Закон оружия Дмитрий Олегович Силлов
        Закон дракона
        Много сотен лет прошло с тех пор, как отгремела ядерная война. Сожженный дотла мир возродился заново, но стал совершенно иным. Над подземными бункерами выросли города и крепости, люди научились управлять стихиями. Но спокойной жизни не получилось. Вблизи старых кладбищ бродят неупокоенные мертвецы, на проклятой земле рождаются демоны-кутрубы, а в небе время от времени появляются разумные мутанты-драконы, изрыгая на цветущую землю потоки всепожирающего пламени.
        Молодой парень, чью деревню сжег дракон, вынужден искать себе новое место в жизни. Однако в возрожденном обществе все лучшие места заняты, а изгоям сильные мира сего могут предложить небогатый выбор - рабство или смерть. Но встреча с пришельцем из иномирья меняет все.
        Он - Снайпер, прошедший ад чернобыльской Зоны и заполненную чудовищными мутантами постъядерную Москву. Он тот, кто может изменить этот страшный мир… если только этот мир не изменит его.
        Побратим смерти
        Когда пикник на обочине окончен, куда может пойти сталкер, умеющий путешествовать между мирами? Конечно, в знакомый постъядерный мир, где у него остались верные друзья… и неоплаченные долги. В мир, где крылатые мутанты грозят городам, с таким трудом отстроенным потомками выживших в ядерной войне. Туда, где люди с измененной генетикой способны повелевать стихиями и где в подземных городах спят вечным сном боевые роботы, ждущие лишь приказа проснуться.
        Но в знакомом мире не все благополучно. С высоких гор, сметая все на своем пути, спускается орда жестоких завоевателей, грозя превратить цветущую землю в пустыню. Сможет ли Снайпер выжить в грядущей великой войне? Ведь это очень нелегко для того, кто так устал путешествовать между мирами.
        Смертельно устал…
        Злой город
        Его словно хранили все силы Земли Русской. И ордынцам не оставалось ничего другого, как разменивать сотню своих воинов за одного русского витязя, снова и снова штурмуя стены Козельска, который они за стойкость его защитников прозвали «Злым городом».
        И лилась кровь, и слетали со стен крепости рукотворные молнии, и сходились в битве герои, чудовища и люди, которые сражались так, как не способны сражаться смертные. И истекало время битвы. И наступало время славы.
        Дмитрий Олегович Силлов
        Закон оружия
        
        Закон дракона
        Свет ударил в глаза. На самом деле он был тусклым и безжизненным, этот солнечный свет, с трудом пробивающийся из-за сплошной пелены свинцовых туч. Но для чувствительных глазных нервов, все еще до конца не восстановившихся после яркой вспышки, этого было вполне достаточно. Сразу захотелось вновь смежить веки, но он не дал себе этого сделать. Мгновения блаженного неведения миновали. Наступило время сурового настоящего.
        Он медленно поднялся с сырой земли. Внизу под ногами росла серая, больная трава, чудом выжившая на зараженной земле, а прямо перед ним торчал большой плакат, на котором была начертана надпись, полуразмытая кислотными дождями:
        «Увага! Радiацiйна небезпека! ПТЛРВ “Копачi”. Територiя ДСП “Комплекс” м. Чорнобиль, вул. Кiрова, 52. Тел. 5 - 19 - 24; 5 - 24 - 84. B’їзд на територiю ПТЛРВ без дозволу КАТЕГОРИЧНО ЗАБОРОНЕНО!»[1 - «Внимание! Радиационная опасность! ПТЛРВ (Пункт тимчасової локалізації радіоактивних відходів/Пункт временной локализации радиоактивных отходов) “Копачи”. Территория ДСП (Державного спеціалізованого підприємства/ государственного специализированного предприятия) “Комплекс” г. (місто/город) Чернобыль, ул. Кирова, 52. Тел. 5 - 19 - 24; 5 - 24 - 84. Въезд на территорию ПТЛРВ без разрешения КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН!» (перевод с украинского).]

* * *
        - Поганый будет денек, - сказал дядька Стафф, щуря дряблые веки.
        Щурился он скорей по привычке - затянутый бычьим пузырем оконный проем почти не пропускал света. Но кое-что все-таки разглядеть было можно. Например, силуэты закованных в броню всадников, проплывавшие мимо жалкой лачуги. Звон железа, храп лошадей и приглушенные ругательства не оставляли сомнений - по разбитой деревенской дороге проезжал вооруженный отряд всадников, закованных в латы. Не иначе, какой-нибудь рыцарь с шайкой оруженосцев и конных сержантов.
        - Поганый будет денек, - повторил дядька Стафф. - В прошлом годе синьор соседнего графства тоже ездил воевать дракона.
        - И что? - спросил Лис.
        - А ничего. Это ж только герольды горазды орать: «Рыцарь вышел с мечом на дракона и победил его!» На деле же что? Соберет тот рыцарь двести оглоедов, настроят они баллист и ну того дракона искать. А поди его найди? Он раз в луну быка украдет, съест, да и спит себе где-нибудь в лесу иль в пещере. И пока он спит, всякая нечисть бежит из тех мест. Потому как знает - здесь дракон кормится и жизни ей тут не будет, ежели он кого из ночных тварей вблизи почует.
        Старик отошел от окна, взял со сколоченного из неструганых досок стола глиняный кувшин с отколотым краем и, запрокинув голову, долго дергал острым кадыком, утоляя жажду.
        - Смотри-ка, у нас под потолком нетопырь завелся, - сказал дядька Стафф, утирая губы рукавом и ставя кувшин обратно. - Придется дымом выкуривать, пока он никого не куснул.
        Лис неопределенно хмыкнул. Его всегда удивляла способность постоянно жалующихся на зрение пожилых людей не видеть то, что стоит на столе, но при этом замечать иголку, лежащую на полу под столом. Например, разглядеть в непроглядной черноте потолка крошечного летучего вампира для Лиса было делом мудреным, хотя зим он видел ровно на четыре десятка меньше, чем дядька Стафф.
        - Но то попозже, - сказал старик, присаживаясь на лавку. - Пусть сначала вояки проедут.
        Он зыркнул в сторону окна, и во взгляде том не чувствовалось преданности верного раба доброму господину, о которой на городских площадях тоже часто кричали голосистые герольды. Наверно, потому, что деревня Лиса находилась в двух днях пешего пути от города и голоса герольдов не достигали крестьянских ушей.
        - Дядька, ты про соседнего графа так и не досказал, - напомнил Лис.
        Он лежал на неком подобии кровати, сколоченный из тех же досок, что и стол, и это занятие ему порядком надоело. Но приказ самого графа, озвученный вчера проехавшим через деревню глашатаем, был ясен - во избежание человеческих жертв всем сидеть по домам. Граф едет воевать дракона. И если кто высунется, пусть пеняет на себя. Дядька Стафф сказал, что брехня все это и что граф просто не хочет, чтобы в случае его поражения рядом были лишние свидетели. А герольды в любом случае обставят все как надо - работа у них такая.
        - Это точно, не досказал, - кивнул старик. - Память уже не та стала, не помню ни кутруба. Так вот, уехал тот граф, пострелял себе, дракона не убил, а только разозлил. Его поди убей. Чтоб этакое чудовище прикончить, очень сильно повезти должно, на нем же сплошь броня, причем в несколько раз толще и надежнее любой рыцарской. В общем, дракон графских прихвостней разогнал - кого-то убил, но большинство спаслось на быстрых конях вместе со своим господином. Ну, а дракон, как и все они после таких дел, со зла стал людей искать и плеваться огнем во все, что движется. В результате, пока искал, спалил целую деревню, после чего проклял то место - и улетел незнамо куда. Всегда так получается. Графья да рыцари от безделья дурью мучаются, а простой люд гибнет не пойми за что.
        - Не понимаю, - сказал Лис, пытаясь поудобнее устроиться на узкой и жесткой лежанке. - Неужели нельзя с драконами договориться? Ну, чтоб в мире жить. Они ж вроде как твари разумные.
        - Ну ты сказал - договориться, - хмыкнул старик. - Иди с волком договорись. Он тоже зверь разумный, да только жрать периодически хочет. И тогда весь свой разум на одно направляет - как с голодухи не помереть. Хотя дракон, конечно, поумнее волка будет, но как с ним договариваться-то? Языка драконов никто не знает, да и неизвестно никому, могут ли они вообще разговаривать. А даже если и могут, то захотят ли? На кой тому же волку вести беседы с охотниками? Правильно, незачем…
        Зная дядьку Стаффа далеко не первый день, Лис понял, что история грозит перетечь в русло рассуждений по поводу достоинств и недостатков драконов. А это парню за несколько лет порядком поднадоело. Жителям деревни долгими зимними вечерами зачастую делать было особенно нечего - дрова заготовлены, скотина накормлена сеном, остатки ужина догорают в алтаре предков. Только и дел остается, что чесать языками, по многу раз переиначивая на свой лад старые были и небылицы о графах, рыцарях и драконах.
        - И что дальше? С жителями той деревни, что дракон спалил? - перебил Лис дядьку Стаффа.
        Старик мигнул, запнулся, потом проворчал недовольно:
        - А что с ними? Те, кто выжил, не обрадовались. В места, проклятые драконом, нечисть толпами ломится. Там им самое житье. Им, но не людям.
        - Почему?
        - Иногда удивляюсь я тебе, - покачал головой дядька Стафф. - Вроде смышленый парень, умом Высшие не обидели, а иной раз такое скажешь… Что ж тут непонятного? Ест нечисть людей. А кого не съест, самого нечистым делает. От драконьего проклятия и возникают на земле Черные Пятна, куда людям хода нет.
        Дядька Стафф вздохнул.
        - Так, глядишь, скоро и наш мир станет одним Черным Пятном. Господа и их рыцари только о славе думают, им в своих замках делать нечего, скука заедает, вот они и развлекаются. А на людей им плевать. Вот и сейчас - чует мое сердце недоброе. Утром еще главный отряд проехал, пока ты дрых как сурок. С баллистами. А сейчас, видать, подмога к графу скачет. Стало быть, плохи у него дела.
        - Дядька Стафф, а как они узнали, что дела плохи? - спросил Лис.
        - Ясно дело как. Через каждые два полета стрелы ставят телегу хвороста и пешего воина. Ежели беда - ближайший воин ту телегу поджигает, а сверху на огонь льет пару шлемов воды. Дымища жуткая получается. Соседний воин в цепочке тот дым видит и свою телегу тоже подпаливает. Так по цепочке неважную весть главному замку и передают. А хворост и телеги ясно дело у кого берут - у нашего брата крестьянина. Им забавы, а нам куда ни кинь - одни убытки…
        Подслеповатый Дядька Стафф сидел спиной к окну и вряд ли видел, как пятно тусклого света, пропущенного через бычий пузырь, исчезло, словно на улице внезапно наступила ночь.
        - Наверно, рыцари еще одну телегу запалили, - предположил Лис, кивнув на окно.
        Дядька Стафф кряхтя обернулся - и вдруг подскочил, словно прожитые годы осыпались с него, как жухлые листья с молодого дуба. От удара мозолистого кулака бычий пузырь, натянутый на криво пропиленную дыру в стене, лопнул с звучным хлопком. В лачуге явственно запахло гарью.
        - Беги! - заорал дядька Стафф, бросаясь к двери. - Беги, парень!! Это дракон!!!
        Лис был сообразительным малым, и дважды повторять столь понятные команды ему было не нужно. Изображение дракона Лис видел лишь однажды на ярмарке у продавца дешевых картинок, и ему не понравился ни продавец, ни то, что было нарисовано на его товаре.
        Судя по тому, как шустро вылетел за дверь престарелый дядька Стафф, времени раздумывать не было. Лиса не зря прозвали Лисом - когда надо, он умел быть проворнее зверька, имя которого носил.
        Кубарем слетев с лавки, парень сунул ноги в башмаки, схватил в охапку латаную-перелатаную кожаную куртку и как был, в одних коротких штанах, метнулся вслед за не по годам резвым стариком.
        И вовремя!
        На него со скоростью выпущенной навстречу стрелы надвигалась стена огня, над которой парила черная крылатая тень, закрывшая собой солнце. Лис еще успел заметить, как море пламени поглотило несколько закованных в железо всадников, тщетно нахлестывавших обезумевших коней в надежде спастись. После чего по глазам словно лезвием ножа полоснул черный дым, и сразу стало нечем дышать. Горячий воздух толкнул в грудь, и Лис понял - от огненной смерти его отделяют считаные мгновения.
        «Колодец!»
        Единственное богатство и гордость дядьки Стаффа - добротный колодец, вырытый им еще в молодые годы, - находился сразу за домом.
        «Высшие, помогите!» - взмолился Лис, прикрывая лицо курткой и срываясь с места.
        Бежать пришлось вслепую, прихватив зубами подкладку куртки и экономя воздух, оставшийся в легких, потому как не умеет человек дышать черным, тяжелым дымом, заполнившим все вокруг.
        Кожаные стельки почти сразу начали жечь ступни. Лис на бегу бросил взгляд вниз и увидел, как из-под башмаков вырываются струйки дыма. Тлели подошвы, и это добавило парню прыти. Пробежав по сотни раз хоженной дорожке, Лис без раздумий прыгнул вперед, очень сильно надеясь, что колодезная веревка не успела загореться.
        Ему повезло. Ладони ткнулись в пропитанную влагой, но уже горячую веревку.
        «Высшие, помогите!!!» - в который раз мысленно взмолился Лис, до того не особо верящий в помощь невидимых покровителей. Бывают в жизни мгновения, что поверишь в кого угодно, лишь бы помогли…
        В молодости дядька Стафф постарался на славу - колодец получился глубоким. И воды в нем всегда было предостаточно. Потому Лис и не переломал ноги, хотя пятками ткнулся об дно очень даже чувствительно. Ткнулся, оттолкнулся, спружинив ногами, вынырнул, словно выброшенная на берег рыбина, широко открытым ртом хапнул горячего воздуха - и нырнул снова, спасая волосы и лицо от языков пламени, рванувшихся к нему сверху.
        Лис успел подумать, что у него есть все шансы стать основой для бульона, если дракон зависнет над колодцем.
        Но жизнь такая штука, что не может человеку не везти постоянно, систематически и в таких масштабах. Дракон, видимо, не имел обыкновения долго парить над им же созданным пепелищем - у него наверняка были дела поважнее.
        Огонь над головой, отчетливо видимый сквозь призму воды, померк столь же внезапно, как и появился. Лис вынырнул и тут же хлебнул от неожиданности малость горячей воды, приняв на макушку вонючий кусок горелой колодезной веревки. Смахнул его с головы, сплюнул черную от сажи воду…
        И задумался.
        Путь обратно был отрезан. Вечернее небо над головой словно накрыло колодец унылым серым саваном. Тем не менее еще можно было различить, что деревянный колодезный ворот сгорел дотла, один почерневший железный сердечник от него и остался. Словом, как хочешь, так и выбирайся. Можно, конечно, поорать, авось кто услышит. Только вряд ли. Черные Пятна, выжженные драконами, простирались на много полетов стрелы, и ничего живого на них не водилось. Особенно первое время. А то, что появлялось на них потом, не было живым в человеческом понимании этого слова.
        Лис приуныл. Правда, ненадолго. Не в его правилах было падать духом в сложной ситуации. В его правилах было искать выход из трудного положения.
        Еще в детстве, когда деревенские ребятишки вдруг взялись было толпой обижать подкидыша дядьки Стаффа, тот, недолго думая, однажды отпилил от лопаты половину рукояти и той нехитрой дубинкой за день переколотил всех обидчиков, отлавливая их по одному. Выскакивал из засады, лупил по чему ни попадя и убегал, так ловко прячась в новую засаду, что найти его было решительно невозможно.
        Избитые пацаны сбились в стаю, горя жаждой мести, но их поиски не увенчались успехом - прятаться подкидыш умел отменно. А еще он умел ждать. И когда уставший мститель откалывался от толпы, намереваясь немного отдохнуть, его уже ждала очередная порция неожиданных, обидных и крайне болезненных тумаков.
        В общем, к концу дня вся детвора разбежалась и попряталась по домам, а поисками мстителя занялись взрослые. У них это получилось лучше, чем у поколоченной ребятни. И несдобровать бы отловленному мальчишке, кабы не отбил его у крестьян дядька Стафф. Взял за шиворот, как котенка, приволок к себе домой и сам наказал вожжами - и за самодеятельность, и за лопату. Но при этом приговаривал: «Не за то луплю, что отомстил, а за то, что попался». После чего и прикрепилось к пацану прозвище - Лис. За хитрость и за умение прятаться.
        И за ловкость. Влезть по смазанному салом столбу на ярмарке и снять оттуда новые кожаные башмаки для худого да жилистого Лиса было занятием плевым. В одну ярмарку дядьку Стаффа обул в хорошем смысле этого слова, в другую - себя, а на третью отказались деревенские от старинной забавы. Была охота башмачнику каждую ярмарку не пойми кому новую обувку дарить. Небось самому пригодится.
        Вот и сейчас прикинул Лис что к чему, упер одну ногу в бревенчатую стену колодца, другую - в противоположную и осторожно начал взбираться вверх, переставляя ступни с одного бревна на другое и вонзая черные от сажи ногти в скользкую древесину.
        Ему повезло. Он не сорвался вниз и через некоторое время, подтянувшись на онемевших руках, вывалился из колодца, подвывая от боли в перерастянутых мышцах.
        И тут же, случайно коснувшись земли ладонями, вскочил на ноги. Хорошо, что успел еще дома впрыгнуть в башмаки, а то бы так и плясал до утра на манер ярмарочного шута.
        Земля была горячей. И черной. На многие полеты стрелы вокруг.
        А деревни больше не было. От нее остались лишь обгорелые, дымящиеся скелеты домов. Дыхание разъяренного дракона - это не просто огонь. Это огненный вихрь, сметающий все на своем пути.
        - Дядька Стафф! Дядька Ста-афф!!! - закричал Лис.
        Ответом ему была тишина. Парню показалось, что его голос потонул в этой жуткой тишине, накрывшей гигантское пожарище. Ни единого звука вокруг. Ни птиц, ни шороха, ни порыва ветра. Ни звука. Такого даже на кладбище не бывает.
        «Проклятие дракона! - вспомнил Лис. - Живым здесь не место. Надо поскорее убираться отсюда».
        Он все же подошел к тому месту, где стоял дом дядьки Стаффа. Нет, никто не мог выжить в огненном вихре, упавшем с небес. На месте дома, в котором Лис прожил сколько себя помнил, теперь стоял лишь чудом уцелевший кусок обугленной стены да валялась груда тлеющих досок. И все.
        Лис отвернулся и быстро пошел прочь. Сейчас ему очень хотелось заплакать, но он не умел этого делать. Никогда. Даже в детстве Лис никогда не плакал. Он слышал, что, когда человек плачет в горе, ему становится легче. И сейчас ему очень хотелось научиться плакать.
        А еще он очень хотел есть.
        Горе не горе, беда не беда, но, когда тебе едва минуло полторы дюжины весен, тело требует свое независимо от того, что творится у тебя на душе.
        Но сейчас важнее голода было одно - поскорее уйти из этого страшного места. Туда, где под ногами земля, а не спекшаяся черная корка. Где есть люди. Лучше, конечно, в город, о котором много рассказывал дядька Стафф. Хотя бы потому, что там, в отличие от выжженной деревни, точно есть живые люди…

* * *
        В город вела дорога, по которой уходили подводы с податями графу - хозяину деревни. Из города приехали рыцари, собиравшиеся убить дракона и навлекшие на селян страшную беду. И хотя дороги больше не было, как не было знакомых с детства ориентиров - мельницы, церкви Высших, дома старосты, - все равно не составляло труда найти правильное направление.
        Там, откуда приехали рыцари, лежало несколько бесформенных куч.
        Лис подошел поближе.
        От закованных в латы рыцарей и их бронированных коней остались лишь горы оплавленного металла. А еще в воздухе ощутимо пахло жареным мясом.
        Картина была жуткая. Но пустой желудок Лиса отреагировал на запах довольным бурчанием.
        «Может, что в седельных сумках сохранилось?» - с надеждой подумал Лис, обходя то, что осталось от отряда конников после атаки дракона.
        Его надеждам не суждено было сбыться. Сумки, понятное дело, сгорели. Однако и лошадиное, и человечье мясо, защищенное железной броней, сгореть не сгорело, но прожарилось отменно.
        «Да простят меня Высшие…» - подумал Лис.
        Из-под пластинчатой накидки, прикрывающей ноги лошади, торчал обгорелый кусок мяса с обугленной костью на конце, отдаленно напоминавшей копыто. То, что лежало на виду, в пищу явно не годилось.
        Лис снял свою многострадальную куртку и оторвал кусок подкладки. Судя по оплавленному и дымящемуся шлему рыцаря, доспехи человека и лошади все еще были раскаленными, и как-то не хотелось получать ожоги вдобавок к ссадинам и занозам, засевшим в ладонях во время подъема из колодца.
        Проигнорировав неподъемный меч, Лис потянулся к кинжалу, чудом державшемуся на обгорелых ошметках когда-то роскошного пояса. Кожаная обмотка рукояти и ножен обуглилась, но само оружие, похоже, не пострадало.
        «Только бы руки не спалить. Помнится, старики говорили, что металл очень долго держит тепло от огня из пасти дракона, сутками железо не остывает».
        Опасения Лиса не оправдались.
        «Зря подкладку попортил», - поморщился парень, осторожно трогая пальцем чуть теплый, словно живой металл.
        Лис осторожно, словно дохлую змею из норы, вытащил кинжал из ножен.
        Клинок из тусклого металла, испещренный диковинными узорами, не пострадал от огня. И был вполне пригоден для использования.
        Правы были старики - чешуйчатая броня лошади была гораздо горячее кинжала. Это Лис ощутил, как говорится, на собственной шкуре. Хорошо только палец обжег, а не всей пятерней сунулся. Потому оторванный кусок материи не пропал даром. Шипя и тихонько произнося про себя слова, за которые запросто могли покарать Высшие, парень с усилием приподнял край лошадиной брони.
        Так и есть. Под броней мясо пострадало меньше. И, судя по запаху, на мгновение перебившему запах гари, прожарилось замечательно.
        Дорогой кинжал тоже оправдал ожидания, легко пройдя сквозь паленую лошадиную шкуру. На мгновение промелькнула мысль: сколько же может стоить такое отменное оружие? Мелькнула - и пропала. Ловким круговым движением Лис вырезал из лошадиной ноги приличный шмат мяса и впился зубами в горячую плоть.
        Отсутствие соли и кислой браги, которую делали местные крестьяне из болотных ягод, Лиса не смутило. Желудок сейчас получал главное, а о второстепенном можно было позаботиться позже.
        Когда парень утолил первый голод, второстепенное нашлось на дне серебряной фляги мертвого рыцаря. Немного, на три глотка только и хватило - остальное испарилось. Но того, что хватило, Лису оказалось вполне достаточно для того, чтобы всерьез задуматься о будущем.
        Ему вдруг очень захотелось стать рыцарем. Не тем, который сейчас валялся на земле, запеченный в собственных доспехах, а живым. Тем, который каждый день облачается в дорогую броню, катается на породистом коне, владеет отличным оружием и пьет горячее вино, вкуснее которого нет ничего на свете.
        Во всяком случае, так показалось Лису.
        А потом он увидел кутруба.
        Вернее, то, как рождается маленький кутруб из пепла Черного Пятна, проклятого драконом.
        В пяти шагах от Лиса пепел от сгоревшей травы сам собой зашевелился и начал вращаться, в считаные мгновения превратившись в маленький черный смерч высотой в локоть.
        Это странное явление продолжалось недолго. Ровно столько, чтобы Лису хватило времени осознать то, что происходит, сопоставить это с рассказами дядьки Стаффа, нагнуться, подхватить серебряную флягу вместе с кинжалом и со всех ног броситься бежать.
        На бегу он обернулся лишь один раз. И увидел, как из вихря, который вырос уже до трех локтей в высоту, высунулась тонкая трехпалая рука с пока еще прозрачными когтями и, неуверенно всунув их в черную землю, дернулась, подтягивая вихрь к трупу всадника и останкам его коня. А еще парню показалось, что из вихря вслед ему сверкнул взгляд внимательных глаз, горящих драконьим огнем.
        Лис не стал дожидаться, пока из вихря вывалится маленький кутруб-трупоед, который с голоду да по малолетству не разбирает, кто мертвец, а кто живой человек, и кидается на все, что шевелится или пахнет хоть каким-то подобием еды. Лис сейчас был и тем и другим, благодаря завтраку и куску паленой конины за пазухой, потому и припустил он со всех ног от греха подальше.
        Дороги под ногами не было - лишь спекшаяся в корку почва да зола от сгоревшей травы и листвы деревьев - тех, что то тут, то там тянули к небу черные корявые ветви, похожие на страшные когти гигантского кутруба, который вот-вот вырвется наружу из страшных недр подземной Обители мертвых.
        Однако Лис знал дорогу к городу. Далекие снежные пики Клыков Дракона, видимые за множество полетов стрелы, служили хорошим ориентиром. Если взять немного западнее от них и идти два дня, останавливаясь лишь на ночлег, то, как говорил дядька Стафф, как раз и дойдешь до Стоунхенда, столицы графства Стоун.
        Мелькнула мысль добавить «покойный дядька Стафф», но Лис прогнал ее от себя. Простой крестьянин, который в течение всей жизни заменял подкидышу отца, именно сейчас вдруг стал Лису настоящим отцом. Когда потерял - пришло понимание. Не тот отец, чей смутный образ в памяти уже давно размыло время. Лишь пожилой человек, который заботился о нем все эти годы, и был самым настоящим отцом.
        Лис с усилием проглотил комок, застрявший в горле, и мысленно запретил себе вообще думать о прошлом, сосредоточившись лишь на единственной цели - дойти до города во что бы то ни стало.
        Между тем солнце давно миновало зенит и, хотя думать о ночлеге было еще рано, следовало поразмыслить о том, как бы успеть до заката покинуть зону Черного Пятна.
        Дракон, спаливший деревню, был взрослым и сильным. Молодому столько не выжечь, огненной отрыжки не хватило бы. В деревне много судачили о драконах, особенно долгими зимними вечерами, когда всех дел было у детворы - собраться в общинной избе и слушать сказки седобородых воинов, по старости уволенных со службы и вернувшихся в родную деревню.
        Один из тех воинов как-то обратил внимание на тощего, но проворного парнишку. Подозвав его к себе, ветеран неожиданно ухватил пацана за загривок и оттянул нижнюю губу так, что из глаз Лиса брызнули слезы. Однако, когда малец попытался трепыхнуться, железные пальцы воина так сжали затылок, что боль в губе показалась сущим пустяком.
        Обстоятельно осмотрев нижние зубы, жилистый старик схватил пальцами верхнюю губу парнишки. И несколько мгновений, пока мучитель выискивал что-то во рту Лиса, показались тому вечностью.
        - Здоров, - сказал воин, наконец отпустив загривок пацана. - В лучники сгодится.
        И сразу потерял к нему интерес.
        Несмотря на боль в надорванной нижней губе, Лис в душе возликовал. Это значило, что ему больше не придется таскаться за плугом и надрываться на сенокосе. Пятеро старых ветеранов, которых кормила деревня Лиса, тоже не занималась крестьянским трудом. В их обязанность входила защита жителей и их имущества от набегов разбойников, которых немало водилось в окрестностях.
        Конечно, защита подданных входила в обязанность графа - хозяина деревни. Но держать гарнизон в каждом селе ему было накладно. Раз в год силами графского войска проводилась зачистка местности от разбойников, и заранее о ней не знали только глухие и мертвые. Заниматься карательными операциями графы предпочитали при полном параде, с барабанным боем, завыванием труб и воплями глашатаев. Потому обычно те зачистки не представляли ни малейшей опасности для разбойников, которые спокойно уходили дальше в леса и пережидали там очередное развлечение сильных мира сего. Чего нельзя было сказать о крестьянах, из своего кармана расплачивающихся за «заботу» своего сеньора.
        В итоге в каждой большой деревне имелось несколько пожилых воинов, из-за возраста и застарелых ран не годных к службе, и небольшой отряд ополченцев, которые под руководством ветеранов все свое время посвящали тренировке воинских навыков и патрулированию окрестностей. Пару раз было, отбивались от шаек, и Лис принимал в том участие. Метать стрелы из тисового лука он научился на удивление быстро. Причем так метко, что даже ветераны удивлялись, а ровесники завидовали. Оттого и не дружил Лис ни с кем. Да и не было на то времени. Гоняли ветераны молодняк беспощадно, и на мечах учили, и на копьях, и верхом. Жаль, что лишь два года посвятил Лис воинской науке. А на третий прилетел разозленный рыцарями дракон…
        Парню повезло. Еще дважды видел он маленькие черные смерчи, но новорожденного кутруба повстречать так и не довелось, за что Лис уже не раз вознес мысленную благодарность Высшим. С одним кинжалом против нечистого, пусть даже новорожденного, ловить нечего. Старики говорили: клыком полоснет кутруб, пусть даже неглубоко, - и встанешь столбом. Ни шевельнуться, ни взгляд перевести. А нечистый неторопливо будет пить твою кровь, пока его брюхо по земле волочиться не станет. И отойдет от тебя, лишь когда выпьет всю до капли и, покончив с деликатесом, закусит иссушенным мясом. На кой ему где-то шляться, когда ты у него заместо дойной коровы будешь? Пока не помрешь, конечно…
        В густую траву, росшую на границе Черного Пятна, Лис рухнул, как в мамкину перину. Саму мать он не помнил, а вот перина отпечаталась в младенческой памяти. Мягкая, пахучая, слегка пропахшая дымом костра…
        Нет, не костра… Черного Пятна.
        Лис опомнился и быстро вскочил на ноги.
        Не время нежиться на травке, ох не время! Солнце клонилось к закату. Пусть он вырвался из Черного Пятна, но ведь и на земле, которой не коснулось Проклятие дракона, живут и ищут, чем бы поживиться, голодные лесные волки, медведи и неупокоенные вурдалаки. Встречаются порой такие уроды в пустынных землях - страшные, полуразложившиеся и вечно голодные. Старики говорят, что это мертвецы, которых по ошибке либо намеренно закопали в проклятую землю, где они переродились и ожили, либо трупы, которых маги земли вызвали из Обители мертвых и забыли либо не удосужились отправить обратно. Потому, чтобы не встретить дополнительных неприятных приключений на свою голову, следовало поскорее позаботиться о ночлеге. Но сначала - вода! Пусть даже лужа, но лучше, конечно, река, чтоб заодно смыть с тела и одежды черную копоть. Или, на худой конец, ручей.
        Но ни реки, ни ручья парню на пути не попалось. Попалась именно лужа, правда, размерами смахивающая на небольшой пруд. В середине лужи, прикрыв глаза, нежился неслабых размеров кабан, вооруженный желтыми клыками, угрожающе торчащими из пасти.
        В другое время Лис предпочел бы обойти стороной эдакую зверюгу. Но сейчас ему было не до перестраховок. От жажды першило в горле, перед глазами летали черные мухи. Еще немного - и все, дальше не сделать ни шагу. Будь что будет!
        Лис встал на колени и погрузил голову в лужу, ожидая, что вот сейчас кабан взревет, вскочит со своего места и поднимет его на клыки. Но лучше уж так, чем к закату умереть от жажды…
        Ничего не случилось. Прохлада омыла лицо парня, стало немного легче. Осторожно приподняв голову, Лис посмотрел на кабана. Чудовище продолжало нежиться в луже, блаженно прикрыв оба глаза. Ему явно было не до Лиса.
        Еще раз вознеся благодарность Высшим, Лис, стараясь не делать лишних движений, протянул руку, сорвал лопух и свернул из него подобие чаши. После чего отодрал клок многострадальной подкладки своей куртки, зачерпнул воды из лужи и, вобрав в рот часть тряпки, напился через этот нехитрый фильтр. Чем может закончиться для желудка такой способ утоления жажды, он старался не думать.
        Выплюнув отяжелевшую от глины и грязи тряпицу, Лис осторожно встал на ноги. Кабан не шевелился. Лишь глаз один приоткрыл, посмотрел на Лиса и закрыл снова. Ну и слава Высшим!
        Обогнув лужу по большой дуге, парень направился к недалекому лесу, из которого, надо полагать, и выбрался на водные процедуры огромный кабан. На дереве переночевать оно всяко безопаснее, чем в открытом поле.
        Так и случилось. Выбрав громадный узловатый дуб, подобно предводителю зеленого воинства раскорячившийся на краю леса, Лис без проблем влез на него до середины и с удобствами устроился в развилке ветви толщиной в три обхвата его туловища. На всякий случай привязав себя к этой природной лежанке веревкой, до того поддерживавшей штаны, Лис заснул почти мгновенно - сказалось напряжение прошедшего дня. Долгого и страшного, как сама жизнь.

* * *
        Он летел. Широкие крылья мерно вздымались и опускались - чуть голову поверни и рассматривай чудо невиданное в мельчайших подробностях. Мощные, кожистые, словно на переплетения тугих мышц умелые кожемяки натянули шкуры только что забитых серых коров. Лис понимал, что это сон, но ощущение полета было слишком реальным. Как реальны были заснеженные пики, проплывающие прямо под ним, как облака, обнимающие вершины гор, как глубокие пропасти между ними, похожие на рваные раны…
        «Клыки Дракона - догадался Лис. - Неприступные скалы, за которыми, говорят, лежат врата в Обитель мертвых, откуда и попала в наш мир тварь, спалившая мою деревню и дядьку Стаффа…»
        Лис так и не понял, его ли это были крылья во сне или же он летел на спине их обладателя, но, как бы там ни было, жили те чудовищные крылья своей жизнью. Внезапно они сложились с шелестом, какой издает хороший меч, влетающий в ножны… и Лис камнем полетел вниз.
        «Эх, не надо было так думать про хозяина крыльев…» - успел пожалеть Лис.
        Но, как известно, хорошая мысль всегда приходит слишком поздно…
        Как всегда бывает в кошмарах, в тот самый момент, когда разбросанные внизу острые осколки скал стремительно выросли в размерах и стали видны отчетливо, Лис проснулся. Парень даже успел порадоваться, что эти огромные камни были всего лишь сном… и удивиться, что не сном оказалось стремительное падение.
        Удар был не особенно сильным - все-таки не с высоты драконьего полета он навернулся. Но вполне достаточным для того, чтобы дать себе зарок никогда больше не спать на деревьях.
        Покряхтывая и потирая ушибленное колено, Лис поднялся на ноги, подрыгал конечностями, проверяя, целы ли. Не обнаружив существенных повреждений, парень вознес хвалу Высшим, что сохранили дурака в полете, после чего мерзопакостным словом обозвал старую веревку, не воспрепятствовавшую падению хозяина с дерева.
        Связав оборванные концы и кое-как перетянув штаны отреставрированной веревкой, Лис немного успокоился. Все-таки ущерб оказался минимальным - только вот коленку отбил да морду слегка разодрал о куст малины, что так некстати вздумал присоседиться к дубу. Но это дело наживное, как говорится, до свадьбы заживет.
        Подмигнув краю солнца, высунувшемуся из-за горизонта, Лис обобрал с куста спелые ягоды, после чего направился дальше, на ходу развлекая себя мыслями на предмет, почему люди говорят «до свадьбы заживет». А если у кого-то свадьбы не будет вообще? Например, если с лица некрасив или по причинному месту кто оглоблей заехал? Что ж ему, так до конца жизни с разодранной мордой ходить?
        Когда человек молод, ему не свойственно долго мучить себя переживаниями. Ведь впереди жизнь настолько долгая, что кажется бесконечной. Лис был полон сил, страшное Черное Пятно осталось позади, слева от него приветливо шумел лес, гоняющий ветвями деревьев шаловливый ветер, а впереди уже маячили башни Стоунхенда, над которыми развевались видимые даже отсюда полотнища знамен, напоминающие виденные на картинке длинные и узкие раздвоенные языки драконов.
        Однако, несмотря на кажущуюся близость города, путь еще предстоял неблизкий. Солнце уже давно полностью выбралось из-за горизонта и потихоньку катилось по небу, вполне ощутимо припекая неприкрытую макушку Лиса.
        Горсть малины, ранним утром заброшенная в рот, давно переварилась, а ее лесная свежесть вместе с потом успела полностью впитаться в рубаху притомившегося парня. Лис уже всерьез подумывал о том, чтобы вернуться в чащу и поискать лесной родник, а также второй куст с ягодами, потом третий и четвертый… Но отчетливый знакомый скрип за его спиной не дал окончательно созреть планам похода за едой, водой и прохладой.
        Лис обернулся.
        Так и есть…
        Заморенная жизнью коняга еле плелась по утоптанной дороге. Тем не менее получалось у нее это все же побыстрее замученного приключениями Лиса, даже несмотря на то, что ей приходилось тащить за собой крытый возок вместе с возницей. Привычка - страшная сила. На морде лошади была написана покорность своей судьбе, какую часто можно встретить также и на лицах людей, заезженных каждодневным монотонным крестьянским трудом.
        Возница же, наоборот, был вполне доволен жизнью. Его круглое лицо лучилось довольством, а нехилых объемов брюхо, возлежащее на бедрах, словно бурдюк с вином, свидетельствовало о том, что толстяк уже давно не изнурял себя работой на пашне, найдя себе в жизни более легкое и доходное занятие.
        Возок поравнялся с Лисом.
        - Слышь, парень, в город направляешься?
        В иное время Лис бы промолчал. Или ответил что-то вроде: «А что, не видно? Дорога, поди, в городские ворота упирается». Но сейчас ему было не до препирательств. От заботливо укрытого рогожами возка распространялся настолько аппетитный запах, что у парня закружилась голова. Поэтому он лишь кивнул, сглотнув слюну, мгновенно заполнившую рот.
        - Жрать, поди, хочешь? - осведомился возница.
        Лис снова кивнул, отметив цепкий взгляд толстяка, скользнувший по горлышку серебряной фляги, торчащему из кармана куртки, и кинжалу, клинок которого высунулся из прорехи другого кармана.
        - Ну садись, подвезу, - предложил возница. После чего засунул руку под рогожу и вытащил булку только что испеченного хлеба. - Только за еду и доставку отдашь мне вот это.
        Мясистый палец указал на флягу.
        «Губа не дура», - подумал Лис.
        Но когда в дополнение к хлебу из-под рогожи был извлечен окорок неслабых размеров и глиняный кувшин, парень, отбросив сомнения, влез на возок, сунул толстяку флягу и принялся уписывать нежданный завтрак за обе щеки. В кувшине оказалось прескверное кислое вино, но сейчас Лису было не до разносолов.
        - Откуда сам? - через некоторое время поинтересовался толстяк, которому надоело слушать чавканье Лиса и горестные лошадиные вздохи.
        Парень неопределенно мотнул головой в сторону - то ли направление показал, то ли кусок мяса зубами оторвал, понимай как хочешь. Возница щелкнул кнутом, подгоняя унылую лошадь, окинул Лиса внимательным взглядом и хмыкнул.
        - Что-то ты неразговорчивый больно. Грязный как кутруб, набыченный, в волосах трава, морда расцарапанная. С дуба, что ли, рухнул?
        - Было дело, - отозвался Лис.
        Хлеб и окорок, благополучно перемолотые крепкими зубами и залитые вином, создавали в желудке приятную тяжесть. Почему бы не поговорить с хорошим человеком, берущим с путников за проезд и еду цену всего возка вместе с лошадью.
        - А чего на дуб полез?
        - Надо было, - буркнул Лис.
        Болтливый толстяк начинал раздражать. И чего в душу лезет?
        - Ну и ладно, - кивнул возница. - Не хочешь говорить - не надо. А я вот в Стоунхенд еду с товаром. Сам я из вольных, на рынке хлебом да мясом торгую. Тех булок, что я в своей домашней печи стряпаю, городским нипочем не испечь. В самом городе-то кондитерскую открывать никак нельзя - власти налогами замучают да конкуренты обязательно секрет подсмотрят, как хлеб печь, чтоб он три дня оставался мягким да душистым. Так вот и мотаюсь между городом и своим селом. Ты, видать, тоже из деревенских?
        Лис машинально кивнул, думая о своем.
        - Хмм…
        Толстяк окинул парня внимательным взглядом.
        - В соседних поселках я тебя не встречал. А ты, часом, не из тех мест, что давеча дракон спалил?
        Лис кивнул снова. Сейчас он прикидывал, как и на что будет жить в Стоунхенде. Родни нет, знакомых нет, в карманах ветер гуляет. Если только кинжал продать? Глядишь, на первое время хватит. А потом можно будет какую-никакую одежку прикупить и к кому-нибудь в работники наняться. Или в городскую стражу. Если возьмут, конечно…
        - Так-так…
        Толстяк замолчал и сосредоточенно защелкал кнутом. Хотя подгонять лошадь не было особого смысла. Надвратная башня городской стены была уже на расстоянии половины полета стрелы, и коняга, почуяв близость стойла, без понуканий стала быстрее перебирать ногами.
        Отвлекшись от своих мыслей, Лис с восхищением рассматривал зубчатые стены, сложенные из огромных, грубо отесанных камней, круглые угловые башни, увенчанные крышами, напоминающими громадные остроконечные шляпы, флаги, развевающиеся над теми крышами, и закованных в железо воинов, стоящих на страже городских ворот.
        Человеческому глазу свойственно первым делом замечать все большое и блестящее. Потому взгляд Лиса не сразу остановился на десятке потемневших от времени деревянных столбов с перекладинами наверху, расставленных вдоль дороги. И то, что под ними висело, заставило парня поневоле содрогнуться.
        На грубо оструганных глаголях болтались человеческие тела в разной степени разложения. Плечо одного из трупов оседлал ворон, пытаясь дотянуться клювом до глазного яблока повешенного. Ворон был матерым и тяжелым, и труп от движений когтистых лап дергался на веревке, словно пытался спасти единственный оставшийся глаз.
        Почти рядом с виселицами валялись несколько куч разноцветного тряпья, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся нищими. Кто-то сидел, поставив перед собой пустые глиняные миски для подаяний и безучастно глядя на путников, кто-то лежал прямо на голой земле, закутавшись в свои тряпки. То ли спит бедолага, то ли уже отдал Высшим душу - поди разбери.
        Лис закусил губу.
        «Не нравится мне что-то такой привет странникам от городских властей, - подумал он. - Может, ну его, этот Стоунхенд? Мир большой, и наверняка в нем найдется место, где погорельцев встречают живые…»
        Пока он сомневался, возок прогрохотал окованными железными обручами колесами по бревнам подъемного моста и остановился напротив городских ворот, створки которых были приоткрыты ровно настолько, чтобы между ними мог протиснуться один человек. Скучающий стражник в шлеме с поднятым забралом и слегка помятой кирасе зевнул, поправил ножны с длинным кинжалом, висящие на поясе, прислонил к стене копье и подошел к возку. Его товарищ в кольчуге до колен, вооруженный коротким мечом у пояса и небольшим полевым арбалетом, висящим на ремне за спиной, даже не изменил позы - как стоял, прислонившись спиной к стене, так и остался стоять. Только в глазах блеснул живой интерес, причину которого Лис понял, как только первый стражник открыл рот.
        - В твоем гробу на колесах, как всегда, жратва?
        Возница кивнул. Как показалось Лису, несколько напряженно.
        - Лишнего ничего нет? А то ж проверю как-нибудь, сразу за все сдеру по полной.
        Толстяк горестно вздохнул, изображая на лице оскорбленную невинность.
        - Ну ладно, ладно, шучу, - зевнул стражник. - Три медных монеты с тебя.
        - Почему три? - вскинулся толстяк. - Всегда две было!
        - Одна монета за воз, одна - за тебя, одна - за пацана.
        - Роб, ты о чем это? Да я его знать не знаю! Просто подвез по дороге. Погоди, я тебе сейчас все расскажу…
        С неожиданным проворством возница соскочил с воза и, отведя стражника в сторону, принялся что-то ему вполголоса втолковывать.
        Лису это все порядком надоело. Он тоже слез с воза и направился было в сторону, противоположную воротам. К Нижним этот город вместе с его мертвецами - как живыми, так и настоящими!
        Однако ушел он не дальше пары шагов.
        Возле самого подъемного моста сидел нищий с лицом, напоминающим сгнившее яблоко как цветом, так и обилием шрамов и морщин. Лис, проходя мимо, еще подумал про себя: и как его стража не прогонит? Но мысль додумать не успел. Старик быстро протянул иссохшую руку и с неожиданной силой ухватил парня за полу многострадальной куртки.
        - Ты из Черного Пятна? - быстро спросил он.
        - Да, - ответил слегка растерявшийся Лис.
        - Спасся, поди, в колодце?
        - Ну да. А откуда ты…
        - Неважно. Беги, парень. Только не в поле. На стенах дальнобойные арбалеты, стражники сразу же подстрелят, как куропатку. В город беги. Прямо до церкви, потом налево. Увидишь вывеску над дверью - разбитый фонарь. Ныряй туда. Вербовщику скажешь три слова: «Защиты и покровительства».
        - Но почему я должен бежать?
        - Идиот, - прошипел нищий. - Слуги Высших считают, будто все, что выползает из Черных Пятен, - проклято и подлежит истреблению огнем и железом.
        Краем глаза Лис увидел, как толстяк, разговаривающий со стражником, бросил в его сторону быстрый взгляд, продолжая нашептывать в открытый шлем, как стражник, кивнув, отстраняет возницу и делает шаг по направлению к оставленному копью, как арбалетчик, уловив движение товарища, медленно отлепляет спину от стены и на всякий случай кладет ладонь на рукоять меча…
        Не зря два года натаскивал Лиса седой воин-ветеран, деревянным подобием меча и тупыми стрелами вколачивая в парня воинскую науку. Лис понял: еще мгновение - и его окровавленное мертвое тело будет сброшено в крепостной ров.
        И он прыгнул. С места, словно та самая учебная стрела, сорвавшаяся с тетивы и летящая прямо в живот недостаточно проворного ученика, на бегу слыша знакомый шелест клинка, покидающего ножны.
        Справедливо рассудив, что тяжелое копье всяко медленнее меча, Лис поднырнул под занесенную руку арбалетчика и изо всех сил боднул его головой в защищенный кольчугой живот…
        Из глаз тут же посыпались звезды.
        «Хорошо, что не кираса», - пронеслось в голове.
        Не ожидавший от парня такой прыти, стражник покачнулся и ухватился было свободной рукой за щедро смазанную жиром цепь подвесного моста, стремясь сохранить равновесие. Однако получилось только хуже - окольчуженная перчатка соскользнула с цепи, и стражник с грохотом приземлился на пятую точку.
        Путь был свободен, и Лис что есть духу рванул к воротам. Боковым зрением он заметил, как второй стражник, не успевая выпадом копья достать беглеца, отработанным движением руки заносит над головой свое оружие.
        Уже у самых ворот Лис с размаху упал на живот, по инерции проехав на нем пару локтей. Над его головой просвистело негромкое «ш-шухх», после чего в створку ворот вонзился широкий наконечник копья, древко которого дрожало, словно от злости на растяпу хозяина, который не догадался метить в цель на четыре пальца пониже.
        Не дожидаясь, пока стража перестанет надеяться на свои силы и начнет орать, призывая подмогу, Лис вскочил на ноги и, протиснувшись меж приоткрытых створок городских ворот, понесся по главной улице города, не отвлекаясь на достопримечательности и где огибая, а где и отталкивая с дороги редких прохожих.
        Ему повезло. Ранним утром народу на улице было немного, и даже летящий в спину крик копьеносца «Держи вора!» не сподвиг на поимку беглеца полусонных горожан, только-только покинувших свои дома.
        «Спасибо, Высшие!» - мысленно поблагодарил Лис, следуя полученному совету и возле церкви круто поворачивая налево.
        И тут он понял, что поторопился, ибо, как и рекомендовал в свое время дядька Стафф, любую благодарность стоит произносить, лишь когда дело доведено до конца.
        Узенькую улочку перегораживала туша высотой около четырех локтей и примерно столько же в ширину. Ни пройти, ни проехать, ни обогнуть, ни перепрыгнуть. К тому же в правой руке гигант держал мясницкий топор нехилых размеров, одновременно левой почесывая необъятных размеров брюхо.
        - Бежать вздумал, воришка? - ощерился здоровяк пеньками сгнивших зубов. - Ну иди, иди сюда. Отбегался, родимый.
        Лис затравленно оглянулся. Бесполезно… Бежать некуда. Позади все ближе и ближе грохотали доспехи стражников. Еще несколько мгновений и…
        Кустистые брови мясника недоуменно приподнялись, отчего кожа на лбу собралась в несколько жирных складок. Воришка неожиданно бухнулся на колени и пополз к нему.
        - Дяденька, не губи! Пощади, дяденька!
        На одутловатом лице гиганта отразилось сомнение.
        - Да я это… Я ж только вот страже тебя сдам… Ты не подумай, я не душегуб какой… Я чтоб все по закону…
        Завершить мысль ему помешало облако пыли и песка, неожиданно брошенное снизу в лицо. Бросок оказался точным - мельчайшее крошево забило сразу и широкие ноздри, и приоткрытый рот, и маленькие поросячьи глазки.
        - Ах ты, поганец! - взревел мясник, вслепую взмахнув топором. - Да я тебя щас…
        Гибкая тень проскользнула у него между ног. Толстяк ударил со всей силы, но опоздал лишь на мгновение… А потом пришла боль. Резкая и нестерпимая…
        Некоторое время мясник тупо разглядывал топор, торчащий из ступни, после чего неожиданно тонко всхлипнул.
        - Мой сапог, - плачущим голосом простонал он. - Моя нога… Люди, помогите…
        Вывернувшийся из-за угла стражник, бегущий с мечом наперевес, заорал дурным голосом, вращая глазами навыкате:
        - С дороги, чучело! Нечистого упустим!
        - Мой сапог… - продолжал стонать гигант, мерно раскачиваясь из стороны в сторону. - Помогите топор достать, люди добрые! Сам я ни в жисть…
        Краем уха Лис слышал сзади стоны раненого толстяка и вопли стражи, пытающейся убрать с дороги неожиданное препятствие, но все это было уже неважно.
        В конце улочки стояло большое трехэтажное здание, так же, как и городские стены, сложенное из тесаного камня. Узкие стрельчатые окна больше напоминали бойницы, а из башенки, возвышающейся над кровлей третьего этажа, можно было вполне успешно силами пары арбалетчиков простреливать как всю улочку, так и «мертвую зону» возле мощной дубовой двери, которую разве только крепостным тараном и штурмовать в случае, ежели кто-то сильный и могущественный решит вдруг во что бы то ни стало добраться до хозяев дома-крепости.
        Над окованной железными полосами дверью на толстых цепях болтался старый фонарь. Бесценная, наверно, штуковина была в свое время, пока какой-то варвар не разбил стрелой дорогущее стекло фонаря. Стрела, кстати, так и осталась торчать меж острых осколков стекла, словно в живой рваной ране.
        Лис бросился к двери, схватился за железное кольцо и замолотил им в дверь со всей силы.
        - Входи, добрый человек, - немедленно раздался голос из-за двери. - Не заперто.
        Лис потянул кольцо на себя - и массивная дверь поддалась на удивление легко. Парень шмыгнул внутрь полутемного помещения и остановился на пороге, осматриваясь и хватая ртом спертый воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
        Несмотря на то что с минуты на минуту дверь должна была распахнуться и меч стражника, войдя в спину нарушителя спокойствия, поставил бы в книге его жизни жирную стальную точку, Лис каким-то звериным чутьем понял, что он в безопасности.
        Он стоял в просторном зале… в котором не было ничего, кроме четырех стоящих по углам больших светильников из тяжелого черного металла, утыканных чадящими свечами, массивного стола, стула с очень высокой спинкой и человека в черном балахоне, сильно напоминавшем сутану слуги Высших. Человек сидел на стуле, положив на стол худые руки с длинными пальцами. И отчего-то казалось, что это не части тела живого человека, а абсолютно посторонние, неживые предметы, на одном из которых сверкал массивный перстень с печатью. Таким же мертвым показалось Лису и лицо сидящего. Выцветшие брови, бледное лицо, тонкие, бескровные губы и абсолютно неживые глаза, смотрящие словно сквозь Лиса. И парень понял: в присутствии этого человека стража не посмеет не только убить его, но даже переступить порог без приглашения. Хотя на всякий случай, припомнив слова нищего, произнес:
        - Защиты и покровительства!
        Змеиные губы человека дрогнули.
        - Являешься ли ты хозяином своего тела, души и разума?
        Слова живого мертвеца непостижимым образом разносились по всему залу. Казалось, будто из каждого угла невидимые слуги хором повторяют сказанное.
        «Чушь какая-то», - пронеслось в голове у Лиса, но он на всякий случай кивнул. Времени задавать вопросы не было - он явственно слышал за дверью бряцанье тяжелых доспехов. И несмотря на то, что частая дробь окольчуженных сапог по мере приближения к двери сменилась звуком неуверенных шагов, вполне могло статься, что нерешительность городской стражи явление временное.
        - Осознаешь ли ты то, о чем просишь?
        Лис кивнул снова. Сейчас он осознавал лишь то, что позади него стоят два вооруженных стражника и от его спины острия их клинков отделяют лишь несколько дубовых досок, скрепленных железными полосами.
        - Готов ли ты вступить в гильдию Воинов Ночи?
        Лис настолько энергично дернул головой сверху вниз, что у него заболела шея и тонкая струйка крови, скатившись по переносице, потекла по подбородку.
        «Кутруб тебя побери! - выругался про себя Лис. - Об кольчугу того дуболома лоб разодрал, не иначе. Пока бежал, рану волосами залепило, а нынче кровь отворилась. Сейчас прогонит меня тощий демон, чтоб пол не пачкал, тут мне и конец».
        Однако его опасения не оправдались. На столе перед «тощим демоном» не было ничего, кроме куска пергамента и заточенного гусиного пера, лежащего на простой деревянной подставке. Лис еще успел удивиться - где ж чернильница? В деревне было всего один грамотей - слуга Высших, бравший за церковные обряды и составление писем непомерную плату. Так он всегда ходил с письменным набором и переносной чернильницей на поясе. А тут перо есть, а…
        - Плохо, когда большой и сильный хочет обидеть слабого и беспомощного, - прервал ход размышлений Лиса человек в черном балахоне, пододвигая к краю стола кусок пергамента. - Подойди, неофит. Ты должен расписаться под договором.
        «Интересно, он что, знал, что я приду, и загодя договор написал? Или у них все заранее заготовлено на случай, если кому-то срочно защита и покровительство потребуется?»
        Однако мысли не мешали ему осознавать, кто, переминаясь, сомневается за дверью - входить или подождать, пока жертва сама выйдет? Поэтому Лиса долго упрашивать не пришлось. Чуть не бегом парень пересек зал и остановился возле стола, соображая, каким образом он сейчас будет ставить кружок под пергаментом абсолютно сухим пером.
        Смысл строк, написанных на квадратном куске телячьей кожи, для Лиса было недоступен - у дядьки Стаффа в жизни не набралось бы столько денег, чтобы научить приемыша столь сложному искусству, как грамота. Да и нужно ли оно что простому пахарю, что воину? Отрывок из Книги Высших, если надо будет, Посвященный прочтет, а иных книг, наверно, и на свете нет. Во всяком случае, Лис о них не слышал.
        Вблизи человек в балахоне производил еще более жуткое впечатление. То, что издали казалось глубокими морщинами, оказалось застарелыми шрамами. Причем на удивление симметричными, словно их нанесла чудовищная лапа с острыми когтями, когда-то давно пытавшаяся сорвать лицо с черепа благодетеля Лиса. Хотя благодетеля или нет - это еще вопрос. Кто его знает, что у него на уме. Вдруг…
        Додумать мысль снова не получилось.
        «Благодетель», до этого неуверенно вертевший в руке перо, вдруг выбросил вперед руку, да так быстро, что Лис заметил лишь размытую линию. И, естественно, не успел отшатнуться.
        Отточенное перо ощутимо кольнуло рану над бровью, словно птица клюнула. Лис недоуменно хлопнул глазами и инстинктивно поднял руку ко лбу.
        - Не трожь, - скомандовал равнодушный голос, и Лис совершенно неожиданно для себя подчинился. Его рука словно по волшебству остановилась на полпути. И в эту руку длинные пальцы человека в балахоне ловко вложили перо с алой каплей на кончике.
        - Размажешь кровищу по ладони, договор ненароком заляпаешь, - пояснил вербовщик. - Расписывайся.
        Лису показалось, что правая рука сама, без его участия и желания, поставила кружок под текстом на пергаменте.
        - Ну, вот и отлично.
        В голосе вербовщика проскользнула едва заметная нотка удовлетворения, которое испытывает человек, хорошо сделавший свою работу. Длинные пальцы сноровисто скатали пергамент в трубку и перевязали его красной нитью. Словно ниоткуда возникла на столе зажженная свеча в подсвечнике из желтого металла, выполненном в виде миниатюрного человеческого черепа. На ней вербовщик разогрел тонкую палочку сургуча, смастерил из нее блямбу, навесил ту блямбу на нить и запечатал перстнем.
        Лис стоял столбом, завороженно глядя на руки вербовщика, которые двигались с неестественной для обычного человека быстротой и ловкостью. Стоял и думал, что захоти сейчас этот человек убить его, пожалуй, ему хватит одного движения, которого Лис просто не заметит.
        Нерешительный стук в дверь вернул парня в реальность.
        - Входите, - разрешил вербовщик.
        Лис даже не стал оборачиваться. Зачем? Что он сможет сделать против двоих закованных в броню воинов в пустом зале? Только сейчас он осознал, что подписал какую-то бумагу, не зная, что в ней написано. Может, сам себе приговор одобрил? Хотя особого выбора-то все равно не было. Так что зачем лишние движения? Не все ли равно, как тебе смахнут мечом голову - лицом к двери или наоборот…
        - Мессир, этот человек…
        - Вы слишком долго топтались под дверью, доблестные воины.
        Человек в черном поднялся со стула, и Лис удивился в который раз за сегодняшний день. Таких высоких людей он еще никогда в жизни не видел. Голос вербовщика с громким званием «мессир» звучал одновременно со всех сторон, заставляя вжимать голову в плечи от величия услышанного.
        - И вы опоздали. Этот человек только что стал членом гильдии Воинов Ночи.
        Лис осторожно повернул голову и посмотрел через плечо.
        Двое стражников представляли собой жалкое зрелище. Растерянные, прячущие глаза в пол и заметно дрожащие от страха фигуры - аж доспехи слегка позвякивали. Нет, конечно, «мессир» производил внушительное впечатление, но чтобы вот так тряслись от одного его вида вооруженные воины? И потом, что значит это «мессир»? Что-то такое рассказывал дядька Стафф давным-давно, вспоминая старую легенду. Искореженное просторечием «мой сир»? Обращение то ли к рыцарю, то ли к носителю секретных знаний, то ли к главе тайного ордена…
        - Вы свободны, - отрывисто бросил человек в черном.
        Две закованные в железо фигуры словно только того и ждали - отвесив каждый по глубокому поклону (как только шлемы с голов не свалились?), они вымелись из зала со скоростью, казалось бы, невозможной для людей, носящих на себе по полтора пуда местами проржавевшего металла.
        Лис стоял, рассматривая окровавленное перо, валяющееся на столе. Смотреть больше было не на что. Мессир стоял над ним, возвышаясь, словно черная тень демона смерти, и поднимать глаза решительно не хотелось. Кому охота лишний раз смотреть в лицо человека, напоминающего посланца подземного мира? Да и человека ли? Может, это и есть один из Нижних богов, о которых полушепотом рассказывают долгими зимними вечерами старики у общинных костров?
        Однако посмотреть заставили. Холодные, жесткие пальцы сомкнулись на нижней челюсти Лиса. Резкая боль пронзила низ подбородка, и парень волей-неволей задрал голову кверху.
        Несколько мгновений мессир рассматривал лицо Лиса, как привередливый покупатель, выбирающий на рынке окорок посвежее, поворачивая голову парня так и эдак. Видимо, удовлетворившись осмотром, человек в балахоне кивнул и, отпустив подбородок, хлопнул в ладоши.
        Немедленно в конце зала отъехала в сторону неприметная панель.
        «Ничего себе дверь! - удивился Лис, потирая онемевший подбородок. - В двух шагах стоять будешь - не заметишь. Странное место. Интересно, куда я все-таки попал?»
        Из-за панели вытек очень худой человек, закутанный в темно-серый, слегка мешковатый костюм, оставляющий открытыми лишь бесстрастное лицо и кисти рук. Именно вытек, а не вышел. Движения человека были плавными и одновременно стремительными. Словно на теле большой змеи кто-то искусно сделал три длинных надреза, которые превратились в человеческие конечности. А потом та змея научилась ходить на своем бывшем хвосте, переставляя две его половинки, лишенные костей.
        Человек-змея приблизился. Не доходя до мессира пары шагов, он склонил голову и перетек в положение на коленях.
        - Проводи неофита в келью, Мунк, - распорядился вербовщик. - Заберешь у него оружие, потом дашь ему еды, питья и немного «Драконьей крови». Пусть отдохнет с дороги, расслабится и выспится.
        - Крови дракона? - переспросил Лис. Пить юшку летающей твари, которая сожгла его дом и дядьку Стаффа, Лису решительно не хотелось.
        - Это название одного из лучших сортов вина, которое есть в погребах гильдии, - отмахнулся мессир. - Сейчас ты будешь есть и спать, чтобы завтра быть готовым к церемонии посвящения в Воины Ночи.
        - А что я должен буду делать, когда стану Воином Ночи?
        Вопрос Лиса потонул в складках балахона, ниспадающего с плеч мессира до самого пола. Человек, обладающий способностью повергать в ужас вооруженных воинов одним своим видом, повернулся спиной к парню, обогнул стул с высокой спинкой и словно поплыл над полом.
        Легкий хлопок по плечу на мгновение отвлек Лиса от удаляющейся фигуры. Он обернулся - и его взгляд наткнулся на внимательные глаза человека-змеи. Тот, кого вербовщик назвал Мунком, одним незаметным движением извлек из кармана Лиса рыцарский кинжал, после чего махнул рукой, мол, иди за мной. Повернулся - и направился к квадратной дыре в стене, которою язык не поворачивался назвать входом: все-таки люди обычно входят в двери, а не в стены. Лис кивнул, но прежде, чем последовать за странным слугой, обернулся. В зале больше никого не было, кроме него и Мунка. Вербовщик словно провалился сквозь землю.
        Лис поежился. Жуть какая-то. Замаскированные входы, слуги, выходящие из стен, господа, имеющие обыкновение исчезать, словно привидения. А может, это и было привидение?
        Лис осторожно потрогал лоб. Нет, вряд ли. Привидения не тычут заточенными перьями в людские раны с целью добыть каплю кровавых чернил. Это или слуга Нижних богов, или черный колдун, или…
        - Ыыыы!
        На этот раз хлопок по плечу был гораздо жестче. Лиса аж скрючило слегка. Кто бы мог подумать, что легкий тычок в плечевое сочленение костей может причинить такую вспышку боли? К счастью, кратковременную. Да, в этом доме с гостями не церемонятся.
        - Ы!!!
        - Да иду, иду, - проворчал Лис, потирая плечо. В другое время он, может, и двинул бы этому Мунку промеж внимательных глаз, но сейчас не в том он был положении, чтобы драться со слугами господина, который только что спас его от смерти. Ради такого дела можно и потерпеть. Некоторое время.
        - А ты чего «ыкаешь»? Немой, что ли?
        Слуга обернулся, окинул Лиса взглядом, полным ненависти, и потек к проему в стене, более не оборачиваясь.
        «Интересно, как это он так ходит? - думал Лис, следуя за слугой. - Кошку и то слышно, как она лапками по полу топочет. А этот как поземка по льду скользит, будто в нем вовсе веса нет. Не иначе, колдовство какое…»
        За черной дырой в стене сразу начиналась крутая винтовая лестница, ведущая вниз. Отчаянно чадящие факелы, воткнутые в ржавые держатели, откованные в форме торчащих из стен драконьих лап, давали больше сажи, чем света, которого еле-еле хватало на то, чтобы рассмотреть ступени. Спускаясь вслед за Мунком, Лис невольно жался к стене, рискуя подпалить волосы об очередной факел. Уж больно неприятно выглядел бездонный круглый колодец, вдоль которого вилась узкая каменная лестница со ступенями, стертыми тысячами ног за многие-многие годы.
        «И сколько же народу за это время ухнуло в ту дыру? - подумал Лис. - Хоть бы перила догадались поставить, того и гляди сорвешься».
        Но коренных обитателей замка этот вопрос точно не волновал. Мунк стекал по лестнице быстро и уверенно, словно горный тролль по карнизу над пропастью, - только успевай догонять.
        От бесчисленных витков у Лиса начала слегка кружиться голова. По его подсчетам, они спустились уже на глубину не меньше полусотни локтей. Порой в стене попадались большие черные дыры, похоже, входы в тоннели, из которых несло сырым сквозняком. Встречались и двери, наверно, не открывавшиеся со времени постройки замка - столько на них было паутины и потеков извести, вымытой из древней кладки подземной сыростью.
        Наконец Мунк остановился перед одной из таких дверей, с виду ничем не отличающейся от предыдущих. На его руке блеснуло кольцо с камнем, таким же серым, как и одеяние слуги. Мунк потер камень мизинцем левой руки, совершив при этом кистью сложный жест, который вот так с ходу не повторить, как ни старайся. После чего, не отрывая мизинца от камня, дунул на то место, где у обычной двери положено быть ручке и замочной скважине.
        Лис не поверил своим глазам - дверь бесшумно ушла вбок, прямо в каменную кладку, вместе с паутиной, ржавыми петлями и мощной оковкой толстенных дубовых досок, потемневших от времени.
        Парня передернуло.
        «Магия! Запрещенное действо, за которое полагается смерть на костре в любом графстве, если ты не принадлежишь к гильдии Сенситов или не являешься слугой Высших! Куда я попал? Мунк явно не Сенсит и уж точно не Посвященный. Тогда чей это замок? Неужто последователей Низших, по слухам, использующих черную магию Неупокоенных? Но тогда смерть на костре покажется невиданной милостью в случае, если меня поймают стражи Закона. Ведь я только что подписал бумагу о том, что являюсь членом гильдии, о которой никогда не слышал!»
        Только сейчас Лис осознал, что наделал. И от этого ему стало совсем муторно. Подписать договор с людьми, использующими магию… Уж лучше тихо-мирно умереть на виселице за воровство, чем быть сожженным заживо. Или и того хуже - корчиться на колесе в страшных мучениях много дней, если Чистильщики Веры заподозрят, что ты использовал магию.
        Но пути назад не было, разве только головой вниз, в бездонный пролет винтовой каменной лестницы. Но головой вниз пока не хотелось - свойственно человеку надеяться на лучшее до последнего. Вот Лис и пошел вслед за Мунком по коридору, открывшемуся за заговоренной дверью, - длинному, сырому, полутемному. Те же факелы на стенах, те же заросшие паутиной двери по бокам коридора…
        «От сырости да плесени даже магия не помогает, - нервно усмехнулся про себя Лис. - Интересно, для кого построены эти казематы? Здесь же не одну сотню человек запереть можно».
        Мунк остановился у одной из дверей и, произведя ту же процедуру с кольцом, шагнул в образовавшийся проход, поманив парня за собой. Лис, переступив порог, машинально провел рукой по косяку. Сплошной камень, никаких следов паза, в который могла уехать дверь.
        «Точно магия», - подумал Лис… и неожиданно успокоился. Ну магия и магия, что ж с того? Живут себе эти странные люди в доме-замке, построенном внутри города, и, судя по поведению стражи, пользуются неслабым уважением властей. Значит, и ему нечего трястись, если запретные действа здесь в порядке вещей.
        Он осмотрелся. Помещение здорово смахивало на келью служителя Высших, которую Лис видел в деревенском храме, когда носил Посвященному положенную ежемесячную десятину от скудных доходов дядьки Стаффа. Только здесь, понятное дело, стены были не деревянные, а сложенные из грубо обтесанного серого камня.
        Стол заменял куб, высеченный из того же материала. Вместо табуретки - просто плоский серый валун, которого даже не коснулся резец камнетеса. Ворох подгнившей соломы в углу - это, небось, постель. А дыра в полу - сток для нечистот. Скудное убранство кельи освещал факел, воткнутый в рыжую от ржавчины железную драконью лапу, вделанную в стену, - такую же, как на лестнице и в коридоре. И на всем - налет слабой магии. Не надо быть колдуном, чтобы понять простейшее: факел хоть и чадит, но затухать явно не собирается. Окна в келье нет (оно и понятно, подземелье же!), но в то же время в ней не душно. И из стока не воняет, хотя должно непременно. Не бывает так, чтобы дерьмо, да не пахло. Ясное дело, магия…
        Сзади послышался еле слышное «тук!».
        Лис обернулся.
        Понятно. Дверь, с виду толстенная, что твои крепостные ворота, тихонько встала на свое место после того, как из камеры неслышно выскользнул Мунк. Замечательно. И что теперь прикажете делать в этом каменном мешке?
        Впрочем, недолго отсутствовал немой прислужник мессира. Лис только-только успел солому переворошить, мастеря себе лежбище поудобнее, как человек-змея заявился, неся в руках поднос с двумя плошками и небольшим кувшином с узким горлышком. Сгрузил все это на стол и, даже не посмотрев на парня, ретировался.
        Лис полюбовался в очередной раз, как плавно ходит туда-сюда тяжеленная с виду дверь, но уже без особого удивления - человеку свойственно привыкать к необычному. Только что стоял столбом, рот открывши, а как удивительное повторилось раз-другой-третий, уже вроде оно и в порядке вещей. Вроде так и надо и по-другому вовсе быть не должно.
        В общем, Лис решил голову больше не ломать над вопросами, на которые все равно ответа не предвидится, и воздал должное ужину. Кстати, на редкость вкусному. Более того - ничего более восхитительного Лису в жизни есть не доводилось.
        В одной плошке оказалось какое-то белое нежное мясо с розовой подливой, которое парень попробовал сначала с опаской. Но, осторожно разжевав первый кусочек размером с ноготь, после в один присест умял всю тарелку. Во второй плошке тягуче перекатывался жирный, наваристый то ли суп, то ли студень - не разобрать. История повторилась. Попробовали, зажмурились от удовольствия и тут же умяли все, после вылизав глубокую деревянную тарелку, украшенную сложным резным узором.
        А в кувшине было вино. Наверно, та самая «Кровь дракона», о которой говорил вербовщик. И ведь не наврал. Более того, наверно, поскромничал, говоря, что это лучшее вино, которое есть в погребах гильдии. Смакуя содержимое кувшина и жмурясь от удовольствия, Лис подумал, что это самый что ни на есть лучший напиток в мире! И самый хмельной на свете.
        Вроде было в кувшине всего-то ничего, а в голову шибануло будь здоров. Лис как-то у проезжего винодела бутыль крепчайшего самогона украл. И выпил один в лесу, зная, что дядьке Стаффу предлагать бесполезно - ворованное он пить точно не станет, да еще и уши надерет. Так с того самогону гораздо меньше по мозгам дало, даже, помнится, сам до дому доплелся. А в этом кувшине вина раз в пять меньше было, чем в той бутыли, но с камня-табуретки встать у Лиса не получилось, как ни силился. Келья-камера внезапно поплыла перед глазами, словно на отрисованную в темных тонах картину щедро плеснули маслом… Лис поднатужился, скрестил руки на столе и уронил на них неподъемную голову…
        Ага, думал, что на них, но оказалось, что промахнулся. Руки маленько вперед уехали, и парень слегка приложился лбом об каменный стол. Но разве такие мелочи могут огорчить человека, по всему телу которого разливается теплая, нереально приятная благодать? Единственное, что подумал Лис перед тем, как окончательно отрубиться, было: «Эх, только зря солому ворошил… Придется теперь так спать… мордой на камне…»

* * *
        Пробуждение бывает разным. Самое лучшее - это когда утренний ветерок, случайно залетевший в окошко, ласково ерошит твои волосы. Ты еще спишь, но уже осознаешь, что сегодня - седьмина, седьмой день недели, и тебе не нужно вставать для того, чтобы идти косить траву или метать стрелы под суровым взглядом одноногого лучника-ветерана.
        А самое поганое пробуждение - это когда на тебя сверху обрушивается поток ледяной воды и ты вскакиваешь со своего места, воя от неожиданности, словно помойный кот.
        Вдобавок ко всему Лис неслабо приложился коленкой об каменный стол, что, естественно, не добавило ему любезности.
        - Ах ты, сучий потрох!!! - заорал парень. - Да я тебя сейчас…
        «Сучий потрох» по имени Мунк стоял с большой бадьей в руках справа от Лиса и смотрел на него абсолютно равнодушным, отсутствующим взглядом. Лис, мокрый, злой и мгновенно продрогший, попытался двинуть обидчика ногой по колоколам - прием верный и никогда парня не подводивший. Однако Мунк не покатился по полу камеры, выронив бадью и зажимая руками промежность. Напротив, Лис зашипел и сел на корточки, схватившись за второе колено и осознавая произошедшее.
        Понимание пришло через несколько мгновений - подлый прислужник мессира в момент удара Лиса просто немного опустил свою бадью вниз, и нога парня врезалась в ее край, окованный железной полосой.
        - Т-твою мать! - выдохнул Лис, когда, наконец, вновь обрел способность к членораздельной речи. - Ну в кого ты такая падла, а?
        Мунк не ответил. Лишь, обхватив бадью одной рукой, другой показал жестом, мол, раздевайся.
        - Полностью? - переспросил Лис.
        Злость на, мягко говоря, немногословного прислужника слегка притупилась. В конце концов, он лишь выполняет чужие приказы, и ненавидеть нужно не его, а того, кто отдает распоряжения будить людей таким изуверским способом.
        Мунк кивнул.
        Лис не стал упрямиться. Понятно, что начнешь выпендриваться - окатят из бадьи еще раз, а потом не исключено, что той же бадьей еще и по кумполу съездят, чтоб мозги на место встали и строптивец понял в конце концов, что свой устав в чужом подземелье можно использовать только по известной надобности.
        Скинув драную куртку, грязные штаны и исподнее, Лис хмыкнул про себя - интересно, на кой это все надо, если воды в бадье Мунка осталась едва ли половина? Еще один-единственный раз плеснуть? Так это не поможет. После вчерашнего путешествия Лис был похож на трубочиста, которому для мытья нужно бочки две воды, причем желательно горячей и с мыльной пеной.
        Однако воды в бадье Мунка оказалось больше, чем можно было предположить. Он плеснул на Лиса раз, второй, третий… десятый. Парень ежился под ледяными струями и поневоле скреб свое тело ногтями, желая лишь одного - чтобы побыстрей закончилась эта пытка.
        Удивительно, но ледяная вода буквально растворяла грязь, въевшуюся в кожу Лиса. Потоки воды, черные в призрачном свете факела, струились по каменному полу, стекая в черную дыру, заменявшую нужник.
        Наконец истязание закончилось. Мунк удовлетворенно кивнул, запустил руку в бадью, вытащил оттуда странное украшение лазурно-небесного цвета, похожее на восьмиконечную слабо светящуюся звездочку, и сунул ее в карман. При этом Лис готов был поклясться, что «украшение» слабо шевельнуло лучами-щупальцами. Снова магия… Уже не удивительно, кстати. Странно только одно - зачем столь могущественным преступникам, откровенно плюющим на известный «Закон о преступном колдовстве», мог понадобиться погорелец, у которого за душой гроша ломаного нет?
        Впрочем, все должно было вскоре разрешиться. Окончив истязание, Мунк исчез за дверью, но вскоре вернулся, неся в одной руке поднос, а в другой - холщовый мешок. На подносе оказался завтрак - втрое уменьшенная копия ужина. А в мешке - свободная одежда, такая же, как у Мунка, только вместо широкого кожаного пояса с пряжкой, на которой был грубо отчеканен разбитый фонарь, Лису досталась лишь простая веревка.
        Ну что ж, мы люди не гордые, и веревкой подпояшемся, благо не впервой. Лис поел, жмурясь от удовольствия, после чего надел удобную, мягкую кожаную обувку без подошвы, темно-серые штаны, безрукавку того же цвета со множеством карманов, как внутренних, так и внешних, сверху набросил накидку с балахоном, подпоясался - и решил, что жизнь не такая уж плохая штука. Вопрос, на фиг он сдался этим колдунам, оставался пока открытым, но если кормят, моют и одевают, значит, имеют на него какие-то виды. Какие - со временем будет ясно.
        Мунк качнул головой, мол, пошли. Открыл дверь и пошел, не оборачиваясь, знакомой дорогой, по коридору к лестнице. Лис, естественно, за ним, прикидывая на ходу, что может значить герб и название гильдии, в которой так вкусно кормят уличных бродяг. Разбитый стрелой фонарь, это, наверно, с легендой какой-нибудь рыцарской связано, коих множество пересказал Лису долгими зимними вечерами покойный дядька Стафф.
        Любили богатые господа все романтичное. Небось, какой-нибудь из них стрелой ночью фонарь разбил, прокрался в замок, спер оттуда красотку, а потом орден организовал с гербом соответствующим. Ну точно, соответствует. Воин Ночи и есть тот меткий рыцарь, что в темноте по фонарю не промахнулся. С кем еще в темноте воевать-то, разве только с блохами? А потом, небось, рыцари в том ордене торговать начали, обросли связями, да такими, что им и магией заниматься можно, и сам кутруб не брат. Вот и получилась гильдия. Сейчас же им, наверно, просто толковых парней не хватает. Мессир-то как смотрел на него, изучал, будто коня на рынке покупал. И, похоже, доволен остался. Глядишь, гонцом-посыльным назначат, ноги у Лиса быстрые. Или бери выше, оруженосцем при рыцаре или герцоге каком-нибудь. Потом, понятное дело, Лис себя покажет, стараться будет изо всех сил. А там, глядишь, герцог на войну поедет, в беду попадет, а Лис его спасет, само собой. И за это…
        Парень аж зажмурился. Картина ему моментально нарисовалась, как герцог в сверкающих доспехах бьет ему плашмя мечом по плечу и провозглашает: «Правом, данным мне Высшими и сюзереном моим, называю тебя своим вассалом и рыцарем…»
        Жмуриться на винтовой лестнице дело неблагодарное. Лис споткнулся и чуть не впечатался носом в каменную ступеньку. Хорошо, что среагировал вовремя, приземлившись, как кошка, на четыре точки. Хотя нет, на пять - правым многострадальным коленом он все ж об ступеньку слегка приложился. С учетом предыдущих травм получилось больно, аж факелы на стене расплылись от невольно набежавших слез, которые Лис зло смахнул рукавом, как только поднялся на ноги. Хорош будущий рыцарь, ничего не скажешь! В собственных ногах путается и рыдает, как девка. Хоть бы Мунк не заметил…
        Но прислужнику мессира было, похоже, наплевать на то, идет ли за ним Лис или уже рухнул в бездонный пролет винтовой лестницы. Как шел себе впереди, так ни разу и не оглянулся. Ну и хорошо. Не хватало еще, чтоб увидел, как его подопечный чуть себе нос не расквасил и по этому поводу слезами умылся немедленно. Хоть в чем-то повезло.
        Далее Лис шел осторожно, не думая о постороннем, глядя себе под ноги и стараясь подражать Мунку, вернее, его бесшумной манере передвижения. Кстати, парню это удавалось… ну, почти удавалось. В эдакой обуви оно не очень-то и сложно. Особенно если подражать текучей походке прислужника мессира. Но, глядя на то, как двигается Мунк, Лису понемногу стало казаться, что и у него суставы словно из мокрой глины слеплены и что он тоже может вот так, без малейшего шороха, скользить словно тень под многочисленными неугасимыми факелами подземелья…
        Неожиданно Мунк быстро свернул в боковой проход - Лис аж чуть не потерял его из виду. Пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать. Затеряться в этом темном и сыром подземелье как-то не хотелось.
        Правда, сильно ускориться не получилось. После съеденного и выпитого в голове образовался легкий, приятный туман, благодаря которому бегать особо не хотелось. Хотелось идти не спеша, а лучше прилечь где-нибудь, свернуться калачиком и заснуть. Но в то же время Лис осознавал: заснуть в сыром и холодном подземелье - это значит наверняка подхватить грудной кашель, от которого люди становятся стариками, не дожив и до двадцати весен, - если раньше не умирают, конечно. Потому он продолжал идти вперед, невольно улыбаясь: сытый желудок и легкая, приятная эйфория способствуют хорошему настроению практически в любых условиях.
        Проход, в который свернул Мунк, оказался коридором, длинным и прямым. Пройдя около двух сотен шагов, Лис рассмотрел в неверном свете факелов огромную двустворчатую дверь, которой заканчивался коридор. Скорее, не дверь, а ворота. Тяжелые, массивные, которые не всякий таран возьмет. И как, интересно, Мунк собирается их открывать?
        Но прислужник мессира раздумывал недолго. Подошел, приложил ладонь к какой-то потемневшей от времени металлической блямбе на двери. Блямба тут же замерцала голубоватым светом, после чего тяжелые створки бесшумно отворились внутрь.
        «Магия, одна сплошная магия, - подумал Лис. - Ну, попал так попал. Если кто наверху узнает, с кем я тут якшался, повесят быстрее, чем успеешь “ох» сказать. Хотя если меня в городе поймают, то и так по-любому повесят. Так что выбор небольшой».
        Но в следующее мгновение все мысли куда-то подевались. Лис открыл рот от удивления, да так и остался стоять, смутно осознавая, что со стороны выглядит деревня деревней. Но поделать с собой ничего не мог, уж больно величественное зрелище открылось перед ним.
        Это был огромный зал круглой формы, словно плавающий в полумраке. Десятки жаровен с красными углями, расставленных по всему помещению, и светильников причудливой формы, развешанных по стенам, освещали его, но этого было явно мало, чтобы рассмотреть убранство всего зала в деталях. Хотя, возможно, это было сделано специально. Тени, пляшущие на стенах, погружали зрителя в состояние мистического благоговения перед силами, которые человеческий разум не в силах постичь. Отблески пламени то и дело выхватывали из темноты то край гобелена, изображавшего битву людей с кошмарными чудовищами, то висящую на стене пару перекрещенных мечей с длинными рукоятками, то чей-то пожелтевший череп причудливой формы, покоившийся на резной подставке…
        Но наиболее сильное впечатление на Лиса произвел не сам зал, а то, что находилось посередине него.
        Огромный трон из черного металла возвышался в самом центре помещения. Несомненно, его создали руки великого мастера, но при этом с головой либо творца, либо заказчика явно что-то было не в порядке. Скорее всего, и тот и другой нашли друг друга.
        Весь трон был выполнен в виде гигантского клубка змей. Черные тела переплетались друг с другом, били хвостами, кусали сородичей острыми и длинными зубами, вырывая куски плоти. Благодаря колеблющемуся пламени светильников казалось, что змеи шевелятся. Их движения завораживали, и очень трудно, нереально трудно было отвести глаза от этого зрелища.
        Но Лис сделал над собой усилие и постарался получше рассмотреть тех, кто находился возле этого кошмарного произведения искусства.
        Их было двенадцать. Фигур, одетых в свободные черные накидки до пят с широкими рукавами и просторными капюшонами, скрывающими лица. Она стояли полукругом, шестеро с одной стороны трона, шестеро - с другой, и все как один смотрели на Лиса. Глаз их не было видно из непроглядной черноты капюшонов, но парень чувствовал эти взгляды, казалось, прожигающие насквозь.
        - Приветствуем тебя, неофит! - внезапно раздалось со всех сторон.
        Лис готов был поклясться - это двенадцать загадочных людей в черных хламидах произнесли фразу одновременно, причем негромко. Но их слова, казалось, раздались отовсюду, многократно отразились от стен, и тихое эхо под непроглядным сводом зала еще несколько долгих мгновений шептало многоголосо, наперебой, постепенно угасая: «Приветствуем тебя, неофит…»
        Эйфория и хорошее настроение как-то сами собой исчезли, словно их и не было. Лис беспомощно оглянулся, инстинктивно ища поддержки хоть у кого-нибудь, но Мунк словно испарился. Да и вряд ли он стал бы помогать проклятому или разъяснять что-то. Просто свойство есть такое у напуганного человека - надеяться на чудо, что кто-то придет и разрешит все проблемы. А Лис был реально напуган. В своей деревне он слышал сказки про могучих колдунов, живущих в подземельях, но с недавних пор считал их вымыслом для ребятни. Сейчас же зал, трон и эти двенадцать фигур словно вышли из тех страшных сказок, и инстинкты, глубоко запрятанные в любом человеке, сейчас настоятельно требовали бежать отсюда со всех ног.
        - З-здрасте… - сказал Лис и непроизвольно сделал шаг назад.
        - Пусть робость оставит твое сердце, - прошелестел хор голосов. - Сегодня ты вступаешь в ряды гильдии Воинов Ночи, которым неведом страх. Готов ли ты пройти посвящение?
        Лису показалось, что копьевидные головки металлических змей, из которых состоял кошмарный трон, шевельнулись и уставились на него в ожидании ответа.
        - А… а можно я еще подумаю? - выдавил из себя парень и попытался сделать еще один шаг назад…
        Но не тут-то было. Его спина уперлась в мягкую, но непреодолимую невидимую стену, на которую что дави лопатками со всех сил, что не дави - толку никакого.
        - Время для размышлений кончилось, - прошуршало по стенам многоголосое эхо. - Ты сам еще не осознаешь величия происходящего. Но это нормально. Лишь истинный Воин Ночи способен осознать, какое это счастье - быть членом гильдии.
        - Счастье - оно, конечно, здорово. Но как-то я не готов пока к такому счастью…
        Парень попытался сдвинуться вбок, обойти участок пространства, внезапно ставший непреодолимым, но получилось у него это неважно. Сбоку хода тоже не было. Уплотнившийся с трех сторон воздух не давал возможности идти куда-либо, кроме как по направлению к трону. Более того, он начал потихоньку подталкивать вперед отчаянно упирающегося парня.
        - Стань одним из нас, - с легким, едва заметным недовольством шептали фигуры. - Познай могущество Ночи, усыпляющей все живое и окутывающей миры непроглядной тьмой. Оставь за порогом всю суету мира и ощути прелесть смерти, которую ты понесешь в мир. Дай Ночи проникнуть в твою душу…
        Не хотелось Лису, чтобы в его душу что-то проникало, но поделать ничего не мог. Хочешь не хочешь, а приходилось переставлять ноги, чтобы не зарыться носом в каменный пол, ибо толчки в спину становились все настойчивее.
        - Ты сделаешь это добровольно, - бормотали голоса. - Ты познаешь величие Ночи и проникнешься величием гильдии…
        Колени Лиса ткнулись в сиденье трона, и тут неведомая сила развернула его. Мощная волна воздуха толкнула парня в грудь, и ему невольно пришлось сесть на холодную, скользкую поверхность. Как только ладони Лиса коснулись металлических подлокотников, несколько десятков оживших змей оплели его предплечья и голени, и теперь при всем желании он не мог пошевелиться.
        «Змеи-то реально живые, получается, - заметалась в его голове заполошная мысль. - Проклятая магия! Никогда про такое не слышал, чтоб железяки живыми были…»
        От ужаса и неожиданности он непроизвольно попытался крикнуть, но не смог сделать и этого. Черные, холодные ленты скользнули по его щекам, подбородку, сдавили горло. Вместо крика из груди Лиса вырвался сдавленный хрип.
        - Ты онемел от величия происходящего, - раздался над ухом хор мертвых голосов. - Это естественно, неофит. Тот, кто несет смерть во внешний мир, не должен тревожить воздух лишними звуками. Смерть нема, немы и ее слуги. Осталось лишь закрепить великое знание, полученное тобой сегодня.
        Лис уже слабо соображал, что происходит вокруг. Полураздавленное горло почти не пропускало воздух в легкие, перед глазами все плыло, зал казался размытым и нереальным, а тени, мечущиеся по стенам, стали объемными и живыми…
        Одна из них, возникшая в дальнем углу зала, стала медленно приближаться к трону. С каждым ударом останавливающегося сердца темный силуэт приближался, дрожа и расплываясь в мареве раскаленных жаровен. Лис уже не мог понять, где явь, а где призраки, порожденные угасающим сознанием. Он лишь шире раскрывал рот и напрягался из последних сил, стараясь протолкнуть в легкие хоть малую толику воздуха.
        Силуэт приблизился, оказавшись еще одной фигурой в черном балахоне. Несмотря на одежды, скрывающие фигуру, ее очертания были смутно знакомыми. Но эту информацию умирающий мозг выдал скорее по привычке, нежели по необходимости, как смертельно раненный олень все еще бежит от волков, путаясь ногами в собственных кишках, вывалившихся из распоротого брюха. Какая разница, знаешь ли ты кого-то или нет, когда шею уже щекочет холодное дыхание смерти?
        Однако Лис успел рассмотреть, как некто в черном воздел кверху руки. В одной из них тускло блеснул вороненым клинком нож, в другой было зажато нечто, напоминающее небольшие кузнечные клещи.
        - Да славится Ночь! - резанули по ушам пронзительные голоса. - Да примет она от тебя, неофит, твою добровольную жертву!
        Внезапно Лис ощутил резкую боль в горле. Он непроизвольно попытался сомкнуть челюсти, но не тут-то было. Металлические змеи проникли в рот и теперь, кроша зубы, раздирали его, как ученик лекаря раздвигает крючьями рану, чтобы учитель мог извлечь из нее наконечник стрелы.
        А потом Лис увидел собственный язык, вытянутый изо рта на, казалось бы, нереальную длину. Узкий кусочек плоти, средоточие немыслимой боли, которое тянул, тянул на себя клещами мучитель в черном балахоне. Из-под капюшона на мгновение блеснули глаза, и в помутненный запредельной болью мозг парня молнией ворвалось узнавание. Абсолютно неживые глаза смотрели словно сквозь Лиса в то время, как рука мессира, сжимающая нож, приближалась к лицу несчастного…
        Стальные змеи на мгновение ослабили петли, сжимающие шею, и из груди парня вырвался страшный вопль, когда он почувствовал, как ледяная сталь вгрызается в корень языка. Но тут же крик перешел в бульканье. Горячий поток хлынул из образовавшейся раны, заливаясь в горло и обильно брызжа на новую одежду. Но захлебнуться в собственной крови Лису было не суждено.
        Неторопливым движением руки мессир бросил отрезанный язык в жаровню. Трепещущее мясо мерзко зашипело на раскаленных углях. Понаблюдав, как корчится от нестерпимого жара кусочек человеческой плоти, мессир деловито засунул за веревочный пояс окровавленные нож и клещи. После чего он протянул руку и вытащил из жаровни металлический прут, расплющенный на конце в небольшую блямбу, сияющую от жара, словно крохотное солнце.
        От нереальной боли и значительной кровопотери беспамятство уже заволакивало сознание Лиса. Но недостаточно быстро. Несчастный мысленно умолял всех Высших и Низших богов, чтобы они побыстрее забрали его душу… Но боги не спешили. Вероятно, им было интересно смотреть, как мессир медленно подносит огненную каплю к лицу своей жертвы, как резким движением просовывает железо в горло, по пути доламывая и без того раскрошенные зубы, и как от великих мучений сокращается в конвульсиях человеческое тело…
        Но сам Лис уже не чувствовал боли. Когда страдания становятся запредельными, боги либо забирают страдальца к себе, либо милосердно гасят сознание. Последнее, что Лис осознал, был запах горелого мяса, ударивший в ноздри. Так же пахла деревня, сожженная драконом. Так же пах мертвый рыцарь и его лошадь…
        Запах смерти.
        «Скорее бы…» - пронеслось в голове Лиса, прежде чем он провалился в черную бездонную пропасть…

* * *
        Тысячи ледяных игл кололи лицо, шею, грудь, руки. Но больнее всего было губам. Казалось, что иголки бьют по оголенному мясу, с которого только что содрали нежную кожу.
        От этой боли он и пришел в себя. А может, от холода, неистово ломящего кости. Или же от ветра, назойливо теребящего ресницы, слипшиеся от слез и крови.
        Разлепить веки было непросто, но Лис все-таки сделал это.
        Над ним от края до края мира раскинулось небо с крупными звездами. Обе луны внимательно смотрели на парня с высоты, словно тревожась - не простынет ли он, лежа на земле под мелким ночным дождем?
        Но Лису было все равно. Перед его глазами все еще стоял полутемный зал с троном из стальных змей и мертвое лицо мессира поверх крохотного раскаленного солнца.
        Парень знал: стоит пошевелиться - и тело немедленно отзовется взрывом запредельной боли. Поэтому уж лучше лежать на сырой земле, смотреть в небо и ощущать, как дождь бьет по сожженным губам, и как медленно, но неотвратимо подбирается ночная сырость к пока еще теплому сердцу.
        Но умереть сейчас, лежа на мокрой земле, ему было не суждено.
        Внезапно одну из лун загородило пламя факела, и Лис невольно прищурился.
        - Слышь, бродяга, чего это ты здесь разлегся? - раздался над головой грубый голос. Капля горячей смолы упала на лицо парня, он невольно дернулся - и тут сбылись самые худшие его ожидания. Боль, притаившаяся в его теле, вырвалась наружу. Адский огонь опалил горло. Парень застонал, зажал ладонями рот и принялся корчиться на земле.
        - Может, у него падучая? - с сомнением поинтересовался другой голос. - Или же демоны вселились в этого бродягу и теперь мучают его изнутри?
        - Самое лучшее средство от демонов и падучей - это веревка, - авторитетно заявил первый. - Была бы моя воля, я б всех этих нищих, бездельников и бродяг отправлял на виселицу сразу после поимки.
        - Сразу нельзя, - вздохнул второй. - Какой же это закон будет, если сразу? Надо, чтоб судья приговор прочитал, тогда можно. А так чтоб вот после поимки и прямо тут же вешать - никак нельзя…
        - Ладно, хорош трепаться, служивый. Давай-ка лучше глянем, что это за любитель загорать по ночам в луже…
        Чья-то сильная рука ухватила Лиса за шиворот и рывком поставила на ноги. На запястьях парня сомкнулись стальные перчатки, рванули вниз, вынуждая оторвать от лица ладони.
        Перед ним стояли двое стражников, закованных в стальные доспехи. Один из них держал в руке факел и пытливо заглядывал в лицо пленника.
        - Разрази меня гром! - воскликнул вдруг факельщик. - Пусть Низшие прямо сейчас уволокут мою душу под землю, если это не тот же самый прохвост, которого мы упустили вчерашней ночью!
        - Точно, он, - удивленно протянул второй стражник. - Похоже, выперли его из дома с фонарем, и теперь ему не миновать петли…
        Насквозь промокшая рубаха облепила тело Лиса, словно саван мертвеца, вылезшего из полузатопленной могилы. Парня начало не на шутку трясти - нервная дрожь от пережитого и ночной холод сделали свое дело. Осколки зубов стучали друг о друга, и унять эту дрожь не было никакой возможности.
        - Что это с ним? - немного испуганно спросил стражник.
        - Демоны его изнутри мучают, - пояснил факельщик, отвешивая Лису тяжелый удар кулаком в живот, от которого парень согнулся в три погибели и снова рухнул в лужу. - Это тебе за то, что убежал, - прошипел стражник. - А это - за то, что нам начальник стражи из-за тебя по два талера из недельного жалованья высчитал.
        Новый удар - на этот раз кованым сапогом в лицо - заставил Лиса разогнуться, хватанув при этом раскрытым ртом грязи из лужи. Вонючая жижа хлынула в легкие, и парень зашелся в надрывном кашле. Факельщик, ярясь все больше, замахнулся для нового удара, но напарник остановил его.
        - Хватит, Крос, - сказал он. - Ты забьешь его насмерть, а за труп беглого преступника никто не даст нам награды.
        - Тоже верно, - с сожалением проговорил стражник, переводя дух: не такое уж это простое дело - лупить преступников в полном пехотном доспехе. - Хватай его за одну руку, я возьму за другую - и потащили.
        - Ну вот, если б ты его не бил, глядишь, он пошел бы сам, - вздохнул второй стражник.
        - Вряд ли, - качнул тяжелым шлемом факельщик. - За этот год я уже третий раз подбираю беглых преступников неподалеку от дома с разбитым фонарем, и все в похожем состоянии. Не знаю, что там творится и почему городской страже запрещено переступать его порог, но по мне, стоило бы перевернуть этот домишко вверх дном.
        - Это еще почему? - удивился второй стражник, пыхтя и отдуваясь - волочь безвольное тело по земле труд не из легких, даже если это тело подростка.
        - Потому, что лишать языка беглых преступников имеет право только городской палач по приговору суда. Видел, как хрипел этот парень, да и морда у него вся в кровище. Я уверен, что у него тоже нет языка, и его выдрали ему в том самом доме. А кому нужно такое, кроме как слугам Низших, проводящим запретные обряды?
        Второй стражник ничего не ответил. Его напарник, отличавшийся крутым норовом, сейчас говорил страшные вещи, за которые вполне сам мог лишиться языка. И составлять компанию говорливому товарищу в столь неприятном деле у стражника не было ни малейшего желания.

* * *
        Он пришел в себя от тряски. Болтало настолько сильно, что измученному сознанию не оставалось ничего другого, как вынырнуть из спасительного беспамятства. Желудок, переполненный кровью, грязью и дождевой водой, настойчиво требовал очистки, и Лис, перегнувшись пополам, опорожнил его, при этом неслабо ткнувшись лицом во что-то твердое, пахнущее сырым деревом и засохшим дерьмом.
        - Ну вот, - огорченно сказал кто-то рядом. - Так и знал, что в последний путь придется отправляться по щиколотку в блевотине.
        Наконец желудок перестал сокращаться в болезненных спазмах, и Лис понял, что он стоит на коленях, упершись лбом в трясущийся деревянный пол. Судя по тому, как недовольно храпели лошади где-то впереди, его везли на старой, раздолбанной телеге. А еще он не чувствовал рук. Неужели и их тоже отрубили?
        Парень сделал над собой усилие, разогнулся в пояснице, разлепил веки и осмотрелся.
        Он не ошибся. Его действительно везли куда-то, словно вязанку хвороста, грубо брошенную в старый, рассохшийся, грубо сколоченный гроб на колесах, по которому давно печка плачет. Мысль насчет хвороста пришла Лису в голову, как только он обнаружил, что его руки туго стянуты за спиной ремнями. Помимо этого, обе ноги парня были плотно обхвачены железными обручами грубой ковки. В борт телеги была вделана мощная скоба, соединенная с ножными кандалами двумя короткими и толстыми цепями.
        Справа от Лиса валялся связанный по рукам и ногам грузный мужик, с виду весен сорока от роду. То ли спал, то ли был без сознания. От каждого толчка телеги его мясистое тело колыхалось, словно куча студня.
        Напротив Лиса, прислонившись спиной к противоположному борту телеги, сидел тощий дед в драном, грязном рубище, так же, как и Лис, со связанными за спиной руками и кандалами на ногах. Тело несчастного покрывали многочисленные рубцы и ожоги - не иначе, следы жестоких пыток. Спутанная борода старика, достававшая ему до пупа, мерно колыхалась в такт покачиваниям телеги - похоже, сидевший на козлах возница твердо вознамерился пересчитать колесами все ямы и выбоины дороги. Лис почувствовал, что еще немного, и его пустой желудок попытается вывернуться наружу, как карман нищего, пытающегося разыскать в своем тряпье завалявшуюся монетку.
        - Потерпи, парень, - сказал дед. - Скоро приедем, и тогда все твои мучения разом закончатся.
        Лис не совсем понял, о чем это говорит старик, но зато сумел рассмотреть за высоким бортом чей-то мерно покачивающийся вверх-вниз начищенный до блеска шлем со значком городской стражи. И еще один, чуть левее…
        - Нехилый эскорт для двух бродяг и одного торгаша, правда, - усмехнулся щербатым ртом старик. - Дюжина всадников конной стражи, два сержанта, два арбалетчика, целый рыцарь во главе процессии и - подумать только - рядом с тем рыцарем самый настоящий боевой маг Сенситов!
        Уловив в глазах Лиса немой вопрос, старик усмехнулся снова.
        - Преступников не принято казнить в черте города, только дворяне удостаиваются такой чести. Мы же люди простые, немудрящие. Вывезут за ворота, приговор зачтут - и будем мы болтаться в петле, словно освежеванные бараньи туши, воронам на радость.
        Перед глазами Лиса мгновенно нарисовалась страшная картина возле городских ворот - качающиеся на ветру трупы повешенных, которые жадно клюют черные, жадные птицы, выдирая из некогда живых людей куски протухшего мяса.
        Парень облегченно вздохнул: наконец-то закончатся его мучения. И попытался улыбнуться в ответ. Получилось у него это неважно. Тут же лопнула корка, стянувшая разбитые, обожженные губы, и Лис невольно замычал от боли.
        - Язык вырвали, - скользнув по лицу парня внимательным взглядом, понимающе кивнул дед. - Гильдия ночных убийц, будь она неладна. Вот ведь незадача, и не познакомишься теперь с будущим товарищем по помойке. Нам же в одной яме лежать на городской свалке. Меня, кстати, Итаном Тестомесом звать. Такие дела… А этих ночных убийц я б своими руками передушил. Вербуют деревенских дурачков вроде тебя, выдирают языки, как и всем своим воинам-исполнителям, а потом подкидывают городской страже. Думаю, у них договор с городскими властями. Те отчитываются перед графом о борьбе с преступностью, а гильдия им денежки отстегивает. И всем хорошо. Кроме таких, как ты, конечно.
        Лис прикусил кровоточащую губу - и невольно застонал от боли, как физической, так и душевной. Ну да, размечтался, в рыцари его посвятят, как же. Чтобы деревенщину, только-только пришедшую в город, приняли в тайное общество… Так, наверно, бык, которого на бойню ведут, думает, что ему сейчас корову подведут, молодую да горячую. Хотя нет, бык обычно чует смерть, если не совсем дурной, конечно. В отличие от него, Лиса.
        Но, как говорится, поздно сокрушаться о содеянном, когда голова на плахе. Хотя нет, плаха - это для знатных. А для таких, как он, - перекладина да веревка.
        - Заплатить-то есть чем? - поинтересовался дед.
        Лис непонимающе уставился на старика.
        - Ну, палачу полагается дать хотя бы талер. Тогда он за ноги дернет, когда чурбак из-под тебя выбьет. Шея хрясть - и ты у Высших. Или у Низших, это уж как повезет. Но зато быстро. Если же денег не дашь, значит, веревку под подбородок подсунет, аккуратно так чурбачок ногой отпихнет, и будешь болтаться, ногами дрыгать и хрипеть на потеху толпе, пока сам себе горло не раздавишь. Повешение, брат, штука хитрая.
        Бойкий дедок, как и все пожилые люди, любил поговорить, и даже поездка к месту его собственной казни, похоже, нисколько не влияла на его настроение. А вот Лис совсем приуныл. Получается, его мучения еще не кончились, так как платить палачу было нечем. На талер в его деревне можно было теленка купить, и такого богатства в одних руках он отродясь не видел. Видать, в Стоунхенде совсем другая жизнь и другие деньги.
        - Не горюй, - подбодрил парня старик. - Вишь, вместе с нами Вилли Обманщика везут. Торгаш, один из богатейших людей города. Но что-то не поладил с Сенситами, говорят, не дал магам в долг - и вот, пожалуйста, едет вместе с нами вешаться. Правда, в отличие от нас, ремни у него мягкие, из лучшей кожи, и пьян он, как последняя свинья. За деньги и помереть можно так, что ничего не почувствуешь.
        Лис посмотрел на толстяка с нескрываемой завистью. Богатым в этом мире все позволено, все для них. Даже казнь у них не такая, как у простого люда. Только вот непонятно, зачем такой эскорт для трех накрепко связанных людей? Может, усиленная охрана положена во время казней, чтоб толпа зрителей не отбила несправедливо осужденных?
        Между тем повозка поравнялась с городскими воротами. Стража, завидев перья на кованых шлемах, немедленно распахнула тяжелые створки. Копыта лошадей и колеса повозки прогрохотали по доскам подъемного моста - и ноздри Лиса уловили мерзкий, сладковатый запах разложения.
        Неприятное это дело, смотреть на трупы, болтающиеся на виселицах, - свежие, полуразложившиеся, некоторые вообще практически скелеты с клочьями засохшего, почерневшего мяса на ребрах, которым побрезговали даже вороны. Даже человек с крепкими нервами порой невольно отвернется, прикрывая лицо полой плаща, чтобы ненароком не вдохнуть трупный запах. Но совсем другое - глядеть на повешенных и осознавать, что сам вот-вот станешь таким же, как они, заняв свое место в ряде виселиц, скорбно торчащих вдоль дороги.
        Кстати, никакой толпы возле места казни не наблюдалось. Так, десяток зевак, стоящих неподалеку от трех свежепостроенных виселиц. Они были довольно тесно натыканы между двумя старыми, почерневшими от времени глаголями, на которых качались два раздувшихся трупа.
        - Эх, - вздохнул дед. - А ведь совсем недавно вешали гораздо реже. Это все новый закон про магию. Слабых-то колдунов много, почитай, каждый десятый может потушить огонь в печи или, скажем, наложить заклинание на тесто, чтоб быстрее всходило. Так нет. Оставили список разрешенных заклятий, которых меньше, чем пальцев на руках, а остальное - запрет под страхом смертной казни. Ох, времена проклятущие…
        Пока дед причитал, процессия остановилась. Рыцарь, следовавший впереди колонны, нетерпеливо махнул стальной перчаткой.
        - Выгружайте, - прогудело из-под шлема.
        Немедленно шестеро легкобронированных стражников спешились и, разомкнув ножные кандалы, сноровисто сбросили пленников с телеги на землю.
        - Полегче, железнолобые! - заверещал Итан. - Доживете до моих лет, узнаете, что такое старые кости. Не хватало мне еще перед смертью получить перелом бедра!
        Стражники заухмылялась было, оценив шутку, однако, подчиняясь окрику одного из сержантов, вновь закаменели лицами.
        К виселицам на низкорослой, но крепкой лошадке подъехал человек в одеянии из домотканой некрашеной материи - похожие носили большинство горожан, не отличавшихся солидным достатком. На голове всадника был надет красный балахон с прорезями для глаз. Спешившись, человек, подставил под глаголи заранее заготовленные чурбачки и принялся ловко привязывать к перекладинам веревки с петлями, отрезая лишние концы большим мясницким ножом. Даже отсюда, с земли, Лису было видно - одна веревка тонкая и из чистого шелка, а остальные две - толстые, грубого плетения. Похоже, за одного из пленников палачу точно проплатили заранее.
        Старик, извиваясь ужом, исхитрился сесть на земле.
        - Ну вот, даже костюма для палача не нашли приличного, только на балахон и расщедрились, - огорченно произнес Итан. - Конечно, для голытьбы вроде нас и так сойдет. Зато охрана - прям как у лордов каких.
        Выговорившись, старик тихонько свистнул. Человек в балахоне немедленно отреагировал, повернув голову. Тестомес метко плюнул, и к ногам палача упала тяжелая монета.
        «Не иначе, старик ее за щекой держал, - с легкой завистью подумал Лис. - Теперь ему точно быстрая смерть уготована. В отличие от меня».
        Палач наклонился было за подношением, но окрик мага гильдии Сенситов опередил его.
        - Не трогать! - словно плетью хлестнул яростный голос.
        - Проклятый маг! - прошипел Итан.
        Только сейчас Лис сумел рассмотреть того, о ком говорил Тестомес. В сказках, которые рассказывал Лису в детстве дядька Стафф, все волшебники были старцами, убеленными сединами, в колпаках со звездами и с красивыми посохами в руках.
        Но этот маг был полной противоположностью устоявшимся образам детства. Опытный всадник сжимал коленями бока тонконогого жеребца, наверняка стоившего целое состояние. Легкий, но очень дорогой доспех покрывал его тело, словно чешуя сказочной рыбы, переливаясь при каждом движении. Черные, прямые волосы выбивались из-под открытого серебряного шлема со стрелкой, спускающейся на тонкий нос. Пожалуй, только отсутствие оружия да черные глаза, горящие неестественным, потусторонним светом, отличали мага от герцога или графа, которых, как говорил дядька Стафф, развелось в последнее время, как блох на собаке.
        - Не трогать! - повторил маг.
        - Скотина… - еле слышно прошептал Итан.
        Один из всадников с красной повязкой на рукаве кольчуги развернул пергамент и скороговоркой зачитал приговор.
        - Именем графа Стоуна, правителя города, приговариваются к повешению торговец Вилли Обманщик, простолюдин Итан Тестомес и безымянный член преступной гильдии Воинов Ночи, выползший на нашу священную землю из Черного Пятна. Все преступления вышеназванных лиц записаны в архивах города, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Скреплено городской печатью, печатью служителей Высших и знаком гильдии Сенситов.
        - И эти приложили свои грязные лапы, - презрительно сплюнул на землю Итан.
        Тем временем палач закончил свою работу, спрыгнул с последнего чурбака и уставился на всадников, словно сторожевая собака, ожидающая команды.
        - Приговор привести в исполнение, - приказал всадник с повязкой.
        - Ну что ж, бывай, парень, - подмигнул дедок Лису. - Глядишь, встретимся в Обители мертвых.
        Человек в красном балахоне хорошо знал свое дело. Легко подхватив связанного толстяка под мышки, он ловко пристроил его на чурбак под виселицей. Пока палач затягивал на мясистой шее шелковую веревку, торгаш еле стоял на ногах, тупо хлопая глазами и пытаясь осознать происходящее.
        Правда, прийти в себя он так и не успел. Резкий удар ногой выбил чурбак из-под толстяка. Тот захрипел, но палач быстро подскочил к начавшему раскачиваться телу, обхватил его за пояс и со всей силы рванул книзу, вложив в рывок весь свой вес.
        Видимо, палачу заплатили очень хорошо. Настолько хорошо, что он перестарался. Шелковая веревка легко перерезала кожу и мышцы шеи. Послышался треск разрываемой плоти и хруст позвонков…
        Палач вместе с телом толстяка рухнул на землю, а под ноги лошадям, разбрызгивая кровь во все стороны из порванных артерий, покатилась щекастая голова торгаша. Породистые кони, больше привыкшие к парадам, чем к битвам, захрапели и сдали назад. Всадник с повязкой, читавший приговор, едва не вывалился из седла - хорошо, что Сенсит вовремя поддержал его за плечо.
        Палач, забористо матерясь, выполз из-под обезглавленного тела. Его одеяние было теперь сплошь залито кровью, быстро впитывающейся в домотканую материю.
        - Ну вот, теперь у нас палач самый настоящий, - хмыкнул дед. - Весь красивый и в красном. А Обманщик и здесь всех обманул. Приехал вешаться, а сам обезглавился, как благородный. Ну что, парень, твоя очередь. Меня они, похоже, точно решили оставить на закуску.
        Палач, безуспешно пытаясь вытереть окровавленные руки об мокрую одежду, подошел к Лису, взвалил его на плечо, словно тюк с мукой, и направился к виселице. От положения вниз головой и бьющего в нос сладковатого запаха свежей кровищи Лиса слегка замутило, но он тут же успокоил себя мыслью, что это ненадолго.
        Это в течение жизни человек постоянно о чем-то тревожится, мечется, думает, как бы ему прожить этот день, следующий и еще много-много других дней, которые ждут его впереди. Когда же настает самая главная минута, о будущем уже не думается. И последние мгновения кажутся какими-то ненастоящими, словно череда нарисованных картинок мелькает перед глазами. А за ними уже клубится, готовится принять свою жертву вечная ночь, которая вот-вот разорвет хрупкую нарисованную картинку самого последнего дня…
        Лис удивился сам себе. Оказывается, смерть - это совсем не страшно.
        Палач поставил его на чурбак, прошипел злобно на ухо:
        - Не дергайся, щенок, а то умирать будешь долго и больно.
        Но Лис и не думал дергаться. Наоборот, он стоял спокойно и улыбался настолько, насколько позволяли обгоревшие губы. Вот и закончились его мучения. Еще несколько мгновений - и больше никакая тварь не посмеет бить его, истязать, глумиться над ним. Еще совсем немного, и он больше не будет принадлежать этому миру, где крылатые чудовища сжигают деревни, а чудовища бескрылые вырывают языки у себе подобных и с легкостью отправляют их на смерть.
        Палач подергал веревку, проверяя еще раз, хорошо ли она закреплена. Перед лицом Лиса закачалась петля. Человек в балахоне поймал ее и раздвинул пошире, собираясь надеть на шею парня веревочное кольцо…
        Но тут за спиной палача что-то громко хлопнуло.
        Человек в балахоне нервно дернулся. Понятное дело, такое не каждый день услышишь, будто взорвался бычий пузырь величиной с дом. Голова в балахоне повернулась на звук, и Лису, уже конкретно приготовившемуся к смерти, из-за палаческого плеча открылась удивительная картина.
        Виселицы, торчащей напротив через дорогу, больше не было. Вместо нее и обглоданного скелета, болтающегося на веревке, на земле чернело большое круглое пятно, будто на этом месте кто-то жег огромный костер, а потом смел в сторону угли и головешки. А в центре пятна, недоуменно озираясь, стоял человек в странной, невиданной одежде.
        Свободный костюм, одетый на человеке, был трехцветным. Светло-зеленые пятна чередовались с коричневыми и темно-зелеными, будто в красильне кто поглумился над одежкой. И кто ж такое на себя напялит-то по трезвости?
        Поверх костюма на странном незнакомце красовался отлично подогнанный по фигуре зеленый жилет с множеством карманов, наверно, очень удобная штука для любого мастерового - куча нужных мелочей всегда под рукой. На ногах - сапоги, зачем-то разрезанные спереди и стянутые веревочками.
        В руках человек держал странную штуку, похожую на арбалет без лука, а за спиной у него висело что-то длинное в матерчатом чехле. И еще кое-что было за спиной у этого странного незнакомца. Позади него мерцал ореол, формой смахивающий на полукруглые крепостные ворота. И там, в глубине этих врат, Лис различил смутные силуэты каких-то развалин, стоящих на серой, словно посыпанной пеплом земле. Впрочем, призрак разрушенного города был мимолетным. Сердце не успело ударить дважды, как видение поблекло и исчезло, словно его и не было. А вот человек остался, из-под пятнистого балахона цепким взглядом ощупывая вооруженных всадников, словно прикидывая, что можно от них ожидать.
        - Нечистый! - первым очнулся от шока рыцарь. - Убить его!
        Вот это было понятным и привычным. Когда человек видит что-то непонятное, он обычно подвисает с открытым ртом, соображая, что же ему делать и как реагировать на происходящее. Но, получив простое и доступное объяснение, растерявшийся обычно быстро выходит из ступора и начинает реагировать на чудо так, будто это и не чудо вовсе, а все так и должно было быть. Начальство растолковало - перед тобой нечистый, которого надо превратить в подушку для копий и болтов. Значит, думать нечего. Ему, начальству, как всегда, виднее.
        Оба стрелка, одновременно откинувшись на луки седел, сноровисто натянули сплетенные из воловьих жил тетивы легких кавалерийских арбалетов. Даже болты в пазы вложить успели и разом прижали к плечу приклады…
        А вот выстрелить не получилось.
        Незнакомец пристально наблюдал за телодвижениями стрелков городской стражи, словно сомневаясь - к нему ли относится выкрик мага или это просто так принято здесь - встречать гостей салютом в воздух из арбалетов? Но поняв, что стрелять всадники собираются вовсе не в небо, повел себя довольно странно. Дернул что-то у своего арбалета-инвалида, словно сбоку какую-то неровность оторвать хотел, вскинул его чуток быстрее, чем закованные в железо стражники свои арбалеты…
        И тут случилось еще одно чудо.
        Изуродованное оружие пришельца тявкнуло несколько раз, словно злая псина на подворье, из его передней части вырвались махонькие язычки пламени и несколько струек серого дымка, абсолютно безобидного с виду. Дядька Стафф и то намного сильнее своей трубкой небо коптил, когда возле дома на лавке сидел.
        Однако от этого дымного тявканья обоих всадников словно кувалдой приласкало. Один выронил арбалет и схватился за лицо. Но удержать ладонями кровищу, хлынувшую из-под шлема, у него не получилось. А второй просто вылетел из седла и повис на стременах. Лошадь, обезумевшая от резкого рывка поводьев, ударила крупом, но сбросить тяжеленного всадника не смогла. Поняв, что от груза так просто не избавиться, она оскалила разодранную пасть и с места рванула в галоп, волоча за собой по пыльной дороге безвольное тело стражника.
        Рыцарь и его эскорт, только что готовый ринуться в атаку на незваного гостя, нерешительно придержали коней. Никому не хотелось лезть под невидимые стрелы, разящие столь точно и страшно.
        - Порох, - негромко произнес Итан, валявшийся неподалеку от виселицы.
        - Порох, - эхом его слов прорычал конный маг, почему-то при этом плеснув немного воды себе в ладонь из поясной фляги. После чего коротким, но резким движением он махнул рукой в сторону пришельца.
        Смешно это, конечно, смотрелось со стороны - в колдуна, владеющего огненным чудо-оружием, водой кидаться. Но от ладони мага отделились не бесцветные брызги, а светящийся голубым светом небольшой шар, по мере приближения к стрелку стремительно увеличивающийся в размерах.
        Пришелец, однако, тоже оказался не лыком шит. Он ловко кувыркнулся вбок, одновременно выстрелив из своей тарахтелки по летящему шару.
        На сверкающем снаряде, брошенном магом, образовались черные пятна. Но на полет шара это не повлияло. Напротив, он, вслед за стрелком, изменил направление полета - и накрыл его в тот момент, когда пришелец завершил свой кувырок, ловко выйдя в положение для стрельбы с колена.
        Однако, вопреки ожиданию, ничего ужасного не произошло. Просто на стрелка и его оружие словно кто-то ушат воды опрокинул. Мгновенно и сам он, и его одежда стали мокрыми, а под ним образовалась неслабая лужа грязи, впору полудюжине свиней понежиться, все как одна поместились бы.
        Но пришельцу грязь была не помеха. Он лишь нехорошо оскалился, вскинул свой безлучный арбалет… но вместо свирепого тявканья в воздухе послышался лишь безобидный щелчок.
        В следующее мгновение рыцарь выхватил меч, ткнул им в сторону незнакомца, заорал: «Вперед!» и вонзил в бока коня стальные шпоры.
        Все это было, конечно, очень красиво со стороны - атака закованных в сталь всадников на одинокого безоружного человека. Но Лису все это как-то вдруг стало совсем неинтересно. Потому что он одновременно почувствовал резкую боль в ноге и возле левого запястья.
        Машинально он дернул рукой - и вдруг понял, что ремни, стягивающие за спиной его предплечья, больше не режут кожу и плоть, а висят почти свободно.
        Всякое связанное существо, почувствовав, что путы ослабли, попытается освободиться. Это нормально, даже когда перед твоим лицом качается веревочная петля и сам ты стоишь на пороге неминуемой смерти. Дядька Стафф, рассказывая про случаи, когда смертельно раненные звери все равно до последнего пытались уползти от охотников, произносил мудреное слово «инстинкт». Что это такое, Лис тогда так и не понял, но сейчас ему, измученному, избитому, израненному, внутренне приготовившемуся к неминуемой смерти, вдруг почему-то остро захотелось жить.
        Палач повернулся к нему спиной, забыв о своих обязанностях и наблюдая за происходящим. Лис же, сбросив с себя волшебным образом ослабевшие путы, не спрыгнул с чурбака и не побежал, что было бы вполне естественно. Так он поступил бы, например, вчера, оказавшись в подобной ситуации. Но сейчас Лис совершенно неожиданно для самого себя протянул руку, выдернул нож из чехла на поясе зазевавшегося палача и абсолютно хладнокровно, словно поросенка на подворье резал, левой рукой прикрыл рот своего несостоявшегося убийцы, а правой всадил клинок в то место, где под красным балахоном должна была находиться мочка уха. После чего, отклонившись влево, парень рванул нож вперед и от себя.
        Ладонь, сжимающая рукоять, почувствовала хруст перерезаемой трахеи и вязкое сопротивление мощных мышц шеи. Но нож палача был остро отточен, и, успешно преодолев сопротивление плоти, клинок очень быстро вырвался на свободу.
        Вероятно, грузный палач страдал полнокровием, так как алый фонтан из перерезанной шеи заплечных дел мастера ударил на пару локтей вперед. Но рыцарю, сержантам и страже сейчас было не до него и уж точно не до висельников, которым по-любому никуда не деться от всадников. Они смотрели совсем в другую сторону - на странную пятнистую фигуру, которая, отбросив свой ставший бесполезным огненный арбалет, почему-то не бежала в ужасе, а как стояла на одном колене, так и продолжала стоять.
        Палач сполз вниз, ладонь Лиса, зажавшая рот, приглушила предсмертный хрип. Хотя это было, в общем-то, и не нужно. Топот копыт, лязг доспехов, щитов и оружия заглушили бы даже истошный вопль. Сейчас бы самое время бежать, но Лис стоял столбом на своем чурбаке с окровавленным ножом в руке и, раскрыв рот, наблюдал за происходящим.
        Рыцарь, скакавший впереди всех, красиво замахнулся мечом, рассчитывая покончить с неподвижной жертвой одним ударом. Клинок уже опускался вниз, когда коленопреклоненный стрелок вдруг ринулся вперед, как показалось Лису, навстречу смертельному удару.
        Но парень ошибся.
        В руке стрелка мелькнул нож… и меч рыцаря распорол воздух. Пятнистый пришелец ловко поднырнул под удар, а рыцарь, так и не успев вернуть меч из нижней точки своего удара, со всего маху вдруг грохнулся с коня вместе с седлом, прямо в свежую лужу.
        «Подпруга, - догадался Лис. - Пришелец перерезал подпругу!»
        Успех пятнистого был очевиден, но для него бесполезен - лавину конников, набравших скорость, было уже не остановить, и смерть победителя была лишь делом очень непродолжительного времени. На странного пришельца из ниоткуда уже летел сержант с копьем, отставший от рыцарского коня всего на два корпуса. Смертоносное, остро отточенное жало смотрело прямо в грудь пятнистого. Лис машинально закусил губу, во рту сразу стало солоно. Но боли парень не почувствовал - настолько его захватило развернувшееся перед ним зрелище.
        От кончика наконечника копья до тела загадочного пришельца из ниоткуда оставалось не более локтя, когда тот вдруг резко сместился в сторону, схватился за копье и резко дернул его на себя.
        Не ожидавший такого маневра сержант выпустил свое оружие и, по инерции пролетев вперед, не успел отвернуть своего коня от внезапно возникшего перед ним препятствия.
        Породистый жеребец упавшего рыцаря, потеряв седока, остановился и попытался развернуться - посмотреть, что это такое странное и небывалое случилось с хозяином? В это время, втоптав рыцаря копытами в грязь, в жеребца и врезалась лошадь сержанта.
        От страшного удара в бок бронированный конь потерял равновесие и грохнулся наземь. Сверху на него немедленно свалилась еще одна куча железа - сержант вместе со своим конем.
        Лис искренне порадовался успеху незнакомца - но оказалось, что преждевременно.
        Следующего всадника пятнистый встретил, уперев трофейное копье наконечником в землю, - наверно, надеялся таким образом выбить легкобронированного стражника из седла. Но оказалось, надеялся напрасно. Даже дети малые знают, что кавалерийские копья делаются из очень хрупкого дерева, чтобы при ударе они ломались, а не выносили самого всадника из седла. Стражник сразу разглядел, что пришелец почему-то выставил вперед не острие копья, а его тупой конец, и, просто прикрыв грудь щитом, принял на него удар.
        Копье разлетелось в щепки. Стрелок из волшебного оружия попытался уйти от удара лошадиным нагрудником, но успел лишь немного отклониться в сторону.
        Удар пришелся по касательной, но этого пятнистому вполне хватило. Его сбило с ног, развернуло в воздухе… Он упал на землю…
        - Путы! Разрежь путы!!!
        Лис вздрогнул и обернулся на голос - резкий, визгливый, режущий прямо по нервам.
        Это верещал Итан, которому, похоже, битва одиночки против кавалерии была глубоко до одного места. Сейчас он, некрасиво перекосив рот, пытался доораться до Лиса, всецело поглощенного невиданным зрелищем.
        - Ремни мне на руках разрежь, придурок! - заходился дед. - Сейчас они его прищучат, и тогда тебе за убитого палача виселица медом покажется! И мне заодно. Кожу снимут медленно, свяжут и оставят на солнце, мухам и воронам на прокорм! Ты этого хочешь, деревня?
        Лис не особо понял, как освобождение Тестомеса избавит его от снятия кожи. Тем не менее он спрыгнул с чурбака, подбежал к старику и двумя ударами ножа перерезал путы, стягивающие его руки. При этом парень обратил внимание, что с его собственного запястья на землю падают капли крови. Да и штанина распорота, а под ней, судя по ощущениям, глубокая кровоточащая царапина. Не иначе, колдовской арбалет незнакомца стрелял невидимыми болтами и один из них, отскочив то ли от шлема стражника, то ли от шара колдуна, перебил ременной узел на руках Лиса. При этом, правда, неслабо пропорол руку и ногу слегка задел. Но по сравнению с петлей на шее это так, мелочи. Похоже, еще удастся пожить немного. Только вот освежевать себя заживо Лис точно не даст и нож до последнего мгновения из рук не выпустит. Пусть лучше конями затопчут, а всяко умереть в бою, как тот пятнистый, и легче, и приятнее.
        Подумал - и удивился сам себе. Ну и мысли у него появились! Раньше ничего подобного и в голову бы не пришло. А сейчас…
        Но тут ему пришлось удивиться еще сильнее.
        Стряхнув с кистей обрезки ремней, Тестомес поднялся на ноги и тут же принялся делать руками странные движения, будто и вправду комок невидимого теста месил.
        Лис смотрел во все глаза на невиданное чудо. Меж морщинистыми ладонями старика воздух с каждым мгновением становился гуще, плотнее, по поверхности вязкой массы начали, потрескивая, проноситься крохотные молнии. И вот в руках Итана уже не бесформенное нечто, а полупрозрачный шар, только что слепленный прямо из воздуха.
        Между тем всадники сбились в кучу над телом пятнистого пришельца из ниоткуда. Что там делалось, видно не было, лишь медленно поднимались и опускались тяжелые копья. Двое сержантов не принимали участия в общей забаве. Спешившись, они помогли рыцарю подняться на ноги - иначе б тот наверняка захлебнулся в грязи. Тот, откинув забрало, залепленное коричневой жижей, заорал дурным голосом:
        - Подать мне мой меч! - и, получив требуемое, ринулся в гущу всадников. Не иначе, мстить.
        Но был еще один человек, не рвавшийся добить виновника свалки.
        Маг в чешуйчатой кольчуге, отъехав в сторону, равнодушно прихлебывал из фляжки, с иронией наблюдая за беснующейся стражей. Внезапно он резко повернул голову влево - небось, краем глаза заметил движение. Он даже крикнуть успел, даже на ладошку щедро плеснул из фляги… Но что именно он собирался сделать, так и осталось невыясненным. Потому что Итан с силой метнул свой шар, сложным движением закрутив его при броске.
        Полупрозрачный снаряд послушно полетел вперед. Немного помедленнее, чем водяной пузырь городского мага, но тоже с весьма приличной скоростью. Лису движение странного предмета, созданного Итаном, напомнило снежный ком, катящийся с горы. В полете шар вращался, зримо наматывая на себя новые слои воздуха. В результате к группе всадников подлетел снаряд размером с груженый воз.
        Раздался глухой звук, словно пыльным мешком с шерстью кого-то по загривку приласкали…
        Шар исчез, но Лис увидел, как возле группы всадников по воздуху внезапно пошла крупная рябь, будто по воде, в которую бросили огромный камень. И от этой стремительно разраставшейся ряби всадники разлетелись во все стороны, словно игрушечные солдатики.
        Конь рыцаря и лошадь сержанта уже давно сумели подняться на ноги и вдумчиво обнюхивали друг друга. И только потому, что они стояли в стороне, их и не сшибло с ног вторично.
        Наверно, это было последней каплей. Свежевлюбленная парочка одновременно решила, что на сегодня с них хватит - служба службой, а свой хвост всяко дороже, - и бок о бок рванула подальше от места столь бурно разворачивающихся событий. То, что они бежали в сторону виселиц, коней совершенно не пугало - за свою жизнь четвероногие породистые зверюги уже давно успели привыкнуть к виду и запаху полуразложившихся мертвецов, поэтому воспринимали их как нечто само собой разумеющееся.
        Но воплотить свое намерение в жизнь у них не получилось. Внезапно перед беглецами выросла мягкая, но непреодолимая стена плотного воздуха, за которой стоял суровый старикан, выставив перед собой ладони с длинными худыми пальцами. В следующее мгновение стена исчезла, но жилистые руки уже держали обоих коней под уздцы.
        - Быстрее! - заорал Итан, с неожиданной для его лет ловкостью вскакивая в седло. Второй раз повторять Лису не пришлось. Конечно, на таком откормленном и мощном коне ему прежде ездить не доводилось, но кто ж из деревенских верхом скакать не обучен?
        Миг - и он уже в седле. Конечно, от прыжка качнуло его нехило, сказалось пережитое. Но высокая лука надежно фиксировала спину, а широкое седло словно специально было приспособлено для того, чтобы ослабевший всадник из него не вывалился.
        - Вперед! - выкрикнул Тестомес, сильно шибанув коня пятками по бокам, нарочно для этих целей не прикрытым броней.
        Конечно, стариковские пятки - это не стальные рыцарские шпоры. Но, видимо, конь решил, что первое предпочтительнее второго, и, бряцая броней, рванул вперед. Правда, проезжая мимо своего хозяина, вновь оказавшегося в луже, притормозил немного и всхрапнул вопросительно, словно поинтересовался напоследок: ты живой там, кормилец мой бывший?
        Но Тестомес умел управляться с животными. Он просто наклонился и что-то шепнул на ухо коню. Тот мотнул башкой недовольно, типа, понимаю, не маленький, и двинул вперед, тем более что впереди маячил белый, завлекательно-шелковистый хвост его новой подруги.
        Однако небольшая заминка оказалась с последствиями.
        Пятнистая тряпка, почти что слившаяся с заляпанной грязью травой, вдруг шевельнулась - и оказалась вполне себе целым пришельцем из ниоткуда. Вскочив на ноги, незнакомец подхватил с земли длинный чехол, который, похоже, все это время прикрывал собственным телом, подскочил к коню Тестомеса, ухватился за луку седла и одним прыжком оказался позади деда.
        - Ты что это? - опешил Итан. - А ну, пшел вон, нечисть!
        Незнакомец не ответил. Зато Тестомес очень явственно ощутил, как в ребро ему уперся острый кончик ножа. Доходчивый довод, не требующий дополнительных разъяснений.
        - Все понял, - быстро пробормотал дед. - Так бы сразу и сказал. Н-но, родимый, вперед!
        Конь фыркнул было - кому ж дополнительный вес понравится? Но закованный в броню рыцарь при оружии и щите всяко тяжелее невесомого старика и жилистого парня с какой-то зачехленной палкой. Плюс отсутствие шпор. Плюс удаляющийся крепкий круп новой подруги… В общем, конь больше фыркать и выпендриваться не стал, а просто поскакал вперед, оставив позади хозяина, ворочающегося в луже, словно большая стальная черепаха.

* * *
        - Ты чего, тоже немой, что ли?
        Пятнистый, сидевший сзади, не ответил. Он был занят. Одним из своих ножей он перерезал ремни, на которых крепилась конская броня. Вот, грохоча на камнях, полетели на дорогу обе полукруглые пластины, защищающие круп, вот под ноги жеребцу упала грудная защита… Обрадованный конь сразу припустил быстрее, время от времени мотая башкой, запакованной в сталь, словно говоря: ну, а этот-то груз когда снимете?
        - Потерпи маленько, - прошептал ему на ухо Тестомес. - Боюсь, сейчас стража придет в себя, в головах у них звенеть перестанет, и она за нами припустится. Так что надо побыстрее до Клыков Дракона добраться. Там пещеры, где они нас ни в жисть не найдут. Так что башку тебе тоже распакуем, только погоди чуток.
        Заснеженные пики гор, словно копья проткнувшие небо, были с виду почти рядом, рукой подать. Однако такое впечатление всегда обманчиво. Горы коварны. Они притягивают путника своим грозным великолепием, обещая прохладу рек и глубокую тень пещер, спасающих от полуденного солнца. Они словно говорят: вот они мы, ты же видишь, как просто доехать до нас. Только пришпорь коня - и такой близкий мираж, плавающий в невесомом тумане, окажется явью…
        Но скольких они обманули…
        По обеим сторонам заброшенной дороги то и дело мелькали выбеленные дождями кости. Многие, очень многие нашли свой последний приют на дороге к Клыкам Дракона. Горы не любят торопливых…
        Но сейчас деваться было некуда. Позади, в пяти полетах стрелы маячили латы конной стражи. Лис тоже облегчил свою лошадь, по примеру пятнистого незнакомца срезав с нее броню, потому беглецам удалось увеличить разрыв между собой и погоней. Но было понятно: рыцарь, претерпевший двойной позор, будет гнаться за преступниками вместе со всей своей свитой до конца - неважно чьего, их или своего.
        - Плохая дорога, - кряхтел Итан, по тюремной привычке разговаривая сам с собой. - Клыки Дракона - это верная смерть, нормальные люди в эти места давно не забредают. А больше некуда. За укрывательство беглых рабов и преступников - смертная казнь, вольных грамот у нас нету, денег тоже. Только два боевых коня да пятнистый выходец незнамо откуда. С таким багажом только и доедем до первого патруля.
        Погоня длилась уже несколько часов, и все устали преизрядно. И тяжелые кони, не привыкшие к дорогам, все больше и больше уходящим вверх, и люди, измотанные дневными приключениями и долгой тряской. Понятное дело, что любой, кто родился на этой земле, в седле держаться умеет, если он не раб и не калека. Но беглецам за прошедший день досталось неслабо, и они еле держались в седлах. Даже пятнистый сник, хотя поначалу казался двужильным. Сейчас он еле сидел на коне, держась за луку седла.
        - Потерпи немного, - обернувшись, сказал Тестомес. - Темнеет. Скоро они остановятся и зажгут костер. По ночам латники не воюют и погони не устраивают. Оступится конь, ногу сломает - и придется обратно в город пешком идти, на горбу волоча и свою казенную броню, и лошадиную, которая сама по себе тройки хороших коней стоит.
        И правда. Едва солнце скрылось за горными пиками, как обернувшийся Лис заметил позади огонек. Протянув руку, парень хотел сказать по привычке, мол, смотрите, враги на ночевку остановились, но из груди вырвалось лишь мычание, вместе с которым острая боль пронзила обширный ожог во рту.
        - Вижу, сынок, - вздохнул Тестомес, придерживая усталого коня. - Ты молчи лучше, быстрее заживет. Эх, бедолага, такой молодой…
        Лагерь разбили быстро. Пригодились два ножа пятнистого и трофей Лиса. Стреножив коней, нарубили сухого придорожного кустарника для костра, после чего опустошили небольшие, украшенные гербами седельные сумки.
        Трофеев набралось немного. Небольшие стальные пластины для выковыривания камешков из подков, иглы, дратва для починки сбруи и несколько кусков вяленого мяса, завернутых в тряпки. Последнее оказалось весьма кстати, как и ручей, который обнаружили в темноте неподалеку по тихому журчанию воды.
        Пятнистый на удивление сноровисто развел небольшой костерок, почему-то не дававший дыма. Да и со стороны его не видать было, так как незнакомец не поленился натаскать камней и обложить ими огонь со всех сторон. Да и мясо подогреть так оказалось сподручнее - нанизал на веточку, положил на два камня, и только не забывай крутить ее на манер вертела.
        Тестомес протянул Лису горячий кусок солонины, но тот лишь покачал головой. Воду из ручья пил, так от боли чуть не отрубился. А уж соленое мясо жевать с такой раной во рту - вообще нереально.
        Итан с досадой хлопнул себя по лбу.
        - Вот ведь, дурень старый. Ты ж еще с неделю только воду пить сможешь, пока там все заживет. Ну, потерпи, парень. Боль я слегка приглушу, но более вряд ли чем помогу.
        Старик поднес к своим губам ладонь и, глядя в глаза Лису, слегка подул на нее, будто пушинку сдувал. Хоть Тестомес сидел и в двух шагах от парня, тому почудилось, что теплый, ласковый ветерок погладил его лицо, проник меж полуоткрытых растрескавшихся губ… и действительно, тупая, ноющая боль на месте страшной раны пошла на убыль.
        - Вот такие дела, - сказал старик, поворачиваясь к пятнистому. Тот угрюмо жевал кусок мяса, неотрывно глядя в огонь, словно хотел рассмотреть в нем что-то очень важное.
        - Теперь что с тобой-то делать, басурман? - задумчиво произнес Итан. - Ты ж по-нашему не разумеешь, верно?
        Пятнистый не ответил. Видимо, разглядывание языков пламени было для него намного интереснее стариковской болтовни.
        - Ладно, - кивнул Тестомес. - Сейчас попробуем.
        И принялся крутить руками хитрые финты, при этом время от времени дуя на пальцы и тряся ими, будто кипятком обжегся. Однако манипуляции старика не произвели на незнакомца ни малейшего впечатления. Он даже взгляда от огня не оторвал, хотя посмотреть было на что.
        Слабый дымок от костра, стелющийся по земле, внезапно ожил. Вздрогнул, словно змея, почуявшая блюдечко с молоком, и потянулся к пальцам Тестомеса, явно привлеченный замысловатыми движениями человека. Но тот не зевал. Миг - и дымок оказался в плену пораженных суставной болезнью, но при этом на удивление гибких пальцев. Серая полупрозрачная змейка попыталась вырваться, да только не тут-то было. Лис не успел и глазом моргнуть, как дымок был многократно скручен, свернут и прокатан меж ладонями, превратившись в крохотный, но довольно плотный серый шарик. Его-то и отправил Тестомес через костер сильным щелчком указательного пальца.
        Хоть и был шарик небольшим, хоть и летел он с приличной скоростью, но пятнистый успел отреагировать. Лис так и не понял, как таинственный пришелец из ниоткуда достал один из своих ножей, тот просто оказался в руке. Молниеносный удар - и шарик распался надвое… но на его полет это никак не повлияло. Половинки крохотного снаряда свободно обтекли широкий клинок с двух сторон, соединились в воздухе… и круглый комочек сильно ударил незнакомца в точку между носом и верхней губой.
        На мгновение лицо пятнистого окуталось серым туманом. Он закашлялся, выронил нож и упал на траву, хватаясь за горло. Лис бросился было помочь, но Тестомес жестом остановил парня.
        - Не паникуй, сейчас все закончится.
        И правда. Пятнистый отхрипел, откашлялся и отплевался довольно быстро. После чего вскочил, подхватил с земли нож и замер на месте, сверля старика нехорошим взглядом.
        - Ты что, дед, совсем охренел? - процедил он сквозь зубы.
        - А ты как хотел, сынок? - приподнял мохнатые брови Итан. - Изучение языков всегда и во все времена было делом трудным и тошным до невозможности.
        Пятнистый катнул желваками и резким, отточенным движением бросил нож в ножны.
        - Хоть бы предупредил, - проворчал он, вновь присаживаясь у костра.
        - Как, ежели ты нашего языка не знал? - невинно поинтересовался старик.
        - Логично, - с неохотой согласился пятнистый.
        - Звать-то тебя как, человек пришлый? - поинтересовался Тестомес.
        - В моем мире звали Снайпером. Уже сам не знаю, то ли прозвище это, то ли позывной, то ли уже имя…
        - Сна… сна… пе…
        Непривычное слово чужого языка с ходу не давалось.
        - Снар проще будет? - бросил незнакомец с трудным именем.
        - Ясно дело, проще, - улыбнулся старик. - А я Итан Тестомес. Как парнишку звать - не знаю, немой он.
        - Это я понял, - кивнул Снайпер. - Кстати, думаю, Тестомесом тебя не зря прозвали. Месишь ты знатно, что воздух, что всадников.
        Старик махнул рукой.
        - Я что. Маги воздуха самые слабые. С конниками повезло, они поздно шар увидели. Вот водяные маги - это да, они могут. Магия земли еще мощнее, но про нее я лучше помолчу, запретная она. А вот магия огня утрачена людьми…
        - Ну, слабый не слабый, а тем друзьям, что вас вешать приехали, хватило на орехи по полной, - отметил Снайпер. - Кстати, а ты любому языку вот так запросто обучить можешь?
        - Не-а, - покачал головой Тестомес. - Только тому, что знаю сам. Так что драконьего языка через Серый Дымок ты точно не выучишь. Да и никто не выучит. Люди его давно позабыли, как и магию огня. Теперь ею владеют только драконы…
        - А что, в этих местах не только железные болваны на конях, но и драконы водятся? - удивился пятнистый.
        - Ага, - кивнул старик. - И еще горные волки-оборотни, демоны-кутрубы, вурдалаки порой попадаются…
        - Ну, по ходу, я конкретно попал, - вздохнул Снайпер. - Допутешествовался между мирами то ли до сказки, то ли до дурдома.
        - Это не сказка, - усмехнулся Итан. - Это реальность, страшная порой до жути. Например, вон тому парнишке, что хворост в костер подбрасывает, ночью язык отрезали за здорово живешь и на виселицу послали ни за что ни про что.
        - Знакомая история, - кивнул пятнистый. - Это во всех мирах случается. А тебя за что вздернуть хотели?
        Итан усмехнулся снова, обнажив редкие зубы.
        - А за то, что пришлого человека от горячки вылечил. Соседи-то все знали, что я магию воздуха практикую помаленьку, да помалкивали - я их не раз выручал. А тут как-то пришел человек со стороны и упал посреди улицы. Трясется весь, видно, что помирает. Ну, я сдуру и пожалел. Занес домой, положил на стол да и выдул из него болезнь ту. Крепко сидела, аж пот прошиб два раза, пока ее выгнал, проклятущую. Ну, он встал, поблагодарил, заплатил щедро. И ушел. А наутро ко мне городская стража нагрянула, повязали - и в темницу. Десять дней пытали, хотели, чтоб сам сознался в ворожбе. А на одиннадцатый устали и решили так повесить, без признания.
        - Магию воздуха…
        Снайпер потер виски.
        - Охренеть. Если б сам не выучил ваш язык за секунду, никогда бы не поверил.
        - А сам-то ты откуда будешь, Снар? - поинтересовался Итан.
        - Из другого мира, - спокойно ответил Снайпер, словно говорил о другом городе.
        Странно, но Тестомес не удивился, лишь слегка головой кивнул.
        - Понимаю. И там тоже так же, как и у нас?
        - Не так, - качнул головой Снайпер. - Тоже хреново, но по-другому. И где хреновей, здесь или там, я пока не понял.
        После чего перевел разговор на другую тему - похоже, беседа о мире, из которого он пришел, была ему неприятна.
        - Кстати, это ты рыцарей разбросал?
        - Я, перехожий, - вздохнул Итан. - Правда, рыцарь там был только один, остальные так, городские болваны. Настоящие рыцари тебя бы вмиг на фарш изрубили, если б кучей навалились.
        - И так неслабо досталось, - поморщился пришелец из иномирья, которого Тестомес назвал странным прозвищем «перехожий» - наверно, за умение путешествовать между мирами. - Только и успевал от копий уворачиваться. Если бы они друг другу не мешали, некого б тебе было сегодня языку учить. Кстати, расскажи поподробнее про ваш мир.
        - А чего рассказывать? - пожал плечами Тестомес. - В стародавние времена люди большую силу имели. Но что-то не поделили, и началась страшная война. Огромные огненные стрелы, падающие с неба, стирали с лица земли целые города и народы, и не было спасения никому. Наконец воевать стало некому. Горстке выживших людей досталась обгоревшая земля, пораженная страшной болезнью. Более того - огненные стрелы вскрыли восемь порталов в иные миры, из которых на нашу землю посыпалась всякая нечисть. Людям пришлось зарыться под землю, словно кротам, и долгие годы жить там, лишь изредка выходя на поверхность…
        Голос Тестомеса был протяжным и слегка заунывным. Старик рассказывал Старую Легенду, которую Лис знал наизусть. Но он все равно слушал, ибо каждый знает - когда кто-то читает нараспев у огня Старую Легенду, все, кто ее слышит, должны сидеть и молча внимать.
        - Прошли годы, десятилетия, века, - продолжал Итан. - Обожженная земля возродилась. Словно старые раны, затянулись плотью времени порталы в иные миры. Прапраправнуки великих воинов прошлого вышли на поверхность, радуясь солнцу, которого многие из них не видели с рождения… Но мир стал совсем другим, не таким, о котором рассказывали древние книги.
        Землей предков стала править нечисть, с которой пришлось драться насмерть для того, чтобы отвоевать себе пространство для жизни. Оружие людей было несовершенным. Старое давно пришло в негодность, а новое оказалось слишком примитивным для того, чтобы бороться с монстрами. Люди отчаялись было, но ненадолго. Очень скоро они обнаружили, что изменился не только мир, но и они сами. Некоторые из них - кто-то в большей, кто-то в меньшей степени - умели подчинять себе стихии и творить магию…
        - Мутации, - понимающе кивнул Снайпер.
        Но Итан продолжал говорить. Старую Легенду нельзя прерывать несмотря ни на что.
        - Обрадованные люди стали превозносить колдунов, которые посредством своих магических способностей быстро очистили для своих соплеменников большие территории, стали строить замки и города вокруг них. И все бы хорошо, но гордыня и зависть поселились в людских сердцах. Слабые стали завидовать сильным, а сильные, среди которых было много магов земли, захотели владеть всей Чистой землей. Еще немного - и грянула бы новая война.
        Но горстка очень сильных Высших магов сумела предотвратить ее. Зачинщики смуты, маги земли, которых люди за их злодеяния прозвали Низшими, были казнены. Высшие же создали гильдию боевых магов-Сенситов, охраняющих мир и спокойствие на Чистой земле, при этом под страхом смерти простым людям было запрещено применение любой магии. Также Сенситы запретили создание огненного оружия и пламенных двигателей, чертежи которых имелись в старых книгах, ибо во многой мудрости много горя.
        Прошли годы. Высшие умерли, но люди продолжали верить, что великие маги живут на небесах и следят оттуда за исполнением своих заветов. Однако все здравомыслящие колдуны понимали, что людей много, а Высших - мало, и не каждого могут выследить и наказать незримые силы. Потому, дабы сохранить существующий порядок, была создана гильдия Чистильщиков Веры, занимающихся уничтожением изобретений и выявлением непокорных…
        Но людям нужно воевать, иначе они просто поумирают от скуки. Такая уж у нашего племени природа. Особенно это нужно баронам, герцогам, графам и рыцарям, которым реально нечего делать в своих замках, кроме как тренироваться с оружием.
        - Наплодили дармоедов и сами же их себе на шею посадили, - пробурчал себе под нос Снайпер. Но Итан и на это не отреагировал.
        - Однажды высоко в горах пастухи нашли большую пещеру, в которой спало невиданное чудовище с огромными крыльями. Бедные люди бежали в страхе, а после рассказали в городе о своей находке. Местный граф, до которого дошли слухи, немедленно решил убить монстра, хотя тот не сделал никому ничего дурного. Это было последнее, что мы знаем о том человеке. Когда в крылатое чудовище полетели стрелы и копья, оно просто дохнуло огнем, и от графа вместе с его людьми остались лишь головешки.
        - Рукокрылы со способностями киборгов? - задумчиво и непонятно проговорил Снайпер. - Почему бы и нет?
        - Но со временем люди нашли способ убивать драконов. Правда, и те научились мстить, и не только сжигая врагов всепожирающим пламенем. Невиданные ранее демоны-кутрубы стали рождаться из Черных Пятен, выжженных драконьим огнем, а людей, случайно или намеренно попавших в эти Пятна, стали считать проклятыми.
        Старый Итан отхлебнул воды из бурдюка - горло пересохло, пока рассказывал Легенду. Теперь можно передохнуть. Теперь - можно.
        - Кто ж намеренно полезет туда, где рождаются демоны? - спросил Снайпер.
        - В Черных Пятнах можно найти не только новорожденного кутруба, но и колдовские предметы, преобразованные огнем дракона. Говорят, тайная секта последователей Низших готова платить за них баснословные деньги. Кстати, слуги Высших тоже охотятся за этими предметами.
        - Ох, как мне все это знакомо, - покачал головой пришелец из иномирья…
        Свет костра не падал на то место, где на камне сидел Лис. Он специально выбрал место подальше от огня, где, присев на корточки, неторопливо мастерил чехол для своего ножа. Нехитрая поделка - отрезанный кусок конского потника, сложенный вдвое и обмотанный веревкой. А все лучше, чем нож за веревочной опояской таскать, того и гляди или сам поранишься, или лезвие веревку перережет. Лис работал, а мысли крутились в голове. Тяжелые мысли, очень далекие от производства примитивных войлочных ножен… Пятнистый - воин, пришедший из другого мира. Итан - тоже воин-маг, хоть и не особо хочет, чтобы его таковым считали. Ему, Лису, немому сироте, чудом выползшему из проклятой земли, не место среди воинов. Им есть о чем поговорить, а он даже не может сказать этим людям свое имя. И помочь ничем не может. Таким, как они, помощь не нужна. И обуза - тоже. Рыцарский конь, конечно, зверюга мощная, но все-таки нести на себе одного человека проще, чем двоих. Настанет рассвет, стража вновь ринется в погоню. Но если под беглецами будут отдохнувшие животные без брони и лишнего груза, они наверняка смогут уйти…
        Лис засунул нож в готовый чехол и поднялся на ноги. Он принял решение.
        - Ты куда? - обернулся на движение Итан.
        Парень пояснил недвусмысленным жестом, мол, до ветру надо.
        - Понятно, - кивнул старик. И вновь повернулся к Снайперу.
        Лис отошел подальше в кусты, потом повернулся спиной к костру и пошел вперед, не разбирая дороги. С каждым шагом кустарник становился все гуще. Колючки, похожие на маленькие стальные крючья, цеплялись за одежду, словно хотели остановить безумного путника, собравшегося в опасный ночной поход. Но Лис не обращал на них внимания, даже не пытаясь отцепить. Порой ткань рвалась с тихим треском, однако и на это парню было плевать. Кутруб с ней, с проклятой одеждой, выданной прислужником гильдии Воинов Ночи. Там, куда собрался Лис, примут и в рванине.
        Подъем вверх ощущался все явственнее, но парень лишь радовался этому. Перерезать себе горло ножом не хватало духу, да и Высшие не возьмут самоубийцу в небесную обитель. А вот если под ногами в темноте разверзнется пропасть, то он тут точно ни при чем. Это значит - судьба, которую Лис готов был принять с радостью.

* * *
        - Значит, ваши лорды и верховные маги спецом тормозят прогресс? - усмехнулся Снайпер.
        - Значит, так, - вздохнул старик. - И, возможно, они правы. Если легенды не врут, то уж лучше так, чем снова дорасти до огненных стрел, которые превращают землю, людей и зверюшек в монстров.
        - Может быть, может быть, - сказал Снайпер, расстегивая чехол, с которого тут же посыпалось на землю крошево засохшей грязи.
        - Еще одна огненная трубка? - поинтересовался старик, с интересом разглядывая необычный предмет, который таинственный пришелец из иномирья достал из чехла.
        - Типа того, - сказал Снайпер, придирчиво осматривая длинноствольное оружие. - Автомат они раздолбали своими копьями, не уберег. А винтовку…
        - Видел, - кивнул старик. - Ты ее к себе прижал, словно ребенка, и катался по земле вместе с ней, пока они тебя копьями проткнуть пытались.
        Снайпер ничего не ответил. Он расстелил на земле брезентовую тряпку и принялся сноровисто разбирать оружие. Костер давал очень мало света, обе луны скрылись за тучами, но воину из другого мира не нужно было много света. Похоже, не будь костра, он бы разобрал и снова собрал свою винтовку с закрытыми глазами.
        - А это что? - спросил старик, ткнув пальцем в продолговатый предмет.
        - Снайперский прицел ПСО 1, - ответил стрелок и, увидев непонимание в глазах старика, пояснил: - Через него я вижу цель так, будто она прямо передо мной.
        - Волшебный глаз, - кивнул Итан. - Говорят, последователи Низших и гильдия Воинов Ночи сумели сохранить кое-что из наследия Ушедших. В свое время я даже видел рисунки, изображающие те предметы, и описания под ними на древнем языке. Правда, на одном из них были два волшебных глаза, соединенных вместе.
        - Бинокль, - сказал Снайпер. - Штуковина, похожая на ПСО 1, но маленько для других целей. Если честно, я бы не отказался сейчас от нее. А еще от РПГ с парой осколочных выстрелов для шайки тех болванов, что идут за нами.
        - А разве ты не можешь убить их на расстоянии? - удивился старик. - Если у твоей вин-тов-ки есть волшебный глаз, значит, она бьет очень далеко. Думаю, маг воды не сможет так далеко бросить Огнетушитель.
        - Огнетушитель? - переспросил Снайпер.
        - Ну да, - отозвался Итан. - Это простейшее универсальное заклинание, которое может наложить на огненную трубку или стог сена даже самый слабый маг любой из стихий. Оно несет в себе губительное для огня действие воды, воздуха и земли. Думаю, здесь понятно. Вода тушит огонь, порыв ветра гасит пламя, а костер, присыпанный землей, затухает. В общем, оно накладывается на любые воспламеняющиеся вещества, которые после этого не возгораются. Очень полезно. Наложил, например, на дом, и тот не загорится, пока заклинание не выветрится.
        - Или на порох, - задумчиво протянул Снайпер. - Так вот чем меня шибанул тот придурок в рыбьей чешуе. Сначала я подумал, что в меня чем-то вроде противотанкового «Метиса» долбанули, только удивиться успел, почему ж оно такое прозрачное и медленное. Потом осознал, что вроде как из ведра водой окатило. Ерунда, понятное дело, а автомат заклинило. Для АК вода так, детский лепет, ему и песок нипочем, а тут не пойми с чего - клин, причем мертвый…
        - Огнетушитель сильного водяного мага, - кивнул Итан. - Просачивается даже под крышки плотно закрытых пороховниц, поэтому пищалями и фузеями у нас пользуются только дикие охотники севера. Здесь, в городе и окрестностях это заклятие знают все, имеющие даже малые способности к зачарованиям. Оно разрешено, и любой, даже очень слабый колдун погасил бы твою огненную трубку - конечно, не так эффектно, как член гильдии Сенситов, но не менее действенно.
        - А вот через полиэтилен оно вроде не просочилось, - сказал Снайпер, разворачивая несколько длинных предметов, похожих на наконечники для стрел. Понюхал их, рассмотрел внимательно, поднеся к огню, поковырял ногтем с тыльной стороны…
        - Кажись, норм, - сказал он, ловко загоняя наконечники в квадратную коробочку. - Ты, конечно, прав. Если патроны исправны, из СВД перещелкать тех гавриков - раз плюнуть. Проблема ровно одна. Твой чешуйчатый колдун перепортил мне почти все патроны. Позеленели они, порох в пыль рассыпался. Остался только неприкосновенный запас, который был в полиэтилен запаян. То есть десять штук, ровно на один магазин. Болванов же, что за нами тащатся, больше дюжины. Я в пылище, которую они подняли, так и не разобрал, сколько именно, но что патронов на всех не хватит - факт. Вот и ответ на твой вопрос. Даже если я выбью десять из десяти, пара-тройка все равно в город сбежит за подмогой.
        - Вернутся всем гарнизоном крепости и с собаками, - задумчиво проговорил Итан.
        - Вот и я о чем, - флегматично отозвался Снайпер.
        Отложив в сторону снаряженный магазин, он внимательно осмотрел, чуть не обнюхал каждую деталь разобранной винтовки. Что-то почистил тщательно, что-то смазал, после чего вновь собрал свое оружие. В заключение он достал из кармашка пятнистого костюма цветастый пакетик, разорвал его, извлек из обрывка прозрачный чехольчик и натянул его на ствол.
        - А это что? - поинтересовался старик. - Такого я на древних картинках не видел.
        - Это ты не те картинки смотрел, - усмехнулся стрелок. - Хоть оно и для другого, но в нашем случае нужно, чтоб пыль и песок в ствол не попали. Ты вот что, дед, иди-ка спать, а я покараулю.
        - Годится, - согласился Итан. - Как Две Сестры будут в зените, разбуди меня, это как раз полночи пройдет. Потом моя очередь.
        - Две луны, - вздохнул Снайпер. - В моем мире на небе только одна присутствует… Кстати, старик, что-то ты не особо удивился, когда узнал, что я не из этого мира. У вас тут гости из зазеркалья каждый день шастают?
        - А чего удивляться? - пожал плечами Тестомес. - Я ж говорил: после той войны проходы в другие миры затянулись, но не до конца, как гноящиеся раны, которые в любую минуту могут вновь открыться. И открываются они порой, только никто не знает, когда и где это произойдет. По тебе сразу видно, перехожий, - в твоем мире нет магии, зато наверняка есть огненное оружие и машины, умеющие летать по воздуху, как драконы. Помнишь, я говорил тебе про рисунки, оставшиеся от Ушедших? Так вот, здесь Чистильщики Веры давно сожгли все упоминания о прошлом. Эти рисунки я видел в молодости у себя дома, в своем мире, перед тем как попал сюда.
        - Вот оно как, - тихонько присвистнул Снайпер. - И что, обратно домой попасть не получилось?
        - Моего дома больше нет, Снар, - с тоской в голосе сказал старик. - Оказалось, что после войны люди моего мира не только получили способности к заклятиям, но и сумели сохранить в тайных местах секреты изготовления огненных стрел. Старая Легенда верно говорит: людям нужно воевать, иначе они просто передохнут от скуки. Такая уж у нашего племени природа. И когда разразилась новая война, спасения не было ни для кого. Я помню, как меня просто подняло в воздух и выбросило в раскрывшуюся рану между мирами. А еще я помню краткий миг, когда я летел в абсолютной черноте. Надо мной неестественно ярко сияли звезды, и медленно, очень медленно распадалась на кусочки планета, когда-то бывшая моим домом…
        - Сочувствую, - мрачно произнес Снайпер. - В твоем случае, старик, Последняя война действительно оказалась последней.

* * *
        Сперва идти было очень нелегко. Тяжелые грозовые тучи затянули небо, и свет обеих лун тонул в них, словно в глубоком омуте. Каждый шаг давался с трудом, казалось, камни величиной с кулак то и дело сами подползали под ноги, словно живые, коварные зверьки. Одно дело, если ты твердо решил найти свою смерть, быструю и неотвратимую, и совсем другое - валяться в темноте со сломанной или подвернутой стопой. Тогда реально придется совершить смертный грех и вскрыть себе горло, потому что здесь, в этой горной глуши, точно никто не придет на помощь…
        Но потом Высшие смилостивились. Они послали прохладный ветер, который невидимой гигантской ладонью сдвинул тучи в сторону. Так отодвигает ночью хозяин дома шторы с окна, чтобы взглянуть на свое подворье и проверить, все ли там в порядке.
        Две Сестры выглянули из-за темных облаков, и Лис в который раз поразился их жутковатой красоте. Здесь, в горах, воздух был особенно чист, и казалось, будто обе луны стали ближе.
        Старшая Сестра была громадна и величава. Даже не нужно особо присматриваться для того, чтобы разглядеть на ее поверхности кратеры вулканов, пропасти, похожие на шрамы, и пики гор, смахивающие на зубы хищных животных. А еще на ней можно было рассмотреть ровные прямоугольники, испещренные длинными линиями.
        Старики говорили, что это руины городов, пересеченные остатками старинных дорог. Но Лис подозревал, что рассказчики все придумали или пересказали слова тех, кто придумал эти сказки до них. И ежу понятно, что это Высшие подвесили на небе обеих Сестер для того, чтобы заблудившимся путникам было видно, куда ночью поставить ногу. А то, что старики называют горами, долинами и городами, - это просто знаки, которые Высшие нанесли на свои творения для тех, кто сумеет прочитать таинственные письмена.
        Кстати, на Младшей Сестре, сейчас висевшей рядом со Старшей, никаких знаков не было. Просто круглый шар, заметно меньший размерами, но намного более яркий, дававший неизмеримо больше света. Даже мудрые старики не могли ответить на вопрос, что же есть такое вторая луна. Большинство из них сходилось на том, что это творение Высших, созданное специально для ночных путников, - и на этом закрывало тему.
        Время от времени мысленно благодаря Высших за столь замечательное подспорье, Лис продолжал карабкаться наверх. Подъем становился все круче и круче, порой приходилось цепляться кончиками пальцев за неровности почти вертикальной стены. Но парня это не пугало. Прохладный ночной воздух, настоянный на аромате горных трав и цветов, придавал силы измученному телу. Наверно, так в неравном бою раненый воин бежит навстречу превосходящим силам противника, сжимая в руках иззубренный меч. Уверенность в скорой смерти и ожидание новой схватки наполняет его сердце восторгом - ведь он умрет красиво и достойно, с оружием в руке, как и подобает настоящему мужчине…
        Лис подтянулся, перекинул ногу через обломок скалы - и оказался на краю довольно большой площадки, формой похожей на чашу, густо заросшую высокой травой. И то, что парень увидел на дне этой чаши, разом вышибло из его головы возвышенно-высокопарные мысли о собственной героической кончине.
        На площадке, возле подножия огромной каменной стены, уходящей далеко вверх, лежало гнездо величиной с деревенский дом. Сплетено оно было из огромных веток и молодых деревьев, вырванных с корнем. Впрочем, Лис разглядел при свете лун рыцарское копье, торчащее из гнезда, множество костей и черепов, искусно вплетенных в древесную мешанину и разбросанных возле гнезда в высокой траве. Чьи именно останки белели там при свете лун, разглядеть меж ветвей и среди травы с краю каменной чаши было невозможно. Но сейчас далеко не чьи-то выбеленные дождями кости привлекли внимание Лиса.
        В гнезде лежали четыре больших яйца, каждое в обхвате никак не меньше тележного колеса. Вернее, три яйца и две половинки скорлупы, расколотой посредине. Рядом со скорлупой копошилось существо размером с небольшую собаку, неловко подминая под себя перепончатые крылья. Похоже, новорожденный был пока что слепым и уж наверняка беспомощным. Разинув узкую пасть и задрав голову кверху, он мотал ею из стороны в сторону, словно звал кого-то… или же пытался напугать. Но его еле слышный писк вряд ли мог отпугнуть трех огромных горных волков, неторопливо приближавшихся к гнезду.
        Лис никогда не встречал этих чудовищ, которых люди, живущие возле подножия гор, называют Хозяевами Ночи. Зато парень много слышал о них от дядьки Стаффа. Мол, водятся в предгорьях Клыков Дракона злющие твари величиной с теленка. Серые, мускулистые, с зубами, каждый из которых длиной никак не меньше человеческого пальца. Живут небольшими группами, но в пору великого голода могут сбиваться в огромные стаи, и тогда горе любым живым существам, оказавшимся на пути горных волков. А еще говорил дядька Стафф, что в незапамятные времена вышли эти звери из большого Черного Пятна, оставленного на земле первым проснувшимся драконом. Мол, были они когда-то людьми, обидевшими того дракона, и в Однолуние пало на них первое проклятие. И с тех пор в ночи, когда Большая Сестра полностью закрывает Младшую, горные волки могут обращаться в людей, входить в их жилища и пить горячую кровь спящих. Правда, Лис всегда думал, что это деревенские сказки. Человеческому воображению свойственно наделять сильных и умных зверей своими качествами либо приписывать себе звериные…
        Но вот самый большой из волков обернулся - будто спиной почуял взгляд. В ночи сверкнули два уголька, горящих яростью и жаждой крови. Хоть и далековато было до зверя, не менее ста шагов, но Лис не увидел, а скорее почуял немой посыл: не подходи! На сегодня нам хватит еды, побереги себя до завтра!
        Парень усмехнулся и вытащил из-за опояски трофейный нож. Почему-то пришли на ум слова мессира: «Плохо, когда большой и сильный хочет обидеть слабого и беспомощного». Сейчас Лис был полностью с этим согласен. К тому же зачем искать смерть, когда она сама нашла тебя? Хорошая, чистая гибель в бою. Что может быть лучше?
        Перехватив нож поудобнее, парень ринулся вниз по склону. Бежать было легко, и не только потому, что путь вел под уклон. Когда цель ясна, близка и понятна, силы зачастую берутся не пойми откуда, словно Высшие посылают их сверху измученному телу, как последний подарок.
        Ближайший к Лису волк, тот самый, что сверкал глазами, предупреждая, развернулся и зарычал. Остальные двое лишь покосились на вожака, мол, помощь не нужна? На что получили короткий отрывистый рык в свою сторону - и тут же отвернулись к гнезду. Волчий язык простой, учить не надо. Все понятно. Вожак дал понять: это моя добыча, занимайтесь своей. Ну, дружки и занялись, продолжив неспешный путь к гнезду. Куда торопиться? Ночь большая, жратва вон она, перед носом, сама в лапы идет, можно и растянуть удовольствие.
        Все это в один миг пронеслось в голове Лиса на бегу - возможно, фантазии, а может, оно вправду так и было. Уж больно много человеческого прочитал парень в глазах зверя, пока летел к нему с ножом в руке. Не захочешь - поверишь в старые сказки про то, что под густой серой шкурой скрываются проклятые, вышедшие из первого Черного Пятна.
        Волк не стал ждать, пока сумасшедшая добыча добежит до него. Он присел на мощные лапы и прыгнул. Разинутая пасть, будто медвежий капкан, усаженная острыми зубами, была повернута под нужным углом, чтобы одним ударом челюстей перекусить горло человека, осмелившегося вступить в противоборство с Хозяином Ночи.
        Лис занес руку для удара и улыбнулся. Толстую шкуру горного волка вряд ли удастся пробить ножом. Дядька Стафф, помнится, говорил, что на это способен только арбалетный болт, тяжелое копье или рыцарский меч, которым управляет тренированная с детства рука. Но и это не всегда срабатывает. Хозяева Ночи умеют предугадывать движения нападающего и с поразительной ловкостью уклоняться от ударов врага. Так что нож - это так, что-то вроде обычая северных народов умирать с оружием в руках. Красиво, но, в общем-то, бессмысленно. Говорят, что Высшие не одобряют убийства, хотя в свое время вовсю потворствовали им. Но красота - страшная сила, и любой настоящий мужчина предпочтет смерть в бою любой другой, пусть даже гораздо менее страшной и болезненной…
        Высокопарные мысли - штука хорошая. Духовность развивают, например, велеречивость тренируют, которая так нравится девушкам. Но в битве они - серьезная помеха. Внимание отвлекают. Вот и Лис, пребывая в некотором возвышенном экстазе по поводу своей неминучей гибели, не углядел наполовину вросший в землю человеческий череп, скрытый в высокой траве. Парень благополучно наступил на него, не менее благополучно поскользнулся на гладкой кости - и покатился по земле, чисто инстинктивно держа нож подальше от себя, чтоб не порезаться…
        В следующее мгновение что-то черное пролетело над Лисом. Одновременно клинок встретил серьезное сопротивление, нож чуть не вывернуло из руки. Опять же - может, рефлекторно, а может, просто из вредности - парень вцепился в рукоять обеими руками - мол, что хотите делайте, а не отдам трофей…
        На лицо брызнуло теплым.
        Лис дернул нож на себя и откатился в сторону.
        Вовремя… В том месте, где только что находилось его горло, клацнули страшные клыки. Раненый волк приземлился, мгновенно развернулся и ринулся в атаку, не обращая внимания на боль.
        Жуткое это зрелище - оскаленная морда дикого зверя, подсвеченная обеими лунами. Полные первобытной ярости глаза, пена на нижней челюсти, мощные когтистые лапы, способные одним ударом сорвать кожу с лица…
        Но Лису почему-то не было страшно. Совсем не было. Было никак. Будто уже случалось с ним такое неоднократно и он точно знал, что надо делать. Вернее, тело знало, и единственное, что требовалось сейчас от парня, это не мешать собственным рукам и ногам делать напряженную, но откуда-то знакомую работу.
        Волк прыгнул вперед. Длинно прыгнул, расчетливо. Чтобы сбить мощной грудью шуструю добычу, а потом подмять под себя и долго, с наслаждением рвать зубами горячее, трепещущее мясо. Зверь все рассчитал точно, не учел он лишь того, что жертва может броситься ему навстречу…
        Лис змеей метнулся вперед, перевернулся в воздухе, словно веретено, и проехался спиной по земле. Над его лицом вновь пронеслось тело волка, а по плечу мазнул влажный, скользкий клубок выпущенных кишок. За него и схватился парень, одновременно нанося резкий удар вверх второй рукой, сжимающей нож.
        Лиса рвануло и протащило по траве, на этот раз в обратную сторону. Но он не отпустил внутренности зверя, словно когти, вонзив свои пальцы в осклизлые переплетения.
        И тут волка проняло… Можно стерпеть ножевую рану, можно не обратить внимание в азарте боя даже на вывалившиеся внутренности. Но когда твою требуху выдирают из тебя заживо, здесь даже хищный дикий зверь теряет весь свой боевой пыл от нестерпимой боли.
        Волк с жутким воем покатился по земле. Страшный вопль смертельно раненного вожака заставил двух других волков прервать неспешный ритуал подготовки к ночному пиршеству. Один из них уже залез в гнездо и примеривался, как бы половчее откусить голову крылатому детенышу, второй же только прикидывал - стоит ли тоже запрыгнуть внутрь высокого нагромождения ветвей, костей и мусора или же не толкаться боками и подождать, пока напарник по охоте прикончит добычу и сбросит ее вниз.
        Но услышав вой вожака, оба зверя одновременно повернули головы - и немедленно потеряли интерес к охоте. Когда стае угрожает враг, охота отодвигается на второй план. Главное - убить врага, остальное может и подождать.
        Два волка громадными прыжками понеслись к маленькой фигурке, застывшей с ножом в руке над бьющимся в агонии вожаком. В сердцах ночных охотников бурлила звериная радость. Вожак долгие годы сурово правил стаей и многим успел проесть печень как в прямом, так и в переносном смысле. И вот теперь по нелепой случайности он стоит на Темном пороге, и этой ночью решится, кто станет новым вождем ночных охотников. Но сначала нужно убить того, кто посмел поднять руку на горного волка. То, с чем не справился один сильный, но излишне самоуверенный зверь, с легкостью сделают два опытных охотника, не привыкших зря рисковать своей шкурой. Нужно лишь обойти с двух сторон хрупкую человеческую фигурку и атаковать одновременно…
        Но разделиться ночные охотники не успели. Внезапно огромная черная тень закрыла обе луны, и с неба ударила ревущая струя всепожирающего пламени. Миг - и по траве покатились два визжащих огненных клубка, только что бывшие живыми, сильными зверями, которых люди, живущие возле подножия гор, называют Хозяевами Ночи.
        «Ну вот и все», - равнодушно подумал Лис, глядя на парящую тень, казалось, закрывшую половину неба. Он уже видел однажды такую же, перед тем как прыгнуть в колодец, спасаясь от неминуемой смерти. Но здесь колодца не было, как не было и желания спасаться. Поэтому Лис просто ждал, когда стена огня достигнет его, после чего можно будет больше никогда ни о чем не беспокоиться. Парень слишком хорошо помнил, что осталось от его деревни, и потому не сомневался, что смерть будет быстрой и относительно легкой.
        Однако ревущее пламя погасло так же внезапно, как и возникло, не накрыв парня смертоносной волной, а лишь слегка опалив ресницы и брови. Лис невольно зажмурился - эдакий фейерверк посреди ночи ослепит кого угодно. Потому он лишь услышал хлопанье гигантских крыльев, а потом - мощное, прерывистое сопение, словно его обнюхивала собака размером с городскую стену.
        В лицо дохнуло горячим воздухом, словно из кузнечного горна. Лис открыл глаза - и невольно отшатнулся…
        Вряд ли кто из смертных видел живого дракона так близко. А если и видел, наверняка это было последним зрелищем в его жизни. Но этот дракон пока что не собирался начинать поздний ужин. Он внимательно рассматривал человека, как гурман придирчиво оглядывает кусочек хорошо приготовленного мяса, прежде чем отправить его в рот.
        Лис тоже в свою очередь рассматривал чудовище - что еще остается делать в эдакой ситуации? Жмуриться и приседать от страха глупо, все равно не спасешься. Бежать некуда, да и, в общем-то, незачем. Бросаться на летающего монстра с ножом просто смешно, тем более что этот дракон только что спас тебе жизнь. Зачем спас - другой вопрос, может, он предпочитает сырое мясо хорошо прожаренному. Хотя, может, сейчас изучит как следует кусочек жилистого, изрядно отбитого мяса, дохнет разок - и получит свой поздний ужин с хрустящей корочкой.
        А поглядеть, кстати, было на что. Обе Сестры как раз полностью вышли из-за туч, и света вполне хватало для того, чтобы рассмотреть монстра в мельчайших деталях. Внешне дракон напоминал огромную ящерицу с длинной шеей, мускулистыми, когтистыми лапами и крыльями летучей мыши. Правда, у этой «ящерицы» помимо всего вышеперечисленного имелось на голове два толстых и острых рога, а по бокам пасти шевелились длинные отростки, казалось, живущие собственной жизнью. То ли усы, то ли щупальца, то ли змеи какие, Лис так и не понял. Да, в общем-то, и не особо старался понять. Он просто смотрел в глаза легендарного существа, где застыла легкая печаль мудреца, слишком много повидавшего на этом свете.
        Вдруг дракон приоткрыл пасть, меж челюстей, покрытых толстой чешуей, мелькнул длинный раздвоенный язык.
        - Йааааррххх… блллагодариттть… ччччеловекхххх… - раздалось из недр драконового горла. - Тыхх… сссспассс… моихххх… детенышшшшей…
        Человеческая речь давалась ему с трудом. Он заметно напрягался, шея так и раздувалась от натуги.
        «Во как, - немного удивился Лис. - Дракон говорит по-нашему. Правда, непонятно: “я благодарить” или “Йаррхх благодарить”. Впрочем, мне оно без разницы, все равно потрепаться за жизнь не получится».
        Подумав, парень сдержанно кивнул и развел руками - мол, благодарность принята, не стоит, я и ни при чем особо, просто так сложилось…
        Но дракон не унимался.
        - Какххх… тфффввввойо… имммяххх, чччшшшеловекххх?..
        Лис вздохнул. Не отвечать монстру-легенде вроде как нехорошо, а ответить - никак. Может, попытаться как-то жестами обрисовать рыжего шустрого зверька с огненным хвостом, в честь которого прозвали Лиса? Да нет, гиблое дело. Так до утра можно руками без толку промахать.
        Поэтому Лис отрицательно покачал головой, потом открыл рот и ткнул в него пальцем.
        Дракон все схватил на лету.
        - Ссссвежайййа ррррана… Тттттвои ссссоррродиччччи лишшшшили тсссебя ясссззззыка…
        Лис кивнул.
        - Яссссннно…
        Парню показалось, что летающее чудовище задумалось. Его глаза подернулись мутной пленкой, рассеянно шевелились отростки-усы возле пасти…
        Время шло. Лис стоял, незаметно переминаясь с ноги на ногу, дракон то ли задумался, то ли заснул. В общем, со скорой и неминучей смертью явно не получалось. Все шло к тому, что здесь с этим Лису никто не поможет. Значит, пора потихоньку думать о том, как бы половчее свалить отсюда и поискать другой путь к пропасти - или другого дракона, более склонного к утолению голода, нежели к сну или длительным размышлениям.
        Парень совсем уже собрался развернуться и направиться восвояси, как внезапно мутная пленка исчезла с глаз дракона. Чудовище быстро и грациозно протянуло вперед переднюю лапу, схватило парня и легко, словно перышко, поднесло его к своей пасти.
        «Ну вот и все, - подумал Лис. - И ходить никуда не надо…»
        Но додумать последнюю мысль он не успел.
        Пасть дракона вновь открылась - и тут же захлопнулась, словно сработавший капкан. Один из усов-щупалец мелькнул в воздухе, подхватывая вылетевший из пасти острый кусочек окровавленного мяса.
        Второе щупальце быстро обвило шею парня и слегка сдавило - так, что Лису волей-неволей пришлось открыть рот, чтобы попытаться протолкнуть в легкие порцию воздуха. С воздухом не получилось, зато он ощутил, что у него во рту копошится что-то живое…
        А потом пришла боль, какая бывает, если в слегка поджившую рану воткнуть раскаленный нож…
        Лис попытался сомкнуть зубы, но щупальце сильнее сдавило горло. Да и не получилось бы сомкнуть челюсти - рот был забит упругим шевелящимся усом дракона, деловито ковыряющимся в том месте, где еще вчера у Лиса был язык.
        «Так вот оно как… на виселице-то подыхать…» - пришла вялая мысль… додумать которую тоже не получилось.
        Внезапно щупальце, обвившее шею, разжалось. Исчезло и то, что ковырялось в горле. Однако пропало и ощущение пустоты во рту, к которому Лис уже успел привыкнуть…
        Там, за двумя рядами его зубов, шевелился намертво приросший кусок чужеродного мяса. Лис никоим образом не ощущал его как собственный язык - но все-таки это был язык! Онемевший, не чувствующий боли от легких покусываний, но при этом вполне повинующийся его желаниям.
        - От… отпу… сти, - проговорил Лис - и вздрогнул от неожиданности.
        Он прекрасно понимал значение только что сказанного слова. Но его уши уловили совершенно чуждые звуки, произнесенные им, больше похожие на змеиное шипение, чем на человеческую речь.
        - Вот так-то лучше, - произнес дракон на том же шипящем языке, ставя парня обратно на землю. - Не бойся. Скоро нервы прорастут, и ты будешь ощущать свой язык полностью как собственный. У нас, драконов, раны заживают очень быстро. Считай это благодарностью за спасение моих детей.
        - Это… это как посмотреть, - медленно проговорил Лис, прислушиваясь к своим ощущениям. Неприятно, конечно, чувствовать во рту шевелящийся шмат чужеродного мяса, но если он дает возможность говорить, то можно и потерпеть. А еще можно будет потом попрыгать от радости и поорать во все горло. Но это потом, когда его собеседник снова улетит куда-нибудь. Потому что нехорошо показывать своему благодетелю, что ты счастлив, как ребенок. Еще сочтет, что дал слишком много, и попытается отобрать.
        - Это как посмотреть, - повторил он. - Ты только что тоже спас мне жизнь, спалив тех тварей…
        - Жизнь моих детей для меня дороже твоей, своей или чьей-либо еще, - отрезал дракон. - Странная штука жизнь. Их мать убили люди, и одно из двух моих сердец сразу перестало биться. Когда самец находит себе самку, одно его сердце начинает биться в унисон с сердцем подруги и останавливается, когда она умирает. И вот люди убили мать моих детей, а я только что отдал человеку часть своего языка.
        Лис уже давно заметил, что в пасти дракона мелькает раздвоенный язык, один из кончиков которого стал немного короче второго, но все еще боялся поверить в произошедшее… В его рту шевелилась часть плоти летающего чудовища, посредством которой Лис снова мог говорить. Более того, он мгновенно научился понимать речь летающих чудовищ и даже беседовать с ними!
        - Не удивляйся, - проговорил дракон, словно прочитав мысли парня. - Я отдал тебе свою плоть и кровь, и теперь ты мой кровный брат. Хотя, признаться, меньше всего на свете я бы хотел, чтоб моим побратимом стал человек. Так как твое имя?
        - Лис, - ответил Лис. - А твое?
        - Меня зовут Йаррхом, - ответил дракон.
        Внезапный треск, раздавшийся за спиной, заставил его грациозно изогнуть шею и посмотреть назад.
        Еще одно яйцо раскололось, выпустив на свободу бесформенное трепыхающееся тельце в потеках слизи. Однако дракончик довольно быстро выпутался из собственных конечностей, отряхнулся, расправил крылья, вытянул шейку и деловито укусил брата за хвост. В гнезде завязалась возня, сопровождаемая возмущенным писком и хлопаньем еще не до конца оформившихся крылышек.
        Йаррх ощерил пасть, усы-щупальца довольно задрались кверху. Лису показалось, что счастливый отец улыбается.
        - Еще немного, и они сами дадут отпор любому горному волку, - сказал он. Потом наклонил голову вниз, ухватил валявшуюся в траве окровавленную тушу теленка и точным, резким движением забросил ее в гнездо. Драконята поначалу подпрыгнули от испуга, но тут же, привлеченные запахом крови, забыли про драку и принялись терзать свежее мясо.
        - Хорошие охотники будут, - вновь улыбнулся дракон. - Но для этого им нужно много мяса. Скоро вылупятся их братья, и тогда им не хватит пищи на всех. Я видел отряд твоих сородичей возле подножия горы. Они гонятся за тобой?
        Лис кивнул.
        - Боюсь, как бы они по моим следам не нашли твое гнездо.
        - Не найдут, - успокоил его Йаррх. - Я еще не разучился творить заклинание, отводящее глаза. Ты нашел это гнездо потому, что не хотел ничего, кроме смерти. Человек, обуреваемый желаниями, увидит на этом месте лишь глубокую пропасть. Жаль, что древнее заклинание Морока не действует на горных волков. Но хватит разговоров. Садись мне на спину, человек. Я отнесу тебя подальше отсюда. Возможно, там ты сможешь начать новую жизнь. Но запомни, это будет моей последней услугой.
        - Благодарю тебя, брат, - сказал Лис. - Но скажи: не проще ли было сжечь меня вместе с этими волками? Ведь ты ненавидишь людей, убивших твою подругу.
        Дракон опустил голову.
        - Ты прав, человек, - глухо произнес он. - Я ненавижу твое племя, забывшее, что такое честь и сострадание. Но мы, драконы, не забыли наш древний закон и будем свято чтить его до конца наших дней.
        - И… что это за закон? - поинтересовался Лис.
        Он прекрасно осознавал, что открыто нарывается на неприятности, пытаясь копаться в душе своего спасителя, но любопытство было сильнее.
        - Это очень просто, - с легким раздражением в голосе ответил Йаррх. - Плати добром за добро, а за зло воздавай по справедливости. Ты еще долго на месте столбом стоять будешь? Лезь ко мне на спину, если не хочешь, чтобы твои соплеменники поутру разорвали тебя на части.

* * *
        Кто-то тряс его за плечо.
        - Вставай, старик!
        Итан приподнялся на локте, жмурясь спросонья. Рядом с ним на корточках сидел человек в пятнистом костюме, уже очищенном от налипшей грязи.
        - Прошло полночи. Твоя очередь дежурить.
        Старик протер глаза и огляделся.
        - А немой парень где?
        - Ушел немой, - ответил Снайпер.
        - Как ушел? Ночью? Куда? Почему ты его не остановил?
        - Он вполне взрослый парень и сам волен принимать решения, - спокойно ответил пришелец из иномирья. - А вот куда ушел - не знаю. Может, смерть свою поискать, а может, новую жизнь. И в том и в другом случае мы с тобой ему не помощники.
        - Ты, я смотрю, философ, - проворчал старик, ежась от ночной прохлады. - Были у нас такие, много думали, много умных слов говорили. А мир все равно развалился на части.
        - Ну, вряд ли твой мир взорвали философы, - криво усмехнулся Снайпер. - Хотя согласен, философия - штука вредная. Особенно когда твоя очередь спать ложиться.
        Итан намек понял, но виду не подал.
        - Уходить надо, - сказал он.
        - Да ну? - удивился Снайпер. - Надо же, какая незадача. Как моя очередь спать, так прям срочно возникла надобность куда-то уходить.
        - Зря издеваешься, - буркнул старик. - Я только сейчас догадался. Тот немой пацан не только городской страже в компании с нами на мозоль наступил. Ему члены гильдии Воинов Ночи язык отрезали во время ритуала посвящения и городским властям сдали. Ну, чтоб те его повесили и отчитались перед лордом, мол, вот, боремся с наемными убийцами всеми силами. Видел, как он двигался? Это не случайно. Во время ритуала на Черном троне в обмен на язык воин получает способности убийцы, которые должен развить…
        - Понятно, - кивнул Снайпер. - Можешь не продолжать. Стало быть, теперь за ним будут гнаться не только те обалдуи в доспехах, но и ваши доморощенные ниндзя.
        - Кто? - переспросил Тестомес.
        - Неважно, - отмахнулся собеседник. - Однако это меняет дело. Как показывает практика, хорошо обученные киллеры действуют гораздо эффективнее полиции. Знавал я одного такого «Воина Ночи». Признаться, лучшего бойца мне встречать не доводилось.
        Итан вылупил глаза на пришельца из иномирья.
        - Ты знаком с воинами гильдии?
        - Это было еще в моем мире, - сказал Снайпер. - Ну что ж, старик, будем считать, что ты мне свою смену должен. В следующую ночь я с вечера до утра дрыхну как младенец, а ты все это время бдишь в оба глаза.
        - Если мы оба доживем до следующей ночи, - проворчал Итан, поднимаясь на ноги.
        - И куда мы теперь, Сусанин? - хмыкнул Снайпер.
        - Не люблю я, когда ты говоришь непонятно на своем языке, - проворчал Тестомес. - Сусанин какой-то… Есть одно место здесь, в горах. Признаться, я сначала хотел через перевал махнуть, а оттуда через Долину живых папоротников в Бедфьорд перебраться. Там бы нас никакой кутруб в доспехах не нашел. И без доспехов - тоже. Но до границы со Cтраной пиратов нам не дойти, Воины Ночи на перевале нас точно догонят. Бегают они быстро, и темень для них не помеха. Так что пошли.
        - Ну, пошли, - не стал спорить Снайпер.
        - По пути расскажу, что это за место, - сказал Итан. - Вот только посох мне вырежи из вон той ветки, а то несподручно идти будет. Коней-то здесь придется оставить, в гору они не пойдут…
        С посохом дед и вправду стал намного шустрее, будто всю жизнь таскался по пересеченной местности с двухметровым шестом.
        - Знатный у тебя нож, - похвалил он оружие пришельца из иномирья. - Дерево как масло режет. Я еще внизу подметил, как ты им подпругу рассек. Одно движение - и толстенный кожаный ремень пополам. А коню ничего. Сразу видать - воин!
        Но Снайпер на лесть не купился.
        - Ты обещал рассказать, куда идем, - бросил он на ходу.
        - Обещал - так расскажу, - буркнул старик. - Впереди - перевал, до которого ходу полночи, про него я уже говорил. Направо - плохое место, Гнездо Дракона называется. Это верная смерть. Одни пропасти да обрывы с острыми камнями на дне, оттуда еще никто живым не возвращался. Слева же - Ворота Ветра. Тоже не панацея от всех бед, но попробовать можно.
        - Не понял, - бросил Снайпер. - Что за Ворота Ветра?
        - Ну да, ты ж не из местных, - поморщился старик. - Сейчас расскажу. По всему Срединному миру разбросаны такие штуки. Вроде ничего особенного, два столба, украшенные резьбой, с двумя перекладинами наверху. Кто их строил и когда - неизвестно. Но строили на совесть. Никакие тайфуны, смерчи или наводнения им нипочем. Будто не из дерева, а из железа сделаны. Бывало, война случится между лордами, один у другого город захватит и сожжет дотла. А Ворота стоят, и даже следа копоти на них нет. Древняя магия, сильная, до сих пор держится, и ничто ее разрушить не может. Не то что современная, тьфу, - в сердцах сплюнул старик.
        - Знаю, о чем ты, - кивнул Снайпер. - В нашем мире тоже есть такие, тории называются. В свое время страшное оружие сбросили на город Нагасаки, которое напрочь стерло его с лица земли. А священные ворота возле входа в полностью разрушенный храм остались абсолютно целыми, без малейшей царапины[2 - Исторический факт.]. Причем такие случаи повторялись не раз. Например, в той же стране произошло землетрясение, а после огромная волна смыла уже другой город. И в нем после катастрофы абсолютно целыми остались лишь вот такие ворота[3 - Речь идет о землетрясении и последующем цунами в Японии 12 марта 2011 года.].
        - Магия, иначе не объяснить, - развел руками Итан. - Вишь, в твоем мире она тоже имеется.
        Шли они недолго. Магические Ворота стояли на поляне, посреди рощи густых деревьев. Если точно не знать, куда идти, можно вокруг блуждать целыми днями, нипочем не найдешь.
        - Ну вот, - сказал Тестомес, щерясь щербатой улыбкой. - Сейчас передохнем, я заклинание выращу по-быстрому и рванем.
        - Куда, интересно?
        - В смысле - куда? - удивился Итан. - Ворота Ветра лучше тебя знают, куда тебе надо. Конечно, если сильно напрячься и вырастить мощное заклинание, можно перенестись и в конкретное место. Но…
        - Не напрягайся, старик, - раздался равнодушный голос. - Ты и твой спутник скоро и без ворот перенесетесь в конкретное место. А именно - на кладбище.
        Итан вздрогнул и выставил перед собой посох.
        - Кто здесь? - взвизгнул он старческим фальцетом.
        - А сам-то как думаешь? - поинтересовался тот же голос. - Только не вздумай дернуться. Пока ты будешь растить свое заклинание, мои люди превратят тебя в подушку для метательных ножей. И дружку своему разъясни, что к чему.
        Тени, отбрасываемые густой кроной деревьев, шевельнулись одновременно, еле слышно прошуршала листва - и на поляне словно из ниоткуда материализовались шесть темных силуэтов.
        - Так и знал, - прошептал Тестомес. - Воины Ночи. Теперь нам точно хана.
        - Не совсем, старик, - произнес силуэт, шедший впереди группы. - Просто скажи нам, куда ушел ваш спутник - и можете идти куда угодно. Хоть в Ворота Ветра, хоть прямиком в Драконье Гнездо.
        - Да кто ж его знает, - слегка дрогнувшим голосом произнес старик. - Мы у костра сидели, а он отошел, типа по нужде, да и не вернулся.
        - Вот как, - с легким сожалением произнес вожак стаи безмолвных теней. - Жаль, я думал, что ты умнее…
        И подал едва заметный знак рукой.
        Все это время Снайпер стоял в расслабленной позе, прислонившись к древесному стволу и засунув руки в карманы. Но при последних словах человека в черном он вдруг отклеился от дерева и вскинул ладонь в предостерегающем жесте:
        - Погоди, - крикнул пришелец из иномирья. - Перед уходом немой отдал мне одну штуку и сказал беречь как зеницу ока.
        - Что отдал?
        - Да вот…
        В руке Снайпера оказался небольшой предмет, похожий на игрушечный гриб.
        - Что это? А ну-ка, кидай сюда, и без фокусов! - приказал вожак.
        - Лови, - пожал плечами Снайпер.
        Последовал короткий бросок… В руках остальных пяти теней блеснули короткие клинки. Понятно, что в случае чего воины в долю секунды осуществят угрозу своего командира…
        Но ничего не случилось. Предмет благополучно пролетел расстояние в десяток шагов и оказался в руке вожака.
        - Что это? - недоуменно спросил тот, вертя в руке непонятную штуковину. - Хотя погоди. Тот парень сказал тебе беречь ее? Но ведь у него язык отре…
        Договорить вожак не успел. Внезапно в его руке родилось солнце, осветившее все вокруг. Одновременно резкий и громкий хлопок резанул по ушам.
        За мгновение до этого Снайпер очень быстро открыл рот, зажал уши руками и, зажмурившись, прижал подбородок к груди. Тестомес, внимательно наблюдавший за напарником, бросил посох на землю и сделал то же самое.
        Воины Ночи ожидали любого подвоха, но только не странных ужимок предполагаемых противников. Странно это, когда мужики в сложной ситуации начинают корчить рожи и сворачиваться в позу эмбриона. Потому и ножи метнуть не успели.
        А потом было уже поздно…
        Люди в черных костюмах одновременно выронили свое оружие. Кто-то схватился за глаза, кто-то за уши, кто-то, обхватив голову, покатился по траве, скуля, словно побитая собака. Лишь вожак стоял неподвижно, запрокинув голову к небу и обнажив горло с острым кадыком. Он все понял мгновенно, и сейчас ему уже не было дела до изуродованной кисти, на которой больше не было пальцев, до ушей, из которых двумя маленькими темными водопадами на плечи стекала кровь, до выжженных глаз, которым больше никогда не увидеть рассвета. Ему больше не было дела до жизни - потому что жизнь закончилась и пришла смерть, которую настоящий воин должен встретить достойно…
        Тестомес открыл глаза и осторожно убрал ладони от ушей.
        Было тихо. Внутри головы слегка гудело, будто по ней в четверть силы тюкнули деревянным молотком. Но это были мелочи по сравнению с тем, что произошло с членами гильдии Воинов Ночи.
        Посреди поляны стоял Снайпер, тщательно вытирая нож черной тряпкой. Рукоять его второго ножа торчала из горла вожака боевой группы, который валялся рядом.
        - Пришлось метнуть, - пояснил Снайпер, пряча нож в чехол на поясе. - Хоть и не большой я мастак в этом деле, но вынужден был рискнуть. Боец явно продвинутый, мог какую-нибудь подлянку напоследок замутить.
        Итан из произнесенной речи понял лишь то, что пришелец из иномирья удачно бросил один из своих ножей, прервав мучения раненого. Пояснений насчет того, что случилось с остальными Воинами Ночи, не требовалось. Все они неподвижно лежали на траве смятыми черными кучами. Тестомес точно знал - с того момента, как он закрыл глаза, до того, как открыл, минуло не более пятнадцати ударов сердца. Получается, этот воин из иномирья перерезал всех ослепленных и оглушенных быстрее самого заправского мясника, всю жизнь отработавшего на бойне.
        Пока старик удивлялся про себя и качал головой, Снайпер подошел к мертвому вожаку, слегка поклонился и выдернул нож из горла трупа.
        - Ты был хорошим воином, - еле слышно прошептал он. - Удачи тебе в Краю вечной войны.
        Несмотря на возраст, у Тестомеса был отличный слух.
        - С чего это ты взял, что он был хорошим воином? - поинтересовался старик, подбирая свой посох.
        - Я видел, как он принял свою смерть, - равнодушно отозвался Снайпер, вытирая оторванным карманом чьего-то черного одеяния широкий клинок ножа, больше похожего на короткий меч. - Этого мне более чем достаточно.
        Итан подошел ближе, опираясь на посох, - голова все-таки еще немного гудела, и старика слегка пошатывало, словно припозднившегося пьяницу, возвращающегося из кабака.
        Тестомес бросил взгляд на один труп, потом на второй… В своей жизни он видел много мертвецов, потому причину смерти определил безошибочно.
        - Всех - точно в сердце. А главного почему в шею?
        - Он сам так захотел, - буркнул Снайпер, пряча в ножны второй нож. - Иначе бы не подставил горло. Еще вопросы будут?
        - Только один, - быстро произнес старик. - В наших краях магией пламени владеют только драконы, людям она недоступна. Откуда ты взял такое мощное заклинание огня?
        Снайпер усмехнулся.
        - Эта магия называется светозвуковая граната «Заря 2». Я парень, вообще-то, гуманный, убивать зазря не люблю, хотя и умею. Потому и таскал ее с собой. Давно таскал. Чтоб не отсырела, даже в пищевую пленку завернул. Оказалось, не зря, а то б ее твой гребаный водяной маг тоже в муляж превратил…
        - Опять я ни кутруба не понял, - вздохнул Тестомес. - Ладно, потом как-нибудь на привале пояснишь, как это ты научился посреди ночи сразу две зари вызывать. А сейчас отойди, а лучше спрячься где-нибудь за деревом, чтоб в воронку раньше времени не затянуло.
        Он подошел к Воротам Ветра, положил на землю посох и принялся двигать руками, будто и вправду тесто месил. На этот раз у него получилось быстрее и эффектнее, чем на привале, - вихрь поднялся сразу же. Благодаря опавшим листьям, сухим веточкам, отмершим кусочкам коры и другому лесному мусору струи ветра были вполне видимыми. Меж ладоней Тестомеса воздух гудел, закручиваясь в тугую спираль, вершина которой была направлена в самый центр Ворот.
        - Ух, как оно хорошо-то работается на сытый желудок, - довольно расхохотался колдун.
        Вихрь, слепленный руками старика, становился все объемнее. Ему уже явно было тесно в ладонях человека, того и гляди, затянет своего создателя внутрь, завертит, закружит и размолотит, словно кусочек плоти, попавший в мясорубку…
        Но Итан не стал дожидаться, пока его детище поглотит своего создателя. Внезапно его плечи напряглись, на тощей шее вздулись синие вены… Старик медленно, с усилием отвел локти назад - и, резко выпрямив руки, метнул вихрь в сторону Ворот.
        Скрученный в спираль ночной ветер словно обрадовался нежданной свободе. Он загудел, завыл торжествующе… но его ликование было преждевременным.
        Достигнув Ворот, горизонтальный смерч словно ударился о невидимую стену, растекся по ней и забился неистово, не в силах вырваться из плена древней магии.
        - Быстрее! - заорал Тестомес, перекрывая криком злобный вой ветра. Подхватив с земли посох, он резво помчался вперед.
        - Во чешет дед, молодой позавидует, - пробормотал Снайпер, бросаясь вслед за стариком. Стремное это дело, конечно, прыгать в центр торнадо, но если вспомнить прошлое, то и похуже бывало. К тому же сейчас точно лучше не предаваться воспоминаниям, а делать то, что опытные люди советуют.
        Добежав до Ворот, Тестомес, не снижая скорости, влетел в вихрь - и пропал в нем, как исчезает пылинка в речном водовороте. Не особо приятное зрелище. Всякое было в биографии человека, вновь получившего здесь прозвище Снар, но чтобы вот так самоубиваться ни с того ни с сего… Инстинкт самосохранения решительно отказывался повиноваться безумному решению хозяина.
        Но тому было виднее…
        Чем ближе подбегал Снайпер к Воротам, тем сильнее ощущалась сила вихря. Человека с неодолимой силой засасывало внутрь воронки. Понятно теперь, почему старик несся с такой скоростью. При эдакой тяге ему-то можно было вообще не касаться ногами земли, по воздуху бы спокойно пролетел не хуже дракона, о которых рассказывал пришельцу из иномирья возле костра. Но одно дело - субтильный старикашка, и совсем другое - жилистый воин, груженный оружием и снаряжением.
        Вихрь взвыл сильнее, подтягивая к себе добычу… и, похоже, слегка надорвался. Вой ветра стал заметно слабеть, да и само торнадо как-то резко поблекло, на глазах теряя звериную, первобытную мощь.
        «Быстрее!» - пронеслось в голове Снайпера.
        Последние метры он бежал с предельной скоростью. Но вихрь исчезал на глазах. Сквозь него уже стали видны контуры деревьев, растущих за Воротами…
        И тогда Снайпер прыгнул…

* * *
        Он летел. Широкие крылья мерно вздымались и опускались - чуть голову поверни и рассматривай чудо невиданное в мельчайших подробностях. Мощные, кожистые, словно на переплетения тугих мышц умелые кожемяки натянули шкуры только что забитых серых коров. Лис понимал, что это не сон, что все происходящее действительно происходит с ним, но тем не менее его не оставляло воспоминание сновидения, совсем недавно привидевшегося ему…
        Но, с другой стороны, какая разница, явь это или сон? Часто ли смертному выпадает возможность полетать на настоящем драконе и увидеть мир с высоты его полета? А значит, нечего раздумывать. Просто крепко держись за усы-щупальца, сжимай колени и смотри восхищенно на заснеженные пики, проплывающие прямо под тобой, на облака, обнимающие вершины гор, на глубокие пропасти между ними, похожие на рваные раны…
        Лису показалось, что они летели недолго, однако солнце уже успело вылезти из-за горизонта и даже пройти две трети пути до полуденной точки. Но парень был слишком увлечен полетом, чтобы следить за светилом… Внезапно крылья дракона сложились с шелестом, какой издает хороший меч, влетающий в ножны, и Йаррх вместе со своим седоком камнем полетел вниз.
        Разбросанные на земле острые осколки скал стремительно вырастали в размерах. Кроны деревьев, с высоты казавшиеся зелеными шариками, превращались в острова зеленой листвы, застывшие на краю необозримого лесного моря.
        Лис не на шутку обеспокоился - похоже, дракон решил покончить жизнь самоубийством и заодно прикончить своего наездника. Обидно оно как-то, особенно после того, как во рту образовался новый язык взамен утраченного. Но возле самой земли Йаррх расправил крылья и мягко приземлился на небольшой поляне, раскинувшейся возле границы леса и Драконьих Клыков.
        То, что путешествие окончено, было понятно без дополнительных разъяснений. Лис отпустил усы-щупальца и спрыгнул со спины Йаррха.
        Лететь до земли было порядочно. От удара парень не удержался на ногах. Упав на бок, Лис перекатился, гася инерцию, после чего довольно удачно встал на ноги. Удачно - это потому, что не упал от слабости, хотя очень хотелось рухнуть в высокую траву и больше не вставать никогда.
        - Хороший прыжок, - одобрил дракон, расправляя слегка помятые усы. - Или ты прирожденный воин, или, отняв язык, твои сородичи подарили тебе взамен неплохие навыки. Или и то и другое вместе. Впрочем, это уже неважно, во всяком случае - для меня. Здесь наши пути расходятся. Я сполна расплатился справедливостью за твое доброе дело. Прямо за рощей ты увидишь город твоих сородичей. Но будь осторожен. Мой дар может быть опасен для того, кто воспользуется им неразумно.
        Йаррх отвернулся, готовясь взлететь.
        - Подожди, - остановил его Лис. - Позволь только один вопрос. Какой-то дракон вчера сжег мою деревню там, на юге, убив при этом самого близкого для меня человека. Ты не знаешь, где бы мне найти того дракона?
        - Знаю, - подумав мгновение, сказал Йаррх. - Но не советую тебе его искать. Это очень сильный дракон, отомстить ему ты не сможешь. Иногда про месть лучше просто забыть.
        С этими словами Йаррх взмахнул крыльями и в считаные мгновения превратился в точку на фоне восходящего солнца.
        Лис смотрел ему вслед до тех пор, пока глаза не начали слезиться. Впрочем, вполне возможно, что и не от перенапряжения глаз или солнечного света были те слезы.
        - Спасибо тебе, дракон, - прошептал парень, сморгнув влагу с ресниц. - Спасибо, Йаррх…
        А потом он рухнул в траву и долго лежал на спине, глядя в небо.
        Над ним величаво плыли облака, пролетали птицы… Какая-то травинка настойчиво щекотала щеку, а Лис все лежал и смотрел, не делая ни малейшей попытки смахнуть помеху с лица. Ему было хорошо сейчас - впервые за последние два дня, долгих, как сама вечность.
        Травинка стала настойчивее. Теперь она целенаправленно лезла в ухо, и не обращать на нее внимания стало невозможно.
        Лис поморщился. Почему, когда тебе хорошо, вечно кто-то мешает. Или что-то. Хотя пора уже возвращаться к делам земным. Созерцание неба дело, конечно, хорошее, но в животе у парня урчало уже не на шутку. Самое время озаботиться поисками пищи и пристанища.
        Лис досадливо отмахнулся от травинки и рывком сел.
        - Ой! - пискнуло что-то сбоку. Или кто-то.
        Парень обернулся. Вот, значит, как…
        У длинной травинки было продолжение. За ее противоположный конец держались тоненькие пальчики, принадлежавшие чумазому существу в рваной, грязной одежде. Под сажей и копотью было сложно разглядеть черты лица этого чуда, потревожившего покой Лиса. Кутруб его знает, кто это. Кстати, может, кутруб и есть. Про них парень слышал много, даже начало рождения нечистого видел, а вот вживую взрослого демона видеть как-то не доводилось. Рука сама потянулась к ножу.
        - Ой… - повторило существо и выронило травинку. Глаза незваного гостя, проследив движение Лиса, стали большими и испуганными. Нет, не кутруб. Тех, говорят, ножом не испугаешь.
        - Не… бойся, - сказал Лис, с трудом ворочая языком. До этого драконья речь давалась ему не в пример легче, а вот человеческую словно заново осваивать приходится.
        - Я не боюсь…
        Голосок у чуда был тоненький, девчачий. Значит, перед нами дама, ага. Только где ж ее так извозюкали-то? И что она тут делает? О чем Лис и спросил, особо не церемонясь: - Ты… кто? И откуда? Почему… черная такая?
        - Я Лисса, - пискнула девушка. - Из города. А черная потому, что дочь трубочиста.
        - Лисса…
        С речью становилось заметно лучше. Новый язык осваивался во рту, словно барсук в незнакомой норе, и ему там, похоже, нравилось.
        - А я Лис.
        - Лис, - прыснула девчонка, подставив под смешок ладошку. - Лис и Лисса. Смешно.
        - Ага, - кивнул парень. - Обхохочешься. А чего ты тут, Лисса, делаешь?
        - Ягоды собираю, - слегка насупилась девчонка. Обиделась, что ли? Никогда их, девчонок, не поймешь. То смешно им не пойми с чего, то плачут вдруг ни с того ни с сего, а уж обижаться на мужика - это самое их любимое дело. Чтоб не расслаблялся, ходил и чесал себе репу на предмет, что же он опять не так сделал.
        - И как с ягодами? - спросил Лис, чтобы что-то спросить.
        - Плохо, - вздохнула девчонка. - Год неурожайный. Северные ветры рано пришли, все лето из лесов выстудили. Зато у отца работы много. Когда холодно, трубочист всем нужен. А я ему помогаю. Доход хороший, можно на рынке ягоды покупать. Но там они невкусные, хоть и красивые. Бабки говорят, что фермеры нанимают магов земли, те накачивают еду всякой гадостью, а потом с той красивой еды дети измененными рождаются. Не внешне, так внутренне.
        - Да-да, - сказал Лис. - Все это очень интересно. Но я был бы тебе очень признателен, если б ты отвела меня в город и подсказала, где можно поесть и поспать.
        - А деньги у тебя есть? - прищурилась Лисса.
        - Деньги…
        В деревнях медные монеты были редкостью, а уж про серебряные да золотые люди только слышали. Видели их лишь единицы - в основном старые воины, уволенные со службы по здоровью и пришедшие в село доживать свой век. В ходу был натуральный обмен - продукты на одежду, одежду на орудия труда и так далее. Или за работу какую-нибудь платили едой и необходимым скарбом. В общем, как договоришься.
        - А что, без денег никак? - немного смущенно проговорил парень. - Я работать могу.
        - Да ладно? - усомнилась Лисса. - Тебя будто молотильным цепом неделю охаживали, работник. И откуда ты такой взялся?
        - С неба упал, - буркнул Лис.
        - Оно и видно, - кивнула девушка. - Ладно, пошли. Ты тощий, но жилистый. Может, отец возьмет тебя в помощники. Скоро зима, работы будет невпроворот.
        - Пошли, - вздохнул парень.
        После головокружительных приключений тихо и буднично лазить по закопченным трубам как-то не хотелось, но пока что других вариантов не было. Как говорится, берите что дают и скажите спасибо. С другой стороны, если выбирать между печными трубами, голодной смертью в лесу и виселицей, то первое намного предпочтительнее.
        Как и говорил Йаррх, город открылся сразу за рощей. Он лежал в долине, похожей на старый вдавленный шрам. Этакая огромная вмятина в земле, центром которой являлся город.
        - Странно, - заметил Лис. - Я слышал, что обычно города строят на холмах.
        Лисса усмехнулась.
        - Это Вичтан, город ведьм, - сказала она. - В старину его построили женщины-маги в центре наиболее активного излучения магической силы. Многие из них умерли от страшных болезней, пресытившись невидимой мощью, бьющей из самой земли. Но выжившие стали самыми могущественными магами на многие полеты стрелы вокруг. Правда, со временем сила этого места пошла на убыль, и однажды ночью в город пришли Чистильщики Веры. Они связали всех женщин-магов и утром именем Высших сожгли их на главной площади.
        - И что, неужели никто не заступился? - искренне удивился Лис.
        Девушка вздохнула.
        - Сразу видно, что ты приложился головой, когда падал с неба. Каждый знает, что многие Чистильщики сами колдуны, причем очень могущественные. Говорят, Посвященные разрешили им применение любой магии. Они связали тех женщин невидимыми путами, бросили в большой костер и не отпускали до тех пор, пока от них не остались лишь обгорелые скелеты.
        Лис невольно поежился. У него в голове не укладывалось, как можно обидеть женщину, а уж тем более предать ее такой страшной смерти.
        Идти было легко - склон гигантской воронки был пологим. Ветры времени нанесли сюда много земли и песка, но порой из-под толстого слоя почвы высовывался отдельный камень, будто оплавленный огнем невиданной мощи. Действительно, уж не вонзилась ли сюда в древности одна из огненных стрел, о которых говорится в Старой Легенде? Уж больно эта воронка напоминает формой застарелый шрам на теле от попадания арбалетного болта…
        За размышлениями да беседами ни о чем с говорливой дочерью трубочиста время прошло незаметно. Солнце уже клонилось к вечеру, когда парень с девушкой подошли к городским воротам.
        Пожилой стражник, стоящий возле подъемного моста, окинул Лиса хмурым взглядом. Алебарда в его руке угрожающе качнулась вперед.
        - Что это за оборванец с тобой, Лисса? - спросил он, недружелюбно нахмурив седые брови.
        Лису это не понравилось. Конечно, после путешествия по горам, заросшим колючим кустарником, его одежда выглядела не лучшим образом, но это еще не повод с ходу хамить. Парень уже хотел было ответить достойно, но Лисса его опередила.
        - Это мой друг, я с ним на прошлогодней общегородской ярмарке познакомилась, - не моргнув глазом, соврала девчонка. - Он еще вчера прислал летучую мышь с запиской, вот я и пошла, чтобы его встретить.
        - А чего он такой ободранный? - не унимался стражник. - Вон кровь засохшая на рукавах.
        - Это у него… - начала было Лисса, но стражник поднял ладонь в мятой латной перчатке.
        - Погоди, девочка. Пусть он сам расскажет, а я послушаю.
        - В горном лесу волки напали, еле отбился, - хмуро бросил Лис.
        - Покажи нож, - приказал стражник.
        Парень вытащил из-за пояса свое оружие и протянул.
        - Дядька Георг, ну отпусти ты его, - захныкала Лисса. - Он голодный, уставший…
        Но стражник ее не слушал. Вытащив нож из войлочного чехла, внимательно осмотрел клинок, потом понюхал ножны. Задумчиво шевеля усами, осторожно вложил клинок обратно.
        - Странно, но ты, похоже, не врешь, - наконец произнес он, возвращая оружие парню. - Если бы мне кто сказал, что я когда-либо увижу простолюдина, сумевшего отбиться ножом от горных волков, я б такого рассказчика счел бессовестным лжецом. Но я знаю, как пахнет свернувшаяся кровь Хозяина Ночи. Ты, парень, или великий воин, или редкостный везунчик. А как ты в горах-то оказался?
        - Он мне все рассказал по пути, ночью с дороги сбился, - встряла Лисса. - Ну пропусти нас, дядька Георг, отец уж, небось, заждался.
        - Ладно, кутруб с вами, проходите, - сплюнул стражник на потемневшие от времени доски подъемного моста. - И побыстрее, пока я не передумал…
        Город ничем особенным Лиса не поразил. Такие же, как в Стоунхенде, узкие улочки между домами, сложенными из дикого камня. Такая же грязь под ногами, такие же люди - бедно одетые, недружелюбные, с злыми и одновременно усталыми глазами. Старые, согнутые годами тяжкого труда, и молодые, сутулящиеся под грузом каждодневных забот… В деревне, конечно, народ тоже был не подарок, но, похоже, жизнь на свежем воздухе все-таки гнет людей куда меньше, чем существование за каменными стенами и высокой городской стеной.
        Улицы большого города напоминали хитро запутанный лабиринт без намека на выход, но Лисса уверенно вела своего спутника через хитросплетения узких улочек. Постепенно приземистые каменные дома сменились деревянными, высотой лишь немного превосходящими рост человека. Грязь, в которой ноги утопали по щиколотку, стала намного более густой и вонючей. Тощая свинья, нежившаяся в обширной луже, повернула голову в сторону парня с девушкой и недовольно хрюкнула. Похоже, они пришли в район для бедняков.
        - Нам сюда, - ткнула Лисса в одну из наиболее убогих сараюшек, которую язык не поворачивался назвать домом. По сравнению с этой конурой сгоревший дом дядька Стаффа был усадьбой зажиточного дворянина.
        - Да уж… Тесновато у вас тут, в городе, - дипломатично сказал Лис.
        - В тесноте, да не в обиде, - улыбнулась девчонка, показав ровные, красивые зубы. Пожалуй, если ее умыть, глядишь, и симпатичной окажется. Да только удастся ли отстирать до белизны эдакое чудо? Небось, с малолетства по трубам лазает, сажа до костей въелась…
        Хозяин дома сидел на табуретке возле приземистого стола и чинил старую, поношенную куртку. Огарок свечи, доживающий последние часы в глиняном подсвечнике, был неважным подспорьем в работе, и тощий трубочист подслеповато щурился, тыкая иголкой в наполовину пришитую заплатку.
        - Папа, зачем, я бы сама пришила! - с порога воскликнула Лисса.
        - Да уж, дождешься тебя, - недовольно проворчал хозяин дома. - А это что за чучело с тобой?
        Лис набычился, развернулся было, собираясь уйти, но девушка придержала его за рукав, шепнув:
        - Подожди. Он хороший, просто грубый немного.
        После чего повернулась к отцу, все еще держа парня за рукав, словно боялась, что тот вырвется и убежит.
        - Папа, его зовут Лис. Он хочет стать настоящим трубочистом. Ты же всегда мечтал о сыне, чтоб было кому передать свое искусство.
        - Искусство я тебе передал, и сынки названые мне без надобности, - буркнул отец девушки. - А вот лишний работник не помешает, заказов сейчас много. Ишь ты, с ножом за поясом, куда деваться… Раньше трубы-камины-дымоходы чистить приходилось?
        Лис покачал головой.
        - Понятно, - вздохнул трубочист. - Ладно, Лисса тебя ремеслу научит, расскажет, что к чему. Пока походишь в подмастерьях. Работать будешь за еду, и одежку тебе завтра выдам поприличнее, чем твои обноски. Как научишься всему - долю выделю. Небольшую, но на черный день отложить что-то сможешь. Согласен?
        Лис пожал плечами.
        - Согласен.
        - Вот и ладно, - кивнул трубочист. - Звать тебя как?
        - Лис.
        - Занятно.
        Впервые за все время на лице угрюмого папаши Лиссы появилось некое подобие улыбки.
        - Лис и Лисса… Хотя нет, пока что Лисса и ты при ней. Запомнил?
        - Ага, - сказал Лис.
        Признаться, ворчливый и не слишком вежливый трубочист начал ему надоедать. Но когда тебя нанимают на работу, лучше до поры до времени гонор не показывать, а делать вид, что со всем согласен и очень доволен происходящим.
        - Ну и ладно, - сказал работодатель, вновь принимаясь за шитье. - Только ты это, ножик свой здесь оставь. Нечего по дому с эдаким тесаком расхаживать, здесь тебя никто не обидит.
        Жалко было Лису расставаться с трофеем, но делать нечего. Парень вытащил нож из-за пояса вместе с ножнами и положил на стол.
        - Вот и ладно, - не поднимая глаз от шитья, произнес трубочист. - Лисса, покажи ему комнату на втором этаже. Да, твой ужин, дочка, вам придется разделить на двоих, больше в доме ничего нету.
        - Не беда, папа, - неизвестно чему обрадовалась девчонка и тут же дернула Лиса за рукав. - Ну, чего встал, пошли, покажу тебе твои апартаменты.
        …«Апартаменты» представляли собой покосившуюся дощатую надстройку на крыше халупы трубочиста, размерами чуть больше собачьей будки.
        - Знатные покои, - хмыкнул парень.
        - Все лучше, чем под дождем мокнуть и от ветра по ночам трястись, - резонно заметила Лисса, забираясь внутрь. - Лезь сюда, чего встал.
        Лис серьезно сомневался, что это недоразумение, которое трубочист громко назвал «вторым этажом», сможет защитить от непогоды, но выбирать не приходилось. Поэтому, вздохнув и помянув недобрым словом Высших, бросивших его в новый водоворот испытаний, Лис полез через узкий вход следом за девушкой.
        Внутри каморка на крыше ожидаемо оказалась тесной, изрядно пропахшей сыростью и прелой соломой. На одной из стен были развешены инструменты, необходимые трубочисту в работе: моток проволоки, кувалда, два совка, несколько видов щеток и величиной с два кулака круглая гиря на веревке, предназначенная для пробития сильно засорившихся дымоходов. Помимо этого в каморке имелся старый матрац в углу, ящик на полу, заменяющий стол, ящик поменьше вместо стула - вот и вся обстановка. Впрочем, Лиссу все это нисколько не смущало. Пока Лис переминался с ноги на ногу у входа, она успела разложить на ящике нехитрый ужин - два толстых ломтя хлеба, луковицу и четыре крохотных копченых рыбешки. Пузатая фляга, сильно помятая с одной стороны, стояла в центре «стола».
        - Что празднуем? - поинтересовался Лис, присаживаясь напротив девушки.
        - Твое новоселье, - усмехнулась Лисса. - Хотя не обольщайся, во фляге вода. На вино мы пока не заработали…
        Две рыбешки, половина луковицы и кусок хлеба не утолили волчий голод парня, но все-таки притупили его, причем настолько, что Лиса неудержимо потянуло в сон. Но прежде чем рухнуть на матрац, он все-таки поинтересовался:
        - Скажи, зачем ты нашла меня и привела сюда? Ведь ты специально искала меня в предгорьях, верно?
        Лицо девушки стало серьезным.
        - Ты прав, все неслучайно, - произнесла она. - Моя бабушка видела вещие сны, в которых она проникала за границу миров и всего сущего, недоступную для простых людей. Ее дар передался внучке, как и положено, через поколение. Легендарный Йаррх вчера явился ко мне во сне и сказал, что принесет в мир своего брата по крови, которого я должна отвести к людям. Правда, я не уверена, что ты и есть побратим дракона, - слишком уж ты похож на самого обычного парня. Но, кроме тебя, больше никого не было на той поляне, что привиделась мне во сне, так что я привела к людям тебя. Видишь, как все просто.
        - Действительно, просто, - задумчиво протянул Лис. И осторожно поинтересовался: - А ты разве не видела самого Йаррха там, в горах?
        Девушка покачала головой:
        - Говорят, что когда дракон не хочет, чтобы его видели, он умеет отводить глаза и превращать свое дыхание в тучи, где и скрывается от лишних глаз. Правда, при этом он теряет силы, потому и пользуется своим даром нечасто.
        - Ты много знаешь о них, - заметил Лис.
        - Моя бабушка была жрицей Храма Дракона, - просто сказала девушка. - Но потом пришли Чистильщики Веры и назвали поклонение драконам величайшим злом. Они хладнокровно убили бабушку и других прислужников, разрушили храм, а на месте руин построили еще один Дом Высших. Добро всегда побеждает зло.
        Парень не нашелся что ответить, лишь хрустнул кулаками. Лиса всегда удивляла людская жестокость, но с некоторых пор она стала его бесить. Бесить до того, что ему хотелось убивать тех, кто разрушает храмы и расстреливает слабых. Причем убивать жестоко и беспощадно.
        - Лисса, - раздался снизу крик трубочиста, приглушенный полом. - Я, конечно, не против, чтобы ты общалась с моим нежданным сыночком, но учти, я пока не готов становиться дедушкой. Поэтому марш вниз!
        - Уже бегу! - пискнула Лисса, метнувшись из будки со скоростью стрелы, выпущенной из лука.
        - И тебе спокойной ночи, - сказал Лис вслед девушке, падая на соломенный матрац. Конечно, спасибо трубочисту за еду и крышу над головой, но насчет внуков это он точно загнул. Девчонки с лицом цвета печной сажи Лиса никогда не привлекали. Впрочем, до этого ему такие и не попадались. Но если бы попались, уж точно не понравились…
        Мысли путались, словно сети, в которые попала слишком большая щука. Через несколько мгновений парень перестал пытаться разобраться в них - и тут же провалился в глубокий омут без конца, начала, проблем, погонь… и снов, в которых не нуждается тот, чья жизнь и без того переполнена невероятными событиями.

* * *
        Это было похоже на ночной прыжок с парашютом, на финише внезапно превратившийся в дневной. Только что ты плавно летел куда-то вниз, обозревая незнакомые созвездия, словно кучки бриллиантов, рассыпанные на черном сукне. И вдруг внезапно ночное небо куда-то пропадает, по глазам бьет резкий солнечный свет, и ты видишь под собой стремительно приближающуюся землю.
        Чисто рефлекторно Снайпер спружинил коленями и, гася инерцию, завалился на бок, стараясь при этом не повредить винтовку. Старые навыки пригодились, приземление прошло успешно. Судя по тому, что справа забористо матерился Тестомес, и со спутником все в порядке.
        - Твою мать! - от души ругался Итан. - Что за козлы Ворота разломали! Нет, ну какой скотине это понадобилось, скажи на милость? Мы ж из-за них чуть не убились к кутрубовой матери!
        Действительно, неподалеку от места приземления стояли два пенька, почерневшие от копоти. Похоже, неведомые «козлы» срубили топорами ворота и пустили их на дрова. Судя по тому, что рассказывал Тестомес о неубиваемости Ворот Ветра, неведомые «козлы» обладали недюжинной силой.
        В целом поляна, на которую перенеслись Снайпер с Тестомесом, очень напоминала стартовую, только была изрядно загажена, словно на ней пару дней ночевала группа туристов. Почерневшие кости, огрызки, дырявый сапог, прочий мусор, живописно разбросанный по траве. И очень знакомый сладковатый запах вокруг, от которого руки сами непроизвольно напрягаются и тянутся к оружию.
        - Ничего святого у людей, - ворчал старик, потирая ушибленный бок. - Уж если Ворота Ветра начали рубить на растопку, то, думается мне, и до конца света недалеко. Старая Легенда…
        - Тихо! - резко вскинул руку Снайпер.
        Тестомес подавился продолжением фразы и вместо того, чтобы замолчать, вдруг принялся надсадно кашлять.
        - Вот черт! - ругнулся Снайпер, хватаясь за рукояти обоих ножей одновременно…
        - Ты ножики-то свои, милок, отпусти, - раздался из-за кустов спокойный голос. - Не помогут они тебе.
        Из-за кустов, окружавших поляну, вышло несколько крепких мужиков, одетых в грубой выделки кожаные куртки и штаны из того же материала. На ногах - сапоги с щегольски примятыми вниз голенищами, поскрипывающие при каждом шаге. У большинства в руках короткие копья, занесенные для броска, а у одного, самого плечистого (не иначе, вожака - обладателя обволакивающего голоса), взведенный арбалет, направленный прямо в живот Снайпера. И черная густая борода под тем арбалетом чуть не до пупа. И глаза над тетивой добрые-добрые, какие бывают лишь у убийц-маньяков, получающих удовольствие от процесса умерщвления себе подобных. Не человек, а гора мяса, созданного для убийства.
        Снайпер перечить не стал. Ножи отпустил и встал расслабленно, глядя прямо перед собой расфокусированным зрением. Конечно, резкость объектов при таком способе наблюдения падает, зато видишь всех противников, которые стоят перед тобой. Плохо только одно - что на затылке глаз нету. Ибо, судя по шелесту ветвей за спиной и поскрипыванию кожаных сапог, сзади тоже враги. Значит, ждали добычу.
        Сразу стало многое ясно, даже без пояснений Тестомеса, которого гнуло не по-детски - старик все еще никак не мог откашляться. Ребятки в кожанках, похоже, не первый день здесь промышляют. Разломали ворота, отчего конечная точка перехода сместилась кверху, и теперь поджидают, что хорошего к ним с неба свалится. Здесь же живут, в лесу, тут же добычу потрошат. Отсюда и сладковато-тошнотворный запах гниющей крови, в изобилии пролитой день или два назад. Похоже, не в правилах доброго арбалетчика и его команды было дарить своим жертвам легкую смерть.
        - Стой спокойно, милок, - сказал предводитель шайки лесных разбойников. - Тогда, может, поживешь еще. Колесо, свяжи-ка ему руки. А ты, Оглобля, дедушке помоги. Видишь, плохо ему, мается бедный.
        Неприятно оскалив лошадиные зубы, здоровенный парень шагнул к Тестомесу, на ходу пальцами левой руки разминая правый кулак, больше похожий на кувалду. Такому громиле и оружия не надо - даст деду разок по затылку, тому больше и не понадобится, чтобы без хлопот перейти в Край вечной войны, или как он здесь называется…
        Скрип за спиной стал отчетливее. Рукава камуфляжа коснулись чьи-то цепкие пальцы.
        Пора…
        Пришелец из иномирья совершил резкий поворот на каблуках, совмещенный с движением влево и назад. Тот, кто стоял позади Снайпера с веревкой наготове, разинул рот, осознавая, что жертва только что непостижимым образом сама оказалась у него за спиной…
        Сухо щелкнула тетива, разъяренным шмелем прогудел в воздухе болт. У доброго арбалетчика была хорошая реакция - стальное жало болта успело рвануть край камуфляжа Снайпера, прежде чем пробило толстую кожаную куртку и вонзилось в грудь любителя подкрадываться сзади.
        Мгновением позже туда же воткнулись одновременно четыре копья - увидев размытое от скорости непонятное движение, метатели отреагировали соответственно. Под весом древков мертвое тело их товарища неуклюже завалилось вперед и, не достигнув земли, повисло на копьях.
        Но Снайпера уже не было за живым щитом, так быстро ставшим мертвым. В бою с несколькими противниками важно двигаться очень быстро, не давая себя окружить и стараясь, чтобы враги мешали друг другу.
        Он и двигался, пользуясь тем, что у его врагов преимущественно были копья - хоть и короткие, но неудобные в ближнем бою, если противник незнаком с навыками штыкового боя. Парни в кожанках умели только метать и колоть без изысков, снизу вверх, за что сразу и поплатились.
        Скользнув к ближайшему противнику, Снайпер на ходу выдернул из ножен свои боевые ножи - «Бритву», клинок которой после перехода между мирами потерял свою лазурную синеву[4 - Откуда у «Бритвы» взялось лазурное сияние и каковы его свойства, можно прочитать в предыдущих романах цикла «Снайпер» (хронологию см. в начале книги).], и «Сталкер», обоюдоострый кинжал, формой напоминающий короткий римский меч-гладиус.
        Противник не растерялся. Он знал точно - опытный воин и метательным копьем пропорет насквозь что рысь, прыгнувшую с дерева, что безумца, бросающегося на древковое оружие с двумя ножами. Отработанный до автоматизма один-единственный удар копьем - лучшее оружие.
        Но безумец оказался на диво проворным.
        Широкий клинок «Сталкера» метнулся навстречу жалу копья и ловко отвел его в сторону. Нацеленное в горло врага острие пропороло воздух, а копейщику вдруг нестерпимо захотелось кашлянуть. Что он и сделал…
        Кашля не получилось. Вместо этого из-под подбородка вырвался фонтан крови. Парень попытался закричать, но вместо крика раздалось лишь шипение и бульканье. Копейщик выронил оружие и схватился за горло, рассеченное ударом ножа от уха до уха. Но его ладони уже не могли остановить ни кровь, хлещущую из глубокого разреза, ни жизнь, стремительно покидающую тело.
        На самом деле не такое уж трудное дело биться с толпой растерянных людей, при этом мешающих друг другу. Увидев, как легко жилистый мужик в странной одежде разделался с их товарищем, у кожаных возник вполне закономерный ступор. Как же так? Их больше десятка, все вооружены, а этот пятнистый не только их не боится, но еще и сам атакует быстро, хладнокровно и на редкость эффективно. Значит, он или колдун, владеющий каким-то неизвестным видом магии, или демон, вселившийся в человеческое тело, чтобы ходить по земле и собирать заблудшие души.
        Пока опешившие кожаные довольно бестолково пытались проткнуть его копьями, Снайпер, используя в полной мере эффект неожиданности, успел воткнуть «Сталкер» в глаз еще одного копейщика и рубануть «Бритвой», словно топором, по запястью второго - так, что кисть на две трети отделилась от руки. В результате получилось много крови и воплей, что добавило смятения в ряды атакующих.
        Четверо кожаных, те, что в самом начале лишились копий, бросив их в живой щит, развернулись и бросились наутек. Не иначе, решили - если этот мастер ножевого боя так копейщиков уделывает, то нам уж точно ловить нечего.
        Однако убежать им не удалось.
        Сухо щелкнула тетива. Один из беглецов споткнулся и с размаху упал носом в траву. Меж его лопаток торчало короткое древко арбалетного болта.
        - Стоять, сучьи дети!!! Перестреляю, как курят!
        Глаза бородача с арбалетом больше не были добрыми. Сейчас налитое кровью лицо вожака разбойничьей шайки могло нагнать ужас на кого угодно. Горящие яростью глаза, перекошенный рот, пена на губах. Жуть, да и только.
        - Стоять!!! Он один, а вас много!
        Аргумент, козырной во все времена. Мол, мы ребята лихие, семеро одного не боимся.
        - Все ко мне! - между тем орал бородач, не забывая граблеобразными ручищами натягивать тетиву арбалета. - Берем его в кольцо!
        Грамотная команда. Для тех, кто точно уверен в своем превосходстве. Рев вожака придал кожаным нахальства, а меткий выстрел вернул на поле боя убегающую треть отряда. Незадачливые копьеносцы решили, что все же лучше еще раз попробовать кучей уделать ловкого ножевика, чем гарантированно словить спиной второй болт. Ведь когда стальная стрелка уже лежит в ложе арбалета, всегда кажется, что прилетит она в затылок именно тебе, а не соседу, бегущему рядом.
        Повинуясь реву бородача, кожаные довольно ловко рассредоточились полукругом. Те, кто остался без копий, достали из-за пазух кистени либо небольшие топоры из-за поясов. Раненого, стоящего на коленях и баюкающего практически отрубленную руку, кто-то из товарищей, мимоходом раскрутив кистень, долбанул в висок круглой гирькой. Череп хрустнул, словно раздавленный орех, и труп без звука рухнул на землю.
        Для Снайпера ситуация принимала не особенно веселый оборот. Эффект неожиданности сошел на нет, бородатый все же сумел вернуть контроль над своей бандой. Наученные горьким опытом, кожаные теперь избегали прямого контакта, обходя жертву, словно стая волков, загнавших лося в ловушку. Можно было бы отступить в лес, где шансы на выживание стремительно увеличивались. Но за спиной все еще заходился в кашле Тестомес, а бросать попутчиков на растерзание вражьей силе шло вразрез с личным моральным законом Снайпера.
        Оставалось только одно - играть ва-банк.
        Снайпер спокойно обтер окровавленный «Сталкер» об рукав и спрятал нож в кожаный чехол. «Бритва» в этом не нуждалась, на идеально гладкой поверхности клинка не задерживалось ничего, даже пылинки, казалось, соскальзывали вниз с неизвестного науке металла. Тихо щелкнули пластиковые ножны с выдавленной на них загадочной надписью «SSCH», принимая уникальное оружие.
        Зачехлив ножи, Снайпер аккуратно отстегнул их, положил на землю, после чего развел руки в стороны и улыбнулся.
        - Ну что, борода? - громко сказал он. - Не надоело прятаться за спинами своих парней? Как насчет того, чтоб побиться, как мужчина с мужчиной, один на один? Хочешь - с оружием, хочешь - без.
        Смыкающийся круг притормозил слегка. Головы кожаных повернулись в сторону своего вожака, ожидая его слова.
        И оно прозвучало.
        - Да пошел ты, - спокойно сказал бородач, нажимая на спуск.
        Признаться, меньше всего ожидал Снайпер такого исхода событий. Очень уж он надеялся, что здоровяк, шириной плеч превосходящий противника вдвое, примет предложение…
        Не принял. И в общем, правильно сделал, Снайпер на его месте поступил бы так же. Все эти игры в благородство с врагами чреваты для здоровья, тем более - с хорошо подготовленными врагами. Плохо только, что чернобородому это было известно. А еще плохо, что невозможно с десяти шагов уклониться от арбалетного болта, выпущенного опытной рукой.
        Все, что Снайпер смог сделать, это резко повернуться влево, надеясь пропустить болт мимо себя.
        Не получилось…
        Стальная стрелка тупо ударила в грудь слева - бородач хорошо знал свое дело. Не знал он лишь одного: как раз сюда, в сердце Снайпера, уже стреляли однажды. И попали, намертво вбив в тело человека эмблему из броневой стали. Эту фигурку с распростертыми крыльями и значком радиации в лапках многие годы терпеливо вытачивал из бронепластины вечно живущий бродяга, наконец нашедший приют возле старой покосившейся башни. Вытачивал для того, чтобы подарить ее другому скитальцу, бродящему между мирами в поисках самого себя[5 - Подробно об этом событии можно прочитать в романе Д. Силлова «Кремль 2222. Север».], - возможно, для того, чтобы стальная летучая мышь дважды подарила жизнь своему хозяину.
        Болт разодрал камуфляж и ткнулся в сталь, отбросив Снайпера к ближайшему дереву. Если б тяжелая стрела вошла перпендикулярно телу, ничто не спасло бы от смерти пришельца из другого мира. Но поворот тела, совершенный вовремя, сыграл свою роль. Болт скользнул по броне, глубоко пропорол кожу над ребрами и застрял в теле. Рана незначительная, но разодранный камуфляж мгновенно окрасился кровью.
        - Готов, - равнодушно сказал бородач, опуская арбалет. - Ну что, старый хрыч, долго еще перхать будешь? Достал уже.
        …Страшный удар на несколько мгновений перебил дыхание. Снайпер больно ударился спиной об дерево и упал, не удержавшись на ногах…
        «Готов», - донеслось до его ушей. Ладно. Если считают мертвым, так даже лучше. Теперь осторожный вдох… Больно, черт, но боль внешняя, от стрелы, застрявшей в шкуре, и от сильного удара по организму. А в целом состояние нормальное. Гасящих сознание внутренних уколов на вдохе от сломанных ребер не чувствуется - значит, еще повоюем…
        Тестомес словно по команде кашлять перестал.
        - Так я это, я ж завсегда… - начал он… И осекся. Глаза старика стали круглыми, грозя вывалиться из орбит, словно игрушечные стеклянные шарики.
        Кожаные невольно повернули головы в ту сторону, куда смотрел старик… Невольный вздох изумления пронесся меж тертыми жизнью душегубами, которым не раз приходилось убивать себе подобных. Потому что не может человек выжить после выстрела в упор из арбалета, даже если он носит кольчугу под пятнистыми обносками. Но кольчуги не было, все видели - болт ударил прямо в сердце, и кровь сразу же пропитала одежду! Тем не менее сейчас с земли поднимался труп, медленно вытаскивая из себя окровавленную стрелу…
        - Магия земли! - выдохнул один из кожаных, роняя на землю копье. - Черное колдовство Неупокоенных!
        - Это упырь! - бледнея лицом, подхватил его сосед. - Его нельзя убить! Бежим!!!
        В мгновение ока сплоченный отряд разбежался кто куда, только задники сапог засверкали. Бородач же замешкался, похоже, не особо веря в народные поверья. Ухватил лапищей тетиву, рванул на себя, привычной рукой выдернул болт из кошеля на поясе, вложил в желоб… А вот нажать на спуск не успел.
        Зажав в кулаке окровавленную стрелку, Снайпер несся к арбалетчику огромными прыжками. Холодная ярость утроила силы. Умного врага нужно уметь ненавидеть, чтобы разделаться с ним без колебаний. Уважать его можно потом, когда он остынет и превратится в воспоминание.
        Пятка болта, лишенная оперения, плотно уперлась в основание ладони Снайпера. Наружу торчало лишь стальное жало, словно змея из норы, высунувшись между средним и безымянным пальцем кулака. Подбежав, пришелец из иномирья левой ладонью отбил в сторону арбалет и изо всех сил всадил болт в грудь бородача.
        Удар отозвался резкой болью в ладони. Оно и понятно, «финский хват» хорош для ножа без гарды, а не для стрелы, которая немногим толще авторучки. Но иначе измазанный собственной кровью болт не удержать и толстую кожанку не пробить так, чтобы сталь гарантированно достала до сердца.
        - Долг уплачен, - сказал Снайпер на своем родном языке, глядя, как гаснет жизнь в глазах бородача.
        - Ошибаешься, - криво ухмыльнувшись, сказал по-русски умирающий. - С тебя спросят за меня. По полной спросят…
        И рухнул на землю.

* * *
        Он проснулся оттого, что где-то внизу тихонько скрипнула дверь. Казалось бы, ерунда, мало ли отчего скрипят по ночам дверные петли. Может, Лиссе или ее папаше до ветру захотелось. Удобства во дворе, другого пока не придумали. Приспичит - хочешь не хочешь, а наружу из дома выскочишь…
        Но нет… Эта дверь скрипела по-другому, так, словно тот, кто ее открывал, не хотел производить лишнего шума.
        «Грабители, - спросонья решил Лис. - Или ночные воры».
        Рука парня метнулась к поясу…
        Ножа не было! Ну да, трубочист сказал оставить его внизу. Вот незадача!
        Взгляд парня заметался, ища что-то похожее на оружие. Пожалуй, это сойдет.
        Он протянул руку и осторожно снял со стены свернутый в несколько раз ремень с тяжелой гирькой на конце, инструмент трубочиста для пробивки засорившихся дымоходов. И замер, прислушиваясь.
        Странно, но сейчас он отчетливо слышал малейшие звуки, доносящиеся снизу. Казалось бы, нереально разобрать через потолочные перекрытия легчайшее поскрипывание половиц, прерывистое дыхание нескольких человек, шорох их одежды, еле уловимый шелест клинков, покидающих ножны… Но Лис слышал все это, словно дикий зверь, которого спугнули с лежки не очень осторожные охотники. А еще он разобрал мерное дыхание спящей Лиссы и подобострастный шепот ее отца:
        - Как только он заснул, я сразу же пошел за вами, господин начальник ночного патруля. Этот тип сразу показался мне подозрительным.
        - Этим вечером из Стоунхенда прискакал гонец, - прошептал второй голос, грубый, как столярный рашпиль. - У них сбежало двое висельников и какой-то преступник в странной одежде. Если твой парень один из них, то ты получишь награду за донос. Где он?
        - На втором этаже, ваша милость.
        Послышался скрип деревянных ступеней. Ближе, еще ближе…
        «Сдал, сволочь», - с тоской подумал Лис, искренне жалея, что проспал тот момент, когда старик выходил из дома. Может, он в окно вылез, чтоб лишнего шума не производить?
        «И нож забрал, наверняка не случайно. Чтоб ему в трубе застрять, хрычу старому».
        Шаги на крыше… Все ближе к домику… А, была не была!
        В тесной каморке было особо не развернуться, но Лис все-таки ухитрился раскрутить ремень с гирькой в тихо гудящий круг и, как только широкая тень загородила выход, метнуть свое нехитрое оружие наобум, не целясь, куда попадет…
        Снаружи раздался слабый писк, словно столярный рашпиль прошелся по гвоздю. Потом что-то тяжелое упало на доски, звякнув металлом, и ночь взвыла тонким бабьим голосом:
        - Кху… кутрубов сын… прямо по яйцам…
        - Ваша милость!
        По крыше забегали множество ног.
        - Ваша милость!!!
        - Взять… взять его…
        - Ваша милость, что с вами?!!
        Ответа Лис не услышал. Воспользовавшись суматохой, он выскользнул из каморки и помчался со всех ног… аж до самого края крыши.
        Раздумывать было некогда. Преследователи, поняв, что яйцам его милости прямо на месте ничем не помочь, бросились выполнять приказ, озвученный враз растерявшим стальную грубость голосом начальства, пострадавшего на службе.
        А Лис, не останавливаясь, прыгнул в темноту, уверенный, что вот прямо сейчас рухнет на землю и переломает ноги. Но в последний момент Старшая Сестра выглянула из-за туч, и парень увидел стремительно приближающуюся снизу плоскую крышу соседнего здания.
        Тело все сделало само, без участия хозяина. Как только пятки Лиса коснулись дощатой крыши, покрытой сухой древесной корой, это самое тело свернулось клубком, и парень эдаким ежом прокатился вперед, ничего себе не сломав и даже не ушибившись особо. Дивясь своим новым способностям, Лис вскочил на ноги и побежал дальше, ловко прыгая с крыши на крышу, благо дома стояли чуть не впритык друг к другу.
        Хорошее дело бежать, зная куда. Не зная - гораздо хуже. Ближе к центру города дома становились все выше, а улицы все шире. Погоня отстала, но там, позади, слышался шум, похожий на тихий, угрожающий рокот реки в половодье.
        Обернувшись, Лис увидел отблески огня - не иначе, преследователи быстро организовали массовую травлю беглеца с привлечением местных жителей. Желая получить награду, упущенную трубочистом, многие любители легкой наживы быстро покинули теплые постели, спросонья путаясь в одежде, зажгли факелы и пустились в погоню.
        Лис слегка запаниковал. Одинаковые, словно детские кубики, дома бедноты остались за спиной. Впереди маячили строения с более покатыми, вычурными крышами, по которым вряд ли побегаешь вприпрыжку. Но прыгать вниз на землю было уже высоко, да и бессмысленно - город окружен стеной, выбраться из него нереально, спуститься на улицу - верная гибель…
        В общем, Лис предпочел не раздумывать особенно, а следовать дальше путем, который помог ему оторваться от погони. А дальше - будь что будет. Разбежался, оттолкнулся, пролетел над улицей, привычно сгруппировался…
        Но на этот раз удача повернулась к парню филейной частью. Едва ноги Лиса коснулись богатой черепицы, заботливо освещенной Старшей Сестрой, как крыша… исчезла под ногами парня, и он полетел вниз, бестолково хватаясь руками за воздух.
        Падение было болезненным. Будь Лис потяжелее, наверняка б сломал себе что-нибудь, грохнувшись спиной об пол. А так нет, только множество звезд закружились перед глазами в веселом хороводе.
        «Значит, еще и затылком приложился», - подумал парень, многоопытный в вопросах получения звездюлей и падений с высоты, особенно в последнее время. Думать о том, куда делась крыша и куда он, собственно, провалился, было больно и, в общем-то, ни к чему. Провалился - значит, судьба. Резко вставать сейчас и бежать куда-то не получится, скорее всего, затошнит и тело вообще откажется слушаться. Стало быть, пока лежим и пытаемся понять, куда это нас занесло.
        - Очередной ночной вор, - вздохнул кто-то неподалеку. - На этот раз - через крышу. Я проиграл, многоуважаемый Фрог, вот ваши два бриллианта.
        - Вообще-то, дорогой Арг, это метеоритные минералы с алмазным блеском, которых можно прорву накопать в Долине Небесного камня, было бы желание и хорошее заклинание наготове от кутрубов и Неупокоенных, - недовольно проворчал надтреснутый старческий голос.
        - Ошибаетесь, отец, - хмыкнул первый. - Это искусственные камни еще довоенных времен, без царапин и следов магических улучшений. Сидор-лавочник дает тридцать полновесных золотых монет за каждый такой камень.
        - Ладно, уговорил, - проскрипел въедливый тип со странным именем Фрог. - Надеюсь, сынок, следующий вор полезет через окно и к тебе вернется твой проигрыш.
        - Вряд ли, - уныло отозвался обладатель еще более странного имени. - С вашей интуицией мне тягаться бесполезно. Пожалуй, я не буду больше заключать с вами пари, иначе рискую спустить все свое состояние до следующего Однолуния.
        - Верное решение, - одобрил Фрог. - А теперь сходи, посмотри, что там с нашим ночным гостем. Если сломал себе шею, быстрее наполни кубки, пока кровь теплая. От холодной у меня клыки сводит - возраст, ничего не попишешь.
        На лицо Лиса упала тень.
        - Да нет, похоже, воришка отделался легкими ушибами, - констатировал Арг.
        - Вот и хорошо, - отозвался Фрог. - Отнеси его в подвал, подвесь за ноги, сделай надрезы за ушами и подставь под головой новую бадью, ту, что сделал бондарь из дубовых досок на прошлой неделе. Сколько можно пить сушеную бычью кровь, разбавленную водой? Наконец-то этой ночью у нас будет знатная пирушка.
        Озвученная перспектива ближайшего будущего Лиса абсолютно не вдохновила. Ударенный организм требовал покоя и холодного компресса на затылок, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Парень долбанул ногой вверх и, судорожно извиваясь, попытался отползти в сторону. После падения звезды перед глазами слегка потускнели, но Лис пока еще ничего не видел, кроме смутного силуэта на фоне этих звезд.
        - Пинается, - усмехнулся силуэт, втягивая носом воздух. - Люблю запах свежей, вкусной и здоровой пищи…
        И осекся на полуслове.
        - Что там? - недовольно проворчал невидимый Фрог. - Долго мне еще ждать? Сушняк с утра мучает.
        - Погодите, отец, - озабоченным голосом произнес силуэт. - От него явственно пахнет магией.
        - Ну и что? Обычный хомо, обладающий зачатками способностей к воздушным фокусам с собственными газами…
        - Нет, отец, это не запах магии воздуха. И это абсолютно точно не водяной, водой здесь даже на каплю не пахнет. Я не берусь утверждать…
        - Неужто земляк? - удивился Фрог.
        - Не думаю, - качнул головой силуэт. - Мне никогда не доводилось иметь дело с магией земли, но это и не могильная сырость, о которой пишут в своих отчетах Чистильщики Веры…
        Шум в ушах понемногу сошел на нет, боль меж лопатками и в районе копчика притупилась, а звезды, качающиеся перед глазами, превратились в пятиугольные потолочные светильники, свешивающиеся на цепях с вполне себе целой крыши. Еще несколько мгновений, и Лис смог наконец рассмотреть человека, стоящего над ним, в задумчивости почесывая подбородок.
        Вытянутое лицо с мощным подбородком, волевой рот, длинные густые черные волосы до плеч, необычного покроя меховой плащ до пола, по странной прихоти портного сшитый шерстью наружу. И внимательные глаза под густыми бровями, зловеще сверкающие в полумраке большого зала. Может, от Лиса и пахло магией, волосатому Аргу виднее, но от самого Арга неслабо несло зверем, словно он месяц безвылазно жил в волчьей норе. Хотя, возможно, воняло не от него, а от плохо выделанной шкуры, из которой сшит плащ. Так Лису было проще все объяснить самому себе. И менее страшно…
        - Тогда имеет смысл поговорить с Сенситами, - подал голос Фрог. - Они занимаются изучением подобных феноменов, и с них можно взять за этого хомо неплохую цену.
        - Вряд ли, отец, - покачал головой Арг. - Сенситы скорее натравят на нас Чистильщиков или, на худой конец, стражу. Мои шпионы доносят - лорд недоволен, что в его городе обосновались горные волки в людском обличье, не пожелавшие возвращаться к первоначальному облику и при этом сколотившие себе приличные капиталы. Боюсь, ему уже не хватает налогов, которые он от нас получает. Достаточно малейшего повода, чтобы он приказал разгромить наши дома и отобрать все, что мы заработали за эти годы…
        - Полегче, - подал голос отец Арга. - Этот тип все слышит.
        - Ну и пусть слышит, - пожал плечами оборотень. - Продать его мы не можем, так что все равно этому хомо конец. Хотя бы потому, что, как только он выйдет отсюда, сразу же побежит докладывать о заклинаниях от воров, которые нам наложили маги-контрабандисты на крышу, окна и двери без ведома гильдии Сенситов.
        Лис с трудом повернул голову. Страх страхом, а все-таки было интересно посмотреть на папашу Арга.
        Родитель мохнатого оборотня сидел за огромным столом, заставленным красивыми блюдами с сырым мясом. Мясо было самое разное, как приготовленное со специями в виде фигур, изображающих рыб, птиц и различных животных, так и просто красиво нарезанное ломтями, источающими свежую кровь. Особое внимание привлекало большое блюдо в центре стола. На нем стояло искусно вырезанное из кости изображение волка, нависшего над фигуркой человека, который в ужасе упал на колени. Само собой, человек был искусно вырезан из цельного куска мяса, отчего казалось, будто с несчастной жертвы только что содрали кожу.
        С виду Фрог гораздо меньше напоминал дикого зверя, нежели его отпрыск. Просто крепкий длинноволосый старик, седой, как прошлогодний снег, в меховом плаще того же цвета и покроя. Во взгляде гораздо больше человеческой мудрости, нежели звериной жажды крови, а на лице написана безмерная усталость и вечное недовольство жизнью, свойственное пожилым людям.
        - Может быть, ты и прав, - с сомнением в голосе произнес старый оборотень. - А может, и нет. Там, за окнами я слышу какой-то шум. Думается мне, люди ищут как раз этого парня. Скажи-ка мне, юноша, чем это ты так разгневал своих соплеменников?
        Ответить Лис не успел.
        Высоченная, под потолок, дубовая дверь зала стремительно распахнулась, словно ничего не весила, и в помещение стремительно вошла девушка невиданной красоты. Грива вьющихся пепельных волос крупными тяжелыми кольцами спадала вниз, вилась по плечам и груди, словно клубок ледяных змей. Обтягивающий идеальную фигуру черный костюм бархатно переливался под светом потолочных звезд, подчеркивая все изгибы великолепного тела. А в глазищи Лис как глянул - так и забыл про все на свете… И даже не сразу понял, о чем говорят присутствующие.
        - От него пахнет незнакомой магией, сестра, - словно оправдываясь, говорил Арг. - Отец считает, что его можно продать Сенситам за неплохие деньги…
        - Вы оба прокурили листьями синего папоротника и нюх, и последние мозги! - взвизгнула девушка, наступая на Арга, отчего тот был вынужден сделать шаг назад. - Я чую даже отсюда! От него пахнет кровью нашего брата, погибшего на Драконьих Клыках прошлой ночью. Ты слышал Весть, что принесли на своих крыльях нетопыри? Рерраг, Вожак стаи Серых воинов, был убит каким-то хомо. Серые нашли его на исходе ночи с распоротым брюхом и вырванными кишками у самого подножия Клыков. И я слышу запах крови Реррага, которая засохла под ногтями этого хомо!
        - Мальчишка убил Хозяина Ночи? - с сомнением в голосе произнес Фрог. - Ты ничего не путаешь, дочь моя?
        - В отличие от вас обоих я не курю дурные травы из Долины живых папоротников и не ем на ночь сырую баранину, притупляющую нюх, - огрызнулась девушка.
        На мгновение ее верхняя губа приподнялась, и Лис смог разглядеть за ней острые клыки, мало похожие на человеческие зубы.
        - Я верю тебе, Хелла, - медленно произнес Арг. - Что ж, давай покончим с этим.
        - Коли так, пусть будет по-вашему, - вздохнул Фрог, протягивая когтистую руку к костяному блюду с коленопреклоненным мясным человеком. - Не забудьте мне оставить глоток, давненько я не пил свежей крови.
        Два оборотня медленно надвигались на Лиса, зажимая его в угол. Парень, глядя на них, начал отползать назад, осознавая, что сейчас будет.
        - Я подержу этого хомо, Хелла, - усмехнулся Арг, - а ты пей. Первая кровь самая сладкая.
        - Спасибо, брат, но я сама справлюсь, - негромко произнесла девушка.
        Ее тело хищно изогнулось, готовясь к прыжку, длинные пальцы с острыми ногтями изогнулись, став похожими на когти дикого зверя.
        «Ну вот, - пронеслось в голове Лиса. - Не успел влюбиться, как она сразу же решила попить моей крови…»
        И тут Хелла прыгнула.
        Страшный оскал исказил прекрасное лицо девушки до неузнаваемости. Нижняя челюсть, словно лишившись связок, оттянулась книзу чуть ли не до груди. Голова на длинной шее повернулась под неестественным углом, растянувшийся рот стал похожим на капкан, готовый сомкнуться на горле Лиса…
        Все это было очень страшно вкупе со звериным воем, который одновременно издали брат и сестра. Настолько страшно, что Лис сам разинул рот и заорал благим матом…
        Но обычного человеческого крика не получилось. Вместо этого Лис ощутил, как его желудок сократился, словно кузнечный мех, и выплюнул наружу через рот нечто вроде отрыжки, какая случается после обильного ужина.
        Отрыжка оказалась горячей. Она обожгла небо, опалила десны, задела губы… Но Лис не чувствовал боли. Он замер на месте, не веря своим глазам.
        Сбитые короткой, но невероятно сильной струей неистового пламени, два оборотня катались по полу, пытаясь стряхнуть с себя огненные языки. Получалось это у них плохо - огонь шипел, рассыпался искрами, но никак не желал умирать под ударами мгновенно обуглившихся ладоней. Роскошные плащи брата и сестры мгновенно прилипли к телу, и сбросить их не было никакой возможности - вывернутая мехом наружу шкура горела вместе с живой плотью оборотней.
        Первым пришел в себя Фрог. Схватив кубок со стола, он плеснул красной жидкостью на ближайшего из своих отпрысков. Но разбавленная бычья кровь ничем не помогла Аргу. Огонь лишь зашипел, словно рассерженный лесной кот, которого попытались оторвать от законной добычи.
        - Магия огня! - ошарашенно воскликнул старик. И, обратив на Лиса испуганный взгляд, рухнул на колени.
        - Прости моих неразумных детей, величайший из магов! - завопил он, простирая в сторону парня руки, перевитые старческими венами. - Затуши неугасимый огонь! Возьми все что хочешь, только не дай им умереть!!!
        - Неугасимый огонь… потушить? - пробормотал Лис, осознавая услышанное. - Но как?!
        - Согласно легендам, только слюна дракона может затушить то, что извергло его нутро!
        - Плюнуть, что ли? - удивился Лис.
        - Сделай милость, прошу тебя!!! - вопил безутешный оборотень.
        - Ну, если только из милости…
        Лис втянул в себя сопли, скопившиеся в носоглотке после ночного бега на холодном ветру, и с удовольствием харкнул на Хеллу, катавшуюся по полу в двух шагах от парня.
        Конечно, огонь, который исторг из себя Лис, был несомненным чудом. Но то, что произошло сейчас, поразило парня не меньше.
        От роскошной пепельной гривы Хеллы почти уже ничего не осталось, лишь черная сморщенная кожа, похожая на горелый пергамент, обтягивала обожженный череп. Смачный зеленоватый комок, вылетев изо рта Лиса, попал девушке на макушку. Вот тут-то и произошло чудо, столь впечатлившее огнедышащего парня.
        От макушки на голову, плечи и руки, на все места, которые были поражены огнем, мгновенно расползлась мутная пленка неаппетитного цвета, сбивая на своем пути неугасимое пламя. Лис не успел бы и до трех досчитать, как все было кончено. На полу, свернувшись в позу эмбриона и тихонько поскуливая, лежало кошмарное, сгоревшее на треть создание, совсем недавно бывшее роскошной красавицей.
        - Сына! Сына спаси!!!
        Крик Фрога вывел Лиса из ступора. Столь эффектных соплей у него уже не было, потому парень плюнул тем, что осталось.
        Получилось жиденько. Плевок попал на плечо Арга, добросовестно расползся, на сколько смог, сбив огонь с левой руки, половины лица и части шеи… На большее его не хватило. Правая рука и грудь оборотня продолжали пылать. Еще немного - и пламя вот-вот переметнется на гобелены, которыми сплошь были увешаны деревянные стены…
        А у Лиса, как назло, во рту пересохло. Еще бы: носиться по крышам как угорелый, навернуться с высоты десяти локтей, насмотреться на то, как оборотни тебя сожрать пытаются… У кого хочешь во рту кошачий вкус появится вместе с ощущением наждачного языка, снимающего стружку с десен.
        - Спаси его… - уже не кричал, а негромко выл старик. Так, что Лису даже стало его жалко.
        Парень вскочил с пола, подбежал к столу, схватил один из кубков, набрал в рот то, что там было, и, метнувшись к горящему Аргу, прыснул на него, словно домохозяйка на белье, которое бабы в деревнях гладят после стирки тяжелыми угольными утюгами.
        И тут настало время Лису сильно удивиться в третий раз…
        Арга начало страшно корежить. Огонь спал, но не исчез полностью. Сейчас он словно пожирал то, что разбрызгал на него Лис, одновременно трансформируя плоть оборотня в нечто совсем невообразимое. Из плеч, боков и головы Арга полезли наружу костяные рога. Правая рука под действием страшной магии начала костенеть, пальцы против воли несчастного сжались в кулак, сливаясь воедино и превращаясь в нечто, напоминающее раздвоенное копыто.
        - Бычья кровь, - простонал Фрог. - Ты плюнул на драконий огонь разбавленной бычьей кровью…
        Сочетание крови, слюны и огня стремительно уродовало плоть Арга, превращая правую сторону его тела в нечто ужасное. Через некоторое время огонь погас, но на то, что лежало на полу, смотреть было жутко.
        Фрог стоял на коленях перед своими детьми и рыдал, как самый обычный человек, которого постигло большое несчастье. Впрочем, в жизни любое горе очень часто есть следствие другого - того, которое пострадавшие причинили или пытались причинить другим. Дядька Стафф говорил, что зло, как и добро, всегда возвращается к тем, кто их делает. Такое уж у них свойство.
        Но люди часто не осознают этой простой связи. Они считают себя безгрешными и искренне удивляются, если кто-то в ответ расплачивается с ними той же монетой. В этом оборотни, похоже, не особо отличались от людей.
        Прервав рыдания, Фрог медленно поднялся с пола и поднял на Лиса тяжелый взгляд.
        - Будь ты проклят, хомо, отнявший у меня детей! Тем, кто лежат здесь, на полу, уже никогда не стать прежними Аргом и Хеллой. Но и тебе никогда не стать тем, кем ты был, дракон в образе человека. Запомни, однажды ты будешь рыдать, как я сейчас, но ничего изменить не сможешь…
        Безутешный старик говорил что-то еще, но Лис уже его не слушал. Если б сейчас хомо висел над дубовой кадкой вниз головой, словно поросячья туша, из которой сцеживают кровь, а его дети готовили кубки для ночной пьянки, с точки зрения Фрога, все было бы вполне нормально. Но получилось наоборот, поэтому у него сейчас большое горе, а на языке - проклятия в адрес пищи, не пожелавшей становиться таковой. Ну да, мяснику тоже бы не понравилось, если б корова, которую он ведет на убой, вырвалась и пропорола его рогом насквозь. У каждого своя правда. Как, например, та, что Фрог с радостью вырвал бы своими зубами горло ненавистного хомо, но просто не хочется ему корчиться на полу рядом со своими детьми. Боится он и потому в бессильной ярости брызжет слюной, так как ему больше ничего не остается.
        Но сейчас гораздо больше воплей старого оборотня парня интересовал гул, доносящийся снаружи. Нетрудно было догадаться - пока он воевал с детьми Фрога, толпа настигла его, вычислила дом, в котором он скрылся, окружила, и теперь нет никакой возможности вырваться из ловушки, в которой он оказался по воле случая. Надо отметить, весьма прискорбного, ибо толпа жаждала крови. В окнах то и дело мелькали факелы и какие-то отвратные рожи, приникающие к стеклам со стороны улицы и силящиеся разглядеть, что происходит в доме.
        - Он там! - заорал кто-то наиболее глазастый. - Висельник из Стоунхенда засел в доме Фрога. Давайте ворвемся и завершим то, что не смогли сделать увальни соседи!
        - Войди, - посоветовал кто-то глазастому энтузиасту. - Гонец, после того как проорался на площади, в таверне по пьяни рассказал, что парень не так-то прост. Он вышел из Черного Пятна, сбежал от стражи, убив палача, и за день на своих двоих смог пройти расстояние, которое гонец проскакал, меняя коней на почтовых станциях каждые двадцать полетов стрелы.
        - Пр?клятый, - зашумела толпа. - В доме Фрога Проклятый!
        - Надо сжечь дом вместе с ним, - предложил кто-то. - Про старика и его детей давно ходят нехорошие слухи. Как они появились в городе, так раз в месяц обязательно пропадает бесследно кто-то из жителей Вичтана. Так что не будет большой беды, если семейка торгашей сгорит вместе с висельником.
        - А что на это скажет граф? - послышались голоса. - Как-то неохота висеть возле городских ворот, изображая из себя ночной фонарь.
        - Граф далеко, а Проклятый здесь, в Вичтане, - отозвался тот же голос. - Но если бы он был здесь, не думаю, что его приговор сильно отличался от решения властей Стоунхенда. Или ты хочешь пойти против «Закона о запретной магии», который предписывает лишать жизни колдунов, не принадлежащих к гильдии Сенситов, и Проклятых, выбравшихся из Черных Пятен?
        - Сжечь… сжечь его, - раздались голоса, и их становилось все больше.
        Лис вздохнул. Бежать некуда, дом окружен плотным кольцом людей, жаждущих его крови. Еще немного, и на крышу полетят горящие факелы. Да и деда жалко, хоть он и оборотень. Мало ему детей, еще и его самого поджарят.
        Парень окинул взглядом стены, увешанные старинными гобеленами, доспехами и оружием. Уж коль судьба сегодня помереть, так пусть оно произойдет с музыкой. Второй раз на виселицу идти - нет уж, увольте. Старые воины, тренировавшие деревенское ополчение, говорили, что нет большего счастья, чем помереть в бою с мечом в руке. Ну вот и посмотрим, какое оно, это счастье.
        Подойдя к стене, Лис без спросу снял с крючьев боевой меч.
        Ух, хороша штука! В деревне ветераны учили молодняк махаться дубовыми палками, мечей-то даже у старых воинов не было, слишком дорогое оружие. А тут - настоящий, в ножнах, с кожаным подвесом… Мечта, одним словом.
        Лис обернулся на Фрога, но тому было не до меча. Арг, наполовину превратившийся в мешанину из обгорелой плоти, рогов и костей, торчащих во все стороны, не шевелился. Хелла продолжала скулить, значит, жива. Старик, склонившись над ней и по-собачьи высунув длинный язык, зализывал обожженные места. Ну да, на то он и оборотень. Глядишь, и выходит девчонку волчьей слюной.
        А ему пора.
        Пристегнув меч к поясу, Лис снял со стены небольшой круглый щит и забросил его за спину. Помимо этого парень позаимствовал нож, составной боевой лук, усиленный роговыми пластинами, стальные наручи, равно пригодные для защиты предплечий от скользящих ударов клинком и тетивой, а также кожаный колчан, полный стрел. В особом кармашке колчана отыскались три тетивы, крученные из воловьих жил. Нормально. Конечно, драная одежда в сочетании с набором весьма неплохого оружия смотрится не очень, но искать по дому одежку и подходящие доспехи чревато, можно и не успеть. Кстати, не факт, что найдешь, что найденное подойдет и что во всем этом будет сподручно драться - естественно, что работе в боевой сбруе деревенских ополченцев никто не учил. А вот как согнуть лук, накинуть тетиву на рога и проверить, хорошо ли натянута, это Лис усвоил накрепко. Что он и проделал быстро и вполне профессионально - на лучника его готовили целых два года, и стрелять он умел довольно неплохо. Не из такого роскошного лука, конечно, но кому ж в бою мешало хорошее оружие?
        Вооружившись до зубов, Лис защелкнул ушко стрелы на тетиве, подошел к двери, ведущей на улицу, отодвинул засов и вышел наружу.
        Увидев хорошо вооруженного стрелка, гудящая толпа примолкла, обалдев слегка от такой картины. Преследователи рассчитывали поймать безоружного беглого висельника и получить с этого дела награду, а тут - н? тебе, нарисовался лучник, вполне себе готовый всадить стрелу в самого ретивого поборника справедливости.
        Ударенный по колоколам начальник патруля сделал незаметный шаг в сторону, за широкую спину какого-то простолюдина, и оттуда закричал, несолидно дав «петуха» на самой высокой ноте:
        - Вот он! Хватайте его!
        - Ага, щас, - задумчиво произнес кто-то рядом, опуская прихваченные в сарае вилы. - Тебе надо, ты и хватай. А меня молодая жена дома ждет, и со стрелой в брюхе я ей на хрен не сдался.
        - Во-во, - подхватил еще один голос. - Пойду-ка и я отсюда от греха подальше.
        - Но это же Проклятый! - пискнул какой-то пацан из середины толпы, непонятно как затесавшийся среди взрослых. - Его нужно убить!
        - Вот именно, - подхватил начальник патруля. - Устами младенца говорит истина!
        - Устами младенца говорит младенец, - заметил мужик с вилами. - А истина у каждого своя. Если этот спиногрыз мечтает получить стрелу в глаз, пусть идет первым, я его даже отговаривать не стану.
        - Именем закона, - прошипел начальник патруля. - Если вы уйдете, завтра всем на главной площади всыплют по двадцать плетей! Я и мои помощники вас запомнили!
        Сплетенные из тонких ремешков плети для публичных наказаний были штукой весьма неприятной - после двадцати ударов человек обычно неделю лежал пластом, а если со здоровьем не очень, бывало, и вовсе помирал. Толпа погудела, поколыхалась, но осталась стоять на месте, осознавая сложность ситуации. Арбалетов и луков нет, ночному патрулю они не положены, простолюдинам - тем более. У четверых патрульных только тесаки да две неуклюжие алебарды, у народа - прихваченные из дому ножи, топоры да вилы. Конечно, если всей толпой навалиться, висельнику хана, но кто ж в здравом уме на стрелу кинется голой грудью? Дураков нет. И умных, кстати, тоже - тех, кто б подсказал, что в таком случае делать.
        - Может, за стражей сбегать? - предложил кто-то.
        - Ага, сбегай, - отозвался муж молодой жены. - Пока до казарм добежишь, пока разбудишь, пока они доспехи натянут да сюда доберутся, мы все от холодрыги околеем.
        К слову сказать, ночь выдалась прохладной. Лето заканчивалось, и после захода солнца с севера уже неслабо тянуло холодом.
        И тут случилось неожиданное. Выйдя из-за чужой спины, вперед шагнул начальник патруля, пряча в усы ехидную улыбку.
        - Ладно, парень, твоя взяла, - произнес он, изо всех сил стараясь придать писклявому голосу былую солидность. - Никто тебя не тронет, только уходи из города куда хочешь. Считай, что мы тебя не видели.
        От такого поворота Лис слегка растерялся. Готовился к смертному бою, а тут - н? тебе!
        - И как я отсюда выйду? - поинтересовался он. - Как только я подойду к воротам, тут меня стража и схватит.
        - На неприступных южных воротах по ночам стоят только две смены наблюдателей, - произнес начальник патруля. - И командует ими мой брат, который пропустит тебя.
        И, видя, как колеблется Лис, добавил:
        - Или тебе недостаточно моего слова, которое слышали все эти люди?
        Лис обвел глазами толпу. Слова усатого ему было недостаточно, но и выбора особого не было. А так хоть какой-то шанс.
        - Ладно, я уйду, - сказал он, опуская лук, но не снимая стрелы с тетивы. - Куда идти?
        - Туда, по южной дороге, - кивнул головой усатый. - Только ты уж не обессудь, парень, мы тебя проводим. Нам нужно убедиться, что Проклятый покинул наш город. Ведь так?
        - Ну да, - с неохотой и вразнобой подтвердила толпа, осознавшая, что и награды не будет, и померзнуть еще придется. - Нужно, как же без этого.
        - По южной дороге? - негромко переспросил молодой муж. - Так там же…
        И тут же получил тычок в ребра рукоятью палаша.
        - Заткнись, скотина, - прошипел ему на ухо начальник патруля. - Иначе больше никогда не увидишь не только жены, но и рассвета.

* * *
        Старик смотрел на него круглыми, как у совы, глазами, от ужаса позабыв про надрывный кашель. Снайпер разорвал зубами индивидуальный перевязочный пакет, развернул, сунул под камуфляж и прижал локтем к ране, чтоб не вывалился. После этого пришелец из иномирья подошел к Итану и, слегка поморщившись от боли в боку, присел перед ним на корточки.
        - Не бойся, - сказал Снайпер. - Просто я русский, а русского не так-то просто убить.
        - Т… ты… - заикаясь, проговорил Тестомес. - Т… ты правда не упырь?
        - Нет, - покачал головой пришелец из иномирья. - Я самый обычный человек, который умеет только убивать и писать книги о том, как он это делает. А вот кто ты такой на самом деле?
        Старик молчал.
        - Говори, - довольно холодно произнес Снайпер, доставая из чехла устрашающего вида нож с надписью «Сталкер» на клинке. - Думаю, не случайно мне пришлось завалить столько людей как на входе в твои ворота, так и на выходе. Говори, старик, иначе мне придется в свою новую книгу добавить малоприятный эпизод про очень долгое убийство одного старого пройдохи.
        Конечно, на самом деле убивать старика он не собирался - по крайней мере, до тех пор, пока тот не попробует убить его. Но Тестомесу знать об этом было не обязательно.
        Все еще не придя в себя от картины непостижимого воскрешения спутника, убитого в упор из арбалета, старик «поплыл» прямо на месте.
        - Хорошо, Снар, я расскажу все, - торопливо сказал Итан, косясь на устрашающего вида нож в руке своего спутника. - Только, может, уйдем отсюда. Тут столько трупов…
        - Здесь говори, - жестко сказал Снайпер. Пока допрашиваемый «плывет», ковать железо надо горячим.
        - Будь по-твоему, - постукивая зубами, согласился Тестомес. - Но тогда надо начать с тюрьмы… Меня… На самом деле я принадлежу к Низшим, тем, кто использует тайную магию Неупокоенных и кое-какие секретные знания прошлого, оставшиеся от людей, сгинувших в древней Войне огненных стрел. Глубоко под землей остались тайные дворцы, в которых… ты, наверно, не поймешь…
        - Еще как пойму. Противорадиационные бункеры. Продолжай.
        - Странное слово… У жителей этого мира они назывались Дворцами Жизни, в которых можно было укрыться от Невидимой смерти. После того как отгремела Война огненных стрел, выжившие дождались, пока Невидимая смерть отпустит землю из своих объятий, и покинули подземные дворцы. Они вновь создали этот мир, в котором запретили создание сложных машин и избыточные знания… ну, ты слышал Старую Легенду. Но в Легенде нет ни слова о том, что далеко не все люди вышли на поверхность. Остались огромные Дворцы Жизни, в которых выжившие продолжали существовать по старым законам. Правда, Сенситы до сих пор ищут эти Дворцы и находят…
        - Даже знаю как, - кивнул Снайпер. - Какой бы ни была автономной и навороченной система жизнеобеспечения, людям все равно нужно выходить наверх. Хотя бы для того, чтобы пополнить запасы сырья для производства запчастей.
        - Ты говоришь мудреные слова, Снар, - покачал головой Тестомес. - Но смысл я уловил. Да, им приходится выходить, когда у них кончается металл для ремонта их машин. И тогда наверху их часто поджидают отряды Чистильщиков Веры.
        - Дай я попробую догадаться, - сказал Снайпер. - Ты провалился сюда из своего мира и встретил поисковый отряд Низших. Кстати, теперь я понимаю, почему их называют именно так.
        - Да, я встретил их. Они поверили мне и провели в свой тайный подземный город. Ты не поверишь, Снар, это настоящее чудо…
        - Поверю, - слегка поморщился пришелец из иномирья. - И даже знаю, что было дальше. Ты стал их разведчиком, так как старики не привлекают особого внимания. К тому же наверняка твоя кожа была менее бледной, чем у тех, кто всю жизнь провел под землей. Плюс твои магические способности. Идеальный шпион, одним словом.
        - Был до недавнего времени, - кисло усмехнулся Тестомес. - Ровно до тех пор, пока меня не вычислили Чистильщики Стоунхенда и не упекли в тюрьму. Меня пытали неделю, но я так и не сказал им, где находится подземный Дворец Жизни. Я надеялся умереть, не предав тех, кто помогал мне все эти годы. Но Чистильщики привели человека, которого они звали мессиром. Этот тип, глаза которого пылали ледяным пламенем, мгновенно узнал во мне мага воздуха и рассказал моим палачам, что надо делать.
        - Вздернуть тебя на виселице? Действительно, очень оригинальная идея, - хмыкнул Снайпер.
        - Ты не понимаешь, - нахмурился Тестомес. - Сразу видно, что в твоем мире не действуют законы магии. Многих секретов не знаем и мы, но один из них мессир раскрыл Чистильщикам. Если маг воздуха умирает от того, что к его легким перестает поступать воздух, и при этом он сам свободно болтается на ветру, его осознание легко может захватить другой маг. Например, мастеру воды достаточно создать водяной шар, заключить в него осознание казненного и спокойно допросить пленную душу, совершив несложный ритуал. Лишенное человеческого разума осознание все выложит подчистую своему новому господину. И пытать никого не надо, и время тратить ни к чему.
        - Теперь понятно, почему у вас была такая охрана и с какой радости в толпу рыцарей затесался тот мастер по метанию водяных шариков, - задумчиво произнес Снайпер. - Стало быть, после того, как ты неожиданным образом сделал ноги с места казни, городские власти подняли на уши всех, кого можно и кого нельзя. Также они заблокировали входы и выходы из Ворот Ветра, через которые ваш брат маг имеет привычку не особо напрягаясь шастать на дальние расстояния. Подозреваю, что группировка кожаных разбойников в свободное от работы время вовсю вкалывает на местное правительство. Подвернувшийся заказ им был как нельзя кстати - они еще до этого раскурочили ворота и отлавливали зазевавшихся путешественников, а тут им дали задание сделать то же самое, только вполне законно и за дополнительную плату. Кто ж думал, что у них выйдет такой облом.
        - Ты все правильно понял, Снар, - кивнул Тестомес.
        - Ладно, твоя версия принимается, - сказал Снайпер, отправляя «Сталкер» обратно в ножны и с усилием разгибая ноги. - Теперь я, пожалуй, обработаю и перевяжу рану по-человечески, а ты пока обыщи этих гавриков. Наверняка в их вещмешках найдется что попить и пожрать, вон у них морды какие откормленные.
        - А… ты не боишься, что они вернутся? - опасливо поинтересовался Тестомес.
        - Не-а, - криво усмехнулся Снайпер. - Пока они доложат по команде о происшествии, пока руководство обмозгует, сколько народу нужно послать, чтобы нейтрализовать бессмертного зомби, пока сколотит отряд спецназа из самых бесстрашных, - думаю, часа два-три у нас точно есть. Тем более что эти кожаные - не регулярные войска, а обычная организованная преступная группировка, работающая на городские власти. Таким изначально доверия немного, соответственно, реакция на их доклад будет неторопливой.
        Приободрившийся Тестомес кивнул и принялся сноровисто обыскивать трупы, а Снайпер стащил с себя грязный, изрядно драный камуфляж, коротко рыкнув, отодрал от тела пропитавшийся кровью бинт и занялся осмотром раны.
        Раны бывают разными. Смертельными - с этим все ясно. Очень плохими, когда задеты легкие, печень или кишечник. Если кость или сустав разбиты-раздроблены на осколки, тоже все плохо, особенно в полевых условиях…
        Лучше, если пуля, стрела или нож ударили «в мясо» конечностей и при этом крупных вен или артерий не порвали. Такое перетянул жгутом выше ранения - и спокойно разбирайся с проблемой. Дезинфицируйся, зашивайся, перевязывайся, словом, занимайся самообслуживанием, если рядом госпиталя нет с полногрудыми сестричками и очкастым хирургом. При этом, само собой, не забудь про анестезию. Какой бы ты герой ни был, шить себя по живому дело неприятное, можно невзначай и отрубиться от болевого шока.
        Про остальное бывалый народ говорит - «царапина». Однако та «царапина», что сейчас осматривал Снайпер, была хоть и не опасной для жизни, но впоследствии могла доставить проблем.
        Кожа разлохмачена, будто по ней тупой пилой прошлись, причем несколько раз. Кровь уже не хлещет, но и не остановилась. И, если не предпринять экстренных мер, сочиться будет долго. Да и рана загнить может запросто - бес его знает, где бородач хранил свой боезапас и в каком дерьме вымачивал. Инфицирование раны в полевых условиях без перспективы попасть в госпиталь - это практически на сто процентов верная смерть. Так что, как говорил товарищ Сухов, лучше помучиться.
        Снайпер вкатил себе противостолбнячную сыворотку из аптечки с красным штампом «Восстановлено. Клан маркитантов “Савеловские”», после чего достал из кармана мультитул, вынул оттуда маленькие ножницы и закусил губу.
        По краям жутковатой с виду рваной раны болтались лоскутки кожи и бледные, обескровленные клочья нежизнеспособных тканей - серьезная помеха перед обработкой такого повреждения. Эту помеху Снайпер принялся аккуратно обстригать ножницами, стараясь, чтобы от боли сознание не покинуло тело и пот, мгновенно выступивший на лбу, не залил глаза.
        Стрижка поврежденного мяса заняла пару минут, за которые предки бородатого, наверно, не раз перевернулись в гробах - столько комплиментов наговорил в их адрес раненый стрелок.
        Наконец омертвевшие кожа и мясо попадали в траву, на радость вездесущим муравьям. Но это было еще не все.
        Расстегнув чехол СВД, Снайпер отсоединил магазин и выщелкнул оттуда два патрона, а из мультитула вынул маленькие плоскогубцы. Расшатав ими пули, стрелок осторожно вынул их из гильз и выбросил в кусты, после чего прилег на травку и аккуратно высыпал порох на рану.
        Проделав все это, Снайпер достал из кармана штанов старую армейскую зажигалку, какими в его мире пользуются байкеры и поклонники стиля милитари. По всей боковой поверхности зажигалки шла гравировка: «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине».
        Стиснув зубы, стрелок щелкнул зажигалкой и поднес огонек к кучке пороха.
        Тестомес, оторвавшись от объемистой сумки бородача, с удивлением смотрел на странные действия своего спутника. А когда у того на боку вспыхнул маленький фейерверк, и вовсе глаза вылупил от изумления. Неужто человек без литра веселящего напитка способен выдержать такое?
        В воздухе отчетливо завоняло горелым мясом. Старик ожидал, что пришелец из иномирья сейчас заорет благим матом и начнет кататься по траве, но тот лишь побелел, словно снег на вершине Драконьих Клыков, но не издал не звука.
        Итан взвалил на плечо тяжелую сумку и подошел к Снайперу. Тот уже сидел на траве и, разорвав второй перевязочный пакет, собирался бинтовать грудную клетку.
        - Погоди, - остановил его старик. - В сумке бородатого есть кое-что, чего я не знаю. Посмотри, может, пригодится.
        Слегка морщась от боли, Снайпер заглянул в вещмешок своего несостоявшегося убийцы и, слегка присвистнув, вытащил оттуда небольшую камуфлированную сумку.
        - Эх, где ж ты раньше был, - сокрушенно покачал головой стрелок, откидывая клапан сумки. - Это набор первой помощи АИ-Н 2 «Спецназ», причем неслабо доукомплектованный хозяином. Вопрос ровно один: откуда тот хозяин появился в этом мире? Жаль, задавать его теперь некому. Знал бы раньше, пожил бы еще бородатый. Недолго конечно, но тем не менее.
        Говоря все это, Снайпер не забывал потрошить аптечку главаря лесных бандитов. Результатом его поисков стала упаковка мощного антибиотика «Ципролет» и тюбик с противоожоговым «Пантенолом».
        - Живем, - сказал стрелок, закидывая в рот две таблетки антибиотика. - Воды нет?
        - Найдется, - сказал Итан, протягивая трофейную флягу. - А насчет того, откуда он, - думаю, попал сюда так же, как и мы с тобой. Освоился, организовал банду из местных и принялся выживать как умел.
        - Не исключено, - кивнул Снайпер. - Судя по его снаряге, так оно и было.
        Запив таблетки, стрелок тщательно намазал «Пантенолом» обширный ожог на боку, после чего при помощи старика на совесть забинтовал рану.
        - Авось не сдохну, - резюмировал он, поднимаясь на ноги. - Теперь, пожалуй, можно и приодеться.
        - Ты о чем? - не понял Тестомес.
        Снайпер кивнул на трупы:
        - Одежонка у нас, как у бомжей, а эти щеголи все в коже, словно братки у меня на родине в девяностые. Неужели оставлять им эдакие шмотки?
        - Поверье гласит, что можно забирать у врага еду и оружие, но нельзя его голым отправлять в Обитель мертвых. Он может вернуться назад с полпути и потребовать назад свои вещи.
        - Пусть возвращается, встретим, - жестко сказал Снайпер. - Не мы напали на них, а они на нас, так что теперь пусть не обижаются. К тому же не нужно бояться мертвых, живые гораздо опаснее. И еще - запомни, старик: на войне мародер - это тот, кто забирает у мертвого врага лишнее, пытаясь нажиться на трупе. Таких порой стреляют свои же, и правильно делают. Но если ты берешь необходимое, то это лишь вопрос выживания, и никто тебя не осудит. Так что хватит трястись, иди и выбирай себе одежку по размеру. А потом прикинем, куда нам идти, так как о дальнейшем маршруте следования я не имею ни малейшего представления.
        - Есть одно место, - сказал Тестомес, покосившись на спутника. - И я тебя туда отведу. Только, боюсь, не дойдешь ты с таким-то ожогом.
        - Я - дойду, - сказал Снайпер, вертя в руках трофейный баллончик с надписью «Бензин для заправки зажигалок», найденный в обширной сумке бородатого. - Если же сдохну по пути, хоронить не надо. Просто плесни на труп из этого флакона и подожги. Не люблю я быть под землей, тоскливо там и холодно.
        - Договорились, - кивнул старик.

* * *
        Неприятная это тема. Идешь ночью по дороге, а за тобой на почтительном расстоянии толпа тащится с вилами да топорами. Кто-то, видать, к Фрогу успел в дом забежать, разузнать, что да как, и рассказать остальным. Уважения к Лису, несомненно, прибавилось, ненависти - тоже. Нетрудно догадаться, что папаша оборотней преподнес историю в ожидаемом свете: пришел лихоимец в дом честных людей, ограбил, оружие украл, детей, пытавшихся остановить беспредельщика, колдовским огнем пожег и превратил не пойми во что…
        Лис на удивление хорошо слышал перешептывания за спиной и про себя усмехался. Истина - это то, во что верит большинство, стало быть, его одинокая правда нынче не стоит и ломаного медяка. Ну и ладно. Живым Лис решил не сдаваться ни под каким видом, тем более что лук и меч позволяли умереть красиво, а на остальное было наплевать. Жаль только, что огненной отрыжки больше не было, даже намека на нее не осталось. Сколько Лис ни пыжился, сколько ни пытался извергнуть из себя хоть жалкий язычок пламени, ничего путного не получилось.
        Парень даже засомневался слегка - а реально ли это он поджег оборотней? Может, померещилось ему со страху, а на самом деле светильник какой-нибудь опрокинулся с потолка на брата с сестрой? А так хорошо б было на толпу пыхнуть струей пламени, мигом бы разбежались. Но не получается… Ну и кутруб с ними, пусть идут следом, если им так хочется. Вопрос только один: а куда идем-то? Начальник патруля говорил про южные ворота, а вокруг только домишки бедноты, чуть не по окна вросшие в землю.
        Квартал богачей давно кончился. Вымощенная булыжниками дорога помаленьку превратилась в сплошную ленту подсохшей грязи, а дома по обе ее стороны - в убогие халупы с крышами, покрытыми гнилой соломой. По таким не побегаешь при всем желании, сразу провалятся под весом бегуна. Лис по наивности думал, что хуже, чем дом трубочиста, в городе строений нет. Оказалось, он сильно ошибался. По сравнению с развалюхами квартала бедноты, по которому сейчас шел Лис, двухэтажная хибара отца Лиссы казалась вполне приличным домом.
        Впереди показалась наполовину скрытая деревьями покосившаяся деревянная колокольня Дома Высших с крылатым шпилем наверху, устремленным в небо. Обе Сестры были скрыты тучами, но парень прекрасно видел, что одно из железных крыльев вот-вот отвалится, проржавев у основания. Интересные новые особенности отмечал за собой Лис: зрение обострилось, в том числе и ночное, слух улучшился, запахи стал различать намного лучше, чем раньше. Похоже, не только новый язык подарил ему дракон Йаррх, но и новый мир ощущений. А может, и не в Йаррхе дело, а в колдовском троне Воинов Ночи, посредством которого шайка уродов во главе с мессиром делала из обычных людей немых убийц - исполнителей их воли? Теперь уже не узнать…
        Между тем дорога уперлась в ржавые ворота, почти утонувшие в буйной растительности. За разросшимися кустами Лис рассмотрел множество крылатых шпилей, понатыканных прямо в землю, - деревянных, железных и даже один каменный, от времени покрытый толстым слоем земляного мха.
        Старое кладбище на окраине квартала бедноты…
        Лис обернулся. Пальцы, слегка онемевшие от лежания на тетиве, с некоторым трудом, но все же согнулись, сжав вторыми фалангами хвостовик стрелы. Начальник патруля обманул его - что ж, он первым получит в грудь оперенную смерть, а с остальными уж как получится…
        Но, вопреки ожиданию, обманщик не попытался спрятаться за спинами горожан.
        - Погоди, Проклятый, - громко произнес он. - Я не обманул тебя. Сразу за этим кладбищем находятся ворота южной городской стены. Скажешь начальнику смены наблюдателей, что Тиррен, начальник ночного патруля, разрешил тебе покинуть город, и тебя выпустят. Все эти люди свидетели моего слова.
        - Да, да, мы слышали, - разноголосо прогудела толпа.
        Во многих голосах слышались раздражение и нетерпение. Людям надоело шататься ночью по городу, и все хотели домой, в теплые постели, чтобы успеть прихватить часок-другой сна до рассвета, когда с первыми лучами солнца придется вставать и приниматься за каждодневную постылую работу.
        - То есть для того, чтобы выбраться из вашего города, мне придется пройти ночью через кладбище, - пробормотал Лис. - Весело.
        Но другого выхода не было. В сторону не уйти, толпа встала полукругом, хотя и держась на расстоянии, но весьма решительно выставив вперед вилы - действиями простолюдинов умело руководили подручные начальника патруля, стоявшие сзади и отдававшие распоряжения. Оставалось только одно: войти в ворота, которые почему-то никто не удосужился запереть на ночь.
        Покойников Лис не боялся, но все-таки приятного мало гулять в темноте среди крылатых шпилей. Их издавна ставят на крыши Домов Высших и над сердцами похороненных покойников для того, чтобы душе было легче взлететь в небесные чертоги. Богатые и шпили для своей родни заказывают дорогие, каменные или стальные, с гравировкой на литых перьях - имя, прозвище, дата рождения и смерти. А тем, кто победнее, и деревянный сойдет, с надписью углем на двух дощечках, мало похожих на крылья.
        Понятное дело, деревянных здесь было большинство. И самые первые, прямо у входа, - шпили Посвященных, украшенные скромным резным орнаментом из маленьких крыльев. Дом Высших в квартале нищеты, значит, и Посвященные стараются не отставать от паствы хотя бы по внешним признакам. А уж после смерти - и подавно. Скромный шпиль, мол, жил в нищете, в нищете и помер. Правда, при жизни многие слуги Высших ни в чем себе не отказывают, ездят на дорогих конях в одежде, расшитой золотом, хотя проповедуют смирение и воздержание. Дома Высших, опять же, изнутри украшают так, что они похожи на шкатулки для драгоценностей, вывернутые наизнанку… Умом этого не понять, ничем другим - тоже. А попробуй спроси у них, почему так? Сразу будешь врагом номер один и слугой Низших, по которому костер соскучился и при жизни, и после смерти. Такие вот дела непонятные и загадочные…
        Правда, покосившийся от старости Дом при кладбище точно не был богатым. Квартал нищий, подношений мало. Слуги Высших, похоже, все перемерли, а выжившие сбежали. При свете Сестер да на фоне кладбища выглядел он жутковато. Обшарпанные стены, слепые окна без стекол и даже без бычьих пузырей, дверь, болтающаяся на одной петле. Брошенный Дом. А почему брошенный? Даже в самых убогих, отдаленных местах слуги Высших не бросают свои Дома. Кто ж в здравом уме оставит место, которое его кормит и поит?..
        Лис прошел немного вперед и остановился, раздумывая. Потом спрятал стрелу в колчан и туда же отправил лук, не снимая тетивы. Оружие хорошее, надежное, составленное из кости и дерева, такому не страшно и в боевой готовности побыть некоторое время. Случись нарваться на ночных грабителей могил, меж частыми рядами шпилей особо не постреляешь, мечом тут орудовать посподручнее будет.
        Парень извлек из ножен тяжелый полутораручник и пошел между могилами по тропинке, заросшей желтой, жухлой травой. Жутковато, даже если ты и слабо веришь в загробную жизнь. Покосившиеся шпили были похожи на трехпалые когтистые лапы, высунувшиеся из земли и готовые схватить безумца, среди ночи шатающегося по кладбищу… А вот и разрытая могила, разом добавившая пищи разыгравшемуся воображению. И еще одна рядом с ней…
        Сестры словно нарочно выглянули из-за туч, чтобы дать парню возможность получше рассмотреть то, что лежало в могиле. Лис рассмотрел, после чего чуть не блеванул себе под ноги…
        Обрывки гнилого мяса на костях, валяющихся кучей в небрежно разрытой яме… И череп рядом. Одна глазница пустая, из нее свешивается пучок тонких почерневших мышц. Во второй - мутное, полуразложившееся глазное яблоко, тупо и безразлично уставившееся на Лиса. Зверь, что ли, какой раскопал могилу и поживился тем, что осталось от трупа? Или человек, пораженный страшной болезнью, о которой рассказывал дядька Стафф? Лучше б уж зверь, пусть даже самый лютый. Так более понятно и менее страшно…
        Словно испугавшись увиденного, Сестры вновь нырнули за большую тучу. На землю спустился непроглядный мрак, похожий на черное покрывало, которое мастер похорон накидывает на гроб перед тем, как везти его на кладбище.
        На могиле справа шевельнулась черная тень. Лис краем глаза поймал движение и развернулся всем телом, направив острие меча в сторону неведомой опасности.
        - Кто здесь?! - воскликнул он.
        Ночь не ответила. Из темноты донеслось лишь мерзкое хихиканье, от которого по коже парня побежали мурашки. Мрак словно издевался над Лисом, прежде чем сожрать его плоть и сбросить обглоданные кости в одну из разрытых могил.
        Парень уже успел привыкнуть к тому, что видит и слышит намного лучше, чем прежде. Но сейчас новые способности словно исчезли. Все, что он мог разглядеть во внезапно сгустившейся тьме, это неясные тени, мелькавшие все ближе и ближе… Только что в одном месте стоял сгусток ночного мрака, очертаниями смутно напоминающий человеческую фигуру, - и уже дрожит он, смазывается в пространстве, словно стрела, спущенная с тетивы… И вот он уже в другом месте, на полшага, на шаг ближе к Лису. И много таких теней, очень много… Все теснее смыкается их кольцо, все ближе многоголосое хихиканье, переходящее порою в леденящий душу тонкий, жалобный стон, словно смертельно голодное дитя просит молока у матери…
        Лис напрягся, махнул мечом… Как же тяжело! Руки словно налились свинцом, тело еле слушается, будто молодой парень разом превратился в дряхлого старика. Меч, которым он довольно легко управлял только что, став неподъемным, тяжело вонзился в землю. И не поднять его никакими силами… Да что там меч, ноги еле держат тело, мелко трясущееся от слабости и ночного холода, внезапно охватившего Лиса и разом доставшего до самого сердца…
        - Ауууу, - простонала ночь. - Вкуууусная крооооовь…
        Краем сознания Лис понимал: он слышит голос ночи, и ему знаком язык сгустков мрака, приблизившихся к нему вплотную. Но ответить им он уже не мог… Было трудно не только говорить, требовалось значительное усилие, чтобы поднять страшно отяжелевшие веки. Хотелось закрыть глаза и отдать ночи то, что ей требовалось, потому что Лис откуда-то знал: как только мрак получит свое, сразу наступит покой, вечный и сладкий, как теплая кровь на языке…
        «Это не твои мысли, - билось где-то в его голове. - Это их мысли, их желания, которыми они опутали тебя, словно паутиной…»
        Но голос разума был слишком слаб по сравнению с Голосом Ночи. И вот уже меч падает из руки, и чьи-то ледяные пальцы касаются руки Лиса, бережно ощупывая ее… Так ценитель хороших бифштексов оценивает лакомый кусок, поворачивая его туда-сюда перед тем, как вонзить в него зубы…
        - Стойтееее, - вдруг неожиданно простонала ночь. - Стойтеее, братьяяяя… Я узнаааал его… Это кайоооо… Мой кайооо…
        - Твооой разууууум посветлееел, Октооо, - недовольно провыл кусок мрака, пожалуй, размерами побольше остальных. - Это хомоо. Обычный хомоо, мешок с мяяясоом и крооовью…
        - Выыы не тронетеее моего кайоооо!!! - взвыла одна из теней, бросаясь вперед. Кусок мрака, ощупывавший руку Лиса, легко отлетел в сторону, словно был слеплен из ошметков горелой ветоши. Остальные тени зашевелились нерешительно, словно люди, не знающие, как им поступить, и вследствие данного факта топчущиеся на одном месте. Вроде и свое качать боязно, и уйти от греха подальше гордость не позволяет.
        - Октооо!!! - взвыл габаритный кусок мрака. - Тыыы восстааал против Закоона Ночиии!!!
        Завершающее «иии!!!» резануло по ушам так, что Лис невольно зажмурился. Мозг готов был взорваться от жуткого звука, словно бурдюк, по которому ударили кузнечным молотом. Но одновременно с ощущением раскалывающегося на куски черепа пришло понимание: м?рока больше нет. Он свободен от невидимых пут, которыми связали его страшные порождения ночи.
        - Я восстаал против тогооо, кто собрааался убить моего кайооо!!!
        Быстрая тень пронеслась мимо Лиса. Последовал еще один удар, вслед за которым раздался звук, похожий на треск разрываемой плоти. Похоже, сгустки темноты дрались друг с другом, и один из них неистово бил по другому, явно превосходящему его размерами… Но сейчас парень уже мог рассмотреть в деталях происходящее и понять, кто находится перед ним. Не смазанные силуэты, способные на расстоянии лишить человека сил и воли к сопротивлению, а человекоподобные существа с кривыми ногами и жилистыми руками, едва не волочащимися по земле. Лысая голова, жуткие, гротескные черты морды, отдаленно напоминающей человеческое лицо, черная шерсть, покрывающая все тело, и длинные пальцы на руках и ногах, оканчивающиеся мощными, кривыми когтями, которыми удобно как раздирать жертву на части, так и раскапывать могилы в поисках мертвой плоти.
        Кутрубы. Жуткие демоны из старых легенд. Старики говорили, что стоит одному кутрубу завестись на кладбище, как на следующую ночь их там будет уже несколько десятков. Днем они зарываются в землю, да так, что, даже если очень сильно захочешь - не найдешь места, где прячется страшное порождение ночи. А ночью выходят на охоту, и горе тем, кто рискнет после захода солнца забрести на проклятое кладбище. Закружат, зачаруют жертву кутрубы, а после будут неторопливо пить теплую кровь и жрать трепещущее мясо. Очевидцы рассказывали, что порой находили несчастных, съеденных на три четверти, и при этом еще живых. Слюна кутруба обладает специфическим действием: тварь может отгрызть у своей жертвы все четыре конечности, но организм при этом не воспринимает потерю как фатальную - кровь не вытекает из ран до тех пор, пока кутруб не примется ее оттуда высасывать. Пока жив мозг и бьется сердце, обездвиженный человек не умирает и с ужасом следит за тем, как чудовище медленно пожирает его…
        Но Лису повезло. Один из кутрубов разглядел в нем какого-то кайо и сейчас ожесточенно дрался с другим демоном, который был заметно крупнее его, - не иначе, вожак стаи, на право которого первым напиться крови посягнул член его же собственного клана. Видимо, слегка обалдев от такого нахальства, вожак без особого энтузиазма отмахивался от соперника когтистыми лапами. Но тот наседал, перемещаясь длинными, быстрыми прыжками, норовя зайти сбоку и ударить в незащищенное место.
        - Октоо, одууумайся! - подвывали сородичи, наблюдая за дракой. Но ввязываться в бой или кидаться разнимать противников никто из демонов явно не собирался. То ли чтили право поединка, то ли не хотели попасть под горячую лапу, то ли, как и все другие нормальные живые существа, не могли отказать себе в удовольствии посмотреть, как один их соплеменник убивает другого.
        Однако вожаку быстро надоело уклоняться от скоростных атак более мелкого сородича. Выбрав момент, он резко взмахнул лапой, и агрессивный кутруб по имени Окто, взвизгнув, отлетел на несколько шагов, словно кожаный мяч. Но пыла от этого у него не поубавилось. Встав с земли, Окто вновь бросился на противника, но при этом Лис заметил, что его защитник слегка прихрамывает на левую лапу.
        - Тебеее конееец, защитник хомооо, - провыл вожак, нарочито медленно занося лапу для удара…
        Обычно сильные и жестокие не считают опасными тех, кого только что собирались употребить в пищу. В общем, это естественно - вряд ли фермер будет бояться курицу или поросенка, если он, конечно, не окончательно спятил. Вот и кутруб совершенно спокойно повернулся спиной к Лису, намереваясь добить соплеменника, рискнувшего бросить вызов вожаку. И очень удивился, когда занесенная для удара лапа вдруг перестала его слушаться и в следующее мгновение, отвалившись от плеча, упала вниз, судорожно скребя землю длинными когтями…
        Нехорошо, конечно, бить сзади, это Лис понимал прекрасно. Но, с другой стороны, нападать кучей с целью полакомиться его плотью тоже не есть поступок, достойный благородных лордов. Борьба за выживание - это не рыцарский турнир с трубами, герольдами и правилами, а штука довольно грязная, беспринципная и потому зачастую эффективная. Турниры и правила придуманы для сытых и благополучных. А когда тебя собираются сожрать за здорово живешь и ты стоишь перед выбором - ударить сзади или быть съеденным, только полный дурак выберет второе.
        Вот Лис и выбрал. Махнул мечом, не особенно надеясь на успех, - демон все-таки, не вахлак какой-нибудь. И, как оказалось, не прогадал.
        Лису показалось, будто он не живую плоть поразил, а рубанул топором по толстой ветке дерева. На рукоять от клинка передалось ощущение тупого удара, отозвавшегося легкой болью в ладонях…
        Случись такое с ним сутки назад, Лис совершенно точно упал бы на колени и блевал дальше, чем видел. Он знал это наверняка. Одно дело, когда деревянным мечом машешь, и совсем другое, когда лезвие рассекает пусть чуждую, но живую плоть. Чувствуешь очень хорошо, как оно проходит сквозь тугие мышцы, врубается в кость, кроша ее на мелкие отломки, и вновь, слегка замедлившись на выходе, разрезает живое мясо, трепещущее от неожиданной боли.
        Но сейчас не было ничего похожего на рвотные позывы. Абсолютно. Как и там, под виселицей, когда нож вонзился в горло палача, или в горах, во время битвы с Хозяином Ночи. Лишь удивление, что-то типа «надо же, оказывается, я и мечом владею нехило»…
        Здесь, конечно, Лис себя переоценил. И немедленно поплатился. Опытный воин, нанеся врагу фатальный удар, сделал бы шаг назад и приготовился к контратаке, зная, что смертельно раненному противнику терять нечего и осознание близкого конца лишь придаст ему сил для последней атаки - кратковременной, но зачастую результативной.
        Вот и кутруб, осознав потерю, развернулся всем телом, наплевав на соплеменника, и лишь один раз махнул лапой. Хотел махнуть и второй, но не получилось: сзади на него налетел Окто. Сбил с лап, повалил на землю и принялся месить когтями поверженного вождя, только клочья черной шерсти полетели.
        А Лис запоздало сделал шаг назад и вдруг понял, что его меч снова стал очень тяжелым… и неважным, как неважно любое оружие, когда у тебя из распоротого живота потихоньку вылезают кишки.
        Удар кутруба разодрал жалкие остатки одежды и словно тремя кривыми ножами вспорол кожу под ней. Неглубоко, но вполне достаточно для того, чтобы у внутренностей Лиса появился простор для маневра.
        Бросив меч, Лис зажал руками рану и побежал. Естественная реакция живого существа, спасающего свою жизнь. Куда - неважно, главное, подальше от этого места…
        Кишки были скользкими от крови и напоминали толстых червей, норовящих проползти между пальцами. Лис бежал между могилами, мысленно кляня себя за то, что так серьезно обвешался оружием в доме Фрога. Щит колотил по спине, пустые ножны меча - по левой ноге, колчан с луком и стрелами - по правой. Сбросить сейчас с себя весь этот лишний груз, глядишь, и легче было бы. Но нельзя, обе руки заняты очень важной ношей. Пожалуй, самой важной в жизни.
        Впереди замаячили ворота - вернее, одна покосившаяся створка, оставшаяся от них. Вторая валялась на земле, сорванная с петель. Вот он, выход из страшного места, где кошмарные порождения ночи жрут мертвых, живых и друг друга. Но внезапно Лис понял, что до ворот ему не добежать, не дойти и даже не доползти. Силы как-то разом оставили его, покинув тело вместе с вытекшей кровью.
        «Ну, вот и все, - подумал парень. - Куда бежал? Зачем? Там, на месте, кутрубы сделали бы все гораздо быстрее».
        Он остановился, прислонился спиной к ближайшему крылатому шпилю, потом медленно сполз вниз.
        «Как же все, оказывается, просто, - пришла равнодушная мысль. - Сел и умер. Странно. Совсем не больно. И не страшно…»
        Две Сестры, выглянув из-за туч, безразлично смотрели на умирающего. Сколько раз уже видели они подобную картину. И сколько раз еще предстоит им увидеть ее…

* * *
        К удивлению своего спутника, он дошел, как и обещал. Кровопотеря - штука серьезная. Даже если большую пробирку из вены медсестра набирает для анализов всяческих, и то потом немного «ведет», словно полстакана водки махнул без закуски. А тут не меньше поллитры кровищи вылилось и в бинты впиталось. Но он дошел, хотя под конец ноги были словно ватными и мир перед глазами слегка расплылся, будто смотришь на него через аквариум с водой. Правда, вот до чего именно дошел? Неужто…
        - Это здесь, - сказал старик.
        - Офигенно, - хмыкнул его спутник и невольно поморщился - высохшая верхняя губа треснула до крови.
        - Это не просто холм, - слегка обиделся Итан. - Это подземный город…
        - Я не о том, - сказал Снайпер, про себя радуясь короткой передышке. - Просто смешно. Час назад говорил тебе, что не люблю быть под землей. И вот, похоже, снова придется лезть в очередной противорадиационный бункер.
        - Лезть куда? - не понял Тестомес.
        - Проехали, - вяло махнул рукой пришелец из иномирья. - А вход-то вы замаскировали хреново. Плюс тропинку протоптали к нему. Сразу не разглядеть, конечно, что трава примята, но присмотреться получше - и даже искать не надо. Хорошего следопыта на вас нет, партизаны.
        - Не знаю, про что это ты сейчас, - слегка обиделся Итан. - Вроде и по-нашему говоришь, а порой мне кажется, что заклинание обучения я маленько недолепил. А искать здесь никто ничего не будет. Проклято это место. Здесь много лет назад дракон стоянку рыцарей выжег дотла, и не росло здесь до недавнего времени ничего, кроме кутрубовой колючки. Всего лишь пару месяцев назад трава пробилась через вековое пепелище.
        - Ну, и чего вы ждете? - слегка удивился Снайпер. - Простая логика. Если трава появилась, значит, проклятия больше нет, следовательно, можно по этому холму гулять без опаски кому вздумается. Ночью бы потихоньку разводили бездымные костры, выжигали растительность, поддерживали естественную маскировку. А то, не ровен час, соберутся какие-нибудь археологи-энтузиасты и обнаружат, что холм-то с начинкой.
        Тестомес глубокомысленно почесал макушку.
        - Да уж, - задумчиво протянул он. - Здесь ты прав, чужеземец. У нас под землей народ как-то привык к безопасности, и пока жареный петух в ухо не клюнет, никто и не почешется.
        - У нас народ тоже инертный, - согласился Снайпер. - Только петухи наши другими местами больше интересуются, не к ночи будь помянуты. А так все один в один. Слушай, пошли уже куда-нибудь. Иначе реально рухну прям здесь и больше не встану.
        - Да, да, конечно, - засуетился Тестомес. - Пошли скорее…
        Вход в бункер оказался сразу за стеной густого колючего кустарника, которым зарос весь холм. Покрытая искусственным дерном стальная заслонка отъехала в сторону на сантиметр после того, как Итан простучал по ней хитрый условный сигнал.
        - Ты кто? - сурово вопросили из щели.
        - Дракон в пальто, - невежливо отозвался Тестомес. - Открывай, кутрубово семя!
        - Тестомес, ты, что ль? - изумились по ту сторону заслонки. - Так тебя ж Чистильщики схватили!
        - Как схватили, так и уронили, - проворчал старик. - Ты откроешь или тебе в щель дунуть, чтоб ты поверил, что я - это я?
        Заслонка отъехала в сторону на полметра, за ней Снайпер разглядел широкий закопченный раструб, который вполне мог быть срезом ствола огнемета. Сходство дополняли три ствола поменьше, расположенные полукругом под раструбом. Ага, пиропатроны, воспламеняющие огнесмесь. А жутковатое с виду оружие - это как пить дать хорошо знакомый ЛПО 50 или «Тип 74», его китайский аналог. Оружие старое, но надежное, как и все, что производилось в бывшем Советском Союзе. Загадка ровно одна: откуда сие счастье появилось здесь, в махровом средневековье с драконами и магией?
        Странное дело, но, увидев знакомое оружие, Снайпер даже немного обрадовался, словно старого знакомого встретил. Хотя, конечно, невесело, когда из него целят тебе в живот, но факт остается фактом - если здесь есть советские огнеметы, значит, имеется и возможность вернуться если не домой, то хотя бы в мир, где цивилизация вместе с ее благами не находится под запретом.
        - Ты ствол-то убери, - сказал Снайпер молодому парню, в руках которого покоилось жутковатое оружие. - Пыхнешь - я ж орать и кататься по земле не буду. Я к тебе прыгну, обниму, как родного, и не отпущу, пока оба не изжаримся.
        - Это кто с тобой такой деловой? - поинтересовался парень у Тестомеса, так и не изменив положения пускового устройства огнемета.
        - Это свой, - поморщился Итан. - Сказано тебе, ствол убери, видишь, человек ранен, ему помощь требуется.
        - Я пока что вижу, что вы оба в кожанках банды Бородатого, что ошивается в этих местах, - не унимался огнеметчик. - Может, вы к ним переметнулись и теперь мне по ушам катаетесь, как на телеге, лишь бы я вас во Дворец Жизни пустил.
        По огнеметчику сразу видать, парень упрямый, что твой баран. Лицо широкое, нос картошкой, глаза маленькие и злые, тонкие губы плотно сжаты. Такого только кувалдой с места своротишь. Но Итан решил проблему иначе.
        - Вот кутрубово семя, - сказал он, поднимая руку, словно собирался почесать нос в задумчивости. Но до носа не дотянулся немного, сложил ладонь лодочкой и дунул со всей мочи.
        Огнеметчика снесло. Только что был - и нет его, укатился куда-то в глубину бункера, гремя своим громоздким оружием.
        - А я предупреждал, - вздохнул Тестомес. - Причем предупреждал по-хорошему. Почему, если с людьми нормально говоришь, они считают, что перед тобой можно выпендриваться и с дерьмом тебя мешать? Не мир, а черт-те что.
        - У нас то же самое, - успокоил его Снайпер. - Уважают только силу и хамство, а на вежливых и культурных пытаются ездить во всех мирах, во всяком случае, в тех, где я побывал. Вежливый - значит, слабый, значит, получи. Поэтому, если до хамства опускаться не хочешь, лучше молчать многозначительно и морду кирпичом делать, мол, слово скажешь, которое мне не понравится, убью на хрен. И будешь везде крут и уважаем.
        - Правда жизни, - вздохнул старик. - Пошли, что ли. А то я всю жратву, которой из сумы Бородатого подкрепился, на этого придурка извел. Теперь пустой, как барабан, и жрать хочу, что твой дракон, голодавший неделю…
        - Ага, - понимающе протянул пришелец из иномирья. - Значит, у вас тут волшебной манны не существует и колдуны подзаряжаются примитивно, жратвой. Типа, когда сытый, тогда и магия.
        - А ты догадливый, - хмыкнул Итан. - Какая ж ворожба с голодухи? На пустой желудок вообще никакое дело не делается, и магия в том числе.
        Войдя внутрь вместе со Снайпером, Тестомес аккуратно повернул большое колесо, наглухо запирая тяжелую гермодверь. Сразу за ней оказалась небольшая площадка, оканчивающаяся ведущей вниз бетонной лестницей с изрядно выщербленными ступеньками. Снизу несся грохот, сопровождаемый витиеватыми непереводимыми выражениями, тем не менее по интонации вполне понятными - сдутый с площадки огнеметчик, отчаянно матерясь, пытался выбраться из-под придавивших его баллонов. Каковы успехи незадачливого охранника, понять было невозможно - закрепленные на стенах отчаянно чадящие факелы высвечивали лишь барахтающуюся массу в конце лестницы.
        «А бункер-то, похоже, вполне рабочий, - отметил про себя Снайпер. - Судя по факелам, вентиляция работает. Судя по холму над ним, грунтовый экран, спасающий от гамма-излучения, более чем достаточен. Если у них тут с артезианской водой в порядке и продукты длительного хранения имеются, то давешние средневековые воины на этом холме могут вечность сидеть, ковыряя копьями бронелисты. В таком бункере от атомного взрыва вполне спастись можно, не то что от парней с луками и мечами».
        Они спустились вниз, прошли мимо бедствующего огнеметчика, под своими баллонами напоминающего обожравшуюся улитку, и пошли дальше, вглубь бункера.
        Для Снайпера открывшаяся картина подземного убежища не была чем то из ряда вон выходящим. Видел похожее, приходилось. Низкие потолки с толстыми трубами под ними, похожими на толстых змей. Стены, крашенные в незапамятные времена в защитный цвет. Полы, крытые плохо оструганными досками. В углу бетонная емкость для воды в форме огромного бетонного куба с подведенными к ней трубами. Деревянные, широкие, грубо сколоченные скамейки вдоль стен - и присесть отдохнуть, и раненого положить до того, как санитары прибегут…
        А вот это интересно. Полуоткрытая гермодверь, за которой просматриваются характерные приборы фильтровентиляционной камеры, а где-то неподалеку равномерно постукивает движок дизель-генератора. Как же это все стыкуется с махровым средневековьем, процветающим наверху? Возможно, те, кто сейчас бежит по коридору, пояснят, что к чему?
        Топот множества ног слышался все ближе и явственнее. А вот и обитатели бункера. Ворвались в зал, куда привел Снайпера Тестомес, и сразу же расположились вдоль стен, держа в руках топоры, мечи и арбалеты, с выдумкой сконструированные из давно пришедшего в негодность огнестрельного оружия.
        - Как-то без особой радости встречают нас твои друзья, - негромко заметил Снайпер.
        - С ними бывает, - заметил Итан. - В подземном городе безопасность превыше всего.
        - Я здесь избытка безопасности не разглядел, - сказал пришелец из иномирья, кладя руку на один из своих ножей и при этом невольно поморщившись от боли в боку.
        - Ладонь с ножа убрал! - угрожающе произнес один из аборигенов, вероятно, сильно авторитетный, судя по одежде, щедро расшитой кусками просверленных по краям стальных пластин.
        - Щас, разбежался, - ответил Снайпер. И поинтересовался у своего спутника: - А это что за клоун?
        - Кто такой клоун? - недоверчиво прошипел абориген, направляя снаряженный арбалет в живот Снайпера.
        - Очень уважаемый воин. - Итан поспешил загладить зарождающийся конфликт. И, завидев горбатого старика с медным обручем на голове, только-только подошедшего в сопровождении здоровенного амбала, воскликнул: - Приветствую тебя, Моркт, сын Аруба. Что-то неласково встречают твои дети усталых путников.
        - Неласково, говоришь? - прищурился старик, похожий на нахохлившегося коршуна с перебитым клювом. - А откуда мне знать, что наверху, в крепости Стоунхенд, тебя не завербовали Высшие, предложив обменять твою жизнь на наши жизни? И кто этот тип рядом с тобой? Зачем ты притащил его в наш Дворец Жизни?
        - От недостатка свежего воздуха твой разум помутился, вождь подземных жителей, - процедил сквозь зубы Тестомес. - Как ты смеешь обвинять в предательстве того, кто чудом спасся от целой своры ублюдков из Стоунхенда? Этот парень, можно сказать, спас мне жизнь, а ты…
        - Жизнь тебе спас? - прищурился Моркт. - Вон оно что… Один из моих шпионов, постоянно живущих в крепости, пришел посмотреть на казнь и видел, что тебя спас какой-то мальчишка. Что-то не особенно этот воин похож на подростка.
        - Появление этого воина отвлекло стражу…
        - И откуда же он появился? - перебил Итана Моркт.
        - Он перешел из другого мира, как и я в свое время.
        - Да-да, помню-помню, - нехорошо усмехнулся горбун. - С той поры утекло много воды, а также при загадочных обстоятельствах пропало немало жителей нашего подземного города.
        - На что ты намекаешь, горбун?! - прошипел Тестомес, до белых пальцев сжав свой посох.
        - Я намекаю на то, что, похоже, неважная родилась идея у моего покойного отца насчет того, чтоб принять к нам пришельца из иномирья. И я постараюсь исправить его ошибку.
        Снайпер прищурился. До горбуна метров десять. Нет, отсюда нож прицельно не метнуть. Да и шайка этого Моркта не даст нанести удар на опережение, в мгновение ока утыкают арбалетными болтами, словно ежа. Это не бандиты Бородатого, расслабленные от собственной крутизны. Сразу видно, выживая в суровых условиях, подземный народ привык радикально разбираться с проблемами, хотя и не научился как следует охранять свое убежище, надеясь на защиту Проклятием дракона…
        Тестомес сделал неуловимое движение руками, и между ним и защитниками бункера выросла стена, похожая на тонкий слой полиэтилена, натянутый от пола до потолка. Команда горбатого вскинула оружие, но тут же замерла на месте, осаженная окриком вожака:
        - Стоять!
        Ослушаться не посмел никто, хотя видно, что многие хотели. Похоже, Тестомес не пользовался у подземных жителей особой популярностью.
        - Долго ли ты протянешь за Воздушным щитом, Итан Тестомес? - поинтересовался Моркт. - Я ж вижу, что ты голоден, как горный волк по весне. Магия пьет твою жизненную силу. Не пройдет и часа, как ты умрешь прямо здесь, на этом месте, без вмешательства моих детей. Хотя нет. Я, пожалуй, подниму из земли пару предков. Ты же знаешь, мертвые проходят сквозь Воздушный щит так же легко, как через обычный воздух. Предки хотят есть, я давно чувствую их голод.
        - Мертвецы долго выбираются из могил и ходят медленно, - раздался из-за магического щита глухой голос Тестомеса. - Коли ты совсем выжил из ума, горбун, я не стану ждать смерти и умру гораздо быстрее, но только вместе с тобой. Я знал, что ты можешь выкинуть что-то подобное, поэтому заранее слепил заклинание Черного Вихря. Хочешь узнать, что станет с тобой и подземным городом, если этот пузырек упадет на пол и разобьется? Вряд ли тебе помогут тогда ожившие трупы.
        С этими словами Тестомес достал из кармана флакон из-под таблеток, найденный в сумке Бородатого. Внутри флакона, заворачиваясь в тугие спирали, клубился маленький сгусток смоляного дыма.
        Рассмотрев предмет, который держал в руке старый колдун, предводитель подземного воинства изменился в лице.
        - Хорошо, твоя взяла, - с досадой проворчал Моркт. - Не представляю, как тебе с твоими способностями удалось создать Черный Вихрь, но жизнь моих детей дороже справедливости. Ты можешь остаться, мы даже вернем тебе твои вещи, которые я распределил между своими детьми, - ведь мы были уверены, что ты умер. Но твоего спутника мы отдадим предкам, которые…
        Горбун не договорил, почувствовав горлом острие клинка.
        Пока взгляды всех присутствующих были прикованы к зловещей пробирке со страшным заклинанием, Снайпер незаметно шагнул за одну из колонн, поддерживавших потолок, после чего тенью проскользнул вдоль стены - жители бункера и вправду отвыкли от чувства опасности за время своего безмятежного пребывания под землей.
        - Не по-человечески ты принимаешь гостей, папаша, - произнес Снайпер, следя, чтобы тело старика прикрывало как можно большую площадь его тела. - Значит, так. Сейчас вся твоя шайка сложит оружие, соберется в вентиляционной камере и подождет за гермодверью пару дней, пока мы с Итаном восстановим силы. Кормить вас будем, не беспокойтесь. А потом мы уйдем, а вы дальше живите своей жизнью. Не обессудь за неудобства, но как вы к нам, такова и отдача.
        - Стреляйте, - прохрипел горбун, трясясь от ненависти. - Стреляйте сначала в меня, потом в него!
        - Отец наш… Но как же? Мы не можем, - заволновались подземные жители. - Как же мы без тебя?..
        От стенки, хлопая глазами, отлепился здоровенный амбал, в сопровождении которого горбун появился в зале. Похоже, он стоя, как лошадь, прикорнул слегка, уверенный, что в толпе вооруженных соплеменников с подопечным ничего не случится. Но сейчас, разбуженный шумом, довольно быстро оценил ситуацию.
        - Отпусти его, - прогудел он голосом низким и мощным. - Не следует мужчине воевать со стариками!
        Снайпер нехорошо улыбнулся.
        - Мужчине следует выживать любыми способами, когда его хотят скормить живым мертвецам, - ответил он.
        - Тогда я, Спарг, сын Уронга, предлагаю тебе достойный способ выжить и заслужить уважение тех, кто поклоняется древним подземным богам!
        Амбал долбанул себя в грудь кулачищем.
        - Сразись со мной один на один! Если ты победишь, значит, боги на твоей стороне. Ты станешь одним из нас и сможешь жить в городе сколько захочешь, никто не тронет пальцем ни тебя, ни Итана Тестомеса. Это говорю тебя я, Спарг, правая рука великого Моркта. Ты ведь подтвердишь мои слова, отец наш?
        Было слышно, как в наступившей тишине горбун скрипнул зубами.
        - Подтверждаю, - проскрипел он.
        - Предположим, я соглашусь, - немного поразмыслив, сказал Снайпер, однако клинок «Сталкера», прижатого к кадыку Моркта, не сдвинулся ни на миллиметр. - И какие условия?
        - Бой без оружия, - широко улыбнулся амбал, показав десны, утыканные остатками гнилых зубов. - Если ты, конечно, не боишься.
        - А что с побежденным? - продолжал Снайпер, не реагируя на провокацию.
        - По традиции он сам отправится в Место упокоения, где спят предки в ожидании пищи.
        - Ну что ж, попробуем, - произнес пришелец из иномирья, отправляя «Сталкер» обратно в ножны.
        - Безумец… - прошептал Итан, безвольно прислонившись к бетонной колонне, изрядно подточенной временем. Воздушного щита перед стариком уже не было - похоже, последнее магическое действо выпило из Тестомеса все оставшиеся силы.
        «Пожалуй, он прав, - подумал Снайпер, мысленно «прозванивая» организм перед боем. - После серьезной кровопотери драться с эдакой машиной для убийства - чистое безумие. Но, с другой стороны, этот качок в венткамеру без приказа Моркта точно б не пошел. А дедок такого приказа не отдал бы ни под каким видом. Так что другого выхода все равно нет…»
        Вооруженные аборигены выстроились в большой круг посреди зала, куда не торопясь вошли Спарг и Снайпер. Амбал отстегнул от пояса меч и демонстративно положил его на землю. Снайпер последовал примеру противника, сложив «в своем углу» СВД в чехле, трофейный кожаный вещмешок, позаимствованный у мертвого разбойника, и оба ножа в ножнах. При этом он кивнул Тестомесу, мол, присмотри за вещами. Боги - они, конечно, рассудят, кто прав, кто виноват, у них работа такая. Но при этом хорошо бы, чтоб их рабы во время суда божьего ничего не сперли.
        Какой-то тощий косоглазый тип выскочил в круг и заорал дурным голосом:
        - Люди нашего города, обитатели великого Дворца Жизни! Смотрите внимательно, чтобы все было честно! Боги Земли с нами! Сейчас они смотрят вашими глазами, и ваши голоса - голоса богов, которые определят победителя!
        «Вон оно как завернул косоглазый, - подумал Снайпер. - Значит, как эти кроты скажут, так и будет. Стало быть, придется здоровяка валить жестко, чтоб ни у кого не было сомнений».
        А качок продолжал скалиться гнилой пастью, словно родственника встретил, с которым не виделся целую вечность. Когда же пришелец из иномирья двинулся вперед, желая поскорее закончить этот балаган, Спарг неожиданно сделал движение, словно невидимой лопатой землю копнул, после чего резко метнул ком той земли в сторону противника…
        Неожиданно Снайпер почувствовал, как смертельный холод сковал его конечности. Руки вдруг перестали разгибаться в суставах, ноги одеревенели и стали неподъемными, словно два каменных столба.
        «Твою мать… - подобно пуле пронеслась запоздалая мысль в его голове. - У них же тут магия в порядке вещей…»
        - Нечестно! - заорал Тестомес. - Заклинание «Могильный холод»! Применение магии запрещено на суде богов!
        - Заткнись, инородец! - заверещал косоглазый судья. - Спарг сказал, что бой без оружия, других условий оговорено не было!
        «Молодец амбал, хорошо обставился, - с тоской подумал Снайпер, ощущая, как его тело медленно коченеет, словно промораживаясь изнутри. - Вот теперь и верь анекдотам про большие шкафы, лишенные мозгов…»
        Между тем шкаф с переразвитыми мозгами продолжал неторопливо приближаться, красноречиво разминая кулаки, похожие на большие костистые куски мяса. Таким один раз двинет, второго удара точно не понадобится… И осталось ему пройти шагов пятнадцать от силы…
        «Значит, “Могильный холод”? Ладно…»
        Снайпер закрыл глаза. Казалось, сотня лет прошла с той поры, как он сидел возле походного костра рядом с человеком, носящим необычное прозвище Японец. И тот ровным, тихим голосом рассказывал о необычных вещах, для него самых что ни на есть обычных и естественных.
        - Многие люди не знают своих возможностей, - говорил Японец. - Просто они не хотят говорить со своим телом и слушать его, считая такое занятие глупостью. Но такие люди сильно заблуждаются, ибо это есть мудрость, доступная немногим. Заболел - попроси болезнь покинуть тебя. Хорошо попроси, чтобы она услышала, и хворь оставит твое тело. Например, в нижней части живота у каждого человека расположена точка сэйка-тандэн, центр, в котором концентрируется жизненная энергия ки. Если уметь им пользоваться, можно совершить многое. Древние воины умели посылать свою ки из сэйка-тандэн в разные части тела, откуда передавали ее своему оружию. Или же просто убивали противника на расстоянии без оружия. С тех пор ничего не изменилось. На самом деле любой человек может управлять своей энергией. Беда лишь в одном - сегодня большинство людей не верит в ее существование. А ведь в древности умение владеть собственной ки называли магией и преклонялись перед теми, кто освоил в совершенстве это великое искусство…
        Тогда Снайпер добросовестно пропустил мимо ушей этот монолог, а сейчас он внезапно всплыл в памяти, словно был сохранен там, как магнитофонная запись. Энергия ки… Немногие верят в нее там, в мире высоких технологий, где только детям свойственно ждать чудес от жизни. Но здесь магия - обыденность, такая же, как телевидение или радио на родине Снайпера. Тогда почему бы не попытаться воспользоваться знаниями, давным-давно полученными от друга и до сих пор считавшимися ненужными?
        Тело не слушалось, но мозг работал так же, как и всегда…
        Снайпер напряг воображение. Как там говорил Японец? Сосредоточиться, почувствовать жжение в сэйка-тандэн, а потом распределить огонь по организму? Но медитировать нет времени, поэтому давай, жизненная сила, давай просыпайся быстрее! Иначе через несколько секунд ты уже больше не понадобишься телу, которое амбал-маг превратит в отбивную кулаками, каждый из которых величиной с небольшое помойное ведро.
        Мысленный посыл был очень сильным. Снайпер почувствовал, как у него на лице мгновенно выступили крупные капли пота. Жар мгновенно распространился по телу, и резко заныла рана в боку, давая понять, что подобные энергетические эксперименты для измученного тела сейчас совсем некстати…
        Но эффект был достигнут. Стрелок понял - он смог разморозить магические оковы и снова свободен… Практически свободен. Тело слушается, но малейшее движение отдается резкой болью в мышцах, как бывает, когда пытаешься двигать сильно промерзшей конечностью. Значит, все решать надо быстро, пока колдун не понял, что жертва не настолько беспомощна, как ему бы хотелось…
        А Спарг был уже совсем рядом…
        Снайпер лишь чуть приоткрыл глаза и уже видел ноги противника, наверняка заранее торжествующего победу. Вот он остановился в одном шаге от Снайпера, широко расставив ноги и явно работая на публику. Тень от отведенной назад громадной руки скользнула по полу…
        Но ударить амбал не успел.
        Правая нога Снапера резко взметнулась вверх…
        Многие рукопашники спорят, эффективен или нет удар ногой по колоколам в уличной драке. Ясное дело, неэффективен, когда бить его правильно не умеешь. А если садануть со всей дури, мысленно рассекая противника ногой от паха до горла, то каким бы шкафом двустворчатым ни был твой враг, немедленно согнет его в три погибели, и окажется он не грозным сокрушителем слабых и беспомощных, а сплошным комком нестерпимой боли. Но тут есть опасность. У некоторых бойцов, продышавшихся после такого удара, собственная боль в паху может трансформироваться в звериную ярость. Потому начатое нужно заканчивать, причем как можно быстрее…
        Размороженное тело на резкое движение отреагировало негативно. Мышцы словно взорвались, рассекаемые изнутри мириадами ледяных кинжалов. Но Снайпер не обращал внимания на собственную боль, потому что сначала нужно было доделать неприятную, но необходимую работу.
        Когда амбал, получив неожиданный удар в пах, резко согнулся вперед, пришелец из иномирья слегка отклонился в сторону - так, чтобы покатый лоб колдуна с размаху не раздробил ему лоб или плечо. При этом в конечной точке Снайпер ловко поймал голову противника ладонью, словно круглую чашу, падающую со стола. Левая рука легла на плечо врага, правая ладонь полностью закрыла рот Спарга, а основание указательного пальца зажало ноздри. Страшная болевая точка этот корень носа! Одним мизинцем можно опрокинуть на спину человека весом в полтора центнера, если знать, как правильно надавить. Снайпер знал - и надавил, одновременно закручивая безвольное тело против часовой стрелки.
        Колдун грохнулся на спину. Продолжая движение, Снайпер заправил голову амбала под свою левую ногу и резко сдавил колени, словно принуждал к покорности необъезженного жеребца. При этом рука амбала оказалась плотно зажата между бедер Снайпера, а запястье поверженного словно попало в капкан из двух жестких ладоней пришельца из иномирья…
        Следующее движение должно было быть простым и безыскусным. Следовало резко, словно палку об колено ломаешь, рвануть безвольно вытянутую руку вправо и вниз. Дальше последовал бы неприятный хруст и жуткий крик боли. Когда человек получает открытый перелом локтевого сустава со смещением отломков, это всегда очень больно…
        Но Снайпер почему-то подумал, что вряд ли в древнем бункере найдется хирург, способный лечить такие травмы. А это значит, что Спарг в лучшем случае останется инвалидом, а в худшем - лишится руки, а то и помрет, если начнется заражение и никто не сообразит, что делать с инфекционной гангреной.
        Все это молнией пронеслось в голове стрелка. Удивляясь самому себе, он, несмотря на боль, раздирающую мышцы, быстро опрокинулся на спину, в падении перенося ноги вперед так, чтобы они легли на горло амбала. Классический рычаг локтя захватом руки между ног, используемый практически в любой борьбе.
        Амбал зарычал, пытаясь вырваться, но Снайпер встал на «мостик», выламывая руку врага и причиняя ему нереальную боль. Сейчас, в отличие от предыдущего приема, у Спарга был выбор: получить перелом руки или признать себя побежденным.
        И он сделал выбор.
        - Сдаюсь… - прохрипел колдун.
        Снайпер отпустил руку противника и с усилием встал на ноги. Его ощутимо пошатывало. Организм отдал последние силы в этом бою и уже всерьез отказывался подчиняться. Победитель держался на ногах лишь усилием воли, настороженным взглядом обводя присутствующих. Пусть тело стонет от боли, пусть ноги трясутся от слабости, но в случае чего он все равно сумеет рвануться к куче своих вещей, выдернуть из чехла хотя бы один нож и дорого продать свою жизнь…
        - Нечестно! - заверещал тощий судья. - Он Спарга в пах ударил! Мужчины так не бьют!
        - Заткнись, косоглазый! - с явным удовольствием прокричал Тестомес. - Обычные мужчины так, может, и не бьют, а вот настоящие воины бьют так, как сочтут нужным. К тому же Спарг сам сказал, что бой без оружия, других условий оговорено не было!
        - Итан прав, - хмуро произнес Спарг, с трудом поднимаясь с пола и держась за локоть. При этом его все еще заметно гнуло книзу от полученного удара в пах.
        «Крепкий парень, если смог подняться после такого, - отметил про себя Снайпер. - И яйца у него, наверно, железные. От такого удара у нас народ сразу прямым ходом в травматологию на носилках едет, а потом в больнице неделю отлеживается с колоколами, похожими на генно-модифицированные помидоры».
        - Ну что ж, ваша взяла, - недовольно проскрипел Моркт. - Подойди ко мне, победитель, я приму тебя в семью Низших.
        «Ага, мне только родственничков-некромантов не хватало, - подумал Снайпер. - Хотя - плевать, лишь бы дали отдохнуть и прийти в себя».
        Собрав последние силы, он направился к горбуну, стараясь как можно тверже переставлять ноги. Еще не хватало грохнуться на полпути к обретению новой родни.
        Моркт стоял неподвижно, скрестив руки на груди, в своей черной накидке похожий на надгробный камень.
        «Интересно, как у них тут проходит процедура инициации в Низшие? - думал Снайпер, приближаясь к предводителю подземных жителей. - По плечу дед похлопает? Или попросит ручку поцеловать в знак уважения? Нет уж, дудки. Ни персты лобызать, ни на колени становиться принципиально не буду. Пусть меняют правила, а иначе дедка снова в заложники заберу, и теперь уж - до победного конца».
        Горбун был на голову ниже Снайпера, и смотреть ему на победителя поединка приходилось снизу вверх. Однако коленей преклонять он не потребовал.
        - Ты славно дрался, воин, - произнес Моркт торжественно. - И я горд, что смогу отныне называть тебя своим сыном. Наклони голову, дабы я мог надеть на тебя знак Низшего.
        Непонятно откуда в руках старика появилась серебристая цепочка с каким-то медальоном. Ну что ж, обычай есть обычай, это не лапки стариковские целовать, можно и потерпеть. Снайпер послушно наклонил голову.
        Серебристая цепочка коснулась шеи…
        - Погоди-ка, - раздался сбоку голос Тестомеса. - Но это не знак Низшего. Это же «Ярмо»…
        Снайпер попытался разогнуться, но у него ничего не получилось. На затылок и плечи словно опустилась многотонная плита. Он упал на колени, чувствуя, как все его тело становится подобным этой неподъемной плите, превращаясь в камень.
        - Что ты делаешь, Моркт! - закричал Итан.
        - Искусство войны - это путь обмана, - раздался над головой Снайпера равнодушный голос горбуна. - Неужели ты вправду думал, Тестомес, что я позволю остаться в живых тому, кто держал нож возле моего горла? Ты так и не стал одним из нас, пришелец из другого мира. И никогда им не станешь, так же, как и этот хомо, чьи кровь и мясо вдосталь накормят сегодня досточтимых предков моего народа.

* * *
        Боль…
        Она бывает разной.
        Нестерпимой, от которой сознание проваливается в спасительную пучину беспамятства. Или, например, тягучей и непрерывной, способной своей монотонностью, наоборот, вытащить страдальца из этой пучины, как опытный рыбак достает из омута попавшего на крючок сома, измученного многочасовой борьбой с неизбежностью.
        Это был как раз второй вариант, повторяющийся снова и снова. Крайне болезненный тычок чем-то острым в области живота, после которого место укола начинало омерзительно ныть, словно через него тащили тонкую проволоку. И как только боль немного шла на убыль, тут же следовал новый укол…
        Лис дернулся, еще не до конца придя в себя и рефлекторно пытаясь отползти подальше от этой занудной пытки.
        - Не дергайся, - прозвучал над ним знакомый голос. - А то ненароком ткну иголкой в твое достоинство, а у тебя и так проблем выше крыши.
        Вот так номер…
        Сделав невероятное усилие, парень приподнял голову - и тут же уронил ее назад, при этом довольно чувствительно ударившись макушкой об основание крылатого шпиля.
        Прямо на могиле, спустив с него штаны и задрав кверху окровавленные лохмотья, когда-то бывшие темно-серой курткой, Лисса сосредоточенно зашивала широкую рану на животе, оставленную кутрубом. Пальцы девушки были алыми, словно она усердно давила ими спелую землянику, платье напоминало рабочую одежду мясника, но это ее ничуть не смущало - слишком уж она была поглощена работой. Лис как раз успел разглядеть момент, когда она одной рукой заправляла в живот выпавшую петлю кишечника, стараясь при этом не выпустить из другой руки скользкую портновскую иглу.
        Если б крови в организме было побольше, Лис бы, наверно, покраснел от смущения. Но излишки, если они и были, выпустил кутруб, вскрыв когтями живот парня. Поэтому смущаться было нечем, да и боль отвлекала от других переживаний. Когда тебя шьют по живому, хочется выть, а не смущаться.
        - Терпи, побратим дракона, - сказала Лисса. - Осталось совсем чуть-чуть.
        - Теперь… ты уверена, что я - это он? - простонал Лис сквозь крепко сжатые зубы.
        Хоть и погано он себя чувствовал, но вполне понимал: он все еще на кладбище и его крик вполне может привлечь кутрубов. Пусть первые лучи рассветного солнца уже золотят верхушки крылатых шпилей над могилами, но старики говорили, что хоть ночные демоны и не любят этого, но в случае необходимости по своей территории вполне могут шататься и раним утром, и днем, и вообще когда им заблагорассудится. На то оно и проклятое место.
        - Ты чем слушал, почти тезка, - недовольно пробурчала дочь трубочиста. - Я ж тебе говорила: моя бабушка была жрицей Храма Дракона, а это совсем не как у слуг Высших: научился молиться истуканам и другим мозги пудрить, вот ты и Посвященный. Жрица Дракона - это способность, которая передается через поколение. Сейчас я слышу запах драконьей крови, и мне не нужны другие доказательства, даже если эта кровь течет в жилах обычного человека.
        Боль была нереальной, и чтобы хоть как-то приглушить ее и не заорать в голос, Лис через силу пытался говорить, а больше слушал, при этом очень стараясь вникнуть в смысл услышанного. Не столько ради информации, сколько ради того, чтобы хоть как-то отвлечься.
        - Я так и подумал… что, когда мы встретились, ты не ягоды собирала…
        - Не ягоды, - согласилась девушка. - Из лесу я увидела, как ты медленно спускаешься вниз с неба, а потом спрыгиваешь, будто с прозрачной горы. И траву, примятую огромными крыльями, видела. Тогда Йаррх не захотел показаться мне, хотя я всю жизнь мечтала увидеть настоящего дракона. Но я очень надеюсь, что настанет время, когда кто-нибудь из них явит себя внучке жрицы, отдавшей жизнь за веру в силу и справедливость драконов.
        - Насчет силы не спорю… - выдавил из себя Лис. - А от их справедливости… порой невинные страдают. У меня дракон деревню сжег… Отчим мой, который меня воспитывал с детства… сгорел заживо.
        - Сочувствую, - произнесла Лисса голосом, в котором сочувствия не было ни капли. - Сегодня ночью бабушка вновь во сне явилась ко мне и рассказала твою историю. Йаррх атаковал отряд рыцарей, убивших его подругу, и твоя деревня случайно оказалась на пути его огня. Думаю, поэтому дракон наградил тебя своей кровью. Он много взял у тебя, но и многое отдал. Закон дракона - воздавать каждому по справедливости.
        - Вот оно как…
        Боль вдруг стала чем-то маловажным, словно не имеющим к Лису ни малейшего отношения. Йаррх сжег деревню в ярости, мимоходом, возможно, даже не заметив с высоты группу неказистых строений, крытых грязной соломой! Воздавая по справедливости за зло, кто ж обращает внимание на такие мелочи?
        Лисса завязала тройной узел, наклонилась и перекусила нитку.
        - Я закончила, - сказала она. - Кстати, бабушка сказала мне, где тебя найти. Я проснулась и побежала прямо сюда. А еще она сказала: «Когда наступит время битвы, нужно, чтобы жрица Дракона была готова стать частью орудия мести». Так что, считай, я теперь твоя неотъемлемая часть. Это судьба. Не будь ты кровью связан с драконом, думаю, сейчас на этом месте лежал бы холодный труп. Теперь тебе нужно встать и дойти до холма Проклятых. Если приложить к ране землю, обожженную однажды огнем дракона, ты излечишься полностью еще до захода солнца.
        - Уйди, - скрипнул зубами Лис.
        Сейчас ему хотелось одного - чтобы эта девчонка, холодная, как крылатый шпиль, кованный из железа, ушла как можно скорее. А еще ему хотелось открыть рот, вытянуть из него подарок Йаррха и отрезать его ножом. Дядька Стафф был для Лиса больше, чем отец, потому что тот, кто тебя вырастил и был добр с тобой, сделал намного больше, чем настоящий родитель для родного сына. Ибо принять и вырастить неродного - это подвиг, на который способен далеко не каждый…
        - Нет, - покачала головой юная жрица. - Сейчас ты слаб не только телом, но и духом, поэтому можешь наделать глупостей. Правду нелегко принимать даже побратимам драконов. Так что будь мужчиной, вставай. Найди в себе силы исцелиться до конца, а там делай что вздумается.
        - Кутруб с тобой, - прошептал Лис, к которому потихоньку возвращался здравый смысл. Помнится, при расставании с Йаррхом он спросил, не знает ли дракон, где можно найти тварь, спалившую родную деревню Лиса. На что тот ответил: «Знаю, но не советую тебе его искать. Это очень сильный дракон, отомстить ему ты не сможешь. Иногда про месть лучше просто забыть».
        Ну уж нет! Такое не забывается. Крылатый побратим получит свое в полной мере, даже если для этого придется отдать жизнь. А драконий язык Лису еще пригодится - немому идти по дороге мести гораздо сложнее.
        Опираясь на крылатый шпиль, он с трудом поднялся на ноги и, если б Лисса не подставила плечо, непременно грохнулся бы обратно на землю.
        Внезапно ему пришла в голову одна мысль. Казалось бы, не до удовлетворения любопытства в таком положении, но оно оказалось сильнее.
        - Скажи… а ты не знаешь, что такое «кайо»?
        Лисса удивленно взглянула на парня.
        - Знаю, конечно. Это старая легенда, которую, наверно, от нечего делать придумали выжившие из ума старики. Тебе сейчас не сказки слушать надо, а…
        - Что такое «кайо»?
        Лисса аж слегка зарычала от возмущения, чисто разъяренный волчонок.
        - Будь по-твоему. Говорят, что кайо - это тот, кого видит кутруб в момент своего рождения. Типа, если новорожденный демон увидит человека, тот становится для него кем-то вроде отца, как некоторые птенцы считают за родителя ту птицу, которую увидят впервые, вылупившись из гнезда. Бред собачий, в общем. Кто ж в своем уме полезет в Черное Пятно для того, чтоб заполучить в сыночки кутруба?
        - Точно, - прошептал Лис. - В своем уме никто не полезет…
        «Замечательно, - ворохнулась безразличная мысль в голове парня. - Дракон - побратим, кутруб считает меня кем-то вроде папаши. Семейка подобралась что надо». А вслух сказал:
        - Далеко… до этого холма Проклятых?
        Хотел погромче сказать, а, кроме шепота, и на этот раз ничего не вышло. Как только Лис попытался сделать шаг, боль вернулась с новой силой, словно в живот воткнули разом десяток раскаленных мечей, и парню стоило больших усилий не потерять сознание во второй раз.
        - Для тебя - далеко, - сказала дочь трубочиста. - Сразу за южным выходом из кладбища есть развалины старой часовни. В этих руинах есть потайной подземный ход, ведущий за городские стены.
        - Зачем… так сложно? - спросил парень. - Начальник… ночного дозора сказал, что стража южных ворот… выпустит меня… Он дал слово…
        - Странно, что ты веришь словам людей, которые послали тебя ночью на съедение кутрубам, - с иронией произнесла Лисса. - С тех пор как ночные демоны поселились среди могил бедноты, стража ворот имеет твердый приказ стрелять в каждого, кто появится со стороны кладбища. Причем неважно, кто это будет - кутруб, мужчина, женщина или ребенок. Ты все еще хочешь пойти к стене или же все-таки попробуем добраться до холма через подземный ход? Решай скорее, побратим дракона. Солнце вот-вот взойдет, и, если нас заметят со стены, тебе уже точно никто не поможет.

* * *
        Ремни, туго стянувшие руки и ноги, казалось, прорезали мясо до костей - великовозрастные «детишки» Моркта постарались на славу. Вряд ли среди них были настоящие отпрыски главаря подземных жителей - горбатых уродов, похожих на «папашу», Снайпер не заметил. Тем не менее слушались они его беспрекословно и победителя боя без правил связали на совесть. После чего Моркт снял с шеи пленника амулет-заклинание и равнодушно приказал:
        - В яму.
        И ушел в сопровождении амбала-телохранителя, все еще слегка приседающего при каждом шаге, - видать, отбитые колокола давали о себе знать…
        Четверо «детишек» подхватили связанного и довольно бесцеремонно, словно тюк с тряпьем, потащили, куда было велено. Оценить интерьер подземного бункера Снайпер не смог - несли его лицом вниз, потому видеть он мог только пол, крытый вытертыми досками, и выщербленные ступеньки лестниц. Порой ему приходилось напрягать шею, чтобы не приложиться об них зубами, что в его положении и состоянии было весьма затруднительно. Похоже, у него начинался жар. Пот заливал глаза, тело колотил мелкий озноб, в глазах периодически темнело - то ли от кровопотери, то ли от неудобного положения, то ли и от того и от другого сразу…
        Яма была на минус втором этаже бункера. Вернее, не яма, а здоровенный котлован. В прошлом его наверняка отрыли под нефтехранилище или огромный резервуар для воды, но по каким-то причинам не использовали по назначению.
        - Раз-два, взяли, - раздалось над головой Снайпера.
        «Детишки» Моркта раскачали пленника и швырнули его на середину ямы.
        Как ни было плохо Снайперу, но он все-таки сумел извернуться в воздухе и упасть на бок, иначе наверняка бы сломал себе шею.
        - Ишь ты, гибкий какой, - прозвучал голос сверху. - Что ж, тебе же хуже. Умирать будешь долго и больно.
        Они говорили что-то еще, но Снайпер не слушал. Не до них было. Он старался унять дрожь и сосредоточиться. Конечно, можно поддаться болезни - многие дети и слабые духом взрослые люди любят болеть, оправдывая этим собственную лень. Сильные тоже болеют, но по-другому, борясь с недугом, словно с личным врагом. И тогда болезнь отступает. Именно об этом в свое время говорил Виктор по прозвищу Японец…
        Наконец подземным жителям надоело стоять у края ямы и пялиться на неподвижное тело.
        - Пошли, что ли, - сказал кто-то из них.
        - Пошли, - согласился второй. - Сегодня предки спят слишком глубоко, а Моркт будет сердиться, если мы задержимся надолго.
        Голоса затихли вдали…
        «Наконец-то», - подумал Снайпер, продолжая гнать через тело энергию волну за волной - из центра сэйка-тандэн к воспалившейся ране. Когда нет под рукой современных лекарств, приходится верить в то, что доступно. А еще при этом невредно попытаться развязать руки и ноги…
        Он напряг мышцы, расслабил, снова напряг… Бесполезно. Подземные жители умели вязать на совесть. Еще час-полтора полежать здесь, и с конечностями можно распрощаться - из-за чрезмерного сдавливания мышц тонкими ремнями неизбежно отмирание тканей. Хотя есть ли у него эти час-полтора?
        Тусклая лампа, болтающаяся под потолком, едва освещала дно ямы. Понемногу глаза привыкли к полумраку, и Снайпер смог рассмотреть, на чем он лежит.
        Дно ямы устилали кости, обглоданные до сверкающей белизны. И было их тут много. Очень много. Целый многослойный ковер из останков, которые скапливались здесь не одно десятилетие. В общем, понятно. Кладбище плюс жертвенник в одном флаконе. И совершенно неинтересно, как и откуда появляются здесь неведомые «предки», столь охочие до чужой плоти.
        Энергия ки, которой Снайпер мысленно накачивал рану, работала неважно. Видимо, сказывалось отсутствие практики, а может, восточные люди больше верили в нее, нежели пленник, оказавшийся в безнадежном положении. Очень хотелось просто лежать и позволить болезни приготовить приход той, которая однажды обещала позвать Снайпера с собой, в мир, где он уже бывал однажды[6 - Об этом событии можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Кремль 2222. Север».]. Очень хотелось… Но позволить себе расслабиться пришелец из иномирья не мог, не такая у него была натура. Пальцы рук, связанных за спиной, упрямо перебирали обломки костей, хотя и так понятно: абсолютно нереально перепилить костью кожаный ремень, да еще в таком неудобном положении. Тем более что шевелить онемевшими руками становится все труднее и труднее…
        Внезапно что-то тяжело упало прямо перед лицом Снайпера, да так, что чья-то обглоданная фаланга пальца отскочила и весьма чувствительно ударила по нижней челюсти.
        - Нехорошо воину умирать без оружия, связанным по рукам и ногам, словно кабанья туша, - прозвучал высоко над головой низкий и мощный голос. - Ты бился по правилам, которые я озвучил. Но Моркт тоже прав, потому что он вождь, а вождь всегда прав. Не держи на него зла, когда пойдешь Дорогой Предков. Прощай.
        Снайпер послушал, как удаляются тяжелые шаги, после чего приподнял голову и посмотрел, что за подарок прилетел к нему сверху.
        - Ну что ж, спасибо тебе, Спарг, сын Уронга, - прошептал он. - Хотя, судя по обилию костей в этой яме, не уверен, что он мне сильно поможет.
        Прямо перед носом Снайпера лежал его «Сталкер» в кайдексовых ножнах с выдавленной на них надписью «SSCH». Дело было за малым: достать нож и разрезать путы…
        Руки уже практически не слушались, остальное тело - тоже. Но, когда появляется малейшая возможность освободиться, использовать ее стоит по-любому. Тем более что сейчас к этому появился еще один дополнительный стимул.
        В пяти шагах от места, где лежал Снайпер, зашевелились обглоданные кости. Зашуршали так ненавязчиво - и осыпались вниз с гладкого черепа, наполовину вылезшего из-под них.
        Череп был добросовестно обглодан, как и остальные кости, в изобилии валяющиеся повсюду. Но в черных провалах его глазниц шевелились сгустки живой непроглядной тьмы с гнойно-желтыми зрачками посредине. Похоже, эти сгустки заменяли черепу глаза, которыми он неторопливо сканировал окружающее пространство.
        Раздумывать и изображать из себя полутруп было некогда. Снайпер стиснул зубы и, извиваясь, как червяк, навалился спиной на нож. Лопатки сразу же почувствовали выступ овальной гарды. Теперь проползти немного вперед… еще немного… ага, пальцы нащупали рукоять. Теперь дело за малым - придавить ножны копчиком и потихоньку вытащить из них нож… Хотя нет. Потихоньку уже поздно. Нужно быстрее. Как можно быстрее.
        Потому что костяной ковер шевелился уже во многих местах и из-под него медленно лезли мертвецы, облепленные землей и остатками погребальной одежды. Предки подземных жителей, о которых говорил Моркт. Голодные трупы, жаждущие свежей крови и теплого мяса…
        Вот когда в человеке просыпаются скрытые резервы, которые организм бережет на самый пожарный случай! Вроде только что умирал, призывая на помощь неторопливую восточную энергию ки… А тут без всякой ки откуда что взялось!
        Снайпер даже не совсем понял, каким образом клинок «Сталкера» оказался у него между ладонями. Оказывается, онемевшие напрочь пальцы способны очень даже шустро шевелиться, двигая нож туда-сюда по одному из ремней, стянувших запястья.
        Первый мертвец уже наполовину вылез из кучи костей и, узрев добычу, шустрее заработал руками. Понятное дело, как в свое время спел Высоцкий, «первым - лучшие куски, а вторым - чего уж тут, он все выверил, в утешение дадут кости с ливером». Актуально, прям как для сегодняшнего дня песня написана.
        К счастью, проклятый ремень лопнул чуть раньше, чем труп вылез полностью. Плохо было только, что руки почти ничего не чувствовали. И ноги оставались связанными, что тоже оптимизма не добавляло. Снайпер успел лишь вытащить нож из-под себя, изо всех сил стараясь его не выронить…
        Тем временем мертвец подобрался и прыгнул вперед, страшно оттянув назад нижнюю челюсть с на удивление хорошо сохранившимися острыми клыками…
        Это в кино напрочь обглоданные скелеты без намека на плоть браво машутся мечами, стреляют из луков и совершают кучу других аналогичных подвигов перед тем, как массово погибнуть от руки главного героя. Но ежели кости целенаправленно двигаются, они все-таки должны быть чем-то соединены между собой, иначе даже очень крутому волшебнику непросто будет держать конструкцию в целости и при этом двигать отдельно каждым фрагментом. Если колдун настолько силен, что может двигать каждой косточкой скелета по отдельности, ему явно проще главгероя тупо фундаментом ближайшего дома накрыть и забыть про него навсегда. Но тогда кино не получится. Зритель не получит зрелищ к хлебу, то есть к попкорну, а режиссер со сценаристом - лишних нулей к банковскому счету…
        Такие вот мысли (как всегда не к месту возникающие в экстремальной ситуации) пронеслись в голове Снайпера, пока летел на него скелет с раззявленной пастью. Хотя не совсем скелет, не киношно-обсосанный комплект костей. У этого только череп был лысый, а ниже наблюдалось некое подобие плоти, спрессованное из земли, каких-то корешков, обрывков гнилой ткани, потерявших цвет, и другого мусора. Но в основном скелет был облеплен землей, кое-где осыпавшейся, особенно между ребер. И там, под костями грудной клетки, Снайпер разглядел еще один сгусток мрака, равномерно бьющийся, подобно человеческому сердцу…
        Но сейчас стрелку было не до подробностей анатомии твари, летящей на него. Как говорится, изучил бы повнимательнее, но ну его на хрен. Пускай его яйцеголовые ученые изучают, если они, конечно, есть в этом мире. А нам главное - клыками в морду не получить и по возможности нож не выронить.
        Снайпер совместил первое и второе, схватив «Сталкер» обеими руками и резко откатившись в сторону…
        Маневр удался. Мертвец промахнулся, в конечной точке прыжка ударившись башкой об костяной ковер и клацнув пастью вхолостую. Приложился отменно, аж земля с него посыпалась, еще больше обнажая кости. Кстати, надо отметить, что для ожившего трупа двигался он довольно шустро, но, видимо, от долгого лежания в громадной могиле еще не до конца восстановилась у него ориентация в пространстве. И никак нельзя было допустить, чтобы этот лысый череп повторил свой прыжок, потому как второй раз так удачно уйти от укуса страшными клыками вряд ли получится.
        Промахнувшись, труп слегка подвис, осознавая, что случилось и почему ему вдруг так не свезло. А может, просто башкой стукнулся и у него там в черепушке гнойная тьма сотряслась слегка. Как говорится, возможны варианты, и какой именно из них произошел на самом деле, нам вообще не интересно. А интересно нам выжить, выбраться из этой долбаной ямы… а дальше как получится.
        «Ну вот, опять мысли не к месту и не пойми о чем», - с досадой подумал Снайпер, резким движением тела возвращаясь на прежнюю позицию. Ибо, если ты твердо решил прищучить дезориентированного врага, делать это нужно быстро и максимально жестоко.
        Нож был зажат в ладонях Снайпера прямым хватом, клинком со стороны больших пальцев. Многое можно сделать хорошим ножом в таком положении, но только если у тебя руки нормально работают. А если они онемели и ни черта не чувствуют, то остается только одно…
        Есть у некоторых боевых ножей на торце рукояти плоский стальной шип, называемый в армиях вероятного противника «скул крашер», в переводе - «проламыватель черепов». У «Сталкера» такой шип имелся. Им и долбанул Снайпер по гладкой башке мертвеца - от души, с размаху, изо всех оставшихся сил.
        В руках подготовленного бойца боевой нож - штука страшная, даже если эти руки ни черта не чувствуют. Навыки-то все равно остаются, мозг импульсы посылает, и тело, как воин-ветеран, привыкший подчиняться приказам даже при смерти, делает свое дело несмотря ни на что.
        «Скул крашер» ударил по макушке черепа, точно в то место, где лобная кость сходится с теменными, а венечный шов пересекается с сагиттальным. Страшный удар. Особенно когда своими глазами видишь, как обломки костей с треском вминаются вглубь черепа и как через разрыв в коже головы, словно паста из тюбика, выдавливается желтовато-белесо-кровавое содержимое черепной коробки…
        Но на этот раз все было по-другому. Нет, кости треснули как положено, и их отломки ожидаемо провалились внутрь черепной коробки. Но наружу полезло не мозговое вещество, а та самая чернота, что наблюдалась в пустых глазницах мертвеца.
        Труп забился в агонии. Тварь явно подыхала, но тем не менее все еще пыталась дотянуться до Снайпера скрюченными фалангами пальцев, обглоданных дочиста.
        - А вот хрен тебе, кадавр, не дождешься, - сказал Снайпер, откатываясь в сторону и подтягивая ноги к животу. Одно длинное движение лезвием - и ноги свободны. Хороший нож «Сталкер», что бы там ни говорили скептики. Колбасу им резать, конечно, не очень удобно, а вот башку кому-нибудь проломить или от пут освободиться - самое милое дело. Боевой нож - он для боя, а колбасу и швейцарским складнем порезать можно.
        Снайпер отполз еще немного назад, уперся спиной в земляную стену ямы и попытался встать на ноги… Не получилось. Онемевшие нижние конечности ходить решительно отказывались. Вот ведь морктовы дети, гады исполнительные! Вас бы так связать, причем каждого по отдельности и желательно за шею, чтоб больше людям жизнь не портили. Ладно жизнь, хотя бы те жалкие минуты, что остались на этом свете. Подыхать как-то приятнее на ногах, а не сидя на заднице, прижавшись спиной к сырой отвесной стене ямы.
        Выкопавшиеся мертвецы медленно наступали, сверкая гнойными точками в глазницах, заполненных клубящимся мраком. Спрессованная временем земля порой осыпалась с них, обнажая фрагменты скелетов, но этой инфернальной плоти на давным-давно сгнивших трупах было еще вполне достаточно для того, чтобы приводить в движение мертвые кости.
        Их было много, очень много, предков жителей подземного бункера, чьи тела долгие годы сбрасывались в эту яму и дочиста обгладывались теми, кто умер раньше. А потом пр?клятая земля давала им новую жизнь, обрастая вокруг наиболее хорошо сохранившихся скелетов. Другим везло меньше, и их кости, разгрызенные и разбросанные по всей яме, с годами превратились в сплошной ковер, покрывающий могилы живых мертвецов. Возможно, с некоторых пор это самые ходячие трупы специально расчленяли тела, сбрасываемые сверху, - чем меньше едоков, тем больше достанется тем, кто умер раньше…
        Но все равно их было слишком много… Тел сорок, может, пятьдесят, приходящих в себя после долгого подземного сна. Снайпер видел: двое-трое из них уже осознали, что в яме находится добыча, но, в отличие от самого шустрого и нетерпеливого, не спешили бросаться в атаку. Смелым и отчаянным обычно достаются самые существенные призы, но среди них попадаются и «проламыватели черепов», пойманные макушкой.
        «Значит, подождут, пока остальные оклемаются, и бросятся толпой, - пронеслось в голове Снайпера. - Ладно. Еще одного точно успею “Сталкером” уделать, пока они меня будут на куски рвать».
        Пошарив вокруг себя левой рукой, он нащупал неплохо сохранившуюся берцовую кость. Вообще отлично. Можно будет кого-нибудь отоварить не хуже, чем дубиной. В голове нарисовалась картинка из школьного учебника, иллюстрирующая крепость данной кости, где на ней целый автомобиль стоит, а она под его весом не ломается. Вот и проверим на деле, не наврал ли автор учебника…
        Тем временем между мертвецами шло какое-то подобие общения. Словно струйки темного дыма вырывались из их безгубых ртов и растекались в воздухе, касаясь дыр, что были на месте ушей других трупов. Жуткую толпу слегка покачивающихся тел окутало полупрозрачное облако. Совещаются. Дыму в уши друг другу напускают. Подольше бы они этим занимались.
        Руки Снайпера кололи тысячи игл, словно он добросовестно их отлежал, проспав без движения несколько суток. Помимо этого, жутко ломило места, совсем недавно туго стянутые ремнями. И это было хорошо. Значит, к верхним конечностям возвращается чувствительность. Значит, еще повоюем.
        При этом Снайпер усиленно напрягал ноги, посылая мысленные приказы пальцам, икрам, коленям, бедрам. Двигайтесь, двигайтесь, сволочи, мать вашу, иначе через пару минут вы будете серьезной обузой, а не подспорьем! Слабый человек перед лицом смерти падает духом и умирает паскудно, как свинья, предназначенная для забоя. А вот нашему брату сдохнуть надо так, чтоб в последний момент сказать самому себе: я все сделал, чтобы выжить. Ну что ж, не срослось, да и хрен с ним. Не стоит жалеть о том, что не получилось. Не стоит оно того…
        И ноги ответили! Болью. Страшной, такой, от которой хочется волком выть и землю грызть. Но это хорошая боль, нужная. Пусть болят, родимые, чтоб сознание от слабости не отключилось, потому что вся бочина в крови, потому что тело снова трясет - не от страха, а от лихорадочного озноба… хотя и от страха тоже. Но это хорошо, когда есть в тебе страх, боль и решимость преодолеть всю эту хрень, потому что и то, и другое, и третье дает силы, вытаскивая их из самых потаенных резервов организма. А силы нужны. Очень нужны, потому что совсем скоро тебе надо будет еще раз напрячься, дабы умереть так, как сам ты себе наметил это сделать…
        Мысли были сумбурными, пересекающимися между собой, как траектории полетов пуль над полем боя. Но это неважно. Важно, что еще немного - и получится встать на ноги. Они, конечно, кинутся сейчас и сомнут, но стоя на ногах, проще дотянуться до их лысых черепов, где у них имеется уязвимое место. Может, тех мест и больше, но экспериментировать уже не получится, так что надо бить наверняка…
        Они наконец сдвинулись с места. Темное облако вокруг черепов вздрогнуло, распалось на темные клочья тумана и рассеялось, словно дым от затухающего костра. Время разговоров кончилось.
        Снайпер стоял на трясущихся ногах, сжимая в правой руке боевой нож, а в левой - чью-то кость, вовремя подвернувшуюся под руку. Были б ноги в порядке, сам бы навстречу бросился, разорвав рот в бешеном крике. А сейчас нет, не получится. Сейчас не до геройства.
        Он уже наметил себе противника, немного неуверенно вышагивающего впереди всех. Мертвец, возможно, был бы рад отступить назад, но в спину толкали соседи по братской могиле, и деваться ему было некуда.
        Снайпер криво усмехнулся. Ну, иди сюда, предок Моркта и его «детишек», попробуй, как это оно, сдохнуть во второй раз…
        До медленно приближающейся толпы живых трупов оставалось от силы десять шагов. Ближе… Еще ближе… Совсем немного - и уже можно будет с размаху долбануть костью по башке трусоватого мертвеца, а потом сразу - ножом в череп его соседа, чтоб костяная крошка во все стороны, чтоб пакость, заполняющая его глаза, выплеснулась наружу, словно черный дым давно прогоревшего погребального костра…
        Но дым появился раньше…
        Он внезапно окутал черепа трупов, словно тончайшей вуалью. Снайперу показалось, будто легкое, но стремительное облако одномоментно накрыло жутких монстров, притушив на мгновение адский огонь зрачков в их глазницах.
        «Стойте!!!»
        Замогильный шепот прозвучал в голове Снайпера… и он сам замер на месте от неожиданности. Однажды ему довелось слышать похожий голос, и он очень не хотел бы услышать его снова…
        Толпа мертвецов неохотно расступилась, и Снайпер невольно поморщился. Всяких монстров довелось ему повидать на своем веку, но подобная тварь встретилась ему впервые.
        При жизни это были явно сиамские братья. Пара мощных ног и широкий общий таз, из которого росли два отдельных, вполне развитых туловища с полноценными головами и верхними конечностями. Вот только головы были нечеловеческими… Вытянутые вперед челюсти с длинными клыками наводили на мысль, что при жизни чудовище имело родство с волками. Но и это было еще не все. Верхние части обоих черепов венчали зубчатые костяные короны, растущие прямо из голов монстра.
        «Стойте! Я хочу рассмотреть его…»
        Тварь шагнула вперед.
        Трупы опасливо прижались к стенам ямы, расширяя проход. Немудрено - костяные пальцы чудовища оканчивались страшными когтями, способными одним ударом смахнуть голову с плеч что мертвому, что живому.
        «Ну, попал», - пронеслось в голове Снайпера. Понятно, что ножом и голой костью такую тварь не одолеть. Был бы в нормальном состоянии, можно было потягаться. А так - не получится. Руки у него вместе с когтями метра по полтора длиной будут. Сейчас рассмотрит, а потом дегустировать начнет, отмахивая своими костяными саблями наиболее приглянувшиеся куски мяса.
        «Нет уж, два в одном, хренушки тебе. Ты поближе подойди, а я очень постараюсь так “Сталкера” метнуть, чтоб хоть одну башку тебе из строя вывести…»
        Снайпер знал - бред это все. У него и в нормальном-то состоянии с метанием ножей не особенно было, а уж сейчас, когда еле на ногах стоит, - и подавно. Но просто ждать, когда тебя начнут шинковать, словно шашлык, это ну совсем не по нашему…
        Но чудовище словно почувствовало что-то. Остановилось в пяти шагах и пристально уставилось в глаза Снайпера. В голове стрелка немедленно возникло давно забытое ощущение, будто прохладные пальцы осторожно перебирают извилины мозга, пытаясь найти что-то нужное…
        - И долго мы тут будем в гляделки играть? - негромко произнес Снайпер, не очень надеясь, что ему ответят.
        Но монстр ответил.
        «Ты побратим смерти», - прошелестело в голове стрелка, причем без вопросительных интонаций, как констатация факта. И сразу же за этим: «Что я могу сделать для тебя, брат моей повелительницы?»
        - О как, - удивился Снайпер. - Ну… вообще-то, я бы не отказался выбраться из этой чертовой ямы.
        «Как прикажешь».
        Четыре руки монстра взметнулись вверх, вокруг длинных когтей начал клубиться черный туман. Он тонкими струйками вырывался из глазниц других мертвецов, длинными шлейфами тянулся к пальцам двухголового трупа и, концентрируясь там, понемногу превращался в облако… которое вдруг начало вращаться, быстро превращаясь в упругий смоляной вихрь. Вот уже и самого царя мертвецов не видно - на том месте, где он только что стоял, подвывая, вращалось торнадо двухметровой высоты. Миг - и оно двинулось на Снайпера, слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно прикидывая, с какой стороны лучше броситься.
        Делать было нечего, отступать некуда, позади абсолютно вертикальная стена метров пять в высоту. Да и какого дьявола? Так всяко лучше помирать, чем быть съеденным заживо.
        Снайпер смачно плюнул себе под ноги и шагнул вперед.
        Он ждал, что его сейчас закрутит, словно пушинку, но ничего подобного. Черный вихрь легко подхватил его - и тут же поставил на место. Во всяком случае, стрелку показалось именно так. Мгновение - и смоляной дым рассеялся, словно его и не было. А Снайпер осознал, что стоит он не на дне ямы, а в одном шаге от ее края…
        А напротив него замер Моркт, растерянно хлопая маленькими глазками. За его спиной возвышалась громадная фигура Спарга.
        - Это… что такое? - проскрипел предводитель подземных жителей. - Я пришел посмотреть, как предки доедают смутьяна, а его даже не сбросили в яму? Это какая-то ошибка или Ливг с Трокком решили, что я буду делать их работу?
        Снайпер увидел, как из рукава широкого одеяния в ладонь Моркта скользнул продолговатый предмет. Неуловимое движение кистью, и в руке горбуна оказался нож с двумя слегка изогнутыми клинками - один со стороны большого пальца, второй - со стороны мизинца. Колдун-телохранитель сделал было шаг вперед, но был остановлен властным движением скрюченной ладони, похожей на птичью лапу.
        - Стой на месте, Спарг, - ощерился Моркт. - Я передумал отдавать его предкам заживо. Судьба дарит мне возможность самому вырезать сердце этому ублюдку, посмевшему приставить клинок к моему горлу. Удивляюсь, как он еще стоит на ногах, но это хорошо. Гораздо приятнее убивать гордого и непокорного, чем стоящего на коленях…
        - Много говоришь, - прервал его Снайпер. - Надоел.
        Берцовую кость он где-то выронил, а вот «Сталкер» все еще держал в руке, причем, как оказалось, скрытым хватом, прижав клинок к предплечью. Тренированное тело само выбрало оптимальный режим удержания оружия, давно ставшего его частью. И теперь совершенно случайно оказалось так, что горбун не придал значения слегка подвернутой книзу кисти Снайпера и не заметил ножа в его руке…
        - Я надоел? - вкрадчиво прошипел Моркт, приближаясь к противнику и довольно ловко вращая двухклинковое оружие так, что со стороны оно стало похоже на сверкающий лопастями маленький вентилятор. - Жаль, что я не прикончил тебя сразу. Но всегда есть возможность исправить свои ошибки.
        - Согласен, - сказал Снайпер, выбрасывая вперед руку с ножом.
        С метанием у него всегда было неважно. Но сейчас он просто серьезно опасался, что рухнет и больше не встанет. На бой с ловким горбуном сил просто не было. Организм израсходовал последние резервы, и сейчас наступила реакция. Тело сотрясала крупная дрожь, лицо заливал пот, перед глазами начал сгущаться багровый туман. Но фигуру горбуна он пока еще различал, а значит, мог сконцентрироваться для последнего броска. И еще он очень хотел не промахнуться…
        Когда человек чего-то очень хочет, у него обычно получается. Последнее, что запомнил Снайпер, было удивленное лицо Моркта и его скрюченные лапки, которые судорожно цеплялись за рукоять «Сталкера», торчащую из горла предводителя подземных жителей. А потом его накрыло что-то темное и мягкое, похожее на черный вихрь короля мертвецов, тихо шепчущий о вечности, забвении и вечном покое…

* * *
        - Да какого кутруба вам от нас нужно?!! Все, что нам надо было, это только земли с холма набрать!..
        - Старшего выберут, он и разберется, кому что нужно.
        Лязгнула металлом дверь, потом послышалось звяканье цепи, поворот ключа в замке… И удаляющиеся шаги.
        Снайпер с трудом поднял тяжелые веки.
        Ага, как все знакомо. Тюрьмы - они во всех мирах одинаковые. Низкий потолок, сырые стены, железная дверь… Только здесь вместо шконки - пучок гнилой соломы, а вместо дальняка - поганое ведро, от которого нестерпимо воняет застарелым дерьмом.
        Тьму каземата разгонял огарок свечи, прилепленный над дверью. Та еще иллюминация, но рассмотреть кое-что можно. Например, соседей, которых, видимо, только что подселили к нему в камеру. Парень, лежавший пластом возле противоположной стены, и девчонка в платье, изрядно укороченном по сравнению с одеждой других местных дам. Присмотревшись, Снайпер понял, куда делась нижняя часть девчачьей одежки - живот парня был туго перетянут длинными полосами ткани, на которых обильно расплылось темное пятно.
        «Ранение. В живот. Долго не протянет».
        Снайпер откинулся назад. А сам-то он долго еще задержится на этом свете? Сколько он в отключке провалялся? День? Сутки? Больше? Кто ж его знает. Судя по ощущениям, жар никуда не делся. И боль в боку тупая, ноющая, разлитая от подмышки до паха. Похоже, заражение…
        Хреново. Что подыхать придется - это понятно, вот только большой вопрос, сколько времени придется мучиться. Может, день, а может, и неделю. Хотя это вряд ли. Сейчас подземные жители нового вождя выберут, и тот для завоевания авторитета и укрепления вертикали власти просто обязан порубить убийцу предшественника в бастурму. Чисто для профилактики, чтоб однажды кому-нибудь не пришла в голову идея ту вертикаль в горизонталь перевести, как это случилось с Морктом.
        А девчонка между тем суетилась вокруг парня. Солому под голову подоткнула, какой-то дерюгой, валяющейся в углу камеры, ноги укутала. Снайперу аж завидно немного стало. Бывает же такое, прям жена декабриста…
        Наконец девчонка перестала метаться вокруг парня и обратила внимание на то, что они с ним не одни в камере.
        - Послушайте, уважаемый, у вас воды нет? - обратилась она к Снайперу умоляющим тоном. - А то Лису совсем плохо.
        Снайпер про себя усмехнулся. Везет же некоторым. Подруга-то в сыром застенке не о себе беспокоится, а о спутнике своем. Реально свезло пацану, хотя он вряд ли сможет оценить свое везение. Дышит хрипло и в то же время тихо. На причитания девчонки не реагирует, стало быть, без сознания. Дырка в брюхе при тотальном средневековье - это стопроцентный перитонит, а значит, можно делать ставки на то, кто из них первый отойдет в Край вечной войны.
        - Нету, - прошептал Снайпер растрескавшимися губами. Сейчас он бы сам от воды не отказался, да где же ее взять. - Что с ним?
        - Кутруб живот распорол, - бросила девушка. - Кишки, слава Дракону, не повредил. Я их вправила, рану зашила, но в нее, наверно, трупный яд попал - кутруб перед этим в могиле ковырялся.
        Можно было, конечно, разъяснить девчонке про то, что трупного яда как такового не существует, что просто зашивать вскрытый живот в полевых условиях без противостолбнячной сыворотки и лошадиных доз антибиотиков дело абсолютно бессмысленное, проще пристрелить несчастного, чтоб не мучился. Но на фига этот ликбез кому тут нужен? И сил не было языком ворочать ради того, чтобы просто его почесать. Поэтому Снайпер совсем уже собрался отвернуться к стенке и попытаться забыться, как девчонка добавила:
        - Вылечить его может только проклятая земля этого холма. Но как только мы подошли, придурки эти подземные откуда-то выскочили, нас схватили и сюда притащили. Мы и так еле-еле сюда доплелись, а они…
        - Проклятая земля?
        Может, у них поверье такое… В нашем мире тоже в такое верят, особенно в некоторых белорусских деревнях. Например, что земля с могилы предохраняет от болезней людей и скот. Правда, есть и абсолютно обратное мнение. Парню, конечно, не поможешь, но пусть хоть девчонке полегче будет, вон как она за него переживает.
        Снайпер с трудом облизнул пергаментные губы - чисто чтоб не растрескались еще больше, когда рот открываешь, - и сказал:
        - Видишь на моих ботинках шипы? Меж ними грязь застряла из местной ямы с живыми трупами - это, типа, местное кладбище. Она с костей мертвецов осыпалась, когда те возле меня толпились, решая, жрать меня или маленько подождать. Думаю, более проклятой земли ты не найдешь.
        Девчонка ахнула, призадумалась, забормотала вслух:
        - Дракон опалил холм… Подземные по нему шатались, впитывая через воздух и кожу проклятие… Потом умирали… Смерть множит Проклятие дракона многократно, может, потому твои мертвецы до сих пор по настоящему умереть не могут… Сейчас-сейчас…
        Она присела и принялась шустро ковыряться пальчиками в подошвах армейских берцев. Надо же, на что только не пойдет женщина ради своего мужчины! Правда, смотря какая. Некоторые, например, от своего мужчины запросто уходят к другому… Стоп. С этого места думать прекращаем, лежим, плаваем в высокотемпературном бреду и готовимся к переходу в лучший мир, так как, в отличие от этой девчонки, в чудеса мы не верим.
        А она верила. Наскребла засохшей грязи с армейских ботинок, сложила в подол, завязав его узлом. При этом открылась весьма приятная картина - стройные ножки выше колен. Снайпер аж отворачиваться передумал. На кой нормальному мужику предсмертный бред, когда можно посмотреть на такое?
        Девчонка же, нимало не смущаясь, подошла к раненому, присела, размотала пропитанные кровью полосы полотна… и принялась втирать землю в рану. Живот парня при зыбком свете огарка, прилепленного над дверью, казался черным от засохшей кровищи. А когда на такое еще могильную землю аккуратно сыплют и вдобавок сосредоточенно ее втирают… Конечно, девчонка явно при деле, ей не скучно, она вся в осознании себя великой целительницей. А парню-то каково от ее суеверий? Впрочем, это всегда так. Когда одному хорошо, другому обязательно хреново. Закон равновесия, мать его в душу.
        Но чудеса порой все же происходят, особенно в случаях, когда чуда не может быть в принципе. Ну хоть тресни, не может грязища с берцев так действовать! Хотя трупы тоже ходить не могут, так что смотрим, запоминаем и тихо фигеем про себя…
        Не прошло и пяти минут, как прерывистое дыхание тяжелораненого стало ровным и глубоким. Рука парня, безжизненно лежавшая на полу, шевельнулась.
        - Где я? - прошептал он.
        - Внутри Проклятого холма, - ответила девчонка. - Лежи спокойно, Лис, я еще не закончила.
        - Лисса, ты?
        - Нет, это самка кутруба тебя по брюху гладит, - проворчала девчонка.
        - Спасибо тебе, самка кутруба, - хмыкнул парень. - Мне уже значительно лучше.
        - За самку кутруба получишь, - пообещала Лисса. - Когда оклемаешься, конечно. И не надейся на прощение, я злопамятная.
        «Хорошо им там, - подумал Снайпер. - Лис и Лисса. Прям идеальная гармония».
        Между тем ему самому становилось все хуже. Стены камеры плавали перед глазами, огонек свечи над дверью раздвоился и стал похож на глаза ночного чудовища. Слова, произносимые соседями по камере, доносились словно через плотный слой ваты.
        - Слышь, Лисса, а это кто лежит, там, на соломе?
        - Не знаю. Какой-то мужик. Говорит, что побывал в яме с мертвецами. Земля с его ботинок спасла тебе жизнь.
        - Но ему, похоже, еще хуже, чем мне.
        - Он умирает, Лис. Я вижу - в его крови смертельная болезнь, вылечить которую можно только…
        - Почему ты замолчала?
        - Нет, ничего, не обращай внимания. Сейчас тебе нужно просто лежать и ждать, пока проклятая земля полностью зарастит твою рану.
        - Ты что-то недоговариваешь. Земля, которую принес с собой этот человек, помогла мне, и я должен знать, что может помочь ему.
        - Неважно, тебе нужно лежать.
        - Хорошо, жрица Храма Дракона.
        В голосе парня появились металлические нотки, которые Снайпер различил даже сквозь тяжелую пелену предсмертного бреда.
        - Я приказываю тебе как побратим Йаррха, в жилах которого течет кровь дракона. Говори о том, что я не знаю. Немедленно.
        - Лис…
        В голосе девушки послышался страх.
        - Лис… Сейчас это говорил не ты. Я услышала его голос, его слова, произнесенные твоим языком… Его языком… Хорошо, я скажу. Выжечь болезнь из тела того умирающего можно лишь драконьим пламенем. Если дракон дыхнет огнем на его рану, немного, самую малость, этого будет достаточно. Но сейчас ты не можешь помочь этому человеку. Ты слишком слаб. К тому же ты не умеешь пользоваться своей силой…
        - Умею, еще как, - произнес парень, тяжело приподнимаясь на локте. - С оборотнями получилось, и сейчас должно. Я знаю, что такое закон дракона, и мне по душе этот закон… в отличие от самих драконов… Помоги мне подойти к нему.
        - Не смею ослушаться, повелитель.
        «Лихо он ее, - ворохнулась вялая мысль в голове Снайпера. - Правда, грубовато, но ничего не попишешь - средневековье. А вот была б вокруг цивилизация с толерантностью и феминизмом, скорее всего, лежал бы он в углу, не рыпался и делал то, что баба скажет. Вот и думай, что лучше - время воинов или прогресс со всеми его последствиями».
        - Куда тебя ранили, воин?
        Голос девчонки звучал прямо над ухом.
        «Надо же, а я и не заметил, как они подошли».
        - Бок пропороли, - прохрипел Снайпер. - Вроде порохом прижег, антибиотиками закинулся… А все равно сепсис зацепил…
        Шустрые пальчики жрицы уже расстегивали трофейную кожаную куртку Снайпера.
        - О великий Дракон! - воскликнула она, увидев то, что творилось под ней. - Повязка сбилась, рана открылась. Но это не самое страшное. Стрела, которой его ранили, несколько суток была выдержана в гниющем трупе. Не удивительно, что не помогли анти… твои снадобья. Теперь, господин, ты должен дохнуть на рану драконьим огнем. Только не спали этого человека, а то вместо помощи ты просто убьешь его.
        - Хммм… Гхм… Кутруб побери этих драконов… У меня только один раз получилось… Но тогда я так дыхнул, что двух ночных волков сжег…
        - В тебе просыпается сила, господин.
        - Лисса, не называй меня больше господином! У меня нормальное человеческое имя есть!
        - Как прикажешь, госпо… Лис.
        - Так как мне не убить его? Ты же жрица, ты должна знать!
        - Да не знаю я ничего, - умоляющим голосом произнесла девчонка. - Я только бабушку во сне увидела, которая мне про тебя рассказала, и все… Но, наверно… Ты же хотел сжечь тех волков, правда? Тогда, я думаю, тебе нужно просто захотеть помочь этому человеку своим огнем и представить, как ты осторожно опаляешь его рану, как жар проникает в его тело и выжигает болезнь…
        - Ну, не знаю… А вдруг не получится…
        - Плевать… - прошептал Снайпер, уже еле ворочая распухшим языком. - Добьешь… только спасибо скажу…
        - Ну, как знаешь…
        Убогая тесная камера внезапно озарилась яркой вспышкой. Снайпер почувствовал, как на его бок словно плеснули расплавленной сталью. И куда только делась предсмертная вялость, сковавшая тело? Чтобы не заорать, он впился зубами в кожаный рукав своей куртки, представляя, как адская боль стекает с него, будто вода, уходит вниз… Бесполезно. Страшный жар и не думал куда то стекать. Наоборот, он очень быстро распространился по всему телу - в руки, в ноги, ударил в голову, опалил изнутри глаза, мгновенно скопился во рту, так что Снайпер был вынужден разжать зубы, иначе язык и небо просто сгорели бы. Он жадно хватал ртом спертый воздух камеры, корчась на гнилой соломе, и, забыв про медитацию, отключающую боль, думал лишь об одном - не закричать! не закричать!! не закричать, твою мать, в бога, в душу и в того драконьего побратима, который придумал такую дьявольскую пытку!!!
        Внезапно все кончилось.
        Жар исчез, словно его и не было, лишь оставив во рту мерзкий привкус сгоревшего болезненного налета на языке и деснах. Снайпер валялся на соломе весь в поту, понимая, что должен чувствовать человек, которого сутки беспрерывно парили в бане, хлеща при этом в четыре веника. Казалось, что его тело хорошо отбили, отменно прожарили, и осталось только положить его на блюдо, обложить свежим луком, полить соусом и подать на стол…
        Но при этом ему было хорошо. Так хорошо, как не было никогда на свете.
        - Драконий огонь бывает двух видов, - услышал он над головой девичий голос. - Выдохнутый в ярости, он сжигает все живое на своем пути. Но в то же время, если дракон хочет помочь, он своим пламенем способен уничтожить все, что есть вредного и ненужного в теле человека.
        - Закон дракона в действии, - задумчиво произнес Лис. - Справедливостью за зло, добром за добро.
        - Этот закон в моем мире придуман человеком по имени Конфуций две с половиной тысячи лет назад, - прошептал Снайпер.
        - А кто сказал, что ваш Конфуций не был драконом? - пожала плечами Лисса. - Мудрым драконом в человечьем облике, который однажды решил подарить людям великое учение справедливости.

* * *
        Есть такая штука в медицине - шоковая терапия, когда через человека в лечебных целях пропускают электрический ток. Бывает, что и не в лечебных, скажем, когда нужно добиться от кого-то определенного эффекта. Например, чтобы выдал информацию, которую без тока говорить не хочет. Или, наоборот, забыл определенные вещи, скажем, свое прошлое…
        Снайпер с шоковой терапией сталкивался, за что спасибо всем, кто всерьез занимался его судьбой. Многих из них уже нет в живых - определенных людей лучше убивать сразу, чем их током пытать, иначе это печально сказывается на собственном здоровье и долголетии. Но суть не в этом.
        Сейчас Снайпера накрыло как раз такое состояние, какое бывает после той самой шоковой терапии, а именно усталость, вялость и сонливость. Оно и понятно, сколько ж можно организм мучить. Вот он и восстал, мол, все, хозяин, амба. Ты как хочешь, а я - отдыхать от приключений, ранений и выздоровлений посредством прогонки через измученное тело драконьего пламени.
        Снайпер и не сопротивлялся. Лис с Лиссой говорили что-то еще, а он как-то сразу и вдруг вырубился, резко и неожиданно, будто свет выключили. Щелк - и темнота кромешная…
        Щелк!
        Снайпер вздрогнул и чуть приоткрыл веки. Непонятно, сколько он спал, да и спал ли вообще. Было ощущение, какое часто возникает у людей занятых, вечно спешащих куда-нибудь: вроде вечером только прикрыл глаза и сто процентов не спал, так, задумался о чем-то - а за окном уже утро.
        Щелк, щелк…
        Ключ еще раз провернулся в замке, дверь отворилась, и в камеру вошли двое.
        - Слышь, чумазая, подъем! - далеким от сантиментов голосом проговорил один из них, тот, что был повыше. - Как твои подопечные, не подохли еще?
        - Скорее ты сдохнешь, урод, - брезгливо бросила Лисса, метко плюнув высокому на сапог.
        - Ах ты, сучка! - возмутился высокий. - Да я тебя сейчас…
        Нога с оплеванным сапогом взметнулась в замахе… но тут случилось неожиданное.
        Высокий вдруг поскользнулся, нелепо взмахнул руками и грохнулся навзничь, ударившись затылком об утоптанный земляной пол. Послышался звук, какой издает пустой глиняный кувшин, выпавший в погребе из рук неловкой хозяйки. Ничего удивительного, такое случается порой, когда одна нога в воздухе, а по щиколотке второй метко саданули берцем. Оно и из положения лежа на соломе хорошо получается, даже особенно напрягаться не нужно.
        Напарник упавшего даже не понял, что случилось. Только что стоял друг - и уже валяется на земле, раскинув руки в стороны.
        - Ливг, слышь, ты чего это, а? - потерянно спросил он, наклоняясь над упавшим.
        «М-да, - подумал Снайпер, наблюдая за происходящим. - Сразу видно, чувак в камеру заходил только к арестантам, которые его боялись. А вот с теми, кому его широкая рожа и жирные плечи по барабану, пересекаться не приходилось. Что ж, ученье - свет, а неученье - тьма и перманентное беспамятство».
        Голова плечистого коротышки опустилась чуть не до земли - он пытался определить, дышит его товарищ или нет, не обращая на заключенных ни малейшего внимания. Видимо, ему и в голову не пришло, что от них может исходить какая-то опасность.
        А зря.
        Нога Снайпера взметнулась вверх и, словно лезвие топора, опустилась прямо на затылок нежданного посетителя камеры. Удар был не особенно силен - все-таки лежа проделывать такие трюки довольно сложно, особенно после тяжелого ранения. Но все получилось. Не ожидавший атаки коротышка клюнул носом, ткнулся подбородком об лоб лежащего в отключке напарника и, поймав глубокий нокаут, медленно завалился на бок.
        - Ну чисто дети, - проворчал Снайпер, поднимаясь со своего ложа. - Даром что оба поперек себя шире.
        Лисса, съежившись в углу, восхищенно смотрела на него.
        - Это какое-то колдовство, да? - спросила она.
        - Типа того, - отозвался Снайпер. - Небесно-космическо-улетное. Звездюли называется.
        Тем временем со своего соломенного ложа, позевывая, приподнялся Лис.
        - Это самое… Похоже, я что-то пропустил, - сказал он, окинув взглядом неподвижные тела.
        - Блаженны спящие, ибо на фига им царствие небесное, - хмыкнул Снайпер. - Как твое брюхо?
        Лис задрал то, что осталось от рубахи.
        - Обалдеть… - прошептал он.
        Из коридора лился тусклый свет факелов, но и при нем можно было рассмотреть странный шрам, оставшийся на месте раны: довольно широкая полоса мелких чешуек, смахивающих на ряд пластин ламеллярного доспеха.
        - Пояс дракона, - выдохнула девчонка.
        - Слушай, а отковырять его никак? - поинтересовался Лис. - Теперь же в парной не раздеться, да и в речке искупаться стыдно, вопросами замучают.
        - Истинный побратим дракона должен уметь прятать свой облик, - сказала Лисса. - Но сейчас у тебя пока еще мало сил, поэтому…
        - …стоит подумать о том, как бы побыстрее свалить отсюда и заодно решить, что делать дальше.
        Пока молодежь разглядывала рану, заросшую чешуей, Снайпер успел обыскать бесчувственные тела и снять с них куртки. Помимо этого, результатом поисков стала пара ржавых наручников, две короткие, но увесистые деревянные дубинки и один нож в плохоньких ножнах и с пятнами коррозии на клинке.
        - Да, братцы, тяжко вам придется, - сказал Снайпер, заводя назад руки долговязого и затягивая на них наручники. - Ржавые браслеты открываются ох как неохотно.
        Потом он пропустил вторые наручники под руками долговязого и защелкнул зубчатые полукольца на запястьях коротышки. Теперь незваные гости были прикованы друг к другу. После этого Снайпер наотмашь, с оттяжкой хлестнул долговязого ладонью по щеке. Это женская пощечина бьется больше для зрительно-психологического эффекта. А удар профессионала по небритой роже может и щеку надорвать. Или, нанесенный вполсилы, привести в себя потерявшего сознание вследствие резкой, нестерпимой боли.
        Долговязый очнулся сразу и, осознав свое незавидное положение, заныл:
        - За что?.. Чего дерешься?..
        - Это не драка, - сказал Снайпер. - Это наука тебе, чтоб на беззащитных девчонок свои грабли не поднимал. А теперь говори, где тут у вас склады?
        - Какие склады? - сделал круглые глаза долговязый.
        - Интересуют продовольственный, вещевой и арсенал. Остальные пока не интересуют.
        - Нету у нас такого…
        Снайпер достал из ножен ржавый нож и задумчиво посмотрел на пленника.
        - Знаешь, что такое экспресс-допрос? - спросил он.
        Долговязый энергично замотал головой, с опаской косясь на собственное оружие.
        - Поясняю, это очень просто, - кивнул Снайпер. - Аккуратно взрезается кожа под скулой, так, чтоб стала видна белая жилка. Это лицевой нерв. За него берутся двумя пальцами и начинают осторожно тянуть. Через тридцать секунд из человека выходят моча и дерьмо. Еще через тридцать секунд - вся необходимая информация. Поэтому он и экспресс, н-да. Или, если ножа нет, можно пальцем выдавить один глаз, после чего слегка нажать на второй. Эффект будет аналогичным. Ты как предпочитаешь, с ножом или без ножа?
        - Склад совсем рядом, - быстро сказал разом побелевший долговязый. - Как отсюда выйдете, сразу налево поверните. Пройдете камеры, пост охраны, свернете направо, там он и будет. Только у нас все в одном месте хранится - и вещи, и жратва, и оружие.
        - А как пройти пост охраны, чтоб нас не спалили? - поинтересовался Снайпер.
        - Спалят по-любому, - помявшись, сказал долговязый. - Там Ирг стоит сегодня с огнеметной машиной, а он у нас глазастый.
        - Ясно, - сказал Снайпер. - А теперь не обессудь, спокойной ночи.
        И коротко двинул пленника кулаком в челюсть. Тот немедленно вырубился снова.
        - Нехорошо бить связанного, - нахмурилась Лисса.
        - Согласен, - вздохнул Снайпер. - Но кляпов у них с собой не оказалось, оставь я его так - сразу же орать начнет, поэтому выбор у нас небольшой. В следующий раз, надеюсь, он будет носить с собой кляп. Чисто на всякий случай. А теперь накиньте на себя их шмотки и пошли. Маскировка, конечно, аховая, но здесь с освещением не особенно, может, и прокатит…
        Коридор был темным и мрачным, как и все тюремные коридоры, по которым приходилось ходить Снайперу. Атмосфера заведения соответствует, иначе и быть не может. Может, изначально все здесь было светло и радостно, да только по-любому вскоре осыплется со стен краска, проступит сырость, почернеет пол, мой его, не мой - без разницы. И станет коридор таким, каким ему и положено быть по статусу. Вот и говори после этого, что людские мысли не материальны. Когда они постоянно тяжелые и мрачные, даже помещения под их грузом превращаются в фон для фильма ужасов…
        Впрочем, этот коридор был коротким. Десяток дверей - и обещанный поворот. Снайпер осторожно выглянул из-за угла, оценил обстановку и тут же нырнул обратно. Ага, не обманул долговязый, завороженный красочным рассказом про экспресс-допрос. Считай, рядом, в пяти метрах находится тот самый пост охраны - полуобвалившееся укрытие из бетона, из-за которого торчал знакомый ствол с тремя пиропатронами под ним.
        - Значит, так, - прошептал Снайпер. - Лис, ты сейчас эдак небрежно выходишь и отвлекаешь. Мне нужно всего две секунды. Сможешь?
        - Я пойду, - неожиданно шепнула Лисса. - Локти расставлю, в темноте сойду за того недомерка. Лис ростом не вышел, на нем одежка того длинного мешком висит.
        И, не дожидаясь возражений, шагнула вперед.
        - Стоять! - немедленно раздался голос бдительного охранника. - Кто там? Трокк, ты что-ль?
        - Я, - басом отозвалась Лисса.
        - А… что это с тобой? С чего тебя так скрючило? Э-э-э, нет, погоди… Стой на месте, а то сожгу к кутру… ык!
        Удар деревянной дубинкой по затылку прервал речь незадачливого сторожа. Выронив из рук пусковое устройство старенького огнемета, он рухнул вниз лицом. Но повредить портрет об неровный пол ему не дали - подкравшийся сзади Снайпер аккуратно подхватил тело и помог ему принять горизонтальное положение.
        - Судьба у тебя такая, Ирг, волшебных звездюлей получать, - негромко сказал пришелец из иномирья, укладывая охранника поудобнее. - А все из-за отсутствия бдительности и дисциплины.
        - Чего это ты с ним возишься? - поинтересовался подошедший Лис.
        - Просто, наверно, в отличие от Тестомеса, не хочу, чтоб эти баллоны рванули, - пояснил Снайпер. - Я противопожарных заклинаний не знаю и после такого чудесного спасения не хочу превращаться в подгоревший барбекю. Только вот одного не могу понять - как эти олухи тут выжили?
        - Проклятие дракона - лучший щит, в том числе и для олухов, - сказала Лисса.
        - Ты жрица, тебе виднее, - хмыкнул Снайпер. - Ну что, молодежь, пошли, посмотрим, чем богаты склады этой кроличьей норы.

* * *
        После того как драконий огонь выжег в нем все лишнее и ненужное организму, Снайпер чувствовал себя превосходно. Дощатая дверь складского помещения оказалась хлипкой и не рассчитанной на прямой удар ногой в замок. Взвизгнула возмущенно - и повисла на одной петле.
        - Круто, - оценил Лис. - У нас так не умеют.
        - Учись, студент, - отозвался Снайпер, перешагивая через порог.
        - Ну, вот мы и в сокровищнице, - произнес пришелец из иномирья, освещая помещение факелом, заранее снятым со стены коридора. - Надеюсь, они тут не хранят открытыми сундуки с порохом, а то мы здесь с эдаким первобытным освещением рискуем оказаться некстати.
        Надежды оправдались, сундуков с порохом не было. И сокровищ - тоже. Все на этом складе было скромно, безвкусно, серо и уныло. Домотканая одежда, стопками сваленная на деревянных полках, бесцветные сушеные грибы и головки чеснока, гроздьями свешивающиеся с потолка, соленое мясо в бочках и пласты вяленого, сложенные прямо на деревянных столах, где его, видимо, сразу и порубили широкими ножами, словно деревянные чушки на растопку.
        - Скромно, - оценил Снайпер, - но по делу. Видать, у них тут свое подземное хозяйство имеется со зверюшками и витаминами, чтоб от цинги не сдохнуть.
        Он уже жевал ломоть безвкусного мяса, заедая его чесноком и сплевывая шелуху прямо на пол.
        - Как ты можешь это есть? - поморщилась Лисса.
        - Не могу, но надо, - сказал Снайпер. - И вам советую, если не хотите в будущем проблем со здоровьем. А еще очень рекомендую переодеться. Лохмотья, конечно, колоритно смотрятся, но подозреваю, что вы оба скоро голыми ходить будете, когда эти тряпки окончательно развалятся прямо на вас.
        Молодежь прониклась. Парень с девушкой без лишних разговоров отыскали для себя исподнее по размеру, плотные рубахи и кожаные куртки в комплекте со штанами и сапогами грубой выделки. Лисса переодевалась, ничуть не смущаясь, и Лис имел удовольствие оценить ладную фигурку девушки с небольшой крепкой грудью и оттопыренной попкой. И даже слегка рыкнул про себя, когда Снайпер скользнул по ней мимолетным взглядом. Странно - вроде и полностью по барабану эта жрица Дракона, а все равно что-то эдакое ворочается внутри, когда другой мужик на нее смотрит. Наверно, просто чувство собственности, решил про себя Лис. Она жрица Дракона, я этому треклятому Йаррху, считай, кровный родственник, вот и, типа, нечего пялиться на жрицу меня. Хотя, похоже, Снайпера интересовали вовсе не женские прелести.
        - Я-то думаю, почему они с меня куртку не сняли, когда в камеру определяли, - хмыкнул пришелец из иномирья. - А у них тут этих кожанок - залежи. Хотя фасон другой, чем у шайки бородатого, да и выделка слегка поплоше…
        Далее, сразу за рядом мясных столов, располагалась часть склада, занятая оружием. Копья с наконечниками грубой ковки, очень простые топоры, равно годные для рубки как дров, так и врагов, в изобилии - колчаны со стрелами и луки в налучьях. Видимо, подземные жители хорошо знали лес, что начинался чуть ли не сразу за бункером, и активно промышляли охотой.
        - Лес, что за холмом, тоже проклятым считается? - поинтересовался Снайпер.
        - Ага, - отозвалась Лисса. - Городские туда не суются, боятся лесных кутрубов. А они, вишь, уже на южном кладбище жируют. Думается мне, недалек тот час, когда людям Вичтана придется отстаивать не только могилы предков, но и свои жилища.
        - Как-то я не заметил, чтобы они шибко за эти могилы переживали, - проворчал Лис. - Думаю, никто за ограду шагу не сделал после того, как демоны ночи заняли кладбище. Но в одном ты права. Пока у кутрубов есть пища, им незачем в открытую воевать с людьми. Но южное кладбище небольшое, а демонов, как я заметил, много. И очень скоро они задумаются о том, что пить живую кровь гораздо вкуснее и полезнее, чем грызть старые кости.
        Лисса промолчала, лишь закусила губу и слегка побледнела.
        - Извини, - сказал Лис. - Я не подумал о твоем отце.
        - Он мне больше не отец, - упрямо мотнула головой девушка. - Тот, кто предал гостя ради нескольких медных монет, однажды так же запросто предаст любого, в том числе и собственную дочь. Просто мне жаль ни в чем не повинных жителей города.
        Теперь промолчал Лис, мысленно отметив про себя, что ему-то точно нисколько не жалко людей, которые ночью дружно сорвались со своих постелей для того, чтобы бросить на съедение ночным тварям ни в чем не повинного путника…
        Пока молодежь беседовала, Снайпер времени не терял. Бегло осмотрев арсенал, он нашел в дальнем углу обширного помещения свою СВД. Винтовка стояла в грубо сколоченной короткой стойке для оружия, где помимо нее находилась сильно потертая американская М 16, компактный израильский автомат «Тавор» и старый добрый пулемет ПКМ с пустой лентой, валяющейся внизу, возле приклада.
        - Вот это номер… - тихо присвистнул Снайпер. - И кто бы мне объяснил, откуда здесь такие чудеса образовались?
        - Давай я объясню, - сказал Тестомес, появляясь из-за стойки с копьями.
        - Ну, попробуй, - произнес пришелец из иномирья, ничуть не удивившись неожиданному появлению старого колдуна. - Что, местные все еще вождя выбирают?
        - Ага, - равнодушно отозвался Итан. - А я пока между делом решил у дохлого Моркта ключ от склада позаимствовать и поковыряться в их арсенале - мертвецу он все равно без надобности. Мог бы постучаться, я б открыл, зачем дверь-то вышибать?
        - Привычка, - сказал Снайпер. - И что ты нашел?
        - Вот что.
        Тестомес разжал кулак.
        На его ладони лежал стеклянный флакончик, внутри которого лениво перекатывалась капля слепящего пламени с еще более ослепительной крохотной искрой внутри.
        - Я тебе говорил, что магия огня у нас считается утраченной. Также ты знаешь, что любой, даже самый завалящий колдун может наложить Огнетушитель на твою трубку, стреляющую невидимыми стрелами, и она станет не опаснее простой палки. А еще все слышали о Чистильщиках Веры, которых никто никогда не видел, а если и видел, то уже не мог никому о них рассказать. Так вот, за те годы, что я провел здесь, под землей, без разрешения Моркта никто не смел переступить порог склада. А в оружейную он ходил только сам. Сам заносил оружие, сам выносил, сам выдавал…
        - Понятно, - кивнул Снайпер. - Ты подозревал, что здесь можно найти что-то интересное, и при первой возможности воспользовался ею.
        - А ты проницателен, Снар, - усмехнулся в бороду Тестомес. - В древних военных трактатах говорится, что если заключить в сосуд каплю драконьего огня, а потом осторожно нанести его на стрелы для огненных трубок, то заклинание-огнетушитель не сможет некоторое время нанести им вред.
        - Хорошая находка, старик, - задумчиво произнес Снайпер.
        - Но это еще не все, - сказал Итан. - Здесь, в подземелье, давно ходила легенда о том, как Чистильщики Веры попытались проникнуть в бункер и выкурить оттуда шайку проклятых. Проникнуть они проникли, только ни один из них не вернулся обратно. А теперь взгляни на это.
        Тестомес ткнул пальцем на стойку с огнестрельным оружием.
        - И это понятно, - произнес Снайпер. - Теперь предельно ясно, почему никто не видел вживую этих Чистильщиков. Бойцы с автоматическим оружием всегда дадут сто очков вперед парням, вооруженным самодельными копьями. Могу предположить, что местные жители каким-то образом заманили Чистильщиков в одну известную мне большую яму. А когда от хозяев оружия остались одни кости, каким-то образом выудили автоматы и вот этот пузырек с антиогнетушителем.
        - Все может быть, - пожал плечами Тестомес.
        Снайпер шагнул к стойке и быстро проверил свою винтовку. Патроны были на месте. А вот магазины автоматов, как и лента ПКМ, были безнадежно пусты.
        - Я-то все думал, откуда у того мордатого огнемет, - пробормотал себе под нос Снайпер, аккуратно ставя оружие обратно в стойку - даже бесполезный ствол заслуживает уважения. - Оказывается, эти олухи умудрились обчистить Чистильщиков…
        - Подожди.
        Рядом с Тестомесом стояли только что подошедшие Лис с Лиссой.
        - Подожди, - повторил Лис, протягивая руку вперед. Его палец указывал на крохотную эмблему, которой был помечен приклад М 16. - Я видел этот знак.
        - Где? - в один голос воскликнули Снайпер и Тестомес.
        - Это герб гильдии Воинов Ночи, - произнес побратим дракона.

* * *
        - Итак, что мы имеем? - задумчиво произнес Снайпер. - Загадочная гильдия Воинов Ночи, оказывается, одновременно является официальным подразделением местного правительства и духовенства, могущественной гильдией Чистильщиков Веры, которых доселе никто не видел. Кстати, это правильно. При грамотной зачистке свидетелей оставаться не должно. Но в данном случае каратели прокололись, оставив после себя некоторые интересные артефакты, которые свидетельствуют о том, что огнестрельное оружие в этом мире все-таки присутствует и даже, несмотря на запреты и заклинания, может по необходимости активно применяться.
        - Огнестрельное оружие - это что? - поинтересовалась Лисса.
        - Это то, что работает намного лучше луков, арбалетов и всего остального, чем принято убивать в вашем мире, - доходчиво пояснил Снайпер. - Продолжаю. Поскольку наша группа решительно не вписывается в картину мира, которую выстроило для себя местное правительство, мы имеем три выхода. Первый, самый простой - пойти и сдаться властям, - не обсуждается. Зная местные нравы и средневековую любовь к пыткам, проще и безболезненнее самоубиться на месте. Второй - бегать от рыцарей и Чистильщиков до конца жизни - не рассматривается.
        - Почему? - упрямо встряла Лисса. - До этого же бегали…
        - Бегали, - кивнул Снайпер. - И добегались. Я до стрелы в бок, а твой Лис - до распоротого брюха.
        - Он не мой, - буркнула девчонка. - Это я его жрица…
        - Короче, - прервал ее Снайпер. - Второй выход тоже не рассматривается, так как все равно нас рано или поздно поймают и - смотри пункт первый. Остается третий выход. Найти арсенал Чистильщиков Веры, затариться нормальным оружием и захватить власть в отдельно взятом феодальном обществе.
        Тестомес удивленно воззрился на пришельца из иномирья.
        - Ты… это серьезно, Снар?
        - Абсолютно, - кивнул тот. - Не мы их, так они нас. Принцип древний, как все миры, в которых мне довелось побывать.
        - Но… мы не умеем пользоваться этими штуками, - кивнул Лис на автоматы.
        - Это не так сложно, как кажется, - заверил его Снайпер. - Другое дело - научиться из них хорошо стрелять, но это дело времени и практики. А вот как пользоваться ими так, чтобы не убить из них себя и товарищей, это я сейчас покажу…
        Его слова прервали голоса, внезапно раздавшиеся в глубине помещения со стороны продовольственно-вещевой части склада.
        - Нас нашли, - констатировал Тестомес, пряча флакон в карман штанов. - Но теперь с ними нет Моркта, так что наши шансы выбраться отсюда живыми сильно возрастают.
        Проговаривая все это, Итан начал неторопливо вращать руками. Воздух между его ладонями стремительно густел - не иначе, прежде чем приступить к поискам оружия Чистильщиков, старик успел основательно подкрепиться мясом и чесноком.
        - Зачем же выбираться? - спокойно произнес Снайпер. - Сдается мне, что это не просто бункер, а одна из станций древнего многоуровневого метрополитена, возможно, секретного военного назначения.
        - Чего?
        Несмотря на явную опасность, спутники удивленно воззрились на пришельца из иномирья.
        - Потом, - отмахнулся Снайпер, проверяя свою СВД. - Разрулим с местными - объясню. Если разрулим, конечно. Судя по воплям, их тут целый батальон набежал.
        И правда, из-за стеллажей один за другим выходили люди с оружием и факелами, судя по лицам - очень сердитые и решительно настроенные. Однако при виде потрескивающего молниями шара в руках Тестомеса боевое настроение толпы сменилось настороженным ожиданием. Мол, мы всегда готовы покарать злодеев, но, конечно, будет лучше, если кто-то первым начнет карать, а мы его ух как морально поддержим…
        Растолкав нерешительный электорат квадратными плечами, вперед вышел Спарг. На бритой башке - медный обруч Моркта, на поясе - оба ножа Снайпера, в руке - старый, но хорошо почищенный шестопер, который при случае и за символ власти сойдет, и для собственноручного нанесения увечий несогласным вполне сгодится.
        - Народ выбрал меня вождем, и я говорю от его имени, - без предисловий начал Спарг. - Вы все преступники. Ты, Итан Тестомес, виновен в том, что привел к нам в дом убийцу вождя. Ты, незнакомец, виновен в смерти Моркта. Эти подростки виновны в пособничестве преступникам и нанесении побоев людям, находящимся при исполнении своих обязанностей. Поэтому я от имени моего народа приговариваю вас…
        Резкий хлопок прозвучал в закрытом помещении, как удар гигантского бича.
        Люди подземелья невольно присели от непривычного звука. Спарг же с недоумением смотрел на изуродованный шестопер, который неведомая сила только что вырвала из его руки. Набалдашник оружия был похож на цветок, по которому рубанули хорошо отточенным ножом, - пуля, выпущенная из СВД, сорвала два из шести остро отточенных стальных «перьев».
        - Итак, начинаем обучение, - произнес Снайпер, обращаясь к своим спутникам и полностью игнорируя онемевшую толпу. - Это называется выстрел. При попадании в сердце или лоб человека с такого расстояния смерть наступает без вариантов.
        - Что за магию ты сейчас применил? - стараясь не потерять лицо, спросил Спарг.
        - Это не магия, - сказал Снайпер. - Это оружие. И если вы не хотите и дальше ползать под землей, словно кроты, имеет смысл раздобыть побольше такого оружия, а после отвоевать для себя территорию, более пригодную для жилья.
        - Что ты задумал? - шепотом спросил Тестомес, понемногу замедляя вращение рук: когда противники начинают беседовать, оружие может и подождать.
        - Всю жизнь я пытался выжить, до сих пор не пойму - зачем, - так же негромко ответил Снайпер. - А сейчас я подумал, что могу помочь остаться в живых некоторым из них.
        - Хорошее оружие, - немного придя в себя, ответил Спарг. - И вряд ли те, у кого оно есть, отдадут его без боя. Многие погибнут.
        - Это так, - кивнул Снайпер. - А иначе погибнут все. Ваш холм зарос травой, и совсем скоро местные жители поймут, что проклятия больше нет. Ваше убежище будет раскрыто, и тех, кто так долго жил в норе под Черным Пятном, ждет неминуемая смерть.
        - Кутрубы уже ушли отсюда, и больше никто не охраняет ваш холм по ночам, - добавил Лис. - Демоны переселились на городское кладбище, а значит, разъяренные жители скоро придут убивать подземных жителей, которые так долго жили бок о бок с нечистыми.
        - Он прав, - потирая запястья, произнес низкорослый парень, один из тех, кого Снайпер вырубил в камере. - Днем я видел с вершины холма, как несколько горожан подошли совсем близко. Раньше такого никогда не было, они бы просто не отважились.
        - Я смотрю, Трокк, после того как ты приложился башкой об пол, так сразу поумнел, - зашипел на него долговязый напарник со свежим синяком в пол-лица. - Всю эту шайку нужно сбросить в яму…
        - Бросали уже, вон того, с огненной трубкой в руках, - с вызовом ответил Трокк, возможно, впервые в жизни рискнувший пойти против более габаритного товарища. - Да только он вылез оттуда, убил Моркта и навалял нам с тобой по первое число. Я тебе говорю: его удача намного больше, чем у любого из нас. Поэтому я пойду с ним, а вы со Спаргом делайте как знаете.
        - И я пойду, - шагнул вперед огнеметчик, габаритное оружие которого, наверное, отобрали соплеменники. Или просто сняли, чтобы привести в чувство, а обратно отдать забыли.
        - Что, Ирг, надоело по башке получать? - ехидно поинтересовался долговязый.
        - Мне - надоело, - угрюмо огрызнулся огнеметчик. - А вам всем, похоже, нет. Этот с огненной трубкой дело говорит. Я бы, конечно, с радостью ему башку свернул, но своя мне интереснее. Городские не сегодня-завтра сюда припрутся, костры разведут, дыму напустят в вентиляцию, вот нам и крышка. Фильтры уж сто лет как не работают.
        - Теперь понимаю, почему ему огнемет отдали, - негромко проговорил Снайпер. - Он в этой шайке, похоже, самый умный…
        Поднялся гвалт. Как всегда, кто-то был за, многие - против, при этом и те и другие пытались друг друга переорать. Естественно, безуспешно.
        - Молчать!!!
        Рев Спарга заставил всех моментально заткнуться, будто каждому в глотку забили по осиновому колу. Подземные жители замерли, ожидая, что скажет вождь. Он и сказал.
        - Значит, так. Будут городские на холм лезть, не будут - никто не знает. А даже если и полезут, сразу не расковыряют, это точно. Поэтому мы подождем. Вы же, если хотите, идите. Можете за оружием колдовским отправиться, можете еще куда, нам тут чужаки не нужны.
        И, глядя на Снайпера, угрюмо добавил:
        - Жалею я, что нож тебе в яму бросил. Благородство обычно дорого обходится.
        - Это точно, - кивнул Снайпер. - Но, думаю, дело не в благородстве, а в совести. Замучила она тебя после того, как ты попытался поединок нечестно выиграть. А потом ваш вождь подлость совершил, вот тебя и накрыло. Со мной тоже такое иногда бывает, и это реально слабость, за счет которой беспринципные могут одержать над нами верх. Совесть, она как болезнь - или есть, или нет. Не повезло нам, у нас она имеется. Пусть в зачаточном состоянии, но тем не менее. Поэтому мы с тобой не супермены, а просто люди со своими недостатками.
        - Хорошие слова, - мрачно одобрил Спарг. - Не хотел бы к нам присоединиться? Такой воин, как ты, дорогого стоит.
        - Нет, - покачал головой Снайпер. - Я давно отвык подчиняться кому-либо.
        - Ладно, - кивнул Спарг. - Тогда подытожу. Наши с тобой дела уже в прошлом, чужак, и я считаю, что рассчитался с тобой полностью. Так что бери своих спутников и уходи. Я и мои люди останемся здесь.
        - Ну что ж, воля ваша, дети подземелья, - развел руками Снайпер. - Мы пойдем, только ты, вождь, оружие-то мое верни. Нехорошо таскать на себе ворованное. Совесть снова замучает.
        - Я твое оружие не крал, - презрительно бросил Спарг. - Это военный трофей.
        - Хочешь поспорить? - усмехнулся Снайпер, слегка качнув СВД.
        - Я не спорю, я принимаю решения, - процедил сквозь зубы новый вождь. - Забирай, они мне не нужны.
        И, отстегнув ножи, совсем уже хотел было швырнуть их на землю, но в последнее мгновение передумал и сунул их долговязому Ливгу, коротко приказав:
        - Отнеси.
        Ливг не посмел ослушаться.
        Снайпер принял свое оружие и слегка кивнул Спаргу.
        - Достоинство вождя в том, чтобы принимать правильные решения, - негромко произнес он. - Эх, хороший боец мог из него получиться, если б его власть не испортила. Ладно, проехали. Ну что, Тестомес, есть идеи, как нам побыстрее добраться до Стоунхенда?
        - Идеи есть, - сказал Тестомес, стряхивая с ладоней крохотное мутное облачко - все, что осталось от грозного магического оружия, постепенно сдувшегося во время переговоров. - Только опасаюсь я, как бы это не стало нашим последним походом. Ты, как я понимаю, собрался в одиночку переть против Чистильщиков и гильдии Воинов Ночи, что, по версии этого парнишки, одно и то же?
        - Почему ж в одиночку? - удивился Снайпер. - Я, ты, Лис и Лисса - чем не разведывательно-диверсионная группа.
        - Когда Снар начинает говорить непонятно, жди беды, - обреченно произнес Тестомес. - Что ж, пошли, по пути расскажу, что к чему. Только оружие взять не забудьте, какое приглянется. Спарг, ты же не против?
        - Не против, - скривился, как от зубной боли, новый предводитель подземных жителей. - Только проваливайте скорее.

* * *
        - С чего это ты взял, что из Спарга мог получиться хороший воин? - спросил Тестомес. - По-моему, обычный платяной шкаф с громким голосом.
        - Не скажи, - произнес Снайпер. - Помимо того, что он мне нож в яму бросил, я видел, как он повел себя, когда я пулей вышиб шестопер у него из руки. От такого удара у человека как минимум палец из сустава вылетит, если не сломается. А он вида не подал - стоял, говорил, только в конце не выдержал, перекосило его слегка. Да и дерется он неплохо. Правда, больше на всякие фокусы полагается, чем на кулаки, но это с возрастом проходит. В общем, хорошие задатки. Если от власти, привалившей неожиданно, крышу окончательно не снесет, нормальный боец получиться может.
        Они спускались вниз. Местные сильно удивились, когда незваные гости приняли такое решение.
        - Может, лучше вас здесь замочить? - участливо предложил долговязый. - Все меньше мучиться будете.
        - Отвяжись от самоубийц, - приказал Спарг. - Это их выбор. По крайней мере, больше мы эту шайку никогда не увидим.
        …Лестница, ведущая вниз, изрядно заросла мхом. Если по ней и ходили, то крайне редко.
        - И все-таки поясни толком, куда это мы идем, - потребовала Лисса.
        - Там внизу система древних тоннелей, - пояснил Тестомес. - Местные легенды гласят, что до Войны огненных стрел люди умели перемещаться по этим тоннелям с невообразимой скоростью, достигая любых уголков мира. Я среди подземного народа давно живу, все здесь облазил, даже места, которые находятся под запретом. Как, например, это.
        Лестница закончилась. Они стояли перед большой стальной дверью, запертой на огромный висячий замок.
        - И что теперь? - поинтересовался Лис.
        - Охохонюшки, - посетовал старик, передавая парню свой факел. - Вот ведь молодежь пошла. Видят замок - и все, ступор у них, мол, дальше хода нет. Учитесь, пока я жив.
        Из кармана своей новой куртки старик извлек два стержня - один потолще, второй потоньше, и принялся ковыряться ими в замке. Не прошло и минуты, как в механизме что-то щелкнуло.
        - Добро пожаловать в преддверие Обители мертвых, - ухмыльнулся Тестомес. - Девочка, может, ты все-таки вернешься к себе домой в Вичтан? Тут может быть жарко.
        - Дочь трубочиста жары не боится, - заносчиво произнесла Лисса. И добавила с легкой грустью: - Даже если у нее больше нет отца…
        - Ну, значит, так тому и быть, - вздохнул старик, с натугой отворяя тяжелую дверь. - Жаль, что другой дороги у нас нет - небось, патрули из Стоунхенда и Вичтана уже по всем дорогам рыщут в поисках опасных колдунов, сбежавших от правосудия.
        За стальной дверью была еще одна аналогичная, запертая на тяжеленный стальной засов.
        - И зачем такие предосторожности? - поинтересовался Снайпер. - Без шлюза никак?
        - Никак, - покачал головой Итан. - Судя по тем же легендам, там, в глубине тоннелей, обитают жуткие твари. Правда, когда я готовил этот отходной путь, никаких чудовищ не видел. Может, просто повезло.
        - Может быть, - задумчиво произнес пришелец из иномирья.
        За второй дверью оказалось огромное помещение, сильно напоминающее давно заброшенную станцию метро. Только входы в тоннели, примыкающие к платформе справа и слева, были идеально круглой формы. Вся станция густо заросла мхом, и люди, двигаясь вперед, ступали по нему, словно по толстому ковру. Горящие факелы выхватывали из мрака то толстый корень дерева, свисающий с потолка, то торчащий обломок бетона, смахивающий на надгробие, то старую деревянную бочку, похожую на те, что в изобилии имелись на складе бункера.
        - Признаться, в тоннели я не лазил, - немного смущенно проговорил Тестомес. - Одному жутко, а для местных эти подземелья - табу. Но подготовился хорошо. Смотрите.
        Он подошел к краю платформы и ткнул факелом вниз.
        - Верю, - кивнул Снайпер. - Знатная телега. А двигатель у нее есть? Или ты предлагаешь впрячься в нее кому-то из нас?
        Действительно, внизу стояла самая натуральная телега без оглоблей, углы и борта которой были аккуратно обиты железными полосами. Формой она напоминала шестиугольную лодку с острым носом и такой же острой кормой.
        - Зачем же впрягаться? - слегка обиделся Итан. - Я маг или где? Такую конструкцию я уж как-нибудь подтолкну. Например, активировать Ворота Ветра гораздо сложнее.
        - Ну, тебе виднее, - пожал плечами Снайпер. - Кстати, судя по тому, что никакими рельсами и даже их остатками здесь не пахнет, древнее метро работало как аналог пневмопочты. Так что, если будешь хорошо дуть, может, куда-то и приедем.
        - Ну вот, опять он говорит на своем языке непонятные вещи, - вздохнул Тестомес, перебираясь в телегу. - Ну что, загружайтесь и поехали. Стоунхенд в той стороне.
        На носу и корме телеги-лодки были оборудованы довольно удобные, обитые кожей кресла со спинками. Посредине наличествовали лишь две деревянные поперечные лавки без намека на комфорт.
        - Значит, кормчему все блага цивилизации, а простому народу - деревяшки под задницы? - усмехнулся Снайпер.
        - Тому, кто на носу будет сидеть, тоже лафа, - огрызнулся Тестомес, устраиваясь на корме спиной к товарищам. - Плюс ему делать ничего не нужно, только вперед смотреть и командовать вправо-влево. А мне сиди и вкалывай плюс лопатками в спинку вжимать будет - мама не горюй. Я ее испытывал, знаю.
        - Ну, придумал бы что-то более совершенное, ты же маг, - произнес Лис, пытаясь поудобнее устроиться на жесткой скамье.
        - Это в сказках волшебники всесильные и плевками драконов сшибают, - проворчал старик. - А в реальности магия - довольно узкая специализация, так что скажите спасибо и на этом.
        - Спасибо, - вздохнула Лисса, пристраивая свой факел в железную проушину, торчащую из борта. - Огонь вот только задуть может, если быстро ехать. А там впереди темно - жуть, и если пламя погаснет…
        - Не погаснет, - хмыкнул Тестомес. - Я ж маг воздуха, а не какой-нибудь там водяной.
        Итан вжался спиной в сиденье, уперся ногами в борта телеги, сложил ладони трубочкой, поднес их ко рту и начал дуть. Сначала тихо, потом все сильнее и сильнее. Поднявшийся вихрь сначала взлохматил, а потом начал один за другим срывать пласты мха с края платформы. Телега скрипнула колесами, тронулась с места и начала потихоньку набирать скорость.
        - Забавный двигатель, - пробормотал себе под нос Снайпер, вглядываясь во мрак тоннеля. - Готов поставить свою СВД против Лисова лука, что таким макаром старик к концу путешествия сдуется до мыша.
        Про оружие Лиса Снайпер упомянул не случайно. В арсенале подземных жителей парень вернул себе все снаряжение, что было отнято при пленении: щит, меч, колчан и лук, взятые им в доме Фрога. Остальные, включая Лиссу и Снайпера, по настоянию Тестомеса вооружились широкими тесаками, формой напоминающими мачете.
        - Зачем именно ими? - поинтересовался Лис. - Может, лучше мечами?
        - Твой меч закален в крови новорожденного горного волка, это сразу видно, - пояснил тогда Тестомес. - Его прежний владелец знал толк в хорошем оружии. А из того барахла, что навалено в этом, с позволения сказать, арсенале, эти тесаки единственное, что сможет нам пригодиться внизу.
        - Так что там, внизу? - спросила Лисса.
        - Увидите, - буркнул старик и больше на расспросы не отвечал. Поэтому сейчас Снайпер с Лисом и вглядывались во мрак подземелья, гадая, что же такое они должны разглядеть в кромешной темноте.
        Итан не обманул: факелы, воткнутые в проушины, действительно горели ровным пламенем, несмотря на то, что лодка-телега набрала уже приличную скорость. Правда, светили они по-прежнему неважно - в десяти шагах впереди уже ничего не было видно.
        Широкие колеса телеги исправно приминали мох, которым поросло дно тоннеля, и путешествие, вопреки ожиданиям, оказалось почти комфортным, без особой тряски. Однажды Снайпер разглядел впереди раздвоение тоннеля, о чем и проорал Тестомесу. Тот мгновенно отреагировал - дунул правее, после чего телега исправно повернула налево.
        Прошло еще несколько минут вполне спокойной езды. Пальцы Лиса, судорожно сжимавшие защелкнутый на тетиве хвостовик стрелы, слегка расслабились. Парня даже в сон немного клонить стало от мягких покачиваний телеги, как вдруг Снайпер резким движением обеих рук выдернул из ножен тесак и один из своих боевых ножей.
        Лис вскинул взгляд… и остолбенел от увиденного.
        Прямо перед острым носом телеги из темноты вынырнуло невиданное чудовище с человеческим лицом, обрамленным множеством шевелящихся щупалец. Белесые глаза без зрачков подслеповато щурились от света факелов, а многочисленные гибкие лапы шарили по воздуху, пытаясь нащупать источник света.
        Лицо было единственным, что осталось у этой мутировавшей твари от человека. В остальном это была гигантская сороконожка со множеством трехпалых конечностей, оканчивающихся огромными острыми когтями.
        - Итан, что это?! - крикнул Снайпер, на всякий случай занося свой тесак для удара.
        Тестомес мгновенно обернулся и заорал:
        - Сентипид! Руби его!!!
        - Я так и понял, что он не поздороваться пришел, - произнес пришелец из иномирья, одним ударом снося сразу две когтистые конечности.
        Тварь жутко, с присвистом, зашипела, когда острый нос телеги пронзил ее тело. На спутников брызнуло слизью из распоротого брюха подземного чудовища.
        От толчка Лис перелетел через скамью, грохнулся на спину, но лука не выпустил и даже не сломал стрелу. Вскочив на ноги, он увидел, как Снайпер ловко рубит тесаком и своим ножом направо-налево, только отлетают в стороны извивающиеся лапы и когтистые пальцы. Рядом с пришельцем из иномирья отважно размахивала своим оружием Лисса. Получалось у нее гораздо хуже, чем у профессионального воина, скорее Снайпер прикрывал девчонку, чем она ему помогала. Но все-таки Лисса умудрилась отсечь одну из конечностей сентипида и торжествующе взвизгнула. Другая бы померла на месте от одного вида подземного чудовища, а эта не боится ничего, сама в драку лезет.
        От девчачьего вопля Лис окончательно пришел в себя. Вспомнив науку, полученную от ветеранов в родной деревне, он натянул лук, прицелился и аккуратно всадил стрелу прямо в глаз жуткого монстра.
        От страшного шипения, которое издал сентипид, заложило уши. Захотелось бросить лук, упасть на дно телеги, обхватить голову руками и лежать так, пока не прекратится кошмарный звук, казалось, разрывающий мозг изнутри. Но Лис лишь рванул из колчана новую стрелу и, изо всех сил оттянув назад тетиву, послал ее вслед за второй.
        Повторить удачный выстрел не получилось. Парень метил во второй глаз, а попал немногим ниже подбородка. Правда, шипение тут же прекратилось, перейдя в бульканье. Тварь перестала пытаться выудить лапами людей из телеги и качнулась назад, словно большая рыбина, пытающаяся сорваться с остроги.
        Окованный железом острый нос лодки-телеги с мерзким чавканьем вышел из брюха гигантской сороконожки. На нем остались петли сокращающихся внутренностей, похожие на подыхающих змей. Увидев это, Лисса побледнела и, выронив палаш, перегнулась через борт.
        - Все-таки девчонка, - сказал Снайпер, синхронно бросив палаш с ножом в ножны и расстегивая чехол СВД. - А я уж сомневался.
        Девушку сотрясали спазмы. Лис держал ее за ремень, удивляясь про себя. Странный народ женщины. Его распоротый живот зашивала - хоть бы что. А увидела кишки мутанта - и давай блевать.
        Между тем Снайпер вскинул свое оружие, ловя в прицел слабо фосфоресцирующее в темноте тело сентипида, удирающего со всех ног. Нельзя, чтобы тварь ушла и привела с собой других. Значит, придется потратить еще один драгоценный патрон.
        В тоннеле хлопок выстрела прозвучал оглушительно. Снайпер целился в то место, где спинной мозг твари предположительно переходит в головной, - если, конечно, у мутанта, чьи предки много веков назад были людьми, остался позвоночник.
        Стрелок не ошибся. Гибкое тело, испускающее слабое зеленоватое свечение, дернулось раз, другой, свернулось в клубок и замерло.
        - Вот таким образом, - сказал Снайпер, пряча винтовку обратно в чехол, - и вдруг замер, прислушиваясь…
        В глубине тоннеля впереди слышался шелест множества когтей, разрывающих плотные покровы мха.
        - Сентипиды, - с досадой произнес Тестомес. - Повылазили из боковых проходов. Теперь придется валить обратно, в ноги Спаргу кланяться.
        - Не думаю, - мрачно произнес Снайпер. - Сдается мне, что эти твари недолюбливают огонь. Предыдущий клиент не только пытался нас из телеги выудить, но и явно тянулся к факелам, сбить их старался. А здесь как живого мха море, так и сухого, отмершего.
        - Ты совсем спятил, перехожий, - проворчал Итан. - Это земляной мох, он в сухом виде горит сильнее хорошего самогона. Мы ж сами тут поджаримся или от дыма задохнемся.
        - А ты на что? - усмехнулся Снайпер. - Короче, я бросаю факел, а ты дуешь и гонишь огонь на мутантов.
        - Вот уж не думал, что сентипиды так называются, - крякнул Тестомес, вылезая из телеги. - Ладно, попробую. Только учти, земляной мох прогорает быстро, боюсь, ты му… тан… там только шкуру подпалишь.
        - И глаза, - уточнил Снайпер. - Они станут полностью слепыми, а еще им будет очень больно. Так что сразу, как мох прогорит, мухой садись на свое место и дуй так, как никогда до этого.
        - Понял, - кивнул Итан, оценив план. - Бросай, попробуем. Двум смертям не бывать.
        Из темноты на них уже надвигалась фосфоресцирующая масса тварей. Сколько их было - пятьдесят? Сто? Кто ж его знает. Некогда считать противников, когда их слишком много. Нужно просто уменьшать их численность.
        Снайпер вытащил факел из проушины, широко размахнулся и метнул его вперед. Вращающееся огненное колесо пролетело метров десять и упало под лапы наступающей толпе сентипидов.
        Мох вспыхнул сразу, как порох, на который уронили спичку. Раздавшееся шипение множества глоток слилось в единый нестерпимый звук, однако люди подстраховались, зажав уши, - все, кроме Итана, который, набрав в легкие побольше воздуха, дунул изо всех сил.
        Мгновенно поднявшийся вихрь не затушил языки ревущего пламени, а швырнул их на монстров. Возможно, Тестомес знал какое-то особое заклинание, так как от колдовского ветра огонь не умер, а стал еще злее и опаснее. Его ослепительные плети словно живые хлестали подземных чудовищ, а те лишь беспомощно махали кошмарными гибкими лапами, на глазах покрываясь волдырями и черными язвами ожогов.
        - Быстрее! - заорал Тестомес, бросаясь к телеге. - Мох сейчас прогорит!
        Четыре руки подхватили старика и забросили его в телегу. Итан - и откуда только силы взялись - метнулся в свое кресло и, сложив ладони, принялся дуть в них что есть силы.
        - А вот теперь точно будет весело, - сказал Снайпер, вновь берясь за свое оружие, заляпанное слабо светящейся кровью.
        Лис спрятал лук в налучье и достал меч. В том, что им предстояло сейчас сделать, дальнобойное оружие было бесполезным. Лисса еще не до конца пришла в себя, но уже подобрала оброненный палаш и явно готовилась к битве.
        - Побереги себя, девочка, - сказал Снайпер, глядя в глаза жрице Дракона. - Ложись на дно телеги и не шевелись. Глядишь, прорвемся.
        - Я лучше вас поберегу со спины, Снар. И дедушку Итана, - сказала Лисса, покрепче сжимая рукоять палаша. - Он защищаться не сможет, ему дуть надо.
        Снайпер не стал больше спорить, лишь кивнул. Действительно, время разговоров прошло. Настала пора серьезной битвы.
        Телега набирала скорость. Впереди, меж умирающих языков пламени, колыхалась каша из когтей, щупалец и опаленных человеческих лиц, искаженных страданием.
        - Они же… люди, - раздался позади неуверенный голос Лиссы.
        - Возможно, - бесстрастно произнес Снайпер. - Но мы тоже люди, которым нужно дойти до конца тоннеля. А еще они только что собирались сожрать нас. Так что…
        Он не договорил. Огонь, потревоженный колесом телеги, взметнулся вверх, и Снайперу пришлось закрыть глаза рукавом куртки. А потом он рубанул «Бритвой» по ближайшей оскаленной морде, вынырнувшей из темноты.
        Сентипид с рассеченным надвое лицом отпрянул в сторону, освобождая путь. Как и любые другие живые существа, гигантские подземные сороконожки боялись боли и потому, почувствовав ее, рефлекторно спешили убраться подальше. Правда, тех, кого не настиг ожог или удар клинка, приходилось снова и снова убеждать в необходимости уступить дорогу.
        Снайпер с Лисом рубили не переставая. Каждый удар заставлял тварей немного отступать назад или отшатываться в сторону, а значит, освобождал место для проезда. Тестомес дул не сильно, но и не слабо, и телега катилась на средней скорости, скользя колесами по светящейся крови.
        Толстые кожаные куртки спасали бойцов от скользящих ударов когтей, и хоть это было отрадно. Лис поднимал меч, опускал его, чувствуя ладонями через рукоять, как лезвие с треском прорубает плоть и скрипит, проходя меж позвонками. Одно дело - рубить соломенные чучела деревянными мечами, и совсем другое - рассекать живую плоть настоящим клинком. Скверное дело, омерзительное до тошноты, но, к сожалению, необходимое во все века в любом из миров. Убийство - это жизнь для тебя и тех, кто тебе близок, начиная от забивания коровы на мясо и заканчивая уничтожением врагов…
        Лис рубил, утешая себя мыслями об оправдании того, что он делал сейчас, но лучше от этого не становилось. На душе было гадко, и он уже понимал - это ощущение не смыть ни временем, ни рассуждениями, ни потоками чужой крови, пролитие которой постепенно начало входить у него в привычку. Теперь понятно, почему так неохотно рассказывали в деревне ветераны о своих подвигах на войне. Потому что, наверно, очень тяжело вспоминать, как ты отнял чью-то жизнь, пусть даже это была жизнь ужасного мутанта. Вот оно, бремя воина, которое он будет нести всю оставшуюся жизнь. Неподъемное бремя отнятых жизней, с каждым ударом становящееся все тяжелее и тяжелее…
        Острый нос телеги-лодки порой отодвигал в сторону, а порой и пропарывал податливые тела сентипидов, и тогда их приходилось сбивать ногами… или разрубать на части. Они были довольно рыхлыми, эти мутанты, выросшие в полной темноте и сейчас ослепленные неистовым огнем. Да, они махали конечностями, стремясь достать ими своих убийц, но получалось у них это неважно. Лис уже приноровился уворачиваться от когтей и раззявленных пастей и сейчас просто выполнял страшную, но необходимую работу - впрочем, как и остальные пассажиры необычного транспортного средства.
        Наконец сентипидов стало меньше. То ли расползлись по норам, невидимым в темноте, то ли Снайперу с товарищами просто удалось прорубиться сквозь толпу мутантов. Тестомес сразу же набрал в грудь воздуха и принялся дуть с удвоенной силой. Телега взяла разгон и понеслась по тоннелю, прямому словно стрела. В ушах засвистел ветер…
        Снайпер равнодушно обтер об рукав клинки ножа и палаша, спрятал их в ножны, после чего, прищурившись, уставился в темноту прямо по курсу. Не человек, а машина для убийства. Лису стало немного не по себе.
        - Как ты можешь… так? Без эмоций, запросто…
        - С эмоциями меня давно б убили, - ровно ответил Снайпер. - Драться надо спокойно, иначе проиграешь.
        - Это не игра, это убийство. Понимаешь? Убийство…
        Лиса слегка трясло. Странно… Волка убил - более-менее спокойно себя чувствовал. От оборотней отбился - тоже вроде все нормально было. Тут же - будто прорвало…
        - Понимаю, - так же спокойно отозвался Снайпер. - Это у тебя истерика, парень. Не ты первый. Обычно случается со многими, когда приходится сразу убить несколько врагов. Сейчас ты десятка два мутантов покрошил и чувствуешь себя редким гадом, верно? Так вот, если хочешь выжить в любом из миров, примирись с мыслью, что есть одно простое правило: или ты - их, или они - тебя. Убьют, заставят работать на себя за гроши, превратят в нищего бродягу - неважно. Все это просто разные виды смерти. Поэтому есть два варианта жизни: или ты - их, или сойди с пути, который ты выбрал, и умри. В этом нет ничего зазорного, потому что это будет твой выбор и потому что умерших - большинство. Ты просто станешь одним из многих. Я же пока что живой и надеюсь пожить еще маленько.
        Снайпер умолк, продолжая вглядываться в темноту. А Лис сел на лавку и тупо уставился на соседнюю, сплошь залитую светящейся кровью. Факелы, в общем-то, больше были не особо нужны - крови было много, и она была повсюду. И в ее свете лица спутников казались жуткими, гротескными масками, гораздо более страшными, чем морды сентипидов.
        Слова пришельца из иномирья бились под черепом в такт пульсу:
        «Или ты - их, или они - тебя… Убьют, заставят работать на себя за гроши, превратят в нищего бродягу - неважно… Все это просто разные виды смерти… Поэтому есть два варианта жизни: или ты - их, или сойди с пути, который ты выбрал, и умри…»
        В этих словах была горькая правда… Каждый норовит урвать кусок пожирнее, что животное, что человек. Даже среди деревьев высокие и мощные исполины заслоняют солнечный свет более молодым, давя при этом толстыми корнями слабую корневую систему возможных конкурентов. Даже насекомые дерутся друг с другом, за что - непонятно, но, видать, есть у них на то свои причины. И сегодня: если б не нашли Снайпер с Тестомесом способ пробиться сквозь мутантов, сожрали б те их за милую душу. Вроде все очевидно, так почему ж так на душе-то тяжко?
        - Это потому, что у тебя душа есть, - сказала Лисса, присаживаясь рядом. - У других ее нету, вот им и все равно.
        Лис удивился. Неужто, задумавшись, начал вслух говорить сам с собой? Или же жрица Дракона почувствовала его состояние и случайно ответила на невысказанный вопрос? Впрочем, это уже неважно.
        - А у него что ж, нет души? - негромко произнес Лис, кивнув в сторону Снайпера.
        - Есть, - так же тихо ответила девушка. - Только зачерствела она, превратилась в камень. И капля живой воды, которая может ей помочь, осталась очень далеко.
        - В его мире?
        - Думаю, да, - кивнула Лисса. - Знаешь легенду о Розе Миров?
        - Нет, - качнул головой Лис.
        - Тогда слушай. Это продолжение Старой Легенды, которое много лет назад запретили Чистильщики Веры, и лишь жрецы Дракона знают ее. Древняя война не только уничтожила этот мир. Страшные удары огненных стрел разорвали не только небо и землю. Они пробили дыры между мирами, и жуткие монстры хлынули оттуда дожирать тех, кто сумел выжить. Люди ушли под землю, а на поверхности долгие годы царствовали чудовища. Потом наступила лютая зима. Почти все чудовища погибли, остались только самые умные и живучие.
        - Драконы?
        - Да. Зима длилась долго, десятки лет. Драконы совершенствовались в мудрости и искусстве выживания, пока не кончилась зима и наверх не вышли люди. Они построили города над своими подземными убежищами и при этом обнаружили, что некоторые из них умеют повелевать силами природы. А лучшие из них, те, кого потом прозвали Высшими, сумели найти почти затянувшиеся от времени порталы между мирами. Всего Высших было восемь, и каждый из них ушел через свой портал, чтобы больше никогда не вернуться. Время от времени порталы открываются, причем каждый раз в новом месте. И каждый раз Посвященные ждут, не вернется ли кто-то из Высших.
        - Разве они не умерли? - усомнился Лис. - Ведь прошло так много лет.
        - Сила Высших была настолько велика, что они вполне могли победить смерть, - ответила Лисса. - Со времени их ухода и наш мир, и те, что лежат за порталами, стали называть Розой Миров.
        - Похоже на розу ветров…
        - Похоже, - согласилась Лисса. - Ветры иномирья дуют так же непредсказуемо, как и обычные вихри, и порой случается, что человек из нашего мира исчезает во внезапно открывшемся портале. Или же в наш мир попадает кто-то, случайно или намеренно перейдя границу Розы Миров.
        - А есть те, кто может это сделать по собственной воле?
        - Есть, - кивнула Лисса. - Такого человека называют перехожим, бродягой с каменным сердцем, потерявшим в родном мире живую искру своей души.
        - Или оставившим ее там намеренно, - задумчиво проговорил Лис.
        - Как это? - не поняла девушка.
        - Не знаю, - пожал плечами парень. - Но, думаю, для того чтобы научиться выживать в любом из миров, нужно вырвать жизнь из своей души и уйти далеко-далеко. И больше никогда не возвращаться…
        Снайпер обернулся.
        - Эй, молодежь, хорош философствовать. Похоже, приехали.
        Порядком уставший Тестомес высунул голову из-за спинки своего кресла.
        - Точно, приехали, - с облегчением вздохнул он. - А я уж боялся, что лопну с натуги.
        Телега медленно подъезжала к платформе, за которой сразу начиналась широкая лестница. Темная и мрачная, какой и положено быть дороге из преддверия Обители мертвых, откуда только что сумели вырваться четверо путников, с ног до головы забрызганных чужой светящейся кровью.

* * *
        Лестница сплошь заросла мхом, корнями и плющом, побеги которого были толщиной в руку человека. Пришлось достать палаши для того, чтобы продраться через хитросплетения растений, часть которых проявляла к путникам вполне живой интерес.
        - Я думала, что это змея на меня кинулась! - пискнула Лисса, когда к ее ногам упал обрубок извивающегося побега, действительно похожий на обезглавленную гадюку. - Наверху таких не водится…
        - Похоже, в вашем мире что-то меняется, - сказал Снайпер, стряхивая с клинка темные капли - тягучий сок растения был похож на быстро густеющую кровь. - Если растения-мутанты уже есть под землей, то скоро могут и наверх за добычей вылезти.
        - Все может быть, - проговорил Тестомес, прислушиваясь к едва уловимому шелесту. - Наверху уже есть хищные папоротники, лет десять назад появились в одноименной долине. Думаю, ты прав, перехожий, скоро настанут веселые денечки для этого мира… Кстати, похоже, где-то неподалеку родник. Неплохо было бы смыть с себя эту светящуюся гадость, а то у меня уже от нее все тело свербит.
        Родник, действительно, оказался рядом, правда, пробиться к нему было непросто - в живительной влаге нуждались не только люди, но и растения. Тестомес подсказал: некоторых особо активных нужно срубать под корень, иначе их гибкие ветви будут хватать за ноги, даже будучи отрезанными и брошенными на землю. Лишь с уничтожением самого растения прерывалась ментальная связь между ним и его частями, отсеченными от ствола.
        Родник бил прямо из стены на высоте человеческого роста. Мох, в изобилии росший под ним, глушил падение прозрачной струи, и если б не идеальный слух Итана, вполне можно было бы пройти мимо, даже не заподозрив, что рядом есть источник чистейшей воды.
        - Ну, кто первый? - хмыкнул Тестомес, довольный тем, что нашел столь необходимый всем спутникам подарок природы.
        - Давай я попробую, - сказал Снайпер, скидывая на ковер из мха чехол с винтовкой и делая шаг вперед.
        Вода оказалась ледяной, но стрелок терпел, смывая с лица и одежды свернувшуюся кровь сентипидов. Сделать это получилось на удивление быстро - то ли кровь имела свойство почти мгновенно растворяться в воде, то ли подземный родник обладал воистину волшебными свойствами. Снайпер враз продрог до костей, но вылез из-под природного душа, лишь когда отстирал одежду и полностью смыл с себя пот, копоть и запекшуюся кровь мутантов.
        - Как же теперь, в мокром-то ходить… - проговорила Лисса, деликатно отвернувшаяся во время помывки.
        - Дело привычки, - сказал Снайпер, натягивая на себя хорошо отжатую, но сырую одежду. - Но так все лучше, чем светиться, как радиоактивная елка, и чесаться, словно шелудивая крысособака.
        - Ну вот, опять он по-своему что-то бормочет, - буркнул Тестомес, окунаясь под ледяную струю. - Чем такое слушать, пойду-ка я лучше свежезаморожусь…
        Через полчаса продрогшие, но довольные спутники возобновили подъем по лестнице. От людей шел пар, одежда стремительно высыхала прямо на них - рубить корни и живой плющ приходилось без остановки.
        Наконец, растения стали попадаться реже, а потом и вовсе исчезли. Лестница сузилась и потихоньку превратилась в винтовую, без перил, с высокими каменными ступенями, местами осыпавшимися от времени.
        - Что-то это все мне напоминает… - пробормотал Лис себе под нос.
        Он определенно был здесь, на этой лестнице, только, возможно, выше… Хотя нет. Вот по правую руку обозначился знакомый проход, ведущий в каземат, где парень провел ночь перед… Посвящением? Да нет, перед казнью, на которую его обрек мессир. Кстати, а что все-таки на самом деле значит это слово?
        Он и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Тестомес обернулся, жуя на ходу очередной кусок сушеного мяса, внимательно посмотрел в глаза парню и ответил:
        - Так издавна называют главу гильдии Воинов Ночи. Это он лишил тебя языка?
        - Он.
        - Что ж, не исключено, что сегодня у тебя будет еще одна возможность с ним увидеться.
        Парень ничего не ответил, лишь крепче стиснул рукоять меча…
        В стене справа от лестницы стали появляться новые проходы, из которых тянуло сыростью, плесенью, вонью разлагающейся плоти, еще чем-то незнакомым, будто на теплую сковороду маслом плеснули и оставили постоять…
        - Стоп, - сказал Снайпер. - Пахнет ружейной смазкой и сгоревшим порохом. Думаю, нам сюда.
        На вид проход ничем не отличался от остальных, разве что был ?же других, но пришелец из иномирья шел вперед уверенным шагом, словно сам сложил сюда древнее оружие…
        Путешествие оказалось недолгим. Тоннель был не только узким, но и коротким, оканчивающимся стальной дверью, которую вряд ли вынес бы даже самый мощный крепостной таран. Вдобавок путь к двери перегораживала прозрачная стена, по которой время от времени пробегали едва заметные волны.
        - Щит мертвой воды, - скрипнул зубами Тестомес. - Водяной, сволочь, постарался. Полагаю, тот самый маг, что присутствовал на нашей с Лисом казни, - другого специалиста такой силы на полтыщи полетов стрелы в округе не найти. Дотронешься до этой пленки, и щит выпьет всю жидкость из твоего тела.
        - То есть эта прозрачная стена заряжена силой, которая иссушает живую плоть? - зачем-то уточнил Снайпер.
        - Ну да, - пожал плечами Тестомес. - Я ж говорю: похоже, что до оружия гильдии нам не добраться…
        Итан говорил, а Снайпер уже шел к магическому щиту, на ходу доставая из чехла один из своих ножей.
        - Что он делает? - выдохнула Лисса.
        - По-моему, Снар просто сошел с ума, - с грустью в голосе произнес старик. - А жаль, хороший был воин…
        Лис хотел было броситься вперед и попытаться остановить пришельца из иномирья - даже если боевой товарищ слетел с катушек, это не повод для того, чтобы позволить ему убить себя об магическую стену. Он даже сделал шаг вперед, но не успел - перехожий сделал все очень быстро…
        Достав нож, Снайпер с силой всадил его в Щит мертвой воды по самую рукоять…
        Прозрачная стена вздрогнула, как живое существо, получившее опасную рану. По ней пошли круги, словно по поверхности пруда, в который бросили камень. Только это были круги цвета очень темной крови, какая бывает обычно у свежего трупа.
        Щит мертвой воды дрожал и вибрировал, теряя прозрачность. Теперь он весь уже был цвета крови, и эта жуткая стена явно грозила с минуты на минуту рухнуть на Снайпера. Но тот так и не отпустил рукоять своего ножа.
        И тут произошло странное. Послышался свист, какой издает медный чайник, слишком долго гревшийся на углях… и вдруг стена исчезла, словно ее никогда и не было. Но Лис был готов поклясться, что огромная масса завороженной воды… втянулась в нож пришельца из иномирья.
        - Как… ты это сделал? - ошарашенно произнес Тестомес.
        - Это не я, - сказал Снайпер, внимательно разглядывая свой нож. По идеально ровной поверхности клинка струилось мягкое, едва заметное лазурное сияние, которого раньше совершенно точно не было.
        - Это не я, - повторил перехожий, пряча в ножны свое оружие. - Это «Бритва». Она тоже умеет вытягивать жизни из наших общих врагов, и я подумал, что, возможно, эта стена обладает энергией, которая была необходима моему ножу.
        - Кстати, не этим ли клинком ты вскрыл проход между мирами? - поинтересовался Итан.
        - Знаешь, давай потом поговорим, - ответил Снайпер. - Сейчас меня больше всего интересует, как вскрыть эту дверь.
        - Н-да, - почесал в затылке Тестомес. - Конечно, старый замок я могу отомкнуть, но, боюсь, такая махина мне не по силам.
        - Думаю, я могу попробовать, - сказала Лисса, доставая из-за голенища сапога узкий кинжал, а из густых волос - длинную булавку. - Посветите мне факелами.
        - Ты надеешься расковырять этого монстра парой шпилек? - слегка удивился Лис.
        - Сразу видно, что ты никогда не был трубочистом, - фыркнула девушка.
        Оставалось только гадать, что она имела в виду. Может, что мастеру трубного дела нужно уметь открыть дверь, если хозяева дома с проблемным камином где-то потеряли ключи. Или же навык вскрытия замков мог пригодиться стройной девушке, если ей, просочившись сквозь трубу, требовалось выйти из пустого дома с мешком наворованного добра?
        Но сейчас Лису не хотелось думать о ней плохо. Оказалось, что здесь, под землей, произошло еще одно чудо. Родниковая вода, так замечательно отстиравшая одежду от крови сентипидов, смыла глубоко въевшуюся сажу с лица и волос девушки. И теперь, когда свет трех факелов осветил лицо Лиссы, парень поймал себя на мысли, что не может отвести взгляда от юной жрицы Храма Дракона.
        Но Лиссе сейчас было не до него. Склонившись над замком массивной двери, она ловко ввела в скважину стилет, после чего просунула туда же шпильку и принялась осторожно ковыряться в хитром механизме.
        - А навык-то чувствуется, - пробормотал Итан, наблюдая за работой девушки. - Как говорится, мастерство не пропьешь и красоту сажей не замажешь…
        Замок недовольно поскрипывал, а может, это были стальные ригели, понемногу выходящие из пазов, - Лис не разбирался в искусстве взлома. Он просто смотрел на девушку и удивлялся сам себе: как это он столько времени не мог разглядеть, что рядом с ним путешествует эдакая красавица?
        Но наваждение длилось недолго. Замок скрипнул в последний раз, и дверь отошла в сторону.
        - Учитесь, пока я жива, - улыбнулась Лисса.
        - Неплохо, девочка, - крякнул Тестомес. - А я-то, дурень старый, корчил из себя мастера вскрытия замков… Ну ладно, давайте посмотрим, что там внутри.
        До этого Лису не приходилось видеть, что такое настоящий арсенал. Была в деревне оружейня ветеранов с рогатинами, метательными копьями да десятком охотничьих луков. Но то, что открылось ему, глупо было даже сравнивать с крохотным деревенским складом оружия.
        Помещение было огромным. Под потолком висели круглые шары, внутри которых горел холодный огонь, освещавший зал призрачным светом. Вдоль стен стояли длинные стойки из красного дерева, в которых покоились мечи в дорогих ножнах, алебарды со сверкающими наконечниками, секиры, древки которых были украшены зловещими знаками, нанесенными то ли черной краской, то ли кровью поверженных врагов. На стенах тоже висело оружие. Многие экземпляры смахивали на винтовку Снайпера или на арбалет без лука - тоже приклад, ложе, спусковой крючок. Но некоторые вообще были ни на что не похожи, лишь зловещий вид выдавал в этих предметах оружие.
        Пришелец из иномирья подошел к одному из них, снял со стены, осторожно погладил куцый, словно обрубленный приклад.
        - «Фамас джи два снайпер»[7 - Famas G2 Sniper - снайперский вариант известного французского автомата, имеющего компоновку «булл-пап» (спусковой крючок находится перед магазином и спусковым механизмом).], - произнес он странную формулу, больше похожую на заклинание.
        К прикладу странного оружия был прикреплен кожаный ремешок со специальными петлями, плотно обхватывающими две пробирки, внутри которых бился огонек, - такой же, как во флаконе, найденном Тестомесом.
        - Сосуды огня, - с благоговением прошептал Итан.
        - Ты говорил, что их содержимое временно предохраняет э-э-э… огненные стрелы от вредных заклинаний. А временно - это на сколько? - поинтересовался Снайпер.
        - От восхода до заката, - пояснил старик.
        - Значит, на двенадцать часов, - негромко произнес Снайпер.
        - Что? - не понял Итан.
        - Неважно, - сказал пришелец из иномирья. Вытащив пробирки из кожаных петель и сунув их себе в карман, он повесил винтовку обратно на стену. - «Фамас» для вас будет слишком сложной. А вот это - в самый раз.
        Он снял со стены другое оружие, похожее на его винтовку, только покороче и с более длинной плоской коробкой, прикрепленной внизу. Ловко отсоединив эту коробку, Снайпер заглянул в нее и недовольно хмыкнул:
        - Интересно, какой идиот хранит патроны в магазине? - проворчал он. - Впрочем, на то оно и средневековье. В общем, так. Эта штука называется автомат Калашникова, величайшее оружие всех времен и народов. А эта - магазин, то есть колчан для огненных стрел. Итан, как, говоришь, твоими огненными флаконами пользоваться?
        - Думаю, в боевых условиях вполне достаточно будет влить содержимое одного из них в этот странный колчан, - осторожно предположил Тестомес. - Иначе зачем бы сосуды огня крепить к огненной трубке?
        - Ну что ж, попробуем, - произнес Снайпер, взяв автомат под мышку и вытащив зубами плотно пригнанную пробку одного из флаконов. - Логика мне подсказывает, что должно рвануть. Но магия и логика, как я понимаю, вещи несовместимые.
        Огненная капля скользнула внутрь магазина… и ничего не произошло.
        - Пламя дракона со временем теряет свою силу, - грустно заметила Лисса. - Все, на что оно способно после долгого заключения в стеклянной тюрьме, это лишь спасти от разрушающей магии вещество, порождающее огонь.
        - И этого вполне достаточно, - произнес Снайпер, присоединяя коробку обратно. После чего он протянул оружие Лису.
        - Значит, так. Из арбалета стрелял?
        Парень кивнул. В деревне доводилось, правда, он все-таки предпочитал лук. И ворот крутить не надо, чтоб стрелу зарядить, и вообще, любимое оружие - оно на то и любимое, что ловчее получается им пользоваться.
        - Хорошо, что стрелял, - сказал Снайпер, щелкая какой-то пластинкой, приделанной сбоку оружия. - Это переводчик огня. Так поставишь - автомат на предохранителе. Так - стрельба одиночными, то есть нажал на спуск - и полетела одна пуля.
        - Что полетело?
        - Так называются огненные стрелы. Если сюда щелкнешь, стрелы, то есть пули, полетят одна за одной. Доступно?
        Лис кивнул. Тестомес с Лиссой тоже.
        - Теперь отводишь рукоятку перезаряжания назад и отпускаешь. Все. Закончатся патроны - отсоединяешь магазин и вставляешь полный. Патроны в него снаряжаются вот так.
        Он взял пустой магазин, валяющийся в одном из ящиков, стоящих на полу, подхватил из того же ящика несколько патронов и ловко защелкнул их внутрь. После чего показал, как совмещать на одной линии мушку, целик и того, кого требуется пронзить огненными стрелами с трудным названием пат-ро-ны.
        - Для начала вам достаточно, дальше буду объяснять по ходу дела, - подытожил Снайпер. - В общем, разбирайте «калаши», набивайте карманы патронами и светлячковыми ампулами, и будем считать, что временно мы герои-рембы, вполне способные успешно отбиться от небольшого отряда рыцарей. Большой не потянем, так как практики у вас ноль…
        - Похоже, она не заставит себя ждать, - произнес Тестомес, стоявший ближе остальных к распахнутой двери арсенала.
        Там, в проходе, слышался топот множества ног и бряцанье оружия.
        - Кутрубовы дети! - сплюнул Итан. - Все-таки нам не удалось обокрасть гильдию по-тихому. И среди них тот самый водяной маг! Помогите мне замуровать этот чертов арсенал, иначе вряд ли вас спасет древнее оружие.
        - Это почему? - поинтересовался Лис, наваливаясь на тяжелую дверь. Щелкнул замок, входя в паз, где-то в стене зашуршали невидимые ригели, автоматически вставая на свои места.
        - Щит мертвой воды, - пояснил старик, для надежности задвигая стальной засов. - Поставит его водяной в проходе, заморозит, проделает в нем бойницы для своих, и никуда мы не денемся, пока с голоду не передохнем.
        - Понятно, - кивнул Лис. - Но что мы станем делать в этой мышеловке, пока маг с членами гильдии ночных друзей будет расковыривать эту дверь? Пат-ро-нами и правда сыт не будешь.
        - Тогда давайте поищем другой выход, - предложила Лисса. - Я думаю, что к складу древнего оружия должен быть не один путь.
        Она уже шла вдоль стены, внимательно вглядываясь в щербины и царапины на каменном полу. Ходила она недолго.
        - Здесь, - произнесла девушка, ткнув пальцем в стойку со странным древним доспехом - шлем со стеклянным забралом, толстый суконный щит с лямками вместо кольчуги, наручи и поножи из хрупкого на вид материала.
        - Что «здесь»? - не понял Тестомес.
        - Царапины полукруглые, - пояснила девушка. - Стойка рассохлась от времени и нижним краем цепляет пол. Судя по отметинам, в этом месте стена вместе со стойкой отходит в сторону, как дверца шкафа.
        - Неплохо, девочка, - сказал Снайпер, прищуриваясь и внимательно осматривая стену за стойкой. - Угу, а вот этот камешек, похоже, здесь явно лишний.
        Он нажал на едва заметный выступ в стене.
        Послышалось знакомое шуршание скрытого механизма, и солидный фрагмент стены отъехал в сторону, явив взорам спутников узкий проход с каменной лестницей, ведущей наверх.
        - Ну что ж, добро пожаловать в пентхаус, - мрачно произнес пришелец из иномирья, делая шаг вперед.
        Лис подумал, что этот суровый человек сейчас выглядит гораздо более опасным, чем всегда. Винтовка в чехле за плечом, в руках автомат, брови нахмурены, глаза горят нехорошим огнем… Судя по его виду, хорошей драки не избежать.
        - Ох, не люблю я, когда он говорит непонятными словами, - вздохнул Тестомес, опуская вниз планку автомата, которую Снайпер назвал «переводчиком огня».
        Лестница оказалась довольно короткой. Пройдя от силы два десятка ступеней, Снайпер уперся в преграду. Слегка постучав по ней согнутым пальцем, определил: обычная дощатая перегородка. После чего, отойдя на шаг назад, вломил по ней прямым ударом ногой.
        Деревянный прямоугольник высотой в рост человека вылетел наружу, как пробка из бутылки, только сорванные петли об пол жалобно звякнули.
        Снайпер перешагнул порог - и очутился в большом зале круглой формы, словно плавающем в полумраке. Десятки жаровен с красными углями, расставленных по всему залу, и светильников причудливой формы, развешанных по стенам, освещали его, но этого было явно мало, чтобы рассмотреть убранство помещения в деталях. Не исключено, что это было сделано специально. Тени, пляшущие на стенах, погружали зрителя в состояние мистического благоговения перед силами, которые человеческий разум не может постичь. Отблески пламени то и дело выхватывали из темноты то край гобелена, изображавшего битву людей с кошмарными чудовищами, то висящую на стене пару перекрещенных мечей с длинными рукоятками, то чей-то пожелтевший череп причудливой формы, покоившийся на резной подставке…
        А в центре помещения стоял огромный трон из черного металла. Несомненно, его создали руки великого мастера, но при этом с головой либо творца, либо заказчика явно что-то было не в порядке. Скорее всего, и тот и другой нашли друг друга.
        Весь трон был выполнен в виде гигантского клубка змей. Черные тела переплетались друг с другом, били хвостами, кусали сородичей острыми и длинными зубами, вырывая куски плоти. Благодаря колеблющемуся пламени светильников казалось, что змеи шевелятся. Их движения завораживали, и очень трудно, нереально трудно было отвести глаза от этого зрелища…
        - Проклятье, - негромко проговорил Лис за спиной Снайпера. - В этом самом зале мессир отрезал мне язык. Надо убираться отсюда поскорее.
        - Парень прав, - сказал Итан, забрасывая автомат за спину и принимаясь месить руками воздух. - Плохое у меня предчувствие. Огненное оружие, конечно, штука хорошая, но лучше уж я подготовлю надежное заклинание. Чисто на всякий случай.
        Лисса ничего не сказала. Она лишь крепче сжимала в руках автомат, стараясь мысленно слиться с ним воедино. Вновь зазвучали в ее голове слова приснившейся ей мертвой бабушки: «Когда наступит время битвы, нужно, чтобы жрица Дракона была готова стать частью орудия мести».
        Снайпер тоже понимал, что нужно уходить как можно скорее. Конечно, в другое время он бы с удовольствием повнимательнее рассмотрел древние гобелены и другие предметы из прошлого этого мира, в незапамятные времена сгоревшего в пламени ядерной войны. Но сейчас было не до музейных редкостей.
        - За мной, - коротко бросил он.
        В противоположном углу зала виднелся выход - распахнутые настежь высокие двустворчатые двери, за которыми его группу ждала либо смерть, либо свобода. И сейчас надо было приложить все его умение и навыки, чтобы люди, которые ему доверяют, остались в живых.
        Его люди…
        Внезапно Снайпер почувствовал удар в спину. Мягкий, но при этом очень мощный, настолько мощный, что стрелок не смог удержаться на ногах. В мгновение ока неведомая сила оторвала его от пола, закрутила, срывая со спины вещмешок и винтовку, вырвала из рук автомат и швырнула на черный трон.
        Немедленно странное и страшное произведение искусства пришло в движение, словно хищник, очень долго сидевший в засаде и наконец-то дождавшийся свою законную добычу. Черные металлические змеи немедленно захлестнули ноги, сплелись на груди, сдавили горло.
        Снайпер рванулся…
        Бесполезно.
        Металлические объятия лишь сильнее сдавливали его тело. Левая кисть, случайно коснувшаяся скользкого, холодного подлокотника, тут же попала в мертвый капкан. Свободной оставалась лишь правая рука, но и ее уже ловили взметнувшиеся в воздух черные ленты.
        И тогда Снайпер выхватил из кайдексовых ножен «Бритву», клинок которой сиял, словно наполнен был изнутри концентрированной небесной лазурью. Удар - и змея из вороненой стали с металлическим грохотом упала на пол. Удар, еще удар… С хрипом, с болью, потому что, почуяв опасность, трон принялся давить свою жертву еще сильнее. Но какая магия может справиться с воином, который твердо решил победить или умереть? Правильно, никакая…
        Сквозь пелену боевого транса, застилавшую его взор, Снайпер разглядел глаза парня и девушки, расширенные от ужаса… и удивленное лицо Тестомеса, продолжавшего что-то вертеть в руках.
        Черт! Как же он раньше не догадался? Лодка-телега с острыми носами спереди и сзади… Чертов старик не собрал ее на станции древнего метро в недрах Проклятого холма. Он приехал на ней отсюда несколько лет назад! Вот откуда он знает все ходы и выходы этого подземелья! Все это было ловушкой, в которую старик мастерски заманил их! Но ради чего?..
        - Я все равно вырву твою душу из тела, пришелец из иномирья, - пробормотал Тестомес, продолжая вертеть в руках все более уплотняющийся черный шар, похожий на клубок едкого дыма, поднимающегося от погребального костра. - Вырву, а потом найду более покорный сосуд для нее. Из тебя получится отличный Воин Ночи!
        Тестомес широко размахнулся, собираясь метнуть шар в Снайпера, но тут Лис вышел из ступора. Когда Итан бросил первое заклинание в спину стрелка, его будто пыльным мешком накрыло, как и Лиссу, кстати. Что делает этот болтливый старик? Как это? Такого же просто не может быть!
        Оказалось, может. И сейчас Итан лепил новый снаряд из тяжелого воздуха, пропитанного сажей светильников, собираясь добить Снара.
        Их Снара!
        Из головы Лиса моментально испарились все уроки по владению огненным оружием. Поэтому он просто размахнулся и саданул Тестомеса прикладом автомата в ребра, прямо под занесенную для броска руку…
        Его удар запоздал совсем чуть-чуть. Рука старого колдуна уже почти завершила бросок, когда в тело Итана врезалось дерево, окованное металлом. Но черный шар все-таки оторвался от ладони и полетел к цели, вращаясь в воздухе и зловеще гудя, словно стая разозленных шершней. Правда, не в грудь, где находится средоточие души человека, а немного выше, в лицо…
        Тестомес схватился за ушибленное место и скривился от боли и разочарования. Ну что ж, значит, у пришельца из иномирья будет отнята не душа, а разум. Жаль, что придется убить такого воина… Безумный специалист по отнятию жизни бесполезен и опасен, поэтому нет больше смысла ментально сдерживать черный трон…
        Снайпер рубил черные ленты одну за другой, но они вновь вырастали, словно головы мифической гидры, и давили, давили, давили… Боль была невыносимой, еще немного, и сознание покинет измученное тело. А гудящий черный снаряд неотвратимо приближался, и веяло от него смертью - нехорошей, жуткой, по сравнению с которой гибель на черном троне покажется милостью…
        Поэтому, когда шар оказался на расстоянии вытянутой руки, Снайпер, наплевав на боль и металлических змей, из последних сил рванулся к нему навстречу и наотмашь рубанул «Бритвой» по жуткой с виду черной субстанции…
        Вспышка была ослепительной. Лис, юная жрица Храма Дракона и даже Тестомес, не ожидавший такого эффекта, невольно зажмурились. Но помогло это слабо: на обратной стороне век отпечаталось ярчайшее пятно лазурного света…
        Трудно сопротивляться, когда ничего не видишь. Внезапно кто-то схватил Лиса за горло. От неожиданности парень выронил автомат, но тут же опомнился и вслепую ударил кулаком. Бесполезно… Зато ответный удар невидимого противника, нанесенный в живот, оказался весьма результативным.
        Дыхание перехватило, но согнуться и упасть Лису не дали. Чья-то сильная рука словно удавка взяла в захват его шею и не отпускала, пока парню связывали за спиной запястья.
        Рядом пискнула девушка. Лис рванулся, но получил еще один удар в живот - и обмяк, тщетно пытаясь протолкнуть в легкие порцию воздух.
        - Полегче, - раздался совсем рядом знакомый голос. - Не убей его, Мунк, это слишком ценный пленник. И да, Лис, не пытайся плюнуть в нас огнем, ладно? С тех пор как умирающий детеныш дракона бросился из последних сил и попытался разорвать лицо мессира, мы всегда соблюдаем меры предосторожности. Наш любезный маг воды повесил перед твоим ртом невидимое зеркало, которое отразит пламя прямо тебе в лицо. Признаюсь, это довольно сложное заклинание отражения вряд ли повредит тебе. Да и продержится оно под напором драконьего огня очень недолго. Но этого времени будет вполне достаточно для того, чтобы успеть воткнуть кинжал в сердце и тебе, и твоей жрице.
        Зрение понемногу возвращалось. Темные пятна перед глазами стали приобретать очертания человеческих тел. Их было много, этих темных силуэтов. Очень много. И еще до того, как способность четко воспринимать окружающий мир полностью восстановилась, Лис понял, кто находится перед ним.
        - Ты неплохо поработал, Тестомес, - произнес мессир, кривя в жутковатой ухмылке изуродованное лицо. - Ради такого результата не жалко даже черного трона. Два года под прикрытием среди подземных ублюдков - на это способен далеко не каждый. Но результат налицо. С восьмого раза мы наконец нашли того, кто нам нужен.
        - Это и вправду оказалось нелегким испытанием, мессир Великий Чистильщик, покровитель Воинов Ночи, - почтительно произнес Итан. - Особенно трудно было изображать нищего, болтаться на виселице и носить на себе сухую, дряблую кожу.
        - Да уж, наш маг воды постарался на славу, - хмыкнул мессир.
        - Я был бы признателен, если б он поскорее вернул мне мой прежний внешний вид…
        Глаза Лиса, наконец, вновь привыкли к полумраку, и он смог рассмотреть происходящее в деталях.
        Первое, что бросилось ему в глаза, - это огромное черное пятно на месте жуткого змеиного трона. Вспышка без остатка уничтожила страшное творение неведомого мага… и Снара, истинного друга и учителя, погибшего по вине предателя.
        Напротив Лиса стоял мессир, глядя на парня пронзительным изучающим взглядом. Вот оно как, значит… Один и тот же человек руководит и гильдией Воинов Ночи, и сектой легендарных Чистильщиков Веры! Кто бы мог подумать…
        В трех шагах от мессира уже знакомый Лису маг воды лил на голову Тестомеса светящуюся вязкую жидкость из толстостенной пробирки. При этом лицо Итана менялось на глазах: разглаживались морщины, кожа приобретала розоватый оттенок, волосы из седых становились пепельными - редкий цвет для обычного мужчины, но, наверно, вполне естественный для колдуна. Позади Великого Чистильщика и двух магов в почтительности застыли члены гильдии, и среди них - немой Мунк, красноречиво положивший ладонь на горло связанной Лиссы. Понятно, что этому механизму для убийства достаточно одного движения пальцев, чтобы раздавить горло девушки. Но кто такой Мунк? Просто машина, тупо исполняющая приказы. Даже мессир, отрезавший Лису язык, не вызывал такой ненависти, как тот, кто столько времени притворялся другом…
        - Зачем?.. - прохрипел Лис, глядя на Тестомеса.
        - О, это длинная история, которая стоит того, чтобы ее выслушать, - улыбнулся Итан, оглаживая мокрые волосы. Он на глазах помолодел без малого на полвека. Сейчас это был подтянутый, жилистый, полный сил тридцатилетний мужчина. Даже его слегка потертая на сгибах кожаная одежда, напитавшись бальзамом водяного мага, стала выглядеть так, словно была сшита буквально сегодня.
        - Вы позволите, мессир? - осведомился Тестомес.
        - Конечно, - кивнул Великий Чистильщик. - Эта миссия стоит того, чтобы побратим дракона все выслушал, понял и проникся ее величием. Надеюсь, юноша, ты помнишь договор, который ты подписал? Он все еще в силе, и ты являешься полноправным членом гильдии Воинов Ночи. И сейчас перед тобой открываются небывалые возможности. Но сначала выслушай Итана Тестомеса, верховного мага воздуха гильдии Воинов Ночи.
        - Ну что ж, Лис, слушай и удивляйся, - улыбнулся Тестомес. - Все началось с того, что три года назад неподалеку от Вичтана мы зачистили рассадник ереси, древний Храм Дракона. Естественно, всех почитателей нечистой твари пришлось сжечь на кострах, кроме самой главной жрицы, которую оставили в живых для последующих допросов под пытками - иначе этих фанатиков не разговорить. Поначалу в огонь хотели отправить и старые книги прислужников проклятого культа. Да, да, в этом мире помимо Книги Высших еще встречаются древние тексты, по которым костер плачет. Однако я воспротивился, сказав, что надо использовать любую информацию о врагах рода человеческого, а не разбрасываться ею попусту.
        Целый год я изучал эти книги, написанные на секретном языке жрецов Дракона, и наконец смог их расшифровать. Увы, в большинстве своем это были лишь бесполезные песнопения во славу нечистой летающей твари. Правда, в одном из текстов я нашел два интересных отрывка. Первый содержал простую инструкцию, как временно сделать огненное оружие древних неуязвимым к стихиям воды, воздуха и земли. Второй же раскрывал рецепт освоения человеком магии огня, которой в нашем мире владеют только драконы.
        С переводом этих отрывков я пришел к мессиру, но он тогда лишь посмеялся надо мной, сочтя рецепты еретиков детскими сказками. Однако я не сдавался. Дело в том, что черный магический трон, упомянутый в рецепте из книги жрецов Дракона, стоял в главном зале гильдии с незапамятных времен, и это уже было неслабым аргументом. Оставалось лишь доказать, что и остальной текст - чистая правда. В общем, после долгих моих просьб мессир разрешил провести простой эксперимент. А именно: сжечь истинного жреца Дракона, извлечь из его сердца тлеющий кусочек плоти и поместить его в обычную стеклянную пробирку с несколькими каплями крови, добытыми ранее из вен того же жреца. Как видишь, никакой магии. И ничего сложного, в общем-то.
        Короче, ради эксперимента мы выкачали необходимое количество крови из той старухи, главной жрицы храма, потом сожгли ее и добыли уголек из горелого сердца ведьмы. Все, кроме меня, были уверены, что крошечная искра тут же погаснет в старушечьей крови. Но оказалось, что еретики были правы. Огонек продолжал гореть. И когда светящейся кровью натирали древние огненные стрелы, некоторое время никакая магия не могла им повредить. Старое оружие, восстановленное магами земли, продолжало стрелять, и даже самые сильные заклинания не могли причинить ему вред…
        - Негасимая искра драконьего огня горит в сердцах жрецов Дракона даже после смерти, - прохрипела Лисса. - Так это ты убил мою бабушку, отрыжка кутруба!
        Тестомес скривился.
        - Заткните кто-нибудь эту фанатичку, - произнес он. - Только не убивайте пока что, она, возможно, пригодится.
        Мунк чуть сжал пальцы, и Лисса замерла, боясь пошевелиться: любое неосторожное движение - и дыхательное горло хрустнет, словно сухая тростинка.
        Лис скрипнул зубами, но сдержался, понимая - сейчас он ничем не может помочь своей спутнице. Значит, надо подождать и выяснить, с какой целью предатель заливается здесь соловьем, а вся шайка Чистильщиков Веры стоит столбом, ожидая окончания его речи.
        - В общем, эксперимент удался, - продолжил Тестомес. - Признаться, практического толку от него было немного. Крайне редко Чистильщикам попадались секты еретиков, члены которых владели действительно мощными заклинаниями. Лишь несколько раз нашим воинам пришлось применить драконью искру и огненное оружие, но это уже не столь важно. Главное я доказал: тексты еретиков не врут и мы действительно можем стать неизмеримо сильнее, став обладателями секрета магии огня.
        Он сделал эффектную паузу, обведя присутствующих торжествующим взглядом.
        - И тогда настало время проверить истинность второго рецепта, записанного в книге еретиков. Я заучил тот отрывок наизусть. В нем было сказано: «И придет в мир из проклятого пятна сын дракона в образе человеческом, не зная, кто он такой на самом деле. И потеряет он язык свой на черном троне змеином, и обретет взамен язык дракона, а вместе с ним силу огня, что доселе была неподвластна людям. И в минуту смертельной опасности откроется в нем та сила. И сможет он наделять драконьим огнем лучших воинов, и станут те воины…» Дальше текст обрывался, но и без этого понятно, что человек, обладающий силой драконьего огня, сможет делиться той магией с другими. Я не берусь утверждать, что мой перевод был совершенен, но все-таки я сумел разгадать великую тайну жрецов нечистого бога.
        Тестомес довольно рассмеялся.
        - Да уж, непросто было отыскать качественное проклятое место, в незапамятные времена выжженное драконом, причем с людьми, живущими в этом пятне, - вернее, под ним. Еще сложнее было найти способ втереться к ним в доверие. Почти два года я проторчал среди них, пока не понял, что среди этих подземных крыс нет того, кто нам нужен. Они так и не поняли, кто я есть на самом деле и куда пропадают их люди. Правда, разок они накрыли наш патруль, но это так, семечки. Мы даже не стали зачищать эту шайку, продолжая наблюдать за ними - вдруг все-таки среди них появится или родится сын дракона, уж больно их бункер подходил под описание.
        Наконец мессиру надоело миндальничать с проклятыми, и он придумал простой способ. Берешь типа, более-менее подходящего под описание, кормишь его специальной пищей, чтобы он не истек кровью и не лишился рассудка от боли и переживаний, отрезаешь ему язык, после чего с помпой везешь на виселицу вместе с другими преступниками. Одного-двух вздергиваешь, чтобы кандидат проникся увиденным, потом настает его черед. Если в минуту смертельной опасности его способности не проснутся, то и кутруб с ним, одним висельником больше, одним меньше - какая разница? А проснутся - так я всегда рядом. Единственное неудобство: мессир решил - кто идею выдвинул, тот пусть ей и занимается в полном объеме. Каждый раз мне приходилось менять внешность и втираться в доверие к подозреваемому. Если же он оказывался не тем, то вешали и меня - для правдоподобия, чтоб очевидцы казни не заподозрили неладное и не начали распускать слухи среди жителей Стоунхенда. Знаешь, Лис, несмотря на невидимый магический ошейник, это все равно крайне неприятная процедура.
        Семь раз все было впустую. А на восьмой появился твой дружок Снар и испортил нам весь спектакль. Пришлось импровизировать на ходу. Дальше ты знаешь. Признаться, сначала я подумал, что пришелец из иномирья и есть тот самый сын дракона. Потом, поняв, кто из вас есть кто, я долго не убивал его, надеясь, что из него получится отличный Чистильщик. Мы даже пожертвовали отрядом своих воинов и шайкой Бородатого, чтобы испытать его. Но под конец я оставил эти надежды. Ну, ты слышал, что он ответил Спаргу на предложение присоединиться к его банде подземных крыс. Этот тип из иномирья слишком не любит подчиняться кому-либо, и у него какой-то очень свой кодекс чести, лично для меня непонятный. В общем, под конец я лишь использовал его как идеальную боевую машину. Все эти заблуждения о долге и благородстве для настоящего воина как булыжники в вещмешке. И тяжело, и назад тянут, того и гляди в пропасть сорвешься.
        - Не отвлекайся, Тестомес, - бросил мессир. - Мы и так уже довольно долго торчим здесь.
        - Конечно, Величайший, - поклонился Итан. - В общем, ближе к финалу все сложилось как нельзя лучше. Оставалось лишь заманить вас в ловушку и забрать душу Снара, ставшего бесполезным. Я рассчитывал потом подсадить в его тренированное тело чье-нибудь более покорное сознание, но ты ударил меня под руку. Увы, задумка не получилась, так что его смерть теперь на твоей совести.
        - Уверен, что, если б у Снара был выбор, он предпочел бы смерть такой жизни, - сплюнув на пол, произнес Лис. - Даже мертвец с Мыса утопленников лучше, чем ты, Тестомес. По крайней мере, он не жрет своих соплеменников, которые сражаются рядом с ним.
        - Полагаю, утопленники не делают этого лишь потому, что их собратья им не по вкусу, - пожал плечами Итан. - Остальные люди как жрали друг друга, так и продолжают это делать испокон веков, если не в прямом, так в переносном смысле…
        - Это все философия, достопочтенный верховный маг воздуха, для которой у нас уже не осталось времени, - довольно резко перебил Тестомеса Великий Чистильщик. - Теперь ты знаешь все, Лис, исходя из чего от имени гильдии я делаю тебе простое и конкретное предложение. Ты становишься полноправным членом нашего ордена и уважаемым человеком в Стоунхенде. С этого дня ты забудешь, что такое нужда, городские власти выделят тебе хороший дом в центре города со всей обстановкой и слугами-рабами. К тому же ты будешь получать ежемесячное жалованье в двести золотых, чего с лихвой хватит на любые твои прихоти. Взамен ты принесешь клятву верности гильдии и будешь обучать наших воинов магии огня. Как только я увижу конкретные результаты, ты немедленно получишь титул рыцаря и богатую деревню в собственность вдобавок к жалованью…
        Мессир говорил что-то еще, но парень уже не слушал его. Стать рыцарем… Глупая детская мечта. Кто ж знал, какую цену люди платят иной раз за сверкающие доспехи… Парень смотрел на побледневшую Лиссу, горло которой сжал стальными пальцы бесстрастный Мунк, и чувствовал, как в его сердце разгорается та самая искра, о которой говорил Тестомес. Разгорается медленно, но неотвратимо, постепенно заполняя его тело, словно расплавленная сталь, залитая в форму…
        - Плохо, когда большой и сильный хочет обидеть слабого и беспомощного, - тихо и страшно произнес Лис. - Отпусти ее.
        Что-то было в его голосе такое, что Великий Чистильщик прервался на полуслове, задумался на мгновение, после чего сделал едва уловимое движение кистью. Заметив тайный жест, Мунк слегка поклонился и разжал мертвую хватку.
        Девушка глубоко вздохнула и провела рукой по шее, на которой остались темные пятна от пальцев прислужника мессира. После чего она посмотрела в глаза Лиса и слегка улыбнулась. Ее взгляд словно хотел что-то сказать… и вдруг Лис понял, что слух ему вовсе не нужен для того, чтобы понять речь своей жрицы.
        «Ничего не бойся, - говорила она. При этом ее губы не двигались, однако парень отчетливо слышал ее голос в своей голове: - Не надо бояться. Просто разреши себе стать самим собой. Недавно дракон не захотел показаться мне. Но я по-прежнему надеюсь, что когда-нибудь он явит себя внучке жрицы, отдавшей жизнь за веру в силу и справедливость драконов. И я очень хочу, чтобы это был ты. Тот, кто ничего не забудет и сможет отомстить…»
        Лис попытался ответить, не уверенный, что у него получится.
        «Но я знаю… откуда-то знаю, что… сделаю тебе больно…»
        Его мысли были отрывочны, словно речь человека, пытающегося заново научиться говорить после долгой болезни.
        Но она услышала.
        «Нет, боли не будет. Просто я стану частью тебя, как сливаются в одно целое, прикоснувшись друг к другу, два языка пламени. Больно будет другим, тем, в чьих сердцах нет священной искры драконьего огня. Тем, кто смог заживо сжечь беззащитную женщину только за то, что она умела верить и любить, в отличие от них…»
        А потом ее губы шевельнулись и она заговорила обычным человеческим голосом, негромким и мелодичным. Но жутко звучала та мелодия в полумраке старинного зала, многократно отражаясь от высоченных сводов и возвращаясь обратно эхом, напоминающим тихие песнопения плакальщиц похоронной процессии. Взгляды всех присутствующих невольно обратились в сторону девушки, которая стояла неподвижно и говорила, говорила, говорила, вселяя своим тихим, страшным голосом в сердца воинов мистический ужас, и ни у кого не возникло даже мысли прервать ее…
        - Ты и вправду хорошо поработал, маг стихии воздуха, Итан по прозвищу Тестомес, обрекший на страшную смерть ни в чем не повинных людей и предавший тех, кто тебе верил. И ты почти верно перевел отрывок древней книги, ошибившись лишь в трех словах и не найдя маленького клочка пергамента, на котором было написано окончание текста. Но жрицы Дракона знают содержание пророчества. Даже если вы убьете нас, все равно через поколение оно вернется во снах к нашим внукам и внучкам, и они узнают истину, ибо сказано: «И сможет он предавать драконьему огню лучших воинов, и станут те воины пеплом, и без следа сгинут их черные души, смешавшись с пылью веков».
        Она замолчала, потому что сказала все, что хотела сказать, и потому что время слов прошло. Настало время магии. Страшной, как древняя Война огненных стрел и ее последствия, сделавшие возможными жуткие, неподвластные разуму мутации…
        …Ее слова словно разорвали невидимые цепи, сдерживающие что-то, до поры таящееся в душе Лиса. Он вдруг почувствовал нестерпимый жар в том месте, где у человека находится сердце. Этот жар почти мгновенно распространился по телу парня и, не найдя себе места в живом сосуде, начал просачиваться через поры кожи, окутывая Лиса горячей пульсирующей оболочкой. Из этого огненного кокона во все стороны протянулись вязкие нити, которые мгновенно опутали всех людей, присутствующих в зале, включая Мунка, мага воды, Тестомеса и самого Великого Чистильщика. Повинуясь инстинктивному ужасу, люди попытались бежать… но ноги уже не несли их, а крики умерли в груди, так и не успев родиться…
        Огненные нити мгновенно проникли в живую плоть Воинов Ночи и сразу же превратились в тонкие, гибкие, пылающие трубки, оканчивающиеся многочисленными длинными щупальцами. Эти щупальца буквально за несколько мгновений превратили человеческую плоть и кости в однородную жидкую массу, которая быстро потекла по направлению к огненному кокону…
        Лис чувствовал, как его тело стремительно меняется. Руки и ноги превращаются в мощные лапы с острыми когтями, верхняя и нижняя челюсти выдвигаются вперед, удлиняются зубы, тело покрывается чешуей, очень похожей на пластинчатую рыцарскую броню. Ничто в мире не возникает из ничего, и ничто не исчезает бесследно. Плоть присутствующих в зале, растворенная огненными щупальцами, послужила отличным материалом для трансформации. Сейчас посреди зала, расправив мощные крылья, стоял дракон, в голове которого тихо звучал девичий голос:
        «Вот ты и стал самим собой, Лис, побратим дракона. Тебя ждут великие битвы и великие свершения. О тебе напишут книги, твое имя будет прославлено в веках. И твое второе сердце никогда не остановится из-за того, что погибнет твоя подруга. Потому что это сердце - мое…»
        По чешуйчатой щеке дракона скатилась слеза, чистая и прозрачная, такая же, как у самого обычного человека. Старый оборотень был прав лишь отчасти, сказав: «Тебе никогда не стать тем, кем ты был, дракон в образе человека. Запомни, однажды ты будешь рыдать, как я сейчас, но ничего изменить не сможешь». Сейчас Лис не хотел ничего менять. Он желал лишь одного - чтобы это проклятое место было навсегда стерто с лица земли.
        Дракон в последний раз оглядел зал, по полу которого были разбросаны клочья тлеющей одежды, и мощно ударил крыльями.
        Его тело легко поднялось в воздух. Мощная голова, увенчанная толстыми костяными наростами, легко проломила сводчатый потолок зала, и дракон взмыл в воздух.
        Горожане, повернув голову на грохот, с ужасом смотрели, как над Стоунхендом парит легендарное чудовище огромных размеров. Сделав круг над зданием гильдии Воинов Ночи, дракон разинул клыкастую пасть и плюнул огнем.
        В мгновение ока мощное каменное здание объяло ревущее пламя. Огонь был настолько сильным, что камни почти тут же начали трескаться от жара и рассыпаться на глазах. Напуганные люди с криками бросились врассыпную, но дракон не преследовал их. Он лишь снова и снова изрыгал из пасти струи огня, наблюдая с высоты за гибелью величественного строения.
        Стража на стенах не успела прийти в себя от увиденного, как на месте здания гильдии осталась лишь пылающая воронка - даже фундамент был уничтожен неугасимым огнем. Издав громкий крик, чудовище совершило круг над городом и полетело в сторону горной гряды, которую люди в незапамятные времена прозвали Клыками Дракона. И очевидцы потом долго рассказывали в тавернах, что это был вовсе не торжествующий клекот летающей рептилии, а полный горя вопль человека, который только сейчас осознал потерю самого дорогого, что было у него в жизни.
        Эпилог
        Он попытался открыть глаза, но с первого раза у него не получилось - веки словно стянула твердая корка. А еще нестерпимо болело все тело, словно по нему долго лупили палками. Осознание боли приходило постепенно: сначала веки, потом лицо, кожа которого словно только что пережила неслабый ожог, потом легкие, казалось, доверху забитые гарью.
        Он попытался вдохнуть поглубже - и тут же скорчился в приступе неудержимого кашля. Лицо щекотали травинки, и сквозь боль, пульсирующую во всем теле, сознание все-таки фиксировало происходящее: он катается по земле, мокрой от росы или только что прошедшего дождя. Но помимо этого был еще и запах. Очень знакомый запах запустения, какой бывает на старых пустырях и заброшенных свалках.
        Наконец он откашлялся и немного свыкся с болью. Слишком часто приходилось ее испытывать, и его тело уже давно примирилось с ней, научившись правильно реагировать на физические страдания без участия сознания. Бывалые воины говорят, что внутри много повидавшего человека начинает вырабатываться какой-то гормон, который глушит и боль, и последствия физического перенапряжения, и душевные страдания человека, для которого война давно стала даже не профессией, а судьбой. Ветераны утверждают, что без этого гормона смерти любой нормальный человек сойдет с ума меньше чем за сутки. Хотя вполне возможно, что это не что иное, как очередная солдатская байка.
        Кашель прекратился, но теперь человек просто лежал на сырой траве, не торопясь открывать глаза. Он уже догадывался, что сейчас увидит, но ему очень не хотелось, чтобы догадка становилась реальностью, от которой потом будет уже никуда не деться. Он тянул эти мгновения темноты, как гурман, смакующий изысканное блюдо и знающий, что ему никогда больше не придется его отведать. Он знал: одно короткое движение век - и старый мир, знакомый и ненавистный, ворвется в его жизнь, словно сезонный ураган, вновь и вновь сметающий на своем пути все живое. Старый, ненужный ему мир, из которого он однажды ушел раз и навсегда для того, чтобы никогда больше сюда не возвращаться…
        Но прятаться от реальности никогда не было в его правилах. Поэтому он дал себе еще несколько секунд блаженной темноты - и с усилием разодрал слипшиеся веки.
        Свет ударил в глаза. На самом деле он был тусклым и безжизненным, этот солнечный свет, с трудом пробивающийся из-за сплошной пелены свинцовых туч. Но для чувствительных глазных нервов, все еще до конца не восстановившихся после яркой вспышки, этого было вполне достаточно. Сразу захотелось вновь смежить веки, но он не дал себе этого сделать. Мгновения блаженного неведения миновали. Наступило время сурового настоящего.
        Он медленно поднялся с сырой земли. Внизу под ногами росла серая, больная трава, чудом выжившая на зараженной земле, а прямо перед ним торчал большой плакат, на котором была начертана надпись, полуразмытая кислотными дождями:
        «Увага! Радiацiйна небезпека! ПТЛРВ “Копачi”. Територiя ДСП “Комплекс” м. Чорнобиль, вул. Кiрова, 52. Тел. 5 - 19 - 24; 5 - 24 - 84. B’їзд на територiю ПТЛРВ без дозволу КАТЕГОРИЧНО ЗАБОРОНЕНО!»
        Превозмогая боль во всем теле, он до хруста сжал кулаки. Уж лучше б проклятый Тестомес забросил его в страшный мир Москвы, сожженной ядерной войной. По крайней мере, где-то там, среди полчищ кошмарных мутантов, орд ржавых боевых роботов и обширных территорий, усеянных Полями Смерти и другими опасными ловушками, сейчас находилась та, ради которой стоило жить на свете. Здесь же, в мире ежедневной бессмысленной борьбы за выживание и погони за артефактами у него не было иной альтернативы, кроме как выживать и гоняться за артефактами. То есть быть как все. Как же это страшно порой - быть как все. Особенно когда ты никому не нужен и никто тебя не ждет…
        Но в то же время он понимал: все эти мысли есть не что иное, как боль, с которой его тело давно свыклось. Возможно, благодаря гормону смерти, а может быть, оно просто адаптировалось к ней, как привыкает инвалид к фантомным болям на месте давно утраченных конечностей. А это значит, что надо жить несмотря ни на что. И выживать, даже если тебе этого и не очень-то хочется делать.
        - Ну, здравствуй, Зона, - скрипнув зубами, произнес Снайпер. - Здравствуй. И будь ты проклята.
        Побратим смерти
        Ее лицо было прекрасным - и ужасным одновременно.
        Почти вся левая половина лица сохранила былую красоту - надменно изогнутая бровь, длинные ресницы, нежная и в то же время упругая кожа… Но это было все, что осталось от прошлого. От той поры, когда одного взгляда юной воительницы было достаточно, чтобы заставить учащенно биться любое мужское сердце - как ее сородича, так и презренного хомо… Все это закончилось разом и навсегда в тот день, когда в их доме появился Проклятый…
        Теперь две трети ее тела обтягивала бледная, безжизненная кожа, напоминающая сильно помятый пергамент, на котором, словно ужасные кляксы, расположились обширные черные пятна некроза. От маленьких ушек остались лишь отверстия в голом черепе, а от роскошной пепельной гривы - несколько волосков на костяной расческе… длинных, слегка вьющихся, похожих на тонкие нити, созданные искусным мастером из чистого серебра.
        Память о былой роскоши.
        Жестокая память…
        Девушка, стоящая перед огромным старинным зеркалом, закусила левую половину нижней губы - по прежнему полной, мягкой… но уже вряд ли манящей, ибо это было все, что осталось от нижней половины лица, изуродованного неугасимым огнем. Однако всхлип, готовый вырваться из груди, так и не раздался в стенах комнаты, увешанной оружием предков. Лишь капля крови из прокушенной губы скатилась по подбородку. Но девушка не обратила на нее внимания - с некоторых пор ее перестало заботить очень многое из того, что раньше было важным и нужным. Ныне же все это казалось ничтожными мелочами по сравнению с тем, что она потеряла.
        Маска, сработанная на заказ умелым скорняком из кожи младенца-хомо, легла на лицо девушки. Надо отдать должное, мастер постарался на славу. Его изделие оставляло открытой неповрежденную часть лица, надежно скрывая от чужих взглядов то, что было изуродовано огнем. Сложная система ремешков, завязываемых на затылке, надежно закрепляла маску, не давая ей свалиться или сползти вниз даже при активной мимике.
        Воительница вздохнула. Чужая кожа, которую мастер сумел сохранить мягкой и нежной, не заменяла собственную, но все же прикрывала жуткие шрамы. Так же, как и обтягивающее трико, создание которого потребовало еще больших усилий. Трудно было найти девушку, чья фигура полностью повторяла бы изгибы великолепного тела. Тем не менее убитый горем отец все-таки нашел рабыню-хомо с необходимыми пропорциями. Скорняк снял с девушки кожу целиком, после чего обработал ее специальным составом из секретных трав, отчего она, помимо природной мягкости, приобрела удивительную эластичность. Теперь в нее можно было влезать, словно в одежду, которая застегивалась спереди на внутренние, почти незаметные крючочки.
        Но все-таки чужая кожа - не своя. Долго в ней не походишь. И дело даже не в естественных потребностях, оправление которых тоже предусмотрел умелый мастер-скорняк. Просто жарко было в ней, несмотря на незаметные, микроскопические дырочки, расположенные по всей площади чудо-костюма. Жарко не физически, нет. Просто в нем девушка почему-то еще острее чувствовала свою потерю… И оттого ей часто хотелось рвать на себе ногтями чужую, мертвую кожу, которая благодаря таланту чудесного мастера на ощупь казалась почти живой…
        Решительно тряхнув головой, девушка отогнала тяжелые мысли, словно назойливых мух, после чего неторопливо застегнула трико. Покончив с этим, она критически осмотрела свое отражение. Да, вблизи картина была ужасной. Но сделай два шага назад - и в полумраке лишь очень внимательный взгляд сможет рассмотреть, что с дамой, прекрасной в своей наготе, что-то не так.
        Удовлетворенно усмехнувшись, девушка так же неспешно поверх трико надела на себя мужской костюм - шерстяные гольфы, свободные штаны, шелковую рубашку, дорогую роскошную куртку с потайными стальными вставками внутри, защищающими сердце и живот. Перчатки, кожаный пояс с коротким мечом в богатых ножнах и широкополая шляпа, практически полностью скрывающая лицо, дополнили гардероб.
        - Неплохо, - прошептала воительница, вновь подходя к зеркалу вплотную и в улыбке приподнимая верхнюю губу. Острый звериный клык на мгновение блеснул во рту девушки, придав ее облику инфернальную, потустороннюю жуть.
        Внезапно позади отражения девушки в зеркале возникло еще одно, не менее жуткое.
        Буквально за пару недель полный сил старик отец превратился в развалину. Его седые волосы ежедневно выпадали пучками, обнажая неестественно серую кожу. Руки, до недавних пор все еще уверенно державшие боевой меч, теперь едва справлялись с деревянным посохом, на который отец опирался всем весом при ходьбе. Он все еще передвигался самостоятельно, хотя было ясно - это ненадолго. Неожиданно свалившееся горе оказалось слишком тяжелой ношей для старика, еще недавно полностью счастливого и довольного жизнью.
        - Зачем ты встал с постели, отец? - ровным голосом спросила девушка. - Уже поздно, солнце в зените. Тебе лучше поспать.
        Старик криво усмехнулся, обнажив обломки клыков, которые теперь и не думали восстанавливаться. Он раскрошил их в ту ночь, когда потерял сына, скрипя зубами в бессильной ярости. И с того момента его все еще могучее тело перестало обновляться, словно принадлежало не оборотню, а какому-нибудь несчастному, дряхлому хомо.
        - Скоро я усну навеки, дочь моя, - проскрипел в тишине комнаты надтреснутый голос. - Еще немного, и я смогу обнять нашего Арга в Обители мертвых.
        На лице девушки ничего не отразилось. Все это она слышала каждый день с того момента, как брат вздохнул в последний раз на руках отца. И с каждым разом причитания старика трогали ее все меньше и меньше, до тех пор пока эмоции не превратились в сухую бесчувственную корку, похожую на остатки свернувшейся крови в опорожненном кувшине.
        Но сейчас ей вдруг стало окончательно ясно: отец сломался. Он, словно срубленное дерево, больше никогда не сможет подняться. Теперь его удел гнить, рассыпаясь и отравляя воздух вонью разложения, до тех пор пока от него не останется ничего. Теперь от него не было никакого проку.
        Короткий меч прошелестел еле слышно, покидая ножны.
        - Обними брата и за меня тоже, - сказала девушка, вонзая клинок в сердце отца.
        - Благодарю тебя, дочь моя, - прошептал старик, медленно оседая на пол. - Отомсти за всех нас, Хелла…
        - Прощай, - сказала воительница, с хрустом проворачивая клинок в ране. - Пусть будет легким твой путь к Темному порогу. Клянусь, я отомщу. Причем так, что легенды об этой мести достигнут самых дальних уголков Розы Миров.

* * *
        Он поднял забрало шлема и вдохнул полной грудью. Воздух, настоянный на ароматах распустившихся цветов, пьянил, словно хорошее вино. Хотелось зажмуриться, упасть в высоченную траву и все забыть. Зону, где лето пахнет сыростью болот, ржавчиной догнивающей техники и запекшейся кровью. Сожженный город, пропитанный гарью и вонью машинного масла, сочащегося из поврежденных суставов биороботов. И прошлое, которое с каждым переходом, словно тяжеленный рюкзак, все сильнее и сильнее давит на плечи…
        За его спиной недовольно потрескивали крошечные лазурные молнии, похожие на длинные электрические пальцы. Но уже было ясно, что им не удержать стремительно сходящиеся края портала, по ту сторону которого еще можно было рассмотреть черную стену леса и полосу жухлой, мертвой травы. Мир смерти, который перехожий только что покинул. И сейчас путешественнику между мирами очень хотелось верить, что уж теперь-то он ушел оттуда навсегда.
        В том мире, что остался позади него, все дела были сделаны, все долги розданы.
        В том - да.
        Но не в этом.
        Здесь у него остались друзья, которые нуждались в его помощи, - если, конечно, были еще живы. А также враги, счет к которым оставался пока незакрытым…
        Снайпер невольно поморщился. Налетевший порыв ветра хлестнул по лицу словно плетью, надорвав свежий струп на щеке. По подбородку немедленно потекло что-то теплое.
        Стрелок забросил за плечо автомат и дотронулся бронированной перчаткой до лица. На пальцах остались следы зеленоватой жидкости с неприятным запахом.
        Лекарства лишь отодвинули неизбежное. Под струпом, в мертвой ткани, сожженной колдуном, при отсутствии адекватного лечения начался процесс так называемого влажного некроза.
        - Плохо дело, - вздохнул Снайпер. Лечение этой пакости трудное, и, помимо всего прочего, она склонна распространяться на здоровые ткани. Лекарства, оттягивающего неумолимые последствия заразы, оставалось лишь на одну инъекцию. Что потом? А дьявол его знает, что потом. Может, стоило остаться в Зоне, найти на болотах знакомого доктора, подлечиться и уж только после этого рубить сплеча преграду между мирами. Но в то же время подставлять старика не хотелось. Не исключено, что Орф, предводитель чернобыльских мутантов, захочет поквитаться с тем, кто так ловко обвел его вокруг пальца, и поутру объявит облаву по всей Зоне на человека в запоминающемся защитном костюме. Так что все сделано правильно[8 - Об упомянутых событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Пикник на обочине 2. Счастье для всех».].
        Снайпер опустил забрало шлема и нажал едва заметную кнопку на воротнике. Немедленно на внутренней стороне прозрачного бронестекла появились надписи: «Состояние брони - 93 % эффективности. Заряд аккумуляторов - 2 %. Фильтрация воздуха: отключено. Первая помощь при ранениях: 3 картриджа, код 1. Первая помощь при ожогах: 1 картридж, код 2. Первая помощь при радиационном облучении: 2 картриджа, код 3. Стимуляторы: 3 картриджа, код 4».
        - Понятно, - вздохнул стрелок. И произнес: - Код два.
        Немедленно он почувствовал слабый укол в районе плеча. Что ж, часа два отсрочки еще есть. Чудо-костюм не предназначен для лечения запущенных случаев. Тут все просто: если ранен, он поможет дотянуть до госпиталя. Да только вряд ли в мире, напоминающем средневековую Англию, есть медицинские центры по лечению ожоговой болезни.
        Тем не менее надо было идти. Куда? А какая разница куда. К людям, которые, может быть, смогут помочь. А если не смогут, так, может, хоть похоронят по-человечески.
        Снайпер хотел усмехнуться своим оптимистичным мыслям, но передумал - в его положении, если много скалиться, можно забрало шлема изнутри гноем забрызгать, что нежелательно.
        Место, куда он попал, было довольно живописным. Слева явно рукотворные развалины какого-то замка, густо поросшие мхом и сорняками, - кто-то в свое время сильно постарался раскатать укрепление по камешку. Справа - густой и мрачный лес. Позади - луг, на высокие травы которого, похоже, никогда не покушались крестьянские косы. А впереди растянулась длинная полоса подсохшей грязи, которую с большой натяжкой можно было назвать дорогой - и то лишь потому, что в ней четко отпечаталась наезженная колея от тележных колес, а неподалеку на виселице болталось чье то тело. Вроде в Средние века везде было принято именно вдоль дорог вешать всяких проходимцев, и этот мир не исключение. Стало быть, точно - люди где-то неподалеку.
        Снайпер совсем уже собрался двинуться в путь, но призадумался. Здесь тебе не Чернобыльская Зона. В эдакой амуниции он сто процентов привлечет ненужное внимание. Плюс учитываем два немаловажных фактора: аккумуляторы бронекостюма разряжены, необходимых картриджей больше нет, и огнестрельное оружие в этом мире обезвреживается любым более-менее способным недругом легко и непринужденно. Вывод очевидный: сначала маскировка, а потом все остальное.
        Взяв в руки бинокль, Снайпер осмотрел окрестности. Вроде никого. Тишина, благодать, курорты в таких местах надо строить, а не замки рушить и людей вешать. Но каждому времени свои развлечения, а здесь народ привык оттягиваться по-другому. Ладно, философские выводы потом, сначала дело.
        В бинокль Снайпер внимательно рассмотрел покойника. Труп свежий, день от силы провисел в петле. Одет в холщовые штаны и сильно поношенную куртку. Значит, либо вздернули его второпях, возможно, боясь мести товарищей казненного, либо казнь осуществили стражники, которые не позарились на убогие шмотки покойного. Ну что ж, как известно, все, что ни делается, - к лучшему.
        До цели было метров сто пятьдесят. Снайпер щелкнул переводчиком режимов огня, вскинул автомат и со второго выстрела перебил веревку. Неплохо без оптики и практически из незнакомого оружия.
        Удовлетворенно крякнув, стрелок снял бронекостюм, завернул в него вещмешок, «Вал» и, несмотря на доводку Кузнеца, все-таки довольно громоздкий АПБ, после чего спрятал увесистый тюк в развалинах, завалив схрон приличным каменюкой. Теперь оставалось лишь в чем мать родила прогуляться до трупа, стащить с него не успевшую провонять мертвечиной одежку и превратиться в самого натурального бомжа - и с виду, и по сути.
        Снайпер оглядел себя. М-да, видок еще тот. Несвежая домотканая рубаха, заправленная в безразмерные штаны, все это перехвачено кожаным ремнем, с которым, как и с бронированными ботинками, стрелок не счел нужным расстаться: тяжелые боевые ножи на веревку не подвесишь, а на обувь, экзотическую для этих мест, можно мешковатые штаны приспустить, не босиком же по дороге шлепать. Потертая куртка повешенного, наброшенная поверх нищенского прикида, скрыла оружие, бомжам наверняка не положенное. Плюс хорошо, что она оказалась с объемистыми карманами: по ним Снайпер рассовал две банки тушенки, галеты, флягу с водой и маленький бесшумный пистолет ПСС - оружие предпоследнего шанса.
        Осталось только повесить на шею бинокль да подпоясаться, чтоб полы потяжелевшей куртки не трепыхались на ветру, и можно отправляться в путь. Обрывок веревки на шее трупа был достаточно длинным. Снимая его, Снайпер обратил внимание на старое клеймо, украшавшее щеку повешенного. Похоже, и вправду разбойник какой-то. Сурово у них тут, без суда, следствия, адвокатов и прочей тягомотины. Простые нравы. Украл? Ограбил? Убил? Значит, получи два метра веревки и виселицу во временное пользование, до тех пор пока тление и вороны не обчистят скелет дочиста… либо пока не будет пойман новый кандидат на скорое правосудие.
        Хорошо было бы разобраться, в какую сторону уехали быстрые на руку линчеватели, чтобы уйти как раз в противоположную. Но недавно прошедший дождь размыл все следы, оставив лишь нечеткую тележную колею, так что особого выбора не было. Снайпер вздохнул, повернулся спиной к светилу и пошел вперед - если не знаешь, куда идти, то лучше делать это с максимальным комфортом, чтобы, по крайней мере, хоть не щуриться от солнечных лучей, бьющих в лицо.

* * *
        Он летел. Широкие крылья мерно вздымались и опускались - чуть голову поверни и рассматривай чудо невиданное в мельчайших подробностях. Мощные, кожистые, словно на переплетения тугих мышц умелые кожемяки натянули шкуры только что забитых серых коров. И это не был волшебный сон, некогда привидевшейся молодому парню во время ночевки на дереве. Все происходило на самом деле, реально, по-настоящему, как реальны были заснеженные пики, проплывающие прямо под ним, как облака, обнимающие вершины гор, как глубокие пропасти между ними, похожие на рваные раны…
        Странно было ощущать свое тело настолько… другим. Несравнимо странно, потому что подобное просто не с чем сравнить. Только что ты был человеком, таким же, как все, - ну, или почти таким же. И вот теперь случилось нечто странное и страшное: человек превратился в огромное чудовище, которого боятся все живущие там, внизу. Потому что не только мощными лапами, когтями и клыками можешь ты отнять жизнь у любого врага, вставшего на твоем пути. Помимо всего этого в твоем втором желудке, словно яд в колбе алхимика, плещется побочный продукт пищеварения - огненная смесь, воспламеняющаяся при контакте с воздухом.
        Лис знал - теперь он может полностью управлять этим своим даром. Стоит лишь послать мысленный сигнал, и живая колба мощно сократится, выбрасывая наружу через горло струю всепожирающего пламени, способного плавить металл и обращать камни в горячую пыль… Но вот вопрос. Как это пламя подействует на другого дракона? Сможет ли оно прожечь толстенную чешую, покрывающую тело летающей рептилии? Либо, разбившись о живую броню, не причинит врагу ни малейшего вреда?
        Мысль об этом шебуршилась где-то на краю сознания, но причиняла беспокойства не более, чем мошка, которая, летя ночью на свет, бьется о бычий пузырь, натянутый на оконную раму. Лису было все равно, погибнет ли он в бою с более опытным противником либо победит, тем самым отомстив за смерть человека, вырастившего его - и погибшего по вине дракона.
        Нет, летающая машина смерти не собиралась убивать дядьку Стаффа, как и не планировала сжечь деревеньку Лиса. Все произошло случайно, мимоходом, когда ослепленный яростью Йаррх щедро полил землю огнем, уничтожая отряд рыцарей, убивших его подругу[9 - Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первом произведении литературного цикла «Роза Миров».]. Одна месть порождает другую, и так без конца…
        Лису нечего было терять, поэтому к перспективе собственной гибели он относился равнодушно. Мертв дядька Стафф, бывший ему больше, чем отцом. Девушка, которая была Лису небезразлична, стала частью его самого, что, в общем-то, равносильно смерти. Магия превращения человека в дракона преобразует любой находящийся поблизости живой организм в строительный материал для тела летающего чудовища. И Лисса, спасшая парню жизнь, стала частью его тела, а ее сердце - вторым сердцем дракона. Иногда Лису казалось, что он слышит внутри себя тихий голос девушки, хотя, скорее всего, это было лишь его воображение.
        А еще Лис видел, как погиб Снар, воин из другого мира, которого парень мог бы назвать своим другом. Но проклятый колдун своей магией испепелил Снара вместе с Черным троном, да так, что от них и следа не осталось. Так что в этом мире у Лиса не осталось никого - ни родни, ни любимой, ни друзей. Одни лишь враги. И одна цель - отомстить, пусть даже ценой собственной жизни, которая, впрочем, теперь для Лиса не имела ни малейшей ценности.
        Горные пики, которые в народе прозвали Клыками Дракона, приближались с каждым взмахом широких крыльев. Лис довольно быстро научился управлять своим телом в полете, каждой мышцей, каждой клеткой своего нового тела ощущая воздушные потоки. Хоть и были мысли дракона чернее туч, видневшихся на горизонте, но все-таки оба его сердца бились чуть быстрее, чем положено. Мрачному настроению, лежавшему на душе, словно могильная плита, все-таки не удалось полностью подавить восторг от свободного полета и ощущения собственной силы… которую Лис собирался применить вполне конкретно в самое ближайшее время.
        Ровная площадка, скрытая в самом сердце горного хребта, была отлично замаскирована нависшим над ней пологим каменным козырьком. Заметить ее с высоты - задача практически невозможная, если б Лис точно не знал, где нужно искать.
        Сложив крылья, он спикировал вниз, сощурив веки, чтобы встречный ветер не резал по глазам. Впрочем, это был остаточный рефлекс, свойственный людям, в котором теперь не было нужды. При малейшем дискомфорте на глазные яблоки дракона само собой сдвигалось полупрозрачное третье веко, рудимент которого есть и у людей. Но то, что для человека является лишь жалким остатком органа, потерявшего свои функции на предшествующих стадиях эволюции, у летающей рептилии было вполне рабочим элементом ее совершенного организма.
        Там, внизу, под каменным козырьком было гнездо дракона Йаррха. И если сейчас его нет на месте, ничего страшного. Лис просто сожжет дом своего врага вместе с его детенышами, так же, как тот недавно спалил родную деревню простого сельского парня. А потом подождет возвращения дракона и вызовет его на бой, который для одного из них окажется последним…
        Накручивая себя такими мыслями, Лис за четверть полета стрелы до цели развернул крылья, тормозя падение, потом махнул ими несколько раз, завис в воздухе и, вытянув длинную шею, заглянул под козырек.
        Отлично! Ждать никого не придется, Йаррх был на месте. Что ж, самое время узнать, как действует драконий огонь на чешую самих драконов. Лис раскрыл пасть, чтобы плюнуть сверху на своего врага… но почему-то не плюнул.
        Что-то было слишком неестественное в позе Йаррха. Дракон сидел на гнезде, раскинув крылья, словно хотел прикрыть его собственным телом. Правда, у него это не очень получалось. Одно крыло было неловко подвернуто книзу, а второе и вовсе провисло, словно старое одеяло, брошенное хозяйкой для просушки на лавку перед домом.
        Тень от парящего Лиса упала на Йаррха, заслонив солнце, но дракон даже не поднял голову. Как лежал, так и остался лежать, даже не пошевелился.
        Что то здесь было не так. Если враг спит, то как-то уж слишком глубоко. Тогда что? Неужто нашелся в Центральном мире воин, способный ранить такую мощную машину смерти, как Йаррх?
        Конечно, желание отомстить было очень сильным, но в то же время Лису не понравилась мысль, пользуясь преимуществом, добивать беспомощного врага. К тому же недавно Йаррх вернул немому парню способность говорить, одновременно подарив возможность стать драконом. Все это не снимало с него вины за содеянное, но, по крайней мере, он заслуживал честного боя. К тому же Лису стало любопытно. Поэтому он захлопнул пасть и начал осторожно снижаться.
        По мере приближения к гнезду дракона картина становилась яснее. Нет, Йаррх не спал.
        Он умирал.
        Под ним уже скопилась изрядная лужа крови, которую не успевала впитывать каменистая почва. Страшные раны зияли на теле гигантской рептилии. Казалось, кто-то неизмеримо сильный и могущественный, кому не преграда толстая чешуя, вырвал целые куски плоти из мощного тела дракона.
        Лис аккуратно приземлился на край площадки и сложил крылья. Мстить больше было некому. Но и улететь просто так он тоже почему-то не мог. Почему? Лис и сам вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Странно, но сейчас он чувствовал жалость к этому существу, отнявшему у него все - и подарившему ему все… Жалость… Бесполезный рудимент, оставшийся дракону от того периода его жизни, когда он сам еще был человеком.
        Лис фыркнул, злясь на самого себя, но не сдвинулся с места.
        Веки Йаррха с трудом приподнялись. Глаза, рассеченные надвое черными зрачками, уставились на Лиса.
        - Ты… пришел… - выдохнул умирающий. - Я ждал тебя… Прости, что не смог дать тебе возможность… достойно отомстить…
        - Кто это сделал с тобой? - спросил Лис.
        - Рыцарь из Стоунхенда… Очень сильный… Тот самый, что убил мою подругу… Теперь я знаю, как он это сделал… Драконоруб… Древнее мертвое оружие, извлеченное из могилы и воскрешенное при помощи магии… От него нет спасения…
        - Драконоруб… - задумчиво протянул Лис. - Никогда о таком не слышал.
        - Еще услышишь, - прошептал Йаррх, слабея на глазах. - Рыцари собрались уничтожить всех драконов… Они перебили моих детей, а одного забрали с собой в город…
        Умирающий с трудом приподнял искалеченное крыло, прикрывавшее гнездо.
        Да, иногда люди могут быть хуже зверей. То, что Йаррх пытался по-своему, по драконьи, защитить, обнять, скрыть от всего мира и от себя самого, уже не нуждалось ни в ласке, ни в защите. По гнезду были разбросаны расчлененные куски мяса, изрубленные крылышки, маленькие лапки. Только голов Лис не заметил. Скорее всего, убийцы унесли их с собой в качестве трофеев.
        Шепот Йаррха становился все тише и тише.
        - Я причинил тебе много горя… поэтому не имею права просить о чем-либо… Но все же попрошу… Не о мести, нет… Просто спаси моего ребенка…
        - Жаль, что некому было спасти моего отца, когда ты сжигал нашу деревню, - жестко ответил Лис.
        Шепот Йаррха становился все тише и тише.
        - Сейчас я взываю не к тебе, человек с телом дракона, а к твоему второму сердцу… Я знаю, оно сильнее твоей ненависти… Я знаю…
        - Хорошо, - произнес Лис, удивляясь самому себе. - Сделаю, что смогу.
        - Благодарю… Ты помнишь закон дракона… Воздать справедливостью за зло… Я в тебе не ошибся… Ты - настоящий дракон…
        Последние слова Йаррха потонули в завываниях ветра, заплутавшего среди высоченных горных вершин. Умирающий вздохнул в последний раз, вздрогнул, словно от удара невидимой плетью, и вытянулся во всю длину, даже в последнее мгновение судорожно пытаясь прикрыть крылом гнездо, ставшее могилой для его детей.
        Лис вздохнул, оторвал взгляд от мертвого дракона и взглянул на небо. Приближалась гроза - не лучшее время для летающих тварей. Поэтому все нужно было сделать побыстрее. Если люди однажды добрались сюда, они непременно придут еще раз за более солидным трофеем. И почему-то Лису не хотелось, чтобы закованные в сталь защитники Стоунхенда расчленяли тело мертвого дракона и с радостными криками тащили вниз его голову.
        Несколько мощных взмахов крыльями подняли Лиса вверх, на высоту целого полета стрелы, выпущенной из ростового лука. А потом он сложил крылья и камнем рухнул вниз, выставив перед собой мощные лапы с когтями, каждый из которых был длиной в целый локоть.
        Каменный карниз не выдержал удара тяжеленного тела и рухнул вниз, погребая под собой останки Йаррха и его детей. А Лис расправил крылья и полетел на север. Он не собирался кидаться грудью на неведомый Драконоруб лишь для того, чтобы ценой собственной жизни попытаться выполнить волю умирающего убийцы дядьки Стаффа. Теперь у него была иная цель, более прозаическая. А именно - найти место, где можно было бы спрятаться от грозы… и заодно хорошенько все обдумать.

* * *
        Деревенька была, мягко говоря, неказистой с виду. Полтора десятка убогих изб, на четверть вросших в землю, словно цыплята курицу, окружали двухэтажный дом размером побольше. Рядом с большим домом имелась коновязь, возле которой топтались шесть лошадей. Еще одну выпрягал из большой крытой телеги худой, грязный мужик, одетый в еще более убогое рубище, чем то, что было на Снайпере.
        Людей возле изб видно не было. То ли ушли куда, то ли попрятались от греха подальше. Второе вероятнее, так как из окон первого этажа большого дома доносились уверенные голоса мужчин, привыкших к вседозволенности и беспрекословному повиновению окружающих.
        «Вот повезло так повезло, - с неудовольствием подумал Снайпер. - Не иначе, в местном элитном кабаке гудят те самые типы, что, недолго думая, повесили бродягу возле дороги».
        Самым разумным было бы уйти отсюда, пока никто не заметил одинокого подозрительного путника, зачем-то прячущегося в придорожных кустах. Вопрос был ровно один: куда идти-то? В Стоунхенд, где незнакомцев тут же норовят утыкать арбалетными болтами, словно подушку для иголок? Или к подземным жителям, у которых теперь вожаком Спарг, сын Уронга, слабый маг, но сильный воин, наверняка затаивший обиду на стрелка, выбившего из его рук жезл власти. Ну уж нет, спасибо. Лучше подождать немного, пока воины упьются в хлам и уснут под столами. Тогда можно попробовать познакомиться с местными жителями - может, кто из них сведущ в деревенской медицине и сможет помочь. А если нет, то, может, хоть отлежаться, подкормиться да выспаться дадут. Конечно, придется за это биноклем пожертвовать, но во всех мирах за услуги надо платить. И чем более щедро, тем меньше вероятность, что тебя сдадут властям - кто ж захочет, чтобы неожиданно свалившееся богатство изъяли в качестве вещественного доказательства.
        Однако вояки не спешили отрубаться. Наоборот, крики усилились.
        Послышался звон оружия, следом жалобно затрещала дверь, распахнутая мощным ударом ноги, и на крыльцо, утирая рукавом усы, вышел крупный, мордатый мужик. Судя по одежде и оружию, не шибко важная птица, но и не из последних. Снайпер недолго пробыл в этом мире, но уже научился немного ориентироваться в местной табели о рангах. Мужик был одет в серый костюм из недешевой ткани, кожаные ботфорты и перчатки, усиленные на костяшках стальными накладками. На поясе - широкий палаш с витой гардой, на груди - какая-то блестящая висюлька, слишком заметная для того, чтобы быть просто украшением. Небось, знак власти, пред которым деревенские должны приседать в глубоком реверансе, мелко трясясь от ужаса.
        Догадка Снайпера оказалась верной. Завидев мордатого, мужик, распрягавший лошадь, бросил свое занятие, рухнул на колени и, будто получив меж лопаток невидимым молотом, смачно плюхнулся физиономией в грязь.
        Мордатый довольно осклабился, почесал пятерней пивной живот, переваливающийся через ремень, и спустился с крыльца. Следом за ним вывалились наружу еще пятеро воинов.
        Животы у них были поменьше, чем у начальства, - возможно, потому, что железа на себе им приходилось таскать не в пример больше. На каждом стальная кираса, латные перчатки, наручи и поножи. Головы защищены легкими шлемами без забрала с широким подбородочным ремнем. В руках воины сжимали полутораручные мечи, а двое последних лихорадочно крутили вороты небольших арбалетов, натягивая тетиву. Знакомо, черт возьми. Во время обеда начальству что-то ударило в голову - то ли вино, то ли моча - и оно решило развлечься.
        Мордатый подошел к мужику, распростертому в грязи, ухмыльнулся, расстегнул ширинку и принялся мочиться на крестьянина, выписывая струей на голове и спине несчастного замысловатые узоры. Свита за спиной мордатого угодливо заржала.
        Снайпер невольно скривился, отчего щека предупредительно заныла: мол, ощеришься шире - пожалеешь. Да, с мимикой стоило бы быть поосторожнее, но не любил стрелок, когда глумятся над слабыми, и ничего с этим не поделаешь. Видишь такое - и кулаки и зубы сами собой сжимаются… А что толку? На мечи да арбалетные болты кидаться? И мужику не поможешь, и сам сгинешь глупейшим образом.
        Между тем начальник латников застегнул ширинку, после чего вытащил из ножен палаш и легонько провел лезвием по шее крестьянина. Кожа разошлась, на землю стекло несколько капель крови. Мужик вздрогнул всем телом и, вытащив лицо из грязи, простонал:
        - Пощадите… У меня жена, дети…
        - Пощадить? Это запросто, - усмехнулся в усы начальник. - Ты ж здесь за старосту, верно? Только скажи, где вы деньги спрятали, - и живи себе на здоровье.
        - Какие деньги? - вяло трепыхнулся крестьянин.
        - Думаю, медные. И немного серебра, - наморщив лоб, произнес усатый. - Золоту у вас, действительно, взяться неоткуда. Но что утаили часть урожая и на рынке продали - факт. У нас везде глаза и уши, а вы об этом забыли. Нехорошо от графских сборщиков налогов прятать доходы. Так что выбирайте. Или деньги за украденное и разойдемся с миром - или не обессудьте, проучим по всей строгости закона.
        - Да я ж говорю, ваши уже приходили однолуние назад, все выгребли подчистую…
        - Значит, не все, если в вашем гадюшнике до сих пор людишки живы-здоровы, по домам прячутся, - нехорошо ощерился усатый. - Получается, мы не договорились. А жаль. Руку!
        Крестьянин осмелился поднять глаза.
        - Что, господин?
        - Протяни вперед руку, которой воровал, если не хочешь потерять голову!
        - Но я…
        - Руку!!!
        Дрожа всем телом, несчастный вытянул левую руку.
        - Ты левша?
        - Н-нет…
        - Ну вот видишь, ты опять пытался меня обмануть, - сочувственно проговорил усатый. - Поэтому ты лишишься обеих рук, и впредь тебе нечем будет красть хозяйское добро…
        Снайперу все это начало изрядно надоедать. Конечно, вмешиваться в чужие дела всегда чревато. Но, с другой стороны, когда вот так, по беспределу, над человеком издеваются, это точно ни в какие ворота.
        До группы стражников было метров сорок, для пистолета ПСС прицельная дальность, близкая к критической. Да и каждый патрон у себя дома на вес золота, а здесь так их вообще двенадцать штук на весь мир. И все они у него, у Снайпера, - шесть в пистолете и столько же в запасном магазине. Ну да ладно, была не была…
        Крестьянин обреченно протянул вперед обе руки и зажмурился.
        - Ну что, обе одним ударом? - улыбнулся усатый, подмигнув подчиненным. - Ставки успели сделать?
        Видимо, латники были привычными к такого рода пари. Буквально парой слов перекинулись, после чего один из них подал голос:
        - Ставки сделаны, господин Сомерт. Как всегда, пятая часть ваша в случае выигрыша.
        - Годится, - кивнул начальник. После чего решительно взмахнул своим оружием… и неожиданно выронил его. Сверкнув начищенной сталью, палаш вонзился в землю и недовольно задрожал, словно негодуя, что остался без своей законной порции крови. Хотя нет, кровь хлестанула. Правда, не из перерубленных рук крестьянина, а из запястья господина Сомерта.
        Усатый взвыл, словно раненый волк, схватившись за покалеченную руку. Латники завертели головами, пытаясь понять - то ли враг неведомый напал на начальство, то ли болезнь какая с ним приключилась. Виданное ли дело, чтоб ни с того ни с сего у человека кровища из руки хлестать начала и при этом ни стрелы, ни арбалетного болта из нее не торчало? Да и с чего им торчать, если хлопка тетивы тоже никто не слышал, у служивого люда на такие дела слух отменно тренирован.
        - Магия… - неуверенно проговорил арбалетчик.
        - Замогильная, - уточнил стоящий справа латник, выставив меч перед собой и свободной рукой хватаясь за оберег, висящий на шее. - Похоже, земельный мертвой слюной плюнул…
        - Идиоты! - взревел усатый. - Жгут, быстро! Если бы это земельный плюнул, рука б сгорела к кутрубам! Это стрела! Или болт арбалетный! Ищите, мать вашу!
        Латники ринулись было выполнять последний приказ, но их остановил новый окрик:
        - Жгут сначала, скоты тупые!
        Все пятеро подчиненных бросились назад, грозя снести начальство грохочущей массой металла.
        - Стоять! Лимс ко мне, остальные - искать стрелка. Перевернуть все вверх дном в этом крысятнике, осмотреть крыши и чердаки! И вон те кусты обыщите, может, стрелок там прячется.
        Само собой, в «тех кустах» Снайпера уже не было. Где в полуприседе, где по-пластунски преодолев расстояние до ближайшей избенки, он скрылся за углом дома, на слух контролируя перемещения латников. Это было несложно - дешевые доспехи гремели и лязгали, что твои колокола, к тому же рев раненого Сомерта дублировал информацию о направлении движения подчиненных.
        - Всех, кто в домах прячется, согнать сюда. Тарт, Кронг, не спускать с них глаз. Кто бежать вздумает - стреляйте. Я им покажу, как укрывать у себя преступников, которые осмеливаются стрелять в государственных людей!
        Снайпер вновь невольно поморщился, рискуя вызвать новый приступ боли. Может, и зря оставил он в схроне пистолет Стечкина. Из него бы точно попал, куда целился, точно в голову усатого. До этого стрелять из ПСС на дальние дистанции Снайперу не приходилось, да и не предназначен маленький бесшумный пистолет для таких экспериментов. Поэтому пришлось стрелять навесом, выше цели. Оказалось, переборщил в расчетах. Ну и вот. Хорошо, что вообще хоть куда-то попал и местный староста остался с руками.
        Хотя, может, и к лучшему было бы не вмешиваться… Вон сейчас пристяжь усатого лютует, сгоняя пред крыльцо кабака местное население. И что дальше будет, догадаться нетрудно. То же, что было бы и без вмешательства Снайпера. Господину Сомерту нужны деньги, и он ни перед чем не остановится, чтобы получить их. Так что, коль уж вмешался, придется действовать жестко.
        Лязг уже слышался в доме, за которым прятался стрелок. Окно было затянуто бычьим пузырем, край которого оторвался, поэтому имелась возможность осторожно рассмотреть, что происходит в доме.
        Происходило ожидаемое. Латник, ворвавшись в дом, схватил за руку дородную тетку лет сорока и потащил ее к выходу. Тетка принялась упираться, хотя и ежу понятно, что от ее сопротивления толку будет немного. Ну и получила по макушке кулаком в кольчужной перчатке.
        От такого удара тетка охнула и мешком повалилась на пол. Тут же из-за печки повыскакивали дети и принялись верещать на все лады:
        - Отпусти мамку! Мамку отпусти!
        - Молчать! - взревел латник, отвешивая увесистого пинка ближайшему мальцу. - Все на выход, кутрубово семя…
        Когда здоровый мужик, поднявший руку на женщину и ребенка, стоит к тебе спиной и орет, словно буйвол, это есть самое милое дело. Потому что он слышит только себя, а шагов за своей спиной - точно нет. Так что тренированному человеку не особо сложно подойти и левой рукой прикрыть рот горлопана, одновременно нажимая основанием указательного пальца на корень его носа. При этом от весьма незначительного усилия голова орущего запрокидывается назад, вне зависимости от его физической силы и толщины шеи. После чего остается лишь воткнуть ему нож под ухо и резануть вперед, после чего необходимо сместиться в сторону, противоположную разрезу, иначе собственная одежда будет безнадежно запачкана хлынувшей кровищей.
        - Бить женщин - это неправильно, - тихо сказал Снайпер, вытирая клинок «Сталкера» об штаны латника, защищенные доспехами лишь наполовину. - Ну, чего уставились, дети подземелья? Марш обратно за печку, и чтоб ни звука. Ясно?
        Детишки в средневековье сообразительные плюс привычные беспрекословно слушаться старших. Снайпер еще не договорил, а кучка спиногрызов возрастом примерно от четырех до восьми лет уже молчаливо и организованно сваливала в указанном направлении. Вот и ладушки.
        Стрелок пощупал пульс на шее тетки, лежащей на полу. Нормально, жить будет. Итак, мастеров воевать с бабами да ребятишками осталось четверо плюс их шеф, которого тоже не стоит сбрасывать со счетов. Судя по его действиям, это опытный каратель, от которого, несмотря на его ранение, вполне можно ждать неприятных сюрпризов.
        Второму подчиненному усатого Снайпер по отработанной схеме перерезал горло, когда латник, пятясь спиной к выходу из соседней избы, волок по полу за волосы какую-то девку. Может, у них тут принято так с женщинами обращаться, но, по мнению стрелка, мужик, позволяющий себе такое, просто не должен жить. Мусор это, который следует убирать без сожаления. Что Снайпер и сделал.
        Девка молча поднялась с пола, так же молча кивнула своему спасителю, ухватила нелегкий труп за ногу и зачем-то поперла его в дом. Может, в погребе решила спрятать про запас? Фиг их, деревенских, знает, может, у них тут употреблять в пищу служителей закона - в порядке вещей. Латник-то мясистый, если засолить, надолго хватит, н-да. А как она его потащила-то! Не всякое лицо мужского пола из мира Снайпера смогло бы так, не говоря уж о женском. Ай да девушки в местных селеньях! Слона на скаку остановят и хобот ему оторвут…
        Все это Снайпер думал, следя за мечником, который, заподозрив неладное, остановился меж двумя домами и принялся напряженно озираться, пытаясь понять, с чего это звон лат и вопли жертв внезапно стали вполовину менее громкими…
        Из-за угла вышел какой-то согнутый оборванец, протягивая вперед руки, словно хотел вручить латнику нечто ценное. Может, эти скоты одумались и решили отдать деньги по-хорошему? Только вряд ли их это спасет. За свою рану господин Сомерт по-любому повесит каждого пятого из этого гадюшника, чтоб впредь неповадно было. Так бы только, как обычно, каждого десятого повесил для острастки, а так… Но что там в руках у проклятого оборванца? Нет, не кошель с деньгами, а какой-то странный предмет, похожий на молоток для отбивания мяса с короткой ручкой. Что за бред? Горбун решил поиздеваться? Так пусть получит по заслугам!!!
        Мечник взмахнул своим оружием, не обращая внимания на то, что делает селянин со своим сломанным молотком… но опустить клинок на голову наглеца не успел. Окружающий мир внезапно погрузился во мрак, будто кто-то неизмеримо могущественный задул солнце, словно простую свечу…
        - Четыре, - негромко произнес Снайпер, глядя, как сползает латник по стене дома, пачкая ее своими мозгами. Привычка считать оставшиеся патроны у любого вояки неистребима, как инстинкт выживания и умение маскироваться. В данном случае оказалось достаточно сгорбиться, изображая из себя прибитого жизнью селянина, и протянуть воину свой пистолет. То есть разорвать шаблон. Кто ж будет орать и звать на помощь, видя безоружного, который к тому же что-то хочет добровольно сдать властям? Правильно, никто. А сейчас кричать уже и не получится - с выбитыми мозгами оно несколько проблематично.
        Но оказалось, что проблемы настигли не только меченосного любителя халявы.
        - Я его вижу! - раздался вопль слева. - Он убил Трига! Все ко мне! Этот сын кутруба за крайней избой!!!
        «Плохо», - подумал Снайпер, уворачиваясь от дротика, пущенного в него голосистым латником. Который, кстати, оказался еще и проворным. Ответный выстрел пропал впустую - несмотря на вес доспехов, латник, наученный горьким опытом сотоварища, успел довольно шустро нырнуть за колодезный сруб.
        - Три, - выдохнул стрелок, невольно морщась от боли. От резких движений корка, стягивающая лицо, лопнула еще и на лбу. Теплый гной полился по бровям… Как же не вовремя! Так бы, глядишь, успел подстрелить арбалетчика, появившегося между домами, а вместо этого пришлось нырнуть за угол, чтобы утереть лицо рукавом.
        Плохо… Изба, за которой скрылся Снайпер, и вправду стояла на отшибе. Впереди крошечный огород и плетень, который вряд ли даже от коз защитит. А за ним - поле с наполовину выкошенной травой и скирдами на краю нетронутой зеленой полосы. То есть до ближайшего укрытия надо пробежать метров двести, представляя собой идеальную цель для двух арбалетчиков…
        - Мы его обложили, - раздался со стороны деревни торжествующий голос господина Сомерта. - Лимс, Кронг, обходите эту развалюху с двух сторон и стреляйте одновременно по моей команде. Тид, видишь лестницу? Лезь на крышу. Как я скажу «три», арбалетчики выстрелят, после чего ты сразу спрыгнешь сверху и добьешь его мечом. Всем все ясно?
        - Да, господин Сомерт! - рявкнула латная пристяжь. - Мы его за вашу руку и за наших парней на куски порвем!
        - Отлично, - прорычал командир латников. - Приготовились! Раз! Два…

* * *
        В просторном зале не было ничего, кроме четырех стоящих по углам больших светильников из тяжелого металла, утыканных чадящими свечами, массивного стола, стула с очень высокой спинкой и человека в черном балахоне, сильно напоминавшем сутану слуги Высших. Человек сидел на стуле, положив на стол руки, слишком мускулистые для обычного Сенсита или Посвященного. Отчего-то казалось, что это не части тела живого человека, а абсолютно посторонние, неживые предметы.
        Таким же мертвым казалось и лицо сидящего. Прямые волосы цвета ночи, свободно спадающие на плечи. Тонкий нос и резко очерченные скулы, словно вылепленные искусным скульптором. И слишком бледная кожа даже для аристократа, скорее наводящая мысль о смерти, нежели о благородном происхождении. Лишь черные глаза, горящие неестественным потусторонним светом, свидетельствовали о том, что этот человек все еще принадлежит к миру живых. Более того - любой, кто рискнул бы прямо посмотреть в эти глаза, вряд ли выдержал больше мгновения, не опустив взгляда. Казалось, человек, сидящий за столом, излучал физически ощутимую страшную силу, которая давила любого присутствующего, заставляя того невольно опуститься на колени.
        Но девушка, стоящая напротив стола, явно не собиралась этого делать. Напротив, она поискала глазами, куда бы присесть, и, не найдя ничего похожего на кресло, лишь сложила руки на высокой груди и уставилась на человека в черном балахоне. Хотя нет. Она не мигая смотрела сквозь него, словно пыталась рассмотреть что-то за его спиной. Это продолжалось с десяток ударов сердца, пока человек в черном не усмехнулся краем рта.
        - Приветствую вас в моей скромной обители. Танг, принеси кресло для госпожи Хеллы.
        В конце зала отъехала в сторону неприметная панель. Из-за нее вытек очень худой человек, закутанный в темно-серый, слегка мешковатый костюм, оставляющий открытыми лишь бесстрастное лицо и кисти рук. Именно вытек, а не вышел. Движения человека были плавными и одновременно стремительными. Словно на теле большой змеи кто-то искусно сделал три длинных надреза, которые превратились в человеческие конечности. А потом та змея научилась ходить на своем бывшем хвосте, переставляя две его половинки, лишенные костей. В руках человек-змея нес роскошное кресло, гораздо более представительное, нежели стул человека в балахоне.
        Поставив кресло напротив стола, слуга по имени Танг застыл на месте словно статуя, не испытывающая потребности в дыхании и рефлекторном движении век.
        - Свободен, - коротко бросил человек в черном, и слуга, словно серая тень, просочился обратно в щель, откуда только что выполз. Бесшумно закрылась за ним потайная панель, и сейчас уже затруднительно было сказать, где именно находится дверь в стене, абсолютно однородной с виду.
        - Прежде всего я хочу поблагодарить вас, госпожа Хелла, за информацию о гнезде дракона, которую вы мне предоставили, - медленно проговорил человек в черном, задумчиво вращая на пальце тяжелый перстень-печатку. - Нам удалось серьезно ранить этого дракона, может быть, даже смертельно, а также захватить одного из его детенышей, о чем, впрочем, вам уже наверняка известно.
        Девушка кивнула.
        - Да, мессир Никс, - проговорила она голосом мелодичным, как звуки лютни, и холодным, словно сталь клинка. - Об этом говорит весь город.
        Человек в черном слегка поморщился. Он уже привык, что окружающие зовут его мессиром без добавления имени. Или Великим Чистильщиком. Либо просто Величайшим, что, несомненно, приятнее фамильярного упоминания его имени, которое он успел подзабыть. К славе и поклонению быстро привыкаешь. А ведь все могло быть по-другому…
        Если бы он заранее не позаботился приготовить трудное заклинание Перемещения, требующее колоссальных энергозатрат, там, в зале Черного трона, его бы просто разложил на мясные волокна и превратил в часть своего тела проклятый дракон. До сих пор, вспоминая тот день, у бывшего верховного мага воды начинали бегать мурашки по коже, которой коснулся всепожирающий огонь. До сих пор не зажили страшные раны на груди и плечах - часть плоти мага все-таки стала частью тела дракона.
        Слава Высшим, что лишь небольшая часть.
        Вовремя примененное заклинание перемещения мгновенно испарило мага, переместив его на половину полета стрелы от страшного места. Хорошо, что в дом какой-нибудь не впечатало, а то торчал бы сейчас половиной тела наружу, как элемент фасада. Нет, перебросило на улицу, приложив слегка об мостовую. Но боли от падения с высоты трех локтей маг даже не заметил. Страшный грохот, раздавшийся за спиной, заставил его обернуться, после чего Никс забыл обо всем…
        Он, как и десятки случайных прохожих, с ужасом наблюдал, как над зданием гильдии Чистильщиков Веры парит крылатое чудовище, изрыгая огонь из ужасной пасти. А когда от здания остались лишь дымящиеся руины, дракон вскрикнул, словно смертельно раненный человек, и полетел на север…[10 - Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первой книге серии «Роза Миров».]
        Никс очень быстро оправился от шока. Умный человек не будет тратить много времени на бесполезные эмоции, тем более если этот человек - самый сильный маг воды в Стоунхенде и его окрестностях. Великий Чистильщик и вся его свита погибла в огне дракона? Штаб-квартира гильдии Воинов Ночи превратилась в Черное Пятно прямо посреди города? Да, беда серьезная. Если слух об этом разнесется по Центральному миру, северные пираты Бедфьорда могут рискнуть пересечь Долину живых папоротников, пройти через заснеженные перевалы Клыков Дракона и осадить Стоунхенд. Плохо. Очень плохо… если только не принять экстренных мер, попутно не забыв извлечь из всего этого пользу для себя.
        Большую пользу.
        На счастье верховного мага воды, граф Стоун как раз отдыхал в своей городской резиденции, куда и устремился Никс, продираясь через толпу зевак. Даже домой не заглянул, чтобы почиститься, поесть и отдохнуть. Как был в обожженном платье, так и рванул по тесным городским улицам, на бегу творя заклинания, излечивающие ожоги, благо врачевание такого рода напрямую относится к водной магии.
        Никс рассчитал точно.
        Граф, слегка обалдевший от произошедшего, сидел в главном зале своей резиденции, почесывая лысеющую макушку и совершенно не представляя, что ему делать дальше. Его четыре советника с круглыми от ужаса глазами стояли позади графского трона. Каждый из них хуже самой смерти боялся того, что повелитель сейчас произнесет его имя. Потому что приближенных, не справляющихся со своими обязанностями, частенько ожидал не самый легкий конец - граф очень интересовался анатомией, не упуская случая вживую понаблюдать за работой человеческих органов. Для этого у него имелись все условия, а именно: неплохо оборудованная лаборатория, большой набор древних хирургических инструментов и куча свободного времени.
        Но в этот день требуха трусливых советников осталась в неизменном состоянии. Верховный маг воды, милостиво принятый правителем Стоунхенда, четко изложил план действий, который граф принял незамедлительно - другого-то все равно не было.
        …Все сделали в считаные часы. Городские ворота были заперты наглухо, а несколько торговцев из других городов, гостящие в Стоунхенде, бесследно исчезли, словно и их тоже поглотило драконье пламя. Не жестокость, нет, просто необходимость - если хочешь, чтобы сор ненароком не вымелся из избы, лучше всего поплотнее закрыть дверь, сжечь веник и развеять пепел по ветру.
        Глашатаям было приказано проорать не на площади, а возле каждого дома графский указ: под страхом жесточайшей смерти никто из жителей Стоунхенда не должен рассказывать кому-либо о произошедшем. Сразу же после оглашения приказа прямо перед ратушей были насажены на колья четверо ослушников. Весьма удобная для сидения деревянная плашка, приколоченная на локоть ниже деревянного острия, не давала телу несчастного сползти вниз, навстречу скорой смерти. По расчетам опытного в таких делах графа казненные должны были минимум пару дней напоминать жителям города своими воплями о том, насколько пагубна бывает излишняя болтливость. После чего воспитательные меры среди подданных предполагалось повторить еще раза два - чисто для закрепления результата.
        Под горестные стоны несчастных, корчившихся на колах, к Черному Пятну была согнана сотня узкоглазых рабов, захваченных в Восточной степи отрядами охотников за головами. За ночь вся горелая земля была вывезена за пределы Стоунхенда и свалена в старый карьер. Туда же отправились и рабы, расстрелянные лучниками. Маленькие трупы жителей степи были стащены в карьер баграми, обильно политы горючей смолой и сожжены. После чего место казни засыпали землей и разровняли лопатами.
        Остаток ночи вольные жители города заполняли камнями и глиной глубокую воронку на том месте, где раньше стояла штаб-квартира гильдии Воинов Ночи. Потели обильно, скрипели зубами от бессильной злости, но ничего, справились. К утру на месте Черного Пятна было ровное место.
        Граф остался очень доволен действиями верховного мага воды. Настолько, что своей властью назначил Никса главой Чистильщиков Веры города Стоунхенд, отдав в распоряжение гильдии один из своих особняков взамен утраченной штаб-квартиры. Широкий жест правителя, привыкшего как легко карать, так и легко приближать к себе нужных людей. Он прекрасно помнил, как буквально за день до происшествия маг воды с небольшим отрядом латников привез с охоты в качестве трофея клетку, плотно закрытую черной тканью. Ценнейший приз, о котором мечтал любой правитель Центрального мира, - только что вылупившийся детеныш дракона. Уж маги графства постараются, чтобы твареныш вырос послушным, как охотничий сокол, воспитанный в неволе. И тогда некоторым правителям запада придется слегка подкорректировать границы своих владений в пользу графства Стоунхенд. Да и пиратов Бедфьорда давно пора скинуть в море…
        Никс лишь кивал, слушая речи сюзерена. Пока что все шло так, как запланировал бывший верховный маг воды, а ныне мессир, Великий Чистильщик, или же просто Величайший. Что будет дальше - покажет время…
        Похоже, задумавшись, он произнес это вслух - даже вздрогнул слегка от собственного голоса. Да уж, пора взять себя в руки, иначе головокружение от успеха может обернуться опьянением властью, за которым неизбежно следует глубокое похмелье.
        - Вы что-то сказали, мессир? - переспросила девушка.
        - Нет, нет, - шевельнул пальцами Великий Чистильщик. - Я хотел сказать, что слухи по поводу пленения дракона идут лишь на пользу Стоунхенду. Соседи десять раз призадумаются, прежде чем ссориться с нами.
        - Детеныша дракона, - поправила Хелла. - Несомненно, вы правы, мессир. Но не исключено, что найдутся безумцы, которые захотят захватить этот ценный приз, пока маленький дракон не вырос и не обрел реальную силу всепожирающего огня.
        Никс задумчиво посмотрел на девушку.
        Еще буквально дней десять назад лучшая из его шпионок была прекрасна, словно Младшая Сестра, озаряющая своим светом ночное небо. Но драконий огонь превратил девушку в чудовище, на две трети завернутое в трико из человеческой кожи. Правда, все, что ни делается, - к лучшему для того, кто умеет обернуть любую ситуацию в свою пользу. Хорошо, что Хелла может думать не только о мести, иначе ее пришлось бы задействовать лишь как безжалостного убийцу, которых в гильдии и без того хватает, - дракон уничтожил штаб Чистильщиков Веры, но тренировочная база, расположенная на окраине города, осталась нетронутой. Как и особняк на ее территории, оборудованный вместительными подвалами, потайными подземными ходами и подвижными панелями в стенах - такими же, как в сгоревшей резиденции. Конечно, это здание не такое роскошное, как подаренное графом, но все-таки штаб-квартиру гильдии новый мессир разместил именно здесь. Здесь же он и беседовал с Хеллой сейчас один на один, не боясь, что кто-то их подслушает.
        - Хорошая мысль, - кивнул Никс. - Признаться, я сам собирался обсудить с графом подобный вариант развития событий, вы лишь озвучили мои мысли. Тем не менее я рад, что мы с вами думаем одинаково.
        - В таком случае позвольте озвучить чисто мою мысль, - холодно улыбнулась девушка сохранившимся краем рта. - Тому, кто сжег мое лицо и тело, не требуются годы для того, чтобы вырасти, и магам-дрессировщикам не придется изобретать новые заклинания, дабы подчинить себе его волю. Достаточно будет искусного палача, чтобы за неделю превратить это чудовище в игрушку, послушную вашей воле.
        - Полностью согласен, - кивнул мессир. - Поверьте, госпожа Хелла, я очень ценю ваши таланты и связи - ведь это какой-то из ночных волков, ваших родственников, нашел гнездо дракона и сообщил вам о его местонахождении, не так ли? Хм-м-м, движение ваших ресниц выдало некоторое беспокойство. Поверьте, я не хотел вас напугать.
        - Мой страх сгорел вместе с моим лицом, - ледяным голосом произнесла Хелла. - Тому, кто все потерял, нечего бояться.
        - Абсолютно согласен, - кивнул Великий Чистильщик. - Мне все равно, кто мой агент - человек или оборотень. Будь он хоть кутрубом, мне плевать, лишь бы делал свое дело и не лез куда не надо. Повторяю: я ценю ваши услуги и прекрасно понимаю мотивы, которые вами движут. Но поймите - даже с моими связями я не смогу уговорить графа послать армию против обидевшего вас дракона, способного одним плевком уничтожить каменное здание.
        - Сейчас вы лукавите, Никс! - жестко произнесла девушка, чьи губы побелели от ярости. - Только глухой или мертвый не слыхал о вашем Драконорубе, способном уничтожить любую летающую тварь Центрального мира!
        Великий Чистильщик ничем не выдал своего неудовольствия. Мудрый человек должен уметь скрывать свои чувства, если хочет добиться намеченной цели, тем более если этот человек - маг. Назначение на новую должность, недосягаемую ранее, никоим образом не повлияло на его способности. Что ж, чужие слова - это только слова, не более, а вот умение управлять людьми, их слабостями, желаниями и мечтами, это и есть сама чистая, незамутненная магия.
        - А разве мы сейчас говорим об уничтожении дракона? - с мягкой улыбкой проговорил мессир. - Я имел в виду лишь захват того, кто поступил с вами и вашей семьей так жестоко и несправедливо. Ведь вы об этом говорили только что, не так ли?
        Хелла невольно закусила край сожженной губы. На зубах противно скрипнула чужая мертвая кожа, но девушка этого даже не заметила. Ненависть затмила ее разум, а это очень и очень скверно. Месть должна быть холодной, как сталь клинка. Если дать ей волю, она запросто вырвется из оков разума и уничтожит мстителя, как разбушевавшаяся лава разрывает на части верхушку вулкана.
        - Не переживайте, госпожа Хелла, - мягко улыбнулся мессир. - Тот, о ком мы говорим, еще не привык к новому телу, и его наверняка будет тянуть к людям. Не исключаю, что в скором времени он вновь станет человеком, и тогда его легко можно будет захватить. После этого я с удовольствием отдам его в ваши руки. Думаю, даже самый искусный палач вряд ли сможет сравниться с вами в мастерстве добиваться от людей того, что нужно и нам с вами, и всему великому графству Стоунхенд.

* * *
        Подумать, сидя на вершине самого высокого из Клыков Дракона, - милое дело. Вид открывается такой, что аж дух захватывает. Облака проплывают совсем рядом, кажется, только лапу протяни, и ухватишь кусок белого, воздушного теста. Под тобой - пропасть бездонная. Даже если камнем ринуться вниз, без помощи крыльев, все равно долго лететь придется до синих пятен и зеленых квадратиков, среди которых лежит маленькая белая звезда - город Стоунхенд, обнесенный неприступной стеной с выступами бастионов. А вокруг него - озера и поля, возле которых даже острый взгляд дракона еле может различить крохотные серые точки. Это деревни, такие же, как та, в которой Лис провел свое детство. Понятное дело, что Йаррх не заметил ее, преследуя отряд рыцарей в сверкающих доспехах, наверно, похожий сверху на серебряную монету, валяющуюся в грязи…
        Лис мотнул головой, словно хотел отогнать невеселые мысли. Нет больше ни дядьки Стаффа, ни родной деревеньки, ни Йаррха, так решительно и бесповоротно повлиявшего на судьбу простого деревенского парнишки. И того парня тоже нет больше. Вместо него на свет появился летающий монстр, материалом для создания которого послужили живые человеческие тела…
        Дракон с досадой ударил лапой, да так, что вниз сошла небольшая лавина, распугав горных орлов, отдыхавших ниже на скалистых выступах. Какого кутруба он себя мучает? Что было - то было, прошлого не вернуть. А вот о будущем стоит задуматься, причем серьезно.
        Конечно, занятное дело летать себе туда-сюда, поплевывая огнем с высоты и обозревая мир под собой от Мыса утопленников до Моря снов. Но все прекрасное и удивительное быстро надоедает, когда становится легкодоступным. Ну, поспал, сидя на вершине, словно изваяние. Ну, почувствовав голод, слетал вниз, к бескрайнему лесу, поймал медведя, съел - и опять на облюбованную вершину. Так же, пожалуй, и умом тронуться недолго. Интересно, а вообще водятся в Центральном мире сумасшедшие драконы? Если у них такая вот занудная жизнь, то вполне вероятно, что их тут подавляющее большинство. И, похоже, скоро в их рядах будет пополнение - как известно, длительные приступы меланхолии не способствуют оздоровлению разума.
        Длинная и гибкая шея позволяла не напрягаясь и не меняя положения тела вертеть головой во всех направлениях. Гоняя в голове тяжелые мысли, Лис внезапно заметил черную точку, стремительно приближающуюся к нему со стороны Бедфьорда. Судя по размерам, это был не горный орел, а нечто гораздо более крупное. Но кто может быть в этих местах крупнее орлов? Только…
        «Дракон, - пронеслось в голове Лиса. - Но что ему здесь надо? Тоже решил поискать уединения для философских размышлений?»
        Между тем дракон был уже совсем близко. Лис успел рассмотреть, что чудовище значительно крупнее его самого. Чешуя у него была не серебристая, а иссиня-черная, а мощный плоский хвост, служащий одновременно и балансиром, и рулем высоты, заканчивался длинным костяным наростом, напоминающим зазубренный меч.
        Большего Лис рассмотреть не успел, так как летающая машина для убийства, не снижая скорости, раскрыла пасть и плюнула в него струей огня.
        Лис ожидал чего угодно, только не такой вот внезапной атаки без предисловий. Поэтому все, что он успел сделать, это перенести вес тела вперед и просто свалиться с вершины вниз.
        Огненный вихрь пронесся над головой Лиса, лишь слегка опалив гребень на макушке. Как говорится, нет худа без добра. Вот и снялся сам собой один из многочисленных вопросов, на которые у Лиса не было ответов. Оказывается, огонь, рождающийся в утробе летающих чудовищ, на самом деле всепожирающий и вполне может причинить вред другому дракону. Что ж, возьмем на заметку.
        Встречный воздушный поток помог Лису расправить сложенные крылья и превратить свободное падение в полет. Выходя из пике, серебристый дракон заложил крутую петлю, одновременно уходя с линии возможной повторной атаки.
        И вовремя.
        Длинный язык пламени пронесся через то место, где мгновение назад находился Лис. Ах ты, кутрубов сын!
        Уже было понятно: черный дракон крупнее и сильнее, но при этом серебристое тело Лиса было более легким, гибким и маневренным - что, впрочем, почти не давало преимущества в скорости. Лису пришлось изрядно потрудиться, чтобы не попасть под серию точных огненных плевков, выписывая в воздухе немыслимые кренделя. Но черный не отставал, вися на хвосте и продолжая методично харкать пламенем.
        «Когда ж у него огнесмесь-то кончится?» - с тоской подумал Лис, закладывая очередной вираж. Он уже понимал: черный дракон не отвяжется, пока не настигнет жертву. Нужно было что-то срочно придумать.
        И Лис придумал. Когда смерть гонится за тобой по пятам, мозг просто обязан генерировать мудрые решения, если не хочет быть запеченным прямо в черепушке.
        Рискуя получить порцию пламени под хвост, изрядно подуставший Лис разогнался по прямой, чувствуя кончиком хвоста горячее дыхание преследователя. И когда тот с шумом втянул в себя воздух, готовясь теперь-то уж гарантированно сбить жертву огненным плевком, Лис, рискуя вывихнуть крылья, резко послал свое тело вверх.
        Горящая слюна противника пронеслась у него под брюхом, но Лис больше не думал о бегстве. Его тело, испытывая серьезные перегрузки в области суставов, описало замкнутую мертвую петлю, в конечной точке оказавшись точно позади черного дракона. Тот, сбросив скорость, озадаченно крутил головой, пытаясь понять, куда делась его жертва.
        И в это время Лис, собрав все свои оставшиеся силы, плюнул огнем…
        Ему почти повезло. В последний момент черный наконец понял, что жертва его перехитрила, сама превратившись в охотника. Мощным взмахом крыльев он сместился в сторону, но плевок Лиса не пропал даром. Огненная слюна ударила в левое крыло, мгновенно превратив огромный кожистый парус в столб пламени.
        Лис возликовал, от восторга даже зависнув в воздухе на мгновение…
        И это оказалось роковой ошибкой.
        Черный плюнул, выбросив одним мощным выдохом все оставшееся содержимое второго желудка.
        Это было похоже на огромное огненное облако. Распыленная в воздухе огнесмесь летела немного медленнее концентрированного плевка, но ее размеры втрое превосходили самого Лиса. Расстояние между противниками было слишком маленьким для того, чтобы уйти, даже уклониться в сторону не получилось бы. Лис успел лишь заметить, как черный дракон рывками летит в сторону Бедфьорда, пытаясь сбить пламя с горящего крыла, - и закрыл глаза.
        В следующее мгновение море огня окутало его тело. Лис не почувствовал, а услышал, как от страшного жара трещит его серебристая чешуя и лопаются перепонки крыльев…
        А потом пришла боль. Страшная, всеобъемлющая, от которой было лишь одно спасение - забвение, когда мозг, перегруженный страданиями тела, затухает, словно свеча, отгоревшая свое. Последнее, что ощутил Лис кроме боли, был свист ветра в ушах и ощущение свободного падения… во мрак, черный и холодный, которому и положено быть за Темным порогом, отделяющим Обитель мертвых от мира живых.

* * *
        - Три!
        «Ну, вот уж хрен вам! - пронеслось в голове Снайпера. - Хоть одного-то я с собой точно заберу!»
        Он резко отпрянул от стены избы, увеличивая угол обзора и глядя прямо перед собой расфокусированным зрением. Теперь любая тень, которую он заметит краем глаза, точно получит свою пулю из бесшумного ПСС. Вернее, одна тень, появившаяся первой. На остальные просто не останется времени. У них же будет отличная возможность выполнить приказ господина Сомерта. Ну что ж, все когда-нибудь заканчивается, и жизнь в том числе. Остается лишь окончить ее так, как сам считаешь нужным.
        Силуэт человека появился справа, звякнула тетива арбалета. Но Снайпера уже не было на том месте, где он находился только что. Послав пулю в ответ, стрелок тут же ушел в перекат, понимая, что, если сейчас слева появится второй латник и пошлет болт ему в спину, он ничего не успеет сделать. А мечник, готовящийся спрыгнуть с крыши ему на спину, вообще сводит шансы на выживание к нулю. Господин Сомерт все рассчитал правильно.
        Но второй арбалетчик не появился, а сверху на покатой соломенной крыше послышалось лишь странное шуршание. Снайпер вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, готовясь пристрелить нерасторопного латника.
        Стрелять не потребовалось. Вместе с пластом слежавшейся соломы на землю рухнул мечник, из шеи которого торчала длинная охотничья стрела, - такими опытные лучники берут в лесу крупного зверя.
        Снайпер продолжал стоять на месте, готовый стрелять в любой момент. Если твоего врага кто-то убил, это не значит, что надо немедленно бежать к убийце с распростертыми объятьями. Вполне возможно, что для него ты тоже враг, которого нужно немедленно положить рядом с вон тем мертвым мечником.
        Но и сейчас стрелять не пришлось.
        Из-за соседнего дома неторопливо вышел хмурый старик с седой бородой до пояса. В руке у него был длинный лук, который, если поставить одним концом на землю, другой точно был бы вровень с макушкой лучника. Недобро посмотрев на Снайпера из-под густых бровей, дед подошел к мертвому мечнику, подобрал с земли его оружие, скривился, словно только что гусеницу пальцами раздавил, но меч не бросил. Напротив, бережно положив лук на траву, отстегнул ножны с пояса мертвеца, вложил в них меч, взял трофей в одну руку, лук - в другую и кивнул Снайперу: пошли, мол.
        Тот перечить не стал. Пошли - значит пошли, местному патриарху виднее. Авось преисполненные благодарностью жители деревни накормят, напоят и дадут отлежаться.
        Завернув за угол дома, Снайпер понял, почему не выстрелил второй арбалетчик. Та крепкая девка, которую стрелок спас от латника, как раз пыталась вытащить вилы, глубоко всаженные между шлемом и нагрудником арбалетчика, валяющегося на пропитанной кровью земле. Проходя мимо, Снайпер кивнул девке в знак благодарности. Та не ответила - то ли, занятая делом, не заметила короткого кивка, то ли не сочла нужным ответить. Ну и ладно, невелика потеря. Он помог ей, она - ему. Значит, квиты и никто никому ничего не должен.
        Между тем Снайпер с дедом подошли к тому самому деревенскому кабаку, из дверей которого с четверть часа назад вывалились вполне себе живые и здоровые латники. Сейчас же перед крыльцом питейного заведения рядком лежали четыре тела, с которых деревенские деловито стаскивали доспехи, окровавленную одежду и исподнее не первой свежести. Если более-менее состоятельные воины в этом мире порой проходят мимо тряпья покойников, то жители нищих селений такой роскоши себе позволить не могут.
        Тут же толпилось почти все население убогой деревни - дюжина мужиков, в чьи ладони и лица намертво въелась грязь, их ширококостные жены с ничего не выражающими лицами биологических машин, предназначенных для грубой работы и деторождения, немногочисленные беззубые старики, умудрившиеся в таких условиях дожить до своего возраста. Детей видно не было. Их, вероятно, заперли в домах, приказав под страхом смертной порки сидеть за печками тише воды ниже травы.
        Аборигены, толпящиеся на вытоптанном пятачке, вероятно, заменяющем здесь площадь, Снайперу совсем не понравились. Очевидно, что эти забитые, замордованные существа привыкли гнуть спину перед сильным, а слабого забивать толпой и обирать до нитки. Закон выживания, ничего не попишешь.
        Мысленно Снайпер похвалил себя, что, пока шел за бородатым лучником, успел перезарядить пистолет. Радушным приемом и земными поклонами в знак благодарности здесь и не пахло, скорее наоборот. Ну что ж, в случае наоборот он так просто не сдастся. Хотя, признаться, последний бой дался ему нелегко. Действие инъекции постепенно сходило на нет, и если эти первобытные ему не помогут, то до следующего селения он точно не дойдет.
        Снайпер смотрел на людей, люди смотрели на него. Минута молчания затягивалась. Ну что ж, пока силы есть, можно поизображать памятник самому себе. Только вот сил этих с каждым ударом сердца становится все меньше и меньше, а вместо них измученное тело, словно нижнюю часть песочных часов, постепенно заполняют усталость, боль и дурнота, вызванная ожоговыми токсинами…
        Впрочем, ждать пришлось недолго. Четверо жилистых парней приволокли трупы мечника с арбалетчиком и бросили их рядом с остальными.
        - Начальника ихнего нет нигде, - сказал, вытирая руки об рубаху, парень с бельмом на глазу. - Убег, значица.
        - Плохо, - произнес старый лучник.
        - Это все он! - раздался голос из толпы.
        Расталкивая соплеменников, вперед вылез староста деревни, которому Снайпер спас руки. Сейчас же одной из этих рук спасенный тыкал в сторону своего спасителя, брызгая слюнями на метр впереди себя:
        - Ежели бы он не появился, сборщики собрали б, что нашли, повесили кого-нить, как обычно, и ушли себе восвояси. А теперь ихний главный городскую стражу приведет, а то и самих Чистильщиков Веры. И мы все на кострах сгорим, помяните мое слово, все сгорим к кутрубам!
        - Точно… Верно… - раздалось из толпы. - Надо этого пришлого страже сдать, может, нас помилуют…
        - Может, и помилуют, - согласился старый лучник. - Может, вместо костров будете на дубах болтаться заместо желудей. А может, на колья вас рассадят, словно горшки для просушки. Милостей у нонешних Чистильщиков полны колчаны, только успевай пастями ловить.
        - А тебя, Вард, не вздернут, что ли? - вызверился староста. - Или ты заговоренный от петли или кола?
        - Не-а, меня не вздернут, - покачал головой старый лучник. - По крайней мере, не сегодня и не завтра. Я в лес уйду. Давно собирался, да все как-то повода не было. Лес добрее графьев да рыцарей, он прокормит, обогреет и защиту даст тому, кто к нему с уважением подойдет.
        - Ну-ну, - недобро хмыкнул староста. - Про лесных Хозяев Ночи забыл? Сумление есть у меня, что ты в Черном лесу протянешь более двух ночей.
        - Ну, сколь протяну, все мое, - недобро хмыкнул в бороду старик. - Внучка, ты со мной?
        Девка, та самая, с окровавленными вилами в руках и трофейным арбалетом за плечами, подошла и молча встала рядом с дедом.
        - Ну, вот и славно, - кивнул Вард. - Кто еще со мной?
        Более в небольшой толпе сельчан никто не пошевелился. Снайпер видел, что некоторые заметно колебались, но ужас перед Черным лесом был сильнее страха перед стражниками и Чистильщиками Веры.
        - Меня с собой возьмешь, дедушка? - негромко осведомился Снайпер. Уже ясно, что от местных в благодарность можно дождаться лишь почетной сдачи местным властям. А это в планы стрелка ну никак не входило.
        Дед еще раз мельком глянул на Снайпера и скривился намного сильнее, чем когда взял в руки чужой меч.
        - Взял бы я тебя - за шею да башкой об угол сарая, если б ты моей внучке не помог, - проворчал старик. - Ладно, иди, коли хочется, все равно через пару дней сам помрешь от огневки. А у меня хоть совесть спокойная будет.
        - Куда это ты собрался, соколик? - осклабился староста. Из широкого рукава его грязной куртки, звякнув, вывалилась гирька и повисла на тонкой цепочке. - Твое место не в лесу, а тута, связанным валяться в клети до прихода стражи.
        Сельчане за спиной старосты заволновались, зашептались, кто-то неуверенно шагнул к куче трофейного оружия, до поры сваленного на земле.
        - Эй, Вит, Саг, ну-ка, свяжите этого, с гнойной рожей. - Почувствовавший поддержку большинства, староста деловито шагнул вперед, недвусмысленно покручивая в воздухе кистенем. - А ты, дед, можешь идти куда собрался, только меч да самострел оставь, нам для отчетности властям пригодится.
        Расхрабрившийся староста подошел на расстояние удара кистенем. Расслабленная поза Снайпера его обманула, он подумал было, что возмутитель спокойствия примирился со своей участью, если стоит столбом, опустив плечи. Такого разок тюкнуть гирькой в лоб - самое милое дело. Несильно, чтоб не убить, а только оглушить, любой деревенский так умеет. Всего-то делов осталось, что махнуть рукой…
        Но - не получилось.
        - Ык! - сказал староста, когда носок бронированного ботинка Снайпера врезался ему в подбородок. А больше ничего и не сказал - с прокушенным до крови языком оно ой как непросто. Потом же вовсе стало не до речей, когда затылок старосты с размаху впечатался в утоптанную землю. Какие уж тут речи, когда тело валяется, словно куль с овсом, а его сознание витает где-то слишком далеко от занюханной деревеньки, притулившейся на краю болота между Черным лесом и величественным городом Стоунхенд.
        - Еще есть желающие? - поинтересовался Снайпер, доставая из безразмерного кармана своей куртки пистолет. Краем глаза он отметил, что старик неторопливо защелкнул ушко стрелы на тетиве своего лука, а его внучка уже держит в руках снаряженный арбалет.
        - Я видел, - тихо проговорил парень с бельмом на глазу. - То, что у него в руке, убило вон того воина, у которого дырка во лбу. Оно стреляет невидимыми стрелами…
        Деревенские замерли - в том числе и те, кто направлялся к куче оружия.
        - Вот и славно, - ровно сказал Снайпер. - А теперь мы возьмем все, что нужно, после чего уйдем. Тогда больше никто не пострадает от невидимых стрел.
        - И от видимых - тоже, - добавил старый Вард, недвусмысленно качнув своим луком.

* * *
        Однажды в детстве он тонул. Плавал в озере, где до этого купался десятки раз, и вдруг его потянуло на дно. Медленно так, неторопливо, деловито, как прет крестьянин за собой волокушу в лес, собравшись за хворостом. Страшно это, когда тащит тебя вниз что-то большое и черное, то, что люди называют омутом. Вроде и неодушевленное оно, но тогда казалось живым существом, обхватившим неокрепшее тело и неотвратимо тянущим в бездну.
        Сопротивлялся он тогда изо всех сил, вырываясь из цепких объятий неведомой силы. И вырвался, и до берега доплыл сам, и даже на сушу вылез, где и упал, пролежав пластом на траве до самого вечера. Дядька Стафф объяснил потом, что это подводные водовороты и течения затягивают на дно все, что попадется им по пути. Но Лис знал - дело здесь не в движении воды, что-то там еще было… Только тогда это было уже неважно. Главное - он не растерялся, вырвался и добрался до суши. Победил в схватке с неведомым, потому что не сдался…
        Сейчас было то же самое.
        Он знал - до Темного порога, за которым нет возврата, осталось всего ничего. Чернота, что была впереди, влекла его к себе, манила, обещая освобождение от всех забот и вечный покой. Мягкий, но настойчивый ветер дул в спину, подталкивая к тьме, раскинувшейся впереди от края до края. Его мягкость была обманчивой. Чуть двинешься в сторону - и порывы ветра становились жесткими и ледяными, как тот омут детства, из объятий которого, думалось, невозможно вырваться…
        Но в последний миг, когда, казалось, уже не будет возврата, он вдруг повернулся к крохотной точке света, маячившей за спиной, и рванулся всем своим существом туда, где он, в общем-то, никому не был нужен, где его никто не ждал…
        …Лис с неимоверным трудом открыл глаза. Это было больно, очень больно - поднимать вверх полусожженные веки. Несколько крохотных лепестков сажи, еще недавно бывшие чешуйками, осыпались вниз со лба дракона, лежавшего на земле. Нет, не на земле. На Черном Пятне, выжженном пламенем того, другого летающего монстра, неизвестно почему напавшего на него. Лис лежал без сознания, а его тело продолжало гореть, выжигая вокруг траву, пока огню не надоело терзать обугленную чешую и он не потух сам собой, не найдя более для себя поживы.
        Лис попытался пошевелиться - и едва снова не вырубился от жуткой, неимоверной боли, пронзившей все тело. Похоже, падение с высоты нескольких полетов стрелы не прошло даром. Скосив глаза, Лис увидел свою неестественно выгнутую лапу, безвольно лежащую на земле. Про то, что осталось от крыльев, лучше не говорить. Потому что ничего от них не осталось, кроме жалких, почерневших обрывков кожи, похожих на старые горелые тряпки, разбросанные по поляне.
        Между тем потихоньку темнело. Слева послышалось какое-то шуршание, и Лис расслабился. Слава Высшим, к его изломанному, обожженному телу подкрадывается какой-то ночной хищник. Хорошо бы, чтоб его зубам хватило мощи прогрызть горелую чешую и он сразу нашел главную артерию на шее умирающего дракона. Хуже, если начнет грызть лапы или попытается добраться до внутренностей, опасаясь огромных зубов поверженного чудовища. Тогда придется умирать долго и больно…
        - Не шевелииись, кайооо, - провыл кто-то над ухом Лиса. - Тебеее нааадо беречь сииилы…
        Мысли Лиса сейчас были похожи на волокна мяса, плавающие в растаявшем студне. Хочешь зацепить деревянной ложкой, а не выходит. Оно и понятно - когда все тело замерло в ожидании новой боли, как-то не до раздумий и воспоминаний…
        Но одно все-таки всплыло само собой - слишком уж сильно отпечаталось в мозгу это «кайооо» и голос, произносящий слова с жутким подвыванием.
        «Кутруб… Демон с кладбища… Тот, который дрался со своими… и спас меня… Что-то Лисса говорила про то, что кайо… это тот, кого видит кутруб в момент своего рождения… Типа, если новорожденный демон увидит человека… тот становится для него кем-то вроде отца… Так некоторые птенцы считают за родителя ту птицу… которую увидят впервые, вылупившись из гнезда…»
        Мысли тоже причиняли боль, от которой страшно ломило в области висков. Думать не хотелось. Хотелось просто умереть, и как можно скорее…
        - Тыыы не умрешь, кайооо, - взвыл проклятый кутруб, кривые лапы которого появились в поле зрения Лиса. - Тыыы не умрееешь сегооодняяя…
        «Чтоб ты сдох, - мысленно пожелал Лис кутрубу. - Если не сегодня - то когда?.. Неужели мне придется валяться здесь, словно мешку с навозом… пока вороны и муравьи будут растаскивать на кусочки то, что от меня осталось?»
        - Октоо знаает. - Кутруб присел на корточки, и Лис смог наконец рассмотреть жуткую морду ночного демона. Черные, жесткие волосы покрывали ее полностью, словно кабанья щетина. Из безгубой пасти торчали клыки, как верхние, так и нижние, перекрещиваясь между собой. В глубоко посаженных глазницах, словно красные угли, горели глазные яблоки, лишенные зрачков. А сверху - уши. Длинные, заостряющиеся кверху и частично прикрывающие чуть изогнутые вперед небольшие рога. Хотя нет, один рог, правый. Левый был наполовину обломан, возможно, что и в той ночной драке с главарем кутрубов за жизнь человека, которого этот странный демон называл своим кайо…
        - Октоо знает, - повторил кутруб. - Кайооо не рождееен драконом… Кайооо просто хомо, одеевший на себя крылатое теело. Пусть кайооо захоочет его сброосить… Тогда он не умрееет сегоодня…
        «Что он несет? - думал Лис, слушая нервные подвывания… как его? Окто? Вроде так. “Захочет сбросить…” Да как его сбросишь, когда оно полностью ощущается как собственное?»
        Но в то же время Лис понимал: демон, рожденный в Черном Пятне, наверняка знает об огненной магии намного больше его самого. Да и после его слов и вправду драконья плоть стала ощущаться как-то по-другому… Будто тяжелые, помятые в бою доспехи, которые и вправду если захотеть, то можно и сбросить с себя. Только если очень сильно захотеть… Очень сильно…
        Это было странно - и страшно одновременно. Внезапно Лис почувствовал, как на его спине треснула чешуя. Треснула - и начала медленно сползать вниз вместе с обугленным мясом, которое только что болело нестерпимо… и вот уже не болит почему-то. Разве что нога в области щиколотки ноет будь здоров, а в остальном вроде нормально. Только душно очень, того и гляди, задохнешься от недостатка воздуха и специфической вони, какая бывает в дешевых коптильнях.
        Лис осторожно шевельнулся… Без толку. Взрыва боли не случилось, но и давить со всех сторон не перестало. Было ощущение, словно тебя со всех сторон обложили тяжелыми, сырыми коровьими шкурами, только что снятыми с целого стада.
        - Я помогууу, кайооо! - раздалось откуда-то сверху знакомое подвывание. Потом что-то затрещало - и дышать стало немного легче.
        - Я помогууу…
        Вой стал надсадным, будто кутруб тужился изо всех сил, присев в кустиках по серьезному делу. Лис осторожно приподнял голову… и понял, что происходит.
        Только что взошедшие Сестры заливали все вокруг мертвым призрачным светом. Его было вполне достаточно, чтобы осмотреться. Лис лежал… внутри огромного драконьего тела, треснувшего посредине, словно перезрелый арбуз. А наверху, уперевшись лапами в края спекшейся чешуи, кутруб силился расширить трещину, рискуя при этом свалиться вниз прямо на Лиса.
        Такая перспектива парня не устроила, и он, изнутри цепляясь руками за ребра летающей рептилии, потихоньку вылез наружу - щели, которую Окто расширил для Лиса, вполне хватило, чтобы в нее протиснуться. После этого парень осторожно съехал на землю по чешуе, превратившейся в спекшуюся корку, и сел, прислонившись спиной к тому, что совсем недавно было его телом.
        - Уффф, - выдохнул сверху подуставший демон, после чего смачно шлепнулся рядом с Лисом, утирая вспотевшую морду мохнатой кисточкой хвоста. Надо же, оказывается, у кутрубов еще и хвост имеется, заменяющий им полотенце и носовой платок. Такого платка у Лиса отродясь не было, но он слышал, что благородные сеньоры имеют привычку сморкаться в специальные тряпицы - так же, как сделал сейчас это Окто в кисточку собственного хвоста. Трубно, смачно, душевно так. Лис аж непроизвольно отодвинулся в сторону, чтоб ненароком не попасть под веер кутрубовых соплей, - все-таки пучок волос не тряпка, может и не удержать столь обильных излияний. Отодвинулся - и зашипел от боли в ноге.
        - Кайооо нооогу подвернууул. - Окто опечалился настолько, что забыл про свой хвост и быстро, словно ночная тень, перетек из положения сидя в позу на корточках. Миг - и Лису показалась, что его стопу зажали в тиски. Парень даже открыл рот, собираясь возмутиться по поводу такого фамильярного обращения… но не успел. Демон дернул ногу так, словно собирался ее оторвать.
        Лис от неожиданности довольно чувствительно приложился затылком об спекшуюся драконью чешую. То, что раньше было эластичной броней, способной с легким, приятным шуршанием гнуться в любых направлениях, теперь стало по твердости похоже на древесину горелого дуба. В результате парень нехило долбанулся головушкой, аж загудело в ней, как в колоколе, по которому служитель Высших молотит билом по великим праздникам.
        - Твою мать… - простонал Лис.
        - У кутруба нет материии, - грустно простонал Окто, с неохотой отпуская ногу. - Только кайооо.
        - Это типа отца? - настороженно переспросил Лис, на всякий случай немного отодвигаясь в сторону.
        - Да, - кивнул демон. - Этооо и есть отеец в понимании хомо.
        - Ну, слава Высшим, - облегченно выдохнул Лис.
        - Но только если кайооо признает кутруба своим сыном, - добавил Окто, пытливо уставившись на парня своими красными глазками.
        «А ведь не признаешь, может и сожрать», - промелькнуло в голове Лиса. Поэтому он кивнул с важностью жреца Посвященных.
        - Да будет так, сын мой.
        - Благодарюю тебя, кайооо! - радостно взвыл кутруб. - Тепеерь я бууду рядом с тобоой всегдаа!
        «Вот этого точно не надо», - мысленно поморщился парень. Мало ли какие у человека могут быть дела, не требующие присутствия рядом жуткого волосатого демона. А вслух мягко произнес:
        - Конечно, всегда. Кроме тех случаев, когда мне нужно будет послать тебя по неотложным делам.
        Почуяв подвох, кутруб насторожился.
        - По какииим делам, мой кайооо?
        Лис подтянул к себе поврежденную ногу, ощупал голеностопный сустав, попробовал приподняться. Спасибо демону, вывих он вправил. Ходить можно, но только осторожно, небыстро и прихрамывая.
        - Ну, например, я жрать хочу, - сказал Лис. - И пить. А охотиться, думаю, пару дней не смогу. Намек понял?
        - Пооонял, - кивнул кутруб. - Октооо будет два дня грустиить рядом со своим кайооо.
        Лис внимательно посмотрел на демона. Придуривается он или как? Да нет, непохоже. Смотрит преданными глазками, похоже, и вправду собрался дежурить рядышком, оплакивая вывихнутую ногу.
        - А поймать какую-нибудь птицу или зверюшку ты способен? - поинтересовался Лис. - И что нужно для того, чтобы ты нашел родник и принес немного воды?
        На лице демона отразилась искренняя радость - ровно настолько, насколько она может отразиться на жуткой, волосатой, клыкастой морде.
        - Кайооо хоочет водыы и мяса? - догадался кутруб. - Почемууу же он рааньше не приказаал?
        «Ну вот, так всегда и оказывается, что не собеседник дебил, а ты сам дурак», - с легкой досадой подумал Лис. Еще дядька Стафф говорил, что солдатам, подчиненным и родственникам нужны прямые приказы, намеков они не понимают. И хотя старик не был сотником в отставке и никогда не имел ни рабов, ни прямой родни, тему он откуда-то знал крепко.
        - Тогда приказываю, сын мой, - устало сказал Лис с интонациями умудренного жизнью папаши, выговаривающего туповатому отпрыску. - Принеси мне пожрать и попить. И себя не забудь - тебе тоже чем-то питаться надо.
        - Слууушаюсь и повинуууюсь, мой кайооо! - радостно провыл кутруб, бросаясь в сторону недалекого леса. Только его и видели.
        «Вот и славно», - подумал Лис, поудобнее пристраиваясь к еще теплым останкам собственной плоти. Только сейчас он почувствовал, насколько устал. «Хорошо, что жар от драконьего огня держится так долго в теле сожженных…»
        Парень хотел было подумать о чем-то еще, но усталость - суровый привратник, безжалостно захлопывающий двери сознания перед мыслями, чувствами, желаниями, назойливо пытающимися помешать человеку отдохнуть. Вот и сейчас Лис почувствовал, как его неумолимо тянет в черный омут, - но сейчас у него не было ни сил, ни желания сопротивляться…

* * *
        - Сколько у тебя осталось невидимых стрел?
        - Восемь.
        - А как потом обороняться думаешь?
        - До «потом», отец, еще дожить надо, - еле слышно произнес Снайпер.
        - Это точно, - кивнул старик, не сбавляя скорости. Шел он легко и быстро, по одной ему видимой тропке меж вековых деревьев, своими ветвями дававшими такую тень, что даже самый яркий день в этой чаще казался густыми сумерками…
        Внучка старого Варда шла следом за Снайпером, так старик распорядился. Может, опасался, что стрелок свалится, сраженный ожоговой заразой, а может, просто по привычке поставил замыкающим группы наиболее опытного и надежного. Второе вероятнее, так как вряд ли ему так уж нужен был в небольшом отряде боец, который, как он сам сказал, вряд ли протянет больше двух дней. Хотя нет, пока что, наверно, нужен был, так как, несмотря на печальное состояние Снайпера, дед взвалил на него наибольшую часть весьма нелегкой поклажи.
        Впечатленные тем, как Снайпер расправился с латниками и старостой, сельчане не рискнули возражать, когда старый Вард реквизировал в свою пользу:
        - крупы и вяленого мяса, достаточного для того, чтобы прокормить трех человек в течение полумесяца,
        - четыре армейские фляги - три с водой, одна с каким-то крепчайшим пойлом,
        - полную броню латника, включая меч,
        - один арбалет и все болты, которые были при себе у воинов господина Сомерта, а также все деньги, какие нашлись у убитых, - три серебряные монеты и двенадцать медных.
        По поводу последнего сельчане попытались вяло возбухнуть, но старик резонно заметил, что кто победил - того и трофеи, пусть скажут спасибо, что почти все латы и оружие побежденных им оставляют. Поскольку староста все еще валялся в отключке после удара Снайпера, бунт был подавлен в зародыше, особенно после того, как старик описал в воздухе мечом эффектную восьмерку.
        «Дедок-то, не иначе, из бывших военных», - отметил про себя Снайпер. Сам бы он не взялся вот так с ходу повторить стариковский финт, и дело даже не в том, что мир предательски покачивался перед глазами, земля норовила уйти из-под ног, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. Просто в любом военном деле нужна тренировка, без которой лучше не браться за незнакомое оружие. Одно дело, скажем, лагерный нож или мачете, и совсем другое - прямой полутораручный меч, тяжелый и неудобный. Впрочем, для новичка и СВД кажется жуткой штуковиной - громоздкой, массивной, плюс отдача в плечо шибает только держись. А попривыкнешь, освоишься - и ничего. Оказывается, что винтовка эта более чем достойное оружие, ни на какую супернавороченную западную не променяешь…
        Задумавшись, Снайпер споткнулся о торчащий корень и чуть не воткнулся деду в поясницу острым краем шлема - трофейную снарягу старик велел надеть на себя. И поделом - напросился в отряд, значит, слушайся старшего.
        - Аккуратнее, - шикнул на него Вард. - Тебе только не хватало сейчас мордой об дерево приложиться. Морда-то хрен с ней, а вот дерево от твоих гнойных выделений заболеть может.
        «Друид хренов, - зло подумал Снайпер. - Ему, видишь ли, дерево важнее живого человека».
        Не исключено, что на это старик и рассчитывал. Злость придала сил, и Снайперу их хватило на то, чтобы, стиснув зубы, преодолеть еще с полкилометра по лесу, который с каждым шагом становился все мрачнее и гуще.
        Наконец, когда стрелку стало абсолютно все равно, куда он идет и зачем, потому что в кромешной тьме все равно не видать ни кутруба, чаща неожиданно расступилась, и путники оказались на довольно большой поляне. Правда, здесь было лишь немногим светлее, чем в лесу, - ветви гигантских деревьев образовывали над свободным от них участком темно-зеленый шатер, практически непроницаемый для солнечных лучей.
        А в центре поляны стоял громадный дом, сложенный из толстых, потемневших от старости бревен. Видно было, что неведомые строители заботились прежде всего о безопасности тех, кому пришлось бы в этом доме обороняться. Узкие окна, больше похожие на бойницы, плоская крыша с тыном, из-за которого очень удобно держать под обстрелом прилегающую территорию, сухой ров вокруг деревянной крепости, по краю которого густо натыканы острые колья разной длины, - причем, судя по всему, заточенные относительно недавно.
        Как ни было Снайперу погано, но он нашел в себе силы искренне удивиться:
        - Откуда такое?
        - Демон его знает, - пожал плечами старик. - В лесу стояло, словно меня дожидалось. Нашел осенью этот домишко, немного до ума довел. Все собирался бросить деревню к кутрубам и переехать, да как-то повода не было.
        Ко рву вела хитрая тропка, петляющая между кольями. Если не знать, куда идти, через пару шагов однозначно не уследишь и напорешься на острую деревяшку, как оказалось при ближайшем рассмотрении, смазанную какой-то вонючей гадостью.
        Подойдя к краю рва, Вард взялся за один из кольев и с силой навалился на него всем весом. На той стороне заскрипел невидимый механизм, и узкий, но толстый стальной мост, очень напоминающий длинный меч, выехав прямо из-под дома, воткнулся в землю под ногами путников.
        «Толково, - отметил про себя Снайпер, - но сложно. Проще было обычный подъемный мост замутить. Хотя, если старик говорит, что это не он строил, спасибо тем, кто продумал такую хитрую машину. Если не знать, что она есть, нипочем не догадаешься, как перебраться на ту сторону».
        Думать и анализировать было трудно - мешала тошнота, накатывающая волнами, и туман перед глазами, сгущающийся с каждой минутой. Но еще трудней оказалось решиться в таком состоянии ступить на мост, ширина которого не превышала тридцати сантиметров. Тем более что дно рва, словно медвежья яма-ловушка, было сплошь утыкано острыми кольями.
        - Не дрейфь, воин, - подбодрил стрелка Вард. - Берись за мой пояс и пошли. Ксилия сзади тебя поддержит.
        «Значит, внучку старого проходимца зовут Ксилия, - отметил про себя Снайпер. - Что ж, красивое имя. В отличие от его обладательницы».
        Поганое это ощущение, когда здоровый мужик вынужден тащиться за стариком, словно слепой инвалид, ощущая при этом, как сзади тебя поддерживает девка. Сразу самоуважение ниже плинтуса и все остальные понты бывалого вояки там же. Но если не удержишься и вниз рухнешь, то тем более неудобно перед людьми, которые тебе помочь желали, - они ж тоже вместе с тобой на кольях окажутся. Очень стыдно будет им в глаза смотреть, подыхая во рву.
        Впрочем, смотреть уже сейчас не особо получается - гной из трещин на лбу глаза заливает плюс мутная пелена с кровавыми кругами перед мордой колышется, сквозь которую уже еле виден дом-крепость. Поэтому, даже если и случится оказия, так и быть, перетерпим муки совести.
        Но старик уверенно тянул вперед, словно пароход, прущий за собой неповоротливую баржу. Плюс сзади Ксилия уверенно подталкивала то слева, то справа, следя, чтобы Снайпер не особо кренился в сторону. Так что переправа по плоскости мечеподобного моста прошла удачно.
        - А ты думал, навернемся? - хмыкнул старик, оказавшись на противоположной стороне рва. - Нет уж, не надейся. Я своего раба и свои трофеи по-любому домой доставлю.
        «Раба?.. - отравленной крысой прошуршала в голове вялая мысль. - Он сказал - раба?»
        Похоже, он сказал это вслух, так как дед немедленно задрал кверху седые брови.
        - А ты как думал? - удивленно поинтересовался он. - Нет, Ксилия, ты посмотри - похоже, этот смерд решил, что он свободный человек. Бывает же!
        - Неслыханно.
        Первое слово, которое Снайпер услышал от Ксилии, было произнесено густым басом, похожим на рокот боевой трубы.
        «Раб… Да хоть ассенизатор… По фигу…» - подумал Снайпер.
        Сейчас ему было абсолютно все равно, кем его считает эта парочка и весь мир в целом. Потому что человеку, вплотную подошедшему к Темному порогу, глубоко наплевать, что думают о нем живые.

* * *
        Одна часть лица женщины была мертвой. Пергаментная, высохшая, местами осыпавшаяся кожа трупа обтягивала правую сторону лица. Под остатками губы виднелись черные зубы с волокнами мяса, застрявшими между ними. Слева лицо было тоже мертвым, правда, немного получше сохранившимся. Бледная кожа с трупными пятнами на щеке, по краям половинки нижней губы запеклась кровь… Жуткая маска, от вида которой кровь стынет в жилах…
        Труп медленно приближался, сжимая в костлявых пальцах рукоять зазубренного ржавого меча, и не было сил не то что бежать, но даже пошевелиться. Взгляд абсолютно белых глаз чудовища приковывал к месту не хуже стальных кандалов. Лис изо всех сил старался отвести глаза в сторону, но у него ничего не получалось. Казалось, он превратился в статую. Живую статую, с ужасом ждущую неминуемой гибели.
        - Ты будешь умирать очень медленно, хомо, - прошептал труп, растягивая остатки губ в жутком оскале. - Ты будешь молить о смерти, как о великом счастье. Днями, неделями, месяцами…
        - Хелла, назад!!!
        Крик резанул по ушам, невидимые оковы спали. Лис дернулся всем телом… и проснулся.
        Сон… Это был всего лишь сон, но явь немногим отличалась от только что увиденного кошмара.
        В двух шагах от него стояла девушка с фигурой, достойной богини. Часть ее лица скрывала маска, мало отличимая от обычной человеческой кожи. Но та половина лица, что не была скрыта под ней, могла привести в трепет даже самого отъявленного храбреца. Ненависть исказила ее до неузнаваемости, превратив в нечто среднее между лицом человека и волка, готового броситься на свою жертву. Кожа, не скрытая под маской, пошла складками, из-под дрожащих половинок губ, изуродованных оскалом, показались кончики клыков. Зрачки расширились настолько, что белков уже не было видно, и Лис почувствовал, что его вновь охватывает оцепенение, но на этот раз уже вполне реальное…
        - Нет, Хелла! Он нужен мне живым!!!
        К девушке, прикрываясь щитом, подбежал высокий мужчина в дорогих чешуйчатых доспехах и шлеме с поднятым забралом. Полуростовой щит, который он держал перед собой, переливался, словно был заполнен текучей жидкостью.
        Стальной нагрудник мужчины украшала знакомая эмблема - фонарь, пробитый стрелой.
        - Я и не собиралась убивать его, Никс, - с трудом проговорила девушка. Часть ее лица, изуродованная трансформацией, постепенно разглаживалась.
        - Я и не собиралась убивать его, - повторила она, справившись с собой и улыбнувшись остатками губ. - Он тоже нужен мне живым. Надеюсь, после того как ты узнаешь от него все, что хотел, ты отдашь его мне.
        - Конечно, - кивнул Никс, отводя глаза в сторону, и Лис с удивлением отметил, что могущественный маг воды, которого он видел на казни, похоже, сам побаивается эту девушку. - Эй, стража! Взять этого ублюдка. А вам, Хелла, лучше отойти в сторону, пока он не пришел в себя и не плюнул огнем.
        - Не беспокойтесь, Никс, - криво улыбнулась девушка. - На этот раз я подготовилась, и в случае чего Проклятый умрет раньше, чем вторая половина моего тела превратится в кусок обугленного мяса…
        Со всех сторон к Лису приближались воины, прибежавшие на зов колдуна. Их стальные доспехи прикрывали накидки, наспех сшитые из свежесодранных коровьих шкур. Зачем - понятно. Если Проклятый плюнет огнем, сырая шкура предохранит воина от смертельных ожогов. Щиты латников тоже были обтянуты шкурами. Понятное дело, обычным солдатам никто не будет накладывать на снаряжение дорогостоящие заклинания воды.
        Лис усмехнулся. Полсотни воинов на одного него - это серьезно. Боятся его в Стоунхенде, если отрядили эдакий эскорт. Вернее, не на него, а дракона, в которого он может превратиться в любой момент.
        Самое время попробовать…
        Лис представил, как огненные ленты выходят из его тела, стягивая плоть со скелетов тех, кто сейчас окружал его. Представил ярко, изо всех сил напрягая воображение, даже глаза снова закрыл от усердия…
        - Зря стараешься, побратим дракона, - жестко произнесла Хелла, и не подумавшая последовать совету мага воды. - Твой дар умер вместе с тем, кто тебе его преподнес. Сегодня у города Стоунхенд будет большой праздник - над его воротами, помимо слегка подгнившей головы самки дракона, прибавятся еще две свежие драконьи башки. Но не надейся, что твоя голова появится там же в ближайшее время. Это случится очень нескоро, и вряд ли кто узнает тебя в том изуродованном куске мяса, который от нее останется…
        Поняв, что с трансформацией ничего не выйдет, Лис напрягся и плюнул огнем… Вернее, он очень постарался это сделать… Однако ничего, кроме обычной слюны, не вылетело из его рта. И даже этот плевок не достиг цели - слишком мало сил осталось у парня после тяжелого боя с черным драконом.
        Хелла засмеялась. И этот жуткий демонический смех был намного страшнее ее обещаний о нечеловеческих муках, ждущих Лиса впереди…

* * *
        Он очнулся от боли. Лицо горело так, словно на него выплеснули кружку бензина, а потом подожгли. Реакция была естественной: сбить огонь. Руки метнулись вверх… но безуспешно. Понятно… Он связан и его пытают, сдирая кожу по живому. Интересно, какого хрена им от него надо? Или неведомые мучители просто так развлекаются от безделья?
        - Не дергайся, - прозвучал густой, насыщенный голос. Если б не слышал его раньше, подумал бы, что это говорит умудренный жизнью сержант-ветеран, привыкший к повиновению личного состава с полуслова.
        Во мраке послышался удар кремня о сталь, посыпались искры, от которых мгновенно воспламенился подставленный трут. Через несколько мгновений в железной печке-буржуйке уже бился огонь, а на столе, разгоняя мрак, горели три свечи в изящном подсвечнике.
        Боль, разлитая по лицу, была весьма чувствительной, но терпимой. Усилием воли Снайпер заставил себя не обращать на нее внимания, после чего, когда глаза немного привыкли к свету, осмотрелся более детально.
        Помещение площадью метров двадцать. Деревянные стены, деревянная мебель, если можно назвать таковой грубо сколоченный стол, два стула и длинную, широкую лавку, к которой, собственно, Снайпер и был накрепко примотан веревками. В помещении присутствует знакомая деваха, деловито растирая пестиком в металлической плошке что-то на редкость вонючее.
        - Не дергайся, - повторила она. - Сейчас с морды старую мазь сниму, потом новую наложу. Будешь трепыхаться - вырублю. Очнешься - покормлю. Все понял?
        - Понял, - ровно ответил Снайпер.
        А чего ж тут не понять? По всему видно, девушка спокойная, уравновешенная, слов на ветер не бросает. И поневоле, глядя на нее, веришь - такая вырубит запросто, причем с одного удара. После чего, закончив с лечением, так же невозмутимо реанимирует и накормит, наверняка сытно и вкусно. Н-да, типаж редкий, но тем не менее порой встречающийся и в родном мире Снайпера. Причем рядом с такими девками бывают обычно забитые, тихие алкоголики. Потому что нормальные мужики бегут от подобного сервиса быстрее ветра.
        Слегка присохшую мазь девка сняла с лица Снайпера не сказать, что безболезненно, зато весьма быстро. Пока она работала, Снайпер все пытался вспомнить, как ее зовут. Кси… Ксю… Вот ведь, никогда на память не жаловался, а тут словно отрубило. Хотя немудрено в таком-то состоянии. Ладно, как бы ее ни звали, Ксю будет в самый раз. У каждого настоящего воина должен быть свой позывной. Для этого убийцы в юбке короткое и звучное «Ксю» - самое то.
        Закончив со снятием мази, Ксю наложила новую - хоть и с тошнотворным запахом, но прохладную, освежающую, от которой сразу стало легче. Более того: Снайпер ощутил, что к вони, издаваемой лекарственным средством, больше не примешивается характерный запах гниения плоти, преследующий его в последние дни. Это что ж, получается, ожоговый сепсис ликвидирован? Так сколько ж дней он тут провалялся?
        Интересующий вопрос Снайпер озвучил осторожно, серьезно опасаясь, что излишнюю говорливость деваха может расценить как трепыхание. Но нет, обошлось.
        - Сутки, - коротко ответила она, ставя на разогревшуюся буржуйку плошку, в которую вылила содержимое объемистой фляги.
        - И ты за сутки…
        Договорить Снайпер не успел - дверь заскрипела и в помещение вошел знакомый старикан с коротким, запоминающимся именем Вард.
        - Ага, - сказал дед, прикрывая дверь. - За сутки Ксилия у тебя с лица болезнь сдула. Хоть и слабый она маг воздуха, но тут постаралась. Признаться, я ее отговаривал - ну, донес больной мул груз до дома, так и кутруб с ним, пусть помирает. Но нет, взялась выхаживать. И сейчас вот от усталости на ногах еле стоит, стебелек мой, а все равно - перевязывает, кормит.
        «Угу, - подумал Снайпер, невольно ловя ноздрями запах разогревающегося супа. - Этот стебелек трактором не выкорчевать. Но все равно спасибо девке. И деду спасибо, что не пристрелил, как во мне надобность отпала. Но мула я ему припомню».
        - За спасение моей дочки мы с тобой дважды рассчитались, - продолжил Вард. - Так что ты нам одну жизнь должен. Пока я не сочту, что ты рассчитался с долгом, походишь в рабах за кормежку и защиту. Если согласен, поклянись в верности, и я тебя развяжу.
        Снайпер скрипнул зубами. Что, у него на обожженной морде написан моральный кодекс, который он принял для себя и которому следует всю жизнь? Получается, что старый хрен просчитал потенциального раба и сейчас вяжет Снайпера его же собственной веревкой…
        - А если не поклянусь? - поинтересовался Снайпер.
        - Тогда иди, соколик, куда вздумается и в чем пришел, - ухмыльнулся в бороду старик. - Если, конечно, найдешь дорогу из Черного леса. И если у тебя есть куда идти.
        Снайпер призадумался.
        Нет, не восстановить в памяти извилистой тропки, по которой он шел в полубессознательном состоянии. Но даже если выйдет, то дальше-то куда в окровавленной, драной, приметной одежде и с мордой, похожей на шмат освежеванного мяса? Правильно, до одного из многочисленных патрулей, которые сейчас наверняка ищут пришлого стрелка, завалившего целый отряд латников.
        И хоть решительно не нравился Снайперу его новый статус раба, тем не менее он нашел в себе силы процедить сквозь зубы:
        - Черт с тобой, клянусь.
        - Не знаю, кто такой чьорт, - с трудом выговорил Вард незнакомое слово, - но думаю, что-то вроде нашего кутруба. Некоторые говорят, что я с ними знаюсь, но то от небольшого ума. А что согласился - это правильно. Потому что вряд ли ты сейчас даже по мосту надо рвом пройдешь, а доставать оттуда труп мне ой как лениво. Развяжи нашего нового раба, внучка, и дай ему поесть. Если не будет тебя слушаться, ты знаешь, что делать.
        - Знаю, дедушка, - спокойно произнесла Ксилия, подходя к связанному Снайперу. Два движения - и хитрые узлы распущены, а девка уже сматывает веревку. Это только в плохих фильмах герои эффектно режут ножами путы, которыми только что связали опасного злодея. В жизни любой нормальный воин бережет хороший материал для вязки вражьей силы.
        - И как звать тебя, раб? - поинтересовался вредный дед, делая ударение на последнее слово.
        - Снар, - ответил Снайпер, стараясь дышать спокойно. Так, сейчас никому лицо бить не надо, пусть развлекаются. Сперва надо окончательно вылечиться, набраться сил, а потом можно будет принимать скоропалительные решения.
        - Хорошо, раб, пусть будет Снар, - кивнул Вард. - А теперь вставай и пошли на подворье. Будет для тебя дело.
        Снайпер не стал спорить и с трудом поднялся с лавки. Все тело, измученное токсинами, ныло и болело. Но слушалось, а это главное. Рука сама потянулась к лицу…
        - Морду не трожь!
        Смотанная веревка свистнула в воздухе, но Снайпер успел отдернуть руку от лица, и удар Ксилии пропал впустую. Старик, отметив реакцию раба, одобрительно кивнул, но ничего не сказал. Лишь махнул рукой - идем, мол, и, повернувшись спиной к Снайперу, вышел за дверь.
        «Интересно, чем тут развлекают рабов? - думал Снайпер, идя следом за Вардом. - Дрова колоть? Воду носить? Дерьмо разгребать?»
        Оказалось, не угадал ни разу.
        Подворье лесного дома оказалось обширным. Сараи, клети, внушительная поленница дров возле высокого забора из заостренных кольев, больше похожего на тын небольшой крепости. Тем не менее свободного места было много. Хочешь, лошадку выгуливай, хочешь, в стрельбе тренируйся, благо к дальней части забора прислонены три щита, плетенных из лозы. К ним были прикреплены куски кожи с нарисованными на них мишенями, состоящими из пяти кругов.
        - Я видел, как ты стрелял из-за кустов невидимыми стрелами, - сказал старик, снимая с плеча свой длинный лук. - Мягко говоря, хреново стрелял. Ты ж тому придурку в голову целил, верно?
        - Верно, - согласился Снайпер, удивляясь, каким это образом старый хрыч вычислил в густых кустах человека, да еще и определил, куда тот собрался стрелять из небольшого пистолета.
        Заметив недоумение в глазах раба, Вард ухмыльнулся.
        - Не удивляйся, - сказал он. - Я у отца нынешнего графа лесничим был всю жизнь, пока тот не умер. Лучше меня никто в Стоунхенде до сих пор не умеет читать следы, стрелять из лука и различать в зарослях то, что обычный человек не отличит от тени на листве. Но сынок старого графа решил, что я состарился, и после смерти отца сразу же отправил меня в эту чертову деревню, выделив убогий домишко и сущие гроши на содержание. Типа, плата за многолетнюю верную службу. В гробу я видел такую благодарность.
        Старик смачно плюнул на землю. Теперь настала очередь ухмыльнуться Снайперу, хотя пока что это было очень больно.
        - Зато теперь ты знатный помещик и рабовладелец.
        Вард нахмурился.
        - Ты не зубоскаль, а слушай, что говорить буду. И смотри.
        С этими словами дед выдернул из колчана стрелу, натянул тетиву и, почти не целясь, выстрелил.
        До Снайпера донесся звук удара. Пробив толстую кожу и щит, стрела вонзилась в забор. Судя по звуку удара, вошла она глубоко, и вытащить ее из дерева будет непросто.
        - Сильно, - признал Снайпер. - В самое яблочко.
        - Из лука стрелял когда-нибудь? - поинтересовался старик, проигнорировав замечание раба.
        Снайпер покачал головой.
        - Понятно, - с досадой сказал Вард. - Значит, и учить бесполезно. Нормального лучника лет десять готовить нужно, причем желательно с детства. А из арбалета?
        Снайпер качнул головой вторично.
        - Твою мать! - ругнулся старик. - Так какого ты вообще полез в эту заварушку со своими невидимыми стрелами? А на мечах приходилось?
        - На прямых, как у тех латников, - нет, - ответил Снайпер. - Тесаком или чем-то типа сабли могу поработать. Или ножом.
        - Ножом любая баба сможет, - махнул рукой Вард. - Что свинью резать, что человека - наука одинаковая.
        И заорал:
        - Эй, Ксилия! Принеси-ка арбалет. Посмотрим, может, этот раб все-таки на что-то сгодится, кроме как поклажу таскать да дрова колоть.
        - Да, дедушка, несу, - донеслось из дома.
        «Ишь, какая послушная, - мстительно подумал Снайпер. - Небось, старый хрыч, когда был помоложе, ремня из рук не выпускал. Вот она с ним и шелковая».
        Дед взвесил в руках принесенный арбалет и скривился, словно случайно муху на лету пастью словил.
        - Штатное оружие стражи, дешевая поделка. Однако с десяти шагов прошивает насквозь воина в тяжелом доспехе, если попасть в сочленение лат. И, что ценно, отбрасывает его при этом назад. Тетива натягивается так. Ставишь ногу вот в это стремя, накидываешь крюк, который к поясу крепится, потом разгибаешь спину. В отличие от лука неудобно, долго, и спина у пеших арбалетчиков к сорока годам сажается напрочь. Но зато учиться долго не надо. Прицелился, нажал на скобу - вот и вся наука. Ясно?
        - Вроде да.
        - На, для начала попробуй тетиву натянуть.
        Понятно. Скидок на постболезненное состояние не будет. Впрочем, Снайпер их и не ждал. Взял специальный крюк у деда, прицепил его к поясу, накинул на тетиву, с усилием разогнулся, при этом спружинив ногами, чтобы нагрузка легла не целиком на поясницу, но распределилась в основном по ногам. Внизу что-то клацнуло, после чего натяжение ослабло - тетива попала на защелку.
        Старик внимательно посмотрел на Снайпера.
        - Ловко, - сказал он. - Говори - приходилось раньше тетиву натягивать?
        - Не-а, - мотнул головой Снайпер. - По молодости штангу таскал. В становой тяге до ста тридцати дошел без анаболиков.
        Вард почесал в затылке.
        - Ни кутруба не понял, - признался он. - Ну и ладно, не особо оно мне надо. Короче, смотри.
        Дед забрал у Снайпера арбалет, вложил в желоб короткую стальную стрелку и нажал на рычаг, находящийся внизу ложа. Тетива мощно хлопнула, на другом конце подворья дернулась кожаная мишень. Вард прищурил глаза и ругнулся.
        - Твою мать! Руки б оторвать по самые ноги тем, кто делает такое оружие. За сто шагов хрен из него куда попадешь.
        - По-моему, неплохо, - возразил Снайпер. - В четвертый круг как в копеечку.
        - Издеваешься? - вскинулся Вард. - Попробуй сам попади хоть куда-нибудь из этой кривой палки!
        Снайпер принял протянутый арбалет, приложил к плечу…
        - Я попаду из него в яблочко, - спокойно сказал он.
        - Ты?!
        Дед аж подскочил от возмущения.
        - Отсюда?!
        - Отсюда.
        - Хорошо, - мстительно процедил сквозь зубы старик. - Если ты попадаешь в центр мишени с первого выстрела, ты больше не раб. Но если промахнешься, то будешь вкалывать на меня, пока не помрешь. И никаких попыток сбежать или прирезать меня во сне. По рукам?
        Снайпер вздохнул.
        - Эх, сколько полезных идей ты сейчас мне накидал, Вард, я б сам точно не додумался. Но уговор есть уговор. По рукам.
        Две ладони встретились с хлопком, похожим на звук спущенной тетивы арбалета. А потом Снайпер снова натянул тетиву. На этот раз все пошло хуже - его ощутимо качнуло вперед и стрелок чуть не упал. Организм настоятельно требовал отдыха, а не интенсивных физических упражнений. Но старик был настроен решительно.
        - Ну, посмотрим, на что ты способен, Снар, - ухмыльнулся он, протягивая короткую стальную стрелку.
        Снайпер взял протянутое, но вкладывать болт в арбалет не торопился, а приложил его снова к плечу, на этот раз более внимательно исследуя оружие.
        Так. Старик целился правильно, это очевидно. Даже ветер учел, на таком расстоянии для стальной стрелки это существенно. Но его болт ушел вправо. И при внимательном анализе стало понятно почему. Столяр, что протачивал желоб в ложе, работал плохо заточенной стамеской, вследствие чего образовался едва заметный перекос. Мелочь, на которую приемщик не обратит внимания. Да и тот стражник, которому выдадут это оружие, не почешется. Ему ж не по воробьям стрелять влет, а по ростовым фигурам в черте города, то есть с очень небольшого расстояния. Или со стен, если город осадят. Но там, скорее, эффект залпового огня важен, а не снайперская точность…
        Снайпер выдернул из ворота своей выношенной куртки нитку, подбросил ее, проследил полет. Так, ветер справа. Слабый, но есть. Плюс поправка на дефект арбалета…
        Стрелок расставил ноги, полностью скопировав позу Варда при стрельбе, медленно поднял арбалет, медленно вдохнул - и на середине выдоха нажал на спуск.
        - Горный тролль тебя побери! - восхищенно произнес старик.
        Болт Снайпера расколол стрелу Варда и глубоко ушел в бревно деревянного тына.
        - Эх, не был никогда рабовладельцем, так, значит, и не буду, - махнул рукой старик, при этом в его голосе не слышалось сожаления. - Но как ты это сделал, кутрубов сын?
        Снайпер опустил арбалет, оперся на него, как на трость, и объяснил, очень стараясь при этом не потерять равновесие.
        - Понятно, - кивнул дед, почесав в затылке. - Ладно, иди в дом. Судя по запаху, Ксилия уже обед тебе разогрела. Отъедайся, отсыпайся, набирайся сил - думаю, скоро они тебе понадобятся.

* * *
        Пытки бывают разные. Говорят, Чистильщики Веры весьма искусны в этом деле. Могут, например, загнать под ногти сырые древесные щепки и в течение дня неторопливо вбивать их молотком все глубже и глубже, по очереди на каждом пальце. Или специальным крюком медленно выдирать из тела привязанного человека куски мяса, ребра и жилы. Как вариант, могут в тиски голову зажать и сдавливать ее, пока несчастный не скажет того, что ждут от него палачи, или покуда у него из ушей мозг не польется.
        Все эти жуткие рассказы Лис вспоминал, равномерно тычась носом в вонючий конский потник. Двое латников, связав пленника, просто перекинули его через седло заводной лошади, и отряд не спеша тронулся в обратный путь.
        В начале пути Лис прислушивался к разговорам стражников, из обрывков которых понял следующее.
        Доблестный маг воды Никс еще до своего назначения на пост Великого Чистильщика где-то раздобыл колдовское оружие, называемое Драконорубом, после чего смог выследить и убить самку дракона. Правда, потом едва спасся - разъяренный самец догнал отряд и уничтожил почти половину рыцарей вместе с какой-то захолустной деревенькой, случайно попавшей под струю всепожирающего огня. Он бы и вторую половину уничтожил, несмотря на то что у него явно закончилась огненная смесь. Когтями бы порвал как пить дать, но Никс сумел отогнать чудовище своим невиданным оружием.
        После этого Никс поклялся уничтожить всех драконов в округе и рьяно взялся за дело. Правда, ему не везло. Поисковые отряды гильдии Воинов Ночи облазили все Клыки Дракона, но толку не было. Драконы имеют обыкновение хорошо прятать свои гнезда и дополнительно защищать их мощными заклинаниями невидимости, доступными только им. Один хороший разведчик сорвался в пропасть, второй наступил на змею и, укушенный, умер в страшных мучениях. Еще двое пропали без вести. Вечером сидели у общего костра, а поутру их недосчитались. И следов никаких. То ли сами отошли по нужде и заплутали во тьме (что маловероятно), то ли обнаглевшие тролли или горные волки придушили спящих и утащили в свои логова (что гораздо более правдоподобно).
        А возле старых Ворот Ветра вообще нашли целый отряд Воинов Ночи, которых кто-то перерезал, словно беспомощных поросят. И так как эти воины были одними из лучших, понятно, что дело не обошлось без мощной магии.
        Тогдашний мессир, не привыкший терять людей попусту, приказал свернуть поиски - правда, почти сразу после этого утратил свою власть и громкий титул, став частью нарождающегося дракона.
        Унаследовав и то и другое, Никс хотел было возобновить поиски уже двух драконов, причинивших кучу проблем графству в целом и гильдии Воинов Ночи в частности.
        Но ему повезло.
        В новую резиденцию нового мессира заявилась девица, жутковатая с виду. Никс и раньше изредка пользовался услугами одного из кланов горных волков, обосновавшихся в городе. За неофициальное разрешение жрать до полудюжины низкородных горожан в период от Однолуния до Однолуния, волки в человеческом облике оказывали колдуну разные услуги, также неофициального характера.
        На этот раз девица тоже оказалась полезной, выдав Великому Чистильщику секрет расположения драконьего гнезда. Никс моментально собрал отряд из самых преданных воинов и отправился к Клыкам Дракона. Таинственный Драконоруб везли в крытом возке четыре мощных, низкорослых коняги, привычных к горным дорогам. Несмотря на это, порой воз застревал намертво. Тогда воинам приходилось слезать с лошадей и демонстрировать свою недюжинную силу, приобретенную в постоянных тренировках, - правда, демонстрировать не по назначению. А именно, толкать воз, словно простым мужикам. Но латники, впечатленные мощью Драконоруба, не роптали, а терпеливо и методично перли магическое оружие в горы наравне с тягловыми конями.
        Волчица не обманула. Гнездо было найдено, дракон серьезно ранен. Его потомство, несмотря на нежный возраст, оказалось довольно агрессивным, так что в плен захватить удалось лишь одного дракончика, остальных пришлось перебить.
        Окрыленные успехом, латники разбили лагерь неподалеку, намереваясь как следует отдохнуть, а после отправиться на поиски раненого дракона. Но им повезло снова, причем дважды.
        Практически над их головами разгорелся бой между двумя драконами, в одном из которых все узнали того самого, с серебристой чешуей, что сжег резиденцию гильдии Воинов Ночи. К радости подручных Никса, дракону не поздоровилось - хоть и подбил он своего противника, но и сам рухнул в лес менее чем за полет стрелы от стоянки латников.
        Естественно, всем стало не до отдыха. А тут еще и разведчик прибежал сообщить, что в разоренном гнезде, которое они недавно оставили, теперь лежит мертвый дракон.
        Никс думал недолго. Четверых воинов отправил к гнезду отрубить и принести голову Йаррха. А с остальными выдвинулся к месту падения раненого Лиса - где и нашел его, спящего рядом с останками собственного драконьего тела…
        Что было дальше - понятно, так что Лис не вслушивался более в оживленный треп всадников. Да и не до того было. Кровь прилила к голове парня. Удары сердца, отдающие в виски, становились все сильнее и сильнее. Сейчас уже Лису казалось, что по его голове с двух сторон колотят кузнечными молотами. В совокупности с удушливой вонью несвежего потника пытка становилась все мучительнее с каждым шагом неторопливого коня.
        - Плохо тебе, Проклятый? - раздался над головой мелодичный участливый голос.
        Лис с неимоверным трудом приподнял голову, но ничего не увидел, кроме высокого кавалерийского сапога, голенище которого плотно обхватывало стройную женскую ногу.
        «Хелла…»
        Это имя раза два или три упоминали латники, каждый раз при этом понижая голос. Похоже, воины серьезно побаивались эту женщину, изуродованную им, Лисом. Значит, она выжила после ожогов и теперь будет мстить. Что ж, ее право.
        - Я помню, как ты спас мне жизнь, - проговорила она. - Плюнул на меня, чтобы сбить свой колдовской огонь. Что ж, благодарю. Я не привыкла копить долги и немедленно отплачу тебе той же монетой.
        Холодная сталь коснулась шеи парня, как раз под мочкой уха. Лезвие омерзительно скрипнуло, разрезая кожу. На щеку Лиса, сверху вниз, медленно потекла теплая кровь.
        - Теперь ты точно доедешь до Стоунхенда, - равнодушно произнесла Хелла. - Признаться, мне очень хотелось резануть чуть глубже, но ты не заслуживаешь легкой смерти. Так что готовься. После того как Никс отдаст тебя мне, ты будешь жить еще очень долго. И каждое мгновение покажется тебе вечностью…
        Она пришпорила коня. В лицо Лиса полетели мелкие комья земли, но он не отвернулся. Просто не было сил. А кровь все текла и текла, заливая правый глаз и стекая на землю темными густыми каплями…

* * *
        - Ну как, оклемался?
        Снайпер медленно спустил ноги с лежанки.
        - Сколько я спал?
        - Сутки, - ухмыльнувшись, ответил Вард. - Суп сожрал - и вырубился, будто тараном тебя снесло. Ксилия дважды мазь меняла, а ты так и не проснулся.
        Снайпер снова потянулся к лицу, но на этот раз старик его не остановил. Пальцы коснулись подбородка… Ну и ну! Судя по ощущениям, вместо обычной кожи на лице была тонкая, нежная пленка, довольно болезненно отозвавшаяся на прикосновение.
        - Все, хорош, а то порвется, - проворчал старик, протягивая Снайперу какой-то овал на длинной ручке. - Если так не терпится - полюбуйся. Только аккуратно, смотри заикой не стань.
        Это было зеркало. Самое настоящее зеркало в пластмассовой рамке со слегка оплавленной ручкой. Снайпер хотел задать вполне закономерный вопрос, но взглянул на свое отражение - и слова застряли у него в горле.
        Из зеркала на него смотрел краснорожий демон со знакомыми глазами.
        - Это… что? - спросил слегка обалдевший Снайпер.
        - Твоя морда, - довольно пояснил Вард. - Ксилии пришлось сдуть всю твою старую нагноившуюся кожу. Сложное заклинание, думал, она не справится. Но все получилось, внученька у меня умница. Еще пара дней и треть ведра мази - и будет твоя морда такая же мерзкая и наглая, как и прежде.
        - То есть кожа нарастет и я буду таким же, как раньше? - уточнил Снайпер.
        - Типа того, - зевнул старик. - Ксилия говорит, даже чуток помоложе будешь выглядеть, чем до этого.
        - Чудеса, - проговорил Снайпер.
        - Они самые, - согласился старик, протягивая руку к зеркалу. - Ну, если налюбовался, то…
        - Откуда оно у тебя? - спросил стрелок, внимательно рассматривая изделие, никоим образом не вписывающееся в мир тотального средневековья.
        - Нашел, - буркнул Вард.
        - Где? - продолжал настаивать Снайпер.
        - Здесь. За печкой валялось, когда я в первый раз порог этого дома переступил, - неохотно сказал старик.
        - А когда ты его переступил, то здесь полный бардак был, верно?
        Дед вздохнул, присел на лавку.
        - Трупы тут были, - сказал он. - Полусгнившие. Везде. И во дворе, и в доме. Семь трупов.
        Вард замолчал.
        - И при этом никаких признаков штурма? - продолжал допытываться Снайпер.
        Старик отрицательно качнул головой.
        - Так…
        Снайпер призадумался.
        - А как они лежали? Было что-то особенное в их позах?
        - Лежали странно, - ответил Вард. - Согнутые, будто личинки. Голова к коленям притянута, причем у всех.
        - Понятно…
        Снайпер подошел к окну, задумчиво уставился на внутренний двор.
        - И люди были только в доме? Во дворе, в сараях никого?
        - Ну да, - уже немного раздраженно ответил старик. - Не понимаю, к чему ты клонишь?
        - А дом вы с внучкой хорошо исследовали? - не обращая внимание на повышенный тон Варда, продолжал допрос Снайпер.
        - А мы, знаешь ли, не обнюхивать эту берлогу сюда пришли, - взорвался дед. - Мы целый день убили, чтобы только через ров по жердям перебраться. Пока с мостом этим хитрым разобрались, тоже времени ушло порядком. А нам надо было еще и в деревне появляться, там тоже хлопот полон рот. Так что пока мертвых схоронили и маленько порядок навели, те три месяца и минуло…
        - Ясно, - сказал Снайпер, становясь на колени.
        - Ты… чего? - опешил дед. - Я ж это… я ж свободу тебе дал…
        - Не обольщайся, - сказал Снайпер, опуская лицо к полу. - Свободу я, кстати, сам взял по уговору.
        И медленно пополз вперед, тщательно исследуя каждую доску потемневшего от времени пола.
        Чувствительная, нежная кожа лица была лучше любого индикатора. Снайпер даже глаза закрыл, чтобы лучше ощущать малейшее движение воздуха. Оно и сейчас чувствовалось - при плотно закрытой двери по полу медленно текла струйка более теплого воздуха с едва ощутимым запахом плесени.
        - Здесь, - сказал Снайпер, ткнув пальцем в едва заметную щель между плотно пригнанными досками.
        - Что «здесь»? - спросил Вард, окончательно сбитый с толку.
        - Подвал, - сказал Снайпер, поднимаясь на ноги. - Как минимум.
        - Подвал? - удивился старик. - Да нет тут никакого подвала. Дом стоит на фундаменте из сплошного камня. Я проверял, специально подкопал маленько с восточной стороны…
        - Из сплошного камня, значит… - промычал себе под нос Снайпер, внимательно осматривая стены. Слова старика лишь укрепили его догадку. Для того чтобы приволочь в лес цельную каменную плиту для фундамента, нужна очень сильная магия. Причем оно точно на фиг не надо, дом и без эдаких наворотов построить можно. Значит, вряд ли это камень. Скорее, бетонный раствор, которому в Средние века существовать ну никак не положено.
        Так. Стены старые, потемневшие от времени и копоти почти до черноты. А вот там, в углу, какое-то пятнышко, чуть светлее, чем остальной фон. Может, подставка под свечу там была прибита, которую потом сняли. А может, и не подставка.
        Снайпер подошел ближе.
        Ага. Все было сделано правильно, только не учли хитрые инженеры прошлого, что от частого нажимания рукой на это место дерево непременно посветлеет. Кстати, может, и заметили со временем сей демаскирующий фактор, да поленились что-то делать. Вряд ли кто всерьез будет исследовать стены бревенчатого дома, не зная точно, что искать.
        Снайпер знал. Вернее, догадывался, исходя из опыта своих предыдущих приключений. Оставалось лишь проверить догадку.
        Стрелок протянул руку и нажал на светлое пятно. Древесина, выглядящая абсолютно сплошной, легко поддалась под нажимом. Ее участок, величиной со спичечную коробку, плавно ушел внутрь бруса.
        Раздался знакомый звук. Похожий Снайпер слышал возле рва, когда из-под дома выехал замаскированный стальной мост. Только сейчас с аналогичным звуком ушла вниз существенная часть пола - квадрат площадью примерно два на два метра. Только что был - и нет его. Лишь зияющая черная дыра в полу осталась да гудение, напоминающее жужжание роя растревоженных ос.
        - Что это? - обалдело спросил Вард, с опаской делая шаг в сторону, - вдруг весь пол уйдет под землю? Так и уедешь прямиком к Нижним, которые, как известно, всегда рады полакомиться свежей человечинкой.
        - Это лифт, - спокойно сказал стрелок, прислушиваясь и пытаясь по гудению скрытого механизма определить глубину шахты. Получалось, что она весьма впечатляющая.
        - А что там, внизу? - спросил старик, разом растерявший свой привычный гонор.
        - Бункер, - коротко ответил Снайпер.

* * *
        - Пойми, я не хочу тебя мучить, а уж тем более калечить. Но мне придется это сделать, если ты будешь упорствовать. Как ты уже понял, твоя кровь, впрыснутая в вены другого человека, просто убивает его, быстро и страшно. Может, нужны какие-то особые заклинания для того, чтобы человек получил способность становиться драконом?
        Голос мага воды был ровным, абсолютно спокойным, даже дружелюбным отчасти. Можно было подумать, что сейчас он беседует со старым товарищем, которого давно не видел. Но умиротворяющие интонации его голоса не особенно соответствовали окружающей обстановке большой комнаты, которую новый мессир гильдии Чистильщиков Веры называл своей лабораторией.
        Больше всего помещение напоминало пыточную. Большой металлический стол со стальными захватами для конечностей и желобками для стока крови не оставлял сомнений в его предназначении. Внутри шкафов с (подумать только!) стеклянными дверцами были аккуратно развешены на специальных штырьках многочисленные щипцы, зонды, крючки, ножи и секаторы самого жуткого вида. Другие такие же шкафы были забиты колбами с жидкостями разнообразных цветов и банками, внутри которых плавали фрагменты кишок, куски плоти, а также целые зародыши людей и самых разнообразных животных. Помимо всего этого, на специальных стеллажах вдоль стен располагались разнообразные механизмы, от крошечных до весьма габаритных, о назначении которых Лис мог только догадываться. А еще в углу лаборатории имелась большая печь - вероятно, новый мессир был изрядным мерзляком, если даже сейчас, посреди лета, в ней горел огонь.
        Также внутри помещения имелись два кресла и стол из простого дуба. За такими обычно служители Высших подсчитывают, не обманули ли их селяне при выплате десятой доли от своих доходов.
        Но сейчас за столом сидел не Посвященный в своей рясе, а маг воды, которого Хелла непочтительно называла по имени, игнорируя высокое звание. Позади него, скрестив мощные руки на груди, стоял тип с рожей профессионального мясника. Тип был одет в свободную рубаху и широкие штаны, на которых виднелись следы свежей крови.
        На втором кресле сидел Лис. Его руки были накрепко привязаны ремнями к подлокотникам, а ноги - к ножкам кресла. Поверх этих ремней порой пробегали голубоватые отблески - маг воды не поскупился на специальные заклинания, чтобы сделать путы нечувствительными к огню. Впрочем, предосторожность была излишней. Лис уже понял: его дар пропал и теперь он - самый обычный человек, хотя маг воды считает, что искра драконьего огня все еще горит в его теле. Считать-то он может что угодно, но сам Лис понимал - после боя с черным драконом дар Йаррха покинул его навсегда.
        Кровь, что текла у него по лицу всю дорогу до Стоунхенда, маг воды остановил одним прикосновением, после чего что-то долго выговаривал Хелле. Впрочем, сил Лису это не прибавило. Сейчас он чувствовал себя весьма неважно. Хотелось лишь одного - чтобы это все поскорее закончилось. Как - не имеет значения. Только чтобы поскорее.
        В углу помещения, словно смятая, горелая тряпка, валялся труп какого-то несчастного, которому маг воды только что попытался сделать переливание. Но как только первая капля лисовой крови попала в вену подопытного, его стало страшно корежить. Через несколько мгновений из рта и ноздрей человека повалил черный дым, от страшного жара, идущего изнутри, глаза лопнули и стекли по лицу, а плоть обуглилась и почернела.
        Равнодушно понаблюдав за происходящим, мессир скорчил недовольную гримасу и махнул рукой. Палач невозмутимо освободил мертвое тело от захватов и сбросил со стола.
        - Закончим с этим, позови рабов. Пусть расчленят труп и сожгут, - бросил своему подручному маг воды. - И полы пускай помоют хорошенько, а то вонь тут стоит, как на бойне.
        Палач кивнул, запинал тело в угол, после чего вновь встал за креслом хозяина.
        Теперь Лис просто сидел и тупо смотрел на трещину меж каменными плитами, которыми был выложен пол. Трещину заполняла черная масса, и не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять очевидное - когда-то эта субстанция, цветом напоминающая деготь, была чьей-то кровью, которую теперь уже не отмыть даже самым усердным рабам.
        - Ну так как, раскроешь секрет заклинаний магии огня или дать команду Фреггу, чтобы он начал дознание с пристрастием?
        Лис усмехнулся и поднял глаза.
        - Боюсь, твое дознание ни к чему не приведет, - произнес он. - Я уже говорил: после того, как я снова стал человеком, мой дар пропал.
        - Не уверен, - задумчиво произнес маг воды. - Хотя… я видел твое лицо, когда ты хотел плюнуть огнем. Ты действительно этого хотел, но у тебя ничего не вышло. Возможно, что ты и не врешь. Но у нас еще будет куча времени, чтобы это проверить. Фрегг, отведи его… хм-м-м… отведи-ка его в третью камеру. Да-да, не смотри на меня так, именно в третью. Для страховки возьми с собой пару арбалетчиков, пусть в случае чего прострелят ему ноги. И не бойся. Для обращения в дракона этому пареньку вас троих будет слишком мало. Уж кто-кто, а я знаю в этом толк…
        Путь вниз был Лису знаком. Похоже, все дома гильдии Воинов Ночи строились по единому принципу: сверху усадьба, больше похожая на небольшую крепость, а внизу - обширные подвалы, в которых размещаются и склады, и арсенал, и казармы, и тюрьма. К ним вела единая винтовая лестница со ступенями, стертыми тысячами ног за многие-многие годы. Слева - стена, из которой через равные промежутки торчали ржавые держатели, откованные в форме драконьих лап. Эти металлические лапы сжимали в когтях отчаянно чадящие факелы, дающие больше сажи, чем света, которого еле-еле хватало на то, чтобы рассмотреть ступени. А справа - черный провал, из которого тянет сыростью и могильным холодом.
        Спускаясь вниз, и Лис, и его конвоиры невольно жались к стене, рискуя подпалить волосы об очередной факел. Уж больно неприятно выглядел бездонный круглый колодец, вдоль которого вилась узкая каменная лестница. Как и в прежней резиденции гильдии, никто не догадался поставить перила справа, так что оступись - и тут же ухнешь в чернильную бездонную пустоту.
        От бесчисленных витков и кровопотери Лиса слегка затошнило, но он сдержался, чтобы не блевануть. Арбалетчики, идущие позади, и без того нервничают. Того и гляди, один из них спустит тетиву. А за ним, как пить дать, и второй не сдержится. Даже если по ногам выстрелят, с такого расстояния болты тело вперед швырнут, об стену ударят. Отлетишь от нее рикошетом, словно детский мячик, и полетишь вниз, как птица подстреленная. Конечно, жизнь в наше время монета разменная, но просто так выбрасывать ее в черный колодец глупо и бессмысленно.
        Порой в стене попадались большие черные дыры - входы в тоннели, из которых несло сырым сквозняком. Встречались и двери. Мощные, металлические, которые и тараном не свернешь, - если, конечно, кто-то исхитрится притащить сюда таран и подвесить его над черным колодцем.
        Фрегг шел впереди, крутя в руке связку ключей на длинной цепочке. Возле одной из дверей он остановился и отпер массивный замок.
        - Проходи, - скомандовал подручный мессира. - И сразу вставай лицом к стене, если не хочешь получить болт под коленку.
        Лис подчинился и перешагнул порог, за которым оказался короткий коридор с шестью дверями, по три с каждой стороны. Меж дверями - те же факелы, отчаянно чадящие, но при этом не гаснущие. Не иначе, магия какая-то, при этом вряд ли огненная. Скорее, маг воды, умеющий работать с разными жидкостями, придумал какой-нибудь горючий состав, усилив его несложным заклинанием. Жаль, что при этом он забыл избавить свое изобретение от копоти и вони - тошнотворный запах горелой пакли насквозь пропитал и без того спертый воздух тесного помещения.
        В конце короткого коридора на шести лапах стояла жуткая, невиданная пакость - большой металлический паук с двумя клешнями ужасающего вида. Как только Лис оказался за порогом, над головой твари выдвинулись два глаза-бусины, покачивающиеся на тонких подвижных нервах. Миг - и паук, быстро перебирая лапами, покрыл расстояние, отделяющее его от жертвы. Ужасающие клешни щелкнули, и если б Лис не отдернул ногу, то наверняка лишился бы ее немедленно.
        Раздосадованный промахом, паук прыгнул вперед… но безрезультатно. Тянущаяся за ним толстая цепь рванула его обратно, и чудовищное насекомое с грохотом рухнуло на пол.
        - Полегче, серв, - бросил Фрегг, входя следом за Лисом. - Это я.
        И присел на корточки.
        Паук, поднявшись с пола, недоверчиво уставился на подручного мага своими рачьими глазками. Лису показалось, что на мгновение зрачки Фрегга полыхнули ярко-синим отраженным цветом, после чего насекомое резко потеряло интерес к вошедшим и, вернувшись на свое место, застыло, словно было одним куском отлито из железа.
        - Понимаешь, что тебя ждет при попытке к бегству? - хмыкнул Фрегг, выписав в воздухе замысловатую фигуру связкой ключей. - Эта тварь - наследие Войны огненных стрел, которое питается исключительно мясом. И любая магия ему нипочем. Так что сиди тихо и не рыпайся, если не хочешь стать пищей для серва.
        Сказать, что Лис был поражен, - значит ничего не сказать. Об ужасных машинах Древней войны, пожирающих трупы на поле боя, остались лишь смутные легенды. И то, что одна из них вполне благополучно живет себе здесь, под землей, впечатлило парня почище любой магии.
        Поэтому он не особо сопротивлялся, когда стражники ввели его в одну из камер. Темно тут было, как в бочке, но Фрегг ориентировался в тесном помещении, словно в собственном кармане. Лис почувствовал, как его прислонили к сырой стене, после чего запястья парня плотно обхватили холодные металлические браслеты. Звон цепей, два поворота невидимого ключа и облегченный вздох подручного мессира возвестили, что теперь пленник может хоть какое-то время ни о чем больше не беспокоиться.
        - Отдыхай, начинка дракона, - слегка нервно хохотнул Фрегг. - А чтобы тебе комфортнее отдыхалось, вот тебе освещение.
        В камеру робко сунулся один из арбалетчиков, протянул Фреггу факел, и тут же его силуэт в дверном проеме пропал, словно привидение. Лис понял - все они чего-то панически боятся.
        Но чего?
        Между тем Фрегг быстро поджег два других факела, оказывается, торчащие в держателях на боковой стене, после чего буквально выпрыгнул из камеры. Хлопнула стальная дверь, провернулся ключ в замке, и топот ног в коридоре возвестил о том, что подручный мессира вместе со своей свитой со всех ног торопятся убраться отсюда подальше. Интересно, чем это вызвана такая поспешность?
        Лис плотно зажмурился, после чего открыл глаза. Любому известно, что так они быстрее привыкают к свету после того, как ты некоторое время находился в темноте.
        Камера оказалась еще теснее, чем он ожидал. Пустой внутри каменный куб размерами десять на десять локтей. В низком потолке - дыра размером с кулак для доступа воздуха, прямо под Лисом - отверстие чуть побольше потолочного, для стока дерьма и мочи. Две короткие цепи, к которым были прикованы запястья Лиса, позволяли сидеть на полу, правда, при этом руки оказались бы вынужденно поднятыми вверх. Н-да, долго так не просидишь…
        Но, оказывается, это было не самым худшим из вариантов. Дело в том, что Лис находился в камере не один. Его сосед, прикованный напротив, был в гораздо более незавидном положении. Ноги вплотную притянуты к стене. Руки - тоже, причем растянуты в стороны и прихвачены аж двумя браслетами каждая, на запястьях и в районе локтей. Дополнительно тело человека фиксировали стальные захваты на поясе и шее. Единственное, что мог несчастный, это лишь немного опустить голову вниз, другие движения были ему недоступны. Длинные седые волосы узника темницы ниспадали книзу, мешая рассмотреть черты лица.
        - Эй, - негромко позвал Лис. - Ты живой? Как твое имя?
        Голова прикованного приподнялась. Неверный свет факела упал на прядь волос, скрывающих лицо соседа по камере, и Лис понял, что они вовсе не седые, а пепельные - редкий цвет для обычного мужчины, но, наверно, вполне естественный для колдуна.
        - Неужто ты позабыл, как меня зовут, побратим дракона? - усмехнулся пленник.
        Лис аж задохнулся от лютой ненависти, разом переполнившей все его существо. Легкие захлестнула огненная волна, но перед тем, как она вырвалась наружу, Лис успел прохрипеть:
        - Я его никогда не забуду, Итан по прозвищу Тестомес.

* * *
        - Бункер, - повторил Снайпер.
        - Что это? - спросил Вард, еще не отошедший от шока.
        - По-вашему - Дворец Жизни, - пояснил стрелок.
        - А по-вашему? - прищурился вредный дед.
        - А по-нашему - бункер, - сказал Снайпер, наклоняясь над шахтой и принюхиваясь. Судя по положению тел мертвецов, о которых рассказал старик, там, под землей, бедолаг накрыло каким-то отравляющим веществом. Может, катастрофа случилась, может, еще что. Некоторые успели добежать до лифта, но наверх приехали лишь их скрюченные трупы. Нет, чесноком, горчицей, свежескошенным сеном или яблоками из лифтовой шахты не пахло, хотя это ни о чем не говорит. Многие отравляющие газы вообще запаха не имеют, и приступ просветления от контакта с ними приходит неожиданно. Другое дело, что срок их токсического воздействия на человека относительно невелик. По самым грубым прикидкам, с момента смерти тех бедолаг прошло не менее полугода, так что можно и рискнуть.
        Как и предполагалось, после повторного нажатия скрытой кнопки платформа через некоторое время вернулась на место.
        - Ну что, дед, хочешь посмотреть, как выглядит изнутри подземный Дворец Жизни времен Войны огненных стрел? - поинтересовался стрелок.
        - Да ну его к Низшим, - сплюнул Вард. - Для тех, кого мы с внучкой в лесу похоронили, он стал дворцом смерти, а я раньше срока в землю ложиться не хочу. Тем более что в случае чего похоронить нас будет некому.
        - А я пойду, - сказала Ксилия, перешагивая порог. В одной руке она держала за ноги трех освежеванных кроликов, в другой - окровавленный нож.
        «Ну прям чисто валькирия», - подумал Снайпер, несколько по-другому взглянув на крепкую девку. С лица она, конечно, далеко не красавица, но фигура хороша. Высокая грудь, широкие бедра, длинные ноги, стопы и кисти красивой формы, без венозности и черных трещин на коже, характерных для крестьянских девок. Понятное дело, внучке графского лесничего работать в поле без надобности, ее дело деду помогать.
        - Вот ведь лиса! - возмутился старик. - Типа, сидит во дворе, кролей шкурит, вся в делах, а сама при этом уши навострила.
        - Сам же учил все примечать, - пожала плечами деваха. - Ты, дедушка, обед пока приготовь, мы быстро.
        - Быстро, - прокряхтел Вард, поднимаясь с лавки. - Слышь, Снар, на вот, возьми сверток. Тут твои ножи и оружие, которое невидимые стрелы мечет. И одежка, которую я с одного из тех мертвых снял. Все постирано, высушено, тебе впору будет, если не брезгливый. И учтите - ежели к вечеру не вернетесь, пойду за вами в бункер тот проклятущий, будь он неладен…
        Одежка, снятая с мертвеца, оказалась странной. Некое подобие симбиоза удобной толстовки и просторных штанов с военным камуфляжем. То есть расцветка практически знакомая, что-то типа сильно затемненной «флоры». Удобно вечером в лесу гулять, и в плохо освещенном подземелье тоже нормально - хрен кто с десяти шагов разглядит тебя, если, конечно, грамотно спрячешься. Вопрос ровно один: откуда у подземных жителей эдакая роскошь?
        Ладно. На брезгливость Снайпер никогда не жаловался, а практически не ношенный камуфляж всяко лучше тех обносков, в которых он сюда пришел.
        - Благодарю, - сказал стрелок, протягивая старику свой бинокль. - Возьми, дед. Чисто в знак благодарности за все.
        Лицо старика разгладилось.
        - А не откажусь, - улыбнулся он. - Такая штуковина завсегда при моей работе пригодится.
        - Вот и хорошо, - осторожно, боясь потревожить новую кожу на лице, улыбнулся Снайпер.
        Теперь осталось только выяснить, от чего же умер владелец этой вполне себе удобной одежки военного покроя и нельзя ли из подземного города прихватить что-то полезное для себя, например нормальное оружие?
        - …Двадцать восемь… Двадцать девять… Тридцать… Тридцать один…
        Лифт ехал вниз, а Снайпер вполголоса считал секунды. Судя по движению воздуха в шахте и по ощущениям в целом, скорость лифта приличная, метра два в секунду. То есть они уже успели опуститься вниз более чем на шестьдесят метров. И лифт - работает, причем вполне прилично работает. Значит, те, кто строил это убежище глубокого залегания, конструировали его реально на века. И весьма преуспели в этом.
        - Тридцать семь… Тридцать восемь…
        Платформа плавно затормозила. Над головами Снайпера и Ксилии зашипело. Понятно. Две тяжелые створки выползли из стен шахты и намертво запечатали ее. Значит. когда лифт наверху, его массивная платформа сама служит пробкой, герметизирующей бункер. Когда внизу - активизируются бронестворки. Желающие удовлетворить любопытство на предмет, с чего это в полу деревянного дома образовалась эдакая дыра, могут прыгать вниз, как говорится, добро пожаловать, хоть и не особо это хорошо в плане маскировки секретного объекта.
        Правда, наверно, не деревянная хижина была раньше над бункером, а что-то более серьезное. То, что было снесено по самый бетонный фундамент во время Войны огненных стрел. Это уже позже вырос густой лес на земле, обильно удобренной пеплом, а выжившие, вылезшие наружу, построили над своим подземным убежищем деревянную крепость.
        Кстати, убежище было что надо. Не иначе, в нем до поры до времени скрывались либо очень богатые люди, либо очень влиятельные. Либо и те и другие вместе.
        Помещение, в котором оказались Снайпер с девушкой, было огромным. Высокие потолки с фигурными плафонами, стены, отделанные красивыми золотистыми панелями, пол, выложенный плиткой, то ли имитирующей натуральный камень, то ли реально вырубленной из него. Правда, местами подвесной потолок и стеновые панели отвалились, обнажив мощные стальные перекрытия с пятнами ржавчины…
        А на полу лежали высохшие трупы в тех же скрюченных позах, о которых рассказал Вард. Много трупов. Десятки. Может, сотни или тысячи, если посчитать тех, что наверняка находились в восьми тоннелях, расходящихся в стороны от лифта, словно лучи. Люди, почувствовав симптомы отравления, бросились к лифту, пытаясь спастись…
        И погибли. Все. В том числе и те, что успели подняться наверх.
        Возле лифта мертвых тел было особенно много. Похоже, здесь была бойня и многие умерли до того, как отравляющий газ прикончил их. Вон лежит мертвец, у которого из глазницы торчит рукоять глубоко всаженного ножа. А у того топор застрял в шее, наполовину перерубленной страшным ударом. Да уж… Людям свойственно бороться за свою жизнь, при этом легко отнимая чужую. Это закон природы. Иначе они просто не выжили бы в конкурентной битве с животным миром, болезнями и друг с другом. Правда, все это не очень помогло и тем, кто сумел добраться до поверхности, и тем, кто остался здесь, превратившись в высохшие, полуразвалившиеся мумии.
        Высохшие… Значит, здесь до сих пор работает вентиляция.
        Снайпер прислушался. Ну да, так и есть. Там, под потолком, за остатками красивых подвесных потолков, было слышно тихое гудение. Значит, где-то все еще работали мощные моторы, гоняя воздух по воздуховодам. Но никакая вентиляция не спасет людей в замкнутом пространстве, если наружу вырвется отравляющий газ в достаточном объеме. И, судя по количеству трупов, объем его был более чем достаточным.
        - Их покарали Низшие?
        Голос Ксилии прервал размышления Снайпера.
        - Можно и так сказать, - задумчиво произнес он, глядя на небольшой пульт управления, торчащий рядом с лифтом. Насчет возвращения понятно. На пульте всего одна кнопка, и не надо иметь семь пядей во лбу для того, чтобы понять, как работает сей несложный механизм. Теперь хорошо бы разведать, на что может сгодиться путешественнику между мирами этот подземный Дворец Жизни, ставший для его обитателей дворцом смерти.
        Больше половины плафонов исправно горели под потолком, давая вполне достаточно света. Остается поражаться талантам создателей этого убежища. Все подземные жители перемерли с полгода назад, а генераторы продолжают работать, исправно снабжая электричеством осветительные приборы и установки принудительной вентиляции.
        Но удивляться, ахать, охать и падать в обморок от восхищения - это потом. Сначала разведка.
        Один из туннелей, тот, что находился прямо перед Снайпером, отличался от остальных. Нет, не размерами, в этом отношении все они были одинаковыми. Количеством трупов. Из этого тоннеля бежало больше всего людей - и, соответственно, больше всех умерло. Прям сплошная дорога из скрюченных мумий.
        - Нам туда, - сказал Снайпер и двинулся вперед, стараясь не наступать на останки погибших. Получалось не всегда. Под каблуком захрустели чьи-то кости. Но стрелок не остановился. Мертвым все равно, а живым надо выживать. Если Чистильщики Веры найдут в лесу деревянную крепость, старику и его дочке не поздоровится, как, впрочем, и Снайперу. Поэтому, коль судьба подкинула такой подарок, надо исследовать его досконально.
        Снайпер обернулся лишь на мгновение. Ага. Ксилия шла за ним след в след, сжимая в руках лук с наложенной на него стрелой. Молодец, сумела перебороть страх перед мертвыми, а главное - перед своими Низшими богами. Бледная как смерть, но идет, и руки-ноги не трясутся. Родись она в другое время и в другом мире, глядишь, хороший сталкер бы из нее мог получиться.
        Под стальной летучей мышью, вживленной в кожу прямо над сердцем, ощутимо кольнуло - и заныло тупо, будто туда ножом ударили. Так, симптом известен. Значит, про женщин-сталкеров больше не думать и заниматься только боевой задачей, которую сам себе поставил. Есть, так точно, разрешите выполнять…
        Он шел, держа в правой руке пистолет, а в левой - «Бритву». Не ахти какое оружие, но все же лучше, чем ничего. Если повезет выжить в этом подземелье, надо будет подбить деда на экспедицию за бронекостюмом и огнестрелами, спрятанными в развалинах замка. Если реально кто-то полезет штурмовать деревянную крепость, приличная снаряга может очень даже пригодиться. Потому что не дело это - приличному вояке с пистолетиком по эдаким подземельям разгуливать…
        Тоннель сделал поворот - и поток мыслей Снайпера прервался, словно водопроводный кран перекрыли. Оно и понятно. Такое увидишь - все мысли враз куда-то денутся, словно и не было их никогда. Только и останется, что стоять на месте, замерев, словно на мину наступил…
        Это был зал. Огромный, величественный, с мощными колоннами, подпирающими потолок. Стены зала, словно гигантская паутина, опутывали металлические лестницы и перекрытия, находящиеся во вполне приличном состоянии, - время, прошедшее со дня гибели жителей подземелья, еще не успело изувечить творение рук человеческих. Правда, уже видны были пятна осыпавшейся штукатурки на колоннах и следы коррозии на перилах лестниц. Очень хорошо видны, хотя в этом зале не было искусственного освещения.
        Тем не менее света здесь хватало с избытком.
        Снайпер даже на мгновение зажмурился, пытаясь осознать увиденное… Хотя что тут осознавать. Ясно все. Предельно ясно.
        Среди трупов, усеявших пол зала, возвышалось громадное сияющее надгробие высотой, наверно, этажа в три, не меньше. Такое же, как и в сердце Измайловской аномалии. Или в Чернобыле, под саркофагом четвертого энергоблока, - правда, то было не в пример скромнее размерами.
        - Что это? - ахнула за спиной Ксилия.
        - Зеркало Миров, - чуть помедлив, ответил Снайпер.

* * *
        - Я его никогда не забуду, Итан по прозвищу Тестомес!
        Эти слова вырвались из легких Лиса с надрывным хрипом. Казалось, еще немного, и горячая, пылающая ненависть, переполняющая парня, вырвется из него огненным потоком, заполнив тесную камеру неистовым буйством всепожирающего пламени…
        Но ничего не произошло. Жажда мщения клокотала и бурлила в душе Лиса, грозя задушить парня своими токсичными испарениями… но слова, вырвавшиеся наружу, остались лишь звуками, сопровождающимися брызгами слюней… И ничем более.
        Колдун с интересом смотрел на Лиса. Так ученый-алхимик глядит на свежеотрубленную голову вурдалака, лежащую у него на столе. Вращающую глазами, скалящую клыки, но, несмотря на жуткую мимику, абсолютно безопасную - если, конечно, не пытаться залезть ей в пасть голыми руками.
        Лис кричал что-то еще, но быстро выдохся. Все-таки крови из него вытекло немало, что не способствует прогрессирующей жажде мести.
        - Ты закончил? - поинтересовался Тестомес, когда парень наконец замолчал, чтобы перевести дух. - Лучше, чтоб закончил, так как времени у нас немного. Скоро этот олух Никс поймет, что желание отомстить не пробудило в тебе дракона, и придумает что-то еще. А поговорить нам надо бы. Причем, думаю, польза от этого может быть для нас обоих.
        - Самое лучшее для нас обоих было бы, если б ты сдох вместе со своей шайкой, - прохрипел Лис - и закашлялся. Вентиляция в подземелье была ни к кутрубам, поэтому он до сих пор не мог отдышаться.
        - Возможно, ты прав, - улыбнулся маг. - Но, как видишь, не судьба мне была превратиться в кусок твоего мяса. Именно для таких случаев я всегда ношу с собой заранее приготовленное мощное заклинание Воздушного щита. Вернее, носил… Но, признаться, в данном случае Никсу, которого я всегда считал туповатым, повезло больше. Пока я отсиживался за Воздушным щитом, наблюдая, как ты стягиваешь мясо с костей шайки мессира и превращаешься в летающую ящерицу, Никс просто испарил сам себя, после чего воссоздал вновь за сотню локтей от места происшествия. Я всегда считал Перемещение вслепую опасным занятием - можно запросто стать частью дерева или, например, коровы. Но, повторюсь, Никс вышел сухим из воды, а я оказался в полном дерьме… вернее, в центре Черного Пятна, созданного тобой.
        - И теперь ты - Проклятый… - изумленно выдохнул Лис.
        - Совершенно верно, - криво усмехнулся Итан. - Я, верой и правдой служивший гильдии Воинов Ночи, - Проклятый. А Никс, умело облизавший графские сапоги, - новый мессир.
        - Однако все это не оправдывает того, что ты сделал, - прорычал Лис, снова заводясь. - Твое предательство, смерть Снара, гибель Лиссы…
        - То, что ты называешь предательством, я называю выполнением задания, - отрезал Тестомес. - В любой войне есть две правды - твоя и твоего противника. Ты считаешь, что сеешь добро и справедливость. И, представь себе, твой противник думает о себе то же самое. Потому и говорят, что добро всегда побеждает зло: кто победил, тот и добро.
        - То-то я и смотрю, как победившее добро бросило тебя в темницу и, похоже, не прочь отправить на виселицу, - презрительно бросил Лис. - Только, боюсь, в этот раз на твоей шее не будет невидимого магического ошейника.
        Итан внимательно посмотрел на парня.
        - А ты быстро повзрослел, юноша, - заметил он. - Научился не только орать и бесноваться, но и язвить. Да только твое злорадство слегка не к месту. Помяни мое слово - как только Никсу надоест ставить над тобой опыты и он поймет, что из его затеи ни кутруба не выходит, он запросто отправит на виселицу нас обоих. Отработанный материал необходимо поскорее утилизировать, пока он не начал вонять и отравлять воздух. Впрочем, нам с тобой не привыкать. Тряхнем стариной, проедемся еще разок в повозке за городские ворота, а? Только, думаю, сейчас-то конвой у нас будет раза в три посолиднее, чем тогда. Как-никак, самая настоящая казнь недоделанного дракона и колдуна-неудачника случается не каждый день.
        Лис призадумался.
        А ведь проклятый маг прав во всем. Он реально выполнял задание своей гильдии, показав себя отличным солдатом для своих и опасным, коварным врагом для чужих. Другое дело, что, как только он вышел из Черного Пятна, свои для него враз стали чужими. И теперь они и вправду могут снова оказаться в одной телеге, везущей их к виселицам, что стоят вдоль дороги неподалеку от городских ворот.
        Можно, конечно, долго кричать на публику о том, что смерть тебе по барабану и вообще ты весь такой из себя неустрашимый и героический. Но на самом деле любое живое существо смерти опасается и очень не хочет узнавать на собственной шкуре, что же такого интересного находится за Темным порогом. Даже профессиональные воины, покрытые шрамами, словно деревянное тренировочное чучело зарубками, тоже ее боятся. И их готовность к смерти вовсе не означает, что они тот страх потеряли. Просто эти люди научились скрывать его перед окружающими, держа свой инстинкт самосохранения за глотку мертвой хваткой, словно дикого зверя. И идя в атаку на вражьи мечи и копья, орут они при этом во всю глотку не от ярости, а просто чтоб заглушить в своей душе хрип собственного придушенного страха…
        Лис не был профессиональным воином. И, хотя он был готов к смерти - жизнь научила, - помирать ему все-таки не хотелось.
        - Чего тебе от меня нужно? - проворчал он.
        - Для начала я был бы не прочь услышать историю о том, как ты попал сюда, - произнес Тестомес. - Стража тут молола языками всякое, но я предпочитаю информацию от первоисточника.
        Висеть в цепях, дуясь на врага и скрежеща зубами от бессильной ярости, занятие глупое и утомительное, а у Лиса и без того последние силы были на исходе. Поэтому он подумал немного - и рассказал все. В конце концов, если предатель узнает о смерти Йаррха и о том, как черный дракон в воздушном бою сбил менее сильного и опытного противника, никому не станет ни жарко ни холодно.
        Тестомес все выслушал внимательно, после чего задумался на некоторое время. Лис успел даже слегка обидеться. Он тут распинался в подробностях, а в ответ - тишина. Ну и кутруб с этим магом. Не хочет реагировать - и не очень-то оно нужно было. Вообще не стоило ничего рассказывать этому лживому сентипиду…
        Но тут голос Итана прервал мрачные мысли Лиса.
        - Черный дракон… Говоришь, он прилетел с севера?
        - Ну да… - отозвался Лис, не совсем понимая, какая разница, откуда принесло летучую тварь, имеющую привычку ни с того ни с сего нападать на отдыхающих сородичей.
        - Возможно, я ошибаюсь, - задумчиво произнес маг воздуха. - А может, и нет. Дело в том, что несколько лет назад произошла одна история. Если тебе интересно, кто мог быть тем черным драконом, я расскажу.
        Лис пожал плечами, отчего его цепи раздраженно звякнули. Впрочем, Итану и не нужна была реакция Лиса - сейчас он просто размышлял вслух.
        - Дело в том, что относительно недавно маги земли не были нашими заклятыми врагами. Конечно, к ним относились настороженно, но при этом позволяли жить в городах при условии, что они не станут заниматься некромантией и вредить людям. Откровенно говоря, и польза от них была немалая: вырыть котлован для фундамента или вылечить скотину от каменной холеры для хорошего мага земли - плевая задача.
        Все началось с того, что очень сильный маг земли, Эмма из Вичтана, решила сделать подарок графству - построить маяк на Треугольном мысе, возле которого в штормы разбилось немало кораблей. Ну, от подарков никто не отказывается, хотя, если б этот граф отверг, было бы лучше для всех. Но, как говорится, знал бы, где упасть, упал бы в другом месте, м-да… В общем, Эмма этот маяк построила - и на следующий день после окончания трудной работы была найдена мертвой возле его подножия. Говорят, ее сбросили с маяка слуги Высших, позавидовавшие силе колдуньи, хотя лично я этому не верю - зачем собственноручно портить себе репутацию, плодя мучеников?
        Но что сделано - то сделано. Эмму похоронили там же, на Треугольном мысе, где после этого стали происходить странные явления. Маяк начал светить сам по себе, а из моря, словно бабочки на пламя горящей лампы, полезли утопленники, которые убивали и пожирали все живое на своем пути.
        Все могло бы закончиться печально для всех жителей графства - мертвецы валили толпами, и убить их было крайне непросто. Но, к счастью, в Стоунхенде проживал другой великий маг земли по имени Ингар. Дабы предотвратить уничтожение города, он за одну ночь вырыл Южный предел - глубокий ров, отделивший Треугольный мыс от материка.
        Утопленники, вылезшие из океана, возвращаться обратно в воду категорически не желали, и отныне их участью было шататься по мысу, спихивая обратно в волны менее удачливых собратьев и оглашая окрестности жутким воем. Все дальнейшие попытки войск Стоунхенда переправиться на мыс и уничтожить маяк ни к чему не привели - взамен убитых крайне агрессивных мертвецов из моря вылезали новые, не давая людям даже приблизиться к маяку. В общем, Треугольный мыс с тех пор называют Мысом утопленников, хотя это уже и не мыс, а остров получается. А Ингара напуганные слуги Высших прокляли и изгнали из Стоунхенда вместе со всеми остальными магами земли. Еще одна глупость из серии, когда вместо того, чтобы дружить с сильными, люди делают из них сильных врагов.
        - И ты считаешь, что Игнар… - подал голос Лис.
        - Я пока ничего не считаю, я лишь предполагаю, - перебил парня Итан. - Дело в том, что этот маг земли тоже увлеченно искал секрет всепожирающего огня. И после изгнания ушел именно на север, хотя прекрасно знал, что за довольно опасной долиной Живых папоротников лежат земли, контролируемые жестокими кланами пиратов, убивающих любого чужака, который рискнет ступить на их территорию. Никто не сомневался, что Ингар сгинул на отмелях Бедфьорда. Признаться, я тоже не сомневался - до тех пор, пока ты не рассказал об огнедышащем черном драконе, прилетевшем с севера.
        - И что в этом такого? - поинтересовался Лис. - Драконом больше, драконом меньше. Они и без этого порой встречаются в этих местах…
        - Встречались, - уточнил Итан. - За последние несколько лет люди видели лишь твоего Йаррха и его подругу. И, конечно, тебя - правда, недолго. Теперь же Йаррх убит, его семейство уничтожено, ты здесь, а больше в этих краях драконами и не пахнет. Подозреваю, что и не в этих тоже, иначе соседи давным-давно нашли бы способ овладеть магией огня.
        - Все равно не понимаю, к чему ты клонишь, - мотнул головой Лис. - Ну нет в Стоунхенде больше драконов. И кому от этого плохо?
        - Пока никому, - хмыкнул Тестомес. - Повторяю: возможно, я ошибаюсь. Но если Ингару удалось выжить и найти общий язык с северными пиратами, а потом овладеть магией огня и научиться превращаться в дракона, то все может повернуться крайне паршиво. От нападения на богатый Стоунхенд морских разбойников уже много лет останавливал не столько трудный сухопутный переход через Долину живых папоротников и перевалы Клыков Дракона, сколько боязнь войны с сильными магами графства. Теперь же, если мои догадки верны и у них действительно появилась огнедышащая летающая тварь, имеющая с графом и слугами Высших личные счеты, думаю, война неизбежна. Ингар подлечит свои крылышки, которые ты ему подпалил, и заявится вторично. Думаю, с его стороны это был просто разведывательный вылет. Ты же случайно попался на его пути, и он просто мимоходом устранил возможную опасность.
        Лис невольно скривился. Мимоходом, как же. Кстати, он этой летающей крепости тоже хвост поджарил неслабо. Хотя в чем-то Тестомес прав. Уничтожив серебристого дракона, Ингар - если это был он - вполне достиг своей цели.
        Опасности для мага земли, овладевшего искусством превращаться в дракона, он, Лис, в настоящее время не представляет никакой. Как и для вон той жирной крысы, что сейчас бегает кругами по полу, прикидывая, как бы ей половчее вцепиться в кожаный ботинок узника.
        И вообще, Лис был весьма далек от большой политики. Граф Стоуна, могущественные маги и северные пираты казались вчерашнему крестьянскому парню персонажами одной из сказок, которые рассказывают на ночь заботливые мамаши своим малолетним капризным ребятишкам. Но в то же время тюрьма, механическое насекомое и лаборатория нового мессира с кучей жутких сверкающих инструментов были вполне себе объективной реальностью, от которой очень хотелось как-нибудь избавиться - и, по возможности, поскорее.
        Судя по тому, как после рассказа Лиса оживился Тестомес, он явно что-то задумал. Не зря же он так подробно расспрашивал парня о том, что произошло после его превращения в дракона. Лис уже успел понять, что этот человек ничего не делает просто так. Ну, парень и спросил без обиняков, в лоб:
        - Слушай, колдун, говори уже прямо - чего тебе от меня нужно?
        Тестомес усмехнулся снова.
        - Да, я не ошибся, ты действительно вырос, побратим дракона. Ну что ж, будь по-твоему, слушай. Есть у меня кое-какой план. Правда, я не совсем уверен, что ты согласишься.
        - Говори, - тряхнул головой Лис.
        От резкого движения громко звякнули цепи. Крыса вздрогнула, подумала немного, посмотрела на двух мужчин, ощутила волны решимости, исходящие от обоих, и, повернувшись хвостом к так и не надкушенному ботинку, потрусила к своей норке от греха подальше.

* * *
        Итак, еще одно Зеркало Миров, третье в биографии Снайпера. Получается, в каждом из Миров Розы есть как минимум одно Зеркало. Теперь понятно, почему горит свет в подземелье и работает вентиляция. Неиссякаемый источник энергии обеспечил жителям бункера безбедное существование в течение многих веков, пока остальные жители Центрального мира помаленьку скатывались в махровый феодализм.
        Только пока непонятно, как так вдруг получилось, что все эти люди погибли…
        Ксилия ахнула вторично. Снайпер увидел боковым зрением, как девушка вскинула лук. Она стояла немного правее, и ей было видно что-то, пока недоступное Снайперу. Что-то, находящееся за Зеркалом Миров.
        Но в следующее мгновение он увидел это.
        Из-за гигантского кристалла неспешно и бесшумно выехал механизм с очень знакомыми очертаниями. Естественно, что такая ценность, как Зеркало Миров, нуждалась в круглосуточной защите. И даже после смерти его хозяев боевой робот продолжал нести свою вахту.
        Нечто подобное Снайпер видел в постъядерной Москве, но это явно была какая-то очень своя разработка. У робота были две мощные «ноги», оснащенные колесами, - машина могла как ехать по ровной дороге, так и бежать по пересеченной местности. «Ноги» крепились к бронеплатформе, на которой была установлена поворотная кабина-башня, отдаленно напоминающая человеческий торс с очень маленькой головой. По бокам башни крепились мощные «руки» со стальными кулаками и пушками Гатлинга, смонтированными на предплечьях. В общем, вполне себе взрослая боевая машина метра четыре в высоту, никак не вяжущаяся с миром рыцарей и летающих драконов. Но тем не менее в нем присутствующая и явно собирающаяся напасть.
        Сбоку хлопнула тетива. Стрела клюнула самый центр «головы» робота - и, расщепленная собственным наконечником, осыпалась под ноги боевой машине. Которая, явно не желая тратить боезапас, уже вовсю катила к незваным гостям, занося для удара громадный кулак.
        - Беги! - крикнул Снайпер, бросаясь в сторону и одновременно суя пистолет за пазуху, а нож - в ножны. Потому что гиблое это дело с таким оружием воевать против боевого робота. Во всяком случае, на расстоянии.
        Прыжок Снайпера вышел своевременным. Несмотря на внушительные габариты, робот оказался довольно шустрым. Металлический кулак ударил точно по тому месту, где только что стоял человек, безошибочно определив, кто из противников был наиболее опасным.
        «Вот ведь сука железная, - промелькнуло в голове Снайпера, уворачивающегося от второго удара. - Значит, нашу бронированную леди девушки не интересуют. Ладно, придется полюбить тебя так, как мы умеем».
        Он уже успел заметить, что, когда робот грохает кулаком по цели, ему приходится слегка приседать на своих ногах, иначе не получится припечатать противника к полу.
        Что ж, тем хуже для робота.
        Перестав метаться из стороны в сторону, Снайпер внезапно замер в позе неандертальца, пытающегося напугать мамонта. Руки расставлены, ноги полусогнуты, зубы оскалены. Наверняка для робота крайне неприятный с виду противник. Пусть и не очень серьезный, но явно агрессивный, которого лучше прихлопнуть, да поскорее.
        Ну, он и прихлопнул, мощно, от души влепив кулачищем по полу - так, что аж по высоченному потолку гул прошел. Да только все это без толку оказалось. Противник неожиданно метнулся прямо под кулак, запрыгнул на ногу робота, а оттуда бросился к тыльной части кабины и завис там, словно крюком зацепившись согнутой в локте рукой за толстую стальную шею боевой машины.
        Робот был, конечно, весьма шустрым для своей комплекции и притом сообразительным, но вот как можно освободиться от человека, прилепившегося к его спине, сразу и не додумался - не иначе, до этого прецедентов не было. Потому и завис он на мгновение, соображая, что же ему делать.
        - Лови!
        Крик Ксилии был громким и пронзительным. Робот мгновенно развернулся на голос и даже почти успел перехватить какой-то ком, летящий по направлению к его голове. Но в бою «почти» не считается. Стальные пальцы поймали пустоту, а в руке Снайпера оказалась смятая куртка Ксилии.
        Стрелок среагировал моментально. Если сперва он собирался попытаться вскрыть затылочную часть боевой машины, то теперь все стало намного проще.
        Рывок - и куртка наброшена на лицевую часть «головы» робота.
        Стальной паук дернулся - и заметался, ослепленный. Манипуляторы метнулись было к «голове» - и остановились в полуметре. Похоже, робот сообразил, что, снимая неожиданную помеху в горячке битвы, может повредить лобовое стекло. Даже если оно и бронированное, поцарапать-продавить его стальными пальцами вполне реально. Вот поэтому и замер он, максимально осторожно пытаясь приблизить манипуляторы к своей голове.
        Но Снайпер успел раньше.
        Рванувшись вверх, он выхватил из ножен «Бритву» и прямо через куртку Ксилии четырьмя мощными ударами ножа взрезал бронестекло, словно это был простой картон.
        Но все оказалось не так просто.
        Разрезанная куртка упала вниз вместе с осколками бронестекла. Голова робота повернулась. Теперь из глубины стального черепа на стрелка смотрели два красных глаза-камеры, глубоко утопленные в бронированные глазницы.
        Робот довольно хрюкнул. С одной стороны, защитное стекло жалко, но зато теперь можно о нем не беспокоиться. Позади Снайпера победно взвыли сервомоторы манипулятора, раскрывающие стальную ладонь, чтобы одним ударом прихлопнуть человека, словно надоедливое насекомое.
        Но Снайпер уже успел сменить «Бритву» на маленький ПСС. Два выстрела прозвучали, словно два удара сердца бегуна, разрывающего финишную ленточку. Несмотря на скромные размеры пистолета, его пули пробивают стальной лист толщиной два миллиметра на дальности до двадцати пяти метров. А уж при выстреле в упор разнести вдребезги пару видеокамер и насквозь прошить человеческий мозг, скрывающийся за ними, для этого замечательного оружия не составляет никакого труда.
        Снайпер почувствовал, как холодные пальцы робота коснулись его затылка. Сервомоторы взвыли надсадно, взвизгнули ранеными хищниками, старающимися из последних сил сомкнуть зубы на теле жертвы… Но разорванный пулями мозг не успел отдать команды на сжатие стальной ладони, которая так и зависла в воздухе нелепо растопыренной пятерней.
        Облегченно выдохнув, Снайпер вылез из-под занесенной для последнего удара карающей длани.
        - Сегодня снова не судьба нам свидеться, сестрица, - пробормотал он. - Стало быть, в другой раз.
        И уже громче произнес, откровенно любуясь увиденным:
        - Спасибо тебе за помощь, дедушкина внучка.
        Ксилия неторопливо шла к роботу, держа лук наготове. Неудивительно, что под курткой у нее ничего не было надето - воину только в тягость лишняя одежда, не несущая однозначно полезной функции. Но так как куртка у охотницы теперь отсутствовала, взору Снайпера был полностью открыт роскошный бюст девушки, резко контрастировавший с осиной талией.
        Эх, природа-матушка, как редко ты даешь своим детям все и сразу… Редкость несусветная, чтоб было твое творение и красивым с лица, и фигуристым, и умным, и сильным, как физически, так и духовно, и при этом не скотиной распоследней, для которой другие люди так, насекомые мелкие, на которых плюнуть, растереть и забыть. Вот и сейчас - фигура нереально сказочная, аж душа ухает вниз при виде такого, вызывая ощущение тесноты и дискомфорта в той части обмундирования, что пониже ремня. А глаза на лицо поднимешь - и как-то сразу форма вновь становится впору.
        Впрочем, похоже, прогулки топлес нисколько юную валькирию не смущали. Ни капли стеснения, идет себе, покачивая бедрами, словно ни в чем не бывало, и при этом по сторонам рысьими глазами смотрит. Не о бюсте своем роскошном думает, на который мужик бесстыдно глаза пялит, а о том, как бы половчее гипотетическому врагу стрелу в глаз загнать. Сказка, а не женщина, мечта сталкера. А с лица воду не пить. Ну, ежели совсем невтерпеж станет, можно и противогаз поискать, здесь они наверняка должны где-нибудь заваляться…
        Все же Снайпер нашел в себе силы отвести взгляд, подобрать с пола порядком испорченную куртку, вытрясти из нее осколки бронестекла и бросить девушке вместе с квадратом кожи, из той куртки вырезанном.
        - Ну ты… это… может, обратно пришить можно? Или у деда еще один комплект камуфлы отыщется…
        Девушка, зажав стрелу на луке указательным пальцем левой руки, правой поймала одежку за воротник, встряхнула, бросила на нее быстрый взгляд.
        - Мне старая одежда предков не нравится. Домой вернемся - эту починю, - равнодушно бросила она. - Сейчас главное другое. Что за чудище железное на нас напало? Это подземный тролль?
        - Это по-любому гораздо хуже, - сказал Снайпер. - Но есть у меня одна мысль… Сейчас проверим.
        Кабина робота была слишком габаритной для боевой машины. Судя по выпуклой бронированной крышке на несущей платформе, портативный биореактор был вмонтирован прямо в нее. Очень удобно - прям на поле боя разрывай на части трупы врагов и суй себе в брюхо. Подзарядка в экстремальной ситуации не отходя от кассы, хотя приличный кристалл шамирита вполне может заменить полсотни трупов, хорошо откормленных при жизни. Соответственно, возникает вопрос: что такого могло скрываться в башне биоробота, вдвое превышающем размерами бронированное тело того же «Спайдера»?
        Обследовав массивное туловище боевой машины, Снайпер быстро нашел одну-единственную кнопку с нечитаемой поясняющей надписью. Обучая языку пришельца из иномирья, проклятый Тестомес позабыл научить его чтению. Хотя, возможно, маг и сам был неграмотным - на кой человеку с суперспособностями книжки читать? Правильно, не фига ерундой заниматься, когда есть возможность прямо из воздуха лепить собственное благополучие.
        После недолгого размышления Снайпер нажал на кнопку, очень надеясь, что это несложное движение пальца не приведет в действие предусмотренный конструкторами простой и эффективный способ самоуничтожения боевой машины.
        Не привело. Вместо этого раздалось шипение, и широкая бронепанель, составляющая переднюю часть кабины, медленно поднялась вверх, словно крышка шкатулки, поставленной на попа.
        Снайпер невольно присвистнул. Внутри машины на водительском кресле сидел скрюченный мертвец в шлеме, находящийся примерно в той же стадии мумификации, что и остальные трупы, валяющиеся по всему подземелью. Сухие руки мертвеца судорожно сжимали рычаги управления, словно перед смертью водитель из последних сил пытался подчинить себе управление взбесившейся машиной.
        - Все понятно, - пробормотал себе под нос Снайпер. - Размещенный в головной части дублирующий биомозг, предназначенный для вывода дорогой машины из боя в случае смерти пилота, взбесился и подчинил себе робота, заблокировав команды водителя.
        Стрелок перевел взгляд на пару раздавленных, тронутых ржавчиной баллонов, валяющихся рядом с Зеркалом Миров. На одном из них еще можно было разглядеть маркировку, не требующую знаний местной письменности и обычаев, - человеческий череп на фоне стилизованного облака. Восставшее творение рук человеческих, самовольно отстранив пилота от управления, притащило в место наибольшего скопления людей баллоны с отравляющим газом и тупо их раздавило, выпустив на волю невидимую смерть.
        - Что? - переспросила Ксилия, надевая на себя искалеченную куртку и перехватывая ее поясом. Видимо, заметила взгляд спутника и решила не смущать.
        - Ничего, не обращай внимания, - сказал Снайпер. И полез в кабину.
        Аккуратно вытащить наружу останки мертвеца не получилось - высохшая плоть крошилась при малейшем прикосновении. Пришлось доставать труп по частям, а рассыпавшиеся в пыль фрагменты выметать куском кожи, так удачно вырезанным из спины куртки дочери лесника.
        Голова мумии отвалилась сразу. В полумраке кабины на высохших плечах матово блеснула цепочка. Снайпер потянул за нее - и в его руке оказался небольшой медальон, покрытый темным налетом. Разбираться с находкой времени не было, и стрелок, просто сунув ее в карман, продолжил свое малоприятное занятие.
        Когда башня робота была более-менее приведена в порядок, Снайпер уселся в кресло водителя и надел на голову шлем. Любопытно, примет ли машина нового оператора, или же в нее введен какой-то код, блокирующий несанкционированный доступ? Конечно, риск есть. Конструкторам машины ничего не мешало сделать так, чтобы ментальный шлем тупо поджаривал мозги незваному гостю, словно в микроволновке. Но иначе не проверить.
        На сплошной панели перед лицом водителя имелась одна-единственная кнопка. Молодцы конструкторы, не заморачивались. Сел, нажал, поехал. Или нажал - и спекся, ибо не фига лезть, куда не приглашали.
        Но, как известно, груздю, влезшему в кузов, сковорода уже не страшна. Поэтому Снайпер вздохнул полной грудью, выдохнул - и легонько хлопнул ладонью по кнопке.

* * *
        Тестомес оказался прав - за Лисом пришли довольно быстро. Провернулся ключ в замке, и внутрь камеры осторожно всунулась знакомая физиономия арбалетчика.
        - Ты жив? - осторожно поинтересовался он, смерив взглядом неподвижную фигуру Тестомеса, тонувшую в полутьме.
        - Не дождетесь, - хмыкнул маг. - Я вас всех переживу.
        - Переживешь, ага, - окрысился арбалетчик. - Мессир как раз сегодня распорядился в целях экономии припасов очистить тюрьму от всякого опасного сброда, и от Проклятых - в первую очередь. Так что готовься, колдун, на завтра назначена первая казнь, и плотники уже сколачивают новые виселицы возле главных городских ворот…
        - Эй ты, хорош трепаться! - Голос Фрегга, раздавшийся в коридоре, был злым и нетерпеливым. - Если Проклятый жив, расковывай эту отрыжку дракона и пошли, мессир ждать не любит.
        - Кого именно расковывать? - не понял арбалетчик. - Они оба Проклятые.
        - Ну твою мать… - горестно вздохнул Фрегг, входя в камеру. - Ничего никому поручить нельзя, все приходится самому делать.
        Телом подручный нового мессира был весьма грузен, при этом жирным его назвать язык не поворачивался. Бывают люди, здоровенные от природы, и довольно толстый слой сала, покрывающий их телеса, лишь добавляет им солидности в глазах окружающих. Говорят, именно так выглядят северные варвары, живущие за Морем снов, - плечистые великаны, к тому же еще и закованные в стальные доспехи.
        Соответственно, когда Фрегг вошел в каземат, притиснув незадачливого арбалетчика мощным торсом к стенке, в камере стало, мягко говоря, тесновато. Однако подручного мессира это не смутило. Привычным движением он снял с пояса связку ключей и одним из них ловко отомкнул браслеты, стягивающие запястья Лиса.
        - Все, пошли, - буркнул он, хватая парня за плечо железными пальцами, словно цыпленка из курятника намеревался вытащить.
        - Ну, пошли, - согласился Лис, отклоняясь в сторону и со всей дури нанося здоровяку удар коленом в пах…
        Какой бы ни был ты супертренированной машиной для убийства, колокола остаются одной из самых уязвимых и болезненных зон твоего тела - так же, как глаза и горло, которые не защитить никаким мышечным корсетом или набитыми мозолями.
        Хотя, ожидай Фрегг от пленника чего-то эдакого, может, и подстраховался бы он. Защиту стальную надел на промежность или просто вразумил полновесными матюгами туповатого подчиненного, самолично не входя в камеру. Но, как говорится, что случилось - то произошло, и никакой колдун не отмотает назад то короткое время, за которое ты успел совершить очередную глупость.
        От удара Фрегга согнуло пополам, да так резко, что он со всего маху впечатался лбом в стену камеры. Хорошо так приложился, аж лоб затрещал и с потолка копоть посыпалась. Обмяк подручный мессира и рухнул на прелую солому, булькнув при этом, словно бурдюк с помоями. Изо рта оглушенного хлынула обильная струя блевотины, на которую, впрочем, Лис внимания не обратил. Сейчас его больше интересовал арбалетчик, разинувший рот от удивления, но тем не менее рефлекторно тянущий руку к длинному кинжалу, что висел у него на поясе.
        Кинжал Фрегга оказался погребен под его грузным телом, поэтому Лису нечего было противопоставить новому противнику. Бить коленом в пах хорошо, когда враг этого не ожидает. А стражник уже почти готов к тому, чтобы если не начать резать Лиса на полосы, то как минимум заорать. В коридоре же наверняка ждет второй арбалетчик и - самое страшное - стальной паук с клешнями, которого голыми руками-ногами точно не одолеть.
        Взгляд Лиса метнулся по камере, но ничего похожего на оружие поблизости не было. Факел против ножа практически бесполезен, разве только…
        Рядом с рукой поверженного Фрегга валялась большая связка ключей, одним из которых он разомкнул браслеты на запястьях Лиса. Любил подручный мессира крутить эту связку на ходу, со свистом выписывая ею в воздухе замысловатые кренделя. Ее, резко нагнувшись, и подхватил с пола Лис, при этом слыша над головой, как со змеиным шуршанием покидает ножны длинный кинжал стражника, больше похожий на короткий меч.
        - Кутрубово отродье, - прошипел стражник, делая шаг вперед и замахиваясь своим оружием. Нападение на старшего - веский повод для того, чтобы зарезать преступника на месте согласно инструкции, древней, как сама тюрьма. И слава убийцы дракона достанется ясно кому. Потому и не заорал арбалетчик, призывая подмогу, ибо ножом владел очень неплохо еще с той поры, как помаленьку разбойничал на большой дороге, перед тем как податься в городскую стражу.
        Но хорошее владение коротким клинком на этот раз не помогло. Тяжелая связка ключей прилетела из полумрака и тяжело тюкнула в висок - словно молотком кузнечным в череп ударило. И наступила темнота…
        - Неплохо, - тихо прокомментировал произошедшее Тестомес. - Кистенем у тебя получается лучше, чем огненной магией. Во всяком случае, в последнее время.
        Лис и сам не понял, как это у него так получилось. Махнул связкой - и стражник рухнул, будто его топором срубило. Слышал он, что бывает такое, мол, в сложной ситуации тело не ждет команды от нерасторопного хозяина, а спасает себя само, без участия разума.
        - Эй, что у вас там? - донесся из коридора обеспокоенный голос второго стража, явно не желающего заходить в камеру.
        - Не твоего ума дело! - рявкнул Тестомес, умело подделав голос Фрегга. - Стой где стоишь!
        И тихо добавил, уже Лису:
        - Давай быстрее замки отмыкай, пока тот дурень тревогу не поднял.
        Лис принялся было копаться в ключах, подбирая нужный, но колдун тут же подсказал:
        - Вон тот, самый хитрый, с девятью зубцами. Никс по старой памяти не пожалел для меня сложных замков.
        Но Лис не особо торопился. Признаться, не хотелось ему освобождать предателя, из-за которого погиб Снар и… и Лисса. Кстати, еще вопрос, из-за кого она погибла… Но не будь Тестомеса, наверняка жила бы девчонка.
        Правда, с другой стороны, парень понимал - одному ему отсюда не выбраться. Итан, как старый член гильдии Воинов Ночи, наверняка знает все ходы-выходы из лабиринтов, которые понастроили под Стоунхендом Чистильщики Веры. Так что выбор был небольшой…
        Хитрый замок одновременно запирал сложную систему толстых стальных браслетов, намертво фиксирующих тело колдуна. Оказалось достаточно двух поворотов ключа, чтобы оковы распались.
        - Верное решение, - прошептал Тестомес, падая на прелую солому - от долгой неподвижности тело онемело и отказывалось слушаться.
        - Да что там у вас? - раздалось из коридора. - Хорн, место!
        Судя по лязганью цепи и скрипу стальных когтей по каменному полу, паукообразный Хорн команду «место» проигнорировал. Одновременный щелчок клешней подтвердил догадку Лиса.
        Попавший впросак арбалетчик заорал благим матом:
        - Фрегг! Твою мать, Фрегг! Эта ночная ваза с ножками мне казенный сапог прокусила!
        - Жаль, что не яйца оторвала, - хрипло посочувствовал Тестомес голосом подручного мессира. Итан силился подняться с пола, но у него это не очень получалось.
        Видя такое дело, Лис плюнул на все свои философские умозаключения о мести и долге и помог колдуну подняться.
        Прислонившись к стене, Итан кивнул - мол, спасибо. Видно было, что кровообращение в его руках потихоньку восстанавливалось, так как Тестомес уже немного шевелил пальцами. Закрыв глаза, колдун что-то шептал, а меж его ладоней постепенно сгущался спертый воздух камеры.
        Лис уже все это видел раньше, правда, тогда маг воздуха был в лучшей форме. Сейчас парня больше беспокоили несущиеся из коридора тихие поскуливания стражника, которого цапнул сторожевой паук. Еще немного, и арбалетчик осознает нестандартность ситуации, после чего наверняка начнет орать в голос. Или попрется за подмогой. А это конец. За нападение на стражу Стоунхенда полагалось «неспешное четвертование» - казнь, по сравнению с которой повешение было за счастье.
        Приговоренному в течение длительного времени отпиливали пилой сначала пальцы, после - кисти рук. Потом укорачивали руки по локоть, далее - по плечо. Раны прижигали огнем. Если человек терял сознание, палачи поливали несчастного ледяной водой, пока тот не приходил в себя. После чего снова принимались за дело.
        Когда руки заканчивалась, наставало время ног, которые расчленялись по той же схеме. Народ говорил, что палачи сами не любили эту казнь. Работа была долгой и нудной, а от воплей истязуемых у них потом долго болела голова и звенело в ушах. Горожане тоже не горели желанием таким образом расставаться с жизнью, поэтому стражу предпочитали обходить стороной. Если же обойти не получалось, то со служителями закона народ был исключительно вежлив и обходителен.
        А тут налицо два бесчувственных тела… Так что не захочешь, а включишь фантазию.
        - Надо что-то делать, пока тот ушлепок за подмогой не побежал, - прошептал Лис. - Давай так - я заору, а ты его сюда позови.
        Колдун уставился на сокамерника, аж пальцами перестал шевелить.
        - И что будет?
        - Не знаю, - честно ответил Лис. - Но уж лучше пусть он здесь будет, чем в коридоре.
        И заорал, не дожидаясь ответа Тестомеса.
        - Что там у вас? - нервно поинтересовался стражник из коридора.
        - Сюда иди! - прорычал колдун. - С подопечным проблемы.
        - Не могу, - еще более нервно отозвался арбалетчик. - Меня Хорн не пускает, с цепи рвется…
        - Бегом сюда, кутрубово семя! - заорал Тестомес. - Я те покажу «не пускает»! Я с тебя лично шкуру спущу почище Хорна!!! По стеночке иди аккуратно, он не тронет.
        В коридоре послышался тихий стон. А через пару мгновений - вскрик, за которым практически незамедлительно последовал хруст костей и бодрое чавканье.
        - Чертов паук… откусил мне ногу и жрет ее!
        В вопле стражника был не столько ужас, сколько удивление. Нормальная реакция человека, лишившегося конечности. Только что была - и нету… Адская боль придет потом, через несколько мгновений, когда мозг осознает утрату…
        - Неплохо, побратим дракона, - похвалил Тестомес. - Ты прям на глазах растешь.
        Лис от похвалы невольно скривился. Он-то рассчитывал, что стражнику удастся проскользнуть в камеру, где его ждет отработанный удар связкой ключей по черепу. Но взбесившийся паук, похоже, знающий «в лицо» только Фрегга, все решил по-своему.
        - Ну, а теперь пошли, - сказал Итан, пряча за пазуху плотный шевелящийся комок только что созданного заклинания. - Когда Хорн завтракает, ему все остальное до факела. И не вздумай пытаться помочь тому одноногому придурку в коридоре, если сам не хочешь остаться без ноги. Хорн не любит, когда кто-то пытается отнять у него добычу.

* * *
        «Ради вашей безопасности рекомендуется закрыть переднюю бронепанель», - прозвучал в голове Снайпера сухой металлический голос.
        «Обнадеживает, - подумал стрелок. - Если оно заботится о моей безопасности, значит, вряд ли собирается запекать свежепоступивший мозг в черепной коробке».
        - Может, ты вылезешь из нее, Снар?
        В голосе Ксилии были слышны жалобные нотки.
        «Надо же, а девчонка-то, кажется, боится, - отметил про себя Снайпер. - И, кстати, она в первый раз назвала меня по имени. Вот уж не думал, что у этой валькирии могут быть какие-то чувства и эмоции».
        «Команда не понята, - недовольно повторил металлический голос в голове стрелка. - Повторяю: перед началом движения ради вашей безопасности рекомендуется закрыть переднюю бронепанель».
        «Бронепанель закрыть», - подал мысленную команду Снайпер. А вслух крикнул:
        - Не боись, Ксюха, прорвемся! Где наша не пропадала.
        Передняя панель опустилась с глухим щелчком - и вдруг, засветившись, превратилась в один сплошной экран, с вполне приличной четкостью отражающий обстановку за бортом. Следом включились боковые экраны, дав полную картину обстановки спереди и по бокам робота.
        «Неплохо, - подумал Снайпер. - А теперь, товарищ робот, доложите-ка мне о последних событиях на данном объекте».
        «Докладываю, - вновь зазвенело в голове стрелка. - Сто пятьдесят четыре лунных цикла назад основной мозг данной машины по воле предыдущего пилота был переподчинен дублирующему, что автоматически отключило встроенные логические системы безопасности. Предыдущий пилот уничтожил два заряда Игрек, но поскольку системы внутренней безопасности, подчиняющиеся основному мозгу, были отключены, газ проник внутрь машины. Пилот погиб. Сегодня были разрушены обе верхние видеокамеры и дублирующий мозг, что автоматически вновь подчинило машину основному мозгу. В случае уничтожения основного мозга новый пилот может перейти на ручное управление».
        «Так вот для чего рычаги-то, - подумал Снайпер. - Но пока они нужны только как подлокотники. Будем надеяться, что по прямому назначению использовать их не придется. Так вот в чем дело… Не биоробот убил всех людей в этом подземелье, а тот урод, что в нем сидел».
        «Команды пилота непонятны. Просьба к пилоту использовать свой мозг по назначению».
        «Хорошая просьба, грамотная, - усмехнулся про себя Снайпер. - И даже философская в некотором смысле: многие люди свои полтора кило мозгового вещества задействуют крайне редко. Живут на рефлексах, а думают в основном лишь о том, как поесть, поспать, потрахаться да ближнему своему напаскудить, чтоб тому жизнь медом не казалась…»
        «Повторяю: команды пилота непонятны…»
        - Ну, извини, - вслух сказал стрелок. - Потребность у меня такая: как боевого робота ножом да пистолетом обезврежу, так сразу тянет на порассуждать о смысле бытия. Постстрессовый мандраж называется.
        - Пилот желает переключиться на голосовой обмен информацией?
        Динамик заорал прямо над головой, да так громко, что Снайпер аж подпрыгнул в кресле от неожиданности - эффект пустой бочки внутри робота присутствовал в полном объеме.
        - Ну уж нет, спасибо, - сказал Снайпер, утирая со лба выступившие капли пота. - Обязуюсь впредь использовать извилины только по назначению.
        И, сосредоточившись, представил, как биоробот приподнимает правую ногу и делает шаг.
        Все получилось как нельзя лучше. Древняя машина работала, и работала отменно. Впрочем, ничего удивительного. Помнится, старый друг Виктор Савельев рассказывал, что те же японские мечи при должном уходе сохраняются столетиями и ничего им не делается. Так что если поколения подземных жителей эту железяку холили, лелеяли, смазывали и пылинки с нее сдували, то чего бы ей не работать?
        Походив немного туда-сюда, Снайпер не удержался и, рассчитав возможный рикошет, послал машине очевидный мысленный приказ.
        Короткая пулеметная очередь разорвала на части декоративную стеновую панель и выбила из каменной стены под ней веер осколков.
        «Хорошо, что тот убитый мозг на свои кулаки понадеялся, - подумал стрелок. - Наверно, не хотел пулями рвать деликатесы. Если б он хоть один пулемет включил на расстоянии, сейчас вовсю шастали бы мы с Ксюхой по Краю вечной войны. Кстати, надо бы на всякий случай отпилить “Бритвой” эту голову с убитым мозгом. А то мало ли, может, он регенерировать вздумает и еще что-нибудь учудит».
        - Снар, ты слышишь меня? Демон, в которого ты залез, взбесился!
        Не надеясь больше на свой лук, Ксилия выхватила из ножен меч, явно собираясь повторить подвиг напарника.
        - Ксю, спокойно, здесь все свои, - сказал Снайпер, мысленно представив, как робот становится по стойке «смирно».
        Голос стрелка разнесся по залу - похоже, управляющий мозг робота сообразил включить внешние динамики. Он вообще молодец, этот основной мозг, запрятанный где-то в недрах машины. Хотя, конечно, было бы спокойнее без него. Чтоб как в танке - рычаги и только твоя собственная воля…
        «Переключить машину на ручное управление?» - ненавязчиво поинтересовался мозг.
        «Да нет, не надо, - ответил Снайпер. - А ты можешь самостоятельно выполнять команды, данные пилотом?»
        «Да, - прозвучал в голове стрелка бесстрастный голос. - Более того: такие команды желательны. При отсутствии команд пилота машина после одного лунного цикла переходит в режим индивидуального выживания».
        Снайперу вспомнились биороботы сожженной Москвы. Что-то уж очень похожи они на того монстра, в котором сейчас сидел стрелок. Не исключено, что до Последней войны заокеанские ученые открыли портал в этот мир и наладили с соседями обмен достижениями цивилизации. И сейчас до сих пор шатаются по руинам столицы безумные машины, при отсутствии управления перешедшие в этот самый режим индивидуального выживания…
        Но это все домыслы. Правду, похоже, теперь не узнать никогда. Да и кутруб с ней, с правдой вековой давности. Тут свои проблемы решать надо.
        «Итак, ставлю задачу, - подытожил Снайпер. - Сейчас я проведу профилактическую операцию по твоей доводке, а именно - удалю поврежденную башку. И общий вес машины снизим, и протухший мозг больше вонять не будет во всех смыслах. Потом ты максимально заправишься шамиритом и боеприпасами, после чего будешь ждать меня возле лифта. Доступ внутрь машины только по паролю. При попытке кого-то другого кроме меня занять место пилота, не назвав пароль, уничтожать на месте».
        «Задача ясна, - ментально отрапортовал мозг. - Какой пароль?»
        «Сорок пятая», - машинально произнес Снайпер - и прикусил губу. До крови.
        «Пароль принят», - бесстрастно отозвался робот.
        «Переднюю панель поднять».
        Команда была выполнена незамедлительно.
        Операция по отпиливанию простреленной стальной головы заняла минут десять. Даже «Бритва», влегкую режущая сталь, туговато шла по древнему сплаву, из которого были отлиты шейные позвонки боевой машины. Но ничего, все получилось. Стальная башка грохнулась на бетонный пол и покатилась по нему. Видимо, от удара в ней что-то замкнуло, и она угрожающе забормотала что-то механическим голосом. Впрочем, продолжалось это недолго.
        «Ага, все-таки не зря я тебя откромсал, - подумал стрелок, пряча «Бритву» обратно в ножны. - Даже если ты уверен, что враг мертв, никогда не помешает на всякий случай отрезать ему голову».
        Покончив со сложной операцией, Снайпер спустился на землю, где его ждала Ксилия. Девушка уже справилась с собой, ее лицо было по-прежнему непроницаемым. И не скажешь, что пару минут назад была готова ножом воевать с биороботом. Кстати, за кого воевать-то? За него, Снайпера?
        Пока он размышлял, обезглавленный робот, не теряя времени, бодро направился к Зеркалу Миров, где тут же принялся подбирать осыпавшийся шамирит и запихивать его в биореактор.
        - Что делает демон? - поинтересовалась Ксилия, не спуская взгляда с боевой машины. Ее грудь под остатками куртки вздымалась и опадала, вновь вызывая некоторое стеснение в отдельных деталях униформы.
        - Приказ выполняет, - ответил Снайпер, усилием воли гася непроизвольную реакцию организма. - А нам наверх пора. Есть у меня к твоему деду пара вопросов.

* * *
        - Значит, ты утверждаешь, что твой отряд уничтожил какой-то нищий бродяга посредством невидимых смертоносных заклинаний?
        - Истинно так, Величайший.
        Раненый склонился в поклоне, при этом скривившись от боли. Его простреленная рука была накрепко примотана к телу плотной фиксирующей повязкой и вряд ли могла доставлять беспокойство. Скорее, гримаса, исказившая лицо бывшего начальника отряда латников, была наигранной. Мол, смотрите, как мне плохо, пострадал при выполнении задания государственной важности.
        Маг воды отпил глоток вина из кубка, стоящего на столе рядом с его креслом, после чего состроил сочувствующую гримасу. Типа, все под Высшими ходим, бывает.
        И задумался.
        Получается, кто-то еще кроме крайне ограниченного круга членов гильдии Воинов Ночи владеет секретом древнего оружия. Причем умеет применять его бесшумно. Лекарь Посвященных, осмотревший рану, дал однозначное заключение - запястье этого… Как его? Господина Сомерта? - пробила не стрела и не арбалетный болт. Такое аккуратное отверстие мог проделать лишь кусочек свинца, разогнанный в стволе посредством сжигания пороха.
        Значить это могло лишь одно. Либо где-то неподалеку вскрылся еще один гнойник, очередной Дворец Жизни, в котором люди сумели сохранить тайну древнего оружия, либо…
        Магу воды вспомнился стрелок в пятнистой одежде, появившийся прямо из воздуха во время последней казни преступников. Этот воин владел огненным оружием в совершенстве. Правда, это ему не очень помогло - великий маг воздуха Итан отправил его к Темному Порогу, и он, Никс, лично видел это. Иначе можно было бы подумать, что пятнистый стрелок вернулся из небытия. Хорошо, что оттуда никто не может вернуться - ни самые сильные маги, ни полусказочные пришельцы из соседних миров.
        - Истинно так, Величайший, - повторил господин Сомерт, уставший стоять на одном месте и смотреть на задумавшегося главу гильдии Воинов Ночи.
        Ну да, конечно. Сынок богатого дворянина, которого папаша пристроил на непыльное и доходное место начальника отряда латников внешней стражи. Эти отряды рыскали по окрестностям Стоунхенда, следили за порядком, ловили и вешали на перекрестках мелких воришек, а также собирали налоги с окрестных деревень, держа в страхе местных жителей. Теперь же, получив неопасную рану, стоит, переминается с ноги на ногу, всем своим видом выражая нетерпение. Ничего, подождет, не развалится. И плевать на то, что, согласно своему происхождению, этот выскочка имеет право на приставку «господин» перед своим именем. Пора этим господам показать, кто в городе хозяин не только ночью, но и при свете дня.
        - Так ты говоришь, ему помог лесник?
        - И лесник, и его дочка помогли. Сам я не видел, но на следующий день нагрянул в деревню с большим отрядом. Староста все рассказал. Тот лесник изначально подозрительно себя вел. В деревне почти не появлялся, все в лесу пропадал. А как того бродягу прижали мои воины, он их из лука перестрелял, а внучка деду помогала. Как есть заодно они были…
        - А где ж ты был, когда твоих воинов разбойники убивали? - поинтересовался мессир.
        - Меня ж ранили, - быстро напомнил господин Сомерт. - Все равно я ничем не мог помочь, потому вскочил на коня и поспешил донести весть о неслыханном убийстве до ушей начальника стражи.
        - Ай молодец! - восхитился мессир. - Не растерялся.
        - Рад стараться, Величайший, - не почуяв подвоха, вновь раскланялся Сомерт.
        - А старик, значит, собрал вещи, после чего вместе с тем бродягой и внучкой в лес ушел.
        - Истинно так. Люди в деревне говорят, не иначе, у старика там надежный схрон, в котором он может жить безбедно до самой смерти.
        - Схрон, говоришь…
        Мессир вновь задумался. Солнечный свет едва пробивался сквозь узкие оконца с витражами, и полумрак, в котором утопал зал, способствовал неторопливым размышлениям. Слова начальника отряда латников всколыхнули смутные воспоминания, и маг воды, покопавшись в памяти, припомнил дела прошлые, о которых давно успели забыть все члены гильдии Воинов Ночи.
        В свое время предшественник нынешнего мессира практиковал метод засылки шпионов в Дворцы Жизни с двоякой целью: найти секрет магии огня, после чего, независимо от результата, уничтожить население Дворца. Тестомес вот был одним из таких шпионов, теперь в тюремном каземате вшей кормит… Но об этом потом. Помнится, был у прежнего главы гильдии Воинов Ночи искусный шпион, на счету которого имелось аж три удачных зачистки, причем в одиночку. Где-то полгода назад пришел он с докладом, что нашел очередной Дворец в Черном лесу и придумал способ его уничтожения. Мол, готовьте награду. Скоро все сделаю и вернусь, после чего можно будет идти во Дворец и выгребать оттуда сокровища древних голыми руками.
        Пришел, покуражился, ушел - и пропал с концами. Само собой, в Черный лес искать его никто не потащился, себе дороже. Только вот такой отмороженный мог там Дворец разыскать, остальных мешком золота не заманишь в эдакое гиблое место.
        - А ты там, часом, не всю деревню перевешал? - осведомился мессир. - Есть те, кто смог бы показать безопасную дорогу в Черный лес?
        - Да нет, что ж мы, звери какие, курей резать, которые графу яички несут, - оскорбился господин Сомерт. - Так, человек пять повесили, остальных только кнутами вразумили. Отлежатся с недельку - работать будут лучше прежнего. А дорогу староста покажет. Я приказал его не особо сильно сечь, как-никак, он помогал следствию.
        - Ну да, мне доложили, - усмехнулся мессир. - Поначалу ты ему вообще руки собирался отрубить. По сравнению с этим плеть - несравненная милость.
        - Воистину так, господин Никс, - расплылся в улыбке дворянчик, явно почувствовавший себя намного более уверенно, чем в начале аудиенции. - Милость - высшее достоинство тех, кому дана власть управлять другими. В связи с чем я очень надеюсь на достойную награду от вас за преданную и верную службу.
        - «Господин Никс»… - вновь усмехнувшись, посмаковал свое имя мессир, словно сладкий леденец во рту покатал. - Всегда приятно поговорить с равным себе.
        Сомерт осекся, понимая, что сморозил глупость. И ежу ясно, что равный не является к равному по первому приказу и не стоит навытяжку, пока тот слушает его доклад и расслабляется, потягивая вино из серебряного кубка.
        - Прошу прощения…
        - Не извиняйтесь, - махнул рукой мессир. - Мы действительно равны в том, что рождены женщинами и смертны. И поскольку мое звание немного, совсем чуть-чуть значительнее вашего, я имею право оценить ваш подвиг по достоинству. Вы и вправду отличились, а значит, заслужили награду.
        Раненый осмелился нерешительно улыбнуться и поклониться вновь. Вдруг и вправду гроза прошла стороной…
        - Благодарю вас… Величайший, - слегка запнувшись, произнес он. - Воистину милость сильных мира сего…
        - …безгранична, - прошептала темнота, в которой утопали углы зала.
        Господин Сомерт вздрогнул всем телом - настолько жутким был этот шепот - и попытался обернуться.
        Но закончить движение он не успел…
        Маг воды мог наблюдать со своего места, как мрак в левой части зала пришел в движение. Оттуда неслышным шагом вышла обнаженная девушка с фигурой, достойной богини. Однако и при скудном свете, который, словно вор, прокрался через узкие оконца, было видно, что это роскошное тело более чем наполовину лишено кожи. Страшные незаживающие черные ожоги покрывали его. Живая плоть пыталась сопротивляться последствиям применения магии всепожирающего огня, но от этого становилось только хуже. Процесс рубцевания шел вкривь и вкось, корежа плоть и превращая ее в жуткое черно-красное месиво.
        Один из шпионов гильдии рассказал однажды, что подсмотрел, как госпожа Хелла борется с этим бесконечным процессом, ровняя кинжалом собственную бунтующую плоть, а порой в приступе бешенства и отчаяния выгрызая зубами из себя горелое, но все еще живое мясо. При этом страшные раны медленно, но неотвратимо затягивались черной плотью, что приводило девушку в еще большую ярость…
        На следующий день шпиона нашли в сточной канаве. Его вырванный язык был прибит ко лбу доносчика длинным железным гвоздем, насквозь прошедшем через череп и на четверть вылезшим из затылка. Хотя преступление было налицо, но его как-то быстро замяли, и более никто не рисковал следить за девушкой. Которая, кстати, после этого случая очень сблизилась с гильдией Воинов Ночи на почве оказания взаимных тайных услуг, часто жутких, отвратительных и кровавых.
        Но сейчас плоть Хеллы менялась стремительно и совсем по иной причине. Лицо девушки вытягивалось, суставы выгибались назад, из области копчика вылезло нечто, похожее на длинный пастушеский хлыст. Участки тела, не тронутые огнем, на глазах покрывались шерстью, а сожженная плоть жутко шевелилась, словно гигантский паразит, присосавшийся к девушке и сейчас препятствующий метаморфозе.
        Тем не менее превращение все же произошло, причем быстрее, чем мессир успел слегка дрогнувшей рукой поставить на стол опорожненный кубок. Уже не девушка, а гибкая и сильная волчица неслась по каменному полу зала, раскрыв ужасную пасть, полную длинных, острых зубов…
        Такая картина запечатлелась в памяти мессира. И сразу за ней следующая - уродливый зверь впился в шею человека и жадно глотает хлещущую из нее кровь. Горло оборотня так и бьется, перекачивая горячую жидкость в тело монстра, трепещущее от наслаждения. При этом горелое мясо на боках и морде страшно бугрится, словно живя своей, отдельной жизнью…
        Маг воды был далеко не из слабонервных, но и он слегка поморщился от этой картины. Любой человек, даже обладающий способностями сильного мага, с брезгливостью относится к оборотням, кутрубам, упырям, вурдалакам и прочей нечисти…
        Обескровленное тело шмякнулось на пол с глухим звуком, словно хорошо отжатую половую тряпку случайно уронила нерадивая рабыня. Волчица подняла на мага глаза, горящие кровавым пламенем, и ощерилась - словно стальной капкан вдруг ожил и решил улыбнуться.
        Рука мессира невольно потянулась за пазуху, где в специальных потайных карманах всегда лежали несколько приготовленных заранее боевых заклинаний. Потянулась - и замерла на полпути, потому, что уже началась обратная метаморфоза.
        Тело огромной волчицы съеживалось. Втягивалась внутрь черепа длинная клыкастая морда, на неповрежденных участках кожи густая шерсть стремительно укорачивалась, с сухим треском ломались суставы… Лишь структура горелой плоти оставалась неизменной, одинаково уродуя тела и горной волчицы, и некогда прекрасной девушки.
        - Любуешься, Никс? - криво усмехнулась Хелла, поднимаясь на ноги и вытирая тыльной стороной ладони окровавленные губы. - А ведь, помнится, совсем недавно ты не пытался отмахнуться от меня своими заклинаниями и смотрел на мое тело совсем другими глазами, хотя я была полностью одета.
        - О чем вы, госпожа Хелла? - нашелся мессир, энергично почесав бок. - Я ни о чем таком и помыслить не мог! Проклятые вши равно досаждают как бродягам, так и сильным мира сего.
        - Пусть будет так, - слегка кивнула девушка. Ее грудь все еще вздымалась от учащенного дыхания, но Хелла уже овладела собой. - Тогда пойду оденусь, дабы не смущать Величайшего своей наготой.
        Последнее прозвучало как издевка, но маг воды давно научился пропускать мимо ушей чужие интонации и закрывать глаза на многие поступки тех, кто был ему нужен. Несомненно, Хелла опасна, и как-нибудь в будущем надо будет серьезно подумать о том, как бы от нее по-тихому избавиться. Но сейчас ее ум, хватка, связи и способности к убийству нужны новоиспеченному главе гильдии Воинов Ночи, члены которой отвешивают поклоны новому начальству, а за спиной наверняка скрежещут зубами от зависти.
        День уже полностью вступил в свои права. Солнечные лучи пробились сквозь узоры витражей, разогнав по углам полумрак, и мессиру было хорошо видно, как одевается девушка-оборотень. Приятное зрелище… на расстоянии, откуда страшные ожоги можно списать на игру теней. Фигурой Хеллу Высшие не обидели, жаль, конечно, что все случилось так, как случилось. А то можно было бы попробовать договориться с ней не только о деловом сотрудничестве…
        Сильный голос девушки прервал мечты мессира на самом приятном месте:
        - Я, пожалуй, заберу вот это, с вашего позволения.
        Она кивнула на бледный труп господина Сомерта.
        - Без проблем, - пожал плечами мессир. - Хотя не совсем понимаю, зачем вам нужен этот кусок сухого мяса.
        - Хочу последовать вашему примеру и провести один эксперимент, - усмехнулась Хелла. - У меня в доме не хватает хорошего слуги. Попробую создать из него живую куклу.
        Никс усилием воли сдержал брезгливую гримасу. Похоже, травма слегка сдвинула девушке мозги, если она решила сделать слугу из мертвеца. Хотя пусть делает что хочет, главное, чтобы продолжала работать на него, а не на кого-то другого. Кому, например, может прийти в голову фантазия направить это живое оружие против нового мессира.
        - Я прикажу Тангу, чтобы он ночью тайно доставил труп к вам в дом, - произнес Никс.
        - Отлично, - кивнула Хелла. - И еще. Мы договаривались, что я получу того Проклятого, как только он станет вам не нужен. Нельзя ли поинтересоваться: как скоро у вас отпадет в нем нужда?
        - Думаю, в ближайшее время, - улыбнулся мессир. - Я уверен, что с вашими талантами мы быстро найдем способ вытрясти из него секрет магии огня. После этого забирайте его со всеми потрохами.
        - У меня уже есть неплохой план, как это сделать, - проговорила Хелла, ловко завязывая на затылке ремешки мягкой кожаной маски. - Правда, не очень аппетитный, но я уверена, что вы его одобрите. Как известно, большая цель оправдывает любые средства, в том числе и экстремально тошнотворные…
        Внезапно двери с шумом распахнулись. Маг воды слегка вздрогнул от неожиданности - до сих пор никто не позволял себе войти в зал совета без доклада, а уж тем более с шумом и грохотом. Похоже, случилось что-то из ряда вон выходящее.
        Конный сержант, одетый в полную броню, перешагнул порог и тут же грохнулся на одно колено, аж гул пошел от резкого соприкосновения стали с полом.
        - Прошу меня простить, мессир, но дело срочное! - воскликнул сержант. - Из тюрьмы только что сбежали двое узников. Те самые, маг воздуха и побратим дракона. Но мы уже отрядили погоню…
        В следующее мгновение Никс вздрогнул вторично - из горла девушки, стоящей возле его кресла, вырвался жуткий, неженский, звериный рык.
        - Ррррастяпы! - с мгновенно выступившей пеной на губах взревела Хелла. - К кутррубам вас и вашу погоню! Я сама найду ублюдка!!!
        И бросилась вон из зала.
        Мессир не решился ее остановить - да и вряд ли бы у него сейчас это получилось. Переубедить разъяренную женщину не дано никому, даже самому сильному магу на свете.

* * *
        - Ну, дед, рассказывай-ка ты все начистоту, - произнес Снайпер, сойдя с платформы лифта.
        Вард, сидящий за столом, замер с куском непрожеванной зайчатины в зубах. Сел, понимаешь, пообедать, а тут приехал снизу этот красномордый и давай права качать.
        Взгляд старика был красноречивее всяких слов, да и Ксилия, стоящая рядом, с непониманием уставилась на спутника.
        - Хорошо, поясню, - сказал Снайпер, отодвинув грубо сколоченный свободный стул и усевшись поудобнее. - Ты ж лесник, так? Так. Лес, небось, знаешь вдоль и поперек, а дом этот только полгода назад нашел. Несостыковка? Она самая, но не главная. Далее - мост. Если никогда с такими конструкциями не сталкивался, вряд ли ты стал бы рычаги искать. Скорее, попытался б веревку на другую сторону перебросить и по ней через ров перелезть. Но ты предпочел найти секрет. И последнее, самое главное. Никогда не поверю, что такой следопыт, как ты, не заметил светлого пятнышка в углу этого зала. Лесовик прежде всего учится примечать мелочи, без этого с твоей профессией просто не выжить. И не заметить такую вот мелочь в доме, из которого загадочные трупы вытаскивал, ты не мог. Так что выкладывай, старик, как оно все было на самом деле, иначе больше на меня не рассчитывай.
        Вард медленно прожевал мясо, запил все это дело пивом из фляги, вздохнул и произнес:
        - Ну что ж, вычислил ты меня, словно оленя по следу. Впрочем, как и я тебя. Ты ж и есть тот самый перехожий, путешественник между мирами, которого не удалось убить Чистильщикам Веры. Как видишь, у простого сельского лесника есть свои источники информации. Правда, не пойму, зачем ты снова сюда вернулся, но это дело твое. Захочешь - расскажешь, нет - так и ладно.
        Теперь обо мне… Думаю, ты уже догадался, что родился я в этом Дворце Жизни. Отец мой и вправду был графским лесником, жившим в знакомой тебе деревне. Мать же родом из подземных жителей, которых Чистильщики считают чудовищами и уничтожают нещадно. Этому Дворцу повезло. У нас было Зеркало Миров, дающее бесконечную энергию, и лес, защищающий наш дом от посторонних взглядов. Однако кровосмешение - плохой фактор для выживания рода, и жителям Дворца приходилось контактировать с местными жителями, втираться к ним в доверие, порой жить среди них, для того чтобы там, под землей, рождались здоровые дети.
        Старик умолк, задумавшись. Наверно, сейчас перед его глазами проносились воспоминания молодости… Но у Снайпера не было времени на длительные паузы. То самое шестое чувство, интуиция, не раз спасавшая ему жизнь, сейчас теребила его изнутри, сигналя - времени мало, беда не за горами…
        - Догадываюсь, как оно все было, - сказал Снайпер. - Твой отец повстречал в лесу прекрасную незнакомку, привел ее в свою деревню, женился. У них родился ребенок, из которого мать и отец - к тому времени заслуживший доверие и посвященный в ее секреты - с младенчества готовили шпиона, работающего на лесной Дворец Жизни. Юный лесничий подрос. Со временем, как и было запланировано, тоже сделал карьеру при дворе местного графа. Женился, народил детей, внучку дождался. А однажды пришел в свой истинный лесной дом и обнаружил, что все те, кто был ему близок, мертвы…
        - Они все остались там, - глухо произнес Вард. - Все, кто был мне дорог. Трое моих детей, один из которых так же, как и я, был графским лесничим и отцом Ксилии. Мать-то ее, тоже из деревенских, померла два года назад. А я не хотел, чтобы внучка знала о Дворце Жизни, хотя потихоньку учил ее воинским премудростям.
        - Почему не хотел, дедушка? - деревянным голосом проговорила Ксилия.
        - Потому что оградить надеялся, - вздохнул старик. - Чистильщики в последние годы словно псы Дворцы Жизни вынюхивают и уничтожают безжалостно. Думал я, что не надо тебе всего этого. Мужика найдешь в верхнем мире, замуж выйдешь, детишек нарожаешь - и будет у тебя все как у людей, без этой двойной жизни. Но когда трупы здесь нашел, понял: как у людей уже не получится. Потому и тебя сюда привел, да только рассказать обо всем не решался. И вниз спуститься - тоже. Боялся детей мертвых увидеть. Поэтому и искал того, кто сможет… Они же все умерли, да? Все до единого?
        Стрелок молча кивнул.
        Старый Вард беспомощно моргнул, по морщинистому лицу покатились слезы.
        Снайпер невольно скрипнул зубами. Чистильщики Веры… Вот и еще один довесок к счету, который следует предъявить этой банде. За что людей потравили, словно крыс? Да ни за что. Просто потому, что кто-то решил объявить их врагами. Ну что ж, значит, вполне закономерно, если некий пришелец из иномирья объявит своими врагами этих палачей. Давно доказано, что сила действия равна силе противодействия. Вот и получите свое противодействие в полном объеме…
        На плечо Снайпера легла узкая, но сильная ладонь.
        - Спокойнее, воин, - раздался над головой голос Ксилии. - Я знаю, что у тебя тоже счет к гильдии, ты много чего рассказал в бреду. Но месть - это холодное оружие, и пламя ярости не лучший помощник для него.
        «Надо же, - про себя удивился стрелок. - Девчонка сумела остаться спокойной, пусть даже внешне, хотя там, внизу, остался лежать ее отец. Это дорогого стоит…»
        - Что дальше?
        Голос Ксилии был холодным, словно сталь боевого ножа.
        Но ее деду было не до планов на будущее. Он просто сидел, смотрел в пустоту и даже не пытался утереть слезы, льющиеся из глаз. Сейчас он наверняка снова видел своих детей живыми - и прощался с ними навсегда. Когда не знаешь наверняка, остается хоть какая-то надежда. Когда узнал - не остается ничего, кроме слез и пустоты в душе.
        - Дальше хорошо бы, чтоб ты меня проводила до старых развалин, которые неподалеку от вашей деревни, один я через лес не пройду, - сказал Снайпер. - Там у меня кое-что ценное спрятано. Но это потом. Попозже.
        Стрелок поднялся со своего места и вышел из дому. Сейчас деду с внучкой он не нужен. Это их горе, одно на двоих, и третий там - лишний.
        Внезапно, словно повинуясь какому-то наитию, он сунул руку в карман и вытащил медальон, найденный им на шее мертвого водителя боевой машины. Цепочка была почти чистой, без следов грязно-рыжего налета, зато на самом медальоне он имелся в избытке. Когда мертвая плоть гниет, на металле, соприкасающемся с ней, образуется так называемая кровавая ржавчина, которая, впрочем, легко счищается, если тот металл не железо и не углеродистая сталь.
        Медальон был серебряным, и корка кровавой ржавчины легко раскрошилась под ногтем Снайпера. На ладони стрелка лежал кружок с выдавленным на нем знаком - натянутый лук со стрелой в орнаменте из листьев, а над луком - оленьи рога.
        Снайпер вздохнул. Без перевода ясно, что сейчас он держит в руке знак графского лесничего. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чей труп сидел внутри кабины боевого робота и кто именно уничтожил население подземного Дворца Жизни… Зачем это было сделано - непонятно. То ли отец Ксилии сошел с ума, то ли продался Чистильщикам Веры и решил таким образом выслужиться. Теперь тайна произошедшего похоронена глубоко под землей вместе с жертвами трагедии. Но, так или иначе, старику Варду обо всем этом знать точно не нужно.
        Стрелок широко размахнулся и швырнул находку как можно дальше, за забор с острыми кольями, в сторону леса, так хорошо умеющего хранить свои тайны.

* * *
        Говорят, что Стоунхенд был построен на месте огромного подземного Дворца Жизни. Когда-то в незапамятные времена предки нынешних жителей города, предвидя последствия Войны огненных стрел, построили огромный подземный город. И укрылись в нем до того, как война прокатилась по миру огненным смерчем.
        Прошли годы, выжившие поднялись на поверхность и возвели над своим укрытием могучий город. А лабиринты подземных ходов, оканчивающиеся величественными залами, существуют и поныне. Да только вход в них запрещен под страхом смерти - Чистильщики Веры бдительно следят за убежищем предков, используя его помещения для собственных нужд.
        Лис уже понял: не зная точно, куда идти, по этим хитросплетениям коридоров можно блуждать до конца жизни, так и не найдя выхода. Но для Тестомеса подземный лабиринт был что дом родной: прихрамывая на левую ногу, он быстро шел, почти бежал впереди, безошибочно сворачивая то вправо, то влево. Факелы на стенах почти не давали света, но колдуну он был и не особо нужен - и так ясно, что в случае чего Итан найдет дорогу даже с закрытыми глазами.
        - Сюда.
        Маг нырнул в совершенно темную нору, где пришлось идти пригнувшись, чтобы не зацепить головой низкий потолок. Под ногами зажурчала вода, ступни мгновенно онемели от холода.
        - Подземная река, - шепотом пояснил Тестомес. - Если повезет, пройдем под городом и вылезем неподалеку от кленовой рощи, той, что за старым кладбищем. Но это если повезет.
        - А может не п-повезти? - осведомился Лис, успевший за короткое время изрядно продрогнуть.
        - Может быть по-всякому, - отозвалась темнота впереди голосом колдуна. - Собаки по воде след не возьмут. Магов земли, которые слышат все, что в подземелье происходит, у гильдии нету. Главное, чтобы Хелла в погоню не подорвалась. Она нас запросто унюхает. Горным волкам-оборотням след на земле не нужен, они запах жертвы за полет стрелы чуют…
        Слева потянуло прохладой. Не иначе, какой-то боковой отнорок тоннеля… из недр которого явственно доносились голоса. Во тьме мелькнул огонек факела, потом еще один…
        - Сглазил, - простонал Итан. - Быстрее!
        И, судя по интенсивному шлепанью ног по воде, ринулся вперед, забыв про слабость.
        Лис рванул следом. Но темнота - не лучший помощник беглецу, который не представляет, куда именно он бежит. Эхо от шлепков Тестомесовых ступней неслось отовсюду, да и сам Лис шумел преизрядно, дыша на бегу, словно загнанный рыцарский конь, - пережитое сказалось на нем не лучшим образом. Измученное тело настоятельно просило отдыха, в отличие от обстоятельств, требующих прямо противоположного - бежать что есть мочи…
        Теперь сквозило отовсюду. Судя по сквознякам и интенсивному журчанию, доносящемуся со всех сторон, подземная река разделилась на несколько ручейков.
        Лис остановился, прислушался - и внезапно понял, что больше никто не бежит впереди него. Лишь за спиной все ближе и ближе слышатся голоса преследователей…
        Парень закусил губу и медленно вытащил трофейный кинжал из-за пояса. Все… Теперь остается лишь подороже продать свою жизнь…
        Удар, нанесенный из темноты, был страшным, но… мягким, словно в грудь Лиса одновременно ударили две кувалды, обмотанные тряпками. Кинжал вылетел из руки парня, звякнул об стену и канул в кромешной тьме, а его владелец со всего маху грохнулся на спину. Если б под ногами не было воды, точно затылок бы размозжил об каменное дно.
        А так падение оказалось относительно мягким. Лис тут же попытался приподняться, но тяжелые кувалды опустились на его грудь, не давая пошевелиться. В ноздри ударил острый запах мокрой шерсти и сырого мяса, который парень отлично запомнил, - так же нестерпимо вонял зверем горный волк, кишки которого Лис выпустил памятной ночью возле гнезда Йаррха.
        - Лежи смирррно, дррраконий выкоррмыш! - прорычала темнота. - Иначе я могу не удеррржаться и ррразорвать твое горррло!
        Лис усмехнулся и расслабился, впрочем, стараясь при этом держать голову над водой. Захлебнуться - не лучшая смерть для мужчины, пусть даже попавшему в плен вторично.
        Впрочем, его вины в этом точно не было. Да и Тестомеса упрекать особо не в чем: он спасал свою жизнь, которая всяко ценнее любой чужой. Жаль только, что темно в подземелье, как у кутруба под хвостом. Потому и не получилось повоевать с Хеллой так же, как с ее сородичем той ночью при свете Двух Сестер - все-таки волчья способность видеть в темноте много значит.
        Гремя латами и размахивая факелами, подоспела стража, добросовестно запакованная в полную броню. Лис усмехнулся вторично. Несмотря на полную утрату пленником огненного дара, латники все же опасаются - а вдруг он снова проснется? Правда, если и случится это «вдруг», латы им вряд ли помогут.
        Тем не менее опасаются они зря. Не проснется дар, пытался уже. Как пришло, так и ушло. После падения с неба - как отрезало. Наверно, не стоит людям, ставшим драконами, вновь становиться людьми…
        Дальше от Лиса ничего не зависело. Обдав напоследок побежденного противника смрадным дыханием, волчица пропала в темноте. Парня же сноровисто связала стража и потащила куда-то, разгоняя факелами темноту подземелья.
        …Ступени, коридоры, снова ступени. Ориентируясь по едва видимым меткам на стенах, стражники безошибочно находили путь и довольно быстро вышли наружу из, казалось бы, бесконечных каменных лабиринтов.
        Длинный подъем по винтовой лестнице окончился массивной дверью, ведущей в уже знакомую лабораторию мессира. Как и в прошлый раз, хозяин лаборатории сидел за столом, правда, теперь возле его кресла стоял не палач в одежде, заляпанной кровью, а Хелла в жутковатом кожаном полутрико, неравномерно обтягивающем ее роскошную фигуру. Быстро же обернулась волчица, даже переодеться успела после трансформации. Хотя, пока стража неспешно тащила пленника наверх, можно было и перекусить, и выспаться…
        А еще на полу лаборатории валялась гора несвежего мяса, от которого ощутимо несло тухлятиной.
        Повинуясь жесту мессира, латники разложили парня на металлическом столе и намертво зафиксировали его конечности стальными захватами. После чего поклонились и вышли через вторую дверь, плотно закрыв ее за собой.
        Маг воды устало вздохнул и, не вставая с кресла, повернул какой-то рычаг, торчащий прямо из стены.
        Загудел невидимый механизм. Стол под Лисом дрогнул, шевельнулся и неторопливо принял вертикальное положение.
        - Ну, вот мы и снова встретились, - устало произнес мессир, потирая виски. - Признаться, ты меня разочаровал, юноша. Я надеялся, что твой дар проснется при виде врага и ты испепелишь этого неудачника Итана. Вместо этого вы умудрились сговориться. В результате мой Фрегг до сих пор валяется без сознания, а на тех двоих раздолбаях, что позволили вам сбежать, я буду проводить свои опыты - если биологический материал не способен выполнять элементарную работу, то пусть хоть науке послужит… Но это все лирика, перейдем к делу. Твоя кровь все еще несет в себе дар Огня, при переливании ее другому человеку она способна убивать. Значит, еще не все потеряно. Древние свитки Низших утверждают: дракон может добровольно поделиться с обычным человеком кусочком собственного тела либо просто подарить ему свое дыхание, и тогда тот обретет магию огня. Спрашиваю в последний раз: ты поделишься своим даром?
        Лис собрал языком вязкую слюну во рту и плюнул на пол. Те, из-за кого погибли Лисса, Снар и многие другие невинные люди, достойны лишь смерти. Другие дары им ни к чему.
        - Даже если б я знал, как это делается, хрен бы ты чего получил, - прохрипел он.
        - Я так и думала, - произнесла Хелла. - Некоторые люди любят строить из себя героев - ровно до того момента, как им начнут вбивать иглы под ногти или медленно плющить гениталии в тисках. Но сейчас у меня нет на это времени.
        С этими словами девушка взяла со стола широкий нож и, подойдя к Лису, принялась неторопливо расстегивать на нем куртку.
        - Кстати, Хелла, я до сих пор не знаю, что вы собираетесь делать, - слегка обеспокоенно заметил маг воды. - И зачем вы приказали притащить в мою лабораторию эту гору гниющей плоти?
        - Сейчас ты все узнаешь, Никс, - равнодушно произнесла Хелла, коротким и сильным движением всаживая нож в грудь Лиса. - Кстати, думаю, нам давно пора отбросить церемонии - сообщникам они ни к чему. Так вот, как ты уже мог догадаться, это мясо - плоть дракона. Та самая, которую сбросил с себя наш общий друг. Конечно, она успела немного подгнить, но на наш маленький опыт это не повлияет. Если помнишь, я тебя предупреждала, что он будет слегка тошнотворным, так что потерпи уж ради наших общих интересов…
        Слова оборотня с трудом доходили до Лиса. Оно и понятно: когда тебе воткнули в грудь нож по самую рукоятку и неторопливо вырезают из нее кусок мяса, сознанию как-то не до чужих диалогов. Бьется оно в стенки черепной коробки, трепещет от ужаса… но почему-то не гаснет от нереальной боли.
        Лис чувствовал, как сталь вгрызается в его тело, как трещат ребра, ломаясь под ее напором. Он видел, как брызжет кровь - на руки Хеллы, на ее костюм, на лицо, бесстрастное, как у мраморной статуи… Видел ее глаза, не мигающие, даже когда на них попадали горячие тяжелые капли. Покрыв глаз красной пленкой, кровь скапливалась на нижнем веке и тягуче стекала вниз по ресницам, но оборотень не делала попыток сморгнуть или утереться. Лишь порой из ее полуоткрытого рта появлялся широкий волчий язык, слизывал очередную каплю и так же быстро скрывался обратно…
        - Ты уже знаешь, Никс, что у драконов два сердца, - продолжала Хелла, не прерывая своей страшной работы. - И если одно останавливается, второе продолжает работать. Я узнала, что этот юноша, превращаясь в дракона, сорвал с костей мясо многих людей, и в том числе - плоть любимой им девушки. В последнее время благодаря тебе я перечитала многие труды Низших, которые собрала гильдия в своей библиотеке. Так вот, в одном из них говорится, что возможен и обратный процесс. Если в кусок плоти, сброшенной драконом, поместить одно из его сердец, то он сумеет из этого мертвого мяса воссоздать любого из тех, чью плоть позаимствовал при рождении. Главное - чтобы той плоти было достаточно и чтобы дракон действительно пожелал вернуть к жизни убитого им же.
        Энергично провернув клинок в ране, Хелла выдернула его из тела Лиса. После чего протянула левую руку и осторожно ввела пальцы в края разреза.
        - Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - проговорил маг воды, наблюдая за происходящим. - А если Лис не захочет воскрешать свою девчонку?
        - Тогда нам останется ждать, пока подрастет плененный детеныш дракона, а у тебя появится еще один экземпляр бесполезного биологического материала для опытов, - пожала плечами оборотень, после чего резко выдернула руку из тела парня.
        На ее ладони, ритмично сокращаясь, лежало окровавленное сердце, вырезанное из правой стороны груди пленника. Сейчас там зияла страшная рана, в которую запросто мог пролезть кулак взрослого мужчины, но, похоже, Хеллу это ничуть не заботило.
        Мягкой волчьей походкой она приблизилась к груде мяса, валяющегося на полу, и встала на одно колено. Одним ударом ножа оборотень рассекла пованивающий кусок мертвой плоти и засунула в разрез все еще бьющееся сердце.
        Мгновение ничего не происходило. Потом груда мяса заметно вздрогнула. От разреза во все стороны потянулись тоненькие красные нити, на глазах превращающиеся в сетку кровеносных сосудов…
        - Пока не поздно, - произнесла Хелла, отсекая небольшой кусок от пока еще мертвой груды мяса. После чего встала на ноги и подошла к Лису.
        - Я бы с удовольствием вырвала сейчас и твое второе сердце, - произнесла она. - Но для тебя это была бы слишком легкая смерть. К тому же ты пока что нужен мне… и Никсу. И своей девушке. Ты же хочешь, чтобы она вновь жила? Тогда думай о ней, думай изо всех сил. Обычно в жизни никогда не удается вернуть то, что потерял навсегда. Но сейчас у тебя и у нее есть шанс.
        С этими словами оборотень деловито засунула отрезанный шмат мяса в грудь Лису, словно щель в избе куском ветоши зашпаклевала…
        Как бы Лис ни хотел не подчиняться командам этого чудовища, но этот приказ он выполнил. Со всем возможным усердием. Он отнял жизнь у девушки, которая действительно, по-настоящему, любила его и которую - теперь Лис знал это совершенно точно - любил он. И сейчас он был просто обязан вернуть отнятое…
        Маг воды наблюдал за происходящим с горящими глазами. Девушка-волчица была права, его слегка мутило - драконье мясо воняло отвратительно. Но научный интерес был намного выше возмущенной реакции желудка.
        Бесформенная груда драконьей плоти, в которую Хелла засунула сердце Лиса, менялась на глазах. Подгнившее сверху мясо отваливалось пластами, а из-под него наружу лезло что-то красно-белесое, влажное, похожее на полупрозрачный мешок с кровью, разбавленной молоком.
        - Еще одна грань магии огня, - восхищенно произнес мессир, наблюдая, как ошметки мертвой плоти осыпаются с огромного плодного пузыря, в котором явно билось что-то живое.
        - Люди, - криво усмехнулась Хелла уцелевшим краем рта. - Даже родиться второй раз не могут без посторонней помощи.
        Подойдя к пузырю, она ткнула в него окровавленным ножом.
        Раздался треск. Полупрозрачная пленка разорвалась, из нее на пол хлынул мутно-багровый поток, вслед за которым наружу выползла обнаженная девушка, вся в крови и слизи. Выползла - и рухнула без сил, не сводя с Хеллы больших глаз со слипшимися ресницами.
        - Только не называй меня мамой, ладно? - блеснув не до конца втянувшимися клыками, сказала оборотень. - Мне будет очень трудно разрывать горло и пить кровь собственной дочери, пусть даже названой. Я даже могу расплакаться, а это вредно для лица - могут появиться ранние морщины.
        У мессира от голоса Хеллы по спине пробежались мурашки - столько было в нем холодной ненависти. Ему вдруг стало очевидно, что эта девушка готова убивать бессмысленно, бесконтрольно, убивать всех, чье тело не обезображено страшными ожогами. А значит, однажды, когда этой волчице уже не нужна будет защита гильдии, она так же равнодушно может убить и его… Опасный союзник, очень опасный. Которого при первой же возможности нужно ликвидировать. Кутруб с ней, с пользой, которую приносит Хелла, если однажды ее клинок или зубы могут принести смерть ему, мессиру гильдии Воинов Ночи…
        Между тем оборотень, с ног до головы покрытая кровью, подошла к Лису, поигрывая своим кинжалом.
        - Ты боишься смерти, побратим дракона, но не показываешь этого, - произнесла Хелла. - Похвальное качество. На олухов, которым ты интересен, это может произвести впечатление. Но глупо демонстрировать собственную удаль перед теми, кому плевать и на тебя, и на девчонку, которую ты уже однажды убил. Теперь выбор за тобой. Или ты подаришь мне Дыхание Дракона, или тебе придется смотреть, как я буду вот этим ножом медленно расширять все отверстия на теле Лиссы. Как видишь, я успела узнать о тебе все, в том числе и имя девчонки, в буквальном смысле подарившей тебе свое сердце. Теперь я вернула ей этот подарок, и она будет жить - если только не умрет сегодня во второй раз. И опять - по твоей вине.
        - Что… я должен сделать? - прохрипел Лис.
        - Ничего сложного. Просто поцеловать меня - глубоко, с языком, по настоящему, словно любимую девушку, мысленно даря мне при этом свое огненное дыхание.
        Тело Лиса корежило от немыслимой боли. Оно отторгало теперь уже чуждое мясо, грубо воткнутое туда, где только что билось второе сердце Лиса. Но плоть дракона, словно армия завоевателей, насильно вторгалась на чужую территорию, врастала в нее, постепенно становясь с ней одним целым. Грудь парня жгло, словно в нее вонзили раскаленный железный лом, хрустели срастающиеся ребра, мерзко трещала стремительно восстанавливающаяся кожа.
        Но сильнее этой немыслимой боли было отвращение при мысли, что ему придется целовать это ужасное существо.
        - Что морщишься, хомо, - шипела Хелла, медленно приближаясь. - Еще совсем недавно мужчины готовы были рвать друг друга на части, лишь бы сорвать поцелуй с этих губ. Сейчас же мои бывшие поклонники отворачиваются и стараются перейти на другую сторону улицы, лишь завидев меня. И все это благодаря тебе и твоей проклятой магии огня. Но если я не могу вернуть себе былую красоту, то пусть то, что изуродовало меня, станет частью меня. Потому что больше всего на свете я теперь хочу не возвращения моей былой красоты. Сейчас я желаю, жажду, мечтаю жечь своим дыханием лица тех, кто отворачивается…
        Она говорила что-то еще, но Лис не слышал ее. Он лишь видел глаза волчицы, горящие безумным огнем. От Хеллы шла обжигающая волна энергии, ощутимая кожей, проникающая прямо в душу, заставляющая трепетать плоть от ужаса и желания. Больше не было боли, раздирающей плоть, как не было и девушки-оборотня со страшными ожогами на теле. Рядом с Лисом стояла богиня страсти - прекрасная, подчиняющая тело, волю, разум, но при этом дарящая восхитительнейшее из наслаждений, которого жаждет любое существо в любом из миров…
        Маг воды внимательно наблюдал, как Хелла подчиняет себе этого строптивого парня, - и невольно восхищался. Он много слышал о магии оборотней, способных подчинять себе слабых или спящих. Понятное дело, что попробуй Хелла сломать этого Лиса своими чарами, у нее ни кутруба не получилось бы - уж больно жутко она выглядела, у любого мужика весь душевный потенциал упадет. Здесь же схема была идеальной. Причинила страшную боль, заставила почувствовать себя распоследней сволочью, дала надежду, что все можно исправить, после чего додавила своей концентрированной похотью, свойственной всему племени горных волков. Неудивительно, что парень поплыл, вон как нацеловывает этот ночной кошмар с выпирающим бюстом и оттопыренной задницей, - который, кстати, сзади очень даже ничего. Интересно, у нее спина тоже обгорела? Под лоскутами и многочисленными завязками ее очень своеобразного трико ни кутруба не разобрать…
        Мессир не препятствовал эксперименту своей союзницы - потому что не особенно в него верил. После того как у Лиса не вышло спалить даже своего заклятого врага, маг воды вполне обоснованно решил, что побратим дракона навсегда утратил свои способности. Но Хелла уговорила своего союзника на последний эксперимент - и мессир согласился. Все-таки в душе он был ученым. Интересно же, вдруг получится? Правда, в последний момент смутило его это «подари мне Дыхание Дракона», произнесенное оборотнем, но, с другой стороны, если биоматериал бесполезен, пусть развлекается…
        Хелла оторвалась от губ Лиса. Ее глаза горели еще сильнее, неестественным пламенем, словно внутри черепа оборотня кто-то развел жаркий костер. Повернувшись в сторону горы ошметков плоти дракона, Хелла шумно выдохнула.
        Струя пламени, вырвавшаяся из ее горла, мгновенно охватила мертвое мясо и пол под ним. Послышался треск: это от сильнейшего жара лопнула каменная плита, на которой валялись отходы удачно проведенного эксперимента. С потолка посыпался песок. Мгновенно вспотевшему мессиру показалось, что еще немного - и стены, не выдержав столь высокой температуры, рухнут, обвалив своды старинного здания ему на голову.
        Рука мага воды метнулась за пазуху, где на специальном кожаном жилете имелось множество кармашков, заполненных пузырьками с заклинаниями…
        Но вмешательство мага не потребовалось. Хелла плюнула на огонь, и тот почти мгновенно угас - лишь пол, на котором валялись хрупкие черные останки драконьей плоти, все еще отливал багрово-красным, словно раскаленная чугунная сковорода.
        Мессир выдохнул, но руку из-за пазухи не вытащил. Хелла неожиданно получила то, чем он сам мечтал завладеть всю свою жизнь, - что автоматически переводит союзника, которому что-то нужно от тебя, в категорию очень опасного существа, от которого ты не прочь получить его только что обретенный дар. Хотя кутруб с ним, с даром. Союз с необузданной девушкой-оборотнем и без того был весьма рискованным предприятием. Сейчас же мессир остро пожалел, что раньше не метнул Хелле в спину, скажем, Дыхание пустыни. Мумии, конечно, выглядят еще хуже, чем обожженная горная волчица. Но зато лежат себе спокойно там, куда ты их положил, и не скалятся тебе в лицо, как бы намекая: только дернись - и тут же превратишься в еще одну головешку на черном от сажи полу.
        - Даже не пытайся, Никс, - сказала Хелла, глядя прямо в глаза магу. - Ты сейчас жив только потому, что, хоть и воротил рыло от моего лица, все время продолжал пялиться на мою задницу. Видишь, как иногда бывает полезно взглядом раздевать девушку.
        Маг медленно вытащил из-за пазухи пустую ладонь и попытался улыбнуться.
        - Да Высшие с тобой, Хелла. У меня и в мыслях не было…
        - Это уже неважно, - отрезала оборотень. - Сейчас я хочу, чтобы ты вызвал стражу, которая доставит этого урода и его сучку в мой дом. Да, наложи-ка на его морду свое знаменитое Зеркало. Хоть я и высосала из Лиса огненное дыхание, боюсь, что одновременно снялся и Огнетушитель, который был на него наложен черным драконом.
        - Твою мать… - прошептал мессир.
        И как он не догадался? Маги земли умели обуздывать пламя, очень эффективно туша пожары. А колдун такой силы, как Ингар, вполне мог наложить Огнетушитель на дракона, тем самым лишив его способности плеваться всепожирающим огнем. Хелла же распознала магию земли там, где мессир просто не додумался проверить ее наличие. И вот теперь результат…
        - И еще, - добавила Хелла. - Я хочу второй черный перстень гильдии и статус твоего заместителя с правом печати.
        Никс закусил губу.
        Заместитель мессира с правом печати обладал такой же властью, что и Величайший, подчиняясь только ему. А со способностями Хеллы он, Никс, превращался в марионетку, которой эта обожженная сука будет крутить, как ей вздумается. И очень скоро, когда члены гильдии привыкнут к ее железной хватке, настоящий мессир станет ей просто не нужен - она с легкостью устранит биоматериал, ставший бесполезным, после чего займет его место.
        Маг воды прекрасно понимал все это - и ничего не мог сделать. Первый приказ отдан. За ослушание последует пламя, которое не потушишь водой. Выполнишь его - и все. Твое место определено, и сойти с него уже не получится…
        - Чего ты ждешь, Никс?
        В голосе Хеллы послышался металл, причем раскаленный добела. Маг зажмурился. Жизнь - или роль пешки. Что выбрать?
        Кутруб побери эту горелую тварь, конечно же жизнь!
        - Стража! - закричал мессир, очень аккуратно, чтобы Хелла видела его руки, доставая из-за пазухи пузырек с «зеркалом». - Принести мне перо, бумагу и второй черный перстень гильдии!
        Оборотень, наблюдающая за его действиями, одобрительно кивнула и оскалила клыки, казалось, успевшие подрасти за последние мгновения. Уж не собирается ли она, подчинив себе мессира, заодно попробовать его крови? Говорят, горные волки любят превращать людей в эдакие ходячие бурдюки, понемногу сцеживая из их вен свежую кровушку. И полезно для здоровья, и ослабленная марионетка послушнее будет…
        За дверью послышались шаги. Но, правда, не за той дверью, что вела в коридоры гильдии. Кто-то быстро бежал по каменной лестнице со стороны подвалов, очень странно стуча по ступеням сапогами. Будто не кожей были подбиты подошвы обуви, а тонкими костяными пластинами…
        «Странные сапоги у стражи Никса, - шевельнулась в голове Хеллы мысль. - И почему из подвалов? Неужто этот олух додумался поставить охрану возле обоих входов? Как-то не верится, что у него может появиться настолько здравая мысль».
        Интуиция не подвела оборотня. Дверь распахнулась, и в лабораторию ворвалось нечто бесформенно-черное, с пылающими углями глаз и длинными когтистыми лапами.
        Но Хеллу было непросто застать врасплох.
        Ее тело практически мгновенно освоилось с новой способностью. Оборотень прекрасно знала, сколько огнесмеси содержится в ее втором желудке, появившимся сразу после того, как Дыхание Дракона прижилось внутри нее. Вполне хватит для того, чтобы спалить любую тварь Центрального мира, угрожающую ее безопасности.
        Хелла мощно выдохнула, целясь в голову кошмарного существа.
        Струя ревущего пламени вырвалась из ее рта, ударила в черную, слегка вытянутую морду, в шею, в грудь… и словно утонула в теле твари, как тонет солнечный лучик в пятне дегтя…
        Мессиру со стороны показалось, что этот ночной кошмар с рогами, когтями и хвостом просто впитал в себя неугасимое пламя и от этого даже слегка вырос в размерах. Правда, бег свой притормозил - все-таки удар он получил неслабый.
        А реакция оборотня была мгновенной. Поняв, что огнем жуткое существо не взять, она начала меняться. С треском пошло по швам искусно сшитое трико, не в силах сдержать напор стремительно растущей плоти. Сейчас трансформация происходила намного быстрее, чем совсем недавно, в зале приемов, словно только что полученный дар удесятерил силы горной волчицы…
        Но все-таки недостаточно быстро.
        Чудовище длинно прыгнуло, одним движением мощных лап преодолев расстояние, отделяющее его от Хеллы…
        Второе его движение было похоже на черную молнию, в которую размазалась передняя конечность монстра. Мессир лишь услышал неприятный хруст и звук удара - это в стену врезалось тело Хеллы, смятое и скомканное, словно ненужная окровавленная тряпка.
        Дальнейшее происходило очень быстро. Вжавшись в угол, дрожала девушка, только что родившаяся из плоти дракона. Скрипели крепления, которыми были зафиксированы руки Лиса, - это чудовище с легкостью выдирало их из металлического стола, словно репку из земли. А еще по ушам бил мерзкий стук, от которого просто некуда было деться…
        Впрочем, все закончилось очень быстро. Чудовище освободило пленника, взвалило его на плечо и, вынеся дверь страшным ударом, скрылось в черноте прохода, ведущего в подвалы гильдии.
        Прошло еще несколько мгновений, но стук не прекращался. Немного придя в себя, мессир мотнул головой - и понял, что это стучат его зубы.
        Усилием воли подавив непроизвольную реакцию организма, Никс поднялся из-за стола.
        «Высшие силы, сколько же кровищи! Рабы сотрут себе все локти и колени, пока ототрут ее с пола…»
        Мысли были дурацкими. Они очень часто возникают и у распоследних нищих, и у сильных мира сего после того, как те переживут сильный испуг. Да нет, не испуг. Животный ужас. Немногим удавалось остаться в живых после того, как они увидят живого кутруба. А ведь именно демон ночи вломился только что в его лабораторию, ибо только одному существу на свете нипочем всепожирающее драконье пламя - ибо, как известно, кутрубы рождаются из Черных Пятен. Проклятых мест, выжженных драконами.
        Нетвердыми шагами маг воды подошел к Хелле.
        Тело, не завершившее трансформацию, выглядело ужасно. Мешанина из плоти, на две трети человеческой, на треть волчьей. И уродливая голова, почти полностью оторванная от тела страшным ударом, висящая лишь на клочке кожи.
        Впрочем, Хелла уже изменялась, как изменяется любой оборотень после смерти. Сейчас она понемногу превращалась в человека, утрачивая волчьи признаки. Была б в образе волчицы - осталась бы ею до конца. Но не успела перекинуться, и теперь она просто обычный человеческий труп. Безнадежно мертвое мясо… на котором по-прежнему неторопливо бугрились черные ожоги, живущие своей странной и страшной жизнью.
        В коридоре за сохранившейся дверью бухали стальные сапоги - это на шум неслась охрана. Впредь она будет стоять прямо за дверями… Нет, в самой лаборатории! Человека четыре, в полной броне. Заговоренной. Причем обязательно не простые сержанты, а маги гильдии, в совершенстве владеющие боевыми заклинаниями. Да, этого точно будет достаточно.
        Первым в лабораторию влетел, ни много ни мало, сам начальник охраны тренировочной базы. Здоровенный рыцарь, которому, чтобы войти в лабораторию, пришлось здорово пригнуть голову - иначе бы верхний косяк шлемом снес. За широкой спиной начальника охраны толпились латники.
        - С вами все в порядке, мессир? - встревоженно поинтересовался рыцарь.
        - Надеюсь, что да, Ксанг, - неуверенно произнес Никс. И добавил: - Немедленно усильте охрану периметра. Девчонку - в темницу, стеречь ее днем и ночью. Так, еще. Выделите штурмовой отряд, человек примерно полсотни. В деревне, что возле старого кладбища, найдите старосту. Он проведет вас к деревянной крепости в лесу. Есть подозрение, что там укрылись бунтовщики, разберитесь с ними. Да, и приведите сюда, в лабораторию, побольше рабов. Пусть приберут здесь все, чтоб пол блестел, словно ваш нагрудник.
        - А с этим что делать? - кивнул рыцарь на труп Хеллы. - В огонь?
        Никс поморщился.
        При мысли, что останки оборотня будут корчиться в его печи, к горлу мага воды подкатил тошнотворный ком.
        - Прикажите своим людям выбросить это куда-нибудь подальше, чтоб никто не нашел, - приказал он. - А сами останьтесь. Я подробно проинструктирую вас насчет моей личной охраны.

* * *
        - Ты хочешь, чтобы я проводила тебя до старых развалин.
        Снайпер обернулся. И как это у нее получается ходить совершенно бесшумно? Ну чисто кошка.
        - Да. Там у меня спрятан… хм-м-м… спрятаны доспехи и оружие.
        - Мы же принесли сюда латы убитого стражника.
        - Ага, вы принесли, - усмехнулся Снайпер.
        Однако Ксилия не смутилась.
        - Тогда ты был рабом. Сейчас - свободный человек, поэтому мы говорим с тобой на равных.
        - Понятно, - кивнул Снайпер. - Издержки феодализма. Ладно, проехали. Так проведешь через лес?
        - Той дорогой, что ближе к деревне, идти нельзя, - сказала внучка лесника. - Ее сейчас наверняка конные разъезды патрулируют. Придется в обход, через старое кладбище.
        Сказала - и задумалась.
        - Проблемы? - поинтересовался Снайпер.
        - Возможно, - пробормотала Ксилия. - Плохое оно, то кладбище. Недавно деревенские там то ли вурдалака, то ли упыря видели. А где один нечистый появляется, там их вскоре обязательно целая стая будет. Значит, и кутрубы подтянутся непременно. Где мертвые шастать начинают, там и они тут как тут.
        - Вурдалак и упырь не одно и то же? - уточнил Снайпер.
        - Нет, - мотнула головой Ксилия. - Вурдалак - это неупокоенный мертвец, которого похоронили в проклятую землю, где он самостоятельно переродился и ожил. Бывает похож на человека, а бывает, что и нет. А упырей маги земли вызывают из Обители мертвых. И если забывают отправить обратно, то труп начинает жить своей жизнью и жрать все, что шевелится.
        - Все равно не понял. И тот, и тот - трупы. Разница в чем?
        - У вурдалака нет души, - вздохнула Ксилия, словно мальцу разъясняя очевидное. - Это просто тупая хищная плоть, которую, правда, непросто уничтожить. Бездушного вообще убить сложнее, что мертвого, что живого. Но если отрубить голову, расчленить тело и закопать по частям, то вурдалак уже не встанет и со временем просто сгниет. С упырем на первый взгляд все проще, и в то же время сложнее. Даже если тело наполовину разложилось, душа у него есть. Только измененная, так как побывала в Обители мертвых. Упырь намного умнее и хитрее вурдалака. Он почти человек, только питается исключительно чужой кровью. Если труп недолго в земле пролежал, так и не отличишь с первого взгляда, живой перед тобой стоит или оживший мертвец.
        - Убивать его как?
        - Нужно поразить мозг или сердце. Это его не убьет, но, скорее всего, остановит ненадолго. Мертвый упырь считает себя человеком, и серьезные раны его… удивляют. Мол, как это? В голове топор торчит, а я жив. Вот тут и нужно его обезглавить. А еще лучше - применить казнь Z. Отсечь голову, разрубить туловище по диагонали через сердце, а потом отделить ноги. Тогда упыря можно и не закапывать, он уже точно не возродится.
        - Понятно, - пробормотал Снайпер. - Есть душа, нет души - по-любому только расчлененка, только хардкор. Ну так как, поможешь за снаряжением сходить? Или, если не по себе от того кладбища, расскажи, хоть примерно, как до него добраться.
        - Даже если расскажу, не дойдешь, - мрачно сказала Ксилия. - Чужой ты лесу, сожрет он тебя и не подавится. Хорошо. Я надену латы и пойду впереди с луком. Ты идешь сзади след в след. Возьмешь дедушкин арбалет, я видела, что ты научился с ним обращаться.
        - Ага, научился, - проворчал Снайпер. - Один болт в мишень, вот и вся огневая подготовка.
        - Если умеешь стрелять, то когда потребуется - выстрелишь и не промахнешься. Хороший стрелок соединяется своим сердцем с сердцем оружия.
        - Да-да, я это уже слышал, - задумчиво произнес Снайпер, вспоминая давно услышанные слова: «“Если сердце ружья и сердце стрелка различаются, будет промах…”[11 - Японский трактат «Школа ходзюцу Ватанабэ-рю».] Интересно, в этом мире тоже побывал мой старый друг Виктор Савельев или это просто совпадение?..»
        Они вышли через час. Старый Вард походу не препятствовал, напротив, сказал:
        - Идите. Мне одному надо побыть.
        - Если опасность какая, в лес уйдешь? - поинтересовалась внучка.
        - Уйду, - кивнул старик. - Непременно уйду.
        …Многолетний мох мягко пружинил под ногами. Латы Ксилии, густо смазанные каким-то вонючим жиром, вопреки ожиданиям, не бряцали при ходьбе - лишь слегка поскрипывали многочисленные ремешки, стягивающие стальные пластины. Снайпер шел следом, воротя нос от тяжкого смрада, - похоже, жир, использованный для смазки, был напрочь протухшим, что, впрочем, Ксилии никакого неудобства не доставляло.
        Арбалет стрелок повесил за спину. Случись чего, пока еще в пистолете патроны есть, а воспользоваться этой деревянной и неудобной дурой всегда успеется. Сейчас вообще больше ножи были востребованы, так как нормальный лес сменился мутировавшим.
        Хищные ветви, шевелясь, начали потихоньку подбираться к путникам, словно щупальца гигантских осьминогов. И если вонючих доспехов внучки лесника гибкие ветви касаться явно опасались, то к Снайперу проявляли живейший интерес. Не иди он по едва заметной тропке следом за девушкой, все могло бы кончиться плохо. В этом лесу и вправду как на минном поле: шаг влево, шаг вправо чреваты летальным исходом. Несколько раз Снайперу пришлось рубануть ножом по особо назойливым ветвям. Конечности дендромутантов реагировали немедленно. Вслед за ударом слышалось недовольное шипение, ветви отдергивались назад, и конфликт был исчерпан - до тех пор, пока новый хищник вновь не пытался дотянуться до свежей плоти.
        Так продолжалось час или два, пока, наконец, хищный лес не расступился и путники не вышли на открытое пространство.
        - Что-то везет нам сегодня на удручающие пейзажи, - проворчал Снайпер. - То лес что твоя гробница, то вот это…
        Перед ними раскинулось старое кладбище с покосившимися надгробиями и травой, что запросто вырастает на хорошо удобренной почве чуть ли не в рост человека. Правда, не сказать, что кладбище было напрочь лишено внимания живых. Вокруг него топорщилась частыми четырехметровыми железными копьями совершенно новая ограда, через которую без штурмовых спецсредств или на худой конец длинной лестницы перелезть было просто нереально. Похоже, местная администрация очень опасалась того, что может вылезти из-под старых надгробий.
        - Решетку новую поставили, да только зря, - негромко произнесла Ксилия. - Упырям через нее не перелезть, но если железа коснется тот, кто их поднимает из земли, то часть ограды осыплется, словно гнилая солома. Ржавчина моментом сжирает все, к чему прикоснутся грязные лапы Низших.
        И вправду, неподалеку в ограде зияла неслабая дыра, кое-как заделанная нестругаными досками. Над дырой висел покосившийся знак - грубо сколоченный деревянный щит, на котором не менее грубо был намалеван знак Z.
        - Предупреждение «Осторожно, зомби»? - поинтересовался Снайпер.
        - Это предупреждение, что каждого, кто полезет на это кладбище, ждет казнь «зет», - пояснила внучка лесника. - Земля за оградой объявлена проклятой, а Низший, видишь, поглумился, сделав себе проход именно под графским знаком. Ну и кутруб с ним. Сейчас обогнем кладбище, потом два полета стрелы пройти по полю - там и будут твои развалины…
        - Тихо, - прошипел Снайпер.
        Слева слышался уже хорошо различимый лязг доспехов. Вдоль ограды шла хорошо утоптанная тропинка, и теперь было понятно, откуда она появилась. Не особо надеясь на железный частокол, вдоль него постоянно ходили вооруженные латники.
        - Патруль, - прошептала Ксилия. Ее лицо под открытым забралом шлема заметно побледнело. - От них не уйти. В составе каждого кладбищенского патруля обязательно находится один Палач - лучший воин гильдии Чистильщиков Веры.
        Снайпер не ответил. Он просто шагнул к дыре в заборе и одним движением сорвал ненадежную деревянную заплатку. Доски, грохоча, упали на землю.
        - Быстрее, - сказал стрелок, кивая на проход, открывшийся в ограде.
        - Но ведь там… проклятая, мертвая земля!
        Глаза Ксилии были расширены от ужаса.
        - Живые люди страшнее мертвой земли, - сказал Снайпер, протискиваясь меж ржавыми огрызками железных прутьев. - Похоже, настал мой черед идти первым.

* * *
        На голову лилась вода, холодная, словно жидкий лед. И у сознания, провалившегося в черный омут беспамятства, просто не было другого выхода, кроме как, смертельно продрогнув, вынырнуть из темноты и вернуться на старое место.
        Лис вздрогнул и открыл глаза.
        Вода немедленно перестала литься, и пред очами парня нарисовалась на редкость мерзкая рожа.
        - Мой кайоо пришееел в себяяя! - провыло чудовище, оскалив нехилые клыки. - Кайоо не умрееет сегодняяя. Октоо спас своего кайооо!
        «Так вот оно в чем дело, - понял Лис, с трудом отрывая голову от чего-то на редкость жесткого и неудобного. - Этот навязчивый демон вытащил меня из лаборатории мессира. Но каким образом он ее нашел?»
        Об этом Лис и спросил, с трудом ворочая деревянным языком.
        - Октоо следил за своим кайооо, - самодовольно заявил кутруб. - Для этого Октооо не нужны глаза. Октооо проник в подвалы и по запаху нашел кайооо.
        «М-да, надо будет при случае как следует помыться», - подумал Лис, с трудом фокусируя взгляд.
        Ну да, конечно, куда еще мог его приволочь кутруб. Конечно, на старое кладбище - тем более что Тестомес говорил о том, что подземный ход заканчивается именно где-то здесь. Да только кладбище это не выглядело мирным местом, где можно без проблем отлежаться среди старых могил, не пахло тут вечным успокоением. Вон надгробие свернуто в сторону, а под ним - разрытая могила. Вон, подальше еще одно, расколотое пополам. Причем такое впечатление, что по нему со страшной силой ударили снизу, да так, что два обломка тяжеленной плиты разлетелись в стороны.
        Но ни мертвых, ни живых вокруг видно не было. С одной стороны, это хорошо. Похоже, погони за ними нет и пока что никто из местных жителей не собирается полакомиться свежей человечиной. С другой…
        - Лисса!
        Парня, лежащего на каменной плите, аж подбросило. Если б у кутруба была одежда, Лис бы его за грудки схватил. А так лишь впился пальцами в свалявшуюся шерсть и притянул к себе волосатую харю с вылупленными от удивления глазами.
        - Лисса! Там была Лисса! Девушка, вся в крови, лежала на полу без сил. Ты ее вытащил? Где она???
        Кутруб хлопнул морщинистыми веками.
        - Лиииссааа? Какая Лииссаааа? Октооо пришел за своим кайооо…
        - Понятно.
        Парень разжал пальцы и вновь обессиленно растянулся на старой могиле с чудом сохранившимся надгробием. Надо было все обдумать, несмотря на то что смертельно хотелось спать. И есть. А еще мерзко ныла грудь в том месте, где совсем недавно билось второе сердце.
        - Октооо старался, - вздохнул демон. - Октооо еще там, в лесууу принес своему кайооо водыы и свежих крыыс, но кайооо уже утащили злые хоомоо. Октооо и сейчас наловил крыыыс, пока кайооо был в долине тенееей. Жиирных, вкуусных крыыс…
        - Чего наловил?
        Лис оторвался от дум и приподнялся на локте.
        - Вооот! - обрадовался кутруб, суя под нос хозяину пучок откормленных кладбищенских крыс, связанных хвостами. Крысы были живыми, только оглушенными. Некоторые из них рефлекторно перебирали лапками, словно все еще пытались убежать.
        - Свееежие, - кутруб растянул пасть в жуткой улыбке. - Октооо может нацедить из них крооови для хозяина, это лууучшее средство, чтообы восстановить сиилы…
        К горлу Лиса услужливо подкатился комок. Парню стоило больших усилий не блевануть прямо в довольно скалящуюся морду демона.
        - Ну уж нет, спасибо, - сказал Лис, отворачиваясь. - Кушай сам, приятного аппетита. Только так, чтобы я не видел.
        Кутруб разом погрустнел.
        - Октооо догаадывался, что хозяяин не станет есть здороовую пищу, - горестно провыл он. - Поээтому он прихватииил для своего кайооо суумку одного из убитых им хооомо.
        И выволок из-за спины небольшую, но вместительную суму, которые стражники Стоунхенда таскали с собой, выходя по служебным делам за стены города.
        В суме оказался нехилый шмат кабаньего окорока, завернутый в тряпку, пара ломтей подсохшего хлеба, два кожаных бурдючка с водой и вином, а также небольшой ножик в кожаных ножнах - дядька Стафф говорил, что в любой армии командиры не любят, когда солдаты жрут с боевого ножа. Оружие - оно для воинской работы. И если его использовать не по назначению, однажды можно сильно удивиться, с чего это вдруг недавно наточенным ножом не получилось перерезать горло врага.
        Лис покрутил ножик в руке. Конечно, толку от него немного, но в случае беды все лучше, чем ничего. К тому же отрезать ломтики от окорока всяко сподручнее, чем грызть его зубами, как Окто своих крыс.
        В общем, можно считать, что поздний обед удался, даже несмотря на то, что Лис старался не смотреть в сторону громко чавкающего демона. В конце концов, трапеза вообще случилась лишь благодаря ему, так что можно и потерпеть.
        А терпеть приходилось, причем не только чавканье Окто… Каждое движение отдавалось в груди вспышкой боли. Немудрено, с учетом того, сколько плоти оборотень оттуда выдрала и какое количество драконьего мяса туда затолкала. Парень всерьез опасался расстегнуть лохмотья, оставшиеся от куртки, и посмотреть, что стало с его телом. Наверняка ничего хорошего… Хотя, может, все и к лучшему, ведь Лисса снова жива. А значит, нужно приложить все усилия, чтобы освободить ее из лап оборотня.
        Наверно, он, задумавшись, произнес это вслух, на что кутруб немедленно отреагировал.
        - Пусть мооой кайооо не беспокоооится, - провыл он, прервав чавканье. - Ооборотню Октоо оторвал гооолову. Примерно воот так.
        После чего кутруб с наслаждением отвернул голову последней крысе и, сунув тушку в пасть, с наслаждением зажмурился.
        Лис посмотрел на своего спасителя. Ну что с него взять? Словно разумная, преданная собака, умеющая говорить. Сидит себе, кушает, жмурится от удовольствия, крысиный хвостик из пасти свисает… Тьфу! И прогнать жалко, и в то же время как-то не совсем это правильно - иметь в качестве домашней зверюшки демона-крысятника в хорошем смысле этого слова.
        Внезапно довольная харя Окто изменилась. Жмуриться он перестал, выплюнул хвост и насторожился. Шерсть мгновенно встала дыбом, глаза сузились, в них полыхнул недобрый огонь. Длинные когти, похожие на кривые ножи, скребанули по ближайшему надгробию - кутруб явно готовился к атаке.
        - Что с тобой? - удивился Лис, не услышавший ничего подозрительного.
        - Чужииие, - негромко провыл демон. - Не беспокоойся, мой кайооо, Октоо быстро с ними разберееется…
        Лис глянул в ту сторону, куда смотрел кутруб. И вправду, за метелками высокой травы маячили две быстро приближающиеся фигуры. Латник с длинными волосами и луком в руках и его бездоспешный спутник… в странном пятнистом костюме.
        Демон оттолкнулся мощными ногами, распластался в прыжке. Мгновение - и не спасут незваного гостя никакие латы, а уж типу в одежке, испорченной пьяным красильщиком, и вообще ловить нечего.
        - Стоять!!! - заорал Лис, вскакивая с надгробия.
        В грудь садануло адской болью, перед глазами разом вспыхнули красные пятна, но парень не обращал внимания ни на то, ни на другое. В его оставшемся сердце вдруг вспыхнула безумная надежда. Нет, не на чудо - их, как известно, не умеют делать даже маги, управляющие стихиями. Лис своими глазами видел смерть Снара. Но, может, тот, в костюме, похожем на одежду стрелка из другого мира, знает что-то о нем? Хотя что он может знать, ведь Снар умер на глазах Лиса, исчез в ослепительной вспышке, созданной магом воздуха по имени Тестомес…
        От вопля парня кутруба словно подбросило в воздухе. Извернувшись немыслимым образом, демон умудрился как-то затормозить свой прыжок и вместо того, чтобы сбить с ног незваных гостей, рухнул вниз и зарылся мордой в землю возле их ног…
        Ксилия отреагировала мгновенно. Стрелять в кутруба бесполезно, ему стрела - что человеку заноза. Но старики в деревне говорили, мол, если мечом отделить демону голову от туловища, то есть шанс спастись. Очень небольшой, так как из ныне живущих и здравствующих это еще никому не удавалось.
        Снайпер всего этого не знал, потому, когда увидел, что на них летит что-то клыкасто-когтистое, упал на колено и всадил две пули в жуткую харю. После чего перекатился вправо, сбивая с ног свою спутницу. И уже в перекате услышал истошный крик:
        - Стоять!!!
        Понятное дело, в бою на чужие вопли внимание обращать не нужно, если, конечно, это не твой непосредственный командир орет. Но голос кричащего показался Снайперу знакомым. Когда повоюешь несколько лет, а потом нагуляешься до тошноты по Зонам трех миров, хочешь не хочешь, а научишься различать малейшие оттенки звуков, цветов и запахов. Потому как глухие и невнимательные имеют гораздо больше шансов погибнуть в экстремальных условиях постапокалипсиса, нежели те, кто привык обращать внимание на мелочи.
        Снайпер застыл, держа на прицеле поднимающуюся с земли жуткую тварь размером с юного теленка. Харя корявая, лапы опасные, один глаз недобрым огнем горит… Второй подбит, и из него тварь, плюхнувшаяся на пятую точку, пытается когтем выковырять ни фига не соринку, а самую настоящую пулю - ту самую, которая с двадцати пяти метров запросто прошивает насквозь общевойсковой армейский шлем.
        - Ты что ж делаешь, сволочь? - прошипела Ксилия, пытаясь в своей броне подняться с земли. Хоть броня и легкая, не рыцарские доспехи, но все равно без посторонней помощи сделать это затруднительно… Но Снайпер и не подумал отвлечься, чтобы помочь даме, - вдруг эта черная пакость с кривой рожей снова передумает и кинется. Второй-то глаз ей подпортить с такого расстояния не проблема.
        - Снар! Ты живой!!!
        К ним, прихрамывая, бежал парень в разодранной куртке и не менее драных штанах, залитых подсохшей кровищей настолько, что определить первоначальный цвет лохмотьев было затруднительно.
        - Лис? - удивился Снайпер, продолжая целиться в неведомую зверюгу. Он был уверен, что после того, как Тестомес перебросил его через границу миров в Чернобыльскую Зону, парнишка и его девушка умерли - хотелось бы верить, что быстро и безболезненно. Ан нет, бежит вон, руками машет. При этом чутье подсказывало Снайперу, что неспроста волосатая и когтистая тварь хоть и сверлит его единственным глазом, полным ненависти, но тем не менее не бросается. Хотя могла бы вполне. Ей, похоже, пистолетные пули все равно что горошины, выпущенные из рогатки. В глаз попадет - неприятно, а все остальное - по фигу.
        Парнишка подбежал, потрогал новую камуфлу, уже преизрядно извозюканную в древесном соке и кладбищенской пыли, улыбнулся хорошо так, от души.
        - Снар… И правда ты. А я думал, ты погиб. Но что у тебя с лицом?
        - Что, щеки наел? - попытался пошутить Снайпер.
        - Да нет, красное оно какое-то.
        - Дать бы ему по роже, - сказала Ксилия, наконец-то поднявшись на ноги. - Да нельзя, новая кожа слезть может.
        - Я, между прочим, тебя спасти пытался, - сказал Снайпер, опуская пистолет. Если Лис стоит к этой твари спиной, а та глядит ему в затылок, словно преданная собака, только что хвостом не виляет, значит, можно немного расслабиться.
        - Кайооо, этоот хоомо Октоо глаааз подбиииил, - провыло чудище, обиженное не столько травмой, сколько невниманием к своей персоне, а также вниманием хозяина к персоне пришлой, явно заслуживающей наказания.
        - Кстати, познакомьтесь, это Окто, кутруб, - сказал Лис. И, заметив непонимание в глазах Снайпера, добавил: - Демон. Но очень хороший.
        Тварь, услышав такое, расплылась в довольной улыбке. Ну и клыки у нее… Хотя хороший демон без клыков все равно что снайпер без винтовки… Кстати о птичках. Снайпер-то реально фактически без оружия, так что пора заканчивать с официальной частью и выдвигаться к пункту назначения.
        - Это Ксилия, - представил стрелок свою спутницу. - Тоже очень хорошая де…вушка.
        - Что значит «тоже»? - вскинулась внучка лесничего. - И что это за пауза после «де…»? Ты «демоница» хотел сказать или…
        - Тихххооо! - прошипел кутруб, да так жутко, что Ксилия, не успевшая привыкнуть к «хорошему демону», мгновенно замолчала.
        В тишине все расслышали звон доспехов и чей-то заполошный голос:
        - Отпусти! Слышь, я тебе говорю, отпусти меня, солдафон проклятый!! Чтоб тебя разорвало!!!
        Не иначе, последнее предложение было чем-то большим, чем стандартное ругательство. Послышался громкий хлопок. Метелки травы, росшей неподалеку, вздрогнули, словно от удара, и мгновенно окрасились в вишневый цвет. Дополнительно к ногам Снайпера упал оторванный палец, продолжающий сгибаться и разгибаться, словно толстый червяк, по которому ударили палкой.
        - Заклинание разрыва, - негромко проговорила Ксилия. - Несложное, но эффективное, когда воздух, находящийся внутри врага, разрывает его изнутри. Правда, действует только против одного противника. Похоже, стражники поймали неслабого мага воздуха…
        Ее слова были подтверждены звоном оружия и криками:
        - Держи его! Уйдет!
        - Господин Палач, куда вы? Там проклятая земля!
        - Мне плевать, какая там земля! Это преступник, который разорвал патрульного! За мной, трусливые свиньи! Выполнять приказ!
        - О-оу, - коротко вякнул кутруб. - Палааач - это плооохо… Этоо хооомо, специально соозданный магами для охооты на демоноов…
        Снайпер быстро осмотрелся. Дело плохо. Звон лат и оружия все ближе, а бежать некуда. Позади - открытое пространство с, как назло, не особо разросшейся травой, за которым маячит высокая ограда без намека на дыры. Сам-то он, может, и переберется через нее, если очень постарается. Кутруб тоже не подкачает. А вот Ксилии в ее латах и прихрамывающему Лису ловить нечего. Значит, придется принять бой.
        В пистолете осталось три патрона. И еще один магазин в кармане, но в нем только один патрон. Неприкосновенный запас, чисто на всякий случай.
        Но когда из густой травы вывалился тот, кого преследовали стражники, стрелок мигом забыл про них. Потому что прямо на него бежал… Тестомес с всклокоченной бородой и безумными глазами. Тот самый маг, что подло пытался убить Снайпера, сначала швырнув его на змеиный трон, а после приласкав каким-то мощным заклинанием. Хорошо, что Лис тогда толкнул его под руку и получилось рубануть «Бритвой» по Тестомесову подарку[12 - Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первой книге серии «Роза Миров».], вследствие чего Снайпера выбросило в Чернобыльскую Зону, где его ждали еще более неприятные сюрпризы[13 - О последующих приключениях Снайпера в Чернобыльской Зоне отчуждения можно прочитать в романе Дмитрия Силлова Снайпер. Закон Шухарта.].
        В общем, всего этого было вполне достаточно, чтобы, прицелившись в лоб предателю, с абсолютно спокойной совестью нажать на спусковой крючок.
        Однако выстрела не последовало. За мгновение до него Тестомес успел оценить изменившуюся обстановку и стряхнуть с кончиков пальцев едва заметное маленькое облачко, мгновенно покрывшее расстояние между рукой мага и пистолетом Снайпера.
        Компактный ПСС моментально стал липким, словно его в мед обмакнули. Понятно. В этом мире нет заклинания проще, чем то, что выводит из строя огнестрельное оружие. Но пусть попробует этот урод остановить бойца с двумя ножами, который твердо вознамерился расплатиться со старыми долгами.
        Бросив пистолет в карман, Снайпер выдернул из чехлов новую «Бритву» и старый добрый «Сталкер», лишенный каких-либо особых свойств, но не раз выручавший своего хозяина в трудную минуту. Например, в последнее время Снайпер научился его очень ловко метать - почти каждый раз попадание в цель, если не клинком, так тяжелой рукояткой, что тоже мало не покажется…
        - Снар, Лис, погодите! - заорал Тестомес. Ага, Лис камень с земли поднял, тоже, небось, решил поприветствовать старого знакомого. - Вы убьете меня, а потом они убьют вас! Давайте сначала вместе с ними разберемся!
        Снайпер переглянулся с Лисом. Предатель прав. Глупо устраивать разборки, когда с минуты на минуту на импровизированную поляну посреди кладбища ворвутся вооруженные стражники во главе с каким-то заведомо ужасным Палачом.
        - Ладно, живи пока, - кивнул Снайпер. - Только заклятие с пистолета сними.
        - Это запросто, - хмыкнул повеселевший Тестомес, дунув на карман Снайпера, в котором лежал ПСС. - Что дальше?
        - Дальше готовь свои заклинания, - прорычал Лис. - Когда мы разберемся со стражей, они тебе пригодятся.
        - Они бы и во время разборок пригодились, - парировал колдун. - Но сейчас толку от меня мало. Жрать хочу, как последний кутруб, нагулял аппетит, пока по подвалам гильдии с тобой носился. Потом решил вздремнуть неподалеку от выхода из катакомб, да неудачно, нарвался на стражу. Когда убегал, последний разрыв на урода потратил, который меня возле ограды поймал. Но не помогло, прибежали остальные.
        - Трогательная история, - кивнул Снайпер. - Но я потом поплачу. Над твоей могилой.
        - Вместе сдохнем, - обреченно вздохнул Тестомес. - Может, дашь один нож, у тебя их два? Все спокойнее будет.
        - Бог подаст, - отрезал Снайпер. - Он добрый. В отличие от меня.
        Когда треплешься, всегда легче ждать. А стража что-то задерживалась. Оказалось, боялась нестись напрямки через кладбище, подобно напуганному колдуну. Поэтому латники шли полукольцом, выставив копья перед собой и контролируя взглядом друг друга. Что случись, бросятся на выручку, и даже очень старому вурдалаку не поздоровится от десятка копий и полудюжины мечей. Получилось так, что одновременно два патруля - городской и кладбищенский - услышали возню возле ограды и поспешили на шум. И вот теперь довольно солидный отряд воинов прочесывал старое кладбище, готовый к любым неожиданностям.
        К тому же стражникам явно добавляла храбрости громадная фигура Палача, выступающая впереди. Люди говорят, что особо выдающихся новорожденных отбирают маги гильдии Воинов Ночи и зачаровывают кровь младенцев, заставляя их тела расти быстрее. В результате этой магии очень часто дети умирают в муках, из двадцати детишек порой выживает лишь один. Но те, кто выжил, очень быстро превращаются в Палачей - гигантов с гипертрофированной мускулатурой и вживленными боевыми навыками. Их не надо тренировать до седьмого пота, они и так уже знают и умеют больше, чем самый закаленный ветеран, прошедший за свою жизнь немало жестоких битв. Это не тупые машины для убийства, это вполне разумные боевые единицы, способные принимать самостоятельные решения. Но даже безжалостные маги гильдии Воинов Ночи понимают: два десятка детей за одного Палача - это слишком высокая цена. Поэтому их так мало, и отправляют этих элитных воинов только на самые важные и ответственные задания…
        Завидев немногочисленную группу, Палач крутанул рукой - порой язык жестов на войне понятнее многословных команд. Отряд, несмотря на то что был сборным, среагировал отлично - мгновенно перестроился в атакующую цепь, расположенную в шахматном порядке: мечники впереди, прикрываясь щитами, копейщики на два шага сзади. Пока противник будет разбираться с меченосцем первой шеренги, ему в плечи или в ноги непременно воткнутся два копья стражников, идущих позади. Удобное построение против небольших групп бунтовщиков, не имеющих арбалетов и тяжелых доспехов.
        - Вот оно как, - прорычал Палач, легко поигрывая тяжелым двуручным мечом. - Гнались за одним преступником, а настигли целую шайку. Ты, красномордый, и сучка в доспехах по описанию подходите под душегубов, перебивших отряд внешней стражи в Болотной деревне. А этот щенок и нечисть рядом с ним - точь-в-точь те, кто сбежал сегодня из лаборатории мессира, учинив там погром и убив госпожу Хеллу. Ну что, добром с нами пойдете? В таком случае гарантирую, что до суда вас никто пальцем не тронет.
        - То есть ты хочешь сказать, до виселицы, - кивнул Тестомес. - Конечно, спасибо за гарантии, но только учти, Палач, ступивший на проклятую землю, что твои обещания уже не имеют силы. Потому что к месту казни нас с тобой повезут в одной телеге. У Проклятых судьба одинаковая - перекладина да веревка.
        Строй стражников колыхнулся, неуверенно брякнули стальные латы. Служители закона переглядывались меж собой, осознавая непоправимое.
        - Ты прав, колдун, - вкрадчиво проговорил Палач. - Но ведь если ты никому об этом не расскажешь, то все останется как есть, не так ли? Проклятая земля не делает человека вурдалаком, это суеверные людишки своими языками навешивают проклятие на своих же соплеменников. И мой меч вполне способен эти языки укоротить.
        Палач еще не договорил, когда его тело взвилось в воздух. Прыжок был непринужденным, как и замах страшного меча, - ни то, ни другое не потребовало от гиганта особых усилий. И Тестомес точно не успел бы отклониться в сторону от сокрушающего удара, если б не три пули, вылетевшие одна за другой из ствола маленького пистолета…
        Казалось бы, ну зарубит эта машина для убийства подлого мага, ради мести которому Снайпер и прибыл в этот мир, - во всяком случае, месть эта была одной из основных причин. Ну туда ему и дорога.
        Но Тестомес сейчас стоял рядом, так же, как и остальные, глядя в лицо общего врага. И не бежал. Дело не в том, что бежать некуда. Даже когда некуда, многие бегут хоть куда-нибудь, видя неминуемую смерть. А маг не пытался удрать, а просто стоял и смотрел. Безоружный. Твою мать, надо было дать ему «Сталкер», глядишь, проклятое чувство личной справедливости не сработало бы…
        Все это Снайпер додумывал, пока пули летели к цели. В бою думается быстро, но еще быстрее действует тело, включившее рефлексы - привычные, знакомые, словно оружие, которое таскаешь годами, уже не замечая его веса и габаритов…
        Первая пуля ударила в рукоять меча, выбив его из ладоней гиганта. Две последующие - в толстый стальной панцирь, защищающий грудь Палача. Не иначе, доспехи были пропитаны какой-то магией, так как от попаданий Снайпера по нагруднику пошли хорошо заметные синие волны. Сталь прогнулась в местах ударов, но выдержала их. А вот самого Палача нехило отбросило назад - что, кстати, спасло Тестомеса. Рухни на него такая туша, пусть даже без меча, раздавило б колдуна, словно таракана, попавшего под каблук.
        В общем, не получилось у Палача задуманное, причем на глазах у подчиненных. Хоть и приземлился гигант красиво, мягко, словно кошка, на четыре конечности, хоть и вскочил на ноги пружинисто, а все равно не то. Народ уважает тех, кто выдает конкретный результат. Остальные в его глазах неудачники.
        И Палач это прекрасно осознавал. Потому и ринулся в повторную атаку, выдернув из ножен кинжал, больше похожий на короткий меч. Причем ринулся конкретно на Снайпера, сверля его взглядом, полным ненависти. Реванш - это всегда хорошо. Если взял его, значит, не неудачник ты, а просто слегка промахнулся, с кем не бывает.
        Боковым зрением Снайпер увидел: все, кто был с ним, вот-вот кинутся на гиганта… и погибнут. В том числе, наверно, и демон, который этого Палача конкретно побаивается. И погибнут не потому, что воевать не умеют, а исключительно оттого, что, когда пятеро в ярости нападают на одного хорошо обученного бойца, это будет свалка, в которой тот боец имеет очень хорошие шансы перерезать всех врагов, отчаянно мешающих друг другу.
        - Всем стоять!!! - рявкнул Снайпер, бросаясь вперед и очень надеясь при этом, что его команда будет услышана и понята правильно. Боковым зрением он увидел: услышали и поняли все, кроме Ксилии, которая выдернула меч из ножен и попыталась рвануться вперед…
        Не вышло.
        Подоспевший кутруб схватил девушку сзади за плечи, зафиксировав весьма плотно, - из такой хватки и мужик не вырвется. Молодец, чертяка волосатая, понимает, что порой с женщинами только так и надо, увещевать бесполезно. Не бить ни в коем случае, не унижать, а просто придержать от необдуманных поступков.
        А Палач между тем летел вперед, явно намереваясь не затягивать процесс и все решить одним ударом. Просто насадить противника на клинок, как бабочку на булавку, а потом, скорее всего, рвануть книзу. И пусть кишки собирает, пока победитель с его дружками разберется так же быстро и эффективно.
        Это все в его глазах было, в мельчайших подробностях. И рука с мечеобразным кинжалом, чуть отведенная назад, те намерения красноречиво подтверждала. Но даже такой простой и безыскусный замысел не стоит афишировать, так как противник, пусть даже мелкий и хилый с виду по сравнению с тобой, отреагировать может.
        Снайпер и отреагировал.
        С места оттолкнулся от земли и катнулся под ноги гиганту, одновременно метя ножом в бедренную артерию, что рядом с пахом находится. Даже если промахнешься, отточенным лезвием по причиндалам тоже мало не покажется.
        Но - не получилось. Палач оказался бойцом опытным и на удивление шустрым для своего веса. Он просто перепрыгнул через неожиданное препятствие и тут же развернулся на месте, готовый к повторной атаке.
        - Вот сволочь, - на родном языке ругнулся Снайпер, сплюнув набившуюся в рот кладбищенскую пыль. Это уже не шутки. Вторая атака гиганта запросто может оказаться фатальной. И чего делать прикажете? Теперь он на рожон не полезет и без всяких эффектных прыжков зарубит на длинной дистанции, благо ручищи у него на треть длиннее, чем у противника.
        Не особо надеясь на успех, Снайпер коротким движением снизу метнул «Сталкер» в лицо Палача, но тот плоскостью клинка небрежно отбил нож в сторону и расхохотался.
        - Это все, что ты можешь? Кататься в пыли и швыряться своими зубочистками? Жалкое отродье! Но я окажу тебе честь - ты умрешь как мужчина, от честной стали.
        И ринулся на Снайпера - мягко и быстро, словно охотящийся лев на обреченную добычу.
        Уклоняться было бессмысленно, бежать - тем более, кататься навстречу - уже катались, хватит. Оставалось только одно: стоять и ждать неминуемого. Ну, Снайпер и стоял, чуть согнув ноги и сжимая в руке свое единственное оружие - откованную Кузнецом «Бритву», смотревшуюся крайне неубедительно по сравнению с габаритным кинжалом противника.
        Палач красиво замахнулся, красиво ударил. Резко, с выдохом, изо всей силы, явно намереваясь развалить противника надвое… и еле удержался на ногах, не встретив сопротивления.
        В руке у него осталась лишь рукоять с жалким стальным огрызком, торчащим из нее. А сам клинок улетел куда-то влево, начисто срезанный у основания боевым ножом Снайпера…
        «Надо же, получилось», - пронеслось в голове стрелка. В самый последний миг возникла у него безумная идея подставить «Бритву» под сокрушительный удар.
        И нож справился с задачей на отлично. А вот рука, его держащая, подвела.
        Все-таки удар Палача был действительно страшным, и пальцы не выдержали, разжались. «Бритва» упала под ноги Снайпера…
        А поднять ее он уже не успел.
        Стальные руки схватили его за горло, подняли над землей. Ноздрей стрелка коснулся омерзительный запах чеснока и гнилых зубов.
        - Неплохо, хомо, - прошипел Палач. - Но все твои финты ничто перед настоящей силой настоящего воина. Испортив мое оружие, ты лишил себя возможности умереть как мужчина. Так что теперь я просто задушу тебя прямо здесь, на глазах твоих дружков, а потом то же самое проделаю с ними.
        Глаза, горящие лютой, звериной ненавистью, приблизились. Палач упивался этой минутой и явно желал ничего не пропустить, наблюдая за агонией побежденной жертвы.
        …Когда тебе перекрывают кислород, а заодно и кровоток в сонных артериях, мозг отключается очень быстро. Секунд десять-пятнадцать вполне достаточно, чтобы человек вырубился. И еще немногим больше минуты, чтобы благополучно перешел в мир иной - при условии, что жертве не раздавили трахею и не сломали шею. Если раздавили и сломали, все происходит быстрее.
        Но Палач не торопился. Хороший реванш - это когда эффектно. В данном случае, например, желательно, чтобы жертва, уронившая тебя в глазах подчиненных, перед смертью хрипела, дрыгала ногами, пускала пену, вызывая своими телодвижениями восторженный ужас в сердцах тех, кто посмел хоть на мгновение усомниться в крутости начальства.
        И Снайпер почувствовал: еще несколько секунд, и начнется оно самое, с безуспешными попытками протолкнуть в легкие глоток воздуха и судорожными движениями конечностей, предшествующими агонии. Поэтому, пока еще сознание не покинуло тело, нужно было сделать одно-единственное движение.
        Резкое. Сильное. Конкретное. Вслепую - носком ботинка в бедро, не прикрытое сталью.
        Удар попал точно в бедренный нерв, хотя везением это назвать трудно - в эдакую ножищу да из такого положения попасть не сложно.
        Сложно не растеряться и ударить…
        Палач вздрогнул, словно от удара током. Оно и понятно, что даже для такого слона удары по уязвимым точкам будут весьма чувствительны. Правда, судя по реакции, болевой порог у него не просто высокий, а космический. Другой бы, получив берцем в надколенник, уже сидел бы на земле, баюкая напрочь отсушенную ногу. А этот лишь хватку разжал чуть-чуть. И, думается, ненадолго…
        В глазах Палача мелькнуло искреннее сожаление. Понятно почему. Хотел преподать урок всем присутствующим, а теперь придется просто сломать шею преступнику, дрыгающемуся слишком интенсивно и болезненно.
        Но Снайпер, глотнув символическую порцию воздуха, успел на мгновение раньше…
        Последний патрон - вещь всегда нужная и полезная. Чисто психологически воину проще идти на смертельно опасное задание, зная, что живым он врагу не достанется. Но порой бывает, что в минуту той самой смертельной опасности магазин бывает нужнее самого патрона.
        Сунув руку в карман, Снайпер нащупал магазин от пистолета ПСС, короткий и широкий, мало похожий на оружие последнего шанса. Хотя это как посмотреть. Если, скажем, зажать его в кулаке между средним и безымянным пальцем на манер штопора, с конкретным упором в ладонь, да со всей силы воткнуть эту конструкцию в корень вражьего носа, то эффект может превзойти все ожидания…
        Есть такой фокус, который демонстрируют продвинутые рукопашники. Если здоровенному мужику, напряженному, набыченному, готовому ко всем тяжким, относительно легко и без особых усилий одним лишь мизинцем правильно нажать на точку, расположенную над верхней губой, то мужик от боли непременно запрокинет голову и, не в силах терпеть, рухнет в заранее подставленное сзади кресло. Эта точка - место сращения носового хряща с черепом, где находится весьма чувствительный нервный узел. Ну а если туда же ударить со всей силы, да еще и не просто рукой, а куском стали, зажатым в кулаке, то последствия будут более чем серьезными даже для боевой машины, созданной для убийства.
        Палач покачнулся и разжал руки. Из носа и рассеченной верхней губы на стальной нагрудник хлынула кровь. Постояв мгновение, словно в раздумье, гигант рухнул на колени и схватился за голову…
        Приземлившись на ноги, Снайпер нашел в себе силы откачнуться в сторону - не хватало еще, чтоб его эдакая туша придавила. После такого удара как минимум потеря сознания обеспечена. Хотя чаще наступает смерть.
        Но Палач умирать не собирался. Вместо этого он отпустил голову и, рухнув на руки, начал блевать, рыча и давясь кровавыми соплями.
        Снайпер поискал глазами «Бритву», подобрал - благо недалеко улетела - и направился к Палачу. Если в смертельном бою тебе удалось сотрясти мозг противнику, то твоя прямая обязанность оказать первую помощь, облегчив страдания несчастному. А именно - воткнуть нож ему под левую лопатку. Или, если не хватает квалификации, тупо перерезать горло. Иначе есть риск, что враг придет в себя и окажет тебе первую помощь.
        Палач почуял неладное и, как ни погано ему было, все-таки потянулся к своему искалеченному кинжалу. Хоть и осталось от клинка одно название, но хороший специалист даже консервным ножом может вспороть артерию или выковырять кадык из шеи врага.
        Снайпер это хорошо понимал и затягивать процесс не собирался. Если гиганту удастся встать на ноги, убить его будет намного сложнее. Поэтому он ускорился, как мог. Всего ничего оставалось - метров пять пробежать, и…
        - СТОЯТЬ!!!
        С командирским голосом у Снайпера было все в порядке. Но его «Стоять!» по сравнению с тем, что прозвучало сейчас, было как крик обычного человека, прозвучавший на краю Ниагарского водопада.
        Замерли все. И бывалые воины, и те, на кого они охотились. Даже ветер, казалось, застыл на месте, застигнутый громовым криком, без сомнения, достигшим небес. Ледяной, первобытный страх сковал всех, кто волей случая оказался на старом кладбище. Ни обернуться, ни вздохнуть поглубже. Самое безопасное - стоять и не двигаться, авось мимо пройдет то жуткое, нереальное, холодное, что движется сейчас промеж тех, кто окаменел от ужаса…
        Неживое…
        Снайпер это кожей почувствовал, будто по шее сзади кто-то провел ледяными пальцами. Знакомое ощущение. Если поддаться, то следом непременно ощутишь, как эти пальцы проникают в твой мозг и начинают ковыряться в извилинах, словно вилкой в теплой лапше.
        Как же это трудно порой - просто повернуть голову. В данном случае - пересилить собственный инстинкт самосохранения, возведенный в степень. По сравнению с этим сунуть голову в пасть льву - да не вопрос, по крайней мере, люди это каждый день в цирке делают. А вот взглянуть в глаза тому, кто, не касаясь, концентрированным ужасом поглаживает твою кожу, слегка царапая ее ментальными когтями, отчего кровь стынет в жилах и очень хочется умереть немедленно, лишь бы все закончилось поскорее, - вот это по настоящему трудно…
        Но Снайпер все-таки обернулся…
        Позади него стояла девочка лет пятнадцати. Уже не ребенок, но еще и не женщина. Простая крестьянская одежда, светлые волосы, выбившиеся из-под капюшона, накинутого на голову. И глаза… Не детские и не женские. Пустые, словно бездна, которая смотрит в тебя. В твою душу, в самое сокровенное, выворачивая тебя наизнанку, вытряхивая из кожи, препарируя деловито и равнодушно все то, что было тебе дорого когда-то…
        - Кто ты? - произнес Снайпер деревянными губами, не отводя взгляда. Если бездна всматривается в тебя, ничто не мешает отплатить ей той же монетой.
        Девочка молчала.
        - Этооо… Мать меертвых, - всхлипнул неподалеку кутруб. - Та, что пришла недаавно, чтобы дать жизнь теем, кто утраатил ее давноо.
        И рухнул ниц, рогами в землю. Следом за ним, кто быстрее, кто медленнее, опустились на колени все присутствующие, кроме Палача и Снайпера. Первый стоял на четырех точках над лужей собственной окровавленной блевотины и время от времени тряс головой, словно бык, получивший дубиной по лбу. Вряд ли такую позу можно было назвать почтительно-коленопреклоненной, но девочка не обратила внимания на поверженного гиганта.
        Потому что Снайпер интересовал ее гораздо сильнее…
        Невидимые ледяные пальцы вернулись и со страшной силой надавили на затылок. Не хочешь - согнешься, скрючишься, зароешься лбом в землю, понимая, что в следующую секунду эта непреодолимая сила сломает тебе шею.
        И стрелок согнулся. Совсем немного, присев на корточки, так, чтобы его глаза оказались вровень с глазами девочки.
        - Тебя кто-то обидел? - спросил он.
        В мертвых глазах промелькнул живой интерес, как если бы на дне бездны зажглась крохотная светлая точка.
        - Те, кто меня обидел, умерли, - ответила девочка. - И нет на свете некроманта, способного вернуть их к жизни[14 - О том, как Мать мертвых отомстила своим врагам, можно прочитать в рассказе Дмитрия Силлова «Z - значит зомби», опубликованном в сборнике рассказов «Под знаком Z».].
        - Тогда зачем сейчас ты заставляешь живых поклоняться тебе?
        …Ледяные пальцы давили все сильнее. Еще немного, и сознание отключится от нереальной боли или лопнут мозги, в которые вонзились невидимые когти. Снайпер осознавал, что это лишь иллюзия. Но давно известно, что тело, подвергшееся качественному гипнозу, способно на многое. И умереть - это далеко не самое сложное задание для него, если сильному оператору придет в голову эдакая фантазия. Что уж говорить об операторе, способном заставить мертвеца подчиняться его приказам…
        - Зачем?
        Девочка обвела взглядом коленопреклоненные фигуры.
        - Возможно, затем, чтобы они острее осознали, что пока еще живы. Сейчас вы были готовы отнять друг у друга самое ценное…
        - И как это может волновать Мать мертвых?
        Снайпер ни на мгновение не усомнился в словах кутруба. От этой девочки, абсолютно безобидной с виду, тянуло смертным холодом намного сильнее, чем от кошмарного предводителя мертвецов - того самого, что притормозил своих подчиненных в яме Моркта и помог стрелку выбраться наружу. Внешность обманчива… Перед Снайпером стоял некромант колоссальной силы. Возможно, настолько сильный потому, что сам был мертв. Отсутствие дыхания, бледность кожных покровов и трупные пятна на ногах ни с чем не спутаешь.
        - У меня и без того много подданных, - усмехнулась девочка бледными губами. - И если бы не обстоятельства, я б с удовольствием понаблюдала, как вы перережете друг друга. Но сейчас Центральному миру нужнее живые воины.
        Ледяные пальцы, с легкостью проникшие сквозь затылок, неожиданно исчезли. И сразу стало легче - похоже, Снайпер чем-то заинтересовал некромантку. Оставалось лишь узнать, чем именно.
        - Ты видишь дальше живых, - после небольшой паузы проговорил Снайпер. - Почему они сейчас важнее, чем твои слуги?
        Он вглядывался в бездну, надеясь вновь увидеть там живую искру. Но тщетно. Не исключено, что ему просто показалось. Искать жизнь в бездне, пристально смотрящей внутрь тебя, не только глупо, но и опасно для рассудка. Лишь пронизывающим холодом пустоты дохнуло ему в лицо, когда шевельнулись бледные губы девочки.
        - Мир живых могут спасти только живые, - прошептала Мать мертвых. - Ты знаешь это не хуже меня, побратим моей госпожи…
        - Проклятая… ведьма!
        Снайпер повернул голову.
        В нескольких шагах от него поднимался на ноги Палач. Его неслабо шатало, но это не мешало ему медленно, но верно выполнять задуманное. В руке гигант сжимал обломок своего кинжала. Неважное оружие, но много ли надо девочке, едва достающей этому великану головой до пояса?
        - Дохлая тварь, поднимающая из земли мертвечину!
        Голос Палача наливался яростью. Он с силой тряхнул сальными волосами, словно сбрасывая с головы невидимые ледяные пальцы, - и, похоже, ему это удалось.
        - Люди видели, как ты убила одного из моих братьев[15 - О том, как Мать мертвых убила одного из Палачей, также можно прочитать в рассказе Дмитрия Силлова «Z - значит зомби», опубликованном в сборнике рассказов «Под знаком Z».]. И сейчас ты сдохнешь по-настоящему, узнав на собственной шкуре, что такое казнь Z!
        Палач сделал шаг, другой. Его неслабо пошатывало, но в глазах гиганта ясно читалось твердое намерение осуществить то, что он задумал.
        Но девочка не испугалась. Она лишь стояла и глядела на Палача. Вернее, сквозь Палача, словно того и не было вовсе…
        Возможно, не следовало гиганту смотреть в глаза той, кого он собирался убить. Но трудно нанести решающий удар, не видя цели. Вот и палач не смог. Его взгляд, горящий ненавистью, пересекся со взглядом Матери мертвых… и сломался - так же, как закаленный клинок кинжала, ударивший по «Бритве» Снайпера.
        Третьего шага не получилось. Палач стоял на месте, тупо глядя перед собой, и бездна смотрела в него, маня темной прохладой вечности.
        Гигант медленно поднял руку. Хоть и осталось от его кинжала одно название, но хороший специалист даже консервным ножом может вспороть артерию или выковырять кадык из чужой шеи. А обломок клинка был раза в три длиннее любого консервного ножа…
        И Палач справился, потому что был по-настоящему хорошим специалистом своего дела. Зазубренный кусок стали легко пробил кожу на боковой части шеи, подцепил трахею… А потом гигант с силой рванул рукоять от себя, словно отдавая последний воинский салют своим латникам, застывшим в немом ужасе.
        Кровь хлынула потоком из разорванной артерии, но Палач еще простоял несколько мгновений, словно памятник самому себе, прежде чем рухнуть лицом вниз на чье-то старое надгробие.
        Послышался омерзительный хруст ломающихся лицевых костей. Снайпер невольно поморщился, после чего повернул голову, собираясь сказать еще несколько слов Матери мертвых. Но перед ним никого не было. Лишь очнувшийся ветер еле слышно прошелестел в траве: «Прощай, побратим смерти… И помни, что я сказала тебе…»

* * *
        Человек шел по улице, не прячась в ночных тенях. Тени сами словно живые тянулись к нему, ложась под ноги, укутывая плечи, забираясь в глубину капюшона, накинутого на голову. Длинный мешковатый плащ скрывал фигуру ночного странника, а ожившие тени дополнительно размывали ее, так что, стоя в трех шагах, было сложно сказать - то ли реально человек идет вдоль приземистых домов Стоунхенда, то ли ветер и ночь играют друг с другом, создавая причудливые видения…
        - Уффф, - выдохнул стражник, протирая тыльной стороной ладони глаза, залитые потом. - Вот ведь, дерьмо кутрубье!
        - Что случилось, Крос? - тяжело дыша, поинтересовался его напарник.
        - Да в темноте померещилось, будто идет кто-то… Тень вроде как. В балахоне…
        - Косы у нее не было? А то с такой работой самое время подохнуть.
        - Типун тебе на язык, - сплюнул Крос. - Пошли уже, а то так до утра не управимся.
        На плече у одного стражника, того, что был повыше, лежали две лопаты. В свободной руке он держал горящий факел, которым освещал дорогу. Второй стражник, низкорослый и коренастый, тащил на себе большой мешок, слегка приседая под его тяжестью.
        - Честно говоря, не нравится мне идея переться среди ночи на проклятое место, пусть даже засыпанное обычной землей, - проговорил Крос, вглядываясь в темноту. - А еще я ни кутруба не понимаю, зачем нам при этом таскать на себе полный доспех и мечи. Я, например, ночного лихоимца запросто уработаю лопатой, если он рискнет поинтересоваться содержимым моего кошелька.
        - Начальнику внутренней стражи виднее, - прокряхтел напарник Кроса, отягченный не в пример более серьезным грузом, чем его десятник. - К тому же в наших кошельках уже неделю пусто, словно в драконьих черепах, что висят над городскими воротами.
        Стражник с радостью вообще помолчал бы, сберегая силы, но не уважить беседой непосредственное начальство значило непременно огрести проблемы в будущем. Которые, само собой, никому не нужны.
        А начальство продолжало трепаться. Не иначе, страшно ему было, аж лопаты позвякивали раза в два чаще, чем положено при ходьбе. Хотя, может, это были плохо подогнанные латы. Или гнилые зубы Кроса, на которые искусный приезжий ювелир надел крохотные стальные шлемы. Скорее все-таки они - вряд ли десятник настолько обнаглел, что за доспехами перестал следить. Сотник, если узнает о таком, и плетей выписать может…
        - У меня от этого места по шкуре мороз, - признался Крос, подтвердив догадку подчиненного. - Помнишь того оборванца, что мы недавно подобрали возле дома с разбитым фонарем над дверью? Люди говорят, это была тайная резиденция Чистильщиков Веры. А оборванец тот превратился в дракона и выжег ее дотла. Причем заметь, как выжег! Дома, что были рядом, остались целехонькими, а резиденция просто рассыпалась от жара, словно была слеплена из песка!
        - Запретная магия огня, будь она неладна, - вздохнул напарник, больше переживающий не о сгоревшей резиденции Чистильщиков Веры, а о том, сколько еще ему переть на себе проклятущий мешок.
        - И вот сегодня именно на этом месте нашему достопочтенному начальству приспичило закопать какой-то неопознанный труп. Ты что-нибудь понимаешь?
        - Мое дело не понимать, а приказы выполнять, - не особо почтительно проворчал изрядно уставший стражник. Крос недавно в десятники выбился и сразу нос задрал до небес. Мог бы и сменить, покойники не самый удобный и легкий груз. Две лопаты-то на плече нести любой пацан сможет, невелик труд.
        Почувствовав настроение подчиненного, Крос трепаться перестал и остановился. Начальник внутренней стражи приказал закопать тело в самом центре пустыря, но ничего, и на краю сойдет. А то, не ровен час, бросит стражник свою ношу, плюнет и уйдет. Задание-то неофициальное, и предъявить ему будет нечего. И спросят не с него, а с десятника. Хотя этот спрос, сейчас кажущийся весьма далеким, - дело пятнадцатое. А вот оставаться ночью в проклятом месте с трупом наедине, это насущное, от которого мурашки бегают под кольчугой и слегка постукивают стальные зубы.
        - Копаем тут, - решительно сказал Крос, сбрасывая на землю лопаты. - И давай побыстрее. Дома всяко лучше, чем здесь.
        - А мне как-то все равно, - пожал плечами напарник. - Мой отец кладбищенским сторожем был, я с детства мертвых не боюсь. Живые куда страшнее бывают.
        - Тем не менее задание выполнять нужно, - нахмурился десятник. Еще не хватало, чтобы подчиненный обвинил его в трусости. - Так что берись за лопату и приступаем. Я еще надеюсь домой попасть и встретить рассвет под теплым боком у жены, а не в этом распроклятом месте.
        «Что же за бока у его жены, если он просыпается под ними», - подумал стражник, но вслух, понятное дело, ничего не сказал и, поплевав на ладони, взялся за лопату…
        Земля была рыхлой, недавно копанной и не успевшей слежаться, поэтому работа пошла споро. Воодушевившиеся стражники махали лопатами, не замечая ничего вокруг и мечтая лишь об одном - поскорее развязаться с не особо приятным заданием…
        Черная тень отделилась от слегка оплавленной черной стены ближайшего здания. Две Сестры одновременно выглянули из-за туч, и при их свете сторонний наблюдатель мог бы вполне отчетливо рассмотреть, что это не порождение игры ветра и ночной темноты, а вполне отчетливая фигура человека в мешковатом плаще с глубоким капюшоном, наброшенным на голову.
        Человек двигался по земле плавно, словно плыл над ней, едва задевая рыхлую почву полами своего плаща. В последний момент Крос уловил взглядом какое-то движение сбоку и попытался обернуться…
        Движение головы удалось лишь на треть.
        Не прерывая своего скольжения, человек в плаще небрежно махнул рукой, и оба стражника беззвучно исчезли, провалившись в неглубокую могилу, так, словно под их ногами внезапно разверзлась бездонная пропасть. Еще один взмах ладонью, выскользнувшей из широкого рукава плаща, - и могила захлопнулась, словно раскрытый рот послушного раба, которому господин приказал замолчать. Теперь на земле не было и следа недавней работы, лишь продолговатый мешок все еще лежал неподалеку от того места, где только что трудились двое стражников внутренней охраны Стоунхенда.
        Неизвестный в плаще подошел к мешку. Из глубин капюшона темным огнем полыхнули глаза, жуткие, словно свежие Черные Пятна на земле, обожженной драконьим пламенем.
        - Я не мог ошибиться, - задумчиво пробормотал ночной странник, которого обычная земля слушалась, словно дрессированная собачка. - Запах драконьего огня слишком силен. Правда, я никогда ранее не слыхал о мертвом драконьем огне.
        Из складок плаща появился длинный и узкий меч, зажатый в руке, пальцы которой были украшены черными кольцами и заканчивались ногтями, слишком длинными для обычного человека. Неуловимое движение клинка - и мешок оказался распорот вдоль по всей длине.
        - Я не ошибся, - проговорил человек в плаще.
        На грубой мешковине лежало обезглавленное тело девушки, покрытое пятнами страшных ожогов. Голова трупа, соединенная с телом лишь лоскутом кожи, была повернута затылком к единственному зрителю, словно труп не желал более общаться ни с кем из мира живых.
        - Это правильно, - произнес ночной странник, присаживаясь на корточки и поворачивая голову лицом к себе. - За Темным порогом спокойнее… Хм-м-м. А ведь раньше ты была красавицей… Разрази меня Высшие, красавицей, способной становиться лютой волчицей! Впрочем, удивляться нечему. Большинство женщин умеют это в той или иной степени… Давай-ка тебя немного полечим для начала. Знаешь ли, мертвых лечить гораздо проще, чем живых.
        Он зачерпнул горсть рыхлой почвы, поднес ее к своему лицу, пошептал что-то над нею, после чего, неторопливо размалывая пальцами твердые комья, принялся посыпать измельченной землей страшные ожоги на теле трупа.
        Это было не очень приятное зрелище. Черные пятна корчились, словно безглазые, безногие и бесформенные существа, присосавшиеся к мертвому телу. И умирали, рассыпаясь в пыль, смахивающую на старую золу, которую хозяйки выгребают из своих печек.
        - Неплохо, неплохо, - пробормотал маг, движением одной руки легко переворачивая окоченевший труп, словно он был склеен из пергаментных листов. Видимо, привычка говорить самому с собой как-то помогала ему в работе. А может, просто развлекала одиночку, не нашедшего для себя собеседника более интересного, чем он сам.
        Все закончилось довольно быстро. Теперь спину трупа покрывали не ожоги, а слой мелкого черного крошева, который маг легко смахнул широким рукавом плаща.
        - Ну, вот и отлично, - проговорил колдун, вновь возвращая тело в первоначальное положение, отчего окровавленный лоскут кожи перекрутился, порвался и голова упала на землю.
        - Невелика беда, - хмыкнул маг, подобрав ее. После чего поднял жутковатый трофей на уровень глаз и принялся вертеть его так и эдак, будто рассматривал редкую вазу, случайно найденную в лавке старьевщика.
        - В другое время из тебя получился бы отличный сувенир, - сказал колдун, удовлетворившись осмотром. - Что на письменный стол поставить, что на стену прибить. Удобно. Молчит, мозг не выносит, проблем не создает, глаз радует… Но увы, сейчас ты нужна для другого.
        Проговорив это, ночной странник приставил голову к разорванной шее, после чего ногтем аккуратно чиркнул по вене на своем запястье. Черная кровь закапала на место стыка двух кусков мертвой плоти… Хотя - мертвой ли? На тех местах, где расплывались кровавые кляксы, лоскуты кожи сразу же начинали тянуться друг к другу и, встретившись, соединялись, выталкивая наверх свежий красный шрам.
        Посвистывая, колдун крутил труп так и эдак, следя, чтобы его кровь равномерно оросила стык головы и тела, а также обширную залысину, где на месте ожога начали стремительно расти недостающие волосы.
        Работа была закончена довольно быстро. Теперь лишь уродливый шрам на шее напоминал о том, что совсем недавно девушка была обезглавлена. Да и он бледнел на глазах, стремительно уменьшаясь в размерах.
        Удовлетворенно кивнув, маг лизнул рану на запястье, которая моментально закрылась, после чего нагнулся, приложил свои губы к холодным губам трупа и мощно выдохнул.
        Мертвое тело изогнулось дугой, будто в него попала молния. Жуткий, хриплый, придушенный стон вырвался из горла трупа.
        - Да, это больно, - кивнул маг. - Больно рождаться, больно жить, больно умирать. Но никакая боль не сравнится с той, что терзает душу, возвращающуюся из Обители мертвых.
        Наконец, страшная судорога отпустила тело. Веки девушки, лежащей на земле, затрепетали, и она открыла глаза.
        - Ну, здравствуй, красавица, - сказал человек в плаще. - С возвращением в мир живых.
        - Кто… ты? - прохрипела девушка. - И… что с моим голосом?
        - Мое имя Ингар, - отозвался ночной странник. - Маг земли, познавший тайну всепожирающего огня. Решил вот инкогнито прогуляться по Стоунхенду, прежде чем захватить его, посмотреть, что тут и как, - и совершенно случайно нашел весьма привлекательную девушку с оторванной головой, которую собирались закопать два каких-то придурка. Я решил, что это неправильно. И подправил ситуацию.
        - Привлекательную девушку, - горько усмехнулась вернувшаяся к жизни. - Ты, наверно, шутишь, маг земли. Лучше бы ты оставил все как есть.
        - Посмотри, - сказал Ингар, после чего подобрал с земли погасший факел и плюнул на него. Пакля, пропитанная горючей смолой, немедленно воспламенилась.
        Колдун поднес факел к телу девушки, откровенно любуясь им. Правда, надо отметить, что похоти не было в его взгляде. Скорее, творческое удовлетворение скульптора, создавшего прекрасную статую.
        Девушка подняла правую руку и недоверчиво ее осмотрела. Потом левую, словно боясь - а вдруг перепутала? Но нет, на обеих руках не было ни малейших следов страшных ожогов. Не было их и на теле.
        Огромные глаза с мольбой уставились на мага. Понимающе хмыкнув, тот достал из складок плаща небольшое зеркало и протянул девушке.
        «Интересно, долго ли продержится в этих глазах телячий восторг и океан благодарности? - думал Ингар, наблюдая за той, кто совсем недавно была трупом. - Жаль, что я не могу заключать пари сам с собой… Впрочем, если создать себе двойника, было бы неплохо с ним поспорить. Хотя нет. Зная себя, боюсь, что моя копия непременно попытается убить меня в течение суток».
        Удовлетворившись осмотром, девушка вернула зеркало хозяину, после чего, ничуть не смущаясь собственной наготы, встала на одно колено и, приложив руку к высокой груди, произнесла:
        - Я, Хелла из рода ночных волков, никогда не забуду о том, что ты для меня сделал. Теперь мое тело, душа и жизнь принадлежат тебе, господин.
        - Мило, - рассмеялся маг. - Ну что ж, я принимаю твой подарок, красавица. Правда, с одной оговоркой. В твоем теле нет жизни. Я просто вытащил из Обители мертвых твою душу и вернул ее в мертвое тело. Для нее это примерно как, прожив всю жизнь в роскошном доме, вдруг оказаться ввергнутым в холодную камеру без дверей и окон.
        - Мне плевать на душу, если мое тело совершенно, - улыбнулась Хелла. - Главное, что я снова красива, сильна и способна мстить.
        - О да, - кивнул маг земли. - В этом мы с тобой очень похожи.

* * *
        Снайпер обвел взглядом всех присутствующих.
        Лис и Ксилия протирали глаза, словно только что очнулись от долгого сна. Тем же занималась большая половина латников. Остальные сидели на земле, тупо, не мигая, уставившись на своего мертвого командира. Лишь Тестомес и кутруб переглянулись между собой, после чего, не сговариваясь, подошли к Снайперу.
        - Они не видели Мать мертвых, - негромко сказал маг воздуха. - Видение было для тебя, мы же - случайные свидетели.
        - Мыы и тоот хооомо, - протянул Окто, ткнув когтем в сторону трупа Палача. - Оон не принял иистины и уумер.
        - Скорее, истина не приняла его, - глубокомысленно заметил Итан, косясь на Снайпера.
        - Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? - произнес стрелок.
        - Знаю, - быстро сказал Тестомес. - Но меня убивать нельзя. Ты же слышал, что сказала Мать мертвых. К тому же я тогда работал на гильдию, которая предала меня, и сейчас она - наш общий враг. Это я тебе говорю: вряд ли ты где найдешь еще такого союзника, как бывший верховный маг воздуха.
        - А мне и не надо никого искать, - нехорошо усмехнулся Снайпер, кладя ладонь на рукоять «Бритвы». - Я стараюсь всегда работать один.
        - Ты еще с ним разговариваешь?! - раздался крик слева.
        - Ну вот, теперь и этот пацан очнулся, - недовольно проворчал Тестомес, делая шаг назад, так, чтобы одновременно видеть и Снайпера, и Лиса. - Я, между прочим, в тоннеле ему сказал за мной бежать. Никто не виноват, что он там потерялся.
        И сделал еще два шага, пятясь словно рак. Это он Ксилию заметил, которая неторопливо доставала из колчана стрелу.
        - Ладно, всем стоп, - крикнул Снайпер. - Расправа отменяется. Есть у меня один недостаток - я верю в людей и в обстоятельства, которые могут их изменить. Правда, эта вера частенько мне выходит боком. Но все же я считаю, что этому колдуну нужно дать еще один шанс.
        - Ты… прощаешь его после того, что он с тобой сделал? - не поверила своим ушам Ксилия.
        - Я даю ему испытательный срок и всех вас прошу о том же, - ответил Снайпер. - Как я понимаю, Итан сейчас в том же положении, что и мы. Надеюсь, прошлое послужит ему уроком.
        - Только потому, что ты просишь, Снар, - скрипнул зубами Лис. - Хотя считаю, что всем было бы спокойнее, если б он отправился в Обитель мертвых.
        - Я буду за ним присматривать, - сказала Ксилия, вкладывая стрелу обратно в колчан и не сводя глаз с Тестомеса.
        - Всем спасибо за доверие, - быстро произнес колдун. Когда магия на исходе, даже одна-единственная стрела может доставить кучу неприятностей, так что даже могущественному магу воздуха порой приходится быть дипломатом…
        - А нам-то что теперь делать прикажете? - подал голос плечистый латник, лицо которого было изрыто глубокими оспинами. - Если вернемся, нас первым делом спросят, где Палач. И что мы им должны рассказать?
        - Правду, - усмехнулся слегка осмелевший Тестомес. - Мол, пошли на пр?клятое кладбище и всем отрядом стояли смотрели, как Палач себе горло перерезал.
        - Так кто ж нам поверит? - рябой крепыш вскинул густые брови. - Скажут, не уберегли начальство, и всех гуртом повесят - не за это, так за прогулку по пр?клятой земле.
        - А ты соображаешь, - заметил Итан. - Верно излагаешь, как по писаному. Ну, тогда можете с нами пойти. Глядишь, завоюем себе какой-нибудь замок, засядем там и будем доить ближайшие деревни, как самые настоящие графья.
        - Можно и так, - сказал Снайпер. - Только с утра. Пока мы тут разбирались что к чему, стемнело. Так что зажигайте факелы у кого есть и пошли поищем, где тут можно заночевать.
        …Место нашлось быстро - огромный древний фамильный склеп, причем весьма неплохо сохранившийся. Один латник попытался было возразить, мол, нехорошо тревожить покой мертвых, на что рябой заметил:
        - Если мы их сейчас не потревожим, значит, поутру живые возьмут всех нас сонными и потревожат веревками наши шеи. Коль такой умный, иди домой, там спи. Никто не держит.
        Латник тут же заткнулся.
        Склеп вскрыли быстро. У местной стражи оказались отличные навыки выноса дверей. Два латника хитрой портативной пилой перепилили петли, и мощные железные створки, перегораживающие вход, рухнули наружу.
        - Добро пожаловать, - довольно ощерился рябой, принимавший в процессе самое активное участие. - Если что, меня Дирком звать, обращайтесь.
        - Если что - непременно, - сказал Снайпер, первым перешагивая порог, так как остальные не особо спешили это делать.
        Склеп оказался вполне приличным, сухим и просторным. Мертвецы лежали вдоль стен на многочисленных каменных полках и никому не мешали. Посреди помещения оставалось вполне достаточно пустого пространства для того, чтобы два десятка человек могли спокойно разместиться и развести костры. Снаружи рядом со склепом раскорячились старые высохшие деревья, так что с топливом проблем не возникло. Как и с пищей - устав Стоунхенда предписывал внешней страже брать с собой продовольствия на сутки.
        Как-то само собой так получилось, что как только возникала надобность в принятии решений, все синхронно переводили глаза на Снайпера. Оно и понятно - тот, кто смог нейтрализовать Палача, всяко сумеет лучше любого другого распределить запасы продовольствия и расставить посты в преддверии ночлега.
        Вообще-то Снайпер не особо доверял своим новым подчиненным. Кто знает, вдруг кому-то в голову придет светлая мысль сдать властям беглых преступников и попытаться тем самым заслужить прощение?
        Поэтому все три ночные смены он распределил так, чтобы бодрствовали он сам, Лис или Ксилия. Кутруб вообще вызвался всю ночь не спать, присматривать за «другими хомо», что Снайпер одобрил безоговорочно.
        - Не доверяешь? - хмыкнул Тестомес.
        - А ты бы доверял? - осведомился Снайпер, которому Ксилия тонким слоем наносила мазь на лицо.
        - Логично, - вздохнул маг воздуха. - Ладно, тогда я спать. Кутруб меня подери, до чего ж спокойное место! Хоть высплюсь в кои-то веки.
        С этим трудно было не согласиться. Термин «мертвая тишина» есть во всех языках, и это явно не случайно. После ужина даже те стражники, кто совсем недавно боялся переступить порог склепа, побросали на пол охапки свежесорванной травы, растянулись на этом жестковатом ложе и захрапели почти сразу.
        Снайпер тоже забылся чутким сном, наказав Лису и кутрубу разбудить его после полуночи. «Собачья вахта» - самая тяжелая, и ее он хотел отстоять лично…
        Показалось, что только глаза закрыл, как тут же кто-то осторожно тронул за плечо. Рука автоматом легла на нож, висящий на поясе, что, впрочем, и неудивительно. Другой бы со сна такую харю перед собой увидел, штаны б пришлось стирать наверняка.
        - Ты саам сказаал разбудиить тебя, хоомо, - негромко провыл кутруб, хлопая красными глазами, в полутьме склепа похожими на горящие угли. Заметив реакцию Снайпера, демон на всякий случай довольно проворно попятился. Убийца Палача вызывал в нем глубочайшее уважение.
        - Ага, благодарю, - кивнул Снайпер, отпуская нож. Голова была тяжелой - все-таки с вентиляцией внутри склепа было неважно, и два десятка спящих вояк воздух не озонировали, так что стрелок поспешил наружу.
        Лис сидел под большим раскидистым деревом и смотрел на небо. Кстати, посмотреть было на что. Две Сестры находились в зените и исправно отражали солнечные лучи, так что снаружи все было залито призрачным светом, хоть книжку читай, набранную мелким шрифтом. Жаль, что вещмешок остался в развалинах старого замка, а то б, глядишь, почитал между делом «Закон проклятого» или «Тень якудзы», написанную со слов старого друга Виктора Савельева. Иногда интересно перечитать то, что сам написал, окунуться, так сказать, в воспоминания о прошлом…
        - Что дальше, Снар? - прервал Лис размышления стрелка.
        - А кутруб его знает, - пожал плечами Снайпер, присаживаясь рядом. - Хотя, боюсь, твой друг тоже не в курсе. Можно и вправду попробовать захватить какой-нибудь замок. В этом мире ты или феодал, или тот, кто на него пашет. Хоть я и не сторонник эксплуатации человека человеком, но мне все равно как-то ближе первое.
        - У меня девушка осталась в Стоунхенде, - сказал Лис. - Та, которая мне жизнь спасла, причем неоднократно.
        - Понимаю, - кивнул Снайпер.
        - Я ни о чем не прошу, - продолжил Лис. - Двадцать человек никогда не захватят город, который обороняет тысяча воинов и два десятка сильных колдунов. Поэтому я пойду один.
        - Октоо не остаавит своего кайооо.
        Кутруб, стоявший до этого в тени склепа и почти слившийся с ней, шагнул вперед.
        - Спасибо, дружище, - произнес Лис. - Но я не могу принять твою помощь. Лучше тебе остаться со Снаром…
        - Все это, конечно, очень патетично, но ума не приложу, как можно нормально выспаться в гробнице, где воняет мертвецами и солдатскими портянками.
        Речь Лиса прервал Тестомес, который вышел из склепа с факелом в руке. Позади него, словно тень, возникла Ксилия, поправляя меч, висящий на ремне.
        - Ну вот, похоже, вся ударная группа в сборе, - произнес Снайпер. - Как раз вовремя. У нас тут на повестке ночи вопрос - что делать дальше. Лис вот, например, собирается в Стоунхенд, вызволять свою девушку.
        - Ну нормально, хорошая тема, - кивнул Тестомес. - Пусть сходит. А мы непременно поутру постараемся отбить его у конвоя. Просто с преступниками, приговор которым уже был оглашен, в Стоунхенде не церемонятся и вешают сразу. Вот поутру и разомнемся - если тот конвой, конечно, будет не особо многочисленным. Я слишком хреново поел и выспался, чтобы кидаться на приличный отряд, усиленный парой магов…
        - А я бы, например, для начала попытался понять, что вообще делается в городе и в его окрестностях, - сказал Снайпер. - Сдается мне, что мы вообще можем с кладбища не выйти. Два усиленных патруля, пропавшие во главе с Палачом, веский повод для того, чтобы начать поиски. Будь я на месте начальника внешней стражи города, уже послал бы патрули с собаками на поиски пропавших.
        Присутствующие переглянулись.
        - Не, конечно, осмотреться нужно, - сказал Тестомес.
        Сейчас колдун задумчиво глядел на огромное живое дерево, росшее рядом со склепом, - причину того, что засохли все остальные. Большой и сильный забрал все соки у более хлипких соседей, задавив своей мощной корневой системой их слабые корни. Борьба за существование жестока и бескомпромиссна - всегда, везде, в любом из миров…
        - Причем я даже знаю, как сделать так, чтобы наблюдатель не орал на все кладбище о том, что увидит сверху, - добавил Итан.
        - Октоо хорошоо умеет ходиить по дереевьям, - сообщил кутруб. - Только он плоохо говориит на языкее хоомо.
        - Скорее, не плохо, а долго, - отметил колдун. - Но есть способ это исправить.
        Поманив пальцем демона, он подвел его к небольшой луже, грязноватой, но тем не менее исправно отражавшей свет обеих лун. Нагнувшись, Тестомес провел по воде пальцами, после чего ими же мазнул по глазам демона.
        - Ты… ты чтоо деелаешь, сын шелудивоой собааки?! - взвыл кутруб. - Октоо виидел, как в эту луужу мочиились все хоомо, которые сейчас дрыхнут в скелееепе!
        - Ну, что делать, иногда демонам приходится страдать ради людей, которым они хотят помочь, - пожал плечами Итан. - Тебя ж никто за язык не тянул, сам вызвался. Только глаза не три. Пока вода на них не высохла, в этой луже будет отражаться все, что ты видишь. Так что полезай скорее на дерево, если хочешь помочь своему кайо не на словах, а на деле.
        Кутруб ничего не ответил, только зыркнул злобно на колдуна… и в мгновение ока взлетел на дерево, верхушка которого серьезно нагнулась под весом демона.
        - Если навернется вниз, то будет большая клякса из мертвечины и дерьма, - ухмыльнулся Тестомес. - Ставлю десять монет, что грохнется он раньше, чем мы увидим что-то путное.
        - Похоже, ты продул свои деньги, - задумчиво произнес Снайпер, вглядываясь в мутную воду, поверхность которой вдруг стала напоминать экран глянцевого монитора. Сейчас на ней явственно был виден ночной город, залитый лунным светом, который медленно охватывала черная река, разделившаяся на два рукава.
        - Что это? - придвинулась ближе Ксилия.
        - Думаю, это армия, - задумчиво отозвался Снайпер. - Причем серьезная. Которая к утру замкнет кольцо осады.
        Ухмылка медленно сползла с лица Тестомеса.
        - Северные пираты, - сказал он. - Только они могли решиться на такое. Но почему? В городе полно воинов и сильных магов, которые…
        - Думаю, тот черный дракон, что сбил меня, прилетал не случайно, - перебил его Лис. - Это была разведка.
        - Как я раньше не догадался! - хлопнул себя по лбу Тестомес. - Они овладели магией огня и решились! Отличное время для удара! Гильдия Воинов Ночи ослаблена, я в бегах, а Никс… он, конечно, неплохой маг, но военачальник из него, как из меня трубочист. А теперь, когда у пиратов есть дракон…
        - У них не один дракон, - заметил Снайпер, указывая на две точки, парящие над людской рекой. - И если в городе неважно с противовоздушной обороной, то я Стоунхенду не завидую.

* * *
        - Величайший! К городу подходит армия!
        Никс приподнялся на локте, спросонья придавив им роскошные волосы какой-то дворянки, всеми правдами и неправдами забравшейся к нему вечером в постель. Дворянка пискнула, но маг воды не обратил на это внимания - слишком уж встревоженным был голос дежурного офицера внутренней охраны.
        - Что? Где? Какая армия?
        Офицер дышал через раз - в его плече, как раз в месте, где сходятся пластины доспеха, торчал обломок стрелы. Но он, машинально стерев ладонью кровь с доспеха, все-таки сумел доложить по всей форме.
        - Армия числом около двадцати тысяч человек движется к Стоунхенду со стороны Драконьих Клыков, сметая на своем пути все живое. На подходе к городу маршевые колонны разделились, явно готовясь с ходу замкнуть кольцо осады. Над подразделениями врага разведчиками замечены флаги нескольких известных кланов северных пиратов, а также ранее неизвестные штандарты. Предположительно, некий военачальник сумел объединить всех разбойников с берегов Моря снов, а также подчинить себе ряд прибрежных городов и крепостей по ту сторону долины Живых папоротников.
        - Ингар! - ударил кулаком по постели окончательно проснувшийся маг воды. Правда, попал не по матрацу. Дворянка вскрикнула, вскочила, подхватила смятую одежду, валяющуюся на лавке, и кинулась прочь из спальни, потирая ушибленный бок.
        - Чтобы подземные сентипиды сожрали печень этого гнусного последователя Низших! - продолжал кипятиться Никс. - Но зачем ты мне все это докладываешь? Пошли голубя к графу, он вроде сейчас охотится где-то в окрестностях Вичтана.
        - Почтовые голуби были посланы, - отрапортовал офицер. - Но противник заранее тайно расставил стрелков вокруг городских стен. Голуби перебиты, гонцы - тоже, окрестные селения сожжены, жители уничтожены. Некому отослать весть, армия Вичтана не придет к нам на помощь.
        - Узнаю стиль бывшего члена гильдии Воинов Ночи, - пробормотал Никс. - А почему ты все это вываливаешь именно мне? Неужели нет никого, кто бы…
        Офицер покачнулся и, почувствовав, что может потерять сознание, рискнул перебить самого мессира.
        - Согласно кодексу, составленному еще прадедом нынешнего графа, в случае его отсутствия военное руководство осуществляет глава гильдии Воинов Ночи, - отрапортовал он, после чего без сил рухнул на пол, гремя доспехами и пачкая дорогой ковер кровью, хлынувшей через ворот стального доспеха.
        - Эй, кто-нибудь! - крикнул мессир, вскакивая с кровати и спешно одеваясь. - Немедленно уберите офицера, принесите воды и подайте мне мои латы!
        Челядь, довольно эффективно прятавшаяся в тени коридора, опрометью бросилась выполнять приказания господина.
        Кувшин ледяной воды, вылитый прямо на затылок, окончательно привел Никса в чувство. Вскоре он уже носился по городским стенам, отдавая приказания и собственноручно отвешивая зуботычины нерасторопным.
        - Все ворота закрыты? Отлично! Подпереть их сзади каменными кубами. Немедленно завалить выходы из подземелий! Лучники - на стены! Арбалетчики - на башни! Стрелометы подготовить к работе! Смолу греть! Бревна наверх!
        Недостаток боевого опыта Никсу заменяло углубленное изучение древних трактатов по военному искусству, которые ему доставляли торговцы со всех уголков Центрального мира.
        - Магам надеть тяжелую броню и равномерно рассредоточиться по стенам! Каждого мага должны охранять двое щитоносцев и полдюжины лучников! Драконоруб, что стоит на главной башне, расчехлить и установить на него щиты. Да не пехотные, идиот! Там же, на башне, лежат, уже собранные в короб. Кутруб вас побери, я сам сейчас туда приду! Ксанг, принимай командование. Я сейчас нужнее возле Драконоруба.
        Здоровенный рыцарь, начальник охраны тренировочной базы гильдии Воинов Ночи, коротко кивнул. Он уже успел оценить скорость, с какой бывший верховный маг воды принимал решения, как и признать, что сам вряд ли сделал бы лучше.
        - Слушаюсь, Величайший.
        Никс бегом кинулся на главную башню, так как при свете Двух Сестер успел заметить очень и очень важное. А именно: над огромной армией парили два дракона, явно ожидающие, когда кольцо осаждающих замкнется вокруг Стоунхенда. Тогда они и ударят. Скорее всего - с двух сторон, прицельно сметая защитников со стен города потоками всепожирающего огня. После чего пиратам останется лишь приставить осадные лестницы к стенам Стоунхенда и взять его практически без потерь, словно сладкий пирожок с серебряного блюда.
        Только Ингар не учел одного обстоятельства. А именно - что его коллега по ремеслу, испытывая страсть к древним военным трактатам, нашел один, описывающий воистину дьявольское устройство, которое чуть позже по счастливой случайности нашли воины гильдии в одном из подземных Дворцов Жизни. Абсолютно целое, прекрасно сохранившееся в контейнере с маслом, которое подземные почитатели Низших не забывали периодически менять из поколения в поколение. Правда, древний фетиш ничем им не помог - воины гильдии внезапно захватили подземный бункер, вырезали жителей, а непонятную, тяжелую штуковину доставили в Стоунхенд и сдали на склад. Где ее и обнаружил новый мессир гильдии Воинов Ночи.
        Сейчас Никс сидел на жестком стульчике и крутил рукоятку управления, ловя в перекрестие приближающиеся силуэты драконов. Он уже делал это дважды, и оба раза успешно, очистив окрестности города от пары огнедышащих рептилий. И ничто не мешало ему повторить подвиг.
        Оружие, которое новый мессир назвал «Драконорубом», приводилось в действие ножной педалью. До целей было около трех полетов стрелы, но Никса это не смутило - Драконоруб был вполне эффективен и на большем расстоянии. Поэтому, когда тело одной из летающих тварей оказалось в центре перекрестия, он, нимало не смущаясь, плавно нажал на педаль.
        Драконоруб затявкал громко и отрывисто, слово две гигантские собаки принялись наперебой облаивать друг друга. Никс торжествующе улыбнулся… но ожидаемого эффекта не последовало.
        Вокруг дракона засияли синие всполохи, в тех местах, куда попали невидимые плевки Драконоруба. Летающая тварь круто повернула назад, вторая последовала ее примеру.
        - Ага, не нравится! - вскрикнул мессир, правда, в его торжествующем крике звучала неприкрытая досада.
        Ингар в обличье дракона по-прежнему оставался магом, который додумался поставить впереди себя и своего напарника что-то типа Воздушного щита. И при этом ему хватило сил поддерживать его в полете! Невероятно впечатляющая демонстрация. Еще неизвестно, кто кого озадачил. Не исключено, что Драконоруб пробьет магический щит на более близком расстоянии - если, конечно, драконы раньше не спалят нового мессира вместе с его чудо-оружием.
        - Не огорчайтесь, Величайший, - подал голос пузатый маг ветра, в обязанности которого входила постановка именно Воздушного щита, если вдруг он понадобится для защиты Драконоруба. - Вы показали ему, на что способны.
        - Не знаю, не знаю, - покачал головой мессир. - Думается, что это сейчас Ингар показал лично мне, на что он способен. И меня это, признаться, не радует.
        Сейчас Никс остро сожалел, что не Тестомес, а вот этот толстяк беседует с ним. Будь Итан на стороне Стоунхенда, новый глава гильдии Воинов Ночи чувствовал бы себя гораздо спокойнее. Этот любитель пива Тестомесу в подметки не годится. Все, на что он способен, это тупо поставить прозрачную стену плотного воздуха и поддерживать ее некоторое время. А этого, как показал последний опыт, будет маловато в предстоящей битве.

* * *
        Глаза демона обладали не только способностью хорошо видеть в темноте, но и, наподобие слабенького бинокля, немного приближать изображение отдаленных предметов. Понятное дело, что, увидев драконов, кутруб решил рассмотреть их получше.
        Все, кто столпился над лужей, смогли увидеть, как к городу неспешно приближаются две летающие рептилии - одна большая и черная, похожая на крылатую грозовую тучу, вторая поменьше, серая и зловещая, словно клок утреннего тумана.
        Картинка была слегка размытой, совсем чуть-чуть. Оно и неудивительно, когда изображение посредством магии проецируется из глаз демона-наблюдателя на грязную лужу.
        Но Тестомес думал по-другому.
        - С ума сойти! - проговорил он с неподдельным удивлением в голосе. - Похоже, вокруг обеих тварей Ночной туман!
        - Что это? - спросила Ксилия. - Никогда не слышала.
        - Неудивительно, - хмыкнул Итан. - Про магию Неупокоенных вообще мало кто что слышал здесь, в Стоунхенде, где она запрещена. Это заклинание земли аналогичное Воздушному щиту. Установленное непосредственно на земле, сильным магом, является практически непреодолимым барьером как для физического воздействия, так и для любых видов магии. Но чтобы поддерживать его в воздухе… Если б мне кто сказал про такое, я бы никогда не поверил.
        В это время пространство перед мордой серого дракона озарилось вспышками, послышался слабый грохот, похожий на раскат далекого грома. Картинка быстро сместилась. Теперь демон, сидящий на дереве, смотрел на самую высокую городскую башню. Там было установлено странное устройство с двумя трубками, из которых вырывались длинные языки пламени.
        - Твою душу! - удивленно ругнулся Снайпер. - По виду как пить дать ЗПУ 2! Или что-то очень сильно на нее похожее.
        - Тебе знакома эта штука? - немедленно поинтересовался Лис. - Что такое «зпудва»?
        - Спаренная зенитная пулеметная установка, - на автомате расшифровал аббревиатуру Снайпер. И, увидев непонимающие глаза сотоварищей, пояснил: - Две мощные огненные трубки. И, судя по всему, их действие драконам не понравилось.
        - Думаю, это была демонстрация силы, - задумчиво проговорил Тестомес. - Причем демонстрация не простым смертным, а магам, защищающим Стоунхенд. Только они смогут оценить то, что произошло. Это значит, что у города нет защиты против драконов.
        - Не думаю, что все так плохо, - заметил Снайпер, благодаря отличному зрению рассмотревший больше, чем другие. - Защитный барьер заметно прогнулся, практически трещал по швам. Подлети драконы чуть ближе, им бы не поздоровилось.
        - Я всегда говорил, что у Никса мозгов немного, - с раздражением заметил Итан. - Но именно на это и рассчитывал Ингар, проводя демонстрацию силы, - что водяной не утерпит и откроет огонь раньше, чем нужно. Думаю, весть разнесется быстро и многие маги сбегут из города еще до рассвета.
        - То есть переметнутся к более сильному врагу, - кивнул Снайпер. - Тонкий расчет. Твоему Ингару не откажешь в умении продумывать многоходовки.
        - У него было много времени для этого, - хмыкнул Тестомес. - Наверняка он заранее продумал все варианты. Правда, если он даже освоил магию огня, ума не приложу, откуда он взял второго дракона. Я изучал древние трактаты и много знаю об этих летающих рептилиях. Они очень тяжело находят себе пару, и уж точно никакая драконья самка не поменяется своим сердцем с человеком, освоившим магию превращения в дракона. Тем более что тому нечего будет дать ей в обмен.
        - Тем не менее факт налицо, - сказал Снайпер. - Теперь осталось выяснить, что нам делать со всей этой информацией.
        Прозрачная пленка, которой была подернута лужа, задрожала и пропала. Теперь это была просто грязная вода, на поверхности которой отразился первый лучик восходящего солнца.
        - Я все равно пойду в Стоунхенд, - упрямо сказал Лис.
        - Не разделяю твоего энтузиазма, - отозвался Снайпер. - Мне по-прежнему не нравится гарантированная перспектива попасть на виселицу. Но я помню, как ты толкнул вот этого мага под локоть, в результате чего я отделался только ожогом портрета вместо того, чтобы поджариться на Черном троне. Поэтому я готов продумать варианты того, как вытащить Лиссу из этой передряги.
        - Я с тобой, - коротко отозвалась Ксилия.
        - Сдается мне, лесная фея положила на тебя глаз, - подмигнул Снайперу Тестомес. И заметив, как рука девушки потянулась к мечу, поднял руки в примирительном жесте: - Шучу, шучу. Ну прям слова сказать нельзя.
        - Я пойдуу со своим кайооо куда угоодно, - провыл кутруб, слезая с дерева.
        - Кто б сомневался, красноглазый. - Тестомес с некоторой опаской похлопал демона по плечу. И вовремя отдернул руку, завидев блеснувшие клыки. - Да что вы все тут такие нервные?
        - Я все слышал, - произнес рябой латник, выходя из склепа. - Не подумайте чего, я не подслушивал. Просто ребята проснулись и решили, что, коль такое дело, мне теперь у них за старшего быть. Ну, я пошел вам сказать, увидел, что вы совещаетесь, и не стал мешать. Короче, я красиво говорить не умею, но вот чего хочу сказать за всех моих воинов. Стоунхенд - это наш родной город, и мы будем за него драться с кем угодно. Даже если нас потом свои же повесят.
        - Глупо, - пожал плечами Тестомес. - Но, как ни странно, я эту глупость разделяю. Просто очень надеюсь, что мне удастся что-то сделать, пока Никс не сдал город Ингару.
        - Тогда остается продумать план совместных действий, - вздохнул Снайпер. - Если, конечно, в ситуации двадцать человек против двадцати тысяч вообще реально что-то придумать.

* * *
        - Он пытался убить меня огненными стрелами! И я, кутруб побери, не собираюсь умирать, когда мое тело вновь стало совершенным!
        Ингар стоял возле окна и смотрел на то, как разгорается восход на фоне зубчатых башен Стоунхенда - просторный второй этаж захваченного храма Высших как нельзя лучше подходил для этого занятия. А еще он наблюдал, как пираты сноровисто собирают штурмовые лестницы и осадные машины, созданные по его чертежам. Если б не его разум и не всепоглощающая жажда мести, ничего б этого не было. Главари разрозненных кланов никогда бы не решились напасть на хорошо укрепленный город, который защищают сильные маги и многочисленный гарнизон профессиональных воинов. Но пришел он, случайно нашедший на затерянном острове Моря снов секрет магии огня. И вот сейчас тысячи пиратов, до этого воевавших друг с другом, одной слаженной командой решают одну большую проблему.
        Его проблему.
        Мысленно он охватил свое войско и мягко послал команду работать активнее. Люди зашевелились, забегали еще быстрее. Хорошая мотивация - это отлично, но еще лучше, когда она подкреплена капелькой магии.
        Он неторопливо развернулся и взглянул на свою случайную ночную находку, после первого полета уже успевшую страстно отблагодарить своего спасителя, что, несомненно, давало ей право на попытку вынести ему мозг. Девчонка-оборотень была чудо как хороша. Настолько хороша, что Ингар, как всякий талантливый маг, практически полностью равнодушный к женским чарам, разок не удержался. Впрочем, ничего сверхъестественного не произошло. Магия дарит гораздо большее наслаждение, чем удовлетворение примитивных инстинктов. Поэтому сейчас Ингару было забавно наблюдать, как девчонка пытается закрепить достигнутое, используя приемы, которые, наверно, древнее самой Розы Миров.
        - Щит, который ты поставил передо мной, трещал по швам, когда в него вонзались огненные стрелы! Ты понимаешь, что я чуть не погибла по твоей милости?! Какого кутруба ты улыбаешься?
        Ингар подумал, что, будь у него побольше времени, вполне можно было бы поиграть в игру, которую пыталась ему навязать эта волчица. Странно, конечно, с виду она настоящий воин. Но даже женщине-воину порой хочется почувствовать себя просто женщиной…
        К сожалению, сейчас было не то время и не то место, чтобы проигрывать сцену из дешевой мелодрамы. Поэтому Ингар неторопливо подошел к медвежьей шкуре, на которой сидела Хелла, присел на корточки, протянул руку и взял девушку за горло.
        - Нельзя убить того, кто уже умер, - тихо произнес он. - Я прирастил обратно твою оторванную голову, подарил окоченевшему телу немного своего огня, вернув в него тепло, после чего призвал из-за Темного порога твою мертвую душу. Ты чувствуешь себя живой, но, поверь, это не так. Неупокоенные мертвецы, поднятые из могилы, тоже считают себя людьми, и ты немногим от них отличаешься. Я мог бы просто управлять тобой, дергая за невидимые нити, словно куклу, но у меня и без этого слишком много забот. Поэтому либо ты делаешь то, что я скажу, либо я прямо здесь и сейчас оторву тебе твою симпатичную и глупую головенку, вернув все на свои места.
        Во время этого монолога Хелла попыталась разжать пальцы мага, сомкнувшиеся на ее шее. Но увы, это было даже хуже, чем стальной волчий капкан, который сильный оборотень вполне может сломать. Ладонь мага была холодна, словно вытесана из камня, и едва уловимо пахла могильной землей. С таким же успехом можно было попытаться разорвать объятия гранитной скалы, обрети она гибкость и вздумай вдруг обвиться вокруг шеи.
        При этом Ингар улыбался красивой, немного печальной улыбкой, которая так шла к утонченным, аристократическим чертам его лица. И внезапно Хелла поняла, что не видела в жизни ничего более ужасного, чем эта улыбка мага, убивающего без малейших чувств, эмоций, переживаний. Так любой человек ловит и давит мелкую мошку, мелькающую перед глазами, а потом равнодушно смахивает с ладони крохотное раздавленное тельце и тут же забывает о нем…
        Убивать людей таким образом не умела даже она. Все-таки любой оборотень отчасти человек, и для убийства себе подобного ему нужен хоть малейший повод - ярость, голод, самозащита наконец…
        Этому магу повод не требовался. Для него что мошка, что человек - одинаково. Сожмет пальцы, посмотрит, как, оторвавшись от раздавленной шеи, падает вниз голова, словно перезревший плод с ветки. Потом улыбнется задумчиво, стряхнет с пальцев размолотые в кашу позвонки и пойдет по своим делам, тут же забыв о трупе.
        Хелла задрожала. Впервые в жизни.
        Видимо, почувствовав эту дрожь, пальцы мага слегка разжались.
        - Я… все поняла, - прохрипела девушка, с трудом проталкивая воздух через полураздавленное горло. - Я ошибалась…
        - Хорошо, - кивнул Ингар. - Клянешься ли ты повиноваться мне?
        - Клянусь…
        - Ты забыла кое что добавить.
        - Клянусь… господин.
        - Вот это совсем другое дело, - ободряюще улыбнулся маг.
        Хелле показалось, что он улыбался все время. То еле заметно, то широко, открыто, но чаще задумчиво… Нет, лучше не надо. Все что угодно, но только не эта улыбка, от которой у девушки почему-то начинали дрожать колени.
        - Сейчас ты спустишься вниз, на площадь, и проследишь, чтобы эти неотесанные пираты как следует почистили наши крылатые тела как снаружи, так и изнутри. Ненавижу, когда приходится ложиться в лужу слизи - воссоединение прекрасно происходит и без этого. Потом узнай, есть ли в лагере больные, которые не могут ходить. Я выращу из них дополнительную броню для груди, головы и брюха. В следующий раз нам придется подлететь поближе к городу. Возможно, тогда магические щиты не выдержат, и я не хочу, чтобы Никс разворотил наши тела из своего чудо-оружия.
        Рука разжалась. Хелла от накатившей слабости упала, схватилась за горло, закашлялась. Хоть Ингар и утверждал, что ее тело мертво, тем не менее девушка продолжала дышать и чувствовать боль.
        Маг придирчиво осмотрел Хеллу, корчащуюся на медвежьей шкуре, после чего удовлетворенно кивнул и махнул рукой:
        - Встань и иди.
        Кашель мгновенно прекратился. Словно кто-то невидимый и невероятно сильный подхватил девушку, поднял на ноги, развернул и чувствительно толкнул в спину к двери.
        - Да, господин…
        - Вот и умница.
        Хлопнула дверь. Маг развернулся обратно к окну. Одна кукла, пусть даже очень способная и красивая, - ничто. Теперь, когда ей преподан урок, она будет слушаться как миленькая. А вот те двадцать тысяч кукол, что обложили город, - все. И они требовали постоянного внимания. Конечно, на все эти фокусы уходит кутрубова прорва магии, которую потом придется долго восстанавливать, но Стоунхенд стоит того. Ведь после победы он станет плацдармом для захвата графства, а потом, возможно, и всего Центрального мира…
        Хелла вышла наружу.
        Прямо перед входом в храм, растопырив чешуйчатые лапы, замерли два дракона. Один побольше, черный, словно грозовая туча. Второй поменьше, цвета тумана, который порой надолго зависает на кладбищах, не в силах выпутаться из частокола могильных памятников. Жуткую тварь Ингар создал для Хеллы из тел мертвецов, подняв для этого целое кладбище живых трупов. Спины драконов от основания шеи до хвоста были глубоко рассечены, и сейчас несколько пиратов, засучив рукава, ковырялись в огромных ранах, ведрами выгребая оттуда черную слизь.
        По телу девушки пробежали мурашки. Эти застывшие горы мертвого мяса казались намного страшнее обычных драконов, рожденных из яйца. Страшная, извращенная магия, когда колдун вначале собирает на себя чужую плоть и кости, создавая летающую рептилию, а после может свободно выйти из тела чудовища в человеческом облике и уйти по своим делам. Правда, как Ингар объяснил Хелле, если надолго оставить рукотворного дракона без дела, он просто разложится, как обычный труп.
        А еще тела таких драконов не рекомендовалось покидать без особой надобности. Потому что, если потом захочешь влезть обратно в покинутого монстра, потребуется подпитка живой плотью…
        - Эй вы, поживее там! - крикнула девушка, ощущая, как от этого крика по ее телу прошла волна удовольствия. Все, что она делала на благо хозяина, было ей невыразимо приятно. Как же ей хотелось испытывать это чувство снова и снова! Но в то же время, несмотря на удовольствие, навязанное ей чужой магией, глубоко внутри себя она оставалась волчицей-оборотнем, свободолюбивой, дикой, необузданной, не связанной ничьей злой волей. Теперь вопрос был только в одном - что сильнее? Магические путы Ингара или желание Хеллы разорвать их раз и навсегда?
        Она подошла ближе.
        Рожи пиратов при виде нее озарились мерзкими ухмылками. Они тоже испытывали удовольствие от выполнения приказов Ингара, но это не мешало им лапать жадными взглядами великолепное тело девушки.
        - Нравится? - поинтересовалась Хелла у ближайшего разбойника, застывшего на месте с вонючим ведром в руках.
        - Разрази меня молния, красавица! - прищелкнул языком пират с квадратными плечами, статью смахивающий на причальную тумбу. - Удовлетвори мое маленькое желание, и я отдам тебе восемь золотых - все, что у меня скоплено на старость.
        - Оставь их себе, красавец, - страстно прошептала Хелла, покачивая бедрами, приблизившись к моряку. - Оставь их себе… потому что твоя старость никогда не наступит.
        Ее пальцы с острыми, крепкими ногтями, больше похожими на когти, легко пробили толстую кожу на шее. Резким обратным движением оборотень вырвала дыхательную трубку и кусок пищевода, похожий на обезглавленную окровавленную змею.
        Пятеро пиратов, увидевших это, застыли в изумлении, даже не подумав схватиться за свои сабли. Слишком необычной, быстрой и страшной была смерть их товарища. Только что стоял, облизываясь на девушку, - и вот уже бьется в агонии возле ее ног, тщетно пытаясь зажать руками жуткую дыру под подбородком.
        - Кто следующий? - промурлыкала Хелла. - Стойте смирно, и никто из вас не пострадает.
        Пираты закивали, словно фарфоровые болванчики, что продают на рынках узкоглазые торговцы из далеких восточных стран. Все, кроме одного, самого молодого, который в ужасе смотрел на то, что было зажато в руке оборотня, и медленно отступал назад. По глазам видно, что еще мгновение - и он заорет, бросившись бежать куда глаза глядят.
        Плавным, текучим движением Хелла скользнула вниз, к умирающему, словно собираясь сказать ему что-то очень важное. Но не беседы с незадачливым ухажером интересовали девушку, а его короткая и широкая абордажная сабля с прямым клинком и хорошо развитой гардой, напоминающей плетеную металлическую корзинку для кулака.
        С легким шипением оружие покинуло ножны и оказалось в руке девушки. Правда, ненадолго.
        Со звериной грацией Хелла метнула ее, словно дротик, и лишь после этого неторопливо выпрямила длинные ноги. На ее губах блуждала задумчивая улыбка. Сейчас больше всего на свете ей хотелось посмотреться в зеркало - такой же ли эффектной получилась эта улыбка, как у Ингара?
        Но пираты смотрели не на девушку, а на своего товарища, стоящего рядом с ними. Абордажная сабля вошла ему в рот, разворотила лицо, проломила затылок и вонзилась в деревянный столб уличного масляного фонаря. От страшного удара капля горящего масла выплеснулась из плошки и упала на щеку несчастного…
        Но тому уже было все равно. Он стоял, пригвожденный к столбу, словно бабочка, и ужас застыл навечно в его широко раскрытых глазах.
        - Надеюсь, теперь всем все ясно, - тихо и скучно произнесла Хелла. - А сейчас идите во он к той осадной машине. Медленно. Молча. И не оглядываясь.
        Четверо здоровенных мужиков синхронно кивнули и пошли куда сказано. Не оглядываясь. Молча. Медленно, хотя по их напряженным спинам было понятно, что им очень хочется ломануться вперед со всех ног.
        - Вот так, - ухмыльнулась Хелла. - И без всякой магии. Потому что страх смерти работает лучше любого колдовства.
        И направилась к дракону.
        По мере приближения к серой неподвижной массе, возле которой валялись ведра, измазанные черной слизью, девушке все больше становилось не по себе. Когда Ингар рассказал Хелле, что делать, а потом поднял из земли толпу мертвецов, ей не было страшно. Она только что вернулась в мир живых, и на многое ей было наплевать. Страшно стало потом, когда мертвая плоть, словно старая одежда, слетела с первого трупа и прилипла к ее телу.
        Потом были второй, третий… Двадцатый… Потом она сбилась со счета, хотя ей очень хотелось считать. Это отвлекало от ужаса, переполнявшего ее. В воздухе метались куски черного мяса, кости, оскаленные черепа, при прикосновении к ней рассыпавшиеся в пыль, из которой формировались новые кости - скелет дракона, которым становилась Хелла…
        А потом страх прошел, уступив место восторгу ощущения собственного тела, еще более прекрасного и совершенного, нежели ранее. И полет, воспринимаемый этим телом как нечто само собой разумеющееся…
        Правда, продолжался он недолго. До тех пор, пока по невидимому магическому щиту, висящему перед ней, не начали лупить огненные стрелы. Тогда Ингар скомандовал возвращение и сам круто повернул назад, чуть не срезав ей голову крылом, похожим на когтистое лезвие бритвы…
        Она прекрасно помнила, как летела назад, оглушенная ударами невидимых стрел, потерянная, напуганная. Получалось, что непобедимая мощь драконьего тела - иллюзия, что и его, созданного из мертвой плоти, вполне можно разорвать прямо в воздухе с помощью древнего оружия, выкопанного магами из грязи веков…
        Так что ну ее к кутрубам, эту войну за идеалы Ингара. Когда в распоряжении женщины есть два прекрасных тела, ей больше ничего не нужно от этого мира. Конечно, Хелла была благодарна магу земли за все. И она сдержит слово - никогда не забудет о том, что Ингар для нее сделал.
        А насчет того, что она тогда сказала… «Теперь мое тело, душа и жизнь принадлежит тебе, господин». Надо же было сморозить такую глупость. Ни то, ни другое, ни третье никогда не принадлежало до конца ни одному мужчине, что бы она им ни говорила. Впрочем, это справедливо для всех женщин и для всех мужчин, населяющих Розу Миров. Слабость и красота женщин позволяет им как раздавать дорогие подарки, так и забирать их обратно, когда вздумается. А сильным мужчинам приходится лишь мириться с этим фактом. На то им и дана сила, чтобы терпеть женские слабости.
        Такие вот философские размышления вернули Хелле уверенность в себе. Любая женщина, когда сильно боится, способна сама себя накрутить как до слез, текущих ручьями из прекрасных глаз, так и до молний, которые эти глаза будут метать, словно темные грозовые тучи. Вот и сейчас Хелла, закусив губу до крови, мощно оттолкнулась ногами от земли - и оказалась на спине дракона, прямо над длинной, глубокой, рваной раной, тянущейся от шеи до хвоста.
        В просветы между позвоночником и ребрами вполне мог протиснуться человек гораздо более габаритный, чем девушка-оборотень. Миг - и она уже внутри дракона. Оставалось только, как учил Ингар, лечь прямо на легкие гигантской рептилии, закрыть глаза и представить, как закрывается длинная рана над твоей головой и как твое тело медленно срастается с телом дракона, растворяется в нем, становится одним целым с ним…
        Понятно, что для любого магического действия такого рода требуется энергия и материал. Души убитых пиратов все еще метались возле остывающих тел, пытаясь осознать, что же такое с ними произошло. Захватить эти сгустки энергии для Хеллы не составило особого труда.
        А потом пришло время мертвецов поделиться своей плотью. Широкую и длинную рану на спине дракона необходимо было срочно закрыть - Ингар мог с минуты на минуту обнаружить отсутствие Хеллы, поэтому приходилось торопиться.
        Плоть слетела с трупов, словно густая листва, сорванная ветром с деревьев. Клочья окровавленного мяса быстро залепили рану на спине дракона, став с ней одним целым…
        Два скелета - один валяющийся на земле, другой пришпиленный саблей к столбу - равнодушно смотрели пустыми глазницами, как взлетает в небо серый дракон. Мертвые кости трудно удивить чем-либо - если, конечно, к делу не подключится мощный маг земли…
        …Ингар, погруженный в сложный процесс управления огромной армией, краем глаза заметил серую тень слева, на миг закрывшую собой небо.
        - Твою душу… - только и смог выговорить он.
        Слишком часто сильные мужчины совершают типичную ошибку в отношениях с женщинами, и могущественный маг земли не был исключением. Тот, кто повелевает многочисленными толпами народа, не в силах предположить, что женщина, которая только что валялась возле его ног, может подняться и просто уйти, проигнорировав своего властелина, словно обычного простолюдина.
        А еще даже у мудрых и уравновешенных порой случаются срывы.
        Умом Ингар понимал, что, если он хочет добиться своей цели, ему нужно просто не обращать внимания на бегство Хеллы. После завоевания Центрального мира найти ее будет не так уж и сложно. Но в то же время внутри любого мужчины сидит кутруб, который в случае бегства женщины требует немедленных и решительных мер.
        И Ингар не устоял. В конце концов, пираты делали свое дело, готовясь к штурму, их цели и цели мага земли совпадали, поэтому можно было на короткое время оставить невидимый контроль над армией и заняться решением личных проблем.
        Так думал колдун, бегом спускаясь по лестнице со второго этажа храма. Черный дракон, словно огромный монумент, возвышался перед входом, внушая ужас простым смертным одним лишь своим видом. Ингар видел, какими взглядами смотрели пираты на порождение его гения. Ничего страшного, никуда эти грязные ублюдки не денутся. Страх и жажда золота удержат их возле стен Стоунхенда лучше любой магии.
        Серый дракон успел пролететь не более трех полетов стрелы, и Ингар все еще чувствовал с ним связь. Очень хорошо.
        Едва выскочив из храма, маг послал мысленный приказ земле, над которой пролетала беглянка, после чего ринулся к своему черному дракону. Сейчас земля проснется и начнет притягивать к себе то, что было у нее отнято. А если эта самонадеянная девчонка вздумает пролететь над старым кладбищем, так вообще отлично. Кладбищенская земля лучше всего чувствует мертвое и тянет его к себе со страшной силой. Останется только догнать и проучить. Так, чтобы неповадно было. Не убивать, нет, - найти союзника с огненной кровью не так-то легко. Достаточно будет просто опалить огнем, вернуть на место живые ожоги. А потом снимать их потихоньку, скажем, по одному в год. Или добавлять за провинности. Кстати, отличная идея! Красота для женщины самый строгий ошейник, из которого она уже никогда не вырвется.
        Распластавшись внутри дракона, Ингар воссоединился почти мгновенно. Покрутив рогатой головой, заметил четверых пиратов, бестолково застывших возле наполовину собранной баллисты. Огромную рану на спине нужно было чем-то срочно закрывать, поэтому маг земли просто смахнул плоть с костей всех четверых, не особо задумываясь о том, видит ли кто-то его действия или нет. Когда сильному мужчине нужно что-либо, он обычно берет по максимуму, не задумываясь о том, как расценят это другие.
        Ингар не был исключением.

* * *
        С крыши склепа было весьма удобно наблюдать за городом. Обзор, конечно, поменьше, чем с дерева, но зато можно сразу троим-четверым разместиться без проблем. Кольцо пиратов вокруг Стоунхенда с рассветом замкнулось, не оставив осажденным ни единого шанса вырваться. По дорогам во все стороны неторопливо перемещались конные патрули, отсюда похожие на жирные черные точки.
        - Грамотно, ничего не скажешь, - вздохнул Тестомес. - Не представляю, как ты собрался справиться с целой армией. В бою один северный пират стоит троих наших латников, отожравшихся на воинском пайке и разжиревших от безделья.
        - Чтобы схватить разбойников, надо прежде схватить главаря, - задумчиво произнес Снайпер.
        - Что? - переспросил Тестомес.
        - Чтобы развязать твердый узел, отдели сначала главаря, а потом все само распустится. Тридцать шесть стратагем, древний военный трактат моего мира.
        - А я уже как-то и забыл, что ты перехожий, - хмыкнул Итан. - Кстати, оно и видно. Хоть я и маг не из последних, но, положа руку на сердце, не стал бы даже пытаться победить Ингара один на один, и уж тем более, когда он в образе дракона. Это далеко не самый приятный способ закончить жизнь…
        - Погоди, - перебил его Снайпер, пристально вглядываясь вдаль. - Похоже, один из драконов взлетает.
        - Очередная атака, - вздохнул Тестомес. - Сейчас Ингар поставит более мощный щит, потом они вдвоем расплавят Драконоруб вместе с Никсом и примутся жечь ворота, примерно по той же схеме, как вот этот юноша спалил резиденцию гильдии.
        Он кивнул на Лиса, который молча сидел на краю каменной крыши, свесив ноги, и неотрывно смотрел на город.
        - Он уже никогда не сможет снова стать драконом? - тихонько поинтересовался Снайпер.
        - Думаю, проблема не в том, что его сбил Ингар, - ответил маг. - Для того чтобы любое магическое действие получилось, маг прежде всего должен верить в себя. А этот парень утратил веру, любовь и все, что было ему дорого. Осталась только пустая оболочка, сосуд, который он сам должен наполнить. Либо его наполнят другие. Или, как вариант, он упадет еще раз и разобьется окончательно.
        - Да ты, я смотрю, философ, - сказал Снайпер. - Кстати, дракон летит в нашу сторону. Один. А второй, похоже, за ним гонится.
        - Хоомо говорит правдуу, - провыл кутруб, легко запрыгивая на крышу. - Но сеерый дракоон не улетит далекооо. Октоо чуувствует. Меертвая земля тяянет его сюдааа…
        И вправду, с серым драконом творилось неладное. Почуяв что-то, он попытался повернуть в сторону, но у него не получилось. Будто гигантская невидимая ладонь мягко накрыла его сверху и принялась давить вниз, одновременно подталкивая в сторону кладбища.
        Крылья летающей рептилии трепыхались, как у бабочки, попавшей в сачок. Она предпринимала отчаянные усилия для того, чтобы вырваться из плена, даже, изогнув шею, плюнула огнем назад, в рассветное небо. Но струя пламени, едва вырвавшись из ее пасти, затрепыхалась, словно огонек свечи на ветру, съежилась и потухла, так и не набрав силу.
        Поняв, что вариантов нет, кроме как приземлиться на кладбище, серый дракон решил покориться судьбе и начал снижаться по крутой траектории. Это его и спасло: черный, уже почти догнавший беглеца, плюнул огнем, но ревущая струя лишь чуть опалила серую спину. Даже отсюда было слышно, как дракон зашипел от боли и как затрещала чешуйчатая броня, которой коснулось всепожирающее пламя.
        - А вот теперь все, кто хочет жить, бегом в склеп, - негромко сказал Снайпер.
        Но его услышали.
        Правда, лишь двое латников из тех, что высыпали наружу, ломанулись назад, гремя наспех одетыми доспехами. Остальные воины Дирка без команды сноровисто рассредоточились на местности и принялись заряжать арбалеты. Лис, его кутруб и Тестомес просто остались на своих местах. А еще, укрывшись за солидных размеров надгробным памятником, тянула из колчана стрелу как всегда невозмутимая Ксилия.
        - Какого дьявола? - поинтересовался Снайпер у своих спутников. - Вам что, жить надоело?
        - А тебе? - подал голос Лис. - Ты ведь тоже не уверен, что стены склепа выдержат прямой удар струи всепожирающего огня. Так что лучше не наводить лишнюю суету и не привлекать внимания этих тварей.
        - Пацан прав, - отозвался Тестомес. - С солдатского пайка толку от меня мало, но, может, хоть ветерком вас обдую, чтоб гореть не так больно было.
        Между тем серый дракон приземлился, сметя по пути брюхом с пяток крылатых шпилей, установленных на могилах. Приземлился - и сразу же круто развернулся на месте, готовясь встретить преследователя если не огнем, так хоть клыками, что сверкнули на мгновение в широко раззявленной пасти.
        Впрочем, и с клыками получилось неважно.
        Налитое силой тело летающей рептилии вдруг быстро, прямо на глазах, начало сдуваться, словно бурдюк с водой, разом проколотый в нескольких местах. Бронированная шкура с треском лопнула тут и там, и из дракона на землю хлынула кровь, мгновенно чернеющая на воздухе. Следом посыпалась чешуя, словно мертвые листья по осени, сорванные ураганом с могучего дерева. Буквально за считаные мгновения от плоти дракона осталась лишь огромная черная лужа, быстро впитывающаяся в кладбищенскую землю. А посреди этой лужи, вскинув голову кверху, стояла девушка, с одежды и роскошных волос которой тягуче стекала вниз полупрозрачная слизь. Впрочем, это ее ничуть не смущало. Пальцы напряжены и похожи на когти, сильные ноги полусогнуты, готовы к прыжку. Казалось, как только черный дракон приземлится, она тут же бросится на него и начнет рвать зубами и ногтями, рыча от ярости.
        - Хелла, - прошептал Лис.
        - Оборотень, - уточнил Тестомес. - Не люблю этих тварей. На месте Ингара я б тут же ее и спалил от греха подальше.
        Но черный дракон думал иначе.
        Тормозя распахнутыми крыльями, он плавно спустился, вонзив в кладбищенскую землю мощные когти. Снайпер был уверен, что огромная рептилия сейчас просто перекусит пополам опасную беглянку - если хочешь разобраться с кем-то, самый эффективный выход сделать это быстро и максимально безопасно для себя.
        Но он тоже ошибся.
        Чешуя на спине черного дракона лопнула с омерзительным звуком. Из трещины не спеша вылез человек в черной одежде. Встав на мигом застывшее крыло дракона, небрежно стряхнул с рукава налипшие на него обрывки мышечных волокон, после чего легко спрыгнул вниз.
        - Силен, сволочь, - с невольным уважением в голосе прошептал Тестомес. - Внутри дракона одетым катается, словно в карете, и ни малейшего следа на нем после этого. Мастер, что и говорить.
        Между тем Ингар неторопливо приблизился к Хелле.
        - Ты от кого решила убежать, сучка? - поинтересовался он. - От того, кому клялась в верности? От того, кому, по твоим же словам, теперь принадлежат твои тело, душа и жизнь? Пожалуй, со временем я заберу и то, и другое, и третье. Но думаю, что ты еще послужишь мне, словно верная собака, получающая объедки от хозяина.
        Девушка молчала. Лишь высокая грудь вздымалась и опадала да глаза горели нехорошим огнем.
        - Какие эмоции! - презрительно произнес маг. Брезгливо поморщившись, он взял Хеллу за подбородок, измазанный слизью, словно хотел повнимательнее рассмотреть лицо своей добычи, искаженное ненавистью.
        Лучше бы он этого не делал…
        Порой победитель, полностью уверенный в своих силах, слегка расслабляется, пленив слабого с виду противника. Но и крыса, загнанная в угол, бросается на своего обидчика, вереща и скаля крохотные зубки. Что уж говорить о волчице-оборотне, чьи клыки не в пример страшнее - даже если трансформация только началась.
        Укус был стремительным. Хелла глубоко вонзила зубы в кисть мага и рванула, раздирая податливую плоть в кровавые лоскуты.
        Не ожидавший такого, Ингар охнул и отступил назад, зажимая глубокую рану и наскоро творя заклинание заживления. Он давно привык к беспрекословному повиновению тысяч людей, к нереальной мощи, которую давала ему Земля. В свое время лишь дюжина сильнейших магов Стоунхенда совместными усилиями смогла изгнать его за пределы графства. Но потом он стал еще сильнее, когда на далеком острове сумел вырвать из великана-мутанта тайну огненной магии. Это была нелегкая битва, которую Ингар выиграл с честью, повергнув на колени жуткое чудовище и заставив его повиноваться. А тут - какая-то волчица-оборотень, которую великий маг земли и огня при желании мог убить одним простеньким заклинанием. Кто ж знал, что она рискнет напасть первой…
        Но она рискнула. При этом ее тело стремительно менялось - но менялось не так, как это обычно случается с представителями племени Хозяев Ночи.
        То, во что превращалась Хелла, было намного крупнее обычного оборотня, раза в три, не меньше. Тело девушки стремительно увеличивалось в размерах, одновременно покрываясь огненно-красной шерстью. Но если тело волка симметрично и грациозно, то сейчас уже можно было понять - смесь магии Хозяев Ночи и огненного дара Ингара на выходе дала что-то невообразимое.
        Огромные челюсти с кошмарными зубами были основной частью черепа, напоминая медвежий капкан с крохотными глазами. Из гигантского волчьего тела с переразвитой мускулатурой вылезли еще три пары лап, расположенных по бокам и напоминающих гибкие человеческие руки с длиннющими загнутыми когтями. Причем над каждой лапой располагался большой внимательный глаз с вертикальным зрачком, напоминающим огонек свечи. И в дополнение ко всему этому кошмару о десяти конечностях прилагался хвост - длинный, гибкий, словно хлыст, оканчивающийся костяным шипом, вокруг которого хищно шевелились осминожьи щупальца с присосками…
        - Огненная мантикора, - в ужасе прошептал Тестомес. - Вот теперь нам всем точно кранты…
        Заклинание заживления подействовало почти мгновенно. Под ногами Ингара образовался небольшой смерчик, дотянувшийся до раны и залепивший ее могильной землей. Но к тому времени на теле мага появилась новая серьезная рана. Вытянув длинную шею, мантикора дважды клацнула еще не до конца сформированными челюстями и вырвала кусок мяса из плеча Ингара.
        - Она убьет его, - в ужасе прошептал Тестомес, спешно творя руками какое-то заклинание. - Сначала его, а потом нас. Мантикора не знает пощады…
        Пистолета у Снайпера больше не было. Выбросил его стрелок за ненадобностью. От страшного удара по черепу Палача последний патрон деформировался вместе с магазином, а пистолет без патронов - это уже не оружие, а лишь обуза.
        Поэтому оставалось только одно.
        Снайпер метнулся к краю крыши, тенью соскользнул на землю, выхватил заряженный арбалет из рук замершего в ужасе латника и выстрелил.
        Урок, преподанный старым Вардом, не пропал даром. Хлопнула тетива, и тяжелый болт вонзился в глаз на боку мантикоры.
        В один из многих.
        Чудовище дернулось от боли. Пасть, разинутая для того, чтобы снести с плеч голову Ингара, щелкнула вхолостую. Это дало магу возможность отступить на пару шагов назад, зажимая рану и продолжая творить заклинания.
        - Идиот самонадеянный! - донесся с крыши полный отчаяния голос Тестомеса. - Не мог заранее подготовиться!
        - Типа, сам обалденно подготовился, - проворчал Снайпер, отчаянным рывком натягивая тетиву. Без поясного крюка крайне опасное занятие: и ладонь рассечь запросто можно, и бицепс порвать. Но на эмоциях да на адреналине - получилось.
        Раненая мантикора, получив стальную стрелку в бок, резко развернулась на сто восемьдесят и жутко зашипела. Ее хвост, словно разъяренная кобра, взвился вверх, прицелился - и выстрелил в Снайпера костяным шипом…
        Чертовски сложно уйти от выстрела, если сам вскинул оружие и целишься во врага, уже наполовину выбрав слабину спускового рычага. Человеческий мозг просто не в силах моментально отказаться от одного процесса и переключиться на второй. Такая вот подлая доля секунды…
        На спуск Снайпер все же нажал. И в сторону бросился, осознавая в полете, что никак не успевает уйти от ответного выстрела ужасной твари. Кто ж мог знать, что она так быстро двигается и что шип у нее на хвосте не просто холодное оружие, а нечто вроде небольшой ракеты, готовой к запуску?
        Внезапно словно серый стальной щит на мгновение заслонил небо. Мелькнул перед глазами - и рухнул под ноги, грохоча металлом… И ничего с этим не поделать, потому что мгновение прошло, и все, что должно было произойти, осталось в прошлом. И не вернуть его, даже если очень этого захочешь… И не сказать слов, которые уже не нужны…
        Завершив перекат, Снайпер вышел в стойку на одно колено. Бросил громоздкий арбалет, рванул из ножен «Бритву», скрипнув зубами от бессилия. Потому что уже ничего не исправить. Потому что на земле, зажимая рану на животе, скорчилась Ксилия, а мантикора, пораженная болтом в точку промеж глаз на морде, стоит, оглушенная. И понятно, что девушку, заслонившую собой стрелка, уже не спасти… А вот с тварью, которая это сделала, еще предстоит разобраться.
        Впрочем, добежать до мантикоры Снайпер не успел.
        - Бей! - пронеслась над кладбищем решительная команда рябого Дирка.
        Арбалетный залп получился далеко не одновременным - латники, пораженные увиденным, вышли из ступора не все и не сразу.
        Но - получился.
        Град стальных стрел застучал по телу мантикоры - правда, почти все они, ударившись о непробиваемую огненную шкуру, попадали на землю. Но два болта вонзились в глаза на боках твари, а один - в центр кончика хвоста, откуда уже лезло новое костяное жало.
        Мантикора, визжа от боли и ярости, бросилась вперед. Удары страшных лап разметали стражников, словно игрушечных солдатиков. Кто-то попытался защититься мечом, но без толку. Стальной клинок, встретившись с когтями чудовища, переломился пополам, а его хозяин отлетел в сторону, обильно орошая кровью старые могилы.
        Плохо… Очень плохо, когда на тебя летит многолапая, когтистая, поджарая, мускулистая тварь размером с медведя-переростка, щелкая тираннозаврьими челюстями. Кутруб его знает, что делать и как к ней подступиться. Но делать надо, иначе через секунду ты сам будешь втоптан в землю, как тот латник, который только что попался ей на пути. И могилы не потребуется, на то оно и кладбище…
        Но, когда от мантикоры до Снайпера оставалось метров пять и казалось, что смерть неминуема, пришла помощь. С крыши склепа сорвался небольшой полупрозрачный шар и с воем полетел к направлению к чудовищу, по пути стремительно увеличиваясь в размерах.
        Мантикора сориентировалась мгновенно. Тормознула, взрыв когтями землю, грациозно отпрыгнула в сторону… Но шар, словно управляемая ракета, сменил направление полета. Впрочем, он и был управляемым. Снайпер краем глаза заметил на крыше склепа фигуру Тестомеса с поднятыми кверху руками, крайне эффектно смотрящуюся на фоне рассветного неба.
        Шар врезался в морду твари и тут же исчез, что, впрочем, не повлияло на качество магической атаки. Мантикора, визжа, покатилась по земле, сшибая по пути крылатые могильные шпили. Правда, продолжалось это недолго. Гибкое тело быстро справилось с инерцией. Затормозив всеми десятью конечностями, тварь вскочила на ноги, готовая вновь рвать, метать, убивать…
        Однако раздражала некая странная тяжесть в районе крестца. Мантикора грациозно изогнула длинную шею, пытаясь рассмотреть, что за репей такой она подхватила, пока каталась по кладбищу. Но изучить проблему не успела - резкая боль в кончике хвоста заставила ее вздрогнуть всем телом и страшно взреветь - так, что невольно присели все, кто остался в живых…
        Увидев, что тварь получила нехилый прямой удар в морду, Снайпер не стал дожидаться, пока она придет в себя. Ринулся прямо в тучу пыли, поднятую катящейся мантикорой, и прыгнул, метя ножом в точку за ухом твари. Какой бы она ни была вся из себя жуткая и опасная, а смертельные зоны у всех четвероногих примерно одинаково расположены. И даже если у тех четвероногих по шесть когтистых рук, вряд ли это что-то меняет.
        Прыгнул… и промахнулся. В последний момент мантикора изогнулась дугой, будто у нее позвоночник отсутствовал вовсе, и Снайперу ничего не оставалось, как ухватиться свободной рукой не за шею, а за основание смертоносного хвоста.
        Неважный расклад. Сейчас тварь почувствует, что у нее на спине обозначился непредвиденный груз, обернется - и все. С ее гибкостью, проворством и богатым арсеналом жить пришельцу из иномирья останется всего ничего. Значит, надо удивить монстра так, чтобы он на время забыл о своих когтях, клыках и неутоленных амбициях.
        Прямо над головой Снайпера нерешительно покачивался пучок щупалец, из которого торчал вновь отросший костяной шип - арбалетный болт, торчащий в его основании, ничуть не помешал почти мгновенной регенерации грозного оружия. Однако пока мантикора не обернулась, у Снайпера в запасе было целое мгновение до того, как шип пронзит его насквозь. А порой мгновение - это очень и очень много…
        Рискуя попасть рукой под отвратительные присоски, стрелок бросился вперед, схватился за хвост мантикоры и рубанул по нему «Бритвой» ниже своего хвата.
        Острейшее лезвие легко прошло сквозь тугие мышцы, вследствие чего в руке Снайпера оказался возмущенно шевелящийся живой веник из щупалец… который стрелок перевернул - и со всей силы вонзил длинный шип в спину чудовища.
        Тонкий костяной клинок на удивление легко вошел в плоть мантикоры, а пока еще живые щупальца тут же инстинктивно прилепились к шкуре - ближе к хвосту огненная шерсть была намного короче длинного волосяного покрова, покрывавшего остальное тело.
        Почувствовав нереальную боль, тварь, желая скинуть с себя источник этой боли, со всего размаху долбанулась телом о ближайшее препятствие - стену древнего склепа. Не выдержав удара, старинная постройка содрогнулась и рухнула, похоронив под собой высохшие кости мертвецов и тела двух латников, которые предпочли вместо битвы отсидеться в безопасном месте.
        Впрочем, Снайпера уже не было на спине мантикоры. Воткнув в спину чудовища костяной кончик ее собственного хвоста, он тут же спрыгнул на землю и, сгруппировавшись, прокатился по ней на манер перекати-поля, гонимого ветром. И при этом чуть не врезался в группу поддержки - Тестомеса, Лиса и кутруба, успевших соскочить с крыши склепа до того, как она провалилась внутрь.
        Лис, подхватив с земли чей-то арбалет, вскинул его и выстрелил. С толком ли, нет ли - непонятно. Мантикора вертелась волчком, силясь вырвать из крестца шип, похоже, причиняющий ей неслабые страдания. Стреляли и другие латники, после выстрелов с остервенением перезаряжая арбалеты, рискуя сорвать спину - при резком натяжении тетивы поясным крюком травма весьма частая. Но в пылу боя кто ж о таком думает? Это потом, когда уйдет боевой азарт и наступит реакция, все тело болеть будет, стонать на тему: что ж ты, хозяин, со мной делаешь? Но это потом. После боя. Если, конечно, тебе повезет больше, чем твоему товарищу. Вон тому, который только что перестал биться в агонии и успокоился навеки в луже собственной крови…
        А тут еще Ингар немного оклемался. Восстановил мясо и кусок кости, откушенные мантикорой. Вернее, землей залепил страшную рану так, что она по форме стала напоминать плечо. Впрочем, на функции руки почти никак не повлияло то, что ее часть теперь слеплена из глины, мелких камешков и травы, торчащей прямо из земляной плоти. Маг медленно двигал руками, будто какую-то сложную объемную геометрическую фигуру из воздуха лепил. К этой фигуре, вопреки всем законам тяготения, снизу вверх, прямо из-под ног мага потянулась пыльная струйка. Одна. Вторая. Десятая. Каждая струя пыли формировала грань фигуры, которая становилась все более видимой и отчетливой.
        Похоже, мантикора увидела это дело одним из своих оставшихся глаз. Взвыла мерзко, остановилась на мгновение, забыв про шип в нижней чакре, - и вдруг, присев, длинно прыгнула, оттолкнувшись от земли всеми своими десятью конечностями.
        - Мать всех Низших и Высших! - ругнулся Тестомес. - Она же…
        Да, мантикора прыгнула туда, куда никто не ожидал. На спину Ингарова черного дракона, замершего в стороне, словно дорогущий могильный памятник из черного камня. Прыгнула - и тут же нырнула внутрь, по пути легко перекусив мешающее ребро толщиной в руку взрослого мужчины.
        Следом за ней тут же, чавкая, кровавой струей прямо по воздуху потянулась плоть. Мертвая, сорванная с тел погибших латников. И живая, позаимствованная у троих арбалетчиков, случайно оказавшихся неподалеку.
        Страшное это зрелище, когда человек, охваченный ужасом, мчится со всех ног, стараясь убежать от неминуемой гибели, а за ним, словно широкий и длинный алый плащ, развевается по воздуху кровавый шлейф. Потом начинают рваться ремни, стягивающие доспехи, и по направлению к дракону летит уже не только кровь, но и волокна мяса, и фрагменты расслоившихся суставов, и мелкие кусочки позвонков… А человек все бежит, не веря, пока не рухнут на землю полупустые латы и не выплеснется разжиженный мозг из оставшейся половинки черепа…
        В руках у Ингара уже почти сформировался желтовато-коричневый многогранник величиной с кулак, когда дракон мощно ударил крыльями и взлетел в воздух. Маг земли в отчаянии швырнул в рептилию своим незавершенным творением, но дракон, повернув голову, пыхнул огнем. Получилось слабо, язык пламени от силы метров на десять ударил и потух. Но многограннику хватило. Он только-только начал разворачиваться в воздухе на отдельные плоскости, словно был склеен из бумаги, как струя пламени не столько сожгла, сколько просто сбила его на землю. Куда он и упал, развалившись на тусклые, бесполезные осколки.
        - Вот тварь, - вздохнул Тестомес, глядя вслед удаляющемуся дракону. Черная рептилия летела рывками, периодически заваливаясь на бок, но все-таки летела. - Такой алмазный октаэдр загубила.
        - Это я виноват! - с отчаянием в голосе проговорил Ингар. - Надо было заранее приготовить пару заклинаний!
        - Надо было, - согласился рябой Дирк, заходя сбоку и приставляя к шее мага кинжал. - А сейчас, господин колдун, пока к вам не вернулась сила, извольте завести руки назад и не дергаться. По вашей милости погибло две трети моего отряда, и вы за это ответите.
        Ингар злобно зыркнул на нового командира латников, но ослушаться не посмел. Действительно, когда даже у самого мощного мага заканчивается его сила, он на некоторое время становится просто обычным человеком. До тех пор, пока хорошо не поест, не выспится и не подготовится морально к новым подвигам.
        Но Снайперу на все это было плевать. Сунув в ножны «Бритву», он бросился к Ксилии, голова которой лежала на коленях Лиса. Парень гладил девушку по волосам, а кутруб в это время осматривал костяной шип, примериваясь, как бы его половчее выдернуть.
        - Не трогай, - бросил Снайпер, опускаясь на колени перед раненой. - Не надо.
        - Он… отравлен? - непослушными губами спросила девушка. - Я свое тело… вообще не чувствую… Я умираю?
        Сейчас Ксилия уже лежала расслабившись, будто прилегла отдохнуть. Когда человек умирает, боль часто отступает, освобождая место для той, кто навсегда избавляет от страданий.
        Снайпер закусил губу и кивнул. В глазах щипало. Давно забытое чувство, когда мир становится расплывчатым, когда ты по этой причине можешь пропустить приближение врага… и когда тебе нет дела до этого, потому что только сейчас ты осознаешь понемногу, что уже упустил нечто очень важное. Может быть, самое важное в твоей жизни. Девчонка заслонила его собой… а он сейчас не мог заслонить ее от той, чье приближение чувствовал лучше кого-либо на свете.
        - Это хорошо… что я умираю… - прошептала Ксилия. - А еще хорошо, что твое лицо наконец зажило… Ты любишь другую, пришелец из иномирья… И никогда бы не полюбил меня… Освободи меня от доспехов…
        Снайпер достал «Бритву», одним быстрым движением рассек шип надвое в том месте, где он вошел в подвижное сочленение стальных пластин на уровне пояса, после чего перерезал ремешки, фиксирующие тяжелый доспех. Теперь снять латы не составило большого труда.
        - Хороший нож… - прошептала девушка, глядя на «Бритву». - Дай его мне.
        Нельзя отказывать умирающему в последнем желании. Снайпер сильно сжал веки, пытаясь прогнать предательское жжение под ними, открыл глаза, перевернул нож и протянул его девушке рукоятью вперед.
        - Я много знаю… о драконах… - продолжила Ксилия. - Дедушка рассказывал… Дракону нужно два сердца… Одно свое… Второе - той, которая любит… Неважно кого - его или кого-то другого… Для того чтобы победить, вам нужен дракон… Я хочу помочь тебе, побратим смерти… Я чувствую ее приближение… и знаю, что и ты чувствуешь его… Так пусть твой друг возьмет мой прощальный подарок тебе…
        Снайпер не успел остановить ее руку. «Бритва» легко рассекла окровавленную одежду, грудь, ребра. В последние мгновения у людей иногда просыпаются скрытые резервы организма, особенно если этому способствуют сильные переживания. Похоже, сейчас был именно тот случай. Ксилия была воином и прекрасно знала, как работать ножом. Еще два характерных движения клинком…
        - О Высшие, что она делает! - в ужасе прошептал подошедший Тестомес.
        Рука девушки скользнула в широкий разрез - и вот на ее ладони лежит окровавленное сердце… а в широко раскрытых глазах умирающей Снайпер увидел отражение темной фигуры, которая стояла за его спиной.
        - Быстрее! - сориентировался Тестомес, подхватывая слабо пульсирующий комок, готовый вот-вот выпасть из слабеющей руки Ксилии. Лис и охнуть не успел, как второй рукой колдун схватил «Бритву» и, одним ударом вскрыв парню правую часть груди, всунул в нее девичье сердце…
        Снайпер с усилием оторвал взгляд от широко раскрытых мертвых глаз девушки, в которых отражался длинный коридор и темная знакомая фигура, медленно уплывающая вдаль по этому коридору. Все было сделано без него. Смерть унесла с собой душу Ксилии, Тестомес распорядился ее сердцем… Он все сделал правильно, этот практичный колдун, умеющий сохранять трезвость мысли в любых ситуациях. Отчего же так хочется выхватить «Бритву» из рук Итана и вскрыть его ухоженную, тщательно побритую шею от уха до уха?
        Словно почувствовав что-то, Тестомес невольно отступил на шаг назад. Вытер нож о край одежды, неуверенно протянул его хозяину рукоятью вперед. Смелый поступок, с учетом состояния Снайпера.
        Но мимолетный порыв уже прошел, и стрелок, забрав «Бритву», просто сунул ее обратно в ножны. Все сделано без него… Ему осталось только похоронить девушку, которую он и вправду не смог бы полюбить при жизни. Чтобы наполнить сосуд, надо сначала вылить его содержимое. Или вытряхнуть вон, если оно давно замерзло и превратилось в ледышку…
        Лис сидел, прислонившись спиной к полуразрушенной стене склепа. Кутруб, что-то пришептывая на своем языке, колдовал над свежей раной на груди парня. У демона получалось неплохо. Лизнет черный коготь длинным узким языком, проведет им по краям раны, сведет их вместе, глядишь, они и приросли друг к другу, оставив на месте разреза толстый розово-синюшный шрам.
        Парень сидел неподвижно, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы не заорать от жуткой боли. И дело даже не в том, что кутруб порой весьма неаккуратно дергает за рассеченную кожу на груди. Очень больно, когда твое тело, насквозь пропитанное магией, пытается пристроить внутри себя второе сердце, довольно грубо и бестактно подсоединяя его к кровеносной системе. Его можно понять, это тело, теперь живущее по своим законам, далеким от обычных человеческих. Пока вырванный из чужой груди комок мышц еще не умер и сокращается, нужно успеть любой ценой. И поэтому сухо трещат ребра, словно обугленные ветки в костре, ноют мышцы и вполне ощутимо стонут вены и артерии, которые, словно струны на лютне, тянет в нужном направлении незримая магия огня.
        - Кайооо снова будет дракооном, - тихонько подвывал кутруб, старательно завершая свою работу. - Кайооо спасеет этот миир, станет велииким. А Октоо будет ему служииить…
        Лис скрипнул зубами. Да-да, станет великим, спасет мир… В одной старой сказке, которую рассказывал ему в детстве дядька Стафф, мир спас обезглавленный рыцарь, избавив его от чудовища, после чего умер с чувством выполненного долга. Видимо, все спасители мира безголовые, если решаются на такое заведомо проигрышное дело. Это лишь в легендах добро побеждает зло, в жизни же все в точности до наоборот. Нет уж, ну их к кутрубам, такие сказки…
        Парень с трудом разлепил спекшиеся губы.
        - Твою мать… - горестно прошептал он слова, когда-то услышанные от Снайпера. - Неужели все сначала…
        - Мать кайооо была бы довоольна таким сыыном, - произнес кутруб, скаля клыки в счастливой, но тем не менее весьма отвратной улыбке. - Праавда, Октоо не поонял, при чем туут его маать. Кайоо знает, чтоо у кутрубов нет матереей и не моожет быть. У кутруба очень, оочень редко моожет быть только кайооо. Такоой кутрууб очень счаастлив. Как сейчаас счаастлив Октооо…
        Демон бормотал что-то еще, но Лису уже было все равно. Боль в груди немного поутихла, и парню сейчас хотелось просто закрыть глаза и полежать так. И чтоб никто его не трогал хоть какое-то время. Когда у тебя сначала вырвали сердце, а потом через очень небольшой промежуток времени вставили другое, вполне естественно, что любой организм, даже насквозь пропитанный магией, потребует отдыха.
        - Спи, мой кайооо, - прошептал кутруб, проводя когтистой лапой над веками Лиса, которые от такого несложного движения немедленно опустились. - Спиии. А Октоо пойдет и помоожет побратииму смерти. Его сестраа забрала сейчаас у него оочень много… Слиишком мноого даже для такоого сильного хоомо…

* * *
        Граф Стоунхенда в сопровождении кавалькады рыцарей и большого отряда конных сержантов подъехал к храму. Никто ему не препятствовал. Конные разъезды пиратов спешили побыстрее убраться с дороги хорошо вооруженного отряда латников. Скорее, даже не отряда, а армии, ибо пять сотен конников, закованных в сталь, это уже армия, которая вполне может причинить серьезные неприятности противнику, многократно превосходящему ее числом.
        Слуга подбежал к коню правителя с небольшой деревянной подставкой, расписанной золотой краской, но граф, проигнорировав церемонии, поднял забрало шлема и легко спрыгнул с коня без посторонней помощи. Любой высокородный вельможа в Центральном мире с детства воспитывался прежде всего как воин, что уж говорить про человека, под чьей рукой находилось целое графство.
        Возле входа в храм, сложив крылья, неподвижно стоял черный дракон, но огромная диковинная рептилия графа ничуть не впечатлила - чего нельзя было сказать о рыцарях и сержантах, опасливо косящихся на чудовище. Но правитель Стоунхенда равнодушно прошел мимо дракона и легко взбежал по ступеням на второй этаж храма - ему уже доложили, что командир армии пиратов ждет его там. Четверо рыцарей и два очень сильных мага из гильдии Воинов Ночи следовали за своим повелителем, гремя доспехами. Вполне достаточная сила для того, чтобы скрутить любого в графстве Стоунхенд, кто посмеет пойти против воли его правителя.
        Граф пинком распахнул дверь и перешагнул порог. Следом за ним ворвался отряд телохранителей. Мечи рыцарей с шипением покинули ножны, маги мигом достали из потайных кармашков пробирки с заранее заготовленными заклинаниями. Одно движение брови господина, и любой ослушник мигом будет порублен в капусту, а останки его развеяны по ветру.
        Зал был пуст, если не считать одинокой фигуры в черном плаще с капюшоном, стоящей возле окна спиной к вошедшим. На лязг мечей и грохот доспехов она никак не отреагировала - как стояла, так и осталась стоять, внимательно наблюдая за действиями армии пиратов, осаждающих Стоунхенд.
        - Какого кутруба ты делаешь, Ингар?! - взревел граф, кладя ладонь на рукоять меча. - Ты сказал, что не помнишь старых обид, нанесенных тебе моим отцом, и в качестве жеста примирения готов отдать под мое начало свою армию для большого похода в южные земли! Вместо этого толпа грязных пиратов осадила мой город. Не желаешь ли объясниться, колдун, перед тем как мои люди сотрут в порошок и тебя, и твою шайку оборванцев?
        Из-под капюшона, накинутого на голову одинокой фигуры, раздался приглушенный смешок.
        - Вряд ли ты, о могучий граф, поверил тому, кто был с позором изгнан из Стоунхенда. И не поэтому ли ты сосредоточил свою армию в окрестностях Вичтана, чтобы ударить в тыл шайке грязных пиратов, а после победы двинуть войска на Бедфьорд? Хороший план по быстрому и безболезненному захвату северных земель, верно? Просто ты не ожидал, что после того, как все пиратские кланы встанут под одну руку, эта шайка окажется настолько многочисленной, что рискнет осадить Стоунхенд. И сейчас ты здесь, вместо того чтобы биться с осаждающими, ибо не уверен в победе так, как раньше.
        Несмотря на то что голос был сильно приглушен глубоким капюшоном, граф все-таки уловил разницу. Да и ростом фигура была пониже, чем маг земли, на что повелитель Стоунхенда в горячке не обратил внимания.
        - Ты не Ингар! - рявкнул он, делая шаг вперед и одновременно извлекая из ножен богато украшенный меч. - Кто ты, кутруб тебя побери?!
        Глубокий капюшон, сброшенный с головы коротким движением руки, мягко упал на плечи. По черному плащу заструились роскошные пепельные волосы.
        Фигура медленно развернулась лицом к вошедшим.
        Граф и его рыцари застыли в изумлении. Девушка, стоящая перед ними, была ослепительно, невыразимо прекрасна. Правда, ее лицо немного портил свежий ожог на щеке, формой похожий на когтистую лапу дракона, но ее красота затмевала этот маленький недостаток, как в лучах восходящего солнца теряется небольшая тучка.
        - Так ты и есть граф Стоунхенда? - слегка насмешливо произнесла девушка. - Тот, кто постоянно пропадает то на охоте, то в Вичтане, предпочитая тамошних шлюх делам государственной важности?
        Граф пару раз хлопнул глазами, осознавая услышанное. До этого никто не пытался говорить с ним подобным образом, а все новое и неожиданное обычно доходит до людей не сразу.
        Но до графа наконец дошло. Рука в латной перчатке, сжимающая рукоять меча, сжала ее еще сильнее, как это обычно бывает перед атакой.
        - Ах ты, тварь! - взревел граф, делая шаг вперед и занося меч для одного-единственного удара. Второго не потребуется. Правитель Стоунхенда отличался недюжинной физической силой и на городских праздниках своим мечом легко сносил голову быку, демонстрируя прекрасную воинскую выучку…
        Но на этот раз великолепно поставленного удара не получилось. Рот красавицы внезапно растянулся во все стороны, словно был слеплен из теста. В черном провале жуткой пасти сверкнули острые, длинные зубы, слегка загнутые внутрь.
        Но самое страшное было не это.
        Изо рта чудовища вырвалась широкая и мощная струя огня, сбившая с ног графа и его рыцарей. Пламя мгновенно окутало фигуры воинов, закованных в тяжелые латы, заставив тех бросить оружие и кататься по каменному полу. Люди пытались содрать с себя доспехи, мгновенно разогревшиеся до немыслимой температуры… Но тщетно. Рыцарские тяжелые латы не предусматривают возможности самостоятельно от них избавиться. Более того - в отличие от доспехов простого стражника, стальные пластины дорогих доспехов соединяли не полоски кожи, а искусно выполненные металлические петли. Глядишь, будь латы попроще, кожаные сочленения просто сгорели бы и воинам не пришлось так мучиться. Но в данном случае их ждала страшная участь быть заживо запеченными в своих богато украшенных панцирях.
        Впрочем, мучились они недолго. От крайне высокой температуры жидкость просто испарилась из их тел, прежде чем люди успели ощутить всю прелесть медленной прожарки в раскаленных доспехах. Теперь на полу неподвижно лежали пять полных комплектов рыцарской брони, внутри которых находились сморщенные мумии, - все, что осталось от воинов, только что полных сил, энергии и неутоленных амбиций.
        Между тем лицо огнедышащего монстра вновь приняло прежнюю форму. Девушка неописуемой красоты неторопливо подошла к трупу графа и носком сапога подняла забрало шлема.
        Картина открылась жуткая. На нее тупо смотрели глазницы черепа, обтянутого сухой, сморщенной, местами отслоившейся кожей.
        - Тварь? - переспросила Хелла, словно продолжая прерванный разговор. - Да, тварь. И еще какая.
        Сейчас внутри себя она чувствовала страшную, нереальную силу. Изначально всеми колдунами Центрального мира способности оборотня считались сочетанием магии воды и воздуха, ибо оба этих элемента участвовали в процессе трансформации человека в волка и наоборот. Кровь и дыхание Ингара дали Хелле магию огня, а плоть колдуна, вырванная из его тела и проглоченная, необъяснимым образом наполнила тело девушки силой магии земли. Соединение всех четырех элементов в одном существе делало его поистине всесильным.
        Улыбнувшись, девушка пинком вернула забрало на место. Ее подданным еще предстоит привыкнуть к тому, что у них теперь новый хозяин. А пока придется разыграть небольшой спектакль.
        На кончиках ее ногтей заклубились крохотные облачка черного тумана. Девушка протянула руки вперед и пошевелила пальцами.
        - Вставайте, граф, вас ждут великие дела, - произнесла она с ухмылкой, неприятно исказившей ее прекрасное лицо.
        Позолоченные латы неуверенно шевельнулись, проскрежетав по каменному полу острыми налокотниками.
        - Ну же, смелее.
        Труп с видимым усилием поднялся с пола. Неудивительно. Живому рыцарю при всей его физической подготовке это удается далеко не всегда. А сейчас внутри доспехов находилась высохшая мумия, не разваливающаяся на части лишь под воздействием черной магии земли. Впрочем, по внешнему виду не скажешь. Чистое всепожирающее пламя, ударившее по металлу в четверть реальной силы, не оставило копоти на остывающих доспехах, а подчиненным наплевать, кто находится внутри, главное, были бы золоченые латы. При этом личность кукловода, дергающего за ниточки, для основной массы людей не имеет ни малейшего значения.
        - Ты можешь говорить?
        Молчание.
        Плохо… Хотя, если добавить в сморщенные легкие трупа немного магии воздуха…
        - Ты можешь говорить? - повторила Хелла.
        - Да… - раздался глухой, неуверенный голос из-под забрала.
        Нет, так не пойдет. Тупая кукла нужна лишь для тупой работы. Ей же нужна кукла, способная принимать самостоятельные решения. Поэтому в высушенный мозг добавляем толику магии воды…
        - Да, госпожа, - произнес труп, неуклюже опускаясь на одно колено. - Чем могу служить?
        Вот так-то лучше. Мудрый экспериментирует со своим даром и непременно находит решения. Дураку же зачастую вообще невдомек, каким сокровищем он владеет. И разница между ними лишь в том, что мудрец, в отличие от дурака, не боится экспериментировать.
        - Сейчас ты выйдешь к своим людям и скажешь, что отныне твоя армия присоединяется к войску северных пиратов. А потом откроешь ворота Стоунхенда.
        - Да, госпожа, - пробубнил мертвый граф.
        «Пожалуй, стоит еще добавить воды ему в мозги, - подумала Хелла, между делом оживляя мумии рыцарей одну за другой. - Он и при жизни-то не особо хорошо соображал, так пусть хоть после смерти научится шевелить извилинами во благо своей хозяйки».

* * *
        «Сталкер» с трудом входил в кладбищенскую землю, пронизанную корнями трав. «Бритва» же, наоборот, легко рассекала любые препятствия, даже при слабом ударе проваливаясь в почву по рукоять. Но у Снайпера уже был богатый опыт подобной работы, и он с остервенением продолжал работать обоими ножами одновременно. Широким клинком «Сталкера» стрелок действовал словно небольшой лопатой, а лезвием «Бритвы» рубил узловатые корни, которые порой шевелились, будто длинные, толстые черви.
        Переваливаясь на кривых ногах, подошел красноглазый демон. Посмотрел, вздохнул и, не говоря ни слова, принялся широкими лапами отгребать выкопанную землю в сторону. По правде говоря, он мог вырыть в проклятой земле огромную яму за считаные минуты. Но достаточно было одного взгляда на хомо, чтобы понять - эту работу он должен сделать сам.
        Наконец Снайпер счел, что могила достаточно глубока для того, чтобы местные хищные твари не смогли ночью откопать и сожрать мертвое тело. Тогда он обтер об штаны оба ножа, сунул их в чехлы и вылез наверх, чтобы стащить труп в могилу…
        Никто не лез к нему под руку, никто не предлагал помощь, и стрелок был благодарен за это своим спутникам. Он считал, что почти ничего не сделал для этой девушки, пока она была жива, а она сделала для него слишком много. Поэтому последний долг был целиком на его совести.
        И он выполнил его полностью, своими руками закопав мертвую девушку и вонзив ее меч в свежую могилу. Не крылатый шпиль, конечно, но в то же время гораздо красноречивее общепринятого символа. С первого взгляда ясно, что здесь похоронен настоящий герой, которому товарищи сполна отдали последние воинские почести.
        - Вот и все, - негромко произнес Тестомес. - Была девушка - и нет девушки…
        - Ты не прав, колдун, - произнес Лис, тяжело поднимаясь на ноги. - Она была, и она есть. Здесь. И это не высокие слова.
        И указал на правую сторону своей груди, где теперь билось сердце Ксилии…
        А Снайпер молчал. Надо было, наверно, что-то сказать над свежей могилой, но слов не было. Ничего не было в его душе, как в пустой чаше, из которой вылили все содержимое, а остатки сами собой испарились до последней капли. Казалось стрелку, что не просто тело любящей девушки закопал он сейчас, но и тоску свою, и воспоминания о той, что навсегда осталась в другом мире… Пустая чаша, которую вовсе не обязательно более чем-то наполнять. Потому что ничего хорошего из этого не получается, кроме боли и тоски, отныне зарытых в проклятую землю старого кладбища…
        Его спутники стояли в стороне молча, и Снайпер первым нарушил молчание. Повернулся к ним и произнес ровно, без следа каких-либо эмоций в голосе:
        - Пора идти.
        - Куда? - поинтересовался Тестомес. - Скрыться в каком-нибудь заброшенном Дворце Жизни и ютиться там до конца дней, словно крысы?
        - Можно и так, - отозвался стрелок. - А можно отбить ваш город, пока его не захватили пришельцы из-за гор.
        Итан вылупил глаза на пришельца из другого мира.
        - Как?
        - Есть одна идея, - сказал Снайпер.
        …Их осталась всего горстка.
        Тестомес с практически до конца истощенными способностями мага.
        Лис, едва стоящий на ногах после перенесенной операции.
        Демон, грустно опустивший голову, все еще переживающий смерть девушки и не перестающий удивляться этому факту, ибо кутрубам не свойственно жалеть хомо, которых они считают пищей.
        Дирк, рябой командир отряда латников, - вернее, его жалких остатков. После схватки с мантикорой в живых остались лишь он да еще трое воинов сборного отряда. Раненые умерли практически сразу - когти чудовища, похоже, несли на себе быстродействующий яд…
        И Снайпер, которому теперь было наплевать на все - и на месть кому-либо, и на свои надежды обустроиться в этом мире. Просто надо было помочь этим людям, которые вот-вот лишатся своего дома, а потом будь что будет…
        Правда, еще был маг земли, крепко связанный, но, казалось, ничуть не огорченный этим фактом. Он с иронией смотрел на пришельца из иномирья и даже разок рискнул высказаться.
        - Хотел бы я знать, что за идея у тебя, хомо. К твоему сведению, сейчас Хелла обладает силой всех четырех стихий. Конечно, ей еще требуется развить свои навыки, но она быстро учится. Впрочем, того, что она умеет, ей за глаза хватит, чтобы подчинить себе и армию пиратов, и войска графа Стоунхенда, который сейчас уже наверняка скачет в город, надеясь решить все мирным путем.
        - А ты неплохо осведомлен, - заметил маг воздуха. - Все продумал заранее, дракон недоделанный?
        - Развяжи мне руки, и посмотрим, кто из нас недоделанный. И кто больше понимает в магии, тоже выясним заодно, - презрительно бросил Ингар.
        - Ну уж хренушки тебе, - отозвался Тестомес. - Может, в магии ты понимаешь и побольше моего, зато я хорошо понимаю в том, как правильно связывать таких, как ты.
        - Поговорили? - осведомился Снайпер. - А теперь сложите трупы вон в тот склеп, что рядом с тремя деревьями, потом берите с собой этого колдуна и пошли.
        - Далеко ли? - поинтересовался Дирк.
        - До ближайшей дороги. И арбалеты прихватите, у кого нет, теперь их на каждого живого с избытком.

* * *
        Пираты не особо лихие всадники. Каждому из них привычнее корабельная палуба под ногами, чем лошадиная спина под пятой точкой. Но в случае надобности почти любой из них справится с конем без проблем. Нехитрая наука, если четвероногая зверюга уже приучена ходить под седлом, а в твоем распоряжении поводья, плеть и шпоры.
        Сейчас надобность была. Вождь клана приказал Саргону отправиться вместе с его десятком воинов в конный разъезд. Если увидят лазутчика, пытающегося проникнуть в город или из города, - убить. Коли заметят кого подозрительного - тоже. Пленных не брать, потому как в ближайших деревнях уже набрали рабов кутрубову тучу. Девать некуда и кормить накладно. Если же встретятся на пути крупные подразделения противника, в бой не вступать, мчаться со всех ног обратно и немедленно докладывать начальству.
        Саргон поклонился вождю, после чего ушел доводить приказ до подчиненных и добывать коней. Первое он пересказал в сокращенной форме, добавив при этом немного от себя: убиваем и грабим всех, кого встретим на дороге. И точка.
        Второе тоже не составило особого труда. Подкравшись сзади, Саргон дал кулачищем по темечку какому-то малолетке из соседнего клана, охраняющему захваченную конюшню, после чего его парни увели лошадей. Нормальная тема. Это у своих сокланов красть неприемлемо, а у чужих - за милую душу. Правда, в последнее время тяжеловато давалось такое, типа, какое-то подобие совести тормозило привычные действия. Но Саргон справедливо счел эдакие странные чувства происками черных магов-союзников, исподтишка пытающихся контролировать честных пиратов. Это помогло ему перебороть внутри себя чуждую ворожбу, мешающую благородному и привычному делу.
        Так что солнце еще не успело достичь зенита, как конный отряд пиратов уже выехал на широкую дорогу, соединяющую Стоунхенд и Вичтан. Правда, Саргон вскоре приказал свернуть на второстепенный, более узкий тракт, примыкающий к главному. На этом пути уже и так немало разъездов, которые успели все подчистить, так что кроме дочиста обобранных трупов вряд ли что получится отыскать. А вот чуть в стороне вполне можно нарваться на хороший куш. Например, порыскать в склепах старого кладбища - по слухам, местные жители весьма чтут своих покойников и наверняка навешивают на них кучу украшений, отправляя в Обитель мертвых. Пираты суеверны, и вряд ли кто полезет тревожить покой ушедших за Темный порог. Но Саргон плевать хотел на трупы слабых жителей юга. Ему и его ребятам все равно, кого рубить - живых ли, мертвых ли, лишь бы добыча была посолиднее…
        - Стоп. Тихо, - негромко произнес Снайпер, услышав пока что негромкий топот копыт. Прислушался. Точно, едут. Наверняка разъезд захватчиков, решивших поживиться на кладбище. Отлично, то, что надо! По обеим сторонам дороги растет густой кустарник, будет где устроить засаду. Осталось лишь проинструктировать личный состав.
        - Рассредоточиться по обеим сторонам дороги. Стрелять по моему сигналу. Я бью последнего, Дирк - первого. Остальные - тех, что едут посредине. Перезаряжаемся один раз, стреляем вторично без команды, после чего работаем врукопашную. Окто, ты сидишь смирно и не высовываешься, а то всех коней распугаешь. Вопросы есть?
        Вопросов не было. Только Дирк кивнул одобрительно и вместе со своими парнями скрылся в кустах на противоположной стороне дороги. Демон, слегка обиженный, отошел подальше и, забравшись на дерево, приготовился к роли зрителя. Снайпер, Лис и Тестомес также засели за естественной колючей изгородью и приготовили арбалеты.
        И вовремя.
        На дороге, ведущей к кладбищу, показался отряд всадников. Крепкие парни с обветренными лицами в толстой и дешевой кожаной броне, обшитой стальными пластинами. На поясе у каждого - короткая, широкая абордажная сабля, часто соседствующая со стальным крюком на длинной веревке, скрученной в кольцо. У многих имеются небольшие арбалеты пистолетного типа. На дальних расстояниях штука абсолютно бесполезная, но в ближнем бою весьма опасная. В общем, ребята суровые, привычные к рукопашному бою и не отягченные моральными принципами.
        - Бей! - коротко бросил Снайпер, нажимая на спуск арбалета.
        …Это только в книжках да в кино благородные доны кидаются на превосходящие силы противника врукопашную и побеждают их в неравном бою. В жизни неравный бой чаще заканчивается именно в пользу превосходящих сил. Поэтому, если боец настроен выжить и победить, годятся любые способы, чтобы уничтожить противника. Неважно, что потом напишут в книжках. Важен результат, при отсутствии которого в окровавленной пыли останется лежать твой труп, а не мертвое тело врага…
        Главаря пиратов снесло с коня, словно молотом: арбалетный болт, полученный в голову с близкого расстояния, - страшное оружие. Тело Саргона, зацепившееся сапогами за стремена и рухнувшее на землю с приличным ускорением, свалило с ног коня. Несчастное животное забилось, пытаясь освободиться от нежелательного груза, - и намертво загородило проезд тем, кто ехал следом.
        Снайпер тоже не оплошал, пристрелив лошадь всадника, ехавшего последним. Пирату, придавленному тушей мертвого животного, ничего не оставалось, кроме как истошно заорать, призывая на помощь. Помощи он, само собой, не дождался, а вот панику в отряде создал изрядную…
        Снайпер невольно вздохнул, увидев результат своего выстрела. Убивать животных порой намного тяжелее, чем врагов. Но иногда для того, чтобы перекрыть вражескому отряду путь к отступлению, приходится действовать максимально жестоко. К сожалению, война на выживание не терпит полутонов и компромиссов. И кто этого не понимает, рано или поздно сам становится ее жертвой…
        Из семи арбалетных болтов, выпущенных при залпе, пять оказались максимально результативными. Шестой лишь скользнул по мощной нагрудной пластине, перебив дыхание пирату и заставив того скорчиться в седле. Седьмой вообще улетел «в молоко» - даже на близком расстоянии до цели у излишне нервных стрелков случаются промахи.
        Теперь возникла другая проблема. Для того чтобы перезарядить пехотные арбалеты, нужно было встать в полный рост. Что и пришлось сделать участникам засады, демаскировав себя.
        - Вот они! - заорал здоровенный пират с ужасным рваным шрамом на лбу, наверняка специально ничем не прикрытым ради устрашения гипотетического врага. - Бей гадов!
        И первым, схватив с пояса стальной крюк, метнул его в ближайшего латника.
        Конечно, лошадь, пляшущая под всадником, не способствует точности броска. Но пират был привычен к финтам корабельной палубы, то и дело уходящей из-под ног во время шторма, поэтому у него все получилось.
        Крюк просвистел в воздухе, и его острый конец вонзился точно за ухо одного из арбалетчиков Дирка. Зычно захохотав, пират рванул веревку - и латник упал на колени, тщетно пытаясь перекрыть ладонью кровь, хлестанувшую из разорванной артерии.
        Правда, веселился победитель недолго. Второй болт, выпущенный Лисом, вонзился ему прямо в рот. Поговорка про того, кто смеется последним, справедлива в любом из миров.
        После второго залпа в живых остался лишь один здоровенный пират. Поняв, что его конь решительно не желает наступать на трупы, он соскочил на землю.
        - Ну что, суки?! - заорал здоровяк, выхватывая саблю из ножен. - Есть здесь мужики? Один на один слабо?
        - Да нет, не слабо, - пожал плечами Снайпер, перезаряжая арбалет в третий раз. - Только - зачем?
        И равнодушно всадил болт в горло задиристого пирата. Жизнь - не книжка и не кино. В жизни все гораздо прозаичнее.
        Дирк одобрительно кивнул вторично.
        - Что теперь? - поинтересовался он.
        - Теперь ловим коней, переодеваемся в пиратские шмотки, чтоб остальные патрули за нами не гнались, и едем.
        - Куда? - не отставал настырный командир латников.
        - А вот он покажет, куда, - кивнул Снайпер на связанного по рукам и ногам мага земли.

* * *
        Черная колыхающаяся людская масса окружала город. В этой массе все отчетливее выделялись контуры осадных машин, сноровисто создаваемых пиратами. Эти парни привыкли работать с деревом, ремонтируя свои корабли, потому собрать из заранее заготовленных деталей требушет, баллисту или таран для них не составляло большого труда. А уж осадную лестницу связать - так вообще пара пустяков.
        Никс с тоской наблюдал с надвратной башни, как готовится к осаде армия противника. Была слабая надежда, что войско графа подойдет и ударит с тыла, но в то же время маг воды осознавал, что вряд ли правителю Стоунхенда удастся собрать более тысячи воинов. Кто ж знал, что под городские стены притащится эдакая орда? И что теперь делать?
        Если пираты, закончив сборку осадных машин, с утра пораньше начнут обстрел, а потом всей толпой ринутся на штурм, вряд ли гарнизон сумеет удержать стены. Да, они крепки и высоки, да, уже готовы чаны с кипящей смолой, и огромные камни готовы полететь сверху на головы осаждающих. И городской гарнизон, и боевые маги, и ополчение, собранное за считаные часы, все настроены весьма решительно. Однако Никс понимал - город не удержать. Тем более что на стороне северных пиратов воюют два дракона. Конечно, ему удалось отогнать огнедышащую парочку при помощи Драконоруба. Но если один из них будет отвлекать стрелка, паря на безопасном расстоянии, а второй подлетит с тыла, то и осадных машин не понадобится. Крылатые твари спалят Драконоруб вместе со стрелком, а потом методично примутся выжигать со стен защитников города… Эх, если б граф ударил с тыла, можно было бы предпринять вылазку, сжечь к кутрубам осадные машины и нехило потрепать пиратский гарнизон. Но все это лишь мечты. В реальности все гораздо печальнее.
        Внезапно Никс насторожился, вглядываясь в черные ряды осаждающих. Потом протер глаза. Нет, ему не показалось. Через расступившиеся ряды пиратов ехала кавалькада всадников, закованных в сверкающие латы. И один из конников держал флаг с гербом, прекрасно знакомым всему Стоунхенду.
        Граф… Этого не могло быть потому, что просто не могло быть! Хозяин города, который готовились защищать его жители, ехал сейчас к воротам… Причем ехал не пленником, закованным в колодки, а при всем параде и при оружии, в сопровождении двадцати своих рыцарей, также вооруженных до зубов.
        Никс быстро восстановил в памяти вчерашний день. Да нет, вроде пил в меру и листьев синего папоротника выкурил не больше обычного, с утра даже голова не болела. На рассвете вот по драконам отстрелялся относительно удачно… Хотя, возможно, это эффект снежного кома. Пьешь, куришь, считаешь, что оттягиваешься в меру. А потом раз! - и все. Накрыло бесповоротно и навсегда. Кстати, надо будет аккуратно уточнить у наблюдателей, были ли те драконы на самом деле. А то, может, расстреливал поутру собственные глюки и радовался, какой он герой и молодец…
        Но граф, подъезжающий к надвратной башне, если и был галлюцинацией, то уж очень правдоподобной. Со звуковыми эффектами бряцанья лат, топота копыт и голосом, очень похожим на голос хозяина Стоунхенда, приглушенный шлемом.
        - Открыть ворота! - приказал граф тоном, не терпящим возражений.
        - Приветствую вас, светлейший, - отозвался с башни Никс. - Я непременно отдам приказ открыть ворота, но только после того, как вы объяснитесь.
        - Что именно я должен объяснять? - раздраженно рыкнул граф. - И кому? Без году неделя главе гильдии Воинов Ночи? Так это легко исправить…
        - Согласно указу, подписанному еще вашим дедушкой, в ваше отсутствие я повелеваю городом, - мягко отозвался Никс. - А вы пока что по ту сторону стены, стало быть, отсутствуете. И я хочу понять, как это получилось, что вы беспрепятственно проехали сквозь строй наших заклятых врагов так, словно они вдруг ни с того ни с сего стали нашими друзьями.
        - Они и стали! - проревел граф. - Я заключил с ними мирный договор и теперь требую, чтобы ты, кутрубов сын, впустил в город меня и моих новых союзников!
        - Я непременно выполню ваш приказ, - смиренно ответил мессир. - Но, сами понимаете, я стараюсь достойно выполнять свои обязанности, и безопасность вашей же собственности для меня превыше всего. Поэтому выполните простую просьбу. Откройте забрало вашего шлема. Я хочу убедиться, что вы - это вы, а не кто-то другой.
        - Да что ты себе позволяешь?! - взорвался граф, от возмущения аж привстав на стременах. - Тебе недостаточно того, что ты видишь?
        - Недостаточно, - вздохнул Никс. - Думаю, на моем месте вы бы поступили точно так же.
        Мессиру все меньше нравилось происходящее. Правитель Стоунхенда был, конечно, весьма своенравен, но не настолько, чтобы отрицать очевидное. А еще Никсу не нравилось поведение рыцаря, сидящего на коне по правую руку от графа. Маг воды сам был профессиональным воином и мог отличить мужчину от женщины по посадке, даже если всадник был с ног до головы закован в латы. Так вот, справа от графа на коне сидела женщина, хорошо обученная езде в мужском седле. Сильная, уверенная в себе, - но все-таки женщина. А дам в свите графа отродясь не было. К тому же эта дама сейчас, отпустив поводья, потихоньку шевелила пальцами, при этом возле сочленений ее латных перчаток курился едва заметный черный дымок. Всадница была магом. Очень хорошим специалистом в своем деле, владеющим запретной магией земли, о которой уже давно позабыли в Стоунхенде.
        Внезапно еще один факт всплыл в голове Никса. Начальник внутренней стражи доложил поутру, что двое стражников, которых он отправил похоронить мертвое тело Хеллы, не вернулись. Пропали вместе с трупом, словно их и не было. Малозначительный факт, на который можно было бы не обратить внимания. Если бы не одно но - вернуть к жизни мертвое тело и наделить его силой Неупокоенных может только сильный маг земли. Например, тот, кто был изгнан из города несколько лет назад и теперь вернулся, чтобы отомстить. Если бы рядом с графом сидел мужчина, мессир подумал бы, что это Ингар потихоньку дергает за невидимые ниточки, управляя повелителем Стоунхенда. Но нет, это явно была дама… Наделенная силой земли и явно настроенная отомстить - например, за свои похороны без почестей на проклятом месте, где любящий хозяин и собаку не закопает. О приказе Ксанга Никс узнал слишком поздно, уже после того, как исчезли труп Хеллы и оба стражника. И вот теперь чем все это обернулось… Хотя, конечно, тайные похороны лишь повод, истинная причина любой войны всегда одна - власть, деньги, неутоленные амбиции. Все остальное
вторично…
        - Пока что я на своем месте! - рявкнул граф. - И не тебе указывать, что мне делать. Немедленно открывай ворота!
        - Только после того, как вы выполните мое маленькое условие, - твердо произнес Никс, украдкой доставая из потайного кармашка крохотный пузырек с заранее заготовленным заклинанием. Он не исключал, что все его догадки могут оказаться неверными. Но магия - это наука, основанная на внутреннем убеждении. И сейчас маг воды был полностью убежден, что прав, хотя здравый смысл назойливо твердил о возможности фатальной ошибки.
        - Ну что ж, ты принял свое решение, - произнес граф. - Мне искренне жаль, что оно оказалось таким.
        …Рука женщины, сидящей справа от графа, начала медленно подниматься. Вокруг нее курилось уже хорошо заметное черное облако…
        - А мне - нисколько, - произнес глава гильдии Воинов Ночи, давя в руке тонкостенный сосуд.
        Осколки стекла резанули ладонь, брызнувшая кровь смешалась с заговоренной водой, содержащейся в пузырьке. Маг ощутил, как в его руке мгновенно родилась сила - страшная, словно вулкан, готовый вот-вот выбросить из себя струю раскаленного газа. Известно, что самые кошмарные заклинания делаются на воде, крови и несгибаемой решительности оператора. И сейчас все компоненты были в наличии, ибо маг воды по имени Никс принял решение - возможно, самое важное в своей жизни.
        Он резко выбросил руку по направлению к отряду всадников, на долю секунды раньше, чем то же самое сделала таинственная всадница. Известно, что магия земли сильнее таинства воды, но в любом бою побеждает тот, кто успел ударить первым.
        С надвратной башни по рыцарям ударила свистящая струя кроваво-красного пара, по силе сравнимая с осенним ураганом, что сметает все на своем пути, вырывая с корнем деревья и сворачивая с фундаментов одноэтажные кирпичные дома. Первый ряд конников, закованных в тяжелые латы, снес тех, что стояли за ними. Лязг оружия и доспехов смешался с ржанием лошадей… но воплей людей не было слышно. Что странно, ибо все видели, как выворачиваются под неестественными углами конечности всадников, вылетая из суставов. Всем известно, что это боль нереальная, когда рвутся связки и сухожилия…
        Но нет, кричали лишь лошади, катаясь в пыли. Люди молчали…
        Впрочем, молчали они лишь до той поры, пока не улеглась пыль. И то не рыцари, валяющиеся на земле в неестественных позах, подали голос. Вздох изумления прокатился по рядам защитников Стоунхенда, стоящих на стенах, и по толпе пиратов, увидевших доселе невиданное.
        С некоторых латников от мощного удара магического пара слетели элементы доспехов - стальные перчатки, поножи, наколенники… И людям, наблюдающим за происходящим, открылось жуткое зрелище.
        Из лат торчали наружу желтые кости, на которых болтались жалкие обрывки высохшей плоти. Мертвые останки, в которые некто могущественный вдохнул ненормальную, извращенную жизнь и призвал для служения себе… Рядом с телом графа валялся помятый шлем, сорванный магическим ураганом. Никс с надвратной башни в некотором ступоре смотрел на голый череп правителя Стоунхенда с пустыми провалами глазниц, который жутко скалился, словно смеясь над законами этого мира, попранными черной магией Неупокоенных…
        Но ступор длился недолго.
        Один из коней, придавивший всадника, внезапно отлетел в сторону, словно отброшенный рукой великана. Помятые рыцарские доспехи лопнули, раздираемые изнутри непреодолимой силой. Раздвинув обрывки металла, на ноги поднялась девушка невиданной красоты. Ее левая рука была явно сломана в двух местах, из разорванной кожи торчал обломок кости. Но красавицу это ничуть не смутило.
        Взявшись правой рукой за запястье левой, она рванула его книзу. Послышался хруст, от которого невольно поежились даже бывалые воины, не понаслышке знающие, что такое вправление открытого перелома. Однако девушка даже не поморщилась. Напротив, она улыбнулась главе гильдии Воинов Ночи, словно старому знакомому.
        - Неплохой удар, Никс, - произнесла она. - Я тебя явно недооценила.
        - Я тебя тоже, - глухо произнес маг. - Даже и не знаю, Хелла, кто ты или что ты теперь. Упырь, вурдалак или какая-то новая нежить, способная повелевать и теми и другими.
        - Новая, Никс, новая, - вновь усмехнулась девушка. - Та, которая хуже и упырей, и вурдалаков. Способная повелевать четырьмя стихиями. И людьми, что намного страшнее любой, самой страшной магии.
        Рваная рана на руке Хеллы затягивалась на глазах. Без каких-либо заклинаний, сама по себе. Сильное колдовство. Даже магу воды пришлось смочить слюной свою ладонь, чтобы она начала заживать. Но края крохотных порезов стеклом еще не до конца сошлись, когда на руке колдуньи уже не осталось ни шрама, ни малейшего следа от жуткого ранения…
        - Так это ж девка! - раздалось из толпы осаждающих.
        Растолкав пиратов, вперед вышел гигант, ростом на голову выше любого самого высокого жителя Стоунхенда. Морда красная и вся в шрамах, в единственном ухе золотая серьга в виде черепа. Плечи шириной с задок телеги, ручищи как грабли. Грудь, широкую, словно наковальня, украшает куча оберегов от нечистой силы. На поясе болтается длинный кривой широкий меч с зубьями как у пилы. Такие носят люди немереной физической силы, способные вырвать застрявший клинок из тела противника вместе с неслабым куском мяса.
        - Людьми она собралась повелевать, ага, - громко произнес пират. - Я могу доверить бабе повелевать только моим членом, но никак не мной или моим кланом.
        По толпе пиратов прошел смешок. Те, кто стоял в первом ряду недалеко от места происшествия, видели мгновенное излечение Хеллы и помалкивали. Но таких было немного. А зычный голос великана разнесся очень далеко, небось, и на другой стороне Стоунхенда услышали.
        Хелла медленно повернулась в сторону говорившего. По ее лицу расплылась лучезарная улыбка, сильно смахивающая на хищный оскал.
        - Ну что ж, красавец, будь по-твоему, - мелодично произнесла девушка. И сделала правой рукой небрежный жест, словно давя пальцами крупное невидимое насекомое.
        Багровое лицо пирата внезапно побелело. Его холщовые штаны в области паха мгновенно потемнели, будто кто-то щедро плеснул на них красным вином.
        Здоровяк захрипел и рухнул на колени. Его руки бестолково метались по воздуху. Когда человеку очень больно, в нем зачастую борются два чувства: желание зажать ладонями средоточие немыслимого страдания и боязнь к нему прикоснуться, чтобы не вызвать новую вспышку боли…
        - Похоже, тебе не очень понравилось, как я распорядилась твоим членом, - с сочувствием в голосе произнесла Хелла. - Но я милосердна.
        И хлопнула в ладоши.
        Послышался хлюпающий звук, какой бывает, когда из распоротого брюха вываливаются на землю кишки, после чего тело пирата внезапно взорвалось, подобно бурдюку с кровью, в который бросили подожженный пороховой заряд.
        Ошметки плоти и внутренностей хлестанули по рядам пиратов, словно картечь. Многие бросились прочь, крича от ужаса… но тут же замерли на месте, остановленные страшным, нечеловеческим воплем.
        - Нааазаааад!!!
        Рот красавицы жутко растянулся в разные стороны, став раза в три больше ее головы. Тело девушки стало быстро меняться, гораздо быстрее, чем у обычного Хозяина Ночи. Но то не волк-оборотень сбрасывал привычную маскировку. Человеческое тело трансформировалось в нечто отвратительное, напоминающее чудовищный ночной кошмар, непостижимым образом происходящий наяву, при свете полуденного солнца…
        - Мантикора… - прошептал мессир непослушными губами.
        Да, это была она. Наводящая ужас тварь стояла перед строем людей, хлеща себя по бокам длинным хвостом, оканчивающимся клубком шевелящихся щупалец.
        - Ну, кто ещщще думает, что женщщщина не способна повелевать мужчщщинами?!!!
        Леденящее кровь шипение, раздавшееся из пасти чудовища, заставило задрожать даже Никса. Что уж говорить о суеверных морских бандитах, привыкших молиться подводным чудовищам?
        Один за другим, кто раньше, а кто чуть позже, пираты попадали на колени.
        - Веди нас, повелительница! - истошно завопил какой-то тощий разбойник, в экстазе разорвав на себе черную рубаху. - Веди нас!!!
        Давно известно, что стоит одному заверещать во весь голос в толпе, как у него тут же появятся последователи. Это как болезнь, мгновенно поражающая умы. И даже если в той толпе окажутся сомневающиеся, они просто не рискнут высказаться против. Потому что это, прежде всего, опасно для жизни. Да и не услышит их никто за безумными воплями заболевших. А услышат - так раздерут на части и тут же забудут о них, втоптав в грязь нерешительные языки, вырванные с корнем…
        - Веди нас!!!
        «Ну, вот и все, - устало подумал мессир. - Сейчас эта тварь бросит своих фанатиков на стены. Лучшего момента не придумать…»
        Да, она еще была относительно слаба. Одно дело подчинить себе десяток мертвецов посредством магии Неупокоенных или разорвать тело человека заклинанием воздуха. И совсем другое - обрушить стену города, повелев тоннам земли просесть вниз, или же вынести ворота напором воды, поднятой из ближайшей реки. Сила Хеллы росла очень быстро, но и в магии есть свои законы, выше которых не прыгнуть. Начинающему колдуну, даже очень талантливому, требуется время для того, чтобы стать великим…
        Однако, с другой стороны, у Хеллы было вполне достаточно личной силы и способностей вождя для того, чтобы толпа безмозглых морских разбойников захватила для нее Стоунхенд. Дальнейшее покорение графства и всего Центрального мира будет лишь делом времени…
        Но внезапно мантикора замерла на месте, приподняв когтистую лапу. Ее голова повернулась на юг, ноздри раздулись, словно тварь принюхивалась к чему-то…
        Есть такое явление, как интуиция мага. Чем больше человек общается с тайным миром непознанного, тем сильнее она развивается. И обычный человек порой обладает предчувствием, которое невозможно объяснить рационально, но у тех, кто искушен в искусстве управления стихиями, оно гораздо сильнее.
        Никс тоже почувствовал, как с относительно недалекого моря потянуло чем-то тяжелым, гнетущим и смертельно опасным. Гораздо более опасным, чем вся армия Хеллы… Нет, таинственное нечто еще не оформилось в реальную угрозу. Просто вероятность того, что это ужасное будущее наступит, возрастала с каждым мгновением…
        И Хелла приняла решение. Возможно, чутье мага у нее было еще недостаточно развито, но помноженное на чисто женскую способность предвидеть неприятности, оно привело к неожиданному результату - как для пиратов, так и для упавших духом защитников города.
        - Продолжжжать оссаду! - прошипела она, в бешенстве хлеща себя по бокам ужасным хвостом. - Никого не впуссскать в город и не выпусскать из него!
        И длинными прыжками понеслась на юг.
        «Отсрочка, - пронеслось в голове мессира гильдии Воинов Ночи. - Всего лишь небольшая отсрочка. Хотя, если честно, ума не приложу, как могло предчувствие чего-либо отвлечь ее от захвата города, который станет ее первой ступенькой к завоеванию Центрального мира».

* * *
        Раненый полз вперед. Арбалетный болт, застрявший под правой лопаткой, причинял невыносимые мучения, но человек все равно продолжал ползти. Это свойственно любому существу - пытаться убежать, уйти, уползти от смерти. Потому что очень страшно умирать в одиночестве. Когда кто-то есть рядом, он словно делит с обреченным часть безысходности. Это очень важно - уходя, взглянуть в чьи-то глаза, оставив в них частичку своей обреченной души, даже если это глаза не друга, а палача. Но все равно, так намного легче…
        Пальцы умирающего наткнулись на прутья решетки.
        Он поднял глаза. Ну что ж, может, так даже и правильнее. Похоже, это то самое старое кладбище, которое он собирался ограбить со своими ребятами. Судьба сыграла с Саргоном злую шутку. Он всегда достигал намеченной цели, вот и сейчас дополз до нее. Но осуществить задуманное не удастся. И препятствие к этому - всего-навсего два арбалетных болта. Один в спине и второй в черепе, выбивший глаз и застрявший в глазнице. Жаль, что тогда он, услышав хлопок тетивы, рефлекторно отвернул голову. Глядишь, стальная стрела пробила б мозг, и он уже шел бы себе спокойно по Серой дороге к Темному порогу. А так приходится ползти через дыру в ограде. Потому что лучше умирать пусть даже рядом с мертвыми, нежели одному.
        Все могилы, которые он смог разглядеть единственным уцелевшим глазом, были старыми, почти сровнявшимися с землей от времени. Кроме одной. Небольшой холмик свежей земли и меч, всаженный в него вместо крылатого шпиля. То, что нужно. Согласно поверьям, тот, кто умер недавно, может стать хорошим рабом на Серой дороге для того, кто только собирается умереть…
        Раненый обнял холмик сырой земли и закрыл уцелевший глаз, ожидая, когда темный омут беспамятства примет его в свои объятия… Но увы, абсолютный покой возможен только в могиле. А пока ты жив, изволь получать в полной мере все, что причитается живому.
        Кладбищенская ограда застонала под ударом тяжеленного кулака и, смятая, рухнула внутрь. Невиданное в этом мире чудовище, все заляпанное засохшей кровью, перешагнуло границу пр?клятой земли. Оно было похоже на великана, закованного в тяжеленные латы. Правда, сходство с человеком на этом заканчивалось. Потому что никакое человекообразное существо, включая живых мертвецов, вурдалаков, упырей, кутрубов и иную нечисть, не может шляться по этой земле без головы…
        Правда, движения чудовища были похожи на осмысленные. Оно словно принюхивалось к чему-то, поводя из стороны в сторону верхней частью корпуса, а порой становясь на четвереньки и припадая к земле широченным нагрудником. Может, потеряло что?
        Если б у раненого оставались силы, он бы удивился. А может, даже испугался… Хотя нет. Чего бояться тому, кто находится в двух шагах от Темного порога? Разве только что у него отнимут слугу, которого он, кстати, уже чувствовал… Почти видел… Похоже, это молодая женщина. Надо же, везло всю жизнь, и перед смертью повезло. Всяко приятнее иметь в рабынях девчонку с хорошей фигурой, нежели какого-нибудь грязного бродягу, зарытого на старом кладбище такими же оборванцами, как он сам…
        Но умирающему не суждено было обзавестись прислугой в Обители мертвых. Страшный удар стальной ноги сбросил его с могилы и швырнул на торчащие кверху прутья искореженной кладбищенской решетки. Металлические штыри насквозь пробили тело Саргона в нескольких местах, заставив его застонать от новой боли - когда тупой кусок железа рвет твою плоть, даже уходящему к Темному порогу небо с овчинку покажется…
        Но перед тем, как его ноги коснулись Серой дороги, умирающий пират увидел странную картину. Стальное чудовище рухнуло на колени перед свежей могилой и завыло. Жутко, протяжно, будто живое существо, которое потеряло нечто гораздо более дорогое, чем собственная голова.

* * *
        - Всех коней поймать не удалось, - доложил Дирк. - Одному, самому сильному, удалось подняться на ноги и утащить с собой командира, который застрял ногой в стремени. Я выстрелил вслед на всякий случай, но там пылища поднялась. Так и не понял, попал я в того пирата или нет.
        - Да и кутруб с ним, - досадливо отмахнулся Снайпер. - С болтом в башке он все равно никому ничего не расскажет. А даже если он и окажется у своих, то мы к тому времени будем уже на месте. Коней у нас хватает, так что быстрее переодеваемся - и вперед.
        - Думаю, ты знаешь, что делаешь, - с сомнением в голосе произнес Тестомес, довольно ловко запрыгивая в седло. Он уже успел сменить свои обноски на вполне приличные доспехи, снятые с мертвого пирата. На черной коже кровавые пятна были почти не видны, так что с пяти шагов никто не смог бы отличить убийцу от честного разбойника.
        - Тоже так думаю, - отозвался Снайпер, засовывая за пояс абордажную саблю в ножнах. - Надеюсь, что ваши легенды не врут. Эх, жаль, не успеваем к развалинам смотаться. Остался я без своих доспехов и нормального оружия…
        - Почему не успеваем? - поинтересовался Дирк.
        - Потому что чутье мне подсказывает - шевелиться нужно пошустрее. А оно меня никогда не обманывает, - произнес Снайпер, также усаживаясь на трофейного коня, отбитого у пиратского разъезда…
        …Каждому известно, что Стоунхенд стоит на пологой возвышенности, дабы любой подъезжающий мог оценить величие главного города графства. Также не секрет, что с южной, самой высокой башни города можно увидеть широкую полосу морской воды - весной и летом светло-голубую, похожую на ленту в волосах невесты, а осенью и зимой темную и зловещую, словно траурный платок на голове вдовы. Нет, с этой стороны не приходят пираты, ибо густая цепь Акульих рифов надежно защищает побережье от их кораблей. Но в то же время с некоторых пор люди панически боятся юга - пожалуй, даже больше, чем севера с его драконами и неистовыми пиратами. Все-таки известная и понятная опасность всегда гораздо страшнее той, причины которой не разгаданы до сих пор…
        Маленький отряд мчался во весь опор. По подсчетам Снайпера, до моря было не более четырех-пяти километров - вполне обозримое расстояние для конных воинов, не обремененных тяжелыми доспехами. Другое дело, что вскоре всадникам пришлось свернуть с широкого тракта на более узкую дорогу, густо поросшую высокой травой. Судя по облезлым и покосившимся дорожным столбам, некогда это был довольно оживленный путь, которым долгое время никто не пользовался. Казалось бы, в большом городе всегда будут желанны дары близкого моря. Ан нет, заброшенная дорога красноречиво говорила об обратном.
        Дирк, скакавший следом за Снайпером, слегка побледнел и придержал коня, поняв, куда собирается направиться пришелец из иномирья.
        - Погоди, Снар, - крикнул он. - Возможно, ты ошибся. Эта дорога ведет к Южному пределу.
        - Ну и что тебя смутило, воин? - поинтересовался Снайпер, также натягивая поводья. - Я, например, очень рад, что не ошибся и еду именно туда, куда надо.
        - Не прими в ущерб, но если б я не видел своими глазами, что мой болт попал в голову пирату, я бы подумал, что он угодил в твою, - пробормотал Дирк. - Если ты решил развлечься, дразня тех, кто шляется по Мысу утопленников, то я тебе не товарищ…
        - Погоди-ка, - прервал его Тестомес, задумчиво глядя на Ингара, связанного по рукам и ногам. - Кажется, я понял план этого безумца. То, что однажды было создано, всегда можно разрушить.
        - А то, что было выкопано, закопать обратно, - продолжил за него Лис.
        - Снааар решиил уничтоожить Южный предееел! - с ноткой паники в голосе провыл Окто, до этого дисциплинированно бежавший рядом с отрядом всадников, изрядно нервируя лошадей.
        - Типа того, - сказал Снайпер, вытаскивая кляп изо рта связанного Ингара. - Что скажешь, колдун?
        Маг земли сплюнул нитку, застрявшую между зубов, и усмехнулся:
        - То есть ты хочешь натравить утопленников на северных пиратов? Неплохой план. Единственное - мне-то оно зачем? Не для того я собирал этих оборванцев по всему Морю снов, чтобы уничтожить их одним ударом.
        - Понимаю тебя, - кивнул Снайпер, внимательно осматривая клинок «Сталкера». - Но тогда мне придется банально перерезать тебе глотку, колдун. Думаю, ты не сомневаешься, что я это сделаю, ведь так?
        Ингар посмотрел на каменное лицо пришельца из иномирья, подумал немного и сказал:
        - Ладно, как хочешь. Мне без разницы, кто зачистит графство Стоунхенд - пираты или утопленники.
        - Э, нет, - покачал головой Снайпер. - Как только осада будет снята, ты закопаешь в землю орду мертвецов и снова откроешь Южный предел. Иначе не обессудь, но мое обещание насчет твоей глотки останется в силе. А после того как все закончится, ты пообещаешь, что больше не будешь пакостить людям Стоунхенда - и я отпущу тебя на все четыре стороны.
        - Ты соображаешь, что делаешь? - прошипел на ухо Снайперу подъехавший Тестомес. - Это самый великий маг стихии земли из живущих ныне! Он делает что хочет, и ему плевать на обещания, данные кому-либо.
        Снайпер пожал плечами.
        - Кем бы он ни был, запасного горла у него нет, - произнес он достаточно громко, чтобы Ингар услышал. - И если он меня обманет, я просто найду и убью его, только и всего.
        Маг земли усмехнулся вторично.
        - Мне нравится твоя наглость, хомо, - произнес он. - Ну что ж, то, о чем ты говорил, в моих силах. Только, сам понимаешь, тебе придется развязать мне руки.
        - Без проблем, - произнес Снайпер, перерезая веревки.
        - Он точно сумасшедший, - пробормотал Дирк, на всякий случай натягивая тетиву портативного арбалета.
        - А может, он просто знает, что нужно делать в безвыходной ситуации, - предположил Лис.

* * *
        Это было жуткое зрелище. Небольшой остров в океане и маяк на нем, взметнувшийся к небу словно белая голая кость, воткнутая в центр могилы вместо надгробия.
        А возле основания маяка копошилась сплошная масса, состоящая из человеческих тел. Страшных, раздутых, местами погрызенных хищными рыбами, облепленными подсохшими обрывками водорослей, с непомерно отросшими ногтями, больше напоминающими костяные кинжалы, прикрепленные к пальцам.
        Но - живых.
        А еще у живых трупов заметно выпирали наружу длинные клыки и глаза - жутко выпученные, похожие на рыбьи, без намека на веки и брови над ними. Волос на головах мертвецов тоже не было. Вместо них черепа, покрытые кожными складками, поросшие чешуей, смахивающей на легкую броню. Кстати, многих чудовищ, сохранившихся лучше других, такая чешуя покрывала с ног до головы, напоминая пластинчатые доспехи.
        - Утопленники, - поморщился Дирк. - Ненасытные твари, приплывшие на свет маяка Святой Эммы и измененные им до неузнаваемости…
        - Старшая сестра прокляла эту землю перед тем, как люди убили ее, - проговорил Ингар, слезая с лошади. - И сейчас я прекрасно понимаю Эмму. Тогда я пожалел жителей графства, но, честно говоря, очень сомневаюсь, что сейчас я бы стал заново создавать Южный предел. Люди меня жестоко разочаровали. И сейчас мне жаль, что мысль натравить утопленников на Стоунхенд не пришла мне раньше. Уверен, они сработали бы гораздо эффективнее, чем толпа тупых пиратов.
        - Ты дал слово, - напомнил магу Снайпер, подходя поближе и кладя обе ладони на рукояти своих ножей. - И я дал слово. Думаю, мы оба заинтересованы в том, чтобы сдержать их.
        - Ты будешь сильно удивлен, хомо из иномирья, но я всегда держу слово, - с ноткой высокомерия в голосе произнес Ингар. - Ну что ж, приступим. Это будет несложно, ломать не строить. Правда, сейчас я не в лучшей форме и не смогу полностью восстановить все как было…
        - Думаю, нас вполне устроит земляной мост, который обрушится, когда толпа утопленников переберется на берег, - сказал Тестомес. - И тебе проще, и нам потом не придется воевать с новыми трупами, которые приманит к себе маяк. Вот уж не думал, что святая Эмма была твоей сестрой. Полагаю, это был еще один мотив для того, чтобы отомстить служителям Высших из Стоунхенда.
        - Нисколько, - покачал головой Ингар. - Сестра сама виновата. Никто не тянул ее за руку строить этот маяк. Просто она решила сделать добро людям, за что и поплатилась. Сама виновата. В ее возрасте пора было уже знать, что доброта, в отличие от зла, всегда наказуема. Искренне жаль, что эту простую истину я сам осознал лишь после того, как построил Южный предел и спас Стоунхенд. Примера сестры мне, дураку, было мало. Но давно известно - пока на своей шкуре не прочувствуешь всю правоту простых истин, мозги никогда не встанут на место.
        Проговорив это, маг шагнул к воде и простер руки по направлению к острову. Почуяв магию, утопленники тревожно зашевелились, зашипели, угрожающе протягивая вперед когтистые руки и выпячивая клыки, иным достающие до подбородков. Но Ингара это ничуть не смутило. Он неторопливо двигал руками от себя, словно гладил большую невидимую кошку… Монотонные, одинаковые движения, от которых земля возле его ног зашевелилась будто живая и раздольным, сыпучим ковром так же неторопливо потекла через неширокий пролив, отделяющий Мыс утопленников от графства Стоунхенд.
        - Утопленники боятся воды, из которой вышли на сушу, - прошептал Тестомес, наблюдая, как земля ложится на воду и не тонет, поддерживаемая магией. - Она напоминает им о смерти. Удивительно, но каждый ходячий мертвец считает себя живым, старательно не замечая изменений, которые произошли с его телом.
        - Это относится и к людям, - усмехнулся Снайпер. - Многие из них на самом деле не что иное, как бездушные трупы. Жрущие, гадящие, пакостящие друг другу и при этом считающие, что способны на простые и светлые человеческие чувства. Вот уж не думал, что и мертвые имеют обыкновение обманывать себя. Получается, не так уж они отличаются от живых…
        - Зззато вы всссе сскоро ничем не будете отличаться от мертвыххх!
        Громкий свистящий шепот, раздавшийся позади, заставил людей обернуться. Ингар, оторвавшись от своего занятия, нахмурился и слегка побледнел.
        - Ты все-таки решила вернуться, - пробормотал он. - Вот ведь незадача, а я почти всю накопленную магию потратил на этот кутрубов мост…
        «Смелый мужик, - одобрительно подумал Снайпер. - Понимает, что нам всем сейчас хана, а держится отлично. Жаль, что толку от этого ноль. Понтуйся, не понтуйся, а, судя по предыдущей схватке, ввосьмером против мантикоры ловить нечего».
        Это понимала и Хелла, сейчас явно наслаждающаяся моментом. Люди и маги, измотанные и уставшие, не много что могли противопоставить чудовищу, полностью регенерировавшему и восстановившемуся после утреннего боя. Конечно, был еще кутруб, но, судя по его поджатому хвосту, демон отчаянно боялся мантикоры, и лишь преданность Лису удерживала его от панического бегства.
        - Хорошшая идея, пришелец из иномирья, - одобрительно прошипела Хелла. - Ведь это ты додумалссся, как сснять оссаду, верно? Оссстальные твои сспутники сслишком тупы для этого. Я уважаю умныххх, поэтому тебя и, пожалуй, Ингара убью поссследними. А вот недоделанный дракон первым отправитссся ко мне в пасссть. Хочу наконец рассспробовать, так ли ссладок вкуссс мессти, как о нем поют в пессснях. Ну что, Лиссс, наконец нассстало время умирать…
        Лиса еще слегка пошатывало после всего, что он перенес за последние сутки, но он, сплюнув себе под ноги, все-таки шагнул вперед, при этом очень стараясь не показать свою слабость.
        - Ты права, время настало, - сказал он, обнажая трофейную абордажную саблю, которой так удобно орудовать в ближнем бою. - Ну иди сюда, сука бешеная. На этот раз я очень постараюсь, чтобы ты отправилась вслед за своим братцем.
        Похоже, парню удалось задеть жуткую тварь за живое. Она зарычала, обнажив частые и длинные зубы, - и прыгнула.
        Но за мгновение до того, как тяжелое тело мантикоры взметнулось вверх, Дирк бросил своим воинам короткую команду:
        - Павеза!
        Павеза - это большой пехотный щит, втыкающийся в землю и прикрывающий арбалетчиков во время долгой осады крепостей. А также команда для построения трех латников, не имеющих копий, против всадника, летящего прямо на них. Один встает на колено и готовится мечом рубить ноги коня или - по ситуации - вспороть ему брюхо. Двое других становятся позади первого. Всадник на полном скаку может атаковать лишь одного стоячего воина - и в это время второй вонзает коннику меч в бок или ногу с незащищенной стороны.
        При условии, что на воинах латы тяжелой пехоты, потерь при таком построении порой даже и не бывает, если коленопреклоненный успевает уклониться от удара копьем, конской грудью или копытами, а атакуемый - защититься от всадника. Но в данном случае на воинах вместо тяжелых лат были лишь легкие доспехи пиратов. И вовсе не конник летел на них, а мифическое чудовище с десятью конечностями и хвостом, на кончике которого в обрамлении щупалец хищно топорщилось костяное жало…
        Это было страшно, очень страшно. Но секрет выживания в бою - не поддаться страху, а действовать вопреки ему, слаженно, как работают пальцы руки, манипулирующие кинжалом.
        И воины сработали как надо. Никто не побежал, никто даже не сдвинулся со своего места до тех пор, пока от Дирка не последовала команда:
        - Бей!
        Передний воин подался вперед, навстречу когтистым лапам мантикоры. И рубанул по ним хладнокровно, со всей силы, наотмашь, словно работал по тряпичному манекену на плацу перед казармой…
        С манекеном получалось лучше.
        Остро отточенный меч перерубил толстые мышцы передней лапы и намертво завяз в кости. Оплетенная кожей рукоять вылетела из рук латника. Он попытался кувырнуться в сторону, но боковые глаза твари уловили движение. Две гибкие когтистые лапы подхватили человека и перекрутили его, словно тряпку, которую выжимает над ведром чистоплотная хозяйка, моющая полы. Кровь из раздавленного тела брызнула фонтаном, но сейчас горячая, питательная влага не интересовала чудовище. Не до еды было.
        Двое оставшихся воинов расступились одновременно, пропуская летящую на них мантикору, - и одновременно вонзили мечи ей в бока. У Дирка глубоко получилось, более чем на две трети клинка. У напарника вышло слабее, но один глаз сбоку он все же выколол, прежде чем чудовище рубануло его когтями.
        Человек рухнул на землю и суетливо заработал руками, безуспешно пытаясь собрать воедино остатки шеи. Бесполезное занятие. Когда голова безвольно качается из стороны в сторону, ибо клочья разорванных мышц больше не поддерживают ее, а из остатков дыхательного горла со свистом вырывается воздух, любая суета уже ни к чему…
        Но воины погибли не зря. Почувствовав острую боль в лапе и боках, мантикора завизжала и крутанулась на месте. Дирка силой инерции сбило с ног, но меча он не выпустил. Благодаря этому клинок, вонзенный чуть ли не по рукоять, неслабо разворотил бок мантикоры, рассек еще два боковых глаза, а также находящуюся под ними пару когтистых лап заставил безвольно повиснуть книзу.
        Дирк даже успел вскочить на ноги, и даже окровавленным мечом махнул разок…
        Но на этот раз безрезультатно.
        Мощный удар передней лапы вышиб оружие из рук командира латников. Последнее, что увидел воин в своей жизни, была огромная клыкастая разинутая пасть, надвигающаяся на него. Тошнотворное дыхание жуткого монстра ударило в ноздри, потом Дирк услышал хруст собственных шейных позвонков… и наступила тишина. Долгая. Вечная…
        Мантикора мотнула башкой, разрывая упругие переплетения вен и артерий, и одним ударом челюстей разгрызла откушенную голову, словно лесной орех. Для многих монстров Центрального мира человеческий мозг - редкий деликатес, и мантикора не смогла отказать себе в маленьком удовольствии, несмотря на боль в ранах. Психология чудовищ не сильно отличается от психологии людей. И у тех, и у других удовольствия притупляют боль. Но особенно сильный анестетик - удовольствие, получаемое от смерти своего врага.
        Однако расслабиться даже на мгновение чудовищу было не суждено. Лис, слегка задетый мощной тушей разворачивающейся мантикоры, отлетел в сторону, выронив меч, но Снайпер и Тестомес среагировали синхронно.
        Первый бросился вперед, ловко миновал удар боковых лап, нырнул под брюхо монстра и крест-накрест резанул обоими ножами по нежному брюху. Второй не придумал ничего лучше, как швырнуть под лапы мантикоре простенькое, слабое заклинание, наскоро слепленное из жалких остатков магической силы. Ущерба оно не принесло никакого, лишь подняло тучу пыли, хлестнувшей по глазам чудовища. Вдобавок в хвост огромной твари, подвывая от ужаса, вцепился кутруб - и повис на нем, словно большой черный клещ, нипочем не желающий оставить свою добычу.
        - Неплохо, - обернувшись, отметил Ингар, который ни на мгновение не прервал своего занятия. Когда запас магии уже потрачен практически полностью, нет смысла прерывать начатый процесс. Остается лишь корректировать его силой мысли, порой отвлекаясь ненадолго, чтобы глянуть на успехи примитивных существ. Прямо скажем, не особо впечатляющие успехи.
        Маг земли прекрасно помнил легенды о том, как доблестные рыцари убивали мантикор. А еще он читал секретные пожелтевшие отчеты служителей Высших, беспристрастно повествующие об этих битвах, где на одно убитое чудовище приходилось по два-три десятка воинов, разодранных в клочья. И это при наличии тяжелых доспехов у целой толпы хорошо обученных воинов, которые обычно сопровождают рыцарей. А эти оборванцы слишком много о себе возомнили. Хотя хорошо, что они отвлекают монстра. Если удастся достроить мост через Южный предел, возможно, утопленники смогут задержать мантикору, пока Ингар спокойно уйдет подальше отсюда…
        …Жуткая тварь, рыча, вертелась юлой, пытаясь одновременно протереть глаза, стряхнуть с хвоста упорного демона и несколькими боковыми руками запихать обратно в брюхо выпадающие петли кишок.
        Обычно, когда пытаешься делать несколько дел одновременно, получается не очень. Но мантикора справлялась. Регенерация у нее была потрясающая. Жуткие раны на боках и брюхе затягивалась на глазах… Оживали конечности, нервы которых перерубил покойный Дирк… Из прорубленной лапы, словно старая заноза, вывалился меч.
        - Ну-ну, - хмыкнул маг земли, отворачиваясь.
        Все было ясно. Теперь, кроме моста, его ничего не интересовало. А если мантикора, расправившись с остатками маленького отряда, откусит голову и ему, Ингару, - что ж, судьба есть судьба, и с ней не поспоришь. Рано или поздно любому магу земли суждено воссоединиться с землей, и какая разница, когда это случится - чуть раньше или чуть позже.
        …Все и вправду было плохо. Когда из брюха твари хлынула кровь вперемешку с кишками, Снайпер откатился в сторону и вскочил на ноги, готовясь довершить дело, перерезав раненой твари горло.
        Но увы, все было не так, как хотелось бы.
        Мантикора регенерировала и при этом не стояла на месте. Ее боковые конечности хлестали в разные стороны, не давая приблизиться, а раны зарастали стремительно, словно на теле монстра кто-то невидимый затягивал расстегнутую молнию…
        Не удержавшись на мощном хвосте, бьющем по земле, словно гигантский хлыст, кутруб разжал зубы. Сорвался, пролетел несколько метров, шмякнулся об дерево и затих… Тестомес подхватил с земли чей-то оброненный меч и изготовился к драке. Магии, видать, не капли не осталось, и колдун решил дорого продать свою жизнь. Хотя нет, в такой ситуации дорого не получится. Скорее, подобрал для самоуспокоения - умирать с оружием в руках всегда менее страшно…
        Лис так и валяется на земле. Пытается подняться, но получается у это него неважно. Видать, крепко его приложила мантикора… В общем, еще пара секунд, и все. Бежать бесполезно, воевать бессмысленно. Остается только броситься вперед и сдохнуть красиво. Правда, вряд ли это красиво, когда тебя рвут на части, словно картонного солдатика…
        Так и случилось. Вытряхнув песок из глаз, чудовище перестало метаться и, заметив Снайпера, присело, готовясь прыгнуть. Это правильно. Лучше сначала уничтожить того, кто представляет хоть какую-то опасность, чем добивать беспомощные жертвы, которые и так никуда не денутся.
        - Как же ты надоел мне, хххомо! - прошипела разъяренная тварь.
        И прыгнула…
        Но намеченной цели не достигла.
        Нечто массивное скатилось с вершины холма и метнулось вперед. Стальной кулак врезался в бок мантикоры, прервав прыжок. Вякнув, словно большая кошка, получившая мощный пинок, тварь пролетела несколько метров и рухнула на землю. Правда, тут же вскочила, зарычала и ринулась на нового противника.
        Снайпер с удивлением смотрел на робота, которого он оставил в подземелье мертвого Дворца Жизни. Без сомнения, это был тот самый обезглавленный механизм, под завязку загруженный шамиритом. Наверно, потому он так шустро двигался, на предельной скорости, ничуть не экономя драгоценное топливо.
        Прыжок мантикоры проворная боевая машина встретила мощным апперкотом, от которого тварь, впрочем, уклонилась, немыслимым образом изогнувшись в воздухе. Приземлилась и в отместку ударила хвостом, захлестнув одну ногу робота. Напряглась, рванула…
        Робот покачнулся, но устоял. В следующее мгновение по тому месту, где стояла мантикора, ударили обе пушки Гатлинга, смонтированные на стальных предплечьях…
        Но и этот ход пропал впустую. Крупнокалиберные пули лишь взрыли землю, подняв облако пыли. Все-таки робот, несмотря на феноменальную скорость передвижения и реакции, уступал многорукому чудовищу в проворстве. Пока машина разворачивалась в сторону противника, мантикора успела зайти ей за спину и рвануться вперед…
        На этот раз бронированный механизм едва устоял на ногах. Кошмарная тварь прилипла к его спине, словно пиявка. Обхватив стальное туловище врага всеми своими лапами, она ударила хвостом туда, где находилась голова боевой машины до того, как ее откромсал Снайпер.
        И еще раз. И еще…
        Робот рухнул на колени. Из его верхней части повалил дым, что-то заискрило, послышался треск. Мантикора молотила хвостом не переставая и не обращая внимания на то, что в разные стороны летят не только куски разорванного металла, но и обломки ее костяного шипа. Она на глазах становилась сильнее. Ее хвостовой меч восстанавливался с потрясающей скоростью. Фрагменты крепчайшей кости едва успевали коснуться земли, как на места сколов уже нарастала новая ткань - более крепкая, чем ранее, по твердости уже превосходившая стальную броню робота…
        Но боевая машина не собиралась так просто сдаваться. Моторы внутри нее внезапно взвыли от натуги. Заведя стальную руку за спину, робот схватил мантикору и оторвал ее от себя. Но не отбросил в сторону, а совершенно неожиданно обхватил обоими манипуляторами и прижал к широкому нагруднику. Страшный капкан даже для мифического чудовища.
        - Дракон! - взревел робот. - Среди вас должен быть дракон!!! Я почуял запах его огненной магии на старом кладбище! Где он?!!!
        …Лису было хреново. Хуже некуда. И так еле ходил после всего, а тут еще эта погань сшибла с ног своей тушей. Все тело болело, словно по нему табун коней проскакал, голова кружилась, в ушах гудело. Но сквозь все эти спецэффекты парень все-таки расслышал рев механического монстра и заставил себя приподняться.
        К нему, гремя латами, шел огромный обезглавленный рыцарь из старой детской сказки, прижимая к себе мантикору. Чудище извивалось в его руках, било хвостом, рвало доспехи когтистыми лапами, пытаясь освободиться. Но рыцарь шел. И говорил с ним, с простым деревенским парнем, уверенным, что он навсегда избавился от своего дара, который считал проклятием.
        - Лишь множество мечей и всепожирающее пламя может убить мантикору, - говорил рыцарь, и от его слов содрогалась земля. - Мечей у нас нет, а ты - есть. Убей чудовище, спаси Стоунхенд и весь Центральный мир от неминуемой гибели.
        - Но… я не могу, - попытался возразить Лис. - Я больше не дракон…
        - Любой человек тот, кем он сам себя считает, - ответил рыцарь. - Либо тварь дрожащая, либо безгранично сильный дракон, способный переворачивать миры. Выбери, кто ты есть…
        Скорее всего, весь этот длинный диалог был лишь плодом воображения Лиса - после всего, что он перенес, и не такое почудится. Что-то ревел стальной монстр, что-то пытался отвечать ему Лис… Но последние слова рыцаря он сквозь шум в ушах расслышал отчетливо.
        - Я выбрал, - произнес Лис, поднимаясь на ноги.
        Внезапно отступила куда-то противная слабость, притупилась боль от ран и ушибов. Когда человек вдруг осознает свое предназначение, все мелочи отступают на второй план. Остается только он сам. И его судьба.
        - Я выбрал, - повторил Лис.
        И выдохнул все, что в нем накопилось - сомнения, слабость, неуверенность в собственных силах… Все, что мешало ему в жизни, вложил он в этот выдох, казалось, вывернув наизнанку свою душу…
        И почувствовал кожей лица жар от мощной струи пламени, рвущейся из него наружу…
        Всепожирающий огонь мгновенно охватил и мантикору, и боевую машину, сжимающую чудовище в своих объятиях. Тварь завизжала, задергалась, но робот держал ее крепко. Трещала шерсть, сморщивалась и чернела кожа, обугливались сильные мышцы… Только до морды чудовища огонь пока не добрался.
        Внезапно мантикора стала меняться. Во что именно превращалось ее горящее тело, было уже не разобрать за языками пламени и клубами черного, жирного дыма. Поэтому Лис видел лишь голову твари, словно сминаемую пальцами невидимого скульптора.
        Горящее тело чудовища стремительно уменьшалось в объемах. Робот едва удержал гибкое тело, едва не выскользнувшее из его лап. Но - удержал. Правда, теперь это была уже не мантикора. В манипуляторах боевой машины корчилась девушка с лицом немыслимой красоты. Ее красная грива стремительно теряла цвет, превращаясь в густую копну пепельных волос, к которым неумолимо подбиралось жадное пламя.
        Умоляющий взгляд красавицы остановился на лице Лиса.
        - Помоги… - задыхаясь от дыма и жара, прокричала она. - Спаси! Ты же можешь!!!
        В ее взгляде было все - обещание, желание, нежность, любовь, которой наверняка позавидовали бы Высшие… Ее лицо было воплощением женственности и красоты. Казалось, исчезни она с лица земли - и Центральный мир увянет, словно роза по осени, и осыплются жухлыми лепестками остальные миры, согласно легенде соседствующие с ним…
        Лис сделал шаг… Другой… Третий…
        - Не смей, - негромко произнес Снайпер, стоявший неподалеку. - Что тебе дороже - это чудовище или твой мир?
        - Я выбрал, - эхом собственных слов отозвался Лис.
        И плюнул.
        Себе под ноги.
        - Однажды она уже горела вот так, и я спас ее, - сказал он. - Так вот, неблагодарное это дело - спасать от смерти чудовищ.
        - Согласен, - кивнул Снайпер, снимая ладонь с рукояти ножа.
        Страшный крик потряс окрестности, и даже утопленники, столпившиеся на берегу своего острова, вздрогнули как один и глухо заворчали. Через несколько мгновений черные, обугленные останки, дымясь, выпали из стальных лап боевой машины. А следом на землю рухнул и сам робот, неловко завалившись на бок и подмяв под себя левую оплавленную конечность. Правая пострадала еще больше. От нее остался лишь бесформенный кусок металла, похожий на обгоревшую культю инвалида.
        Как ни хотелось Лису подойти к неведомой машине, которую он в полубессознательном состоянии принял за легендарного обезглавленного рыцаря, но все-таки бросился он к кутрубу, который, сильно припадая на правую лапу, ковылял ему навстречу.
        - Как ты, дружище?
        - Ооо, хренооово, моой кайооо, - держась за отбитый бок, проскулил демон, за время общения со Снайпером поднабравшийся непонятных слов. - Ноо я быстроо восстановлюсь. Воот только съем пару хооомо, и все будет в поряяядке…
        В общем, к роботу направился Тестомес, а Снайпер подошел к Ингару, невозмутимо продолжавшему делать руками плавные пассы. Повинуясь им, прибрежная земля послушно осыпалась на воду и широкой лентой прямо по воде ползла к острову, до берега которого оставалось от силы метров десять чистой воды.
        - Как успехи? - поинтересовался Снайпер.
        - Все как договаривались, - невозмутимо отозвался Ингар. - Признаться, я думал, что мантикоре повезет больше, чем вам.
        - Признаться, я тоже, - сказал стрелок. - Но, поскольку мы оба ошиблись, скажи-ка мне - когда мост будет закончен, что помешает тем пучеглазым сожрать нас в качестве закуски перед тем, как заняться пиратами?
        - Странно, что ты не подумал об этом раньше, - усмехнулся маг земли.
        - Отчего же, еще как подумал, - хмыкнул в ответ Снайпер. - Пока ты занимался делами земельными, я первым делом отвел коней за холм и привязал их в рощице. Так что я больше о тебе забочусь. Боюсь, как бы твои рыбомордые кореша не сожрали своего благодетеля.
        - Не сожрут, - покачал головой Ингар. - Они все видели. Мертвых мало что может напугать, но магии огня они боятся. Так что не волнуйся, дракона и тех, кто пришел вместе с ним, они обойдут стороной.
        - Ну вот и славно, - сказал Снайпер. - Тогда пойду гляну, что это за робот пришел к нам в гости так вовремя. Только ты никуда не уходи, ладно?
        И недвусмысленно качнул портативным арбалетом, подобранным только что возле трупа Дирка.
        Ингар возвел глаза к небу и ничего не ответил. Порой даже великим магам приходится помалкивать, особенно когда их колдовские силы на исходе и практически ничто не отличает колдуна от обычного человека…
        Робот лежал на земле рядом с обгорелым трупом Хеллы. Передняя броневая панель боевой машины местами приварилась к корпусу, и оторвать ее нельзя было никакими силами. Хотя Тестомес честно пытался это сделать, используя меч одного из погибших воинов Дирка.
        - Зачем тебе это? - поинтересовался Снайпер, подойдя ближе.
        - Там внутри кто-то есть, - ответил маг воздуха, утирая капли пота со лба. - Он только что шевельнул вот этим.
        И показал на оплавленную культю робота.
        - Нереально, - покачал головой стрелок. - От такого жара пилот должен был свариться заживо.
        - Кто должен был свариться? - уточнил Тестомес.
        - Неважно, - отмахнулся Снайпер, доставая из ножен «Бритву». - Но ты прав. Кто бы там ни был, он спас нам жизнь и достоин нормальных похорон.
        Нож, выкованный из артефакта далекой Зоны отчуждения, резал броневую сталь, словно это был лист толстого картона. Маг воздуха, подошедший Лис и даже кутруб Окто с удивлением смотрели на эдакое чудо.
        - Вот это, я понимаю, магия, - вздохнул Тестомес. - Постоянная, как хорошая жена. А тут не пожрешь как следует, не поспишь пару дней - и уже ничем не отличаешься от самого обычного бродяги.
        - Соовсеем ничеем? - уточнил Окто, плотоядно облизнувшись.
        - Но-но, полегче. - Тестомес на всякий случай отодвинулся от демона. - У всякого порядочного мага есть оружие последнего шанса, имей в виду.
        Между тем Снайпер закончил резку по периметру. Лист брони грохнулся на землю под собственным весом, а следом за ним из нутра робота вывалился человек. Стрелок едва успел подхватить безвольное тело, после чего бережно уложил его на траву.
        - Что с ним? - спросил Лис. - Он живой?
        - Пока да, но это ненадолго, - сказал Снайпер, указав на неглубокую рану, перечеркнувшую плечо оператора. - Коготь мантикоры пробил место стыка брони и оцарапал его. Удивительно еще, что он не изжарился заживо и не задохнулся от дыма.
        Губы умирающего шевельнулись.
        - У этой модели… хорошая вентиляция… и система охлаждения, - с натугой проговорил он. - Спасибо тебе, Снар… что помог мне отомстить этой твари за Ксилию…
        - Не благодари, - мрачно буркнул Снайпер. - Если б не ты, все бы мы погибли на этом берегу. Хотя, признаться, я не возьму в толк, как ты ухитрился забраться в робота без пароля.
        - Не удивляйся, - прошептал умирающий. - Я разгадал твой пароль… Ты в бреду постоянно твердил странное имя «Сорок пятая»…
        - Понятно, - еще мрачнее проговорил стрелок. - Думаю, больше этого не повторится. Все ненужные пароли и имена теперь похоронены на старом кладбище. Но как ты здесь оказался?
        - Я разобрался с карателями, пришедшими сжечь мой дом… А потом пошел к старым развалинам… проверить, забрал ли ты свое оружие и доспехи… Понял, что вы с Ксилией не дошли до цели, и пошел вас искать… Я был на том кладбище, о котором ты говоришь, и прочитал следы… я хорошо умею читать следы… там, за сиденьем забери…
        Дальше было не разобрать, как Снайпер ни силился.
        - Ты его знаешь? - тихо спросил Тестомес.
        Стрелок кивнул.
        - Его зовут Вард. Это его внучку мы сегодня похоронили.
        - Береги память о ней, - внезапно довольно отчетливо прошептал старик, сжимая руку Снайпера. - Она любила тебя…
        Стрелок закусил губу и ничего не ответил. Уже второй раз за сегодня он слышал за своей спиной тихие шаги той, чьим побратимом называли его в трех мирах. И опять она пришла не за ним, а за человеком, благодаря которому он вновь остался в живых.
        - Почему не меня? - одними губами прошептал он.
        - Еще не время, - тихо прошелестел бесплотный голос за его спиной.
        Лицо старика разгладилось. Теперь оно было спокойным и умиротворенным, как у человека, ушедшего за Темный порог с чувством выполненного долга.
        - Спасибо тебе, Вард, - сказал Снайпер. - За всех, кого ты сегодня спас от смерти, - спасибо.
        Он знал, что эти слова сказаны не зря и что старик, уходящий вдаль по Серой дороге, слышит его…

* * *
        Последние мелкие комья земли коснулись берега - и застыли на месте, спаянные магией. Южного предела больше не было. Остров снова стал частью материка. Правда, ненадолго - на то, чтобы вновь засыпать землей глубокий ров, заполненный водой, нужно было много часов и море магии. У Ингара не было ни того ни другого, но он выполнил то, что обещал, - создал земляной мост, вполне широкий и крепкий для того, чтобы по нему смогла переправиться толпа утопленников.
        Их было много, очень много - злобных, вечно голодных тварей, мечтающих лишь о плоти теплокровных существ, населяющих материк. И Ингар послал им четкий мысленный образ-указатель, который на человеческий язык можно было перевести однозначно: «Еда - там!» Образ был объемным, завлекательным, щекочущим скудное воображение мертвых: множество сильных, откормленных, вкусных людей, вставших лагерем возле города-крепости. И еще больше еды - там, за стенами города, где помимо воинов было немало нежных, мягких женщин и крохотных детей, тающих во рту…
        Толпа утопленников, хлынувшая на берег, даже не взглянула ни на Ингара, от которого все еще пахло опасной магией земли, ни на трех человек и демона, роющих могилу возле оплавленной груды металла, - от этих еще более страшной магией згня разило за версту. Когда впереди ждет роскошное угощение, вряд ли кто позарится на жалкую, заплесневелую хлебную корку, которой можно неслабо отравиться с непредсказуемыми последствиями для жизни.
        - Дело сделано, - задумчиво произнес Ингар, глядя, как морские волны, накатываясь на земляной мост, растаскивают его на фрагменты. Менее чем через полчаса кусок суши с одиноким маяком, построенным сестрой мага, снова станет островом. И новые утопленники полезут на него… А может, и нет. Может, после того как мертвецы уничтожат пиратов, а после - жителей города вместе со служителями Высших, которые убили Эмму, заклятие спадет. Чувство мести привело Ингара в Стоунхенд, чувство мести, переполнявшее дух мертвой сестры, вызвало из воды утопленников… Может, после того как больше некому будет мстить, и он сам, и мятущийся дух Эммы успокоятся? И что потом? Когда цель достигнута, обязательно наступает чувство пустоты. И чем его заполнит маг земли, который один на этом свете и абсолютно никому нет до него дела?
        - Просто будешь жить - и все, - раздался голос за его спиной. - Таким, как мы, всегда найдется чем заняться в любом из девяти миров. Например, копать могилы - в том числе и для собственных воспоминаний.
        Ингар невольно вздрогнул и обернулся.
        Позади него, стряхивая с ладоней землю, стоял пришелец из иномирья.
        - Я, кажется, начал думать вслух, - немного смущенно пробормотал маг земли.
        - Бывает, - невозмутимо отозвался Снайпер. - Но цель еще не достигнута. Пойдем. Думаю, стоит посмотреть, на что способны водяные зомби.
        Быстрые кони, спрятанные Снайпером в лесу, позволили всадникам обогнать мертвецов и занять неплохую позицию для наблюдения. Теперь они стояли на возвышенности возле подножия Клыков Дракона и смотрели вниз - туда, где в вечерних сумерках тонул осажденный Стоунхенд.
        …Это было страшно.
        Черная волна мертвецов захлестнула осаждающих, словно цунами, сметающее все на своем пути. Люди пытались бежать, но водяные монстры оказались на удивление быстрыми - видимо, перепончатые конечности, привыкшие к сопротивлению воды, оказались лучше приспособлены к нагрузкам, чем ноги живых. Утопленники настигали людей, прыгали им на плечи, словно гигантские лягушки, валили жертвы на землю и тут же вцеплялись в шеи. Огромные пасти чудовищ порой начисто откусывали головы людей, после чего мертвые жадно припадали к кровоточащим ранам, на глазах раздуваясь от высосанной крови.
        - Когда люди убивают людей - это нормально, - задумчиво произнес Тестомес. - Но никак не могу привыкнуть к виду того, как мертвые убивают живых. Есть в этом что-то противоестественное.
        - Любое убийство противоестественно, - отозвался Снайпер. - Но, к сожалению, это закон жизни. Или ты, или тебя. И кто этого не понимает, рано или поздно становится жертвой. Неважно кого - врага, обстоятельств или собственной глупости.
        - Ты говориишь как вооин, хоомо, - уважительно протянул кутруб. - Как муудрый вооин.
        - Не подлизывайся, - отмахнулся от демона Снайпер. - Я вообще не понимаю, зачем живу на этом свете.
        - Ты другим помогаешь, - заметил Тестомес. - А это, кутруб меня побери, очень неплохое предназначение.
        - Кстати о помощи, - заметил Лис. - Ну ладно, пожрут сейчас утопленники пиратов, недолго осталось. А что потом?
        - Думаю, потом они полезут на стены города, - ничего не выражающим голосом произнес маг земли. - Те, кто после смерти ничего не пил, кроме соленой воды, еще более жадны до крови, чем их сухопутные собратья.
        Головы всех повернулись к Ингару.
        - Ты же повелитель стихии земли, - произнес Тестомес. - Уверен, тебе несложно будет похоронить эту свору под стенами города. Или просто приказать им убраться обратно в море - маги твоей квалификации способны управлять мертвыми, словно куклами.
        Ингар покачал головой.
        - Сейчас я бессилен что либо сделать. Во-первых, тебе ли не знать, Тестомес, что даже великим магам после серьезных дел необходимо восстановление. Создание земляного моста выпило все мои силы без остатка, и теперь мне нужно не менее суток, чтобы прийти в себя. Но даже если б я был полон магии по самое горло, я бы не смог управлять теми, кто умер в воде. Не моя стихия. И даже Никс, который сейчас сидит в Стоунхенде, ничего не сможет сделать с такой толпой живых трупов. Чисто силенок не хватит.
        - Ты заранее все просчитал, да?! - воскликнул Лис.
        - И сознательно нарушил данное слово… - задумчиво добавил Снайпер.
        Ингар пожал плечами.
        - Да, - равнодушно ответил он. - Слова ничего не значат, когда есть цель. Если хотите, можете убить меня. Я спокойно пойду по Серой дороге, зная, что мертвые сожрали тех служителей Высших, что убили мою сестру, а потом изгнали меня из графства.
        - Но вместе с ними погибнут невинные…
        - Что мне до них? - пожал плечами Ингар. - Мне так же плевать на тех, кого я не знаю, как и им на меня. Если я умру, никто из этих людей даже не почешется. Обратная связь аналогична. Думаю, со временем вы меня пойме…
        Договорить маг не успел.
        Демон прыгнул молча. Черное, гибкое тело снесло с коня мага земли, и не успел кто-либо из присутствующих что-то сказать или сделать, как откушенная голова Ингара покатилась по земле, рефлекторно шевеля губами. Только слов уже слышно не было - когда воздух не проходит через голосовые связки, даже самые мудрые речи оказываются недосказанными.
        - Нехорошо убивать пленных, - заметил Снайпер, впрочем, без особых эмоций в голосе.
        - Этоот хоомо… взбесиит коого угоодно, - слегка виновато произнес демон, не прекращая чавкать. - К тоому же… Октоо оочень нужноо свежее мясооо…
        - Им - тоже, - задумчиво произнес стрелок, глядя на битву, происходящую в долине. Вернее, на избиение.
        Пираты, поняв, что убежать не удастся, рубились отчаянно. Но толку от этого было мало. Абордажные сабли и мечи с трудом пробивали толстую чешую мертвецов, покрывающую их тела подобно доспехам. Но если живой человек после проникающего ранения в сердце, легкие или печень падал на землю, то живым трупам такие повреждения были что слону дробина. Трудно убить того, кто уже мертв.
        Утопленники падали на землю лишь в том случае, если особо здоровенному морскому разбойнику удавалось снести с плеч чешуйчатую голову с рыбьими глазами. Либо если получалось отрубить ногу. Но и тогда мертвый, вообще не чувствующий боли, ползал по земле, норовя вцепиться зубами в щиколотку живому.
        - Думаю, до захода солнца они покончат с легкой добычей и примутся выковыривать из-за стен более сложную, - с неприкрытой горечью в голосе произнес Тестомес.
        Маг воздуха был прав. Некоторые утопленники, которым сложно было пробиться к свежему мясу через спины таких же, как они, уже пытались лезть на стены. И это неплохо у них получалось - перепончатые когтистые лапы словно приклеивались к каменной кладке, и мертвецы довольно легко поднимались по вертикальной стене. Конечно, защитники города пока что сбивали их камнями и метательными копьями. Но когда на стены полезут не одиночки, а вся огромная толпа мертвецов, то, без сомнения, к рассвету в городе не останется ни единой живой души.
        - Город обречен, - вновь вздохнул маг воздуха. - Жаль, что мы ничего не можем с этим поделать…
        - Ошибаешься, - произнес Лис.
        - Что ты хочешь этим сказать? - мрачно поинтересовался Снайпер.
        Сейчас его реально мучила совесть - ведь это был его план по уничтожению пиратов, при этом он был уверен, что после выполнения миссии сможет заставить Ингара похоронить утопленников. Но любой, даже самый удачный план может дать сбой, и напрасно утешать себя мыслью, что после захвата Стоунхенда морские разбойники все равно вырезали бы всех горожан подчистую. Понятное дело, что это не так, кто-то все равно остался б в живых…
        Здесь же - без вариантов. К тому же после уничтожения города ненасытные утопленники, словно чума, пройдутся по всем землям Центрального мира, унеся огромное множество жизней, прежде чем последнему из них отрубят голову. Хотя не исключено, что и не отрубят. Если эдакая орда не распадется и продолжит действовать сообща, вполне вероятно, что в скором времени в этом мире просто не останется людей. Конечно, глупо рассуждать на тему, какое из двух глобальных зол меньшее. Но когда ты причастен к появлению одного из них, пусть даже практически равнозначного первому, это всегда тяжело…
        - Я хочу попросить лишь об одном - не мешайте мне, - произнес Лис. - И ты, Окто, тоже оставайся на месте. Это приказ твоего кайо.
        - Ооо, - простонал кутруб, смахивая окровавленной лапой слезу с черной морды. - Оон впервые назваал себя мооим кайооо…
        Но ослушаться не посмел, когда Лис, пришпорив коня, поскакал вниз, в самое сердце кровавого пекла.
        - Что задумал этот мальчишка? Надо его остановить! - воскликнул Тестомес, пришпоривая коня. Но рывка не получилось - Снайпер крепко держал повод.
        - Я рад, что тебе не все равно, - жестко произнес стрелок. - Похоже, ты и вправду здорово изменился, Итан. Но сейчас ты ошибаешься. Лис не мальчишка. Он - мужчина, воин, который просил ему не мешать. Думаю, он знает, что делает.
        …Лис и вправду знал. Он чувствовал, как в унисон бьются оба его сердца, ощущал, как бурлит, разливается по его венам мощь всепожирающего огня. Это было восхитительное чувство, замешанное на азарте бешеной скачки и осознании того, что ему сейчас предстояло сделать. Ведь это действительно сумасшедшее ощущение - знать, что только ты один можешь спасти целый город, а может, и весь мир. Пусть даже ценой собственной жизни…
        Несколько десятков утопленников остановились, прекратив гоняться за обезумевшими от страха пиратами, и синхронно повернули чешуйчатые головы в одном и том же направлении. По горной дороге бешеным галопом несся конь, понукаемый всадником. Свежая, вкусная еда, которая сама лезет в пасть.
        Ни у живых, ни у мертвых не принято отказываться от приятных подарков. Утопленники дружно оскалились и растопырили лапы, готовясь схватить неожиданное угощение. Но за мгновение до удара о живую стену мертвой плоти Лис заставил коня прыгнуть…
        Защитники Стоунхенда замерли на стенах, наблюдая невиданное зрелище, о котором еще много столетий будут рассказывать правдивые легенды. Правдивые потому, что есть подвиги, которые не нужно приукрашивать, стараясь поразить слушателя придуманными чудесами…
        Немыслимо яркое сияние родилось в том месте, где только что находился всадник, летящий над толпой мертвецов. Это сияние залило все огромное пространство, находящееся за стенами крепости, при этом не затронув сам город, - так поток огненной лавы старательно огибает гранитную глыбу, торчащую на его пути. Люди на стенах невольно прикрыли лица руками, спасая глаза от пронзительного света, казалось, проникающего даже сквозь ладони…
        Но продолжалось это недолго. Свет погас так же внезапно, как и возник. А когда защитники Стоунхенда вновь взглянули со стен вниз, то им открылась поразительно жуткая картина.
        Все пространство вокруг города-крепости было засыпано костями. Уродливые скелеты утопленников и их фрагменты перемешались со скелетами пиратов, и уже невозможно было определить, чьи именно останки белеют у подножия древних стен. А возле южных ворот колыхалась невообразимо огромная масса серо-розовой плоти, по форме отдаленно напоминающая дракона…
        - Великие Высшие! - воскликнул Тестомес. - Он стянул на себя плоть и с утопленников, и с пиратов! Абсолютно всю плоть! Но… но ведь это явно нежизнеспособная форма жизни! Он никогда не сможет взлететь. Да что там взлететь, он и ходить-то вряд ли сможет! Никакая магия не удержит на скелете такое количество мяса. И если его в ближайшее время не убьет притяжение земли, то он просто-напросто через несколько часов сдохнет от голода!
        - А потом начнутся болезни среди горожан, - произнес Снайпер. - Такое количество мертвечины не сжечь и не закопать в землю.
        - Сжигать такое никакого топлива не хватит, - согласился Итан. - И закапывать не выход. Подземные воды размоют ядовитую плоть утопленников и отравят колодцы. О великие Высшие, не одно, так другое…
        Внезапно огромный холм плоти вздрогнул, а вместе с ним вздрогнула земля, да так, что со склонов Драконьих Клыков сорвалось несколько крупных камней, увлекая за собой целый поток более мелких.
        Гигантский, уродливый дракон сделал шаг. Потом второй. Третий… По тому, как ходила ходуном полужидкая плоть, как напрягались огромные мышцы под тонкой, местами рваной кожей, было понятно - каждый шаг дается монстру с огромным трудом. Но дракон шел, волоча за собой безжизненные паруса крыльев… и постепенно удаляясь от Стоунхенда в сторону моря.
        - Он уходит, - тихо произнес Снайпер. - Он уходит, спасая людей от самого себя…
        - Ооо, мой кайооо! - горестно выл кутруб, обхватив голову лапами.
        Отсюда, с высоты, было прекрасно видно, как дракон напрягает все силы для того, чтобы идти быстрее. От его крыльев уже отрывались лоскуты, которые оставались на дороге, тут же превращаясь в пузырящиеся, наверняка зловонные лужи. Куски кожи отслаивались от боков и повисали, качаясь от морского ветра, словно старые, рваные тряпки. Еще немного, и токсичная плоть начнет падать на землю, отравляя ее хуже самого страшного яда…
        Но дракон успел.
        Его лапы ступили на линию прибоя, окрасив морскую пену черной кровью, сочащейся из разрывов кожи. Волны бились о грудь дракона, входящего в воду, словно стараясь вытолкнуть его обратно на берег. Но тот упрямо шел вперед, все глубже и глубже погружаясь в морскую пучину - до тех пор, пока не стала видна лишь его уродливая голова на длинной шее.
        И тогда чудовище повернуло ее в сторону города и издало громкий, протяжный крик, в котором не было ничего от драконьего рева. Скорее, это был полный горя вопль человека, потерявшего самое дорогое, что было у него в жизни.
        Тестомес смахнул ладонью невольную слезу.
        - У него в городе осталась девушка…
        - Знаю, - с горечью произнес Снайпер. - И сейчас он сделал для нее больше, чем любой мужчина на земле, который когда-нибудь любил по-настоящему.
        - А ведь сейчас ты подумал о том, что сам не сделал когда-то. Или не захотел сделать.
        В голосе мага воздуха не было вопроса, лишь утверждение очевидного. Возможно, поэтому Снайпер ничего не ответил.

* * *
        Кости утопленников и пиратов жители Стоунхенда свалили в огромную яму и засыпали землей, после чего плотно ее утрамбовали. Гильдия каменщиков клятвенно пообещала в ближайшее время навалить на этом месте высоченную гору из необработанных гранитных глыб. Так и память будет о подвиге одного из жителей графства, и какой-нибудь утопленник не выберется из общей могилы в поисках плоти для своих костей.
        А потом был праздник. Большой, шумный, веселый. Мессир гильдии Воинов Ночи, временно исполняющий обязанности правителя Стоунхенда, повелел выкатить из подвалов все вино и пиво, какие имелись в запасе, а также зажарить прямо на городской площади дюжину быков и полсотни свиней. Еще бы! Одним махом графство избавилось и от постоянной угрозы с севера, и от орды пиратов, и от нашествия утопленников… и от огромного дракона, который, уничтожив всех врагов, так удачно утопился в море.
        Много ли надо простому человеку для счастья? Выпить, закусить да пуститься в пляс, зная, что никто больше не полезет на городские стены для того, чтобы перерезать горло ему и его семье, - по крайней мере, в ближайшее время. Вот люди и веселились от души, горланя пьяные песни и сжигая на кострах черные флаги пиратских кланов.
        - Завидую им, - сказал Тестомес, подставляя лицо свежему ночному ветру, дующему с гор в сторону моря. - Простая у этих людей формула счастья.
        - А может, это ты все усложняешь, - хмыкнул мессир гильдии Воинов Ночи. - Выпей, закуси и забудь обо всем. Хорошо, что порой не только в легендах, но и в жизни добро побеждает зло. Прошлое осталось в прошлом, и нечего в такую ночь грузить себя дурными мыслями…
        - Пожалуй, я с ним соглашусь, - сказал Снайпер, поднося к губам серебряный кубок. - Отменное у тебя вино, маг. Давно такого не пробовал.
        …Когда все закончилось, убитый горем кутруб скрылся в неизвестном направлении, а Снайпер с Тестомесом двинулись в город. Первый надеялся поесть, отдохнуть и пополнить запасы провизии для того, чтобы… Впрочем, нет, так далеко он не загадывал. Для начала первые три пункта его вполне устраивали.
        Итан же собирался просто вернуться, рассчитывая, что новый правитель учтет его заслуги в деле снятия осады с города и забудет о том, что некоторые невежественные люди объявили Проклятым самого могущественного мага воздуха в графстве Стоунхенд. Стены родного города стоили такого риска…
        Ожидания оправдались. Никс принял обоих с распростертыми объятиями. Наблюдатели со стен города, несмотря на бойню пиратов с утопленниками, обратили внимание на трех всадников и большую черную зверюгу неясной породы, стоящих на возвышенности. А потом один из этих всадников спас Стоунхенд. Так что и люди, и мессир гильдии Воинов Ночи были рады принять у себя товарищей того, о ком уже сейчас седовласые музыканты пытались сочинять песни.
        Никс распорядился накрыть отдельный стол на вершине башни, рядом с легендарным Драконорубом, в настоящее время тщательно почищенным и зачехленным. Видимо, мага воды грела мысль о том, как лихо он отогнал от города двух летающих чудовищ. Какой-никакой, а вклад в победу, пожалуй, даже достойный отдельной баллады…
        Еды и кувшинов с вином, расставленных на длинном столе, вполне хватило бы, чтобы накормить и напоить до отвала дюжину оголодавших стражников. И хоть Снайпер с Тестомесом и старались за троих каждый, на столе практически ничего не убывало - время от времени из темноты появлялся молчаливый и расторопный слуга с новым кувшином или с блюдом, полными свежей дымящейся снеди.
        - А хорошо, - хмыкнул Тестомес, откидываясь на спинку резного кресла и поглаживая набитый живот, смахивающий на круглый барабан, которые часто встречаются у диких племен Восточной степи. - Порой простые формулы оказываются самыми эффективными.
        - Я всегда знал, что ты умнее, чем хочешь казаться, - заметил Никс, ковыряя в зубах изящной костяной зубочисткой. - Знаешь, у меня есть к тебе предложение. Гильдии требуется заместитель мессира - в меру мудрый, в меру отважный. И пусть даже при этом у него будет безмерное самомнение, я готов с этим примириться во имя процветания дела Воинов Ночи.
        - Ты всегда умел красиво трепаться, этого у тебя не отнять, - кивнул Итан. - Скажи уж прямо, что после всех недавних событий тебе нужна тень, способная вовремя прикрыть твою задницу крепким Воздушным щитом.
        - Или так, - не стал отрицать Никс. - Главное, чтобы однажды эта тень сама не захотела стать мессиром.
        - Это мне точно не нужно, - хмыкнул Тестомес. - Глава гильдии - это слишком большая ответственность и неоправданный риск: чем значительнее мишень, тем легче в нее попасть.
        - Так мы договорились?
        - Похоже на то, - сказал маг воздуха, вновь цепляя на вилку шмат оленины. Долгие беседы о ближайшем будущем отнимают сил не меньше, чем мощные заклинания, после которых хорошему колдуну никогда не мешает подкрепиться.
        - А еще городу нужен новый правитель, - произнес Никс, задумчиво глядя на звездное небо. - Смелый, решительный, благородный, авторитетный и хорошо известный среди местных жителей, например, как друг великого героя. Желательно, чтобы он пришел из далеких земель, а еще лучше - из другого мира. Чисто для того, чтоб у него не было никаких личных привязанностей, которые здорово мешают делу, а также друзей на стороне - кроме мессира гильдии Воинов Ночи и его заместителя.
        Снайпер аккуратно поставил кубок на стол и посмотрел в слегка прищуренные глаза Никса.
        - Благодарю за предложение, - сказал он. - Но перекати-полю никогда не стать цветущим кустом, прочно держащимся корнями за землю, - так же как бродяге не суждено стать оседлым и степенным правителем города. Итан недавно сказал, что мое предназначение - помогать другим. Думаю, что он открыл мне глаза. Поэтому еще раз благодарю вас за гостеприимство. Мой вещмешок полон припасов, а в сумке лежат спасенная Вардом броня и мое оружие, которое плохо стреляет в этом мире. Пожалуй, пойду я. Роза Миров обширна, и наверняка еще много кому в других землях нужна помощь.
        - Хорошая речь, - кивнул Тестомес, шмыгнув носом. - Длинная и прекрасная, как дорога домой. Эх, что-то расчувствовался я в последнее время.
        - Думаю, это все от вина, - поджав губы, заметил Никс. - Один слезы утирает, другой от целого графства отказывается. Ну ничего, думаю, с утра вы оба протрезвеете и все решится наилучшим образом. А сейчас давайте продолжим пить и толкать цветастые речи.
        Но Снайпер уже легко поднялся со своего места, будто и не опрокинул в себя пару кубков крепкого местного вина, больше похожего на коньяк. Возле его кресла лежал вещмешок, набитый вяленым мясом, сыром и хлебом, а также большая кожаная сумка с бронекостюмом Снайпера, автоматом «Вал» и тяжелым пистолетом АПБ. Все это старый Вард умудрился забрать из развалин старого замка и спрятать за сиденьем робота прежде, чем нашел на кладбище могилу Ксилии и кинулся на поиски убийцы своей внучки. Старик и вправду замечательно умел читать следы…
        В руке стрелка лежал нож. С виду вполне обычный боевой нож, без каких-либо украшательств, ничем не отличающийся от многих своих собратьев. Чистый функционал, ничего лишнего. Универсальный инструмент и отличное оружие последнего шанса для воина, у которого закончились стрелы или патроны.
        Лишь один Снайпер знал, что есть у этого ножа одна особенность, отличающая его от других, - рассекать границы между мирами…
        Снайпер понимал, что теперь он в этом мире лишний. Когда люди вокруг счастливы, им не нужны воины с их тяжелыми взглядами, руками, привыкшими сжимать оружие… и шрамами на этих руках, напоминающими о врагах, битвах и крови. И если воин чувствует, что больше нужен, он просто уходит, без лишних слов и ненужных сожалений.
        - Спасибо за гостеприимство, - сказал Снайпер. - Но мне нужно идти.
        - Куда? - с недоумением в голосе спросил Никс, на всякий случай сдвинув руку поближе к широкому карману парадной одежды, где у него лежал пузырек с мощным заклинанием. Кто его знает, что на уме у этого парня с ножом? Вдруг хмель ударил ему в голову и он решил, что новый граф Стоунхенда и в одиночку прекрасно справится с обязанностями мессира гильдии Воинов Ночи…
        Снайпер пожал плечами:
        - Не знаю. Но хотелось бы туда, где я действительно нужен.
        И, повернувшись лицом в сторону моря, нанес широкий и мощный удар ножом, словно вспарывал сверху донизу огромную картину, растянутую от звездного неба до каменного пола башни.
        И картина поддалась.
        Послышался треск, лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.
        Снайпер внимательно посмотрел туда, за край междумирья, но смог рассмотреть лишь такое же черное небо, стену леса и полосу жухлой, мертвой травы. Мир, не похожий на тот, из которого уходил Снайпер. Но до боли знакомый…
        На мгновение он зажмурился. Нет, только не туда, откуда веет смертью даже через границу миров. Но, с другой стороны, ни старая, ни новая «Бритва» еще ни разу его не подводили, открывая порталы именно в те точки пространства, где хорошим людям требовалась его поддержка. Может, и вправду в этом и есть его предназначение - бродить по Розе Миров, помогая тем, кто действительно нуждается в его помощи? Но как же не хотелось ему сейчас идти туда, где мертвая трава растет на мертвой земле вопреки всем законам природы и здравого смысла…
        Фигура слуги вынырнула из темноты и направилась к столу, не отвлекаясь на диковинное зрелище. Возможно, в другое время Никс и Тестомес обратили бы внимание на немного странную, дерганую походку слуги, чудом еще не выронившего из рук большое блюдо с оленьим окороком, в который был воткнут длинный и узкий разделочный нож с резной рукоятью из слоновой кости. Но маги смотрели на открывшийся портал между мирами - чудо, недоступное ни им, ни кому-либо из известных им специалистов по управлению стихиями. Профессиональное любопытство порой оказывается сильнее чувства опасности…
        Снайпер вздохнул, убрал «Бритву» в ножны и поднял с пола вещмешок и тяжелую сумку с бронекостюмом и оружием. Если собрался идти - нужно идти. Глупо стоять перед раскрытой дверью после того, как уже все для себя решил.
        Но сделать шаг он не успел.
        Внезапно слуга выдернул нож из окорока. Блюдо с мясом, грохоча, упало на каменный пол башни.
        - За… госпожу! - прохрипел слуга, по самую рукоять всаживая нож точно под левую лопатку Снайпера…
        Боли не было. Стрелок ощутил лишь толчок в спину и услышал треск распоротого камуфляжа. В другое время он бы непременно обернулся посмотреть, что случилось, но граница миров находилась прямо перед ним. И какая разница, кто или что выталкивает его за эту границу сейчас, когда он уже принял окончательное решение?
        Он сделал шаг, удивляясь про себя, с чего это вдруг на него так стремительно накатывает слабость. Может, это вино Никса оказалось коварным и ударило в ноги? Или же просто усталость подкосила. Скорее всего, именно так и есть. Потому что он действительно устал от всего.
        Смертельно устал…
        Края пространства сошлись за спиной Снайпера со звуком резко захлопываемой двери. В том месте, где только что был разрыв между мирами, еще несколько мгновений повисела дымчатая полоса. Повисела - и исчезла, словно и не было ничего, и не стоял здесь только что стрелок, умеющий путешествовать между мирами…
        Следы закрывшегося портала еще не растаяли в воздухе, а Никс с Тестомесом уже действовали. Руки магов синхронно распрямились, метнув в странного слугу смертоносные боевые заклинания.
        Скособоченную, несуразную фигуру, одетую в униформу прислуги, приподняло над полом и с невероятной силой треснуло о каменный зубец башни. Одновременно с хрустом ломаемых костей раздался хлопок - это лопнули легкие убийцы, мгновенно раздутые избыточным количеством воздуха. Следом из горла трупа хлынула кипящая кровь - заклинание Воды также сработало на славу.
        - Неплохо, коллега, - уважительно кивнул Никс.
        - К кутрубу! - отмахнулся Тестомес, хватая со стола подсвечник с зажженными свечами и бросаясь к мертвецу. - Кто это?!
        Никс встал из-за стола и, подойдя поближе, всмотрелся в посиневшее лицо трупа.
        - Я знаю его, - сказал он. - Это господин Сомерт. Первая кукла, созданная Хеллой. Похоже, затаился где-то в катакомбах. А услышав про смерть хозяйки, вылез наружу, свернул шею слуге, переоделся в его форму - и отомстил убийце.
        - Слишком сложно для тупой марионетки, укушенной оборотнем, - покачал головой Тестомес.
        - Хелла не простая волчица из племени Хозяев Ночи, - произнес маг воды. - У нее было предназначение. Великое предназначение - стать элементом цепочки событий, избавивших Стоунхенд от угрозы с севера. Она выполнила его - и умерла.
        - Так же как и тот стрелок, пришедший из-за границы миров, - вздохнул Итан. - Жаль его. С такими ранами не живут.
        - Ты прав, - кивнул Никс. - Но сейчас мне очень хочется верить, что он выживет.
        - Мне тоже, - произнес Тестомес. - Когда точно знаешь, что уже ничего не вернуть, остается только верить в чудо.
        Эпилог
        Солнце осторожно высунуло из-за холмов свою огненную макушку. Первые лучи окрасили огнем верхушки невысоких волн и пенную полосу прибоя, придав воде красновато-кровавый оттенок. Впрочем, возможно, это была настоящая кровь. Слишком много ее пролилось совсем недавно возле стен Стоунхенда, и вполне вероятно, что часть ее ручьи принесли в море. А может, это была кровь гигантского дракона, чье тело сейчас лежало на дне, терзаемое хищными рыбами…
        Розоватые волны тихо ласкали ступни девушки, неподвижно сидящей на берегу. Она просто сидела и просто смотрела вдаль, словно хотела увидеть что-то на пустой поверхности моря, покрытой лишь пенными барашками.
        Но вдали не было ничего, кроме воды, неба и линии горизонта. Однако девушка твердо решила ждать до конца. Или умереть, если дождаться не получится. Потому что тогда жизнь просто не будет иметь никакого смысла.
        Черная тень вынырнула из-за камня и, тихо ступая по песку, приблизилась к девушке. Но та даже не посмотрела на ужасного демона. У нее было гораздо более важное занятие.
        Но, вопреки легендам о кутрубах, нападающих на одиноких путников, демон не бросился на девушку, а лишь тихонько присел рядом и тоже уставился вдаль. Иногда он чуть слышно подвывал, словно звал кого-то, и его вой, сливаясь с голосом ветра, несся над гривами волн, становящихся все больше и больше. Море грозило штормом, словно заранее предупреждая сидящих на берегу о своих намерениях. Но те не внимали стихии, продолжая сидеть и смотреть…
        Внезапно девушка вскочила на ноги. Ей показалось, что недалеко от берега мелькнуло что-то, не похожее на очередную волну. Кутруб подпрыгнул вслед за ней и заметался по берегу. Сухопутные демоны не любят воду. А уж когда этой воды больше, чем может охватить глаз, и подавно. Но их зрение острее, чем у людей, и кутруб ясно видел, как к берегу плывет человек, отчаянно борясь с волнами. Правда, силы его таяли на глазах. Голова пловца все реже появлялась на поверхности рассерженного моря, все дольше и дольше оставаясь под водой перед тем, как совершить очередную отчаянную попытку доплыть до берега.
        И кутруб не выдержал. Взвизгнув от ужаса, он прыгнул в воду и поплыл по-собачьи, очень удивляясь при этом, что сейчас же камнем не пошел на дно. Соленые брызги били ему в ноздри, волны старались хлестнуть побольнее по волосатой морде, но демон плыл, изо всех сил загребая мощными лапами и не собираясь сдаваться…
        Кутруб понимал, насколько невелика вероятность того, что ему удастся найти среди волн одинокого пловца. Но если ничего не предпринимать, то ничего и не будет. Демон рискнул жизнью - и жизнь оказалась благосклонной к нему.
        Перед его носом мелькнул край изорванной куртки. Кутруб довольно рыкнул (чуть не захлебнувшись при этом), вцепился зубами в одежду и поплыл обратно, волоча за собой вконец обессилевшего пловца…
        Правда, к концу пути и демон почувствовал себя неважно. В желудке неслабым балластом плескалась соленая вода, лапы двигались через силу, намокшая шерсть все сильнее тянула на дно. А ведь до берега осталось совсем немного.
        И тут на помощь пришла девушка. Бросившись в волны, она храбро поплыла навстречу шторму, ныряя прямо в самое основание волн и выныривая с другой стороны. В конечной точке одного из таких нырков ей удалось нащупать пальцами мокрую, свалявшуюся шерсть кутруба, вцепиться в нее, развернуться и поплыть обратно к берегу. Невеликая подмога, но порой и малая помощь дает удивительный результат.
        Почувствовав поддержку, демон слегка воодушевился. Подумать только, самка хомо пытается спасти его, кутруба, презренного пожирателя трупов! Да и сам он тащит за собой человека! Причем - в воде!!! Чтобы кладбищенский демон вообще мог броситься в море, это ж кому из своих расскажи - не поверят…
        Вдохновленный кутруб вложил все силы в последний рывок, вся троица взлетела на крутой гребень девятого вала - и с размаху рухнула на песчаный пляж, усыпанный толстым слоем водорослей. Чувствительно, но терпимо, примерно как на жесткий матрац с разбегу плюхнуться.
        Икнув, кутруб вскочил на лапы и, покачиваясь, отошел в сторонку - вода из желудка просилась наружу. Неважно пришлось и спасенному, который вообще едва не захлебнулся. Но прошло немного времени, и он, обессиленно рухнув на песок, смог слабо улыбнуться девушке.
        - Ты все-таки вернулся ко мне, - улыбнулась она, гладя его по бледному лицу.
        - Конечно, Лисса, - ответил Лис. - Ведь я же обещал. А я всегда выполняю свои обещания.
        - Он такооой, мой кайооо, - тихонько провыл кутруб, укладываясь возле ног парня и девушки.
        Взошедшее солнце гладило своими лучами влажные волосы людей, мокрую шерсть кутруба и растрепавшиеся гривы волн, словно стараясь успокоить их буйную натуру. Ведь давно известно в Центральном мире, что магия огня может быть разной. Солнцу и отдельным избранным дано нести посредством нее не только смерть и разрушения, но и дарить жизнь - удивительную и прекрасную, как распустившиеся во вселенной лепестки Розы Миров.
        Глоссарий
        Роза Миров
        Роза Миров состоит из Центрального мира и восьми соседних. Между этими мирами существуют порталы, время от времени и по разным причинам ненадолго открывающиеся в совершенно разных местах. Из одного мира Розы в другой можно попасть только через Центральный мир, хотя существуют легенды о переходах между мирами, минуя центр Розы Миров.
        Центральный мир
        Мир, в котором прошло уже много веков после ядерной войны. В результате последующих мутаций некоторые люди стали обладать силой, позволяющей управлять стихиями. Эту силу назвали магией. Уклад общества - феодальный, территории разбиты на мелкие графства и герцогства.
        В настоящий момент известен проход между Центральным миром, миром Апокалипсиса (литературная серия «Кремль 2222», роман Д. Силлова «Сталкер», где можно прочитать о процессе перехода героя в Центральный мир) и Чернобыльской Зоной отчуждения (роман Д. Силлова «Пикник на обочине 2. Счастье для всех»). Однако люди, попадающие в Центральный мир с современным оружием, не становятся суперменами - любой Сенсит или Посвященный знает простое заклятие, под действием которого порох не воспламеняется. Это одна из причин, почему в Центральном мире не прижилось ни огнестрельное оружие, ни двигатели внутреннего сгорания. К тому же гильдия Сенситов, слуги Высших и Чистильщики Веры, всячески препятствуют эволюции мира, считая любые достижения прогресса страшной ересью, которая вновь может вернуть мир в состояние ядерной войны.
        Война огненных стрел (Древняя война)
        Ядерная война, практически уничтожившая Центральный мир. После нее люди много веков были вынуждены жить в подземных убежищах, над которыми впоследствии, после выхода на поверхность построили города и крепости. В настоящее время гильдия Сенситов, Высшие и Чистильщики Веры следят за тем, чтобы общество оставалось на феодальной стадии развития, опасаясь, как бы цивилизация не возродилась и Война огненных стрел не повторилась вновь.
        Города и местности
        СТОУНХЕНД
        Город, как и многие другие построенный над большим бункером времен Войны огненных стрел. Является столицей графства Стоун. В городе сосредоточена армия лорда Стоуна. К северу от Стоунхенда расположена горная гряда, называемая Клыками Дракона. На юге находится Южный предел.
        ВИЧТАН (ГОРОД ВЕДЬМ)
        Город в графстве Стоун, построенный на дне гигантской воронки, оставшейся после ядерного взрыва времен Древней войны. В старину его построили женщины-маги в центре наиболее активного излучения магической силы - предположительно, остаточного ядерного излучения после взрыва атомной бомбы. Многие из этих женщин умерли от страшных болезней, пресытившись невидимой мощью, бьющей из самой земли. Но выжившие стали самыми могущественными магами на многие полеты стрелы вокруг. Правда, со временем сила этого места пошла на убыль. Однажды ночью в город пришли Чистильщики Веры, которые уничтожили всех женщин-магов и вынудили правителей города признать над собой власть Стоунхенда.
        ДВОРЦЫ ЖИЗНИ
        Древние противорадиационные бункеры, оставшиеся со времен Войны огненных стрел. Некоторые из них до сих пор функционируют, так как их обитатели научились применять магию земли при ремонте механизмов, необходимых для жизнеобеспечения бункеров. Дворцы Жизни находятся вне закона. Если Чистильщики Веры находят такой Дворец, его обитателей, практикующих черную магию Неупокоенных, немедленно уничтожают, а сам Дворец засыпают землей либо затапливают.
        ДОЛИНА НЕБЕСНОГО КАМНЯ
        Долина, расположенная неподалеку от Вичтана. Говорят, что в древности на это место упал большой Небесный камень, и теперь здесь изредка находят метеоритные минералы с алмазным блеском. Однако желающих заниматься серьезными раскопками находится немного, так как Долина Небесного камня привлекает не только любителей легкой наживы, но и разнообразных плотоядных мутантов со всего Центрального мира.
        ДОЛИНА ЖИВЫХ ПАПОРОТНИКОВ
        Местность, расположенная за перевалом через Клыки Дракона. Долина, заполненная хищными растениями, питающимися преимущественно насекомыми, которых растения приманивают ароматом и сладким нектаром. Правда, в долине встречаются гигантские экземпляры флоры, способные убить и переварить взрослого человека. Также в долине произрастает Синий папоротник, листья которого обладают наркотическим эффектом.
        БЕДФЬОРД
        Бедфьорд, или Страна пиратов, - обширная территория на побережье Моря снов. Находится под контролем нескольких мощных кланов северных пиратов. От нападения на богатый Стоунхенд пиратов останавливают трудный сухопутный переход через Долину живых папоротников и Клыки Дракона, а также боязнь войны с сильными магами графства Стоун.
        ВОСТОЧНАЯ СТЕПЬ
        Территория, лежащая к востоку от графства Стоунхенд, наводненная малочисленными и разрозненными племенами кочевников. Периодически вооруженные отряды охотников за головами рыскают по Восточной степи, захватывая в плен целые племена и превращая их в рабов.
        ЮЖНЫЙ ПРЕДЕЛ
        Заполненный морской водой широкий искусственный ров, отделяющий графство Стоун от Мыса утопленников. Вырыт Ингаром, одним из великих магов земли, которого впоследствии слуги Высших прокляли и изгнали из Стоунхенда.
        МЫС УТОПЛЕННИКОВ
        Мыс треугольной формы, сильно выдающийся в море. На мысе расположен маяк Святой Эммы, вершина которого постоянно светится ярким неземным светом. По преданию Эмма, одна из великих магов земли, построила этот маяк, с которого ее и сбросили слуги Высших. Перед казнью Эмма прокляла свое творение и землю, на которой он стоит, после чего на мысе стали происходить странные явления: маяк начал светить сам по себе, а из моря стали выбираться утопленники, которые убивали и пожирали все живое на своем пути. Дабы предотвратить уничтожение Стоунхенда, маг земли Ингар вырыл Южный предел, отделив Мыс утопленников от материка. Все дальнейшие попытки войск Стоунхенда переправиться на мыс и уничтожить маяк ни к чему не привели - взамен убитых крайне агрессивных мертвецов из моря вылезали новые, не давая людям даже приблизиться к маяку.
        ОБИТЕЛЬ МЕРТВЫХ (КРАЙ ВЕЧНОЙ ВОЙНЫ)
        В представлениях жителей Центрального мира подземное царство смерти, откуда сильные маги земли могут вызывать мертвых для служения себе. Мертвецов эти маги действительно вызывают, но доподлинно неизвестно, воскрешают они их, призывая из Обители мертвых, или же просто оживляют трупы из обычных захоронений.
        ТЕМНЫЙ ПОРОГ
        Черта, отделяющая Обитель мертвых от мира живых. Согласно поверьям, Темный порог переступает каждый умирающий, вступая в царство смерти.
        СЕРАЯ ДОРОГА
        Путь, который проходит умирающий из царства живых до Темного порога.
        Гильдии, кланы и культы
        ГИЛЬДИЯ СЕНСИТОВ
        Магия находится под запретом для простолюдинов и официально доступна только гильдии Сенситов, группе магов, работающих на правящую верхушку.
        ГИЛЬДИЯ СЛУГ ВЫСШИХ (ПОСВЯЩЕННЫХ)
        Гильдия хранителей официальной веры в Высших, среди которых встречаются очень сильные маги. Символ веры - устремленный в небо острый шпиль с двумя крыльями (Крылатый шпиль).
        ГИЛЬДИЯ ЧИСТИЛЬЩИКОВ ВЕРЫ
        Силовая структура, искореняющая ересь по всему Центральному миру. Наиболее активно преследует последователей культа Низших и приверженцев Храма Дракона.
        ГИЛЬДИЯ ВОИНОВ НОЧИ
        Неофициальный клан наемных убийц, по слухам, имеющий обширные связи с правящей верхушкой.
        КУЛЬТ НИЗШИХ
        Последователи данного культа верят в силу Низших богов, до сих пор живущих в подземельях Центрального мира. Практикуют запрещенную магию земли, также называемую черной магией Неупокоенных.
        КУЛЬТ ДРАКОНА
        Относительно недавно запрещенный культ, последователи которого поклонялись драконам, но были беспощадно уничтожены Чистильщиками Веры.
        Магия стихий
        1. МАГИЯ ВОЗДУХА
        Доступна магам воздуха, считается самым простым направлением науки управления стихиями. Маг воздуха может управлять ветрами, бурями, создавать заклинания воздуха, накладывать заклятие дыхания, вследствие которого человек умирает от удушья.
        2. МАГИЯ ВОДЫ
        Второе по сложности направление магии. Маг воды управляет любыми жидкостями. Например, может создать огромный водяной шар и разрушить ворота крепости гидроударом, либо остановить бьющееся сердце, прекратив подачу крови к нему.
        3. МАГИЯ ЗЕМЛИ (ЧЕРНАЯ МАГИЯ НЕУПОКОЕННЫХ)
        Две первые категории магов презирают ее, считая нечистой. Маг земли может создать глубокую пропасть на пути вражеской армии или заклинанием поднять из земли мертвецов, которые будут подчиняться его воле. Сильные маги земли наиболее часто встречаются среди последователей культа Низших.
        4. МАГИЯ ОГНЯ
        Магия огня недоступна людям. Этим видом магии владеют только драконы.
        Заклинания
        УНИВЕРСАЛЬНЫЕ ЗАКЛИНАНИЯ
        Являются орудием и оружием магов - людей, умеющих взаимодействовать со стихиями. Простые заклинания почти не требуют подготовки. Более сложные необходимо создавать, тратя на них определенное время и силы. Некоторые созданные заклинания без применения быстро рассасываются, другие могут храниться столетиями, не теряя своей силы. Отдельные заклинания, созданные магами, могут применяться и простыми людьми, лишенными колдовских способностей. Такие заклинания являются предметом торговли.
        Огнетушитель
        Простейшее универсальное заклинание, которое может наложить даже самый слабый маг любой из стихий. Несет в себе губительное для огня действие воды (влажность), воздуха (порыв ветра тушит огонь) и земли (огонь, присыпанный землей, затухает). Накладывается на порох и любые другие легковоспламеняющиеся вещества, которые после наложения заклинания не возгораются.
        ЗАКЛИНАНИЯ ВОЗДУХА
        Серый дымок
        Несложное заклинание, обучающее языкам и наукам, известным самому заклинателю. Создается из дыма костра, на который накладывается требуемая информация. Без применения быстро рассасывается.
        Шар ветра
        Боевое заклинание. Представляет собой полупрозрачный шар, после запуска увеличивающийся в размерах. Наносит поражение людям и постройкам мощной воздушной волной.
        Осенняя прохлада
        Заклинание, излечивающее многие болезни, но требующее от мага воздуха больших энергозатрат. Известны случаи, когда маг, целую ночь выдувавший болезнь из человека, наутро сам заболевал или умирал.
        Морок
        Заклинание, отводящее глаза. Маг накладывает на пространство определенную картину, которая держится там от минуты до нескольких недель, в зависимости от силы заклинания.
        Воздушный щит
        Довольно простое защитное заклинание. Маг уплотняет воздушную среду вокруг себя или защищаемого объекта, после чего через этот щит не могут пройти другие люди, а также не пролетают стрелы и копья. Однако заклинание имеет свои слабые стороны: с Воздушным щитом маг не может быстро перемещаться. К тому же через воздушную преграду, контактирующую с землей, свободно проходят порождения магии земли - кутрубы, упыри и вурдалаки.
        Черный вихрь
        Всеразрушающее заклинание огромной силы. Готовится долго, требует от мага больших энергетических затрат. По эффекту схоже с очень сильным взрывом - освобожденный Черный вихрь разрушает все вокруг. При этом заклинание может убить и своего создателя, если тот окажется на его пути.
        Разрыв
        Несложное, но эффективное заклинание против одного противника, вследствие которого воздух, находящийся внутри тела, разрывает врага изнутри.
        ЗАКЛИНАНИЯ ВОДЫ
        Водяной шар
        Боевое заклинание. По желанию мага может иметь эффект гидроудара, гасить любой огонь (кроме драконьего) либо дезактивировать взрывчатые вещества.
        Штормовая звезда
        Редкий предмет-заклинание, созданный из воды Крайнего моря и притягивающий воду. Если Штормовую звезду положить в кадушку или кувшин, вода в ней никогда не закончится. Правда, в случае слишком активного использования этого предмета-заклинания могут опустеть колодцы в округе. Также Штормовая звезда придает воде особые свойства, как то: излечение некоторых заболеваний и растворение грязи на теле при помывке либо на одежде при стирке.
        Щит мертвой воды
        Заклинание, которое может создать только очень сильный маг. Монолитная водяная стена. Если живое существо коснется Щита, то заклинание мгновенно выпьет из него все соки, превратив в высохшую мумию. Обычно устанавливается как защита для дверей, ведущих в сокровищницы. В замороженном виде может служить укрытием для пехоты.
        Зеркало
        Практически невидимое магическое зеркало, отражающее заклинания магов других стихий.
        Дыхание пустыни
        Заклинание, высасывающее воду из живого существа и превращающее его в мумию.
        Перемещение
        Довольно опасное заклинание для того мага воды, кто рискнет его применить. Колдун превращает в пар собственное тело, после чего воссоздает его в другом месте. При этом существует опасность стать частью того предмета, который окажется на месте конечной точки перемещения, например врасти намертво в стену дома. В таких случаях маг умирает в мучениях.
        Кипение
        Боевое заклинание. Маг нагревает кровь внутри тела врага, после чего тот умирает в мучениях.
        ЗАКЛИНАНИЯ ЗЕМЛИ
        Строительство
        Мощное заклинание, доступное лишь очень сильным магам-Архитекторам. За непродолжительное время из подручного материала Архитектор может на скале построить замок либо выкопать глубокий ров в земле. Для этого требуется много энергии, вследствие чего возможны побочные эффекты. Самый распространенный - пробуждение мертвецов, переродившихся от энергетических всплесков магии земли.
        Воскрешение
        Целенаправленное пробуждение мертвых с целью заставить их служить себе. Одна из причин неприязни ко всем магам земли других колдунов, которые считают некромантию грязным занятием, недостойным звания мага. Хотя не исключено, что эта неприязнь лишь следствие зависти к способностям более сильных конкурентов, так как многие маги земли вообще не практикуют некромантию, занимаясь строительством, геологией и другими полезными занятиями.
        Ключ
        Заклинание, которое маг земли может наложить практически на любой предмет. Такой предмет будет открывать без ключа те замки в доме, которые отметит маг. Говорят, что сильный маг земли, специализирующийся на металлах, может создать Ключ от всех дверей, хотя не исключено, что это только легенда.
        Могильный холод
        Простое заклинание, служащее для временного обездвиживания противника. Доступно даже слабым магам земли. Впрочем, сильный маг тем же заклинанием может превратить человека в окоченевший труп.
        Ярмо
        Амулет-заклинание земли, выполненное в виде медальона. Повешенное на шею жертвы, полностью парализует ее, лишая способности к сопротивлению.
        Ночной туман
        Защитное заклинание, аналогичное Воздушному щиту. Установленное непосредственно на земле сильным магом, является практически непреодолимым барьером как для физического воздействия, так и для любых видов магии.
        Алмазный октаэдр
        Одноименная геометрическая фигура, содержащая в себе крайне мощное боевое заклинание, способное уничтожить дракона или большой отряд противника. Для создания и применения требует значительных затрат магии.
        ЗАКЛИНАНИЯ ОГНЯ
        Драконий огонь
        Неугасимый огонь, изрыгаемый драконом. От Драконьего огня даже каменные стены довольно быстро рассыпаются в песок. После того как цель уничтожена, обгорелые останки людей и зданий еще долго остаются горячими. На земле, которой коснулось данное заклинание, остаются Черные Пятна. Существует легенда, что искра Драконьего огня, заключенная в пробирку с кровью жреца Дракона, нейтрализует Огнетушитель.
        Дыхание Дракона
        Исцеляющее заклинание огня. Выжигает любые заболевания в организме зверя или человека.
        Мутанты
        ВУРДАЛАК
        Неупокоенный мертвец, которого похоронили в проклятую землю, где он переродился и ожил. Бывает похож на человека, а бывает, что и нет. У вурдалака нет души, это просто тупая хищная плоть, которую весьма непросто уничтожить. Но если вурдалаку отрубить голову, расчленить и закопать по частям, то он уже не встанет и со временем просто сгниет.
        УПЫРЬ
        Труп, который маг земли вызвал из Обители мертвых и забыл либо не удосужился отправить обратно. Даже если тело наполовину разложилось, у него есть душа, только измененная, так как побывала в Обители мертвых. Упырь намного умнее и хитрее вурдалака. Он почти человек, только питается исключительно чужой кровью. Если труп недолго в земле пролежал, так и не отличишь с первого взгляда, живой человек перед тобой стоит или оживший мертвец.
        Чтобы убить упыря, нужно поразить мозг или сердце. Это его не убьет, но, скорее всего, остановит ненадолго. Мертвый упырь считает себя человеком, и серьезные раны его… удивляют. Мол, как это? В голове топор торчит, а я жив! Вот тут и нужно его обезглавить. А еще лучше - применить казнь Z. Отсечь голову, разрубить туловище по диагонали через сердце, а потом отделить ноги. Тогда упыря можно и не закапывать, он уже точно не оживет.
        ГОРНЫЕ ВОЛКИ
        Волки-оборотни, обитающие в горах. Люди, живущие возле подножия гор, называют этих хищных чудовищ Хозяевами Ночи. Злющие твари величиной с теленка. Серые, мускулистые, с зубами, каждый из которых длиной с человеческий палец. Живут небольшими группами, но в пору великого голода могут сбиваться в огромные стаи, и тогда горе любым живым существам, оказавшимся на пути горных волков.
        Легенда гласит, что в незапамятные времена эти звери вышли из большого Черного Пятна, оставленного на земле первым проснувшимся драконом. Они когда-то были людьми, обидевшими того дракона, и в ОДНОЛУНИЕ пало на них первое драконье проклятие. С тех пор в ночи Однолуния, когда первая, большая луна Центрального мира (Старшая Сестра) загораживает меньшую вторую (Младшая Сестра), наступает время, когда горные волки-мутанты могут трансформироваться в людей, входить в их жилища и пить кровь спящих.
        Особенность: если по окончании Однолуния, длящегося неделю, оборотень не успеет снова стать волком, он остается человеком до следующего Однолуния. При всех преимуществах человеческого облика существуют два фактора, благодаря которым горные волки предпочитают оставаться волками.
        Первый: ЗОВ СЕСТЕР. Находясь долгое время в человеческом обличье, горный волк начинает чувствовать тоску по своему изначальному образу, которая усиливается в Однолуние. Помочь заглушить тоску может только употребление свежей человеческой крови.
        Второй: люди инстинктивно чувствуют истинную природу горного волка и стараются избегать общества оборотней. Известны случаи, когда волков в человеческом облике зверски убивали.
        ГОРНЫЕ ТРОЛЛИ
        Полулюди-полузвери. Согласно легендам, обладают невероятной силой, покрыты густой шерстью, живут в горных пещерах, скрываясь от людей. Толком о них никто ничего сказать не может. Скорее всего, потому, что тот, кто видел тролля вблизи, никогда и никому ничего больше не расскажет.
        ДРАКОНЫ
        Крылатые мутанты, появившиеся через столетие после Войны огненных стрел. Селятся преимущественно в горах, где вьют огромные гнезда для своего потомства. Обладают человеческим разумом, но на языке людей говорят плохо, предпочитая язык драконов.
        В Центральном мире идет извечная борьба между рыцарями, ищущими славы, и драконами. Оружие дракона - магия всепожирающего огня, недоступная людям. Взрослый дракон может сжечь целое поселение, на месте которого образуется Черное Пятно, пораженное Проклятием дракона. Из пепла Черного Пятна рождаются демоны-кутрубы, трупоеды-вампиры с когтистыми лапами.
        Люди, переступившие границу Черного Пятна или вышедшие из него, считаются пр?клятыми и активно преследуются как гильдией Чистильщиков Веры, так и остальным населением Центрального мира.
        КУТРУБЫ
        Демоны-вампиры, рождающиеся из Черных Пятен. Есть предположение, что кутрубы - это похороненные в землю мертвецы, оживленные Драконьим огнем и переродившиеся в нем. С виду похожи на больших мохнатых людей с уродливыми лицами, рогами, длинными клыками и когтистыми конечностями.
        Днем кутрубы зарываются в землю, а ночью выходят на охоту. Обладают способностью на расстоянии лишать свою жертву сил и способности к сопротивлению. Укус кутруба парализует жертву, превращая ее в долговременный источник пищи для ночного демона.
        Слюна кутруба обладает специфическим действием: демон может отгрызть у своей жертвы все четыре конечности, но организм при этом не воспринимает потерю как фатальную - кровь не вытекает из ран до тех пор, пока кутруб не примется ее оттуда высасывать. Пока жив мозг и бьется сердце, обездвиженный человек не умирает и с ужасом следит за тем, как чудовище медленно пожирает его.
        СЕНТИПИДЫ
        Гигантские сороконожки с человеческими лицами, обрамленными чувствительными щупальцами. Каждая лапа сентипида снабжена острыми когтями, кровь имеет свойство фосфоресцировать в темноте. Обитают в подземельях, вследствие чего обладают крайне плохим зрением, что компенсируется чувствительными рецепторами на кончиках щупалец, реагирующими на запах и движение воздуха. Сентипиды плотоядны, во время атаки издают громкое шипение, ошеломляюще действующее на жертву.
        Растения
        СИНИЙ ПАПОРОТНИК
        Произрастает в Долине живых папоротников. Сушеные листья этого растения используются местными богатеями в качестве дорогого наркотика, который можно купить на черном рынке. Раздобыть синий папоротник самостоятельно непросто. Долина, где он растет, смертельно опасна по двум причинам. В ней встречаются хищные растения, способные убить человека, а также она граничит с территорией, контролируемой кланами северных пиратов, которые, в том числе, сами промышляют добычей синего папоротника.
        ЗЕМЛЯНОЙ МОХ
        Мох, растущий преимущественно на кладбищах и в подземельях. Активно используется последователями Низших в создании заклинаний земли. В высушенном состоянии прекрасно горит.
        КУТРУБОВА КОЛЮЧКА
        Колючий кустарник, произрастающий на пепелищах. Единственное растение, которое может прижиться на Черных Пятнах, выжженных драконами.
        Ловушки, таинственные предметы и другие необъяснимые явления
        ЧЕРНЫЕ ПЯТНА
        Пятно на земле, выжженное разъяренным драконом. На этом месте долгие годы ничего не растет, и оно считается проклятым. Людей, ступивших на сожженную драконом землю, также считают проклятыми и убивают. Существует поверье, что в Черных Пятнах рождаются демоны-кутрубы. Также в них находят колдовские предметы, преобразованные Драконьим огнем. Говорят, тайная секта последователей Низших готова платить за них баснословные деньги. Слуги Высших также охотятся за этими предметами.
        НАСЛЕДИЕ УШЕДШИХ
        Оружие и ценные предметы, которые пережили столетия после Войны огненных стрел. Существует легенда, что гильдия Воинов Ночи и последователи Низших сумели сохранить кое-что из наследия Ушедших и даже отреставрировать эти предметы с помощью магии.
        ОДНОЛУНИЕ
        Астрономическое явление, когда первая, большая луна Центрального мира (Старшая Сестра) загораживает меньшую вторую (Младшая Сестра). В ночи Однолуния горные волки могут оборачиваться в людей, и наоборот. Известен феномен, называемый Зовом Сестер, который отрицательно влияет на горных волков, вовремя не перешедших из человеческого состояния в изначальное.
        ЗОВ СЕСТЕР
        Со временем горный волк, вовремя не вернувшийся из человеческого состояния в волчье, начинает чувствовать страшную тоску по своему изначальному образу, которая усиливается в Однолуние. Помочь заглушить эту тоску может только употребление свежей человеческой крови.
        ВОРОТА ВЕТРА
        Неизвестно кем и когда построенные древние деревянные ворота, разбросанные по всему Центральному миру. Маг, знающий, как ими пользоваться, может посредством особых заклинаний мгновенно перемещаться между Воротами.
        Болезни
        КАМЕННАЯ ХОЛЕРА
        Заболевание, равно опасное как для животных, так и для человека, к которому болезнь передается чаще всего от домашнего скота. Зараженные постепенно утрачивают подвижность до тех пор, пока не застывают на месте. Их кожа становится твердой и холодной, но внутри тела все еще происходят процессы жизнедеятельности. Больной все слышит и видит, может двигать глазными яблоками, функция дыхания сохраняется. Смерть наступает через несколько дней вследствие невозможности пить воду и принимать пищу.
        Злой город
        Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы…
        Библия,
        Второе послание к Коринфянам, 6:9
        Мститель за кровь сам может умертвить убийцу, лишь только встретит его…
        Библия,
        Второзаконие, 35:19
        Все события, описанные в этой книге, исторически достоверны и либо произошли на самом деле, либо вполне могли произойти.
        Автор
        Пролог
        - Не так буки выводишь!
        Строгий монах в черном клобуке[16 - Клобук - принадлежность облачения монаха малой схимы, головной убор в виде расширяющегося кверху цилиндра с тремя широкими лентами, спускающимися на спину.] и длинной рясе того же цвета, перехваченной в поясе простой веревкой, склонился над сидящим за столом отроком. Правая рука двинулась было взять у послушника перо и поправить - но тут же дернулась назад, спрятавшись в рукав рясы. Монах смутился и быстро отвернулся. Трудно привыкнуть даже к другим сапогам, если выбросил изношенные старые, прослужившие долгое время. Лишившись правой кисти, к крашеному деревянному подобию руки, сложенной в двуперстие, привыкнуть не в пример тяжелее, даже если и произошло это с десяток лет назад. Иной раз нет-нет - и забудешь об увечье. А обратно вспоминать ох как тяжко…
        - Что ж теперь делать, отец Даниил! - чуть не плача, повинился послушник. - Загублена харатья?[17 - Харатья (старорусск.) - пергамент.]
        Монах справился с собой и, повернувшись к столу, пробормотал:
        - Ладно, не кручинься, подправим. Ты, главное, не торопись. Буковицы - они терпения требуют.
        Отрок радостно кивнул, украдкой утер ладошкой выступившую слезинку, тщательно очистил перо и, макнув его в глиняную чернильницу, приготовился писать дальше.
        Монах снова стал размеренно диктовать. Его глубокий, сильный голос перекатывался под высокими сводами кельи, наполняя текст молитвенным величием:
        - Батый, разорив град Владимир, пленил города суздальские и пришел ко граду Козельску, в котором был князь молодой по имени Василий. Проведали нечестивые, что крепок дух горожан и словами лживыми не взять им града. Жители Козельска, собрав совет, порешили не сдаваться Батыю, сказав: «Хоть наш князь и молод, но положим жизни свои за него и, здесь славу сего мира приняв, там небесные венцы от Бога примем»[18 - Здесь и далее авторский перевод со старославянского. Ипатьевская летопись, Галицко-Волынский свод, «Побоище Батыево».].
        Послушник поднял голову.
        - Отец Даниил, - перебил он. - А про Митяя писать будем? Мне наш ордынец, тот, что крещение принял и сейчас на конюшне работает, сказывал, что Митяй самым первым за град Козельск бился отменно и большого ихнего богатыря свалил.
        - Не будем, - грустно покачал головой монах. - Харатьи мало, главное бы донести.
        - А разве это не главное?
        Ладонь левой руки монаха опустилась на плечо отрока.
        - О главном мы с тобой расскажем. А остальное пусть потомки далее передадут. Господь их наставит, я знаю…

* * *
        Конь шел, осторожно переставляя ноги, стараясь не поскользнуться в жидкой грязи. Копыта по бабки утопали в месиве, которое еще утром было дорогой. За ночь легкий морозец прихватил землю, но лучи утреннего солнца свели на нет последние усилия уходящей зимы.
        Коню очень не хотелось тревожить хозяина, расслабленно покачивающегося у него на спине в седле с удобными высокими луками, позволяющими всаднику не только метать стрелы в любую сторону, бросив поводья, но и спать на ходу.
        У хозяина были твердые пятки и плеть, сплетенная из тонких ремешков. Бывало, что хозяин пристегивал к концу плети железный шипастый шар и, со свистом рассекая воздух, ловко разил тем шаром многочисленных врагов, порой появлявшихся из ниоткуда. В остальное время, когда врагов не было, плеть без шара предназначалась для коня на случай, если тот вдруг ослушается. А коленями хозяин так умел сдавливать ребра скакуна, что еще неизвестно, что хуже - плеть или эти колени, обтянутые прочной кожей штанов, сработанных из жеребячьей шкуры.
        Конь боялся хозяина. Но в то же время ему очень хотелось есть. Он был молод, его кровь быстро бежала по венам, и для того, чтобы ее ток оставался таким же быстрым, требовалось много еды. Однако в последнее время с кормежкой было неважно. Зима выдалась лютой, и ох как непросто было выковыривать копытами из-под толщи снега жухлую прошлогоднюю траву.
        Но в воздухе уже явственно пахло весной. Чуткие ноздри коня уловили тоненькую струйку запаха, который снился коню всю долгую зиму.
        Слева от дороги каким-то чудом пробились сквозь подтаявшую толщу промерзшей грязи несколько робких травинок, вытолкнув наверх белую каплю подснежника.
        Конь забыл обо всем, сошел с дороги, потянулся, прихватил губами долгожданное лакомство - и, поскользнувшись, чуть не уронил седока в черно-коричневую жижу.
        Тело всадника среагировало раньше, чем он успел проснуться. Колени сжали бока коня, а тело резко наклонилось вправо, создавая противовес. Одновременно всадник ослабил повод заводной[19 - Заводной - второй, запасной конь. Степные воины всегда имели несколько коней для того, чтобы животные имели возможность отдохнуть от тяжести всадника. Имеются сведения, что ордынцы иногда имели до восьми заводных лошадей и во время атак сажали на них соломенные чучела, подкрепляя легенды об огромной численности их непобедимой армии, которая действительно была самой мощной военной силой того времени.] кобылы.
        Конь обрел равновесие, напрягся - и выпрыгнул на дорогу, фыркая и взбрыкивая ногами, словно урусская кошка, угодившая в лужу. Мигом налипшие на копыта тяжелые комья грязи полетели во все стороны.
        Тэхэ зашипел и вытянул коня плетью по крупу. Конь взвился было, но, получив второй удар, присмирел и пошел вперед, понуро повесив гривастую голову.
        «Проклятая кляча! - с ненавистью подумал Тэхэ, пряча боевую плеть в специальный чехол, притороченный к седлу. - Урусы[20 - Урусы - так ордынцы называли русских.] еще заплатят мне за моего коня!»
        Конь под сотником Тэхэ не был клячей. Напротив, это был один из лучших коней личного табуна хана Бату[21 - Хан Бату - хан Батый (1208 - 1255), ордынский хан, внук Чингисхана, предводитель степной Орды в завоевательных походах в Восточную Европу.], специально отловленный для родственника Великого хана после того, как до хана донесли, что конь племянника был убит под ним при штурме города Торжка. Просто дареный конь был молод и его еще многому надо было учить.
        Да и, признаться, Тэхэ рассчитывал на гораздо большее, чем даже самый наилучший конь в Орде[22 - Историческая справка. По мнению современных историков, понятие «монголо-татары» в корне неверно. Введено оно было в 1823 году профессором Санкт-Петербургского университета П. Наумовым и до недавнего времени использовалось в русской историографии. «Татарами» называли ордынцев в русских летописях, относя этот термин ко всем тюркским народам. Оно и понятно - не до выяснения этноса завоевателей было летописцам, когда их города жгли у них на глазах. Но еще Н. М. Карамзин отмечал: «Ни один из нынешних народов татарских не именует себя татарами, но каждый называется особенным именем земли своей…» Более того, судя по тексту «Сокровенного сказания», жизнеописания Чингисхана, составленного его современниками, татары были заклятыми врагами Орды. (Сокровенное сказание, § 214 «…когда мы сокрушили ненавистных врагов татар, этих убийц дедов и отцов наших, когда мы, в справедливое возмездие за их злодеяния, поголовно истребили татарский народ, примеряя детей их к тележной оси, тогда спасся и скитался одиноким бродягой
татарин Харгил-Шира…») Так что «монголо-татары» в этническом смысле - это не современные монголы и не татары, а именно орда завоевателей, состоящая из многих степных племен, объединенных волей одного человека - Чингисхана. Поэтому понятие «монголо-татары» с полным правом можно заменить определением, данным крупнейшим историком и ученым Средневековья Рашид-ад-дином (1247 - 1318) в его «Сборнике летописей»: «тюркские племена, прозвание которых было монголы». Само же слово «орда» в переводе есть не что иное, как название военной организации многих кочевых племен, созываемой для набега либо для обороны. В этих случаях помимо верховного хана выбирался походный хан орды - джехангир. Для покорения пространств к северу от Каспийского и Черного морей джехангиром был выбран Бату-хан (Батый).]. Например, что хан приблизит его к себе и знатному чингизиду[23 - Чингизид (тюркск.) - родственник Чингисхана.] Тэхэ больше не придется таскаться по землям урусов, возглавляя передовую разведывательную сотню тумена[24 - Тумен (тюркск.) - десять тысяч воинов.] Непобедимого Субэдэ[25 - Субэдэ (Субудай) - крупный военачальник
Чингисхана и Бату-хана, историческая личность. Непобедимый - прозвище Субэдэ.]. Должность, конечно, почетная, но на этой должности, как нигде, имелась прямая возможность как прославить свое имя, так и потерять его вместе с жизнью.
        Или, на худой конец, уж мог бы Великий хан выделить под руку племянника тумен. Ну, хоть не тумен, хоть тысячу всадников. А то ж позор: чингизид - и всего-навсего сотник! Это пусть для простых нукеров[26 - Нукер (тюркск.) - дружинник, телохранитель при нойоне - знатном ордынце. С XIV века термин употребляется в значении «слуга».] бронзовая пайцза[27 - Пайцза (тюркск.) - деревянная или металлическая прямоугольная пластина длиной около двадцати сантиметров с закругленными краями и письменами, являющаяся своеобразным документом для ордынского высокопоставленного лица.] сотника на поясе Тэхэ - предмет черной зависти. Для Тэхэ такая пайцза чуть ли не оскорбление.
        Тэхэ с ненавистью пнул пяткой подарок хана. Подарок обиженно всхрапнул и пошел чуть быстрее. Седоусый нукер, ехавший справа от Тэхэ на пегой кобыле на полкорпуса сзади коня начальника, осуждающе качнул головой. Нельзя степному воину обижать своего коня. Конь и воин - одно целое, части единого организма, бесполезные друг без друга, как бесполезны рука или нога, отрубленные от тела. Коня можно учить, можно наказывать, обучая. Но обижать - никогда! Кони, как и люди, могут долго помнить обиду. Пока не отомстят…
        Тэхэ потянул носом и скосил взгляд направо.
        Так и есть.
        Старый пень давно уже учуял запах дыма, но делает вид, что его это не касается. Вон, почти не глядя ткнул копьем в едва заметную норку, ловко выдернул оттуда трепыхающегося, жалобно верещащего суслика, молниеносным движением извлек нож из чехла, отмахнул зверьку голову, выпустил кишки, стянул шкурку, словно сапог, и засунул освежеванную тушку между седлом и потником - через десяток стрелищ[28 - Стрелище, перестрел - расстояние, на котором пущенная из лука стрела сохраняла убойную силу, около 200 метров.] отбитое и отжатое мясо сжует сырым. И словно бы нет ему дела до аппетитных запахов - мол, опытный воин и так проживет в походе. Но при этом дает возможность командиру отряда отличиться. Сам же никогда вперед не лезет. И, надо признать, всегда услужит вовремя и поддержит, если что. Как и молодой Шонхор, что едет за ним. Преданные псы, свято чтущие законы Великой Ясы[29 - Великая Яса - свод законов степных кочевников, авторство которого приписывали Чингисхану.] и в битвах не раз прикрывавшие спину своего сотника. Только можно ли им верить? Кто знает, что на уме у верных нукеров? Вполне может быть,
что случись чего - и, как этот конь, за пучок сладкого корма сбросят своего нойона в грязь и не почешутся. Никому верить нельзя!
        Сотник раздул пошире ноздри, отчего его плоское лицо приняло хищное выражение. Так и есть, топится урусская печь в деревянной юрте с труднопроизносимым названием «изба». За время похода Тэхэ научился на изрядном расстоянии по запаху отличать дым костра от дыма печи. Даже то, что в ней готовится, распознавать научился. Особенно это хорошо у него получалось с голодухи. А сейчас все ордынское войско особо не жировало, кроме разве что ханов, больших нойонов и всякой льстивой саранчи, к ним особо приближенной. Потому Тэхэ ясно различил, поймав широкой ноздрей едва уловимую струйку дыма - в пока невидимой за пригорком избе готовили вкусное варево с названием, очень похожим на чжурчженьское[30 - Чжурчжени - племена северной Маньчжурии, завоевавшие в XII веке Северный Китай и основавшие империю Цзинь (в переводе с китайского - Золотая империя), к описываемому времени полностью уничтоженную Ордой.], - «щи».
        Привычным движением Тэхэ пристегнул к хвосту плети железный шар, не глядя, едва касаясь, провел ладонью по рукояти сабли и оперению стрел, шевельнул лук в саадаке[31 - Саадак (тюркск.) - специальный чехол для лука либо название всего боевого снаряжения стрелка - лука, чехла для лука, колчана и стрел.] - легко ли вынимается? - и коротким движением плети указав отряду «вперед!», вонзил пятки в бока своего коня.

* * *
        Ранняя весна - всегда переполох в крестьянском хозяйстве. За долгую зиму накапливается всякое по мелочи. В колодце разная дрянь обнаруживается не пойми откуда - закрывай его деревянной крышкой, не закрывай, все равно по весне чистить надо.
        В конюшне крыша протекла - как снег подтаял, сверху Бурке на загривок закапало. Забор вон покосился, править надо.
        Степан решил начать с забора. Оно, конечно, не основное, но работы немного, до полудня можно управиться. А уж после и остальным заняться.
        Подправив топор точильным камнем, Степан вышел из дому.
        Эх, погодка, любо-дорого! Небо ясное, солнышко светит пока нежаркое, но уже яркое, весеннее, радостью душу наполняет. В огороде с раннего утра жена Дарьюшка в землице копается, коленями на подстеленной рогоже, а душой и руками вся в земле. Хоть и рано пока что-либо высевать, но пусть возится. Огород - бабье дело, может, заранее с землей-матушкой по-женски о чем-то договаривается. Не зря ж городские удивляются, когда Степан овощи со своего огорода на ярмарку привозит, - и где такое выросло пузатое да румяное? Где-где, да у вас же под боком, на огороде у изверга[32 - Изверг (старорусск.) - человек, живущий отдельно от общины и ведущий хозяйство самостоятельно.] Степана, что пару лет назад решил отдельно от города своим умом жить.
        На завалинке лежал кулек из домотканой холстины. Из кулька раздался писк. Правильно Дарьюшка решила сына на свежий воздух вынести. Пусть растет богатырем, а для начала к весенней свежести привыкает. Закаленный воин и в зимнюю стужу не погибнет, и, случись чего, в трескучий мороз живым из полыньи выплывет.
        Степан подошел к забору, примерился, пристукнул было обушком кол, вытолкнутый кверху размокшей землей, замахнулся для второго удара - и застыл на месте.
        Конский топот. Копыта частой дробью с чавканьем падают в грязь. Звук из-за избы. Всадник! К добру или к худу?
        Степан сноровисто вертанул в руках топор, слегка присел, приготовился. Долгие годы жизни в Козельске, стоящем на границе Руси и Дикого поля[33 - Дикое поле - историческое название степей между Доном, верхней Окой и левыми притоками Днепра и Десны, с просторов которых на Русь совершали набеги кочевые племена.], хочешь не хочешь приучат каждого горожанина держать в руках оружие. Много с того поля нечисти на Русь выплеснулось, а та, что нынче по русским землям гуляет, - страшнее всех.
        Орда.
        Захлестнула, как половодье огненное, от края до края, и горят города, словно муравьиные кучи в лесном пожарище. И накроет ли тот пожар Козельск али мимо прокатится - одному Господу Богу ведомо.
        Из-за угла избы вылетел всадник. Лихо осадил коня, привстал на стременах, вздел меч кверху…
        Тьфу!
        Степан опустил топор.
        Племяш в гости пожаловал! Удаль молодецкую девать некуда, мечом салютует, словно князю, что рать в поход собирает.
        - Тимоха! Ну, напугал, чертяка!
        Степан положил топор на завалинку, одним прыжком подскочил к коню и, схватив в охапку спешившегося родственника - даром что витязь в полной воинской сброе, - приподнял его над землей, словно отрока.
        - Т-ты чего, дядька Степан?!
        - Того! Думаешь, одному тебе удали молодецкой девать некуда?
        Степан поставил слегка задохнувшегося от медвежьих объятий племянника на землю.
        И у обоих рты до ушей. А как же иначе? Считай, с осени друг друга не видели. Зимой на дальний дядькин хутор не шибко проберешься - заносы снежные, да и воевода козельский строг к гридням[34 - Гридень (старорусск.) - воин княжеской дружины.], особо по гостям не разгуляешься. Спасибо, хоть сейчас отпустил витязя на побывку.
        - Ну, здорово, племяш! Сказывай, какими ветрами к нам на выселки занесло?
        - Здрав будь, дядя Степан, - выдохнул ратник. - Уффф! Кабы не латы, все ребра б переломал! Ну и силища у тебя!
        - На латы и рассчитывал, - хитро улыбнулся Степан. - Нешто мы печенеги, чтобы свою родню увечить? Ты лучше сказывай, каким ветром тебя к нам занесло?
        - Да вот, спросился у десятника родных навестить, - улыбнулся Тимоха. - Почитай, сто лет вас не видел!
        - Ну, коли так, проходи в дом, - сказал Степан.
        - Так это… Я тут, смотрю, чуток не ко времени пожаловал, - кивнул на отложенный топор витязь.
        - Ради такого дела забор подождет.
        - Дядь Степан, так, может, я подсоблю?
        - Подсобишь, подсобишь, а как же, - хмыкнул Степан. - А то в детинце[35 - Детинец (старорусск.) - название внутренней крепости в русском средневековом городе, в которой могли находиться казармы княжеской дружины и тренировочные полигоны. Часто в самом детинце строилась и резиденция князя.] топорами да секирами за зиму не намахался. Пошли в дом. И не прекословь, когда старшие родственники говорят!
        - Как скажешь, дядь Степан, - покорился Тимоха. - Только дозволь сначала коня искупать.
        - Это можно, - согласился Степан. - Первую воинскую заповедь ты хорошо усвоил - сперва конь да оружие, а опосля все остальное. Дорогу к речке не забыл, поди?
        - Не забыл. Я мигом!
        - Погоди, вместе пойдем, - сказал Степан, направляясь к конюшне. - Я своего Бурку заседлаю, застоялся за зиму, пусть разомнется. До реки вскачь, кто кого обгонит, не забоишься с дядькой помериться, как когда-то?
        - А то! - расплылся в улыбке витязь. Степан улыбнулся в ответ.
        - Да и сами искупаемся. Водица хоть еще и холодна, да целебна. Кто ранней весной в реке купается, от того весь год болезни бегут как черти от ладана.
        Из конюшни послышалось ржание. Заслышав шаги хозяина, конь подал голос - мол, здесь я, про меня не забудьте!
        Степан открыл скрипучую дверь и вывел рослого гнедого зверя. С первого взгляда ясно было - не крестьянская это кляча, а настоящий боевой конь с широкими бабками и породистой головой, красиво посаженной на мощную шею.
        Увидев гридня, Бурка вытянул шею и, тонко заржав, ткнулся мягкими губами парню в ладони - мол, где угощение-то?
        - Узнал, - хмыкнул Степан, накидывая седло на широкую спину коня. - Чисто собака какая. Только что хвостом не виляет и кости не грызет.
        - Ох ты, батюшки, забыл совсем! - спохватился Тимоха, развязывая седельную суму и доставая оттуда объемистый узелок и пряник. - Вот гостинцы вам. И тебе, - сказал он, протягивая пряник коню. Бурка угощение схрумкал мгновенно, после чего кивнул головой - спасибо, мол, старый знакомец, уважил.
        Степан же возмутился.
        - Ты что, племяш, удумал? Али решил, что ежели живем на отшибе, так нам и гостя накормить нечем?
        - Да бог с тобой, дядя Степан, - улыбнулся ратник. - Это ж пряники. Таких пряников, как в Козельске пекут, во всей округе не сыщешь. Вон, Бурка особо не артачился, знает, что вкуснее козельских пряников не сыщешь.
        - Ну, положим, моя Дарьюшка печет не хуже, - проворчал Степан. - Но все равно спасибо. Пускай покуда на завалинке полежат - вернемся с речки, под медовуху разберемся с твоими гостинцами.
        Ребенок при виде отца и дяди выпростал ручонки из холстины, замахал ими и радостно засмеялся.
        - Ишь ты, дядьку признал! - удивился Степан, кладя узелок с пряниками рядом с сыном.
        На голос ребенка обернулась молодая женщина, до этого настолько увлеченная своим огородом, что ни топота копыт, ни разговора мужчин не услыхала. Поднялась с колен, отряхнула подол, подошла, но стала в сторонке - негоже бабе первой в мужской разговор встревать.
        Степан спрятал улыбку в бороде. Ладная у него жена. Послушная да работящая, к тому же еще и красавица, каких поискать.
        - Дарьюшка, забирай дите, гостинцы и приготовь-ка нам чего-нить пожевать, - сказал Степан ласково. - Да и выпить бы ради такого случая не грех.
        Женщина улыбнулась.
        И у нее муж справный, хоть и строгий. А главное - любимый. Тряхнула мужниным подарком - тяжелыми серебряными серьгами с изображением Лады-рожаницы[36 - Лада - древнеславянская покровительница брака, семьи, любви, веселья, в данном случае отголосок языческих традиций христианской Руси.], улыбнулась озорно, поклонилась витязю.
        - Здрав будь, боярин! То-то я смотрю, кто это такой бравый да статный к нам приехал. А как вымахал за зиму-то!
        Гридень, даром что с виду лихой вояка, в шишаке да в полном воинском доспехе, вздетом скорее для виду, нежели для дела - не биться ведь в дом родственника собрался, а в гости, - покраснел как мальчишка и опустил глаза.
        - Да будет тебе, теть Дарья. Какой из меня боярин?
        Однако родственница не угомонилась, продолжая сверкать белозубой улыбкой, от которой пару лет назад сходили с ума все козельские щеголи. И не от них ли подале увез дядька Степан красу-девицу молодую жену в чисто поле за три дня езды от стен родного града?
        - А какая ж я тебе тетя, коли всего на две весны тебя старше?
        Неизвестно, с чего это вдруг, но стало витязю жарко под доспехом, хоть и не травень месяц[37 - Травень (старорусск.) - май.] на дворе.
        Неловкой сцене конец положил Степан.
        - Дарья! Иди в дом, говорю! Совсем парня засмущала.
        Молодая женщина вздрогнула и засуетилась, поняв, что в веселье своем слегка переборщила:
        - Сейчас, Степушка, я уж, почитай, в огороде закончила. Только рогожку заберу. А щи-то в печи горячие, вы уж там поскорее. Ты ж знаешь, мне стол собрать, что тебе топором махнуть.
        Степан кивнул и, держа коней под узцы, мужчины направились по едва заметной тропинке к утоптанной широкой дороге, ведущей к реке.
        - Дядя Степан, а чего вы на отшибе живете? - спросил витязь, скорее для того, чтоб порушить неловкое молчание. Суров дядька Степан, ох суров. Нелегко, небось, приходится молодой жене. Однако, несмотря на суровость, заметил племянник, как одно лишь мгновение смотрели друг на друга Степан и Дарья. Лишь мгновение - а понятно все, и слов не надо. Любовь - она лишних слов не требует.
        - Ведь Дикое поле рядом, - продолжал мысль гридень, - рукой подать. А там и Орда не за горами. Не дай бог нагрянет…
        Степан усмехнулся невесело:
        - И что?
        - Как что? Ну, в городе за стенами все ж спокойнее…
        Степан вздохнул, отгоняя воспоминания. Вновь заныл длинный старый шрам на шее - память о Калке-реке[38 - Битва объединенного войска русских князей и половцев с Ордой на реке Калке произошла в 1223 году и окончилась полным разгромом русско-половецкого войска из-за отсутствия единого командования среди княжеских войск, а также по вине половцев, в панике бежавших под натиском Орды и опрокинувших русский строй.], с коей немногие домой вернулись. А не вернулось - без счета.
        - Знаешь, племяш, подальше от людей да князей - оно поспокойнее будет, - ответил он. - Да и уберегли ли нычне твои стены от Орды Владимир-град, а до того Московию с Рязанью?
        - Так-то оно так, - понурив голову, согласился витязь, сжимая кулак в усиленной железом боевой рукавице. - Эх, если б князья в свое время одним кулаком ударили, мы б, глядишь, ту Орду еще на Калке-реке побили.
        Степан снова хмыкнул:
        - Вы б побили. Ты, поди, в то время лихое еще под стол пешком ходил… Но в одном ты прав. Кулак - оно завсегда лучше. В кулаке сила, в единстве. А когда каждый палец в свою сторону кажет, такие пальцы переломать ой как просто…
        Дарья медленно свернула рогожу, разрывая извечную связь двух рожениц - женщины и матери-земли, - и мысленно поблагодарила живую почву - и за прошлые урожаи, и за тот, что она их семье нынче дать собирается. После чего подняла глаза.
        Ее мужчина удалялся, ведя неторопливую беседу с родственником. Хорошая примета - глядеть вслед любимому, даже если уходит он ненадолго. Тогда не забудет он никогда тех, кто ждет его дома, и завсегда дойдет до того места, куда собирался дойти…
        Сзади послышался топот копыт. Кого это еще Господь послал? Что за день, гости один за другим?..
        Дарья обернулась - и даже не успела подивиться странным гостям с одинаковыми плоскими лицами и раскосыми глазами, одетым в длиннополые доспехи, напоминающие халаты.
        Она и боли-то не почувствовала от стрелы, клюнувшей ее в грудь. Лишь мысль прилетела: «Вороги напали! Сын…» Прилетела - и оборвалась вместе с криком, лишь на четверть выкричанном, да двумя другими стрелами оборванном.
        Дарья против воли медленно опустилась на колени. Бежать хотелось - к сыну, к мужу, спасти, предупредить! - а силы как-то сразу оставили. И с последним вздохом светлая душа женщины взлетела вверх, в свой последний путь, а тело, сминая тростниковые древки ордынских стрел, вновь обнялось с землей - теперь уж в вечной, неразрывной связи…
        Степан обернулся. Последний крик жены не звуком - сердцем почувствовал.
        И увидел.
        Мимо его дома пронеслась огромная тень. Взлетела, опустилась плеть с железным шаром на конце, с завалинки на узелок с пряниками плеснуло красным.
        Степан глухо взревел и бросился вперед - смять, задушить, разорвать на части!..
        Но сзади на спину навалилось тяжелое.
        Степан потерял равновесие и упал лицом в грязь. Тело в полном доспехе - все ж нелегкая ноша, как ни крути.
        - На коней, дядя Степан! Быстро, пока не заметили! - прошипел племянник на ухо родственнику, придавливая к земле, вминая в грязь лицо вместе с ревом медвежьим, рвущимся из груди. Степан напрягся, отжал руками тело от земли, сплюнул в рот набившееся, выдавил из себя не крик - хрип.
        - Там Дарьюшка… Сын…
        Меч с шипением покинул ножны. Выхватывать оружие ратников учили из любого положения.
        Почувствовав слабину, Степан рванулся из захвата.
        - Т-ты! Там мои…
        Яблоко меча[39 - Яблоко меча - округлое навершие на конце рукояти европейского и русского меча, служащее противовесом клинку.] жестко опустилось на его затылок, и Степан снова ткнулся лицом в грязь.
        - Ты еще отомстишь за них, дядька Степан, - приговаривал Тимоха, взваливая на Бурку бесчувственное тело его хозяина. - Надо люд в Козельске предупредить. А опосля вместе воздадим супостатам сторицей!
        Вскочив на своего коня, ратник рванул с места в галоп, уводя в поводу Бурку, который даже не успел удивиться - с чего это вдруг хозяин оказался у него на спине в странном положении - на животе, а руки с ногами под подпругой ремнем перехвачены.
        Кони удалялись. А вслед за ними черными клубами стелился дым от горящего хутора, сослуживший беглецам хорошую службу, прикрыв их от взглядов воинов в длиннополых доспехах, ликовавших по поводу своей легкой и страшной победы.

* * *
        Крепки и высоки козельские стены, сложенные из стволов вековых деревьев. Сработаны добротно, на века, в три бревна, каждое бревно в два обхвата, поверху полати[40 - Полати (старорусск.) - здесь проход вдоль тына с внутренней стороны крепостной стены.], над полатями - двускатная крыша в два теса от непогоды, но пуще - от стрел, летящих навесом. На такой стене и ратникам в бою есть где развернуться, и даже всаднику проехать можно, ежели кому блажь такая в голову придет. Сплошной деревянный тын[41 - Тын - забор из вертикально укрепленных, иногда заостренных бревен.] защищает воинов от вражеских стрел. Посредине каждой стены и по углам - сторожевые башни с бойницами. На каждой стене по два-три крепостных самострела[42 - Крепостной самострел - русский аналог европейской баллисты, широко распространенный на Руси в X - XV веке, но почему-то слабо отраженный в исторических исследованиях, как и обычный самострел - аналог европейского арбалета.] ощетинились жалами больших стрел - болтов - с наконечниками впятеро тяжелее обычных. Всех трудов воину только подбежать да тетиву взвести - и готов непрошеному
гостю смертельный гостинец. Такая стрела, пущенная умелой рукой, прошибает насквозь всадника вместе с конем и еще на половину своей длины в землю уходит.
        Под стенами - глубокий ров. Через ров перекинут тяжелый подъемный мост на цепях, которые накрути на ворот, стоящий внутри крепости, и станет поднятый мост лишним щитом для мощных дубовых ворот, которые сейчас открыты нараспашку. Однако у железного ворота, поднимающего мост и одновременно запирающего ворота, постоянно дежурят оружные отроки[43 - Отрок (старорусск.) - младший княжеский дружинник.] из детинца - мало ли что? Беда из Степи приходит всегда неожиданно…
        Хорошо защищен град Козельск - да оно и понятно. Выстроенная на границе с Диким полем крепость, охраняющая торговый путь, по которому и в мирное, и в военное время в обе стороны идут караваны с товарами, не может быть иной. Так говорилось половцам, с которыми до поры в мире были, когда те вопрошали - не от нас ли обороняться собираетесь? На самом же деле не для охраны торгового тракта и не для обороны купцов от половецких шаек строили эдакую твердыню.
        Козельск - русский щит от Дикого поля, который еще Степью порой называют. Случись серьезный набег - первый удар примет на себя город Козельск. Оттого и детинец внутри города велик, поболе, чем в той же Рязани будет. И каждый житель города с малолетства к воинскому делу приучен. Не с мечом - так с луком, копьем или с самострелом искусен. Даже старый дед Евсей, который уж забыл давно, сколько весен на свете прожил, и тот засапожный нож за три сажени[44 - Сажень - древняя (прямая) сажень определялась расстоянием между большими пальцами разведенных в стороны рук человека и была равна примерно 152 см. В 1835 году указом Николая I длина сажени стала равна 7 английским футам (2,1336 м).] в яблоко всадить может.
        Да только говорят, нынче набег другим путем пошел. Гуляет по Руси горе невиданное - степная Орда, сметая все на пути своем. В Козельске же не то что верных вестей - слухов и тех не дождешься. Потому как часто некому те слухи принести. Не щадит Орда на своем пути никого, кто меч против них поднял. А нынче вся Русь и есть тот меч, который Орда грызет неистово железной пастью. И серьезные щербины уже на том мече, того и гляди - переломится.
        Но пока все тихо в приграничном городе-крепости. Жизнь идет своим чередом. Стучат в кузницах кузнецы, бабы вон за водой направились с коромыслами, детишки босоногие из стылой грязи куличи лепят, воевода по улице проехал, спешился у ворот, домой к себе пошел, ведя коня в поводу. Не в броне[45 - Броня, бронь, сброя - так на Руси назывался боевой доспех воина.] воевода, только с мечом у пояса. Но на то ж он и воевода, чтобы с мечом ходить, звание обязывает. А что не в броне - то хорошо. Стало быть, ничего подозрительного на пять верст в округе не видят на башнях дозорные. Тихое утро.
        Видный светловолосый молодец в потертом тулупчике вышел из кузницы, внимательно рассматривая новый охотничий нож. Знатный нож, ничего не скажешь. Кузнец Иван других и не делает. За такой не жалко бобровой шкурки отдать.
        Парень провел лезвием поверх руки, сдул сбритые волоски. Эх, хороша работа! Такой нож не сразу затупится и не сломается об медвежью кость, случись с Хозяином леса накоротке перемолвиться.
        Молодец нехотя спрятал новое приобретение за голенище сапога и поднял глаза. На его лице расплылась радостная улыбка.
        По улице шла девица-краса в нарядном полушубке, неся на расписном коромысле небольшие ведра с водой. И лесному ежу понятно, что вроде как незачем воеводиной дочке по воду ходить, на то дворня есть. Но в тереме скучно, а у колодца все козельские девки собираются посплетничать. Так как тут дома усидеть? Да и по дороге туда-обратно сколько ж парней по пути встречается. Улыбаются, подмигивают, жаль только, подойти боятся. Строг воевода козельский, и кулак у него - как помойная бадья. Даже бить не надо, просто опустит на темечко - и осядешь на землю, словно куль с навозом, мозги свои непутевые в весенней грязище искать.
        Но парень, видать, попался отчаянный и воеводиного гнева особо не опасался. Рванув с места, он в два прыжка догнал девушку и, пристроившись сбоку, пошел рядом.
        - Помочь, Настасьюшка?
        Девушка улыбнулась и опустила глаза.
        - Благодарствую, Никита, сама уж как-нибудь. До дома, почитай, пара шагов осталась.
        Действительно, до ворот воеводиного подворья осталось совсем немного. Парень, которого девушка назвала Никитой, наклонился к ее уху и горячо зашептал:
        - Настасьюшка, я тут это… Ежели сватов зашлю? Пойдешь за меня?
        Лицо девушки залилось румянцем, словно маков цвет. Качнулись ведра на коромысле, плеснув студеной водой на шествующего через улицу важного петуха, отчего тот, подпрыгнув и издав глоткой что-то совсем непетушиное, припустил вдоль улицы не хуже воеводина скакуна.
        - Да что ты, Никитка, ей-богу!
        Девушка ускорила шаг и гибкой лаской юркнула в ворота. Однако через мгновение из-за полуоткрытой створки показалась розовая мордашка, с которой и не думал сходить румянец.
        - А и зашли, - бросила скороговоркой. - Ежели батюшка не воспрепятствует, тогда, может быть…
        Не договорив, мордашка исчезла. Захлопнулись тяжелые створки, лязгнула заворина[46 - Заворина (старорусск.) - засов.].
        Никита сорвал с головы шапку, метнул под ноги в лужу воды, выплеснутой из Настиного ведра, и прошелся вокруг той лужи вприсядку.
        - А зашлю! - вскричал. Наплевать, что народ кругом, - пущщай слышат! - Вдруг не откажет Настин батюшка! Вдруг повезет несказанно и мне в кои-то веки!
        Однако народу, похоже, было не до Никиты. Знакомый ярмарочный скоморох Васька, шедший мимо, услышав Никитов вопль, вместо того чтоб подколоть жениха по-дружески весело да с прибауткой, лишь буркнул на ходу сквозь зубы «здор?во, Никита» и быстро прошел мимо.
        - Вдруг оно ничего не бывает, парень, - послышалось за спиной.
        Никита обернулся.
        Сзади стоял дед Евсей. Мужик в прошлом разбитной, лихой вояка из княжьей дружины, однако выпертый оттуда воеводой за пристрастие к хмельной медовухе, что с ратной наукой есть вещь ну никак не совместная. Однако, несмотря на грехи молодости, еще многое что мог дед Евсей показать юным гридням… когда не был налит до бесчувствия напитком, погубившим некогда его ратную карьеру. Сейчас дед Евсей тоже был слегка поддат, но на ногах держался крепко.
        - Об чем ты, дядька Евсей? - спросил Никита, наморщив лоб.
        - Да все об том же, - вздохнул дед, наклоняясь и выуживая из лужи Никитину шапку.
        - Ладно тебе, дядька Евсей, - засмущался Никита. - Благодарствую, я уж сам как-нибудь…
        - Вот то-то и оно, что как-нибудь, - снова вздохнул дед, отжимая шапку и протягивая ее парню. - Все в этой лядащей жизни как-нибудь да через одно место.
        Сказал - и, плюнув смачно под ноги, с душой втер лаптем в землю выплюнутое. На Никиту дохнуло густым перегаром.
        Никита поморщился, но послать старого человека нехорошим словом подальше было неловко. Потому Никита, соблюдая приличия, повторил:
        - Ты об чем толкуешь-то, дядька Евсей?
        - Об свадьбе твоей, - глухо сказал Евсей, отворачиваясь. - Которой не будет. Ты уж крепись, парень.
        - Как так «не будет»? - выдохнул Никита, теряя терпение. - Да ты…
        - Твой брат старшой к ее батьке уже сегодня с утра пораньше сам вперед своих сватов в дом пожаловал. Сейчас, поди, уже воеводу дождался. Небось, сидят, договариваются.
        Лицо Никиты окаменело.
        - Семен?!! Как?!!
        Старик сделал шаг и положил на плечи парня руки, похожие на узловатые корни деревьев.
        - Вот так, - сказал жестко. - И полну шапку серебряных гривен в приданое дает.
        У Никиты подкосились коленки. Словно под весом тяжелых стариковских ладоней, парень медленно осел на землю. И прошептал растерянно, еле слышно:
        - Дядька Евсей, так что ж мне делать-то теперь? Мне ж без нее не жить!
        Широкая ладонь, рассеченная надвое старым шрамом, неумело погладила парня по непослушным вихрам.
        - Да не убивайся ты так, Никитка, - сказал Евсей, другой ладонью согнав с ресницы непрошеную соринку, от которой в глазу защипало. - Баб на земле - как зерен в амбаре. Опоздал ты маленько, поздно с охоты нынче вернулся. Да, кстати, ты ж вроде как из охотников в ратники податься собирался? Вот князь наш малый Василий подрастет, в поход соберется. К тому времени и ты, глядишь, в детинце ратному делу обучишься. Вернешься с походу в сброе, при коне, да в переметных сумах серебро звякать будет, а не ветер свистеть, - вот тады и жениться можно.
        Никита вскочил на ноги. Ударила в голову пьяняще-красная волна, застив взор, метнулась к голенищу ладонь, словно сам собой оказался в руке новый нож.
        - Я ее сейчас люблю! Да я Семена за это…
        О-ох!!!
        Никита захлебнулся криком и вторично осел на землю. А пьяненький дед присел рядом, уложив свою словно деревянную руку парню на плечо. Понятно, что дернись - прижмет та рука шею вторично, а с нею и ярость безрассудную обратно в печенку загонит.
        - Не гоношись, парень, - строго сказал дед Евсей. - Дай слово, что бузить боле не будешь, тады нож отдам.
        Никита кивнул, принял обратно свой нож, неведомо каким образом оказавшийся у деда в руке, засунул его за голенище и насупился, едва сдерживая предательские ребячьи слезы, недостойные взрослого и многоопытного охотника, коему уже без малого восемнадцать весен минуло.
        - Кулаками здесь вряд ли делу поможешь, - продолжал дед Евсей. - А на всякую силу другая сила найдется, посильнее. Ты люби, люби. А еще лучше поплачь. Так оно скорее перелюбится. Только не на людях плачь, а домой иди. Негоже будущему ратнику при всем честном народе слезьми заливаться. Сам дойдешь, дурить не будешь?
        Никита кивнул вторично.
        - Ну и ладно, - сказал дед Евсей, вставая. - Ежели бы ты знал, сколь раз я за свою жизнь вот так по бабе убивался, - подивился б изрядно. Но попомни мои слова: от такого горя первейшее средство - моченое яблочко и жбан медовухи. Причем яблочко - продукт несущественный, ежели и нету его - и так ладно. Но вот без остального - никак нельзя…
        Никита, не слушая, шел… по дороге ли, не по дороге - какая разница? Лишь бы подальше от занудного, не по возрасту сноровистого деда и от запертых ворот, за которыми сейчас творилось невыносимое…
        На другой стороне улицы распахнулась дверь большой, добротно сложенной кузни. Из широкого дверного проема на улицу дохнуло жаром. Вместе с жаром наружу шагнул бородатый мужик, под плечи которого, вероятно, тот проем и рубился - в иной ему бы боком входить пришлось. Следом за кузнецом выволокся слегка задохнувшийся и оттого бледный с лица подмастерье, плечами и статью учителя не догнавший, но бороду отрастивший уже на треть длины бороды учителя.
        Кузнец вдохнул-выдохнул пару раз, словно кузнечные мехи, прокачал легкие, выгоняя накопившуюся в них угольную пыль. Мимо него, чуть не задев бородача плечом, прошел Никита, ничего не видя перед собой. Кузнец посторонился, пропуская парня, и еще некоторое время смотрел ему в спину, морща лоб и покусывая нижнюю губу.
        - Ох, не дело затеял воевода дочку супротив воли за постылого выдавать, - глухо сказал он наконец. - Да и Никита, того и гляди, руки на себя наложит.
        Подмастерье пожал плечами.
        - Дык на то он и воевода, дядька Иван. Абы кого княжьим пестуном[47 - Пестун (старорусск.) - учитель.] не поставят. Нам-то что - мы люди маленькие.
        Кузнец медленно обернулся, посмотрел на подмастерье задумчиво, после чего влепил ему увесистый подзатыльник ладонью, твердостью от железа почти неотличимой.
        - Понимал бы чего, недоросль! - резко выплюнул слова Иван, словно молотом ударил. - А еще кузнецом стать собрался! Негоже это, когда люди супротив закона Божьего идут!
        Подмастерье с опаской ощупал затылок. Шишки, похоже, не миновать. Хорошо, что по затылку вдарил, а не в подглазье, а то б и по улице не пройти - девки засмеют.
        Тяжела наука у кузнеца Ивана! А куда деваться? Считай, повезло. Иван первейший коваль не только в Козельске, но и на многие версты вокруг него. И тут два пути - либо науку перенимай, либо обратно на улицу иди, коль такой умный. Хошь в побирушки, хошь в ушкуйники[48 - Ушкуйники (старорусск.) - речные разбойники, занимающиеся грабежом на ушкуях - ладьях, вмещавших до тридцати человек.]. Да только пока та наука переймется, своя умная голова кузнецовыми ладонями в чушку перекуется, ни одна шапка не налезет.
        - Да я чо? Я ничо, я ж так сказал… - пробормотал подмастерье, на всякий случай готовясь прикрыться руками. А все ж любопытство пересилило. - А это, дядя Иван, только вот непонятно - где есть здесь закон Божий? Воля родительская - это ж и есть закон?
        Иван грохнул кулачищем в косяк, подмастерье мысленно перекрестился.
        - Дурень! - взревел кузнец. - Совесть человеческая - это и есть закон Божий! И когда супротив совести за серебряную гривну родную дочь отдают… Э, да что там! Пошли, хватит лясы точить, работа не ждет!
        Кузнец повернулся, впихнул подмастерье обратно в кузню, вошел следом и громко хлопнул дверью так, что со стрехи на крыльцо посыпалась труха и шумно взлетела с резного конька крыши сонная ворона, оглашая улицу дурным возмущенным криком.

* * *
        Тусклый свет едва пробивался в окно, затянутое мутным бычьим пузырем. Но весеннее солнце хоть и не жаркое, но упорное. Не теплом, а упрямством перебарывает суровую старуху зиму, которая хошь не хошь, а вынуждена отступать в далекие северные земли под давлением набирающего силу древнего Ярилы[49 - Ярило - древнеславянский бог солнца и плодородия.].
        Настойчивый лучик все ж таки пробился сквозь муть пузыря и, добравшись до большого камня, вделанного в массивное золотое кольцо, заиграл, преломляясь в гранях и обретая утраченную силу.
        Кольцо было надето на толстый волосатый палец, который вкупе с такими же волосатыми соседями составлял десницу[50 - Десница (старорусск.) - правая рука.] уважаемого в городе купца Семена Васильевича, который нынче соизволил посетить дом городского воеводы и покуда сидел в горнице за пустым столом, дожидаясь хозяина. Время от времени купец как бы невзначай поворачивал десницу и так и эдак, любуясь игрой камня и ухмыляясь при этом в бороду каким-то своим донельзя приятным мыслям.
        Хлопнули ворота, процокали по двору конские копыта. Гость хмыкнул довольно - и тут же придал лицу усталое выражение крайне занятого человека, оторвавшегося от дел величайшей важности ради незначительной безделицы.
        Хозяин долго ждать себя не заставил. Скрипнули пару раз ступени, принимая на себя тяжесть мощного тела, и, пригнувшись слегка, дабы не задеть дверной косяк шеломом, в горницу вошел хозяин. Прищурился, словно, попав с улицы в темень, не узнавая гостя и давая тому возможность поприветствовать хозяина первым. Однако гость особо не торопился с поклонами, а тоже прищурился, будто со свету, хлынувшему в горницу из-за распахнутой двери, после чего неторопливо приподнялся с лавки, и, выждав время, когда и хозяину уж пора бы распознать, кто перед ним, отвесил поклон с воеводой одновременно.
        - Здрав будь, Федор Савельевич, воевода козельский, рад видеть тебя в силе и здравии, - проговорил медленно и степенно Семен Васильевич голосом, в котором радости особо не чувствовалось. - Чтой-то не признал я тебя сразу в шеломе, богатым будешь.
        - И тебе поздорову, купец тороватый, - ответил воевода, снимая шлем и отворачиваясь к оружейной стойке. Так что, произнося последние слова приветствия, пришлось купцу созерцать воеводину спину.
        Посозерцал. Подождал, пока воевода, разобравшись со шлемом, снимет перевязь с мечом и туда же на стойку пристроит. Притушил в груди вспыхнувшую было не к месту обиду - стоит ли дурь показывать, когда сам по делу пришел? Ясно дело, не стоит. Хочется хозяину показать, кто в доме голова, - нехай тешится до поры, мы люди не гордые.
        Наконец воевода повернулся к гостю лицом и, пройдя к столу, присел на лавку напротив, жестом приглашая гостя садиться тоже. Гость обычай соблюл и, садясь напротив, выложил на стол обе руки - мол, смотри, хозяин, мои ладони не оружны, с миром пришел. Однако десницу с перстнем невзначай положил сверху.
        Воевода, сев напротив, принял ту же позу, словно в серебряном зеркале отраженную. После чего заорал зычно:
        - Глашка! Пошто гостю квасу не поднесла?! Али если хозяина дома нету, так и порядка быть не должно?
        Откуда-то сверху по лестнице кубарем скатилась дворовая девка, таща в руках здоровенный жбан квасу с привешенными к нему сбоку черпаками.
        - Благодарствую, воевода, - степенно кивнул купец, отведав пряного, пахнущего травами напитка. - Знатный у тебя квасок.
        - И тебя благодарю, Семен Васильевич, за то, что в гости зашел, - бесцветным голосом произнес воевода. Теперь, когда положенное было проговорено, можно было и узнать, за каким лядом приперся средь бела дня гость незваный, которого, чего греха таить - век бы не видеть, ан никуда от него не денешься, приходится принимать, хошь не хошь.
        - Да я к тебе, можно сказать, по своей торговой надобности явился, - усмехнулся Семен, любуясь своим перстнем.
        Солнечный зайчик, заключенный в алмазных гранях, словно невзначай вырвался из своего плена и мазнул по зрачкам сидящего напротив воеводы. Воевода сощурился, но взгляда от лица гостя не оторвал. Если б можно было тому гостю да взглядом в лоб засветить, была бы у первого в городе купчины в головушке дыра хуже, чем от праштной пули[51 - Прашта - старорусское название пращи. Предполагается, что и пороки (осадные машины), и Перун (бог войны у древних славян) имеют один древний корень «пер» - бить.]. Но взгляд, он и есть взгляд, и сколь бы тяжел он ни был, от него часто никому ни жарко ни холодно.
        - А надобность моя, воевода, такая, - продолжал Семен. - Что у тебя товар, а вот, стало быть, и купец.
        Положив волосатую длань на грудь, Семен вновь слегка поклонился воеводе.
        - Ну, и приданого не пожалею, сам понимаешь.
        В тишине горницы отчетливо послышалось, как хрустнули кулаки воеводы.
        Семен мгновенно подобрался внутренне. Каков в бою козельский воевода, он не только слыхал, но и видывал. И ежели случись вот так, с глазу на глаз да кулак на кулак, еще бабушка надвое сказала, за кем поле останется - за первым кулачным бойцом Козельска или же за его воеводой. Но вот коль воевода не в драку полезет, а за мечом метнется - то считай, что все, отторговал ты, купчина, свое. Вон он, в двух шагах на стойке болтается, ярлык на самый короткий путь в места, где серебро да злато без надобности…
        Однако воевода сдержался. Только насупился, словно туча грозовая.
        А Семен, загнав поглубже готовый прорваться наружу боевой азарт, спокойно добавил:
        - И долги все твои, Федор Савельич, к тому же, само собой, прощу. Потому как какие между родней долги?
        В горнице повисла тишина. Единственное слышно было, как где-то в углу под сундуком то ли мышь шебуршится, то ли пара тараканов чего не поделила, то ли домовой после зимы в своем логове порядок наводит. Однако и этот звук вскоре пропал - похоже, домашние твари, убоявшись непривычной тишины, замерли, дожидаясь - чего будет-то?
        Воевода словно превратился в каменного идола, коих порой находят в степи конные разъезды. А Семена словно черти изнутри разжигали - мол, чего сидишь? Али пан, али пропал!
        - Ну, что скажешь, воевода? - нетерпеливо нарушил тишину Семен. - Каким будет отцовское слово?
        Воевода по-прежнему оставался неподвижным. Только выдавил сквозь зубы:
        - Слыхал я, купец, что другой ей люб.
        Семен внутренне усмехнулся и отпустил пружину, что в груди свернулась змеей, готовясь распрямиться то ль в броске, то ль в ударе - как придется.
        Поле осталось за ним.
        - Да брось ты, Федор Савельевич. Мало ли что бабы у колодца языками плетут. Всего не переслушаешь.
        Воевода еще пытался сопротивляться.
        - Насчет баб не знаю, а люди говорят, будто отрок тот, что ее сердцу мил, - твой сводный брат Никита.
        Семен усмехнулся недобро.
        - Этот недопесок и здесь успел!
        …Сводный брат был ненавистен Семену. Слишком независим, слишком удачлив на охоте, задери его медведь. И не смотри, что недавно из отрочества вышел, - красив, словно Лель[52 - Лель - древнеславянский бог любви, сын Лады.]. И все бабы - что молодухи, что не молодухи, у которых уже семеро по лавкам и свой законный муж на печи, - все как одна заглядывались на Никиту, кто украдкой, а кто и не дожидаясь богомерзкого празднества Ивана Купалы, потеряв стыд, чуть не силком тащили парня на ближайший сеновал. Единственное успокоение было Семену - что нищ сводник аки церковная крыса, потому как все добытое на охоте по дурости спускал в кабаке, а чаще тратил на подарки молодкам, хотя те и без подарков на него вешались - только отгонять успевай. Дурень, он и есть дурень, чего с него взять?
        - В общем, так, - решительно сказал Семен. - Ты пока думай, Федор Савельич, чему верить - бабьим сплетням али моему слову. А мое слово - оно верное. И вот к тому слову довесок.
        На стол перед воеводой тяжело брякнулся вышитый мелким жемчугом дорогой кожаный кошель царьградской[53 - Царьград - древнерусское название Константинополя, столицы Латинской империи.] работы.
        - Люди знают - мое слово такое же верное, как это серебро, - развязно произнес Семен. Когда поле за тобой, противника надо давить, пока он не очухался и в ответку не попер. Это Семен усвоил четко - что в торговле, что в кулачном бою, что во всей остальной жизни. - Здесь половина приданого будет. Другая половина - после свадьбы. Так что, засылать сватов?
        Воевода кивнул через силу.
        - Засылай.
        Семен улыбнулся и поднялся из-за стола.
        - Вот и ладно.
        Протянул было руку, чтоб ударить ладонь о ладонь, да вовремя одумался, что не кобылу только что купил, а нечто совсем другое. Кашлянул в бороду, вылез из-за стола, накинул медвежью шубу и бросив «до скорого, тестюшка, пошел я к свадьбе готовиться», подмигнул двери наверху лестницы, уходящей на второй этаж, и вышел за дверь.
        За той дверью от щели отлепилась Настя. Дворовая девка за ее спиной смотрела на хозяйку большими глупыми коровьими глазами.
        - Что он сказал, Настасьюшка?
        Настя бросилась к девке и, спрятав лицо на ее груди, зарыдала глухо, с подвывом.
        - Не пойду за постылого! Лучше удавлюсь!
        А девка гладила ее по голове, словно не госпожа то, а дитятко малое, и приговаривала:
        - Да не убивайся ты так, Настасьюшка. Мужик, он и есть мужик, и небольшая в них разница. Как в дворовых кобелях, если хорошенько подумать, ты уж мне поверь.
        Внизу в горнице воевода тяжело поднял голову, словно приходя в себя после удара пудовой дубиной. Некоторое время он тупо смотрел на кошель, потом схватил его и швырнул в стену. Порвалась от удара тонкая кожа, по полу, звякая, рассыпались серебряные гривны и мелкие ромейские[54 - Ромеи - так на Руси называли римлян, а также подданных Византийской (Латинской) империи.] жемчужины, оторвавшиеся от кошеля.
        - Будь оно все неладно - и ты, и твое серебро, - горько прошептал воевода. - Прости, доченька, ежели сможешь.

* * *
        Тэхэ оперся о луку седла и на ходу легко перескочил на спину заводной кобылы. Кобыла всхрапнула, но не снизила хода. Выносливому степному коню не привыкать ни к тяжести всадника, ни к долгим переходам. Его короткие ноги способны пожирать расстояния намного лучше голенастых лошадей низших народов, которые десяток полетов стрелы проскачут, конечно, быстрее, но потом с пеной на губах будут умоляюще заглядывать в глаза хозяина, прося отдыха, корма и водопоя.
        Ордынский конь способен преодолеть вдесятеро большее расстояние, а после еще и накормить хозяина собственной кровью из яремной вены, которую тот вскроет ненадолго и возьмет сколько надо, если ему нечего будет есть.
        Но такое случается редко. Хороший воин всегда найдет пищу и для себя, и для своего коня. И не будет гнать верного друга по раскисшей дороге без особой надобности.
        Сейчас, видно, такая надобность была.
        Вдали показались покатые крыши юрт, установленные кругом и напоминающие шлемы огромных сказочных воинов. В центре круга стоял большой шатер, крытый черным шелком, захваченным в стране Нанкиясу[55 - Нанкиясу - так кочевые народы называли Китай.]. На пологе шатра был искусно выткан золотой дракон.
        Тэхэ соскользнул со спины коня и направился к шатру. Молодой кебтеул[56 - Кебтеул, хэбтэгул (тюркск.) - воин ночной стражи хана, которая набиралась из гвардейцев (кешиктенов).] в пластинчатом доспехе, несущий охрану у входа в шатер, потянулся было за мечом, но, узнав Тэхэ, кивнул:
        - Подожди здесь, сотник. Субэдэ-богатур[57 - Богатур (тюркск.) - богатырь, прозвище, даваемое особенно отличившимся воинам Орды. Судя по «Сокровенному сказанию», прозвище «богатур» Субэдэ дал сам Чингисхан. «Сокровенное сказание» - литературный памятник XIII века, жизнеописание Чингисхана. Имеются предположения, что он был составлен его современниками.] сейчас занят.
        Тэхэ отодвинул кебтеула.
        - Мне некогда ждать. У меня срочное донесение.
        И пока тот раздумывал, какой из приказов выполнить - не тревожить и никого не пускать либо докладывать о всех срочных донесениях, - Тэхэ уже отодвинул полог и шагнул внутрь.
        В шатре царил полумрак. Огонь, горящий в небольшом походном очаге, отбрасывал на стены причудливые тени. С первого взгляда было ясно, что хозяин шатра чужд роскоши, присущей военачальнику его ранга, но к оружию питает вполне понятную слабость.
        Стены шатра украшали не дорогие гобелены и не золотые украшения, а сабли, мечи и кинжалы, захваченные в разных странах хозяином шатра. Причем все в Орде знали, что это оружие, дорогое не каменьями, а изумительным качеством клинков, Субэдэ-богатур отнял у воинов, убитых только его рукой и только во время битвы.
        Субэдэ сидел в центре шатра и пил чай из простой деревянной пиалы. На его плечи был накинут дорогой шелковый халат цвета ночи с изображением того же золотого дракона на обоих рукавах. Видимо, хозяину шатра приглянулась эмблема повелителя чжурчженей, канувшего в небытие вместе со своим несговорчивым народом.
        На голове великого полководца был надет островерхий шлем, из-под которого змеей выбегала черная повязка, прикрывающая левый глаз. На вид Субэдэ было около сорока лет, но даже под халатом угадывались могучие плечи, привыкшие к тяжести боевого доспеха и упругости дальнобойного рогового лука, согнуть который под силу только настоящему батыру[58 - Батыр (тюркск.) - богатырь.].
        Тэхэ небрежно поклонился, но не удостоился в ответ даже взгляда. Полководец, ставший легендой при жизни, не отрываясь смотрел перед собой, словно видел в пустоте шатра что-то намного более интересное, нежели заляпанный грязью командир передовой разведовательной сотни.
        Все знали, что в такие моменты Субэдэ-богатур разговаривает со своими богами. Но Тэхэ было наплевать на чужих богов, даже если это были личные боги легендарного полководца. Он верил в удачу, верил в счастливую звезду своего дяди, хана Бату, верил в степных духов и в то, что они помогают сильным и смелым воинам. А разглядывание пустоты впереди себя считал потерей драгоценного времени и, говоря откровенно, просто дуростью.
        Но, в конце концов, легендарный полководец Субэдэ имел право на личную дурость, непонятную никому, кроме него самого. Это Тэхэ признавал. Однако от этого в его глазах менялось немногое и дурь все равно оставалась дурью.
        - Приветствую тебя, Непобедимый Субэдэ, победитель чжурчженей, - нарушил Тэхэ тишину шатра. - Не помешал ли я твоему уединению?
        Единственный глаз Субэдэ дрогнул в орбите и уставился куда-то в область груди Тэхэ, отчего тот невольно поежился. Ходили слухи, что часто Субэдэ смотрит не на человека, а на его душу и при этом читает его самые сокровенные мысли. И хотя Тэхэ в эти сказки не верил, тем не менее пронизывающий и в то же время отсутствующий взгляд полководца был крайне неприятен.
        - Хотя я и не люблю, когда мне мешают пить мой чай, но я приветствую тебя, Тэхэ, командир лазутчиков, - медленно произнес Субэдэ, продолжая смотреть сотнику в область груди. - Что ты узнал?
        - Впереди хорошо укрепленный град урусов, Субэдэ-богатур. Орде не обойти его с обозами - весенняя распутица размыла обходные пути, - сказал Тэхэ, низко поклонившись, чтобы скрыть вспыхнувшую в его глазах ярость.
        Ему, чингизиду, напоминают о том, что он не должен мешать пить чай сыну табунщика! Но усилием воли сотник уже в который раз раздавил пламя, готовое разгореться в груди. Тэхэ никогда не забывал, что на поясе этого сына табунщика висит золотая пайцза, которую туда повесил сам Потрясатель Вселенной[59 - Потрясатель Вселенной - прозвище Чингисхана.], предварительно начертав на ней священным квадратным письмом простые и понятные слова: «Силою Вечного Неба, имя хана да будет свято. Кто не послушает владельца сего, тот умрет». И не было еще в Орде случая, чтобы была нарушена воля Потрясателя Вселенной. Даже посмертная. Так что ярость свою лучше запрятать поглубже. Слова покойного Чингисхана чтит даже сам хан Бату.
        Взгляд полководца стал пронзительным. Похоже, он закончил свою беседу с духами и вернулся в подлунный мир. Теперь его единственный глаз смотрел не сквозь грудь Тэхэ, а на нее.
        - Я вижу, ты уже успел взять дань с урусов, храбрый командир лазутчиков, - сказал Субэдэ. Его голос был тусклым и невыразительным. Таким, наверное, мог быть голос каменного идола-онгона, если бы идолы могли говорить.
        На шее Тэхэ висела нить, на которую были нанизаны две пары человеческих ушей, выпачканные в недавно запекшейся крови. Маленькие детские ушки и рядом - женские, с разодранными мочками. Вырванные из них красивые серьги, первый военный трофей этой весны, приятно оттягивали пазуху командира разведывательной сотни.
        Тэхэ кивнул.
        - Да, Непобедимый. Я уже взял с иноверцев первую кровь.
        Субэдэ усмехнулся.
        - Судя по размеру ушей, это были не особо великие воины, - сказал он.
        На этот раз в его голосе Тэхэ послышалась издевка.
        И на этот раз ярость было скрыть гораздо труднее. Потомок Чингисхана возвысил голос.
        - Непобедимый, это были иноверцы!
        Ухмылка Субэдэ стала шире. Он уже открыто смеялся в лицо чингизиду.
        - Конечно, доблестный сотник, - сказал Субэдэ, продолжая беззвучно смеяться. - Я уверен, что эта победа досталась тебе нелегко. Ты, конечно, покрыл себя неувядаемой славой, и теперь певцы-улигерчи непременно сложат песни о твоем подвиге.
        Глаза сотника налились кровью. Это была уже не просто издевка. Это было оскорбление.
        Но воин ханской крови тем и отличается от простого нукера, что умеет не только давать волю своей ярости, но и обуздывать ее. С каким наслаждением Тэхэ сейчас вырвал бы саблю из ножен и с быстротой молнии опустил ее на плечо Субэдэ, отработанным до совершенства ударом развалив тело от ключицы до самой золотой пайцзы с письменами Потрясателя Вселенной!
        Но ценой невероятных усилий Тэхэ склонил голову, вновь пряча глаза от взгляда прославленного полководца.
        - Я все сказал, Субэдэ-богатур, - ровно произнес он.
        Субэдэ, презрительно скривившись, небрежно махнул рукой:
        - Иди.
        Сотник, пятясь, вышел из шатра и рывком запахнул полог. Напоровшись на его бешеный взгляд, отшатнулся молодой телохранитель-кебтеул.
        Субэдэ быстрым шагом подошел к своему коню, вырвал поводья из руки Шонхора и, птицей влетев в седло, поднял коня на дыбы. Сейчас для того, чтобы успокоиться, ему требовалась бешеная скачка, свист ветра в ушах, ночь, летящая навстречу всаднику… либо большая чаша архи[60 - Арха (тюркск.) - водка из кобыльего молока.]. А лучше две.
        Шонхор видел, что хозяин не в духе, но любопытство пересилило.
        - Почтенный Тэхэ! Что сказал Непобедимый?
        При другом обращении, возможно, под настроение схлопотал бы молодой нукер плетью по шее. Но «почтенный»…
        - Ничего! - рявкнул Тэхэ. - Не понимаю, во имя каких степных мангусов[61 - Мангусы (тюркск.) - демоны.] я должен выслушивать от него оскорбления? Я, потомок Чингисхана, глотаю такое от простолюдина, чей отец пришел в Орду из далекого лесного племени и всю жизнь был простым табунщиком!
        Шонхор вновь осмелился подать голос.
        - Субэдэ-богатур оскорбил вас?
        - Нет! Но дал понять, что, убивая сук и щенков урусов, я покрываю себя позором!
        Тэхэ ударил коня пятками в ребра и вскачь понесся к куреню-стоянке своей сотни, подальше от проклятого черного шатра и его одноглазого хозяина.
        Пожилой нукер, несмотря на возраст, взлетел на коня с той же сноровкой, что и его молодой господин. Шонхор вскочил в седло следом за ним.
        Но в отличие от хозяина его нукерам некуда было спешить - в стане Орды сотнику ничего не угрожало. Теперь гнев оскорбленного чингизида будет сыпаться на головы его жен и рабов, которые будут прислуживать ему в его юрте.
        Два коня без каких-либо приказаний со стороны хозяев медленно пошли по направлению к полыхавшим в ночи кострам, безошибочно выбирая дорогу. Нукеры могли расслабиться - умные животные сами вывезут хозяев к кострам их куреня[62 - Курень (тюркск.) - укрепленный лагерь, стойбище.].
        - Субэдэ-богатур странный человек, - негромко произнес пожилой нукер. - Но он великий воин!
        Шонхор даже не успел удивиться, с чего бы это неразговорчивый ветеран вдруг решил почесать языком ближе к ночи о том, что и так знает каждая собака в Орде, как тот продолжил:
        - Потрясатель Вселенной, великий Чингисхан, много лет назад возвысил его - и не ошибся! За все это время Орда не знала лучшего полководца. Ведь за прошедшие годы он не проиграл ни одного сражения.
        Пожилой нукер помолчал, словно опасаясь озвучить мысль, пришедшую ему в голову. Но потом решился:
        - А еще говорят, будто в стране чурчженей он овладел искусством чужих богов убивать людей без оружия, - сказал он шепотом.
        - Я слышал об этом, - беспечно отозвался Шонхор. - И за это демоны-мангусы забрали у него один глаз и вставили вместо него камень. По-моему, слишком дорогая цена за странное искусство, когда у настоящего воина и так оружие всегда под рукой!
        - Тсссс!!!
        Пожилой нукер приложил палец к губам и огляделся, словно кто-то мог их подслушать.
        - Говори тише! - шикнул он на молодого.
        - А что в этом такого? - удивился молодой. - Об этом все говорят.
        Седоусый нукер покачал головой.
        - Ты молод и не знаешь многого. Старые люди также говорят, что степные мангусы здесь ни при чем. И что это не просто камень, а глаз самого чжурчженьского бога смерти Яньлована, которым Непобедимый может по желанию убивать людей за три полета стрелы. Поэтому он молится не Тэнгре - владыке Вечного Синего Неба, а мертвым богам чжурчженей, которые после смерти своего народа даровали ему вечную молодость и помогают теперь одному только Субэдэ-богатуру.
        Глаза молодого нукера стали круглыми. В его расширенных от страха зрачках отразилось пламя приближающихся костров передового тумена.
        - А… почему эти боги помогают одному Субэдэ-богатуру? - спросил он шепотом, суеверно перебирая обереги, висящие на груди.
        Пожилой нукер сердито цокнул языком:
        - Ты еще не понял? Потому что Непобедимый четыре года назад стер с лица земли народ чжурчженей и их богам стало больше некому помогать.

* * *
        Если бы мог человек подобно птице воспарить над Степью, его глазам открылась бы величественная картина. Всюду, насколько хватало взгляда, раскинулись бескрайние просторы - летом зеленые от высокой травы, а зимой белые от снега, словно прикрытые саваном. С высоты птичьего полета захватило б дух того человека, когда увидел бы он, как встает солнце из-за края горбатой земли и освещает это великолепие. Тоненькие ниточки скованных льдом Оки и Дона терялись в просторах Великой Степи, как теряется седой волос в ковре из белой овечьей шерсти, вытканном персидской мастерицей. И так же, как этот волос, потерялся бы взор того человека, если бы попытался он охватить взглядом Великую Степь.
        Тогда человек, боясь потерять рассудок от открывшейся перед ним красоты, вероятно, опустился бы ниже. Тогда перед его глазами предстали бы две великие реки - белая, еще скованная льдами Ока, ломающая тело Степи где-то далеко, у горизонта, - и черная, не менее широкая река, шевелящаяся и медленно ползущая вперед, словно гигантская гусеница.
        Черная людская река пересекла Степь на многие стрелища.
        Впереди на мохнатых низкорослых лошадках сновали разведывательные отряды легкой конницы. Далее шли личные тумены кешиктенов Субэдэ-богатура и хана Бату - тяжелая конница, окованная в надежную железную чешую, причем пластинчатым доспехом были прикрыты и люди, и кони. Цветной каплей в черной реке следом за кешиктенами ехали кибитки ханов, знатных нойонов, их жен и многочисленной челяди.
        А за ними шла Орда. Разноплеменная, порой разноязыкая, но подчиненная строжайшей дисциплине, оставленной в наследство степным кочевникам ушедшим в небесное царство Тэнгре Потрясателем Вселенной Чингисханом.
        Орда составляла большую часть огромного степного войска. В походе она разделялась на многочисленные отряды, как разделяется стая волков при облавной охоте, загоняя матерого оленя. Страшной метлой прошлась Орда сначала по волжским булгарам, а после и по Руси, и сейчас, объединившись вновь, возвращалась в свое логовище, откуда выползла она два года назад.
        Но сейчас войско двигалось значительно медленнее, чем в начале похода. Орду обременяли многочисленные обозы. Так обожравшийся сверх меры волк ползет в свое логово, только что не волоча по земле раздутое брюхо. В такое время даже годовалый олень может раздробить острым копытом голову своего извечного врага, не боясь его ярости и страшных клыков.
        Может.
        Если, конечно, осмелится…
        Огромная юрта из черного войлока, в которой могла бы свободно уместиться сотня человек, двигалась на колесной платформе, влекомой упряжкой из тридцати трех волов. Стены юрты украшали сушеные кожаные маски, содранные с лиц князей и военачальников, побежденных внуком Потрясателя Вселенной - ханом Бату. Шестьдесят закованных в доспехи могучих тургаудов - воинов дневной стражи - стояло на платформе, окружая черную юрту сплошным живым кольцом.
        Воин, стоящий у самого входа, сжимал в руке древко священного туга[63 - Туг (тюркск.) - штандарт, украшенный определенной эмблемой и одним или несколькими конскими хвостами. Согласно древнетюркским поверьям, в туге жил дух-покровитель войска.] Чингисхана - бунчука с черным хвостом его боевого коня Наймана. Вершину бунчука венчало золотое изображение кречета - символа Потрясателя Вселенной, злобно смотрящего на мир зелеными, как смарагд[64 - Смарагд - старинное название изумруда.], глазами.
        Лицо знаменосца пересекала жуткая старая рана, которую закрывала серебряная пластина, намертво соединенная со шлемом и имитирующая недостающую правую половину нижней челюсти. Двадцать лет назад молодой воин подставил себя под удар убийцы, подосланного Кучлуком, зловредным ханом кара-киданей. Удар секиры предназначался Чингисхану, но воин прикрыл собой повелителя, потеряв четверть лица, но став обладателем деревянной пайцзы и звания ханского знаменосца. Сейчас эта священная пайцза с письменами, начертанными рукой того, кого вся Степь почитала наравне с Тэнгре - повелителем Земли и Неба, - висела на поясе знаменосца и поневоле притягивала завистливые взгляды конных воинов-кешиктенов второго кольца ханской охраны. Любой из них не задумываясь согласился бы хоть сейчас подставить свое лицо под такой же удар и потом до конца жизни питаться крошечными кусочками безвкусного хурута[65 - Хурут (тюркск.) - сушеная твердая творожистая масса, использовавшаяся кочевниками в качестве сухпайка.], просовываемыми в узкую щель между верхней губой и серебряной пластиной, лишь бы после вечно держать в руке легендарное
знамя.
        Своеобразным третьим кольцом охраны были многочисленные кибитки ханской знати, окружающие черную юрту повелителя. А сзади…
        Сзади на многие полеты стрелы тянулись многочисленные обозы, набитые золотом, серебром, мехами, дорогой утварью. И не менее дорогим оружием и доспехами из железа, ради которых любой воин Орды всегда готов был пожертвовать и золотом, и мехами.
        Но был и отдельный, особо охраняемый обоз, состоящий из длинных крытых повозок, в которых перевозились разобранные осадные машины, несколько лет назад захваченные в стране Нанкиясу и с той поры хранимые пуще золота, доспехов и оружия.
        Ордынское войско растянулось в две сплошные линии по бокам обозов, оберегая добычу. Страшная, несокрушимая армия, равной которой еще не знала история.
        Боевые сотни, построенные в цепи по пять всадников в ряд, тянулись на многие стрелища вдоль обоза, готовые в любой момент развернуть коней и широкой лавиной обрушиться на любого, кто рискнет посягнуть на достояние Орды.
        Да только кто рискнет-то?
        Найдется ли в подлунном мире сила, способная противостоять мощи кочевых народов, несколько десятилетий назад объединенных волей одного человека? И пусть сейчас этот человек - да и человек ли был это? - пирует в чертогах Тэнгре среди великих героев древности. Память о нем, подкрепленная законом Великой Ясы, как и в минувшие годы, живет в сердцах ордынцев, делая их в бою не просто воинами, а неистовыми воплощениями Сульдэ - бога войны, незримо парящего над знаменем Чингисхана.
        Большинство воинов радовались огромной добыче, ощущая себя этими самыми воплощениями ужасного бога и подсчитывая в уме, сколько добра сложат они на пол своей юрты по окончании похода. Только седоусые ветераны хмурились и то и дело бросали беспокойные взгляды в сторону бескрайней степи, уползающей к горизонту. Они понимали - окажись сейчас вблизи боеспособная урусская армия численностью хотя бы в тумен на своих длинноногих, быстроходных, мощных конях, умеющих выдергивать ноги из грязи, а не завязать в ней по колено, как невысокие степные лошадки, да ударь она сбоку… Сможет ли тогда противостоять тому тумену закованных в железо витязей потрепанное в походе ордынское войско? Вряд ли. Ой вряд ли…
        Был такой отряд, совсем недавно был, сразу после взятия Рязани, в такую же весеннюю распутицу. Когда так же вольготно везли награбленную добычу, подсчитывая барыши и не смотря по сторонам.
        И не тумен урусов был тогда.
        Меньше, гораздо меньше…
        Шонхор невольно поежился в седле. Он хорошо помнил глаза того богатура - предводителя урусов. До сих пор снились Шонхору эти бешеные глаза. Жуть! Словно сам бог смерти Эрлик в сверкающих доспехах расчищал тогда себе дорогу мечом-молнией, лишь по счастливой случайности не задев верного нукера сотника Тэхэ.
        Как его звали? Сразу и не выговоришь. Сложное имя. Но в память впечаталось навечно. Непобедимый Субэдэ заставил всех повторить и запомнить, как звали урусского богатура, которого - виданное ли дело? - не брали ни меч, ни копье, ни стрела и убить которого смогли, лишь расплющив его тело камнеметами.
        Евпатий Коловрат. Точно. Коловрат. Так называют урусы изображение великой богини Эке Наран - Золотого Солнца. Так, может, то был не бог смерти, а неласковое урусское солнце, воплотившееся в великом воине? Не зря же так сверкали его доспехи и багровым пламенем искрился меч, по рукоять залитый ордынской кровью…
        Шонхор бросил взгляд на темную громаду леса, вздымавшегося впереди. Еще одно отличное место для засады. А что? Пропустить разъезды, что шныряли вдоль тракта, пролегшего сквозь лесную чащу, да и ударить с боков и сзади…
        Молодой нукер тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, что нашептывают злые духи-туйдгэры тем, кто хоть немного ослаб душой. Шонхор не из таких. Разведывательная сотня, а значит, и Шонхор, уже дважды проезжала в обе стороны по лесной дороге, и если бы урусы готовили засаду - уж наверно заметили бы приготовления.
        Шепот духов под шлемом - это лишь шепот, не более. Прикоснулся к оберегу, вознес молитву Великому Синему Небу - и нет их. А вот город, лежащий за лесом, - это не навеянный духами морок. Это серьезное препятствие, о которое еще придется изрядно затупить отточенное железо кривых ордынских мечей.
        Странный город. Подобных мало приходилось видеть Шонхору. Сложенные из стволов огромных деревьев высокие стены, защищенные еще более высокими мощными башнями, способны были внушить почтение любому из ветеранов Орды, искушенному во взятии многих крепостей.
        Конечно, если бросить на город все степное войско, может, и можно взять его с ходу. Но все войско бросить не получится. Хорошо урусы свой город построили, умно. С запада река, с востока река и с севера река с крутыми высоченными берегами, на которых неодолимой преградой торчат мощные стены - никакой камнемет не добросит снаряда. Да и не подтащишь его - до рек тех еще по болотам добраться надо. Зато урусам сверху ой как удобно бревна да стрелы метать.
        А дорога как раз под стенами проходит, там, где река самая узкая, - прямо со стены стреляй по Орде, ежели охота будет, - не только стрела, сулица[66 - Сулица (старорусск.) - короткое метательное копье.] долетит… И подход к крепости один - с юга. Там, где приступная стена[67 - Приступная стена - стена крепости, наиболее удобная для штурма. Соответственно, такие стены были и лучше защищены.] выше и толще, да еще стоит на крутом валу. А перед валом - широкий ров, глубину которого только и промеришь, ухнув туда вместе с конем… Какие демоны помогут взять такую крепость? Разве только…
        Взгляд Шонхора метнулся к хвосту колонны, откуда из дыхательных отверстий наглухо закрытой железной кибитки порой слышался душераздирающий, нечеловеческий рев. Но об этом лучше не думать…
        И еще сильно не понравились Шонхору, повидавшему немало в этом походе, большие урусские самострелы, понатыканные на стенах плотно, словно зубы в конской пасти… Трудно будет взять такой город, ой трудно! И сколько воинов может скрываться за такими стенами? К тому же у урусов наверняка разведка тоже имеется. А ну как уже выслали они тумен с десятком таких Коловратов - больше не потребуется, - и скачет уже тот тумен через степь, доставая из ножен прямые сверкающие молнии…
        Мысли, недостойные живого воплощения бога Сульдэ, кипели внутри черепа, словно просяная похлебка в походном котле. Шонхор поежился и снова тряхнул головой - духи сегодня что-то слишком уж расшалились. Клепанный железными бляхами кожаный наушник шлема чувствительно хлопнул по щеке. Шонхор потер щеку и мысленно возблагодарил за науку Великого Тэнгре, который все видит и все слышит, даже мысли, неподобающие настоящему воину…
        Черный всадник на черном скакуне подъехал к повозке, на которой стояла юрта хана Бату. Кешиктены молча расступились с поклоном, пропуская коня Субэдэ-богатура.
        Шонхор тихо вздохнул. Наверное, у Непобедимого не бывает таких мыслей и Тэнгре не хлопает его за это по лицу наушниками собственного шлема. Но кто знает… Говорят, что Субэдэ-богатур тоже начинал когда-то простым нукером безвестного нойона Темучина, который потом стал тем самым Чингисханом, при упоминании имени которого до сих пор трясутся народы вселенной.
        Полководец бросил поводья одному из кешиктенов и легко, не коснувшись ногой земли, перескочил с коня на движущуюся повозку.
        Знаменосец, загораживающий вход в юрту, неохотно сделал шаг в сторону. Взгляды Субэдэ и знаменосца встретились.
        Субэдэ мысленно усмехнулся. Что ж, спаситель жизни Потрясателя Вселенной не обязан кланяться его лучшему полководцу. Да у него это и не очень-то получится - с некоторых пор его лицо и шея есть одно целое. Но почему всегда в его взгляде столько надменного превосходства? Субэдэ усмехнулся снова, на этот раз не скрывая усмешки. Люди не меняются со временем. И им всегда есть что делить.
        Он откинул полог.
        В отличие от его шатра, юрта Бату-хана утопала в роскоши. Огромные персидские ковры украшали стены, увешанные оружием, ценным не столько своими боевыми качествами, сколько количеством золота и драгоценных камней, потраченных на его отделку. Захваченные в стране Нанкиясу громадные золотые светильники в виде обнаженных женщин, держащих над головой большие чаши, утыканные свечами из говяжьего сала, стояли вдоль стен, отбрасывая причудливые тени. Казалось, что золотые женщины то ли танцуют какой-то плавный танец, то ли корчатся от боли в руках, онемевших от своей вечной тяжелой ноши.
        Бату-хан сидел на покрытом белой кошмой золотом возвышении, символизирующем земную твердь, и грыз баранью лопатку. У его ног распростерлась молодая женщина в дорогом халате, скорее всего, наложница. Наложницы у хана менялись часто, и запомнить, кто из девушек является наложницей, а кто так, просто дочь очередного побежденного вождя или рабыня на ночь, не в силах был запомнить не только Субэдэ, но, возможно, и сам хан. Впрочем, у обоих было и без этого полно забот.
        Наверно, девушка чем-то провинилась и теперь вымаливала прощение. Хан не обращал на нее ни малейшего внимания - он был занят. По рукам хана тек теплый бараний жир, капая на объемистый живот, выпирающий из-под халата, искусно сплетенного из золотых нитей. Секрет этого плетения был утерян, вернее, уничтожен вместе с народом чжурчженей, но ни народ, ни халат также нимало не заботили хана. Сейчас больше всего на свете его интересовала баранья лопатка.
        Субэдэ опустился на одно колено и, приложив ладонь правой руки к сердцу, поклонился.
        - Пусть твоя еда пойдет тебе на пользу, джехангир[68 - Джехангир (тюркск.) - главнокомандующий походом, назначаемый Великим ханом.], - произнес Субэдэ обычное в таких случаях приветствие.
        - Угу, - кивнул Бату, вытирая рукавом халата жирные губы и внимательно осматривая дочиста обглоданную кость. Видимо, сгрызть с голой лопатки было больше нечего, поэтому хан, прожевав и проглотив последний кусок, метнул ее в голову девушки. После чего, сыто рыгнув, кивнул Субэдэ.
        - Да сбудутся твои пожелания, Непобедимый, и да принесут они нам удачу. - Хан наконец выговорил слова традиционного ответного приветствия, после чего снова рыгнул и, повернув голову к огромному кешиктену, стоящему слева, крикнул: - И чего ты стоишь и смотришь, Чулун?[69 - Чулун (тюркск.) - каменный.] Вышвырни отсюда эту грязную псицу и всыпь ей с десяток палок по пяткам, чтобы она наконец научилась не задевать ими порог моей юрты!
        Кешиктен поклонился хану, после чего, гремя драгоценным кольчужным доспехом и огромным прямым мечом, пристегнутым к поясу, подошел к девушке, легко, словно котенка, поднял ее за ворот халата и понес к выходу.
        - Хан, как всегда, милостив, - продребезжал из-за широкой спины Бату старческий голос. - За такую провинность Потрясатель Вселенной снимал с человека кожу заживо.
        Бату с досадой махнул рукой:
        - Потрясатель Вселенной умер, да будет мягкой его кошма и жирной баранина на небесах Тэнгре, почтенный Арья Араш, - сказал он. - А у этой чертовки слишком нежная кожа для того, чтобы снимать ее преждевременно.
        Убеленный сединами старец с многочисленными шаманскими оберегами на одежде, состоящими преимущественно из черепов сусликов и мелких птиц, не рискнул продолжать и забился в нишу между статуями, злобно сверкая оттуда круглыми совиными глазами.
        Хан повернул голову к Субэдэ.
        - Подойди, Непобедимый.
        Субэдэ поднялся с колена, подошел и, повинуясь жесту хозяина юрты, сел напротив него.
        - Итак, твои разведчики донесли, что впереди лежит хорошо укрепленный урусский город.
        Субэдэ кивнул. Хан в задумчивости почесал шею.
        - Какое войско тебе потребуется для того, чтобы смести с нашей дороги этот жалкий городишко? И сколько времени тебе нужно для этого?
        Субэдэ не долго думал над ответом.
        - Мне будет достаточно одной луны, - сказал он. - За этот срок я соберу большой камнемет и без потерь возьму город.
        Бату скривился.
        - Меня не волнуют потери!
        Он возвысил голос.
        - Ты знаешь и без меня, что каждый день стоянки - это многие мешки провизии, которой почти не осталось! И молодая трава еще не выросла, а значит, наши кони не будут сыты. Скоро мои табуны будуг глодать голую землю, а люди будут глодать коней! К тому же урусы могут опомниться, собрать войско и ударить нам в тыл или во фланг. Я бы с радостью бросил эти обозы с золотом и мехами и провел войска в обход, но тогда каган[70 - Каган - титул главы государства у древних тюркских народов.] Угэдей съест меня вместе с моими людьми и с их конями!
        Толстая шея хана налилась красным. Субэдэ подумал, что, возможно, в последнее время джехангир пил слишком много архи, которая, как известно, бьет не только в печень, но и в голову, делая мозг гладким, как утиное яйцо.
        - Ты понял меня, полководец? - взвизгнул Бату. - Два дня, не более! Я хочу, чтобы город штурмовал не кто-либо, а твой личный тумен отборных воинов Орды. Уверен, что с ними ты принесешь мне быструю победу. Обойдись малыми камнеметами. Думаю, их будет вполне достаточно для того, чтобы урусы в панике бежали после первого же залпа. Возьми еще половину тумена кипчакских[71 - Кипчаки (половцы) - тюркоязычный народ, до XII века совершавший набеги на Русь. К описываемым событиям практически полностью был подчинен Ордой.] лучников, они поддержат ливнем стрел твоих непобедимых воинов, когда они пойдут в атаку. И еще. Когда ты захватишь крепость, не забудь, что нам прежде всего нужна провизия для людей и коней! Возьми ее в этом городе, чтобы мы могли без помех двигаться дальше!
        «Мой тумен? Гвардию Орды? Неслыханно… Похоже, в моих кешиктенах джехангир усмотрел опасность для себя лично. И два дня на пограничную крепость, укрепляемую веками, где каждый житель владеет оружием?»
        - Я не думаю, что они побегут после первого залпа, - глухо сказал Субэдэ. - Им просто некуда бежать.
        Хан затрясся от ярости, но пересилил себя.
        - Хорошо, - сказал он неожиданно спокойно. - Ты можешь взять Зверя.
        - Я понял тебя, джехангир.
        Субэдэ поклонился, встал и, не говоря больше ни слова, вышел из юрты.
        Бату-хан задумчиво смотрел ему вслед.
        - Что скажешь, почтенный Арьяа Араш, величайший из шаманов? - спросил он, не поворачивая головы. Его голос по-прежнему был на удивление спокоен, словно это не он только что визжал и стенал, словно его одолевал дзэдгэр - степной дух безумия.
        Старик нерешительно шевельнулся в своей нише, но вылезти не рискнул.
        - Субэдэ-богатур не согласен с тобой, величайший, - продребезжал старый шаман. - Он в недоумении, зачем тебе понадобилось бросать под урусские стрелы отборную гвардию. Но он не посмеет ослушаться.
        Хан поскреб шею, отловил наконец жирную вошь, которая с утра беспокоила его и портила настроение, бросил ее в рот и, с наслаждением раздавив зубами, проглотил.
        - Мне никогда не нравилось его высокомерие, - промолвил хан, довольный удачной охотой на зловредное насекомое. - Подобно моему деду, он завел себе дневную и ночную стражу, хотя почти не пользуется ею. Уж не ханом ли он себя возомнил? К тому же меня беспокоит этот его тумен отборных кешиктенов, которые, похоже, повинуются только его слову - и ничьему более. Я думаю, будет неплохо, если этот тумен станет поменьше числом. Возможно, это немного приуменьшит его высокомерие.
        Чутко отреагировав на изменение настроения повелителя, шаман проворно выполз из ниши.
        - Но несмотря на его высокомерие, Потрясатель Вселенной Чингисхан очень ценил этого воина, - рискнул вставить слово осмелевший шаман. - И его высокомерие не помешало ему за столько лет не проиграть ни одного сражения. К тому же надо признать, что тумен его кешиктенов лучший в Орде.
        Батый прищурился.
        - Конечно, после тумена твоих кешиктенов, Величайший, - поспешно добавил шаман.
        Настроение хана Бату снова стало меняться не в лучшую сторону. Но вряд ли причиной для этого были слова старого шамана. Просто хан обнаружил, что в районе его загривка у только что погибшей вши обнаружился не менее воинственный соратник. Правда, помимо вши было еще что-то, раздражавшее не меньше. Но что?
        - Тем не менее я бы не посыпал себе голову пеплом и не рвал на ней волосы, если б шальная урусская стрела случайно воткнулась непобедимому Субэдэ-богатуру в другой глаз, - проворчал хан, снова запуская пальцы за воротник чжурчженьского халата, блестящего от золота и впитавшегося бараньего жира.

* * *
        Тридцатью годами ранее князь козельский Мстислав Святославович повелел обнести пограничный град Козельск крепкими стенами. А также вырыть под теми стенами глубокий оборонительный ров, по типу тех, о которых рассказывал бродячий священник, пришедший аж из ливонской земли с миссией обратить заблудших язычников в лоно истинной католической церкви. Речи священника о вере в другого Христа князь не шибко слушал, а вот о замках, понастроенных рыцарями креста в землях Ливонского ордена, расспрашивал миссионера дотошно. После чего и затеял великое строительство.
        По окончании того строительства как-то пожаловали в Козельск черниговские богатые гости[72 - Гости - так в Древней Руси называли купцов.] и, увидев крепость, невиданную доселе, позвали Мстислава Святославовича княжить над собой. И глядишь, доныне правил бы он Черниговским княжеством, да на реке Калке от Орды принял смерть лютую, вместе с многими иными князьями да простыми витязями, защитниками земли русской.
        А в граде Козельске справлять большую ежегодную ярмарку, ибо и от Степи безопасно, и мало не в центре Руси-матушки крепость та лежит - земли Рязанского, Владимирского, Смоленского, Киевского, Переяславского, Новгород-Северского княжеств на равном удалении находятся. И то, что до грозного соседа, Дикого поля, от Козельска рукой подать, торговому человеку даже на руку - с ханским ярлыком гуляй купец по Степи, как по своему подворью, никто пальцем не тронет. А уж про прямой путь к раскинувшемуся на берегу Русского моря[73 - Русское море - название Черного моря, встречающееся в русских летописях.] торговому Сурож-граду[74 - Сурож - крупный торговый центр того времени на побережье Черного моря, ныне город Судак.], в который съезжались купцы со всего света, и говорить не приходится. К тому же народ в Козельске простой да приветливый.
        За тридцать лет помимо черниговских гости из многих иных городов в Козельске торговать захотели. А не торговать - так по пути остановку сделать, передохнуть в безопасности с обозами.
        И пролег под козельскими стенами широкий торговый тракт, на многие версты обозримый с высоких сторожевых башен. День и ночь зоркая стор?жа не смыкала глаз, оглядывала округу, готовясь предупредить загодя княжью дружину, ежели ворог что супротив града замыслит. А какой ворог может угрожать укрепленному городу? Ясно дело какой. Кочевник на своей мохнатой лошадке, с визгом и воем пускающий стрелы в защитников неприступных стен.
        И было, не раз и не два пытались - наезжали толпой, орали, стрелы метали, дани требовали. И получали дань - тяжелыми болтами[75 - Болт - стрела, часто без оперения, выпускаемая из арбалета либо из его увеличенных модификаций.] самострелов и мечами княжьей дружины по мохнатым шапкам. Забывалась наука - учили вновь, и с каждым разом больнее. Потому как боевой опыт из молодого да зеленого гридня настоящего воина делает быстрее, чем самый лучший пестун.
        Отвадили. Уже несколько лет из Степи лишь торговые караваны к Козельску шли.
        Однако городской воевода дружине расслабляться не давал, не забывая ни про Степь, ни про то, что хоть князь козельский Василий Титыч пока в пеленках мамкину титьку сосет, но скоро подрастет - и тогда понадобится ему сильная и верная дружина. Потому как не только Степь, но и иные русские князья не прочь прибрать под свою руку богатый пограничный город-крепость.
        Словно предвидя, что быть Козельску в будущем щитом Руси от враждебной Степи, помимо стен возвел покойный Мстислав Святославович внутри города знатный детинец. Не детинец, а считай, еще одна крепость внутри крепости. Видать, много интересного наболтал покойному князю словоохотливый католик. Уж больно княжий терем за высоким тыном был похож на главную башню-донжон ливонского замка, даром что деревянный. Но из таких стволов сложен, что еще вопрос, что труднее - каменную башню порушить или же вот такой терем обратно по бревнам раскатать.
        У подножия терема был выстроен большой, просторный дом-гридница для дружины. Рядом с гридницей - конюшня. За конюшней - склад оружия, амуниции и припасов. Свой колодец вырыли на случай осады. И тын - почти копия наружной стены, только что пониже и ров помельче.
        Но более всего места занимала в детинце тренировочная площадка для дружинников.
        Хочешь, с коня в соломенные чучела стрелы мечи, хочешь, на деревянных топорах да секирах бейся, хочешь, крепостной самострел осваивай - на все места хватит. И за всем воевода присматривает. Не поймешь, живет ли вообще дома Федор Савельевич? Как ни зайди в детинец - он всегда там.
        Да только не всякому в том детинце рады. Обучение ратному делу - то не скоморошьи пляски на ярмарке. Без дела глазеть будешь - попросят из малой крепости сперва вежливо, а уж после, ежели непонятлив, - как получится. Когда дружина отдыхает или в поле за городом конный бой осваивает - милости просим, приходи, примеряй к руке меч или копье. На то Козельск и пограничный город, чтоб каждый житель представление имел, с какой стороны у меча рукоять приделана. А ежели молод да сноровист, глядишь, и в отроки возьмет воевода.
        В иное время - не обессудь, дружина делом занята, за которое их город содержит и кормит. То есть в ратном деле руку набивает да глаз вострит, чтоб та рука без промаха и стрелу метала, и мечом не промахивалась.
        Сегодня на площадке было народу немного - человек десять. Все в полной воинской брони - а как иначе? Тело должно привыкать к тяжелым воинским доспехам и не замечать их в бою, словно это не железное облачение, а вторая кожа.
        Двое рубились на затупленных мечах. Еще двое других с деревянными чеканами[76 - Чекан - боевой топор с обухом, напоминающим по форме молоток для чеканки с клювообразным клинком.] пытались прижать к стене третьего, который ловко отмахивался от них тренировочным копьем без боевого железного наконечника, орудуя обоими концами древка на манер кола, выдернутого из плетня во время уличной драки. Гудели бревна, на которые были навернуты соломенные чучела в рваных кожаных доспехах кочевников, - то трое дружинников метали в них стрелы, с удивительным проворством опустошая колчаны. На дальнем конце двора бездоспешный отрок годов двенадцати от роду, упрямо поджав губы, метал в деревянный щит короткие копья-дроты длиною в пару локтей - боевую сулицу рука б еще не осилила. На щите была грубо намалевана углем голова в остроконечной шапке. Пока что голове везло - дроты втыкались куда угодно, но только не в нарисованное лицо кочевника. Однако отрок не сдавался. Выдернув копья, он снова возвращался к черте, проведенной на земле носком воеводина сапога, и вновь принимался за дело.
        Воевода сидел на бревне в углу двора и хмурил густые брови. Видно, далеко отсюда были сейчас его мысли. Однако это не мешало привычному взгляду отмечать огрехи в движениях ратников.
        Взгляд-то отмечал. А душа маялась о своем…
        Весен несколько назад случилась с воеводой беда. Захотелось ему богатства. Хотя подумать - и на кой воеводе богатство, когда все, что надо, ему город дает? Только воюй да обучай дружину ратному делу. Ан нет. Насмотрелся, как купцы живут-богатеют, решил, мол, а я чем хуже, нешто дурнее того купца? В общем, попутал нечистый. Да и с кем не бывает?
        Все, что было нажито за годы, вложил воевода в товары, да еще денег занял. А караван с товарами сопроводить не смог, город не отпустил, дела нашлись неотложные. Может, и хорошо, что не отпустил. Побили тот караван то ли лихие люди, то ли кочевое племя налетело, то ли бродячие рыцари, кои тоже рыскают нынче по русской земле, - да какая теперь разница? Словом, не вернулся караван. А долги отдавать надо. Вот тут и помог воеводину горю тороватый купчина Семен Васильевич. Одолжил недостающее и о долге не напоминал.
        До сего дня.
        Да… Деньги-то взял воевода, да не подумал, какой будет отдача. А отдача - вот она, перед глазами стоит. Настасьюшка, дочь родная. Или замуж отдавай за купца, что в воеводином доме уже хозяином себя чувствует, или иди ищи, кто тебе в граде после долгой зимы ссудит под честное слово серебра, на которое доброе стадо коров купить можно…
        Воевода скрипнул зубами. Да пропади оно все пропадом!
        Пудовый кулак заехал по бревну, снеся пласт сухой коры и помяв латную рукавицу. Удар отозвался в руке, взбередив старую рану от ордынской стрелы. Тупо заныла кость - но боль отвлекла, заставила забыть о кручине на время, достаточное, чтобы вернуться в окружающий мир.
        - Ты как дрот держишь? - взревел воевода, поднимаясь с бревна.
        Дружинники разом прекратили махать оружием и обернулись. Отрок, готовящийся метнуть в щит короткое копье, присел от неожиданности и открыл рот.
        Воевода подошел вразвалку, забрал у неумехи дрот, в его руке больше смахивающий на болт для самострела, отошел на десяток шагов назад от черты и, резко обернувшись, навскидку, чуть присев и спружинив ногами, метнул.
        Острие дрота вонзилось в левый глаз нарисованной головы. Щит загудел от удара, накренился и медленно завалился, вывернув из утрамбованной площадки изрядный ком земли.
        - Силен воевода, - пробормотал дружинник с копьем - и тут же получил от противника деревянным чеканом по шелому. Не зевай, когда у тебя в руках оружие, а перед носом - оружный противник, пусть с тем противником ночью ты на соседних полатях спишь. Здесь, на воинском дворе, он твой враг - коварный и самый что ни на есть настоящий. Дружинник завертел копьем и с утроенной силой ринулся на ухмыляющихся мастеров топорного боя.
        А воевода тем временем подошел к мечникам. Постоял, посмотрел, задумчиво теребя бороду, надумав чего-то, повернулся, подошел к стойке с оружием, выбрал не торопясь пару тупых мечей, повертел в ладони один и второй, пробуя, как оружие в руке лежит, махнул раз-другой, привыкая к весу незнакомых клинков, после чего, повернувшись к гридням, рявкнул:
        - А ну, давай все на меня! Разом!
        Дружинникам, похоже, команда была знакома. Лучники, разом развернувшись, пустили стрелы. Остальные быстро, словно ждали, метнулись к воеводе, окружая кольцом.
        Воевода резко ушел в сторону. Махнул мечом. Две стрелы ушли в пустоту, третья, сломанная тупым клинком, упала на землю. Второй залп лучники дать не успели - воевода был уже рядом, чувствительно пометив каждого из троих мечом, кого по плечу, а кого и по шее - не зевай! И в следующий раз стреляй проворнее, коль дана команда, несмотря на то что стрелы боевые, а на воеводе лишь кольчуга без нагрудника и шлем без защитной маски-личины.
        Оставшиеся пятеро гридней окружали воеводу грамотно, готовясь напасть все разом. Но такого преимущества Федор Савельевич им не дал. Мечи в его руках двигались настолько быстро, что блеск стали можно было сравнить с движением стрекозиного крыла.
        Раз!
        И словно сам собой выпал чекан из руки дружинника.
        Два!
        Сам дружинник от обратного движения меча покатился по площадке.
        Три!
        Копейщик, пытающийся заблокировать древком рукоять меча, падающего сверху, проворонил движение второго и согнулся, получив тычок тупым клинком под ложечку.
        Мечники оказались проворнее и насели на воеводу с двух сторон. Третий гридень с чеканом наготове стоял сбоку, готовясь нанести единственный удар, - и проворонил чувствительный пинок тяжелым сапогом в бедро. И сразу за ним - удар по шелому.
        - Смотри на ворога, а не на его меч! - прохрипел воевода, отражая сыплющиеся на него удары.
        Мечники продержались недолго, но все ж продержались, за что заработали кивок воеводы - хорошо, мол, годится. У одного из гридней плетью повисла рука, другой почесывал шею, по которой неслабо досталось. Но видно было, что дружинники довольны - не каждый день от воеводы даже такого кивка дождешься. А что больно - так на то она и воинская наука. Когда больно, оно лучше запоминается. В следующий раз тело само как нужно двинется, чтобы удар не поймать, - и не поймешь, как так получилось.
        - А ты чего рот раскрыл? - крикнул воевода отроку, застывшему с отвисшей от увиденного челюстью. - Пока ты ворон ловил, твоих сотоварищей в битве ворог посек. И вся вина в том на тебе.
        Отрок испуганно захлопал глазами, вот-вот заплачет. Знает же, что негоже княжьему отроку реветь как девка, а слеза предательская все ж в глазу собирается.
        Шмыгнув носом, отрок пересилил себя и отважно шагнул вперед, направив дрот воеводе в грудь.
        - Поздно, - сказал воевода, перехватывая древко копья и отводя удар в сторону. - От так же и на Калке случилось - пока одни бились, другие смотрели. Потому и тех и других ордынцы побили, хотя нашего войска супротив ихнего было вчетверо.
        Правды ради, о битве на реке Калке можно было и более сказать - и про то, как союзные половцы, испугавшись слаженной атаки степняков, бросились бежать, опрокинув русские полки. И про то, как после ордынцы, обломав зубы о русские укрепления, обманом выманили из-за тына дружину Мстислава Киевского, пообещав отпустить воинов восвояси, а после, нарушив обещание, посекли ее в чистом поле - да только надо ли? Не запомнит отрок всего, говорить надо только главное.
        Воевода и сказал:
        - Завтра чтоб из пяти дротов четыре в цель попадало. А не будет такого - выгоню из дружины обратно коров пасти.
        Повернулся - и пошел обратно к своему бревну. Знал - если потребуется, будет отрок и ночью дроты метать, а утром покажет требуемое. Потому что нет ничего страшнее для козельчанина, чем сначала быть принятым в княжескую дружину, а после - вылететь обратно. Вовек позору не оберешься.
        У бревна стоял Никита. Мрачный, как осенняя туча. Федор Савельевич, только что развеявшийся от дум лихой молодецкой сечей, вновь нахмурил брови. Жалко парня, а что поделаешь?
        - Здрав будь, Федор Савельевич, - сказал Никита, снимая шапку и кланяясь земно.
        - И тебе поздорову, парень, - буркнул воевода. - Чего понадобилось в цитадели?
        Никита помолчал немного, собираясь с духом, и сказал - да не то, что воевода ожидал услышать.
        - Слыхал я, Федор Савельич, что, когда мой старшой брат Игнат с торговым поездом[77 - Поезд (старорусск.) - обоз, караван.] из дальних стран воротится, в следующий поход ты со своими воями охраной пойдешь?
        Воевода недоуменно вскинул брови.
        - Может, и пойду. А может, и останусь. Тебе-то какое дело?
        Никита прижал шапку к груди.
        - Дядька Федор, возьми меня к себе в дружину!
        А вот это вообще ни в какие ворота не лезло.
        - Тебя? Да где ж ты раньше-то был?
        Воевода кивнул на отрока, сосредоточенно метавшего дроты в заново установленный щит, закусив губу от обиды и натуги.
        - Отроки вон с пятой весны от роду в вои готовятся, рукоять меча к ладошке примеривают и кажный день с тем мечом заместо игрушек возятся да упражняются. А тебе уж двадцать скоро. И хоть охотник ты знатный, про то все наслышаны, но к мечу да к воинской службе не приучен. Так что - не обессудь.
        Никита сверкнул глазами, крикнул запальчиво:
        - Да я белке в глаз с сотни шагов попадаю. И из лука, а не из самострела!
        «А характер-то у парня правильный, - подумал воевода. - Эх, жаль, поздно одумался. Знатный воин получиться бы мог». А вслух произнес:
        - Знаю, знаю. Да только про ратную службу раньше надо было думать. Зим эдак на пятнадцать.
        Однако Никита не сдавался.
        - Я и с мечом упражнялся! У кузнеца Ивана.
        Воевода аж крякнул от такого.
        - Да ну! И сколь разов-то?
        - Мне хватит, - буркнул Никита. - Невелика наука.
        - О как!
        Воевода повернулся к дружинникам.
        - Эй, Любава, подь-ка сюда.
        Мечник, уже оправившийся от удара в руку и примеривающий к ней копье у оружейной стойки, обернулся.
        - Дай-ка парню меч затупленный. И сама такой же возьми.
        - Дак то девка? - изумился Никита. - Не буду я с девкой биться.
        Воевода наклонился к уху парня.
        - У этой девки ордынцы батьку на Калке порешили, а мать в полон увели, когда ей всего пять годов было. Она же от горя говорить разучилась. И с малолетства самого она окромя битвы ни о чем не помышляет, отомстить хочет за родителей. Потому не думай, что это простой противник. Рука у нее, конечно, полегче, чем у мужика, но быстра, как ласка, и твоя стать молодецкая супротив ее быстроты вряд ли большое подспорье. Так что приступай. Да не жалей ее, а то обидится.
        Девушка подошла к парню, неся в руках шлем с подшлемником и два меча. Большие синие глаза внимательно смотрели на Никиту. Красивые глаза - а взгляд не бабий. Не так должна девка на мужика смотреть. Внимательный взгляд. Так бойцы перед схваткой друг на дружку смотрят, оценивая, насколько силен соперник, какие у него в запасе ухватки имеются, есть ли где слабина. Чтоб в ту слабину ударить посильнее, когда случай представится.
        Никита слегка поежился. Надо же! Совсем он в своем лесу одичал, не слышал, что у воеводы в детинце такие вот ведьмы водятся - с недобрыми глазищами в пол-лица, которыми бы парней на гулянках завлекать, а не обмеривать их взглядом, как корову перед забоем.
        Никита засунул шапку за пояс, натянул подшлемник, примерил шлем - впору. Считай, как шапка, только тяжелее впятеро. Так то не беда, шея, поди, не тростинка, выдержит. Да и меч - подумаешь. «Что меч, что нож засапожный - невелика разница», - думал Никита, выходя на утоптанную площадку.
        Дружинники вновь прекратили махаться и, расступившись, встали полукругом. Лишь в дальнем конце двора по-прежнему слышались размеренные удары - то отрок метал свои дроты. Остановить его теперь могла только смерть. Или окрик воеводы.
        Никита усмехнулся.
        Девушка была ниже его на голову, да еще присела на полусогнутых ногах. Делов-то - размахнуться да дать по шлему сверху, как топором по чушке, - вот и вся битва. Жалко только. Воевода говорил, что немая девка уж пятнадцатый год. Интересно, а до этого говорила? Сразу и не упомнишь, когда своих нет, говорят ли мальцы в пять годов?..
        Любава резко присела еще ниже. Никита даже не успел понять, каким это неведомым образом он оказался на земле. Левая нога подпрыгнула кверху, правая зацепилась за что-то…
        «Что-то» было мечом, всунутым между ног Никиты и резко повернутым со скользящим шагом вперед и влево. Парень, не ожидавший подвоха, рухнул на спину под хохот дружинников. Хорошо, что хоть меч в руке удержал, а то бы вообще до конца жизни от позору не отмыться.
        Никита вскочил на ноги, вертанул мечом фигуру «два колеса», которую кузнец Иван показал, и бросился на девушку уже всерьез, намереваясь проучить проказницу, - ну не по шлему со всей дури молодецкой, конечно, но уж плашмя клинком по мягкому месту - это непременно. Как только меч из ее руки выбьет.
        Однако меч Любавы выбиваться не пожелал. Никита рубанул сплеча по клинку соперницы - но тот предательски вильнул в сторону, уходя влево от тяжелого удара вместе со своей хозяйкой. Увлекаемый инерцией, Никита сделал шаг вперед - и, как сом на острогу, насадился низом груди на яблоко меча, всаженное коротко и умело на манер разбойничьего ножа.
        Дыхание перехватило, в глазах слегка потемнело. Несмотря на это, Никита все же махнул мечом наудачу…
        Похоже, впустую. Клинок рассек воздух, а синеокая девка возникла откуда-то справа вместе со своим мечом. Который уже опускался Никите прямехонько на шею. Никита чудом успел подставить свой клинок - да куда там! Своим же мечом, принявшим удар, по шее и получил.
        Рукоятка вывернулась из ладони. Никита ткнулся носом в землю. Выдохнул, сплюнул вязкую слюну, тряхнул головой, отгоняя радужные круги перед глазами, и перевернулся на спину.
        Любава стояла над ним, нарочито медленно занося меч для завершающего удара. Где-то сбоку раздавались одобрительные голоса дружинников.
        Ах, так! Ладно!..
        Никита рванулся вперед, подхватил девку под коленки, навалившись всем телом, толкнул.
        Любава упала навзничь. Меч отлетел далеко в сторону. Никита рванулся снова, подмял под себя девушку, перехватил горло рукой. Ну что, дружинница, как она, хватка лесного охотника, привычного к тугому луку? Чувствуется под кольчужным воротником? Это тебе не железной палкой махать…
        - Проси пощады!
        И осекся, наткнувшись на взгляд бездонных глаз. Мольбы в том взгляде не было, как и злости. А вот тоска была - не на поверхности, глубже, намного глубже. Скрытая, запрятанная так, что и сама бы не вдруг себе в ней призналась. А Никита разглядел. Как-то сразу, с одного взгляда.
        И она про то поняла.
        Колыхнулся синий омут - и Никиту как ушатом ледяной воды окатили. «Пощады проси… Вот дурень! Глядишь, попросила бы, кабы могла…»
        Рука невольно разжалась.
        А зря.
        Тяжелая окольчуженная рукавица дружинницы врезалась Никите в подбородок. Парня приподняло и отбросило назад. Рука Любавы метнулась к мечу…
        - Хватит!
        Крик воеводы остановил притупленное острие меча в ладони от незащищенной груди Никиты.
        Хватит так хватит.
        Девушка отошла на шаг от поверженного противника, однако меч не опустила. Взгляд синих глаз снова был холодным и внимательным. Да и не показалось ли Никите? Когда огреют тебя железной полосой по затылку, еще и не то привидится.
        Никита тяжело поднялся с земли, пряча глаза, скинул шлем с подшлемником, отдал девице и надел шапку обратно. Справный воин, нечего сказать, - от девки схватил по самое не хочу. Еще немного - и бабы коромыслами по городу гонять начнут.
        Краска стыда заливала уши. Больше всего Никите сейчас хотелось провалиться под землю. Или убежать. Но бежать нельзя - не по-мужски. Тогда вообще засмеют, хоть совсем из лесу не выходи. «А это кто? А это Никитка-охотник, тот, что бегать горазд. Его как-то баба в детинце палкой охаживала, так он от нее шибко ловко убег, не догнала». А еще противно саднил подбородок, по которому прошлась обшитая железом рукавица. Хорошо, хоть зубы целы…
        Воевода подошел к поединщикам.
        - Неплохо, Любавушка, - произнес с расстановкой. - Только помни: когда ворог повержен, это еще не значит, что он убит.
        Любава кивнула, кинула вопросительный взгляд.
        - Иди, - сказал воевода. - С копьем теперь поработай.
        Девушка кивнула вторично и направилась обратно к стойке с оружием.
        Воевода повернулся к Никите:
        - Ну, понял, что такое воинская наука?
        Никита потер подбородок, не зная, куда девать глаза.
        - Понял.
        На пальцах было мокрое. Никита лизнул машинально. Солоно… Кровь… А на душе горько - хоть волком вой. И не в том вовсе дело, что девка-дружинница по шее накостыляла и морду разбила. Это так, довесок к главному. Главное - оно там, за забором воеводина дома…
        - Понимаю я, парень, что у тебя на душе, - угрюмо сказал воевода. - Все понимаю. А ничего поделать не могу. Твой брат - большой человек в городе, а ты кто? Не могу я породниться…
        - С голодранцем? - чуть не выкрикнул Никита.
        Воевода нахмурился.
        - Ты вот что, парень. Ты мне здесь не ори и гонор свой не показывай. У меня того гонора в разы больше будет. И не только его. Я те не Любава. Дам раз по темечку - не обрадуешься.
        - Да уж, это вы все здесь можете, - произнес Никита через силу. А что еще скажешь? Все уже сказано. И все ясно.
        Он повернулся и сделал шаг к воротам.
        - В дружину не возьму, - задумчиво сказал воевода, глядя парню в спину. - А в поход - может быть. В пути не только оружные воины, но и стрелки могут понадобиться. Да и неча тебе здесь в Козельске торчать, душу себе изводить. Подале - оно всяко лучше будет…
        Никита остановился, не веря своим ушам. Оборотился медленно, боясь спугнуть, растерять услышанное.
        - Ты правду говоришь, дядька Федор?
        Воевода невесело усмехнулся:
        - Ты слышал, парень.
        И добавил:
        - Да и мне что-то здесь тошнехонько в последнее время. Так что…
        Договорить воеводе не дали.
        - Федор Савельич, на тракте конные люди, - раздался над головой обеспокоенный голос дозорного со смотровой площадки. - Много. Отсель не видать кто.
        Воевода мигом забыл и про свои, и про чужие беды.
        - Смотри лучше, кто там! Ордынцы?!
        От громового голоса воеводы дозорного словно ветром отнесло к другому краю площадки. Через мгновение он вновь свесился через деревянные перила.
        - Да не, вроде не ордынцы. Идут медленно. Людей десятка четыре верховых. И обоз.
        Воевода повернул голову к Никите.
        - Похоже, брат твой, Игнат Васильевич, прибыл с торговым поездом. Не кручинься, парень. Вот ярмарку отгуляем - да в поход. Пошел я обозы встречать.
        Федор Савельевич направился к воротам. Никита, глядя вслед удаляющейся кольчужной спине воеводы, присел на бревно - голова еще слегка кружилась после удара, немного дрожали ноги, непривычно давила на голень резная рукоять нового засапожного ножа, сместившаяся в драке.
        Спина воеводы скрылась за воротами. Никита наклонился, поправил нож за голенищем.
        - Отгуляем, дядька Федор, - прошептал он. - И ярмарку отгуляем, и свадебку братца моего, коли он ту свадьбу до отъезда нашего торопить станет, - а он станет, я его знаю. Тогда и евонные похороны тоже отгуляем. А опосля - и мои…

* * *
        К городу шли обозы.
        Многочисленные груженые подводы, крытые сверху плотной тканью, сопровождали вооруженные витязи в побитых и грязных доспехах. Редкое это дело - чтоб у русского витязя доспех не вычищен был. Значит, недалеко от града бой приняли, не до чистки было, шли без привала, торопились засветло домой вернуться.
        Несколько наспех перевязанных воинов сидело на подводах, но каждый, как мог, храбрился и прикрывал раны одеждой или кольчугой, вздетой поверх повязки - не дай бог, подумают родичи, что последние часы воин доживает, бросятся спасать и торжественный миг встречи испортят.
        А к воротам уже со всех сторон бежали люди. Не от любопытства - у многих родные ушли с обозами торговать в далекие земли. И вот вернулись. Только все ли?
        Мигом у ворот собралась толпа. Бабы, выискивая глазами своих, прижимали к губам платки. Узнавали в обросших бородами бывалых ратниках голобородых юнцов, год назад отправившихся в дальний поход. Кто-то продолжал искать - не находил, но к обозам броситься боялся - нельзя, покуда воевода самолично гостей не встретит. Пока князь из пеленок не вырастет и в силу не войдет, многими делами в городе заправляет княжий пестун - воевода Федор Савельевич. В том числе и встреча честь по чести дорогих гостей, среди которых много незнакомых лиц появилось, - тоже его занятие.
        Воевода степенно вышел за ворота, прошел по деревянному подъемному мосту, перекинутому через глубокий ров, и остановился. Рядом встала дочь Настя с хлебом-солью в руках.
        - Хоть бы умылась, - сердито шепнул воевода. - Перед людьми стыдно.
        Настя потупила заплаканные глаза. Прошептала:
        - Прости, батюшка.
        Воевода еле слышно вздохнул. Хотел сказать: «И ты прости, дочка», да не дали.
        Впереди обоза шагал высокий человек в песцовой шапке и дорогом кафтане, видимо, специально для торжественной встречи накинутом поверх доспеха. В отличие от кольчуги и нагрудника, кафтан был новым и чистым. На кольчуге же виднелось наспех затертое бурое пятно. И железная пластина на груди была ощутимо помята.
        Во все времена торговала Русь. И в спокойное время, и в лихую годину. Как иначе? Издревле особо богата была русская земля пушным зверьем. А серебра было мало. Вот и шел основной обмен в заморских странах - меха на серебро. Без гривны какая торговля? И катались купеческие обозы-караваны по всему свету, порой платя не мехами, а кровью за звонкие заморские монеты. Потому как вдоль торговых путей постоянно шныряют разномастные шайки лихого люда, промышляющего опасной охотой. Много разбойников перевешано вдоль тех трактов, много отчаянных голов осталось валяться в пыли на радость воронам - а все, поди ж ты, не переводятся охотники до чужого добра…
        Обоз остановился. Человек шагнул вперед и поклонился.
        - Здрав будь, воевода.
        - И тебе здоровья, Игнат-купец, - ответил Федор Савельевич. - Хлеб-соль, с возвращением. Легок ли был твой путь?
        - Дошли с Божьей помощью, - ответил Игнат, машинально проведя рукой по вмятине на нагруднике.
        Воевода посторонился, пропуская дочь. Настя подошла, протянула каравай. Игнат отломил кусочек, обмакнул в соль, но, прежде чем отправить в рот, понюхал хлеб и зажмурился от удовольствия.
        - Вот теперь верю, что дошли, - сказал он и поклонился вторично. - Земной поклон тебе, град Козельск! И вам, братья мои и сестры!
        Толпа ответила радостным многоголосьем, вверх полетели шапки.
        - Здрав будь, Игнат!.. Здорово!.. О тебе забудешь, как же!.. А и забудешь - ты ж о себе напомнишь!..
        Положенный предками ритуал встречи странников был окончен.
        Народ ринулся через мост. Десятки рук хлопали по плечам усталых ратников и купцов, хватали под узцы лошадей и влекли их к воротам. Выли бабы - большинство от счастья, найдя своих, но кто-то и от горя, узнав страшное. Таких утешали, как могли.
        Но все же вернувшихся было больше. Усталых, обветренных, битых дождями и стрелами лихого люда, многое повидавших в дальней дороге, но возвратившихся к стенам родного города.
        Обоз медленно втягивался в ворота. Но не только русские телеги были в том обозе. Чужие повозки, крытые плотными цветастыми тканями, ехали позади. Люди в странных, незнакомых одеждах шли рядом с теми повозками.
        Но никто не удивлялся гостям. Многих разных людей из иных стран повидали горожане за прошедшие годы, когда в Козельск на ярмарку начал съезжаться торговый люд. Правда, нынче Игнат привез каких-то уж совсем странных - но ему виднее. Не первый год в дальние края с обозами ездит, потому и главой над торговым поездом вот уж в третий раз был назначен. И вернулся. А это в торговом деле самое сложное - вернуться. Потому как пути-дороги нынче ох какие неспокойные.
        На смотровую площадку княжеского терема вышла княгиня с маленьким ребенком на руках. На плечи княгини был наброшен пурпурный плащ, отороченный горностаевым мехом. Золотой обруч, украшенный жемчугом, лежал на голове молодой женщины поверх черного вдовьего платка, скрывающего волосы.
        Нянька подошла сзади и набросила на плечи княгини теплый воротник из шкурок редкого темного соболя.
        - Ветрено, матушка. Сама застудишься и дитенка застудишь.
        - Спасибо, Петровна, - еле слышно сказала княгиня, кутаясь в соболиный мех и крепче прижимая сына к груди. - И правда, зябко нынче.
        Ей было вряд ли больше тридцати. Красивая женщина с истинно княжескими чертами благородного лица, да только бледна и глаза припухли от слез. Около года назад уехал на охоту с малой дружиной муж ее, князь козельский, да так и не вернулся. Ни весточки, ни слуха. Может, ордынцы, может, лихие люди постарались - кто знает. Степь свои тайны раскрывает неохотно. Ждала, не хотела верить. Лишь недавно черный вдовий платок надела, как нового князя на свет родила. А все ж надеялась - а вдруг…
        - Игнат с обозами вернулся, слава те Господи, - перекрестилась нянька.
        Глаза княгини заблестели. Всхлип утонул в песцовом меху. Княгиня повернулась и чуть не бегом метнулась обратно в терем.
        - Ой, дура старая! - нянька прикрыла рот морщинистой ладошкой. - Только дитятко чуток забываться стало - и тут я со своим языком!
        И бросилась вслед за княгиней…
        К Игнату вразвалочку подошел купец Семен Васильевич в высокой бобровой шапке и теплой медвежьей шубе, раскинул руки:
        - Ну, здорово, братко!
        - Здорово!
        Братья обнялись.
        - Ох и заматерел ты, Семен, зараз и не обхватишь!
        Игнат взял брата за плечи и чуть отодвинул от себя.
        - Дай-ка я на тебя посмотрю. Заматерел, заматерел! А пошто в мехах-то? Весна, чай, на дворе.
        - Не люблю, когда зябко, - поежился Семен. - Да и положение обязывает. Ты лучше скажи, много ли нам товару наторговал?
        - На ярмарку хватит, чтоб лицом в грязь не ударить, - улыбнулся Игнат. - И еще останется.
        - Это хорошо, - кивнул Семен. - И то хорошо, что ты аккурат к весенней ярмарке успел. Гости из русских градов, тех, что Орда мимо обошла, по пути в Новгород к нам заглянули. Не сегодня-завтра собирались торгов?ще[78 - Торговище - здесь торг, ярмарка. Также на Руси торговищем называлась торговая площадь.] зачинать - а тут еще и ты…
        Мимо них нескончаемым потоком тащились телеги и повозки с товарами. Усталые волы, влекущие груженые подводы, почуяв запах сена и стойла, стали быстрее перебирать копытами.
        С одной из телег спрыгнул рослый воин в ордынских кожаных доспехах, не иначе, взятых с бою. На плечах у него был наброшен сильно потертый плащ-каросс, сшитый из шкур невиданных животных. В правой руке воин держал копье с наконечником-лезвием необычной каплевидной формы, заточенным с двух сторон, в левой - небольшой круглый щит, обтянутой толстой шкурой животного, живущего далеко за Срединным морем[79 - Срединное море - Средиземное море.]. Рог этого зверя, который он, судя по байкам ярмарочных брехунов, таскал на носу, торчал из центра щита.
        Но не только оружие воина было необычным. Его лицо под полукруглым шлемом кочевника было абсолютно черно. Как и его руки, сжимающие оружие. Воин подошел, встал на шаг позади Игната и застыл, словно статуя.
        Семен опасливо покосился на странного воина.
        - А это кто такой? - спросил он тихо. - Пошто личиной черен? Сажей, что ли, измазался? Или ты, прости Господи, черта к себе на службу взял?
        Игнат рассмеялся.
        - Да нет. За Срединным морем, которое Итиль-река питает, земля есть - так там все люди и ликом, и телом черны. Встретил я его на пути зело далече отселе. Ну, подсобил ему немного - он один супротив полудюжины бился. Назвался воином. Тогда еще по-нашему не разумел, знаками показывает, мол, его жизнь теперь мне принадлежит. Я ему толкую - да ладно тебе, ничего ты мне не должен. Он же - ни в какую. С тех пор от меня ни на шаг.
        - Во диво-то! Чего только на свете не бывает!.. А это что такое? - вытаращил глаза Семен. - Ты, братко, в заморских странах цельное дерево прикупил? Нешто у нас своих деревьев мало? В лесу сколько хошь и бесплатно. Али забыл?
        На специально построенной длинной телеге пара волов тащила длинную струганую лесину с углублением на конце. Вслед за этой телегой шли еще несколько, крытых сверху дерюгами от дождя и любопытных глаз.
        - И на кой тебе такая здоровая ложка? - посмеиваясь, продолжал допытываться у брата Семен.
        - То не ложка, - серьезно ответил Игнат. - То мой дар городу. Машина иноземная. Прямо через стену в ворога может камни или иные снаряды метать.
        - А то у нас на стенах самострелов мало, - осуждающе покачал головой Семен, покатал на языке непривычное слово. - Ма-шина… А ты у веча спросил, нужен городу такой дар? Твоя машина места займет с две избы, а тут у нас и так развернуться негде.
        - Машина разборная, - спокойно ответил Игнат. - Время придет - глядишь, пригодится.
        - А глядишь, и не пригодится, - продолжал ворчать Семен. - Помяни мое слово, только зря наше общее дело в расход ввел.
        - Тот расход на меня запишешь, - ровно ответил Игнат. Семен отмахнулся.
        - Вот, сейчас начнем рубели[80 - Рубель, рубль - если товар стоил меньше гривны, то гривну рубили на кусочки, называемые рублями, которыми и расплачивались. Первое упоминание о рубле как о полноценной русской (новгородской) денежной единице относится к концу XIII века.] считать. Ты просто в будущем дары городу поменьше размерами выбирай. Еще пара таких даров - и наши с тобой подворья в посад[81 - Посад - торговое либо ремесленное поселение, находящееся за стенами укрепленного города.] переносить придется.
        Телеги прошли. Вслед за ними потянулись повозки, крытые слегка выцветшими от ветра и дождей тканями необычной расцветки. Рядом с повозками шагал невысокий человек в цветном халате, шитом из дорогой канчи[82 - Канча - в старину на Руси название китайской шелковой ткани.]. Его плоское лицо с раскосыми глазами было бесстрастно, словно вылеплено из желтой глины. На поясе у человека висел длинный прямой меч.
        - А энтого ты не иначе как в Орде прихватил? - кивнул на человека Семен.
        - Тоже нет, - ответил Игнат. - То не ордынец. То человек из страны Кара, по-нашему выходит Поднебесная.
        - Я смотрю, ты с собой иноземцев со всего света собрал, - хмыкнул Семен. - Эти тоже все из-за Срединного моря?
        Действительно, через город шли что повозки, что люди рядом с ними, ранее в Козельске невиданные. На голове одного из гостей были намотаны какие-то тряпки, причем намотаны плотно, на манер шапки. Другой гость на тонконогом злом жеребце был горбонос, одет в короткополую черную куртку, обшитую дорогой кольчугой, широкие штаны и сапоги с загнутыми кверху носами. На его поясе висел длинный кинжал, отделанный серебром и драгоценными камнями. Волов, впряженных в повозки, и своих молчаливых слуг погонял гость громко, гортанно и отрывисто. Ему вторили два чернобородых соплеменника, ехавшие чуть позади и одетые попроще.
        - Любопытен ты шибко, братец, - рассмеялся Игнат. - Скажу лишь одно - это люди. Как и мы с тобой. Они к нам в пути пристали, так вместе и ехали всю дорогу. В городах торговали, на пропитание себе зарабатывали. И нам сподручней - чем народу больше, тем товар сохраннее что у них, что у нас. Время сам знаешь какое, на дорогах неспокойно. А пока вместе ехали, они помаленьку по-нашему разуметь стали. Особливо вон тот.
        Игнат кивнул на человека в тюрбане.
        - Летопись пишет, учен за морем, да и лекарь наизнатнейший. Так что после баньки да за столом сам у них все и расспросишь.
        Замыкала обоз открытая телега, к которой был привязан человек. Руки его, растянутые между бортами телеги, были примотаны к железным заушинам крепкими сыромятными ремнями. Кольчуга покрывала тело человека, словно вторая кожа. Видно было, что ковалась она искусным мастером на заказ и подгонялась точно по фигуре. Грязная, местами порванная белая накидка с большим черным крестом на груди была надета поверх кольчуги и перехвачена на талии кожаным поясом. Белый мятый плащ с таким же крестом лежал на дне телеги, частично прикрывая сваленные в кучу подшлемник, двустворчатые наручи, наплечники, наколенники и кольчужные чулки той же работы, что и сама кольчуга. Похожий на мятое ведро с прорезью для глаз шлем крестоносца перекатывался у ног хозяина, погромыхивая в такт подпрыгивающей на бревенчатой мостовой телеге и порой задевая за рукоять огромного двуручного меча, валяющегося там же. Тогда громыхание становилось громче, словно в пустое ведро долбанули ухватом.
        Телега скрипнула - и остановилась. Обоз въехал в город.
        Отрок, стоящий на посту возле большого железного ворота, навалился на рукоять. Медленно начали сходиться тяжелые створки городских ворот. В уменьшающуюся щель между створками было видно, как поднимается на цепях бревенчатый мост через ров - дополнительная защита ворот в случае штурма.
        Видимо, услышав обрывок разговора двух братьев, крестоносец поднял голову. В зеленых кошачьих глазах пленника сквозило презрение. Он взглнул на братьев, на стоящего рядом с ними чернокожего воина, перевел взгляд на идущего впереди человека в тюрбане, тряхнул роскошными золотыми кудрями, которым бы любая девка позавидовала, и сплюнул в прелую солому на дне телеги.
        - Хорошая компания, - негромко проговорил он. - Грязный мавр и неверный сарацин. И с ними их друзья - куча лесных язычников.
        Семен показал глазами на привязанного крестоносца:
        - А это кто? Тоже, что ли, торговый человек? Больно рожа у него разбойничья.
        - А это натуральный разбойник и есть, - ответил Игнат. - Их последнее время на Руси полно развелось. Слышал я, будто они к Пскову и Великому Новгороду подбираются - Орда с одной стороны, Ливонский орден - с другой.
        При словах «Ливонский орден» крестоносец поднял голову. Высокомерные черты его лица исказились гримасой ненависти.
        - Что ты там протявкал об ордене, собака? - крикнул он.
        На крик обернулись люди, разгружающие обоз. Воевода Федор Савельевич, было направившийся с дочерью к своему дому, остановился, повернул голову и прищурился. Настя тоже обернулась… и вдруг застыла на месте, не в силах оторвать взгляда от роскошных кудрей цвета солнца, слипшихся на виске от засохшей крови, и от благородно-надменного лица крестоносца.
        Семен удивленно воззрился на пленника.
        - Ишь ты, какой разговорчивый! И по-нашему разумеет. Только говор у него странный, словно сам как собака гавкает… Откуда ты его взял, братко?
        Игнат вновь провел рукой по вмятине на нагруднике.
        - Он сам взялся. Верстах в двадцати отсюда с ватагой лихого люда. Он у них там вроде как за главного был. Навалились со всех сторон, но мои ребята не дремали, да и иноземцы подсобили. В общем, покрошили мы ту ватагу, а его все никак взять не могли - он весь в железе, и меч у него обоерукий, в две длины нашего клинка, - не подойдешь.
        - И как взяли? - живо поинтересовался Семен.
        Игнат кивнул на здоровенного молодца, про которых в народе говорят «что поставишь, что положишь». Парень был росту невысокого, но ширину плеч имел, считай, одинаковую с ростом. На плече молодец тащил тяжеленный дубовый ослоп[83 - Ослоп (старорусск.) - боевая дубина, окованная железом либо утыканная металлическими шипами.], окованный тремя широкими полосами железа. На железе имелись неровные темные пятна - то ли ржавчины, то ли чьей-то засохшей крови.
        - Да вон Митяй своей оглоблей приласкал по тому ведру, что крестоносец на башке носил, - и поплыл ливонский рыцарь. Тут мы его и повязали.
        Семен покачал головой.
        - Ну, делааа… А чего не добили? На кой он вам сдался с собой возить, кормить… Это ж какой расход! Он же, поди, один жрет за троих.
        - Да как-то в запарке не до того было, - пожал плечами Игнат. - А потом уж после боя - куда его денешь? Резать пленного - то не по совести. И отпустить нельзя - опять шайку соберет, на дорогах разбойным делом промышлять станет. Вот и порешили до города довезти - а там уж как народ рассудит.
        - Совестливый ты больно, братец, - скривился Семен Васильевич. - Ножичком бы по шее чик - и вам, и народу козельскому проще бы было. Делать людям больше нечего, как с иноземным разбойником канителиться.
        Крестоносец злобно оскалился.
        - Я бы с тобой, пес, точно решил все очень просто, - прорычал он. - Нож бы не понадобился. Плохо пачкать оружие о такой собака, как ты.
        Семен покосился на мощные запястья крестоносца и усмехнулся:
        - Бог не выдаст, рыцарь не съест. А случись нам на кулачках перехлестнуться - боюсь, подпортил бы я тебе личико-то. Всю жизнь оставшуюся морду в ведре б своем прятал.
        - Развяжи мне руки, - прохрипел крестоносец. - Тогда посмотрим, чей морда надо будет прятать.
        - Можно и развязать, - задумчиво проговорил Семен Васильевич. - А можно и повременить. Ежели тебя к ближайшей осине везти, так чего мучиться - развязывать, потом обратно связывать. Дать еще раз по башке Митяевой оглоблей, да и вздернуть, благословясь, чтоб понапрасну время и жратву на тебя не тратить.
        - На все воля Божья, - прервал размышления брата Игнат. - Нельзя над пленным самосуд чинить. Вече[84 - Вече - древнерусское городское народное собрание, созываемое звоном вечевого колокола для суда над преступниками или для решения иных общественных вопросов.] решит, как с ним быть.
        - Дак то вече еще когда соберется…
        - А пока вече не соберется, пусть отец Серафим решает, куда его девать, - жестко прервал брата Игнат. - Как-никак, крест на лихоимце. Кстати, вон и батюшка идет, легок на помине.
        К собравшимся степенной походкой направлялся высокий старец в черной рясе с большим медным крестом на груди. Длинная белая борода отца Серафима почти полностью закрывала крест.
        Братья поклонились, священник осенил их крестным знамением.
        - Приветствую тебя, сын мой, - промолвил отец Серафим, обращаясь к Игнату. - Легок ли был твой путь?
        - Не сказать что легок, батюшка, но дошли твоими молитвами, - ответил Игнат.
        - Истинно так. И тебя, и твоих молодцев, Игнат, не забывал я в молитвах.
        Крестоносец хрипло засмеялся. Отец Серафим внимательно посмотрел в глаза пленника, после чего вновь повернулся к Игнату.
        - А что это за человек? Вроде как знак Божий на нем.
        Игнат ответить не успел. Его опередил крестоносец.
        - Знак Божий на нас обоих, священник! Только я служу Богу, а ты - сатане!
        - Вот такой братцу ушкуйник разговорчивый попался, - сказал Семен. - Батюшка, посоветуй, что с ним делать, а? Может, прям здесь порешить - и всех делов? Чтоб руки не поганить, можно прям с телегой в Жиздру[85 - Жиздра - левый приток Оки, река, на берегу которой стоит Козельск.] спустить? Глядишь, раки летом потолще будут, они до всякой падали сильно охочи.
        Серафим отрицательно покачал головой.
        - Нельзя. Тоже Божья душа, только заблудшая. Опустите его пока в поруб[86 - Поруб (старорусск.) - темница, бревенчатая тюрьма.], пусть охолонет маленько.
        - Дело говоришь, батюшка, - одобрил Игнат.
        И крикнул работникам, разгружающим возы:
        - А ну ка, ребятушки, возьмите божьего человека под микитки да спустите в поруб. И привяжите покрепче.
        Один из работников подошел, оглядел с сомнением пленника и, почесав затылок, изрек глубокомысленно:
        - Как бы не убег божий человек. Такому путы порвать - раз плюнуть. Пригляд за ним надобен.
        - Дело говоришь, - кивнул Семен. - Скажи деду Евсею, пущай присмотрит за ним пока. И за его барахлом тоже, чтоб не растащили ненароком. Не забыть бы воеводе сказать, как увижу, какая ворона к нам в поруб залетела.
        Работник обернулся.
        - Эй, парни! Тут дело такое, один не управлюсь. Ворога надо в поруб доставить.
        Еще трое работников несколько нерешительно подошли к телеге. Один взял в руки двуручный меч, покачал на руке, прикидывая вес, посмотрел на крестоносца, перевел взгляд на тяжелую рукоять меча, потом снова взглянул на пленника.
        - Чего уставился, деревенщина? - презрительно бросил крестоносец. - Или рыцарский меч руки оттягивает?
        - Да нет, - пожал плечами мужик. - Вот прикидываю - дать тебе слегка по макушке твоим мечом, чтоб не дергался, или сам дашь себя связать?
        - С мечом-то оно всяко сподручнее будет, - поддакнул другой работник. - А то, не ровен час…
        - Вяжите, - отрывисто бросил крестоносец. - Черт с вами.
        И добавил что-то многоэтажное на непонятном лающем языке.
        Бить пленника не стали. Просто, развязав ремни, сноровисто заломили локти назад, сняли с телеги и, связав руки сзади, повели через весь город к городскому порубу, прилепившемуся к дальней стене козельской крепости. Один из мужиков шел сзади, напялив на голову рыцарский шлем и неся огромный меч на плече, словно грабли. Другой тащил под мышкой тяжелый нагрудный панцирь, завернув его в белое одеяние, словно в простую тряпку.
        - Ну и нам пора, благословясь, - сказал Семен, плотнее запахиваясь в медвежью шубу. - Что-то ближе к вечеру холодать стало. Пошли-ка, братко, отсюда. Сегодня у нас еще дел невпроворот - банька, потом застолье. Девки уж, поди, пирогов напекли да медовухи бочку выкатили, как я загодя велел. А завтра поутру ярмарку устроим.
        - Спасибо, брат, - кивнул Игнат. - Знаешь, чем угодить.
        - А то, - хмыкнул Семен. - Мне ли не знать? Будто сам с обозами торговать не хаживал.

* * *
        Серп луны был похож на кривой разрез, сделанный воровским ножом в черном пологе неба. Лишь зарождающаяся луна да костер у ворот, возле которого грелась смена ночной стражи, немного разгоняли мрак. Но этого зыбкого света было явно недостаточно для того, чтобы разбавить непроглядную черноту ночи, в которой по самые верхушки сторожевых башен утонул город.
        Но человеку не нужен был свет.
        Он уверенно крался вдоль глухих заборов и темных стен домов, сам похожий на потревоженную ночную тень.
        В конце улицы появились два огненных пятна, словно гигантский змей-Горюн медленно полз по улице, сверкая глазами.
        Человек шагнул в сторону и прижался к стене кузни, словно пытаясь врасти в нее.
        Пятна света приближались. Мимо спрятавшегося, чуть не задев его сапог древком копья, прошел дружинник с товарищем. Воины держали в руках по факелу и пытались что-то рассмотреть в темноте. Но известно, что глядящий ночью на огонь видит только огонь и ничего более.
        Человек поспешно отвел глаза. Если дружинник все-таки что-то рассмотрит в кромешной темноте и попытается ткнуть копьем, нужно, чтобы глаза увидели это копье, а не язык пламени, ослепляющий во тьме.
        Но - повезло. Дружинники прошли мимо. Не слишком бдительная ночная стража. Да и кого им бояться в родном городе? Стены крепки и высоки, вокруг на многие версты никого, а что Орда ходит по Руси - так она нынче, по слухам, к Новгороду подбирается, а господин Великий Новгород эвон где…
        Человек еще некоторое время смотрел на удаляющиеся фигуры в островерхих шеломах, освещенные бликами неверного света факелов, пока стражу снова не поглотила ночь. Тогда он лаской метнулся через улицу, в мгновение ока взлетел на высокий забор и мягко спрыгнул внутрь двора.
        Заворчал спросонья матерый цепной пес. Человек застыл на месте.
        Пес понюхал воздух. Ничего. Знакомые дворовые запахи, да еще цветущей березой пахнет. Пес сморщил нос, чихнул, прикрыл нос лапой и снова заснул.
        Человек тихо стравил сквозь зубы перегоревший воздух. Стало быть, не зря перед походом натер одежду березовыми почками, а лицо и руки березовым соком.
        Истово перекрестившись, темная фигура осторожно возобновила движение. Шаг. Другой. Прыжок…
        Ухватившись пальцами за верхний наличник окна, человек подтянулся, словно белка. Миг - и он уже на подоконнике второго этажа. Ставни-то открыты, спасибо беспечным хозяевам, любителям свежего воздуха…
        Лунный свет заглядывал в окно, освещая нехитрое убранство девичьей светлицы. Стол, крытый белой скатертью, лавка, на столе вышиванье, икона в углу. Скорбный лик Христа, подсвеченный лампадкой, укоризненно глядит на лежанку с кучей мехов на ней и на полуобнаженное девичье плечико, выглянувшее из-под медвежьей шкуры, на нежное личико, на длинную тонкую шею, на бьющуюся жилку под нежной кожей…
        Человек на подоконнике замер, любуясь открывшейся перед ним картиной. Свету было мало - луна да лампадка, но воображение живо подрисовывало недостающие детали…
        Человек осторожно спустился с подоконника, сделал шаг, другой…
        Черный силуэт загородил окно. На лицо девушки упала тень. Тонкая нить, связывающая душу спящего и его тело, натянулась… Вздрогнули пышные ресницы…
        - Это сон, - прошептала девушка. - Ты мне снишься…
        - Нет, - покачал головой ночной гость. - Это я, Настасьюшка. Я попрощаться пришел.
        Девушка вздрогнула, хотя человек говорил еле слышным шепотом. И окончательно проснулась.
        Плечико нырнуло под шкуру. Девушка резво натянула на себя меха до подбородка и прижалась спиной к стене.
        - Ты что, Никитка, ополоумел? - испуганно прошипела Настя. - А ну кто войдет? Мне ж от позору вовек не отмыться!
        - Настасьюшка, ты только скажи… - взмолился Никита.
        И осекся.
        Взгляд Насти метался, как у затравленного зверька, - то на Никиту, то на массивную дубовую дверь с незадвинутым засовом.
        - Что сказать?!!
        Девушка чуть не кричала. В лунном свете ее лицо казалось неестественно белым.
        - Люб ли я тебе? - выдавил из себя Никита. Он уже жалел, что таким вот образом решил в последний раз повидаться с ненаглядной мечтой своей.
        Но первый испуг у девушки, похоже, прошел. Уступив место неприкрытой досаде.
        - Никитка, ну что ты словно дитя малое - люб, не люб? Ночью в окно как тать[87 - Тать (старорусск.) - вор.] влез… А ну как батюшка войдет?
        И тут Никита взорвался. Все накопившееся в нем за эти дни выплеснулось в полузадушенном крике.
        - Батюшка твой тебя супротив воли за постылого выдать хочет!!!
        Сейчас ему было наплевать на всех - на Настиного батюшку, на то, что народ скажет, на вече городское, которое, ежели чего, за такие дела не помилует. Какой тут батюшка, какое вече, когда с собственной жизнью сегодня днем загодя попрощался?
        Настя чуть не плакала.
        - А мне что делать? В Жиздре топиться? Как я против родительской воли пойду?
        Никита склонил голову. Порыв прошел, оставив лишь горечь в опустевшей душе. На что надеялся? На чудо? Так не бывает на свете чудес, поди, не в сказке живем.
        - И то правда, - тихо сказал Никита. - Но и мне без тебя не жизнь. Завтра на ярмарке кулачный бой будет…
        Он замолчал. А чего говорить, зачем? Сказано все уже.
        - И чего? - пискнула Настя. - Неужто…
        Никита кивнул.
        - Против брата?
        - Он брат мне лишь по батьке, - глухо сказал Никита. - И половина крови у него гнилая, от той ведьмы, с которой батька на стороне знался и на которой женился опосля того, как мамка померла. Вот завтря я ту гнилую кровь с него-то и выпущу.
        Испуганные глаза Насти блестели, готовые разразиться водопадом слез. Голос девушки дрожал, и неизвестно, чего было больше в этом голосе - страха за себя, за Никиту, за то, что сейчас вот-вот кто-то может войти, услышав голоса, либо за то, что будет завтра.
        - Никитушка, так он же на кулаках-то первый боец в городе…
        Взгляд девушки снова метнулся к двери.
        - Ой, шел бы ты уже, а? Светать скоро будет. Того и гляди кто войдет…
        Никита покачал головой.
        - Я и гляжу, Настенька, ты того больше боишься, как бы кто нас вместе не увидел, нежели разлуки со мною.
        Он задумался на мгновение, потом решительно тряхнул головой, словно отгоняя пелену, застившую взор.
        - Да не о том я что-то… В общем, прощай. Не поминай лихом, ежели чего.
        Он шагнул к окну, мелькнул силуэт, на короткий миг загородив лунный серп в окне, - и снова пуста светлица. Лишь качнулся потревоженный ночной прохладой язычок пламени в лампадке, и показалось, что Господь на иконе укоризненно покачал головой.
        Настя уткнулась носом в меха и разрыдалась. Ежели накопилось чего на душе, для женщины слезы - лучшее лекарство.
        Мужчинам сложнее…

* * *
        Весенняя ярмарка - это всегда праздник, который тороватые торговые гости стараются подгадать под начало Масленицы. Чтоб веселье людское - через край, чтоб еды да медов - от пуза. Ну и чтоб подвыпивший покупатель был не шибко прижимист да на скалвы[88 - Скалвы (старорусск.) - весы.] с локотками[89 - Локоток (старорусск.) - мера для измерения длины.] особо не пялился.
        За ночь работный люд соорудил на торжище добротные прилавки с навесами на случай дождя, которые по окружности огораживали площадь. А на самой площади веселился народ.
        На большом костре горело соломенное чучело Зимы, потрескивая и грозя завалиться прямо на подвыпивший народ. На соседних кострах жарили целых быков, насаженных на двухсаженные вертелы. Черный дым лез в ноздри, ел глаза. Торговые заморские гости украдкой морщили носы и прикрывали дерюгами дорогие ткани, пытаясь уберечь их от сажи. Такое оно, торговое ремесло, - морщись не морщись в рукав, а покупателю улыбнись, потому как в щедрой земле русов барыш за день часто бывает такой, что в ином месте и за две седьмицы[90 - Седьмица (старорусск.) - неделя.] не заработаешь.
        Опасаясь сверзиться с неслабой высоты по смазанному салом гладкому столбу, вкопанному вертикально в землю, осторожно карабкался мужик, жилистый, длинный и тощий, словно змей, время от времени бросая жадные взгляды на верхушку столба, к которой была привязана пара новых сапог.
        - Давай-давай, Тюря, шевели костями, - подбадривали снизу. - Чай, пятки не казенные, не сотрешь.
        - Пятки… ить… не казенные, - отбрехивался сверху Тюря, рассчитанными рывками перемещаясь к заветной цели. - А вот штаны… и то, что в них…
        Народ снизу гоготал от души.
        В центре площади был сооружен невысокий помост, на котором розовощекий заезжий скоморох пытался заставить плясать ручного медведя. Скоморох тщетно тренькал маленькими гуслями, порой поднося их к самому уху зверя, но мишка, видимо, был не в настроении и плясать не хотел. Он сидел на заднице и сосредоточенно жевал моченые яблоки, доставая их из корзины, ловко отобранной у разносчика. Разносчик, в сердцах грянув оземь потертую шапку, стоял в опасной близости от помоста и поливал медведя витеиватой бранью. Но тот, поглощенный трапезой, разносчика вниманием не удостаивал, чего нельзя было сказать о яблоках, которые исчезали из корзины с поразительной быстротой. Окружающий народ веселился отчаянно, бросая пострадавшему разносчику в шапку кому сколько не жалко, не подозревая, что спектакль подстроен.
        Лучшие торговые места, те, что побольше и поближе к середине площади, были заняты наиболее уважаемыми и богатыми купцами, которые в такой день не брезговали самолично стать к прилавку. Прилавок купца Семена Васильевича был завален мехами отменной выделки, за которые где-нибудь в Царьграде насыпали бы серебра столько же, сколько они весят.
        Но Козельск не Царьград. Здесь в почете было другое.
        Народ толпился у соседнего прилавка, за коим стоял брат Семена Игнат. Сзади него недвижной статуей застыл чернокожий воин, который вообще от Игната ни на шаг не отходил, так и таскался за ним как привязанный. Диво само по себе, конечно, невиданное, но помимо черного человека привез Игнат из заморских стран и разные диковины. Как тут не поглазеть?
        Были на прилавке крученые штуки, похожие на странной формы маленькие шлемы, внутри которых, если ухо приложить, было слышно море. Игнат сказал, что раньше в тех шлемах жили какие-то морские твари.
        - Тьфу, - тихонько сплюнул себе под ноги Семен. - Бесовская дрянь.
        Был желтый прозрачный камень, в котором застыл жирный пучеглазый комар. Была костяная фигурка странного животного с пятой ногой вместо носа, которая, по словам Игната, должна приносить счастье. Будто не ясно, что счастье бывает, когда в церковь исправно ходишь и Богу молишься, а не ставишь дома в красный угол изображения черт-те кого. Эх! Глянешь иной раз - вроде б и родня сводный брат Игнатка - роднее некуда. И дело общее на двоих, и купчина знатный, и положиться можно на него, как на себя самого, что ныне вдвойне ценно, потому как всякий того и гляди обворовать-обжулить норовит. А иной раз как учудит - хоть стой, хоть падай! Как сейчас, например. Притащил в город деревянную ложку на подставке да две телеги не пойми чего, дряни всякой на потеху смердам с холопами - и радуется. Чисто дитя малое!
        - Чует мое сердце, доиграется Игнат, - проворчал Семен, качая головой. - Одиннадцать годов назад сожгли люди в Новгороде четверых волхвов, что смущали народ баснями да бесовскими бирюльками. Кабы и у нас чего не вышло…
        Но больше всего толкались бабы возле малой вещицы размером с две ладони - рамки с деревянной ручкой, в которую была вделана пластина из неведомого металла, полированная до того, что можно было в ту пластину все прыщи на собственном носу рассмотреть. Ну, и картину вокруг носа тоже. Визг, писк, охи, ахи, прихорашивания, будто в кадке с водой собственной ряхи ни разу не видели. А Игнату все как с гуся вода - хохочет вместе со всеми, мелкой пацанве леденцовых петушков задарма раздает. Конечно, где пацанва - там и довольные родители, что наперебой норовят отблагодарить веселого купца и купить у него что-нибудь.
        - Семен Василич, глянь-ка, как хитро брат твой Игнат народ приваживает, - проговорил работник, расчесывающий горностаеву шкурку. - И черного своего сзади себя поставил - тоже диво торговле на пользу. Нам бы где такого найти.
        - Не твоего ума дело, - буркнул Семен. - А то у меня глаз нету. Мех чеши давай! А то тебя дегтем намажу и позади поставлю. Только, боюсь, пугало получится, люди разбегутся.
        Слева от Семена пристроился тот узкоглазый из страны… как ее? Поднебесная, что ль? Вот уж у кого товары так товары, ничего не скажешь! Мечи прямые, длина как и у наших, да только ?же вдвое и остры: кусок канчи на лезвие бросишь - распадается канча на две половинки. Кинжалы красоты необычайной, ткани цветные, легкие, как пух лебяжий. И опять же - мальцам развлечение. Круглые железные шары с воеводин кулак величиной, иссеченные продольно-поперечными линиями и насаженные на деревянную рукоять. Тряхнешь - внутри грохот. Звук поганый, а мелюзге нравится. Сразу реветь перестают и ручонки к шарам тянут, дай, мол! Да только не всякий удержит - тяжеловата игрушка.
        Далее шли прилавки других заморских гостей.
        Горбоносый с братьями привезли высокие кувшины с вином - как только не расколотили по дороге? И сейчас у его прилавка стояла приличная очередь - дешево, всего за беличью шкурку наливал горбоносый полную сулею[91 - Сулея (старорусск.) - посудина с горлом, фляжка.] красненького. Мужики отходили, хлебали, пожимали плечами. Вроде и вкусно - а все ж не медовуха. Таким пока напьешься, никаких шкурок не хватит.
        Тот, что в шапке из тряпок, уставил прилавок баночками с зельями и притираниями. Возле него тоже толклись бабы, но поменьше, чем у других гостей. Больше от любопытства - и чего это такое приволок иноземец? А еще на шапку таращились - виданное ли дело, чтобы мужик зеленые полотенца себе на голову намотал и при этом ходил с важным видом, будто боярин какой.
        Однако, когда к прилавку подошла старуха Степанида, что живет на старой мельнице и лечит тех, кто рискнет по нужде не в церковь, а к ней в гости наведаться, и которая - всем известно - накоротке знается с лешим, зеленошапный иноземец, перекинувшись с бабкой парой-тройкой слов, враз оживился, замахал руками и повел с ней разговор вроде по-русски, а вроде и нет - столько в том разговоре непонятных слов было.
        - А о чем это они, дядька Степан? - рискнул снова вставить слово разговорчивый работник.
        - Поди да спроси, - буркнул Степан. И добавил: - Чернокнижник чернокнижника завсегда поймет. На костер бы обоих - самое было б милое дело.
        Русичей тоже было немало. И свои, козельские, - вон кузнец Иван мало не на два прилавка разложил свои мечи, кольчуги, панцири, косы, серпы да вилы, - и с других городов купцы приезжие. Кто оружие привез, кто, опять же, меха, а кто и просто, не мудрствуя особо, чугунками с горячими пирожками да пряниками прилавок уставил. И судя по тому, как расходился нехитрый товар, впору задуматься было, что выгодней - заморскими диковинами торговать или же пирогами с гусятиной.
        Внезапно толпа замерла, повернув головы в одну сторону, потом нестройно зашумела и расступилась. Мужики разом скинули шапки.
        - Княгиня… княгиня идет…
        И правда. Вдоль торговых рядов в сопровождении десятка дружинников шла княгиня.
        - Надо же, почитай, впервые за год из терема вышла, - громким шепотом сказала какая-то баба. - Может, попустило горюшко-то?..
        - Молчи, дурища! - шикнул на нее стоящий рядом муж, чувствительно пихая супругу локтем в бок. - Не приведи Господь, услышит.
        Княгиня медленно плыла мимо прилавков, ни на чем не останавливая рассеянного взгляда. Сбоку, готовясь в случае чего поддержать вдову, шла ее престарелая няня. На руках у княгини лежал спеленутый сверток, из которого вполне осмысленно смотрели на мир большие карие глаза - такие же, как у матери.
        Но, видимо, блеск и роскошь товаров мало трогали молодую вдову. Потворствуя уговорам няньки, вышла она наконец прогуляться - а надо ли? Не лучше ли было остаться в тереме перед иконами, с которыми вот уже который месяц вела беседы молодая женщина, - и, казалось, порой получала ответы. Но не было ответа на главный вопрос - за что?..
        - За грехи наши, матушка, Господь испытания посылает, - неизменно отвечала нянька, когда вопрос касался и ее ушей. - А запирать себя в тереме не след. Не ради себя - ради князя надобно выходить на свет, воздухом свежим дохнуть, чтоб не закисла в малом возрасте кровь молодецкая.
        Послушалась. Вышла. Люди вокруг… Кланяются… Лица, лица, лица… А того, родного, нет… И не будет более…
        На глаза княгини вновь навернулись было слезы - но тут сбоку, совсем рядом, что-то громыхнуло. Княгиня вздрогнула всем телом и чуть не выронила ребенка. Бдительная нянька подхватила вдову под локти:
        - Да что ж ты делаешь, басурман ты эдакий, - зашипела она.
        И осеклась.
        Ребенок выпрастал ручонки из пеленок и, радостно смеясь, тянул их к странной круглой игрушке, которую держал в руках желтолицый узкоглазый человек за прилавком.
        Человек улыбнулся и, тряхнув железным шаром еще раз, протянул ребенку игрушку. Княгиня сперва отшатнулась было от странного человека, копья дружины качнулись в сторону торгового гостя - но, повинуясь внезапному порыву, шагнула вдруг она вперед и протянула сверток. Гость вложил шар в ладошки младенца и, увидя, как тот вцепился в игрушку, кивнул.
        - Хороший воин будет, - сказал он со странным шипящим акцентом. - Сильный. Если погремушку в руках сам крепко держит, ланъабан[92 - Ланъабан (китайск.) - дубина с зубьями в виде волчьих клыков - китайская палица общей длиной 1800 - 2200 мм. Овальная рабочая часть от трети до четверти общей длины ланъабана покрыта заточенными шипами. На торце рабочей части и рукояти крепится узкий клинок или наконечник копья.], когда вырастет, тоже не уронит.
        Княгиня беспомощно обернулась. Старший десятка шагнул вперед и протянул гостю гривну - немалая цена за детскую забаву. Но гость отчаянно замотал головой.
        - Нет. Не возьму. Подарок.
        - Бери, - десятник сурово сдвинул брови. - Княгиня жалует от щедрот.
        - Нет, - заупрямился гость. - Это не княгине. Это ее сыну.
        Петровна удивленно отметила, как вдруг порозовели щеки молодой вдовы. Что-то появилось в ее глазах, как-то по-другому взглянула она на заморского гостя, после чего передала ребенка няньке и, решительно скинув с шеи воротник из шкурок соболя, пихнула в спину десятника - отойди, мол!
        Тот изумленно повиновался. А княгиня уже протягивала купцу воротник, который стоил всей его лавки с товарами да еще и двух соседних впридачу.
        - Возьми, добрый человек. Это от меня ответный подарок.
        Гость из неведомой Поднебесной страны внимательно взглянул в глаза молодой женщины и покачал головой.
        - Не могу. Слишком дорогой подарок.
        - Для меня самый бесценный дар - это когда улыбается мой ребенок, - медленно проговорила княгиня. - Больше у меня ничего не осталось на этом свете. Сегодня ты сделал мне такой подарок. Так что возьми.
        Последние слова прозвучали почти просительно, с ноткой мольбы. Гость протянул руки и принял дорогой подарок, словно святыню.
        Нянька покачала головой.
        - Ох и страш?н басурман, - прошептала. - Погремушку подарил, поди ж ты…
        Княгиня повернулась и пошла прочь. Следом за ней живым железным щитом двинулись дружинники. Народ недолго смотрел вслед, а после так же недолго завидовал удачливому торговцу - бывает, кому-то везет больше, кому-то меньше…
        Со столба съехал задом в подстеленную солому Тюря, зажав в зубах голенища вожделенных сапог.
        - Ды…стал! - выдохнул он счастливо. Потом, с трудом разведя сплетенные вокруг столба руки, вытащил изо рта сапоги и, подобрав слюни радости, заорал дурным голосом на всю ярмарку:
        - Достааааал!!!!!
        Между тем медведь на помосте доел яблоки из корзины и угрожающе зарычал - мол, давайте еще!
        - А вот это видел? - участливо спросил скоморох, показывая медведю фигу.
        Фига мишке не понравилась. Он заворчал и попытался встать на задние лапы, однако немилосердный рывок цепи, приклепанной к кольцу в носу зверя, заставил того утихомириться. Скоморох намотал цепь на руку и заорал:
        - А вот так баба пьяного мужика домой ведет!
        И под улюлюканье толпы ретировался с помоста от греха подальше вместе с понурым медведем.
        На помост взбежал другой скоморох, местный, в шапке с бубенцами. Следом за ним, крякнув, влез тот самый детина, что, по словам Игната, своей дубиной ловко ошел?мил ливонского рыцаря.
        Смешно тряся головой, так что бубенцы залились разноголосым, переливчатым звоном, скоморох обежал вокруг Митяя, разглядывая его, словно впервые увидел, потом восхищенно похлопал по необъятной ручище богатыря и, повернувшись к толпе, закричал неожиданно зычно:
        - Ой вы, гой еси, люди добрые, Горожане, сельчане, купцы заморские, Нынче вот скоморохи скромные Да забаву вам приготовили Нешутейную да сурьезную. Бой жестокий с кровавой юшкою, Что юродивым, старым да немощным, А еще молодым красным девицам Лишь в один глаз смотреть разрешается. Бой великого воя-витязя, Что могуч, аки дикий тур, И свиреп, аки вепрь лесной…
        Кто-то из толпы, замаявшись слушать столь длинное предисловие, крикнул:
        - Слышь, Васька, кончай трепаться! Давай начинай!
        Скоморох осекся было, но ненадолго. Подойдя к краю помоста, он приложил ладонь к бровям козырьком и принялся всматриваться в толпу, отыскивая нетерпеливого зрителя.
        Девки хихикали, пряча глаза, - несмотря на дурацкий колпак, скоморох был парнем видным.
        Не отыскав смутьяна, Васька взвыл утробным голосом:
        - А людей, что кричат да сетуют, Мы обложим словами срамными С головы да до самых валенок, Но попозже, когда их выследим…
        - Эх, - вздохнул какой-то дед. - С таким голосиной в церкви на клиросе петь, а не народ смущать бесовскими игрищами.
        - А чо ж ты, старый, тогда на те игрища приперся? - громогласно отозвалась какая-то дородная бабка. - Лежал бы на печи, старый охальник, или в церкви грехи замаливал.
        - Каки таки грехи, курица ты эдакая? - взъярился дед.
        - Ага!
        Бабка воткнула руки в боки и повернулась к деду всей мощью дородного тела.
        - Каки таки грехи?! А то забыл, пень старый, как зим с тридцать назад ко мне под юбку все залезть пытался?
        - И залез? - живо поинтересовались из толпы.
        - А те какое дело? - хором воскликнули дед с бабкой.
        Притихшей было толпе стало не до скомороха. Многоголосый хохот заглушил его трубный голос. Даже подъехавший на коне хмурый воевода и тот улыбнулся в усы.
        Между тем Митяй, похоже, заскучал торчать столбом на помосте. Отодвинув скомороха, он шагнул вперед, набрал в грудь воздуха и мощно гикнул, так, что одновременно дернулись от неожиданности привязанные к прилавкам кони, чуть не повалив торговые ряды.
        Народ разом замолчал. Скоморох, покосившись на Митяя и прочистив уши, вновь заорал на всю площадь.
        - Ой вы, гой еси, люди добрые, Бояре, огнищане[93 - Огнищане (старорусск.) - от «огнище» (домашний очаг) - крупные домовладельцы.] да княжьи мужи[94 - Княжий муж (старорусск.) - член княжьей дружины.], Купцы, смерды, холопы да пришлый люд. Есть кто смелый против детинушки, Что сквозь пламя прошел играючи, Через реки хаживал бурные И в земле далекой, неведомой, Вражьей силы побил немерено? Выходи-ка на честный кровавый бой, Покажи перед красными девками Свою силушку молодецкую.
        Из-за пояса скоморох достал серебряный брусок и, попробовав на зуб, продемонстрировал народу. После чего добавил:
        - Добрым людям потеха знатная, А победителю - гривна серебряна.
        Однако силушку молодецкую народ показывать не спешил. Хоть и за серебряну гривну. Уж больно здоров был «детинушка», несмотря на намечающееся брюшко. Даже воевода, которого не всякий конь на себе носить мог, прищурился, прикинул ширину Митяевых плеч, опустил взгляд на его кулаки и уважительно покачал головой.
        Игнат смерил взглядом Митяя с головы до ног, прикинул что-то и, обернувшись, бросил чернокожему воину:
        - А что, Кудо, не желаешь размяться?
        На лице воина, словно вырезанном из черного камня, не отразилось ничего. Он молча прислонил к прилавку копье и щит, после чего скинул с плеч потертый плащ и стянул с себя ордынский доспех, который доспехом оказался лишь спереди - сзади многослойная кожаная броня держалась на груди за счет двух широких ремней, сшитых вперехлест. Сапоги легли рядом с доспехом. На воине осталась лишь шелковая ордынская рубаха и плотные, широкие штаны.
        Легкой танцующей походкой Кудо направился к помосту. Народ расступился, провожая взглядами черного воина. Тюря перестал пихать в новую обувку солому - большими больно оказались сапоги даже для него, - отлепился от столба, у которого сидел, прислонившись спиной, и привстал на носки, чтобы лучше рассмотреть невиданного бойца.
        - Ишь ты, - ткнул он локтем стоящего рядом кузнеца Ивана. - Глянь, рубаха-то у него какая знатная.
        - Знатная, - согласился Иван. - Вот ордынца в степи поймаешь, глотку ему перережешь - и у тебя такая же будет.
        - Да ладно! - удивился Тюря. - Нешто у всех ордынцев такие рубахи?
        - У всех, - кивнул Иван. - Ихний царь Чингис, когда живой был, всему войску приказал такие рубахи носить.
        - Чтоб девки заглядывались?
        - Дурень, - усмехнулся Иван. - В такой рубахе вша не заводится. И ежели стрела доспех пробьет, то материя вместе со стрелой в рану входит. Наконечник вытащить - плевое дело. Только за рубаху потянуть.
        - Надо ж!
        Глаза Тюри загорелись.
        - Так что, Тюря, лови ордынца - и все девки твои. Тот парень, похоже, себе одного точно отловил.
        - А доспех у него отчего только спереди? - не унимался Тюря. - Сзади был сильно побит, срезали да перехватили чем придется, лишь бы держался?
        - Не думаю, - покачал головой кузнец. - Слыхал я, что некоторые воины так переделывают свою сброю, чтобы все знали, что они никогда не покажут спину врагу.
        - Ишь ты! - восхитился Тюря, вновь принимаясь за сапог. Мордобитие - дело, конечно, занятное, но сапоги важнее. Засмотришься - еще упрут в толчее.
        Между тем Кудо уже взлетел на помост. Именно взлетел - лишь коснулся рукою досок, а ноги толкнули тело вверх. Миг - и он наверху.
        Толпа ахнула.
        - Н-да, - рассудительно протянул Иван. - Чую я, непросто нашему парню будет его свалить. Знатный воин.
        - Дык Митяй супротив него, что кабан против ласки, - подал снизу голос Тюря. Солома кончалась, а в сапоге было еще полно места.
        - То-то и оно, - задумчиво протянул Иван…
        Между тем бой начался. Скоморох ударил в бубен, провозглашая начало поединка, и бойцы двинулись навстречу друг другу.
        Митяй, по всему видать, был парнем решительным и долго канителиться не любил. Поскольку противник по сравнению с ним и вправду выглядел бойцом невзрачным, хоть и жилистым, хорониться он особо не стал и, шагнув вперед, махнул кулаком, как давеча своей дубиной, - наотмашь. Аж воздух загудел.
        Однако чернокожий воин оказался проворнее ливонского рыцаря. Мягко присев, Кудо пропустил кулак Митяя над головой, после чего выпрыгнул с места и своим кулаком метко ткнул Митяя в подбородок.
        Гигант покачнулся, но устоял. Толпа затаила дыхание. Митяй помотал головой, словно буйвол, с разбегу напоровшийся на сосну, после чего согнул руки в локтях и принялся теснить ловкого бойца к краю помоста.
        - Кто с помоста сверзится - тот проиграл, - громогласно напомнил зрителям скоморох.
        Но Кудо так быстро сдаваться не собирался. Сделав ложный выпад вправо, он прыгнул в противоположную сторону, по пути чувствительно заехав локтем Митяю по ребрам. Если бы это был настоящий бой и в руке Кудо был зажат обратным хватом короткий меч или кинжал, между сочленением доспеха противника вошел бы не локоть, а узкий клинок. Но доспеха не было, как не было и клинка, однако удар на короткий миг сбил противнику дыхание.
        Митяй продышался и начал свирепеть. Его широкое лицо пошло пятнами, ноздри трепетали, как у рассерженного буйвола. Но, будучи достаточно опытным бойцом, несмотря на нахлынувшую ярость, теперь он вел бой расчетливо, экономя силы и не тратя их на широкие и в основном бесполезные замахи. Пара коротких тычков рассекла воздух вхолостую, однако третьим ударом Митяй настиг юркую цель.
        Удар пришелся в грудь. Кудо приподняло над помостом и отбросило на пару саженей назад. Другой бы после такого удара отлеживался седьмицу - ан нет. Как ни в чем не бывало чернокожий воин поднялся и вновь двинулся вдоль помоста.
        - Железный он, что ли? - удивленно прошептал Тюря.
        Однако через некоторое время толпа заскучала. Бойцы, учтя предыдущий опыт, кружили друг против друга, пытаясь достать противника редкими, но хорошо рассчитанными ударами. Слишком хорошо рассчитанными. Как известно, когда много и долго думаешь над чем-то, толку обычно немного.
        Скоморох сначала смотрел на бой стоя, потом сел на углу помоста, свесив ноги и болтая ими в воздухе. Потом, устав маяться бездельем, снова вскочил на ноги и стал прыгать, передразнивая бойцов. Наконец, и ему и зрителям все это порядком надоело.
        - Эдак они до лета кругами ходить будут, - проворчал кто-то в толпе.
        Скоморох, похоже, те слова услышал, подхватил бубен, ударил в него и заорал:
        - Хорош топтаться, сердешные! Бой окончен. Нет победителя.
        - Как это нет? - оскорбился Митяй. - Так я ж его…
        - Ты - его, а он - тебя, получается ничья, - отозвался скоморох Васька. - Иди, иди отсель, детинушка, тебя свалить - это наковальню надо у кузнеца одолжить и с утра до вечера той наковальней тебя охаживать. Дай другим бойцам кулаками помахать-потешиться.
        Митяй насупился, повернулся спиной и пошел прочь. Кудо, не утруждая себя разборками, уже стоял за спиной купца Игната в своем кожаном доспехе - и когда успел надеть?
        Скоморох снова скакал по помосту, завлекая народ серебряной гривной и покрикивая:
        - Гей, народ козельский, кто следующий?
        Семен, бросив взгляд в сторону Игната, усмехнулся криво и сбросил с плеч на руки работника медвежью шубу.
        - Пойду-ка и я разомну косточки, - громко сказал он. - Авось на бедность чуток денег заработаю.
        Народ шутку воспринял благожелательными смешками. Купец Семен славился в Козельске не только своим богатством, но и сноровкой в кулачном бою. К слову сказать, не было еще случая, чтобы Семен проиграл кому-либо в ярмарочном поединке. Однако охотники помериться силами находились всегда - и всегда уходили ни с чем. Если уходили. Бывало, что смельчаков уносили. Кулачный бой на Руси - забава жестокая…
        Семен легко запрыгнул на помост и развел руки в стороны, разминая плечи.
        - Ну что, люди добрые, позабавимся? - крикнул он. - Побьет сегодня кто-нить купца али снова не получится?
        - А ежели вдруг получится? - крикнул кто-то из толпы.
        Семен хмыкнул.
        - А ежели получится, тому сверх скоморошьей гривны еще две своих положу.
        Толпа зашевелилась - кто-то напористо протискивался к помосту.
        - Ишь, как старается, - негромко сказал скоморох.
        Семен пожал плечами.
        - Знамо дело - три гривны деньги немалые.
        Скоморох присмотрелся.
        - Так это же…
        Из толпы вывалился Никита и решительно полез на помост.
        Семен выпучил глаза.
        - Ты?!!
        - Я, брат! - сказал Никита, играя желваками.
        - Не буду я с тобой биться, - сказал Семен. - Еще зашибу ненароком - люди скажут, меньшого брата убил.
        Никита засмеялся. Но не было в том смехе веселья.
        - А что люди скажут, - громко сказал он, отсмеявшись, - когда узнают, что ты у меньшого брата невесту увел и силком за себя замуж брать собираешься супротив ее воли? Об том ты не подумал?
        В толпе начали шептаться. Глаза Семена медленно стали наливаться кровью.
        - Ладно, щенок, пожалеешь, - прошипел он сквозь зубы. - Убить не убью, но покалечу. Чтоб впредь неповадно было за чужими невестами бегать.
        - А я тебя, ежели чего, и калекой достану, - тихо сказал Никита, сжимая кулаки. - Только ты не хвались, братец, идучи на рать, а похваляйся, коли верх возьмешь.
        Глаза Семена стали пустыми и холодными. Похоже, ему удалось совладать с собой. Злость - плохое подспорье хорошему бойцу.
        - Возьму, не сумлевайся, - сказал он, становясь в боевую стойку. - А три гривны бабке Степаниде отдам, пусть тебя, дурня, опосля выхаживает.
        Никита прищурился, словно охотник, выискивающий место, куда всадить стрелу.
        - Гривны свои себе оставь, - процедил он сквозь зубы. - Может, у чертей в аду для себя местечко потеплее прикупишь.
        Хоть и был Семен бойцом опытным да бывалым, но всякому хладнокровию предел бывает. Взревев, он бросился на брата. Но тот, как давеча Кудо, увернулся ловко и со всей дури звезданул наотмашь кулаком, будто нож всаживал. Кулак попал точно в нос, кровь хлестанула ручьем.
        Семен издал какой-то утробный звук, мотнул головой и, не обращая внимания на кровь, ринулся вперед, расставив ручищи. Уже не драться, а поймать, сдавить, задушить, втереть в струганые доски помоста.
        Отступать было некуда. Никита попятился.
        - Поберегись! Край! - крикнули из толпы.
        Никита отпрянул от края помоста - и угодил прямо в расставленные лапы. В лицо изо рта Семена дохнуло чесночным духом и сладковатым запахом крови. Потом живой капкан захлопнулся. Страшно сдавило ребра.
        - П-попался… змееныш… - выдохнул Семен.
        Жуткая, заляпанная кровищей борода придвинулась к лицу Никиты. Он попытался вздохнуть - не получилось. Тогда он с усилием вытолкнул из груди остатки воздуха и плюнул в глаза брата.
        Кривая ухмылка исказила лицо Семена. Он лишь сдавил сильнее руки, сморгнул слюну и ближе придвинул лицо, внимательно глядя в глаза Никиты и наблюдая, как гаснет в этих глазах жизнь.
        Тягаться с Семеном и вправду было бессмысленно. Никита понял: еще немного - и все. Эта борода в уже подсохших на ветру кровавых сосульках и эта ухмылка поверх нее - последнее, что он видит в жизни.
        Образ Насти возник перед глазами.
        - Хххрррр…ен тебе!!! - вытолкнул из себя Никита и - откуда силы взялись - со всей мочи ударил лбом в эту самую омерзительную ухмылку.
        Кровь хлынула у обоих. У Семена изо рта, а у Никиты - из широкой ссадины на лбу. Семен икнул, недоуменно хлопнул глазами и чуть ослабил хватку - но этого хватило Никите, чтобы щукой выскользнуть из смертельных объятий.
        Они стояли друг против друга, пошатываясь и сглатывая кровь. Толпа затаила дыхание.
        - Будя! - прогремел над людскими головами голос воеводы. - Люди на забаву пришли смотреть, а не на смертоубийство.
        Но братья его не слышали. Сейчас во всем мире было только два человека - и для каждого из них это было слишком много.
        Семен сделал шаг вперед.
        - Разнять!
        Приказ воеводы прозвучал резко и отрывисто, будто плетью хлестнули. Несколько мужиков ринулись на помост и, схватив братьев за руки, оттащили их друг от друга. Семен, не отрывая от брата налитых кровью глаз, все порывался броситься в драку. Впрочем, младший тоже дергался, но слабее - все ж помял его родственничек изрядно.
        - Окатить обоих водой, - приказа воевода, - а потом…
        Что делать потом с братьями-врагами, так и осталось неизвестным.
        С другого конца площади раздался крик:
        - Беда!!!
        И было что-то в этом крике такое, чего не услышишь в вопле подвыпившего мужика, упавшего в стылую лужу, или торговца, обворованного залетным ярмарочным воришкой.
        Тишина повисла над площадью. Даже Семен с Никитой перестали трепыхаться в руках мужиков.
        А через площадь на взмыленных конях скакали два всадника. Один в кольчуге, шлеме и при мече, у другого руки связаны сзади, и сам он накрепко примотан ремнями к седлу, а ноги - к стременам, которые для надежности были стянуты под брюхом коня.
        - Тимоха? - удивленно произнес воевода. - Ты пошто коня-то…
        Тимоха круто осадил скакуна и едва успел спрыгнуть. Белая пена на губах животного окрасилась кровью, ноги подломились, и конь, тяжело рухнув на землю, завалился на бок и забился в агонии.
        Тимоха одним движением выдернул меч и кольнул коня в сердце. Тот дернулся в последний раз - и затих.
        Второй конь оказался крепче собрата. Он лишь поводил боками и тяжело дышал, кося глазом на привязанного у него на спине седока.
        - Беда, воевода! - хрипло выдохнул витязь, пряча меч в ножны. - Орда!
        Охнул кто-то в передних рядах. «Орда! Орда!» - разнеслось по толпе и покатилось по торговым рядам, словно круги по воде от брошенного камня.
        - Далече? - быстро спросил воевода.
        - Три дня пути. Мы скакали почитай без остановки день и ночь. Орде же с обозами как раз еще три дня пути до Козельска.
        - Так… Откель знаешь, что Орда, а не разбойный разъезд?
        Скрипнули звенья окольчуженных перчаток витязя, словно душил он кого-то невидимого.
        - У ихнего главного на поясе бронзовая пайцза, знак сотника, - сказал он. - Ты сам знаешь, воевода, - это отряд лазутчиков, который Орда высылает вперед, когда идет в набег.
        - Или с набега, - произнес воевода, хмуря брови, меж которых пролегла глубокая складка, словно разом состарился Федор Савельевич на десяток лет. Его взгляд зацепился за Степана, привязанного к седлу. - Ты пошто родного дядьку как барана связал?
        - Они его семью истребили и дом сожгли, - ответил Тимоха. - А он, кажись, умом повредился. Все рвался с голыми руками на ордынцев кинуться.
        Воевода кивнул.
        - Ясно. Спасибо тебе, воин, за весть. Хоть и недобрая она, а все равно спасибо. За подвиг твой, за то, что упредил город. И за то, что родича спас. Хотя - кто знает… Может, ежели бы он с семьей погиб, для него ж лучше б было…
        Степан медленно поднял голову. В его растрескавшихся красными прожилками глазах проскользнуло что-то осмысленное.
        - Не лучше, воевода, - прохрипел он. - Лучше ты мне меч дай, когда в битву пойдешь. А я хоть одного басурмана поганого с собой заберу. Все не зазря помру. Вот так оно всяко лучше будет.
        Воевода кивнул.
        - Добро. Отвяжите страдальца, - бросил он дружинникам, которые тут же кинулись выполнять приказ.
        Воевода повернулся к толпе, которая волновалась и шумела, словно море в великую бурю, вот-вот готовое выплеснуть на берег девятый вал, сметающий все на своем пути. Что такое безумие толпы, которая мечется в отчаянии, уничтожая самое себя, воевода знал хорошо. Видел однажды, когда обращенные в панику союзные половецкие полки смяли и разбросали по полю строй русичей, ставших легкой добычей для конных ордынских лучников, а после - для таранного, сметающего удара тяжелой, закованной в броню кавалерии. А ведь наша сила тогда была едва не вчетверо больше…
        - Слушай меня, люд козельский! - во всю силу легких вскричал воевода.
        Его трубный глас разлетелся над толпой, словно переменившийся ветер, гасящий неистовую силу шторма.
        - Слушай меня!!!
        Толпа притихла.
        - Невеселая у нас нынче вышла ярмарка, - продолжал воевода. - В трех днях пути от нас Орда. И Козельск у нее на дороге…
        Толпа зашевелилась, заворчала, забубнила многоголосо.
        - А может, она мимо прокатится? - крикнул кто-то. - Даров хану ихнему пошлем…
        Воевода отрицательно покачал головой.
        - Чтоб хан укрепленный град у себя в тылу оставил? А ну как мы сзади да по обозам ударим? И свернуть им некуда - тракт один, а вокруг грязища-распутица… Да и не сворачивает никогда с дороги степная орда, а выжигает и выжирает все на пути, словно стая саранчовая.
        Воевода задумался, глядя в растерянные лица людей. Не толпа это. Люди. Простые люди со своими радостями, заботами, бедами… Но что их беды против одной, общей на всех, что свалилась на головы, ожидаемая давно, но с извечным русским «авось пронесет, прокатится мимо, минует, как сотни других городов».
        Не минула беда Козельска. Как и сотни тех, других городов, что были сожжены, стерты с лица земли, словно их и не было вовсе. Даже памяти о них не осталось. Потому как не осталось тех, кто бы помнил…
        Воевода поднял голову. Конь под ним, словно почуяв важность мгновения, замер как вкопанный.
        - Я вам вот что скажу, люди, - произнес воевода. На этот раз негромко. Но услышали все. Тишина стояла гробовая, словно не было никого вокруг - только чирикала где-то птаха, приветствуя приход ранней весны.
        - Вижу я два пути, - продолжал воевода. - Первый путь таков. Нынче же мы со всем скарбом снимаемся с места, бросаем город и уходим куда глаза глядят.
        Воевода выдержал паузу, обвел глазами толпу и просто сказал:
        - И второй путь имеется - закрываем ворота и бьемся с Ордой, покуда все здесь не поляжем.
        - А ну-ка, пусти! - раздалось с помоста. - Пусти, говорю, слово хочу молвить!
        Семен Васильевич рванулся из рук мужиков. Да они уже и не старались удержать - весть словно дубиной по затылку жахнула, не до мелких свар как-то сразу стало.
        Семен утер рукавом юшку с лица и шагнул к краю помоста. Жутко смотрелся он сейчас, с лицом, измазанным кровью, с всклокоченной бородой и горящими ненавистью глазами.
        - Есть и третий путь, воевода, - сказал Семен. - Сделать, как люди говорят. Поднести дары ордынскому хану да и сдаться ему на милость. Авось беда и минует?
        В тишине, повисшей после произнесенного, послышался тихий, равномерный звук шагов. Толпа расступилась, пропуская отца Серафима.
        - Не минует, Семен, - спокойно произнес священник, подойдя к помосту. - Орда - беда неминучая. Кочевники слова не держат, ежели дадено оно не кочевнику. Наобещают, а сдашься, захотят - зарежут, захотят - продадут, как скот, купцам иноземным. А коли ни то ни другое - так до конца дней своих в невольниках у ордынцев ходить будешь.
        Серафим взошел на помост, сказал тихо:
        - Слазь, Семен, не смущай народ. Сходи личину умой да меч подыщи себе понадежней - прошло время кулаками махать.
        Семен, скрипнул зубами, но перечить не осмелился. Не произнеся более ни слова, он соскочил с помоста и нырнул в толпу. Священник кивнул Федору Савельевичу.
        - Хорошо ты сказал, воевода, но не два пути у нас, а один. Нет нынче иных путей, кроме битвы, - сказал громко, не только для воеводы - и для остальных тоже. - Куда идти-то? Впереди Орда, позади - Дикое поле, их дом родной, куда они сейчас после набега возвращаются. Велика Русь - а отступать нам отсюда некуда. Только и осталось, что биться насмерть и, ежели потребуется, голову свою сложить на земле пращуров наших. Ибо сказано в Писании: мститель за кровь сам может умертвить убийцу, лишь только встретит его… Потому не будет греха на нас, как и на любом, кто бьется насмерть с врагами за свое Отечество.
        Тихий бабий плач послышался в толпе, но тут же потонул в одобрительном гудении.
        - Благослови… Благослови на правое дело, отче… - слышалось все явственнее.
        Воевода поднял руку. Гул толпы мало-помалу стал затихать.
        - Благословишь ли ты нас, отец Серафим, на ратный труд за обиду сего времени, за землю русскую, за единоверцев наших, от руки ордынцев погибших безвременно?
        Мощный голос воеводы плыл над безмолвной площадью, и вдруг все услышали, как в тон воеводиной речи словно сам собой тихо загудел вечевой колокол, будто сопровождая человеческую речь тихой, печальной песней.
        Отец Серафим прислушался. Пораженная толпа затаила дыхание. Изумленные мужики стаскивали с голов шапки, бабы крестились. Странный звук продолжался еще мгновение - и угас, словно растворился в небесной синеве…
        - Знак… - прошептал отец Серафим.
        - Знак… - прошелестело в толпе.
        Священник размашисто осенил толпу крестным знамением.
        - Господь с нами, детушки! Коли судьба нам победить - победим с честью! Ну а коль доля наша за Русь погибнуть - погибнем, да не посрамим знамени, на коем лик Христа нашего Спасителя. И да не оставит он нас ни на земли ни на небе, ибо бьемся мы не за серебро да злато, а за землю нашу, за дома наши, за церкви русские, за веру да за детей наших. Благословляю вас во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь.
        Люди крестились. Иные бабы тихонько плакали, плача слезы в платки.
        - Благодарю тебя, отче!
        Воевода приложил руку к груди и поклонился священнику. После чего вновь обратился к людям:
        - Ну что, детушки! Собирайтесь, вострите мечи али рогатины, кто чем богат, да сходитесь к детинцу. Ныне не будет меж вами различия, кто холоп, а кто боярин. Ныне все вы защитники земли русской!
        Возгласы одобрения были ему ответом. Толпа начала расходиться. Купцы принялись собирать свои товары - но таких было немного. Большинство стали вновь зазывать народ - но не на торговлю.
        - Налетай, честной люд, - голосила розовощекая тетка, торговка мясным товаром. - Разбирай все даром, наедайся впрок, чтоб супостата бить силушки вдосталь было!
        - Подходи, бабы, разбирай полотно да рви на тряпицы - раненых перевязывать в самый раз будет! - кричал вихрастый пришлый купец из Чернигова. - Мое полотно самое лучшее.
        - Ну, ты здоров брехать, черниговец! - возмутился его сосед. - Нешто у наших владимирских баб руки отсохли и они мое полотно хуже твоего соткали? Давай, бабы, на мой товар налетай!
        - Да ты, морда владимирская, совсем совесть потерял!
        Черниговец с кулаками полез было через прилавок.
        - Гей, гости дорогие, охолоните, - бросил кузнец Иван, собирая для перековки сразу вдруг ставшие никому не нужными косы да лемехи. - Поберегите силушку для ордынцев.
        - И то правда, - одумался черниговец. - А нет ли у тебя доброго меча, кузнец?
        - Для хорошего человека найдется, - сказал Иван, беря с прилавка и протягивая купцу новый прямой меч с удобной рукоятью, оплетенной полосой черной кожи. - И доспех себе присмотри, пока не все разобрали.
        И, оборотившись к народу, крикнул:
        - Гей, люди добрые, подходи-налетай! Мечи, кольчуги, щиты, копья да сулицы - разбирай, кто чем владеть обучен…
        Воевода кивком головы подозвал Тимоху:
        - Слушай, парень. Знаю я, что ты три дня скакал без устали, однако отдохнуть тебе не придется. Скачи-ка сейчас в город Новгород к князю Александру Ярославовичу. Проси подмоги, скажи, град Козельск насмерть стоит супротив Орды. Князь хоть годами и молод, но слыхал я, норовом крут да смел безудержно. Может, пришлет подмогу.
        Тимоха аж задохнулся от возмущения.
        - Да как же я?.. Я ж за город грудью… Живота не пожалею!.. Мне б на стены, за тетушку, за племянника поквитаться…
        - Найдется и без тебя кому на стены встать, - отрезал воевода. - А коль приведешь подмогу - может, всех нас спасти сумеешь.
        - Думаете, Федор Савельич, что ежели я три дня с коня не слезал, то с меня и толку немного будет? - не на шутку обиделся ратник. - Так в Новгороде, даже если князь решит подмогу послать, пока ихнее вече княжью волю утвердит, Орда десять раз Козельск с землей сровняет…
        Воевода хотел было прикрикнуть - да передумал. Сказал неожиданно мягко:
        - Я думаю, что коль ты дядьку своего сюда притащил, погибнуть не дал, то и с вечем новгородским сладишь.
        - Вече рукоятью меча по затылку не огреешь, - буркнул Тимоха.
        - А не надо рукоятью, - сказал воевода. - Убеди новгородцев. Расскажи про дядьку Степана, про семью его - авось и вышлют подмогу.
        - Сделаю, воевода, - вздохнул витязь. А после, подумав чуть, тряхнул головой и добавил: - Костьми лягу - а сделаю.
        - Тебе сейчас забота не костьми лечь, а подмогу привести, - сказал воевода. - Возьми в детинце двух заводных коней и скачи быстрее ветра, как сюда скакал! А я еще вестников в Смоленск да во Владимир пошлю - авось и тамошние князья помогут.
        Витязь кивнул и ринулся бегом к детинцу, придерживая висящий на боку меч и рассекая окольчуженным плечом толпу - откуда только силы взялись?
        - Ты дойдешь, - прошептал воевода, глядя ему вслед. - Должен дойти.
        Между тем люди расходились с площади - некоторые, более расторопные, уже оружные, прямо здесь снаряженные кузнецами, в брони да при мече. Иные направлялись домой за рогатиной, топором или охотничьим луком. Пришлые торговые гости, те, что были из иных русских городов, вроде бы даже и не помышляли о том, чтобы оставить готовящийся к осаде город - каждый тоже искал себе оружие и доспех. Только иноземные купцы вроде как растерялись немного и, собравшись кучкой, о чем-то переговаривались. Воевода, собравшийся было ехать к детинцу, повернул коня.
        - Ну а вам, гости иноземные, здесь в граде боле делать нечего, - сказал он, подъехав к группе собравшихся. - Авось пройдете через Дикое поле, малым испугом отделавшись. Думаю, по пути Орда товары у вас отымет, да то невелика потеря. Хоть и без товаров, а живыми в родные земли вернетесь.
        Иноземцы примолкли, раздумывая.
        Первым нарушил молчание узкоглазый купец, недавно обласканный милостью княгини. Он шагнул вперед и, почтительно поклонившись, произнес, тщательно подбирая слова и стараясь говорить без акцента. Кстати, у него это неплохо получалось:
        - Мне некуда идти, воевода. Как я понял, отсюда две дороги - или в Орду, или на небеса.
        Воевода с удивлением отметил про себя, что жесткий взгляд, смотрящий на него сквозь узкие прорези глаз торговца, вряд ли мог принадлежать торговцу. Это был взгляд опытного воина.
        - С Ордой у меня свои счеты, - продолжал купец. - Четыре года назад она уничтожила мой народ. А на небесах давно ждут меня мои родственники. Разреши мне остаться здесь и помочь твоим людям защитить город.
        Воевода задумчиво теребил бороду.
        - Мне тоже некуда идти, - словно эхо вслед за купцом произнес черный воин в ордынском доспехе. - И я еще не отдал долг тому, кто спас мне жизнь. Если в городе остается он, остаюсь я.
        «Ишь ты - остаюсь, - подивился про себя воевода. - Шустрый какой. Все за меня решил. Хорошую охрану заимел себе Игнат».
        Горбоносый гость, тот, что торговал вином, протиснулся вперед.
        - Мое имя Григол, я приехал из страны, называемой Иберией, - произнес он. В его глазах плескалось черное злое пламя. Видно, много походил купец по Руси - лишь легкие гортанные переливы бархатного голоса выдавали в нем иноземца. - Три года назад горы моей родины стали красными. Их затопила Орда кровью моего народа, и теперь выжившие в той резне гордые князья платят дань хану. В те горькие дни погибла моя семья. Позволь и мне остаться и хоть малой мерой вернуть долг Орде.
        «Вот ведь диво-то какое, - подумал воевода. - Люди со всей земли-матушки великой сплотились пред общей бедой в единый кулак! Эх, кабы наши князья да бояре грызться меж собой перестали да тоже вот так, все вместе на Орду навалились, глядишь, и не было бы уже Орды на Руси…»
        А между тем человек в зеленом тюрбане, стоящий позади всех, заговорил тихо, но как-то так, что все стоящие рядом разом примолкли. В спокойном голосе иноземца чувствовалась уверенная сила, перед которой замолкают самые громогласные крикуны.
        - Мое имя Рашид, - сказал человек. - Страна, в которой я родился, зовется Персией. Я искусен в лечении болезней. И вижу, что жители твоего города собрались драться до последнего. А значит, здесь будет много раненых. Мой долг врачевателя облегчить их страдания, ибо так завещал великий целитель Гиппократ. К тому же я пишу летопись этого времени и хочу, чтобы потомки увидели все, что здесь произойдет, моими глазами. Дозволь и мне остаться, воевода.
        Воевода думал недолго.
        - Добро, - сказал он. - В ратном деле лишняя пара рук завсегда подспорье. Вот только мечи для вас у меня вряд ли найдутся. Мало мечей. Кто безоружный, пусть поговорит с кузнецами, может, они чем помогут.
        - Благодарю, воевода, но мне не нужны твои кузнецы, - произнес горбоносый купец, кладя руку на рукоять отделанного серебром длинного кинжала, висящего у него на поясе. - В своем обозе я привез не только вино.
        - Мне тоже не нужен кузнец, - сказал Кудо, осторожно, словно поглаживая опасного зверя, проведя рукой по древку своего копья-секиры. - Дозволь мне, как и прежде, охранять купца Игната.
        Воевода кивнул.
        - Мое оружие - это мое искусство, - произнес персидский лекарь. - Бесценные настои возвращают к жизни безнадежно раненных, что иногда ценнее искусства отнимать жизни.
        - Идите, люди добрые, - сказал воевода, трогая коня. - Бог в помощь всем нам.
        Гости начали расходиться. Лишь узкоглазый торговец из далекой страны, который все это время молчал, вдруг подошел к скакуну Федора Савельевича и придержал его за узду. Воевода от такой наглости аж растерялся немного. Но растерянность быстро сменилась гневом. Крепкое слово уже было готово сорваться с его губ, но гость опередил.
        - Орда захватит город раньше, чем солнце успеет единожды пройти свой путь от горизонта до горизонта, - спокойным голосом произнес он.
        - Ч… что ты сказал? - опешил Федор Васильевич.
        - Ты слышал меня. Выслушай и дальше, - произнес гость. На этот раз в его голосе прозвучала едва различимая нотка печали.
        - Говори, - приказал воевода.
        - Стены города Цайчжоу были сложены из камня. Мощные самострелы и тяжелые камнеметы были установлены на стенах, высота которых была более тридцати чи[95 - Чи - китайская мера длины, равная 0,33 метра.]. Пять самых высоких воинов, встав друг другу на плечи, не смогли бы дотянуться до вершины стены. Наш император был искусным воином, но и не менее искусным хвастуном. Он заявил, что даже если все воины Поднебесной соберутся под стенами Цайчжоу для того, чтобы взять город, единственное, что они смогут сделать, - это заполнить крепостной ров своими костями.
        Гость замолчал, уставясь в землю перед собой невидящим взглядом.
        - И что случилось с городом? - прервал воевода безмолвные воспоминания гостя. Нельзя нарушать молчание человека, погрузившегося в прошлое, но сейчас каждое мгновение было на вес золота.
        Гость словно очнулся.
        - Воины пришли, - продолжил он. - Но это не были воины Поднебесной. Это была Орда. И ей понадобилось ровно четыре дня для того… чтобы сровнять город с землей и заполнить ров телами его защитников. И еще совсем немного времени после этого потребовалось им для того, чтобы втоптать в землю копытами своих коней остатки народа чжурчженей.
        - И ты… сын того исчезнувшего народа? - осторожно спросил воевода.
        - Возможно, последний сын, - чуть помедлив, ответил гость. - И потому я не хочу, чтобы твой народ также исчез с лица земли.
        Хотелось, ох как хотелось верить в то, что заморский гость знает какой-то секрет, который поможет защитить град от неодолимой мощи степных кочевников, предавших огню и мечу уже не одну сотню городов. Что вот именно здесь, именно сейчас случится чудо! С малолетства и до самой смерти свойственно человеку верить в чудеса, и никуда не уйдешь от этого, хоть убеждай самого себя в обратном, хоть не убеждай - таково свойство человечьей природы. Может, потому и не скакал сейчас воевода по главной улице к детинцу, раздавая приказы направо и налево, а стоял и слушал странного заморского гостя. Оттого, наверно, и вопрос задал:
        - И чем же ты можешь помочь? Если можешь, конечно…
        - Возможно, если б я в то время был в Цайчжоу, этот город до сих пор бы стоял на прежнем месте, - ответил гость, пряча кисти рук в широкие рукава расшитого халата - холодный ветер гулял по пустой площади, покачивая вечевой колокол и, порой забираясь в его жерло, вновь рождал странный звук, который уже некому было считать знаком свыше. - Моя страсть к путешествиям и поискам нового всегда бросала меня по разным сторонам света. И, возможно, сегодня я наконец-то оказался в нужное время в нужном месте. Скажи, нет ли неподалеку от города могильника, где давно был захоронен падший скот?
        Вопрос немного сбил воеводу с толку. Могильник? При чем здесь могильник?..
        Воевода перевел взгляд на подковылявшую бабку Степаниду. Стоит в сторонке, никому не мешает, слушает. А чего слушать-то? Как торговый гость про старую падаль вызнает?
        - Ну, есть такое, - недоумевая, ответил Федор Савельевич. - В прошлом годе засуха лютая была, леса горели. И падеж скота при той засухе такой был, что чуть совсем без коров да овец не остались. В самом городе сжигать скотину побоялись, дабы пожара не вышло, - больно много трупов было. Ну и зарыли в двух верстах от города. А за какой надобностью тебе нужен старый могильник?
        - Нужен, - сказал гость. На его лице промелькнула удовлетворенная улыбка. - В том месте, где могильник тот, много земляной соли - селитры добыть можно. Да и на место лесного пожара пусть меня твои люди сводят. Древесный уголь и сера мне тоже понадобятся.
        Надежда на чудо растаяла словно дым. Перед воеводой стоял обычный человек из далеких и незнакомых земель, тихо и незаметно для попутчиков спятивший от горя и лишений.
        - Извини, уважаемый, но моим людям и без твоих выдумок достанет работы! - раздраженно бросил воевода, понукая коня. Застоявшийся конь рванул с места, швырнув на подол купеческого цветного халата веер грязных брызг. Миг - и всадник уже скрылся за углом ближайшей избы.
        Последний из чжурчженей горько усмехнулся, покачал головой и медленно пошел прочь.
        Но далеко уйти ему не дали.
        - Почтенный!
        Приближающийся топот сапог раздался за спиной. Кому еще может понадобиться чужой человек в чужой земле?
        Паренек с разбитым лицом пристроился сбоку и пошел рядом, приноравливаясь к походке торгового гостя.
        - Я слышал ваш разговор, почтенный, - сказал паренек. - Позволь мне отвести тебя в те места и подсобить по мере сил. Сдается мне, что в чужеродных землях много того знают, что нам неведомо.
        Гость молчал. Но Никита не отставал, упрямо сопровождая человека в заляпанном грязью цветастом халате.
        - Истинно так, - наконец нарушил молчание гость. - Но учти, работа будет грязной.
        - Я не побоюсь грязной работы, ежели это подсобит обороне Козельска, - решительно сказал Никита. Наверно, слишком решительно, потому что в глазах гостя промелькнуло что-то похожее на удивление. Он остановился и пристальным, изучающим взглядом посмотрел в лицо Никиты. Потом достал красивый платок с вышитыми на нем невиданными знаками и протянул парню.
        - Приложи к ране, чтобы кровь не заливала глаза, - сказал он. - Я хочу знать твое имя.
        - Никита, - сказал Никита, принимая платок. - А как твое имя, почтенный?
        - Зови меня просто Ли, - ответил гость.

* * *
        В лесу было сыро.
        Кое-где под вековыми дубами еще лежали сугробы, покрытые коркой подтаявшего и ночью вновь замерзшего снега. Верхушки высоченных деревьев сходились наверху, образуя плотным сплетением ветвей сплошную крышу, едва пропускавшую скудные лучи солнца. Потому в глубине чащобы даже в полдень всегда царил полумрак. Да и кто рискнул бы зайти туда, в самую глубину, где от недостатка света на корню мерла любая молодая поросль и лишь толстенные деревья, за сотни лет обретшие мрачный, медленный разум, тянули узловатые руки к небу, а корни - в самую глубь земли, словно пытаясь достать корявыми щупальцами до самого ее сердца и высосать соки, необходимые для жизни мрачных исполинов.
        Но там, внизу, в полумраке, у подножия лесных великанов, через гиблое, местами заболоченное место, дышащее смрадными испарениями, в которое не забредает и зверь лесной, шла согнутая человеческая фигура в черном одеянии.
        Удивленно качнули ветвями вековые чудовища, привыкшие пить силу из всего живого. Бывало, что забредал сюда медведь-шатун, одуревший от бессонной зимы, - и, коли не успевал убежать, то после выползал из урмана обессиленный. А то и тихо умирал, не добравшись до кромки урочища, чтобы после еще и своей гниющей плотью напитать корни деревьев и хоть немного утолить извечный голод черного леса.
        Сейчас же другие, невидимые глазом корни со всех сторон протянулись к фигуре. Коснулись одежды, медленно, ощупывая, притронулись к теплой оболочке, окружающей все живое, - и вдруг отпрянули резко, будто обжегшись. Не теплой была та оболочка. Смертельным холодом веяло от фигуры. Лес вздохнул удивленно, с опаской. Случись ненароком, что умеет случайный гость выпускать свои корни, - еще вопрос, кто у кого выпьет жизненную силу.
        - Не боись, - прошептала бабка Степанида, останавливаясь. - С добром я пришла.
        Она закрыла глаза и представила себе корявого, древнего деда с бородой из пожухлой травы, с сучковатыми ногами, покрытыми зеленым мхом, с зелеными глазами без зрачков, горящими в полумраке урмана, словно болотные огоньки. Так оно всегда проще, когда в понятный образ облекаешь существо из иного мира. Хотя случается, что образ становится устойчивым, особо когда его представляют таким много народу, и в этом мире он обретает плоть и силу, которой его наделяют люди.
        Раньше больше верили в лесных да озерных духов - и силы в них было более, и чаще они являлись людям, и помогали порой в благодарность за веру, что давала им жизнь и в этом мире тоже. Ныне же другая вера проникла в сердца людские - и терять стали силу древние сущности. Одна вера должна быть у человека.
        Однако бабка Степанида верила крепко. Потому и пришла в чащу, чуждую всему живому. Потому и говорила сейчас с ней, как со старым знакомцем, страшным для чужих своей мрачной силой.
        - Здравствуй, дедушка леший.
        Бабка низко поклонилась, коснувшись кончиками пальцев прелого ковра жухлой прошлогодней листвы.
        - Здраа-вссс-т-вуу-й, - прошелестело в ее голове.
        - Беда у нас, дедушка, - сказала бабка. - Вороги напали.
        Ее глаза были по-прежнему закрыты, но образ стал четче, налился красками. От него веяло мрачным дыханием леса, гибельной мощью, таящейся в его глубинах. Многие, ох, многие путники, накопившие в душе пакости грязными своими делами, гибли в чернолесье - кто придавленный сухим деревом, кто разорванный незнамо откуда появившейся стаей волков, а кто и просто споткнувшись о корень да приложившись переносицей о другой, - лес впитывал темное, словно болото. Другое дело, что человек с чистым сердцем часто мог безбоязненно пройти по урочищу - от светлой его души отворачивалась темная сущность леса, а молодая поросль, еще не погрязшая в тяжкой многовековой мудрости, щедро делилась силой - бери, добрый человек, лес большой, не убудет…
        Степанида ощутила, как напрягся леший. Что ему беды человеческие? Раньше, когда почитали, может, и помог бы. И то не всем. А сейчас что? Закружить, заморочить, увести с тропы да умертвить, высосав жизнь до капли, - вот и весь прок от мелких живых существ с суетным разумом и жизнью, чуть дольшей, чем у бабочки-однодневки. И что ему чьи-то вороги? У него один враг - человек, что вырубает леса, выжигает их под пашни и пакостит там, где ест, куда по грибы да ягоды ходит.
        Леший повернулся спиной и размеренной поступью направился прочь.
        - Одумайся, старый! - крикнула Степанида. И откуда силы достало на два мира прокричать? - Не будет Руси - и тебя не станет, и леса твоего. Все огнем Орда пожжет, в степь свою превратит. А в этом мире Руси не будет - и в твоем степные демоны тебя на щепки сгрызут.
        Остановился леший, отмяк спиной, повернулся. Полыхнули болотные глаза ярко, но без злобы. Никак, понял чего? Проникся болью человеческой букашки, что силы леса не боится?
        - Ччч-ем сссумеюууу - помогууу, - прошелестело-прогудело в ветвях.
        - И на том спасибо, - произнесла Степанида. - Там мужичок ненашенский, раскосый такой, на твоем пепелище покопаться хочет, что-то свое поискать. Пусти его в лес, подсоби чем сможешь. Он, кажись, тоже за Русь душой болеет.
        Колыхнулось недовольство в зеленых глазищах - то ль попросила, то ль приказала? - но смолчал леший. Лишь прошелестел:
        - Хорошшшшоо…
        - Благодарствую.
        Бабка открыла глаза и вновь поклонилась лесу. А когда разогнулась - почудилось, будто мелькнуло что-то зелено-бурое меж стволов.
        Степанида улыбнулась про себя. Не так уж слаб леший, как хочет казаться. Сказками, притчами, преданиями еще долго будет жить на Руси древняя сила, которая - как очень хотелось верить - тоже не останется в стороне перед общей бедой.

* * *
        Вереница телег тянулась от ярмарочной площади к западной стороне города, где исстари селились купцы и иной народ, из тех, что побогаче. Дома здесь были выше и просторней, из-за заборов обширных дворов слышалось мычание, ржание, квохтанье и перебранка многочисленной челяди, замолкающая лишь с приближением ночи.
        Телеги Игната были почти пустыми - все, что лежало на них, было роздано на потребу обороне города. Телеги Семена были куда полнее, потому как хозяин рассудил здраво - на кой воинам меха весною? Только мешать будут в сече. Потому, остановив кровь, текущую из носа, и кое-как отскоблив подсохшую юшку с бороды, свернул Семен торговлю-раздачу быстро и сноровисто и сейчас вместе с братом вел общий караван в купеческую слободку - благо дома рядом.
        На хмурых лицах братьев застыла тяжкая дума. Говорить не хотелось. А чего говорить - ясно все. Но и молчать тоже было невмоготу. Есть такое свойство души человеческой: поговоришь об общей беде с товарищем по несчастью - вроде и полегче. Пусть даже от разговоров этих толку никакого - одно сотрясение воздуха.
        Первым нарушил молчание Семен:
        - Воевода людей послал оплывший за зиму ров глубже рыть, подгнивший обруб[96 - Обруб (старорусск.) - бревенчатая обшивка для укрепления откосов крепостного оборонительного рва.] править, склоны вала ровнять, надолбы[97 - Надолбы (старорусск.) - бревна, вкопанные в землю с наклоном вперед, иногда заостренные. Применялись в то время против конницы противника.] ставить. Что мыслишь? Поможет?
        - Супротив Орды? - горько усмехнулся Игнат. - Поможет. На час позже нас на копья взденут. В дальних странах видал я крепости - вернее, остатки крепостей, что были куда посерьезней нашей. Да только ордынцы сметали их с пути словно пылинку. Невеликие были те остатки, скажу я тебе.
        - И чего делать-то будем? - осторожно спросил Семен. Все еще не верилось ему, что налаженная, размеренная жизнь кончается и до конца ее остались считаные часы.
        - Эх… - вздохнул Игнат. Потом поднял голову и, взглянув на тусклое весеннее солнце, остановился и зажмурился на мгновение. - Ехал домой, думал, родню увижу, отчий дом, отдохну - да снова в путь-дорогу. Эдак вот живешь-живешь и не знаешь, что твоя путь-дорога - вот она, закончилась…
        - Дык путь-то, он не один. Другой найти можно, - осторожно сказал Семен.
        Игнат перестал любоваться Ярилой сквозь веки и, открыв глаза, внимательно посмотрел на Семена.
        - Другой можно, - сказал он, возобновляя шаг в такт равнодушным шагам волов, влекущих телеги. - Да только это уже не наш путь будет, брат.
        Впереди показались коньки знакомых крыш. Однако Игнат, похоже, домой идти не собирался.
        - Слышь, Семен, - сказал он, снова останавливаясь. - Отведи-ка мои телеги в детинец.
        - В детинец? - удивился Семен. - Ты в своем уме? То ж тебе не ярмарка.
        - Так я не торговать в детинце собрался, - сказал Игнат.
        - А какого тогда лешего… - начал Семен.
        - А такого, - отрезал Игнат. - Наши меха нынче городу сильно сгодиться могут.
        - Не возьмет ордынский хан откупного, - покачал головой Семен. - На кой ему откуп, когда все можно забрать вместе с откупщиками?
        - Задумка одна есть, - сказал Игнат. - Надо с Федор Савельичем обмозговать. Да и сам я, глядишь, воеводе сгожусь. Поди, не калика перехожий, меч в руках держать не разучился. Ну так отведешь телеги?
        - Отведу, - пожал плечами Семен. - Только поначалу скотину накормлю да сам отобедаю. И тебе то же советую.
        - Не до обедов нынче, - отмахнулся Игнат. - Время не ждет.
        Он повернулся к крайней телеге, вытащил заранее припасенный сверток с длинным кольчужным доспехом дорогой византийской работы и тяжелым боевым топором, купленном в Суроже, отвязал от задка телеги коня, вскочил в седло и поскакал к детинцу.
        - Ну что ж, скачи, братко, - хмыкнув, сказал Семен вслед удаляющемуся вдоль улицы топоту копыт. - Может, и вправду помимо твоих мехов заодно сгодится воеводе и твоя шкура. На что-нибудь…

* * *
        Перестук множества топоров слился в один сплошной шум, словно огромная стая дятлов спустилась на Козельск и истово принялась за работу, выковыривая из коньков крыш промерзших за зиму жуков-древоточцев.
        Сотни факелов разгоняли ночную тьму. Вонь горящей смолы, которой были пропитаны факелы, перестала быть вонью, став привычной.
        Сразу делалось многое.
        Затачивались деревянные колья, которые завтра будут воткнуты в дно рва и по всему его дальнему краю, навстречу вражьей коннице. Да и пешцам преодолеть такие надолбы будет ой как непросто. Ровнялись до отвесных откосы самого рва, слегка осыпавшиеся за зиму. В них деревянными молотами глубоко вбивались заостренные бревна, на торцы которых тут же набивалась обшивка-обруб, дабы те откосы не обвалились. Поправлялась двускатная крыша над крепостными стенами, защищающая головы воинов от падающих сверху на излете стрел и камней. По приказу воеводы строились новые широкие всходы[98 - Всходы (старорусск.) - здесь широкие деревянные лестницы.], ведущие на стену изнутри крепости. Густо смазывались жиром цепи, в?рот подъемного моста и петли тяжелых городских ворот. Менялись где надо подгнившие бревна и крученные из воловьих жил тетивы больших самострелов, установленных на стенах, - да мало ли работы найдется людям, готовящимся к осаде? Тем более что времени для той подготовки - кот наплакал.
        Потому и работали горожане днем и ночью, никем не подгоняемые, лишь беспрекословно слушаясь команд воеводы, неважно, кому они дадены - огнищанину или же последнему холопу. Перед общей бедой все равны…
        Никита подошел к колодцу, тому, что был рядом с городскими воротами, вытащил кадку воды и плеснул себе в лицо. По рукам потекла черная жижа. Неудивительно - иноземный купец с коротким именем весь день и половину ночи заставил копаться сначала в старом могильнике среди костей и сгнившего мяса, ставшего вязкой жижей, а после - на старом пепелище, оставшемся от давнего пожара. При этом Никита копал, а Ли только всматривался в раскопанное, довольно цокал языком и собирал что-то, ведомое только ему.
        Не раз и не два пожалел Никита, что связался с блаженным иноземцем, но деваться некуда - слово дадено, а оно, как известно, не воробей, вылетит - не воротишь… Хотя хотелось бы посмотреть на того, кому случалось воротить вылетевшего воробья.
        Наконец, когда и при свете факела стало не видно ничего дальше вытянутой руки, Ли, набрав два полных мешка какой-то дряни, отпустил Никиту на все четыре стороны, а сам пошел к своим возам.
        «Хорошо, что ночь вокруг, - подумал Никита, отмывая лицо. - А то б встретил кто на дороге, подумал, что черт из пекла вылез или упырь какой. У нас народ немудрящий - запросто б кольями забили, не разбираясь. А что, черт и есть. И вонью от меня несет самой что ни на есть замогильной».
        Он понюхал подол, скривился и, стянув рубаху через голову, бросил ее прямо в кадушку.
        Хорошо, что бабы не видят, визгу было бы - не оберешься…
        Ночная прохлада давала о себе знать. Да и студеная водица в кадке не добавляла благости усталому телу. Кожа Никиты вмиг пошла пупырышками, как у ощипанного гуся.
        Наскоро сполоснув и отжав рубаху, Никита набросил тулупчик прямо на голое тело. Хотел было спрятать влажный ком за пазуху - да так и застыл на месте, словно воришка, застигнутый на месте кражи.
        Вдоль крепостной стены к воротам крался человек. Что-то в его неясной фигуре, смазанной ночной темнотой, показалось Никите знакомым. Да если бы и не показалось - с чего бы это честному горожанину красться к выходу из города, прячась, словно ночной тать? О том, что сам недавно так же крался по жизненно важной надобности, как-то не вспомнилось.
        Никита запахнул тулуп, содрогнувшись от прикосновения мокрой рубахи к голому телу, и мягко отступил в тень.
        Человек подошел к воротам и осторожно выглянул.
        Двое мужиков, стоя спиной к нему, сноровисто правили топорами острия больших кольев. Увлеченные работой, сейчас они ничего не видели и не слышали, кроме своих топоров.
        Человек скользнул в ворота. Никита бросился за ним.
        Он миновал тяжелые створы ворот, сработанные из потемневшего от времени дуба, - и свет множества факелов, полыхнувших прямо в глаза, ослепил его на мгновение. С разгону пробежав по мосту, Никита зажмурился и сильно укусил себя за губу, чтобы быстрее вернулось ночное зрение охотника. Он подождал немного, пока красные точки факелов прекратили плясать на обратной стороне век, и открыл глаза.
        Его взгляд уперся в нагрудник, посеченный стрелами и саблями, подправленный кузнецом и тем не менее уже давно требующий переплавки. Конечно, воевода мог себе позволить купить новую нагрудную бронь, да и зачем покупать - только скажи складским в детинце, мигом подберут требуемое…
        Ан нет. Каждый воин знает - пока тело привыкнет к новому доспеху и перестанет противиться пусть чуть по-иному давящей тяжести, замедляя удар и ослабляя его точность, много воды утечет. Попробуй, смени свою кожу на чужую, пусть новую, - прирастет ли? Еще вопрос…
        С факела, который держал в руке воевода, стекла тонкая струйка горящей смолы и с шипением погасла, коснувшись мерзлой земли.
        - Гуляем? - спросил Федор Савельевич. Потянул носом, сморщился и добавил: - Или проветриваемся?
        Выглядывать из-за спины воеводы, высматривая канувшего в ночную темень беглеца, было глупо. Да и не особо высунешься из-за такой спины-то - воевода весь выход с моста перегородил.
        «Эх, потерял…» - мелькнула досадливая мысль.
        Никита замялся. Сказать, не сказать? А как скажешь, если до конца не уверен?
        Напраслину на человека наведешь - потом вовек не отмоешься.
        А еще в голове вертелось:
        «Надо ж, как быстро отвык от жизни лесной? Пенек глухой! Как воевода подошел, не услышал! Или их в детинце ведовским шагом ходить учат?»
        - Гуляем, воевода, - сказал знакомый голос за спиной. - У вас тут чудесные весенние ночи.
        «И на кой сдался витязю скрытный шаг?»
        Воевода презрительно хмыкнул и посторонился, пропуская праздно шатающегося иноземца.
        - Кто-то, помнится, говорил, будто остаться хочет, чтобы помогать. Помощники-то все во рву, который час уж землицу лопатами ворочают. Ночами любоваться им недосуг.
        - Ров углублять - хорошее дело, полезное, - согласно кивнул Ли. - А скажи, воевода, сильно ли нужна тебе вон та повозка?
        Он протянул руку, указывая на старую телегу, скособочившуюся неподалеку. Видимо, кто-то из мужиков взвалил на нее слишком много лесу, рубленного на колья, вот и не выдержала ось. Лядащая телега, сразу видать. Легче новую сколотить, чем такую чинить. Скажет же чужеземец - повозка! Рухлядь, на дрова только и годная, а не повозка.
        Воевода, слегка опешивший от такого поворота, неопределенно пожал плечами:
        - Мне? Повозка? Да гори она огнем. Я хотел бы знать, какого лешего…
        Ли неспешно достал из-за пазухи шар от своей погремушки, которыми торговал он нынче днем на ярмарке. Только вместо деревянной рукоятки сейчас из игрушки торчал свернутый в жгут кусок грязной пакли, похожий на заплетенную девичью косу.
        - Ты сказал, воевода, гори она огнем, - произнес Ли, поднося свою погремушку к горящему факелу, который Федор Савельевич держал в руке. - Думаю, это будет несложно устроить.
        Кончик жгута вспыхнул и с громким треском стал, сгорая, уменьшаться в размерах. Ли широко размахнулся и метнул свою игрушку, после чего зачем-то широко открыл рот.
        «Ну, точно блаженный, - с сожалением успел подумать Никита. - Вот уж правда - захочет Господь кого наказать, так прежде всего разум и отымет…»
        Прочертив огненную дугу, погремушка прокатилась по дощатому дну телеги.
        Воевода проследил взглядом полет железного шара, после чего повернулся к иноземцу.
        - Ну вот что, мил человек… - произнес он.
        И внезапно присел, придерживая шлем, словно его ослопом под колени ударили…
        Грохнуло так, словно одновременно ударила тысяча колоколов. И тысяча солнц вспыхнула на месте старой телеги. Во всяком случае, так показалось Никите.
        А потом с неба посыпалась всякая гадость. Грязь, комья земли, куски дерева. Длинной щепой Никиту легонько стукнуло по шапке. Щепа шлепнулась Никите под ноги. Он зачем-то уставился на нее. Пришла вялая мысль:
        «Хорошо, что не оглоблей…»
        Оглобля упала в полутора саженях от воеводы.
        - Это… что? Это… как? - вопрошал Федор Савельевич, озираясь и все еще зачем-то придерживая шелом.
        - А еще мне понадобится помощь кузнецов и большие кузнечные меха. И неплохо было бы собрать камнемет, который подарил городу купец Игнат. Ты поможешь мне с этим, воевода? - невозмутимо спросил Ли.

* * *
        Той же ночью еще одна тень кралась вдоль заборов, часто вздрагивая и оглядываясь по сторонам. Может быть, она и хотела казаться незаметной, но у нее это не очень получалось. В ночи метались люди с факелами в руках, крича и переругиваясь, и, когда очередная фигура, пробегая мимо, освещала тоненький стан и большие напуганные глаза, ночная путешественница замирала, дрожа от страха.
        Но людям было сейчас не до нее. Может, в другое время кто-то и остановился бы поинтересоваться, что делает в темноте посреди улицы девушка, закутанная до самых глаз в темную шаль, - но только не сегодня. Этой ночью у жителей города было по горло иных забот.
        Девушка миновала церковь и остановилась у невысокого строения, притулившегося к угловой башне. Строение напоминало сложенный из тяжелых бревен сарай, почти по самую крышу вросший в землю. Из единственного черного отверстия, заменявшего окно, тянуло подвальной сыростью.
        Поруб. Тюрьма для своих, преступивших Правду[99 - Имеется в виду Русская Правда - свод законов, введенных великим князем киевским Ярославом Мудрым (1019 - 1054) и впоследствии дополненный его сыновьями.] и ожидающих народного суда. И для чужого лихого люда, шалящего на дорогах, ежели кого из супостатов отловить случится.
        Немного потоптавшись на месте, девушка наконец решилась. Еще раз для верности оглядевшись по сторонам - вроде не несется никто мимо, и слава те Господи! - она наклонилась к продуху[100 - Продух (старорусск.) - отверстие для доступа воздуха, небольшое окно.].
        - Дедушка Евсей!.. Дедушка Евсей!.. - позвала еле слышно. Ее голос дрожал и срывался от страха.
        Ответом ей было молчание. Лишь громкое сопение слышалось изнутри.
        - Дедушка Евсей, ты здесь? - позвала девушка чуть громче.
        - Чаво надоть? - раздался из глубины поруба недовольный заспанный голос. - Мало того что на старости лет должон, как тать, в порубе сидеть заместо того, чтоб град к обороне готовить, дык ишшо среди ночи спать не дают!
        - Дедушка Евсей, это я, Настена.
        После непродолжительного кряхтения в отдушине показался глаз. Который тут же округлился от удивления.
        - И вправду, Настена! А тебе пошто не спится, стрекоза? Какого лешего среди ночи шастаешь?
        Настя смутилась.
        - Да я… это… я вам тут поесть принесла. Лепешек, медовухи…
        - Хммм… Медовухи, говоришь?
        Из глубины поруба послышался звук, который обычно получается при вдумчивом почесывании затылка.
        - Медовухи - это хорошо, - сказал дед Евсей, закончив размышлять и чесаться. - Позаботилась о старом знакомце. Воевода-то ишь чего удумал - мне на старости лет татя разбойного сторожить. Аки псу какому. Да ты заходи, коль пришла. Хотя… воевода гневаться будет, что пустил…
        - Дак кто ж узнает-то, дедушка Евсей? - обрадовалась Настя. - Мне бы вот еще на татя посмотреть…
        Скрипнула приземистая дверь, в проеме нарисовалась сморщенная, словно печеное яблоко, физиономия деда Евсея. На плече у него покоился самострел, заряженный тяжелым боевым болтом.
        Дед Евсей хитро ухмыльнулся.
        - А, вот оно что! Любопытство разобрало? Ну заходи, любуйся. Надо сказать, мужик видный…
        Лицо Насти вспыхнуло словно маков цвет. Ноги сами рванулись было бежать от стыда небывалого - осознала наконец, чего натворила, среди ночи к мужику одна притащилась. И не к мужику - к разбойнику! И куда? В поруб!!! Да ежели дед Евсей кому по пьяни ляпнет…
        И совсем было уже повернулась Настена, чтобы, бросив узелок, бежать не останавливаясь до самого отчего дома, однако словно тем болтом ударило меж лопаток:
        - …Жалко будет, ежели поутру воевода прикажет его на осине вздернуть.
        - К-как на осине?!
        Настена резко повернулась и уставилась на деда круглыми от ужаса глазами.
        - Да так, - пожал плечами дед. - Нешто ради татя вече собирать? Пока князь в силу не вошел, заместо князя у нас, сама знаешь, его пестун. Твой батька то есть, не мне тебе про то рассказывать. А норов у Федор Савельича сама знаешь какой. Тать пришлый, не из наших, так что народ зазря тревожить незачем. Да и недосуг людям нынче - Орда под боком. Так что один путь душегубу - на осину. Или болт промеж глаз, что, кстати, гораздо менее хлопотно.
        Дед Евсей скосил глаза на узелок, который Настена все еще судорожно сжимала в руках.
        - Ты, это… Проходи, ежели пришла. Хоть и не положено, а все старику радость, будет с кем словом перемолвиться. С татем-то разговоры говорить не положено. Так что ты там судачила насчет… хм-м-м…
        Настена молча протянула старику узелок, еще не придя в себя от ужасной новости. Говорили, конечно, девки дворовые про то, что с отловленным разбойным людом горожане не церемонятся, но так то разговоры… Здесь же - вот оно, уже озвучено дедом Евсеем. Красавцу златокудрому со сверкающими глазами, что, словно самоцветы драгоценные, в душу запали, поутру веревку на шею и…
        Настена украдкой смахнула слезинку. А ведь знала все, знала заранее. Потому и пришла…
        Дед Евсей между тем, развязав узел, достал оттуда деревянную баклажку, еще теплый шмат хлеба и кусок сыра.
        - Ай молодец, девка! - обрадовался дед. - Да ты проходи, проходи, не бойся, тать привязан накрепко.
        Настя осторожно перешагнула порог.
        В углу тесной клети, пропахшей мышиным пометом, были кучей свалены доспехи, плащ и двуручный меч крестоносца. Жуткий шлем-топхельм с прорезью для глаз венчал ту кучу.
        А в противоположном углу к толстой поперечной балке, накрепко ввернутой между толстыми бревнами стены, сыромятными ремнями был привязан сам крестоносец. Голова его безвольно свесилась вниз, золотые кудри рассыпались по груди, почти сплошь покрывая черный крест, намалеванный на когда-то белой, а ныне рваной и грязной накидке. Спущенные с кистей рук кольчужные перчатки болтались на запястьях, словно содранная кожа.
        «Господи! Как Христа распяли…» - пронеслось в голове Насти.
        Сзади булькнуло. Потом послышалось громкое «ик!».
        Настя обернулась.
        Дед Евсей медленно сползал по стене, недоуменно таращась на зажатую в руке баклажку.
        - Ить… медовуха-то у тебя какая крепкая, - пробормотал он, приземлившись задом на кучу прелой соломы. - Прям с ног валит…
        С этими словами дед Евсей завалился на бок и блаженно захрапел, баклажку, однако, из рук не выпустив.
        Бабка Степанида не подвела. Сильна ж оказалась ее сонная травка!
        Настя бросилась к крестоносцу и вцепилась в узел, стягивающий его руку. Рывок, другой… Зря нож с собой взять не догадалась! А может, мечом попробовать? Вроде острый. Ох и тяжел же!..
        Крестоносец медленно поднял голову.
        - Что ты делаешь? - спросил он тусклым голосом.
        - Не видишь? - сердито бросила Настя, неумело водя лезвием громадного меча по узлу. Меч то и дело норовил выскользнуть из рук. - Пытаюсь тебя развязать.
        Крестоносец покачал головой.
        - Не стоит. За это твои соплеменники могут повесить тебя на соседней осине.
        Настя молча, с остервенением пилила узел. Наконец ремень распался. Крестоносец грянулся на одно колено - вторая рука оставалась привязанной. Упрямо сжав зубы, Настя проволокла меч по балке и пристроила клинок ко второму узлу.
        Между тем рыцарь пришел в себя и, поднявшись на ноги, отобрал меч у девушки, после чего с сомнением посмотрел на узел.
        - Думаешь, есть смысл? - усмехнулся он. В его глазах мелькнули зеленые лукавые огоньки.
        - Но… ведь тебя могут убить! - прошептала Настя, не сводя завороженного взгляда с его лица.
        Одним махом перерезав ремень, крестоносец прислонил меч к стене, после чего, морщась, растер запясья, восстанавливая кровоток в онемевших руках. Пошевелив пальцами, он пару раз с хрустом сжал и снова разжал кулачищи - и вдруг быстро и нежно взял лицо Насти в свои ладони.
        - Ты, наверно, не понимаешь, - сказал он, заглядывая в глаза девушки. - Я слышал, что по тракту мимо вашего города движется Орда. Знаешь, что это значит?
        Насте было все равно. Сейчас она была там, в глубине его глаз, в которых, словно в гранях драгоценных камней, отражалось ее лицо.
        - Это значит, что ни мне, ни тебе бежать некуда, - продолжал крестоносец. - Твой город в клещах между Ордой и Степью, что есть одно и то же. Поэтому какой мне смысл бегать как заяц от неизбежного?
        Вдруг до Насти дошел смысл сказанного. Не слова - не до них было, - сердцем почувствовала то, что хотел сказать ей этот разбойник, в которого как-то сразу и вдруг влюбилась без памяти, лишь увидев единожды…
        - Значит, мы все… - прошептала она.
        - Да, - кивнул крестоносец. - Все, кто есть сейчас в городе. Орда не щадит никого. Как только со стен города в сторону Орды слетит первая стрела, мы все обречены. А как я понимаю, твои соплеменники не собираются сдавать город без боя. Так что сейчас уже не важно, когда мы все умрем - завтра или чуть позже. Важно как!
        «Последние часы… Неважно когда… Важно как…»
        - Ну, коли так, - прошептала Настя, приближая свои губы к обветренным губам пленника. - Коли так, поцелуй меня…
        …Пуховая шаль, только что прикрывавшая плечи девушки, медленно опустилась на лицо мирно спящего деда Евсея.

* * *
        - Испей, Федор Савельич.
        Незнакомая девка, потупив глаза, протянула ковш.
        - Благодарствую, девица, - несколько удивленно кивнул воевода, принимая принесенное. Чуть смочил пересохшие губы студеной колодезной водицей, остальное плеснул в лицо. Ух, хорошо! Ночной недосып словно рукой сняло. Вот только надолго ли? Вторые сутки пошли, как на ногах…
        - Вы б отдохнули, Федор Савельич, - сказала девка, протягивая расшитое причудливым узором полотенце. - Скоро в битву, а вы за ночь не присели…
        - Ты чья будешь такая шустрая, что воеводе советы даешь? - улыбнулся Федор Савельевич.
        Девка глаза потупила, но не сказать что особо смутилась.
        - Русской земли дочь, - прошептала еле слышно. - Хороша ли водица, воевода?
        - Хороша, - хмыкнул Федор Савельич. Ишь ты, «русской земли дочь». Чуть старше Настены - а смела не по годам. И собой пригожа, лик словно с иконы списан… Чего греха таить - нравились воеводе бедовые девки. Надо будет присмотреться к ней получше… Кто знает? Сколько можно вдовым ходить?..
        Подумал - и помрачнел. Не ко времени мысли, ох не ко времени…
        «Спаси тебя Господи, красна девица, от того, что будет здесь завтра», - подумал воевода, а вслух сказал строго, чуть ли не грубо:
        - Ты ступай, голубица, с забрала[101 - Забрало, забороло (старорусск.) - проход для защитников в верхней части крепостной стены, защищенный с внешней стороны тыном.]. А то мамка заругает.
        Девушка подняла глаза.
        - Меня не заругает, - сказала певуче. - Она тебе за подвиг твой в ноги кланяться велела.
        И поклонилась в пояс.
        Воеводе вдруг стало неловко.
        - Какой подвиг? О чем ты?
        - За тот, что тебе совершить предстоит во славу земли русской, - произнесла девица.
        «А голос-то какой! Словно речка весенняя по камням журчит, - пронеслось в голове воеводы. - Да кто ж такая-то? Вроде всех в Козельске знаю, а кого не знаю - того хоть видал мельком. Такой голос кабы услышал - вовек не забыл. Эх, кабы не Орда треклятая…»
        Федор Савельевич бросил взгляд на Степь, туда, откуда грозила беда неминучая. А когда обернулся - уже и нет никого за спиною, словно и не было никогда.
        И тут словно м?рок спал с глаз воеводы. Вновь ворвались в уши крики, многоголосая перебранка работающих мужиков и бойкий перестук топоров.
        Воевода тряхнул головой и провел рукой по лицу и бороде.
        «Уж не привиделось ли с недосыпу?»
        Борода была влажной. А во рту было солоно, словно не водицы, а слез пригубил из ковша.
        Воевода покачал головой, вспоминая нездешний девичий лик. «Подвиг во славу земли русской… Стало быть, не зря все это!» Он задумчиво окинул взглядом сделанное за ночь.
        А сделано было немало! Ров стал чуть не вдвое глубже. Словно острые зубы чудовища, торчали по его внешнему краю врытые под углом свежеоструганные колья, обращенные остриями в сторону Степи. Вал, на котором стояла приступная стена, стал чуть не отвесным - поди взберись! При том, что не только кочевники с луком обращаться с малолетства обучены. Славянские стрелки что белке в глаз, что ворогу в горло при случае не промахнутся.
        Сейчас топоры стучали у детинца. Малая княжья крепость в случае чего укроет тех, кто останется, коли случится страшное и падет оборона городских стен.
        А на площади, что раскинулась сразу за воротами в город, Игнат со товарищи мастерили невиданное.
        Длиннющее бревно с огромной ложкой вместо навершия крепилось под массивной вертикально стоящей рамой, в свою очередь установленной на большом деревянном колесе. Края колеса щетинились зубьями, сбоку к нему крепился механизм внушительных размеров, похожий на тот, посредством которого поднимался-опускался подъемный мост и открывались-закрывались городские ворота. Второй механизм, поменьше, служил для оттягивания бревна назад. С рамой бревно соединял толстый пучок туго скрученных канатов, сплетенных из воловьих жил и конского волоса.
        «Что-то навроде большой прашты, - подумал воевода. - А жгуты те дают ей силу заместо раскрутки. С этим понятно. Только вот над чем сейчас гость из Поднебесной страны колдует, все никак в толк не возьму…»
        На проезжей башне пришлый купец, тот, что шарами огненными кидаться мастер, нынче что-то странное строил. Настолько странное, что и сравнить не с чем. С проезжей башни[102 - Проезжая (надвратная) башня - башня над воротами крепости, часто самая мощная из всех и наиболее защищенная.], с самого опасного направления - осаждающие же прежде всего ворота штурмуют - убрал иноземец один из больших самострелов и заместо него трубу железную в просвет меж кольями тына просунул, которую всю ночь кузнец Иван со своим подмастерьем ковали.
        «Не зря ли пообещал я иноземцу в его выдумках помогать? - размышлял воевода. - Лучшего кузнеца от дела оторвал. Хотя… кто его знает? Чем черт не шутит, может, и вправду иноземец еще что-то дельное помимо тех шаров измыслит. Только вот что может быть дельного от трубы? Вон еще меха кузнечные зачем-то наверх тащат. На кой ему на башне меха?»
        К всходам на взмыленном жеребце подлетел горбоносый торговый гость в дорогой черной рубахе, перемазанной грязью. Видел воевода - с утра ускакал он с братьями к берегу Жиздры и долго там копались они в земле, чего-то вымеряя и прикидывая. Ну, гость, он на то и гость, чтобы чудить, как ему вздумается. Воевода про себя уже махнул рукой на выходки заморских купцов - пусть делают чего хотят, лишь бы не во вред. А там до дела дойдет - глядишь, лишний меч пригодится. Не особо верил воевода в иноземные чудеса. Воз разломать - это не Орду остановить. А что такое Орда, воевода знал не понаслышке. Битва на Калке научила. Не многие с той битвы вернулись, но Федор Савельевич был в их числе.
        Всадник соскочил с коня и взбежал по всходам на стену.
        - Приветствую тебя, воевода!
        - И тебе поздорову, мил человек, - ровно ответил Федор Савельевич. - С чем пожаловал?
        Гость, назвавший себя иберийцем, ткнул пальцем в сторону купца из Поднебесной, под командой которого мужики тащили из Ивановой кузни в сторону башни какую-то уж совсем несуразную штуковину.
        - Я видел ночью, как из руки того человека родился гром и тысячи солнц сожгли повозку, - возбужденно заговорил ибериец. - У себя на родине я слышал об этом искусстве, но никогда не видел.
        Воевода пожал плечами.
        - А я и не слышал и не видел. Но, думаю, ордынцам оно придется по вкусу.
        Ибериец прижал руку к сердцу. Глаза его горели.
        - Сыны моей родины веками бились против орд диких сельджуков и тоже накопили кое-какие знания. Ты выслушаешь меня, воевода?
        Пыл горца был искренним. Да и потом - грех отказываться, когда помощь предлагают. Вон Игнат намедни хорошую идею предложил. Глядишь, еще пара таких идей - и появится хоть какой-то шанс отстоять город.
        Воевода кивнул.
        - Говори. Сейчас нам кажная дельная мысль важна. Вон, видишь, купцы да охотники все меха да звериные шкуры задарма отдали, чтобы крыши не сразу от зажженных стрел занялись. Ты что получше придумал?
        - Как это? - удивился ибериец. - Зачем на крышу меха?
        - А затем, - хмыкнул воевода. - У нас на Руси весна не то что у ваших теплых морей. У нас марток - оденешь десять порток. Вишь, вон бабы землю в воде разводят, в той грязи шкуры вымачивают, а после их на крыши стелят. Мокрые меха ночью морозец прихватит - вот и думай, загорится ли ледышка напополам с землей, когда ордынцы начнут горящими стрелами град осыпать?
        - Вах, ловко придумано! - восхищенно воскликнул ибериец, прищелкнув пальцами.
        - То-то и оно, - сказал воевода. - А ты чего дельного присоветуешь?
        - Показать надо. Туда сходить.
        Горец ткнул рукой в сторону реки.
        - Ну что ж, надо - так сходим, - кивнул Федор Савельевич.
        Стоящий рядом с воеводой десятский[103 - Десятский (старорусск.) - начальник десятка в княжьей дружине.] скользнул равнодушным взглядом по гостю и едва заметно качнул копьем, словно острием в небе круг рисовал. И только что вроде бы и не было никого - а под всходами тут же откуда ни возьмись нарисовался десяток конных дружинников в полной боевой сброе. В поводу у двоих гридней было по оседланному коню - для воеводы и для своего старш?го.
        - Пошли, что ль? - сказал воевода.
        От взгляда иберийца не укрылось появление витязей из ниоткуда. В его глазах промелькнуло уважение - у хорошего командира воины знают свою службу без лишних слов, все давно обговорено и отработано до мелочей.
        Кивнув, он сбежал вниз по всходам и птицей взлетел в седло. Не намного отстали от него воевода с десятским. Разбрызгивая копытами стылую грязь, кавалькада выехала за городские ворота и полетела к реке вдоль рва, в котором все еще копошились люди…
        Горожане работали до изнеможения, никем не подгоняемые, ибо работа для себя не требует ни кнута, ни пряника. Тем более когда от той работы зависит, будешь ли ты жить на белом свете либо ляжешь в землю безвременно вместе с теми, кто дороже самой жизни твоей.
        В больших жбанах с густой земляной жижей бабы вымачивали дорогие меха, за которые в иных странах купцы отдавали целое состояние, а после крыли ими соломенные крыши домов. Жаром пылали кузни, оглашая воздух непрерывным грохотом тяжелых молотов и перезвоном малых. Куда ни кинь взгляд - каждый был занят делом. Кто-то вострил рогатину, кто-то орудовал лопатой у стены детинца, кто-то тащил наверх упакованные в джиды[104 - Джид - специальный чехол для нескольких сулиц.] сулицы или пучки болтов к крепостным самострелам…
        На балкон терема вышла княгиня с шелковым свертком на руках. Из вороха плетеных кружев смотрели на мир два любопытных глаза. Следом за княгиней ковыляла нянька, пряча лицо от ветра в воротник бараньей шубы.
        - Солнце-то какое, - еле слышно проговорила княгиня. - Словно кровью умытое…
        - Да Бог с тобой, дитятко, - перекрестилась Петровна. - Солнце как солнце. Весна на дворе, люди вон работают…
        - Не последняя ли то весна… - прошептала княгиня.
        Тень пробежала по лицу старой няньки.
        - Матушка княгиня, - сурово проговорила старая нянька. - Дозволь слово молвить?
        Молодая женщина кивнула.
        - Последняя то весна или не последняя - то одному Богу ведомо, - решительно сказала Петровна. - То, что беда из Степи идет, про то всем известно, но кликать ее по-любому не след.
        - Твоя правда, нянюшка, - слабо отозвалась княгиня.
        - Ну а коли моя правда, то я вот что мыслю, - продолжала нянька. - Дите-то у нас в шибко красивые одежки запеленуто. Я слыхала, народ судачит, мол, Орда никого не щадит, а судя по битве на Калке, князей в первую очередь.
        - Я помню, как погиб мой батюшка князь Мстислав Святославович, - медленно проговорила княгиня.
        - Да уж, не приведи Господь, - вновь перекрестилась нянька. - Нехристи, на живых людей доски настлать и на тех досках всей Ордой пировать! Да как их после этого земля носит?..
        - Ты зачем пришла, Петровна? - резко бросила княгиня, сверкнув очами. И куда подевалась убитая горем вдова? Старая нянька аж съежилась под взглядом молодой женщины. Поняла: заговорилась по-старушечьи, о запретном вспомнила.
        - Так я ничего, матушка… Прости Христа ради. Я чего сказать-то хотела? Может, князя в другие пеленки завернуть, в мужицкие? Авось малое дитятко и не тронут. Князей-то Орда ох как ненавидит…
        Княгиня задумалась ненадолго, а после вновь обратила взгляд к солнцу.
        Лучи светила красили полупрозрачные белые облака в багряное. Сквозь эту окровавленную пелену тусклое солнце наблюдало за копошащимися внизу людьми равнодушно и зловеще.
        Подул ветер, сдернув с небес багряные полотнища, как опытный лекарь срывает с раны присохшую холстину. На светило набежала темная туча. Княгиня зажмурилась. Уж не видение ли? Словно и вправду кто-то страшным глазом цвета ночи глянул на нее сквозь разрыв небосвода, а после натянул на око черную повязку.
        Княгиня повернулась к няньке и протянула ей ребенка.
        - Только крест не снимай, - сказала она. - По кресту, глядишь, когда-нибудь выжившие русичи узнают истинного князя козельского.

* * *
        Переход был стремительным, насколько позволил проливной дождь и полоса непролазной грязи, в которую превратилась дорога. Собрав в соседних туменах всех свободных лошадей, Субэдэ повелел неслыханное - выпрячь из повозок, влекущих детали осадных орудий, медлительных волов и верблюдов и впрячь в них боевых степняцких коней.
        Конь степняка привычен ко всему, но для породистого скакуна сотника Тэхэ это было внове. Широкий кожаный ремень давил на грудь, земля разъезжалась под ногами. Конь поначалу заупрямился, но откуда-то сзади прилетал резкий окрик, за которым последовал жгучий хлест длинной плети, ожегший круп и спину. И конь поневоле потащил непривычный груз, как и сотни других ордынских лошадей.
        Всю ночь длился переход. Наутро, когда кожаный ремень был наконец снят и ветер принес на своих крыльях свежесть близкой реки, конь был почти полностью обессилен. Почти. Кочевник всегда знает меру сил своего коня.
        Тэхэ взял заводного под уздцы и повел к воде. Он всегда сам ухаживал за своими лошадьми, не доверяя это дело грязным рабам. Конь и кочевник - одно целое, несмотря на то что полудикого зверя, недавно взятого из ханского табуна, еще учить и учить. Разве можно доверить рабу часть себя, пусть пока глупую и необученную?
        Сотник похлопал скакуна по шее. Тот в ответ дернул головой и оскалился, обнажив страшный ряд крупных зубов, - он был обижен и за прошлое, и за эту ночь, когда его, словно какого-нибудь быка, заставили тащить непривычный груз, недостойный боевого коня, и за многое другое.
        Тэхэ резко ударил коня ладонью по ноздрям. Прежде всего часть себя должна понять, что она хоть и часть, но далеко не главная.
        Своих коней Тэхэ всегда предпочитал поить выше по течению, подальше от ордынского табуна, мутящего воду мордами и облепленными грязью ногами. Он был строг с лошадьми, рабами и женщинами, но справедлив.
        Конь считал иначе.
        Сразу за густой чащей кустов, прилепившихся к берегу, начиналась пологая отмель. Тэхэ отпустил повод и уставился на широкую ленту темной воды, по которой величаво плыли громадные льдины. Для кочевника, привыкшего к степным просторам, эта картина была преисполнена непостижимым величием природы.
        Конь наклонил голову и припал к воде. Ледяная влага коснулась губ, обожгла горло и мягко охладила разгоряченное тело. Однако какое-то движение слева отвлекло коня от водопоя. Краем глаза он заметил: из-за кустов вышел человек и крадучись, словно камышовый кот, направился к хозяину, который за шумом реки не мог слышать осторожных шагов.
        Боевой конь умеет многое. Многие поколения его четвероногих предков не только несли своих всадников по полям сражений, но вместе с ними разили врагов тяжелыми копытами, рвали их шеи зубами и, разогнавшись на скаку, не раз и не два проламывали мощными корпусами стену вражеских щитов.
        Намерения человека были ясны. От него несло чужой волной ненависти и страха. Ничего не стоило сейчас ударить копытом назад, в грудь человека, а после уж хозяин как-нибудь довершит остальное. Но конь был обижен, как может обижаться только умное, породистое животное. Поэтому он только переступил всеми четырьмя ногами и снова припал к воде.
        Сбоку послышался глухой удар. Хозяин охнул и упал лицом в воду. Пришлый человек сноровисто подхватил хозяина под мышки и, поднатужившись, забросил его на спину коня. После чего пружинисто взлетел в седло и ударил скакуна пятками в ребра.
        Конь оторвался от воды и поскакал вдоль чащи кустов, которая оканчивалась рощей пока еще лысых берез. Если б он был человеком, возможно, он пожалел бы о том, что некоторое время назад не лягнул того, кто теперь сам сидел на его спине: двойной груз - серьезное испытание, особенно после тяжелого перехода. Но степные кони выносливы и всегда умеют найти силы для любых испытаний ради прихоти людей - тех, кого они вот уже многие столетия считают частью себя.

* * *
        По степи несся всадник.
        Кузьма прищурился, сдвинул шлем с бровей чуть назад… Нет, не понять отсюда, да еще и супротив солнца, кого это в город черти несут. Хотя кого они могут нести со стороны, откуда город кочевую рать дожидается? Ясно кого.
        Кузьма плюнул на палец, растер слюну, подняв руку, попробовал ветер и, положив ладонь на спусковой рычаг крепостного самострела, приник к ложу, ловя острием болта приближающуюся одинокую фигуру.
        - Погоди, Кузьма.
        На плечо воина легла ладонь в боевой рукавице.
        Кузьма раздраженно сплюнул.
        - Чего годить-то? Не вишь, со стороны Степи гость пожаловал. А воевода ясно сказал…
        Стоящий сбоку молодой воин приложил к поднятой стрелке шлема ладонь, сложенную козырьком.
        - У него, кажись, мешок какой-то поперек седла…
        - Во-во, - буркнул Кузьма. - А ты, Егор, не подумал - вдруг в мешке том громовое зелье, которым пришлый иноземец давеча воз разворотил? Ворота-то у нас открыты, и мост опущен. Загонит коня в ворота, трут поднесет зажженный к мешку…
        - Да погоди ты, говорю! Тебе лишь бы рубить да стрелять, все равно в кого!.. Слышь, Кузьма, кажись, это наш.
        - Ага, с ордынской стороны - они все наши. Будут скоро, - не успокаивался Кузьма, не снимая руки со скобы самострела.
        Но более молодой сторожевой хоть и против солнца, но выглядел большее.
        - Эх ты! - воскликнул он удивленно. - Глянь-ка, да это ж Семен!
        У Кузьмы от удивления аж шлем приподнялся на густых бровях.
        - Какой Семен?!!
        - Да наш, Семен Василич, купец. И ордынец у него через седло перекинут!
        Всадник был уже недалеко. Даже Кузьма сейчас разглядел, как тяжко, но упрямо тащит степная коняга на себе грузного купца Семена Васильевича вместе с его трофеем.
        - Да я и сам теперь вижу… - растерянно протянул Кузьма.
        - А за ним погоня, - спокойно произнес Егор.
        Действительно, из-за лесистого холма вылетел десяток вооруженных всадников и припустил за беглецом, на ходу снаряжая стрелами луки.
        - Успеет?
        - Должон успеть, - рассудительно произнес Кузьма, вновь прилаживаясь к самострелу. - А первый щас точно нарвется.
        Один из всадников вырвался вперед остальных и, подняв лук, выпустил стрелу навесом.
        Описав широкий полукруг, стрела ударила в высокую луку деревянного седла позади всадника и расколола ее. Вслед за лукой по всему седлу зазмеилась широкая трещина. С башни Кузьме было видно, как побелело от напряжения лицо беглеца, - сейчас он изо всех сил сжимал ноги вместе, и только благодаря этому усилию седло не разваливалось на две части. Случись такое - все! Ноги коня обязательно запутаются в спавших подпругах, а вторая стрела довершит дело по упавшей наземь мишени - в неподвижную цель степняк не промахнется.
        - Давай, Кузьма, - прошептал молодой витязь.
        - Не время…
        Степняк на скаку выдернул из колчана вторую стрелу, наложил на лук, натянул тетиву… но стрела ушла в небо.
        Болт русского самострела ударил в грудь кочевника, вмял в доспех из кожаных пластин железную нагрудную бляху и вышиб всадника из седла. Случись такое чуть ближе к крепости - и бляха вышла бы из спины стрелка. Сейчас же болт тоже был на излете, потому кочевник лишь шлепнулся спиной в грязь, и духи степи на время забрали себе его сознание.
        Остальные преследователи круто повернули коней. Один из них метнул волосяной аркан, захлестнул ногу незадачливого стрелка и потащил его по грязи, подальше от опасного места.
        - Кажись, попал, - довольно осклабился Кузьма.
        - С почином! - хлопнул его по спине Егор…
        Семен Васильевич въехал в ворота и, сбросив связанного пленного на руки подбежавших дружинников, соскочил с коня. Сзади него плюхнулись в лужу половинки седла, расколотого ордынской стрелой. Всхрапнув, конь прянул назад и тут же запутался передними ногами в стременах и подпругах.
        - Тихо, тихо, родимый!
        Молодой парень поймал повод и похлопал коня по шее. Породистый скакун покосился на человека - и как-то сразу успокоился. У человека были сильные руки и необычное лицо, обрамленное короткими густыми волосами, - таких лиц конь не видел в Орде. А еще от него шла волна доброты. Конь мгновенно успокоился и позволил человеку освободить ноги от пут. Он как-то сразу понял, что новый хозяин никогда не станет его бить и обижать…
        Рот Тэхэ был заткнут его же собственным поясом. На затылке сотника наливалась синевой изрядная шишка. Кровь стучала в висках, а лицо немилосердно терлось об звенья трофейной кольчуги - здоровенный дружинник нес его на плече, словно мешок, в который грязные рабы, следующие за Ордой, собирают навоз для кизяков[105 - Кизяк (тюркск.) - высушенный в виде лепешек или кирпичей навоз с примесью резаной соломы. Применялся на Ближнем Востоке, Кавказе и в Средней Азии как топливо и строительный материал.]. Но Тэхэ терпел. Видит Тэнгре, если надо, он вытерпит и не такое…
        Рядом с Митяем, который тащил пленного легко, словно ребенка, шагал Семен. За ними бежали ребятишки, радостно визжа:
        - Ордынца, ордынца поймали! Дядька Семен ворога изловил!
        В воротах детинца, скрестив руки на груди, стоял воевода. Спрятав довольную улыбку, Семен подошел и кивнул на пленного:
        - Вот, Федор Савельич, не обессудь за самоуправство, но я тут, кажись, ихнего сотника в полон взял. Судя по пайцзе.
        - По пайцзе?
        - Ну да, - кивнул Семен, щелкая ногтем по бронзовой пластине, свешивающейся с пояса, который до сих пор никто не удосужился вытащить изо рта Тэхэ. - Такие штуки у них в Орде сотники носят.
        - А ты про то откель ведаешь? - как бы между делом спросил Федор Савельевич.
        - Что ж, когда я в походы с торговыми поездами ходил, ордынцев не видел? - пожал плечами Семен. - Я тут намедни пораскинул умишком и рассудил, что коль на нас такая сила прет, то нелишне про ту силу заранее вызнать. А поскольку ты б все равно одного не пустил, я украдкой ночью из города ушел.
        - Верно рассудил, - смягчился воевода. - Лихо, Семен Васильевич, лихо. И как удалось?
        Семен самодовольно ухмыльнулся.
        - Он коня поил на рассвете. Тут я ему по башке кулаком и засветил. Ну, мой кулак все знают.
        В собравшейся толпе послышался одобрительный ропот.
        - Эт так, - произнес кто-то. - Смотри-ка, наш Семен не только на ярмарке горазд кулаками махать.
        Семен снова усмехнулся.
        - Я тут смотрел-смотрел да и подумал, что крепкий тын да высокий вал, оно, конечно, хорошо, но вражий язык - это завсегда вражий язык, - громко сказал он, не то для воеводы, не то для собравшегося вокруг народа. - А ежели тому языку ишшо пятки маненько прижечь - так мы зараз про ордынское войско все доподлинно знать будем.
        - Дело говоришь, Семен Васильевич, - кивнул воевода. - От града и от меня лично - благодарствую. Великую ты службу сослужил. Только насчет пятки прижигать - это мы, думаю, обойдемся. Похоже, он уже и без того созрел.
        Воевода кивнул на пленника.
        От висения вниз головой плоское лицо кочевника налилось кровью, словно брюхо разъевшегося комара, - того и гляди лопнет. Он было начал корчиться, но Митяй деловито хлопнул пленника по мягкому месту - виси, мол, не рыпайся! И сейчас Тэхэ лишь неистово вращал глазами, боясь лишний раз пошевелиться, - рука у Митяя была тяжелая.
        - Неужто сказать чего хочет? - подивился воевода. - Вот ведь нынче развелось иноземцев, что по-нашему разумеют!
        Семен захохотал:
        - Как насчет ихних пяток или чего повыше беседа начинается - они все враз на любом языке говорить начинают. Хоть на птичьем, хоть на славянском.
        Он протянул руку, ухватился за пайцзу и дернул. Пояс вывалился изо рта Тэхэ. Сотник закашлялся, его лицо стало багровым.
        - Пятка не нада. Все скажу, - прохрипел он.
        - Во-во, что я говорил? - хмыкнул Семен.
        - Переверни, - приказал воевода.
        Митяй легко, будто тряпичную куклу, стряхнул с плеча пленника и поставил на ноги. Тот разинул рот и задышал, словно сом, вытащенный на берег.
        - Кто языку обучал? - спросил воевода, когда пленник немного пришел в себя.
        - Никто не обучал, - мрачно ответил Тэхэ. - Рязань брал. Коломна брал. Владимир брал. Много урусский земля гулял. Сам язык узнавал.
        Тень пробежала по лицу воеводы.
        - Башковитый попался, - сквозь зубы процедил он. - Прям самородок. Ну, вои, ведите самородка в детинец, толковать с ним будем.
        Митяй положил руку на плечо сотника и слегка подтолкнул. И тут же придержать пришлось, иначе не миновать бы тому падения носом в лужу - Митяй порой силушку не рассчитывал. Особо когда про сожженные русские города слышал от того, кто принимал в том сожжении не последнее участие.
        Воевода с Семеном пошли следом.
        - И что? Близко ли Орда? - спросил воевода вполголоса, чтоб не слышали горожане, те, что остались сзади судачить о небывалом подвиге козельского купца.
        - Близехонько, - так же тихо ответил Семен. - Думаю, завтра с утра здесь будут.
        - Добро, - нехорошо усмехнулся воевода. - Гостинцы мы им уже приготовили.

* * *
        Дед Евсей напрягся и разлепил глаза. Сделать это было непросто - на веки словно кто по железному рублю[106 - Рубль - здесь: рубленый брусок металла.] положил. Ох и крепка оказалась медовуха!
        Едва мир перестал плавать в размытой дымке, дед - откуда только прыть взялась! - метнулся к самострелу и сноровисто навел его на противоположный угол.
        В том углу, скрестив ноги по-восточному, спокойно сидел крестоносец и аппетитно уминал хлеб с сыром.
        - Энто как же… как же понимать-то? - закричал Евсей. Голос его сорвался на писклявую ноту, и оттого крик прозвучал совсем не так грозно, как хотелось бы.
        Крестоносец на мгновение оторвался от еды, внимательно посмотрел на направленное ему в грудь жало болта, после перевел взгляд на деда и спокойно произнес:
        - Ты бы лучше крикнул кому, чтоб воды принесли.
        После чего снова задвигал челюстями, причмокивая смачно и с удовольствием.
        Дед украдкой прокашлялся в кулак, сморгнул остатки сонной мути, но звать никого не стал, а вопросил строго, по-прежнему не сводя с пленника взведенного самострела:
        - Эт кто ж тебя развязал, лихоимец?
        Крестоносец пожал плечами:
        - Да я сам и развязался. И чего бы не развязаться, если вы вязать не умеете?
        Дед оскорбился.
        - Кто вязать не умеет?
        На балке, к которой был давеча привязан крестоносец, еще болтались обрывки ремней.
        - А ну, - кивнул на балку Евсей, - руки-то клади! Счас поглядим, кто вязать не умеет.
        Крестоносец не спеша дожевал хлеб, отряхнул руки и поднялся во весь свой огромный рост.
        - Знаешь чего, старик, - сказал он, потягиваясь, отчего грозно зазвенела его кольчуга, - пойду я, пожалуй.
        «Такого, поди, и болт не сразу остановит», - промелькнуло в голове Евсея. Он вскинул самострел на уровень лица пленника и положил палец на спусковую скобу.
        - А ну! Руки! - произнес он тихо.
        Крестоносец, сделавший было шаг вперед, взглянул на лицо старого дружинника и, вернувшись на прежнее место, послушно положил руки на балку. Его губы скривились в усмешке.
        - Да и то правда. Вяжи. Только подумай сначала, сколько раз я мог свернуть тебе шею, пока ты спал.
        Дед Евсей широко осклабился в ответ и достал из-за пазухи сыромятный ремень, припасенный на всякий случай.
        - Дык куды б ты делся, родимый, из города, в котором на каждую сажень стены оружный воин поставлен? - ехидно осведомился он.
        - Так зачем тогда меня вязать? - спросил воин.
        Дед Евсей не сразу нашелся, чего ответить. Оттого насупился.
        - Положено так, чтоб тать в порубе связанный сидел, - буркнул он. - Не мною заведено, не мне отменять.
        Крестоносец хмыкнул, но не проронил ни слова, пока дед Евсей накрепко приматывал его запястья к деревянному брусу толщиной в полторы руки. Наконец нелегкая работа была закончена - поди достань, кабан-то ливонский под потолок вымахал. Крестоносец озабоченно подергал руками. Ремни оказались крепкими, только балка жалобно затрещала.
        - Ты это… не балуй, - несколько нерешительно сказал дед. Целить в связанного из самострела было вроде как несолидно, но отчего-то толстая балка, на которой до этого висели многие лихие люди, больше не казалась деду Евсею надежной.
        - Вот сейчас хорошо привязал, - удовлетворенно кивнул крестоносец и облизал пересохшие губы. - А теперь воды принеси. Или у вас помимо прочего еще и заведено пленников жаждой мучить?
        - Ладно, - хмуро произнес дед. - Щас принесу. Но только ты это…
        - Иди-иди, не буду, - устало произнес крестоносец. - Только арбалет свой не забудь. И теперь пореже в меня целься - как-никак, привязанный я. Спустишь тетиву ненароком, потом жалеть будешь.
        Дед ничего не ответил, повернулся и вышел из поруба. Странный пленник - улыбается все время, будто и не суда ждет, а милости с неба. И медовуху Настена больно уж крепкую принесла - не иначе, подмешала чего, ну да про то Бог ей судья, видать, понравился девке лихоимец.
        Дед Евсей хмыкнул в бороду и покачал головой, направляясь к колодцу. Чего уж там, дело молодое, сам, бывало, в прежние годы чудил по-всякому, за девками ухлестывая. А тут вон оно какие времена настали - девки к парням сами не куда-нибудь, а в поруб бегают. Притом охрану спаивают, чтоб с милым переведаться.
        «А милый-то ушкуйник, - напомнил себе дед Евсей. - Лихоимец и душегуб, по которому петля плачет».
        Но - странное дело. Дед Евсей дивился сам себе. А ведь правду сказал лихоимец с крестом на груди. Кабы теперь пришла нужда послать стрелу в развеселого рыцаря, послал бы не думая - но после бы точно сожалел. Бывают же на свете такие люди - вроде бы и враг, а убьешь - и как-то не по себе становится. Вроде как не врага, а человека жизни лишил…

* * *
        Тревожная ночь опустилась на город.
        Напряженное ожидание было почти осязаемым. Даже собаки примолкли и не лаяли, а лежали во дворах на брюхе, спрятав морды между лап, - лишь иная изредко поскуливала.
        Люди тоже не спали. Кто вострил меч, доводя клинок до остроты немыслимой, впору волос резать; кто насаживал наконечник рогатины на древко; кто в который раз перебирал кольца дедовского колонтаря[107 - Колонтарь - доспех древнерусского воина, кольчужная безрукавка, усиленная металлическими пластинами.], пробуя на разрыв - не ослабли ли звенья, не подъела ли ржа.
        Бабы рвали даренное купцами полотно на полосы - будет чем раны воям перевязать, доставали из погребов соленья да копченья, месили тесто, готовили снедь впрок - до готовки ли будет во время осады? И другой работы прибавилось - посадские везли в город припасы и гнали скотину, надеясь схоронить свое добро за крепкими стенами и схорониться сами. А разместить людей где-то ж надо. И скотине место найти. Мужики все заняты, к обороне готовятся. Вот и прибавилось бабам заботы.
        Но были среди них и такие, что помимо женской работы находили время насаживать железные наконечники на тростниковые древки стрел, править оперение или же сплести запасную тетиву для мужнина лука. А иной раз - и для своего. В приграничном городе многие девки могли, согнув охотничий лук, метко послать стрелу в цель не хуже иного мужика.
        В детинце не спали тем более…
        Гридницу[108 - Гридница, или гридня (старорусск.) - большое помещение для гридней, телохранителей князя, в котором князь и дружина также собирались для совещаний, пиров, церемоний и т. д.] освещали факелы, чадящие в руках дружинников.
        Воевода оглядел свою свиту и кивком отправил молодцев за дверь. Не говоря ни слова, воины подчинились. Последний, выходя, воткнул факел в специальную скобу на стене.
        Тэхэ, привязанный к широкой лавке, смотрел в темноту, в которой потерялся закопченый потолок, - света факела едва хватало на то, чтобы разогнать по углам ночные тени.
        «Если убьют, туда, под потолок, полетит моя душа, - подумал Тэхэ. - Измажусь в урусской саже, приду к Сульдэ грязный, как козел, скажет он, мол, сдох на лавке, не в бою, заставит меня ползать за его войском конных богатуров, собирать навоз».
        Тэхэ вдруг остро захотелось жить.
        Воевода присел на край соседней лавки.
        - Ну что, сотник, поведай-ка мне, что твои соплеменники супротив града замыслили? - произнес он.
        - Так он и расскажет, - хмыкнул Семен, снимая со стены факел и наклоняя его к босым ногам пленника. - Дозволь, Федор Савельевич?
        - Нет, пятка не надо! - взвизгнул Тэхэ. - Все так скажу!
        Воевода поморщился.
        - Погоди, Семен Василич. В Орде, что ль, зверства успел нахвататься? Вишь, полонянин сам все рассказать желает…
        - Жалаим, жалаим, - бойко закивал Тэхэ, насколько позволяли ремни, стягивающие грудь и руки.
        Без скрипа, без шелеста отворилась дверь гридни, в нее скользнула было тень в просторном халате - и тут же двинулась обратно. Однако воевода успел обернуться.
        - Погоди, мил человек, не уходи, - сказал он. - Сделай милость, послушай, что полоненный ордынец говорить станет. Ты их лучше нашего знаешь, может, чего услышишь, что мимо наших ушей пролетит.
        Так же неслышно Ли притворил дверь и замер в углу, слившись в своем темном ночном одеянии со стеной помещения.
        Быстро, словно боясь куда опоздать, заговорил сотник, нещадно коверкая непривычные для языка слова:
        - Бату-хан Непобедимого Субэде-богатура брать город послал, сам на отдых встал. Войско две луны быстро ходил, устал сильно, воевал много. А личный тумен Субэдэ-богатура давно не воевал, все его охранял. Хан сказал, пусть теперь его тумен воевать будет, пока войско стоять будет.
        - Тумен - это сколь всего народу-то? - спросил воевода.
        - Сто сотен воинов.
        Воевода нахмурился.
        «Сто сотен воинов, - пронеслось в голове. - Супротив четырех сотен моих дружинников, да еще десяти аль пятнадцати сот мужиков с рогатинами да вилами…»
        - А машины для осады есть ли у Субэдэ-богатура? - спросил он хмуро.
        - Есть, но малый. Большие Бату-хан строить не разрешил, сказал, что град ваш нужно быстро взять, за два дня. Большая машина как раз столько времени строить надо.
        - Быстро взять, говоришь, - хмыкнул воевода. - То посмотрим еще, кто кого быстро возьмет…
        - Дозволь спросить, Федор Савельич? - высунулся вперед Семен, недвусмысленно покачивая факелом.
        - Спроси, - кивнул воевода.
        Семен хищно прищурился, поднося факел поближе к лицу пленного, словно желая рассмотреть его получше. Рядом со щекой Тэхэ на лавку с шипением упала капля смолы..
        - А остатнее войско крепко ли охраняется?
        Еще немного - и усы Тэхэ затрещали бы от жара, но сейчас в его глазах удивления было больше, чем страха.
        - Войско? Охраняется? Да кто смеет нападать на войско Бату-хана? У самого хан есть охранный тысяча кешиктенов, есть много разъезд разведки, есть сторожевой посты, но что это за войско, который надо охранять? Я не понимать тебя, урус. Стоянку Орды птица облетает за полет стрелы, шакал обегает за…
        Семен с ненавистью пихнул пленного:
        - Хорош, запел, ворона степная.
        - Гей, Семен Василич, - возвысил голос воевода. - То ж человек, хоть и враг. Унижать пленного - себя унижать.
        - Да плевать я на него хотел, - буркнул Семен, подходя к воеводе, и, наклонившись к его уху, понизил голос до едва слышного шепота: - Я вот что мыслю. А ежели тот Субэдэ-богатур у Козельска обломается, не вдарить ли нам опосля по самому хану Батыю? У него богатства награбленного, злата, серебра полны возы, а удара он не ждет. В степи ж как? Кто добычу отнял, того она и есть. Да и слава по всей Руси будет народу козельскому и его воеводе.
        - Так то его еще обломать надо… - усмехнулся воевода.
        - С нашими новыми другами да не обломаем?
        Семен подмигнул Ли, все так же неподвижно стоящему в углу. Тот даже не пошевелился.
        - Там видно будет, - сказал воевода и повернулся к последнему из чжурчженей. - А ты как думаешь? Сможет ли ихний Субэдэ с малыми машинами взять Козельск?
        - Субэдэ никогда не знал поражений, - отозвался Ли. Его голос был ровным и спокойным, лишенным интонаций. - За это его и прозвали Непобедимым. Но никому не известны пути великого Дао. Потому никто не знает того, что случится завтра.
        - Но ты слышал, что сказал этот человек? - воевода кивнул на Тэхэ.
        - Я слышал все, - так же невозмутимо ответил Ли. - Один мудрый человек сказал, что истинная правда похожа на ее отсутствие. Сегодня в этой комнате нет до конца искренних людей.
        Воевода нахмурился. Сейчас он уже жалел, что оставил в комнате этого странного человека. Да, его громовой порошок, возможно, поможет при обороне. Но вот, похоже, спрашивать у него совета - дело гиблое. О чем-то своем толкует, а о чем - не понять. Медовухой его, что ли, кто-то угостил?..
        - То есть ты что хочешь сказать? - спросил сбитый с толку воевода. - Что брешет ордынец?
        - Ты уже слышал то, что хотел слышать, воевода Козельска, - все тем же бесцветным голосом ответил Ли. - Дозволь мне уйти.
        Воевода пожал плечами:
        - Иди.
        Словно черная тень скользнула вдоль стены. Миг - и нет ее, словно и не было.
        Семен задумчиво посмотрел на дверь.
        - Толковый мужик, ничего не скажешь, но мутный… Когда говорить не хочет, бормочет какую-то чушь - и понимай его как хошь.
        - Так то оно так, - согласился воевода. - Но мы и взаправду услышали то, что хотели слышать.
        Он встал с лавки.
        - Фрол! Иван!
        Дверь чуть не слетела с петель, когда двое дюжих витязей ворвались в гридницу.
        - Случилось чего, батька?
        - Потише, буйволы, дверку снесете, - хмыкнул воевода. - Пленного сторожите пуще глаза. Может, пригодится еще.
        - Не сумлевайся, батька, посторожим, - кивнул один из витязей. - От нас не сбежит. Главное, чтоб его наши не порешили.
        - На кой нашим пленный ордынский сотник? - удивился воевода.
        - Да было уже, ломился тут в двери Тимохин дядька, которого он с выселок связанным привез, - ответил витязь. - Грит, узнал супостата, который его семью порешил.
        Воевода метнул взгляд в сторону Тэхэ.
        Сотник съежился. Если бы можно было врасти в лавку, он бы врос с радостью. Но воевода пересилил себя и разжал кулаки.
        - Жаль мужика… - только и произнес. Хотя хотелось - ох как хотелось дать раз кулачищем в плоское лицо с обвислыми усами - большего бы и не потребовалось. Но сам сказал: унизить пленного - себя унизить…
        - Моли своего бога, сотник, чтоб удержали мои вои того, чью жену с ребятенком малым ты лютой смерти предал, - сказал воевода напоследок. - И поблагодари того бога, что нынче ты в полоне и связан. Иначе…
        Воевода не договорил. А чего договаривать? И так ясно.
        Желтое лицо Тэхэ стало белым, словно кулак воеводы все-таки достиг цели и вышиб из головы сотника всю кровь. Почему-то перед глазами Тэхэ пронеслось недавнее - его боевая плеть, рассекая воздух, опускается на голову урусского детеныша. Этому бородатому воеводе для того, чтобы сделать с Тэхэ то же самое, плеть бы не понадобилась. Кулака за глаза б хватило.
        - Ладно, в общем, приказ ясен, - бросил витязям Федор Савельевич. - Глаз не спускать с пленного, сюда никого не пускать - сотник нам живым еще понадобиться может! - и, слегка подтолкнув в спину замешкавшегося впереди Семена, вышел из гридницы.

* * *
        Дорога шла лесом. Привыкшие к степным просторам кони настороженно прядали ушами и фыркали, чуя в чаще чье-то незримое присутствие.
        То же самое чуяли и люди. Шестое чувство, которое напрочь отомрет у их далеких потомков, подсказывало: то не звери следят за степным войском, осторожно пробирающимся сквозь чащобу.
        И не люди.
        Шонхор сунул руку за пазуху и, нащупав горсть оберегов, вознес безмолвную молитву Вечному Синему Небу. Седой нукер, едущий рядом, усмехнулся в усы.
        - Боишься урусских духов?
        Шонхор не ответил. Что бы там ни говорили смельчаки, кичащиеся собственной храбростью в бою, но духов боятся все, независимо от того, сколько голов убитых врагов болтается на крупе твоего коня. Человек бессилен против высших сил, и, случись их прогневить, не защитят ни мертвые головы, ни живые шаманы. Своими глазами видел Шонхор, как при переправе затягивали к себе на дно молодых и сильных воинов урусские водяные, своими ушами слышал о том, как ночью прямо от костров своей сотни самых отчаянных смельчаков утаскивали в темноту мохнатые тени - а часовые ничего не видели и не слышали. Вот и вчера вечером ни с того ни с сего упавшее сухое дерево ударило по шлему замешкавшегося десятника-кешиктена - да так, что шлем по края вошел в плечи вместе с головой. А сегодня ночью в соседней сотне кто-то сдернул с седла смелого нукера - а никто ничего не видел и не слышал, даже конь не всхрапнул.
        - Думаешь, лесной дух съел воина соседней сотни? - снова усмехнулся седой.
        Шонхор невольно вздрогнул. Ему показалось, что в чаще леса мелькнули и пропали чьи-то жуткие зеленые глаза без зрачков.
        «Мысли, что ли, читает, старый волк?»
        Седой нукер широко осклабился, показав желтые осколки зубов, по которым в одной из битв угодил край булгарского щита.
        - Не бойся. Я не стал мангусом и не умею читать мысли. Просто ты молод и пока не научился их скрывать - у тебя все на лице написано.
        Шонхор скрипнул пока что целыми зубами.
        - А ты не боишься урусских духов? - бросил он с вызовом.
        - Нет, - покачал головой седой. - Я не боюсь духов. Люди гораздо опаснее.
        - Куда же тогда делся воин из второй сотни? И кто вчера убил десятника сменной гвардии?
        Лицо седого нукера стало серьезным.
        - Об этом надо спросить людей, - ответил он. - Хорошо еще, что они не догадались сделать засеки и перегородить дорогу срубленными деревьями. Тогда бы в этом лесу осталось гораздо больше ордынских воинов.
        Шонхор поежился. Ощущение, что ему неотрывно кто-то смотрит в спину, не проходило.
        - А не догадались потому, - продолжал седоусый нукер, - что по этим местам еще не проходила Орда. В следующий раз могут догадаться…
        Лес стал редеть. Шонхор с облегчением вздохнул и отпустил обереги. Что бы там ни говорил старый волк, молодой нукер остался при своем мнении. Он знал: случись какому-нибудь неведомому врагу вступить в Степь - и точно так же будут убивать воинов того врага степные духи. Не любит земля, когда ее топчут копыта чужих коней…
        Словно вода из горла узкого кувшина, вылилось из леса ордынское войско и медленно стало растекаться по полю, строясь в ряды. Мимо Шонхора вихрем пронеслись два всадника на мощных широкогрудых конях, каждый из которых стоил целого улуса, а то и нескольких сразу. Следом за ними, бряцая чешуйчатыми доспехами, проскакали кешиктены. Шонхор едва успел почтительно поклониться - хорошо, что успел. Нерасторопным за подобное иной раз снимали с плеч голову, запоздавшую с поклоном хану.
        Но всадникам было не до Шонхора. Вереница броненосных воинов дневной стражи уже окружала двойным кольцом холм, на котором на фоне восходящего солнца резко выделялись силуэты двух всадников…
        Порыв холодного ветра ожег щеки, но Субэдэ с наслаждением подставил ему лицо. Знакомый запах нарождающихся трав наполнил легкие. После сырых лесных испарений, противных духу кочевника, ледяной степной ветер казался блаженством.
        - Джехангир хотел взглянуть на город, - сказал Субэдэ. - Он перед ним.
        Урусский город-крепость с высоты холма казался игрушечным.
        Бату-хан криво усмехнулся. От него не укрылось то, что Непобедимый назвал его джехангиром - походным ханом. Так вот что так раздражало Бату все это время! «Джехангир». Но никак не «Величайший», как называла его вся остальная Орда. И хотя это соответствовало истине, Бату-хан мысленно сделал еще одну зарубку на воображаемой, но тем не менее весьма болезненной занозе, по которой шла глубоко врезанная надпись: «Субэдэ».
        - Не самая неприступная крепость из тех, что мне доводилось видеть, - сказал хан.
        Много лет назад, когда Потрясатель Вселенной еще был никому не известным нойоном, на состязании лучников Субэдэ расколол своей стрелой стрелу будущего хана, попавшую в центр мишени, и приз - молодого барашка - им пришлось разделить пополам. С той поры утекло много воды. И хотя Потрясатель Вселенной уже давно охотится в небесных угодьях Тэнгре, глаза Субэдэ-богатура не утратили былой зоркости.
        Полководец отметил и низину, скрадывающую расстояние; и свежеоструганные колья, утыкавшие край крепостного рва; и свежую землю, недавно вынутую из него, высыпанную на вал, дабы придать ему крутости, и при этом хорошо утрамбованную. И даже заряженные самострелы, готовые вытолкнуть из деревянных желобов смертоносные болты, больше похожие на копья, углядел Субэдэ.
        - Эта крепость была бы гораздо менее неприступной, если б три дня назад ваш племянник не упустил двоих урусов, которые сообщили горожанам о нашем подходе, - медленно проговорил он.
        Лицо хана стало каменным.
        - Если ты помнишь, Субэдэ-богатур, - процедил он сквозь зубы, - я специально назначил его всего лишь начальником сотни в твоем тумене, для того чтобы он набрался опыта в битвах и чтобы ты обучил его воинскому искусству. Сейчас он исправляет свою ошибку за стенами этой крепости. Надеюсь, что он умрет быстро. Но это уже твоя ошибка, Непобедимый. У хорошего наставника ученики не умирают.
        Хан резко рванул поводья и всадил золотые генуэзские шпоры в бока коня. Породистый скакун взвизгнул от боли, всхрапнул и тяжело понес грузного всадника вглубь войска. Ряды конных воинов почтительно расступались перед ним.
        - К сожалению, я не колдун, джехангир, и не умею превращать в воинов глупых и упрямых ишаков, - пробормотал Субэдэ себе под нос…
        Тумен личной гвардии Непобедимого Субэдэ строился у подножия холма. Полководец с болью смотрел на обветренных, широкоплечих степняков, бок о бок с ним прошедших полмира. Отлаженный годами военный механизм, закаленный в горниле множества битв, послушный его воле, как послушна ей рука, сжимающая рукоять дамасской сабли…
        Никогда еще не случалось такого, чтобы отборная гвардия по приказу хана первой бросалась на вражеские копья. Но когда в немилость попадает хозяин - в немилость попадает и его войско. Субэдэ понимал: его тумен ветеранов - бельмо в глазу джехангира, которого хоть и зовут Величайшим - но только лишь на время похода. Там, в недавно выстроенном посреди Великой Степи городе-сказке Каракоруме ждет добычи истинный Хан. И как знать, кого назовет он джехангиром следующего похода - Бату, который лишь перед последним сражением соизволил вылезти из своей юрты, чтобы все видели и запомнили, кто вел войска в поход, или же безродного военачальника, который со времен Чингисхана покорил десятки народов, взял сотни городов и крепостей и которого боготворит Орда, потому что знает, кому на самом деле она обязана воинской удачей? И не лучше ли заранее пощипать отборный тумен непобедимого полководца - так, на всякий случай, мало ли что? Приданные полтумена презренных кипчакских лучников, битых вместе с урусами на Калке, примученные и подобострастные, - тьфу! Мелкая шавка, приданная волку для отвода глаз остальной стаи,
- мол, не просто на убой посылаем серого, который слишком часто и дерзко стал скалить зубы, а с подкреплением…
        Субэдэ знал, что далеко не так безобидна деревянная урусская крепость, какой видится она с холма. Штурм ее возможен лишь с одной стороны, по узкому перешейку, пересеченному глубоким рвом, перегороженному крепостным валом, который увенчан мощной стеной, сложенной из стволов вековых деревьев. Подойти с другой стороны - нечего и пытаться. Сделать подкоп? Хотелось бы посмотреть на того, кто сумеет сделать его под рекой. То ли сама природа пришла на помощь урусам, то ли урусы постарались и поработали над природой, изменив течение рек в свою пользу.
        Но отсутствие серьезного боевого опыта защитников крепости все же сказывалось. Строя оборону, они думали лишь о крепости - и забыли об окрестностях. Широкое поле перед перешейком следовало не под хлеба отнимать у леса, а спилив деревья, не корчевать, оставить как есть вековые пни, да еще валунов неподъемных накатить, чтоб коннице негде было развернуться. Мирное поле, предназначенное для рождения жизни, а не для смерти.
        От широкого торгового тракта ответвлялась прямая дорога к крепостным воротам, дополнительно защищенным поднятым деревянным мостом. Да только долго ли устоит та защита против камнеметов, которые сейчас измочалят бревна моста? И против тарана, который довершит остальное? Конечно, не одна степняцкая голова скатится с плеч, пока падут те ворота. Но на то она и война. Жаль только, что это будут головы воинов его тумена. Но ничего, он сделает все, чтобы их оказалось как можно меньше. А после битвы взамен убитых найдет и обучит новых. Работа полководца сходна с работой кузнеца-воина. Сначала выковать меч из сырого железа, а после - испытать его в битве. И суметь отковать клинок вновь, даже если он сломается при ударе об чей-то слишком крепкий череп. И, учтя предыдущие ошибки, сделать так, чтобы новый меч получился намного лучше прежнего.
        Странная для кочевника тяга урусов к оседлому образу жизни и изматывающему крестьянскому труду подвела их на этот раз. Не под хлеб надо было готовить это поле, ой не под хлеб! Да и зачем горбатиться на том поле, когда можно сесть на коня, взять лук, прийти и отнять? Непонятно… Хотя пусть работают. Если все будут думать так же, как ордынцы, не у кого будет отнимать. Они думают по-другому? Что ж, тем хуже для урусов!
        Субэдэ опустил ладонь на рукоять сабли, механически проверил, хорошо ли выходит из ножен клинок. Джехангир не дурак. Он решил перемолоть тумен Непобедимого у стен последней урусской крепости? Ладно, посмотрим!
        Сотни его тумена перегородили поле, вытянувшись в линию в трех полетах стрелы от крепостного рва. Сзади к этой линии медленно приближались бесценные машины, захваченные в Поднебесной: три камнемета - вертикальные рамы на колесах высотой в рост человека с длинными рычагами и привязанными к их концам пращами для метания снарядов - и таран, похожий на длинную урусскую избу на колесах с крышей, сплошь обшитой плотно подогнанными железными листами. Немотря на то что оси больших деревянных колес были обильно смазаны жиром, стон десятков рабов, влекущих тяжелые машины к цели, доносился даже до холма. Нет смысла вблизи крепости впрягать в машины волов и уж тем более коней. Хороший конь стоит трех, а то и пяти волов. А в походе хороший вол стоит сотни рабов. Случись вылазка - рабы первыми бросятся наутек намного расторопней любого вола. А посекут их - невелика потеря. В любом придорожном селении можно набрать сколько угодно. Правда, из урусов получаются на редкость скверные рабы. Так и норовят убежать, свернув при этом шею надсмотрщику…
        «Вряд ли эти машины сильно облегчат осаду, - думал Субэдэ. - Интересно, случайно ли хан запретил использовать большой камнемет? Неужто он так сильно опасается меня и моего тумена?»
        Следом за машинами двигалась железная кибитка, время от времени сотрясаемая тяжелыми ударами изнутри. Шестеро белых от ужаса рабов, запряженных в кибитку, довольно споро месили ногами грязную землю - погонщик им явно не требовался.
        Субэдэ усмехнулся. Еще бы! С тех пор как провинившихся рабов стали заживо сбрасывать в решетчатый люк на крыше кибитки, они стали гораздо послушнее. Обглоданные кости, вылетавшие порой обратно через решетку, внушали ужас не только рабам. Даже бывалые воины содрогались от требовательного рева, который порой раздавался среди ночи из-за железных стен кибитки.
        Но ни для воинов тумена, ни для машин и даже ни для Зверя еще не настало время.
        Громадный воин, начальник сотни Черных Шулмусов[109 - Шулмус (тюркск.) - демон.] - наиболее приближенных, неоднократно проверенных воинов личной охраны знаменитого полководца - встретился взглядом с Субэдэ, едва заметно кивнул и движением коленей послал вперед своего коня, окованного чешуйчатым черненым железом. Доспехи породистого скакуна и могучего воина ковались одним мастером, и со стороны казалось, будто конь и всадник отлиты из единого неразъемного куска металла цвета непроглядной ночи. Белый лошадиный хвост на длинном, тяжелом копье сотника трепетал на ветру.
        Субэдэ наблюдал с холма, как уменьшается белая точка, приближаясь к темной линии всадников. Вот она пронеслась между камнеметами… Послушно, словно плоть перед острием ножа, расступилась перед вестником черная масса человекоконей и так же не спеша сомкнулась сзади, пропустив всадника, который ни на мгновение не замедлил бега своего скакуна. Никогда не устанет любоваться Непобедимый созданным его руками и волей совершенным механизмом, безжалостной машиной смерти…
        …Одинокий всадник на закованном в броню жеребце отделился от линии степного войска и, подъехав к проезжей башне, что-то громко прокричал на неведомом в этих местах языке Степи.
        - Чего орет-то? - непонятно у кого спросил Кузьма.
        - Хошь переведу? - съязвил молодой дружинник. - Он толкует, мол, сымай, Кузьма, портки да отдай ихнему хану. Вместе со всем остальным барахлом, какое есть. А сам на потеху Орде голым задом на копье тому хмырю железному оденься. Здорово я по-ордынски разумею?
        - Вот я те, Егор, щас в лоб звездану - и по-русски разуметь разучишься, - посулил Кузьма. - Беги к воеводе, доложись, мол, ордынцы вестника прислали.
        - Да я смотрю, эвон воевода уже сам на стене, без доклада…
        - Интересно, какого лешего ему надо, - проворчал Федор Савельевич. И, обернувшись к десятскому, приказал: - А ну-ка, приведи того пленного сотника. Пускай потолмачит.
        - Он уже здесь, воевода, - сказал десятский. И махнул рукой гридням: - Ведите.
        Двое дюжих витязей, ухватив пленника под микитки, легко, словно куль с овсом, взнесли его по всходам, Тэхэ всего пару раз коснулся ногами деревянных ступеней.
        - Ну, спрашивай своего, чего ему надобно, - сказал Федор Савельевич.
        Тэхэ, опасливо покосившись на воеводу, подошел к краю стены и, свесившись через тын, прокричал что-то на своем языке. Получив ответ, он повернулся к Федору Савельевичу:
        - Он говорить, что вы должны открыть ворота и уходить из город. Весь вещь, скот и товары нада оставить в город. Тогда величайший Бату-хан, владыка мира, проявить милость и оставить вам жизни в обмен на ваш покорность и повиновение.
        Десятник зло ощерился:
        - Добрый у тебя хан.
        Тэхэ кивнул:
        - Ошень добрый.
        - Угу, - кивнул воевода. - На Калке-реке, когда ваши об войско князя Мстислава Киевского зубы обломали, ваш добрый хан ему тоже предложил укрепления оставить и домой идти. А как князь со своей ратью из-за тына вышел, так их и посекли стрелами. А самого князя раненого вместе с другими пленниками досками до смерти додавили. Благодарствуем, нам такой доброты не надобно.
        Тэхэ насупился, но спорить не стал. Лишь спросил:
        - Что мне отвечать?
        - Да то и отвечай, что слышал, - сказал воевода.
        Тэхэ вновь свесился с тына и прокричал ответ. Но посланник, похоже, уезжать не собирался. Потрясая хвостатым копьем, он снова проорал что-то.
        - Чего он там надрывается? - пробурчал десятник. - Сказано же - вали к своему хану с докладом, мол, послали вас туда-то и туда-то.
        - Он предлагать поединок, - сказал Тэхэ.
        - И чего? - хмыкнул Федор Савельевич. - Неужто если наш победит, то вы без боя в Степь уйдете?
        Стоящий рядом горбоносый купец, успевший помимо кинжала и кольчуги обзавестись шлемом и кривой саблей, покачал головой.
        - Вряд ли они повернут назад, - сказал он. - Но это обычай их предков. Чьи-то воины будут сражаться более яростно, зная, на чьей стороне боги.
        - А чьи-то менее… - задумчиво произнес воевода. - Ладно, нам сейчас любой выигрыш времени на руку. Там, глядишь, и подмога к нам подоспеет.
        И кивнул в сторону Тэхэ.
        - Уведите.
        Снова в темную гридницу к скамье и ремням Тэхэ не хотелось.
        - Может, еще толмач нада? - спросил он, заискивающе заглядывая в глаза воеводе.
        - Зачем, - пожал плечами Федор Савельевич. - Все, что надо, уже сказано. Теперь по-иному с твоим ханом поговорим.
        И, поворотившись лицом к городу, крикнул зычно:
        - Гей, богатыри русские! Есть ли охотник в поединке намять бока басурману?
        Тут же со стен донеслись голоса:
        - Я! Я пойду! Дозволь, батька!
        Но ближе всех оказался Митяй со своей неподъемной, окованной железом дубиной.
        Сейчас на нем был побитый островерхий шлем без бармицы[110 - Бармица (старорусск.) - кольчужная сетка, прикрепляемая к шлему для защиты шеи.] и личины[111 - Личина (старорусск.) - крепящаяся к шлему металлическая маска, закрывающая лицо воина наподобие забрала рыцарского шлема.], почти новый бахтерец[112 - Бахтерец (старорусск.) - комбинированный доспех - кольчуга либо пластинчатый доспех без рукавов, усиленный металлическими пластинами.], видно, взятый в бою и сильно надставленный по бокам крупными железными кольцами, и скрепленные такими же кольцами дощатые бутурлыки[113 - Бутурлыки (старорусск.) - поножи.], привязанные прямо поверх голенищ сбитых сапог.
        Споро взбежав по всходам, отчего те жалобно заскрипели, он поклонился Федору Савельевичу.
        - Дозволь мне, воевода.
        Воевода кивнул.
        - Что ж, покажи басурману, детинушка, где раки зимуют.
        - Покажу, Федор Савельевич, не сумлевайтесь, - сказал Митяй, поудобнее перехватывая ослоп…
        Лязгая толстыми цепями, опустился на противоположный край рва подъемный мост. Помахивая огромным дубьем, словно тростинкой, по мосту вразвалочку прошел Митяй. Остановился, поправил шлем, качнул головой туда-сюда, разминая шею, мощно повел плечами - и вдруг неуловимым движением описал вокруг головы свистящий круг. Кованое железо ослопа смазалось в линию, словно не трехпудовым дубьем, а легкой сабелькой махнули.
        - Ну чо, ты, что ль, в поединщики рвешься? - прогудел Митяй. - Давай, коли не боязно.
        Ордынский посланец оскалил желтые зубы и коротко, без замаха, даже не привстав на стременах, метнул тяжелое копье.
        Белой молнией просвистела хвостатая смерть - но Митяй лениво махнул дубиной, и обломки копья полетели в ров.
        - Это все, что ты можешь? - хмыкнул Митяй - и еле увернулся от удара кривой сабли. Черненая чешуйчатая масса оказалась неожиданно проворной. Метнув копье, сотник тут же послал коня вслед - и конь оказался немногим медленнее копья.
        Но клинок разрубил лишь воздух.
        Пролетев мимо пешца, всадник зашипел от досады и, рванув поводья, бросил коня в таранный удар - смять, раздавить легкодоспешного врага многопудовой массой, окованной в тяжелый доспех, а после довершить дело отработанным ударом, способным развалить человека наискось от плеча до бедра.
        Митяй снова отпрыгнул в сторону и еле устоял на ногах. Над ухом вновь просвистела сабля - но на этот раз гораздо ближе. Ее кончик просек кольчугу на плече и, чиркнув по нагрудной пластине, пропорол в ней глубокую борозду. Плечо ожгло, рубаха под доспехом тут же пропиталась горячим.
        - Вот ирод! - разозлился Митяй. - Почти новый бахтерец спортил.
        И, не думая особо, сплеча швырнул дубье во врага на манер городошной биты.
        Хрясть!!!
        Деревянная рукоять ослопа долбанула по бармице, прикрывающей ухо. Всадник покачнулся - и свалился с коня. Но с детства привычное к таким падениям тело все сделало само - сотник как кошка приземлился на четыре точки, тряхнул головой, сковырнул со шлема помятую личину, отбросил, подхватил с земли саблю и пошел на Митяя, шипя, как разъяренный манул[114 - Манул - дикий степной кот.].
        Ослоп остался валяться позади ордынца.
        - Во попал! - пробурчал Митяй, отступая от врага.
        Весело заржал бронированный скакун, приветствуя скорую победу хозяина. Да и хозяин ощерился в предвкушении - простое и приятное дело рубить безоружного врага. Тем более на глазах его сородичей и, конечно, всей Орды, которая единым многоглазым существом сейчас неотрывно уставилась на бой двоих сильнейших богатуров. Да только глуп урусский богатур, хоть и силен как медведь. И, надо признать, проворен. Да только что его сила и проворство против сабли, на кожаной рукояти которой сегодня вечером появится еще один крошечный череп, выцарапанный острым жалом наконечника стрелы. Скоро, ой скоро совсем не останется места на той рукояти!..
        За спиной был ров. И дальше отступать было некуда.
        «Щас как барана зарежет, - мелькнуло в голове у Митяя. - Позорно эдак-то помирать. Что люди скажут? Ну, басурман!..»
        И больше от обиды, нежели от ярости, Митяй вдруг прыгнул вперед, грудью сминая вражий замах, и, как бывало в ярмарочном кулачном бою, с размаху и без изысков засветил ордынскому сотнику кулаком по тому же месту, куда дубиной попал.
        Рука заныла, словно в стену ударил. Но, не обращая внимания на боль, Митяй другим кулаком добавил от всей души в широкоскулую рожу, вминая в череп плоский нос и стертые хурутом зубы.
        Сотник упал, сновно снесенный с ног крепостным тараном. Хлынувшая из сломанного носа кровь вмиг залила низ лица, превратив его в жуткую жидкую маску. Ордынец страшно завыл и, схватившись за нос, медленно завалился на бок.
        Митяй носком сапога отбросил кривую саблю подальше в сторону - хорошее оружие, но не след грабить врага после первой победы. После победителям все до кучи достанется.
        Он сходил за своим ослопом, после чего подошел к ордынцу, который все еще корчился на земле. Кровь тонкими струйками стекала у него между пальцев. Хоть и враг, а смотреть жутковато.
        - Шел бы ты, степной человек, своей дорогой, откель пришел, - сочувственно произнес Митяй, закидывая ослоп на плечо. Никогда доселе не приходилось ему бить кого-то со всей силы.
        «Эвон ведь как нехорошо вышло-то, - покаянно подумал Митяй. - Порвал живого человека, будто зверь лесной».
        Со стен раздавались радостные крики.
        - Эй, парень! Хорош на ордынца таращиться, - прокричал с проезжей башни Кузьма. - Давай в крепость, а то что-то Орда зашевелилась. Ворота закрывать надобно и мост подымать.
        Митяй бросил на побежденного последний взгляд.
        - Ты это… к своим ползи, - буркнул он и, повернувшись спиной, пошел к воротам…
        Сотник оторвал от лица окровавленные руки. Мир плавал перед глазами. Но плавал он не от удара. Из глаз сотника лились слезы ярости, смешиваясь с кровью. Он не чувствовал боли - боль несмываемого позора была намного страшнее. Сломанное лицо может зажить - сломанное имя теперь навсегда останется уродливым прозвищем в глазах соплеменников.
        Не-ет!..
        Сотник Черных Шулмусов собрал волю в кулак и приподнялся на локте.
        Широкая спина врага удалялась, и это удесятерило силы. Сотник выплюнул выбитые зубы, стер рукавом кровь с глаз. Его рука метнулась к голенищу сапога, словно сам собой перевернулся в руке и лег узким лезвием в ладонь напоенный ядом нож. Сотник лично перед каждой битвой выдерживал в лошадином навозе снабженный специальной бороздкой клинок ножа вместе с наконечниками стрел, густо намазав их перед этим смесью из лошадиной крови, яда степной гадюки и гниющей человеческой плоти. Что бы там ни говорили некоторые об уловках, недостойных воина, - плевать! Враг не должен жить - на то он и враг!
        Сверкающей птицей смерти нож выпорхнул из ладони. Пришла запоздалая мысль - не царапнул ли, случайно, лезвием свою руку? Но что значит собственная смерть, пусть даже медленная и мучительная, по сравнению со смертью опозорившего тебя врага?..
        - Митькаааа!!!!!
        Голос Кузьмы, раздавшийся с башни, был страшен. Митяй задрал голову.
        «Чего это он?»
        И даже не сразу понял, что это его клюнуло сзади в незащищенную шею. Он поднял руку, словно сгоняя кусучего слепня, - и вдруг сплошная черная муть плеснула в глаза…
        Митяй рухнул на колени, потом медленно опустился на бревна моста - будто устал да и прилег отдохнуть там же, где стоял…
        Жуткий многоголосый вопль раздался со стены города. Но как сладки бессильные вопли разъяренного врага!
        Сотник захохотал и вскочил на ноги - откуда силы взялись? Железный конь подбежал и послушно подставил спину. Сотник взлетел в седло, на скаку, наклонившись, подхватил с земли саблю. Унявшаяся было кровь хлынула снова из носи и рта, мир закачался перед глазами - пусть! Колени уверенно правили конем, а мир - пускай себе качается. Главное - имя очищено, враг мертв, а остальное - не в счет!
        Скакун рванул было к колышущемуся строю ордынских всадников, но сотник осадил его и, развернув, издевательски махнул саблей в сторону города, словно горло кому перерезал. Что могут сделать медлительные урусы против воина, закованного в непробиваемую броню? Болты их неповоротливых самострелов медленны и видны в полете, а стрелы, пущенные из луков, он смело примет на грудь - от кованого в Толедо нагрудника стрелы с тяжелыми боевыми наконечниками отлетают, даже будучи пущенными с тридцати шагов…
        По-прежнему невозмутимый Ли кивнул Никите.
        - Ну, лови! - прошептал Никита, легко поворачивая на станине самострел, над которым они с Ли трудились полночи. Последний из чжурчженей поднес факел к хвостику, торчащему из необычно толстой стрелы.
        - Можно, - коротко произнес он…
        Со стены слетела сверкающая комета. От удивления сотник Черных Шулмусов замер на мгновение и даже рот приоткрыл.
        Неожиданно комета вспыхнула и превратилась в молнию.
        Выбив оставшиеся зубы, молния влетела в открытый рот сотника и взорвалась, разлохматив чешуйчатый верх доспеха и превратив голову всадника в фонтан из кровавых брызг и костяной крошки. Шлем отлетел далеко в строну, словно игрушечный мяч, и, прокатившись по земле, свалился в ров, а обезумевший конь понес обезглавленное тело к волнующейся линии всадников, подальше от крепости с ее ужасающим оружием…
        - Чжонь-тхай-лой пришелся ему не по вкусу, - флегматично заметил Ли…
        - Чжонь-тхай-лой. Потрясающий небо гром, - эхом слов, сказанных за пять полетов стрелы, прошептал Субэдэ. - Урусам известно тайное оружие чжурчженей.
        Наметанным глазом он заметил волнение в доселе неподвижных рядах всадников своего тумена. Для них, завоевавших половину страны Нанкиясу, огненный порошок не был в диковинку. Не раз и не два брали чжурчженьские крепости и с этим порошком, и без него. И, коли будет на то милость Тэнгре, завоюем и вторую половину Нанкиясу, и весь мир возьмем за затылок железными пальцами, поставим на колени и заставим целовать следы ордынских коней. Но, забери их мангусы, откуда у урусов могло появиться оружие, тайну которого Субэдэ лично вырвал из уст старейшего чжурчженьского колдуна?
        Полководец скрипнул зубами. Во время похода по Руси все собственные запасы огненного порошка были израсходованы. Кто же думал, что незначительная пограничная крепость станет огрызаться огненными зубами? Утешало одно - в Нанкиясу сама земля богата особой солью, из которой делается потрясающий небо гром. Вряд ли жирные почвы урусов содержат много того вещества. Во всяком случае, ни в одном городе, сожженном во время похода, Субэдэ не встречал даже намека на чжонь-тхай-лой.
        «Неужто среди урусов…»
        Субэдэ зажмурился на мгновение, отгоняя предположение, больше похожее на сказку. Мертвые не воскресают, а последнего колдуна, владеющего секретом громового порошка, по приказу Субэдэ зарезали во сне верные кебтеулы - колдун был словоохотлив и заслужил легкую смерть.
        Но, как бы там ни было, штурм откладывать нельзя. Кипчакские лучники и так уже перешептываются и нерешительно оглядываются на холм. Того и гляди, не урусов, а трусливых кипчаков придется насаживать на пики тумена.
        Субэдэ щелкнул пальцами. Ожидающий сигнала толстый барабанщик на большом белом верблюде не заставил себя ждать. Оглушающий рокот наккаров - барабанов, схожих с гигантской медной глоткой, поперек которой натянули большой кусок кожи, - разнесся над полем.
        Лошади охранной сотни Черных Шулмусов настороженно запрядали ушами. Лишь многолетняя выучка и страх перед яростью всадников не позволяли им броситься вскачь, подальше от жуткого звука. Только конь Субэдэ даже не дрогнул под седоком, да белый верблюд продолжал невозмутимо двигать нижней челюстью, пережевывая свою жвачку, - он был глухим, и барабаны не доставляли ему ни малейшего беспокойства. В его уши еще при рождении ткнули раскаленной спицей, проколов перепонки.
        Субэдэ негромко отдавал приказания - и под рокот наккаров, словно повинуясь невидимой руке, пришло в движение войско. Кипчакские лучники, забыв о нерешительности, послали вперед коней. Быстрее, еще быстрее…
        Словно две длинных змеи заструились к крепости, готовясь броситься, обвить черными телами, задушить в обьятиях, напоить ядом русский город…
        - Сдурели, что ли? - усмехнулся молодой витязь, прикладываясь к ложу самострела. - Голой грудью да под стрелы? Трупами ров запрудить решили?
        - Погодь, - нахмурился Кузьма, надвигая на переносье стрелку шлема. - Были бы так просты ордынцы, не стонала б Русь сейчас, словно косуля подраненная…
        Кузьма не ошибся.
        До кольев, торчащих на краю крепостного рва, оставалось не более пяти саженей, когда две змеи вдруг резко отвернули головы в разные стороны - и сотни стрел взметнулись надо рвом. Орда закрутила свою знаменитую «карусель».
        - Ох, еоо! - выдохнул Кузьма, приседая за тын и сдергивая вниз молодого витязя, завороженного невиданным зрелищем - тучей стрел, заслонившей солнце. - Вот те и голой грудью под стрелы!
        Основной удар железных жал пришелся по проезжей башне - главной цели штурма. Сейчас с холма Субэдэ было видно, как две линии всадников превратились в два гигантских вращающихся кольца, похожих на змей, проглотивших собственный хвост. На стены города сыпался непрекращающийся град стрел, и лишь двускатная бревенчатая крыша над головами русских воинов, принявшая на себя основную долю навесного обстрела, спасала защитников от неминуемой смерти.
        - Если бы не еда… - прошептал Субэдэ.
        Если бы не приказ хана, желающего пополнить запасы в захваченном городе, крыша сейчас бы уже пылала, подожженная горящими стрелами, а ее защитники метались бы по стене, спасаясь от нестерпимого жара. Только непонятно, зачем они так густо устелили ту крышу дорогими мехами? Кичатся богатством? Что ж, тем хуже для них.
        - Давай-давай, пришпиль шкурки понадежнее, - проворчал воевода, прячась за тыном. - Авось, когда до горящих стрел дойдет, оно нам пригодится…
        В щель между крышей и тыном влетала лишь одна стрела из десяти.
        - Дети шакалов! - застонал Субэдэ. - Проклятые кипчаки тратят стрелы впустую! Дай сигнал - бить только по живым целям, не давать высунуться!
        Рокот барабанов стал отрывистее…
        Дождь стрел внезапно прекратился. Беспрерывный стук по крыше сменился одиночными посвистами, которые порой заканчивались вскриком или сдавленным стоном.
        - Силу показали, теперь по одному выцеливают! - заскрипел зубами Тюря, в бессильной злобе стукнув кулаком по длинной рукояти, на которую был насажен обыкновенный колун.
        - Ты, парень, топор не забижай, он тебе еще сгодится, когда басурмане на стену полезут, - посоветовал оказавшийся рядом Игнат. - Ежели доберутся, конечно. А пока пущщай постреляют, пока наша ответка готовится…
        - Выдвинуть камнеметы! - приказал Субэдэ. - Желтозубым - прикрывать орудия!..
        Плох тот торговец, который не умеет оружной рукой защитить свой товар. И плох тот воин, который не умеет торговать. Еще Потрясатель Вселенной Чингисхан приказывал карать смертью всякого, кто обидит купца, имеющего ханский ярлык на торговлю. Плати пошлину, покупай ярлык - и торгуй на здоровье, води караваны хоть через Дикое поле, хоть через весь подлунный мир - везде, куда дотянется рука Великого Кагана, будет тебе его покровительство и защита. Безбоязненно приходи в Орду, продавай заморские диковины, а главное - оружие и доспехи. Да не забудь рассказать о дальних странах, о тамошних людях, о том, как воюют они, много ли у них войска и не пора ли двинуть в те далекие страны пару-тройку туменов, пощипать непомерно обросших жиром и золотом эмиров, ярлов да королей…
        Больше всего караванов шло из Орды на запад… Само собой, не случайно. Богаты польские паны и венгерские аристократы. А уж про германских крестоносцев и папский Рим и говорить нечего… Но пока пусть идут на закат торговцы, выменивают свое добро на чужое золото. Которое однажды, нагрянув из Степи, придут и заберут все сразу непобедимые воины хана Бату. Но пока нужно хорошенько вызнать, как и каким оружием воюют в тех странах…
        Много лет назад один из таких торговцев привез Чингисхану неповоротливое устройство - аркебуз, мощный лук на деревянном ложе, стреляющий железными стрелами и круглыми пулями. Сперва посмеялся Потрясатель Вселенной - может ли сравниться эта неподъемная колода с молниеносным ордынским луком? А после призадумался. И заказал торговцу привезти еще.
        Тот с радостью выполнил заказ, правда, после оказался не в меру болтливым - мол, самому Потрясателю Вселенной диковинное оружие поставляю! Но редко бывает, чтобы длинный язык довел своего хозяина до добра. Пропал торговец, словно мангус его языком слизал. Кое-кто из табунщиков видел далеко в степи породистого коня того торговца - да ловить не стал. Наверно, потому, что плохо ловить коня, у которого есть хозяин, пусть даже примотанный собственными кишками к седлу. Вот доклюют его курганники да черные орлы - тогда почему бы и нет.
        Купец пропал - а оружие с необычным названием осталось. Как и вопрос - что с ним делать?
        Нет, конечно, поначалу раздали аркебузы лучшим воинам, закаленным во многих сечах. И те не посмели ослушаться воли хана. Но после взглянул Потрясатель Вселенной в глаза тем воинам, нахмурился - и повелел вернуть им коней и луки. Потому что можно спешить степного воина, можно забрать его лук, заменив его другим, даже самым лучшим в мире оружием. Но это уже будет не степной воин, а лишь его тень, у которой отобрали плоть и душу. А своими воинами Чингисхан дорожил больше всего на свете.
        Но недаром говорят, что Вечное Синее Небо покровительствовало Потрясателю Вселенной на протяжении всей его жизни, обращая ему на пользу даже его собственные ошибки.
        Труп говорливого купца сожрали не птицы-падальщики, а люди. Вернее, их полудикие подобия.
        Поганое племя порождений смрадных озер царства Эрлика было малочисленным. Но при этом умудрялось доставлять ханским табунщикам немало хлопот. Сильные, выносливые, не знающие одежды и человеческой речи, эти существа умудрялись среди белого дня красть жеребят из табунов, а порой и человеческих детей прямо из юрт отдаленных кочевий.
        Но это удавалось не всегда. И в основном племя жрало падаль, в отдалении следуя за кочевьями и подбирая трупы павших коней либо ловя отставших.
        В этот раз коня не надо было ловить. Он сам забрел в царство наспех вырытых подземных нор, в которых жили полулюди, чьи зубы, еще не успевшие сгнить от постоянного поедания падали, были темно-желтыми. И стая самозабвенно пировала, забыв об осторожности.
        Но охотнику никогда не стоит забывать, что он сам в любой момент может стать дичью. Орда готовилась к новому набегу и запасалась провизией, устроив облавную охоту. Охватив Степь гигантским кольцом, ханские воины, крича и улюлюкая, сжимали круг, гоня к его центру многочисленные стада тарпанов, высушеное мясо которых станет пищей Орды на долгие месяцы.
        Но в кольцо попали не только тарпаны.
        Когда хану доложили о том, что все племя Желтозубых попалось в плен, он отдал приказ, который не удивил никого. Потом, подумав, хан добавил:
        - Оставить в живых сотню детей мужского пола, не доросших макушкой до оси колеса кибитки.
        Это удивило многих. Кто-то из приближенных переспросил:
        - Только мужского?
        - Конечно, - пожал плечами Чингисхан. - У племени трупоедов не должно быть продолжения.
        Правда, потом хан несколько пожалел о своем поспешном решении. Желтозубые были послушны, исполнительны и непомерно жестоки даже по меркам не знающей жалости Орды. Они быстро выросли, но еще быстрее научились убивать, стреляя из аркебузов так, словно родились с ними в руках.
        С тех пор уже много лет за осадными машинами под прикрытием толстых щитов высотой в рост человека шла сотня одетых в тяжелую броню Желтозубых. Останавливался камнемет - останавливалось и прикрытие, воткнув в землю широкие щиты и подперев их сзади специальными надежными кольями. За одним щитом прятались двое - пока один выцеливал приближающегося врага, второй за его спиной перезаряжал другой аркебуз. А в это время из-за их спин вылетали гигантские камни и зажигательные снаряды, кроша в пыль стены крепостей.
        Не раз и не два доведенный до отчаяния противник предпринимал вылазки, бросая на осадные машины самых смелых и сильных воинов. Но если искусный в стрельбе воин-кочевник уверенно поражал врага за сто пятьдесят шагов, то стрелы и пули тяжелых аркебузов порой громоздили гору из тел смелых и сильных за триста и более шагов от осадных орудий. И еще не было случая, чтобы враг смог приблизиться к ним вплотную.
        И сдавались крепости. Или же превращались в пыль, замешанную на крови ее защитников. Не зря даругачи[115 - Даругачи (тюркск.) - верховный начальник какого-либо рода войск.] отряда камнеметчиков Аньмухай, сам чем-то похожий на неповоротливое осадное орудие, много лет назад получил из рук Чингисхана золотую пайцзу темника, хотя под его началом вместе с сотней прикрытия и рабами, которых и за людей-то никто не считал, едва ли было двести человек. Сейчас сын Аньмухая Тэмутар, блестя отцовской пайцзой на поясе, отрывисто отдавал приказания, выполняя волю Непобедимого, заключенную в рокоте наккара.
        Субэдэ не сомневался в молодом даругачи. Не случайно одиннадцать лет назад он просил Потрясателя Вселенной передать золотую пайцзу сыну, после того как отца сразила тангутская стрела у стен крепости Чжунсин. Юноша оправдал возложенные надежды и даже кое в чем превзошел отца.
        Но сейчас его искусство было пока ни к чему. Несложное дело - покрикивать на рабов, толкающих камнеметы по ровной дороге. Еще тридцать-сорок шагов - и громадные, обшитые сырыми конскими шкурами махины остановятся. Рабы развернут осадные орудия в линию, подобьют клинья под колеса, и первый камень полетит в днище подъемного моста урусов, прикрывающего ворота…
        Громкий треск и крики, донесшиеся до вершины холма, заставили Субэдэ оторвать взгляд от крепости.
        Передний камнемет, накренившись, правой стороной проваливался под землю. Страшно кричал раб - многопудовая рама заживо размазывала нижнюю половину его туловища о землю. Испуганные воины пытались вытянуть осадное орудие из огромной ямы - но для этого понадобилась бы сотня верблюдов, а то и две. Да и кому нужен громадный изломанный кусок дерева?
        И тут по группе мечущихся ордынцев ударили русские самострелы.
        Субэдэ оставался внешне спокоен, лишь заострились скулы на его лице. Война есть война, и сегодня урусы перехитрили великого полководца. Кто думал, что им известна старая ромейская уловка - зарыть под дорогой огромный, в рост человека, горшок из обожженной глины с толстыми стенками. По такой дороге свободно проедет всадник, проскрипит груженная доверху подвода. Но под непомерным весом осадного орудия глиняная стенка непременно проломится…
        Ничем не могли помочь камнеметчикам кипчакские лучники - их колчаны почти истощились. Да и «карусель» уже перестала быть безжалостным колесом смерти - несколько слетевших со стены болтов, снабженных «потрясающим небо громом», заставили лошадей сбить ритм и превратили кипчаков в беспорядочную толпу, пока все еще мечущую стрелы, но уже готовую вот-вот с позором бежать с поля боя. Лишь неподвижная стена тумена Субэдэ, ощетинившегося пиками позади них, останавливала лучников.
        Казалось бы, какая разница, от чего умирать - от самострелов урусов или от мечей и копий кешиктенов Субэдэ? Да нет, второе, знакомое, пожалуй, пострашнее будет, ибо, даже если и удастся прорваться сквозь строй копейщиков, все равно каждый простой воин, бежавший с поля боя, после битвы по-любому лишался головы. Если же трус был хотя бы десятником, ему переламывали хребет, обрекая на медленную смерть. С начальника всегда спросу больше…
        Улучшенный последним из чжурчженей самострел ударил со стены. Мокрые шкуры, которыми во избежание возгорания от горящих стрел был обшит наполовину провалившийся под землю камнемет, не спасли его от чжурчженьского грома.
        Рассыпая веер искр, стрела прочертила в воздухе огненно-дымную дугу и, ухнув в яму под камнеметом, взорвалась, взметнув в воздух тучу деревянных обломков и разорванных человеческих тел…
        Никита оторвался от самострела.
        - Отмучился, сердешный, - сказал он, вытирая рукавом со лба копоть, смешанную с потом.
        - Ты жалеешь того раба, которого придавило камнеметом в яме? - удивленно спросил Ли.
        Никита внимательно посмотрел в глаза последнему из чжурчженей.
        - Это был человек, - тихо сказал он.
        - Это был раб, - презрительно бросил Ли.
        - После этой битвы любой из нас мог бы быть на его месте, - жестко сказал Никита.
        - Нет, - покачал головой Ли. - Не мог бы. Со времен Чингисхана у степных воинов есть один закон - ты можешь стать рабом ордынцев до того, как защитники крепости выпустят в сторону их войска первую стрелу. Сегодня было выпущено слишком много стрел для того, чтобы любой из нас мог когда-нибудь оказался на месте того раба.
        - Похоже, твой народ тоже выпустил много стрел по ордынскому войску… - смущенно проговорил Никита.
        - Мой народ предпочел смерть, - кивнул Ли. - И поэтому сейчас я помогаю твоему народу.
        - Потому что мы выбрали…
        - Да, - ответил последний из чжурчженей. - Истинный воин всегда выбирает смерть - и поэтому живет. В отличие от раба.

* * *
        Тропа была узкой и едва заметной. В лесу все еще лежал снег, и чуть шагни в сторону - конь увязнет по брюхо в сугробе. Либо ноги переломает о сокрытую под снегом лесину или корягу. Потому поневоле приходилось придерживать скакуна и следить, чтобы пара заводных позади шла гуськом, не пытаясь своевольничать. И хотя умные кони старательно вышагивали чуть ли не след в след, все равно Тимоха вертелся в седле, порой больше оглядываясь назад и в выборе пути полностью доверяя своему коню - дядька Семен, провожая племянника из Козельска за подмогой, отдал ему Бурку. Мол, здесь он мне без надобности, а тебе больше сгодится - умный конь, разум в нем почти человечий…
        В том Тимоха не раз успел убедиться, проезжая незнакомыми тропами. Под Вязьмой сгоряча чуть в болото не заехал - спасибо Бурке. Встал, уперся передними копытами - и вперед ни в какую. Пока всадник разобрался, что к чему, коню даже плетью по крупу досталось. После Тимоха еле обиду загладил, полночи не спал - с конем разговаривал, мол, пойми, не для себя стараюсь, для горожан, что сейчас на стенах от Орды отбиваются.
        Конь вроде понял, и на следующий день, будучи сзади в загоне[116 - Загонный конь (старорусск.) - запасной.], не припомнил зла и сильно помог оборониться от стаи волков, вбив копытами в землю матерого серого зверя, подкравшегося с тыла, пока Тимоха гвоздил мечом остальных.
        Вот и сейчас Бурка мягко трусил вперед по тропинке, уверенно двигаясь к цели, - ездил не раз дядька Степан в Новгород, и конь словно знал, что от него сейчас требуется именно этот путь. Короткий. И безопасный… Но, видно, был этот путь через темный лес безопасным ранее, до того, как прошли по русской земле ордынские тумены.
        Бурка всхрапнул и взметнулся на дыбы. Но было поздно. Шею Тимохи захлестнула петля. От мощного рывка потемнело в глазах, и только кольчужный воротник спас витязя от неминуемой смерти.
        Рывок - и выдернутый из седла Тимоха повис над землей, цепляясь за веревку и стараясь просунуть пальцы между петлей и шеей. А по лесу уже несся пересвист и улюлюканье, чьи-то цепкие руки хватали под уздцы коней. Бурка взметнулся, заплясал на задних ногах, заржал зло, долбанул копытами в чью-то грудь - но откуда-то сверху с деревьев на спину коню спрыгнул ражий детина и пудовым кулаком резко ударил коня промеж ушей.
        Бурка тонко заржал и пал на передние ноги, мотая головой.
        - Вот и ладушки! - прогудел детина, соскочив с коня и ловко привязывая чембур[117 - Чембур - третий повод уздечки, на котором водят или за который привязывают верховую лошадь.] к ветке ближайшего дерева.
        Был детина невысок, приземист, слегка кривоног, но при этом нереально для человека широк в плечах - на тех плечах еще бы две головы легко поместились. А на бочкообразную грудь можно было запросто положить квадратный подбородок, чтоб шея не уставала нести лобастую голову с глубоко посаженными умными глазами. Хотя как может устать то, чего нет? Казалось, что голова детины растет прямо на двух каменных глыбах, из которых помимо самой головы выросли еще и огромные руки. На одну из рук была намотана толстая цепь с приклепанной к ее свободному концу тяжелой многогранной гирей.
        - Кого пымали, Кудеяр?
        К плечистому детине подошел светловолосый парень в овчинном тулупе мехом наружу. Судя по тому, как выпячивал парень грудь под тулупом, как залихватски была заломлена назад его потертая собачья шапка и как вроде бы небрежно был заткнут за пояс отточенный топор, становилось ясно, что парню очень хотелось казаться взрослым и при этом непременно быть хоть в чем-то похожим на атамана.
        - Да вот, кажись, Ерема боярина новгородского словил, - хмыкнул Кудеяр. И крикнул зычно - аж по лесу гул прошел: - Слышь, Еремей, спускай боярина вниз, а то надорвешься! На нем железа, поди, с два пуда!
        - Дык своя ноша не в тягость, - прохрипел натужный голос с верхушки дерева. - Нам завсегда приятственно хорошему человеку уважение оказать. Щас он трепыхаться перестанет - тады и спущу. А то бояре - они, када незадушенные, за мечи хвататься горазды.
        - Я те чо сказал? - тихо проговорил Кудеяр. Но на дереве его услышали.
        - А я чо? Я ничо, - поспешно ответил голос с верхушки.
        Веревка мгновенно ослабла. Земля ударила Тимоху по ногам, но он этого даже не почувствовал…
        - Байдана-то[118 - Байдана (старорусск.) - разновидность кольчуги, состоящая из крупных, плоско раскованных колец.] на нем не новгородской работы, - задумчиво произнес над головой Тимохи голос атамана.
        - А нам кака разница, чьей работы та байдана? - осторожно ответил хриплый голос, хозяин которого, видимо, уже успел слезть с дерева. - Нам доспех нужон. Мало ли с кем Новгород торгует?
        - Торгует он знатно, - согласился Кудеяр. - Однако бояре новгородские только броню своих кузнецов признают.
        - Ну и чо теперь? - взвился хриплый. - Будем над ним стоять и ждать, пока он окоченеет? Тады с него доспех сымать сильно затруднительно будет.
        - Говорить ты что-то много стал, Ерема, - спокойно произнес атаман. - Смотри, как бы бойкий язык не прикусить ненароком…
        Лицу было нестерпимо холодно. А еще было очень трудно дышать.
        Тимоха напрягся, втянул в себя воздух вместе со снежной крошкой, закашлялся натужно и выкатился из сугроба, хватаясь за горло, которое вдруг прострелило нестерпимой болью.
        - Смотри-ка, живой! - удивился Ерема, оказавшийся невзрачным жилистым мужиком с неприятным взглядом абсолютно белых глаз, в которых черные точки зрачков казались нарисованными углем.
        - Не окоченел в сугробе, стало быть, - прогудел Кудеяр.
        - Славно ты земляков привечаешь, атаман, - прохрипел Тимоха - и зашелся надрывным кашлем.
        - Ты, что ль, мне земляк? - удивился Кудеяр. - Гнида новгородская. Мои земляки, почитай, все в земле лежат, кого мы найти сумели да похоронили по-христиански. А остальных вороны да волки доедают. Была у меня земля родная и город Торжок на той земле. Ныне ж Торжок Орда сожгла, а земля… - Атаман горько усмехнулся. - Кому нужна мертвая земля, пожженная да вытоптанная.
        - Слышь, атаман, - подал голос светловолосый парень. - А ведь он не от Новгорода скакал, а по дороге к нему.
        - Кака разница - туды или сюды? - вызверился на парня Ерема.
        - Есть разница, - отрезал Кудеяр. - Хоть и не земляк боярин, а все ж русич.
        - Да нынче в округе, окромя новгородских разъездов, никого из дружинников на сто верст нету! - снова взвился Ерема. - Таскаются, вынюхивают, как бы половчее на наших костях нажиться. Рады, поди, что Орда до них не докатилась.
        - За что ж вы так новгородцев не любите? - подал голос Тимоха.
        Сейчас неважно было, что говорить, - лишь бы говорить. А после, улучив момент, подскочить к плечистому атаману, двинуть ему окольчуженной рукавицей в челюсть и вырвать из его лапищи свой меч, которым тот любовался, словно девка новыми бусами. А там уж как кривая вывезет. Если это вся их ватага, то силы, считай, равные.
        - Ты молчи, парень, - бросил Кудеяр. - Когда спрошу, тогда говорить будешь. С тобой еще не решили, что делать, а ты уж о других печешься.
        Неожиданно Кудеяр вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Издав непонятный звук, откуда-то с дерева свалилась сонная сорока и, ругаясь на своем птичьем языке, криво полетела подальше от шумного места.
        Из-за деревьев один за другим стали появляться люди. Кто просто в тулупе, а кто и в кольчуге, байдане или в кожаном ордынском доспехе с рваными дырами от меча или рогатины. В руках у людей были ослопы, цепы, переделанные под боевые кистени, кое у кого имелись и кривые ордынские сабли. Двое держали наготове луки с наложенными на них загодя стрелами. При виде луков Тимоха приуныл - первоначальный план провалился с треском.
        Кудеяр повернулся к Тимохе.
        - Однако на вопрос твой отвечу. Как Орда Торжок обложила, послали мы гонца в Новгород, мол, пришлите подмогу…
        Кудеяр замолчал. Его глаза застыли, уставившись в одну точку.
        - И что? - подал голос Тимоха.
        - А то, - очнулся от воспоминаний атаман. - Кабы ударили новгородцы по Орде с тыла, а мы тут же с другой стороны - глядишь, и стоял бы город до сей поры. Но не сочли нужным бояре да купцы господина Великого Новгорода свои зады от лавок оторвать да ими в сече рискнуть за землю русскую. Потому как своя мошна для них и родина, и мать, и единственная благодать. Так что нет теперь ни Торжка, ни жителей его. Тем же, кто остался, нынче лес - дом родной. А теперь сказывай, откуда ты и за каким лешим в Новгород собрался, коли сам не новгородец?
        Тимоха нахмурился.
        - За тем же, за каким ваш гонец туда ездил. Из Козельска я. Нас тож Орда обложила. Подмоги у новгородского князя еду просить.
        Над поляной на мгновение повисла тишина, внезапно взорвавшаяся многоголосым хохотом, в котором, однако, отчего-то не чувствовалось веселья. Опустив луки и ослопы, заходилась горьким смехом ватага Кудеяра. Некоторые не смеялись, лишь сочувственно поглядывали на пришлого витязя.
        Ерема, схватившись за живот, упал под лысый куст.
        - Ой, не могу! Ой, насмешил, лихоимец! - стонал он. - За триста верст приперся у Новгорода подмоги просить! Это ж надо удумать такое!
        Первым отсмеялся Кудеяр. Перевернув меч, он с явным сожалением протянул Тимохе оружие.
        - Забирай, парень. Да не теряй больше.
        Тимоха недоверчиво взялся за протянутую рукоять - кто ж знает разбойничьи шутки? Может, ватажники лишнюю причину посмеяться нашли.
        Но нет, атаман отдал меч без обмана. С явным облегчением Тимоха вложил оружие в ножны, и, обретя на поясе привычную тяжесть, сразу почувствовал себя увереннее.
        - Скачи-ка ты обратно, витязь, - посоветовал Тимохе Кудеяр. - Двух коней забирай - и поворачивай. За третьего не обессудь - мне ватагу тож чем-то кормить надо.
        - Спасибо и на этом, - сказал Тимоха, отвязывая повод Бурки. - Только нельзя мне обратно. Я воеводе и народу Козельска слово дал, что приведу подмогу.
        Кудеяр покачал головой.
        - Дурной ты. Потому как молодой. Звать-то тебя как?
        - Тимохой.
        - Так вот, Тимоха, - продолжал Кудеяр. - Коль твой город Орда обложила, считай, что нет его больше. Супротив Орды никакие стены не устоят.
        - Ну, это мы еще посмотрим, - сказал витязь, вскакивая в седло. - Второго-то коня вернете?
        Кудеяр кивнул кому-то - и из-за деревьев, словно по волшебству, крутя головой и фыркая, возник боевой Тимохин скакун.
        - Того, что поплоше, мы забили, - сообщил светловолосый парень, с сожалением поглаживая холку коня. - Скачи ужо. Тут недалече. Двух коней тебе за глаза хватит.
        - Боле в наших местах тебя никто не тронет, - прогудел Кудеяр. - И когда обратно ни с чем поскачешь - тоже. Ежели чего - назовешь мое имя. Здесь меня кажная собака знает. С некоторой поры.
        Тимоха ничего не ответил, лишь слегка хлопнул голенищами сапог по бокам Бурки - и только облако снежной пыли, взметнувшееся из-под лошадиных копыт, от него и осталось.

* * *
        - Командуй отступление, - бросил Субэдэ барабанщику и, не сказав более ни слова, поехал прочь с холма. Барабанщик удивленно проводил взглядом непобедимого полководца. Нечасто приходилось ему выполнять подобные приказания.
        Грохот барабанов вновь разнесся над полем. Кипчакские лучники, еще не веря, что спасены, поворачивали коней. Безмолвные кешиктены одновременно подняли копья. Значит, не суждено сегодня отточенному железу напиться крови трусливых кипчаков. Как не суждено ему и скреститься с урусскими мечами. Что ж, хороший воин умеет ждать…
        Субэдэ смотрел, как пьет его конь из реки, стремительно темнеющей в быстро сгущающихся сумерках.
        Так… Урусская крепость оказалась еще более крепким орешком, чем предполагалось. Субэдэ криво усмехнулся. «Два дня…» Пусть великий походный хан сам попробует за два дня расколоть эти стены… Если у урусов достаточно громового зелья, они перемолотят в муку сначала тумен Субэдэ, а после всю остальную Орду. Разумней было бы, конечно, сжечь этот город огненными стрелами прямо завтра, но пока что слово джехангира - закон. Пока что…
        Субэдэ не спеша достал из-за пазухи халата необычный предмет.
        Это был кинжал удивительной формы, выплавленный или выточенный из единого куска иссиня-черного металла, испещренного загадочными символами и страшными ликами демонов. В навершие кинжала была искусно вделана кисточка длинных серебристых волос.
        Полководец медленно провел кончиками пальцев по волосам. В огрубевших подушечках пальцев почувствовалось легкое покалывание. И сразу же где-то далеко за его спиной раздался рев, приглушенный толстыми стенами железной кибитки.
        - Ты слышишь меня, алмас…
        Рев повторился. На этот раз в нем послышались жалобные нотки.
        - Тебе больно и страшно, - прошептал Субэдэ. - Поверь, мне сегодня тоже было очень больно и страшно, когда урусы убивали моих детей… Они все мои дети, алмас…
        Это случилось в те годы, когда империя Цзинь[119 - Империя Цзинь - Золотая империя чжурчженей в XII - XIII веках н. э., расположенная на территории современного Северного Китая и уничтоженная туменами Чингисхана под предводительством Субэдэ.] билась в агонии, жестоко огрызаясь и бросая в жерло войны последних сынов своего народа…
        Он ударил ногой по тяжелой двери, изукрашенной выпуклыми барельефами чужих богов, - и она распахнулась неожиданно легко, слишком легко для двери, отлитой из чистого золота. Но Субэдэ некогда было дивиться такому чуду. Он с ходу перепрыгнул порог - немного странный завет Потрясателя Вселенной не касаться стопой порога стал неистребимой привычкой всегда и везде, даже вдали от родных юрт - и ворвался в роскошные императорские покои с изогнутым мечом на изготовку. Тогда для него это было важно - лично захватить в плен владыку империи чжурчженей.
        Маленький худой человек в легком халате, расшитом золотыми драконами, стоял посреди огромной залы и смотрел на Субэдэ отсутствующим, ничего не выражающим взглядом, каким смотрят очень сильные люди на очень невзрачное насекомое. Он был совсем не похож на правителя огромной империи, этот маленький человечек, но его глаза показались полководцу знакомыми. Он не раз видел отражение похожего взгляда в неподвижной глади озера во время своих раздумий или - гораздо чаще - в полированной до блеска стали клинка перед решающим сражением.
        Но у человека не было оружия. В руках у него было лишь огниво, а у его ног валялся большой кувшин. Только сейчас Субэдэ заметил, что легкая ткань халата и волосы человека были пропитаны какой-то маслянистой жидкостью, а по круглому лицу медленно стекали крупные, тяжелые капли.
        - А ведь мы похожи, - отчетливо сказал человек на родном языке Субэдэ. - Как же мы похожи!
        И засмеялся, занося руку для последнего удара.
        - Постой! - закричал Субэдэ, бросаясь вперед.
        Сейчас он уже почему-то не хотел смерти императора. Иногда достаточно одного слова или взгляда для того, чтобы без особой причины изменить годами выношенное желание.
        - Подожди! Не надо!!!
        Но рука человека опустилась с неожиданной силой. Железо ударило о кремень. На том месте, где только что стоял владыка империи Цзинь, взметнулся огненный столб.
        Субэдэ отпрянул от жара, прикрывая лицо ладонью. Император продолжал стоять, несмотря на то что его халат и кожу уже с громким треском пожрал огонь. И в этом треске Субэдэ вновь почудился издевательский смех… Наконец пламя немного поутихло, и лишь тогда рухнул черный обгорелый столб, рассыпав по залу сноп искр. В воздухе удушливо завоняло горелыми благовониями и паленым мясом.
        Субэдэ опустил голову и вложил меч в ножны. Но тут сбоку, за огромной кроватью, кто-то громко заверещал нечеловеческим голосом. Субэдэ молча, словно барс, прыгнул на звук, одновременно молниеносным движением вновь обнажая клинок - и замер… За кроватью сидело серое существо, отдаленно похожее на человека, сжимая в лапах кинжал из темного металла.
        - Брось! - тихо сказал Субэдэ. Но существо лишь глубже вжалось спиной в нишу между стеной и кроватью, испуганно глядя на воина огромными глазами цвета ночного неба.
        - Брось это! - повторил Субэдэ на языке чжурчженей, занося меч.
        В глазах существа появилась мольба. Оно не собиралось метать в воина черный кинжал. Ему просто было очень страшно, и оно не хотело умирать. Каким-то шестым чувством Субэдэ понял, что перед ним детеныш, хотя существо было размером с вполне взрослого человека.
        - Не убивай ее, воин, - сказал кто-то за спиной Субэдэ на том же языке.
        Субэдэ резко обернулся. Сзади него стоял старый чжурчжень в одежде императорского советника, придерживая сморщенной рукой кровоточащий бок, из которого торчал обломок стрелы.
        - Не убивай ее, - повторил он, тяжело присаживаясь на край кровати. - Это ен-хсунг, полузверь-получеловек из страны Си-цзан[120 - Си-цзан - китайское название Тибета.].
        Рука Субэдэ, сжимающая меч, опустилась - больше от удивления.
        - Ты хочешь сказать, что это алмас? Сказочное существо с гор Барон-тала?[121 - Барон-тала (тюркск.) - «западная страна», Тибет.]
        - Как видишь, это не сказка, - проговорил старик. Его голос становился все тише и тише. - Забери у нее пхурбу - и она будет повиноваться твоим приказам даже тогда, когда вырастет.
        - Почему?
        - В пхурбу вделаны волосы, выросшие у нее первыми после рождения. Кто владеет волосами ен-хсунг, тот владеет ею. Правда, это не относится к пхурбу…
        Последние слова старика Субэдэ пропустил мимо ушей. Сейчас его больше интересовало другое.
        - Но зачем ты даришь мне алмас? Ведь она, когда вырастет, станет страшным оружием!
        - Станет, - прохрипел старик, медленно заваливаясь на кровать. - Если ты воспитаешь из нее оружие. Но знай, полководец. Это единственное оружие, которое умеет…
        - Что? Что умеет?
        Старик не договорил. Вместо слов из его рта неторопливым тягучим ручьем потекла черная кровь…
        - Что ты еще умеешь, алмас, кроме искусства сеять смерть? - шептал Субэдэ, глядя на косичку из тонких серебристых волос. - И чем же мы похожи с тобой, император Нинъясу?
        В когтистом четырехпалом кулаке, который венчал рукоять черного кинжала, был зажат пучок тонких детских волос. Тихий ночной ветер слабо шевелил их, словно гладил своей невидимой ладонью…

* * *
        Рашид осторожно наложил руку на древко стрелы и потянул. Раненый застонал в бреду. Персидский лекарь сокрушенно покачал головой:
        - Придется резать.
        Воевода обеспокоенно наклонился над лицом лежащего на столе молодого парня, белым, словно некрашеное полотно.
        Глаза воина были подернуты дымкой беспамятства. Сейчас он был на пороге, отделявшем живых от чертогов лучшего мира.
        - Выживет? - спросил воевода.
        - Не знаю, - ответил перс. - Если стрела не отравлена, может, и выживет.
        - Подло это, в воинском деле отраву применять, - хмуро сказал воевода. - Это красны девки от насильников порой ножики ядом мажут, потому как по-другому оборониться силы недостает. И то от того яда только муть в глазах и слабость в членах на время, чтоб ей убежать можно было…
        Кривым ножом перс осторожно взрезал рубаху и, плеснув на лезвие крепким самогоном, коснулся плоти отточенным железом. Раненый, словно чуя новую боль, заметался на дубовом столе, основание которого было накрепко врезано в пол.
        - Держите крепче! - прикрикнул лекарь на дружинников, удерживающих раненого за руки и за ноги. И нажал сильнее.
        Плоть еле слышно затрещала, уступая лезвию. Перс продолжал сосредоточенно погружать железо в живое тело.
        - Мамынька… - простонал раненый.
        Воевода знал - мать витязя умерла очень давно. Хорошо ли, что парень сейчас видит ее на пороге миров? К себе мать сына зовет или же пришла удержать душу воина среди живых?
        Перс осторожно тянул стрелу из раны, стараясь, чтобы наконечник не соскочил с тростникового древка.
        Наконец из раны показался острый край черного от крови железа. Кто-то сунулся помочь…
        - Боррро![122 - Боро! (персидск.) - уйди, прочь!] - прорычал перс. Помощник прянул назад, все поняв без перевода.
        Наконец дело было сделано. Рашид швырнул на дощатый пол окровавленный обломок стрелы и, диковинной кривой иглой заштопав рану, намазал ее какой-то вонючей гадостью, после чего ловко замотал холстиной.
        Приподняв веки ратника, лежащего без сознания, Рашид произнес удовлетворенно:
        - Зинда!
        Ратники, державшие раненого, недоуменно переглянулись.
        - Живой, - поправился, опомнившись, суровый лекарь.
        Лица присутствующих разгладились.
        - Лихо ты, - покачал головой воевода. - Воистину руки золотые.
        Рашид невесело усмехнулся. А после пнул валяющийся на полу обломок стрелы, словно дохлого гада, попавшегося на дороге.
        - Делаю что могу, сипай[123 - Сипай (персидск.) - воин.], - сказал он. - А насчет того, что ты говорил о подлости… Ты просто не знаешь всего об ордынцах. Мало того что они мечут стрелы с гарпунными наконечниками, которые приходится вырезать из тела. Они мажут их ядом каражервы, на их языке «черной еды». Этот яд, который намного сильнее яда каракурта, добывается из желчи рыбы, похожей на раздутую от съеденной падали собаку. Некоторые их богатуры порой едят эту рыбу, рискуя умереть. Какие-то ее части смертельно ядовиты, какие-то - нет. Но ошибиться можно всегда. Так бесноватые богатуры испытывают судьбу, получая от поганой пищи мгновения райского наслаждения.
        - Наслаждения? - переспросил кто-то из присутствующих.
        Рашид презрительно сморщился.
        - Крошечные капли яда попадают к ним в кровь, и тогда их разум на время уносят черные дэвы[124 - Дэв (персидск.) - демон.]. И очень часто возвращают его не полностью. Сами ордынцы считают таких людей одержимыми. Съев не тот кусок, люди перестают владеть своим телом и умирают в страшных мучениях. Правда, бывает, что человек вылечивается. Но после этого он становится ходячим мертвецом - яд каражервы, пощадив тело, убивает душу. Слава Аллаху, что подобное случается редко.
        - Мерзость какая! - с отвращением произнес один из добровольных помощников лекаря. - Ваньке-то нашему стрела без яда досталась? А то, глядишь, помрет, а после вурдалаком станет.
        - На этой стреле нет яда, - покачал головой Рашид. - Орда в конце похода, и, похоже, весь яд каражервы истрачен на тех, кто сейчас уже в земле. Но есть много иных, менее дорогих ядов. От ножа, отравленного обычным ядом, ваш поединщик умер мгновенно. От яда каражервы человек умирает гораздо дольше.
        Лица воинов помрачнели.
        - Нет меры человечьей жестокости, - покачал головой воевода.
        - На жестокость надо отвечать жестокостью, - твердо произнес Рашид…

* * *
        Ночь медленно отступала, выдавливаемая за горизонт краем пока еще невидимого солнечного щита.
        Четверо кебтеулов из сотни Черных Шулмусов почтительно склонились перед одинокой фигурой в черном плаще. Внутри железной кибитки, которую они охраняли, послышался тихий стон.
        - Все готово? - спросил Субэдэ. Только своим личным телохранителям мог доверить он тайну Ритуала. Но и то далеко не все им было известно. Некоторые тайны не предназначены для людей.
        - Да, Непобедимый.
        Послышались шаги. Двое воинов вышли из-за кибитки, ведя под локти связанного молодого парня в грязных лохмотьях. Лицо раба было бледным от ужаса.
        - Не бойся, - сказал Субэдэ. - Ты уйдешь легко. Чашу, - бросил он отрывисто и сделал шаг вперед. Раб попятился было, но воины держали его крепко.
        Плащ зашуршал, падая на землю. Мелькнула черная молния - и несчастный забулькал горлом, захлебываясь собственной кровью. Его шею пересек глубокий разрез. Один из кебтеулов схватил умирающего за волосы и резко запрокинул назад его голову. Субэдэ быстрым движением перехватил чашу из руки воина и подставил ее под струю крови. Чаша быстро наполнилась до краев.
        Глаза Субэдэ снова стали пустыми, словно он смотрел сквозь призму этого мира на что-то, видимое только ему. Кебтеулы отступили в тень, унося мертвое тело и шепча про себя охранные заклинания. Субэдэ остался один.
        Он не знал, откуда пришел к нему Ритуал. Бывает такое - ты знаешь, что надо сделать именно так, а не иначе. И, сделав, понимаешь, что поступил правильно. Так было и с Ритуалом. И с пхурбу.
        Черный кинжал с рукоятью, изуродованной головами жутких демонов, вырванный из цепких лап алмас во дворце императора Нинъясу, изначально был тупым. Вначале Субэдэ не знал, что делать со странным и страшным орудием - почему-то казалось, что людские руки не могли изваять такое. А что-то делать с предметом, сотворенным богами или демонами… И что потом будет со смертным, решившимся на подобное? Субэдэ уже подумывал о том, чтобы потихоньку закопать внушавшее безотчетный страх бесполезное оружие на вершине одного из степных курганов, как вдруг однажды трехгранное лезвие, по прихоти резчика выползающее из пасти самого ужасного демона, потребовало заточки…
        Оно явилось к нему ночью, само черное, словно ночь. Не подходящее ни под одно описание Нечто, постоянно меняющее форму. Не похожее ни на кинжал, ни на демонов, изображенных на рукояти. Оно вообще не было похоже на что-то имеющее отношение к этому миру. Это было существо из иной вселенной, пришедшее в мир людей по какой-то своей надобности, недоступной пониманию смертных и принявшее форму, понятную человеческому глазу. Оно не смогло полностью скрыть свою сущность и, подчиняясь законам этого мира, стало тем, чем стало, - жутким подобием оружия. А люди дополнили остальное - то ли резцом искусного мастера, то ли лишь своим воображением, смущенным темной сущностью инородного предмета. Хотя, может быть, это были и не люди. Позже Субэдэ узнал, что, когда алмас поймали, в ее лапах уже был пхурбу.
        А сейчас черный кинжал был голоден. И требовал человеческой крови. Причем крови, добытой им самим.
        Субэдэ заточил лезвие. И с тех пор часто поил пхурбу, как только чувствовал, что существо проголодалось. И пхурбу был ему по-своему благодарен. С момента их встречи Субэдэ стал намного ближе к миру духов Степи, чем кто-либо из смертных. Из его тела ушла тупая боль старых ран и назойливые лишние мысли, досаждающие любому человеку на протяжении всей жизни. Не их ли отсутствие превращает обычного воина в мудреца и великого полководца?
        При этом Субэдэ не чувствовал какой-либо зависимости. По воле судьбы Пути двух воинов из разных миров слились в один, и они, без слов все поняв друг о друге, пошли рядом. До тех пор, пока Пути не разойдутся вновь. У одного из воинов была подвластная ему живая машина смерти. У другого - много еды. Почему бы не помочь друг другу и не поделиться добром, коли у попутчика возникла в том нужда?..
        Субэдэ опустил в чашу клинок пхурбу, шепча про себя непонятные для него слова. Слова тоже пришли из ниоткуда. Когда приходило время Ритуала, они до боли сжигали язык и горло, требуя выхода, словно мокрота умирающего от моровой язвы. Так было до недавнего времени. С некоторых пор Субэдэ сам назначал время Ритуала - тогда, когда ему это было нужно. Пхурбу пока молчал. Когда двое воинов идут рядом, один из них всегда будет сильнее другого.
        Через несколько мгновений кожа ладони, сжимающей рукоятку пхурбу, почувствовала слабую пульсацию, словно древний кинжал действительно глотал кровь, утоляя жажду.
        Из железной кибитки послышался жалобный вой. Но Субэдэ даже не пошевелился. С его языка в рассветный туман стекали слова, и казалось, будто туман в ужасе расступается и бежит прочь, подальше от страшной магии, творимой человеком.
        Когда пульсация в рукояти пошла на убыль, Субэдэ перевернул пхурбу и обмакнул в кровь прядь серебристых волос. Звуки, слетающие с его языка, тоже становились все тише и тише. А взгляд непобедимого полководца становился все более похожим на человеческий…
        Протяжный вой в кибитке стал глухим, в него вплелись утробные, клокочущие звуки. Теперь это уже был не вой, а рычание разъяренного зверя.
        - Не сердись, алмас, я иду к тебе, - прошептал Субэдэ, направляясь к кибитке.
        Тяжеленный кованый засов взлетел кверху от легкого движения руки - после Ритуала прибывало силы. Субэдэ потянул на себя массивную железную дверь.
        Из кибитки пахнуло ужасающим смрадом разлагающихся останков и гниющих фекалий, перемешанным с тяжелым запахом дикого зверя. Однако Субэдэ был истинным сыном Степи, в которой мыть тело человека принято лишь один раз в жизни - при рождении, - и потому волна удушливой вони не показалась ему чем-то особенным.
        В темноте кибитки зашевелился косматый силуэт.
        - Пей, алмас, - сказал Субэдэ, протягивая чашу.
        Из мрака высунулась громадная лапа, покрытая свалявшейся шерстью. Она с неожиданной ловкостью схватила чашу и снова скрылась в темноте кибитки.
        Субэдэ ждал. Через мгновение пустая чаша просвистела над его головой. Вслед за ней летел недовольный рев.
        - Не кричи, алмас, - спокойно произнес Субэдэ. - Сегодня ты не получишь мертвого тела. Мои воины тоже пойдут в битву наполовину голодными. Когда человеку выпускают кишки, они должны быть пустыми. Тогда у него появляется шанс выжить. К тому же голодный воин - злой воин. А сегодня ты должна быть злой, алмас. Выходи.
        Косматый силуэт заворочался, из глубины кибитки злым черным огнем блеснули два глаза.
        - Выходи, алмас, - повторил Субэдэ.
        Его рука легла на навершие пхурбу - высовывающийся из пасти демона черный кулак, в котором был зажат клок серебристых волос, окрашенных жертвенной кровью. На светло-багровой пряди сомкнулся второй кулак - живые человеческие пальцы, по твердости мало отличимые от когтистых пальцев металлического навершия.
        Силуэт помедлил еще немного, словно раздумывая, и шагнул вперед. Субэдэ отошел в сторону. Сначала она высунула голову, держась лапами за дверной проем. Глянула, зажмурилась от непривычного света, потом вновь открыла глаза.
        В который раз подивился про себя Субэдэ странной, дикой, первобытной красоте сказочного горного зверя. Иногда он сравнивал алмас с морем, что лежит на востоке Нанкиясу. В бурю оно ужасно, но в тихую погоду вряд ли есть что-то более прекрасное на земле. Вот если бы срезать эти свалявшиеся грязно-серые космы, измазанные в засохшей крови съеденных рабов, остричь толстые желтые когти на лапах да волшебным образом уменьшить размах плеч, толщину рук и гигантский рост зверя, который на пять голов выше самого высокого воина Орды, - кто знает, нашлась бы в гареме любого из земных владык более прекрасная женщина. Субэдэ слышал, что когда-то в древности в далеких северных странах ярлы брали в жены сказочных валькирий, по описанию очень похожих на алмас, которые потом рожали им настоящих героев, способных в пылу битвы превращаться в диких зверей. Отчаянные люди были эти ярлы…
        Но сейчас за длинной свалявшейся шерстью и спиной, согнутой теснотой железной кибитки, вряд ли кто-то разглядел бы большие глаза цвета ночи, тонкий нос, полные губы… А и разглядел бы - так первым делом подумал бы о страшных клыках, скрывающихся за этими губами. Они вырастают у травоядных алмас, если с детства приучать их есть мясо. Как вырастает в их душах ненависть к людям, если это мясо будет человечиной. Субэдэ по крохам собирал сведения о том, как сделать из алмас совершенное оружие. И сейчас считал, что собрал достаточно…
        Стоящие в отдалении кебтеулы видели, как Субэдэ острием зажатого в руке пхурбу показал зверю на город, плывущий в рассветной дымке. Гора серой шерсти слушала молча, лишь изредка по ее телу пробегала заметная дрожь.
        - Алмас не ела три дня, с того самого времени, как хан приказал штурмовать город, - сказал один из воинов, лицо которого было изуродовано старым ожогом. - Когда она вот так дрожит от голода, мне порой становится не по себе.
        - Не бойся, - ответил другой. - Думаю, что она не станет тебя есть и выплюнет сразу же, если вдруг и схватит по ошибке. Я точно знаю, что алмас не ест печеный конский навоз, даже когда он немного похож на человека.
        - Я также знаю, что она не ест тупые деревянные чушки, поэтому тебе тоже нечего опасаться, - спокойно отпарировал обожженный воин. Возможно, в другое время они либо хохотали бы над шутками друг друга, либо хватались за ножи от обиды. Но сейчас, глядя на ожившее сказочное чудовище, шутили они совсем по другой причине - для того, чтобы постоянно помнить о том, что они - люди, отважные воины Орды, а не вопящие от суеверного ужаса, теряющие разум существа, со всех ног бегущие подальше от этого страшного места.
        - Все-таки великий воин наш Субэдэ, - покачал головой обожженный воин. - Клянусь очагом юрты, в которой я родился, что со времен Потрясателя Вселенной мир не знал более храброго воина.
        - Да уж, - кивнул второй воин. - Вот бы кому быть ханом…
        Обожженный воин резко обернулся и ударил по губам собеседника тыльной стороной тяжелой кожаной перчатки, усиленной нашитыми на нее полосами железа.
        - Молчи, дурак, - прошипел он. - Старики говорят, что Непобедимый слышит все, что говорят люди за пять полетов стрелы. Потому он всегда заранее знает планы врага. А подобные разговоры он ненавидит! Моли Тэнгре, чтобы он был сейчас слишком занят для того, чтобы слушать твою болтовню. Иначе мы оба очень скоро будем молить всех степных демонов о великой милости - чтобы нас быстро сожрала алмас вместе с твоими деревянными мозгами и моими несчастными ушами, которые вынуждены слушать твой бред…
        Но воин был прав. В этом мире для Субэдэ сейчас существовали лишь он и жуткое наследие мертвого владыки империи Цзинь. Полководец неотрывно глядел в глаза алмас, вместе со словами мысленными образами передавая чудовищу свою волю.
        - Иди, алмас. Возьми это - и иди, - наконец сказал он, указывая на громадный квадратный щит, который за ночь смастерили рабы из цельных сосновых стволов. К щиту несколькими прочными волосяными арканами был примотан узловатый дуб, целиком вывороченный из земли и начерно очищенный от ветвей и корней. У дерева был мощный комель, отчего оно напоминало огромный пест, которым урусские шаманы толкут в ступах свои снадобья.
        Алмас не могла ответить - ее глотка не была создана для человеческой речи. Но сейчас она понимала все, что говорил ей Субэдэ. И полководец знал, что его приказ будет исполнен в точности. Иногда Субэдэ спрашивал себя - что именно понимает алмас? Его слова? Его мысли? Или все-таки он сам был просто придан кинжалу из неведомого черного металла для того, чтобы на понятном для чудовища языке озвучивать волю бога, заключенного в пхурбу? Порой в мгновения, когда перед ним приоткрывалась завеса иного мира, и такая мысль закрадывалась ему в голову. Когда двое воинов идут рядом, один из них всегда будет умнее и хитрее другого.
        Субэдэ усмехнулся. Какая разница? То, что он делает, нужно Орде. А значит, нужно и ему. Лишние мысли всегда мешают действию…

* * *
        - Зашевелились, - буркнул Тюря, нахлобучивая поплотнее шапку, набитую прошлогодней соломой и обшитую для крепости бычьей кожей.
        - Слышь, Тюря, - бросил ему усатый сотник, доставая стрелу из колчана. - Шел бы ты на проезжую башню. Здесь сейчас стрелки понадобятся, а ты со своим топором ни к селу ни к городу.
        Тюря насупился.
        - Зря дуешься, - сказал сотник. - Там наших двое всего. Мало ли что.
        - Ладно, - недовольно пробурчал Тюря и побрел куда велели.
        А на стенах закованные в латы дружинники в который уж раз за сегодня проверяли луки и самострелы. Перед битвой оно никогда не лишнее.
        Внизу, под стенами, толпился бездоспешный люд, готовый по первому приказу метнуться туда, куда прикажут суровые княжьи воины, - стрел поднести, раненого со стены снять, котлы с кипятком по всходам взнести, ежели враги на стены полезут, - да мало ли что может понадобиться витязям, на которых в случае чего всегда первый удар приходится. А уж коли вражья сила все ж на стены влезет да строй дружины прорвет - тут уж простой люд как раз со своими топорами да рогатинами подоспеет. Порой и без этого норовили на забрало влезть да подсобить хоть в чем, лишь бы не томиться внизу в ожидании.
        Только гоняли мужиков со стен суровые гридни. Мягко, до поры просили не лезть под руку. Вон Тюрю тоже спровадили - правда, за каким-то лешим не с глаз подальше, а на самую главную башню, на которую основной удар направлен. Может, потому, что длинный он, как жердь, и жилистый, будто из канатов плетенный. Самострел натянуть - оно самое то, что нужно. Потому как порой и в четыре руки непросто совладать с усиленными железом луками, которые приладил ко многим самострелам узкоглазый купец. А Тюрина силища для такого дела может сгодиться. Крепок детинушка вырос. Жаль, что умишко детским остался.
        Наконец, солнце выбралось из-за кромки леса. И тут же, будто проснувшись, зарокотали барабаны Орды. Напряглись спины дружинников на стенах, жала стрел нацелились в степь. Хотелось мужикам спросить снизу, что там да как? А нельзя. Время для разговоров кончилось…
        Вновь из степи катился сплошной вал, нарастал топот копыт и душераздирающее визжание сотен всадников. И казалось, сейчас сомнет тот вал ряд заостренных кольев, перекатится через ров и захлестнет бревенчатые стены вместе с ниточкой его защитников…
        Воевода надвинул на лицо железную маску-личину.
        - Пр-р-р-иготовиться! - разнесся над стеной его приглушенный металлом рык.
        Сзади скрипнул оттягиваемый назад рычаг камнемета, установленного на огромном деревянном колесе, ось которого была глубоко всажена в землю. Четверо дюжих мужиков, взявшись за рукояти, ввернутые в колесо, готовились повернуть гигантскую машину по первому приказу Ли, который стоял на стене, спрятав кисти рук в широкие рукава шелкового халата. Мужики косились на него подозрительно, но слушались - воевода приказал лично: все, что касаемо камнеметов да самострелов, отныне в ведении этого чжур… сразу и не выговоришь. Странный он, этот Ли, за версту чуется, что пришлый. Но дело свое знает. Вон как за Митяя они с Никиткой отомстили вражьей силе! Даст Бог, и мы лицом в грязь не ударим. Только вот что в ту здоровенную ложку камнемета сыплет из мешка кузнец Иван? Точно не камни. А что?..
        Внезапно на стенах стало тихо. И степные барабаны замолкли - лишь копыта коней продолжали терзать землю…
        - Видали уже вашу карусель, - прошептал Кузьма, приникая к самострелу. Стоящий рядом Тюря напрягся, сжимая потными ладонями рукоять топора. Эх, погнать бы дурачка бестолкового. Влез на башню как раз перед вражьей атакой, да не до него сейчас. Ох как не до него…
        И вдруг разом показалось защитникам крепости, будто на этот раз ордынские кони летят вперед сами, без понукания, намного быстрее того, что дала им природа, подгоняемые чем-то страшным, движущимся сзади. И приближался, приближался, приближался неотвратимый топот, разрывающий тишину…
        - Уррр-урррагхх!!!
        Сотни глоток выдохнули разом боевой клич степи - и вновь распался надвое конный вал, считаные сажени не докатившись до смертоносных кольев и выплюнув в воздух вместе с боевым кличем рой смертоносных стрел…
        Лучники на стенах пригнулись без команды. А когда встали вновь…
        Диковинное зрелище открылось им.
        Ко рву напротив проезжей башни сам собой приближался гигантский щит, связанный из древесных стволов. Да не щит - мост! Настоящий мост, по которому так просто подвести таран, который во он там, в отдалении, уже вновь тащится по дороге. Но каким образом сам собой прется ко рву тяжеленный щит, который и с десяток воинов не вдруг на себя взвалят. Не колдовство ли?
        Не колдовство. Щит взобрался на взгорок, и стали видны под ним серые мохнатые ноги, бегущие со скоростью хорошего коня. Воины выстрелили без команды, но щит уже нырнул вперед со взгорка, и стрелы воткнулись в дерево, не причинив вреда серым ногам.
        - Уррраггх!!!
        Новый ливень стрел обрушился на стены. Хошь не хошь - присядешь, коли не мечтаешь получить под шлем степной гостинец. А когда вновь высунулись - то и не сразу вспомнили воины, что луки у них в руках…
        Мост грохнулся поперек рва. А на него вскочил здоровенный зверь. Человек не человек, лешак не лешак - чудо сказочное, волосатое и жуткое своей непонятностью, нечеловечьей ловкостью и быстротой.
        Сбросив с себя мост, чудовище вскочило на него, смахнуло лапой с верхнего, самого толстого бревна воткнувшиеся в него стрелы, ухватилось за тот конец, что потоньше, уперлось ногами, рыкнуло утробно…
        Словно нитки, лопнули прочные арканы - и в лапах зверя оказался вековой дуб, которым оно, не долго думая, с размаху садануло в днище подъемного моста - единственной преграды, защищавшей городские ворота…
        Проезжая башня содрогнулась, словно живое существо.
        - Ох ты!!! - хором вскрикнули Кузьма и Егор, хватаясь один за тын, другой - за самострел, укрепленный на прочной кленовой станине. И Тюря, глядишь, удержался бы, когда б от вида дива дивного не открыл рот и незнамо зачем не вцепился как черт в грешную душу в длинную рукоять своего топора…
        Тюре показалось, что дощатый пол ушел у него из-под ног. Он неловко кувырнулся вперед - и полетел, аки птица…
        «Прими душу мою, Господи…» - успел подумать Тюря.
        И, шмякнувшись на мягкое, скатился по широкой спине чудовища. И даже почти упал. Его поймали за пояс.
        «Как вшу отловила, - успел подумать Тюря. - Прими душу…»
        А додумать молитву не успел.
        Его глаза встретились с глазами чудовища…
        Почти всю свою жизнь алмас провела в темной железной кибитке. Первое время ее кормили живыми сусликами и земляными зайцами, приучая убивать ради того, чтобы жить самой. Сначала она, привыкшая во дворце императора к нежным, сладким фруктам, чуть не умерла с голоду. Но жажда жизни оказалась сильнее. Когда она подросла, ее стали кормить жеребятами тарпана[125 - Тарпан - в переводе с тюркского «летящий вперед». Предок современной лошади, объект степной охоты, полностью истребленный в начале ХХ века.]. Еще через некоторое время к ней в кибитку через люк в крыше сбросили раба.
        В темноте трудно распознать, что за мясо ты ешь. Это оказалось более нежным и сладким, чем жесткая конина. Потом ей приходилось убивать людей и при свете дня. Сначала их было немного жаль - они напоминали ей тех безволосых существ, которые кормили ее и играли с ней в детстве. Но эти люди были другими. Они пытались причинить ей боль, бросая в нее острые палки. А еще все они пахли ужасом, как тот земляной заяц, которого первым бросили к ней в кибитку. Наставник говорил - любой, кто боится тебя, должен умереть…
        Он думал, что сам не боится. Что если он внушает ужас другим людям и что если у него в руках Вместилище Смерти, то ему неведом страх.
        Он ошибался. Любой человек боится чего-то. Наставник просто боялся меньше других…
        От того, кого она сейчас держала за пояс, страхом не пахло. От него исходило что-то другое. Ранее неведомое, теплое, щемящее, из-за которого лапы алмас сами собой расслабились, потеряв железную твердость…
        Со стуком опустился на мост тяжелый дубовый комель. Алмас осторожно поставила на ноги своего пленника и почему-то отвела глаза в сторону…
        - Господи, краса-то какая! - изумленно выдохнул Тюря.
        Свободный от условностей этого мира ум Тюри с детской непосредственностью отмел и спутанные серые космы, и согнутую годами пленения спину, и перепачканный свернувшейся кровью рот… Не случайно в далеком Халогаланне[126 - Халогаланн - древнее название Норвегии.] воспевали скальды в своих сагах великий дар и великое проклятье богов и юродивых - видеть сердцем. Сейчас перед Тюрей стояло не лохматое чудовище, а прекрасная древняя валькирия…
        - Они тебя заставили, да? - спросил Тюря, несмело дотрагиваясь до руки богини. - Били?
        От этого прикосновения по телу алмас пробежала непонятная дрожь. Ее пальцы разжались. Корявая дубина упала, со стуком прокатилась по бревнам и ухнула в ров…
        Замерли защитники Козельска на стенах. Сама собой смешалась в кучу, замедлилась и остановилась кипчакская конная «карусель». Качнулись книзу острия копий железных кешиктенов. Лишь Субэдэ по-прежнему бесстрастным оком смотрел на происходящее с вершины холма. Тяжелые мысли ворочались в его голове.
        «Так вот что ты еще умеешь, горная воительница, сокрушающая крепости. Так вот что не смогли убить в тебе железная кибитка и живое мясо. Неужто правы сказители-улигерчи, что даже бог войны Сульдэ когда-то умел любить. Что уж говорить об алмас…»
        - Пойдем к нам, - просто сказал Тюря. - Там тебя никто не обидит.
        Трудно сказать, поняла ли его алмас. Внезапно в ее глазах мелькнул страх. Но за себя ли?
        Глаза алмас видели лучше, чем глаза людей. Она бросила взгляд назад, на замерший конный вал, - и дальше, на холм, туда, где человек в черном плаще доставал из его складок продолговатый предмет, одновременно отдавая приказ толстому барабанщику на белом верблюде.
        Алмас осторожно провела ладонью по волосам стоящего рядом с ней существа, словно пробуя на ощупь, не привиделось ли ей оно? И тут же вновь ее лапы стали каменными. Но не страх и не ожидание боли влили силы в этот камень. Новое, неизведанное ранее чувство заставило алмас схватить Тюрю за пояс и за грудки и точным броском зашвырнуть его обратно на сторожевую площадку проезжей башни.
        Тюря и охнуть не успел, а уж понять что-то - тем более. Движения алмас были намного быстрее человеческих. Миг - и он камнем, выпущенным из пращи, взлетел вверх - и тут же, перелетев через тын, словно выдернутый из речки лещ шлепнулся на брюхо, больно ударившись грудью о деревянный настил.
        - Ж-живой? - только и смог выдохнуть Кузьма.
        - Живой… кажись, - простонал Тюря, хватая ртом воздух. От удара у него перебило дыхание. Но это не помешало ему на карачках метнуться к тыну и, свесившись, просипеть:
        - К нам! К нам давай!!!
        Алмас уже лезла по стене. Ей оставалось совсем немного…
        Рокот барабанов настиг ее, когда до смотровой площадки оставалось не более сажени. И кто знает, что ее остановило - залп железных пуль, выпущенный из аркебузов пришедшими в себя Желтозубыми или же вырванный из четырехпалого когтистого кулака пучок тонких детских волос…
        Их взгляды встретились вновь - русского воина и древней валькирии. Но ее взгляд уже не принадлежал этому миру…
        На острые колья, воткнутые в дно крепостного рва, алмас упала уже мертвой…
        - Бей!!! - выдохнул-проревел воевода, как и все, потрясенный увиденным.
        Словно того и ждали десятки русских луков, зло прозвенев тетивами, и не руками, а сердцами стрелков посылая смерть в смешавшуюся толпу степняков…
        - Таку девку загубили, нехристи! - бормотал Тюря сквозь слезы, голыми руками, без перчаток, натягивая тетиву самострела и не замечая кровавых порезов на пальцах. - Вот я вам ужо, ироды! Вот я вам! Попомните Тюрю!
        Сторожа переглянулись. Егор показал глазами на окровавленную тетиву и коротко кивнул старшему.
        - Давай, парень, - сурово сказал Кузьма, отодвигаясь и суя в руки Тюре деревянное ложе. - Отомсти за любу свою.
        - Я?!
        Чтобы гридень, да еще сторож проезжей башни дозволил холопу коснуться самострела!..
        - Ты! Ныне перед ворогом мы все русские люди, что за землю свою грудью встали. Слыхал, что воевода сказал? Бей, говорю!
        Больше Тюря себя упрашивать не заставил. Смахнул рукавом слезу, приник к ложу, и, хоть не стрелял из такого оружия отродясь, с отчаянной силой надавил на скобу. Хлопнула тетива - и два всадника, пробитых одним болтом, покатились с коней. Сердцем - им не только видеть можно…
        Со стены тоже прозвучала короткая команда, брошенная последним из чжурчженей. Гигантская ложка, влекомая туго скрученными жгутами, набрала скорость и жестко ударилась о балку-ограничитель. Словно рой злых шмелей прожужжал над головами русских воинов - и врезался в самую гущу кипчакских лучников.
        Основная масса железных шипов размером с кулак, состоящих из четырех смотрящих в разные стороны жал, прошлась по головам всадников. Сила удара русского камнемета была такова, что заточенные жала насквозь пробивали и усиленные железными бляхами шлемы, сработанные из толстых буйволовых шкур, и многослойную кожаную броню всадников. А внизу, под стеной, вновь стонали натягиваемые жгуты Игнатова камнемета, и снова, и снова метали в ордынцев оперенную смерть русские луки и самострелы.
        Кипчаки, визжа, попытались восстановить «карусель» - но куда там! Кони спотыкались о трупы, падали, топча и сминая всадников, - даже если те успевали соскочить с падающего коня, их тут же сбивали с ног и затаптывали другие.
        А в воздух уже взметнулся новый смертоносный рой…
        - Отступление, - бросил Субэдэ барабанщику, поворачивая коня…
        Алмас стоила всех кипчаков, вместе взятых. Но даже лишившись превосходного меча, сломавшегося в самый неподходящий момент, не стоит разбрасываться тем оружием, которое осталось. Хотя кипчаки были мечом, по которому настоящий воин сожалеет недолго, но все-таки это было оружие.
        …Воевода вложил в колчан последнюю неизрасходованную стрелу и отстегнул от шлема металлическую защитную маску.
        - Все, - устало сказал он. - Больше не сунутся. Все поле шипами усыпано.
        - Это так, - кивнул стоящий неподалеку Ли. - Но это только сегодня. Ночью хашар соберет шипы, а завтра все начнется сначала.
        - Кто соберет? - не понял воевода.
        - Хашар. Так они называют пленных. Притом неважно, кто это - воины, мирные жители, женщины, старики, дети. Это даже не боол - рабы, которые имеют хоть какую-то ценность. Хашар - это только мясо, которое стоит гораздо дешевле лошадиного. Ослушавшихся просто убивают на месте.
        Воевода вперил в Ли тяжелый взгляд. В его глазах, посеченных красной паутиной от недосыпа и перенапряжения, было недоверие.
        - Правду ли молвишь, купец иноземный? Люди так не воюют.
        Во взгляде последнего из чжурчженей не было ничего. В который раз уже мелькнуло в голове воеводы - а живой ли человек перед ним. Рука сама дернулась кверху - перекреститься, но остановилась на полпути и лишь легла на рукоять меча.
        - Люди, может, и не воюют, - бесцветным голосом произнес Ли. - А ты уверен, воевода, что это люди, а не смертные демоны с куском мрака вместо души? Я - нет. Хорошо только, что у них мало хашара - это значит, что им самим уже не хватает еды. Они уже убили детей и самых слабых. Сейчас у них остались только взрослые и сильные пленники, которых они пошлют на штурм впереди своих воинов.
        Воевода отрицательно покачал головой.
        - В своих мы стрелять не станем.
        - Мудрое решение, - сказал Ли. - Но тогда твои воины скоро сами станут хашаром. Хотя нет. И тебя, и твоих воинов, а также их жен и детей ждет смерть - ведь вы посмели сопротивляться. Те, кто стали хашаром, не сопротивлялись.
        - То их выбор.
        Воевода поднял лицо к небу, придержав рукой шлем. Высоко-высоко, рядом с редкими облаками, раскинув крылья, парил степной орел. Воевода улыбнулся.
        - Ишь, вернулся уже в родную сторонку. Тоже свой выбор сделал. Хоть сторонка-та вытоптана да выжжена.
        Словно в подтверждение его слов, со стороны леса пахнуло паленым. Воевода втянул носом воздух, нахмурился и вновь повернулся к Ли.
        - Так вот, друже, - промолвил воевода сурово, - у нас тоже свой разум имеется. И свой выбор. Своих бить - то не по-нашему. Придумается что-нибудь.
        - Это твой Путь, воин, - кивнул Ли. - Но учти - утром ордынцы снова пойдут на штурм и, возможно, попытаются поджечь город. Когда им надоедает топтаться у стен крепостей, они сметают эти стены.
        - Пусть пытаются, - сказал Федор Савельевич. - До того не удалось им нас взять - глядишь, и в этот раз обломаются. Эх, жаль, железа маловато. А то б наделать тех шипов, да поболе…

* * *
        Субэдэ думал.
        Он сидел, скрестив ноги, на простой кошме, свалянной из овечьей шерсти. Его верный конь пасся где-то у подножия холма под присмотром верных воинов ночной стражи. Конь нуждается в пище и отдыхе. Человеку порой не нужно ни то ни другое. Когда его разум работает на пределе, все остальное может подождать.
        Город лежал у ног Непобедимого, неприступной черной громадой плавая в темноте ночи. Пока все было так, как он и предполагал. Закаленные в стычках с кочевниками урусы приграничья оказались крепким орешком. Первая попытка взять крепость с ходу провалилась, обжегшись о чжурчженьский огонь. Но две сотни кипчаков и камнемет пропали не зря. Пошли он тогда тумен своих кешиктенов штурмовать стены - и дымился бы сейчас тот тумен черными головешками под стенами… как его? Ко-ззи… Нет, не выговорить с ходу непривычное название. Но город это памятен будет не названием, а его защитниками. А что памятен будет - то без сомнения.
        - Могу-Болгусун. Злой Город, - прошептал Субэдэ.
        Ему, непобедимому и непобежденному не только в битвах, но и в искусстве игры в шатар[127 - Шатар (тюркск.) - вариант шахмат, распространенных в древности среди кочевых народов.], было ясно - игра только началась. Стороны обменялись зайцами и петухами[128 - Аналоги пешек в шатар.], но тигр и собака[129 - Аналоги ферзя в шатар.] еще даже не двинулись с места. Пусть урусы думают, что легко отделались и убили многих - пусть. Цена заплачена не зря. И притом заплачена не своими воинами.
        Ни один из его кешиктенов не был даже ранен. Камнемет… Что камнемет? Бесценные металлические части осадной машины остались целыми. Значит, за пару дней механики даругачи Тэмутара соберут новую. Уже сейчас из леса слышна вонь жженого дерева - то для прочности обжигают раму уже почти готового камнемета. Несколько Желтозубых, погибших при взрыве, не в счет. Обучить любого, даже увечного воина стрелять из аркебуза - дело нескольких дней. Другое дело - лучник, которого нужно тренировать с детства. Тем более что по сравнению с презренными пожирателями падали самый паршивый кешиктен ценнее во много раз. Легкая конница, вооруженная дальнобойными луками, и железный клин тяжеловооруженных кешиктенов - вот залог бессчетных побед Орды.
        Конечно, было жаль алмас, вскрывшую своей громадной дубиной ворота не одной крепости. Но в последнее время она стала слишком беспокойной. Все чаще и чаще раздавался из железной кибитки заунывный вой, переходящий в яростный рев. И все реже видел Субэдэ страх в ее глазах, когда открывал тяжелую дверь ее кибитки. Что ж, алмас выросла и, наверное, помимо живой крови ей, как и любому другому живому существу, потребовался детеныш. Свой детеныш, которого нужно кормить и защищать. И кому больше это нужно, матери или ее детенышу, - еще вопрос. Так что, может быть, оно и к лучшему. Вряд ли Субэдэ смог бы найти ей самца.
        Он хмыкнул.
        Разве что можно было попробовать знаменосца с серебряной челюстью втолкнуть в железную кибитку - вдруг в темноте сошел бы за взрослого самца алмасты? Но теперь уж поздно…
        Зато сейчас Субэдэ знает, с каким противником столкнулся. И что этот противник может противопоставить ему. А может он многое. Неожиданно слишком многое. Да и все ли свои военные хитрости выложили защитники Злого Города? Еще предстоит думать. Много думать для того, чтобы найти их слабое место…
        Где-то там, впереди, под холмом, на поле, усыпанном железными шипами, в темноте ползали пленные урусы, взятые в маленьких селах и больших городах и дожившие до сегодняшнего дня. Ползали, натыкаясь руками на заточенные острия, собирая их в холщовые котомки и собственными животами проверяя, не осталось ли где на земле смертоносной железки. Потому как знали приказ Непобедимого - за каждый оставленный на поле шип трое из хашара лишатся головы. Страх и жадность - вот единственное, что управляет людьми в этом мире. Но страх всегда будет впереди жадности…
        Его плеча осторожно коснулась чья-то рука. Субэдэ резко обернулся.
        Сзади в почтительном поклоне застыл молодой кебтеул.
        «Плохо. Очень плохо, - пронеслось в голове Субэдэ. - Задумался настолько, что не услышал шагов. Что шагов - голоса не услышал. Вряд ли он осмелился бы дотронуться до Непобедимого, не окликнув. Проклятый урусский город! Так и подкравшегося сзади убийцу недолго проворонить…»
        - Что тебе нужно? - отрывисто бросил Субэдэ.
        - Простите, что потревожил ваш покой, - вновь поклонился кебтеул. - Но от великого хана Бату прибыл вестник, который сообщил, что хан посылает вам своего шамана и звездочета по имени Арьяа Араш, дабы он помогал в осаде города.
        Субэдэ зло усмехнулся:
        - Для помощи в осаде мне сейчас особенно необходим подсчет звезд на небе.
        - Это воля хана… - растерянно проговорил кебтеул.
        - Ладно, - бросил Субэдэ. - Если это воля джехангира, то пусть звездочет считает свои звезды. Главное, чтобы не лез под руку.
        Фигура в шаманском одеянии возникла из темноты, словно сотканная из предутреннего тумана. Короткополый халат из шкуры белого тарпана облегал сморщенную, обожженную солнцем и высушенную степными ветрами фигуру, словно молодая кора березы, обернутая вокруг корявого карагача. С халата свисало множество плетеных разноцветных жгутов, к концам которых были привязаны сотни различных подвесок - медных бубенцов, лоскутов звериных шкур и человеческой кожи, костей - иногда с остатками почерневшего мяса, а также множества деревянных и каменных изображений людей, сабдыков[130 - Сабдыки (тюркск.) - духи гор, лесов, степей, пустынь, жилищ.], лусутов[131 - Лусуты (тюркск.) - духи воды.] и страшных чудовищ, названия и имена которых знал, наверное, только сам шаман.
        - Я умею не только считать звезды, непобедимый Субэдэ-богатур, - скрипучим голосом проговорил Арьяа Араш. - Прикасаясь к сердцевине Мирового дерева Тургэ, я могу видеть судьбу народов на много веков вперед.
        - Мне сейчас не надо знать судьбу на века вперед, шаман, - раздраженно бросил Субэдэ. - Но я был бы рад узнать, откуда у диких урусов появился огонь колдунов проклятого племени чжурчженей, тайну которого они унесли с собой в могилу.
        Шаман пожал плечами.
        - Ты уничтожил народ чжурчженей. Но иногда проще уничтожить народ, чем то, чего он достиг своим разумом.
        Субэдэ поморщился.
        - Благодарю тебя, звездочет джехангира, за мудрые мысли. А теперь проваливай куда-нибудь подальше, чтобы я тебя не видел до конца осады. И после нее, желательно, тоже.
        Шаман поклонился. Звякнули бубенцы на его одежде, зловеще, словно рассерженные змеи, зашуршали веревочные жгуты.
        - Воля твоя, Непобедимый. Но если я все-таки тебе понадоблюсь, ты сможешь найти меня в моей юрте.
        Шаман повернулся - и словно растворился в сизом ночном тумане.
        Кебтеул с тревогой смотрел то в темноту, то на неподвижную спину Субэдэ и ждал неминуемого. Вот-вот прилетит из непроглядной темени страшное проклятие и скорчится, и отпадет, словно хвост ящерицы, рука Непобедимого, высохнет и переломится нога, и превратится он в уродливого степного демона-чуткура, питающегося людскими душами…
        Но нет. Субэдэ продолжал сидеть неподвижно. Кебтеул затаил дыхание и прислушался. Ни дыхания, ни шороха. Лишь слева под холмом потрескивал невидимый костер ночной стражи да у стен крепости подвывал обнаглевший волк, радуясь нежданому изобилию. А может, шаман обратил Непобедимого в каменного онгона, вместилище умершей души? Ведь говорят, что душу Субэдэ забрали чжурчженьские колдуны, дав взамен вечную молодость и великую силу…
        Приказ прозвучал, словно удар плети:
        - Минган-богатуров[132 - Минган-богатур (тюркск.) - «богатырь над тысячей», тысячник тумена.] ко мне!
        Кебтеул вздрогнул. Голос пришел из ниоткуда, словно и вправду его отдал не человек, а каменный онгон, способный говорить лишь через подвластных ему дыбджитов[133 - Дыбджиты (тюркск.) - духи природных стихий.]. Пересилив мистический ужас, кебтеул бросился вниз с холма - кто бы ни отдал приказ, отдан он был голосом Субэдэ. Но уж лучше схлестнуться в битве с сотней урусов, чем ночью стоять рядом с живым онгоном…
        Субэдэ ждал недолго. Кебтеул оказался резвым малым. Почти одновременно с разных сторон холма раздался стук копыт. Через несколько мгновений перед ним склонились в поклоне десять богатуров - сердце и скелет его тумена.
        - Мы ждем твоих приказов, Непобедимый!
        Десять голосов слились в один. Но так же единодушны ли сейчас начальники сотен, говорящие одновременно одинаковыми словами? Словам можно и научиться…
        Субэдэ внимательно ощупал взглядом каждого. Потом прикрыл единственный глаз и, мысленно вырастив десять невидимых рук из собственной груди, коснулся впадин между ключиц богатуров и, раздвинув кожу и плоть, дотронулся до комочков пульсирующей серой массы.
        Словно почувствовав незримое прикосновение, воины одновременно замерли. Но Субэдэ не собирался причинять им вреда. Он лишь удовлетворенно улыбнулся про себя - в душах его сотников не было изъяна, все они были готовы умереть, прославляя имя… джехангира Бату? Великого Кагана Угэдея?
        Нет.
        Ни того и ни другого.
        Но было ли это приятно, как приятна всякая заслуженная награда?
        Тоже нет.
        Тщеславие - удел слабых. А вот готовность войска от минган-богатура до самого последнего нукера отдать жизнь за того, кто ведет его в бой, есть важнейшее и непременное условие победоносной войны.
        Но на лице Субэдэ не отразилось ничего. Зачем знать людям, что творится в душе того, кто прямо сейчас хочет потребовать у них невозможного? Слава Небу, не каждому дан великий дар видеть насквозь чужие души…
        - Призовите кузнецов Орды, - медленно проговорил Субэдэ. - Также найдите всех, кто хоть немного знаком с кузнечным делом. Пусть переплавят все железо, а также серебро и золото, какое вы найдете в моих обозах, в бляхи, которые каждый воин тумена набьет на копыта своего коня. Так мы защитим ноги наших лошадей от дьявольских урусских шипов. И еще. Я хочу, чтобы этой ночью весь хашар и все рабы не ложились спать и не получали еды до тех пор, пока не закончат следующее…

* * *
        Ли ошибся.
        На следующее утро штурма не было.
        Было другое.
        На рассвете город разбудили крики сторожевых. Воины высыпали на стены - и им открылось ужасное зрелище.
        На поле среди неубранных трупов стоял возведенный за ночь крепкий тын в три бревна толщиной. Высотой укрепление было в рост человека и около двадцати саженей шириною. А на заостренных кольях тына торчали человеческие головы.
        Преимущественно светлые волосы мертвых голов трепал ветер. Над тыном кружилась стая ворон, возмущенно каркая и ожидая, когда же за укрытием закончится наконец людская возня и можно будет вдосталь полакомиться свежими глазами.
        - Наши… - полным ужаса голосом прошептал Никита.
        - Хашар, - уточнил стоящий рядом Ли.
        На стену взбегали новые и новые люди, толпились, толкались. Гул голосов становился все гуще, постепенно перерастая в разъяренный рев. В сторону тына полетели стрелы - и, не долетев, попадали на землю. Лишь немногие воткнулись в бревна, дрожа от передавшейся им бессильной людской ярости.
        - Да я!..
        Никита тоже зло рванул было на себя ложе самострела с заготовленным загодя болтом, снабженным зарядом громового порошка, но его руку на полпути к скобе остановила маленькая, но на удивление жесткая и сильная ладонь.
        - Нет!
        Голос Ли был таким же жестким, как и его рука.
        - Почему?! Они же моих соплеменников, как баранов…
        - Твои соплеменники здесь, на стенах, - перебил его последний из чжурчженей. - А там, - он кивнул на тын, - уже не люди, а только мертвые головы. К тому же шень-би-гун[134 - Шень-би-гун (китайск.) - божественный лук.] заряжен стрелой, предназначенной для людей, а не для укреплений. И, кстати…
        Ли всмотрелся вдаль. Его и без того узкие глаза стали сплошными щелочками.
        - …твоим пока живым соплеменникам лучше пригнуться!
        - На пол! - взревел над ухом Никиты невесть откуда появившийся воевода. Видать, последние слова чжурчженя услышал. Повинуясь команде, только что возмущенно галдящие гридни и мужики, словно колосья под серпом, попадали за тын.
        И вовремя. Из-за ордынского тына почти одновременно прозвучало несколько резких ударов. Над заостренными кольями взметнулись три деревянных рычага, увенчанные большими кожаными пращами. Особо наглая ворона, низко кружившая над мертвыми головами, взорвалась облаком окровавленных перьев. А над шлемами русских ратников засвистели грубо обтесанные камни величиной с детский кулак.
        Воевода нашел взглядом Ли и коротко кивнул. Последний из чжурчженей поклонился в ответ, как-то умудрившись сделать это с достоинством, сидя на корточках.
        - Может, мы все ж их твоим порошком… того? - предложил воевода.
        - Не надо, - покачал головой Ли. - Мы их хорошо потрепали, и сейчас они что-то задумали. Им нужно время. Теперь они будут обстреливать крепость днем и ночью. Конечно, мы можем с помощью чжонь-тхай-лой разнести тын, но на него мы израсходуем много порошка, который нам еще пригодится. Ночью же они возведут новый.
        - А вылазку сделаем - большой крови будут стоить ихние пороки[135 - Пороки - древнеславянское название осадных машин вообще, чаще применяемое к камнеметам.], - задумчиво проговорил воевода.
        И высунул голову из-за тына.
        Рычаги ордынских камнеметов медленно отъезжали назад.
        Воевода повернулся к воинам.
        - Лишние со стены долой! - прокричал он. - Остальным нести дозор посменно. По порокам не стрелять, стрел не тратить. Ждать ордынского штурма…

* * *
        - Надоело!
        Скоморох Васька хватил о землю шапкой.
        - Они вторую седьмицу, как бараны, на наши ворота смотрят. А мы на них с тех ворот лупимся и от безделья дуреем.
        В стену снаружи ударило. Что-то темное просвистело по воздуху, в крышу кузни долбануло тяжелым. Каменная крошка дробью застучала по холстине, растянутой над большим железным котлом, в котором кипело варево.
        - Вот ведь нехристи проклятущие, - сплюнул кузнец Иван, стряхивая с холстины осколки камней. - Хорошо, что мы котел прикрыть догадались.
        - Надо было вообще в доме снедь готовить, - проворчал Васька.
        - На всю стор?жу? - усмехнулся Иван. - Ну-ну. А печь для такого-то котла ты своим скоморошьим языком построишь?
        Мужики, сидящие вокруг костра, одобрительно засмеялись.
        - У меня язык не для того, - хмыкнул скоморох. - Я своим языком от любого кузнеца отбрехаться смогу. А вот ежели вы об свой кулеш с ордынскими камнями зубы обломаете, то скалиться вам боле точно нечем будет - холстина-то, глянь, местами дырявая. Рассказывайте потом своим бабам, как в геройской битве с котлом и ложкой щербатыми стали.
        - Где? Где дырявая?
        Кряжистый мужик, чуть не до глаз заросший густой рыжей бородой, расчесанной бережно и аккуратно, вскочил на ноги, чуть не обнюхал холстину, а заодно и котел под ней, и, не найдя ни в том, ни в другом изъяна, под смех присутствующих вернулся на свое место.
        - Вот ведь змей, - проговорил он, покачивая головой. - И откель у человека такой язык?
        - А из такого ж пруда, что и твоя борода, - немедленно отозвался скоморох. - Только не лопатой, как у тебя, бородатый.
        Видимо, борода была больным местом рыжего.
        - А ну сказывай, чем тебе моя борода не понравилась? - загудел мужик, поднимаясь из-за костра и засучивая рукава.
        - Будя вам! - поморщился кузнец, приподняв холстину и ворочая в котле поварешкой на длинной ручке. - Ишшо не хватало, чтоб мы перед битвой друг дружку колошматить начали. Для ордынцев дурь свою приберегите.
        - И то правда, - одумался рыжий, садясь обратно на свое место. - Но бороду мою боле не замай!
        - Да сдалась мне твоя борода, - отмахнулся Васька, поворачиваясь к кузнецу. - Слышь, дядь Вань, расскажи каку-нить бывальщину про славные дела русских богатырей.
        - А что ж ты, скоморох, сам бывальщину не расскажешь? - удивился кузнец.
        - Так мое дело людей веселить, - серьезно ответил Василий. - Но чую - скоро нам всем не до веселья будет. Я все больше по сказкам да погудкам - а ныне людям иные сказы требуются.
        - Вот ты и сложи, - сказал кузнец, внимательно посмотрев на парня.
        Скоморох задумался, но почти тут же посветлел лицом.
        - А и сложу! Но не бывальщину, а былину. Чтоб, когда гусляры ее пели, за душу брала, до сердца доставала! Вот только…
        - Что только?
        Скоморох вздохнул.
        - Дойдет ли до людей та былина? Ежели суждено нам будет всем костьми здесь полечь.
        Иван отрицательно покачал головой:
        - Не, не поляжем. Всяко кто-то да останется. Так что складывай свою былину, не сумлевайся. Про нас… и про наших воев погибших.
        Люди у костра притихли. Два ордынских штурма не прошли даром, несмотря на надежные укрепления. Полтора десятка свежевыструганных деревянных крестов выстроились прямо за церковью - городской погост лежал в тихой березовой роще за городской стеной, и пути к нему нынче не было.
        - Про них точно надо, - стукнул кулаком по колену рыжебородый. - Ты это, слышь, Василий, не подкачай.
        - А пока, может, нам гость иноземный чего расскажет.
        Мимо костра неторопливо проходил Ли, погруженный в свои думы.
        - Эй, Л?ня! - окликнул его Иванов подмастерье. - Не побрезгуй, посиди с нами.
        Ли остановился и непонимающе посмотрел на парня.
        - Иди, иди к нам, - замахали руками остальные. - Кулешу с салом отведай, скоро готов будет.
        Последний из чжурчженей колебался. Несмотря ни на что, ему было все еще как-то неуютно в осажденном русском городе. Так мог бы, наверное, чувствовать себя некогда виденный им в императорском зверинце Кайфэна[136 - Кайфэн - столица Золотой империи Цзинь, захваченная Ордой в 1233 году.] белый волк, случайно угодивший в стаю серых лесных собратьев.
        Иван молча поднялся и, подойдя к Ли, положил руку ему на плечо.
        - Пошли, друже, - сказал он. - Не побрезгуй нашей пищей.
        И тут неожиданно для самого себя глаза последнего из чжурчженей стали влажными. Странное это чувство для того, кто привык быть последним оставшимся в живых, - ощутить, что другой сильный и гордый народ считает его своим. Непривычно щемит в груди от этого чувства, и почему-то предательски слезятся глаза.
        Рукавом халата Ли смахнул что-то с лица - может, слишком рано проснувшегося комара. Потом кивнул и пошел рядом с кузнецом.
        - Садись, Линя, - подвинулся рыжебородый. И обвел присутствующих звероватым взглядом - не оспорит ли кто, что гость непременно должен сидеть между ним и Иваном?
        Не оспорили.
        Кулеш оказался на редкость вкусным. Рыжий сбегал куда-то к возам и приволок объемистую баклагу зеленого вина.
        - Давай, Линь, за знакомство!
        Последний из чжурчженей пригубил терпкий напиток и, поклонившись, отставил чарку. Густые брови рыжего поползли кверху.
        - Не по вкусу?
        Ли покачал головой.
        - Лучшего вина я не пил у самого императора. Но сегодня нельзя. Вдруг завтра Орда снова пойдет на штурм?
        Поднесенные было к губам чарки сами собой опустились.
        - Прав Линя, - вздохнул скоморох. - Да и нам скоро сторожу сменять. Хороши бы мы были с пьяными рылами.
        - Так, может, нам гость расскажет бывальщину? - подмигнул Иван. - Судя по тому, как он ловко всяких придумок на стены понастроил, у него в запасе тех бывальщин как звезд на небе.
        - Бываль-щину? - переспросил Ли, запнувшись на незнакомом слове.
        - Ну, быль про то, как твои предки воевали. Как подвиги совершали.
        По лицу последнего из чжурчженей скользнула тень, будто проносящаяся мимо ночная летучая мышь коснулась его крылом.
        - Хорошо, - медленно проговорил он, немигающим взглядом уставившись на огонь. - Я расскажу вам бываль-щину о великом полководце Сун Цзы, жившем в древнем царстве У восемнадцать столетий назад.
        - В каком царстве? У? Так царство и звалось? - громким шепотом переспросил Васька, но на него зашикали, и он замолчал.
        Ли продолжал говорить ровным, спокойным голосом, словно читая старинный текст, начертанный на огненных языках пламени костра.
        - Однажды правитель У призвал к себе великого полководца и спросил его:
        - Я слышал, что ты учишь своих командиров сражаться на местности смерти. Расскажи мне, что это такое.
        Сун Цзы с достоинством поклонился правителю и попросил, чтобы тот повелел принести клетку с бамбуковой крысой. Правитель удивился, но приказал доставить во дворец требуемое…
        Неслышным шагом подошел к костру и стал рядом воевода, но увлеченные рассказом слушатели его даже не заметили…
        - Тогда Сун Цзы открыл дверцу клетки и попросил правителя, чтобы тот приказал своему слуге убить крысу рукояткой от опахала. Заинтересованный правитель отдал приказ.
        Слуга удивился не меньше правителя, но, повинуясь приказу, просунул в клетку длинную деревянную рукоять и ударил крысу. Удар был несильным - клетка была слишком тесной для того, чтобы как следует размахнуться Тогда слуга ударил снова - и промахнулся. Крыса успела увернуться. Увлеченный охотой, слуга принялся с азартом гонять зверька по клетке, надеясь прижать его концом палки к прутьям или к полу и раздавить.
        Раззадоренные охотой, правитель, его царедворцы и телохранители прилипли было к клетке - но тут же в страхе отпрянули. Оскалив зубы, крыса бросилась на слугу и вцепилась ему в руку. Слуга завизжал, выдернул из клетки руку вместе с повисшим на ней зверьком и принялся прыгать и кричать от боли. Наконец крыса разжала хватку, оставив на руке слуги глубокие кровоточащие раны, и убежала. Плачущего слугу увел придворный лекарь.
        - Опасное развлечение, - покачал головой правитель.
        - Очень опасное, - согласился Сун Цзы. - Всегда опасно пытаться убить того, кто сражается на местности смерти.
        - Но при чем здесь местность смерти? - в который раз изумился правитель. - Ведь это была просто бамбуковая крыса!
        Сун Цзы посмотрел в глаза правителя долгим взглядом и произнес:
        - Только что вы послали своего слугу убить слабого противника, находящегося на местности смерти. Когда, самоотверженно сражаясь, выживают, а если не сражаются, то погибают, - это местность смерти. Когда некуда идти - это местность смерти. На местности смерти я показываю врагу, что мы готовы погибнуть. Если вы и ваши войска в безнадежном положении - сражайтесь! И вы останетесь в живых. Ведите свои войска вглубь местности смерти - и вы будете невредимы. Только когда войско попадет в такую местность, оно сможет сотворить победу из поражения.
        - Ты мудрый человек и великий воин, - задумчиво произнес правитель, отходя от клетки. - Я желаю, чтобы ты возглавил мое войско в походе на поганое царство Чу. Только такой человек, как ты, сможет переплыть с войском через Хуай, пересечь Сы и, пройдя маршем тысячу ли, победить.
        Правитель направился к трону, но Сун Цзы придержал его за рукав желтого халата. Правитель недоуменно обернулся, дивясь вопиющему нарушению этикета. Телохранители схватились за рукояти мечей.
        - Еще мгновение - и все мечи мира не смогли бы помочь, - спокойно произнес Сун Цзы, извлекая смазанный ядом шип из сиденья трона и щелчком пальцев ловко бросая его в лицо одного из царедворцев. Тот упал, корчась в агонии. Из-за пояса его просторного одеяния выпали на пол еще два таких же шипа.
        - Пока вы были увлечены зрелищем битвы, которую вел слуга, враги атаковали ваши тылы, - так же спокойно продолжил великий полководец. - Когда атакуешь крысу, нельзя забывать о змее, которая может напасть сзади…
        Костер догорал, возмущенно стреляя в ночь снопами искр. В него так никто и не удосужился подбросить дров. Где-то далеко на дальнем конце города заполошно кукарекнул проснувшийся петух.
        - Пора стор?жу менять, мужики, - тихо проговорил воевода.
        - Ить… И то правда! - спохватились ратники, подбирая мечи и рогатины и один за другим окунаясь в ночную темень. У костра остались только Ли и Федор Савельевич.
        - Благодарю за притчу твою, - произнес воевода, подходя к Ли. - Со смыслом история.
        Федор Савельевич обвел взглядом контуры городских стен, тонущие в ночной дымке.
        - По-твоему, это оно и есть - местность смерти? Как там твой предок сказал? Сражайтесь - и вы останетесь в живых?
        - Жить можно и в бываль-щинах, - после небольшой паузы промолвил Ли.
        - И это верно, - кивнул воевода и улыбнулся в усы. - Да только кто ж о человеке ту бывальщину сложит, ежели жил он, как таракан, в нору забившись, и бежал от каждой мокрой тряпки? Так я говорю, Линя?
        - Ли-ня, - покатал на языке свое обрусевшее имя последний из чжурчженей. И впервые за много-много месяцев на его лице расцвела улыбка.
        - Так, воевода, - ответил он - и снова улыбнулся.

* * *
        - Эх ты! Воистину велик Новый город, - не сдержал восхищения Тимоха.
        На большом высоком холме вольготно раскинулся град, обнесенный мощными бревенчатыми стенами, из-за которых блистали золотом купола высоченных церквей.
        - И храмы из камня сложены. Экое чудо! - покачал головой Тимоха.
        Но особо изумляться времени не было. Заморенные кони дышали тяжко - того и гляди, оба на бок завалятся. Да и князя Александра где-то сыскать надобно. В эдаком-то городе…
        - Поди помогут добрые люди, - решил Тимоха, направляя коня к городским воротам.
        В высокие ворота со створами, обитыми крест-накрест коваными железными пластинами, запросто могли проехать шесть подвод одновременно, при этом без риска зацепить друг друга осями. У ворот скучали трое сторожей, с головы до пят закованные в добротные доспехи. Четвертый, судя по осанистому виду не иначе как начальник стражи, догрызал остатки мяса с бараньего мосла, время от времени обшлагом боевой кожаной рукавицы вытирая жир с губ и с густой черной бороды.
        «И на кой такие ворота городить? - прикидывал Тимоха, подъезжая к широченному, под стать воротам, подъемному мосту. - Конечно, с виду сурьезное укрепление, а долбани хорошенько в середку - и слетят створы с петель за милую душу. Так, не ворота, а один вид, иноземным торговым гостям для лишнего изумления. А вот бронь у витязей хороша. Бояр они, что ли, вор?тниками[137 - Вор?тник (старорусск.) - охранник ворот.] выставляют?»
        Чернобородый витязь отбросил голый мосол, засунул пальцы за клепанный железными бляхами пояс, на котором болтался длинный прямой меч в изукрашенных серебром ножнах, окинул Тимоху подозрительным взглядом, прожевал мясо, срыгнул и вопросил:
        - И куды тя черти несут, деревня?
        Не ожидавший такого приема Тимоха открыл было рот, чтобы ответить достойно, но, опомнившись, насилу сдержался и натянул повод, останавливая коня.
        - К князю я. К Александру Ярославичу.
        Чернобородый фыркнул.
        - А чо не сразу к Господу Богу? И что за весть?
        Тимоха решил, что не стоит нарываться на свару с охраной, скрывая истину.
        - Послан я козельским воеводой. Град Козельск челом бьет и супротив Орды, что его осадила, подмоги просит у князя Александра.
        Остальные стражники, недобро скалясь, эдак ненавязчиво оперлись о тяжелые боевые копья, которые в умелых руках могли и мгновенно нанести смертельную рану остро отточенным жалом, и тупым концом древка метко садануть под шлем заляпанному дорожной грязью пришлому ратнику, ежели тот вдруг бузить вздумает.
        - С такой немытой рожей к князю нынче без очреди пущают, - осклабился чернобородый. - Не знал?
        Тимоха проглотил и это. Правда, пришлось вызвать в памяти запретное - горящий хутор, свистящие ордынские стрелы, тетушку Дарью, медленно оседающую на землю…
        - Горазд ты зубы скалить, человече, - процедил он сквозь зубы. - За тем ли только ты здесь у ворот поставлен?
        Оскал чернобородого спрятался за тонкими губами, блестящими от бараньего жира.
        - Слазь-ка с коня, родимый, - ласково проговорил он. - Щас узнаешь, зачем мы тута поставлены.
        Миг - и наконечники трех копий смотрят в лицо Тимохи.
        Похоже, о том, что у копья есть еще и тупой конец, местная охрана ворот не подозревала. По выражению лиц воинов Тимоха понял: одно слово чернобородого - и прямо сейчас на этом мосту окончится его поход.
        - Ладно, будь по-твоему, - сказал Тимоха, неторопливо слезая с коня. - Что теперь?
        - А теперь давай сюда меч и протяни вперед руки.
        Неизвестно откуда в руках чернобородого появился узкий ремень, свитый из нескольких полосок толстой бычьей кожи.
        - Ретивый ты больно, как я погляжу. Вот щас стреножим тебя такого ретивого…
        - А сумеешь?
        Меч молнией вылетел из ножен, по пути перерубив толстое древко одного из копий. Возмущенно звякнув, отточенное жало описало дугу и вонзилось в деревянный настил в вершке от кончика сапога чернобородого.
        Тот инстинктивно отпрянул. Правда, его замешательство длилось недолго. Понятно, что абы кого начальником охраны городских ворот не поставят. Меч зашипел, покидая ножны.
        - Сумею, родимый, - ощерился чернобородый, вертанув кистью. Сверкающий кончик меча вычертил в воздухе хитрую фигуру. - Ишшо как сумею.
        Позади Тимохи стояли кони, мешая маневру. Хоть и широк был мост, а все же особо не развернуться. Четвертый охранник, на чем свет стоит кр?я заимствованной от ордынских купцов мерзостной бранью пришлого невесть откуда воина, отбросил бесполезное древко и сдернул с пояса железную булаву.
        - Назад!
        Тимоха хлопнул Бурку ладонью по шее. Умный конь тут же развернулся и потрусил прочь с моста. За ним, признавая старшинство, последовал заводной.
        «Вот так-то лучше! - подумал Тимоха. - Ежели они кучей кинутся - вообще была бы малина».
        Но малины не получилось. Охрана пошла вперед грамотным полукругом - по бокам копейщики, в середине чернобородый плечом к плечу с мастером паскудного слова. К тому же на проезжей башне кто-то завозился, да на ней же что-то подозрительно заскрипело - точь-в-точь лук самострела, когда на нем тетиву натягивают.
        «А вот это погано!» - пронеслось в голове Тимохи.
        Однако охрана почему-то наступать не торопилась. Да и чернобородый, кажись, слегка смутился, глянув куда-то Тимохе за спину.
        Там, за спиной, стремительно нарастал топот множества копыт. И, судя по тому топоту, то не крестьянские лошадки с выпаса возвращаются, а скачут тяжелые боевые кони. Которые, как правило, тоже не пастушков малолетних на себе носят. Какой же настоящий воин своего коня кому другому доверит?
        «Теперь не вырваться. Клещи».
        Но опасность за спиной была незнакомой, эти же дурни у ворот, только обернись, того и гляди копьем в спину засветят, с них станется. Потому Тимоха решил до последнего не сводить глаз с охранников, а там - будь что будет.
        - Воюем? - раздался за спиной Тимохи веселый голос.
        - Да вот… Лихоимца пымали, - рыскнув туда-сюда глазами, сообщил чернобородый. Меч в его руке сейчас смотрелся вещью, которую, как бывает, вроде бы сдуру и схватил зачем-то, а вот куда деть, еще не решил.
        - Так уж и пымали? - усомнился голос. - То-то я гляжу - вон из моста Велимирово копье без древка торчит. Не иначе, пойманный лихоимец постарался.
        Сзади послышался сдержанный многоголосый смех. Велимир закусил губу, проглатывая готовое сорваться с уст бранное слово, и покраснел как мальчишка.
        - Ты, Аксен, сначала бы повязал того лихоимца, а опосля похвалялся. Я смотрю, он зубастый.
        - Да ты только скажи, княже, мы враз… - встрепенулся чернобородый Аксен.
        - Мечи в ножны!
        От былой веселости в голосе не осталось и следа.
        «Княже?»
        Тимоха рискнул обернуться.
        И опешил слегка.
        На белом горячем жеребце редкой молочно-белой масти восседал молодой витязь, которому, судя по едва пробившейся русой бороде, вряд ли минуло осьмнадцать весен. Малиновый плащ-корзно, схваченный на правом плече массивной золотой застежкой, трепал ветер, приоткрывая легкую кольчугу и клепаный широкий пояс. Сафьяновые сапоги того же цвета, что и корзно, были продеты в золоченые стремена. На кожаной перчатке, надетой на левую руку парня, восседал белый кречет в закрывающей глаза малиновой шапочке-клобуке. Нравилось, видать, князю красное. Оно и понятно. Княжий цвет. Сам бы был на его месте, глядишь, тоже б понравилось…
        За князем монолитной стеной замерла конная дружина - десятка два ражих молодцев, схожих статью, словно богатыри из сказки. К седлам дружины были приторочены тушки серых гусей и тетеревов. Видать, кречет постарался. Такой, поди, один целой деревни стоит, а то и не одной. Рассказывали знакомые охотники про таких птиц, но самому видать не доводилось. Однако не до кречета было - Тимоха все не мог оторвать взгляда от Александра Ярославича. Слыхал Тимоха, что юн Новогородский князь, но чтобы настолько?..
        - Сказано было - мечи в ножны! - повторил князь - словно гвоздь вколотил. Недобро блеснули из-под шлема серые глаза.
        Тимоха и сам не понял, как его меч оказался в ножнах. И подивился тому немало. Будто не его рука сейчас совершила привычное движение.
        «Слово, что ль, какое знает?»
        - А теперь сказывай, пошто на воев напал?
        Тимоха насилу справился с волнением. Как-никак, вот оно, то самое, за чем воеводой в Новгород послан. Не оплошать бы…
        - К тебе шел, княже. Весть нес.
        - И что ж за весть такая, ради которой рус на руса с мечом кидается? - недобро прищурился Александр.
        «А, была не была…» - подумал Тимоха - и сказал просто, как в омут вниз головой прыгнул:
        - Меня, князь, мамка в детстве с печки не роняла, чтоб я ни с того ни с сего по своей воле с мечом на три копья кидался. Но думаю, коли бы у тебя перед носом теми копьями махать начали, ты б тоже не стоял и не ждал, пока в тебе дырок понаделают.
        Князь перевел взгляд на чернобородого. Но тот уже оправился от смущения.
        - Мы, Александр Ярославич, службу свою знаем. И коли прет в ворота незнамо кто, твоим именем прикрываясь, то наше дело его обезоружить да проводить куда след.
        - А я мыслю, князь, - сказал Тимоха, - что кто-то не шибко хочет, чтоб горе людское до тебя доходило.
        - Ты о каком горе толкуешь? - свел брови князь.
        - О том горе, что по Руси нынче гуляет, пока ты соколиной охотой забавляешься. Об Орде.
        - Об орде? О какой такой орде?
        - Эвон как…
        Тимоха потянулся было поскрести пятерней в затылке - вот уж диво так диво, что кто-то на Руси об Орде не слышал, - но одернул себя. Как-никак, князь перед ним, почесаться как-нибудь и в другой раз можно. Лишь спросил:
        - Рассказать дозволишь?
        Кречет на перчатке князя недовольно завозился и запищал.
        - Чую я, не зря мы сегодня в Городище не поехали, а решили перед тем в град наведаться. Скачи за мной, - бросил князь и тронул коня. Охрана, не произнеся ни слова, почтительно расступилась. Лишь чернобородый Аксен досадливо крякнул, но тоже смолчал.
        Тимоха, не заставляя себя упрашивать, взлетел в седло. Проезжавший мимо дружинник, борода которого была, словно снегом, присыпана сединою, наклонился к нему и негромко сказал:
        - А меч свой все же сдай. У меня он точно не пропадет.
        Ни слова не говоря, Тимоха отстегнул меч и протянул его седобородому.

* * *
        Мороз крепчал.
        Во все стороны от войска хана Бату скакали отряды с единственным наказом - добывать еду. Любыми средствами, любыми путями. Для людей и - главное! - для коней. Нет ничего страшнее для ордынца, когда весеннюю грязь схватывает нежданный мороз и конь не может пробить лед копытом, чтобы добыть себе пучок лежалой травы.
        Большие переметные сумы были приторочены к каждому седлу - и отряды воинов, словно отдельные прутья гигантской метлы, сметали с земли Черниговского княжества все, что могли переварить конские и человеческие желудки.
        Горели деревни. Словно от лесного пожара, в ужасе бежало зверье. Даже глупые птицы стаями снимались с насиженных мест и летели куда глаза глядят, подальше от черных стрел, взлетающих с опаленной земли. Даже кроты и полевые мыши не спешили выбраться из норок, привлеченные запахами ранней весны, а зарывались глубже в землю, то и дело слыша нарастающий топот множества копыт…
        - Зашевелились!
        Уперевшись ногой в тын, Кузьма зацепил крюком тетиву и, резко откинувшись назад всем телом, взвел самострел.
        Вдали, под мерный рокот наккара, медленно нарастал черный вал ордынской конницы.
        Егор взял железный брус и ударил в било, подвешенное к крыше. Над Козельском поплыл тревожный, будоражащий звон.
        - Началось!
        Споро, но без суеты выстроились на стенах русские воины с мечами на поясе и с большими каплевидными щитами, пристегнутыми к левой руке. Сзади них встали лучники. Дело лучника - высматривать и поражать цель, дело щитоносца - защищать лучника. До тех пор, пока на стене только свои. Но не приведи Господь, влезут на стену чужие - щитоносцы возьмутся за мечи, а лучники по всходам спустятся вниз и снизу помогут витязям меткими стрелами.
        Черный вал приближался. И это была уже не беспорядочная орда полудиких кипчаков, одетых в самодельные кожаные доспехи.
        Отборный тумен кешиктенов Субэдэ - что люди, что кони - был с ног до головы закован в чешуйчатые доспехи. Словно сказочный железный дракон летел по-над полем.
        Коротко рыкнул наккар - и единым движением кешиктены выдернули из саадаков мощные составные луки, каждый из которых более года изготавливался из рогов яка, бамбуковых стеблей и подколенных сухожилий оленя и стоил целое состояние. Из такого лука любой из воинов железного тумена за сто шагов из седла скачущего коня попадал в глаз тарбагана[138 - Тарбаган - млекопитающее рода сурков.], а иные и за сто двадцать шагов срезали воткнутую в землю стрелу.
        Но на то расстояние в сто шагов еще нужно было добраться.
        Коротко хекнул русский камнемет, выбросив из-за стены рой железных шипов, - но выстрел пропал впустую. Шипы отскочили от брони железного тумена, а подкованные металлическими бляхами копыта коней передовой тысячи словно м?лоты вдолбили их в землю. Лишь пара-тройка кешиктенов вывалилась из седел, пораженные в смотровые отверстия железных масок, прикрывающих лицо. Остальные продолжали движение, на скаку натягивая тетивы луков.
        Но тут ударили со стены русские самострелы, снабженные чжурчженьским громовым порошком.
        Два десятка огненных стрел прочертили морозный воздух черными дымными линиями и взорвались, проделав в конной цепи кровавые бреши. Но никто из остальных боевых скакунов железного тумена даже не споткнулся - им, привычным к штурмам чжурчженьских крепостей, почти каждая из которых огрызалась такими стрелами, подобный грохот был не в диковинку.
        Двести шагов… сто пятьдесят… сто!
        Прицельный залп сотен стрел хлестнул по защитникам Козельска.
        - Хуррра-гх!!!!
        Вместе с залпом по ушам ударил многоголосый боевой клич Степи. Дружинники единым движением пали на одно колено и подняли щиты, защищая себя и лучников. Но как вода находит щели в плотине, просачиваясь сквозь нее тонкими струйками, так и ордынские стрелы кое-где нашли свои лазейки.
        Заперев в груди стоны, раненые покидали стену, унося с собой убитых. Быстрее, быстрее, прочь, чтобы не мешать ответному залпу лучников, не прервать ненароком слаженную работу витязей, натягивающих тетивы самострелов. Внизу, у подножия стены их уже встречали мужики с носилками - унести побыстрее страдальцев в ближайшие терема и избы, где бабы, наученные персом Рашидом и бабкой Степанидой, извлекут стрелы и промоют раны там, где сами лекари не поспеют.
        Убитых складывали в ряд у стены детинца. Слава Богу, невелик пока был тот ряд, но кто знает, каков он будет после штурма?..
        А меж тем кешиктены, как и прежде кипчаки, вновь закрутили «карусель». Выпустившего стрелу всадника тут же сменял другой. Непрекращающийся ливень стрел застучал по щитам дружины, мощными ударами вырывая их из рук, приоткрывая щели в защите, через которые порой влетала следующая стрела. К тому же «карусель» вдруг изменила форму, из круглой превратясь в овальную.
        На дальнем конце поля встали пешие ордынцы с зажженными факелами. Конные лучники сменили колчаны. В новых колчанах были другие стрелы. Проносясь мимо, кешиктены подносили обернутые просмоленной паклей древки к пламени - и неслись обратно к крепости.
        Огненные стрелы прочертили воздух.
        - Город решили поджечь, с-сволочи! - прошипел воевода, посылая очередную стрелу в железный вал ордынцев. Ныне воинам команд не требовалось - каждый и так знал свое место, и каждый лук был на счету. А лук в руках воеводы двух иных стоил.
        - Нет. Им нужен дым, - бросил Ли, оторвавшись на мгновение от прицела самострела и заодно смахнув рукавом халата пот со лба - будто и не мороз на дворе.
        И правда - втыкаясь в дерево, облитое водой и прихваченное морозом, стрелы ничего не поджигали, но чадили отменно, мешая прицельной стрельбе.
        Стена окуталась черным дымом. Дым лез в глаза, щипал ноздри, застилал пеленой то, что творилось на поле…
        - Воды! - взревел вевода, перекрывая оглушительный шум боя.
        На стену побежали мужики с тяжелыми деревянными кадушками в руках. Широко размахнувшись, плескали на тын - и вновь бежали вниз за водой. Или падали, бездоспешные, с горящей стрелой в груди.
        Выплеснув свою кадку, вдруг охнул и осел вниз кузнецов подмастерье, удивленно глядя на тлеющую стрелу, торчащую чуть ниже ключицы. Покатилась вниз по всходам пустая кадка. Парень нерешительно протянул руку к древку. Огонь лизнул ладонь. Рука сама дернулась назад.
        - Левка!!!
        Страшный крик Ивана разорвал окрашенный черным дымом воздух. Растолкав встречных, кузнец взлетел по всходам на стену и склонился над подмастерьем.
        - Левка… Как ты, а?!
        - Жжется… - тихо пожаловался парнишка. Его взгляд стремительно заволакивался светлой дымкой.
        - Погодь, слышь! Ты это… ты погодь, а?
        Сильные пальцы кузнеца схватились за горящую стрелу и, переломив ее посредине, сдернули с обломка древка горящую паклю. В воздухе пахнуло паленым мясом, но кузнец, не обращая внимания на свои ожоги, приподнял голову раненого.
        - Так как, Левушка? Так не жжется боле?
        Но прозрачная дымка уже полностью застила взгляд раненого. Его тело содрогнулось - и, вытянувшись струной, вдруг обмякло, отпустив на волю освобожденную смертью душу.
        Из закушенной губы кузнеца вниз по бороде стекла капля крови и запуталась в темно-русых, чуть тронутых сединой курчавинах.
        - Так, - тускло сказал кузнец, осторожно кладя голову мертвеца на залитый кровью деревянный настил. - Вот оно как, значица.
        И, подхватив из рук прислонившегося к тыну раненого дружинника лук и полупустой колчан, поднялся с коленей и, отбросив мощной дланью ближайшего щитоносца, во весь свой немалый рост возвысился над тыном.
        - Вот как оно, значица, - словно заведеный повторял кузнец, одну за другой меча стрелы в плохо видимую за дымовой завесой ордынскую «карусель». - Вот как оно…
        Его ноги умело подсекли сзади. Иван грохнулся обратно на колени, но тут же всем телом резко повернулся назад, норовя вслепую ударить обидчика с правой.
        Руку кузнеца перехватила другая, не менее сильная рука. Сзади навалилось тяжелое тело, пригнуло книзу. И сразу, коротко свистнув, сквозь то место, где мгновение назад торчала голова Ивана, пронеслись две стрелы с черным оперением и вонзились в поддерживающий крышу столб, сердито дрожа.
        - Да кто?!.. - рванулся кузнец.
        - Помереть, Иван, оно завсегда успеется, - мягко сказал Игнат, продолжая удерживать кузнеца за плечи.
        Кузнец рванулся еще раз - и обмяк. Его плечи задрожали.
        - Да он… Левка… он мне заместо сына был…
        - Парня не вернешь, - так же мягко продолжал увещевать Игнат. - А ты еще в отместку много ордынских жизней унести сможешь, прежде чем свою отдашь. Помни, нам до прихода подмоги продержаться надобно.
        - Ладно, пусти уж, - выдавил из себя кузнец, вставая.
        Игнат отпустил.
        - Спасибо, - буркнул Иван, пряча глаза.
        - Да ладно, нешто мы без понятия.
        Щитоносец, отброшенный кузнецовой рукой, потирал плечо - об столб приложился.
        - Ты это… не серчай, парень, - повинился Иван.
        Над головой снова свиснула горящая стрела. Прочертив черный след, она воткнулась в крышу ближайшей избы, крытую обледенелым мехом, и погасла, шипя, словно разъяренная змея.
        - Бывает, - кривясь, ответил витязь. - Щит подержи пока - плечо отсохло. Ну и ручища у тебя!
        - Давай сюда.
        Кузнец отложил лук и пустой колчан и умело вздел на руку щит - как-никак, сам умбон[139 - Умбон - металлическая, обычно выступающая бляха в центре щита. Иногда выполнялась в виде заточенного клинка.] ковал да по краям оковку делал, а своя ноша, известно, не тянет. Да и лучшее средство от горя и мыслей - окунуться по маковку в горячку битвы, чтоб одно сидело в голове - бей!
        Подхватив из лежащего у ног джида сулицу, Иван широко размахнулся, собираясь метнуть кованную своею рукою смерть туда, в копошащуюся в дыму человечью массу… как вдруг над стеной разнесся мощный глас воеводы:
        - Не стреляяааать!!!
        Дым рассеивался. И там, в паре десятков саженей от дальнего края рва…
        - Господи… Да что ж вы делаете, ироды! - выдохнул кто-то над ухом кузнеца.
        Онемевшие русские ратники с ужасом смотрели на то, что успели свершить ордынцы под покровом едкого черного дыма.
        - Хашар, - коротко произнес Ли, отрывая лицо от прицельного желоба самострела. Его выжидательный взгляд замер на железной маске-личине, прикрывающей лицо воеводы.
        А воевода медленно опускал лук.
        Русские не стреляли. Не стреляли и ордынцы, опасаясь вызвать ответный ливень стрел. Хотя, если б и стреляли - вряд ли кто ответил бы.
        Над стеной повисла мертвая тишина. Тихо было и на поле - лишь медленно приближался к крепостному рву слабый шелест многих ног, шаркающих по утоптанному снегу, перемешанному с землей и человеческой кровью.
        Рабы и спешенные кипчаки несли четыре моста, связанные из бревен. Знакомых бревен, судя по пазам на концах.
        - Избы раскатали… - шепнул кто-то.
        Перед движущимися мостами, выставив вперед короткие копья и на всякий случай держа наготове круглые щиты, цепью двигались кешиктены. Но вряд щиты могли понадобиться ордынцам.
        Во много раз более надежный щит был впереди. Мужики, бабы, ребятишки, согнанные с соседних деревень, шли, неся в руках большие вязанки хвороста. А сзади их слегка кололи в спину острия ордынских копий.
        Но порой трудно на ходу рассчитать силу, держа на весу тяжелое копье. Тем более когда рассчитать ту силу не особо стараешься. Оступилась, охнула и тихо опустилась на землю дряхлая старуха. Ордынское копье кольнуло ее под лопатку чуть сильнее, чем следовало, - и достало до сердца. Кешиктен в шлеме-полумаске досадливо крякнул, пнул на ходу труп и, стряхнув щит с плеча на руку, прикрыл на всякий случай шею и не защищенный железом подбородок…
        В центре цепи пленных шел пожилой сельский поп, прижимая к груди небольшую вязанку хвороста. Несмотря на малый вес, ноша тянула книзу, ломала спину, заставляла горбиться.
        Но не столько вязанка была тому виной. Тяжкий груз давил на старые плечи. Словно живая картина ада застыла перед глазами священника: горящая деревня, жуткий бабий вой, черные тени всадников, волокущие за собой на арканах человечьи тела, дьячок Герасим, выдернувший в запале кол из забора - да тут же и повалившийся кулем в снег с рассеченным надвое лицом.
        - Господи… за что, Господи? - лишь повторял старик словно в бреду, с немалым трудом переставляя ноги. Смутно отложилось в голове, будто и не с ним было - ударили в лицо, сунули в руки что-то, сказали ломано «шьягай, дед», пихнули в спину древком копья - и пошел куда сказали. А куда? Зачем?
        Хоть и слезились глаза от встречного ветра, а все ж заметил поп, как споткнулась и упала Семеновна, как качнулся назад наконечник ордынского копья, обагренный свежей кровью…
        И тут словно пелена упала со старческих глаз. Увидел он разом все - и израненное копытами поле, и стену крепости, утыканную тлеющими стрелами, и односельчан…
        И себя словно со стороны увидел.
        И то, на что вели их басурмане, осознал внезапно.
        - Вразуми, Господи! - в отчаянии прошептал старик.
        И тут из разрыва туч внезапно излился потоком яркий солнечный свет. И в том потоке света почудилась старому священнику призрачная фигура.
        - Господь шел пред ними днем в столпе облачном, показывая им путь[140 - Библия, Исход, 13:31.], - непослушными губами прошептал священник.
        Но столп не двигался.
        Не двигалась и фигура.
        Лишь тихий голос прозвучал в голове:
        «Куда ведешь детей своих, пастырь? Какого агнца прижал ты к груди своей?»
        Непонимающе опустил старик глаза на свои руки. Вязанка хвороста? Откуда? И почудилось ему, будто сквозь сухие прутья проступила и закапала на землю густая кровь.
        И тут старик… улыбнулся. Вдруг легко и свободно стало у него на душе. Почудилось ему, будто встали во весь рост на стене крепости воины в сверкающих доспехах и, наложив на луки огненные стрелы, смотрят все на него.
        Вязанка упала на землю. Старик повернулся лицом к цепи кешиктенов, не переставая улыбаться.
        - Благодарю тебя, Господи! - закричал он, воздев глаза к небу, в котором черная туча медленно наползала на светлый лик солнца - В столпе облачном говорил Он к ним; они хранили Его заповеди и устав, который Он дал им…[141 - Библия, Псалтирь, псалом 98:7.]
        Идущий следом кешиктен замешкался. Доселе не видал он такого - чтобы разом распрямился согнутый годами и горем старик, словно вдруг став на голову выше.
        Священник протянул сухие руки и взялся за копье.
        - Будет же время, когда воспротивишься и свергнешь иго его с выи твоей![142 - Библия, Бытие, 27:40.] - громко крикнул старик, направляя копье себе в грудь. - Ныне настало то время! Так не посрамим же, братья и сестры, Святой Руси и имени Господа нашего!
        Кешиктен подался назад, но старик, глядя ему в глаза, с неожиданной силой рванул копье на себя. Каленое острие с едва слышным треском прорвало рясу и легко вошло в тело. Не отпуская копья, священник стал клониться к земле. Кешиктен сделал шаг назад и сильнее рванул древко - но было поздно. Живой щит упал. А прилетевшая со стены стрела вошла точно в незащищенное место между подбородком и железным воротником…
        Ли с великим изумлением смотрел на то, как линия русских пленных вдруг заволновалась, вслед за священником почти единовременно побросала вязанки и стала бросаться на копья и мечи кешиктенов. Последнему из чжурчженей показалось, что не человечий стон пронесся вдоль крепостной стены, а сама земля застонала от безутешного горя.
        - Великий подвиг! - прошептал пораженный Ли. - Этих людей нельзя победить!
        А русские стрелы уже летели в ордынцев, и, хотя глаза многих витязей застилали слезы, редкая из стрел не нашла своей цели.
        Но сзади рабов, что несли мосты, шла еще одна цепь кешиктенов, в руках которых были длинные пастушьи бичи, способные вырвать из тела кусок мяса. Коротко рявкнула команда, бичи взвились в воздух - и рабы бегом кинулись к крепости, стремясь бросить мосты на торчащие колья и протолкнуть их дальше, через ров.
        Мосты прикрывали бегущих. Кто-то падал, пытаясь выдернуть стрелу из ноги, кто-то истошно кричал, не в силах оторвать от бревна пригвожденную сулицей руку, - но мосты все равно двигались вперед.
        А сзади них к проезжей башне неспешно катился таран, похожий на большую избу на колесах с крышей из плотно пригнанных друг к другу железных листов. Из единственного окна избы, обращенного к крепостной стене, торчало бревно, увенчанное большим, блестящим от жира железным навершием, схожим по виду с зубилом, коим кузнецы рубят кольчужные прутья.
        - Ох, беда! - простонал кто-то из ратников.
        - Молчи! - вызверился на него кузнец Иван, подхватывая новую сулицу - прежняя, пробив насквозь пластинчатый доспех, торчала в груди кешиктена, пытавшегося перелезть через ограду из кольев. - Тоже мне, гридень!
        - Да не то беда, что таран гонят и что ордынцев много, - сердито бросил ратник, натягивая лук и прицеливаясь. - Стрел у нас мало осталось…
        Один из мостов, истыканный стрелами, словно еж, накренился на бок и с размаху грохнулся наземь, похоронив под собой с десяток рабов. Но остальные достигли цели. Первый упал на колья, которые с треском подломились под весом тяжелых бревен. Рабы и кипчаки бросились врассыпную - и тут же попадали наземь, сраженные стрелами и сулицами защитников крепости. По этому мосту пробежали другие - и остановились было, пораженные глубиной рва.
        - Ги-их, боол![143 - Гих, боол! (тюркск.) - Бегом, раб!] - вместе со свистом бичей взвилось сзади.
        Жгучая боль опоясала ноги и спины тех рабов, кто бежал сзади. Они рванулись вперед - и те, кто был спереди, посыпались в ров на острые колья. Мост ухнул вниз и встал торчком, став неожиданной дополнительной опорой для следующего моста, который, проехавшись по трупам рабов, словно по каткам, надежно соединил края рва. По нему лавиной хлынули кешиктены, волоча осадные лестницы и доставая на бегу мечи и штурмовые крючья. Последний мост должен был перекрыть ров на пути к проезжей башне. За ним по дороге медленно тащился таран.
        Субэдэ, по-прежнему наблюдавший за штурмом со своего излюбленного места на холме, поочередно ткнул пальцем в свою отборную сотню Черных Шулмусов, стоящую у холма, потом в поредевший отряд Желтозубых и в мост, двигающийся впереди тарана.
        Барабанщик все понял без слов. Вновь зарокотал наккар, донося до воинов приказ полководца.
        Черные Шулмусы рванули коней с места, словно только и ждали приказа, на скаку доставая луки из саадаков. Вслед за ними, гремя доспехами, побежали Желтозубые…
        - Смотри-ка, никак гвардию прям на нас послали, - кивнул Егор на приближающуюся отборную сотню кешиктенов, закованных в дорогие черненые доспехи.
        - Сдается мне, что вся эта железная саранча, что сейчас под стенами топчется, и есть гвардия, - мрачно пробормотал Кузьма. - А те черти, что на нас прут, типа над гвардией гвардия.
        - Велика нам, выходит, честь оказана, - хмыкнул Егор, вкладывая в желоб самострела новый болт. - Сейчас проверим, какова толщина кишок у той гвардии.
        Он едва успел спустить тетиву и удостовериться, что болт пропал не зря, - передний Шулмус с черным пером на шлеме кубарем скатился с коня. Но почти сразу же дождь стрел ударил по тыну.
        - Ложись!
        Кузьма упал, увлекая за собой Егора. По шлемам застучала щепа от взлохмаченной стрелами верхушки тына.
        - Прицельно бьют, сволочи, - застонал Кузьма. - Теперь не высунуться!
        Через некоторое время к стрелам присоединились круглые железные пули.
        - Праштами, что ль, лупят? - подивился Егор, подняв с пола смятый комок металла.
        - Это самострелы у них такие, - мрачно ответил Кузьма. И добавил, чуть не плача от досады: - Эх, сейчас же они таран подгонят и раздолбают ворота к чертовой бабушке! А мы тут сидим и как куры по углам щемимся!..
        А на стене шла сеча.
        Над тыном показалась голова. Скуластая харя оскалилась из-под шлема, взметнулась рука с кривым мечом - и улетела в сторону, отсеченная широким лезвием боевого топора. Кешиктен завизжал, рванулся вперед, норовя впиться зубами в ногу уруса, но тут же противоходом вернулся топор, вбив обухом шлем ордынца по самые плечи. Мертвое тело ухнуло вниз.
        Игнат усмехнулся - не отвык за торговыми делами топором-то махать.
        Из-за его спины справа выметнулась черная рука с круглым кожаным щитом. В щит ударило, из днища вылезло острие метательного дрота.
        - Спасибо, Кудо, - кивнул Игнат, размахиваясь для нового удара, - кешиктены лезли на стену один за другим.
        Кудо не ответил - он был занят. Бросив отяжелевший щит, из которого некогда было вытаскивать ордынский дрот, темнокожий воин обеими руками взялся за копье-меч - и оно закрутилось, словно лопасти мельницы при урагане, одну за другой сшибая со стены черные фигуры. При этом Кудо умудрялся еще и посматривать в сторону Ингата - не требуется ли помощь?..
        Сосредоточенно работал кривой саблей ибериец Григол. Двое звероватых братьев прикрывали его по бокам, ловко разя врагов железными шестоперами. Каждый удар братьев сопровождался утробным ревом, от которого ордынцы невольно шарахались в стороны. Григол орудовал саблей молча, лишь веселой яростью сверкали глаза из-под шлема…
        Никита бросил самострел - не до него - и, выхватив из-за голенища новый нож, всадил его снизу под подбородок лезущему на стену кешиктену. Как-то само собой все получилось.
        На руку плеснуло теплое, мигом намочило рукав льняной рубахи, тут же прилипшей к телу. Под подбородком кешиктена лопнул надрезанный ремень шлема. Голова ордынца дернулась, шлем свалился, звякнув об оплечье, укатился куда-то. Следом из разжавшейся руки выпал кривой меч. На Никиту укоризненно глянули раскосые глаза.
        «А ведь мы с ним одногодки», - мелькнула мысль.
        Тело ордынца обмякло и потянуло за собой руку Никиты. Глаза кешиктена продолжали смотреть на него снизу - но сейчас это были уже не глаза, а пустые бусины внутри кожаных щелей век. Никита понял, что нож, зажатый в его руке, все еще торчит в голове ордынца. Он дернул, кровь хлынула сильнее, заливая рубаху, - и тут его вывернуло.
        - Эй, парень, не время блевать-то!
        Неизвестно откуда над Никитой возник Васька. Чекан в его руке плясал не хуже скоморошьего бубна. Одним ударом Васька отправил обратно лезущего на стену степняка, вторым перерубил веревку, привязанную к ордынскому штурмовому крюку, что вцепился в стену, словно железный паук.
        Желудок выбросил последнюю порцию горечи - и тут прямо перед носом Никита увидел ордынский меч. Дорогое оружие, с рукоятью, отделанной серебряной насечкой, лежало в луже из содержимого Никитиного желудка и крови своего бывшего хозяина.
        «Плевать!»
        Никита сглотнул, справился с мутью, плававшей перед глазами, подхватил меч, наскоро вытер его о порты мертвого кешиктена, выдернул из головы трупа нож, взял его в левую руку - и ринулся в битву…
        Кузнец Иван перехватил руку ордынца, показавшегося над тыном, вывернул ее противосолонь и, отняв зажатую в той руке железную палицу, обрушил ее на шею хозяина.
        Палица попалась знатная. Таких Иван доселе не видывал, хотя за свой век немало всякого оружия через свои руки пропустил. Тяжелый шестопер с зубчатыми перьями словно сам вел руку, требовалось лишь указать направление. Не рассчитав силушку, Иван жахнул со всей мочи по первому попавшемуся степняцкому шлему - а выдернуть не смог. Шестопер легко пробил железо и чуть не по рукоять вошел в череп кешиктена.
        Звяк!
        Звук пришел слева.
        Узкий прямой меч отбил легкую ордынскую саблю и каким-то плавным, словно замедленным движением смахнул голову степного воина. Обезглавленный труп еще постоял мгновение на ногах, повернулся, словно ища потерянную голову, и, звеня доспехом, покатился вниз по всходам.
        - Пошли, - сказал Ли, тонким платком вытирая лезвие меча. - Нам туда надо. - И показал глазами на проезжую башню.
        Иван отчаянным усилием с треском выдернул из головы трупа полюбившийся шестопер и кивнул:
        - Пойдем.
        Ли кивнул на оружие кузнеца:
        - Хороший ланъацзянь.
        - Чего?
        - В переводе на ваш язык - дубинка, подобная течению реки. Оружие моей родины. Наверно, его бывший хозяин успел побывать там при жизни…
        И, внезапно помрачнев, быстрым шагом направился к башне, огибая по пути трупы и группы сражающихся. Кузнец бросился следом - зашибут еще Линьку ненароком. Он хоть и дерется знатно, и вид при том делает, что весь из себя такой непробиваемый, а тоска-то в нем по убитым Ордой соплеменникам сидит сурьезная. Через ту тоску погибнуть по дурости - раз плюнуть…
        Таран вполз на мост, ведущий к воротам, прикрытым днищем подъемного моста.
        - Пора, воевода! - гортанно крикнул Григол, но Федор Савельевич его не услышал, отбиваясь мечом сразу от двух насевших на него ордынцев.
        - Шшшени дэда! - по-своему ругнулся ибериец и, что-то крикнув братьям, побежал к краю стены, где на железной треноге стояла жаровня, над которой дышал жаром забытый впопыхах котел с кипящим маслом. Рядом с жаровней лежал приготовленный заранее саадак с луком и несколькими стрелами.
        По пути рубанув напоследок по чьей-то шее, прикрытой пластинчатой бармицей, Григол бросил саблю в ножны, подхватил саадак, выдернул из него лук со стрелой, обмотанной у наконечника просмоленной паклей, сунул стрелу в огонь, наложил ее на тетиву - и, разогнувшись, в полный рост возвысился над тыном, целя не в черный поток кешиктенов, льющийся через мост на стену, а куда-то в сторону реки, медленно текущей по левую руку от стены.
        На лице Григола мелькнула довольная усмешка - похоже, он нашел цель, ради которой стоило рискнуть жизнью, - но прилетевшая из-под стены стрела с черным оперением сорвала ту усмешку с его лица, разорвав щеку.
        Григол сцепил зубы и, преодолевая боль, попытался восстановить прицел. Но вторая стрела тупо ударила его в живот - отряд кешиктенов прицельно бил по защитникам крепости с противоположной стороны рва.
        Горящая стрела ушла в небо. Ибериец уронил лук и медленно сполз вниз.
        - Гришка! - бросился к нему скоморох. - Держись, Гришка, сейчас вытащим!
        Рядом с Васькой к иберийцу бежала Любава. С ее меча на бегу срывались капли чужой крови. Своя тоже промочила левое плечо немой дружинницы, но в ее глазах плескался тот яростный огонь битвы, при котором на свою боль отвлекаться недосуг.
        - Там… там запал… - прохрипел Григол, стараясь удержать ускользающее сознание. - Скажите воеводе…
        - Какой запал?
        Скоморох склонился над раненым и с тревогой заглянул в глаза иберийца.
        - На стрэле яд, - раздался над головой Васьки гортанный голос. - Он тибя нэ видит. Мы понэсем.
        Васька поднял голову. Над телом раненого стояли двое звероватых иберийцев с окровавленными шестоперами в руках.
        - Несите, - кивнул Васька. - К этому… к Рашиду несите. Он от любого яда травку найдет.
        Братья подхватили бесчувственного Григола и бегом припустили вниз по всходам. Васька же, отыскав глазами воеводу - тот только что справился со своими ордынцами и высматривал, кого бы еще угостить мечом, - набрал в грудь поболе воздуха и гаркнул во все горло:
        - Федор Савельич! Тут ибериец что-то насчет запала говорил!
        Но на воеводу уже наскочил приземистый щекастый кешиктен, верткий, как ласка, и сильный, как буйвол. Меч ударился о меч, искры сыпанули на дощатый помост крепостной стены.
        - Давай сам! - выкрикнул Федор Савельевич, на выдохе опуская клинок. - Стреляй, язви тя в душу!
        Однако кешиктен оказался опытным воином. Подставив круглый щит под удар воеводы, он сам перешел в наступление, ловко орудуя длинным, чуть изогнутым мечом.
        Васька метнулся к луку, который выронил ибериец, пока абсолютно не представляя, в какую такую цель требует воевода послать горящую стрелу…
        …На проезжую башню Иван взлетел почти одновременно с последним из чжурчженей, провожаемый завистливым взглядом бездоспешного Тюри, которого Кузьма с Егором прогнали вниз при виде железного ордынского вала, катящегося к стенам города. Ли, уже особо не торопясь, стаскивал мокрые бычьи шкуры со странной махины, которую они с кузнецом закончили мастерить как раз перед первым ордынским штурмом. У самострела, то и дело прикрываясь большими щитами, возились двое витязей.
        - Ты б приглядел за ним, что ли, - кивнул на Ли витязь постарше. - Тут сам только успевай поворачиваться, чтоб ордынец не подстрелил, словно тетерева. Так и твой дружок уже только что чуть стрелу глазом не поймал, кабы мы не прикрыли. Вон щит запасной возьми.
        - Ты б пригнулся, что ль, - проворчал Иван, заслоняя Ли щитом.
        - Позже пригнусь, - огрызнулся последний из чжурчженей, срывая с махины последнюю шкуру. - Ты меха качай, кузнец, а то как бы нас всех сейчас не пригнули.
        Словно в подтверждение его слов, башня внезапно сотряслась от страшного удара. С крыши на головы и плечи воинов посыпалась труха, пол заходил под ногами.
        Рискнув, Кузьма высунул голову над тыном - и тут же нырнул обратно.
        - Что там? - крикнул Егор.
        - А то не знаешь?! - заорал в ответ Кузьма, перекрывая голосом шум боя. - Изба железная подъемный мост вместе с городскими воротами рушит! И сулицы с праштными пулями от ее крыши отскакивают - не пробить!
        Ли толкал махину вперед, подгоняя ее впритык к линии тына. Махина представляла собой полую железную трубу с большим котлом, подвешенным к ее концу с одной стороны и с кузнечными мехами с другой. Над трубой шел длинный кожух.
        Наконец котел коснулся бревен. Ли двинул вперед деревянную рукоять - и над тыном из кожуха на пару саженей вперед высунулась вторая, более тонкая труба.
        - Качай! - взвизгнул Ли.
        Иван бросил щит и схватился за рукоятки мехов. Ордынская стрела прилетела снизу, рванула рукав рубахи, выбившейся из-под кольчуги, и, запутавшись в полотне, повисла, болтаясь и скребя наконечником по руке при каждом движении. Выдергивать ее времени не было.
        Ли пригнулся, одним движением высек искру из огнива, поджег трут и бросил его в котел. В котле забулькало. Полужидкая вязкая смесь из масла, угля, серы и смолы всосалась в толстую трубу, подгоняемая сзади потоком воздуха из мехов, пробежала по второй трубе, торчащей из кожуха, и веером тяжелых горящих брызг пролилась на обитую металлом крышу тарана.
        Горящие струи почти мгновенно просочились сквозь стыки железных листов. Над полем битвы разнесся многоголосый душераздирающий вой. Из-под тарана выскочили несколько человек, пробежали по мосту и покатились по земле, пытаясь сбить неугасимое пламя, лижущее их головы, лица и плечи. Стрелы защитников крепости, прилетев со стены, прекратили мучения несчастных.
        Но к тарану уже мчалось несколько кешиктенов. На их плечах болтались мокрые звериные шкуры.
        - Иван, качай быстрее! - закричал Ли.
        Кузнец налег на меха с удвоенной силой. Воздух протяжно загудел в трубе огнеметной махины, словно какой-то злой дух завывал от восторга, гоня по желобу горящую смерть.
        Огненный поток выплеснулся вперед на несколько саженей, залив и таран, и мост, на котором он стоял. Конные кешиктены рванули поводья, заворачивая коней назад и пряча лица от огненного факела, полыхнувшего на том месте, где только что стояла неуязвимая осадная машина…
        Ни единый мускул не дрогнул на лице всадника в черном плаще, неподвижно стоящего на вершине холма. Лишь побелели пальцы, сжимающие рукоять вложенной в ножны сабли.
        - Позовите шамана, - не оборачиваясь, едва слышно прошептал Субэдэ.
        - Я давно здесь, Непобедимый, - ответил скрипучий голос из-за спины полководца.
        «Плохо. Очень плохо. Я перестал чувствовать чужих за спиной…»
        - Как думаешь, звездочет, - по-прежнему не оборачиваясь, сказал Субэдэ, - мог ли среди урусов затесаться один из чжурчженей, помимо военных секретов своего народа знающий также и секрет греческого огня?
        Сзади звякнули бронзовые колокольчики, подвешенные на длинных шнурах.
        - Я видел множество битв, Субэдэ-богатур, - ответил голос, напоминающий стон старого карагача, когда его ломает степной ветер. - Но похоже, что в этой битве духи всех народов, пригнутых к земле либо стертых с ее лица непобедимой Ордой, ополчились против тебя. И что стоит духам собрать за стенами этого города нескольких лучших сынов тех примученных и уничтоженных народов для того, чтобы наконец уничтожить Орду?
        Как бы в подтверждение этих слов над тыном вдруг выросла сухопарая фигура с луком в руках. В серое небо взвилась одинокая огненная стрела.
        Субэдэ прищурился.
        Стрела пролетела половину пути, на мгновение словно зависла в верхней точке - и ринулась вниз, в огромную кучу земли, древесных стволов и мусора, за многие годы нанесенного течением реки на берег и отделяющую реку… от крепостного рва.
        Лицо степного полководца внезапно стало белым. Стрела еще не достигла цели, но Субэдэ уже понял, что вовсе не река нанесла на берег эту хаотичную с виду дамбу.
        Стрела нырнула в сплетение сухих веток вывороченного с корнем старого дуба - и дамба внезапно раскололась надвое. Из ее середины вырвался сноп огня, взметнувший в небо обломки дерева, камня и надежд ордынского полководца на скорую победу.
        Из пролома в ров хлынула темная весенняя вода, снеся по пути опору единственного штурмового моста вместе с толпившейся на нем полусотней кешиктенов.
        Над стеной русской крепости пронесся торжествующий рев, напоминающий атакующий крик ордынских туменов.
        - …уррра!!! - донеслось до холма.
        Вниз из-за русского тына с удвоенной силой полетели сулицы, бревна и камни, добивая тех, кто имел несчастье оказаться в числе штурмующих стену. На глазах Субэдэ гибла лучшая тысяча его тумена.
        Из-под ногтей его побелевших пальцев, сжимающих рукоять сабли, выступила темно-красная, почти черная кровь…

* * *
        В крышу ударило - в который уж раз за эту седьмицу. Однако поруб был крыт на совесть - как-никак, серьезное помещение, не курятник какой-нибудь. Но, как говорит молва народная, капля камень точит. Видать, и в крыше поруба образовалась прореха.
        К ногам крестоносца упала стрела. У самого наконечника стрелы тлел примотанный к древку кусок просмоленной пакли.
        - Орда город поджигает, - равнодушно произнес крестоносец.
        - Чаво? - зевнул дед Евсей.
        - Говорю, степняки город твой решили поджечь, - повторил рыцарь.
        - Дык они насчет Козельска много чаво в последне время решали, - сказал дед, протирая глаза. - Однакось выкусили. Я мыслю, что и на этот раз обломаются. Ты б затушил ту пакость, а то ишшо солому подожжет.
        Крестоносец ударил каблуком по стреле. Древко переломилось, под сапогом зло зашипело.
        Они сидели на пучках прошлогодней соломы, прислонясь спинами к противоположным стенам поруба. На коленях деда Евсея по прежнему лежал взведенный самострел. На коленях крестоносца покоились его руки, крепко связанные сыромятным ремнем.
        Рыцарь тоже зевнул и энергично потряс головой.
        - Сон нагоняешь своей зевотой, - пожаловался он. За время плена его лающий акцент почти исчез.
        - Дык я ж не нарочно, - ответил дед и снова зевнул. - Почитай весь день Орду колошматили.
        - Вы колошматили. А я на палке висел, как баранья шкура.
        - Тебя в полон взяли. Значить, положено висеть, - наставительно сказал дед.
        - Слушай, старик! - вдруг взмолился крестоносец, - Христом Богом прошу - скажи своему воеводе насчет меня! Поди ж забыли уже все, что у них пленный в порубе сидит.
        - Пробовал раз сказать, - вздохнул Евсей. - Отмахнулся Федор Савелич, «потом» сказал. Да и то правда - не время лезть к нему с разными глупостями. Скажи спасибо, что отвязываю тебя от перекладины, когда сам здесь сижу.
        - Спасибо?!! - взвился рыцарь. Сложенные вместе кулаки под веревками сжались, став похожими на боевой молот. - Спасибо сказать?!!! Слышишь, старик, я не хочу сдохнуть здесь, как крыса! Развяжи мне руки и верни мне мой меч!
        - Но-но, не балуй!
        Покоящийся на коленях деда Евсея самострел угрожающе шевельнулся.
        - Ишь ты, «развяжи». Я те меч верну - а ты меня тем же мечом да по темечку. - Дед покосился на руки пленника и проворчал: - Хотя мне много не надо. Мне и одного твоего удара хватит, чтобы Богу душу отдать. Вон у тебя кулачищи-то какие здоровые.
        Крестоносец перевел дух.
        - Если б я хотел убежать, я бы давно это сделал, - устало произнес он.
        - И куды ж ты убег бы, сердешный, - хмыкнул дед, - кады кругом Орда? Развяжи его, ишь! А он воям нашим, что сейчас на стенах стоят, тем мечом - да по спинушкам.
        - Даю слово… - послышалось от противоположной стены.
        - Ась? - не расслышал дед.
        - Я сказал - даю слово, - громче повторил крестоносец. - Ты знаешь, старик, что такое рыцарь?
        - Да как же, видали, - кивнул Евсей. - Не лучше тех басурманов, что намедни на стены карабкались.
        Рыцарь опустил плечи и расслабился. Его затылок коснулся прохладной бревенчатой стены, взгляд устремился в потолок, туда, откуда недавно прилетела стрела.
        - Может быть, ты и прав, - сказал он. - Может, мы и не лучше. Война есть война, и на войне случается всякое. И то, что хорошо для одних, всегда плохо для других. Но знаешь…
        Он замолчал на мгновение, потом опустил голову и, прямо взглянув в глаза своего стража, произнес:
        - Знай, старик, настоящий рыцарь никогда не бьет в спину и не нарушает своего слова.
        Евсей неуверенно пожал плечами.
        - Может, оно и так. Ну, не наши - так ордынцы тебя прищучат. Какая тебе разница, как подыхать?
        - Есть разница, - жестко произнес крестоносец. - Мои далекие предки верили, что Один не берет в Вальхаллу тех, кто пришел к нему связанным и без меча.
        Лохматые брови деда Евсея поползли кверху.
        - Кто? Куды? Кого не берет?
        - Бог войны моего народа не берет в небесную обитель воинов, погибших без меча в руке, - терпеливо объяснил пленник.
        - А, типа наш Перун… кхе-кхе…
        Евсей воровато оглянулся по сторонам, словно кто-то мог их подслушать.
        - У нас тоже бог был, из старых, - понизив голос, сказал он. - Не любил, когда вои к нему безоружными приходили. Кое-кто порой доселе рядом с крестом его знак - громовое колесо о шести спицах - на груди носит. Особливо на войне…
        Сказал - и задумался. На и без того морщинистом лбу собрались мощные складки.
        - Крестом поклянись, что русичам вреда не сотворишь, - решил наконец Евсей. - Но не нашим крестом, а своим.
        Крестоносец усмехнулся.
        - Темный ты, старче, - сказал он. - Крест - он един. Что для нас, что для вас. Это люди разные. И у кого-то крест в душе небесным огнем выжжен, а кто-то им лишь душонку свою снаружи от сраму прикрывает…
        Голос крестоносца обрел твердость и зазвенел.
        - Крестом единым клянусь, что не причиню вреда ни тебе, ни твоему народу!
        Глаза Евсея заблестели восторженно.
        - Эх… Красиво сказал! - вздохнул он. - Даром что разбойник… Ну да ладно, Бог с тобой, уломал.
        Кряхтя, он поднялся со своего места и достал из-за пояса большой мясницкий нож. Крестоносец протянул руки навстречу лезвию. Обрезки ремня упали на утоптанный земляной пол.
        - Прибьет меня воевода, - бормотал старик, пряча нож обратно. - Как есть прибьет.
        Крестоносец, растирая запястья, рассмеялся.
        - Вряд ли прибьет, старче. Ты ж сам говорил - не до нас ему нынче.
        Он шагнул к железной куче, горой сваленной в углу.
        - Поможешь бронь вздеть?
        - Куды ж деваться? - вздохнул старик. - Вот ведь свалилась нелегкая на старости лет…
        Евсей помог рыцарю застегнуть наколенники, оплечья и наручи, при этом качая головой и причитая:
        - Охохонюшки, батюшки светы! И чего делаю? Разбойного человека в побег из узилища собираю!
        Справившись с доспехами, рыцарь накинул на плечи белый плащ с черным крестом, бережно расправил такой же крест на накидке, после чего надел на голову стеганый подшлемник, и, водрузив сверху шлем-топхельм, взял в одну руку тяжелый двуручный меч. Подбросил его на ладони - и вертанул колесом, так, что загудел спертый воздух поруба.
        - Не грусти, старче, скоро все свидимся на пиру у Одина!
        - Да все будем когда-нить - хто на пиру, хто в царствии небесном, ежели пустют туда за грехи наши. И куды ж ты теперь? С нами?
        - Нет, - донеслось из-под шлема. - Выпустите меня из крепости. Мой меч давно не пил крови настоящих язычников, не ведающих креста.
        - Одного? - недоверчиво переспросил дед.
        - Двоих. Меня - и мой меч, - вполне серьезно ответил крестоносец. - Больше нам никто не нужен.
        Дед Евсей задумался на мгновение, но потом, что-то решив для себя, вынул болт из желоба самострела и спустил тетиву.
        - Как звать-то тебя, парень? - спросил он тихо. - Кого помянуть, ежели чего?
        - Ежели чего - тогда помяни Вольфа[144 - Wolf (нем.) - волк.], - прогудел веселый голос из-под ведрообразного шлема. - А я услышу - и выпью на небесах за твое здоровье, если попаду туда раньше тебя…
        Защитники города удивленно смотрели на высокую фигуру в белом плаще с мечом невиданных размеров, клинок которого покоился на плече рыцаря. Скоморох Васька прищурился и потянул стрелу из колчана. Семенивший за крестоносцем дед Евсей предостерегающе поднял кверху руку.
        - Не стреляйте, ребятушки! - крикнул он. - Энтот лыцарь за град да за веру Христову постоять хочет.
        - Ага. Постоит такой за град, как же, - задумчиво проворчал Васька, катая между большим и указательным пальцем древко стрелы. - Сейчас вместе со своим ведром на башке за ворота выйдет да тут же к Орде и переметнется. Может, все ж лучше стрелой, чтоб не сумлеваться?
        Стоящий рядом с ним Тюря укоризненно покачал головой:
        - Стрелой да в спину? Ты нешто ордынец? Да и крест у него на спине. В крест-то как, рука подымется?
        - Ежели они на нас полезут - подымется, - зло сказал Васька. - Но не на крест, а на псов, что его на себе малюют. Волк - он тоже агнцем прикинуться может. Куда придется, туда и долбанем.
        - И в спину? - изумился Тюря. И тут же добавил уверенно: - Брешешь ты все, Васька. Наши в спину не бьют. И ты не станешь.
        Скоморох сплюнул и сунул стрелу обратно в колчан.
        - Всяко Митяю проще было эту орясину дубиной да по башке свалить, упокой Господи его душу, - проворчал он с досадой. - А случись чего - окромя Митяя с ним вряд ли кто здесь сладит врукопашную-то.
        - Да и стрелой его, поди, не сразу свалишь, в таком доспехе, - хмыкнул кто-то из ратников. - Только из порока ежели каменюкой заехать - и то ишшо попасть надо.
        Крестоносец подошел к воротам, остановился и, уперев острие меча в землю, сложил руки на крестообразной гарде. Отрок, неотлучно несущий стражу у подъемного ворота, растерянно глянул на воеводу, который стоял на стене, всматриваясь в даль.
        - Слышь, Федор Савелич! - крикнул Евсей дребезжащим голосом.
        - Чего еще? - обернулся воевода. И удивленно воззрился на высокую фигуру рыцаря.
        - Я чо говорю-то, - продолжал Евсей. - Одумался наш ушкуйник, хочет повоевать за Русь-матушку.
        - Точно одумался? - рассеянно переспросил воевода.
        Видно было, что мысли его сейчас витали далеко отсюда. Слишком дорого дался горожанам последний ордынский штурм. И сейчас, прощупывая взглядом движения в лагере степняков, силился понять воевода - что еще готовят враги? И к чему готовиться защитникам крепости? До татя ли плененного в такое время?
        - На кресте клялся.
        - Ну, одумался - так пускай в детинец идет, к дружине. Лишний воин нынче не помешает, - бросил воевода, вновь поворачиваясь лицом к полю, со стороны которого из-за тына порой вылетали камни и горящие стрелы - не для урона, а скорее для того, чтоб не расслаблялись осажденные, чтоб постоянно были на взводе нервы и мысли, порой изматывающие иного воина более самой битвы.
        - Я пойду один, - прогудел голос из-под шлема.
        - Что? - переспросил воевода, вновь поворачиваясь к рыцарю.
        - Твоя битва - это твое дело, воевода. Твое и твоих людей. Я воюю только за себя и за орден. Ныне Ливонский орден далеко. Воевать за город, до которого мне нет дела, я не буду. Потому для меня остается только битва ради битвы, и в бой я пойду один. Надеюсь, язычники еще не разучилась драться.
        - Ну, чего смотришь? - крикнул Евсей отроку, переводившему растерянный взгляд с воеводы на рыцаря и обратно. - Отпирай ворота да опущай мост. Вишь, человек смерть решил принять.
        - Ты что, старый, совсем ополоумел? - тихо спросил Федор Савельевич.
        Дед Евсей набычился.
        - Ты, воевода, своей дружиной командуй, - выставив вперед тощий кадык, заносчиво сказал он. - А здеся - не обессудь, не твоего ума дело. Ты сколь годов меня знаешь?
        Воевода слегка смутился.
        - Ну, с детства…
        - Своего детства, - уточнил дед. - И кто тебе впервой меч в десницу вложил, поди помнишь?
        - Ну, ты вложил, - хмуро ответил Федор Савельевич. - И чего?
        - А того. Энтому воину я сейчас тоже меч самолично подал. И ты знаешь, что абы кому я мечей не раздаю.
        И, повернувшись к отроку, заорал с надрывом:
        - Отпирай ворота, кому сказал!
        Совсем уже ничего не соображающий отрок смотрел на воеводу глазами круглыми, как у совы.
        Воевода пожал плечами.
        - Отопри, так и быть, - сказал он. - Но помни, дядька Евсей, что ежели этот меч, который ты ему подал, опосля супротив нас повернется, то будет на твоей совести.
        Отрок крутанул ворот. Со скрипом разъехались ворота. Застонав почти по-человечьи, стал опускаться битый тараном подъемный мост. Воевода с тревогой наблюдал, как приближаются к краю рва тяжелые, потемневшие от времени и копоти бревна, как, ломая всаженные в него стрелы и дротики, входит в земляные пазы противоположный край моста. Чуть провисли цепи. Слава те Господи, не повредили басурмане моста. Ишь, замерли на другом конце поля. Небось решили, что урусы сейчас гонца им вышлют с куском понявы[145 - Понява (старорусск.) - тонкое беленое полотно.] на древке копья, перевернутого вниз наконечником. Как же. Разбежались.
        Едва заметно качнулся ведрообразный шлем в сторону Евсея - видать, поблагодарил крестоносец деда, - и рыцарь шагнул в ворота.
        - На моей совести и без того предостаточно, воевода, - прошептал дед Евсей, глядя в удаляющуюся спину крестоносца. - А только нутром чую - не в Орду пошел энтот парень, голова бесшабашная.
        И перекрестил черный крест на белом плаще рыцаря.
        Сзади деда Евсея собрались люди. Оторвавшись от крепостного самострела - тетиву, в бою надорванную, менял, - Никита приметил среди них коруну[146 - Коруна (старорусск.) - головной убор богатой городской девушки в Древней Руси.] Насти. И взгляд ее приметил острым глазом охотника, которым она в спину иноземному воину глядела. Не глядят таким взглядом в спину абы кому.
        Вроде б оборваться должно было все внутри - ан нет, не оборвалось. Даже не шелохнулось. Только подумалось с удивлением для самого себя, что кабы другие глаза-озера таким вот взглядом пришлому рыцарю в спину смотрели - тогда уж точно бы муторно стало. Да так, что хоть головою вниз со стены кидайся прямо в ров, заполненный черной от крови водой с выступающими кое-где островами пластинчатой трупной массы, уже начинающей ощутимо смердеть.

* * *
        Невиданные в этих землях окольчуженные сапоги прозвенели по бревнам моста и ступили на влажную, податливую землю. Сквозь отверстия шлема в нос ударил холодный весенний воздух, густо замешанный на сладковато-удушливом запахе гари и гниющей плоти. Солнце, удивленно выглянув из-за тучи, пытливо мазнуло золотым лучом по одинокой фигуре - и вновь спряталось обратно, наверно, так и не поняв того, что сейчас происходило на поле битвы.
        Не понимали этого и степняки, с недоумением разглядывающие высокого воина в необычном доспехе, шагающего к ордынскому войску, на ходу небрежно помахивая здоровенным прямым мечом.
        Белого флага про воине не наблюдалось - вряд ли можно было счесть таковым его накидку или плащ. Да и кто ж флаги на себе носит? Но не в одиночку же собрался воевать с Ордой этот безумец?
        Рыцарь засмеялся. Солнечный зайчик сверкнул искрой на крае смотровой щели - и крестоносец счел это хорошим знаком. Значит, Один приветствует его подвиг и ждет его в своих чертогах.
        Собственный смех гулко отразился от внутренней поверхности шлема и зазвенел в ушах. Лишь идя на битву в полном доспехе, порой можно почувствовать, насколько иллюзорен мир, находящийся по ту сторону твоей железной брони. Словно из иной вселенной смотришь ты в узкую прорезь топхельма, и другие люди того, ненастоящего мира, это всего лишь слабое сопротивление плоти, через которую проносится лезвие твоего меча. Ты просто идешь вперед, словно оживший смертоносный донжон[147 - Донжон - главная башня средневекового замка.] великой крепости мироздания по имени Вселенная, сметая все на своем пути, - и это ли не высшее счастье воина, ради которого стоит жить? Ведь миром правит не золото и не власть, а Ее Величество Die цkumenische Langeweile - Вселенская Скука.
        Зачем воюют короли, и без того имеющие горы золота и море власти? За новые земли? Да им своих-то за всю жизнь не объехать. За даму сердца? Так и в своих владениях, поди, бабы не перевелись. За веру? Но в Писании ясно сказано - не убий!
        Нет!
        Сильные мира сего преступают и веру, и честь, и совесть и убивают ближних сотнями сотен только лишь ради одного - чтобы однажды не броситься вниз головой со стены своего замка от великой, всепоглощающей скуки. И высшее наслаждение воина - это идти с тяжелым двуручным мечом по полю смерти, чувствуя, как несется по пульсирующим венам горячая кровь, ожидая сладостного мига, когда твоя собственная вселенная начнет несущее смерть разрушительное движение, ради наслаждения которым можно рискнуть и собственной жизнью…
        Но ордынцы недолго пребывали в замешательстве. Если в стане врага происходит что-то непонятное, лучше пресечь это, а после уже разбираться, что к чему.
        Один из кешиктенов передней линии боевого охранения лениво вытащил из колчана стрелу с тяжелым бронебойным наконечником и почти не целясь послал ее в приближающуюся фигуру. Не имея щита, почти невозможно уклониться от такого выстрела в полном доспехе, но крестоносец, не сбавляя хода, лишь слегка шевельнул двуручником - и перерубленная надвое стрела упала к его ногам.
        Гул одобрения пронесся по рядам степняков. Многие из тех, что отдыхали у походных костров, повскакали на ноги.
        Уже с десяток луков звякнули тетивами - но и эти стрелы пропали впустую.
        Рыцарь внезапно резко остановился. Широкий взмах меча прервал полет двух стрел, летящих ему в грудь и в смотровую прорезь шлема. Четыре стрелы, выпущенные с упреждением, вонзились в землю у его ног. Остальные лишь чиркнули по броне, не причиня вреда ее хозяину. Рыцарь же немедленно возобновил движение, по пути словно невзначай сломав носком окольчуженного сапога древки воткнувшихся в землю стрел. Теперь было уже ясно - его путь лежал к черному шатру Субэдэ, раскинутому на вершине холма.
        Над полем пронесся многоголосый вой - длинный бич молодого, но уже отмеченного многочисленными шрамами нового сотника Черных Шулмусов взвился в воздух и пошел гулять по плечам и спинам незадачливых стрелков.
        - Прекратить!
        Человек в плаще цвета ночи стоял у выхода из шатра, сложив руки на груди, и с едва заметным интересом наблюдая за приближением крестоносца.
        - Всем промахнувшимся стрелкам отрезать правое ухо и послать собирать навоз для кизяков, - небрежно бросил он через плечо. - А этого воина, - Субэдэ кивнул головой в сторону крестоносца, - взять живым!
        Двое конных Шулмусов вонзили пятки в бока своих коней, посылая их вперед и на скаку раскручивая над головой волосяные арканы.
        Крестоносец продолжал идти вперед. До холма оставалось чуть больше половины полета стрелы.
        Волосяные петли змеями взвились в воздух - и тут же опали, перерубленные коротким, почти невидимым движением меча. Вслед за арканами покачнулся и, откинувшись назад, повис на стременах один из Шулмусов, пронесшихся мимо крестоносца, - через его горло шел гладкий широкий разрез от уха до уха, какой оставляет лишь многослойная сталь, секретом которой по эту сторону Срединного моря владеют лишь считаные потомки кузнецов-сарацинов, когда-то плененных рыцарями креста в далекой Палестине…
        Крестоносец засмеялся снова. Язычники оказались более медлительными, чем он думал. Хотя, может быть, причиной их медлительности была, как всегда, его собственная кровь, доставшаяся ему от его предков - ульфхеднаров[148 - Ульфхеднар - в скандинавской мифологии воин-оборотень, обладающий способностью в боевом трансе превращаться в волка (берсерк - в медведя).] и когда-то давно толкнувшая юного воина выбрать жизнь бродячего рыцаря, ищущего убийства ради убийства. Он не раз замечал, что в состоянии боевого транса движения его противников становятся медленными и предсказуемыми.
        Вот и сейчас в тыльную сторону его шлема отчетливо бился стук копыт. Рыцарь словно увидел, как второй нукер, оглянувшись на труп товарища, немного нервным движением вырвал из ножен саблю, оскалился и пришпорил коня. Для того чтобы отчетливо увидеть все это, не нужно было оборачиваться.
        Стук копыт приблизился. Крестоносец почти ощутил горячее дыхание коня на своих плечах, почти услышал шелест заносимой кверху сабли - и в эту секунду сделал шаг в сторону, не глядя рубанув назад.
        Двуручный меч описал круг над топхельмом, разбрызгав веер тяжелых капель, а ошалевший скакун понес на спине к линии ордынского охранения неожиданно полегчавший груз - половинка всадника, сжав в смертельной судороге коленями конские бока, каким-то чудом еще держалась в седле. Вторая, верхняя часть кешиктена стояла на обрубке, со стороны напоминая по пояс закопанного в землю человека. Степняк удивленно смотрел на то место, где совсем недавно были его ноги, а сейчас - лишь коричневая стылая земля, обильно орошаемая его кровью и стремительно превращающаяся в черно-красную грязь. Руки обезноженной половинки еще некоторое время судорожно шарили по липкой жиже, словно пытаясь найти отсеченное, но вскоре затихли.
        Звериный вой пронесся над Ордой. Десятки всадников ловили коней и вскакивали в седла, выдергивая из ножен и чехлов оружие, сотни луков и стрел покинули саадаки.
        Но лишь одно мановение руки человека в черном плаще остановило разъяренное войско.
        - Хороший меч, - сказал Субэдэ. - Я хочу, чтобы он украшал стену моего шатра.
        Он вновь поднял руку вверх - и рубанул воздух, словно рассекая ладонью ощетинившийся копьями и мечами строй кешиктенов, отделявший его от одинокого рыцаря.
        Степняки послушно расступились, опуская оружие, сжимаемое в трясущихся от ярости руках. Теперь между крестоносцем и Субэдэ был широкий коридор, ограниченный закованными в броню лучшими воинами Орды.
        Субэдэ коснулся рукой серебряной застежки на груди, украшенной двумя крупными алмазами. Плащ-ормэгэн цвета ночи упал на землю.
        Под плащом на Субэдэ была надета лишь обшитая металлическими пластинами простая кожаная безрукавка, оставлявшая открытыми изуродованные страшными шрамами мускулистые руки. Широкие кожаные штаны не стесняли движений. Лишь сапоги искусной работы с металлическим рантом, покрытый серебряной вязью шлем да висящий на поясе в дорогих ножнах черный кинжал отличали сейчас великого полководца от простого воина.
        Субэдэ медленно извлек из ножен свое оружие. В навершии кинжала больше не было серебристых волос - Субэдэ вырвал их, когда алмас попыталась влезть на стену урусской крепости. И сейчас пустой каменный кулак словно грозил кому-то, высунувшись из оскаленной пасти неведомого бога.
        Субэдэ провел трехгранным лезвием по ладони своей левой руки. На коже раскрылся порез, кровь обильно выступила из раны. Субэдэ макнул кончик лезвия в кровь и прошептал:
        - Прими последнюю жертву, пхурбу. Ты взял уже достаточно душ. Теперь, когда ушла алмас, ты мне больше не нужен. Возвращайся туда, откуда пришел.
        Повинуясь легкому движению правой кисти, лезвие кинжала описало в воздухе замысловатую фигуру - таким знаком мудрецы Нанкиясу обозначали бесконечность, неподвластную человечьему разуму. Завершив движение, кинжал удобно лег в ладонь обратным хватом - лезвием со стороны мизинца. Субэдэ вновь скрестил руки на груди. Острие пхурбу, словно клюв чудовища из иного мира, хищно смотрело в сторону рыцаря.
        Между воинами оставались считаные шаги. И Орда, и витязи, стоящие на стене Козельска, наблюдали за поединком затаив дыхание…
        Смех внутри шлема стал похож на торжествующее рычание волка, довольного результатом погони. Рыцарь с шага перешел на бег, занося меч над головой и стремясь поскорее преодолеть крутизну холма. Вот она, та добыча, которую хотелось настичь! Не слабые телята, неспособные к сопротивлению, а сильный, матерый вожак, череп которого не стыдно будет бросить к ногам Одина после того, как сомкнутся стены живого коридора кешиктенов.
        Но это будет потом. И потом это будет уже неважно!
        Но что это?
        Ульфхеднар вдруг увидел глазами зверя, что вокруг воина, недвижно стоящего на вершине, словно вьется дымчатое облако, состоящее из вытянутых серых тел, похожих на змеиные, длинных, призрачных рук с когтями на суставчатых пальцах и глаз без ресниц и зрачков, шарящих вокруг жутким слепым взглядом. Облако толчками выплескивалось из оружия, которое воин держал в правой руке, и растекалось по холму, покрывая его серым шевелящимся ковром. Но что за оружие порождало то облако, разглядеть было невозможно. Оно постоянно менялось, то почти исчезая в кулаке воина, то вытягиваясь вперед на длину боевого копья. Сейчас оно напоминало хищное существо, растревоженное запахом близкой добычи.
        Рыцарь словно споткнулся. Рассказывал, помнится, как-то на допросе томившийся в орденском застенке старый чернокнижник, что однажды звериная сущность человека может подвести, если зверь в образе человека столкнется в бою с другим, более сильным зверем. Тогда юный ульфхеднар посмеялся над словами безумца. Где он сейчас, тот старик, чье тело давным-давно сгорело заживо на костре? Наверно, потешается сейчас, наблюдая из ада, как застыли напряженно слепые глаза, нащупав добычу, как дымчатые руки, рванувшись вперед, оплели закованного в железо рыцаря, холодными когтистыми пальцами проникли сквозь броню и медленно погрузились в сердце…
        Крестоносец зарычал и рванулся вперед. Не отрыгнул еще ад таких демонов, что способны противостоять рыцарю ордена!..
        Субэдэ не мигая смотрел сквозь приближающуюся фигуру. Его тело было расслаблено. Сейчас в истинном мире были только он и пхурбу, который в мире людей имел обличье кинжала. Пхурбу пришел сюда по какой-то своей надобности и, выполнив предназначение, сейчас собирался уйти. Субэдэ, его невольному попутчику, которого в свое время выбрал пхурбу, лишь оставалось проводить его так, как положено воину Степи провожать воинов из иного мира, случайно повстречавшихся на Пути. Знание о том, как это делается, как и Ритуал, тоже пришло из ниоткуда. Тем и отличается маг от обычного человека, что не противится приходящему знанию и не раздумывая делает то, что неслышными голосами требуют от него встретившиеся на Пути Высшие Сущности. И чем дальше идет маг Путем Внимающих, тем большую силу дают ему Иные Миры. Это только люди думают, что любые встречи и расставания в их жизни случайны. Глупые, наивные люди…
        Меч крестоносца стал опускаться. Но в эту секунду тело Субэдэ плавно сместилось в сторону. Левая рука полководца захлестнула обе руки крестоносца и, надавив сверху, продолжила движение. Тяжелый двуручник с размаху вонзился в землю, а в прорези топхельма уже торчал трехгранный кинжал, всаженный туда почти наполовину.
        Рыцарь выпустил рукоять меча и зашатался. Его ладони взметнулись кверху и обхватили рукоять кинжала, пытаясь выдернуть из лица черную смерть, застрявшую в прорези шлема, но тут Субэдэ резко ударил ногой по выпуклому металлическому наколеннику. В повисшей над полем тишине отчетливо послышался скрежет металла и хруст сломанной кости.
        Крестоносец застонал и рухнул на колени. И тут Субэдэ нанес резкий удар подбитой железом подошвой сапога по рукояти пхурбу.
        Черный кинжал полностью погрузился в прорезь топхельма. От удара тело рыцаря опрокинулось навзничь и покатилось вниз по склону холма вдоль живого коридора воинов Орды, которые сейчас звенели оружием и оглушительно ревели, в тысячи глоток прославляя имя своего полководца…
        Горожане, наблюдающие за боем, молча покидали стену.
        - Все равно не наш он был, - буркнул скоморох.
        - Ага, - невесело поддакнул кто-то.
        Настя шла к своему дому, украдкой вытирая слезы. Никита увидел, хотел было броситься вслед, догнать, попытаться утешить - и почему-то не бросился…
        Воевода вздохнул сокрушенно - хоть и чужой был воин, хоть и обречен был уже заранее, а все ж душа в том бою за него болела.
        - Н-да… - сказал Федор Савельевич, только чтоб что-то сказать, гнетущую тишину заполнить. - Отчаянный был рубака. Однако ж нарвался из-за отчаянности своей, на силу да на меч понадеялся. А тот его - ногой. Виданное ли дело?
        Стоящий рядом Ли задумчиво смотрел вдаль.
        - Непобедимый Субэдэ все отнял у народа чжурчженей, - произнес он, не отрывая взгляда от горизонта. - Даже древнее искусство боя без оружия, доступное лишь избранным…
        Воевода недоуменно пожал плечами.
        - И для чего воину, с рождения приученному к мечу и луку, тратить время на изучение таких никчемных искусств?
        Ли медленно опустил голову.
        - Этого не понять тому, кто далек от них. Скажу лишь одно - только сейчас я понял, почему простой табунщик Субэдэ стал великим полководцем, слава которого бежит впереди него на сотни полетов стрелы.
        - Жуткая у него слава… - покачал головой Федор Савельевич.
        Ли еле слышно вздохнул, пряча ладони в рукава халата.
        - Слава любого полководца складывается из числа врагов, которых он убил, - сказал он. - И чем больше это число, тем более славен полководец.
        Воевода поморщился.
        - Судя по твоим рассказам, он сильно увеличил свою славу за счет твоего народа. И я не хочу, чтобы эта его слава возросла за счет моего.
        Тень печальной улыбки скользнула по губам последнего из чжурчженей.
        - Если нам не повезет, у нас будет время поговорить об этом, воевода, на небесной чайной церемонии, - произнес он. - Если повезет - мы тем более найдем время для философской беседы. Но сегодня, похоже, нам предстоит обсудить кое-что гораздо более важное.

* * *
        Солнце клонилось к закату.
        Дымились подпаленные местами крыши нескольких изб, разнося в воздухе удушливый запах горелого меха. Стены и крыши строений в изобилии были утыканы обожженными древками огненных стрел, прогоревших и потухших.
        Но не все ордынские стрелы пролетели мимо.
        Чуть поодаль, у длинного забора детинца в ряд были сложены мертвые тела защитников Козельска. Отец Серафим в белой фелони[149 - Фелонь - богослужебное облачение священника. Древняя фелонь имела форму длинной до пят одежды с прорезью для головы.] медленно шел мимо усопших, вглядываясь в лица тех, кого он знал с младенчества, и словно ледяной обруч все сильнее сжимал его сердце. Мерно покачивалось кадило в его руке, но сладковатый аромат ладана не достигал ноздрей, забиваемый удушливым запахом крови и гари.
        - Доколе, Господи, будешь забывать меня вконец, доколе будешь скрывать лицо свое от меня? Доколе мне слагать советы в душе моей, скорбь в сердце моем день и ночь? Доколе врагу моему возноситься надо мною?
        Слова Псалтиря лились с языка священника, и внутренне дивился отец Серафим - насколько близки были они сейчас его душе.
        Скрипнула дверь, из ближайшей избы показался перс Рашид, отирая тряпицей окровавленные руки. За время осады его лицо посерело и осунулось - сказывались бессонные ночи. Раненых было слишком много…
        - Услышь меня, Господи боже мой! Просвети очи мои и да не усну я сном смертным; да не скажет враг мой: «я одолел его». Да не возрадуются гонители мои, если я поколеблюсь…
        - Хорошие слова, - кивнул Рашид.
        Отец Серафим обернулся и непонимающим взглядом уставился на иноземного гостя.
        - Хорошие слова, правильно говоришь, - повторил перс. - С такими словами можно идти на битву.
        Серафим хотел что-то ответить, но тут к нему подбежал босоногий мальчишка и, поклонившись, выпалил, задыхаясь:
        - Отче Серафим, вас воевода на совет прийтить просит.
        И, заметив Рашида, стоящего в дверном проеме, тоже с поклоном добавил:
        - И вас просили тоже.
        - Позже, - сказал священник, поворачиваясь к усопшим.
        - Скажи воеводе - сейчас приду, - произнес Рашид, выкидывая тряпицу в стоящую у крыльца кадушку, чуть не доверху заполненную окровавленным полотном. - Только рану дошью да с собой захвачу кое-что…
        Воевода не любил роскоши, присущей многим купцам да боярам, - даже светцы в его просторной горнице были изготовлены из старых конских подков и развешены по стенам. Воткнутые в них лучины едва разгоняли темень по углам, отчего лица собравшихся казались еще более угрюмыми.
        У двери, сливаясь черным телом с глубокими тенями, застыл Кудо. Во главе дубового стола сидел хозяин дома Федор Савельевич, в броне и при оружии - ныне любой житель города в любое время был готов, схватив лук или рогатину, бежать на стену, ежели понадобится. Чего уж говорить о воеводе. Уже которую ночь он и спал в кольчуге - коли на то находилось время.
        За столом помимо воеводы сидели дружинные сотники, а также приглашенные на совет Ли и купец Игнат с братом Семеном. В углу на лавке сидел бледный ибериец. На его плечи была наброшена бурка из белой овчины, а живот был перетянут широкой повязкой, сквозь которую проступило бурое пятно. Как ни уговаривали раненого отлежаться - не послушался, пришел сам, опираясь на братьев и едва переставляя ноги. Хорошо, что хоть кольчугу надеть отговорили.
        Воевода обвел взглядом присутствующих и начал без предисловий:
        - Нынче собрал я вас, други, для того, чтобы сообща совет держать. Хоть я и воевода козельский, ан одна голова хорошо, а много голов - лучше. Все вы себя в битве храбрыми воинами показали. И мудрыми. Потому хочу ваше слово услышать. Покуда мы всем миром Орду сдерживаем. Но сегодня скажу вам следующее. Во время последнего штурма град шесть десятков людей потерял. И пораненных без счета.
        Дверь тихонько скрипнула, и Рашид перешагнул порог.
        - Проходи, присаживайся, мил человек, - прервал речь воевода. - Ты своим лекарским искусством не одну жизнь спас, рад бы тебе за то отдельный почет оказать, да не до почестей нынче. Перед общей бедой мы все равны.
        - Как и перед смертью, воевода, - произнес перс, садясь на свободное место и выкладывая на стол обломок ордынской стрелы.
        - Смертей было бы много меньше, если б ордынцы били не гарпунными стрелами, - сказал он, указывая на железное жало, насаженное на тростниковое древко. - Такой наконечник нельзя вытащить из раны - древко вытянешь, а железо застревает в мясе. Приходится вырезать, а это не каждый выдержит. И то, слава Аллаху, если стрела не отравлена. А тех, что с ядом, - каждая третья.
        - И собирать такие стрелы - морока отдельная, - сказал Игнат. - Наконечник застревает в дереве намертво. Или на излете в землю уходит. Пока раскопаешь…
        - А стрел-то у нас совсем мало осталось, - сказал один из сотников, хрустнув пальцами, сжатыми в кулак. - На день от силы. А далее чем от Орды огрызаться будем?
        Тихой, бесплотной тенью вошел в горницу отец Серафим. Все собравшиеся встали и поклонились в пояс, но священник махнул рукой - не надо, мол, совещайтесь дальше - и присел на лавку в углу.
        - Скажу более, - веско произнес воевода, садясь обратно. - Ров почти полон. По ночам рабы степняков засыпают его землей, камнями, хворостом и телами павших. В том месте, где был ихний мост, насыпь скоро сравняется с краями. А это - новый штурм.
        - Без стрел не отобьемся, - хмуро сказал кто-то.
        В горнице повисла давящая тишина.
        Чуть слышно скрипнув половицами, с верхнего этажа спустилась по лестнице ключница в черном вдовьем платке с пучком лучин и принялась менять сгоревшие на новые, смахивая обугленные остатки в подставленные плошки с водой.
        Стало чуть светлее. Тени неохотно отступили, прячась за предметы и спины сидящих. А от двери в пятно света шагнул темнокожий человек в ордынских доспехах.
        - Я хочу сказать, - отрывисто бросил он.
        - Скажи, - произнес воевода с некоторым удивлением в голосе - с недавних пор ему казалось, что черный воин вообще говорить разучился.
        - Люди моего племени во все времена были воинами, - молвил Кудо, тщательно подбирая слова. - Мои предки продавали свою силу и свои мечи тем, кто мог за них заплатить достойную цену. У моего народа есть одна легенда. Много сотен лун назад один из моих предков нанялся к виз?нтиям.
        - Ромеи… - нахмурился воевода.
        Кудо кивнул.
        - Да, в этих землях их называют ромеями. Как-то на крепость, которую охранял мой предок, напали печенези.
        - У нас их зовут печенегами, - глухо заворчал старший из сотников. - Что печенеги, что половцы. Почитай, те же черти подлые, что и ордынцы. Эх, еще до Калки их передавить надобно было. Глядишь, и не было бы той Калки…
        - Осада длилась долго, и не раз солнце сменило луну, - продолжал Кудо. - Погибли многие в крепости. И стрелы были на исходе. И тогда мой предок предложил сделать так…
        Кудо обвел взглядом напряженные лица.
        Эти люди были чужими - но в то же время уже и не были ими. Он бился рядом с ними, ел их хлеб и спал под одной крышей. А один из них в свое время спас ему жизнь и, по закону племени Кудо, теперь эта жизнь принадлежала ему. Но человек по имени Иг-нат вернул Кудо его жизнь, и теперь черный воин следовал за своим спасителем лишь по собственной воле. А эти люди были людьми племени Иг-ната… Что ж, еще старый колдун Нга, умеющий превращаться в леопарда и оживлять мертвецов, говорил, что если ты отдал долг кому-то, то это еще не значит, что ты отдал тот долг самому себе…
        - Живые защитники крепости связали руки мертвым и ночью стали медленно спускать их тела по внешней стене крепости, - сказал Кудо. - Печенези подумали, что это живые спускаются вниз, чтобы ночью напасть на спящих воинов, и выпустили тучу стрел, которые застряли в трупах. Защитники втянули трупы обратно и вытащили из них стрелы, которые утром они выпустили в нападающих. Я все сказал.
        Кудо шагнул назад в тень и слился с нею. Во вновь повисшей тишине было слышно, как потрескивают лучины в светцах и возится за сундуком беспокойная мышь.
        Молчание нарушил воевода.
        - И ваши бесы не прибрали тогда твоего предка за глумление над мертвыми? - спросил он.
        - Если бы бесы забрали моего предка, то кто б тогда рассказал моему народу историю об этом славном подвиге? - белозубо усмехнулась темнота у двери.
        - Верное решение, - кивнул Ли.
        - Какое верное решение? Ты чего мелешь, узкоглазый? - взвился Семен, вскакивая с места. - Негоже русским людям над покойниками издеваться!!!
        Кто-то из сидевших за столом задумчиво смотрел перед собой, кто-то прятал глаза. А кто-то обратил взор на сидящего в углу священника.
        Постепенно все взгляды присутствующих скрестились на белой одежде и поблескивающем в неверном свете лучин медном кресте.
        Серафим поднял глаза.
        - Моего слова ждете?
        Ответом ему было молчание.
        - Ждем, отче, - ответил за всех воевода.
        - Не будет вам на то моего благословения, - сказал отец Серафим.
        Невольный вздох облегчения пронесся по горнице. Лишь старший сотник продолжал задумчиво теребить длинный ус. Видать, не оставляла его мысль чернокожего воина.
        - А может, чучела со стены спустим? - предложил он. - Из соломы навяжем человечьи подобия, сверху старые тегиляи[150 - Тегиляй (старорусск.) - русский самодельный панцирь, подбитый пенькой. Иногда усиливался металлическими пластинами и фрагментами старых кольчуг.] натянем, в которых детск?е отроки тупыми мечами воюют - та же задумка получается.
        - Не получается, - покачал головой Ли. - Ордынец с детства приучен к луку, и глаза у него, как у беркута. На расстоянии полета стрелы он легко сумеет отличить человеческое тело от пучка соломы.
        - Понятно, - кивнул воевода. - Как я понимаю, ты, Ли, тоже не против той задумки. Только вот интересно, что сказал бы твой полководец… как его? Сун Цзы? - кабы ему вдруг предложили такое?
        - Он сказал, - спокойно произнес последний из чжурчженей. - И я повторю его слова. Гнев может обратиться в счастье, раздражение может обратиться в радость. Но уничтоженный город невозможно возродить, как мертвецов нельзя вернуть к жизни. Так что думай, воевода. Пока что это твой город. И он еще не уничтожен.
        Неожиданно ключница, менявшая лучины, резко повернулась и подошла к столу.
        - Коли так, дозвольте и вдове слово молвить, - сказала она. Глубокий, сильный голос заставил всех повернуться в ее сторону. Строгое лицо высокой, еще нестарой женщины невольно притягивало взгляд своей жутковатой красотой.
        - Скажи, Евдокия, - произнес воевода.
        Женщина кивнула. В ее глазах странно отразилось пламя лучины, словно в самих глазах вдовы сейчас разгоралось то пламя.
        - Понимаю я, что негоже бабе в мужицкие разговоры лезть, да только вряд ли еще когда мне в них встревать придется. Потому как сегодня ордынскими стрелами обоих моих мужиков - мужа и старшего сына - на городских стенах убило. Дите малое у меня на руках осталось, да вот только, видать, не судьба мне его вырастить…
        Женщина сверкнула глазами в сторону отца Серафима.
        - Что, не даешь благословления, батюшка, на ратный труд мужа и сына моего? - прозвенел ее голос. - Али думаешь, что ежели они мертвые, так и за Русь постоять боле не могут?
        Показалось на мгновение, что слова вдовы заполнили помещение и придавили сверху непомерной тяжестью, но не тела - души.
        - Молчишь, отец Серафим? - продолжал звенеть голос Евдокии. - А ты не молчи, скажи, чье благословление сильнее будет - твое али мое, вдовье, коли я разрешу снарядить моих героев на последний подвиг?
        Священник опустил голову.
        - Бог тебе судья, матушка… - сказал он. - Не мне такое решать…
        Сказав, встал - и вышел за дверь. А вдова, словно сломавшись, вдруг опустилась на край сундука.
        - Правду сказал батюшка, - тяжело произнесла она. - Такое лишь нам, вдовам да сиротам убиенных, решать придется. Что ж, воевода, скликай народ, тяжкую думу миром думать будем.
        - А чего его скликать-то? - мрачно сказал воевода. - Все здесь, кого ноги держат, никто со стен который день не уходит. Кто не на стенах - те у всходов, подсобляют воям, кто чем может.
        Ключница поднялась с сундука.
        - Тогда пошли, чего высиживать-то?
        Все поднялись из-за стола. Последним из горницы выходил Федор Савельевич. У самого выхода бледная, но сильная рука придержала его за рукав.
        - Погоди, воевода.
        Лицо иберийца белизной было похоже на его бурку. Воевода наклонился к раненому.
        - Орда не поверит…
        - О чем ты? - не понял воевода.
        Бескровные губы иберийца с трудом выталкивали слова.
        - Степняки не поверят… даже если это будут трупы. Когда они заметят мертвецов… ты спустишь меня.
        - Ты что? - отшатнулся Федор Савельевич. - Совсем за нехристя меня принял?
        - Я сделаю так… чтобы они поверили.
        - Даже не думай! - воскликнул воевода.
        - Мне все равно умирать, - устало прошептал Григол. - На той стреле был яд…
        Раненый собрался с силами и выпрямился. Его глаза нехорошо сверкнули в полумраке.
        - И знай, воевода, - отчетливо произнес он, - что если ты не выполнишь мою последнюю волю и не дашь мне испить до дна чашу мести, я прокляну и твой народ, и тебя за то, что вы позволили воину сдохнуть от яда, как какой-нибудь поганой крысе!
        Воевода выпрямился.
        - Ладно, Гриша, - тихо сказал он. - Я выполню твою последнюю волю.
        - Хорошо, - сказал ибериец, заворачиваясь в бурку, словно в крылья, сложенные до поры за спиной. - Теперь иди. Там тебя ждут. И позови моих братьев. - Он слабо усмехнулся. - Они помогут мне собраться на мою последнюю ярмарку…
        …Ворота воеводина подворья выходили на начало главной улицы города. Почти вся внутренняя часть приступной стены была видна из тех ворот. На стене копошились воины, готовясь к новому штурму - крепили тын, готовили сулицы, проверяли самострелы, - да мало ли работы у защитников крепости в промежутках между боями?
        Не меньше той работы было и у остальных жителей. Почти весь Козельск был сейчас у подножия стены - на кострах готовилась пища, у ближайших изб, превращенных в лечебницы для раненых, суетились девки с холстинами да пучками трав, кто-то волок на стену корзину веревок с привязанными железными крючьями - штурмовые лестницы цеплять да валить. Четверо бездоспешных мужиков тащили на стену бревно - будет что скинуть на головы ордынцам. У одного была тряпицей перемотана рука у локтя. Мужик морщился, но упорно тащил свою нелегкую ношу, стараясь не отстать от других.
        - Слушайте меня, люди добрые! - прокричала ключница.
        Ее звонкий голос неожиданно далеко разнесся над площадью.
        Люди отрывались от работы и поднимали головы. Мужики, подумав немного, кряхтя, опустили бревно на землю. Народ, перешептываясь, стал подтягиваться к воеводиным воротам - тем более что у тех ворот была не одна вдова, а и те, чьи имена последние дни не сходили с уст каждого и в избах простонародья, и у вечерних воинских костров. Сотни глаз сейчас смотрели на женщину в черном платке.
        - Все вы знаете, какое горе у меня случилось? - спросила вдова.
        - Знаем, Евдокия. Не у одной тебя ныне оно, - кивнул дед Евсей, протискиваясь вперед и широко крестясь. - Царствие небесное героям, павшим за землю русскую.
        Евдокия обвела собравшихся свинцовым взглядом.
        - А скажите, люди. Каждый за себя скажите. Вот ежели случится такое и не минет вас ордынская стрела, и ляжете вы рядом с ними…
        Ее палец указал на прикрытых белым полотном мертвецов, лежащих у забора детинца, - отец Серафим как раз заканчивал отпевание, вкладывая в руки усопших малые куски харатьи с текстом разрешительной молитвы[151 - Разрешительная молитва - молитва, читаемая священником в конце отпевания, в которой он просит Бога разрешить умершего от грехов, сделанных им при жизни. По древней традиции в Русской православной церкви в руку умершему вкладывается лист с текстом разрешительной молитвы.]…
        - …И призовут вас живые, - продолжала вдова, - на последнюю службу для того, чтоб ордынцев поболе числом к их поганым богам отправить и навсегда отвадить ходить на землю русскую, - что вы скажете сейчас, пока живы?
        Люди переглядывались, пожимали плечами. Нашелся один, кто шепнул:
        - Никак у Евдохи разум помутился? - но тут же схлопотал по шапке от соседа.
        Дед Евсей и здесь оказался разговорчивее других.
        - Странные ты речи ведешь, женщина, - произнес он, прокашлявшись для солидности. - Но из почтения к горю твоему скажу - кажный живой русич завсегда за землю свою биться будет, живота[152 - Живота (старорусск.) - жизни.] не жалея. И кабы мертвый драться мог - тож дрался бы до последнего, как рязанский витязь Коловрат, что и убитый уже рубился с Ордой, пока его вороги пороками не побили.
        - Так. Истинно так. Складно сказал, Евсей, - загудела толпа.
        - А коли так, то слушайте меня, люди, - тихо сказала вдова - но каждый услышал. - То, что стрелы у воинов на исходе и что Орду завтра бить уже нечем будет - про то вы знаете?
        - Да. Знаем, знаем, - вновь загудела толпа. - Хоть самим на их копья сверху прыгай да зубами грызи окаянных.
        Вдова кивнула на Кудо, как всегда недвижно стоящего позали Игната.
        - Тот богатырь с темным ликом, что из дальних стран к нам пришел, говорил, что как-то ромеи своих мертвых героев ночью со стен на веревках спустили, а враг их стрелами утыкал, думая, что то живые воины. Так те стрелы ромеи им поутру и вернули, но уже из своих луков.
        - Точно умом тронулась, - вновь раздался громкий шепот, но на этот раз никто не одернул говоруна.
        Люди переглядывались. Кто-то повернулся - и молча пошел прочь. Но остальные остались. Даже дед Евсей растерянно чесал затылок, словно собирался проскрести в нем дыру. Но чеши не чеши, а пару раз деда уже кто-то ткнул несильно в спину - мол, начал говорить, так договаривай. И в ухо шепнули:
        - Слышь, Евсей, хорош вшей гонять, скажи что-нить.
        - А и скажу!
        Дед сорвал с седых вихров шапку и грянул ею оземь.
        - Страшное это дело, Евдокия. Но не за мертвых - за себя скажу! Кабы я помер, а ты смогла б до меня свою теперешнюю речь донести, я б не думая согласился!
        - И я б согласился, - спокойно произнес кузнец Иван.
        - И я… И я. И я бы тоже! - прокатилось по толпе.
        Вдова перекрестилась, вздев глаза к небу.
        - Простите меня, Иван да Илья. Своими руками соберу вас в ваш последний поход, как когда-то живых собирала.
        Она подошла к корзине с веревками, поставленной хозяином до поры на землю, взяла две, засапожным ножом отмахнула привязанные к концам веревок крюки и, подойдя к мертвецам у забора, решительным движением откинула холст.
        Двое самых родных для нее человека лежали рядом среди других, сложив руки на груди.
        Вдова, едва держась, чтоб не зарыдать, подошла к их изголовью, погладила лица, поцеловала холодные лбы мертвецов и крепко связала веревками перекрещенные руки.
        Люди молча стояли вокруг, не в силах сдвинуться с места.
        - Чего встали? - вскричала вдова. - Почитай ночь уж на дворе. Собирайте и несите героев на стены - там их место!
        Молодая девушка отделилась от толпы и, рыдая в голос, связала веревкой руки своего мертвого брата. Следом за ней шагнула к сыну дряхлая старуха. Дружинники, повинуясь приказу воеводы, вынесли из детинца ворох старых тегиляев и положили рядом с забором. Один за другим люди подходили к своим родным, надевали на них покореженные в давних битвах доспехи и связывали руки, собирая павших воинов в последний бой.
        - Видит Господь, порой вдовье слово страшнее меча али стрелы, - прошептал воевода, глядя на великий подвиг родственников погибших, принявших за них страшное решение.
        Отец Серафим стоял поодаль, глядя на совершаемое людьми. Губы его беззвучно шептали вечные слова Книги пророка Исаии:
        - Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя - роса растений, и земля извергнет мертвецов…
        Внезапно видение открылось отцу Серафиму - в сгущающихся сумерках над толпой возникло сияние и вознеслось над людьми, над крышами домов, над стенами крепости все выше и выше, разгоняя тьму, к немому черному небу.
        Дрожащая рука священника поднялась и перекрестила живых и мертвых, идущих на святую битву. Его губы продолжали шептать:
        - …ибо вот, Господь выходит из жилища Своего наказать обитателей земли за их беззаконие, и земля откроет поглощенную ею кровь и уже не скроет убитых своих…

* * *
        В горнице было жарко натоплено. Князь вошел и поморщился - то ли от жара, то ли от вида сидящего за длинным столом полного старика с отвисшими щеками, опирающегося на длинный посох с т-образным навершием - символом боярской республики. Несмотря на жару, старик был одет в долгополый бобровый кожух, обшитый по краям золотой византийской материей и украшенный разноцветными каменьями. Голову старца венчала высокая, тяжелая шапка-столбунец, опушенная нежным мехом, взятым с соболиного горла. От веса шапки голова старика постоянно клонилась книзу, отчего казалось, будто он вот-вот уснет. Однако колючий взгляд рысьих глаз, сверкающий из-под золотистой опушки столбунца, был далеко не сонным.
        - Пошто не спится, Степан Твердиславович? - спросил юный князь, скидывая на лавку корзно и перевязь с мечом.
        - Да вот все мыслю, как бы главного не проспать, - проскрипел старик. Его глаза ощупывали фигуру вошедшего вслед за князем Тимохи, словно пытались отыскать в ней какой-то изъян. - Это и есть вестник?
        - Уже доложили? - вздохнул князь, опускаясь на дубовый стул с высокой резной спинкой, стоящий во главе стола. - Шустро золотопоясные мужи суетятся, когда не надобно.
        - А так уж не надобно ли?
        Князь криво усмехнулся:
        - Ко мне гонец прибыл. Кому до того есть дело, кроме меня?
        Старик прищурился:
        - До всего, что в граде и в его пределах происходит, есть дело Совету Господ. А значит, и мне.
        Внезапно Александр резко подался вперед. Тяжелые кулаки грохнули об стол. Только сейчас Тимоха заметил, насколько круты были плечи молодого князя, внезапно вздыбившиеся под кольчугой двумя округлыми шарами.
        - А до Святой Руси есть дело Совету Господ? Ответь-ка, посадник?
        Показалось Тимохе, что на мгновение смешался старик. Рыскнули в сторону колючие глаза, мазнули по укоризненному лику Спаса на иконе в углу, но, наткнувшись на посох, вновь обрели хищную хватку. Толстые пальцы шевельнулись и крепче обняли потемневшее от времени дерево, словно обрюзгший водяной подпитался силой от своей коряги.
        - Моя забота, чтоб в Новгороде благоденствие и благолепие пребывало, на то меня вече избрало, - заворчал посадник. - За всю Русь не в силах я быть в ответе, на то в других городах свои бояре да князья имеются. А ты, Александр Ярославич, говори, да не заговаривайся! Как тебя народная воля на княжение посадила, так и обратно ссадить может!
        - Уж не ты ли той волей заправляешь? - хмыкнул князь.
        Глаза посадника метали молнии. С силой стукнув посохом об пол, старик тяжело поднялся с лавки и направился к двери. Длинные полы бобрового кожуха волочились по полу, словно крылья подбитой камнем летучей мыши.
        Князь опустил голову, закрыл глаза, словно творя про себя короткую молитву. Посадник медленно протянул руку к двери, словно ожидая чего-то.
        - Ладно, Степан Твердиславович, не лаяться я сюда пришел, - с видимым усилием произнес Александр. - То, что утаили от меня беду, которая на Руси ныне творится, - за то вы с тысяцким да старостами перед Богом ответ держать будете. Ныне же… ныне прошу…
        Видно было, что последнее слово далось князю особенно трудно.
        - …прикажи тысяцкому снарядить ополчение новгородское. Не за себя прошу - за людей русских. Град Козельск супротив Орды стоит, помощи просит.
        - Да ну?!
        Посадник резко обернулся - будто только что не брел еле-еле к двери, преодолевая старческую немочь.
        - А на другом конце света никому боле помочь не надобно?
        - Значит, не поможешь, - ровно произнес князь.
        - Да ты в своем уме, Александр! - возопил посадник. Тяжелая шапка съехала набок, седые космы выбились из-под собольей опушки, но старику сейчас было не до шапки.
        - Ты моли Господа за то, что Орда чуток до Новгорода не дошла, назад повернула! А кабы дошла? От кого б мы тогда помощи дождались?
        - Вот так каждый думает, за стенами своих городов затворившись! - резко бросил князь. На его лице проступили красные пятна. - Оттого и жжет Орда наши города беспрепятственно!
        - А ты сходи на подмогу тому Козельску, рассорься с Ордой! - продолжал бесноваться посадник. Бульканые в его горле сейчас напоминало клокотание варева в закипевшем чугунке. - Глядишь, Батыйка по твоей милости и Новгород сожжет до кучи с остальными!
        Александр расслабленно откинулся на спинку стула, губы дернулись в короткой усмешке.
        - Хватило б мочи - и без того сжег бы. Да только, как я понял, главный удар на себя Торжок принял, а дойти до Новгорода Орде уже сил не хватило, побоялись не совладать. Но сейчас ты хорошее дело предложил, посадник. Схожу я, пожалуй. Пусть с малой дружиной, со своими, переяславскими, - а схожу. Глядишь, хоть тем искуплю нашу вину великую - и за Торжок-град, которому вы в помощи отказали, и за всю остальную Русь, которая от нас не увидала примера воинской доблести, чтоб на Орду всем миром ополчиться.
        - Сходи, княже, - тоже внезапно успокоившись, кивнул старик, поправляя шапку - Вон князь владимирский Георгий Всеволодович тож сходил давеча, да на реке Сити…
        И осекся, поняв, что сказал то, о чем говорить не собирался.
        - Что на реке Сити? - сузив глаза, спросил Александр.
        Деваться было некуда. Начал - так договаривай.
        - Да ничо, - раздраженно бросил посадник. - Ни града Владимира боле нет, ни его князя.
        - Так… И про то ты знаешь от гонца из Владимира, который новгородцев на битву звать был послан, да по твоей указке несолоно хлебавши Аксеном с ватагой обратно повернут был, - задумчиво протянул князь. - А после, небось, твои соглядатаи, за гонцом посланные, донесли, что русское войско в битве погибло. И с Торжком то же самое было.
        - В обчем так, княже!
        Посадник приосанился - вроде как даже ростом выше стал и десяток годов сбросил.
        «Видать, не так уж немощен дед, как казаться хочет», - подумал Тимоха, все время разговора столбом простоявший одесную[153 - Одесную (старорусск.) - справа.] от князя, не решаясь лишний раз пошевелиться.
        - Охота тебе головой в петлю нырять - ныряй, твое право. Но горожан я на это дело подбивать не стану, потому как не враг Новгороду…
        Старец пожевал губами и добавил:
        - А посоветую я им другое - иного князя себе подыскать.
        - Что ж, посоветуй, - нехорошо улыбнулся Александр. - Уж как ливонцы, шведы да Литва возрадуются, узнав, что ты своего князя выгнал, а нового подыскиваешь. Думаю, они тебе из своих рыцарей его быстро подыщут и пришлют непременно. С войском. А то и сразу трех. Только разгрести ли сумеешь такую кучу князей, Степан Твердиславович?
        Посадник зашипел, словно рассерженный кот, и выскочил за дверь.
        - Вот такие дела, Тимоха, - задумчиво произнес князь Александр. - Сидим мы здесь за лесами да болотами и дальше своего носа ничего не видим. А ежели еще немного постараться, чтоб вестей до княжьих ушей не дошло…
        - Ясно, - понурился витязь. Чего ж тут неясного. Не видать Козельску подмоги.
        - Ничего тебе не ясно, - сказал князь.
        В его глазах промелькнула легкая грусть, свойственная скорее умудренным жизнью старцам, когда им случается окунуться в воспоминания давно прошедших лет.
        - Много лет назад во младости, - промолвил Александр, - в лесном скиту перед образом Пресвятой Божьей Матери, которая спасла меня от смерти неминучей, дал я клятву сотворять милость без меры всякому, кто попросит у меня защиты. Так неужто теперь я свое княжье слово нарушу? И нужен ли будет земле русской такой князь? Не Новгороду - Руси. Потому как все мы есть ее дети. Как думаешь, Тимоха?
        Ответить ошарашенный услышанным Тимоха не успел. Дверь отворилась. В нее просунулась знакомая седобородая голова.
        - Звиняй, Александр Ярославич. Я глянуть, не случилось ли чего. Посадник только что из горницы выскочил, словно на него кадушку помоев опрокинули да еще той кадушкой по шапке приложили.
        - Почти так и было, - сказал князь. И добавил: - Ты вот что, Сбыслав. Скажи Олексичу, пускай дружину в поход собирает.
        - Далече? - по-хозяйски озаботился седобородый.
        - В Козельск. И еще. Слыхал я, у тебя среди земляков-новгородцев много знакомцев, лихих в ратном деле.
        - Есть такие, - кивнул Сбыслав.
        - Поспрошай, нет ли среди них охотников[154 - Охотник - в Древней Руси употреблялось в значении «тот, кто согласился на что-либо по своей воле, своей охотой».] мечами помахать? Кто в бою отличится, того в дружину возьму, будь он хоть смердом.
        - Сделаем, княже. Когда выступаем?
        Князь поднялся со своего места.
        - Завтра и выступим.
        И, оборотившись к Тимохе, совсем по-мальчишески подмигнул.
        - Лихо ты, князь, - покачал головой Тимоха, еще не до конца осознавая того, что произошло сейчас в горнице.
        - Нельзя иначе, - произнес Александр, вновь становясь серьезным. - Никак нельзя. Того посадник своим купеческим умишком понять не может, что перед потомками мы все окаянны будем, коли братьям своим в печали помочь откажемся. И кто ж нам тогда в горе поможет?
        - Некому помогать будет, - ответил Тимоха.
        - То-то и оно, - улыбнулся князь. - А пока давай-ка, парень, с дороги в баню - и спать.
        - Да я… мне коней чистить, сброю… - попытался воспротивиться витязь.
        - Ты мое слово слышал, - жестко сказал Александр. - Со вторыми петухами подымешься, к третьим как раз со сброей поспеешь. О твоих конях мои люди позаботятся. Эй, кто там еще за дверью? Ратмир? Проводи гонца.
        И вышел из горницы.

* * *
        Повязка, покрытая засохшей бурой коркой, прикрывала то место, где совсем недавно было правое ухо. Тяжелый шлем давил на рану, при малейшем неосторожном движении причиняя немалые страдания. Но двигаться было надо. Рабы, питающиеся падалью и неизвестно каким образом выжившие до сих пор, все-таки боялись урусских стрел намного больше бывшего кешиктена Хусы, и потому его бич свистел не переставая. Погонять двуногий скот было лучше, чем собирать лошадиный навоз для кизяков, и потому Хуса хоть и страдал, но старался вовсю.
        - Шивились, чиортовы дэти, - шипел он, вытягивая бичом очередную слишком медлительную спину.
        Хусе было все равно, из какой страны раб, к которому были обращены его слова. Он знал, что у рабов имеется одна интересная особенность - они намного быстрее самих завоевателей учат язык страны, в которую вторглись их хозяева. И порой очень быстро находят много общего с коренными жителями, при случае вместе с ними с удовольствием взрезая горла и животы хозяев захваченным оружием. Поэтому сейчас Хуса, ничуть не сомневаясь в результате, пользовался небогатым набором известных ему урусских слов - и рабы его понимали.
        Под прикрытием самодельных щитов эти оборванные, полуголые, грязные подобия людей стараниями Хусы довольно резво бегали к крепостному рву, постепенно заполняя его мешками с землей, камнями и вязанками хвороста. Еще немного - и через неодолимую преграду, заполненную ледяной весенней водой, будет построен надежный мост, который невозможно будет ни сжечь, ни сломать бревном или камнем, брошенным со стены. И тогда, может быть, Непобедимый вернет Хусе пластинчатые доспехи кешиктена и значок десятника.
        Хуса устал махать бичом и присел отдохнуть на плаху для рубки голов, из-за края поставленного на попа и подпертого палкой большого деревянного щита продолжая наблюдать за рабами. На сердце у Хусы было погано.
        Проклятый железный воин! Если бы не он, сейчас бы Хуса пил кумыс у костра вместе с воинами своего десятка, давая им мудрые советы по поводу предстоящего штурма. Видимо, бог войны Сульдэ отвернулся от Хусы и отнял у него воинскую удачу. Но кто же думал, что железный воин окажется таким ловким и увернется от стрелы? Сильные же у него были духи-хранители! Вот бы Хусе таких!
        Бывший кешиктен поежился, вспоминая страшную рану, оказавшуюся на месте лица убитого рыцаря, когда с него сняли шлем. Ни глаз, ни носа, ни рта - лишь черная, словно выжженная глубокая впадина в черепе, делающая его похожим на чашу, обтянутую с внешней стороны абсолютно неповрежденной человеческой кожей. И ни намека на черный кинжал, который - все ясно это видели - сжимал в руке Непобедимый Субэдэ.
        Хуса вздохнул. Субэдэ… Вот уж у кого духи-хранители! Всем духам духи! Не иначе, сам Сульдэ покровительствует великому полководцу и, стоя позади него незримой тенью, советует, что и как делать в жизни.
        Бывший кешиктен вздохнул снова. Хоть бы какой-нибудь вшивый мангус сейчас дал совет Хусе, как вернуть все обратно.
        Самой важной для всадника части тела, той, что находится пониже спины, стало холодно. Внезапно Хуса вскочил, оттянул сзади свои штаны, после чего разразился потоком страшных ругательств, в которых поминались мать, отец, вся родня и многие поколения предков того раба, которому Хуса самолично отрубил голову этим вечером за то, что вытянутый кнутом раб бросил на землю вязанку хвороста и плюнул в лицо бывшему кешиктену. Проклятые рабы осмелели в последнее время, видя безуспешные попытки Орды взять урусский город, поэтому приходится обходиться с ними строже. Но плаха еще не просохла от крови, и сейчас на штанах Хусы расплывалось большое бурое пятно. И у всякого, кто увидит это пятно поутру, найдется свое предположение относительно того, каким образом оно там появилось.
        О Великое Небо! Гнусный раб сумел отомстить своему палачу и после смерти. Где среди ночи Хуса найдет себе другие штаны? Проклятые рабы, проклятая земля, проклятый город!
        В отчаянии Хуса плюнул в сторону высокой стены урусского города, возвышавшейся в ночи темной громадой на фоне полной луны.
        Но что это? В одно мгновение Хуса забыл и о своих штанах, и о рабах, и обо всех бедах, случившихся с ним за последнее время.
        Вот оно! Ленивые бараны, которых Непобедимый поставил следить за воротами крепости на случай, если враг решит предпринять вылазку, наверно, и сейчас тупо смотрят на те ворота, забывая время от времени поглядывать и на стену.
        А со стены города спускались воины. Вернее, самих воинов было не видно на фоне темной стены, но что еще могут стравливать ночью на веревках черные силуэты, шевелящиеся сейчас над крепостным тыном? Спасибо светлому лику богини Сар[155 - Сар (тюркск.) - Луна.], взошедшему над урусской стеной этой ночью. Возможно, завтра Хуса зарежет в ее честь молодого ягненка, омыв его кровью вернувшиеся к Хусе пластинчатые доспехи кешиктена и значок десятника. Или… пайцзу сотника?
        Но это будет завтра. А сейчас…
        Хуса бегом бросился к кострам передней линии охранения, вопя во все горло. Рабы тут же побросали камни и хворост и бегом ринулись прочь от крепости, разноязыко понося спятившего надсмотрщика и прикрывая головы в ожидании ливня урусских стрел.
        Но со стены не стреляли. Беда пришла с другой стороны.
        Ордынцы умели быстро реагировать на неожиданные маневры врага. Навстречу рабам послышался приближающийся тяжелый стук копыт. Бронированные нагрудники коней сшибли с ног, а подкованные копыта вбили в землю с десяток несчастных. Остальные с воплями разбежались. В сторону крепостной стены полетели горящие стрелы - на этот раз не поджечь, а осветить невидимую опасность.
        - Это я, это я их увидел первым! - вопил подоспевший Хуса.
        Хитрые урусы предприняли вылазку. Около шести десятков воинов, спущенных на веревках, были уже почти у подножия стены. Сейчас урусы спешно тащили их обратно - но поздно! Стена была слишком высока.
        Воины, висящие на веревках, тоже все поняли. Один из них, в белом плаще за спиной, вскинул руки с привязанными к ним самострелами и послал два тяжелых болта в толпу подоспевших всадников. Один из кешиктенов свалился с коня - болт вошел ему точно под шлем. Второй еле слышно застонал. На таком расстоянии даже пластинчатая броня не спасала - древко торчало из плеча воина, все гуще окрашиваемое струйкой крови, толчками бьющей из раны.
        Кешиктены яростно взвыли. Туча стрел взвилась в воздух. В мгновение ока опустели колчаны. Но любой воин Орды прежде всего стрелок. И не найдись на воинском смотре даже у самого лучшего кешиктена второго колчана, полного стрел, - тут же на месте станет тот кешиктен ниже ростом ровно на голову.
        Отработанным движением воины отправили за спину пустые колчаны, сменив их на полные, - и сотни крылатых смертей вновь распороли прохладный ночной воздух. Сзади слышались голоса и мелькали десятки факелов. Это и конны, и пеши спешили к месту ночной атаки воины, услышавшие шум. И, отчетливо видя цели, освещенные горящими стрелами, тоже хватались за луки.
        На породистом мощном скакуне, отбитом у урусов под Суздалью, прискакал тысячник в богатых латах с пером беркута на шлеме. И, поддавшись общему настроению, закричал, дрожа от азарта:
        - Стрелять! Не останавливаться! Пробить доспехи урусов! Целиться в шею!
        Колчаны вновь опустели. Одна стрела перебила веревку, и утыканный стрелами словно лесной еж урусский воин упал к подножию стены. Скрываясь за тыном, защитники крепости спешно затаскивали на стену остальных.
        - Расступиться!!!
        Рев медного рожка разорвал воздух. Толпа стрелков колыхнулась и распалась надвое. В сопровождении десятка своих кебтеулов сквозь строй ехал Субэдэ. Его лицо было бесстрастно, лишь жестче обозначились скулы да под единственным глазом слегка наметился темный круг - след череды бессонных ночей.
        Полководец проследил взглядом последнее тело, исчезнувшее за крепостным тыном.
        - Кто отдал приказ стрелять? - негромко спросил он.
        Тысячник, подъехав, поклонился:
        - При атаке врага воины боевого охранения стреляют без приказа, Непобедимый.
        Единственный глаз полководца метнул невидимую молнию, которую тысячник почувствовал кожей.
        - Я знаю, когда должны стрелять воины боевого охранения. И я знаю, как они умеют стрелять. Кто отдал приказ выпустить в каждого из урусов по десятку полных колчанов?
        Тысячник гордо вскинул голову. Он был потомственным чингизидом и мог себе это позволить.
        - Я отдал приказ, - произнес он. - Я решил, что верная смерть полусотни урусов важнее стрел.
        Субэдэ прищурился, но ничего не ответил, а лишь кивнул на труп под стеной, слабо освещенный догорающими остатками огненных стрел.
        - Принесите его мне! - процедил он сквозь зубы.
        Двое пеших воинов быстро скинули тяжелые доспехи и, прикрываясь щитами, бросились вперед. Оставшиеся сзади приготовили последние стрелы, оставшиеся в колчанах, - если бы не появление Субэдэ, скорее всего, и тех не осталось бы.
        Воины пробежали через пролом между рядом кольев и, нырнув в затхлую воду рва, поплыли, расталкивая руками бревна, вязанки хвороста и распухшие трупы. Но до противоположного края доплыл лишь один. Откуда-то со стены коротко свистнула стрела - и кешиктен, схватившись за оперение, торчащее из виска, тут же ушел под воду. Второй воин, доплыв до края рва, затаился в его тени.
        - Трусливый шакал, - процедил сквозь зубы Субэдэ. - Достаньте труп уруса копьем.
        Шонхор, случайно оказавшийся рядом с Непобедимым, быстро выдернул из седельной сумки два волосяных аркана, одним движением связал вместе их концы и, захлестнув петлей крюк на своем копье, предназначенный для стаскивания на землю вражеских всадников, спрыгнул с коня.
        - Дозволь мне, повелитель!
        Казалось, единственный глаз Субэдэ прожег Шонхора насквозь. На мгновение вмиг вспотевшему от ужаса Шонхору показалось, что сейчас его душа будет выпита этим глазом, словно глоток архи. Но внезапно огонь во взгляде полководца погас, сменившись безразличием.
        - Думай, что говоришь, воин, - тускло произнес Непобедимый. - Я не хан. Но если ты такой же ловкий, как и быстрый, и умеешь не только болтать языком, то достань мне уруса.
        Едва сдерживая радость, Шонхор взял копье на изготовку и легко побежал ко рву. От волнения он забыл взять щит. Завистливые взгляды менее расторопных воинов, провожавшие молодого кешиктена, стали снисходительными - ордынцы уже поняли, что урусы не намного отстают от степняков в искусстве стрельбы. Кешиктен смел в бою, но не безрассуден. И того, кто сам бежит навстречу бессмысленной смерти с открытой грудью, уважает лишь тогда, когда смельчак возвращается живым. Такому воину покровительствует Великое Небо. Убитый дурак, при жизни захотевший выслужиться, считается дураком и после смерти, и не всегда после битвы ему находится место на погребальном костре.
        Но, видимо, в эту ночь Великое Небо было благосклонно к Шонхору. Одна урусская стрела чиркнула по оплечью, вторая свистнула над головой. Не обращая внимания на стрелы, Шонхор подбежал к краю рва и метнул копье. Прошелестев надо рвом, широкий наконечник глубоко воткнулся в мертвое тело уруса. Крюк зацепился за высокий воротник тегиляя. Шонхор дернул аркан.
        Есть!
        Тихонько подвывая от восторга, молодой кешиктен потащил труп через ров, моля всех известных ему духов, чтобы тело не зацепилось за что-нибудь по дороге.
        Обошлось. Притаившийся в тени обрыва кешиктен, видевший бросок Шонхора, осмелел и, отлепившись от края рва, стал разгребать плававший в воде мусор и распухшие трупы и подталкивать сзади загарпуненного мертвеца.
        Еще несколько стрел прилетели со стены - но ни одна из них даже не зацепила кешиктенов, тащивших тело уруса к копытам коня Субэдэ. Русским стрелкам еще предстояло приноровиться под трофейные ордынские стрелы…
        Взмокший, но счастливый Шонхор склонился в глубоком поклоне.
        - Я выполнил приказ, повелитель.
        На этот раз Субэдэ не сказал ни слова. Он молча слез с коня. Подойдя к двум воинам, стоявшим над трупом, утыканным обломками ордынских стрел, полководец легким движением выдернул саблю из ножен и небрежно смахнул голову с плеч тому воину, что недавно прятался под обрывом крепостного рва.
        Шонхор хотел было зажмуриться, но, пересилив себя, с восторгом глянул в глаза Субэдэ. Будь что будет, но для Шонхора нет под небесным шатром другого повелителя!
        Украшенный витеиватым узором клинок прошелестел у самого лица молодого воина. Веер рубиновых капель слетел с полированной глади на грязный, утоптанный снег, выписав на нем красивый узор, - и сабля плавно вернулась в ножны.
        - Уберите трусливого шакала, - приказал Субэдэ. - Он не достоин даже лежать рядом с урусом, который умер как герой.
        Подбежавшие кебтеулы оттащили в сторону обезглавленный труп кешиктена. Субэдэ наклонился над телом русского воина и подушечками пальцев осторожно приподнял веко мертвеца.
        На миг два похожих взгляда пересеклись - между одинаково безжизненными зрачками словно протянулась невидимая нить, и Субэдэ невольно вздрогнул, вдруг почувствовав себя странным существом, застрявшим между миром мертвых и миром живых.
        - Кто поднял тревогу? - не оборачиваясь отрывисто бросил он.
        - Я! - выскочил из безмолвной толпы Хуса. - Это я, Непобедимый…
        Субэдэ резко повернулся. Со змеиным шипением просвистела его плеть, и багровая полоса пересекла лицо Хусы. Рана на месте правого уха вспыхнула огнем адской боли - по ней пришелся удар самым кончиком плетки.
        Хуса взвыл и упал на колени, пряча лицо в ладонях. Между его пальцами выступила кровь. Субэдэ брезгливо поморщился, пряча плеть за голенище сапога.
        - Урусский воин умер не сейчас, - сказал он. - А когда ты, одноухий, в следующий раз соберешься сделать урусам подарок, отнеси им свою баранью башку, а не наши стрелы.
        Субэдэ шагнул к коню, но по пути остановился рядом с Шонхором.
        - Называй вещи своими именами, - тихо произнес он, глядя сквозь Шонхора, словно прощупывая взглядом его душу. - Лесть, даже искренняя, тем не менее остается лестью. Кроме храбрости у воина должна быть голова на плечах. Ты не трус. Но глупой голове ни к чему тело, пусть даже сильное и ловкое. Подумай над этим. Как тебя зовут?
        - Шонхор, - сказал молодой кешиктен. Его глаза сверкали, словно алмаз на застежке плаща Субэдэ. Непобедимый говорит с ним! Это ли не высшее счастье?!
        Полководец едва заметно усмехнулся.
        - Хорошее имя дали тебе родители. Что ж, лети, кречет[156 - Шонхор (тюркск.) - «Кречет».], я послежу за твоим полетом…
        Перестук копыт коней Субэдэ и его кебтеулов давно уже стих вдали, а Шонхор все стоял над мертвым урусом, боясь поверить своему нежданному счастью.

* * *
        Мазь была едкой и на редкость вонючей, но Хуса терпел. Раны, на которые он осторожно накладывал желто-зеленую полужидкую массу, поначалу горели нестерпимым огнем, но после из них уходила боль и переставала сочиться кровь.
        - Пусть в царстве Тэнгре у тебя каждый день будет кусок жирной баранины и чаша кумыса, брат, - пробормотал Хуса, хотя был почти уверен, что душа старшего брата, убитого под Рязанью, отправилась не на небо, а в подземное царство Эрлика - уж больно скверный характер был у родственника. Но мазь после него осталась просто чудесная. При жизни брат Хусы говаривал, что ее изготовил какой-то великий колдун из страны Нанкиясу и что она не только лечит раны, но и предохраняет от вражеских стрел и мечей. Брату волшебное средство не помогло - его накрыло бревном, сброшенным со стены, а Хусе достались в наследство почти новые сапоги и турсук[157 - Турсук (тюркск.) - небольшой кожаный сосуд.] волшебной мази. Но кто знает, может, она все-таки помогает от стрел? После того как уехал Непобедимый и разошлись кешиктены, урусы больше не стреляли. Но на удачу надейся, а верблюда привязывай. И Хуса на всякий случай принялся накладывать на лицо второй слой вонючей жижи.
        Постепенно вернулись разбежавшиеся рабы - да и куда им деться в этом проклятом месте? В Орде хоть кусок конской падали можно найти на ужин…
        Рабы снова таскали камни и вязанки хвороста ко рву, а Хуса, наложив на лицо жутковатую маску, осторожно зевал, боясь потревожить рану. Богиня Сар уже давно спрятала свой лик за урусской стеной, а рассвет только-только занимался. Самое поганое время. Спать охота - сил нет, так бы и упал за щит прямо на еще не оттаявшую землю и уснул, свернувшись в клубок, словно собака. Но - нельзя! Слишком много провинностей накопилось у Хусы за последнее время. Последней ошибки не простят. Хотя провинности ли это? Нет, просто полоса неудач. Когда проклятые рабы засыплют ров и крепость, наконец, будет взята, надо непременно принести барана в жертву духам Степи. Или двух - тех, что непременно удастся захватить в Злом Городе - так урусскую крепость звала уже вся Орда.
        А еще, несмотря на мазь, саднила разорванная щека, хотя сейчас оно и к лучшему - по-любому не заснешь.
        Слава Тэнгре, вторую ночь здесь сидеть не придется - похоже, рабы заканчивают свою работу. Переправа уже выглядывала из воды, словно длинная спина чудовища, перегородившего ров. Хуса прикинул - осталось только укрепить немного, досыпать кое-где земли и камней - и, глядишь, утром Непобедимый отдаст приказ о последнем штурме. Это не деревянный мост - такую переправу не сожжешь огненной машиной и никакой стрелой со стены не расковыряешь, даже начиненной дьявольским зельем, разрывающим людей на части…
        Но что это? Хуса протер глаза. При этом в левый глаз попала едкая гадость, но Хуса лишь прикрыл его, продолжая пялиться оставшимся, округлившимся от удивления. Урусы, похоже, сошли с ума. Со стены вновь спускали мертвецов.
        Хуса рассмеялся - и тут же застонал, схватившись за щеку.
        - Они решили собрать все наши стрелы, - пробормотал он. - Но пусть меня покарают все зловонные степные мангусы, если я снова попадусь на их уловку.
        Он даже не стал прятаться за щит, а лишь облокотился на его край, продолжая снисходительно смотреть на то, как медленно движутся вниз по стене привязанные к веревкам трупы. Странный народ урусы, если считают, что у степняков, покоривших полмира, совсем нет мозгов.
        Осторожные рабы, прикрываясь вязанками хвороста, отступили было подальше ото рва, но Хуса тут же взмахнул бичом и вытянул ближайшего вдоль спины.
        - Вперет, шилудивые псы! - промычал он, пытаясь протереть левый глаз, - но добавить больше ничего не успел.
        Внезапно «мертвецы» ожили. Сбросив с себя веревочные петли, русские воины побежали к почти готовому мосту. Один из них на бегу вскинул лук - и стрела, сорвавшись с тетивы, угодила прямо в выпученный от удивления правый глаз Хусы. Единственной мыслью, которая промелькнула в меркнущем сознании бывшего кешиктена, была: «Обманул колдун…»
        Но колдун из далекой страны Нанкиясу был действительно великим до того, как его сварили заживо степняки, заподозрив в том, что он чарами насылает болезни на ордынских коней. Возможно, он и не обманул покойного брата Хусы. Может быть, волшебная мазь и помогла бы от вражеской стрелы - но стрела была своей, ордынской, только выпущенной русским витязем из русского лука.
        Потрясенные рабы молчали. Кто-то упал на колени, ожидая неминуемой смерти. Но «мертвецы» больше не стреляли. Миновав мост, они развернулись цепью и пошли в направлении ордынского тына, скрывающего до сих пор стреляющие камнеметы, на ходу доставая мечи из ножен. Лишь усатый сотник, опустившись на колени, зачем-то чуть задержался на мосту, но после догнал остальных.
        Все произошло быстро. Не ожидающая нападения обслуга была перерезана за считаные мгновения. Времени для того, чтобы разломать камнеметы, потребовалось немногим больше. Ценные металлические части осадных машин полетели в ров, над деревянными обломками и тыном, политым горючим составом, взвилось пламя.
        Цепь русских воинов перестроилась в две линии и двинулась дальше. Над лагерем ордынцев уже выли рожки и уже несся над полем неуверенный рокот наккара, но только-только уснувшие лучшие воины Орды, утомленные бессонной ночью, - это прежде всего люди, которым все же надо немного времени для того, чтобы проснуться, прийти в себя и схватиться за оружие.
        Этого времени русские им не дали. Первая линия витязей, состоящая из отборных дружинников, почти в упор метнула сулицы - и сразу же, выдернув мечи, ринулась вперед. Стрелки второй линии, достав луки из саадаков, неторопливо выцеливали кешиктенов охранения, мечущихся на фоне догорающих костров.
        Через несколько минут все было кончено. Ордынской передней линии охранения больше не существовало. Но на другом конце поля уже слышалось многоголосое ржание - это Орда вскакивала в седла.
        - Назад! - разнесся над полем голос усатого сотника.
        С явным сожалением побросав оружие в ножны и саадаки, витязи бегом бросились к мосту. Под ногами уже ощутимо дрожала земля под ударами сотен копыт.
        Проскочив мост, воины схватились за свисающие веревки и почти взлетели на стены - с той стороны каждого тянули по меньшей мере пятеро. Лишь сотник чуть задержался, поджигая неприметную тряпицу, торчащую из середины моста.
        Добежать до своей веревки он успел - но на середине стены десятки ордынских стрел, пробив кольчугу, впились в его тело. На стену он взлетел уже мертвым. Разъяренные всадники ломанулись было на земляной мост, кто-то сзади уже тащил приготовленные заранее штурмовые лестницы - но тряпица догорела, и мощный взрыв разметал и мост, и передний десяток конных кешиктенов, почти успевших добраться до приступной стены русской крепости.

* * *
        Из-за верхушек деревьев вставало кроваво-красное солнце.
        Субэдэ в сопровождении нескольких верных кебтеулов шел по разгромленному лагерю линии охранения. Название-то какое - линия охранения! Сами себя охранить не смогли, сонные тарбаганы! Нет, при Потрясателе Вселенной Орда была другой…
        Среди мертвых кешиктенов изредка попадались тела русских воинов. Возле одного из них Субэдэ задержался.
        Вокруг русского на земле навечно застыли несколько ордынцев. Их тела были изуродованы страшными ранами, которые, казалось, не мог нанести простой железный меч…
        Степан лежал, уставив безмятежный взгляд в серое небо. Он был уже там, за пеленой серых туч, вместе с женой Дарьюшкой и сыном, который радостно махал ручонками и заливисто смеялся.
        - Узнал батьку! - закричал Степан, подхватывая ребенка и другой рукой обнимая жену. По ее нежному лицу, словно светящемуся изнутри неземным светом, текли слезы.
        - Как не узнать, Степушка, - прошептала Дарья, прижимаясь к мужу. - Мы давно тебя ждем. Я знала, что ты вернешься к нам героем…
        - Никогда не видел, чтобы на лице убитого воина лежала печать счастья, - задумчиво сказал Субэдэ. - Хотел бы я знать, кто этот человек.
        Идущий рядом начальник сотни Черных Шулмусов пожал плечами.
        - Это русский. Они хорошо умеют биться в рукопашной.
        Единственный глаз Субэдэ грозно сверкнул из-под шлема.
        - Хотел бы я, чтобы среди моих кебтеулов был воин, способный в одиночку зарубить семерых кешиктенов, одетых в броню. Если каждый урус будет так биться, всех воинов Орды не хватит для того, чтобы взять этот город. Похороните его достойно.
        Субэдэ поднял голову и втянул носом воздух. Запахи весны все сильнее пробивались сквозь устойчивый запах гниющей крови. Злой Город взял с Орды слишком большую дань и, похоже, не прочь был взять еще большую. Дальше тянуть было нельзя. Еще немного - и Орда либо сожрет всех своих коней, либо навсегда завязнет в раскисших русских дорогах.
        Полководец положил ладонь на рукоять сабли. Ему показалось, что сабля слегка дрожит, как дрожал когда-то канувший в иномирье пхурбу в предвкушении обильной жертвенной крови.
        - Собрать требюше! - приказал Субэдэ.

* * *
        Хан был не в духе.
        В спертом воздухе юрты удушливо воняло горелым говяжьим салом, дымящимся в светильниках. Новая рабыня оказалась недостаточно пылкой, чтобы возбудить мужской интерес хана. И к тому же этой ночью ему приснился отвратительный сон.
        Сначала к его ложу из темноты приполз убитый под Коломной хан Кулькан, и, булькая распоротыми легкими, долго упрекал племянника. Бату отмахнулся от назойливого дяди - не я тебя, так ты б меня рано или поздно отправил в загробный мир. Так что иди обратно в царство Эрлика и не тревожь живых попусту. Хан, стеная, утащился прочь.
        Потом пришел отец. Неестественно вывернутая голова покачивалась на сломанной шее, а со скорбного, местами подгнившего лица печально смотрели пустые глазницы.
        - Берегись, хан, - прошептал отец. - Потрясатель Вселенной поверил клеветникам и убил меня, хоть я и был его сыном. А после они убили его, и никто не пришел ему на помощь в час опасности. Найди в себе силы разглядеть истину.
        - Что ты хочешь мне сказать, отец? - закричал Бату.
        Но призрак Джучи, старшего сына Чингисхана, уже растаял в пучке тусклого утреннего света, проникшего через дымовое отверстие в потолке юрты.
        «Разгляди истину…» Что он хотел этим сказать?
        Полог едва заметно шевельнулся.
        - Войди.
        В юрту вошел посыльный и тут же упал ниц. Хан поморщился. Сегодня его раздажало все, в том числе и слуги, постоянно бьющиеся лбами об пол. В пустых головах и без того мало мозгов, так последние растрясут от усердия.
        - Говори.
        Посыльный оторвал лоб от пола.
        - Прибыл Непобедимый Субэдэ-богатур.
        Бату-хан криво усмехнулся.
        - Ну что ж, зови… непобедимого.
        Посыльный еще раз стукнулся лбом об пол и убежал выполнять приказание…
        Полководец откинул полог, перешагнул порог, встал на одно колено и с достоинством поклонился.
        Хан молча смотрел на вошедшего. В его голове промелькнуло - а не возродить ли старый обычай, когда любой, вошедший в юрту хана, падает на колени и прикладывается лбом об пол. Кое-кому это поубавит спеси.
        - Спокойна ли жизнь джехангира?
        Сдержанное церемониальное приветствие в устах Субэдэ сейчас прозвучало как скрытая издевка. К тому же вновь резануло слух ненавистное «джехангир».
        «Для него я по-прежнему походный хан - и не более…»
        - Спокойна ли моя жизнь? - задохнувшись от возмущения, переспросил Бату-хан. - Ты спрашиваешь, спокойна ли она? Хорошо, я тебе отвечу. Но сначала ты мне ответь, мой непобедимый военачальник, ради каких степных мангусов ты уже вторую луну топчешься около этого поганого городишки? Или ты думаешь, что его жителей в конце концов одолеют вши и они от этого сами передохнут?
        Хан перевел дух и добавил:
        - После твоего ответа, возможно, моя жизнь станет немного спокойнее.
        На лице Субэдэ, спокойном, словно кожаная маска, не отразилось ничего. Жесткий пол давил на колено, но хан не предложил своему военачальнику подняться.
        - Лучшие воины моего тумена сложили головы, пытаясь взять урусскую крепость, - сказал Субэдэ. На мгновение хану показалось, что четким, бесстрастным голосом, раздавшимся словно со всех сторон, вдруг одновременно заговорили золотые статуи-светильники, расставленные вокруг белой кошмы, на которой восседал Бату. Хан невольно поежился.
        - Но это воистину Злой Город, - продолжал полководец, глядя прямо в глаза хана. - Его жителям помогают то ли демоны, то ли духи народов, истребленных Ордой. Невозможно, чтобы в жалком городишке урусов знали тайны греческого огня, громового порошка чжурчженей, иберийских шипов и ромейской оборонной тактики.
        Невидимая ледяная рука коснулась сердца хана. Никому на свете, даже самому себе не признался бы Бату-хан в том, что мурашки по его спине побежали вовсе не от утренней свежести, вползшей в юрту следом за Субэдэ.
        Издевка в голосе хана как-то сама собой сменилась на деловую сосредоточенность.
        - Почему же ты, знающий все эти секреты, не применил их против урусов?
        - Я лишь слышал о некоторых из них, но никогда не видел ни одного, кроме порошка чжурчженей, - ответил Субэдэ.
        - Не иначе, кто-то из сдохших колдунов вылез из могилы и принес эту тайну урусам, - задумчиво произнес хан. - И что ты теперь намерен делать?
        Голос Субэдэ звякнул, словно меч, с силой вогнанный в ножны.
        - Я разнесу этот город большим камнеметом. Приказ о его сборке уже отдан…
        Разобранный большой камнемет был найден в торговом обозе, который тащился по новгородской дороге. Обоз сопровождали несколько десятков воинов в железных доспехах и пара конных рыцарей. Закон Орды запрещал грабить купцов, имеющих ханский ярлык на торговлю. Но на требование предъявить оный разряженные, словно павлины, торговые гости лишь разводили руками да хлопали глазами. Добиться от них удалось лишь того, что обоз идет из какой-то страны с неслыханным названием Окситания[158 - Окситания - средневековое название южной Франции.] и что машину везут по заказу новгородского князя Александра. На требование отдать товары и убираться ко всем чертям безрассудные рыцари, уверенные в том, что толпа язычников, увидев их мечи, тут же разбежится в ужасе, обнажили оружие. В результате от обоза в живых остался лишь трясущийся старик, который клялся в обмен на жизнь показать, как управляться с непревзойденной машиной с трудно выговариваемым названием «требюше».
        Машина и вправду оказалась выше всяких похвал. До этого степняки собирали похожие осадные устройства, смахивающие на урусский колодезный журавль, который пара десятков воинов, стоя спиной к противнику, одновременно дергала за веревки, привязанные к одному концу длинной жерди, а большая праща, привязанная к другому концу, метала через стену осажденного города камни, сосуды с горючей смесью или куски полусгнившей падали.
        Естественно, осажденные частенько отстреливали команду большого камнемета, пуская стрелы навесом, прежде чем та команда успевала разобраться с многочисленными веревками. Потому и не особо любили степняки возню с такими машинами.
        В требюше работу людей выполнял тяжеленный противовес. Адская машина била вдвое дальше своего неуклюжего предшественника и могла метать в несколько раз больший груз. Что и было проверено при осаде Торжка. Хорошо укрепленный город благодаря мужеству его защитников сопротивлялся почти две недели, пока Субэдэ не вспомнил про требюше.
        В сторону города полетели горшки с горючей смесью. За раз требюше метала по пять-шесть горшков. Несколько выстрелов с безопасного расстояния подожгли город. Многие защитники стен бросились тушить пожары - и ордынский штурм увенчался успехом. Однако пострадала и требюше. Старик механик махал руками и, что-то лопоча по-своему, показывал на стершиеся зубцы ворота и трещину в рычаге, поврежденном непомерным грузом, наваленным в пращу машины разошедшимися во время штурма степняками.
        Довольный результатом, хан Бату приказал разобрать требюше и под страхом смерти запретил подходить к повозкам, везущим его драгоценные детали. По прибытии в Каракорум Бату хотел досконально изучить устройство машины, для того чтобы ордынцы сами могли строить такие же…
        Джехангир скрипнул зубами, но вида не подал. Непобедимый напрямую нарушил личный приказ хана - и по законам Орды заслуживал смерти. Но в то же время Бату понимал, что без Субэдэ Орда рискует остаться навеки в этих проклятых местах, отрезанная от Степи крепостью, похожей на злого слепня, гонящего своими укусами обезумевшего коня к краю пропасти…
        - Да будет так, - сказал хан. - Ордынские кони уже съели весь овес и все сено в округе и скоро начнут питаться ушами друг друга. Закидай этот город хоть камнями, хоть салом тех жирных и трусливых ублюдков, что боятся лезть на стены. Мне нужна свободная дорога, воин.
        Глаза хана недобно сверкнули.
        - И если завтра ты не принесешь мне голову ихнего воеводы, - добавил он, - я потребую принести мне твою. Иди.
        Субэдэ разогнул затекшее колено, поклонился и, не говоря более ни слова, вышел за порог черной юрты.

* * *
        В огне очага танцевали духи. Не нужно было напрягать воображение для того, чтобы увидеть, как переплетаются они, обхватывая друг друга багряными руками и сухо потрескивая на своем языке. Говорят, что шаманы понимают язык духов огня…
        - Ты все-таки призвал меня, непобедимый богатур? - проскрипел за спиной старческий голос.
        Субэдэ продолжал смотреть на пламя, беснующееся в очаге. Странная ночь. Впервые за многие годы непобедимому полководцу захотелось узнать, о чем на самом деле говорят духи.
        - Это так, - сказал Субэдэ. - Может, хоть ты, шаман, дашь мне ответ, с чем столкнулась Орда на пути домой? Я теряюсь в догадках. И в последнее время иногда начинаю думать, что это и вправду не люди защищают свой город, а кермесы, души убитых мстят нам за наши злодеяния и жестокость.
        Сзади раздался клекот, отдаленно похожий на человеческий смех. Мелко затряслись бубенцы, словно раболепные слуги вторя своему хозяину.
        - С каких это пор великий полководец стал считать воинские подвиги злодеянием и жестокостью? - вновь проскрипел голос за спиной.
        Ноздри Субэдэ начали раздуваться. От его дыхания вздрогнули духи огня в очаге.
        - Мне не нужны долгие разговоры о добре и зле, почтенный Арьяа Араш. Мне нужен ответ.
        Звездочет хана шагнул в полосу света и присел на корточки у очага. В его руках был обтянутый шкурой тарпана старый бубен и мешок, сшитый из человечьей кожи, снятой со спины одним куском. Когда-то спина принадлежала настоящему богатуру, так как мешок был достаточно объемистым.
        - Ты получишь ответ, полководец, - сказал шаман. - Но сначала я почищу твой огонь - ты набросал в него слишком много дурных мыслей.
        Шаман развязал мешок и принялся сыпать в очаг небольшие пучки сушеных трав, кривые коренья, какие-то волоски… Огонь менял цвет, то становясь кроваво-красным, то белея, словно испуганное насмерть живое существо. Духи корчились, протягивая к шаману пышущие жаром конечности, но тот был непреклонен.
        Наконец, вытянув сухую руку над пламенем, шаман всыпал в него пригоршню серого порошка. Огонь вспыхнул, в бессильной злобе охватил желтую человеческую ладонь - и опал.
        Субэдэ с удивлением смотрел в очаг. В нем тихим, ровным пламенем горел огонь, в котором даже самый искушенный в полетах мысли певец-улигерчи не углядел бы ничего, кроме самого огня.
        Шаман, бормоча что-то себе под нос, достал из мешка маленький турсук и человеческий череп, оправленный в серебро. Опытный глаз Субэдэ отметил сразу, что макушка черепа не спилена искусным резчиком по кости, а когда-то давно была снесена мастерским ударом меча, причем еще при жизни обладателя черепа. И, судя по углу, под которым лезвие вошло в кость, вряд ли это был меч палача. Хозяин черепа погиб в битве как истинный воин…
        Не переставая бормотать, шаман погрузил в огонь руку, держащую череп, словно это был не огонь, а простая вода. Пламя равнодушно обтекало человеческую плоть, не причиняя ей вреда. Шаман поднял вверх другую руку - и из турсука в полость черепа, переливаясь в отблесках пламени, заструилась темная жидкость.
        Опророжнив турсук, шаман вынул руку из огня и протянул военачальнику костяную чашу.
        - Пей, Непобедимый.
        Субэдэ взял теплый череп и принюхался.
        - Что это? Кровь?
        Шаман аж затрясся от негодования.
        - Пей! - зарычал он. - Иначе напиток потеряет силу огня!
        Субэдэ выдохнул, словно собирался опрокинуть в себя чашу архи, и одним большим глотком выпил все до капли. Скривившись, он приподнял череп и взглянул в его пустые глазницы.
        - Если это кровь, то не иначе, ты выкачал ее у какого-то степного демона, почтенный Арьяа Араш. А чей это череп?
        Шаман усмехнулся.
        - Это череп непобедимого полководца, который тоже хотел знать ответы на все вопросы. Теперь он их знает.
        - Только они ему уже ни к чему, - добавил Субэдэ задумчиво.
        - Как знать, - пожал плечами шаман. - Возможно, он искал эти ответы для того, чтобы сегодня поделиться ими с полководцем, череп которого пока еще не оправлен в серебро.
        Мир перед глазами Субэдэ начал неуловимо меняться. Старческое лицо шамана внезапно надвинулось. Теперь на нем была видна каждая морщинка. Жилка над седой бровью билась и извивалась под сухой кожей, словно змея, пойманная старым войлочным покрывалом. Лишь расширившиеся зрачки шамана были живыми. Они внимательно смотрели из темных глазниц, словно со дна глубокого колодца, неведомым образом проникная в плоть и сосредоточенно копаясь в душе Субэдэ, как в собственном мешке из человеческой кожи.
        Внезапно громадное лицо шамана стало прозрачным. Сквозь него полыхнуло белое пламя очага.
        - Смотри в огонь, - пришли слова из ниоткуда.
        Но эти слова были лишними.
        Смотреть еще куда-либо, кроме как в огонь, было просто невозможно. Огонь заполнял всю вселенную, и в нем уже давно растворилось и призрачное лицо ханского звездочета, и весь окружающий мир, и тот, кто когда-то, в незапамятные времена был непобедимым военачальником по имени Субэдэ…
        Огонь был всюду. Горели дома. Скорбно кривились пожираемые пламенем ветви деревьев. Языки пламени лизали стену дивной каменной церкви, оставляя на ней жирные черные полосы. Зарево плыло над городом. Удушливый дым стлался по улицам, на которых то тут, то там лежали неподвижные тела, которые совсем недавно были живыми.
        По улице бежал мужик в потрепанном овчинном тулупе, перехваченном опояской, за которой торчала деревянная загогулина с металлической трубкой наверху. Из отверстия трубки курился едва заметный дымок. Человек, задыхаясь, почти тащил на себе молодого парня, у которого на боку алело кровавое пятно. Парень едва перебирал ногами, его белобрысая голова безвольно моталась из стороны в сторону.
        - Держись, сынок, - прохрипел мужик. - Французы пока оправятся, мы ужо до редута[159 - Редут - военное полевое укрепление.] доберемся. Наши за храмом Покрова его уж, поди, сложили, пока мы фузилеров[160 - Фузилер - пехотинец XVII - XVIII вв., вооруженный кремневым ружьем - фузеей.] сдерживали. Там и пушка должна быть. Нам бы только… до храма…
        В конце улицы показались люди в необычной одежде сине-белого цвета. На голове у них были высокие цилиндрические шлемы. В руках - длинные палки с прикладами, смахивающие на аркебузы без луков. Один из них, с мышиными усиками, залихватски загнутыми кверху, похоже старший, увидев бегущих, что-то отрывисто крикнул, указав на них саблей. Фузилеры дружно вскинули свое оружие, целясь в незащищенные спины.
        Вдруг огонь, лижущий стену церкви, дернулся, словно живое существо, и взметнулся до небес. Из стены ревущего пламени на площадь шагнула гигантская тень витязя с мечом в правой руке. В левой у витязя был большой щит, сверкающий неземным светом, словно он был выточен из единого алмаза. Над островерхим шлемом огромного воина полыхало зарево, округлый ореол которого напоминал иконописный нимб.
        Витязь опустился на колено и прикрыл бегущих щитом. Сноп яркого света, исходящий от щита, ударил в глаза фузилерам. Ослепленные французы роняли оружие, хватались за обожженные лица. Кто-то упал на колени, дико крича и собирая по щекам остатки вытекших глаз, кто-то шептал молитву, крестясь в суеверном ужасе, но большинство уже бежало прочь, слепо спотыкаясь о лежащие на дороге трупы…[161 - Исторический факт обороны Козельска от наполеоновских войск.]
        Фигура витязя медленно растворялась в воздухе, сливаясь с породившим ее огнем. А вместе с ней растворялись горящие дома, улица, церковь…
        А сквозь эту картину медленно проступала другая, похожая - дома, улица, деревья, храм.
        Похожая - но в то же время другая…
        Так же горели дома, но теперь их стены были разворочены, словно в них вонзили гигантский гарпун, а после вырвали и подожгли то, что осталось. Кусок стены храма будто выгрызло какое-то гигантское чудовище. Обожженный лик урусского бога над входом в церковь с ужасом глядел на то, что осталось от города.
        Улица была разрезана надвое неглубоким поперечным рвом. Во рву, пригнувшись, стояли двое, паля по противоположной стороне улицы невидимыми стрелами из аркебузов, на которых тоже не было луков. На концах стволов полыхало пламя, аркебузы дергались в руках воинов словно живые.
        А по другой стороне улицы ползла железная осадная машина с длинным билом, угрожающе выступающим вперед. Многочисленные колеса машины были обернуты железными лентами, лязг которых, смешиваясь с ревом самой машины, заглушал стрекот колдовских аркебузов в руках стрелков.
        Сзади, прячась за боками железного чудовища, осторожно шли люди в округлых серых шлемах. На шлемах был начертан серебряный орел, сжимающий в когтях древний знак Огня. В руках этих людей тоже были огненные аркебузы.
        Человек во рву вдруг отложил свое оружие. Поднявшись во весь рост, он метнул в машину что-то, похожее на походный кузнечный молот, и медленно сполз на дно рва, сраженный невидимыми стрелами. Выдранные из его стеганого тулупа клочки материи тут же окрасились кровью.
        Его молот ткнулся в землю рядом с колесом железной машины и полыхнул огнем, выворотив из улицы пласт земли. Люди в серой форме, шедшие за машиной, белозубо засмеялись. Видимо, в их котлах всегда была баранина - такие зубы могли быть только у очень сытых и удачливых воинов, которым покровительствуют сильные духи.
        Но в этот день, видимо, их духи либо спали, либо просто не ожидали, что второй человек, сотворив тяжелую связку из четырех огненных молотов, выскочит из своего рва и с криком «Уррра!», так похожим на боевой клич ордынских туменов, бросится под колеса железной машины.
        В ослепительной вспышке и раскатах рукотворного грома утонула вселенная. Разлетелись по ее уголкам обломки железной машины, белозубые люди в округлых шлемах и сама картина горящего города. Лишь храм с золотым крестом на куполе еще некоторое время просвечивал сквозь пламя, пульсирующее, словно вырванное из чьей-то груди горячее сердце…
        Это был просто огонь.
        Тот самый огонь.
        И тот самый звездочет хана тянул на одной ноте монотонную песню, закрыв глаза и медленно перебирая четки, состоящие из маленьких черепов каких-то грызунов, отдаленно похожих на человеческие.
        Субэдэ провел рукой по лицу. Ладонь стала мокрой - наверно, от пота. Субэдэ зачем-то понюхал руку. Пот пах гарью, но это не был запах костра. Это вообще был незнакомый доселе запах - уж кто-кто, а выросший в степи воин мог сказать это наверняка.
        - Что ты видел?
        Голос шамана был тусклым, словно свет умирающего пламени, в который забыли подбросить топлива.
        Субэдэ покачал головой, неотрывно глядя в огонь и силясь увидеть в нем хоть какие-то следы только что пережитых видений.
        - Этот народ невозможно победить, - хрипло произнес он.
        Шаман открыл глаза и внимательно посмотрел на полководца.
        - Ты отступишься?
        Субэдэ отрицательно покачал головой.
        - Нет. У каждого народа свой путь. А у меня - свой. Пусть нельзя уничтожить народ. Но этот город я уничтожу. Если, конечно, я правильно понял то, что показали мне духи огня из глубины далекого будущего.
        Четки в руке шамана возобновили движение.
        - Что ж, твой путь - это путь воина, - тусклым голосом произнес шаман. - И то, что ты держишь сейчас в руке, - это то, что остается от любого, пусть даже непобедимого, воина в конце его пути.
        Субэдэ опустил взгляд. Оказывается, его пальцы все еще сжимали череп неведомого богатура, превращенный в чашу. Он усмехнулся.
        - Ты сказал правду, почтенный Арьяа Араш. Но правда и то, что мой череп пока еще не оправлен в серебро. Теперь же я знаю главное. Урусскую крепость защищают не призраки мертвых, а такие же воины, как и я. И чей путь окончится завтра, пусть решают наши мечи.
        Полководец поднялся, давая понять, что разговор окончен. Костяная чаша упала перед шаманом, звякнув серебряной оправой о край очага. Субэдэ откинул полог и окунулся в темноту. Этой ночью у него было еще много дел.
        А в его черном шатре все еще смотрел на умирающий огонь старый шаман, имя которого на языке Степи означало «святой мудрец». В глазах шамана была печаль. Маленькие костяные черепа в его руке уныло постукивали друг о друга.
        - К чему вся моя мудрость, если ты не понял главного, доблестный воин? - шептал старик. - К чему вся моя ворожба, если ты забыл о том, что завтра там на стенах вместе с воинами встанут дети и женщины. Убивая их, ты прерываешь череду поколений и сеешь зло, которое породит множество новых смертей. Ты нашел ответ на свой вопрос, непобедимый богатур. Только сможешь ли ты сам ответить - какова цель твоего пути и ради чего завтра по твоему приказу снова будут умирать люди?
        Голос шамана становился все тише, угасая вместе с пламенем костра.
        - Если ты думаешь, Непобедимый, что, освободившись от пхурбу, ты вернул свою душу, - ты ошибаешься. У великих полководцев изначально нет души. Ведь разве смогли бы они когда-либо стать теми, кем стали, если б были людьми?

* * *
        Десница, задетая ордынским мечом чуть выше локтя, противно ныла. Хоть и приложил заморский лекарь зелье к ране, от которого она затянулась чуть не сразу, а все ж рука давала знать о себе. Случись чего - не возьмешь, как бывало, два меча зараз, придется шуйцей[162 - Шуйца (старорусск.) - левая рука.] обходиться, а на правую - легкий щит привязать. Не углядел, как давешний ордынец свой клинок вывертом провел, больно ловкий попался басурман. Или у самого уже глаз не тот стал?
        Воевода задумчиво теребил бороду, глядя, как на дальнем конце поля сооружают степняки невиданной величины осадную махину. И не в руке дело. И не в ловком ордынце, который, несмотря на свою ловкость, гниет ныне во рву под стеной, - душа ныла поболее всякой раны…
        Ни из Владимира, ни из Смоленска не пришла подмога. А может, перехватили гонцов по дороге разъезды степняков или лихие люди, что, наплевав на общее горе, в любую войну слетаются на мертвечину словно воронье, надеясь урвать свой кусок.
        Был еще гонец, в Новгород - но на новгородскую помощь меньше всего было надежды. Далеко шибко, да и уж больно заносчивы купцы тамошние, что, по сути, городом и правят. Помнится, отец нынешнего князя Александра, Ярослав Всеволодович, пресытившись боярскими раздорами да наветами, как-то, плюнув на то княжение, вместе с верной дружиной оседлал коней да и уехал в родовой удел в Переяславле-Залесском, предпочтя свой медвежий угол хваленой новгородской Правде…
        Сзади послышались тяжелые шаги.
        Бряцая длинным мечом, подошел и стал рядом купец Семен. Надо ж, только о купцах думал - и вот свой пожаловал. Зять почти…
        По сердцу скребануло. Вроде б и нормальным мужиком себя показал Семен, языка с Орды приволок, а все ж тот кошель с гривнами словно на шее висел, к земле пригнуть норовил.
        - Чего ждем, воевода? - заправив большие пальцы рук за пояс, спросил Семен. - Пока они той невидалью в нас швыряться не начали? Нынче ночью мы им показали, что к чему, пора и в чистом поле нехристей вразумить, пока к ним подмога не подошла.
        Воевода вскользь бросил на купца хмурый взгляд.
        - В чистом поле… Не дело говоришь, Семен. У нас конных да доспешных насилу четыре сотни наберется, а их там чуть не впятеро больше.
        Семен усмехнулся.
        - Так потому они нас и не ждут! Вдарим всей силой, заодно и порок ихний срубим. Ты ж прикинь, что будет, ежели они его соберут да пару дней по городу постреляют? В него ж воз камней зараз влезет!
        Воевода задумчиво теребил бороду.
        - Так-то оно так…
        - Эх, воевода… - досадливо крякнул Семен. - А давай, как и допрежь, народ спросим?
        И, не дожидаясь ответа, повернулся к мужикам, что махали топорами, крепя изнутри многострадальную приступную стену. Да не только мужики - почитай, весь Козельск сейчас был у этой стены. Все понимали - нынче каждая пара рук на счету. И всем находилось дело. Бревна таскать, отесывать, мастерить массивные подпорки, которые были бы способны сдержать удар гигантской машины…
        - Слухайте меня, люди добрые! - громогласно крикнул Семен. - Да скажите как на духу. Что лучше - как крысам в западне сидеть, ожидаючи, когда нехристи нас камнями подавят, али вдарить по ним, как нынче ночью вдарили?
        Мужики опустили топоры. Многие переглядывались. Ясное дело - первым голос подашь, случись чего, первым и ответ держать будешь.
        - Ну, чего молчите? Али, ордынскую махину завидев, языки проглотили?
        Насмешливый голос Семена словно подстегнул народ. Единовременно раздалось несколько голосов.
        - Мы-то проглотили? Думай, чего говоришь, Семен! Али до этого Орду не били?
        Разноголосье нарастало. Все чаще из толпы раздавались:
        - Ясно дело - вдарить! Дело Семен говорит - вдарить, и всего делов. Пущай они нас боятся!
        Семен повернулся к воеводе:
        - Ну, что скажешь, Федор Савелич?
        - Что скажу?
        Воевода смотрел в небо, ища что-то глазами. Да только в том набрякшем серыми тучами небе уже не было гордого степного орла - ордынские стрелы перебили всю птицу на много верст в округе.
        - Что скажу…
        Семен поднял руку. Рев толпы стал тише, а после и вовсе сошел на нет. Все ждали воеводиного слова.
        - Я сам воев вперед поведу, - громко произнес Федор Савельевич. - А ты, Семен, с братом здесь в граде за старших останетесь. Постоим грудью за землю пращуров[163 - Пращур (старорусск.) - отец прапрадеда, далекий предок. Часто употреблялось в значении общего предка всех славян.] наших!
        Семен, вдруг став очень серьезным, поклонился.
        - Воля твоя, воевода.
        А Федор Савельевич уже раздавал приказы подоспевшим сотникам.
        - Собирайте дружину да тех, кто лук аль самострел держать может. Конный отряд пойдет впереди, пеши стрелки сзади прикроют, ежели ордынцы обойти попытаются…
        - Воевода! То, что я видел со стены, мало похоже на осадную машину.
        Федор Савельевич резко обернулся.
        Сзади стоял Ли.
        Воеводу передернуло. И так сегодня советов наслушался по самый воротник. Другого б послал нехорошим словом, но этот вроде уже свой, бился отменно. Потому сдержался Федор Савельевич. Лишь, поморщившись, бросил отрывисто:
        - А на что б оно похоже ни было - неспроста ж ордынцы ее возводят!
        У городских ворот уже собирались лучники, из-за стен детинца слышалось заливистое ржание застоявшихся боевых коней. Отовсюду неслось бряцанье оружия и доспехов. Город готовился к последней битве.
        К поясу последнего из чжурчженей тоже был пристегнут меч, из-под ворота цветастого халата выглядывал край русской кольчуги, даренной кузнецом Иваном. Вспомнив что-то, воевода смягчился.
        - Не сумлевайся, Линя! - улыбнулся он. - Была не была! До этого побеждали, глядишь, и теперь победим!
        И, повернувшись, размашистым шагом пошел к воротам детинца.
        Последний из чжурчженей смотрел ему вслед. На его лице была легкая грусть.
        - Что ж, это твой Путь, полководец, - тихо сказал Ли. - Непобедимость заключается в тебе самом. А возможность победить зависит от врага. Не забывай, что у твоего народа сильный и хитрый враг.
        Но воевода уже был слишком далеко для того, чтобы услышать эти слова.

* * *
        Лук - оружие, которое имеется, почитай, в каждом доме. Да и грех, живя у леса, быть обезлученным. Зайцы, тетерева, белки, да мало ли какая живность в дебрях водится, только ленивый дармового мяса на столе не имеет. А повел скотину на выпас? А случись под такое дело волчья стая? Кому нужен пастух, который не сумел уберечь стадо, не выследил загодя в высокой траве серые спины и не всадил в них с пяток, а то и с десяток стрел еще до того, как доберутся до телят серые разбойники? Да и лихой человек, завидев всадника с луком в налучье[164 - Налучье - чехол для хранения и ношения лука.], колчаном да подсайдашным ножом[165 - Подсайдашный нож, подсайдашник - нож, носимый при саадаке - луке в налучье и колчане.], больше похожим не на нож, а на тесак, махнет рукой - козельские, ну их! - и поспешит скрыться подале.
        Потому с луком в приграничной крепости учились управляться с детства. И лучников у ворот собралось немало.
        А с доспехами было плохо. Дороги доспехи. Потому каждый нарядился кто во что горазд. На ком-то была надета битая дедовская мисюрка[166 - Мисюрка (старорусск.) - шлем с бармицей.], кто-то прямо на тулуп натянул оплечья и наручи, побитые черными пятнами отчищенной ржавчины, кто-то соорудил себе из дубовых досок нагрудник и бутурлыки - все не голым в битву идти.
        Несерьезно смотрелось ополчение на фоне княжьей дружины, выезжавшей из ворот детинца. Мужики закряхтели, зашептались завистливо. Вот где воинство!
        В глазах рябило от кольчужных, чешуйчатых и пластинчатых бр?ней, начищенных до самоцветного блеска, от островерхих шеломов и наконечников тяжелых копий, сверкающих на солнце, так кстати выглянувшем из-за серой тучи. А кони-то, кони…
        - Вот бы на таком коне прокатиться… Да в полной сброе… - завороженно прошептал проходивший мимо Тюря, останавливаясь и разом забыв, куда шел.
        - И будет на тебе та бронь болтаться, как седло на корове, - буркнул стоящий рядом скоморох Васька, сам отчаянно завидовавший дружинникам.
        - Что за человек? - беззлобно покачал головой Тюря, направляясь в сторону проезжей башни. - Всяку мечту испоганит. Наверно, потому, что своей нету.
        Скоморох открыл было рот по привычке - и закрыл. Слов во рту не оказалось ответить.
        - Во отбрил Тюря! - одобрительно хмыкнул оказавшийся рядом рыжебородый.
        Васька насупился было - и вдруг неожиданно для самого себя улыбнулся.
        - Не, мужики. И у меня мечта имеется!
        - Кака така мечта? - поинтересовались из толпы.
        - А былину закончить. Ту, помните? Про всех про нас, про то, как мы Козельск обороняли. Чтоб через века пронеслась та былина.
        - Эка хватил - через века, - покачал головой рыжебородый.
        - А что? - все больше распалялся Васька. - Ордынцы, слышал, что при штурме орут? Могу-Болгусун. Толмач пленный говорит, что это по-нашему Злой Город получается. Стало быть, достали мы их крепко, не скоро забудут. Но Орда что? Пыль придорожная! Сегодня есть - а тыщу лет пройдет, и не вспомнит никто. А вот то, как мы за Козельск стояли, про то внуки наши забыть никак не должны. Оттого до зарезу надобно мне ту былину закончить…
        Громко хлопнула открываемая дверь. Васька, не успев договорить, обернулся.
        Из дверей ближайшей кузни выехала одноколесная тележка, доверху груженная кольчугами, шеломами, оплечьями и всякой иной броней. Сзади, покряхтывая от натуги, толкал тележку кузнец Иван.
        - Гей, бездоспешные! - крикнул он, опуская на землю деревянные рукояти. - Налетай, разбирай, что я тут по ночам сработать успел. Авось моя железка да чью отчаянную голову от вражьей стрелы прикроет.
        - От спасибо, добрый человек! - обрадовался рыжебородый, у которого всего-то доспехов было два старых тулупа, одетых один на другой и наспех простеганных вместе. - От уважил!
        Конечно, на всех брони не хватило. Кому что досталось. Никите выпали железные наручи и добротный шлем. Вкупе с луком и дорогим мечом у бедра, взятым с прошлой битвы, выглядел Никита уже достаточно грозно. Эх, еще б кольчугу по росту…
        Внезапно ему стало жарко. Из-под шлема, за неимением подшлемника одетого прямо на шапку, выползла капля пота и, противно щекоча, потекла по шее от затылка.
        К нему шла Настя.
        Никита замер, словно в своем лесу при приближении долго ожидаемой в засаде ценной пушной зверушки. Знал, что столкнутся, - город не степь, не скроешься. И хотел этого, и боялся - все ж еще порой цепляло за сердце, когда видел мельком знакомую коруну. Но боялся не разговора - боялся, что снова вспыхнет уже подернутое пеплом былое чувство…
        Она подошла и заглянула в глаза.
        - Никитушка.
        - Чего? - буркнул Никита.
        - Ты пошто даже в мою сторону не смотришь? Али забыл уже?
        Ничего не забыл Никита. И того, как бежал по двору, спасаясь от проснувшегося цепного пса, словно застигнутый у клети[167 - Клеть (старорусск.) - кладовая, амбар.] ночной тать. И того, как ночью, случайно проходя мимо поруба, увидал смутно знакомый силуэт, нырнувший в отчего-то незапертую дверь. Подумалось - может, кто худое замышляет? Прокрался к окошку, приник - и оставил там у поруба свое сердце. Думал тогда, что оставил. А после понял, что ошибся. Раньше все случилось. Намного раньше.
        - Ты иди отсель, Настя, - твердо сказал Никита. - Нехорошо, люди смотрят.
        - А что нам люди? - удивилась девица. - Али мы не любим друг друга?
        То, чего боялся Никита, не случилось. Да и надо ли раздувать потухшее? Только пуп надорвешь, и глаза выест золою да бесполезным дымом.
        Он усмехнулся.
        - Помнится, намедни ты поболе боялась, кабы нас кто вместе не увидел. А нынче что, времена поменялись? Что-то уж больно быстро…
        Никита запнулся было, но все ж договорил:
        - Уходи, Настя… к жениху своему. Он нынче большой воевода стал. А не то батюшка тебя здесь увидит да заругается.
        Она вскинула гордо голову, взглянула ему в глаза… и без слов поняла - знает все. Повернулась и ушла, не ответив. Хотя что тут было отвечать? Когда все сказано, лишние слова ни к чему.
        Никита вздохнул облегченно, утер ладонью шею под бармицей, поправил шлем - и, словно почувствовав затылком чей-то жгучий взгляд, обернулся.
        Нет, показалось. У ворот строилась конная дружина. Вряд ли кто с той стороны мог смотреть в сторону лучников.
        Внезапно кто-то схватил его за рукав.
        - Отпусти воя, дитятко, - устало произнес у него над ухом старческий голос.
        Никита оборотился.
        За его рубаху уцепился младенец в холщовой крестьянской одежке. Дитя улыбалось. Нянька попыталась разжать детскую ручонку - но не тут-то было. Ребенок насупился, но кулачок не разжал.
        - Ишь, хват-то какой, - вздохнула нянька. - Не совладать.
        Никита подмигнул мальцу.
        - Знатным витязем будет. Хоть сейчас меч в руку.
        Ребенок улыбнулся в ответ - и протянул Никите свою игрушку.
        Никита взял, повертел в руках необычного вида погремушку - и хотел вернуть, подивившись, как малое дитя ворочает такой тяжелой забавой. Но ребенок заупрямился и обратно игрушку брать не желал.
        - Возьми подарок, воин, - сказала нянька. - Может, то знак свыше.
        Обижать старуху не хотелось. Никита кивнул и спрятал погремушку за пазуху.
        - Благослови тя Господь, - перекрестила парня старуха.
        - Благодарствую, бабушка.
        Ребенок отпустил рукав Никиты и требовательно дернул няньку за ворот зипуна - пошли, мол. Дело сделали - пора и честь знать. Нянька укутала поплотнее свою беспокойную ношу, кивнула парню и скрылась в суетящемся людском море.
        Однако весомый подарок оттягивал пазуху и постоянно напоминал о себе. И не выбросишь. Избавиться от подарка - большой грех. А тащить с собой в бой бесполезный груз…
        Бесполезный ли?
        Взгляд Никиты упал на последнего из чжурчженей, который, скрестив ноги, сидел на коврике возле метательной машины и, зачерпывая из деревянного короба черный порошок, осторожно засыпал его в такие же погремушки, как и та, что погромыхивала за пазухой Никиты. «Погремушек» оставалось немного, десятка полтора.
        Никита вынул игрушку из-за пазухи, повертел туда-сюда рукоять, вытащил ее и, подойдя к Ли, протянул ему железный шар.
        - Насыпь и в мою.
        Ли посмотрел на парня, потом на то, что он держал в руке.
        - Не хочешь здесь оставить? При штурме каждая на счету будет.
        Никита покачал головой.
        - Нельзя. Дитем малым дарено.
        - Князем…
        - Что? - переспросил Никита. - Каким князем?
        Но Ли, затаив дыхание, уже засыпал в железный шар громовое зелье, которого оставалось меньше половины короба. Закончив, последний из чжурчженей плотно ввернул в отверстие плотно свернутый кусок просмоленной пакли. После чего, подумав, достал нож и укоротил жгут, отмахнув половину.
        - Подожжешь - сразу кидай, - сказал Ли, протягивая шар Никите.
        Никита поблагодарил кивком, забрал «погремушку» и побежал к толпе лучников, где старшие уже надрывали глотки, указывая каждому его место в строю.
        Наконец, с местами разобрались.
        Воевода был мрачен. Конечно, каждый из козельских мужиков в отдельности - стрелок отменный, и храбрости никому не занимать, многие в одиночку на медведя с рогатиной хаживали. А вот как оно в строю-то получится, когда все должны по команде старшего действовать как единое целое?
        Внезапно нестройный гул стал тише.
        По улице в простой черной рясе и камилавке[168 - Камилавка - головной убор из бархата в виде расширяющегося кверху цилиндра. Фиолетовая богослужебная камилавка дается священнослужителям в качестве награды за усердную службу.] шел отец Серафим.
        - Благослови, отче! - раздалось со всех сторон.
        Отец Серафим остановился, окинул взором дружину и ополчение. Благословлял уже на подвиг ратный и их, и тех, что упокоились под крестами за церковью, - уж и места нет свободного, где хоронить павших за землю русскую. Почитай, половина в живых остались - а все ж нет, не иссякает решимость в глазах, хоть и ранены многие. Но скрывают раны и снова в бой рвутся.
        Холодный ветер дохнул в лицо отца Серафима, растрепал бороду, резанул по глазам. Священник смежил веки, слеза скатилась по его щеке. Словно сами собой пришли на ум слова, которые самому и не придумать, сколько ни силься, - разве что единое слово от себя добавить сообразно происходящему.
        Отец Серафим поднял руку, и его зычный голос разнесся над площадью, над обнаженными для благословления головами:
        - Братия мои возлюбленные! Будьте тверды, непоколебимы, зная, что труд ваш ратный не тщетен пред Господом. Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь[169 - Библия, Первое послание к коринфянам, 15:58;16:23;16:24.].
        Воевода первым надел шлем и подал знак отроку.
        Натужно заскрипел ворот, загрохотали цепи, застонали, открываясь, тяжелые ворота.
        Гулко бухнул в противоположный край рва подъемный мост.
        - Вперед, ребятушки! - вскричал воевода, пришпоривая коня. - За Русь! За Пращура!!!
        Конная дружина вынеслась из городских ворот.
        - За Пращурррааа!!! - неслось над степью.
        - …уррра!!! - долетело до края поля.
        Ордынцы, возившиеся у гигантской осадной машины, заметались в ужасе, ловя коней. Казалось, что не княжья дружина, а тяжелый сверкающий клинок неотвратимо несется над полем, и нет от него спасения…
        Вслед за конниками наружу из крепости выбежал отряд пеших стрелков.
        - Эх ты! Да куда ж это они? - выдохнул кузнец Иван…
        Вид убегающих ордынцев пьянил. Вот она, победа!
        Мощные боевые кони сами, без понуканий неслись вперед, грызя удила и торопясь впиться зубами в ненавистные загривки мохноногих степных лошадок, что сейчас со всех ног уносили прочь своих трусливых хозяев. Видать, изрядно потрепали Орду, если от одного вида русской конницы бегут степняки сломя голову…
        - Назад! Рубить машину! - закричал воевода.
        Да куда там!
        Его голос потонул в мощном «За Пращуррра!!!», рвущемся из сотен глоток. Как не догнать, не добить тех, кто второй месяц, словно стая голодных волков, терзает родной город?..
        Они не видели, как от дальней кромки леса словно отделился скрывающийся в его тени черный дракон. Они неслись вперед, увлеченные погоней. Старая, испытанная тактика Степи сработала и на этот раз. Поколениям русских витязей еще предстояло изучить военные уловки Орды. Изучить, оплатив ту науку большой кровью, чтобы только через полтора столетия в великой битве между Доном и Непрядвой переломить хребет непобедимому степному воинству…
        - Назад! В крепость!!! - взревел кузнец.
        Но дружина была слишком далеко. Закованный в пластинчатую броню черный дракон неотвратимо приближался, отрезая русских воинов от крепости и отряда стрелков, который мог бы прикрыть отход конницы.
        Никита метнулся обратно в ворота. Недалеко, во дворе деда Евсея, был привязан ордынский конь - тешил себя надеждой Никита, что с конем да с мечом возьмут-таки в дружину. Не взяли. Даже слушать не стали. Так, может, теперь удастся спасти дружину, предупредить…
        Застоявшийся скакун словно птица вылетел за ворота, но тут же жесткая, словно кованная из железа рука схватила его под узцы.
        - Назад! Не успеешь!
        - Пусти, дядька Иван! - взмолился Никита.
        - И им не поможешь, и сам погибнешь!
        Кузнец обернулся.
        - Отходим назад, к воротам! Прикроем тех, кто, может, обратно прорвется!
        Этим Никита и воспользовался, со всей силы воткнув пятки в бока коня.
        Конь рванулся вперед, удар мощной грудью пришелся в локоть. Кузнец взвыл и выпустил повод.
        - Куда? - застонал он, приседая и держась за ушибленную руку.
        - Прости, дядька Иван! - бросил Никита, проносясь мимо.
        - Что с тобой? - метнулся к кузнецу Васька.
        - Со мной-то ничего, - скрипнул зубами Иван. - Кому послабже, может, руку бы сломал. Да то ерунда. Парня жалко…
        Никита сразу понял, что не успел.
        Кешиктены уже отрезали дружинникам путь к отступлению и захлестнули их черной лавиной. Но несмотря на то, что степняков было неизмеримо больше, стяг с ликом Христа все еще возвышался над клокочущим месивом битвы.
        А про огромную осадную машину в горячке боя все как-то позабыли. К ней-то и повернул коня Никита.
        Чудовищное осадное орудие возвышалось на четыре сажени от земли и напоминало уродливое страшилище, какое не во всяком кошмаре приснится. Подумалось Никите, что этакой штукой детишек пугать в самый раз. А вот как такой камни кидать? Непонятно…
        Но раздумывать было особенно некогда.
        Никита соскочил с коня и бросился к основанию машины, на бегу доставая железный шар. Упав на колени, он воткнул заряд между бревен, достал кремень с огнивом и начал высекать огонь.
        Только бы успеть!
        Как назло, искры от огнива, сдуваемые порывистым ветром, летели куда угодно, только не на черный жгут. Никита закусил губу и, чуть не плача от отчаяния, что есть силы молотил по кремню железным бруском, то и дело попадая по пальцам. Но боль была чем-то посторонним, и думать о ней времени не было. Только бы успеть!
        Сзади послышалось хриплое дыхание и тяжелый топот.
        Никита обернулся.
        Ордынец был грузен и немолод, но бежал достаточно резво, не хуже своего коня, который, скорее всего, пал в сече. И тяжелая железная булава в руке степняка смотрелась оружием привычным и необременительным.
        А обороняться было уже поздно. Никита повернулся к шару и ударил огнивом еще раз.
        Мимо!
        Он невольно зажмурился, ожидая удара…
        И дождался.
        Шлем ордынца тупо стукнулся об опорное бревно машины. С медного лица на Никиту удивленно смотрел раскосый глаз. Из другого глаза торчал наконечник стрелы, вошедшей в затылок. С близкого расстояния русский лук пробивает насквозь и бармицу, и человеческий череп.
        Никита оторвал взгляд от мертвого ордынца и глянул через плечо.
        Любава стояла невдалеке, таща из налучья другую стрелу. Наложив ее на тетиву, прежде чем выстрелить, кивнула Никите - мол, продолжай, хватит пялиться - и с полоборота выстрелила навскидку, ориентируясь по приближающемуся стуку копыт. Скакавший к ней ордынец покатился с коня, путаясь в собственном аркане, которым он только что вертел над головой, готовясь к броску.
        Девушка подбежала и стала рядом.
        - Беги, дуреха! - закричал Никита. - Рванет - оба костей не соберем!
        Но дружинница лишь зыркнула сердито своими омутами и, перебросив за спину пустое налучье, вытащила из ножен меч. Никита понял, что стащить девчонку с места вряд ли получится - только что снова в морду огребешь, но на этот раз не окольчуженной рукавицей, а рукоятью меча. Да и не затем он здесь сейчас, чтобы с дружинницами бороться.
        И он снова ударил по кремню.
        Крохотная искорка затеплилась на конце жгута. Никита приник, осторожно раздувая зарождающийся огонь.
        Краем глаза он увидел, как Любава ловко срезала мечом конного ордынца. Понадеялся, видать, степной дурень на свою силу, разглядел выбившуюся из-под шлема русую косу, решил поиграться с девкой потехи ради.
        Вот и доигрался.
        Ордынец скатился с коня, пытаясь зажать руками широкую рану на бедре, из которой, словно вода из родника, лился поток темной кровищи. Но меч сверкнул во второй раз - и голова кешиктена, позвякивая чешуйками шлемной бармицы, покатилась по земле. Урок воеводы не прошел впустую.
        Но Любаву уже заметили.
        Несколько кешиктенов поворотили коней и понеслись к девушке, что-то громко крича на своем языке. Разом взвилось в воздух три аркана. Два она успела срубить на лету, но третий, захлестнув крестовину, вырвал меч из руки.
        Наверно, степняки надеялись захватить в полон девушку-воительницу. Потому пущенное копье предназначалось не ей - оно летело в Никиту, все еще копошащегося возле машины.
        Но досталось оно не ему.
        Любава рванулась, распластавшись в прыжке… и копье до половины древка вошло ей в живот.
        Сильный удар бросил девушку на спину. Она упала рядом с Никитой и поползла, стараясь, чтобы хлещущая из раны кровь не попала на наконец-то занявшийся жгут.
        - Любавушка! - закричал Никита, бросаясь к ней.
        На ее вмиг побледневшем лице расцветала улыбка. Немые губы девушки разжались.
        - Ус-пела… Любый мой… - прошептала она…
        Говорят, перед тем как забрать героя на небо, Господь порой совершает для него последнее чудо, если тот не успел что-то важное сделать на этой земле. Или сказать что-то важное.
        Ее глаза показали на копье. Никита понял без слов - и, вырвав его из раны, метнул в приближающихся ордынцев. А потом просто лег рядом с Любавой и обнял девушку, стараясь собственным телом закрыть рваную рану и хоть на мгновение задержать вытекающую из нее жизнь. Порой мгновение для влюбленных - это очень и очень много. Особенно если это мгновение - последнее…
        Страшный взрыв разметал и машину, и кешиктенов, подскакавших к ней слишком близко. Остальных, которым повезло больше, уносили в степь обезумевшие кони…

* * *
        Человек в черном плаще смотрел с холма на то место, где только что возвышалась деревянное чудовище, так похожее на ужасную осадную машину. Сейчас там дымилась куча расщепленных обломков, за которые русские дружинники заплатили своими жизнями.
        Сзади, набирая силу, вздымался к вершине Небесной Юрты торжествующий рев Орды.
        - Хвала Сульдэ, я правильно понял видение, посланное мне духами Огня, - прошептал Субэдэ.
        Сбоку послышался топот и фырканье разгоряченного коня. Один из сотников подъехал в холму, спешился и, приблизившись, почтительно встал на одно колено. Его рука сжимала древко боевого копья, на острие которого была насажена окровавленная голова воеводы Козельска.
        Сотник поклонился.
        - Твой план удался, Непобедимый, - сказал он. - Урусы приняли кучу дерева за большой камнемет и сделали вылазку. Прикажешь отвезти хану Бату голову их воеводы и весть о победе?
        Субэдэ внимательно посмотрел в открытые глаза мертвой головы - и отвел взгляд.
        - Это еще не победа, - глухо произнес Субэдэ. - Хотя… джехангир хотел, чтобы у него была либо эта голова, либо моя. Отвези ему эту. Но прежде пусть твои люди установят истинный требюше.
        Сотник поклонился еще раз и бегом бросился выполнять приказ.
        Губы Субэдэ дрогнули в подобии кривой улыбки.
        - Мою голову еще надо суметь отделить от тела, джехангир, - прошептал он…
        Истинный требюше медленно выезжал из-за деревьев.
        Огромная машина была установлена на деревянной платформе без колес - да и какие колеса выдержали бы вес гигантского камнемета? Десятки рабов суетились вокруг машины. Одни подкатывали под платформу огромные, тщательно выструганные бревна, другие толкали саму платформу, третьи, надрываясь, волокли на себе уже использованные катки, спеша перетащить их вперед и снова положить на пути камнемета. Два десятка кешиктенов по обеим сторонам от машины тянули за веревки, привязанные к ее вершине, сохраняя равновесие. Рабам такую работу доверять нельзя. Кто знает, не найдется ли среди них пара безумцев, готовых опрокинуть требюше, пожертвовав жизнью ради того, чтобы Орда навеки осталась под стенами Злого Города?
        Настоящая машина была несколько ниже своего взорванного подобия и напоминала уродливое насекомое с пригнутой к земле в боевой стойке огромной головой противовеса, растопыренными лапами подпорок и длинным хвостом метательного рычага, угрожающе поднятым кверху. На конце хвоста, словно мешок с ядом, болталась пустая праща, способная вместить в несколько раз больший груз, нежели обычный камнемет. Излишне говорить, что и летел тот груз не в пример дальше.
        Кто-то из рабов, подтаскивающих катки, поскользнулся и не успел выдернуть ступню из-под бревна, уже попавшего под край платформы и начавшего обратное вращение. Нечеловеческий крик резанул по ушам. Но никто и не подумал остановить движение машины - бичи кешиктенов так же размеренно продолжали хлестать по исполосованным спинам рабов.
        Платформа двигалась очень медленно, поэтому раб кричал долго. Шонхор, не выдержав, шагнул к несчастному, на ходу доставая меч, но рука седоусого нукера остановила удар.
        - Не стоит лишний раз осквернять боевой меч кровью раба, - невозмутимо произнес нукер, за долгую жизнь в походах привыкший к воплям умирающих. - К тому же это хороший знак. Камнемет сам, без чьей-либо помощи взял себе первую жертву.
        Шонхор с досадой вогнал меч обратно в ножны. А раб кричал до тех пор, пока неторопливо катящееся бревно не выдавило воздух из его легких.
        - Ты заметил, насколько плавнее стало движение? - отметил седоусый нукер. - Я скоро вернусь - думаю, мне надо сказать пару слов старшему надсмотрщику над рабами…
        Наконец платформа подъехала к краю заранее подготовленной плоской насыпи. И тут надсмотрщики подтащили к переднему краю платформы четверых связанных рабов и бросили их под бревна.
        На этот раз короткий вопль быстро сменился хрустом перемалываемых костей. Требюше плавно въехала на насыпь и встала, уперевшись в бревна, заранее вбитые в землю.
        - Неужели нельзя было положить на насыпь трупы? - скривившись, бросил Шонхор. - Ими усеяно все поле!
        - Глупый ты еще, - усмехнулся подошедший седоусый нукер. - Запомни - по горячей крови дерево скользит гораздо лучше. Молодые вы больно - что ты, что этот старший надсмотрщик над рабами, который только и знает, что орать и размахивать своим бичом. Всему вас надо учить…
        Длинные колья намертво закрепили платформу на насыпи. Закрутились в?роты, завыло-заскрипело горизонтальное поворотное колесо с большими шестернями, наводя машину на крепость. Несколько десятков рабов повисли на веревках, привязанных к верхушке рычага, пыхтя от натуги и преодолевая сопротивление противовеса.
        Медленно, словно нехотя, уродливая голова деревянного чудовища стала задираться кверху. Смазанные жиром сочленения машины стонали, подпорки едва заметно вибрировали от напряжения. Гигантское чудище, созданное людским гением, готовилось к удару.
        В пращу вкатили несколько огромных валунов. Старик, захваченный в плен вместе со своим чудовищем, неожиданно ловко выбил тяжелым молотом стопорный кол. Подброшенные колоссальной силой валуны взмыли в воздух и, пролетев над полем, врезались в деревянную стену крепости чуть пониже тына.
        Стена содрогнулась, но выстояла.
        - Сильна махина! - уважительно кивнул рыжебородый, поднимаясь с ног и ощупывая лоб, которым он приложился о тын.
        - Сильна-то сильна, но скорей ты стену лбом проломишь, чем она своими камушками, - хмыкнул менее пострадавший Васька - он лишь железным оплечьем об опорный столб грохнулся.
        - А от тебя, как всегда, больше звону, чем толку, - проворчал рыжебородый. - Ничо, пущай тешатся. Вон у Линьки заряды-то еще остались, ночью проберемся да рванем ихнюю пакость.
        - Эх! - вздохнул Васька. - Не дадут они нам ворота открыть - вишь, как раз супротив ворот опять кучу лучников да самострельщиков нагнали. Да и со стен боле не спустишься - ученые стали басурмане, теперь кажну ночь следят в сотню глаз.
        - Не ной, Васька, прорвемся, - с веселым отчаянием в голосе сказал рыжебородый. - Ты былину-то свою завершил?
        - Завершил, - кивнул скоморох.
        - Ну вот и споешь завтра поутру, как на стены встанем. Чую я, жарким будет у нас завтра денек. В такой день без былины никак нельзя…
        По степи разносился глухой перестук топоров - то горожане продолжали изнутри укреплять приступную стену. А еще зоркие глаза ордынских стрелков разглядели над тыном лица подростков и женщин, с луками и самострелами занявших места погибших дружинников.
        Камнемет натужно заскрипел, готовясь принять новую порцию камней.
        К стремени коня Субэдэ прикоснулась сухая старческая рука.
        - Ты снова пошлешь своих людей на эти стены? - проскрипел знакомый голос.
        Субэдэ отрицательно покачал головой.
        - Нет, звездочет джехангира. Уже слишком много моих людей полегло под этими стенами. За две луны его защитники наверняка съели все запасы и весь скот, так что теперь нам нет нужды рисковать людьми ради его пустых амбаров. Я камнями сотру в пыль этот город с безопасного расстояния.
        Шаман покачал головой.
        - Я видел много осад. Каменная стена рушится под ударами камня. Столб из целого дерева толщиной с коня, врытый в землю, лишь шатается, и, пока ты перезаряжаешь свою машину, защитники укрепят его с другой стороны. Здесь вокруг много леса, но не очень много камней. А горючая смесь закончилась еще при осаде Торжка.
        Субэдэ скрипнул зубами.
        - Мудрец, что бы ты ни говорил, но я выполню волю джехангира. Он сказал - закидай этот город хоть камнями, хоть салом тех жирных и трусливых ублюдков, что боятся лезть на стены…
        Внезапно в глазах Субэдэ промелькнуло что-то, похожее на удивление. Он взглянул сначала на старого шамана, потом перевел взгляд на гору ордынских трупов, которые его воины стаскивали на погребальный костер, предоставив тела русских воинов зверям, птицам и вечно голодным рабам.
        - Надо же… А ведь порой голову джехангира посещают на удивление мудрые мысли, - пробормотал Субэдэ.

* * *
        Ордынцы рубили мертвецов.
        Под большими походными котлами, в которых варилось мясо сразу на сотню воинов, полыхали костры. Но сейчас в тех котлах готовилась не конина и не дичь, подстреленная в лесу.
        Особое предпочтение отдавалось тучным воинам. И потому чаще всего в котлы летели куски откормленных кешиктенов сменной гвардии - урусы были более жилистыми и почти ни на что не годились.
        Защитники крепости с ужасом наблюдали за неслыханным святотатством.
        - Что они делают? - спросил изумленный Игнат, обращаясь к последнему из чжурчженей и не очень надеясь на внятный ответ.
        Дурацкая мысль, что Орда решила перед штурмом плотно пообедать мясом собственных воинов, не помещалась в голове. Но, похоже, это было единственное объяснение.
        Ли покачал головой:
        - Не ожидал я, что они додумаются до этого, - пробормотал он.
        - До чего?! Своих сожрать?!!!
        - Они вытапливают жир из мертвецов, - тихо сказал Ли. - Горящий человеческий жир невозможно потушить ничем, пока он не прогорит полностью[170 - Исторический факт. Так ордынцы сжигали города.].
        Словно в подтверждение его слов длинный хвост требюше взвился в воздух. Большой глиняный горшок взлетел вверх и, оставляя за собой чадящий след, понесся к городу.
        Видимо, старик из далекой страны под названием Окситания успел хорошо пристрелять свою машину. Горшок ударил точно в площадку проезжей башни. Бешеные языки неистового огня взметнулись в небо. Человек в кольчуге, шатаясь, подошел к краю тына, безуспешно пытаясь стряхнуть с рук чужую горящую плоть, - и тут же упал навзничь обратно в ревущее пламя, сбитый с ног железной пулей, выпущенной из аркебуза.
        Игнат еле слышно застонал от отчаяния.
        - Вот изуверы-то! Прощайте, Кузьма да Егор. И Тюря с ними… Вот уж душа-то была безгрешная…
        Никто даже не попытался потушить башню - это было невозможно. Верхняя площадка и крыша полыхали, а жидкое пламя стекло по бревенчатой стене, грозя поджечь прилегающие к ней прясла[171 - Прясло - часть крепостной стены, расположенная между двумя башнями.].
        - Обложить стену мокрыми холстинами! - закричал Игнат. - И приготовить самострелы!
        Крыша проезжей башни затрещала и обрушилась внутрь крепости. Мужики бросились к ней с баграми, растаскивать горящие бревна - не дай бог, соседние избы запалит дьявольское пламя.
        Последний из чжурчженей стоял на стене, не обращая внимания на горящую башню. Он молча смотрел, как вновь медленно отходит назад смертоносный хвост ордынской осадной машины. Нет, никаким самострелом не достать до нее. Слишком далеко…
        Он повернулся и направился вниз по всходам к камнемету.
        - Ты куда, Линя? - окликнул его Игнат. - Не добьет ведь!
        Последний из чжурчженей не откликнулся. Игнат досадливо махнул рукой и отвернулся - и без странностей иноземного гостя забот хватало по горло…
        Ли подошел к коробу с огненным порошком, вытряхнул из стоящего рядом небольшого сундука оставшийся десяток железных шаров и ополовинил короб, насыпав сундук почти доверху смертоносной черной пылью. После чего Ли вложил в него три снаряженных шара и закрыл крышку. Оставшиеся шары Ли сложил в короб и придвинул его вплотную к камнемету. Пойдут ордынцы на приступ - и машина совершит еще пару-тройку выстрелов «погремушками». А случись чего - достанет и единой искры, чтобы превратить в пыль и сам камнемет, и все живое на уин[172 - Уин (кит.) - 33,33 метра.] вокруг нее.
        Последний из чжурчженей осторожно, словно ребенка, поднял на руки окованный железными полосами сундук и направился к воротам детинца, над которыми возвышалась маковка княжьего терема…
        …Скорбный лик Богородицы с жалостью взирал на коленопреклоненную женщину.
        Свет лампады, подвешенной на трех цепочках, плясал на нарисованном лице, и казалось, будто из огромных, полных сострадания глаз вот-вот хлынут слезы - случается, что плачут на Руси иконы при виде безграничного человеческого горя.
        Истовый шепот молодой женщины несся от искусанных губ, беспокоя пламя лампады.
        - Матерь Божия, не за себя прошу - за сына. Убереги от смерти лютой дитя мое, не дай погибнуть от вражьей руки. Пусть не князем, пусть хоть простым человеком проживет он счастливо свою жизнь. Быть может, когда-нибудь донесется до него весть о матери его, о родном городе. Пусть тогда сердцем почувствует он, чья кровь течет в его жилах, пусть не даст он угаснуть памяти о славных русских витязях, погибших за свою землю во славу имени твоего и святой христианской веры…
        Ли вошел беззвучно. Увидев княгиню, он нарочно чиркнул об косяк дверью, подвешенной на ременных петлях. Молодая женщина вздрогнула и испуганно обернулась.
        Ли поклонился.
        - Прости меня, княгиня, что помешал беседе с твоим Богом, - произнес последний из чжурчженей. - Скоро мы все увидимся с нашими богами. Но я не хочу, чтобы самое прекрасное создание, которое я видел в Поднебесной, погибло страшной и медленной смертью. Я не могу спасти тебя, но в моих силах сделать ответный подарок и преподнести тебе самую сладкую смерть.
        Княгиня испуганно отшатнулась. Меч на бедре человека, так похожего на ордынца, выглядел достаточно грозно. Кто знает, что нынче на уме у его хозяина, который доселе казался другом? Почему он здесь, когда все, кто может держать оружие, сейчас на стенах?
        Ли грустно покачал головой.
        - Ты неправильно поняла меня, прекрасный лотос вселенной. Самая сладкая смерть - это уйти, унося с собой души своих врагов, которые будут смиренно сопровождать тебя в твое небесное княжество.
        Последний из чжурчженей подошел к княгине, поставил сундук на пол перед ней и откинул крышку.
        - Это мой прощальный подарок. Ты знаешь, что делать с этим?
        Княгиня кивнула.
        - Да, я видела, как ты…
        Ли опустил крышку. Его внимательный взгляд на мгновение коснулся прекрасного лица молодой женщины, которое снилось ему вот уже которую ночь, словно он хотел навеки запечатлеть ее образ в своем сердце.
        - Прощай, - сказал последний из чжурчженей. - До скорой встречи.
        И вышел из горницы.

* * *
        Стол был добротный, дубовый, стертый по краям до блеска обшлагами домотканных рубах. За этим столом еще прапрадед сиживал со товарищи, первым по старшинству макая усы в братину с медовухой и передавая по обычаю далее. Всегда в купеческих семьях за столом было людно. Вместе с родней сидели и приближенные челядинцы, те, с которыми вместе в торговых обозах годами бок о бок ездили. А как же иначе? У походных костров вместе - и дома за одним столом. Не иначе, слово «товарищ» от слова «товар» идет, то есть тот, с кем вместе с товаром в иные земли отправляешься.
        И вряд ли найдешь союз крепче купеческого товарищества. Товары не просто довезти, их еще в пути и оборонить надо - желающих разжиться легкой добычей в любых землях всегда пруд пруди. Потому в том, кто рядом с ним идет в обозе, торговый человек уверен должен быть, как в самом себе.
        А общий стол издавна был священным. Севший за него не умыв рук рисковал получить от старшего ложкой по лбу и идти жевать свою краюху за печку. За столом преломляли хлеб, за ним вели торговые и иные переговоры. За ним решали и то, как жить дальше, когда в том случалась необходимость.
        Сейчас стол разделял двух братьев, сидевших друг против друга. Лица обоих были хмуры. Каждый свою думу думал, не решаясь начать первым. Лишь черное лицо Кудо, стоявшего у двери, было непроницаемым, словно ночь, сгущавшаяся за окном просторной горницы.
        Первым нарушил молчание Семен.
        - Что делать-то будем, братко? - спросил он. Его пальцы крутили так и сяк массивный перстень на пальце, хотя вряд ли в том была какая-то надобность.
        - Стоять до последнего, - угрюмо сказал Игнат.
        Больше всего сейчас ему хотелось узнать, за каким лядом призвал его сводный брат за родовой стол, когда сейчас каждая пара рук на счету - мало не полгорода полыхает от ордынского жира, мужики кровли изб растаскивать не успевают. До разговоров ли?
        - Стоять до последнего? - переспросил Семен. - Живота своего не жалеючи?
        В его голосе послышалась издевка.
        - Так животов-то тех, братко, осталось ты, да я, да мы с тобой! Во всем Козельске не раненых мужиков, что меч держать могут, едва десятков пять наберется. Остальные - бабы да отроки сопливые.
        Игнат поднял голову и тяжело уставился на брата. Его глаза были красными от жестокого недосыпа и черного, едкого дыма, который был повсюду - и на улице, и в домах, сколько ни запирай ставни и ни заделывай щели.
        - А у тебя какие-то мысли имеются? - спросил он.
        Семен посмотрел на Кудо.
        - Скажи своему черному, чтоб вышел отсель. Разговор будет только для твоих ушей.
        - Не мой он, братко, - устало сказал Игнат, - а такой же воин, как и те, что завтра снова на стены встанут. А что черен - так то не беда. У иных, ликом светлых от рождения, душа намного чернее его лика будет.
        Однако Кудо, услышав произнесенное, молча развернулся и вышел за дверь.
        - Так-то оно и ладно будет, - удовлетворенно сказал Семен, глядя ему вслед.
        - Зря справного воина обидел, - покачал головой Игнат. - Он на стенах-то почище иных рубился…
        Пальцы Семена, крутившие перстень, внезапно побелели, стиснув оправу камня.
        - А я гляжу, этот неумытый справный воин тебе дороже брата! - зарычал Семен. - Ты, братко, ежели супротив меня что имеешь, так прям здесь и скажи не таясь, я послушаю! Али я на стенах рядом с тобой не рубился? Али не я ордынского сотника в град приволок?
        Игнат досадливо мотнул головой.
        - Ладно, не время лаяться попусту. Говори, чего удумал.
        Где-то на улице послышался глухой удар. За окном взметнулись красные сполохи. Кто-то закричал истошно.
        Семен кивнул на окно:
        - Порок ордынский работает. Уж полграда горит, завтра другая половина займется. И Орда на приступ пойдет. На последний.
        - И что? - бесстрастно вопросил Игнат.
        - А мы все подмоги ожидать будем? - взбеленился Семен. - Очнись, Игнатушка! Не будет подмоги ни от Смоленска, ни от Новгорода, ни от Господа Бога. Животы свои за головешки положим!
        Игнат устало усмехнулся.
        - То не головешки, брат, - покачал он головой. - То град наш, что на земле русской стоит. И беда, коли ты этого еще не понял.
        - Это ты не понял!
        Семен аж приподнялся с лавки. Драгоценный камень вывалился из оправы перстня и, стукнувшись об пол, укатился куда-то. Но сейчас Семену было не до камня.
        - До рассвета, быть может, и простоит град! - заорал он. - А уже завтра и по нашей земле, и по тому, что от града останется, ордынские кони скакать будут! Так не лучше ли нам сегодня…
        - Молчи, брат, - жестко произнес Игнат. - Лучше молчи. Не говори того, об чем пожалеешь. Потому как ни я, ни ты, и никто из горожан со своего места на стене не сойдет и ворот поганому ордынскому хану не откроет.
        А Семен вдруг как-то сразу успокоился, чинно сел обратно и сосредоточенно стал искать взглядом на полу утерянное сокровище.
        - Ну и ладно, - примирительно пробормотал он. - Я ничего не сказал, ты ничего не слышал. И то правда, не к ночи я разговоры разговаривать начал. Пора б и вздремнуть маленько. Завтра на рассвете ох и жарко здесь будет.
        В углу у двери блеснуло. Семен подхватился с лавки, проворно метнулся и, сцапав утерянный камень, словно кот зазевавшуюся мышь, улыбнулся Игнату.
        - Ты не серчай, братко, ежели чего не так. Устал я что-то. Пойду-ка я лучше к себе в спаленку, в последний раз под шкуры медвежьи заберусь. Может, во сне чего хорошего и увижу напоследок.
        - Иди, - пожал плечами Игнат, еще раз взглянув на сполохи пламени за окном и поднимаясь из-за стола. - Пожалуй, и мне пора. Засиделся я что-то.
        Он вышел на улицу. Хоть ночной воздух и был пропитан гарью и дымом, а все ж дышалось им легче, чем там, за дверью, в чистой и опрятной горнице, без следа сажи и копоти на стенах и полу, оттертых руками дворовых девок, которых рачительный хозяин так и не отпустил на подмогу городу.
        - Видать, не только стол разделил нас, братко, - пробормотал Игнат.
        Отделилась от ночи и неслышно шагнула к нему черная тень.
        - Что скажешь, Кудо? - задумчиво спросил Игнат.
        - Ни к чему слова, - произнес чернокожий воин. - Ясно все. Помогать надо.
        И кивнул в сторону разгорающейся избы на другой стороне улицы.
        - И то правда, - сказал Игнат, спускаясь с крыльца и ускоряя шаг. Складка меж его бровей немного разгладилась. Ясно дело, растаскивать багром горящие бревна всяко легче, чем думать такое…

* * *
        Свинцовое небо низко нависло над головами, обильно посыпая шлемы и плечи ратников мокрым липким снегом. Вроде только вчера светило солнце, журчали ручьи, разбуженные приходом ранней весны, дурниной орали птицы, соскучившиеся по теплу, - и вот на тебе. Ночью вернулась зима. Затянула тучами солнце, разогнала птиц по щелям да дуплам и сковала раскисшую дорожную грязь в ледяной панцирь. Но за последнее ей спасибо.
        Кони бодро цокали шипастыми подковами по ледяной корке и споро двигались по широкой тропе вдоль лесного окоема.
        «Эх, знать бы раньше тот путь, не ломился б через буреломы, как лось безрогий. Понапрасну, считай, цельный день потерял», - сокрушался Тимоха, уже забыв о том, как недавно чуть с жизнью не расстался неподалеку отсюда. Ныне же день казался куда более важной потерей.
        Хотелось, ох как хотелось сейчас, чтоб приказал князь дать шпоры коням да птицей-кречетом полететь вперед, к родному городу, что словно тяжело раненное живое существо истекает сейчас русской кровищей, - а нельзя. Загнать коней дело нехитрое. И Козельск не спасешь, и сам вместе с дружиной погибнешь в пустыне.
        Потому как не по земле - по выжженной пустыне шли. По следу Орды. Страшному следу.
        Везде, где ранее стояли деревеньки да хутора, ныне торчали лишь обожженные остовы изб. А подле них - мужики, дети, женщины, старики, порубанные, побитые стрелами да копьями, разорванные конями… Первую ночь не спали - хоронили мертвецов, что стылыми кучками окровавленной одежды лежали повсюду непогребенные. Далее запретил князь. Сказал - живым помощь нынче нужнее, за тем и идем. Коли выживем сами, на обратном пути предадим земле тела убиенных.
        Только сам Александр Ярославич и знал, какою ценой дались ему те слова. Но цена была заплачена, и дружина двинулась дальше за князем, лицо которого словно окаменело - да так и застыло белой маской. Мелкими черточками пролегли под глазами Александра первые морщины, но сами глаза горели жутким огнем. Не осьмнадцатилетний юноша ныне вел на битву свою невеликую дружину - взрослый муж твердой рукой правил коня по выжженной русской земле, отсюда начиная свой великий подвиг, слух о котором пронесется через многие столетия…
        Лес, что темной громадой раскинулся по правую руку, стал реже. Меж вековых стволов обозначились просветы, заполненные судорожным переплетением веток, словно деревья, будто древние бессильные старцы, в страхе от увиденного сомкнули руки, цепляясь друг за друга, - да так и замерли в вечном ужасе перед тем кошмаром, невольными свидетелями которого они стали недавно.
        Из редколесья на дорогу вышел человек и встал посередке, заложив руки за спину. Пояс человека оттягивал книзу невиданных размеров кистень, за тот пояс небрежно заткнутый. Хотя под такие плечи меньшее оружие показалось бы детской игрушкой.
        - Скидавай оружие и доспехи, православные! - громогласно прокричал человек. Зычный голос разнесся над полем, словно ожил большой вечевой колокол и закричал-загудел людским голосом. - Тады, может, живыми отсель выйдете.
        На обветренном лице князя не дрогнул не один мускул. Он и коня не остановил - тот сам продолжал медленно надвигаться на человека, грозя смять его широкой грудью.
        - Не много ли берешь на себя, смерд? - удивленно спросил едущий рядом с князем седобородый Сбыслав.
        Человек повел широкими плечами - и словно по команде шевельнулся лес, вмиг ощетинившись наконечниками стрел, наложенных на луки.
        - Беру ровно столько, сколь сдюжить смогу, - спокойно произнес человек, пристально глядя в глаза княжьему коню. Не выдержав противоборства, животное всхрапнуло и, отворотив голову, попыталось обойти неожиданное препятствие. Князь резко дернул повод обратно.
        - Погоди, Александр Ярославич.
        С другой стороны к князю подъехал дружинник, в плечах мало уступающий пешему разбойнику. Острый глаз бывалого воина не только заметил опасность справа, но уже успел и посчитать врагов, и прикинуть, как в случае чего прикрыть собою князя от стрел. Жесткая рука дружинника перехватила повод.
        - Ополоумел, Олексич? - спокойно спросил Александр. Его рука легла на рукоять меча. - Князю перечишь?
        - Эй, Кудеяр! - вдруг взвился голос из середины княжеского отряда. - Не ты ли обещал, что в этих местах от тебя мне не будет обиды?
        Все, даже князь, удивленно обернулись на голос.
        Дружинники расступились. Сквозь железный коридор к месту разбора ехал Тимоха.
        - Ты?
        Густые брови атамана полезли на лоб.
        - Да неужто с подмогой?
        - С ней, - улыбнулся Тимоха. - Ошибся ты, атаман. Не перевелись еще на нашей земле истинно русские люди.
        - А ты, стало быть, князь новгородский, - исподлобья мазнув взглядом по красному плащу Александра Ярославича, хмуро спросил Кудеяр.
        - Стало быть, я, - ледяным голосом отозвался князь.
        - Где ж вы раньше-то были? - мрачнея на глазах, проговорил атаман.
        - Про то бояр новгородских спросить надобно, - быстро ответил Тимоха. - Они князя в неведении держали.
        - Придет время - спросим, - катнув желваками, сказал Кудеяр.
        - Им перед Богом ответ держать, - сказал Тимоха. - А князь вот как об нашей беде узнал, так сразу со своей дружиной в поход собрался, с Орды за все спросить ответу.
        - Маловато вас с Орды-то спрашивать, - окинув взглядом княжескую дружину, сказал Кудеяр. - Хоть и в броне почти все.
        - Не дал людей Новгород, - с грустью сказал Тимоха. - Охотников Сбыслав Якунович собрал полсотни - на этом все.
        - Ясно, - кивнул Кудеяр. И посторонился с дороги. - Ты уж на нас не серчай, княже…
        Александр Ярославич молча кивнул и тронул коня.
        - Князь! - вдруг с запозданием крикнул атаман лесных разбойников. Александр чуть повернул голову. - Возьмешь меня с ватагой в ополчение?
        Вроде как чуть разгладились застывшие вокруг глаз князя морщины.
        - Возьму, Кудеяр, - сказал Александр Ярославич.

* * *
        Отроку отчаянно хотелось спать. Когда ты молод, телу все равно - грохочет ли за стеной гигантская осадная машина, ревут ли пожары, кричат ли люди. Тело настойчиво требовало свое. Хоть прям здесь, под в?ротом ложись на землю, сворачивайся клубком по-кошачьи, а там… пусть бы и горшком с горящим ордынским салом накроет, так и отойдешь в иной мир, не вылезая из цепких объятий сна.
        Но - нельзя. Игнат сказал: погибла дружина - так теперь вы за нее. Кто, кроме вас, защитит князя? И мечи раздал - настоящие, боевые, с несмываемыми бурыми пятнами на ножнах и на кожаной оплетке рукоятей. Те, что остались от ратников, погибших на стенах. И много их было, тех мечей. Больше, чем оставшихся в живых отроков.
        Когда спать хотелось совсем уж нестерпимо, отрок до боли сжимал в ладони твердую рукоять - и вроде как отпускало на время, словно боевое оружие делилось с парнем своей суровой, спокойной силой.
        В ночи колыхнулся силуэт человека, приблизился, стал отчетливее. Отрок сморгнул, прогоняя остатки сонливости, и чуть подправил левой рукой ножны на поясе, чтоб удобней было выхватить оружие - мало ли? Крепостной ворот - ключ к мосту и воротам. И Игнат, и покойный воевода наказывали беречь его пуще глаза и ставили к нему лишь особо отличившихся смекалкой и постижением воинской науки. Но на фоне дальних сполохов пламени разглядеть лицо приближающегося человека было невозможно.
        - Кто там? - воскликнул отрок, берясь за меч. Послушный движению клинок на палец вышел из ножен.
        - Я, - ответила темнота.
        - А, это вы, дядька Семен, - перевел дух отрок. Крестовина меча расслабленно щелкнула об устье ножен. - Я уж подумал, кто бы это среди ночи…
        Широкое лезвие подсайдашного ножа, выброшенное вперед из широкого рукава медвежьей шубы, легко перерезало горло отрока и вонзилось в шейный позвонок, мало не смахнув с плеч головы, - этим оружием многие в Козельске и помимо дружинников отменно владели с детства. Сильные руки подхватили падающее тело и мягко опустили рядом с в?ротом.
        Семен воровато оглянулся. Никого. Тогда он медленно выпрямился, уперся в плечо отрока ногой и, выдернув нож, тщательно вытер его о рубаху мертвеца. Держать оружие в чистоте и опрятности в Козельске тоже учили с детства.
        Засунув подсайдашник обратно в чехол на поясе, Семен истово перекрестился, взялся за рукоять ворота и осторожно толкнул ее вперед. Шестерни плавно тронулись с места. Вроде не скрипнуло ничего.
        - Ну, с Богом, - прошептал Семен.
        - Поможет ли Господь в таком деле-то? - эхом отозвался голос из темноты.
        Семен вздрогнул, бросил рукоять и вновь схватился было за нож.
        Из ночи вышли двое. Подсайдашник дрогнул в руке Семена.
        - Сон неладный увидел, братко? - спросил Игнат. - Али под шкурами жарко стало, решил проветриться?
        Его взгляд упал на остывающий труп.
        - Брось нож, - деревянно сказал Игнат.
        Ямки меж ключиц Семена коснулось холодное острие копья. Бесстрастные глаза Кудо смотрели на купца, словно на таракана, с легкой долей брезгливости. Мол, по-любому надо прихлопнуть, да вот жалко тряпки под рукой нет, ладонь измарать придется.
        Широкий нож упал на землю, досадливо звякнув о невидимый в ночи камень.
        - Давно я за тобой присматриваю, Семен, - глухо сказал Игнат, невидяще глядя себе на сапоги. - И как ты в лагерь к Орде сходил на диво удачно, и как воеводу подбил на то, чтоб вылазку сделать, в которой все наше войско полегло. И вот думаю сейчас - откуда завелась чернота в душе твоей?
        Семен ядовито фыркнул.
        - А оттуда, Игнат, что жить хочу. И из-за этой стены запах смерти чую.
        Семен хотел кивнуть на возвышающуюся справа громаду приступной стены, но острие копья надавило чуть сильнее. Шею ожгло, за ворот потекло теплое. Кудо внимательно следил за каждым движением. Шевельнись сильнее - проткнет, не думая долго.
        Семен замер.
        - И за то отрока неповинного жизни лишил не дрогнув? - спросил Игнат. - И на брата готов с ножом броситься? Не понять мне того…
        Вдруг Кудо вздрогнул и медленно начал заваливаться вперед. Если бы вдруг разом не ослабли его руки на древке копья, валяться бы Семену рядом с давешним отроком с такой же раной на шее.
        Но Семен не зря слыл лучшим кулачным бойцом в округе. Кто на кулаках не промах, тот почти всегда и с оружием накоротке знается. Извернувшись, словно ласка, он перехватил копье и нанес два удара. Первый тупым концом древка в грудь брату, уже тянувшему меч из ножен. И второй - туда же, но перевернув копье.
        Игнат, выронив меч, грянулся на землю. Смертная тоска в его глазах таяла вместе с уходящей жизнью.
        Семен выдернул копье, аккуратно, чтоб не звякнуть лишний раз, прислонил его к стене и нагнулся над братом.
        - И не поймешь, братко, - сказал он. - Совестливый ты больно. Своя шкура - она ведь завсегда теплее и дороже чужой будет. Жаль, ранее ты того не понял. А теперь уж и подавно поздно.
        И прикрыл глаза брата ладонью. Нехорошо, когда мертвец смотрит с упреком, пусть даже и не на тебя, а в непроглядное небо - все равно спиной тот взгляд чувствуется.
        Семен поднялся с колена, подошел к вороту и снова взялся за рукоять. Сотник Тэхэ возился с трупом Кудо, пытаясь вытащить нож-хутуг, застрявший под лопаткой мертвеца в ремне нагрудного панциря.
        - Давай помогай, черт немытый, - прошипел Семен. - Чего там ковырялся так долго? Я те когда нож в окошко подбросил?
        Тэхэ подошел и тоже схватился за рукоятку в?рота. Медленно крутить тяжелый ворот так, чтоб не скрипели петли и механизм, требовало больших усилий.
        - Так до той ножа еще дотянуться надо было, - прошептал он. - И веревка пилить. Еще хорошо, что охрана вчера воевать убежал. Ты зачем так поздно нож бросал?
        - Затем, - буркнул Семен. - На стене сторожей снял?
        - Снял.
        - Тогда давай ручку верти!
        Ворота крепости медленно разъезжались в стороны. В образовавшуюся щель сперва проскользнули считаные тени, вскоре сменившиеся черным, сплошным людским потоком.
        Над городом занимался мутно-багровый рассвет…

* * *
        Если бы человек мог подобно птице воспарить над землею, его глазам открылась бы многое. Могучие леса, благодатные поля, быстрые реки и величественные озера, в безупречной глади которых отражается вечное синее небо. Но обрадовался бы тот человек при виде всего этого великолепия? Вряд ли…
        Ибо среди той первозданной красоты на земле порой творится такое, на что невозможно смотреть ни людям, ни даже Богу, который так часто заслоняет свой светлый лик облаками и тучами, проливая дожди слез над тем, что своими руками творят его создания. Может, потому Он и не дает людям крыльев…
        Над городом разносился равномерный звук, какой случается, когда десятки людей с утробным хеканьем валят лес, вырубая огнище для пожига и последующей распашки. Но не поле для благословенного зерна ныне готовили люди.
        Сейчас они убивали других людей, скучно и монотонно делая привычную работу и лишь порой досадливо кривясь, если в той работе возникали препоны…
        Кузнец Иван взмахнул молотом. В перерывах между ордынскими штурмами требовалось многое - правились затупленные и выщербленные клинки, чинилась порванная оковка щитов, латались кольчуги. Иван работал истово, порой забывая о сне и еде. Спасибо, что после гибели подмастерья Левки дед Евсей взялся помогать в кузне. Он и сейчас, покряхтывая при каждом ударе кузнеца, держался за рукоять лежащего на наковальне меча, который Иван взялся подправить вхолодную, - не до хорошего, делали что могли. Кузнецов мало, а вот ущербных мечей после прошлого штурма - чуть не каждый второй…
        Жалобно взвизгнув, шмякнулась об косяк дверь - и повисла на одной петле. Иван и дед разом обернулись. И увидев то, что лезло в дверной проем, раздумывали недолго.
        Странно, но одинаковые лица, выглядывающие из железной чешуи, почему-то не казались людскими. Первое из них легко смялось в кашу из окровавленных костей и железа - разогретое работой тело кузнеца само повторило предыдущий удар. Только пришелся он не по лежащему на наковальне клинку, а по ордынскому шлему. Второе лицо распалось наискось, перечеркнутое мелькнувшей на мгновение светлой молнией, - дед Евсей с годами не утратил ратной сноровки, а меч, похоже, и вхолодную отковали на славу.
        Те, кто лезли следом, попятились, что-то истошно вереща по-своему.
        - Ну что, дед, пошли, что ли? - спросил Иван, нехорошо ухмыляясь. С молота, привычного к мирной работе, на пол кузницы медленно стекала серо-красная каша.
        - Погоди, сынок, - сказал Евсей. Перехватив меч в левую руку, дед из кучи железа выдернул кривой засапожный нож без рукояти и метнул его в дверной проем. За порогом, гремя доспехом, упало еще одно тело.
        Угрожающие крики стали громче.
        - А то ж замахнуться как следует не дадут, - пояснил дед. - Ну, теперь пошли…
        Но замахнуться как следует им не дали.
        Наученные предыдущим опытом, кешиктены встали полукругом около выхода из кузницы, держа наготове снаряженные луки.
        Кузнец с дедом ринулись было на толпу врагов - но ордынские луки зазвенели одновременно, посылая оперенную смерть в не защищенные бронею тела. Да и какая броня спасет от прямого удара стрелы, пущенной с десяти шагов?..
        Сухое тело деда Евсея четыре стрелы прошили насквозь. Но он успел еще дотянуться острием своего клинка до горла ближайшего лучника, прежде чем его добили мечами…
        Две стрелы ударили в плечо и в грудь кузнеца, но он, словно не чувствуя боли, продолжал бежать вперед, занося молот над головой.
        - За Левку!!!
        Стрелки вновь вскинули луки, но какой-то сноровистый всадник, пролетая мимо, метнул через головы лучников аркан, перехвативший шею кузнеца. Всадник ударил коня пятками в бока, торжествующе закричал - и вдруг, выдернутый неведомой силой из седла, грохнулся о землю. Шлем всадника покатился по земле, а хозяин шлема, сбив с ног одного из лучников, поволокся по грязи, не догадываясь отпустить намотанный на руку аркан.
        Отбросив молот, Иван мощными рывками тащил к себе кешиктена. Пораженные увиденным, лучники не сразу сообразили, что происходит, и на мгновение замешкались.
        Того мгновения Ивану хватило. Подтянув к себе извивающееся тело, он просто ударил ногой сверху вниз, как добивают мальчишки изловленную на веревочку крысу. Череп кешиктена противно хрустнул, тело забилось сильнее - но уже в агонии.
        Опомнившиеся лучники завизжали. В воздухе просвистело несколько стрел, отбросивших кузнеца назад и пригвоздивших к бревнам его руки. И долго еще стрелами и копьями распинали ордынцы на стене кузницы мощное тело Ивана, не решаясь подойти и добить…
        Узкий, прямой меч плавно разрезал пространство. Истинный воин никогда не бьется с врагами - он просто восстанавливает равновесие.
        Древние учили, что Вселенная есть не что иное, как пустота, состоящая из двух начал - темного и светлого. И пока нерушимо их равновесие, будет существовать этот мир.
        Но Ли уже давно сомневался в том, что с Вселенной все в порядке. Он видел - темного вокруг было гораздо больше. И если его родовой меч мог внести в мир толику света, он никогда не запрещал ему этого. Ведь единство и согласие между воином и его мечом - это тоже элемент равновесия…
        Со стороны это было похоже на смазанный человеческий силуэт, гонящий перед собой черную чешуйчатую волну. Невозможно рубить одновременно во всех направлениях - но силуэт делал именно это. Лучники метали в него стрелы - и попадали либо в воздух, либо в своих. Ошметки волосяных арканов, не достигших цели, разлетались в стороны. Люди же, попадавшиеся на пути силуэта, просто переставали быть людьми - в изуродованных кусках окровавленного мяса оставалось слишком мало человеческого…
        Ли знал, что доброта Вселенной не бесконечна и что древняя техника боя исчезнувшего народа чжурчженей скоро выпьет до дна его жизненные силы. Но до этого ему надо было кое-что успеть.
        Движение «крыса Шу кусает себя за хвост», стоившее головы ближайшему кешиктену, окончилось падением на колено. Ли подхватил с земли горящую головню и, плавно поднырнув под летящее копье - «Дракон Лун играет с падающей звездой», - ринулся к маячившему впереди камнемету.
        Короб с огненным порошком стоял на том же месте, где он его оставил. Нехорошо, когда могучее оружие достается врагу. Ли в два мощных рывка преодолел расстояние, отделяющее его от короба. Кто-то попытался его задержать, но последний из чжурчженей словно бестелесный призрак протек сквозь закованного в латы кешиктена - и тот распался надвое.
        Немного нужно времени для того, чтобы откинуть крышку короба и сунуть в него головню.
        Но для этого нужно остановиться…
        Когда все началось, Семен счел за лучшее схорониться подале от резни. Ну его, еще зарубят басурмане по ошибке. Это Тэхэ, подхватив меч убитого Игната, с воплями ринулся в самую гущу сечи, славы добывать. Ну, так ему-то что? Отлежался в полоне, отожрался дармовой кашей, дури накопил - теперь в самый раз геройствовать. А нам оно без надобности.
        На стенах было пусто - да и кому нужны теперь те стены?
        Семен сноровисто взбежал по всходам и пристроился в тени за мощным столбом, подпирающим защитную крышу, - самого снизу не видно, зато весь город как на ладони.
        Сначала жутко показалось Семену - сосед с расколотым черепом пал под самыми всходами. У другого знакомца, что жил через три дома, степняк походя смахнул голову с плеч, и та шмякнулась в лужу, словно кочан капусты. А потом ничего, одумался. Мол, по-любому ордынцы бы всех перерезали. И его, Семена, заодно.
        - Уж лучше их, - вздохнул про себя Семен. - Своя шкура…
        Договорить он не успел - слова комом застряли в горле.
        К камнемету, что стоял почитай под самыми всходами, двигался смазанный человеческий силуэт. Меча в руке человека почти что не было видно - зато было отчетливо видно то, что совершал этот меч. Только что живые и совсем неслабые воины валились на землю словно снопы, поваленные ураганом.
        Ворох одежд, развевающихся вокруг человеческого контура, показался Семену знакомым.
        - Так ить… это ж Линька, - пробормотал он. И как-то вдруг сразу осознал, куда и зачем пробивается сквозь толпу врагов последний воин исчезнувшего народа. И то, что будет с ним, Семеном, если вдруг этот воин достигнет своей цели.
        Купец слишком хорошо помнил, как действует огненный порошок. И что будет с камнеметом и с деревянной крепостной стеной возле него, а значит, и с ним самим, понял вмиг.
        «Бежать!» - было первой мыслью.
        «Куда?» - второй.
        «Не успеть!!!» - прилетело следом.
        Отчаянный взгляд заметался в поисках выхода - и неожиданно увидел его.
        Снаряженный самострел смотрел жалом тяжелого болта в сторону степи. Лежащий рядом бородатый мужик не успел спустить тетиву - нож подкравшегося сзади Тэхэ перехватил его горло, превратив ухоженную рыжую бороду в черно-бурый пласт слипшихся от крови волос.
        Самострел был меньше обычного крепостного и снабжен мощным луком, от которого вот-вот грозила порваться сплетенная из воловьих жил тетива. Семен ухватился за ложе, закрепленное в подвижной станине, уперся ногой и что есть силы рванул на себя…
        Немного нужно времени для того, чтобы откинуть крышку короба и сунуть в него головню. Но для этого нужно остановиться.
        Смазанный силуэт снова стал человеком. Возиться с крышкой времени не было - пылающая головня уже до кости прожгла пальцы.
        Острие родового меча метнулось к деревянному запору и срезало его вместе с куском крышки. Ли поддел ее носком сапога… но страшный удар в грудь отбросил его назад. Падая на спину, он успел заметить наверху стены знакомую коренастую фигуру с самострелом, упертым в плечо.
        - Когда атакуешь крысу… нельзя забывать о змее… которая может напасть сзади, - с запоздалым сожалением прошептал Ли.
        Мир заволакивала непроглядная черная пелена. Но откуда-то сверху уже тянулись к последнему из чжурчженей сотни ласковых рук, и чей-то бесплотный голос мягко говорил о том, что равновесие все-таки существует. И что если в мире людей накопилось слишком много темного, то светлое непременно найдется там, где тебя ждут…
        Хуса потерял слишком много для того, чтобы терять что-то еще. Последней, самой серьезной потерей был правый глаз. Если бы урусский воин успел подправить затупленный наконечник трофейной ордынской стрелы, сейчас Хуса, скорее всего, был бы уже в царстве Эрлика и снова выслушивал нудные наставления покойного старшего брата. Но Хуса был уверен, что наконечник здесь ни при чем. Он просто лишний раз убедился в колдовских свойствах волшебной мази. Никто из ордынских ветеранов не смог припомнить случая, чтобы воин, поймавший глазом стрелу, сумел выжить и так быстро оправиться от серьезной раны.
        Хуса даже немного возгордился. Доспехов кешиктена и значка десятника ему так и не вернули, но он раздобыл черную повязку, похожую на ту, что носил на лице Субэдэ, и теперь, сидя у ночного костра, любил повторять:
        - У нас с Непобедимым теперь пара глаз на двоих.
        Слышавшие это хохотали до упаду, но Хусе было наплевать. Сейчас его заботило другое.
        Рана на месте правого уха затянулась, затянулся и шрам от плети - волшебная мазь сделала свое дело. Но ее оставалось слишком мало. Потому теперь в битву Хуса шел исходя из того, что вовсе не стоит совать под мечи урусов оставшиеся ухо и глаз, рискуя лишиться при этом и головы в придачу.
        Однако не стоило забывать и о том, что, если сам не успеешь взять то, что тебе причитается, другие окажутся более проворными.
        Впереди человек в богатом халате с заляпанными кровью рукавами вел куда-то согнутую старуху в черном одеянии. На руке человека, лежащей на плече старухи, блеснул крупным яхонтом дорогой перстень. Удивительно, что эту парочку еще никто не взял на копье. Определенно, сегодня Хусе сопутствовала удача!
        Он бросился вперед, занося саблю, но старуха внезапно словно что-то почувствовала и резко обернулась. Ее глаза полыхнули нечеловеческим, жутким огнем - и она, словно разъяренная кошка, бросилась в лицо Хусе, метя скрюченными пальцами в глаз бывшего кешиктена.
        Душа Хусы ухнула куда-то вниз. Все, что он раньше слышал о шулмах[173 - Шулма (тюркск.) - ведьма.], разом всплыло в голове. И быть бы Хусе вдобавок ко всему еще и слепым, но его спас страх. Так безоружный человек отмахивается руками от манула, защищающего своих детенышей. О том, что в его руке зажата рукоять сабли, Хуса как-то даже и не вспомнил.
        Удар был слабым, но пришелся он точно по сморщенной шее. Старуха слабо вскрикнула - и упала на землю, словно насмерть подстреленная черная птица.
        - Бабушка Степанида!
        Рашид бросился к старухе, не обращая внимания на Хусу, уже заносящего саблю для второго удара, - только что пережитый страх проще всего глушится чужой болью…
        Но удара не последовало.
        Руку Хусы перехватила другая рука.
        - Этот человек не урус, - хмуро сказал Шонхор.
        Хуса нехорошо ощерился.
        - Ты покрываешь того, кто помогал урусам? Потрясатель Вселенной завещал вырезать всех в городах, которые посмели сопротивляться Орде.
        - Это не урус, - повторил Шонхор, сжимая кисть. - На нем одежды заморского торговца. Потрясатель Вселенной также завещал рубить голову всякому, кто обидит купца.
        - Купца, имеющего ярлык!
        Шонхор усмехнулся.
        - Спроси его сам, куда он спрятал свой ярлык. Конечно, если знаешь его язык или язык урусов.
        - Отпусти, - зашипел Хуса. Кисть, сжатая железными пальцами Шонхора, уже успела онеметь.
        Молодой кешиктен разжал руку. Хуса бросил саблю в ножны, метнул в Шонхора взгляд, полный ненависти, но, не посмев ничего сказать, быстро ушел. Он помнил, как Непобедимый почтил этого молодого выскочку своим вниманием. Пусть торжествует… пока. Может, удастся поквитаться с ним в другой раз, когда лишних глаз будет поменьше, а сам он невзначай как-нибудь подставит под удар незащищенную спину.
        - Пойдем, - кивнул Шонхор Рашиду. - Ты мой пленник, и тебя больше никто не тронет, пока Непобедимый сам не решит твою судьбу.
        Последним в город вошел отряд Желтозубых. После ночной атаки русских их осталось не больше десятка. Пока внезапно спустившиеся со стен витязи рубили камнеметы и обслугу, сонные пожиратели падали, побросав свое оружие, разбежались кто куда. Спаслись немногие, но и из спасшихся в живых остался лишь каждый второй. Им, правда, отрезали носы и оба уха, но это было сущей безделицей по сравнению с тем, что ждало их товарищей. Другая половина стрелков умирала несколько дней, посаженная на толстые заостренные колья, лишь самая верхушка которых была смазана бараньим жиром. Трусам в Орде пощады не было.
        Выжившие трусы были обречены подбирать то, что останется после храбрецов, - потому отряд Желтозубых и вошел в город последним. Но давно известно, что нет никого страшнее обозленного труса.
        Опьяненные долгожданной победой, ордынцы порой великодушно оставляли кого-то в живых - ребенка, не доросшего макушкой до тележной оси, старика, глядящего на мир белками слепых глаз, молодуху, отягощенную животом, - как-никак, у всех в родовых юртах остались дети, родители, жены и не все сердца превратились в комки овечьей шерсти.
        Желтозубых все это не касалось. Они все как один мечтали лишь об одном - чтобы от народа, ставшего причиной их увечья, не осталось даже воспоминания. Низший человек всегда склонен искать в других причину собственного несчастья.
        Отряд стрелков растянулся вдоль главной улицы города. Один за другим сухо щелкали тетивы аркебузов, уничтожая все живое, что попадалось стрелкам на глаза. Ребенок ли, старик ли, брюхатая баба - какая разница? Из ребенка вырастет воин. Беременная родит воина. Слепой, бывший когда-то воином, может ударить копьем на слух. Обруби корни - и засохнет дерево. Так зачем рубить, надрываясь, толстенный ствол, когда можно решить все гораздо проще?
        Глаза Желтозубых возбужденно блестели из-под окровавленных повязок, которыми были замотаны их лица. Азарт охоты глушит любую боль, и тем более слаще охота, когда жертвы не оказывают сопротивления.
        Вдруг за спинами стрелков раздался низкий утробный рев.
        Все разом обернулись, вскидывая взведенное оружие.
        От ворот к ним бежал человек.
        Но человек ли?
        Грязные лохмотья, которые прилипли к его телу, вряд ли можно было назвать одеждой. Черные от сажи всклокоченные волосы больше напоминали вздыбленную шерсть дикого зверя. Это впечатление усиливали глаза, горящие нечеловеческой яростью на перемазанном грязью лице. Лишь большой колун, насаженный на длинное топорище, который существо держало в руках, указывал на то, что к стрелкам приближается все-таки человек.
        Старший отряда коротко рявкнул. Тетивы аркебузов хлопнули одновременно. Но существо, лишь вздрогнув всем телом, продолжало приближаться, на бегу занося над головой свой страшный топор…
        Когда горшок с человечьим жиром ударил в проезжую башню, Тюря как раз оттаскивал назад огнеметную машину Ли, в которую требовалось долить зажигательной смеси. Это его и спасло.
        Горящий жир плеснул на сторожей, и их тела мгновенно охватило пламя. Тюря сдернул с машины мокрую коровью шкуру и метнулся было вперед - набросить хоть на одного, попытаться сбить пламя.
        - Назад! - прорычал Кузьма. И тут же упал, сраженный железной пулей, выпущенной из аркебуза. Тогда Тюря бросился к Егору, почти уже превратившемуся в живой факел, но тот нашел в себе силы сделать последнее движение, спасшее Тюре жизнь.
        Мощный удар ногой отбросил Тюрю назад, да так, что он перекувырнулся через невысокое ограждение задней части смотровой площадки и, грянувшись оземь с пятисаженной высоты, потерял сознание…
        Наверно, его сочли мертвым и свои, и чужие.
        Первое, что он увидел, когда пришел в себя, были открытые ворота. И люди. Мертвые люди вокруг, куда ни кинь взгляд.
        И где-то среди них была она. Тюря помнил, как она упала прямо на острые колья. Но не погибла. Теперь он знал это точно. Как он мог подумать, что ее больше нет? Ведь тогда больше просто незачем жить.
        Тюря рассеянно подобрал валявшийся рядом топор, выпавший из-за опояски при падении, и побрел к распахнутым воротам. Где-то сзади слышались крики, но здесь, у ворот, было пустынно.
        Он перешел мост и, распихав руками распухшие трупы, плававшие на поверхности, несколько раз нырнул в затхлую воду рва, пытаясь добраться до кольев. Наверно, она все еще была там, и ее надо было вытащить.
        До кольев он добрался лишь единожды - ров был очень глубоким. Наколов ладонь о пустое деревянное острие, Тюря понял, что она сама сумела выбраться и теперь, конечно, ищет его.
        Тогда он вылез из рва и снова вернулся в город.
        И увидел их.
        Они ожили. Те самые заточенные колья с окровавленными головами повылазили из рва, нашли самострелы, убившие не только ее, но и дядьку Кузьму и еще многих Тюриных друзей и теперь искали ее, чтобы убить окончательно. Они были очень похожи на людей, но Тюря знал, что это не так. От них веяло почти осязаемой гнилью, какой, наверно, несло бы от мертвеца, сумевшего вылезти из могилы, натянуть на себя железные доспехи и взять в руки самострел.
        Ну уж нет! В третий раз им ее не убить!
        Тюря взмахнул топором и бросился вперед.
        Они огрызнулись своими самострелами и даже несколько раз толкнули Тюрю. Но что может сделать человеку прогнившая до сердцевины деревяшка? Ясно дело, ничего.
        Дерево было трухлявым и рубилось легко. Когда дело было сделано, Тюря огляделся вокруг и улыбнулся.
        Колья валялись вокруг и больше никому не могли причинить вреда. Гнилое дерево легко рубится, это здоровое попробуй свали!
        Тюря поморщился и вытащил сапог из серо-красной жижи, вытекавшей из верхушки самого большого кола.
        - Надо же, насколько его черви проели, - с сожалением покачал головой Тюря. - А я новые сапоги замарал…
        И тут Тюря почувствовал, насколько он устал. Ее зов был все ближе и явственнее, но идти навстречу сил уже не было. Тогда он просто шагнул в сторону, подальше от дурно пахнущей лужи, опустился на деревянную мостовую, свернулся клубочком и стал ждать. Он знал - вот-вот сейчас она подойдет, погладит его по голове, как тогда, и заберет с собой туда, где он всегда будет рядом с ней. И тогда ее больше уже никто не сможет обидеть…
        Купол церкви полыхал - заряд ордынской осадной машины попал прямиком в колокольню. Дым немилосердно ел глаза, но отец Серафим продолжал творить молитву. Снаружи доносился шум боя и крики боли. Поначалу священник твердо решил принять смерть у алтаря, но сейчас ему в голову пришла мысль, что негоже духовному отцу запираться в храме, отделяясь его стенами от детей своих в час их скорби.
        Положив на престол[174 - Престол - в церкви стол из камня или дерева, находящийся в середине алтаря.] Евангелие, отец Серафим прошел через храм и распахнул двери.
        Ему показалось, что он открыл врата в ад.
        Город горел. Клубы черного, тяжелого дыма неохотно поднимались к небу. Темные тени носились по улицам, врывались в уцелевшие дома, грабя и растаскивая все, что попадалось под руку. Всадник в чешуйчатой броне, визжа и размахивая окровавленным клинком, пронесся мимо священника, гонясь за щенком, который улепетывал вдоль улицы, приволакивая заднюю ногу.
        Ордынец уже почти настиг собачонку, когда под ноги коню кинулась молодая девчушка. Подхватив щенка, она шустро метнулась к проходу между заборами - но всадник оказался проворнее.
        Круто осадив коня, он выпрыгнул из седла, в два прыжка настиг девушку и, повалив ее на землю, принялся с остервенением рвать на ней одежду. Щенок вырвался и с визгом скрылся под ближайшим забором. Девушка рванулась было следом - но пальцы ордынца были словно из железа. Он уже справился с поясом и полушубком и сейчас рвал исподнюю рубаху. Девушка тоненько закричала.
        Что-то нехорошее стало вползать в душу священника. Вмиг взмокшие ладони сами собой сжались в кулаки.
        - Господи, да что ж это деется-то?! - прошептал отец Серафим. - Как же это, Господи?!!!
        Словно в ответ на его слова где-то высоко над головой раздался громкий треск. Прогоревший купол осел, и добрая половина его рухнула внутрь храма. Массивный деревянный крест, венчавший верхушку церкви, качнулся, отломился от основания и горящей кометой понесся к земле.
        Огненное распятие высотой мало не в рост человека вонзилось в землю в двух шагах от священника.
        Ордынец, услышав удар, оторвался на мгновение от своей жертвы, смерил взглядом неподвижную фигуру отца Серафима и пылающий крест рядом с нею, засмеялся чему-то и принялся стаскивать с себя доспех, не забывая при этом давить коленом на живот девушки - мало ли, вдруг улизнет.
        Но девчушке было уже не до побега. Она просто схватилась ладошками за колено ордынца, пыталась хоть немного отодвинуть источник давящей боли, но степняк, скинув доспех, лишь оскалился щербатой пастью и надавил сильнее.
        Двое кешиктенов, скакавших мимо, придержали коней и подъехали ближе, собираясь принять участие в потехе.
        - Смотри не убей ее! - улыбаясь крикнул один из них.
        - Ничего, - ответил щербатый. - Если сдохнет - даже лучше будет. Не люблю, когда они орут и дергаются.
        Все трое рассмеялись. Их взгляды были прикованы к девушке, и потому они не сразу заметили, как немолодой священник шагнул к кресту…
        Основание сломалось наискось и при падении с высоты достаточно глубоко вошло в землю. Но отец Серафим с легкостью выдернул из земли горящий крест, пронес несколько шагов и, занеся его, будто копье, ударил сверху вниз…
        Удар был такой силы, что основание креста, широкое, словно лезвие боевого топора, развалило насильника надвое от плеча до пояса и снова ушло в землю. Кровь ордынца, попавшая на горящее дерево, зашипела - и тут же отвалилась, осыпавшись на землю черными пузырящимися хлопьями.
        От удара, нанесенного наискось, колено степняка соскользнуло с живота девушки - и тут же на нее повалилась нижняя половина трупа. Она закричала снова, в ужасе оттолкнула окровавленный обрубок и поползла, плохо соображая, куда и зачем, - все равно, лишь бы подальше от этого ужасного места…
        Один из кешиктенов, и не вспомнив об оружии, одной рукой схватился за висящий на шее оберег, а другой дернул повод и замолотил пятками по бокам коня, спеша поскорее убраться подальше. Ведь каждому ясно, что через человека, способного совершить такое, действуют другие силы, которых обычное оружие может только разгневать, но никак не убить. Второй, менее суеверный ордынец, неуверенно потянул из колчана стрелу.
        Отец Серафим хмуро взглянул на кешиктена, потом перевел взгляд на крест, на дело рук своих, на надорванный край залитого чужой кровью подола, мелькнувший за углом забора… Странно. Вроде б убил только что - а греха на душе не чувствовалось. Как не чувствовалось ни боли от ожогов, ни страха смерти, ни раскаяния после совершенного…
        Отец Серафим повернулся и медленно направился к дверям церкви, из-за которых уже вырывались языки пламени.
        Кешиктен так и не спустил стрелу. Он видел, как высокий человек в черной рясе распахнул двери храма и, шагнув в охваченный пламенем дверной проем, аккуратно закрыл за собой резную створу.
        Спрятав лук и стрелу обратно в саадак, степной воин развернул коня и медленно поехал по улице. Почему-то после увиденного больше не хотелось лазить по домам в поисках тряпок и позавчерашнего черствого хлеба. От нечаянно пришедшей мысли об этом всадник скривился, словно его разум вдруг с размаху окунулся в выгребную яму.
        - Великий Сульдэ! - прошептал кешиктен. - Прошу тебя, подари мне в мой последний час такую же силу духа, какую перед смертью дал этому человеку его урусский бог…
        Два полных саадака Васька сорвал с мертвых ордынцев. Конечно, стрелы были непривычно коротковаты - но ничего, сойдет. На пятьдесят шагов во всадника промахнется только пьяный али увечный.
        У ярмарки дорога делала крутой поворот, за которым начинались заборы. Сюда ордынцы пока не добрались - поди, не все дома еще пограбили. А склады-то - вот они, за торговыми рядами.
        - Тока вы сначала до них доберитесь, - зло ухмыльнулся Васька.
        Ухватив ближайший переносной прилавок, он поднатужился - и, протащив его несколько шагов, поставил как раз поперек дороги. За прилавком скоморох запалил костерок - не столько для сугрева, сколько для дела. Саадаки, полные стрел, Васька швырнул на прилавок. Шесть десятков стрел - это более чем достаточно. В умелых руках они совместно с хорошим луком серьезных дел натворить могут. А луки у кешиктенов были что надо!
        - Еще б доспех справный…
        Скоморох с сожалением огладил ладонью свою старенькую, местами битую байдану. Крупные, плоско раскованные кольца доспеха неплохо держали скользящие удары мечей и сабель, но от стрел - все равно что в рубахе воевать вышел.
        - Ничего, прорвемся, - сказал Васька. И огляделся.
        Как-то так получилось, что, отступая, оказался он один у складов. Вроде вместе со всеми стрелял, потом рубился врукопашную, потом, бросив чекан, затупившийся об ордынские брони, снова стрелял, потом, когда кончились стрелы, бежал куда-то. В каком-то дворе дал ногой в известное место степняку, который волок ворох женской одежды, зарывшись в него до носа. После, добавив ордынцу кулаком в открывшийся плоский нос, прирезал мародера засапожником без жалости и снял с него саадак. Забрать оружие у убитого врага - в том нет бесчестья. Это не тряпки у мертвых девок воровать.
        Второго степняка Васька подстрелил уже у ярмарочной площади почти в упор и больше от неожиданности, когда тот выскочил на него, держа в руках бьющуюся курицу. Васька рванул тетиву - и схлопотал ордынец снаряженную заранее стрелу из ордынского же лука, а освобожденная кура, квохтая как оглашенная, понеслась по направлению к городским складам.
        Вот тут-то и пришла Ваське в голову мысль, что хорошо бы сыграть с Ордой последнюю шутку. Вот только времени в обрез…
        Но оказалось, что воевода - пусть земля ему будет пухом - и здесь все предусмотрел заранее. Только вот тех, кто бы ту шутку с Ордой сыграл, никого в живых не осталось. Тогда рассмеялся Васька - и запалил за своим прилавком костерок. Кому ж последние шутки шутить, как не ярмарочному скомороху?
        Угол забора, скрывавший улицу, был как раз шагах в пятидесяти, не более. И первый ордынец вылез из-за того угла как раз вовремя, словно по заказу. Вылез и остановился, озираясь, - мол, надо же, какую мы тут за важными делами благодать проглядели! Цельная ярмарка! А за ней - длиннющие амбары, обложенные от огня снизу доверху мокрыми холстами, мехами да сырыми невыделанными кожами… А зерна-то, поди, в тех амбарах! А еды!!!..
        Ордынец сглотнул голодную слюну, уже предвкушая аромат урусского хлеба, - но меж его приоткрытых губ не пойми откуда ударило тяжелое, родив на миг во рту привкус железа и собственной крови, вслед за которым пришла боль и почти сразу - небытие…
        - Точно в пасть, - удовлетворенно кивнул Васька, защелкивая на тетиве ушко новой стрелы. - Эх, и былину-то спеть напоследок некому. А ведь сложилась-то - слово к слову.
        Налетевший порыв ветра ворохнул соломенные волосы, выбившиеся из-под железного шишака.
        - Думаешь, все ж спеть? - с сомнением спросил Васька у ветра.
        Ветер на этот счет нисколько не сомневался, лишь ободряюще потрепал скомороха по вихрам.
        - Ну ладно, уломал, - хмыкнул Васька. - Только б басурмане не помешали.
        И начал, позвякивая ногтем о тетиву за неимением гуслей.
        - Как пришла Орда на кровавый пир
        На святую Русь, в городок Козельск,
        Погулять пришла, распотешиться,
        Да хозяин попался неласковый.
        Не хлеб-солью встречал дорогих гостей,
        А каленой стрелой да секирою…
        Неожиданно сильный, звучный голос величаво плыл над площадью. Был бы жив рыжебородый, глядишь, сказал бы, что таким голосом не погудки баять да не на ярмарке народ веселить, а в княжьих палатах на богатых пирах былины сказывать. Да только ничего уже не скажет борода…
        Двое конников выскочили из-за угла одновременно и единовременно же вскинули луки - видать, увидев убитого сотоварища со стрелой во рту, сообразили, что к чему.
        Первый выстрелить не успел - Васькина стрела вышибла его из седла.
        Второму повезло больше. И прежде, чем умереть, он успел увидеть, что его выстрел пропал не напрасно.
        Васька стиснул зубы. Пройдя сквозь кольцо байданы, ордынская стрела воткнулась в бок. Застонало тело - захотелось скорчиться, обнять в ладонях нестерпимую боль и баюкать ее, утихомиривая, оберегая от лишнего движения. Но Васька справился с собой и, выпрямившись, вновь изготовил лук к стрельбе. Не время себя жалеть, когда два важных дела еще не сделаны.
        Голос скомороха вновь зазвенел, набирая силу, доносясь, кажется, до самого неба.
        - И хлебнула орда не хмельных медов,
        Не росой поутру умылася,
        Полной мерой влила рать поганая
        В пасть нечистую русской кровушки…
        …На этот раз их было трое - больше зараз просто не вмещала ширина улицы. А еще им требовалось время для того, чтоб повернуть коней, норовящих с ходу слететь с деревянной мостовой прямо в непролазную грязищу.
        Ордынцам, с малолетства приученным к коню, редко требуются поводья. Коленями они управляют конем не хуже - особенно при стрельбе. Однако для резкого поворота без поводьев все же не обойтись.
        Рвануть повод, а после вскинуть лук - времени требуется немного.
        Но все же требуется…
        Один из ордынцев, судя по доспехам, богатый нойон, едва вылетев из-за забора, сразу же поймал стрелу окольчуженным воротником. Наконечник не пробил дорогих доспехов, лишь перебил дыхание и опрокинул всадника навзничь. Ноги из роскошных стремян нойон выдернуть не успел, как и не успел оправиться от неожиданного удара. Зато подкованые серебром задние копыта невысокого степного коня вполне успели несколько раз со всей силы долбануть по золоченому шлему, превратив в кашу его содержимое.
        Двое других ордынцев выстрелили одновременно. От одной стрелы Васька увернулся. Вторая порвала жилу на незащищенной шее.
        Кровь обильно плеснула на байдану. Скоморох улыбнулся и рванул тетиву. Пытаться остановить кровь времени не было - да и не остановишь ее. Все равно что ладонью воду в Жиздре по весне прудить.
        Теперь бы только успеть…
        Последний ордынец несся на Ваську, занося для броска легкое метательное копье. То копье вместе с рукой и состригла с плеча стрела-срезень с широким, похожим на топор наконечником. Всадник страшно закричал и согнулся в седле, ловя ладонью кровяной поток, хлынувший из обрубка.
        А из-за поворота уже вылетали новые всадники.
        Васька положил лук на прилавок. Более стрелять сил не было. Да и толку от той стрельбы получилось бы немного. И так уже бурой кисельной рекой расплывалась перед глазами дорога, и смазанные фигуры скачущих всадников казались утонувшими в том густом киселе.
        Он вздохнул полной грудью, отгоняя дурноту. Боль резанула бок - но это было уже неважно. Последние строки былины полетели навстречу приближающимся кешиктенам…
        - Только кровью той захлебнулася
        И легла в чистом поле пьяная,
        Смертну чашу до дна осушившая,
        Вечным сном у стен Злого Города…
        Ордынцы больше не метали стрел. Убийца сына темника не заслужил легкой смерти. Таких медленно режут на полосы, а после прижигают раны горящей головней, чтобы преступник много часов, а если повезет, и дней своими муками выглаживал дорогу убитому к небесному престолу Тэнгре. Они не видели ручейка крови, слабеющими толчками вытекавшего из шеи урусского стрелка, - тот стоял к ним боком.
        Уже с другого конца площади забегали в склады кешиктены, нашедшие другой, менее опасный путь, уже кричали они радостно при виде мешков с овсом и пшеницей, бочонков с соленьями и копченых окороков, свисавших с потолочных балок, тянущихся от стены до стены. Уже успели они и подивиться - к чему бы урусам в продуктовые склады стаскивать кучи просмоленной пакли и прошлогодней соломы? - когда Васька, пав на колени, сгреб в ладони горящие угли костра и бросил их на жгут, добротно вымоченный в черной, вонючей жидкости, которую привез с собой из далеких земель в плотно запечатанном кувшине купец Рашид.
        Жгут, протянутый до угла ближайшего склада и уходящий под нижний венец, вспыхнул тут же - и побежал по нему огонек, словно шустрый солнечный зайчик, вдруг подросший до взрослого русака.
        Васька улыбнулся чему-то, видимому уже только ему, и медленно завалился на бок. Подлетевший всадник занес было шестопер - ошел?мить уруса - и с досадой швырнул оружие обратно в кожаный чехол, пристегнутый к поясу. Умудренный воинским опытом кешиктен знал, что подобная счастливая улыбка может быть на этой земле лишь у мертвого, душа которого сейчас легко восходит по звездному пути, выполнив свое земное предназначение.
        А потом он услышел рев. Громкий и страшный, заглушающий людские крики, полные невыносимой муки. Это ревело пламя, пожирающее городской склад.
        В считаные мгновения огненный смерч охватил и второе здание склада. Ордынские воины выбегали из дверей, пытаясь стряхнуть с себя жадные языки пламени, падали на землю и катались по ней, воя от боли и бессильной ярости. Но вставали с земли немногие. Большинство осталось лежать в грязи черными кучами паленой плоти. И никто бы не смог разглядеть на искаженных предсмертной мукой лицах степняков даже подобия безмятежной улыбки…
        Хуса был готов выть от досады. Кроме пары лыковых лаптей, берестяного косника[175 - Косник (старорусск.) - женское украшение треугольной формы, прикрепляемое к концу ленты, вплетаемой в девичью косу.], утыканного дешевыми бусами, да разрисованной углем тряпичной куклы в его мешке больше ничего не было. Пока он препирался с этим молодым выскочкой, да сожрут мангусы его печень и кишки, более удачливые растащили все ценное, что было в городе. И ради чего, спрашивается, шел он в этот поход? Какая девушка пойдет теперь за безухого и одноглазого урода с бесславным шрамом от плети через все лицо. И даже подумать страшно - от чьей плети! Как теперь показаться на людях с такой наградой от самого Субэдэ?
        Оооо!!!
        Только сейчас Хуса до конца осознал, в какую яму угодил копытом конь его судьбы. Так осознал, что прямо посреди улицы шлепнулся на кровавое пятно, что так и присохло к штанам намертво, и, обхватив руками голову, застонал, покачиваясь, словно одержимый духом безумия. Остекленевшие глаза бывшего кешиктена смотрели в одну точку.
        На ворота.
        На запертые урусские ворота.
        Которые до сих пор почему-то никто не попытался взломать!
        Вмиг прекратив стонать, Хуса вскочил на ноги. Он, участвовавший во взятии многих городов, знал, что это за ворота. Как и то, что за ними должно скрываться!
        Детинец - крепость внутри крепости - всегда охраняли лучшие из лучших. И не только потому, что в той крепости находился княжеский терем. В детинце хранилась городская казна и дружинный арсенал с самым лучшим оружием. Не говоря уж о конюшнях с сытыми боевыми конями, каждый из которых на любом торжище стоил трех ордынских. Но лезть в детинец, не разбив ворот осадными орудиями, мог либо самоубийца, либо безумец. Потому и пробегали мимо кешиктены, до поры ища добычу попроще. Наверно, уже волокся через городские ворота наспех срубленный таран. И наверняка загодя потирали руки лучшие кебтеулы Непобедимого, готовясь ворваться в те ворота первыми.
        Как бы не так!
        Хуса разом смекнул, что коль урусская дружина полегла в поле вместе с воеводой, то кто ж тогда остался в детинце?
        С опаской подойдя к воротам, он приложил к щели здоровое ухо.
        Тишина.
        Ни бряцанья доспехов, ни отрывистых команд, ни топота сапог.
        Ничего.
        А с другой стороны ворот - только руку протяни - слава самого смелого воина, не побоявшегося первым ворваться в детинец с его несметными богатствами.
        Хуса воровато огляделся. Улица была пустынной. Все убежали к складам, в которых, судя по слухам, против ожидания, было навалом самого ценного - еды.
        Поискав глазами, Хуса приметил пустой бочонок с выбитым днищем. Метнулся, подхватил, однако к воротам не побежал. Хоть и тихо за ними, а все ж опаска имелась напороться на хитро схороненную засаду. Потому он обежал тын кругом и, приметя на другой стороне близко к забору стоящую стену конюшни, осторожно перебрался через утыканный кольями ров и приставил свой бочонок к забору. Плюнув на ладони, Хуса подпрыгнул, уцепился за заостренные колья тына, подтянулся, кляня про себя урусов вместе с их крепостями, перевалился через тын и, изрядно разодрав халат об острия кольев, тяжело спрыгнул внутрь. И тут же схоронился за углом.
        Вроде тихо.
        Выглянув из-за угла конюшни, Хуса похвалил себя за предусмотрительность.
        У ворот спиной к нему стояли двое.
        Молодые парни, каждому зим по пятнадцать, но, несмотря на возраст, крепкие, приученные и доспех носить бесшумно, и меч держать правильно. Вломись в ворота вражья толпа - многих посекут, стоя по бокам проема, пока остальные отроки будут почти в упор метать стрелы и сулицы. Как раз для тех копьеметчиков прямо напротив вор?т за специально установленным забором из кольев, способным прикрыть до пояса с десяток ратников, сложены джиды, снаряженные под завязку. Хуса смерил взглядом ширину плеч парней, охранявших ворота, - такой играючи в броске сулицу через доспех до лопатки вгонит.
        Хороши были статью и выучкой молодые воины, да только уж слишком молоды. Те двое от ворот взгляда не отводили, а остальные - отсюда слышно - о чем-то громко спорили в гриднице.
        «Не иначе, решают, кому за старшего быть», - ощерился Хуса, осторожно, чтоб не звякнуть чем ненароком, таща из колчана сразу две бронебойных стрелы. Второй раз он не промахнется.
        Хуса не промахнулся.
        Тетива звякнула дважды вслед за двумя ударами сердца. Тяжелые наконечники вошли точно под левые лопатки витязей, охранявших ворота. Хуса умылыльнулся, пряча лук в саадак и на всякий случай доставая из ножен меч. Это пусть богатуры в сказках вызывают друг дружку на честный бой, потрясая оружием. Если враг настолько глуп, что повернулся к тебе спиной, - глуп будешь ты, если упустишь такой случай.
        Переваливаясь на кривых ногах, больше привычных сжимать бока коня, чем передвигаться пешком, Хуса подбежал к забору, поднапрягшись, откинул тяжеленный засов и распахнул створки.
        Он угадал. В трех десятках шагов кебтеулы, свободные от службы при свете дня, катили к воротам огромное бревно с косо затесанным концом. Хуса самодовольно осклабился щербатым ртом при виде красных от натуги удивленных лиц телохранителей Непобедимого. Интересно, сколько еще дней молотили бы они своей деревяшкой в ворота, толщиной мало уступающие городским?
        Сзади послышался тихий свист.
        Спина Хусы вмиг стала мокрой. Ухмылка сползла с лица бывшего кешиктена. Он медленно обернулся.
        Позади него стоял отрок от силы зим двенадцати от роду. В руке у него был короткий дрот - боевую сулицу рука б еще не осилила.
        - Нас не учили в спину бить, - словно оправдываясь, сказал отрок. И без замаха, от бедра метнул свое оружие.
        Хуса хотел было отклониться в сторону, но его нога зацепилась за подол кольчуги убитого охранника ворот.
        «Мази мало осталось…»
        Острая боль, взорвавшаяся в левом глазу бывшего кешиктена, прервала недодуманную мысль. Да и стоило ли ее додумывать? Потому как вряд ли кто-то на свете сможет составить мазь, которая вылечит от наконечника дрота, пробившего глазницу и на вершок вышедшего из затылка…
        Женщина говорила с женщиной. Мать изливала душу матери. И какая разница, что одна из них родила князя, а другая - Бога? Звуки боя, несущиеся со двора, были гораздо менее реальны, нежели теплая волна сочувствия и участия, что исходила от лика, нарисованного на простой доске.
        «Ничего не бойся, - говорили глаза с иконы. - Совершенная любовь изгоняет страх, потому, что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви»[176 - Библия, Первое соборное послание святого апостола Иоанна Богослова, 4:18.].
        …Где-то там, уголком сознания слышала княгиня, как под ударами трещала дверь внизу, как с грохотом упала она, как все ближе и ближе поднимался вверх по лестнице топот многих сапог - но это было уже совсем неважно.
        - Да восстанет Бог и расточатся враги Его, - истово шептали ее губы, - и да бегут от лица Его ненавидящие Его…
        Младший сын темника Бурундая первым ворвался в горницу. Великой чести захватить в полон княгиню ненавистного Злого Города он не отдал бы никому.
        Она стояла на коленях и молилась своей урусской богине, огромными скорбными глазами глядевшей на нее с гнутой доски, висевшей в углу. Справа от княгини в витом серебряном светце догорала лучина. А перед ней стоял раскрытый сундук, обитый железными полосами. Губы молодой женщины шевелились, и еле слышный шопот донесся до ушей сына темника.
        - …Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия. А праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости[177 - Библия, Псалтирь, псалом 67.].
        Сын темника остановился в проходе и замер, пораженный. Толпившиеся за его спиной кебтеулы не смели подтолкнуть в спину нерасторопного. Они лишь вытягивали шеи из-за его плеч, пытаясь рассмотреть, что же такого увидел в горнице молодой нойон? Никак, красота урусской княгини поразила юное сердце?
        Но сердце сына легендарного Бурундая сразила не женская красота. С суеверным ужасом смотрел сын темника, как из глаз чужой богини вытекают слезы, оставляя на нарисованных щеках влажные дорожки. Случается, что плачут на Руси иконы при виде безграничного человеческого горя…
        Молодая женщина даже не посмотрела на незваных гостей. Она просто протянула руку к светцам, вынула из них березовую лучину и осторожно, словно боясь расплескать в ладони крохотный огонек, поднесла ее к горке черного порошка, чуть возвышающейся над краем сундука…

* * *
        Сначала он увидел столб пламени, родившийся на месте княжьего терема. Потом до холма докатился грохот, схожий с ударом весеннего грома.
        Субэдэ скрипнул зубами. Почти две луны он терял своих лучших людей - и ради чего? Склады догорали, от княжьего терема вместе с его богатствами не осталось и головешек. Несколько сотен рваных урусских кольчуг - слишком дешевая цена за почти половину тумена отборных кешиктенов. Да, сейчас сотни глоток орали и славили своего полководца, вновь принесшего им победу, - да только победа ли это? Победа - это когда противник стоя на коленях целует полы твоего халата. А когда он умирает, стиснув в зубах кусок мяса, с кровью вырванный из тела победителя, - это не победа, а страшная рана, которая будет долго и болезненно заживать. И в будущем непременно о себе напомнит.
        Молодой тургауд подбежал и согнулся в поклоне.
        - Лазутчик и предатель просят твоего слова, Непобедимый.
        - Зови, - сказал Субэдэ.
        …Они даже были чем-то похожи - урусский предатель и родовитый сотник, любитель детских ушей. Оба коренастые, с длинными руками и широкими лицами, похожими на походные наковальни.
        - Вы хорошо поработали, доблестные воины, - произнес полководец равнодушным голосом, каким хвалят собаку, выкопавшую из норы лисицу, умершую от старости прошлой осенью. - Тебя, Тэхэ, я не могу наградить. Потому как не могу оценить твой подвиг, о доблестный потомок Потрясателя Вселенной. Думаю, будет справедливо, если тебя наградит по достоинству сам джехангир Бату. Он уже знает о том, что ты совершил.
        Даже самый привередливый слушатель не обнаружил бы в голосе Субэдэ издевки. Но Тэхэ почему-то вновь показалось, что полководец смеется над ним. Небось, когда урус, что сейчас стоит рядом, прибежал в Орду и предложил свой безумный план, Непобедимый был куда более серьезным, отпуская своего сотника почти что на верную смерть. И то, что Тэхэ, оказавшийся невольным свидетелем и переводчиком беседы с предателем, сам вызвался проникнуть в Злой Город, это тоже не имело значения?
        Но лицо Непобедимого было бесстрастным, словно полустертый от времени лик каменного онгона. Тэхэ ничего не оставалось, как поклониться и с достоинством покинуть холм, на котором безродный нойон мог позволить себе разговаривать с потомком Чингисхана, не слезая с коня.
        Субэдэ чуть повернул голову и посмотрел на уруса.
        Надо же, обычный человек из мяса и костей. Такой же, как и его соплеменники. Только живой, в отличие от них. Еще до начала осады заранее выкупивший свою жизнь ценою их жизней.
        - Наградить тебя, урус, думаю, будет в моих силах, - сказал Субэдэ на языке изменника. Плох полководец, который не знает языка своих врагов. - Чего ты хочешь за свое предательство?
        Семен склонился в долгом поклоне. Когда глаза смотрят в землю, легче скрыть растерянность на лице. Сейчас он пытался сообразить - на кой ляд понадобился в прошлую встречу переводчик степному воеводе, когда он по-славянски говорит так, словно на соседней улице родился?
        Наконец Семен разогнулся.
        - Две просьбы будет у меня к тебе, пресветлый хан, - произнес он. - В твоем полоне есть девица, Настасьей кличут. То невеста моя. Не вернешь ли мне ее?
        - Не верну, - сказал Субэдэ. - Я не властен над рабами, если добывшие их воины, отдав часть, причитающуюся Орде, определили полон как свою долю в добыче.
        Полководец жестко усмехнулся.
        - К тому же ты не сказал всей правды. Эта девица - дочь дружинного воеводы, и ее цена несоизмеримо выше, чем цена обычной урусской девки. Но если ты откажешься от оговоренной награды, я попробую поговорить с воином, пленившим ее. Думаю, он мне не откажет…
        Семен замотал головой.
        - Нет-нет, пресветлый хан. Уговор дороже всего. Черт с ней, с девкой. Пусть лучше будет золото, как мы и договаривались.
        - Я не хан. Я воин, - с металлом в голосе произнес Субэдэ. - Которому иногда против воли приходится применять недостойные приемы ведения боя. Но когда ко мне приходит купец и предлагает продать своих соплеменников, глупо отказываться от такой сделки. А теперь скажи мне, почему ты так долго возился?
        Семен замялся.
        - За мной следили. И потом, непросто было уломать воеводу сделать вылазку.
        Верхняя губа Субэдэ приподнялась, обнаружив край зуба, острого, словно наконечник стрелы.
        - А я думаю, - процедил он, - что ты просто выжидал, не придет ли подмога и не переломит ли невзначай ваша сила нашу.
        Семен затрясся и повалился на колени.
        - Пощади!
        Субэдэ задумчиво посмотрел на спину человека, ползающего внизу и сейчас готового целовать передние копыта его коня. А ведь от этого уруса могут родиться дети, как и все дети, похожие на отца. Что тогда говорил вслед ему мудрец джехангира про череду поколений? Хотя тогда он имел в виду совсем другое…
        - Ты хочешь золота, - сказал наконец Субэдэ. - Помнится, человек, предавший вашего Бога, предпочитал серебро. Но тогда он предал одного, пусть даже и Бога. Ты же обрек на смерть сотни. Твоя чаша греха, пожалуй, перетянет мелкий грех того предателя. Как и награда.
        Человек внизу замер в ожидании приговора, став похожим на горбатый валун, вросший в землю.
        - Так и быть, - сказал Субэдэ. - Я всегда держу свое слово. Какое золото ты предпочитаешь? Флорентийские флорины, арабские дирхемы, византийские солиды или же истинное золото Великой Орды?
        Человек внизу вздернул кверху красное лицо, по которому, несмотря на прохладу, обильно текли струйки пота.
        - Мне все равно, величайший! - воскликнул он. - Лишь бы это было золото!
        - Ты сказал. Я слышал, - медленно произнес Субэдэ. - Что ж, если тебе все равно, каким будет золото, которое достанется тебе в награду, то пусть это будет жидкое золото.
        И, повернувшись в седле, крикнул уже по-своему:
        - Эй, там, позовите кузнеца. Пусть вольет в глотку этому человеку столько золота, сколько влезет в его ненасытную утробу.
        Семен не сразу понял, откуда выскочили возникшие у него по бокам дюжие воины, которые, подхватив под руки, поволокли его куда-то. Сообразив, что это вряд ли путь к обещанной награде, Семен отчаянно заорал:
        - Эй, куды вы меня тащите? Ваш хан сказал, чтобы мне дали золота!
        Но, в отличие от своего полководца, воины не понимали языка урусов. Когда Семен попытался рвануться, один из них просто ударил его навершием рукояти меча по шее - и Семен замолк, сообразив, что в следующий раз это может быть уже не рукоять. Он закричал еще раз, только когда увидел черный от сажи котел, в котором тяжело плескался расплавленный желтый металл. Он не молил о пощаде, он молил именем Бога об ударе мечом - но иным молитвам не суждено бывает достигнуть ни людских ушей, ни Вечного Синего Неба…
        Жуткий крик, всполошивший даже привычных ко всему лошадей, оборвался где-то далеко позади.
        - Ты жесток, Непобедимый, но справедлив, - заметил подъехавший новый начальник сотни Черных Шулмусов, назначенный взамен погибшего.
        - Это война, - спокойно ответил Субэдэ. - И на войне каждый получает сполна за свои подвиги.
        И, усмехнувшись, добавил:
        - Еще посмотрим, чем наградит меня джехангир за мой подвиг.
        Его взгляд блуждал по дымящимся руинам.
        - Воистину, это был Злой Город, - тихо сказал Субэдэ. - И воистину безгранично мужество его защитников.
        Несколько кешиктенов вели мимо холма вереницу связанных людей - с десяток женщин и мужчину в дорогом халате, измазанном грязью и засохшей кровью.
        - Невелик полон, - заметил Субэдэ.
        Сотник Черных Шулмусов подал едва заметный знак - и стража остановила пленников. Красивая девушка в дорогой одежде подняла голову и метнула в полководца призывный взгляд. Глаз Субэдэ равнодушно скользнул по ее лицу.
        К вершине холма приблизился начальник десятка стражников, охранявших полон.
        - Куда прикажешь деть пленников, Непобедимый? - спросил он, кланяясь.
        - Как обычно, - сказал Субэдэ. - Женщин отдайте тем, кто их пленил. А тот человек пусть подойдет.
        Едва заметным кивком он указал на мужчину в грязном халате. Десятник поклонился снова и убежал выполнять приказание.
        Человек в халате, подгоняемый сзади острием копья, приблизился.
        - Кто ты и что делаешь в этих землях? - спросил Субэдэ на языке урусов.
        - Мое имя Рашид, родом я из Персии, - с достоинством ответил человек. В его глазах не было страха, и это понравилось Субэдэ. Воистину заслуживает уважения человек, не потерявший достоинства в то время, когда ему меж лопаток упирается острие копья. Тем более если этот человек не воин.
        - Каким ветром занесло тебя в эти земли, перс?
        - Я пишу летопись, - сказал Рашид. - Правду об этом времени.
        Едва заметная усмешка скользнула по губам Субэдэ.
        - Кому нужна твоя правда, летописец?
        - Она будет нужна потомкам.
        В единственном глазу Субэдэ промелькнула искорка интереса.
        - Зачем? - спросил он. - Думаю, что наши потомки, как и мы, будут слишком заняты войнами и у них вряд ли найдется время читать твои книги.
        Перс дерзко взглянул в лицо полководца.
        - Но, может быть, они когда-нибудь задумаются о том, зачем убивать друг друга, когда можно жить в мире и согласии?
        Субэдэ рассмеялся.
        - Ты мечтаешь о рае на земле, летописец, но настоящему воину всегда будет скучно в раю. И лучшее средство от скуки для мужчины - это война. Если хочешь, можешь следовать за моим войском и писать свою книгу. Может быть, когда-нибудь в старости я почитаю ее для того, чтобы освежить память. Если, конечно, доживу до старости.
        Субэдэ сжал коленями бока коня. Тот послушно повернулся и, взяв с места в карьер, понес своего всадника прочь с холма. Свита ринулась вслед за полководцем.
        Перс смотрел вслед Субэдэ, пока стража развязывала ему руки.
        - Растить своих детей, любить свою женщину, любоваться на своих внуков - это гораздо лучшее средство от скуки, воин, нежели убийство себе подобных, - с горечью в голосе произнес Рашид, не отрывая взгляда от стремительно удаляющегося всадника. - И возможно, если ты доживешь до старости, хотя бы тогда поймешь эту простую истину. Но уже будет слишком поздно что-либо исправить…
        - Прости, Непобедимый, но не поспешил ли ты со своим решением? - подал голос новый сотник Черных Шулмусов.
        - О чем ты? - хмуро бросил Субэдэ.
        - Эта дочь воеводы была чудо как хороша!
        Субэдэ ничего не ответил. Он только подумал, что в любом отборном табуне всегда найдется худая кобыла, которой все равно, чье седло лежит у нее на спине, - лишь бы вкусно кормили да поменьше ездили. А еще он подумал, что начальник стражи с мыслями табунщика - это просто табунщик, который случайно и ненадолго оказался не на своем месте.

* * *
        Бывает, что благие вести могут портить настроение.
        Субэдэ взял урусский город. Путь домой был открыт. Но почему же долгожданное известие не принесло радости? Потому, что в городе не оказалось трофеев? Вряд ли. Трава уже поднялась, появилась еда у коней, а значит, и у войска, приученного в трудное время питаться хурутом и кровью заводных лошадей. Урусский поход и без приграничного городишки принес немало богатств - будет чем похвалиться дома.
        Тогда в чем же дело?
        Посыльный сунулся в юрту с намерением подползти и доложить, но хан нетерпеливо щелкнул пальцами.
        - Зови!
        Сегодня ему было не до церемоний. Посыльного словно ветром сдуло.
        В юрту вошел сотник Тэхэ и, упав на колени, грянулся лбом о пол юрты. Бату довольно прищурился. Не всякий чингизид баловал подобным джехангира. Далеко не всякий.
        - Да будет славно в веках имя великого хана, победителя народов! - возгласил Тэхэ.
        Бату-хан улыбнулся.
        - Пусть твои слова принесут удачу всем нам, сын достойного отца, - ответил он. - Встань и подойди.
        Тэхэ поднялся и, подойдя, встал на одно колено.
        - Ты звал меня, великий хан?
        «Великий хан… А почему бы и нет?» - шевельнулась мысль в голове джехангира.
        - Да, я звал тебя, богатур, потомок Потрясателя Вселенной, - ответил Бату. - Мне сказали, что ты, рискуя жизнью, пробрался в город и открыл ворота нашим воинам?
        - Это так, величайший, - скромно потупил взгляд Тэхэ.
        - Что ж, ты достоин награды, - сказал хан. - Ты все еще сотник в тумене Непобедимого Субэдэ-богатура?
        По лицу Тэхэ пробежала тень.
        - Тебе все ведомо, великий хан, - глухо отозвался он.
        Бату покачал головой.
        - Как нехорошо! Чингизид, герой, открывший ворота города, который две луны не мог взять тумен кешиктенов Непобедимого Субэдэ, - и всего лишь сотник!
        В тишине юрты раздался еле слышный хруст сжимаемых кулаков.
        - Воистину, такой воин достоин большего! - продолжал хан. - И если бы Непобедимый Субэдэ, который, говорят, лично участвовал в битве, сегодня ночью, скажем, скончался от ран в своем шатре, я бы точно знал, кого поставить во главе его тумена. Я слышал, что все его воины ночной стражи погибли при взрыве детинца. Ты не знаешь, случайно, не был ли ранен сам непобедимый Субэдэ? Я его очень давно не видел.
        Лицо Тэхэ просветлело. Он начал что-то понимать.
        - Не знаю, величайший, - осторожно ответил он. - Но могу узнать.
        - Хорошо, - кивнул Бату-хан. - Узнай, как здоровье Непобедимого, а после доложи мне. Я буду очень огорчен, если у него серьезная рана, да продлит Тэнгре его годы.
        Тэхэ согнулся в глубоком поклоне.
        - Я выполню приказ величайшего из ханов, - ответил он и, пятясь, вышел из юрты.
        - Выполни, выполни. Да поскорее, - усмехнулся вслед сотнику походный хан Бату.

* * *
        Чистое, незамутненное пламя плескалось внутри очага. Чайник, сработанный неизвестным мастером из страны Нанкиясу, пыхтел на огне. Струйки пара вырывались из носика, выполненного в форме драконьей головы. Серебряное тело дракона обвивало сосуд, лапы цеплялись за дно, а одна из них выдавалась вперед, сжимая в когтях то ли драгоценный камень, то ли тело небесной богини Сар.
        У скрещенных ног Субэдэ лежали пустые черные ножны. Единственным украшением ножен была надпись на давно умершем языке, выполненная по всей их длине из алмазов одинаковой формы. Ее сделал перед смертью высохший от странной болезни старый чжурчженьский колдун. Он говорил, что надпись поможет удержать существо из иного мира в теле пхурбу. И тогда оно, возможно, не станет забирать душу у его владельца.
        Тот же старик научил полководца искусству боя без оружия. Субэдэ помнил, как удивлялся колдун тому, с какой скоростью осваивает полководец древнюю технику. Тогда учитель приписывал это чудодейственным свойствам пхурбу. Субэдэ соглашался, хотя считал, что никакой ритуальный кинжал не поможет хилому и слабому духом, если к тому же у него нет желания научиться чему-то.
        Сейчас же Субэдэ грызли сомнения. Пхурбу покинул его. Душа… Забрал он ее с собой, не забрал?.. Да, в общем-то, мангус с ней, с душой. Звездочет джехангира говорит, что полководцу она вообще ни к чему. А вот не исчезло ли вместе с кинжалом и древнее искусство, вложенное в него чжурчженьским колдуном?
        С самого начала Субэдэ чувствовал, что это не просто умение убивать человека ударом руки или ноги, а нечто гораздо большее. Колдун говорил, что глубокое постижение этого искусства занимает не одно перерождение. Возможно ли постигнуть умом то, что он имел в виду?..
        Полог шатра хлопнул, отброшенный в сторону уверенной рукой.
        В шатер вошли трое. Один из них задернул полог и остался стоять на месте. Остальные обошли Субэдэ и, обнажив мечи, встали по бокам, сжимая рукояти потными от волнения ладонями.
        - Приветствую тебя, Непобедимый, - с кривой усмешкой произнес тот, что вошел первым.
        Субэдэ протянул руку, снял чайник с огня и долил себе в пиалу темной, пахучей жидкости. Воистину правы мудрецы Нанкиясу, воздающие хвалу напитку, помогающему очистить мысли и чувства в то время, когда душа человека возносится над его несовершенной плотью.
        - Я уже говорил тебе, что не люблю, когда мне мешают пить мой чай, - невозмутимо произнес Субэдэ. - Чего ты хочешь на этот раз, воин, искусный в убийстве слабых и безоружных?
        Лицо Тэхэ исказила яростная усмешка.
        - На этот раз я хочу увидеть цвет волшебного глаза четвертого пса мертвого хана[178 - Намек на строки из «Сокровенного сказания» (перевод С. А. Козина): § 195.Плетью им служат мечи,В пищу довольно росы им,Ездят на ветрах верхом.Мясо людское - походный их харч,Мясо людское в дни сечи едят.С цепи спустили их. Разве не радость?Долго на привязи ждали они!Да, то они, подбегая, глотают слюну.Спросишь, как имя тем псам четырем?Первая пара - Чжебэ с Хубилаем.Пара вторая - Чжельмэ с Субэдэ».], который я выковырю из его глазницы острием своего меча!
        Он рванул рукоять сабли, извлекая ее из ножен и одновременно бросаясь вперед…
        …До того как в Золотую империю пришла Орда, жили в ней люди, умеющие на тонких, почти прозрачных шкурах, сделанных из риса, изображать мир таким, каким видели его они во время моментов высших откровений. Наивные! Они полагали, что и остальные видят его таким же.
        Как же они ошибались!..
        Люди видят постоянно меняющийся мир - облака, летящие по небу, табун, несущийся по степи, пылинки, кружащиеся в потоке воздуха…
        Таким, как изображали мир те мертвые ныне люди погибшей империи, человек видит лишь на границе между миром людей и миром духов.
        Нарисованным.
        Неподвижным.
        И так ли уж сложно выплеснуть содержимое своей пиалы в лицо нарисованного воина слева, потом метнуть ее в лицо другого, того, что застыл справа? А после, перепрыгнув очаг, помочь замершему на середине движения изображению достать из ножен саблю и, придержав ее немного, посмотреть, как стремительно оживающий нарисованный воин, продолжая движение вперед, сам себя насадит на собственный клинок?..
        …Тэхэ так и не понял, что произошло. Он видел лишь, как человек, сидящий в мирной позе у очага, вдруг превратился в смазанную тень. А потом внутренности разорвала невыносимая боль.
        Тэхэ выбросил вперед руку со скрюченными пальцами - оттолкнуть, отшвырнуть средоточие этой боли, - но его тело уже сотрясала предсмертная судорога. Последнее, что он увидел, это была рукоять собственной сабли, торчащая в его животе. И зажатая в окаменевшем кулаке черная повязка, которую всегда носил на лице Непобедимый Субэдэ-богатур…
        Лицо одного из кешиктенов было красным, словно ошпаренный кусок мяса, но он мужественно справился с болью. И даже сумел приподнять пальцем одно веко.
        Другой зажимал ладонью рваную рану на лбу, пытаясь унять кровь, заливающую глаза.
        Но оба воина сейчас с радостью разделили бы судьбу своего сотника. Встань он сейчас с пола и позови их с собой прямиком в царство Эрлика - пошли б не задумываясь. Не пошли - побежали бы.
        Лишь бы не видеть.
        Но не видеть тоже было невозможно. По-настоящему страшное притягивает взгляд, заставляет смотреть на себя, пока не выпьет до капли все, что делает человека человеком, оставив на месте души корчащийся комок животного ужаса.
        Лицо Непобедимого пересекал глубокий старый шрам. А на том месте, где боги вставили людям левый глаз, было сплошное черное глазное яблоко, в котором словно живые плясали отраженные блики огня, горящего в очаге. Этот глаз каким-то немыслимым образом смотрел сейчас прямо в души воинов, сдавливая их невидимыми железными пальцами, как, вспоров брюхо, сжимает опытный мясник трепещущее сердце коня, забиваемого на мясо.
        - Ваш начальник уже никогда не увидит того, что он хотел увидеть, - бесцветным голосом произнес Субэдэ. - Вы увидели это вместо него. Подберите с пола ваши мечи и вложите их в ножны.
        Завороженные нукеры повиновались безропотно. Скажи сейчас Непобедимый взрезать самим себе горло теми мечами - взрезали бы, прославляя мысленно его милость. Потому как вряд ли одервеневший от ужаса язык смог бы произнести хоть слово.
        Субэдэ прищурил человеческий глаз.
        - Я знаю тебя, - сказал он тому воину, что был помоложе. - Так вот куда занесла твое тело глупая голова, кречет?
        Шонхор все же нашел в себе силы перебороть страх и ответить, как ему казалось, с достоинством - хотя немного достоинства в лице, разбитом, словно у пьяницы, перепившего архи и приложившегося лбом о колесо кибитки.
        - Я воин. И я выполнял приказ своего начальника, как велит мне Великая Яса.
        Субэдэ усмехнулся. У таких вот кречетов, молодых и горячих, два пути - либо взлететь выше облаков, либо, отчаявшись, ринуться с высоты камнем вниз, грудью оземь. У немногих из них достанет ума парить посредине. Либо отыскать свой Путь, отличный от того, каким летают другие…
        - Хорошо, - сказал Субэдэ. - А сейчас вы оба выполните мой приказ. Вы пойдете к джехангиру Бату и скажете ему, что сотник Тэхэ выпил слишком много по случаю победы и, придя в шатер непобедимого Субэдэ для того, чтобы лично поздравить его с взятием города и рассказать о своих подвигах, неосторожно упал на собственный меч. Так будет лучше и для него, и для вас. На его имени будет меньше позора, а вас не разорвут на части воины моего тумена. И помните - оба мои глаза отныне будут всегда и всюду следить за вами. И месть самых страшных степных мангусов покажется вам игрушкой, если вы не в точности выполните мой приказ.
        Нукеры пали на колени.
        - Повинуемся, Непобедимый Богатур! - с жаром воскликнули они. После чего вскочили на ноги и, отвешивая глубокие поклоны, спинами вперед выкатились из шатра.
        Субэдэ подошел к трупу, выдернул из его живота саблю и, резким движением стряхнув кровь с клинка, поднес его ближе к глазу. Пару мгновений он вглядывался в еще влажный от крови металл, после чего брезгливо отбросил саблю в сторону.
        - Мангус побери кузнецов, оправляющих в золото паршивые клинки, - пробормотал он, наклоняясь и вытаскивая из скрюченных пальцев трупа черную повязку. Сведенные предсмертной судорогой пальцы держали материю крепко, поэтому для того, чтобы освободить ее, пришлось наступить на руку мертвеца и рвануть посильнее.
        - Иногда простая черная жемчужина, оказавшаяся в нужное время в нужном месте, способна сослужить своему хозяину лучшую службу, чем все золото и оружие мира, - проворчал Субэдэ, осторожно трогая подушечкой главного пальца иссиня-черное глазное яблоко - не сдвинулось ли? После чего тщательно приладил повязку на прежнее место.

* * *
        Воины лежали, распластавшись на полу и с силой вжимая лица в мягкий ворс персидского ковра.
        Это были сильные воины, одни из лучших, если не лучшие. Абы кого не берут в охрану чингизида, пусть даже заносчивого и не очень умного. Жаль, что Небо так часто обделяет потомков, отдав все лучшее их родителю, о котором веками помнят народы. Потрясатель Вселенной наплодил немало отпрысков, но среди них до обидного мало достойных носить его славное имя. За исключением, пожалуй, наследника его старшего сына Джучи - хана Бату…
        - Стало быть, ваш сотник достал меч, повернул его острием к себе и вдруг так неловко упал на него, что всадил свой собственный клинок себе в кишки по самую рукоять? - с издевкой произнес хан.
        Нукеры лишь глубже вжали лица в ковер.
        Лицо Бату-хана побагровело. Он привстал с кошмы и, изловчившись, с силой пнул в ухо седоусого нукера, который оказался ближе своего более удачливого молодого товарища.
        - Говорите правду, дети шакала! - взревел хан. - Или я сейчас же прикажу отрезать вам носы и уши, чтобы ваши головы с гнилыми мозгами были больше похожи на турсуки с навозом, которыми они и являются на самом деле!
        - Мы сказали правду, повелитель!
        Голоса нукеров, приглушенные толстым ковром, шли словно из под земли.
        - Пшли вон!
        Нукеры выползли из шатра задами вперед, не смея поднять глаз на повелителя. Им сегодня определенно везло. Субэдэ помиловал их, и джехангир не приказал им тут же на месте распороть животы и вытянуть кишки друг у друга. На большее вряд ли годятся незадачливые убийцы и телохранители, не уберегшие ханского родственника…
        - Они лгут, мой повелитель, - сказал шаман, вылезая из облюбованной ниши между золотыми статуями.
        - А то я сам не вижу! - огрызнулся хан. - Они боятся Субэдэ больше, чем меня!
        Шаман кивнул.
        - Это так, повелитель. Но Субэдэ-богатур их полководец. Они должны бояться своего полководца больше, чем кого бы то ни было.
        - А я кто?! - заорал Бату таким голосом, что даже напоминавший меченосную глыбу бессменный тургауд Тулун вздрогнул, сделал шаг назад и зачем-то поклонился. - Я хан или кусок верблюжьего дерьма?! Если эти скоты будут бояться Непобедимого Субэдэ больше, чем меня, не прикажет ли им Непобедимый в один прекрасный день отрезать мои уши? Ответь-ка мне, светоч мудрости?!!!
        Может, шаман и испугался ханского гнева, но виду не подал.
        - Вряд ли, если Непобедимый Субэдэ будет бояться тебя, великий хан, - твердо ответил он.
        - Субэдэ никого не боится, - проворчал Бату, вновь растекаясь по белой кошме. Вспышка гнева потребовала слишком много сил, которые требовали немедленного восстановления. Хан взял чашку и щелкнул пальцами. Испуганная криком повелителя подбежавшая рабыня трясущимися руками наклонила кувшин. Струя архи плеснула в дно чашки, окатив при этом волосатые пальцы хана.
        Рука громадного телохранителя легла на рукоять меча. Рабыня провинилась вторично. Ждать третьей провинности в Орде было не принято.
        Но хан совершенно неожиданно… улыбнулся. Отбросив чашку, он вытер руку о волосы несчастной девушки - благо склоненная голова, мелко дрожащая в ожидании удара мечом, оказалась под рукой.
        В глазах хана плескалась мысль.
        И, судя по его довольной ухмылке, мысль эта была на редкость удачной.
        - Позвать Субэдэ-богатура, - приказал внук Потрясателя Вселенной.

* * *
        …Он перешагнул порог шатра и, опустившись на колено, сдержанно поклонился. Не годится приговоренному к смерти раскланиваться, пусть даже перед самим походным ханом, наместником настоящего. Еще подумают, что прощение вымаливал.
        - Приветствую тебя…
        Но хан махнул рукой.
        - Оставь эти церемонии, богатур.
        Субэдэ поднял голову. Что ж, наверно, хан прав по-своему. Не стоит приветствовать в своей юрте убийцу родственника, которого собираешься казнить до заката.
        Хан начал говорить размеренно, как и положено правителю, взвешивая каждое слово, - потом эти слова точь в точь передадут Орде. Как и речь приговоренного. И плохо, если хоть у кого-то возникнут сомнения в ханской справедливости.
        - Две луны назад я приказал тебе, Непобедимый, взять город урусов. Ты обещал сделать это в течение двух дней, а сделал только сегодня. Что ты скажешь не это?
        - Я ничего не обещал тебе, джехангир, - с достоинством ответил Субэдэ. - Ты приказал - я ушел выполнять приказ. И, сделав все возможное, выполнил его, как только смог.
        Верхняя губа хана приподнялась, словно у волка, почуявшего добычу.
        - Скажи мне, правда ли, что мой родственник сам напоролся на свой меч?
        Субэдэ без тени страха взглянул в глаза Бату.
        - Правда, - ответил он. - Тот, кто обнажает свой меч против меня, обычно на него и напарывается.
        Батый усмехнулся.
        - А ты ему в этом помогаешь…
        Субэдэ молчал. Стоит ли говорить что-либо, когда все уже сказано и происходящее есть не что иное, как дань старым обычаям, согласно которым нехорошо сразу начинать ломать спину прославленному полководцу, не сплетя перед этим хитрого узора из слов? Только трус глушит словами собственный страх, стоя у последней черты.
        - Ты смел и дерзок, Субэдэ-богатур, - продолжал хан. - И мне это нравится. Таким и должен быть настоящий воин.
        Смысл сказанного не сразу дошел до сознания Субэдэ.
        Как и то, что было сказано далее.
        - Внесите знамя моего деда Чингисхана! - торжественно провозгласил Бату-хан.
        Полог юрты приподнялся, пропуская внутрь воина, не менее легендарного, чем Непобедимый Субэдэ. В руке воин сжимал древко священного знамени Чингисхана - бунчука с черным хвостом его боевого коня Наймана. Вершину бунчука венчало изображение любимого сокола Потрясателя Вселенной.
        Лицо знаменосца пересекала жуткая старая рана, которую закрывала серебряная пластина, намертво соединенная со шлемом и имитирующая недостающую правую половину нижней челюсти. Двадцать лет назад назад молодой воин подставил себя под удар убийцы, подосланного Кучлуком, зловредным ханом кара-киданей. Удар секиры предназначался Потрясателю Вселенной, но воин прикрыл собой повелителя, потеряв четверть лица, зато став обладателем деревянной пайцзы и звания ханского знаменосца.
        Знаменосец окинул присутствующих подозрительным взглядом и, деревянно поклонившись хану - большего не позволяло его увечье, - встал справа от входа, подставив драгоценный бунчук потоку солнечного света, льющегося из дымового отверстия юрты.
        Хан со священным благоговением приложил руку к груди.
        - Это знамя никогда не склонялось ни перед одним из врагов, - торжественно произнес он. - Я думаю, что только руки величайшего из полководцев достойны носить символ воинской доблести моего великого предка по дорогам наших побед! Встань и прими это знамя, Субэдэ-богатур! Пусть отныне оно развевается над твоим передовым туменом!
        …Черта дрогнула и отдалилась. Мир людей начал стремительно обретать краски. Что-то давно заледеневшее внутри внезапно оттаяло и подступило к горлу. Стало трудно дышать, предательски защипало в глазу, и единственная за всю жизнь слеза прокатилась по щеке Субэдэ-богатура.
        Полководец поднялся с колена и непослушными руками принял священное знамя Потрясателя Вселенной. Взгляд сереброликого знаменосца ожег его водопадом лютой ненависти, но вряд ли это имело хоть какое-то значение для Субэдэ. Сейчас ему не было дела до людей. Тень Чингисхана, единственного человека на земле, которого боготворил Непобедимый Субэдэ-богатур, заполнила черную юрту и чужими руками вложила в руки своего старого друга драгоценную реликвию.
        - Иди, богатур, - сказал хан Бату. - И пусть всегда пребудет над тобой удача и благословление Вечного Синего Неба…
        Когда за спинами Субэдэ и знаменосца опустился полог, старый шаман Арьяа Араш приблизился к подножию ханского трона и почтительно поклонился.
        - Я видел многих ханов, - сказал старый шаман, - но никогда не видел хана мудрее. Орда не поняла и не приняла бы смерти любимого полководца. Но возвеличив его, ты возвеличил себя в глазах Орды. Да и как сможет тот, кто несет знамя Потрясателя Вселенной, обратить свой меч против того, из чьих рук он его получил? Случись такое, Орда сама растерзает своего любимца.
        Бату усмехнулся.
        - Ты тоже неглуп, звездочет. Причем неглуп настолько, что иногда я подумываю - не отрубить ли твою слишком умную голову? Так, на всякий случай.
        Шаман поклонился снова.
        - На все твоя воля, великий хан.
        - Это точно, - хмыкнул Бату. - На все моя воля. Но пока что ты можешь не бояться за свою умную голову - она мне еще пригодится… для некоторых деликатных поручений.
        И, щелчком пальцев подозвав посыльного, приказал:
        - Я хочу, чтобы от Злого Города не осталось ничего, даже памяти. Пусть темники Субэдэ наберут тысячу Опозоренных, провинившихся в походе и при осаде, и оставят их здесь. Как только они сотрут с лица земли все, что осталось от города, они могут догонять Орду. Остальным туменам пусть передадут - мы идем домой.

* * *
        Орда возвращалась в Степь. Копыта сотен коней месили черно-красную грязь, которая, засыхая на ветру выше копыт, тут же отваливалась, словно кровавый струп от поджившей раны.
        Грязь была черной от копоти. И красной от человеческой крови, которую не успевала впитывать в себя земля. Хоть битва и кончилась, но кровь продолжала прибывать - то, согласно древнему обычаю, тысяча провинившихся рубила головы мертвецам, складывая из них пирамиду-обоо - образ дерева Тургэ, корни которого пронзают Нижний мир, а вершина теряется в Верхнем. Бог войны Сульдэ любит обоо из голов и покровительствует воинам, чтящим обычаи предков.
        Позади Субэдэ на злом пегом жеребце ехал серебролицый знаменосец. Его глаза все еще горели жгучей обидой и ненавистью, хотя он немного успокоился, узнав, что никто не отбирает у него насовсем права нести знамя Орды, - у Непобедимого и без того было немало забот. Только в самые торжественные моменты его руки примут древко священного туга. В такие, например, как сейчас, когда изрядно потрепанный передовой тумен кешиктенов Субэдэ медленно проезжал мимо горящего Злого Города.
        Вдоль дороги были свалены еще не обезглавленные трупы защитников крепости - палачи не успевали справляться со своей работой. Трупов было много, очень много. Обоо обещало быть высоким.
        Среди мертвецов зоркий глаз Субэдэ разглядел двоих, сжимавших в руках необычное для этих мест оружие. Да и чернобородые лица двух братьев, иссеченные мечами, говорили о том, что эти люди родились далеко от этих мест. Еще один мертвый воин был вообще с почтением положен отдельно от других, даже копье с наконечником-лезвием необычной каплевидной формы кто-то почтительно вложил ему обратно в руки. Кто знает, может быть, то не человек вовсе, а кермес Подземного мира Эрлика принял образ чернокожего воина и лишь на время притворился мертвым? Ведь каждому известно, что кермеса нельзя убить, а вот разозлить - пара пустяков.
        Шаман, ехавший слева от полководца, на всякий случай сделал отвращающий знак - ясно, что первым делом злые духи охотятся за телами колдунов, безмерно уверовавших в собственные силы. Случалось порой, что шаман, плохо очистивший место камлания, так и не выходил из ритуального транса, одержимый кермесом, который поджидал в сторонке, пока душа покинет тело колдуна и отправится путешествовать в Верхний или Нижний мир, чтобы в удобный момент занять ее место.
        Подобными жестами осенили себя все воины, проезжавшие мимо. Кроме одного - их предводителя. Который, похоже, знал о духах и людях немного больше остальных.
        - Как думаешь, шаман, что заставило этих людей отдать свои жизни за чужой им народ? - спросил Субэдэ, не отрывая взгляда от спокойных лиц мертвецов.
        Шаман пожал плечами.
        - Это были люди разных народов. Но цель у них была одна.
        Субэдэ кивнул.
        - Золотые слова, почтенный Арьяа Араш. Это была цель, за которую не стыдно отдать жизнь.
        И добавил тихо:
        - Вечная память великим воинам - защитникам Злого Города.
        И тут произошло то, о чем еще долго шептались в углах юрт по всей Великой Степи, опасаясь, что соседи услышат то, что и так знали все - от знатного нойона до последнего раба…
        Иногда достаточно одного слова или взгляда для того, чтобы без особой причины изменить годами выношенное желание. Или принять решение, и вновь, но уже по своей воле, встать у черты, отделяющей мир живых от мира мертвых.
        «Так вот чем мы так похожи с тобой, император Нинъясу…»
        Священный бунчук Потрясателя Вселенной, ни разу не склонявшийся ни перед одним из многочисленных врагов Орды, наклонился к земле. Черный хвост коня Чингисхана проволокся по кроваво-черной грязи, взметнув кверху верхний слой пепла, не успевший впитаться в вязкую жижу. Сокол, венчавший бунчук, вмиг стал грязно-серым, ярко-зеленые смарагдовые глаза золотой птицы потускнели, словно подернутые дымкой печали.
        По строю кочевников пронесся вздох изумления. Воины переглядывались между собой, пытаясь понять, что означает странный знак, поданный самим Непобедимым Субэдэ, только что провозглашенным ханом величайшим из полководцев.
        Серебролицый знаменосец опомнился первым. Его рука метнулась к рукояти меча. Тяжелый клинок с шипением покинул ножны… и с силой ударил в круглый клепаный щит, по походному привязанный ремнями к левой руке.
        - Уррррагххх!
        Боевой клич Степи разодрал лицо немолодого воина. Из-под серебряной накладки показалась кровь. Но глаза знаменосца горели тем самым мрачным, решительным огнем, как и в тот далекий день, когда он подставил себя под удар секиры, предназначенный Потрясателю Вселенной. Бывают мгновения в жизни каждого воина, когда смерть и боль становятся просто незначительными словами.
        - Урррраааагх!!! Урррррраааагхх!!!!!!!!!
        Словно эхо, усиленное сотнями, тысячами глоток, покатился боевой клич вдоль бесконечного строя всадников, словно круги по воде от брошенного камня, набирая мощь, сопровождаемый звоном мечей о щиты, дальше, еще дальше, до самого порога черной юрты, влекомой неторопливыми волами.
        Медлительный с виду Тулун, который, когда нужно, мог быть быстрым, словно ласка, метнулся к выходу и, отдернув полог, впился взглядом в степь.
        - Что там? - взвизгнул Бату-хан. - Урусы?!!!
        Телохранитель хана еще несколько мгновений вглядывался в даль. Потом его глаза вновь заволокло туманом скучного безразличия.
        Он опустил полог и повернулся к джехангиру.
        - Да, Повелитель, - кивнул тургауд. - Это мертвые урусы. Которым Орда воздает посмертные почести как великим воинам.
        Походный хан недовольно поджал губы, но ничего не ответил. Ведь если хан не соглашается с мнением всей Орды, то однажды и Орда может не согласиться с его приказом. Случается порой, что и ханам приходится повиноваться.

* * *
        Что-то мягкое ткнулось в щеку. Несильный вроде бы тычок отозвался вспышкой боли в шее. Никита закричал - но вместо крика услышал свой еле слышный стон. И с трудом приподнял каменные веки.
        Над ним стоял конь. Тот самый, ордынский, что принес на себе Семена и плененного сотника.
        «Надо же, нашел, - пришла мысль. И сразу же за ней: - Где я? Что со мной?! Где все остальные?!!»
        И главное - как вспышка от чжурчженьского заряда:
        «Любава!!!»
        Эта последняя мысль и заставила шевелиться тело, отчаянно просящее покоя. Никита дернулся, закусил губу от боли в шее, но, пересилив себя, поднялся на ноги. Подождал, пока перестанут плясать красные круги перед глазами и отхлынет подкатившая к горлу муть, - и огляделся.
        Ему повезло. Причем дважды.
        Взрыв отбросил его далеко в кусты, подальше от глаз степняков, шныряющих тут и там в поисках новых голов для страшной пирамиды, возвышавшейся посредине поля. А Любава, вторично прикрыв его собой, приняла в себя все осколки и обломки большого камнемета, причитавшиеся Никите.
        Ее истерзанное тело лежало неподалеку, и сейчас над ним стоял коренастый ордынец, неторопливо доставая из чехла боевой топор.
        Боль в ушибленной ноге было можно перетерпеть. Как и муть в голове, и дрожь в теле. Никита знал, что если сейчас упадет, то больше не встанет. А значит, нужно было держаться. Любой ценой!
        Он погладил спину стоящего рядом коня и, взяв в руку чембур, несильно хлопнул по крупу.
        Конь оказался понятливым. Он сделал шаг из-за кустов и громко фыркнул.
        Ордынец мгновенно обернулся - и тут же забыл обо всем. Его глаза стали масляными, как у сластолюбца, случайно попавшего в гарем бухарского эмира.
        - Какой красавец! - прошептал степняк, засовывая топор обратно в чехол и восхищенно цокая языком. - Ну иди, иди ко мне. Хороший конь, умный конь…
        Его руки осторожно сняли с пояса аркан, но конь, упрямо мотнув головой, отступил в кусты.
        «Никуда не денется! В лесу не убежит!!!»
        Кешиктен со всех ног бросился вперед, медведем ломанулся в густые заросли - и грузно осел, напоровшись горлом на ловко подставленный засапожный нож…
        Превозмогая дурноту, Никита затащил мертвого ордынца поглубже в кусты и, разобравшись с завязками вражьего доспеха, стащил его с мертвого тела и натянул на себя.
        Доспех оказался маловат, но сейчас было не до удобств. Железная маска шлема скрыла половину лица - а с остальным уж как-нибудь разберемся.
        Никита вышел из-за кустов. Подойдя к мертвой Любаве, он поднял ее на руки и отнес подальше, в самый бурелом, где спрятал тело меж корнями двух вековых дубов, заложив его сверху сухими ветками, - на первое время лес схоронит от четвероногого, а главное, от двуногого зверья.
        - Я вернусь, - пообещал Никита. - Ты уж подожди.
        То, что он вернется, Никита знал точно. Как и то, что сейчас ему надо ехать, и чем быстрее, тем лучше. Куда? Зачем? Этого он не ведал. Бывает такое - ты знаешь, что надо сделать именно так, а не иначе. И делаешь, не задаваясь вопросами…
        Всадник выехал из леса и погнал коня через поле. Шонхор обернулся на стук копыт и присмотрелся. Что-то в посадке кешиктена показалось ему странным, но заходящее солнце било в глаза и сказать что-либо с уверенностью было сложно. Потому он не стал морочить голову лишними заботами и, вновь впрягшись в волокушу, потащил ее к дымящимся развалинам. Для того чтобы от урусского города не осталось и памяти, требовалось очень много земли и камней.

* * *
        - Не, вот ты мне скажи. Кабы ты нас не повстречал, так бы в татях и ходил?
        Кудеяр неопределенно хмыкнул.
        - Так на все воля Божья. Решил Господь, что надо мне в тати податься, - я и подался. Порешил обратно - я обратно.
        Дружина князя Александра ехала лесным окоемом. Утром проехали сожженное село, где колодец был чуть не доверху забит порубленным на куски человечьим мясом. Даже видавшие виды воины не скрывали слез, засыпая тот колодец. А после долго ехали молча с лицами бледными, словно их коснулась сама смерть, пролетая мимо.
        Ближе к закату не сказать что отошли от увиденного, но так уж устроен человек, что наполненную до краев чашу ярости порой д?лжно ему на время отставить в сторону. Иначе, невостребованная, перельется она через край и сожжет душу воина, превратив его в безумного зверя, рубящего в битве, не разбирая, и чужих и своих. Потому-то сейчас и доставал Олексич расспросами разбойного атамана - не разговора ради, а чтоб забыть на время увиденное. И чтобы потом в час битвы все до мелочи вспомнить.
        - Ты на Бога-то не вали, - не унимался Олексич. - Человек - он сам решает, какую ему дорогу выбрать.
        Кудеяр поднял голову, окинул взглядом окольчуженные плечи всадника и вздохнул.
        - Правду, видать, говорят в народе, что коли сила есть - всего остального не надо. Не разглядел ты в сем Божьего промысла, мил человек. Вот скажи - не подайся я с ватагой в леса, был бы сейчас у князя Александра отряд оружных ополченцев в пять десятков числом?
        Олексич крякнул и заскреб пятерней тыльник шлема.
        - Прям не атаман разбойный, а ни дать ни взять святой праведник…
        - А праведники - они те же люди, - отозвался громадный чернобородый воин, ехавший слева. - На руках разбойника Варвара было море христианской крови, однако ж Господь простил его. И дальнейшим житием своим заслужил Варвар милость его и ныне почитается святым.
        - И что ты, Данила, в дружине делаешь? - досадливо подивился Олексич. - Тебе в монастыре самое место.
        - Придет время - приму постриг, - совершенно серьезно ответил чернобородый. - А пока князю моя рука потребна.
        - Так нельзя ж послушникам кровь проливать, - ехидно прищурился Гаврила.
        - Нельзя, - кивнул Данила. И похлопал по рукояти зачехленной железной булавы. - Сие оружие дробящее, крови от него нет.
        - Крови нет. Только шелом вместе с головой - в кашу, - хмыкнул кто-то.
        - Тут уж как получится. На все воля Божья, - смиренно отозвался бородатый витязь.
        Ехавший впереди князь ухмыльнулся.
        - Что, Гаврила, уделали тебя Кудеяр с Данилой?
        - Уделали… Вот случись битва - и посмотрим, на что годно то Кудеярово ополчение, - запальчиво возразил Олексич.
        - В битве любой воин необходим, ежели им мудрая рука управляет, - сказал князь. - Еще посмотрим, что нас впереди ждет. По всему, недолго осталось…
        Из-за леса вылетел всадник в ордынских доспехах и понесся навстречь дружине. Ратники в мгновение ока изготовились к сече - благо с самого Новгорода не снимали броней. Всего дел-то щиты на руки вздеть да мечи из ножен выхватить.
        Олексич чуть тронул коня, поравнявшись с Александром Ярославичем и готовясь в случае чего прикрыть князя. Словно сам собой в его руки прыгнул из саадака лук, еле слышно звякнула тетива, принимая ушко стрелы.
        Но князь удержал руку верного гридня.
        - Погоди.
        Похоже, всадник был один. Да и в седле держался он чудом - того и гляди вывалится.
        - Может, все ж стрельнуть от греха? - проворчал Гаврила. - Вдруг тот степняк бешеный или малахольный какой, что один на дружину кидается. Куснет еще - не оберешься…
        Но тут всадник качнулся сильнее и ничком повалился на гриву коня. Умный зверь тут же перешел на шаг.
        Сразу несколько дружинников, вогнав мечи в ножны, пришпорили коней и через несколько мгновений уже осторожно укладывали всадника на землю - ценного языка беречь надобно. Но когда сняли шлем-полумаску и увидели грязно-русую копну волос, вымазанную в саже и чужой крови, воины стали недоуменно переглядываться.
        - Скажи-ка, Яков, - обратился князь к своему старшему ловчему, что был родом из половцев, - могут ли быть в Орде русские воины?
        Ловчий покачал головой.
        - Сколько живу на свете, княже, не видывал такого…
        Тимоха, вернув лук в саадак, как и все, подъехал поближе рассмотреть диво - первого живого ордынца, - но внезапно проворно соскочил с коня и, расталкивая дружинников, бросился к лежащему.
        - Так это ж Никитка! Наш, козельский!
        Лицо Никиты было бледным как полотно. Тимоха пал на колени и наклонился:
        - Ты как, Никитка?
        - Живой я, - чуть слышно прошептал парень. Багровая муть застилала взгляд, но надо было держаться. Чтобы сказать главное.
        - А город?
        - Нет больше города…
        Тимоха ударил кулаком в землю и до крови закусил губу.
        - Опоздали… - сказал кто-то сзади.
        - В живых хоть остался кто? - простонал Тимоха.
        - Нет… Орда ушла… Оставили большой отряд… Они над мертвыми глумятся и сожженный град засыпают… Чтоб следа от него не осталось…
        Дружина расступилась. Спешившийся князь подошел к лежащему.
        - Давно град взяли? - спросил он.
        - Нет… Без малого восемь седьмиц держались…
        - Много ли Орда людей оставила?
        - Тех, что видел, на глаз больше пяти сотен… Точнее не знаю…
        Багровая муть брала свое. Сознание затуманивалось, но Никита больше не сопротивлялся кровавому туману. Главное он сказал, а там - будь что будет…
        - Сильно тряхнуло парнишку, - сказал пожилой мужик из ватаги Кудеяра. - Покуда за доспех дрался, поди, дубьем приложили али палицей.
        - Выживет? - с надеждой спросил Тимоха. Сейчас любой, хоть самый дальний знакомец из Козельска был для него роднее брата.
        - Куды денется? - пожал плечами мужик. - Молодой, оклемается. Свезло ему, что на нас вышел, теперь не пропадет.
        - Божий промысел в том вижу, - торжественно произнес чернобородый Данила. - Господня рука направила его упредить нас.
        - Значит, так.
        Князь Александр обвел взглядом свою дружину. Сотни три конных воинов наберется. Из них лишь две - в полной броне. Свои, переяславские. Остальные - горожане новгородские, кто в чем Бог послал. Да еще Кудеярова ватага в пять десятков деревенских мужиков с рогатинами да охотничьими луками. Негусто…
        - Где пять сотен, там и тьма[179 - Тьма (старорусск.) - тысяча.] наберется, - проворчал Олексич. - Чего делать-то будем, княже? Прям в лоб ударим?
        Александр внимательно посмотрел в глаза верного гридня. Чистая душа, ни на минуту не усомнился в том, что ударим. Пусть даже тремя сотнями супротив тьмы степняков, предавших огню половину Руси.
        И отлегло от сердца. Как не победить, когда есть на русской земле такие воины?
        - Нет, Гаврила, - покачал головой князь. - Лбом об лоб не взять ордынскую тьму, ежели на них такие доспехи. - Он кивнул на пластинчатый панцирь Никиты.
        - А как же? - вскинул брови Олексич.
        - Увидишь…

* * *
        На душе у Шонхора было погано. Когда больше года назад собирался он в свой первый поход - сердце от радости трепетало птицей и рвалось из груди навстречу битвам, звону сабель и богатой добыче, которую он, вернувшись героем, принесет в свою юрту.
        На деле же поход оказался резней.
        Жестокой и кровавой, где геройского звона сабель было немного, а вот хруста костей безоружных мужиков, баб и их малолетних детей - более чем достаточно. Хан говорил: режешь волка - режь и волчат, чтоб не выросли и не отомстили. Но всех-то не вырежешь. Лишь обозлишь до слепоты тех, кто выживет. А хорошо ли это?
        До поры Шонхор гнал эти мысли.
        До недавней поры.
        Что-то надломилось в нем тогда, у требюше, когда под платформу осадной машины бросили живых рабов. А в шатре Непобедимого углубился излом, грозя развалить надвое душу. И сейчас почему-то больше не хотелось молодому кешиктену ни славы, ни даже добычи. Хотелось лишь одного - чтобы быстрее закончился этот поход. Чтобы, вернувшись в свою нищую, пустую юрту, больше не ходить в далекие земли за кровью и стонами других людей, а просто пасти табун своего нойона и больше ничего не видеть, кроме коней, степи и утренних зорь, прекраснее которых, наверно, лишь глаза любимой девушки. Которой у Шонхора никогда не было и, скорее всего, уже не будет. Потому что какая девушка посмотрит на того, кто вернулся из похода в тысяче худших воинов Орды…
        Видимо, похожие мысли одолевали не одного Шонхора. Иначе не закричал бы радостно стоящий на холме тысячник Опозоренных, указывая плетью на выскочивший из-за леса отряд урусов, что, опустив копья, мчался сейчас по полю, втаптывая в землю всех, кто попадал под копыта их коней.
        Образ страшной дружины Евпатия Коловрата вновь возник перед глазами Шонхора. Возник - и пропал. Даже отсюда увидел Шонхор глазами степного стрелка, что не урусская отборная дружина летит по полю, а от силы сотня простых мужиков в самодельных доспехах. Которых, если подпустить на сто шагов, играючи вынесет из седел один-единственный залп мощных степных луков.
        Но не такой победы хотелось опальному нойону, приставленному командовать тысячей худших воинов. Хотелось настоящей битвы, с немногочисленными колотыми ранами, нанесенными урусскими копьями. И с сотнями отрезанных вражьих голов, недостаток которых можно позаимствовать в высокой пирамиде, посвященной Сульдэ. Бог войны уже далеко отсюда, рыщет в поисках новых битв. А хан никогда не узнает, сколько безумных урусских воинов на самом деле напало на опальную тысячу, чтобы навсегда смыть с нее своей кровью поганое клеймо.
        По всему полю степняки бросали волокуши с камнями и землей и, поймав за повод топтавшихся рядом коней, вскакивали в седла, благодаря богов и степных духов, которые услышали их молитвы и послали им битву после битвы. Причем легкую битву. Ярость хороший помощник в бою, но крепкая броня нужна воину нисколько не меньше. Первого урусам было не занимать - пирамида из голов была видна издалека. Второго им явно недоставало.
        Мудрость хана и здесь сослужила службу. Не случайно приказал он, чтобы провинившиеся на своих плечах таскали землю и камни, унизительным рабским трудом искупая вину. Свежий конь всегда нужен воину, даже воину тысячи Опозоренных. Согласно обычаю Орды, у них отобрали заводных лошадей, но хан наверняка предвидел, что судьба даст провинившимся последний шанс.
        Много ли надо для того, чтобы толпа отчаявшихся землекопов вновь стала частью Орды?
        Совсем немного.
        Увидеть врага, вскочить в седло, обнажить оружие и, вытолкнув из легких боевой клич Степи, послать вперед застоявшегося коня, желая только одного - чтобы быстрее, как можно быстрее ненавистные бородатые лица приблизились на расстояние, достаточное для того, чтобы меч или сабля смогли до них дотянуться.
        Но, наверно, урусы надеялись на легкую победу. И когда унылая толпа рабов в мгновение ока стала Ордой, они, недолго думая, повернули коней и ударились в бегство.
        - Уррррагххх!!!!
        Торжествующий клич взлетел к небу. От слитного топота сотен копыт содрогнулась земля. Урусы убегали, но выносливый степной конь способен нести своего седока столько, сколько потребуется, в отличие от своих длинноногих собратьев, что были сейчас под урусами. Да, урусские кони способны нестись подобно птицам десять и даже двадцать полетов стрелы, но потом выдыхаются, словно олени, загоняемые стаей неутомимых волков.
        Урусский отряд скрылся в лощинке между стеной сплошного леса и небольшим холмом, поросшим густым кустарником. Ничего, никуда не денутся!
        Ревущая орда, словно широкий горный поток, нашедший высохшее русло, начала стремительно втягиваться в лощину…
        И вдруг многоголосый вопль, не имеющий ничего общего с боевым кличем Степи, разодрал воздух. Кричали люди и кони, с разлету напарываясь на острые колья, что торчали из высокой - как раз в рост конного всадника - засеки, перегородившей лощину.
        До крови разрывая поводьями лошадиные пасти, пытались степняки повернуть назад несущихся коней - но сбитые с ног теми, кто напирал сзади, падали оземь, превращая стремительную атаку тысячи конников в беспорядочную свалку.
        А из леса уже летели стрелы. Лучники Кудеяра, невидимые за деревьями, били почти в упор - и каждая стрела находила цель. С пятидесяти шагов по человечьей фигуре промахнется только косой или немочный, но уж никак не охотник, с детства привычный к луку.
        Но не вся тысяча успела втянуться в лощину. Больше половины всадников смогли поворотить коней и уже устремились обратно, подальше от гиблого места, когда из-за холма навстречу им вылетела ощетиненная копьями железная волна…
        Их все равно было меньше чуть не втрое. Это понял бы любой, кто побывал хоть в одной битве. Но впереди закованных в кольчуги воинов, обнажив меч, летел всадник в сверкающих доспехах, которого слишком хорошо помнила Орда.
        Каждый знает, что после смерти великим воинам Сульдэ дает новое тело. Потому такие воины не умирают, веками перерождаясь снова и снова. И что с того, что совсем недавно по приказу Субэдэ был с почестями похоронен рязанский богатур Евпатий Коловрат, которого, утыканного обрубками стрел и копий, смогли убить лишь камнеметами? Вот он снова летит впереди своей бессмертной дружины, сам бессмертный, словно Вечное Синее Небо, и - теперь Шонхор знал это наверняка - будет возвращаться до тех пор, пока от Орды не останется даже воспоминания.
        К тому же сейчас камнеметов не было. А было лишь поле, небо и всадник, над шлемом которого, словно нимб, сияло заходящее солнце…
        Шонхор облегченно улыбнулся и, с размаху вонзив в землю свой меч, скрестил руки на груди. Глупо бороться с волей Неба. Иногда гораздо достойнее с улыбкой встретить неизбежное.
        Но ему повезло. Летевший на него огромный чернобородый всадник, замахнувшийся было на молодого кешиктена железной булавой, видимо, увидев перед собой безоружного, огромным усилием немного изменил направление смертельного удара, остановить который он был уже не в силах.
        Удар пришелся череном булавы по макушке шлема. Но и этого было вполне достаточно для того, чтобы земля крутанулась перед глазами Шонхора и, приблизившись, с размаху ударила его в лицо, мгновенно отбросив далеко за край сознания крики людей, звон стали, ржание коней и весь остальной, донельзя опостылевший мир…
        Бой был коротким, но жестоким. Немногие, подобно Шонхору, побросали оружие при виде витязя, так похожего на погибшего урусского богатура. Но плохо приходится змее, заползшей в ножны, когда в них с размаху вгоняют отточенный клинок.
        Вбитые в узкую лощину остатки ордынской тысячи Опозоренных сопротивлялись отчаянно. Но, осыпаемые сверху стрелами Кудеяровой ватаги, стиснутые между засекой и дружиной князя Александра, к которой присоединились конные новгородские ратники, обошедшие засеку разведанной ранее лесной тропой, степняки вскоре были перебиты, несмотря на явное численное превосходство.
        Но и среди дружинников были потери…
        Князь тщательно вытер меч тряпицей и вложил его в ножны. По лощине бродили гридни, выискивая своих среди жуткого нагромождения трупов.
        - Победа, княже!
        Подъехавший Олексич, не замечая раны, счастливо улыбался надорванным ртом - видать, кончик ордынской сабли задел лицо.
        - Самое время летопись зачинать писать. Вон, Данила как раз в монахи собирался - он с летописью и совладает, как левой писать обучится.
        Невдалеке кудеяров белоглазый Ерема перевязывал чернобородому Даниле руку выше локтя - ордынская сабля начисто срезала кисть, сжимавшую булаву. Олексич сочувственно подмигнул Даниле, мол, живы - это главное. Могло и хуже случиться. Тот растерянно улыбнулся в ответ обескровленными губами.
        Князь покачал головой.
        - То не победа, - сказал он хмуро. - То так, шайку упырей истребили. На всю Орду, чую, силушки не хватило бы. Копить ее надо, силушку.
        Князь бросил взгляд в сторону громадного пожарища, что еще обильно дымилось на том месте, где совсем недавно стоял Козельск.
        - Новгород надобно укреплять на случай, коли Орда все ж вздумает до нас дойти. И крепости будем строить по Шелони-реке, подобные козельской, - коли ливонцы, шведы али Литва с запада полезут, лучшей защиты не придумаешь. А ты - летопись. Не о чем пока летописи писать. Вот кабы град оборонили…
        Князь обернулся к воинам.
        - Новгородцы! Вы покуда раненых ищите да перевязывайте. А дружина - по коням. Надобно на пожарище все перевернуть, авось кто жив остался, в подполе схоронился…
        Но, не доезжая пожарища, дружина остановилась у пирамиды из человечьих голов. Так и стояли молча. Слов не было. Лишь кулаки сжимались до каменной тверди да озабоченно косили глазами на хозяев умные кони - чуяли, что в душах людских делалось.
        Князь спешился и низко поклонился страшной пирамиде.
        - Спасибо вам, братья, - тихо произнес Александр Ярославич. - За стойкость вашу, за мужество - спасибо. И простите, коли сможете.
        Обернувшись, повелел:
        - Яков, останься с десятком молодцев. Похороните останки в одной могиле.
        И вскочил в седло.
        - Остальные - за мной…
        То, что когда-то было городскими улицами, сейчас напоминало русла ручьев. Кровь была повсюду. Сапоги по щиколотку утопали в бурой жиже, источавшей удушливый сладковато-гнилостный запах. В вязких лужах лениво барахтались сытые мухи, а от вороньего грая звенело в голове - казалось, черные хищники слетелись сюда со всего света.
        - Князю-то вашему сколько годков было? - спросил Олексич, пряча от вони лицо в платке, расшитом невестой.
        - Малой он. Только от титьки оторвался, - потерянно ответил Тимоха. Не укладывалось в голове, что это и есть его город, в котором он родился, рос, постигал воинскую науку…
        - Даже если и не зарубили нечистые, не иначе, в кровище утоп, - покачал головой Гаврила.
        Впереди них шел князь Александр с лицом белым, словно у покойника. Он уже самолично раскидал пару завалов - благо силушки было в нем хоть отбавляй, на медведя в одиночку с рогатиной ходил, - но везде были только трупы. Мужские, женские, детские… Ордынцы рубили всех без разбору, затопляя город кровью его защитников.
        - Пленные после сечи есть? - хрипло спросил князь.
        - Один точно есть, с новгородцами в лощине остался, - отозвался Олексич. - Повезло ему, что меч бросил. Кудеяровы молодцы его речь перевели - грит, жить боле не хочет после содеянного.
        - Проследи, чтоб не убили, - бросил Александр, принимаясь за очередной завал из горелых бревен. - Разбойнички с новгородцами увидят, что его соплеменники сотворили, - растерзают.
        Над завалом взметнулось возмущенное воронье. Стая покружила немного, лениво поорала на людей, помешавших пиршеству, и опустилась неподалеку - разбираться с обозленными людьми было опасно и делить особо нечего - отлети на два взмаха крыла в любую сторону и снова питайся от пуза хоть до самой зимы.
        Из-под завала послышался слабый писк. Князь набрал в грудь поболе воздуху и взялся за обугленное стропило обвалившейся крыши. Подоспевшие витязи принялись помогать.
        Ррраз!
        Горелое дерево отвалилось в сторону, взметнув в воздух тучу черной сажи.
        На обожженных бревнах лицом вниз лежала старуха в простом крестьянском зипуне. Под ее правой лопаткой торчало ордынское копье, всаженное в тело по самое древко. Видать, уже после того как обвалилась изба, настигло ее то копье. А она уж из последних сил заползла под обгоревшую кровлю, из-под которой степняки поленились ее доставать.
        Писк стал слышен сильнее. И шел он из-под мертвого тела.
        Дружинники осторожно подняли труп.
        - Глянь-ка, малец! Живой?
        Меж двух бревен, словно в люльке, лежал ребенок в залитых кровью пеленках. Острие копья, пробив насквозь тело его спасительницы, лишь распороло холстину у горла, не причинив вреда.
        Князь шагнул вперед и поднял на руки заходящийся в крике сверток. А меж бревен остался лежать незамеченным залитый кровью старой няньки золотой крест с цепочкой, перебитой ордынским копьем.
        Крик сразу стал тише. Ребенок всхлипнул еще пару раз - и потянулся к изображенному на нагрудной броне Александра Ярославича всаднику, поражавшему копьем крылатого змея.
        - Живой, - улыбнулся князь. - Значит, и город жить будет. Что, Кудеяр, отстроишь со своими молодцами Козельск заново? В новгородские земли, сам знаешь, тебе до поры путь заказан.
        - Отстроим, отчего не отстроить, - вздохнул подошедший атаман лесных разбойников. - Главное, князь, чтоб, случись чего, вновь подмога не опоздала.
        На лицо Александра Ярославича набежала тень.
        - Твоя правда, Кудеяр, опоздали мы сегодня с подмогой. С себя я в том вины не слагаю. Но, видит Бог, не опоздаем завтра. И впредь всегда вовремя мечи свои обнажать будем, пока не очистим землю русскую от нечисти. В том клянусь на этом пепелище кровью убиенных русичей. И еще клянусь, что не забудем мы той святой крови вовеки…
        Эпилог
        - Так на чем мы остановились?
        - «Жители Козельска, собрав совет, порешили не сдаваться Батыю, сказав: “Хоть наш князь и молод, но положим жизни свои за него и, здесь славу сего мира приняв, там небесные венцы от Бога примем”», - повторил послушник.
        - Истинно так, брат Василий. Продолжай.
        Монах погладил деревянным двуперстием чуть посеребренную сединой черную бороду.
        Отрок вновь окунул перо в чернильницу, осторожно стряхнул лишнее о край, чтобы избежать кляксы, и приготовился писать.
        - Татары же бились у града…
        - Отец Даниил, а почему надо писать «татары»? - перебил послушник. - Наш конюх Шонхорка, ну, тот, что тогда сам Козельск осаждал, а после в полон сдался и крещение принял, говаривал, будто татар-то в Орде вовсе мало было. Все больше нируны, кераиты, тангуты, меркиты, найманы…
        - Где ж мне на всех в харатье места-то взять? - развел руками монах. - Да и потом, летопись - это чтоб потомки поняли, об ком речь идет. Татар-то каждый знает, а твой найман - поди пойми, кто он такой?
        Отрок вздохнул и старательно вывел сказанное. Голос монаха вновь торжественно зазвучал под сводами кельи:
        - Татары же бились у града. Желая захватить его, разбили городскую стену и взошли на вал. Жители же на ножах резались с ними, и, посоветовавшись, порешили выйти на полки татарские. И, выйдя из города, иссекли пращи их и, напав на полки их, убили татар четыре тысячи и сами побиты были. Батый же, взяв город, перебил всех, не пощадив никого, от отроков до младенцев, молоко сосущих. А о князе Василии до сих пор неведомо. Иные говорят, что он в крови утонул, так как мал был. Татары же, не смея называть тот град Козельском, назвали его Злым Городом, поскольку бились они за тот город семь недель и убиты были под ним три сына темничьих. Татары же, искавшие их, не могли их найти среди множества трупов.
        Батый же, взяв Козельск, пошел в землю половецкую…
        Послушник поднял на монаха удивленные глаза.
        - И это все, отец Даниил?
        - А что еще? - в свою очередь удивился монах.
        - Так мне дядька Никита, дружинник князя Александра, что приезжал летом в монастырь поклониться иконам, сказывал, будто много людей разных народов бились за Козельск и погибли, его защищая. И называл их поименно - Ли, Григол, Кудо, Рашид… Да и о наших богатырях мы тоже почитай ничего не написали…
        - Так то ж летопись, - улыбнулся монах. - Только самое важное пишется.
        - А о князе Александре Невском, что порешил ордынских мародеров и повелел Козельск заново отстроить? И как он меня тогда спас, об том мы тоже ничего не напишем? - почти возмущенно вскричал отрок.
        Монах покачал головой.
        - Десять лет назад не велел князь ничего писать ни о себе, ни о подвигах своих. Да и потом, не пишут летописи пространно, и поименно героев в них редко упоминают.
        - А если все ж пространно? - не унимался отрок.
        - Пространно в житиях святых пишут, брат Василий, - улыбнулся монах. Ему нравилась бойкая настойчивость маленького послушника.
        - А разве ж не святой князь новгородский Александр, который двадцати лет от роду разбил шведского бискупа на Неве, а через два года - немецких рыцарей на Чудском озере? - притопнул ногой отрок, до пострига носивший имя Василий, данное ему в память о козельском князе, которого так и не нашли на пепелище сгоревшего города. - По силам ли такое обычному человеку?
        - Как знать, - развел руками монах. - Князь и поныне здравствует, дай ему Господь здоровья на многие лета. Может статься, ты и напишешь его житие, коли на то будет Божья воля. И о нем, и о Козельске. Только давай наперво этот урок закончим, а то за разговорами до обедни ничего написать не успеем.
        - Напишу. Обо всем напишу, - прошептал отрок, вновь склоняясь над исписанным листом харатьи. - И Господь мне в том поможет, я знаю…
        Благодарности
        Автор искренне благодарит:
        Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ;
        Алекса де Клемешье, писателя и редактора направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ;
        Алексея Ионова, ведущего бренд-менеджера издательства АСТ;
        Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Чернобыльской зоне отчуждения, за ценные советы;
        Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;
        Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;
        Елену Диденко, Татьяну Федорищеву, Нику Мельн, Виталия «Дальнобойщика» Павловского, Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Ион» Калинцева, Виталия «Винт» Лепестова, Андрея Гучкова, Владимира Николаева, Вадима Панкова, Сергея Настобурко, Ростислава Кукина, Алексея Егорова, Глеба Хапусова, Александра Елизарова, Алексея Загребельного, Татьяну «Джинни» Соколову, писательницу Ольгу Крамер, а также всех друзей социальной сети «ВКонтакте», состоящих в группе
        Об авторе
        Дмитрий Олегович Силлов - современный российский писатель, инструктор по бодибилдингу и рукопашному бою, автор многих произведений о самообороне, боевых и охотничьих ножах, а также более четырех десятков романов, написанных в жанре боевой фантастики.
        Родился в семье военного. Окончив школу, служил в десантных войсках. После увольнения в запас, получив медицинское образование, активно занимался единоборствами, бодибилдингом, психологией, изучал восточную философию и культуру, историю военного искусства. Несколько лет работал начальником службы безопасности некоторых известных лиц, после - инструктором по рукопашному бою и бодибилдингу.
        Дмитрий Силлов является автором популярной системы самообороны «Реальный уличный бой», лауреатом Российской национальной литературной премии «Рукопись года», а также создателем популярных литературных циклов «Кремль 2222», «Гаджет», «Роза Миров» и «СНАЙПЕР», публикуемых издательством АСТ.
        Личный сайт Дмитрия Силлова www.sillov.ru
        Дмитрий Силлов «ВКонтакте» на «Фейсбуке» в «Инстаграме»
        notes
        Примечания
        1
        «Внимание! Радиационная опасность! ПТЛРВ (Пункт тимчасової локалізації радіоактивних відходів/Пункт временной локализации радиоактивных отходов) “Копачи”. Территория ДСП (Державного спеціалізованого підприємства/ государственного специализированного предприятия) “Комплекс” г. (місто/город) Чернобыль, ул. Кирова, 52. Тел. 5 - 19 - 24; 5 - 24 - 84. Въезд на территорию ПТЛРВ без разрешения КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН!» (перевод с украинского).
        2
        Исторический факт.
        3
        Речь идет о землетрясении и последующем цунами в Японии 12 марта 2011 года.
        4
        Откуда у «Бритвы» взялось лазурное сияние и каковы его свойства, можно прочитать в предыдущих романах цикла «Снайпер» (хронологию см. в начале книги).
        5
        Подробно об этом событии можно прочитать в романе Д. Силлова «Кремль 2222. Север».
        6
        Об этом событии можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Кремль 2222. Север».
        7
        Famas G2 Sniper - снайперский вариант известного французского автомата, имеющего компоновку «булл-пап» (спусковой крючок находится перед магазином и спусковым механизмом).
        8
        Об упомянутых событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Пикник на обочине 2. Счастье для всех».
        9
        Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первом произведении литературного цикла «Роза Миров».
        10
        Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первой книге серии «Роза Миров».
        11
        Японский трактат «Школа ходзюцу Ватанабэ-рю».
        12
        Об этих событиях можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон дракона», первой книге серии «Роза Миров».
        13
        О последующих приключениях Снайпера в Чернобыльской Зоне отчуждения можно прочитать в романе Дмитрия Силлова Снайпер. Закон Шухарта.
        14
        О том, как Мать мертвых отомстила своим врагам, можно прочитать в рассказе Дмитрия Силлова «Z - значит зомби», опубликованном в сборнике рассказов «Под знаком Z».
        15
        О том, как Мать мертвых убила одного из Палачей, также можно прочитать в рассказе Дмитрия Силлова «Z - значит зомби», опубликованном в сборнике рассказов «Под знаком Z».
        16
        Клобук - принадлежность облачения монаха малой схимы, головной убор в виде расширяющегося кверху цилиндра с тремя широкими лентами, спускающимися на спину.
        17
        Харатья (старорусск.) - пергамент.
        18
        Здесь и далее авторский перевод со старославянского. Ипатьевская летопись, Галицко-Волынский свод, «Побоище Батыево».
        19
        Заводной - второй, запасной конь. Степные воины всегда имели несколько коней для того, чтобы животные имели возможность отдохнуть от тяжести всадника. Имеются сведения, что ордынцы иногда имели до восьми заводных лошадей и во время атак сажали на них соломенные чучела, подкрепляя легенды об огромной численности их непобедимой армии, которая действительно была самой мощной военной силой того времени.
        20
        Урусы - так ордынцы называли русских.
        21
        Хан Бату - хан Батый (1208 - 1255), ордынский хан, внук Чингисхана, предводитель степной Орды в завоевательных походах в Восточную Европу.
        22
        Историческая справка. По мнению современных историков, понятие «монголо-татары» в корне неверно. Введено оно было в 1823 году профессором Санкт-Петербургского университета П. Наумовым и до недавнего времени использовалось в русской историографии. «Татарами» называли ордынцев в русских летописях, относя этот термин ко всем тюркским народам. Оно и понятно - не до выяснения этноса завоевателей было летописцам, когда их города жгли у них на глазах. Но еще Н. М. Карамзин отмечал: «Ни один из нынешних народов татарских не именует себя татарами, но каждый называется особенным именем земли своей…» Более того, судя по тексту «Сокровенного сказания», жизнеописания Чингисхана, составленного его современниками, татары были заклятыми врагами Орды. (Сокровенное сказание, § 214 «…когда мы сокрушили ненавистных врагов татар, этих убийц дедов и отцов наших, когда мы, в справедливое возмездие за их злодеяния, поголовно истребили татарский народ, примеряя детей их к тележной оси, тогда спасся и скитался одиноким бродягой татарин Харгил-Шира…») Так что «монголо-татары» в этническом смысле - это не современные монголы
и не татары, а именно орда завоевателей, состоящая из многих степных племен, объединенных волей одного человека - Чингисхана. Поэтому понятие «монголо-татары» с полным правом можно заменить определением, данным крупнейшим историком и ученым Средневековья Рашид-ад-дином (1247 - 1318) в его «Сборнике летописей»: «тюркские племена, прозвание которых было монголы». Само же слово «орда» в переводе есть не что иное, как название военной организации многих кочевых племен, созываемой для набега либо для обороны. В этих случаях помимо верховного хана выбирался походный хан орды - джехангир. Для покорения пространств к северу от Каспийского и Черного морей джехангиром был выбран Бату-хан (Батый).
        23
        Чингизид (тюркск.) - родственник Чингисхана.
        24
        Тумен (тюркск.) - десять тысяч воинов.
        25
        Субэдэ (Субудай) - крупный военачальник Чингисхана и Бату-хана, историческая личность. Непобедимый - прозвище Субэдэ.
        26
        Нукер (тюркск.) - дружинник, телохранитель при нойоне - знатном ордынце. С XIV века термин употребляется в значении «слуга».
        27
        Пайцза (тюркск.) - деревянная или металлическая прямоугольная пластина длиной около двадцати сантиметров с закругленными краями и письменами, являющаяся своеобразным документом для ордынского высокопоставленного лица.
        28
        Стрелище, перестрел - расстояние, на котором пущенная из лука стрела сохраняла убойную силу, около 200 метров.
        29
        Великая Яса - свод законов степных кочевников, авторство которого приписывали Чингисхану.
        30
        Чжурчжени - племена северной Маньчжурии, завоевавшие в XII веке Северный Китай и основавшие империю Цзинь (в переводе с китайского - Золотая империя), к описываемому времени полностью уничтоженную Ордой.
        31
        Саадак (тюркск.) - специальный чехол для лука либо название всего боевого снаряжения стрелка - лука, чехла для лука, колчана и стрел.
        32
        Изверг (старорусск.) - человек, живущий отдельно от общины и ведущий хозяйство самостоятельно.
        33
        Дикое поле - историческое название степей между Доном, верхней Окой и левыми притоками Днепра и Десны, с просторов которых на Русь совершали набеги кочевые племена.
        34
        Гридень (старорусск.) - воин княжеской дружины.
        35
        Детинец (старорусск.) - название внутренней крепости в русском средневековом городе, в которой могли находиться казармы княжеской дружины и тренировочные полигоны. Часто в самом детинце строилась и резиденция князя.
        36
        Лада - древнеславянская покровительница брака, семьи, любви, веселья, в данном случае отголосок языческих традиций христианской Руси.
        37
        Травень (старорусск.) - май.
        38
        Битва объединенного войска русских князей и половцев с Ордой на реке Калке произошла в 1223 году и окончилась полным разгромом русско-половецкого войска из-за отсутствия единого командования среди княжеских войск, а также по вине половцев, в панике бежавших под натиском Орды и опрокинувших русский строй.
        39
        Яблоко меча - округлое навершие на конце рукояти европейского и русского меча, служащее противовесом клинку.
        40
        Полати (старорусск.) - здесь проход вдоль тына с внутренней стороны крепостной стены.
        41
        Тын - забор из вертикально укрепленных, иногда заостренных бревен.
        42
        Крепостной самострел - русский аналог европейской баллисты, широко распространенный на Руси в X - XV веке, но почему-то слабо отраженный в исторических исследованиях, как и обычный самострел - аналог европейского арбалета.
        43
        Отрок (старорусск.) - младший княжеский дружинник.
        44
        Сажень - древняя (прямая) сажень определялась расстоянием между большими пальцами разведенных в стороны рук человека и была равна примерно 152 см. В 1835 году указом Николая I длина сажени стала равна 7 английским футам (2,1336 м).
        45
        Броня, бронь, сброя - так на Руси назывался боевой доспех воина.
        46
        Заворина (старорусск.) - засов.
        47
        Пестун (старорусск.) - учитель.
        48
        Ушкуйники (старорусск.) - речные разбойники, занимающиеся грабежом на ушкуях - ладьях, вмещавших до тридцати человек.
        49
        Ярило - древнеславянский бог солнца и плодородия.
        50
        Десница (старорусск.) - правая рука.
        51
        Прашта - старорусское название пращи. Предполагается, что и пороки (осадные машины), и Перун (бог войны у древних славян) имеют один древний корень «пер» - бить.
        52
        Лель - древнеславянский бог любви, сын Лады.
        53
        Царьград - древнерусское название Константинополя, столицы Латинской империи.
        54
        Ромеи - так на Руси называли римлян, а также подданных Византийской (Латинской) империи.
        55
        Нанкиясу - так кочевые народы называли Китай.
        56
        Кебтеул, хэбтэгул (тюркск.) - воин ночной стражи хана, которая набиралась из гвардейцев (кешиктенов).
        57
        Богатур (тюркск.) - богатырь, прозвище, даваемое особенно отличившимся воинам Орды. Судя по «Сокровенному сказанию», прозвище «богатур» Субэдэ дал сам Чингисхан. «Сокровенное сказание» - литературный памятник XIII века, жизнеописание Чингисхана. Имеются предположения, что он был составлен его современниками.
        58
        Батыр (тюркск.) - богатырь.
        59
        Потрясатель Вселенной - прозвище Чингисхана.
        60
        Арха (тюркск.) - водка из кобыльего молока.
        61
        Мангусы (тюркск.) - демоны.
        62
        Курень (тюркск.) - укрепленный лагерь, стойбище.
        63
        Туг (тюркск.) - штандарт, украшенный определенной эмблемой и одним или несколькими конскими хвостами. Согласно древнетюркским поверьям, в туге жил дух-покровитель войска.
        64
        Смарагд - старинное название изумруда.
        65
        Хурут (тюркск.) - сушеная твердая творожистая масса, использовавшаяся кочевниками в качестве сухпайка.
        66
        Сулица (старорусск.) - короткое метательное копье.
        67
        Приступная стена - стена крепости, наиболее удобная для штурма. Соответственно, такие стены были и лучше защищены.
        68
        Джехангир (тюркск.) - главнокомандующий походом, назначаемый Великим ханом.
        69
        Чулун (тюркск.) - каменный.
        70
        Каган - титул главы государства у древних тюркских народов.
        71
        Кипчаки (половцы) - тюркоязычный народ, до XII века совершавший набеги на Русь. К описываемым событиям практически полностью был подчинен Ордой.
        72
        Гости - так в Древней Руси называли купцов.
        73
        Русское море - название Черного моря, встречающееся в русских летописях.
        74
        Сурож - крупный торговый центр того времени на побережье Черного моря, ныне город Судак.
        75
        Болт - стрела, часто без оперения, выпускаемая из арбалета либо из его увеличенных модификаций.
        76
        Чекан - боевой топор с обухом, напоминающим по форме молоток для чеканки с клювообразным клинком.
        77
        Поезд (старорусск.) - обоз, караван.
        78
        Торговище - здесь торг, ярмарка. Также на Руси торговищем называлась торговая площадь.
        79
        Срединное море - Средиземное море.
        80
        Рубель, рубль - если товар стоил меньше гривны, то гривну рубили на кусочки, называемые рублями, которыми и расплачивались. Первое упоминание о рубле как о полноценной русской (новгородской) денежной единице относится к концу XIII века.
        81
        Посад - торговое либо ремесленное поселение, находящееся за стенами укрепленного города.
        82
        Канча - в старину на Руси название китайской шелковой ткани.
        83
        Ослоп (старорусск.) - боевая дубина, окованная железом либо утыканная металлическими шипами.
        84
        Вече - древнерусское городское народное собрание, созываемое звоном вечевого колокола для суда над преступниками или для решения иных общественных вопросов.
        85
        Жиздра - левый приток Оки, река, на берегу которой стоит Козельск.
        86
        Поруб (старорусск.) - темница, бревенчатая тюрьма.
        87
        Тать (старорусск.) - вор.
        88
        Скалвы (старорусск.) - весы.
        89
        Локоток (старорусск.) - мера для измерения длины.
        90
        Седьмица (старорусск.) - неделя.
        91
        Сулея (старорусск.) - посудина с горлом, фляжка.
        92
        Ланъабан (китайск.) - дубина с зубьями в виде волчьих клыков - китайская палица общей длиной 1800 - 2200 мм. Овальная рабочая часть от трети до четверти общей длины ланъабана покрыта заточенными шипами. На торце рабочей части и рукояти крепится узкий клинок или наконечник копья.
        93
        Огнищане (старорусск.) - от «огнище» (домашний очаг) - крупные домовладельцы.
        94
        Княжий муж (старорусск.) - член княжьей дружины.
        95
        Чи - китайская мера длины, равная 0,33 метра.
        96
        Обруб (старорусск.) - бревенчатая обшивка для укрепления откосов крепостного оборонительного рва.
        97
        Надолбы (старорусск.) - бревна, вкопанные в землю с наклоном вперед, иногда заостренные. Применялись в то время против конницы противника.
        98
        Всходы (старорусск.) - здесь широкие деревянные лестницы.
        99
        Имеется в виду Русская Правда - свод законов, введенных великим князем киевским Ярославом Мудрым (1019 - 1054) и впоследствии дополненный его сыновьями.
        100
        Продух (старорусск.) - отверстие для доступа воздуха, небольшое окно.
        101
        Забрало, забороло (старорусск.) - проход для защитников в верхней части крепостной стены, защищенный с внешней стороны тыном.
        102
        Проезжая (надвратная) башня - башня над воротами крепости, часто самая мощная из всех и наиболее защищенная.
        103
        Десятский (старорусск.) - начальник десятка в княжьей дружине.
        104
        Джид - специальный чехол для нескольких сулиц.
        105
        Кизяк (тюркск.) - высушенный в виде лепешек или кирпичей навоз с примесью резаной соломы. Применялся на Ближнем Востоке, Кавказе и в Средней Азии как топливо и строительный материал.
        106
        Рубль - здесь: рубленый брусок металла.
        107
        Колонтарь - доспех древнерусского воина, кольчужная безрукавка, усиленная металлическими пластинами.
        108
        Гридница, или гридня (старорусск.) - большое помещение для гридней, телохранителей князя, в котором князь и дружина также собирались для совещаний, пиров, церемоний и т. д.
        109
        Шулмус (тюркск.) - демон.
        110
        Бармица (старорусск.) - кольчужная сетка, прикрепляемая к шлему для защиты шеи.
        111
        Личина (старорусск.) - крепящаяся к шлему металлическая маска, закрывающая лицо воина наподобие забрала рыцарского шлема.
        112
        Бахтерец (старорусск.) - комбинированный доспех - кольчуга либо пластинчатый доспех без рукавов, усиленный металлическими пластинами.
        113
        Бутурлыки (старорусск.) - поножи.
        114
        Манул - дикий степной кот.
        115
        Даругачи (тюркск.) - верховный начальник какого-либо рода войск.
        116
        Загонный конь (старорусск.) - запасной.
        117
        Чембур - третий повод уздечки, на котором водят или за который привязывают верховую лошадь.
        118
        Байдана (старорусск.) - разновидность кольчуги, состоящая из крупных, плоско раскованных колец.
        119
        Империя Цзинь - Золотая империя чжурчженей в XII - XIII веках н. э., расположенная на территории современного Северного Китая и уничтоженная туменами Чингисхана под предводительством Субэдэ.
        120
        Си-цзан - китайское название Тибета.
        121
        Барон-тала (тюркск.) - «западная страна», Тибет.
        122
        Боро! (персидск.) - уйди, прочь!
        123
        Сипай (персидск.) - воин.
        124
        Дэв (персидск.) - демон.
        125
        Тарпан - в переводе с тюркского «летящий вперед». Предок современной лошади, объект степной охоты, полностью истребленный в начале ХХ века.
        126
        Халогаланн - древнее название Норвегии.
        127
        Шатар (тюркск.) - вариант шахмат, распространенных в древности среди кочевых народов.
        128
        Аналоги пешек в шатар.
        129
        Аналоги ферзя в шатар.
        130
        Сабдыки (тюркск.) - духи гор, лесов, степей, пустынь, жилищ.
        131
        Лусуты (тюркск.) - духи воды.
        132
        Минган-богатур (тюркск.) - «богатырь над тысячей», тысячник тумена.
        133
        Дыбджиты (тюркск.) - духи природных стихий.
        134
        Шень-би-гун (китайск.) - божественный лук.
        135
        Пороки - древнеславянское название осадных машин вообще, чаще применяемое к камнеметам.
        136
        Кайфэн - столица Золотой империи Цзинь, захваченная Ордой в 1233 году.
        137
        Вор?тник (старорусск.) - охранник ворот.
        138
        Тарбаган - млекопитающее рода сурков.
        139
        Умбон - металлическая, обычно выступающая бляха в центре щита. Иногда выполнялась в виде заточенного клинка.
        140
        Библия, Исход, 13:31.
        141
        Библия, Псалтирь, псалом 98:7.
        142
        Библия, Бытие, 27:40.
        143
        Гих, боол! (тюркск.) - Бегом, раб!
        144
        Wolf (нем.) - волк.
        145
        Понява (старорусск.) - тонкое беленое полотно.
        146
        Коруна (старорусск.) - головной убор богатой городской девушки в Древней Руси.
        147
        Донжон - главная башня средневекового замка.
        148
        Ульфхеднар - в скандинавской мифологии воин-оборотень, обладающий способностью в боевом трансе превращаться в волка (берсерк - в медведя).
        149
        Фелонь - богослужебное облачение священника. Древняя фелонь имела форму длинной до пят одежды с прорезью для головы.
        150
        Тегиляй (старорусск.) - русский самодельный панцирь, подбитый пенькой. Иногда усиливался металлическими пластинами и фрагментами старых кольчуг.
        151
        Разрешительная молитва - молитва, читаемая священником в конце отпевания, в которой он просит Бога разрешить умершего от грехов, сделанных им при жизни. По древней традиции в Русской православной церкви в руку умершему вкладывается лист с текстом разрешительной молитвы.
        152
        Живота (старорусск.) - жизни.
        153
        Одесную (старорусск.) - справа.
        154
        Охотник - в Древней Руси употреблялось в значении «тот, кто согласился на что-либо по своей воле, своей охотой».
        155
        Сар (тюркск.) - Луна.
        156
        Шонхор (тюркск.) - «Кречет».
        157
        Турсук (тюркск.) - небольшой кожаный сосуд.
        158
        Окситания - средневековое название южной Франции.
        159
        Редут - военное полевое укрепление.
        160
        Фузилер - пехотинец XVII - XVIII вв., вооруженный кремневым ружьем - фузеей.
        161
        Исторический факт обороны Козельска от наполеоновских войск.
        162
        Шуйца (старорусск.) - левая рука.
        163
        Пращур (старорусск.) - отец прапрадеда, далекий предок. Часто употреблялось в значении общего предка всех славян.
        164
        Налучье - чехол для хранения и ношения лука.
        165
        Подсайдашный нож, подсайдашник - нож, носимый при саадаке - луке в налучье и колчане.
        166
        Мисюрка (старорусск.) - шлем с бармицей.
        167
        Клеть (старорусск.) - кладовая, амбар.
        168
        Камилавка - головной убор из бархата в виде расширяющегося кверху цилиндра. Фиолетовая богослужебная камилавка дается священнослужителям в качестве награды за усердную службу.
        169
        Библия, Первое послание к коринфянам, 15:58;16:23;16:24.
        170
        Исторический факт. Так ордынцы сжигали города.
        171
        Прясло - часть крепостной стены, расположенная между двумя башнями.
        172
        Уин (кит.) - 33,33 метра.
        173
        Шулма (тюркск.) - ведьма.
        174
        Престол - в церкви стол из камня или дерева, находящийся в середине алтаря.
        175
        Косник (старорусск.) - женское украшение треугольной формы, прикрепляемое к концу ленты, вплетаемой в девичью косу.
        176
        Библия, Первое соборное послание святого апостола Иоанна Богослова, 4:18.
        177
        Библия, Псалтирь, псалом 67.
        178
        Намек на строки из «Сокровенного сказания» (перевод С. А. Козина): § 195.
        Плетью им служат мечи,
        В пищу довольно росы им,
        Ездят на ветрах верхом.
        Мясо людское - походный их харч,
        Мясо людское в дни сечи едят.
        С цепи спустили их. Разве не радость?
        Долго на привязи ждали они!
        Да, то они, подбегая, глотают слюну.
        Спросишь, как имя тем псам четырем?
        Первая пара - Чжебэ с Хубилаем.
        Пара вторая - Чжельмэ с Субэдэ».
        179
        Тьма (старорусск.) - тысяча.