Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / СТУФХЦЧШЩЭЮЯ / Скоренко Тим : " Ода Абсолютной Жестокости " - читать онлайн

Сохранить .
Ода абсолютной жестокости Тим Скоренко
        «Ода абсолютной жестокости» - дебютный роман одного из самых талантливых фантастов нового поколения.
        Герои «Оды» живут в мире, где нет смерти, но он наполнен страданиями, убийствами и пытками. За всем этим хаосом скрывается главный вопрос: как поведет себя человечество в случае обретения бессмертия? Здесь может выжить только тот, кто обладает нечеловеческой силой и жестокостью.
        «Ода» - история берсерка Риггера, теряющего свое бессмертие. Сможет ли он выжить в жесточайшем мире, где все, кроме него, неуязвимы?
        Тим Скоренко
        Ода абсолютной жестокости
        Часть 1
        Если бы я умел писать, я бы написал о себе книгу. Но я не умею писать. Потому что мне это не нужно. Потому что я - Риггер.
        Глава 1. Гладиаторы
        Я выхожу из дома и щурюсь. Солнце очень яркое. Оно режет глаза. Через минуту зрение восстанавливается. У колодца стоит Болт. Он только что умылся ледяной водой и выглядит несчастным.
        Мне очень хочется сделать какую-нибудь мерзость. Причём не кому-то конкретно, а всем разом. Подхожу к колодцу.
        - Ведро.
        Болт уныло крутит рукоять. Ведро появляется на свет. Я опрокидываю его на себя. Холодно, хорошо.
        - Ещё.
        Болт вытягивает второе ведро. Умываюсь тщательно. Затем плюю в ведро и выливаю его на Болта, смеюсь. Болт отфыркивается. Хватаю его поперёк туловища и толкаю в колодец. Болт пытается сопротивляться. Ломаю ему пальцы на правой руке. Болт сдаётся и летит вниз.
        Колодец загажен, по крайней мере, до полудня. Или даже до завтра. Болт бултыхается внизу.
        - Ты зачем это сделал?- спрашивает Лосось.
        Он колет дрова.
        - Пошёл ты…- отвечаю.
        Лосось отворачивается. Он знает, что в такие минуты я опасен.
        Иду к дому. Слышу окрик.
        - Риггер!
        Оборачиваюсь. Это Носорог. Сто пятьдесят килограммов мышц. Слабак, в общем.
        - Чего?
        - Жирный требует.
        - Подождёт.
        Жирный, мать его. Когда-нибудь я ему тоже вломлю.
        В сенях тепло. Прохожу в комнату. Бельва всё ещё в постели, она укрыта по шею, веснушки на её лице искрятся даже в полутьме. Распахиваю ставни. Бельва, щурясь, открывает один глаз.
        - Уже сделал что-то мерзкое, правда?- спрашивает.
        Подхожу к ней, целую, запускаю руку под одеяло, нащупываю её грудь, огромную, пышную, ласкаю.
        Она отвечает на поцелуй, запускает свой язык мне в рот. Целуемся долго. Я возбуждаюсь. Сдёргиваю штаны одним движением. Заползаю под одеяло. Она тёплая и мягкая. Бельвы много, она необыкновенно красива, полной, удивительной красотой.
        Вхожу в неё, рвусь вперёд, она стонет, продолжая целовать меня, обнимает за шею пухлой рукой.
        Минут десять спустя, расслабленный и довольный, встаю с кровати, одеваюсь и иду к Жирному.
        Он ждёт меня в своих апартаментах на втором этаже основного здания. Около него быки - абсолютно одинаковые, никогда их не различал - и Кость. Кость, как ни странно, одета вполне пристойно. Обычно она обходится без одежды. Перед Костью на столике чернила и стопка бумаги.
        Жирный гаденько усмехается.
        - Ты, Риггер, в последнее время стал наглым до полного опупения,- говорит Жирный ехидно.
        Молчу. После паузы Жирный продолжает.
        - Вот ты ради чего тут сидишь? Ради девок красивых, которых в любой момент трахнуть можно. Ради денег, на которые можно этим девкам бусики купить. Ради жрачки вкусной. В конце концов, ради того, чтобы дом был свой, куда вернуться можно всегда. Правда, Риггер?
        Его левый глаз мерзко дёргается. Я не отвечаю.
        - Молчишь… Я ж тебя, Риггер, ни хрена не держу. Иди на все четыре стороны. А раз ты тут живёшь, будь добр исполнять свои обязанности. Что ты вместо них делаешь, а? Зачем Голове-с-Плеч в задницу ручку от лопаты затолкал по самые гланды? Зачем Мормышке уши отрезал? Тебе делать нечего?- Жирный явно распаляется.
        Он берёт со столика тонкий бокал, отпивает вина.
        Продолжить не успевает. Входит Мартилла. Одета, как всегда, вызывающе. Чёрное и красное, грудь обнажена, юбочка - короче некуда, чулки с узорами. Красива, сука, до умопомрачения.
        - Мессир,- говорит,- боюсь, колодец на некоторое время вышел из строя.
        Жирный наклоняет голову вправо.
        - Господин Риггер спустил туда Болта.
        Жирный переводит взгляд на меня.
        - Теперь вот воду испортил. Ты её пить будешь? Нет? А кто будет?
        Молчу. В общем, он прав.
        - Так вот, Риггер, ты знаешь. Управу я на тебя найду, как всегда находил. А теперь, будь добр, приступи к своим непосредственным обязанностям. И если в течение следующей недели произойдёт ещё один инцидент, ты отправишься в каземат, где проведёшь некоторое неприятное время. Пшёл вон!..
        Я сплёвываю на пол. Жирный бешено вращает глазами. Выхожу медленно, покручивая бёдрами, как баба.
        Слышу позади щебет Мартиллы.
        У колодца толпа, человек двадцать. Ничего, попьют пока из другого, недалече ходить. Пробираюсь к колодцу. Болт внизу едва стонет. Жив ещё, придурок.
        Перелезаю через стенку колодца, становлюсь одной ногой в ведро.
        - Опускай,- говорю в толпу.
        Носорог - он в первом ряду - берётся за ручку, крутит. Спускаюсь всё ниже и ниже. Свет - уже маленькое пятнышко наверху.
        Ведро касается воды. Болт цепляется за стенку колодца здоровой рукой. Вылезаю, упираясь ногами в стенки, обвязываю подмышки Болта колодезной цепью.
        - Поднимай!
        Болта уносит наверх. Поднимаюсь за ним самостоятельно, упираясь в стенки руками и ногами. Двигаюсь, кстати, гораздо быстрее ведра.
        Выползаю наверх. Толпа окружила Болта. В центре, над Болтом, Носорог. Смачным ударом в лицо он добивает страдальца. Лицо Болта - кровавая каша, нос вогнан в череп. Два человека из черни поднимают тело и уносят. Все разом оборачиваются ко мне. Им нечего сказать, потому что они боятся. Только Голова-с-Плеч на заднем плане вякает что-то невразумительное. Забыл, как в заднице больно, когда туда лопату вгоняют. Ещё вспомнит, куда денется.
        Иду обратно к дому. Сегодня должна прийти новая партия рабов для гладиаторских боёв. Всех нужно проверить, оценить, разбить по парам. Работа не из лёгких, но интересная. И я точно знаю, что никто с этим не справится, кроме меня.
        Бельва уже встала, одевается.
        - Затяни,- говорит она.
        Она носит корсет в тщетной надежде похудеть. Я ей говорил, что если она похудеет, я тут же её брошу. Это шутка: я никогда её не брошу, нет. И она это знает.
        Затягиваю.
        - Ещё,- хрипит она.
        - Хватит, задохнёшься,- отвечаю.
        Шнурую корсет. Она надевает платье. Я иду в оружейную.
        Прохожу через коридор, открываю едва заметную дверку в дальнем его конце.
        Оружейная у меня огромная. Это, наверное, самая большая комната в доме. Здесь не только оружие. Здесь одежда для разных особенных случаев - и моя, и Бельвы, здесь тренажёры для упражнений, здесь склад всяких полезных вещей. Здесь хранятся книги. Я могу называть эту комнату библиотекой. Правда, я не умею читать. Зато Бельва умеет.
        Надеваю кожаный жилет с металлическими бляхами, пристёгиваю к поясу кнут с металлическим набалдашником на конце, семихвостую плётку с крюками и металлический прут с рукоятью. На пальцы - кастеты. Метательные ножи - в кармашках на жилете. Надеваю кобуру.
        Кобура у меня нестандартная. Она укреплена на бедре, не цепляясь за пояс: не для пистолета, а для дробовика. Это единственный дробовик на всю общину. В провинции таких - три. Я купил его за бешеные деньги шесть лет назад - и очень доволен. Если я выхожу из дома с дробовиком, значит, будут трупы.
        Впрочем, они будут в любом случае: даже если я вышел из дома абсолютно голым.
        По дороге к выходу заглядываю в спальню. Бельва одета. Она выплывает ко мне и целует меня в губы.
        - До вечера,- говорю я.

* * *
        Конь осёдлан: у Жирного всегда есть наготове осёдланный конь. У меня вообще нет своего коня, поскольку меня послушается любой. Боятся - но слушаются.
        Сегодня - гнедой. Красавец, бока начищены, грива причёсана. Бондой зовут.
        Партизан выглядывает из соседнего стойла. Его кислая физиономия меня раздражает, но я никогда не наглею с Партизаном. Если что-нибудь с ним сделать, весь день ни одна лошадь слушаться не будет. Партизан им - бог и царь. Я не понимаю, как он это делает, но если он шепнёт Бонде сбросить меня по дороге, Бонда так и сделает, невзирая ни на что.
        - Это для Жирного,- говорит Партизан.
        - Плевать,- отвечаю я.
        Вывожу Бонду из конюшни. Солнце бьёт в глаза. Запрыгиваю в седло. Дробовик больно бьёт по ноге. Морщусь и дёргаю поводья. Бонда трогается.
        Спокойным шагом пересекаю двор. Смотрю на быдло сверху вниз. Какая-то девка, незнакомая, видно, недавно совсем появилась, смотрит на меня с интересом. Вернусь - обработаю. На крыльце основного здания стоит один из быков Жирного. Он смотрит на Солнце, не щурясь, точно слепой. Я отвожу глаза.
        На воротах сидят Чихарь и Пыхарь, практически близнецы. Они синхронно дёргают за рычаги, створки разъезжаются, пропуская меня наружу.
        Деревня Жирного - большая. Много дворов. В отличие от других наместников, Жирный живёт в самом центре, и укрепления у него деревянные. У наместника Тынды по прозвищу Стекляшка четырёхэтажный дворец с лепными украшениями, а деревенька - маленькая и убогая. У наместника Арны по прозвищу Рак - каменный замок в центре большого города. Мне не нравятся города. Я бывал в городах несколько раз, и всегда попадал в переделки. Здесь - лучше.
        Пускаю коня в галоп. Быдло пытается уйти с дороги, но не все успевают. Сшибаю какого-то мужика с большой корзиной в руках. В корзине яйца, они плюхаются на землю, разбиваются. Слышу сзади крик.
        Деревню проезжаю за несколько минут: вдалеке уже виднеется амфитеатр.
        Дорога идёт через поле. По обе стороны - колосья. Навстречу бредёт одинокая фигурка. Женщина с соломенными волосами. Останавливаю коня в нескольких метрах от неё, спрыгиваю.
        Женщина смотрит на меня исподлобья. У неё широкое веснушчатое лицо, под рубахой - полная красивая грудь. Иду к ней. Женщина что-то чувствует, начинает отступать. Бегу, она - от меня.
        Запутывается в подоле, падает лицом вниз. Сажусь на неё, задираю юбку, сдираю с себя штаны. Ёрзаю на ней несколько минут, она только скулит, глотая пыль. Поднимаюсь, отряхиваюсь. Женщина лежит на земле и тяжело дышит. Иду к коню, неожиданно в глазах мутнеет, затем проясняется. Наверное, это было лишним. Иногда стоит стерпеть.
        Запрыгиваю на коня. Женщина тяжело встаёт. Скачу дальше. Оглядываюсь: она смотрит мне вслед.

* * *
        Амфитеатр в получасе езды. Он огромный: четыре уровня, широкая овальная арена. Я слышал, что где-то есть такой же, даже больше, но каменный. Когда-нибудь я туда попаду.
        Вокруг амфитеатра - тоже деревенька. Тут живёт обслуживающий персонал. На время очередных игр они бросают земледелие и работают на Жирного.
        Проезжаю через деревеньку. Тут меня боятся больше, чем около усадьбы Жирного. Тут меня знают лучше. Мужчины склоняются, когда я проезжаю мимо них, женщины тоже. Те, кто покрасивее, прячутся.
        Ворота амфитеатра - высотой шесть метров. Они открыты. У ворот стоит Монгол с алебардой наперевес.
        - Привет, Монгол,- говорю я.
        - Здравствуйте, господин Риггер,- отвечает он, чуть склоняя голову.
        По положению он лишь немногим ниже меня. Он не охранник, просто любит стоять и смотреть на людей.
        Внутри амфитеатра кипит жизнь. До очередных игр всего неделя, нужно ковать оружие и доспехи, готовить рабов, гладиаторов и зверей, решать прочие вопросы. Я спрыгиваю с коня, чья-то рука тут же хватает поводья и уводит его.
        Иду мимо тренирующихся бойцов к широкой лестнице, уходящей под землю. Под ареной - три этажа. Там находятся клетки для зверей и для рабов.
        - Риггер!
        Ко мне идёт Пантера. Он очень толстый, но грациозный. Его жир - это сила, литые мускулы под слоем мяса. Он двигается с сумасшедшей скоростью. Есть только один человек, который может побить Пантеру,- это я.
        - Если ты идёшь смотреть свежих, то они в бестиарии.
        - Пошли.
        Бестиарий - снаружи. Это клетки с тонкими частыми прутьями: так удобнее рассматривать животных.
        - Совсем свежие?
        - Утром.
        - Им объяснили?
        - Да.
        Квадратная площадка огорожена высоким частоколом. Около одной из стен - шесть клеток, в каждой по пять человек. Они смотрят настороженно, они напряжены, никто не сидит.
        Подхожу к первой клетке.
        - Выпускай.
        Служитель открывает дверь.
        Тот, кого я убью,- не годится. Тот, кого я убью, будет вечным рабом. Он будет выходить на арену, чтобы его сожрали львы. Чтобы его жгли или пытали на глазах у публики. Его не будут учить драться, его будут кормить дерьмом, к нему не будут водить женщин. Нам нужно пушечное мясо.
        Тот, над кем я одержу победу, но убить не сумею,- будет гладиатором.
        Тот, кто победит меня,- будет свободен.
        Последнее произносится с улыбкой, потому что это шутка.
        - Выходи.
        Они выходят - пятеро. Как на подбор: массивные, широкоплечие, сильные - четверо белых, один чёрный. Они одеты в тряпьё, у одного - тяжёлый браслет на запястье, вероятно, пропустили, когда забирали имущество.
        - Все всё знают?- спрашиваю на всякий случай.
        Молчание.
        - Повторяю вопрос. Все знают, что нужно делать?
        - Да,- отвечает негр.
        - Ты первый,- я указываю на него.
        Он выходит вперёд. Он огромный. В нём нет ни капли жира, только гигантские мышцы. Бритая голова блестит от пота. Солнце отражается в эбеновой коже. Негр улыбается: сверкают белые зубы.
        Он тяжелее меня минимум килограммов на пятьдесят.
        - Давай,- говорит он хрипло.
        Я снимаю кобуру с дробовиком и бросаю её на землю. Кнут и кошка болтаются на поясе. Я жду.
        - Ну, давай,- повторяет он.
        - Нет,- говорю я.- Ты давай. У тебя есть минута. Если через минуту ты не нападёшь первым, я размозжу тебе череп из дробовика и ты станешь половой тряпкой.
        И тогда он бросается. Если бы он врезался в меня, я бы не выдержал. Он бы сломал мне все кости. Но я отскакиваю в сторону и подставляю ему подножку. Он тяжело падает на землю, и я обеими ногами прыгаю ему на шею. Раздаётся хруст.
        - В помойку,- говорю я.- Следующий.
        Следующий - жилистый, лёгкий. У него чуть раскосые глаза.
        Этот умеет драться. Он делает ложный выпад, потом второй, оба раза я увёртываюсь. Потом он взмывает в воздух, пытаясь ударить меня ногой в грудь, я отскакиваю назад и вдруг обнаруживаю, что это движение тоже было обманным: он уже позади меня и его кулак летит мне в лицо. Он попадает. Я чувствую, как ломается нос, но мне плевать: одновременно с этим я бью ногой ему в пах, он сгибается. Следующим ударом я подсекаю ему ноги. Я пытаюсь сломать ему позвоночник, но он откатывается, и моя нога попадает ему по руке. Он воет. Я бью его ногой в висок и вырубаю.
        - Сука, а…- говорю я, вытирая кровь с лица.
        Этого уносят в другую сторону: он выдержал испытание. Будет драться на арене.
        Третий - тот самый, с браслетом на руке. Он очень волосатый, немного похож на обезьяну. Первым делом пытается неуклюже ударить меня в лицо. Я скольжу мимо него, перехватываю руку и ломаю её о своё плечо. Он визжит, как недорезанная свинья. Вторым ударом я вгоняю его кадык поглубже в горло. Этому гладиатором не бывать.
        Ко мне выходит невысокий полный человечек с хитрым взглядом. Он долго смотрит на меня, даже не пытаясь напасть, а потом нагибается и набирает с земли камешков.
        - И что?- говорю я.
        Он бросает их в меня: по одному, с дикой скоростью, мастерски. Явно профессиональный метатель ножей. Я увёртываюсь от нескольких камешков, но затем болезненно получаю по лицу, потом в грудь, потом в живот, по руке. В два прыжка преодолеваю расстояние до метателя, как вдруг один из камешков попадает мне в глаз. Я ничего не вижу, боль дикая, но я знаю, где стоит толстяк. Сцепленные в замок руки врезаются в круглую голову. Я застываю на месте и открываю здоровый глаз. Толстяк оглушён: он лежит на земле и тяжело дышит.
        - Прошёл,- говорю я.
        Всё лицо в крови, но остался последний, пятый. Остальных - завтра. Редко выпадают такие тяжёлые клетки. Обычно встречается один сильный боец на десять - пятнадцать рабов. Тут - двое на пятерых. Главное, чтобы не трое.
        Последний просто бьёт меня в живот. Я выдерживаю удар и выкалываю ему глаза «козой», он не успевает даже увернуться. Вторым ударом я ломаю ему горло. Отхожу. Больно, но я привык.
        - Господин Риггер, вам требуется помощь?- женский голос.
        Это Катина, прислужница Пантеры.
        Я поднимаю кобуру с дробовиком и иду к выходу. Она трусит за мной. Глаз болит страшно, нос тоже. На руке, куда попал камень, рваная рана. Кожаный жилет на груди испорчен. Метатель хорош, да. Это будет интересным номером.
        Я останавливаюсь и оборачиваюсь к Катине.
        - Иди вперёд.
        Теперь она идёт передо мной, я держу руку на её плече. Глаза закрыты.
        Мы приходим в помещение, Катина сажает меня на что-то мягкое. Я жду. Она промывает мне глаз и стирает с лица кровь. Обидно, что теперь придётся ходить вот так весь день. Катина бинтует мне руку.
        Мы - в комнате Катины.
        Открываю здоровый глаз. Если бы я был в порядке, я завалил бы Катину на кровать и сделал своё чёрное дело. Но в таком состоянии я не справлюсь с Пантерой, который наверняка явится на её крики. И тогда будет очень больно - мне.
        - Спасибо.
        - Не за что, господин Риггер.
        Встаю, иду обратно к клеткам. Вся процедура перевязки заняла не более десяти минут. Навстречу идёт Пантера.
        - Хороший улов,- говорит он.
        - Неплохой.
        Улов просто отличный. Я иду к площадкам, где обучаются драться молодые гладиаторы, пошедшие на арену добровольно,- не рабы. Узкоглазый темноволосый мужчина размахиваетмечом. Вот он отхватывает кому-то руку, кому-то распарывает живот. Противники боятся подойти ближе. Мужчина спокоен как удав. На его лице - ни тени эмоций. Он одет в чёрное кимоно, из-под которого видны чёрные мягкие сапожки с серебряным узором.
        - Это кто?
        - Киронага. Явился вчера вечером. Сказал, что будет драться. Обычный гладиатор-наёмник, только экзотичный немного.
        - Хороший повод.
        - Ты сейчас с ним не справишься.
        Холодно смотрю на Пантеру.
        - Я в любой момент с любым справлюсь.
        Да, я преувеличиваю.
        Киронага перерубает ногу чуть ниже колена последнему из наседающих на него гладиаторов. Он выпрямляется, поднимает голову. В его глазах я читаю: «Ну, кто ещё?»
        Я протягиваю руку. В ладонь ложится рукоять катаны. Отстёгиваю кобуру, второй раз за день дробовик шлёпается в пыль. Надо будет почистить. Девушка, подавшая меч, пугливо отбегает.
        Иду на Киронагу. Правый глаз слеп: у противника преимущество. Рука болит, но это мне не мешает.
        Киронага салютует мне мечом. Я не отвечаю на приветствие: просто бью наотмашь, с силой, с целью пробить защиту, а не обойти её.
        Он мастерски парирует, отскакивает в сторону, пытается подсечь мне ноги. Подпрыгиваю, бью сверху, парирует. Удар - звон, удар - увёртка, мы танцуем. Мне тяжело, он же движется так, будто его ноги не касаются земли.
        Наш танец приближается к гладиатору, стоящему у самого края импровизированной арены. Я вижу его краем глаза. Киронага нападает справа: я не знаю, что он делает, и действую вслепую. Взмываю в воздух и отталкиваюсь ногами от груди стоящего гладиатора. Тот падает, я перелетаю через Киронагу и бью сверху. Меня разворачивает в воздухе, и я чувствую, как живот пронзает боль. Я падаю на землю. Киронага стоит надо мной: его катана в крови. Мои кишки размазаны по пыли.
        - Берём,- говорю я и теряю сознание.

* * *
        Я открываю глаза и смотрю в потолок. На потолке - росписи, изображена обнажённая женщина с непристойно раздвинутыми ногами и мужчина с эрегированным фаллосом. Это моя комната. Поворачиваю голову: у кровати сидит Бельва и смотрит на меня с улыбкой.
        - Глупый ты. Весь день испортил и себе, и мне.
        Улыбаюсь.
        - Знаю. Сильные были.
        Она нагибается и целует меня. Я чувствую силу, опрокидываю её на кровать и ласкаю. Она хихикает, потому что ей щекотно.
        Бельва - это единственный человек, которому я никогда не причиню боль. Бельва - это единственный человек, который не боится меня. Кто-то может думать, что Жирный имеет надо мной власть, но нет - он боится меня так же, как и все остальные. Бельва единственная имеет надо мной власть.
        Мы кувыркаемся около получаса. Затем я нежусь в её объятьях, Солнце бьёт в окна, и тут я вспоминаю Киронагу. Настроение снова портится. Я понимаю, что вчера немного перебрал: нельзя было идти против сильного соперника в таком состоянии.
        Что ж. Сегодня я проверю, чего стоит этот узкоглазый на самом деле.
        Рывком вскакиваю с кровати, оборачиваюсь и посылаю Бельве воздушный поцелуй. Она прекрасна.
        Одеваюсь: моя одежда выстирана и аккуратно сложена возле кровати.
        Иду в оружейную. Плети, кнуты, кастеты: всё лежит на местах. Бельва знает, что я люблю порядок. Мне хочется есть. Вчера я не завтракал, потому что был не голоден, а пообедать так и не пришлось. Сегодня есть желание навестить кухню.
        Кухня - это отдельное здание с черепичной крышей. Под кухней - обширный погреб. Рабов не кормят: в этом нет смысла. Раб, от голода неспособный работать, просто добивается, а утром он снова готов к труду. Поэтому на кухне - только изысканная пища - для свиты Жирного, и чуть проще - для дворовых.
        На кухонном крыльце стоит Пузан. Это повар. На самом деле, он вовсе не толстый, просто кормит от пуза, потому и прозвали. Пузан пропускает меня внутрь без единого слова. Пузан почти никогда со мной не говорит. Однажды от нечего делать я отрезал ему язык. Получил за это две недели карцера.
        Внутри прохладно и уютно. Пахнет едой. Общий завтрак закончился час назад. За одним из столов сидит мрачный Лосось и ест какую-то кашу. Подсаживаюсь к нему.
        - Здоров.
        - Здоров.
        - Чего мрачный такой?
        - А чему радоваться?
        У Лосося всё время проблемы с бабами. Они его не любят. Нормальный вроде мужик, достаточно крепкий, спокойный. Ничего особенного. Но дурак: любит бабу, которой он - до фени. Когда другие к нему лезут, отталкивается от них. А эта ему не даёт.
        - Опять Ринка?
        Он кивает.
        - Я тебе уже говорил - завали её в поле да отымей как хочешь. Сразу полюбит.
        - Я не ты.
        Усмехаюсь.
        - Конечно.
        Марва приносит мне еду: густую наваристую кашу с мясом, яблочный сок, свежие овощи. Ем с удовольствием. Марва смотрит на меня.
        - Что смотришь?
        Марва уходит, покачивая бёдрами.
        - Вот чего, думаешь, она так на меня пялится?- говорю.
        - Ну?
        - Я её как-то в углу зажал да отодрал во все щели. До сих пор от меня млеет. Ты что, так не можешь? Не верю.
        - Ага,- Лосось вздыхает.
        На самом деле, я могу назвать Лосося своим другом. В той мере, в какой у меня могут быть друзья.
        У меня могут быть друзья, говорю я себе.
        Едим молча. Появляется Пузан, проходит мимо нас в заднее помещение кухни.
        Доедаю.
        - Ну, смотри,- говорю Лососю.
        - Угу,- хмыкает он.
        Я снова во дворе. Надо ехать к амфитеатру. Меня ждёт работа.

* * *
        Проезжая через деревню, я ловлю чей-то взгляд. Когда на меня смотрят просто так, я этого не замечаю. В этом взгляде я чувствую ненависть. Оглядываюсь. В двух метрах от меня стоит вчерашняя женщина, встреченная мной в поле, а за её спиной - мужчина, крепкий, бородатый, черноволосый. В его руке - кнут. Он отталкивает женщину назад, размахивается и бьёт меня кнутом.
        Горячая кожаная змея обвивается вокруг меня, мужчина дёргает, и я слетаю с лошади. Я не знаю этих людей, но они могут знать, кто я. Они обязаны знать, кто я.
        Мужчина заносит надо мной топор, я выворачиваюсь и вскакиваю на ноги. Мои руки стянуты кнутом, но это не мешает. Я взмываю в воздух и бью мужчину в грудь, он падает. Женщина прыгает мне на спину, но я уже освобождаюсь от кнута и бью её по голове кулаком. Кастет с шипами разрывает ей лоб, она падает. Мужчина неловко встаёт с земли. В его руке - топор, но он не знает, что с ним делать.
        Я снимаю с пояса семихвостку с крюками. Надо преподать урок быдлу.
        - Ну что, сука,- говорит он,- на женщин легче нападать?
        Неожиданно ко мне возвращается абсолютное хладнокровие. Я выпрямляюсь, держа плеть в правой руке, и сверлю мужчину глазами.
        - Нет. На женщин нападать труднее, потому что их приходится насиловать. Мужика достаточно просто убить.
        Это выводит его из себя. Он бросается на меня с криком. Я увёртываюсь, подставляю ему подножку и бью тяжёлой плетью по спине. Крюки рвут его холщовую рубаху, впиваются в кожу и выдирают куски мяса. Пока он не встал, бью второй раз, третий. Он рыдает, пытается отползти. После пятого удара на его спине уже нет ни рубахи, ни кожи, плеть выдирает куски мышц и органов. Женщина с раскроенной головой лежит неподалёку.
        Заканчиваю экзекуцию. Осматриваюсь. Всё вокруг в крови. Быдло столпилось и смотрит на меня, как на заморскую диковинку.
        - Меня зовут Риггер!- ору я.
        Все молчат.
        - Вы слышите? Меня зовут Риггер.
        Молчание.
        - Вы все знаете, кто я такой. Вы все знаете, что я Риггер. В следующий раз я не буду так милосерден. В следующий раз он станет рабом на каменоломне. На-всег-да,- я чеканю слоги.
        Молчание. Женщина с высоким лбом и огромными голубыми глазами подводит мне коня. Запрыгиваю на него. Женщина смотрит на меня снизу вверх.
        Ухмыляюсь, посылаю ей воздушный поцелуй и еду дальше.

* * *
        Пантера уже ждёт меня.
        - Ты поздно сегодня, Риггер,- говорит он.
        - Пришлось задержаться.
        В глазах Пантеры читается интерес, но я ничего ему не скажу. Сам узнает, если захочет.
        - Вторая порция?
        - Давай.
        В мои обязанности входит не только проверять рабов и наёмников. Это просто рутина. Когда на провинцию напали дикари с севера, я был личным телохранителем Жирного. Войны не бывают долгими, когда враг бессмертен. Счёт идёт не на убитых, а на взятых в плен. Та война продолжалась всего один день, за который с головы Жирного не упал ни один волосок. Он боится боли. Со мной он боится только той боли, которую причиню ему я.
        - Киронага, ну, тот, с катаной - не гладиатор,- говорит Пантера.
        - Догадываюсь.
        - Вчера никто не смог даже ранить его. Он как заколдованный. Боец такого уровня не будет зарабатывать на гладиаторских схватках. Он может в одиночку разметать стражу любого наместника и стать наместником сам, если захочет.
        - Я думаю, он как-то связан с Императором.
        - Вероятно.
        - Это может быть проверкой, кстати.
        - Тоже возможно.
        Мы уже находимся в том же самом месте, что и вчера. Те же пять клеток вдоль стены: одна пустует.
        - Выпускай.
        Я не тружусь снимать кобуру. Сегодня я уверен в себе.
        Пятёрка выходит неуверенно. Трое похожи, точно братья, почти одинаковые, здоровенные, обросшие, как медведи. Маленький человечек, узкоглазый и желтокожий. Высокий жилистый негр, причём не полукровка, а настоящий, из-за морей. У него абсолютно чёрная, непроницаемая кожа и огромная нижняя челюсть. Которую легко сломать.
        - Первый.
        Негр идёт ко мне. Я подпускаю его поближе, а потом резко пригибаюсь и подсекаю ноги. Он неуклюже падает. Ударом пятки перебиваю ему шею.
        - Ты не оригинален,- говорит Пантера.
        - Мой любимый способ.
        Они все защищают голову, живот, гениталии - только не шею. Убить человека ударом по шее - проще всего. И быстрее.
        - Следующий.
        И тут тройка похожих бросается на меня. Желтокожий человечек остаётся позади.
        Они сговорились: уже бывали такие случаи. Тогда я поступаю просто. Они не представляют устройства моей кобуры.
        Не вынимая дробовик, я стреляю прямо с бедра: кобура держится на шарнире. Дыра в груди первого размером с бильярдный шар. Второму выстрел разносит ногу, он падает. Третий застывает на месте.
        - Я буду драться,- говорит он.
        - Поздно.
        Я вынимаю дробовик, передёргиваю затвор и сношу ему голову.
        Желтокожий смотрит на меня молча. Я убираю дробовик. Второй брат отползает в сторону, за ним тянется кровавый шлейф.
        Человечек опасливо подходит.
        - Ну что же ты?
        Я улыбаюсь. Он бросается на меня и получает страшный удар в живот. Скрючившись, он лежит на земле. Я нагибаюсь и чётким ударом в висок добиваю его.
        - Ещё,- спрашивает Пантера?
        - Позже. Я хочу потолковать с тем узкоглазым.
        - Только не называй его так.
        - И как мне его называть?
        - Он просил называть себя Киронага-сан.
        - Ну, хрен с ним. Пусть будет так.
        Ловлю на себе восхищённый взгляд Катины.
        Выхожу из загона. Снова всё та же картина: тренировки, возведение препятствий и декораций, только теперь я вижу всё это двумя глазами. Где-то раздаётся львиный рык.
        Останавливаю гладиатора по имени Тень, тонкого, почти хрупкого, но очень ловкого.
        - Где найти Киронагу?
        - Он сегодня не появлялся. Наверное, в деревне.
        - Точнее.
        - Спросите там, господин Риггер, я не знаю.
        Иду к выходу. Слышны крики Пантеры: он кого-то отчитывает.
        На выходе снова стоит Монгол.
        - Слушай, Монгол,- говорю я,- почему ты всё время ни хрена не делаешь?
        - Должен же кто-то охранять ворота,- спокойно отвечает он.
        Подхожу в упор и смотрю в его чёрные глаза.
        - Никто не должен охранять ворота, Монгол. У тебя есть определённые обязанности, за которые ты получаешь свои деньги. В эти обязанности входит обучение неопытных гладиаторов обращению с алебардой. Я уже полторы недели не видел тебя за работой. Если завтра это повторится, я отрежу тебе член и заставлю его сожрать. И так каждый день. Понял?
        Монгол спокоен, как всегда.
        - Да, господин Риггер.
        Иду прочь.
        Деревушка вокруг амфитеатра совсем маленькая. Через неделю, когда начнутся игры, она вырастет: появятся торговые ряды; кто-то из деревенских уже пристраивает к своим домам дополнительные комнаты, чтобы их сдавать.
        Я останавливаю женщину с кувшином на голове. Она некрасивая, очень худая.
        - Не знаешь, где живёт узкоглазый?
        - У Марьяны. Это вон там,- она показывает на один из домов.
        Иду к дому.
        Обычный деревянный дом, на широкой террасе - море цветов. Поднимаюсь по ступенькам, захожу внутрь. В передней пусто и темновато: окна увиты плющом.
        Прохожу дальше. Никого. В третьей комнате - тоже. Слышу звуки на заднем дворе. Нахожу дверь, оказываюсь снаружи.
        Посреди двора стоит Киронага. У него в руке - катана. Вторая катана - в руках у светловолосой женщины. Киронага учит её правильно обороняться.
        - Киронага-сан!- говорю я.
        Они оборачиваются. У женщины в глазах испуг. Я пару раз спал с ней. Один раз я затолкал её голову в печь, когда у меня было плохое настроение.
        - Господин Риггер!- Киронага изящно кланяется.
        - Нам нужно потолковать.
        - Не спорю,- говорит Киронага.- Я за этим и приехал, потолковать с вами, а вы на меня просто набросились, не дав и слова сказать.
        Я так и знал, что он не наниматься приехал. Уж слишком благородные у него манеры и одежда изысканная. Слишком хорошо он фехтует.
        - Марьяна, мы продолжим чуть позже,- обращается он к женщине.- Нам с господином Риггером есть о чём поговорить наедине.
        Марьяна кивает, отдаёт ему катану и идёт мимо меня в дом. Я подбадриваю её смачным шлепком по заднице.
        Жестом Киронага приглашает присесть на лавочку в дальнем конце двора. Идём туда.
        Киронага садится, его одежды задираются, и я вижу, что у него двое ножен - справа и слева. Он аккуратно вставляет вторую катану в левые ножны.
        - Я слушаю вас,- говорю я.
        Если Киронага приехал сюда, чтобы поговорить со мной, пусть говорит первым.
        - Господин Риггер, я сразу перейду к делу. Я состою на службе Императора.
        Я так и знал.
        - Но суть не в этом. Суть в том, что вы - великий боец. Вы из тех, кого называют берсерками.
        - Как?
        - Это слово пришло с севера. Берсерки непобедимы. Они не боятся боли, это совершенные воины, любой из них в одиночку может разметать целую армию. Берсерком нельзя стать. Нужно им быть.
        - И что?
        - Вы сильнее всех в провинции Санлон.
        Я нечасто употребляю настоящее имя Жирного, поэтому не сразу даже понимаю, что речь идёт о моей провинции.
        - Берсерков очень мало,- продолжает он.- Один на несколько тысяч воинов. И один берсерк стоит тысячи.
        - Вы хотите предложить мне работу?- спрашиваю я.
        Киронага усмехается.
        - Можно сказать и так. Я знаю, что вы вольны покинуть наместника Санлона в любой момент, и он не сможет вас удержать. Так вот, Император собирает войско, чтобы идти войной на Империю Фаолан.
        Империя Фаолан вдвое больше нашей империи. Если не втрое. Она просто задавит нас количеством. Войны в условиях бессмертия долгими не бывают.
        - Это глупо.
        - Это мудро,- возражает Киронага.- Фаолан не готова к войне, а населению провинций безразлично, под чьим началом жить - будь то наш Император или их. Они соберут войско больше нашего - но наш Император мудр. Он уже несколько лет создаёт организованный отряд берсерков. Отряд, который стоит всей армии Фаолана.
        - И сколько берсерков он набрал?
        - Двадцать четыре.
        - Какова численность армии Фаолана?
        - Приблизительно шесть тысяч человек.
        - А нашей?
        - Около трёх тысяч.
        Я смеюсь.
        - Хорошо,- говорю я.- А если у Фаолана тоже есть берсерки…
        - Нет,- отвечает Киронага.- Даже если и есть, они не организованы, и их гораздо меньше. Император борется за каждого берсерка в своей армии. Вы, господин Риггер, наверняка один из лучших.
        - Проверим это,- я встаю.
        Киронага также поднимается. Он достаёт обе катаны, протягивает одну мне. Я отстёгиваю кобуру, аккуратно кладу её на скамью. Мы выходим в центр двора. Из окна дома смотрит Марьяна.
        Я знаю, что сказать.
        - Если ты меня побеждаешь, я иду с тобой.
        - Хорошо.
        В его глазах - лёд. Почему-то мне кажется, что он сильнее меня. Я отгоняю эту мысль: я никогда себе такого не позволял.
        И тут Киронага бросается в атаку. Он раздваивается, растраивается, становится расплывчатым и невидимым. Его меч мелькает со всех сторон: кажется, что у него тысяча рук, и в каждом по катане. Я едва успеваю отбивать его атаки, не говоря уже о каком-либо нападении. Постепенно я привыкаю к ритму Киронаги и начинаю искать лазейку в его движениях. Я ловлю его на том, что при верхнем ударе справа он на долю секунды оставляет открытой ногу, и сразу после парирования я могу ударить его по бедру. Я выдерживаю время, а потом осуществляю манёвр.
        Мой меч проходит мимо. Киронага увёртывается и бьёт меня ногой в пах, я сгибаюсь, и к моей шее прижимается меч.
        - Нет, Риггер, ты слабее. Сейчас ты слабее. У тебя - дар. Но этот дар нужно развивать на более сильных противниках, чем твои гладиаторы.
        Он прав.
        - Убери меч. Я признаю поражение.
        - Мы едем завтра утром. Будь готов.
        Я разгибаюсь.
        - Только мы?
        - Только мы, Риггер. У берсерка не может быть привязанностей.
        Вот в этом он ошибается. Эта ошибка может стоить ему жизни - но позже.
        Я смотрю в его раскосые глаза, потом беру кобуру, разворачиваюсь и ухожу. Марьяна стоит у окна. Уже сегодня все будут знать, что Риггер проиграл бой. Поэтому, зайдя в дом, я направляюсь к ней. Катана Киронаги у меня в руке. Марьяна пытается защититься руками, но я перерубаю тонкие запястья и рассекаю ей череп. Теперь о моём позоре узнают только завтра - уже после моего отъезда.

* * *
        Во дворе усадьбы всё как обычно. Снуёт быдло, Болт сидит у колодца, Мормышка носится туда-сюда по мелким поручениям. Тяжело быть лилипутом.
        Я зол. Я сейчас очень зол. По мне это видно. Болт, заметив меня, тут же куда-то исчезает. Партизан принимает коня, потупив глаза. Пузан скрывается в недрах кухни. Быдло расступается передо мной. На моём пути оказывается Голова-с-Плеч. Он худой и невысокий, но зато профессионал высокого класса. Никто так не разбирается в пытках, как он. Я его ненавижу.
        Он оборачивается слишком поздно. Я бью его в живот кулаком, а потом достаю из-за пояса прут с рукоятью. Из всех щелей на меня смотрят дворовые. Голова-с-Плеч с трудом разгибается, и тут я наношу удар прутом по его голени. Нога подламывается, он с воплем падает. Я начинаю методично дробить ему кости: одну за другой, не трогая только голову. Он орёт. Он весь в крови - кровью пропиталась его красная накидка, его штаны. Один из ударов превращает его челюсть в кучу осколков. Я устаю. Оглядываюсь. Глаза - повсюду глаза.
        На пороге моего дома стоит Бельва. В её глазах - слёзы. Я молча смотрю на неё, а затем последним ударом раскраиваю палачу голову. Иду к Бельве с прутом наперевес, прохожу мимо, она идёт за мной. Бросаю прут на пол, отстёгиваю пояс и сажусь на кровать.
        Мне плохо. Она садится рядом, и я утыкаюсь в её пышное тело, прячусь в ней и рыдаю.
        - Тебе не женщина нужна,- говорит Бельва.- Тебе нужна мать.
        Она права. Иногда мне нужна женщина. Иногда - мать, которой у меня никогда не было. Бельва умеет быть и той, и другой.
        Чаще всего мне нужна жертва. На эту роль годятся все остальные.

* * *
        Через полчаса на пороге появляется Носорог. Я уже в порядке. Просто сижу на стуле и смотрю на Бельву. Носорог говорит:
        - Жирный тебя видеть хочет.
        Тяжело поднимаюсь и иду. Причина понятна.
        Жирный ждёт меня на первом этаже усадьбы. Он сидит на красном диване, размещённом в стенной нише. Справа от него Кость, абсолютно голая, чего и следовало ожидать. Она омерзительна со своим болезненно худым и плоским телом. Мартиллы не видно, только быки по бокам дивана.
        - Ну, рассказывай,- говорит Жирный.
        Молчу.
        - Зачем опять Голову обидел?
        Молчу.
        - Зачем в деревне кровавую разборку устроил?
        Молчу.
        - Сейчас, Риггер, ты пойдёшь в каземат. Две недели отдохнёшь, подумаешь о своих провинностях. Ну и знаешь, лучше сам иди. А то как в прошлый раз…
        В прошлый раз меня расстреляли из арбалетов и отнесли в каземат мёртвым. Просыпаться утром на мокрых камнях - не самое большое удовольствие.
        Но сегодня мне это безразлично.
        - А пошёл ты…- говорю я и ухожу.
        Один из быков хватает меня за руку, я выкручиваюсь и вбиваю ему нос внутрь головы. Бык, захлебываясь кровью, падает. Второй бык напрыгивает на меня, я выхватываю прут и перебиваю ему ноги. Кость визжит. Прут вонзается ей в правый глаз, она падает.
        - Ну, знаешь…- Жирный ревёт и вскакивает.
        В его руке - портативный арбалет. Он не успевает выстрелить: я прутом ломаю ему руку, а потом разбиваю голову.
        - Сука,- бросаю я и иду к выходу.
        Что-то холодное бьёт меня в район печени. Оглядываюсь: бык с переломанными ногами держит арбалет. Иду к нему, не взирая на боль в спине. Он выпускает вторую стрелу. Будь это лук, я бы поймал. Арбалет - нет. Стрела пробивает мне плечо. Продолжаю идти. Арбалет четырёхзарядный, с самовзводом. Третья стрела попадает в лёгкое.
        Ноги подгибаются. Мир мутнеет. Тишина.

* * *
        Открываю глаза. Больно. Кажется, я не в своей постели.
        Я вишу на стене в пыточном подвале Жирного. Руки прикованы цепями, ноги не достают до пола. На них - тоже кандалы, врезанные в камень. Пыточный подвал - это редкое место в усадьбе, где стены - каменные.
        Жирный стоит передо мной. На его лице - довольная усмешка.
        - Всё, Риггер. Вчера ты доигрался. Следующую неделю я буду с радостью тебя пытать. А потом - в каземат. На полгода, не меньше. Может, образумишься наконец.
        За спиной Жирного - Носорог, Лосось, Болт, Мартилла, два быка и Голова-с-Плеч. Голова в представлении будет играть главную роль, но пока что он в тени.
        Я гордо молчу. Корчу презрительную рожу.
        Жирный оборачивается к Носорогу.
        - Дай-ка факел.
        Носорог протягивает ему факел. Хороший, качественный, горит чисто, почти не дымит. Голова-с-Плеч выходит вперёд. Он облачён в уродливый балахон с капюшоном. Под балахоном его тщедушная фигурка кажется ещё меньше.
        Жирный тычет факелом мне в промежность. Больно, я ору.
        - Больно, да? Это так, для разогрева. Сейчас Голова с тебя кожу снимать будет. Медленно. А я прижигать буду, чтобы кровью не истекал, ага…
        Он так смакует каждое слово, что мне становится тошно.
        - Ты, Риггер, должен осознавать свою вину. И свою заменимость,- Жирный продолжает философствовать.- Ты думаешь, без тебя гладиаторов не отберут?
        Он дотрагивается факелом до моей ноги. Я осознаю, что на мне нет никакой одежды. Волосы на ноге горят, это очень больно, я дёргаюсь.
        - Да, Риггер, это неприятно. Помни, Риггер, следующая неделя тебе простой не покажется.
        Лосось выходит из помещения, Носорог - за ним. Болт смотрит на меня внимательно. В его глазёнках я читаю торжество. Мартилла глядит с интересом. Она любит пытки.
        Жирный говорит:
        - Давай, Голова. Начни с ноги.
        В руке у Головы - скальпель. И ещё какой-то странный инструмент, похожий за зажим.
        - Смотри,- говорит Голова.- Вот этим делают надрез.- Он поднимает скальпель.- А вот этим,- он поднимает зажим,- накручивают кожу, чтобы снимать её пластом, а не лохмотьями.
        Жирный улыбается. Голова и Мартилла - тоже. Суки. Уроды. Как только я освобожусь, всем устрою кровавую баню. Мартиллу изнасилую дубиной с шипами.
        Только быкам Жирного всё до фени. Они просто стоят сзади и тупо смотрят, без всякого выражения.
        В ноге боль - это Голова делает надрез. Я дёргаю ногой, но кандалы держат крепко. Боль пульсирует, распространяется снизу вверх, пронзает каждый нерв. Я почти теряю сознание, всё вокруг горит. Голова поднимает повыше окровавленный зажим с висящим на нём лоскутом кожи длиной сантиметров тридцать. Тут же боль продолжается, но уже другая: Жирный водит по ране горящим факелом.
        - Воды, кстати, принеси,- говорит Жирный одному из быков. Тот выходит.
        - Болит ножка?- говорит Жирный.- А ты думал, что такой неуязвимый, да?
        Молчу, сжав зубы. Боль безумная.
        Тут же боль снова начинает пульсировать и распространяться, только теперь от правой ноги. Дёргаюсь, но ничего не могу поделать. Процедура повторяется: Голова поднимает лоскут, Жирный прижигает рану.
        - Давай-ка мы с живота немножко снимем,- говорит Жирный.
        Голова с ехидной усмешкой делает прокол и начинает аккуратно срезать кожу с живота. Это больнее, чем нога, во много раз.
        Жирный приговаривает:
        - Да, Риггер, не так всё и просто…
        Мартилла блюёт в углу. Да, сука, а ты думала получить от этого удовольствие?
        Болт хладнокровен. Быки тоже. Тот, которого посылали за водой, уже вернулся с двумя огромными вёдрами.
        - Смотри, как плещется,- говорит Жирный, умывая лицо.- Но сегодня ты у нас будешь дружить с другой стихией.
        И снова поднимает факел.
        Что происходит дальше, я помню урывками. Помню жуткую боль в паху: кажется, меня оскопили. Помню, как дробят пальцы, а потом отрезают. Помню, как мне показывают что-то страшное. Я не понимаю, что это, меня поливают водой, и тогда до меня доходит, что это зеркало. А в зеркале - окровавленный огрызок человека, живой только благодаря искусству палача.
        Потом я окончательно отрубаюсь.

* * *
        Новый день начинается так же, как и вчерашний. Воспоминания о боли всё ещё живут во мне. Я прикован к стене в том же самом подвале. Темно. С потолка капает вода. Осматриваю себя, насколько могу: всё в порядке. Весь пол измаран кровью. Прямо передо мной на полу лежит отрезанная человеческая рука: наверное, моя.
        Дверь открывается. На пороге - Жирный, за ним - быки и Лосось.
        И Киронага.
        Подходят, молча рассматривают меня.
        - Что ж,- нарушает молчание Жирный.- Ты представляешь, Риггер, как тебе везёт? Тебя хочет забрать сам Император. Господин Киронага - его полномочный представитель.
        - Мы знакомы,- говорит Киронага.
        Он подходит ко мне и смотрит прямо в глаза.
        - Господин Риггер, мы договаривались уехать вчера. Но вчера вы не пришли. Узнав обстоятельства вашего отсутствия, я предпочёл разрешить конфликт между вами и мессиром Санлоном своими методами. Так что сейчас мы вас освободим, вы пойдёте за мной, аккуратно соберётесь, никого не трогая, и мы тронемся в путь. Лошади уже готовы. Вы согласны?
        Отворачиваюсь с видом «а что остаётся делать?».
        - Вот и прекрасно. Отпустите его.
        Жирный стоит позади с напряжённым выражением лица. Он знает, что если я сорвусь, то снова будет литься кровь, причём уже не моя.
        Но я не сорвусь. Потому что я безоружен, а Киронагу мне не удалось победить даже с оружием в руках.
        Голова опасливо отцепляет ноги - я повисаю на руках, затем руки. Я разминаю затекшие конечности.
        - Пойдёмте, господин Риггер,- говорит Киронага.
        Лосось протягивает мне длинную рубаху. Надеваю её через голову, чтобы не щеголять голым задом по двору.
        Иду за Киронагой. Голове показываю жест: провожу пальцем по горлу.
        Лосось провожает меня взглядом.
        Мы выходим. Киронага и я. Остальные остаются внизу. Мы поднимается через люк на первый этаж усадьбы, затем оказываемся во дворе. У конюшни стоит огромный чёрный конь. Такой стоит целое состояние.
        - Да, это хороший конь,- говорит Киронага, заметив мой взгляд.
        Он идёт рядом со мной, затем останавливается.
        - Риггер, у тебя,- он снова переходит на «ты»,- двадцать минут на всё про всё. Собираешь самое необходимое.
        - У меня есть только один вопрос,- хрипло говорю я.
        Я впервые за два дня нарушаю молчание.
        - Да?
        - Когда я смогу вернуться?
        Киронага усмехается.
        - Если повезёт, то через пару лет. Если не повезёт - никогда.
        Я не понимаю этого ответа. Когда-нибудь я всё равно вернусь. Бессмертие делает невозможное возможным. Можно ждать сто лет и вернуться. Можно - двести.
        Иду к колодцу. Болт здесь. Он смотрит на меня и подаёт уже набранное ведро. Окатываюсь холодной водой, она стекает по мне ручьями, смывая пот и кровь. Ещё ведро, ещё ведро. Быдло пялится из всех углов. Плюю на всех, снимаю рубаху. Ещё ведро, оттираю себя от мерзости. Болт отходит на несколько шагов. Я понимаю его.
        Надеваю рубаху и иду к своему дому. Меня провожают взглядами. Я чувствую, что в них нет страха. Ненависть - да. Страха - нет.
        Бельва в комнате. Она что-то вяжет. Это шарф. Тёплый шарф. Она вяжет его уже два месяца.
        Она поднимает на меня глаза. Я молча стою и смотрю на неё.
        - Ты очень красивая,- говорю я ей.
        - Ты вернёшься?
        Откуда она знает? Впрочем, любой слух распространяется тут с огромной скоростью. Может, Марьяна услышала и рассказала кому-нибудь, и всё: никаких больше тайн.
        - Да,- говорю я.- Конечно, вернусь.
        - Я буду тебя ждать.
        - Я знаю.
        Я иду в оружейную. Дробовик тут: я не брал его к Жирному на разборку. А вот семихвостки, кнута и прута - нет.
        Надеваю бельё: оно хранится на полках: панталоны, рубаху. Поверх - кожаные штаны с отверстиями, чтобы кожа дышала. Жилет с отделениями для разной мелочи.
        Надеваю походный ремень. Это массивная кожаная штука, на которую можно навесить всё, что угодно. Сверху надеваю широкий пояс для метательных ножей. Укрепляю в ножнах меч. Пристёгиваю кобуру с дробовиком. Пакую патроны: сколько увезу. Часть укладываю в сумку: повешу на седло.
        Обматываю ноги тряпичным бинтом. Надеваю мягкие мокасины.
        Риггер готов.
        Заходит Бельва, протягивает небольшой узел.
        - В дорогу.
        Кладу узел в сумку. Кроме него, в мешке патроны, несколько ножей, трут, огниво, всякая мелочь, которая может пригодиться в пути.
        - Спасибо.
        Я не увижу её несколько лет, думаю я. Если верить словам Киронаги.
        И я обнимаю её, и она меня, и она плачет, плачет, потому что она - единственный человек во всём этом хреновом мире, который любит меня. Любит по-настоящему.
        А я не плачу. Потому что я - Риггер. Я не имею права плакать, по крайней мере, сейчас.
        А потом я отрываюсь от Бельвы, от её большого мягкого тела, от её пушистых волос, от её веснушек, от её серых глаз, и ухожу. Киронага ждёт меня снаружи.
        Он стоит, как истукан, руки сцеплены за спиной, плащ с обеих сторон оттопырен ножнами. Я прохожу мимо - к конюшне. Партизан приготовил мне коня - рыжего. Мне, в общем-то, безразлично: Жирный плохих коней не держит.
        Когда я выезжаю на улицу, Киронага ждёт у ворот. Он великолепно смотрится в седле. Он действительно красив - насколько я могу оценить мужскую красоту. Бельва стоит у двери нашего дома. Теперь это - её дом. На самом деле, сейчас во дворе собрались все. Они рады, я думаю. Болт и Голова счастливы. Мормышка дотрагивается до своих ушей, будто не верит, что уже никто не будет отрезать их для развлечения.
        К лошади подходит Лосось. У него в руках - семихвостка, кнут и прут.
        - Держи,- говорит он.
        Я чуть не забыл про них.
        - Спасибо.
        Киронага трогает коня, и я еду за ним.
        Но всё это мелочи. Потому что я вернусь. И уж тогда я поотрезаю уши всем, кому захочу.
        Потому что я - Риггер.
        Глава 2. Дорога
        Мы неспешно едем в противоположную от амфитеатра сторону. Мне жаль, что я не увижу очередных боёв и не смогу принять в них участие. Интересно, сколько талантливых бойцов в тех трёх клетках, которые я не успел обработать. Пантера справится. Но насколько качественной будет его работа, я не знаю. Я всё делаю лучше. Лучше всех.
        Меня потрясает то, как Киронага держит себя, как выглядит, как сидит на лошади. Он как будто прибыл из другого мира. Мы едем по просёлку, а на его чёрной одежде - ни пылинки, короткая причёска аккуратна и ухожена, бока его лошади лоснятся и блестят.
        - Расскажи мне подробнее, Киронага.
        Он усмехается.
        - Что тебе интересно знать?
        - Двадцать четыре воина, даже самых лучших - это ничто против нескольких тысяч.
        - Сколько человек ты можешь убить за день, Риггер?
        - Не знаю.
        - Ну, сколько ты убивал - максимум?
        Я вспоминаю. Двоих-троих в день - это нормально. Максимум, наверное, около пятидесяти.
        - Пятьдесят.
        - Если каждый из двадцати четырёх убьёт по пятьдесят врагов за день, получится больше тысячи. А если по сто?
        - Я убивал неопытных воинов в таком количестве.
        - Просто ты пока что не знаешь, что такое берсерк. Ты, Риггер,- материал. А вот я уже - берсерк. Ты не смог нанести мне ни одного удара. Никто не может нанести мне ни одного удара. Ты научишься не пропускать ударов и тогда станешь непобедимым. Таким же, как я. Ты будешь убивать по сто врагов в день. По двести врагов в день.
        Я думаю. Он, будто уличный торговец, расписывает мне прелести своего товара - моей предстоящей жизни. А ведь никаких прелестей не будет. Не будет Бельвы. Не будет Болта, которого можно спустить в колодец. Не будет Мартиллы, которую можно зажать в каком-нибудь углу. Не будет Пантеры, который всё-таки, наверное, мой друг. По крайней мере, я почти никогда с ним не дрался.
        - Просто,- говорю я,- я еду с тобой, потому что я человек слова. И потому что я не могу стерпеть то, что кто-то может победить меня. Как только я научусь тому, что умеешь ты, я покину и тебя, и твоего Императора. Ты должен это понимать.
        - Ты принесёшь клятву верности. Тогда и станет понятно, человек ты слова или нет.
        Меня коробит от его тона.
        - Я не буду приносить никакую клятву. Я могу прямо сейчас развернуться и уехать.
        - И под пытки? В каземат?
        Мне становится смешно.
        - Ты думаешь, я не выдержу пыток?
        Я ставлю его в тупик. Он не так умён, как выглядит. Он думает, что я еду с ним, чтобы сражаться за Императора.
        - Это не только мой Император. Это и твой Император.
        - Единственный мой Император - это я сам.
        - Тогда что ты делаешь на службе у Санлона?
        - Ты когда-нибудь пробовал вообще ничего не делать? Просто сидеть и маяться от безделья?
        Он смотрит на меня и ждёт продолжения.
        - Так вот,- говорю я.- Мне нравится то, что я делаю у Жирного. То есть у Санлона. Мне нравится, что меня все боятся. Мне нравится драться с гладиаторами и обучать их. Поэтому я вернусь к своей жизни, как только сочту это нужным. И ещё. У Жирного нет человека вернее, чем я.
        Киронага молчит.
        Дальше мы едем молча.

* * *
        Деревня достаточно велика - около сотни дворов. Два всадника в боевом облачении - диковинка. Мужчины и женщины осматривают нас со всех сторон, что-то говорят. Невысокий мужчина в коричневой безрукавке из овчины оказывается прямо перед моей лошадью. Я рефлекторно пускаю коня вскачь, чтобы затоптать быдло: наука на будущее. Киронага молниеносно протягивает руку и хватает моего коня за повод, не пуская его вперёд.
        - Нельзя,- говорит Киронага.
        Я злюсь. Если я хочу убивать, я убиваю. Я выхватываю кнут и бью Киронагу, тот пригибается, кнут свистит по воздуху, но узкоглазый вынужден отпустить руку. Я скачу вперёд, лошадь грудью сбивает невысокого мужичка, копыта дробят его тело. Я разворачиваюсь и смотрю по сторонам.
        Женщина в белом платье смотрит испуганно.
        - Ты чего?- спрашивает детина в холщовой рубахе, идя на меня. В его руках - коса.
        Первым щелчком хлыста я выхватываю у него косу, вторым - попадаю железным набалдашником точно ему в переносицу. Обливаясь кровью, детина садится на землю. Спрыгиваю с коня, иду к нему.
        Спиной чувствую движение, разворачиваюсь и рукоятью кнута парирую удар катаны. Киронага бьёт плашмя, чтобы оглушить, а не порезать. Выхватываю меч. Нам предстоит снова сразиться. И я даю себе слово: если я побеждаю, то возвращаюсь обратно.
        Обоюдоострый прямой меч привычнее катаны, и мы сражаемся на равных. Киронага быстрее меня: он вьётся ужом, и я с огромным трудом парирую его быстрые скользящие удары. Но я - сильнее, и каждый мой удар, попадающий в цель, оставляет след на его мече. Народ собирается вокруг. Краем уха я слышу что-то вроде «ставлю на узкоглазого». Они делают ставки. Что же, нельзя их разочаровывать.
        Парирую очередной удар и выхватываю один из метательных ножей. Жаль, я не ношу кинжала, но это тоже сойдёт. Киронага увёртывается от броска и достаёт вторую катану. Раз я мухлюю - значит, ему тоже можно: это справедливо.
        Второй ножик летит в толпу, кто-то хрипит, схватившись за горло. Две катаны парировать одним мечом невозможно. Выхватываю прут, но он слишком тяжёлый: им можно раскроить череп, но орудовать быстро и мастеровито крайне трудно. Правая катана Киронаги отсекает мне руку с мечом чуть выше кисти. Я отскакиваю назад.
        Киронага тяжело дышит, но его волосы даже не растрепались. Одежда - аккуратна. Пыли нет даже на мягких чёрных туфлях.
        - До заката три часа. Мы можем дождаться рассвета, если ты не готов двигаться в таком состоянии,- говорит он.
        Я бросаю прут. Из культи струится кровь.

* * *
        Я лежу на сене и смотрю в бревенчатый потолок. Рука перетянута жгутом и перевязана. Я уже не чувствую её ниже локтя. Главное - не забыть снять жгут вечером. Перед тем, как Киронага меня добьёт.
        Мы решили не ехать сегодня. Меня положили на сеновале около дома старосты. Мужчина, которого я затоптал - местный юродивый, никто о нём не сожалел. Детина, получивший хлыстом, сам виноват. Так сказал староста. Я понимаю, почему он так сказал: он боится.
        Киронага - на другом сеновале. Если я не ошибаюсь, не него клюнула какая-то белобрысая девка из быдла.
        Дверь со скрипом приоткрывается. Заходит мужчина со светлыми волосами и массивной нижней челюстью. Он немного похож на детину, вступившегося за юродивого, но в этом мире нет родственников. Просто такой же тип лица.
        - Господин,- робко говорит он,- можно с вами поговорить?
        - Говори.
        Он подходит ближе.
        - Господин, вы ведь едете к Императору, так?
        Киронага не умеет держать язык за зубами.
        - Это тебе узкоглазый сказал?
        - Он рассказал старосте, а уж староста от нас ничего не скрывает.
        Да уж, другого я и не ожидал.
        - Да, к Императору.
        - Господин, я хочу в императорское войско. Сколько себя помню, в этой глуши живу. Хочу хоть на войне побывать.
        - …мир посмотреть,- в тон ему добавляю я.
        - И это тоже,- он не понимает иронии.
        - Ты хочешь, чтобы мы взяли тебя с собой?
        - Да, господин.
        - А баба твоя против не будет?
        - Нет, господин. Она меня дожидаться обещала.
        Слуга в дороге - не помеха. Второй день едем всё-таки.
        - Хорошо. Тогда будет тебе задание. Пройдёшь - возьмём.
        - Всё, что угодно, господин.
        Не пройдёт - не возьмём. Всё просто. Гладиаторов отбирают одним способом, а солдат - другим. Когда-то я отбирал солдат. Крестьяне-добровольцы приходили и просились в солдаты десятками. Их ставили строем и приказывали убить соседа. Больше половины не решалось - хотя знали, что через несколько часов сосед проснётся живым и здоровым.
        - Видишь?- показываю культю.
        - Да.
        - Если я сегодня просто засну, то завтра буду с этой же культей. Значит, мне нужно умереть. Правильно?
        - Правильно, господин.
        Я протягиваю ему меч.
        - Добей.
        У него начинают трястись руки.
        - Прямо…сейчас?
        - Да. Убей меня. Прямо сейчас.
        Он встаёт.
        Парень держит меч неуклюже, наверное, впервые. Хотя мне кажется, что каждый в этом мире умеет держать меч. Просто некоторые этого ещё не знают.
        Он заносит меч.
        - Так ты меня только ранишь. Ты должен убить меня одним ударом.
        Я думаю, что Киронага справился бы отлично. А Голова-с-Плеч придумал бы что-нибудь оригинальное. Но от этого деревенского парня я ничего не жду.
        Он опускает оружие.
        - Я не…я не могу…беззащитного человека…
        Я смеюсь.
        - Я сейчас могу встать и свернуть тебе шею, прежде чем ты успеешь сделать хотя бы одно движение. Неужели ты и впрямь думаешь, что я беззащитен?
        Он заносит меч, теперь уже собираясь не рубить, а колоть.
        - Коли сюда,- показываю ему точку на груди.- И не так, а чуть боком, чтобы меч прошёл между рёбрами.
        Он поворачивает клинок так, как я сказал.
        - Давай.
        Я закрываю глаза. Секунда, две, три…
        Он решается. Мгновенная боль в груди - и пустота. Последняя мысль: «Из парня выйдет толк».

* * *
        Мы отбываем втроём - я, Киронага и Фарка, так зовут нашего нового попутчика. Киронага легко согласился с присутствием третьего человека. Я ещё вчера заметил, что он нуждается в слуге. Почему он не ездит со своим слугой, он не объяснил. Но кто-то же должен стирать его чёрную одежду, полировать катаны и ухаживать за конём. Это не господская работа.
        Женщина Фарки снабжает нас запасом еды для трёх человек на несколько дней. Крестьянская лошадёнка едва тянет свою поклажу.
        По дороге я расспрашиваю его о местности.
        - Разбойники тут водятся?
        Мне хочется подраться. С Киронагой драться что-то не тянет - до поры до времени.
        - Да, господин. К вечеру подъедем к лесу, там водятся. Грабят всех подряд. Поэтому мы перед лесом заночуем у Альды, это вроде как сестра мне названная, давно дружим, а днём через лес поедем.
        У меня совсем другие планы. Я хочу поехать через лес именно ночью. Я хочу, чтобы на нас напали. Мне кажется, что Киронага хочет того же. Но Фарке об этом знать рано.
        - Ну,- говорю,- расскажи мне про местных разбойников.
        - Это атамана Булки банда. Булкой его прозвали за то, что в своё время хлеб воровал, когда неурожаи были. И перепродавал втридорога. А потом, как в хлебе недостатка не стало, на большую дорогу вышел. У него банда человек в тридцать.
        - Вооружены?
        - Точно вооружены. Булка иногда на окрестные деревни набеги делает. До нашей не добирался, долго ехать, а вот на ту, где Альда живёт, нападал. У них огнестрелы, как у вас, господин Риггер.
        Огнестрелы - это плохо. Можем вдвоём не справиться. Пара случайных пуль - и всё. Завтра проснёмся голыми, без вещей и денег, а разбойников ищи-свищи.
        - Не беспокойся, справимся,- говорит Киронага.
        Откуда он узнал мои мысли? Впрочем, неважно. Фарка думает, что реплика Киронаги обращена к нему, но мне кажется, что - ко мне.
        Фарка бледнеет.
        - Вы хотите напасть…- он недоговаривает.
        - Мы поедем через лес ночью,- говорит Киронага.
        Я никогда не думал, что смогу «работать в паре».
        Меня волнует другое. Неожиданно я понимаю, что Киронага - не просто отличный боец, сильнее меня. Я понимаю, что Киронага - такой же, как я. Точно такой же. Он хочет убивать, просто его манеры, его стиль жизни не позволяют ему убивать просто так. Поэтому он вынужден искать предлог. Мне предлог не нужен.
        Я перевожу разговор на другую тему.
        - Кроме разбойников, есть тут на что посмотреть?
        Фарка думает.
        - Ну, нет, наверное. Там, дальше, недалеко от города будет большая башня, а до того - ничего особенного.
        - Что такое большая башня?
        Тут Киронага перебивает собирающегося ответить Фарку.
        - Ты никогда не ездил в эту сторону?
        - Последние лет двести - нет.
        - А-а…- Киронага умолкает.
        Фарка молчит, не зная, можно ему говорить или нет.
        - Говори,- я обращаюсь к нему.
        - Её лет сто назад построили. Это огромная штука такая из дерева - наблюдательный пункт, с которого всю округу видно. Три года строили, говорят. Я один раз сам видел, когда в город ездил.
        Мне приходит в голову, что у него, у Фарки, в распоряжении вечность, а он в городе был всего один раз. Три дня потратить из вечности - не стоит ли это того? Потом я понимаю, что я - такой же. Мне надо потратить чуть больше времени. Чуть больше времени из вечности.
        Дорога очень скучна. Ничего не происходит, ничего не меняется. Я чувствую, как во мне закипает злость. Мне срочно нужно её на кого-то выплеснуть. Надо было взять с собой Болта. На Фарку у меня не поднимается рука, потому что он нужен для других целей, да и Киронага не позволит.
        С каких это пор я думаю о том, что кто-то может мне чего-то не позволить?

* * *
        Ближе к вечеру мы прибываем в деревню, где живёт названная сестра Фарки. Уже темнеет. Окна светятся, а на улице - никого.
        - Где все?- спрашиваю я.
        - Разбойников боятся,- отвечает Фарка.
        Проезжаем через всю деревню. Предпоследний дом - очень большой, из двух этажей, почти усадьба.
        - Здесь.
        - Хороший дом отгрохали.
        - Пятнадцать человек живёт.
        Фарка стучит в дверь. Окна горят, но никто не открывает. Фарка стучит сильнее и орёт:
        - Это я, Фарка. Альда, открой!
        За дверями - шевеление. Через некоторое время дверь приоткрывается. В проёме - округлое женское лицо, напоминающее луну.
        - Фарка?
        - Да я, я. И двое друзей моих.
        Быстро он в друзья нас записал. Отрежу ему яйца, сразу забудет свои слова.
        Альда приоткрывает дверь чуть шире.
        - Друзей?
        - Не бойся, люди благородные. Нам бы только на ночлег - на одну ночь…
        Киронага выступает из тени.
        - Не нужно нам ночлега, добрая женщина. Мы подкрепиться только, да отдохнуть с дороги. Через пару часов дальше поедем.
        На лице Альды - ужас.
        - Куда поедете?
        В этот момент мне приходит в голову странная мысль. Почему дверь открывает женщина? Есть ли в доме мужики - на пятнадцать человек-то?..
        Киронага спокоен.
        - В лес поедем. Разбойников придушим немножко.
        Альда отступает вглубь дома.
        Фарка открывает дверь, жестом приглашает нас внутрь. Сам идёт и берёт под уздцы наших лошадей, куда-то их уводит. Киронага проходит первым, я - следом. В огромных сенях Альда одна. В соседней комнате слышится какое-то стрекотание: швейный станок или прялка.
        Альда держит руки сцепленными на груди, неловко, будто молится.
        - Пойдёмте,- говорит она и идёт в одну из дверей - налево.
        Следуем за ней. Оказывается в обширной кухне. Маленькая женщина в смешном белом чепце строгает салат. Проходим через кухню, оказываемся в комнате с длинным деревянным столом. Наверх ведёт винтовая лестница. Кроме стола, в комнате - стулья, комод, в общем, много мебели. Мебель недешёвая, совсем не похожая на обстановку обычного сельского дома.
        - Тут,- Альда показывает нам на скамью, стоящую вдоль стола, и выходит.
        - Что-то тут не так,- говорю я.
        - Всё тут так,- говорит Киронага.- Это публичный дом.
        Я хмурюсь.
        - Не понимаю. Зачем в глуши публичный дом?
        - Если есть разбойники, значит, дорога оживлённая. Значит, ездят богатые купцы, мастера-толстосумы, солдаты. Почему бы не быть придорожному публичному дому? Альда, похоже, хозяйка.
        Киваю. Киронага прав. Он продолжает.
        - Они, наверное, ещё одежду шьют. Посуду делают. Кормят путников, а может, и на продажу что выращивают. Что-то вроде общины.
        - Наверное.
        Это объясняет дорогую мебель и отсутствие мужчин.
        - Их никто не охраняет,- говорю я.
        - Хочешь наняться?- смеётся Киронага.- Скорее всего, они сами себя хорошо охраняют.
        Появляется Фарка.
        - Лошадей пристроил. За ними ухаживают.
        Киронага кивает. Входит маленькая женщина, которую мы видели на кухне. В её руках - миска, окутанная паром. За ней - Альда с двумя тарелками и деревянными ложками.
        - Суп,- говорит она.
        И тогда меня пробивает. Я не могу так долго терпеть. Мне плевать на их грёбаный суп. Я встаю и выхожу из комнаты - мимо Альды, мимо маленькой женщины и Фарки. Киронага за моей спиной что-то говорит, но я не слышу.
        Я прохожу через сени в комнату, где слышал звуки ткацкого станка.
        В комнате горит камин, тут тепло и уютно. Посередине и в самом деле стоит станок, но небольшой, домашний. За ним сидит черноволосая женщина с тонкими чертами лица. На стуле у стены пристроилась ещё одна женщина, противоположность первой: широколицая, веснушчатая.
        Они поднимают на меня глаза. Мне плевать на Киронагу, да. Мне плевать на Киронагу.
        Рывком поднимаю женщину из-за станка, она кричит. Бросаю на пол, задираю на ней юбку. Второй рукой зажимаю рот. Веснушчатая бежит ко мне, я успокаиваю её метательным ножом в глаз. Она падает. Черноволосая орёт. Я разрываю ей нижнюю юбку, одновременно расстёгивая штаны. Бью её по лицу.
        Женщина бьётся. Я спиной чувствую чьё-то присутствие. Я вхожу в неё, рвусь вперёд, она пытается отвернуться, чтобы не видеть моего лица. Позади раздаётся визг, но никто меня не трогает. Слышу какой-то треск, глухой удар, мужской рёв, наверно, это Фарка.
        Я чувствую, как под моими руками трещат её рёбра. Она кричит и бьётся, я рвусь вперёд, всё происходит быстро, и я заканчиваю, и она уже почти не двигается.
        Я встаю, застёгиваюсь и, наконец, оборачиваюсь.
        В дверях стоит Киронага. У его ног - тело Фарки без головы. Голова откатилась в сторону. Рядом лежит окровавленная Альда, чуть позади - ещё две женщины. Подхожу к телу веснушчатой, достаю нож. Ножом перерезаю от уха до уха горло черноволосой. Иду к Киронаге, смотрю ему в глаза.
        - Почему ты меня прикрыл?
        Киронага отворачивается.
        - Поймёшь когда-нибудь.
        Он уходит. Я бросаю ему в спину нож. Он уклоняется, его рука чёрной змеёй ловит нож в полёте. Он смотрит на меня.
        - Ты хочешь опять?..
        Я протягиваю руку. Он бросает нож. Не в меня, а мне - чтобы я поймал.
        Он выходит. Выхожу в сени. У стены стоят женщины. Они смотрят на меня - окровавленного, растрёпанного.
        Иду в кухню. Киронага наливает себе суп. Подхожу, беру миску, зачёрпываю. Пью прямо из миски. Вкусно, хотя уже немного остыл.
        - Нам нужно идти,- говорит Киронага.
        - Да.

* * *
        В лесу очень темно. Факелы освещают ближайшие метров двадцать. Киронага едет впереди, я - чуть дальше. Догоняю.
        - Киронага…
        - Да.
        - Ты соврал мне.
        - Насчёт чего?
        - Насчёт цели нашего путешествия.
        Киронага думает.
        - Если я скажу, что соврал, ты развернёшься и поедешь обратно?
        - Нет.
        - Тогда велика ли разница? Я не соврал тебе. Я рассказал тебе не всё.
        Я понимаю, что больше он ничего не скажет.
        Где-то слева ухает филин. Звуки ночного леса сильно отличаются от звуков дневного. Ночью в лесу не менее шумно, но все звуки - другие.
        Филин ухает справа.
        - Скоро,- говорит Киронага.
        Факел высвечивает человеческую фигуру. Человек одет в широкий чёрный плащ и широкополую шляпу с пером: типичный разбойничий наряд, каким его рисуют в книгах. Он стоит посередине дороги. Полы плаща распахиваются, в руках у бандита - огнестрел. Посерьёзнее, чем у меня. Многозарядный, стреляет очередями. Это очень дорогое оружие. Я слышал, что такие есть только у личной охраны Императора.
        Разбойник наставляет огнестрел на нас. Он улыбается.
        - До свиданья,- говорит он.
        И в этот момент ему в глаз вонзается нож Киронаги, нечто вроде короткой катаны. Киронага мгновенно спрыгивает с лошади, я тоже. Раздаётся выстрел, потом ещё один. Я бросаю факел в направлении звука, он высвечивает бородатую физиономию среди деревьев. Мечу наугад один из ножей. По хрипу понимаю, что попал.
        Факел Киронаги гаснет. Брошенный мной факел поджигает траву. В отблесках огня видна метнувшаяся в темноту фигура. Мне кажется, это Киронага.
        Зажигается факел: это один из разбойников. Я тотчас мечу в него нож. Попадаю.
        Снова темнота. Шуршание ног. Я отбегаю с дороги в лес и падаю навзничь. Кто-то пробегает мимо меня. Я подсекаю ему ноги мечом и перерезаю горло. На ощупь чувствую, что мужчина бородатый: не Киронага. Глаза начинают привыкать. Видны силуэты людей. Раздаётся крик. Только сейчас осознаю, что до того всё происходило в полной тишине.
        Два разбойника стоят в нескольких метрах от меня. Слышу шёпот:
        - Где они?
        Мечу в одного нож. Пока второй не очухался, подлетаю и рассекаю ему живот. Достаю из тела первого нож: и так уже два разбазарил.
        Раздаётся протяжный свист. Почти сразу же лес освещается множеством факелов. На дороге появляется несколько всадников. Вслед за ними бегут пешие. Передний всадник освещен лучше всех. Он оглядывается и что-то спрашивает у разбойника, который подбегает к нему. Тот отвечает.
        Всадник выпрямляется.
        - Я - атаман Булка,- громогласно вещает он.- Я не знаю, кто вы, но вы стоите моих парней. Выходите, я не причиню вам вреда.
        Я жду, что предпримет Киронага.
        - Я жду!- кричит Булка.
        Он не привык ждать, я так понимаю. Я тоже не привык.
        Я достаю дробовик и иду через лес напролом. Булка поворачивается. Теперь я на свету. Дробовик держу наперевес. Если что, снесу разбойнику напоследок полголовы.
        - Ты кто?- спрашивает Булка.
        - Я - Риггер.
        - Ну и что?
        Я понимаю теперь, как невелика моя провинция. Как недалеко ушла моя слава. Три дня пути - и всё, ничего больше нет. Никто не знает, кто такой Риггер.
        - А то, что если ты сейчас не пропустишь меня дальше, я убью вас всех, и у меня ещё останется пара часов на то, чтобы привязать к вашим ногам камни и спустить вас в ближайшую реку.
        Булка смотрит на меня с недоумением. Потом разражается смехом.
        - Ха-ха-ха!- он смеётся.- Ну, насмешил, да, насмешил.
        Его лицо становится серьёзным.
        - Во-первых, ближайшая река в получасе езды. Во-вторых, как ты собираешься нас всех убить?
        Он смотрит на меня пронзительно.
        И тут появляется Киронага. Он просто влетает в толпу разбойников сзади и начинает рубить направо и налево. Булка оглядывается, чтобы понять причину шума, и тут я поднимаю дробовик и всаживаю первый заряд в Булку, второй - в его ближайшего товарища. Булке выдирает кусок печени, товарищу разносит грудь. Раздаётся очередь: это работает автоматический огнестрел. Похоже, он у них от силы один на всю банду.
        Огнестрел затыкается: Киронага достал стрелка. Я мечу один нож за другим. В меня попадают из простого однозарядного огнестрела. Затем я достаю меч и начинаю сеять смерть. Противников слишком много. Я едва успеваю замечать, как убиваю. Одному cношу голову, второму пробиваю живот, третьему отсекаю руку с оружием. Четвёртый, пятый. По спине стекает кровь: кто-то рубанул вскользь. Ноги становятся ватными, рублю и колю, но разбойники всё наседают.
        Выхватываю семихвостку и размахиваю ей над головой. Толпа отступает. Кому-то крюком раздирает лицо. Начинаю вращать ниже и более целенаправленно. Кто-то пытается подставить под плётку меч, но остаётся без руки. Половина кисти болтается на крюке. Навстречу выходит рослый детина в кирасе и металлическом шлеме. Я подсекаю ему ноги, семихвостка вырывает часть икры, он с рёвом падает. Плеть цепляется за кирасу. В этот момент раздаются два щелчка.
        Заношу руку за спину, нащупываю два арбалетных болта. Мир мутнеет. Падаю. Под моей рукой - чей-то огнестрел, маленький, однозарядный. Стреляю наугад. Темнота.

* * *
        Открываю глаза. Я лежу поперёк лошади. Светает. Лес позади. Киронага едет на своём чёрном жеребце, поводья моей лошади прицеплены к его седлу.
        - Стой,- выдавливаю из себя.
        Киронага останавливается.
        Я нащупываю пояс, которым пристёгнут к седлу, и сползаю с лошади. Спину немножко ломит.
        - Молодец, очнулся.
        Киронага выглядит отлично. Ни единой царапины, одежда - как новенькая. Вдруг обнаруживаю, что к моему седлу приторочены поводья ещё одной лошади, а за ней плетётся другая. Обе нагружены.
        Киронага замечает мой взгляд.
        - Я позаимствовал у разбойников пару лошадей, немного припасов и оружия.
        Тут я замечаю автоматический огнестрел, укрепленный на седле Киронаги. Дорогое оружие. Очень дорогое оружие.
        Запрыгиваю на лошадь. Моя семихвостка и дробовик прицеплены к седлу.
        Когда он всё успел? Неужели он в одиночку положил всех остальных разбойников? И не просто положил, а ещё обчистил их. Меня осеняет.
        - А погони не будет?
        - Не будет,- говорит Киронага.- Точно не будет.
        - Почему ты так уверен.
        - Я не ошибаюсь.
        Он не ошибается.
        Солнце светит мне в глаза. Я прикрываю их рукой. Тишина удивительная. Вокруг - бесконечные поля. Лёгкий ветерок. Идиллия.
        - Киронага, ты заговорённый?
        - Заговорённых не бывает.
        Я даже не знаю, что ещё у него спросить. Мы едем молча.

* * *
        Мы едем ещё четыре дня. За это время ничего не происходит. Киронага старательно объезжает деревни и даже хутора. Как ни странно, во мне нет гнева. Мне не хочется никого уничтожать. Вероятно, стычка с разбойниками дала выход моей энергии с большим запасом.
        Смерть - непростая штука. Кажется, что засыпаешь - и утром просыпаешься обновлённым. Но всё равно гложет какое-то странное чувство, что так не должно быть. Что есть мизерный, крохотный шанс того, что утром не будет больше мира, не будет солнца, травы и деревьев. Что смерть будет последней.
        Я не помню своего прошлого. Того, которое было до бессмертия. Почти не помню.
        Иногда я всё-таки вспоминаю - урывками. Мне кажется, у меня был отец. Матери не помню совсем, а вот отца - помню. Огромного мужчину с вечно чёрными от пота и грязи руками. Он работал в кузнице. Я помню, как раздуваю горн, как бью молотом, тяжеленным, чуть ли не с себя самого весом, по раскалённому пруту.
        Я помню, как дерусь со сверстником, как получаю ссадину на коленке. Как ссадина заживает - долго, чуть ли не неделю.
        Я помню отца мёртвым - навсегда мёртвым. Он лежит, огромный и грязный, посреди дороги, хлещет дождь, и лошадь смотрит печально-печально, точно понимает, что произошло.
        Но всё это нечёткое, расплывчатое, точно сон. Если ухватишь сон за ниточку, он восстановится. Если чуть-чуть упустишь, он расколется на фрагменты и навсегда исчезнет из памяти.
        Чёткость мир обретает только в день, когда я стал бессмертным. Один подонок - я не знаю, что с ним теперь - воткнул в меня нож. Под рёбра, и оставил издыхать. Я не мог и пошевелиться. Умирал долго, чуть ли не сутки. А потом я проснулся, и моё тело было совершенно целым, руки сильными, а голова - ясной. Тогда я понял, что мир изменился. Это было очень давно.
        Мы не потеряли счёт годам. Мы перестали их считать совершенно намеренно. Я действительно не знаю, сколько мне лет. Никто не знает.

* * *
        - Мы приближаемся к городу,- говорит Киронага.
        Впереди селение. Совсем небольшое. А за селением вдалеке виднеется что-то странное. Это высоченная башня, метров сорок в высоту. Киронага останавливается.
        - Остановись и присмотрись,- говорит он.
        Я смотрю во все глаза. И вижу крохотную фигурку на вершине башни.
        - Это первый форпост города. Самого города отсюда не разглядеть, но с башни наблюдатель видит всё, кроме того, что у него под носом,- Киронага усмехается.- Это ему и не нужно, впрочем.
        Я ничего не говорю. Мы едем дальше.
        Проезжая через селение, я обращаю внимание на то, что одежда изменилась. Полотно рубах стало более тонким и белым. Узоры - немножко другими. Среди женщин теперь преобладают голубоглазые блондинки, высокие, статные, с большой грудью и крепкими бёдрами. Толстух среди них почти не встречается. Всё-таки мы едем на северо-запад.
        Киронага не зря объезжал селения кругом. Как только я оказываюсь в окружении людей, как во мне поднимается волна ненависти. Мне хочется убивать.
        Киронага чувствует это.
        - Нет, Риггер. Терпи,- говорит он, глядя мне в глаза.
        И я терплю.
        За деревней - поля и хутора. Башня всё ближе и ближе, и я понимаю, какая она большая. Человек, придумавший эту конструкцию,- гений.
        Массивные стволы причудливо переплетаются и скрещиваются, придавая башне устойчивость. Я думаю, что даже в случае землетрясения с ней ничего не случится. Через всю башню идёт лесенка. В башне четыре уровня, наблюдательный пункт - на самом верху. И в самом деле, человек на башне не заметит того, что происходит у него под носом, если не высунется почти полностью за край ограждения.
        У самой башни - сторожка. Точнее, небольшой аккуратный дом с террасой, увитой плющом.
        - Это дом смотрителей. Их двое, они работают попеременно: один наверху, другой внизу и наоборот. Есть пара сменщиков. Неделю работает одна пара, неделю - другая.
        - Зачем это нужно?- спрашиваю я.
        - Хм…- Киронага в недоумении.- У них же есть семьи. Хочется жить, а не только работать.
        Хочется жить. В нашем обществе это сочетание имеет извращённый смысл.
        - Хоть раз с этой башни что-нибудь полезное углядели?
        - Нет,- Киронага усмехается.- В основном, высматривают пропавший скот по просьбам местных, ну и всякое тому подобное.
        Мы подъезжаем к основанию башни, к сторожке. К нам выходит мужчина, крепкий, в нагруднике, с мечом наперевес.
        - Объезжай, чего сюда припёрлись?..- говорил он.
        Киронага сворачивает, я за ним.
        Я в очередной раз срываюсь. Никто не может разговаривать с Риггером в таком тоне. Я спрыгиваю с коня и иду к мужчине.
        На ходу оглядываюсь: Киронага молча ждёт.
        - Ты чего?- сторож поднимает меч.
        Первый же удар семихвостки рвёт ему руку, оружие выпадает из изуродованной ладони. Второй удар раскраивает лицо. Истекая кровью и что-то неразборчиво бормоча, он пытается убежать. Бью ногой в спину, он падает. Достаю нож (их осталось всего пять, надо будет докупить), вонзаю ему в шею, проворачиваю.
        Никакого удовольствия.
        - Наигрался?- спрашивает Киронага.- Давай-ка поедем дальше, пока верхний ничего не заметил.
        Забираюсь на лошадь, еду за ним.
        Мне приходит в голову, что это глупо: в голом поле, вдалеке и от деревни, и от города торчит такая вот огромная штука с четырьмя стражниками, используемая только для того, чтобы искать скот.
        Странно, что её содержат в таком порядке. Оборачиваюсь. Тишина.

* * *
        - Теперь слушай меня, Риггер,- говорит Киронага.
        Еду рядом, смотрю на него.
        - Сейчас мы выедем из-за леса и ты увидишь столицу. Ты когда-нибудь в ней был?
        - Нет.
        - Тогда слушай внимательно. Если ты прямо посередине улицы убьёшь кого-нибудь от нечего делать, как ты обычно убиваешь, никто с тобой церемониться не станет. Стража просто расстреляет тебя из арбалетов или огнестрелов. Потом тебя посадят в каземат. Надолго. В зависимости от того, кого ты убил. Имей в виду, в казематах тут не кормят. Вообще не кормят.
        Это неприятно. То есть это не смертельно. Просто если не кормят, ты слабеешь. Шесть-семь дней мучений - и умираешь от голода. Просыпаешься живым и немного голодным. И снова за несколько дней умираешь. Это не просто неприятно. Это отвратительно.
        Со мной такого никогда не было.
        - Стражи в городе много. Очень много. Кроме того, я надеюсь, что ты уже сам заметил: тебя тут никто не знает. Никто не боится.
        - Они будут меня бояться.
        - Будут. Но - позже. Поэтому, въехав в город, мы аккуратно направляемся к нашей цели - императорскому дворцу.
        - Меня представят Императору?
        - Может быть, Риггер. Сначала тебя приведут в порядок. Поселят, умоют. Дадут кого-нибудь на растерзание.
        Я сжимаю рукоять плети, но сдерживаю себя. Я понимаю, что Киронага сильнее.
        Мы выезжаем из-за леса. Перед нами - освещённая солнцем долина, огромная, широкая. В ней - город. Город прекрасен. Я никогда не видел ничего подобного, никогда. Всё светится золотым и серебряным, огромные купола пересекаются с виадуками, крепостные стены выше самого высокого из виденных мной зданий.
        К городу бежит дорога. Вокруг города - селения, поля, луга. Вдалеке виднеется река. Она протекает через город, её голубая лента испещрена белыми пятнами парусов.
        - Торговля идёт по воде?- спрашиваю я.
        - И по суше,- говорит Киронага.
        Здесь живут люди, которые умеют изменять течение рек и направление ветра, которые делают хитроумные механические устройства и удивительное оружие. В конце концов, где-то здесь есть ещё двадцать с лишним воинов, которые равны мне по силе.
        Или сильнее меня.
        Интересно, есть ли кто-нибудь сильнее Киронаги? Я осознаю, что Киронагу не достал ни один удар с тех пор, как мы знакомы,- ни мой, ни чей-либо ещё.
        Город приближается, и мне становится не по себе. Я сильнее многих (раньше я сказал бы - любого), но почему-то мне кажется, что тут сила - не самое главное. Почему-то мне кажется, что здесь придётся жить иначе. Придётся думать иначе. В том, что придётся иначе себя вести, я не сомневаюсь.
        Но я не сожалею о сделанном выборе. Наверное, если бы я и в самом деле не хотел идти с Киронагой, я бы не пошёл, потому что нет человека, который может заставить Риггера делать то, чего Риггеру не хочется делать.
        Мы подъезжаем к городу. Это не хутора и не деревеньки, гроздьями облепившие город. Это именно город, просто вынесенный за стены. Люди, идущие нам навстречу, всадники и повозки, строения всевозможных стилей, мельницы и амбары, взгляды, движения, крики и возгласы, жизнь, кипящая, бьющая полной струёй,- всё это город. В Санлоне жизнь отдалённо напоминает эту только в период гладиаторских боёв. Которые я пропускаю на этот раз. Впрочем, думаю я, невелика потеря.
        Впереди - ворота.
        - Город,- говорит Киронага, хотя это уже лишнее.
        Глава 3. Город
        Над воротами - два стражника. Ещё двое - внизу. Справа и слева - смотровые щели, скошенные особым образом: смотреть и стрелять изнутри удобно, а снаружи - не попадёшь. Ров вокруг города - неглубокий, предназначенный в первую очередь для того, чтобы не подпустить осадные машины. Пехота и конница через такой ров переберутся.
        Мост через ров выглядит слишком большим, карикатурным. Тяжёлое деревянное сооружение на массивных металлических цепях. Насколько я могу разглядеть на ходу, цепи блестят от смазки, значит, конструкция не декоративная: работает.
        Проезжаем через мост к воротам. Они открыты, но два стражника берут наших лошадей под уздцы и внимательно изучают нас. К нам подходит третий стражник в высоком шлеме с плюмажем и кирасе. В поясных кобурах у него болтаются два многозарядных огнестрела.
        - Кто такие?
        Киронага безмолвно, но с улыбкой, протягивает стражнику бумагу, как по волшебству возникшую из широкого рукава. Стражник принимает документ, медленно просматривает.
        А затем - склоняется чуть не до земли. Не разгибаясь, подаёт документ обратно.
        Киронага молча проезжает, я - за ним. Двух запасных лошадей с поклажей даже не обыскивают. Стражники за моей спиной начинают громко что-то обсуждать, но отдельных слов я разобрать не могу.
        - Мы едем по центральной улице, по Северному проспекту. Пока что он довольно узкий, но вскоре расширится. Просто узкую улицу удобнее оборонять, если неприятель ворвётся на территорию города.
        - Как называется город?- спрашиваю я.
        Да, я только сейчас понимаю, что не знаю названия столицы. Так же как я с трудом вспоминаю, что Жирный - это Санлон. Столица всегда была для меня Столицей. Или Городом, в крайнем случае.
        Киронага смотрит на меня с удивлением. Я думал, что взгляд будет презрительным. Наверное, если бы его взгляд соответствовал моим ожиданиям, я бы напал на него - в который раз.
        - Оменескорн,- говорит Киронага.- Так же, как и Империя.
        - Спасибо.
        Киронага хмурится, вспоминая, на чём остановился, когда я прервал его.
        - Так вот,- продолжает он,- в центре города Северный проспект пересекается с Восточным проспектом. Восточный проспект одним концом упирается в Восточные ворота, а другим - в императорский дворец. Когда-то оба эти проспекта были дорогами и город вырос вокруг них как торговая точка, точка обмена. В слове «Оменескорн» сохранился след слова «обмен». Империя получила это название позже.
        - Давно, это когда?
        Киронага хмурится.
        - До того.
        Значит, до того, как мы стали бессмертными. Это и в самом деле очень давно. Теперь крайне редко найдёшь селение, которое старше человека. Город может быть старше.
        - Говори,- я приглашаю Киронагу продолжать.
        - Всё остальное ты видишь вокруг себя,- усмехается Киронага.- Смотри.
        Северный проспект и в самом деле стал шире. Не просто широким, а настоящей площадью, только очень длинной. Кажется, он шире арены нашего амфитеатра. Столько людей я не видел никогда в жизни. Они снуют туда-сюда, не обращая внимания ни на нас, ни на кого бы то ни было. Они бегут по своим собственным делам, смотрят сугубо перед собой. Уличные торговцы зазывают в свои лавки.
        - Свежие фрукты! Одежда из Фаолана! Ремни, кожаные ремни! Лучшие ароматы из-за моря!
        - Книги!- слышу я.
        И останавливаюсь.
        - В чём дело?- спрашивает Киронага.
        - Зайду в одну лавочку.
        - Не время.
        - Время,- я уже спешиваюсь и иду к двери, возле которой стоит зазывала.
        Киронага берёт под уздцы мою лошадь.
        Захожу в лавку. Тут светло и уютно, снаружи пробивается солнечный свет, плюс к тому горят фонари на стенах. Я смутно помню такие фонари: кажется, я где-то их видел. Пока я рассматриваю ближайший, появляется продавец.
        - Что интересует господина?
        Оборачиваюсь: невысокий мужчина со смуглой кожей и узкими глазами.
        - Книги,- говорю я и иду к полкам.
        Я никогда не видел столько книг одновременно. Все книги, что есть у меня, привозили издалека, в том числе и отсюда.
        Я не умею читать. Но читать любит Бельва: надо привезти ей что-нибудь. И ещё я хочу найти какую-нибудь красивую книгу, которую не нужно читать, которую можно просто рассматривать.
        - Спрашивайте, господин, я расскажу.
        Рассматриваю ряды полок, не подавая виду, что не понимаю названий на корешках.
        - Мне нужно что-нибудь с рисунками. Красивое.
        - Самое свежее, господин!- говорит торговец и исчезает среди полок.
        Появляется Киронага.
        - Ты же не умеешь читать,- тихо говорит он.
        - Я люблю смотреть.
        - У него есть картинки с девочками в разных позах,- Киронага смеётся.
        Я смотрю на Киронагу злобно.
        - Молчу,- говорит он и делает шаг назад.
        Появляется торговец.
        - Вот,- говорит он,- вас это может заинтересовать.
        Беру у него тяжёлый том в кожаном переплёте. Страницы внутри - довольно тонкие, на белой чуть зернистой бумаге. На каждой странице - картина, рядом - подписи и пояснения. Картины невероятно реалистичны. На первой изображена женщина в изящном платье - такой фасон не носят в Санлоне. На голове у неё - шляпка. Она очень красива, у неё тёмные волнистые волосы до пояса, она сидит на стуле, её голова чуть наклонена. Она смотрит на художника.
        Но изображение - не столь важно, как техника исполнения. Кажется, что на меня смотрит живая женщина, пусть и чёрно-белая. Кажется, она сойдёт со страницы и окажется передо мной, прямо в лавке.
        - Это новое веяние,- говорит торговец.- Называется обскурирование. Это не рисунок. Человек становится перед специальным механизмом, а тот делает его изображение точно в такой позе, в которой стоит человек…
        Киронага демонстративно изучает потолок.
        Я листаю книгу. Все картины потрясающе реалистичны - и портреты, и пейзажи, и натюрморты.
        Это будет хорошим подарком для Бельвы. Читать здесь нечего, но зато есть на что посмотреть.
        - Сколько?- спрашиваю я.
        Он называет цену.
        За эти деньги в Санлоне можно купить дом, участок земли и стадо коров в придачу. Торговец видит в моих глазах злость и тут же уменьшает цену почти вдвое. Но это его не спасает.
        Киронага не успевает среагировать. Я выхватываю нож и всаживаю его в шею торговцу. Он хрипит и падает.
        - Я же говорил…- Киронага вздыхает.
        Я стою с окровавленным ножом в руке и смотрю на Киронагу. Торговец затихает на полу.
        - Так,- говорит Киронага.- Это в последний раз, Риггер. В следующий раз я просто уйду и всю кашу будешь разгребать ты. И поверь, мало тебе не покажется. Ты даже сам не сможешь из города выехать. Тебя не выпустят без разрешения.
        Молчу.
        - Сейчас оттаскивай этого мужика за полки. Зазывалой он же был?
        - Да.
        - Хорошо.
        Пока я оттаскиваю тело торговца, Киронага закрывает дверь лавки.
        - Выйдем через заднюю дверь. Лошадей я оставил недалеко от передней двери, но мы к ним подойдём снаружи, будто идём из другого места. Когда он очнётся, то есть завтра, мы уже будем в императорском дворце.
        Мы выходим. Я напоследок захватываю альбом с картинами. Обскурирование - я запомнил это слово.
        Молча идём по небольшой улочке. По ней снуют люди с ящиками, чумазые, лохматые. Это грузчики и носильщики - они доставляют товары в лавки. Пахнет едой и отбросами.
        Между двумя домами - проход, выходим обратно на проспект. Лошади стоят в минуте ходьбы, они привязаны к столбу, их сторожит мужчина в простой одежде.
        Киронага даёт мужчине монету, тот кланяется и исчезает. Киронага молча забирается на коня.
        Мы едем дальше.
        - Риггер,- говорит Киронага.- Ты умеешь хоть иногда сдерживать свой гнев?
        Я не знаю, что ему ответить.
        - Ты понимаешь, что здесь так нельзя? Я тебе уже говорил: здесь тебя не знают, здесь никто тебя не знает!- он чеканит слова.- Здесь ты - ничто, мелочь, случайный проезжий. Ты не уйдёшь и не скроешься. Тебя поймают и отправят в каземат на вечную голодовку.
        Он начинает мне надоедать.
        - Ты знаешь, что такое вечная голодовка? Это когда человек сидит без еды и воды, в темноте, по горло в воде сто лет. Двести лет. Триста лет. Ты этого хочешь? Здесь нет Санлона. Если Император захочет, он сотрёт твоего Санлона в порошок.
        - Он не мой Санлон,- говорю я, выхватываю меч и перерубаю повод, связывающий мою лошадь со второй, запасной. Бью коня пятками. Сообразительное животное переходит на галоп, я направляю его в боковую улочку.
        Я слышу, как кричит Киронага. Я скачу по узенькому проходу, пригибаясь под развешанным где попало бельём. Улочка утыкается в другую, пошире, я скачу с огромной скоростью, кого-то сшибаю, кого-то давлю копытами, слышу хруст, треск и крики, какое-то хлюпанье, звон. Снова сворачиваю в маленькую улочку, и снова, и снова, теряюсь в лабиринтах города, исчезаю, скрываюсь.
        Наконец, выезжаю на какой-то пустырь. Здесь более или менее тихо, вдалеке виднеются жилые домики, маленькие, ободранные. Шныряют какие-то мелкие типы, похожие на крыс. Жутко воняет рыбой. Я осматриваюсь: погони не видно. Вероятно, я сумел оторваться. Что ж, честь и хвала тебе, Риггер.
        Медленно еду вперёд, к жилым домам. В нескольких метрах от дороги кучка людей жжёт костёр в железной бочке. В провинции Санлон железная бочка - на вес золота, металл слишком дорог, чтобы использовать его для таких бытовых нужд как хранение воды. А здесь - жгут какую-то вонючую дрянь.
        Один направляется мне наперерез. Он чёрный. У него длинные курчавые волосы, измазанные грязью и какой-то оранжевой дрянью, похоже, краской. Он одет в невообразимые лохмотья, и его запах перебивает даже запах рыбы.
        Он достаёт из-под лохмотьев короткий кривой ятаган и скалится. Я подъезжаю почти вплотную и смотрю на него.
        - Чего надо?- спрашиваю я.
        Он не боится меня. Если бы я задал подобный вопрос в своей провинции, спрашиваемый обделался бы от страха.
        - Лошадь хорошая,- говорит бродяга.
        Я достаю меч и первым же ударом перерубаю ему глотку. Он пытается зажать её руками, но кровь хлещет фонтаном, и бродяга падает. Его дружков четверо. Они медленно идут ко мне. У одного в руке - огнестрел. Потёртый, однозарядный. У остальных такие же кривые мечи, как и у первого. Спрыгиваю с коня. Тот, что с огнестрелом, целится. Я мечу нож, и он не успевает выстрелить: рукоять торчит из его глазницы. Остальные тупо оглядываются на труп. Я бегу вперёд и в прыжке рассекаю голову первому бродяге, второй успевает отпрыгнуть.
        Третий замахивается на меня и получает удар в живот. Второй уже улепётывает со всех ног. Я бросаю нож, попадаю под лопатку. Спокойно подхожу. Он лежит на животе, барахтается, пытается встать. Достаю нож, осматриваюсь.
        Ещё двое бродяг стоят и смотрят. Достаю семихвостку. Бродяги делают несколько шагов назад. Начинаю бить лежащего. После третьего удара летит мясо. Бродяга не орёт, а скулит. Зрители убегают. Пристёгиваю семихвостку к поясу, иду к лошади. По дороге забираю свой нож из тела стрелка. Рассматриваю его огнестрел: и в самом деле, убогий однозарядник. Из седельной сумки достаю клещи и молоток. Нахожу подходящий камень, в два удара привожу огнестрел в негодность. Забираюсь на лошадь.
        На самом деле, нищих вокруг - полно. Просто они боятся подойти. Продолжаю свой путь к домам.
        Хибары выглядят просто жутко. Стены покосились и подлатаны чёрт знает чем. Чумазые женщины и нетрезвые мужики бродят как потерянные. Это опустившиеся люди. Мир, который позволяет жить вечно, ничего не делая, расхолаживает людей. Просто в сельской местности это не так заметно.
        Работа - это то, что спасает нас. Даже такая работа, как моя.
        Мне надо как-то выехать к центру города.
        На меня смотрят, как на диковинку. Но огнестрел на бедре и выставленные напоказ плети и пруты внушают уважение: бродяги боятся подойти.
        Останавливаю какого-то более или менее прилично выглядящего мужика.
        - Стой!
        Он оглядывается.
        Кнут обвивается вокруг его шеи аккуратно, чтобы не повредить. Подтягиваю мужика к себе.
        - Слушай меня,- говорю ему.
        Он смотрит испуганно и затравленно.
        - Как проехать к центру города?
        Он молчит.
        - Говори,- я наклоняюсь к нему и смотрю профессиональным взглядом палача.
        У него отшибает речь. Он показывает пальцем вглубь улицы.
        - Туда?
        - Да.
        Отпускаю его. Он потирает шею и убегает. Зеваки, столпившиеся около нас, пропускают его, но расходиться не собираются.
        Заношу кнут, бродяги расступаются.
        Еду по улице. Грязные лица, убогая, рваная одежда, вонь. Как можно так опуститься?
        Впрочем, мне плевать.
        Впереди, далеко впереди маячат башни и шпили. Я понимаю, что о направлении к центру города можно было не спрашивать.
        Рыбой воняет всё сильнее. И ещё пахнет водой. Затхлой, стоячей водой. Неожиданно хибары заканчиваются, зато суета растёт. Появляется множество людей с тележками, в которых штабелями уложены морепродукты. Не только рыба, но какие-то водоросли, моллюски и прочее. Только сейчас до меня доходит, что в городе есть порт, и что я приближаюсь к нему.
        Ещё через несколько минут я выезжаю на берег реки. Он обложен камнем, тут есть мостовая. Река широкая, не менее пятидесяти метров. Над ней летают серые городские чайки и другие птицы, по реке плавает множество мелких корабликов и лодочек. Вода грязная, какие-то ошмётки и огрызки, куски дерева, обрывки ткани, трупы мелких животных и птиц.
        Справа по реке движется достаточно большой корабль. Он ухожен, у него белые квадратные паруса (спущен только один, на передней мачте), по палубе бегают матросы. Я видел корабли - очень давно, когда путешествовал к морю. Море - в трёх днях пути от Санлона, но в противоположной от города стороне. Я ездил к морю по поручению Жирного: неожиданно прекратились поставки рабов с юга, и нужно было выяснить причину.
        Корабль проплывает мимо меня. Мелкие лодчонки жмутся к берегам, убегают от его покатых бортов. Одноместный ялик какого-то нерасторопного рыбака засасывает под киль и ломает, рыбак, отфыркиваясь, появляется из-под воды и тут же получает по голове веслом, после чего окончательно скрывается под водой.
        Всё-таки город такой же, как и моя провинция. Просто здесь нужно быть ещё сильнее.
        Еду по мостовой вдоль берега. Я не помню, чтобы я пересекал мост, когда убегал от Киронаги. Но теперь от куполов и башен меня отделяет река. Наверное, она петляет.
        Продолжаю свой путь. Многие на меня оглядываются, но никто не пристаёт. Я чувствую, что не прочь подкрепиться. Думаю, что в этом районе мне не найти приличного места, но это неважно.
        Вижу вывеску. Это таверна. На вывеске изображено чудовище с телом рыбы и бычьими рогами. Рядом нарисована кружка. Вывеска до того засалена и загажена, что рассмотреть рисунок удаётся с трудом.
        Подъезжаю. Подбегает какой-то нищий:
        - Посторожить лошадь господина?
        Я осматриваюсь и понимаю, что если я оставлю ему лошадь, я её больше не увижу.
        Бью бродягу в лицо, он падает. Становится на четвереньки, выплёвывает осколки зубов.
        Двери таверны - двойные, широкие. Распахиваю их ударом ноги, захожу, ведя лошадь под уздцы. Лошадь всё равно пахнет лучше, чем любой посетитель этого притона.
        В таверне довольно много народу. Вижу свободный стол, сажусь. Конь идёт смирно, он умный. Своим задом он сдвигает чей-то стол, но мне плевать.
        К столу подходит толстяк в засаленном фартуке.
        - Сюда нельзя с лошадьми,- говорит он на удивление тихо.
        - Принеси мне поесть,- чеканю я.
        Толстяк уходит.
        Все пялятся на меня и на лошадь. Я достаю дробовик и кладу перед собой на стол. Большая часть зевак отворачивается. Зато к моему столу тут же подсаживается худой аскетичный тип в рваной широкополой шляпе.
        - Сколько?- спрашивает он.
        - Что сколько?
        - Ну, сколько за пушку возьмёшь?
        Смотрю на него, прищурившись.
        - Я тебе сейчас голову из него разнесу. Пойдёт такая цена?
        Тип ухмыляется.
        - Ну смотри, по-хорошему ведь предлагали…
        Из-за соседнего стола встают три человека. Они чем-то неуловимо похожи на первого, такие же худые и высокие, в таких же дурацких шляпах.
        Они стоят и смотрят на меня. Я не люблю, когда на меня так смотрят.
        Один из тройки, средний, получает заряд в грудь, второму отрывает полголовы. Третий пытается вытащить меч (кривой, похожий на ятаган), но затихает с ножом в глазу. Я сажусь. Мой сосед смотрит ошеломлённо.
        - А теперь я буду спрашивать, а ты - отвечать,- говорю я.- Хорошо?
        Он кивает.
        - Это что за мразь?- показываю на убитых.
        - Эт-то б-банда Р-рит-т-ока,- он заикается.
        - Ага. Они хотели меня ограбить?
        - Д-да.
        - Прекрасно.
        Я спокойно перезаряжаю оружие.
        - Эй ты!- кричу мужику за стойкой.
        Он поворачивается.
        - Где моя жратва?
        Мужик склоняется чуть не до земли и показывает жестами, мол, сейчас, с минуты на минуту.
        Снова поворачиваюсь к бродяге за моим столом.
        - Так вот. Ты поедешь со мной. Поведёшь меня в центр города: мне туда нужно. И только попробуй сбежать. Подстрелю и возьму с собой. А когда приедем, буду долго пытать. Ясно?
        Бродяга, дрожа, кивает.
        Передо мной появляется огромная тень. Это здоровяк в грязном сюртуке. Его правый глаз закрывает повязка. Интересно, это он сегодня повредил или для красоты носит?
        - Твоя лошадь мне мешает,- говорит здоровяк.
        Я разношу ему череп выстрелом из дробовика.
        - Ещё кому-нибудь моя лошадь мешает?- спрашиваю довольно громко.
        Молчание.
        Толстяк в фартуке, у которого я заказывал еду, если это можно так назвать, приносит на подносе тарелку похлёбки, огромный ломоть мяса и жбан какой-то вонючей жидкости.
        Я отхлёбываю суп: вполне сносно, доводилось есть и хуже. Уплетаю за обе щеки.
        Но дрянь из жбана я пить не могу, поэтому мясо ем всухомятку. Всё это время худой бродяга сидит напротив и смотрит. Я подталкиваю к нему жбан.
        - Я это не буду,- говорю.
        Он хватает и выпивает до дна.
        Доедаю в мертвенной тишине. Молчит вся таверна. Все смотрят на меня.
        Встаю. Толстяк в фартуке смотрит на меня из-за стойки. Показываю ему неприличный жест, забираю из глаза одного из мертвецов свой нож. Худому бродяге бросаю:
        - Пошли.
        Мы выходим. Платы с меня никто не требует. Бонда что-то жуёт. Нашёл, чем поживиться,- ну и отлично.
        Я думаю, что мне теперь делать.
        - Тебя как зовут?
        - Бырва.
        Так, ехать нужно в центр. С другой стороны, что в центре делать, я не знаю. Но надолго зависать тут, в трущобах, тоже не хочется.
        Судя по ценам на книги, моих денег хватит разве что на сегодня. Нужно пополнить мошну.
        - Где можно достать денег?
        Бырва уже перестал заикаться.
        - Э-э-э…
        - Повторяю: где можно достать денег?
        - Украсть…- нерешительно говорит Бырва.
        - Много денег. Прохожих трясти - это не по мне.
        Я говорю уверенно, хотя никогда подобного не делал.
        - Ну… Банк…
        - Пошли.
        Бырва идёт впереди, я забираюсь на Бонду и еду за ним. Мы сворачиваем от набережной куда-то в сторону. Кварталы становятся богаче. На Бырву теперь обращают больше внимания, чем на меня. Видно, что я одет хорошо, хотя одежда покрыта слоем пыли. Бырва останавливается.
        - Дальше я не пойду.
        - Где банк?
        Он показывает пальцем на одну из вывесок. На ней написано короткое слово и нарисована монета.
        Еду к банку. Бырва бежит прочь.
        Спешиваюсь, тут же появляется мужчина, предлагающий последить за лошадью. Судя по всему, тут это - повсеместная услуга. Этому на первый взгляд доверять можно, да и квартал довольно пристойный. По пути мы два раза видели стражу.
        Стражники ездят по трое. Они закованы в металлические латы: кирасы, наплечники, поножи. У них есть огнестрелы и мечи, плюс к тому кистени, прицепленные к сёдлам. Видно, что с преступниками стража не церемонится.
        Даю монету сторожу.
        - Остальное - потом.
        Он кивает. Надеюсь, я не продешевил.
        Снимаю с седла сумку, захожу в банк.
        Передо мной стол, за столом сидит курчавый черноволосый человек в очках с тонкой оправой. Присматриваюсь: качество изготовления оправы и линз - великолепное, такого я никогда не видел. Справа и слева - двери.
        Я вспоминаю, что на фасаде здания заметил несколько дверей, теперь я понимаю их назначение. Каждая ведёт в отдельную кассу, а кассы соединены между собой. Так, наверное, проще обороняться от грабителей. Таких, как я.
        Мне нужны деньги, а Риггер не привык останавливаться на полпути.
        Служащий улыбается мне и собирается что-то спросить, но не успевает. Я всаживаю ему в глаз нож и перепрыгиваю через стол во внутреннее помещение банка. Справа - три человека. Слева - двое. Оба левых получают по ножу, двое правых - по выстрелу из дробовика. Последний оставшийся в живых дёргает какой-то рычаг на стене. Я лечу к нему и перерубаю ему руку, но рычаг уже нажат, и раздаётся жуткий вой, будто взбесилась тысяча котов.
        Деньги лежат на столах, на полках - повсюду. Начинаю набивать сумку. Примерно через минуту появляется охрана.
        Лицо одного мне знакомо: я несколько минут назад видел его на улице.
        Наверное, никто не грабит банки в этом городе, если охрана организована так плохо, думаю я.
        Но охрана организована хорошо. У всех - огнестрелы, и их много. Я успеваю порезать двоих, прежде чем пуля попадает мне в голову.

* * *
        Я открываю глаза в темноте.
        Я смотрю на себя со стороны и думаю: как я мог так опуститься? Риггер, который убивает,- это нормально, это правильно. Но Риггер никогда не унизился бы до воровства. Тот Риггер, который больше недели назад спустил Болта в колодец.
        Тот Риггер, которые ехал с Киронагой по улицам столицы, уже мог это сделать. И сделал.
        Я поднимаюсь. На моих руках кандалы. Я сижу на лежанке из грубых досок. Спускаю ноги на землю: высота лежанки не более тридцати сантиметров, а пол - мокрый. Я бос. На мне осталась холщовая рубаха и панталоны. Кожаную одежду сняли. На ногах - тоже кандалы.
        Ручные и ножные кандалы соединены цепью, а от этой цепи ещё одна ведёт к стене. Я начинаю различать что-то. Всё-таки свет есть: он едва-едва пробивается через щель под дверью. Пытаюсь подойти к двери: длины цепи не хватает.
        Если сейчас утро, то освобождаться путём откручивания конечностей - глупо. Надо подождать и попробовать пойти на контакт.
        Обыскиваю комнату. Кроме лежанки нет ничего. Вообще ничего. Мокрый каменный пол, четыре стены, лежанка и дверь. Остаётся ждать.
        Я не знаю, сколько я лежу. Может быть, час. Может быть, два. Но дверь всё-таки открывается.
        Вырисовывается силуэт мужчины крепкого телосложения. Он заходит, за ним - ещё один, с факелом. Факел освещает оба лица. У первого - обыкновенная внешность белого человека, второй - узкоглазый.
        - Ну, доброе утро,- говорит первый.
        Смотрю на него.
        - Натворил ты дел, да. Банк попытался ограбить. Зачем? Тебе работы другой не нашлось? Не местный, видимо. Ты знаешь, почему в банке охраны почти нет? Потому что она снаружи. Заходят бандиты в банк, их там всех стреляют и в камеры сажают. И никто не уходит, совсем никто.
        Он замолкает.
        - И что?
        - И всё. Сейчас мы пойдём в кабинет к дознавателю. Ты ему всё расскажешь, всё напишешь и пойдёшь в каземат, отбывать свои положенные десять лет.
        Десять лет - это долго.
        Я встаю и протягиваю ему руки в кандалах. Он усмехается и открывает замок - но не на руках, а на стене. Конец цепи со стены он держит в руке.
        - Вперёд.
        Сначала выходит человек с факелом, потом я, потом болтливый конвоир.
        Мы идёт по тёмному коридору. Из камер доносятся крики. Откуда-то слышен вой, который сначала напоминает волчий, а потом превращается в отрывистую человеческую речь.
        - Пытают…- удовлетворённо говорит конвоир.
        Факельщик поднимается по ступенькам на этаж выше, мы - за ним. Этот этаж ничем не отличается от предыдущего, и факельщик идёт выше. А потом - ещё выше. И ещё. Когда мы минуем четвёртый пролёт, конвоир будто извиняется:
        - Много в последнее время всяких бандюганов стало. Казематы переполнены. Всё глубже приходится закапываться.
        Наконец, мы выходим на первый надземный этаж. Здесь светло и уютно, потому что светит солнце. Мы выходим наружу и идём через двор к небольшому зданию. Я оглядываюсь: тюрьма всего лишь двухэтажная. Большая часть казематов - под землёй.
        - Не тормози,- охранник меня подталкивает.
        У дверей здания - ещё один охранник с дробовиком. Заходим внутрь. Мы - в широком пустом коридоре, и вот здесь я просыпаюсь.
        Я оборачиваюсь и охватываю наручниками шею конвоира. Она хрустит. Первый охранник оборачивается, получает в нос и падает. Добиваю я его ударом ноги по горлу. Я обыскиваю тело первого: вот и ключи. Освобождаюсь от кандалов. Теперь предстоит найти свою одежду и оружие. Для этого, наверно, нужно продолжать путь к дознавателю. Он-то должен всё знать. Впрочем, сойдёт любой чиновник более или менее высокого ранга.
        Обыскиваю второго охранника. У обоих - шестизарядные малые огнестрелы. Отлично. Снимаю с более крепкого охранника пояс, затягиваю на себе. Затыкаю за пояс оба огнестрела. Запасных патронов не предусмотрено. Также у каждого есть по дубинке с шипами на конце, вроде маленького кистеня. Забираю обе. У факельщика находится кошелёк с деньгами, а у другого - короткий меч. Иду по коридору.
        Судя по всему, мы направлялись к лестнице на второй этаж. Как только я начинаю подниматься, раздаётся крик. Кто-то внизу увидел тела. Я остался незамеченным.
        Поднимаюсь.
        Коридор второго этажа выходит окнами в тот же самый внутренний двор тюрьмы. По коридору идёт человек в белом костюме. Фалды странного сюртука волочатся почти по полу, как плащ. На голове - нечто среднее между фуражкой и беретом. В руках у человека - кипа бумаги. Он не успевает и пикнуть, как я хватаю его и надавливаю на кадык. Ногой открываю дверь ближайшего кабинета и затаскиваю туда свою жертву. В кабинете сидит полная женщина с хитрыми лисьими глазами и пушистыми рыжими волосами. Одной рукой я держу мужчину, второй достаю меч и пронзаю им женщине грудь. Она хрипит, я швыряю мужчину на пол и нагибаюсь над ним.
        - Ты кто?- спрашиваю я.- Отвечай медленно и тихо, иначе будет очень больно.
        - Магистр Левик,- говорит он.
        - Хорошо, Левик,- продолжаю я.- Теперь слушай меня. Ты знаешь, кто я?
        - Грабитель вчерашний.
        - Молодец. Сейчас я тебе отпущу и ты сядешь на стул. А потом немножко мне расскажешь. Понял?
        Он кивает.
        Я встряхиваю его и сажаю на стул. Замечаю на двери щеколду, задвигаю её.
        Подтягиваю второй стул, сажусь напротив. В комнате всего три стула, стол и четыре массивных шкафа. На столе теперь лежит женщина, из-под её тела на пол течёт кровь.
        - Так вот, Левик. Я могу тебя не пытать. А могу пытать, причём долго и неприятно. И если ты сейчас закричишь, я буду тебя убивать, начиная с момента твоего крика и заканчивая моментом, когда меня всё-таки поймают. А это очень долго, ты понял?
        - Да.
        - Тогда слушай. Вопрос первый. Где мои вещи?
        - Одежду, наверное, стражники растащили. Оружие в оружейной. Лошадь - в конюшне. Мелкие вещи - у дознавателя. Как обычно.
        - Я не знаю, как у вас тут обычно. Сейчас мы пойдём к дознавателю. Кто дознаватель?
        - Не знаю. Или мастер Бока или мастер Корбик. Один из них.
        - Оба на этом этаже?
        - Бока в другом здании.
        - Значит, идём к Корбику. Затем мы пойдём в оружейную. А затем - на конюшню. Если, конечно, я не решу, что одежда тоже имеет значение.
        - У тебя не выйдет.
        Снаружи шум и гам: меня вовсю ищут.
        - У меня всё выйдет. Потому что я - Риггер. Запомни. Повтори: Риг-гер.
        - Риггер,- послушно повторяет он.
        - Ну вот. Значит, всё выйдет. В каком кабинете сидит мастер Корбик?
        - Если выходить отсюда, то направо, крайний по коридору.
        - Молодец, ты хорошо отвечал.
        Ударом кистеня охранника разбиваю ему голову. Ходить с ним - одна морока, думаю я.
        Снаружи - топот ног. В кабинете - окно. Оно выходит в какой-то внутренний дворик, но не тюремный, а, судя по всему, административного комплекса.
        В дверь стучат.
        Я открываю окно и выхожу на широкий деревянный карниз. Иду по нему параллельно коридору. Самое опасное - это окна: меня могут заметить. Судя по грохоту, дверь в комнату, где я только что был, вышибли. Я успеваю дойти до крайнего окна и нырнуть внутрь, пока никто не выглянул. Хорошо, что окно открыто.
        В кабинете никого нет. На стене над дверью - портрет Императора. Наверное, в предыдущем кабинете тоже такой был, но я его не заметил.
        Осматриваюсь. Кабинет довольно большой, на стенах - какие-то бумаги. Стол, два кресла, три стула, шкафы, маленький столик и диван. Открываю ящики стола: ничего полезного. Бумаги, бумаги, бумаги. В среднем левом ящике - деньги. Забираю их.
        Открываю первый шкаф: много ящичков с карточками, неинтересно.
        Открываю второй: здесь полки с различными вещами. Некоторые упакованы в пакеты из бычьего пузыря, некоторые валяются просто так. Судя по всему, это и есть склад личного имущества. Уже через полминуты нахожу пакет со своим барахлом.
        Впрочем, мелких вещей у меня не так и много. Огниво - самое, наверное, ценное из всего. Пакет к поясу не привяжешь: осматриваюсь. Один из шкафов - с одеждой. Натягиваю первую попавшуюся куртку, в карман запихиваю пакет.
        Я всё ещё босиком, и в моём положении это не очень удобно. Но обуви в шкафу нет, а в окне появляется силуэт преследователя. Кто-то ломится в закрытую дверь.
        Человек в окне получает кистенем по голове и валится наружу. Вылезаю на парапет. Ещё двое - прямо передо мной. Внизу, во дворе, трое с арбалетами. Сшибаю ближайшего преследователя вниз: он падает точно на одного из стрелков, прыгаю в следующее окно. Второй преследователь бросается за мной, его череп раскалывается от удара кистеня.
        Я в ещё одном кабинете, неотличимом от того, который я только что обыскал. У двери стоит мужчина в таком же, как у Левика, белом костюме. Одним прыжком преодолеваю расстояние до него и реву прямо в лицо:
        - Где оружейная?
        - В-внизу,- отвечает он.
        - На каком этаже?- он почти оглушён.
        - Н-на первом подземном…
        Легко сворачиваю его цыплячью шею и выскакиваю в коридор.
        Тут царит суматоха. Охранники, чиновники, городские стражники носятся без всякого порядка, кричат и ищут меня. Стражники передвигаются медленно, зато их панцири и шлемы защищают от холодного оружия.
        Дверь кабинета дознавателя взламывают. Я бегу в противоположную сторону, никто не замечает меня. На лестнице вниз нос к носу сталкиваюсь с тремя охранниками. Перепрыгиваю через перила и оказываюсь на террасе первого этажа. Из-под земли бегут охранники.
        Точнее, они появляются из отверстия в полу. Похоже, это и есть оружейная, судя по огнестрелам в руках. Улучив паузу в появлении охранников, прыгаю вниз.
        Приземляюсь на чью-то голову, характерный звук оповещает меня, что шею я своей «подушке» сломал. Я в узком коридоре, по которому навстречу мне бежит охранник с дробовиком. Он получает пулю из лёгкого огнестрела.
        А у меня появляется дробовик. Пусть не мой, но всё же.
        Коридор поворачивает. Тут находится нечто вроде стойки, за которой стоит тучный охранник с маленькими поросячьими глазками. Его череп разлетается в клочья от первого выстрела. Откуда-то из-за его спины появляется ещё один охранник с дробовиком. Он тоже лишается головы, а я перехватываю его дробовик, чтобы не заряжать свой.
        Я нахожусь среди полок с разнообразным оружием. Передо мной множество лёгких огнестрелов, но мне нужны мои плети и что-нибудь огнестрельное потяжелее. Если дробовик - это самое лучшее, что здесь можно найти, то нужно взять боеприпасов. Сначала бегу на поиски более тяжёлого оружия. Дробовиков много: похоже, что это одна из штатных пушек тюремщиков.
        Боеприпасы - на нижних полках. Запасаюсь по полной программе: тут есть также специальные сумки для патронов.
        И тут я вижу его.
        Эта пушка лежит отдельно. С виду - почти как обычный дробовик, только приклад не деревянный, а из какой-то лёгкой стали, которая мне прежде никогда не встречалась. У него два дула и нечто вроде барабана, только плоского, как коробочка. Патроны явно такого же калибра, как и для обычных дробовиков. Зато он многозарядный. И, похоже, автоматический.
        Я хватаю эту штуку, выкидывая обычную пушку, и тут в проходе появляется охранник. Я жму на спуск, и его отбрасывает метра на три, потому что эта штука бьёт одновременно из двух стволов - и сразу же готова к новому выстрелу. Для неё приготовлен специальный пояс с кобурой, который я тут же надеваю.
        Я бегу вдоль рядов в сторону холодного оружия, а с другой стороны к месту, где я только что находился, летят охранники и стражи. Хватаю и пристёгиваю первый попавшийся меч, затем пояс с ножами для метания (не мой, но схожий, тоже лежит на одной из полочек). На стене висит моя плеть с крюками. Кнута не видно, но это ладно, и с плетью справимся.
        Слышатся крики. Охранники явно не сразу сообразили, что беглый преступник может додуматься побежать в арсенал.
        Выход из оружейной уже блокирован. И я оказываюсь запертым в комнате с множеством вооружённых людей. В очень большой комнате, в сложном лабиринте полок и стеллажей. У охраны, похоже, нет никакой системы отлова таких, как я. Наверное, у меня очень злые глаза.

* * *
        Я выхожу наружу медленно. Распахиваю крышку-люк и щурюсь от солнечного света. Я весь в пороховой гари, в синяках и ушибах, но - целый и невредимый. Я весь покрыт кровью - чужой. В моих руках - по двуствольному дробовику. На поясе - два меча и семихвостка.
        Внизу - не меньше пятидесяти трупов. А может, и вся сотня.
        Вокруг люка - охранники и стражники. Они смотрят на меня, на меня нацелены все стволы.
        Я широко улыбаюсь.
        Они смотрят на меня, но не стреляют.
        А потом они расступаются, и вперёд выходит высокий крепкий мужчина в дорогой одежде восточного покроя. Одежда явно не форменная: тёмно-зелёная, с золотыми и серебряными узорами. Голова покрыта чем-то вроде чалмы. Внешне мужчина больше похож на северянина: светлые брови, голубые глаза. Мы смотрим друг на друга, и первым, как ни странно, не выдерживаю я.
        - Ну и что?- спрашиваю я, стараясь придать голосу презрительное выражение.
        Мужчина выдерживает паузу.
        - Ты - Риггер.
        - Да.
        - Зачем ты сбежал от своего провожатого?
        - Потому что я не привык, чтобы мной помыкали.
        - Ты не мог победить его в бою, и потому сбежал. Позорно, как пёс.
        Я поднимаю один из дробовиков и целюсь в светлобрового.
        - Тебе ещё есть что сказать?- спрашиваю я.
        Кажется, я знаю, почему не убил его сразу. Потому что он прав. Он и в самом деле отвратительно прав.
        - Меня зовут Файлант. Меня ты тоже не победишь в честном бою. Я пришёл, чтобы завершить то, что было поручено Киронаге. Ты должен прибыть во дворец, Риггер. А потом уже делай, что хочешь.
        Я нажимаю на спуск.
        Но там, куда летит заряд, Файланта уже нет. Файлант быстрее всех, кого я видел за всю свою длинную жизнь. Он перекатывается, отталкивается от кого-то из толпы, подпрыгивает и выбивает дробовик из моей руки. Я не успеваю поднять второй: Файлант бьёт меня в лицо, и я падаю назад. Я пытаюсь вскочить, но раздаётся выстрел, и мир погружается в темноту. Единственное, что я успеваю услышать перед тем, как потерять сознание, это слова Файланта:
        - Не живым, так мёртвым…
        Глава 4. При дворе
        Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер.
        Я говорю это самому себе, потому что я проиграл схватку. Я смирился с тем, что меня может победить Киронага - победить в бою. Но Файлант разложил меня, как младенца, без всяких усилий. Такого унижения я никогда не терпел.
        Когда я вышел на свет, я надеялся прочитать в лицах охранников страх. Я надеялся, что они никогда не видели подобного мне. Человека, который в одиночку, не получив ни царапины, уничтожил целый штурмовой отряд или даже несколько отрядов.
        Но страха не было: потому что таких, как я, тут как минимум двое. Или двадцать, как говорил Киронага.
        Надо мной - красный с золотом вычурный балдахин. Пахнет свежим бельём и немножко розовым маслом. Я провожу рукой по своему телу под тонкой узорчатой простынёй. Я чист, мне тепло и хорошо. Поднимаюсь.
        Комнате, в которой я нахожусь, позавидовал бы любой наместник. Впрочем, кроме Жирного, я знаком только с одним - с Синтиком. Когда-то я играл с ним в бильярд.
        Всё вокруг в золоте и бархате. На стенах - картины, написанные с удивительным мастерством. У Жирного таких картин не было, и вряд ли когда-нибудь будут. Жирный не любит красивые вещи. Жирный в первую очередь любить пожрать.
        Я встаю, оборачиваюсь простынёй и подхожу к стрельчатому окну, через которое бьёт солнечный свет. Я вижу перед собой ровный квадратный двор. Брусчатка - просто идеальная, камешек к камешку. По двору идёт отряд воинов в полном вооружении. Они одеты в красно-белую форму - цвета Императора. Раздаётся крик: понять, что именно кричат, я не могу. Солдаты разворачиваются и направляются в другую сторону.
        Это регулярная армия Императора, точнее, один из отрядов. У наместников редко бывают организованные войсковые соединения, насколько я знаю. Жирный в случае нападения возлагал надежды на своих гладиаторов. Впрочем, на Санлон нападали редко и скорее мелкими набегами: семь дней пути вглубь страны - это слишком далеко.
        Раздаётся какой-то звук. Я разворачиваюсь. В комнату входит девушка с подносом. Она маленькая, изящная, с тонкими чертами лица. Она ставит поднос на круглый столик у кровати и собирается уходить.
        - Ты куда?- спрашиваю я.
        У меня давно не было женщины.
        Она смотрит на меня немного испуганно. Я подхожу к ней, провожу ладонью по её щеке, увлекаю её к кровати. Она не сопротивляется: наверное, предупреждена. Впрочем, это хорошо: у меня сейчас нет настроения преодолевать сопротивление.
        Мы развлекаемся около часа, и никто нас не беспокоит. Девушка не нравится мне: у неё слишком тонкая фигурка и маленькая грудь, но сейчас это не играет роли. Мне просто нужна женщина, вот и всё.
        Я отпускаю её, и, по-моему, она довольна. Я был с ней нежен, как бывал нежен только с Бельвой, наверное. Почему так, я не знаю и сам.
        Как только она выходит, дверь открывается снова. На пороге - Файлант. Он одет более подходящим для своей внешности образом - в свободную рубаху со шнуровкой и широкие грубые штаны. На груди его - дорогой золотой медальон тонкой работы. На поясе - тяжёлый прямой меч.
        - Доброе утро, Риггер,- говорит Файлант.
        Он не противен мне, как можно было бы ожидать, и, уж конечно, я не боюсь его. Я ему завидую.
        Неопределённо хмыкаю в ответ.
        - Сегодня, Риггер, твой первый день во дворце. Он может стать и последним, если ты не будешь слушать меня.
        - У меня есть вопросы,- перебиваю я его.
        - Задавай,- он наклоняет голову к плечу и садится на резной табурет.
        - Зачем я здесь?- спрашиваю я.
        - Ты это узнаешь на днях.
        - Будет ли война с Фаоланом?
        Файлант смеётся почти в полный голос.
        - Нет, конечно. Какая может быть война? Это тебе Киронага наговорил, да, я знаю.
        Я это предчувствовал.
        - Киронага имел приказ: доставить тебя любым путём,- продолжает Файлант.- Теоретически он мог в первый день сломать тебе шею, связать по рукам и ногам и привезти на телеге. Он предпочёл более изящный способ.
        - Наврать мне.
        - Да. Потому что о настоящей цели тебе говорить нельзя.
        - Про берсерков он говорил правду?
        - Про берсерков - почти. Нас шестнадцать. Вместе с тобой. И это - со всей Империи. Пока что ты - самый слабый, потому что ты не чувствуешь свою настоящую силу. То, что ты положил восемьдесят с лишним человек в оружейной, ничего не значит. Ты не смог оказать должного сопротивления ни мне, ни Киронаге.
        Я - самый слабый. Утешает то, что я сильнее всех остальных. То есть есть всего лишь пятнадцать человек сильнее меня.
        - Зачем мы здесь?
        - Я же сказал, ты узнаешь это на днях. Ты повторяешься в вопросах, друг мой.
        Я молчу. Говорит он.
        - Я могу сказать, чему тебя научило путешествие. Оно научило тебя хотя бы отчасти сдерживать свой гнев. Я в этом уверен. Ты начал думать прежде, чем убиваешь. Это большой шаг вперёд, поверь мне.
        - Я смогу вернуться?
        Он покачивает головой.
        - Я не знаю, Риггер. Честно, не знаю. Это не моё решение.
        - А ты, ты хотел бы вернуться туда, откуда привезли тебя?
        - Я родился здесь. И Киронага - тоже. И ещё девять человек - из столицы. Ты - из самой дальней провинции.
        - Я имею в виду, хотел бы ты вернуться к своей прошлой жизни?
        - У меня не было прошлой жизни. Я помню себя только здесь, при дворе.
        «При дворе». Для меня эти слова звучат противно.
        И тогда у меня возникает последний вопрос:
        - Здесь есть гладиаторские бои?

* * *
        Я выхожу на арену. Она небольшая, но очень красивая. Ограждение - не просто деревянный забор, а настоящее произведение искусства, резной камень. Под ногами не песок и пыль, а странный чёрный покров, обладающий специфическим запахом. Он похож на застывшую смолу. Файлант говорит, что его варят на севере города, в отдельном районе. Живущие там люди умирают и возрождаются каждые три дня, потому что уже на четвёртый они начинают харкать кровью от испарений в воздухе. Пол немного пружинит.
        Над головой - расписанная крыша. Там изображёны три гладиатора. Один похож на Киронагу, второй - на Файланта. А третий - на меня. Я не могу сказать, совпадение ли это, но это так.
        Напротив меня - Риринак, огромный и чёрный как смоль. Только белки глаз выделяются, и всё. На нём - только набедренная повязка.
        Он салютует мне обоюдоострым мечом, я отвечаю ему своим - гораздо более тонким и лёгким. Но Риринак справляется с огромным оружием так легко, будто это пёрышко.
        Он начинает первым. Парировать его мощные удары непросто, гораздо удобнее увёртываться. Но при своих размерах Риринак движется как пантера, и все мои ответные выпады проходят мимо. Раз, два, три раза я промахиваюсь. Впрочем, он тоже промахивается.
        Наконец, у меня получается поднырнуть под его меч и полоснуть его по ноге. И тут же наступает темнота.
        Я просыпаюсь на полу в душевой. Голова немного побаливает. Вокруг - никого.
        Я выхожу на улицу. Моя одежда заляпана кровью. Первый, кого я вижу,- это Файлант. Он стоит спиной ко мне. Становлюсь с ним рядом.
        - Как он меня достал?- спрашиваю я.
        - Развернулся и отрубил тебе голову.
        Чёрт. За четыре прошедших дня я не сумел одержать ни одной победы.
        Файлант почти читает мои мысли.
        - Ничего,- говорит он,- что ты не побеждаешь. Не забудь: мы тренируемся не первый год.
        - И я не первый век,- парирую я.
        - Ты никогда не сталкивался с более сильным соперником. Ни слабейший, ни равный ничего тебе не дадут. Только победив сильнейшего, ты станешь сильнее.
        - Я не понимаю, какой в этом смысл. Вы - все пятнадцать - сильнее меня, хотя я успел сразиться только с шестерыми. Зачем вам я - слабое звено?
        Я сам назвал себя слабым. Может, дорога и в самом деле меня изменила.
        - Ты станешь не слабее любого из нас. И тогда ты будешь частью нас. Рукой поддерживающей, а не опирающейся. И, кстати, Риггер, тебе стоит научиться читать.
        Я усмехаюсь.
        - Это мне ни к чему. Когда обо мне напишут книгу, я научусь читать, чтобы прочитать её. А пока мне это не нужно.
        Файлант серьёзен.
        - Как хочешь.
        Я ухожу прочь, по направлению к отведённым мне покоям.
        - Да, Риггер!- говорит вслед Файлант.- Ты помнишь, что сегодня в полдень у тебя первый урок?
        Я помню. Мне неприятно быть учеником, но я знаю, что у этих людей есть чему поучиться.
        Я пересекаю мощёный двор, прохожу под аркой и попадаю в один из внутренних двориков огромного дворца.
        В моих покоях меня встречает Рита. Это не та девушка, с которой я спал несколько дней назад. Я потребовал женщину, более соответствующую моим вкусам. Рита - полная, но изящная, с пышной грудью и мощными бёдрами. У неё длинные тёмные волосы, ниспадающие до колен, и орлиный нос, непропорционально большой при тонких чертах лица. Она красивая.
        Бельва - лучше. Нет женщины, равной Бельве.
        Рита целует меня, я отвечаю.
        Она приготовила мне ванну. Она знает, что я не люблю общие душевые и бани.
        - Риггер,- говорит она, снимая с меня окровавленную одежду,- не волнуйся. Скоро не ты, а они будут возвращаться назад мёртвыми.
        Успокоила.
        Неопределённо хмыкаю.
        - …ты сможешь выходить в город,- продолжает она.- Ты станешь сильнее, ты научишься всему, что умеют они.
        Они умеют контролировать свой гнев.
        Я спросил у Файланта, есть ли во дворце пыточная. Он сказал, что есть, но мне туда пока не нужно. Потому что пыточная - это инструмент для потрошения шпионов, для наказания преступников, для получения признаний. Но не для развлечения.
        Я с ним не согласен. Мужчина-слуга, которого приставили ко мне на второй день, умирал в течение трёх часов, после чего Файлант приставил ко мне Риту. Он прав: женщин я убиваю реже.
        - Сколько сейчас времени?- спрашиваю я.
        - Около одиннадцати,- отвечает Рита.- Я смотрела на часы совсем недавно.
        Часы есть в каждом внутреннем дворике, куда попадает солнце, и на каждой крыше. У берсерка Ликка есть механические часы, каких не было даже у Жирного, пусть он и наместник. Механические часы - это очень редкая вещь, и стоят они в городе баснословно дорого. Это рассказал сам Ликк - с гордостью.
        Примерно через час надо быть в Чёрных покоях.
        Рита ласкает меня, и я говорю:
        - Разденься.
        Она в корсете, и она поворачивается ко мне, чтобы я помог его расшнуровать.
        - Риггер,- говорит она.- Есть кто-нибудь, кого ты любишь?
        Я понимаю, что она имеет в виду. Она говорит не о женщине, она говорит - в целом.
        - Есть,- говорю я.
        Но она догадывается, что я говорю - о женщине.
        - Ты когда-нибудь делал ей больно?
        - Нет.
        Корсет поддаётся.
        - Не делай мне больно, Риггер,- говорит Рита,- никогда.
        - Не буду.
        Она встаёт и снимает платье.

* * *
        Чёрные покои - на другом конце дворца. Мне объяснили, как туда попасть, но всё равно приходится идти, следуя чутью, потому что в этом лабиринте без карты не разберёшься. Покои дворца распределены по цветам - красные, белые, жёлтые. Что обозначает это распределение и что от него зависит, я так и не разобрался.
        Я в полном «обмундировании», но без огнестрелов, их мне не оставили. Зато со мной мечи, семихвостка и кнут, который всё-таки вернули.
        Ловлю какого-то слугу.
        - Как пройти к чёрным покоям?
        - Туда, господин, потом направо в третий проход из красного зала,- отвечает он.
        Иду, как указано. Красный зал - огромный и пустой. Такое ощущение, будто человеческая суета, царящая во всех закоулках дворца, сюда не проникает. По четыре высоких двери с каждой стороны: иду в указанную слугой и попадаю в царство тьмы.
        Чёрные драпировки стен, чёрные занавеси на окнах, чёрные ковры и мебель. Всё - чёрное, и только в центре комнаты возвышается небольшой беломраморный фонтан. Из комнаты ведёт только одна дверь - налево, и она открыта. Следующая комната - точная копия предыдущей. Вдоль стен - скамьи.
        А потом я попадаю в зал. Зал полон удивительных механизмов. Инстинктивно я понимаю, что это боевые тренажёры. Механизмы щетинятся остриями копий, лезвиями мечей, заостренными пирамидками на головах булав и кистеней. Турники с приводами и цепями, подвешенные к потолку площадки, верёвки, диковинные лабиринты из деревянных и металлических балок. Чёрный пол и стены, а вместо потолка - голубое небо. Я щурюсь и понимаю, что потолок - стеклянный. Это невероятно дорого. У Жирного стекло - только в его спальне. Даже в приёмном покое у него кварц. А у меня - бычий пузырь.
        Посередине зала - нечто вроде насеста. На насесте - человек. Он сидит на корточках, голова опущена. Подхожу.
        Это Киронага. Он поднимает голову и улыбается.
        - Ну, здравствуй, Риггер.
        - Я смотрю, ты здесь главный.
        - Да,- Киронага с удовольствием растягивает слова.- Я здесь главный. Но не самый.
        Медленно приближаюсь к нему.
        - И чему ты хочешь меня научить?
        - Я научу тебя, как меня победить.
        Достаю меч.
        - Ну, давай.
        - Видишь тот механизм?- спрашивает Киронага, показывая на мудрёное приспособление поблизости от меня.
        - Да.
        - Дёрни рычаг слева и парируй его удары.
        Подхожу к механизму. Дёргаю рычаг. Тут же ко мне движется лезвие, медленно, вяло. Отбиваю его. Ещё одно. Ещё одно.
        - И это всё?- скучающе спрашиваю, отбивая стандартные удары лезвий.
        - Почти,- отвечает Киронага.
        И тут механизм ускоряет движение. Я отбиваю. Быстрее, ещё быстрее. Уже становится не так и просто. Я делаю одно и то же движение, бессознательно, не думая о том, что делаю. Скорость увеличивается и увеличивается. Ещё быстрее. Я не чувствую рук, всё мелькает перед глазами. Удар, удар, ещё удар.
        Я отскакиваю назад, позволяя автомату работать вхолостую.
        Киронага лениво подходит и становится на моё место.
        Он отбивает все удары автомата, держа меч в одной руке. Не останавливаясь, перекидывает оружие из правой в левую и продолжает парировать. Автомат всё ускоряется. Не видно ни рук, ни клинков - только сверкающая каша.
        - Видишь,- говорит Киронага, повернув ко мне голову,- это несложно. Просто тренировка и больше ничего.
        Я понимаю, что если я сейчас встану на место Киронаги, мне снесёт голову первым же ударом.
        Автомат начинает замедляться. Киронага отходит назад, ко мне.
        - Теперь, Риггер, всё свободное время ты будешь проводить в этом зале. Видишь цифру над автоматом?
        - Наверное, это единица.
        - Не глупи. Ты не умеешь читать текст, но считать ты умеешь и цифры различаешь. Поэтому смотри - от единицы - к десятке, по этому ряду. За двадцать дней. Сегодня ты становишься к этому аппарату и тренируешься до вечера. Без перерывов и еды. Завтра делишь день на две части. Половина - тут, половина - следующий тренажёр. Тебе будет проще, потому что этот даст тебе должную подготовку. К десятому дню ты будешь работать по часу минимум с каждым из тренажёров. А через двадцать дней ты сдашь экзамен. Не тренажёрам, а мне.
        - А потом,- добавляет он после паузы,- я буду тебя учить.
        Он идёт к выходу. Я смотрю ему в спину. Потом поворачиваюсь к тренажёру и нажимаю на рычаг.

* * *
        Я сижу на полу в тренажёрном зале и не могу подняться.
        Я понял, почему Киронага поступил именно так: взвалил на меня эти аппараты и ушёл. Потому что я - могу. Потому что мне нужно не учиться, а просыпаться.
        Мне трудно поднять руку. Встать на ноги - почти невозможно. Но я - могу. Я прошёл этот тренажёр - первый. Я могу двигаться с такой скоростью, и это не годы тренировок. Это мои собственные способности, о которых я раньше не знал.
        Путь до собственной комнаты представляется невероятно длинным. Кажется, мне нужно пересечь целую страну, а не дворец.
        Я поднимаюсь. Очень тяжело. Руки висят плетьми. Ножны тянут к земле.
        На самом деле, можно никуда не ходить. Можно перерезать себе вены и проснуться утром свежим и довольным. Но почему-то мне не хочется делать так. Мне хочется дотащиться до постели, прижаться к тёплой Рите и уснуть. Нет, сначала принять ванну, а потом уснуть.
        Я не думаю о сексе: сейчас, я чувствую, меня может добить любое усилие.
        Десять часов. Десять часов непрерывного боя. Пару недель назад я бы ни за что не поверил, что смогу такое сделать. Правда, если бы меня спросили, я бы ответил, что смогу.
        Ползу через дворец. На меня оглядываются слуги, но мне плевать на то, как я выгляжу.
        Выхожу на улицу. Воздух - это так приятно. Доползаю до перехода на соседний двор и там падаю на скамейку. Уже темно, ходят люди с факелами. Ко мне подсаживается человек, чьё лицо я не вижу в темноте.
        - Здравствуй, Риггер,- говорит он.
        Я не узнаю голос. Но голос странный: хриплый, точно больной. В мире, где от болезней лечатся смертью.
        - Ты кто?- спрашиваю я.
        - Неважно, Риггер, кто я. Важно - кто ты. Точнее, кем ты станешь.
        - И кем я стану?
        Человек тяжело поднимается. Я вижу, что у него абсолютно белая борода. Я никогда не видел такой бороды. Хотя однажды я видел альбиноса. У него были белые волосы и красные глаза.
        - Ты станешь мной,- говорит человек и уходит.
        У меня нет сил идти за ним.

* * *
        Утро встречает меня ласковыми солнечными лучами и нежным дыханием Риты. Она всё ещё спит. У меня болит всё тело. Но мне хорошо, потому что я знаю: это не зря. Я знаю, что это - правильно.
        Я встаю и ползу на кухню. В таких покоях как мои есть отдельная кухня, где можно просто быстро перекусить. Впрочем, можно попросить еду в комнату, дёрнув за шнурок звонка.
        В кухонном шкафу обнаруживается сыр, который я уплетаю за обе щеки. Я страшно голоден.
        Сзади меня обнимает Рита. Я чуть не падаю под её полными руками: ноги не держат.
        Но я знаю: как только я войду в зал, как организм сожмётся в тугую пружину и будет выполнять то, что я ему прикажу.
        - Риггер,- мурлычет Рита.
        Я доедаю сыр и оборачиваюсь.
        - От тебя пахнет сыром,- замечает она.
        Она неуловимо похожа на Бельву. Я боюсь забыть Бельву, потому что хочу к ней вернуться.
        Мы идём обратно в спальню, по дороге я дёргаю шнурок.
        Буквально через несколько секунд появляется маленький человечек в смешной красно-чёрной униформе с золочёными пуговицами.
        - Завтрак,- говорю я.
        Человечек исчезает.
        Я утыкаюсь лицом в мягкое тело Риты через её красный халат, расписанный геометрическими узорами. Она гладит меня по голове.
        - Я знаю,- говорит она.- Ты ищешь во мне - её.
        Она права. Она безжалостно права.

* * *
        Когда я появляюсь во дворе, ко мне тут же подбегает слуга.
        - Вас просил подойти господин Киронага.
        - Веди,- отвечаю я.
        Слуга бежит слишком быстро, мои усталые ноги не поспевают за ним. Но я сжимаю зубы и ускоряю шаг. Терять нечего - всё равно придётся работать на тренажёрах.
        Киронага ждёт меня в своих личных покоях. Они оформлены в бело-красной гамме.
        - Доброе утро, Риггер,- говорит он с улыбкой.
        Я не отвечаю.
        - Вчера ты хорошо потрудился,- продолжает он.- Ты сумел преодолеть себя, но это только начало.
        - Ты вызвал меня, чтобы похвалить?
        - Нет. Я вызвал тебя, чтобы поговорить. Точнее, я пригласил тебя, чтобы поговорить.
        Он делает акцент на слове «пригласил».
        - Я слушаю тебя.
        - Сядь, Риггер.
        Я сажусь на диван напротив него.
        - Каждый из нас, из пятнадцати берсерков, научит тебя чему-нибудь. Я научу тебя скорости. Риринак - силе. Маггарс - ловкости. Ты можешь усвоить все эти умения, я уверен. Но это ещё не всё. Ты должен научиться ещё некоторым вещам, без которых всё это бессмысленно.
        - Например?
        - Если ты попросишь меня сейчас же расписать тебе общую экономическую схему функционирования империи, я, не задумываясь, возьму лист бумаги и распишу. Если ты попросишь меня рассказать о технологии производства фаянса, я тут же расскажу и начерчу схему печи. Если ты попросишь меня прочитать тебе что-нибудь из литературы, я смогу продекламировать не меньше сотни стихотворений - на память. И так далее.
        - Ты хочешь, чтобы я умел так же?
        - Да, Риггер. Не я хочу. Империя требует этого от тебя. Мы не только абсолютные воины. Нам нельзя нанести ни одного удара. Но при этом нас нельзя обыграть ни в одну игру, нас нельзя удивить никаким фактом, мы распознаём ложь по мимолётному выражению глаз.
        - Императору нужны воины или учёные?
        - Воины. Первое - это сила. Сила может быть только дана, ей нельзя научиться. Но знание дополняет силу. Без знания твоя сила - ничто.
        - А знание без силы?
        - А знание без силы - весомо. Но знание можно приобрести.
        У меня есть к нему один вопрос.
        - Киронага, я уже спрашивал тебя. Зачем? Зачем тратить столько усилий на меня? Вас и так уже пятнадцать.
        - Нас трое, Риггер. Нас всего трое. Я, Файлант и ты. Три берсерка, которые обладают не только силой, но и способностью принимать знания. Остальные - пешки в наших руках.
        - У меня нет знаний.
        Я снова признаю его превосходство.
        - У тебя будут знания. Увидев тебя, я сразу понял, что ты - один из нас. Когда мы нашли Риринака, мы - я и Файлант - мы были восхищены его силой. Он может в одиночку разметать целую армию. Но он не может понять чисел. Для него два и три - это одно и то же, просто закорючки на бумаге. Он, как и ты, не умеет читать, но он не может научиться. А ты - можешь.
        - А если я не хочу?
        - Ты отправишься в каземат. На вечность.
        Я думаю.
        - У меня нет выбора.
        - У тебя нет выбора.
        И тогда я задаю самый главный вопрос.
        - Ты лгал мне тогда. Вполне вероятно, ты лжёшь мне сейчас. Я прошу только одного ответа. Ответа, от которого зависит всё.
        - Я слушаю тебя.
        - Я смогу вернуться?
        Он смотрит на меня внимательно. Его чёрные раскосые глаза проникают внутрь меня, буравят меня.
        А потом он качает головой.
        - Нет, Риггер. Ты не сможешь вернуться. Никогда.
        И я бросаюсь на него. Я взмываю в воздух и бью его одновременно рукой и ногой, но он исчезает и появляется снова уже у меня за спиной, я чувствую боль в пояснице и падаю на землю, и не могу даже пошевельнуться.
        - Не стоит, Риггер. Нет игры, в которую ты можешь меня переиграть. И война между нами неизменно будет заканчиваться твоим поражением. Ты просил честного ответа: я ответил тебе честно. Прими это так, как оно есть.
        Паралич начинает проходить. Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь сесть. Киронага помогает мне. Я прислоняюсь спиной к дивану.
        - Есть,- шепчу я.
        - Что есть?- спрашивает Киронага.
        - Есть такая игра.
        Киронага хмурится.

* * *
        Зал - золотой. Иногда позолота наносится поверх неровных стен и лепных украшений, и тогда видно, что это позолота. Здесь - не видно. Всё идеально, великолепно ровное, правильное, гладкое. Золото повсюду, каждая вещь, каждый предмет мебели, каждая картина на стене сверкает золотом.
        Пол - чёрный. А по центру зала стоит стол, покрытый зелёным сукном.
        Киронага идёт к столу спокойно. В его руках - отделанный золотом футляр. Когда игрок появляется, зрители взрываются аплодисментами. Зрители - это городское дворянство и богатое мещанство. На этот матч выкупили все места, которые были. И даже те, которых не было.
        Только одно место пустует - императорский трон. «Император не сможет присутствовать из-за дел государственной важности»,- говорит мне распорядитель. Я почему-то ему не верю. Впрочем, я уже понял, что верить нельзя никому.
        Киронага кладёт футляр на стол и открывает его. Такой кий стоит безумно дорого. Киронага собирает его медленно, аккуратно, дотошно проверяя центровку и прочность креплений. Зрители что-то скандируют, но я не могу разобрать. Это не его имя. Что-то более короткое.
        Кий я взял в общем бильярдном зале. Киронага хотел одолжить мне кий из своей личной коллекции, но я отказался. Киронага так и не понял, почему. Скоро поймёт.
        Мой кий собран, я держу его в руке. Отличный баланс, оптимальный вес. Тоже не из дешёвых. Собственно, в императорском дворце не может быть ничего дешёвого.
        Зрители торжествуют.
        «Господин Киронага против господина Риггера». Чемпион города. Непобедимый Киронага. Честно говоря, если бы я знал обо всех его титулах до того, я бы подумал, прежде чем вызывать его. Теперь отступать некуда. Я - хороший игрок, даже отличный. Я выигрывал у мессира Синтика, когда тот приезжал в Санлон.
        С момента вызова прошла неделя. Я учусь читать, как приказал мне Киронага. Я изучаю технологические процессы и экономические принципы, как приказал мне Киронага. Я прошёл половину тренажёров, моя реакция улучшилась в несколько раз. Так и говорил Киронага. Теперь я хочу кое-чего, в чём Киронага мне отказал. Чего он мне не разрешил.
        Я вскидываю руки вверх.
        - Фу-у!- мычит зал.
        Точно так же мычал зал в Санлоне, когда публику приветствовали мои соперники.
        Каждое движение Киронаги вызывает овации.
        Вперёд выходит статный чернобородый мужчина в ярких, попугайских одеждах. Это глашатай.
        - Сегодня!- ревёт он, перекрикивая толпу. Толпа чуть притихает.
        - Впервые!- ревёт он ещё громче.
        - В императорском зале большого дворца!
        - Уникальная встреча!
        - Господин Риггер из провинции Санлон!
        Если бы им позволили, они бы бросали в меня помидоры. Они презирают меня - демонстративно, наигранно. Они мычат, ахают, кашляют.
        - Против многократного чемпиона Оменескорна! Двукратного чемпиона Империи!
        Публика впадает в экстаз. Она беснуется, на губах появляется пена, глаза выкатываются из орбит.
        - Господина!..
        Восторг достигает накала. Сейчас, сейчас их прорвёт, они разорвутся. Мне кажется, что по залу бурлящей пенистой рекой хлынет кровь. Но это мне только кажется.
        - Киронаги!!!
        Я хочу зажать уши. Все эти чиновники, все эти благородные богатеи, все эти толстосумы и толстощёки, они в восторге, они ревут, они в экстазе. Их красные, разгорячённые лица вызывают у меня отвращение.
        И тогда я размахиваюсь и бросаю кий в толпу. Я никогда не промахиваюсь. Кий втыкается точно в глаз какому-то мужчине в первом ряду. Он падает вперёд, обливаясь кровью, но никто этого не замечает. Киронага смотрит на меня внимательно и даёт кому-то знак. Мужчину вытаскивают и несут вдоль бортика к выходу. Его жена, если это его жена, смотрит на меня и кричит. Что-то приветственное, кажется.
        Мне подают другой кий, один из тех, что я взял на смену.
        Киронага подходит к столу.
        - Счёт идёт до десяти побед!- кричит глашатай.
        Служка в синей блузе ставит треугольник.
        - Первый разбой делает господин Риггер!
        Уже совсем ничего не слышно.
        Я подхожу к столу.
        Разбой.
        Сплошной фиолетовый идёт в лузу. Моя игра.
        Жёлтый. Чётко, без вопросов. Я играю быстро. Красный. Розовый. Зелёный.
        Очень легко. Все выходы верны. Кручёный синий. Оранжевый.
        - Четыре,- заявляю номер лузы для чёрного.
        Чёрный.
        Один - ноль.
        Публика ревёт.
        Киронага подходит к столу.
        Разбой. Фиолетовый с полоской - в лузе. Он играет не хуже меня. Жёлтый. Красный. Розовый. Зелёный. Жёлтый. Оранжевый.
        Чёрный.
        - Один - один!- провозглашает глашатай.
        Публика в восторге.
        Шары снова становятся в треугольник.
        Мой разбой. Синий сплошной в лузе. Красный - розовый - оранжевый - фиолетовый - жёлтый - зелёный. Чёрный.
        - Два - один!
        Разбой Киронаги. В лузе синий с полоской. Красный - розовый - оранжевый - фиолетовый - жёлтый - зелёный. Чёрный.
        И тут до меня доходит. Он играет не просто хорошо. Он играет шары точно в том порядке, в каком играл их я. В обеих партиях. Это невозможно. Забить с разбоя целевой шар невозможно. Шары ложатся в пирамиду случайно. Попасть с разбоя целевым шаром - значит, иметь безумный навык. Такого не может быть.
        Я подхожу к столу. И понимаю, что я боюсь.
        Мне плевать, что я чего-то не получу. Мне плевать на свободу, я бессмертен. Вырвусь.
        Я боюсь проиграть на глазах у этой толпы. На глазах людей, которые меня не боятся. Потому что они не простят мне проигрыша. И никогда уже не будут меня бояться.
        Я никогда не испытывал страха. Ни перед кем, ни перед чем. Теперь я знаю, что это такое. Страх - это когда трясутся руки. Когда ты смотришь не туда, куда должен смотреть. Когда думаешь о постороннем. Страшна не вещь, которой боишься. Страшен сам страх.
        Я примеряюсь к битку. Целюсь. Разбой. В лузе красный с полоской. Кладу за ним синий, фиолетовый, оранжевый, розовый, зелёный, жёлтый.
        Биток стоит плохо. Нужно играть дуплетом. Заявляю лузу.
        Примеряюсь. Толпа ревёт.
        Я боюсь. Сейчас я могу промахнуться, и тогда он уже не упустит инициативу.
        Я не промахнусь. Нет, не промахнусь.
        Удар. Шар катится, ударяется в противоположный борт, идёт к чёрному, толкает его. Чёрный катится к лузе.
        Ударяется в щёку.
        И останавливается.

* * *
        Я просто смотрю, как Киронага легко выигрывает две партии подряд и выходит вперёд.
        - Два - четыре!- провозглашает глашатай.
        Я чувствую удовлетворение в его голосе.
        Я встаю. Я немного успокоился. В горле пересохло. Глотаю прохладную воду.
        Надеяться на ошибку Киронаги нельзя. Надо вынудить его на отыгрыш.
        Свою партию я беру.
        Он - свою. Три - пять.
        И снова то же самое. Четыре - шесть.
        Пять - семь. Шесть - восемь. Семь - девять.
        И каждую партию, каждую грёбаную партию Киронага демонстрирует своё абсолютное превосходство. Он забивает шары точно того же цвета, точно в такой последовательности, что и я.
        Восемь - девять.
        Толпа бесится. Она жаждет крови.
        Киронага подходит к столу и наносит удар.
        С разбоя не закатывается ни один шар.
        Не знаю, что подумала толпа. Я уверен, что Киронага не ошибся. Он поддался. Намеренно.
        Но я не гордый: я приму этот дар. Я беру эту партию.
        Девять - девять. Мой выход. Мне нужно повторить то, что я делал уже не раз в этой игре. Мне нужно просто аккуратно положить шар с разбоя, а затем сделать серию. И всё.
        Пустота. Передо мной трамплин в никуда. Кий кажется неподъёмной ношей, шары - в тысяче миль. Глаза Киронаги пусты.
        Прицел. Удар.
        Шары разлетаются по столу. Ни один не падает.
        Киронага играет. Красный. Оранжевый. Жёлтый. Зелёный. Розовый. Фиолетовый. Синий.
        Он показывает на лузу для чёрного. Удар. Чёрный не закатывается. Киронага выжидательно смотрит на меня. Я подхожу к столу. И чувствую силу, исходящую от Киронаги.
        Красный - оранжевый - жёлтый - зелёный - розовый - фиолетовый - синий.
        Я повторяю серию Киронаги точно так же, как несколько партий назад он повторял мои.
        Чёрный на столе, в прямом ударе. На тонких губах Киронаги улыбка.

* * *
        Хватит ли мне гордости отказаться? Хватит ли?
        Я уже принял от него один подарок. Теперь он отдаёт мне партию. Я это знаю. Толпа может этого не знать. Они видели Киронагу в роли победителя. Есть только два варианта.
        Я намеренно промахиваюсь. И становлюсь в их глазах никем, пустотой.
        Я попадаю. И становлюсь никем в собственных глазах. Кто такой этот Риггер? Тот самый, который нечестно выиграл партию у Киронаги. Которому Киронага поддался.
        Я промахиваюсь - и остаюсь здесь, навсегда, без права вернуться. Без надежды.
        Я попадаю - и Киронага сдержит своё слово. Я верю его слову гораздо больше, чем своему собственному.
        От шара до лузы - тысяча метров. Я бью, слабенько-слабенько. Чёрный шар катится, на самом излёте докатывается до лузы и замирает. Он ждёт меня, ждёт моего разрешения скатиться. «Да»,- говорю я про себя. И шар скатывается в лузу.
        Гробовое молчание сменяется приветственным рёвом. Это приветствуют меня, Риггера. Человека, который победил Киронагу.

* * *
        - Рита, прости меня,- говорю я.
        - За что?- она целует меня. Её тёмные волосы разметались по подушке. Я отвечаю на поцелуй.
        У неё смеющиеся глаза, в которых почти никогда не бывает грусти.
        - Тебе придётся уйти.
        - Сейчас?
        - Не просто уйти. Совсем уйти. Уйти от меня. Тебя направили ко мне, точно так же тебя направят к другому.
        - Я чем-то не угодила тебе, Риггер?
        - Ты прекрасна, Рита.
        Я поворачиваю к ней голову. В лунном свете её профиль серебрится. Она безумно красива.
        Я продолжаю.
        - Но мы не можем быть вместе.
        - Ты жестокий, Риггер,- говорит она.- Почему?
        - Я просто прошу тебя.
        Она молчит. Сегодня полнолуние, хорошее время для прощания.
        - Я люблю тебя, Риггер. Ты злой человек. Страшный. Ты хочешь, чтобы тебя видели таким. Наверное, ты был таким там, у себя. Но ты совсем другой. И здесь, со мной, ты совсем другой.
        «Я люблю тебя, Риггер»,- говорит она. Девушка, присланная пару недель назад для того, чтобы развлекать меня. «Не подойдёт, пришлём другую»,- сказал Файлант.
        Я встаю и подхожу к окну. Огромный двор пуст. На дальнем его краю видны огоньки факелов в руках у стражников, делающих обход.

* * *
        Киронага, Файлант, Риринак, Ликк, все здесь. Пятнадцать человек стоят и смотрят, как я переигрываю один тренажёр за другим. Моя скорость и реакция возросли в несколько раз. Я замечаю любое движение механического монстра и парирую его, после чего с невообразимой точностью наношу удар в цель, отмеченную на тренажёре красной точкой. Убил. Убил, снова убил. Механические монстры погибают в бою со мной.
        Последний тренажёр даётся легко. Двадцать дней занятий. Двадцать дней постоянного изнеможения и истощения с двумя выходными. Второй выходной я потратил на бильярд.
        Киронага поднимает руку.
        - Отлично. Я же говорил, ты можешь. А теперь - экзамен.
        Смотрю на него.
        - А это что было?
        - Это был тест на то, способен ли ты пройти экзамен.
        Киронага быстро выходит из зала. За ним - по порядку следования идут берсерки. Я иду последним, шестнадцатым.
        Киронага уверенно пересекает лабиринты дворца. Одна дверь, вторая, третья, и вот мы, миновав маленький дворик, оказываемся на малой гладиаторской арене. Здесь я пытался драться двадцать дней назад, в самом начале пребывания во дворце.
        Киронага поворачивается ко мне.
        - Теперь, Риггер, ты будешь драться с нами. Я буду указывать тебе, с кем драться. Если ты победишь, ты будешь драться со следующим. Я буду смотреть на твои достижения и решать, как и чему тебя обучать дальше. Рефлексы - это одно, но тебе пока ещё не хватает техники. Надо подумать, в какую сторону нужно развивать её.
        Смотрю на Киронагу.
        - На мечах против Джиджу.
        Джиджу - тонкий и лёгкий, но очень подвижный. У него жёлтая пергаментная кожа и огромные круглые глаза. Принадлежность его к какому-либо народу обозначить совершенно невозможно. Он - виртуоз лёгких мечей.
        Джиджу взлетает в воздух. Ещё несколько недель тому назад он показался бы мне безумно быстрым. Я бы не успел парировать первый же удар. Но теперь я вижу каждое его движение словно в замедленном темпе. Вот он взлетает, вот он переводит взгляд на меня, один из его мечей движется справа, второй - слева. Сейчас он рассечёт меня пополам, и всё кончится.
        Я пригибаюсь. Очень медленно, как мне кажется. Протягиваю руку с мечом и вонзаю клинок в мускулистый живот маленького берсерка. Его мечи скрещиваются у меня над головой.
        И тут же мир возвращается к своей нормальной скорости. Джиджу стоит передо мной, прижимая руки - мечи уже лежат на земле - к ране на животе. Он улыбается и падает назад.
        - Против Хиссельда,- говорит Киронага.
        Выходит Хиссельд. Он страшен. Он - самый большой из всех берсерков. Его алебарда - в два раза больше любой другой. Он может перерубить ей бревно. Или камень. У него окладистая рыжая борода, а длинные волосы заплетены в сотню косичек.
        Хиссельд замахивается алебардой. Мне кажется, что он вообще не шевелится, такими медленными я вижу его движения. Я бью его мечом в живот, так же, как и Джиджу. Но живота внезапно не оказывается на пути меча. Хиссельд уходит в сторону, и только рывок вперёд позволяет мне ускользнуть от его алебарды, которая опускается прямо за мной. Хиссельд дёргает рукой и поддаёт мне локтем по спине, но в этот момент я уже разворачиваюсь, пытаясь рубануть его сзади. Он снова уворачивается, и тяжёлая алебарда проносится в каком-нибудь миллиметре от моей ноги. Это ошибка Хиссельда. Задень он ногу хоть краешком лезвия, я бы уже не смог ей оттолкнуться. Теперь я взмываю в воздух и рублю наискось. Хиссельд не успевает уклониться, и мой меч срезает ему полголовы.
        - Хорошо,- говорит Киронага.- Маггарс.
        Маггарс невероятно быстр. Он быстрее Киронаги и даже Файланта. Он очень редко использует длинные мечи и тем более огнестрелы. Его стихия - ножи. Первый нож, летящий в меня, я отбиваю и бегу к Маггарсу, который отступает. Второй и третий ножи пролетают мимо, но пока я пытаюсь их избежать, четвёртый впивается мне в плечо. Я выдёргиваю нож и мечу обратно, и пока Маггарс отскакивает в сторону, догоняю его и бью мечом - слепо, наотмашь, с целью скорее оглушить, чем убить. Маггарс исчезает, и я тут же чувствую холод. Он сзади меня и прокручивает кинжал в моих почках.
        Падаю на песок. Подходит Киронага.
        - Ты поднялся на две ступени, Риггер,- говорит он.- Это большой успех. Завтра мы приступим ко второй стадии.
        И Киронага добивает меня ударом меча.

* * *
        Я просыпаюсь в уже привычных объятиях Риты. Он не ушла, как я её просил. Значит, ей будет больнее, говорю себе я.
        В соседней комнате на диване сидит Киронага. Я не жду этого, поэтому появляюсь там совершенно голый, просто потому что мне нужно пройтись по апартаментам прежде чем выходить на улицу. Впрочем, я не отличаюсь ложной стыдливостью.
        - Доброе утро!- говорит Киронага.
        - Ну?- хмыкаю я.
        - Сегодня начинается серьёзная программа. Первая половина дня - развиваем твой интеллект. Я надеюсь, ты уже читаешь с горем пополам?
        Ненавижу алфавит. За последние недели я его проштудировал так, что разбуди меня ночью, я тут же прочитаю его и в одну сторону, и в другую.
        Киваю.
        - Хорошо. Ну вот. До сегодняшнего дня процесс обучения не был систематизирован. С сегодняшнего дня ты посвящаешь всю первую половину дня развитию своего интеллекта под началом учителя Цикры, а вторую - индивидуальным занятиям с нами, берсерками, для полного освоения всевозможных приёмов.
        Я выжидаю, а потом говорю:
        - А ты не боишься, Киронага, что в один прекрасный день я стану сильнее всех вас? И тогда вам всем не поздоровится?
        - Я только и жду этого,- говорит он серьёзно.- Ты должен стать сильнее всех нас. Одевайся,- добавляет он.- Идём знакомиться с мастером Цикрой.
        Я одеваюсь, целую Риту и возвращаюсь к Киронаге.
        - А завтрак?
        - Там,- отвечает он загадочно.
        Я понимаю, что никакого завтрака не планируется.
        Мы идём молча, пересекаем весь двор, а потом я спрашиваю:
        - Киронага, почему я ни разу не видел Императора?
        - Должно быть, вы несколько раз разминулись,- говорит он насмешливо.
        - Я серьёзно.
        Киронага останавливается и поворачивается ко мне.
        - Я тоже. Когда придёт время, ты познакомишься с Императором. Пока удовольствуйся тем, что каждый день ты видишь его отражение. Потому что Император есть в каждом из нас. В тебе, во мне, в Файланте.
        Идём дальше.
        Заходим в одну из дверей дворца. Тут я раньше не был. Стены аляповатые, отвлекающие внимание. На обоях и росписях - разноцветные узоры, батальные сцены, картины городской жизни.
        А потом мы оказываемся в библиотеке.
        Мне вспоминается убогое подобие библиотеки в усадьбе Жирного. Именно убогое подобие: комнатка с парой сотен томов.
        Здесь глаза разбегаются. Я и подумать не мог, что в мире существует такое количество книг. Книги повсюду - на всех трёх ярусах библиотеки, причём полки с книгами уходят куда-то вглубь - по обе стороны от нас с Киронагой.
        Киронага поднимается по витой лестнице на второй ярус, а затем на третий. Я заглядываю в проходы между стеллажами и не вижу им конца. Библиотека словно утопает где-то в глубинах дворца. Мы идём по третьему ярусу между полками. Стеллажи - в три раза выше человеческого роста. Книги - самые что ни на есть разнообразные, всевозможных форматов, цветов, с разными переплётами, с золотым и серебряным тиснением, и самые простенькие, в бумажной обложке, и отделанные кожей, и даже в металле.
        Мы сворачиваем в боковой коридор и неожиданно входим в некое подобие кабинета.
        Это полукруглое помещение, сплошь заваленное книгами. Сквозь матовый потолок пробивается солнечный свет. Посередине - стол, за столом спиной к нам сидит темноволосый мужчина.
        - Цикра,- говорит Киронага негромко.
        Мужчина поворачивается. У него худое, непропорционально длинное лицо и суровые густые брови. Он встаёт и оказывается на голову выше меня и Киронаги.
        - Ну, здравствуй, Риггер,- обращается он ко мне, подавая руку.
        Я пожимаю ему руку. Почему-то я вспоминаю, что будь на месте Цикры Болт или Голова-с-Плеч, я бы сломал эту руку, просто так, от нечего делать.
        Киронага говорит.
        - Ну вот, Риггер. Цикра научит тебя всему, что знает. Каждое утро, проснувшись, ты будешь приходить сюда и впитывать знания. Они тебе пригодятся.
        После этого Киронага поворачивается и уходит прочь.
        Цикра наклоняет голову, внимательно меня изучая.
        - Садись,- он указывает на стул рядом со своим. Я замечаю, что его стол предназначен для двух человек, сидящих рядом.
        Я сажусь.
        Цикра усаживается рядом и продолжает:
        - Послушай меня, Риггер. Если ты не хочешь ничего знать, я не буду тебя заставлять. Да я и не сумею. Ты сам должен решить, нужно ли тебе что-нибудь или нет. Я слышал, ты уже учишься читать?
        - Да.
        - Читай,- говорит он, подвигая ко мне книгу.
        Я начинаю читать с первого абзаца.
        - Всад-д-…ник под. нима…ется на…го-ру и ви-дит…
        - Хватит,- говорит Цикра.- По слогам умеешь, и это хорошо. Значит, через неделю будешь читать бегло.
        - Ты спросил меня, нужны ли мне знания,- прерываю я.
        - Да?- Цикра вопросительно смотрит на меня.
        Сейчас во мне борются два Риггера. Тот, который засовывал в зад Голове-с-Плеч лопату и спускал Болта в колодец, и тот, который вламывал на тренажёрах по шестнадцать часов в сутки. Риггер-бездельник и Риггер-трудяга.
        Цикра ждёт ответа. Как бы я не ответил, мне была бы очень интересна реакция Цикры на другой ответ, которого я не дам. И я говорю.
        - Да. Мне нужны знания.

* * *
        Вторая половина дня подходит быстро. За три часа с Цикрой я узнал о буквах больше, чем за три недели с несколькими книгами, данными мне Ритой, и её скромными замечаниями и объяснениями. Буквы складываются не просто в слова, а слова - не просто в предложения. Буквы складываются в удивительные миры, куда мне никак не попасть, не умей я читать.
        Цикра рассказывает мне легенду о девушке со сложным именем, которое я тут же забываю, да, впрочем, оно и неважно. Девушка вынуждена была выйти замуж за злого правителя, который наутро умерщвлял своих ночных любовниц. Но она начала рассказывать ему удивительную сказку, которую прервала на середине - до следующей ночи. И он не убил её, чтобы дослушать сказку. И так продолжалось тысячу ночей, пока он не пришёл к выводу, что убивать её совершенно незачем.
        «Каждая сказка,- сказал Цикра,- хранит в себе долю правды. Из каждой сказки ты чему-либо научишься. И ни один человек не знает столько сказок, сколько знают книги».
        Я иду на гладиаторскую арену. Там тренируются не только берсерки, но и обыкновенные воины, и профессиональные гладиаторы. Они сражаются в разных частях арены. Раздаются крики, звон мечей.
        Ищу глазами знакомые лица. Вижу Риринака, сражающегося с берсерком Вицу. Риринак - огромный и чёрный - это полная противоположность худого жилистого белокожего Вицу. Вицу всегда до ужаса хладнокровен. Ни одна эмоция не отражается на его бледном лице. У него впалые щёки и пустые прозрачные глаза.
        Иду к ним. Риринак замечает меня краем глаза, поднимает руку. Они прекращают бой.
        - Ты опоздал,- говорит Вицу ровным пустым голосом.
        - Ну и что?
        - Пошли.
        Риринак остаётся в поисках другого соперника, я иду за Вицу в тень.
        Вицу говорит:
        - Эту неделю работаешь со мной. Если недели хватит, передам тебя другому. Если не хватит, будешь продолжать работать со мной.
        Меня раздражает бесстрастность голоса Вицу. Такое ощущение, что он - не человек, а автомат.
        В руках у берсерка лёгкая алебарда с остриями на обоих концах. У стены - стойка с оружием. Вицу берёт такую же алебарду и кидает мне.
        - Будем отрабатывать,- говорит он.
        Я встаю в боевую позу.

* * *
        Меня зовут Риггер. Я дерусь лучше всех. Я - самый быстрый. Я - самый сильный. Я - самый ловкий. Я великолепно обращаюсь с любым оружием.
        Я умею читать. Теперь я понимаю, что это - тоже оружие. Причём оружие не менее сильное, чем меч и алебарда. И даже огнестрел.
        - Аккуратнее,- говорит Цикра,- старайся.
        Я вывожу каждую букву каллиграфически.
        - Тебе рано иметь свой собственный почерк,- говорит Цикра.- Ты должен уметь изобразить букву так, будто она напечатана в книге. Твоё слово должен разобрать даже едва умеющий читать.
        «Риггер»,- вывожу я. Я понимаю теперь, что мне всегда хотелось написать своё собственное имя. Всмотреться в хитроумные переплетения букв, стать частью этой надписи.
        «Меня зовут Риггер. Я сильнее всех». Простые фразы. Потом - сложные фразы. Многословные, испещрённые знаками препинания, диакритическими закорючками и прочими вещами. Раньше я гордился тем, что обхожусь без книг. Теперь я понимаю, как я был глуп.
        Писать - это сложно. Но драться и стрелять - не менее сложно. Эту неделю я занимаюсь с Филком. Филк, небритый и неряшливый, лучше всех на свете умеет обращаться с огнестрельным оружием. На моей памяти Филк ни разу не промахнулся, как бы он не стрелял. Из-за головы, из-под колена, с бедра, с плеча, в прыжке и кувырке. Он всегда попадает в яблочко, из любого оружия. Правда, из арбалета он стрелять не любит: это вотчина Грасселя. Но тоже умеет.
        На самом деле, если кто-то из берсерков умеет делать что-то конкретное лучше других, это не значит, что он не умеет остального. Филк любого простого бойца по земле размажет при помощи любого оружия. Но огнестрелы - это его конёк.
        Я обнаруживаю, что пишу бессознательно. Поднимаю глаза на Цикру. Он тоже это заметил, но молчит. А потом улыбается.
        - Ты пишешь не отдавая себе отчёта, я вижу,- говорит он.
        - Это хорошо?
        - Да,- он доволен.
        Я снова наклоняюсь над бумагой. Я переписываю какой-то манускрипт. Иногда мне встречаются незнакомые слова, я узнаю их значения от Цикры.
        Чувствую, что кто-то вошёл. Оборачиваюсь. Это Киронага.
        Он смотрит на меня. И кивает.
        Я встаю. Цикра смотрит вопросительно.
        - Я сдержал обещание,- говорит Киронага.
        Я оборачиваюсь к Цикре.
        - Я вернусь.
        Иду за Киронагой.
        Путь через двор кажется мне бесконечным. Моё сердце бьётся так, как не билось уже очень давно.
        Вот и мои апартаменты. Первая комната, вторая. Спальня.
        На кровати сидит Бельва. Мой выигрыш. Единственная причина того, что я принял от Киронаги победу в партии.
        Она встаёт мне навстречу. Она смотрит на меня, и по её щекам текут слёзы. Пять чёртовых месяцев - ни одной весточки. Ни слова. Ни взгляда. Она ничуть не изменилась. Я обнимаю её, но перед моими глазами неожиданно появляется Рита, которая обычно ждала меня в этой комнате. Я отгоняю эту мысль.
        Бельва не отпускает меня. Я чувствую, что, кроме нас, в комнате никого нет: Киронага вышел. Я целую её лицо, её глаза, её губы, и из моих глаз, из этих бешеных глаз, которые видели столько крови, которые видели тысячу смертей, которые видели, как людей сжигают и режут на части, в которых всегда были ярость и безразличие, из этих грёбаных глаз текут настоящие слёзы.
        Глава 5. При дворе (продолжение)
        Меня зовут Риггер. Это мантра. Я могу повторять её с разными целями. Чтобы успокоиться. Чтобы отдохнуть. Чтобы обрести уверенность в себе.
        Бельва идёт за мной. Она могла бы идти рядом, но она понимает, что если право дано, его не обязательно использовать. Его можно сберечь. Если ты не используешь своё право сейчас, ты можешь использовать его позже - вдвойне.
        Меня ждут двое - Киронага и Файлант. Последние из пятнадцати, кого я пока не побеждал.
        Киронага сказал мне о той бильярдной партии: «Это была не подачка, Риггер. Это был аванс. Когда ты победишь меня в бою, ты отработаешь этот аванс».
        Красный зал Императорского дворца. Большой зал. В нём я был трижды - на подобных же отчётных сражениях. Ликк дрался с Файлантом - и проиграл. Грассель дрался с Файлантом - и проиграл. Тирин, гладиатор с Запада, дрался с Файлантом- и проиграл. Я ни разу не видел, чтобы Киронага дрался с кем-либо, кроме меня. Меня он учил.
        Зрителей почти нет. Всё те же соратники-берсерки. Бельва. Человек двадцать челяди. На подобные мероприятия не приглашают мещанство и дворянство. Это внутреннее мероприятие. Развлечение для избранных. Экзамен для избранных. Война для избранных.
        Киронага одет в чёрное кимоно. Два меча - в ножнах. Чёрные волосы стянуты назад и уложены в сложную причёску.
        Файлант надел белые штаны и свободную рубашку. Лёгкий меч в правой руке и кинжал - в левой.
        Я - в традиционной чёрной коже: штаны, жилет поверх белой рубашки. В каждой руке по мечу.
        Киронага выходит вперёд.
        - Риггер,- говорит он.- Ты многому научился за это время. Ты стал не просто совершенен телом и разумом. Ты научился контролировать свой гнев, и это очень важно. Твой выпускной экзамен будет сложным. Если ты его не пройдёшь, то будешь учиться дальше. Если пройдёшь - ты всё равно будешь учиться дальше. Потому что мы учимся всегда.
        - Ты будешь драться с обоими,- говорит Файлант, и его холодные голубые глаза в течение какой-то секунды полыхают огнём.
        Я поднимаю мечи и выхожу в центр зала. Мои соперники - тоже.
        - Я решил так,- говорит Киронага,- потому что ты - единственный, кому это по силам.
        И он бросается вперёд. Мир вокруг меня замедляется. Мои движения - это театр теней. Там, где мгновение назад было лезвие, остаётся только след, а я уже под Киронагой, пытаюсь перерубить ему ногу. Звон металла, и вторым мечом я едва успеваю перехватить меч Файланта.
        Рывком вскакиваю на ноги, чудом увёртываюсь от оборотного удара Киронаги и рублю Файланта обоими мечами. Одновременно в прыжке бью его в грудь, он отпрыгивает, но всё же я задеваю его голову самым носком ноги. Судя по всему, выбиваю несколько зубов. Это не первый удар, который я наношу ему. На тренировках мне удавалось даже условно победить Файланта. Правда, он дрался не в полную силу.
        А вот Киронаге я ни разу не смог нанести удар. Ни на одной тренировке.
        Попадание даёт мне крохотную паузу, и я обращаюсь к Киронаге, чьи мечи уже почти скрестились на моей шее. Отвожу их в сторону, отталкиваюсь от Киронаги и снова рублю Файланта, тупо, с силой, через все преграды. Он парирует, я подкатываюсь и оказываюсь позади. Киронага обегает Файланта, а я рублю обоих по ногам. Они подпрыгивают почти синхронно, и я делаю подсечку. Киронага уходит, а Файлант - нет. Он падает на спину, и я мечом отрубаю ему ступню.
        Едва увёртываюсь от Киронаги и отбегаю в сторону. Файлант рывком встаёт. Он с трудом стоит на одной ноге. Из культи хлещет кровь, а я сражаюсь с Киронагой - один на один.
        Когда я смогу его победить, я стану совершенен.
        Я парирую, иногда пытаюсь напасть сам, но безуспешно. Краем глаза замечаю подпрыгивающего Файланта, увёртываюсь от его неуклюжей атаки, отбегаю в сторону. Файлант падает, не устояв на одной ноге. Без ступни - не попляшешь. Он слабеет на глазах. Я добью его, когда он окончательно ослабеет от потери крови. Это ещё несколько минут.
        Несколько минут против Киронаги.
        Я читаю в глазах Киронаги: «Молодец. Это правильная тактика».
        Но это в глазах. Руки Киронаги держат мечи, каждый из которых может в любой момент перерубить мне шею. Или руку. Или ногу.
        Я почти не устаю, или это только мне кажется. Но на лице Киронаги - ни бисеринки пота. Он тоже - как машина.
        Бой входит в затяжную стадию. Удар за ударом, блеск и звон мечей, движение за движением. Файлант уже не может стоять. Он отползает в сторону, признавая себя побеждённым. Киронага не наступает, но и атаковать не позволяет.
        Удар, прыжок, переворот, удар, разворот, удар. Первый сектор, второй сектор, третий сектор. Нога, рука. Шея, плечо. Мир становится системой. Мир становится текстом, раскладывается на буквы.
        На буквы. В этот момент я понимаю, что Киронага действует по схеме. Чтобы обмануть схему, нужно пожертвовать собой. Тогда схема нарушится.
        Решение приходит почти мгновенно. Киронага бьёт обоими мечами. Я не парирую удар. Если я его парирую, то не смогу ударить. Его мечи входят в меня с двух сторон, проходят через почки, печень, стремятся к позвоночнику. Мой правый меч идёт вниз: Киронага смотрит на него. Левый меч уходит Киронаге под подбородок. Из его горла хлещет кровь. Я успеваю торжествующе улыбнуться прежде, чем падаю на пол.
        Это первый удар, который пропустил Киронага. И он пропустил его от меня.

* * *
        Бельва гладит меня по голове и что-то напевает. Я узнаю старую мелодию, которую иногда играл заезжий менестрель в усадьбе Жирного. Я начинаю вспоминать вчерашние события, и осознаю - теперь,- что победил Киронагу. Точнее, добился ничьей. Впрочем, это не мешает мне гордиться вчерашним боем.
        Бельва смотрит мне в глаза, и я говорю:
        - Ты прекрасна.
        - Я знаю,- отвечает она.
        Кажется, сегодня я должен встретиться с Императором. Или завтра. В общем, неважно: на днях. Киронага говорил, что это произойдёт после экзамена. Мне кажется, что я сдал этот экзамен. Я доказал, что по силе стал равным Киронаге. Я буду обучаться и дальше - и превзойду его.
        Бельва улыбается и спрашивает:
        - Кто такая Рита, скажи мне?
        На меня точно выливают ушат холодной воды.
        - Откуда ты знаешь Риту?- спрашиваю я.
        - Она вчера подошла ко мне и рассказала о себе. Скажи мне, кто она - для тебя?
        Я молчу. Я не знаю, кто для меня Рита. За последние месяцы я видел её всего пару раз, и то мельком. Я кивал ей, а моё сердце сжималось. Я люблю Бельву. Но Рита тоже оставила во мне свой след. Кажется, она живёт с кем-то из высших чиновников. С чиновничеством я почти не пересекаюсь, хотя Цикра заставил меня подробно изучить структуру государственной власти Империи.
        - Можешь не говорить,- добавляет Бельва.
        - Нет,- говорю я.- Ритой я пытался заменить тебя. Но, как видишь, не получилось.
        Я улыбаюсь.
        Она обнимает меня.

* * *
        Цикра ведёт себя как обычно. Будто сегодня обыкновенное занятие, будто ничего особенного вчера и не произошло. Впрочем, если я прошёл испытание силой, это не значит, что я смогу пройти испытание разумом. Наверное, Цикра думает именно об этом.
        Мы изучаем право, читаем законы. Я учусь решать, кто прав, а кто виноват. Я учусь выносить справедливые приговоры.
        Неожиданно Цикра прерывает нашу беседу.
        - Риггер, ты увидишься с Императором послезавтра,- говорит он.
        - Да,- отвечаю я,- я давно этого жду.
        - Не думай, Риггер, что это просто встреча.
        - Я не думаю,- говорю я.
        За эти месяцы я не раз пытался выяснить, зачем нас, берсерков, муштруют, но так и не понял этого. Мы - никто. Мы - не личная охрана императора, не передовые отряды его войск, не разведчики-одиночки. Мы - просто странное подразделение странных солдат.
        - Император объяснит тебе, зачем тебя привезли и зачем тебя обучают,- говорит Цикра.
        - Император встречается с каждым берсерком?
        - Да. Ты - последний.
        - Ты говоришь мне это как друг или тебе поручено?
        - Мне поручено подготовить тебя,- говорит Цикра.
        У меня по-прежнему нет друзей. Я привык к этому. Но здесь, во дворце, это выглядит странно, потому что отсутствие друзей не компенсируется страхом передо мной. Они не боятся меня, они не считают меня другом, значит, на них нельзя положиться, ни на кого.
        Хотя есть два человека, которым, как мне кажется, я могу доверять. Это женщины. Бельва и Рита. Рита, которая не виделась со мной в течение длительного времени, а потом подошла к Бельве и всё рассказала ей. И пожелала удачи. И искренне, по-женски, сказала, что я - лучший мужчина, о котором только может мечтать женщина, во всех смыслах.
        - Тогда готовь.
        - Сегодня и завтра у тебя не будет силовых тренировок. Киронага уехал утром по неотложным делам. Сегодня во второй половине дня ты остаёшься здесь; ярасскажу тебе, как вести себя с Императором, как разговаривать с ним. Как и на каком расстоянии необходимо от него находиться. Это не слишком сложный, но обязательный свод правил.
        - Хорошо.
        - Есть одна вещь, с которой ты должен ознакомиться. Я думаю, она тебе пригодится в диалоге с императором.
        Он берёт со стола тяжёлый фолиант, вероятно, подготовленный заранее для того, чтобы показать мне.
        Надпись на обложке гласит: «Император Великой Империи». И всё.
        Он открывает книгу. Пролистав несколько страниц с изящными рисунками и золотым тиснением, он открывает страницу с портретом в овальной рамке. На портрете изображён смуглый черноволосый мужчина с золотой серьгой в правом ухе. Соседняя страница разворота заполнена текстом.
        - Это первый Император. Великий Жерсан.
        Текст - это перечисление заслуг Императора. Он разбил несколько армий соседних государств, сломал сопротивление черни, присоединил к Империи бесчисленное множество земель.
        - А вот Император Лоас,- говорит Цикра, открывая другую страницу, примерно в середине книги.
        Лоас светловолос и изящен. Портрет выполнен в полный рост. На боку у Императора - плётка-семихвостка с крючьями на конце.
        - Император Лоас пятьсот лет назад завоевал свободную провинцию Санлон и включил её в состав Империи. Это было его единственное завоевание. Плеть-семихвостку, которую он всегда носил с собой, он оставил наместнику провинции, тогдашнему господину Санлону по прозвищу Хитрец. Хитрец поместил её на свой герб. Твоя плеть - прямая наследница той самой плети Лоаса.
        Он переворачивает несколько страниц. До конца книги уже немного.
        - А это - наш сегодняшний Император, Вартах.
        С портрета на меня смотрит худое лицо с тонкими чертами и узкими чёрными глазами. Император облачён в нагрудник, его рука в железной перчатке держит меч.
        И тут мне приходит в голову мысль, которая прежде никогда меня не посещала. Да и не могла.
        Мы ведь бессмертны. Почему императоры меняются?
        - Как сменяются императоры?- спрашиваю я.
        Цикра усмехается.
        - Первый наместник Санлона, Хитрец, уже четыреста лет сидит в императорском каземате. Он оказался слишком хитрым и попытался отвоевать обратно свободу своей провинции. Второй наместник Санлона, Ящер, уже сто пятьдесят лет томится где-то в застенках нынешнего наместника, прозвище которого, если я не ошибаюсь, Жирный. Жирный просто организовал грамотный переворот и сместил неудачливого Ящера. Теперь ты понимаешь, как меняются императоры?
        Нелегка доля императора. Ему приходится сражаться не только против чужих войск, но порой и против своих.
        Почему-то я думаю, что если бы я стал императором, меня бы не смогли свергнуть. Потому что я знаю, что такое жестокость. Только при помощи жестокости можно управлять империей бессмертных.

* * *
        Во дворе я встречаю Риту. Она не проходит мимо, как делает обычно. Он поворачивает ко мне. Я задаю свой вопрос первым.
        - Зачем ты ей рассказала?
        - Она должна знать о тебе всё. Иначе она не сможет тебя любить по-настоящему.
        - Она меня любит.
        - Именно поэтому и рассказала.
        В её тоне я чувствую горечь.
        - Рита…- начинаю я.
        - Что?
        Я не знаю, что сказать. Сказать, что я её тоже люблю, пусть и меньше, чем Бельву? Что она навсегда останется у меня в сердце? Что я буду помнить её вечно?
        Это слабое утешение для женщины, которая потеряла своего мужчину. А она потеряла - меня.
        - Мне нечего сказать тебе,- говорю я.
        - А мне есть,- она парирует.- Я хотела сказать тебе, что если ты её бросишь когда-нибудь, снова уедешь куда-нибудь на полгода, на год, исчезнешь или просто скажешь, что не любишь её, она умрёт. То есть она будет продолжать жить: она будет есть, работать, одеваться. Она будет спать с мужчинами, она будет делать то, что делают все обычные люди. Но она будет мертва, потому что её жизнь, Риггер, только с тобой, только в тебе. Я снесла твоё исчезновение, потому что я сильная. Потому что я не успела влюбиться в тебя так, что хочется умереть. А она - нет. Она - слабее меня. Никогда, никогда не бросай её, Риггер, не смей её бросить. Ты слышишь?
        Она повышает голос.
        - Никогда,- эхом отвечаю я.
        Рита смотрит на меня внимательно, разворачивается и уходит.
        Я иду дальше.
        У меня не было приступов ярости уже очень давно. Честно говоря, я не помню даже, когда был последний. Полгода назад, не меньше. Тогда пострадали слуги. Меня остановила Бельва, которая встала передо мной и сказала: «Ты не изменился».
        Я не изменился, вдруг думаю я.
        Я иду на гладиаторскую арену, хотя должен возвратиться к Цикре.
        Тут всё по-прежнему. Звон стали, блеск клинков. Гладиаторы и воины сражаются между собой, кто-то борется с деревянными столбами и грушами, кто-то воюет с самим собой.
        Я смотрю в глаза ближайшему воину. Он что-то чувствует и поворачивается ко мне лицом. В его руке - меч, на груди - панцирь. Я одет в лёгкие полотняные штаны и рубаху. Мои руки свободны. Но я чувствую силу, а значит - я совершенен.
        Передвигаюсь молниеносно. Он не успевает даже пошевелить пальцем, а я уже выбиваю из его руки меч и подсекаю ему сухожилия. Он падает на колени, а я перехватываю меч и сношу ему голову. Следующий на моём пути - гладиатор, молотящий грушу. Он остаётся без руки и ноги, которые я отрубаю одним ударом наискось. За ним - сражающиеся между собой воины с копьями и судья поединка. Все трое плавают в собственной крови через несколько секунд.
        Если посмотреть на это сверху, это выглядит как водоворот. Я - его центр. Я перемещаюсь с дикой скоростью, рублю, колю, отсекаю конечности. Воины и гладиаторы бегут на меня с криком, заносят оружие, режут и бьют, но это бессмысленно, потому что мне нельзя нанести ни одного удара. В меня летят стрелы, ножи и дротики: я увёртываюсь или сбиваю их в воздухе. Я - словно часы, словно механизм, который не может дать сбой.
        Я в самом центре арены, а из арок появляются вся новые бойцы, которые набрасываются на меня с удвоенной, утроенной яростью. На верхнем ярусе появляется лучник, который целится в меня,- и получает нож в глаз. Раздаётся грохот огнестрела.
        Стрелок ещё падает на землю, пытаясь удержать выпадающие кишки, а я уже перехватываю его лёгкий огнестрел и выпускаю оставшиеся четыре пули в толпу. Другой стрелок после трёх промахов пытается сбежать, но я раскраиваю ему спину и окончательно опустошаю барабан его огнестрела.
        Ещё несколько минут, и я понимаю, что сражаюсь с тенью. Вокруг нет никого. Только пустота и тела, множество тел. Мне становится интересно, скольких же я успел положить. Я тяжело дышу. В моих руках - кривой ятаган, с которого стекает кровь. Тела устилают всё вокруг. Смерть царит на арене. У края арены жмутся в кучку несколько слуг, в обязанности которых входит обычно уносить тела побеждённых во время тренировочных боёв. Похоже, я задал им работки.
        Я ухожу прочь с арены. Оставшиеся воины, которые не решились выйти ко мне, расступаются. Я представляю, в каком я виде. Покрыт кровью с головы до ног.
        Выхожу на огромную плоскость внутреннего двора.
        Навстречу мне идут несколько слуг. При виде меня они тут же сворачивают и трусят в другую сторону. Я бросаю на землю меч.
        Это ненависть, Риггер. Это такая разновидность ненависти, правда, Риггер?
        Это жестокость, Риггер. Это такая разновидность жестокости.
        Я чувствую, что всё, что во мне накопилось за время пребывания во дворце, снова хочет наружу. Я выплеснул только часть. Остальное ещё ищет выход.
        Подайте мне Киронагу! Я смогу победить его сейчас, победить честно, победить абсолютно. Он не сможет нанести мне ни одного удара, а я раскрою ему голову.
        Я вхожу в подъезд библиотеки. Женщина в цветастом кимоно протирает от пыли мебель в первой из анфилады библиотечных комнат. Она видит меня и вжимается в угол. Я узнаю её. Это Икна. Я спал с ней в первую ночь пребывания во дворце. Худенькая, не в моём вкусе.
        Рывком сдираю с неё одежду, бросаю на пол. Это напоминает мне девушек, которых я насиловал в поле очень давно, ещё у Жирного.
        Я пачкаю её кожу кровью. Чужой кровью.
        Она визжит, я двигаюсь вперёд и назад, я ненавижу её, я люблю Бельву, которая сидит в своей комнате и ничего не знает.
        Я отрываюсь от Икны. Она еле дышит. Ударом ладони я ломаю ей шею.
        Мне почему-то становится страшно. На самом деле, убийство женщины - это вовсе не то же самое, что убийство мужчины. Если убить женщину, это успокоит меня на больший срок.
        Мне хочется пойти и придушить Цикру, этого самопального мудреца, который вздумал учить меня тому, что я не хочу знать. Я ничего не хочу знать. Я не хочу встречаться с этим грёбаным Императором. Я хочу жить как прежде. Я хочу быть прежним Риггером, который не испытывает сомнений, когда убивает. Который жесток. Который умеет ненавидеть гораздо лучше, чем любить. Который не умеет читать и не разбирается в тонкостях государственных законов.
        Но прежний Риггер остался там, куда уже не вернуться. В прошлом.
        Я иду в полукруглый кабинет Цикры. Тот сидит у стола. Затем он оборачивается и смотрит на меня. Смотрит с усмешкой.
        - Всё нормально, Риггер,- говорит он.- Так и должно быть.
        Тогда я подхожу и ударом кулака вбиваю его кадык глубоко в горло.

* * *
        Файлант стоит на пороге моей комнаты. Бельва прячется под одеялом, я сижу в кровати и смотрю на светловолосого берсерка.
        - Пошли. Надо проверить, как сидит торжественная одежда.
        Он мрачен. Думаю, что многие злы на меня за вчерашнее. Но мне плевать.
        Я встаю, одеваюсь, молча иду за Файлантом.
        - Зачем?- спрашивает он.
        - Тебе подробно объяснить?- огрызаюсь я в ответ.
        Он умолкает.
        Мы идём в швейную мастерскую. Когда одежда изнашивается, туда можно пойти и заказать новую. В мастерской на учёте все - от самого Императора до последнего слуги-ассенизатора. Мастерская может пошить всё, что угодно. Конечно, это не просто комнатка во дворце. Это целое здание.
        На пороге нас встречает госпожа Иллима, главная швея. Она статная, высокая, невероятно красивая. Я уже спал с ней несколько раз. Нельзя сказать, что она меня впечатлила.
        Мы идём вслед за ней через лабиринты цехов и примерочных, пока не оказываемся в небольшой комнате, стены в которой полностью зеркальные.
        - Раздевайтесь, гоподин Риггер,- говорит Иллима.
        Я раздеваюсь.
        - Полностью,- говорит она, когда я задерживаюсь на секунду, думая, снимать ли нижние панталоны.
        Файлант уже куда-то ушёл.
        Иллима улыбается. Она подходит ко мне и становится на колени. Её рука у меня между ног.
        - Мы давно не виделись, правда, Риггер?
        - Давно.
        Она ласкает меня.
        - Сейчас не время, кажется,- добавляю я.
        - Всегда время,- возражает она и больше не говорит ничего.
        Когда она заканчивает, я обнаруживаю, что всё это время думал о другом. Я не почувствовал удовлетворения от её действий.
        Она ощущает это.
        - Ты холоден, Риггер.
        - Сейчас не время, Иллима.
        Она дважды хлопает в ладоши. Появляется стайка невысоких девушек с раскосыми глазами. Они начинают суетиться вокруг меня.
        Они облачают меня в одежду необычайной мягкости и качества. Всё - от нижнего белья вплоть до головного убора - сделано словно для самого императора. Всё выдержано в синих тонах. По краям всех элементов одежды идёт золотая окантовка.
        - Пройдись, Риггер,- говорит Иллима.
        Я иду. Сложная одежда оказывается весьма удобной. Ничто не мешает мне, ничто не стесняет движений. Я подпрыгиваю, отталкиваюсь от стены, делаю кувырок в воздухе и приземляюсь на ноги.
        Иллима смеётся.
        - Тебе не придётся делать таких движений при Императоре.
        Я внимательно рассматриваю себя в зеркало. Наместник Санлона по прозвищу Жирный в сравнении со мной - просто убогая амёба. Интересно, как в сравнении со мной выглядит Император?
        - Последняя деталь,- говорит Иллима.
        Она надевает мне на голову непрозрачные плотные очки из той же синей ткани с золотой окантовкой. Такие очки используют, чтобы спать при свете.
        - Зачем это?
        - Аудиенция у Императора проходит вслепую, если тебе не разрешать видеть отдельным приказом, Риггер. Ты должен это знать.
        - Я пропустил вчерашнее занятие.
        - Ах да, конечно, наслышана.
        Она снимает с меня очки.
        - Что ж, всё удалось. Как всегда, впрочем. Сидит как влитое, не правда ли?
        Меня смешат её важность и вальяжность.
        - Да,- киваю я.
        - Тогда можешь раздеваться.
        Я разоблачаюсь.
        - Не повторить? Твоё настроение не улучшилось?- спрашивает она, раздевая меня полностью.
        - Где моя одежда?- холодно спрашиваю я.
        Мне нужно восполнить вчерашний урок.

* * *
        Цикра сидит на своём месте, как сидел вчера, когда я убил его. Он даже не оборачивается, когда я вхожу.
        - Это не твоя провинция, Риггер,- говорит Цикра.
        Я сажусь рядом.
        - Да. Не моя.
        - Мне казалось, что ты научился быть другим. Видимо, я ошибался.
        - Ты ошибался.
        Он молчит, затем продолжает.
        - Но будущего не изменить. Завтра с тобой будет говорить Император. За малейшее неуважение к Императору ты отправишься в каземат навсегда. На веки вечные. Без еды и воды.
        - Я знаю.
        - Тогда слушай и смотри
        Далее наш диалог ничем не отличается от обычного диалога во время занятия. Цикра показывает мне книгу, в которой начерчена схема императорской приёмной. Трон императора очень велик, он занимает половину комнаты.
        - Император принимает слуг лёжа, в то время как они должны стоять перед ним.
        - Я - не слуга.
        - Ты - не слуга, но ты - слуга Императора, не путай эти понятия.
        На полу комнаты обозначена черта, за которую нельзя заступать. Заступивший за черту получает несколько арбалетных болтов из бойниц-ловушек в стенах.
        - Будь то сам император Фаолана,- говорит Цикра,- он всё равно будет убит. Никто и никогда не заступает за эту черту без личного приказа Императора.
        - Ты должен стоять ровно, прямо,- говорит Цикра.- Встань.
        Я встаю.
        - Руки - вдоль тела, прижаты. Когда тебе позволят снять повязку, ты должен смотреть только на Императора, глазами не рыскать.
        - Цикра,- перебиваю я.- А ты когда-нибудь бывал на аудиенции у Императора?
        Почему-то он смущается от этого вопроса.
        - Да, бывал. Несколько раз. Это было связано с вопросами обучения.
        - Нашего обучения?
        - И вашего тоже.
        Он продолжает.
        - Если Император говорит, ты молчишь. Если спрашивает - отвечаешь. Не начинай говорить первым, ни при каких условиях. Если Император попросит тебя сделать сальто в воздухе, молча делай, потому что Император не говорит впустую: значит, это для чего-то ему нужно.
        Всё понятно. Цикра излагает прописные истины.
        - И ещё, Риггер. Запомни, если тебе захочется убить императора, напасть на него, а ты можешь, я знаю, то лучше удержись. Потому что оскорбление - это каземат. А покушение - это не просто каземат.
        Цикра встаёт.
        - Я покажу тебе, что такое покушение.

* * *
        Мы спускаемся вниз долго, очень долго. Сначала лестницы деревянные. Потом они становятся каменными. Мы идём какими-то загадочными переходами, горят факелы, давит толща земли над головой. Коридоры не пустынны: туда и сюда снуют люди, как и в надземной части дворца. Только люди другого свойства. Они гораздо беднее и проще одеты, но гораздо лучше вооружены.
        - Город построен на пещерах. Подземными путями из дворца можно попасть в любую часть города.
        Первые несколько подземных этажей предназначены для жизни. Далее идут технические этажи: тут кипит работа.
        - Тут расположены многочисленные мастерские. И немалое количество служебных помещений.
        Мне начинает казаться, что под землёй жизнь кипит гораздо бурнее, нежели над землёй.
        - Почему я никогда здесь не был?- спрашиваю я.
        - Ну, пару раз ты пытался, не правда ли?
        И в самом деле, несколько раз за время своего пребывания при дворе я хотел пройти через охраняемые двери. Каждый раз меня убивали.
        Кроме того, входов в подземелья из самого дворца не слишком много. Все они тщательно охраняются ввиду опасности нападения из-под земли.
        - На самом деле, дорога в каземат гораздо короче. Просто я повёл тебя длинным путём, чтобы продемонстрировать жизнь подземелья.
        Передо мной - широкая пещера. Мы попадаем в неё из бокового проулка. Центрального прохода нет. Там, где по законам жанра должна находиться дверь, расположен лифт. Через стальную сеть я вижу нескольких стражников. Вообще, под землёй много стражи, просто она не слишком заметна.
        - Как он приводится в действие?
        - Конный привод, сверху,- говорит Цикра.
        Человек, выходящий из лифта, попадает в пещеру, минует её и оказывается перед воротами, врезанными в толщу скалы. Над дверью - надпись на неизвестном мне языке.
        - Что там написано?
        - Здесь заканчивается бессмертие.
        Вырезанным буквам очень много лет.
        Место, где заканчивается бессмертие. Меня пробирает дрожь. Кстати, в пещере холодно.
        У ворот - четверо стражей, двое - над ними, смотрят через щели-бойницы.
        Цикра достаёт какой-то амулет, поднимает над головой. В воротах открывается калитка, мы проходим: сначала я, затем он.
        Мы идём по коридорам, полным стражи.
        - Это и есть каземат?
        - Да. У него несколько уровней. На этом сидят краткосрочники, до десяти лет.
        - А где камеры?
        - За стенами.
        - А двери?
        - Неужели ты думаешь, этим камерам нужны двери? Они замурованы. Когда выходит их срок, кладка разбивается.
        Точно иллюстрация к его словам, передо мной разворачивается следующая картина. Три человека кирками разбивают стену в одном из коридоров. За ними следят стражники. Мы тоже приостанавливаемся. Наконец, в стене образуется пролом. Два стражника заходят внутрь и выволакивают оттуда человека. Он грязен, он оброс волосами, он худ, но вполне жив и здоров.
        - Не более полугода,- говорит Цикра.- Оклемается за пару дней на свету. Сидящие более пяти лет потом несколько лет приходят в себя. И поверь мне, никогда больше не повторяют своих преступлений.
        Мы проходим мимо освобождаемого.
        Ещё несколько переходов, и я начинаю слышать крики.
        Крики становятся громче с каждой минутой. Это крики нечеловеческие, страшные. Мы проходим через комнату, в которой люди висят на стенах, один поверх другого, прикованные цепями и кандалами.
        - Для экономии места и в качестве более жестокого наказания, чем темнота,- комментирует Цикра.
        - Каких размеров камеры?
        - Разные. Есть такие, где можно только стоять. То есть полметра в ширину, полметра в длину и два метра в высоту. Есть - обыкновенные.
        Да, думаю я. Каземат у Жирного - десяток зарешёченных ячеек-комнат три на три метра - рядом не лежит с этим монстром.
        Крики становятся громче. Я обнаруживаю, что висящие на стенах тоже кричат и стонут, но чуть тише и не постоянно.
        - Вот что такое покушение,- говорит Цикра.
        И мы вступаем в длинный зал.
        По залу ходят надсмотрщики, несколько человек. Иногда они что-то поправляют в механизмах, иногда что-то делают с наказуемыми. Но в большинстве случаев просто ходят. Впрочем, они ходят и по залам с прикованными к стенам людьми.
        Первый механизм, который я вижу,- сложная система цепей, в которой, как в паутине, лицом вверх висит человек. На уровне его колен поперёк туловища укреплено нечто вроде валика с сетчатой поверхностью. Ниже колен на его ногах нет кожи.
        Цикра замечает мой взгляд.
        - Оно вращается,- говорит он, указывая на валик,- и медленно снимает с него кожу. Начиная с ног. Особо хрупкие участки оно обходит, чтобы не убить его. Передняя часть - лезвия, задняя - нагрета, она прижигает рану, чтобы он не умер от потери крови. К вечеру валик дойдёт до лба. Завтра - новый цикл.
        Человек, с которого постоянно, день за днём, снимают кожу. Механизм выпускает в лицо пытаемому струю воды. Тот просыпается и начинает орать.
        - Покушение - это вот так. Вечно,- говорит Цикра.- Хотя некоторым везёт: их отпускают. Для того, чтобы они рассказали другим. Иногда подобные механизмы выставляются на улицу, на неделю-две, чтобы все видели, что происходит.
        Я вижу следующую картину. Столб с привязанным к нему человеком медленно опускается в кипящую непрозрачную жидкость. Затем поднимается. Затем снова. Человек опускается примерно до середины голени. Когда столб поднимается, струя воды пробуждает человека, который тут же начинает орать.
        - Столб можно повернуть, чтобы сначала опускались руки, например,- комментирует Цикра.
        Людей в этой комнате поджаривают на вертелах, им отрезают пальцы и уши, выжигают глаза и половые органы, вырезают на спинах кровавые рисунки, медленно расчленяют и заставляют жрать себя же.
        - Это первый зал,- говорит Цикра.
        И тут я понимаю, что в зале стоит крик. Постоянный, нечеловеческий крик, к которому мгновенно привыкаешь, и он начинает казаться не более чем фоном. А это не фон, нет. Это рисунок, иллюстрация человеческой боли.
        - Теперь ты знаешь, что будет с тобой, если ты сделаешь что-нибудь не так,- говорит Цикра.
        Когда-то я думал, что нет никого сильнее меня. Я понял, что я ошибался. И стал сильнее.
        Ещё вчера я думал, что умею быть жестоким.
        Жестокости нужно учиться.

* * *
        У Бельвы горячие руки. Она разминает мне спину.
        - Риггер…- говорит она.
        - А?
        - Я хочу вернуться.
        Я ничего не отвечаю.
        - Скажи мне, мы можем уехать?
        - Ты можешь,- отвечаю я.
        Снова повисает тишина.
        - Я не верю тебе, Риггер. Ты никогда ни от кого не зависел.
        Я хочу ответить, что и сейчас ни от кого не завишу, но понимаю, что это ложь. Время, проведённое во дворце, заковало меня в цепи не менее крепкие, чем те, которые держат людей на стенах каземата. Риггер стал игрушкой, куклой на ниточках. Но меня это не злит. Почему-то я воспринимаю этот факт естественно, будто так и должно быть, будто никакого другого решения просто нет.
        - Я не знаю, Бельва. Я действительно не знаю.
        Она гладит меня своими пухлыми нежными руками. Я закрываю глаза и чувствую её губы. Она целует мою спину, шею. Я поворачиваюсь и обнимаю её.
        - Мы должны ловить каждый миг, Риггер,- шепчет она.
        Я ловлю. Я ловлю каждый миг.

* * *
        Я вспоминаю волевое лицо Императора из книги Цикры. Я думаю о том, что завтра я увижу этого человека. Человека, который никогда или крайне редко показывается на публике. От которого зависит всё. Который может одним движением царственного мизинца отправить тысячу человек в пыточные залы каземата.
        Я начинаю думать о том, что бы сделал я, будь я императором. Мне кажется, что я ничего бы не стал менять. Гигантская машина власти может функционировать и без меня. Я бы развлекался так, как не развлекается ни один человек. У меня были бы тысячи женщин, любых, всех цветов и типов. И я бы творил с ними всё, что захотел. У меня было бы лучшее оружие. Лучшие воины. Я бы проводил гладиаторские бои - лучшие в Империи. Лучшие в мире.
        Может, я пошёл бы войной на Фаолан. Я бы претворил в жизнь ложь Киронаги.
        А Киронагу я бы отправил в каземат. Не в пыточный, а в обычный, просто в темноту. Лет на десять. Чтобы он не чувствовал себя непобедимым.
        И Цикру тоже - в каземат. Лет на пять. Чтобы не гордился своими познаниями.
        Как Бельва чувствовала бы себя в роли императрицы?.. Это тяжёлая роль. Мне кажется, что Бельва вернулась бы к себе в Санлон. Впрочем, я бы навещал её, потому что без Бельвы жизнь - не жизнь. А в роли императрицы держал бы Риту.
        Я ловлю себя на том, что я размечтался. Может быть, я не сдержу завтра свою ненависть и арбалетные болты пробьют меня с четырёх сторон, а следующее тысячелетие я проведу прикованным к машине для снятия кожи.
        Молчи, Риггер. Спи. Спи, Риггер.
        Глава 6. Визит к императору
        Я просыпаюсь не сам: меня будят. Это Файлант. Он громогласен и подвижен.
        - Подъём, Риггер! У нас не так много времени.
        Я выбираюсь из-под покрывала и натягиваю панталоны.
        Файлант излагает мне план действий:
        - Аудиенция в полдень. Сейчас мы первым делом идём одеваться и прихорашиваться. А потом - в приёмную, где нужно провести несколько ритуалов, без которых к императору нельзя.
        - Руки отрежут, чтобы не покушался?- спрашиваю я.
        - Не смешно, Риггер,- говорит Файлант.
        Одевшись, выпиваю бокал вина, чего с утра, в общем, делать не следует, и спешу за берсерком.
        - Ещё имей в виду. Для тебя сегодня - торжественный день. Но это не значит, что тебе будут петь дифирамбы и для тебя будут играть фанфары. Для остальных,- он поводит рукой по слугами стражникам, несущим свою ежедневную трудовую повинность,- это обыкновенный день. Даже несмотря на то, что благодаря позавчерашней экзекуции тебя теперь почти все знают, ты остаёшься просто одним из воинов Императора и не более. Ты - не пророк и не посол Фаолана.
        У Иллимы уже всё готово. На этот раз она ведёт себя как швея, то есть примеряет, помогает мне одеться, всё в присутствии Файланта. Я - только «за».
        У меня отличное настроение. Где-то в глубине души прячется нехорошее предчувствие, но оно совсем крошечное, едва заметное. Я отметаю его прочь.
        В зеркалах отражается синяя одежда с золотым кантом. Отражается моя фигура, моё лицо. Неожиданно я думаю, что я великолепен. Мне хотелось, чтобы меня называли Риггер Жестокий, Риггер Великий, Риггер Непобедимый, но никогда - Риггер Великолепный.
        Впрочем, меня всегда называли просто Риггер, потому что этому имени не требовались украшения.
        Туалет окончен.
        - Ты прекрасен,- говорит Иллима.
        Она говорит искренне, она и в самом деле мной любуется. Файланту моя внешность, похоже, безразлична, хотя такой франт как он, думаю, тоже оценил моё превращение.
        - Отлично, пошли,- говорит он.
        Иллима целует меня в щёку.
        - Удачи,- говорит она.
        Во дворе на меня оглядываются в восхищении и недоумении. Я ощущаю себя императором.
        Мы заходим в один из подъездов дворца, проходим через длинную анфиладу комнат и, наконец, оказываемся в небольшом зале. Тут стоят тринадцать моих собратьев-берсерков, стоят по-военному, строем, около дальней стены. Киронаги не видно, Файлант следует за мной.
        Вперёд выступает огромный чёрнокожий Риринак.
        - Ты третий,- бубнит он.
        - Третий, в смысле?
        - Третий из нас, кто допущен к Императору,- поясняет Файлант.
        - А кто были мои предшественники?
        - Киронага и Ульмон. Но Ульмона ты не знаешь, его уже давно нет во дворце.
        Риринак кладёт ладонь мне на грудь.
        - Удачи, Риггер.
        Я усмехаюсь. Мы с Файлантом идём дальше. За нами увязывается горстка слуг. С каждой комнатой слуг становится всё больше, и когда мы достигаем последней комнаты - это зал чуть больше того, в котором меня встретили берсерки,- слуг уже человек пятьдесят, не меньше. Что это - праздное любопытство или необходимость,- я не знаю.
        - Остановись,- говорит Файлант.
        Я останавливаюсь, и тут же меня обступают слуги. Одни поправляют на мне одежду, другие - что-то подкрашивают на лице, третьи - мажут волосы вязкой жидкостью и укладывают их. Меня просят то поднять руки, то опустить их, то пригнуться, потом заставляют присесть на только что принесенный стул, меня трогают десятки ловких пальцев, ползая по моему телу, точно насекомые.
        Через несколько минут толпа неожиданно отступает.
        - Это их работа,- говорит Файлант.- Каждый, кто идёт к императору, попадает в их умелые руки.
        Мне подносят зеркало. Я не похож сам на себя. Я похож на чиновника высшего ранга, а не на берсерка.
        - Всё,- говорит Файлант.- Дальше мне нельзя, и дальше я не пойду. За этой дверью - он указывает на маленькую, прежде мной незамеченную дверь в стене,- тебя будет ждать проводник. Он займётся последними приготовлениями.
        Я протягиваю Файланту руку. Он пожимает её, и я одним движением, совершенно неожиданно для него, делаю подсечку и валю Файланта на пол.
        - Всегда будь настороже, когда я рядом,- говорю я.
        Файлант смотрит на меня зло.
        Я улыбаюсь и открываю дверцу.

* * *
        Тут стоит полутьма. Это просто узкий коридорчик, в конце которого ещё одна дверь. Я открываю и её.
        Я оказываюсь в небольшом кабинете. Передо мной стоит стол, а за столом сидит человек. Он одет во всё чёрное. Его головной убор не просто закрывает голову: даже на лицо опущено нечто вроде вуали.
        - Садись,- говорит человек.
        У него странный, неприятно хриплый и дребезжащий голос.
        Я сажусь напротив него.
        - Молчи,- предупреждает человек все мои вопросы.- Говорить буду я.
        Он протягивает руку, обтянутую чёрной перчаткой, и берёт со стола тонкий флакон с красноватой жидкостью. Флакон он протягивает мне.
        - Выпей.
        - Что это?
        - Молча выпей.
        Его тон не оставляет возможности для возражений.
        Я выпиваю содержимое флакона. Оно вкусное, сладковатое, но не приторное.
        - Теперь слушай. Когда я скажу тебе, ты пойдёшь в эту дверь,- он указывает на дверь в левой стене.- Там будет коридор. Ты минуешь коридор и откроешь ещё одну дверь. Тогда ты увидишь императора. Он будет в шести метрах от тебя. Ты пройдёшь два метра, перед тобой на полу будет черта. Ты встанешь на небольшом расстоянии от неё. Переступать черту нельзя.
        Он замолкает. Я жду.
        - Император будет спрашивать тебя. Ты будешь отвечать на его вопросы. Обращаться к Императору не нужно. Он не будет задавать вопросы, которые потребуют от тебя обращения к Императору. И ещё.
        Он делает очень картинную паузу, точно смакуя то, что собирается сказать.
        - Если ты что-нибудь сделаешь не так, как я тебе сказал, ты попадёшь в каземат. Сразу. Без разговоров. Не во тьму и даже не на стену. Ты попадёшь в пыточный каземат и останешься там навсегда. Запомни, Риггер.
        Я молчу.
        - На всякий случай я повторяю. Ты заходишь в дверь. Проходишь по коридору, не задерживаясь. Заходишь к Императору. Становишься перед чертой. Ждёшь, когда с тобой заговорят. А теперь встань.
        Я встаю.
        Человек тоже поднимается. Он гораздо ниже меня, чуть ли не на две головы. Со стола он берёт пергаментный свиток, укреплённый по краям деревянными планками. Разворачивает, начинает читать.
        Я не понимаю не слова, просто молча смотрю, пытаясь разглядеть хоть что-то под его чёрной вуалью.
        Он заканчивает.
        - Всё, Риггер. Иди.
        Я поворачиваюсь и иду к двери.
        Открываю. За ней и в самом деле коридор. Он совсем не длинный, около четырёх метров. В конце - ещё одна дверь. Я открываю её и вхожу к Императору.

* * *
        Я осматриваюсь. На плане Цикры комната казалась залом с огромным троном у дальнего конца. Но в реальности всё иначе. Это не тронная зала, это опочивальня. Прямоугольник на плане оказывается кроватью с балдахином. Я делаю несколько шагов и останавливаюсь прямо перед белой линией.
        На кровати лежит человек. С первого взгляда я не могу понять, что с ним такое. Его длинные волосы абсолютно белы. Мне вспоминаются альбиносы, которых я видел несколько раз в жизни. У них снежно-белые волосы и красные прозрачные глаза. Глаз этого человека я не вижу, но волосы у него именно такие.
        У него странная кожа. Она неровная, морщинистая, усыпанная пятнами. Если это болезнь, почему он не излечится одним ударом ножа?
        За кроватью стоят два человека. В руках одного - поднос. В руках другого - оружие.
        Лежащий поворачивает ко мне голову и говорит:
        - Подойди.
        Я заношу ногу над чертой, но опасливо замираю.
        - Не бойся. Я приказываю тебе подойти.
        Я переступаю черту и иду к Императору. Это он, я не сомневаюсь.
        У него такой же дребезжащий голос, как и у моего инструктора в чёрном.
        Вблизи он выглядит ужасно. Кожа обвисла и образует месиво складок, руки и шея худы, точно у больной птицы, волосы - длинные и белые - редки. На коже - множественные пятна и бугры. Глаза - это единственное, что ещё живёт на этом жутком лице.
        - Ты никогда не видел старика,- говорит Император.
        Это не вопрос. Я не отвечаю.
        Он улыбается. У него идеально белые, ровные зубы, странно выглядящие на фоне кожи.
        - Ты знаешь, что такое старость?
        - Да.
        Я никогда не видел старость. Но я знаю, что это такое, потому что когда-то старость была. Очень давно. В незапамятные времена. Время стёрло все воспоминания о ней, но знание - осталось.
        - Я смертен, Риггер. Ты понимаешь, что такое смерть?
        Смерть - это избавление от всех болезней. Смерть - это спасение от боли, это излечение отрубленных конечностей, выбитых зубов и выколотых глаз. Смерть - это сон, только более глубокий. Смерть - это несколько часов полного забвения.
        Но ответ должен быть другим.
        - Смерть - это конец,- говорю я.
        - Правильно, Риггер. После смерти нет ничего. Это вечность. Это пустота и безмолвие. Но суть не в этом.
        Он замолкает и смотрит на узор на балдахине. Потом говорит:
        - Сядь, Риггер.
        Невидимый прежде слуга подносит мне стул. Я сажусь.
        - Теперь слушай. Я думаю, тебе будет интересно то, что я расскажу.
        Он не смотрит на меня. Его глаза направлены в потолок, но я думаю, что он видит нечто совсем другое. Он видит прошлое, своё прошлое.
        - Император не может быть бессмертным. Император должен стареть и умирать, потому что власть должна меняться. Променять вечную жизнь на абсолютную власть - это непросто. Но я, и каждый из моих предшественников, сделали это. Если императорский трон займёт бессмертный деспот, будет страшно. Если бессмертный слабак - тоже. А идеального императора быть не может. Даже если бы и нашёлся такой человек, его время тоже должно было бы закончиться, потому что любое время требует перемен.
        Он вздыхает.
        - Я был плохим императором. Я ничего не оставил после себя. Я не завоевал новых земель, я не достроил флот, начатый моим предшественником, я не изменил ничего к лучшему. При мне город стал превращаться в систему трущоб, а в отдалённых провинциях позабыли даже о моём существовании.
        Он снова замолкает.
        - Всё это оттого, что я боялся. Скажи мне, Риггер, сколь долго может существовать смертный в мире, где жизнь не стоит ничего?
        Я хочу ответить, но он перебивает.
        - Это риторический вопрос. Смертный не проживёт и дня. Я был императором восемьдесят четыре года. Дольше, чем шесть предыдущих императоров, вместе взятых. Мой непосредственный предшественник правил всего четыре года, но за это время он успел много более, чем я. Вы, провинциалы, даже не знаете о том, что императоры меняются. Для вас Император - это лицо на портрете. Вы не знаете имени императора, потому что он всё равно только один, и всегда был только один. И слова «император» для его обозначения вполне достаточно. Но у нас есть имена.
        Он делает паузу, и тогда я говорю:
        - Я знаю.
        - Ты знаешь, потому что тебя учили. Но подобных тебе единицы. Почти никто этого не знает.
        Он причмокивает губами.
        - А теперь скажи, Риггер, что должен делать человек, который становится смертным?
        Я говорю первое, пришедшее на ум.
        - Мстить.
        - Нет,- он качает головой.- Мстить - это глупо. Это тратит время впустую, а у смертного времени совсем немного. Кроме того, кому мстить? Тем, кто сделал его смертным? А если это произошло само собой? Неверно, Риггер. Попробуй ещё раз.
        Я думаю. Предположим, я знаю, что умру через пятьдесят лет. Я должен успеть очень многое. Да, точно. Успеть.
        - Успеть,- говорю я.
        Старик улыбается.
        - Молодец, Риггер. Не зря выбрали тебя.
        Я не решаюсь спросить, для чего меня выбрали.
        - Я уверен, Риггер, что ты считаешь меня жестоким после того, как увидел наши казематы. Но их придумал не я. Их придумал Император Аонга много сотен лет назад. Он был очень жестоким человеком. Многие из хитроумных машин в наших казематах - это его рук дело. Он лично изобретал эти машины. Он кроваво подавлял восстания и жестоко расправлялся с предателями. Он не щадил пленных. Ты думаешь, камеры и пыточные - это страшно? Он бросал людей в ямы, заваливал камнями, а поверх заливал сцепляющим раствором. Представляешь? Все его хранилища до сих пор не нашли. Где-то там, под землёй, существуют люди, которым сотни лет нечем дышать, но они не могут задохнуться, потому что они бессмертны.
        Он снова делает перерыв.
        - Он вмуровывал людей в камни и спускал на дно реки. Они до сих пор там. Они открывают глаза утром, вдыхают воду и снова умирают до следующего утра. Представляешь, Риггер? Он вмуровывал своих врагов в днища фекальных ям. Представь себе, Риггер.
        Он продолжает.
        - Так вот, Риггер. Я так не смог. За восемьдесят четыре года я распустил империю. Если Фаолан нападёт, от нас ничего не останется. Моя регулярная армия спивается в городских кабаках. Цены в городе нещадно растут, а товар портится. Моя жизнь, Риггер, прошла впустую. Потому что мне не хватило силы воли, жестокости. Когда я стал императором, мне казалось, что нужно развлекаться. Ведь было так мало времени. Вокруг меня были тысячи женщин, вокруг меня было всё, что душе угодно. Я не обращал внимания на государственные дела. Женщины и страх за жизнь - вот всё, что было вокруг меня. И я этим жил, жил столько лет.
        Он поднимает руку, слуга подносит ему чашу с какой-то жидкостью. Император пьёт. Затем продолжает.
        - У императора всегда есть преемник наготове. На всякий случай. На случай, если Император погибнет внезапно. Но если у императора есть время, он выбирает себе преемника, который лучше всего подходит к сложившейся ситуации. Ты знаешь все наши проблемы: обнаглевшее быдло, восстающие провинции, недовольные чиновники, постепенно загаживающиеся города. Для решения этих проблем нужна твёрдая рука.
        До меня начинает доходить. Хотя кое-что мне непонятно.
        - Ты догадываешься, Риггер, не правда ли?- Император смотрит мне в глаза.- Я выбрал тебя. Сначала я думал, что императором может стать Киронага, но он оказался слабее. Он мягче. Он умнее. И потому - слабее. Ты жесток, Риггер. Ты бездумно и слепо жесток. Империя требует жестокого императора. Нового Аонгу, который будет жечь и пытать. Который натянет Империю как струну и ударит ей по Фаолану раньше, чем Фаолан соберётся ударить по нам.
        - Я бессмертен,- говорю я.
        Старик смотрит на меня внимательно.
        - Киронага никуда не уехал, Риггер. Ты убил Киронагу тогда, в том зале, на глазах у всех. Убил окончательно и навсегда. До Киронаги был ещё один претендент, Ульмон. Киронага убил Ульмона. Если бы ты проиграл Киронаге в тот день, ты отправился бы в свой Санлон, а Киронага стал бы Императором. Но Киронага знал о том, что он может стать Императором, и Ульмон знал, и это было ошибкой. Они знали о том, что они смертны, они сознательно пошли на это, и поэтому в них не было ненависти. Только разум и сила.
        Пауза.
        - Ты думаешь, что тебя тренировали просто так? Тебя тренировали только с одной целью. Точно так же тренировали раньше Киронагу. Ты не должен пропустить ни одного удара, потому что твоя рана не заживёт наутро. На месте отрезанной ноги не вырастет новая. Ослепший глаз никогда больше не будет видеть. Смерть будет для тебя концом.
        - Я бессмертен.
        - Ты стал смертным полчаса назад, когда Кракра, человек в чёрном, произнёс заклинание mortirum перед тобой, выпившим яд жизни. Кракра смертен, потому что использовать mortirum могут только смертные. Ты получаешь неограниченную власть. Ты сможешь убить того, кого захочешь,- навсегда. Яд жизни, mortirum, и всё. Остаётся добить, а это ты умеешь. Если же произнести mortirum над мёртвым телом, достаточно капли яда жизни, влитого в уста мертвеца, чтобы он больше не встал.
        Я вспоминаю слова Киронаги по выезде из разбойничьего леса: «Погони не будет, точно не будет». Он не просто убил их, чтобы пройти. Он не поленился произнести mortirum над каждым, чтобы они больше не поднялись.
        - Ты смертен, Риггер. У тебя нет выбора.
        Я смотрю на свои руки. Они нисколько не изменились. Те же самые руки.
        - Точнее, выбор у тебя есть. Ты можешь стать Императором. Сразу после моей смерти, а она не за горами, один-два дня осталось, не более. А можешь не становиться. Можешь вернуться в свой Санлон и умереть там, потому что вне этих стен смертный в мире бессмертных долго не проживёт.
        Я встаю. Слуги дёргаются, но старик останавливает их движением руки.
        - Когда ты выйдешь отсюда, Риггер, ты должен будешь решить. Завтра ты дашь мне ответ. Точно так же, как и сегодня, ты пройдёшь через эту дверь и ответишь мне.
        - Кто станет Императором в случае моего отказа?
        - Файлант. Он будет плохим императором. Таким же, каким был я. Но он знает цену и готов её заплатить.
        Он все врали мне. Все - от первого до последнего. Врал Киронага, врала Рита, врала Иллима, врал Файлант и все берсерки.
        И тут я понимаю, что в ту ночь, когда я, утомлённый после первого дня занятий на тренажёрах, сел на скамью во дворе, я разговаривал с Императором. Год назад он ещё передвигался на своих ногах.
        - Вартах,- говорю я.
        - Да,- отвечает старик,- это моё имя.
        - Скажи мне,- спрашиваю я,- что будет с теми, кого я знаю. Что будет с Бельвой, моей женщиной? Что будет с Жирным, наместником Санлона? Что будет с Файлантом?
        - Твоя женщина уедет в Санлон. Ты никогда не сможешь туда вернуться. Ты сам понимаешь, что никто не должен знать о том, что ты смертен. Об этом знают только несколько приближённых слуг, Кракра, Цикра, четырнадцать берсерков и Рита. Рита - это твоя императрица. Так же, как она была моей императрицей.
        Я закрываю глаза и делаю шаг назад.
        - Берсерки - это твоя личная гвардия. Твои телохранители. Из них потом будет выбран новый Император. Выбран тобой и ими самими. Ты должен будешь пополнять эту гвардию: у тебя есть на это время. Цикра - это твой учитель. Он учил не только тебя. Много лет назад он учил меня. И моего предшественника. И его предшественника.
        Я иду к двери.
        Абсолютная власть. Моя жестокость. Мой страх. Моя смерть. Моя императрица. Всё смешалось воедино, всё стало безумным водоворотом, всё стало безликой массой.
        Император что-то говорит мне вслед, но я не слышу этого.
        Я смертен. Я, Риггер,- смертный в мире бессмертных.
        Я открываю дверь, миную коридор и оказываюсь в комнате Кракры. Он по-прежнему сидит за своим столом, человек в чёрном капюшоне. Я подхожу и откидываю его «вуаль». Он не сопротивляется. Он уродлив: его старческое лицо изувечено волдырями и язвами.
        - Это называется «проказа»,- говорит Кракра.- Тебе лучше не касаться меня.
        Я опускаю его вуаль и иду дальше.
        В светлом зале стоят берсерки, все четырнадцать. И Рита. И Цикра. И ещё несколько слуг. Я перевожу взгляд с одного на другого.
        Риггер, ты готов стать Императором?
        Император Риггер.
        Император Риггер может создать регулярную идеально вымуштрованную армию. Император Риггер может очистить город от отбросов и стереть с лица земли воровские и нищие кварталы. Император Риггер может пойти войной на Фаолан. Имя Риггера будет вписано во все исторические книги, и это не будет имя безликого Императора, это будет имя Риггера.
        Ты жесток, Риггер. Ты бессмысленно и абсолютно жесток. Такой, как ты, Риггер, может стать Императором. Именно такой нужен Империи больше всего. Поэтому тебя выбрали. Поэтому тебя предпочли Киронаге и Файланту.
        Сколько всего смертных в Империи? Я думаю, Цикра сможет дать ответ на этот вопрос.
        В этом месте и в это время пересеклись вещи, в существование которых я не смог бы поверить никогда, не увидь я их своими глазами. Абсолютная жестокость - это я. Абсолютная сила - это я. Абсолютная власть - это пока ещё Вартах, но уже ненадолго. И абсолютная, безумная, нереальная верность. Собачья, рабская верность тех, кто знает. Верность вечной императрицы, вечного учителя, вечной стражи смертного Императора.
        Я прохожу мимо них к выходу из помещения.

* * *
        Лошадь подо мной норовистая, крепкая. Сначала она пыталась сбросить меня, но теперь послушно несёт на спине, не смеет и головой повести без разрешения. Закрытая карета едет рядом с лошадью, окна её занавешены, поскольку пассажир спит. Возница правит двойкой аккуратно, стараясь объезжать рытвины и колдобины.
        Дорога вьётся через поля, рыжие, колосящиеся чуть ли не круглый год. На идеально чистом небе - яркое полуденное Солнце.
        Начинается деревня. Люди смотрят на нас, для них путешественники - диковинка. Некоторые лица мне знакомы.
        Ворота усадьбы закрыты. Я выезжаю вперёд и кричу:
        - Открывай!
        - А ты кто будешь?- спрашивает стражник, лениво выглядывая из караульной будочки.
        Я ухмыляюсь. Лицо его меняется. Он стучит в ворота и кричит:
        - Открывай давай! Господин Риггер вернулся!
        Ворота распахиваются, мы въезжаем на территорию усадьбы. Быдло и челядь уже высыпают на двор, поглазеть на вновь прибывших.
        Спрыгиваю с лошади, вперёд выходит Носорог, за ним появляется Лосось. Откуда-то из толпы просачивается Голова-с-Плеч с мрачным лицом. Он явно недоволен моим возвращением.
        Толпа расступается, пропуская Жирного. Позади него - Мартилла и Кость. Ничего не изменилось, только Болта не видно.
        - Вернулся,- говорит Жирный.
        В его голосе я чувствую радость. Настоящую радость, оттого что я вернулся.
        Из кареты выходит Бельва. Она одета в платье городского фасона, из лучшего шёлка. Мартилла смотрит на неё с завистью.
        - Вернулся,- говорю я.
        Жирный подходит и обнимает меня крепко, по-мужски. Я жму его пухлую руку и думаю о том, что ничего ещё не закончилось, потому что меня ждут мои гладиаторы.

* * *
        Меня зовут Риггер. Я - сильнее всех в этом грёбаном мире, я - быстрее всех. Я - самый ловкий. По сути, я - не менее бессмертен, чем любой из них.
        Цикра сказал мне одну-единственную вещь. Вещь, которая позволяет мне жить и надеяться. Которая заставляет меня оставаться Риггером.
        Он сказал, что mortirum имеет обратную силу, пока ты не убит, конечно. Яд жизни - тоже. Но это знание утеряно, по крайней мере, в этой Империи. Мне нужно ехать в Фаолан. Цикра сказал, что я смогу найти обратный путь.
        Но это - позже. Лучшее доказательство моей силы - это моя жизнь. Жизнь смертного в мире бессмертных.
        Никто другой не продержится и дня. Я - выживу.
        И ещё: постскриптум. Когда-то я не умел писать. Теперь - умею. Но книгу о себе я писать не буду, потому что её за меня должен написать кто-нибудь другой. Память об Императоре Файланте сотрётся так же, как стёрлась память об Императоре Вартахе. Память обо мне останется даже в том случае, если я не найду обратного пути.
        Но я его найду.
        Потому что я - Риггер.
        МЕЖДУЧАСТИЕ. В ОЖИДАНИИ ТИШИНЫ
        Меня зовут Чинчмак. Я рассказываю эту историю пустоте, окружающей меня. И пустота слушает, потому что у неё нет выбора. И у меня - тоже.

* * *
        Я выхожу на арену, и с этого начинается мир. Мир начинается с яркого солнца над головой, с песка под ногами, с пота, текущего по лбу. Мир продолжается зрителями. Неистовой толпой, которая боготворит меня. Меня, Чинчмака.
        Хотя иногда я слышу крики: «Риггер! Дайте нам Риггера» Они никогда не забудут этого человека. Я видел его всего один раз в жизни. Я сидел в одной из пяти клеток и ждал своей участи. Я обещал себе, что буду сражаться до конца. Что перегрызу глотку любому, кто посмеет ещё раз ударить меня. Но меня не били. Мне сказали: «Сражайся. Если ты будешь сражаться хорошо, ты станешь гладиатором. Свободным».
        Риггер победил меня. Я не выгляжу сильным. Я - маленького роста. У меня намечающееся брюшко. Оно намечается уже несколько сотен лет, не меньше. Риггер превратил трёх человек до меня в кровавую кашу. Я сразу понял, что в честном бою с ним не справиться.
        Но я умею метать ножи. Лучше всех. Лучше, наверное, самого Риггера. Ножа у меня не было, но были мелкие камушки на земле. Я всадил в Риггера пять камушков. Одним попал точно в глаз. Но Риггер оказался не человеком, а механизмом. Истекая кровью, он размазал меня по земле.
        И принял.
        Больше я никогда не видел Риггера. Через день он уехал в Столицу. А я стал звездой арены.
        Я поднимаю руки, толпа ревёт. Это стандартное упражнение гладиатора. Вверх - крик. Вверх - крик. Рычаг, спусковой крючок для зрителя.
        Мой соперник - Алгер. Огромный, ростом больше двух метров, литые мускулы. Но у меня преимущество: я опасен на расстоянии. Двенадцать ножей против одного меча. Алгер знает, что ко мне нужно бежать, потому что если будешь идти медленно, в тебе появится двенадцать дыр. И он бежит.
        Это таранная машина. Если он врежется в меня, он сломает мне кости. Не все, но немало.
        Первый нож попадает ему в грудь. Он продолжает бежать. Второй - в живот. С третьего по шестой уходят веером.
        Он падает в двух метрах от меня. Падает на живот, вдавливая в себя лезвия. Последним движением он пытается доползти, но я достаю седьмой нож и всаживаю ему в затылок.
        Чинчмак непобедимый.
        Узкоглазый Хин может меня победить. Он очень ловок, он может отбивать кинжалы своим лёгким мечом. Но против него у меня другая стратегия.
        Хин появляется с другой стороны арены. Толпа ревёт. Я мечу нож, хотя знаю, что просто потеряю его и всё. Хин отбивает оружие. Просто мы работаем на толпу. В играх зритель - главный. Мы - вторичны.
        У меня остаётся пять ножей. А Хин уже подбегает и наотмашь рубит своим тонким мечом, гораздо больше напоминающим изогнутую проволоку, чем боевое оружие. Я рвусь вперёд, на Хина, и почти обнимаю его. Лезвие режет мне спину, но это совсем не больно. А вот два моих ножа пробивают Хину лёгкие. Я отпускаю его. Он хрипит, изо рта у него течёт кровь. Хин падает на песок.
        Я поднимаю над головой окровавленные ножи. Чинчмак одержал очередную победу.
        Жирный сидит на самой лучшей трибуне. Справа от него - наместник Синтик. Слева - наместник Бахна. Наместник Чиргаш, третий приглашённый, сегодня с утра решил сам сразиться на арене и потерял голову. Пантера снес её вместе с рукой. Синтик, изысканный и утончённый, похлопал гладиатору. Бахна бурно радовался: он недолюбливает Чиргаша.
        Синтик изящно похлопывает ладонями. Это просто дань уважения, не более. Бахна что-то кричит, но рёв толпы не заглушить. Я подхожу к трибуне. Жирный бросает мне золотое кольцо, символ победы. Я ловлю награду, кланяюсь и ухожу с арены.
        До конца Игр ещё двадцать один день. К концу игр обещал прибыть сам наместник Угга. Его провинция - самая большая и богатая в Империи.
        Меня встречает красотка Лорна. Она выше меня на голову, но это ничего. В горизонтальном положении рост не играет роли.
        Она что-то щебечет, но мне безразличны её комплименты. Она всегда говорит мне только о том, какой я сильный, прекрасный и непобедимый.
        Когда я обжился, мне сказали о женщинах только одну вещь. Ты можешь трахать кого угодно. Любую женщину. Жену любого крестьянина. Любую женщину из быдла или придворной швали. Можешь рискнуть и соблазнить Катину, женщину Пантеры. Можешь переспать с Мартиллой, женщиной Жирного.
        Никогда не приближайся к Бельве, женщине Риггера. Даже не думай о ней. Потому что когда Риггер вернётся, он узнает всё. А иметь Риггера врагом - это самое страшное.
        Красотка Лорна тянет меня в душевую. Она готова любить меня прямо здесь. Я не против.

* * *
        Я сижу у колодца. Сегодня у меня нет ни одного выступления на арене. И я остался «при дворе». Ни дворцом, ни замком двухэтажный деревянный дом Жирного назвать нельзя. При том, что провинция - не бедная. Жирный просто не любит роскошь. Он любит быть поближе к народу. И народ хорошо относится к Жирному.
        Двор пустует. Только повар Пузан, как всегда, стоит в дверях столовой. Машу ему рукой, он отвечает. Из дома Риггера выходит Бельва.
        Она вызывает желание, это так. Я никогда не думал, что такая полная, в общем, не отвечающая никаким канонам красоты женщина, может вызывать такое дикое желание. Она идёт по двору, и хочется прямо сейчас наброситься на неё, обнять, прижать к себе. Войти в неё.
        Она идёт ко мне.
        - Привет, Чинчмак,- говорит она.
        - Привет.
        - Ты хорошо дрался вчера, как всегда.
        Я киваю с улыбкой. Я не знаю, о чём мы можем разговаривать.
        - Ты не хочешь со мной говорить, потому что я - женщина Риггера?
        Я поднимаю глаза. Она проницательна.
        - Да,- говорю я. Буду честен.
        - Я - не Риггер. Я - просто Бельва. Я могу быть хорошим другом. Относись ко мне так же, как ты относишься к остальным.
        Остальными меня не пугают каждый день.
        - Не бойся, Чинчмак. Риггер не тронет тебя. Риггер просто очень меня любит, вот и всё.
        - А ты?
        - И я.
        Я поднимаюсь.
        - Я пойду в библиотеку.
        - Если тебе интересно, у Риггера есть своя библиотека.
        - Мне говорили, что он не умеет читать.
        - Я читаю ему.
        - Спасибо. Я ещё не всю библиотеку мессира Санлона изучил.
        Она смеётся.
        - Мессира Санлона! Жирного…- шепчет она заговорщицким тоном.
        Я иду к основному дому.
        Библиотека на первом этаже. По сути, это большой зал с ровными рядами полок. Книги тут читают мало. За столом сидит Болт.
        Болт ненавидит Риггера больше всех. На втором месте - палач, Голова-с-Плеч. Но Риггер постоянно издевался над Болтом, пока жил здесь. Есть за что ненавидеть.
        Впрочем, у Болта такая внешность, что мне тоже хочется над ним поиздеваться. Например, оторвать ему уши. Или отрезать язык. Но я контролирую себя.
        Я сажусь напротив.
        - Ну что?- спрашиваю я.
        - В целом, хорошо. Всё достал.
        - Где?
        - Пока у меня в комнате. Завтра потащим на место.
        - Много?
        - Тяжело, как минимум. Три ящика.
        Три ящика взрывчатого вещества. Порох, смешанный с какой-то клейкой гадостью. Болт имеет свой канал в Столице. Вряд ли кто-нибудь другой смог бы достать взрывчатку в таком количестве. И чтобы об этом никто не узнал.
        - Чинч…
        - Что?
        - Что насчёт Мормышки?
        - Мне он не нравится. Он ненадёжный.
        - Если нам потребуются руки…
        - …мы воспользуемся рабами. Они уже в курсе.
        - Ну, ладно.
        Болт - это мои глаза и уши. Он знает, как сделать то, что мы делаем. Я знаю, что делать потом.
        Риггер вернётся совсем не туда, откуда он уходил. И я надеюсь, что он сможет приспособиться. Потому что я люблю власть. До того, как попасть в руки ловцам рабов Жирного, я обладал властью. Не меньшей, чем сам Жирный.
        Я встаю.
        - Сам справишься?
        - Нет, ты нужен.
        - Когда?
        - Завтра. После полуночи.
        - Хорошо.
        Я покидаю библиотеку. Я не люблю читать, хотя и умею. Там, где я жил раньше, у меня были чтецы. Они пересказывали мне истории так, как я любил, как я хотел. Они знали мои вкусы. Те, кто ошибался, платил очень дорого.
        Во дворе по-прежнему пусто. Мне совершенно нечем заняться. Тренировки сейчас - только по утрам, потому что днём и вечером - бои. Все деревенские - в районе арены, потому что там работа. В полях - тишина. Наверное, в усадьбе осталось от силы человек пять-шесть. Я, Пузан, Бельва, Болт. Ещё пара человек.
        - Пузан!- кричу я.
        Он, как и прежде, стоит в дверях.
        - Партию?
        - Давай.
        Он запирает столовую, мы идём в основной дом. Напротив библиотеки - бильярдная. Я выбираю кий долго, придирчиво рассматривая каждый. Впрочем, Жирный не держит плохих киев. Практически все - как на подбор. Это, наверное, единственный предмет роскоши, который он позволяет себе выписывать из Столицы.
        Пузан разбивает. Он играет посредственно. Когда о ком-то говорят, что он играет хорошо, сравнивают всегда с Риггером, с кем же ещё. Меня гложет профессиональная ревность. Потому что я великолепно играю.
        Мы играем до десяти побед, как обычно. Я выигрываю со счётом десять - три, чего и следовало ожидать. Иногда я пытаюсь объяснить Пузану, где он делает ошибки, но он отказывается меня слушать и продолжает промахиваться в простейших ситуациях. Сегодня, кстати, не мой день. В хорошие дни я делаю Пузана всухую.
        - Зато я готовлю хорошо!- восклицает Пузан, когда я загоняю последний чёрный.
        - А я хорошо ем,- усмехаюсь я.
        - Да-а,- он поглаживает себя по животу.- А сейчас не хочешь?
        - Я сейчас, наверное, на арену. Сегодня вечером Пантера выходит впервые за эти игры.
        - Ну, Пантера, он да-а. Сила. Он будет в последнем бою драться. Я уверен.
        Последний бой. Последний день. Приедет наместник Угга. И наместник Скволл. Угга станет гостем Жирного. А у Скволла - дело ко мне.
        Я подхожу к конюшне. Партизан меланхолично чистит коня. Я никогда не видел Партизана ни за каким другим занятием. Такое ощущение, что он не кормит лошадей и не ест сам. Правда, у него есть женщина, Пала. Такая же худая и вечно оборванная, как и сам Партизан. Она помогает ему в конюшне.
        Кроме Рыжего, над которым трудится конюх, в конюшне есть ещё серый в яблоках. Это «женский» конь. На нём обычно ездит Мартилла. Но сейчас она на арене, поехала туда в экипаже вместе с Жирным. Этому «экипажу» лет триста. Мормышка его постоянно ремонтирует, но рессоры всё одно никуда не годятся. А Жирный никак не соберётся заказать новый.
        - Партизан, на чём тут можно?
        - Бери Рыжего, я уже закончил.
        Он взгромождает на лошадиную спину седло, крепит его. Забираюсь на коня.
        Ворота открыты. Нет даже вечных стражей - Чихаря и Пыхаря. Тоже ушли смотреть на Игры. Если на провинцию сейчас нападут, никто не защитит её. По меньшей мере, усадьбу Жирного точно спалят.
        Деревня пустует. На лавке сидят парень и девушка. Целуются. Я понукаю коня.

* * *
        Глашатай ревёт во всю глотку. У него даже получается перекричать толпу.
        - А теперь! Непобедимый и великий! Абсолютный чемпион тысячи Игр! Па-а-а-а-а…
        Толпа готова взорваться аплодисментами. Она даже затихает, берёт паузу, чтобы взрыв казался сильнее.
        - …нтера!!!
        Всё, апогей. Не слышно ничего. Даже глашатай вынужден взять паузу. На трибуне наместник Бахна наклоняется к жирному и что-то говорит ему. Жирный смеётся, тряся третьим подбородком.
        Глашатай поднимает руки. Толпа чуть замолкает.
        - Для разминки! Пантера! Разорвёт на куски! Гладиатора! Графа! Из провинции Бахна!
        Наместник Бахна грозит Жирному пальцем.
        Граф не производит впечатления сильного бойца. Невысокий, тонкий. Лёгкий. Должен хорошо летать, как в старом анекдоте про ежа.
        Я не люблю шутки и анекдоты, но иногда они оседают в памяти.
        Граф движется вокруг Пантеры. Он обходит его медленно, изучая огромное тело соперника. Толпа молчит. Она ждёт удара.
        Граф смотрит на Пантеру. А Пантера - неподвижен. Абсолютно неподвижен, точно гипсовая статуя в саду Рифм на моей родине. Он стоит и смотрит на Жирного, смотрит с лёгкой усмешкой. Его эбеновое лицо - образец грубой мужской красоты. Граф примеряется к удару. Задиристо машет узким мечом и кинжалом, чтобы вынудить Пантеру хоть на какое-нибудь движение.
        Пантера неподвижен. И тогда Граф решается. Он заходит со спины. Пантера смотрит на наместника. Граф приседает и подрубает огромному негру ноги. Пытается подрубить. Потому что Пантера взмывает в воздух, разворачивается в полёте и обрушивает свой чудовищный ятаган на голову Графа. Тот успевает подставить клинок, но это не помогает. Ятаган перерубает пополам и меч, и руку, и голову. Он застревает где-то в районе лёгких, разделив человека почти пополам.
        Пантера поднимает меч и слизывает с него кровь. Я так не могу. Кровь противна на вкус, даже бычья, которой тут никто не гнушается. Про человеческую я просто молчу.
        Толпа неистовствует. Жирный с улыбкой похлопывает в ладоши. Бахна криво усмехается. Вряд ли Граф был сильным гладиатором. Это именно «разминочный боец», который заставит Пантеру расслабиться. У Пантеры впереди ещё две схватки. Вторая - прямо сейчас. Третья - позже, почти ночью.
        Глашатай кричит:
        - Пантера непобедим! А теперь! Пантера сразится со вторым соперником! Это вам хорошо известный! Микарак! Из Бахны!
        Микарак похож на Пантеру. Тоже чёрный, тоже огромный. И такой же грациозный. Он выходит на арену, покачивая бёдрами, точно женщина. И при этом все женщины напрягаются: у них набухают соски, они облизывают губы. Микарак излучает мужскую сексуальность.
        В руках у него - по обоюдоострому прямому клинку.
        Пантера стоит и смотрит на наместника.
        Но Микарак видел предыдущую схватку. И другие схватки Пантеры. Он просто подходит к нему спереди и легонько касается лезвием горла гладиатора. Пантера рефлекторно отбивает удар: уводит в сторону. И начинается сверкание мечей.
        Микарак выглядит достойнее. Он движется быстрее, его клинки превращаются в два сверкающих колеса. Пантера едва успевает отбивать атаки противника. Бахна доволен. Но Жирный знает, что у Пантеры ещё есть козыри на руках.
        Неожиданно в сверкании мечей возникает пробел. Один из клинков Микарака отлетает далеко в сторону и вонзается в землю. Пантера тут же наносит сокрушительный удар сбоку. И сам получает укол в живот. Он делает два шага назад и снимает себя с меча Микарака. Титанические мышцы напряжены. Кровь течёт рывками и стекает по мощной ноге.
        Кажется, Микараку нужно сделать шаг вперёд и добить Пантеру. И он делает этот шаг. И падает. Его тело разъезжается на уровне пояса и разваливается на две половины. Пантера, зажимая рану ладонью, идёт к помосту наместников. Жирный бросает ему кольцо. Пантера ловит его и хромает прочь. Мне кажется, вечернее сражение придётся отложить.
        Перерыв. Иду смотреть, как там Пантера. Он сидит в углу, Катина накладывает повязку.
        - Сможешь сегодня?- спрашиваю его.
        - Плохо,- говорит Катина за Пантеру.- Лёгкое пробито. Даже если дотянет, ослабеет так, что не сможет драться.
        - Я мог бы заменить тебя. У меня сегодня нет сражений.
        Пантера поднимает прищуренные глаза.
        - Заменить? А тебе не мало своей порции славы?
        - Ты знаешь, Пантера, что я не ради славы.
        - Не знаю.
        Он зол сейчас, и я могу его понять. Он победил, но по сути - проиграл. Как бильярдист, который выиграл партию, но за неспортивное поведение был лишён права играть в следующей. Хотя здесь, в Санлоне, нет понятия «неспортивное поведение». Жирный, играя в бильярд с Чиргашом, засадил тому кий в глаз, в ответ на что Чиргаш сломал Жирному руку и все пальцы на ней по отдельности. Наутро они снова были друзьями и договаривались о торговых отношениях между провинциями.
        - Ну, смотри. Не доживёшь - я пойду.
        - Ты хоть знаешь, кто там соперник?
        - Нет. Это играет роль?
        - Ещё какую,- он говорит тяжело, что-то булькает внутри. Точно не доживёт.
        - Ну и?
        - Лезвие. Боец Синтика. У Синтика слабых не бывает. И простых - не бывает.
        - Я не смогу его победить?
        - Я думаю, что даже я не смогу его победить. А я - сильнее тебя, сам знаешь.
        Знаю. Да, Пантера сильнее. Он ловит мои комариные укусы голыми руками. И отправляет их обратно. А потом сносит мне голову.
        - А Риггер смог бы его победить?
        Пантера мрачнеет. Катина смотрит на меня с укоризной.
        - Риггер может победить любого,- говорит Пантера.

* * *
        Бой при факелах - это интересно. Но опасно. Тем более при таком сопернике, как Лезвие. Я не видел его, но много слышал. В провинции Синтик он неоднократно был лучшим. Поэтому я не собираюсь рисковать зазря.
        Я готовлюсь к бою в одном из помещений под ареной. Горят факелы на стенах. Я проверяю ножи: всё в порядке, тупых или выщербленных нет. Затем я достаю из кармашка крошечный тряпичный мешочек. В нём - трубочка из тонкого бамбука и несколько иголок. С виду они - просто тонкие заострённые палочки. Но на кончиках - яд. Он не убивает, ни в коем случае. Он просто ослабляет реакцию соперника, его концентрацию.
        На трубочке - зажим. Я аккуратно устраиваю трубочку за щекой, прикрепляя её к зубам. Надув щёку и выдохнув воздух, я могу метнуть иголку на расстояние до семи метров.
        Извини, Лезвие. Я одержу верх, и никто не узнает, почему ты проиграл.
        Дверь открывается, заходит красотка Лорна.
        - Привет.
        Сегодня я ещё её не видел. До боя полчаса, и Лорна мне сейчас совершенно ни к чему.
        - Я готовлюсь к бою.
        Она обвивает меня руками.
        - Ты победишь, я уверена…
        Она тянется к моим губам, но целовать её сейчас - почти то же самое, что убить. По крайней мере, это довольно опасно. Я отстраняюсь.
        - Я должен быть сосредоточен.
        Она надувает губы.
        - А вот Риггер…- она осекается, но поздно.
        Да, я знаю, этот Риггер, чтобы он сквозь землю провалился. Он мог за три минуты до боя изнасиловать десяток женщин, а потом разметать толпу гладиаторов по арене. Конечно. Но я - Чинчмак. Я так не умею. Я - другой.
        Я смотрю на Лорну так, что она всё понимает и исчезает.
        Настроение испорчено.
        Кинжалы на месте. Иголки за щекой. Больше, кажется, ничего не нужно.
        Обычно я дерусь в безрукавке, но теперь поверх надето нечто вроде рубахи из плотной кожи. Говорят, у лезвия даже ладони и колени остры как бритвы. Что он может резать ткань языком. Перерубать деревья ударом ноги. Если бы у нас были дети, Лезвием бы пугали их на ночь.
        Поднимаюсь наверх.
        В комнате сидят гладиаторы. Карра, маленький и бледный, с огромными прозрачными глазами. Он похож на лемура, только двигается быстро. Быстрее всех, кого я знаю. Если спросить кого-нибудь, есть ли человек быстрее Карры, ответ будет однозначен: Риггер. Монгол, узкоглазый дылда с алебардой выше человеческого роста. И Максим, крепкий мужчина среднего роста с ярко-рыжими волосами до плеч.
        Монгол что-то рассказывает.
        - …ну, я тогда - раз!- под мышку ему. А он пониже меня будет, так я в три погибели согнулся, чтобы проскочить. Но у него плечи широкие, как раз пролез. Он-то и не ждал, что я так хитро сделаю. Пока он разворачивается, я ему по ноге - вслепую. Мог и не попасть, бил-то назад. Попал - ого-го! Сухожилие перерезал. Он на одну ногу упал, но в ответ мне алебарду в спину запустил. Она у него сверху с таким штырём! Я чувствую, всё, помираю. Разворачиваюсь и просто с размаху опускаю алебарду. И всё, точно по шее попал. Начисто башку срубил. Ну, я до Жирного дополз уже на последнем издыхании. Руку протянул за кольцом - и окочурился. Но - победа, заслуга, ага…
        Это он говорит о том, как позавчера победил алебардиста из провинции Синтик. Синтик привёз трёх бойцов: гиганта с кистенями, алебардиста и Лезвие. Гигант сражался против человека Чиргаша. Тот метал ножи, как и я. Гигант просто подошёл к нему - с десятью ножами, торчащими из тела - и раскроил голову. А потом как ни в чём не бывало пошёл за кольцом победителя. Взял кольцо, зашёл в комнату для отдыха, упал и умер.
        А Монгол бойца Синтика победил. Это - вопрос престижа. Жирный борется с Синтиком за сферы влияния.
        Теперь - моя очередь.
        Монгол поворачивается ко мне:
        - Как настроение?
        - Нормальное.
        - Как всегда, холоден,- говорит Карра.- Ты бы, Чинч, хоть раз себя в грудь ударил для поднятия боевого духа, или, например, кого из зрителей прирезал.
        Я криво усмехаюсь. Карра очень любит подбежать к трибуне и воткнуть свой меч, лёгкий и тонкий, точно в глаз какому-нибудь бедолаге. Который, между прочим, заплатил деньги за то, чтобы в этот день находиться на трибунах.
        Смотрю через дверь на арену. Видно плохо, потому что комнату и место действия разделяет ещё и коридор. Этот бой - последний на сегодня. Перед ним - получасовой перерыв. Сейчас арену готовят к моему бою.
        Дверь открывается, и я оказываюсь нос к носу с Катиной. Она выполняет обязанности Пантеры, когда тот бьётся сам или не может выйти по объективной причине. Катина следит, чтобы гладиаторы вовремя выходили на арену. Чтобы не дрались между собой в «гримёрной».
        Монгол достаёт откуда-то флягу, делает вид, что чокается с Катиной, и опрокидывает в себя содержимое. Катина упирает руки в бока.
        - Если бы это был твой бой, ты бы до него не дожил,- говорит она.- Я бы затолкала тебе в задницу твою флягу вместе с пойлом…
        Монгол смеётся.
        - Ничего, я бы и через задницу всё вылакал!
        Катина не может сдержать улыбку.
        - Чинч, ты как?
        - Готов.
        - Ты выходишь первым. Машешь руками, разогреваешь толпу. Когда толпа пустит слюни, выпускаем Лезвие. Ты его видел?
        - Откуда? Он не дрался на этих играх.
        - У него под кожу вшиты металлические пластины. Кое-где заострённые. И у него сумасшедшая реакция. Ты его не побьёшь, мне кажется. Продержись, сколько сможешь. Кинжалами ты его не сделаешь, отобьёт. Я не уверена, возьмёт ли его меч.
        Я смотрю на Катину свысока. Это не просто: она чуть выше меня.
        - Меня зовут Чинчмак,- говорю я.- Я выиграю.
        Катина отшатывается.
        - Ты напомнил мне интонацию одного человека.
        - Риггера.
        - Да.
        Я злюсь. Очень злюсь. Риггер везде. И даже тут - его призрак.
        Я отодвигаю Катину и иду к выходу.
        - Стой,- говорит она,- ещё не время. Ещё не всех пропустили на трибуны.
        Мне плевать. Я выхожу на арену. Глашатай только укрепляет свой огромный витой рупор на подпорке. Он видит меня и начинает работать лихорадочно, думая, что опаздывает. Кто-то из зрителей тоже меня замечает.
        - Толстяк!- раздаётся крик.
        Я ненавижу, когда меня так называют. Хорошо, что кто-то это знает. Второй крик уже звучит как:
        - Чинч!
        Толпа начинает скандировать. Служители бегают по арене и укрепляют факелы на её стенах. Факелов много, мне кажется, что всё вокруг светится.
        Сейчас арена - это не просто песчаный круг. По центру - деревянный помост высотой около двух метров. По углам - факелы. С двух сторон на помост ведут лесенки.
        Раздаётся рёв глашатая.
        - Все здесь?
        - Да-а!- ревёт толпа.
        - И главное! Здесь! Среди нас! Первый гладиатор! Представитель провинции Санлон! Метатель ножей! Чинчмак!
        Я взлетаю на помост. Толпа взрывается. Она скандируют моё имя. Я развожу руки в стороны, точно пытаясь обнять всю эту человеческую массу.
        До боя ещё есть время. К глашатаю подбегает какой-то парень, шепчет тому на ухо. Глашатай кивает и продолжает:
        - Ну что же! Гладиаторы готовы! С другой стороны! Гладиатор из провинции Синтик! Человек-бритва! Непобедимый убийца! Стальной монстр! Лезвие!!!
        При каждом новом эпитете толпа ревёт с новой силой.
        И тогда я вижу своего соперника. Он поднимается на помост медленно, вальяжно, аккуратно. Он очень высок: более двух метров. Литые мускулы, система перекрученных жил. Но при этом он кажется изящным, грациозным. В свете факелов его чёрная кожа сверкает, точно намазанная маслом. Вероятно, она и в самом деле намазана.
        Но ещё ярче сверкает металл. Сначала мне кажется, что это одежда, но затем я понимаю, что он абсолютно обнажён, за исключением набедренной повязки. В его грудь, в руки, в ноги вшиты пластины металла. На животе - острые стальные рёбра. Гребень на голове - это не волосы, это серповидное лезвие. Это не человек, а стальной механизм.
        Он разводит своими длинными руками, и я вижу лезвия на запястьях, на рёбрах ладоней. Я замечаю пятисантиметровые стальные когти.
        Он давно не проигрывал. Много лет. Потому что если он умрёт, он проснётся утром без всей этой красоты.
        Сегодня он умрёт, говорю я себе. Хотя сам в это не верю. Я не могу себе представить, что можно предпринять против этой бронированной машины. Он скалится в улыбке, и я вижу заостренные металлические зубы.
        Я - гладиатор. На арене я убиваю. Иногда жестоко, иногда не слишком: как получается. Вне арены я живу обыкновенной жизнью. Я сплю с женщинами, я люблю вкусно поесть, я - человек со всеми присущими ему проблемами и слабостями.
        Лезвие - это уже не человек. Это механическое существо для уничтожения. Он гладиатор на арене. Он - гладиатор вне её. Ни одна женщина не сможет ласкать его тело: на её коже останутся кровавые раны.
        В этот момент Лезвие высовывает язык. На кончике - стальная заостренная насадка.
        Я достаю два ножа.
        Публика ликует.
        Языком я перекатываю во рту трубочку с отравленными иглами. Нужно во что бы то ни стало попасть в него, причём попасть в голую кожу, а не в его стальное обмундирование. Лезвие идёт ко мне с кошачьей грацией. В свете факелов он прекрасен и страшен одновременно.
        Скорее на публику, нежели в попытке напасть, я мечу один из ножей Лезвию в глаз. Он не убирает головы. Он успевает поднять руку и принять удар на тыльную сторону ладони: она металлическая. Я понимаю, что почти ничего не смогу с ним сделать. И тогда я иду ва-банк.
        Я просто делаю шаг ему навстречу. Он открывает объятья: его оружием служит всё тело. Прижав к себе, он может раскромсать соперника в клочья. Кажется, он думает, что я собираюсь вступить в ближнюю схватку. Но он ошибается.
        Я молниеносно делаю красивое полукруговое движение ножом. Он на секунду отвлекается, следя за ударом, которого нет. Я надуваю щёку и выпускаю иглу. Он дёргает головой.
        Попал. В шею.
        И тогда Лезвие бросается вперёд. Я бегу прочь и спрыгиваю с помоста, он летит прямо на меня, но я успеваю откатиться в сторону. Он приземляется на руки и ноги, тут же вскакивает и снова бежит на меня. Но яд действует. Я знаю, что сейчас видит Лезвие. Я сам бывал отравлен подобной мерзостью. Земля приближается к его лицу, мир становится выпуклым, руки и ноги движутся крайне медленно. Лезвие цепляется ногой за обломок доски, оставленный рабочими, которые возводили помост. И падает.
        Я тут же прыгаю на него сверху, раздирая ноги в кровь о его спину, и с размаху вонзаю нож в его незащищённую шею. Лезвие делает конвульсивное движение и затихает.
        Встаю. Штаны висят бахромой, кровь течёт из небольших ранок. Но всё это мелочи, потому что я секунду назад убил Лезвие. Непобедимого гладиатора.
        Теперь - самое важное. Я сажусь около трупа и нащупываю место, куда должна была вонзиться иголка. Вот припухлость, а вот и игла. Она крепко засела в коже. В боевом экстазе Лезвие даже не заметил её. Подумал, что это муха.
        Извлекаю иголку и прячу в карман. Иду к Жирному. Жирный сияет. Синтик мрачен. На его лице застыло выражение холодной вежливости.
        Жирный бросает мне браслет победителя. Ловлю и кланяюсь.
        А потом поднимаю руки вверх. Снова эта игра с толпой. Я управляю ей, рёв подчиняется движениям моих рук. Иногда я чувствую, что упиваюсь этим. А потом вспоминаю, что у меня совсем другая цель.
        В комнате гладиаторов меня хлопают по плечам, мне говорят слова одобрения. Катина улыбается и целует меня в щёку. Лорны не видно, и это хорошо: прежде чем целовать её, нужно выплюнуть трубочку с ядом.
        Завтра предстоит услышать поздравления от тех, кто сегодня ждёт воскрешения.
        В том числе и от Лезвия. Если он, конечно, умеет говорить.

* * *
        Я просыпаюсь с первым солнечным лучом. Лорна дышит мне в плечо, её рука - на моей груди. Аккуратно выбираюсь из постели, чтобы не потревожить её. Выхожу во двор. У колодца сидит Болт. Он рассказывал мне, что Риггер иногда спускал его в колодец от нечего делать. Почему-то у меня возникает желание сделать то же самое, но я подавляю его.
        - Как утро?- спрашиваю Болта.
        - Паршиво, как всегда. Тебя Жирный просил подойти к нему.
        - Сейчас?
        - Нет, конечно. Сейчас он спит. Он вчера сказал, чтобы ты пришёл к нему, как только он будет готов. Он знает, что ты раньше встаёшь.
        - Хорошо.
        Болт смотрит в небо.
        - Мне не терпится,- говорит он.
        - Восемнадцать дней. Меньше трёх недель. Потерпи.
        - Знаю.
        Последний день игр. Последний день наместника Санлона по прозвищу Жирный.
        В дверях столовой обретается Пузан. Иду к нему.

* * *
        Жирный просыпается около полудня. То есть просыпается он раньше, но около полудня ко мне подходит Носорог и говорит:
        - Жирный готов.
        Носорог в боях не участвует. Огромный и мощный, он предпочитает место «при дворе», как говорит Жирный. Хотя, мне кажется, мальчик на побегушках - это не его роль.
        Я лежу на скамье голый по пояс, загораю. Поднимаюсь вяло, безо всякого желания.
        - Пошли.
        - Рубаху-то накинь.
        Через голову натягиваю рубашку.
        Мы минуем двор и оказываемся внутри усадьбы.
        - Второй,- говорит Носорог.
        Я поднимаюсь первым. Жирный сидит в своём любимом кабинете перед низким столиком, на котором лежат книги. Справа - Мартилла, слева - Кость, за спиной - Эгон и Брак, телохранители. Носорог становится за моей спиной.
        Жирный поднимает голову. На нём цветастый халат, украшенный драконами и расшитый золотом.
        - Молодец, Чинчмак,- говорит Жирный.
        Я чуть склоняю голову: благодарность принята.
        - И это не всё. Я знаю, что ты победил его случайно. Если бы он не споткнулся, тебя бы по кусочкам собирали.
        Жирный насмехается надо мной.
        Я никогда не побеждаю случайно. Но истинную причину своей победы я рассказать не могу.
        - Это неважно. Пантера бы, скорее всего, проиграл. Потому что он не привык отступать. А ты молодец, нашёл тактику, не побоялся показать сопернику спину, и выиграл. Впрочем, я ожидал чего-то подобного. Молодец.
        К чему он ведёт?
        - Если бы здесь был Риггер, вопросов бы не возникало. Он уже давно не дерётся на арене, но в самых ответственных боях я его выставляю, и он не противится. А теперь Риггер ушёл за славой. Или за чем-то ещё - в Столицу. И у меня большой выбор гладиаторов, которых можно отдать на растерзание Вепрю.
        Вепрь - это гладиатор из провинции Скволл. Если о Лезвии ходят легенды, то Вепря боятся поминать вслух. Лезвие - человек, пусть и модифицированный чудовищным образом, но Вепрь, как о нём говорят, вовсе не человек. Он мутант, гибрид, что-то кошмарное. Вепря наместник Скволл выставляет от силы раз в пять лет, на самых крупных Играх. Игры, организованные Жирным,- крупные. Вепрь будет тут.
        - Это центральная схватка последнего дня,- говорит Жирный.- Лучший из моих гладиаторов будет биться с Вепрем. И, как говорят, будет побеждён.
        - Ты видел Вепря?- спрашиваю я.
        - Да. Один раз. Около пятидесяти лет назад.
        - Он человек?
        Жирный хмурится. На лбу появляются складки. Потом он поднимает на меня глаза и говорит:
        - Я не знаю. Но, по-моему, нет.
        - Его можно увидеть до схватки?
        - Думаю, тоже нет. Его нет вне арены, как рассказывают. Скволл держит его за семью замками, потому что он опасен. Так что придётся драться вслепую. Могу сказать, что он ростом метра три и порос шерстью. Больше уже ничего не помню.
        Это неважно. Увеличить дозу яда - вот и всё. И никакой Вепрь мне уже не страшен. Главное - сыграть так, чтобы никто не догадался, что гладиатору стало плохо.
        - Ты уже понял, кто будет драться с Вепрем. Сначала я думал, что это будет Пантера. Но Пантера, думается мне, не справился бы и с Лезвием. Так что против Вепря выйдешь ты. Победишь ты или нет - это мелочи. Думаю, проиграешь. Твоя задача - выстоять хоть сколько-нибудь.
        - Перед боем с Лезвием говорили точно так же.
        Жирный поднимает голову и смотрит прямо мне в глаза.
        - Поэтому ты и победил.
        Возможно, он прав. Я победил не потому, что применил яд. Я победил, потому что каждый второй норовил мне сказать, что Риггер был круче. Что мне нужно всего-то лишь продержаться несколько минут. Хотя бы поранить соперника. Это злит. А злость очень сильно помогает.
        - Может быть.
        - Итак,- Жирный поднимается, опираясь о колени.- Я не надеюсь на твою победу. Но я надеюсь на твоё сопротивление.
        - Ты умеешь поддержать гладиатора.
        Жирный усмехается.
        - Я реалист. Но - в любом случае - ты знаешь. Твоё положение завидное. Ты был рабом и за три месяца стал свободным и популярным гладиатором. Я прошу тебя: дерись достойно. Вот и всё.
        Я киваю. Мне нечего сказать. В своей стране я был богат и влиятелен. В этой стране я выхожу на арену и дерусь.
        Правда, не могу не отметить. Это доставляет мне удовольствие. Огромное удовольствие.

* * *
        Арена сейчас пустует. Большая часть приезжих - в деревне. Ухлёстывают за местными женщинами, закупаются на рынке, пьянствуют.
        Я спускаюсь в нижние помещения. Тут тихо. Я слышу шаги. Шаги незнакомые, очень лёгкие, едва заметные. Укрываюсь за колонной. На свет, струящийся сверху, выходит мужчина. Он высок и строен. У него широкие плечи и красивое лицо с чуть раскосыми глазами.
        - Чинчмак!- говорит он.
        Он ищет меня, знает, что я здесь. Я выхожу из-за колонны.
        - Ты узнаёшь меня?- спрашивает он.
        У него ослепительно белые зубы.
        Я пытаюсь найти что-то знакомое в его силуэте, но память упорно отказывается мне служить.
        - Меня зовут Грага. Но вчера меня представили публике как Лезвие.
        И тут я начинаю узнавать. У него красивое тело, и в нём теперь нет металлических пластин и рёбер. У него обыкновенные руки без вживлённых лезвий и нормальные зубы. Голова выбрита, но она не топорщится крошечными остриями.
        - Ты знаешь, сколько лет я не терпел поражения, Чинчмак?- спрашивает он.
        Я качаю головой.
        - Двести двенадцать лет. Представь себе. За двести двенадцать лет - тысячи боёв, и ни в одном я не потерпел поражения. Я ни разу не умирал за это время. Я сражаюсь очень давно, более пятисот лет. Но однажды я понял, что не хочу быть рядовым мечником, или метателем, или алебардистом. И я стал Лезвием. Знаешь, сколько мне делали операций лучшие хирурги Синтика? Хирурги нужны в этом мире только для подобных операций, и они очень старались.
        Он делает паузу.
        - Я не терпел поражений двести двенадцать лет. А теперь ты свёл на нет все мои усилия. Уничтожил их одной маленькой отравленной иголкой.
        Я отшатываюсь. Он догадался?
        - Да, Чинчмак. Если бы ты попал в ногу или в руку, я бы ничего не понял. Но я заметил. И почувствовал боль в шее. Я понял, что ты меня отравил. Я думаю, ты просто нарушил мою координацию, правда?
        Если это раскроется, я стану рабом. Гладиатор не может быть подлым.
        - И что теперь?
        Он делает два шага мимо меня.
        - Может, и хорошо, что так случилось. Может, мне надо вспомнить, как живут обыкновенные люди. Хотя способ, которым ты это сделал, омерзителен.
        - Почему ты не подал жалобу? Тебе бы присудили победу.
        - А тебя отправили бы в рабство. Я скажу, почему, Чинчмак. Потому что у меня, в отличие от тебя, есть кодекс чести. Потому что у меня есть гордость. Потому что я не привык унижаться. Но одно я тебе скажу.
        Он делает очень длинную, картинную паузу. Идёт прочь от меня - к двери. Очень медленно.
        - Что?- я не выдерживаю.
        - Вепрь будет знать.
        И он уходит.
        Я ничего не говорю ему вслед. Вепрь будет знать. Он не напугал меня, нет. Значит, Вепрь, как минимум, разумен. Значит, уже проще.
        Я иду вслед за Лезвием. Поднимаюсь по лестнице. Его не видно: нырнул в одну из арок.
        Вепрь. Проблем стало больше.
        Хотя их никогда не бывает мало.

* * *
        Болт открывает первый ящик. Внутри он заполнен чем-то вроде пуха. Болт погружает руку в белую массу и извлекает на свет глиняный горшок, законопаченный чёрной смолой.
        - Внутри - взрывчатая смесь. Делал Киран, химик из столицы.
        Взвешиваю в руке горшок. Довольно тяжёлый.
        - Оружие для рабов?
        - Завтра.
        - Болт, ты знаешь нашу проблему.
        - Твой бой с Вепрем?
        - Да.
        - Справимся. Если бы дрался Пантера, взорвали бы сразу после победы Вепря. Тут взорвём прямо перед началом схватки или в самом её начале. Твоя задача - продержаться хотя бы немного.
        - Продержусь. Только Вепря тоже придётся убить.
        - Арбалетчики сделают.
        - Сколько у нас огнестрелов?
        - Три.
        - Мало.
        - А где ты больше достанешь? Тут по-моему на всю провинцию и того меньше.
        - Да.
        Я держу в руках орудие убийства невероятной силы. Никакой Вепрь не выдержит подобного взрыва.
        - Чинч…- мямлит Болт.
        - Да?
        - Ведь была хитрость, правда? Он же не просто так споткнулся.
        Их всех теперь волнует этот вопрос.
        - Была,- говорю я.- Но больше не расспрашивай. Ничего не расскажу.
        Завтра он сам додумает недостающее. Желательно, чтобы он рассказывал всем не о страшном яде, а о силе моего взгляда, который поверг Лезвие.
        - Молчу,- говорит он.
        Точно проболтается Даже не сомневаюсь. Впрочем, сейчас это неважно. Лезвие ни за что не признается, не подтвердит. Это было видно по его взгляду. По его презрению.
        Тут прохладно. Болт нашёл эту пещеру много лет назад и тщательно замаскировал вход. Никто не бывал в этом тайном месте, кроме самого Болта. Я, кажется, первый. Здесь есть помещение, в котором Болт хранит свои маленькие секреты. Тайны. Туда он меня не пустил. Мы сидим на деревянных стульях в «предбаннике». Тут только два стула и ящики со взрывчаткой.
        В усадьбе Риггер мог сделать всё, что угодно. Он мог зайти в комнату Болта и сломать там всю мебель и предметы обихода, собственно, головой Болта. А потом уйти и на следующее утро как ни в чём не бывало здороваться со своей жертвой. Отчасти поэтому Болт и завёл тайник.
        Болт встаёт и делает круг по помещению. Он хмурится.
        - Мы сделаем это, Чинч. Никаких Риггеров. Никаких Жирных. Ты - наместник, я - твоя правая рука.
        - …Мормышка - моя левая нога,- продолжаю я в тон.
        - Посмотрим. А Жирного - в его же собственный каземат. В одну камеру к предыдущему наместнику, которого он сместил двести лет назад. Вот уж они порадуются друг другу.
        - А Риггера?
        Это провокация.
        - Риггера, когда вернётся, поймать и пытать. Пытать много-много лет. Я каждый день лично буду приходить в пыточную и жечь ему гениталии. Голова-с-Плеч будет только рад…
        - Голова знает уже?
        - Нет. Голове скажем в последний момент.
        В этом заговоре моя роль совсем невелика. Но не будь меня, ничего бы не вышло. Просто я знаком с наместником Скволлом. Очень хорошо знаком. Много лет назад, когда о Вепре ещё никто и не слышал, а у меня были земли и власть, наместник Скволл приезжал ко мне с визитом. Даже не один раз. Мне не составило труда связаться с ним сейчас.
        Я поднимаюсь. Нам практически нечего обсуждать. Всё уже понятно.
        - Чинч…- говорит Болт.
        - Да?
        - Ты не думал, что будет, если нам не удастся?
        Думал. К сожалению, думал.
        - Нас зальют в раствор, Болт. С головой. На следующую тысячу лет.

* * *
        Наместник Скволл прибывает за три дня до окончания Игр. Последняя схватка - я против Вепря - произойдёт в последний день. Скволл привёз трёх гладиаторов. Один из них, Бибис,- закованный в железо воин. Возражать против его брони никто не смеет, даже Жирный. Скволл слишком влиятелен и богат. Второго я не знаю. Говорят, что человек с востока, сражается катаной. Это неважно.
        Скволла поселили в тех же апартаментах, в которых до него жил мессир Синтик. Синтик уехал почти сразу после поражения Лезвия. Апартаменты расположены в левом крыле усадьбы Жирного, туда есть отдельный вход с улицы.
        Я подхожу к стражнику у двери. Это высокий воин в красивой жёлто-чёрной униформе. Он немного похож на осу, что вызывает у меня улыбку. Стражник преграждает мне путь алебардой. Древко алебарды также выкрашено в жёлтый и чёрный.
        - Стой,- говорит он.
        - Меня зовут Чинчмак. Наместник Скволл должен ждать меня.
        - В это время мессир Скволл не принимает по личным вопросам.
        - Если ты не доложишь о моём приходе мессиру Скволлу, тебя отправят на дно ближайшего озера с ногами, прикованными к камню.
        Стражник колеблется.
        - Давай,- подгоняю его я.
        Он аккуратно стучит в дверь. В двери - окошечко. Оно открывается, появляются раскосые глаза.
        - Чего?
        - Тут какой-то Чи…
        - Чинчмак.
        - …Чинчмак, говорит, что его должны принять.
        Дверь тут же распахивается, ударив наружного стражника. За дверью - другой стражник, но более высокого ранга. Цвета - те же, украшений - намного больше.
        - Проходите, господин Чинчмак. Мессир Скволл приказал впускать вас в любое время дня и ночи.
        Наружный стражник ворчит:
        - А почему я об этом не знаю?..
        Внутренний стражник смотрит на него глазами, похожими на дула огнестрелов. Пустыми и опасными.
        Я захожу. Стражник закрывает дверь и ведёт меня за собой. Я неплохо знаю это крыло, но к приезду Скволла стены завесили чёрно-жёлтыми полотнищами, а некоторые выходы и входы скрыли под флагами провинции Скволл. Мы поднимаемся на второй этаж. Стражник открывает дверь в самый большой зал крыла. В обыкновенные дни в этом зале Жирный смотрит спектакли импровизированного театра из быдла.
        Наместник Скволл сидит в огромном кожаном кресле. Я не помню, чтобы такое было у Жирного. Похоже, Скволл привёз его с собой. За спиной Скволла две абсолютно обнажённые мулатки помахивают опахалами. Справа от него стоит огромный телохранитель, слева - аскетического телосложения человек в закрытом наглухо чёрном костюме. Полагаю, ему довольно жарко.
        - А-а, это наш друг Чинчмак. Я рад тебя видеть.
        Слегка наклоняю голову. Когда-то мы были с ним в равном положении.
        Он поднимается и машет мне рукой:
        - Пойдём со мной.
        Он идёт к двери в дальнем конце помещения. За дверью - крошечный кабинетик. Кроме стола и двух стульев, сюда ничего не влезет. В обычные дни тут располагается кладовая. Помимо того, слуги используют это помещение для того, чтобы совокупляться в рабочее время.
        - Садись.
        Мы садимся одновременно.
        - Здесь нет ушей, мы проверили все стены. Говори.
        - Ситуация немного изменилась.
        Он напрягается.
        - То есть?
        - В целом, всё по-прежнему. Только с Вепрем будет драться не Пантера. С Вепрем буду драться я.
        Он хмурится. Я продолжаю.
        - Нам придётся перенести время взрыва. По предыдущему раскладу он звучал сразу после победы Вепря. Вы выходили, пока публика ликовала, и мы нажимали на рычаг. Теперь так делать нельзя. Потому что мы оба нужны живыми - и я, и Вепрь.
        - Стоит поставить другой вопрос,- спокойно говорит Скволл.- Кто из вас нужнее живым.
        - Я. Гладиатор сможет поднять рабов, а раб гладиаторов не сможет. Я нужен для координации и организации. Чтобы во всеобщей панике наши действия были грамотными и чёткими. Вепрь тоже нужен. Потому что он один, как я понимаю, стоит сотни.
        - Да. Стоит. Что ты предлагаешь?
        - Взрыв в начале боя. Мы выходим на арену. Глашатай - наш человек. Он оттянет начало на сколько сможет. Вы за это время спокойно выходите наружу. У вас будет не меньше трёх минут. То есть вроде как просто отлучитесь. После вашего ухода глашатай ещё немного тянет и объявляет начало боя. Вепрь должен быть предупреждён, что меня нельзя сразу жестоко давить. Взрыв прогремит примерно через полминуты после начала боя. Дальше Вепрь, как и было условлено, прыгает и сражается с выжившими стражниками. Я возглавляю отряд «наших» гладиаторов. Болт и Мормышка поднимают рабов. За час мы должны полностью справиться, чтобы успеть затолкать в казематы тех, кто точно не согласится быть с нами.
        Скволл думает, подперев голову рукой.
        - В общем, неплохо План принят. Все оповещены?
        - Сейчас буду оповещать. Нужно было согласовать с вами.
        - Хорошо. Только есть одно «но».
        - Какое?
        - Вепрю не слишком просто объяснить, что на соперника нельзя налегать. Вепрь - это почти машина. Если он получает сигнал убивать, он убивает.
        Скволл внимательно смотрит на меня.
        - Он разумен?- спрашиваю я.
        - Да,- отвечает наместник.- Он разумен. Но не так как ты или я. Он читает книги. Довольно много. Он неплохо рисует. Но у него есть инстинкты, которых нет у нас. И никогда не будет.
        - Я могу увидеть его до боя?
        - Нет. Не можешь. Если бы я мог, я бы показал тебе Вепря. Но не могу. Потому что Вепрь ещё не прибыл.
        - Он не с вами?
        - Он своим ходом. Его боятся все остальные. Никто, кроме меня, не может с ним разговаривать.
        Он запугивает меня, кажется мне. Он запугивает и ничего более.
        - Ладно,- говорит он.- Успокойся. Я найду правильные слова. Вепрь не будет слишком опасен для тебя.
        Нельзя сказать, что это меня утешает.
        Скволл встаёт.
        - До боя мы не увидимся. Эту встречу мы можем объяснить, так как мы старые знакомые. Если ты будешь появляться у меня слишком часто, могут пойти слухи, которые нам не нужны. Ещё три дня.
        - Хорошо, мессир Скволл.
        - И ещё,- говорит он.
        - Да?
        - Я знаю, что раньше ты был в другом положении. Помни, кто возвращает его тебе.
        - Я помню.
        Знай своё место, гладиатор. Вот как это звучит. Он не думает, что сделавший подлость один раз сделает её и во второй. Я сделаю, он может не сомневаться.
        Я выхожу первым, Скволл - за мной. Все присутствующие в большом зале смотрят на нас выжидающе, точно мы сейчас будем петь хором или разыгрывать сценку из спектакля. Я прохожу мимо кресла наместника, поворачиваюсь к нему лицом. Скволл царственно садится.
        - Спасибо за интересную беседу, гладиатор Чинчмак!- говорит Скволл.
        - Спасибо, мессир Скволл,- отвечаю я.
        Обратно я иду за тем же воином, который вёл меня сюда. Мелькание жёлтого и чёрного сильно раздражает. Мне трудно понять, как можно жить в таких условиях. По-моему, человеку в подобной обстановке осы и пчёлы будут сниться по ночам и грезиться наяву. Впрочем, это не моё дело.

* * *
        Сегодня бьётся Монгол. Бьётся с хитроумным Спихой, гладиатором наместника Угги. Спиха дерётся очень странно. Почти сразу он бросается на землю и большую часть боя проводит в лежачем положении. Я стою в боковом проходе и вижу только отрывки боя. Спиха ногами не даёт Монголу покоя. Когда Монгол промахивается, его тяжёлая алебарда вязнет в земле и Спиха наносит целый ряд точных и быстрых ударов. Монгол, зная о методике боя Спихи, обезопасил пах кожаной накладкой, но по ногам он получил уже очень серьёзно.
        Монгол падает после удачной подсечки. Спиха тут же встаёт и начинает колошматить лежащего гладиатора. Монгол практически не сопротивляется, он слишком измотан. Наконец, Спиха достаёт нож и всаживает Монголу в грудь. Затем идёт получать свою награду.
        Я ухожу. Монгол может победить невероятно сильного соперника, а потом позорно проиграть такому как Спиха. Это нормально.
        На выходе я сталкиваюсь с Бельвой. Именно сталкиваюсь, в прямом смысле слова. Она роняет корзину, которую несёт, по песку рассыпаются яблоки.
        - Извини,- говорю я и нагибаюсь, помогая ей собирать.
        От неё пахнет женщиной. Как-то по-настоящему, как не пахнет ни от Лорны, ни от других женщин, с которыми я спал и сплю. За такую, как Бельва, мужчина может пойти на край света. Может променять на неё своё бессмертие. Даже не просто на неё. На один её взгляд.
        Я смотрю на неё: она собирает яблоки, тяжёлая грудь колышется в глубоком вырезе, тёмные волосы скреплены на затылке широкой заколкой, но она не может их удержать, они выбиваются и непокорными локонами ниспадают вниз.
        Бельва поднимает глаза.
        - Тебе не скучно без Риггера?- спрашиваю я.
        - Нет,- отвечает Бельва.- Совсем не скучно.
        В её голосе - холод. Наверное, ей слишком часто задают подобный вопрос, потому что она красива. А может быть, наоборот, слишком редко, потому что боятся Риггера.
        - Бельва,- говорю я,- если Риггер не вернётся…
        Она перебивает.
        - Риггер вернётся. И обязательно задаст мне вопрос, не приставал ли кто-нибудь ко мне в его отсутствие. Я могу ему ответить, что никто. Что всё в порядке. А могу сказать, что гладиатор Чинчмак вёл себя по отношению ко мне некрасиво. И всё.
        Я киваю.
        - Хорошо. Я понял.
        Прохожу мимо. Я всё ещё чего-то не понимаю.

* * *
        Условно я называю этот день последним днём. Для кого он станет последним - неизвестно. Может быть, для меня. Может быть, для Вепря. Может быть, для Жирного. Но для кого-то безусловно станет.
        Вчера я сказал Лорне, что не хочу её видеть в эту ночь. Я постарался объяснить ей это достаточно корректно. Кажется, она не обиделась.
        Я смотрю в потолок и думаю, зачем мне всё это надо. Неужели мне не хватает той жизни, которая у меня есть? Неужели жажда власти - это навсегда, это неискоренимо из человеческого разума? Я похож на человека, который сам в себя целится из арбалета, но боится спустить рычаг, потому что не уверен в том, что это принесёт выгоду.
        У дверей дома меня встречает Носорог.
        - Доброе утро.
        - Угу,- я хмыкаю что-то неопределённое.
        - Жирный хочет тебе что-то сказать.
        - Пошли.
        Мы идём к усадьбе, но внутрь войти не успеваем. Навстречу нам появляется сам Жирный со стандартной свитой: телохранители, Мартилла, Кость.
        - А, Чинчмак. Ну что ж, ты голов?
        Он широко улыбается.
        - Да,- говорю я.- Готов.
        - Ко всему?
        - Ко всему.
        - Тогда поехали. Сопроводишь меня до арены.
        Мы идём к конюшне. Партизан выводит конец. Для Жирного - огромного рыжего скакуна, для остальных - чуть попроще и поменьше. Жирный на удивление легко запрыгивает на коня. Бывают такие люди. Они толстеют, рыхлеют, всё, что угодно, но в любом случае остаются великолепными наездниками, как их не крути.
        Кость выглядит на лошади странно. Она похожа на живой скелет, и Партизан подбирает скакуна ей под стать, худого и довольно страшного. Ей, по-моему, безразлично.
        Мой скакун - серый в яблоках. Люблю такой окрас. Просто люблю, и всё, особых причин нет.
        Мы выезжаем на дорогу. Впереди - я и Жирный.
        - Говорят, ты навещал Скволла…- говорит он.
        - Старые знакомцы.
        - Знаю. Что-нибудь выяснил о Вепре?
        - Нет. Скволл сказал, что тот прибудет сегодня своим ходом.
        - Если он может прибыть незаметно, значит, не такой уж он и страшный.
        - Может быть.
        Жирный ускоряется, жестом показывая остальным не догонять его. Он хочет поговорить со мной.
        - Вчера мы со Скволлом ужинали,- говорит он.- И беседовали на различные темы. За одну политическую уступку Скволл готов сдать бой.
        Это что-то новенькое.
        - За что?
        - Это не важно. Земли на севере. Они сейчас нейтральные. Там царит хаос и постоянная война между мной, Скволлом и провинцией Угарт. Скволл предложил объединить силы, чтобы стереть Угарта. А земли поделить после пополам. Это меньше, чем может быть, но больше, чем есть сейчас.
        - Вы можете сделать это, даже если бой будет честным.
        - Ты не понял, Чинч. Я поставил такое условие. Вепрь сдаёт бой. Я присоединяюсь к Скволлу.
        - Скволл может сделать аналогичное предложение Угарту.
        - Вряд ли. Угарт не согласится ни под какими условиями. Он слишком самоуверен.
        - Что нужно делать мне?
        - Биться. Просто биться в полную силу. Не удивляйся, если Вепрь окажется не таким сильным, каким его все рисуют.
        - Я понял.
        Жирный одёргивает коня и снижает скорость. Я тоже.
        Мы въезжаем на территорию арены в молчании. Жирный кивает мне. Я оставляю лошадь слугам, а сам иду в помещение для гладиаторов. Оттуда появляется Болт и дёргает меня за рукав.
        - Пошли,- говорит он.
        Мы спускаемся по лестнице и попадаем в подземную часть комплекса Арены.
        - Я договорился со стражниками, нас пустят.
        Мы минуем стражника-алебардиста в кожаной одежде. Коридор становится уже, а затем внезапно расширяется и превращается в зал. Стены в зале каменные: это обработанная камнетёсами пещера естественного происхождения. К стенам прикованы рабы. Кто-то поодиночке, кто-то целым скопом. Когда они нужны для работы, никто их не расковывает. Их «отстёгивают» от стены и ведут на место работы сцепленными между собой. Рабы нужны довольно часто. Копать ямы и котлованы, строить здания, работать на добыче угля и руды. Это - «местные» рабы, используемые изредка для здешних нужд. Гораздо хуже тем, кто попал в рудники: они работают всё время - под кнутом и нагайкой.
        Те, кто замечает нас, встают. Стражников нет.
        Мы проходим через зал. Между этим и следующим помещением - небольшой коридор с ответвлением. Мы сворачиваем и оказываемся в подобии кладовой. Тут хранятся лишние кандалы и цепи.
        - Слушай,- говорит Болт.- Всё по плану. Всё в порядке. Бой начинается. Через минуту - взрыв. Главное - чтобы ты продержался. До рассвета остаётся пять часов. Мы сразу отключаем Жирного и всё его окружение, всех гладиаторов - под их трибуной особо мощный заряд - и большую часть публики и быдла. И дворовых. Сколько у нас гладиаторов?
        - Как и было, восемь.
        - Немного. А у Скволла?
        - Вся его свита умеет сражаться. Ещё двадцать человек.
        - Плюс рабы, плюс сочувствующие крестьяне и дворовые. Людей Жирного после взрыва должно остаться не более двадцати человек.
        - Должно.
        - Ну и Вепрь. Не знаю, что он такое, но он, говорят, стоит сотни. Главное, чтобы он понимал, кого можно убивать, а кого нельзя.
        - Он будет действовать только по приказу Скволла.
        - Хорошо. Голова-с-Плеч сказал, что казематы подготовлены. Тех, кто не наш точно,- в камень. Остальных - в кандалы сюда. Будем проводить индивидуальные беседы. Наши гладиаторы всё знают?
        - Их не будет на трибунах в момент взрыва. Как только они услышат грохот, они станут вырезать тех гладиаторов, которые останутся внизу.
        - Пантера?
        - У Пантеры почётное место на гладиаторской трибуне.
        - Хорошо.
        Он идёт обратно в помещение для рабов и безошибочно направляется к одному из них. Это худой бритый наголо человек с резкими чертами лица. Он прикован отдельно, за горло, прямо к скале. Тем не менее, цепь у него такой длины, что позволяет ходить практически по всему помещению.
        - Бантер,- говорит Болт.- У тебя всё готово?
        - Да.
        - Ключи проверили?
        - Да.
        Болт идёт прочь. Я - за ним.
        Ключи отдали рабам ещё позавчера. Они прячут их где-то в своих тайниках. Некоторые из охранников - свои люди. Они не будут открыто освобождать рабов, но препятствовать массовому побегу тоже не будут.
        Проходим мимо скучающего стражника - из наших,- поднимаемся наверх.
        - Всё,- говорит Болт,- больше сегодня не общаемся. Только после дела.
        - Хорошо.
        Я иду к тренировочным площадкам.
        - Чинч!- слышу радостный возглас.
        Это Туча, крупный неуклюжий гладиатор из младших. Он всегда сияет, он рад и победе и поражению, и порой от его неизменного оптимизма начинает воротить. Его прозвали Тучей в противовес характеру. Иногда над ним потешаются: что, мол, ты идёшь, мрачный как туча.
        - Да?
        Туча - мечник по призванию. Много лет он жил в какой-то удалённой от нас провинции, служил стражником при усадьбе наместника. Потом стал гладиатором, рядовым, каких тысячи. Познакомившись со мной, он загорелся идеей научиться хорошо бросать ножи. Пока у него не слишком получается.
        - Чинч, я отработал твой приём, смотри.
        Он размахивается и сильным броском отправляет нож в мишень. Нож вонзается точно в яблочко.
        - Ну, как?
        - Если ты так будешь бросать нож в бою, соперник успеет подбежать и отрубить тебе руку с ножом прежде, чем ты сможешь метнуть. Очень большой размах.
        Я беру у него второй нож и мечу его коротким рваным движением. Нож вонзается в кончик ручки предыдущего. Туча приоткрывает рот.
        - Видишь,- говорю я.- От размаха и времени, потраченного на придание ножу разгона, ни скорость, ни сила, ни точность не зависят.
        Иду прочь. Вслед летит:
        - Спасибо.
        Это последний урок, Туча. Это мой последний урок.

* * *
        И снова арена. Арена, которая кипит и беснуется, ликует и воет. Кажется, что она всегда одинаковая, но на самом деле каждый раз ты ощущаешь всё совершенно иначе, будто это другая арена, другие зрители, другой бой. Каждый раз ты наполняешься энергией толпы, будто никогда не делал подобного прежде.
        Арена наполняет тебя ещё до боя. Бой - это просто следствие. Просто выброс части той энергии, которую в тебя только что вплеснули.
        Они построили великолепные декорации. Просто сумасшедшие. Они покрыли песчаную поверхность арены деревянным настилом, отшлифовали его и затем уложили несколько слоёв плотных тканей и кож. Сколько ушло материала - непостижимо уму.
        И ещё Жирный приказал сделать волчьи ямы. Они ничем не прикрыты. Просто в нескольких местах арены - ямы с кольями на дне. Жирный всё рассчитал верно: так Вепрю будет проще сдать мне бой. Только Жирный пока не знает, что боя не будет вовсе.
        Я стою перед коридором, ведущим на арену. Как только глашатай проревёт моё имя, я выйду и подниму руки. Толпа взревёт, а я буду упиваться этим воем. А потом я увижу Вепря. И тут мне кажется, что всё пойдёт не так. Мне не верится, что наш план хорош. Вепрь может убить меня первым же ударом. Болт не справится с руководством в одиночку. Скволла наши слушать не будут: он для них пока никто. Право силы они тоже не признают, потому что сами будут сражаться против силы, против гнёта и рабства.
        Нет. Я трясу головой, отбрасывая глупые мысли. Завтра я стану наместником провинции Санлон. И толпа даст мне прозвище. Например, Непобедимый. Я перекатываю под щекой трубочку с отравленными иголками.
        Я слышу голос глашатая. Он ревёт что-то по поводу величия и красоты наместника Скволла. Ко мне подходит Пантера.
        - Чинч,- говорит он.- Просто продержись. Ты сейчас - самый главный из нас. Может, не самый сильный, может, не самый ловкий. Но - самый главный. Продержись сколько сможешь.
        - Я продержусь.
        Пантера отходит. Глашатай продолжает выкрикивать отвлечённые фразы.
        Я иду к выходу на арену.
        - Рано,- говорит Пантера.
        Нет. Не рано. Когда моя нога пересекает эту границу, границу между тьмой и светом, между подземельем и вершиной мира, глашатай как раз выкрикивает моё имя.
        - Чинчмак!- кричит он.
        И толпа скандирует:
        - Чинчмак! Чинчмак!
        Я смотрю в толпу. Факелы освещают безумные лица, оскаленные рты. Они размахивают флагами и вымпелами, они свистят и рычат. Это звери. Гораздо более звери, чем мы, гладиаторы.
        Я перевожу взгляд на ложу наместников. Жирный - справа. Угга - слева. Скволл - в центре. А рядом со Скволлом - женщина потрясающей красоты. Мне сложно рассмотреть её детально, но даже с такого расстояния видно, что равных ей мало. Я не знаю, какими словами описать её лицо. В свете факелов оно кажется то круглым, то, наоборот, выступают скулы. Волосы разделены ровным пробором. Кажется, она рыжая, хотя точно сказать нельзя. Она поворачивается к Скволлу и что-то шепчет. Я вижу её аристократический профиль, длинный нос с горбинкой.
        И я отвожу глаза, потому что глашатай ревёт:
        - … Вепрь!
        Тьма коридора на противоположном конце арены раскрывается.
        В нём на самом деле два с половиной метра роста. Не меньше. Его тело покрывает густая бурая шерсть. Это не человек. Это животное. Это обезьяна с гор. Он не может драться против человека. Нет, не может.
        Вепрь поднимает одну руку. Сверкают пятисантиметровые когти.
        Он одет в кожаные штаны и лёгкую куртку. Она обтягивает его тело. Под шерстью бугрятся мускулы. Я оглядываюсь назад. В проходе стоит Пантера. Он кивает мне.
        Я иду к центру арены. Вепрь тоже.
        Мы стоим друг перед другом. Он возвышается надо мной чуть ли не на метр. И вдруг он подаёт мне руку. Лапу.
        - Мне сказали, что ты должен выиграть этот бой,- говорит он неожиданно человеческим голосом.
        - Да.
        Я пожимаю руку. Он чуть не ломает мне кости своим пожатием.
        - Запомни, Чинчмак. Я не проигрываю. Я буду драться честно. И твои отравленные иглы не помогут.
        Значит, Лезвие нашёл способ передать информацию. Но у меня возникает другой вопрос.
        - Вепрь, боя не будет.
        Трибуны ревут, пока мы разговариваем. Краем глаза я вижу, как Скволл и его прекрасная дама покидают ложу для наместников.
        - Будет,- говорит Вепрь и отходит на исходную позицию.
        Глашатай ревёт:
        - К бою!!!
        И Вепрь бросается вперёд. Я не успеваю заметить его движения. Он преодолевает расстояние между нами быстрее, чем летит нож. Я пытаюсь ударить его одним из ножей в бок и даже попадаю, но лезвие просто соскальзывает по бугристой коже. Через секунду я обнаруживаю, что вишу на руках у Вепря - над его лохматой макушкой.
        Я исхитряюсь повернуть голову и выплюнуть иголку в макушку Вепрю. Он бросает меня. Как ни странно, не на колено, а просто вперёд. Я приземляюсь вполне удачно, отделываюсь синяками. Вепрь подлетает ко мне снова и поднимает, как пёрышко.
        И в этот момент гремит взрыв.
        Всё вокруг обращается в феерию огня. Трибуна гладиаторов исчезает в пламени, трибуна наместников разлетается мелкими кусочками. Взрывы следуют один за другим. Рядом со мной плюхается на землю оторванная рука. Сноп огня вырывается из коридора, откуда я не так давно вышел. Там тоже был заряд.
        Вепрь роняет меня и сам падает рядом, теряя равновесие.
        - Вепрь!- кричу я.- Надо драться с солдатами! Скволл говорил тебе!
        Его лицо теперь - это звериная маска. Обросшая шерстью, страшная, с красными глазами и слюнявой пастью. Он неразумен.
        Я вскакиваю и бегу прочь. Я успеваю добежать до лестницы на трибуну для рядовых зрителей, когда меня хватает могучая рука и оттаскивает назад. Я не разбираю ничего. Автоматически я выхватываю кинжал и пытаюсь всадить его в руку. Одновременно плюю наугад второй иголкой.
        Он ставит меня на ноги, как игрушку, и бьёт в живот. Я сгибаюсь и падаю. Руки измазаны чем-то липким. Глаза застилает туман. Я смотрю на руки и вижу, как из распоротого когтями Вепря живота выпадают мои внутренности. Я утыкаюсь лицом в арену.
        Страшная боль в голове - и тишина. Абсолютная тишина.

* * *
        - Ну, доброе утро, Чинч…
        Я открываю глаза и вижу перед собой лицо Жирного.
        - Что вчера было?
        - Ты проиграл Вепрю. Продержался около минуты, молодец. Хотя Вепрь должен был убить тебя первым ударом. Так мы с ним договорились.
        - Вы… с ним?..
        Я ничего не понимаю.
        - Да, Чинч. Мы с Вепрем. Он - человек, просто очень странный. Полуобезьяна. Жил в горах долго. В снегах. Потом спустился с гор, гладиатором сделался. У него, Чинч, есть кодекс чести. Очень чёткий. Он на него не отклоняется ни на шаг. Если бы Скволл пошёл на меня войной, Вепрь был бы во главе войска. Сражался бы. Но сколько Скволл ни общался с Вепрем, он так и не понял его до конца. Когда Вепрь узнал о планах Скволла, он пришёл ко мне. Сегодня днём. И всё рассказал. Он сказал, что он - воин, а не подлец. Что он не может принимать участие в предательстве.
        Жирный делает паузу.
        - Скволл Вепрю не господин. Вепрь - свободный гладиатор. И он решил, что пришла пора сменить сторону, потому что прежняя сторона вынуждала его поступать вразрез с собственным кодексом чести. И мы с ним придумали, как всё будет дальше.
        Я пытаюсь пошевелиться и понимаю, что связан по рукам и ногам. Причём ни рук, ни ног я просто не чувствую. Смотрю: нет, ноги на месте. Просто их передавили верёвкой.
        - А дальше Вепрь убил тебя на арене. Вместо гладиаторов на тех трибунах, где была заложена взрывчатка, сидело быдло. Просто согнанный народ. Бесплатное развлечение: последний бой. А за трибунами гладиаторы резали солдат Скволла. Через Вепря мы вышли на тебя и Болта. Больше он не знал ни о ком. А был ещё кто-нибудь?
        Да, был. Был глашатай, стражники в помещении для рабов, Мормышка, Голова-с-Плеч. Но, наверное, нет смысла их продавать. Себя я этим не спасу.
        - Ну, неважно. Важно то, что всё выяснилось. Скажи мне, Чинч, чего тебе не хватало? Женщины у тебя были, жил как в раю, сражался иногда, чтобы совсем жиром не обрасти. Чего тебе не хватало?
        - Ты знаешь, кем я был до того, как попасть к тебе?- выдавливаю я сквозь зубы.
        - Ты был потомственным князем провинции Кассан, что на юге империи.
        - Не провинции. Свободного государства.
        - Нет, Чинч. Неделя или две - и всё. Кассан станет провинцией. До тебя просто не доходят новости. Вопрос в другом. Почему ты просто не убежал? Я бы погоревал-погоревал да и отпустил бы тебя. Забыл бы. А ты - вот так нехорошо. Власть захотел узурпировать…
        - Я тебя ненавижу.
        - Из мести. Понятно. Подлость, месть. Все вы такие. Риггер один честный был. Просто шёл напролом и ломал всё на своём пути. А остальные, эх-х…
        Он поднимается.
        - Я даже не знаю, что с тобой делать. Пытать тебя неинтересно как-то, да и Голова-с-Плеч что-то отказывается.
        Конечно, отказывается. Если он попробует, я первыми же словами его выдам.
        - Но ты, знаешь, Чинчмак, верных людей надо беречь. А неверные не нужны вовсе. Изменивший единожды изменит и во второй раз.
        - А что со Скволлом?- перебиваю я Жирного.
        - Ничего. Я его отпустил. Одного. Даже лошадь дал. В следующий раз, сказал, таким добрым не буду. И он понял. Знаешь, я не хочу портить отношения. Пусть лучше там наместником будет знакомый враг, чем незнакомый друг. Да, и женщину его я забрал. Красивая у него женщина, правда, Чинч? Ты до таких дел падок, знаю.
        Он усмехается. Неожиданно мне начинает казаться, что всё обойдётся.
        - Ну да ладно. Большую часть твоих революционеров я пожурил и отпустил на все четыре стороны. Кого-то в каземат отправил подумать о своём поведении. Кого-то Голове отдал - поразвлечься. Но есть у меня две проблемы - ты и Болт. Вы, получается, зачинщики. Получается, изменники. Риггер как-то говорил мне, что миром вращает жестокость. Я - человек по натуре добрый. Я жестокость не поощряю. Но, боюсь, тут придётся поступить с вами обоими очень некрасиво.
        Он поднимается.
        Я осматриваю помещение. Ничего особенного, просто комната в одном из строений усадьбы.
        - Вы с Болтом хорошо сдружились. Так будьте вместе,- говорит Жирный.- Навсегда.
        И выходит из помещения.
        Два стражника хватают меня под руки и тащат наружу. Солнце бьёт в глаза. Я поворачиваю голову. Из окна второго этажа усадьбы на меня смотрит женщина Скволла. Она и в самом деле рыжая.
        Меня тащат к каземату. Вход в него - внутри небольшого строения. Каземат - естественная пещера под частью территории усадьбы. Я погружаюсь в темноту. Стражники тащат меня ещё ниже, и вот, наконец, мы приходим к месту назначения. Это маленькое помещение. В каменном полу выдолблена приличных размеров яма.
        Меня бросают туда. Сверху наваливается что-то ещё. Это Болт. Он стонет.
        А потом на нас льют раствор. Я последним усилием принимаю чуть более удобную позу и изгибаюсь, чтобы перед лицом оставалась капля пустого пространства. А потом наступает темнота.

* * *
        Вот и всё. Каждое утро на рассвете, который наступает где-то наверху, я просыпаюсь, открываю глаза и вдыхаю пустоту. И снова засыпаю, чтобы следующим утром повторить цикл.
        Меня зовут Чинчмак. Это всё, что у меня осталось. Моё имя.
        И взгляд женщины из окна. Последнее воспоминание.
        Часть 2
        Меня зовут Риггер. У меня нет другого имени. Мне не нужно другое имя, потому что люди научились вздрагивать, услышав это.
        Глава 1. Граница
        Холодно, провались всё сквозь землю, тут жутко холодно. Ветер дует отовсюду, ветер забирается в каждую щель, прожигает насквозь, режет. Любая часть тела, подставленная ветру, тут же мертвеет и покрывается инеем. Моё лицо полностью скрыто под меховым капюшоном, на мне толстая куртка, под ней - ещё одна, а под ней - тёплая кофта; на ногах - два слоя штанов и меховые унты.
        Но это не помогает. Смотреть вперёд больно, я щурю глаза.
        Я никогда не думал, что зима может быть такой. Для меня зима всегда была лёгким похолоданием и редким мелким снежком. Теперь я понимаю, что такое зима в северных горах.
        Может быть, я бы не пошёл сюда. Но, кажется, это единственное место, где можно легко пересечь границу.
        Рюкзак за спиной кажется тяжелее с каждой минутой. Мечи пришлось упаковать: идти по горам с оружием на поясе невозможно. Огнестрел - под второй курткой, доставать долго. Но я надеюсь, что тут врагов у меня пока нет. Ничего, будут.
        Зато здесь есть тропа. Причём не звериная: человеческая. Впрочем, меня это не удивляет. Меня уже ничем не удивить.
        Я вижу дымок. Он вырастает будто прямо из снега, но, присмотревшись, я понимаю, что это нечто вроде землянки, только в скале. Вероятно, пещера.
        Дверь деревянная, наполовину заваленная снегом. Она «встроена» прямо в снежный холм. Будто кто-то поселился внутри сугроба. Дёргаю за стальное кольцо. Дорогое кольцо: хорошее литьё, чеканка, замысловатые узоры. Дверь закрыта. Метель завывает, невозможно понять, услышан ли мой стук.
        Стучу сильнее, стучу без остановки. Одновременно с этим бью в дверь ногой.
        Дверь открывается неожиданно, внутрь. Моя нога находит пустоту, я чуть не проваливаюсь в проём, но восстанавливаю равновесие. За дверью - лестница.
        Дверь за моей спиной закрывается, подземелье освещают неровные факельные отблески. Поворачиваюсь к хозяину. Это невысокий человек, обросший густой чёрной бородой. При таком освещении черт его лица не разобрать вовсе. Жестом он приглашает меня спуститься.
        Лестница не слишком длинная. Я оказываюсь в небольшой скудно обставленной комнате. Тут есть печь, две лавки, кособокий стульчик и ветхий, но некогда дорогой и красивый стол.
        Хозяин спускается за мной, показывает на стульчик у печи. Тут тепло, из печи пышет жаром.
        Я разуваюсь, с моих сапог течёт вода. Затем снимаю обе куртки. Незнакомец забирает их и развешивает над печью. Вода стекает в специальный желобок, уходящий куда-то в стену.
        Хозяин протягивает мне краюху хлеба и кусок вяленого мяса. Я ем, потому что голоден. Жуя, спрашиваю:
        - Ты кто?
        - Бурха,- говорит он.
        Даже при свете непонятно, как он выглядит. Борода покрывает его щёки до самых глаз. У него очень низкий голос.
        Он не спрашивает, кто я такой. Я понимаю причину.
        Он ставит передо мной кружку с дымящейся жидкостью. Пью. Вкусно. Это что-то вроде мёда, я ничего подобного раньше не пробовал.
        - Через границу переведёшь?
        Он кивает.
        - Пять монет.
        - Две.
        Щурится, смотрит.
        - Пять.
        - Две.
        Я хочу, чтобы он прочитал в моих глазах безжалостность. Чтобы увидел смерть. Но он не боится.
        - Пять,- говорит он твёрдо.
        - Две.
        Молчание.
        - Иди сам,- говорит он.
        Развязываю кошель. Достаю четыре монеты. Аккуратно раскладываю по столу. Хозяин смотрит на деньги, затем сгребает их волосатой лапищей. Сделка состоялась.
        - Завтра пойдём. Сегодня буря, не доберёмся.
        Кто-то другой мог бы и сам пойти через перевал. Погиб бы где-нибудь, а на следующий день продолжил путь. Но у меня нет второй жизни.
        - Хорошо.
        Дожёвываю мясо.
        Чувствую, что нужно поддержать разговор. Молчание кажется неуютным.
        - Много клиентов?
        - Хватает.
        Я не ждал другого ответа.
        Он показывает рукой на деревянную скамью у стены.
        - Спать будешь тут.
        Киваю. Я думаю, лучшего места мне не найти.

* * *
        Бурха будит меня ни свет ни заря. Я давно отвык валяться в постели, но вставать в четыре утра не слишком приятно.
        - Нужно успеть,- говорит он вместо приветствия.
        - Всё успеем.
        Я сажусь. Спина затекла. Руки и ноги как деревянные. Рывком вскакиваю. Разминаю суставы. Бурха отскакивает в сторону: я чуть не задел его.
        Я не люблю спать в одежде, но тут иначе никак. Бурха стоит в стороне.
        Я собираюсь. Мечи, которые лежали на лавке рядом со мной, теперь аккуратно стоят у стены. Хмурюсь, смотрю на Бурху.
        - Упали,- говорит он.
        Я не проснулся, и кто-то взял моё оружие. Пусть это даже друг. Но друг может оказаться врагом. Я чересчур расслабился.
        Плеть по-прежнему на поясе. Огнестрел - в петле одной из курток. Одеваюсь.
        Бурха протягивает мне кружку. По запаху не похоже на вчерашний мёд, но тоже горячее.
        Выпиваю. Запах трав.
        - Не замёрзнешь,- говорит Бурха.
        Он выходит первым. Напоследок оглядываю комнату. Под потолком висят какие-то травки. На полочке стоит банка, в которой плавает глаз, очень похожий на человеческий.
        Снаружи холодно, но ветра почти нет.
        - На лыжах умеешь?- спрашивает, обернувшись, Бурха.
        - Нет.
        Он молча идёт вперёд. Топает по снегу, как настоящий медведь. Если бы я умел ездить на лыжах, мы бы шли быстрее.
        Дорога скучная. Ничего не происходит. Бурха хорошо знает тропы, по которым не нужно карабкаться наверх, но можно просто идти. Без него я бы заблудился за час.
        И остался бы в снегах.
        Что заставило меня переходить границу здесь? Я ведь мог и не наткнуться на хижину Бурхи.
        Я знаю, кто. Я сам. Моя уверенность в себе. Потому что я - Риггер.
        Бурха выползает на небольшую возвышенность.
        - Перевал,- говорит он и указывает пальцем вперёд.
        Всё видно, как на ладони. Перевал - это тропка между двух гор, узкая, едва заметная.
        - Где граница?- спрашиваю я.
        Бурха показывает куда-то в сторону.
        - Там.
        Бурха делает шаг вперёд, потом оборачивается.
        - Драться ты умеешь.
        Он не спрашивает. Он утверждает.
        - Да,- говорю я.
        - Самоеды могут напасть.
        Я знаю, кто такие самоеды. Читал в одной из книг Цикры. Горное племя, замкнутая община. Они питаются мясом. Собственным. Убивают кого-нибудь из племени и съедают. А наутро он просыпается живым. Даже Цикра не знал, с какой целью они это делают: ради справления религиозных нужд или ради утоления голода.
        - Пошли.
        Бурха уже идёт вниз.
        Тропка становится совсем узкой и крутой. Приходится помогать себе руками. Толстые перчатки постепенно превращаются в лохмотья. У меня есть вторая пара - как раз на такой случай.
        Бурха идёт легко: он ходил тут не раз. Снег твёрдый, замёрзший, по сути, наст. По нему можно идти, не проваливаясь, если знать, куда ступать. Я стараюсь идти по следам Бурхи.
        Тропа снова расширяется. Бурха останавливается и прислушивается.
        - Что-то не так,- говорит он.
        Я расстёгиваю куртку, моя рука сжимает рукоять дробовика. Мечи замотаны в ткань и торчат за спиной. Их не достанешь. Семихвостка болтается у бедра.
        Но уже поздно, потому что на нас падает сеть.
        Он берётся из ниоткуда, она тяжёлая, и мне приходится отпустить дробовик, чтобы руку не прижало к телу в неудобном положении. Под нами - тоже сеть. Мы попались, как дети.
        Раздаются крики. Прямо из-под снега появляются люди в белых меховых одеждах. Их несколько десятков. Я крепко прижат сетью к тропе: нет пространства для манёвра. Люди подбегают и бьют нас деревянными дубинами - как попало, по голове, по рукам. Я не могу достать дробовик, не могу дотянуться до мечей. У меня есть два ножа, укрепленные на запястьях, но ими такую сеть не перережешь.
        Мне попадают по голове, и я теряю сознание.

* * *
        Голова раскалывается. Холодно, очень холодно. Руки связаны за спиной. Ноги тоже связаны. Куртку с меня не сняли. Я чувствую, как что-то твёрдое упирается мне в бок. Это ствол огнестрела. Они не обыскивали меня. Просто связали и всё. Плеть тоже со мной. Нет только рюкзака и мечей, которые были за спиной.
        Я полусижу, прислонившись к камню. Справа и слева стоят два стражника с копьями. У копий - каменные наконечники. Воины одеты в белые шкуры: штаны, куртки, шапки - всё из шкур. Поднимаю глаза на одного из воинов. Он смотрит на меня. У него пустой взгляд. Ледяной.
        Они не знают, что на предплечьях у меня укреплены ножи.
        Передо мной - нечто вроде ледяной арены. Напротив меня, на другой стороне арены, стоит Бурха. Он не связан, но по обе стороны от него - стражники. Посередине арены - алтарь.
        К алтарю идёт воин. В отличие от собратьев, он обнажён. На нём только меховая набедренная повязка. Он не чувствует холода.
        Он забирается на алтарь. Тот сделан в форме полулежанки. Вслед за воином к алтарю подходит человек в чёрном одеянии. Он резко выделяется на фоне остальных. Он достаёт из складок своего балахона клинок.
        Стальной клинок. Даже отсюда видно, что клинок - не простой. Он покрыт рунами. Вряд ли его выковали самоеды. Они не знают металла.
        Это колдун, это явно колдун.
        Он опускает клинок и начинает отпиливать воину на лежанке ногу. Бурха отворачивается, его тошнит. Я видел и более неприятные картины.
        Воины испытывают экстаз. Искоса поглядываю на своих охранников. Эти не теряют бдительности, оба смотрят на меня.
        Шаман отпиливает ногу чуть выше колена. С другой стороны подходит воин с факелом. Он прижигает рану. Жертва молчит.
        Он не теряет сознания, этот человек на алтаре. Его лицо - маска равнодушия. Выточенная из камня.
        У клинка есть зубцы. Он скребёт кость. Шаману тяжело. Он давит на рукоятку. Воины вокруг выстукивают ногами ритм. Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре. Воин на алтаре бледен. Человек с факелом - деловит. Шаман трудится. Отсюда не видно, но я думаю, что он вспотел.
        Похоже на кошмарный сон, так это неестественно и нереально.
        Шаман проходит кость. Дальше идёт легко.
        Он откладывает меч и поднимает отпиленную конечность. Человек с факелом прижигает рану. Жертва молчит.
        В нескольких метрах от алтаря - жаровня. Я никогда не видел подобной: над раскалёнными углями укреплен круглый камень.
        Шаман маленьким ножом срезает с ноги мясо. Шматки мяса он передаёт человеку у жаровни. Тот бросает их на камень и поливает какой-то жидкостью. Камень раскалён: мясо начинает дымиться. Шаман передаёт свою омерзительную ношу одному из воинов и берёт с жаровни поджаренный кусок плоти. Он несёт его человеку на алтаре. Тот протягивает руку и ест собственную плоть.
        Меня сейчас вырвет.
        Нет, не вырвет. Я видел, как сдирают кожу. Как варят в масле.
        Теперь я могу смело говорить: я видел, как человек ест самого себя.
        И тут я понимаю, что после этого воина они будут есть меня. Меня и Бурху.
        Я меняю позу. Теперь между моей спиной и скалой есть небольшое пространство для действия. Мои стражники смотрят на меня, не отрывая глаз.
        Очень аккуратно извлекаю нож, начинаю пилить верёвки.
        Воины едят мясо.
        Шаман поднимает клинок и начинает отпиливать жертве вторую ногу.
        Я перерезаю верёвки. Думать над планом действий некогда.
        Напротив меня Бурха сидит на снегу, уставившись на стену.
        Шаман поднимает отрезанную ногу над головой. Воины выстукивают ритм. Мои стражники следят за мной. Жертва молчит. Жаровня брызгает кипящей жидкостью, может, кровью. Человек с факелом прижигает раны.
        Ритм учащается, повторяясь: раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. Воины в экстазе.
        Я рывком вскакиваю с земли. Ноги связаны, но это мне не мешает. Каждый из моих стражников получает по ножу в глаз. Оба молча оседают на землю. На меня никто не смотрит. Я перерезаю верёвки на ногах.
        Копьё с каменным наконечником - плохое оружие. Мне очень не хватает моих мечей. Плетью против толпы не посражаешься. Я достаю огнестрел.
        Это новый огнестрел. Я взял его из императорского арсенала. Он двадцатизарядный, с прикладом из лёгкого металла, покрытого кожей. Перезарядка автоматическая. Может бить из одного ствола, может сразу из двух. Щёлкаю переключателем режима: стрельба из одного ствола.
        Первый выстрел разносит голову шаману. Я просто иду в самый центр арены с оружием в руках.
        Второй выстрел отбрасывает факелоносца, третий - воина у жаровни. Стреляю в толпу.
        Когда они понимают, что происходит, у меня в руках уже шаманский клинок. Это не боевое оружие. Это именно ритуальный клинок. У него есть нарезка, и у острия он гораздо шире, чем у рукояти. Им хорошо рубить головы. Или отпиливать.
        Что ж, для этого я его и использую.
        Я превращаюсь в машину смерти. Воины бросаются на меня, но ни одно копьё не может причинить вреда Риггеру. Я подныриваю под их удары, перепрыгиваю через трупы, перерубаю деревянные копья мечом. Он не слишком острый, но у меня удар достаточной силы. Головы отлетают прочь одна за другой, я отрубаю ноги и руки, рассекаю животы, дроблю черепа. Когда враги начинают наседать, я стреляю. Один падает, остальные отступают. Не знаю, видели ли они когда-нибудь огнестрелы. Наверное, видели. Они ведь промышляют тут не одну сотню лет.
        Смерть, смерть кружится вместе со мной. Смерть, которая завтра снова станет жизнью.
        Наконец, они начинают понимать. Они отступают. Кто-то поворачивается ко мне спиной и бежит. Кто-то отходит медленно, направляя на меня копьё.
        Ну уж нет, я не позволю им разбежаться. И я атакую. Я бью в спины, бью по ногам. Отбрасываю бесполезный уже дробовик и выдёргиваю плеть-семихвостку. Крюки вонзаются в одного из воинов, выдирают куски мяса из его лица и груди. Картинка: на одном из крюков - выдранный с корнем человеческий язык.
        Среди самоедов - паника. Они бегут, теперь уже все. Я вижу их спины. Сначала мне хочется броситься в погоню, но затем я понимаю, что в этом нет смысла.
        Оглядываюсь: полсотни трупов. У дальней стены лежит Бурха. Они перерезали ему горло.
        Это плохо. Без Бурхи мне отсюда не выбраться. Я не знаю горных дорог. Можно взвалить Бурху на плечо и идти наугад, но тогда я выбьюсь из сил к тому времени, как он очнётся.
        Если бы я знал mortirum, я произнёс бы его сейчас, как это сделал Киронага в разбойничьем лесу давным-давно. Но я не знаю mortirum. Старик Кракра сказал, что я не имею права знать mortirum. Потому что я могу использовать его неправильно. Во мне пока что недостаточно верности, сказал прокажённый.
        Цикра тоже промолчал. Цикра сказал мне, где искать противоядие. Где искать обратное заклинание. Сказал, куда идти. Но секрета mortirum он не знал. Зачем он бессмертному? Бессмертный всё равно не сможет им воспользоваться.
        Вокруг меня полсотни трупов, которые завтра оживут. Они возьмут своё оружие и снова бросятся в бой, на меня.
        Я осматриваюсь. С одной стороны к арене спускается широкая тропа, можно сказать, дорога. По этой дороге и улепётывали самоеды. С двух сторон - стены. С четвёртой открывается прекрасный вид на горы. Иду туда. И не ошибаюсь: это обрыв. Не слишком крутой. Брошенное вниз тело будет катится по склону. Долго катиться - не меньше километра. Этого вполне достаточно. Прокатившись даже сто метров, человек не сможет подняться обратно. Мне предстоит много работы.

* * *
        Бурха просыпается и вдыхает холодный воздух.
        Много раз в жизни у меня возникала необходимость убить человека. Впервые в жизни у меня возникла необходимость кого-то спасти. Я бы бросил Бурху здесь, если бы не зависел от его знания местности. Но теперь что-то греет меня изнутри. Я спасаю человека - как это звучит. Риггер спасает человека. С некоторых пор словосочетание «друг Риггера» перестало звучать странно. Я перехожу на качественно новую ступень.
        Бурха пугливо осматривается. Арена залита кровью, но пуста.
        - Где они?
        Я усмехаюсь.
        - Меня зовут Риггер. Запомни это имя,- говорю я.
        Бурха встаёт.
        Вдалеке раздаётся человеческий крик. Кричат из-за обрыва. Бурха идёт туда.
        Я знаю, что он увидит. Крошечные фигурки, ползущие по склону. Интересно, они будут пытаться забраться к нам или пойдут обходным путём?
        - Надо уходить,- подхожу к Бурхе.
        Он смотрит на меня. В его глазах страх.
        - Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.
        - Ты знаешь, что они делают с пленниками?- спрашивает он.
        - Едят, наверное.
        У меня хорошее настроение. Я люблю, когда меня опасаются.
        - Едят годами. Нам повезло…- он осекается.
        - …потому что я - Риггер.
        - Нет,- он неожиданно возражает.- Потому что мы попали на какой-то ритуал. Я знал одного человека, который попал в обычную их кабалу. Он прожил у них пятнадцать лет, если это можно назвать жизнью. Они ели его каждый день. Держали в цепях и отрезали куски. Каждый день. Они этим питаются. Просто они питаются человеческим мясом.
        - Потому что это неистощимый источник,- говорю я спокойно.
        - А ты бы смог?- в голосе Бурхи вызов.
        - Да,- говорю я.
        Он умолкает.
        - Веди,- я подталкиваю его к выходу с арены.
        Он осматривается.
        - Мы теперь без провианта,- говорит Бурха.
        - А я без мечей.
        Бурха с сомнением смотрит на притороченный к моему поясу ритуальный клинок самоедов.

* * *
        Нас никто не трогает. Снежная дорога утоптанна и широка. И слишком открыта. Мы проходим метров сто, и тут Бурха говорит:
        - Я понял, где мы. Я тут никогда не бывал, но вон те пики,- он показывает на одну из вершин,- знаю. Там есть пункт государственной границы. Пойдём туда.
        - Меня не пропустят.
        - А меня там знают. Люди бывают сильные и богатые. Сильных я веду тайной тропой. Богатых - через пропускной пункт.
        - А если человек сильный и богатый?
        - Тогда я предлагаю ему выбор.
        - Почему ты не предложил выбора мне?
        - Ты не выглядел богатым.
        На золото, которое у меня с собой, я могу купить деревню. Только часть его ушла вместе с рюкзаком. Самое ценное зашито в поясе. И по карманам немного распределено.
        - Ладно.
        Мы сворачиваем с дороги и идём практически по целине. Тропка есть, но едва заметная.
        - Бурха, а сколько примерно этих самоедов?
        - Человек двести,- говорит он.- Большая часть - женщины, они не сражаются.
        Теперь понятно, где прочие самоеды. Я их всех просто перебил. Я снова жалею, что не знаю mortirum.
        Мы долго идём по каким-то едва заметным тропкам. Несколько раз приходится забираться на уступы. Самый высокий - более двух метров. В качестве верёвки мы используем мою плеть. Крюки отлично цепляются за неровности в камнях.
        - Ты знаешь дорогу?- спрашиваю я проводника.
        - Да,- говорит он.
        По нему заметно, что он лукавит. Он знает направление, но не уверен, что та или иная тропа приведёт куда нужно. Ладно. Главное, чтобы довёл.
        Часа через два мы уже вымотаны до предела. Особенно я. Я устал ещё вчера.
        Вдруг Бурха останавливается.
        - Ну вот.- говорит он.- Я знаю эту тропу. Хотя никогда сюда не хожу: слишком близко к самоедам.
        Мне становится спокойнее. Мы идём дальше.
        - Бурха,- спрашиваю я.- Зачем ты тут поселился?
        - Платят,- пожимает плечами проводник.
        - А самоеды до твоего жилища не доходят?
        - Нет. У них какие-то собственные границы есть.
        - А когда мы туда шли…
        - Виноват. Сам нарушил,- в самом деле, голос Бурхи звучит виновато.- Срезать хотел. Часа четыре бы выгадали.
        Я молчу.
        - Мы уже не на их территории.
        Я хмыкаю в ответ.
        - Правда,- он мнётся,- мы на территории патруля.
        Час от часу не легче.
        - И давно ты проводником?
        - Лет двадцать уже, верно.
        - И за двадцать лет?..
        Он понимает вопрос.
        - Трижды. Ты - четвёртый.
        - А сам как выкручивался?
        И тут до меня доходит. Как всегда, с запозданием. Человеческий глаз в банке в жилище Бурхи. Бурха, несвязанный, стоит между стражниками во время ритуала.
        Сука. Ублюдок. Деньги зарабатываешь, да? Территорию нарушил, да? Продажная тварь.
        Нельзя себя выдать. Нужно дойти до заставы.
        Но Бурха уже понимает. Он делает рывок вперёд и пытается убежать. Я успеваю поймать его за капюшон. Рывком валю сволоча на снег, бью в лицо. Ломаю нос. По его лицу стекает кровь.
        - Куда, сука!- кричу.
        Он безуспешно пытается вырваться. Бью его ещё раз, сильнее. Он затихает, хотя остаётся в сознании.
        Нагибаюсь к самому его лицу.
        - Так вот,- говорю.- Ты доведёшь меня до границы, как ни крути. Попытаешься сбежать, я буду тебя жрать, будь уверен. Провианта у нас нет, а я уже полтора дня не жрамши ничего. Я от тебя буду мясо отрезать и на твоих глазах его хавать, понимаешь, ублюдок?
        Ему страшно. Я это вижу.
        - Ты думаешь, я не смогу?- я реву.- Отвечай, падла!
        Он кивает, мол, да, верю, сможешь.
        Рывком поднимаю его на ноги.
        - Веди.
        Он идёт впереди, спотыкается.
        Плохо то, что я не могу отомстить. Я могу причинить ему боль, но уже завтра он забудет о ней. Уже завтра он будет жив и здоров. У меня нет возможности вмуровать его в каменную кладку или в дно фекальной ямы, как это делал император Аонга. Аонга Жестокий. Наверное, Риггер тоже мог бы получить подобную кличку.
        Идём долго, более трёх часов. Я выдыхаюсь, но держусь. Нельзя показывать, что я слабее Бурхи.
        А я - слабее. Без сна, без еды, в непривычных условиях.
        Неожиданно Бурха падает на снег. Падаю рядом.
        - Что такое?- шепчу.
        - Застава.
        Выглядываю из-за камня. Метрах в двухстах от нас - пограничный пост. Заснеженная дорога хорошо утоптана. Над горами - вечернее солнце. Мы вышли справа от поста, отсюда хороший обзор.
        По обеим сторонам дороги стоят воины.
        Это воины Фаолана.
        - Где воины с нашей стороны?
        - Мы миновали их,- говорит Бурха.- Мы попали как раз в промежуток между двумя постами.
        Впрочем, неважно. Свои бы выпустили. Наверное.
        Впустит ли Фаолан?
        - Сколько там стражников?
        - Человек двадцать. Не знаю точно.
        - Прорваться можно?
        Бурха смотрит на меня, как умалишённого.
        - Нет,- говорит он.- Никто не прорывается. У них даже кодекс чести есть: если кто-то прорвался, они его не преследуют. Признают, что он сильнее.
        - А если этот кто-то - войско императора Файланта?
        - Если нападающих больше, чем стражников, они сразу сообщают дальше. Тут кодекс не работает.
        Кодекс. Не преследуют. Я думаю, как механизм. Надеюсь, Бурха не соврал.
        Достаю нож и вонзаю его в шею лежащему проводнику. Он больше мне не нужен. Даже если он бывал по ту сторону гор, мне уже не потребуется скрываться.
        Бурха хрипит. Кровь орошает снег.
        Он затихает. Я вытираю нож и прячу обратно в рукав. А потом встаю в полный рост и иду прямо к заставе.
        Потому что я ничего не боюсь. Потому что я не менее бессмертен, чем любой из них. Потому что я - Риггер.

* * *
        Я выхожу на дорогу, и только теперь стражник замечает меня. Мои куртки распахнуты. На бедре болтается клинок самоедов. На другом - семихвостка. Огнестрел - в петле под внешней курткой. В рукавах - ножи. На ходу я извлекаю из карманов на поясе кастеты и надеваю их. До метательных ножей не дотянуться: они под внутренней курткой.
        Я иду прямо посередине дороги навстречу стражникам.
        Один из них поднимает руку, приказывая остановиться.
        - Стой!- кричит он.
        На нём боевые доспехи. Очень тяжёлые, делающие воина неповоротливым. Но зато его практически невозможно поразить холодным оружием. Кираса на его груди выгнута под таким углом, что пули, выпущенные в грудь или живот, тоже не возьмут. Их просто отбросит в сторону.
        Он извлекает меч из ножен, укрепленных за спиной. Меч - огромный. Я никогда не видел меча таких размеров. Двуручник. Стражник легко размахивает им, точно это деревянная палка.
        - Стой, говорю!- приказывает он.
        Второй стражник тоже достаёт оружие.
        Два монстра, закованных в железо. Под шлемами я не вижу даже их глаз. Они закрыты мелкой железной сеткой. Плети и кинжалы против стражников бессильны. Но меня зовут Риггер, и нет стены, которую я не преодолею.
        Я достаю огнестрел. Двадцать выстрелов. Поднимаю огнестрел на вытянутой руке - между нами около двадцати метров - и стреляю. Стараюсь попасть в голову. Не попадаю. Стражник бросается на меня.
        Его неповоротливость - деланная, картинная. На самом деле это совершенная машина-убийца. Картина выглядит апокалипсической. Белый утоптанный снег, довольно яркое ещё солнце. И три фигуры. За спинами стражников - ворота, встроенные прямо в скальные отроги по обе стороны дороги.
        Огромный меч опускается. Стражник просто рубит, пытаясь располовинить меня. Я перекатываюсь и стреляю в упор стражнику между ног. Он разворачивается и рубит снова. Что же там за сталь?
        Второй уже около меня, я едва увёртываюсь от их мечей. Пока я сделал только два выстрела. Надо экономить патроны. Интересно, как это смотрится: рукопашное сражение между мечниками и стрелком?
        Два меча сталкиваются в воздухе. Я вскидываю огнестрел и стреляю в голову одного из пограничников. Сеточку, прикрывающую глаза, разрывает. Из щели в шлеме хлещет кровь. Он падает на спину, тяжело, неуклюже.
        Второй отступает. Я иду на него. Он поднимает руку:
        - Стой, путник!- говорит он почти ласково.
        Я знаю твоё уязвимое место, сволочь. Два выстрела подряд, перезарядка, ещё два выстрела. Он падает. Все пули попали в цель. Через доспехи прорвалась только одна, но этого достаточно.
        У меня мало времени. Скоро стемнеет, а мне нужно перейти через границу и уйти достаточно далеко, чтобы не успели снарядить погоню. А может, Бурха не соврал насчёт их кодекса чести, и погони не будет вовсе. Но стоит перестраховаться. Я подхожу к первому стражнику. Беру его меч.
        Я - сильный. Но, клянусь Бельвой, я бы не смог орудовать подобным мечом с должной степенью мастерства. Он весит, наверное, килограмм двадцать. В лучшем случае. Клинок самоедов и то удобнее. Меч остаётся у владельца.
        Направляюсь к воротам. Они закрыты. Стучу. Тишина. Ворота сделаны из железа и украшены многочисленными узорами и выступами. Начинаю подниматься по ним. Некоторые так велики, что нога встаёт полностью. Уже буквально через минуту достигаю верха.
        И тут ворота подо мной открываются. Я приземляюсь вполне успешно, вскакиваю на ноги, но это мне не слишком помогает. Потому что за воротами десяток таких же воинов, а за их спинами - всадники.
        Животные под ними - не лошади. Животные под ними - носороги. Как они выживают здесь, в таком климате, в горном разреженном воздухе - я не знаю. Может, это специальная порода. Но это именно носороги, огромные, закованные в броню, а на их спинах - всё те же пограничники со своими неподъёмными мечами.
        Риггер, ты глупец. Твои ошибки искупает только то, что ты - Риггер.
        Я поднимаю руку и говорю:
        - Мне нужен главный.
        Наверное, они в замешательстве. Они ожидали увидеть ломящуюся в стены толпу варваров, не менее.
        Один из всадников выезжает вперёд. Его доспехи - белые. На шлеме - плюмаж.
        Он молчит. Ждёт.
        - Меня зовут Риггер,- говорю я.
        Мои руки перезаряжают дробовик. Демонстративно, медленно. Стражники ничего не делают.
        Я считаю стражников. Десять пеших, десять конных. За воротами - лагерь. С другой стороны видны такие же ворота.
        - Если мне понадобится, я пройду через вас, как прошёл через них,- показываю головой на трупы первых двоих.
        Главный ждёт.
        - Я не хочу этого.
        - У тебя есть пропуск?- спрашивает главный. Его голос звучит глухо, но мощно.
        У них нет стрелкового оружия. Только мечи. Аккуратно кладу дробовик на снег. Сбрасываю верхнюю куртку. Затем - нижнюю. На мне - плотная, но лёгкая шерстяная накидка. Ноги довольно тяжёлые. Всё-таки меховые сапоги - это не обувь для бега. Расправляю плечи. Нагибаюсь, поднимаю дробовик. Всё это я делаю медленно, презрительно.
        Сбруя носорога похожа на лошадиную. Им можно править одной рукой. Интересно, с какой скоростью он может передвигаться?
        - Нет,- говорю я и бросаюсь вперёд.
        Они никогда не видели подобной скорости. Справа от главного стоит пеший стражник. Я забегаю по нему, как по лестнице, по его доспехам, отталкиваюсь от его шлема и перелетаю на носорога предводителя. Затем перепрыгиваю через всадника, разгоняюсь и в прыжке двумя ногами въезжаю в грудь одному из всадников во втором ряду.
        Те, по кому я пробежал, даже не шелохнулись. Но прямого удара не сможет выдержать и бронированный великан. Он тяжело валится с носорога, и я тут же занимаю его место. В моей руке появляется нож, и я вонзаю его в загривок животному, прямо между пластин доспехов, где толстая серая кожа искусственно разрезана именно для этих целей. Одновременно я дёргаю поводья влево. Носорог рывком разворачивается и несётся вперёд, к спасительным воротам на противоположном конце лагеря.
        За моей спиной начинается суета, но я погоняю своего страшного зверя, и когда до ворот остаётся не более десяти метров, я снова всаживаю нож в кровавую рану на его холке. Он ничего не понимает от боли и всей тушей врезается в ворота.
        И пробивает их. Левую створку выносит полностью, правая остаётся болтаться на скошенных петлях. Мой носорог, полуослепший, едва соображающий, несётся вперёд. Он сносит стражника, возникающего у него на пути, и мчится дальше, таранная машина, тонны мяса и мышц. Дорога ровная, сворачивать некуда, он несётся по прямой. Моя задача - просто держать равновесие.
        Оборачиваюсь. Позади, кажется, погоня, но она достаточно далеко.
        Дорога резко сворачивает. Я понимаю, что начинается витиеватый серпантин, ведущий вниз. Только зверя не остановить. Он летит прямо и оказывается на крутом склоне. Далеко внизу я вижу следующий уровень серпантина. Носорога тащит вниз, снег пластом съезжает под тяжёлыми ногами животного. Я изо всех сил цепляюсь за сбрую. Носорог тормозит как может, но его скорость почти не уменьшается. Если сейчас его ноги подогнутся, мы полетим кубарем. И меня можно будет собирать по кусочкам.
        Кажется, удача пока что не отвернулась от меня. Носорог удачно «доезжает» до следующего уровня дороги. Как только он чувствует ровную поверхность, он останавливается. Огромный зверь трясётся мелкой дрожью. Я смотрю наверх. Далеко-далеко застыли фигуры стражников. Затем я вижу, как они исчезают за кромкой горы.
        Я дёргаю сбрую. С первого взгляда она показалась мне похожей на лошадиную, но это не так. Часть ремней уходит куда-то назад, за спину всадника, и под носорога. Если дёрнуть их на себя, носорог идёт вперёд. Это логично: шпорами такого зверя понукать не получится, а постоянно раздражая рану в шее, можно вызвать только бешенство, но никак не послушание.
        Зверь идёт не спеша. Привык быть под всадником.
        Если погоня и есть, то она далеко. Двоих я убил. Двоих как минимум оглушил. Вряд ли они отправили в погоню всех. Думаю, штук пять всадников и несколько пеших. Своим безумным спуском я создал неплохую фору. Хотя я всё ещё надеюсь, что Бурха не соврал насчёт кодекса чести.
        Дорога извилиста. Я немножко подгоняю носорога. Мне холодно: ветер достаточно сильный, а куртки остались наверху. Иногда я оглядываюсь. На верхних уровнях серпантина погони всё ещё не видно. Хотя я угнал их носорога.
        Когда буду возвращаться в Санлон, надо будет прихватить с собой ещё одного. Для Жирного. Ему понравится.
        Глава 2. Деревня
        Я сижу на сочной зелёной траве. Вокруг поют птицы. Прямо передо мной по ярко-синему цветку ползёт бабочка. Огромная, многоцветная.
        Носорог неподалёку. Он ощипывает какие-то кусты. Время от времени я задаюсь вопросом о том, чем питаются носороги в горах. И как они вообще там существуют.
        Погони я так и не увидел. Странный закон, но он работает на меня.
        После спуска с гор я проехал ещё километров пять, а потом окончательно стемнело. Я привязал зверя и уснул, подстелив под себя накидку.
        За ночь ничего не изменилось, и это странно. В империи Файланта меня бы выследили и взяли за пару часов. Я на это и рассчитывал: нет более быстрого и удобного способа добраться до столицы, чем в клетке осуждённого. Главное, чтобы меня не убили.
        Но мои надежды не оправдались. Вокруг царит тишина и благоденствие. Солнце, цветы, трава.
        Я чувствую себя не в своей тарелке. Вокруг Риггера должна быть смерть.
        В одной из седельных сумок носорога обнаружился окорок. Наверное, стражник стащил его с общего стола. Мне, голодному уже два дня, он пошёл на пользу. Вода нашлась неподалёку, в ручье.
        Риггер восстанавливает силы. Значит, кому-то придётся плохо.
        В последнее время подобные мысли звучат всё более и более неуверенно, неестественно. Я чувствую, что меняюсь.
        Я забираюсь на носорога, мы трогаемся с места. Дорога - широкая и утоптанная, но вокруг - ни души. Лес, затем дикое, необработанное поле, затем снова лес.
        Через некоторое время я виду деревню. В целом, она выглядит точно так же, как и в Санлоне. Только дорога ухоженная, ровная.
        Еду молча. Люди смотрят на меня. Носорог им не в диковинку, а вот всадник в необычной одежде их интересует.
        Жизнь этих людей выглядит идиллически. Цветочные клумбы у каждого дома, густая зелёная трава, ласковое солнце над головой. Беленые аккуратные домики с большими чистыми окнами. Моя империя - гораздо южнее, климат засушливее. Я немного завидую этим людям.
        Вот только в подобных условиях нельзя воспитать настоящего воина.
        Я останавливаю носорога напротив темноволосой женщины с узким лицом. Она стоит на пороге дома и смотрит на меня.
        - В Фаоланкан - туда?
        Машу рукой вперёд. Я и в самом деле не уверен, что еду в верном направлении.
        - Да,- она отвечает спокойно.
        - Долго?
        - Пять дней пути напрямик.
        Пять дней до Фаоланкана. Затем - на другой конец империи Фаолан, к западным горам, если, конечно, понадобится. Цикра объяснил мне, как найти Знание. Конечно, он не был уверен. Конечно, он прочитал всё это в книгах. Но это мой единственный шанс.
        - Стражник!
        Я не сразу понимаю, что обращаются ко мне.
        Это мужчина в крестьянской одежде, небольшого роста, щуплый.
        - Да?- я играю роль.
        - Стражник, нам надо довезти до столицы обоз…- он мнётся,- мы опасаемся пути, стражник.
        - Конвой?
        Он кивает.
        - Мы заплатим сколько скажешь, стражник.
        Он просто пресмыкается передо мной. Я не знаю, принято ли обращаться к стражникам с такими просьбами. Наверное, принято. Только стражники дерут неимоверные цены за свои услуги.
        Обоз… Это неплохо. По меньшей мере, не придётся искать дорогу.
        - Сколько займёт путь до столицы с обозом?
        - Восемь дней, стражник.
        Они не задаются вопросом, почему стражник не знает, сколько добираться до столицы. Может быть, местные стражники никогда там не бывали. Они хранят верность своей части Фаолана.
        - Когда выезжаем?
        Его глаза светятся от радости. Он понял, что я соглашаюсь.
        - Послезавтра, послезавтра на рассвете, стражник. Ты можешь задержаться на день? Мы заплатим!
        Он ждёт от меня согласия.
        - Послезавтра,- я спрыгиваю со своего зверя.- Куда отвести носорога?

* * *
        Я лежу на мягкой кровати. Носорог пасётся где-то позади дома. Он не переносит крытых помещений. Это я узнал от Лиука - так зовут мужчину - с помощью нескольких наводящих вопросов.
        Никто, кроме стражника, не может касаться носорога. При этих словах Лиука мне становится смешно. Кажется, я нарушил и этот закон Фаолана.
        В дверь стучат. Это Лиук.
        - Стражник, тебе больше ничего не нужно?- спрашивает он.
        Интересно, как он расценит требование привести мне женщину.
        - Нет,- говорю я.
        Он исчезает.
        Проходит всего несколько минут, как дверь открывается без стука. Тихо, едва заметно. Но я не сплю. Я вглядываюсь в темноту. Женский силуэт. Кажется, тут читают мысли.
        Женщина подходит к кровати и садится на край.
        Я шевелюсь, показывая ей, что не заснул.
        - Ты - Риггер,- говорит женщина.
        Я напрягаюсь. Когда моё имя произносят в Санлоне или в Оменескорне, я горжусь этим. Моё имя внушает страх. Когда моё имя произносят в первой попавшейся деревне империи Фаолан, мне становится неуютно.
        - А кто ты?
        - Я - Марфа.
        Что-то крутится у меня в голове, но выскальзывает.
        - Я названная сестра Бельвы,- говорит Марфа.
        Я вспоминаю. Я не знаком с Марфой. Когда я встретил Бельву, Марфа уже жила в Фаолане. Она была лучшей подругой Бельвы. Бельва рассказывала мне о Марфе. В мире, где нет родства, дружба приобретает совсем другое значение.
        - Не волнуйся, Риггер,- говорит Марфа.- Я тебя не выдам. Я знаю, зачем ты здесь. Границы закрыты, но письма доходят. Много лет назад одно из писем Бельвы, отправленное в пустоту, нашло меня. Я знаю, что она в Санлоне, я знаю, что она - твоя женщина. Когда ты отправился в путь, она послала мне весточку - и я приехала сюда, чтобы тебя перехватить. Впрочем, я живу неподалёку, тут меня все знают.
        - Я мог поехать другой дорогой.
        - Тут нет другой дороги. Я знала направление, и этого хватило.
        В темноте я не вижу черт её лица.
        - Я поеду с тобой, Риггер. Ты будешь меня защищать. Я буду тебя вести. В Фаолане совсем другие законы. Здесь, в приграничных областях, ты почти как дома. Но чем ближе ты к столице, тем явственнее будет отличаться твоё поведение. И тебя убьют, Риггер…
        Она знает?
        - …и отправят в вечные казематы.
        Я успокаиваюсь. Не знает даже Бельва.
        - А если я не соглашусь?
        - Это твой выбор, Риггер. Бельва попросила у меня помощи. Помощи для тебя. Отказаться - твоё право.
        Я дотрагиваюсь до её руки. Провожу по бедру. Она не отстраняется.
        Риггер, ты сволочь.
        Марфа наклоняется и целует меня.
        Конечно, я согласен.

* * *
        Не бывает ничего случайного. Я понял это ещё тогда, когда с Киронагой ехал в Оменескорн. Я почти уверен, что Марфа знает больше, чем говорит. Всё-таки с большой вероятностью я мог проехать через другую деревню. Мог проскочить эту без остановки. Я ощущаю себя куклой на верёвочке.
        Утром Марфы уже нет. Оружие и одежда аккуратно лежат у кровати.
        Я выхожу из дома, готовый к бою. Мне кажется, что сейчас из-за угла появятся настоящие стражники на боевых носорогах и втопчут меня в землю. Смешают с грязью.
        Но нет. Мне улыбаются женщины. Со мной здороваются мужчины. У всех лёгкий акцент, но мой говор их не смущает. Они приветствуют меня как своего.
        - Стражник!- меня зовёт полный мужчина в полотняной рубахе.
        Оборачиваюсь к нему.
        - Мне поручили покормить тебя, стражник. Пойдём в мой дом.
        Это выглядит, как идиллия. Как обетованный остров, в который давно уже никто не верит. С тех пор, как вся земля стала обетованным островом. Где-то тут, на зелёных лугах, пастухи и пастушки должны бегать вокруг душистых стогов и заливисто хохотать. Здесь не может быть гладиаторских боёв. Не может быть машин для снятия кожи. Здесь не было императора Аонги.
        Я иду к мужчине. Он исчезает в тёмном дверном проёме. Я инстинктивно жду засады, но всё в порядке. В сенях никого нет, а в комнате меня ожидает накрытый стол с дымящейся кашей из неизвестной мне крупы.
        Мужчина садится напротив.
        - Меня зовут Лимон.
        Смешное имя.
        - Нет,- он чувствует мой взгляд.- Правда, Лимон. Это не кличка, это имя.
        Он похож на лимон. Кругленький, желтокожий.
        - Риггер,- говорю я.
        Никакой реакции. Он просто кивает, принимая моё имя к сведению.
        Он ест вместе со мной. Просто ест, спокойно и размеренно. В Санлоне только Лосось мог позволить себе подсесть за мой стол.
        И я чувствую, как во мне закипает ненависть. Мне казалось уже, что я научился контролировать себя. Ко всему прочему, моя злость в последнее время получила массу каналов для выброса: позавчера я дрался с пограничниками, а два дня назад вырезал целое племя.
        Сдержаться, Риггер. Нужно сдержаться.
        - Лимон,- говорю я.- А ты бывал в империи Оменескорн?
        В его глазах интерес.
        - Нет, а это возможно?
        - Ну,- я делаю хитрый вид.- Через границу иногда проходят и без документов.
        - Правда?
        - Я вижу, ты бы хотел побывать там.
        Он мнётся, а потом кивает.
        - Ага. Хотел бы. Я Фаолан на самом-то деле вдоль и поперёк объездил. А границу никогда не переходил… Боязно нелегально-то.
        - Я могу устроить.
        Мне нужны друзья здесь. Помимо Марфы.
        Лимон стесняется.
        - Ну…если….
        - Когда мы вернёмся, я тебе обеспечу проезд и документы,- я вру без зазрения совести,- только ты мне сейчас немного расскажи, хорошо?
        Он кивает.
        - Как в деревне появилась Марфа?
        - Не знаю. Я тогда как раз в отъезде был. Вернулся, а она уже здесь.
        - В ней есть что-нибудь необычное?
        Прямее некуда.
        - Ну,- он снова мнётся.
        - Давай-давай.
        - Она передаёт письма. За границу. Через Стирру, почтаря.
        - И всё?
        - Ну, всё, в общем. Живёт как живёт. Иногда мужиков меняет. Сейчас одна, но это ты и сам догадался, стражник,- он подмигивает.
        Ем кашу, запиваю каким-то сладким напитком с небольшим хмельком.
        - Стражник, можно спросить?..
        - Давай.
        - А что тебе до Марфы? Или это потому что ты с ней…
        В его речи слишком много несказанных слов.
        - Ничего, Лимон. Это просто не твоё дело.
        Как трудно сдержать себя. Ещё несколько минут, а потом я достану нож и перережу ему горло.
        Встаю, не доев.
        - Невкусно?- в его голосе обида.
        - Очень вкусно. Но я не люблю много есть с утра.
        - Ну ладно…- он разочарован.
        Выхожу на улицу. И нахожу выход из положения.
        Встаю по центру дороги. Достаю клинок.
        - Эй!- кричу громко.- Кто хочет поучиться обращаться с мечом,- ко мне!
        И после этого медленно иду к дому Лиука.
        Практически тут же подбегает невысокий крепкий парень.
        - Меня, меня научи, стражник!
        - И меня!
        - И меня!
        Через две минуты желающих набирается пятнадцать человек. У десяти находятся клинки. Я осматриваю оружие. Все клинки - одной работы. Простые, но качественные. Никаких филигранных изысков на рукоятях, но сталь добротная, слоёв достаточно, точно клинки делали для профессиональных воинов.
        - А кто клинки делал?- спрашиваю я.
        - Виркас-кузнец,- говорит кто-то.
        - Местный?
        - Да наш, тутошний.
        Надо будет навестить этого деревенского мастера.
        - Кто с мечами - со мной. Остальные могут посмотреть.
        На заднем дворе встаю по центру.
        - Посмотрим, кто чего стоит. Бить буду насмерть. Кто пройдёт экзамен, того чему-то да научу, остальные будут просто смотреть.
        Если я никого не убью сейчас, я буду убивать потом.
        Они набрасываются сразу, скопом. Десять человек с клинками. Первые двое не успевают остановить мой удар снизу. Одному ноги отсекает начисто, в ноге второго клинок застревает. Всё-таки непросто сражаться пилой. Увёртываюсь от двух ударов, выдёргиваю клинок и распарываю чей-то живот. Застываю с поднятым оружием.
        Они кружат вокруг, но подойти не решаются. Двое корчатся на земле. Удар в живот был смертельным.
        - Что ж…- опускаю клинок.- Достаточно.
        Добиваю обоих раненых. Меня отпускает. Жажда крови чуть-чуть успокоилась.
        - Первый!- говорю я.- Насмерть не буду, не боись.
        Выходит тот, кто подходил ко мне первым, невысокий и коренастый.
        Держит меч умело, будто и не работал никогда у сохи.
        - Учился драться?
        - Да, немного. Виркас учил чуток.
        - Он всех учил,- добавляет кто-то.
        Ничего себе деревенька. Кузнец-мечник. Крестьяне с мечами. Что-то тут не так.
        - Как зовут?
        - Микта.
        - Бей,- говорю я.
        Он бьёт, не раздумывая. Сбоку, стремясь попасть по почкам. Я легко парирую удар и двумя пальцами тыкаю его в глаза. Удар останавливаю за полсантиметра.
        Микта отшатывается.
        - Так не дерутся!- возмущается он.
        Я приближаю своё лицо к его.
        - Дерутся как угодно, запомни, Микта. Как угодно.
        Продолжаю громко.
        - Если у вас есть возможность ударить соперника по дых - бейте. Если можно ткнуть его в глаз - ткните. Можете откусить ухо - кусайте. Запрещённых ударов нет и не может быть. Кодекса чести в бою - нет. Я не знаю, чему вас учил этот кузнец. Благородных сражений не бывает. Микта!
        Он снова нападает. Точно так же, сбоку. Я проделываю тот же финт.
        - Ты видел, что я сделал?
        - Да.
        - Почему ты повторил тот же удар?
        Он мнётся.
        - Когда ты бьёшь таким образом, твоя левая рука должна быть готова к отражению атаки. Она не задействована в ударе. Она - для обороны.
        Я говорю что-то ещё, говорю медленно, продумывая слова. Говорю так, как мне говорили мои учителя. Как говорил Киронага. Как говорил Файлант. Мертвец и смертный.
        Впрочем, я такой же.
        Я обучаю их почти до вечера. Мы пропускаем даже обед. Только когда солнце начинает клониться к западу, а вокруг меня столпилась уже вся деревня, я завершаю урок.

* * *
        Я ужинаю в доме Марфы. Лиук посмотрел на неё хитрыми глазами, но разрешил накрыть для меня стол. Слово Лиука имеет вес в этой деревне, хоть он и не староста. По-моему, тут вовсе нет старосты.
        Марфа сидит напротив и смотрит на меня.
        - Она всё такая же?- спрашивает Марфа.
        - Какая?
        - Большая. Добрая.
        Я улыбаюсь. Это правильно, наверное. Бельва должна быть именно такой.
        - Да, такая.
        Марфа опускает глаза.
        - Он всё тебе прощает, правда, Риггер?
        Я не отвечаю. Но по моему выражению лица понятно, что Марфа права. Бельва прощает мне всё.
        - Мы жили в столице, в Фаоланкане, городским главой был тогда мессир Айрог. Но теперь он уже не правит…- в её голосе удовлетворение.
        - Сместили?
        - Лет пятьдесят назад. Говорят, первый помощник Касс залил его в раствор по горло. И налил в углубление воды так, что Айрог может пить, но не может захлебнуться. И у него есть постоянный выбор: умирать от жажды или от разрыва мочевого пузыря.
        - Да, неприятно,- я думаю, вынес ли бы я такое испытание.
        - Ладно,- она резко меняет тему.- Дело не в этом. Мы жили с Бельвой и Клифой. У нас был дом на улице Забытого Счастья. Она называлась иначе, эта улица. Но настоящего названия я не помню. Все её называли так. Тихая была улочка, незаметная. Мы жили в доме Клифы, он достался ей от какого-то любовника. Клифа была очень стройная. У неё фигура была, как на картинах, где изображают красавиц. Фавориток наместников и тому подобных.
        Он делает паузу. Я жую мясо.
        - Нам хорошо было, понимаешь, Риггер. Нам никто не был нужен. С нами здоровалась вся улица. Весь район. Весь город. К нам приходили женихи. Представляешь себе, Риггер? Люди, которые предлагали жить с ними долгие годы. Которые сулили богатство и власть. А мы жили себе и жили. А потом, в один прекрасный момент, Клифа понравилась Кассу. Первому помощнику наместника Айрога.
        Марфе тяжело говорить.
        - Касс не сулил богатств. Касс пришёл с отрядом и забрал Клифу силой. Я вцепилась в неё и не хотела отпускать. И Касс забрал меня тоже. А Бельва пошла сама. За отрядом.
        Я прекращаю есть. Бельва никогда не рассказывала об этом.
        - Нас дотащили до дома Касса. Там дом - как замок. Больше, чем у наместника, наверное. Клифу потащили в дом. А меня - на конюшню. И там меня насиловали. Знаешь, Риггер, каково это? Касс тоже приходил. По утрам. Когда я просыпалась после очередной смерти. Чтобы быть первым. Там был один урод, просто солдат, стражник. Огромный, ростом за два метра. Он мог проткнуть меня кинжалом, а потом трахать в рану. Представляешь себе, Риггер? Его подпускали ко мне, когда уже никто не хотел. После него было уже некого насиловать. Я так жила три недели, Риггер. Каждый день.
        Она тяжело, болезненно сглатывает.
        - А однажды конюшня загорелась. Огонь был повсюду. Метались лошади, люди. Почти все лошади погибли. Лучшие лошади Касса. Он потом по городу ездил с отрядом, бесился. Поджигателя искал. А подожгла конюшню - Бельва. Она в суматохе моё тело вытащила и на себе унесла. А наутро я проснулась уже за городом, на траве. И рядом была Бельва. И мы ушли.
        - А Клифа?
        - Я не знаю, что с ней стало. Больше мы её никогда не видели.
        Бельва. Да, она такая. Она могла так сделать. Даже больше: она не могла поступить иначе.
        - Марфа…
        - Да?
        - Ты знакома с Ритой, женщиной из Оменескорна? Темноволосая, полная, чем-то напоминает Бельву. Очень красивая.
        Марфа молчит. А потом, точно через силу, говорит:
        - Нет, не знакома. Почему ты спросил?
        - Вы чем-то похожи.
        Марфа молчит некоторое время, а потом говорит:
        - Знаешь, Риггер, у меня когда-то была сестра. Настоящая сестра, не названная.
        В мире, где нет родства.
        - Мы не виделись с того самого дня,- говорит Марфа.- На нашу деревню напали воины императора. Я не помню, кто был императором тогда. Меня проткнули мечом. Убили в первый раз. Когда я очнулась и поняла, что жива, её уже не было. Её угнали, увели с собой. Её звали Инва.
        - Ты помнишь это до сих пор?
        - Да,- говорит она.- Я знаю, большинство не помнит жизнь до бессмертия. А я - помню.
        Затем она поднимает глаза и смотрит на меня с неожиданной надеждой.
        - Может быть,- говорит она,- твоя Рита - это и есть моя Инва.
        - Вряд ли. Тебе не стоит знать, кто такая Рита. Точнее, я не смогу тебе рассказать.
        Они с Ритой и в самом деле похожи. Рита полнее. Но лица - точь-в-точь. Всё связано. Всё сплетено. Бельва - Рита - Марфа. Треугольник.
        Я придумываю какие-то факты и пытаюсь собрать несоединимую головоломку. Почему-то мне кажется, что Рита - и в самом деле Инва. Но нет, не может быть. Это было бы слишком странным совпадением.
        Я вспоминаю тот день в императорском дворце, когда Рита подошла ко мне и наказала беречь Бельву. Наказала никуда её не отпускать. Знала ли она, кто такая Бельва? Я думаю о том, как Бельва вытаскивала обгоревшее тело подруги из огня. Какой Бельва была - сильной и любящей. Рита желала мне добра, но откуда взялось это желание? Из женской солидарности или из знания?
        Мне, Риггеру. Добра тебе, Риггер. Кто не испытывал ко мне ненависти в этой жизни? Кто?
        А кто желал мне добра? Пальцев одной руки хватит, чтобы их сосчитать.
        Я встаю.
        - Марфа,- говорю я.- Давай забудем про этот разговор. Навсегда. И никогда к нему не вернёмся.
        - Никогда,- шепчет она. По её щекам текут слёзы.
        Я выхожу из дома. Уже темно. Некоторые окна светятся.
        Далеко, на противоположном краю деревни, ярким светом пылают окна кузницы. У меня остался ещё один неразрешённый вопрос.

* * *
        Он стоит ко мне спиной. Худой, тонкий мужчина с длинными, чёрными как смоль волосами. Но его нельзя принять за женщину даже со спины. От него веет силой.
        Он оборачивается. Я смотрю в его глаза и вижу себя.
        Он делает шаг вперёд и подаёт мне руку.
        - У меня нет оружия,- говорю я.
        В Оменескорне не принято пожимать руки. Я не привык к этому.
        Он убирает руку.
        - Что вам нужно, стражник?
        Он обращается подчёркнуто вежливо.
        - Ты ковал клинки для деревенских парней?
        - Я.
        - Можешь показать свои работы? Мне нужен хороший клинок.
        Виркас усмехается и идёт к двери в дальней стене кузницы. Сполохи огня на лице делают его похожим на сказочное чудовище.
        Иду за ним.
        Комната невелика. На стенах - оружие.
        - Это не твоя работа,- показываю я на правую стену.
        - Это - не моя,- подтверждает кузнец.- Моя - здесь.
        Слева на стене всего несколько клинков. Похожих на те, что я видел в руках у деревенских сегодня днём. Только эти - более вычурные, украшенные.
        - Ты ведь не просто кузнец, правда, Виркас?
        Я стою к нему спиной. Он ничего не отвечает.
        - Простой деревенский кузнец не может выковать меч. Не умеет. И не имеет права. За это можно и в катакомбы. А у тебя половина деревни открыто оружие носит.
        - Набеги,- кратко отвечает Виркас.
        - Какие набеги, кузнец?- я оборачиваюсь.
        Но в глазах Виркаса я снова вижу свой собственный взгляд.
        - А ты ведь не просто стражник, правда?- спрашивает он.
        Мы смотрим друг на друга. Игра в гляделки. Он первым нарушает молчание.
        - У меня есть для тебя клинок, стражник.
        Этот меч не висит на стене. Он лежит на столе, накрытый тёмным полотном. Кузнец отбрасывает ткань и поднимает оружие.
        - Запомни, стражник. Это хороший клинок. Это один из моих лучших клинков. Я даю его тебе, потому что знаю, кто ты на самом деле.
        Я напрягаюсь.
        - Не волнуйся. Что знает Марфа, то знаю я. Почему - это неважно. Я не знаю, зачем тебе в столицу. Но ты выполнишь одно дело - за этот клинок.
        - Какое?
        - Марфа расскажет тебе. Марфа расскажет.
        Он опирается руками о стол и закрывает глаза.
        Я держу его меч. Ножны тут же - на столе. Я понимаю, что больше нам говорить не о чем. Рано или поздно я всё пойму.
        Я думаю, что нужно тут же убить его: этим самым клинком.
        - Где ты взял этот меч?- вдруг спрашивает он, показывая на пилу самоедов.
        - Трофей.
        - Это работа Паргаса из Фаоланкана. Старая работа, очень старая. Сейчас он уже не делает таких мечей.
        - Если увижу его, передам привет.
        Виркас усмехается.
        - Паргас уже сто лет как в казематах столицы. Думаю, ему там не сладко.
        - У тебя найдутся ножны к этому мечу?- спрашиваю я.
        Он кивает. Долго копается в огромном сундуке в углу. Наконец, извлекает ножны. Старые, пыльные, исцарапанные.
        - Лучших нет. Но это тоже работа Паргаса.
        - Спасибо.
        Я не знаю, что ещё сказать.
        - До завтра, стражник,- говорит Виркас.
        - До завтра, кузнец.

* * *
        Утро приходит внезапно. Марфа бесцеремонно будит меня, трясёт за плечо. Я открываю глаза.
        - Вставай, Риггер. Караван отходит через полчаса.
        Я поднимаюсь и выглядываю в окно.
        На улице - гружёные телеги, лошади. Вряд ли всё это было подготовлено за утро или даже за ночь. Скорее всего, телеги стояли гружёными и ждали своего часа.
        Вокруг суетятся крестьяне. У нескольких я вижу притороченные к сёдлам мечи.
        Марфа ещё в комнате. Что-то ищет в шкафу.
        - Марфа, здесь все умеют обращаться с оружием?
        - Да,- отвечает она.- Все.
        - Зачем вам я?
        - Я настояла.
        Она выходит из комнаты. Картинка начинает складываться. Бельва предупредила Марфу о том, что я собираюсь перейти границу. Наверное, кто-то сторожил меня у тайной тропы. Вряд ли они думали, что я пойду напролом. Но я пошёл. В деревне меня остановил староста, который был предупреждён Марфой. Всё спланировано. Я опять ощущаю себя пешкой в чужой игре. Битком на бильярдном столе.
        Кто ещё знает, что я не стражник?
        Я одеваюсь и вооружаюсь. На правом боку - меч Виркаса в изящных ножнах. На левом - зазубренный клинок самоедов.
        Риггер смертельно опасен. Плеть. Ножи. Огнестрел. Ходячая смерть.
        - Завтрак на ходу,- говорит невесть откуда появившаяся Марфа.
        Я не успеваю даже утвердительно хмыкнуть, как она снова убегает.
        Носорог мирно пасётся метрах в ста позади дома, в поле. Я не знаю, как позвать его, потому иду к нему сам.
        Он признаёт во мне всадника и опускается на колени. Забираюсь.
        Обратно на улицу я въезжаю настоящим королём.
        Обоз состоит из пятнадцати повозок, запряжённых волами. По два вола на повозку.
        Я медленно двигаюсь вдоль каравана. Ко мне подбегает Лиук. Такое ощущение, будто он не умеет ходить спокойно.
        - Стражник, ты замкнёшь обоз?
        - Хорошо.
        Сложно сказать, что лучше. Может, я полезнее впереди. Но пусть будет так.
        Я вижу знакомые лица: Марфа, Лимон, Микта, Виркас. Все здесь. Лимон не едет. Он что-то рассказывает девушке в ярко-красном платье. Девушка смеётся.
        Суета скучна. Я еду вперёд, к выходу из деревни. Еду медленно: меня обгоняет Виркас и кладёт руку на шкуру носорога.
        - Риггер,- он говорит тихо, но я слышу.
        - Что?
        - Не думай, что все играют втёмную. Ты и в самом деле понадобишься нам в пути. Если бы не ты, мы просили бы настоящих стражников с границы.
        Молчу. Жду продолжения.
        - Чтобы добраться в срок, мы поедем через чёрные территории напрямик. Там нет хороших и плохих. Нет разбойников и грабителей. Просто триста лет назад огромную территорию недалеко от центра империи выжгло пожарами. Земля тлеет до сих пор. Объезжать их - не меньше десяти дней. Напрямик - три дня. Там живут люди. Очень странные люди. Думаю, нам придётся подраться.
        - Это же не впервые?- спрашиваю я.
        - Два раза в год. До сих пор мы нанимали стражников. Теперь едем с тобой. Марфа верит в тебя.
        Я поднимаю глаза и смотрю вперёд.
        Я тоже верю в себя. Потому что если я не буду верить в себя, я умру.
        Глава 3. Чёрные земли
        Они и в самом деле чёрные. Просто в какой-то момент понимаешь, что травы больше нет. Ни деревьев, ни кустов, ничего. Только выжженная равнина. Изредка жалкое растение пробивается через обугленную корку и угольную пыль, но жизнь ему уготована недолгая.
        Земля горит. Торфяники и в самом деле дымятся. Всполохи видны редко и далеко от дороги, но дым стелется по земле. Дышать тяжело.
        - Дальше будет чуть лучше,- успокаивает Виркас.
        Пятнадцать телег. На каждой - по два человека. Плюс Виркас и я. Сначала я замыкал караван, но теперь еду в авангарде. Носорог доволен: ему тепло. Только голодно.
        Привал намечен только на вечер: там будет оазис выжившей зелени. Виркас ходил тут не раз, он знает дорогу назубок. Впрочем, многие из деревенских тоже ходили этой дорогой.
        К повозкам привязано несколько коней, бредущих рядом. Когда кто-то из караванщиков хочет размяться, он садится на коня и обгоняет моего носорога. Иногда они заговаривают со мной. Я отвечаю.
        Во мне постепенно закипает ненависть.
        В какой-то момент рядом со мной оказывается Марфа. Под ней - серый молодой конёк по имени Шалка. Мы немного обгоняем караван, чтобы наш разговор не слышали.
        - Бельва не написала мне, зачем ты идёшь в Фаоланкан.
        - Возможно, я пойду и дальше.
        - К Красным горам?
        - Да.
        Она сразу угадала. Наверное, что-то такое проскользнуло в моём тоне, что стало ясно: я еду на край света, не ближе.
        - Риггер…- она мнётся.- Я знаю, что ты великий воин.
        - Да.
        - Мне нужна твоя помощь. Ты можешь просить у меня всё, что угодно, в обмен.
        - Да.
        Я не люблю длинные предисловия.
        - Клифа жива. Она в казематах дворца Касса. По-прежнему. Она там. И будет там вечно, если ты не освободишь её.
        Я смотрю на Марфу. Кажется, я снискал славу героя.
        - Ты думаешь, я смогу?
        - Я знаю, что ты сможешь.
        Риггер, спасающий человека. Риггер Благородный. Риггер Великолепный. Риггер Милосердный. Отвратительно.
        - Я подумаю.
        - Спасибо, Риггер.
        Она исчезает.

* * *
        Человек появляется внезапно. Будто из-под земли. Дорога - чёрная, просто утоптанная пыль пожарища, и всё. Поверхность вздымается, и посреди дороги вырастает фигура. Он перемазан чёрной землёй. В руках у него - нечто вроде копья, примитивного, с наконечником из кости.
        Я останавливаю носорога. Человек смотрит на меня, а затем размахивается и мечет копьё.
        Оно летит медленно. Слишком медленно, чтобы меня задеть. Я перехватываю копьё прямо на лету. Меня оттягивает назад, но я сохраняю равновесие. Чёрный воин в недоумении.
        Я бросаю нож. Попадаю в глаз. Воин падает. Всё занимает не более пары секунд.
        И тогда из-под земли начинают появляться другие. Их чуть ли не сотня. Я не могу понять, лезут ли они из каких-то подземных нор, либо просто прятались до сих пор, присыпанные чёрной пылью.
        Я вонзаю нож в загривок носорога. Если бы он мог встать на дыбы, встал бы. Он бросается вперёд. Под его тушей чёрные воины гибнут один за другим. У меня в руке - дробовик. Я стреляю наугад. Почти каждый выстрел - в цель.
        Чёрные не рассчитывали на такого, как я. Краем глаза я вижу, что воины окружают повозки. Они бросают копья и стреляют из примитивных луков. Направляю носорога на нападающих. Стрелы отскакивают от животного. Они не могут пробить его броню.
        Я начинаю любить своего боевого соратника. Он сильнее, чем я. Ему не нужно бить, увёртываться, прыгать, убегать. Он может просто нестись вперёд, и все, попадающие под его тушу, превращаются в месиво.
        Виркас - в центре сражения. Он похож на молнию. Он идеально держит равновесие, рубит и колет, стрелы летят мимо него. У него тонкий, напоминающий катану меч. Им не перерубишь бревно, зато рассечёшь волос. Вдоль.
        Кто-то из деревенских машет мечом среди целой толпы чёрных. Я замечаю его в последний момент. Носорог сносит его вместе с врагами.
        Наверное, они думали, что будет бойня. Она и есть. Только совсем не такая, на какую они рассчитывали. Чёрные не просто отступают. Один за другим они бегут прочь, бросая на поле боя оружие и соратников.
        Через несколько минут всё кончено. Вокруг - только трупы. Уцелевшие чёрные скрылись за холмом.
        Виркас покрыт кровью с ног до головы. Я подъезжаю к нему.
        - Это кто?- спрашиваю я.
        - Это дикари. Когда-то они были просто сектой, которая отказалась уходить с насиженных мест после пожарища.- Он тяжело дышит.- А потом их вера стала как-то меняться. Отказ от одежды, от цивилизации. Результат - перед тобой.
        - Зачем тогда они напали?
        - Ну, жрать-то хочется.
        В последнее время мне везёт на каннибалов.
        Рассматриваю один из трупов. На самом деле, дикари белые. Их тела густо покрыты мерзкой чёрной слизью. Засыхая, она образует что-то вроде панциря.
        Виркас видит, как я дотрагиваюсь до тела.
        - Это смесь испражнений местного болотного ящера, торфа, пыли и ещё какой-то дряни,- говорит он.- Я видел, как это готовится.
        - Где?- оборачиваюсь к кузнецу.
        - Я был у них в плену. Сбежал.
        По его тону я понимаю, что расспрашивать не стоит.
        Виркас - тоже берсерк. Такой же, как и я. Как Файлант. Но мне кажется, что он мудрее нас всех. Больше всего он напоминает мне Киронагу. Моего лучшего врага. Мне на самом деле жаль, что Киронаги больше нет.
        Среди наших - шестеро убитых и трое тяжелораненых. Их добивает Виркас. В это время я достаю стрелы из шкуры носорога. Животное мужественно терпит.
        Мы грузим трупы в фургоны и продолжаем путь. Чёрных не видно.
        Мы с Виркасом едем впереди.
        - Я так понимаю, что это не все сюрпризы Чёрных земель,- говорю я.
        - Сюда император уже после пожара сгонял неугодных. Не бандитов и даже не политических врагов. А всяких безумцев. Таких же сектантов, как чёрные. Проповедников. Всяких извращенцев, которым не место в казематах.
        - Есть такие, кому не место в казематах?
        - Думаю, в Оменескорне тоже есть такие. Если всех замуровывать в стены, то не хватит стен.
        Выгоревший рай для уродов. Мир, где нет физического уродства, населен моральными уродами. Каждая смерть обновляет не только тело. Смерть обновляет разум. Иначе мы все сошли бы с ума от той вечности, которая у нас впереди. И разум изменяется с каждым воскрешением: чуть-чуть. Этого хватает.
        - И когда следующая встреча?
        Он усмехается.
        - Этого не знаю даже я.

* * *
        Мы останавливаемся на привал в обещанном оазисе. Это клочок земли размером тридцать на тридцать метров, не больше. Тут растут деревья. Тут есть трава. А вокруг - всё та же выжженная равнина.
        - Почему здесь никто не поселился?- спрашивая я у Виркаса.
        - Люди продолжают жить на выжженной земле не потому, что император приказал им жить на выжженной земле. Они продолжают на ней жить, потому что они так хотят.
        Это исчерпывающий ответ.
        Мы сидим на траве. Я пью горячий чай из котелка. Виркас жуёт огромный кусок мяса.
        Некоторое время мы молчим. Все заняты своими делами. Потом я задаю вопрос, который беспокоит меня уже некоторое время.
        - Что мы везём, Виркас?
        Его молчание красноречиво.
        Никакие крестьяне не повезут картошку и лён за восемь дней пути к столице. Да ещё караваном из пятнадцати телег. Если открыть полог повозки, там действительно будет провиант. Везде. Но я не копался в глубине.
        - Карик,- говорит Виркас.
        Рай для богатеев. Пятнадцать повозок необработанного карика. Деньги, которых хватит на год существования всей деревни. А если карик обработанный, то на два года.
        - Все знают?
        - Все.
        Я молчу.
        - Ты думаешь сейчас, что за время твоего пребывания в деревне никто и словом не обмолвился,- говорит кузнец.- Потому что это работа. Это дело. О нём не говорят вслух.
        - Бывают набеги?
        - Да.
        Поэтому в деревне много вооружённых людей. Карик растёт плохо и только на особых землях. Соседние провинции наверняка нападают с целью похищения урожая.
        - Ты знаешь, что такое молчать, Риггер.
        Меня пробирает до костей. Он попал в точку. Я знаю, что такое молчать.
        Подходит Марфа.
        Виркас тут же исчезает. Напоследок смотрит на меня выразительным взглядом.
        Она садится рядом.
        - Ты и в самом деле такой, каким тебя описала Бельва,- говорит она.- Только ты менее жесток. Она писала, что ты не знаешь, что такое жалость.
        Когда Бельва писала то письмо, я и в самом деле не знал, что такое жалость.
        - Да.
        - Три года назад чёрные нападали на нас. В том же месте. Они не слишком умны. У них короткая память. Тогда с нами шли два стражника. Первого убили сразу - копьём. Второй сражался, как мог. В него попала стрела. Мы отбились. У нас осталось в живых три человека. У чёрных - никого. Три человека везут семнадцать повозок с трупами. Представляешь? Медленно, очень медленно. Мы не дотянули до оазиса. Шли ночью.
        - И что?
        - Сегодня ты один убил больше чёрных, чем было тогда всего.
        Риггер, ты становишься тряпкой.
        Я целую её в щёку. Она прижимается ко мне.
        - Там есть поляна, чуть дальше,- шепчет Марфа.
        Я поднимаюсь и подаю ей руку.

* * *
        Я просыпаюсь от криков. Выбираюсь из спального мешка, натягиваю панталоны и штаны, хватаю меч и бегу. Марфы рядом нет. От нашего укромного местечка до основной стоянки около двадцати метров. Через несколько секунд я уже там.
        Две повозки пылают. Вокруг кипит драка. Машинально отбиваю удар справа и рассекаю противнику горло. Меч у меня в руке - это пила самоедов. Отражаю ещё один неуклюжий удар, вскрываю сопернику живот. На востоке алеет заря. Скоро рассвет. Это хорошо. Значит, наши убитые уже проснулись, а их убитые останутся мёртвыми до следующей ночи.
        Кто идёт в атаку в такое глупое время? Безумцы.
        Нападающие вооружены клинками и одеты в какие-то обноски. Я замечаю, что они дерутся беззвучно. Кричат только свои.
        Очередной чужой попадается мне под руку. Ему тоже хватает одного удара.
        Становится неинтересно. Соперники слишком лёгкие.
        И тут я понимаю, что не всё так просто. Сражающихся слишком мало. Я могу посчитать их совершенно спокойно. И при этом на меня больше никто не нападает. Шесть пар бойцов. Вот один падает - это враг. Потом ещё один. Наших больше. Ещё пара минут, и всё кончено.
        Передо мной появляется Виркас.
        - Где ты был?
        Смотрю на него с издёвкой.
        - Понятно.- Он отворачивается.- Они увели четыре повозки и двенадцать человек. Нам повезло, что Маргаф проснулся и поднял крик.
        - Кто это?
        - Безликие. Тоже группка отщепенцев. У них есть определённые технологии. Они передвигаются совершенно беззвучно. Обоих часовых усыпили. И ещё десять человек успели усыпить. И повозки увели. Тишина - абсолютная. Маргафу приспичило отлить, он увидел, как повозка удаляется, и поднял крик. Пока мы дрались с теми, кто был здесь, остальных увели.
        - Куда?
        - Придётся идти по следам.
        Светает довольно быстро. Две повозки сожжены. Четыре угнаны. Осталось девять. Наших погибло всего трое, двенадцатерых увели. Осталось семнадцать.
        Марфа - у них. И ещё две женщины.
        Мы идём вдесятером.
        Я, Виркас, Микта и ещё семь человек. Следы на выжженной равнине видны хорошо.
        Мы выдвигаемся, как только первый луч солнца бьёт из-за линии горизонта.
        Первым идёт Виркас. Затем я на носороге. Остальные - сзади, группкой.
        - Они не могли далеко уйти,- говорит Балга, высокий русоволосый парень.
        Никто ему не отвечает.

* * *
        Я вижу пещеру первым, потому что я выше всех на своём носороге. На холме пробиваются жалкие ростки. Трава - жухлая, тёмная, но это всё же трава.
        Около пещеры горят костры. Перед пещерой - X-образная конструкция. На ней распят человек. Это один из деревенских. Около него несколько сектантов: пять-шесть человек. Больше никого не видно.
        Раздаётся крик. Мимо меня со свистом пролетает стрела. Звук рога. Часовые у них всё-таки есть.
        Из пещеры сыплются воины.
        При свете я вижу их лица. У них нет лиц. Это изуродованные коричневые маски, скопище старых шрамов. Такое бывает, если с человека снять кожу, а потом дать этому месиву зажить.
        Смерть - исцеляет. Люди, сознательно уродующие себя,- это страшнее каннибалов-самоедов.
        Они летят на нас, десяток, второй, третий, с копьями и мечами, хорошими, стальными. Целятся лучники.
        Тогда я понимаю. Когда не удалась ночная атака, они решили заманить нас, чтобы драться на своей территории.
        И я гоню носорога вперёд. Он чертит кровавую полосу в толпе нападающих. Огнестрел плюётся огнём без перерыва. За мной бегут мои соратники, добивая ошеломлённых похитителей.
        Вчера Виркас говорил: «Местные племена слабы. Это кучки сектантов, которые сражаются между собой. Отщепенцы общества. Они никогда не объединяются, а по частям у нас хватит сил пройти через них».
        Носорог дорубается до деревянного креста. Человек на нём покрыт кровавой коростой.
        Огибаю конструкцию. Носорог врывается в пещеру. Потолок достаточно высокий, чтобы ехать без проблем.
        Тут узко. По дороге животное давит ещё нескольких воинов. И вдруг останавливается. Проход сужается до метра, не более. Пролезть дальше можно только по одному.
        Ну что же. Пройду один.
        Я перепрыгиваю через голову носорога и выскакиваю из проёма. В меня летит копьё. Увёртываюсь, подрубаю мечом чьи-то ноги, одновременно сношу выстрелом полголовы воину с другой стороны.
        Комната невелика. Тут четыре воина. Двое - мертвы. Копейщик заносит следующее копьё и получает пулю в живот. Последний пытается выскочить. Я зарубаю его сзади, просто раскраиваю череп. Выхожу в смежный коридор.
        Инстинктивно выбираю правый проход. Бегу. Навстречу попадается сектант с мечом. Пуля в грудь.
        Выбегаю в большое продолговатое помещение. В центре - что-то вроде алтаря. По бокам - много маленьких дверок-дырок. На меня бросается сразу человек шесть.
        Всего лишь шесть.
        Я превращаюсь в вихрь. Один тут же падает с развороченной выстрелом грудью. Второй - с перерезанным горлом. Парирую удар и взлетаю на стену. Пока соперники медленно оборачиваются, пытаясь понять, что же я сделал, кувыркаюсь в воздухе и приземляюсь за спиной одного них, очень высокого, с черепом, изувеченным так же, как и лицо. Череп распадается на две части под лезвием моего меча, соперник напротив получает пулю. Двое оставшихся пытаются убежать. Одного настигает выстрел, во второго я мечу меч.
        Мне начинает нравиться меч-пила. Он не режет, а рвёт. Это выглядит красиво.
        Дыры в стенах оказываются дверями в камеры. Точнее, не совсем дверями. За каждой дырой - примерно пятиметровый обрыв. Жертву просто вталкивают в узкое отверстие, и она оказывается в каменном мешке три на три метра. Самостоятельно выбраться теоретически возможно, но дыры забраны опускающимися сверху решётками.
        Интересно, они кормят пленников?
        Внезапно я замечаю в помещении ещё одного сектанта. Он показывает на свою маску-лицо и что-то неразборчиво говорит.
        Я не могу разобрать его слова. Он открывает рот: там обрубок языка. Иду к нему. Он стоит у отверстия, ближайшего к алтарю. В руках у него факел. Он бросает факел в отверстие и отскакивает в сторону. Из дыры вылетает огненный сноп.
        Я чувствую неприятный запах из отверстия, в которое я заглядывал. Я понимаю, что стены пропитаны какой-то горючей жидкостью. Или она сама образуется на местных камнях. В одной из дыр сидит Кимун, деревенский. Увидев мой силуэт на свету, он тут же кричит:
        - Вытащи меня, Риггер!
        Но я направляюсь к сектанту-поджигателю. Из пылающей «камеры» доносятся женский крик. Если это Марфа…
        Поджигатель пытается улизнуть, обегает алтарь в центре помещения и несётся к выходу. Ловлю его на полпути, валю на землю. Одним движением срезаю штаны. Лицо у него изуродовано, но под штанами всё целое. Одной рукой держу его, второй достаю нож и кастрирую эту сволочь. Кровь течёт, как из ведра, сектант орёт благим матом. Оставляю его кататься по земле. Пусть мучается, урод.
        В помещении появляется Микта и ещё один деревенский с мечами. Второго зовут Рушан.
        - Риггер!- восклицает Микта.
        - Нужны верёвки,- говорю ему спокойно.- Наши там.
        Показываю на «камеры».
        Рушан тут же срывается и убегает. Видимо, искать верёвки. Микта заглядывает в одну из «камер».
        - Кора!- говорит он.
        Женский голос что-то отвечает.
        Считаю камеры. Всего их двадцать, по десять с каждой стороны. Вполне вероятно, они так и приносят свои жертвы - ежедневно сжигая их.
        Что тогда делал человек на кресте перед пещерой?
        Из камер раздаются радостные крики. Один голос, хриплый, надорванный, кричит:
        - Вытащите меня! Вытащите!
        В нашем караване такого голоса не было. Заглядываю в камеру. Не видно ничего. Снимаю с пояса кнут, опускаю вниз.
        - Хватайся.
        Он тяжёлый. Карабкается быстро. Я упираюсь ногой в стену.
        Появляется лохматая голова, а затем и всё тело. Вытаскиваю человека полностью.
        Он абсолютно гол. Худой, поджарый. Измазанный грязью и гарью. Я удивляюсь тому, что он показался мне тяжёлым. Он смотрит на меня сквозь спутанные волосы, и в его глазах - страх.
        - Сколько ты здесь?- спрашиваю я.
        - Не знаю. Потерял счёт дням. Сбился после сотни.
        - Часто жгли?
        - Раз в несколько дней.
        Хмыкаю. Отворачиваюсь. Он обегает вокруг меня.
        - Кто ты?- спрашивает он.
        И тогда меня посещает мысль, которая раньше не приходила мне в голову. Все деревенские называют меня стражником. Марфа и Виркас - Риггером.
        Чего мне бояться? Мне, Риггеру, стесняться своего имени?
        - Меня зовут Риггер,- говорю я.- Запомни это имя.
        - Я запомню,- и он падает передо мной на колени.
        Я подхожу к следующей камере и спускаю вниз конец кнута.
        Человек поднимается быстро. Это деревенский, не помню его имени.
        Следующий. Пока Рушан найдёт верёвку, я уже кнутом всех вытащу.
        Женщина, наша. Ларитта.
        Следующий.
        Появляется Рушан, вытаскивает людей с другой стороны.
        Через некоторое время в зале собираются все. Нас - «освободителей» - восемь. Двоих убили, придётся тащить их на себе.
        Считаю людей. Тут десять наших и шесть человек из старых пленников. Один на кресте снаружи. Остаётся последний пленник - это Урма, одна из женщин. Именно она сгорела в первой камере.
        - Держи верёвку,- бросаю Рушану.
        Спускаюсь в камеру. Тут безумно жарко. Газ и горючая жидкость перегорели. На полу - бугор в форме человеческого тела. Оно почти вплавлено в камень. Вырубаю тело мечом. Лоскуты мяса остаются на полу. Взваливаю смердящий труп на плечо и берусь за верёвку.
        - Тащи!
        Меня вытягивают. Отталкиваюсь ногами от стены.
        Сначала подаю тело, потом выбираюсь сам.
        - Надо их - в их же крематории,- говорит Микта.
        Какие слова знает, грамотей.
        Просыпаться после сожжения - самое мерзкое. Ты грязен, облеплен пеплом, сажей, копотью. Волосы спутаны, одежды на тебе нет. Гадость. У меня был такой опыт.
        - Пошли.
        - А они?- Микта указывает на трупы врагов.
        В дальнем углу истекает кровью изуродованный мной сектант. В суете его не замечают. Подхожу в нему. Он уже не шевелится, но глаза открыты, и он жив.
        Беру его за шкирку, тащу к одной из камер и бросаю туда.
        - Всех,- говорю я.

* * *
        Мы возвращаемся в оазис триумфаторами. За наше отсутствие ничего не случилось.
        Мы потратили четыре часа на зачистку секты. Все найденные тела врагов были равномерно «упакованы» в четыре камеры. В разветвлённой пещере были искусственные стены; мы довольно быстро нашли мастерскую, где они делали кирпичи и раствор.
        Камеры мы заложили пятью слоями камней и кирпича. Они выберутся. Через несколько лет.
        Хотя, вполне вероятно, мы кого-то упустили.
        В лагере всё ещё лежат трупы сектантов, погибших при нападении. Шесть человек. Всех шестерых мы туго связываем и закапываем в землю. Ямы помогают рыть даже женщины.
        Изуродованные лица сектантов исчезают под комьями грязи.
        Я думаю, как это происходит. Человек погибает в бою и на следующее утро просыпается целым и невредимым. А потом он идёт, и кто-то - может, местный шаман,- снимает с его лица кожу. А потом шрамы заживают. Несколько месяцев, в лучшем случае.
        В вечном заточении им самое место.
        Четыре похищенные повозки мы нашли нетронутыми около пещеры. Они не успели в них покопаться.
        Марфа сидит рядом со мной.
        - Они ничего не делали,- говорит она.- Дотащили нас до пещер и бросили в эти каменные чуланы. Там страшно воняло.
        Мы потеряли день.
        - Лихой пытался сопротивляться. Он развязался. Выдернул меч у кого-то. Его при нас привязывали к кресту у входа. Они собирались его пытать, наверное. Или как-то иначе ритуально сжигать, но вы пришли вовремя.
        Я поднимаюсь с земли. Солнце клонится к закату.
        - Марфа, оповещай людей. Нужно выезжать сейчас. Поедем ночью.
        Она смотрит на меня с недоверием.
        - Мы и так потеряли много времени. Мы поехали этим путём, чтобы выгадать хотя бы пару-тройку часов. Надо их выгадать.
        Она кивает и встаёт.

* * *
        Ночь на удивление тихая. Мы едем в темноте, но Виркас безошибочно угадывает дорогу. Он ориентируется по звёздам.
        Цикра учил меня астрономии, но в этой науке я не преуспел.
        Теперь нас на шесть ртов больше. Мы едем очень медленно. Справа от меня появляется фигура. Это тот самый лохматый пленник, которого я освободил первым.
        - Риггер!- говорит он.
        Виркас оборачивается. Он не слышал, как я представлялся лохматому.
        - Меня зовут Стервятником. Звали когда-то.
        - И что?
        Виркас перебивает:
        - Вы были знакомы?
        - Нет. Я сам назвал ему своё имя.
        Стервятник говорит:
        - Я могу отблагодарить.
        - Как?
        - Я из столицы. Я там всех знаю. Если чего понадобится, заезжайте в район Мартовского снега. Спросите о Стервятнике, любой на меня укажет.
        - А про тебя не забыли, пока ты в камере у сжигателей сидел?
        - Стервятника забыть нельзя. Стервятника все знают.
        Он говорит подобострастно, неприятно. Но я терплю. Может, он и вправду понадобится. Если я решусь спасти Клифу.
        Уже светает. Но мне совершенно не хочется спать. Виркас чувствует себя хуже. Он устал. Я вижу это даже по его посадке.
        - Я запомнил,- говорю я.
        Стервятник исчезает.
        - Как ты думаешь, кто он?- спрашивает Виркас.
        - Вор. Или шулер. Или торговец кариком.
        - Нельзя, чтобы чужие узнали о грузе.
        - Он уже знает,- говорю я.
        - Почему ты так думаешь?
        - Потому что иначе он бы не предлагал свою помощь. В нём ни грамма искренности. Если сейчас появятся сжигатели и предложат за нас хорошую цену, он продаст нас, не моргнув и глазом.
        - Ты прав.
        Далее мы едем в молчании.

* * *
        Днём мы прибываем к следующему оазису.
        - Если выйдем сегодня вечером, то уложимся в наше расписание,- удовлетворённо говорит Лиук.- Уже завтра выедем из Чёрных земель.
        Мы с Миктой сидим на земле в тени большого дерева. Марфа хлопочет у огня. Виркас и ещё несколько мужчин тренируются в обращении с оружием. Некоторые их приёмы вызывают у меня презрение, но переучивать - сложнее, чем научить.
        Тринадцать повозок. Тридцать восемь человек. Новоприбывшие - из разных мест. Трое, включая Стервятника, из столицы. Две женщины - из западных деревень. Парень - с восточных гор.
        Всё кажется мне театральным представлением. Я был в императорском театре. Герой того спектакля подобно мне шёл из одной точки в другую. Драматургу не хватило воображения на цельный сюжет. Спектакль был просто набором сценок, каждую из которых можно поставить отдельно.
        - О чём ты думаешь, Риггер?
        Микты уже нет рядом. Рядом - Марфа.
        - Не поверишь,- я усмехаюсь.- О театре.
        - Не верю.
        Она улыбается.
        Она и в самом деле похожа на Риту.
        - Ты хотела бы увидеть Инву сейчас?
        Она смотрит на меня.
        - Да.
        В её голосе не чувствуется желания. Она отвечает автоматически.
        Для неё Инва - это дело очень давних лет. Бельва и Клифа - важнее.
        - Риггер, а ты когда-нибудь думал, каково это - быть смертным?
        Я думаю об этом всё время.
        - В давние времена,- говорю я,- империей Оменескорн правил император Аонга.
        Я повторяю слова старика Вартаха.
        - Он был жестоким правителем. Он вмуровывал своих врагов в днища фекальных ям. Заливал в раствор и замуровывал в камнях. Я думаю, эти люди мечтают стать смертными. Для них нет большей награды.
        Он гладит меня по щеке.
        - Кто же ты такой, Риггер?- шепчет она.

* * *
        Мы снова идём ночью. Потом наступает утро, но ничего не меняется. Всё та же выжженная равнина.
        Камень мы видим издалека. Он огромный. Сначала я думаю, что это просто гора, очень крутой холм. Но Виркас говорит:
        - Это камень наших отцов.
        Странные слова. Странное название. Кто был моим отцом? Был ли у меня отец?
        По мере приближения к камню я начинаю понимать, что это искусственное сооружение.
        - Когда эта земля была цветущей, этот камень был здесь. Он был здесь задолго до того, как мы обрели бессмертие.
        Он огромный. Пять или шесть человеческих ростов.
        И это не камень. Это металлическая плита, вкопанная в землю.
        Я спешиваюсь. Носорог послушно начинает щипать траву. Подхожу и дотрагиваюсь до металла. Он холодный и почти идеально гладкий. Тысячелетия оставили на нём свой след. Трещинки, царапинки, углубления. Но он всё равно остаётся совершенным.
        На плите - письмена. Я не знаю этого языка. Я никогда не видел подобных букв.
        - Что это за язык?
        - Никто не знает. Это язык Древних. Только цифры понятны.
        Ловлю глазами цифры среди нагромождения непонятных знаков.
        2476. Четыре цифры, обозначающие что-то недоступное нам. Непонятное.
        - Я думаю, что это дата,- говорит Виркас.
        Дата. Слово, потерявшее смысл в мире, где нет летоисчисления. Где нет точки отсчёта. Мы знаем, что некий император правил четыре года. Мы даже примерно знаем, когда он правил, относительно сегодняшнего дня. Примерно сто лет назад. Пятьсот лет назад. Но дат не существует.
        Жить без летоисчисления легко. Главное - не думать о времени. Его - сколько угодно.
        Стальная плита посреди выжженной равнины - это достойно кисти художника. Но вряд ли какой-нибудь художник доберётся до этого места, чтобы запечатлеть подобный пейзаж.
        Караван стоит и ждёт, пока я рассматриваю плиту. Артефакт из прошлого. Прошлого, которого нет.
        - Их несколько,- говорит Виркас.
        - В Фаолане?
        - Да.
        - Я никогда не слышал о таких в Оменескорне.
        - Наверное, это наша тайна.
        Я обхожу плиту. С другой стороны на ней тоже письмена.
        И на ней висит человеческое тело.
        Чёловек мёртв. Мёртв уже много дней. Его плоть истлела, зияют пустые глазницы. Его руки и ноги привязаны к плите.
        Надпись над головой человека - на моём языке.
        «Здесь заканчивается бессмертие». Однажды я уже видел подобную надпись - в пыточных застенках Оменескорна.
        Виркас обходит плиту вслед за мной. Увидев труп, он делает шаг назад.
        - В прошлом году этого тут не было.
        - Этого не должно быть и сейчас.
        Мёртвых нужно хоронить в земле. Цикра объяснил мне это после того, как я покинул императорские покои. В одном из подземелий дворца есть кладбище. Огромная территория. Там похоронены императоры и их верные слуги, принявшие смертность вместе с ними.
        Появляется Микта, за ним осмелевшие деревенские. Они обходят плиту и отшатываются - по очереди, совершенно одинаково.
        - Что это?- спрашивает Кора, наша стряпуха.
        - Это мертвец,- отвечаю я.- Его нужно снять и похоронить.
        - Что сделать?- переспрашивает один из парней.
        - Закопать в землю,- поясняю я.
        Они не хотят трогать мертвеца. Они никогда не видели мёртвого человека, подверженного воздействию mortirum. Они привыкли к крови, к свежим трупам, к мясу и жилам. Они не могут видеть иссохший, обветренный труп, много дней болтающийся на стальной плите в центре мёртвой пустыни.
        Кем ты был при жизни? Кто подверг тебя воздействию заклинания?
        Смертные императоры Оменескорна против императоров Фаолана. Смертных?
        Трухлявые верёвки легко разрезаются. И тогда я вижу, к чему они были привязаны. В плиту вмонтированы стальные кольца, образующие крест. На этой плите действительно должен висеть человек.
        Это не просто след предков. Этот алтарь создан теми, кто придумал mortirum. Кто нашёл способ убить бессмертного. Кем вы были?
        В одной из повозок находится несколько лопат. Люди копают яму в чёрной земле. Она поддаётся с трудом. Деревенские - грязные и потные. Но они копают. Не потому, что они хотят почтить память ушедшего. Потому что они хотят спрятать его подальше. Скрыть от глаз.
        Мы опускаем тело вниз.
        Я бросаю на плиту-алтарь взгляд. Мне кажется, что император Фаолана хранит тайну. Не меньшую, чем тайна императора Оменескорна.
        Впрочем, мне нужен не император.

* * *
        Солнце садится, когда мы видим стражника. Настоящего стражника на носороге. Он огромный. Точно такой же, как и пограничники. Ему, наверное, жарко в этих латах.
        Его животное поднимает голову и трусит к нам. Сложно сказать про носорога «трусит», но тут - именно так и никак иначе.
        Мой носорог смотрит на соперника. Я чувствую, как зверь напрягается.
        - Вперёд,- говорю я сам себе и выезжаю навстречу стражнику.
        Он поднимает руку.
        - Стой!
        Знакомый жест. Я видел такой на границе.
        В этот момент он пускает носорога вскачь. Прямо на меня.
        Он не долго думает. Перед ним человек на боевом носороге, причём одетый не по форме. Худой, без доспехов. Убить - работает в нём заложенная мысль. Рефлекторная мысль.
        Бронированный монстр из носорога и его всадника несётся на меня. Мой носорог подаёт назад.
        Я достаю огнестрел и вскакиваю. Теперь я стою на седле. Стражник летит на меня. Секунда - и чужой носорог врежется в меня всей массой.
        И вот тогда я прицеливаюсь и стреляю. Всего один раз. И отталкиваюсь ногами.
        Прыжок в сторону. Два огромных зверя сталкиваются. Труп стражника с развороченной щелью для глаз подлетает в воздух. А звери сражаются. Им отдан приказ. Они - враги. Они бьются со слепым остервенением, бессмысленно, жестоко.
        Земля сотрясается. Один из зверей наступает на тело стражника. Его нога сьезжает. Трещат доспехи. Второй носорог пользуется ошибкой соперника. Он наклоняет голову и бьёт того рогом в шею.
        Это мой носорог. Мой победитель.
        Носорог стражника тяжело падает на колени. Кровь хлещет из дыры в горле. Мой зверь обегает его вокруг и ещё раз бьёт рогом - в бок. Ещё одна рана. И кровь.
        Я оборачиваюсь к обозу. Все смотрят на битву титанов. Они не думают о том, что носорог - смертен. Что он не проснётся утром. Что это его последний бой.
        А вот стражник проснётся.
        Тело стражника - метрах в пяти от тела носорога-врага. Мой зверь всё ещё терзает тушу.
        Подхожу к стражнику. Тяжёлый меч не выпал из руки. Разворачиваю его руку, рассматриваю. Меч прикреплен к латной перчатке. Не насмерть. Он может вращаться на шарнире. Стражник может перехватить его, может рубить или колоть.
        Поднимаюсь и смотрю на крестьян.
        Виркас - впереди.
        - Чёрные земли пройдены,- говорит он.
        - Его надо закопать,- я указываю на стражника.
        - Они по одному не ходят.
        Я автоматически оглядываюсь по сторонам.
        Вдалеке - лес. Тёмно-зелёная полоса. Чуть ближе начинаются засеянные поля. Между Чёрными землями и местностью с нормальной почвой практически нет границы. Заканчивается одно и тут же начинается другое. Странно, что живущие на Чёрных землях уроды не выходят за свою территорию.
        Впрочем, стражник тут неспроста.
        Неспроста тут и другие стражники. Человек десять. Они приближаются к нам с севера: я вижу их силуэты.
        - Носорогов не спрячешь,- говорит Виркас.
        У нас есть минут пять.
        Я изучаю броню стражника. В ней есть слабые места, кроме глаз. Можно засадить клинок под кирасу - снизу. Можно - сзади.
        - Все фургоны отвести от носорога метров на сорок.
        Они работают быстро, этого у них не отнимешь.
        Стражники приближаются. Сначала они увидят меня. Я сижу на своём носороге, и в моей руке - огнестрел.
        За моей спиной лежат мёртвый стражник и его носорог.
        Позади - фургоны.
        Если бы я не поехал с ними, всё было бы проще. Можно было бы откупиться - тем же самым нелегальным грузом. Если бы в сопровождении были «свои» стражники, они бы могли договориться.
        Я умею только одно. Я умею это лучше всех.
        Я смертен.
        Я непобедим.
        Их десять. Десять всадников на носорогах.
        Я не человек. Я - смерть. Я - вихрь. Я - огонь.
        Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Меня зовут Риггер. Заклинание.
        Десять. Десять.
        Если я это сделаю, мне уже ничего не страшно. Вокруг меня уже нет равнины. Нет леса в отдалении. Нет чёрных земель. Нет трупа вражеского носорога.
        Я достаю нож и всаживаю его в загривок животного подо мной. Зверь дёргается и летит вперёд. Расстояние стремительно сокращается.
        Мне не о чем с ними разговаривать.
        Я поднимаю огнестрел. Нож сменяется мечом.
        Время останавливается. Они такие медленные. Такие неуклюжие.

* * *
        На меня смотрят с ужасом. С благоговением. Потому что я - Риггер. Теперь - именно поэтому.
        Они никогда не видели такого. Я окровавлен с головы до ног, но это не моя кровь. На мне - ни царапины. Кровь стекает с обоих мечей. Где-то на земле валяется огнестрел. Волосы слиплись от крови. Кровь на одежде. Кровь-кровь-кровь.
        И плоть.
        Носорожью шкуру нельзя пробить мечом. Носорога можно убить ударом в глаз. Или в ухо, но это сложнее. У него, кажется, очень маленький мозг.
        На земле лежит человеческая рука. Она отрублена прямо с куском доспеха. Рваный металл.
        Голова. Ещё одна, проломленная прямо через шлем.
        Мёртвые носороги. Туши. Один ещё жив. Он с трудом приподнимает тяжёлую голову. Его кишки, выдранные из брюха, тянутся метров на восемь тяжёлой кровавой массой. Это не я его. Это другой носорог, который хотел поддеть меня.
        Ещё один стражник, разрубленный почти пополам. Ещё один носорог. Вместо глаз - кровавые дыры.
        Мой зверь тоже мёртв. Мне жаль его: я успел привыкнуть.
        Раньше Виркас смотрел на меня, как на равного. Теперь в его взгляде, во взгляде бойца, то же самое, что и у остальных - признание сильного. Уважение вкупе с подобострастием.
        У остальных в глазах уже нет этого. У них в глазах - страх.
        Пять минут. Именно столько времени длился бой. Именно столько времени нужно, чтобы Риггер снова стал Риггером.
        Я поднимаю вверх руки с мечами. Я реву:
        - Меня зовут Риггер! Слышите? Меня зовут Риггер!
        Я опускаю мечи.
        И тогда Микта падает на колени. За ним - все остальные. Только Виркас и Марфа остаются стоять.
        Я, пошатываясь, иду к ним. К обозу.
        - Их надо закопать,- говорю я Микте.
        Легенда о Риггере пришла в Фаолан.
        Глава 4. Город
        Когда столица появляется на горизонте, Виркас поднимает руку, останавливая обоз. Подходит Лиук.
        - Справа, я думаю,- говорит он.
        - Говорят, там поменялся капитан.
        - Путь надёжнее. Мы и так две телеги потеряли.
        - Это да.
        Они думают.
        Я иду рядом с лошадью Виркаса. Большую часть пути от границы Чёрных земель я проделал в повозке Марфы. Виркас предлагал мне свою лошадь, но я сказал, что хочу отдохнуть.
        Виркас поворачивается ко мне.
        - Прямо в город ехать нельзя. Мы объезжаем его и попадаем в сухопутный порт, в чёрные торговые кварталы. Там и сбываем товар постоянным покупателям.
        Киваю.
        Виркас машет рукой направо. Мы движемся дальше.
        - Риггер,- говорит Виркас и замолкает.
        - Что?
        - Человек не может сделать того, что сделал ты.
        - Я - человек.
        Виркас хочет что-то спросить, но не решается. Или не может сформулировать. С момента побоища на границе Чёрных земель никто не заговаривал со мной о случившемся. Они старательно отводили глаза и говорили только об отвлечённых вещах.
        - Ты, наверное, не можешь рассказать, кто ты такой.
        - Я - Риггер, и этого достаточно.
        Я обыскал каждого стражника. У некоторых было золото: я не погнушался взять его себе. На доспехах некоторых я кровью вывел своё имя. Если стражники всё-таки выберутся из своих импровизированных могил, они будут знать, кто их убил.
        - Марфа говорила тебе о Клифе?
        - Да.
        - Клифа была моей женщиной. Я приходил в их дом, и Клифа была со мной ласкова. Когда всё это случилось, я был в отъезде. Я вернулся через полгода. Уже никого не осталось. Уже не было ни Клифы, ни Марфы, ни Бельвы. Я узнал, что произошло. Я ворвался в дом Касса с оружием в руках. Я убил многих, но до Касса не добрался. И Клифу не нашёл. Меня отправили в каземат. Через полтора года я сбежал. Касс сделал ошибку. Он спустился, чтобы лично пытать меня. Он иногда развлекался такими вещами с разными заключёнными. Я сломал ему шею и голыми руками перебил его охрану. И сбежал. Касс искал меня. Но я ушёл далеко, за Чёрные земли. Марфу я встретил полсотни лет спустя. Она была одна - ни Клифы, ни Бельвы. С тех пор я жду возможности отомстить.
        - Вы с Марфой ждёте.
        - Да.
        - Ты думаешь, что я - ваша возможность?
        - Да.
        Он откровенен.
        - Я не механизм для убийства, Виркас. Я убиваю, если это нужно мне.
        - Ты обещал Марфе.
        - Я ничего не обещал Марфе.
        Я понимаю, что вру сам себе.
        Виркас тоже это понимает. Он молчит.
        - Посмотрим,- говорю я.
        Караван двигается на север.

* * *
        Торговые ряды вынесены за городскую черту. Здесь же находятся трущобы.
        - Внутри всё - просто конфетка,- говорит Лиук.- Улицы чистые, ровненько мощёные. Стёкла вымыты, витражи везде цветные. Там только богатые кварталы. Рынка как такового нет, лавочки и магазинчики.
        Там, где мы проезжаем, царит грязь. Поля и луга сменяются неаккуратными хозяйственными и жилыми постройками, покосившимися домиками, неухоженными дворами. Дорога широкая, немощёная, разбитая в хлам. Мы с Лиуком сидим на козлах передней повозки. Лиук держит в руках вожжи.
        - Карлиф ждёт нас только завтра,- говорит Лиук.
        Карлиф - это покупатель. У него несколько домов в черте города, свои корабли, свой собственный замок километрах в двадцати отсюда. Обычно они встречаются на пустыре в трущобном квартале. Лиук получает деньги. Карлиф забирает товар. Всё просто.
        К повозке подбегает мелкий тип с близко посаженными глазками, напоминающий лиса. Лиук наклоняется к нему.
        - Мы ждали тебя завтра,- говорит тип.
        - Если Карлиф может, я готов совершить сделку сегодня.
        Неконтролируемая торговля. Я не очень понимаю, как работает эта схема.
        - Я передам Карлифу,- тип с лисьей физиономией исчезает.
        - Один из его людей. Редкий подонок,- поясняет Лиук.
        Деньги заставляют мир двигаться.
        Позади раздаётся шум. Оборачиваюсь, выглядываю из-за тента.
        Около одной из телег столпотворение. Спрыгиваю с козел, иду туда.
        Четверо наших втянуты в свалку. Двое держат какого-то оборванца, ещё двое бесцельно носятся вокруг повозки и кричат что-то неразборчивое.
        Марфа тоже тут. Обоз не останавливается: всё происходит на ходу.
        - Что такое?- спрашиваю у Марфы.
        - Воришки. Одного взяли. Ещё человек пять где-то тут. Подбегают к повозке, хватают сверху что попало и убегают. Караванщики обычно в погоню не пускаются. Кир и Лимка вон вокруг повозок бегают, пытаются оградить от посягательств.
        Она говорит с иронией.
        Сила и Щербатый держат вора. Подхожу.
        - Растянуть его за вытянутые руки,- говорю. Они слушаются.
        Двумя ударами меча отрубаю вору обе руки в районе локтей. Он орёт. Сила и Щербатый отшатываются.
        - Зачем ты это сделал?
        Около меня стоит Стервятник.
        - Ты нажил себе врага, Риггер. Здесь слепая сила не помогает. Здесь нужно юлить.
        - Ты его знаешь?
        - Это не мой район. Я из района Мартовского снега. С другой стороны города. Здесь знаю не всех. Этого - нет. Но это неважно.
        - Зачем ты пошёл с нами в эту сторону?
        - Мне нужно чем-то отплатить вам за себя. Если бы ты не поторопился, у меня уже все воры тут бы стояли и с извинениями возвращали украденное. А теперь они не вернутся.
        Я смеюсь чуть ли в полный голос.
        - Я и хотел, чтобы они не возвращались, понимаешь, Стервятник?
        Мне хочется убить его. Но я сдерживаюсь.
        Мне кажется, что знакомство со Стервятником - не к добру.
        Он отходит назад. Караван движется. Безрукий вор лежит на земле и скулит. Кир и Лимка прекращают бессмысленную беготню и забираются в повозку.
        Какой-то доходяга подходит ко мне и просит:
        - Дай монетку, господин хороший…
        Он не видел, что произошло.
        Я разрубаю ему череп. И иду догонять обоз.

* * *
        Мы на месте. Это и есть пустырь.
        - На местных постоялых дворах останавливаться нельзя. Обдерут как липку,- говорит Виркас.- Поэтому становимся тут и занимаем круговую оборону.
        При последних словах он улыбается.
        Это самая окраина. Дома тут редкие, полузаброшенные, покосившиеся. Люди ходят с отрешённым видом, пошатываясь.
        - Под кариком,- поясняет Виркас.
        Принимать наркотик и не быть зависимым. По крайней мере, физически. Это рай для идиотов.
        Мы торгуем удовольствием, которым сами не пользуемся.
        В этот момент появляется тип с лисьей физиономией. Возникает из ниоткуда.
        Он что-то шепчет на ухо Лиуку. Лиук кивает. «Лис» исчезает.
        - Что он сказал?- спрашиваю я.
        - Карлифа устраивают условия. Он будет через час.
        Я выхожу из круга повозок. Бродяги собираются тут. Они принюхиваются, трогают повозки руками.
        - Они знают, что это трогать нельзя,- говорит Виркас.- Это Карлифа.
        - Он не может просто напасть и отобрать груз?
        - Ему нужны регулярные поставки.
        Я - прямой человек. Мне проще пробить дорогу мечом, чем словом. Меня тошнит от этих вывертов и недоговорок. Все знают, что обозы из дальних провинций возят наркотические средства. Все знают, что они нарушают закон. Не потому что наркотики запрещены. Нет, конечно, они разрешены.
        Но если платить налог с продажи наркотиков, их будет невыгодно продавать. Налог огромный. И цена высока. Проще дать на лапу стражникам и продать товар на чёрном рынке.
        - Тебе противно всё это,- говорит Марфа.
        Она кладёт руку мне на плечо.
        - Да.
        - Это видно по твоему лицу. Сдержи себя, Риггер. Скоро ты найдёшь себе дело.
        Убивать.
        Во мне борются два чувства. Ненависть к этим людям - за их двуличие. За второе дно. И ответственность. Потому что я дал им обещание.
        Какой вес имеет слово Риггера?
        Я смотрю на темнеющее небо.

* * *
        Карлиф появляется через несколько часов, когда над городом уже царит ночь. Его несут в паланкине, чёрном, без всяких эмблем на пузатых боках. Впереди и позади - телохранители с факелами.
        Он выходит из паланкина, отвратительный толстяк с кошачьей физиономией. Лиук подаётся навстречу. Справа от Лиука - Виркас, слева - я.
        - Я смотрю, у тебя новый человек, Лиук,- говорит Карлиф.
        - Да,- отвечает тот.- А ещё у меня есть товар.
        - Десять мер,- говорит Карлиф.
        Лиук хмурится.
        - Десять - мало. Всегда было двенадцать.
        - Ты не в курсе ситуации на рынке. Карик стремительно дешевеет. Десять.
        - Мы потеряли две повозки. Осталось всего тринадцать. Если продавать по десять мер, то ста тридцати мер нам не хватит до следующего урожая.
        Карлиф лениво улыбается.
        - Вы сами выбрали такую жизнь. Растите картошку, как все остальные крестьяне. Пеките хлеб. Держите гусей и поросят. Кариком не насытишься.
        - Карлиф, мы не первый год тебе поставляем. Всегда было двенадцать. Мы рассчитывали на двенадцать.
        - Десять и не мерой больше.
        Тогда я делаю три шага вперёд. Раз-два-три.
        Один из громил-телохранителей делает шаг ко мне и падает с пронзённым горлом. Второй - тоже. Третий и четвёртый успевают достать мечи, но мой меч быстрее: схватка не занимает и десяти секунд.
        Телохранители сыплются, как из ведра. Половина нищих, ошивающихся близ пустыря, оказываются вдруг моими врагами. Это просто избиение. Для того, чтобы превратить их в фарш, мне не нужно становиться огненным вихрем. Не нужно закрывать глаза и бить вслепую. Не нужно опережать время. Я просто мерно рублю направо и налево, и уже через несколько минут напротив меня только один человек - жирный Карлиф.
        - Ты поплатишься за это!- говорит Карлиф.- Ты знаешь, на кого ты поднял руку?
        Я подхожу к нему в упор и говорю:
        - Знаешь, урод… Если я тебя сейчас убью, ты проснёшься вмурованным в камень где-нибудь на глубине двадцати метров в ближайшем водоёме. И в твоих лёгких не будет ни капли воздуха. И так будет каждый день. Завтра. Послезавтра. Через неделю.
        Я не говорю, а шиплю, как змея.
        - Меня наняли для того, чтобы я поддерживал порядок. Чтобы такая мразь, как ты, не обирала собственных поставщиков. Так какая цена повозки?
        У него заплетается язык.
        - Д-двенадцать.
        - Неправильно.
        Понимает.
        - Т-т-тринадцать.
        - Всё ещё неправильно.
        - Ч-четырнадцать.
        - Вот теперь правильно. Куда мне прийти, чтобы забрать деньги?
        - Они с-с-собой…
        - Все?
        - Н-нет. Т-только с-сто мер.
        - А должен ты нам четырнадцать на тринадцать… Сколько будет?
        - С-сто восемьдесят два…
        - Молодец.
        Я думаю, что он не врёт. Я могу и пересчитать, но не хочется.
        - Тогда сейчас я заберу то, что у тебя с собой. А завтра я приду и возьму то, что нам ещё причитается. Груз ты тоже заберёшь завтра. По получении всех денег.
        Он кивает.
        Я отхожу назад.
        - Ты свободен.
        Он вскакивает и исчезает в темноте. Я не думал, что подобный толстяк может так быстро бегать.
        Сто золотых мер и в самом деле находятся - в сумках позади паланкина.
        Мы стаскиваем в кучу тела людей Карлифа.
        Я стою рядом с Лиуком.
        - Что ты наделал…- качает тот головой.- Теперь-то ты с нами, а дальше… В следующий раз он не просто не будет торговать. Он нас закопает.
        - Завтра я поговорю с ним ещё разок. Он будет всегда торговать с вами. По лучшей цене.
        Лиук отворачивается и бредёт к повозкам.
        Через два часа рассвет. Люди Карлифа будут оживать. Мне они живыми не нужны.
        - Надо сторожить. Как только кто-то просыпается, резать глотку.
        Микта кивает. По-моему, я становлюсь кумиром.
        - Мне нужен проводник, который доведёт меня до дома этого Карлифа.
        Вперёд выходит Стервятник.
        - Я доведу.
        Я иду прочь. Стервятник семенит следом.

* * *
        - У тебя к нему счёты?
        - Да,- в голосе Стервятника неподдельная злость.
        - Секрет?
        - Не то чтобы секрет, но если можно не говорить, то я предпочту промолчать.
        - Молчи.
        Мы подходим к городской стене. Внешний город уже закончился. Оказывается, вовне есть не только трущобы, но и вполне пристойные кварталы.
        - Ночью ворота закрыты. Пойдём через систему водостоков.
        - Для меня ворота открыты. Я не привык купаться в дерьме.
        Ворота возвышаются метрах в ста справа.
        Стервятник вяло пытается возражать.
        - Эти ворота нам подходят?- спрашиваю я.
        - Да,- отвечает он неохотно.
        - Вот и отлично.
        Ворота забраны решёткой, через такую не просочишься. Узкий боковой проход ведёт в комнату стражи. С другой стороны эта комната тоже имеет выход. Наружной стражи не видно.
        Дверь закрыта. Стучу.
        На стук открывается окошко в двери. Хмурая физиономия стражника.
        - Что надо?
        - С начальником поговорить.
        Мне нужно, чтобы он открыл дверь. И всё.
        - Чего тебе от начальника-то надо?- стражник не спешит звать командира.
        - По поводу найма.
        - Это не к нему.
        Как ты мне надоел, урод.
        - Позови начальника, говорю. Тебе же хуже будет, если не позовёшь. От начальника и получишь.
        Стражник колеблется. Потом его лицо исчезает.
        Стервятник притаился слева от двери. Стражники должны думать, что я один.
        Окошечко снова приоткрывается. Другие глаза. Более серьёзные. Более злые.
        - Кто такие?
        - Ты начальник?
        - Я.
        - В полусотне метров от твоих ворот открыто торгуют незаконным кариком, а ты сидишь в своей конуре.
        Взгляд застывает.
        - Что?
        - Повторяю для тупых…
        - Что???
        Он орёт, но окошечка мало, чтобы развернуться во всю мощь. Он отодвигает тяжёлую щеколду. Это его последнее действие.
        Дверь открывается наружу. Я дёргаю её на себя и вбиваю нож начальнику в глаз. Второй стражник в этой комнате получает тот же нож в живот. Пока он корчится, зажимая вываливающиеся кишки, я прохожу в дальнюю комнату. Там трое стражников. Они играли в какую-то азартную игру, но теперь готовы к бою. В руках - мечи.
        - Меня зовут Риггер,- говорю я.
        И отправляю нож в полёт. Один из стражников падает с ножом в глазнице. Второй пытается ударить меня мечом. Меч проходит мимо. Я отрубаю ему ногу чуть ниже бедра. Последний тоже пытается напасть. Ломаю ему горло ударом ладони. Тридцать секунд, пять трупов.
        Ногой открываю дверь, ведущую в город. Передо мной - ещё один стражник. Через секунду он захлёбывается собственной кровью у моих ног.
        За спиной появляется Стервятник.
        - Надо поторопиться. Скоро начнёт светать.
        Он обгоняет меня. Мы идём по мощёным улочкам. В темноте трудно оценить красоту города. Стервятник ориентируется легко. Он ведёт меня полупотайными тропами, иногда мы вынуждены забираться по лестницам на крыши и идти поверху.
        В центре города возвышается шпиль.
        - Что это?
        - Башня Императора. Он живёт не там, но, кажется, иногда поднимается, чтобы посмотреть на свой город.
        Мы движемся дальше.
        На одной из крыш Стервятник останавливается.
        - Пришли.
        - Где?
        - Вот тот дом. Придётся спуститься с крыши. Видишь возвышение?
        На указанной крыше - нечто вроде сторожевой будочки.
        - Да.
        - Там часовые. Убить-то ты их убьёшь, но они поднимут тревогу, и Карлиф успеет уйти через подземелье.
        Мы на высоте четвёртого этажа. Я подхожу к стене, смотрю вниз и ныряю. Сзади - приглушённый вскрик Стервятника.
        Внизу - тент. Хорошо, что крепкий. Отталкиваюсь от него и вторым прыжком приземляюсь на ноги. Стервятник смотрит на меня, потом и сам прыгает. Приземляется он неуклюже, съезжает и плюхается на мостовую. Встаёт с трудом.
        - Ничего не сломал?
        - Нет.
        Раздаётся цокот копыт.
        - Стража!- шепчет Стервятник.- Сюда.
        Он ныряет под тент за пустой прилавок. Днём здесь торгуют фруктами.
        Прячусь рядом. По улице гарцует ночной патруль. Их шестеро. Они проезжают мимо нас. Стервятник задерживает дыхание. Когда стражники скрываются за поворотом, Стервятник снова выходит на свет.
        - В общем, вот он, твой дом. Карлиф живёт в покоях на первом этаже. Но сейчас он вряд ли спит. Он вернулся домой где-то на полчаса раньше нас, если вообще вернулся. Всё-таки через трущобы одному пришлось идти.
        Конечно, Карлиф не спит. Окна горят почти во всём доме. Это может означать, что хозяин вернулся домой. Но это может означать и то, что слуги просто ждут его.
        Ну что же. На свой страх и риск. Огнестрелом лучше не пользоваться: слишком много шума. Достаю оба меча.
        - Ты собираешься идти на приступ?
        - Да.
        Я иду через дорогу к дому. Массивная деревянная дверь. Не выбить.
        Наружные окна первого этажа плотно забраны деревянными ставнями. Наверняка за мной уже следят два десятка глаз из разных щелей и смотровых окошечек.
        Нельзя без шума - будем шуметь.
        Три выстрела из огнестрела в район дверного замка пробивают на его месте сквозную дыру. Дверь распахивается после удара ногой. Первый же бросившийся на меня охранник получает пулю в лоб, второй остаётся без головы. Я иду через комнаты особняка - от более скромных к богаче обставленным, на второй этаж. На меня нападают. Справа и слева, один за другим. Их мечи ломаются о мой. Обливаясь кровью, они падают на пол, один за другим. Кому-то я вспарываю живот, кому-то отсекаю конечности, в кого-то всаживаю очередной заряд. За мной остаётся кровавая дорожка.
        Передо мной возникает человек с огнестрелом. Я быстрее. Пуля разбивает лампу прямо около моей головы. Стреляю в прыжке с разворотом. Сношу нападавшему голову.
        И тут я понимаю, что это не просто охрана здания. Вернувшись домой, Карлиф спешно организовал мне засаду. Охота на Риггера. Такая охота обычно обращается против охотника.
        Они появляются из дверных проёмов, из каких-то щелей, они бегут по лестнице вверх и стреляют снизу. Я с кувырком перелетаю через перила, приземляюсь кому-то на голову. Отчётливый хруст позвонков.
        И снова становлюсь вихрем. Выстрел, удар, выстрел, удар. Патроны вот-вот кончатся. Последний выстрел подбивает бегущего ко мне и отбрасывает его назад. Огнестрел отправляется в кобуру. Теперь в моих руках два меча. Они становятся серебряными колёсами, гребными винтами с острыми раскалёнными кромками. Кровь течёт направо и налево, брызжет струйками.
        На улице светает. Бьют часы.
        Окровавленный человек за моей спиной поднимается и хмуро оглядывается, пытаясь вспомнить, что с ним произошло. То же самое происходит со всеми убитыми. Главное - не давать им опомниться.
        Крови становится больше. Мне кажется, я нахожусь в центре красного источника. Голова летит за головой, рука за рукой. Оживающие хватают оружие, бросаются на меня и снова засыпают - до следующих суток. Голова одного из охранников разрывается от выстрела; яотсекаю стрелявшему руку вместе с оружием, роняю меч, перехватываю огнестрел и всаживаю второй заряд в чью-то грудь. Огнестрел слабый, двухзарядный. В кувырке подхватываю меч.
        Битва продолжается. Я становлюсь механизмом. Я могу думать сейчас о чём угодно. О Бельве. О негодяе Кассе. О бывшем берсерке Файланте. О моей цели. Мои руки работают независимо от меня. По трупам уже тяжело идти, я взбегаю по лестнице, по пути прорубаясь сквозь толпу бегущих ко мне.
        Я вламываюсь в первую же комнату по коридору и закрываю за собой дверь. Створки тут же начинают содрогаться от тяжёлых ударов. В комнате - красная кушетка и несколько курительниц, и всё.
        Я выглядываю в окно. Оно ведёт во внутренний дворик. Маленький, квадратный, мощёный. Во дворике - суета. Всё новые и новые солдаты бегут в дом. Карлиф хорошо поработал.
        Почему-то мне кажется, что в замке Касса будет проще.
        В курительницах дымится какой-то фимиам. Опрокидываю и одну, и вторую. Толстый ворсистый ковёр воспламеняется почти сразу. Третья курительница в дальнем углу - масляная. Аккуратно поливаю маслом мечи. Мечи вспыхивают от первой же искры. Над дверью - ряд колечек для занавеси. Самой занавеси нет. Бегу вертикально по стене, хватаюсь руками за колечки, в другие - упираюсь ногами.
        Аккуратно перебираю по стене руками, руки утыкаются в потолок. Теперь я вишу над дверью, пусть и в довольно неуклюжей позе. Мечи кое-как зажаты большими пальцами: в ножны не спрячешь.
        Ковёр горит всё сильнее. Наконец, дверь не выдерживает. Первый же влетевший в комнату попадает в самое пекло, прямо на горящий ковёр. Дым ест мне глаза, но придётся терпеть. Они влетают в комнату, пританцовывают на огне и бегут к окну. Когда в комнате уже полтора десятка человек, я рывком перебрасываю тело и оказываюсь вне комнаты. Пылающие мечи рубят и кромсают.
        Врубаюсь в другую комнату. Это спальня, наверное, гостевая. Большая кровать с балдахином, трюмо, туалетные столики. Захлопываю дверь. В дверь ломятся.
        Путь из комнаты в комнату - пять секунд.
        Горящим мечом поджигаю кровать. Окон тут нет. Есть небольшая дверца в правой стене. Она ведёт в туалетную комнату. Тут окошко. Маленькое, но я протиснусь. Окошко глядит на улицу. Горящие мечи в ножны не положишь. Выбрасываю их в окно, затем выбираюсь сам. Мечи лежат на мостовой. К ним уже бегут солдаты, появившиеся невесть откуда.
        Мне представляется Карлиф, который управляет этой маленькой армией, который кричит: «Ну же! Солдаты! Взять его!».
        Мне представляется, как он бесится.
        Поток воинов нескончаем. На открытой местности драться не проще и не сложнее, чем в доме. Зато здесь больше пространства для маневра. Я сею смерть. Мечи уже почти погасли.
        И тут воины неожиданно расступаются. Прямо тут, на улице, перегородив дорогу, стоит ряд арбалетчиков. Десять человек. За ними - ещё ряд. За ними - ещё.
        Кто же такой этот Карлиф? Для простого торговца незаконными товарами, пусть и очень богатого, он слишком хорошо вооружён. И чересчур нагл.
        От меня до стрелков - метров десять. Бросаюсь вправо и бегу по стене здания вверх. Слышу свист стрел: все летят мимо. Бегу по стене к стрелкам. Первый ряд судорожно перезаряжает арбалеты. Второй даёт залп. Один из болтов отскакивает от стены в сантиметре от моего лица.
        Ноги попадают в окно. Я проскальзываю в комнату второго этажа. Это не дом Карлифа.
        Нужно, чтобы Лиук уводил караван. Я переоценил свои силы.
        Комнатка маленькая и тёмная. Пустая односпальная кровать. Столик.
        Высовываюсь из окна. Успеваю спрятаться обратно: болты свистят над головой. Достаю огнестрел. Спокойно перезаряжаю. Слышу, как в дом ломятся снизу.
        Нужно носить с собой гранаты. Тяжёлые, неудобные, но такие полезные иногда штуки.
        Кто-то читает мои мысли. Раздаётся взрыв, за ним ещё один. В комнату попадает всполох огня и дым. Взрывная волна шатает мебель. Я осторожно выглядываю. На месте, где только что был взвод арбалетчиков,- гора кровавого мяса.
        Высовываюсь из окна и выстрелом снимаю оглушённого стражника, бегущего по улице прочь.
        Дыма не так и много, его быстро разносит ветром. И я узнаю человека, который идёт по трупам стрелков. Это Виркас. За ним - Микта. И ещё несколько деревенских с оружием в руках. Виркас поигрывает чем-то круглым, похожим на мяч. Граната.
        Я выпрыгиваю из окна, приземляюсь на ноги, как кошка.
        - Кажется, мы вовремя,- усмехается кузнец.
        - Да,- говорю я.
        - Ты почти всех перебил, кстати. Остальные разбежались,- говорит Виркас.- Тут и помогать-то нечего.
        - Надо взять Карлифа.
        - Взяли. Мы пошли за тобой почти сразу. Минут через пять. Я не думал, что ты сразу ринешься в бой. Карлиф уходил с чёрного хода как раз когда ты покидал его дом через окно. Мы его там и взяли. Правда, мне это не в радость. Карлиф - человек влиятельный. Он так этого не оставит.
        Я улыбаюсь. На забрызганном кровью лице улыбка выглядит страшновато.
        - Где он? Жив?
        - Жив. Мы подумали, что сегодня он нам может пригодиться.
        Мы идём к дому Карлифа, к главному входу. Двери открыты. Только войдя внутрь, я понимаю, что я сделал. Трупы лежал даже не горами. Слоями. Первый слой равномерно покрывает пол. За ним - второй. Третий. Сверху тянет горелым.
        - Дом горит,- говорит Виркас.- Думаю, нам стоит возвращаться к каравану. Золота у Карлифа мы уже немножко набрали.
        - Пока я дрался.
        - Да, пока ты дрался. Времени было достаточно.
        Я вижу толстяка. Его держат двое деревенских парней. Его лицо в крови.
        Он поднимает на меня взгляд, полный ненависти.
        - Кто ты такой?- шипит он сквозь зубы.
        - Меня зовут Риггер. А кто ты?- я усмехаюсь. Я страшен в этот момент.
        - Мой брат…- говорит он и осекается.
        - Что-то в последнее время я часто встречаю людей, у которых есть братья и сёстры. Мне это не нравится.
        Я подхожу в упор и достаю нож.
        - Что твой брат?- я чеканю слова.
        Он молчит.
        - Я буду резать тебя весь день. И всю ночь. И завтра. Что твой брат?
        Ему страшно. Его жир трясётся.
        - Что?
        - Мой брат,- он делает паузу,- первый помощник наместника. Он поднимет против вас войска. Он сровняет вашу деревеньку с землёй…
        Я не даю ему договорить.
        - Касс - твой родной брат?
        - Не родной. Неважно. Он мой брат.
        - Касс,- отрывисто говорит Виркас.
        Мы переглядываемся.
        - Если люди смешивают свою кровь, они вправе называться братьями,- говорит Виркас.- Это принято в Фаолане.
        - Сегодня нам предстоит ещё один штурм.
        За моей спиной полыхает дворец Карлифа.

* * *
        Нас не трогают. Никто не трогает. Я еду на лошади, взятой из конюшни Карлифа. Я весь в крови. По обе стороны седла привязаны отрезанные головы. Отрезали наугад - наименее изуродованные. У каждого теперь есть лошадь. И у каждого - кровавый груз.
        Нам встречается патруль. Он объезжает нас за несколько метров. Обычные жители стараются спрятаться в ближайшей подворотне.
        Но мы едем не к обозу. К обозу отправлено два человека с грузом золота. Они справятся, я не сомневаюсь. Нас десять человек.
        Точнее: девять человек и я.
        Мы едем к замку первого помощника Касса.
        - Прибыли.
        Передо мной - площадь. Ровная, мощёная. Посредине - фонтан. Статуя мальчика, держащего птицу. Бьют тугие свежие струи. Солнце. Идиллия. Горожане смотрят на нас. Аккуратные, довольные, хорошо одетые.
        Я еду вперёд. В моей руке - свёрток. За мной - моя импровизированная свита.
        Замок - не замок, скорее, это дворец. Хотя есть и подобие фортификационных сооружений. Две башни с бойницами. Широкие резные двери выходят прямо на площадь. Над дверьми, довольно высоко, балкон с вычурными перилами. Я подъезжаю ближе и ору:
        - Касс!
        Мой рёв разливается по площади.
        Молчание.
        - Касс!- реву я ещё громче.
        Балконные двери открываются. На балконе появляется фигура полного темноволосого человека. Вслед за ним выходят два здоровых лба, похожих на санлоновских быков. За ними - тонкая девушка с бледным лицом. Последним появляется согбенный человек в шутовском колпаке.
        Полный - это, похоже, и есть Касс - смотрит на меня с долей презрения.
        Я разворачиваю свёрток. Я держу за волосы голову Карлифа.
        - Подарок тебе, Касс. Тело у нас. И останется у нас. И мы не будем кормить твоего братца зефиром и марципанами.
        - Что тебе нужно?
        - Ты - мне. Я - тебе.
        - Что?
        - Женщину. Если ты помнишь, была одна по имени Клифа.
        - Была,- говорит он.
        - Ну вот. Приведи её и получишь тело брата.
        Мне не взять приступом замок Касса. Это я понимаю. Хотя я могу и ошибаться.
        - Тебе придётся пойти со мной. Её не так и просто…- он делает паузу,- достать.
        - Это ловушка,- шепчет Виркас.- Он тебя завлечёт в подземелье. И там ты не спасёшься.
        Меня зовут Риггер. Я должен принять решение.
        - У тебя есть двадцать минут на то, чтобы доставить её сюда, на площадь,- говорю я.- В противном случае мы уезжаем. И ты никогда не увидишь своего брата. А он никогда больше не увидит света. Мы зальём его в строительный раствор и похороним в каком-нибудь фундаменте. А потом вернёмся и возьмём приступом твой дом, как взяли его.
        Касс думает.
        - Хорошо,- говорит он.- Будь по-твоему.
        В стене замка есть бойницы. Просто они замаскированы. В этот момент они открываются, и в нас летят стрелы. Я падаю под лошадь. Виркас тоже успевает спрятаться. На землю валится Микта с пробитым горлом.
        - Он нарвался на серьёзные неприятности,- рычу я.
        Интересно, они когда-нибудь видели человека, который способен забраться на балкон третьего этажа по отвесной стене без всяких приспособлений? Увидят.
        Я поднимаюcь и бегу прямо к центральной двери. Стрелки из боковых бойниц уже не достают меня. Первый рывок по стене - и я добегаю до второго уровня. Тут есть карниз. Прямо над карнизом - узкая центральная бойница. Забираюсь на карниз, прямо с бедра стреляю вслепую внутрь бойницы. Судя по крику, я попал. Балкон надо мной. Снова отталкиваюсь, делаю два шага по стене и цепляюсь за край балкона. Подтягиваюсь. Через перила свешивается один из быков, пытается достать меня мечом. Держась одной рукой, другой вытаскиваю огнестрел и сношу ему голову. Прячу огнестрел обратно, подтягиваюсь и встаю на кромку.
        На балконе - только второй бык. Он получает нож в глаз.
        Перекидываюсь через перила. Балконная дверь заперта, но она - остеклённая. Я просто прохожу через стекло, как сквозь туман. Осколки осыпаются с моей одежды, когда я иду по ворсистому ковру к дальнему концу зала. Касс там. Его любовница и шут уже исчезли за дверкой в другом конце. Я мечу нож.
        Нож попадает в Касса на излёте, тот хватается за ухо и мешкает несколько секунд. Этого времени мне хватает, чтобы пересечь комнату. Я цепляю его за шкирку и оттаскиваю от двери.
        - Тебе конец,- говорю я.- Веди меня к Клифе.
        Нож срезал ему мочку.
        - Почему я должен тебя вести?
        - Потому что сейчас я тебя убью и заберу с собой. И тоже залью в раствор, как и твоего паршивого братца.
        Он думает несколько секунд.
        - Пошли. Нам всё равно туда. Только имей в виду: мы не дойдём. Меня убьют, а тебе не дадут забрать труп. И ты не пройдёшь к своей Клифе.
        - Тебе брат нужен?
        - Мы обменялись кровью давно. Мне уже осточертело это братство.
        Интересно, как там мои друзья на площади?
        - Ты меня достал.
        Я снимаю с пояса флягу.
        - Пей.
        - Что это?
        - Пей, иначе сделаю, как сказал.
        Он выпивает. Кашляет. Да, это крепко. Настойка.
        Я кладу руку ему на лоб и начинаю нести абракадабру.
        - Ipus virum manues hoptum…
        Бред.
        Он смотрит на меня дикими глазами. Я заканчиваю.
        - Ты знаешь, что я сейчас сделал?- спрашиваю я.
        Я ничего не сделал.
        - Mortirum?- спрашивает он.
        - Да. Mortirum. Теперь тебе придётся поберечь свою жизнь.
        Он тяжело сглатывает. Я добавляю:
        - Если я выйду отсюда с Клифой, я даю тебе слово Риггера, что ты останешься жив.
        Надо отдать ему должное: он мужественный человек. В его глазах по-прежнему холод. Вполне возможно, он не поверил. Но рисковать он не будет.
        - Ты смертный,- он констатирует факт.
        В дверь раздаётся удар.
        - Как и ты.
        Он думает. Дверь трещит. И тут мне приходит в голову одна мысль.
        - Существует обратное заклинание,- говорю я.
        - Да,- он кивает.
        - И ты знаешь, где его достать.
        - Да.
        - Теперь оно нужно нам обоим.
        - Им может воспользоваться только смертный,- говорит Касс.
        - Значит, мы бросим монетку.
        Он думает, глядя на дверь.
        - Пошли.
        Он кричит:
        - Это я! Всё в порядке! Не стрелять!
        Удары прекращаются. Касс открывает дверь. За дверью - толпа телохранителей.
        - Не стрелять,- говорит он.- Он со мной.
        Я выхожу вслед за ним.
        Мы идём: он, а затем я. Стражники провожают нас взглядами. От них так и веет недоверием. Касс может сейчас забежать в какую-нибудь дверь и исчезнуть. А меня убьют.
        Впрочем, меня нельзя убить. Меня нельзя даже ударить.
        Мы спускаемся по витой лестнице. Камень, дерево, ковры: интерьер не уступает императорскому дворцу Оменескорна.
        Ещё ниже. Судя по всему, мы уже под землёй. Стражники идут за нами и перед нами.
        - Не стрелять,- говорит Касс очередной группе поджидающих за поворотом коридора.
        Отделки из дорогого дерева больше нет. Теперь под ногами - камень. В небольшом зале горит камин. Около камина - тяжёлая кованая дверь. Её открывают перед нами.
        Подземелье. Я уже предвкушаю надпись «Здесь заканчивается бессмертие». Но подобной надписи тут нет. Мы попадаем в небольшой зал.
        - Это моя игровая комната,- говорит Касс.
        На стене распят человек: привязан верёвками. Сегодня Касс с ним ещё не развлекался: тело в порядке. Человек поднимает голову.
        - Сука,- говорит он тихо.
        - Нам дальше,- предупреждаю я Касса.
        Касс понимает это не хуже меня. Он проходит мимо распятого. Краем глаза я замечаю у стены сложный механизм с множеством шестерен. Из механизма торчит человеческая рука. Криков нет: молчание.
        Дверь из первой пыточной ведёт во вторую. Касс проходит её, не останавливаясь. Тут кипит работа. Огромный палач в набедренной повязке прижигает факелом спину какого-то несчастного. Тот орёт. Меня это не касается.
        Следующее помещение - это уже не пыточная. Тут холодно. Это небольшая комната со стенами естественного происхождения: пещера под замком. В полу - отверстие. Туда ведёт лестница.
        Касс оборачивается к следующим за нами.
        - Три кирки,- говорит он.
        Из темноты позади солдат появляются три человека. Даже здесь, в полутьме, в свете настенных факелов, видно, как они бледны. У них измождённые белые лица. В руках - кирки.
        - Остальные - здесь.
        Подземные рабочие спускаются первыми, за ними - Касс. Затем - я.
        Мы оказываемся в огромном подземном зале. В полу - ямы. Каждая глубиной метра три и размерами не более чем метр на метр. В дальнем конце зала стоит что-то, напоминающее печь. Касс идёт туда. Я за ним.
        Это и в самом деле печь. Правда, странная. Вроде все элементы, как у печи, но ни жарить в ней что-либо, ни обжигать, например, кирпичи, нельзя. Мне так кажется.
        - Тут делают раствор,- отвечает Касс на мой немой вопрос.
        В паре метров от печи - стол. Хороший деревянный стол. Когда-то онбыл крепким и, вероятно, дорогим, но теперь рассохся и стал покрываться трещинами. Люди живут дольше вещей.
        За столом - мужчина в очках. Перед ним - кожаные свитки. Бумага в таких условиях долго не сохраняется. Мужчина что-то пишет на развёрнутой коже. Заметив Касса, он встаёт. Он одет в кожаную одежду. Руки до плеч обнажены.
        - Клифа. Найди мне такую женщину.
        Мужчина начинает рыться в свитках. Через десять секунд, не более, он сообщает:
        - Шестой по третьему ряду.
        Касс идёт направо. Я за ним. Рабочие семенят следом.
        Я не очень понимаю, как Касс ориентируется. Наверное, он знает тут всё наизусть.
        Многие ямы залиты серой камнеподобной массой.
        В каждой - человек. Мне хочется убить Касса. Спустить его самого в одну из ям и залить раствором.
        - Тут,- говорит он.
        Могильщики начинают стучать кирками по камню. Раствор - более хрупкий, чем окружающая скала. Яма растёт.
        Мы молчим. Через несколько минут одна из кирок врезается во что-то податливое. Это голова. Женская голова. Этим утром женщина в тысячный раз открыла глаза и снова умерла от удушья, не в силах пошевелить и пальцем.
        - Это не самое страшное,- говорит Касс.- Некоторых я замуровываю, оставляя голову снаружи. Они умирают много медленнее и мучительнее.
        Рабочие дробят камень.
        - Что ты будешь делать потом?- спрашивает Касс.
        - Клифа и все люди, с которыми я пришёл сюда, свободно уйдут. Ты будешь всё это время под моим надзором. А потом мы пойдём за обратным заклинанием.
        Он усмехается.
        - Vitum… Ты думаешь, его так просто взять?
        - Силой можно взять всё.
        - Силой ты его не возьмёшь. Оно нигде не записано. Его знают несколько человек, и все они приближены к императору.
        Что-то тут снова не так. Все, в том числе и Цикра, говорили, что за vitum нужно идти в северо-западные горы.
        - Разве оно не горах?
        Касс молчит.
        - Я убью тебя, если ты не будешь отвечать. И можешь мне поверить, я выйду отсюда живым, как вышел живым из дома твоего брата.
        - Оно было в горах. Когда-то. Старейшины. Передача знаний новому поколению отшельников. Император захватил их. И выпытал заклинание. Сто с лишним лет назад. А потом убил их всех.
        - И mortirum, и vitum?
        - Только vitum. Mortirum - это привилегия твоей империи, Риггер.
        - Откуда?..
        - О твоих пограничных подвигах вести дошли. Молодец, Риггер. Я даже не знаю, что тебе сказать.
        - А они?- я показываю на могильщиков.- Это не тайная информация?
        - Они глухонемые, Риггер. Им удаляют язык и проводят небольшую операцию с ушами. Если они по какой-то причине умирают, операция проводится снова. Они знают, что если они попытаются уйти, для них найдётся место в одной из ям.
        В Оменескорне было страшно.
        Здесь - страшнее. Если это - первый помощник, то каков император?
        В Оменескорне люди не боятся, потому что они не знают. Почему-то мне кажется, что тут - всё знают.
        Женщина освобождена уже по плечи. Двое работают кирками, один выгребает осколки. Работают неаккуратно: удары часто приходятся по голове и плечам. Работники забрызганы кровью.
        - Что она тебе сделала?- спрашиваю я.
        - Она мне отказала,- спокойно отвечает Касс.
        Кирка в очередной раз попадает по голове Клифы. Я не выдерживаю и всаживаю нож в спину могильщика. Двое остальных продолжают работать, будто ничего не произошло.

* * *
        Мы выходим из подземелья. Медленно. Тем же путём. Сначала Касс, за ним - я. Следом два могильщика несут Клифу. Её тело изорвано ударами кирки, но сейчас это неважно.
        Мы молча минуем пытаемых. Когда мы входим в каминный зал, к нам подбегает шут. Он молчит, но явно чего-то ждёт.
        - Где его спутники?- Касс указывает на меня.
        - На площади, господин, ждут ваших указаний!
        Кто-то из стражников смеётся.
        Ударом меча я сношу шуту голову. Касс жестом останавливает дёрнувшуюся было охрану.
        - Зачем?
        - Я не понимаю шуток.
        Мы идём через дом. Но мы не поднимаемся по лестницам, а по длинному коридору выходим в главный холл. Я вижу изнутри резные деревянные двери, ведущие на площадь.
        Два человека открывают их настежь. Мы выходим.
        Сияет солнце. Фонтан по-прежнему сверкает и переливается. Десять тел уложены в ряд. Виркас изрублен просто в капусту. Поодаль - тела стражников. Их постепенно уносят. Их раз в пять больше. Касс жестом показывает бледным могильщикам отнести тело Клифы к телам товарищей.
        - Что теперь?- спрашивает он.
        - Теперь мы повезём их к остальным.
        - Я с тобой не поеду.
        - Я сейчас перережу тебе глотку. А затем - уйду, сам понимаешь.
        Он думает.
        - Хорошо.
        - Потом - за заклинанием.
        - Это не очень просто.
        - Это просто.
        Я беру его отворот камзола и тяну за собой к трупам.
        - Запомни, Касс, этот момент. Запомни на всю жизнь. Если, конечно, я тебе её сохраню.
        Он поворачивается к стражникам.
        - Карету и повозку.
        У него властный голос.

* * *
        Мы едем по трущобным кварталам подобно королям. Солнце светит. Впереди - два стражника на конях. За ними - наша карета. Затем - крытый фургон с трупами. Следом - ещё десяток стражников.
        - Как я могу верить, что ты не убьёшь меня теперь?- спрашивает Касс.
        - Во-первых, мне нужен vitum. Во-вторых, я дал тебе слово.
        Он молчит. Он мне верит.
        Иногда моё слово крепче стали. Но иногда я могу его нарушить. Даже не так. Я всегда могу его нарушить.
        Люди расступаются. Иногда для профилактики стражник взмахивает мечом. В сторону отлетает рука или голова. Этот город живёт в страхе. Эта империя держится на крови. Впрочем, как и Оменескорн.
        Вот и пустырь. Наши повозки по-прежнему тут. Ничего не изменилось.
        Мы с Кассом выходим из кареты. Стражники начинают выгружать тела. Навстречу нам спешат Лиук, Марфа и два парня с мечами.
        Лиук останавливается в пяти шагах. А Марфа - нет.
        Она бросается на Касса, как разъярённая кошка, стремясь выцарапать ему глаза. Я молча смотрю, как он пытается отбиться. Затем подхожу и бью Марфу сзади по голове. Она оседает подобно мешку. По расцарапанному лицу Касса течёт струйка крови.
        - Кто это?- спрашивает Касс.
        - Её зовут Марфа. Она была подругой Клифы.
        - Припоминаю. Их, кажется, было три. Да, с Марфой мы здорово развлекались, пока третья сучка не подожгла конюшню…
        Я подхожу к нему в упор и смотрю в глаза.
        - Третья сучка - это моя женщина. Если ты ещё раз скажешь что-то, что мне не понравится, я отрежу тебе руку. Правую.
        Он молчит.
        Между нами теперь доверительные отношения. Два смертных, которые знают друг о друге. Только один из них знает, что второй - по-прежнему бессмертный.
        Деревенские вместе со стражниками перетаскивают трупы.
        - Они сейчас уйдут. Товар оставят тебе. Здесь. Карлиф захочет - заберёт. Мы не воры. Он сам нас вынудил, попытавшись скостить цену. За это мы взяли небольшой процент.
        Кассу безразлично, что решит Карлиф. Ему важен в данный момент только он сам.
        - Хорошо.
        - Пошли.
        Я тащу Касса за собой. Подтягиваю его к Лиуку.
        - Лиук, познакомься,- говорю я.- Это первый помощник наместника Касс. Он вхож к самому императору. Теперь первый помощник Касс отвечает головой за безопасность вашей деревни и вообще всего района. Потому что если что-то случится, я снова появлюсь в жизни первого помощника Касса и после этого его жизнь сильно испортится.
        Я сам удивляюсь, как мне удалось так красиво сформулировать.
        Касс, кажется, всё понял. Лиук что-то мямлит.
        Только я понимаю, что я ничего не смогу сделать, если Касс вздумает отомстить. Или Карлиф. Он просто сотрут деревню с лица земли. Они не поленятся снарядить экспедицию за тридевять земель, чтобы уничтожить тех, кто посмел их унизить.
        Поэтому Касса быть не должно. И Карлифа - тоже. Деревня найдёт себе нового покупателя.
        Везде, где ты появляешься, Риггер, начинается что-то страшное. Нарушается привычный уклад жизни. Ломаются судьбы. Льётся столько крови, что ей можно наполнить океан.
        Я понимаю, что я - грязен, покрыт кровью с головы до ног. Что выгляжу отвратительно. Впрочем, я не на показном смотре. Я на войне.
        Лиук командует. Мешки с кариком просто сгружаются на землю. Золото раскладывается по нескольким повозкам. Золота раз в десять больше, чем хотели выручить. Виркас взял у Карлифа столько, сколько смог.
        - Тебе нужно вымыться,- говорит Касс.- И мне. В таком виде мы к императору не попадём.
        Я и сам это понимаю.

* * *
        Вода стекает по телу, смывая пот, грязь и кровь. Душ - это очень дорогое удовольствие. Его нельзя подключать к городскому водопроводу: там слишком грязно. У Касса в доме - свой собственный, внутренний водопровод, подведенный к скважине. Под домом - котельная, где вода нагревается.
        Я думаю: первый помощник наместника - это не самое влиятельное лицо в империи. Наместник Фаоланкана гораздо влиятельнее. В то же время я ничего о нём не слышал.
        Кроме того, никто ни разу не упоминал имени императора.
        Мечи у меня под рукой. Касс сидит в двух метрах от льющейся воды. Он накрепко привязан к стулу. Если он попытается освободиться, я отрублю ему руку. Я успею: он знает.
        Мои глаза открыты. Я стараюсь, чтобы мыльная пена не попала в них.
        Я выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце. В личных покоях Касса больше никого нет. Касс смотрит на меня.
        - Следующий,- говорю я и перерезаю мечом верёвку.
        Касс растирает руки и идёт в комнату.
        - Куда?- спрашиваю я.
        - Взять одежду.
        - Потом возьмёшь, не баба. В душ.
        Он послушно идёт в душ. Я мылся с открытой дверью, чтобывидеть Касса. Он пускай закроется. Я успел осмотреть душевую: там нет ничего, чем Касс мог бы воспользоваться в своих целях.
        У него есть огромная ванная. Но обычный душ при покоях тут гораздо уместнее.
        Осматриваю комнату.
        Небольшая дверь ведёт в большой платяной шкаф. Одежда Касса мне чересчур свободна, но Касс приказал доставить для меня одежду по размеру. Чёрный камзол со строгим стоячим воротником, удобные свободные штаны, мягкая обувь. Я смотрюсь в зеркало. Я неплохо выгляжу в чёрном.
        Кожаный пояс с кобурой и петлями для ножен я отмыл. Он сохнет посреди комнаты.
        Мне необычайно спокойно. Почему-то я уверен, что в ближайшее время никто не посмеет меня тронуть.
        Меня волнует один вопрос. Нужно будет поспать. Вероятно, Касса придётся привязать потуже. Может даже, к себе.
        Он сказал, что наместник примет нас в любой момент. А через наместника будет назначена аудиенция у императора. Не совсем аудиенция.
        Император, сказал Касс, будет знать правду. Тогда нам будет предоставлен доступ к vitum. Вопрос в другом. Император захочет узнать mortirum. Он захочет поговорить со мной. Возможно, он попытается подкупить меня. Возможно, взять силой.
        Но я не знаю mortirum.
        Когда Касс заканчивает, я сижу на мягком диване посреди комнаты и пью прямо из бутылки какое-то вино. Суховатое.
        - Ему двести лет,- говорит Касс.- Это была последняя бутылка того урожая.
        - Угу,- хмыкаю я.- Невкусное.
        Бросаю бутылку Кассу. Он ловит.
        - Что дальше?- спрашивает он
        - Дальше мы будем беседовать.
        Он заворачивается в халат и садится напротив, на другой диван.
        Почему-то я ощущаю себя педерастом. Эта мысль вызывает у меня приступ отвращения. Передо мной сидит мокрый голый мужик. А я с ним разговариваю.
        Он пьёт вино - тоже из горлышка.
        - Как зовут вашего императора?- спрашиваю я.
        - Не знаю.
        На моём лице написано удивление.
        - То есть?
        - Император и есть император. Когда он стал императором, я на двух волах пахал землю в дальних провинциях. Тысяча лет прошла.
        - У вас не сменяется власть?
        - А у вас сменяется? Как? Новый император заливает предшественника в камень? Как я?
        - Вмуровывает в днище фекальной ямы.
        Касс замолкает.
        - Такого мне в голову почему-то не приходило.
        - Ну вот, наука. Расскажи мне подробнее о том, как vitum попал к императору?
        - Я уже рассказывал. Vitum хранился у старцев в северо-западных горах. Я сам там не бывал. Слышал рассказы. Пещера. Эти люди стали смертными сами - по собственному желанию. Они пришли из Оменескорна. Поэтому и считается, что mortirum хранится где-то в твоей империи. А когда они превратились в седых старцев, они остановили процесс при помощи vitum. Откуда у них появился vitum, не знает никто. Может, тоже от вас принесли. И остались бессмертными уродливыми стариками.
        Вечно быть старым. Вечно быть страшным. Вечно быть уродливым.
        Неожиданно я понимаю одну вещь.
        - Vitum не омолаживает.
        - Нет. Vitum просто замораживает человека в том состоянии, к которому он пришёл. Поэтому нам нужно всё делать быстро. Если ты лишишься ноги сейчас, то vitum не вырастит тебе новую ногу. После своих новых смертей ты будешь просыпаться утром свежий и бодрый. Но без ноги.
        Встаю. Думаю.
        - У тебя пожрать есть?
        - Нажми на звонок.
        Жму кнопку на маленьком столике. Через пять секунд в дверь раздаётся стук. Это слуга.
        - Ужин,- говорит Касс.
        Слуга кланяется и исчезает.
        Я возвращаюсь к теме.
        - У меня есть ещё один вопрос. Почему о тебе говорят все, а про наместника Фаоланкана я не слышал ни из одних уст, кроме твоих собственных?
        - Наместник Фаоланкана - это я. Та фигура, которая номинально служит императору,- это подставной клоун. Подобно моему шуту, которому ты сегодня снёс голову. Потому что власть зависит ещё и от денег. А у меня много денег. Кстати,- он делает перерыв,- где тело брата? В суматохе я как-то совершенно об этом забыл.
        У него мерзкий тон.
        - Проснётся в крысином притоне на окраине трущобных районов. Выберется сам, я думаю.
        - Вот и хорошо.
        Молчим.
        - Риггер,- говорит Касс.- Ты не хочешь поработать на меня? Мне нужны хорошие бойцы.
        - Ты всё ещё не понял, кто я такой? Я не боец.
        Я в одиночку размолол десять стражников границы на боевых носорогах. В одиночку взял приступом дом Карлифа. В одиночку перебил племя самоедов. Я - Риггер.
        - По-моему, ты всё-таки боец, как бы ты себя не называл. Ты умело сражаешься…
        Я прерываю его, глядя в упор - нос к носу.
        - Я могу сейчас достать меч и порубить к чертям всех воинов в твоём замке. Всех, ты понимаешь? А на мне не останется ни одной царапины. Я - Риггер. Я не буду работать на такую мразь, как ты.
        В его глазах нет страха.
        - Конечно. Ты работаешь только на такую мразь, как ты сам.
        Смелый, сука. Смотрю на него внимательно.
        - Пора спать, Касс. Ты будешь спать в связанном состоянии.
        Он смотрит высокомерно.
        Ты не боишься, потому что не знаешь, кто такой Риггер. Ты узнаешь.
        Глава 5. Наместник и император
        Утро.
        Касс растирает затекшие запястья. Выглядит он плохо: осунулся, побледнел. Я выспался прекрасно. Свежее бельё, огромная кровать с пуховой периной и балдахином.
        Касс одевается сам: я запретил ему вызывать слуг.
        Надев выделенный мне чёрный костюм, я начинаю пристраивать вооружение. Ножны аккуратно спускаются вниз из-под чёрной рубашки. А вот кобура с огнестрелом никак не хочет ложиться удобно, не оттопыривая фалды и не болтаясь, как инородное тело.
        - Всё равно придётся сдать вооружение при встрече с императором.
        - Мы же идём к наместнику.
        - Если повезёт, то можем попасть и к императору. Это не так уж и сложно, если знать ходы.
        - У тебя есть заплечная сумка, чтобы подошла по цвету к этому костюму?
        Если бы мне полгода назад сказали, что я когда-нибудь задам подобный вопрос, я бы отрезал обидчику язык.
        - Есть. В шкафу.
        Он заходит в комнату-шкаф и через минуту возвращается с чёрной сумкой-рюкзаком. Дробовик шикарно в неё ложится. Метательные ножи устраиваются под рубахой. Плеть - за спиной, на рюкзаке.
        Касс смотрит на мои приготовления с какой-то странной улыбкой.
        - Что-то смешное?- спрашиваю я.
        - Да нет,- легкомысленно отвечает он.
        Он мне надоел.
        Надеюсь, за этот день я успею сделать всё. Добраться до императора и до vitum. И мне нечего будет терять.
        Я достаю семихвостку и с полного размаха бью Касса. Крючья продирают глубокие прорехи в его одежде, вырывают куски кожи. Один из крюков задевает сосок. Кровь бьёт ключом. Касс ревёт, катаясь по полу. В дверь стучат.
        - Всё нормально!- кричу я.
        Беру Касса за шкирку, тащу в ванную. Не в маленькую душевую, а в огромную комнату с бассейном посередине. Соседнюю.
        Бросаю его в воду.
        - Вымыться, переодеться и пошли,- говорю я.- И ещё раз услышу что-нибудь не то, убью.
        Касс выбирается из бассейна. Вода окрашена алым. По щекам помощника стекает вода, перемешанная со слезами. Этого не видно, но я уверен, что он плачет от боли.

* * *
        Мы выходим из дома в сопровождении целой свиты. Дверь открывает шут. За нами идут солдаты-телохранители, перед нами - тоже. Шут прыгает то справа, то слева.
        - Прекрати,- говорю я.- А то снова балду отрежу.
        Он немного притихает.
        На площади перед дворцом, на бортике фонтана сидят три человека. Виркас, Марфа и Микта. Я иду к ним. Касс тянется за мной.
        Просто наши запястья связаны верёвкой.
        Марфа встаёт. Она с ненавистью смотрит на Касса, но не бросается.
        - Я говорила с Клифой всё утро. Она с трудом общается. Её пугает каждый человек. Её пугает солнечный свет. Ты,- она обращается к Кассу,- ты заплатишь.
        - Я уже заплатил,- спокойно говорит Касс.
        Я смотрю на Марфу так, что она не решается продолжать.
        - Мы пойдём с тобой,- говорит Виркас.- Мы твои должники.
        Касс кривится.
        - Их не примут.
        - Примут,- говорю я.- Ты уж постарайся. А то моя плеть давно никого не рвала.
        Грудь Касса под одеждой туго перебинтована.
        Мы решили идти пешком. Три квартала, погода хорошая.
        Касс и я - впереди. Виркас, Марфа и Микта - за нами. Стражники окружают нас со всех сторон. Шут убегает куда-то вперёд.
        Мы движемся по улицам. Люди расступаются. Некоторые снимают головные уборы и низко кланяются.
        - Псы,- говорит вдруг Касс.
        - Ты сам их приучил.
        - Да. Я приучил. Не поверишь, Риггер, но иногда мне противна такая власть. Иногда мне хочется, чтобы меня любили.
        И мне. Мне тоже иногда этого хочется. Но Риггера почти невозможно любить.
        Улица светлая и красивая. Мы пересекаем мощёную площадь с огромной статуей, изображающей человека в доспехах.
        - Это император,- говорит Касс.
        На императоре доспехи точь-в-точь как на стражах границы. С грустью вспоминаю своего боевого носорога.
        - Мне говорили, что во внутреннем городе живут аристократы. Почему на улицах только простолюдины, которые пресмыкаются перед тобой?
        - Аристократы ещё не проснулись.
        - А наместник?
        - Его я разбужу.
        Навстречу идёт процессия, подобная нашей. Какого-то богатея несут в паланкине.
        Не доезжая до нас метров пятнадцать, паланкин останавливается. Из него выходит женщина. Очень красивая, хотя несколько тощая. С молочно-белой кожей и чёрными как смоль волосами.
        - Кто это?
        - Вивьена. Одна из фавориток императора. Отвяжи меня.
        Я незаметно перерезаю связывающую нас верёвку. Касс делает несколько шагов по направлению к стоящей Вивьене. Затем опускается на одно колено и сгибается в три погибели. Все стражники повторяют его движение. Шут лежит на земле.
        Я замечаю, что Микта и Марфа тоже склонились.
        Мы с Виркасом стоим. Вивьена смотрит на меня, но потом приседает в реверансе перед Кассом. Я слышу их разговор.
        - Я слышала о побоище в вашем доме, первый помощник наместника Касс.
        - Всё улажено, госпожа Вивьена,- подобострастно отвечает Касс.- Теперь всё нормально.
        - Также я слышала, что дом Карлифа сожжён дотла.
        - Это так, моя госпожа, но негодяи уже покоятся в моём каземате.
        - Что ж, хорошо. Надеюсь, моему господину ничего не угрожает сегодня.
        - Конечно, нет моя госпожа!- он склоняется.
        Она тоже.
        - А эти?- вдруг неожиданно визгливо говорит она.- Эти кто такие? Почему они не кланяются мне?
        Виркас рядом кланяется и шепчет мне:
        - Рано ещё драться, рано.
        Сжимаю зубы и склоняюсь.
        - То-то же!- звонко радуется фаворитка.
        Кажется, её самолюбие удовлетворено. Она разворачивается и идёт к своему паланкину. Я запомнил эту шлюху. Запомнил.
        Кортежи разъезжаются.
        Краем уха я слышу, как Виркас что-то говорит Марфе. Марфа отвечает зло, резко.
        Мы выходим на очередную площадь. Такое ощущение, что город состоит из площадей, соединённых маленькими улочками. Понятия «перекрёсток» в этом городе нет.
        На площади - фонтан, почти копия того, что перед замком Касса. Но дворец наместника сильно отличается по архитектуре. Он двухэтажный, лёгкий, ажурный. Оба этажа - с галереями. Крыша - плоская. На ней я вижу фигуры людей.
        Процессия пересекает площадь. Двери резиденции распахнуты настежь. У дверей - два стражника. В дверях - невысокий светловолосый мужчина в длинном расписном халате.
        Он подбегает к Кассу и кланяется ему.
        - Наместник Глан уже проснулся?
        Мужчина снова кланяется.
        - Пусть примет нас.
        Мужчина исчезает.
        Процессия проходит через широкие двери. Интерьер тут очень дорогой. Гораздо вычурнее и эффектнее, чем в замке Касса. Потолок зала, в который мы попадаем, держится на нескольких десятках колонн, расписанных изящными узорами. Почти у каждой колонны стоит воин. Воины не обращают на нас внимания: Касс - частый гость.
        Мы подходим к широченной винтовой лестнице. Она пологая, с низкими ступеньками, покрыта ковром. Зал тут - высотой в два этажа, и лестница ведёт на крышу.
        Мы поднимаемся.
        - Не разговаривай с Гланом, даже если он тебя о чём-то спросит. Просто молчи. Говорить буду я.
        Киваю.
        Мы выходим на крышу. Солнце очень яркое. На крыше - бассейн. Рядом - кушетки для загорания, зонтики. Полуобнажённые девушки. И огромная мягкая кровать, над которой - зонтик из пальмовых листьев. На кровати - худой мужчина с оттопыренными ушами и низким лбом. Глаза навыкате, нижняя челюсть очень большая. Две темнокожие девушки обмахивают его веерами.
        Касс идёт к мужчине и кивает ему. Едва-едва, чуть склоняет голову.
        Мужчина вскакивает с места и кланяется своему помощнику чуть ли не до земли.
        - Доброе утро, Глан,- говорит Касс.
        - Доброе утро, мой верный Касс,- говорит мужчина.
        Я не могу понять, кто из них главнее. В их словах - искусственность, картинность.
        - Мне нужно к Императору, Глан.
        Касс проходит мимо наместника и смотрит с крыши на площадь.
        - Я не знаю, насколько можно осуществить это сегодня…
        - Мне нужно к императору сегодня.
        Естественно. Он хочет избавиться от обузы. От меня.
        Глан подходит к Кассу и что-то шепчет.
        - Не бойся. Беспорядки уже улажены. Источник беспорядков ликвидирован. Как раз об этом можешь и доложить. Вместе со мной и с теми, кто оказал мне помощь в ликвидации очага беспорядков.
        Глан склоняет голову.
        Неожиданно я понимаю. Глан - глуп. Он - марионетка в руках Касса, и Касс держит его по очень простой причине. В случае чего полетит голова Глана. А Касс выкрутится. Глан, наверное, доволен жизнью. Дворцом, бассейном, девочками.
        Глан манит пальцем мужчину со светлыми волосами, заплетёнными в длинную косу. Говорит ему что-то очень тихо.
        Мужчина кланяется и убегает. Я вижу с крыши, как он появляется на площади и исчезает в переулке.
        Площадь постепенно наполняется людьми. Паланкины, кареты.
        - Мои просители собираются,- говорит Глан.
        - Я - твой главный проситель,- парирует Касс.- Ты тоже пойдёшь к императору.
        Глан отшатывается.
        - Зачем я тебе?
        - Нужен.
        Касс садится на кушетку. Девушка, лежавшая на ней, едва успевает встать и отойти в сторону. Кассу тут же приносят прохладительный напиток в бокале.
        - И мне,- говорю я.- И им,- показываю на Виркаса и остальных.
        Напитки появляются через несколько секунд.
        - Почему ты не послал гонца?- спрашивает Глан.
        - Это слишком срочно.
        Касс смотрит на меня. У него тяжёлый взгляд.
        Его одежда - чёрная. Я вижу, что она потемнела ещё больше в районе груди. Намокла от крови. Кассу больно.
        Ничего, вытерпит.
        Гонец возвращается через полчаса. Это полчаса проходят в напряжённом молчании. Глан всё время порывается что-то спросить, но сдерживается.
        Гонец залетает на крышу и кланяется Глану.
        - Наместник! Император примет вас через час. Он и сам хотел вызвать вас в связи с беспорядками в городе.
        - Хорошо.
        Касс тяжело встаёт. Пошли.
        Мы спускаемся вниз. Только теперь свита серьёзно выросла.
        Глан едет в двухместном паланкине вместе с Кассом. Мы идём за ними. Нас окружает толпа стражников.
        Мне приходит в голову, что если я захочу, я смогу убить их всех прямо сейчас. Залить улицу кровью. Но для этого нет причины.
        Время, когда Риггер убивал просто так, позади.
        - Чего ты хочешь от императора?- спрашивает меня Виркас.
        Я понимаю, что мне нечего ему ответить. Он не знает, почему Касс боится меня. Он не знает, что я - смертный. А я не знаю, что придумать.
        - Это неважно. Ты знаешь об императоре что-то, чего не знает никто?
        - Я знаю только то, что император непобедим и вечен. Его не раз пытались свергнуть. Не раз пытались убить. Но он был всегда и будет всегда.
        - Ты ненавидишь его за что-то?
        - Я ненавижу первого помощника Касса. Император лично не сделал мне ничего плохого.
        - Первый помощник Касс получит своё. Поверь мне, Виркас.
        Он смотрит на меня. Думает.
        - Верю,- говорит он.
        Дворец императора - в самом центре города. Он огромен. Он виден почти отовсюду. Пять этажей, целый квартал. А в самом центре здания - башня. Солнце слишком яркое, оно слепит глаза, и я не могу рассмотреть верхушку башни.
        Мы выходим на придворцовую площадь.
        - Розовый сад,- раздаётся голос Касса из паланкина. Я нагоняю.
        Это и впрямь розовый сад. Розы - красные и белые. Никакой стены, даже маленькой ограды. Улица идёт вдоль сплошного поля роз, из которого и вырастает дворец. Тут и там я вижу согбенные фигуры садовников, которые ухаживают за своими детьми-цветами.
        Дорога к центральному входу во дворец устлана лепестками роз. Но не красных и не белых. Я поднимаю один лепесток.
        Чёрные розы.
        - Да, они существуют,- говорит Касс.- Они входят в состав эликсира mortirum, ты слыхал об этом?
        Я достаточно близко, чтобы нас не слышали другие.
        Качаю головой.
        Откуда это знает он?
        Вполне вероятно, что кто-нибудь тут, наверху, знает даже то, что наш император - смертный. То, что хранится в глубочайшей тайне в Оменескорне, может стать достоянием многих в Фаолане. И все заверения Касса в том, что mortirum - это привилегия империи Оменескорн,- тоже ложь.
        Мы движемся через поле роз. Главный въезд во дворец - это арка высотой в три этажа. Стены дворца расписаны. Фрески, отчасти выгоревшие на солнце, изображают батальные сцены, судебные заседания, балы и прочие общественные события. Расписана и внутренняя поверхность арки. Тут у меня есть возможность присмотреться. Роспись - тончайшая, необыкновенно искусная. Тысячи часов работали художники, чтобы создать её.
        А может, тысячи дней. Тысячи лет.
        - Это Арокан,- говорит Касс.
        - Кто?
        - Арокан был величайшим художником всех времён. Он расписывал этот дворец. Он и его ученики. Расписывали более семисот лет. День за днём.
        - А где он сейчас?
        - Он исчез. Наверное, чем-то прогневал императора. И тот отправил его в каземат. Расписывать внутренние стены камер.
        Шутка звучит мерзко.
        Во внутреннем дворе нас ждут.
        Двором это назвать сложно. Это огромная площадь внутри квадрата дворца. А посередине возвышается башня, соединённая с основным зданием двумя галереями на уровне третьего этажа.
        Шесть человек в изящной сине-красной одежде. И около полусотни стражников, закованных в латы. И ещё десяток - на боевых носорогах. Мне становится как-то неуютно.
        Вперёд выходит самый напыщенный из встречающих.
        Наместник Глан выходит из паланкина одновременно с помощником Кассом. Они кланяются, принимающая сторона отвечает.
        - Мы прибыли по спешному делу,- говорит Касс.
        - Я знаю,- говорит сине-красный.- Кто из вас собирается посетить непосредственно императора?
        - Наместник Глан, я и господин Риггер, посланец империи Оменескорн.
        Сволочь. Сейчас я сделаю три шага вперёд и снесу ему голову.
        Сине-красный кланяется мне.
        - Мы рады принимать у себя посланца дружественной империи.
        Дружественной. Как же.
        - Со мной мои люди. Трое. Без них я не пойду,- говорю я.
        - Хорошо,- легко соглашается сине-красный.- Итого шестеро. Остальные могут отдохнуть в боковом крыле.
        Один из его помощников машет рукой и направляется к левому крылу. Наша вооружённая свита идёт за ним. Вся. Мне этого не понять. Касс и Глан остаются, по сути, без личной охраны. Жирный никогда себе подобного не позволял.
        - Прошу,- говорит сине-красный и идёт к башне.
        Я иду рядом с Кассом и Гланом.
        - Это Баргот, встречающий. В его обязанности входит оценивать опасность явившихся на аудиенцию и принимать решения, связанные с их приёмом.
        Если Баргот решил, что я безопасен, то он ошибся.
        Солнце печёт неимоверно. Внутренний двор вымощен плиткой. Есть несколько круглых клумб с цветами, но они не создают ощущения уюта.
        Мы идём к башне.
        По-моему, за то, что я уже натворил в этой стране, меня должны залить в камень на следующую тысячу лет. А меня принимают как посланника дружественной империи. Вероятно, я чего-то не понимаю.
        Широкая двустворчатая дверь в башню открыта. Она украшена потрясающей резьбой и росписью.
        Первый этаж - это один большой круглый зал. Вдоль стены стоят стражники.
        Баргот с небольшим поклоном показывает нам на стойки между колоннами.
        - Вот здесь попрошу сложить всё оружие.
        Я веду себя очень демонстративно. Достаю из сумки дробовик, кладу его на полку. Затем снимаю один меч, второй меч, устанавливаю их в пазы держателей. Снимаю плеть, аккуратно вещаю на крюк.
        Метательные ножи останутся при мне.
        Из-за одной из колонн появляются два человека. Один - обыкновенный стражник в доспехах, ничего особенного. Второго он ведёт на цепи. Тот одет в коричневую невзрачную одежду. На голове у него - нечто вроде маски с прорезями для носа и рта. Глаза спрятаны под маской. Цепь от руки стражника прикреплена к ошейнику на человеке.
        Стражник подводит своего странного спутника ко мне. Тот ходит вокруг меня, обнюхивает, что-то бормочет. Отходит в сторону.
        - Есть,- говорит неожиданно отчётливо и ясно.
        - Прошу вас,- говорит Баргот,- сдайте всё оружие.
        Я нехотя выкладываю ножи.
        Нюхач снова подходит. После повторной процедуры он изрекает:
        - Всё.
        Следующим обследованию подвергается Касс. Затем - остальные. Ни на ком нюхач ничего не находит.
        По периметру башни идёт широкая винтовая лестница с огромными ступенями. В какой-то момент она становится заметно круче, и мы поднимаемся на второй этаж.
        - Что это был за урод?- спрашиваю я Касса по дороге.
        - Императорский нюхач. У него есть выходные, в которые он превращается в обыкновенного человека. Затыкает нос - и в город. Когда его нос работает, он чует всё. Металл, камень, дерево. Оружие распознаёт сразу.
        - Он таким родился?
        - Нет, искусственно развивали обоняние.
        - Почему он на поводке и с закрытыми глазами?
        - Когда он живёт миром запахов, его почти невозможно контролировать. Так проще. Иначе он может, например, «зависнуть» на каком-нибудь запахе, и всё, ничем не оттащишь. Или потерять сознание от избытка запахов. Глаза ему мешают. Он часто идёт на запах, а глаза тянут его в другую сторону. Это помогает сосредоточиться. Такая же работа, как другие. Он сам на это пошёл.
        Второй этаж разделен на комнаты.
        - Император примет вас наверху,- говорит Баргот.
        Мы идём по широкому коридору. Навстречу идёт обнажённая женщина. Её тело украшено тысячью металлических украшений. Кожа густо испещрена серёжками, колечками и иголками. Интересно, сколько это весит?
        - Император любит экзотику,- вполголоса поясняет Касс.
        Касс напряжён. Но мне кажется, что это не из-за меня. Ко мне он привык. Он сознаёт, что нужен мне, и потому не слишком меня опасается. Я чувствую его напряжение. Мне кажется, он сейчас ведёт себя, как искусный актёр, который играет новую роль. Играет великолепно, но всё же это не он сам, а именно роль.
        А ещё я чувствую злость. Это злость Марфы. Это ненависть Виркаса. Последний меня потрясает. Он ненавидит Касса много лет. И имеет на то все причины. Но он ни словом, ни жестом не выдал себя. Касс не помнит или даже не знает его в лицо. А Виркас - молчит. Ждёт.
        Коридор приводит в зал. Перед нами - дверь. Справа и слева - слуги в сине-красных одеждах. Они открывают дверь. За ней - небольшое помещение. Ковёр, три дивана. Комнатка размером буквально три на три метра.
        - Присаживайтесь, прошу,- говорит Баргот.
        Мы садимся. Баргот, ещё двое слуг и один стражник - с нами. Остальные остаются снаружи. Слуги закрывают двери. Комната начинает чуть-чуть вибрировать.
        Неожиданно маленькое зеркало на дальней стене оказывается окном.
        И я понимаю, что комната поднимается. Медленно поднимается на самый верх башни. Я подхожу к окну. Я вижу панораму города. Крыши, улицы, люди, стены. И небо. Ослепительное голубое небо.
        Мне кажется, я лечу. Я никогда не был на такой высоте. Я никогда не видел зданий такой высоты.
        А комната всё поднимается и поднимается.
        Микта позади что-то бормочет.
        - Не бойтесь,- говорит Баргот.- Это называется «лифт». Наверху слуги крутят барабан, на который наматывается трос. К тросу прикреплена наша комната. Уже немного осталось.
        Я знаю, что такое лифт. Видел в Оменескорне. Только там он был на конном приводе.
        Микта продолжает бормотать.
        Я сажусь обратно на диван.
        Император согласился принять нас слишком легко. Так не бывает. Чтобы попасть к императору Оменескорна, нужно преодолеть множество препон. На приём к императору Фаолана мы попадаем без всяких преград на следующий день после возникновения необходимости.
        Далее мы едем в молчании.
        Наконец, комнату слегка потряхивает. Двери открываются.
        Выходит Баргот, за ним - все его люди. Потом - Касс и Глан, потом - мы вчетвером.
        Это совсем небольшая комната. Одна её стена - полукруглая, другая - ровная. Стражи тут - человек десять. И ещё один нюхач на поводке. Его подпускают к нам, он обнюхивает каждого.
        - Всё,- говорит он.
        Баргот идёт к двустворчатой двери напротив. Мы идём за ним.
        И оказываемся в тронном зале.
        Он занимает почти всю площадь башни, за исключением комнаты, из которой мы пришли. Высота - около двух этажей. Ковровая дорожка ведёт к трону. За троном - винтовая лестница, ведущая ещё выше. Мы приближаемся к императору. По бокам дорожки - ряды вооружённых до зубов латников.
        Я думаю: неужели они все поднимаются сюда на лифте? Вряд ли. Скорее всего, где-то есть и дублирующие лестницы.
        Император встаёт нам навстречу. Он одет в ниспадающее одеяние из фиолетовой ткани. На его голове - сложная корона из переплетённых золотых нитей.
        И я знаю лицо под этой короной. Этого человека я называл Стервятником. Этого человека я вытащил при помощи кнута из ямы сжигателей. Этот человек смотрел на меня с подобострастием. Он был измазан грязью и копотью. Он сказал тогда, что на сотом дне потерял счёт.
        Теперь прежнего Cтервятника нет. Есть властный худой человек с холодными глазами и острым лицом. Взгляд стервятника.
        Он смотрит на меня и улыбается. Едва-едва.
        Глан и Касс кланяются. Кланяются Марфа, Виркас, Микта, хотя они узнали человека на троне. Я не кланяюсь. Я делаю два шага вперёд. Передо мной скрещиваются алебарды. Император жестом показывает пропустить меня.
        Я подхожу ближе.
        - Спасибо, Риггер,- говорит император.
        И тут я склоняю голову. Я никогда не ощущал такого величия в человеке. Старик, который лежал передо мной в Оменескорне, был всего лишь телом в перинах. А император Фаолана выглядит так, как мог бы выглядеть бог, если бы он существовал.
        Император делает шаг вперёд.
        - У меня к тебе вопрос, Касс.
        Касс становится на колено. Глан - тоже.
        - Когда ты просил аудиенции, на что ты надеялся? Ты думал, тебе откажут, и всё будет в порядке? Ты думал, Риггер пробьёт тебе дорогу к трону, пока император гниёт в яме? Правда, Касс?
        Касс почти касается лбом пола.
        - Я расскажу тебе, Риггер,- обращается ко мне император,- что происходит. Думаю, тебе это интересно. И тебе, Касс. Потому что ты тоже далеко не всё понимаешь.
        Император проходит мимо меня.
        Он подходит к Кассу почти в упор и смотрит на него.
        - Конечно, ты не мог прямо отобрать у меня власть. Не мог. Тебя бы ко мне не подпустили. А тут - охота. Какой удачный случай. Верный помощник, верный наместник и император отдаляются ото всех. И там императора ждёт небольшая ловушка.
        Император разворачивается и идёт обратно к трону.
        - Везти тело императора в город нельзя. Надо везти его в противоположном направлении, в Чёрные земли. Туда поисковая группа не сунется. И ты повёз. Точнее, поручил кому-то из своих приспешников. Уж не знаю, попал ли он случайно в руки сжигателям или специально бросил меня там, где они меня достали, но у него всё получилось. Я оказался в их яме. А выбраться оттуда почти невозможно.
        Император садится на трон.
        - И теперь ты сидишь в своей конуре и ждёшь, когда же будет объявлено об исчезновении императора. И вдруг - такое удачное совпадение: появляется вот этот громила,- он указывает на меня.
        - Уж не знаю, что позволило тебе использовать Риггера, но думаю, что это не было спланированным ходом. Тебе просто подфартило. Риггеру явно что-то нужно от меня. Если бы меня тут не было, в аудиенции было бы отказано, как ты и планировал, Риггер бы взял дворец приступом. Как он уничтожил толпу сжигателей, как сжёг дом твоего братца и как взял твой замок. Думаю, у него бы вышло. Риггер, оказывается, не так прост, как мне показалось вначале.
        Я смотрю попеременно то на императора, то на Касса. Мне казалось, что я управляю ситуацией. Но я снова оказываюсь игрушкой в чужих руках.
        Касс поднимает голову. В его глазах - ненависть.
        - И всё,- говорит император.- Власть в руках у Касса. По кодексу чести побеждённые стражники подчинились бы победителю. Как пограничники не преследуют пробившегося,- он смотрит на меня.
        Ему много успели рассказать. Он вернулся во дворец только вчера, если прикинуть, когда я последний раз его видел.
        Он снова идёт к Кассу и наклоняется к самому лицу последнего.
        - Только ты не рассчитал одного. Случайность сработала не только в твою пользу, но и в мою. Риггер пришёл к тебе. Но он привёз и меня. Я до последнего не раскрывал своё инкогнито, хотя мог сразу же двинуться во дворец. А ведь я хорошо блефовал, правда, Риггер?
        Я молчу.
        - Я хорошо знаю тёмные районы. Я гулял по ним иногда. И там действительно знают, кто такой Стервятник. Только никто не заметит странного сходства бродяги и изредка выезжающего на улицы императора Фаолана. А ты, Касс, решил всё-таки явиться. Хотя на твоём месте, узнав, что император всё-таки вернулся, я бы бежал подальше от Фаоланкана.
        Император разворачивается и снова идёт к трону.
        И в этот момент Касс встаёт и произносит твёрдым голосом:
        - Я вызываю тебя на поединок, император.
        Император смотрит на Касса через плечо. Потом поворачивается на носках.
        - Ты? На поединок?
        Он протягивает руку, и в неё ложится рукоять меча, тонкого, с расширяющимся лезвием.
        - Ты недостоин поединка.
        Император делает два шага вперёд и наотмашь рубит Касса. Тот падает на пол.
        Император отходит. Касс истекает кровью. Последним движением он манит меня к себе. Я смотрю на императора. Тот кивает. Иду к Кассу. Наклоняюсь.
        - Ты…не знал…mortirum…- шепчет он.- Ты тогда…сказал чушь…абракадабру… Я слышал mortirum…хотя не запомнил. Император…знает и его, и vitum…
        Из горла у него течёт кровь.
        - Удачи, Риггер,- он выдавливает из себя.
        Я понимаю причину смелости и хладнокровия Касса. Он и в самом деле не боялся умереть. Он сыграл, как играл и император.
        Император Фаолана, владеющий формулой vitum, был у меня в руках несколько дней. А я этим не воспользовался.
        Поворачиваюсь к императору.
        - Этого - в предварительный,- говорит император, указывая на тело Касса.
        Затем он смотрит на меня.
        - Ты оказал мне большую услугу. Я три недели провёл у сжигателей. И неизвестно, сколько ещё провёл бы, если бы не ты. Я выполню любую просьбу: твою и каждого из твоих товарищей.
        Я слышу что-то вроде плача. Это Глан. Его трясёт. Император тоже обращает внимание. Подходил к Глану.
        - Вот же наместничек,- говорит император и ударом меча сносил Глану голову.- Этого - на улицу. В грязь. В его дворце предупредить, что он больше не наместник. Что он - никто.
        И снова император смотрит на нас.
        - Так как?- он улыбается. В улыбке - сталь.- Вот ты, Марфа? Я ведь ел твою пищу. Ты хорошо нас кормила. Я благодарен тебе, Марфа. Я знаю, что из дома Касса вы украли одну женщину. Это была твоя цель, правда, Марфа? Что ещё я могу для тебя сделать?
        Марфа молчит, потупив глаза. Она вспоминает сейчас, как била Стервятника ложкой по рукам, когда он лез в котёл без очереди.
        - А ты, Микта? Ты дрался за меня. Ты показал себя сильным и смелым. Я выполню любую твою просьбу. Хочешь в гвардию императора? А в личную охрану императора?
        Снова повисает пауза.
        - А ты, кузнец?- спрашивает он у Виркаса.- Может, ты хочешь ко двору? Чего хочешь ты?
        - У меня есть желание,- Виркас смотрит прямо в глаза императору.
        - Говори.
        - Где-то тут, при твоём дворе, томятся в подземельях кузнец Паргас и художник Арокан. Так ли это?
        Лицо императора каменеет.
        - Ты хочешь, чтобы я их отпустил? Нет, кузнец. Двоих - много. Выбирай одного, и он уйдёт с тобой.
        Виркас говорит почти сразу:
        - Паргас.
        Я думаю, он добавил имя Арокана именно для этого. Чтобы император позволил ему увести с собой хотя бы одного. Если бы Виркас попросил об одном, он мог остаться вовсе ни с чем.
        - Что ж…- Император подпирает подпородок рукой.- Хорошо.
        Он поворачивается к слуге:
        - Передай главному хранителю: кузнеца Паргаса - отпустить.
        И снова Виркасу:
        - Ну вот: твоя просьба выполнена. Но смотри: место в каземате освобождается. Не хочешь посидеть на месте Паргаса?
        Виркас бледнеет и делает шаг назад. Одновременно он тянется за несуществующим мечом.
        - Остынь, остынь, я шучу,- смеётся император.- Отпустят твоего кузнеца. Ты достаточно сделал, чтобы заслужить его свободу.
        Виркас заметно расслабляется.
        Император смотрит на меня. В его глазах - усмешка.
        - А что нужно тебе, Риггер? Ты ведь не просто так шёл сюда? Ты ведь не просто так караван охранять взялся? Не просто так пограничников разметал. Зачем ты шёл ко мне, Риггер?
        Я пристально смотрю на него.
        - Не при всех,- чеканю я.
        - Что ж…- он говорит вальяжно, с расстановкой.- Знаешь, Риггер, далеко не с каждым я буду разговаривать. Тем более лично. Но тебе я почему-то доверяю.
        Он идёт мимо трона к дальнему концу помещения. Я - за ним. Стражники не двигаются.
        За тронным возвышением - две винтовые лестницы, наверх и вниз. Вторая из зала не видна. Император начинает спускаться.
        Я спускаюсь за императором и оказываюсь в небольшой комнате. Это что-то вроде кабинета. Люк над нашими головами закрывается. Император садится за резной деревянный стол и указывает мне на кресло напротив. Я также сажусь.
        - Давай начистоту, Риггер. Все эти люди, твои друзья,- просты. Мелкие торговцы нелегальным товаром. Таких тут сотни и тысячи. А ты, Риггер,- человек совсем другого плана. Ты не шпион, потому что о твоём присутствии с первого твоего шага на нашу территорию судачит вся империя. Ты не стремишься убить меня или кого-то из высокопоставленных лиц. Если бы ты хотел, ты уничтожил бы уже весь дворец. Касс грамотно использовал тебя, не рассчитав, что я вернусь. Теперь расскажи мне, зачем ты здесь.
        Искушение душит меня. Я хочу сорваться с места и свернуть императору шею. Но он бессмертный, а я - нет.
        - Мне нужен vitum,- говорю я.
        Император опирается руками о стол и встаёт.
        - Зачем vitum бессмертному? Ты не сможешь им воспользоваться. Mortirum - ещё куда ни шло. Можно найти смертного и использовать его. А vitum?
        - Я смертный.
        Нить рвётся. Лопается. В глазах императора - странное выражение. Я никогда не видел такого.
        - Ты - смертный?
        Он удивлён. Он ничему не привык удивляться, но тут - он удивлён.
        - Да.
        Он идёт ко мне.
        - И ты прошёл через всю империю, постоянно рискуя жизнью, чтобы обрести бессмертие?
        - Да.
        Он садится на край стола.
        - Я всё время недооценивал тебя, Риггер. Когда ты вытащил меня из той ямы, я думал, что ты - просто отличный боец. Когда ты разметал моих всадников на границе Чёрных земель, я понял, что ты - лучший боец из всех живущих. Но я всё ещё думал, что ты - боец. Теперь я понимаю, кто ты. Мне кажется, тебе нельзя возвращаться к бессмертию. Ты страшен, Риггер.
        Я поднимаюсь с кресла.
        - Нет,- он останавливает меня жестом.- Я сделаю это. Ты получишь свой vitum. Мне даже неинтересно, как ты стал смертным. Но потом, Риггер? Что потом?
        Я не знаю, что потом. Потом я должен вернуться к себе. К Жирному. В Санлон. Но я уже не хочу. Столько крови, сколько я пролил в Фаолане, я не проливал никогда. Я никогда не ставил себе таких безумных задач и никогда не выполнял их раньше. Я чувствую себя отлично.
        - Неужели ты сможешь вернуться обратно? Кем ты был там, Риггер? Воином императора? Гладиатором?
        Я был императором. Почти был императором.
        В этот момент я всё понимаю. Я - игрушка? Мной - пользовались? Да. Но у меня есть в рукаве козырь, который побьёт любую карту. У меня есть цель.
        - Сначала мне нужен vitum. Потом я скажу тебе, что будет дальше.
        Император поднимается по лестнице. Как по команде, люк открывается.
        Он не боится поворачиваться ко мне спиной.
        В тронном зале ничего не изменилось. Всё те же стражники, Баргот, слуги в сине-красном. Виркас, Марфа и Микта. Только Касса больше нет. И Глана тоже.
        Император подзывает к себе человека в пышных дорогих одеждах. До этого момента я его не замечал.
        У человека серое лицо и жидкие волосы. Он мне противен.
        - Рунас, ты всё запомнил про кузнеца Паргаса?
        - Уже выполняется, господин.
        - Хорошо. А у нас с Риггером есть незаконченное дело.
        Рунас кланяется. Виркас смотрит на меня, точно ждёт моего разрешения. Я едва заметно киваю.
        Рунас жестом показывает деревенским идти за ним. Они уходят. Микта оборачивается напоследок. Баргот идёт следом.
        Император делает жест и снова идёт за трон. Я - за ним. С нами - ещё два стражника.
        На этот раз император не спускается вниз. Из-за трона стальной змеёй вьётся узкая винтовая лестница на самый верхний этаж. Император поднимается по ней. Потом - стражник, потом я, потом второй стражник.
        Мы оказываемся в небольшом помещении. Что-то вроде предбанника. Через узкую дверь мы проходим в коридор. Он богато украшен, но тоже не слишком широк. Тут нет окон, но свет льётся через отверстия в потолке. Я заглядываю в одно из них. Неба не замечаю.
        - Система зеркал,- поясняет император.
        Коридор приводит нас к двери. Император открывает её. Позади я чувствую тяжёлое дыхание стражников.
        Мы - в обсерватории. Во дворце императора в Оменескорне я бывал в обсерватории. Там работали люди, которые не знали ничего, кроме астрономии. Они говорили цифрами и расстояниями. Они помнили названия всех созвездий и туманностей, но не могли запомнить имён друг друга.
        Человек, который встречает нас, широк в плечах и крепок. Он смертный. Это видно сразу. По взгляду. А может быть, смертные просто чувствуют друг друга. Второй - чуть поодаль - смотрит в окуляр огромного телескопа.
        Первый кланяется.
        - Это Кранас, мой главный астроном,- говорит император.
        Кранас кланяется и мне.
        - В телескоп смотрит Пагдам. Он вскоре примет должность главного астронома.
        Я замечаю, что за моей спиной нет стражников. Они остались за дверью.
        Император идёт через всё помещение обсерватории к дверке на противоположном её конце. Я смотрю на купол и на телескоп. Через щель в раздвижной крыше видно небо. Оно яркое, солнечное.
        - Разве небо можно изучать днём?
        - Если изучать, например, солнце, то можно.
        Он прав.
        Кранас молча идёт за нами.
        Император оставляет дверь открытой. Комната - совсем маленькая.
        Император садится на мягкий диван, обитый кожей. Кранас садится в на стул. Рядом - маленький столик с ящиками. Больше мест для сидения нет, но император показывает на диван возле себя. Сажусь.
        - Теперь, Риггер, нам всё-таки стоит взвесить «за» и «против». Скажи мне, ради чего я должен возвращать тебе потерянное бессмертие? Ты ведь потерял его без моего участия?- он улыбается.
        Ждёт ответа.
        - Ты мне обязан,- говорю я.
        - Да, обязан,- подтверждает император.- Но подумай сам: ты опасен теперь, когда ты смертен. Если ты станешь бессмертным, то степень исходящей от тебя опасности возрастёт. Хочу ли я иметь такого врага?
        - А друга?
        Я веду в счёте.
        - Вот, Риггер. Друга. Я думаю, ты плохой стратег. Но ты можешь стать генералом моей армии. Ты можешь стать лучшим из лучших. Потому что грядёт война. Война с твоей империей. Я дам тебе бессмертие, если ты согласишься быть на моей стороне.
        Император вербует солдата. Странная сцена. Старик Вартах готовил берсерков долгие годы. А хитрый император, чьего имени я до сих пор не знаю, нашёл себе готового. Сильнейшего из всех.
        - Так как, Риггер?
        Я смотрю на императора холодно. А потом выкладываю один из козырей.
        - А ты отдаёшь себе отчёт, император, с кем разговариваешь? Я могу убить этих астрономов и тебя заодно. А потом унести тебя. Похитить. И пытать. Просто так. Для удовольствия.
        Я встаю.
        - Меня зовут Риггер, император. И это не пустой звук.
        Больше можно ничего не говорить.
        Ни одна жилка не дёргается на лице императора.
        - Ты знаешь, Риггер, сколько я у власти? Больше полутора тысяч лет. Меня травили, похищали, рубили на части и скармливали львам. Я прошёл через пятьдесят попыток вооружённого восстания и ещё через сотню дворцовых переворотов. Ты думаешь, я боюсь твоих угроз? Что бы ты со мной не сделал, я вернусь на трон. Потому что трон - мой. А жизнь - твоя, и тебе решать, как с ней поступить.
        В руках императора появляется бутылка вина и два бокала. Астроному он не наливает.
        В доме Касса я ел только то, что до меня пробовал Касс. По сути, мы ели из одной тарелки. В данном случае я не боюсь отравления, но то, что мы пьём из одной бутылки, несколько расслабляет.
        Вино хорошее.
        - Я буду работать на тебя,- говорю я.
        - Слов недостаточно, Риггер. Поэтому я позволил себе небольшую вольность. Твои друзья. Кузнец, женщина и мечник. Они в моих казематах. Очень глубоко. Глубже некуда. И останутся там, пока ты будешь со мной, Риггер. И останутся там навсегда, если ты убежишь. Но я отпущу их после того, как империя Фаолан станет нашей. И ты, Риггер, сыграешь в этом немалую роль. Ты ведь оттуда, не правда ли?
        Стервятник.
        У него хитрое и злое выражение лица.
        Я использовал не все козыри. Можно сказать, я их вообще не использовал.
        - Я согласен.
        Император встаёт.
        - Мне достаточно твоего слова, Риггер.
        Он обращается к астроному.
        - Кранас, я выйду. Делай свою работу.
        На пороге император оборачивается и говорит мне:
        - Видишь, как много можно успеть за один день? Именно поэтому я - император.

* * *
        Меня зовут Риггер. Если император думает, что я выйду из этой комнаты и упаду перед ним на колени, он ошибается. Если он думает, что я помогу ему взять Оменескорн, он ошибается. Если он думает, что я предам тех, кто помогал мне в пути, он тоже ошибается.
        Козырь. Козырь в рукаве.
        Император думает, что теперь оценивает меня в соответствии с реальным положением вещей. Что раньше он недооценивал меня.
        Он и теперь недооценивает меня.
        Кранас ставит на столик бутыль. Встаёт и говорит мне:
        - Встань.
        Я поднимаюсь.
        Кранас приближается почти в упор и шепчет:
        - Если ты сумеешь вывести нас отсюда, то я помогу тебе.
        - Зачем тебе это?
        - Меня сделали смертным под угрозой вечного заточения. Так же, как я должен сделать смертным своего преемника, Пагдама. Он ещё не знает об этом. Пока что он просто ученик астронома. Когда он станет смертным, он произнесёт vitum и вернёт мне бессмертие. Так должно быть. Так обещает император. Но я знаю, что как только Пагдам станет смертным, меня убьют. В ту же минуту. Если ты сделаешь так, как я скажу, мы оба спасёмся. И друзей твоих спасём.
        - Что делать?
        - Мне нужен император. В бессознательном состоянии, но живой. Здесь.
        Я молча открываю дверь и выхожу из комнатки. Император беседует с Пагдамом. Я иду прямо к ним.
        Император оборачивается и хмурится. Первым движением я хватаю астронома и сворачиваю ему шею. Вторым бью императора.
        Но промахиваюсь. Он отлетает назад не хуже любого из берсерков Файланта.
        - Не стоит, Риггер. Я сильнее.
        Он достаёт меч.
        Я будто смотрю на ситуацию со стороны. Он - сильный боец, я это вижу. За дверью нас ждут два стражника. Которые позовут на помощь. Я могу разнести обсерваторию на части, но не взять императора.
        Я не до конца понял идею Кранаса.
        Взять императора живым. Сложно. Очень сложно.
        Я нападаю. У меня нет оружия, мне нечем парировать его удары. Подныриваю под меч. Пытаюсь сделать подсечку, но не успеваю: он достаточно быстр для меня. Удар срезает край моей рубашки, я отскакиваю в сторону. Император смеётся.
        - Ты думаешь, что сумеешь, Риггер?
        Я бросаюсь вперёд. Право, лево, удар, увёртка. Он не задевает меня. Я не успеваю ударить его сзади по шее, чтобы оглушить. Не успеваю поймать его руку.
        Я умею превращаться в огненный вихрь. В экстремальных ситуациях. Когда вокруг - тысяча воинов. Когда нет другого шанса выжить. Я становлюсь быстрее, чем само время. Но не против одного соперника.
        Клинок врезается в пол около моей ноги. Я чувствую, что проигрываю. Император остаётся таким же ловким, каким и был в начале боя, а я устаю.
        Обыкновенный бой продолжается три секунды. Удар. Парирование. Ответный удар. Смерть.
        Бой двух мастеров может затянуться на минуту. Много ударов. Много отражений.
        Мы танцуем уже не меньше пяти минут. Мы не нанесли друг другу ни одного удара.
        Внезапно император останавливается.
        - Подожди, Риггер.
        Он хочет предложить мне сделку?
        - Мне это надоело, Риггер.
        И я понимаю, что упустил одну вещь. Он не просто танцевал. Он продвигался к двери, за которой - стража. Один шаг. Ему осталось сделать шаг, протянуть руку и открыть дверь.
        Я закрываю глаза.
        Мир превращается в патоку. Он застывает, замирает. Я делаю шаг вперёд, один маленький шаг, и я уже между императором и дверью. Он смотрит на меня изумлённо, потому что такого он не ожидал. Он заносит руку с мечом. Медленно-медленно. Будто в обучающем бою. Я протягиваю руку и перехватываю его кисть. Другой рукой я поочерёдно отгибаю его пальцы от эфеса и ломаю их. Раз. Два. Три. Четыре. Меч летит на пол. Я аккуратно дотрагиваюсь ногой до его голени. Его нога подгибается, он падает. Он падает очень медленно. Я обхожу его вокруг и дотрагиваюсь до его шеи сзади. Главное - не сломать.
        И тогда я открываю глаза. Император лежит передо мной. Нагибаюсь: дышит. Беру его за шкирку, как провинившегося пса, и тащу в комнатку к Кранасу.
        Я сам не знаю, какие ещё козыри у меня в запасе. Каждый раз, когда ситуация становится критической, я обнаруживаю очередной резерв, которого раньше не было. Сколько ещё подобных резервов внутри?
        Я - Риггер.

* * *
        Кранас смотрит на императора. В его взгляде нет ненависти, только пустота.
        - А где Пагдам?
        - Мёртв.
        Он боялся выглянуть за дверь.
        - Хорошо. Открой ему рот и запрокинь голову. Он должен это выпить.
        Вливать жидкость в рот человеку без сознания - дело непростое. Я вытаскиваю язык императора, пальцами растягиваю рот. Кранас аккуратно льёт туда жидкость из флакона. Император начинает кашлять.
        - Хватит. Теперь сядь и молчи.
        Он протягивает руку над головой лежащего и начинает говорить странные слова. Я вспоминаю этот язык. Прокажённый во дворце Вартаха говорил на нём, когда произносил mortirum. Собственно, Кранас тоже произносил сейчас именно mortirum.
        Кранас заканчивает.
        - Он - смертный. Мы - тоже. Теперь выпей это.
        Нужно всё делать быстро, очень быстро. Мне казалось, что возвращение в стан бессмертных будет чем-то торжественным. А получается - несколько слов, наскоро произнесённых в жалкой каморке.
        Я выпиваю содержимое флакона. Вряд ли он будет меня травить.
        - Выйдем, чтобы действие не распространялось на императора.
        Мы выходим. Закрыв дверь, Кранас быстро простирает надо мной руку и произносит несколько слов всё на том же волшебном языке.
        - Сделано. Ты уже спасён. Теперь надо спасти меня.
        - Как?
        Он открывает дверь. Император перекатывает голову на бок. Смотрит на нас мутными глазами.
        - Усади его на диван.
        Мы сидим так же, как и в начале. На диване - мы с императором, напротив, на стуле - Кранас. Император уже в сознании. Пальцы на правой руке сломаны. Нога вывернута под неестественным углом. В его глазах - злость.
        - Ты знаешь, Риггер, что это тебе не пройдёт,- говорит император.
        - Мне теперь всё пройдёт. Мы поменялись ролями.
        Он напрягается.
        - Ты смертный, да,- говорю я с усмешкой.- А я - бессмертный. Теперь. И меч твой у меня.
        Я приставляю острие к его горлу. Он прижимается к спинке дивана.
        - Страшно, да?
        У меня сейчас диковатый вид. Я начинаю ощущать себя бессмертным.
        - У нас есть к тебе дело. Выполнишь - останешься жить,- это говорит Кранас.
        - Ты - указываешь мне?- в голосе императора власть.
        Кончик меча прочерчивает тонкую линию на его щеке. Идёт кровь. Он замолкает.
        - Слушай Кранаса. Он сейчас немного умнее тебя.
        Император смотрит злобно.
        Как он мог допустить такое? Остаться наедине со мной вообще без охраны. Он надеялся на свою силу? Он снова недооценил меня.
        - Сейчас ты прочитаешь вслух этот текст,- говорит Кранас.- Когда я скажу.
        Он подаёт императору бумагу. Я заглядываю.
        Там - vitum. Транскрипция на наш язык. Император тоже это понимает.
        - Не буду.
        Я беру его руку - сломанную. Он воет: больно. Вытягиваю её и отрезаю мечом указательный палец. Он воет и рвётся. Удар в пах останавливает его. Он сгибается.
        - У тебя ещё много пальцев. Читать будешь?
        Он тянет руку за бумагой. Начинает читать.
        - Стой,- говорит Кранас.
        Он достаёт из стола ещё один флакон и выпивает.
        - Теперь читай. Тебе придётся положиться на слово Кранаса,- говорю я.- Моему ты уже вряд ли веришь.
        Он читает. Со злостью выплёвывает слова заклинания.
        - Ты ошибся,- говорит Кранас.- Не стоит меня обманывать. Я знаю его наизусть.
        Я тянусь к пальцам императора. Тот отдёргивает руку и снова начинает читать. Теперь он читает спокойнее. Кровь из отрезанного пальца стекает на пол.
        Когда император заканчивает, Кранас удовлетворённо кивает.
        - Теперь молодец. Всё верно сделал.
        Я встаю.
        - Ты обещал,- говорит император.
        Моё слово имеет вес.
        - Кранас обещал. Я - нет. Только вот в каземате держат кое-кого. Я хочу увидеть их. Живыми и на свободе. И никак иначе.
        - Если ты убьёшь меня, ты их никогда не найдёшь.
        - Есть один способ.
        Я хватаю императора за шкирку. Он очень силён. Даже со сломанной ногой он смог бы сражаться против меня. Но он смертен. И ему страшно.
        Мы идём к выходу. Кранас идёт первым.
        Мы провели внутри довольно много времени, но стражники даже не всполошились.
        Кранас открывает дверь.
        - Я не знаю дворца,- говорит он.- Я много лет не выходил из обсерватории.
        - Ничего.
        Я толкаю императора вперёд.
        Ситуация повторяется. Не так давно я подобным же образом толкал перед собой Касса. Тогда я был смертным, а моя жертва - нет. Теперь всё наоборот.
        Стражники ждут в коридоре. Они не сразу понимают, что с императором что-то не так. В глаз одного тут же вонзается мой меч. Второй успевает обнажить оружие, но до удара дело не доходит: я быстрее. Теперь - самое сложное. Винтовая лестница вниз. В зал, полный солдат.
        Император спускается первым. Он отлично знает, что я могу его убить, если захочу. Успею убить.
        Стражники внизу смотрят на нас. По залу проносится неясный гул. Император хромает и держится за перила здоровой рукой. Один раз он чуть не падает: я ловлю его за ворот.
        Он спускается вниз, а почётный караул молча смотрит на него.
        Он оглядывается на меня.
        - В центр зала,- говорю я.
        Он идёт вперёд. Он не успеет рвануться и исчезнуть за широкими спинами своих латников. Он знает это.
        - Повернись,- говорю я громко.
        Он поворачивается. Молчание. Они никогда не видели императора - таким.
        - Я вызываю тебя на поединок.
        Этот сумасшедший кодекс чести империи Фаолан. Он не может отказаться от поединка. Он не может и унизить меня подобно Кассу: я сильнее. Стражники будут повиноваться сильнейшему.
        - Я ранен.
        - Ты отказываешься от поединка?
        Стражники гудят.
        Он думал, что я убью его там, наверху. Он думал, что я оставлю его в живых, но запру в комнатёнке наверху. Он думал, что я потащу его в казематы - к своим товарищам.
        Он не подумал о подобном ходе. И он знает, что уже проиграл.
        - Ты обещал,- шепчет он.
        - Я - не обещал.
        Бросаю ему меч. Он ловит его здоровой рукой. Я протягиваю руку. Кто-то из стражников отдаёт мне своё оружие. Тяжеловатое, но драться можно. А с таким соперником - и подавно.
        Я не люблю ждать. Я подхожу к нему и заношу меч. Он пытается подрубить мне ноги, но это жалкая попытка. Его собственная сломанная нога подгибается, он падает на колени.
        Мой меч сносит голову императору Фаолана.
        Человеку, который правил империей тысячу с лишним лет. Непревзойдённому бойцу, бессмертному. Он привык к своей славе. Он привык к своему искусству управления. Он знал, что нет никого сильнее.
        В общем, он был прав. Пока не появился Риггер.
        Я стою над обезглавленным телом. С меча стекает кровь.
        Я поднимаю меч вверх.
        Кранас позади меня садится прямо на пол. Мне кажется, от радости.
        - Ну, кто я теперь, по праву сильного?- реву я во всю глотку.
        - Он был ранен,- тихо говорит чей-то голос.- Это нечестно.
        Это Рунас. Маленький слуга. Обладатель немалой власти.
        Я разворачиваюсь, взмахивая мечом. Вторая голова катится по земле и останавливается, уткнувшись в труп императора.
        - Ещё есть сомневающиеся?
        Они не знают, что делать.
        Да, конечно. Можно было вызвать императора на бой тогда, в начале. Но решения приходят в голову внезапно. Не победил в честном бою - победи в нечестном.
        Вперёд выступает Кранас.
        - Он победил императора наверху. В честном бою.
        Он поднимает руку вверх и чиркает по ней невесть откуда взявшимся ножом.
        - Слово смертного,- громко говорит Кранас.
        Он знает, что если меня сейчас не признают, то ему тоже будет несладко.
        И тогда они склоняются передо мной. Все эти закованные в латы монстры. Стражники с мечами и алебардами. Слуги в сине-красном. Все.
        Император Риггер. Это звучит гордо.
        Бессмертный император Риггер - это звучит ещё сильнее. Вечный император.

* * *
        Кранас и в самом деле почти ничего не знает о дворце. До того, как стать смертным - не по собственной воле - он жил вдали от двора.
        Я сижу на троне. Теперь предстоит отдать множество мелких указаний. Решить все проблемы. Все вопросы. Я приказываю привести ко мне Баргота. Почему-то я доверяю этому человеку.
        Он появляется передо мной. В его глазах нет ничего. Даже удивления. По-моему, ему безразлично, кому служить. Мне или тому императору. Стражники по-прежнему стоят почётным караулом. Я заметил, что они иногда сменяются. Раз, и где-нибудь в строю происходит шевеление. И на месте одного латника - другой. Это грамотно. Поэтому они не устают.
        - Баргот,- говорю я, стараясь понизить тон до почти ласкового.
        - Да, господин.
        Позади Баргота маленький человечек в чёрном наряде оттирает пол от крови. Я приказал ему делать это при всех, именно сейчас. Демонстративно.
        - Советники Касс и Глан?
        - В каземате. В камне, как приказал император,- он осекается.
        - У прежнего императора было имя?
        - Нет, господин. Я его не знаю.
        - Кто знает?
        - Я не знаю, господин.
        Я повышаю тон.
        - Кто-нибудь знает, как звали вашего императора?
        Ответом служит тишина. Приближённые слуги в сине-красном, помощники Рунаса, столпились у трона, потупив глаза.
        - Хорошо. Рунаса - к Кассу. В одну могилу.
        Это жестоко. Но нельзя позволять сомнений. Допустивший сомнение хоть раз, допустит его и другой.
        Кранас стоит справа от трона. Он горд тем, что сделал. Впрочем, он имеет право.
        - Люди, с которыми я пришёл в этот зал?
        - Их уже освобождают.
        - Вымыть, одеть и привести. И кузнеца Паргаса тоже, если его не освободили до сих пор.
        Лжецы. Стая лжецов.
        - Да, господин.
        Он делает отмашку рукой одному из своих помощников. Тот исчезает.
        Знают ли они, что их прежний император не оживёт завтра? Догадываются?
        - Тело императора вывесить на ворота замка. Прибить гвоздями,- говорю я.
        Завтра народ немного удивится.
        И тут я вспоминаю плиту в Чёрных землях. Плиту с давно усохшим мертвецом на ней. Плиту с таинственными знаками.
        Император что-то знал. Наверняка. Он слишком долго правил этой страной. Он правил ей ещё тогда, когда Чёрные земли цвели.
        - Нет,- я останавливаю Баргота.- Постой.
        Он смотрит на меня.
        - Ты знаешь о плите посреди Чёрных земель? О плите-обелиске с надписью «Тут кончается бессмертие»?
        Он склоняет голову.
        - Тело императора доставить туда. И распять на плите. Хотя он всё равно не оживёт завтра.
        Последнюю фразу я говорю в сторону. Для всех и ни для кого.
        Глаза Баргота округляются.
        - Ты слышал,- повторяю я.
        - Да, господин,- он отправляет прочь очередного посыльного.
        Я поднимаюсь с трона.
        - Кстати, Баргот, кто покажет мне мои нынешние покои? И ещё: где моё оружие?
        Они боятся меня. Боятся больше, чем того императора. Страх перед ним был просто привычкой, выработанной за столетия. Страх передо мной реален. Это страх перед человеком, который меняет привычный уклад их жизни. Который в одиночку уничтожил тысячу воинов, который отрубил голову императору.
        Я оглядываюсь на Кранаса. Он остаётся держателем mortirum и vitum, но теперь он - бессмертный. Теперь он не может ими воспользоваться. Но он - знает. Молодой астроном наверху ещё не знает, а Кранас - знает.
        - Его - в камень,- показываю я на Кранаса.
        Тот вскакивает с места и что-то кричит, но это неважно.
        Я - Риггер. Я буду править огнём. Править кнутом.
        Жестокости придётся учиться снова. Я отвык от неё.

* * *
        Я, чистый и благоухающий, возлежу на диване. Полуобнажённая девушка помахивает опахалом, другая - растирает мне ноги. Я ощущаю себя императором гораздо в большей мере, нежели когда я сидел на троне, а передо мной падали ниц шеренги солдат.
        Главный архитектор дворца Наутиокон (я с трудом запомнил это имя) рассказал, что башню воздвигли по приказу императора триста лет назад. До того тронный зал помещался на первом этаже. Император хотел находиться выше всех. Кроме того, и солдаты, и гости, которые поднимались по лестницам, а не на лифте, представали перед императором измотанными и уставшими, что позволяло ему чувствовать себя ещё сильнее.
        Он был эгоистом. Как и я.
        В дверь стучат. Я показываю одной из девушек: открой.
        Она идёт к двери, вращая бёдрами. Она вызывает у меня прилив желания. Впрочем, полчаса назад я уже частично его удовлетворил.
        Появляется Баргот. За ним - все трое: Виркас, Марфа и Микта. Люди, которые не бросили Риггера. Не оставили его одного. И ещё один человек: высокий, крупный, с глубоко запавшими чёрными глазами и обритой наголо головой.
        - Ситуация изменилась, не так ли?- говорю я.
        - Да, мой император,- Марфа делает реверанс.
        - Выйдите,- говорю девушкам.
        Обе тут же исчезают, прикрыв за собой двери.
        - Мы можем общаться, как прежде,- говорю я.
        Виркас садится на кресло, Марфа и Микта следуют его примеру. Бритый остаётся стоять.
        - Ты, вероятно, Паргас?- спрашиваю я.
        Он кивает.
        - Надо будет найти ещё художника Арокана. Но это позже,- говорю я скорее для себя, чем для кого-то.
        Рядом с диваном лежит моё оружие. Я достаю меч самоедов.
        - Твоя работа?
        Он берёт меч у меня из рук и рассматривает его.
        - Да, господин.
        - Меня зовут Риггер. Всегда называй меня Риггер.
        Он снова кивает.
        - Зачем ты сделал такой клинок? Я никогда и нигде больше не видел подобных.
        - Где ты взял его?
        Он поднимает на меня глаза. Смелый.
        - Отобрал у племени самоедов на границе Фаолана.
        - Это их клинок,- говорит Паргас.- Я сделал его для них.
        Всё гораздо сложнее, чем я ожидал.
        - Ты был одним из них?
        - Да. Очень давно. Потом я ушёл, стал кузнецом. Делал клинки. Этот сделал для них. Потому что они были частью моей жизни.
        - Они чуть не съели меня, знаешь, Паргас?
        - Их не изменить.
        Я обращаюсь к Виркасу:
        - Вы возвращаетесь в деревню?
        - Да. Нам нечего делать в столице. Хотя торговать теперь будет сложно.
        - Торговать теперь будет просто. Товар будет брать Карлиф. По утроенной цене. Если не захочет к своему названному брату. Третьим в могилу.
        Виркас наклоняет голову.
        - Если вы выедете завтра, вы ещё успеете нагнать остальной караван. Я думаю, они поехали не через Чёрные земли. Я дам вам сопровождение.
        - Риггер,- это говорит Микта.
        - Да?
        - Я хочу остаться. Я хочу сражаться.
        Я усмехаюсь.
        - Хорошо. Ты останешься. Поступишь в гвардию императора.
        - Спасибо, Риггер.
        - А ты, Марфа? Ты уедешь?
        - Да. Клифе нужны друзья после стольких лет мучений.
        - Я привезу Бельву. Думаю, это не составит труда. Оказывается, в Оменескорне имеется обширная шпионская сеть из Фаолана.
        Марфа кивает мне.
        Я чувствую: что-то не так. У меня слишком много друзей. А друзья - тяжелее, чем враги.
        Микта смотрит преданно, как пёс.

* * *
        Меня зовут Риггер.
        Книгу обо мне уже пишут. Моего имени - боятся. Всё происходит так, как и должно происходить.
        Мне интересно, о чем думает Файлант. О чем думает Цикра. Вести об императоре Риггере уже дошли до них, я полагаю.
        Мне предстоит учиться. Снова учиться. Я не умел воевать чужими руками. Теперь - научусь. Потому что другого выхода у меня нет.
        Потому что впереди - тысяча лет войны.
        Потому что впереди - новые пути и цели.
        Но одна цель лежит прямо на поверхности, перед моими глазами. Я - император Риггер. Я владею половиной мира. Но половины мне - мало.
        На Оменескорн. Моя дорога - на Оменескорн.
        Послечастие. Человек на скале
        Хорошо, что здесь нет стервятников. Они не решаются подлетать близко. Что-то чувствуют, наверное. Впрочем, это хорошо: так спокойнее.
        Меня зовут Мервер. Точнее, меня звали Мервер. Я потерял своё имя.

* * *
        Я удачно миную патруль. Голова последнего стражника исчезает за холмом, а я подстёгиваю лошадь и еду вперёд. Под ногами хрустит чёрная земля. Я задаю себе вопрос: неужели пепел до сих пор покрывает эту территорию? Или земля приобрела такой оттенок?
        Говорят, тут нет животных, но есть птицы. Это хорошо: мой верный лук не позволит мне мучиться от голода. Жаль, не удалось достать огнестрел. Торговец в Фаоланкане запросил такую непомерную сумму, что вся поездка теряла смысл. Ну, конечно, это преувеличение. Просто у меня не было денег.
        Дорога тут есть. Едва намеченная, неезженая, но всё же дорога. Вероятно, кто-то иногда предпочитает срезать путь через Чёрные земли, чем ехать в многодневный объезд. Я останавливаюсь и разворачиваю карту. Это копия с очень старой карты. Тех времён, когда Чёрные земли цвели и зеленели. Когда торф не горел. Дорога обозначена на карте как мощёная. Я спрыгиваю с коня, отстёгиваю от луки седла лопатку и начинаю ковырять чёрную пыль. Через полминуты лопатка натыкается на камень. Расчищаю небольшой квадратик: да, это она. Та самая дорога. Десять сантиметров пепла поверх ровных дорожных кирпичей.
        Еду дальше. Слева когда-то была деревня. Для интереса отклоняюсь от выбранного пути и проезжаю метров пятьдесят в сторону. Ничего. Никаких следов, ни руин, ничего. Я представляю себе картину, как люди в ужасе бегут от всепожирающего огня, а он хватает их горячими лапами и бросает в свою ненасытную пасть. Хотя, вероятно, всё было иначе. Вероятно, все успели уйти: пламя распространилось не за один день. Да и огонь в основном находился внизу, под землёй.
        Возвращаюсь на дорогу. Как ни странно, нахожу путь без проблем. Следы в пыли - очёнь чёткие.
        На карте обозначено два места, которые стоит посетить.
        До пожара почти в самом центре нынешних Чёрных земель располагался город Сунна. В Сунне правил городской наместник Заррон. Впоследствии он сбежал в Оменескорн, как я слышал. Заррон был известен тем, что коллекционировал жемчуг. Даже не коллекционировал, а просто скупал и сбрасывал куда-то в закрома. Говорят, он далеко не всё вывез. Несколько ящиков чистейшего жемчуга до сих пор хранятся в подвалах бывшего дворца Заррона.
        Он никогда в жизни не видел моря, так говорили. Из-за этого и возникла его болезненная страсть. Хотя всё это может быть сказкой.
        В моей ситуации - стоит рискнуть.
        Второй крестик на моей карте - это стальная плита. Говорят, её поставили до того дня, когда мы обрели бессмертие. Говорят, её поставили не люди. Хотя это неважно. Говорят ещё, что на ней написано заклинание mortirum. Я не смогу им воспользоваться, но зато, полагаю, смогу его выгодно продать. Это очень дорогая вещь.
        Я вижу птицу. Люди не врали. Достаю лук, целюсь. Точное попадание. Птица, судорожно дёргая крыльями, падает вниз. Подъезжаю. Это стервятник. Стервятникам хорошо в этом мире: пища оживает и умирает снова. Жизнь ничего не стоит. Но если тут будут только такие птицы, придётся голодать. У меня ещё есть хлеб и солонина. И вода. Довольно много воды.

* * *
        Всадник движется в ту же сторону, что и я, только с юга, а не с востока. До встречи остаётся не более пары минут, и я освобождаю рукоять меча из пол одежды. Чуть замедляю лошадь, перехожу на шаг. Рука покоится на эфесе. Насколько я понимаю, всадник делает то же самое.
        Когда нас разделяет около двадцати метров, он поднимает руки вверх и кричит:
        - Я тебе не враг!
        Я уже и сам это вижу. Это не житель Чёрных земель. Конь у него хороший: сильный, жилистый. Чёрный, как смоль. Одет всадник тоже во всё чёрное, что делает его почти незаметным на фоне холмов. Правда, на фоне неба его силуэт отпечатывается, как картинка в книге.
        Я поднимаю руки.
        - Я тоже тебе не враг.
        Мы сближаемся. У него узкое лицо и чуть раскосые глаза.
        - Меня зовут Берграг, можно просто Бер,- представляется он.
        - Мервер.
        - Куда путь держишь? Через Чёрные земли?
        - Срезаю в столицу.
        - А-а… Ну, тогда нам некоторое время по пути.
        - А сам-то куда?
        - В Сунну.
        Я замираю. Вот так, ни о чём не подумав, Бер сообщает первому встречному цель своего путешествия. Просто так, окрестности посмотреть, в Сунну никто не поедет.
        - Зачем тебе в мёртвый город?
        - Говорят, там наместник прежний свои жемчуга спрятал.
        Неожиданно я понимаю, почему Бер всё выкладывает. Он распознал во мне искателя приключений: одет недорого, но хорошо, вооружён, снаряжён для путешествий. Бер напрашивается на то, чтобы я поехал с ним. Ему нужен напарник.
        Я решаю сделать вид, что ничего об этом не знаю.
        - Правда?
        - Правда или неправда, а карта, ведущая в Сунну, нашлась. Карты самой Сунны нет, придётся там по всему городу руины дворца наместника искать.
        Если они сохранились. Я вспоминаю деревню, сровненную с землёй.
        - И много там жемчуга?
        Бер отвечает с какой-то юношеской наивностью и запалом.
        - Говорят, один на себе не унесёт и на лошади не увезёт.
        Если бы я не знал, что ему не меньше лет чем мне, я бы подумал, что он - совсем ребёнок. Спрашиваю в лоб:
        - Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой?
        - Я недостаточно соблазнительно всё описал?- он усмехается.
        - Мы случайно встретились среди степи, а ты уже хочешь поделиться сокровищами?
        - В мире всё покоряется судьбе. Если судьба предлагает, нужно брать.
        Всё понятно. Сообщество поклоняющихся вселенскому фатуму. Небольшая мирная секта, базирующаяся в провинции Кирунга на юге Империи. Они верят, что всё предопределено, что ничего нельзя изменить. И если в их жизни происходит что-то случайное, как наша встреча, они стараются вести себя так, будто всё должно было произойти не иначе. С одной стороны это неплохо. С другой стороны, в экстренной ситуации такой напарник не будет сражаться, а слепо покорится судьбе. Отдаст себя на растерзание.
        Впрочем, я не слишком хорошо знаком с их принципами.
        - Понятно,- говорю я.
        Наверное, это хорошо. С напарником проще, чем без него. Я выкладываю главный козырь.
        - У меня есть карта Сунны.
        Он улыбается.
        - Я не сомневался,- говорит он.
        И мне это не нравится.

* * *
        Солнце клонится к закату, когда Бер говорит:
        - Надо бы поесть.
        Достаю лук.
        - У тебя нет припасов?
        - Если есть возможность сэкономить, мы сэкономим.
        Птицы отчётливо видны на фоне солнца. Стервятники. Но среди силуэтов я опознаю и более съедобные экземпляры. Долго целюсь в птицу, напоминающую коршуна. Выстрел - точно в цель. Подъезжаем. И в самом деле, это что-то вроде орла или коршуна, с острым крюкообразным клювом и стремительными крыльями.
        - Ты хороший стрелок.
        - Лучший.
        - Ты знаешь оазисы?
        - Нет, у меня карта, сделанная до пожаров.
        - У меня тоже. Значит, надо останавливаться прямо здесь. Темнеет.
        В темноте видны островки красного. Это тлеет земля. Под ней всё ещё бушует пламя.
        Бер спешивается.
        - Тут нечем топить.
        - И не нужно,- говорю я.
        - Сырое я не буду.
        Смотрю на него с презрением.
        - Как же ты ехал сюда в одиночку, не зная, как развести костёр? Огня вокруг - полно. Бери - не хочу.
        Отстёгиваю от седельной сумки лопату и переносной очаг, затем иду к ближайшему очагу возгорания. Земля тёплая. Ещё несколько шагов, и она становится горячей. Рядом с выходом огня на поверхность почти невозможно стоять. Делаю несколько движений лопатой, снимая слой земли. Пламя уже открытое, торф выходит на поверхность.
        Втыкаю в землю палки очага, ставлю перекладину.
        - Вот и всё,- говорю.- Птица приторочена к моему седлу. Готовить умеешь?
        - А где мы возьмём воду?
        - Пожарь на вертеле.
        Он кивает и идёт к лошади.
        Пока он свежует птицу, я рассматриваю свою карту. Бер пытается в неё заглянуть, но я прячу. Он отворачивается. Мы всё-таки скрываем друг от друга часть знаний. Хотя, честно говоря, нет оснований не доверять. Мы оба понимаем, что поодиночке не справиться.
        Хотя мы будем продолжать играть в недоверие.
        Бер насаживает тушку на вертел и отскакивает от импровизированного очага.
        - Жжётся!- говорит он.
        - А ты что думал…- рассеянно отвечаю я.
        Если судить по карте, скоро будет развилка. Естественно, ночью мы её не заметим, да и идти во тьме опасно. Придётся спать прямо здесь, завернувшись в плащи. Меня немного беспокоит мысль о том, что утром я могу проснуться, а Бера и след простыл - вместе с моей лошадью и картой. Но я отгоняю эту мысль. Я сам принял его в попутчики.
        На развилке мы должны поехать по правой дороге. Она ведёт прямиком к Сунне, без всяких ответвлений. Вообще, путь выглядит таким простым, что непонятно, почему никто до сих пор не забрал этот жемчуг. Скорее всего, отвечает мой внутренний голос, потому что никакого жемчуга попросту нет.
        - Готово,- говорит Бер.
        Мясо у коршуна жилистое и резкое на вкус, но вполне съедобное. Думаю, что стервятник был бы намного противнее. Бер ест с огромной скоростью, тщательно обгрызая каждую кость и отбрасывая её в сторону. Он съедает свою половину птицы, когда я только-только приступаю ко второму кусочку.
        - Ты медленно ешь,- с детским азартом говорит он.
        Меня удивляет, как человек за столько лет сумел сохранить подобную непосредственность.
        Я киваю с набитым ртом.
        Запиваю водой из фляги. Бер косится на меня, я дожёвываю и говорю:
        - У тебя что, воды нет?
        - Была, да выпил всю.
        - Сколько же ты взял?
        - Ну, две фляги…
        Водой, которая у меня с собой, можно несколько раз напоить слона. Я протягиваю флягу Беру.
        - Только несколько глотков. И в последний раз.
        Он жадно пьёт, но сам отдаёт мне флягу, вырывать изо рта не приходится.
        - Слушай, Бер,- спрашиваю я.- А откуда у тебя карта?
        - В библиотеке нашёл. В провинции Кассорг, там библиотека большая у наместника.
        - И просто так забрал?
        - Да. Никто не знает, что я её нашёл. Карты, сделанные до пожара, сейчас редки и не слишком-то нужны. Я взял, никто внимания не обратил. Ну а про жемчуг старика Заррона каждый дурак знает.
        Хм. Как всё просто.
        - Если каждый дурак знает, то почему ты думаешь, что жемчуг всё ещё там?
        Он смотрит на меня бесхитростно.
        - Потому что надо во что-то верить. Я верю, что найду жемчуг.
        Есть два варианта. Либо он и в самом деле такой идиот, каким выглядит, либо он очень профессионально водит меня за нос. Причём делает это экспромтом: вряд ли он мог предполагать, что встретит в выжженных землях соратника.
        Темнеет довольно быстро.
        - Надо спать,- говорю я.- Всё равно ночью не поедем. А чем раньше ляжем, тем больше проспим, тем раньше продолжим путь.
        - Угу,- хмыкает Бер.
        Мы возвращаемся к дороге. Тут пыльно и жарко. Находим чуть в стороне более или менее ровное место, где можно лечь. Коней привязать не к чему, но на такой случай у меня есть специальное устройство. Достаю металлический прут, заострённый с одного конца и снабжённый загогулиной с другого. Затем извлекаю нечто вроде киянки, только потяжелее.
        - И ты заставляешь коня столько тащить?- ужасается Бер.
        - Это северный тяжеловоз. Он и в два раза больше может увезти. Правда, быстро на нём не ускачешь, но пока и не требовалось.
        Вбиваю прут в землю как можно глубже. Привязываю коней. Ещё одну верёвку веду от прута к своей ноге.
        - Если кони рванут, прут их удержит,- поясняю я.- А я проснусь от рывка и успею перехватить верёвку.
        - Отлично придумано,- констатирует Бер.
        Конечно. В отличие от него я подготовился. В который раз спрашиваю себя, почему этого не сделал он.
        Бер ложится метрах в пяти от меня, заворачивается в плащ. Тут довольно жарко, но спать просто на земле невозможно: пыль забивается во все отверстия. Теперь я жалею, что не удосужился достать где-нибудь современную карту дороги с обозначением оазисов. Хотя вероятно, такой карты вовсе не существует.
        - Спокойной ночи,- говорит Бер.
        Я хмыкаю что-то в ответ.

* * *
        На развилке возникает проблема. Моя карта и карта Бера рознятся. Он утверждает, что нужно ехать прямо и свернуть позже. На моей карте поворот обозначен чётко: это дорога на Сунну. Бер опасается показывать мне свою карту.
        - Ладно,- говорю я.- Куда ведёт эта дорога на твоей карте, если не на Сунну?
        - Она вела к горам когда-то. А теперь, наверное, теряется в пустыне.
        На моей карте упомянутая дорога к горам отпочковывается от суннской дороги километров через десять. В начале они представляют собой единое целое.
        - Надо сравнить карты.
        Я смотрю ему в глаза. Другого выхода просто нет, читает он в моём взгляде.
        Он спешивается, я тоже. Мы разворачиваем карты синхронно, опираясь о бок его лошади, стоя рядом. Я пробегаю глазами по его карте. Первым делом я смотрю не на расположение дорог, а на руку картографа. В самом уголке моей карты есть подпись: «Гуда из Дворца». Подписано печатными буковками, ровненько и легко читаемо.
        Смотрю в угол карты Бера. То же самое: «Гуда из Дворца».
        - У нас карты одного мастера,- говорю я.- Правильной должна быть более новая.
        - Он как-нибудь обозначал время написания?
        - На моей карте есть цифра. Восемьдесят шесть. На обратной стороне.
        Он переворачивает свою.
        - Никогда не обращал внимания.
        На оборотной стороне его карты тоже стоит цифра: шестьдесят четыре.
        - Думаю, это порядковый номер. Моя более поздняя.
        Теперь у Бера есть «официальный» повод благодарить судьбу за встречу со мной. По своей карте он бы не добрался. То есть он мог и добраться, но явно более длинным путём.
        Он сворачивает свою карту и говорит:
        - Тогда едем по твоей.
        Мы забираемся на лошадей и продолжаем путь.
        Дорога уныла и однообразна. Никаких видимых опасностей, ни малейших изменений рельефа. Не верится, что раньше тут были цветущие долины и богатеющие день ото дня деревеньки. Кажется, эта угольная равнина была здесь всегда, и иначе быть не могло.
        - Слушай,- говорит Бер.- А опасности тут вообще есть?
        Мне неожиданно становится смешно.
        - Нет, что ты. Сейчас нас встретит делегация полуобнажённых девиц с живым Зарроном во главе и вручит главный приз в виде мешка жемчуга.
        - Издеваешься.
        - Глупые вопросы незачем задавать.
        На этом диалог прерывается. И в самом деле, создаётся ощущение какой-то эфемерной безопасности. Будто мы едем на увеселительную прогулку.
        А это совсем не так.

* * *
        К вечеру мы подъезжаем к оазису. Теоретически, можно ещё ехать, потому что стемнеет только через час. Но ночевать на траве под сенью деревьев гораздо приятнее.
        Привязываем лошадей.
        - Завтра к полудню уже будем в Сунне,- говорю я.
        - Только вот куда дальше, неизвестно.
        - Найдём.
        Он разводит костёр. Навыки у него есть, вполне даже профессиональные. Складывает нарубленные ветки красивой смесью домика и колодца, чиркает огнивом, ветки вспыхивают. Топить деревом приятнее, чем торфом.
        Ручья в этом оазисе, к сожалению, нет, поэтому подстреленную днём птицу (похожую на вчерашнюю, но крупнее) также приходится жарить на вертеле. Впрочем, у меня нет претензий к Беру насчёт качества его стряпни. В его седельной сумке находится соль и перец. Я бы никогда не взял эти вещи в путешествие, потому что без них можно обойтись. Но Бер, похоже, собирался по принципу «что я люблю в своей обыденной жизни».
        Закат кроваво-красен. На горизонте - ни облачка.
        - Бер,- спрашиваю я.- Скажи мне, ты серьёзно намеревался доехать до Сунны, собравшись как на лёгкую прогулку?
        Он улыбается.
        - В общем, да. Мы же бессмертны. Туда бы добрался, а обратно - уж как-нибудь.
        - А сжигатели? Ты слышал про сжигателей? А про чёрных?
        - Про чёрных слышал. Из-под земли появляются как будто. А про сжигателей - нет.
        - Они ловят путников и держат их в подземных пещерах. И каждый день ритуально сжигают.
        Он ёжится.
        - Гадость какая. Ну, понадеялся на удачу.
        - Да.
        Он мне нравится. Конечно, он что-то скрывает. Но с виду он такой непосредственный, такой лёгкий в общении.
        Бывают такие ситуации, когда кого-то нужно принести в жертву, чтобы выбраться самому. Сейчас я думаю, смогу ли я принести в жертву Бера, если с нами случится что-либо подобное. Ещё вчера - смог бы. Сегодня - не знаю. В то же время во мне зреет мысль, что Бер без всяких колебаний принесёт в жертву меня. Оставит на растерзание.

* * *
        Я не ошибаюсь насчёт полудня. Когда солнце в зените, впереди появляются развалины. Это и в самом деле развалины города, а не случайные холмы или просто обожжённая равнина. Силуэты стен покрыты чёрным налётом, проломаны во многих местах. Дорога приводит нас к главным воротам. Самих ворот, конечно, уже нет, но боковые башни уцелели. Правая сохранилась почти полностью, даже круглая крыша, пусть и пестреющая дырами.
        Мы въезжаем в город медленно, осторожно. Такое место не может пустовать. Наверняка какая-то из сект, обитающих в Чёрных землях, избрала Сунну своей вотчиной.
        - Куда теперь?- спрашивает Бер.
        - Я знаю не больше твоего. Наверное, к центру. Карты Сунны я не нашёл, но дворец наместника должен быть где-то там.
        Я чувствую чей-то взгляд, и это не Бер, поскольку я еду чуть позади. Я осматриваюсь: никого нет. Ни единого дуновения ветерка, тишина и спокойствие.
        Мы едем по центральной улице города. Руины справа и слева покрыты слоем чёрной пыли. Иногда можно распознать здание: чернеют окна или дверные проёмы. Иногда - просто холм и не более того.
        - Интересно, как мы узнаем дворец наместника,- говорит Бер.
        Почему-то мне кажется, что мы сразу его узнаем. Есть в этом месте нечто загадочное.
        Неожиданно Бер останавливается и спешивается.
        - Что такое?- спрашиваю я.
        - Я хочу зайти в этот дом.
        Дом сохранился неплохо. Под слоем пыли видны изящные барельефы на стенах. Два этажа, да и крыша выглядит целой.
        - Зачем?
        - Интересно.
        Я не собираюсь его отговаривать. Он исчезает в чёрном проёме. Я также слезаю с лошади и беру обоих животных под уздцы. Привязываю к обломку перил на крыльце. При этом перемазываюсь чёрной пылью. Захожу в здание. Тут достаточно светло, свет проникает сквозь окна. Но смотреть не на что. Всё покрыто пылью, мебель давно рассыпалась в труху. Бер сидит на корточках у стены и что-то рассматривает.
        - Что там?
        Он подаёт мне какой-то предмет. Это стеклянная статуэтка с отбитой рукой. Она измазана в грязи, но сохранила своё изящество.
        - Танцовщица.
        Да, и в самом деле. Я рассматриваю статуэтку. Когда-то она стояла на комоде. Или на столе. Или на шкафу. Хозяин смотрел на неё, сидя на диване. Служанка протирала с неё пыль. А ещё раньше неизвестный стеклодув сделал её, чтобы порадовать чей-то глаз.
        Бессознательно я кладу статуэтку в сумку. Бер не реагирует. Он ищет другие следы былой роскоши.
        - Пойдём,- говорю я.- У нас есть более важная задача.
        В его руке - другая статуэтка, такая же, но целая.
        - Они парные. Они были вместе, а потом раскололись. У той отбилась рука. А у этой на руке слом едва заметный. Но они были одним.
        Это что-то значит для него.
        - Пойдём,- говорю я.
        Он оборачивается ко мне.
        - Женщину, которая жила в этом доме, звали Ликой. Знаешь, у неё были волосы до пояса. Чёрные, густые. У неё были чёрные глаза и хрипловатый голос. Она хорошо получалась на картинах. Её рисовали почти все художники Сунны и окрестностей. Она на всех картинах была самой красивой. Она собирала такие стеклянные фигурки. Когда пожар начал распространяться, она была в числе тех, кто отказался уходить. Кто-то сказал: мы бессмертны. Мы переживём, а потом заново отстроим весь город. И возродим нашу землю. Но они не могли и представить себе масштабов бедствия.
        В его глазах - слёзы.
        - А я ушёл. Я не хотел ничего строить. Я любил её, но не мог заставить её уйти вместе со мной. И оставаться на изувеченной земле я не мог. И ушёл. Где они теперь все - я не знаю. Кто-то проявлялся позже. Кто-то - нет. Может, и она где-то тут, похоронена заживо под слоем пепла. Или какие-нибудь фанатики держат её взаперти и сжигают каждый день.
        Его боль переходит в ненависть. В ярость.
        Я говорю ему холодно, размеренно:
        - Ты пришёл за ней? Тебе не нужен жемчуг?
        Он неожиданно успокаивается.
        - Я не безумец. Её тут уже давно нет. Но здесь есть Заррон. И его жемчуг.
        - Заррон?
        Я чего-то не понимаю.
        - Есть не только легенда, Мервер. Есть факты. Заррон остался тогда. Многие уходили, но он окопался где-то внутри дворца. В подвалах каменные стены, они не пропустили жар и гарь. Он до сих пор сидит на своих сокровищах.
        - Ты знал это всё время?
        - Да. Но я не знал дороги к городу. Ты помог мне с картой. Без тебя я бы не добрался, наверное.
        Я выхожу наружу. Лошади ведут себя неспокойно. Мой тяжеловоз пытается взбрыкнуть.
        - Ты найдёшь дворец?- спрашиваю я Бера.
        - Вон он,- отвечает Бер.
        От дворца остался только первый этаж. От бывшего дома возлюбленной Бера до резиденции наместника - метров сто. Она явно была не из бедной семьи.
        Сейчас дворец похож на укрепление. Длинное приземистое здание без окон. Только вход чернеет примерно по центру строения.
        - Лошадей стоит привязать поближе.
        Я веду за собой лошадей. Бер - впереди.
        - А внутри дворца?..
        Он качает головой. Там придётся и в самом деле идти наугад.
        Без Бера я бы никогда не догадался, что эти руины когда-то представляли собой хоромы наместника Заррона.
        - Здесь была статуя,- говорит Бер,- справедливости. Женщина, держащая в каждой руке по яблоку.
        Теперь тут нет ничего. Просто чёрная гладь.
        Я привязываю лошадей метрах в десяти от входа к какому-то столбику.
        - У тебя есть лампа?- спрашиваю я.
        - Да. Три.
        Это не ирония. У него и в самом деле с собой три фонаря с нефтяными горелками внутри. Чадят они довольно сильно, но горят в несколько раз дольше факела. Я беру один фонарь, у Бера - один в руке и запасной на поясе. Мы зажигаем фонари и заходим в здание.

* * *
        Темно. Фонарь освещает жалкий пятачок пространства. Всё остальное поглощено тьмой.
        - Думаю, это главный зал,- говорит Бер.
        - Угу,- хмыкаю я.
        Чёрная пыль повсюду.
        - Ищем лестницу вниз,- замечает мой спутник.
        - Вряд ли ход в сокровищницу начинается в холле.
        - Ты прав.
        Мы доходим до противоположной стены. Проём, ведущий в следующее помещение, завален камнями. Рядом - обломки винтовой лестницы, уходящей наверх, в пустоту.
        - Потолок, кстати, нигде не обвалился.
        - Да,- соглашаюсь я.
        Это странно. Я поднимаю лампу повыше, чтобы увидеть потолок. Он довольно низок, и первое, что бросается мне в глаза, это отпечаток ладони.
        - Смотри!
        Он тоже поднимает взгляд.
        - Его заделывали. Ремонтировали.
        Вручную. Это я уже не добавляю. Люди руками плюхали раствор на потолок, укрепляли кирпичи и камни, чтобы помещение оставалось тёмным. Меня посещает одна догадка. Я иду к выходу, но на полпути чуть смещаюсь с прямой линии и подхожу к стене. В этом месте положено быть оконному проёму. Освещаю. Проём тщательно заделан. Я возвращаюсь к Беру.
        - Они хорошо потрудились.
        - Они где-то тут,- говорит Бер.
        И в этот момент зажигается свет. Наверное, с полсотни факелов загораются почти одновременно, как по команде, в разных местах огромного помещения. Прямо перед нами, метрах в пяти, стоит человек в чёрном балахоне и странной шапке.
        - Заррон!- вскрикивает Бер.
        Заррон улыбается.
        - Узнал, малыш. Узнал, молодец. По мою душу пришёл, да, малыш?
        Бер делает два шага по направлению к бывшему наместнику, но ему в ногу вонзается стрела, пущенная из-за спины Заррона. Бер падает на одно колено. Смотрит на Заррона с ненавистью.
        - И товарища с собой привёл? Думал, вдвоём справитесь?
        - Я не с ним,- трусливо говорю я.
        Нет, я не трус. Но сейчас у меня нет никакого резона выгораживать или защищать человека, который врал мне всю дорогу.
        - А с кем ты?- Заррон усмехается.
        - Я за жемчугом. Этого случайно встретил.
        Бер встаёт, но ничего не говорит.
        - За жемчугом?- переспрашивает Заррон.
        Я осматриваю лица людей. Все жители заброшенного города бледны и худы. У них впалые щёки, болезненно блестящие глаза. Их руки похожи на птичьи лапы. Я не видел другие секты Чёрных земель, но уже эта наводит меня на страшные мысли.
        Физически я сильнее любого из этих уродов. Наверное, я бы мог разметать и дюжину подобных. Краем глаза я поглядываю в сторону выхода. Светлый проём загораживает человеческая фигура.
        Заррон делает несколько шагов ко мне. Я обращаю внимание на то, как беззвучно он передвигается. Абсолютно беззвучно.
        - Знаешь что?- говорит он.- Сюда приезжают разные люди. Но у всех у них только две цели. Первые приходят по мою душу. Вторые - за моим жемчугом. И никто не хочет понять одного.
        Он приближается почти в упор. От него отвратительно пахнет. Он смотрит мне прямо в глаза и неожиданно переходит на крик. Я отшатываюсь.
        - Это мой город!- орёт он.- Ты слышишь меня, мерзкий вор? Это мой город! Он был моим всегда и будет моим всегда! Ты понимаешь меня?
        Он делает паузу, и в повисшей тишине раздаётся тихий и хриплый голос Бера:
        - Где Лика?
        Молчание просто гробовое. Заррон тяжело дышит. Он опускает голову вниз и смотрит в пол. Потом оборачивается к своим последователям и говорит:
        - Выйди.
        Из толпы выходит женщина. Наверное, она была красива. Безумно красива. И даже теперь остатки былой красоты можно заметить в её лице, освещаемом жёлтыми факелами. Её руки - тонкие, как тростинки, глаза запали глубоко-глубоко, превратившись в щёлочки, чёрные волосы неровно обстрижены почти у самого черепа. Крайняя стадия истощения.
        Бер поднимает голову и смотрит на Лику. Он протягивает руку, но не для того, чтобы дотронуться до неё, нет. Чтобы защититься, укрыться от этого кошмара.
        А потом он достаёт меч и косым ударом сносит ближайшего к нему сектанта.
        Я понимаю, что другого шанса не будет. Я бросаюсь к выходу. До него - подать рукой, кажется. Я перерубаю кого-то мечом, мимо меня свистит стрела и вонзается кому-то в глаз, факелы пролетают по сторонам, а отверстие выхода уже совсем близким.
        Я вылетаю наружу. Дневной свет много приятнее полутёмного помещения. Но коней нет. Мы зашли во дворец не более десяти минут назад. Снаружи не раздалось ни звука, даже ржания. Они увели коней. Или убили. Я уже бегу по улице, когда спину пронзает боль. Я не чувствую ног и падаю.
        Меня переворачивают на спину. Это больно. Надо мной склоняется лицо. Это Заррон, сумасшедший наместник. В этом мире не может быть сумасшедших, говорю себе я. Может, отвечает мне кто-то другой.
        - Зря,- говорит Заррон.- От нас не сбежишь. Ты пришёл за жемчугом, но тебе не суждено его добыть. Как и никому другому. Ты заслужил своё наказание.
        - Зачем?..- спрашиваю я.- Зачем всё это?
        - Потому что это мой город,- отвечает Заррон.- А ты нарушил его неприкосновенность. Твой друг пришёл за мной. Он виноват гораздо больше, чем ты. Потому что он знал, куда идёт и зачем идёт. Он тоже заслужил своё наказание. Я замурую его в полу самого нижнего помещения моей резиденции. Залью жидким свинцом. Мы не забыли, как плавить металлы.
        Я уже не могу говорить. Его слова доносятся словно через туман.
        - А тебя я накажу более гуманно. Ты совсем ничего не почувствуешь. И у тебя не будет долгого времени на размышления.
        Я окончательно теряю сознание.

* * *
        Так долго идти к цели, чтобы так глупо попасться. Нехорошо.
        Открываю глаза и вижу землю. Земля колеблется. Я перекинут через круп лошади. Своей собственной, провались они все сквозь землю, лошади. Руки и ноги крепко связаны. С усилием поворачиваю голову. За нами едет лошадь Бера с двумя всадниками на ней. Оба - мужчины, худые и измождённые, с белыми лицами жителей подземелий.
        - Проснулся?- раздаётся голос сверху.- Сейчас приедем, ещё минут десять.
        Я пытаюсь что-то ответить, но только сейчас понимаю, что во рту у меня - кляп.
        Остаётся только смотреть в землю.
        Едем мы и в самом деле совсем недолго. Лошадь останавливается, мой всадник спешивается. Втроём сектанты стаскивают меня с лошади. Я осматриваюсь.
        Передо мной прямо посреди пустынной чёрной равнины из земли вырастает огромная каменная плита. Или даже не каменная - стальная. На ней написана одна фраза, то ли выбита, то ли отлита: «Здесь заканчивается бессмертие». И всё.
        В этот момент я понимаю, где я. Кажется, вторая цель моего путешествия достигнута, пусть и без моего непосредственного участия.
        На плите больше ничего не написано. Никакого mortirum. Это просто стальная плита и несколько пустых слов. По крайней мере, с этой стороны ничего не видно. Может, позади.
        Меня бросают на землю лицом вверх, потом прижимают к носу тряпку, пропитанную какой-то гадостью. Я снова теряю сознание.

* * *
        Я открываю глаза. Три сектанта стоят передо мной. А я вишу на плите, привязанный верёвками к вделанным в неё кольцам. Кляпа во рту нет.
        - Заррон велел передать тебе,- говорит один из сектантов,- что он дарует тебе величайшее счастье. Ты обретаешь покой и свободу от всего.
        - Вы знаете mortirum?- спрашиваю я хрипло.
        - Нет,- качает сектант головой.- Эта плита знает. Распятый на ней больше не просыпается.
        Отгадка прячется в нескольких шагах от меня. Плита и mortirum связаны. Что это за место? Кто возвёл этот монумент?
        - Ну, всё,- говорит главный.- Бывай.
        Они забираются на лошадей: неуклюже, как люди, которые когда-то умели ездить, но разучились за неимением практики.
        Они уезжают молча, не оборачиваясь.

* * *
        Меня зовут Мервер. Я умираю от жажды. Стервятники не решаются подлетать близко к этому месту. Они чувствуют.
        Если вы когда-нибудь найдёте моё тело, вы не узнаете, кем я был. Эту историю я рассказываю ветру, солнцу и земле. Они вряд ли её запомнят.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к