гинеями английскими взял [Гинея - английская золотая монета равная 21 шиллингу. Фунт стерлингов (соверен) вмещал 20 шиллингов], хоть и потерял на разнице курса к гульдену, да и подождать, пока соберут нужную сумму, пришлось. Но мы же с тобой в Британию собрались за кораблем для твоего мичмана.
        - Зря, - ответил я. - У меня банкноты есть банка Англии. На всё про всё нам хватит. Даже останется.
        - А нотариусам и адвокатам ты тоже тысячными банкнотами платить будешь? - ехидно засмеялся проводник. - При их годовом доходе в триста фунтов максимум. Ты эти баульчики пока у себя попридержи. Не хочу я их у себя светить.
        Я не стал спрашивать причины такого решения. Раз просит значит таковые есть. И молча кивнул, соглашаясь. Воровать золото тут у меня некому.
        Взялся за ручки саквояжа и у меня чуть поясница не хрустнула.
        - Здоровы твои гайдуки тяжести таскать, - сказал, когда оттащил саквояжи по очереди в дальний угол хозблока. - Сколько там?
        - Чуть больше ста пятидесяти тысяч гиней. Можно было и более выторговать, но на носу страда, охота и очередная немая ярмарка. Да и погода там сейчас дрянь, хуже Питерской. Что выяснил по Аргентине?
        - В интересующий нас период главной валютой является британский фунт. Он в отличие от местного песо очень твердый курс имеет. К тому же там почти все под англичанами. И финансы, и промышленность, и транспорт. И так будет практически до Перона. [Хуан Доминго Перон - президент Аргентины (1946 - 1953) проводил национальную индустриализацию и политику освобождения от зависимости страны от иностранного капитала, воспользовавшись последствиями второй мировой войны] Землю в восьмидесятые годы девятнадцатого века на юге Пампы раздают бесплатно - лишь бы ее обрабатывали. Земля плодородная, типа северокубанской. Ближе к океану влажность нормальная. Да и нам далеко от побережья отдаляться не след. Зерно на экспорт пойдёт, так что не стоит увеличивать транспортное плечо. Я бы еще на берегу элеватор поставил с паровой машиной.
        - Бесплатно нам не надо, - ухмыльнулся Тарабрин улыбкой записного хитрована. - Хоть за копейку десятина, но купи со всеми правильными бумагами. Чтобы все по закону. Потом пригодится обязательно. А у тебя как дела?
        Я пожал плечами и повинился в том что пролюбил в прямом смысле этого слова два грузовика в Канаде 1959 года.
        - Ладно, - пожевал губами Тарабрин. - Сам не суйся, а то две твоих тушки на одном гектаре странно могут себя повести, это не факт, но подозрение которое не хочется проверять. Но местечко это мне сейчас покажи, чтобы я там ««якорь»» бросил. А сам туда только на почту сходи. Вдруг деньги твои там еще на месте. Переводил телеграфом?
        Я кивнул в подтверждение.
        - Значит деньги тебя опередили. Сходи за ними на сутки раньше, чем развлекался блядками. А вопрос с машинами оставь мне. Я его решу сам.
        Никодимыч зримо пошел на поправку. На щеках появился румянец и даже щетина стала расти быстрее. Сейчас его аккуратно брила медсестра, оставив только усы.
        - Шкипер вроде как должен быть бородат. - сказал я, входя в палатку. - И безус.
        - Ай, - воскликнула медичка. - Товарищ командир, ну нельзя же так. У меня в руках опасная бритва, а вы меня пугаете!
        Симпатичная девушка при этом аж запунцовела, как будто я ее поймал на чем-то предосудительном. Нравиться ей мичман, как я погляжу. Нравится, но пока вприглядку.
        - Как зовут? - спрашиваю.
        Отставляет в сторону бритву и поднимается. Не застёгнутый халат раздвигается, являя взору военную гимнастерку растянутую на солидного размера груди. В зеленых петлицах по два зеленых же треугольника.
        - Сержант медицинской службы Блинова Екатерина, - браво докладывает, вытянув руки по швам и выдвигая вперед грудь для большего впечатления.
        - Вольно, - отмахиваю рукой. - Почему ходишь в форме? Переодеться не во что?
        - Никак нет, товарищ командир. Попадья выдала платье гражданское, но мы - медики, решили, что на службу будем ходить в форме. В этих немецких платьях фасон уж больно фривольный. Не для работы.
        - Вы решили или Васюк так решила?
        - Мы решили, - твёрдо отвечает девушка.
        - Ну решили, так решили, - не стал я ввязываться в пустяшный спор. - Добривай мичмана и свободна.
        Когда медсестра ушла я присел рядом с кроватью на табурет, положив на тумбочку толстый синий томик рассказов Станюковича еще советского издания.
        - Это чтобы тебе не скучать, - сопроводил я свое действо пояснением. - Как тебе тут?
        - Да прекрасно, - улыбается в усы моряк. - Девочки вокруг щебечут. Кормят на убой. Даже черную икру дают. Откуда тут она?
        - Местная, - отвечаю. Двухлитровую банку икры прислал Тарабрин с очередным молочным обозом, как только узнал про раненого. - А ты тут как?
        - А что мне? Весь в бумажках.
        - Надумал что?
        - Надумал. Строить парусник надо в Германии.
        - Почему не в Англии? Точнее в Шотландии. Вроде как первые стальные корпуса начали делать в Глазго.
        - Не стальные - железные, - пояснил мичман. - Германия всегда строила более прочные корпуса из металла и первыми освоили сталь. А деревянное судно я не хочу. Металл долговечнее, особенно в теплых морях. Металл червь не грызет. Вон парусники, полученные по репарациям от Германии после войны, - мичман постучал ладонью по пачке распечаток, - Два десятка лет в Германии прослужили и у нас уже семьдесят пять лет лямку тянут. Считай срок службы - век. Что-то не встречались мне такие долгожители среди британских парусников. Если мы им еще чертежи такого корпуса подкинем и нужный состав корабельной стали, то такое судно еще и нашим детям послужит.
        - Звучит убедительно, - сказал я. - Пиши заявку на необходимые документы. Попробую достать в девяностые, когда все было на продажу. Если не у нас, то на Украине точно продадут. Всё, вплоть до военной тайны, а не то что какой-то там парусник. Или в той же Германии в моём осевом времени найду в архивах.
        Глава 22
        Тарабрин наши грузовики пригнал обратно в целости.
        Причем попутно купил нам трактор и электрогенератор на базе такого же нефтяного двигателя, как и на тракторе стоял. И привез их в кузовах ««студеров»».
        - Принимай технику, - подозвал он меня жестом. - Это то, что ты хотел или я обмишурился?
        Трактор был немецкого производства не убиваемый ««Ланц бульдог»» и на основе такого же нефтяного двигателя электрогенератор. Непритязательно покрашенные серой краской. Чуть ли не фельдграу, в которую немцы в войну танки красили.
        - Трактор этот ты в Канаде купил? - удивился я.
        - Зачем? - хихикает Тарабрин. - В Германии. Во Французской оккупационной зоне. Там они дешевле, да и надежнее британских будут, конструкция отработала и вылизана давно, ещё с Веймарской разрухи. А уж за наличные гинеи немецкий послевоенный буржуй тебе и маму родную за полцены продаст. Не ваше время. Золото там пока ценят больше зеленых бумажек.
        - Ладно, проехали, - сел я на лавочку в курилке мехдвора, вынимая портсигар. - Где наши грузовики нашлись?
        Тарабрин распрямил плечи и стал хвастать.
        - Там же где ты их и оставил. У коттеджа в Кингстоне. Вы там так ахали, визжали и охали под граммофон, что и не услышали, как мы машины завели и в ««окно»» ускользнули в Германию. Самые близкие дороги - знакомые. Извини, что техника досталась немного подержанная, но зато в полном порядке. И никаких заморочек с документами не было. Ты мне, Митрий, вот что скажи: соль к ярмарке будет?
        Я несколько опешил от такой резкой смены темы.
        - Скоро нагоним сюда белорусов, спасенных от геноцида, будут рабочие на солеразработку. Испаритель работает исправно, что ему станется? Останется только сгрести и за просушить. Тару скоро привезут - я договорился.
        - Что за тара? Бочки?
        - Нет. Рогожные кули. На пуд соли размером. Так и продавать буду оптом, чтобы до новой ярмарки хватило семейству на год. Я еще придумал как лизунцы для скотины делать. Также на ярмарке будут в наличии.
        Попрактиковавшись с искусственными лизунцами путём вываривания рассыпчатой соли, бросил я это дело и купил в Москве на ипподроме нормальные лизунцы из каменной соли выпиленные. ««Тильки для сэбэ»» точнее только для своих лошадей и ослов. А то что мы наварили - пущу на продажу. Волам и такие корявые лизунцы за первый сорт пойдут.
        - Думаю всё: кого мне на поезд поставить вместо Василисы, - опять сменил тему Тарабрин. - Смотрю, дом ты для неё тут ставишь большой. Что за бревна? Пахнут приятно.
        Пока я бегал по Америкам, артель чурошников действительно взялась под руководством Жмурова сразу за три дома - мой, его и отца Онуфрия. На очереди лежал уже домокомплект для семьи ветеринара. Но на всё запланированные стройки артели не хватало. Осталось привезти еще три комплекта для всей колхозной номенклатуры, а потом уже пусть берутся за сборные щитовые дома для семейных колхозников. Те будут уже одноэтажные 6 на 6 метров на три комнаты - две жилые и веранда. Их возводить быстро.
        - Кедр сибирский, - похвастал я.
        - Любишь супружницу, значит, коли при таком наличии дуба вокруг экзотику возишь из другого времени. - выдал Тарабрин своё заключение. - Одобряю. А вот блядки твои в других временах порицаю. Жене твоей я ничего не скажу, но ты на ус сие намотай.
        Тарабрин убыл к себе на Тамань, а я курил и недоумевал. Выходит мы сами у себя грузовики стибрили? А девочки сбежали рано утром от страха обнаружив что наши ««студеры»» пропали. Вот такой пердюмонокль!
        Для проверки сходил обратно в Кингстон. На почту. Убедился, что деньги мои там уже сняли. Условия аккредитива были так хитро составлены, что снять телеграфный перевод с трансфертом в канадскую валюту мог или я сам, или владелец адреса.
        Адрес был кстати совсем не тот где мы зажигали вечеринкой под патефон и местное виски пополам с французским привозным вином. На поверку там оказался заброшенный обветшалый дом в котором давно никто не жил.
        Оставалось только вознести благодарственную молитву: ««Спасибо, Господи, что взял деньгами»».
        Пора завязывать с блядками. Все же семейный уже человек. Достраивать дом и жить тут с женой нормально.
        Вот такие думки меня посетили когда я сидя на лавочке разглядывал с небольшой возвышенности длинные кирпичные склады канадского мобрезерва, о которых по дороге рассказала мне Дженифер. Заодно ««якоря»» расставлял для темпоральных окон. В том числе и внутри кирпичных стен самих складов.
        - Вам нехорошо? Вызвать врача? - услышал я над ухом, выходя их транса.
        - Нет, нет, спасибо, сэр, за заботу. Я просто задумался о тяготах нашей жизни, - ответил я глядя на человека в военной форме, который теребил меня за плечо.
        - Вот и славно, - удовлетворился он моим ответом. - Но к врачу всё же сходите, вы очень бледны. Вы так пристально смотрели на военные склады, что можно было заподозрить в вас русского шпиона.
        Что это шутка юмора или труменовская охота на ведьм и сюда докатилась?
        - Скорее американского, - буркнул я, вставая. - Я из Аризоны. Приехал по делам своего ранчо.
        Здоровый смех прохожего был мне ответом.
        И слава богу.
        Когда к сбору урожая зерновых было всё уже готово, наконец-то пришло время освобождения белорусской деревни. Обещания надо выполнять.
        Нашпигованный жучками особняк санатория, дал много часов прослушки германских сыщиков и следователей, но все больше бестолковой. Кроме одного разговора о том, что надо вызывать специалистов из Аненэрбе никакой конкретики. Разве что стреляные гильзы на выезде мы не собрали. Но они немецкие.
        Заодно гестаповцы нагнали невесть откуда водолазов, которые искали на дне озера остатки неопознанного летающего объекта, о котором, как оказалось, руководство санатория оперативно доложило ««наверх»».
        Из Аненэрбе действительно срочно прискакали довольно пожилые спецы в небольших эсэсовских чинах - гауптштурмфюреры. Числом трое. Странно было видеть в капитанских чинах убеленных сединами патриархов.
        К их приезду дно озера тщательно прошуровали водолазы и остатки расстрелянного квадрокоптера были тщательно отмыты от ила и водорослей и представлены на их суд.
        Завиральных гипотез смутный тевтонский гений наплодил массу, особенно возбудившись на надпись обнаруженную на цифровой видеокамере: ««Made in Malaysia»». Надо отдать должное германским ученым они быстро разобрались что именно они держат в руках. И что самое интересное, они всерьез посчитали, что если сейчас Малайя нищая окраина Ойкумены на поверхности земли, но в полой земле может быть все наоборот и там высокоразвитая арийская цивилизация, которая делает такие высокотехнологичные штуки не подвластные пока самым продвинутым нациям в середине ХХ века на поверхности.
        Отсюда последовали странные распоряжения услышать которые я меньше всего ожидал от учёной братии.
        - Остатки неопознанного летающего объекта вывезти самолетом под охраной в Берлин. Окружающее пространство, соприкасавшееся с санаторием подлежит поголовной зачистке для сохранения тайны. Всех причастных к данной теме немцев перевести в части обеспечения Аненэрбе в Рейх. Я об этом лично доложу рейхсфюреру.
        Гестаповцы взяли под козырёк. Точнее зиганули ««Хайль, Гитлер»».
        Мне стало ясно, что деревня обречена.
        - Я одного не понял, что означает термин ««зачистка»»? - спросил меня Мертваго, снимая с головы наушники и передавая мне блокнот с записью перевода разговора адептов тайного общества нацистов.
        - Зачистка - это поголовное истребление всех вокруг живущих. Возможно была бы речь о переселении куда подальше или изоляции в концлагере, если бы речь не шла о тайне. - Пояснил я. - А они тут видят свою оккультную тайну к которой не должны прикасаться профаны, тем более из унтерменшей.
        - Зачем такая неоправданная жестокость? - не мог избавится от волнения ветеринар. - Интеллигентные же люди: герр профессор, герр доктор… Академические расшаркивания. Что стряслось с немцами всего за два десятилетия с окончания Великой войны? Я их такими хладнокровными убийцами не помню.
        - Нацизм, - ответил я твёрдо. - Это вроде как душевное заболевание нации, освобождающее от ««химер»» совести и человеколюбия.
        - Это по крови они определяют кто свой, а кто чужой? Кому жить, а кому умереть? - переспросил статский советник.
        - У немцев по крови, хотя они тут сильно ошибались как определила современная мне генетика. У современных мне украинцев - по языку. Немцы не признавали равными себе евреев говорящих по-немецки чуть ли не лучше них самих, украинцы же благоволят к ним, при всем своем бытовом антисемитизме, если еврей хоть как-то размовляет на их ««соловьиной мове»» и даже президентом себе еврея выбрали, но терпеть не могут русских, цепляющихся за свой язык как за свою самость. Даже штрафуют за разговор на русском в общественных местах. Но готовы уже и убивать за него.
        - Что такое ««полая земля»»?
        - Теория германских нацистов ХХ века о том, что земля полая и на внутренней поверхности существует зеркальная нам цивилизация.
        - Бред, - выкрикнул Мертваго, потянувшись рукой к моему портсигару. - Ненаучный бред.
        - Бред, - согласился я, подвигая к нему портсигар поближе. - Но весьма популярный в Германии весь ХХ век.
        - Что будем делать мы? - прикурил ветеринар от моей зажигалки.
        - Спасать соседнюю деревню от истребления, - ответил я. - В архивах указано, что ее сожгли вместе со всеми жителями в 1943 году.
        - А вам не кажется, что деревню сожгли потому, что именно мы ликвидировали столь варварским образом этот санаторий для летчиков? - выдохнул Мертваго ароматный дым дореволюционного табака. - У вас выпить есть? Чего-нибудь покрепче.
        - А остальные почти три с половиной сотни сожженных вместе с жителями белорусских деревень? - переспросил я его, наливая в стопки коньяк. - Тоже мы с вами виноваты?
        Склад вещь скучная. Темное помещение. Стеллажи. Ящики. Тюки. Но если рассматривать склад как некий аналог пещеры Алладина, в которой вместо презренных мещанских сокровищ находятся очень нужные для жизни в диком мире вещи, то склад становится весьма интересным и занимательным. Особенно в первое его посещение.
        Именно об этом я и размышлял прогуливаясь между штабелями ящиков с амуницией внутри складского барака в Кингстоне. Но только не в 1959 году, когда мне показали их локацию, а раньше на целый десяток лет, пока эта амуниция еще свеженькая, а не слежавшаяся. А склады уже практически выведены из действующего оборота.
        Оружие и патроны были в противоположных бараках. Но такое и в нашей армии практикуется, чтобы при несанкционированном захвате склада со стрелковкой не было возможности зарядить оружие тут же на месте. Патронами ведает совсем другой кладовщик и у него свои кондуиты а которых надо расписываться за расход боеприпасов и свои приказы об их выдаче, нежели у того прапора который ведает винтовками и пулеметами. Так было заведено во практически во всем мире еще с девятнадцатого века на случай возможного мятежа военных. Чтобы хоть на время задержать результативное выступление инсургентов.
        Но оружия нам пока хватало, даже с избытком. А устраивать еще неразбериху с разными калибрами и патронами мне никак не улыбалось. Таскать это всё в Неандерталь мне же. А я не железный. Других же интендантов способных меня заменить в нашем колхозе нет.
        Вот так и брожу в полутьме, подсвечивая электрическим фонариком надписи на ящиках и этикетки на тюках.
        И нашел нечто для меня очень интересное. Гамаши! Крепкие куски брезента с двумя ремешками в затяжку и ««тормозами»» под каблук. И если до этого момента я предпочитал таскать для своих людей американские берцы, несмотря на их деревянный каблук, то теперь появилась возможность обеспечивать контингент просто ботинками. Канадскими ботинками, типа бутса, по британскому стандарту, из качественной бычьей кожи, высотой по щиколотку, на шнурке, толстой многослойной подошве подбитой двенадцатью гвоздями с большими круглыми шляпками и подковкой на весь наборный кожаный каблук по типу немецкой. И окованным металлом мыском. И в отличие от американской армейской обуви, которая коричневая, канадские ботинки красили в радикально черный цвет.
        На некоторых ящиках до сих пор бумажки наклейки с русскими буквами. Опоздавшие на ленд-лиз. В Красной армии такие ботинки солдаты ценили очень высоко. В первую очередь за их неубиваемость. Хотя носили их не с гамашами, которые у нас не прижились, а с обмотками. Кстати обмотки я там также нашел, британская армия ими не брезговала еще с первой мировой. В то время практически каждая массовая армия перешла на обмотки, кроме германской и русской. В России обмотки это уже последствия Гражданской войны и последующего за ней всеобщего дефицита.
        Но самое радостное для меня открытием, стали целые ящики с ««неликвидом»» в наброску. Там связанные попарно шнурками ботинки в навалку засыпаны были маленьких размеров. Просто женскими на мой взгляд. 35 - 38. Учитывая, что контингент белорусской деревни в массе своей будет женско-подростковым, то это просто серебряная жила.
        А гамаши делали эту жилу еще и позолоченной. Гамаши препятствуют не только попаданию грязи в ботинок, но и от укуса змей спасают. А змей у нас много. Прежде чем кизил или шиповник собирать, приходится довольно долго шуровать по кустам длинными палками - змей отогнать. Да и просто везде высокая трава в которой змею не сразу и увидишь.
        Вот и таскаем втроем с Рябошапкой и Юшко тюки с гамашами и эти короба с ботиночным ««неликвидом»». Мало нас, но остальные все при деле. Я и Юшко то еле-еле с самосвала снял. Потом песок для манежа довозит.
        Еще канадские шинели из толстого качественного сукна, не чета немецкому. Малые размеры на нашу удачу также сыскались.
        На первый раз, даже голых одеть будет во что. Разве что юбок мало, но натащу тряпок - сами сошьют. Не двадцать первого века девицы, что совсем безрукие.
        Тут подскочил ко мне Рябошапка, который зачем-то полез в дальний конец длинного склада.
        - Командир, глянь что нашел?
        И показывает мне рыже-бежевую кожаную куртку коротким мехом наружу - так четыре-пять миллиметров, не больше. Швы прошиты дополнительно узкими полосками темно-коричневой кожи, как войлок на бурках. На локтях дополнительные заплатки-накладки. По бокам прорезные карманы. На груди тоже два, но внутренних. И воротник пушистый из неопознанного мною зверя по краям капюшона, слегка напоминающего парку фасона ««Аляска»».
        - И что это? - спрашиваю.
        - Я не знаю для кого это делалось, но вещь качественная. Вы только материал посмотрите. Пощупайте. Это олений камус.
        - Какой камус? - переспрашиваю.
        - Коленки оленей. Ноская вещь, очень крепкая. И их там много. Нашим на зиму пойдет за милую душу. И воротник хорош - из росомахи.
        - А ты откуда так в мехах разбираешься?
        - Обижаете, командир. До войны у меня любовница была - товаровед из магазина меховых изделий. Она мне много чего рассказывала и показывала. У них там как-то завезли сапоги женские зимние из камуса, бисером красиво расшитые откуда то с севера. Так жаловалась что киевлянки их не берут.
        - Убедил. Показывай теперь сам где это.
        В том дальнем углу склада, в который мы даже не заглянули оказалось то что нам так недоставало - шотландский боевой килт для солдат. Цвета хаки и с большими боковыми накладными карманами как на форменных английских шортах для колониальных войск. Да и материал на этих юбках был тот же - ««чертова кожа»» тройного плетения. За гвоздь зацепишься - повиснешь на нем, а тряпка даже не порвется.
        На этикетках, приклеенных на тюки адрес поставки значился ««порт Глазго»».
        - Для шотландских частей, значит, был этот заказ, - подумал я вслух.
        - А нам не все равно? - заметил Рябошапка, переложивший эти боевые килты из тюка в стопку и уже вскрывающий ножом другие тюки. - Будет во что баб одеть и ладно. О, тут еще и гольфы вязаные.
        Еще один тюк упал мне под ноги. Этот был поменьше размером, но уже вскрытый. Гольфы действительно были шерстяные машинной вязки с отворотом под коленкой а снаружи по два кокетливых помпончика на коротких шнурочках. Цвет зеленый, но не совсем хаки.
        - Забираем все, - решил я. - И куртки, и юбки, и гольфы.
        - Рейтузов нет, - разочарованно сдвинул бескозырку на лоб Рябошапка.
        - Каких рейтузов? - спросил я.
        - Голубеньких таких, с начесом, - отвечает. - Нашим бабам положено было по форме для зимы под юбки носить. А у них видать бабы тут морозостойкие.
        - Эти юбки и гольфы предназначены для мужчин, - усмехаюсь я. - Для шотландских королевских стрелков Британской армии.
        - Иди ты? - удивляется матрос. - Правда, что ль?
        С другого склада забрали только ложки, котелки и большие медные чайники - на полведра объемом. Еще брезентовые ремни с нормальными одношпеньковыми рамными пряжками.
        Ну, и из оружейного барака вынесли ящик с шестью винтовками. Из интереса. На пробу. А то все мои знакомые ««афганцы»» с дикими глазами травили байки про страшный ««бур»» пуштунских моджахедов. А всего то этот ««бур»» к африканским бурам никакого отношения не имел. Просто на ресивере винтовки были выбиты три буквы - BUR - Бритиш универсал райфл. Британская универсальная винтовка, если по-русски. Вот мне и захотелось самому посмотреть и самому попробовать чем это нашу бравую десантуру так впечатляло.
        Из склада боеприпасов вынесли квадратный ящичек винтовочных патронов калибра.303 Бритиш. 360 штук в ящике. Никаких цинков. Под деревом только просаленные картонные пачки с патронами. Патроны относительно свежие 1946 года производства.
        Неугомонный Рябошапка и тут отличился, разыскав ящик с пистолетами Браунинга образца 1935 года, но канадского производства. От бельгийских отличался только нормальными прицельными приспособлениями (у бельгийского пистолета они как у винтовки) и нормальной же поясной кожаной кобурой, а не деревянной, больше похожей на протез голени.
        Рябошапка так преданно смотрел в мои глаза, ну чистый кот в сапогах из мультфильма ««Шрек»», что я разрешил.
        - Забирай весь ящик с пистолетами. Только пулеметы не тащи. У нас они в достатке пока.
        Глава 23
        Окончательный складской аврал провели практически со всем женским контингентом, оторвав его от огорода. Разложили все вещи и обувь по размерам, чтобы потом долго не искать. И вообще складское хозяйство строгого учета требует. И конкретной локализации где, что и сколько.
        Бабы возжаждали за работу себе плюшек, ожидаемо впрочем, в виде юбки шотландской и гольфов. А также новых ботинок с гамашами.
        Я согласился, не жалко. Обувка действительно у тех кто в плену был выглядела ужасно. Да и форма обтрепалась. Гимнастерки ещё держались, а вот форменные юбки хоть и содержались аккуратно, но заплата на заплате. Тем более что не стоит вызывать у них природную женскую зависть когда будем одевать спасенных белорусок. Вредно для психологического климата в коллективе.
        За это время было закончено возведение третьего ангара. Это очень хорошо для нас, что они сборно-разборные.
        Тянуть время и отступать от задуманного не было уже никакой возможности. Да и желания, если откровенно.
        Но тем не менее, начали согласно генплану работы по копке котлована для двух бетонных погребов возле общей кухни. Один из которых планировался под ледник, а то техасский холодильник у нас на всех маловат будет.
        Провели техобслуживание всех четырех грузовиков, как основного транспортного средства переселенцев. Перевозить белорусов в новую деревню у соленого озера решили сразу. Не выгонять же нам женщин из бывшего санпропускника. Тем боле что там у нас теперь прачечная из трех армейских спецприцепов работает во всю свою мощность. И прицеп-кипятильник. Практически ежедневно. Солярки уходит больше, чем на КамАЗ.
        Подглядывая за 1943 годом, дождались когда украинские полицаи под немецким руководством штыками сгонят всю деревню в отдельно стоящую ригу на окраине села. Запрут её, обольют бензином и подожгут.
        В этот момент я открыл широкое ««окно»» в торцевой стенке ангара внутрь риги и выпихнул вперед Колбаса. Тот громко крикнул, перекрывая визгливый хор отчаявшихся женщин.
        - Бабы цыц! Я - Ян Колбас, сваяк ваш. Людзи - усе да мяне бяжитце хутчей! Тут ваша выратаванне. Не штрухайцеся. Колбасы ёсць? Жывыя? Да мяне уси, да мяне!
        Нам пришлось вжаться в стены ангара, иначе бы обезумевшая от ужаса толпа нас бы смела и затоптала не хуже бизонов, спасающихся от степного пожара.
        Закрыл портал только когда убедился, что в горящем сарае больше никого не было, а жар от пламени стал проникать уже к нам в ангар.
        Кстати, Юшко перед этим обежал весь уже горящий сарай, проверив нет ли отстающих. Героический мужик. Вон стоит огонь с рукава сбил и водичкой поливает.
        Старик седобородый стоял посередине ангара и яростно крестился, взвывая.
        - Дзякуй богу за дзива. За заухование душ наших.
        Остальные, особенно бабы, снова заметались по ангару и заголосили.
        Оставив новоприбывших в ангаре на попечение медиков - успокаивать, поить водой и оказывать необходимую помощь, я вывел Колбаса за рукав из толпы полуобезумевших не пришедших ещё в себя людей на двор, в узкое пространство между ангарами. Там уже стоял наготове на станке двуствольный маузеровский авиационный пулемет добытый нами на водокачке в санатории люфтвафферов. Каждый ствол был заправлен металлической непрерывной лентой с 500-ми патронами.
        - Потом с родней намилуешься. Ты отомстить карателям хотел? - смотрю в глаза Колбасу.
        Тот согласно кивает.
        - Самое время. Берись за пулемет. Всё уже взведено, только на гашетку надавить осталось. Сам знаешь, мне никого убивать нельзя, даже самых последних сволочей.
        Когда белорусский парень сжал ручки управления огнем до белизны в фалангах пальцев, я открыл небольшое ««окно»» типа амбразуры в ДОТе.
        В темпоральном окне было хорошо видно со стороны, как полыхает общинный сарай. А немцы старательно сбивают украинских полицаев - бульбовцев в подобие строя, а те все норовят разбрестись для грабежа не сожженных ещё домов.
        - Давай, - скомандовал я. - Огонь!
        Нескончаемая очередь на тысячу пуль не оставила в живых от этого черного строя нацистских изуверов практически никого. Может кто и выжил, попадав на землю, но три тысячи выстрелов в минуту оставили им мало шансов. Считай - по десять пуль на рыло.
        Когда закончились патроны, я закрыл ««окно»» и сказал дурацки улыбающемуся парню.
        - Все, удовольствие закончено. Хорошенького понемножку. Ты теперь комендант белорусской деревни у озера. Иди, руководи. Сейчас в два рейса отвезём их на место. Первая задача твоя: баня, вывести у всех вшей и осмотреть одежку-обувку. Накормить как у нас, у русских, положено. Составить списки нуждающихся согласно размерам. И пообщайся с народом предварительно насчет сбора соли. Скоро ее с нас потребуют.
        А заглянувшему к нам в простенок ангаров любопытному Джозефу сказал по-английски.
        - Забирай этот металлолом на перековку. Станок только оставь.
        На поднятую в удивлении бровь кузнеца пояснил.
        - Запороли мы у пулемёта стволы напрочь. А запасных нет. Гильзы стреляные тоже забирай в кузню.
        Отвезли спасенных белорусов к озеру.
        На всех четырех наших грузовиках. Трофейный Опель-блиц к тому времени уже починили. Так что и мне за руль КамАЗа садится пришлось. Медиков - в кабины.
        Прилично белорусов нам прибавилось. Больше ста человек. Все больше бабы с ребятишками до 14 лет. Дай бог мужиков десятка два навскидку. Точную перепись будем потом проводить.
        На месте там уже Настя с Олегом кашеварят согласно предварительной договоренности - кашу с мясом. Гречневую. Дух стоит от полевой кухни, что и у меня самого слюна потекла. Для этой каши с утра егеря сайгака из степи приволокли крупного.
        Егеря тут же оба с дровами кашеварам помогают.
        - Ну, что тут у вас? - спрашиваю кухонный наряд.
        Отвечает бойко Настя. Она у нас всё больше выбивается в начальники кухонно-столового блока. Всю службу пищевого довольствия под себя подминает явочным порядком. Хотя такой начальственной должности в колхозе пока и нет.
        - В первом котле каша с мясом и луком. Во втором компот из сухофруктов с сахаром. И хлеб свежий. Пришлось вторую смену сегодня на агрегате запускать.
        Посмотрела на толпу. Что-то прикинула в уме и выдала.
        - На всех хватит. Даже с добавкой. А вот огурцов и прочей сырой овощи привезти не догадались. Может пошлете кого?
        - Пошлю, - пообещал я. - Что с хлебом будет. Нормирование вводить?
        - Ну… пока будем гонять хлебопечку полевую в две смены. А так надо бы им печку летнюю под открытым небом соорудить и муки дать. Дежу можно и деревянную - пусть немец сколотит. Баб у них много. Сами деревенские. Тесто вымесят и испекут, не переломятся. Ну и с кухней полевой обучим, как работать. Нам же и своих кормить надо.
        - Добро, - поощрил я словесно наряд и пошел искать Колбаса.
        - Ян, кто тут будет кроме тебя за главного. Чтобы дисциплину блюл и работу распределял. На тебе останется только заведование общим хозяйством с запасами. Давай его в сторонку к озеру - поговорит надо.
        Вместе с Яном пришел тот дед, который бога хвалил за чудо в ангаре. Лет примерно за шесть десятков, но крепкий такой мужик.
        Я предложил присесть всем на травку у берега озера.
        Протянул раскрытый портсигар.
        - Бачь якой тытунец то у вас добры. Панский видаць. - Одобрительно произнес дед, выковыривая узловатыми пальцами папиросу из портсигара.
        - Чего? - переспросило я.
        - Господские, говорю, цигарки у вас, - перешел дед на русский язык. Говорил он чисто без акцента и ожидаемой мною трасянки.
        - Это дед мой Василь, - встрял в разговор Ян. - Тоже Колбас. Точнее - прадед. Если бы не вы, Дмитрий Дмитриевич, то он бы в том сарае и сгорел.
        Надо же Ян не командиркает, а по имени-отчеству меня величает. К чему бы это?
        - Будем знакомы, - представляюсь. - Крутояров Дмитрий Дмитриевич, вроде как главный на этой земле.
        И поднес деду горящую зажигалку.
        Тот прикурил и сказал.
        - Мне внучок всё дорогой обсказал в кабине, - выдохнул дед ароматный дым и покивал головой оценивая хороший табак, даже прицыкнул. - То значить не пана бога, а вас нам славить надо за спасение наше. Как же вы умудряетесь так по временам-то ходить туда-сюда?
        Ответил восточной мудростью.
        - Знающий не говорит. Говорящий не знает. Устраивает вас такая притча?
        И перевел тему.
        - Хорошо говорите по-русски.
        Дед расправил плечи.
        - Дык, пан, двадцать лет я в конной артиллерии служил. И царю. И Керенскому. И Пилсудскому после недолгого германского плена в семнадцатом. И даже в Красной армии после уже красного плена в двадцатом. Но то не долго. Всё же я вахмистр кадровый, в подпрапорщики на Германской войне вышел, а у поляков так вообще в хорунжие. Во второй волне демобилизовали меня после Гражданской. Вот в деревне родной и осел с семейством. А говорю не только мясцовай мовай, но и по-польску богато. И крыху по нямецку.
        - Ян не говорил, что у меня тут конезавод на котором я выращиваю арденов?
        - Добрая порода в оглобли, - покивал дед. - Знаю таких коней. Хотя в нашей батарее до войны шайры ангельския были все как один гнедой масти, а в войну кого только не впрягали в гаубицы. Ардены попадались.
        - Добро, - хлопнул я по колену и констатировал. - Если дам вам в работу коня то не испортите.
        - Как можно, ваше благородие… - обиделся старик.
        - Капитан, - подсказал ему Ян.
        - Виноват, ваше высокоблагородие.
        - Зови меня просто - командир, как тут принято.
        - Хорошо, командир, - согласился старик и повернулся к Яну. - Ты пойди, унучек, погуляй, посмотри там, чтобы всем ложки достались. Чтобы никто голодный не остался.
        Когда младший Колбас ушел, дед спросил меня, заузив глаза с хитринкой.
        - Вот скажи мне, командир, за какой такой надобностью ты нас из полымя вытаскивал?
        - Ян за вас попросил. - Честно ответил я.
        - Хорошо. Знать: мой внук у вас в почёте.
        - Не без того. Работник он отменный. Строитель, сварщик, бетонщик, монтажник, шофер да механик в придачу - на все руки мастер. Как отказать в такой малости - родню спасти от лютой смерти, если такая возможность есть.
        - Але селишь ты нас особна от своих людзей?
        - Здесь к работе поближе. А то в лесу леопарды бегают, не всех ещё выбили. Стрёмно так на работу и с работы кататься в телеге. А машинами возить, так бензину не напасешься. Нет его тут. Не делают.
        - Вот с этого места поподробней, кали ласка. Што то за праца?
        Я указал рукой на плотину на испарителе по которому ветер гонял мелкую волну.
        - Соль работать.
        - А кали адмовимся? - снова перешел дед на белорусский, но я понял смысл сказанного.
        - Земли тут много. Никого держать в крепости не буду. Не понравится в Крыму - везде земля пуста. Кроме Белой Руси - над ней пока льда в две версты толщиной. Слыхал про ледниковый период?
        - Читал про такую древность с мамонтами в книжках. Да и Ян обсказывал где мы. Зима скоро?
        - Осень через месяц почти.
        - Суровая зима тут?
        - Да не особо, но тепло одеваться не помешает.
        - А цёплу вопратку ты даси нам за соль? - перескочил старик на белорусский слегка раздраженным тоном.
        - Правильно понимаешь. И в зиму кормить буду всех. На будущий год сами огород тут разобьёте под бульбу, клин запашете, если охота будет. Коня рабочего дам и плуг с бороной по весне. Печник есть у вас?
        - Есць. Дед Сашко. Добрый муляр.
        - Тогда всё просто: печку поставите. Муку вам привезем. Сами себе хлеба печь будете. Мясо вокруг по степи бегает. Или в плавнях летает. Рыба под боком в болоте плещет. И её много тут. Будете и на нас рыбу ловить - в зачёт пойдет.
        - В зачёт это как? Как в калгасе на трудодни?
        - Ну типа того. У нас на конезаводе вообще пока чуть ли не коммуна. Монастырем живем.
        - А сколько толоки запросишь? На свой конезавод?
        Вовремя вспомнил, что толока - это безвозмездная помощь. Прикинул и заявил.
        - Несколько дней в год - зерно обмолотить и провеять в страду.
        Именно там у нас было узкое место с нехваткой рабочих рук. В остальных работах нас механизация выручала.
        - Тое па-боску, - кивает Василь. - Газа, мануфактуры, прилады? Патроны? Не с дубьем же мясо нам добывать?
        - За соль, - улыбаюсь. - Всё будет за соль.
        - Много той соли надо?
        - Примерно на потребность двух десятков тысяч организмов в год. Поесть, да на засолку. Включая шкуры солить. Лизунцы скотине.
        - Вагона два-три выходит в год, если простую теплушку на двух осях брать, да мешками грузить. Можа и с гаком, - почесал в бороде старик после умственного подсчета и глазами блеснул - Инвентари где брать? Весы большие нужны.
        - Инвентарём я обеспечу. - пообещал. - Как и тарой.
        - Домовилися, - протянул дед Колбас руку для пожатия. - Давай ящэ панску папяроску на таки выпадак. Прабач, твое шановнае панство, але магарыча у мяне няма здзелку абмыть.
        И развел руками.
        - Бачыць бог я як Адам гол.
        Закурили.
        - А какой устав на калгас нам пропишешь? - снова перешел на русский Василь.
        - А это вы меж собой договаривайтесь. Вы мне соль. Я вам в ответ ништяки по заявке. А распределять их сами будете меж собой. Я только поначалу вас одену, чтобы голы-босы не бегали. Это без оплаты. По христиански. Как погорельцам.
        - А харчеванне? Людзям кажны день есци трэба.
        - Солью отработаете. И солёной рыбой.
        - А як карову узяць? - снова сбился старик на белорусский. - Дзецямь малака трэба.
        - Будет вам корова. Сколько их надо?
        - Сама меньш так каровы тры - чатыры, якия доятся. На усю веску. И бычок на будучиню, каб цялята пайшли.
        - Будут вам коровы, как соль пойдёт. А пока дам молока сухого. В порошке. И яйца у нас тоже пока только в порошке. Зато американские.
        - Але курей трэба, - улыбнулся дед в пышные седые усы. - Яки двор без курей? Сорам и тольки.
        - Потом с курями разберемся. Пока нам курей не дают разводить ястребы с орлами.
        И показал ему на небо где над нами кружилась пара беркутов.
        Старик опять соскочил на русский язык.
        - А вот тот провиант что уже завезли сюда? Ян показывал. Он как?
        - На солепромысле, Василь батькович, отработаете, - отрезал я потуги к халяве. Мне тут только второго Лукашенко не хватало. Ништяки в обмен на поцелуи.
        - Отца Язапом звали, - поправил меня старик и встрепенулся - А обявязкава нам калгасам жиць? Або и тут улада чырвоная?
        - Василь Язапович, коли выживете тут все по одиночке, то не обязательно вам колхоз строить, - поднялся я с травы. - Но все расчеты всей вески только через тебя. Пока. Вопросы которые потом встанут - через Яна. Я ему мотоцикл дам немецкий гусеничный через лес кататься.
        Отойдя несколько шагов я оглянулся и спросил.
        - А полицаи ваши где?
        - Их двумя сутками ранее в Логойск угнали, - ответил старик. - А к нам этих бульбовцев на постой.
        - А бургомистр?
        - Бургомистр в городе. В селе войт.
        - Ну войт так войт. Войт ваш где?
        - Так я и есть войт, - ответил Василь Колбас прямо глядя мне в глаза с ощущением какой-то своей правды.
        Видя моё молчание, добавил.
        - Кто-то же должен пострадать за народ. А я свою жизнь уже прожил. Неплохим я был войтом. Тихо мы жили, спокойно. Никого в неметчину с вески не угнали.
        - А почему тогда в сарае оказался?
        - Потому что не смог немецкого офицера отговорить от незаслуженной нами экзекуции.