Бессмертие графини Надежда Сергеевна Сакаева
        Дочь барона готовится ксвадьбе. Её жених - граф сангельски прекрасной внешностью, дьявольскими глазами и, послухам, жестоким характером. Чтоже ждёт её вновом замке: скука, мучение, или страсть? Врядли первое, ведь её новоиспеченный супруг - вампир…
        Это предыстория романа «Сказки для вампира». Тем неменее, книга является самостоятельным произведением соригинальным сюжетом.
        Бессмертие графини
        Надежда Сакаева
        Иллюстратор Юля Калибри
        
                
        Пролог
        Зачем я сделала это? Почему поддалась соблазну, согласилась натвои уговоры иобрекла намучения, растянутые ввечности?
        Я ведь знала, что граф неоставит этого. Непростит мое непослушание, потому что он просто неспособен напрощение. Нонаказывать меня… нет, зачем? Будучи моим мужем, он вдоволь осквернил мое слабое человеческое тело. Апотом вынул изменя израненную душу. Потому что монстр, вкоторого я обернулась после, неимеет души.
        Отчегоже трепетный рыцарь Иероним превратился вциничного вампира Эшварда? Как граф смог сделать это инавязать тебе свой мир, аты даже невоспротивился?
        Моя вина, мое проклятие.
        Я обрекла тебя намуки из-за своей слабости, своего эгоизма.
        Тебя, мою кровь иплоть. Последнего, кто связывал меня стой девушкой, счастливой ибеззаботной.
        Человечной.
        Той, кем я была, прежде чем попала вруки кграфу, изменив свое имя, жизнь исудьбу. Прежде чем он сломал меня, исковеркал, апосле скомкал ивыкинул.
        Прости меня заэто.
        Изато, что я планирую сделать.
        Нобольше так неможет продолжаться.
        Глава1
        Стояла середина мягкого, теплого июля, девятьсот восемьдесят пятого года, когда я стрепетом иволнением готовилась ксамому важному для меня событию - ксобственной свадьбе. Ведь жизнь любой девушки (покрайней мере, внашем, Западно-Франкском королевстве), будь то крестьянка, баронесса, или дочь торговца, делится надва этапа: доипосле брака. Причем, второй - куда более длительный, осознанный иответственный.
        Отчасти, это страшно - провести остаток отмеренных господом дней смалознакомым, если несказать, совсем незнакомым, человеком. Новедь «стерпится-слюбится»?
        Покрайней мере, мне очень хотелось наэто надеяться, иначе жизнь обернется кошмаром. Хотя, моя мать, кажется, была счастлива вбраке иникогда нежаловалась навыбор ее родителей. Яже решила, что приложу все усилия, дабы полюбить будущего супруга. Инепросто полюбить, априлежно исполнять роль заботливой жены - быть для него поддержкой иопорой влюбой ситуации, сделать дом местом, куда он захочет возвращаться, родить ему детей.
        Сама я видела своего жениха всего несколько раз. Незнаю, почему он выбрал именно меня, чем я смогла привлечь его, нородители мои радовались неимоверно. Ещебы, ведь породниться сграфом, чьими вассалами мы иявлялись, вовсе неплохо для дочери барона.
        Ая боялась, хотя иотчаянно боролась сосвоим непонятным, отчасти суеверным страхом.
        Граф спервого взгляда показался мне опасным человеком. Нет, он был безукоризненно вежлив игалантен, ноэто были холодные, острые вежливость игалантность. Аглаза его оставались мертвыми, пустыми. Он словно источал запах опасности, как источает его хищный волк, оскаливший зубы, готовый вот-вот вцепиться тебе вгорло.
        Сердце мое замирало рядом сграфом, адуша по-крестьянски уходила впятки.
        Номеня готовили ксемейной жизни, ия немогла противиться выбору родителей, тем более, такому выгодному. Даже если инеиспытывала ксвоему будущему мужу ничего кроме страха.
        Для самого графа это также был первый брак. Когда-то он имел невесту, что погибла при очень странных обстоятельствах. Говорили, будто он сам погубилее.
        Ходили упорные слухи, что после помолвки, они стали оставаться наедине играф жестоко над ней издевался. Он бил иунижал ее, аона ничем немогла ему противиться. Вконце концов, она осознала, что несможет терпеть это всю оставшуюся жизнь, и, невидя иного выхода разрешить свою судьбу, она покончила ссобой.
        Подтвердить эти слухи, разумеется, никто немог, ведь женское сердце нельзя назвать открытой книгой. Да и, вконце концов, она могла выпасть скрепостной стены совершенно случайно - зубцы нетак высоки, ауюной леди всегда может закружится голова. Носплетни продолжали крутиться, аграф неспешил их опровергать. Он просто необращал внимания назлые языки.
        После этого случая граф больше неинтересовался девицами вплане замужества, потемже самым слухам, предпочитая довольствоваться служанками ираспутными девками.
        Несмотря навсе сплетни, граф продолжал считаться всвете крайне завидным холостяком. Новсе попытки владетельных сеньоров соседних графств заключить сним союз оканчивались полной неудачей. Граф холодно отказывал, нежелая выбирать себе спутницу жизни.
        Из-за этого ползли все новые иновые слухи, начиная оттого, что он раскаивается всмерти невесты ипоэтому наложил насебя обет безбрачия, и, заканчивая тем, что он любил покойную итеперь нежелает предавать ее свадьбой сдругой. Аособо злые языки ивовсе утверждали, что после того случая граф больше неинтересуется девушками.
        Нафоне всего этого его сватовство ко мне выглядело еще страннее. Я незнала иникогда уже неузнаю, отчего именно я приглянулась ему, почему именно меня он выбрал…
        Возможно, я просто была похожа накого-то изпрошлых его жизней. Кого-то, кого он любил (если такой человек, как граф вообще когда-нибудь был способен налюбовь), ноэто так иостанется тайной.
        Все сплетни, насчет его предыдущей невесты, отнюдь неприбавляли мне уверенности внашей будущей совместной семейной жизни. Но, разумеется, я оставалась покорной воле родителей.
        Да икак могло быть иначе? Тогда для девушки несуществовало такого понятия, как «свободный выбор». Замужество впятнадцать лет, апосле ты полностью вовласти мужчины. Ты ждешь его уокна сочередной войны ирожаешь ему детей. Амаксимум своеволия ивыбор, который ты можешь себе позволить - это выбор, вышивать тебе гладью, или крестиком.
        Слухи ожестоком нраве графа отчасти подтверждал истатус захватчика церковной собственности. Этим он славился далеко запределами графства, повсему Западно-Франкскому королевству. Иэто также нерадовало меня.
        Нотогда я даже представить немогла, что могу воспротивиться указу родителей. Апотому сострахом иожиданием готовилась ксемейной жизни свозможным тираном, искренне надеясь, что даже если часть слухов иокажется правдой, то моя покорность сможет смирить иего.
        Я неотличалась дерзким нравом, как мой брат, хотя, это только мужчине можно идаже должно, быть дерзким. Именно брат унаследовал каштановые волосы отца иего неимоверную упрямство, фамильную черту баронов Фарго. Ая пошла вмать, светловолосую, скромную, как иполагается приличной женщине.
        Потому, я лишь ждала, пока родители устроят мою судьбу, готовая принять свою новую жизнь, какойбы она небыла (хотя эта готовность вовсе неизбавляла меня отволнений).
        Ктомуже, вбраке сграфом было много положительного, что перевешивало все сплетни онем - унего были деньги, власть, титул. Все, что так ценится вмужчине, и, несмотря насвой страх, я считала, что мне повезло спартией.
        Брак сграфом должен был поднять мое значение ипозволить мне часто бывать при дворе герцога, или короля. Сам граф имел немалый вес вобществе, хотя нелюбил покидать пределы своего замка инапервый взгляд казался нелюдимым. Он являл собой поистине странное сочетание затворца, которому ненравится бывать наприемах, иодновременно графа, активно расширяющего свои владения, добавляя ксвоему имени все новые земли.
        Значение короля неизменно уменьшалось впределах его графства, асам граф был самым могущественным феодалом наюге Западно-Франкского королевства. Кроме графства Тулузского, хозяйкой которого вскоре мне предстояло стать, он смог присоединить ксвоим владениям Готскую марку, атакже был сеньором Нима, Альби иКерси. Неудивительно, что его значение при дворе было так велико.
        Я отчаянно волновалась перед днем свадьбы исвоей будущей жизнью, что ждала меня, как только я покину родительский дом. Сердце мое колотилось слишком часто, асама я то пунцовела, сливаясь цветом слепестками роз, что росли внашем саду, то бледнела, как покойница.
        Это волнение поселилось вомне снашей первой встречи инепокидало меня ни днем, ни ночью, заставляя просыпаться задолго дорассвета. Было удивительным, что при таком раскладе мне удалось сохранить ровный цвет лица, приличествующий благородной девушке, анепоймать сыпь, или лихорадку.
        Впервые я увидела его напомолвке, хотя доэтого много слышала онем отматери иотца. Больше, разумеется, ототца, что часто обсуждал смоим братом обстановку сил как вграфстве, так ивкоролевстве.
        Несмотря насвои тридцать пять, граф был удивительно хорош собой - глядя нанего буквально захватывало дух. Конечно, я слышала сплетни оего красоте, нонеожидала, что они окажутся настолько ПРИУМЕНЬШЕНЫ. Мне едва удалось справиться ссобой иопустить взгляд, как идолжно незамужней девушке вприсутствии взрослого мужчины.
        Густые черные волосы, непривычно длинные, доплеч, мужественный овал лица, волевой подбородок ибледная, мраморная, кожа. Неудивительно, что многие дамы мечтали выдать занего своих дочерей (иногда казалось, что стайной надеждой посещать его самого под благовидным предлогом, оставаясь наночь).
        Единственное, что выбивалось изангельски-прекрасного облика - дьявольские глаза. Алые, голодные, они внушали настоящий ужас. Еслибы неони - ябы могла влюбиться вграфа без оглядки.
        Он предлагал женитьбу, нисколько несомневаясь вответе, разглядывая меня своими голодными алыми глазами дьявола. Да икак он мог сомневаться втом, что барон, его вассал, согласиться отдать заграфа свою единственную дочь?
        Тогда нас представили друг другу иоставили познакомиться немного ближе наедине. Ну, настолько наедине, насколько может себе позволить оставаться незамужняя девушка совзрослым мужчиной - дверь была распахнута, имои служанки ожидали меня сразу запорогом. Достаточно далеко, чтобы неподслушивать, нодостаточно близко, чтобы видеть нас инепозволить нам вольностей.
        Хотя сам граф ни очем таком явно непомышлял.
        - Рад был увидеть сегодня вас лично, - проговорил он таким холодным голосом, что обнего, пожалуй, можно было заморозить пальцы. - Я много слышал овашей красоте, итеперь вижу, что она действительно достойна всех этих похвал. Выша кожа нежна, как цветки фрезии, аглаза сияют ярче звезд.
        - Благодарю вас, милорд, - ответила я, благосклонным кивком принимая полагающиеся втаких делах комплименты.
        Апро себя отметила, насколько прекрасен голос графа, разливающийся покомнате, точно мед. Пускай иочень холодный, кристально-острыймед.
        - Сегодня я переговорил свашим отцом, бароном Фарго. Он дал свое согласие напомолвку, - тем временем продолжал граф, отстраненно глядя куда-то всторону.
        - Ваше предложение - честь для нас, - размеренно отвечала я, держа спину ровно, аподбородок вздернуто.
        Этот разговор (скорее дань вежливости, чем действительный способ узнать друг друга) совершенно немешал мне размышлять отом, отчего граф решил вдруг внезапно просить моей руки.
        Сам он уж точно непоходил напылкого возлюбленного, что увидев благородную девицу, потерял голову. Скорее наоборот, голову теряли девицы, нонесам граф. Так почему он выбрал именно меня, если унего были куда более достойные варианты? Нет, я, безусловно, была правильно воспитанной икрасивой, сосвоим облаком пышных волос цвета спелой пшеницы ивасильковыми глазами. Нонатерритории герцогства Аквитанского, атакже соседних графств, были неменее красивые, зато более родовитые, незамужние девушки.
        Однако графа, казалось, неинтересовало, ни то, что я дочь барона, ни общественное мнение, ни даже мое приданное. Равно также, как его неинтересовала ия сама.
        Хотя, стоилоли мне ожидать жарких юношеских слов любви? Граф был уже состоявшимся, серьезным мужчиной, врядли способным наглупости, какие творят распаленные чувствами молодые рыцари. Пусть комплименты его ибыли изысканными, ноголос оставался ровным.
        - И, разумеется, любой почелбы зачесть быть намоем месте, - все также спокойно ответил мне граф, сверкнув своими дьявольскими глазами.
        После этого наш личный разговор увял сам собой, имы перешли изуединенных покоев вобщую залу.
        Послучаю нашей помолвки отец закатил пир, что длился неделю. Все это время граф сосвоей свитой жил унас.
        Я привыкла кмужчинам взамке - уотца постоянно останавливались то шевалье[1 - странствующий, без вассальный рыцарь], то отдельные герои, спешащие натурнир всоседнее графство, ато ивовсе бароны изприлегающих земель. Однажды нас почтил исам король Лотарь, проходящий сосвоим войском вграфство Пуату.
        Нограф (иего рыцари) вел себя наудивление тихо. Все его манеры, жесты ислова были холодны иотточены, итолько вдьявольских глазах полыхало алое пламя. При своем статусе затворника, редко бывающего вобществе, он вел себя исключительно по-светски. Пил он мало итолько привезенное ссобой вино, хотя ради него отец опустошил погреба, достав лучшее. Едуже всегда оставлял почти нетронутой, что заставляло задаться вопросом, откудаже он берет силы?
        Асилы унего действительно были немереные.
        Тяжелый двуручный меч он мог держать двумя пальцами ипоговаривали, что он слегкостью переносит насебе рыцарского коня вполном обмундировании идаже снаездником.
        Вэту неделю мне довелось лично убедиться вего физических способностях.
        Мы гуляли посаду, вышагивая впереди длинной процессии изоруженосцев, рыцарей имоих служанок. Мы делали это каждый день, после заката - граф предпочитал ночной образ жизни инепокидал пределов замка при свете солнца. Впрочем, этой его особенностью я была довольна - мне исамой нравились сумерки, когда ненадо беречь кожу иукрываться зонтиком.
        Эти прогулки были для графа чем-то вроде досадной обязанности жениха. Нет, его лицо оставалось холодным инепроницаемым, аголос исключительно вежливым, ноадский взгляд полыхал скукой иожиданием. Тем неменее, он исправно приглашал меня навечерний променад, ая исправно соглашалась, хотя зачастую мы молчали, глядя вразные стороны, или говорили окакой-нибудь ерунде, вроде погоды.
        Я стала замечать, что боюсь его присутствия все сильнее - сила зверя, которую он источал, заставляла желать быть отнего как можно дальше. Когдаже мы оказывались наедине, я тревожно опускала взгляд - дьявольские глаза прожигали мою душу насквозь, вспыхивая, словно тлеющие угли.
        Я даже выказала свои чувства матери, ноона лишь посмеялась, списав все наволнение после помолвки - страх граф внушал только мне. Брат, как имать, считал его весьма завидным женихом, вежливым иобаятельным. И, разумеется, также, незамечал его звериных повадок идьявольских глаз.
        Чтож, возможно, они оба правы - ивсе это лишь игра моего воображения? После разговора сродными я всю ночь убеждала себя перестать относиться кграфу предвзято. Ведь виной моим опасениям были слухи иволнение.
        Мне удалось успокоиться, икзавтраку я спустилась вполне счастливая. Покрайней мере, дотех пор, пока невстретилась сграфом. Его дьявольские глаза, полные крови, прожгли меня насквозь, агубы исказила жесткая усмешка. Пожалуй, это был первый раз, когда он изменил своему холодно-вежливому выражению.
        Вкакой-то суеверной панике я огляделась посторонам, ноникто ничего незамечал, аграф вновь нацепил насебя привычную маску, спрятав звериную ухмылку.
        - Дорогая, стобой все впорядке? - ласково спросила меня мать, сохраняя налице улыбку благовоспитанной замужней баронессы.
        - Oc, ma maire[2 - - Да, мама (окситанскийяз.)], - кивнула я ипоспешила опустить взгляд втарелку.
        Когдаже я, вновь подумав ографе, рискнула посмотреть нанего из-под опущенных ресниц, клянусь, он снова ухмылялся!
        Темже вечером, напрогулке, я размышляла обэтом, вышагивая рядом сграфом, манерно опустив кончики своих пальцев наего холодный, даже через одежду, локоть.
        Ивот, когда мы проходили мимо складских построек - кузнечной, конюшни, пекарни - раздался неимоверный грохот. Я испугалась, нонеуспела ничего сделать, кроме как побледнеть. Граф среагировал моментально.
        Оказалось, старая рассохшаяся яблоня, что росла водворе, невыдержала груза плодов. Огромная ветка стреском отвалилась илетела нанас, нограф легко, едвали неодним пальцем, откинул ее так далеко, что она улетела закрепостную стену.
        «Зверь», - промелькнуло вмоей голове.
        Я больше испугалась невозможных увечий, акакой-то сверхчеловеческой силы графа.
        Словно услышав мои мысли, он повернулся инагубах его вновь проскользнула таже ухмылка, напугавшая меня утром.
        - Вас незадело? - несмотря наадский огонь вглазах изверский оскал, голос был безукоризненно вежлив, идаже скучающ.
        - Все впорядке, - успела пробормотать я перед тем, как кнам подбежали рыцари ичелядь.
        После этого случая отец проникся кграфу еще большей симпатией (если, конечно, это было возможно), да ибрат, казалось, видел внем своего кумира. Впрочем, отбрата, прежде служившего при графе оруженосцем несколько лет, ожидать иного былобы странно.
        Итолько мне одной он изредка показывал свою усмешку зверя.
        Стого дня я стала невольно следить заграфом изаметила еще пару странностей. Он, казалось, передвигался слишком быстро, хотя его походка всегда оставалась размеренной, как идолжно правителю таких обширных земель. Кроме этого, иногда уменя возникало чувство, будто он читает мои мысли. Акогдаже я подумала обэтом при нем, он усмехнулся, акровавое пламя вего глазах вспыхнуло ярче. Также, он всегда оказывался там, где про него говорили, аего взгляд порой просто порабощал. Это было странное ощущение, когда он смотрел натебя, иты вдруг прирастала кместу, авголове появлялось какое-нибудь нелепое, словно ЧУЖОЕ, навязанное желание.
        Определенно, скаждым днем этой долгой недели граф пугал меня все больше ибольше, ииногда мне казалось, что это его веселит.
        Аоднажды произошло нечто такое, что вовсе едва незаставило меня упасть вобморок. Иснова это было связано сграфом (ну, или просто мне так показалось из-за его дьявольских глаз).
        Впоследнюю ночь перед отъездом графа мне неспалось, ия вышла иззамка, решив немного освежиться. Конечно, юной девушке непристало разгуливать втемноте без сопровождения, но, во-первых, я уже была фактически замужем, во-вторых, знала замок как свои пять пальцев ив-третьих, я надеялась вернуться ксебе вкомнату, прежде чем кто-то заметит мое отсутствие.
        Вдонжоне было темно, итолько тусклый свет факелов отбрасывал накаменные стены рыжие тени. Я тихонько прокралась квыходу накрепостную стену иуже там смогла вздохнуть спокойно, неопасаясь быть замеченной. Конечно, стража патрулировала здесь, обеспечивая охрану нашего замка, ноуменя оставалось взапасе еще несколько минут, прежде чем один изних пойдет сюда.
        Я притаилась втени отстены донжона.
        Полная луна ярко освещала все окрестности, исвысоты мне было хорошо видно поле, окружающее наш замок, дорогу, ведущую кворотам илес, что темнел вдалеке. Исреди всего этого отчетливо выделялся чернильный силуэт, что очень быстро двигался кзамку состороны ближайшей деревни.
        Ябы решила, что это дикий зверь, носилуэт был слишком высок иявно принадлежал человеку, хотя идвигался споистине нечеловеческой скоростью. Незнаю, почему, ноя вдруг четко осознала, что это граф.
        Зажав себе рот рукой, чтобы ненароком невыдать себя звуками, я поспешила укрыться взамке ивернуться всвою комнату. Я неимела понятия, откуда взялась эта твердая уверенность: оттоголи, что граф вечно разгуливал ночами, илиже потому, что мне показалось, будто там, где уэтого силуэта должно было быть лицо, я заметила два алых уголька глаз. Такихже, как уграфа.
        Наутро следующего дня, я вновь увидела, как вотблеске света факела вспыхнули его глаза иуверилась окончательно, что поночам он выбирается иззамка. Когда он повернулся ко мне, сказать что-то учтивое, для поддержания беседы, я вовсю размышляла, чтоже он мог забыть там, куда ходил ипочему он двигался так невероятно быстро.
        Словно вновь прочитав мои мысли, граф усмехнулся, ипомоему телу разлился страх. Его дьявольские глаза, вкоторых плескалась кровь, смотрели наменя жестоко, хотя голос его даже недрогнул.
        - Совсем скоро мы увидимся свами снова, - проговорил он напрощание, ивего словах мне почудилась явная угроза зверя, что напал наслед своей жертвы ивот-вот совершит решающий прыжок.
        Глава2
        Оставшееся досвадьбы время, я пыталась убедить себя, что все необычное, произошедшее запрошедшую неделю - лишь мое разыгравшееся воображение. Что вомне сказалось волнение неопытной девы иэто просто пустые выдумки ирасшалившиеся нервы.
        Разве могут глаза человека так блестеть?
        Разве может он ТАК усмехаться?
        Разве опасность бывает ощутима?
        Вотсутствие графа (он отбыл сразу после своего зловещего прощания) иего звериной усмешки пополам сдьявольскими глазами, мне удалось хоть как-то внушить себе спокойствие.
        Люди неумеют читать мысли иего взгляды просто совпадение. Его алые глаза вовсе неблестят отголода. Его оскал видела только я, азначит, мне показалось. Один человек может ошибаться, номама, папа ибрат - врядли. Асемья моя просто боготворила графа, считая его нетолько богатым иродовитым, ноибезукоризненно вежливым человеком, воплощенной мечтой будущего зятя. Значит имне пора начинать так считать.
        Врядли граф может быть так уж плох, или жесток, как онем говорят, ведь сплетни всегда преувеличены.
        Да, он твердый человек, что само собой разумеется, иначе он просто несмогбы управлять своими обширными землями, столь успешно их расширяя. Норазве станет он избивать собственную жену? Разве нужно ему будет притеснять меня, если вего вассалах так много знатных рыцарей, аблагородное дело войны ждет его меча?
        Надеюсь - нет исамое худшее, что меня ждет, так это скука одиночества из-за постоянного его отсутствия всвоих владениях.
        Впреддверии торжества слуги суетились, иказалось, весь замок замер внетерпеливом ожидании. Весь, кроме меня, потому что мое ожидание было больше тревожным инервозным.
        Занеделю додня венчания начали прибывать первые гости. Рыцари совсего баронства - вассалы моего отца - спешили исполнить клятву верности ивыказать уважение, преподнеся подарки.
        Приглашенныхже отграфа было мало - сказывалась жизнь затворника. Но, даже несмотря наэто, задень доторжества взамке было уже непротолкнуться, ався долина пестрела флагами - там расположились оруженосцы именее знатные рыцари, которым нехватило места впределах крепостных стен.
        Свечера ворота незакрывали - крестьяне нескончаемой цепочкой несли талью для отца. Это были мешки муки, скот, птица. Казалось, что такое количество еды излишне, нонаделе этого было мало, ведь пир предстоял нерядовой. Ещебы, единственная дочь сеньора выходит замуж.
        Ивот, наконец, настал апофеоз всего этого - день моей свадьбы.
        Я проснулась рано, новгорле словно застрял ледяной комок.
        Я безразлично наблюдала затем, как служанки обтирают меня благовониями ипомогают надеть свадебное платье. Я сама шила его стринадцати лет итеперь могла оценить собственный двухгодовой труд.
        Платье вышло красивым, бордового цвета, сверхней частью, усыпанной гранатами ирубинами, сширокими рукавами изткани более светлого оттенка, идлинным подолом, вышитым золотом. Прежде я любила алый, нозанеделю, проведенную сграфом под одной крышей, он стал ассоциироваться только сего глазами хищника.
        Позавершении туалета, Франка, милая круглолицая крестьянка, что нетак давно вышла наслужбу взамке, подпоясала меня широкой лентой, также вышитой золотом иукрашенной камнями, словно брызгами крови.
        - Вы просто красавица, моя госпожа, - восторженно прошептала она, убирая мои волосы под платок.
        - Спасибо, - я улыбнулась.
        Ее замечание, такое простодушное, ноискреннее, немного подняло мне настроение.
        Наконец, кзамку подъехал исам граф сосвитой.
        Точнее, свита прибыла еще вчера, ия наблюдала скрепостной стены, как четко его люди ставят шатры, разводят огонь иорганизуют лагерь, приветствуя тех, кто уже успел обосноваться. Я разглядывала пестрые флаги сгербами графства идомов самих рыцарей, нотак инезаметила, чтобы вглавный, роскошный шатер, очевидно предназначенный для графа, кто-то вошел.
        Впрочем, потом мне пришлось удалиться - солнце стало припекать, угрожая ожогами, ия укрылась впрохладной тени замка. Возможно, граф приехал тогда.
        Влюбом случае, ночь он проводил запределами крепостных стен иуже поутру торжественно въезжал вворота сопровождаемый оруженосцами, знаменосцами изнатными рыцарями накрупных, мускулистых конях, укрытых разноцветными попонами. Все это выглядело весело ипестро.
        Для меня граф взял повозку, разукрашенную затейливым орнаментом игербом графства Тулузского - золотое очертание креста накрасном фоне. Ее, как исвиту графа, я увидела еще вчера итогдаже вздохнула отоблегчения. Повозка выглядела вполне добротной, даже роскошной, ибыла для меня куда предпочтительней седла, пускай иженского. Я сдетства побаивалась лошадей ивсегда старалась держаться подальше отконюшен.
        Сам граф восседала нагнедом жеребце, что нервно поводил головой, громко фыркал ипереступал сноги наногу. Облаченный вполный рыцарский доспех идлинный плащ он гордо смотрел свысоты седла. День выдался пасмурный, небо было затянуто тучами, ивэтом блеклом свете граф казался гораздо бледнее, чем обычно, нотем ярче выделялись его глаза.
        Бродячие барды, которые проходили мимо замка еще две недели назад иостались внем вожидании праздника, заиграли что-то торжественно-величавое, что как нельзя кстати подходило под внушительный облик графа.
        Завсем этим я, уже готовая кцеремонии, наблюдала изузкой бойницы. Рядом топталась любопытная Франка.
        Граф легко соскочил сконя, которого тутже увели конюхи и, сняв шлем, передал его оруженосцу. Последний преисполнился отэтого такой гордости, что едва невыронил его, удержав только чудом.
        Я захихикала. Конечно, вдругой ситуации, ябы врядли позволила себе такое откровенное выражение эмоций, носегодня волнение истрах взяли свое, ктомуже, никто, кроме верной служанки, невидел меня. Нограф будто услышал мой смешок ипосмотрел, как мне показалось, прямиком втемный провал моей бойницы. Я даже увидела, как вспыхнули алым его глаза.
        После этого оруженосец замер наместе, словно окаменев, хотя граф неудостоил его ни словом, ни взглядом.
        Настроение, поднятое комплиментами Франки, снова опустилось ниже погреба.
        - Какой красавец, - тем временем восхищенно прошептала служанка, что заняла оставленную мной бойницу. - Вот что значит владетельный сеньор. Всем моим кавалерам донего явно далеко.
        Я промолчала.
        Еслибы Франка видела его ближе, возможно она изменилабы свое мнение.
        Тем временем, кграфу навстречу вышел отец, преклоняя колено ввыражении уважения. Граф выждал положенное время иблагосклонно кивнул ему, позволяя подняться.
        Все сопровождающие его рыцари кэтому времени спешились. Челядь разбирала коней, идвор замка был заполнен людьми. Наконец, первая суета прошла, иобразовалось некоторое подобие коридора, что вел кцеркви.
        Венчание решено было проводить внашей призамковой часовне. Постатусу емубы более подошла церемония всоборе, торжественном истрогом, нограф пренебрегал подобными условностями инеоглядывался намнение вассалов (да исам выбор невесты говорил обэтом).
        Хотя, отчасти мне казалось, что выбор места венчания связан сего отношениями сцерковью, что были, мягко говоря, натянутыми. Наверное, еслибы брак можно было зарегистрировать как-нибудь иначе, без участия духовенства, граф судовольствием выбралбы этот вариант.
        Когда мой жених скрылся вчасовне, вмои покои вошел отец.
        - Сегодня ты прекрасна, как никогда, моя милая, - улыбнулся он. - Ия рад, что отдам тебя вхорошие руки.
        - Спасибо отец, - я опустила глаза икоснулась подставленного локтя кончиками пальцев.
        Барон Фарго величаво иторжественно повел меня вниз.
        Увхода вдонжон теперь столпилась вся замковая челядь, желающая посмотреть насвадьбу единственной дочери сеньора. Отец был хорошим господином, ичернь любила его. Талья[3 - Ежегодный налог, который крестьяне платили своему господину.] внашем баронстве была одной изсамых низких вграфстве, поэтому набарщине[4 - Обязательные работы крестьян зато, что феодал предоставлял им землю] крестьяне работали снекоторым энтузиазмом.
        Едва мы показались налестнице, как совсех сторон послышались вздохи восхищения. Похоже, Франка сотцом несоврали омоем виде.
        Граф ждал меня уалтаря.
        Уверенный, споднятой головой имужественным подбородком, он немного пригасил свой дьявольский взгляд итеперь смотрелся как просто красивый имогущественный сеньор, что знает свое достоинство.
        Отец провел меня через часовню, передав мою руку графу, иотошел кпрочим гостям. Из-за последних довольно просторная часовня показалась мне маленькой, как никогда.
        Священник начал читать молитву. Делал он это гораздо быстрее обычного, то идело поглядывая награфа икрестясь куда чаще.
        Кажется, он вообщебы отказался пускать всвятую обитель этого человека, еслибы чуть поменьше дорожил своей жизнью. Вего глазах читался суеверный ужас. Неужели, кроме меня есть еще люди, что считают графа страшным?
        Сам граф незамечал этого, глядя строго перед собой. Его лицо оставалось маской избелого мрамора. Казалось, если церковь сейчас обрушится, илиже прямо внего ударит молния, являя собой божью кару, он даже нешелохнется.
        Яже опустила голову, отчасти желая, чтобы таинство поскорее закончилось. Я прежде любила бывать вцеркви. Мне нравился этот запах, эта тишина ита особая атмосфера, что обычно царили здесь, носейчас я боялась, что упаду вобморок из-за волнения идухоты. Аможет ииз-за холодной близости такого невозмутимого графа, что даже невспотел.
        Закончив смолитвой, священник перешел кпроповеди, сделав ее короткой, как никогда - всего пару слов отом, что жена должна почитать мужа ислушаться его вовсем, амуж должен защищать жену.
        Апосле - вопросы, накоторые граф четко иуверенно отвечал «да», ая едва кивала, опасаясь, что, если открою рот, мой голос сорвется. Причем, напоследнем, поповоду детей, мне вновь привиделась усмешка зверя иголодный взгляд алых глаз, брошенный вмою сторону.
        Выслушав клятвы, священник благословил нас, нервно поглядывая награфа, ивот - я уже супруга.
        Граф взял меня под руку, ия вновь почувствовала холод его пальцев, даже через ткань платья. Кажется, изимой морозный воздух нетак обжигает кожу, как его прикосновения.
        Повыходу изцеркви прямо перед нами опустился огромный черный ворон. Он трижды каркнул, причем неимоверно громко, апосле торопливо вспорхнул. Ия могла поклясться, что он улетел оттого, что поймал жесткий взгляд дьявольских глаз.
        После церемонии все прошли вглавную обеденную залу, где уже стояло несколько дополнительных столов. Нодаже сучетом этого уместились невсе - оруженосцы ипростые воины расположились водворе, куда также натаскали столы.
        Мы сграфом сидели воглаве, ия чувствовала себя неловко оттакого количества внимания. Рыцари кричали здравницы, сплеском стукаясь кубками. Граф кивал, сохраняя бесстрастное выражение лица, ноя видела - его глаза полыхают негасимыми кострамиада.
        Челядь суетилась, меняя блюда сжареными поросятами, птицей ипрочим. Вина нежалели - оно лилось через край, хотя граф исегодня предпочел привезенные ссобой запасы. Напиток вего золотом кубке был цвета его глаз, густым итягучим ия прежде невидела чего-то похожего. Наверно, его долго выдерживали перед тем, как подавать настол.
        Отец лично наполнял его кубок, выражая свое почтение.
        Когда крики стали громче, акубки стукались так, что готовы были погнуться, барды сменили спокойную музыку, заиграв нечто более веселое.
        Жонглеры, что прослышали освадьбе графа иприехали запару дней доцеремонии внадежде получить серебра, завели танец. Они ловко подбрасывали тяжелые булавы, умудряясь попадать втакт. Гости ободряли их громким хохотом, хлопками извоном монет.
        После пришло время рыцарского танца. Мужчины показывали свое умение владеть мечами, итанец выходил больше похожим напоединок. Здесь подошел черед графа. Он выпил много кубков, нохмель недавал ему вголову, илицо его неизменилось, оставаясь лишь холодной маской.
        Он вышел из-за стола, подманив ближайшего рыцаря, иеслибы это был турнир, граф наверняка одержалбы внем победу. Он размахивал тяжелым мечом словно деревянной палкой, иделал это так быстро, что сталь сливалась вединую серебристую полоску.
        Закончив под одобрительный гул, он слегка наклонил голову, апосле посмотрел наменя иусмехнулся так, что поспине моей побежали мурашки.
        Наконец, мы удалились, оставив пирующих праздновать. Граф проводил меня допокоев иоставил напопечение служанок.
        Франка помогла расплести мне волосы, остальные сняли платье иобтерли меня теплой водой. Ивот я легла наложе, сужасом ожидая прихода графа.
        Все ожидания оказались напрасными, нонескажу, чтобы меня это огорчило. Я боялась этого инебыла готова, потому что единственное, что я точно знала обэтом - отменя требуется лечь наспину ираздвинуть ноги, аостальное мужчина сделает сам. Ивпервый раз будет больно.
        Мой первый раз откладывался еще наодин день, ия благодарила судьбу. Отчего-то я была уверена, что граф небудет нежен, или заботлив. Он вовсе непоходил натакого человека.
        Утром я была непривычно бледна иустала - сказалась бессонная ночь, когда я вздрагивала откаждого шороха искрипа двери, ожидая своего супруга.
        Нарассвете пришла Франка, сообщив, что пора собираться. Конечно, можно былобы задержаться - пир вчесть нашей свадьбы только набирал обороты. Нограф спешил увезти меня ксебе.
        Одевая меня впоследний раз, Франка плакала инапоследок мы крепко обнялись. Ябы забрала ее ссобой, еслибы неее мать, что была больна инеспособна кпутешествиям.
        Граф ждал меня уже уворот. Солнце, только поднявшееся над горизонтом, окрашивало его фигуру врозовый, аконь под ним нервно бил копытом. Кажется, ему, как инаезднику, нетерпелось пуститься прочь отсюда.
        Брат крепко обнял меня напрощание, отец поцеловал влоб, мать - перекрестила. Я, вместе сослужанкой, села вповозку, заваленную мягкими подушками, иприготовилась кдолгому пути взамок, что должен был стать моим новым домом досамой моей смерти.
        Так изакончилась моя жизнь сродителями, размеренная испокойная, где самым большим волнением было посещение нашего замка странствующими шевалье.
        Мне было немного грустно покидать место, где я провела все свои пятнадцать лет, занимаясь танцами, шитьем иэтикетом. Хотя эта грусть нешла ни вкакое сравнение сбезосновательным страхом, который я испытывала кграфу.
        Глава3
        Путь доШато де Брус - замка, где чаще всего жил граф, занимал около двух дней, сучетом остановки наночь. Раньше я никогда непокидала пределов собственного дома, исейчас это казалось мне невероятно долгим путешествием.
        Сам граф умчался вперед, едва посадив меня вповозку. Я только иувидела, как его конь скрылся где-то вдали.
        Дорога давалась мне тяжело. Накочках повозку трясло нещадно испустя пару часов пришлось просить обостановке. Служанка Рози, что поехала сомной, всячески старалась помочь. Она обмахивала меня платком ито идело подавала кувшин сводой, новсе было бесполезно - витоге меня укачало.
        Едва выйдя издушной кареты, я струдом смогла сдержать спазмы, что рвались изменя. Только невероятная выдержка позволила мне оставить завтрак внутри инепоказать его рыцарям графа.
        Навоздухе стало немного легче, хотя итут солнце припекало голову, отнюдь неприбавляя здоровья ирадости. Мы остановились посреди поля, иотэтого зной ощущался гораздо сильнее, анос щекотало пряными запахами цветов итрав.
        Повозка моя ехала вцентре конного отряда, порядком растянувшегося, ивотсутствии леса идеревьев я могла разглядеть многих рыцарей изсвиты графа. Некоторых изних я знала - они прежде бывали уотца, останавливаясь взамке вовремя охоты, илиже просто заезжая напир. Других мне уже представили напразднике вчесть помолвки, новсеже, большая часть рыцарей, особенно простых однощитовых, была мне незнакома.
        Небыло среди нашего отряда исамого графа, что меня немало удивило.
        - Простите, ваша милость, - рискнула окликнуть я ближайшего рыцаря.
        Молодой, едва посвященный, он запомнился мне своими розовыми гладкими щеками, еще впрошлый приезд графа.
        - Да, ваша светлость? - рыцарь соскочил сконя иотвесил поклон.
        - Скажите, где мой супруг? - последнее слово сказать было довольно тяжело.
        Все-таки я еще недоконца осознала, что больше неявляюсь девицей навыданье, астала замужней «моей светлостью».
        - Милорд уехал взамок, готовить его для вашей светлости, - показалось мне, или действительно вглазах рыцаря мелькнул страх?
        - Выходит, сегодня я его уже неувижу?
        - Увы, ваша светлость, только поприезду взамок. Милорд умеет передвигаться быстрее остальных, - иснова рыцарь как-то отвел взгляд, арука его дернулась, словно желая перекреститься.
        Я вглядывалась вего лицо, пытаясь понять, привиделосьли, илиже он действительно боялся графа?
        Норыцарь уже говорил мне комплимент иулыбался, розовея своими щеками.
        Отинформации ографе иэтих непонятных взглядов тошнота моя ушла, имы снова продолжили путь.
        Носколькобы я ни вспоминала слова рыцаря, выражение его лица, так я инесмогла понять, былли он напуган, как я, суеверно ибезотчетно, или то было простое уважение итрепет перед графом, как перед сильным воином ипэром.
        Когда мне снова стало плохо, ия уже хотела просить еще одну остановку - пришло время привала. Тряхнув меня впоследний раз, возница зычно прокричал «тпрууу» иповозка замерла.
        Я снова вышла навоздух, небез помощи Рози.
        Вокруг стояла суета - оруженосцы собирали ветки для костра, стреноживали коней. Однощитовые рыцари сами обтирали взмыленные бока животных сухими листьями, водили их покругу, давая остыть отдолгой скачки.
        Яже вознамерилась поговорить скем-нибудь еще, чтобы попытаться выяснить новое ографе.
        Мимо как раз пробегал оруженосец, ия поманила его пальцем.
        - Да, ваша светлость?
        Он остановился, держа под рукой охапку хвороста.
        - Скажи, где мой супруг? - снова спросила я, решив, что это будет лучшим началом разговора.
        - Милорд уехал готовить замок для вашей светлости, - кажется, он слово вслово повторил фразу того рыцаря.
        Я вглядывалась вего лицо, нони тени страха нанем небыло. Наоборот, голос звучал собожанием. Значит, впрошлый раз мне показалось?
        Возможно, виной тому были тряска сдороги иобщее плохое самочувствие, ия просто накручиваю себя? Все эти глупые разговоры ожестокости графа! Наверно, я сильно впечатлилась ими, ипосле этого уже вовсем пыталась найти тень того, что ему приписывали.
        Незряже мой отец ибрат относятся кграфу суважением, как кдостойному рыцарю, славному воину ипэру Тулузских земель?
        Отобедав сыром, хлебом идичью, что рыцари подбили подороге, мы снова двинулись впуть, остаток которого слился для меня всплошное мучение. Я больше немогла уже думать ни ографе, ни оего дьявольских глазах итолько силилась сохранить обед вживоте. Рози делала все, что могла, хотя исама была порядком бледна, идаже остановка наночь непринесла мне никакого облегчения, анапротив, забрала последние силы.
        ВШато де Брус мы приехали назакате следующегодня.
        Сам замок находился навозвышенности. Содной его стороны протекала река, сдругойже, той, откуда приехали мы, расстилалась небольшая деревушка. Две других крепостных стены упирались вгоры, неслишком высокие, заросшие зелеными дубами, липой икленом.
        Дорога, минуя деревню, привела кмосту через неглубокий ров. Копыта лошадей сухо застучали сначала подереву, апотом, когда мы проехали через ворота, настежь распахнутые - ипобрусчатке.
        Замок графа был значительно больше родительского, уже даже незамок, акрепость, что впрочем, инеудивительно.
        Здесь был просторный внутренний двор сдобротными хозяйственными постройками имножество башен накрепостной стене сузкими бойницами, предназначенными для защиты отосады истрельбы излука.
        Все было сложено изпрочных камней ивыглядело внушительно исурово. Мы пересекли двор иоказались увхода вдонжон, главную башню замка, что выделялась своими размерами. Она была выше крепостных стен, увенчанная покатой крышей ишпилем, накотором плескался герб графства, все тотже золотой крест. Сдвух сторон кней примыкали башенки поменьше.
        Окна вдонжоне, вотличие открепостных башен, хоть ибыли узкими, стрельчатыми, ноотличались красивой формой идаже витражами. Я легко могла представить, какойже чудесный вид нареку открывается сверхнего этажа.
        Сам граф встречал нас увхода. Лучи закатного солнца освещали его закутанную вплащ фигуру, нолицо оставалось втени капюшона ибыло неразглядеть - улыбаетсяли он, илиже, как иобычно, хранит холодную маску безразличия.
        Едва повозка остановилась, он сделал почти неуловимый взмах рукой итутже прибежал расторопный паж, что подставил скамеечку ипомог мне выбраться наружу.
        Сам граф стоял неподвижно, словно мраморная статуя, рассматривая меня иглаза его то идело вспыхивали алым. Итолько когда я оказалась рядом, он вытянул руку, ладонью наверх, приглашая. Я вложила кисть вего пальцы, вочередной раз едва сдержав порыв вырвать ее обратно. Ипочему его тело такое холодное, будто он только что побывал вгорной реке?
        Вполной тишине мы вошли вдонжон. Оказавшись втемноте, граф всеже откинул капюшон, рассыпав свои черные волосы поплечам. Рози семенила следом, иоткаменных стен гулким эхом отскакивало ее шумное дыханье.
        Граф уверенно шел вперед иостановился лишь вцентре одной иззал, где накаменных стенах висело оружие.
        Сейчас мы были навтором этаже, нолестница, покоторой мы пришли, поднималась ивыше. Однако, похоже, что находится там, мне знать пока неследовало.
        - Они проводят вас вваши покои, - доостроты вежливо проговорил граф, итолько сейчас я заметила двух скромных девушек-служанок, что стояли всамом углу, опустив глаза впол. - Ониже ипокажут вам главную залу. Приходите, как будете готовы. Довстречи, графиня.
        Иразвернувшись, он вышел впротивоположную дверь. Тогда это был первый раз, когда кто-то назвал меня графиней.
        Замковые служанки были тихими, как мышки, итакимиже незаметными. Едва мы оказались вмоих покоях, как они тутже помогли мне переодеться и, обтерев тряпицами, стали заплетать волосы. При этом их лица сохраняли испуганно-покорное выражение. Я сразу заскучала поФранке - она была бойкой девушкой исее лица никогда несходила улыбка. Сейчас мне этого нехватало.
        Рози помогала им, но, словно поддавшись общему настроению, стала тиха изадумчива. Аможет просто ей все еще было непосебе отдлинной дороги. Меня-то уж точно она порядком подкосила.
        Конечно, сейчас больше всего хотелось лечь иотдохнуть, ведь два предыдущих дня я провела вповозке. Нограф ждал меня, аослушаться его впервыйже день замужества я нерешилась. Я ведь так инеузнала, какойже он насамом деле. Кроме холодно-вежливых разговоров наотвлеченные темы, между нами небыло никакого общения.
        - Думаю, я готова, - кивнула я, когда содеждой было покончено.
        Сейчас намне красовалось одно изтех платьев, что я привезла ссобой, василькового цвета, так подходившего кмоим глазам.
        Никогда больше ненадену красный. Пусть вмоей жизни этого цвета будут лишь дьявольские глаза супруга иничего больше.
        Одна изслужанок взялась проводить меня, другаяже увела Рози, чтобы показать ей кухню ипрочие помещения. Надеюсь, хоть ей удастся отдохнуть. Слугам позволительно больше, чем благородным - они могут расслабиться, когда мы будем держать лицо, ничем непоказывая свой дискомфорт.
        Вбольшой зале уже собрались практически все рыцари графа, готовые снова поздравить нас ссозданием семьи. Пир вчесть нашей свадьбы здесь мало отличался оттого, что был взамке отца пару дней назад.
        Я сидела рядом сграфом, занимая место хозяйки этого замка, носовершенно нечувствовала себя таковой, хотя иулыбалась изо всех сил, отвечала накомплименты ини насекунду старалась незабывать, что я больше недочь барона. Теперь я графиня Тулузская, астало быть, должна соответствовать.
        Сам граф молчал, необращая наменя никакого внимания. Точнее, молчал он поотношению ко мне. Он отвечал напоздравления своих рыцарей, благосклонно кивал им инезабывал поднимать кубок, наполненный все темже вязким вином.
        Особое внимание он уделял мужчине, что сидел сдругой стороны отнего. Граф то идело поворачивался кнему ичто-то говорил, нотак тихо, что я немогла расслышать. Мужчина, небольше двадцати лет навид, спшеничными волосами исуровым лицом бывалого воина, отвечал еще тише, ия лишь видела, как шевелятся его губы. Лицо при этом унего было отчасти печальное, хотя любой извассалов графа почелбы зачесть сидеть рядом сним.
        Высокое положение мужчины подтверждало ито, что он пил густое, темное вино, хотя ни уодного другого рыцаря я незаметила ничего похожего идаже мне слуги подали кувшин хорошего, новсеже отличного отграфского, напитка.
        Мне стало любопытно, ктоже он. Возможно, один извассалов, что более всего отличился при последней войне? Ачто, я легко моглабы представить его наполе битвы, сокровавленным мечом, бегущего вперед скриками «Непосрамим честь!».
        Новсеже, спрашивать онем уграфа я нерешалась ипотому сидела, делая вид, будто все вполном порядке инет вэтой зале ничего, что моглобы меня смутить, пусть даже мой супруг неуделяет мне внимания. Уж лучше так, чем видеть этот дьявольский взгляд.
        Я покинула пир сразу, как только это стало приличным ипрошла впокои, что теперь были моими, дабы подготовиться. Первую ночь взамке графа я иненадеялась провести спокойно. Я точно знала, что уж сегодня мой супруг, итак задержавший брачную ночь, возьмет свое. Апотому, освежившись ипереодевшись, я легла, томимая ожиданием. Ябы несмогла заснуть, даже еслибы отэтого зависела моя жизнь, ипотому просто лежала нароскошном ложе, какого никогда небыло уродителей, ивглядывалась втемноту.
        Минуты текли мучительно медленно, словно тягучий мед, новот дверь заскрипела ия услышала шаги, пожалуй, даже слишком легкие - граф ходил, словно кошка.
        Шаги задержались укровати, ия зажмурилась, ожидая, что он вот-вот распахнет балдахин ивозьмет меня.
        Мне было страшно, ноя надеялась, что это быстро закончится.
        - Быстро это незакончится, - прямо над ухом послышался голос графа. - Открой глаза. Я хочу, чтоб ты смотрела.
        Мне нехотелось этого делать, ноя подчинилась. Граф, что бесшумно распахнул балдахин, возвышался прямо надо мной. Рубаха его была распахнута, обнажая белый мрамор груди, адьявольские глаза алели втемноте. Он был решительно красив, ноя по-прежнему бояласьего.
        Вто мгновенье я даже незадумалась, откуда он смог узнать мои мысли, решив, что должно быть встрахе сказала это вслух.
        - Откинь одеяло, - странно, нодаже сейчас, втемноте спальни, стоя возле ложа своей законной супруги, тон графа был вежлив, точно он говорил опогоде.
        Мне нехотелось исполнять его просьбу - никто прежде, кроме служанок, невидел моего обнаженного тела. Новолю мою словно сковало, ия осталась лежать под его пристальным взглядом, несмея даже прикрыться руками.
        Аграф просто стоял, ничего неделая, оглядывая меня сголовы доног.
        Я была смущена допредела, нопо-прежнему немогла пошевелиться илишь краснела, незная, чтоже будет дальше ичто мне делать. Или, напротив, неделать.
        Наконец, граф наклонился ко мне ипровел холодным пальцем помоей шее. Апосле глубоко вдохнул, точно хищный зверь.
        - Вкусная, - действительноли он прорычал это, проводя языком помоей шее, или мне только послышалось. - Нонесейчас.
        Играф снова отстранился, пристально разглядывая меня.
        Я все также нешевелилась, скованная таинственным мерцанием его алых глаз, ноэто, кажется, его больше неустраивало.
        - Сегодня тебе понравится все, что я буду делать. Считай это свадебным подарком, - усмехнулся он, втемноте сверкнув своими сахарными зубами.
        Аменя словно накрыло незнакомой, нотакой приятной волной. Ушел страх, что сковывал меня, заставляя вжиматься вперины, итело затрепетало под прикосновениями холодных пальцев.
        Стало совершенно неважно ничего, кроме очевидного: я, мой муж инаша близость, которая заставляла мои щеки алеть, аживот наливаться тугим жаром.
        - Хмм… - прошептал граф, словно прислушиваясь кчему-то, - вот значит как. Знаешь, я сказал, что тебе понравится, нокогда я рядом, понравиться может все, что угодно.
        Исхватив мои запястья так, что наверняка наних останутся синяки, он одним рывком закинул их наверх, сжав, словно железными тисками.
        Номне это нравилось.
        Ногой он раздвинул мои бедра, нависнув надо мной, апосле вошел вменя одним резким, грубым движением.
        Номне это нравилось.
        Боль фейерверком взорвалась перед глазами, нотутже стала рассеиваться, скаждым толчком сменяясь чем-то иным.
        Мне это нравилось.
        - Скажи, ты хочешь еще? - спросил он, замедляя темп.
        Я хотела.
        Я непредставляла, что можно хотеть чего-то такого, номне было нужно это, ия кивнула.
        - Неслышу, - нахмурился граф, доболи стискивая мои бедра.
        - Хочу, - прошептала я, краснея.
        Сейчас я словно забыла про приличия. Словно он заставил меня забыть.
        - Тогда проси, - граф хищно усмехнулся, сверкнув своими дьявольскими глазами.
        - Прошу, господин, - слова сами выскользнули изменя.
        - Хорошо.
        Он вышел и, развернув меня ксебе спиной, резким толчком вошел снова. Тело снова пронзила боль, ноэто было неважно.
        Лишь его холодные пальцы иритм жестких движений, вкоторых небыло икапли нежности, нокоторые доводили меня доэкстаза.
        Всю ночь граф заставлял меня умирать отудовольствия, позабыв про стыд, приличия иманеры. Он делал изменя грешницу.
        Имне это нравилось.
        Глава4
        Наследующее утро граф по-прежнему вел себя холодно. Яже краснела, стоило мне только посмотреть наего бледное лицо.
        Я исама непонимала, что это вчера было сомной. Словно кто-то руководил моей волей, ия делала то, что делала. Словно кто-то ВНУШИЛ мне чувствовать именно это, получать удовольствие именно отТАКОГО.
        Новсе это глупые оправдания. Никогда я даже неподозревала что вомне сокрыто столько греха. Что я распутная.
        Я даже боялась, что утром граф выставит меня прочь. Ведь разве позволено благородной ичистой деве стонать так громко оттаких бесстыдных ласк? Разве можно смотреть так прямо, неопуская глаз? Разве уместно быть настолько активной? Это соответствует совсем другой профессии.
        Нограф нестал предъявлять мне заэто, или задавать вопросов насчет моего опыта (хотя откуда взяться опыту, если простыни говорили сами засебя). Он просто вел себя так, будто ничего неслучилось. Будто небыло между нами этой ночи, абыли только вежливые разговоры опогоде.
        Ихотя еще утром я мечтала только обэтом, думая, что просто непереживу, если граф станет напоминать онашей первой ночи разврата, то сейчас мне стало немного обидно. Все-таки это он раскрыл вомне то, очем я инеподозревала. Это его ласки ивкрадчивый голос заставляли меня вчера просить того, чего я вовсе инехотела никогда прежде.
        Граф, что сидел вэтот момент рядом застолом, повернулся ко мне, вспыхнув дьявольскими глазами.
        - Грязная девка, - прошептал он тихо.
        Акогда я, покраснев, хотела что-то ответить, он уже снова сидел схолодной маской вместо лица, имне даже показалось, что мне послышалось.
        Впрочем, возможно мне действительно послышалось?
        Покрайней мере, ни один изтех рыцарей, что сидели рядом, неповел ибровью. Только светловолосый воин взглянул наменя скакой-то смесью жалости итоски.
        Так ипотекла моя жизнь взамке.
        Дни мои были наполнены холодом истрахом.
        Нет, все сплетни онем оказались абсолютной ложью. Граф небыл жестоким, неподнимал наменя рук ибыл вежлив иобходителен. Ноон делал все это так, словно я была для него чужой. Случайно заблудшая взамок леди, что совсем скоро уедет, оставив лишь платок напамять.
        Ииногда этот лед выводил меня изсебя. Я непонимала, почему граф так себя ведет. Конечно, я нерассчитывала набезграничную, сказочную любовь (пускай имечтала именно оней, новедь мечты нато имечты, заних несудят).
        Однако кроме любви есть идругие отношения! Дружба, теплота, забота, нежность, уважение… да все, что угодно, лишьбы неэта острая вежливость, что режет, точно меч рыцаря.
        Возможно, проявляй граф ко мне днем чуть больше участия, ябы перестала его так отчаянно (исовершенно безосновательно) бояться. Это было странное сочетание.
        Ночью изменя словно вынимали душу, вселяя втело другую, распутную.
        Ночью изхолода между нами были только прикосновения графа, зажигавшие вомне огонь.
        Ночью отступало все, что тревожило ия, словно ведомая чужой волей, творила то, очем днем постесняласьбы ипомыслить.
        Ночью его алые глаза затягивали меня всвой грешный водоворот, ахолодный мрамор кожи обещал наслаждение.
        Ночью граф уже неказался мне опасным. Зверем - да. Тем, кто наполнен животными страстями, кто подавляет мою волю, заражая своим желанием.
        Нонеопасным.
        Днемже страхи возвращались. Ивновь мне казалось, будто дьявольские глаза читают мои мысли, будто губы его временами искажает усмешка, похожая назвериный оскал.
        Эти чувства были настолько противоречивы, что иногда мне казалось, будто уменя два супруга - один горячий, страстный, похотливый ивторой холодный, опасный, словно лезвие мизерикордии.
        Я немогла понять, почему граф неподпускает меня ближе, чем ксвоему телу, нопри этом боялась, что однажды он сменит свой стылый лед нанечто другое.
        Иодновременно я хотела узнать его, ноголодные глаза ижестокая усмешка заставляли меня трястись отужаса. Я действительно разрывалась начасти, невсилах осознать чего больше вмоих чувствах - желания, страха… любви?
        Ия непонимала, отчего так происходит, отчего граф действует наменя подобным образом.
        Иногда мне казалось, что причина его холода кроется вжарких ночах. Что он действительно сомневается ввыборе супруги, ипоэтому так ведет себя. Новедь он досих пор невернул меня отцу (что былобы неизгладимым позором) ипродолжал приходить вмои покои, азначит, дело было вдругом.
        Невольно я стала присматриваться кдругим рыцарям, снадеждой узнать, уоднойли меня граф вызывает столько противоречий.
        Ииногда мне чудилось, будто вих взгляде, обращенном награфа, проскальзывает какой-то безотчетный, апотому итрудноуловимый ужас. Как еслибы унего был брат-близнец, что наглазах увсех совершил массу гнусностей. Вроде ипонимаешь, что это был неон, абрат, нокогда они так похожи…
        Все это только путало меня еще больше, заставляя чувства смешиваться окончательно иразмышлять, анепридумываюли я? Непытаюсьли просто найти соответствия для своего страха ипотому вижу то, что мне подходит, авовсе нето, что есть насамом деле?
        Итолько один суровый светловолосый воин смотрел награфа сабсолютно иным выражением, которое я немогла отличить, нозато точно знала - уж это мне нечудится.
        Наменяже воин кидал взгляды полные жалости. Ивэтом тоже я была абсолютно уверенна.
        Иногда мне казалось, будто он вот-вот скажет мне что-то важное. Ноон смотрел награфа, холодно-безразличного, илишь опускал глаза.
        Ия так инеузнала, ктоже он такой.
        Граф обращался кнему просто поимени - Викторий - и, казалось, выделял его среди прочих своих вассалов. Спроситьже, кем ему приходится этот рыцарь, я нерешалась - слишком пугал меня холодный вид графа, апотому я просто кидала всторону воина любопытные взгляды.
        Однажды всеже эта загадка прояснилась.
        - Викторий - мой друг, - как-то странно усмехнувшись, сказал граф, когда я вочередной раз смотрела наэтого сурового мужчину, так непохожего наостальных. - И, кстати, отличный солдат.
        - Солдат? - переспросила я, подумав, что он имел ввиду воина-рыцаря.
        Самже Викторий вэто время стоял довольно далеко, чтобы услышать нас, новсеже насекунду отвлекся ипосмотрел внашу сторону.
        - Да, солдат, - охотно пояснил граф. - Сын серва, которому пришлось сражаться вместо того, чтобы сеять.
        Серва? Крепостного крестьянина? Значит, исамон…
        Это было немыслимо, пускать натакое место обычного простолюдина!
        Уже то, что он сидел сознатью должно было коробить рыцарей, так еще ирядом сграфом… аведь он даже неоруженосец!
        Нет, я всегда вполне лояльно относилась кслугам, новсеже, такое вопиющее нарушение этикета! Да еще некаким-нибудь странствующим шевалье, апэром, сильным имогущественным! Тем, ского, наоборот, остальные должны брать пример!
        Кажется, мои мысли слишком четко отразились намоем лице, потому что вследующую секунду взгляд дьявольских глаз прожег меня насквозь.
        - Это мое решение иосуждать его я никому несоветую, - процедил граф иотошел кВикторию.
        Больше я неподнимала эту тему, тем более что остальных рыцарей этот факт нисколько несмущал.
        Впрочем, вскоре я поняла, что Викторий вполне даст фору любому лорду своим острым умом, манерами иидеальной памятью. Аеще он умел илюбил танцевать, инаблюдать заним втакие минуты было настоящим удовольствием. Сам граф напирах уделял мне только первый танец (ито, делал это холодно, словно отдавая дань ритуалу вежливости), апосле чинно сидел воглаве стола, ая рядом сним.
        Постепенно я свыклась стем, что уграфа свои причуды касательно Виктория, равно как истем, что сижу застолом рядом ссыном серва.
        Новот то, кчему я всеже никак немогла привыкнуть, то, что недавало мне успокоиться - был сам граф.
        Иногда, стоило ему куда-то уехать, пускай даже ненадолго, как я начинала метаться встенах замка. Оставаясь водиночестве, я никак немогла успокоиться, немогла найти себе место. Словно мне НУЖНО было его присутствие рядом, его холодные прикосновения поночам идаже тот жуткий, сверхъестественный страх, что он внушал мне днем одним лишь своим присутствием.
        Словно я стала ЗАВИСИМА отнего заэти несколько месяцев брака.
        Конечно, жена всегда зависит отмужа, ноя никогда недумала, что это следует воспринимать настолько буквально.
        Илиже, мои чувства всеже стоит называть любовью? Нокакже непроходящий страх? Разве можно бояться любимого? Разве можно любить того, оком ничего незнаешь?
        Прежде я испытывала такие чувства только котцу, матери ибрату. Ното было что-то нежное исовершенно без страха.
        Чувства кграфу были какие-то нетакие. Какие-то БОЛЬНЫЕ. Особенные, непохожие ни начто. Неправильные, неуместные.
        Единственное, что утешало меня, так это надежда наребенка. Возможно, наследник заставит графа сменить дневной холод натепло? Возможно, именя он заставит сменить страх изависимость нанежность? Возможно ИСПРАВИТ то, что я даже немогу назвать любовью?
        Впрочем, кроме моих странных чувств кграфу, куда больше меня пугала та вторая «Я», что просыпалась отприкосновений его холодных пальцев каждую ночь.
        Поутрам я сожалела, я стыдилась своего поведения, нонаступал вечер, ия уже немогла себя контролировать. Я молилась, я просила вынуть изменя ЭТО, новсе было бесполезно истоило только графу отдернуть тяжелый полог балдахина, как я переставала существовать сама посебе, растворяясь внем. Вего грубых объятиях ижестоких прикосновениях.
        Все это съедало меня, заставляя чувствовать себя неправильной, грешной, грязной. Ведь мать моя никогда нерассказывала, что отЭТОГО можно получить такое удовольствие. Наоборот, ЭТО было вроде долга. Супружеского долга, необходимого для того, чтобы получить наследника.
        Иженщина должна была отдавать этот долг, аненаслаждаться, как портовая шлюха. Мужчина может получать удовольствие, женщина - нет.
        Выходит, я портовая шлюха?
        Я ненавидела себя, пыталась бороться, новсе было бесполезно - поночам граф становился хозяином моей воли, итело мое начинало жить собственной жизнью, необращая никакого внимания наблагочестивость мыслей.
        Ябы хотела рассказать обэтом кому-нибудь, ноэто непредставлялось возможным. Рози, что помогала мне вовсем, была надежной, ноделиться таким сослужанкой… нет, какбы стыд меня немучил, это былобы слишком.
        Священникаже уграфа ненаблюдалось из-за его сложных отношений сцерковью, ия даже немогла исповедаться. Хотя, непредставляю, как смоглабы рассказать обэтом наисповеди инесгореть отсмущения.
        Поэтому я водиночку несла груз своих грехов, что рос скаждой ночью, иуже распрощалась сраем, приготовившись гореть ваду зато время, что проводил сомной обладатель дьявольских глаз.
        Наверно, еслибы я своими глазами невидела, как он входит вцерковь, ябы всерьез решила, что граф - сам Сатана, что поднялся наземлю для совращения моей прежде невинной души.
        Лишь многим позже я поняла, что, посути, так оно ибыло.
        ***
        Чем дольше я жила взамке, тем сильнее становились противоречия, раздиравшие меня.
        Как это было исчувствами кграфу, когда я сначала боялась его, нопосле привязалась духовно ифизически, так это стало исмоими грехами.
        Раскаяние начинало все больше уступать наслаждению. Я словно ХОТЕЛА, нонемогла жалеть оночах, проведенных под белым каменным телом.
        Иэто тоже меня пугало. Как низко я смогу опуститься впогоне заэтим наслаждением? Иестьли еще куда ниже?
        Апотом начались провалы впамяти.
        Хотя, может они начались ираньше, нопоглощенная внутренней борьбой сраспутством истранными чувствами кграфу, я их просто незамечала?
        Насамом деле, это были несовсем провалы. Возможно, еслибы неРози, ябы никогда инеузнала оних.
        - Госпожа, вы так изменились после замужества, - заметила она, заплетая мне косу.
        Других служанок я старалась задействовать как можно меньше. Отчего-то челядь этого замка невнушала мне доверия. Странно, неправдали? Новсеже, нестраннее того, что творилось внутри меня, что происходило сомной. Нестраннее дьявольских глаз графа, пожирающих меня изнутри. Нестраннее его голодной усмешки, откоторой покоже бегут мурашки.
        - Разве? - ответила я, стараясь, чтобы голос звучал как можно нейтральнее, отгоняя эти мысли остранностях, что влезли так некстати.
        - Да, - Рози серьезно кивнула. - Я так давно невидела вашей улыбки. Аиногда вы настолько отвлечены, что я даже пугаюсь. Как вчера, например.
        - Вчера?
        - Да. Вы шли ксебе впокои, ия уж решила идти завами - вдруг понадоблюсь? Нограф появился изниоткуда иотослал меня накухню. Аувас тогда было такое лицо, словно это иневы вовсе, - несколько путано объяснила Рози ивиспуге замолчала.
        Всеже, я теперь графиня, аона - лишь служанка инеей судить омоем лице.
        Ноя пропустила это, потому что сейчас меня волновало совсем другое - я непомнила ничего, очем говорила Рози.
        Наоборот, я была совершенно уверенна, что весь вчерашний вечер провела завышивкой иуж точно неразгуливала позамку.
        Я попыталась вспомнить детали. Может, действительно, просто задумалась?
        Нонет. Вот я обедаю сграфом, апосле он провожает меня допокоев, ия непокидаю их досамого вечера, занимаясь рукоделием. Иникакой Рози вкоридорах. Служанки пришли уже гораздо позже, чтобы переодеть меня ко сну, ито, Рози среди них небыло.
        Однако если сам обед я помнила всамых мельчайших деталях, то последующее было странно размыто. Например, я несмогла припомнить, чтоже именно я вышивала икуда после положила неоконченную работу.
        Рози стояла молча, ожидая пока я заговорю сней. Ая все пыталась понять, почемуже тема рукоделия выскальзывает изпамяти?
        - Наверно, я просто устала, - наконец проговорила я иРози вздохнула соблегчением, услышав, что вголосе моем нет гнева, лишь растерянность.
        - Вам надо больше спать, госпожа.
        Это замечание заставило меня покраснеть.
        Недумаю, что Рози имела ввиду что-то ТАКОЕ - вее голосе звучала искренняя забота. Новсеже, фраза попала всамую грешную часть моей души, что доночи пряталась вдальнем углу. Действительно, я стала спать куда меньше прежнего - граф недавал мне этого.
        - Ты уверена, что это было вчера? - наконец спросила я, вернув лицу нормальный цвет кожи исправившись сосмущением.
        - Абсолютно.
        - Ладно. Ты можешь идти, - я махнула рукой, отсылая Рози изпокоев.
        Сейчас мне хотелось остаться одной. Раз заразом я прокручивала вчерашний день отсамого утра идотого момента, как пришел граф. Ираз заразом пыталась вспомнить, кудаже положила свое шитье. Новсе было бесполезно. Я даже попыталась его найти, новпривычном месте оказались лишь мои старые работы, оставшиеся такими, как я их помнила.
        «Может, Рози всеже ошиблась? Онаже служанка, что снее взять?» - снадеждой подумалая.
        Однако случай запомнился итеперь каждый раз, вовремя подготовки ко сну, я стала вспоминать, как прошел день.
        Лучшебы я этого неделала! Лучшебы я жила ни очем неподозревая!
        Нопосле разговора сРози выяснилось, что провалы впамяти уменя бывают довольно часто - раз вдва-три дня. Итакже, как исрукоделием, я будто знаю, чем занималась вэто время, нонемогу припомнить никаких деталей.
        Почему?
        Что действует наменя таким образом? Раньше я никогда нежаловалась напроблемы спамятью! Тем более, такие выборочные. Разве нестранно, что я могу показать каждое место, которого касались холодные пальцы графа ночью, нонемогу найти свое шитье, что оставила несколько минут назад?
        Это пугало меня изаставляло задуматься опричинах таких явлений. Однажды, когда я вочередной раз размышляла над этим, сидя застолом рядом сграфом, он посмотрел наменя, апосле усмехнулся.
        Я убеждала себя, что усмешка его относилась кдругим вещам, новнутренний голос твердил, что именно мои провалы впамяти его рассмешили, хотя я инеговорила оних вслух.
        Глава5
        Я молилась инадеялась, потому что ничего иного мне просто неоставалось.
        Молилась обисчезновении моей распутной, ночной стороны, так ненавистной мне. Инадеялась навыздоровление моей памяти, провалы вкоторой неимоверно пугали меня.
        Ноимолитвы, инадежды оказались напрасными. Кажется, ничто немогло остановить меня ночью, стоило мне только увидеть бледное тело графа, твердое как камень, прекрасное ихолодное, как горный ручей.
        Едва я видела его дьявольские глаза, так пугавшие меня днем, как мою волю словно сметало невидимой, номощной силой. Ия немогла противиться этому, немогла просто взять себя вруки ибыть сдержанной, как иположено благородной графине. Наверно, еслибы вэтот момент снебес грянул гром исам Господь сказалбы мне остановиться - ябы его непослушала.
        Я одновременно ихотела, инехотела всего этого. Хотела извиваться икричать, чтобы потом, вспоминая опрошедшей ночи, краснеть отстыда. Нехотела наслаждаться его доболи грубыми движениями, так легко пробуждавшими вомне ответное желание. Хотела, чтобы его сильные руки досиняков сжимали мои бедра, аутром, глядя наотпечатки его пальцев, запечатленные намоем теле умирать отсобственной распущенности. Нехотела просить его отом, очем днем несмоглабы даже подумать.
        Графже полностью осознавал свою власть надо мной, словно иначе немогло ибыть, иночами совершенно менялся. Приходя вмою спальню, он туманил мой разум своими прикосновениями, одним взглядом опуская впучину развратного удовольствия, оставляя там умирать, чтобы утром остудить пыл своим, доостроты вежливым, «Здравствуйте, графиня».
        Ноеслибы все ограничивалось только этим.
        Если ночь была обителью грешного удовольствия, то день постепенно становился моим личным адом. Ичем больше я обэтом думала - тем больше мне казалось, что я схожу сума.
        Суеверный страх перед графом, что должен был уже рассеяться заэто время (особенно отосознания того, что он неделал мне ничего плохого, только приятное) наоборот нарастал скаждым моим провалом впамяти.
        Адьявольские глаза пугали меня все больше ибольше, хотя, только познакомившись сграфом, я думала, что больше уже некуда.
        Таинственным образом этот страх тесно переплетался вмоем сознании снеизъяснимыми провалами памяти, словно именно граф был причиной моей забывчивости.
        Я все еще отчаянно пыталась сохранить хладнокровие, как это легко удавалось графу, нопаника скаждым днем становилась все ярче, аужас - отчетливее. Иэто неподдавалось никакому разумному объяснению.
        Вот граф вежливо говорит мне что-то, авнутренний голос кричит «Беги! Беги, пока непоздно!». Иктобы знал, чего втакие моменты мне стоило удержать налице выражение заинтересованности. Апотом ночь накрывает замок своим темным бархатом имой пугающий додрожи холодно-алый мир сменяется пламенем, вкотором я наверняка буду гореть завсе то, что позволяла себе сграфом.
        Я незнала, чего я боюсь (или желаю) больше - что день перерастет вночь, ивмоей жизни неостанется ничего, кроме невнятного страха перед собственным мужем, итак досамой смерти. Илиже, что страсть ипохоть ночи ворвется взамковый быт, ия навеки превращусь враспутную грешницу, неумеющую сдерживать свои потаенные желания, авсе графство будет знать отом, чтоже именно их пэр творит сосвоей женой.
        Ивот сегодня, спустя пять длительно-коротких месяцев, проведенных взамке, мои страхи воплотились вреальность, ичастичка дневного ужаса впервые сумела прокрасться ивцарство тьмы.
        Мне приснился кошмар, ия надеялась, что он больше никогда неповторится, задвинув втьму ту часть сознания, что наоборот жаждала повторения больше всего насвете. Хотя то, что это именно КОШМАР, анепросто неприличный сон, я смогла осознать лишь наутро - настолько вэтом сне мне было приятно, несмотря наоткровенную жестокость всего действия.
        Я ждала графа, как обычно, трясясь отпредвкушения. Ивидимо именно вэтот момент заснула, потому что все последующее просто немогло быть правдой (аесли имогло, выходит я всеже вышла замуж засамого дьявола, сумевшего обмануть законы ипереступить порог святого места).
        Мне снилось, что граф пришел.
        Он вошел, как всегда внебрежно расправленной рубашке, ослепляя идеальной, неживой, белизной тела.
        - Готова поиграть сомной? - хриплым голосом спросилон.
        Ночью граф всегда отбрасывал учтивое «Вы», аего тон терял привычную остро-отточенную вежливость, становясь жадным, голодным идоболезненного привлекательным.
        - Да, мой господин, - привычно ответилая.
        Обе фразы уже стали частью всего действа иповторялись каждую ночь. Графу нравилось то, как я произношу эти простые слова - сосмесью полной покорности, жадного желания ижгучей вины.
        - Сегодня все будет немного нетак, как прежде. Ноя уверен, тебе понравится. Неможет непонравится, - он наклонился ихищно провел языком помоей шее, жадно вдыхая запах кожи.
        Дьявольские глаза его сверкали втемноте, точно уволка.
        Как ивсегда бывало ночью, я растворилась вэтих кровавых озерах, забыв страхи ивсе то, что нестерпимо терзало меня каждый день. Вгруди осталось единственное желание, что мучило меня, точно жажда. Желание, чтобы он был ближе, еще ближе комне.
        Его прикосновения обжигали меня холодной, острой болью, ноиэто было как-то по-особому, мучительно, приятно. Ичем больше он утолял мою потребность вего теле, тем больнее иприятнее это оказывалось.
        Граф неотрывавший языка отмоей шеи, вдруг поцеловал меня. Прежде он никогда этого неделал вовремя наших любовных утех. Единственный раз, когда его губы коснулись моего тела - был еще тогда, вцеркви.
        Ноэта ночь оказалась исключением. Может, уже тогда мне надо было догадаться, что это лишь чересчур реалистичныйсон?
        Впрочем, меня (точнее, мою фантазию) оправдывало то, что игубами его прикосновения небыли нежными.
        Жадные, грубые, голодные.
        Его твердые пальцы впились вмое тело, сминая его, оставляя красные полосы нанежной коже. Ноиэто мне нравилось.
        Все, чтобы ни делал граф, все это погружало меня впучину чувственности. Даже если днем мысли обэтом вызывали лишь страх, отвращение ивину, без всякого намека нато немыслимое ночное возбуждение, граничащее сманией.
        - Хорошая девочка, - прошептал граф.
        Апосле одним резким толчком вошел вменя, одновременно впившись зубами. Я подалась ему навстречу, чувствуя, как пошее течет соленая струйка крови, иязык графа слизывает эти алые капли, чтобы через несколько секунд прокусить кожу уже вдругом месте.
        Мне небыло больно, хотя раны, изкоторых лилась кровь, были довольно глубоки. Нонет, наоборот, чем глубже граф вонзал вменя свои зубы, тем более приятно мне становилось.
        Аон кусал меня, скаждым новым толчком делая новый укус, невсегда вшею. Он кусал мою грудь, мои запястья, мои бедра, позволяя крови стекать помне, иногда слизывая ее, иногда размазывая покоже, рисуя какие-то таинственные замысловатые узоры.
        Его холодные пальцы то ласкали меня всамых укромных местах, то сжимали стакой силой, что причиняли боль, оставляя кровавые полосы ногтей, которые терялись наобщем алом фоне. Иэта боль отего жадных, голодных объятий перемешивалась внутри меня судовольствием, поэтому все, начиная отмучительного, практически обжигающего, льда его тела изаканчивая упоительными губами, приносило чувственное, пряноенаслаждение.
        Вэтот раз граф закончил быстро, равно как ия. Кровь, стекавшая помоему телу, поего лицу, алые узоры намоей коже, неоставлявшие белым практически ни одного сантиметра, соленый, терпкий запах - все это возбуждало его гораздо сильнее, чем обычные ласки. Равно как именя, будто мое удовольствие напрямую было связанно сего тонкой, невидимой, новполне реальной нитью.
        Ивот, апофеозом - последний толчок, яростный иглубокий, когда он сживотным рыком сжал мои ладони так сильно, что кажется, вывихнул мне запястья. Впрочем, иэта боль расплескалась вмоем личном море удовольствия, размешавшись схолодом отего тела, синяками отего объятий игорячей пульсацией его укусов.
        Кэтому моменту все мое тело было покрыто ранками, аграф выглядел как демон - рот испачканный вкрови, что казалась черной, такиеже черные руки, грудь, кубики живота. Инаэтом темном фоне - белые, слишком длинные для человека клыки иалые глаза, что горят сверхъестественным, дьявольским светом.
        - Атеперь спи, - все еще хриплым отвозбуждения голосом приказал он, ипосле этого я действительно заснула.
        Утром, едва проснувшись, я испуганно подскочила накровати, щупая шею руками. Кровь, укусы, боль - все то, что вчера мешалось снаслаждением, теперь вызывало панику иужас.
        Какже так вышло, что ночью я могла получать удовольствие отэтих ужасных вещей? Что сомной происходит? Почему я немогу противиться этой грязи ипохоти? Икто такой граф насамом деле?
        Дьявол, инкуб, вчеловеческом обличье? Один изсыновей Мелюзины[5 - Мелюзина - фея изсредневековых легенд. Раймондин, владелец замка Руссе, племянник графа Пуатье, встретил Мелюзину влесу ипредложил вступить вбрак. Мелюзина согласилась, поставив условие, что муж никогда недолжен входить вее спальню посубботам (вэто время она превращалась взмею ниже талии). Легенды оМелюзине были широко распространены воФранции впериод действий романа, асама Мелюзина считается прародительницей дома Лузиньянов. Однако среди людей также бытовало поверье, будто Мелюзина имеет демонические корни, авее детях течет кровь демонов (поэтому они настолько красивы, удачливы, богаты ипр.). Именно это иимеет ввиду графиня, упоминая Мелюзину.], илиже просто демон, сумевший выглядеть как мужчина?
        Мне уже приходили эти мысли, новедь я своими глазами видела, как он ступал насвятую землю, ипотому несмела оправдывать свою собственную греховность демонической природой графа. Хотя после того, что я видела (также своими глазами) сегодня ночью сомнений уже немогло остаться.
        Граф - инкуб, ибо только демон мог заставить меня наслаждаться теми дурными действиями.
        Ичто мне теперь делать?
        Смириться игореть вмучительно-приятном огне, илиже обратиться кцеркви? Ведь незря граф имел проблемы сней. Нужно было ссамого первого дня пойти ксвященнику.
        Ночто я скажу?
        «Мой муж - дьявол. Каждую ночь он пробуждает мои скрытые темные желания, анедавно начал пить мою кровь»?
        Ивсе равно я остаюсь грешницей, ведь он только пробуждает МОИ желания.
        Дьявол никогда неприходит без спроса.
        Авдруг молитва неподействует нанего, как неподействовала сила святой земли нанашем венчании? Что тогда мне останется?
        Убьетли он меня сразу, узнав опредательстве, или решит мучить досамой смерти, делая пытки все более нестерпимыми?
        Аесли слова священника всеже заставят графа исчезнуть, обратившись впепел, то как я буду жить дальше без НЕГО?
        Заэто время он стал моей частью.
        Грешной, больной, ночастью. Тем, вком я отчаянно нуждалась, оставаясь водиночестве. Тем, кем я дышала, отравляя свои легкие. Так смогули я пережить его исчезновение, илиже, как та его первая невеста, покину мир вслед заним? Тогда меня ничего неспасет отпламени ада, ноесли граф - сам дьявол, то стоитли сожалеть?
        Если ваду небудет раскаяния истраха, аостанется лишь похоть, страсть инаслаждение? Если после смерти меня будут ждать лишь его алые глаза, мрамор тела ихолодный жар ночных объятий? Нелегчели тогда смириться сосвоей судьбой, ведь врядли теперь мне помогут раскаяние имолитвы?
        Да икак они могут помочь, если я нераскаиваюсь, каждую ночь окунаясь вдьявольские глаза икрича отудовольствия, что доставляют мне прикосновения его холодных пальцев.
        Завсеми этими суматошными, судорожными мыслями я даже незаметила, что шея, которую я продолжала сжимать ладонями, была совершенно гладкой.
        Я подняла одеяло, нокожа сияла бархатистой белизной инаней небыло ни укусов, ни синяков.
        Ничего непонимая, я поспешно огляделась. Простыни были чистыми иникаких намеков наночное кровавое раздолье я обнаружить несмогла.
        Услышав мое пробуждение, впокои заглянула Рози.
        - Госпожа, изволите одеваться? - спросила она, ноувидев мой испуг, подошла ближе. - Госпожа, свами все впорядке?
        - Чтоже происходит? - растеряно прошептала я, приложив ладони клицу, незамечая ничего вокруг.
        - Госпожа? - Рози несмело подошла ко мне. - Вас кто-то напугал? Или вас обидел господин?
        Услышав слово «господин», я вздрогнула, точно отпощечины.
        Былли он вчера здесь, илиже все произошедшее - лишь кошмар, насланный нечистым? Ноесли икошмар, то отчего такой реальный?
        Ведь я помню каждый укус графа икаждое прикосновение холодных пальцев игуб.
        Да иговоря честно, былоли это кошмаром, если его укусы приносили мне куда большее наслаждение, чем все наши прошлые ночи?
        - Что он сделал вам, госпожа? - сегодня Рози проявляла удивительную настырность.
        Ипочему-то она несомневалась, что причина моего такого тяжелого состояния - граф.
        Нонеуспела я ответить, как вошел сам виновник странного, пугающего сна. Это был первый раз, когда граф появился вмоих покоях при свете дня (хотя комнату освещали преимущественно факелы - сквозь узкую бойницу солнце почти непроникало).
        Властным жестом граф услал прочь заботливую Рози иобратился ко мне, едва затой закрылась дверь.
        - Прости, что вчера несмог навестить тебя, - он плотоядно усмехнулся. - Нообещаю, что сегодня мы наверстаем все сполна.
        Инедожидаясь ответа, граф вышел прочь.
        - Госпожа, госпожа! - Рози подбежала ко мне, недав остаться одной. - Расскажитеже ивам станет легче. Что он вам сделал?
        Некоторое время я молчала, никак невсилах справиться ссобой.
        Я незнаю, отчего я была удивлена больше - оттого, что граф непришел вчера ночью, ивсе произошедшее было лишь слишком реальным кошмаром. Или оттого, что он пришел сегодня, ссамого утра, впервые смомента нашей свадьбы, отбросив свою острую дневную вежливость, итаким образом воплотил вжизнь мой второй страх.
        Только вот, сейчас эта фраза вовсе невозбуждала, анаоборот, пугала меня. Ия незнала, хочули я, чтобы так было, илиже отстраненность ибезразличие принесут мне куда больше спокойствия.
        - Все впорядке, Рози, - наконец сказала я служанке, что была действительно обеспокоена. - Граф несделал мне ничего дурного.
        - Нокогда я вошла - навас лица небыло!
        - Кошмар. Просто очень реальный кошмар, вот ивсе, - ия незнала, кого я больше успокаиваю этими словами.
        Рози, или себя?
        ***
        Этот кошмар словно стал первым маленьким снежком, изкоторого впоследствии вырастает огромный ком. Иеслибы тогда я знала, чем все обернется, то ябы уделила этому куда больше внимания, анепросто постараласьбы утешиться пустыми отговорками.
        Нолюдям несуждено видеть будущее, ипотому я списала кошмар нарасстройство отсвоей семейной жизни, анебольшие провалы впамяти - усталостью. Хотя откуда было взяться усталости, если здесь я ничего неделала, кроме как сидела сграфом застолом, гуляла, да вышивала?
        Моя мать всегда занималась замковым хозяйством. Разумеется, она неубиралась, ноуправляла прислугой, следила, чтоб зерно изапасы доставляли всрок, акрестьяне платили талью. Ия готовилась ктакомуже быту. Ведь как-то так обычно искладывается, что хозяин замка воюет изанимается другими важными делами, ахозяйством заправляет его жена (разумеется отлица мужа).
        Нограф непозволял мне выходить запределы полотна для вышивки. Он твердо держал весь взамок всвоем холодном кулаке иприслуга, кроме Рози, слушалась впервую очередь именноего.
        Моимже местом оставалось лишь ложе, которое он посещал практически каждую ночь. Нодаже здесь хозяином был именноон.
        Внекоторые места мне ивовсе был запрещен вход.
        Однажды я гуляла позамку. Это было наследующий день после злосчастного кошмара. Я знала, что граф сейчас находится воружейной. Он практически непокидал замка при свете солнца, предпочитая надежность его стен. Впрочем, вэтом я как раз его понимала. Лето выдалось настолько знойное, что прохлада крепости была единственным доступным спасением отдухоты.
        Наступившаяже осень принесла ссобой дожди, серость ипромозглый ветер. Взамке, где сейчас жарко горели факелы, агобелены, развешанные постенам, спасали (хоть инесовсем доконца) отсквозняков, было несколько уютней.
        Я нехотела случайно столкнуться сграфом. После того, утреннего, разговора кмоему суеверному страху (который инедумал исчезать), примешивался теперь истрах того, что он превратит день вночь. Этогобы я точно непережила исгорелабы состыда. Хотя меня удивляло, что Господь все еще непокарал меня молнией замою похоть иразврат.
        Ивот я решила спуститься напервый этаж, или даже посмотреть подвалы. Нето, чтобы мне была так уж интересна подземная часть замка, просто я нехотела ни выходить под мелкий, промозглый дождь, ни встречаться сграфом.
        Ноя несмогла туда попасть.
        Около массивной двери стояло два привратника ивместо того, чтобы услужливо распахнуть передо мной створки, они молча загородили собой проход.
        - Вы знаете, кто я такая? - надменно проговорила я, задрав подбородок.
        Ноони даже неответили, все также молча загораживая дверь. Казалось, будто вместо глаз уних блестящие пуговицы - так сосредоточенно, иодновременно бессмысленно, они смотрели наменя.
        Я предприняла еще пару попыток попасть внутрь, угрожая им расправой, гневом графа ивсем, чем только смогла придумать, ноони так инепроронили ни слова, имне пришлось отступить.
        Спрашивать уграфа отом, чтоже находится задеревянной дверью, я нерискнула, равно как ипробовать спуститься вподвалы ещераз.
        Тем более, что вскоре меня стало волновать совершенно другое.
        Мои провалы впамяти («слепые пятна» - так я называла их про себя) никуда неделись. Ивсе усилия припомнить какие-то детали этих пятен были тщетными. Словно кто-то затирал мне память, подсовывая взамен какие-то яркие, носовершенно плоские образы, которые при ближайшем рассмотрении начинали трещать пошвам.
        Ноеслибы дело ограничивалось только этими пятнами. Через два дня после моего неудачного визита я заметила несколько свежих ран насвоем теле. Попытки припомнить, гдеже я могла так покалечиться, ничего недали - память артачилась, отвечая пустотой.
        Апотом эти раны… исчезли.
        Вот они были, ноя моргнула - иих уженет.
        Это действительно напугало меня больше всего остального.
        Что происходит?
        Беспричинный страх, который граф вызывает уменя, слепые пятна, когда я непомню, чем конкретно занималась, атеперь еще ираны, что появляются иисчезают. Все это походило напомешательство, ия просто незнала, что мне делать.
        Теперь жизнь окончательно разделилась надень иночь.
        Днем я тихо сходила сума, замечая то, чего нет (вроде ссадин исиняков), суеверно боясь дьявольских глаз графа иотчаянно пытаясь найти объяснение всему происходящему сомной.
        Ночьюже я отдавалась вовласть порока, забывая обо всем, получая только удовольствие отприкосновения холодных пальцев всамых сокровенных частях, отрезких движений, пронзающих меня, казалось, насквозь иотдалеких губ, изогнутых вусмешке, что ласкали меня лишь вмоих снах.
        Иконечно, днем я молчала обо всем, что происходит сомной, натягивая налицо улыбку, скрывая таким образом свой страх. Аночью мне было просто недоэтого.
        Да ичтобы я сказала графу?
        Что боюсьего?
        Что схожу сума?
        Что готова умереть состыда, вспоминая ночи ибольше всего хочу перестать поддаваться его ласкам?
        Недумаю, что он помогбы мне вовсем этом.
        Хотя иногда граф ломал свою дневную маску острой вежливости, ия ловила насебе насмешливый взгляд его дьявольских глаз ихолодную усмешку, так непохожую напривычную отстраненно-безликую улыбку.
        Икаждый раз это происходило, когда я размышляла освоих проблемах, пытаясь убедить себя вих несущественности.
        Казалось, будто граф читает мои мысли исмеется над их глупостью ихаотичностью. Иэто усиливало мой страх перед ним, ибыло очередным доказательством моей болезни.
        Мой ангельски-красивый дьявол-искуситель, ты сводишь меня сума.
        Глава6
        Мы прожили вместе несколько лет, ия едва держалась натой тонкой границе, где заканчивается легкое помешательство иначинается настоящее сумасшествие.
        Аможет, мне лишь казалось, что я держусь, анаделе я уже давно переступила порог, окунувшись вбездну безумия?
        Каждый раз, когда я засыпала, мне снились глаза графа.
        Два кровавых озера сверкали вкромешной темноте, ия бежала прочь, как можно дальше, ноони всегда настигали. Отних было невозможно спрятаться, они мерцали алыми всполохами, подавляя мою волю ипробуждая совершенно чуждые мне желания.
        Восне казалось, будто они забирают уменя что-то важное, что я обязательно должна знать. Икакбы я ни старалась, сама я это уже неверну. Потому что вернуть это может толькоон.
        Дело тут было даже невего холодной вежливости днем иневтом, как граф обращался сомной ночью. Нет, просто современем уменя появилось навязчивое, неотступное чувство, будто я чего-то незнаю. Чего-то очень важного, связанного непосредственно сграфом. Чего-то ужасного, очем я могу вспомнить, лишь глядя вэти алые колодцы.
        Могу, ноневспоминаю.
        Единственной отдушиной стал для меня Викторий. Незнаю, почему, ноя рассказала ему, пускай далеко иневсе. Я сама непоняла, как так вышло. Ведь теперь я графиня, ичтобы ни происходило вмоей голове, какбы меня это ни терзало, я должна блюсти честь ирепутацию своего мужа исебя самой.
        Аразболтать кому-то отом, что я награни безумия… это врядли способствует репутации.
        Уж незнаю, что наменя нашло. Возможно, это был один изтех дней помешательства, когда я немогла вспомнить детали своихже действий. Илиже его алые, как уграфа, глаза заставили меня выдать свои тайны. Ноя рассказала Викторию онекоторых странностях.
        Вообще, они были доневозможности одинаковые иодновременно совершенно разные.
        Руки Виктория, когда он галантным, несвойственным простолюдину жестом, брал меня под локоть, были такимиже обжигающе-ледянными. Кожа его буквально светилась белизной, анасолнце он никогда невыходил, даже ненадолго.
        Новотличие отграфа, холодным было только его тело. Он неоттолкнул меня после моего откровения, аего алые глаза, светились лишь сочувствием изаботой.
        Он стал для меня другом, хотя после того, как мы сблизились, мои провалы стали учащаться, араны, то появляющиеся, то исчезающие намоем теле были все кровавей иужасней, доставляя невыносимую боль, пусть даже она ибыла лишь плодом моего воображения.
        Это было несколько странно. Отчего-то я была уверена, что все мое сумасшествие каким-то образом связанно лишь сграфом, ноникак несостальными членами замка.
        Ведь когда я общалась сРози все было впорядке. Хотя Рози я инедоверяла столь сокровенные тайны.
        Впрочем, я даже неуспела рассказать Викторию обухудшении своего состояния.
        Словно почувствовав, что отобщения сним, мое сумасшествие только нарастает, он сам предложил прекратить нашу дружбу.
        Я немогла понять, неужели это действительно было так заметно?
        Я наивно считала, что держу свои страхи вкулаке исохраняю лицо. Что никто взамке незамечает тех вещей, которые творятся сомной. Что годы обучения этикету непрошли даром, ия могу оставаться спокойной внеше влюбой ситуации.
        НоВикторий заметил все сразуже, исказал, что общение сним сделает мне только хуже, акогда я попыталась выяснить подробности, он промолчал.
        Однако я действительно непонимала, как его забота ивнимание, после которых я чувствовала явное облегчение, могут мне повредить. Ведь он был моей отдушиной вэтом царстве страха. Единственным человеком, скоторым я могла поговорить, неопасаясь засвою репутацию, или зато, что обо всем узнает граф. Единственным, после Рози, вэтом замке, ккому я испытывала нежные чувства, так непохожие намою больную, одержимую привязанность кграфу.
        После долгих разговоров Викторий сдался.
        Соглашаясь продолжить наше общение, он выглядел печальным, напоследок заметив, что надеется, что я невозненавижу его, когда все пойму. Ибольше он никогда невозвращался кэтой теме.
        Хотя, как ябы смогла возненавидеть своего единственного илучшего друга вэтом, все еще чужом мне замке, пусть иформально я считалась здесь полноправной хозяйкой?
        Я дорожила Викторием иникогда неотказаласьбы отнего.
        О, какбы я хотела чувствовать ксвоему мужу хотябы часть той теплоты инежности, что испытывала кВикторию.
        Илиже увидеть вглазах графа отблеск тойже заботы, скакой смотрел наменя его друг.
        Нонет.
        Сама я уже несмоглабы жить без графа. Он разрывал мое сердце острой болью натысячи частей, наполняя каждую изних страхом, пополам сострастью. Он учил меня бояться собственных желаний ижелать ужасающе-невозможного. Он заставлял меня дышать им одним изадыхаться водиночестве, хотя при этом отравлял собой воздух, меняя любовь назависимость.
        Он был невозможно-холоден ипо-животному горяч.
        Инесмотря напрошедшее смомента нашей свадьбы время, мы так инестали близки хоть вчем-то, кроме постели. Мы мало знали опристрастиях друг друга итех милых привычках, которые есть укаждого, мы никогда неподдерживали друг друга иневели задушевных разговоров.
        Да мы вообще практически необщались, особенно днем.
        Если это было время обеда, или ужина, то мы просто сидели рядом застолом, чинно кивая рыцарям идруг другу. Ихотя смоей стороны всегда было искреннее желание хоть как-то заинтересовать своего мужа, нограф, как ивпервые дни, оставался доостроты холодно-вежливым.
        Он поддерживал светскую беседу, которая сводилась кпогоде заокном, падежу скота вэтом месяце, или политическим событиям, вроде восстания вЛеоне, или смерти последнего короля издинастии Каролингов иизбрании Гуго Капета наэту должность. Нодальше дело нешло.
        Ночьюже разговоров небыло. Ведь немогу я считать заразговоры те грязные стоны иразвратные слова, которые он вырывал изменя. Икак только он неуставал снова иснова, каждую ночь придумывать разные способы опускать меня вбездну сладкого бесстыдства?
        Иникогда, ни один раз мы незатрагивали чувства.
        Конечно, я осознавала, что выхожу заграфа, владетельного сеньора, анеконюха. Что все будет куда серьезней. Что я должна буду соответствовать. Новсеже, я оказалась неготова ктакому холодному дневному равнодушию.
        Он называл меня неиначе, как «графиня» ивскоре мне стало казаться, что я забуду собственноеимя.
        Акогда однажды я попыталась, переборов свой страх, завести разговор отом, что испытываю кнему (конечно я несобиралась говорить правды, нонадеялась, что такой разговор вызовет ответную реакцию), то просто несмогла вымолвить ислова.
        Я стояла, подавившись несказанным, аграф мерцал своими алыми глазами.
        - Вам что-то необходимо графиня?
        Он вскинул свои темные брови, ая, так инесумев открыть рот, лишь помотала головой.
        - Вот ихорошо, - он усмехнулся, обнажив белоснежные зубы, - ато я подумал, что вы мне прямо тут влюбви признаваться начнете. Правоже, мы некрестьяне, изнаем, что выше чувств есть долг.
        Изакончив свой маленький монолог он ушел, даже необернувшись, оставив меня вполной растерянности.
        Как он так легко угадал мои невысказанные слова? Ипочему, собственно, они остались невысказанными?
        Несколько лет семейной жизни, икчему я пришла?
        Распутство, которое граф лишь поощрял всеми возможными способами.
        Все таже его замкнутость, как вчувствах, так ивделах замкового хозяйства.
        Моя больная привязаннасть кего холоднлму телу ихищной улыбке, имой страх перед его алыми глазами.
        Единственный друг, что одновременно исамый близкий человек для графа.
        Безумие, нарастающее скаждым месяцем.
        Имоя бездетность.
        Ведь несмотря нанаши жаркие ночи, заэти несколько лет, я так инесмогла родить ему наследника.
        Хотя, казалось, графа это нисколько несмущает. Он невыказывал мне претензий, незлился инеугрожал променять меня, «пустоцвета», наболее здоровую. Это было весьма странно для столь владетельного сеньора. Мужчинам нужен наследник, это естественно.
        Новсе, что естественно для других, было совершенно неприменимо кграфу.
        Однажды, когда граф вочередной раз пришел вмою спальню, я заговорила сним обэтом. Возможно, стоилобы выбрать более подходящее время иместо для такого серьезного разговора, ноднем мы молчали оличном, так чтоже еще мне оставалось?
        - Господин? - спросила я спридыханием, когда граф жадно шарил помоему телу, заставляя выгибаться ему навстречу.
        Вответ он лишь вопросительно вскинул брови ирезким движением вошел вменя, заставив вскрикнуть отнаслаждения.
        - Господин, почему унас нет детей? - едва находя силы, выговорила я, жадно хватая ртом воздух истараясь непотеряться вэтом море разврата.
        - Ты сильно хочешь? - спросил он, остановившись ипрожигая меня своими алыми глазами.
        Странный вопрос. Я думала, он тоже этого хочет, ведь дети это конечная цель любого брака.
        Нода, я хотела этого всей душой. Ия готова была ради этого начто угодно.
        Отвечать мне непонадобилось.
        - Ну значит, они утебя будут, - своим приятным голосом проговорил граф ивернулся кделу.
        Втот раз он закончил скомканно ибыстро, что было для него необычно. Апотом ушел, оставив меня, чтобы вернуться уже восне.
        Это был один изтех кошмаров, вкоторых мне небыло страшно, икоторым я ужасалась уже наутро.
        Внем граф кусал меня зашею, ая счастливо размазывала свою кровь поего мраморной груди все повторяя, что унас будет ребенок. Графже вответ сверкал своими дьявольскими глазами иусмехался, обнажая острые, неестественно длинные клыки.
        Я забеременела сразуже после той ночи, словно поволшебству.
        Моему счастью небыло предела, итолько тогда я поняла, как много для меня это значило насамом деле.
        Икакже я была благодарна графу зато, что он подарил мне это счастье.
        Глава7
        Мое интересное положение ничего неизменило внаших отношениях. Граф, как ипрежде, продолжал каждую ночь навещать мои покои имой огромный живот ничуть немешал ему. Казалось, будто он его просто-напросто незамечает.
        Акогда он снимал свою рубашку, открывая моему взору мрамор идеального тела, замечать его переставала ия. Ведь холодные объятия графа по-прежнему пробуждали другую меня, заставляли забываться вгрешном наслаждении икричать отсчастья пополам сболью. Заставляли забывать, что я леди иктомуже, будущая мать.
        Быть может отэтого моя беременность проходила наудивление легко. Уменя невозникло привычных проблем, вроде тошноты ипрочего, кчему меня готовила старая служанка графа, которую, всилу ее опыта, мне невольно пришлось приблизить ксебе взамен моей милой Рози.
        Несмотря намое хорошее самочувствие, граф настоятельно нерекомендовал мне разгуливать позамку, да ивообще, выходить запределы своих покоев, едва живот стал заметен окончательно. Впрочем, произошло это только напятом месяце, когда как раз зачастили дожди ипохолодало.
        Поэтому мое вынужденное заточение недоставило мне особых неудобств, хотя втечении этого времени я общалась разве что сграфом, да сосвоей старой-новой служанкой.
        Рози заглядывала лишь пару раз - ее нагрузили работой вдругих частях замка, так она объясняла мне свое отсутствие. Ия скучала поее веселому щебетанию.
        Также редко ко мне заходил иВикторий. Он, казалось, неразделял моих восторгов насчет будущего ребенка, аего улыбка выглядела, словно приклеенная, ноникак неискренняя.
        Мне было несколько обидно отэтого, ведь он был моим единственным другом, однако я нестала упрекать его вэтом, или пытаться как-то выяснить отношения.
        Граф как-то упоминал, что уВиктория никогда небудет жены, потому что вдетстве он переболел итеперь неможет иметь детей. Алишать какую-либо женщину радости материнства, обрекая ее набездетное существование, он никак нехотел.
        Жалко.
        Викторий красивый и, востальном, здоровый мужчина, добрый иотзывчивый. Изнего вышелбы отличный муж иотец.
        Пускай его происхождение нестоль благородно, как мое, ноон смог достичь высокого места благодаря своему уму, ия нераз замечала, какими влюбленными глазами смотрит нанего Рози.
        Роды начались, когда зима отступила окончательно, и, как ибеременность, непричинили мне неудобств. Ребенок, словно стремясь быстрее увидеть белый свет, вышел легко ибез осложнений, асхватки были недолгими иненастолько мучительными, как я ожидала.
        Аможет, я просто привыкла кболи?
        Вконце концов, граф был несамым нежным любовником изачастую, если непостоянно, оставлял синяки намоих бедрах отсвоей крепкой хватки (иэто, неговоря уже обо всем остальном).
        Так что для меня все прошло легко.
        Когда мне передали этого маленького человечка, завернутого вчистую пеленку, меня переполнили счастье инежность. Кажется, я невидела прежде ничего прекрасней, чем это розовое личико сприлипшим пушком темных, как уграфа, волос.
        Иконечноже я была неимоверно признательна своему мужу заэто чудо.
        - Мальчик, моя госпожа, - сказала повитуха. - Надобы его кгруди приложить.
        Я послушно выполнила ее указание, ивскоре ребенок наелся иуснул. Мне нехотелось выпускать его изрук ни намгновенье, однако всеже, его пришлось отдать служанкам, чтобы исамой немного отдохнуть.
        Совершенно незаметно для себя я уснула идовольно крепко. Я спала, даже когда меня переносили впокои графа, чтобы, очевидно, поменять уменяпростыни иубраться. Проснулась я отегоже голоса.
        - Нет, графиню будить нестоит. Беременность ироды прошли тяжело. Кажется, я посылал своих людей закормилицей для ребенка. Отведите ее вдетскую иобустройте комнату рядом, - голос графа переливался приятным бархатом, хотя ибыл прохладен.
        «Норазве мне было тяжело? Зачем кормилица?» - хотела возмутиться я, однако непосмела перечить указаниям своего мужа.
        Словно почувствовав мое пробуждение, граф обернулся.
        - Вы проснулись, графиня? - он улыбнулся, обнажив острые белые зубы. - Лежите, вы хорошо постарались. Крепкий издоровый мальчик, который вырастет достойным графом.
        Голос его звучал тепло, даже ласково. Это было совершенно непохоже наего обычную, дневную холодность илиже наночную, животную, страсть.
        Это было нежно изаботливо, итак непривычно, что покоже пробежали мурашки.
        Неужели я добилась того, чего желала? Неужели рождение наследника растопило лед его сердца, такогоже промерзлого, как иего руки? Неужели теперь насмену моей болезненной привязанности игорячечной похоти придут уважение, дружба ивсе то, что я видела только уродителей, нони усебя?
        Хотелосьбы мне вэто верить.
        - Мне уже гораздо лучше, - ответила я, приподнявшись наподушках.
        Служанка тихой пугливой мышкой поспешила покинуть покои своего лорда, оставив нас наедине.
        - Вот как? Чтож, удивительно, что вы так быстро оправились. Я уже начал переживать заваше здоровье. Ивсе-таки, вам стоит отдохнуть.
        Исверкнув своими алыми глазами, он последовал заслужанкой.
        Я окончательно растерялась. Почему он говорит так, будто я была при смерти? Никогда я недумала, что беременность - это легко, нонапрактике оказалось, что обещанные муки родов меня миновали.
        Ведь, действительно, даже мое безумие отступило наэти месяцы.
        Пусть я также опасалась графа днем ижелала ночами. Пусть я также безоговорочно подчинялась воле его кровавых глаз имраморного тела. Нозато мои воображаемые раны непоявлялись, апровалы впамяти, если инепрекратились полностью, то значительно сократились. Илиже я, поглощенная предстоящим, больше недумала оних.
        Так почемуже все считают, что это было, наоборот, тяжело? Конечно, последние несколько месяцев я невыходила изсвоих покоев, нововсе неиз-за самочувствия. Зимой позамку гуляют сквозняки итак легко подхватить простуду, амоя спальня, вкоторой я завесила все стены тканями игобеленами, хорошо топилась. Да изапрет графа, пускай ивыраженный вформе рекомендации, невызывал желания его нарушать.
        Новот зачем граф нанял кормилицу? Ведь мое молоко никуда недевалось.
        Просто решил преодостерчься?
        Непроизвольно я прижала руки кгруди. Мягкая исовершенно нетяжелая. Новедь я хорошо помнила, как несколько часов назад кормила малыша. Какже так могло случиться?
        Скровати я поднялась действительно снекоторым трудом, истоило мне только встать наноги, как голова закружилась иперед глазами запрыгали черные точки. Организм ослаб исил совсем неосталось, хотя я только что поспала. Похоже, что я себя переоценила.
        Одеваться (благо одежду мне предусмотрительно оставили) было трудно, нозвать напомощь служанок я нестала. Завесь наш брак впокоях графа я была лишь второй раз, ведь обычно это именно он приходил ко мне. Ноитогда, исейчас мне хотелось поскорее убраться отсюда. Это место, как исам граф, вызывало вомне странный, иррациональный страх. Здесь я просто нечувствовала себя вбезопасности.
        Поэтому, струдом справившись сдурнотой иупадком сил, я торопливо вышла изпокоев графа ипоспешила всвои.
        Мою кровать успели прибрать, да ивообще комната выглядела светло ичисто, новней никого небыло. Зато изсоседней, еще несколько месяцев назад переделанной под детскую, доносились какие-то звуки.
        Там-то я инашла кормилицу смоим сыном наруках.
        Это была уже неслишком молодая, лет двадцати семи, женщина втеле, смозолистыми руками иуставшими, растерянными глазами. Она сидела накровати, которую принесли, очевидно, специально для нее, пока я спала, ичто-то тихо напевала малышу.
        - Госпожа, - увидев меня она нестала подниматься, нежелая мешать ребенку. - Вам надо лежать. Роды увас прошли тяжело, да ивсе мы слышали, как вы кричали.
        - Кричала? - я удивилась.
        Я, кажется, если ивскрикнула пару раз, то это небыло так громко, чтобы услышать могли «все мы». Да ипочему она появилась здесь настолько заранее?
        - Нотеперь все хорошо, и, главное, вы здоровы, да иребеночек тоже, - продолжила кормилица, незаметив моей растерянности.
        - Да, все хорошо, - ответила я, убеждая себя, что все это какие-то глупые мелочи.
        Ну подумаешь, граф нашел кормилицу еще домоих родов. Возможно, он просто подстраховался. Ктомуже, я всегда смогу разобраться сэтим позднее, асейчас важно совершенно другое.
        Дождавшись, пока ребенок наестся, я взяла его наруки.
        Малыш. Мой малыш. НАШ малыш.
        - Раймунд, - прошептала я. - Будущий лорд.
        Мое счастье имоя надежда нанормальную жизнь сграфом.
        Тем временем, будущий лорд, названный так вчесть уже покойного деда, расплакался имне пришлось вернуть его кормилице, укоторой, всилу ее возраста, имелось больше опыта, нежели уменя.
        - Надо сделать вот так, - пояснила она, похлопав малыша поспинке. - Новы легко научитесь.
        Однако толком успокаивать маленького Раймунда я так иненаучилась, хотя следующие несколько месяцев пролетели для меня слишком быстро.
        Рози ивсе остальные слуги рассказывали отом, какими трудными были мои роды ибеременность. Как граф, опасаясь замое хрупкое здоровье, никого ко мне непускал, икакже он был рад своему будущему наследнику.
        Будь я замужем закем-то другим, ябы действительно списала все это наизлишнюю заботу. Ведь мужчинам непонять материнства, алюбой крупный лорд, жаждущий наследника, действительно могбы волноваться из-за пустяков, проявляя чрезмерную осторожность.
        Любой, нонеграф.
        Я была его женой, ноон никогда небыл по-настоящему моим мужем. Холодный ижесткий, он вызывал уменя возбуждение, страх изависимость, нонечувство надежности. Да ижелания позаботиться хоть оком-то прежде никогда непоявлялось вего дьявольских глазах. Похоть, жажда власти… нонезабота.
        Однако я молчала. Разве был какой-то смысл спорить стем, что граф волновался заменя? Ктомуже, я слышала это так часто, что даже стала сомневаться втом, что все действительно было так легко, как я помню.
        Может я просто забыла все неприятные моменты, как прежде забывала всякие мелочи?
        Влюбом случае, я ни скем неделилась своими сомнениями. Викторий после рождения Раймунда отдалился еще сильнее, нонесчитая этого, уменя просто небыло времени поговорить сним. Когдаже появлялась свободная минутка, то я немогла его найти.
        Впрочем, водин изтех раз, когда мне удалось перекинуться сним парой слов, он сказал то, что меня совершенно непорадовало.
        - Ты действительно дорога мне, хотя инезнаешь ографе даже десятой части того, что знаю я. Исейчас мне больно смотреть натвое счастье, потому что оно неминуемо закончится. Граф прежде невыглядел столь нежным, ноэта нежность будет иметь для тебя свою цену, - Викторий был серьезен, ноувидев страх вмоих глазах натянуто улыбнулся. - Впрочем, возможно вомне говорит лишь зависть, иты смогла изменитьего.
        После этого мое желание поделиться сним своими чувствами немного поутихло.
        Сграфомже я ипрежде никогда неоткровенничала, инебыла близка. Хотя появление наследника иизменило его, ябы все равно нерешилась заговорить сним обэтом. Ещебы, ведь нехватало только испортить его непривычную ласковость своими странными разговорами.
        Даже незнаю, чему я радовалась больше - своему новорожденному сыну, или тому, что граф ведет себя как настоящий, заботливыймуж.
        Нет, он приходил ко мне каждую ночь, как ипрежде. Иребенок скормилицей, спящие всоседней комнате, ему немешали инесмущали.
        И, как ипрежде, он заставлял меня делать то, чего ябы никогда несделала. Как ипрежде, ночью он был моим личным дьяволом, внушая зависимость кего мрамору кожи итвердости мышц, заставляя зарабатывать себе место ваду.
        Как ипрежде, его глаза полыхали алым, ион был жаден. Как ипрежде, я могла говорить ему только «да», какойбы извращенный грех он непредлагал. Имне продолжали сниться мучительные кошмары, несущие всебе кровь иудовольствие. Кошмары, после которых я просыпалась мокрой вовсе неотужаса.
        Ноесли ночь осталась прежней, неся всебе огонь, похоть иживотную страсть, то день изменился.
        Ледяную остроту безразличия сменили заинтересованность иучастие. Граф всегда был любезен, нотеперь вего словах я слышала настоящую теплоту изаботу. Иотвечала ему темже, стараясь изо всех сил удержать внем это новое ихорошее.
        Ребенком граф особо неинтересовался, впрочем, это как раз было нормально. Мужчин редко умиляют кричащие розовые младенцы, аграф был суров понатуре, иначе несмогбы завоевать иудержать столько земель.
        Яже любила Раймунда так, как любить умеет только мать. Конечно, разве может быть как-то иначе? Однако куда больше времени он проводил сосвоей кормилицей. Ещебы, ведь утой весьма ловко выходило сним справляться, амнеже казалось, будто я все делаю нетак, как надо, неправильно инелепо.
        Впрочем, мое разочарование вэтом плане компенсировалось вниманием состороны графа. Однако несмотря наизменения вего поведение, моя зависимость кнему никуда неисчезла, равно как истрах, что тенью затаился вуголке моей души.
        Только вот теперь я боялась того, что прежний холодный граф вернется.
        Как я смогу снова вежливо улыбаться, глотая его пренебрежение, если сейчас я узнала, что значит внимание?
        Я захлебывалась своей, все еще больной любовью кграфу, увязая вэтих странных чувствах все больше ибольше. Аграф, словно читая мои мысли, заставлял меня тонуть всвоих алых глазах, улыбаясь тепло инежно.
        Он был непросто моим мужем илюбовником. Он был моим господином имоим богом, ради которого я моглабы сделать все. Он был моей верой ирелигией.
        Ия незнала, чтоже правильно.
        Моя привязанность, даже зависимость кмужу, или любовь ксыну.
        Странно, откуда уменя вообще могли возникнуть такие мысли, ведь правильно уважать мужа илюбить своих детей, так разве стоит задумываться над тем, что приоритетнее?
        Однако я задумывалась, ибуквально разрывалась между графом исобственным ребенком. Отчего-то это казалось мне двумя несовместимыми вещами, хотя ничего несовместимого вэтом, конечноже, небыло.
        Ведь Раймунд был НАШИМ ребенком.
        Я металась, невсилах выбрать, ктоже изних двоих мне важнее, хотя никто инезаставлял меня выбирать. Нораз заразом я возвращалась кэтому.
        Когда я нянчила Раймунда мне казалось, будто своей любовью ксыну я предаю графа. Имне отчаянно хотелось, бросив все, увидетьего.
        Когдаже я оставалась сграфом, то переживала заребенка, хотя ночами он легко заставлял меня забыть обэтом.
        Через полгода я поняла, что, кажется, невидела мужа вместе ссыном после того, первого, раза. Впрочем, возможно я просто незаметила, как он навещал его? При желании граф мог становиться бесшумным, словно кошка ипервое, после замужества, время я иногда пугалась, увидев его, возникшего словно изниоткуда, сбезразличным лицом, накотором лишь алые глаза сияли усмешкой.
        Возможно, ябы так ипродолжала мучить себя посовершенно надуманным причинам, которых, как икогда-то моих воображаемых ран, просто несуществовало, нограф вновь стал холоден, как прежде.
        Я невидела совершенно никаких причин для этого, нобыла готова отдать все, что угодно, чтобы вернуть обратно его расположение.
        Пожалуй, все, кроме Раймунда.
        Однако граф никак нереагировал намои отчаянные, нодовольно неуклюжие попытки. Он словно неслышал ласковых слов, которые я говорила ему днем иночных просьб сделать то, начто прежде я лишь молчаливо соглашалась, завороженная дьявольскими всполохами его глаз.
        Ая металась иметалась, ведь те несколько месяцев позволили мне почувствовать хоть какую-то НОРМАЛЬНОСТЬ моего брака ипритупить острый стыд завсе то, что мы творили ночью.
        Впрочем, граф был непреклонен, ако мне стали возвращаться мои провалы впамяти ифантомные боли. Выходит, граф был нетолько моей отчаянной, неправильной болезнью, ноимоим лекарством отбезумия.
        Интересно, кемже я являлась для него? Женой иматерью его ребенка, или просто гостьей вего замке? Очевиднее былобы первое, носердце подсказывало мне второй вариант.
        Растерянность, непонимание истрах. Вот что я тогда чувствовала. Иэто было еще хуже, чем поначалу, потому что, узнав новое, тяжело возвращаться кстарому. Так чтоже мне было делать?
        Однажды, когда Раймунду едва минул год, аграф стал окончательно холоден ко мне, я решилась поговорить сним.
        Незнаю, откуда вомне взялась эта решительность, ведь стоило тьме накрыть замок, как граф полностью завладевал моим сознанием имоими желаниями. Новсеже, заглянув валые озера его глаз, вту ночь я нашла всебе силы рассказать ему освоих чувствах.
        Тогда он, как обычно, вошел вмои покои. Распахнутая рубашка обнажала белый мрамор его кожи, ачерные волосы спадали наплечи. Влунном свете он казался дьявольски прекрасным.
        - Ты такая наивная, - усмехнувшись сказал он, ломая наше обычное приветствие. - Ислабая, хотя внекотором роде ты сильнее многих.
        Сильнее?
        Вотличие отсвоего брата, я никогда небыла сильной. Носейчас это было нетак важно, потому что, как обычно, стоило мне лишь взглянуть нанего, как моя воля становиласьего.
        - Уменя сегодня хорошее настроение, - тем временем продолжил он, нависнув надо мной. - Можешь попросить меня очем-нибудь.
        Сэтими словами он обхватил мои бедра. Грешное желание затуманило разум имне хотелось, чтобы он продолжал, пробуждая ту часть меня, которой владел толькоон.
        - Хорошая девочка, - прошептал он, нагнувшись так низко, что я чувствовала, как его волосы щекочут мою шею. - Да, ты хочешь этого, чтобы я стобой ни делал. Носейчас я имел ввиду другое.
        Он провел руками вверх помоему телу, поглаживая живот. Мнебы хотелось, чтобы он меня поцеловал, ноделал он это лишь вмоих снах.
        Словно прочитав мои мысли, граф рассмеялся.
        - Нет, нето. Скажи мне то, очем думаешь днем.
        После его слов сомной будто что-то произошло. Страсть ижелание отступили, вернув дневной страх перед его алыми глазами иневыносимую смесь чувств отненависти дозависимости, которую я испытывала, слушая его безразличныйтон.
        Забота. Я хотелабы той заботы, что испытала сразу после рождения Раймунда.
        Непомню, ответилали я ему вообще, ведь втот миг мне казалось, будто НЕменя ночную иМЕНЯ дневную намгновенье поменяли местами. Нокажется, всеже мне удалось выдавить пару слов, ведь граф усмехнулся, аего глаза вспыхнули алым, как укошки.
        - Хорошо. Утебя это будет. Запомни свои желания, - проговорил он, крепче обхватив мои бедра изаставив кричать отсчастья, позабыв осыне икормилице, что спали засоседней стенкой.
        Через месяц я узнала, что снова беременна.
        Глава8
        Все повторилось судивительной точностью.
        Первое, после родов, время я наслаждалась вниманием изаботой графа обо мне имоем здоровье.
        Впрочем, вэтот раз опасения были небезосновательные. Последние несколько месяцев я нето что невыходила изпокоев, ноидаже немогла уделять внимание Раймунду - настолько слабой себя чувствовала днем. Да иудивительные заморозки, что грянули всередине июля, сгубив часть посевов, принесли мне тяжелую простуду.
        Итолько ночью уменя появлялись силы, ноночь всегда принадлежала графу, ия уже непосмелабы сэтим спорить.
        Нопрошло несколько месяцев, играф снова начал охладевать ко мне. Иснова я невидела кэтому никаких причин.
        Однако отказаться отхорошего вовторой раз оказалось куда сложнее. Я пыталась все изменить, ноотчего-то после каждой изпопыток вмоей голове все увереннее возникала одна-единственная мысль.
        Граф, или наши дети.
        Глупая инелогичная, однако эта мысль казалась ответом навсе мои вопросы. Я должна выбрать. Итолько тогда расположение графа вернется комне.
        Я точно сходила сума, ведь какой матери ижене вздравом уме могут прийти такие мысли? Ноони нежелали отступать, ая, при всем желании, несумелабы выбрать, особенно теперь, когда кроме Раймунда был еще иАлалрик.
        Аграф, словно зная омоих мучениях, лишь усугублял их. После каждого дня, проведенного мной сдетьми, его объятия становились жестче, аголос безразличнее.
        Нопочему?
        Действительноли это было так, или мой воспаленный ум лишь пытался найти соответствия, которых небыло, я незнала. Зато я знала точно - чем дальше был отменя граф, тем ближе было мое безумие.
        Недолгое облегчение пришло лишь когда вернулся Викторий. Вовремя второй моей беременности граф отправлял его вПрованс решить некоторые дела свассальными рыцарями.
        Хоть я ибыла привязана кВикторию как кдругу (даже несмотря наего отношение кмоему ребенку), я по-прежнему непонимала, как рыцари могут воспринимать всерьез человека столь низкого происхождения, атем более, подчиняться ему. Однако граф был полностью уверен всиле своей власти, ипоэтому Викторий отсутствовал почти год, многое пропустив.
        Однако, когда я обняла его, мне показалось, что мы расстались лишь надень, инебыло между нами тех неприятных моментов инедопонимания.
        - Почему? - невыдержав, расплакалась я, уткнувшись втвердую, как уграфа, грудь. - Почему он так холоден сомной? Почему он снова стал безразличен комне?
        Содним Викторием я могла быть собой, анеженой влиятельного лорда.
        - Таков граф, - ответил он, глянув так, словно знал нечто большее, чем мог мне сказать.
        - Я непонимаю, - обреченно выдохнула я. - Я совсем ничего непонимаю. Викторий, ты его правая рука, ты знаешь его уже давно. Скажи мне, что нужно, чтобы вернуть его расположение? Я думала, что наследника будет достаточно. Ведь наследник - это то, что надо любому мужчине, разве нетак?
        - Таков граф, - повторил Викторий, гладя меня поспине. - Его никто незнает достаточно. Аон итак расположен ктебе, иначе невзялбы вжены. Вот только под расположением илюбовью он понимает нечто совсем иное.
        Уточнять, чтоже именно, мне вовсе нехотелось, ведь перед глазами встали голодные алые колодцы графа, его руки, грубо сжимающие мои бедра, иеще отчего-то, острые клыки имои несуществующие раны.
        - Адети? - спросила я, отгоняя видения. - Этоже наши дети! Я люблю их, аон… он безразличен нетолько ко мне, ноикним!
        - Поверь, имже будет лучше, если все так иостанется. Но, зная графа, его безразличие продлится недолго, - Викторий опечаленно покачал головой.
        Его слова непринесли мне ожидаемого облегчения, а, напротив, лишь сильнее разволновали меня. Вних было что-то пугающее, как взатишье перед бурей.
        - Ты так считаешь? - тем неменее выдавила я изсебя. - Считаешь, что он сможет их полюбить?
        - Я считаю… - он помялся, словно хотел мне что-то сообщить, новитоге выдал лишь: - Я считаю, что он изменит своему безразличию. Главное невини себя, когда это случится.
        - Что ты имеешь ввиду? - вот теперь его слова напугали меня окончательно.
        Вответ Викторий покачал головой иничего неответил, асама я осознала скрытый смысл уже гораздо позже.
        Ивсе-таки разговор сВикторием принес мне некоторое облегчение. Во-первых, всегда становится лучше, если проблемы разделить сдругом. Пускай слова его были пугающие, носочувствие иподдержка, да ипросто дружеские объятия, сделали свое дело. Аво-вторых, если уж Викторий считает, что граф расположен ко мне, то наверняка так оно иесть.
        Икакже хорошо, что теперь мне снова есть скем поделиться своими мыслями ичувствами.
        Хотя безразличие графа ксобственным детям меня пугало также, как иего холодное поведение, иалые глаза. Особенно потому, что я непонимала, отчегоже так происходит. Непонимала, чтоже может быть надо графу, если он итак может получить все, что захочет.
        Мое тело принадлежало ему ссамой первой нашей ночи, амое сердце он теперь делил пополам снашими детьми, хотя свою половину он держал вклетке изотчаяния боли истрасти.
        Ноэтого было недостаточно. Даже Алалрик, похожий награфа куда сильнее, чем Раймунд, нерастопил его сердце, хотя я все-таки надеялась наэто.
        Обычно младшим детям достается больше заботы родителей, вто время, как кстаршим приходится быть более требовательными, чтобы воспитать достойного наследника.
        Обычно.
        Нони один закон обычной жизни недействовал, когда речь шла ографе.
        Чтож, если графу нужно время, чтобы полюбить наших детей, то пусть будет так. Ведь главное, что витоге он сменит свое безразличие, апока этого непроизошло моей любви хватит задвоих.
        Мне надо просто отогнать свои глупые мысли онесуществующем выборе ипостараться смириться стем, что, кажется, заботы инежности я отсвоего мужа пока недождусь.
        Да, он показал мне, что может быть нетолько отстраненно-вежливым, ноя так инесмогла понять, как этого добиться. И, наверное, непойму никогда. Если уж я сама скрываю отграфа ивсех остальных собственное безумие, то кто знает, какие темные тайны ипристрастия могут прятаться заэтими алыми глазами, холодной улыбкой ибезукоризненной дневной вежливостью.
        Пускай ночь будет временем, когда мы становимся настоящими. Пускай только ночью я буду чувствовать жар ледяных объятий графа, показывая ту грешницу, которую он изменя сделал.
        Адень я отдам нашим детям.
        Пусть вместо холодных фраз графа его наполняет любовь. Возможно тогда граф всеже обратит внимание насвоих сыновей, если уж мне остается лишь его жадная грубость, страсть иничего более.
        Заэто опрометчивое решение мне пришлось заплатить слишком большую цену.
        Возможно, еслибы я, только забыв одетях, беззаветно отдалась графу, превратив болезнь им водержимость, то все сложилосьбы иначе. Нотогда я еще незнала отом, кто такой граф ипотому поддалась желанию найти простое счастье вдетях.
        Ия нашла его, хоть оно иоказалось скоротечным.
        Чем больше времени я уделяла детям, тем ярче начинало проявляться мое безумие, нотеперь даже это меня непугало. Сделав свой выбор, я несобиралась отступать, да истоило Раймунду улыбнуться мне, как я забывала отом, что еще несколько минут назад моя рука горела отвоображаемой боли.
        Графже, вопреки моим надеждам, неизменился, аскорее наоборот. Сыновья все также неинтересовали его, ивидел он их лишь когда приходило время обеда. Это было несправедливо, ведь Раймунд, начавший говорить очень рано, восхищался своим отцом, мечтая стать похожим нанего. Ивсячески старался заслужить его внимание.
        Втри года он ухитрился ускользнуть из-под пристального внимания гувернантки и, одев шлем графа, взобрался нарыцарского коня. Это едва необернулось трагедией, ведь конь был свирепый, приученный кусать всех незнакомых. Удивительно, как Раймунд вообще смог нанего взгромоздиться, ведь конь был даже неоседлан.
        Нограф лишь сделал ему равнодушное замечание одисциплине, невыказав при этом совершенно никаких эмоций - ни беспокойства, ни страха, ни внимания. Раймунда это безусловно расстроило, норешительности нелишило, ипосле он еще часто заставлял меня нервничать своими выходками.
        Ко мне граф также нестал добрее, ите месяца, когда он был так похож намоего отца, доброго изаботливого, прошли, казалось, бесследно. Ночью он приходил ко мне, сменяя безразличие нажадность иразжигая вомне страсть, аднем лишь вежливо кивал намои попытки завести разговор. Впрочем, сыновья теперь компенсировали мне это, хотя мне по-прежнему казалось, что чем меньше я перестаю нуждаться вграфе, тем более жестоким он становится ночью итем более извращенные грехи заставляет меня желать.
        Наверно, я смоглабы прожить так еще долго. Наверно, вконце ябы даже перестала дышать графом, причиняющим мне боль истрах, окончательно заменив его всвоем сердце нашими детьми (еслибы только полностью несошла сума из-за ужаса, который днем мне внушали его дьявольские глаза).
        Наверно.
        Ноэтого неслучилось.
        Мое хрупкое дневное счастье рухнуло, когда Алалрику исполнилось три, аРаймунду пять. Вдвоем они пошли купаться насосвоей гувернанткой.
        Я всегда была против этого. Речка, что текла устен замка, была быстрой ихолодной, иопасной даже для взрослого. Новтот раз день стоял жаркий, амальчиков поощрил сам граф, внимания которого им все также нехватало.
        - Я научился плавать раньше, чем ходить, аРаймунд сейчас гораздо старше илюбит воду, так пускай идут, - сказал он состранной усмешкой, апосле наклонился иобратился уже лично кстаршему сыну. - Поплавай там хорошенько инаучи этому младшего брата.
        Конечно, воодушевленный таким образом, Раймунд уже несталбы меня слушать, аябы непосмела спорить смужем.
        Эти слова графа, атакже мое неумение настоять насвоем, илишили меня моего счастья. Впрочем, тогда ябы уже ничего несмогла сделать, ведь моя любовь кэтим детям стала для них губительной, как исочувствие Виктория для меня.
        Они плавали намелководье, агувернантка отлучилась буквально наминуту, ноэтого хватило. Сорванец Раймунд, развитый непогодам, руководствуясь наставлениями графа, решил показать братику глубину. Алалрик почти неумел плавать иобычно плескался намелководье, новедь он тоже хотел заслужить одобрение отца ипотому бесстрашно пошел следом. АРаймунд несправился стечением, ибезжалостная река унесла их обоих.
        Когда гувернантка вернулась инесмогла найти детей своего господина, то подняла панику. Впрочем, было уже поздно иих несчастные посиневшие тела выбросило значительно ниже потечению.
        Насамом деле они умерли еще втот день, когда я предпочла заботу оних попыткам завоевать графа. Еслибы только время можно было повернуть вспять…
        Нооно неумолимо, как играф, иедва только гувернантка ворвалась взамок, мое сердце оборвалось.
        Акогда отряд, отправленный заребятами, смог найти лишь их тела, я думала, что умру вместе сними.
        Икогда мне сказали, что их больше нет, все остальное будто просто потеряло смысл. Ноги неудержали меня, ия упала. Впрочем, боль отпотери немогли затмить ни холод каменного пола, ни страх перед алыми глазами графа. Ипотому я билась вистерике, впервые наплевав наположение иманеры.
        Я выла, как раненое животное.
        Я потеряла счет времени.
        Я незаметила, как отодного жеста графа разбежались слуги иоруженосцы. Я непомнила, как мы оказались одни инезнала, сколько граф молча стоял надо мной, прежде чем обратиться холодным, как лед, голосом.
        - Поднимись. Ты ведешь себя как крестьянка, - вэтот раз он изменил своей дневной вежливости.
        Я промолчала, захлебнувшись слезами.
        Как он непонимал?
        Эта боль рвалась изменя итолько так я могла справиться сней сейчас. Потом, возможно, мне станет немного легче, ноэта рана никогда незарастет инавсегда останется рубцом намоем сердце.
        Так как я могу думать освоем положении, если мне кажется, что я вот-вот умру отгоря?
        Самже граф вовсе невыглядел как отец только что потерявший двух своих наследников. Он выглядел как дворянин, которого беспокоит поведение его жены инеболее.
        Как он может быть так жесток? Так спокоен? Пусть он нелюбил своих детей, новедь они были такими маленькими, атеперь умерли! Разве это может оставить хоть кого-то настолько безразличным?
        - Прекрати истерику иведи себя подобающе графине, если нехочешь, чтобы я наказал тебя, - продолжил он, номне казалось я никогда несмогу остановиться.
        Однако стоило мне только заглянуть вего алые глаза инаменя словно вылили ведро холодной воды.
        Конечно, я должна прекратить плакать. Я ведь позорю своего мужа, аслезами неверну своих детей.
        Я поднялась, уже абсолютно спокойная свиду, хотя невыплаканные слезы жгли мне глаза, агоре разрывало мою душу натысячи кусков, отправляя их вту воду, где погибли мои дети.
        Больше я никогда несмела показывать своих эмоций налюдях ибыла образцовой женой графа.
        Однако боль продолжала жить внутри, запертая под внешним спокойствием ивежливостью.
        Граф, словно сдерживая слова насчет наказания, уехал через неделю после трагедии, прихватив ссобой иВиктория, оставив меня одну, вовсе еще чужом замке. Перед отъездом он успел казнить нерасторопную служанку, неусмотревшую занашими детьми, приказав также утопить ее вречке. Однако никакого утешения мне это непринесло, аскорее, напротив. Ее плачь имольбы опомощи еще долго стояли уменя вушах.
        Одиночество было еще хуже, чем еслибы он решил меня выпороть, или ужесточить нашу ночную игру.
        Потому что, только оказавшись водиночестве, я вновь вспомнила, насколько сильно я болею графом. Насколько плохо мне может быть без него, особенно после такой трагедии.
        Без него небыло дневного страха иотчаяния, нонебыло ижарких ночей, которых я ждала стайным предвкушением.
        Пускай его холодность доводила меня добезумства, новодиночестве я тихо умирала, словно меня лишили воздуха.
        Так я поняла, что после смерти детей уменя остался только моймуж.
        Мой холодный муж, заставляющий меня страдать ибояться.
        Мой горячий муж, отодного вида обнаженной груди которого я могла стонать отудовольствия.
        Мой дьявол, заменяющий собой все остальное.
        ***
        Говорят, что время лечит, ноэто абсолютная ложь. Ничто несможет доконца вылечить боль отпотери собственных детей, неуспевших еще толком пожить.
        Однако время притупляет остроту, позволяя жить дальше. Позволяя терпеть дни, что проносятся мимо. Дни, неотличимые один отдругого.
        Дни, наполненные все тойже холодностью графа иего вежливым безразличием, когда разговор поддерживается лишь наотвлеченные темы. Дни, наполненные необъяснимым страхом перед алыми глазами графа иего дьявольской усмешкой. Дни, когда я могла очнуться вкровати, чувствуя ужасную боль, невсилах вспомнить, где я была лишь пару минут назад.
        Ипо-прежнему горячие ночи, накоторые немогло повлиять ничто насвете. Ночи, полностью отданные графу, его грубым рукам иголодному взгляду.
        Время, при всех своих недостатках, проносилось мимо, забирая ссобой одинаково дней иночей, складывая их вмесяцы игоды.
        Я больше незаикалась одетях, ведь кроме боли вголове колокольчиком звенела вина.
        «Ты просто сделала нетот выбор. Ты должна была предпочесть графа».
        Эти мысли, нафоне всего остального, теперь уже неказались такими глупыми.
        Граф также неподнимал тему наследников. Впрочем, неподнимал он ее ипрежде, инесмотря наночи, проведенные вместе, живот мой оставался плоским. Кажется, ябы вообще никогда незабеременела, еслибы только несказала обэтом графу.
        Еще одна мысль, переставшая казаться мне глупой.
        Теперь, после трагедии, мир мой, ограничивающийся замком, вращался вокруг графа. Ивнем небыло ничего лишнего.
        Виктория граф снова отослал вдальний конец своих владений, наэтот раз уже нагоды. Сначала я скучала понему, носовременем граф истрах вытеснили изголовы все прочее.
        Нетолько Виктория, ноиРози, которую после смерти детей граф отослал вближайшее село. Я была настолько погружена всебя, что незаметила этого илишь после, когда черная пелена отчаяния немного прояснилась, пожалела обэтом. Ведь без Рози иВиктория уменя больше неоставалось ни одного близкого человека.
        Родители мои, узнав отрагедии, собирались приехать, нограф их отговорил. Правда обэтом я также узнала уже позже.
        Таким образом, вмоей жизни остался только граф иникого больше. Таким образом, я все больше болела им, впадая взависимость. Таким образом, я дышала им, несмотря настрах, боль иотчаяние.
        Когда мой брат решил жениться, я непоехала насвадьбу. Всего несколько дней пути, нограф твердо ответил, что несможет. Аябы несмогла без него.
        После этого моего решения, граф, кажется, потеплел, нодолго это непродлилось, иябы несмогла ручаться, что невыдаю желаемое задействительное.
        Авремя все ускорялось, сменяя зимы навесны итолько граф оставался неизменным.
        Вуголках моих глаз появились морщинки, новолосы графа так инетронула седина, аего лицо оставалось по-прежнему ангельски-прекрасным. Однако меня это нетревожило. Кажется, завсе эти годы я смирилась стем, что живу сдьяволом воплоти ирай мне заказан.
        Однако я даже непредставляла, что он заберет меня всвой ад так скоро.
        Тот день проходил как обычно. Я встала, чувствуя боль отсиняков, которые оставил намне граф своими крепкими руками прошлой ночью, ипозволила слугам одеть меня. После Рози я больше ни скем так инесмогла сблизиться - все девушки были тихими ивсегда молчали.
        Зазавтраком меня ждал сюрприз ввиде теплой улыбки графа иоказалось, что этот сюрприз был неединственным.
        - Дорогая графиня, - заговорил он, продолжая улыбаться, итеперь его голос был мягче бархата ижурчал как ручей. - Мы женаты уже пятнадцать лет ипоэтому уменя есть для тебя особенный подарок.
        Это остро напомнило мне те месяцы после родов, когда он действительно заботился обо мне, ия улыбнулась вответ, еще боясь верить, что граф снова решил снизойти доменя.
        - Эти годы были счастьем рядом свами. Уверена, что иподарок мне понравится, - кивнула я, итеперь мне оставалось лишь ожидать, когда он подарит мнеего.
        Глава9
        Долго ждать обещанного сюрприза мне непришлось.
        - Идемте, графиня, думаю, время настало, - граф первый поднялся из-за стола.
        Как обычно, он почти непритронулся кеде. Граф вообще больше предпочитал густое красное вино, так похожее накровь, ихоть иел, нонетак много, как, например, мои отец ибрат.
        Я, такаяже нелюбительница плотного завтрака, сегодня ивовсе несмогла проглотить ни крошки. Ведь после его слов я занервничала иуже была невсилах справиться снетерпеливым волнением.
        Галантно взяв меня под руку, граф уверенной походкой повел меня всвои покои. Втретий раз запятнадцать лет я оказалась вних.
        Запрошедшее время обстановка внутри совершенно неизменилась. Все таже широкая кровать изрезного дерева, накоторой я лежала лишь один раз. Все тоже оружие, развешанное постенам, некоторое совсем уже старое навид. Ивсе таже неприметная дверь вуглу, отчего-то пугающая меня додрожи вколенках.
        Ничего, что можно былобы назвать «сюрпризом» я здесь невидела, но, возможно, граф имел ввиду нечто иное? Отэтих дьявольских глаз можно было ожидать чего угодно.
        Словно подслушав мои мысли, граф усмехнулся.
        - Да, ты права, мой подарок нельзя увидеть. Ноты будешь помнить его еще очень долго. Целую вечность, - играф широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами.
        Которые, как вмои кошмарных снах, начали удлиняться. Да ито, что последовало заэтим было так мало похоже нареальность, что нанесколько секунд я засомневалась, апроисходитли это насамом деле.
        Может я просто наконец сошла сума окончательно?
        Граф мягко рассмеялся, апосле одним стремительным движением оказался так близко, как прежде бывал только ночью.
        Слишком стремительным для человека.
        Ипока я пыталась хоть немного осознать все происходящее, граф вовсе несобирался останавливаться. Он поднес свое запястье ко рту и… укусил себя. Густая алая кровь потекла клоктю, амои ноздри заполнил привычный металлический запах. Привычный потому, что я нераз ощущала его всвоих снах.
        Инеуспела я сказать хоть слово, как граф поднес свое запястье кмоему рту. Горячая кровь обжигала язык инебо, аграф крепко держал мой затылок, заставляя делать глоток заглотком.
        Впрочем, много выпить ябы несмогла влюбом случае - рана, которую он нанес сам себе, затянулась буквально наглазах, акровь перестала идти слишком быстро. Графже, убедившись, что я точно проглотила алую жидкость, усмехнулся.
        Клыки его, уже нетакие белые, никуда неделись, аглаза, ничем неотличавшиеся поцвету отего крови, смотрели, казалось, прямо вдушу, подчиняя себе.
        Мною владело множество эмоций исейчас я ясно поняла одно - граф видит каждую изних.
        Мой страх, вызванный всем происходящим.
        Мое неприятие этого металлического вкуса.
        Мою ненависть кнему запричиненную боль иужас.
        Мое больное желание быть рядом сним несмотря ни начто.
        Все это вихрем крутилось вмоей голове, аграф неумолимо приблизился, коснувшись губами моейшеи.
        Поцелуй. Первый поцелуй наяву, аневкошмаре.
        Хотя сейчас я сомневалась, где действительно начиналась реальность инеявляетсяли это сном.
        Граф провел языком помоей коже, аруки его крепко прижали меня, вдавливая вбелый мрамор его груди. Так крепко, что казалось мои ребра вот-вот затрещат.
        Однако тело, что провело столько ночей, наслаждаясь любыми действиями графа, даже теми, которые причиняли боль, откликнулось сейчас наего прикосновения.
        Мне хотелось, чтобы он обнимал меня еще крепче идаже привкус крови, который я все еще чувствовала ворту, немог этому помешать.
        Взяв меня заволосы, граф оттянул голову назад, обнажая мою шею. Сердце трепыхалось вгруди имне казалось, будто весь замок слышит эти частые, гулкие удары имое суматошное дыхание, вызванное близостью графа, страхом перед ним ижеланием.
        Изсвоих кошмаров я знала, чтоже будет дальше. Ичасть меня хотела этого также сильно, как иего прикосновений, его объятий. Потому что помнила удовольствие, которое следует после.
        Граф нестал долго ждать, или изменять своему намерению. Глаза его насекунду ярче вспыхнули алым, ион вонзил свои зубы вмоюшею.
        Кошмары (конечно, теперь выходит они вовсе небыли кошмарами) неврали. Боль отукуса быстро сменилась наслаждением, столь ярким ичувственным, что неоставалось сомнений - такое может подарить только истинный дьявол.
        Теперь уже моя кровь лилась тугой, горячей струей. Аграф жадно пил ее, совершенно несдерживая утробное, какое-то звериное, рычание.
        Невыносимое блаженство вытеснило измоей головы остатки страха имне хотелось лишь одного - чтобы граф продолжал.
        Он инесобирался останавливаться, анапротив, все крепче сжимал меня, оставляя синяки там, где касались его пальцы. Кажется, водин момент под его рукой что-то хрустнуло, новсепоглощающий восторг отего кровавого поцелуя затмевал все остальное черным бархатом эйфории.
        Скаждым глотком жизнь уходила изменя, ноэто непугало, акак-то напротив, завораживало. Сейчас я готова была отдать своему ангельски-прекрасному дьяволу все допоследней капли - итело, идушу.
        Я немогла кричать, немогла противиться, немогла даже шевелиться, утонув вего каменных объятиях. Нопротивиться инехотелось, ия, наоборот, судорожно сжимала его черные волосы, чтобы еще крепче прижать прекрасное лицо ксвоейшее.
        Скаждым глотком мое сердце билось все тише, ия уже чувствовала засвоей спиной дыхание смерти.
        Ноотстраха, что преследовал меня все годы моего замужества, сейчас небыло иследа.
        Пусть граф забирает мою жизнь, лишьбы он неостанавливался.
        Даже еслибы я знала, чем обернется для меня смерть, я все равно несмоглабы противиться. Ноя думала, что после смерти есть только Ад, вкоторый я несомненно попаду зазависимость оталых глаз. Иникак неподозревала, что может быть судьба ипохужеАда.
        Когда сознание было готово окончательно покинуть меня, аголова казалась легкой икружилась, граф остановился.
        - Смерть нужно запомнить, - проговорил он хриплым голосом прямо мне наухо.
        Апосле сомкнул руки намоейшее.
        Уменя уже неоставалось сил противиться, ия могла лишь смотреть вего дьявольские смеющиеся глаза. Рот его кривился вжесткой усмешке, заляпанный моейже кровью, струи которой стекали поего подбородку икапали мне наплатье икаменныйпол.
        Кап. Кап.Кап.
        Последние звуки, которые я услышала при жизни.
        Последние звуки, которые я услышала перед смертью.
        Последние звуки перед тем, как холод пальцев графа сдавил мою шею, окончательно разрывая тонкую нитку моего сознания.
        Однако смерть непринесла мне ни избавления, ни покоя. Наверное, это ибыли мгновения Ада, растянутые ввечности.
        Невыносимый жар втеле мешался следяным холодом, докоторого даже рукам графа было далеко. Иболь, взрывающаяся вмоей крови, откоторой хотелось кричать.
        Нонекричать, ни даже пошевелиться неполучалось имне оставалось только терпеть свое наказание загрешные желания ибольную страсть кобъятиям графа.
        Незнаю, сколько времени прошло, ипрошлоли вообще, ноболь прекратилась. Ипускай смерть пришла ко мне, ноизПреисподней мне удалось вырваться. Хотя впоследствии я изадавалась вопросом - анелучшели мне было остаться там иумереть навсегда?
        Впрочем, дав мне свою кровь, граф неоставил мне выбора смерти. Потому что его кровь побеждала смерть, извращая жизнь.
        Так я истала неживой. Немертвой.
        Вампиром, хотя вте времена этого слова еще непридумали.
        Тем, кем всегда были граф иВикторий.
        Ипусть я подозревала мужа всвязи снечистой силой еще сразуже после замужества, ноискренне считала, что раз он смог ступить насвятую землю - значит мои подозрения ошибочны.
        Акогда алые глаза связали мою волю окончательно подчинив себе, мне было уже все равно дьяволли мой муж, или ангел - лишьбы он был ближе ко мне, лишьбы нелишал меня удовольствия, лишьбы неоставлял меня одну.
        Сейчасже выяснилось, что даже еслибы я ивздумала пойти ксвященнику еще вте времена, когда граф неуспел проникнуть вменя так глубоко, то пользы этобы невозымело.
        Крест ивера вГоспода бессильны против вампиров. Потому что мой крестик насмешкой всей церкви спокойно покоился намоей груди.
        Впрочем, толком обэтом подумать я неуспела. Потому что спустя считанные секунды после боли наменя обрушились воспоминания.
        Воспоминания опрожитых вбраке пятнадцати годах иотом, чтоже происходило сомной насамом деле.
        Отом, что делал сомной граф, отом, что внушалмне.
        Это было похоже нато, будто перед моими глазами прокрутили отдельные моменты моей жизни. Моменты, которых доэтого небыло.
        Ия запомнила каждую эту мелочь ссамого своего замужества идодня смерти, потому что вампиры неумеют забывать.
        Первое время, что мы жили вместе, граф лишь внушал мне страсть иплотский интерес. Игорячее желание его тела иласк, неважно какими грубыми они были. Однако запятнадцать лет, что он провел вмоей спальне, страсть перестала быть лишь плодом внушения, амоя больная привязанность кграфу изависимость отего поцелуев никуда неисчезли после обращения.
        Ноэти внушения были самыми мягкими изтого, что он делал сомной. Ведь все мои маленькие провалы впамяти были неслучайны - это граф заставлял меня забыть. Асучетом того, сколькоже их было запятнадцать лет, выходило, что большая часть моего брака - это ложь.
        Граф нестеснялся пользоваться своими силами, аесли ирешал оставить мне память, то убеждал, что произошедшее было лишь сном.
        Впрочем, я даже успела порадоваться тому, что столько лет жила вбеспамятстве. Ведь умоего мужа были весьма своеобразные предпочтения.
        Прожитые годы (он ни разу неговорил, сколькоже их было) сделали его жестоким икровожадным, презирающим инеприемлющим само понятие тепла, любви изаботы, расценивающим эти понятия как слабость. Единственной его целью было хоть как-то развеять скуку, первого врага вечной жизни, ичастью развлечений было мучение людей.
        Мучение меня.
        Ведь все эти ссадины, синяки ицарапины вовсе небыли плодом моего воображения, они были пугающей реальностью. Ведь завремя брака я успела пройти все орудия пыток, что придумал человек к1000году отрождества Христова.
        Закончив свои дела граф стирал мне память, иногда оставляя маленькие ее клочки, намеки напроизошедшее. Моя растерянность инепонимание, мой страх - все это забавляло его. Он искусно управлял моим разумом, держа тонкую грань между мной ибезумием.
        Иногда, когда уграфа было хорошее настроение, он внушал мне удовольствие отсвоих пыток итогда я кричала уже неотстраха, аотнаслаждения, вто время пока он терзал мою плоть. Вэтом плане можно сказать, мне повезло немного больше, чем другим его жертвам. Жертвам, которые заканчивали жизнь долго имучительно вего покоях. Жертвам, скоторыми он нецеремонился, издеваясь над ними так, что мои мучения показалисьбы им легким отдыхом.
        Граф любил чувствовать свою власть ипревосходство над людьми. Он любил проявлять свою силу, нобольше всего любил видеть чужой страх. Он буквально упивался им. Каждый раз, когда он приводил меня всвои покои, где прятался настоящий театр смерти, был для меня словно первый. Ия отчаянно боялась его алых глаз ижестокой ухмылки, его холодных рук, сжимающих веревку ипокрытого засохшей кровью стола, накотором погибала значительная часть его жертв. Аон наслаждался моим страхом. Ноеще больше наслаждался тем, что даже напуганная досмерти, я оставалась вего власти ипод его влиянием. Что я продолжала болеть им, зависеть отнего ижелать его также сильно, как иненавидеть.
        Незря я так беспричинно боялась его инезря страх уходил снаступлением темноты. Потому что ночи были практически такими, какими я их помнила - холодные объятия, пробуждающие невыносимый жар инаслаждение, смешанное сболью. Иконечно, наши кровавые игры, казавшиеся мне лишь снами.
        Теперь, когда пелена внушения спала, я могла вспомнить эти сны вмельчайших подробностях ипонять, что граф заставлял меня забыть огромную часть того удовольствия, что мне приносили его укусы иласки измазанных алой кровью холодных губ. Да, для меня граф делил поровну боль инаслаждение, прививая извращенные инеправильные желания.
        Кроме снов я также наконец поняла исмысл всех тех таинственных слов, сказанных Викторием.
        Он незря пытался прервать наше общение еще тогда, когда уменя только начались галлюцинации. Ион действительно был виновен вих усилении. Страсть графа квласти иподчинению распространялась инаему подобных. Ноон никогда несмогбы причинить физическую боль вампиру, особенно тому, кого самже иобратил. Это было против его мировоззрения. Ноему нравилось смотреть затем, как Викторий страдает.
        Слабым звеном Виктория были люди. Воин, выходец изпростой семьи, он принимал участие еще впоходах Карла Великого, когда Западно-Франкское (теперь уже просто Французское) королевство еще небыло таким. Он видел много смертей ипотому, став вампиром, по-прежнему продолжал ценить жизни людей. Граф, рассчитывавший наприобретение внем жестокого союзника, ошибся всвоих планах ипоэтому часто убивал их унего наглазах.
        Меня он неубил. Номучения, которые я испытывала, были наказанием для Виктория, посмевшего оказать мне поддержку.
        Всеже, граф небыл ко мне равнодушен, как икВикторию, ведь обратил меня. Аэтой чести, как я узнала позже, лично отнего мало кто удостаивался.
        Также, освободившись отвнушения, я осознала ито, почему Викторий так относился кмоим детям. Ещебы, ведь они немогли быть моими - вампирам недано зачать отлюдей, алюдям - отвампиров.
        Ивсеже, самая большая трагедия вмоей жизни была моей виной. Потому что я сделала неверный выбор.
        Раймунд (как иАлалрик) был ребенком отдругой женщины ивсеже я любила их, как родных, тем самым погубив.
        Когда я стала думать одетях, граф легко прочитал мои мысли. Ирешил удовлетворить мои желания, затеяв себе новую игру. Он нашел беременную крестьянку ипривез ее взамок. Моеже заточение было для того, чтобы ему непришлось утруждать себя, внушая всем слугам то, что я беременна. Он внушил это мне. Апотом играл моим сознанием, оказывая мне заботу изаставляя сделать выбор.
        Я выбрала неправильно иэто разозлило его, ион наказывал меня снова иснова. Ая, смятенная ирастерянная, пыталась вернуть его расположение, неосознавая всех причин его холодности. Когдаже мне пришли мысли овтором ребенке, граф снова удовлетворил их, начав игру заново.
        Иопять я всвоем непонимании разочаровала его. Когда, спустя три года, игра ему наскучила, он просто внушил маленьким еще детям, заплыть подальше вопасную реку.
        Просто убил их без малейшего сомнения или капли жалости.
        Это страшное знание заставило мое сердце разлететься наосколки.
        Однако прежде чем слезы покатились измоих глаз, я почувствовалаЭТО.
        Жажду.
        Я услышала (слух, как иостальные чувства, обострился, нопогруженная ввоспоминания, я почти незаметила этого), как совсем рядом бьется сердце, разгоняя горячую, теплую кровь. Как манит этот запах здорового тела служанки, пряный аромат ее пота.
        Я вдохнула глубже ибольше несмогла оставаться наместе. Он манил меня, звал ксебе.
        Я забыла обо всем насвете иединственное, что осталось для меня - это жажда. Я побежала искорость моя была гораздо быстрее, чем раньше. Я оказалась там прежде, чем смогла осознать, чтоже я собираюсь сделать. Аеслибы иосознала - менябы это неостановило.
        - Леди? - вопросительно-испуганно спросила служанка, пятясь отменя.
        Ещебы, ведь сейчас моя кожа была бледнее, чем прежде, авасильковые глаза превратились вкровавые, как уграфа, озера.
        Это была женщина, пожилая иполная, ноее аромат казался самым привлекательным насвете.
        Инеудержавшись, я сгортанным рыком набросилась нанее.
        Кровь обжигала мне горло идарила самое непередаваемое удовольствие, что было похоже наоргазм, который я запятнадцать лет брака смогла испытать множествораз.
        Когдаже я наконец насытилась, то услышала хлопки.
        Граф стоял рядом, оглядывая эту картину, ая держала наруках бездыханное тело срастерзанным горлом.
        Граф.
        Муж, скоторым я провела столько лет инастоящего имени которого я так инеузнала. Ведь Гильом было лишь одним изтех, что он выдумывал себе, переезжая нановое место. Одним измногих, нодалеко непоследним. Обэтом он мне сусмешкой поведал когда-то, позже заставив забыть.
        - Ты быстро освоилась сосвоим новым я, - произнес он своим бархатным голосом, вкотором теперь я могла различить все оттенки. - Значит я незря подарил тебе вечность. Это самое великое идорогое, что может получить человек иты должна ценить мойдар.
        Инедождавшись ответа, он притянул меня ксебе, сминая волю жестким, жестоким поцелуем. Теперь его губы ируки больше небыли ледяными итвердыми, ведь я стала такойже, какон.
        Тело ответило инесмотря наненависть иболь, я по-прежнему горела им, невсилах осознать себя без него.
        - Моя, - шепнул он награни слышимости иушел, оставив меня одну.
        Одну возле остывающего трупа своей служанки, сразбитым сердцем, жаждой илюбовью, такойже неправильной, как играф.
        Одну, потерявшую себя окончательно. Я больше небыла той юной иневинной девушкой, что выходила замуж заграфа, ожидая иопасаясь этого события. Небыла той Арсендой, наивной ичистой.
        Теперь я растворилась вграфе окончательно. Он сломал меня, привязал ксебе нацелую вечность. Теперь я желаю того, чего нежелала ипревращаюсь вмонстра, стоит только учуять кровь.
        Ия недостойна носить имя, данное мне при рождении. Потому что я умерла. Все забудут про мое происхождение, про мой род Фарго, которому больше я немогу принадлежать.
        Теперь я немертвая. Ольга. Просто графиня Ольга. Графиня, отданная графу, несмотря навсе, что он сомной сделал.
        ***
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Сколько боли ты вжизнь мне принес,
        Сколько мрака, тоски ипечали,
        Сколько пролитых молча мной слез?
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Изменя мое сердце ты вынул.
        Я молила тебя, незная -
        Ты оставил его, или кинул?
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Накуски ты меня порвал,
        Ты играл смоими мечтами,
        Ты живую меня - терзал!
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Ненавижу завсе, что ты сделал!
        Ты ведь видел, как я страдаю,
        Как сгораю душой ителом!
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Я ведь думала, что умру.
        То давая, ато отнимая
        Прогрызал ты вомне дыру…
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Нотвое вомне непрошло…
        Ты ведь делал все понимая!
        Ты хотел причинить мнезло!
        Проклинаю тебя, проклинаю!
        Говорю, стоя перед тобой -
        Ненавижу, ноумоляю
        Забери мою душу ссобой…
        Глава10
        Став вампиром, я потеряла себя вместе сжизнью. Ведь действительно, графиня Ольга была совершенно иным нечеловеком. Ато, что следовало после смерти было кошмаром наяву, нонежизнью. Кошмаром, разбавляемым страстью, желаниями иодержимостью.
        Я забывала себя истановилась кровожадным монстром, стоило мне лишь учуять чужую кровь. Носамое ужасное - я ничего немогла сэтим поделать.
        Снова жизнь моя поделилась надвое, только теперь я металась между желанием убить исохранить жизнь. Мой острый нюх улавливал запах людей задолго дотого, как я могла их увидеть, аскорость исила неоставляли им ни единого шанса. Апотом я снова иснова плакала над остывшим телом, проклиная себя, графа ивсех вампиров вцелом.
        Нодаже проклиная, я немогла отказаться отнего, имы по-прежнему предавались страсти. Когда он был далеко, я хотела, чтобы он был рядом. Когда он был рядом, я хотела чувствовать его еще ближе. Аон жестоко пользовался этим, иногда беря меня прямо вовремя того, как я убивала очередную служанку.
        Ипускай после я раскаивалась, нопока он сжимал меня вобъятиях, это нравилось мне, потому что я зависела отграфа целиком иполностью. Была его, душой ителом. Искалеченной душой икрасивым, неуязвимым телом.
        Я пыталась контролировать жажду, ностоило мне только учуять кровь - ия уже немогла остановиться, неполучив жизнь. Граф лишь посмеивался над этим и, разумеется, нехотел мне помогать, какбы я его непросила.
        Он говорил, что жажда - естественна, алюди лишь корм для нас иих вовсе нестоит жалеть. Он говорил, что жалость - это слабость, которой недолжно быть унастоящего вампира. Он говорил, что вечность - это наиценнейший дар ия должна быть благодарнаему.
        Меня утешало лишь то, что мои жертвы уходили изжизни быстро иснаслаждением (умирая, я сама испытала его и, пожалуй, еслибы я ихотела покинуть этот мир, то только так), когда своих граф мучал, зачастую предлагая имне поучаствовать вэтих его развлечениях.
        Викторий пытался поддерживать меня, новлиять награфа он немог - тот был слишком силен. Поистине, его способности показалисьбы безграничными для человека. Он действительно был очень стар, хотя иникому неоткрывал свой истинный возраст. Викторию было чуть больше двадцати (хотя выглядел он куда моложе), играф обратил его более двухсот лет назад.
        Именно поэтому он так легко мог контролировать мой мозг столь долгое время, хотя витоге это все равно проявлялось встрахе перед ним. Еще он мог находиться наоткрытом солнце около двадцати минут, ая теперь была вынуждена прятаться взамке, чтобы непревратиться впепел.
        Тем неменее, граф, вперерывах между жаркими ночами инасмешками над моей жалостью клюдям, учил меня тому, что должны знать вампиры. Иесли восходы изакаты я без того чувствовала панически остро, то остальное было новым.
        Граф рассказал мне, что, прожив достаточно долго, я всеже смогу выходить насолнце, пусть это ибудет больно. Что кроме солнца мне следует бояться руты, чьи листья ицветы приносят молодым вампирам мучения, ацепи, смоченные вотваре этой травы способны удержать нашу силу.
        Он объяснил, что теперь я могу читать мысли людей, глядя им вглаза итакже, принуждать их ктому, что мне нужно. Ичто для сотворения новых вампиров необходимо, чтобы вампир вошел впик силы, аэто происходит только после пятидесяти лет нежизни. Также он объяснил мне, что для создания нового вампира нужно дать человеку свою кровь, апосле убить его. Изапретил мне создавать немертвых даже когда я войду всвою силу.
        Я мало слушала его тогда, разрываясь между жаждой, ненавистью истрастью, нослова его отложились вмоей, теперь идеальной, памяти. Хотя последний запрет был лишним. Ведь влюбом случае я непожелалабы никому превратиться вмонстра, каким сталая.
        Пара лет новой нежизни пролетели для меня вкровавом тумане. Недели были похожи одна надругую, наполняясь криками жертв, насилием ивсепоглощающей, больной страстью.
        Моя зависимость отего жестокого нрава только росла иусиливалась смомента моей смерти.
        Викторий, прежде составляющий для меня важную часть, уже ничего немог сделать, постепенно растворяясь иотдаляясь. Отчасти, его обращение прошло легче, чем мое. Ведь он небыл так зависим отграфа. Чуткий иищущий вкаждом лучшее, он надеялся, что современем сможет исправить его ипотому оставался рядом.
        Хотя всеже я ошиблась - Викторий был привязан кграфу по-своему, считая себя его другом. Возможно так оно ибыло, ведь ему граф доверял втой мере, вкакой вообще умел доверять.
        Однако Викторий неосознавал одного факта. Несмотря навсе его усилия, попытки имольбы, графа было уже неисправить.
        Он слишком долго был вампиром. Изавсе эти годы успел убить слишком много людей. Он уже небыл способен чувствовать, неизвращая все, кчему прикасался.
        Засвою нежизнь он успел увидеть ипопробовать все. Итеперь это «все» ему наскучило. Любовь, нежность, доброта. Простые вещи впривычном их понимании небыли доступны ему, аединственным его развлечением стала жестокость.
        Возможно когда-то он был иным (ведь отчего-то он выбрал вжены именно меня, ия подозревала, что просто напомнила ему кого-то). Ноэти времена ушли безвозвратно, оставив то, что есть.
        Жестокость.
        Желание причинить боль.
        Жажду.
        Только так он теперь видел все чувства, позабыв про остальное. Авомне небыло достаточного стержня итвердости, чтобы напомнить ему их. Ведь я исама была сломана иподчинена ему. Была больна им изависима отнего.
        Я проклинала его, держа впамяти каждую секунду принесенной им боли, ноя также немогла противиться его власти. Меня тянуло кнему неумолимо, как слабую щепку тянет течением реки.
        Граф прекрасно, как ипрежде, осознавал свою власть надо мной. Ещебы, ведь то, что он делал доэтого, было направленно наполучение этой самой власти.
        Играф без зазрения совести пользовался этим преимуществом. Хотелосьбы мне верить, что такое его отношение ко мне, желание полностью подчинить исделать зависимой, были вызваны именно привязанностью, анечем-то иным.
        Влюбом случае, чтобы граф неделал, я прощала. Я плакала, болела ибоялась, нопрощала. Я прощала изадыхалась отнаслаждения, вызванного близостью его тела изапахом свежей крови. Апотом снова прощала, проклиная себя напару сним. Он был заранее прощен мной доконца своей вечности, потому что прощать было лишь моей виной.
        Всеже, иногда уменя хватало смелости противиться ему. Идаже пытаться помешать, помере своих сил, разумеется. Например, когда он приводил взамок свою очередную жертву, обреченную умереть вжутких муках, я каждый раз умоляла его остановиться.
        Пример Виктория, делавшего это еще прежде того, как я обратилась, неостановил меня. Ещебы, ведь хоть я истала монстром, номолча смотреть намучения других людей немогла, хотя прекрасно знала, что мои жалкие уговоры, как иуговоры Виктория, только раззадоривают графа.
        Так оно ибыло - граф лишь смеялся над очередной моей просьбой убить немучая, апотом брал меня ссобой, где я теряла разум отзапаха горячей крови иуже немогла сдержать монстра внутри меня. Графже смотрел наэто ихлопал.
        Моя черная любовь кнему, накрепко переплетенная сненавистью, иногда заставляла меня желать ему смерти, аиногда просто желать его. Нодаже желая смерти, я никогда невоплотилабы эти свои желания вреальность, ведь сним умербы огромный инеправильный кусок меня самой.
        Я презирала себя завсе это иеще занеумение противиться жажде, ииногда моя ненависть ксебе пересиливала ненависть кграфу. Нонесмотря напротиворечивость чувств, я продолжала пить кровь иубивать под аплодисменты того, без кого немогла жить.
        Я вампир ия принадлежала графу навечно.
        Ипусть он сейчас инемог читать иконтролировать мои мысли, ноони всегда были онем, или окрови. Хотя вторую часть я отчаянно пыталась научиться сдерживать всебе.
        - Ладно, я помогу тебе, - однажды усмехнулся граф. - Помогу найти свой контроль.
        Я недолжна была верить ему, особенно зная все то, начто он был способен. Недолжна была приобретать надежду, ведь я тысячу раз наблюдала, как он обманывает ирушит все попытки Виктория его исправить. Истолькоже раз я видела, как он отнимает эту самую надежду просто отсобственной скуки.
        Ноя поверила, потому что привыкла слушать его вовсем итонуть валых жестоких глазах.
        Он взял меня заруку иповел куда-то вглубь коридора, вту часть замка, где обычно размещались слуги. После моего обращения их количество резко сократилось, ведь граф был жесток, нонеглуп.
        Частые смерти взамке могли заставить крестьян относиться кработе здесь сопаской, поэтому граф набирал их понемногу, сразных концов графства. Впрочем, я даже незаметила этого впервые годы, поглощенная пеленой кровавого тумана. Равно как инезаметила того, что рыцарей вкругу графа тоже явно поубавилось. Новообращенный вампир - это стихийное, жадное докрови бедствие, особенно, если никто инепытается сдерживать его жестокость.
        Вкомнате, куда привел меня граф, оказалась единственная женщина, миловидная иулыбчивая.
        - Господин, госпожа, - подскочила она, едва мы вошли инаслове «госпожа» ее голос дрогнул.
        Я несразу, новсеже узнала вней свою Рози.
        Заэти несколько лет она разрумянилась инемного располнела, что, впрочем, сделало ее более женственной. Однако это было неединственным изменением вее внешности. Длинная, допола, юбка скрывала еще неслишком большой, ноуже вполне заметный живот, который Рози бережно поглаживала.
        Впрочем, насмену радости отвстречи тутже пришли другие чувства. Я услышала, как шумит ее кровь, как бьется ее сердце. Икак эхом отдается второе, маленькое обозначение жизни, что Рози носила под сердцем.
        - Нет, - прохрипела я, попятившись.
        Сейчас я была сытой, ктомуже занесколько лет всеже перестала кидаться налюдей так сразу. Однако если граф прольет хоть каплю ее крови… это будет для меня тем, что заставит разум уйти, подменив его нажажду.
        Итогда я уже несмогу себя простить.
        Ведь Рози долго была той, кто связывал меня соспокойствием прежней жизни вродительском доме. Той, кто утешал меня помере своих сил ибыл рядом, стараясь поддерживать.
        Иесли сейчас я сорвусь иуничтожу ее вместе снерожденным ребенком, это будет моим концом. Да, занесколько лет я убила столько слуг, ноубить Рози…
        - Вчем дело графиня? Ты ведь сама хотела научиться контролю. Адля этого всегда нужен мощный стимул, - ухмыльнулся граф, сверкнув зубами.
        Рози растерянно переводила взгляд сменя нанего иобратно, кажется несовсем понимая, что здесь происходит. Интересно, граф использовал принуждение, или просто сказал, что я хочу ее видеть?
        - Прошу, ненадо, - спиной я уперлась вдверь иуже хотела выскочить изкомнаты, нограф крепко стиснул мою руку, недавая мне шанса вырваться.
        - Госпожа, - Рози кинулась ко мне, несмотря наживот играфа, внушающего страх нетолько слугам, ноирыцарям.
        Ее граф нестал останавливать, позволив приблизиться ближе идаже взять меня заруку.
        - Госпожа, свами все впорядке? Вы так бледны. Граф сказал, вы хотите меня видеть. Если честно, я думала, вы давно обо мне забыли и… - зачастила Рози, хотя после первых фраз я уже перестала ее слушать.
        Ведь звук ее голоса заглушал другой, куда более громкий шум - шум крови, бегущей поее венам истук сердец.
        Даже невидя себя состороны, я могла поклясться, что глаза мои вспыхнули ярко-алым, аклыки удлинились, впившись вкожугуб.
        Жажда.
        Как самый худший монстр она накрывала меня сголовой, поглощая мое сознание, ия струдом держалась зажалкие остатки своей человечности, недавая зверю внутри взять верх.
        - Графиня очень скучала потебе Рози, - бархатистым голосом проговорил граф, апотом, откуда ни возьмись, вего руке сверкнуло лезвие ножа.
        Бесполезная вещь, ведь он умел убивать голыми руками иделал это весьма охотно.
        Я по-прежнему немогла убежать, так как он держал меня другой рукой, ачасть меня ивовсе хотела остаться ивспороть Рози белое нежное горло.
        Графже, немедля ни секунды, полоснул острым лезвием поплечу моей бывшей служанки. Кровь неторопливо потекла пообнаженной коже, впитываясь вткань простого крестьянского платья.
        Алое насветлом. Потрясающе красиво итакже маняще.
        Теперь шум крови втеплом живом теле стал совершенно невыносим изаглушал все остальное. Мое идеальное зрение видело, как бьется венка нашее Рози, икак алое пятно расползается все дальше поткани.
        Невольно я облизнулась.
        - Госпожа, - голос Рози задрожал отстраха ибыло удивительно, какже она все еще несорвалась накрик.
        - Уходи, - практически прорычала я, изпоследних сил сдерживая монстра внутри себя.
        Бесполезный совет, учитывая то, что граф по-прежнему держал ее. Ауж изего объятий вырваться было совершенно невозможно.
        Испуганное лицо Рози иее крик - вот ивсе, что я запомнила, прежде чем жажда захлестнула меня окончательно. Апотом все человеческие чувства вдруг перестали быть важными.
        Ведь единственное, что я стала слышать - это стук сердца.
        Ведь единственное, что я чувствовала - это металлический итакой манящий аромат.
        Ведь единственное, что я видела - это алые капли.
        Я вспорола Рози горло.
        Ее нежная кожа небыла серьезным препятствием для моих острых белых клыков. Я чувствовала, как ее горячая кровь вливается вменя, даруя силы для бессмертия ценой жизни.
        Это было восхитительно итолько где-то всамой глубине души билась маленькая, настоящая, часть меня, умирающая отэтого поступка.
        Под конец я всеже попыталась остановиться. Я желала оставить жизнь Рози иее ребенку. Ноуменя ничего невышло, аграф вочередной раз просто стоял исмотрел.
        Когда служанка уже была мертва, ая наконец оторвалась отнее, вытирая губы, граф назидательно поднял палец вверх.
        - Даже бывшая дружба неявляется достаточным препятствием для молодого вампира, учуявшего кровь. Потому что они для нас лишь еда ивсе наши инстинкты приказывают нам убивать. Впрочем, если ты хочешь, мы можем попробовать еще раз. Возможно твой брат будет для тебя тем, кто поможет взять жажду под контроль.
        Все, что я смогла сделать втот момент - лишь отрицательно помотать головой, разбрызгивая алые капли еще теплой крови, стекающие помоему лицу.
        Бедная Рози. Она незаслужила этого.
        Впрочем, хорошо, что наее месте неоказался мой брат.
        Глава11
        После того, что я сотворила сРози мне было очень больно, ведь она была дорога мне ивсегда поддерживала меня.
        Пускай я нехотела становиться вампиром ипускай я небыла виновата втом, что Рози вернулась взамок, новедь клыки вее шею вонзила именно я, иэто было ужасно. Я страдала оттого, что сотворила, ноподелать сэтим ничего немогла. Идаже немогла отказать, когда граф пришел ко мне втотже вечер, привычным движением расстегивая свою рубашку, совершенно уверенный, что я будуего.
        Ещебы, ведь он давно стал моим господином, полностью подчинив меня себе.
        Я нехотела, чтобы смерть Рози стала напрасной, однако граф был прав - жажда все еще была сильнее меня. Имне потребовалось более десяти лет, чтобы изменитьэто.
        Более десяти лет ненависти ксебе ислез отсобственной слабости ибессилия что-либо поменять.
        Более десяти лет убийств, когда каждая изжертв была рада отдать мне свою жизнь, которую я нехотела забирать, новсе равно забирала.
        Более десяти лет зависимости нетолько отобъятий графа, ноиотстука живых сердец, тепла тел ипряного запаха крови, откоторого я немогла заставить себя отказаться, какбы ни старалась.
        Икаждый раз, когда я забирала жизнь, перед глазами неизменно вставало испуганное лицо Рози, ее выпирающий живот, который она прикрывала руками иее наивное «госпожа, свами все впорядке?».
        Продемонстрировав свою власть втот раз граф обрек меня наад ваду.
        Апотом, когда я уже была уверена, что навсегда стала монстром, теряющим голову отзапаха ивида свежей крови, все изменилось.
        Незнаю, былоли тому причиной прошедшее время - содня моего обращения минуло восемнадцать лет - или всеже смерть Рози принесла свою пользу, ноя научилась брать жажду под относительный контроль. Пускай я все еще немогла отказаться при виде свежей крови, нотеперь я хотябы сохраняла жизнь.
        Узнав обэтом граф рассмеялся.
        - Мы созданы для убийства, графиня, - проговорил он своим бархатным голосом, откоторого меня пробирала дрожь. - Мы хищники иэтого неизменить. Конечно, контролировать жажду можно, ноневтаком юном возрасте, ведь твоя кровь все еще разбавлена твоей человечностью. Ато, что ты неубила это жалкое существо лишь нелепая случайность.
        Изавершив свой маленький монолог, граф толкнул мне конюха, что уже был готов потерять сознание инесопротивлялся.
        Всего несколькими минутами ранее я выпила почти всю его кровь, носмогла остановиться иудержать себя вруках, апотом появился граф, как всегда бесшумно.
        Теперьже, даже чуя запах крови иощущая вруках податливое ислабое человеческое тело, жажда молчала, кмоему удивлению.
        Поэтому я аккуратно отстранила едва живого конюха иобернулась кграфу, взглянув прямо вего алые озера.
        - Аможет всеже мне помог тот урок, что ты дал мне четырнадцать лет назад? - слова были дерзкие, аграф любил лишь повиновение.
        Спустя секунду он стоял уже нестерпимо близко, взяв двумя пальцами мой подбородок, заставляя продолжать смотреть ему вглаза. Впрочем, сейчас я была настроена действительно решительно инеопустилабы взгляда.
        - Думаешь, теперь ты сильная? - выдохнул он прямо мне влицо, другой рукой притянув меня ксебе. - Возможно, ты инаучилась справляться сжаждой быстрее, чем остальные вампиры, нонезабывай…
        Его рука скользнула ниже, оказавшись намоих бедрах. Мешающие ему юбки он просто-напросто порвал так легко, будто они были нетолще листочка. Теперь я была полностью обнажена ниже пояса, аостатки одежды грудой лохмотьев валялись вмоих ногах.
        - Какимбы сильным вампиром ты нестала, утебя всегда будет единственная слабость…
        Движения его стали грубее, нотеперь намоем теле немогло остаться синяков. Жесткие пальцы мяли мои ягодицы иотэтого моя решительность таяла быстрее первого снега.
        - Сколькобы лет непрошло, утебя всегда будет только один хозяин…
        Его пальцы скользнули внутрь меня, заставляя выгнуться ему навстречу. Вторая рука наконец отпустила мой подбородок, избавляя меня отостатков платья.
        - Сколькобы боли ты неиспытала, какбы сильно ты нененавидела, ты всегда будешь прощать…
        Он стиснул мою грудь, продолжая движение внутри меня, ия неудержалась отвозбужденного стона.
        Графа это рассмешило.
        - Видишь. Ты всегда будешь возвращаться. Чтобы я ни сделал, ты всегда будешь моей…
        Он сжимал меня все крепче, двигаясь все быстрее, заставляя позабыть обо всем насвете.
        - Я даровал тебе вечную жизнь, чтобы ты была рядом вечно. Я распоряжаюсь тобой, иты моя доконца. Иты будешь моей, абез меня нестанет итебя. Люди называют это любовью, нолюбви нет, есть лишь власть иподчинение. Иты вмоей власти, ты подчиненамне.
        Скаждым словом он входил вменя заставляя выгибаться отнаслаждения, акогда я была уже близка кконцу, он остановился иотпустил меня.
        Мои колени подогнулись отнеожиданности, ия рухнула напол прямо перед ним, всхлипнув отразочарования.
        - Ты запомнила это? - спросил граф, нависая надо мной.
        Я незаметила, когда он успел избавиться отодежды, носейчас он был идеален всвоей обнаженной красоте.
        Белое тело было словно выточено измрамора, и, хотя теперь я была также восхитительна, трепет перед графом, так похожим наискусную статую, остался сомной иуже врядли куда-то исчезнет.
        Алые глаза сверкали напрекрасном лице, губы искажала усмешка, делавшая его ангельскую красоту мрачно-падшей. Темные волосы красивыми локонами ложились наплечи, как последние штрихи его портрета.
        Впрочем, его красота всегда меня поражала, ноименно сейчас я хотела лишь одного - чтобы он скорее продолжил начатое. Это чувство было мучительней инестерпимей, чем недавняя жажда ився моя стойкость рушилась, словно карточный домик.
        Аграф, кажется, ожидал отменя ответа. Поднявшись надрожащие ноги, я сделала кнему шаг, ноон отступил.
        - Ты запомнила это? - повторил он свой вопрос.
        - Да, - прошепталая.
        Пусть теперь я могу контролировать жажду, нограф по-прежнему контролирует меня, как итогда, когда я еще была человеком. Иэто уже никогда неизменится.
        - Я нерасслышал, - он усмехнулся.
        - Да, господин. Я ваша навечно, - громче ответилая.
        Желание ощутить его тело жгло меня, заставляя переминаться сноги наногу. Сейчас я согласиласьбы начто угодно.
        - Так-то лучше, - граф вмгновение ока оказался рядом сбессознательно лежавшим конюхом ипоманил меня ксебе.
        Я знала, что ничем хорошим для меня это необернется, новсеже немогла противиться иподошла.
        Конюх застонал иоткрыл глаза. Впрочем, увидев обнаженную меня, он тутже поспешил их закрыть.
        - Может ты иконтролируешь свою жажду, нонежелание. Убей его, или я больше никогда ктебе неприкоснусь, - граф говорил холодно, без капли жалости.
        Толи отпотери крови, толи отего слов, ноконюх снова потерял сознание. Впрочем, это ничуть необлегчало мою задачу.
        Да, я научилась контролировать жажду, нограф… ему я немогла неподчиниться. Он превращал мою жизнь вад, нобез него этобы небыло жизнью.
        - Прошу, ненадо заставлять меня делать это, - я медленно приблизилась кконюху, присев рядом сним.
        Я нехотела его смерти, но, если его жизнь стоила отказа отграфа… это былобы слишком большой ценой для меня.
        - Я незаставляю тебя, - усмехнулся граф. - Утебя есть выбор.
        - Насамом деле уменя его нет, - обреченно ответилая.
        Когда я уже готова была одним резким движением прекратить муки несчастного конюха, граф остановил меня.
        - Ладно, ты сделала правильный выбор. Я сегодня сыт, так что можешь просто оставить его, - иразвернувшись, граф ушел.
        Яже так иосталась сидеть наполу - обнаженная, разбитая, рядом сбессознательным конюхом, которого я сама довела доэтого состояния икоторого готова была убить всего несколько секунд назад.
        Этот момент навечно врезался вмою память как момент полной беспомощности ипонимания всех объемов моей зависимости. Моей болезни графом. Моей любви кнему. Имоей ненависти.
        Новсеже то, что при всем жестоком извращении своего характера, граф удовольствовался лишь моей готовностью убить, нонесамим убийством, давало мне надежду. Надежду нато, что графу я хоть накаплю небезразлична.
        Наконец, я смогла успокоиться. Кое-как собрав остатки платья, я попыталась пристроить их насебя, новышло изрук вон плохо. Вэто время конюх очнулся снова. Мне пришлось заглянуть вего глаза, чтобы убедить успокоиться. Граф научил меня этому еще давно, причем сделал это сохотой, вотличие отобучения контролю жажды.
        Ему нравились эти возможности вечной жизни, ион отточил их доидеала. Ведь из-за возраста ему нетребовался даже зрительный контакт - он мог обдавать волной внушения инарасстоянии.
        Я несобиралась пользоваться этим преимуществом. Граф силой внушения заставлял людей делать, хотеть изабывать различные вещи, ноя, став монстром, пыталась небытьим.
        Идля меня умение читать мысли испособность внушить что угодно казались чем-то грязным, несправедливым. Я нехотела вмешиваться вжизни людей, пускай даже пока мое внушение ибыло слабым, ведь я помнила, какого это, когда тебя заставляют забыть оважном, когда твоими мыслями играют, аизчувств строят то, что хотят.
        Впрочем, после моих кровавых обедов вмешиваться было уже невочто. Однако сейчас конюх был жив, пусть инесовсем здоров, ия нехотела, чтобы он нервничал. Да исвоспоминаниями отом, что я монстр, надо было что-то делать.
        Успокоив его, я прокусила свое запястье иподнесла кего рту, заставляя сделать несколько глотков.
        Конечно, моя кровь была еще слабой.
        «Разведена человечностью», как сказал граф.
        Она немогла никого обратить ввампира, или сделать те вещи, которые мог делать граф своей кровью, вроде мгновенного врачевания самых тяжелых ран ипрочего.
        Новсеже она была вампирской иимела хоть какой-то минимальный эффект. Пускай бедолага инесможет сразу восстановить весь запас сил, которых я лишила его, ноэто лучше, чем ничего.
        Когда я убедилась, что конюх выпил достаточно, то сделала ему внушение забыть обо всем, иубрав беспорядок, что мы сграфом навели тут, я ушла ксебе впокои.
        Вэту ночь граф непришел комне.
        Как инаследующую.
        Каждую ночь я ожидала его икаждый раз ожидания оказывались напрасными. Я изводила себя, снова непонимая, вчемже дело. Ведь вэтот раз мой выбор был верным.
        Я хотела поговорить сним обэтом, ноего небыло вполупустом замке, хотя я обыскала его сверху донизу.
        Целую неделю я металась, пытаясь найти своего графа. Заэту неделю я умудрилась никого неубить, хотя контроль жажды давался мне струдом, новсеже это было огромным прогрессом. Однако без графа мне небыло отэтого никакой радости.
        Когда граф наконец вернулся, стоял солнечный день. Я спала всвоей комнате без окон, нолегко услышала шум подъезжающего отряда итутже вскочила. Ведь врядли стража, охранявшая стены замка, впустилабы кого ни попадя.
        Моментально одевшись, я выскочила вкоридор. Свет солнца был губителен для меня, ноузкие бойницы пропускали его совсем немного, позволяя разглядеть происходящее водворе иостаться втени.
        Да, начерном коне восседал граф, закутанный вплащ, апозади него был целый отряд рыцарей. Иеслибы несолнце, ябы бросилась кнему нашею, наплевав навсе последствия.
        Так вот куда он уезжал.
        Видимо, поняв, что я взяла жажду под контроль, он решил вернуть взамок полный гарнизон исвоих рыцарей, связанных сним вассалитетом.
        Итеперь все снова станет как прежде.
        Радость переполняла меня. Потому что даже несмотря нато, что без графа мне неприходилось постоянно наблюдать замучениями людей, эта неделя была для меня нестерпимо долгой.
        Граф делал мне больно постоянно, нобез него было еще больней. Странная нездоровая привязанность, которую я называла любовью, аон властью.
        Когда все наконец собрались напир, я заняла свое положенное место рядом сграфом. Подругую руку отнего сидел Викторий, авсе места застолом были забиты людьми. Так небыло стех пор, как я стала вампиром.
        - Я рада видеть вас, граф. Нопочему вы ничего несказали мне отом, куда уезжаете? - тихо спросилая.
        Сейчас нас смогбы расслышать только Викторий, ноон демонстративно отвернулся.
        - Я твой муж, анеслуга. Я недолжен сообщать тебе окаждом своем шаге, - также тихо ответил граф.
        - Простите, - я опустила глаза. - Амогу я хотябы узнать причины вашего отъезда?
        Конечно, я поняла, зачем ему понадобилось так внезапно уехать, нохотелосьбы услышать это отнего.
        - Чтож, разумеется, обэтом ты можешь узнать. Официально я собирал своих рыцарей всвой замок. Нонасамом деле я знакомился сосвоей новой женой.
        Глава12
        Эти его слова ошеломили меня.
        Одной фразой граф буквально перевернул мой мир, заставив сердце разбиться натысячи осколков, чтобы после каждый изэтих осколков застрял вобласти груди, причиняя физическую боль.
        Только вбитая сдетства выдержка и«леди должна оставаться леди, даже если она горит» позволили мне сохранить лицо ипозорно неразреветься при всех сидящих взале рыцарях.
        - Чтож, надеюсь, что вы ненашли то, что искали, - одеревеневшими губами выдавила я ипосле, сославшись нанедомогание, встала из-за стола.
        Последние остатки самообладания ушли нато, чтобы сдостоинством покинуть зал. Больше всего мне хотелось закричать, ноя немогла позволить себе этого. Я даже немогла убежать иззамка, чтобы поплакать где-нибудь влесу, так как надворе все еще светило солнце.
        Единственное, что я разрешила себе - это вихрем пронестись пополупустым коридорам, напределе доступной мне скорости, чтобы спрятаться ввинном подвале. Здесь было влажно, прохладно итемно, нотьма уже давно небыла для меня преградой, наоборот, стала союзницей.
        Выбрав одну избочек, я взяла висевший настене кофр инаполнила его вином.
        Завсю свою жизнь инежизнь я ни разу ненапивалась. Сначала, будучи человеком, я, как графиня, немогла позволить себе этого - всего пара бокалов, чтобы непотерять голову, да ито, разбавленные водой. Апосле смерти меня стала интересовать только кровь.
        Сегодня был отличный повод исправитьэто.
        Почему изачем граф решил завести новую жену? Ичто теперь будет сомной?
        Потеряетли он ко мне интерес, ия больше никогда неувижу его идеального мраморного тела? Аможет, он будет пользоваться нами обеими? Ведь моя кровь более непригодна для графа, как мой рассудок больше неподвластен его внушению. Илиже это необходимо ему для чего-то иного?
        Граф никогда непосвящал меня вдела управления, ия совершенно незнала, как унас сдоходами икакие отношения ссоседними областями. Итеперь, из-за этого, я немогла догадаться опричинах подобного поступка.
        Штоф уже опустел, изглаз текли слезы, аалкоголь нежелал меня брать.
        Вампир.
        Яже вампир имне теперь нетак легкодоступно чувство опьянения, когда вголове приятно кружит.
        Возможно, свежая кровь помоглабы мне, ножажда оставила меня навремя, авмешивать жестокость охоты всвою маленькую трагедию я нехотела.
        Незнаю, сколько времени я провела там, безуспешно пытаясь запить свою беду, нограф нашел меня. Ещебы ненашел, ведь его силы испособности казались безграничными.
        - Ну ичего ты опять ревешь как какая-то крестьянка? - холодным тоном осведомилсяон.
        - Что теперь будет сомной? - вместо ответа спросилая.
        Взять себя вруки мне удалось лишь частично - голос мой все еще дрожал. Ито, ябы никогда неуспокоилась, еслибы только незнала, насколько граф ненавидит истерики.
        - Ты умрешь, - просто ответилон.
        - Тогда убей меня прямо сейчас, - я блефовала, вомне небыло смелости натакой поступок.
        Я слишком хорошо помнила агонию своей смерти, чтобы желать пройти через это снова. Ноесли уменя все равно нет выбора, зачем мне мучиться без графа лишниедни?
        Граф мягко засмеялся.
        - Глупая.
        Насекунду мне показалось что он хочет погладить меня вутешение. Его рука дернулась слишком быстро. Нетолько для человеческих глаз, ноидля моего вампирского восприятия жест был награни видимости - граф умел двигаться стремительно. Впрочем, я небыла уверенна, непоказалосьли мнеэто.
        - Я несказал, что убью тебя, норада, что ты понимаешь, что иэто вмоей власти, - продолжил граф все темже холодным тоном. - Умрет Арсенда. Сейчас тебе сорок восемь лет. Много, слишком много. Ты перестала стареть втридцать истого дня, когда я обратил тебя, ты совершенно неизменилась, скорее, напротив. Это становится заметным, ипускай пока тебе отпускают комплименты, носкоро начнут шептать «ведьма» заспиной. Ты сама говорила, что дочь барона Фарго умерла вту ночь, когда я подарил тебе бессмертие. Пришло время ее похоронить. Тыже, Ольга, просто уедешь.
        Куда я уеду, насколько - все это было неважно втот момент. Ведь граф заботился обомне
        - Вы будете рядом? - вот ивсе, что теперь меня волновало.
        Хотя нет. Был еще один момент.
        Если какая-то женщина займет мое место, станетли он навещать ее также, как навещал меня? Станетли он пить ее кровь ивнушать ей удовольствие? Станетли пугать ее додрожи своими дьявольскими глазами изаражать ее собой? Займетли она действительно МОЕ место вего жизни?
        Носпрашивать обэтом я пока боялась. Если только граф будет рядом, я смогу дышать, аостальное станет неважным.
        Потому что, если только граф будет рядом, я смогу убедить себя втом, что остального простонет.
        - Графиня, я уже говорил, что теперь ты моя навечно. Вечность это немного дольше привычных рамок брака, - усмехнулся граф. - Новая жена - сестра соправителя Прованса испособ взять под контроль то, что раньше принадлежало моему, теперь уже покойному, брату. Ну авсе остальное это политика, волнение знати ипрочие вещи которые неинтересуют благородных леди, ведь они нестоль важные, как вышивка гладью, или новое платье.
        Я замолчала, обдумывая его слова.
        Я знала отом, что уграфа есть единоутробный брат. Также, после своей смерти, я узнала, что брат этот, разумеется, неродственник графу. Увампиров небывает детей, аграф обратился гораздо раньше.
        Кроме того, я знала, что этот брат, Гильом, делит власть вПровансе ссоправителем (прежде им был Ротбальд, нопосле обращения политика мало интересовала меня, как ивсе остальное).
        Авот то, что Гильом теперь мертв, азначит, часть столь большой ибогатой области осталась без своего лорда, было для меня новостью. Впрочем, я прекрасно знала, кчему это ведет.
        Знать нестанет терпеть женщину воглаве, особенно если законные наследники еще слишком малы. Аграф неупустит власть, особенно когда она сама идет кнему вруки. Ведь его сил хватит подчинить себе Прованс, даже если ивсе его жители откажутся принимать его. Нобрак решит этот вопрос. Ни привязанностей, ни чувств - простая политика. Выгодное решение для расширения своей власти.
        Слова графа окончательно успокоили меня, хотя намой вопрос отом, уедетли он сомной, он так инеответил.
        - Вставай ииди всвои покои, - бросил граф после минутного молчания, иразвернувшись, ушел.
        ***
        Одингод.
        Ровно настолько мы снова стали мужем иженой, хотя многое внаших отношениях изменилось уже безвозвратно.
        Наших отношениях. Когда один зависим отдругого, авторой нестесняясь пользуется своей властью… врядли это называется отношениями.
        Впрочем, неважно как это можно назвать, главное, чтобы это некончалось.
        Смоей усмиренной жаждой дни вернулись вто русло, что было прежде. Рыцари, пиры… все стало, как идомоего обращения. Ну, или почти, как идомоего обращения, ведь жажда никуда неисчезла, хотя теперь я инеубивала.
        Еслиже мне случалось срываться при других, граф пользовался своей силой, заставляя всех забыть ослучившемся. Его внушение было куда могущественней моего идействовало нарасстоянии.
        Такие моменты происходили, когда живая горячая кровь оказывалась слишком близко ко мне. Ипускай мне теперь всегда удавалось сохранять жизнь, контролировать спящего вомне монстра было нетак легко.
        Однажды рыцари устроили водворе поединок. Был вечер, солнце уже село ибрусчатку двора освещали факелы. Впрочем, мне темнота давно уже небыла помехой.
        Вокруг столпилось много воинов, криками подбадривающих соперников. Я хотелабы ивовсе незаметной тенью пройти мимо - я направлялась вближайшую деревню сцелью утолить свою жажду. Пусть я научилась неубивать, новсеже, пить кровь изсобственных служанок казалось мне каким-то неправильным. Деревенские были далеки отзамка ипотому безлики для меня.
        Граф посмеивался над этой моей новой привычкой, нонезапрещал. Его, наоборот забавляло, что я, точно дикий хищник, периодически выхожу наохоту.
        Втот раз я несмогла никуда дойти. Один рыцарь ранил другого, воздух наполнился ароматом свежей крови инеуспела я ничего осознать, как уже оказалась вцентре образованного воинами круга.
        Голыми руками я сняла тяжелый доспех, слегкостью разрывая кожаные ремешки, накоторых он держался, итутже приложилась кране.
        Послышались испуганные крики. Все произошло слишком быстро, икажется только сейчас долюдей стало доходить, что случилось нечто неестественное.
        Граф, что наблюдал запоединком среди остальных, разумеется заметил меня сразуже. Однако остановить меня он непопытался, идействовать стал лишь когда началась паника.
        Волной принуждения он заставил всех остаться насвоих местах, апосле, когда я наконец смогла взять себя вруки иочнулась, держа рыцаря наруках, велел всем разойтись изабыть ослучившемся.
        - Я… я нехотела, - опустив рыцаря, я поднялась ипопыталась вытереть кровь, стекающую поподбородку.
        Ноее было слишком много, чтобы мои действия принесли хоть какой-то результат.
        Сама незнаю почему, ноя решила, будто граф станет отчитывать меня засвоего вассала, поэтому голос мой звучал испуганно.
        - О, конечно, ты хотела, - ответил граф, подходя ближе ислизывая кровь смоих губ. - Ты создана для того, чтобы питаться людьми, иты всегда будешь хотеть их кровь. Ты выше людей. Ты совершенна, как ия.
        Рыцарь так иостался лежать водворе, аграф взял меня прямо налипкой, залитой кровью брусчатке.
        Тот раз я запомнила особо, потому что пускай наодин год все ивернулось впрежнее русло, нокое-что все-таки изменилось.
        Граф больше ненавещал меня каждую ночь, ичем больше проходило времени, тем реже становились его визиты, ая немогла это никак исправить. Потому что решения графа, какимибы причинами они небыли вызваны, никогда неменялись.
        В1019году Арсенда, дочь барона Фарго, умерла уже окончательно идля всех. Граф ловко организовал мою смерть, сумев внушить всем, что я скончалась вовремя очередной беременности, откровотечения.
        Так я навсегда обрубила концы, став Ольгой уже иофициально.
        Сразуже после похорон, закоторыми я наблюдала, закутавшись вплотный плащ сглубоким капюшоном, непропускающий свет, граф сослал нас сВикторием вдальнее поместье.
        Уже оттуда я узнала, что он, как ипланировал, женился вновь наЭмме, так звали мою замену. Ноя незнала, что он делает сней всвоем замке, пока я умираю без него накраю графства.
        Каждую ночь я представляла, как его холодные руки прикасаются неко мне иэто заставляло меня буквально кричать отболи.
        Почему он так поступил? Он объяснил мне это, нонесоизволил рассказать, зачем ему всеже понадобилось отсылать меня.
        Будь он рядом - все былобы по-другому. Ноего небыло иревность, пополам сострахом, что он больше невернется, поглощали меня.
        Викторий пытался мне помочь. Он всячески отвлекал меня, норазве могло существовать что-то, что заставилобы забыть меня обострых клыках ихищных пальцах, сжимающих мои бедра? Забыть обелом мраморе тела, черных волосах, что локонами ложатся наплечи идьявольских, алых, глазах?
        Я знала, что граф может творить слюдьми, если только ему будет охота развлечься, новсе равно я отчаянно завидовала его новой жене только потому, что он был рядом сней.
        Присутствие графа всегда приносило боль, ноон умел заставлять желать этой боли. Раз заразом растаптывая мечты, он оставался незаменимым несмотря ни начто.
        Я хотела вернуться вего жизнь.
        Пусть это приносит мне страх, ноэто было необходимо мне как воздух. Меня уже нельзя было излечить, ведь моя душа была небольна - она была сломлена. Я была словно птица без крыльев, нопри этом желала быть ближе ктому, кто собственными руками отрезалих.
        Идаже смерть немогла служить лекарством, ведь я небыла уверенна, что алые глаза ихолодная усмешка смогут оставить мою память даже всамой глубинной безднеАда.
        Вскоре после замужества та, что теперь называлась графиней, родила наследника. Я незнала, где граф его нашел, нозато точно знала, что он собирался оставить емувсе.
        Меня неволновало то, как граф это провернет, равно как ито, что унего останется после того, как его сын вступит всвои права. Уверена, граф предусмотрит все, когда решит, что пришла пора сменить имя. Единственное, чего я желала - так это оказаться рядом сним как можно скорее.
        - Ольга, - тронул меня заруку Викторий.
        Прошло уже три года, амоя боль игорячечное желание быть ближе кграфу, нестихли ни надолю, несмотря навсе его попытки заставить меня забыть.
        - Как думаешь, он любит ее? - всотый раз спросилая.
        Потому что день заднем имесяц замесяцем я думала только обэтом.
        - Тыже знаешь ответ насвой вопрос. Так зачем задаешьего?
        Я опустила голову.
        - Ольга. Ты должна постараться забыть ту боль, что он причинил тебе, - продолжил Викторий. - Пожалуйста, давай просто будем жить как люди. Дотех пор, пока граф снова невспомнит онас.
        - Мы нелюди, - я покачала головой.
        Забавно, Викторий знал графа куда дольше меня, был его единственным верным другом, нозавсе эти годы так инепонял моих чувств.
        Он знал больше прочих про то, что граф сотворил сомной, ипотому немог представить, что я больна своим мужем. Больна всей душой. Хотя кому, как неему, отчаянно пытавшемуся наставить графа напуть истинный, можно было это представить.
        - Мы люди вот здесь, - он приложил руку ксвоей груди. - Тебе досталось отграфа, ноты недолжна терять себя.
        - Я потеряла себя уже давно, - глухо ответилая.
        Человек, столь долгое время бывший мне прежде другом иопорой, сейчас показался совершенно чужим.
        - Ольга. Я неоставлю графа непотому, что он сказал мне, нопотому, что я нужен ему, пусть он это инепризнает. Ты тоже нужна ему, ноты заслужила отдых. Ты еще всилах исцелиться.
        - Зачем ты говоришь мне это? Если я действительно хоть немного нужна графу, аты поможешь мне выйти из-под его контроля… чем это обернется для тебя?
        После этих слов Викторий замялся. Молчание длилось почти минуту ивсе это время он смотрел наменя своими алыми, нотак непохожими награфа, глазами.
        - Я люблю тебя Ольга стого самого дня, как впервые увидел. Когда я узнал, что ты должна будешь стать его женой, я пытался отговорить его, нонесмог. Тогда я попытался облегчить твою жизнь взамке хоть немного, ноделал только хуже. Всегда хуже. Я немог признаться тебе. Один намек навзаимность ствоей стороны - итвоя жизнь превратиласьбы вАд. Граф ревнив ктем, кто хоть немного ему дорог, атаких можно перечитать попальцам.
        - Ад? Моя жизнь превратилась вАд ссамого момента замужества, - горько ответила я. - Но, если граф дьявол - я согласна гореть всю вечность.
        Викторий отшатнулся.
        Действительно, он даже недумал, что кроме боли, граф может причинять инаслаждение. Викторий был моим другом, атеперь выходит, илюбил меня, нонесмел идти против графа. Пускай он говорит, что это было для меня, ноя-то знаю, что никакая любовь незаставилабы его предать извращенную симпатию того, кто обрек его навечность вжажде.
        Иего неожиданное признание сейчас говорило лишь отом, что граф постепенно теряет ко мне интерес, нобольше ни очем. Ведь уВиктория было пятнадцать лет моей человеческой жизни, ноих оказалось мало (хотя тогда еще был хоть какой-то шанс оторвать меня отграфа).
        Я умела держать лицо, непоказывая свои настоящие эмоции. Новтот момент я нестала этого делать.
        Викторий понял игорько прошептав «прости» вышел изкомнаты.
        Глава13
        После этого тяжелого разговора Викторий больше неподходил ко мне сподобными предложениями, хотя по-прежнему пытался поддерживать меня. Ипо-прежнему безуспешно. Вего глазах я видела сострадание иболь, носэтим ябы ничего несмогла поделать.
        Аон ничего немог поделать смоей темной тоской пографу, что скаждым часом становилась сильнее.
        Мне было неважно, что графбы сделал сомной при встрече, главное, чтобы эта встреча состоялась. Иради этого я готова была навсе. Вот только граф молчал, неприезжая кнам, оставаясь так далеко, всвоем замке, куда я больше уже немогла вернуться.
        Годы тянулись один задругим имне стало казаться, что они еще темнее чем те, что были сразу после обращения. Тогда граф был рядом, пускай иобрекал меня наболь истрадания. Без негоже часть меня умирала вагонии.
        Я пыталась отвлечься ивэтом помогали тренировки. Я хотела окончательно взять жажду под контроль. Граф смеялся над этим, ноВикторий помогал, хотя никакие успехи немогли принести мне радости. Ябы легко отдала всю радость будущей вечности зачас страданий рядом сграфом.
        В1037году графу надоела старая личность ион инсценировал свою смерть, как всегда делал прежде. Насамом деле, это нетак уж исложно, если ты умеешь внушать людям все что угодно. Однако ко мне он так иневернулся.
        Он отправил письмо стем, что хочет видеть Виктория усебя. Про меня там небыло ни слова.
        Нопочему?
        Граф, обращая меня, говорил, что я буду его всегда, ноподарил мне жалкие десять слишним лет, апосле бросил, словно сломанную, давно надоевшую куклу. Иэто он называл вечностью?
        Боль, страх, тоска иотчаяние - вот что я ощутила, когда поняла, что пока ненужна графу. Что он просто отложил меня всторону изанялся другими, более интересными ему вещами.
        Викторий могбы остаться сомной, учитывая, что он говорил освоих чувствах. Ноон поспешил кграфу. Разумеется. Ябы исама поступила точно также, еслибы только граф позвал меня, анеего.
        - Я надеюсь, ты сможешь это отпустить, - сказал он мне напоследок. - Иначать новую жизнь. Если ты решишь скрыться, я постараюсь убедить графа неискать тебя. Возможно, современем он забудет иоставит тебя впокое.
        - Лучше постарайся убедить его вернуться, - ответила я иотвернулась, чтобы он невидел моих слез.
        Ведь без графа будущее оставалось для меня закрытым. Немогло быть никакой новой жизни, потому что воспоминания - это нежизнь. Я незнала, где теперь граф икогда он вернется ко мне. Да ивернетсяли вообще. Я просто существовала, днем прячась отсолнца, аночью вспоминая его прикосновения.
        Спустя несколько лет после отъезда Виктория, я опустила руки окончательно. Я отпустила слуг, питаясь всоседней деревне, идом пришел взапустение. Я непользовалась большей частью комнат инепыталась убрать разросшуюся паутину иосенние листья, что намел ветер через распахнутые двери. Ухоженный некогда дом стал отражением моей мертвой души ия, словно призрак, без дела скиталась внем, потерянная водиночестве, несмевшая ни умереть, ни пытаться жить дальше.
        Задесять лет досвоего вхождения вполную силу вампира, спустя сорок лет после обращения, я окончательно убедилась, что полностью контролирую жажду. Викторий еще прежде говорил, что я делаю невероятные успехи вэтом, ичто унего неполучалось это так просто (хотя, разве потратить наэто полвека можно считать успехом?).
        Зато унего получалось независеть отграфа настолько, насколько была зависимая.
        Влюбом случае, теперь я несорваласьбы, даже голодной увидев свежую кровь, аэто было действительной редкостью среди молодых, еще невошедших всилу, вампиров. Икак только я поняла, что больше ненесу всебе никакой угрозы, я решила навестить семью.
        Это было самым нелепым решением вмоей вечности. Незнаю даже, как оно пришло мне вголову ипочему я сделала это. Ведь немоглаже я всерьез рассчитывать, что спустя столько лет смогу найти вживых родителей или брата?
        Наверно, мне просто надо было сбежать отодиночества, адругих мест я инезнала. Носуществовать впустом, заброшенном поместье, умирая отчерной сосущей тоски, что оставил вомне граф, я больше немогла.
        Конечно, люди, что сейчас жили вмоем старом семейном замке Фарго были мне незнакомы. Новый барон, его жена иих дети: два темноволосых юноши, почти уже мужчины, сразницей впару лет имладший, десятилетний сорванец, что отличался отних итак мучительно напомнил мне брата вдетстве.
        Нопускай я их инезнала, уйти отних я все равно несмогла.
        Да икуда мне было идти?
        Прошлая жизнь осыпалась пеплом замоими плечами. Взамке, где я жила сграфом, теперь правили его якобы наследники, атого, кто сломал меня как куклу, привязав ксебе крепче чем сталью, больше небыло рядом. Ипотому будущее мое скрывалось вчернильной тьме.
        Граф приучил меня кболи истраху, испустя несколько лет одиночества сами эти понятия стали ассоциироваться сним. Чувствуя боль, я чувствовала его рядом. Акогда я боялась, то мне казалось, будто это его алые глаза смотрят наменя изтьмы сквозь прошедшие годы. Окаком излечении мог говорить Викторий, если болезнь стала частью меня?
        Я немогла жить спокойно, потому что само понятие спокойствия исчезло измоей жизни после замужества. Атеперь, когда графа небыло рядом, когда я могла пытаться что-то наладить, я делала прямо противоположное - я сама нашла себе мучение итерзала себя им раз заразом.
        Мучение заключалось втом, что я следила заэтой семьей, моими дальними родственниками.
        Они были живыми, иони были счастливыми.
        Барон был суров, нозаботлив, икажется, действительно уважал илюбил свою жену. Их дети росли, превращаясь внастоящих рыцарей иглавное, это были их родные дети. Их родные, живые дети.
        Сграфом я немогла рассчитывать ни начто вышеперечисленное, ноодним взглядом своих голодных глаз он мог заставить меня испытывать целую гамму чувств отстраха догорячего желания.
        Глядя начужое, такое простое идоступное всем, кроме меня, счастье, я плакала. Я смотрела нато, чего навсегда меня лишил граф, ииспытывала отэтого боль, ккоторой так привыкла загоды жизни сним.
        Словно привязанная я наблюдала затем, как взрослеют дети, как покидают замок, чтобы стать оруженосцами. Я завидовала, нонеуходила. Я облюбовала себе винный подвал икаждую ночь, аиногда иднем, словно привидение бродила покоридорам того, что я прежде звала домом. Все переходы были знакомы мне, амои скорость, зрение ислух позволяли мне непопадаться наглаза обитателям. Я была духом замка Фарго, печальным, страдающим попрошлому духом.
        Питалась я вближайшей деревне, аесли кто-то ивидел меня случайно, то я стирала уних воспоминания. Только однажды я несделала этого - когда младший сын барона заметил меня, я просто скрылась, несумев использовать против него свои силы, ведь он так напоминал моего брата.
        Годы шли ивот уже последнему издетей барона пришла пора отправляться кдругому лорду, чтобы стать оруженосцем. Скаждым днем он становился все более похож намоего брата, ипотому я отправилась сним, простившись, наконец, спризраком своего прошлого, родительским замком иего новыми хозяевами, что были мне незнакомы, новкоторых текла кровь моей семьи.
        Иероним, как младший, непопал кновому графу Тулузы, иэто было хорошо. Ведь еслибы я вновь оказалась взамке, где испытала столько счастья, боли истраданий, то, наверное, сошлабы сума окончательно, умерев возле ложа, вкотором граф, мой граф, творил сомной что хотел.
        Вдевятнадцать лет Иеронима посвятили врыцари итеперь это был неюнец, новзрослый, красивый мужчина. Впрочем, красота его меня неособо волновала, ведь граф все еще был моей жизнью, ипрекрасней него я никого невидела. Да ивоспринимала я Иеронима, скорее, как своего ожившего брата, анекак мужчину. Асходство между ними было поразительным - Иерониму достались теже глаза иволосы, таже линия подбородка. Ауж оружием он владел, пожалуй, даже илучше.
        Как имой брат прежде, он, всвои девятнадцать, уже слыл лучшим мечом государства истал победителем последних нескольких турниров. Впрочем, младшему сыну инеостается ничего иного, кроме как пытаться заработать славу собственным трудом - титул ивладения всегда отходят кстаршему, аесли старше тебя двое, то ждать чего-то бесполезно.
        Ноневнешность, идаже невоинское мастерство, делали его столь похожим натого, скем я росла. Он светился изнутри, его взгляд, как ипрежде убрата, горел живым огнем, он был также дерзок впозициях иобладал темже бунтарским нравом.
        Ия познакомилась сним.
        Я незнаю, зачем идля чего я сделала это. Граф по-прежнему невыходил уменя изголовы, но, когда я наблюдала заИеронимом, моя боль отупущенных возможностей смешивалась сдавно забытым теплым чувством заботы оком-то.
        Задевять лет наблюдения заним мне казалось, что я знаю его как родного сына, которого уменя теперь немогло быть.
        Я знала, как он хмурит брови, когда что-то идет нетак, как он хотел, как злится ирадуется, когда его никто невидит. Икак учтиво он ведет себя напирах. Я знала, что говорят онем молоденькие девушки ипереживала из-за того, что он пока так инеуспел ни вкого влюбиться.
        Я сзакрытыми глазами могла представить его улыбку ито, как он поправляет волосы.
        Я хотела, чтобы он был счастлив.
        Возможно, именно поэтому мне инестоило заводить сним знакомство. Ведь вампир - нетот приятель, которого стоит искать. Ноя несмогла себе отказать.
        Ктому времени Иероним принес вассальную присягу лорду Арману, виконту Тулузскому, ижил вего замке. Мне несоставило труда раздобыть карету иприбыть туда, представившись вдовой мелкого межевого рыцаря.
        Конечно, жителей замка удивило то, что я путешествую одна, ноинаэто уменя было готово объяснение - отряд воинов, сопровождавший меня, был разгромлен разбойниками всоседней области итолько мне удалось уйти живой. После этого все лишь восторгались моим мужеством инелезли сненужными вопросами, нежелая навевать неприятные воспоминания, что было мне только наруку.
        Мне выделили маленькую комнату взападном крыле иприслали слуг, что помогли переодеться сдороги, апосле пригласили напоздний ужин.
        Когда я, причесанная иодетая влучшее изтого, что уменя ссобой было (абыло уменя нетак много, ведь доэтого я неособо обращала внимания насобственный вид), вошла взал, все там уже знали кто я такая иоткуда взялась.
        Я слышала гомон их разговоров еще будучи всвоей комнате. Иероним тоже проявлял интерес ко мне, узнавая, хорошали я собой имолодали. Да, я была старше его напятьдесят слишним лет, новампирская красота нестареет имне едва могли дать больше двадцати, что тоже, впрочем, было уже далеко отюности.
        Когда я вошла все разговоры затихли. Даже нежелая того, я производила впечатление, излучая холодное обаяние хищника имой чуткий слух легко улавливал восхищенные возгласы, некоторые изкоторых были неслишком пристойными.
        Иероним смотрел молча ивзгляд его казался удивленным. Возможно, он ожидал увидеть кого-то более пожилого, или менее красивого.
        Следующим вечером, дождавшись, когда скроется солнце, я вышла водвор. Сумерки опускались назамок ижизнь уже небурлила здесь так, как днем. Я слышала, как Иероним говорил кому-то, что хочет выйти подышать инадеялась встретить его здесь (хотя исама доконца непонимала, зачем мне это).
        Мои надежды оправдались.
        Иероним сам подошел комне.
        - Миледи Ольга, - он поклонился. - Ваше имя красиво, нонемного странно для этих мест.
        Он был обаятельным ия понимала отчего все девицы (ивособенности хорошенькие служанки) мечтают заполучить его хотябы наодну ночь.
        - Что уж говорить овашем, сэр Иероним, - рассмеялась я вответ. - Оно вовсе непохоже нате, что я привыкла слышать.
        - Мой отец весьма своеобразный человек, исвоеобразен он вовсем, - пожал плечами тот. - Немогли я видеть вас раньше?
        - Сомневаюсь.
        Кроме того единственного раза вдетстве, я больше непопадалась ему наглаза. Атот раз он врядли запомнил.
        - Значит мне показалось, - легко согласился он. - Увас очень необычный цвет глаз.
        - Это отмамы.
        Дальнейшее общение протекало легко инепринужденно. Как я уже знала, Иероним оказался веселым, легким наобщение. Кроме прочего он был честен итрепетен - идеальное воплощение рыцаря.
        Мне нравилось быть сним, однако я старалась неподавать ему ненужных знаков. Ведь я видела внем брата, сына, нонемужчину.
        Впрочем, он инепытался уединиться сомной. Он был слишком хорошо воспитан для такого ислишком по-рыцарски возвышен.
        Неделя, которую я обещала хозяину замка, растянулась нанесколько месяцев, ноникто неспешил меня выгонять. Сам лорд также был вдовцом - его жена погибла отчахотки, успев оставить наследника. После этого он довольствовался служанками, неспеша снова связывать себя узами брака.
        Я стала своего рода талисманом замка. Рыцари одаривали меня комплиментами, ахозяин убеждал остаться еще ненадолго икаждый раз я оставалась.
        Так прошел год. Самый светлый год смомента моего обращения.
        Иероним иобщение сним стало для меня лекарством, которым я лечилась отзависимости кграф. Впрочем, любовь кпоследнему, словно яд, все еще оставалась вмоей крови, ожидая момента, чтобы расцвести вполном объеме.
        Однако иногда Иероним вел себя странно.
        Несколько раз я слышала его шаги (застолько лет я запомнила их ипотому легко отличала отшагов других) возле моих покоев. Я чувствовала его запах, слышала стук его сердца, новнутрь он незаходил.
        Я неспрашивала его обэтом, ноиногда чувствовала его заближайшим поворотом позади себя, или притаившегося втени, которая вовсе неявлялась для меня тенью.
        Несчитая этих странных моментов, из-за которых казалось, будто он следит замной, востальном все было замечательно. Ия нехотела портить свое хрупкое счастье вопросами, апросто приняла все, как есть.
        Однако это истало моей эгоистичной ошибкой.
        Однажды я шла наохоту. Совершенно бесшумно я вышла издонжона иуже хотела перемахнуть крепостную стену, когда услышала шаги Иеронима. Он снова наблюдал замной, думая, что никто его незамечает.
        Итогда я просто откинула все страхи исомнения, ипрямо наего глазах легко преодолела стену.
        Я незнала, почему он следит замной, номне было отчаянно одиноко всвоей вечности. Покинутая графом иВикторием - теми, кто знали мою тайну - я была одна вовсем мире.
        Одна немертвая. Одна неживая.
        ИИероним Фарго, ставший мне почти сыном, подаривший мне самые светлые чувства… я хотела, чтобы он разделил сомной эту тайну. Я боялась, что узнав омоей истинной сути, он отвернется отменя, нострах был несравним стой болью, которую я испытывала отосознания пустоты вокруг меня.
        Ипотому, раз уж он тайком наблюдал замной, я дала ему возможность увидеть немного больше.
        Стоило мне исчезнуть закрепостной стеной, как Иероним тихо ругнулся икуда-то убежал. Я была неуверена, что он теперь последует замной, ноосталась ждать его. Спустя минут десять он появился накраю стены, иубедившись, что часовые его незаметили, скинул веревку иловко спустился вниз.
        Оказавшись запределами замка он огляделся. Я, только этого идожидалась, поэтому двинулась всторону леса, быстрее чем человек, нодостаточно медленно, чтобы он успел меня заметить, тем более, что круглая луна низко нависала снеба, давая прекрасный обзор.
        Иероним побежал замной. Кажется он все еще думал, что я невижу его, ая неоглядывалась. Оказавшись наопушке леса, я спряталась заближайшим деревом.
        Иероним влетел под полог листьев иснова растеряно огляделся. Свет луны сюда едва пробивался ипотому он, кажется, уже стал сомневаться всвоей идее следить замной.
        - Ольга, - тихо позвалон.
        Я сама заманила его сюда, чтобы раскрыться, нотеперь отчего-то медлила, опасаясь выходить. Мне темнота нисколько немешала видеть его растрепавшиеся вьющиеся волосы ирастерянный взгляд.
        - Ольга, я узнал тебя, нодумал мне померещилось. Ведь ты была такойже, как идевять лет назад. Нотеперь я уверен, что это была ты, - все также шепотом проговорил Иероним ипосле этого я вышла.
        Я прекрасно знала, что моя кожа бледна ибуквально светится втемноте, аглаза отливают алым, отражая свет луны.
        - Ты мой ангел? - спросил Иероним. - Ты охраняла меня все эти годы, я знаю.
        - Я тебя оберегала. Ноя неангел, - грустно ответилая.
        Аведь действительно, я оберегала его, наблюдая заним издалека, хотя исама доэтих слов толком непонимала, почему остаюсь рядом.
        - Кто ты? - Иероним взглянул мне прямо вглаза.
        - Я демон. Демон ночи.
        Мои клыки вытянулись изаострились ия улыбнулась, позволяя Иерониму разглядеть их вполной мере.
        - Я неверю. Ты слишком прекрасна.
        Вего взгляде небыло ни капли страха итогда я поняла, что больше неодинока.
        Глава14
        Охоту пришлось отложить, итой ночью мы долго разговаривали.
        Я рассказала Иерониму практически все освоей жизни инежизни.
        Я рассказала ему отом, как меня выдали заграфа еще девушкой, иотом, что мы прожили вместе пятнадцать лет, пока он необратил меня. Отом, как я нехотела быть монстром, иотом, как граф мучал меня, то давая, ато отнимая. Я рассказала ему оРаймунде иАлалрике, которых унесла река, иоВиктории, чьи попытки облегчить мою участь непринесли ничего, кроме боли. Отом, как я была бессильна что-то изменить, отом, как ужасно было умирать иеще ужасней возродиться. Я рассказала отом, как училась бороться сжаждой, иотом, как наткнулась насемью смаленьким мальчиком, который неоставил меня равнодушным.
        Только оглубине своих чувств кграфу инаших родственных связях сИеронимом я умолчала. Первое было тем, что врядли бы понял кто-то, помимо меня, ну авторое… Арсенда умерла уже давно, аОльга совершила слишком много плохого, чтобы таким родством можно было гордиться.
        - Граф превратил меня вмонстра, ия творила ужасные вещи. Поэтому я демон ночи. Я нечеловек имне нужна чужая кровь для жизни, которой уменя нет, - закончилая.
        - Ты невиновата вэтом, - глаза Иеронима пылали гневом. - Твой муж, граф - вот кто отвратительный монстр, ноникак неты. Ты всего лишь жертва. Невинная жертва его извращенных вкусов.
        - Жертва, которая может убить любого одним движением своих рук, - горько добавилая.
        - Неверю! Я успел узнать тебя. Втебе нет ни капли жестокости! Ты нетакая! Если ты итворила зло, то только из-за графа ивопреки своей натуре, - иИероним порывисто обнял меня. - Ты сожалеешь, отом, что была вынуждена делать, авот граф врядли способен натакие чувства. Ия знаю, что ты никогда непричинишь мне боли, потому что этоты.
        Вчем-то он все-таки был прав, ведь даже вдыхая его запах, чувствуя тепло его тела, я легко подавляла жажду. Ему ябы несмогла навредить - он стал для меня очень близок заэти годы.
        - Обрати меня.
        Фраза прозвучала так неожиданно, что я отпрянула, спиной наткнувшись надерево, которое тутже зашаталось.
        - Обрати меня, - повторил Иероним, делая шаг ко мне. - Я хочу быть всилах защитить тебя отнего. Я хочу, чтобы он ответил завсе то, что совершил, завсю боль, что причинил тебе.
        - Ты непонимаешь, очем говоришь. Это проклятие откоторого невозможно избавиться. Ионо будет мучать тебя негод, или два, ацелую вечность! Вечность это слишком долго!
        Хотелабы я узнать сейчас его чувства имысли. Нограф так часто влезал вмою голову, выясняя иконтролируя каждый мой шаг, что я зареклась использовать принуждение без острой нато нужды - слишком хорошо помнила, каково это. Ауж чтение мыслей иподавно. Я немогла так поступить сИеронимом. Равно как инемогла обречь его намуки.
        Выговорившись ему сегодня я испытала облегчение, имне даже показалось, что маленькая часть моей зависимости кграфу растаяла ввоздухе вместе сословами онем. Нообращать когобы то ни было… атем более Иеронима… нет, я так точно немогла!
        - Ради тебя я готов принять это проклятие, Ольга, - он сделал еще один шаг ближе. - Ради твоей чести итвоего отмщения. Иради того, чтобы он больше ни скем несмог сотворить подобное.
        Он снова взял меня заруки. Такой чистый идоблестный рыцарь, он горел праведным гневом ижаждал наказать недостойного.
        Вдвоем мыбы могли…
        Нет!
        Мы ничего немогли!
        Два новообращенных против такого сильного вампира, как граф - настоящее самоубийство. Иэто несчитая того, что я так люблю его, что скорее убью себя, чем смогу его ранить.
        - Скоро рассвет, - я опустила взгляд иотступила всторону замка. - Мне надо втень, иначе солнце сожжет меня. Ведь чтобы ты ни говорил, мне всегда придется скрываться вночи.
        Инедожидаясь ответа, я убежала.
        Иероним нашел меня после обеда, который я пропустила, сославшись надурноту. Отчасти вэтом была доля правды, ведь я так инепоела вчера, итеперь жажда чувствовалась куда острее, настойчиво напоминая мне отом, кем я стала, ноя немогла себе позволить охотиться взамке.
        Я уже давно обустроила выделенную мне комнату так, чтобы туда непопадал свет, итеперь могла спокойно отдохнуть, дожидаясь ночи. Однако скрипнувшая дверь ичастое сердцебиение пополам сприятным запахом Иеронима недали мне этого сделать.
        - Ольга. Стобой все впорядке? - тихо спросил он, делая шаг внутрь изакрывая засобой дверь.
        - Я благородная дама, аэто все-таки мои личные покои, - мягко напомнилая.
        Конечно, внутри меня небыло никакого недовольства. Личного пространства я лишилась, выйдя замуж, ведь граф навещал меня каждую ночь, да исам замок был его целиком. Стыдливость тоже пропала после этих ночей, оставив взамен себя мучительно-сладкое чувство наслаждения, больную привязанность итвердую уверенность втом, что мне уже готовят место вАду.
        - Прости, - Иероним тутже вспыхнул иотвернулся, хотя я лежала зарывшись вгору одеял. - Я просто хотел убедиться. Мне сказали, что ты приболела. Ноты ведь неможешь… всмысле… тыже…
        - Я, разумеется, здорова, - улыбнувшись прервала я его невнятное бормотание. - Просто мне нужна кровь, ипока я ее неполучу, я нехочу смотреть навсех голодными глазами, опасаясь сорваться.
        - Возьми мою, - он машинально развернулся, ипокраснев еще сильнее, тутже зажмурил глаза. - Мне нежалко для тебя.
        - Нет, - я покачала головой, хотя мысль получить желаемое прямо здесь исейчас оказалась весьма приятной.
        - Почему? Я буду рад помочь тебе. Для меня это ничего нестоит.
        - Ичтоже ты? Совсем небоишься? - я немогла поверить вто, что кто-то, вот так вот добровольно, может предложить мне то, вчем я нуждаюсь.
        Что кто-то может довериться мне, без страха соглашаясь отдать часть себя исвоей жизни.
        - Бояться леди? - Иероним покачал головой. - Ты считаешь меня трусом?
        - Ладно, - вдругой раз ябы несдалась, носейчас запах крови сводил меня сума, аон сам предлагал мне свои услуги. - Это будет немного больно.
        Инедавая себе передумать, я подскочила кнему, апосле укусила.
        Иероним недрогнул, авглазах его действительно небыло страха, лишь забота ижелание помочь. Я выпила немного - ровно столько, чтобы унять жажду ипродержаться доследующей ночи, апотом отошла.
        - Спасибо, - теперь мне было неловко иговорила я тихо. - Ты действительно меня выручил.
        - Ты всегда можешь обратиться ко мне, ия буду рад помочь, - ответил он, ивспыхнув, снова отвернулся.
        Только сейчас я осознала, что кроме сорочки намне больше ничего небыло. Я воспринимала его как сына, новсеже он был мужчиной, имне нехотелось, чтобы он думал обо мне втаком смысле, поэтому я быстро одела простое платье, справившись занесколько секунд.
        - Можешь повернуться.
        - Прости, я нехотел смущать тебя.
        - Я только что пила твою кровь, аты волнуешься отом, что смутил меня? - я искренне рассмеялась. - Иероним, ты необыкновенен!
        Сейчас мне было легко, ведь жажда немучила меня, амежду нами неосталось больше секретов.
        Заэто время Иероним сумел мне стать ближе, чем Викторий завсе предыдущие годы.
        - Так может тогда ты обратишь меня? Я хочу отомстить графу идоказать тебе, что чего-то стою.
        - Иероним, - я приблизилась свампирской скоростью, ноон неотшатнулся, - я итак знаю, что ты достойный рыцарь ичестный человек, нопойми, это граф. Его нельзя одолеть.
        - Ради тебя я сделаю невозможное идаже больше, - он взял меня заруки. - Все, что угодно, только позволь мне это сделать.
        - Ты непонимаешь, чего просишь!
        - Я видел, начто ты способна, ивидел, как ты страдаешь. Мне этого достаточно. Если ты сделаешь меня такимже - унас будет время, чтобы придумать способ. Иты больше небудешь одинока всвоей вечности.
        - Поговорим обэтом позже, - я указала ему надверь.
        Иероним бросил наменя последний взгляд ивышел.
        Раз заразом после он поднимал эту тему, неотступая отсвоей задумки. Искаждым разом эта идея становилась для меня все более привлекательной.
        Я боялась признавать, ноэто было очевидно - его просьбы находили отклик вмоей душе.
        Конечно, осмерти графа немогло быть иречи - он был чертовски, невообразимо силен, ая все еще зависела отнего, пылая своей больной любовью. Ноесли граф несобирается возвращаться ко мне, то без Иеронима я просто умру вближайшую сотню лет. Умру отодиночества исосущей изнутри пустоты.
        Аего присутствие вмоей нежизни дает надежду наисцеление, пускай несразу, новедь время - это все, что есть увампиров.
        Я долго сомневалась, новконце концов его уговоры имое собственное эгоистичное желание взяли верх.
        Это было неправильным решением, ия знала, что нельзя обрекать кого-то наподобное, ноуспокаивала себя тем, что непозволю Иерониму натворить зла. Слабое оправдание, ноя исама всегда была слабой.
        - Ты уверен, что хочешь этого? - втысячный раз спросила я, хотя уже наверняка знала ответ.
        - Да. Для тебя. Ипротив графа, - решительно выговорил Иероним, крепче сжимая кулаки.
        Мы стояли водном изподвалов замка, имне казалось, что я волнуюсь даже больше чем он, ведь я только вошла ввозраст, после которого создание вампиров становится возможным. АИероним должен был стать моим первым творением, ималоли что могло пойти нетак.
        Скажи мне кто-то, что я сама начну творить себеподобных демонов, ябы ни зачто неповерила, ведь зареклась делать это, равно как ичитать мысли, ииспользовать внушение. Ноодиночество, время ичерная пустота мании кграфу стерли все возможные запреты.
        Теперь я собиралась совершить тоже, что сделал сомной граф, имолилась отом, чтобы все прошло как надо. Еслибы я загубила Иеронима, то несмоглабы себе этого простить.
        Мой рыцарь сготовностью оттянул ворот рубашки, подставляя шею для укуса. Его кожа влажно блестела всвете единственного факела. Всеже, несмотря навсю готовность, он явно волновался, хоть ипытался это скрыть.
        Смомента, как он узнал мою тайну, Иероним кормил меня неодин раз, номне ни разу непришлось попросить его обэтом.
        Вот исейчас я жадно вдохнула его запах иаккуратно прокусив кожу, прижалась кшее своими губами. Выпив достаточно, я зубами проколола собственную руку, иИероним послушно осушил выступившие алые капли.
        - Еще. Вдруг этого будет недостаточно, - я крепче прижала уже начавшую затягиваться рану кего рту, итолько после нескольких глотков убралаее.
        - Что теперь? - Иероним дышал тяжело, акапли моей крови испачкали его губы красным.
        - Теперь я должна тебя убить.
        Мои руки тряслись, потому что я непредставляла, как смогу это сделать. Как смогу причинить Иерониму боль, пускай он ипошел наэто добровольно. Как смогу начать его агонию смерти.
        - Обязательно ты? - спросил он, поняв мой страх.
        Я раз заразом повторяла ему, насколько это мучительно - умирать, оставаясь живым, норешительность его лишь крепла отосознания того, что граф заставил меня пройти через это против моей воли.
        - Нет, носмерть… - инеуспела я договорить, как Иероним, глядя мне вглаза, молниеносным движением выхватил из-за пояса мизерикордию ивонзил ее себе прямо всердце.
        Вскрикнув, я кинулась кнему, усев подхватить наруки. Впоследний раз я заглянула вего карие глаза, закрыв их, чтобы вновь увидеть, когда они станут алыми.
        - Хорошо. Все будет хорошо, - повторяла я едва различимым шепотом, качая тело, казавшееся мертвым.
        Ия незнала, кого я так успокаивала - Иеронима, который уже немог меня слышать, или саму себя.
        ***
        Он неприходил всебя долго.
        Очень долго.
        Я незнала, сколько длится обращение, сколько времени я сама была без сознания, когда граф сделал это сомной, нотеперь каждую секунду я проверяла - очнулсяли Иероним.
        Я знала, что все сделала верно, именно так, как объяснял мне граф, ночем дольше мой рыцарь, бледный, лежал наполу скровавой раной, тем больше сомнений начинало роиться вмоей голове.
        Вдруг я ошиблась?
        Вдруг что-то пошло нетак?
        Вдруг теперь он неочнется?
        Вдруг…
        Слишком многое могло случиться, ислишком многое сейчас зависело оттого, когдаже Иероним, наконец, откроет глаза.
        Сразу, как только его сердце остановилось, я привела одну иззамковых горничных. После обращения жажда мучает особенно сильно, заставляя забывать обо всем остальном, ипотому ее необходимо утолить. Теперь девушка молча сидела вуглу, ая меряла шагами комнату, мечась туда-сюда, словно тень.
        Вскоре я увидела то, чего ждала, может инедолго, ноэто время показалось мне вечностью.
        Первые изменения.
        Кожа Иеронима стала бледнеть, волосы будто погустели, ачерты лица неуловимо изменились. Даже запах поменялся нато, как пахнет увядание.
        Рана затянулась, неоставив после себя иследа, авсе мелкие недостатки исчезли.
        Теперь это был словно он инеон одновременно. Все теже каштановые волосы, все таже линия подбородка, вот только теперь он казался куда более прекрасным. Идеальным. Словно портрет, накоторый художник нанес последние штрихи, завершающие картину.
        Я знала, что сомной происходило тоже самое, нонаблюдать все это вот так… это совсем другое.
        Я почувствовала, что обращение завершено, хотя Иероним по-прежнему лежал недвижимо. Новсеже я приготовилась.
        Иточно. Всего несколько секунд - ион открыл глаза. Апосле кинулся кслужанке, покорно ожидающей своей участи.
        Однако, пускай я иожидала подобного, я все равно едва успела его перехватить. Служанка, которой я заранее внушила ничего небояться, меланхолично смотрела наклацнувшие возле ее шеи клыки.
        Пускай я ипообещала себе недопустить ничего плохого, я совершенно незнала, чтоже мне делать. Жажда, особенно после обращения, туманит разум, нанекоторое время уничтожая твою личность, превращая вмонстра, полностью одержимого только лишь одним.
        Кровью.
        Ты чувствуешь ее запах, ты слышишь ее шум, ты видишь, как бьется венка нашее, ивсе остальное становится совершенно неважным. Лишьбы только попробовать ее. Лишьбы ощутить нагубах ее пьянящий вкус ито, как жизнь уходит ктебе скаждой алой каплей.
        Иероним пытался дорваться дозаветного, ноя держала его крепко.
        - Ты сможешь выпить кровь, ноя непозволю тебе забрать ижизнь. Слышишь? Иероним? - потрясла яего.
        Валых глазах мелькнула тень понимания, ия сама взяла руку служанки ипрокусив ее, поднесла ко рту Иеронима. Тот принялся жадно пить, ая считала про себя.
        - Хватит для первого раза, - произнесла я, когда вышла минута.
        Иероним меня, разумеется, непослушал, имне пришлось силой оттаскивать его, апосле внушать служанке уходить изабыть все, что было здесь.
        Когда она скрылась задверью, Иероним успокоился окончательно. Впрочем, после жажды обычно приходит полное осознание того, какимже ты монстром стал.
        Имой рыцарь несмог этого избежать. Когда алые глаза его потухли, азубы втянулись, он посмотрел насвои руки, словно видел их впервые.
        - Теперь я легко могу убить любого, лишь сжав свои пальцы, - прошепталон.
        Вголосе его слышалась боль, инаменя тутже накатила вина. Я недолжна была следовать своему эгоизму. Недолжна была обрекать его натакое. Недолжна была превращать его вмонстра, даже если именно обэтом он ипросил! Унего ведь был шанс прожить нормальную, ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ, жизнь, анесделаться немертвым. Это уменя небыло, аунегобыл!
        - Иероним, какты?
        Глупый вопрос. Как может чувствовать себя вампир?
        - Я впорядке, - Иероним уже взял себя вруки.
        Уметь сдерживать свои эмоции должен каждый аристократ, имой рыцарь небыл исключением. Теперь его лицо было сосредоточенным, нони испуга, ни сожалений нанем неотражалось.
        Иероним встал, сделав это по-вампирски быстро, исам удивился своему движению.
        - Я слышу, как шумит лес около замка. Ия вижу каждую пылинку, хотя прежде сказалбы, что здесь очень темно, - рассеянно проговорил он, оглядываясь.
        Теперь, когда жажда была утолена, нахлынули остальные чувства. Я помнила какого это, ипонимала, чтоже он сейчас испытывает.
        - И… - помолчав, продолжил он, - иеще я чувствую, как пахнет кровь. Очень хорошо чувствую. Этот запах манит меня.
        - Так идолжно быть, ведь теперь кровь будет нужна тебе всегда, - грустно подтвердила я. - Я говорила тебе обэтом.
        - Да.
        Теперь голос Иеронима звучал чуть более уверенно. Он приблизился, нокак ивпервый раз, нерассчитал силы, сделав это слишком быстро.
        - Теплая, - проговорил он, взяв меня заруку.
        - Нет. Просто ты теперь такойже холодный.
        - Неважно. Главное, что унас двоих есть вечность, чтобы отомстить графу зато, что он сотворил стобой.
        ***
        Я согласилась сжеланием своего рыцаря отомстить графу, нобольше всего я хотела, чтобы граф просто оставил нас, раз инавсегда. Я хотела излечиться отсвоей любви кнему, хотела забыть его руки игубы, откоторых пахнет кровью. Хотела невспоминать больше каждую изночей, проведенных сним, иту боль, которую он мне причинил. Хотела начать все заново, загнав одиночество ичерную тоску понему вглубину своего мертвого сердца.
        Ичерез некоторое время мне стало казаться, что я смогу, действительно смогу жить дальше, оставив позади свое прошлое.
        После обращения я увезла Иеронима взаброшенный домик, который приглядела заранее. Он был достаточно далеко отлюдей, чтобы их запах итепло тел невнушали ему жажду, нодостаточно близко, чтобы я могла приводить туда жертв.
        Жертв…
        Никогда недумала, что стану так часто пользоваться своими силами, идаже незадумываться обэтом, ноунас небыло иного выбора. Мы немогли допустить, чтобы нас обнаружили.
        Днем мы прятались вподвале, опасаясь солнца, аночи проводили наприроде. Иерониму безумно нравилось носиться пополям илесам соскоростью, недоступной для человека.
        Сграфом единственным моим удовольствием были наши жаркие ночи. Послеже обращения ничто нерадовало меня, кроме запаха свежей крови, акогда я научилась контролировать жажду, то инедумала, что мои вампирские силы можно использовать вот таким вот способом.
        Иероним доказал, что ивэтой нежизни есть свои, определенные, плюсы.
        Хотя конечно, будь уменя выбор, ябы все-таки предпочла небыть монстром возможностям искупаться вгорной реке, слишком холодной для человека, или прыжкам соскалы.
        Кроме этого я учила Иеронима контролировать свои новые способности - силу, скорость, внушение ижажду.
        Особенно жажду.
        Ксиле искорости он привык быстро, ното, как вампир реагирует накровь - это убивало его, такого чистого исветлого.
        Иероним скрывал свои чувства, номой слух был более острым, чем его, ииногда я слышала, как он молится, когда он думал, что находится один. Возможно это было нечестно, ноя хотела знать, что он чувствует насамом деле. Ведь сам он мне никогдабы несказал, нежелая расстраивать меня.
        - Ради Ольги, - шептал он награни слышимости. - Я переживу это ради Ольги. Господи, спаси ее ипрости, чтобы она несделала. Она невиновата вэтом, ни вчем невиновата, ведь это граф заставил ее. Можешь неспасать меня, я сам выбрал этот путь, нотолько спаси ее. Иизбавь меня, если неотжажды, то отудовольствия. Я ужасаюсь, вспоминая это, номне действительно нравится пить кровь живых людей. Иэто пугает меня.
        Иероним молился тому, вкого я уже давно неверила - граф стал моей единственной религией, моим дьяволом имоим Богом.
        Ая лишь крепче сжимала кулаки, убеждая себя, что это был его выбор, хотя его слова заставляли меня чувствовать себя эгоисткой, каковой я иявлялась.
        Наверное, мне стоило поступить иначе, нопока Иероним был рядом, мне становилось легче перенести одиночество.
        Авот рыцарю было сложно принимать свою новую сущность, которую он выбрал сам. Мои первые годы слились водно пятно, ведь граф подстегивал мою жажду, позволяя разрывать жертву зажертвой. Я недавала Иерониму сделать что-то, очем он могбы пожалеть, нонесмотря нато, что он неотнимал жизни, чувства, которые он испытывал, выпивая кровь, пугалиего.
        Онибы пугали именя, номне было очем жалеть помимо этого, анаучившись все контролировать, я уже привыкла ктому, что мое тело жаждет кровь.
        Впрочем, я была уверена, что Иероним справится исэтим. Он был сильным ичистым. Гораздо сильнее чемя.
        Иуж точно гораздо чище.
        Загоды, что мы провели вдвоем, я научила своего рыцаря сдерживать жажду, забирая лишь кровь, нооставляя жизнь, атакже пользоваться новой силой, хотя единственное, что по-прежнему действительно его радовало - это все теже пробежки полесу.
        Благодаря моим усилиям он так никого инеубил, ичерез довольно короткий срок уже мог контролировать своего внутреннего монстра, впустить которого согласился добровольно.
        Через двадцать лет мы жили взамке. Нам пришлось уехать подальше отпоместья баронов Фарго, дабы никто избывших друзей Иеронима, никто изего родственников несмог увидеть иузнатьего.
        Покинули мы ипределы графства, нонекоролевства.
        Я была ирада иумирала оттоски одновременно. Возможно, глупо было так считать, ноя думала, что заграницей Тулузских земель, меня несмогут найти ни Викторий, ни сам граф. Иименно из-за этого я ирадовалась, итосковала.
        Ведь душа моя продолжала принадлежать графу, пусть теперь мне инебыло так одиноко без него.
        Вечно.
        Я буду его вечно, хотя имогу притворяться, что это нетак. Ноесли он вернется…
        Я знала, что он несможет убить Иеронима - он сам говорил мне обэтом. Вновь созданные вампиры немогут быть уничтожены другим вампиром, если только они непредоставят вескую причину для этого.
        Иероним непредоставлял, аграф, пускай иникогда неследовал правилам, нопочитал вечность как величайший дар, инеподнялбы руку нановообращенного, даже если он ибыл обращен мной.
        Впрочем все еще оставался шанс, что граф даже ненайдетнас.
        Жизнь сИеронимом, после того, как он окончательно взял свою жажду под контроль, стала еще лучше. Теперь мне ненужно было следить затем, чтобы он ненатворил глупостей, имы просто жили, наслаждаясь обществом друг друга. Иероним поддерживал меня ипомогал мне, никогда непереступая черту, ия была уверенна, что он вомне, как ия внем, видит лишь близкого человека.
        Однако, как оказалось, я рано стала мечтать осчастливой жизни, рано расслабилась.
        Ведь стоило мне поверить, что прошлое осталось впрошлом, как мой бледный дьявол салыми глазами вернулся.
        Спустя почти пятьдесят лет после того, как я обратила Иеронима, граф пришел занами.
        Глава15
        Вэту ночь мы сИеронимом остались взамке. Лил проливной дождь, разогнав крестьян изблизлежащей деревни подомам, ипотому мы решили перенести охоту назавтра. Мы нехотели вламываться ккому-то, причиняя людям страх, пускай онибы изабыли обэтом после.
        Ведь мыбы ничего несмогли забыть - ни их испуганных лиц, ни криков, ни молитв.
        Конечно, взамке была иприслуга (теперь, когда уменя был Иероним, я перестала быть призраком, незамечающим паутины инезастланных постелей), номы предпочитали нетрогать их. Мы вообще предпочитали непричинять людям боли, ипока унас это успешно получалось.
        Шум дождя заглушил легкую поступь нашего ночного гостя, впрочем, недумаю, что я услышалабы его, даже еслибы стояла полная тишина. Граф всегда умел скрываться, если ему это было нужно.
        Мы были вбиблиотеке, когда вдверь донжона громко постучали.
        - Я посмотрю, - Иероним подскочил сместа, отложив книгу, которую изучал.
        Его обучили грамоте ипомимо тренировок смечом он любил читать истории оподвигах прославленных рыцарей. Большая часть этих историй необладала достоверностью, ноИерониму нравились сказки - он находил вних какой-то особый шарм.
        Почувствовав неладное, я подскочила ипобежала вслед заним. Удвери мы оказались вместе, нооткрыть ее неуспели, потому что она сорвалась спетель, разлетевшись вщепки. Реакция позволила мне имоему рыцарю отскочить вовремя, авот сонной служанке, что подошла настук несколько позже нас, неповезло. Древесные осколки, острые как ножи, проткнули ей живот, заставив вскрикнуть отболи.
        Коридор наполнился запахом свежей крови, носейчас это было последним, что меня волновало, потому что через порог переступил человек.
        Нечеловек.
        Плащ закрывал доболи знакомое мне лицо, ноя сразуже узнала его движения хищника, его запах. Слишком прочно все это въелось мне вголову. Слишком глубоко он был вмоем сердце.
        Алые глаза вспыхнули, когда он откинул свой капюшон, агубы исказила улыбка, больше похожая наоскал.
        - Надеюсь ты скучала помне, дорогая?
        Зато время, что мы невиделись, он ни капли неизменился. Черты его лица были попрежнему прекрасны, кожа сияла мраморной белизной, ачерные волосы спускались наплечи.
        - Граф, - выдохнулая.
        Я думала, что начала излечиваться, ноэто было ошибкой. Моя болезнь им неизлечима, ведь даже смерть ився та боль непомогли мне. Потому что только когда он оказался рядом, я поняла, что все эти десятилетия будто инедышала. Потому что он был моим отравленным, ядовитым воздухом.
        Осознав, ктоже стоит перед ним, Иероним тутже кинулся кграфу, размахивая мечом, хотя я много раз говорила, что мы несможем сним тягаться.
        Мой рыцарь был гораздо быстрее исильнее обычного человека, нокуда ему было равняться сопытом исилой графа? Тот даже незаметил его попытки, легко откинув всторону.
        - Кажется, я запрещал тебе обращать вампиров. Так почему я вижу перед собой эту шавку? - обратился ко мне граф.
        Иероним предпринял еще одну попытку, такуюже бесполезную. Только вэтот раз граф был более жесток. Рука, которой мой рыцарь держал меч, треснула сжутким хрустом, после чего граф молниеносно быстро развернул Иеронима ксебе спиной, полностью обездвижив.
        - Убивать молодых вампиров запрещено, новедь он угрожает моей жизни, - усмехаясь проговорил граф. - Так может мне стоит перегрызть ему горло, апосле отделить эту кудрявую головку оттела?
        Вглазах Иеронима был страх, ноон, лишенный возможности сопротивляться, лишь гордо задрал подбородок. Должно быть рука причиняла ему боль. Ведь регенерация - это всего лишь регенерация, неизбавляющая отчувств, ностиснув зубы он терпел, неиздав ни звука.
        - Или, может быть, это сделаешь ты? Наверное, так будет справедливо, ведь ты создала его, - продолжил граф. - Асоздатель несет ответственность затворение своей крови.
        Я помотала головой. Нет, нет. Я нехотела этого.
        - Тогда скажи, чтоб он успокоился, - играф ссилой отшвырнул Иеронима вмою сторону.
        - Ольга, - прошептал тот, оказавшись прямо умоихног.
        - Граф сильнее тебя. Запасись терпением, - вот ивсе, что я смогла выдавить ему вответ.
        Иначто я только рассчитывала?
        Никогда, никогда уменя нехватит мужества причинить графу зло. Потому что убив его, я убью исаму себя. Потому что даже спустя почти сто лет, проведенных вдали отнего, я все еще готова исполнять каждое его желание, какимбы жестоким, извращенным икощунственным оно ни было.
        - Я обязательно накажу тебя занепослушание немного позже. Впрочем, наверняка тебе это понравится, иты будешь просить повторить снова иснова, как делала это прежде.
        Щеки мои вспыхнули, ноя несмогла произнести ислова вответ.
        - Восстанови силы, щенок, ипоговорим стобой завтра ночью, - граф толкнул кИерониму служанку, что секунду назад вышла вкоридор.
        Удивительно, какже это остальная прислуга неуслышала тот грохот, который устроили Иероним играф. Впрочем, судя потому, что даже увидев кровь иклыки ворту графа, девчонка неиспугалась, она наверняка была под принуждением. Сила графа, вотличие отмоей, легко позволяла делать это нарасстоянии, что вочередной раз доказывало - нам сним непотягаться.
        - Подойди, - теперь граф обращался уже ко мне ия повиновалась, как ивсегда прежде.
        Он впился вмои губы грубым поцелуем, сминающим мою волю, водно движение порвав намне платье иоставив меня обнаженной.
        Впрочем теперь это неимело значения.
        Ничто неимело значения, когда он прижимал меня ксебе, лаская сприсущей ему жестокостью.
        - Я скучал потебе, графиня, - произнес он, апосле усмехнулся, глядя через мое плечо. - Аты знала, что этот щенок поуши влюблен втебя? Чтож, если хочет, он может посмотреть, нопусть даже недумает, что ему достанется хотябы часть тебя. Ты моя навечно.
        Что он имел ввиду?
        Этого немогло быть, ведь пускай мы ибыли близки, ноИероним никогда неговорил освоих чувствах, никогда ненамекал отом, что хочет чего-то большего, нежели общение идружба. Ну ая всегда относилась кнему только как ксыну, которого уменя немогло уже быть.
        Впрочем, граф усилил свой натиск, заставляя меня раствориться вудовольствии его ласк, ия уже несмогла думать ни очем другом.
        Незнаю, когда Иероним ушел - до, или после того, как граф вошел вменя, нокогда все закончилось, его уже небыло.
        - Атеперь нам надо поговорить. Где твои покои? - граф говорил холодно иотстраненно.
        Кажется, он был зол куда больше, чем показывал доэтого.
        Через несколько секунд мы оказались уменя, играф толкнул меня накровать. Я по-прежнему была обнажена - платье что было намне прежде граф порвал, ановое надеть мне недали.
        - Ну, атеперь рассказывай, гдеже ты нашла этого щенка, ипочему решилась даровать ему вечность, несмотря намой запрет? - усмехнулся граф, сверкая своими глазами.
        Пускай я сособым трепетом вспоминала те моменты, когда граф был нежен сомной изаботлив, ноя дышала всем, что он делал. Идаже его грубые слова, презрительная улыбка иголодный блеск алых глаз были мне близки изнакомы. Вот уж точно, как я могла даже мысль допустить отом, что смогу причинить емузло?
        Он мой единственный. Навечно. Ая его. Иэто уже ничто неисправит. Никто теперь несможет выгнать его измоего сердца, где он так глубоко пустил свои ядовитые корни.
        - Отвечай, когда я спрашиваю, - граф посвоему воспринял мое молчание.
        Ипускай тон его неизменился, ноя почувствовала, как он зол моим молчанием. Всеже я знала его очень давно.
        - Я… вы бросили меня одну иуехали. Что мне еще оставалось делать? - голос мой дрогнул.
        Только сейчас, кажется, доменя дошло, что он может наказать нетолько меня, ноиИеронима. Итолько сейчас я поняла, что ничего несмогу ему ответить. Что несмогу помешать.
        - Ждать своего мужа, как порядочная жена, вот что тебе оставалось, - отрезал граф ищелкнул пальцами.
        Тутже вкомнату вошла служанка ивстала рядом сним, подставив ему свое беззащитное горло. Граф медленно отпил, наслаждаясь моим растерянным видом, апосле продолжил:
        - Я оставлю ему жизнь, хотя я могбы найти повод, чтобы убить его. Нораз ему повезло стать бессмертным, чтож, пусть живет. Ноты должна сказать ему, чтоб больше несмел прыгать наменя сосвоей щепкой, которую он именует мечом. Иначе моего терпения может нехватить. Я накажу тебя занепослушание, онже уже получил свое наказание. Этот щенок действительно был поуши влюблен втебя, нокажется, ты оказалась слишком глупой, чтобы это заметить. Теперь он плачет отом, почемуже ты ответила намой поцелуй, истроит планы того, как убить меня, чтобы быть стобой. Забавный. Думает, что никто его неслышит.
        Я действительно ничего неслышала, нограф был гораздо сильнее.
        Неужели это действительно правда иИероним полюбил меня? Ноябы никогда несмогла ответить ему взаимностью.
        Граф толкнул ко мне служанку, жестом показывая, чтобы я выпила, ия повиновалась. Апока горячая кровь стекала помоему горлу, граф оказался сзади иснова вошел вменя.
        - Иненадейся, что это твое наказание, - проговорил он, сжимая мои бедра. - Это былобы слишком легко зато, что ты натворила, пока меня небыло. Иуж точно, слишком приятно.
        Остановившись, он развернул меня, нависнув сверху. Движение бровью - ивот уже служанка, несмотря напотерю крови, целует мне грудь, аграф движется внутри меня, прокусив ее запястье, так что яркие алые брызги капают намой обнаженный живот сего клыков.
        Икак обычно, я немогу противиться ничему этому.
        Граф кивает ия беру вторую руку, итеперь уже кровь стекает помоим щекам, заливая простыни. Служанки надолго нехватает ивскоре она падает без чувств, нограф отшвыривает ее словно пушинку. Большим пальцем он, даже снекоторой долей нежности, вытирает кровь смоего лица инаклоняясь шепчет, обжигая ухо своим дыханием:
        - Кричи громче графиня. Кричи так, чтобы тебя услышали все вэтом замке. Кричи так, чтобы он услышал.
        Апосле доводит меня доэкстаза, которому я немогу сопротивляться.
        Иероним.
        Бедный Иероним.
        Я была слишком глупа иэгоистична, обратив тебя. Новсе-таки, ты еще легко отделался.
        ***
        Граф проявил невиданное великодушие, позволив мне поговорить сИеронимом наедине - перед самым рассветом он покинул замок, нопообещал вернуться кзакату.
        Итеперь мне надо было убедить своего рыцаря неделать глупостей. Хотя, после того, что произошло ночью, мне было стыдно смотреть ему вглаза. Стыдно засвою слабость инежелание противиться графу. И, сидя всвоей комнате, где ночью граф поднимал меня навершины блаженства, я искала всебе силы, чтобы хотябы посмотреть натого, кто был мне так дорог, итем неменее, когобы я могла предать, еслибы только граф повелелмне.
        - Ольга? - раздался из-за двери голос Иеронима.
        Пока я пыталась решиться, он пришелсам.
        - Входи, - ответила я, поправляя одеяло.
        Ведь простыни все еще были вкрови.
        - Ты… Ты любишь это чудовище? - спорога начал он, незаметив кажется ни моего смущенного взгляда, ни всего остального. - После всего того, что он стобой сделал? После всей той боли, которую он причинил тебе? Или… твои рассказы были ложью?
        - Нет, я неврала тебе, но… - я замялась.
        Как вообще можно было объяснить то, что я чувствовала кграфу? Дикая ибольная зависимость, неподдающаяся ни контролю, ни объяснению? Он сломал меня, сделав своей именя уже непочинишь.
        - Ночто? Скрывала правду? - Иероним по-своему воспринял мое молчание. - Ольга, я поверил тебе, я пошел затобой, я стал монстром, чтобы помочь тебе. Все что я делал было ради тебя. Так чтоже теперь?
        - Я немогу объяснить свои чувства кграфу, - я растерянно опустила руки. - Он просто поработил мою волю. Ида, я готова наколенях просить хоть один поцелуй отнего, даже после того, что он сделал. Ноя нелгала тебе. Я ненавижу его также сильно, как изавишу отнего. Иты действительно мне нужен. Ты мне дорог, Иероним, ты сделал для меня столько хорошего. Еслибы граф задержался, ты смогбы полностью меня вылечить.
        - Нотеперь он пришел ия стал тебе ненужен. Так чтоже мне делать сосвоей вечностью?
        - Нужен. Ты нужен мне, - я сжала кулаки. - Ия обещаю, я смогу побороть свою зависимость. Только неоставляй меня. Мы убьем графа вместе. Нонесейчас. Сейчас унас нехватит ни сил, ни решимости.
        Мои слова были пропитаны эгоизмом, ночто я еще могла сказать?
        Ведь небыло больше той наивной девушки, была лишь Ольга, сломанная графом. Ольга, которая отчаянно хотела, чтобы Иероним остался рядом, пускай иневерила всвоиже слова.
        Ноя боялась, что если он уйдет, то уменя никогда небудет надежды. Викторий, как ия, неспособен пойти против графа, абольше вживых уменя никого неосталось - ни родителей, ни друзей.
        Это было второй моей ошибкой.
        Мне следовало отпустить юного рыцаря иуговорить графа никогда неискать его. Тогдабы вмире было наодного жестокого вампира меньше.
        Но, как ивпервый раз, я несмогла отказать себе. Я уговорила его быть рядом, уговорила нетрогать графа иждать. Я сделала это даже зная, как больно ему будет смотреть наменя играфа. Я сделала это, хотя недолжна была делать.
        Я просто хотела удержать его рядом.
        - Хорошо. Если я действительно нужен тебе, я буду здесь, стобой. Икогда-нибудь мы сделаем то, ради чего ты меня обратила, - Иероним бросил наменя печальный взгляд иушел.
        Ая осталась ждать графа.
        Глава16
        Граф, как иобещал, вернулся назакате. Он по-прежнему был один, ноиводиночестве его сила превышала силу всех обитателей нашего маленького замка вместе взятых.
        - Итак, ты иесть тот самый мальчишка, которого моя женушка так неосмотрительно решилась сделать себеподобным? - спросил он, раскинувшись водном изкресел.
        Вруках граф держал бокал вина, агубы его непокидала довольная улыбка. Он выглядел спокойным ирасслабленным, однако врядли так оно ибыло насамом деле - граф показывал только то, что хотел показать, носвои настоящие мысли всегда прятал насамую глубину, где их никтобы несмог узнать. Такое слово, как «доверие» было ему незнакомо.
        - Я сам просил ее обэтом идовольно долго, - ответил Иероним, упрямо вздернув подбородок.
        Он пообещал мне непровоцировать графа, пока мы ненакопим достаточно силы. Он готов был пойти наэто ради меня. Готов был терпеть его общество ислушать его речи, потому что я попросила его. Готов был оставаться рядом иждать столько, сколько будет нужно.
        Наверное, я требовала отнего слишком многого, хотя ничего немогла дать взамен. Ведь если он действительно любил меня, то любовь его была обречена. Вмоем сердце всегда было лишь черное место для графа иего страстных утех. Ирядом сэтой больной зависимостью валом пламени сгорали все остальные привязанности, потому что она была гораздо сильнее.
        Она была вечной.
        - Да-да, несомневаюсь. Наша невинная овечка никогдабы непосмела испортить чью-то жизнь изодного лишь простого эгоизма, - ответил граф икинул наменя такой пристальный взгляд, что казалось, он знает насквозь все темные мысли, что царят уменя вголове. - Икак ты собираешься распорядиться столь щедро дарованным тебе бессмертием?
        - Я буду помогать Ольге изо всех своих сил, - здесь Иероним недумал инесекунды.
        Он действительно знал, чего хочет отвечности ииз-за этого мне сделалось стыдно.
        - О, ну надоже, какой ты благородный, малыш Фарго, - протянул граф, улыбаясь. - Чтож, это теперь твоя вечность, азначит итвое право делать сней все, что заблагорассудиться. Аграфиня рассказывала отом, почему она согласилась подарить этот дар именно тебе, младшему сыну какого-то мелкого барона? Почему она невыбрала кого-то более влиятельного?
        Я неговорила, иникогда несобиралась говорить Иерониму онашей сним родственной связи. Прошлая я умерла, ановая отказалась отфамилии Фарго, став просто Ольгой. Иябы нехотела, чтобы он узнал отом, что когда-то я жила втомже замке, что ион. Ноя недумала, что граф может озадачиться происхождением нового вампира и, уж тем более, его человеческой жизнью, ведь граф презирал людей. Хотя прежде чем обращать Иеронима, мне следовало учесть ито, что граф никогда непоступает так, как отнего ожидают другие.
        - Мы познакомились взамке одного лорда, где исблизились. Ия повторяю, я сам уговаривал ее сделать меня таким, - ответил Иероним незаметив никакого подвоха ввопросе.
        Я стояла позади графа иникак немогла попросить его промолчать. Впрочем, даже еслибы ипопросила, врядли бы он пошел мне науступки - граф иуступки две несовместимые вещи. Поэтому мне неоставалось ничего, кроме как сжать покрепче спинку кресла, накотором сидел граф имолиться, чтобы Иероним неистолковал наше родство превратно.
        - Все, избавь меня отповторений, - кмоему счастью граф нестал развивать тему, - вернемся лучше кделу. Если ты хочешь помогать Ольге, тебе придется жить рядом сомной, под моей крышей, азначит ивыучить несколько простых правил. Первое. Я нетерплю, когда наменя нападают смечом. Ибез меча тоже. Второе. Никто недолжен мешать мне развлекаться сгостями, да ивообще, развлекаться. Я прожил достаточно долго для того, чтобы мне осточертела скука. Третье. Ты непосмеешь коснуться графини ипальцем, потому что она принадлежит мне целиком. Поэтому можешь подобрать спола свои слюни изабыть навсегда свои сладострастные грезы. Четвертое. Мне нестоит перечить. Совсем. Ты запомнил?
        - Да,но…
        - Четвертое правило, малыш Фарго. Выучи его, если хочешь остаться живым, здоровым испособным помогать своей ненаглядной, - инедождавшись ответа, граф вышел, поманив меня засобой.
        Мне неоставалось ничего иного, кроме как выйти следом, кинув наИеронима прощальный взгляд.
        Уже наследующую ночь мы покинули наш, ставший таким родным, замок, чтобы отправиться вновый, тот, где теперь жил граф.
        Зато время, что мы невиделись, унего дважды сменилось имя, ноя незнала ни одного изних инезнала, как он представляется сейчас. Ведь даже Гильом (так его называли, когда мы вместе стояли перед брачным алтарем), медленно, новерно стиралось измоей памяти, становясь неважным.
        Граф. Он был ибудет просто графом. Имена нужны людям, анеему, ведь он уже давно нечеловек.
        Даже снашей скоростью, опережающей любую лошадь, мы оказались где было нужно только ксамому рассвету, итолько потому, что граф, чья скорость, как иостальные способности, значительно превышала нашу, постоянно торопил нас. Представляю, сколькобы занял путь привычным конным отрядом. Сучетом расстояния, кажется, мы покинули даже пределы Франции.
        Замок, куда привел нас граф, был суров имрачен, иказался гораздо меньше прежнего, где мы жили вбраке. Попути граф успел рассказать нам, что вего владения входят также инесколько деревень, где мы сможем кормиться. Размеры его земель теперь мало напоминали графство, нониктобы непосмел сказать, что из-за этого он перестал быть графом. Онбы остался им, даже босой ивкаком-нибудь грязном рубище, хотя подобное было невозможно представить - слишком уж идеальным казался его облик, даже когда губы его были измазаны кровью.
        Нас встретили тихие, как мышки, слуги, которые незаметными тенями шныряли позамку, неподнимая глаз. Нокроме них тут никого неоказалось, хотя я ожидала увидеть Виктория, или каких-нибудь приближенных рыцарей, ведь раньше граф всегда окружал себя такими. Впрочем, возможно они прибудут позже?
        Дни иночи потянулись, похожие один надругой.
        Викторий так инепоявился, и, кроме нас троих, вампиров взамке небыло, хотя это было только клучшему. Благородных людей, заисключением редких гостей, что проезжали мимо иостанавливались наночь, тут тоже ненаблюдалось - граф похоже действительно исключил себя изсветской жизни, хотя продолжал собирать последние новости ивсегда знал, что происходит, как всоседних областях, так ивцентре империи, частью которой являлись наши земли.
        Когда граф только нашел нас, я совершенно непредставляла, как смогу жить исним, исИеронимом одновременно.
        Мой рыцарь знал другую меня.
        Зависимую, надломленную, одинокую, нодругую.
        Без графа.
        Сграфомже я менялась.
        Я немогла перечить ему, немогла отказывать, немогла противиться дьявольскому блеску его голодных алых глаз. Немогла заставить себя нехотеть его самого иего прикосновений. Когда граф находился рядом я принадлежала только ему. Ия боялась, что теперь, назло мне, он будет этим пользоваться куда больше. Ведь Иероним был чист ибескорыстен, и, как оказалось, любил меня, так разве граф упустилбы возможность причинить ему боль?
        Врядли, особенно учитывая его жестокость.
        Ипоэтому я уже приготовилась кнаслаждению, которое доставлял мне граф, иценой которому могла стать нетолько боль, ностыд иунижение.
        Однако этого непроизошло.
        Нет, граф приходил ко мне впокои, заставляя кричать отприкосновения его сильных рук, твердых губ иострых клыков. Ипосле этого я неизменно краснела, глядя вглаза Иерониму, который немог неслышать всего этого, ведь мы жили под одной крышей.
        Ноподобное происходило теперь нетак уж ичасто, ипреимущественно днем, который стал нашей ночью - временем жарких, жестоких объятий, крови ивсепоглощающей страсти.
        Ихотя, каждый раз, ложась впостель нарассвете, я стрепетом, предвкушением истрахом ожидала, когдаже придет граф, ичтоже он придумает наэтот раз, большая часть таких ожиданий оказывалась напрасной.
        Это ирадовало иогорчало меня одновременно, ведь я ожидала совершенно иного. Да икогда граф вернулся вмою жизнь после столь длительного отсутствия, мне хотелось его больше ибольше, ножелаемого я неполучала.
        Хотя, всеже, для Иеронима так было гораздо лучше.
        Ведь иррациональное стремление графа разрушить каждого, кто оказался рядом сним, его некоснулось. Ислава богу, вкоторого я неверю больше, что граф просто оставил моего рыцаря впокое. Мой стыд иразбитое сердце - это малая цена, которой Иероним смог отделаться.
        Какже я ошибалась вэтом.
        Ведь сИеронимом граф пошел совершенно иным путем. Впрочем, даже знай я опланах своего мужа, чтобы я могла сделать вопрекиим?
        Слишком сломленная, чтобы помешать графу, слишком эгоистичная, чтобы отказаться отИеронима.
        Хотя начиналось все совершенно невинно, ия даже радовалась, что все обошлось столь малой кровью. Наверно, тогда мне стоило догадаться, что занарушение указаний графа наказание будет гораздо более суровым. Ноя недогадалась.
        Аграф нетолько решил немучить Иеронима, выставляя напоказ свою связь сомной, нодаже отказался отпривычки приводить взамок, как он называл, «гостей» - людей, страхом иболью которых он наслаждался, скоторыми так любил играть прежде, вовлекая вэти игры меня иВиктория.
        Ихотя он по-прежнему называл Иеронима неиначе, как малыш Фарго, говорить он стал сним куда более вежливо, как исомной.
        Иснова мне стоило заподозрить неладное, ноя вочередной раз позволила себе слабость поверить графу инедумать оего странном поведение.
        Я знала, что это нетак, нопродолжала убеждать себя втом, что граф просто решил хоть навремя пожить как человек. Продолжала закрывать глаза навсе несовпадения итвердить про себя, что граф просто изменился засотню лет без меня, став мягче. Глупо, ведь прежде итысяча лет лишь прибавляли ему жестокости, ноя верила, потому что неверить былобы слишком тяжело.
        Теперь ночью мы собирались втроем всамой большой зале.
        Граф рассказывал нам отом, как он провел предыдущие сотню лет, после своей последней смерти. Он рассуждал оГильдебранде, ставшем после папой Григорием VII (признаться без графа я совершенно неследила затем, что происходит запределами моего маленького мирка, который я сделала себе сама), иореформе церкви, которую тот затеял, иокоторой граф немог сказать ислова, при этом презрительно нефыркнув. Он рассказывал овосстание вМилане, где «жалкие, грязные люди совершенно забыли отом, что нужно уважать власть сильных» иотом, что онбы даже обратил Гильдебранда, еслиб только его жестокость небыла направлена напустые цели церкви.
        Он заводил разговор ополитике, овласти, оположении дел вразных странах. Оразногласиях между папой Римским иимператором Генрихом, окрестовых походах, что стали новым, воодушевляющим веянием, наполняющим людей верой вборьбу заправое дело иовздорном нраве правителя герцогства, где мы теперь жили.
        Он действительно успел многое зате годы, которые я провела вжалости ксебе ипопытках унять тоску понему, инакаждую ситуацию, накаждого заметного человека имел свое мнение (аиногда ипланы, хотя опоследних он никогда нераспространялся). Да, графа, при всей его жестокости ижажде власти, никак нельзя было назвать обделенным умом.
        АИероним, скрипя зубы, поддерживал сним беседу.
        Ненависть моего рыцаря кграфу было видно невооруженным взглядом, нографа это ничуть небеспокоило - казалось, еслибы Иероним даже затыкал уши, графбы, неменяя тона, оторвалбы ему руки ипродолжилбы свои рассуждения ослишком зарвавшемся папстве итом, вкакое место онбы упек всех «святош».
        Однако через некоторое время граф сменил темы своих, ставших уже привычными, бесед.
        - Аскажи мне, малыш Фарго, что ты думаешь онашей графине? - лениво спросил граф, помешивая вино вбокале.
        Вопрос совершенно невписывался вобщую беседу, впрочем граф вел себя как хотел иникто несмелбы ему перечить.
        Иероним посмотрел наменя, идождавшись когда я кивну, неуверенно ответил:
        - Ольга прекрасная женщина, я рад, что встретилее.
        Ион замолчал, хотя налице его читалось продолжение «икакже жаль, что она встретила вас».
        - Рад, значит? Итебя совершенно несмущает то, что она жила стобой, будучи замужем замной? Разве ведут себя так добропорядочные леди? - усмехаясь продолжил граф.
        Иероним подскочил, ноя покачала головой ион сел обратно.
        - Ольга одна изсамых порядочных женщин, которых я знаю, - сквозь зубы ответилон.
        - Ладно, малыш Фарго, можешь успокоиться. Это был всего лишь вопрос, ведь так? - сулыбкой ответил граф. - Ивот тебе еще один. Что ты думаешь олюдях, став тем, кто вынужден питаться ими? Перестав быть человеком.
        - Люди… - Иероним растерялся оточередного поворота беседы. - Люди это люди. Я ничего оних недумаю.
        - Правильный подход, - снисходительно похвалил его граф. - Зачем забивать голову тем, кто через некоторое время станет лишь мясом натвоих клыках?
        - Я совсем неэто имел ввиду… - тутже стал оправдываться Иероним.
        - Неважно, что ты имел ввиду, ноты подметил очень точно. Люди - это люди. Они считают себя последними. Самыми умными. Самыми знающими. Каждый изних думает, будто способен начто-то великое идаже нежелает представить, что после него придет следующий, такойже самонадеянный, апотом еще иеще. Иоттого первого, столь умного исмелого, останется лишь горстка пепла имогильная плита. Мыже будем жить вечно. Мы будем наблюдать, как великие правители умирают, аих труды разлетаются накуски. Как народы проливают кровь залживые ценности, которые им придумали, икак растут, апосле разрушаются их замки игорода. Мы будем смотреть, как меняются поколения иодни напыщенные дураки приходят вслед задругими. Смотреть, как каждый изних считает себя особенным, непонимая, что он лишь один изневообразимого количества одинаковых. Тот, кто все равно уйдет так быстро, что мы неуспеем запомнить его имя. Тот, чья жизнь недольше короткого вздоха впределах нашей бесконечно длинной вечности. Люди - это люди ионих нестоит думать. Особеннонам.
        Повисла тишина вкоторой особенно громким показался стук бокала остол.
        - Пожалуй, я схожу наохоту, - первым нарушил молчание граф инедожидаясь ответа поднялся, всекунду скрывшись задверью.
        - Нояже неэто имел ввиду, - растерянно протянул Иероним, глядя наменя.
        - Я знаю, можешь необъяснять мне, - поспешила успокоить я рыцаря.
        Граф просто вывернул его слова наизнанку ипринимать это близко ксердцу неимело никакого смысла.
        Ведь ия, ион - мы оба знали, что он имел ввиду насамом деле.
        Глава17
        После этого раза граф часто начал заводить разговор олюдях, ноя даже неподозревала кчемуже он все это ведет. Я неслышала его, пропуская смысл его жестоких речей мимо своих ушей, ведь я ссамого начала знала оего отношении клюдям иразмышлениях наэтот счет. Ноя даже иподумать немогла, что все эти разговоры нацелены вовсе ненаменя.
        Все происходило постепенно.
        Граф частями подавал нужную для него информацию, заставляя задумываться отом, что раньше даже невызывало умоего рыцаря никаких вопросов ивоспринималось как данность.
        Викторий, вернувшийся через пару недель после нашего приезда, редко бывал снами. Он любил проводить свой досуг сИеронимом иони стали дружны, нововремя посиделок сграфом он обычно отсутствовал, находя себе более приятные дела, играф спокойно отпускалего.
        После его признания наша дружба остыла, хотя сИеронимом подобного непроизошло. Возможно потому что Иероним непризнавался мне лично, аоего чувствах я узнала лишь отграфа?
        Скаждым днем, неделей, месяцем, годом речи графа иего высказывания касательно людей становились все более жесткими, искаждым разом Иероним реагировал наних все менее резко.
        Я закрывала глаза наэто, считая, что мой рыцарь просто лучше приспособился кжизни сграфом инаучился глубже прятать свои эмоции. Итолько Викторий стал последней каплей.
        - Я незнаю, что происходит между вами, нокажется Иероним меняется, - сказал он мне однажды. - Незаметно имедленно, новсеже меняется, причем невлучшую сторону. Тебе стоит поговорить сним обэтом. Тыже недумала, что граф оставит безнаказанным твое непослушание?
        - Ноонже наказал меня, - растеряно ответила я. - Ипосле этого больше неподнимал тему обращения Иеронима.
        - Ты знаешь графа нехуже меня идействительно посчитала это наказанием? - горько усмехнулся Викторий вответ, заставив меня задуматься.
        Кажется, поговорить сИеронимом действительно стоило, ведь граф всеже вел себя странно.
        Словно позаказу, наследующий день граф ушел наохоту, прихватив ссобой иВиктория, оставив нас срыцарем наедине впустом замке.
        - Иероним. Скажи мне, как ты относишься кграфу? - спросила я, едва убедилась, что они действительно покинули пределы слышимости.
        - Это очень странный вопрос, - Иероним нахмурился. - Как я могу кнему относиться? Этоже граф. Я ненавижу его зато, что он сделал стобой. Я хочу помочь тебе.
        Однако я неслышала вего голосе былого энтузиазма, хотя слова оставались все теже.
        - Мне кажется ты стал слишком уж слушать графа. Он говорит интересно иочень складно, ноты должен помнить, что он чудовище иего слова нельзя пропускать всвое сердце, иначе они пустят там корни.
        Я надеялась, что вот теперь Иероним успокоит меня, имы закончим этот разговор, норыцарь ответил неожиданно резко:
        - Я-то это помню, авотты?
        - Я? - я растерялась. - Ты забыл, что он делал сомной?
        - Я помню все, что ты мне говорила, нотогда ты умолчала ободном. Ты несказала мне, что любишь его настолько, что стоит ему поманить пальцем иты пойдешь кнему, забыв обо всем прочем.
        - Я…
        - Ты. Ты также говорила, что я нужен тебе, что без меня ты умрешь ия твое спасение, ноя слышу поночам твои крики ито, как ты зовешь его. Изнаешь, вних нет икапли той боли, окоторой ты рассказывала, одно лишь удовольствие. Слова графа жестоки, ноони хотябы честны. Аты лгала мне ссамого нашего знакомства, лгала осамом важном. Отом, что просто неимела права скрывать отменя, - иразвернувшись он ушел.
        Ая даже незнала, что ему ответить, ведь каждое его слово было горькой правдой. Ведь знакомясь исближаясь сним я недумала, что ему будет больно. Что я действительно обманываю его всамом главном.
        Дальше все становилось только хуже.
        Для себя граф уже давно избрал путь мучения. Неважно людей, или вампиров. Он немог жить, непричиняя кому-то страданий. Меня он сломал, сделав больной изависимой им, отравив собой мою душу, заставив безоглядно любить его инуждаться внем. Викторию он мстил зато, что тот неоправдал его надежд, нопри этом позволял ему сохранить себя. Граф никогда непереходил грани, оставляя Викторию надежду ипоследний вот уже более двухсот лет был его единственным другом исовестью, инаверное вэтом ивидел свое призвание ввечности.
        СИеронимом он решил пойти другим путем.
        Несломать, нопоменять, превратив чистого рыцаря всвое подобие итаким образом наказать меня. Я поняла это слишком поздно, да идаже еслибы смогла понять все раньше, изменить что-то былобы невмоих силах. Граф слишком искусен всвоем умении извращать чужие умы ивыворачивать традиционные ценности наизнанку. Ведь он практиковался вэтом веками, апомощником ему служила скука - главное проклятие всех вампиров после жажды.
        - Вот скажи мне, малыш Фарго, что ты почувствовал сразу после своего второго рождения? - спросил граф, когда мы вочередной раз собрались вгостиной.
        Я несколько раз пыталась поговорить сИеронимом после того случая, ноон неизменно отвечал, что лишь погорячился идаже сдержанно извинился передо мной. Ноуспокоиться я уже немогла ипотому ловила каждый его взгляд, каждую реакцию наслова графа. Аграф, словно актер, довольный тем, что унего есть зрители, ничего незапрещал мне, алишь крепче привязывал ксебе излишней любезностью инекоторым подобием заботы.
        - Жажду? - неуверенно ответил Иероним, нахмурившись.
        - Именно. Жажда это первое чувство после обращения, новедь, признайся себе, ты жаждал нетолько крови. Ты хотел забрать ижизнь. Потому что это естественно! Принимая вечность мы принимаем иновые правила, одно изкоторых - стремление забирать жизни. Мы перестаем быть людьми. Мы хищники поприроде иэто неотъемлемое последствие бессмертия.
        - Номы ведь сохраняем идругие чувства, свойственный человеку, - заспорил Иероним.
        Я просила его неперечить графу ивообще меньше его слушать, номой рыцарь немог молчать. Аграф поощрял его всячески поддерживая диалог.
        Вот исейчас, вместо того чтобы приказать замолчать, граф отпил еще вина испокойно пояснил:
        - Конечно сохраняем. Мы хищники, нонезвери. Просто мы стоим выше людей. Они наша еда, как свинья для них тоже недруг, или возлюбленный, алишь источник силы. Тыже недружил скурицами впоместье своего отца? Невлюблялся вовец, или коров?
        - Нет,но…
        - Забудь про но, малыш Фарго. Ты мыслишь все еще как человек. Да, нам нужны люди, нолишь как источник пищи. Мы сильнее их. Мы быстрее их. Мы можем то, чего они немогут. Ихотябы поэтому глупо рассматривать их как равных. Надо просто принять то, что они мясо. Разумное, номясо. Амы можем влюбляться идружить только вравных себе.
        - Новедь вы взяли Ольгу вжены…
        «Молчи!» - хотела сказать я ему. - «Молчи инеслушай».
        Новампир неможет внушить вампиру, ия немогла заставить Иеронима делать то, что хочу.
        - Икто она теперь? - спросил граф, который словно ждал этого вопроса. - Ты подружился сней икто ТЫ теперь?
        Наэто Иероним ненашелся что ответить.
        Да имне небыло что сказать. Потому что слова графа были точны ибили прямо вцель, хоть иизвращали существующую реальность.
        - Вот видишь, - посвоему воспринял молчание граф. - Это закон природы. Сильные неровня слабым, как крестьяне неровня аристократии. Амы неровня людям. Это даже нежестокость. Это истина, которую просто нужно принять. Авот если ты хочешь увидеть настоящую жестокость, то тебе стоит обратиться именно клюдям. Какбы это ни звучало, нолюди более жестоки, чеммы.
        - Невозможно, - отвозмущения Иероним подскочил наноги. - Как люди могут быть более жестокими, если мы стремимся убить их иэто, как вы сами говорили, заложено внашей природе?
        Да, сучетом пристрастий графа кизощренным пыткам, его слова звучали крайне смешно инелепо. Хотя, стоит отметить, маленькое хобби графа видели только мы сВикторием. После того как появился Иероним, граф неспешил приводить своих «гостей», хотя ипредупреждал моего рыцаря оподобном всамом начале. Нозавсе время он даже никого неубил при нас, уходя наохоту запределы замка ивозвращаясь лишь слегким запахом крови.
        - Разве волк жесток, убивая овец? Разве желание жить - это жестокость? - вопросом навопрос ответил граф.
        - Нет,но…
        - Никаких но, малыш Фарго. Волк просто делает то, что должен. Потому что он нехочет умереть сголоду. Так имы желаем убивать ради жизни. Потому что мы созданы такими. Людиже жестоки потому, что они люди. Если ты поймаешь человека иубьешь его, то это будет ради твоей жизни. Еслиже люди поймают тебя, то они убьют ради желания.
        - Нет! - снова подскочил Иероним. - Вы неправы! Они могут сделать это лишь из-за страха.
        Почему, нопочему он просто немог молчать?
        Ведь то, что он спорил означало то, что он слушает. Аесли он слушал, то мог иуслышать.
        Хотел он того, или нет, номысли графа постепенно отпечатывались вего идеальной вампирской памяти, поджидая подходящего случая.
        - Из-за страха? - усмехнулся граф. - Нет. Они скажут, что сделали это из-за страха, нонасамом деле это будет вовсе нестрах. Даже если ты будешь измученный ибеспомощный лежать под губительными лучами солнца, никто изних непоможет тебе, анаоборот. Потому жестокость - вот настоящая природа людей. Потому что они все одинаковы. Люди убивают друг друга незадумываясь. Ради золота, ради власти, ради мести. Ради удовольствия. Так зачем жалеть ИХ, если они непожалеют ТЕБЯ? Наоборот, забрать твою жизнь им будет врадость.
        - Мы тоже были людьми… - замялся Иероним.
        - Все что было - то прошло, - отрезал граф. - Теперь мы дети ночи. Сильные, неуязвимые иопасные хищники, стоящие выше людей.
        Иснова Иероним ненашелся, что ответить.
        - Жестокость вприроде людей. Взять хотябы тогоже самого ГригорияVII. Казалосьбы, служитель церкви, нокак он был жесток ксвоим противникам, как был готов послать сотни рыцарей насмерть вборьбе завыдуманные ценности веры… - граф плавно перешел кобсуждению предыдущего папы, иИероним тутже включился вдиалог, сявным облегчением оставив неприятную тему.
        Хотя правильней былобы просто неотвечать.
        Время искука служили графу верными помощниками вдостижении его цели - Иероним слушал его слова именялся, ия пыталась, ноничего немогла поделать сэтим, потому что граф умел убеждать куда лучше меня. Незнаю, сколько времени это длилось имоглобы продлиться еще - став вампиром я постепенно разучилась считатьдни.
        НоИероним пропал.
        Водну изночей, после очередного разговора сграфом, вкотором тот снова рассказывал ожестокости инепримиримости людей, Иероним вышел наохоту. Я хотела пойти сним, как часто это делала прежде, нограф пришел ко мне, ия несмогла устоять перед белым мрамором его совершенного тела, которое даже спустя тысячелетия разжигалобы вомне страсть.
        Наутро мой рыцарь так иневернулся. Когда наступил рассвет, аИероним все еще непереступил порог замка, я всерьез заволновалась. Куда он мог запропаститься, если обычно мы ходили внесколько близлежащих деревень? Скорости вампира вполнебы хватило чтобы вернуться излюбой изних.
        Впрочем пока надворе стоял день, я ничего несмоглабы сделать - солнце было губительно для меня почти также, как идля него. Графже лишь отмахнулся намою просьбу.
        - Может он загулял скакой-нибудь девкой иопомнился слишком поздно, атеперь пережидает день унее впогребе? - усмехаясь, предположил граф. - Нестоит беспокоиться раньше времени. Он еще так молод имог найти себе массу развлечений, которые задержалибыего.
        Отчего-о мысль отом, что мой рыцарь действительно мог отвести насеновал какую-нибудь крестьянку, больно кольнула мне сердце. Я слишком привыкла, что Иероним был только моим.
        - Тебя это расстраивает? - граф, столько лет проживший рядом сомной, легко заметил перемену вмоем настроении. - Я много раз говорил ему, что тебя следует забыть, пускай ты иразбила его сердце. Да ивконце концов, он мужчина иему свойственны мужские потребности. Я рад, что он внял голосу разума.
        Конечно, я смотрела наИеронима только как насына, носэгоизмом своим поделать ничего немогла. Да иуспокаиваться пока было рановато.
        Всердце поселилась тоска, предшествующая серьезной беде, ивесь день я немогла найти себе места. Когдаже солнце, наконец, опустилось загоризонт, я покинула замок. Графже остался, наслучай если Иероним вернется, хотя пропажа рыцаря волновала его также, как иковер вглавной зале ипожалуй, даже чуть меньше.
        Я обыскала несколько ближних деревень сверху донизу, нонесмогла найти его. Кажется, около одного издомов я почуяла его запах, ноон был слишком слаб ия небыла уверенна вэтом.
        Взамок я вернулась запару минут дорассвета, снадеждой, что Иероним уже там, ждет меня.
        Ноего небыло.
        Весь день я умоляла графа помочь мне, ноон лишь отмахивался да усмехался. Апод конец ивовсе пригрозил, что если я незамолчу, то он заставит меня остаться взамке.
        Ябы невыдержала ночь беспокойного ожидания ипотому оставила пустые уговоры, чтобы сзакатом снова выйти напоиски.
        Бесполезно. Иероним словно сквозь землю провалился.
        Две недели я только иделала, что искала, позабыв обо всем другом.
        Чтобы нетратить время наохоту, я днем питалась кровью слуг, запасаясь силами, авечером уходила. Искаждой ночью отчаяние мое становилось все сильней, анадежды оставалось все меньше.
        Я проверила каждый куст влесу, заглянула вкаждый сарай, каждую пристройку. Иеронима небыло нигде поблизости, акуда следует направить поиски дальше я попросту незнала.
        Вто, что он неумер я надеялась всем сердцем. Ведь иначе ябы никогда неузнала оего судьбе. Нелегко найти ту маленькую кучку пепла, которым мы становимся при попадании насолнце.
        Я несколько раз снова пыталась просить графа опомощи, новответ он лишь отвечал, что Иероним просто нашел себе девку подуше иусмехался. Ипоэтой усмешке, холодной ижестокой, я начала догадываться, ктоже виновен впропаже моего милого рыцаря.
        - Это вы, - невыдержала я, когда вторая неделя поисков перевалила засередину. - Вы убили его, чтобы наказатьнас.
        Слезы сами потекли измоих глаз, ия ожидала что сейчас граф отреагирует также, как ивпрошлый раз, когда я рыдала, потеряв своих сыновей. Он ненавидел истерики, считая их проявлением слабости.
        - Я? - граф вновь холодно усмехнулся иизогнул бровь. - Наверно, вы меня скем-то путаете, моя милая графиня. Авам немогло прийти вголову то, что он просто сбежал отвас?
        - Сбежал? Зачембы ему это? - растерялась я. - Иероним нетакой, онбы несбежал простотак.
        - Аможет он нехочет умирать?
        - Умирать?
        - Да. Умирать завас. Вы ведь планируете убить меня, - он снова усмехнулся глядя намой удивленно-растерянный вид. - О, ну конечно я всегда знал обэтом. Нотакже я знаю ито, что вы никогда нерешитесь наэто. Аесли ирешитесь, то увас нехватит сил, ведь я легко одолею вас обоих. Вот только платить завсе придется твоему щенку. Тебя я неубью, ты моя навеки. Ноон безразличен мне, да инадо будет кого-то наказать, иначе остальные члены моего клана воспримут это как слабость. Думаю, твой щенок это наконец-то понял. Равно как ито, что ты никогда неответишь ему взаимностью. Ипоэтому сбежал.
        - Неможет быть, - прошепталая.
        Аведь действительно, даже допуская мысли отом, что я всеже решусь избавиться отвласти графа надо мной, я инедумала, чтоже будет, если вдруг унас неполучится. Иероним обещал помочь мне, нотеперь он меняется, я сама видела это. Однако разве сбежалбы он просто так, никому несказав?
        Нет!
        Он слишком честен для этого. Пускай граф говорит, что хочет, я верю всвоего рыцаря. Он изменился ненастолько сильно, чтобы поступать так. Пожалуй, он просто стал менее наивен. Играф несможет изменить его окончательно, какбы ни пытался. Мой рыцарь выстоит, ведь я верю внего.
        - Отчегоже неможет? - граф вопросительно вскинул брови. - Очень даже может, просто ты нехочешь думать отаком. Нотак уж ибыть. Если этот щенок так волнует тебя, то я помогу его найти.
        Тойже ночью граф, верный своему слову, выслал напоиски Иеронима пару незнакомых мне вампиров, что словно поволшебству, объявились внашем замке. Хотя узнав обэтом, я едва нерасхохоталась вистерике.
        Что могли всего двое?
        Я искала так долго ивсе было бесполезным, так счего пара вампиров, которые даже незнали этих мест, смоглибы сделать это лучше меня?
        Впрочем, кажется граф знал где искать, ведь едва закончилась вторая неделя, как Иеронима нашли.
        Это опять натолкнуло меня намысли отом, что граф умело все подстроил, нодоказательств уменя небыло, акогда я увидела Иеронима все остальное ивовсе выскочило уменя изголовы.
        Глава18
        Иероним был худ ислишком бледен даже для вампира. Казалось, будто изнего выпили всю жизнь, хотя обычно это делал он сам. Даже красота его словно потускнела. Нет, он, как илюбой немертвый, по-прежнему был неестественно прекрасен, новсеже это была выцветшая красота, без былого блеска безграничного обаяния.
        Зато глаза унего негорели - полыхали. Лютой жаждой крови, которую он тутже иутолил, растерзав парочку слуг, вышедших нашум встоль позднее время. Несмотря наболезненный вид, наэто ему сил хватило.
        Я пыталась остановить его, зная, что после он будет мучиться исожалеть осодеянном, нограф легким движением руки недал мне вмешаться.
        - Разве ты невидишь, наш малыш Фарго слишком истощен, - усмехнулся он, - пусть отдастся инстинктам.
        Впрочем, Иероним так цеплялся засвоих жертв, что пожалуй уменябы инедостало сил остановить его. Он был слишком голоден ивампир внем перевесил человека.
        Когдаже, наконец, жажда была утолена, Иероним рассказа нам отом, что сним произошло заэти две недели.
        - Люди, - Иероним точно выплюнул это слово, - меня поймали люди. Ия даже непонял, как они это сделали. Уних были какие-то особые цепи, ия немог им противостоять.
        Рута.
        Единственное, кроме солнца, что способно принести вред вампиру это цветки руты. Ито, что люди, поймавшие Иеронима, знали обэтой траве исмогли ее раздобыть, наталкивало наопределенные мысли.
        - Рута, - усмехнулся граф. - Графиня, разве ты нерассказала малышу Фарго обохотниках? Ай-ай-ай.
        Ион покачал головой впритворном сожалении.
        - Охотники? - удивленно вскинул брови Иероним. - Как люди могут быть охотниками, если они слабы? Ведь мы куда быстрееих.
        Мне непонравилось то, каким тоном это было сказано, ноя решила, что попробую разобраться сэтим позже.
        - Кроме солнца есть еще одна вещь, опасная для нас. Это цветки руты иобэтом следует рассказывать каждому изнас, сразу после обращения, - граф кинул наменя укоризненный взгляд, - иначе неопытный имолодой вампир может легко попасться влапы охотников. Впрочем, ты недолжен винить графиню. Недумаю, что она нерассказала тебе отакой важной вещи специально. Просто она никогда несталкивалась сними.
        Я покраснела, нопромолчала.
        Действительно, граф повернул все наизнанку, выставив меня виноватой, хотя уменя уже давно зрели подозрения, что он подстроил все сам. Я догадывалась отом, чего он хочет добиться этим, ноуменя небыло никаких доказательств, ия лишь надеялась, что Иероним просто поверитмне.
        Мой рыцарь кинул наменя быстрый взгляд, нотакже несказал ни слова.
        Действительно, люди (да ия сама, когда была человеком) считают, что их сможет защитить крест, молитва или чеснок, нони что изэтого нанас недействует. Пусть мы идети ночи, аграф, наверняка, сам дьявол, ноцерковь бессильна противнас.
        Человек бессилен противнас.
        Все, что люди считают святым - для нас пустой звук.
        Мы слишком быстры, слишком сильны, способны читать мысли ипринуждать. Мы идеальные убийцы.
        Убийцы, которых человек будет желать, несмотря наопасность. Идаже смерть, которую мы несем, желанна. Единственное, что способно нам навредить - это солнце ита самая трава.
        Рута росла вгорах наморском побережье идостать ее там, где мы жили сейчас, было практически невозможно. Конечно, охотники имеют запасы этой травы, ноони недержат вампира вживых две недели. Они сразу сжигаютего.
        Предположение переросло вуверенность.
        Откуда здесь могли взяться охотники, если мы никого неубивали? Если тщательно стирали память осебе? Выходит, врядли это были просто охотники. Более вероятно, что это были наемники графа.
        - Яже живу немного дольше, - продолжил граф, усмехнувшись, - изнаю немного больше. Ия убил ни одного охотника, пытавшегося меня поймать. Впрочем, мой создатель вовремя предупредил меня обопасности, как ия, всвое время, предупредил графиню.
        - Но… - решилась спорить я, однако граф уверенным жестом пресек такую возможность.
        - Оставим это. Я нехочу, чтобы вы смалышом Фарго поссорились из-за этого глупого умолчания, - произнес он таким тоном, что мне стало понятно, именно этого он ихочет. - Вконце концов, его жизнь лежит натвоей совести, ведь ты его создатель, аутешать расстроенного рыцаря невходит вмои планы. Пусть лучше он вподробностях расскажет нам, как все произошло.
        Иероним бросил наменя еще один быстрый взгляд ипослушно начал рассказывать.
        - Люди напали наменя ночью, притворившись жертвами. Их было пятеро. Я хотел поохотиться, нобыл ненастолько голоден, чтобы недержать себя вруках. Потому я, как обычно, отошел отзамка водну издальних деревень. Впрочем, вы сОльгой итак прекрасно знаете, где мы питаемся.
        Действительно, граф был вкурсе, что мы срыцарем облюбовали сдесяток деревень ипитались вних поочередно, для большей безопасности. Иэто еще больше убеждало втом, что люди, поймавшие Иеронима, были непросто охотниками, анаверняка, работали награфа.
        - Незнаю, как вы, граф, - тем временем продолжал Иероним свой рассказ, - номы сОльгой обычно выбираем одинокого человека. Так проще стереть ему память иизбежать ненужного. Потому я просто хотел пройти мимо них, тем более было еще неслишком поздно.
        Иероним рассказывал обстоятельно, хотя теперь, когда он взял себя вруки, голос его был пуст ибезразличен. Нонесмотря наэто я легко смогла представить, чтоже произошло дальше.
        - Что ты забыл тут, благородный? - крикнул один изпятерых, когда Иероним проходил мимо.
        Конечно, он могбы остаться незамеченным, новтот момент невидел вэтом смысла.
        Как оказалось - зря.
        Столь явное неуважение вызвало гнев моего рыцаря. Ещебы, ведь какой-то крестьянинпосмел тыкать ему, пускай имладшему, носыну барона. Будь наего месте кто другой, нахала ждалабы немедленная расправа.
        - Ты ко мне обращаешься? - останавливаясь, холодно спросил Иероним, давая глупому человеку шанс одуматься.
        - Ктебе, ктебе. Больше тут аристократиков невидать, - нахал шансом воспользоваться неспешил, асловно наоборот, хотел нарваться еще больше ивывести Иеронима изсебя.
        - Ты вкурсе, что полагается затакие дерзкие слова? - спокойно осведомился мой рыцарь.
        Никто иникогда изпростых людей несмел прежде дерзить ему так открыто. Благородных уважали, ведь занеуважение можно было поплатиться. Хотя моего отца, например, никтобы непосмел оскорбить излюбви, анеизстраха, ведь он делал многое для своих вассалов. Впрочем, недовольные находились всегда, ноодно дело рассуждать освоем господине, сидя насеновале, исовсем другое - выражать свое недовольство вот так, прямо!
        Это было… это было просто немыслимо!
        - Сначала подойди, если небоишься. Ты один, вне стен своего замка ибез солдат. Что ты сможешь нам сделать? - нахал нежелал проявлять благоразумие.
        Иероним усмехнулся.
        Мой благородный рыцарь никогда несчитал себя кровожадным, носейчас был обязан наказать наглеца показательно.
        Даже небудь он вампиром, рыцарь против пяти деревенских мужиков - расклад беспроигрышный.
        Годы тренировок стяжелым мечом, развитие стойкости иреакции - такое непроходит даром. Пускай настороне мужчин были грубая сила ичисленный перевес, ноИероним одолелбы их, даже будучи просто человеком.
        Ауж вампиром…
        Мой рыцарь без страха приблизился, полностью уверенный всвоем превосходстве.
        Разувериться пришлось очень быстро.
        Когда Иероним подошел, мужчины окружили его, норыцаря это совершенно непугало.
        Однако вместо того, чтобы нападать, один изних… порезал себя.
        Закапала кровь иглаза Иеронима вспыхнули вночи ярко-алым, аклыки удлинились. Ноон продолжал держать себя вруках, ведь незря мы прежде тренировались столь усиленно.
        Однако мужчины уже увидели то, что им было нужно.
        - Нечистый! - крикнул один изних.
        Иероним несобирался оправдываться.
        Обычно после такого восклицания следовали молитвы иугрозы святым распятием. Ни что изэтого нанас недействовало, апотому люди уверялись вошибочности своего суждения даже без внушения. Однако ивнушить при необходимости мой рыцарь вполне мог, нонехотел зря тратить силы.
        Впрочем ожидаемого непоследовало. Вместо этого вруках мужчин появились цепи.
        - Наверняка вы заблуждаетесь, - спокойно проговорил Иероним, осознав, что без внушения всеже необойтись изаглядывая ближайшему прямо вглаза. - Я рыцарь, сын барона.
        - Нанас недействуют твои дьявольские штучки, кровосос, - крикнул тот, кому Иероним пытался внушить. - Твои глаза могут пылать, ноутебя неполучится нас одурачить!
        После этого Иероним обеспокоился уже всерьез.
        То, что налюдей недействовало внушение, буквально выбило его изравновесия. Ион решил отступить.
        Цепи, которые мужчины теперь держали так, что Иероним оказался вцентре круга, небыли для него препятствием. Ипотому он ринулся прямо между ближайшими людьми, намереваясь легко сбить их сног иубраться куда подальше совсей доступной ему скоростью. Ведь он нехотел причинять имзла.
        Это истало его главной ошибкой.
        Железо, покрытое рутой, обожгло его. Шок, боль инепонимание заставили растерянно остановиться, ивот тут-то эти крестьяне, схватили его, наповерку оказавшись охотниками, сильными иумелыми.
        Они связали его цепями, иотэтого Иерониму было мучительно больно. Кроме прочего наголову ему накинули мешок, также пропитанный отваром руты. Сосредоточиться натом, куда его везут, Иерониму неудавалось - трава ослабляла его чувства, делая уязвимым. Нокажется, везли далеко.
        Остаток ночи иследующий день Иероним провел перекинутый через круп коня, мучаясь отслабости, жажды иболи. То, что похитители озаботились полностью укрыть его отгубительных лучей полуденного солнца указывало только наодно - он был нужен им живым.
        Это несколько ободряло Иеронима, нокак оказалось,зря.
        - Лучшебы они убили меня наместе, - эти слова мой рыцарь произнес все темже бесцветным, лишенным эмоций голосом, илишь то, как дрогнуло его лицо, выдавало его настоящие чувства. - Все две недели они держали меня вкаком-то темном исыром подвале. Они недопускали туда солнечный свет, носгореть быстро былобы куда предпочтительней.
        - Они чего-то хотели оттебя? - задал вопрос граф.
        - Нет, - Иероним покачал головой. - Они непросили уменя ничего. Они просто издевались надо мной. Они недавали мне крови, они держали меня вцепях. Они заставляли меня пить настой этой ужасной травы ия чувствовал, как он буквально выжигает меня изнутри, ночертова вампирская сила непозволяла мне умереть. Они недавали мне отдохнуть ни насекунду, сменяя один другого всвоих пытках. Они резали меня ножами, смазывая лезвия мазью изтравы. Они нехотели, чтоб я умер, ноя желал смерти нам всем.
        Отего глухого голоса мне стало непосебе. Слишком уж холодным он был. Насекунду мне даже показалось, что я услышала внем интонации графа.
        Графа, который наверняка сам иподстроил всеэто!
        Иначе откуда охотникам было знать, что Иероним - нечеловек? Ипочему парочка вампиров графа смогли найти моего рыцаря почти мгновенно, вто время как мои поиски заняли уйму времени инеувенчались успехом?
        Мне определенно стоило донести эту мысль доИеронима!
        Нопрежде, чем я что-либо сказала, мой рыцарь обернулся комне.
        - Твоя вина есть вовсем этом, - все также обманчиво спокойно проговорил он. - Ты должна была сказать мне. Нет. Ты была ОБЯЗАНА сказать мне. Еслибы я только знал обугрозе, я возможно смогбы ее избежать. Былбы более аккуратен иосмотрителен. Ноты промолчала. Ая мучился вэтом чертовом подвале, спасаясь лишь воспоминаниями отебе.
        - Иероним, - я протянула кнему руки, ноон лишь отвернулся.
        - Несейчас. Мне стоит побыть одному. Наверное, граф, вы вчем-то правы. Люди жестокие животные иони неимеют жалости. Значит, возможно, инам нестоит жалеть их, - исэтими словами мой рыцарь покинул комнату.
        ***
        Я понимала ненависть Иеронима.
        Он перенес столько боли, что инемог относится иначе ктем, кто похитил ипытал его. Вот только я иподумать немогла, что такое отношение перейдет ненаотдельных людей, ноинавсе человечество вцелом.
        Я хотела последовать заним. Хотела утешить его. Хотела забрать хотябы часть его боли. Хотела принести ему покой ипоказать, что он важенмне.
        Нограф непустил меня.
        - Малыш Фарго должен побыть водиночестве, - сказал он, схватив меня заруку. - Оставь его. Главное, что он жив иснова снами, анеобернулся кучкой пепла. Ведь правда?
        Инедавая мне ответить, граф прижал меня ксебе, впиваясь губами вмои губы.
        Вэту ночь, когда моему чистому рыцарю так нужна была поддержка, я предавалась грязной страсти.
        Иероним, разочарованный иодинокий, переживший две недели сущего ада, каждая секунда которого была наполнена болью, слушал то, как забыв себя, я зову графа.
        Ая, осознавая, насколько опасно для его души одиночество, несмогла отказать тому пламени, что вселял вменя мрамор тела моего красноглазого дьявола.
        После этого Иероним поменялся окончательно.
        Иесли сразу после его возвращения уменя еще оставался шанс найти его прежнего, то граф стер его, оставшись вту ночь рядом сомной изаставляя меня забыть обо всем, кроме его прикосновений.
        Когдаже наследующий день граф покинул мои покои, я поспешила поговорить сИеронимом. Пускай последние его слова ивызвали вомне страх, ноя верила, что он по-прежнему остается моим рыцарем, тем, кто хотел спасти меня отграфа, чистым, добрым исветлым.
        - Ольга? - удивленно вскинул брови он, когда я вошла.
        Как ивчера, голос его звучал безразлично, точно две недели уохотников забрали все его эмоции.
        Сейчас он стоял водних брюках, иесли прежде онбы засмущался оттого, что я застала его втаком виде, то теперь Иероним лишь спокойно накинул рубашку инеторопливо застегнул пуговицы.
        - Иероним, - я замялась, незная счего начать. - Я… я хотела поговорить.
        - Очемже? - он выгнул бровь. - Я думал, что вчера сполна удовлетворил ваше любопытство.
        - Иероним, ты должен выслушать меня… я виновата, что непредупредила тебя. Я надеялась, что ты никогда нестолкнешься ни счем подобным, ноте люди что поймали тебя… думаю, их подослал граф… он сделал это нарочно.
        - Граф? - взвился Иероним, наконец изменив своему показному безразличию, что так пугало меня. - Так счего ты вчера кричала, как продажная девка, если думаешь, что их подослал граф?
        - Ты непонимаешь… я не… - попыталась все объяснить я, ноИероним недал мне такой возможности.
        - Остановись, Ольга! Просто прекрати это! - он подскочил ко мне, исхватив заруки, прижал кстене. - Хватит лгатьмне!
        - Иероним…
        - Я поверил тебе! Я пошел затобой, желая помочь! Я дышал ради тебя, я умер ради тебя, я терпел графа ради тебя! Я стал демоном, чтобы быть рядом! Я ЛЮБИЛ тебя, Ольга! ЛЮБИЛ! Ивсе ради того, чтобы ночами ты трахалась стем, кто сломал тебе жизнь? - он сжимал меня доболи, ибудь намоем месте человек, то он, пожалуй, раскрошилбы ему все кости.
        Ноя непыталась вырваться, потому что он имел наэто право. Ведь слова его были правдой.
        - Ты солгала мне, прося опомощи! - продолжал кричать Иероним. - Тебе никто несможет помочь, ведь ты нехочешь этого! Ты любишь его, хотя мне говорила, что он ужасный!
        - Иероним, ноэто нетак…
        - Хватит! Я слушал тебя достаточно! Ты вообще представляешь, что они делали сомной? Ты думаешь, я рассказал все? Ты думаешь, что словами можно описать ту боль, когда эта проклятая трава изнутри сжигает твои внутренности? Ты действительно думаешь, что две недели АДА могли пройти без последствий?
        - Я жила ваду тридцать слишним лет, апосле умерла, чтобы вновь вернуться внего.
        - Иэто ты называешь АДОМ? Изтвоей спальни доносятся вовсе некрики боли! Все, что было прежде я знаю ствоих слов, ностех пор, как мы живем все вместе, я незаметил, чтобы ты особо мучилась!
        - Это все граф,он…
        - Может граф исамое жестокое существо насвете, ноон ни разу несолгал мне, вотличие оттебя. Ия начинаю склоняться ктому, что вего словах есть доля истины. Люди действительно жестоки. Иони творят жестокость ради самой жестокости. Две недели я узнавал это насебе, вто время пока ты трахалась всвое удовольствие идаже недумала искать меня!
        - Этоне…
        - Молчи! Каждый раз, когда вменя втыкали нож, я повторял твое имя. Когда меня обливали отваром руты, я твердил про себя, что нужен тебе. Я верил, что без меня ты несможешь. Ипусть я незнал, кто меня схватил, я думал, ты ищешь меня. Я считал, что нужен тебе. Нужен, чтобы ты могла противостоять графу, нужен, чтобы ты освободилась отнего. Каждый раз, когда боль становилась невыносима ия хотел умереть, я вспоминал твое лицо ито, как ты прекрасна. Они несмоглибы выжечь мою любовь ктебе, ноты сделала это сама. Ты могла предупредить меня. Ты могла избавить меня отболи. Новместо этого ты промолчала, апосле спокойно пошла трахаться стем, кого просила помочь убить. Аможет, теперь уже я мешаю тебе? Может поэтому ты нерассказала мне обохотниках, чтобы я дал тебе пожить сграфом?
        - Иероним, ты сам слышишь, что говоришь мне? Граф обратил меня насильно, ия все также ненавижу его. Иероним пожалуйста, прекрати так говорить, ты делаешь мне больно.
        - Я делаю тебе больно? - он наконец отпустил мои руки, ноуспокаиваться инедумал. - Чтож, граф тоже делал тебе больно иты любишь его. Может теперь ты ляжешь ипод меня?
        - Иероним…
        - Я уже слишком много лет Иероним, - он усмехнулся, обнажив свои клыки. - Граф подарил мне замок, наслучай если я захочу жить своей собственной нежизнью. Я неговорил тебе, чтобы ты неподумала, будто это означает то, что я принес ему клятву верности. Ведь инвеститура[6 - ВЗападной Европе всредние века юридический акт передачи лена, должности, сана, закреплявший вассальную зависимость исопровождавшийся символическим обрядом: передачей сеньором вассалу горсти земли, перчатки, меча, копья, знамени, скипетра ит.п. символов власти.] обычно проходит после оммажа[7 - Всредневековой Западной Европе одна изцеремоний, оформлявших заключение вассального договора.]. Нобольше твое мнение неимеет для меня значения. Я собирался отказаться отзамка, нограф настоял, асейчас, думаю, так даже лучше. Теперь мое полное имя Иероним Фарго фон Эшвард. Поэтому зови меня Эшвардом.
        - Иероним…
        - Эшвард! Иуйди измоих покоев, пока граф неувидел, что его драгоценная жена нарушает правила приличия.
        Я хотела остаться, хотела заставить его выслушать меня, хотела вновь вернуть себе моего рыцаря, ноИероним недал мне этой возможности. Он просто выставил меня задверь, ая, пусть ибыла старше как вампир, нестала противиться. Врядли драка смоглабы помочьмне.
        «Он одумается, - убеждала я саму себя. - Пройдет немного времени, ион захочет меня выслушать. Онже мой рыцарь, он честный, чистый исветлый. Он обещал мне ион сдержит слово!»
        Номоя вера вто, что Иероним снова станет прежним неоправдалась.
        Теперь каждый вечер мой, прежде такой открытый иэмоциональный рыцарь, натягивал холодную маску безразличия, авсе мои попытки поговорить сним оканчивались провалом.
        Он неспешил извиняться засвои жестокие слова иделал вид, что того разговора просто небыло, как итех двух недель вплену. Он был учтив ивежлив сомной играфом, ия больше немогла понять, чтоже творится унего вдуше.
        Каждый вечер мы все также собирались вбольшой зале, чтобы выпить вина иобсудить политику. Только теперь Иероним все меньше спорил сграфом ивсе чаще соглашался.
        Аграф, казалось, только этого идобивался. Он продолжал высказывать свои мысли, заполняя ими голову моего рыцаря.
        Обида наменя, начавшая копиться смомента встречи сграфом ивыплеснувшая после освобождения отохотников, неоставила Иеронима, аграф так ивовсе подпитывал ее своими точными словами, что без промаха били всамое сердце.
        Теперь мой рыцарь ходил наохоту сграфом, анесомной, ия уже немогла сказать ему «неслушай!».
        Аграф нестеснялся пользоваться этими возможностями инеторопясь, исподволь настраивал его против меня.
        Когдаже мы все-таки оставались наедине, Иероним, нежелая слушать меня, уходил.
        Просто уходил.
        - Иероним, так больше неможет продолжаться! - воскликнула я водин изтаких дней.
        - Эшвард. Сколько тебе можно повторять? Зови меня Эшвард, - схолодной любезностью ответил он, усмехнувшись.
        - Прости, Эшвард, - поспешно поправилась я, радуясь, что он хотябы ответил мне. - Нам уже давно стоит поговорить. Отом, что произошлои…
        - Мы уже поговорили, - резко перебил меня мой рыцарь. - То, что было пусть остается впрошлом. Этого невернуть, как имою любовь ктебе.
        - Новедь я лишь хочу сообщить тебе, что твое похищение подстроил граф! Из-за него ты мучился столько времени!
        - Стойже убежденностью можно сказать, что мое похищение подстроила ты, непредупредив меня обопасности, - сверкнув глазами все также спокойно ответил Иероним… нет, уже Эшвард. - Ия еще раз повторюсь, что больше нежелаю обэтом слышать. Никогда. Никогда означает всю оставшуюся вечность.
        Было вего тоне что-то такое, что я поняла - стоит мне заговорить обохотниках еще раз, ия потеряю его уже навсегда.
        - Хорошо, я больше никогда нестану напоминать тебе отом, что произошло, - послушно пообещала я. - Нопосмотри насебя! Вкого ты превратился?! Куда делся мой чистый рыцарь? Почему ты слушаешь графа? Я никогда непросила тебя любить меня, нограф это чудовище икогда-нибудь отнего надо будет избавиться.
        - Я все еще остаюсь рыцарем, ия прекрасно помню те времена, когда был человеком. Граф несможет убедить меня втом, что я непроверю сам. Ион неимеет наменя влияния, также, как иты теперь. Я освободился оттебя ипросто хочу делать то, что мне нравится. Пускай теперь я знаю, что люди жестоки инезаслуживают жалости, ноя несобираюсь им мстить. Я просто попытаюсь насладиться своей вечностью. Насчетже чудовища… даже если итак, то ты сама неверишь всвои слова. Ты несможешь поднять руку награфа, потому что он слишком вошел втвою жизнь. Аяже больше несобираюсь жертвовать собой ради твоего неисполнимого желания. Ктомуже, я так инесмог увидеть подтверждение твоих рассказов. Граф специфичен ижесток, ноненастолько извращен, как ты говорила.
        Весь свой монолог Эшвард произнес все темже ровным тоном, итолько вспыхивающие угольки глаз выдавали насколькоже ему небезразлично то, очем он говорит.
        - Хорошо, я поняла тебя, - взяв себя вруки ответила я, хотя больше всего мне хотелось расплакаться. - Пускай будет так, как ты говоришь. Тогда уезжай. Уезжай всвой новый замок, который подарил тебе граф инаслаждайся тем, что могбы иметь, еслибы невстретил меня.
        Это был хороший вариант. Возможно, вдали отграфа мой рыцарь пришелбы всебя, ибыть может, сменил свою ледяную маску начто-то иное.
        Я нехотела сним расставаться, ноесли он останется, то я могу потерять его уже навсегда. Граф позаботится обэтом.
        - Теперь ты нехочешь видеть меня? - Эшвард изогнул бровь. - Впрочем можешь неотвечать. Пока я останусь. Твои крики больше некоробят меня, аграф говорит, что я еще слишком молод, чтобы жить водиночестве. Солнце для меня губительно, арядом сним я вбезопасности. Сейчасже, думаю, я ответил навсе твои вопросы инаш разговор закончен.
        Икруто развернувшись, рыцарь ушел, оставив меня одну.
        «Граф говорит».
        Эти слова были наполнены для меня горьким разочарованием, ведь если Эшвард цитирует графа, значит тот зашел уже достаточно далеко.
        Иочем я думала, обращая Эшварда?
        Граф меняет иизвращает все, чего касается, так стоилоли надеяться, что он пощадит молодого вампира?
        Выходит я своими руками сломала его судьбу?
        Глава19
        Долгие годы, складывающиеся вдесятилетия, что мы провели вместе сграфом довстречи сохотниками, состороны можно былобы назвать счастливыми.
        Граф, чье имя прежде звучало навсю страну, ажесткость характера была известна запределами графства (хотя всю глубину ее знали лишь я иВикторий), изменил сферу интересов, стоило мне обратить Эшварда, аему - узнать обэтом. Итеперь неискушенному зрителю былобы сложно узнать вэтом спокойном, вежливом ирассудительном мужчине, предпочитающем уединение, того, кто прежде завоевывал земли, грабил церкви ислыл самым завидным женихом среди всех дам королевства.
        Как я уже говорила, после переезда мы втроем были единственными аристократами вовсем замке, аземельные владения графа казались маленькими, особенно посравнению стем, что я видела прежде. Нодаже умоего отца можно было повстречать рыцарей, как вассальных, гостивших усвоего господина, так ипросто проезжих, остановившихся напару недель.
        Здесьже наше уединение ненарушалось.
        Небыло нетолько рыцарей, ноиоруженосцев, музыкантов, леди. Зато были мы втроем, Викторий, иногда уезжавший потаинственным делам графа, да прислуга, менявшаяся так часто, что вскоре я перестала запоминать имена.
        Мы словно затерялись всвоем маленьком мирке. Граф супоением играл роль заботливого супруга, попутно прикладывая все свои силы кизменению Эшварда. Самже Эшвард, непринимал ни игр, ни факта влияния графа нанего, ну ая, как ипрежде, всегда шла наповоду усвоего супруга.
        Однако после похищения Эшварда граф принял решение сменить наше местожительства.
        Мы действительно задержались наодном месте. Прошло около ста пятидесяти лет стех пор, как граф появился напороге нашего сЭшвардом замка. Хотя, думаю, еслибы неохотники, мыбы остались здесь еще минимум напару десятилетий.
        Нам можно было небояться того, что нас раскроют. Герцоги сменяли один другого, назначаемые исмещаемые императорами, крестьяне иих сеньоры поднимались смест воимя святой для них цели освобождения Иерусалима, амы так иоставались внашем замке незамечая ни войн, ни голода, ни болезней.
        Нас обходили стороной, анаши соседи менялись слишком быстро, чтобы задавать вопросы.
        Граф, прежде любивший, чтобы его имя звучало, наэто время исключил себя изсветской жизни, увлекшись новой для него игрой - разговорами сомной иЭшвардом. Да инаш замок, идесяток деревень врядли можно было назвать графством. Пожалуй, даже владения моего отца были больше.
        Однако, пусть охотники (хотя я все также была горячо уверенна, что насамом деле завсем стоит граф) истали толчком ксмене места, переехали мы лишь спустя пять лет после этого. Большой срок для человека, ноничтожный для вампира, азапрошедшие столетия я уже начала мыслить вампирскими категориями.
        Граф выбрал для нас маленькое поместье, затерянное вгорах. Это был темный медвежий угол ссуеверными крестьянами, непривычным языком игустым лесом вокруг. Зимой здесь мело так, как никогда небывало ни вТулузском графстве, ни там, где мы жили после, поэтому долгие три месяца мы питались исключительно слугами, коих было нетак много, как впредыдущих местах, нодостаточно для нашего комфортного существования.
        Виктория граф снами невзял.
        Думаю он считал, что тот может помешать его игре, наставляя Эшварда напуть истинный. Меня мой рыцарь уже неслушал, авот Викторий всегда ему нравился ивозможно смогбы повлиять нанего.
        Впрочем, Виктория небыло, игадать онесбывшемся неимело никакого смысла. Автроем нам было, пожалуй, слишком тесно.
        Если ввыборе графа был расчет окончательно извратить суть моего рыцаря, то он оправдался. Вэтом забытом богом месте время словно застывало искука, вечное проклятие вампиров, чувствовалась особо остро. Хотябы оттого, что единственным доступным развлечением для нас были разговоры. Пускай ивпредыдущее столетие мы жили замкнуто, ноздесь отрезанность отостального мира достигала своего апогея - небыло даже деревень, куда можно былобы выбраться наохоту, неговоря уже огостях, что пусть иочень редко, новсеже навещали наш прошлый замок.
        Ипоэтому мы каждый вечер собирались вместе, хотя я предпочлабы избежать подобных посиделок. Лучше умереть отскуки, чем смотреть, как яд слов графа разъедает мысли Эшварда, инеиметь возможности что-либо сэтим сделать.
        Нограф всегда настаивал намоем присутствии - ия шла заним, несмея спорить. После каждого такого вечера Эшвард чуточку менялся. Почти неуловимо, незаметно, ноего суждения начали приближаться ксуждениям графа, его слова становились резче, аусмешка - жестче.
        Я раз заразом пыталась сним поговорить, ноотэтого становилось только хуже. Он нехотел меня слушать, ведь ему приходилось слышать мои крики поночам. Ипусть он сказал, что больше нелюбит меня, ночувства никогда неуходят без следа.
        Вот иего чувство неушло.
        Медленно, новерно, спомощью графа, оно трансформировалось вненависть ижестокость.
        Иего можно было понять. Разбитое сердце, мое эгоистичное стремление держать его рядом иизвращенные речи графа делали свое дело. Ему понадобилось целых сто пятьдесят лет чтобы позабыть свою любовь ко мне, аохотники имое умолчание оних стали последней каплей, спусковым крючком, запустившим то, после чего уже немогло быть пути назад.
        Авот жестокости он поддался куда быстрее.
        Для этого понадобилось всего пара десятилетий.
        Пара десятилетий наедине сомной играфом.
        Пара десятилетий вуединении, вдали отостального мира, когда тебе раз заразом повторяют, что жизни истрах людей небольшая цена заразвлечение. Пара десятилетий, каждый день изкоторых ты помнишь боль, причиненную охотниками так ярко, будто это было только вчера.
        - Теперь ты довольна, графиня? - усмехнувшись, спросил граф водин издолгих зимних вечеров.
        Все вокруг замело снегом имы были отрезаны отостального мира белым пленом. Иесли около дома слуги расчищали сугробы, то стоило отойти чуть дальше иони доходили допояса.
        - Довольна чем? - непоняла вопросая.
        Эшварда снами небыло.
        Он, прихватив одну изслужанок, удалился влес. Это стало одной изего любимых игр - отводить доверчивых девушек подальше отзамка, вотьму ночи, где накилометры небыло человеческого жилья, зато голодные волки кружили полесу впоисках добычи.
        Там он признавался им всвоей истинной сути, чтобы после наблюдать заих страхом. Иногда он давал им надежду наспасение, вынуждая делать что-то, приносящее ему удовольствие. Иногдаже притворялся, что влюблен инаблюдал, как доверчивые девушки пытаются спасти его отучасти вампира. При этом он никогда неиспользовал внушение, предпочитая играть сискренними, аненавязанными чувствами.
        Чтоже, хотябы физическое насилие никак непрельщало его, хотя это служило небольшим утешением.
        - Ты сделала изнего вампира, нарушив мой запрет, ивот теперь он стал настоящим хищником, - заметил граф.
        Все эти годы его можно былобы назвать идеальным мужем. Он уделял мне достаточно внимания ипускай его объятия оставались жесткими, адозаботы было еще очень далеко, зато он больше немучил меня, убивая людей намоих глазах, или заставляя убивать для него. Ведь теперь его деструктивное влияние было направленно наменя совершенно иначе.
        Через Эшварда.
        - Зачем все это? - нерешительно спросила я, хотя прекрасно знала ответ.
        - Я тебя непонимаю, - граф покачал головой. - Разве тебе ненравится постоянно быть рядом сомной, или теперь тебя прельщает светский лоск? Разве одного меня тебе мало?
        Он провел рукой помоей груди ивсе мысли испуганными птицами выпорхнули измоей головы.
        Несмотря навсе то, что граф сделал сомной заэти годы, я болела им стойже силой. Я незабывала его поступки, ноон был прощен мной доконца своей жизни. Я любила его также сильно, как иненавидела, ион оставался моим ангельски-прекрасным дьяволом, моим богом имоей религией.
        - Я говорила необэтом, - выдохнула я, невсилах продолжать разговор.
        Если граф остановится - я умру.
        - Только неначинай снова про малыша Фарго, - протянул граф, скидывая мое платье напол. - Иначе я остановлюсь.
        Ия замолчала, как всегда подчиняясь его воле. Втакие моменты остальной мир переставал существовать иоставались только его грубые объятия, мраморное тело иострые клыки.
        - Я непортил твоего маленького рыцаря, - продолжил тем временем граф, резким толчком войдя вменя. - Ты сама сделала это. Ты сама обрекла своего чистого Фарго натакую судьбу, превратив его ввампира. Разве честная жена находит замену своему мужу, пока тот находится вотлучке? Впрочем заэто я тебя уже наказал, ато, что малыш Фарго оказался так слаб кискушению… так разве это моя вина? Я раскрыл его истинную суть, норешения всегда принимал он сам. Я никогда немог внушить ему, ведь я узнал его только после обращения. Зато теперь утебя есть двое мужчин содинаковыми привычками.
        Он усмехнулся испустя мгновение рядом оказалась служанка. Я даже незаметила, как она подошла. Аграф впился внее зубами икапли горячей крови брызнули мне наспину.
        - Поэтому ты должна радоваться. Ведь если сним ты хотела забыть меня, то тебе этого неудастся. Теперь он моя копия, иты сама обрекла его наэто, притащив ссобой иобратив, - закончил свой маленький монолог граф итолкнул служанку напол так, что она оказалась рядом сомной, стоя начетвереньках. - Зима скоро закончится, ая так давно неслышал предсмертных криков. Убей ее для меня, графиня.
        И, как обычно, невсилах отказать хоть вчем-то, я прокусила нежную шейку, чувствуя, как тепло жизни обжигает мое горло. Ия немогла непризнать, что какая-то маленькая часть меня, что появилась уже после моей смерти, радуется этому.
        Наверное граф внушил служанке бояться, поскольку сопротивлялась он громко иотчаянно. Пытаясь удержать ее, ипри этом неотпустить графа, я, кажется, переломала ей ребра.
        После этого она уже немогла сопротивляться, авместе скриками изо рта ее текла кровь - осколки ребер прокололи легкое.
        Когда мучения бедной девушки почти окончились, напороге возник Эшвард совторой служанкой. Конечно, ведь я завела разговор сграфом вобщем холле, аперемещаться вспальню было невего правилах. Поэтому, возвращаясь сулицы мой рыцарь немог ненаткнуться нанас.
        - Сегодня какой-то праздник? - осведомился он, вскидывая брови.
        Взгляд его скользнул поедва живой девушки изадержался намоей обнаженной, забрызганной кровью фигуре. Впрочем налице его при этом недрогнул ни единый мускул. Он хорошо научился держать эмоции при себе.
        - Всего лишь то, что повесне мы покинем эту дыру, - ответил граф, поднимаясь инатягивая брюки. - Так что можешь собирать вещи.
        - Отличная новость, - усмехнулся Эшвард иобратился ксвоей служанке. - Видишь, милая, уже совсем скоро твои мучения окончатся, если конечно, ты продолжишь меня слушать.
        Иперекинув ее через плечо, точно мешок скартошкой, он ушел всвою комнату.
        Граф вышел следом ия осталась одна, наедине скровью, мертвой служанкой иосознанием содеянного.
        Граф прав.
        Из-за собственного эгоизма я обрекла несчастного рыцаря настрадания, лишив его семьи, детей исамой жизни. Ия незнала, ктоже больше изнас двоих виноват втом, что он ожесточился - он сам, ослепленный болью иразбитым сердцем, поддавшийся науговоры графа, илиже я, несумевшая ни оставить его впокое, ни удержать отвсего этого кошмара.
        ***
        Как исказал граф, мы покинули наш маленький дом повесне, едва сошел снег.
        Конечно, стоило дождаться лета, чтобы дороги подсохли. Тогда нам непришлосьбы увязать поколено вгрязи.
        Впрочем, вампирские силы помогали справиться совсеми преградами, ани граф, ни Эшвард нежелали ждать ни одного лишнего дня. Мнеже ничего неоставалось, кроме как следовать заними.
        Замок, куда мы переехали, оказался немногим больше нашего прежнего дома исостоял лишь изодной башни. Расположенный навозвышенности, его крутые стены казались суровыми инеприступными, асам он был окружен лесистыми горами, где все еще можно было увидеть талые сугробы.
        Выходит, мы сменили одно глухое итемное место надругое, норешения графа никто несмел оспаривать. Да иунового замка были явные преимущества - небольшая деревенька поблизости, которая обеспечивала нам питание.
        Хозяева замка ничего немогли противопоставить внушению вампиров иим пришлось потесниться. Окончательно выгонять их граф нестал, равно как иотбирать власть взамке. Для них мы стали просто очень желанными гостями, прихоти которых исполняются моментально.
        Здесь граф вернулся ксвоим былым пристрастиям, обустроив вподвалах камеру пыток.
        Жертв он брал изтойже деревни, внушая им прийти взамок, чтобы после мучать их, растягивая свое удовольствие. Ихотя делал он это нестоль часто, ночерез пятнадцать лет пропажи стали слишком явными. Ведь он несохранял жизни инезаботился отом, чтобы сохранить свои пристрастия втайне. Ипотому суеверные слухи, распространившиеся заэто время, вынудили крестьян пойти против владельца свилами ифакелами, анас перебраться нановое место.
        Эшвард, вотличие отменя, пытающейся прекратить мучения невинных людей, смотрел назабавы графы лишь сусмешкой превосходства. Внем больше неосталось жалости кневампирам, хотя сам он вместо физического воздействия, предпочитал более тонкие способы мучений, считая действия графа слишком уж примитивными. Может оттого, что его самого люди пытали именно болью?
        Очередной переезд пришелся ему очень кстати.
        Эш уже давно уговаривал графа сменить место - отгороженность отмира успела надоесть ему загоды, проведенные вэтом забытом богом илюдьми домике. Норешения графа всегда были окончательными, аотпустить Эшварда всвободное плавание… нет, граф несделалбы этого. Он никому недоверял ишел пожизни один, новсеже вней иногда появлялись вампиры, которых он предпочитал держать при себе. Таким был Викторий, такой была я итаким стал Эшвард, хотя недумаю, что он по-настоящему был нужен графу.
        Если отбросить некую извращенность впонимании моего супруга привычных ценностей, Викторий был другом графа, его правой рукой идоверенным лицом, я была его женой, женщиной, которую он хотел, аЭшвард…
        Эш был способом наказать меня, привязать ксебе еще сильнее инедать вырваться. Ипоэтому граф никогда уже неотпустилбы его, пусть исам подарил замок. Эшвард как ия, как иВикторий, теперь был связан сграфом единой судьбой досамой смерти, которая могла случится лишь спустя вечность.
        Ия сама обрекла его наэто.
        Впрочем, некоторые «чувства» граф кЭшварду определенно испытывал, иначе несогласилсябы терпеть его рядом напротяжении стольких лет, пускай даже ради моих мучений.
        Граф сделал изЭшварда своего рода преемника иуже после переезда издома взамок они представляли извращенный донельзя дуэт «отец исын».
        Граф, добившийся своей цели перевоспитания новообращенного вампира, превратился извежливого собеседника, что хитро кидает фразы ипосле ожидает пока они подействуют, втирана, контролирующего вокруг себя все, дочего он мог дотянуться. Я знала обэтой его любви квласти иконтролю, авот для Эшварда это было неприятной неожиданностью ион, наоборот, стал вести себя словно подросток, что проявляет свой бунтарскийдух.
        Он усмехался над тягой графа кфизическим наказаниям, он противился жизни вглуши истремился вернуться ввысшее общество идаже хозяева замка, коих граф оставил вживых, раздражали его, иотэтого он всякий раз, как только мог, внушал им что-нибудь, чтобы разозлить графа.
        Ноодного он непонимал, зато я видела это четко.
        Ведь даже делая что-то назло графу, он оставался похожим нанего. Тем, кого граф изнего исделал. Аграф неломал его, позволяя ему, пусть иневсе, норовно столько, чтобы неперегнуть палку.
        Новый замок, вкоторый притащил нас граф, оказался куда более просторней предыдущего. Иновым он был нетолько насловах - постройка завершилась всего восемь лет назад. Неподалеку отзамка было уже несело, нодостаточно крупный город иэто значительно развязывало руки графу иЭшу (мне всегда хватало ислуг ия по-прежнему неперегибала палку, все еще помня свою человеческую жизнь исохранив то, чего теперь небыло уЭшварда иникогда ненаблюдалось умоего супруга - милосердие, доброту исочувствие).
        Здесь граф иЭш развернулись пополной.
        Теперь вих распоряжении оказалось достаточно крестьян, чтобы потакать своей жестокости влюбое время. Ая немогла сделать совершенно ничего против, имне оставалось лишь затыкать уши, чтобы неслышать крики жертв графа изакрывать глаза, чтобы невидеть полные надежды лица жертв Эшварда.
        Ия уже сомневалась, кто изних двоих поступал более милосердно - граф, причинявший боль физическую, илиже Эш, заставляющий тех, кто попался ему вруки совершать совершенно немыслимые вещи, чтобы витоге все равно убить их, илиже, наигравшись, отдать графу.
        Через год после второго нашего переезда, кнам присоединился Викторий.
        Видимо граф окончательно удостоверился, что Эшвард принял его мировоззрение ибольше небоялся чужого воздействия.
        Викторию, разумеется, перемены вЭшварде непринесли никакой радости ион попытался все исправить.
        Норасчет графа всегда точен иразговор сним ничего недал. Теперь бывший рыцарь презирал своего, такогоже бывшего друга, считая его слишком мягким для того, чтобы носить звание вампира.
        - Ольга, - недобившись успеха уЭшварда, Викторий обратился ко мне. - Ты должна что-нибудь сделать сним, заставить его измениться. Ты его обратила, азначит, ты вответе занего.
        - Ты сам прекрасно знаешь, что я бессильна. Идти против графа бесполезное дело. Он слишком давно живет наэтом свете, - горько усмехнулась я. - Иесли уж граф решил сделать что-то, то его нельзя остановить или переубедить. Он останется непреклонен. Моя ошибка была втом, что я обратила Эшварда, ноя действительно надеялась, что граф уже невернется. Что он забыл меня. Помнится ты сам советовал пытаться жить нормальной жизнью.
        - Да, советовал, ноэто вовсе неозначало, что теперь нужно создавать новых немертвых. Вэтом мире ибез того слишком много жестокости, атебе нестоило доводить все дотакого. Мы получили второго графа, только вот если граф менялся тысячу лет, твоему рыцарю хватило исотни.
        Я лишь покачала головой иушла, нежелая продолжать этот бесполезный разговор. Я исама осознавала свою вину, именьше всего мне нужны были упреки Виктория иего напоминания обэтом.
        Хотя, признаться, доэтого вомне еще была частица надежды. Смешно, ноЭшвард давал ее имне.
        Я надеялась, что перемены внем неокончательны. Что он еще сможет одуматься, осознать все происходящее ивернуться ктому, что было прежде. Наивно, глупо иэгоистично, ноэто было именнотак.
        Однако Викторий поставил наэтой надежде окончательный крест, аЭшвард, спустя пару дней, вбил его еще глубже.
        - Мы неразговаривали стобой обэтом, - манерно растягивая слова проговорил он, - нотыже должна понимать, что я нестану помогать втвоей глупой затее. Хотя, пфффф, очем это я? Разве уграфской подстилки хватит сил убить его? Влюбом случае, пусть граф меня инеустраивает, ноединственная помощь, которую я смогу оказать тебе - это немешать. Впрочем, уверен, мы проживем тысячу лет, прежде чем ты выйдешь изпод его контроля.
        Ипусть он уже небыл тем рыцарем Иеронимом, эти слова окончательно добили меня.
        Очем я думала?
        Глупая!
        Моя мечта отом, что однажды ненависть кграфу пересилит зависимость ия смогу поднять нанего руку изначально была неисполнима!
        Однако вместо того, чтобы признать полное ибезоговорочное поражение, слова Эшварда неожиданно задели иразозлили меня.
        Действительно, я лишь подстилка графа! Иначе, какбы я могла допустить такое? Какбы позволила графу сотворить ЭТО смоим милым рыцарем?
        Наверно, я должна хотябы попытаться!
        Я немогу допустить, чтобы жизнь Иеронима, так эгоистично кинутая мной наалтарь вечности, пропала совершеннозря.
        Так может, смерть графа покажет ему, что он ошибся вомне, что я способна бороться, азначит ион может вернуться? Это мой единственный шанс изменить все, ведь водном я сейчас уверенна точно - пока жив граф, Эш будет его подобием. Ираз я уже допустила этого, то немогу сейчас просто все оставить.
        Азначит, я должна побороть свою болезнь изависимость.
        Глава20
        «Характер вырабатывается вкрови».
        Так, смеясь, всегда говорил граф.
        «Пока ты нестолкнешься струдностями - ты неузнаешь предел своих сил. Я делаю им одолжение. Они умрут героями, могущими сказать, что закалили свой характер ииспытали себя».
        Думаю, такие слова былибы слабым утешением для несчастных мертвецов итех, кто ждал, нонедождался их дома. Думаю, говоря их, граф инестремился кутешению.
        Но, какбы то ни было, меня его испытания ничуть незакалили, анапротив, сломали. Видимо, я изначальна была слаба, так как я могла теперь винить вэтом Эшварда, если исама никогда непротивилась графу?
        Впрочем, теперь, приняв решение бороться, я уже немогла отступить. Похоже, всеже имне досталось немного фамильного упрямства Фарго.
        Моими трудностями сейчас (ивсегда) были чувства кграфу, заполнявшие каждую частичку моей души итела. Ипринятое решение вовсе неозначало, что я имею хоть какое-то понятие, как сэтим бороться.
        Нобороться было надо.
        Иесли граф прав, ихарактер вырабатывается вкрови, то я пролью ее столько, сколько будет нужно. Вконце концов, мне непривыкать кболи иотчаянию, ведь ими было наполнено столько моих дней.
        Вот только, думая так, я подразумевала свою кровь, анаделе вышло, что свобода стоила мне реки чужой.
        Первым шагом кизбавлению отболезненной зависимости должна была стать, как я решила, моя близость сдругим мужчиной. Ведь я никогда незнала никого, кроме графа, так может, если я изменю это, то буду чуть меньше нуждаться внем самом иего холодных объятиях? Вконце концов, как, смеясь, однажды сообщила мне служанка, ТАМ все мужчины одинаковы.
        Поэтому водин извечеров, дождавшись пока граф сЭшвардом уйдут развлекаться всоседнюю деревню, я вышла изсвоих покоев инаправилась вниз, наконюшню. Роман графини иконюха - что может быть вульгарней игротескней?
        Конюхов унас было несколько, ия заранее приглядела себе одного наиболее симпатичного. Мужчина, лет тридцати навид, был полной противоположностью графа - славянских корней, соткрытым, простым лицом, русыми волосами иносом «картошкой», он был по-своему привлекателен.
        Возможно, стоило наоборот выбрать кого-то более похожего награфа, чтобы неменять все так резко, нонаграфа все равно никто небыл похож, так стоилоли пытаться иискать? Ни укого нет такого тела, идеального лица идьявольских глаз. Граф был единственным.
        Мне открыли лишь спятого стука.
        - Госпожа? - мужчина растерянно почесал затылок, апосле, опомнившись, низко поклонился.
        - Впустишь меня? - я мило улыбнулась, отчего конюх совершенно утратил дар речи.
        Надеюсь это было отмоей красоты, анеоттого, что нервы подводили меня иулыбка вышла натянутой, авовсе неочаровательной.
        Взамке Бран, как ивпредыдущем, граф оставил хозяевам полноту их власти, внушив всем, что мы лишь гости издальних земель, ногости уважаемые ижеланные. Прислуга исполняла наши приказы едвали несбольшим рвением истрахом, чем приказы своих господ - люди здесь жили темные исуеверные, акрасота ибледный вид заставляли их боятьсянас.
        Впрочем, внашем случае страх был небезосновательным, вот только шепот молитв, который они считали неслышным, неимел нанас никакого воздействия.
        «Стригой», - вот что говорили нам сужасом вслед ибыли правы.
        Графа сЭшвардом это забавляло, точно они изабыли, что недавно такиеже запуганные крестьяне пошли против нас сфакелами. Впрочем, вместе мыбы легко разобрались снесколькими деревнями, поэтому серьезной опасности никто изних непредставлял, аохотников вэтих глухих краях небыло.
        Исейчас, стоя напороге, я искренне надеялась, что мужчина неразделяет суеверий.
        - Конечно, проходите, - конюх отошел, пропуская меня.
        Налице его читалось недоумение.
        Оказавшись внутри я растерялась.
        Я просто незнала, что делать дальше икак быть. Когда граф приходил ко мне, мое тело сгорало отстрасти, стоило ему лишь прикоснуться, атеперьже я нечувствовала ровным счетом ничего.
        Мужчина смотрел наменя выжидающе испустя минуту тягостного молчания я, вдохнув, словно перед прыжком вводу, зажмурилась иодним движением скинула ссебя платье. Смешно, ноя, давно уже познавшая радость плотских утех, сейчас чувствовала себя так, будто мне предстоял мой первыйраз.
        - Госпожа, - непонимающе протянул конюх исглотнул.
        Открыв глаза я сделала шаг кнему. Вего глазах я видела недоверие. Ижелание. Определенно, он находил меня очень привлекательной, ноон нераз видел играфа, ипотому недумал, что я могу прийти кнему. Действительно, глупо былобы предпочесть его простое лицо идеальной красоте графа, номои причины были глубже банальных плотских утех.
        Я легко моглабы внушить ему что угодно, норазумеется, я хотела, чтобы он сам захотел меня. Аеще все мои силы уходили нато, чтобы неубежать самой.
        Еще один шаг вперед и, невыдержав, он схватил меня вобъятия.
        Я делала это свампиром, будучи человеком, ноя ипредставить немогла, какого это делать счеловеком, будучи вампиром.
        Живой запах его крови будоражил меня, икогда мы оказались ближе, страх ушел, оставив только этот запах иголовокружение. Я любила холодные жестокие объятия графа, любила идо, ипосле обращения, иничто немогло сравниться ними. Апотому я думала, что мне придется пересиливать себя, чтобы пойти наблизость сдругим мужчиной.
        Так было лишь первые мгновения, апотом жажда взяла верх, смешавшись сэротическим удовольствием. Прежде я всегда пыталась закончить сосвоими жертвами быстрее иникогда нерассматривала их вэтом плане, нотеперь понимала, почему граф навещал меня каждую ночь.
        Близость горячего тела подогревала имою, уже несколько сотен лет как остывшую кровь.
        Я думала, что я давно научилась контролировать жажду однако никогда прежде я неделала того, что делаю сейчас. Мне приходилось нетолько сдерживать свои силы, чтобы ненароком нераздавить его вобъятиях, ноипытаться непрокусить его тонкую кожу впорыве страсти.
        То, что граф вытворял сомной имоим телом было загранью реальности. Он перемешивал понятия боли, удовольствия ижелания, возводя вабсолют каждое изних.
        То, чем я занималась сейчас сконюхом было основано нажажде, ижажда была движущем механизмом.
        Два совершенно разных чувства, хотя делали мы, воснове, одно итоже.
        Нозакончилось все совершенно неожиданно, ивовсе нетак, как я представляла.
        Когда мы оба уже были близки кконцу, дверь распахнулась инапороге появился… Эшвард. Увлеченная стуком горячего сердца, я совершенно неуслышала, как он вернулся взамок. Ноесли Эш тут, то играф…
        - Вот оно, значит, как, - хмыкнул Эш, сложив руки нагруди иопершись окосяк.
        - Господин, - подскочил мой горе-любовник, ипопытался натянуть брюки, нозапутался исовершенно нелепо упал.
        - Иероним, - старое имя совершенно неожиданно выскочило изменя.
        Я была растеряна инезнала, что больше приводит меня вужас - то, что мой бывший рыцарь стал свидетелем этого непотребства, илиже то, что он может рассказать обэтом графу.
        Конечно, я знала, ради чего делаю это, носудя повзгляду Эшварда сейчас я окончательно упала вего глазах.
        - Эшвард, - поморщившись поправил меня он. - Аты еще хуже, чем я думал. Строила изсебя безвинную овечку, страдающую отдиктатуры графа, асама развлекаешься, пока он невидит. Исколько веков ты уже ставишь ему рога? Ая ведь когда-то считал тебя настоящей… дурак. Впрочем, это только твое дело. Итебе повезло, что граф задержался. Тебя онбы может инеубил, нострадалабы ты знатно. Онбы неспустил это простотак.
        - Эшвард,ты…
        - Я нескажу ему. Он слишком властен иупивается этим. Из-за него мы уже столько лет торчим вэтой глуши рядом сволками да необразованными крестьянами, - он вздернул голову, как ребенок, что недоволен решениями отца, нонесмеет ему перечить. - Вот только конюха придется убить. Принуждение графа сильнее нашего ипока твой горе-любовник жив, есть шанс, что граф обо всем узнает.
        - Нет! Так нельзя! - отшатнуласья.
        Я уже оделась, авот конюх, что поднялся иснова пытался натянуть брюки, отего слов побледнел ивыронилих.
        - Господин, нозачто? - дрожащим, ничего непонимающим голосом выговорилон.
        - Если ты неможешь, то это сделаю я, - спокойно ответил Эш, апосле подошел и, неуспела я ничего сделать, как он вцепился конюху вгорло.
        Спустя минуту конюх, уже мертвый, упал кего ногам, аЭшвард, все также спокойно перешагнул через него.
        - Что? - вскинул он брови, платком утирая кровь сосвоих губ. - Я собираюсь скрыть это отнего, иесли он узнает, то непощадит. Уменяже нет между ног того, что есть утебя.
        Ион вышел, аяже, перехватив тело несчастного, что умер помоей вине, побежала запределы замка.
        Эшвард слукавил.
        Мы могли просто отослать этого мужчину вдругую страну играф несталбы его искать. Да изачембы ему было искать неизвестного конюха? Он даже незаметилбы, что тот уехал, как сейчас незаметит, что он пропал.
        Однако, как оказалось, насчет последнего я ошибалась.
        Граф заметил.
        - Ты решила изменить своим принципам? - поинтересовался он спустя пару дней.
        - Всмысле? - непоняла я, хотя сердце тревожно забилось.
        Вдруг он как-то узнал опроизошедшем? Вдруг Эш рассказалему?
        - Одного изконюхов нехватает. Я слышал, другие слуги ищут его. Он собирался жениться накакой-то девчонке, нопосле пропал. Невеста вслезах иутверждает, что он небросилбы ее. Значит его убили либо ты, либо Эшвард. Номалыш Фарго слишком любит мучения, чтобы прикончить конюха так просто, да ивообще предпочитает девушек. Хотя вэтом я его понимаю.
        - Конюх… - я замялась, незная, что мне сказать, нограф инеждал ответа.
        - Можешь неоправдываться. Я рад, что вампир втебе всеже иногда берет верх. Алюди… какая разница. Одним больше, одним меньше, - играф провел руками помоей талии. - Ты взволнована.
        - Я нехотела, нотак вышло, - выдавилая.
        Граф рассмеялся, наслаждаясь моей растерянностью иискренним сожалением, ибольше неподнимал эту тему.
        Я надеялась, что несчастный конюх умер ненапрасно, номое влечение кграфу попрежнему превосходило силу моей воли, ипусть дышать сним мне было тяжело, нобез него я задыхалась.
        Чтож, глупо было думать, что мое желание сможет исполниться так легко. Ноя невправе опускать руки. Особенно теперь.
        Ипоэтому я решила продолжать несмотря ни начто. Я стала усиленно тренировать свою волю, пытаясь построить внутри себя то, чего вомне прежде небыло - характер. Пусть я взяла под контроль свою жажду уже довольно давно, нотеперь я добивалась абсолютной власти над ней. Ну аконюх стал моим вторым, после графа, мужчиной, нонепоследним.
        Только теперь я была более осторожна, непозволяя себе забываться.
        Я ждала, пока Эш играф покинут замок, инерасслаблялась, сохраняя контроль ивнимание. Поокончанииже я тщательно стирала своим «жертвам» память иотсылала их далеко запределы страны. Да имужчины, которых я выбирала теперь сособенной тщательностью всегда были одиноки иих исчезновения никто незамечал - я искала путников, илиже тех, кто жил далеко отзамка. Я умела учиться насобственных ошибках инемогла позволить, чтобы граф или Эш что-то заподозрили.
        Однако спустя некоторое время я поняла, что все это бесполезно - после конюха физическая близость больше неприносила мне никакого наслаждения. Я словно механически делала все, движимая своей целью, аокончательный контроль над жаждой непозволял забыться ни насекунду, иврезультате я лишь чувствовала себя грязной иубеждалась, что графа никому недано превзойти.
        Наивно было надеяться надругое.
        Пока я занималась борьбой ссамой собой, граф, что уже успел подустать отжизни затворника, вочередной раз решил сменить себеимя.
        Влад III Басараб, так его теперь звали.
        Настоящему Владу, чье прошлое присвоил граф, неслишком повезло. Он вочередной раз собирался вернуть себе престол какой-то маленькой дремучей страны, награнице скоторой мы жили, ноунего небыло никаких шансов. Озлобленный исломленный предыдущими неудачами ижизнью утурок, он был полон жажды мести, носудьба изменила ему уже давно.
        Граф, который нашел несчастного где-то влесу, забрал его жизнь вместе сличностью ипамятью. Обычно мой супруг неинтересовался прошлым своих жертв, ноВлад все кричал, что унего большие связи, что Мехмед так инерасплатился сним заРаду ичто Янош несможет его остановить.
        Граф, что хоть уже давно нелез вполитику, зановостями следил. Имена, что кричала его жертва были наслуху, играф сразу осознал, ктоже именно попал ему вруки. Впрочем Влада это спасло ненадолго. Пара вечеров, когда граф вытаскивал изсвоего гостя всю необходимую информацию - вот ивсе, что ему досталось.
        Ну аграф, который даже был похож наВлада внешне, пускай ивсто раз симпатичнее, убил своего пленника, забрав его имя иувлекшись новой игрой, под названием «верни престол наследнику».
        Год он собирал силы, плетя интриги. Насамом деле он могбы воспользоваться внушением, нотогда это былобы нетак интересно. Ипотому он терпеливо собирал себе войско, налаживал нужные контакты, заставляя людей добровольно переходить наего сторону.
        Недумаю, что провернуть подобное вышлобы унастоящего Влада III, норасчеты графа всегда отличались ювелирной точностью, ипотому уже в1456году он принял звание воеводы.
        Мы сЭшвардом следовали заним неотрывно, хотя иэто решение графа пришлось бывшему рыцарю неповкусу - он мечтал вернуться воФранцию.
        Эшвард неупускал возможности высказать графу свое возмущение. Он фыркал, что мы лишь «чешем лес» перебираясь изодного убогого места вдругое, что отместного наречия унего сводит зубы, аназвание той деревни, которую здесь признали столицей, врядли можно выговорить образованному вампиру.
        Графже успешно игнорировал все его выпады. Он всерьез увлекся игрой, успешно совмещая ее сосвоим привычным развлечением - жестокостью.
        Так, например, под предлогом мести засвоего отца, он судовольствием иприлюдно казнил несколько десятков аристократов (бояре, так их здесь называли). Исомневаюсь, что они действительно были вчем-то виноваты.
        Я, как ивсегда, была невсилах его остановить, носзамиранием сердца стала замечать, что сейчас, когда граф переключил свое внимание, дышать без него мне становится немного легче.
        Незнаю, толи всеже принесли толк мои упражнения, ия подсознательно начала сравнивать графа (сравнивать, ха! Разве граф вообще поддавался сравнению?), илиже просто все те сотни лет, что я жила нетолько завися отнего, ноиненавидя всей душой сделали свое дело. Илиже прошедшие годы усилили мою решимость вочтобы то ни стало вернуть Эша кпрежней жизни.
        Влюбом случае магическое влияние графа наменя несколько ослабло.
        Ивместо того, чтобы искать этому причины, я попыталась уцепиться зановую надежду.
        Если граф нетак всесилен, как я считала, то я обязана очистить отнего этотмир!
        Глава21
        Начетыре года я оказалась предоставлена сама себе.
        Граф, неостановившийся назавоевании престола, играл ввойну. Эш неввязывался вэто дело, пытаясь выжать изглуши все доступные удовольствия. Яже продолжала тренировки, ожидая, когда ненависть пересилит зависимость.
        Ноконец настал совершенно неожиданно.
        Я расслабилась, утратив бдительность. Граф пропадал впоходах, то помогая кому-то взять власть, то выступая против ближних соседей, ия немогла контролировать его появление взамке. Поэтому, когда я вочередной раз пыталась вызвать усвоего тела влечение кдругому мужчине, я позволила себе немного рассредоточить внимание.
        Эшвард развлекался сослужанкой иэто должно было занять унего целую ночь. Втакие моменты я неопасалась, что он может мне помешать, поэтому полностью отдалась процессу.
        - Вот оно как, - граф говорил тихо, ноя услышала, испытав острое чувство дежавю.
        Мужчина, имени которого я инепыталась запомнить, продолжал трудиться, незаметив нежданного гостя. Виспуге я скинула его ссебя, нерассчитав силу, ион отлетел кстене, затихнув без движения.
        - Икак это понимать? - голос моего личного дьявола был вежлив, ноя прекрасно осознавала, что кроется заэтим напускным добродушием.
        - Ггграф…
        - Аты ожидала увидеть кого-то другого? Игдеже наш малыш Фарго? Думаю, онбы хотел сейчас полюбоваться насвою бесценную Ольгу.
        - Граф,Эш…
        - Или ты оказалась настолько развратной, что затащила впостель иего? Хотя недумаю, твой рыцарь несогласилсябы наподобное. Я слишком хорошо воспитал его, чтобы он смог пойти против меня. Аты помнишь, какой сегодня день?
        - Графф…
        - Я граф уже несколько тысяч лет. Асегодня годовщина твоего обращения ввампира ия вернулся, чтобы это отпраздновать. Ичто я увидел?
        Действительно, граф вынуждал праздновать меня день моей смерти каждый год, заставляя вчесть праздника кого-нибудь убить. Это было своеобразной традицией, откоторой я была свободна лишь вте времена, когда он сВикторием оставил меня одну нацелыйвек.
        Икаждый раз я безуспешно пыталась стереть этот день изпамяти, но, кажется только сегодня уменя вышло это по-настоящему.
        - Ты решила отметить без меня? Боюсь это решение было самым глупым после твоей смерти.
        - Это…
        - Это именно то, что я увидел, иты жестоко пожалеешь, - вот теперь вего голосе чувствовалась злость.
        Подскочив ко мне так быстро, что я даже неуспела заметить движения, он схватил меня загорло, легко подняв над полом.
        - Граф, вы вернулись, - напороге маленькой комнатки появилсяЭш.
        Увидев полуобнаженную меня итело мужчины вуглу он вскинул брови. Насекунду вего глазах промелькнул страх, нограф был слишком занят расправой надо мной, аЭшвард быстро взял себя вруки.
        - Ты знал, чем занимается твоя безгрешная Ольга, пока меня нет дома? - усмехнувшись, спросил граф, все также неотпуская меня. - Она недостойна твоей любви. Ия уже сомневаюсь, что она достойна вечности.
        Эш промолчал, сохраняя каменное выражение лица.
        - Я говорил, что ты только моя. Что я сделал тебя ДЛЯ СЕБЯ! - продолжил граф, вновь обращаясь ко мне. - Амне ненужна та, которая предала меня. Особенно, если обэтом теперь знает ималыш Фарго. Ведь я немогу допустить, чтобы клан перестал уважать меня. Аможет мне лучше убить твоего рыцаря? Тогда никто ничего неузнает, аты, оставшись одна, осознаешь урок?
        Иотшвырнув меня, он подскочил кЭшу.
        - Нет! Оставь его! - закричала я, понимая, что если граф действительно решит убить его, то я несмогу ему помешать.
        Он гораздо старше игораздо сильней.
        - Ах, любимый щенок графини, которого она завела, чтобы скрасить свое бессмертие, - усмехнулся граф.
        - Недумаю, что моя смерть будет что-то значить для нее, - заметил Эш. - Мы уже давно разошлись вомнениях.
        Он просто стоял, ожидая действий графа, непредпринимая никаких попыток напасть первым. Ведь он, как ия, прекрасно понимал, что силы несопоставимы. Однако несмотря навсе это, его лицо по-прежнему невыражало никаких эмоций.
        - О, малыш, ты себя недооцениваешь! - фыркнул граф, схватив его загорло.
        - Нет! - снова крикнула я, вбессильной попытке бросившись кним.
        Мой крик возымел действие играф, отпустив Эша, развернулся комне.
        - Ичто ты мне сделаешь? - холодно спросилон.
        Ачто я могла сделать?
        Я даже незнала, как убить вампира, кроме как сжечь насолнце. Осиновый кол всердце был пустой выдумкой идействовал лишь нанекоторое время. После чего обиженный немертвый мог всадить этотже самый кол своему «убийце».
        - Вот именно, что ничего, - так инедождавшись ответа, констатировал граф, - зато я могу сделать стобой все, что захочу. Ия передумал. Смерть Эша будет хорошим наказанием, только если ты убьешь его сама.
        - Нет, - я попятилась.
        Я немогла убить Иеронима, ведь все, что я делала впоследние годы своей нежизни было направленно наисправление ошибки его смерти.
        - Ты говоришь мне нет? - граф снова метнулся ко мне итеперь его лицо оказалось прямо напротив моего.
        Апотом, без всякого предупреждения, граф ударил меня. Я отлетела, приземлившись рядом стелом моего неудачливого любовника, аграф навалился сверху. Одной рукой он держал мои плечи, второйже схватился заголову.
        - Я неговорил тебе, как можно убить вампира, несчитая солнечных лучей, - прохрипел граф, потянув меня так, что мне показалось, будто моя шея вот-вот оторвется отплеч, - нобез головы неможет никто.
        Я барахталась под ним, однако немогла вырваться изего жестоких объятий.
        Конец. Смерть после смерти. Граф сильнее.
        Внезапно мужчина, который прежде уже недышал, шевельнулся изарычал.
        Тот, скем я недавно делила ложе, превратился вупыря.
        Объясняя, как создавать вампира, граф также рассказал мне иотом, что будет, если человек умрет сразу после укуса. Обращение незавершится доконца ивместо разумного существа выйдет кровожадное чудовище, ничего неосознающее, ничего нечувствующее, движимое лишь одной жаждой крови.
        Граф показал мне это напримере ивотличие отвампиров, упыри были внушаемы илегко погибали как насолнце, так ибез еды. Впрочем, обычно мы сразу заботились отом, чтобы наши жертвы оставались мертвыми.
        Хотя однажды граф иЭш сошлись всвоих жестоких пристрастиях, наводнив упырями местность неподалеку отзамка Бран, иразвлекались, глядя как крестьяне пытаются бороться сними. Наэту идею их натолкнули суеверия самих жителей ивозможно где-то влесах Трансильвании досих пор бродят их творения.
        Граф отвлекся всего надолю секунды, обернувшись наупыря, амне удалось нетолько вырваться изего захвата, ноиповалить, запрыгнув сверху.
        - Эш! - крикнулая.
        Убить графа надо было сейчас, или никогда. Иоднабы я несправилась.
        Однако мой рыцарь, что молчаливо наблюдал завсем этим, нешелохнулся итеперь.
        - Думаешь, ты действительно способна сделать это? - прохрипел граф, заглянув мне вглаза.
        Апосле я одним рывком оторвала ему голову.
        Я даже недумала, что смогу, ведь граф делал это свидимым трудом. Ихотя мне тоже недалось это легко, новсеже уменя получилось.
        Вот только радости я неиспытала.
        Сердце мое пронзило болью, словно вместе сграфом вырвали иогромный кусок меня. Иэто небыло пустой метафорой - боль была физически ощутима. Закричав, я свернулась вкалачик. Такого я неиспытывала даже когда умерли Алалрик сРаймундом.
        Казалось это никогда незакончится иэто было похоже навторую смерть.
        Вчувство меня привели аплодисменты.
        - Браво, графиня. Вот уж недумал, что ты действительно наэто решишься, - усмехнувшись сказал Эш, который так истоял неподвижно все это время. - Я, как иобещал, сделал все, что мог. Немешал тебе.
        Итолько после этого он ушел.
        Тело графа, что лежало наполу, заливая его кровью, было неподвижно. Глядя нанего ивспоминая сколько моментов я провела сним наедине, изглаз моих брызнули слезы.
        Мне было трудно поверить, что тот, скем я провела бесконечное количество ночей, теперь мертв.
        Мне надо было что-то делать. Надо было вынести останки графа наулицу, чтобы солнце превратило его впрах, надо было уничтожить упыря, вкоторого превратился мой последний любовник, ноя немогла абсолютно ничего.
        Лишь когда рассвет стал совсем близок, я нашла всебе подняться. Упыря уже небыло вкомнате ия даже незнала, пошелли он бродить позамку, илиже им занялся Эш. Поэтому я подхватила то, что осталось отмоего мужа.
        Кровь людей, которых он выпил, сейчас нетекла так бурно, однако стоило мне перекинуть тело через плечо, как она вновь полилась мне наспину. Ноэто было неважно - ибез того я была вней полностью.
        Замок уже начал просыпаться, анаулице посветлело. Воздух наполнился ароматом свежего хлеба, навоза иподгорелого жира. Слуга, встретившийся мне попути истошно закричал, ноя необращала наэто внимания.
        Мне казалось, что ябы могла умереть вместе сграфом, еслиб только была уверенна, что после этого Эш встанет наверный путь.
        Я оставила графа втой части двора, которой обычно касались первые лучи солнца итутже метнулась втень. Очень вовремя, ведь спустя несколько секунд свет, недоступный мне вот уже несколько сотен лет, коснулся моего мужа.
        Слуги все также кричали, собралась целая толпа, ноникто нерешался подходить ближе, ая завороженно наблюдала, как любимое иненавистное, желанное ипрезираемое тело обращается впрах, развеваясь поветру.
        - Стригой! - испуганно слышалось совсех сторон.
        Кто-то попытался вытолкнуть насолнце именя, нолегче былобы сдвинуть каменную статую.
        - Она тоже стригой! - крикнули слева икраем глаза я заметила, как кто-то зажег факел.
        Это стало последней каплей.
        Боль обернулась яростью, авесь мой контроль, который я тренировала так долго, слетел, точно лепестки яблоневого цвета. Вампирская жестокость ижажда смерти овладели мной, обнажив мою истинную натуру иприказав человеку бросить факел, я вцепилась ему вгорло.
        Огонь попал втолпу слуг, испуганные крики превратились впредсмертные, авокруг началась паника. Люди пытались убежать насвет, самые отчаянные хотели захватить ссобой именя, ая вбезумии все терзала свою первую жертву, приказывая остальным убраться куда подальше.
        Незнаю, чембы это закончилось, еслибы невмешалсяЭш.
        Молниеносно прикончив почти половину челяди, остальным он внушил успокоиться, апосле утащил меня взамок.
        Вместе смоей жертвой, которую я нехотела выпускать, хотя он уже умер ивот-вот должно было начаться обращение вупыря.
        Когдаже я наконец смогла взять себя вруки, было уже поздно. Кровь пролилась итеперь намоем счету было напорядок больше невинных жизней, чем доэтого.
        Характер вырабатывается вкрови.
        Начало следующей ночи ушло нато, чтобы отловить несгоревших упырей, внушить горстке оставшихся слуг забыть все случившееся иприбраться. Последнее было лишним - очевидно, что мы немогли больше тут оставаться. Те, кто смог сбежать наверняка приведут ссобой разъяренных крестьян, для расправы снами. Ипускай их будет легко одолеть, нослух уже пущен, ая нежелала еще больше жертв.
        Эш непомогалмне.
        - Вот уж неожидал оттебя чего-то подобного. Всеже ты истинная жена графа, - усмехнувшись сказал он тогда. - Через пару дней я покину эту глухомань, чего итебе советую. Так что оставь все как есть искажи мне спасибо запомощь.
        Вчем-то он был прав ия приняла его решение. Вот только он пока незнал, что я собираюсь поехать сним, пускай он меня инезвал. Я хотела найти Виктория иуже вдвоем попытаться перевоспитать бывшего рыцаря.
        Однако все пошло непоплану, потому что едва я закончила разбирать последствия своих вчерашних поступков, взамок начали прибывать вампиры.
        Я как раз сложила тела несчастных жертв моего произвола иостанки избежавших солнца упырей вместе, раздумывая, сколькоже сил мне придется потратить, чтобы похоронить достойно каждого изних, когда через крепостную стену перемахнул первый немертвый.
        Эш наблюдавший замоим занятием сехидной усмешкой первый заметил незваного гостя.
        - Чем обязаны вашему визиту, сэр…? - учтиво спросилон.
        Сучетом того, что говорил он вовсе ненаместном наречии, ответа можно было неожидать.
        Вампир, натянутый, точно струна, казалось вот-вот был готов сорваться ватаку. Однако окинув взглядом меня, моего рыцаря игору трупов он что-то быстро прокрутил вголове, апосле, приняв решение, несколько расслабился иманерно поклонился.
        - Сэр Вальмонд, - ответил он натомже языке, накаком спрашивал Эш, апосле добавил. - Кто извас двоих одолел графа?
        - Графиня Ольга, - Эш ввысшей степени вежливо указал наменя.
        Настолько вежливо, что я почуяла издевку.
        Однако пришлый вампир принял уважение Эша зачистую монету.
        - Графиня, какже, наслышан. Вы непервая, кто пытался сделать это, нопервая, кто смог неумереть при этом.
        - Сэр Вальмонд,вы?
        - Я изклана графа.
        «Клана?» - хотела ответить я, носледующим прибыл Викторий.
        Еслибы неон, наверняка я наговорилабы того, чего нельзя было говорить, номне повезло.
        Поздоровавшись сВальмондом, Викторий увел меня запределы слышимости, где ирассказал то, очем прежде никогда неупоминал сам граф.
        Глава22
        Как оказалось, я иВикторий были неединственными, кого обратил мой муж. Я должна была догадаться обэтом сама, ведь граф прожил наземле столько лет. Вот только если нас он предпочитал держать рядом, то остальные жили своей нежизнью ивполне соответствовали графу.
        Большую часть клана - так назывался вампир-создатель, его потомки ипоследующие поколения - составляли те, кто жестокостью ижаждой насилия мог поспорить иссамим графом. Ведь он тщательно выбирал их себе под стать. Власть вкланеже поддерживалась страхом ипринципом силы, иуж впоследнем графабы никто несмог превзойти.
        Впрочем, введенные вклане графа правила ничуть неограничивали свободу подвластных ему вампиров. Пожалуй, единственными реальными запретами были запреты наизмену самому графу иубийство новообращенных. Жестокость поотношению клюдям невозбранялась, анапротив, даже поощрялась.
        Посути граф, удовлетворявший свою тягу ктотальному контролю намне, Виктории иЭше, держал клан лишь как боевую силу. Врядли он был хоть сколько близок сними - он недоверял никому, аособенно себе подобным - ноиони играли роль вего вечности. Ведь каждый вампир, посмевший бросить вызов лично графу, впоследствии имелбы дело сего потомками.
        Ивот теперь все они направлялись сюда.
        Моя боль оказалась нетолько моей - каждый изпотомков почувствовал смерть своего создателя, просто кто-то вбольшей, акто-то вменьшей степени. Отчасти поэтому вампиры избегали потасовок иубийств себе подобных - закаждого создателя могли отомстить его потомки.
        Клан графа небыл самым многочисленным.
        Помимо меня иВиктория прямых потомков было еще пять - граф неразбрасывался бессмертием налево инаправо. Нотем неменее, он поправу считался одним изсамых сильных кланов, иуж точно самым жестоким.
        Асейчас каждый изэтих пяти неуравновешенных, склонных кнасилию ибесчинствам вампиров, двигался кзамку. Ицели уних были далеко неневинными. Смерть графа стала отличным поводом захватить власть вклане ивстать наего место - многие практиковали подобное, чтобы нераспылять силы.
        Мне просто повезло, что Вальмонд раздумал атаковать сразу, решив сначала узнать немного обо мне. Иначе ябы уже сейчас лежала наплитах двора сголовой, отделенной оттела.
        - Беги, Ольга! Я незнаю, как ты смогла одолеть графа, ноты несправишься сего потомками. Хватай своего рыцаря ибеги, - закончил свой короткий рассказ Викторий. - Иначе они без сомнений расправятся стобой, чтобы ты неугрожала новому главе клана.
        - Нозачем им это? Я просто хочу попытаться исправить то, что сделал сЭшем граф. Мне ненужна власть над ними, иуж точно я нежелаю руководить самым жестоким вмире кланом. Да я даже незнала прежде обих существовании! Граф ничего нерассказывалмне.
        - Граф нерассказывал тебе оклане, норассказывал клану отебе. Все знали, что он женился иобратил свою жену. Итакже все знали, покакому принципу граф дарует бессмертие. Думаю, они смотрели насебя исчитали тебя такойже. Достойной графа женой.
        - Новедь граф обратил итебя.
        - Меня всегда принимали как игрушку графа, которая когда-нибудь ему надоест. Тыже другое дело. Теперь, когда ты одолела графа, ктомуже учинив такую жестокую расправу над людьми, они посчитали тебя его преемницей. Ираз нестали мстить заграфа сразу, то могут предложить тебе главенство над кланом. Однако когда они узнают настоящую тебя, они тебе этого непростят. Поэтому беги. Возможно я смогу убедить их непреследовать тебя.
        Пока мы разговаривали прибыл еще один вампир. Иуменя оставалось совсем немного времени, чтобы принять верное решение. Новлюбом случае, я немогла сбежать без своего рыцаря, оставив его нарастерзание потомкам графа.
        - Эшвард, можно тебя нанесколько минут? - спросила я, когда мы сВикторием подошли обратно.
        Надеюсь, Эш нестанет упрямиться, как обычно.
        - Графиня, позвольте представиться, я лорд Глэйор. Ваш потомок рассказал нам, что вы одолели графа. Хочу поздравить вас стем, что вам удалось сохранить жизнь, - манерно растягивая слова произнес второй прибывший вампир. - Инадеюсь, Викторий неутомил вас нотациями? Всегда считал, что ему неместо внашем клане, нограф был иного мнения.
        Викторий посмотрел наменя, ия прочитала вего взгляде «Яже говорил».
        - Приятно познакомится, лорд Глэйор. Думаю, мое имя вам итак известно, - безразлично улыбнулась я, оставляя вопрос насчет Виктория без ответа. - Эшвард, нам надо поговорить.
        - О, графиня, - протянул Эш. - Я знаю, вы скромны ипотому попросите меня нерассказывать отом, как вы блестяще одолели графа, апосле расправились совсеми этими людьми. Нопоздно, я уже похвастался завас. И, кажется, ваша мечта исполнится. Эти джентльмены согласны стем, что вы достойны занять место графа.
        Мне струдом удалось сохранить лицо после его слов.
        Чего Эш добивался всем этим? Неужели он непонимал, что нас просто убьют, если решат, что мы слабы инесможем дать отпор? Иуж точно уважение, которое он демонстрировал, было показным. Он уже давно несчитал меня достойной.
        Уйтиже без Эша я немогла. Я была ответственна завсе, что сним происходит.
        Поэтому, под неодобрительным взглядом Виктория, мне пришлось продолжить предложенную Эшем игру, внадежде потянуть время ивыбрать момент, когда я смогу уговорить его уйти.
        Ждать пришлось гораздо дольше, чем я рассчитывала.
        Втечении ночи прибыли остальные вампиры итеперь взамке было пять жестоких ибеспощадных немертвых, привыкших кзакону силы. Совместно они окончательно признали меня достойной заменой графу ипредложили возглавить клан вместо него. Мне, чтобы невызвать подозрений, пришлось согласиться, тем более что Эш, откровенно наслаждающийся моей растерянностью, несобирался убегать инедавал мне возможности переговорить сним.
        Также я согласилась инавсе правила графа, хотя даже незнала их. Нотогда я надеялась, что совсем скоро смогу оставить все это иначать совершенно новую жизнь, посвятив ее исправлению своихже ошибок.
        Викторий, порешению всех вампиров был признан слишком слабым ижалким для покровительства клана. Я знала, что он исам желалбы отделиться - унего было достаточно созданных вампиров, хотя ни одного изних я инезнала.
        Потому я поддержала решение большинства иВикторий, бросив напрощанье сочувствующий взгляд, покинул замок.
        Наследующий день успевшие убежать крестьяне, вернулись сподкреплением, атакже факелами ивилами. Мыбы смогли справиться сними даже вдвоем сЭшвардом, ауж сейчас, когда замок был полон вампиров…
        Им неповезло.
        Ихотя я думала, что их убьют, все оказалось хуже. Жестокость истрасть графа кмучениям была присуща ичленам его клана, апотому людей оставили дотемноты, внушив им успокоиться.
        - Они как раз пригодятся для нашей маленькой традиции, графиня, - сказал мне Вальмонд. - Уверен, граф рассказывал вам об«охоте». Мы устраивали ее каждый раз, когда нам удавалось собраться всем кланом, асейчас именно такой случай.
        - Да, сегодня можно будет провести «охоту», - согласилась я, внутренне содрогнувшись отназвания.
        «Охота» представляла собой, собственно, охоту. Когда солнце закатилось загоризонт вампиры собрались вглавном зале, чтобы отпраздновать мое становление, как главы клана.
        Король умер, да здравствует король.
        Вкачестве угощения была часть крестьян изапасы извинного погреба. Ну акогда я уже немного расслабилась, решив, что про злосчастную «охоту» все забыли, она иначалась.
        Вампиры брали людей, внушали им испуг, апосле схохотом ловили их иубивали.
        Я старалась неподавать виду, насколько все это противоречит моей натуре, аЭш, наоборот, поддержал эту игру.
        Следующим днем все собрались разъезжаться, ия обрадовалась, что теперь смогу уговорить Эшварда неделать глупостей иубраться подальше отэтого замка. Тем более, что он исам давно хотел покинуть набившие оскомину глухие леса близ Карпат.
        Номоя радость была преждевременной.
        - Мне уже давно пора сменить место, - сказал Вальмонд. - Вы непротив, если я останусь свами, графиня?
        - Честно говоря, нам надоело здесь, - осторожно ответила я. - Да иЭш жаждет вернуться ксветской жизни, акакая светская жизнь тут? Думаю уже ночью мы уедем вместе совсеми.
        - Вы уже решили куда?
        - Граф подарил мне замок, - вмешался Эш. - Думаю, можно отправиться туда. Вы хотите снами?
        - Да, благодарю, - усмехнулся Вальмонд. - Я срадостью приму ваше приглашение.
        - Тогда порукам, - решил занас Эш, прежде чем я успела что-то сказать.
        Запоследующие годы мне так инеудалось избавиться отэтой навязанной мне должности.
        Сначала снами был Вальмонд, акогда мне всеже удалось поговорить сЭшем, он сказал, что его все устраивает.
        Уйтиже без него я немогла.
        Внадежде хоть как-то смирить жажду жестокости подвластных мне теперь вампиров я ввела обязательные встречи каждый год. Празднование моего становления как главы имоего обращения. Я мирилась сохотой, надеясь, что это насилие хоть как-то смягчитих.
        Эшвард оставался сомной, номои разговоры неприносили никаких результатов. Он просто отних отмахивался.
        Более того, он стал обращать новых вампиров, аВальмонд поддерживал его вэтом начинании. Иопять, я ничего немогла поделать сэтим.
        Опасаясь, что такими темпами Эш уйдет, ия уже несмогу его вернуть, я также стала расширять свой клан.
        Поначалу я обращала только жестоких людей, надеясь сделать изних хороших вампиров. Я немогла обрекать настрадания невиновных, нопреступники заслуживали подобного.
        Это было еще одной глупой моей идеей испустя пару веков я осозналаэто.
        Теперь мне приходилось поддерживать власть вклане жестокостью, что непротиворечило моему образу, сложившемуся уВальмонда иостальных, нопротиворечило моей сути.
        Эш смотрел навсе это сквозь пальцы, ивнекотором роде находил удовольствие оттого, что знает мою тайну иоттого, что мои попытки его образумить по-прежнему оставались безуспешны.
        Состороны могло показаться, будто он сдружился спотомками графа, ониже относились кнему покровительственно, как кболее младшему, нопри этом суважением. Насамомже деле он презирал их, считая страсть (как уграфа) кфизическому насилию мещанством. Это было для него слишком просто ипримитивно.
        Викторий навещал нас иногда, носкаждым разом его визиты становились все более короткими.
        Он говорил олюбви ко мне, нотак инесмог простить мне убийство графа, апосле создания собственного клана встретил маленькую танцовщицу, ставшую его парой. Вот ився его любовь.
        Он пытался образумить Эша, нокак ия, потерпел неудачу вэтом.
        - Я смотрю натебя инеузнаю, - сказал мне Викторий водин изпоследних визитов. - Я помню тебя еще тогда, когда граф привез тебя пятнадцатилетней девушкой, ногде она теперь? Почему вместо хрупкой Арсенды, вместо несчастной, доброй имягкой Ольги я вижу перед собой надменную ивластную графиню? Почему ты все еще неоставила клан инезажила для себя? Ведь ты так хотела покоя, ноедва освободившись отграфа, встала наего место.
        - Может быть потому что меня никто неспас? - горько ответила я, нотутже взяла себя вруки. - Я немогу оставить Эшварда, аты всегда был щедр только наслова, нонепоступки. Теперь уже поздно. Это мой клан ия занего вответе.
        - Твой клан, каждый вампир которого ставит силу превыше всего. Клан, которым ты управляешь страхом. Клан, известный среди прочих вампиров, как самый жестокий. Клан, любимым развлечением которого является мучение людей. Так ты занего отвечаешь? Собирая их раз вгод ради утверждения своей власти?
        - Ты невправе говорить мне это. Тем более, зная, что твои слова приносят мне боль.
        - Я знал это раньше, носейчас невижу ничего похожего.
        Это был последний визит Виктория.
        После он отдалился окончательно, зажив своей жизнью.
        Яже осталась.
        Окруженная кланом графа, своими собственными потомками идругими вампирами.
        Одна среди всех.
        Глава23
        Век проходил вслед завеком, амоя жизнь неменялась, становясь лишь только хуже.
        Каждый год был точной копией предыдущего.
        Я безуспешно пыталась пробудить уЭшварда совесть изаставить его измениться. Он неизменно слушал меня соскучающим видом, чтобы после отдать Вальмонду, Глэйору, или кому-нибудь еще уже надоевшую ему жертву ивзяться зановую.
        Раз вгоду весь клан собирался вместе вдень моего обращения - вампиры сохотой поддержали введенную мною традицию. Поначалу это делалось взамках, где мы жили сЭшем, новскоре пришло понимание, что наэти пару ночей гораздо удобнее выбирать безлюдные места. Вампиры заходили далеко всвоих удовольствиях, ая немогла выступать против этой жестокости открыто, запрещая ее, ипотому после таких праздников нам приходилось либо менять место жительства, либо стирать память всем слугам изаодно жителям ближайших деревень.
        Современем я надеялась взять все это под контроль, нопока уменя ничего неполучалось - стоило только проявить жалость кчеловеку, как моиже подданные смотрели наменя схолодным расчетливым недоумением имне приходилось идти напопятную, чтобы сохранить власть.
        Единственное, что меня радовало - Эш по-прежнему оставался рядом, несмотря намногочисленные угрозы уйти. Ипусть вид унего при этом был побольшей части скучающий, авуважительном, для других, взгляде я видела плескавшееся презрение, меня это особо неволновало. Главное, что он был сомной.
        Вместе мы пережили несколько нападений охотников, закончившихся печально для последних. Эшвард, помнящий, что те сним когда-то сотворили, оторвался пополной. Состервенением он мучил их, недавая умереть, хотя они ипросили его обэтой милости. Когдаже все варианты пыток (арастягивал он их нагода) заканчивались, охотники становились упырями, чтобы после он мог продолжать свою месть, используя теперь руту. Витоге все они сгорали насолнце под его пугающий, ноодновременно ипривлекательный смех.
        Мы меняли замки, города истраны. Мы жили вАнглии ивоФранции, мы побывали вглухой России ивсолнечной Греции. Мы объездили всю Европу, танцевали набалах, знакомились скоролями ихудожниками, которые, восхищаясь нашей красотой, были готовы намногое, чтобы нарисовать наши портреты.
        Мы видели, как сменяется власть, иодни правители свергают других, чтобы после также быть свергнутыми. Как насмену Средневековью приходит Ренессанс, сего расцветом науки, культуры игуманизма. Как умирают города, чтобы после вновь возродиться изпепла.
        Осознав свою ошибку, я стала обращать уже достойных людей, стараясь выбирать тех, кто сами желалибы бессмертия, ноиэто было бесполезно. Пытаясь исправить свое прошлое, я лишь порождала все новую иновую жестокость. Власть вклане по-прежнему держалась наодном только страхе, авновь обращенные включались в«охоту», изменяясь под стать остальным.
        Достойные люди становились монстрами.
        Вэпоху Просвещения я познакомилась сРудольфом.
        Я встретила его вИталии, водну изтех ночей, когда Эш, неслушая мои увещевания инеобращая внимания назапреты, ушел вотрыв. Яже, желая отогнать грустные мысли, отправилась гулять погороду. Была весна, цвели померанцы, аулицы иплощади дышали свежестью. Итем неожиданней был стон, донесшийся домоего чуткого слуха содного изпереулков.
        Загоды своей нежизни я слышала предостаточно истонов, икриков. Мне пришлось научиться закрывать наэто глаза - жертв было слишком много, аколичество тех, кому я моглабы помочь стремилось кнулю.
        Новэтот раз рядом небыло потомков графа, ипотому я позволила себе жалость. Я поспешила туда, где кричали, ноопоздала - bandito забрал уРудольфа кошелек, вместе сжизнью, оставив его умирать варомате цветочного теплого вечера.
        - Хочешьли ты стать таким, как я? - сверкнув глазами ивыпустив клыки, спросила я унего.
        Сил его едва хватило накивок ия поспешила прокусить свое запястье, чтобы кровь тонкой струей потекла ему нагубы. Я успела вовремя - сделав пару глотков Рудольф закрыл глаза иперестал дышать.
        Зная, что это вовсе неконец, я поспешила отнести будущего вампира вукрытие, где его несмогбы достать губительный свет солнца.
        Очнувшийся, он назвал мне лишь свое имя, сказав, что прошлое теперь умерло для него втом переулке. Я ненастаивала набольшем.
        Рудольф неуловимо отличался отостальных новообращенных, хотя я инепонимала, чем именно. Он стал моим первым, по-настоящему близким мне вампиром, после Эша. Иединственным, кто остался жить снами.
        Эшвард был недоволен таким раскладом, ведь Рудольф действительно желал помочь иподдержать меня. Поэтому, почти сразу после появления Рудольфа, Эшвард обратил Севастьяна, словно назло мне. Так нас стало четверо.
        Севастьян был неплохим - сильным, честным, преданным, однако верил Эшу целиком иполностью.
        Конец нашему квартету настал вдвадцатом веке, когда я ввела вклане запрет насвободное убийство людей, ккоторому шла долгими, маленькими шажками, невызывающими подозрений.
        Мои потомки, хоть иснедовольством, ноприняли его, убежденные, что я руководствуюсь лишь безопасностью клана, ведь мой образ надменной стервы только укрепился среди вампиров, ипредыдущие ужесточения правил уже немогли этого изменить.
        Эш возмущался каждому такому изменению, нонерисковал выступить открыто, ведь исам столько веков прежде упорно поддерживал мое главенство. Яже, все еще лелеющая безумную надежду его исправить, потакала многим его прихотям, прощая куда больше, чем остальным. Еслиже его поступки окончательно выходили зарамки, мне приходилось ставить его наместо, чтобы сохранить свой авторитет, ноэто мало нанего влияло.
        Однако запрет наубийства окончательно вывел его изсебя. Прихватив ссобой Севастьяна, он переехал вАмерику, построив себе там огромный замок. Эш тяготел ктворчеству Брэма Стокера, находя его описания вампиров вобщем, играфа вчастности, забавными. Новое место жительства было данью памяти как писателю, так ивсем тем замкам, вкоторых мы побывали (иконечно, замку Бран, где была поставлена точка нашей жизни сграфом).
        Всамом замке небыло необходимости - ия, иЭш имели недвижимость повсему миру. Ты многое можешь себе позволить, если обладаешь даром внушения инеограниченным временем.
        Я смогла отпустить Эшварда, хотя это решение далось мне нелегко.
        Нотеперь уменя был Рудольф, поддерживающий меня нетолько насловах (как Викторий), ноинаделе. Ипотому я подумала, что может быть вдали отменя, Эш оставит свою ненависть.
        Ведь так ему непридется вспоминать отом, как сним поступили я играф. Так он несможет получать удовольствие отмоей слабости. Так он начнет новую жизнь, которой я его лишила.
        Еще одна моя ошибка.
        Одиночество (вскоре Эш отдалился иотСевастьяна, став жить отдельно, хотя они ипродолжали общение) ничего неизменило.
        Он по-прежнему продолжал свои игры слюдьми, прослыв вклане мастером психологического насилия. Многие считали его даже слишком жестоким.
        Он по-прежнему самым изощренным способом мучил охотников несколько лет, если только они попадались ему напути.
        Он по-прежнему, легко мог лишить человека жизни, сделав это сочаровательной улыбкой нагубах.
        Однако, неуспела я решить, что делать, икак мне вести себя сним дальше, как случилосьэто.
        Двадцать первый век полностью оправдал мой запрет насвободные убийства. Повсеместная компьютеризация иогромный технический скачок, совершенный человечеством, дали осебе знать. Мир изменился инам пришлось подстраиваться под эти изменения. Теже, кто несмог (асреди них, кмоей радости, оказались Вальмонд иГлэйор) - закончили печально.
        Впрочем, впеременах было имного положительного.
        Люди перестали быть суеверными, перестали считать нас настоящими. Перестали верить.
        Конечно, охотники остались. Ноостальные, увидев наши алые глаза ибледную кожу, считали нас поклонниками фильмов овампирах, ноникак ненастоящими вампирами. Иэто моглобы развязать нам руки, еслибы неповсеместное наличие камер ипрочее.
        Внушить одному человеку легко. Нопопробуй внушить полицейскому отделу, который будет заниматься расследованием совершенных тобой убийств, да незабудь стереть осебе всю информацию вбазе данных, уничтожить все улики. Ауж если кделу подключатся федеральные агенты…
        Всеже отменить ежегодную «охоту» я несмогла. Как инесмогла запретить убийства полностью. Просто теперь вампиры нанимали для своих целей людей. Конечно, отом, что вконце их съедят, никто недогадывался. Люди считали, что просто идут вуслужение вампирам, добровольно становясь их прислугой, донорами, аиногда идаже любовниками. Иплатой здесь служили неденьги, аобещанное бессмертие.
        Бывало такие люди находили нас сами, ночаще именно мы нанимали их. Они подписывали специальный договор (вэтом веке легко получить доверие заодну лишь бумажку, заверенную унотариуса), апосле, разрывая связь спрошлым, шли кнам вуслужение.
        Нетолько мой клан использовал людей подобным образом. Пожалуй все, кроме потомков Виктория, делали это. Ещебы, ведь многие вампиры привыкли кцелой толпе слуг, еще будучи аристократами, азачем платить деньги затруд, если ты можешь получить все тоже самое заодни только обещания?
        Вот только, кто-то просто отпускал людей поистечении срока, стирая им память, акто-то убивал.
        Эш всегда выбирал последнее.
        Очередной день моего обращения, коих было уже столько, что я сбилась сосчета, обернулся неожиданностью. Каким-то образом миновав стоящих вохране упырей, нанаш банкет попали девушки, заблудшие настройку.
        Они дрожали отстраха, хотя одна изних исжимала вруках лопату.
        Нокакбы мне ни было их жаль, я немогла отпустить людей, попавших кразгоряченным вампирам. Менябы просто непонял мой клан, апошатнувшийся авторитет стоилбы мне слишком дорого.
        Кажется, я настолько сжилась сосвоим образом, настолько влипла вжестокость ивласть, что все это стало частью меня, как прежде, такой частью была илюбовь кграфу, все еще хранившаяся надне моего мертвого сердца.
        Ктому моменту я стала все четче осознавать - я уже несмогу исправить Эшварда. Это знание, просачивающееся вменя скаждым его дурным поступком, пока еще непереросло вуверенность.
        Рудольф, которому я рассказала многое изсвоего прошлого, убеждал меня быть жестче сЭшем. Ведь он давно перестал быть моим верным рыцарем, превратившись вкопию графа.
        Кроме прочего, Эшвард, возмущенный моей политикой внутри клана ирамкам, вкоторых он был вынужден держаться, готовился свергнуть меня.
        Я знала это четко, нодаже такое знание немогло меня подтолкнуть нарешительные действия. Все что я могла - это доверить Рудольфу решать проблему заменя.
        Втот вечер так ипроизошло. Рудольф уговорил меня позволить ему попытаться приструнить Эша. Конечно, он знал, что Эшвард старше, азначит сильнее, ноон много тренировался, аЭш так давно надевал маску, что даже я уже немогла различить вкакие измоментов он притворяется.
        Попытка окончилась провалом Рудольфа, хотя, поего словам, он был близок кпобеде, ноему помешала одна изтех девушек, забредших нанаш «праздник».
        Эш пришел ко мне заобъяснениями. Ещебы, согласно правилам все внутри клановые конфликты должна была решать я. Анападение одного члена клана надругого можно считать полноценным конфликтом.
        Сам он, несмотря навозмущения, всегда действовал против меня исподтишка, невступая воткрытую конфронтацию. Нарушая правила он смиренно принимал наказания, слушал мои ему внушения, асам втихую строил собственные планы. Иего показная верность мне ничего незначила.
        Всю свою вечность я буду клясть себя зато, что оказалась слишком слабой иобратилаего.
        Эшвард потребовал оставить ему девушку, аочнувшийся Рудольф, которого принес Эш, смотрел наменя сизвинением.
        - Нет, - покачала головой я, жестом отсылая Рудольфа изкомнаты ипоказывая, что я нанего незлюсь. - Она уже обещалась, как закуска наужин.
        - Закуска? - усмехнулсяЭш.
        - Да, - я сжала губы. Маска, носимая мной уже столько веков, давалась мне нелегко.
        - Рудольф нарушил правила клана ия требую компенсации увас, как углавы.
        - Рудольф понесет наказание засвой поступок.
        - Выговор? Внушение? - фыркнул Эш. - Впрочем, мне неважно. Мне нужна эта «закуска». Ивы неможете мне отказать.
        - Ты забываешься, Эш, - я нахмурилась.
        Уже давно я перестала позволять ему неуважение ксебе.
        - Я? - он картинно вскинул брови. - Я всвоем праве. Может, вынесем это нарешение всего клана? Новые гости привезут сегодня еще людей. Ужин ибез того будет плотным. Так почему вы отказываете мне втакой малости?
        Ия сдалась.
        - Хорошо. Забирай.
        Каждый год я говорила отом, что Эша пора остановить. Нокаждый год я немогла наэто решиться, оставляя слова всего лишь словами. Идело было нетолько, инестолько вего потомках, преданных ему лично.
        - Я рад, что вы проявили благоразумие, графиня, - улыбнулся Эш, довольный, что я опять пошла унего наповоду.
        Апотом эта девочка убила Рамону.
        Рамону нелюбили вклане. Я обратила ее случайно, когда разбиралась спотомками Эша. Они пошли против правил, имне пришлось показать свою власть. Если Эшу я прощала многое, то здесь была вынуждена проявить жестокость. Иначе мое влияние пошатнулосьбы иклан стал неуправляемым.
        Да иЭш, наверняка, таким образом проверял мою слабость кнему. Иеслибы я ее проявила, скрытый бунт перешелбы вявный.
        Ивот, вовремя драки, капля моей крови попала Рамоне нагубы, апотом она умерла.
        Я нежелала ей вечности.
        Ябы никому нежелала вечности, ноРамона была изприслуги, что готовы навсе заэтот дар, ипоэтому, ей я нежелала вечности вдвойне. Она была неприятной, жадной излобной.
        Однако вчасти сохранения жизни новообращенным правила строги, ия немоглабы их нарушить, ведь сама принялаих.
        После обращения Рамону нелюбили вклане. И, конечно, особенно упорствовал вэтом вопросе изящный икрасивый, даже досвоей смерти, Эш. Ведь сама Рамона красотой неблистала.
        Новсеже, он обязан был повиноваться, идержал себя вруках, апотому их конфликты невыходили зарамки словесных оскорблений.
        Нопосле второй ночи бала, где Эш, получив девчонку, вовсю пользовался своей властью над ней, произошло непредвиденное.
        Девушка убила Рамону, выманив ее насолнце.
        Я была уверенна, что Эш приложил кэтому руку - без вампирской крови человеку несправиться содним изнас, пусть даже Рамона неминовала еще порог вхождения вполную силу.
        Однако доказать я ничего несмогла - кажется, он успел внушить ей свою историю.
        Это был шанс избавить девушку отмучений, наказав ее засмерть Рамоны. Да иненаказать я немогла - какойбы ни была Рамона, она считалась одной изнас, акланбы непонял попустительства смерти вампира.
        НоЭшвард умело использовал правила клана себе напользу, имногие вампиры сочли, что остаться сним - уже достаточное наказание для человека.
        Девушка уехала сним.
        Хоуп. Так ее звали.
        Эпилог
        Слова. Пустые угрозы, закоторыми нестоит ничего, кроме пустоты.
        Эш так привык кэтой пустоте, что думал - я никогда нерешусь набольшее.
        Я сама виновата вовсем.
        Я обратила его, заставив быть рядом.
        Я позволила графу изменитьего.
        Я несмогла его спасти.
        Идолго немогла принять тот факт, что отмоего трепетного рыцаря, чистого идоброго, больше неосталось ничего. Эш неИероним, хотя иимеет его лицо.
        Я должна остановить его, как остановила графа. Должна, пока нестало слишком поздно.
        Хоуп. Всего лишь еще одна жертва вбесконечной череде погибших людей, взирающих наменя изкровавых глаз Эша, жестоких, как иглаза графа.
        Ипусть она станет последней.
        Визит кЭшу показал мне - он приручает ее также, как когда-то приручил его граф. Он делает ее зависимой собой, как когда-то я была зависима графом (хотя часть этой зависимости все еще сидит вомне, заставляя облачаться вкрасное, впамять обозерах его глаз).
        Я прощала, я терпела, я позволяла ему все икаждое мое решение было ошибкой. Целую вечность я ошибалась раз заразом, нокажется пришел момент сделать верный выбор.
        Я погубила сотни жизней - одних сама, другихже своим невмешательством. Маска прилипла ко мне имогла отодраться только скровью. Новэтой цепочке смертей, жизнь Хоуп пылала для меня, потому что была похожа намою.
        Храбрая, презирающая тех монстров, которыми мы были, девушка нежелала жизни путем бессмертия. НоЭша уже давно неволновали чужие желания. Он смог проникнуть кней вдушу, хотя она ровными счетом ничего для него незначила.
        Граф хотябы чувствовал ко мне то, что для него можно былобы назвать любовью.
        Эшже явно просто хотел воспользоватьсяей.
        Аведь я сама отдала ее прямо вего руки, чтобы он надругался над ней, несмотря намой запрет сделав ее одной изнас.
        Иероним.
        Граф вытравил тебя изсердца юного вампира, оставив взамен грязь ижестокость. Ноесли ты еще живешь где-то внутри Эша - прости меня.
        Прости завсе, что я несделала.
        Прости завсе, что я сделала.
        Прости зато, что собираюсь сделать.
        Так неможет продолжаться. Ия больше немогу смотреть наэто.
        Я должна остановить тебя, чегобы мне это нестоило.
        Должна, хотя уже давно стало слишком поздно.
        Нотак неможет больше продолжаться.
        Теперь, когда Хоуп немертвая, я начну эту войну.
        Войну кланов.
        Войну против тебя.
        notes
        Примечания
        1
        странствующий, без вассальный рыцарь
        2
        - Да, мама (окситанскийяз.)
        3
        Ежегодный налог, который крестьяне платили своему господину.
        4
        Обязательные работы крестьян зато, что феодал предоставлял им землю
        5
        Мелюзина - фея изсредневековых легенд. Раймондин, владелец замка Руссе, племянник графа Пуатье, встретил Мелюзину влесу ипредложил вступить вбрак. Мелюзина согласилась, поставив условие, что муж никогда недолжен входить вее спальню посубботам (вэто время она превращалась взмею ниже талии). Легенды оМелюзине были широко распространены воФранции впериод действий романа, асама Мелюзина считается прародительницей дома Лузиньянов. Однако среди людей также бытовало поверье, будто Мелюзина имеет демонические корни, авее детях течет кровь демонов (поэтому они настолько красивы, удачливы, богаты ипр.). Именно это иимеет ввиду графиня, упоминая Мелюзину.
        6
        ВЗападной Европе всредние века юридический акт передачи лена, должности, сана, закреплявший вассальную зависимость исопровождавшийся символическим обрядом: передачей сеньором вассалу горсти земли, перчатки, меча, копья, знамени, скипетра ит.п. символов власти.
        7
        Всредневековой Западной Европе одна изцеремоний, оформлявших заключение вассального договора.