Изгиб зеркала Александр Васильевич Сивинских
        Экспериментальный танк на воздушной подушке должен вывезти со станции, пострадавшей от шпионской диверсии, погруженное на автомобильную платформу уникальное астрономическое зеркало для обсерватории близ станицы Зеленчукской. Однако задание оказывается не таким простым…
        Александр Сивинских
        Изгиб зеркала
        Отсюда, с земли, монтёры, шагающие по проводам высоковольтной линии, казались россыпью нот на нотной линейке. Какая-то из них была певучей, звонкой и высокой «си» - синеглазой Зиной Масленниковой.
        Лагунов вытянул губы трубочкой, словно собрался просвистеть эту самую «си», но так и не свистнул. Он подтянул перчатки и взялся за железную перекладину лестницы.
        - Ну това-арищ полковник, - заканючил лейтенант Федин из штаба, приплясывая от волнения. - Ну зачем вам это? Сейчас товарищ Зерикидзе покричит в мегафон, она сама спустится.
        Усатый бригадир булькнул горлом, энергично кивнул и взмахнул своей иерихонской трубой, словно хоккеист клюшкой. Этот самый Зерикидзе с первой минуты смотрел на Лагунова со смесью изумления и восторга, будто впервые приехавший в Москву провинциал - на зеркальную иглу здания ВЦСПС. Должно быть, узнал. Сам Дмитрий ему не представлялся, однако вал газетных статей о «подвиге самого молодого полковника мирного времени» схлынул совсем недавно. Сказать по правде, на фотографиях Лагунов походил скорей не на себя, а на какого-то былинного витязя с плечами в сажень и подбородком, которым только арктические льды раскалывать, но поди ж ты - кому-то и этого мимолётного сходства было достаточно.
        - Отставить панику, лейтенант. Мне в любом случае не мешает проветриться.
        - Тогда хоть очки наденьте! - обреченно сказал Федин.
        - Надену, - пообещал Лагунов.
        Перекладины гремели под ногами, ветер хлестал по шее, толкал в спину, пытался залезть под ремень и даже в голенища сапог. Верхушка фермы приближалась куда медленнее, чем ожидал Дмитрий. Зато с каждым побежденным метром всё шире распахивался горизонт, всё чётче становились величавые контуры выросшей в семи километрах к востоку Саяно-Шушенской громадины. Её пуск был запланирован к восьмидесятилетию Сталина, но Зерикидзе, обмирая от собственной смелости, сообщил, что первую очередь пустят уже в этом году. Пожалуй, к сентябрю. «Вы же встречались с Иосифом Виссарионовичем, товарищ полковник. Как думаете, не обидится?». Пришлось заверить бригадира, что вождь не из тех, кто обижается на перевыполнение плана.
        Лестница закончилась решетчатой площадкой с хлипковатым на вид ограждением, сваренным из металлических полос. Когда Лагунов утвердился на площадке и помахал рукой, сигнализируя крошечным человечкам на земле, что у него всё в ажуре, снизу донесся усиленный мегафоном рев бригадира.
        - Масленникова! Это к тебе пришли! Живо, живо!
        Одна «нота» отделилась от остальных и заскользила в сторону Лагунова. Она двигалась по тугой жиле провода приставными шагами, но при этом стремительно и грациозно - куда там цирковым танцовщицам на канате! Дмитрий залюбовался её фантастическим бегом, а когда опомнился, Зина была уже рядом. Передвинула защитные очки на лоб, скупо улыбнулась.
        - Лагунов, - констатировала она спокойно и ничуть не удивлённо. - Ты зачем здесь, Лагунов?
        Он не отвечал. Смотрел на милое лицо, обветренное и загорелое, на растрескавшиеся губы, на русую прядку, выбившуюся из-под танкового шлема, подаренного когда-то Зиночке Масленниковой без памяти влюблённым лейтенантом Митей Лагуновым - смотрел, и не мог насмотреться.
        - Впрочем, знаю, - сказала Зина. Она ловко шагнула на площадку, защелкнула замок страховочной цепочки на поручне, стащила перчатку, протянула узкую ладонь. Для рукопожатия. Для товарищеского рукопожатия. - Опять куда-нибудь уезжаешь. И как всегда надолго.
        - Угадала. - Он осторожно взял её руку в свою.
        - Это нетрудно, дорогой полковник. Можно даже не обращаться к прогнозической машине. Тем более что к здешней - ужасная очередь из влюблённых. На год, не меньше! - Зина расхохоталась. Ослепительной синевой блеснули накладки из победита-4 на резцах, клыках и премолярах: зачищать изоляцию и перекусывать нетолстые провода без инструмента. Она наконец отняла руку, запрятала выбившуюся прядь под шлем, сделалась серьёзной. - А знаешь, в этот раз не только ты уезжаешь далеко и надолго. Я тоже.
        - На Ангару?
        - В Египет, на Нил. Будем строить Асуанский гидроузел.
        - Ух ты. Здорово, - выдавил Лагунов. - Передашь привет сфинксу?
        - Замётано, полковник. Ну, что, давай прощаться. Меня ребята ждут.
        Она шагнула к нему, обняла - так крепко, что Лагунов даже сквозь многие слои одежды почувствовал жар сильного, гибкого тела. Хотел найти её губы своими, но не успел. Зина отстранилась. Через секунду она уже стояла на проводе, держась вытянутыми руками за второй. Качнулась и пошла, с каждым шагом наращивая скорость.
        Зина Масленникова, певучая, звонкая и высокая нота «си» не оборачиваясь, убегала от «самого молодого полковника мирного времени» к своему нотному стану. По-видимому, навсегда.

* * *
        Все люки танка стояли нараспашку. Внутри на два динамика - в отсеке механика-водителя и в башне - орало радио. Впрочем, причина для столь громогласного звучания имелась, и весомая.
        «Атомный ледокол „40 лет Великому Октябрю“ благополучно достиг географического Северного Полюса! - жизнерадостно вещал диктор. - Состоялось торжественное водружение советского флага! На лёд сгружено около двадцати тонн оборудования для советско-американской экспедиции. К сожалению, исследователи из США, движущиеся к полюсу на новейших снегоходных тракторах от мыса Колумбия, до сих пор не подают никаких вестей. Связь с ними прервалась неделю назад и всё ещё не возобновилась. Капитан атомохода, Герой Советского Союза Андрей Геннадьевич Лазарев, принял решение продолжить движение навстречу американцам. Попавшие в беду путешественники будут спасены! Теперь к другим новостям. В небе над Сахалином вновь замечен стратосферный цеппелин „Микадо“, принадлежащий вооруженным силам империалистической Японии. МИД СССР направило ноту протеста…»
        Лагунов решил, что остальные новости подождут, и загрохотал по броне «башенным» ключом. Радио тотчас смолкло. Из ближнего люка высунулась лопоухая голова старшины Донских - лучшего расчётчика и связиста дивизии. А может, и всех Вооруженных Сил. Веснушчатое лицо выражало нешуточную озабоченность.
        - Что творят, самураи! - возмущенно проговорил старшина и отработанным движением выбрался наружу. - Летают, будто дома. Вот объясните мне, товарищ полковник, почему их до сих пор не сбили?
        - Слишком высоко. У нас пока нет истребителей, способных действовать в стратосфере.
        Донских чертыхнулся.
        - А если ракетой?
        - Тоже никак. «Микадо» почти не выделяет тепла и практически не содержит металлических частей. Вдобавок покрыт радиопоглощающей плёнкой. Радары его попросту не видят. Мы о нём и узнали-то лишь после того, как астроном-любитель обнаружил тень, заслонившую участок звёздного неба. Ладно, разговоры подождут, - Лагунов резким жестом оборвал старшину, совсем было собравшегося задать новый вопрос. Донских был способен продолжать трепотню часами. - У тебя всё готово?
        - Обижа-аете, товарищ полковник…
        - Я задал конкретный вопрос, Саша.
        - Так точно, оборудование в порядке.
        - Хорошо. Галеев?
        Подошедший механик-водитель спрятал за спину папиросу, кивнул и скороговоркой проговорил:
        - Машина полностью готова, товарищ полковник.
        - Молодцы. С минуты на минуту должны прибыть пассажиры.
        - Гражданские? - спросил Галеев.
        - Да. Учёные. Из Ленинграда.
        - С гражданскими вечно куча проблем, - пробормотал Донских. - Надеюсь, хотя бы баб не будет.
        - Кого, старшина? - Лагунов нахмурился. - Повтори-ка, я не расслышал.
        - Да женщин, женщин, товарищ полковник.
        - Зря надеешься, - сказал Галеев. - Одна точно будет. И тебе она точно не понравится.
        Лагунов быстро развернулся. К танку направлялись четверо. Впереди вышагивал неизменный лейтенант Федин; видать, его приставили к Лагунову надолго. Остальные трое двигались группой. Длиннющий и худющий майор с общевойсковыми знаками различия - особист из штаба армии с напрочь забытой фамилией. Бритоголовый мужчина - низенький, почти карлик, но при этом чрезвычайно широкий, кряжистый, едва ли не кубический; весил он, должно быть, под сотню. Крепыш без натуги пёр на себе гигантских размеров баул, определённо зверски тяжёлый. Третьим посетителем была темноволосая женщина в комбинезоне «сафари» и рыжих туристических ботинках. В руке алюминиевый чемоданчик. Высокая, прямая, возраст… скорей всего, под сорок. С лицом столь же красивым, сколь властным. Полковнику она остро напомнила заведующую учебной частью в Суворовском училище, куда Митю Лагунова направили после детдома. Завучиху боялись все курсанты поголовно, а Митя нет. Он знал, что плохих женщин не бывает, потому что все они для кого-то мамы. Для необыкновенно счастливых детей.
        Федин, добежав до танка, сделал широкий жест руками, словно плясун из ансамбля народного танца Игоря Моисеева.
        - Вот, товарищ полковник, привёл.
        - Спасибо, лейтенант. Свободен.
        Федин ещё раз махнул руками и побежал обратно.
        - Здравия желаю, полковник. - Особист небрежно козырнул. - Принимай пассажиров. Это товарищ Суркис, Рудольф Борисович.
        Карлик дружелюбно оскалился, продемонстрировав крупные желтоватые зубы.
        - И товарищ Крылова Алевтина Игнатьевна.
        Женщина трижды кивнула - каждому из танкистов персонально. Взгляд у нее был внимательный и немного насмешливый, а губы - почти как у Зины Масленниковой. Пунцовые и обветренные. Да и сорока ей не было. Максимум - тридцать.
        Лагунов назвался, представил экипаж. Приказал Галееву, чтоб тот помог Суркису избавиться от груза.
        - Напомню, товарищи прибыли из Ленинграда, с ЛОМО-ГОМЗ, - продолжал тем временем особист. - Их целью является Суксунский оптико-механический завод. Вернее, изготовленное там уникальное зеркало для телескопа. Телескоп будет размещён на Кавказе, в обсерватории близ станицы Зеленчукской.
        - Можешь не продолжать, майор, - сказал Лагунов. - Мы в курсе.
        Они действительно были в курсе. Уже два дня. С тех пор, как на железнодорожной станции Кишерть, что в тридцати километрах от городка Суксун, потерпел крушение состав, перевозивший груз монацита - песка, содержащего редкоземельные и радиоактивные элементы. Надёжно упакованный в ящики, монацит был практически безопасен, но тут… Крушение стало результатом отчаянно дерзкой диверсии. Поезд взорвали в четырёх местах разом, причем заряды разместили так, чтоб разрушить максимальное количество ящиков. Вспыхнул пожар. Погода была ветреная, и облако, состоящее из радиоактивной пыли и продуктов горения, за считанные часы накрыло весь Суксунский район. Население успели эвакуировать, а вот вывезти результат двухлетнего труда оптико-механического завода - уже готовое, упакованное и погруженное на автомобильную платформу шестиметровое астрономическое зеркало - в суматохе не смогли.
        Сейчас этим предстояло заняться экипажу экспериментального танка на воздушной подушке под командованием гвардии полковника Лагунова.
        - Скажите, Дима, почему выбрали именно вашу машину? - спросил Суркис, погладив толстую резиновую «юбку», нагревшуюся на солнце. - Разве нельзя было использовать обыкновенный гражданский тягач? Воздушная подушка хороша по бездорожью, а в Суксун из Перми ведёт прекрасная широкая бетонка. Специально для транспортировки зеркала строили.
        - У танка высочайшая степень защиты. В первую очередь от проникающей радиации и продуктов радиоактивного распада. То есть от того, чем заражён населённый пункт.
        - Даже вычислитель у нас установлен не электроламповый, а пневматический! - похвастался главным предметом своей гордости Донских. - Может работать в любых условиях. Хоть в эпицентре ядерного взрыва. Был бы сжатый воздух да перфокарты. Ну, и мои золотые ручки, само собой.
        - Пневматический вычислитель? - заинтересовалась Крылова. - Много о них слышала, но поработать не довелось. И как быстродействие?
        - Несколько медленней лампового, - отозвался расчётчик без прежнего пыла.
        - Зато намного шумней! - весело прибавил Галеев. - Как начнут «лягушки», в смысле глушители хлопать, так хоть беруши вставляй. Салют на Красной площади, да и только!
        - Будто ты видел тот салют, - сердито огрызнулся Донских.
        - А надёжность?
        - Абсолютная, - сказал Лагунов. - Это военная техника, Алевтина Игнатьевна.
        - Вижу, что военная. Пушка вон. Пулемёт. Зачем они? С кем собираетесь воевать, товарищ полковник?
        - Диверсанты, подорвавшие поезд, могут ещё оставаться на территории района - это во-первых. А во-вторых, если снять вооружение, нарушится герметизация.
        - Да брось ты, Аля, - неожиданно вступился за танкистов Суркис. - Ну сама посуди, что за танк без пушки? Кстати, и пушчонка-то крошечная.
        - ТВП-56 - танк глубокой разведки. Ему крупный калибр ни к чему. Намного важнее скорость, бесшумность, проходимость. А с этим проблем нет.
        - Вот! - обрадовался маленький крепыш. - Глубокая разведка, звучит-то как! А тебе бы только ворчать.
        - Мне бы только до зеркала добраться, - парировала Крылова.
        - За этим дело не станет. Вертолёт уже здесь, - сказал Лагунов.
        С северо-запада, опережая звук собственных двигателей, плыла огромная летучая конструкция. Раскинутые в стороны решетчатые «руки» оканчивались гигантскими туманными дисками вращающихся лопастей. Длинный хвост был лихо задран вверх, полностью стеклянная кабина казалась крошечной, хотя в ней не без комфорта размещался весь экипаж винтокрылого контейнеровоза - шесть пилотов и высокоскоростная прогнозическая машина на новейших лампах абсолютного вакуума. Коленчатые грузовые захваты были поджаты под брюхо - будто когтистые ноги хищной птицы.
        - «Жуковский»! - благоговейно проговорил Галеев. - Вот это я понимаю - аппарат! Товарищ полковник, какая у него грузоподъемность?
        - Сто сорок тонн.
        - А в кабину нас пустят? - задался более прозаическим вопросом старшина Донских. - Или будем, как горох в погремушке, в танке болтаться?
        В кабину их пустили.

* * *
        «Жуковский» поставил танк ровнёхонько на ту самую бетонку, что шла из Суксуна в Пермь. Облачённые в защитные костюмы, скрывшие лица под противогазными масками, танкисты и учёные съехали вниз на лязгающей и раскачивающейся платформе цепного подъемника - по два человека в партии. Болтливый от волнения больше чем обычно Донских спускался в компании Галеева, Лагунов на пару с Крыловой, и только Суркис - со своим чудовищным баулом.
        Двигатели танка запустились с первого импульса. От низкого гула привычно заложило уши. Звуковая маскировка сейчас не требовалась, и Галеев пустил выхлоп напрямую, минуя «тампоны». Камбаловидная машина с лобастым горбом башни величаво всплыла над дорогой, покачнулась, словно на волне и, плавно набирая ход, пошла на юг.
        Перчатки и противогазы сняли. Даже если некоторое количество зараженной пыли проникло в танк, избыточное давление вынесло всю дрянь наружу за считанные секунды.
        Через километр открытое пространство закончилось, по сторонам от бетонки встали ровные ряды сосен. Под солнцем стволы отливали золотом, пушистые кроны мерно покачивались, и не хотелось верить, что всю эту красоту покрывает тонкий слой смертоносной пыльцы.
        Ехать было скучновато. Лагунов следил за обстановкой просто по привычке - опасаться диверсантов, которыми он пугал давеча Крылову, можно было лишь теоретически. Своё злое дело они уже сделали. Правда, Дмитрию так и не удалось сообразить, с какого перепугу им приспичило взрывать состав здесь, практически в тайге.
        Старшина Донских развлекался обычным способом - задавал вычислителю математические задачки из журнала «Квант». К полному восторгу пристроившейся рядом Алевтины Игнатьевны, вычислитель щёлкал сложнейшие задания, как орешки. Лысый Суркис флегматично крутил в пальцах пятак. Монета то появлялась, то исчезала, то самостоятельно каталась по волосатому запястью. Понимающий толк в фокусах Лагунов следил за её эволюциями искоса, однако с интересом. В какой-то момент пятак вдруг превратился в трубочку.
        Дмитрий рассмеялся.
        - Ловко. А где настоящий?
        - Это он и есть, - сказал Суркис. - Смотри.
        Он зажал трубочку между указательным и большим пальцем и с некоторым усилием распрямил, вновь превратив в монету.
        - Ого, - уважительно сказал Лагунов.
        - Да нет, Дима, «ого» было раньше. Когда я чемпионом Ленинградской области по тяжёлой атлетике стал. На Спартакиаду собирался…
        - Что помешало? Работа?
        - Сердечко, - пригорюнившись, ответил Суркис. - Врачи запретили даже близко к штанге подходить. Плаванье, бег трусцой да бадминтон - вот и весь мой спорт.
        - Бадминтон - хорошая штука, - провозгласил Донских, отсоединяя вычислитель от пневмосети и накрывая дерматиновым чехлом. - А если с девушкой играть, так вообще песня. Сыграете со мной после возвращенья, Алевтина Игнатьевна?
        - Разумеется, - ответила женщина и с непонятным выражением лица покосилась на Суркиса. Тот всецело погрузился в важнейшее занятие: складывал пятак конвертиком.
        Зашипела громкая связь.
        - Не заснули там? - спросил Галеев. - Подъезжаем.
        Городок выглядел так же, как лес - то есть абсолютно мирно и покойно. Трепетали флажки вокруг стадиона, по тротуарам прыгали воробьи, солнце отражалось в чистеньких окнах опрятных двухэтажных домов. Секунд тридцать параллельно танку бежала собака - тоже с виду вполне здоровая. Потом пёс куда-то отвернул, а бетонка упёрлась в металлические ворота. Ажурную, высокую арку над ними украшала надпись из полированной нержавейки: «Министерство среднего машиностроения СССР. СуОМЗ».
        - Среднего машиностроения? - простодушно удивился Донских. - А какая связь между стёклами для телескопов и машиностроением?
        Ему никто не ответил.
        Лагунов натянул противогаз и полез наружу - отпирать ворота. Небо стремительно затягивали тучи. Кажется, вдалеке громыхнул гром. «Дождь, это хорошо, - подумал Дмитрий, шагая к воротам. - Смоет всю гадость, дышать можно будет». Потом спохватился. Смытая гадость обязательно попадет в речку. Как её, Сылва, что ли? А дальше - в Чусовую. Вот зараза!
        Из танка выбрался Суркис.
        - Без меня не справишься! - прокричал он.
        Голос из-под маски звучал глухо и чуточку зловеще. Снова громыхнуло, уже значительно ближе.
        - Гроза нам не помешает? - озаботился Лагунов.
        - Нет. Зеркало прекрасно упаковано. Сейчас сам увидишь.
        Он будто ртутный шарик прокатился мимо полковника, подскочил к воротам, что-то там нажал, что-то повернул. Потом так же шустро подбежал к будке охранника, отпер дверь извлеченным из недр ОЗК ключом и скрылся внутри. Вскоре ворота вздрогнули и начали распахиваться наружу.
        Открылся просторный заводской двор, вымощенный шестиугольными чугунными плитами, с виду очень старыми. Может быть, еще дореволюционными. Посреди двора, как памятник поспешной эвакуации, стояла ручная транспортная тележка, доверху загруженная коробками со школьными микроскопами. Несколько коробок свалилось, но ни одна не порвалась. Сразу за двором возвышался открытый ангар. В ангаре виднелась приземистая восьмиосная платформа, на ней стоял огромный квадратный контейнер. На каждой стороне контейнера располагалось по два столба гидравлических подъемников. Судя по толщине труб, крышка имела колоссальный вес.
        - Крышка довольно лёгкая, изготовлена из вспененного алюминия, - опроверг догадку Дмитрия подошедший Суркис. - Поэтому её можно без опаски поднимать на высоту до двух с половиной метров. Впрочем, максимальный вылет телескопических стержней - два восемьдесят.
        - Так вот почему они такие толстые, - сказал Лагунов. - А зачем её поднимать?
        - По технологии предусмотрено, - уклонился от прямого ответа коротышка. - Давай-ка, полковник, уберём с дороги школьный инвентарь.
        Они оттолкали тележку в сторону, убрали выпавшие коробки. Сдержанно подвывая, в ворота кормой вперёд вплыл танк. Механик вёл машину крайне аккуратно, будто не по заводскому двору, а по цветнику пробирался. Лагунов побежал к платформе, вскарабкался на сцепку и начал руководить маневрами.
        Суркис тоже надумал помогать. Забегал то справа, то слева, что-то кричал, размахивал руками - словом, как всякий гражданский только мешал. Полковник терпел эту суету минуты две, а потом прогнал Рудольфа Борисовича прочь. Сказать по совести, не совсем культурно. Учёный в своём Ленинграде таких выражений, поди, и не слыхивал.
        Когда они наконец закрыли замок сцепки, хлынул дождь.

* * *
        Танк медленно плыл над бетонкой. Лагунов приказал держать скорость не выше двенадцати километров в час, и Галеев выполнял распоряжение безукоризненно. Сам полковник сидел сейчас на броне, напряженно озирая окрестности. Дождь чертовски мешал, заливал стёкла противогаза, поэтому Дмитрий наплевал на безопасность и снял маску.
        Обиженный грубостью полковника Суркис забрался в маленькую кабинку, примостившуюся на левой скуле платформы, и чем-то там занимался. Наверное, опять баловался с монеткой. Алевтина Игнатьевна и Саша Донских сидели в танке. Крылова за время погрузки успела наведаться в административный корпус завода, притащила оттуда несколько толстенных папок, и сейчас взмыленный старшина выполнял для нее некие чрезвычайно важные расчёты. Выведенные наружу «лягушки» вычислителя похрюкивали с пулемётной скоростью, сбрасывая отработанный воздух.
        Дождь понемногу слабел, гроза сваливалась к северу. И когда вновь громыхнуло, звук показался Лагунову необычным. Слишком сухой, тихий и… близкий, что ли? На гром это совсем не походило. Дмитрий закрутил головой.
        Дымная полоса скользнула с неба, появившись ниоткуда. Упёрлась в заднее колесо платформы и лопнула огненным шаром, мгновенно превратившимся в чёрную кляксу из чада и гари. Полетели ошмётки резины. Второй дымный вектор возник практически сразу за первым. Удлинился, клюнул в землю рядом с местом первого взрыва. Ещё одно колесо перестало существовать. Платформа накренилась, вильнула.
        - Галеев, стой! - заорал Дмитрий в ларингофон.
        Танк остановился сразу, но тяжелая платформа, прежде чем замереть, по инерции проехала еще пару метров, толкая его перед собой. А остановившись, сразу осела на корму. Издав душераздирающий скрежет, контейнер сдвинулся с места.
        Дверца маленькой кабинки, расположенной на платформе, с треском распахнулась. Пушечным ядром из нее вылетел Суркис, стремглав бросился к танку, сорвал с креплений лом и помчался назад. Сунул лом под платформу рядом с уничтоженным задним колесом, присел, уперся в получившийся рычаг плечом и со сдавленным ревом, больше похожим на стон, начал вставать.
        - Галеев, домкрат к платформе! - страшным голосом закричал полковник. - Сашка, заряжай осколочный. Живо!
        Он до рези в глазах всматривался в затянутое тучами, располосованное струями дождя небо, и в какой-то момент вдруг прозрел. Он увидел то, что искал. Сразу целиком, подробно и абсолютно чётко. Гигантская сигара цеппелина, а под ней, словно рыба-прилипала под акулой, - треугольная гондола. Винты вращаются еле-еле, а на боку гондолы открывается чёрный зрачок. Его взгляд смертелен.
        Лагунов рванул люк на башне и солдатиком нырнул внутрь.
        Выпущенный с цеппелина снаряд, нарисовав ещё одну дымную полосу, ударил в башню. Танк присел. Все приборы наблюдения мгновенно ослепли, сметённые беспощадным ураганом осколков. Но полковнику Лагунову они были не нужны. Он помнил расположение вражеского аппарата настолько точно, будто тот был нарисован жирными мазками на огромном листе бумаги, пришпиленном к горизонту.
        Маховики ручной наводки орудия вращались мягко и плавно. Подпружиненная крышечка, прячущая клавишу спуска, будто сама откинулась, приглашая большой палец нажать, надавить. Поставить точку.
        - Снаряд? - спросил Лагунов.
        - В стволе, - отозвался Донских.
        Пушка рявкнула, танк качнулся. Затвор выплюнул отстрелянную гильзу. Вентиляторы рассержено зажужжали, отсасывая удушливый дым.
        - Ещё осколочный.
        - Готово, командир.
        Лагунов знал, что попал и в первый раз, но он привык бить наверняка. Пушка снова рявкнула.

* * *
        Крышку командирского люка заклинило, выбираться пришлось через люк наводчика. «Микадо» падал. Он ещё боролся за место в небе, цеплялся разорванными боками за воздух, но его уже ждала, манила мокрыми зелёными ладонями сосен пермская земля. Закруглённый нос клонился всё ниже. По обмякшим бокам бежали волны маскировочных пятен - будто судороги. От гондолы практически ничего не осталось. Два осколочных трёхдюймовых снаряда развалили её пополам, подожгли. Из растерзанного брюха что-то сыпалось - не то люди, не то просто хлопья сажи.
        Галеев бешено качал рычаг гидравлического домкрата. Платформа понемногу выравнивалась. Полковник ринулся на помощь. Когда он подбежал, горизонтальное положение было практически восстановлено. Оставив командира добирать последние миллиметры, Галеев рысцой припустил к сцепке. Там были закреплены два запасных колеса - кажется, даже накачанных. Старшина Донских вылез из танка и уже вовсю орудовал гаечным ключом.
        - А ведь я удержал её, Дима, - прохрипел Суркис. - Сам не верил, но удер…
        Он вдруг обмяк и повалился ничком. Лицом в раскисшую землю. Рядом шлёпнулся лом.
        Лагунов опустился рядом с ним на колени, перевернул тяжелое тело. Дыхание у Рудольфа было прерывистым, смуглая кожа побледнела, будто выбелили. На губах лопались пузырьки пены.
        Подбежала Крылова. Без противогаза, как и все остальные.
        - Что с ним?
        - Кажется, инфаркт. Он говорил, что у него сердце…
        - Да знаю я, что сердце! Ах, дьявольщина, как же не вовремя. Ведь нам его не довезти.
        - Скорей всего, - сказал Лагунов.
        Он запустил руку под плащ, нашарил в нагрудном кармашке портсигар. Вытащил, открыл, достал из зажимов пластиковый шприц-тюбик. Зубами скрутил колпачок с иглы. Воткнул Суркису в бедро, сильно сжал тюбик пальцами.
        - Это промедол, обезболивающее. От смерти не спасёт, но…
        - Умирать здесь я ему не позволю, - сказала Алевтина твердо. - Во всяком случае, не так. Не в грязи.
        - Сейчас позову ребят. Перенесём на танк.
        - Оставьте. Всё будет по-другому. Да, по-другому. Только не мешайте мне. И ради всего святого, постарайтесь и дальше держать платформу ровно.
        Крылова быстрым шагом направилась к передней части платформы. Забралась в кабинку. Послышались щелчки переключаемых тумблеров.
        Крышка, запирающая контейнер с зеркалом, приподнялась. Поползли вверх блестящие штоки гидравлических столбов.
        - Что она делает, товарищ полковник?
        Галеев и Донских подкатили запаску и сейчас стояли, недоуменно уставившись на контейнер.
        - Не знаю. Но думаю, скоро выясним.
        Крышка остановилась, поднявшись примерно на полтора метра. С приятным шорохом в её центре открылось забранное диафрагменным затвором отверстие. Крылова выпрыгнула из кабины, подошла к танкистам.
        - Полковник, снимите верхнюю одежду с Рудика и положите его в центр зеркала. Донских, ты пойдёшь со мной. Нужно сделать ещё несколько расчётов.
        - Алевтина Игнатьевна, - сказал Лагунов. - Никто с места не сдвинется, пока мы не получим объяснений. Что это за линза? Почему её так хотели получить японцы? Они ведь не разрушить её хотели, а именно уронить. Чтобы остановить нас, перестрелять, а потом забрать зеркало. Не за звёздочками же наблюдать через неё, верно?
        Крылова выругалась - совсем не по-женски.
        - Ладно, чёрт с вами, полковник. Слушайте. Это зеркало, разумеется, не астрономическое. Оно выполнено вовсе не из стекла - вернее, не только из стекла, и предназначено совсем не для Зеленчукской обсерватории. Мы должны его доставить в Пермь, вместе с аппаратурой, что находится в рюкзаке Суркиса. С помощью этого зеркала можно переправлять объекты на дальние и сверхдальние расстояния. В корпус вмонтирован колебательный контур. При возбуждении волн определённой длины любые объекты, находящиеся в фокусе зеркала, могут быть перемещены сколь угодно далеко. Мгновенно. С помощью всего лишь полуметрового экземпляра мы сумели забросить радиомаяк на Луну. Это зеркало во много раз мощнее.
        - В двенадцать раз, - выпалил Донских.
        - Ошибаешься, Саша. Зависимость дальнодействия и ну, скажем, грузоподъёмности от диаметра зеркала - не линейная.
        - То есть вы хотите попробовать перебросить Суркиса… куда?
        - В Ленинград. В нашу лабораторию. Я знаю её точные координаты в сетке эм-перемещений. Уверена, там сейчас есть люди. Надеюсь, они сообразят, как помочь Рудику.
        - Ничего не выйдет, - сказал Лагунов. - Мы не сможем поместить Рудольфа в фокус зеркала. До крышки всего-то полтора метра, а это куда меньше, чем требуется.
        - Знаю. Но ведь попытаться-то можно? - сказала Алевтина почти жалобно.
        Лагунов кивнул.
        - Да. Мы попытаемся.

* * *
        Крылова затянула последний винт, отступила на пару шагов назад, удовлетворённо кивнула. Сейчас, оборудованное добрым десятком дополнительных устройств, зеркало выглядело аппаратом из далёкого будущего. Не то фантастической подводной лодкой, не то орбитальным маяком-прожектором для межпланетных космолётов. Скорчившийся на нём Суркис казался глубоко чужеродным, как младенец на льду хоккейного поля, и от этого ещё более страдающим.
        - Я бы рекомендовала всем укрыться в танке, - сказала Крылова. - Побочные флуктуации могут быть крайне неприятными.
        - Экипаж, в машину, - скомандовал Лагунов.
        - А вы, товарищ полковник? - спросил Донских.
        - Разговорчики, старшина.
        Недовольно ворча, танкисты выполнили приказ. Впрочем, бухтели они больше для порядка. Задние триплексы башни уцелели, наблюдать за процессом можно было и через них.
        - А вы решили остаться, - вздохнув, констатировала Крылова. - Тогда идёмте со мной.
        Они залезли в кабинку. Было чертовски тесно. Лагунову приходилось прилагать значительные усилия, чтобы случайно не притиснуться к Алевтине. Мало ли что женщина подумает? А ну как решит, будто он нарочно, по армейской привычке использует подходящий случай, чтоб подержаться за тёпленькое?
        Крылова загрузила пачку перфокарт в приёмник, защёлкала клавишами и тумблёрами. Осветился круглый, расчерченный концентрическими линиями экран - примерно как на панели управления радиолокатором. Женщина начала медленно вращать два ребристых верньера. По экрану заскользило зелёное перекрестие, преследуя пульсирующую точку. В сегментных окошечках на пульте поползли цифры. Со стороны зеркала донёсся гул, над серебристо-желтой параболой задрожал воздух.
        Наконец перекрестие и точка на экране совпали.
        - Готово, - выдохнула Крылова. - Дальше - дело автоматики.
        Она с видимым усилием откинула подпружиненный эбонитовый колпачок, под которым обнаружилась вполне обыкновенная кнопка с надписью «Пуск».
        - Хотите нажать?
        - Да, - без колебаний ответил Лагунов.
        - Ну так действуйте, товарищ полковник.
        Чтобы дотянуться, ему пришлось податься вперёд. Щеку защекотали короткие жёсткие волосы, пахнущие полынью и противогазным тальком. Лагунов затаил дыхание и надавил кнопку.
        Дрожание воздуха над зеркалом стало ещё заметнее. Гул же, напротив, стих. Тело Суркиса оплели красноватые извилистые энергетические плети. Рудольф выгнулся, раскинул напряженные руки и ноги. Количество красных разрядов всё увеличивалось, скоро они скрыли человека полностью. Заключили в кокон. Кокон начал подниматься. Медленно, словно с запредельным усилием. Точно так же недавно сам Суркис поднимал ломом платформу.
        Наконец кокон достиг диафрагмы в крышке. Замер на секунду и вдруг стремительно втянулся в отверстие.
        По ушам ударили невидимые ладони. Сделалось адски жарко, захотелось сбросить, содрать с себя всю одежду. Лагунов с неописуемой отчётливостью понял, что рядом с ним - женщина. Нужная ему сейчас, как никогда ранее. И что он необходим ей тоже.
        Крылова повернула к нему лицо. Щёки её пылали, ноздри раздувались. Обветренные губы были влажными. Манящими.
        - Побочные флуктуации, - проговорил Лагунов сквозь сжатые до хруста зубы и спиной вперёд вывалился из кабинки.
        Удар о бетонку отрезвил.
        Алевтина запустила в волосы пальцы, судорожно сжала их и отвернулась.

* * *
        Впереди, там, где дорога выбегала из леса, дымилась туша рухнувшего «Микадо». Большая часть оболочки с него сползла. Остов цеппелина напоминал скелет синего кита, виденного Лагуновым в Дальневосточном музее океанавтики. Гондолу не было видно вообще. Трупов тоже.
        - Ух, шайтан-арба! - с восхищением сказал Галеев. - Ну вы и мастер, товарищ полковник. Такого гиганта завалили.
        - Ринат, останови возле него машину, - приказал Дмитрий. - Донских, к пулемёту. Я проведаю самураев, посмотрю, что да как. Танк никому не покидать.
        Старшина с готовностью приник к оборудованной загодя позиции. Без прицельной оптики оружие сделалось малопригодным, поэтому курсовой пулемёт сняли и кое-как приладили на импровизированную турель («палка, палка, две верёвка» - критически оценил собственноручно сооруженную конструкцию Галеев), после чего разместили на башне.
        Лагунов спрыгнул на землю и невольно бросил взгляд в сторону платформы. Чего скрывать, в первую очередь его интересовало не зеркало - вновь укрытое в контейнере да вдобавок затянутое танковым брезентом, - а так и оставшаяся в кабинке Крылова.
        Женщина смотрела на него. Полковник неловко махнул ей рукой, вынул складной нож и быстро зашагал к цеппелину.
        Маскирующее покрытие «Микадо» выглядело будто лист пористой резины, заключённый в «рубашку» из мелкоячеистой сетки наподобие той, что у модных чулок. Внутри «резину» тоже пронизывали какие-то волокна. Материал был почти невесомым, чрезвычайно пластичным и очень-очень прочным. Полковник измучился, пока отдирал его от «рёбер», а потом отрезал кусок, наименее пострадавший при пожаре.
        Ему осталось перепилить совсем чуть-чуть, когда за спиной раздался резкий щелчок выстрела, а следом - разочарованный возглас на чужом языке. Лагунов отлично знал ощущение, которое следует за попаданием пули. Сейчас он не чувствовал ничего подобного. Стрелок промазал.
        Полковник развернулся. В нескольких шагах стоял маленький, худой человечек. Его одежда - кожаный реглан, кожаные штаны, высокие ботинки - практически полностью обуглилась, лицо скрывал слой сажи. В дрожащей вытянутой руке человечек держал пистолет. Выкрикнув что-то, японец выстрелил ещё раз. Пуля звонко стегнула по сосновому стволу далеко в стороне.
        - Брось, - сказал ему Лагунов почти ласково.
        Он видел, как с башни танка бешено маячит старшина Донских: в сторону! Полковник отрицательно помотал головой. Пленный пилот цеппелина был куда ценнее, чем ещё один труп.
        - Брось, дурак.
        Лагунов пошел на японца. Тот попятился и тоненько завыл. Дмитрий подошёл к нему, выбил пистолет из руки. Несильно ударил ладонью по щеке - вразумить. Тот будто только этого и ждал. Пошатнулся, упал. Лагунов присел над ним на одно колено. Японец обгорел страшно. Головешка, да и только. Было настоящим чудом, что он до сих пор оставался в сознании.
        Чертыхнувшись, полковник вытащил портсигар с промедолом.

* * *
        Раздалась приятная музыка, двери поезда распахнулись. Лагунов поблагодарил седенькую проводницу за приятную поездку, спрыгнул на перрон. Осмотрелся. Невзирая на раннее утро, встречающих было много.
        Алевтина и Суркис его ещё не заметили, глядели в другую сторону. На Алевтине было легчайшее цветастое платье без рукавов, перетянутое в талии беленьким пояском, и белые туфли-лодочки. В крупных кудрях модной завивки вспыхивали жемчужные зернышки. Рудольф Борисович восседал в механизированной коляске, похожей на мотоциклетный прицеп. Лысина Суркиса сверкала будто полированная, но пуще того сияла лазоревым лаком и хромированными накладками коляска. По её бокам на треугольных рамах размещались колёса - пузатые, как кольца варёной колбасы. Ходить Суркис пока не мог. Во время памятной экспедиции он не только надорвал сердце, но и повредил позвоночник.
        - Эгей, товарищи ленинградские оптики! - гаркнул Дмитрий. - Я здесь!
        Но те и сами уже увидели его. Оба заулыбались. Алевтина махнула рукой. Коляска Рудольфа, басовито жужжа и фукая полупрозрачным сизым выхлопом, сорвалась с места. Достигла Лагунова за пару секунд, лихо описала вокруг него сужающуюся спираль, остановилась.
        - Здорово, полковник! Видал, каков я нынче? Прямо-таки механический кавалерист. Только шашки не хватает. Говорят, ровно такой же аппарат у Иосифа Виссарионовича. Ты ж встречался с ним. Что скажешь?
        - Ну что ты, у товарища Сталина куда проще! Да и не бензиновый, а электрический, вроде троллейбуса.
        Лагунов засмеялся, обнял Суркиса, похлопал по твёрдой спине. Подошла Алевтина, протянула руку. Но Дмитрий отважно шагнул вперёд и обнял женщину тоже. Она тихонько взвизгнула.
        - Молоток! Сразу видно советского офицера, - одобрительно сказал Суркис. - Надолго к нам?
        - Рассчитываю на две недели.
        - Ну, так прекрасно же! Если будет хороший гид вроде нашей Али, успеешь всё посмотреть, везде побывать. На футбол тебя свожу. «Зенит» - «Динамо» Киев. Полуфинал кубка СССР. Матч века!
        Крылова засмеялась. В этом платьице, с этой причёской, она была ослепительно молода и красива.
        - Может, он футбол и не любит вовсе.
        - Я всё люблю, - сказал Лагунов.
        - И снова молоток! - воскликнул Рудольф. - Слушай, Алевтина, ты бы поймала пока такси. Нам с Димой посекретничать нужно. Этак по-мужски.
        Дождавшись, пока женщина отойдёт, Суркис посерьёзнел.
        - Знаешь, полковник, она ведь влюблена в тебя. Места себе не находила, когда узнала, что приедешь. Отпуск выбила. Причёску вон за какие-то совершенно бешеные деньги соорудила. Ты уж её не обижай.
        - Да я и не собирался, - растерянно сказал Лагунов. - Наоборот. Честно говоря, Рудольф Борисович, она мне тоже очень нравится. Только…
        - Что ещё за «только»? Какие, к чертям, могут быть колебания в таком деле? Ты офицер или интеллигент вроде меня?
        Дмитрий усмехнулся.
        - Но ведь у неё муж есть. Тогда, в экспедиции, я видел обручальное кольцо.
        - Ну да, муж есть. То есть был. Сейчас от него половина осталась.
        Лагунов опешил.
        - Вы?
        - Я, полковник.
        - Как же тогда?
        - А вот так. Не хочу, чтоб женщина, которую люблю, растратила молодость на инвалида, понял?! Ей жить надо, а не «утки» за мной выносить. Всё, дискуссия окончена. Беги за ней. Быстрее, Дима, пока я не передумал. - Суркис протянул руку, взял Дмитрия за предплечье и сжал - сильно, до боли. - Но если обидишь, клянусь, встану из этого гроба на колёсиках и в Неве утоплю. Не посмотрю, что герой.
        Лагунов кивнул и быстрым шагом, не оборачиваясь, пошел прочь.
        Алевтина ждала на площади перед вокзалом.
        - Представляешь, ни одного такси! Спят до сих пор, что ли. А где Рудик?
        - Сказал, что у него много работы. И что отдаёт меня в твоё полное распоряжение. - Лагунов подхватил женщину под руку. - Поэтому предлагаю не терять времени и немедленно заняться чем-нибудь интересным.
        - Музеи пока закрыты, - проговорила она задумчиво. - Мосты уже сведены. Может, съездим на Васильевский? Там строят здание Медицинской академии. Обещают двести этажей и поворотную конструкцию, следующую за солнцем. Этажей пятьдесят уже имеется. К тому же у меня там квартира поблизости, - добавила она. - Угощу завтраком.
        - Завтрак с ослепительной красавицей на Васильевском острове. Это именно то, о чём я мечтал! - сообщил Лагунов. - Ты, наверное, умеешь читать мысли.
        Алевтина порозовела.
        - Тогда идём в метро?
        - В метро ещё успеем. Я хочу видеть этот город.
        - Значит, трамвай, - решила женщина. - Бежим, как раз наш подходит!
        Чистый, блестящий, обтекаемый, похожий на лимонный леденец трамвай № 6 остановился и приветливо распахнул двери. Взявшись за руки, Дмитрий и Алевтина вошли в пустой, пахнущий фиалками, вагон.
        Целоваться начали прежде, чем вагоновожатый повернул рукоятку контроллера.