Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ЛМНОПР / Русанов Владислав : " Ворлок Из Гардарики " - читать онлайн

Сохранить .
Ворлок из Гардарики Владислав Русанов
        Лето 1066 года. Норвежский конунг Харальд Суровый отправился завоевывать Англию.
        В пути его воины спасли молодого словена, упавшего за борт купеческого корабля. Викинги сочли находку добрым знаком, подарком морского бога Ньерда, и взяли парня с собой.
        Путешествуя на боевой ладье, юноша учился не только сражаться, но и сочинять стихотворения-висы. Вскоре викинги заметили, что стихи юного скальда имеют силу заклинания. Теперь его называют ворлоком из Гардарики, и сам Харальд прислушивается к его словам…
        Владислав Русанов
        Ворлок из Гардарики
        Глава 1
        Тревожные вести
        Сухощавого монаха Вратко заметил еще на торгу, на ярком, разноголосом и кипучем волинском торгу. Облаченный в черный потрепанный балахон из грубой шерстяной ткани, служитель Господа стоял у бревенчатой стены длинного амбара и беседовал с высоким широкоплечим мужчиной - с виду настоящим головорезом. Вратко тогда еще подумал: что общего может быть у монаха с воином? Да еще у таких разных.
        Монах сильно сутулился, седоватые волосы пушистым венчиком окружали лицо со впалыми щеками. На макушке, прикрывая гуменце,[Гуменце - темя. Иногда употребляется для наименования характерной черты монаха - выбритой тонзуры.] смешно сидела круглая черная шапочка, вытертая до блеска. Его худая шея торчала в бесформенном воротнике, как пестик в ступке. Говорил он негромко, все время пожимая плечами, словно в неуверенности. Но его серые глаза посверкивали подобно двум булатным клинкам, не оставляя сомнений в том, кто в этой паре главный. Воин, светлобородый и длинноусый, самый настоящий урман по виду, переступал с ноги на ногу, поглаживая большим пальцем лезвие секиры, свисающей с пояса в ременной петле. Его плечи покрывал крашеный плащ, ниспадающий свободными складками почти до пестреющих рыжей грязью досок. Рукава кольчуги выглядывали из-под кожаной рубахи.
        Вратко нарочно обошел беседующих, чтобы заглянуть урману в лицо. Ничего лицо. Самое обычное для сына суровой северной земли. Загорелое и обветренное докрасна. Выгоревшие брови выделялись, как полосы на морде барсука. Такого легко представить впереди строя, сомкнувшего червленые щиты, или на палубе боевого корабля. А уж шея, в особенности по сравнению с монахом, напоминала бычью. Вот только в разговоре он все больше отвечал. Коротко и сдержанно. Слегка подергивал левой щекой, отмеченной ровным росчерком шрама.
        Паренек засмотрелся. Раздираемый любопытством, навострил уши. Как же хотелось услышать, что именно выговаривает суровый монах робеющему бойцу! Но тут купец в мохнатой медвежьей шапке, по виду - бодрич, толкнул новгородца плечом. Вратко пошатнулся и слетел в грязь. Кровь бросилась ему в голову, но… Рядом с бодричем громко хохотали двое здоровяков - что поставить, что положить, - то ли слуги, то ли охранники. Парень представил гнев отца, которого он долго уламывал взять с собой - добрых людей посмотреть, себя показать, - и смолчал. Негоже устраивать потасовку на глазах у честных гостей, съехавшихся в Волин со всех концов Варяжского моря.
        Пришлось натянуто улыбнуться и даже изобразить извинение на лице. Мол, не взыщи, гость тороватый, оплошал, подставил спину под твое белое плечико… Купец разочарованно вздохнул - видно, кулаки чесались не на шутку - и пошел дальше. Один из его спутников даже язык показал через плечо, но Вратко сделал вид, что не заметил. Парень выбрался на дощатый настил, не уступающий по ширине и толщине досок новгородскому, огляделся и почему-то не удивился, увидев, что монаха с воином след простыл. Беседу они вели, по всей видимости, серьезную, и гогот охочих до всяких безобразий поморичей их спугнул. Едва сдержавшись, чтобы не сплюнуть от злости, Вратко подобрал палочку и принялся счищать грязь с сапог.
        Вот и побродил. Скоро и солнце к полудню, пора на корабль возвращаться, а он толком на торжище не посмотрел. Так… Причалы да склады. А ведь батюшка спрашивать будет: где был, чего видел? Придется или признаваться, что время попусту потратил, или выдумывать на ходу. И одно, и другое стыдно. Не мальчишка уже. Другие в его возрасте уже давно к делу приставлены, а некоторые подумывают о том, чтобы жениться. Но, как говорят соседи, от которых не спрятаться, не скрыться, купец Позняк сам малость не от мира сего и сынка такого же воспитал. Яблочко от яблоньки… Ну, хоть семнадцатилетнего детинушку сподобился отец с собой взять. Да и то не купцом - к торговле Позняк сына не допускал, - а толмачом.
        Надо признать, к языкам всяческим Вратко имел тягу с детства. Благо в Новом Граде торговых гостей испокон веку с избытком. Вот и слушал малец. Слушал, запоминал, вникал, а после и говорить попытался. К двенадцати годам сносно разумел по-урмански и по-булгарски, по-литвински и по-корельски. Понимал речи греческих купцов и гостей из германских земель. Не говоря уже о близких и привычных говорах веси да мери. Кое-что улавливал даже в разговорах латинян, чьи проповедники нет-нет да и заглядывали в словенские края. Разум парня впитывал чужие слова, словно сухой мох влагу.
        Вот так они и бродили по торжищу. Отец приценивался к товару, прикидывая, как бы выгоднее продать мягкую рухлядь, загруженную в Новгороде на корабль, а сын прислушивался к разговорам, улавливая рваные кусочки речи да отдельные слова, запоминал их, догадывался, что же оно означает по-словенски… Или не догадывался, но откладывал в памяти, как рачительный хозяин запасы на зиму - авось когда-то пригодится.
        Волин кипел. Как-никак один из самых больших торговых городов Варяжского моря. Поспорить с ним могут разве что Бирка, Хедебю или тот же Новгород. Здесь выкатывали бочки с вином, привезенным с далекого юга, с берегов Средиземного моря и из франкских земель, и колоды с душистым, темным медом, который добывали бортники из Киевских и Смоленских лесов; отмеряли льняные да шерстяные ткани, крашеные и просто беленые, невесомые шелка из края желтолицых людей, огородивших свои владения длиннющей каменной стеной, да такой широкой, что, говорят, между зубцами две телеги запросто разъедутся; отсчитывали сорока соболей, куниц, горностаев, бобров, перегружали с кораблей на телеги и обратно бычьи, турьи, лосиные, медвежьи шкуры; меняли местный янтарь на линялых соколов. А кроме того, торговали солью, лесом тесаным и лесом в бревнах, тонкой и звонкой глиняной посудой, расписанной яркими красками, украшения с яхонтами и корольками, зерно бурмицкое, искряк и тумпазы.[Яхонт - в старину этим словом называли сапфир, рубин и другие красивые виды драгоценного корунда. Королек - старинное название коралла. Бурмицкое
зерно - жемчуг. Искряк - минерал авантюрин. Тумпаз - топаз (обычно горный хрусталь или дымчатый топаз).] Меняли серебро и золото на стальное оружие - секиры, мечи, ножи, наконечники копий. Рядом продавали тонкой работы кольчуги - двойного и одинарного плетения, вороненые и простые; шлемы с бармицами, кольчужные капюшоны, которые франки и саксы именовали койфами, поножи и наручи, рукавицы кольчужные, пояса боевые из тисненой кожи с бляхами. Привозили на Волинский торг и рабов, захваченных в набегах, рыбу соленую и сушеную, китовый ус и моржовые зубы. Всего не перечислишь…
        Купцы здешние - поморяне, словене, свеи, даны, урманы - и гости издалека - арабы, булгары, греки - спорили и торговались до хрипоты. Кидали шапки наземь, били по рукам и тут же начинали спор с начала. По большей части, чтобы понимать разговоры, даже напрягать память не пришлось. Речь поморских славян походила на словенскую. Ну, во всяком случае, с пятого на десятое понятно. С прочими народами хуже, но пускай их называют немцами те, кто не дает себе труда слушать и запоминать.
        Вдоволь нагулявшись, Вратко вернулся к причалу. На дальний конец пирса, направо от складов, где размеренно покачивалось на волнах стреноженное канатами судно гамбуржского купца и морехода Гюнтера. Оттолкнувшись от грязных бревен, парень запрыгнул на палубу… и едва не свалился, зацепившись ногой за ногу. Причиной неловкости послужило крайнее изумление при виде того самого монаха - тощего, седого, обряженного в черное. Священник стоял около мачты и вел степенную беседу с мореходом Гюнтером, невысоким, пузатеньким и краснолицым германцем. Купец Позняк, плечистый, с благообразно расчесанной бородой, стоял тут же, внимательно щурясь, будто понимал, о чем речь идет. Но Вратко-то знал - батюшка узнаёт едва ли одно слово из десятка. Он и с гамбуржцем говорил только по-словенски, благо Гюнтер балаболил на нем как на родном.
        Под укоризненными взглядами взрослых Вратко выпрямился, одернул рубаху, поклонился в пояс монаху.
        - А это сынок мой, - степенно пояснил Позняк. - Переведи латинянину…
        - Не латинянину, а отцу Бернару, - чуть-чуть поморщился германец. Но перевел. Добавил от себя: - Малец весьма к языкам способный. Прямо на загляденье.
        Священник приподнял бровь, как бы удивляясь словам Гюнтера.
        Вратко хотел что-нибудь сказать на латыни, но засмущался, и от того все слова разбежались, словно овцы на лугу.
        Гамбуржец заметил его растерянность и рассмеялся.
        - Отец Бернар с нами в Хедебю пойдет, - сказал он.
        - В Хедебю? - Глаза Вратко полезли на лоб.
        - А ты думал? - подмигнул Позняк. - Тут, понимаешь ты, за мягкую рухлядь никто достойной цены не дает. Я два сорока куньих продал… И то себе в убыток почти что. Говорят, из-под Гнезно три обоза с мехами пришло. Краковцы у древлян да полян соболей выкупают, а после норовят поморянам втюхать. Да только сами себя перехитрили - больно много пушнины на одном торгу.
        - А тебе что, не хочется посмотреть Хедебю? - немного растягивая слова, проговорил Гюнтер. Его объемистое брюшко натягивало засаленный куцый кафтанчик, весь испещренный пятнами от еды и вина, а щеки, как обычно, лоснились и подрагивали.
        - Как не хотеть? Хочу! - встрепенулся Вратко.
        - Ну, так и радуйся! Может, другой раз случая не представится.
        - Я радуюсь! - Парень говорил искренне. Просто известие ошеломило его, и Вратко слов не мог подобрать, чтобы описать бурливший в душе восторг.
        - Вот и радуйся! - буркнул Позняк. Шутливо толкнул сына в плечо. - Надо будет, и в Гамбург пойдем. А что? Мы, новгородцы, народ упрямый! За бесценок товар отдавать не станем. Не таковские!
        Отец Бернар окинул его неодобрительным взглядом, пробормотав что-то о корыстолюбии и языческих нравах. Вратко хотел возмутиться и напомнить латинянину, что Русь уже давно крещена, еще при Владимире Киевском! И чем словен язычниками бесчестить, пускай со своими символами веры разберутся. Но парень смолчал. Во-первых, негоже старшим замечания делать, а во-вторых, если говорить положа руку на сердце, не сильно-то в Новгороде радовались христианству - хоть и крестили этот город Добрыня огнем, а Путятя мечом. Может, потому-то и не радовались? Сам Позняк ходил в церковь каждый седьмой день, но никогда не забывал бросить кусочек хлеба в каменку, угощая Огонь, младшего брата Даждьбога и Перуна. Поэтому Вратко поклонился хозяину корабля и его гостю и отправился в закуток под палубой, выделенный им с отцом для сна и отдыха.
        Отошла «Морская красавица», как прозвал судно Гюнтер, от причала только через три дня. Гамбуржский купец не отшвартовался, пока не уладил собственные дела. Дружба дружбой, а своя рубашка ближе к телу, и исполнять прихоти новгородца он не собирался.
        Гюнтер менял мед, воск и посконь на серебро и янтарь. Ткани, загруженные в трюм на берегах Ильмень-озера, продавать не торопился. Даны не такие балованные, как поморяне, - дадут большую цену.
        Крутобокий двухмачтовый корабль распустил паруса и направился на северо-запад.
        По поводу отплытия владелец судна пригласил гостей на ужин. В тесной - но все-таки отдельной - капитанской каюте собрались: сам Гюнтер, Дитер из Магдебурга - его помощник и командир охраны, - священник Бернар и новгородский купец Позняк с сыном.
        На столе стоял жбан с пивом - Гюнтер, как истинный германец, предпочитал крепкое темное пиво любому вину, даже самому дорогому. На блюде лежал нарезанный толстыми ломтями белый хлеб и копченый окорок. В глубокой миске - просоленная мелкая рыбешка. Отдельной кучкой - стрелки зеленого лука. В общем, яства довольно простые, не княжеские, но сытные.
        Гюнтер, Дитер и Позняк налегали на пиво, сдувая с усов плотную пену. Магдебуржец, мосластый, как старый конь, взял на себя обязанности вовремя подливать в кружки. Монах и Вратко пили воду. Первый по убеждению, а второй по малолетству. Его и пригласили-то за стол не для того, чтобы честь оказать, а чтоб отцу переводил разговоры латинянина и германцев.
        Он и толмачил, успевая прожевать и проглотить, пока неторопливый отец Бернар заканчивал очередную фразу.
        Гюнтера и Позняка, проведших лето в новгородской земле, живо интересовали новости последних месяцев.
        Спокойствия в мире не было.
        - По весне в Велиграде, что в землях бодричей… - начал монах.
        Гюнтер встрял, назвав этот город Мекленбургом, и сказал, что северяне предпочитают говорить - Рерик.
        Вратко здорово удивился, что один город можно называть тремя разными именами, но после вспомнил, как северные гости кличут Ладогу Альдейгьюборгом, его родной Новгород - Хольмгардом. Должно быть, людям удобнее подбирать привычные названия, понятные разуму и не слишком трудные для языка, чем приноравливаться к местным.
        - Так вот, в Велиграде, - повторил отец Бернар, недовольный, что его прервали, - бодричи-язычники восстали против князя Готшалка.
        - Видно, вконец замучил он народ германскими и данскими обычаями, - усмехнулся Позняк, омочив усы в пиве. - Запрещал молиться, как люди привыкли, грозился все капища извести, а языческих идолов бога Святовита в море утопить. Бодричи подобных обид так просто с рук не спускают. Не зря же сто лет назад выгнали германских князей, которые принялись управлять ими, как вздумается, не спросясь народа. Вот и Готшалк допросился.
        Вратко слыхал и раньше от отца об этом князе, который воспитывался при немецком монастыре, жену взял из рода знатных данов. Когда править начинал, всем казалось: этот человек и племена по обоим берегам Лабы объединит, и с соседями общий язык найдет. Поначалу так и вышло. Не только бодричи под его руку пришли, но и часть лютичей. Государство могло быть крепким и сильным, если бы не замашки Готшалка всех окрестить, не спрашивая мнения людского.
        А по словам отца Бернара выходило совсем по-другому.
        - Странно мне и горько слушать подобные речи! - Голос священнослужителя зазвенел от праведного гнева. - Князь-просветитель изо всех сил старался для родного народа, вел его к лучшему будущему! И что же получил он в награду? Тупая, немытая толпа не поняла намерений благодетеля, отплатила злом за добро. Подняли князя, волею Господа нашего на престол поставленного, на копья! А епископа Мекленбургского, призванного Готшалком для искоренения ереси среди бодричей, захватили в плен. Долго возили святого мученика по языческим городам, где терпел он бесчестье великое и поношение от еретиков, а после в языческом городе Ретре, что в землях лютичей стоит, его преосвященство принесли в жертву идолам поганым…
        От парня не укрылось, как сжались кулаки Позняка, когда монах позорил лютичей и их священный город, на все Поморье славящийся храмами Святовита, Даждьбога и Перуна. А после слов Бернара о том, что все славяне - суть язычники по природе своей и иначе, чем кнутом и каленым железом, переделать их, обратить в истинную веру невозможно, Вратко подумал, что батюшка сейчас кружкой между глаз болтливому святоше зарядит. Но купец удержался. Первое правило торговых гостей - терпи, если твое терпение увеличит твою прибыль, - Позняк знал и придерживался его неукоснительно.
        Гюнтер же кашлянул негромко, показывая глазами на новгородцев, и отец Бернар прикусил язык. Сообразил, что недалек от ссоры оказался.

«Хотя и его можно понять, - подумал Вратко. - Наверняка монах явился в Волин из левобережья Одры - лютических земель. Может, и сам едва смерти избежал? Так что любить народ, умертвивший князя Готшалка и владыку Мекленбургского, у него особых резонов нет».
        Чтобы не допустить ссоры среди гостей, гамбуржец встрял с горькими сетованиями на переменчивость купеческой удачи. Мол, чтобы выгодно товары продать, в нынешнее время приходится учитывать не только урожай или неурожай, но взаимную любовь или ненависть сильных мира сего.
        После разлил пиво и перевел разговор на события в далекой Англии.
        Умер у саксов король - Эдуард Исповедник. Больше двадцати лет он правил страной, да вот беда - все это время оставался бездетным. Для простого человека - селянина, ремесленника, купца - быть бездетным плохо, а уж если король умирает, не оставив наследника, то горе потом мыкает вся страна.
        - Так и тут получилось, - тряс Гюнтер жирными щеками. - Сам Эдуард желал видеть своим наследником герцога Нормандии, Вильгельма, с которым состоял в далеком родстве: отец нормандского герцога был племянником Эммы-Эльфгифы, второй жены короля Этельреда Второго Неразумного, отца Эдуарда. Да только знатные таны и хускарлы[Тан - представитель военно-служилой знати, землевладелец в раннесредневековой Англии. Титул, близкий к барону материковой Европы. Хускарл (хускерл; старонорвежск.: huskarl; англ. housecarl) - представитель королевской гвардии в Англии XI века.] не сильно-то хотели видеть на своем престоле герцога из-за пролива. Они возвели на престол Гарольда Годвинссона, который приходился покойному королю Эдуарду шурином.
        Злые языка поговаривали, что Годвинссоны - королева Эдита и ее братья: граф Гарольд и граф Тостиг - вот уже лет десять управляли Англией от имени Эдуарда. Только год назад Гарольд и Тостиг повздорили («Уж не из-за надежды на корону ли?
        - подумал Вратко), и последний сбежал в Данию. А вот Гарольд, граф Уэссекский, как раз и стал королем Англии.
        - Стать-то он стал, только надолго ли? - хмыкнул Дитер. - Часто бывает как в детских забавах: забраться на снежную горку, облитую водой, легко, а вот удержаться на ней…
        - Гарольд Годвинссон еще при жизни Эдуарда принес вассальную клятву герцогу Вильгельму, - твердо проговорил отец Бернар. Посмотрел на собеседников: не вздумают ли возражать? Позняк смотрел в стену, прожевывая здоровенный кусок окорока. Дитер неспешно отхлебывал из кружки, а Гюнтер изобразил на лице прямо-таки собачью преданность.
        - Гарольд Годвинссон, - с нажимом повторил монах, - дал обещание поддерживать герцога Нормандии в его притязаниях на английский трон, что бы там ни было. Клятву эту Гарольд, граф Уэссекский, произнес над алтарем, в котором хранились святые мощи, и теперь, нарушив ее, стал в глазах не только нормандской знати, но и всех верующих в Иисуса Христа людей лжецом и клятвопреступником. Подобное предательство не может быть прощено! Герцог Вильгельм приступил в Байе к сбору самого большого со времен Карла Великого войска. Благородные рыцари, горящие жаждой восстановить попранную справедливость, съезжались под его знамена не только изо всех уголков Нормандии, но и из Бургундии, Бретани, Аквитании, Франции, Лотарингии…

«Еще бы! - не смог удержаться от крамольной мысли Вратко. - Ведь, борясь за права нормандца на английскую корону, можно не только славы и почета добыть, но и пограбить всласть, обеспечив не только детей с внуками, но и правнуков, а там и осесть на отвоеванной земле».
        Речь священника плавным журчанием вливалась в уши. Парню казалось, что он слушает не о событиях нынешнего года, а о делах давно минувших дней. Будто сказка, слышанная в далеком детстве.
        Пока что нормандцы переправляться через пролив не торопились. Ждали, когда подтянутся рыцари из самых дальних земель, а кроме того, они рассчитывали плыть при попутных ветрах, чтобы потратить как можно меньше времени на морское путешествие. Ведь рыцарские кони, которых собирались везти с собой, не очень хорошо переносят качку, а пеший рыцарь - это уже не рыцарь. Но и бежавший с острова брат Гарольда, граф Тостиг, не сидел сложа руки. Каким-то образом ему удалось заручиться поддержкой норвежского короля, Харальда Сурового.
        Услышав о нем, отец и сын новгородцы оживились.
        Этот правитель самого северного королевства был известен на Руси.
        Позняк даже вспомнил, что видел его когда-то, возвращающегося в Норвегию после службы у Миклогардского[Миклогард - так викинги называли Константинополь, столицу Византийской империи.] императора.
        Вратко тоже много слышал о Харальде. О нем и его королеве Елизавете Ярославне, киевской княжне. Пятнадцатилетним юношей, младше, чем Вратко сейчас, Харальд участвовал в битве при Стикластадире, когда изгнанный король Олаф Второй Толстый пытался отвоевать престол. Норвежское ополчение при поддержке датского короля Кнуда разгромило дружину Олафа, который погиб с мечом в руках, а Харальд бежал в Новгород. Норвежским королем стал сын Кнуда - Свен Кнудсон, а Харальд служил в Киеве князю Ярославу, потом долго странствовал по южным морям, грабил все побережья, от греческих земель до Сикилии, возглавлял варяжскую гвардию византийского императора. Пока он, странствуя по южным землям, сколотил немыслимое богатство, Норвегией правил его племянник - Магнус Первый, прозванный Добрым, которого возвела на трон норвежская знать, разочаровавшись в датских королях. Когда Магнус умер, не оставив наследников, Харальд вернулся на родину и, женившись на дочери киевского князя, короновался в Нидаросе…[Нидарос - древняя столица Норвегии, ныне - город Тронхейм.]
        - Харальд заслужил прозвище Суровый еще в греческих морях, - продолжал рассказ отец Бернар. - А воссев на престол, кличку свою подтвердил сполна. Он железной рукой навел порядок среди норвежских ярлов и конунгов, воевал с датским королем Свеном Вторым и четыре года назад нанес ему сокрушительное поражение в морском сражении близ устья реки Ниссы. Победа была столь сокрушительной, что датчане вовсе без кораблей остались, а самому Свену пришлось спасаться бегством на остров Селунд.[Селунд - ныне Зеландия.]
        - Правда, через два года они помирились и заключили договор о дружбе, - осторожно заметил Дитер.
        - Совершенно верно, сын мой. Слишком много времени Харальд уделяет мирскому: войнам, союзам, подчинению бондов, недовольных его правлением. В отличие от Олафа Второго, насаждавшего истинную веру в северных землях, он мало заботится о богоугодных делах. Слишком мало… Так вот, сбежавший в Данию Тостиг попросил помощи у Харальда Сурового. Норвежский король не отказал. Поговаривают, он и сам желает воссесть на английский трон. И даже принялся собирать флот, но пока, как и герцог Вильгельм Нормандский, не спешит с выступлением.
        Германцы и новгородцы слушали отца Бернара, качали головами - что же это делается с миром? Все вокруг жаждут власти и богатства, нарушают клятвы, не гнушаются братоубийством. Уж не грядет ли конец света, предсказанный Иоанном Богословом?
        Монах размашисто крестился и перебирал четки.
        Наконец Позняк махнул рукой и сказал, что беды и заботы королей, герцогов и графов могут тронуть простых торговых людей только повышением мыта или ростом цен на оружие. А когда они с сыном отправились на ночной отдых в свой закут, то добавил Вратко на ухо: мол, продадим мягкую рухлядь, нужно будет мечи закупать в Хедебю. Грядут такие времена, что цены на них будут только расти. На том и порешили.
        Глава 2
        Один в море
        Варяжское море между датским островом Фольстер и вотчиной лютичей Рюгеном не баловало купцов попутными ветрами. Всех направляющихся на Хедебю с востока встречал юго-западный, негостеприимный ветер, так и норовивший отогнать корабли к берегам Шведского королевства. Но «Морская красавица» упрямо лавировала, карабкалась на опененные волны, ловила ветер широкими полосатыми парусами. Пузатый, крутобокий, с обшитыми внакрой бортами корабль нес две мачты, и на каждой - прямоугольный парус. В «вороньем гнезде» грот-мачты умостился белобрысый морячок с серьгой в ухе - все выглядывал, чтобы на камень не налететь, а подводных скал тут хватало с избытком. Потому и капитан, он же купец гамбуржский, палубу днем не покидал.
        Гюнтер стоял на ахтердеке, зажав под мышкой рукоять рулевого весла, и поглядывал из-под ладони на кудрявящееся желтоватыми «барашками» серовато-зеленое поле Варяжского моря. Не зря викинги, большие мастера придумывать всяческие заковыристые названия для обычных, казалось бы, вещиц, называют море «полем китов», а еще «лебединой дорогой». Разумнее было бы назвать его «купеческим трактом» - это всякому торговцу, вынужденному большую часть жизни проводить на мерно покачивающихся досках, и понятно, и справедливо. А то от разных
«красивостей» ни мошна, ни живот не наполнятся. Баловство одно.
        Отец Бернар высунул голову из люка, огляделся, словно покидающий дупло дятел, оперся рукой о палубу и вдруг с легкостью выпрыгнул. Распрямился, одернул рясу. Капитан, увидев его, смутился, отвел взгляд.
        Быстрым шагом монах подошел вплотную - к покачивающейся опоре под ногами он приспособился на удивление легко, словно всю жизнь провел на море. Спросил, хмурясь и морща высокий лоб:
        - Ты уже все решил для себя, сын мой?
        - Да, святой отец. Только…
        - Что такое? Ты слаб в вере, сын мой? - вкрадчиво произнес отец Бернар.
        - Нет! - Гюнтер встрепенулся, как застоявшийся конь. - Я готов служить Господу и делу Церкви… Но новгородец…
        - Мне нет дела до новгородца. Пускай плывет с нами, если захочет.
        - Он не захочет.
        - Да? - Монах приподнял бровь. - Тогда мне тем паче нет дела до упрямца. Нужно ли повторять, сын мой? Я выполняю важное задание Церкви. Несу свет Истины народам, закореневшим в язычестве. Ведь ни для кого не секрет, что датчане, норвежцы, свеи молятся Господу только для вида, а сами по-прежнему носят обереги Одина и Тора? К чему привели старания Олафа Святого? Князя Готшалка? Эдуард Исповедник достиг немного бо2льших успехов, и все равно саксы грязны, невежественны и тупы! Я должен способствовать проникновению света истинной веры на Британские острова! Что может помочь этому больше, чем войско Вильгельма, герцога Нормандского?
        - Я не спорю, отец мой…
        - Так в чем же дело?
        - Новгородец поднимет шум. Он не захочет плыть в Байе.
        - Высади его на ближайшем острове.
        - Отец мой… - нерешительно проговорил гамбуржец. - У словен, а в особенности у новгородцев, есть присловье: уговор дороже денег. А мы с ним сговорились торговать в портах Варяжского моря…
        - Нарушай договор, сын мой. Смело нарушай, - тоном, не терпящим возражений, распорядился Бернар. - Господь простит тебя. Я буду молиться за тебя. Мы вместе помолимся. Да что там! Можно ли наказывать верного сына римской церкви, если он нарушил слово, данное иноверцу?
        - Но русичи христиане…
        - Они неправильно толкуют третий Символ веры. Следовательно, близки к греху ереси. Предложи ему краткую остановку в Хедебю. Если откажется, выброси его за борт.
        - Но, святой отец…
        - Оставь колебания, сын мой! Ибо не для личной корысти ты действуешь, но ad majoram Dei Gloriam![К вящей славе Господней! (лат.) ]
        Монах размашисто перекрестил морехода. Протянул руку для поцелуя.
        Гюнтер не отличался излишней набожностью, но хорошо понимал, откуда можно извлечь наибольшую прибыль. И дружба с новгородским купцом не шла ни в какое сравнение с дружбой со всесильной церковью римской.
        Вратко по обыкновению проводил едва ли не полдня, перегнувшись через борт и разглядывая воду, волны и чаек, падающих с размаху, чтобы взлететь, сжимая в клюве серебристую рыбешку в палец длиной. Он дышал морским ветром и мечтал. Мечтал о странствиях и далеких походах. Эх, хорошо бы побывать в королевстве франков, сходить в Византию, посетить греческие острова, Англию, а еще интереснее отправиться с купеческим караваном в арабские земли, населенные худощавыми, смуглыми, будто бы высушенными жарким солнцем, людьми. Или добраться до сказочной земли Чинь, где люди желтокожие и плосколицые, где солнце встает по утрам из-за края земли и водятся диковинные звери - однорог, одетый в шершавую серую шкуру, и двухвостый зверь, пользующийся хвостами, как человек руками, огромные полосатые коты и кочкоданы,[Кочкодан - обезьяна (устар.). ] богомерзкие твари, в которых вдохнул жизнь Сатана в насмешку над тем, как Господь создал человека… Но даже побывать в таких городах, как Бирка, Волин, Хедебю, виделось несказанным счастьем.
        Все нравилось парню в путешествии.
        Не нравился только гамбуржец Гюнтер. Какой-то весь засаленный, лоснящийся, грязный. И глазки бегают - никогда прямо не посмотрит. Открыто правду не скажет, а все с подвывертом, с хитринкой, с оглядкой на купеческую выгоду. Хотя… Может, так и надо? Может, без этого прибыли не получишь? Не зря же Позняк, привыкший резать правду-матушку в глаза любому собеседнику, седину в бороде нажил, а богатств так и не скопил. Но, по мнению Вратко, уж лучше так, чем хитрить и притворяться. Кстати, появившийся на «Морской красавице» монах тоже не очень-то нравился молодому новгородцу. Он чувствовал в нем затаенную опасность, червоточину. Отец Бернар, казалось, мог с легкостью убить… Ну, если не сам убьет, то хладнокровно отправит на смерть человека, если почувствует высшую необходимость. Человек для него не более чем комок глины для гончара или крица для кузнеца. А как он на словенов смотрел? Как на врагов. И все из-за расхождения в вопросах веры.
        На себя бы поглядел! Все о смутах да распрях в чужих странах рассуждает. Да с таким видом, словно от него что-то зависит. Дескать, скажет словечко, и один правитель от короны отречется, а другой - на трон взойдет. Лучше бы проводил дни в молитвах и благочестивых размышлениях.
        Как только Позняк терпит? Наверное, не хочет обижать Гюнтера. Ведь это ни в какие ворота не лезет, если гости начнут спорить и ругаться при хозяине. Ведь тот, бедняга, не сможет поддержать одного супротив другого. Зачем же ставить капитана корабля в неловкое положение? Нехорошо это…
        А кто это там шумит?
        Вратко вздрогнул и тряхнул головой, отгоняя неторопливые мысли.
        Прислушался.

«Морская красавица» - корабль не великий. Чуть больше десятка сажен между штевнями. Но, стоя у бушприта, не так легко расслышать, если кто-то беседует неподалеку от рулевого весла. Это если, конечно, разговаривают вполголоса, а не орут как резаные.
        Вратко различил голос отца и быстро подскочил к ограждению фордека. Осторожно выглянул.
        Позняк и Гюнтер стояли друг напротив друга, набычившись и сжимая кулаки.
        - Глаза твои бесстыжие! - сурово выговаривал новгородец. - Как же так можно?!
        - Я тебя высажу в Хедебю! Сказал же, что высажу! - упрямо отвечал германец.
        - Высажу! Сказал тоже! А что мне опосля делать? Кто меня с товаром обратно свезет?
        - Наймешь кого-нибудь! Я что, крайний?
        - Ага! Найму! И половину прибыли отдам! Так выходит? Это честно, по-твоему?
        - Какое мне дело до твоей прибыли?
        - Нет! Понятно! До моей прибыли тебе дела нет! Тебе до чего-нибудь, окромя своей выгоды, есть дело?
        - Есть! - топнул ногой Гюнтер.
        - То-то я и заметил!
        - Заметил он! Подумаешь, глазастый какой!
        - Глазастый не глазастый, а все ж не слепец! Что надо, то вижу!
        - Видит он! Да что ты видишь, морда словенская?
        - Что надо, то и вижу! И не тебе, немчик жирный, меня мордой бесчестить! - Новгородец даже замахнулся.
        Вратко видел, как напряглись плечи стоявшего неподалеку Дитера. Еще чуть-чуть - и кинется в драку. Ежику понятно, на чьей стороне. Но Позняк сдержался, и магдебуржец не двинулся с места - выучка у охранника была отменная.
        - Нет, что ты видишь? Скажи мне! - Гюнтер шагнул вперед, глядя на высокого словена снизу вверх.
        - А вижу, что ты задницу лижешь монаху своему! Поди всю уже обслюнявил!
        - Ах, так!
        - А что? Скажешь, не так?
        - Да ничего я тебе говорить не буду! Рылом ты не вышел, медведь бородатый!
        - Может, я и медведь! Да уж всяко не свинья раскормленная!
        - Значит, я - свинья? Тогда что ты на моем корабле делаешь?
        - А вот и сам не знаю! По ошибке, выходит, попал! И жалею теперь. Думал, с человеком дело имею, а оказалось - с поганым псом!
        Гюнтер скривился, будто собирался заплакать, отпрыгнул на пару шагов. Присел, повел плечами, будто перед дракой.
        - А ну-ка, парни, ко мне! - крикнул он по-немецки.
        Матросы, которые и так держались поблизости, сдвинулись плечо к плечу, окружая спорщиков.
        - Сейчас тебя, погань лесная, за борт выкинут!
        - А-а! Вот оно что! Понятно теперича, к чему ты все это время клонил! На товар мой глаз положил? Глаза завидущие, руки загребущие! Вот тебе! - Позняк скрутил кукиш правой рукой, смачно плюнул на него и сунул Гюнтеру под нос. - Накося, выкуси! Вот тебе, а не рухлядь моя!
        - Ты что мне суешь?! - возмутился гамбуржец, пытаясь отвести кулак словенского купца. Но Позняк не желал сдаваться, упорно тыча кукишем прямо в лицо германцу.
        - Вяжи его! - взвизгнул Гюнтер, толкая новгородца в грудь.
        Позняк пошатнулся, выровнялся, крякнул и приложил германцу в ухо справа. Тот квакнул по-жабьему и покатился кубарем по палубе.
        Дитер прыгнул вперед, норовя сцапать новгородца в объятия. Купец отмахнулся, но магдебуржец движением умелого бойца подставил под кулак плечо. Тогда Позняк ударил с левой руки. Под ложечку. Германец охнул и согнулся.
        Со всех сторон на словена бросились моряки.
        - Вяжи, вяжи его! - сплевывая кровь на палубу, кричал Гюнтер.
        Позняк отмахивался от облепивших его германцев, как медведь от охотничьих собак. И несмотря на то, что чей-то удар рассек ему бровь, свалил уже двоих.
        - Дитер, охрану зови! - Гамбуржец пятился к ограждению палубы.
        Командир охраны кивал, но никак не мог отдышаться, чтобы позвать подмогу.
        Вратко понимал, что нужно спешить на помощь отцу, но им овладело оцепенение. Должно быть, от ощущения «невсамделишности» происходящего. Этого не должно было случиться, но оно случилось.
        Отбросив прыщавого худосочного парня-матроса, Позняк дотянулся до Гюнтера и сгреб его за грудки левой рукой:
        - Зашибу, кобель брехливый!
        Германец попытался уклониться от летящего ему в лицо кулака, но не сумел. Его голова запрокинулась, губы лопнули, словно перезрелая брусника. Кургузое тело описало дугу и грохнулось так, что содрогнулся корабль.
        И тут сзади на новгородца обрушился Дитер. Ударил по шее сомкнутыми кулаками, добавил согнувшемуся купцу коленом по ребрам. Набежавшие матросы заслонили упавшего Позняка спинами. Они топтались, подпрыгивали на месте, азартно размахивали руками.
        - Стойте! Вы что?! - Словно невидимые оковы свалились с Вратко. Он одним махом перескочил огорожу фордека. От столкновения с досками заныли пятки, клацнули зубы.
        На глаза парню попался широкий нож-тесак, которым чистили и разделывали рыбу, время от времени попадавшую на крючок седого Иоганна, самого старого из моряков-германцев.
        - Назад! Порежу! - заорал Вратко, сорвавшись на жалкий хрип на последнем слове.
        Он взбежал по лесенке, прыгая через три ступеньки, замахнулся ножом…
        Дитер, расталкивающий толпящихся моряков, обернулся и, оскалившись, перехватил его руку. Вцепился в запястье стальной хваткой.
        - Остынь!
        - Порежу… - упорствовал Вратко, пытаясь пересилить опытного наемника.
        - Брось железку, дурак… - Дитер медленно выкрутил парню руку и заламывал ее до тех пор, пока нож не выпал из разжавшихся пальцев.
        Невзирая на боль, Вратко продолжал бороться, лягая пяткой германца по голени. Магдебуржец шипел, но руки словена не отпускал.
        - Успокойся. Остынь. Кому говорю? - повторял он, словно заклинание. Рыкнул, обернувшись, через плечо: - И вы все - назад! Я приказываю!
        Моряки зло огрызались по-немецки. Что именно говорили, Вратко не разобрал. Но Дитер, видно, понял хорошо. Поэтому приказал подбежавшим охранникам - кривоногому Гансу и рыжему Оттону - разогнать драчунов.
        Чтобы успокоить разохотившихся людей, наемникам пришлось потрудиться. Одного из матросов Ганс даже ударил мечом, не вытаскивая его из ножен. Остальные, тяжело дыша и переговариваясь осипшими глотками, отошли от безжизненно замершего Позняка.
        Вратко дернулся изо всех сил, но Дитер пнул его под колено, до хруста выворачивая локоть, и плавно уложил носом на палубу.
        - Оттон! Глянь, что с русичем! - гаркнул он помощнику.
        Рыжий наклонился над новгородцем. Дотронулся до шеи под нижней челюстью.
        - Кажись, не живой… - проговорил он угрюмо через несколько мгновений и выпрямился.
        Магдебуржец витиевато выругался и отпустил Вратко.
        Парень лежал, прижавшись щекой к теплой от летнего солнца доске, и все никак не мог понять: как же так, почему вдруг отец умер? Ведь этого не может быть… Совсем недавно жизнь казалась сплошной чередой радостей, и вдруг…
        На лица моряков постепенно набегала растерянность. Они переглядывались, будто желая спросить друг у друга: что же это мы натворили, а?
        Гюнтер встал на четвереньки, пуская длинные нити розовой слюны. Плюнул в ладонь. Шепеляво выругался:
        - Жубы выбил, шука шловенская…
        Глянул на Дитера в поисках поддержки. Магдебуржец не то что не ответил, а даже не удостоил хозяина взглядом. Сказал Гансу:
        - За святым отцом сходи. Надо бы по чести все…
        Капитан поднялся вначале на колени, а после, кряхтя, на ноги.
        - Что же теперь делать? - растерянно проговорил он.
        - Раньше думать надо было! - каркнул в ответ Дитер.
        - Так он первый начал.
        - Да знаю я!
        - Так что ж ты шмотришь волком?
        - Как хочу, так и смотрю. Ты меня для чего нанимал?
        - Защищать и охранять…
        - Вот я и защитил.
        Тут только Вратко заметил, как неестественно вывернута шея отца. Припомнил удар Дитера, нанесенный с помощью веса всего тела, из прыжка…
        - Што ш трупом делать-то будем? - не отставал Гюнтер.
        - А вот в советчики я как раз и не нанимался! - Магдебуржец резко одернул кожаный бригантин.[Бригантин - куртка из воловьей кожи с нашитыми на груди металлическими пластинками.]
        Капитан шмыгнул носом, вытер кровь рукавом, стрельнул глазами в сторону.
        Быстрым шагом к столпившимся людям приближался отец Бернар. Как всегда прямой и решительный, как всегда нахмуренный и сосредоточенный.
        Вратко, пока общее внимание обратилось на монаха, приподнялся и сел. Больше всего ему сейчас хотелось плакать. Но паренек помнил, что он уже большой, и крепился изо всех сил. Он представил, как вытаскивает из ножен длинный меч - блестящую полосу холодного, гладкого металла - и рубит всех этих германцев, столпившихся над телом Позняка, словно голодное воронье. Едва ли не воочию увидел ужас на небритых мордах, выпученные глаза, срывающиеся с клинка алые капли, услышал крики и мольбы о пощаде.
        - Живой? - деловито осведомился отец Бернар, остановившись над телом.
        - Да где там! - махнул рукой Дитер, отводя глаза.
        - In nomine Patris, - отец Бернар торжественно перекрестился, - et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь ( лат.). ]

«Провалился бы ты со своей латынью», - со злостью, какой раньше никогда в себе не ощущал, подумал Вратко.
        - Што делать будем, швятой отец? - хмуро поинтересовался Гюнтер.
        - Славить Господа, ибо сомнения твои разрешились сами собою, - был ответ.
        Капитан закивал, а Дитер отвернулся. На его щеках ходили крупные желваки.
        - Не терзай себя, сын мой, - обратился к нему Бернар. - Нет греха, который нельзя отмолить.
        - Легко вам говорить, святой отец, - скрипнул зубами магдебуржец.
        - Я сам буду молиться, чтобы тебе отпустились грехи.
        - Што ш трупом-то шделаем? - вмешался Гюнтер.
        - Что делают по морскому обычаю, дети мои?
        - За борт и все дела… - подал голос Оттон.
        Гамбуржец полез пятерней в затылок:
        - Надо полагать, товар его теперь вроде как мой?
        - Конечно, сын мой, если это утешит тебя хотя бы немного, - елейным голосом произнес монах.
        - Шпашибо тебе, швятой отец!
        - Не меня благодари, но Господа нашего! - Отец Бернар возвел глаза к небу.
        Гюнтер размашисто перекрестился вслед за монахом.
        - Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…[Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… ( лат.) ] - начал латинянин.
        - Э! Погодите-ка! - довольно непочтительно прервал его Дитер. - У словена сын остался! С мальцом-то что делать?
        - Да высадить… - пробасил Ганс.
        - Жаткнись! - Гюнтер едва не подпрыгнул на месте. - Тебя кто шпрашивал?
        Охранник замотал головой и попятился.
        - Нехорошо как-то выходит. - Дитер сутулился, будто смертный грех давил на его плечи.
        - Шамо шобой нехорошо! Вышадишь его, а он - жалобу в магиштрат! Тебя же жа шкуру и вожьмут!
        - Смотрит волчонком, - негромко проговорил старый Иоганн. - Того и гляди, в горло вцепится.
        В голосе старика прозвучала такая ненависть, что Вратко поразился - совсем недавно седой германец с безбородым обветренным лицом учил его правильно наживку на крючок цеплять и разговаривал словно с любимым внуком.
        - Дорежать бы… - задумчиво протянул Гюнтер.
        Отец Бернар покачал головой, но не возразил. Он, кажется, устранился от обсуждения, оставив решение на совести моряков.
        - Ты что говоришь? - удивился Дитер. - Это же по какому закону?
        - Тебе под шуд, никак, жахотелось?
        - Мальчишка - лишние глаза, - спокойно и даже лениво пояснил Оттон. - Нужны ли нам свидетели?
        - Как ни крути, Дитер, а ты виноватее всех. - Ганс несильно толкнул командира кулаком в плечо. - За тебя же переживаем. Стараемся…
        - Я как-то сам за себя побеспокоиться могу! - нахмурился магдебуржец. - Вы что? Поверх одного греха и второй повесить хотите?
        - У него шоболей только марок на двешти… - вздохнул Гюнтер.
        - Они всё одно - язычники, - вкрадчиво проговорил монах.

«Вот гад ползучий! - подумал Вратко, безучастно прислушиваясь к тому, как решают его судьбу. - Мы ж крещеные… Или для тебя только латинская вера правильная, а все остальные - тьфу и растереть?»
        - Можно ли считать убийство язычника грехом? - продолжал между тем монах.
        - За борт, и вся недолга! - воскликнул Ганс.
        - И одного, и второго… - добавил Оттон.
        Молодой матрос, которому кулак Позняка расшиб бровь, хлюпнул носом и отвернулся.

«Разбойники. Как есть душегубы, - обозлился Вратко. - Ради сорока соболей человека убить - раз плюнуть! Ну, я вам…»
        Он рывком вскочил.
        Дитер рванулся, чтобы сграбастать словена за шиворот, но не успел.
        Оттон выхватил широкий нож, но Вратко увернулся от него. Наклонив голову, парень бросился на Гюнтера, справедливо считая его главным виновником своего горя. Врезать поганому германцу под ложечку, вышибить дух и самого за борт! Все равно спасения нет, так хоть продать жизнь подороже, чтоб не стыдно было, когда у подножия Мирового Древа его встретят предки. И Гюнтер первый. Остальные - как получится. А не получится вовсе, значит, не судьба, но хотя бы попытаться…
        Капитан охнул, увидев метнувшегося к нему словена, дернулся в сторону. Он не успевал. Ярость Вратко сделала парня быстрым, словно дикий зверь. Он уже втягивал ноздрями кислый запах чужого пота, но тут правая нога зацепилась за что-то живое… Парень так и не узнал, что старый приветливый Иоганн, любитель рыбалки и подогретого пива, подставил ему ножку.
        Вратко шагнул в сторону, чтобы не свалиться, покачнулся, увидел перед собой отполированный брус, а в следующее мгновение и волнующееся море, протянувшееся до самого окоема…
        От холода захватило дух. Мутная зелень встала пред глазами. Вода рванулась в ноздри и раскрытый рот. Намокшая одежда облепила тело, потянула в глубину.
        Парень изо всех сил заколотил руками и ногами, вырываясь к солнцу и свету.
        Ему удалось выплыть, подарив пучине лишь соскользнувший сапог.
        Темный борт «Морской красавицы», мокрый, покрытый прозеленью, покачивался в добром десятке сажен. Поверх него торчали скалящиеся морды германцев.
        - Туда тебе и дорога! - Оттон взмахнул кулаком над головой.
        - Ноги не промочил? - издевательски поинтересовался белобрысый бельмастый моряк.
        - Догоняй! - заливисто ржал еще один. - Смелее! Словены не тонут!
        Вратко ясно видел, как Гюнтер и Бернар обменялись взглядами. Парень понял: спасать его не будут. Германскому купцу, да и хитрющему монаху его смерть в волнах на руку. Вроде бы и грех на душу за преднамеренное убийство брать не нужно. А спросит кто когда-нибудь: «Где, мол, купцы новгородские?» - можно с чистой совестью ответить: «Волной за борт смыло, утопли бедолаги»…
        В первое мгновение охваченный ужасом Вратко сделал несколько гребков, намереваясь догнать «Морскую красавицу». Поскрипывающая громада не приблизилась, а даже как будто отдалилась. А что? Ветер попутный, паруса развернуты… Разве в силах человек угнаться вплавь за хорошим морским кораблем?
        Мокрая одежда сковывала движения. Волны плескали в лицо, сбивая дыхание.
        Вратко перевернулся на спину, чтобы хоть как-то сохранить силы.

«Будьте вы прокляты, морды германские! Если есть Господь, то вам это с рук не сойдет. Кара найдет убийц и разбойников, если не на этом свете, то на том уж точно».
        Что-то громко шлепнулось о воду неподалеку от парня.
        Он повернул голову.
        На волнах покачивался небольшой бочонок. Пустой, судя по тому, насколько он торчал из воды.
        Потом до него долетел зычный голос Дитера:
        - Держи, парень. Прости, если сможешь!
        Хохот моряков смолк.
        Шум ветра в снастях и поскрипывание деревянных частей корабля медленно удалялись. Вскоре остались только крики чаек.
        Вратко подплыл к бочонку и попробовал обхватить его руками. Не с первого раза, но ему это удалось. Вот и хорошо. Теперь, по крайней мере, он не утонет в ближайшее время.
        Новгородец огляделся.
        Вокруг, насколько видел глаз, простиралось море. Ни островка, ни берега.
        На закате медленно удалялся силуэт купеческого корабля, увенчанного двумя мачтами. До него уже было не меньше половины версты.
        Куда плыть? Где спасение?
        Глава 3
        Морской дракон
        Смеркалось.
        Исчезли чайки. Должно быть, улетели ночевать на скалы.
        Мысль об этом внушала Вратко надежду на спасение. Известно, чайки очень далеко в открытое море не заплывают. Хорошо бы течение вынесло бочонок вместе с пловцом к Рюгену. Там свои, лютичи. Речь и обычаи у них хоть и отличаются от Киевского княжества, но не настолько, как у датчан или германцев. Могут выслушать, а то и помогут вернуться домой. Домой… Парень представил себе, как матушка выслушает известие о смерти отца, как будет хмуриться и кусать губы вуйко Ждан - ведь именно он, рассчитывая на хорошую прибыль, помог Позняку собрать товар и нанять место на купеческом корабле. О младших братьях и сестрах Вратко думать не хотел. Признаться честно, не слишком-то он их любил - балованные, жадные, капризные. Привыкли только пряники от жизни получать, а работать за них старшие должны…
        Тело ломило от холода и усталости. Хоть и конец лета, а все ж таки море Варяжское - это не прогретая ласковым солнышком старица. Пробирает до костей. Днем еще так сяк, можно было подставлять солнцу голову и плечи, а с наступлением сумерек зубы начали выбивать дробь - любой дятел обзавидуется. Пальцы онемели. Ногами парень еще пытался шевелить, вроде как греб помаленьку, хотя ступней уже не чувствовал. Сцепленные в «замок» пальцы рук разжимать он не рисковал.
        Еще днем, когда «Морская красавица» скрылась за окоемом и Вратко остался наедине с чайками, он вздумал было привязаться к спасительному бочонку пояском. И после горько пожалел. Мокрый, разбухший узел не желал поддаваться окоченевшим пальцам, а зубами до живота не достать. Как говорится, сколь ни трудись, а за пупок себя не укусишь. Отчаявшись развязать непокорный пояс, новгородец хотел вновь зацепиться за бочонок. И вот тут понял, насколько устал. Мокрая деревяшка выскакивала из объятий будто живая. Ну, чисто белорыбица, покрытая слизью поверх крупной, блестящей чешуи. Десяток попыток, не меньше, потребовалось Вратко, чтобы заключить бочонок в объятия. Признаться, пару раз он находился на грани отчаяния и был готов опустить руки и сдаться на милость морской волны. На корм рыбам, так на корм рыбам. Но все же злость и здоровое словенское упрямство пересилили, и он таки ухватился, прижал к груди, как скряга несметное сокровище, как влюбленный жених красавицу нареченную.
        После того Вратко уже не рисковал бросать бочонок или хотя бы разжать пальцы. Даже на чаек, круживших в опасной близости, не махал. А остроклювые и быстрокрылые птицы подбирались все ближе и ближе. Старые люди - рыбаки и купцы, пересекшие Варяжское море не раз и не два, сказывали, что потерпевших кораблекрушение или просто свалившихся за борт людей часто находят еще живыми, но с выклеванными глазами. Оказывается, чайки принимают блеск глаз за высверк рыбешек на поверхности воды, падают камнем сверху и бьют клювами. Разделить участь несчастных Вратко не хотел, но и отцепляться от бочонка боялся. Поэтому он старательно жмурил глаза и отворачивался от солнца - авось птицам не до него будет. Не заметят и не тронут.
        До сих пор Бог миловал.
        Чайки летали близко, выхватывали серебристых рыбок из воды, но на очи новгородца не покушались. А когда багровое солнце село в воду, исчезли вовсе.
        Вратко вздохнул спокойнее. За глаза можно не бояться.
        Но через некоторое время он некстати вспомнил рассказ старого, высохшего, как старые соты, и с таким же цветом кожи арабского купца, почтенного Абдула Равшана ибн Махмуда, о морских чудовищах, подстерегающих путешественников в южных краях. Об огромных зубастых рыбах, способных одним движением челюсти перекусить человека пополам. О странном звере, кракене, обладателе десятка подвижных ног с присосками. Это чудовище столь огромно, что способно обхватить лапищами купеческий корабль и утащить его в пучину. А еще бывали случаи, когда моряки принимали спящего кракена за остров и причаливали к нему… То-то было их удивление, когда остров оказывался живым и смертельно опасным. А еще сказывал арабский купец о зверях великанских. Таких больших, что разумом человеческим и не охватить, - как такое может зародиться и вырасти? Греческие мореходы зовут их китосами или «лежагами морскими»[Название китов в древнерусских летописях, связанное с ошибочным восприятием на слух слова kitos (китос), родственного глаголу keitai (ките) «лежит». (Ю. В. Откупщиков. «К истокам слова: рассказы о науке этимологии».)] за
пристрастие всплывать на поверхность моря и греть спину под лучами солнца. Иной раз они лежат в неподвижности столь долго, что чайки вьют гнезда на их спинах. Такой зверь не злобен по натуре своей, однако неосторожным движением может опрокинуть корабль, а то и волну вызвать, способную смыть небольшую деревеньку на берегу.
        Конечно, Абдул Равшан утверждал, что в Варяжском море столь удивительные твари не водятся, да и водиться не могут - уж очень они теплолюбивы, но когда болтаешься один, как перст, посреди бескрайней водной глади, поневоле начинают закрадываться сомнения. Тем паче приходили на ум легенды норвежских и данских мореходов о гигантском змее Йормундганде,[Мировой Змей - Йормундганд, хтоническое чудовище древнескандинавских мифов.] охватывающем землю кольцом. Урманский бог Тор ловил его, используя вместо наживки оторванную бычью голову. Ловил, ловил и едва не выудил, кабы не трусость его спутника - великана Хюмира, который перерезал лесу, чтобы змей не перевернул лодку. Вот если такое чудище подплывет снизу, какому богу молиться? Тору, Перуну, Иисусу Христу?
        От страха Вратко едва не разжал руки. Но не смог - на этот раз онемение, сцепившее пальцы насмерть, выручило его.
        Так парень и болтался на волнах до утра, стараясь не думать о чудовищах и черной глубине под ногами. Несколько раз он проваливался в забытье, с трудом напоминающее сон. И в эти мгновения начинал видеть Мирового Змея. Вода неподалеку бурлила и вздымалась, стекая потоками с треугольной головы, украшенной крупной чешуей. Немигающий глаз со зрачком-щелью в упор смотрел на словена, а раздвоенный язык тянулся, ощупывая воздух.
        В первый раз Вратко сумел проснуться сам - просто заставил себя открыть глаза, а после долго унимал колотящееся сердце.
        Во второй - вырваться из объятий полусна-полубреда никак не получалось. Трепещущий змеиный язык подбирался все ближе и ближе… И тогда в темноте пророкотал гром, вспыхнула далекая молния, осветив колесницу, запряженную двумя рогатыми и бородатыми козлами. Она мчалась, раскачиваясь, по краю неба, а возница, здоровенный широкоплечий мужик, размахивал над головой молотом. Очнувшись, новгородец недоумевал - зачем богу викингов помогать ему? Ведь это же был Тор - гроза великанов и чудовищ, обладатель волшебного молота Мйольнира. Разве можно перепутать его с кем-то другим?
        Как ни старался Вратко отогнать сон, но и в третий раз веки его сомкнулись. Слишком велика оказалась усталость, даже страх перед чудовищным змеем не смог ее пересилить. И снова холодная, прозрачная, как слеза, вода потоками ниспадала с головы гада. Снова взгляд и раздвоенный язык искали юношу, а он и рад был спрятаться, да посреди моря негде. Проснуться не удалось. Колесница с Тором задерживалась. И когда сердце Вратко уже почти остановилось от ужаса, вновь на дальнем окоеме замерцали зарницы. Пророкотали громовые раскаты. Только вместо запряженной козлами повозки показался одинокий всадник. Чернобородый воин скакал, воздев над головой секиру, вдоль лезвия которой пробегали голубоватые сполохи молний. Перун? Похоже, да… Бог славянских воинов, повелитель грозы и сын Неба, замахнулся секирой на Йормундганда, и змей отпрянул, прищурил глаза, нырнул в пучину. Перун не сдержал бег могучего вороного коня, умчался вдаль, не удостоив спасенного новгородца даже взглядом.
        Вратко не обиделся на бога грозы. Счастье, что покровитель оружных людей снизошел до спасения купца. Даже не купца, а купеческого сына, который сам торговым гостем запросто может и не стать. Да, скорее всего, уже и не станет. Пойдет на корм рыбам и ракам морским…
        С такими грустными мыслями отчаявшийся парень встретил рассвет.
        Солнечные лучи пробивались сквозь ползущую по-над водой дымку. Море почти успокоилось, едва-едва покачивая бочонок и одинокого пловца.
        Вверху заметались тени чаек.
        Как они могут находить пищу, когда море скрыто туманом?
        Вратко задумался, хоть и не хотелось…
        Надо бы куда-то плыть. Но куда? В какой стороне берег? Да еще желательно берег лютичей, а не данов.
        Новгородец попробовал пошевелить ногами и понял, что никуда плыть уже не будет. Просто не сможет. Нет сил. По телу разливалось тупое оцепенение.
        Остается ждать смерти. Какова она будет? Христианский ангел опустится на воду, принимая душу утопленника, или распоясанная девка в рубахе беленого полотна и поневе, вышитой черными и красными крестами, придет, чтобы взять за руку и повести за собой?
        Может, она уже идет?
        Что это за шорох разносится над водой?
        Или это взмах крыльев ангела?
        Да нет… Еле слышный плеск… Неужели Смерть шагает по воде, словно по суше?
        Плеск, поскрипывание. Размеренное, неторопливое.
        Откуда оно доносится?
        Кажется, сзади.
        Вратко с трудом пошевелился, кое-как сумел развернуться и, затаив дыхание, уставился на приближающуюся сквозь туман плотную тень. Воспоминания о являвшемся ночью Йормундганде были еще слишком свежими.
        А тень стремительно раздвигала туман, рвалась словно живая.
        И вот прямо над головой парня нависла оскалившаяся морда дракона.
        Зубастая пасть раскрыта в беззвучном крике. Круглые выпуклые глаза. Лоб венчают два плавно изогнутых рога. Длинная, лебединая шея украшена гребнем.
        Вратко захрипел от ужаса, пытаясь позвать на помощь. Сорвался на бессловесный крик, визгливый и надтреснутый.
        И только услышав басовитый голос, пророкотавший на северном наречии: «Никак плавает кто-то?» - новгородец понял, что спасен.
        Страшный дракон оказался не чем иным, как носовой фигурой корабля викингов. Вот уж без малого триста лет корабли эти наводили ужас на побережья Варяжского и Северного морей, земли франков и гишпанцев, греков и италийцев, арабов и мавров.
        Вот только не будет ли такое спасение хуже смерти?
        Угодить в рабство и до конца жизни носить навоз, удобряя скудные каменистые земли где-нибудь во фьорде?
        В воду полетела веревка. Плюхнулась в аршине от головы Вратко.
        - Хватайся! - приказал все тот же голос.
        Парень попытался разжать пальцы и не смог.
        - Держись за веревку!
        Легко ему говорить… А тут даже если от бочонка отцепится, неизвестно, сможет ли удержать в руках мокрую веревку.
        - Он не может, Олаф! Не видишь, руки закостенели! - проговорил второй человек. Властный и решительный. - Помоги ему!
        Наверное, Олаф медлил в нерешительности, поскольку на борту корабля засмеялись, и кто-то скрипуче произнес:
        - Не бойся промочить порты. День обещает быть ясным, высушишь!
        - Я не боюсь воды, - отвечал бас. - Я не хочу вылавливать труп! Мокрый, холодный, скользкий…
        - Трупы не кричат.
        - Слыхал я о ворлоках, которые…
        - Где ты здесь видел ворлока? Хочешь, я сложу вису о твоей отваге?
        - Лучше сложи вису о том, как Олаф в воде не был, а порты мокрые оказались! - вновь засмеялся обладатель скрипучего голоса.
        - Я никого не боюсь!
        Сразу после этих слов что-то тяжелое ударилось о воду. Гулко, но без плеска.
        Мгновение, и в двух саженях от Вратко вынырнула голова. Гладкая, облепленная намокшими волосами - так, что и цвета их не разобрать. Человек отфыркнулся, будто тюлень, в два гребка подобрался поближе. Спросил опасливо:
        - Эй, утопленник… Живой или нет?
        - Живой… - ответил Вратко одними губами.
        Спаситель не услышал:
        - Утонул, что ли, совсем?
        - Живой я! - Новгородец пошевелил плечами, от чего бочонок заплясал на волне. Закричал, как ему показалось, во все горло: - Живой!!!
        Человек услышал его сипение. Подплыл ближе.
        - За веревку ухватишься?
        - Нет… - Вратко покачал головой.
        - Ясно.
        Олаф пошарил в воде, нащупал конец веревки, просунул его новгородцу под мышки, завязал на спине.
        - Тяни! - закричал он, высовываясь из воды едва ли не по пояс.
        На корабле потянули. Быстро и слаженно.
        Вот и просмоленный борт, весла, торчащие словно ноги у жука, круглые щиты, развешанные вдоль верхнего бруса. Веревка рванула вверх, чьи-то руки заботливо подхватили парня, перевалили через ограждение и уложили на палубу.
        - Сигурд, забери у него бочонок, - приказал обладатель властного голоса.
        - Ага, сейчас… - Над Вратко склонилось морщинистое лицо, окруженное венчиком редких седых волос. Значит, вот кто скрипел и издевался над Олафом и его портами. - Вона как вцепился. Не отдерешь.
        - Пальцы разжимай! - приказал решительный.
        - Гляди, не повыламывай! - Это уже Олаф вернулся, если судить по голосу. - Зря я, что ли, в холодную воду лез?
        - Не криви душой, дубина, вода что парное молоко! - огрызнулся Сигурд.
        - Что ж ты сам не нырял?
        - Доживи до моих лет, сосунок, поймешь, что самому таскать угли из очага не обязательно. Главное - уметь находить того, кто будет таскать их для тебя.
        Вокруг с готовностью захохотали. Вратко не мог понять, над чем смеются урманы. Ведь он - не уголь, а море - не очаг.
        Сигурд терпеливо разжимал пальцы новгородца. Один за другим. Без излишних усилий. Наконец бочонок отправился куда-то в сторону.
        - Скидай рубаху с портами, парень. Сушиться будем…
        - Подбери ему что-нибудь из моего сундука, Сигурд, - сказал предводитель.
        - Могу свою рубаху ему подарить, - под хохот толпы предложил Олаф.
        Что ж они все смеются? Вуй Ждан когда-то сказал: смех без причины - признак дурачины. Или есть причина?
        Снизу роста окружавших его урманов было не разобрать, но Вратко поглядел и понял, что басовитый Олаф, с одежды которого продолжала стекать вода, на голову выше любого из своих товарищей, а его, Вратко, так и на две, не меньше. Словен представил, как сидела бы на нем рубаха великана, и невольно улыбнулся непослушными губами.
        - Гляди, смеется! - заметил Олаф. - Значит, не помрет.
        - Вот-вот, а ты его загодя в живые мертвецы записал! - покачал головой Сигурд и убежал. Должно быть, за одеждой для Вратко.
        Парень с усилием оттолкнулся руками от палубы и сел. Нехорошо гостю, да еще младшему по возрасту, лежать, когда хозяева стоят. Правда, сидеть тоже как-то не очень пристойно, но все же лучше.
        - Ты на «Слейпнире»,[Слейпнир - восьминогий конь Одина, с которым никто из лошадей не может сравниться в ловкости, скорости и уме.] парень, - проговорил предводитель. - Я - Хродгейр Черный Скальд. Я служу хевдингу[Хевдинг - правитель области (дословно «главарь»), избираемый из местной знати. Также военный вождь у викингов.] Ториру Злая Секира из Лесной Долины, что в Хёрдаланде. А он, в свою очередь, служит конунгу Харальду Суровому. Кто ты? Как оказался посреди моря? Расскажи мне свою историю, парень. Расскажи честно, не утаивая ничего.
        Говоривший оказался мужчиной среднего роста - не слишком широкоплечим, без выпирающих из рукавов рубахи мышц, но плотно сбитым и вместе с тем легким и подвижным, словно конь южных кровей. А вот масти он был необычной для норвежских мореходов - волосы черные, словно вороново крыло. В черной бороде серебрился клок седых волос, хотя на вид воину было не больше тридцати лет.
        - А пока ты с мыслями собираешься, - продолжил Хродгейр, - я сделаю то, что обещал своим людям. Скажу вису на твое спасение.
        Он расправил пальцами усы и нараспев произнес:
        Путь китов в скитаниях
        Скальд торил без устали.
        Видимо-невидимо
        Повидал диковинок.
        Поле волн восполнило
        Див чудесных перечень.
        Благодарны хирдманы
        Ньёрду за подарочек.[Все висы, авторство которых не оговорено отдельно, написаны автором.]
        Викинги одобрительно загудели. Вратко не понял ничего. Странные вирши… Есть ритм, есть завораживающее чередование звуков, но смысл непонятен.
        Новгородец откашлялся и под внимательным взглядом Хродгейра заговорил.
        Рассказывал он долго, сбивчиво, перескакивал с одного на другое, возвращался по той причине, что забыл какую-то мелочь. Его слушали внимательно, не перебивали. Подошел Сигурд, прижимая к груди одежду, остановился и молча ждал, пока парень закончит.
        Когда Вратко смолк, викинги какое-то время молчали. Олаф тер затылок. Хродгейр подергивал себя за ус.
        - Что ж, ты сказал, я услышал, - рассудительно заметил он наконец. - Я слышал о Гюнтере из Гамбурга. Люди говорили о нем как о честном купце.
        - Да как же… - задохнулся Вратко.
        - Погоди, парень, - вмешался Сигурд. - Знаешь, Хродгейр-скальд, до меня доходили слухи - Гюнтер слишком жадный, за излишек прибыли, говорят, удавиться готов.
        - Это не грех для купца.
        - Верно. Не грех. Но церковники из Рима могут приплачивать ему за услуги. И хорошо приплачивать. У ихнего Папы, говорят, золота куры не клюют.
        - Может быть, - кивнул предводитель. - Дело не в этом. Брать деньги у священников не возбраняется. Не будет великим грехом и убить случайно человека, с которым поспорил. Убил? Помолись, заплати виру родственникам и живи, как жил. Вот выбросить человека за борт и не попытаться его спасти - грех, которого я не понимаю…
        - Убивать таких, - пробурчал Олаф.
        Вратко от всей души с ним согласился.
        - Новгородец, - обратился к нему Хродгейр после недолгого размышления. - Новгородец, мы идем к конунгу Харальду. Вскоре в Англии предстоит славная потеха для тех, кто помнит, с какого конца за меч берутся. Мы отстали от хевдинга Торира, который ведет три корабля, на пять-шесть дней пути… Задержались в Бирке, но тебе до этого дела нет… Меня заинтересовал твой рассказ. Если бы я не спешил так, то отправился бы в Хедебю и выяснил бы, кто из вас прав, а кто виноват. Сейчас не могу. Прости, но не могу… Если ты хочешь, я могу высадить тебя в Хедебю. Попробуй найти управу на Гюнтера. Но, признаюсь честно, я мало верю в твой успех. Даже если правда на твоей стороне, понадобятся деньги, много денег. И, боюсь, у Гюнтера Гамбуржца их найдется больше. Есть второй путь. Плыви с нами. Ты, я вижу, крепкий паренек, хоть и молод еще…
        - Мне семнадцать! - хрипло воскликнул Вратко.
        - Отлично. В свой первый поход я отправился в четырнадцать. А первого врага зарубил в пятнадцать. Пойдем с нами, новгородец. Буду говорить откровенно, ты удачлив, я чувствую…
        - Ну да… - недоверчиво протянул парень. Сам себе он вовсе не казался везунчиком.
        - Ты не захлебнулся во сне. Тебя не тронули чайки. Никакая тварь не поднялась из глубины, чтобы сожрать тебя. Мой корабль наткнулся на тебя в тумане. Это ли не везение?
        Хродгейр обвел глазами своих викингов и сказал:
        Синью поля Ньёрдова
        Мнил словен проехаться.
        Полонен был волнами
        С бочкою в объятиях.
        Зло глаза таращило,
        Тщилось взять везучего.
        Молниеметатели
        Помогли, не выдали.
        И снова бородатые здоровяки - рыжие, белобрысые, русые, седоватые - выразили одобрение. Так, будто каждое слово Черного Скальда являлось для них откровением. Вратко снова ничего не понял и дал себе зарок - выяснить, что это за строчки произносит предводитель норвежцев.
        - Я считаю, что твое везение - дар богов, - вел дальше Хродгейр. - Каких? Не знаю точно. Да разве это важно?

«Что я буду один делать в Хедебю? - подумал Вратко. - Здесь хоть относятся как к человеку, а не как к скотине бессловесной. И если они идут к Харальду Суровому, может, и мне удастся побывать в Англии? Да об этом я и мечтать не мог в Новгороде… Новгород… Хочется ли мне туда возвращаться? Ну, разве что мать повидать, попросить прощения, что батюшку не уберег. И горсть родной земли взять на память. А больше не для чего. Вот отомщу Гюнтеру, тогда подумаю».
        - Знаешь, почтенный, - обратился он к викингу. - Я, пожалуй, пойду с вами.
        Скальд кивнул:
        - Что-то подсказывает мне - ты не пожалеешь.
        - С такой-то удачей! - поддакнул Сигурд.
        - А если от его удачи чуток перепадет и нам… - вмешался рыжебородый викинг, чей лоб украшал длинный багровый рубец.
        - То с таким везением хоть в Йотунхейм! - закончил Хродгейр.
        Он протянул словену руку, помог встать.
        - Мы будем звать тебя - Вратко Подарок Ньёрда. Ибо я - скальд, а скальды иногда чувствуют беду, чувствуют и удачу. Не зря хозяин глубин сохранил тебя и послал нам. Это высший промысел богов, и я рад, что ты пойдешь на Оркнеи[Оркнеи, Оркнейские острова. Харальд Суровый в 1066 году ждал на Оркнейских островах, когда под его знамена соберутся дружины викингов, а после выступил в поход, чтобы завоевывать Англию.] с нами. Не трэлем,[Трэль - раб.] но свободным воином ты войдешь в мой хирд.[Хирд - дружина викингов.] А сейчас переоденься в сухое и выспись как следует. Тебе понадобятся силы.
        Вратко всматривался в окружающие его бородатые лица. У кого-то борода коротко подстрижена, у кого-то доходит до середины груди и расчесана на два клина, словно рыбий хвост, а у одного даже в косичку оказалась заплетена. Хирдманы глядели на него по-разному. Хватало и недоверчивых, и подозрительных взглядов, хотя большинство, по всей видимости, привыкли полагаться на слово вождя. Раз он решил, значит, сомневаться нечего.
        Здоровяк Олаф похлопал парня по плечу - осторожно, но колени все равно подогнулись от прикосновения огромной ладони, а потом подтолкнул к Сигурду. Старик подмигнул новгородцу и сунул ему в руки сухую одежду.
        Глава 4
        Мед поэзии
        Отставив Фольстер по левому борту, длинная ладья викингов устремилась на север. В Зундский пролив. «Узким горлом Зунда моря вепрь карабкался», - сказал Хродгейр. И Вратко его понял. Недаром же два дня словен ходил по палубе за старым Сигурдом, упрашивая его объяснить неразумному, что за вирши рассказывает предводитель дружины по каждому случаю.
        Старик отнекивался, ссылаясь на занятость, усмехался в густые усы, говорил парню, что не до того сейчас, лучше бы, мол, учился грести наравне с матерыми хирдманами… Вратко возразил, что грести он тоже учится, но когда корабль идет под углом к ветру и волны так и норовят ударить покрепче в дубовую, просмоленную скулу, никто новичка на скамью не посадит. Это подтвердил и Олаф. Пообещал: когда море успокоится, самолично будет учить новгородца и гребле, и бою на мечах и секирах. Без этого у викингов никак нельзя. Даже если ты не намерен ни на кого нападать, а занят мирной торговлей, всегда найдутся желающие пощупать тебя за мошну. Тем более в водах, издревле принадлежащих датчанам.
        Датчане-даны - мореходы хоть куда. Это норвежцы Хродгейра признавали безоговорочно. В прежние времена частенько случалось им бить друг друга на море. Сражались нещадно. То одни брали верх, то другие. Вот вспомнить хотя бы сражение при Стикластадире, когда погиб норвежский конунг - так они своих королей зовут - Олаф Толстый, которого теперь все больше святым зовут, или недавний бой в устье Ниссы, где на сей раз верх одержали норвежцы. Сейчас между двумя королевствами соблюдался мир, но отчаянные головы нет-нет да и проверяли на прочность соседские щиты и кольчуги.
        Услышавший их разговор Хродгейр милостиво разрешил Сигурду просветить молодого словена, кто такие скальды и как они складывают стихи. Кстати, стихи эти викинги называли висами.
        Похоже, Сигурд только и ждал разрешения предводителя. Получив оное, старик разошелся - не остановить.
        Вратко слушал его, раскрыв рот. Хродгейр, расположившийся неподалеку, время от времени вставлял пару слов, поправляя Сигурда или поясняя сказанное им.
        Началось, как и следовало предполагать, с Одина. У северян вообще любое дело начиналось всегда с Одина.
        Когда боги урманские - асы и ваны - после долгой кровопролитной войны заключали мир между собой, они по очереди плюнули в золотую чашу. Это у них так было принято побратимство заключать. После из смешанной слюны они создали человека по имени Квасир. Он оказался настолько мудрым, вобрав в себя по частичке от каждого бога, что мог ответить на любой вопрос, какой ему только ни задавали. А еще любил путешествовать и пополнять свой кладезь премудрости новыми знаниями.

«Прямо как я, - подумал Вратко, а потом устыдился собственной нескромности. - Вот еще выдумал! Сравнить себя с волшебным героем, которого и создали чародейством, и чародейской же силой наделили»…
        Однажды Квасир попал в пещеру к двум карликам: Фьялару и Галару. Эти два подлых, вероломных существа попрали все законы гостеприимства и убили мудреца. Сам по себе поступок ужасный и достойный строжайшей кары. Но карлики еще и над трупом поглумились - собрали кровь Квасира и смешали ее с медом диких пчел. Было ли в обычаях племени карликов людоедство или просто эти двое нарушали все мыслимые и немыслимые законы общества, непонятно. Напиток, получившийся из смеси крови Квасира и меда, давал великую силу. Всякий, кто его пригублял, делался либо поэтом, либо мудрецом.

«Как можно пить такую гадость? Да и кто мог забрести в гости к убийцам Фьялару и Галару без риска утром не проснуться?»
        Вратко почти угадал. Злобные карлики осквернили душу еще одним грехом гостеубийства - заманили к себе и прикончили йотуна[Йотун - великан в скандинавских легендах. Обычно они отличаются вздорным нравом, все время норовят делать гадости людям и богам. Однако некоторые йотуны (например, хранитель источника мудрости - Мимир) были наделены мудростью и добротой, и со временем их начали почитать наравне с богами.] вместе с его женой. Но, как говорится, сколь веревочке ни виться, а кончику быть. Сын убитого великана, Суттунг, пришел отомстить за родителей. Он усадил карликов Фьялара и Галара на верхушку скалы, что в прилив скрывалась под гладью моря, а сам унес мед мудрости и вдохновения в горы Хнитбьёрг, где спрятал его в пещере.

«Интересно, сам он отхлебнул или нет? - размышлял Вратко. - Вот я бы не удержался. Как можно владеть таким сокровищем и не воспользоваться? Но с другой стороны, если бы Суттунг попробовал меда мудрости, то не дал бы томиться под спудом великому сокровищу, а роздал бы его желающим приобщиться к величию асов»…
        Мед мудрости хранился в котле и двух чашах в глубокой пещере под скалой. А охраняла его дочь великана - здоровенная Гуннлёд. Один, сидя на престоле богов в Асгарде, увидел все это. Отец богов решил исправить дело и восстановить справедливость, но, поскольку йотуны по силе почти не уступали асам, попытка принудить их поступать против воли была задачей не из легких. Для того чтобы вызволить и вернуть миру мед поэзии, Один нанялся в работники к брату Суттунга, представившись обычным человеком по имени Бёльверк. В награду за труды он попросил глоток чудесного меда. Брат Суттунга, которого звали Бауги, опрометчиво согласился. Вот и пришлось одному великану помогать Одину провести другого. Впрочем, для Высокого[Высокий - одно из имен Одина.] стравить двух турсов[Турс - как и йотун, наименование великанов.] - самое плевое дело.
        Бауги вместе с Бёльверком пробурили отверстие в скале до той самой пещеры, в которой Суттунг хранил мед поэзии. После этого Один превратился в змею, пролез в отверстие и в три глотка осушил котел и две чаши.
        Выбрался отец богов в змеином обличье на волю, обернулся орлом и помчался в Асгард. Но от йотунов так просто не убежать. Суттунг, обнаружив пропажу, догадался, чьих рук дело это хитроумное похищение. Великан превратился в орла, настолько же превосходящего размерами обычных птиц, как и сам Суттунг - людей и асов. Долго он гнался за Одином и загонял его настолько, что бог проглотил часть меда, который до того удерживал в зобу. Но все-таки он спасся, оставив йотуна ни с чем, и в Асгарде отрыгнул мед в большую чашу, которую на радостях приволокли прочие боги. Они не стали прятать волшебный напиток, а отдали его людям. С тех пор о всяком поэте говорят, что он вкусил меда Одина. А та часть меда мудрости, что попала в желудок бога, летевшего в облике орла, вышла из-под птичьего хвоста пометом. Говорят, те, кто спутал его с истинным медом, стали плохими скальдами. Они, как ни стараются, не могут подобрать нужных слов в строку. На пиру воины смеются над их потугами. Так и ходят они среди людей, обиженные, злые, уверенные в собственном величии.
        В завершение рассказа Сигурда Хродгейр сказал вису, вызвавшую веселый смех среди хирдманов:
        Буром бурил Бёльверк
        Вежу ветра света,
        Меру меда метил
        Пригубить рта притвором.
        Капли капал щедро
        Каждому по мере,
        Клал - кому от клюва,
        Прочим из-под перьев.
        После этого Черный Скальд пояснил новгородцу, что висой называется стихотворение из восьми строчек, сложенных по особым законам. Размер, которым пишут висы, называется дротткветт.[Дротткветт на самом деле наиболее распространенный размер скальдической поэзии, но далеко не единственный. Гораздо менее употребительными были другие скальдические размеры - тёглаг, хрюнхент, рунхент и квидухатт. См. заключительную статью.] В строках дротткветта должны повторяться звуки, это придает стихам неповторимую красоту и своеобразие. Как, например, строкам, принадлежащим самому Харальду Суровому. Их он слагал, будучи еще простым морским разбойником, наводящим ужас на побережья Средиземного моря:
        Конь скакал дубовый
        Килем круг Сикилии.
        Рыжая и ражая
        Рысь морская рыскала.[Харальд Сигурдассон Суровый. «Висы радости», перевод С. В. Петрова.]
        А связывать строки в висе рифмами совсем не обязательно. Рифмы в дортткветте могут быть и внутри строки. Так даже красивее.
        Сложность и красота творений скальдов определяется не только внутренними рифмами и чередованием звуков. Немало в этом помогают хейти и кеннинги. Что это за штуки такие и с чем их едят, пришлось объяснять долго.
        На самом деле хейти - это замена одного названия или имени другим названием или именем. Например, имена Тора и Перуна Хродгейр заменил словом «Молниеметатели». А Одина мог бы назвать Высоким, Вещим, Хрофтом, Одноглазым… Ну, у отца богов много имен, всех не перечислишь. Загадывать хейти и разгадывать их могут лишь те, кто в легендах и преданиях викингов чувствует себя как рыба в воде.
        Кеннинг предполагает замену одного слова несколькими, иносказательно описывающими главные свойства того предмета или живого существа, о котором идет речь. Нередко кеннинги позволяют избежать повторения слов в висе. Скажем, путь китов - море, поле волн - тоже море, да и поле Ньёрдово - тоже море. А вот в висах Харальда и конь дубовый, и рысь морская - корабль викингов, дреки.[Дреки - боевой корабль викингов с изображением дракона на переднем штевне. В литературе последних лет эти корабли ошибочно зовутся драккарами.] Часто используются привычные кеннинги: ясень битвы - воин, огонь раны - меч, Фрейя злата - женщина. Но настоящий скальд, пояснял Хродгейр, тот самый, вкусивший истинного меда поэзии, а не из орлиной задницы, старается придумывать свои. Каждый раз новые, и каждый раз все больше и больше - на взгляд Вратко - запутаннее. Кеннинг может быть не только двухступенчатый, а и трех, и четырех, и больше… В общем, сколько душе угодно, и кому как умение поэтическое позволяет.
        - А зачем вам, воинам, нужны эти стихи? - спросил новгородец и тут же пожалел, заметив, как напряглись лица викингов. Не обидеть бы неосторожным словом…
        Но Хродгейр и Сигурд переглянулись. Предводитель улыбнулся, сверкнув белыми зубами из-под смоляных усов.
        - Видишь его? - спросил он, отстегивая от пояса широкий боевой нож, заключенный в деревянные ножны.
        - Вижу.
        Парень принял оружие, провел пальцем по узорам, вырезанным неизвестным умельцем. Вдоль ножен среди листвы и цветов крались неведомые звери, похожие на котов, только более зубастые и когтистые. Пардусы, догадался Вратко. Он слышал об этих зверях от того же араба Абдул Равшана. Если верить рассказам гостя с юга, нет на земле тварей более быстрых, чем они. Стрелу в полете догоняют.
        - Скажи, если бы ножны были простыми, не украшенными, этот нож резал бы хуже? - вроде бы невинно поинтересовался Хродгейр, но Вратко сразу заподозрил подвох.
        - Нет, конечно же… - Он вытащил клинок из ножен на два пальца. Хорошая сталь, буровато-серая, в разводах. - Режет нож или нет, вообще не зависит от ножен. А уж тем паче от рисунков на них.
        - Верно. И вкус вина одинаковый, хоть его пить из глиняной кружки, хоть из серебряного кубка.
        - Так почему же…
        - А это я спросить хотел. Почему люди украшают изделия рук своих? От нечего делать?
        - Нет… - Вратко покачал головой.
        - Чтобы продать подороже?
        - Ну…
        Хродгейр рассмеялся:
        - Хочешь сказать, и для этого тоже? Не стану спорить. Верно. Но согласись: приятнее взять в руки тонко вылепленный горшок с веселеньким узором по краю, чем грубую, кое-как сляпанную поделку? Можно заколоть плащ обычной железкой, а можно фибулой, сделанной рукой искусного мастера. Можно подпоясываться веревкой, а можно пояском из тисненой кожи. Мне продолжать?
        Вратко покачал головой:
        - Не надо. Я, кажется, все уже понял.
        - Вот и молодец. Я же вижу, ты способен чувствовать красоту. Не каждому человеку это дано.
        - А мне дано? Так, выходит? - прищурился новгородец. Сам он не ощущал в себе никакой тяги к прекрасному. Силы, чтобы самому творить красоту, он не слышал тем более. Вот любопытство - да. Как всегда, столкнувшись с чем-то новым, он хотел познать тайну сложения скальдовых стихов. Ну, по крайней мере, разобраться подробно - что да как.
        - Тебе дано. И не спорь. Я ведь - скальд. Мне многое видно из того, что нельзя словами объяснить.
        - Ты слушай Хродгейра, - вмешался Сигурд. - К его словам Торир Злая Секира прислушивается. И сам Харальд Суровый порой - тоже.
        - Не хвали, а то захвалишь, - отмахнулся предводитель викингов.
        - Я лишнего не скажу. Ты ж меня знаешь, Хродгейр. Я просто хочу мальчонке пояснить: ни у кого на лбу печати нет… От Одина или от Белого Бога христиан, это не важно, раз ее все равно нет. Многие всю жизнь пыжатся, чтобы научиться висы складывать, а нет… не выходит. - Старик вздохнул. - Вот меня взять, к примеру. Вроде бы все выучил, что надо - и как слоги считать, и как кеннинги подбирать, и поболтать люблю, не обидел Один… А висы слагать - никак! Не выходит, хоть ты тресни…
        - Выходит, не оттуда ты хлебнул? - весело крикнул Олаф, оборачиваясь через плечо - хирдманы ни на миг не прерывали размеренной гребли, но слышали все. - Из-под хвоста, получается?
        - Не получается! - ничуть не обиделся Сигурд. Он улыбнулся, показывая две черные дырки на месте передних зубов. - Тот хлебнул из-под хвоста, кто, умением не обладая, все-таки тужится что-то из себя показать. А я, когда понял, что скальд из меня не выйдет, успокоился. Ты же, Олаф, тоже вис не слагаешь?
        - Не слагаю! - радостно ответил здоровяк.
        - Значит, ты тоже из-под хвоста хлебнул?
        Викинг аж поперхнулся. Хотел что-то гневно ответить, но закашлялся.
        - Лучше быть викингом не из числа первых, чем скальдом из числа последних! - провозгласил Сигурд, поднимая к серому небу палец с обломанным ногтем.
        Осадив Олафа, старик победно посмотрел по сторонам и сказал, обращаясь к Вратко:
        - А ты, паренек, можешь счастья попытать. Проси Хродгейра, чтобы в ученики тебя взял.
        Словен посмотрел на норвежцев недоверчиво. Вот еще придумали - учиться вирши складывать. Занятие ли это для настоящего мужчины? Но если посмотреть на Черного Скальда, выходит, занятие, ничем не ущемляющее достоинство. И меч на поясе, и меткое слово на языке. И, судя по тому, что прочие викинги почитают его за вождя, мастерски управлялся Хродгейр не только со словами и строчками.
        - Ну, уж и не знаю, выйдет ли… - нерешительно промямлил Вратко.
        - А я тебя сейчас испытаю, - ухмыльнулся Хродгейр. - Что кеннингом называется - уяснил?
        - Ну, вроде как…
        - Не «вроде», а уяснил или нет? Я спрашиваю.
        - Уяснил, уяснил…
        - Так подбери мне кеннинг на слово «море».
        - Ну, так чего тут сложного? Путь китов. Дорога Ньёрда.
        - Это ты взял известные. А ты свой подбери. Такой, чтобы никто до тебя не использовал.
        - Новый?
        - Новый, новый. Давай, потрудись, Подарок Ньёрда.
        - Ну…
        Олаф, сидевший на первой скамье справа, снова повернулся:
        - Давай, парень! Покажи, на что ты способен! Или я зря порты из-за тебя мочил?
        Викинги заржали.
        Вратко приподнялся, выглядывая за борт. Зундов пролив волновался. Еще не буря, но уже преддверие ее. Если бы не привычка новгородца путешествовать на ладьях по морю Нево да не поход с германцем Гюнтером по Варяжскому морю, то его выворотило бы от качки. А так - ничего, вроде бы притерпелся.
        Серо-зеленые валы катились с северо-востока, наискось ходу «Слейпнира». Каждую волну венчала шапка грязноватой желтой пены.
        - Пенное поле, - брякнул парень наугад.
        - Неплохо, - кивнул Хродгейр.
        - Только было уже, - заметил, поджав губы, Сигурд.
        - Поле пенных холмов.
        - А вот это уже лучше! - просиял скальд. - Теперь кеннинг для корабля.
        - Только не говори: «конь поля пенных холмов», - скрипуче засмеялся Сигурд. - Что-то новенькое придумай.
        - Кит битвы! - не задумываясь, выдал Вратко.
        Брови Хродгейра поползли на лоб:
        - Ай да словен! Ай да Подарок Ньёрда!
        - Что? - не понял парень.
        - Здорово сказал. Я бы такое с ходу не выдал.
        - Да я что? Я ничего… - Вратко покраснел. Похвала показалась ему незаслуженной. Что такого он сказал? Первое, что на ум пришло. Ну, повезло, ну, понравился его кеннинг скальду…
        - Ты не красней, как красна девица! - окликнул его Сигурд. - Похвалу запоминай, но не зазнавайся. Тебе еще долго учиться надо, прежде чем виса получится такой, какой она должна быть!
        - А ты никак позавидовал, старый? - снова обернулся Олаф. - Смотри! Сам знаешь, до чего зависть Локи довела!
        - Тут завидовать еще нечему! - сварливо отозвался Сигурд. - Я-то старый конь, зубы сточивший. За молодыми жеребчиками мне не угнаться, ясное дело. Только и мальчишке, что еще вчера болтался в волнах, как поплавок на леске, рано еще скальдом себя мнить. Ему еще обтереться надо!
        - А надо ли? - зычно выкрикнул рыжебородый викинг с двумя забавными косичками на висках. - Если оботрется, как ты, то будет лысый! Кто его тогда полюбит? Какая красавица рог с брагой поднесет?
        - Молчал бы ты! - не растерялся Сигурд. - Известно, только умный лысеет к старости. Кто много думает, у того волосы выпадают. Так что тебе, Асмунд, это не грозит!
        - Я вообще рассчитываю не дожить до старости! - не растерялся рыжий. - Я хочу умереть с мечом в руках и войти в Вальхаллу.
        Хирдманы поддержали его одобрительными выкриками.
        Сигурд махнул рукой - что с них возьмешь? Молодежь! Только и думают, что о битвах, пирах, красотках.
        - Так я жду… - Хродгейр начал говорить, но отвлекся, глядя на стремительно темнеющее небо. - Не быть бы урагану…
        Он поднялся и, ловко удерживая равновесие, пробежал на корму, где косматый, будто медведь, Гуннар удерживал под мышкой рулевое весло. Они принялись оживленно совещаться, показывая друг другу на небо, волны и виднеющееся на пределе зрения датское побережье.
        Сигурд, наблюдая за ними, чесал затылок и качал головой. А Вратко и думать забыл о кеннингах и прочих ухищрениях стихосложения. Встретить бурю даже на «Морской красавице» Гюнтера казалось страшным испытанием, а это все-таки корабль - с палубой, трюмом, помещениями для матросов. А тут - ладья. Скамьи с гребцами открыты всем ветрам. Есть, конечно, небольшой закут под дощатым настилом, но он весь занят припасами, бочками с водой, сундуками с оружием, которое викинги на палубе не хранят. Станут волны бить через гребные люки да поверх огорожи, зальют все и всех. Тогда и не будут знать викинги, что им делать - то ли воду вычерпывать, то ли грести. А тяжело нагруженный корабль вскоре перестанет слушаться руля, все чаще начнет зачерпывать воду бортом и в конце концов отправится на дно. Во владения вана Ньёрда.
        Вратко изо всех сил тряхнул головой, отгоняя ужасное видение. Нельзя! Можно ведь и сглазить, накликать беду…
        - Правильно, думай о хорошем, - буркнул Сигурд. - Лучше удачу приманивай. Коль ты в скальды годишься, сила тебе дана. Зови удачу…
        Хродгейр обменялся с Гуннаром последней парой слов, шагнул вперед и приложил ко рту ладони, составив их воронкой.
        - Слу-у-ушай!!! - Протяжный зов пронесся над палубой, превозмогая свист ветра и рокот волн. - Буря идет с севера! Мы спрячемся от нее в заливе Жадного Хевдинга. Только на весла придется приналечь! Готовы?
        - Да-а-а! - Тридцать шесть глоток выдохнули как одна.
        - Тогда дружно! Взяли! Вперед!!!
        Многие викинги, улучив мгновение, поплевали на ладони, а по команде вождя так налегли, что крепкие ясеневые весла согнулись.
        Гуннар всем телом навалился на рулевое весло, и дреки начал понемногу забирать вправо, туда, где чернела полоска берега.
        - Что это за Жадный Хевдинг? - спросил Вратко у Сигурда.
        - Да жил тут один такой… - ответил старик. - Лет триста назад. Еще до того, как кнез Хрерик в Альдейгьюборг пришел.
        - Кто?
        - Ты что, Хрерика не знаешь?
        Скорым шагом приблизился Хродгейр. Бросил коротко:
        - Словены его Рюриком зовут.
        - А! - просиял Вратко. - Понял. Знаю, само собой.
        - Понятливый… - скривился Сигурд. - Так вот еще до датского Харальда Синезубого и до нашего Харальда Прекрасноволосого…
        - Думаю, это было еще до конунга франков Карла Великого, - добавил Хродгейр.
        - Точно! - согласился старик. - Жил в здешних краях хевдинг Ингольв…
        И вдруг замолчал, пристально вглядываясь в кипящее пенными бурунами море. Вратко проследил за его взглядом. Холодок нехорошего предчувствия пополз у него между лопаток. Со стороны моря к ним медленно приближалась еще одна ладья. Хищно ощерившийся дракон на штевне - никаких сомнений в том, что корабль этот принадлежит тоже викингам.
        Датчане?
        Решили под шумок пограбить вблизи своих берегов?
        Похоже, Хродгейр подумал о том же.
        - Гребем дружно! - крикнул он. - Но силы берегите. Может статься, позвеним мечами!
        Приглушенный гул прокатился над скамьями.
        Олаф оскалился и повел плечами. Рыжий Асмунд чуть сгорбился, работая веслом..
        - Я за оружием? - перевел глаза на предводителя Сигурд.
        - Погоди. До берега далеко. До них тоже не близко. Что суетиться попусту? Мы же дружина Черного Скальда, так ведь?
        Старый викинг кивнул.
        Они продолжали втроем стоять у вздыбившегося к грязным тучам штевня «Слейпнира» и, прикрывая глаза от летящих в лицо соленых брызг, всматривались в чужой дреки, который медленно, но верно сокращал разделяющие их сажени. Берег тоже становился все ближе и ближе. Уже видны черные лбы скал, редкие сосны, притулившиеся на их верхушках, кипящий прибой у подножия камней. Но входа в залив Жадного Хевдинга Вратко до сих пор не видел.
        Глава 5
        Точильный камень
        - Правее принима-а-ай! - Зычный голос кормщика прокатился над палубой.
        Викинги, сидящие вдоль правого борта, на несколько мгновений придержали размах весел, а сидящие по левому, напротив, удвоили усилия. «Слейпнир» вздрогнул, будто бы и правда был конем чистых кровей, и, послушный человеческому умению, повернул.
        Теперь уже Вратко видел темный провал между прибрежными скалами. Длинный узкий залив, из тех, что северные мореходы называют фьордами, по всей видимости, и был заливом Жадного Хевдинга.
        А что чужой корабль?
        Ладья, не уступающая размерами «Слейпниру», подобралась уже довольно близко. Сигурд пару раз посетовал, что из-за сильного ветра паруса дреки убраны. Раскраска паруса для викинга это все равно что знамя и герб для рыцаря франкской или германской земли. Представит хозяина любому сведущему человеку. Купцы в большинстве своем пренебрегают знаниями о том, какому викингу какой парус принадлежит, и от этого часто оказываются внакладе. Есть среди морских разбойников, если можно так сказать, благородные… Ну, по крайней мере, честные по-своему… Они грабят, но не убивают без нужды. То есть если им не оказывают сопротивления. Есть, правда, и такие, кто вырезает всех людей на захваченных купеческих судах просто для забавы. Само собой, вести себя с первыми и со вторыми нужно по-разному.
        Вратко все прикидывал, что ему делать во время боя. Помощи от него норвежцы не получат аж никакой. Главное, чтобы не помешал. Интересно, будет ли расценено как трусость, если он сразу, едва начнется свалка, юркнет в лаз, ведущий под палубу? Места там, конечно, мало, но если хорошо постараться, то втиснуться можно. Переждать… А потом? Если победят викинги с чужого корабля? Плен, рабство? Для них-то он никто… Что за дело датчанам до его чудесного спасения, провидения, в котором Хродгейр усмотрел руку морского бога Ньёрда? Или сразу убьют, или возьмут в плен…
        Черный Скальд стукнул кулаком по штевню так, что загудел мореный дуб.
        - Ха! - воскликнул он, оборачиваясь к своим. - Я как тот хевдинг, которому напророчили смерть в день свадьбы старшего сына! Он так боялся, что кто-нибудь из гостей сунет ему в спину нож, что надел даже не одну, а две кольчуги…
        - Я давно догадывался! - в тон ему ответил Гуннар. - Но сказать вслух не решался!

«О чем это они? Пора, что ли, доспехи вытаскивать и вооружаться?»
        - Его штевень очень похож на «Жрущего ветер»! - крикнул кормщик.
        - Что ж ему быть не похожим, когда это и есть «Жрущий ветер»! - согласился Хродгейр. - А во-он там торчит лохматая башка Лосси!
        - Так это Лосси! - непонятно чему обрадовался Сигурд. - Лосси Точильный Камень!
        - Кто такой Лосси? - удивился Вратко. - Друг? Норвежец?
        - Друг? - переспросил Хродгейр. Покачал головой. - Нет. Лосси не друг. Но он и не враг. Точильный Камень не станет со мной драться. Он хитер и расчетлив. Понимает, что может потерять половину дружины, а особой добычи, кроме наших доспехов и оружия, не получит.
        Новгородец почесал затылок:
        - Тогда я не понимаю ничего… Если он не друг…
        - Лосси - датчанин, - пояснил, словно несмышленому ребенку Сигурд. - Он называет себя вольным хевдингом. И предпочитает, чтобы все думали, будто он не служит никому из конунгов. Сейчас таких осталось мало. У датского конунга Свена Эстридссона просто руки не доходят до них, а Лосси тому и рад.
        - Но если он никому не служит, его самого может обидеть любой, кто сильнее? - Вратко хорошо помнил, что у них на Руси дело обстояло именно так. Служба князю давала не только хлеб насущный, но и покровительство. Не зря друг друга часто спрашивали не «кто ты?», а «чей ты?».
        - Кто Лосси обидит, до заката не доживет! - рассмеялся старик. - Ты еще с ним познакомишься.
        Хродгейр прищурился.
        - Его не так-то просто взять… Кусачий, словно дикий пес. Его двор - на маленьком островке между Селундом и Фюном. Земли нет - одни камни. Такие, как Лосси, грабят не от хорошей жизни. Думаешь, он очень богат?
        - Ну, не знаю…
        - Те, кто захочет прижать его к ногтю, получат большую драку и очень мало выгоды. Свену Эстридссону удобнее делать вид, что он не замечает Лосси. И время от времени призывать его на службу. В битве при Ниссе он был.
        - А ты?
        - Я служу конунгу Харальду. Конечно, я был.
        - И после этого ты горишь, что вы не враги?
        - Между нами нет крови. - Хродгейр пожал плечами. - Нам нечего делить. Если бы мы встретились в бою, то сражались бы, как положено. Сейчас наши конунги замирились.
        - Но ведь Лосси считает, что никому не служит. Может, ему наплевать на мир между конунгами?
        - Может, и наплевать. И даже, скорее всего, наплевать. Но меня он знает. И знает, что я ему не по зубам.
        - Так что же он…
        - А он, клянусь молотом Тора, тоже спешит в залив Жадного Хевдинга! - подмигнул Сигурд.
        - Я тоже так думаю, - кивнул скальд. И возвысил голос: - Эй, парни, вам придется поторопиться! Драки сегодня не будет! Но будет хорошая гонка!
        - Хоть согреемся! - прогудел Олаф.
        - А ты замерз? - буркнул Асмунд.
        - Да уж, знобит что-то…
        Викинги захохотали. Вратко все никак не мог привыкнуть к этим, на первый взгляд бессмысленным, вспышкам веселья. Суровые бородатые мужики, на счету каждого, по всей видимости, несколько убитых, радовались будто дети. Но так же быстро они переходили от смеха к тяжелой работе. Ведь легкой греблю длинным веслом мог назвать только тот, кто видел стремительно мчащийся дреки с берега, да и то на расстоянии двух-трех верст.
        - И раз, и два! И раз, и два! - задавал ритм Гуннар, голосом соперничая с рассвирепевшим быком. Как рассказывал священник, проводивший службы в маленькой церквушке на их конце Новгорода, в стародавние времена иудеи разрушили стены осаждаемого ими города под названием Иерихон, дуя в трубы. Так вот, если бы в войске иудейском нашелся человек с глоткой кормщика «Слейпнира», он справился бы и без труб.
        Весла - толстые жерди из прочной древесины - гнулись в руках дружинников.
        Дреки мчался против ветра, взрезая штевнем крутые пригорки волн, взбираясь на них и обрушиваясь в серо-зеленые ложбины.
        Волосы Вратко, как и стоящих рядом Сигурда и Хродгейра, вымокли хоть отжимай.
        Но и «Жрущий ветер» не отставал.
        Теперь ладьи шли почти рядом друг с другом, но на расстоянии полусотни сажен. Видеть, что делается на чужой палубе, можно, а вот поговорить - вряд ли выйдет.
        - Веселее, парни! - подбадривал своих Хродгейр, но лицо его выражало крайнюю озабоченность.
        Несмотря на все старания норвежцев, корабль датчан медленно вырывался вперед.
        Вратко никак не мог взять в толк, с чего бы это викингам так стараться. Неужели ради глупого соперничества нужно так себя изнурять? Разве очень важно, кто окажется во фьорде первым? Или это решается давний спор между Хродгейром и Лосси?
        - Навались! Навались! - кричал Гуннар.
        - Неужели я набрал в хирд подростков? - хитро прищурившись, проговорил Черный Скальд. - Я-то думал, на «Слейпнире» все мужчины!
        Олаф, уже не оборачиваясь, чтобы не сбиться с ритма, глухо ответил:
        - Если отстанем, я не буду пить пива год!
        Его услышали. Наверное, клятву здоровяка оценили по достоинству, но никто не ответил - слишком велико было напряжение.
        А дреки датчан продвинулся еще немного вперед.
        Вход в залив уже хорошо различался. Узкий, очень узкий провал. Два корабля рядом не войдут.

«Ну и что с того? - думал Вратко. - Договорились бы по-хорошему, кому первым входить, если уж не враги»…
        Хродгейр сбросил плащ, сунул его в руки Сигурду.
        Сказал, кривя губы, будто испытывал страдание:
        Тщетно клен кольчуги
        Ночевать торопится.
        Тщетно вы, товарищи,
        Шерсть волны топорщите…
        Торжествует дружная
        «Ветрожора» вольница.
        «Слейпнир» полз улиткою -
        Знать, порткам быть мокрыми.
        Скальд махнул рукой и побежал танцующим шагом по проходу. Хлопнул по плечу одного из воинов, заметно уставшего, уселся на его место.
        - В заливе Жадного Хевдинга, - горестно проговорил старик, - есть место только для одного корабля. Второй, конечно, поместится и от бури укроется, но выбираться на сушу придется по грудь в воде. Если Лосси выиграет гонку, то о позоре Хродгейра будут говорить все викинги от Гардарики до Англии. - Помолчал и добавил: - А дреки у Точильного Камня лучше. И людей, кажется, побольше. Они чаще сменяются на веслах. Похоже, нам предстоит купание.
        Вот оно в чем дело!
        Новгородец внимательно посмотрел на «Жрущего ветер». Вроде бы ничего особенного. Никаких отличий от «Слейпнира». Даже драконьи головы на штевне похожи, как братья. Или сестры. А вот поди ты…
        Корабли еще больше сблизились. Они оба нацеливались на жадный провал залива. Но уже ясно было, датчане побеждают. Их корабль вырвался вперед на добрый десяток саженей и продолжал уверенно отвоевывать пядь за пядью, вершок за вершком.
        Стоящий на носу «Жрущего ветер» викинг - плотный, круглоголовый и лохматый настолько, что даже соленые брызги не смогли уложить растрепанную гриву волос, - приставил ладони к окладистой бороде:
        - Э-гэ-гэй! Хродгейр! Где ты?!
        Скальд не отвечал. Греб вместе с другими яростно и упорно.
        - Хродгейр! Ты сложишь драпу[Драпа - основная форма скальдической хвалебной песни. Представляет собой чередование вис и стевов. См. заключительную статью.] о нашей гонке? Или от стыда твой язык онемел?
        Сигурд топнул ногой:
        - Радуется Лосси! Сегодня день его торжества… Где же твоя удача, Подарок Ньёрда?
        Вратко пожал плечами:
        - А что я могу сделать? Разве что погрести вместо кого-нибудь…
        - Избави нас Один от такой помощи! Тогда уж точно проиграем!
        Вратко обиженно отвернулся. Подумаешь! Наше дело - предложить. Он не вызывался приносить удачу дружине Хродгейра. Викинги сами так решили, а теперь, чего доброго, обвинят его в своих неудачах. Спасали, мол, его, спасали, а не помогло. Только опозорились перед всем северным народом. Уступили датчанам.
        - Э-гэ-гэй! Черный Скальд! - надрывался Лосси. - Почему ты молчишь?!
        - Это тебе помолчать бы! - заорал Сигурд в ответ. - Глянь, «Жрущий» от твоего крика назад пошел!
        Датчанин слегка опешил от подобной наглости. Уж чего-чего, а дреки его летел вперед, как будто и не касался воды. Но все-таки оценивающе глянул на берег, на корабль норвежцев, потом покачал головой:
        - Болтуны! Вы бы веслами так, как языками, работали!
        - За своими гребцами следи!
        - Я слежу! А это ты, Сигурд? Старый замшелый валун! Я хочу видеть, как ты будешь сушить свои порты у костра! Жди в гости!
        - За своими портами следи! - Казалось, старый викинг от бессильной ярости утратил острословие и теперь способен лишь на жалкие ответы вроде «сам дурак».
        - Я слежу! Слежу! - захохотал Лосси. - А кто это рядом с тобой, Сигурд? Новый ученик Хродгейра? Пусть он скажет вису о вашем поражении!
        Вратко и Сигурд переглянулись. Ну что ему ответить?
        А Точильный Камень продолжал издеваться:
        - Может, у Хродгейра все хирдманы такие смелые, как этот ученик? И такие же умелые! Судя по тому, что я вижу, да! Э-гэ-гэй! Норвежцы! Попросите моих людей, они научат вас грести!
        Вратко не выдержал.
        У него уже давно крутились в голове обрывки строчек, кеннинги, приходили на ум созвучия. Но парень опасался всерьез попытать счастья в искусстве сложения вис. Боялся, что опытные и много повидавшие викинги его просто засмеют.
        Он и сейчас не выкрикнул строки, как того хотелось Лосси, а проговорил их негромко. Пожалуй, кроме Сигурда, да еще Олафа с Асмундом, никто его толком не расслышал.
        Лаз залива узок был.
        Внутрь двоим не втиснуться.
        Жилы рвать без удержу
        Должно ли дружинникам?
        Жук китовой пажити
        «Ветрожор» стремительный
        Ясеневых весел ряд,
        Проредив, замешкался.
        Старик, выпучив глаза, уставился на новгородца. Не ожидал? Еще бы! Вратко сам от себя такого не ожидал.
        - Ты… это… - Сигурд хватал воздух открытым ртом. - Понял, что сказал?
        Но парню вдруг стало не до него.

«Жрущий ветер» вздрогнул, разве что не изогнулся подобно подранку. С громким треском сломались четыре из десяти весел правого борта. Дреки мотнуло в сторону, крутануло на месте - дружинники левого борта, по всей видимости, не сразу разобрались, в чем дело, и продолжали грести, а потом он затрепыхался на месте, как подстреленная куропатка. Беспорядочно бьющие весла, так похожие на крылья, только добавляли схожести с раненой птицей.
        - Навались! - Понял ли Гуннар, в чем причина неудачи датчан, неизвестно, но вида кормщик не подал. Зато с новой силой обрушил окрики на хирдманов. - Веселее, волки битвы! Сейчас будем!
        Покалеченный «Жрущий ветер» стремительно проплывал по левому борту.
        На палубе дреки царил переполох. Похоже, многие датчане, когда сломались весла, попадали со скамеек. Кто-то зажимал разбитый нос - между пальцами алела свежая кровь. Кто-то тер подбитый глаз. Лосси, приседая и размахивая кулаками, орал на своих. От ярости его и без того хриплый голос стал похож на лай огромного пса. Заметив скользящий рядом «Слейпнир», он обернулся и погрозил кулаком норвежцам. Без сомнения, его гневный жест предназначался всем хирдманам Хродгейра вместе взятым, но Вратко почему-то казалось, что Точильный Камень смотрит прямо на него.
        Неожиданно стало темно. Не как ночью, но как в осенние сумерки.
        Новгородец поднял голову.
        Серые скалы, сжавшие горло залива в смертельном захвате, медленно ползли по обе стороны ладьи.
        - Легче, парни, легче! - немедленно скомандовал Гуннар. - Отдышитесь!
        Дреки сбавил ход.
        Хирдманы переглядывались, не веря своему счастью. Звучали соленые шуточки и всяческие предположения, почему отстал «Жрущий ветер». Олаф, оставив весло, повернулся на скамье и внимательно посмотрел на Вратко.
        Словен отвел глаза, непонятно почему чувствуя вину…
        Быстрым шагом подошел Хродгейр. Черные брови скальда сошлись на переносице.
        - Что это было? Что произошло? Сигурд, ты все время смотрел. Что случилось с их дреки?
        - Случилось уж… - протянул старик. И добавил со странной смесью растерянности и восхищения в голосе: - Похоже, это был нид.
        - Нид?
        - Ну да…
        - И кто… - начал было скальд, но недоговорил. Догадался. - Ты? - Он посмотрел Вратко прямо в глаза.
        И хотел бы солгать, но под таким взглядом не получится!
        - Я… - уныло кивнул словен. - Только я не знаю: что такое нид?
        Но Хродгейр его уже не слушал.
        Скальд звучно плеснул себя кулаком в ладонь:
        - Это же надо! Нид! Да какой! И с первого раза! А ну, расскажи… - Вдруг он насторожился. - Э-э, нет. Погоди, не рассказывай. Мало ли что… Ты, Сигурд, перескажи, как запомнил…
        Сигурд не заставил себя уговаривать. Правда, он запомнил сказанную Вратко вису с пятого на десятое. Парню захотелось поправить, но Хродгейр отмахнулся от него:
        - Не встревай, когда старшие говорят! После… После, я сказал! - И продолжал восторгаться. - Нет, как закрутил! Жук китовой пажити! Так корабль еще никто не обзывал. Хорошо еще, что не взлетел! Хотя больше кеннингов нет. Слабовато все-таки.
        Сигурд покачал головой. Радости вождя он не разделял.
        - Лосси заявится виру потребовать. С него станется!
        - Пускай попробует! Не много же ему обломится… - Хродгейр беспечно махнул рукой и крикнул Гуннару: - Я смотрю!
        Обхватив штевень руками, предводитель викингов высунулся почти до пояса, свесился вперед, вглядываясь в темную воду залива:
        - Помалу пошли!
        Ни на Вратко, ни на Сигурда он больше внимания не обращал. Выглядывать возможные подводные камни - вовсе не пустая предосторожность, а задача жизненно важная для корабля и всех людей, доверивших деревянному каркасу и обшивке «Слейпнира» свои жизни. Этого вождь не мог поручить кому-то другому. Только сам.
        Вратко молча смотрел на отвесные скалы, изрезанные трещинами. Будто черные молнии застыли, навеки запечатленные в камне. Стены залива вздымались вверх саженей на десять -пятнадцать. Если с края лететь, костей не соберешь. Даже о воду ударившись. Пятна лишайника белесо светлели на теле камня, будто короста. Мелкая волна, поднимаемая веслами, осторожно касавшимися водной глади, еле слышно плескала у подножия скал, покрытого ржаво-бурыми разводами и каймой неровной соляной корочки.
        Позади цокающим звуком зачиркало кресало. Кто-то зажег припасенный факел. Потом еще один. Передал вперед, на нос.
        Один из них Сигурд сунул в руки Вратко - все равно, мол, без дела стоишь, а второй взял сам. Поднял повыше над головой. Новгородец последовал его примеру.
        Рыжее пламя заметалось по скалам. Бликами отразилось от рябившей воды.
        Несколько птиц, шумно колотя крыльями, сорвались с нависшей над водой, каким-то чудом зацепившейся за отвесный камень корнями сосны.
        - Левее! Еще левее! - подал голос Хродгейр.
        - Понял! - откликнулся кормщик.
        Вратко не оставляло ощущение «невсамделишности» происходящего. Будто бы выпрыгнули из настоящего мира, с его бурями, ветром, солеными брызгами в лицо, гонкой, криками, руганью и азартом, и попали в сказку. Причем в сказку мрачную, впору задуматься о путешествии в потусторонний мир. Сейчас вот со скалы свесится длинношее чудовище, и Олафу придется бросать весло и мечом отбиваться от кровожадного зверя. Или появится старик весь в лохмотьях, с длинной, нечесаной бородой и начнет пророчить, предрекая кому-то победы и свершения, а кому-то бесславную и мучительную кончину.

«Слейпнир» продвинулся по заливу, пожалуй, версты на полторы.
        - Все! - крикнул Хродгейр. - На месте.
        Чуть правее скалы расступались, давая место галечной осыпи, которая полого уходила в воду. В самом деле, два корабля не приткнутся.
        Гуннар мастерски уткнул штевень дреки в скопище окатанных камней. Первый десяток викингов тут же прыгнул через борт, прямо в мелководье, завел толстый канат за штевень, принялся сноровисто обматывать вокруг черного, покосившегося столба, вкопанного здесь, по-видимому, еще в незапамятные времена. Тем временем оставшиеся на дреки подали им дощатые сходни. Принялись собирать необходимые для ночевки пожитки.
        - Здесь даже зимовать можно. - Сигурд ткнул пальцем в смутно виднеющиеся очертания двух строений.
        Судя по широкому входу, не прикрытому ныне никакими дверями, одна постройка была не чем иным, как корабельным сараем. В селениях викингов там хранили корабли, когда море замерзало и переставало служить дорогой, связующей фьорды. Дреки зимовали в сухости, защищенные от морозов и ветра, а рачительные хозяева тем временем могли тщательно проверить днище, подмазать, где надо, варом и смолой, законопатить щели, разошедшиеся у морского трудяги в дни нелегкой борьбы с волнами и течениями, в мгновения таранных ударов по чужим судам.
        Вторая постройка, скорее всего, была общинным домом. Здесь когда-то, во времена, должно быть, еще того самого Жадного Хевдинга и его славных предков, жил вождь со своей дружиной и домочадцами. Крепкие бревенчатые стены - леса в округе хватало - покосились, но все еще стояли, а вот крыша, настеленная из дранки, во многих местах прохудилась, и никто ее не чинил.
        - Здесь что, никто не живет? - спросил Вратко.
        - После гибели хевдинга Ингольва, - ответил Хродгейр, - род его зачах. Самые отважные и сильные мужи ушли в последний поход вместе со своим вождем. Стало некому кормить женщин, детей и стариков. В первую же зиму самые слабые умерли, а те, кто выжил, весной разбежались. Говорят, первыми побежали трэли… Они тащили с собой награбленное добро. Соседние хевдинги примерно наказали их, а тех домочадцев Ингольва, кто хотел принять помощь, забрали к себе.
        - А что, были такие, кто не хотел?
        - Нашлись, - коротко ответил Хродгейр и, больше не поясняя ничего, прыгнул за борт, пренебрегая сходнями. - Давай за мной!
        На берегу закипела обычная для стоянки работа.
        Ночевать в заброшенном доме, ясное дело, никто не собирался. Мало ли кто там может укрываться от дневного света и глаз добрых богов? Хродгейр даже разрешил не прятать голову дракона. Просто так, на всякий случай. Пускай отпугивает злых духов.
        От накрапывающего мелкого дождя - Сигурд все волновался, как бы не перешел в ливень, - натянули кожаные пологи. Часть хирдманов собиралась спать на корабле, а часть - на берегу.
        Развели костер, в мгновение ока натаскав для него хвороста и валежника из подступившего почти вплотную к брошенному селению леса. Викинги передавали друг другу найденное топливо, выстроившись цепочкой на крутой тропинке. Довольно быстро разыскали и родник, расчистили его и набрали вкусной, холодной воды в бочонки и котел.
        После того как вода в котле закипела, Сигурд принялся колдовать над варевом, всыпая туда накрошенные кусочки сушеного мяса, коренья, остро пахнущие травы. Вратко пристроился рядом со стариком. Не то чтобы парень всей душой тянулся к заботам кашевара или в будущем видел себя на месте Сигурда. Нет, ему хотелось всего-навсего кое-что для себя выяснить.
        - Ну, говори уже… - буркнул старый викинг, помешивая варево ложкой с длинным держаком. - Вижу, измаялся весь.
        Вратко откашлялся:
        - Сигурд, а что такое нид?
        Кашевар потер затылок:
        - Ты что, вправду не знаешь?
        - Не знаю… Откуда мне? Я и про стихи-то ваши узнал вот-вот…
        - А так складно говорил, - недоверчиво произнес старик.
        - Ну, мало ли что складно… Повезло, может быть. Что это за нид такой? Почему у Лосси весла поломались? За что он теперь виру потребовать может? Чем вообще все это мне грозит? Нам всем грозит, - поправился новгородец.
        - Да кто его знает, чем грозит?.. - задумчиво протянул Сигурд. - Лосси - въедливый и ухватистый, но Хродгейру тоже пальца в рот не клади. Сможет датчанин что-то доказать? Кто его знает? Если он станет шум поднимать, то начнет доказывать, что весла поломались из-за твоего колдовства.
        - Моего колдовства? - Вратко перекрестился. - Разве я колдун? Это ж поклеп!
        - Может, ты и не колдун, но нид составил и прочитал как полагается. С душой и с сердцем. Мне-то можешь не врать, я ж рядом стоял, все слышал.
        - Какой такой нид?! Объясни толком! Это ты мою вису так зовешь?
        - Ага. Твою вису. - Старик улыбнулся невесть чему. - Висы, они, понимаешь, разными бывают. Хвалебные. Они называются драпа и флокк.[Флокк - песня, составленная из нескольких вис. От драпы отличался отсутствием стевов и поэтому считался менее престижной формой стихосложения.] А бывают хулительные стихи. Их называют нидами. Любая виса, составленная в расстроенных чувствах или по злобе, может стать нидом. Считается, что он приносит несчастье тому, против кого направлен. Конечно, силой обладает только нид, сложенный настоящим мастером.
        - Но я…
        - Слушай. Не перебивай старших. Люди говорят, когда ярл Хакон Могучий отобрал у скальда Торлейва Рауфельдорсона из Исландии его товары, сжег его корабль и приказал повестить всех хирдманов… Надо сказать, у ярла были на то причины кроме обычной зависти. Торлейв хорошо пограбил побережье и в том числе несколько селений, которым Хакон-ярл покровительствовал. Так вот, когда Хакон Могучий обидел скальда Торлейва, тот переоделся нищим и пробрался на ярлов пир, сказавшись странствующим сочинителем. Хакон приказал ему читать стихи, чтобы развеселить присутствующих. Торлейв начал читать вису за висой, и поначалу ярлу казалось, что это флокк в честь его и сына его Эйрика, но вдруг на ярла напал страшный зуд. Он чесался как запаршивевший пес, и все поняли: висы Торлейва - это нид. Когда Торлейв дошел до середины заклинания, в палатах ярла потухли все факелы, погас огонь в очаге, а оружие, развешанное на стенах, сорвалось и полетело в людей!
        Сигурд замолчал, наслаждаясь произведенным впечатлением. Вратко не знал, что и ответить, только хлопал глазами. Он и думать не мог, что у внешне безобидного искусства скальдов есть и такая ипостась. Викинг зачерпнул из котла, поднес ложку к вытянутым трубочкой губам, звучно втянул варево. Пожевал, подумал. Достал мешочек с солью и добавил три щепотки.
        - После этого нида Хакон Могучий недосчитался многих хирдманов… А у него самого отгнила борода и волосы на половине головы.
        - А Торлейв?
        - А Торлейв вернулся в Исландию. Говорят люди, он набрал новую дружину, добыл новый корабль и продолжал грабить побережья. И никто из сильных и именитых не пытался больше обидеть его.
        - А этот его нид…
        - Его не повторяли люди без нужды. Те, кто был у Хакона в тот день, запомнили не всё и плохо, а прочие знали только понаслышке. За сто лет нид стерся из памяти людей… Слышишь? - Сигурд поднял голову, обернувшись лицом к заливу. - Датчане наконец-то добрались и высаживаются…
        - А они в драку не полезут?
        Старик усмехнулся:
        - Говорили же тебе… Лосси Точильный Камень - смелый и отчаянный викинг. Но он видел Хродгейра в деле. Он знает, как дерутся Гуннар, Асмунд и Олаф. Они вчетвером стоят двух десятков его бойцов. Вот и получается: хоть датчан и больше, а сила на нашей стороне. Другого вождя Лосси попытался бы перехитрить, но с Хродгейром не выйдет. И он это прекрасно знает…
        - А что за кличка такая - Точильный Камень?
        Викинг захохотал уже во все горло. Так, что начали оборачиваться отдыхающие неподалеку хирдманы. А Олаф даже пригрозил старику кулаком - не прозевай, мол, ужина за шутками-прибаутками.
        - Сам увидишь. - Сигурд смахнул набежавшую на ресницу слезинку. - Ходит все время с точилом - топор свой любимый точит. Как только мгновение свободное, уже и точит.
        Вдруг кашевар забеспокоился и принялся усиленно размешивать варево. К костру подходил Черный Скальд, неспешно беседуя с кормщиком Гуннаром.
        Глава 6
        Хевдинг-дракон
        Хродгейр шагал неторопливо, прислушиваясь к словам кормщика.
        Гуннар заканчивал рассказ, начало которого Вратко не расслышал:
        - …подростком, совсем мальчишкой! Во второй поход меня тогда взяли. Жила тут старуха. Тощая, страшная… Ведьма ведьмой! Ну, да зим с той поры прошло, дай Хрофт[Хрофт - одно из многих имен Одина, верховного бога скандинавов.] памяти, двадцать две, кажись, если не путаю чего-то…
        - Может, отправить кого поискать? Еды бы ей оставить. Или дров наколоть… Тяжело одной-то… - задумчиво проговорил скальд.
        - Думаю, она давно умерла, - отвечал Гуннар. - Люди столько не живут.
        - А сколько это - столько?
        - Ты знаешь, Хродгейр. - Кормщик почесал затылок. - Думаю, тогда ей было зим сто, не меньше.
        - Не может быть!
        - Может! Худющая, космы седые торчат - пакля паклей… Балахон рваный, из некрашеной холстины - дырка на дырке, как сеть рыбацкая. Нет. Не меньше ста зим. Молотом Тора клянусь!
        - Сто зим! Ну, ты скажешь! - рассмеялся предводитель. Повернулся к Сигурду: - Готова похлебка?
        Кашевар поковырял ложкой в котле, зачерпнул, попробовал, почмокал губами:
        - Готова! Лучше не бывает!
        - Тогда угощай! - Хродгейр протянул миску.
        Сигурд щедро накидал ему загустевшей, наваристой… каши - не каши, похлебки - не похлебки. Вторым подставил миску кормщик. Все правильно, в дружине викингов он второй после вождя. Следом подтянулись Олаф с Асмундом, как два самых могучих бойца, а потом хирдманы пошли в очередности, понятной только им одним. Само собой, в этой очереди Вратко оказался последним. И самый младший, и чужак, и, как ни крути, нахлебник, никакой пользы на корабле не приносящий. Но Сигурд варил с запасом. В котле даже осталось еще на троих-четверых - а вдруг кому-то захочется добавки? Поэтому и словену хватило наесться «от пуза».
        Он зачерпнул обжигающего варева, отправил ложку в рот. Вкусно! Непонятно из чего - вроде бы и зерна пшеницы, и кусочки сушеного, размокшего теперь мяса, и селедка, и морковь с репой, не говоря уже о травах, - но вкусно ведь! Или после тяжелой работы любая бурда покажется объедением? «Да нет, - думал Вратко, уписывая творение Сигурда за обе щеки, - умеет старик готовить, из ничего может обед сотворить. Молодец!»
        Вокруг викинги сосредоточенно шаркали ложками по деревянным мискам. Ели молча, уважая работу кашевара. Да и проголодались все, работая веслами.
        Когда хирдманы наелись, выбили днище бочонку пива.
        Олаф горько вздохнул и отвернулся.
        - Не вздыхай, не вздыхай! - подмигнул Сигурд. - Год пройдет быстро. Ты и не заметишь…
        - Эх! - Здоровяк взмахнул лопатообразной ладонью. Понурился под дружный смех викингов.
        - Хродгейр! - донесся громкий голос воина, стоявшего на страже за пределами освещенного круга - об осторожности не забывали даже не из-за близости датчан, а просто потому, что пренебрегающий возможной опасностью - наполовину стал добычей.
        - Слушаю! - откликнулся скальд.
        - К тебе идет Лосси Точильный Камень!
        Хродгейр, Сигурд и Вратко переглянулись. Вот оно. Дождались. И неизвестно, с какими требованиями пожаловал вождь датчан. Может быть, конечно, просто поговорить о погоде, о везении и невезении, а может…
        - Я рад видеть Лосси Точильного Камня у моего костра! - громко проговорил Черный Скальд.
        - Хорошо, если так, - сварливо проговорил датский викинг, вступая в круг света.
        Вратко получил возможность рассмотреть вольного хевдинга поближе. На борту
«Жрущего ветер» он казался маленьким и коренастым, лохматым и взъерошенным. Вблизи Лосси походил на гриб-боровик. Малорослый - пожалуй, пониже Вратко, но крепко сбитый - мускулы груди и плеч натягивали вороненую кольчугу. Волосы он пригладил, и каштановая с проседью грива ниспадала до середины спины, а борода, похожая на круглую лопату, которой хозяйки вытягивают хлеб из печи, непослушно топорщилась. Над редкими усами торчал курносый нос, сизоватый и с прожилками, выдающими сильную тягу к браге и пиву, а маленькие глаза прятались между кустистыми бровями и набрякшими синевой мешками. На плече Лосси лежал топор на длинной рукояти. Топор на загляденье - длинное прямое лезвие, оковка топорища, граненый шип на обухе.
        - Поздорову тебе, Лосси, - вежливо приветствовал его Черный Скальд.
        - И тебе доброго здравия, Хродгейр.
        Датчанин едва заметно поклонился, выказывая почтение хозяину - ведь у костра норвежцев он гость.
        - Не хочешь ли отведать нашего скромного ужина? - продолжал Хродгейр.
        - Благодарю. Я верю, что старый Сигурд мастерством не уступает Андхримниру. Андхримнир - имя повара в Вальхалле. Он варит вепря Сехримнира в огромном котле по имени Эльдхримнир для пира эйнхериев - гвардии Одина, которые ждут в палатах Вальхаллы битвы конца света. После каждого пира съеденный вепрь Сехримнир оживает. Имена повара, вепря и котла происходят от слова «hrim» - сажа.] Но мои люди готовят пищу. Я надеюсь поужинать с ними, как подобает вождю.
        - Трудно возразить, - кивнул скальд. - Я знаю, Лосси-датчанин всегда поступает по справедливости.
        - Стараюсь, - с ноткой довольства в голосе ответил Точильный Камень. - И я очень люблю, когда и другие поступают по справедливости, по закону, по правде.
        - И здесь мне трудно возразить. Слова истинного вождя, водителя сотен.
        - Значат ли твои слова, что ты тоже намерен поступать по справедливости?
        - Конечно! Мне даже обидно слышать твои слова. Когда я поступал иначе?
        - Сегодня.
        - Лосси. - Скальд нахмурился. - Неужели ты хочешь обидеть меня или, мне боязно даже предположить это, оскорбить?
        - Я не хочу никого оскорблять, - повел плечами датчанин. - Я не желаю изъясняться намеками. Я привык говорить прямо. Так же, как и разрубать топором вражьи шлемы. Сегодня, когда победа была уже в наших руках, ты прочел заклинание. Наши весла сломались. Мы проиграли. «Слейпнир» занял место, по праву принадлежащее «Жрущему ветер». Мы лишились шести весел из двадцати. Чем я должен заменить весла? Почему мои люди мокрые и злые, а твои довольные и сухие? Где здесь справедливость, о которой ты толковал, Хродгейр Черный Скальд?
        Договорив, Лосси стукнул рукоятью топора оземь, обвел слушающих его викингов суровым взглядом, в котором читался праведный гнев и возмущение.
        - Ты обвинил меня в колдовстве, Лосси-датчанин, - растягивая слова, медленно произнес Хродгейр. - Это очень серьезное обвинение. Оно требует доказательств.
        - Я готов подтверждать. И настаиваю…
        - Ты готов привести доказательства?
        - Да.
        - Какие же?
        Точильный Камень задумался. Он кусал ус, переминался с ноги на ногу.
        - Говори скорее, Лосси! - настаивал Хродгейр. - Не заставляй нас ждать - мои люди хотят пива!
        Скальд держался с нагловатой уверенностью. Датчанин, хоть и верил в свою правоту, затруднялся привести веские доводы. Вратко смотрел ему в лицо и видел, как убеждение в глазах викинга сменяется растерянностью, а потом и удивлением. Взгляд Точильного Камня метнулся поверх головы Хродгейра, и тут уж его глаза начали вылезать из орбит.
        Новгородец оглянулся и обмер.
        На краю освещенного костром круга стояла высоченная, худая старуха. Точь-в-точь как описывал кормщик. Морщинистое лицо цвета старого пергамента. Заострившийся подбородок. Нос, торчащий подобно вороньему клюву. Седые, спутанные патлы космами спадали на плечи и лоб. Глаза, спрятанные глубоко в глазницах, горели, словно два уголька. Очертания костлявого тела смутно угадывались под изодранным, казалось состоящим из одних клочков и лохмотьев, балахона. Наверное, когда-то это была рубаха, но теперь иначе, чем балахоном, ее не назвал бы никто.
        Древняя, как сама земля, старуха молча стояла и буравила собравшихся у огня мужчин недобрым взглядом. Будто хотела сказать: «Зачем это вы приперлись в мой фьорд? Кто звал вас? Зачем шумите, нарушаете мой покой?»
        Викинги, увидев ее, застывали, теряли веселость. Их лица становились суровыми и скорбными. Так люди держатся на похоронах близкого родственника или любимого вождя.
        Гуннар пробурчал что-то себе под нос - скорее всего, наговор от сглаза или, того хуже, от колдовства - и схватился за висевший на шее амулет - маленький молот Тора. Да, уж если кто и защитит северянина от недоброго глаза, так только бог-громовержец, победитель великанов.
        - Поздорову тебе, почтенная, - первым пришел в себя Хродгейр. Он говорил твердо, хотя и с видимым усилием.
        Хозяйка фьорда молчала.
        - Прошу простить нас, что нарушили твой покой, - вел дальше предводитель норвежцев. - Хрофт свидетель, я хотел передать тебе немного еды и питья, но меня убедили, что здесь нет никого живого. - Он сверкнул глазами в сторону Гуннара, который едва заметно развел руками.
        - Никого живого… - вдруг проговорила старуха высоким дребезжащим голосом. - Нигде нет никого живого! Все живые - мертвы, а все мертвые - живы! Волк рвется с цепи! Быстро строится Нагльфар! Выросла омела![Старуха упоминает отдельные части из «Пророчества вельвы» из «Старшей Эдды». Волк Фенрир, вырвавшийся из пут, которыми сковали его асы, начнет великую битву конца света - Рагнарек. Нагльфар - корабль из ногтей мертвецов. Омелой слепой бог Хед убил своего брата Бальдра.]
        От звуков ее голоса, от непонятных слов, от грозной уверенности, звеневшей, словно вечевой колокол, Вратко поежился. Холод побежал между лопатками. Он смотрел на бывалых, опытных в битве, повидавших жизнь воинов. Хирдманы Хродгейра, открыв рты, внимали древней вещунье. В глазах их плескался суеверный ужас.
        - Вы - вольные люди, искатели славы и добычи! - продолжала старуха. - Вы вечно в пути, вечно спешите за удачей. Гонитесь, гонитесь за ней, а получаете в награду только смерть и разочарование… И никогда, до скончания веков не прекратит вас гнать по жизни зависть и жадность, гордость и спесь! Здесь, в этом фьорде, тоже когда-то жил такой. Выходил в море отсюда и сюда возвращался зимовать. - Прорицательница вытянула вперед руку с длинными, закручивающимися ногтями. - Однажды он услышал о земле, наполненной золотом и самоцветами, как наши берега камнями. Он решил достичь ее во что бы то ни стало. Слушайте, викинги, о хевдинге Ингольве, которого завистники прозвали Жадным Хевдингом!
        Речь старухи полилась, словно волна жара из очага, когда присаживаешься рядом с ним в морозный день. Ее слова проникали в сердце каждого, кто их слышал, и превращались в образы.
        Вратко словно воочию увидел перед собой серые волны северного моря, низкое небо, придавленное к земле тяжелыми, комковатыми тучами, и упрямо рвущийся к неведомой земле корабль…
        Корпус дреки содрогался, жалобно поскрипывая всякий раз, когда очередная волна догоняла его и ударяла под просмоленный зад. Будто просил роздыху. Но пестрое полотнище паруса жадно ловило стылый ветер, шкоты натянулись струнами лиры сказителя и звенели в такт ударам волн.
        - Скоро ли? - Белобрысый крепыш в куртке из дубленой кожи хмуро почесал толстую ляжку. - Уже шесть ден парни без земли.
        Тот, к кому он обращался, молчал. Обняв штевень, он глядел на волны, на недосяжную линию окоема, не прикрываясь от оседающих на бороде и одежде соленых капель.
        - Знал бы, харчей поболе запас бы… - продолжал тянуть светловолосый, не переставая почесываться.
        - Асварда ко мне, - рявкнул, спрыгивая с носовой площадки, вождь. - И живо, трепло!
        Он был широк в плечах и налит силой, как бочонок добрым пивом, и не раз на потеху съехавшимся на тинг подлезал под коня и, покраснев лицом, приподнимал. Шуток вождь не понимал и шутить не любил, зато требовал, чтобы его приказы исполнялись без проволочек и в точности. Правая рука предводителя, белоголовый Гейрмунд, отлично это знал.
        Асварда, не мешкая, вытащили из-под закрывавшей палубу парусины и, поддерживая под локти, чтоб не поехал носом по палубе, привели к резной волчьей голове.
        Взгляд вождя давил, впечатывал в доски палубы, но высокий, тонкий в кости Асвард («муж женовидный», сказал бы скальд) этого, казалось, не замечал.
        - Что тебе опять от меня нужно, Ингольв-хевдинг? Я все сказал честно.
        - Ты говорил, до острова шесть дней пути под парусом.
        - Это так. А разве шестой день уже прошел? - Худое подвижное лицо с тонкими губами выражало полнейшее презрение к столпившимся вокруг могучим воинам.
        - Он на исходе.
        - Я предупреждал тебя, хевдинг, клад не дастся в руки тому, кто не жаждет его заполучить…
        - Я не жажду? - Голос Ингольва взмыл над грохотом волн и пением снастей. - Да я жажду его так, как не жаждал ни одной жены! Больше жизни и воинских побед! Во имя Нифльхеля,[Нифльхель - царство мертвых, страна вечного мрака в скандинавской мифологии.] как же надоело копить медяк к медяку, впроголодь держать дружину…
        - Земля! - Звонкий выкрик дозорного, Раги Подкидыша, проторчавшего на верхушке мачты уже полдня, заставил всех встрепенуться и повернуть головы в указанном иззябшей рукой направлении.
        Там, за чередой серо-зеленых, маслянисто поблескивающих волн, виднелась тонехонькая темная полоска. Суша.
        - Ну, что я говорил? - самодовольно улыбнулся Асвард, буравя хевдинга холодным взглядом неподвижных бесцветных глаз.
        Однако его уже никто не слушал.
        - Парус убрать! Весла на воду!
        Двенадцать пар славных ясеневых весел ударили разом, дружно вспенив скользкую спину поля китов. Дреки заскрипел протяжно, по-стариковски, разворачиваясь влево по ходу. Выровнялся и помчался, послушный слаженным движениям викингов, к проступавшей все яснее и яснее незнакомой земле.
        Только Гейрмунд на выдохе бросил через плечо своему соседу, угрюмому, одноглазому Энунду:
        - И это говорил самый удачливый хевдинг от Лебяжьего острова до Ягодного Мыса. Не будет добра от этого похода…
        Энунд, всегда молчаливо соглашающийся со старым другом, и в этот раз кивнул невесело и потер бороду о правое плечо.
        Штевень корабля со скрипом врезался в черный песок побережья. Воины, заранее натянувшие кольчуги, снимали щиты с бортов, разбирали мечи - мало ли чем могла встретить незнакомая земля на краю света?
        Ингольв, как и подобает вождю, первым спрыгнул на песчаный пляж. Зорко оглядел сквозь прорези шлема жалкий кустарник, нагромождения камней и вздымающиеся ввысь горы со следами потеков лавы на крутых склонах.
        Рядом неловко, едва не коснувшись песка рукой, приземлился Асвард. Выпрямился. Расправил плечи.
        Знал ли, ведал знатный
        Знамение свыше?
        Ясень шлемов ясный
        Рясно злато сыщет.
        Дрот кольчуг дружину
        Дружную одарит,
        Коль колец даритель
        Колдуна послушал.
        Дружина одобрительно загомонила. Кивнул понимающе и сам хевдинг. Что бы там ни было, а меду Асвард испил с избытком. И не из-под хвоста.
        - Пойдем мы вдвоем, - проговорил Ингольв, как камень в воду бросил.
        Возроптать не посмел никто, но молчаливая волна протеста прянула от сгрудившихся в кучу викингов, каждый из которых жизнь готов был отдать за вождя.
        - Позволь мне тоже пойти. - Гейрмунд шагнул вперед, скребя на этот раз под мышкой.
        Взор Ингольва посуровел на миг, но потом смилостивился.
        - Иди уж. Только смотри: усядешься пятки чесать - бросим.
        Хирдманы захохотали. Радостно, по-детски, словно и не было никогда разногласий.
        Отправиться решили незамедлительно. Благо долгий северный день это позволял.
        Нехоженая тропа - да кто мог натоптать ее в этом потерянном месте? - петляла меж огромных оплавленных глыб базальта. Под ногами похрустывало крошево обсидиана. Осколки, острые, как закаленная сталь, впивались в подошвы сапог.
        Ингольв шагал без устали, словно на ногах его отросли крылья. Сухопарый Асвард легко выдержал заданную хевдингом скорость, а вот коротконогий Гейрмунд начал задыхаться, отставать. В запарке он на ходу стянул шлем с кольчужной бармицей и подшлемник, подставив резким порывам студеного ветра взмокшую макушку.
        Тропа окончилась внезапно темным провалом лаза. Вождь напрягся. Положил руку на рукоять меча.
        Асвард усмехнулся, как оскалился:
        - Оставь оружие, Ингольв-хевдинг. Вход свободен.
        И, опередив его, первым шагнул в пещеру. Ингольв не заставил себя уговаривать.
        Последним, сжимая в кулаке вырезанный из рыбьего зуба маленький Мйольнир - оберег, в темноту нырнул Гейрмунд. С непривычки темнота ослепила его. Однако вскоре глаза пообвыкли, и, различив неподалеку впереди серый отсвет, хирдман чуть ли не бегом кинулся к нему.
        Расшибив большой палец ноги о некстати подвернувшийся камень, но в спешке позабыв даже выругаться, Гейрмунд выбрался в округлую пещеру с дырой в потолке. Слабые лучи вечернего солнца играли, усиливаясь стократ, на неописуемых размеров груде золота и драгоценных каменьев.
        - Как и обещано, хевдинг, - послышался сбоку из тени голос Асварда. - Клад дракона Траслауга, нашедшего смерть от рук ярла темных альвов. И это все теперь твое. Бери!
        Ингольв зарычал, скорее даже заклокотал горлом от восторга и, сорвав с головы шлем, полез на гору драгоценностей, нагребая в него золотые и серебряные монеты, лалы и смарагды, адаманты и яхонты. Выступившая на губах хевдинга пена напомнила Гейрмунду виденного недавно берсерка Осрюгга из Мшистых Кочек из дружины хевдинга Торира Жало.
        Хирдман присел на корточки и поднял цельнолитую золотую фигурку чудного коня с рогом, наподобие нарвальего, посреди лба. Мастеру-ювелиру удалось изумительно точно изобразить стремительный полет распластавшегося в прыжке тела. Гейрмунд поднял золотого конька повыше, к свету, любуясь изображенными с предельной скрупулезностью деталями.
        - Брось! - Голос Ингольва от звенящей ярости мало напоминал человеческий. - Брось, сказал!!!
        Одним прыжком он оказался рядом с помощником и, коротко размахнувшись, выбил статуэтку из его пальцев.
        - Что ты, вождь… - ошарашенно проговорил Гейрмунд.
        Неуловимым движением, заставшим врасплох даже закаленного бойца, не последнего в хирде, Ингольв выхватил тяжелый нож и вогнал Гейрмунду под подбородок. Безразлично отвернувшись от корчащегося тела, снова полез на груду золота.
        Асвард, стоящий до того неподвижно, как резной истукан, упруго наклонился и подставил сложенные ладони под хлещущую из рассеченного горла кровь. Распрямляясь, плеснул дымящуюся влагу в сторону Ингольва. Алые капли еще в воздухе сложились в кольцо и пали вокруг хевдинга. И тогда под мрачными сводами пещеры зазвенели странные слова, каждое из которых вбивалось в уши, подобно деревянному костылю в днище дреки.
        Гад награды княжьи
        Ради копит жадности.
        Злато, злобой свитое,
        Злыднем отыграется.
        Кровью круг очерченный
        Крест скрепил - не вырваться.
        Клен клинка спеленатый
        Клеткой золоченою.
        Из каждой капельки крови ударил вверх луч, чистый и прозрачный, как адамант. И такой же прочный, в чем смог убедиться кинувшийся на окруживший его частокол Ингольв.
        - Что ты делаешь, Асвард?
        - Ухожу, - насмешливо бросил ворлок.
        - А я? А золото?
        - Глупый вопрос, хевдинг. Ты останешься здесь. Вместе с этим бесполезным барахлом. - Острым носком сапога Асвард подбросил жалобно зазвеневший кубок.
        - Не бросай меня, Асвард! Мой отец звал тебя сыном!
        - Он ошибался.
        - Я всю жизнь считал тебя братом.
        - Братом? Меня? - Ворлок едко рассмеялся. - Дохлого, слабогрудого сына рабыни? Ты терпел меня, ибо я был кривым зеркалом, выгодно оттенявшим твою доблесть, хевдинг. Твою удаль и удачу.
        - Выпусти меня, - в голосе Ингольва уже слышалась скрытая мольба. - Будь человеком.
        - Рад бы, да не могу. А ведь и ты уже не человек. Ты станешь драконом, хевдинг. Золотым драконом, навеки заключенным в незримую клетку. Вот тебе твое сокровище. Можешь жрать его в три горла!
        Ингольв с изумлением уставился на свои руки, медленно покрывающиеся золотой чешуей. Меж лопатками свербело, язык уже с трудом выговаривал слова человечьей речи.
        - Отпусти… Пожалуйста…
        - Нет, хевдинг. Если бы не твоя свадьба с Тордис… Что ж, она оплачет тебя, как положено. А там и у меня будет…
        Ворлок не договорил. Всхлипнул горлом и выбежал не оглядываясь.
        Ингольв взревел, ибо он уже не был человеком, расправил перепончатые крылья и ринулся грудью на незримую препону. Потом еще и еще. Болью искупая ошибки прошлого воплощения. Не в силах справиться с волшебным кольцом, взмыл кругами вверх, изрыгая пламя, стеная горестно и жалко своим новым, драконьим зевом.
        Столпившиеся на берегу хирдманы видели дракона, взлетевшего над плоско срезанной вершиной горы, и выбежавшего из пещеры Асварда. Колдун оглянулся, втянул голову в плечи и шагнул вдруг в пропасть. Но не упал, а побежал словно по косогору. Так, будто под ногами его был невидимый, но прочный мост.
        - Скорее! Все на борт! - кричал он на бегу. - Дракон вырвался!!!
        А золотой гад бился в клубах дыма и языках пламени внутри незримой трубы, свивая в кольца длинный хвост, и трубил, кричал в тоске и отчаянии.
        Асвард спрыгнул на черный песок и, спотыкаясь, побежал к линии воды. Добежал, с трудом перевалился через борт и рухнул на четвереньки.
        - Где хевдинг? Гейрмунд? - Кто-то тормошил его, в то время как остальные викинги разбирали весла, переносили рулевую лопасть на нос.
        - Оба мертвы! Мне удалось связать его, но чем быстрее мы уберемся…
        Долго уговаривать никого не потребовалось. Весла гнулись в руках дружинников, как соломинки. Считанные мгновения потребовались дреки, чтобы преодолеть линию прибоя и выскочить на чистую воду.
        Ингольв невероятно обострившимся зрением фасеточных глаз видел лицо каждого воина, каждое колечко их кольчуг, каждую царапинку на бортах стремительно удаляющегося корабля. И бился, бился о колдовскую стену, срывая чешую, обжигаясь собственным пламенем. Отлетал назад и снова устремлялся в атаку.

«Нет, Тордис!!! Я вернусь, я должен! Не-е-е-е?ет!!!»
        Кровь ли, хлынувшая фонтаном из разбитой груди, горячее ли желание вырваться, уплотненное до силы копейного удара, были тому причиной, но барьер не выдержал, разлетаясь вдребезги на мелкие осколки. Лопнула перепонка правого крыла, слетел пласт шкуры вместе с чешуей с драконьего брюха. Ингольв-дракон рухнул камнем вниз, но потом выровнялся, ударяя измятыми крылами, и полетел над морем.
        Не было в узких, извилистых фьордах от Лебяжьего острова до Ягодного Мыса более быстроходного дреки, чем у Ингольва-хевдинга, но сравняться в скорости с драконом не мог даже он. Златокрылый ящер, непрерывно трубя, настигал удирающих людей. И в его реве чудились человеческие слова. То ли «Асвард», то ли «Тордис».
        На самом деле Ингольв пытался выкрикнуть и эти имена, и многое другое. Но люди склонны страшиться неведомого. И страх часто заставляет совершать необдуманные поступки. Рой стрел взмыл над палубой дреки, устремляясь навстречу тому, кто был раньше их хевдингом. Струя пламени обратила древки и наконечники в пепел и капельки расплавленного железа.
        Два удара крыльев - и ящер завис над палубой.
        - Асвард!!! - Оглушительный рев заставил содрогнуться и бросить в ужасе весла даже самых отважных воинов.
        Вырвавшийся из разверстой пасти огонь ударил в судно, превращая людей в обугленные черные головешки. Не щадя никого. За исключением ворлока, вскинувшего руки над головой. Словно невидимый кокон разбросал языки пламени вокруг него и бросил их, ослабевшие и бессильные, в море.
        Ответный удар колдуна был ювелирно точен. Копье света вонзилось в открытую, лишенную чешуи, рану на подбрюшье ящера, дробя кости, сминая и разрывая внутренности. Ощутив близкую смерть, дракон взревел высоко, на пределе слышимости:
        - Тордис!!! Прощай!!!
        И врезался грудью в палубу судна, увитого веселыми язычками огня. Своего бывшего корабля…
        Взметнулись фонтаном обломки досок и обрывки снастей. Вздыбилась белой пеной вода, поднялась стеной крупных тяжелых брызг, закружилась водоворотом.
        Холодные тяжелые океанские волны сомкнулись над канувшим в пучину, разбитым в куски дреки, над мертвыми, почерневшими хирдманами, над ворлоком, орущим от ужаса и бессильной ярости, над израненным, умирающим ящером.
        А где-то далеко, на скалистом берегу фьорда похоронной нотой зазвенел выпавший из рук встрепенувшейся женщины большой медный котел. Звук метнулся между берегами и затих, растворился в стылом сумраке над поросшими кривым сосняком скалами. И вновь лишь свист ветра, крики чаек да рокот волн…
        Новгородец тряхнул головой, прогоняя наваждение. Неужели мастерство старухи-рассказчицы столь велико, что он воочию увидел путешествие отчаянных викингов на север, колдовство Асварда, превращение хевдинга Ингольва в дракона и его смерть?
        Дружинники Хродгейра смотрели друг на друга вконец ошалелыми глазами. Даже в неровном свете костра их лица выглядели побледневшими. Вряд ли этих матерых воинов испугал бы обычный бред ополоумевшей старухи. Нет, тут дело в другом. Уж не зачаровала ли их всех хозяйка фьорда?
        Кстати, где она?
        Вратко заморгал, думая, что глаза подводят его.
        Но нет…
        Старуха в самом деле исчезла.
        Будто и не было ее никогда.
        - Сдается мне, это была сама Хель[Хель - богиня, владычица царства мертвых в скандинавской мифологии, наполовину женщина, наполовину скелет.] … - оторопело пробормотал Сигурд.
        - Хель она или не Хель, - отозвался Гуннар, - но мне хочется убраться отсюда подальше.
        - Не люблю всякую нечисть, - поежился Олаф. - Любую, в какие бы одежды она ни рядилась.
        Хродгейр молчал. Меж бровями скальда пролегли глубокие складки.
        - И мне будут говорить, что висой нельзя околдовать… - почти презрительно бросил Лосси, подхватил на плечо топор и, развернувшись на пятках, решительно зашагал прочь.
        Вратко долго смотрел ему вслед. Мысли парня путались. Неужели взаправду срифмованные умелым мастером строки обладают силой, непостижимой человеческим разумом? А если и неумелым, но изначально, от рождения, отмеченным провидением или богами? Как же тогда быть? Держать рот на замке? Или, напротив, развивать мастерство и попытаться направить его в мирное русло. Ведь слово калечит, но слово же и лечит.
        Его размышления прервал голос Черного Скальда.
        - Всем спать! - приказал вождь. - Выставить охрану! Завтра с рассветом мы уплываем отсюда. Клянусь молотом Тора, никакой шторм не помешает мне.
        Вот и все. И ни слова о том чуде, свидетелями которого они были.
        Викинги не ослушались вождя, расходились спать молча, без обычных шуток-прибауток. Даже пива не допили. Далеко на юге, над серой гладью Варяжского моря, грохотала гроза.

«Это хорошо, - подумал Вратко. - Где гремит гром и блещет молния, нет места нечистой силе. Ни их Тор, ни наш Перун не допустят». И все же перед сном новгородец решил помолиться христианскому Богу, попросить заступничества у Девы Марии и сына Божьего Иисуса Христа. Не помешает.
        Глава 7
        В тумане
        Над Оркнейскими островами нависал плотный туман.
        Он клубился словно серая, поношенная овчина, дыбился над холмами, расползался по морю.
        - Правь на Лошадиный остров![Ныне - остров Мейнленд.] - приказал Хродгейр кормщику, но Вратко почему-то показалось, что заросшему бородой до самых глаз кормщику не стоит указывать, куда нужно плыть. Иначе откуда он знал, что нужно забирать севернее, оставляя землю по левому борту?
        После пережитых неприятных мгновений во фьорде Жадного Хевдинга словен ждал от морского путешествия одних неприятностей. Но Бог миловал. Причем который из богов - Вратко так и не понял. Может быть, викингам помогал их Ньёрд, а его хранил Иисус Христос, которому он горячо молился ночью во время грозы. Все может быть…
        Они ушли из залива, как и поклялся Хродгейр, на рассвете.
        Датчане направили свой дреки в открытое море еще раньше. Затемно. Да они и ночевали на нем, как рассказал сходивший на разведку Асмунд. Только поесть сварили на берегу.
        Правда, перед расставанием фьорд подкинул еще одну загадку, разгадать которую никто из норвежцев не сумел. Не смог и Вратко, хотя и думал о ней много дней, когда не учился складывать висы с Хродгейром или управляться с мечом под надзором седого Сигурда. Кстати, первое искусство давалось новгородцу довольно неплохо - должно быть, сказалось знание северного языка, который он хорошо выучил еще на Руси, а теперь не уставал совершенствовать. А вот с оружием выходило гораздо хуже, несмотря на все усилия Сигурда, на подсказки Олафа, Асмунда, Гуннара, прочих викингов и самого Черного Скальда. Как заметил старик, вытирая пот со лба после долгого урока, ноги себе Подарок Ньёрда уже не отрубит, но выходить на поединок даже против самого неумелого дружинника ему еще рановато.

«Не всем дано мечом махать, - зло подумал Вратко, ибо Сигурд согнал с него в тот день семь потов, так и не добившись желаемого результата. - Да и страхи мои таковы, что неизвестно, сможет ли простая сталь им противостоять»…
        Чего же боялся словен?
        Перед тем как убраться восвояси из фьорда Жадного Хевдинга, Хродгейр решил сходить в гости к его хозяйке. Попросить прощения, что заявились без спросу, что не почтили сразу, не уважили старость, повиниться и предложить в дар немного сушеной селедки, мешочек муки, горсть соли и небольшой горшок меда. Вождь посчитал, что старуха-отшельница здорово нуждается. Ведь что она могла вырастить или насобирать в лесу? Немного репы или моркови, и то если повезет… Грибов да ягод? Да, их можно запасти впрок, но варить грибы все-таки лучше с солью.
        Скальд взял с собой Вратко. И правда, с чего бы это вождь должен тащить мешки, как какой-то трэль? Для этого в дружине существуют отроки, а самым молодым на
«Слейпнире» оказался словен. Они прошли тропой, о которой рассказывал Гуннар - единственный из отряда, кто некогда побывал здесь. Вокруг серой, исчерканной белесыми потеками чаячьего помета скалы; через мрачную расщелину, где пришлось двигаться едва ли не на ощупь, чтобы не провалиться между валунами и не сломать ноги; по заглаженным временем и непогодой каменным уступам. Тогда новгородец еще поразился - как могла старуха, отмерившая, по словам кормщика, не меньше сотни лет, спуститься здесь ночью, под мелким моросящим дождем, а потом подняться обратно? Да еще проделать этот нелегкий и опасный путь просто ради удовольствия потешить заезжих викингов рассказом о легенде, надо думать, ее рода, а потом испугать внезапным исчезновением. Уж если он, мальчишкой излазавший всю округу, и опытный воин Хродгейр карабкаются с опаской, по семь раз щупают камни, прежде чем опереться на них…
        Они поднялись на скалу, заросшую колючими кустами - похоже, малиной или ежевикой. Продрались по нехоженой (на удивление!) тропке к вросшей в землю избушке. С первого взгляда Вратко удивился перекошенным, наполовину открытым дверям, дырам, зияющим в крыше, густой траве прямо у входа. Хродгейр тоже покачал головой, пробурчал себе под нос нечто невразумительное, поправил меч на поясе.
        Вождь викингов вежливо постучал в притолоку костяшками пальцев, извинился перед
«почтенной хозяйкой», что беспокоит ее в столь ранний час.
        Ответом была лишь тишина и шорох ветра в верхушках разлапистых сосен.
        Скальд повторил извинения.
        Ничего.
        Хродгейр зарычал и третий раз уже проговорил все сначала, но через стиснутые от гнева зубы.
        Тишина…
        - Держись сзади! - бросил вождь через плечо и, вытащив меч, толкнул дверь закругленным концом клинка.
        Перекошенная створка даже не шелохнулась - вросла в землю.
        Викинг ударил ногой.
        Дверь с треском сорвалась с прогнивших петель и улетела внутрь дома.
        - Есть кто живой?! - крикнул Хродгейр, по-прежнему не торопясь войти.
        Тишина.
        Как ни напрягал Вратко слух, он не смог различить даже дыхания.
        - Огниво есть? Зажги факел! - приказал Черный Скальд.
        Трясущимися от неприятного предчувствия пальцами, словен сострогал сырую древесину со смолистой ветки, нащепил тонких лучин, высек искру и раздул огонь. Сунул потрескивающий и брызжущий искрами факел в руку Хродгейру.
        Держа меч и огонь перед собой - как ни крути, а лучшая защита от нечистой силы это сталь и пламя, - викинг вошел в дом. Новгородец не удержался и заглянул следом.
        Убогая хижина носила следы многолетнего запустения. Слой мусора на полу, космы паутины по углам. В очаге-каменке уже очень давно никто не разжигал огонь. Из опрокинутого набок котелка с писком выбрался целый выводок мышей и, испуганный неожиданным вторжением, бросился врассыпную.
        На дощатом ложе лежала, вытянувшись во весь немалый рост, давнишняя рассказчица. Тот же острый нос, обтянутые сухой кожей скулы, глубоко запавшие глаза. Крючковатые пальцы с отросшими ногтями сжимали фигурку крылатого змея, вырезанную, по всей видимости, из кости.
        Вратко сотворил крестное знамение, а для верности помянул Перуна, защитника от потусторонних сил.
        Хродгейр с закостеневшей спиной попятился прочь. Он отступал медленно, будто ожидая, что старуха вот-вот поднимется и вцепится ему в горло костлявыми руками. И только выбравшись под открытое небо, шумно вдохнул, а потом длинно и с наслаждением выругался, поминая обманщика Локи, всю вероломную породу турсов и пса Гарма.[Гарм - адский пес, охраняющий вход в Преисподнюю.] И больше не сказал ни слова.
        Вниз они спускались молча, с удвоенной осторожностью. Уж если мертвецы здесь гуляют по ночам и рассказывают сказки, то что им стоит легонько подтолкнуть путника?
        Хродгейр не просил Вратко молчать об увиденном, но словен и сам не горел желанием лишний раз вспоминать мгновения пережитого ужаса, от которого волосы поднялись дыбом. Хорошо, что не поседели.
        Прошло полных четыре дня, прежде чем скальд поведал историю своего похода к хозяйке фьорда. Вначале Сигурду, а после уж и остальным викингам. Мужественные воины осудили поступок вождя, что не замедлили ему высказать. Ведь и так ясно, заметил Сигурд, что дело нечисто. Как пришла старуха, как ушла? Каким образом она сумела заставить всех не только слышать свои слова, но и видеть историю хевдинга Ингольва? Хродгейр, по мнению старика, допустил большую оплошность, отправившись в ее жилище один - ведь Вратко не воин и не идет в расчет. Вождь на это ответил, что давно уже взрослый и не требует опеки со стороны своих же дружинников, а присутствие словена, обладающего зачатками чародейского искусства, важнее помощи десятка бойцов, привыкших действовать обычным оружием. На том и порешили, не возвращаясь более к тяжелому разговору.

«Слейпнир» споро мчался по волнам.
        Зундский пролив миновали за два дня. После был Каттегат, известный всем мореходам внезапными ветрами и беспощадными штормами. Но вера викингов в удачу, ниспосланную морским владыкой Ньёрдом, наверное, помогла им. Более-менее сильная буря настигла дреки уже в Скагерраке, когда он покинул воды датчан.
        Хродгейр под всеобщий смех предложил Вратко сочинить вису, которая смогла бы успокоить море. Новгородец долго перебирал хейти и кеннинги, пытался найти нужные созвучия, но в конце концов сдался. Пришлось направить дреки в ближайший фьорд, где они повстречали три корабля Свена Плешивого, которого скальд, оказывается, довольно неплохо знал. Дальше через Северное море пошли уже небольшой флотилией, которая по пути пополнилась дружинами еще двух ярлов или, как назвали бы их на Руси, князей.
        Первые два дня дреки шли против ветра. Викинги кряхтели на веслах. И хотя они гребли с уверенностью и легкостью, выдававшей многолетнюю привычку, Вратко им сочувствовал. В ответ на его долгие уговоры Хродгейр позволил парню немного погрести. От обеда и до сумерек. Этого ему хватило. Плечи, спину, поясницу ломило так, что Вратко проклял всё на свете. Все путешествия вместе взятые: и морские и сухопутные.
        Два дня новгородец отлеживался и от нечего делать сочинил вису.
        Волн волнитель славный
        Волшебству послушный
        «Слейпнира» стремительно
        Слал тропой тресковою.
        Рало брамы острова
        Острым жалом бармицы
        Мчит к вождю отважному
        Жатвы мечной жаждущих.
        В особенности он гордился «тропой тресковой», обозначающей море, и «ралом брамы острова», то есть кораблем. Викингам понравилось то, что они «жатвы мечной жаждущие». Виса заслужила одобрение Хродгейра. И, кажется, благосклонность богов. К вечеру того дня, когда она была окончательно готова и произнесена вслух, задул ровный восточный ветер.
        Викинги развернули паруса. Яркие, полосатые. Словно цветы распустились над серо-зеленой гладью Северного моря.
        Воздух наполнил сине-белое полотнище и толкнул «Слейпнира» вперед. Подобно восьминогому коню, в честь которого был назван, дреки рванул с места, оставляя далеко позади и Свена Плешивого, и норвежских ярлов, чьих имен Вратко не запомнил. Их корабли до вечера маячили поблизости от окоема, а после и вовсе исчезли.
        Хродгейр не сильно расстроился, что его люди остались без попутчиков. Чего бояться викингу в Северном море? Напротив, пускай их боятся германцы и франки, саксы и поморяне. Морские звери тоже обходят дреки стороной. Не ровен час взбредет на ум поохотиться. Тогда берегитесь и тюлень, и белуха, и чудной зверь-однорог, и даже сам великан морей кит, который пускает воду из ноздрей на несколько саженей вверх.
        Вратко сидел, облокотившись о борт, и глядел на пробегающую мимо воду. Он никогда не уставал наблюдать за поверхностью моря. Всплески белой пены на гребнях волн, словно курчавые барашки. Отблески солнца на упругих, крутых боках. Изредка вдали что-то мелькало. Может, зверь морской?
        А над волнами шелестел ветер. Толкал воду, шевелил ее, ласкал и хлестал. Все время разный, вечером не такой, как утром.
        Народ на Руси считал, что Небо и Земля - это муж и жена, Отец и Мать всего сущего. Если это правда, тогда Небо и Море, наверное, братья. Два веселых здоровяка от скуки, от избытка силы молодецкой задирают друг друга: шутливо толкают в плечо, хлопают с размаху по спине, пихают локтем в бок. Каждый из них уважает другого, но никогда не упускает случая насмеяться, показать себя с лучшей стороны, а брата - похуже. Не со зла, а просто так. Чтобы жить было веселее. Воздух и вода борются, и никто не может взять верх.
        Если можно так сказать, то небо - это тоже океан. Широкий, волнующийся гребнями облаков, поблескивающий молниями, рокочущий громом. Чем ближе к окоему, тем темнее становится небо и тем светлее делается море. Только поэтому они не сливаются. Лишь это помогает различить границу между воздухом и водой.
        А люди, какие бы они ни были сильные, смелые, мастеровитые и просветленные духом, могут всю жизнь стремиться к призрачной кромке окоема, но так и не достигнут ее. Они скользят по границе двух стихий - водной и воздушной, скользят, не проникая ни в одну из них. Птицы летают в небе, рыбы плавают на сколь угодно большой глубине. А человек не может. Ну, прыгнуть вверх аршина на два. И то, если повезет. Нырнуть в воду на две-три сажени. Говорят, в южных странах есть ныряльщики, добывающие зерно бурмицкое со дна моря-океана, так они могут на десяток саженей под воду опускаться. Положа руку на сердце, Вратко не мог представить, что человек на такое способен. Это же на сколько времени нужно дыхание задерживать?! Врут, должно быть, путешественники. Не под силу это людям. Даже самым умелым.
        Вот почему, волей каких богов, тварям бессловесным дано беспрепятственно и в воде, и в воздухе жить, пропитание там добывать, а человеку нет? Нет на то ответа. Нет и, наверное, быть не может. Разве что встретить воочию кого-нибудь из богов и задать вопрос напрямую, в лоб. Да и то… Ответят ли? Ох, вряд ли… Промысел богов, он темен для смертного, и открывать его небожители не торопятся.
        О своих размышлениях Вратко никому не рассказывал. Засмеют. Скажут, невесть чем голову себе забивает человечишка. Нет, чтобы учиться чему-то полезному. Мечом, например, махать или из лука стрелять. Даже Хродгейр хоть и скальд, а не поймет. Вот если бы Вратко новые кеннинги выдумывал, тогда вождь одобрил бы, а так…

«Слейпнир» вошел в туман, как меч в ножны. Бесшумно и плавно.
        Что ж это за острова такие, Оркнейские? Неужели тут круглый год туманы стоят?
        - Помалу! - приказал Хродгейр.
        Это верно. На расстоянии вытянутой руки от борта уже ничего не видно. Так и на камень можно запросто налететь.
        - Вождь! Ты хорошо помнишь дорогу в гавань? - крикнул Гуннар. Хоть и голосина у кормщика - дай бог каждому, а звуки вязли в липкой влаге воздуха.
        - Я-то знаю, а вот как ее сыскать? - усмехнулся Черный Скальд.
        - Надо бы остановиться да туман переждать, - предложил Сигурд.
        - Долго можно пережидать… - вздохнул Хродгейр.
        - Здесь что, все время так? - задал мучающий его вопрос словен.
        - Да нет… Ветер с севера налетит, так и сгонит туман, вышвырнет в море, - пояснил Сигурд. - Но ежели не переменится… Не знаю, как быть.
        - Зато я знаю! - решительно выпрямился Хродгейр. - Олаф! Бери рог и на нос. Труби что есть мочи! До залива совсем недалеко. Услышат, ответят. Вот мы на звук и пойдем.
        - Сделаем… - Здоровяк подхватил огромный рог - непонятно даже с головы какого быка его сняли? - и, подойдя к переднему штевню, затрубил во всю силу легких.
        Низкий гул поплыл над водой, смешиваясь с туманом.
        Гуннар приложил ладонь к уху. Прислушался.
        - Что там слушать! Дудеть надо! - крякнул Сигурд.
        Хродгейр подумал и кивнул.
        - Помалу-помалу! - скомандовал он. - Асмунд - на нос! Щупай камни.

«Как это он будет камни щупать? - удивился Вратко, хотя и смолчал. - Руками, что ли? Да и где он камни возьмет? И зачем?»
        Асмунд, уступавший Олафу ростом, но не шириной плеч, легко, как хворостину, вытащил длинное весло и, удерживая его повыше, чтобы никого не ударить, прошагал к форштевню.
        - А ну-ка подвинься! - толкнул он плечом Олафа. - Ишь, дударь нашелся…
        - Чего это дударь? - пробурчал здоровяк, отодвигаясь. - И не дударь вовсе…
        - Знамо дело не дударь он! - тут же нашелся Сигурд. - Он - дудун!
        Викинги попадали под скамейки от хохота. Не сдержался и словен.
        Олаф буркнул что-то совсем уж невнятное и поднес к губам рог. Снова тяжелый низкий звук поплыл, продираясь сквозь туман, как человек сквозь колючие заросли.
        Асмунд наклонился, свешиваясь за борт, и опустил в воду весло. Короткими, острожными толчками он шевелил воду перед носом корабля. В самом деле будто щупал.
        - Не спать, ротозеи! - прикрикнул на хирдманов Гуннар. - Совсем разленились?
        Норвежцы взялись за весла. «Слейпнир» осторожно пошел вперед. Так человек, оказавшийся в темноте в незнакомом месте, пробирался бы на ощупь, ожидая подвоха каждое мгновение.
        Олаф трубил, Асмунд щупал, Хродгейр прислушивался, настороженно всматриваясь в сырую, стылую мглу.
        Для Вратко время остановилось. Казалось, дреки стоит на месте, а викинги шевелят веслами без всякой пользы. Только липкие струи, словно щупальца морского чудовища кракена, протискивались меж людей, невзначай касались щек, лба, шеи… Оставляли капельки воды на волосах.
        - Хорошо бы еще факел запалить… - задумчиво проговорил Сигурд. - Туман, он огня не любит. Огонь через туман завсегда пробьется и дорогу верную укажет…
        - А ну, тише! - вдруг рыкнул на него Хродгейр. - И все потише!
        Дружинники, и без того загребавшие воду, по мнению Вратко, совершенно бесшумно, застыли, не дыша. Только Олаф набрал побольше воздуха и выдал очередной гул.
        Скальд слушал. Внимательно слушал.
        - Показалось… - вздохнул он, разочарованно махнув рукой, и тут откуда-то из далека-далека донесся слабый, похожий на стон, голос сигнального рога. - Нет! Не показалось! Давай еще, Олаф!
        Силач не заставил себя уговаривать.
        Ответный зов не замедлил.
        - Туда! - после недолгого раздумья указал рукой Хродгейр.
        - Чего-то малость не туда… - себе под нос проговорил Сигурд.
        И правда, если из объяснений кормщика и вождя следовало, что бухта, куда стремились все корабли норвежцев, должна быть в северной части Лошадиного острова, за длинным мысом, и поэтому дреки нужно забирать левее - на юго-запад, то звук чужого рога доносился, скорее, с северо-запада.
        Вратко поразмыслил и решил, что их могло развернуть течением. Тогда нельзя руководствоваться направлением хода, с которым дреки входил в туман. Да и вообще, можно ли доверять хоть какому-то чувству в этой обманчивой белизне?

«Слейпнир» неторопливо скользил по водной глади - чего-чего, а волнения в проливе между островами не ощущалось вовсе. Асмунд не переставал прощупывать воду перед кораблем. Кому охота напороться на камень?
        Олаф трубил. И как только голова не закружится?
        Впрочем, у здоровяка викинга легкие что твои меха. Наверное, он мог бы ртом раздувать кузнечный горн. Новгородец представил себе эту картину и хихикнул.
        Хродгейр покосился на него и не сумел сдержать улыбку. Только Сигурд, вопреки обыкновению, не поддержал веселья, а, напротив, с осуждением покачал головой.
        Ответный сигнал приближался. Значит, они продвигались в верном направлении.
        Все громче и громче.
        Казалось, Олаф и неизвестный трубач играют в веселую игру. Или аукаются, как детвора, собирающая в лесу землянику.
        - Вождь! Что там? - крикнул Гуннар с кормы. Ему у прави?ла[Прави?ло - рулевое весло.] совсем ничего не было видно.
        - Ничего пока! - ответил Хродгейр. И наконец согласился с Сигурдом. - Подарок Ньёрда, живо под палубу, доставай факелы!
        Вратко с радостью повиновался. Ему уже порядком наскучило сидеть, сложа руки, когда все вокруг при деле, у каждого своя работа. Он вытащил тяжелую вязанку сосновых веток, каждая из которых была обмотана просмоленной холстиной.
        - Зажигай пару! - приказал Черный Скальд.
        Парень умело высек искру, зажег первый факел, второй…
        Голос рога, звучащий из-за пелены тумана, на самой басовитой ноте вдруг захрипел, сорвался на жалкий визг и смолк.
        - Ох, не нравится мне это! - крякнул Сигурд.
        - Молчи, старый, накаркаешь! - зыкнул на него Хродгейр, но сам уже вытаскивал меч из ножен. - Быстро, за оружием!
        Сигурд опрометью - и не скажешь, что самый старый в хирде, - бросился к сундуку с оружием, стоявшему тоже под палубой в тесном закутке, где и выпрямиться-то невозможно, а приходилось ходить, согнувшись крючком. Быстро и ловко старик передавал наверх мечи, топоры и секиры. Появилось на свет и тяжелое, окованное железом копье с широким наконечником, которым можно не только колоть, но и рубить. Оказалось, копье - любимое оружие Гуннара. Вытащил старик и несколько - пять или шесть - мощных луков, обмотанных промасленными тряпками, чтобы не напитались влагой в морском путешествии и не рассохлись. Теперь те из викингов, которые считались лучшими стрелками, сгибали их и цепляли тетиву. Вратко тоже достался топор. Не слишком тяжелый, как раз по руке. С мечом, сказал Хродгейр, новгородца в бой пускать пока нельзя - он там для своих будет опаснее, чем для врагов.
        - Хоть бы чуток развеялся турсов туман! - удерживая под мышкой правой руки рулевое весло, а в левой сжимая оскепище копья, в сердцах проговорил Гуннар.
        Словно в ответ на его слова набежал порыв ветра, разорвал завесу, разметал туман в крупные клочья. Открылось пространство в половину стрелища шириной. На дальнем его краю торчала темная, угловатая скала, выглядывающая из тумана лишь самую малость. У ее подножия лениво шевелил веслами дреки, который Вратко сразу узнал, хоть и видел недолго.

«Жрущий ветер».
        Датчане, дружинники Лосси Точильного Камня, сгрудились у левого, ближнего к норвежцам борта. Все они были обряжены как для боя - кольчуги, щиты, шлемы, в руках мечи и топоры.
        В первый миг Вратко подумал, что это засада и датчане явились по их души, но тут же понял свою ошибку. Хирдманы Лосси стояли, оборотившись к «Слейпниру» спинами, и пялились на скалу.
        Глава 8
        Благодарность датчан

«Жрущий ветер» плавно покачивался на волнах. Скалилась драконья голова.
        Датчане не спускали взглядов с серой громадины. Увидев то, что приковало их внимание, Вратко почувствовал, как мороз побежал у него между лопаток. Он и представить не мог подобных чудовищ.
        Огромная голова с широким ртом без губ, зато с двумя рядами длинных, крючкообразных зубов. Вместо носа - две дырки, над которыми горел багровым пламенем единственный глаз. Круглый, навыкате. Костистое туловище покрывали багровые и сизые разводы и прожилки - казалось, оно лишено кожи и ты видишь жилы и внутренности. Когтистые лапы с перепонками между пальцами. Передние цеплялись за неровности камня, а задние напряглись, готовые послать тело в полет.
        Чудовище шипело и высовывало синюшный, будто у висельника, язык.
        Викинги Лосси смотрели на него как завороженные. А может, и правда тварь заколдовала их, лишила бдительности и осторожности? Они не видели, что из воды торчат головы еще троих таких же существ, которые бесшумно подплывали к «Жрущему ветер» и явно примеривались, как бы вскарабкаться по борту и наброситься на людей сзади.

«Что же не стреляют наши хирдманы? Почему не пытаются помочь датчанам?»
        Вратко оглянулся.
        Увидел застывшего с обнаженным клинком в руках Хродгейра и его дружинников, опустивших мечи и топоры.
        Только Сигурд прошептал помертвевшими губами:
        - Накилеви… Ужас пучины…
        Новгородец дернул скальда за рукав кольчуги:
        - Эй, Хродгейр! Ты что?
        С огромным усилием вождь оторвал взгляд от багрового глаза. На висках норвежца выступили капельки пота. Грудь вздымалась, а колени дрожали, словно он перетаскивал непосильный груз.
        - Хродгейр, очнись!
        Викинг тряхнул головой. Тупое безразличие в его глазах сменилось искрой рассудка.
        - К оружию… - прохрипел он непослушным горлом.
        Никто ему не ответил. Никто даже не пошевелился.
        - Асмунд! - Скальд толкнул товарища в плечо.
        Рыжий только переступил с ноги на ногу и головы не повернул.
        - Лосси! Сражайся!
        Молчание, нарушаемое только шипением накилеви.
        Хродгейр, отчаявшись пробудить викингов от оцепенения, вырвал лук у одного из них. Рывком натянул тетиву, прицеливаясь прямо в багровое буркало твари.
        - Не на… - попытался предостеречь его Вратко, догадавшийся, чем грозит взгляд чудовища.
        Он опоздал. Черный Скальд замер. Отпустил тетиву. Выпавшая из безвольных пальцев стрела булькнула и скрылась в мелких волнах.
        Шипение накилеви стало громче. Новгородцу почудилось скрытое злорадство в негромком, вызывающем мурашки на коже, звуке.
        Подплывшие к «Жрущему ветер» твари вонзили когти в дубовые доски.

«Что же делать?»
        Слова нашлись сами собой, будто бы и без усилий со стороны парня. Те самые, единственно нужные. Пришли, сложились в строки, подровнялись рифмами, как слаженный строй бойцов.
        Исчадье пучин,
        Исчезни в ночи.
        Хирд храбрецов
        К схватке готов.
        Солнечный луч
        Светел и жгуч
        Стылую тень
        Раздавит день.[Эта виса написана размером рунхент. Рунхент - единственный размер с конечной рифмой. Не исключает он и внутренних рифм и аллитераций.]
        Сильный порыв ветра обрушился на туманную завесу. Раздвинул, разбросал тяжелые молочно-белые клубы. Яркий солнечный свет проник в образовавшуюся лазейку, скользнул по лицам людей.
        Накилеви, сидящий на скале, пронзительно закричал. Сжался, будто от ударов, падающих на него с неба.
        Хродгейр выхватил еще одну стрелу, взамен утерянной, натянул лук до уха, выстрелил.
        Острая сталь вонзилась чудовищу в плечо, исторгнув из его пасти повторный вопль, более громкий, но с нотками испуга и, как показалось Вратко, удивления.
        - Деритесь! - закричал Черный Скальд, накладывая на лук новую стрелу.
        Норвежцы приходили в себя не сразу, а по одному.
        Гуннар навалился на рулевую лопасть:
        - Гребите, тролльи дети! Гребите!
        Лосси оторопело озирался, будто разминал затекшую шею. Разобравшись, в чем дело, крутанул топор над головой:
        - Бей!
        Только сражаться было уже не с кем. Раненый накилеви с громким всплеском ушел в воду. Там, где только что скалились его собратья, лишь расходились круги. Хродгейр и молодой - немногим старше новгородца - воин по имени Игни пустили несколько стрел в воду, под днище «Жрущего ветер», но, скорее всего, попросту потеряли доброе оружие.
        - Хватит! - махнул рукой скальд. - Ушли, хвала всем асам и ванам вместе взятым!
        Викинги опускали оружие непривычно тихо. Без шуточек, молча. Они вроде как даже опасались смотреть в глаза друг другу. Балагур Сигурд насупился и внимательно разглядывал доски палубы.
        По команде Гуннара, зажавшего бороду в кулаке, дреки замедлил ход и остановился в двух саженях от борта «Жрущего ветер».
        - Как вас угораздило? - Хродгейр подошел к борту.
        Все еще бледный Лосси пожал плечами.
        - Проклятый демон! Не иначе заколдовал…
        - Умные люди рассказывают, что в багровый глаз накилеви смотреть нельзя… - Сигурд встал рядом с предводителем.
        - Накилеви? - нахмурился датчанин. - Откуда он взялся?
        - Они испокон веков живут на Оркнейских островах, - пояснил старик. - Местные знают, что он боится только пресной, а больше всего - текучей воды. Через ручей перепрыгнул - считай, спасся.
        - Где я тут тебе ручей возьму? - рыкнул Лосси. - Мне его что, на дреки возить?
        Сигурд явно обиделся, а потому произнес со скучающим видом:
        - Когда встретишь накилеви в следующий раз, можешь помочиться на него… Даже всем хирдом. Глядишь, прогонишь.
        - Ты думаешь, у датчан моча пресная?! - совершенно искренне удивился Олаф. Вратко так и не понял, разыгрывает их здоровяк или в самом деле интересуется.
        - С такими рожами хоть что пресным будет! - весело отвечал Сигурд, приходя постепенно в обычное расположение духа.
        Прислушиваясь к его ядовитым шуточкам, норвежцы светлели лицом и даже начинали улыбаться. Датчане же, напротив, хмурились еще сильнее. Как же не по нутру им оказалось быть спасенными той самой дружиной, что обставила «Жрущего ветер» в недавней гонке!
        - Ты говори, да не заговаривайся! - Лосси покрепче перехватил топорище. - Ты бы не обмочился, когда такую гадину повстречал?
        Старик медленно, напоказ ощупал свои порты.
        - Не обмочился, как видишь. А ты свои показать можешь?
        - А задницу тебе не показать?
        - Что ты! Не надо! - замахал норвежец руками в притворном испуге. - Я боюсь, что на сияние твоего зада сбежится нечисть со всего Северного моря!
        Дружинники Хродгейра покатились от хохота. Черный Скальд тоже не сдержал усмешки, но сделал Сигурду знак замолчать.
        - Не обижайся на моих парней! - крикнул он Точильному Камню. - У них бывает. Особенно после боя. Я рад, что все закончилось благополучно. Мы подоспели вовремя.
        - Я тоже рад, - кивнул Лосси. - Только чем ты хвастаешься? Ворлока заимел в дружину и радуешься?
        - Ворлока? А! Ты говоришь о нашем Подарке Ньёрда?
        - О нем! Я думал, нид тогда прочитал ты, но сегодня я слышал все. Я понял, кто колдует в твоем хирде. Теперь мне есть что рассказать викингам. Черный Скальд уже не надеется на добрую сталь. Прячется за спину мальчишки-ворлока из Гардарики.
        Хродгейр скрипнул зубами:
        - Ты не подумал, Лосси-датчанин, что обязан жизнью моему человеку?
        - Спору нет… - произнес Точильный Камень уже не так решительно.
        - Так-то ты платишь за добро?
        - У меня нет причин для радости. Жизнь мне спас муж женовидный…
        Вратко аж захлебнулся от возмущения. С какой это стати датчанин так обзывается? Он шагнул к борту и уже открыл рот для гневной отповеди, но Хродгейр опередил новгородца - крепко взял за плечо и покачал головой: не связывайся, мол.
        - Эй, Черный Скальд! - заорал Лосси. - Попридержи колдуна! Если он откроет рот для нового нида, я вырежу ему язык собственными руками!
        - Следи-ка лучше за своим языком! - пробасил Олаф. - А то как бы ему не укоротиться…
        - Кто ты такой, чтоб меня учить?
        - Перелезь ко мне и поглядим, кто кого учить должен!
        - Тихо! - поднял руку к небу Хродгейр. Да, именно к небу. Пока викинги препирались, налетевший после висы Вратко ветерок окончательно развеял, разогнал туман, оставив лишь легкую дымку над водой. Несмотря на то что хорошей видимости по-прежнему не было, вдали угадывались очертания скалистого берега.
        - Успокойтесь! - продолжал скальд. - Мы не будем устраивать глупую драку. Конунг Харальд ждет нас. Наши мечи нужны ему для войны. А ты, Лосси, разочаровал меня. Я думал, датские воины более великодушны и умеют быть благодарными.
        - Я не спорю! - Лосси невозможно было смутить. - Я не спорю, что обязан вам жизнью. Вернее, не вам, а твоему ворлоку. Только поэтому я не требую у тебя его голову!
        - Ты серьезно думаешь, что я могу выдать тебе своего человека?
        - Конечно не думаю. Я знаю, Черный Скальд стоит за своих хирдманов горой. Но это же не хирдман, а трэль!
        - Подарок Ньёрда - не трэль, - веско проговорил Хродгейр, и норвежцы одобрительно загудели. - Он на равных со всеми входит в мою дружину. И не тебе его судить, Лосси Точильный Камень.
        - Не мне? Да, ты прав. Я не буду его судить. Судья найдется! - Датский вождь махнул рукой и повернулся спиной к Хродгейру.
        Скальд тоже не стремился продолжать разговор.
        - На весла! - коротко бросил он норвежцам.
        Оба дреки сорвались с места почти одновременно.
        Гуннар вел корабль со все возрастающей уверенностью. Штевень смотрел на дальний мыс, напоминающий конскую голову. Не потому ли и остров назван Лошадиным? Ведь вряд ли местные жители разводят табуны скакунов. Северные лошадки, Вратко знал это по рассказам торговых гостей, низкорослые и мохнатые. А на островах, лежащих севернее Англии, говорят, вообще выращивают породу, что взрослый человек и верхом-то поехать не сможет - ноги по земле волочиться будут. На открытых пастбищах островные лошади бродят месяца два-три, за это время лишнего жира не нагуляешь и силы не наберешь, а зимой их кормят тресковыми головами и сушеной селедкой.
        Корабль датчан забрал гораздо правее в море. Видно, Лосси не хотел даже по морю идти рядом с колдуном. Но следовал «Жрущий ветер» туда же, куда и «Слейпнир». Вратко вначале удивился. Что это за дела? Датчане и норвежцы то друг с дружкой режутся не на жизнь, а на смерть, то вдруг на общий воинский сбор плывут. Похоже, Лосси хочет в войско Харальда Сурового вступить… Но после новгородец подумал, что, если разобраться, северные народности почти ничем и не отличаются. Не больше, чем словены от древлян или поляне от вятичей, то есть узором на миске, вышивкой на рубахе, видом заколки или серьги. Даже язык, и тот общий. Нет, может быть, когда-нибудь и начнут народности, Киевскую Русь населяющие, делиться, чей язык лучше, да главнее, да красивее, да старше, но парню не хотелось об этом задумываться… Вот и речь северных мореходов почти не отличалась. Где норвежец, где датчанин, где свей? Значит, и Лосси, как свободный вождь, мог захотеть вместе с Харальдом Суровым против Англии выступить, поискать воинского счастья. Тем паче конунг норвежский - полководец знаменитый. Мало кто из людей Хродгейра сомневался
в грядущей победе.
        Примерно на полпути к мысу Конской Головы, как окрестил его для себя Вратко,
«Жрущий ветер» вырвался вперед. Где датчане нашли новые весла? Впрочем, с них станется и ограбить кого-нибудь, лишь бы спастись от позора.
        Норвежцы гребли легко и с удовольствием. Будто пытались в работе забыть недавний ужас. Сигурд сказал, что накилеви пожирает одиноких путников, которых ловит вблизи морского берега, а иногда, озверев от голода, подбирается к человеческому жилью. Но чтобы напасть на дреки, полный вооруженных воинов? Такого раньше не случалось. Что-то недоброе творится в мире, если даже чудища морские привычки менять начинают. Чары наводят, в стаи сбиваются… Ох, недоброе…
        Вратко размышлял, глядя на приближающийся берег. По мере того, как рассеивался туман, невидимые раньше за его пеленой проступали пологие холмы, поросшие зеленым вереском. Они сбегали к пенному прибою желтоватыми ступеньками скал. А над холмами вставало стеной пронзительной синевы небо. Если бы кто-то рассказал новгородцу, что свод небесный может быть такого чистого, яркого, неповторимого цвета, он решил бы, что ему врут. Нагло и бессовестно.
        Но когда дреки обогнул мыс, все мысли вылетели у парня из головы.
        Он увидел бухту и серо-желтый берег, на котором отдыхали, словно диковинные морские звери, не меньше сотни кораблей. Длинные, украшенные на штевнях головами чудовищ, они сложили весла, будто стрекозы крылья.
        - Сила! - усмехнулся Хродгейр.
        - Не сила, а силища! - восхищенно проговорил Сигурд.

«Это точно, - подумал Вратко. - Достанет ли у саксов духа, чтобы противостоять такому войску?»

«Слейпнир» осторожно приблизился к берегу.
        Викинги выбрались на песок. Со всех сторон к ним набежали бородатые, одетые в кожаные куртки норвежцы. Многие из них приветствовали дружинников Черного Скальда, как старых друзей и соратников. Словен неловко чувствовал себя среди гогочущих северян. Речь их он понимал хорошо, но привыкнуть, что старого друга после долгой разлуки нужно хорошенько стукнуть кулаком по спине, до сих пор не мог. Зато он с наслаждением ступил на твердую землю. Вдохнул запахи, хоть немного отличающиеся от аромата моря и корабля.
        Холодный ветер Оркнейских островов ерошил волосы, но солнце припекало, даром что Вратко забрался далеко на север.
        Как же приятно растянуться на пригорке, на упругой короткой траве, раскинуть руки и смотреть в небо, угадывая в очертаниях облаков давно знакомых зверей. Вот лось бежит, размашисто выбрасывая широкие копыта, а вот теленок набычился, пытается напугать крошечными рожками. Вот тетерев присел на ветку, сложив хвост, а вот хищная птица - орел или ястреб - раскинула крылья и парит в вышине. Впрочем, птиц в небе и без того хватало. Чайки вились над заливом в надежде поживиться чем-нибудь от котла дружинников, которых собралось под знамена Харальда Сурового никак не меньше пяти тысяч. Это Вратко прикинул приблизительно, на глаз, по числу сгрудившихся кораблей. Если на каждом из них хирдманов не меньше, чем у Хродгейра, то сила получается внушительная. Возможно, у английского короля Гарольда Годвинссона войско и побольше, но всем известно: викинги - бойцы страшные и опасные, что на суше, что на море…
        - У нас сведущие люди говорят… - лениво пробормотал Олаф, щурясь под лучами солнца. - Говорят люди, что чайки - это души погибших в волнах людей.
        - Может быть, может быть… - поддержал его Сигурд. - Те, кто утонул.
        - Почему? - удивился Вратко.
        - Потому, что те, кто погиб с оружием в руках, попадают в Вальхаллу, - терпеливо пояснил Сигурд.
        - А христиане по-другому учат. - Парень решил блеснуть знаниями. - К нам священник из Киева приехал. Грек. Ребятню собирал, о Боге рассказывал. Ну, меня тятя тоже посылал слушать… Говорит, пригодится в жизни.
        - Э-э, погоди, Подарок, а ты крещеный ли? - подал голос Асмунд.
        - А то? Мы все крещеные! - горячо ответил Вратко.
        - А у вас что, сперва крестят, а после про Бога рассказывают? - с хитрецой поинтересовался викинг.
        - Конечно! Крестят-то младенцев несмышленых. Это деда моего, Третьяка, взрослым крестили, когда князь Владимир приказал всех в греческую веру перевести.
        - Младенцев! - передразнил Сигурд. - Князь приказал! Я думаю, мужчина должен сам выбирать себе веру. Как меч. Когда Олаф Толстый хотел нас всех окрестить, дело Стикластадиром закончилось.
        - Новгородцы тоже не сразу голову перед Владимиром и греками склонили! - Вратко приподнялся на локте. - Много крови пролилось. Люди крепко за веру пращуров держались! - И добавил упавшим голосом: - Только сейчас ее уж и не вспоминают. Почти никто не вспоминает…
        - То-то и оно… - начал было Асмунд, но Олаф перебил его.
        - А скажи, Подарок, ты, когда накилеви увидал, какого бога вспомнил? Кому первому помолился?
        - Признаться, - вздохнул словен, - я ни о каких богах не подумал…
        - Вот и выходишь ты, паря, самый что ни на есть безбожник! - заржал Сигурд. - Колдун! Правильно Лосси на тебя говорит!
        Вратко хотел обидеться. Очень хотел. Даже воздуха в грудь набрал, чтобы гадость какую-нибудь старику сказать, но тут на его лицо упала тень. Новгородец поднял голову и увидел Хродгейра. Черный Скальд стоял, заложив большие пальцы за пояс, и глядел туча тучей.
        - Что случилось, вождь? - встрепенулся Сигурд. - Беда, что ли, какая?
        - Сами решайте, беда или нет. - Голос Хродгейра звучал встревоженно. Вратко в первый раз видел его таким. Не испуганным, а именно встревоженным. Будто очень плохую новость узнал и торопится рассказать ее верным дружинникам.
        - Да что ж такое-то? Не томи душу! - Дремавший Гуннар сел.
        - Лосси, как на берег выбрался, в первую голову к конунгу пошел.
        - Зачем это? - прищурился Сигурд.
        - А ты не догадываешься?
        - Догадываюсь…
        - То-то и оно. Нажаловался. Обвинил нас в колдовстве.
        - Нет, что за дерьмовый народ эти датчане! - возмутился Олаф, вскакивая на ноги. - Дайте мне топор, я башку ему вобью в плечи!
        - Может, и придется… - серьезно проговорил скальд. - Харальд датчан не очень жалует, хотя из Дании в его войско прибыло много мечей. Но колдунов он жалует еще меньше. Тем паче здесь сейчас гостит епископ Бирсейский. Перед войной ссориться с церковью конунг не станет.
        - И что теперь будет? - помертвевшими губами прошептал Вратко.
        - Харальд назначил суд. Лосси будет свидетельствовать, что мы… ты и я… колдовали в море у залива Жадного Хевдинга и здесь, когда нападали накилеви.
        - Вот дерьмец! - Гуннар зевнул. - Где бы он был, если б не мы?
        - Известно где… - сморщился Сигурд. - У чудищ в брюхе. Только умишка, чтобы это понять, у него не хватает.
        - Ничего, мы еще поглядим, что конунг присудит, - сказал Олаф. - Харальд суровый, но справедливый.
        - Мы все свидетельствовать можем! - Асмунд тоже поднялся, одернул куртку, расчесал пятерней бороду.
        Слышавшие слова предводителя викинги зашумели, начали стягиваться поближе.
        - А когда суд будет? - тихонько спросил Вратко.
        - А вот прямо сейчас и будет! - Хродгейр расправил плечи. - Только не вздумайте потасовку устроить! - прикрикнул он на хирдманов. - Знаю я вас! Молча стоять и слушать. Пойдете без оружия. Всем ясно?
        - Что, и в морду Лосси нельзя дать? - разочарованно протянул Олаф.
        - На суде нельзя! - отрезал вождь. - А теперь - пошли! И чтобы мне не краснеть за вас! Все запомнили?
        Викинги переглянулись, но возразить не посмел никто.
        Они отшагали версты две, до просторной усадьбы на склоне холма. Харальд, со всем семейством и свитой, гостил у местного ярла, занимая длинный дом. По дороге Сигурд рассказал словену, что норвежский конунг взял с собой в поход не только старшего сына, но жену и дочерей. Вратко поразился: война - не место для женщин. Но прочие викинги восприняли слова старика совершенно спокойно и даже с одобрением. Поразмыслив, новгородец решил, что, если Елизавета Ярославна будет на суде, может, это не так и плохо? Глядишь, и замолвит словечко…
        Перед жердью, заменявшей ворота, Хродгейр решительно вышел вперед. Суровый, с прямой спиной и упрямо приподнятым подбородком, он заранее выглядел победителем.
        Сигурд дернул словена за рукав.
        - Держись около меня, Подарок Ньёрда. В разговоры без дозволения не лезь. Вождь без нас знает, что говорить и кому говорить. А ты помалкивай и смиренно в землю гляди. Хродгейра-то голыми руками не возьмешь - Лосси это знает, а вот на тебя начнет напраслину возводить. Молчи и слушай. И не лезь сам в разговор! Слышишь меня?
        - Да слышу я, слышу, - кивнул Вратко. Он ощутил, как страх уходит, уступая место любопытству. Ну и пускай судят! Зато мечтал ли он когда постоять напротив самого всамделишного короля? Увидеть королеву, киевскую княжну? Благородных ярлов? Да ни один купец новгородский похвастаться подобной удачей не может! После этого и помереть не страшно.
        Будь что будет!
        Парень расправил плечи, невольно подражая Черному Скальду, и шагнул на двор ярловой усадьбы.
        Глава 9
        Королевский суд
        Чувствительный тычок локтем от Сигурда на мгновение отвлек Вратко от созерцания собравшихся во дворе людей.
        - Ты чего? - зашипел он, потирая ушибленные ребра.
        - Не больно-то нос задирай, - зловещим шепотом посоветовал старый викинг. - А то и не такие, как ты, без носа оставались.
        - Я не задираю…
        - Ага! А то я не вижу. Ты за Хродгейром не повторяй. Он - воин хоть куда, а ты кто?
        - Смотреть-то можно хоть? - Вратко поспешно склонил голову. А ведь и правда могут подумать, что заносчив и нагл не в меру.
        - Тихонько. Из-под ресниц. Да ты не робей! - Сигурд повторил удар локтем и, как назло, попал в то же самое место.
        Новгородец ойкнул вполголоса.
        Гуннар услышал его, повернулся и покачал головой: не хорошо, мол, болтать перед глазами конунга. Сигурд махнул ему рукой - не бери в голову, я знаю, как лучше!
        Хродгейр остановился точно посредине двора. Отвесил исполненный достоинства поклон. Прямо перед ним на креслах с высокими резными спинками сидели несколько человек.
        Крепкий, широкоплечий мужчина, чьи светло-русые волосы и бороду обильно припорошила седина. Кустистые брови сошлись на переносице, и под внимательным взглядом серых глаз словен поежился. Годы наложили на лицо Харальда Сигурдассона сетку морщин, выбелили волосы, но не сделали его мягче и добрее. Конунгу не нужно было носить корону, чтобы любой встречный догадался, кто находится перед ним. Говорят, иные рождаются в семье правителей, с детства готовятся воссесть на трон, а когда добираются до заветного титула - пшик выходит, пустое место. А другой может даже не задумываться о короне - рубиться на мечах, грабить и пьянствовать, скитаться и бродяжничать, но она сама найдет его. И если кто-то думает по-другому, Вратко посоветовал бы ему прийти к Харальду, конунгу Норвегии, сидящему посреди не слишком чисто выметенного двора, одетого в простую куртку, какие носят викинги в походе, и сапоги с мягкими голенищами. Прийти и посмотреть тому в глаза.
        Рядом с конунгом сидела статная женщина, одетая по обычаю северян, но в ее облике что-то неуловимо говорило, из какого племени она явилась сюда. Ее глаза видели днепровские кручи и густую тень киевских лесов, видели церкви, рубленные из дерева, и струги, скользящие по глади неспешной, но могучей реки. Елизавета Ярославна. Ее благосклонности Харальд добивался не один год. Посвящал стихи.
        Хродгейр как-то упоминал «Висы радости», написанные тогда еще не конунгом, но вождем вольницы, грабящей побережья Эллады и Сикилии.
        Есмь мужей норманнских
        Млад потомок славный.
        Ныне струг стремится
        В страны мой арапски.
        Шнеку в тын отока
        Там погнал я на-даль.
        Мне от Нанны ниток
        Несть из Руси вести.[Харальд Сигурдассон Суровый. «Висы радости». Перевод С. В. Петрова.]

«Нанной ниток» здесь будущий владыка Норвегии называл Елизавету, дочь киевского князя Ярослава Мудрого. И хотя Харальд женился во второй раз - обычаи норвежцев дозволяли иметь больше одной жены, - с собой в опасный поход он взял не Тору Торбергсдоттир, а уроженку Гардарики. Всем известно, дети князя Ярослава умом в отца пошли. Младшая дочь - Анна - всем королевством франков заправляет, и ничего, никто не жалуется. Значит, и Елизавета может при случае конунгу добрым советом помочь, поразмыслить вместе над трудной задачей или тайной, которой не сразу с советниками поделишься.
        Рядом с Ярославной сидели две девушки, погодки по виду. Одна, по всей видимости, младшая, как две капли воды похожа на мать - тот же гордый постав головы, величавая осанка, прекрасные черты лица. С первого взгляда видно - дорога ей в королевы или княгини. Вторая не сказать что дурнушка… Нет, дочь Харальда и Елизаветы не могла быть некрасивой, но она больше походила на отца. Мальчик, юноша мог бы гордиться этим. Но девушку не слишком-то красили тяжеловатый подбородок и густые брови. И взгляд. Внимательный, вдумчивый, подходящий больше умудренному опытом военачальнику или священнику в летах.
        - Младшая - Ингигерд, - шепнул Сигурд. - Ее в честь бабки назвали, жены Ярицлейва-конунга.[Ярицлейв-конунг - князь Ярослав Мудрый.] Красавица… Говорят, датский конунг, Свен Эстридссон, уже сватает ее за своего сына, Олафа. Старшая - Мария. Она - не от мира сего… Иногда пророчествует, иногда впадает в печаль - не ест, не пьет, мается, бедняжка. Дроттинг Эллисив[Дроттинг - дословно: жена дроттина, верховного правителя у скандинавов, т. е. короля. Эллисив - видоизмененное имя Елизавета.] не слишком ее любит, зато Харальд… Люди болтают, он с ней советовался - плыть ли в Англию.
        - Да ну? - удивился Вратко.
        - Да. Мария не хотела этой войны, но договор есть договор…
        - Ладно, после… - все так же шепотом оборвал старика новгородец. - Другие кто?
        - Другие? Ярл Торфинн с Бирсея, ярл Сигни из Вике, ярл… Эй, ты чего, парень?
        Но Вратко уже не слушал пояснений. Рядом с сухопарым благообразным стариком в епископской шапочке он увидел старого знакомца - монаха Бернара. Того самого, что взошел на борт «Морской красавицы» в Волине. Словен шагнул вперед, кулаки его сжались, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы широкая ладонь Гуннара не опустилась на его плечо.
        - Стой спокойно! - рыкнул кормщик.
        - Да это же…
        - Я сказал, стой спокойно, а то придушу.
        В голосе викинга звучали нотки, ясно дававшие понять - он не шутит. Вратко повиновался, хоть душа требовала броситься на подлого монаха, вцепиться ему в глотку и давить, пока из него не выльются последние капельки жизни.
        Невысокий коренастый ярл Торфинн, обладатель длинных усов, поднял вверх руку, призывая собравшихся к вниманию. За несколько мгновений в толпе воцарилась мертвая тишина. Только свист ветра да отдаленные крики чаек нарушали ее.
        - Датчанин Лосси по прозвищу Точильный Камень обвиняет Хродгейра, известного как Черный Скальд, и требует королевского суда! - провозгласил Торфинн. - Присутствует ли здесь Лосси Точильный Камень?
        - Я тут! - ответил датчанин. Он стоял чуть-чуть правее в окружении своих дружинников.
        - Присутствует ли здесь Хродгейр Черный Скальд?
        - Я пришел! - подал голос норвежец.
        - Пускай Лосси выскажет свои обвинения.
        Точильный Камень откашлялся.
        - В Зундском проливе нас застала буря. Я направил «Жрущий ветер» во фьорд Жадного Хевдинга. Все знают: когда есть где спрятаться, глупо бороться с волнами…
        Лосси говорил спокойно и обстоятельно. Чувствовалось, что он готовился давно. Быть может, задумал пожаловаться на Хродгейра еще тогда, поддавшись обиде. Но Вратко не слушал его. Он смотрел только на отца Бернара, буравил его взглядом не хуже, чем Один скалу в поисках меда поэзии. Монах его не замечал. Скорее всего, и помыслить не мог, что стоящий в толпе викингов паренек - тот самый сын убитого магдебуржцем Дитером новгородского купца, уцелевший в волнах Варяжского моря.
        - Весла моего корабля, отличные ясеневые весла, треснули, будто трухлявая осина! Все знают, скальды не чужды колдовства. Чем, как не колдовством, можно объяснить сломанные весла?
        Ярлы за спиной короля Харальда переглянулись. О чем они подумали? Соглашались со словами датчанина или посчитали их глупой выдумкой?
        - Хродгейр отказался признать свою вину. Но кто, кроме скальда, все знают, мог прочесть нид? Чьи слова еще обладают силой?
        - Лестно ты отзываешься о скальдах, Лосси-датчанин! - с ухмылкой проговорил викинг, затерявшийся в свите Харальда. Одутловатое лицо, темная щетина на подбородке и куртка, густо покрытая пятнами, в которых угадывалась и жирная еда, и вино с пивом, делали его похожим на лавочника или небогатого купца. - Я начинаю гордиться тем, что я тоже скальд.
        Конунг глянул на него и улыбнулся. Не сдержали усмешек и ярлы.
        - Это - Халли Челнок,[Халли Челнок - исландский скальд XI века. Считается, что первое свое прозвище он получил за находчивость, сравнимую с быстротой ткацкого челнока. Второе прозвище он получил за частое упоминание еды в висах.] - зашептал Сигурд в ухо словена. - Язык его такой же острый, как наши мечи. Его еще называют Халли Каша.
        - Тогда, в первый раз, я подумал, что ошибся, - продолжал, нисколько не смутившись, Лосси. - Все знают, Хродгейр - достойный воин, прославившийся честностью и справедливостью, и всем известный скальд. Но когда на мой дреки у Лошадиного острова напали накилеви…
        Торольв, епископ Бирсейский, размашисто перекрестился, а Бернар, удивленно вскинув бровь, что-то зашептал ему на ухо. Остальные восприняли упоминание морского чудовища спокойно. Наверное, слыхали о нем не раз.
        - Мы готовились дать отпор нечисти честной сталью и молитвой! Но тут из тумана появился «Слейпнир» Черного Скальда…
        - Ага… Молились они… - язвительно заметил Сигурд. - Штаны они обмочили, а о молитве никто и не вспомнил.
        - Тогда я понял, кто колдует на корабле Хродгейра. Это его ученик, мальчишка, вон он стоит! - Палец Лосси указал в сторону Вратко. - Гуннар держит его. Наверное, чтобы не начал творить заклятия прямо здесь!
        Новгородец почувствовал на себе любопытные взгляды. Разные - подозрительные, оценивающие и даже сочувствующие.
        - Я требую виру десять марок серебра! - громче, чем раньше, проговорил датчанин. - За ущерб моему кораблю, за скверну, нанесенную колдовством мне и моим людям. Половину серебра я хотел бы пожертвовать церкви в Бирсее, чтобы монахи помогли нам молитвами. Я и мои люди должны очиститься от скверны. Я все сказал.
        Точильный Камень поклонился конунгу, ярлам и церковникам, бросил косой взгляд на Хродгейра.
        Торфинн помолчал, обдумывая услышанное. После сказал:
        - Что может сказать Хродгейр, прозванный Черным Скальдом, в ответ на предъявленное обвинение?
        - Мой конунг. Почтенные ярлы. - Скальд начал с поклона. Слова он ронял размеренно и веско, не повышая голоса. - Я не могу отрицать: все, что сказал Лосси-датчанин, правда. Он не исказил событий и не солгал. Все зависит от того, что увидеть за этой правдой. Наши корабли состязались в скорости у залива Жадного Хевдинга. И если весла «Жрущего ветер» не выдержали, в чем моя вина? Разве я выбирал дерево для них? Разве я тесал и строгал их? Разве я приказывал хирдманам налегать на них? У Лосси-датчанина нет доказательств, что кто-то из моей дружины ворожил. Часто люди в горячке, вызванной радостью битвы или азартом состязания, выкрикивают друг другу в лицо оскорбления и пожелания несчастий. Повод ли это, чтобы признать их вину на суде?
        Вратко следил за отцом Бернаром. Монах поджал губы, показывая презрение к болтовне человека, которого уже записал в язычники и чародеи. Харальд Суровый подпер подбородок кулаком и слушал внимательно, не перебивая. Свита тихонько переговаривалась. На лице Халли Челнока зрела новая улыбка - что-то исландец задумал?
        - Когда в тумане, окутавшем побережье Лошадиного острова, - рассказывал дальше Хродгейр, - мы наткнулись на дреки датчан, то очень удивились. Видно, недоброе творится в нашем мире. Чем прогневили мы Господа, если накилеви начали сбиваться в стаи?
        Епископ вновь перекрестился и сплюнул с брезгливым выражением лица.
        - Мерзкие твари наводили морок. Верно, и туман был их заслугой. Их взгляд отбирал силы и желание сражаться. Все, здесь присутствующие, знают меня. Знают, что в бою иду я в первых рядах. Никто не обвинит и Лосси-датчанина в трусости. А также его и моих людей. Но под взглядом накилеви мечи валились из рук, а тело охватывало оцепенение. Единственным, кто сохранил разум и силы, остался мой ученик, Вратко из Хольмгарда. Я подобрал его в море и оставил у себя, решив, что паренек приносит нам удачу. Так и вышло. Думаю, именно его присутствие помогло нам у фьорда Жадного Хевдинга. Помогло и сейчас. Он, хоть и из русской земли, а, верно, хлебнул меду Бёльверка. Вот Вратко и прочитал вису, чтобы подбодрить нас, вселить уверенность и силы. Чья вина, что в тот же миг подул ветер, разорвал пелену тумана? Когда солнце коснулось богомерзких тварей, наваждение исчезло, сила вернулась к рукам, а решимость в сердца. В одного накилеви я всадил стрелу. Остальные удрали… Мне больше нечего сказать. - Хродгейр вздохнул. - Ну, разве только… Теперь я знаю, чего стоит благодарность датчан.
        - Лжец! - зарычал Лосси. - Разве так все было?!
        - Опровергни, - невозмутимо отвечал Черный Скальд.
        - Мой топор докажет…
        Хродгейр скривился, склонил голову к плечу:
        - Ты вызываешь меня?
        - Я порву тебя!
        - Тихо! - Голос ярла Торфинна громыхнул подобно повозке Тора. - Если ты вздумаешь затевать драки, Лосси-датчанин, можешь возвращаться в Роскилле! Там руби кого хочешь!
        Точильный Камень осекся, притих и опустил плечи. Видно, ему очень не хотелось возвращаться в Данию.
        Конунг поднял глаза. В них плескалась глубокая грусть и забота. А еще глухая тоска человека, вынужденного вместо серьезных и жизненно важных дел заниматься всякими пустяками.
        - Что скажут мои советники?
        - Я промолчу. Не к лицу, - отрывисто проговорил воин с длинной, заплетенной в косу бородой. На его шее поблескивала толстая, витая гривна.
        - Ярл Гудбранд из Согнефьорда, - шепнул Сигурд.
        - Мне сдается, Лосси-датчанин попусту тратит наше время. - Торфинн покачал головой. - Я провел на Оркнеях не один десяток лет. За спасение от накилеви датчанам стоило бы выкатить Хродгейру и его людям с полдюжины бочонков пива.
        - А мне кажется бесчестным добиваться победы ворожбой! - возмущенно сказал седовласый ярл Сигни из Вике.
        - Вы позволите мне сказать, мой король? - опасно прищурился епископ. Отец Бернар стоял с ним плечом к плечу и сопровождал каждое слово Бирсейского иерарха кивком. Со стороны казалось, будто епископ попросту высказывает мнение монаха.
        - Говори. - Харальд с неожиданным интересом посмотрел на священников.
        - Я сумел вынести из услышанного здесь, что в ваших подданных еще очень сильно язычество. Бороться с ним - наша главная задача. А уж приверженность выходцев из Руси тайным ритуалам, которые запрещены церковью, и вовсе притча во языцех…
        - Ты забываешься, священник! - Глаза конунга сверкнули углями. А Вратко успел заметить, как поджала губы и сузила глаза Елизавета Ярославна. - Ты говоришь в присутствии внучки Вальдамара-конунга,[Вальдамар-конунг - Владимир Святославич (предположительно г. р. 956 - ум. 1015 г.), киевский князь с 980 года, носил прозвища: Святой, Великий, Красно Солнышко, Креститель. Отец Ярослава Мудрого, дед Елизаветы Ярославны.] крестившего все земли от Кенугарда[Кенугард - Киев в скандинавском произношении.] до Альдейгьюборга. А также в присутствии брата Олафа Святого,[На самом деле Олаф Святой и Харальд Суровый были сводными братьями.] чей прах покоится в священной раке в Нидаросе. И ты смеешь обвинять нас в недостатке рвения на пути служения Господу?
        Кадык Торольва дернулся. Епископ перекрестился, захлопнул отвисшую челюсть. Бернар снова зашептал ему в ухо, поднимаясь на цыпочки. Оторвался, поманил к себе статного воина со светлыми бровями и шрамом на левой щеке.
        - Что молчишь, епископ? - рыкнул Харальд.
        Святой отец с Бирсея сглотнул и дрожащим голосом начал читать:
        - Domine Jesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Господи Иисусе, прости нам наши грехи, избави нас от адского огня и приведи в рай все души, особенно те, которые больше всего нуждаются в Твоем милосердии ( лат.). ] - Ближе к концу молитвы его голос окреп и зазвенел решительностью и отвагой.
        - Позволь, я вмешаюсь в спор благородных мужей и святых отцов? - Халли Челнок протиснулся вперед. Высморкался на траву, не стесняясь присутствия королевы и ее дочерей. Вытер пальцы о штанину.
        - Хочешь позвать всех за стол? - усмехнулся Харальд.
        - Нет, хочу на голодный желудок заступиться за скальдов, если уж мой конунг, который сам скальд, каких поискать, не желает делать этого.
        - Ну, давай… Говори!
        Халли откашлялся. Хотел еще раз сморкнуться, но передумал.
        - Я скажу вису. Она только что пришла мне на ум. Хочу сразу предупредить: если Лосси-датчанина сегодня к вечеру вдруг одолеет понос, я тут ни при чем. А то начнет на королевский суд звать, а там, глядишь, и хольмганга[Хольмганг - поединок по особым правилам у скандинавов.] потребует…
        Точильный Камень переступил с ноги на ногу, рыкнул что-то неразборчиво.
        - Так я скажу? - спросил Халли у конунга.
        - Говори! - милостиво махнул рукой Харальд.
        - Итак, виса в защиту скальдов. И не только скальдов.
        Вор ворует, ворлок же
        Ворожбою кормится.
        Режет руны, кровию
        Окропить их пробует.
        Нид, недаром сложенный,
        Вред врагу, но добрая
        Драпа друга радует,
        Древо дрота рьяное.
        Ярл Торфинн крякнул одобрительно. Харальд улыбнулся.
        Лосси аж передернулся.
        - К чему ты ведешь? - возмутился он. - Это всем известно!
        - А мне кажется, что не всем, - отвечал исландец. - Кое-кто, прибывший на Оркнейские острова из Дании, путает искусство скальда с ворожбой ворлока. Я хотел подсказать собравшимся здесь именитым мужам, что нельзя обижать вкусившего меда поэзии, обзывая его колдуном. Кем бы скальд ни был - мастером, признанным от Миклогарда до Нидароса, или учеником.
        - Да? Я сам слеплю строки не хуже вшивого русича!
        - Слепишь? - прищурился Халли. - В том-то и дело, что ты лепишь, а скальд складывает. Чуешь разницу?
        Громко грозил отрок,
        В праздности возросший:
        Сотворю-де дреки,
        Дайте только древо.
        Волк ольхи клыкастый
        Глупцу лизнул пальцы.
        Не удержит ложки,
        Огнь войны не вынет.
        Викинги рассмеялись.

«Вот молодец!» - шепнул Сигурд.
        Лосси побагровел от злости. Засопел, бросая на исландского скальда взгляды исподлобья.
        - Кто еще хочет высказаться? - спросил Торфинн.
        - А что говорить? И так все ясно, - махнул рукой Гудбранд из Согнефьорда.
        - Пускай конунг огласит приговор, - добавил одноглазый ярл в плаще, заколотом на груди золотым бегущим оленем.
        - Что ж. - Харальд Суровый встал, скрестил руки на груди. - Я выслушал и обвинение и защиту. Я услышал слова епископа, внял речам советников. Мой приговор. Хродгейр Черный Скальд невиновен. Вратко из Хольмгарда невиновен. За оговор назначаю Лосси Точильному Камню выплатить виру в размере четверти марки серебра каждому.
        Лосси зарычал, но возражать не посмел.
        - У кого есть еще просьбы, жалобы? - Конунг устало скользнул взглядом по толпе.
        Вратко понял, что если промолчит сейчас, то будет мучиться всю жизнь. Непочтительно толкнув Сигурда и увернувшись от лап удивленно охнувшего Гуннара, он выскочил вперед.
        - У меня есть жалоба! Я обвиняю! - от волнения у него сорвался голос. Парень захрипел и схватился за горло, закашлявшись.
        - Это и есть Вратко из Гардарики? - спросил Харальд.
        - Да, мой конунг, - кивнул Хродгейр. - Он из Хольмгарда. После того как мы выловили его из воды, я назвал его Подарком Ньёрда.
        - Подарком Ньёрда? - усмехнулся правитель. - Хороший хейти. Говори, Вратко из Хольмгарда. Кого и в чем ты обвиняешь?
        Новгородец набрал в грудь побольше воздуха:
        - Я обвиняю монаха Бернара в том, что он позволил убить моего отца, купца Позняка из Новгорода. Из-за него началась ссора…
        - Это серьезное обвинение, Вратко, - покачал головой Харальд. - Его нужно доказывать.
        Парень почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Вот сейчас на смех поднимут, самого обвинят в облыжном доносе… А! Будь что будет!
        - У меня нет доказательств. Есть только мои слова против слов монаха, - решив насмерть стоять на своем, начал рассказ Вратко. Он поведал все, с того дня, как Бернар поднялся на борт «Морской красавицы» в торговом городе Волине. Не старался выгородить Позняка, начавшего первым драку. Зато хорошо описал смех германцев, торчащих над бортом, когда сам Вратко свалился в море, и постную рожу монаха, уходящего прочь от толпы, но палец о палец не ударившего, чтобы помочь тонущему.
        Выбрасывая злые, но правдивые слова, он не отрывал глаз от лица монаха.
        Бернар сохранял бесстрастно-высокомерное выражение. Ни один мускул не дрогнул: он не позволял себе ни гнева, ни насмешки. Неужели так уверен в безнаказанности? Еще бы! Он, по всему видать, приближенный человек епископа, привык при королях, герцогах да князьях ошиваться. Что ему обвинения какого-то мальчишки? Знает, гадина, наверняка, что поверят ему, а не русичу. Одна надежда остается на Елизавету Ярославну…
        Вратко остановился и перевел дух. С удивлением он заметил, что все викинги слушали его очень внимательно. Не шумели и не перебивали. Даже вознамерившийся уйти Лосси Точильный Камень задержался, чтобы дослушать до конца.
        - Мы выслушали твои обвинения, - кивнул Харальд. - Они весьма серьезны. Но брат Бернар имеет право на защиту. Что ты можешь сказать, святой отец?
        Монах дернул плечом.
        - Все ложь. От начала до конца. Я не слышал ни о какой «Морской красавице»…
        - Вот и зря, - раздался негромкий голос Хродгейра. - Гамбуржца Гуннара знают во всех городах моря Варяжского. И его телохранителя - Дитера из Магдебурга.
        - Пусть так. Но на Оркнейские острова я приплыл на корабле хевдинга Модольва Кетильсона по прозвищу Белоголовый. Это могут подтвердить все.
        - А я подтверждаю, что выловил парня бултыхающимся с бочонком в обнимку на волнах между Фольстером и Рюгеном. Это как раз по пути из Волина на Хедебю. И он рассказал мне ту же историю. Слово в слово. У меня нет оснований не верить русичу.
        - Особенно если колдуете вместе, - прошипел Лосси.
        Его не удостоили даже взгляда.
        - Я утверждаю - ничего подобного не было! - Отец Бернар не возвысил голоса. Говорил все так же ровно и спокойно, с непоколебимой уверенностью в собственной правоте.
        - Было! - выкрикнул Вратко, сжимая кулаки. Слезы обиды были готовы брызнуть из глаз. Еще чуть-чуть, и словен кинулся бы в драку - попробуй удержи!
        - Не было. Не было… - со снисходительной полуулыбкой покачал головой монах.
        Они вперились друг в дружку взглядами и замолчали. У новгородца кровь стучала в висках и алая пелена застилала глаза. Отец Бернар улыбался уголками губ и поглядывал с чувством превосходства. Он не сомневался в своей победе.
        Харальд расправил ногтем большого пальца усы.
        - Как я понял, свидетелей нет ни у обвинения, ни у защиты, - сказал он неторопливо.
        Молчание было ответом. Никто не озаботился подтвердить очевидное.
        - Когда земной суд не может решить дело, приходится прибегать к суду небесному, - продолжал конунг. - Пускай Господь разрешит ваш спор.
        Викинги переглянулись. Похоже, подобного решения сурового правителя не ожидал никто из них.
        Глава 10
        Божий суд
        Первым нарушил молчание Торольв, епископ Бирсейский:
        - Надо ли понимать, мой король, что вы назначили поединок между этими двумя людьми?
        - Божий суд предусматривает не только поединок, - вмешался ярл Торфинн. - Думаю, эти два бойца искусства нам не покажут.
        - Я хотел бы напомнить вам, что отец Бернар - священнослужитель. Следовательно, он не обязан брать оружие в руки! - Голос епископа зазвенел праведным гневом.
        - Я готов и к испытанию огнем! - воскликнул Вратко решительно, хотя отваги он как раз не ощущал. Наоборот, сердце так и норовило скрыться в пятках. Кто он такой, чтобы на божьем суде тягаться с монахом? С Иисуса Христа станется сотворить очередное чудо - одно из тех, о которых рассказывал их уличанский священник. Вот и выйдет Бернар праведником, а он, Вратко, брехливым псом.
        Конунг сверкнул глазами на болтунов, и те быстренько окоротили языки.
        - По нашим законам каждый из них может предложить бойца вместо себя. Так будет даже честнее. Мне и в голову не приходило стравить монаха с купеческим сыном. Это так же смешно, как выставить на петушиных боях две курицы. Предлагайте…
        Харальд тяжело опустился на кресло. Хоть он и оставался крепким, как дуб, а пять десятков лет в ларец не спрячешь, дают о себе знать время от времени.
        - Кто желает биться на божьем суде за отца Бернара? - спросил ярл Торфинн.
        - Я! Я хочу! - заорал Лосси-датчанин. Даже на цыпочки приподнялся от нетерпения.
        - Я буду драться за честь отца Бернара! - Светловолосый Модольв Кетильсон шагнул вперед, расправил плечи. Выглядел он гораздо опаснее датчанина. Только кто их знает, северян, на что каждый способен?
        - Я выбираю хевдинга Модольва, - твердо проговорил монах.
        Суровый конунг кивнул, как показалось новгородцу, вполне благосклонно.
        - Кто хочет драться на поединке за правду Вратко из Гардарики?
        - Я! Нет, я! - почти одновременно выкрикнули Олаф и Асмунд. Посмотрели друг на друга, набычились.
        - Я буду драться на божьем суде! - звучно произнес Хродгейр. - Слышали, вы, оба!
        Викинги обернулись к предводителю. На их лицах, обрамленных у одного рыжей, а у второго цвета спелой пшеницы бородами, застыли по-детски обиженные гримасы. Отняли у малышей любимую игрушку, и все тут…
        - Что скажешь ты, Подарок Ньёрда? - спросил Харальд.
        - Не знаю… - промямлил Вратко, ощущая, что сам себе готов дать затрещину. Это ж надо! Влез, не спросясь, а теперь из-за него могут убить человека. Причем человека, спасшего словену жизнь. Олаф и Асмунд, конечно, выглядят крепче Черного Скальда - и выше, и в плечах шире, и ладони, что караваи хлеба, но ведь и Хродгейр не зря стал вождем? Наверное, не только за острый язык и мастерство в сочинении вис? Однако решить, кого из троих отправить на поединок, Вратко не мог. Не поворачивался язык.
        - Мой конунг. - Скальд прервал затянувшееся молчание. - Этот молодой русич мало знаком с нашими обычаями. Я прошу о праве участвовать в божьем суде для себя, ибо я главный свидетель его правоты. Я свидетельствовал перед конунгом. Позволь мне свидетельствовать и перед Богом.
        - Это разумно, - поддержал его ярл Торфинн. - Это справедливо.
        - Хорошо, - согласился Харальд. - Пусть будет так. Распорядись, чтобы подготовили место для поединка.
        Сказав это, норвежский правитель встал и направился в дружинный дом, давая понять, что всем пора расходиться.
        Божий суд назначили на рассвете. Доброе время, хорошее время. Каким бы богам ни молились люди, а начало нового дня почитают все. Поднявшееся над окоемом солнце, податель жизни, не допустит несправедливости. Черное колдовство потеряет силу под его лучами. И людям лучше приступать к бою, посвященному богам, утром, с чистым сердцем и ясными помыслами.
        Хродгейр, как и Модольв, остался на подворье ярловой усадьбы. Им предстояло провести ночь в посте и молитвах.
        Дружинники Хродгейра, возвращаясь к «Слейпниру», бурно обсуждали предстоящий бой. Олаф и Асмунд быстро забыли обиду и теперь предрекали скорое поражение Модольву. Гуннар качал головой и теребил бороду.
        - Конечно, Хродгейр боец каких поискать, - задумчиво произнес Сигурд, шагая рядом с Вратко. - Немного есть мечников, равных ему, от Халаголанда до Вике. Но и Модольв не так прост. Разное про него рассказывают…
        - Между Хродгейром и Модольвом как-то вышел спор, - отрывисто бросил кормщик. - Они не смогли решить его. Все шло к хольмгангу, но… Дело было перед войной с Данией. Черный Скальд не желал нарушать королевский приказ, запрещающий поединки. Он - вождь, а не берсерк. Модольв Кетильсон тоже не стал настаивать, но, поговаривают, у него были свои резоны отказаться от боя. Теперь они оба могут решить сразу два спора - ваш с монахом, нынешний, и свой, старый.
        - А из-за чего они поссорились? - спросил Вратко, просто чтобы что-то сказать.
        - Зачем мне выдавать чужие тайны? - тряхнул бородой Гуннар. - Спросишь его сам. После. Если Хродгейр сочтет нужным, то ответит.
        Они вернулись на стоянку. Норвежцы до поздней ночи жгли костры, шутили и пели песни. Новгородцу же кусок не лез в горло, не говоря уже о веселье. Видя его состояние духа, старый Сигурд хлопнул парня по плечу:
        - У нас не принято горевать по еще живым. Удача - девка капризная. Печалью ее не приманить. Вот парни и стараются. А ты, если хочешь, можешь помолиться.
        - Кому? - вздохнул Вратко.
        - А кому хочешь. Можешь Белому Богу, распятому далеко на юге, а можешь своим богам, которых раньше чтили в Гардарике, - Перуну, Даждьбогу…
        - Белым Богом ты называешь Иисуса Христа?
        - Да. Так его зовут у нас, на севере.
        - Боюсь, его уши будут прислушиваться к молитвам Бернара, - вздохнул словен. - Вряд ли он сумеет выслушать двоих.
        - Как знаешь, - не нашел что возразить Сигурд. - Может, ты и прав. Я собирался просить помощи у Отца Битв и у Грозы Турсов.[Т. е. у Одина и Тора.] Я - человек старый. И привычки у меня тоже старые. Не всем норвежцам понравилось, что Олаф Толстый поприводил к нам жрецов Белого Бога.
        Вратко решил последовать совету. Улегся на пригорке, накрылся меховым одеялом - ночи на Оркнеях, несмотря на лето, стояли прохладные - и принялся молиться. Неторопливо и обстоятельно. Попросил помощи у Иисуса Христа. Почему бы и нет? Христианский бог милостив и справедлив. Он не допустит непотребства и накажет виноватого, пускай даже этот виноватый - один из его многочисленных слуг. Потом он помолился Перуну, богу воинов и дружинников, защитников семейного очага и родной земли. После вспомнил и Тора. Бог, скачущий по небосклону в колеснице, запряженной козлами, любит честных бойцов, поскольку сам, не задумываясь, мчится наказывать воров, убийц и клятвопреступников. В конце концов парень заснул. Ему не снилось ничего, но несколько раз новгородец просыпался с бешено колотящимся сердцем. Что же принесет завтрашний день?
        Наутро на каменистой осыпи, полого уходящей в море, собралась огромная толпа.
        О грядущем божьем суде прознали все, прибывшие под знамена Харальда Сурового. Даже те, чьи дреки отдыхали на берегу в двух-трех верстах.
        Под строгим надзором ярла Торфинна очертили круг саженей десять в поперечнике. Если бы дело было в Норвегии, то границу круга постарались бы выложить ореховыми прутьями, но здесь, на Оркнейских островах, деревья и кустарник - большущая редкость. Поэтому круг обводили молотом, позаимствованным в кузнице, что стояла на отшибе за усадьбой местного правителя. Во-первых, молотом куют добрую сталь - и оружие для воинов, и для мастерового люда орудия. Уважение к железу освящено вековой традицией. Без золота человек обойдется, а без железа - нет. Во-вторых, молот - оружие аса Тора, которого и норвежцы, и датчане, и исландцы продолжали уважать и почитать, несмотря на старания христианских священников. Верно говорил Сигурд, Иисус Христос, Белый Бог, конечно, силен, если ему столько стран и народов поклоняются, но он далеко. А асы и ваны где-то здесь, неподалеку. Может, в соседнем фьорде отдыхают, а может быть, в ближнем лесочке судят-рядят, как бы им извести племя вероломных турсов?
        Ярл с Бирсея замер по одну сторону от священного круга, а назначенные им помощники - ярл Гудбранд из Согнефьорда, ярл Сигни из Вике и ярл Магнус из Годорда, что в Исландии, - встали по трем другим сторонам. Ждали только конунга.
        Черный Скальд застыл, подставив щеки несмелым солнечным лучам. У его ног лежали щит и меч. Полуприкрытые веки делали Хродгейра похожим на сторожевого пса, отдыхающего на крыльце, - вроде бы и спит, но все примечает и никого чужого не пропустит. Напротив него хевдинг Модольв улыбался невесть чему в белые усы, потирая крепкие ладони. Поединщики не надели ни кольчужных рубах, ни кожаных курток, обшитых пластинками железа или бронзы. Божий суд есть божий суд, как объяснил Сигурд. Тем паче предстоял бой до первой крови, не до смерти.
        Вратко с замиранием сердца ждал начала поединка. Пальцы его помимо воли гладили деревянные ножны. Утром, отправляясь на берег, Хродгейр подарил новгородцу настоящий боевой нож. «На удачу, - сказал скальд. - Верю, она не изменит нам». Впервые в жизни молодой словен понял, что хочет научиться драться. С оружием и просто голыми руками. Не так, как дрались мальчишки на их конце Новгорода, а как дерутся решительные и безжалостные воины. Мужчина должен уметь постоять за себя. Пусть он всего-навсего купеческий сын и княжим дружинником ему не стать никогда. Но уметь защитить себя, свою семью, своих друзей, свою землю должен каждый…
        Толпа заволновалась и расступилась.
        Появился Харальд Суровый в окружении ближних хирдманов - как на подбор широкоплечих и высоких, неторопливых и спокойных. С ним вместе прибыли епископ с кучкой священнослужителей, среди которых выделялся отец Бернар, несколько ярлов из Исландии и Норвегии, скальд Халли Челнок и… Вратко не поверил своим глазам… Мария Харальдовна или, как уважительно именовали северяне своих жен и дочерей, Мария Харальдсдоттир. Вот уж, по мнению Вратко, нечего было девушке делать на поединке. Впрочем, если родной отец дозволяет, то кому запрещать?
        Конунг встал спиной к восходу, так, чтобы солнце не слепило глаза, скрестил руки на груди - видно, это его излюбленная поза, - сказал негромко:
        - Хорошее утро для схватки. Господь наш, похоже, благосклонен к кому-то из бойцов.
        Епископ немедленно перекрестился и забормотал: «Pater noster, qui es in caelis…
[Отче наш, Иже еси на небесех… ( лат.) ]
        - Перед началом, - продолжал Харальд, - скажи-ка нам, Халли, что-нибудь не скучное.
        Исландский скальд, еще более опухший, чем вчера - или пил до утра и не выспался? - почесал кустистую бороду, откашлялся, одернул грязную куртку. Хорошо, хоть сморкаться не стал, как давеча.
        - Если ты, Харальд-конунг, желаешь услышать вису, вдохновляющую бойцов, то вряд ли твое желание осуществится… Но вису я все-таки скажу. Красивое сегодня утро. Небо синее, как глаза Фрейи, бойцы опытные и умелые, один другому под стать, мечи у них добрые, из хорошей стали, лучшими кузнецами сработанные. И все бы хорошо, да только мне не в радость следить за ратным поединком. Ибо…
        Лед кольчуги высверкнул
        Славно. Вышло весело.
        Брашна брани радуют
        Брег залива распрею.
        Молодцы не голодны,
        Солнце идет к полудню.
        Мне ж сомненье, праздному.
        Манит время трапезы.
        - Ай да Халли Каша! - выкрикнул кто-то из толпы. - Все не наестся никак!
        - Ты подобен йотуну из Муспелльсхейма! - воскликнул конунг, качая головой. - Тому, кто ел наперегонки с Локи и обыграл Отца Лжи!
        - Разве я многого прошу? - потупил взор скальд. - Жареный поросенок, бочонок пива, вдосталь хлеба…
        - Клянусь моим мечом, - нахмурил брови Харальд. - Сегодня ты скажешь еще одну вису. И посвятишь ее жареной свинье, которую подадут к столу.[Реальный исторический факт. Халли Челнок в самом деле написал вису, посвященную жареному поросенку по приказу конунга Харальда. См. заключительную статью.] Но берегись, если мне не понравится! Я прикажу тебя загнать в воду и не пускать на берег, пока твоя задница не обрастет травой, как днище купеческого кнарра.
        Халли притворно вздохнул.
        - Будет тебе виса, Харальд. Я слишком дорожу своей задницей. Люблю ее и берегу. Держу в холе, как самый быстроходный дреки.
        - Поглядим.
        Конунг отвернулся от дурачащегося скальда. Он его больше не интересовал.
        - Во имя Господа нашего, начинайте!
        Поединщики вступили в круг.
        Оба двигались с грацией диких зверей. Хищники, смертельно опасные не только для добычи, но и для таких же, как они сами.
        Сходились без спешки, без суеты. Оценивали друг друга внимательным взглядом.
        Никто не спешил начинать бой.
        И правда, к чему спешка?
        Зрители молчали. Вратко, тот вообще боялся дышать, чтобы ненароком не закашляться и не отвлечь Хродгейра. Даже чайки вроде бы прекратили бестолково носиться над бугрящейся волнами поверхностью моря и орать на своем, чаячьем языке.
        Гнетущая тишина накрыла побережье.
        Так бывает перед грозой. Звери, птицы чувствуют приближение непогоды и замирают в ожидании бури.
        И она грянула.
        Модольв ударил первым. Сверху наискось, справа налево.
        Хродгейр не дрогнул. Поймал клинок хевдинга на край щита, отклонил в сторону. Ударил сам. По-над землей, по ногам.
        Светловолосый отпрянул, рубанул еще раз в голову. Не похоже было, что он желает биться до первой крови. Скальд поймал чужой меч на крестовину, толкнул от себя. Упреждая попытку Модольва стать затылком к солнцу, пошел вправо приставным шагом.
        Они обменялись еще несколькими ударами. Без особого успеха.
        Клинок Кетильсона сколол длинную щепу со щита Хродгейра. Скальд же достал рукав соперника.
        Толпа ахнула, одновременно выдохнув - не один словен, оказывается, затаил дыхание, но Модольв, отскочив, высоко поднял руку, выставляя ее на всеобщее обозрение. Остро отточенная сталь ровнехонько разрезала небеленое полотно, но не тронула плоти.
        Сигурд крякнул, а Гуннар пробормотал сквозь зубы длинное ругательство.
        Вновь бойцы закружили по светлым камням, стараясь поймать друг друга на оплошности. Мечи то звенели, сталкиваясь, то вязко ухали, ударяя в щиты. Вратко заметил мокрое пятно, расплывающееся у Хродгейра между лопаток, но двигался скальд легко, не выказывая признаков усталости. Хевдинг не отставал от него.
        Ни один из поединщиков не надеялся на одну только грубую силу. Оба полагались скорее на ловкость и выносливость, но тяжелые удары Модольва все же нанесли большой урон щиту Черного Скальда. Еще немного, и развалится на полешки, которыми хорошо очаг растапливать, но уж никак не защищаться в бою.
        Еще один удар Хродгейра зацепил штанину светловолосого хевдинга.
        Вратко привстал на цыпочки и вытянул шею, выглядывая - не проступит ли кровавое пятно? Нет, видно, хорошо молился отец Бернар за своего поручителя. И в этот раз сталь не соприкоснулась с кожей.
        А тем временем Кетильсон толкнул противника щитом. От души толкнул, целя окрайком в подбородок.
        Зрители недовольно загудели.
        Ярл Торфинн поморщился.
        - Что это они? - повернулся Вратко к Сигурду.
        - Нехорошо, не по правилам, - скривился старик, будто сплюнуть хотел.
        - Что ж не остановят?
        - Они в кругу. Вольны делать все, что захотят, - объяснил викинг. - Хотя того, кто выиграет нечестно, будут мало после уважать. Да видно, Белоголового это мало заботит.
        Модольв дважды попытался рубануть Хродгейра по ногам, а потом снова ударил щитом. Только скальд на этот раз оказался готов к подлости. Подтолкнул иссеченный щит хевдинга снизу, да так, что тот на мгновение заслонил хозяину лицо. И, прежде чем тот успел отскочить, косо полоснул поперек живота.
        - Вышло! - не своим голосом заорал Олаф, изо всех сил хлопая Асмунда по плечу.
        Конечно, в битве, где сходятся дружина на дружину и войско на войско, Кетильсон только рассмеялся бы в лицо врагу и продолжил бой, а может, даже и победил бы - в жизни всякое бывает, - но стремительно покрасневший разрез на рубахе не оставил места для сомнений.
        - Победа за Хродгейром Черным Скальдом! - провозгласил ярл Торфинн, и его голос, привыкший перекрывать грозу и рев волн, услыхали все, даже те, кому не хватило места в первых рядах, кто едва ли не подпрыгивал в тщетной попытке рассмотреть священный круг и поединщиков.
        Белоголовый понуро отвернулся, чертя мечом дорожку по гальке. На его лице смешались ненависть и разочарование.
        Скальд улыбнулся, ощерив крепкие зубы. Поднял клинок, устремив его закругленный конец к солнцу. Грудь викинга вздымалась высоко, но ровно.
        Все взгляды устремились на Харальда.
        Вот сейчас он объявит подтвержденное божьим судом решение.

«И пусть кто-то попробует тогда…» - подумал Вратко.
        Конунг набрал в грудь воздуха, открыл рот…
        Мария Харальдовна вскрикнула подраненной птицей, закатывая глаза:
        - Кровь! Вижу кровь и воронов! Много!
        Она запрокинула голову, выгибаясь так, будто кто-то невидимый схватил девицу за косу, упираясь коленом меж лопаток. Из горла королевны вырывался уже не крик, а хрип, преходящий в стон.
        Хирдманы правителя на мгновение растерялись, а когда кинулись на помощь, то опоздали - Харальд подхватил падающую навзничь дочь, бережно уложил на каменную крошку.
        Воины и челядь качнулись было к ним, но грозный рык седого ярла с багровым шрамом на щеке: «Прочь, недоумки!» - заставил любопытных отшатнуться.
        - Расходитесь! Ну же! - подоспел на помощь конунгу и ярл Торфинн.
        Хирдманы пришли наконец в себя и, развернувшись к толпе лицом, дружно потеснили ее, образовывая свободный круг шагов шесть-семь в поперечнике.
        Вратко не помнил, как оказался рядом с Хродгейром. Ни одному из викингов не пришло в голову ступить внутрь священного круга даже теперь, когда бой окончился, но словен плохо знал здешние обычаи и был к тому же сыном купца, а не воина.
        Мария глухо стонала, выгибаясь на земле. Ее затылок лежал на заботливо подставленной ладони отца, но каблучки сапожек чертили глубокие борозды в щебне. По телу королевны волнами пробегали судороги, рот беззвучно открывался. Она будто бы вела с кем-то спор: умоляла и грозила, отвечала и задавала вопросы.
        - Сейдр,[Сейдр - форма магии, при помощи которой предсказывали будущее, а иногда наводили порчу.] - прошептал Черный Скальд, думая, что его никто не слышит. - Я видел подобное раз в жизни…
        - Что такое сейдр? - немедленно дернул скальда за рукав Вратко.
        - Волшебство! Она прорицает… - ответил Хродгейр. И вдруг невесть с чего разозлился. - Ты зачем здесь? А ну пошел…
        - Не пойду! - уперся новгородец. - Вдруг помощь…
        - Какая помощь?! Много возомнил… - Воин замолк под бешено-злым взглядом Харальда.
        Епископ Торольв протолкался через строй хирдманов - остальных монахов не пропустили - и приблизился к конунгу, опустился на колени, пытаясь прижать к губам Марии серебряный крестик. Она не сопротивлялась, но крупная дрожь, сотрясавшая тело королевны, мешала священнику осуществить благой замысел. Тогда отчаявшийся епископ возвел очи к небу и забормотал молитву.
        Вратко упрямо повторил:
        - Я хочу помочь!
        - А я тебе говорю: убирайся, пока цел! - чуть громче, чем следовало, приказал Хродгейр. - Не лезь конунгу под руку!
        Словен запоздало испугался, посунулся назад, стараясь скрыться за широкими плечами Черного Скальда.
        Но Харальд уже смотрел на него. Смотрел в упор, но казалось, что видит душу насквозь. Стальной взор правителя лишал воли, сковывал руки и ноги. Парень замер, забыв завершить начатое движение.
        - Подойди сюда, скальд!
        Хродгейр и Вратко шагнули вперед одновременно. Переглянулись недоуменно. Кого из них звал владыка?
        - Оба! - хрипло рявкнул конунг. - Если можете что-то сделать, делайте!
        Черный Скальд растерянно замялся, переступая с ноги на ногу. Словену, напротив, точно под зад коленом кто-то дал. Он кинулся на зов, падая на колени, и последние пару шагов проехался по щебню, разодрав в клочья добрые порты и свезя кожу до крови.
        Без всякой почтительности парень оттеснил Бирсейского епископа, сжал пальцами виски Марии Харальдовны, касаясь мозолистой, как у матерого викинга, ладони конунга. Зашептал, запинаясь от волнения:
        Навьи виденья,
        Призраки мерзкие,
        Черные чары,
        Прочь убирайтесь
        Тропою тресковой
        В северный край,
        Черту вечной ночи…
        Здесь вы не в радость!
        Читая вису, он боялся оторвать взгляд от лица королевны, кожей ощущая разлитую вокруг надежду, густо замешанную на недоверии пополам с досадой. Влез, мол, чужак, неуч, невежа… Епископ и вовсе пульсировал ненавистью, которую сдерживал лишь страх перед конунгом. А то бы он показал, что бывает с творящими волшбу пред светлыми очами церковного иерарха!
        Одно томительное мгновение сменялось другим.
        Сердце колотилось в груди, словно родное новгородское било, сзывающее честной люд на вече.
        Мария выдохнула и обмякла. Тут же задышала размеренно, хотя и тяжело, будто бегом на гору взобралась. Судороги больше не терзали ее, сомкнулись посиневшие губы.
        - Ты сотворил чудо, скальд из Гардарики… - еще не веря в случившееся, проговорил Харальд.
        - Ave, Maria, gratia plena…[Радуйся, Мария, благодати полная… ( лат.) ] - затянул епископ, истово крестясь.
        Веки королевны дрогнули, поднялись. В них плескался ужас, подобный ревущему шторму в датских проливах.
        - Я видела… - прошептала она. - Видела…
        - Что ты видела? - понизив голос, наклонился к ней Харальд.
        - Беда грядет… - Девушка попыталась сесть, но не сумела даже поднять головы.
        Конунг подхватил ее и усадил, с трогательной нежностью поддерживая за плечи.
        Священник продолжал молитву:
        - …Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatуribus, nunc et in hora mortis nostrae…[Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас грешных ныне и в час смерти нашей… ( лат.) ]
        - Беда грядет… - повторила Харальдовна.
        - Что за беда?
        Мария покачала головой:
        - Вели всех отослать.

«Вот истинная дочь конунга! - подумал Вратко. - Все правильно. Лишние уши ни к чему. А то потом слухи пойдут, кто-нибудь наврет с три короба, кто-то попросту перепутает»…
        Словен поднялся, зашипев сквозь зубы от боли в содранных до мяса коленках.
        - Все слышали? - поднял голову Харальд.
        - Расходитесь! Расходитесь! - перекрывая гул толпы, радующейся чудесному исцелению королевны, закричали ярлы и хирдманы.
        Черный Скальд кивнул новгородцу - пошли, дескать, со мной, перемолвиться надо.
        - Эти двое пусть останутся, - внезапно проговорила Мария.
        - Это еще что за… - нахмурился конунг.
        - Так нужно, - ничего не пояснив, отчеканила девица. И голос вроде бы слабый после перенесенной напасти, а поди ты, поспорь.
        Даже конунг, прозванный Суровым, не решился возразить. Махнул рукой Хродгейру и Вратко - оставайтесь.
        Глава 11
        Брогарское кольцо
        Медленно, как бы нехотя, воины расходились. Тщательно скрывая обиду, покидали берег ярлы и верные советники норвежского конунга. Хирдманы Харальда отошли шагов на десять и застыли с невозмутимыми лицами. Вот уж в ком нет любопытства. Одно лишь повиновение приказам вождя. Надо будет, так и в огонь сиганут, не раздумывая.
        Вскоре подле конунга и королевны остались лишь Вратко с Черным Скальдом, ярл Торфинн с епископом Бирсейским да Халли Каша. Здешнему ярлу Харальд разрешил присутствовать - нет ничего достойного, если гость прогоняет хозяина на его же земле, а церковному владыке никто не решился указывать, что делать. Надо думать, божий человек никогда не помешает, а то и подскажет мудрым советом, если нужда приспеет. А исландского скальда никто вроде бы и не заметил. Умел, если было нужно, становиться невидимым. Вроде бы и есть, а в то же время и нет его.
        Харальд-конунг сидел туча тучей, того и гляди молнии из глаз вырвутся, но молчал.
        Мария Харальдовна продолжала тяжело дышать и промокала вышитым рукавом испарину, проступившую на лбу. Так бывает, если отступает страх или предельное напряжение сил сменяется покоем.
        - Что ты видела, дочь моя? Говори! - вроде бы и ласково, но весьма бесцеремонно поинтересовался епископ Торольв.
        Девушка глянула на него с опаской и недоверием.
        - Не бойся, говори, - обнадежил ее Бирсейский прелат. - Я - лицо духовное…
        - Я не боюсь, - отчеканила Мария и попыталась подняться, но тяжелая отцовская рука удержала ее.
        - Сиди. Говори. Мы слушаем. - Каждое слово конунга падало, словно удар меча по вражеским шлемам.
        - Я видела… - вздохнула королевна. - Я видела наши корабли, отплывающие с Оркнейских островов, всю рать, несметную силу… Они выходили в открытое море, раздув цветные паруса, но каждый дреки был облеплен во2ронами. Огромными, толстыми воронами. Каждый величиной с орла. Они молча сидели на щитах и на штевнях, на мачтах и на бортах. И не могли взлететь от сытой тяжести. Так, будто бы вдосталь наелись мертвечины на бранном поле…
        Епископ перекрестился.
        Торфинн покачал головой:
        - Возможно, это добрый знак. Корабли - наши. И вороны сыты. Значит, они кормились на трупах наших врагов.
        - Нет! - отчаянно замотала головой девушка. - Дурной знак. Я знаю. Я чувствую! Я еще видела.
        - Что? - еще сильнее нахмурился - хотя куда уж больше? - Харальд. - Что ты видела?
        - Скалу. Огромную серую скалу. Она торчала из моря, словно рука со сжатым кулаком. Нет! Не из моря! Из тумана. Вокруг плескался белесый, стылый туман. Он скрывал подножие скалы, он клубился вокруг нее, напоминая Северное море в самый страшный шторм. Только медленно и вязко ходили волны молочной завесы…
        Вратко живо представил себе ту каменную громадину, на которой сидели накилеви, едва не угробившие дружину Лосси-датчанина, да и людей Хродгейра заодно.
        - На верхушке скалы сидела женщина, - продолжала Мария. - Высоченная, плечистая, под стать самому сильному викингу. Рукава ее рубахи развевались по ветру. Я не запомнила ее лица. Только глаза, горящие угольями во мраке, и седые космы, торчащие, как щетина вепря. Она смеялась. Она пела. Она махала рукавами…
        Ярл Торфинн сжал кулаки. Епископ побледнел и забормотал молитву, часто крестясь. Вратко почувствовал мороз между лопаток.
        - Она кричала, тыча пальцем в сторону наших кораблей: «Вот плывет волчья сыть, воронье яство! Никто не вернется обратно! Саксонские мечи и стрелы успокоят вас навеки! Славно же попирует моя свита»…
        - Хель… - прошептал Торфинн и умолк под яростным взглядом церковника. Языческих богов и божков Бирсейский епископ на дух не переносил, даже от одного только упоминания впадал в гнев.
        - Это сам Искуситель в облике людском! - загремел священник, поднимая крест над головой. - Вот знак свыше! Молитесь, дети мои! Молитесь и кайтесь! Господь Бог наш всесилен и милостив!
        - Да помолчи ты хоть чуть-чуть! - зарычал Харальд. Повернулся к дочери. - Продолжай. Что еще видела? Какие знамения?
        - После я видела битву кровавую. Гордо вился «Опустошитель земель»,
«Опустошитель земель» - знамя Харальда Сигурдассона Сурового.] но падали воины, его защищавшие. Падали один за другим, щедро напитывая чужую землю горячей кровью. И слышался над полем боя хохот злой великанши. И карканье воронов, спешивших на поживу.
        Плечи конунга опускались, словно под непосильным грузом.
        - А еще я видела скальдов, громко выкрикивающих стихи. Они вселяли мужество в сердца сражающихся. И «Опустошитель земель» выровнялся, пошел вперед. Щиты викингов ударили в щиты хускарлов графа Гарольда Годвинссона. И началась сеча… Дальше видение сменилось…
        - Кто? Кто победил? - не выдержал Харальд.
        - Я не видела. Знаю только: что-то важное, от чего зависит наша победа, скрывается здесь, на Оркнеях. Но дастся оно в руки лишь истинному скальду.
        - Я сам скальд! - расправил плечи конунг. - Нужно срочно искать это? Да, а что это за вещь? Амулет? Сокровище? Человек? Нелюдь?
        - Не знаю, - покачала головой Мария. - Я лишь видела место. Вересковые пустоши и пологие холмы. Камни, поставленные стоймя один подле другого. Темный лаз, уходящий под землю…
        - Ты знаешь, где это, Торфинн? - прервал ее рассказ правитель.
        - Врать не буду… - задумчиво отвечал ярл. - Судить наверняка не берусь…
        - Сдается мне, я догадываюсь, что это за место, - вмешался исландец.
        - Я еду туда немедленно! - Харальд отпустил дочь, пошатнувшуюся без его поддержки. Чтобы не упасть, она оперлась рукой о щебень.
        - Нет, батюшка. Нет, великий конунг! - воскликнула Мария.
        - Мой конунг, прости неразумного, но ты должен оставаться с войском, - поддержал ее Торфинн.
        - Ибо негоже показывать верным людям, верующим в Господа Бога нашего, что в сердце их вождя зародилось сомнение, - проговорил епископ. - Сомнение настолько сильное, что поиск языческого амулета может заменить ему молитву и разговор с Богом.
        - С чего ты взял, что это языческий амулет? - Конунг медленно выпрямился. Он возвышался над священником, словно дуб над осиной, и на столько же превосходил телесной мощью.
        - Что еще может показать видение, вызванное колдовским мороком? - без тени страха, звенящим от праведного гнева голосом отвечал прелат. - Кто знает, кем был наведен этот морок? Не этой ли языческой собакой? - Он, не смущаясь, указал пальцем на Вратко.
        - Он - не колдун! - вступился за парня Черный Скальд.
        - Само собой, не колдун! - весело поддержал его Халли. - В заднице не кругло! Чтобы настоящим ворлоком стать, нужно высохнуть и скрючиться, разбирая руны.
        - Ты откуда знаешь? - опешил Харальд.
        - Мне многое ведомо, все я провижу… - ухмыльнулся скальд.
        Вратко так и не понял, почему конунг не отвесил ему подзатыльник. Ведь и руку уже занес! Но ладонь правителя зависла на полпути.
        - Ну, хорошо… - хриплым голосом произнес он.
        - Прошу вас, мой король, опомнитесь! - зачастил епископ. - Ради памяти вашего брата, короля Олафа, прозванного Святым за заслуги перед христианской церковью! Именем Господа нашего, Иисуса Христа, святой Девы Марии! Одумайтесь, ваше величество, иначе мне придется принять меры!
        Харальд медленно шагнул к прелату, протянул огромные ладони и сграбастал его за грудки. Черная ткань затрещала под пальцами конунга, привычного и к мечу, и к веслу.
        - Ты вздумал пугать меня, святоша?
        - Нет, но если…
        - Ты ставишь мне условия? Ты? Мне? Да знаешь ли ты, святоша, что я могу отправить гонцов к брату своему Изизлаусу Ярицлейвсону?[Изяслав Ярославич (г. р.
1024 - ум. 1078) - в то время князь Киевский.] И через полгода меня будут исповедовать и причащать кенугардские монахи? - как следует встряхнув Бирсейского иерарха, прорычал Харальд.
        Епископ держался невозмутимо, хотя его голова болталась на шее так, что казалось - вот-вот оторвется. Когда конунг отпустил его, священник тщательно расправил сутану, проговорил с достоинством:
        - Прошу простить меня, ваше величество… - В его голосе звучало смирение, но Вратко видел, как дрожат жилы на шее старика. Покорность давалась епископу неимоверным усилием воли. - Я был не прав. Я проявил горячность, недостойную служителя римской церкви. Вы вправе наказать меня. И я сам, не дожидаясь примерного наказания, наложу на себя епитимью…
        Харальд хрипло дышал, сжимая и разжимая тяжелые кулаки. Наверное, больше всего ему сейчас хотелось стукнуть чванливого старика по темени, вгоняя по колено в прибрежный щебень. Но он не стал бы верховным правителем, если бы не умел себя сдерживать.
        - Я больше не гневаюсь, - сказал конунг, отворачиваясь. - И я не буду наказывать тебя или изгонять. Иди. Иди и постарайся пару дней не попадаться мне на глаза.
        Епископ осенил его крестным знамением и удалился, шагая торжественно, будто на богослужении. Никто не посмел бы обвинить его в трусости.
        - Так. - Харальд обвел взглядом оставшихся. - Где это место и почему я не могу туда пойти?
        - Это совсем недалеко отсюда, мой конунг, - ответил Халли Челнок. - Местные жители называют эту постройку Брогарским кольцом. Они считают, что некогда здесь обитал злой йотун-людоед, и это - остатки его жилища.
        - Йотун? - нахмурился правитель. - Что за бабьи сказки?
        - Так говорят люди, - поддержал скальда ярл Торфинн. - Может быть, и врут.
        - Я обошел моря от южных до северных. Я видел арапов, рожденных жаркой пустыней, и финнов, которые не знают лета. Но йотунов я не видел никогда!
        - Позволь сказать, мой конунг, - учтиво поклонился Хродгейр.
        - Говори!
        - До недавнего времени я не верил в накилеви. Считал их досужими выдумками.
        - И что ты хочешь этим сказать, скальд?
        - Мир меняется. Уходят старые боги, приходят новые. Как знать, если в наших краях позабудут аса Тора, достанет ли сил у Белого Бога противостоять вражеской рати, когда наступит Рагнарек, конец света?
        - Крамольные речи ведешь, скальд, - хмыкнул в бороду Харальд. - Твое счастье, что епископ ушел. Не то наслушался бы я…
        - А ты не его слушай, конунг, нас слушай, - встрял Халли. - Неужто мы, скальды, меж собой не договоримся?
        - Что-то много нынче скальдов развелось. Стихи слагать есть кому, а вот воевать… - пробурчал правитель, но складки на его лбу уже разгладились, стал мягче взгляд.
        - Мы и бранного пира не чураемся, и за столом впереди других! - подмигнул исландец.
        - Ладно. Доберемся до Англии, поглядим, какие вы удальцы. Что вы сейчас от меня хотите, неуемные? - совсем по-стариковски вздохнул конунг.
        - Отец! - Мария вскочила на ноги, но едва не упала, покачнувшись от слабости. Хродгейр поддержал ее под локоть.
        - Говори уж…
        - Мы отправимся туда. К Брогарскому кольцу.
        - Кто это - «мы»?
        - Я, Хродгейр Черный Скальд и Вратко из Гардарики.
        - Втроем? Ну уж нет!
        - Я пойду с ними, - почесал бороду Халли Челнок. - А то как иначе они найдут Брогарское кольцо?
        - И я пойду, - развернул плечи ярл Торфинн.
        - Нет. Ты не пойдешь, - отрезал конунг. - Хоть и хотел бы я…
        - Я возьму столько людей из моей дружины, сколько нужно, - сказал Хродгейр. Он по-прежнему поддерживал королевну, которая и не думала протестовать.
        - Четверых, самых надежных, - согласился Харальд. - Ну и хольмгардца своего не забудь…
        - Не забуду, мой конунг. Он приносит удачу, - улыбнулся Черный Скальд.
        - И не будет помехой, если он метким нидом пригвоздит к месту какого-нибудь йотуна. Желательно пожирнее, чтобы каждому нашлось куда воткнуть меч! - взмахнул кулаком исландец.
        - Мы прямо сейчас поедем? - встрепенулась Мария.
        - Куда ты сейчас поедешь? - покачал головой Харальд. - Завтра поутру.
        Конунг нахмурился лишь слегка, но почему-то у всех пропала охота спорить. Да и была ли она? Разве что у королевны, стремящейся в неведомое место за помощью, о которой знала лишь одно - она должна быть. Или у Халли-исландца, вступавшего в пререкания по поводу и без повода. Сам Вратко счел приказ конунга правильным. Не годится отправляться в дорогу сломя голову, не подготовившись. Как говорится, спешка нужна лишь при ловле блох.
        Прав был тот купец, который говорил, что урманы ездят верхом только туда, куда не могут доплыть на лодке. Да и то предпочитают добираться на своих двоих - пускай и дольше, зато надежнее. Олаф с Асмундом долго отнекивались, когда им предложили усесться на спины низкорослых северных лошадок. Их можно понять. Вратко, в детстве частенько ездивший верхом, сам опешил, когда увидел, на кого ему предстоит вскарабкаться. Что это за кони - ростом чуть выше теленка? И смех, и грех. Мохнатые, гривастые, злые - каурый жеребец все время прижимал уши, так и норовя достать зубами если не ляжку седока, то хоть круп вороного. Новгородцу пришлось пару раз как следует дать ему по зубам удилами, после чего конек присмирел. Надолго ли?
        Ехали без седел, охлюпкой. Спины лошадей попросту застелили толстыми тряпками. Впрочем, рысца у местных лошадок оказалась мягкая - не растрясет. Да еще приходилось поджимать ноги, чтобы не чиркать пятками по жесткой короткой траве. Особенно мучился Олаф, которого батюшка с матушкой ростом не обделили. Он несколько раз порывался соскочить на землю и пойти дальше, ведя коня в поводу, но язвительные шуточки Асмунда, страдавшего лишь немногим меньше, заставляли его сдерживаться.
        Кроме двух своих лучших бойцов Хродгейр взял в дорогу Рагнара по прозвищу Щербатый, худого, костлявого мужика зим сорока от роду, про которого говорили, что он, мол, двужильный, может грести дольше всех и не показывать усталости. Четвертым ехал Бёдвар, чья кличка Длиннорукий была, на взгляд Вратко, полностью оправдана, ибо кулаки этого бородача свисали и вправду едва не до колен.
        Они выехали вскоре после рассвета, и Халли намеревался поспеть к полудню.
        Исландец возглавлял цепочку всадников, поглядывая на одному ему ведомые приметы. Новгородец не уставал удивляться: как можно находить дорогу среди вересковых пустошей? Здесь не было ни рощ, ни одиноких деревьев, ни запоминающихся скал или оврагов. Солнце вначале грело левую щеку, потом начало светить в затылок. Парень от нечего делать рассматривал длинную тень - свою и конскую. Тогда ему казалось, будто едет он на диковинном коньке-горбунке.
        Мария Харальдовна вначале поддерживала учтивую, ни о чем, беседу с Хродгейром - расспрашивала его, где бывал скальд, что видел, но ответы слушала вполуха. Да и то, отец ей наверняка столько понарассказывал о походах в Миклогард, о службе тамошнему императору, о побережьях Средиземного моря - чудесных островах, населенных латинянами и греками, где никогда не бывает снега, а урожай на полях собирают дважды в год, где растут всяческие диковинные ягоды, которые на Русь привозят только сушеными, и можно лишь догадываться, какими они бывают, недавно снятые с ветки. После историй Харальда-конунга приключения Хродгейра-скальда должны были показаться скучными и неинтересными. Ну, в Бирку сходили, ну, три года назад путешествовали в Свальбард,[Свальбард - «Холодные берега», предположительно арктические острова: Шпицберген или Земля Франца-Иосифа.] где охотились на страшных зверей с двумя зубами, торчащими изо рта вниз, на медведей, обросших не бурой, как обычно, а снежно-белой шерстью, и таких огромных, что, встав на задние лапы, возвышались над самым рослым воином на два аршина. Сам Вратко подобные
рассказы слушал бы и слушал… А вот королевна кивала невпопад, задавала вопросы вовсе не те, которые следовало задавать человеку заинтересовавшемуся.
        Потом она и вовсе замолчала. Задумалась.
        Не желая отвлекать девушку, притих и Черный Скальд.
        Над поросшими вереском холмами звенела тишина, нарушаемая конским дыханием да глухим стуком копыт. Даже Олаф с Асмундом устали подтрунивать друг над другом, посерьезнели, надо и не надо проверяли, как ходят мечи в ножнах.
        Вратко под размеренный шаг каурого мало не задремал. Начал клевать носом и встрепенулся, услышав пение.
        Пела Мария Харальдовна. Голос ее звучал негромко и чуть хрипловато, старательно выводил заунывную мелодию. Вратко, поднаторевший в урманской речи, разбирал почти все слова. Во всяком случае, мог понять, о чем идет речь. Такие песни впору петь над телами павших героев. Хотя раньше, до прихода на Русь византийских монахов, на похоронах считалось достойным петь и веселиться.
        Но, видно, невеселые думы одолевали королевну. Вот она и грустила, нагоняя тоску на остальных:
        Соткана ткань
        Большая, как туча,
        Чтоб возвестить
        Воинам гибель.
        Окропим ее кровью.
        Накрепко ткань,
        Стальную от копий,
        Кровавым утком
        Битвы свирепой
        Ткать мы должны.
        Сделаем ткань
        Из кишок человечьих.
        Вместо грузил
        На станке черепа,
        А перекладины -
        Копья в крови.
        Гребень - железный,
        Стрелы - колки.
        Будем мечами
        Ткань подбивать.
        Хьяртримуль, Хильд,
        Саннгрид и Свипуль,
        Мечи обнажив,
        Начали ткать.
        Сломятся копья,
        Треснут щиты,
        Если псы шлема
        Вцепятся в них.
        Мы ткем, мы ткем
        Стяг боевой.
        Конунгу вслед
        Пора нам скакать.
        Гендуль и Гунн
        За ним помчались,
        Кровь на щитах
        Увидят они.
        Мы ткем, мы ткем
        Стяг боевой.
        Рвутся вперед
        Смелые воины.
        Конунга жизнь
        Мы защитим, -
        Нам выбирать,
        Кто в сече погибнет.
        Ирам готов
        Горький удел.
        Память о нем
        Вечною будет.
        Соткана ткань.
        Поле боя в крови.
        О мертвых по свету
        Молва прошумит.
        Страшно теперь
        Оглянуться. Смотри!
        По небу мчатся
        Багровые тучи.
        Воинов кровь
        Окрасила воздух -
        Только валькириям
        Это воспеть!
        Мечи обнажив,
        На диких конях,
        Не знающих седел,
        Прочь мы умчимся…[«Песня валькирий», перевод А. И. Корсуна. Печатается с сокращениями по книге: Библиотека всемирной литературы, т. 8. «Исландские саги. Ирландский эпос». - М., 1973.]
        - Эту песню сложили здесь, на Оркнеях, - тихонько проговорил Халли Челнок, отстав так, чтобы его конь поравнялся с каурым жеребцом Вратко. - Валькирии мчат на поле битвы при Клонтарве. Ирландцы дали нам тогда хороший урок мужества. Несмотря на гибель своего конунга, они стояли насмерть и сбросили наш хирд в море… Тогда много славных воинов отправилось пировать в Вальхаллу. Там был и мой дед тоже. Никто никогда не говорил мне, будто бы он побежал с поля боя. Даже мертвый он упал лицом вниз, вытянув руку с топором вперед, стараясь достать врага.
        - Зачем она вспомнила эту песню? - недоуменно проговорил словен.
        - Боюсь, Харальдсдоттир рассказала нам далеко не все, что увидела. Да… Мы-то что? Она боялась расстраивать конунга. Чует мое сердце, ничего хорошего из этого похода не выйдет.
        - А если мы найдем ту вещь, о которой она говорила?
        - Тогда все может пойти по-другому. Если на то будет воля Отца Битв.
        Исландец вздохнул и стукнул пятками конька. Тот тряхнул головой и взбрыкнул. Халли смешно покачнулся, выказывая неумение ездить верхом, но не свалился. Вратко долго смотрел на пегий круп его коня и думал о превратностях судьбы. Вот уж воистину: «О мертвых по свету молва прошумит»… А живым останется скорбеть и корить себя, что слишком мало сделали для своих погибших товарищей…
        У новгородца начали уже побаливать ноги с непривычки, когда на дальнем холме показались, словно зубы дракона, серые, изрытые дождем и ветром, стоячие камни.
        - Вот оно - кольцо Брогарское! - воскликнул Халли Челнок. И продекламировал, со смаком выговаривая слова:
        Кость исконна, каменна,
        Скал оскал диковинный
        В круг трудами сгрудило
        Рук ли врага торова?
        Мудрый думу думает,
        Дивну видя невидаль,
        Тут ли турса хижина?
        Тужится домыслиться.
        - Нам туда? - Хродгейр спросил то ли Марию, то ли исландского скальда.
        - Туда, - кивнул Халли.
        - Нет! - покачала головой королевна. - Нам не туда! Дальше. Я чувствую.
        - Куда дальше? - удивился исландец.
        - Туда! - неопределенно махнула рукой на восход Харальдовна.
        - Возвращаться? - удивился Хродгейр.
        - Там же нет ничего! - с сомнением проговорил Халли Челнок.
        - Есть! - с уверенностью ответила девушка.
        Черный Скальд потер бороду, пожал плечами.
        - Коли надо, можем и поехать…
        - Давайте для затравки хоть в кольцо заглянем, - просительно сказал Халли. Вратко почувствовал, что исландцу нравятся здешние места и он думает, что, быть может, никогда и не вернется на Оркнейские острова - война есть война.
        - Я бы тоже поглядел, - поддержал новгородец скальда. - Вреда не будет…
        - Уважила бы гостя, Мария Харальдсдоттир, - тут же подхватил Халли. - Виданное ли дело - скальд из самой Гардарики! Ему любопытно на жилье йотуна посмотреть. Поди в ихних лесах такого днем с огнем не сыщешь.
        - Некогда… - Королевна нахмурилась.
        - Хоть одним глазком. Видишь, парень просил бы, да робеет.
        - Ладно! Но быстро! - Она стукнула коня пятками и порысила вперед. Холодный ветер, пробегающий над вересковой пустошью, трепал прядь волос, выбившуюся из-под ее платка.
        Неспешно приближались гигантские камни, устремленные в синее небо. Рытвины и трещины, блеклые пятна лишайников на их боках свидетельствовали о почтенном возрасте. Не одну сотню лет торчали они здесь, вызывая в редких путниках почтение и благоговейный ужас. Ведь и правда не человеческих рук эта работа, подумалось Вратко. Разве в силах люди громоздить такие глыбы? Это вам не камень тесать для крепостных стен. Парень вспомнил рассказы о том, что в Константинополе стена, окружающая город, сделана из камня. Ох, и дорогущая работа, наверное. Зато, с другой стороны, польза налицо - атакующее войско вряд ли сможет стену поджечь. Так вот, здешнее каменное кольцо, пожалуй, не уступало в величии самым знаменитым постройкам мира. Оно казалось в самом деле остатками дома великана. Если представить прочные жерди-стропила наверху, солому… Или нет, солома не годится - откуда ее здесь взять? Широкие пласты дерна на крыше - вот в самый раз. То что надо. А во-он там, правее, две продолговатые глыбы расходятся чуть больше, чем остальные. Это мог бы быть вход. Так и хочется представить порог, о который живущий здесь
йотун обчищает грязь с сапог, прежде чем войти.
        Вратко тряхнул головой и потер глаза. Это же надо навоображать столько, что увидеть куски грязи, упавшие с великанской подошвы.
        Да нет! Это не грязь. Это кусок земли, вывороченный каблуком или конским копытом.
        - Тут кто-то был до нас! - Новгородец повернулся к Хродгейру. Ткнул пальцем в следы.
        - Да?! - Норвежец напрягся, спрыгнул с лошадки, придерживая меч левой рукой.
        Его воины быстро расположились так, чтобы видеть всю округу. Сталь сверкала в их руках.
        Глава 12
        Скара бра
        Вратко присоединился к Хродгейру. Беглый осмотр показал - здесь побывали несколько всадников. Судя по размерам копыт, они приехали на таких же низкорослых лошадках местной породы.
        - Не нравится мне это… - протянул исландец, почесывая затылок. Он, оказывается, тоже спешился и стоял за спиной у новгородца.
        - Кто бы это мог быть? - удивился Вратко.
        - Если бы я был охотником… - отвечал Черный Скальд.
        - Да и я рыбку чаще ловлю, - поддержал его Халли. - По следам ходить непривычен.
        - Ладно, я попробую оглядеться, - пожал плечами словен. Чего греха таить, он не чувствовал себя умелым следопытом, но какой-никакой опыт хождения по лесу за зверем имел. Если белку можно назвать зверем. И отыскивал он рыжих пушистых зверьков не по следам, а доверяя чутью верной лайки - Дружка, оставшегося в Новом Граде. Зато, наткнувшись на след лося или медведя, мог определить, в какую сторону направился лесной великан - навыки, необходимые, чтобы не столкнуться с опасным зверем нос к носу.
        Парень опустился на колени, внимательно разглядывая и трогая пальцами отпечатки копыт. Давно ли неизвестные всадники миновали Брогарское кольцо, он не решился бы сказать наверняка. Возможно, прошлым вечером или этой ночью, незадолго до рассвета. Зато мог присягнуть именем Господа, что было их полдюжины - не больше и не меньше. Приехали они тоже с берега, почти по той же дороге, что и Мария Харальдовна со спутниками, только сильно срезали путь, а потому их следы и не попались на глаза раньше. По всей видимости, торопились. Но устоять перед величием загадочных камней не смогли - ненадолго завернули поглазеть. «Если увидели Кольцо и решили рассмотреть поближе, значит, было уже светло, - подумал Вратко. - Должно быть, только-только солнце поднялось»…
        - Кто-то из наших? - задумчиво проговорил Хродгейр.
        - Такие «наши» китовый скелет на отмели обгладывают, - немедленно отозвался Халли Челнок. Он держал пальцы на рукояти боевого топора, и похоже было, что скальд не станет долго раздумывать, прежде чем пустить его в ход.
        - Нам нужно торопиться, - коротко бросила королевна. Она будто и не заметила, что вызвавшиеся ее охранять воины всерьез задумались о возможной опасности.
        - Говорят мудрые люди: поспешай медленно, - сразу нашелся исландец. И добавил, горестно вздохнув: - Куда хоть ведешь нас, Харальдсдоттир?
        - Туда… - Девушка показала на восток. Там торчало несколько холмов, приметных тем, что выглядели лысыми - по какой-то причине вереск не уживался на их округлых, похожих на караваи, верхушках.
        Хродгейр прищурился, прикрыл от солнца глаза ладонью.
        - Вроде бы следы на склоне. А может, просто камень скатился…
        - Просто так камни на Оркнеях не катятся, - отрезал Халли. - Зверья крупного нет и в помине, а люди обычно здесь не шатаются. Местные хорошо помнят легенду о йотуне и без нужды к Кольцу не прибредут.
        - Нам туда, - упрямо повторила Мария.
        Черный Скальд кивнул.
        - Добро, дроттинг. Раз надо, значит, надо. Пойдем. Но пойдем с опаской. Глядеть будем в оба.
        Выглядел он смущенно и даже чуть виновато, и Вратко понял, что боится Хродгейр не за себя, а за Марию. Уж если скальд полез в жилище полусумасшедшей старухи, от которой ничего, кроме сглаза или черного проклятия и ожидать не мог, да и когда понял, что ночью их посещал оживший мертвец, не струсил, а ушел с достоинством, то здесь, при свете солнца да в окружении четырех самых лучших бойцов из своей дружины, он не побоялся бы полудюжины незнакомых всадников. Но на нем лежал груз ответственности. Не приведи Господь, что-то случится с дочерью Харальда Сурового… Тут страшен даже не конунгов гнев, а позор - вот, скажут, не усмотрел, не уберег, полез на рожон.
        Желая предостеречь товарищей, словен сказал то, что вертелось на языке с недавнего времени:
        - Эти, что впереди нас, тоже туда направились.
        Брякнул, не подумав, и тут же пожалел.
        Хродгейр, и без того напряженный и сердитый, еще больше посуровел. Казалось, была бы возможность, отрастил бы себе глаза еще и на затылке.
        - Умеешь обнадежить, Подарочек Ньёрда! - усмехнулся исландец. - Чего еще веселого поведаешь?
        - Ничего… - насупился Вратко. Буркнул, глядя в землю: - Мне оружие дайте.
        Конечно, добрый нож, висевший у него на поясе, тоже мог считаться оружием. Да в ремесленном конце Новгорода и считался бы за милую душу. Но, если враги нападут и будет настоящий бой, хотелось бы иметь в руках что-нибудь подлиннее и потяжелее.
        - Не порежешься? - состроил зверскую рожу Халли.
        - Не должен, - ответил за ученика Хродгейр. Но меча все-таки не дал. Вытащил из-за пояса и сунул в руки словена кистень. - Сумеешь сам себе лоб не расшибить?
        - Сумею! - Парень даже обиделся слегка. Эка невидаль! Кистень!
        Он засунул оружие за ремешок, подпоясывающий куртку, и сразу стал чувствовать себя уверенней.
        - Поехали?
        Хродгейр кивнул и забрался на коня.
        - Глядеть в оба! - окликнул он воинов.
        Но те и без его приказов старались изо всех сил. Когда еще та война, а тут под самым носом - случай отличиться. Если не славу добыть, то хоть доказать лишний раз, что не зря ратным делом кормятся.
        Лошади шли шагом.
        Как-то так получилось, что Вратко и Мария Харальдовна оказались в окружении воинов: Хродгейр и Халли впереди, Олаф с Асмундом справа, а Рагнар и Бёдвар - слева. Быть под защитой словену не хотелось. Он изо всех сил разворачивал плечи, силясь показаться опытным бойцом, и поглаживал рукоять кистеня.
        - Ты чувствуешь что-нибудь? - вдруг огорошила его вопросом в лоб королевна.
        - Н-нет, - с перепугу заикнулся новгородец. - А чего бы мне чувствовать что-то?
        - Ты же ворлок. - Серые глаза Харальдовны смотрели в упор. Она не смеялась, не подначивала. Просто сообщала общеизвестную истину.
        - Я - не ворлок. И не колдун. И не чароплет, - отчеканил Вратко.
        - Но ты же прогнал накилеви. Не побоялся. И строки сложил к месту и вовремя.
        - Накилеви прогнал солнечный свет.
        - Возможно. Тогда твоя виса разогнала туман. Называй как хочешь, но жизни воинов со «Слейпнира» и «Жрущего ветер» ты спас. Наши это поняли. Датчане нет.
        - Я не колдовал, - повторил Вратко, в глубине души сознавая, что и сам себе не верит. Он вкладывал в стих, в каждую строчку, каждое слово частицу самого себя, стремясь выразить волю. Другой вопрос - можно ли считать это колдовством? Ведь он не резал руны, не приносил в жертву старым богам черного петуха, не рисовал знаки на песке, не сочинял заклинания… Нет, заклинания он как раз сочинял. Ту самую вису, после которой лопнул туман. Значит, все-таки колдовал? Или нет? Вконец запутавшись в собственных мыслях, парень опустил голову. Промолвил, будто цепляясь за последнюю соломинку: - Был суд. Меня признали невиновным.
        - Отец признал тебя невиновным в злом умысле. А потому оправдал, - слишком жестко для женщины проговорила Мария. - К тому же он неравнодушен к скальдам. Сам сочинял висы в молодости… Ты слышал его висы?
        - «Рыжая и ражая рысь морская рыскала»?..
        - Точно!
        - Хорошие. Красивые…
        - Еще бы! Сам Харальд Сигурдассон слагал! Вот потому-то он за скальдов горой стоит. Я с самого начала поняла: что бы там Точильный Камень ни плел, а вас с Хродгейром оправдают.
        - То есть ты считаешь, нас несправедливо оправдали? - обиделся Вратко. - Мы что, по-твоему, виновны на самом деле? - Он и сам не заметил, что разговаривает с королевной на равных, как с соседской девчонкой. А она нисколечко не зазнается. Отвечает ему, словно век прожила не в конунговых палатах, а в новгородских кривых улочках или в усадьбе на берегу Северного моря.
        - С тебя сняли обвинение в злом умысле. А если человек использовал немножечко колдовского умения, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих друзей, что ж тут плохого?
        - Ну да… - кивнул новгородец. Ей пальца в рот не клади. Пожалуй, из дочери норвежского конунга мог бы выйти законник, каких поискать. Можно сказать, повезет тому, кого она будет защищать в суде. И очень не повезет обвиняемому.
        - Так чувствуешь что-то или нет? - И с выбранного направления ее не сбить, не заморочить.
        - Ничего не чувствую. Есть хочется разве что… - попытался отшутиться Вратко.
        Она пропустила его слова мимо ушей.
        - А я чувствую. Мы все время верной дорогой шли. И теперь, чем ближе к тому холму… Только раньше оно меня просто манило, а теперь… Как бы правильно описать? Оно меня теперь просит прийти скорее, умоляет. Ему страшно.
        - Страшно? Кому? Я думал, оно неживое…
        - И я так думала.
        Мария замолчала, погрузившись в свои мысли и чувства.
        Вратко смотрел под ноги коня. Следы неизвестных всадников в том же направлении, в каком двигались и они. Кто бы это мог быть? Неужели в войске Харальда завелись предатели, замышляющие недоброе? К сожалению, завистников или просто недругов у всех правителей хватает. А уж у норвежского конунга, прозванного Суровым, их должно быть в достатке. Если правда то, что люди о нем говорят, Харальд ни с кем не заигрывал, не пытался обласкать либо улестить. Наверняка кто-то из ярлов или херсиров затаил обиду и ищет удобного случая поквитаться. Но кто знал, что они едут сюда? Кто знал подробности видения конунговой дочери? Кроме них с Хродгейром и Халли Челнока только ярл Торфинн и епископ Бирсейский. Насколько им можно доверять, Вратко не знал. Но почему-то боевой ярл внушал ему больше уважения, чем священник, в свите которого словен обнаружил давнего недруга. Вообще, служителей римской церкви он с некоторых пор не любил и готов был им приписывать самые черные мысли и побуждения.
        Поделиться размышлениями с Хродгейром?
        Парень поежился. Доказательств-то никаких. Скальд может запросто сказать, что новгородцем движет обычная вражда и желание отомстить отцу Бернару. Чего доброго, на смех подымут. У них, урманов, это запросто. Любят позубоскалить, надо и не надо. Уж лучше держать подозрения при себе.
        Что ж, так он и поступит. Никому ничего не расскажет, но будет начеку. А там поглядим, кого винить в предательстве.
        Холм приближался. Теперь уже не только Хродгейр, чье зрение позволяло разглядеть рисунок паруса у идущего почти перед окоемом корабля, но и новгородец увидел, что пятнистый склон изрыт, будто целая свора собак искала припрятанные загодя кости.
        Черный Скальд обернулся, поднял руку.
        Его спутники поняли знак и натянули поводья.
        - Не торопитесь! - негромко приказал Хродгейр. - Сперва поглядим.
        Он перебросил ногу через холку с коня и соскользнул на землю. Исландец последовал за ним.
        Медленно ступая, внимательно поглядывая по сторонам и держа ладони вблизи оружия, они пошли к склону. Хродгейр наклонился над черным провалом, уходившим в толщу холма. Прислушался. Кажется, даже принюхался.
        - Вроде бы никого…
        Королевна будто ждала его слов, спрыгнула с коня, отдавая повод Рагнару, и кинулась к дыре. Халли Челнок мягко, но настойчиво перехватил ее по пути.
        - Не пущу!
        - Мне туда надо! - попыталась вырваться Мария, но тщетно.
        - Нет, Харальдсдоттир, не пущу! Случится что - как я перед конунгом оправдаюсь?
        - Пусти, я приказываю! - Девушка топнула ножкой, сводя брови точь-в-точь как ее отец.
        - И не приказывай, и не проси! - стоял на своем скальд.
        - Извини, Харальдсдоттир, - поддержал его Хродгейр. - Вначале мы все проверим. Вратко!
        - Я уже смотрю, - ответил новгородец. Он и правда внимательно изучал следы.
        Первоначальный вывод подтвердился - в десятке саженей от лаза долгое время стояли шестеро коней. Скорее всего, стреноженные, поскольку привязывать лошадь на Оркнеях не к чему. Люди - полдюжины крепких телом, судя по величине и глубине отпечатков их сапог, - бродили вокруг. Что-то искали. Если нору, то нашли. Потом они полезли внутрь. Хвала всем богам, не пропали. Выбрались обратно, но трудно сказать - несли что-либо или налегке шли. Прочь они уходили верхом, но другой дорогой. Почему? Наверное, боялись попасться на глаза тем, кто шел следом. Мог ли кто-то остаться в дыре? Мог.
        Вратко так и заявил на молчаливый вопрос Черного Скальда.
        Норвежец хмыкнул и заявил:
        - Мария Харальдсдоттир останется здесь, пока все не проверим.
        При этом он так стиснул зубы и насупился, что даже королевна не рискнула спорить. Надо, значит, надо.
        - Ты тоже! - повернулся Хродгейр к словену.
        - Ну уж нет! - взъерепенился Вратко. - Почему это?
        - Потому что я не знаю, успею ли прикрыть тебя! - оскалился норвежец.
        - Не надо меня прикрывать! - Парень вытащил кистень из-за пояса.
        - Не смеши! Хочешь, я прикажу Олафу связать тебя?
        Его глаза опасно сузились. Вратко понял, что, скорее всего, так и будет, шутки кончились.
        - Погоди, Хродгейр, - вмешался Халли. - Может статься, его способности там, - он показал на чернеющую дыру, - пригодятся больше, чем наши мечи и топоры.
        Черный Скальд размышлял всего несколько мгновений.
        - Я сказал - нет! Только после того, как мы проверим. Олаф! Асмунд!
        Здоровяки шагнули вперед.
        - Сторожите наверху! Рагнар и Бёдвар - со мной!
        Не проронив больше ни слова, он наклонился и нырнул в нору. Халли Челнок отправился за ним. Исландец не отличался высоким ростом и поэтому лишь наклонился, но норвежцам пришлось согнуться в три погибели. Похоже, те, кто рыл этот ход, не распространяли свое гостеприимство на людей.
        Вратко захотелось выругаться. Так, чтобы у всех уши в трубочку свернулись. Но в присутствии королевны он не решился сквернословить. Лишь топнул ногой и изо всех сил мазанул кистенем по склону. Взметнулся вихрь желтовато-коричневого песка вперемешку с дресвой. Отлетели и медленно опустились на землю искалеченные
«елочки» вереска.
        - Не бери в голову. Оно тебе надо? - пробасил Олаф и опасливо покосился на вход.
        Словен вспомнил, что великан, не уступающий силищей матерому медведю, до смерти боится нечисти. Он предпочел бы в одиночку рубиться со всем войском короля саксов, чем повстречать ожившего мертвеца, пускай и безобидного. А кто знает, чего ожидать внизу? Вот и Халли намекал…
        Новгородец улыбнулся своим мыслям. Посмотрел на Марию, которая неотрывно следила за норой. Точь-в-точь лайка, охотящаяся на лису. Асмунд благоразумно зашел между нею и провалом. Вроде бы как с целью защитить, если оттуда что-то вырвется, но на самом деле он готовился перехватить дочь конунга, когда та не выдержит и нарушит распоряжение Хродгейра.
        Время тянулось томительно. Хуже всего - ждать и догонять, говорили старики на далекой родине. От скуки Вратко начал считать в уме. Когда-то это помогало ему успокоиться и отвлечься.
        Над холмами свистел ветер. Шевелил вересковые «бороды» соседних пригорков, подбрасывал песок на проплешинах. Асмунд кряхтел и переступал с ноги на ногу. Олаф вытащил меч и задумчиво постукивал ногтем по лезвию. Вроде бы расслабленный и даже сонный, но Вратко чувствовал, что его приятель готов в любой миг вступить в схватку с неизвестностью.
        Парень досчитал до ста, когда из норы, пятясь, выбрался Бёдвар. Он волок за руку безжизненное тело. Человеческое, одетое в грязную мохнатую шкуру. Измаранная кровью одежда и остекленевшие глаза не оставляли места для сомнений в смерти найденыша. Если судить по седине в растрепанных волосах и бороде, убитый должен был иметь взрослых детей. Вот только рост подкачал. Стоя, он вряд ли достал Вратко макушкой до подбородка.
        - Кто такой? - спросил новгородец.
        - Откуда мне знать? - Норвежец оттащил труп в сторонку. Подумал и поправил ему руки, сложив ладони на груди.
        - Мне туда нужно… - сдавленным голосом произнесла Мария.
        - Нет, дроттинг, - покачал головой викинг. - Пока нельзя.
        И снова скрылся под землей.
        Вратко подошел к мертвецу. Еще раз подивился малому росту.
        Что за народ такой?
        Лицо смуглое, но на купцов с юга не похоже. У тех лица отличались породистостью и особой красотой - тонкие носы с горбинкой, ухоженные бороды, белые зубы. У этого же - низкий лоб и тяжелые надбровные дуги, борода густая, курчавая, до самых глаз, а зубы кривые и желтые. Словно зверь какой-то… Из рукавов бесформенного одеяния торчали мосластые запястья, а широкие ладони с черными обломанными ногтями подходили не воину, а работяге - ремесленнику или селянину. Порток на убитом не было. Вместо них его ноги до колен защищала меховая юбка, а голые лодыжки покрывали густые черные волосы, напоминавшие шерсть.
        Карлик умер от страшной раны. Чей-то меч или топор рассек ему туловище от левой ключицы до грудины.
        - Чудно2й какой… - протянул Олаф. - Никогда такого не видал.
        - Я тоже, - отозвался Вратко. - А уж у нас, в Новгороде-то…
        Он хотел сказать, что перевидал на своем недолгом веку немало выходцев из разных уголков земли, но тут из норы показалась туго обтянутая кожаными штанами задница Халли. Исландец бурчал, поминая вполголоса тролльи потроха и сусликов, устраивающих жилище под землей.
        Он тоже тащил мертвеца. Женщину. Ее седые волосы, напоминавшие паклю, слиплись от крови. Бурые, запекшиеся потеки скрывали черты лица.
        - Много там еще таких? - Асмунд взял убитую за вторую руку, помог уложить ее рядом с первым трупом.
        - Хватает, - коротко ответил Халли. Мотнул головой, показывая на выбирающегося с новым телом Хродгейра.
        Черный Скальд измарал в крови чистую куртку, а потому хмурился - туча тучей.
        Вратко кинулся ему помогать. Когда пальцы словена обхватили запястье бездыханного старика, парню показалось, что в карлике еще теплится жизнь.
        - По-моему, он не умер! - воскликнул новгородец.
        - Да? - Хродгейр с сомнением покачал головой. - Все равно умрет.
        В его словах крылась правда. Косой удар меча снял старику кожу со лба до середины темени. Виднелась желтоватая кость, покрытая сгустками крови. Лоскут кожи с жесткими волосами свисал на ухо, вызывая сострадание, смешанное с омерзением.
        Норвежец вернулся в подземелье, а Вратко попытался облегчить страдания раненому. В том, что он не мертвец, парень убедился, нащупав едва-едва бьющийся живчик около острого, заросшего кадыка. Хорошо бы послушать сердце, но словен не смог пересилить отвращение, внушаемое смрадом плохо выделанных кож и немытого тела. Как же ему помочь? Парень попытался прилепить срезанный лоскут кожи на место. Карлик слабо дернулся и застонал.
        - Кто вы? - наклонившись к оттопыренному, заостренному уху, спросил Вратко. - За что вас убивали? - Не услышав ответа, повторил. Медленно, раздельно: - Кто. Вы. За. Что. Вас. Убивали.
        Старик молчал, со свистом втягивая воздух.
        - Не трогал бы ты его… - послышался из-за спины голос Асмунда. - Я знаю воинов, которые выживали после таких ран. Но он слишком стар и немощен.
        На взгляд Вратко, коротышка слабаком не был. Ни в коей мере. Мало ли что борода седая! Зато плечо под одеждой крепкое, словно узловатый корень - никакой тебе старческой немощи.
        - Пропустите меня! - Мария опустилась на колени рядом с раненым, взяла за руку. Замерла, закрыв глаза.

«Неужто кроме прорицаний она еще и врачевать может? - подумал новгородец. - Без снадобий, без заговоров, одной только силой воли»… В детстве ему доводилось слышать о бабке-знахарке, исцелявшей тех, от кого давно отвернулись лекари. Ее боялись, за глаза называли колдуньей, за спиной плевались от сглаза, но все равно, когда приходила нужда, бежали к старухе, падали в ноги, просили помощи. Правда, за три года до рождения Вратко знахарка померла, но воспоминания о ее искусстве жили в народе. Она могла выгнать кровохарканье, пристально посмотрев в глаза, сращивать изломанные кости наложением рук, помогала роженицам одним присутствием и тихой улыбкой.
        - Ему очень больно… - тихо, словно опасаясь причинить карлику еще большее страдание, проговорила королевна. - Он не может ни о чем думать, кроме своей боли.
        - Может, добить, чтоб не мучился? - серьезно предложил Рагнар, приволокший еще один труп.
        Мария одарила его таким взглядом, что матерый викинг смутился и предпочел убраться в нору от греха подальше.
        Вратко показалось, будто умирающий что-то говорит. Парень наклонился, приближая ухо к седой и жесткой бороде. Невнятные слова на неизвестном языке слетели с губ карлика:
        - Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра…
        Старик дернулся и застыл.
        - Что он сказал? - отрешенным голосом произнесла королевна.
        - Я не понял, - честно признался Вратко. - Первый раз слышу эту речь…
        - Повтори.
        - Первый раз слышу…
        - Что он сказал, повтори! - Слова Марии хлестнули, будто плетка.
        Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:
        - Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.
        - И правда, непонятно, - задумалась королевна. - Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?

«А что такое - „бхэ синн тэчадгэс“? - хотел спросить Вратко, но сдержался. - Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…
        Вместо этого словен показал на старика:
        - Он умер.
        - Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.
        - А может, он просто прощался с миром на своем языке? - предположил Асмунд.
        - Или молился своему богу, - добавил Олаф. - Скара Бра. Скара Бра… - Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. - Похоже на имя языческого бога.
        - Скара Бра - это название здешних холмов. - Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. - Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.
        - А я думаю, что кое-кто догадывался, - возразил Хродгейр. - И шел сюда не просто так, а наверняка.
        - Почему тогда именно сегодня? - Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. - Почему перед нашим приходом?
        - Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.
        - Зачем их убили?
        - Там все вверх дном! - махнул рукой Челнок. - Видно, искали что-то…
        - Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! - с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: - Они хотели забрать это…
        - А может, наоборот, понести перед войском? - прищурился Хродгейр. - Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.
        Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.
        - Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.
        Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин - одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.
        - Это все? - спросил новгородец.
        - Похоже, что все, - ответил Халли. - А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.

«Наверное, раньше их было больше… - подумал Вратко. - Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».
        - Может, это цверги?[Цверги - карлики, чудесные кузнецы в скандинавской мифологии.] - высказал предположение парень. - Те, кто ковал для асов.
        - Там нет горна и наковальни, - жестко ответил Хродгейр.
        - Там еще кто-то есть, - вдруг невпопад сказала Мария.
        - Откуда ты знаешь, дроттинг? - удивился Халли.
        - Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… - перечислила королевна.
        - Ненависть? - нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.
        - Ничего удивительного в том, - успокоил его исландец, - что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.
        - А кинется на нас, - заметил Рагнар. - У страха глаза не только велики, но и слепы.
        - Нужно поискать! - заявила Мария.
        - У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, - покачал головой Черный Скальд.
        - Ничего - так поищем!
        - Опасно, Харальдсдоттир.
        - Я - дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.
        - Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.
        - Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, - решительно произнесла Мария, и Вратко понял - не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время - не пришлось бы до сумерек досидеть.
        - Я полезу посмотрю, - сказал парень. - А ты, Харальдовна, жди здесь.
        Королевна не нашла что возразить.
        Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:
        - Я с тобой, Подарок Ньёрда!
        И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:
        - Ты сегодня урок храбрости мне дал.
        - С чего бы это? - удивился словен. Он не оборачивался - темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.
        - Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, - объяснил викинг. - А ты рискнул. Вот и я подумал - если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…
        Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.
        - Ты что? - испуганно окликнул его Вратко.
        - Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.
        Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.
        Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?
        Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.

«Ему хуже, чем мне», - думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.
        Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…
        Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.
        Парень охнул и остановился.
        - Кто тут? - просипел навалившийся сзади Олаф.
        Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.
        Зверь?
        - Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, - попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал - викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.
        - Кто здесь? Не бойся! - позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. - Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…
        - Мы ему - нет, а оно нам? - пробормотал Олаф.
        - Тише… - остановил его словен. - Там, кажется.
        Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.
        Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.
        - Лови! - крикнул он, предупреждая Олафа.
        Здоровяк невнятно «гукнул» - не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.
        Вратко провел ладонью по лбу.
        Мокро.
        Теплая и липкая жидкость заливала глаз.
        Кровь…
        Над бровью угнездилась боль.
        Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.
        - Что там? - несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.
        - Держу… - отвечал викинг. - Зверек, что ли… Вырывается…
        Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.
        - Ой! - воскликнул Олаф. - Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.
        В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.
        - А вдруг это…
        Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:
        Поведай, тень,
        В плен взятая,
        Подменыш ты
        Иль плоть теплая?
        Улль кольчуги
        Боль прощает,
        Щадит находку
        Шелома Один.[Виса сложена размером тёглаг.]
        - Вырывается, - сказал Олаф. - Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.
        - Пошли назад? - предложил словен. - Поглядим, что поймали.
        - Идем, - не стал спорить викинг.
        К счастью, подземный коридор, хоть и вился весенним ручейком, не имел боковых ответвлений, и Вратко не боялся заблудиться. Они выбрались к солнцу и свету довольно быстро. По крайней мере, новых шишек набить не успели.
        - Ну и рожа у тебя, Подарок Ньёрда! - встретил их восхищенный голос Асмунда.
        Парень только отмахнулся. Он и сам знал, что перемазался хуже некуда. Иной раз пустячная ранка на брови дает больше крови, чем воткнутый в спину нож.
        - Кого это вы тащите? - подошел поближе Халли. - Мохнатый, как луридан.[Луридан - в фольклоре жителей Оркнейских островов фейри-помощник. Во многом схожий с брауни. Он честно и верно служит людям - подметает комнаты, моет посуду, затапливает утром камин.]
        - Отпустите ее немедленно! - гневно прикрикнула Мария. Даже ножкой топнула.
        - Кого это ее? - удивился Вратко.
        Потом посмотрел на пойманное чудище, которое Олаф держал двумя руками. Да еще старался не прижимать к себе: побаивался то ли новых укусов, то ли порчи.
        Мохнатый зверек оказался девчонкой. Малорослой, как и прочие жители подземелья, в сшитой из меха одежде. Чумазая и перепуганная, она таращила круглые карие глаза, затравленно вертела головой, отчего длинные волосы, стянутые в хвост засаленным ремешком, метались по спине.
        - Не видишь, она боится! Отпусти немедленно! - Королевна подошла к дикарке ближе, протянула руку.
        - Осторожно, Харальдсдоттир, она кусается, - предупредил Олаф. Добавил несмело: - Отпущу, а она удерет. Поди поймай ее в холмах…
        - Не удерет!
        Мария прикоснулась кончиками пальцев к щеке девочки.
        - Бедняжка. Она боится вас.
        Провела ладонью по волосам.
        Дикарка с поразительной доверчивостью потерлась щекой о руку королевны.
        - Отпусти. Она никуда не убежит.
        Олаф разжал пальцы.
        Тут девочка увидела неподвижные, окровавленные тела родичей. Она всхлипнула и уткнулась в платье Марии. Ее плечи вздрагивали.
        - Похоже, мы нашли, что искали, - усмехнулся Халли Челнок. - Будет ли с этого польза?
        Вратко не разделял как его уверенности, так и его опасений. Вряд ли девчонка в вонючих шкурах способна принести победу норвежскому войску. Зато королевна нашла себе если не подругу, то игрушку. Будет теперь ее лечить, кормить, отмоет, выучит своей речи. Или выучит ее язык. И тогда, быть может, узнает, что хотел сказать тяжелораненый старик. Словен склонялся к мысли, что разгадку нужно искать в послании умирающего. Кто убил обитателей Скара Бра и, главное, почему?
        Глава 13
        Путь на юг
        Ровный и сильный северный ветер раздувал паруса. Видно, кто-то из богов благоволил войску Харальда. То ли Одноглазый, то ли Христос, точно сказать невозможно.
        Почти триста кораблей собрал норвежский конунг под свое крыло. Все племена, живущие на норвежской земле, прислали воинов - рюги и раумы, тренды и халейги… Да разве всех перечислишь? Плыли суровые бойцы под стягами ярлов из Хаугесунда и Ставангера, из Квинесдала и Согна, из Вестфолла и Вохусена, из Хедмарка и Ромерика. К ним, манимые ратной славой и богатой добычей, присоединились геты и свеи, юты и даны. Ярл Торфинн отправил два десятка кораблей и во главе их поставил своих сынов - Паля и Эрленда. Исландских викингов вели ярл Магнус из Годорда и Ульв сын Оспака - давний соратник конунга Харальда, бившийся с ним плечом к плечу еще в Миклогарде. Даже вольные дружины, которые никогда и никому не служили, пришли на зов Харальда Сурового. Сто лет назад их именовали гордо - секонунгами. Раньше это значило: «морские повелители». Сейчас - морские разбойники. Их осталось мало, но они желали участвовать в завоевании Англии и потому пришли на службу государю.
        По правому борту «Слейпнира» проплывали величественные берега Шотландии - каменистые склоны гор и ниспадающие в прибой обрывы, заросшие вереском пустоши и лысые, как темя монаха, скалы. Живущие в этих недружелюбных землях люди были крепкими, как камень или как стальной, многократно закаленный клинок. Бей его, гни, ломай, а он распрямляется и, кажется, делается только крепче. Изредка на склоне показывались пастухи, перегонявшие небогатые отары взъерошенных черноголовых овец. Шотландцы рассматривали летящий под всеми парусами флот из-под ладоней и уходили глубже в теснины и горы - от греха подальше: не ровен час вздумают викинги пристать к берегу да извести всех овечек на жаркое. И что с того, что король Шотландский Малкольм Третий заявил о вечной дружбе с конунгом Харальдом? Дружба владык на простой люд не распространяется - ограбят за милую душу.
        Супругу и дочерей Харальд Суровый оставил на Лошадином острове, под присмотром ярла Торфинна и епископа Торольва, взяв в поход сына Олафа. Вратко видел его пару раз перед отплытием с Лошадиного острова. По виду он был ровесником новгородца, но держался как истинный воин - гордо, с королевским достоинством. В его чертах не проскальзывало ничего, что напоминало бы облик отца. Должно быть, Олаф пошел в мать, Тору Торбергсдоттир. Сигурд сказал, что наследнику престола уже доводилось сражаться и убивать. Харальд рассчитывает в предстоящей войне воспитать из сына настоящего вождя, водителя многих тысяч. «Ну-ну, поглядим, - подумал Вратко, которому королевич не понравился с первого взгляда. - Сражением командовать - это не в драке мечом махать. Тут ум нужен и опыт, а по крови умение командовать не передается».
        В устье Тайна, на побережье Шотландии, флот Харальда встретился с кораблями мятежного графа Тостига, бывшего правителя Нортумбрии. Теперь в Йорке, на его месте, сидел граф Моркар, который вместе с братом, графом Эдвином Мерсийским, отогнал войско мятежников, грабившее и жгущее прибрежные села и городки.
        Тостигу удалось сохранить не более пятидесяти кораблей и меньше полутора тысяч воинов. Слишком мало, чтобы противостоять королю Гарольду Годвинссону, но войску норвежцев подобная прибавка лишней не показалась.
        Тут же к ним присоединились скотты под предводительством своего ярла - Ангуса Ретивого. Полторы сотни на четырех кораблях. Все же Шотландия - край горцев, а не мореходов.
        Благословляя богов за попутный ветер, флот Харальда устремился к землям Кливленда.
        Таков был замысел вождей. Вначале отнять у Гарольда Годвинссона Нортумбрию, закрепиться, усилить свое войско дружинами танов, среди которых наверняка найдутся желающие перейти на сторону победителей, а потом двинуться на юг, к Лондону.
        Новых слухов о стягивающихся в Байе силах Вильгельма Нормандского давно не было. Если ему удалось собрать хотя бы пятьсот кораблей - количество вполне вероятное, - если принять во внимание славу нормандского герцога, его мудрость, хитрость и удачливость, то борьба с ним предстоит очень тяжелая.
        Хродгейр, правда, несколько раз высказывал мысль, что северный ветер, попутный норвежцам, должен отгонять нормандские корабли от берегов Англии. Это вселяло хоть какую-то надежду. Пока что Вильгельм вел себя как союзник Харальда - держал силы английского короля в постоянном напряжении и приковывал внимание Лондона к южному побережью. Но что будет через месяц, другой? Если успеть занять несколько городов и заручиться поддержкой саксонской знати (а они побегут присягать, стоит только показать мощь и удачу норвежского оружия, и в этом никто не сомневался), то нормандцев можно не бояться. Рыцарская конница, составляющая основу их войска, бесполезна при штурме крепостей, хотя в полевом сражении представляет нешуточную угрозу.
        Вступала в свои права осень. Шел уже шестой день месяца вересня,[Вересень - сентябрь.] который на Руси был еще известен как хмурень и ревун. Это означало - жди дождей, холодных ветров, непогоды. Раскиснет земля, заштормит море. А там недалеко и до позимника,[Позимник - октябрь.] несущего первый снег и заморозки.
        Все дни, проведенные в пути от Оркнейских островов до берегов Нортумбрии, дружина Хродгейра хранила тайну, вырвись которая на свободу, не сносить многим головы. Но хирдманы Черного Скальда с радостью отдали бы жизнь за своего вождя, так что молчание давалось им легко.
        На «Слейпнире», переодевшись в мужское платье, отправилась в путешествие Мария Харальдсдоттир. Как ей удалось усыпить бдительность Елизаветы, Вратко не знал и даже догадок строить не брался. Возможно, норвежская королева знала о намерении дочери и дала молчаливое согласие. Думала, что та использует способности предугадывать будущее во благо. Когда придет пора или предвидение покажет достаточно значимое событие. Пускай для этого и придется открыться отцу. Ну, что поделать? Поругается, конечно, - суровый нрав Харальда известен всем, - а потом простит: не будет же он держать зла на собственное дитя? В любом случае, назад не отправит - слишком далеко.
        Пока что Мария Харальдовна ничего не предсказывала, не прибегала ни к гаданию на рунах, ни к вязальному крючку, ни к какой бы то ни было другой ворожбе. Она много и в охотку разговаривала с найденной в Скара Бра девочкой. Учила ее урманской речи и сама училась ее странному наречию. Вратко, имевший особую, неистребимую тягу к познанию чужих языков, не пропускал ни одного урока. Запоминал незнакомые слова, пытался самостоятельно говорить.
        По мере того как налаживалось взаимопонимание, они все больше и больше узнавали о судьбе народа, жившего в Скара Бра.
        Чумазая девчонка, когда Мария отмыла ее и подарила чистую полотняную одежду, оказалась, можно даже сказать, хорошенькой. Темно-рыжие, волнистые волосы. Немного раскосые, зеленые глаза. Высокие скулы. Вот росток подкачал… Хотя среди своих родичей она, пожалуй, могла считаться высокой - макушка ее возвышалась над плечом Вратко. Поняв, что зла ей не желают, девочка назвала свое имя - Рии-ах-нак. Означало оно в переводе на доступную речь ни много ни мало - «королева». Марии Харальдовне показалось трудным выговаривать подобное звукосочетание. Имя упростили до Рианна.
        Племя, к которому принадлежала Рианна, прозывалось пиктами. Вернее, такое название дали им римляне, захватившие земли Англии много столетий тому назад.
        Разные народности жили в те годы на острове. Бритты и скотты, иберны и готы. Но самое яростное сопротивление завоевателям оказали именно пикты. Да, они не отличались бычьей силой воинов, но были многочисленны и упорны, преданны своим вождям и богам. Не случайно римляне построили Адрианнов вал - крепостную стену, перегораживающую остров Британию от моря до моря, укрепленную мощными фортами, в которых постоянно жили гарнизоны воинов, набираемых из числа умелых и воинственных варваров. Рианна рассказала, что некогда была еще одна стена - Антонинова, не менее мощная и прочная, чем Адрианнова, но расположенная гораздо севернее. На земли, лежащие к северу от вала Адрианна, Рим уже не посягал, стараясь защитить покой и мирный труд поселенцев по южную сторону.
        Многочисленные орды пиктов и скоттов, приплывавших с острова Эрин[Эрин - Ирландия.] и заселявших север Британии, постоянно теребили римлян набегами. Только несколько десятков лет, после ужасающей по жестокости расправы Септимия Севера, обезглавившего сотню племенных вождей, захваченных им в плен, сохранялось спокойствие. А после война разгорелась с новой силой. Тогда еще короли пиктов выступали в союзе со скоттами и готами.
        Спустя столетия непрерывных войн пикты переиграли самих себя. Лучшие воины погибали, не оставив потомков. Племена слабели, в них угасал боевой дух, некому было передавать боевое искусство предков, истощалась сила волхвов, даже сами люди становились мельче, тоньше в кости, стало рождаться много младенцев с уродствами: криворукие и кривоногие, со звериным прикусом, слабоумные… Некогда многочисленный народ, заставлявший трепетать великую южную империю, вырождался.
        Этим не преминули воспользоваться соседствующие скотты и подчинившиеся римлянам бритты. И вот уже воинственным пиктам пришлось защищаться. Они сражались, чтобы выжить. Один из последних пиктских королей - Бриде, сын Маэлкона, - воевал с королевством Дал Риада, которое основали скотты при попустительстве, а может быть, и по наущению бриттов на исконно пиктских землях. С юга наседали бритты, чье королевство Стратклайд набирало все больше и больше силы по мере того, как слабели пикты. В то же время англы, вторгшиеся в Британию, обосновались на Бамбургской скале и основали свое королевство, ныне именуемое Нортумбрией.
        С тех лет начался закат великого пиктского союза племен. Враги оказались не только сильнее, но и хитрее, дальновиднее. Их жрецы и друиды легче приспосабливались к веяниям нового времени.
        Обескровленные пикты решили уйти. Те, кто имел достаточно силы воли, чтобы распрощаться с родными холмами и долинами, уплыли на острова. Оркнейские и Гебридские острова дали им временный приют и передышку. Другие скрылись в подземных укрывищах. Они стали народом вечной Ночи, народом тени, покидая убежища лишь при свете Ночной Владычицы, Волчьего Солнышка. Тогда они собирались в разбросанных то здесь, то там кромлехах, просили прощения и поддержки у богов.
        Боги молчали. Они словно бы забыли неразумных, заблудших детей.
        Не разверзался Аннун,[Аннун - в кельтской мифологии - изначальная мировая Бездна, место, где есть только Смерть, но где рождается все живое, и Иной Мир, где обретаются боги и где проходит Дорога на чудесный остров западных морей - Аваллон.] чтобы поглотить обидчиков и притеснителей.
        Последней каплей оказались викинги, появившиеся на Оркнеях, и монахи, служители Белого Бога, хлынувшие с юга Англии. Первые занимали все пригодные для жизни места, не задумываясь об их прежних обитателях. Вторые посягнули на самое святое - на веру, на корни и саму суть существования народа.
        Но пикты не роптали. Они уже свыклись со своей долей. Как сказал один из последних великих вождей, чьего имени боялся пресыщенный Рим, Калгак: «Мы наиболее отдаленные обитатели земли, последние из свободных, были защищены нашей удаленностью и неизвестностью, окружающей наше имя… За нами нет народов, ничего, кроме волн и скал».
        Последние из свободных людей. Они не принимали новых богов и не желали им поклоняться, упорно сохраняя верность отвернувшимся от них покровителям.
        Волхвы скрыли жилища пиктов и места их молений от чужого взгляда. Накрыли чародейской пеленой. Их чары работали таким образом, что посторонний человек не видел никаких следов - только запустение, пожелтевшую траву и вытертый, выветрившийся камень. Как, например, в Брогарском Кольце.
        - Разве это не жилище йотуна? - удивился Вратко, заслужив насмешливый взгляд Марии Харальдовны и удивленный - Рианны.
        - Это наш кромлех, - пояснила девушка-пикт. - Там мы молились в полнолуние. Приносили жертвы на Самхейн и Йоль, Ламмас и Бельтайн…
        - Что за праздники такие? - Вратко в этот день словно надумал собрать все насмешки одним махом.
        - Это как ваши K°рочун, Масленица, Ивана Купала… - улыбнувшись, сказала Мария Харальдовна.
        - А-а-а…
        - Что скис, Подарок Ньёрда? - хлопнул его по плечу Хродгейр.
        - Я думал… - разочарованно протянул словен. - Значит, великанов на свете нет?
        - Здесь и сейчас нет, - отвечала Рианна. - Но мой дед сказывал, что некогда в Британии…
        - Твой дед был главой рода? - перебил ее Хродгейр.
        - Нет, - помотала девушка головой. - Разве вы не знаете? У пиктов родом правит женщина.
        - Странный обычай, - хмыкнул норвежец.
        - Кому странный, - обиделась пикта,[Пикта - условно введенное слово, обозначающее женщину-пикта. По аналогии: сид - сида.] - а кому и правильный. Кто поддерживает огонь в очаге? Кто рожает детей? Кто бережет обычаи предков?
        Черный Скальд неопределенно пожал плечами.
        - У нас всегда правили женщины! - твердо произнесла Рианна. - Мужчины возглавляли войско и были хранителями.
        Последнее слово она произнесла дважды - первый раз на своем родном наречии:
«тэчадгэс».
        Вратко словно озарило:
        - «Тэчадгэс Скара Бра» - это значит «Хранители Скара Бра»?
        - Да. А откуда ты… - Подозрение мелькнуло в глазах девчонки.
        - Старик сказал, который умирал. Он сказал: «Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра».
        - Мы - хранители Скара Бра, - перевела Рианна. - Это так. Мой род был хранителями Скара Бра.
        - И что вы хранили?
        - Древнее знание. Давно, еще лет двести назад главные волхвы нашего народа не сумели договориться. Они долго спорили, к кому обратить мольбы о спасении гибнущих племен.
        - И, как обычно, не сумели договориться, - высказал предположение Хродгейр. - И пострадали, тоже как обычно, люди.
        Рианна кивнула. Начала рассказывать. Она по-прежнему с трудом подбирала слова урманской речи, но теперь и Мария, и Вратко понимали многое из произнесенного на языке жителей подземелий.
        Двести лет назад народ пиктов разделился на две ветви: одни верили в Зверя, другие - в Чашу. Эти порождения Аннуна еще не явились в Серединный мир, они ждали своего часа.
        Лишь молитвы и жертвоприношения могли приблизить желаемый срок появления Зверя. Но уж, придя, он отомстит за все унижения, за все гонения, за все обиды… Каков этот Зверь собой, Рианна не знала - ее род молился Чаше, но много слышала о свирепости и злобном нраве. Да, пожалуй, именно таким должен быть беспощадный мститель. Поэтому одной лишь крови ягнят и черных петухов ему не хватало. Изредка приходилось окроплять жертвенные камни и человеческой кровью.
        Верующие в Чашу знали, что она гораздо добрее и милосерднее. Всяк, взявший ее в руки, получит власть над судьбой. Оседлает удачу, как говорят кочевники-половцы. Мечтающий обогатиться будет усыпан серебром и златом, ищущий взаимности в любви тут же обретет ее, жаждущий воинской славы станет величайшим полководцем. Вот тут-то и пряталась опасность. Если Чаша попадет в руки человеку злобному, корыстному, завистливому, много бед может он наворотить, поддавшись греховным чувствам и страстям. Потому и укрыта Чаша далеко-далеко, на волшебном острове Аваллон.
        - А где он, этот остров? - встрепенулась королевна.
        - Если бы я знала… - вздохнула Рианна.
        - А кто знает?
        Вратко понял, что Мария решила - Чаша хранилась в Скара Бра. Может быть, и так… Что-то же чувствовала королевна? Что-то же открылось ей, подернутое раньше туманом неизвестности?
        - Я могла бы узнать… - Рианна выглядела подавленной. - Если бы дожила вместе с семьей до восемнадцатой весны.
        - И что было бы? Тебя допустили бы к древним книгам? Или дед-хранитель передал бы тебе знание?
        - Нет, - покачала пикта головой. - Дед ничему не смог бы меня научить. Искусство хранителей недоступно женщинам. Зато через нас из поколения в поколение передается знание о месте пребывания Чаши.
        - Так я не пойму. - Взгляд Харальдовны похолодел. - Я не пойму, когда ты мне лжешь? Когда говоришь, что знаешь, где Чаша, или когда утверждаешь, что не знаешь этого?
        Виновато понурившись, Рианна отвечала:
        - Я говорю правду. Вы спасли мне жизнь, я скорее соглашусь умереть, чем буду вас обманывать.
        - Так в чем же дело?
        - Знание о Чаше передается нам по крови. От матери к дочери. До восемнадцати лет оно дремлет в нас. А потом хозяйка рода совершает обряд… Что она делает, я не знаю. Мне не положено… Слишком молодая… Моя бабка должна была совершить надо мной обряд. И тогда знание Чаши проснулось бы во мне…
        - И никаких намеков, никаких подсказок?
        - Нет. Знание или просыпается, или остается навсегда недоступным. Теперь я не знаю - смогу ли обрести его.
        Мария посмотрела ей прямо в глаза.
        - Но ты хотя бы представляешь, где находится этот ваш Аваллон?
        - Где-то далеко на севере. Очень далеко.
        Хродгейр задумался.
        - Далеко на севере есть Свальбард, где лето длится дней двадцать, не больше. А еще дальше, говорят, раскинулся Йотунхейм. Там живут ледяные великаны. Не думаю, что кому бы то ни было придет в голову прятать там Чашу.
        - А мне кажется, Чашу могли спрятать именно там, - возразил Вратко. - Нарочно, чтобы никто посторонний не смог ее найти и забрать.
        - Думай, что говоришь! - Черный Скальд нахмурился, заметив, что Мария Харальдовна уже посматривает за корму дреки.
        Вратко прикусил язык. И правда, нужно следить за своими словами, а то не ровен час норвежская королевна потребует разворачивать «Слейпнир». С нее станется. Уж лучше перевести разговор на что-нибудь другое.
        - Ты запомнила хоть кого-то из нападавших? - спросил он Рианну. - Сколько их было? Как они выглядели?
        Девушка-пикт покачала головой.
        - Нет. Не запомнила. Бабка сразу толкнула меня в чулан… - Она задрожала от нахлынувших воспоминаний. - Я слышала только голоса. Моих родичей, умиравших под ударами мечей. И напавших. Я до сих пор их слышу по ночам. - Рианна сглотнула. - Они говорили на вашей речи.
        - И никто не говорил что-то похожее на это? - Вратко прищурился и выдал на латыни: - Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto…
        - Нет… - ответила она медленно, очевидно копаясь в памяти. - Нет. Точно нет.
        - Значит, только по-урмански? - уточнил новгородец.
        Рианна кивнула.
        - Зря мы на монаха думали, - покачал головой Хродгейр.
        - Это еще хуже! - воскликнула Мария. - Выходит, кто-то из подданных отца злоумышляет против него!
        - Это бывает часто, - сказал Черный Скальд. - Ни один правитель в мире не может похвастать, что лишен завистников.
        - Я разыщу их, чего бы это ни стоило! - Королевна сжала кулаки.
        - Клянусь закладом Хрофта,[Т. е. глазом Одина, оставленным в источнике Мудрости.
        что жизнь положу, лишь бы помочь тебе в этом, Харальдсдоттир, - глухо произнес Хродгейр.
        - Я тоже! - Вратко не умел так красиво говорить, но никто не смог бы доказать, что его желание не искренне или не горячо.
        - А я буду искать их, чтобы отомстить за свой род, свою семью, свой народ! - Рианна вскочила на ноги, словно дикий зверек. Ее зеленые глаза метали искры. Вот такими, должно быть, видели пиктов защитники Адрианновой стены. Не скрывающимися под землей изгоями, но воинами, гордыми, несгибаемыми, беспощадными.
        Словен сам не заметил, как разрозненные образы сложились в вису:
        Нор народ униженной
        Покорности не выскажет,
        Скал осколки славные
        Пред волной не склонятся.
        Чарами ль, оружием
        Покорить их тужатся.
        Верны вере пращуров
        В ответ зверем щерятся.
        - Ты сказал заклинание? - удивилась пикта. - Ты колдун?
        - Это стих, - смущенно попытался оправдаться Вратко.
        Черный Скальд хлопнул его по плечу, а до сих пор молча сидевший Сигурд ухмыльнулся:
        - Кое-кто в этом войске тоже считает парня ворлоком.
        - А мне кажется, колдунов стоит в другом месте поискать, - сказал Хродгейр. - Ведь Скара Бра защищали чары? Так ведь?
        - Да, - кивнула Рианна. - Волшба хранителей должна была скрывать наше убежище…
        - Но не скрыла?
        - Не скрыла.
        - Ты думаешь, среди нападавших был чародей? - внимательно посмотрела на скальда Мария.
        - Ничего не поделаешь, приходится так думать. Не зря они нападали на Скара Бра, не зря.
        Хродгейр задумался на миг и сказал вису:
        Старых тайн властители
        Устали не ведали.
        Мудрость предков древнюю,
        Не дремали, прятали.
        Ворог изворотливый
        Ворожбой посильною
        Чар черту порушил им -
        Знать, о Чаше помыслы.
        - Найдем врага и выдавим из него все, что он знает о Чаше! - Мария Харальдовна расправила плечи. В ее глазах появился решительный блеск, напоминающий суровый нрав самого норвежского конунга.
        Вратко подумал, что все-таки лучше числить ее в друзьях, чем во врагах.
        Он оглянулся на расположившихся на почтительном расстоянии викингов. Они старались делать вид, что не слышат разговора своего вождя, королевны и смуглянки-найденыша. Но на лицах воинов цвели такие улыбки, что словен понял - все они слышали и согласны с каждым словом. Не приходилось сомневаться - любой из дружины Хродгейра жизнь положит, лишь бы угодить обожаемой Харальдсдоттир. Что ж, значит, их не так уж и мало. Не поздоровится таинственному злоумышленнику. Или злоумышленникам, сколько бы этих предателей ни было.
        Глава 14
        Пламя скардаборга
        Погожим, по-летнему теплым днем вересня норвежский флот приблизился вплотную к берегами Англии. Здесь холмы, укрытые начавшими желтеть лесами, полого сбегали к морю. В устье небольшой речушки - морским дреки ни за что не подняться вверх по течению - стоял город, обнесенный частоколом. Город, на взгляд Вратко, маленький - куда ему до Новгорода либо Ладоги, но Хродгейр сказал, что это главная крепость здешнего края.
        Отсюда, с самого севера графства Нортумбрия (урманы называли его - Нортимбраланд), Харальд Суровый решил начать завоевание Английского королевства.
        Войску было приказано высаживаться на берег, вытаскивать корабли подальше, чтобы не смыло приливом, вооружаться и готовиться к сражению.
        Хродгейр строго-настрого запретил Марии и Рианне покидать «Слейпнир». Черный Скальд очень не хотел нарваться на гнев конунга. Никто из его дружины не делал секрета из того, что с ними плывет найденная в подземельях Скара Бра девочка. Сигурд пустил слух, что ученик скальда, русич по кличке Подарок Ньёрда, учится у нее древней речи и заодно выслушивает и запоминает старинные сказания. К чудачествам скальдов относились с пониманием. А тем более к чудачествам такого бойца, как Хродгейр. Да и Вратко после королевского суда на Оркнеях, когда сам Харальд признал его невиновность, пользовался всеобщим… если не уважением, то уж снисхождением точно. Что возьмешь с сочинителя? Им нужно и легенды знать, и случаи всякие интересные запоминать, чтобы висы выходили красивыми и за душу брали.
        А вот присутствие королевны тщательно скрывалось. Каждый из хирдманов Хродгейра готов был скорее откусить себе язык, нежели проболтаться. Ее нарядили в мужскую одежду: сапоги с мягкими голенищами, крашенные ежевикой порты, полотняную рубаху, а поверх меховую безрукавку. Косу Мария убрала под мохнатый треух - несмотря на теплое лето, многие викинги ходили в шапках и не видели в том ничего зазорного. Так что парнишка, на которого теперь походила конунгова дочь, не должен был привлекать излишнего внимания. Правда, тот, кто знал всех воинов Хродгейровой дружины, мог бы удивиться - что это Черный Скальд безусую детвору на боевом корабле приваживает? От удивления поползли бы разговоры и слухи. Глядишь, и докатится отголосок до недоброжелателя. Вот потому и запретил Хродгейр Марии Харальдовне на берег выбираться. А чтобы не заскучала, оставил пикту и новгородца.
        Вратко не сильно расстроился, что не примет участия в сражении. Пускай урманы в бой рвутся. А он - словен. Нет, нельзя, конечно, сказать, что в округе Новгорода одни лишь пахари, мастеровые и купцы обретаются. Воинов там тоже хватает. Еще князь Рюрик в незапамятные времена свеев бил, а его воевода, Олег, на данов такого страха нагнал, что они навсегда зареклись в русские земли ходить. И нынешний князь, Владимир Ярославич, воин серьезный. Пожалуй, как водитель оружных тысяч не уступит никому из западных королей. Ну, разве что таким матерым волкам, как Харальд Суровый или Вильгельм Нормандский… Так они и не идут на Новгородское княжество с мечом - своих забот полон рот с английской короной. А налезут какие-нибудь поляки или германцы, живо получат хороших. Да и не будет Новгород в одиночку сражаться - и Киев поддержит, и Переяслав, где тоже дети Ярослава Мудрого княжат. А что? Брат брату всегда помогать должен. На том и мир стоит.
        Убедил себя таким образом, что русичу лучше за викингами не гнаться, а наблюдать за боем со стороны. Это если бой будет - на месте жителей городишка Вратко сдался бы не задумываясь. Мария объясняла - Харальд Суровый идет не в набег. В прежние годы, при Харальде Синезубом или Эйрике Кровавая Секира, урманы налетали пограбить, рабов захватить и возвращались на родину, в суровые фьорды. Сейчас норвежский конунг собирается править новой землей. Там, где можно обойтись без кровопролития, обойдется. Танов и эрлов саксонских, которые принесут ему клятву верности, обижать не станет, а примет наравне со своими ярлами и херсирами, на пиру посадит за столом рядом со всеми, выделяя только по заслугам, но никак не по месту рождения. И мирных жителей никто просто так, за здорово живешь, убивать и грабить не станет. Нет, обложат, конечно, оброком. Тут деваться некуда - войско кормить надо. Но умный хозяин не будет морить голодом дойную корову и без нужды не загонит насмерть доброго коня.
        Вот так они и остались на дреки вместе с четверкой охранников, которым на сей раз выпал жребий оставаться вне боя. Игни, Хрольв, Свен и Гуннар-кормщик. Викинги очень переживали, что пропустят забаву. И сожалели они не о добыче, которую наверняка упустят, а о воинской славе, проходящей мимо.
        Особенно грустил Гуннар, баюкая свое любимое копье, имевшее собственное имя - Злое Жало.
        - Даже Сигурд, из которого песок на палубу сыплется, - возмущался кормщик, - и тот идет! А я не при делах, словно женщина или ребенок…
        - А будешь ныть, - ответил ему Хродгейр, - станешь похож на глупую женщину или маленького ребенка, которым не купили безделушку на торге в Хедебю.
        Гуннар нахохлился и замолчал.
        Викинги отправлялись к городу (саксы называли его Скарборо, а урманы - Скардаборг), подбадривая друг друга и отпуская шуточки, к которым за время путешествия Вратко уже настолько привык, что жизни без них не мыслил. Дружинники, как могли, поднимали себе настроение.
        Неизвестно, расползся ли слух о предсказании Марии Харальдовны или просто беда не ходит одна, а дурные пророчества являются к разным людям одновременно, но черных воронов и злую великаншу видели - или утверждали, что видели, - многие.
        Хирдману конунга по имени Гюрд приснилась сидящая на камне бабища, которая кормила человечьим мясом орлов и воронов, а потом сказала такую вису:
        Вот он, знаменитый,
        Заманен на запад,
        Гость, чтоб в земь с друзьями
        Лечь. Предчую сечу.
        Пусть же коршун кружит,
        Брашнам рад, - мы падаль
        Оба любим - княжий
        Струг подстерегая.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.
        Другой воин по имени Торд из дружины Эйстейна Тетерева, сына Торберга сына Арни, близкого сподвижника Харальда, видел во сне другую троллиху, не менее страшную. Она кормила гигантских волков людскими телами, и, по словам Торда, то были тела урманского воинства. Великанша тоже сказала вису, назвать которую предсказанием удачного похода не смог бы никто, даже самый уверенный в себе глупец:
        Ведьма вздела рдяный
        Щит, в грядущей битве
        Гейрреда проводит
        Дщерь в погибель князя.
        Челюстями мясо
        Мелет человечье,
        Волчью пасть окрасив,
        Жена кровожорна.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        Не оставили плохие предчувствия и самого Харальда. Конунг долго молчал, но после высадки на берег Кливленда признался ближним ярлам и верным хирдманам, что перед отплытием, когда он в последний раз ночевал в Нидаросе, во сне к нему пришел его брат Олаф. Конунг, прозванный Святым за мудрость, долготерпение и умение прощать. В молодости он был таким же викингом, но нашел в себе силы стать хранителем мира на землях Норвегии, за что и погиб - и чернь, и знать не прощает правителю доброты, приравнивая ее к слабости. Харальд Сигурдассон ошибок брата не повторял. Держал ярлов и херсиров в кулаке, а уж бонды и вовсе пикнуть не смели, не то что восстания учинять.
        Конунг не просил ближних воинов держать его сон в секрете, и очень быстро его слова стали достоянием всех.
        Олаф во сне посетовал, что Харальд нацелился на кусок, который ему не по зубам. Время «датских денег» давно миновало для Англии. Войско короля Гарольда сильно и многочисленно, свита предана по-настоящему, без показухи, а хускарлы отчаянно храбры, и в бою каждый стоит двух викингов.
        На прощание Олаф Харальдсон сказал вису:
        В смерти свят стал Толстый
        Князь, кто час последний
        Встретил дома. Ратный
        Труд стяжал мне славу.
        Страшно мне, что к горшей
        Ты, вождь, идешь кончине.
        Волк - не жди защиты
        Божьей - труп твой сгложет.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]

«Опять волки», - подумал Вратко, глядя вслед уходящим колоннам пехоты.
        Эйстейна Тетерева конунг отправил на север вдоль побережья собирать дань с поселян. Ульв сын Оспака пошел на юг с той же целью. А ярл Тостиг на своих ладьях держал курс еще южнее, чтобы прикрыть крыло норвежского войска от возможного нападения графа Моркара Нортумбрийского сына Эльфгара графа Мерсии. Неопытный, но горячий Моркар обязательно полезет на рожон. В Нортумбрии сильное войско, а молодой граф горит желанием добиться ратной славы.
        Основные же силы Харальда шли прямиком к стенам Скардаборга.
        Стоя у резного дракона, чью шею он обнимал, Вратко представлял себе, как шагают викинги человек за человеком, отряд за отрядом. Наверное, здорово идти, ощущая рядом локти и плечи испытанных соратников, готовиться к бою. Ведь ни для кого не секрет, что урманы живут войной. Даже Один, их верховный бог, забирает к себе в палаты, на вечный пир, умерших с оружием в руках, а трусам остается незавидная доля - скитаться в ледяной пустыне подземного мира. Парень задумался… На миг ему захотелось быть не на корабле, в безопасности, а вместе с дружинникам идти к городу. Опасные мысли, сказал себе Вратко и постарался отогнать их.
        - Терпеть не могу Эйстейна Тетерева, - вдруг проговорила Мария.
        Вратко и не заметил, когда она подошла и оперлась о борт ладонями.
        - Почему? - удивился словен. - Он вроде бы ничем позорным себя не замарал…
        - Отец хочет меня замуж отдать. За тетерева. Он бы еще глухаря нашел где-нибудь.
        - А ты, дроттинг?
        - Что я?
        - Хочешь за него пойти?
        Королевна презрительно скривилась.
        - Еще не хватало! Я сказала отцу, что в Норвегии женщины имеют право слова, когда речь заходит о замужестве. И напомнила, как он добивался согласия матери.
        - Харальд-конунг любит тебя, дроттинг. Он неволить не станет.
        - Не станет, - кивнула Мария. - Но мне иногда кажется, что в нем слишком мало осталось от викинга. Он очень хочет походить на королей-южан. А теперь еще захватит корону Англии…
        - У нас рассказывали, - попытался утешить ее Вратко, - что Анна Ярославна, сестра твоей матери, тоже не хотела ехать к франкам. Зато теперь правит всей державой. Троих сынов королю Генриху родила.
        - Родить троих сынов - не значит быть счастливой, - возразила Мария. - Она писала письма моей матери, и что-то я не помню, чтобы радовалась семейному счастью.
        - У нас женщины выбирают себе мужей, - тихо сказала Рианна. Оказывается, она тоже тут! - Только это может быть правильным.
        - Я бы хотела перенестись лет на триста тому назад и жить на ваших землях, - грустно заметила королевна.

«А в норах? - подумал Вратко, почувствовав, что ему неприятен этот разговор. - А попасть под меч римлянина? Надо жить в свое время и в своей земле. И радоваться этому».
        - А ты убеги с ним, - неожиданно сказала Рианна.
        - С кем? - смутилась Мария. - О ком ты говоришь?
        - О воине с серебряной прядью в бороде.
        Дочь конунга вспыхнула, покосилась на Вратко. Словен сделал вид, будто рассматривает крепостную стену далекого Скардаборга. Норвежцы уже копошились вокруг. Горожане заперли ворота, и сейчас их шлемы торчали поверх частокола. Смешные! Разве могут они противостоять такой силище? На взгляд словена, саксам нужно было попросту сдаться на милость победителя, чтобы избегнуть кровопролития и разграбления города.
        - С чего ты взяла, будто я хочу убежать с Хродгейром? - спросила Мария.
        - Я вижу, - просто и без затей ответила Рианна.
        - Глупости говоришь!
        - Так уж и глупости!
        - А я сказала - глупости! Ни с кем я не хочу убегать! - Королевна говорила горячо, стараясь убедить пикту в своей правоте, но голос ее звучал так, будто бы дочь конунга оправдывается.
        Вратко вздохнул. Вроде бы обе не простого рода, наследницы многих поколений славных предков, а болтают языками, словно самые обычные девчонки. И все одно и то же на уме…
        Парень недолго раздумывал - перепрыгнул через борт и оказался на истоптанной траве. Он заприметил одинокое дерево в сотне шагов от «Слейпнира». Если устроиться на толстом суку, то Скардаборг будет как на ладони. Любопытно поглядеть, как Харальд решит приневолить непокорных горожан. Начнет переговоры или бросит дружины на приступ?
        - Эй, Подарок! - окликнул новгородца Гуннар. - Не потеряйся!
        - Не был ты в наших лесах, - рассмеялся словен. - А здесь и захочешь, не заблудишься. В трех соснах-то…
        - Я был в ваших лесах, - подмигнул кормщик. - Там темно, как ночью, и холодно даже летом. А ты опасайся не деревьев, а людей. Понял?
        - Я запомню твои слова! - обнадежил норвежца Вратко и побежал вприпрыжку к облюбованному дереву.
        Забраться и утвердиться на ветке ясеня в десятке аршин над землей оказалось легко и просто. В самом деле, отсюда открывался отличный вид на осажденный город. Можно было посчитать всех защитников в клепаных шлемах, рассмотреть рисунок на знаменах - вставший на задние лапы лохматый красный зверь с оскаленной пастью и загнутым за спину хвостом. Саксы время от времени постреливали из луков. Лениво и неохотно, ибо на каждую их стрелу прилетал сразу десяток урманских. Одни воины Харальда со сноровкой, выдающей опытных бойцов, прикрывались большими круглыми щитами, выглядывая из-за которых давали слаженные залпы поверх частокола. Другие деловито таскали хворост и валежник из ближнего леса. Скоро неподалеку от крепостного вала образовались шесть здоровенных куч.
«Прямо купальские костры», - подумал Вратко. Он вдруг представил, как викинги начинают прыгать через пламя, взявшись за руки, как влюбленные парочки, и расхохотался, едва не свалившись с дерева. Какие только глупости не приходят порой в голову.
        Тем временем урманы и вправду разожгли костры. Свежий ветер весело раздувал огонь, рванувшийся тотчас к небесам, гнал облака светящихся искр.
        Что задумал конунг?
        Защитники Скардаборга забеспокоились, участили стрельбу. За что и поплатились. Сразу полдюжины саксов свалилось со стены, пробитые урманскими стрелами.
        Викинги, разобрав вилы, найденные, очевидно, в ближайшей деревушке, принялись подхватывать полыхающие головни и под прикрытием щитоносцев метать их через стену.
        Вот и стал ясен замысел Харальда. Непокорный город должен быть уничтожен, стерт с лица земли. А его жители погибнут в огне, и их души отлетят к… ну, какому богу они молятся, к тому и отлетят.
        За частоколом раздался слитный, протяжный крик. Вопль ужаса был слышен даже на побережье. То тут, то там в городе замелькали багровые отсветы. Это занимались пожары, тушить которые жители Скардаборга не успевали.
        Вратко содрогнулся, представив, какая страшная гибель ожидает не только воинов, но и их семьи - жен, детей, стариков. Он не мог не признать: норвежский конунг сумел найти самый простой и самый надежный способ достижения цели. Туго придется английскому королю, какой бы сильной ни была его дружина, каким бы боевым духом ни горело ополчение.
        Как и раньше, беспорядочно метавшиеся мысли сложились в звучные строки висы, которую новгородец проговорил в голос, с удовольствием отбивая ритм кулаком по шершавому стволу:
        Врат ограды грады
        Сталь не стала трогать.
        Любо ли им, сильным,
        Лед тупить кольчуги?
        Древа рьяный ворог,
        Вилами подвигнут,
        Рухнул с кручи дротом.
        Други драке рады.
        - Колдуешь, змееныш? - послышался снизу злой и насмешливый голос.
        Вратко опустил голову.
        Под ясенем стоял хевдинг Модольв Кетильсон по прозвищу Белоголовый. Серые глаза буравили новгородца. Щека, помеченная шрамом, чуть-чуть подергивалась. Урман покачивался, перекатываясь с пятки на носок. Рядом с ним сутулился отец Бернар, хитро поглядывая на парня. А за их спинами замерли четверо воинов в кольчугах и шлемах - крепкие и бородатые. Из них выделялся один, заросший окладистой рыжей бородой, на вид жесткой, как кабанья щетина. Ростом он превосходил любого из Харальдового войска. Пожалуй, только Олаф мог поспорить с ним шириной плеч. Длинные руки с огромными кулачищами свешивались почти до колен. Будто не человек, а леший. Еще и бурая медвежья шкура вместо плаща. Такого встретишь ночью - сердце остановиться может с перепугу.
        Если бы урманы явились под дерево без монаха, Вратко, быть может, и смолчал бы. Здравый смысл взял бы верх над неприязнью. Но вид отца Бернара действовал на Вратко, словно запах рыбы на кота.
        - Не вам, от боя бегающим, меня обвинять! - ответил он дерзко и дрыгнул ногой, словно отгоняя навязчивую собачонку. - Идите сражаться вместе со всеми!
        - Щенок! - зарычал Модольв. - Да я тебя сейчас за шиворот…
        - И носом в дерьмо! - сиплым голосом произнес бородач в медвежьей шкуре.
        - Руки коротки! - Вратко покрепче обхватил толстый сук. Пускай попробуют достать! Еще поглядим, кто по деревьям лучше лазает.
        - Чтоб такого дерьмеца, как ты, поучить, я и рук марать не буду. - Кетильсон напоказ засунул ладони за широкий пояс.
        - Конечно, с Хродгейром ты уже попытался справиться, да рога обломал! - Словен чувствовал, что зарывается, но остановиться уже не мог.
        - Вождь, может, его стрелой сшибить? - негромко поинтересовался светлобородый курносый воин в шлеме с наглазниками.
        Модольв покачал головой и клокочущим от ненависти голосом произнес:
        - Я его по кусочкам хочу резать… Живьем мне его достаньте.
        - А Хродгейр… - начал светлобородый, но Кетильсон развернулся к нему, занося кулак для удара, и урман захлопнул рот на полуслове.
        - Хродгейр никогда не узнает!
        - А узнает - я с ним поговорю, - добавил рыжий. - Тогда, думаю, Черный Скальд замолчит надолго.
        - Навсегда! - поддакнул худощавый дружинник с костистым, будто топором из полена тесанным, лицом.
        - Хватит болтать! - вызверился на них Модольв. - Снимите мне его!
        - Сейчас снимем! - по-медвежьи заворчал рыжий. - Давай, Эйрик, полезай! - Он толкнул в плечо худого.
        Тот покачнулся, отлетел к стволу дерева. Прогудел обиженно:
        - Ты чего это?
        - Ай да Скафти! - заржал светлобородый. - Вот силища!
        Четвертый из дружинников, молчаливый и морщинистый, с длинными седыми усами, одобрительно затряс головой.
        - Лезь, Эйрик! - повторил Скафти.
        - А чего я-то? - неуверенно проговорил худощавый.
        - Хватит болтать! - Шрам на щеке Модольва побелел.
        - А они только это и умеют у тебя, Белоголовый хевдинг! - продолжал задираться Вратко. - Похоже, в твоем хирде все больше женщины! Потому вы и к Скардаборгу не спешите!
        Лицо Эйрика перекосило от злости.
        - Подсади! - дернул он за плечо светлобородого.
        - Постойте! - воскликнул отец Бернар, стоявший до этого безучастно, будто его не касалась перебранка под ясенем. - Стоит ли один наглый мальчишка… - Он многозначительно поднял к небу палец.
        - Сейчас он не будет стоить и пустой скорлупы! - дернул плечом Кетильсон. - Тащите его сюда!
        - Ну, ладно. - Вздохнув, монах махнул рукой. - Можете сделать это по-быстрому и без лишней крови?
        - Без крови не обещаю, - ответил Модольв.
        - Утопить разве что! - заржал Скафти.
        И тут Вратко стало по-настоящему страшно. Еще мгновение назад происходящее казалось веселой игрой, подобной веселым препирательствам среди дружинников Хродгейра. Что называется, мы пошутили и ты посмеялся… Здесь все было серьезно. Эйрик, сосредоточенно цепляющийся за кору. Сжимающий пудовые кулачищи Скафти. Едва не шипящий от бешенства Модольв.
        Словен примерился, как бы поточнее лягнуть худого Эйрика. Желательно по голове. Но можно и по пальцам, чтобы надолго забыл, как на деревья карабкаться.
        - Что, боязно стало? - оскалился Скафти. - Прыгай лучше сам…
        - Ага! Сейчас! - Вратко прицелился.
        Удар!
        Эйрик ойкнул и, нелепо взмахнув руками, полетел наземь.
        - Вот гаденыш! - недоуменно почесал бороду рыжий, поглядывая то на Вратко, то на Эйрика.
        - Я тебя как ворону! - Светлобородый наклонился за камнем, взвесил его на ладони, отбросил, сочтя слишком легким. Принялся искать другой.
        - Что вы возитесь? Заканчивайте и пошли! - скороговоркой обрушился на них Бернар.
        - А лучше просто идите! - раздался знакомый голос.
        Гуннар?
        Точно.
        Кормщик стоял, широко расставив ноги, словно на палубе дреки. На его плече лежало копье с широким жалом. Рядом с Гуннаром, уперев кулаки в бока, хмурилась Мария. Позади выстроились в ряд веснушчатый Игни, круглолицый коротышка Хрольв и седоватый Свен, который кинул на сгиб руки двуручную секиру.
        - Кто это мне приказывает? - презрительно бросил Модольв.
        - Тот, кто знает правду лучше тебя, - нисколько не смутился Гуннар. - Подарок Ньёрда под моей защитой. Или ты хочешь, чтобы конунг узнал, как ты, Белоголовый, затеваешь свары вместо того, чтобы сражаться?
        - Глупости ты говоришь, - в голосе Модольва звучала неприкрытая издевка. - Мы же сейчас вас положим рядком на траве…
        - Первый, кто шагнет, получит срезень[Срезень - стрела с широким наконечником.] в брюхо! - звонко произнес Игни, поднимая лук и до половины натягивая тетиву.
        Противников разделяли какие-то четыре-пять шагов. С этого расстояния промахнулся бы только слепец. Воины Кетильсона это знали. И все же Скафти повел плечами, будто примериваясь, как половчее подхватить мешок с зерном. Его ладонь не прикоснулась к рукояти меча, но Вратко показалось, что викинг сам стал смертельным оружием. Вот бросится вперед, и неизвестно еще, остановит ли его стрела, пущенная в упор, сдержит ли копье Гуннара или секира Свена…
        Похоже, понял это и кормщик. Не оборачиваясь, он приказал Игни:
        - В Модольва целься в первого. Берсерка не трожь. Он мой.
        - Твой, говоришь? - Скафти подался вперед, готовясь к прыжку.
        Белоголовый остановил его:
        - Ни с места! Без приказа в драку не лезь!
        Викинги с одной и с другой стороны замерли. Никто не хотел начинать драку первым. Ну, разве что кроме Скафти. Так он, по всей видимости, и вправду берсерк, способный впадать в боевое безумие. Такие воины не чувствуют боли, сражаются, отбросив щит и броню, и в схватке стоят доброго десятка обычных хирдманов. Не у каждого вождя в дружине есть берсерк. Вот у Хродгейра, к примеру, не было, хоть и бойцы под его руку собрались не самые плохие. А может быть, просто Черный Скальд не любил безумцев, от которых не знаешь чего и ожидать, предпочитая иметь дело с разумными, надежными людьми?
        - Подарок Ньёрда! Слышишь меня, а? - негромко окликнул новгородца Гуннар.
        - Слышу!
        - Слазь с дерева и к нам! Живо! Только подальше этих обходи - понятие о чести у них как у бешеных псов.
        Скафти забурчал, будто у него в животе каменные жернова зашевелились, но Модольв вновь окоротил воина:
        - Стоять, сказал!
        Вратко в последний раз бросил взгляд на Скардаборг, полыхающий уже вовсю. Над городом стоял толстый столб густого черного дыма, подсвеченный снизу багровым пламенем. Головни, перебрасываемые викингами Харальда, разожгли пожар сразу в десятке мест, и защитники попросту не успели затушить их все и сразу. Сильный ветер, разносящий искры и огонь, способствовал успеху замысла конунга. Вряд ли кто останется живым в огненном аду. Жители Скардаборга предпочли умереть, но не сдаться - не очень-то добрый знак в самом начале войны. Хоть и победа, но какая-то мрачная… Но кто его знает, как урманы приметы оценивают? Может быть, для них и в самый раз.
        - Эй, ты живой там?
        - Живой! - Вратко соскользнул по стволу вниз, сразу отбежал на несколько шагов от невольно дернувшегося к нему Эйрика. Прошел по кругу и оказался за спинами Гуннара и его товарищей.
        - Ну что? Получили? - усмехнулся кормщик.
        - Надо будет - возьмем, что сами захотим, - отозвался Модольв.
        - Это вряд ли, - покачал головой Гуннар. Сказал своим: - Отходим медленно. Глаз не спускать с них. Особенно с берсерка. А ты, Подарок, ох и получишь по шее… Но после.

«Да сколько угодно!» - хотел ответить Вратко, однако смолчал. Он только сейчас, оказавшись на земле, за спинами людей, готовых сражаться за него, понял, как близко был от смерти. И зачем нужно было задирать Белоголового? Хотя, с другой стороны, если бы он молчаливо сидел на дереве, кротко выслушивая обвинения в колдовстве, что-то изменилось бы? Он мешает отцу Бернару, а значит, почему-то мешает и Модольву. И они не успокоятся, пока не сживут словена со свету.
        Размазанной тенью, едва не сбив Вратко с ног, к Марии подбежала Рианна. Вцепилась переодетой королевне в рукав и, поднимаясь на цыпочки, что-то зашептала на ухо.
        - Отходим, - напомнил Гуннар. - После поговорите.
        - Странные гости плывут на корабле Хродгейра Черного Скальда, - проговорил вдруг монах. - Ой, странные…
        - Не тебе, святоша… - начала Мария Харальдовна… и осеклась. Замолчала, втянув голову в плечи. Наверное, поняла, что погорячилась, а горячность может дорого обойтись.
        - Думаю, конунгу будет интересно узнать, как нарушаются его приказы. И, главное, кто их нарушает, - продолжал Бернар.
        Светлобородый викинг из окружения Модольва подобострастно засмеялся. Скафти непонимающе смотрел на спутников. А губы Кетильсона под белыми усами уже дрогнули в злорадной улыбке. Быстро же он соображает!
        Гуннар в сердцах крякнул. Он не понаслышке представлял себе гнев конунга, прозванного Суровым. Если Харальд дознается, что Мария вопреки его приказу отправилась в Англию, Хродгейру не поздоровится. Изгнание - самое мягкое наказание для ослушника. Кормщик сбросил копье с плеча и взял его двумя руками. Видимо, всерьез прикидывал, не придется ли драться. Мертвые проболтаться не смогут.
        Но королевна не растерялась. Она гордо вскинула подбородок, сжимая запястье Рианны - пикта, казалось, готова была броситься с кулаками на викингов Модольва. С чего бы это?
        - Когда конунгу придет время узнать истину, он узнает ее, не сомневайтесь! - звонко проговорила Мария. - Я ослушалась его, желая добра и удачи. А почему вы ослушались его? Зачем рылись под холмом в Скара Бра? По какому праву убили хранителей знания о Чаше? Что замыслили?
        - Что ты говоришь такое, дроттинг? - старательно изобразил недоумение Белоголовый. - Мне странно слышать твои обвинения. Уж не украл ли я вдобавок молот Тора, подобно йотуну Трюму? Или ожерелье Фрейи? Или…
        - Довольно! - перебила его королевна. - Сейчас не время и не место для шуток. Ты хотел убить всех пиктов, живших в Скара Бра. Не знаю зачем, но хотел. Только ты просчитался, Модольв Кетильсон! Наследница правительницы клана пиктов выжила и готова свидетельствовать против тебя.
        - Да что за ерунда! - зарычал Белоголовый.
        - Погоди, сын мой, - мягко остановил его отец Бернар. - Ее высочество хочет сказать, что эта девочка может каким-то образом доказать причастность моего близкого друга и духовного ученика, хевдинга Модольва Кетильсона, к убийству дикарей-варваров, слухи о котором доносились до нас перед отплытием с островов?
        - Да! - кивнула Мария. - Она слышала голоса Модольва и его подручного Скафти в подземелье, когда убивали ее семью. Запомнила их и сейчас узнала.
        - Не очень веское доказательство. Не думаю, что Харальд Суровый примет слова какой-то чумазой девчонки на веру.
        - Да, я - девчонка! Но мой род древностью не уступит никому! - воскликнула Рианна, порываясь броситься на обидчиков.
        Мария не без труда удержала ее и продолжила:
        - Отец знает, зачем я ездила в Скара Бра и что там искала. А что искали вы?
        - Я не был там! - поднял кулак, словно давал клятву, хевдинг.
        - А Рианна утверждает, что был!
        - Мое слово против слова девчонки…
        - Харальд может вновь назначить суд Господа. - В голосе королевны зазвенела сталь, напомнившая нрав ее отца. - А Хродгейр во второй раз может не быть так мягкосердечен.
        Модольв скрипнул зубами, шагнул вперед.
        Игни рывком натянул тетиву до щеки.
        Хрольв присел, выставляя перед собой меч, а Свен занес над головой секиру.
        - Pax vobiscum![Мир вам! ( лат.) ] - вскинул руки Бернар. - Остановитесь, люди!
        Белоголовый тяжело дышал, втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Скафти лениво ворочал шеей, поглядывая то на соратников, то на дружинников Черного Скальда.
        Плечи Игни дрожали от напряжения - нелегко удерживать в натянутом положении боевой лук, - но стрела по-прежнему смотрела в грудь Кетильсона.
        - Худой мир лучше доброй ссоры, - продолжал монах. - В этой народной мудрости есть свой резон. Мы уйдем. Мы не расскажем королю Харальду о том, как повстречали его дочь. Я не буду просить вас молчать, отвечая услугой на услугу, ваше высочество. Но я много слышал о вашем тонком уме и сообразительности. Думаю, вы сами решите, выгодно ли вам давать огласку делу. Мы уходим. - Отец Бернар окликнул хевдинга. - Модольв Кетильсон! Мы уходим!
        Белоголовый кивнул.
        - Хорошо. Но с тобой, змееныш, мы еще встретимся. И с тобой, Гуннар-кормщик.
        - Если бы я всего боялся, кто поставил бы меня к прави2лу? - ответил Гуннар. - Я не стану прятаться. И ты знаешь, где меня найти.
        - Я тоже буду искать тебя, - растягивая слова, видимо, чтобы придать им большую весомость, проговорил Скафти. - Ты обидел меня. Пообещал поединок и обманул.
        - Тебя я тоже буду ждать, Медвежья Шкура. Приходи.
        Вместо ответа Скафти оскалился и повернулся спиной. Вскоре отряд хевдинга по прозвищу Белоголовый скрылся в сумерках, все еще по-летнему стремительных.
        Возвращаясь на «Слейпнир», Вратко старался заставить себя думать о предстоящей взбучке, но мысли возвращались к участию Модольва и Бернара в разграблении подземного жилища пиктов.
        Глава 15

«Йорвик[Йорвик - так скандинавы называли город Йорк.] перед нами!»
        Расправа с непокорным Скардаборгом смирила саксов Кливленда. Города и деревни сдавались без боя, таны наперебой присягали норвежскому конунгу, соперничая не в воинском искусстве, а в хитрости и пронырливости. Каждый, прибежавший к Харальду первым, рассчитывал получить больше выгоды, нежели его припозднившийся земляк.
        Полных пять суток понадобилось урманскому войску, чтобы покорить весь Кливленд, пополнить припасы и отдохнуть.
        На четырнадцатый день вересня с юга пришла, отчаянно лавируя против ветра, рыбацкая лодка. Управляли ею трое одетых в грязные лохмотья мужчин, но когда они проходили к шатру Харальда мимо приткнувшегося к берегу «Слейпнира», Вратко успел заметить вороненую кольчугу, выглядывающую сквозь прореху долгополой рубахи.
        - Лазутчики, - пояснил все ведающий Сигурд. - Гонцы!
        Вскоре по лагерю распространилась недобрая весть.
        Хродгейр, поговорив с хевдингом Ториром, собрал хирдманов, чтобы донести до них самые свежие новости.
        Оказалось, рыцари Вильгельма Нормандского выступили в поход. Начав сборы в весенний месяц снегогон[Снегогон - апрель.] на франкских землях, войско герцога готовилось к захвату Англии все лето. Во всех гаванях Нормандии опытные мастеровые строили и снаряжали корабли, способные нести на борту не только рыцарей, но и коней, оружие, запасы пищи. Кузнецы и бронники делали копья и мечи, шлемы и кольчуги.
        Сам Вильгельм не только поспешил заручиться поддержкой Папы Римского, но и успел побывать в Сен-Жермене у короля франков Филиппа. Гордый нормандец смирил себя и попросил помощи у королевства, мягкое подбрюшье которого нормандцы частенько щекотали острой сталью. Юный король франков посоветовался с баронами и… отказался помогать северному герцогству, не желая портить отношения с Англией в случае неудачи Вильгельма. Проявил осторожность и родич герцога - граф Фландрии.
        - Еще бы! - Всезнайка Сигурд с усмешкой посмотрел на окруживших его хирдманов. - Королева Франции - Анна Ярицлейвдоттир приходится родной сестрой нашей Эллисив. Станет она войско против родной крови посылать? А фландрский граф, Болдуин, хочет и с вашими, и с нашими дружить! Одну сестру за Тостига-коротышку выдал, а вторую - за Вильгельма-нормандца. Смех да и только!
        И викинги хохотали как дети, подтрунивая над хитрым правителем, но настороженно слушали о событиях в далекой Нормандии.
        Несмотря на отказы франкского короля, его рыцарство откликнулось на зов герцога. Тем паче что Вильгельму доставили буллу от Папы Александра Второго с одобрением всех его действий и священную хоругвь, которую норманны вознамерились нести впереди рыцарского строя.
        - Римские церковники, - сказал Хродгейр, - объявили Гарольда Годвинссона, английского короля, клятвопреступником. А сам виноват! Не надо было клятвы раздавать направо и налево! Сперва Вильяму присягнул, поклявшись на святых мощах, обещал герцогу поддержку всяческую, а потом вдруг сам в короли захотел! Его короновал архиепископ йоркский в присутствии Стиганда Кентерберийского.
        - Папа Римский, - пояснила Мария, - назвал архиепископа кентерберийского Стиганда самозванцем и признал коронацию Гарольда Годвинссона незаконной. А Вильгельм получил благословение Папы только потому, что пообещал в случае успеха подчинить английскую церковь Риму.
        - То-то и оно, - согласился Черный Скальд. - Воины сражаются, а святоши только и думают о выгоде… - И продолжил рассказ.
        Вооруженные бойцы с отрядами свиты прибывали в Байе со всех концов Европы. Не только из Франции, но и из Аквитании, Бретани, Фландрии и Бургундии. Почувствовав грядущую поживу, прибыли даже добровольцы из Апулии и Сицилии! Слухи раздували численность армии нормандцев до неслыханных размеров - пятьдесят тысяч человек. Как известно, сведения, полученные из досужей болтовни, следует делить на пять. И все равно получалось, что войско Вильгельма превосходит по размерам силы, собранные Харальдом.
        - Четыре долгих месяца готовился герцог к войне. Да вот незадача! В конце лета, когда все было готово, задули сильные ветра с севера. Море в проливах, отделяющих остров от материка, штормило и рычало диким, голодным зверем. Должно быть, часть добычи просит…
        Несмотря на это, сборным местом для кораблей и войска было назначено устье реки Дивы, впадающей в море, между Сеной и Орной. Весь месяц серпень[Серпень - август.] дули противные ветры и задерживали там норманнский флот. Потом попутный южный ветер двинул корабли до устья Соммы к Сен-Валери. Там застигла их непогода, и надобно было простоять несколько дней. Корабли бросили якоря, а войска расположились на берегу под непрестанными проливными дождями.
        - Ожидание затянулось. С морем шутки не шутят… - Хродгейр невесело усмехнулся, показывая превосходство бывалого морехода над сухопутными конными воинами. - Благородные рыцари умирают от кишечной хвори и простуд, травятся гнилой водой и скисшим вином. Но Вильгельм держит войско наготове. Стоит перемениться ветру, и вся силища нормандских кораблей двинется через пролив.
        Были и другие новости. Уже поближе, из Нортумбрии.
        Давно проведавший о готовящемся вторжении Гарольд Годвинссон собрал большую армию. Сильный отряд хускарлов, а в поддержку к нему созвали по графствам фирд[Фирд - английское ополчение в раннем Средневековье.] и дружины танов. Они ждали высадки нормандцев на юге Англии, а потому викингам могли противостоять лишь дружины графов Моркара Нортумбрийского и Эдвина Мерсийского, двоюродных братьев короля, вкупе с нортумбрийским ополчением.
        Об этом Черный Скальд говорил уже с искренней улыбкой. Норвежских военачальников обнадеживало разделение английского войска.
        Харальд Суровый понял, что, наверное, какие-то высшие силы благоволят к нему. Он понял, что судьба дает надежду на успех. И немалую надежду. Сын графа Годвина занят далеко на юге, а Моркар и Эдвин слишком молоды и неопытны, чтобы такой матерый волк, как норвежский конунг, боялся их. Он-то сражался всю жизнь, начиная с проигранной Олафом Святым битвы при Стикластадире, когда юный скальд сказал первую вису:
        Край прикрыть сумею
        Войска, в строй лишь дайте
        Встать. Утешу, страшен
        В ратном гневе, матерь
        Не отступит, копий
        Убоявшись, - пляшет
        Сталь - младой в метели
        Скегуль скальд удалый.[Круг Земной. Сага об Олафе Святом. Перевод Ю. К. Кузьменко.]
        Он сражался под знаменами киевского князя против вендов и ляхов, в варяжской дружине императора Миклогарда бился со смуглыми, по-змеиному хитрыми южанами, грабил прибрежные города и села в море Варяжском и в море Средиземном, воевал с датчанами. Он прожил полвека и одних лишь крупных битв выиграл больше, чем найдется пальцев на руках и ногах у здорового человека. Что могут противопоставить ему эти мальчишки, не видевшие ничего, кроме холмов и лесов Англии?
        Харальд решил не упускать удобного случая, с радостью принимая подарок судьбы.
        Кливленд с его пашнями и пастбищами его больше не интересовал.
        Утром семнадцатого дня месяца вересня норвежские корабли вышли в море.
        Урманы горели желанием встретить настоящего врага. С пастухами и пахарями сражаться скучно. Вот дойдет черед до хускарлов, тогда поглядим…
        Ночью с пятнадцатого на шестнадцатый день кто-то пытался тайком пробраться на
«Слейпнир». Охраняли дреки Хрольв и Асмунд. Коротышка стоял на носу, у головы дракона, а рыжебородый, заплетающий косички воин пристроился рядом с рулевым веслом. Он услышал крадущиеся шаги - неизвестный зашуршал травой.
        Асмунд окликнул ночного гостя. Тот притаился. Знаком приказав Хрольву окружать лазутчиков, рыжий свесился с борта… И тут же получил в лоб. Спас хирдмана толстый вязанный подшлемник, надетый для защиты от ночной сырости. Он смягчил удар, и потому Асмунд лишь на время потерял сознание, а не умер на месте. Впрочем, Сигурд язвительно заметил наутро, что черепу викинга не страшны прямые удары тарана, которым крепостные ворота вышибают. Но, невзирая на шуточки,
«шишка» на лбу выросла добротная. С кулак Вратко величиной.
        Услышав звук удара, Хрольв закричал. Поднял тревогу, а сам с обнаженным мечом бросился в темноту. Чудом - должно быть, помогло по-звериному обострившееся чутье - ему удалось отбить удар, нацеленный теперь уже в него. На этот раз сталь звякнула о сталь. В ответ норвежец ткнул клинком наугад. После он утверждал, что попал во что-то мягкое. «И теплое», - добавил насмешник Сигурд. Но даже если и попал, то особого вреда не причинил, и виной тому не отсутствие меткости, а закругленные концы урманских мечей. Рубить ими можно и очень даже хорошо, а вот колоть - это вряд ли. Для этого нужен заостренный клинок наподобие франкского.
        Кто бы это мог быть и зачем чужому человеку лезть на корабль Черного Скальда, строили много предположений. Вспоминали всех недоброжелателей - тайных и явных.
        Хрольв утверждал, что ясно слышал: лазутчиков было двое, и один, убегая, назвал другого Эйриком.
        Вратко сразу припомнил худощавого викинга из дружины Модольва Кетильсона. Ну, того, чье лицо будто топором из коряги тесали. Но не стал ни с кем делиться догадкой. Зачем? Потом окажется, что ошибся - позора не оберешься. Засмеют, затюкают, хоть в море прыгай. А в море он уже был и поэтому не испытывал никакого желания повторять приключение.
        Парень много размышлял: что могло понадобиться ближнему дружиннику Модольва сына Кетиля на «Слейпнире»? Первое, что приходило на ум, - Рианна. Надо думать, люди, разграбившие подземный поселок в Скара Бра, не нашли того, что искали. Хорошо бы еще узнать цель их поисков. И ведь не спросишь напрямую. А если и спросишь, все равно не ответят. Если рассуждать здраво, то в Скара Бра налетчики увлеклись и всех поубивали. Думали, видно, что обойдутся в поисках без помощников, но просчитались. Теперь, узнав, что с дружиной Хродгейра плывет девочка-пикт, решили выкрасть ее и, допросив, узнать нечто, без чего их ухищрения зашли в тупик. А что они могут хотеть узнать от пикты? Только местоположение Чаши.
        Чаша.
        Вот еще одна загадка.
        Ну, положим, хевдингу Модольву, взыскующему славы, богатства, власти, она, может быть, нужна.
        А монаху?
        Зачем она отцу Бернару? Что может дать святоше, жизнь положившему на служение Господу?
        Ответа у Вратко не было. И не находилось, как он ни старался его сыскать.
        Возможно, конечно, ни Рианна, ни Чаша тут ни при чем.
        Модольв Кетильсон узнал о присутствии на борту «Слейпнира» Марии Харальдовны. Узнал и решил использовать знание себе на пользу?
        Например, похитить королевну и вытребовать что-нибудь у Харальда.
        Тогда следует признать, что Модольв - враг норвежского конунга. И от этого никуда не деться.
        Вратко решил посоветоваться с Хродгейром. Ну и с Сигурдом, само собой. Старик, хоть и не упустит случая уколоть языком так больно, как другой и ножом не кольнет, а жизнь повидал и знает многое, а главное, разбирается в людях так, как новгородцу и не снилось. Но парень никак не мог заставить себя начать разговор. Все время откладывал на потом. И когда грузились на корабли, и когда, распустив паруса, устремились на юг.
        На юг.
        Снова на юг.
        Небеса благоволили урманскому воинству. Солнце дарило тепло, несмотря на осеннюю пору. Ветер надувал паруса, давая дружинникам отдохнуть перед предстоящей чередой испытаний. Корабли мчались как на крыльях навстречу сражениям и победам.
        И вот наконец справа по борту открылся залив Хамбер, узкий, длинный, врезающийся в сушу на добрую сотню верст.
        Несколько кораблей под пестрыми парусами заполошенно рванулись в глубину острова. Саксы прекрасно осознавали, что противостоять норвежцам на море у них недостанет сил. Пришедшие с Тостигом дружины, возглавлявшие Харальдово войско, погнались за соплеменниками, но безнадежно отстали и вернулись - беглецам страх придавал сил. Они гребли против ветра так, что гнулись весла.
        Конунг повел корабли по заливу до устья реки Уз. Викинги во все глаза выглядывали саксонское войско или хотя бы корабли. Но, казалось, защитники Нортумбрии куда-то спрятались, не рискуя связываться с превосходящими силами противника.
        Где же Моркар и Эдвин?
        Осмотревшись, Харальд Суровый скомандовал подниматься вверх по Узу.
        Двигаясь на веслах против течения, они достигли места, где Уз сливался с таким же полноводным Уарфом. Здесь над рекой нависла небольшая крепостица, Риколл, сдавшаяся урманам без боя. Стоило только кораблям заскрести штевнями по прибрежной отмели, как ворота города открылись и десяток именитых мужей вышли поклониться новому правителю Англии. Наверное, слухи о сожжении Скардаборга распространились быстрее, чем двигался флот.
        Харальд присягу Риколла принял, обязав горожан обеспечить войско пищей, но строго-настрого запретил своим людям чинить добровольно сдавшимся саксам какие бы то ни было притеснения.
        Здесь урманы оставили корабли и тысячи две воинов под командованием Эйстейна Тетерева для охраны. Тыл оголять не следовало - кто его знает, какую хитрость задумали братья-ярлы, Эдвин и Моркар?
        Переночевали, и ранним утром главные силы норвежского конунга пешим строем устремились к Йорку.
        Но накануне Вратко довелось натерпеться страху, когда на «Слейпнир» ни с того ни с сего заявился ярл Годрёд Крован, известный как один из самых близких сподвижников Харальда.
        Мария, случайно увидев приближающегося русоволосого викинга, чьи виски лишь слегка тронула седина, ойкнула и нырнула под палубу, туда, где дружина Хродгейра хранила мечи и доспехи. Видно, решила, что отец прислал ярла по ее душу. Черный Скальд слегка побледнел, но приветствовал Крована учтиво, как и подобает настоящему викингу встречать прославленного вождя.
        Годрёд усмехался в длинные усы, но выглядел вполне добродушно. Поздоровался и спросил:
        - Где твой ученик, Хродгейр? Тот, которого кличут Подарком Ньёрда.
        - Здесь, - пожал плечами скальд. - Куда же он денется?
        - Конунг хочет видеть его, - просто и буднично заявил ярл.
        Вратко, стоявший неподалеку, а потому прекрасно слышавший разговор норвежцев, похолодел. Лишний раз являться пред очи Харальда Сурового ему ох как не хотелось. Не то чтобы конунг проявил несправедливость или предвзятость по отношению к нему. Нет, напротив, правитель выказал мудрость и доброжелательность, но о его крутом нраве рассказывали многое. Достаточно вспомнить, как он расправился с зачинщиками и предводителями бондовского бунта, стоившего Олафу Святому не только короны, но и жизни. Спустя почти двадцать лет припомнил все. У одного из них, Кальва сына Арне, Харальд даже клятву верности принял и разрешил сражаться под своим знаменем, а после отправил в неравный бой с данами, где Кальв и погиб вместе со всеми ближними людьми. Еще рассказывали, как в доме дана Торкеля Гейсы хозяйские дочери посмеялись над молодым конунгом: вырезали из сыра якорь и стали показывать его всем, весело приговаривая: «Такие якоря крепко удержат корабли норвежца!»
        Тем самым они намекали на нерешительность норвежцев, которые после смерти Магнуса Доброго - короля Дании и Норвегии, претендента на Английскую корону, - не спешили заявлять право на датский престол. Через год Харальд сжег усадьбу Торкеля Гейсы, а самого дана заставил заплатить богатый выкуп за плененных дочерей.
        Тогда же была сочинена виса:
        Резали, сим князя
        Разъярив, из сыра
        Якоря для ради
        Смеха жены данов.
        Ныне ж поуняли
        Смех, глядя, как якорь
        Железный княжьих коней
        Вод надежно держит.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод Я. А. Гуревич.
        Чуть позже он заманил в гости на пир Эйнара Брюхотряса, речи которого на тинге вызвали промедление с походом на Данию, и убил.
        Очень не хотелось Вратко идти в гости к конунгу. Кто знает, может, Модольв с отцом Бернаром уже выболтали все, что знали?
        Хродгейр ничем не показал волнения. Он улыбнулся и легонько кивнул. Сказал:
        - Я тоже пойду к конунгу. Он хочет видеть одного скальда, а увидит двоих. Думаю, его это не расстроит.
        - Я тоже так думаю, - рассмеялся Годрёд Крован. - Скальдов много не бывает. Но только один из них, по твоему уверению, приносит удачу. Не так ли?
        - Я не буду отрицать того, что десятки людей видели своими глазами, - ответил Черный Скальд. - Подарок Ньёрда дарует удачу моей дружине. Подарит он ее и всему нашему войску, если будет на то воля Небес.
        После они шагали вдоль оскалившихся драконьих морд, глядевших перламутровыми зрачками со штевня каждого дреки. Вратко волновался, то и дело одергивал чистую рубаху, расправляя складки за новым поясом, который оттягивали ножны с подаренным ножом. Если даже Харальд и в добром настроении, все равно боязно…
        Годрёд и Хродгейр неторопливо беседовали. Эти два воина во всем были под стать друг другу: разворот плеч, осанка, рост. Только Черный Скальд мог похвастаться редкой для северных земель вороной бородой, а Крован распустил по спине длинную гриву русых волос.
        - Предчувствия давят Харальда, - сказал он после недолгого молчания. - Дурные приметы не дают покоя. Потому-то он и оставил Эллисив с дочерьми. Не захотел подвергать опасности.

«Так его и послушались… - подумал Вратко. - В особенности Мария».
        - А мне кажется, все складывается успешно, - отвечал Хродгейр. - Скардаборг тому примером.
        - Скардаборг… Скардаборг прыгнул конунгу в руки, словно обезумевший лосось, идущий вверх по реке. Здесь же, в Йорвике, предстоит первое настоящее испытание.
        - Это испытание Харальд выдержит с честью. Все мы вместе и каждый из нас в отдельности готовы умереть за конунга.
        - Он знает это. И все же тяжелые думы гложут Харальда. В особенности слова Олафа Святого. Перед отплытием из Нидароса он ходил прощаться с братом. Постриг его ногти и волосы, а после закрыл раку и бросил ключ в реку, наказав не отпирать ее больше, если норвежское войско потерпит неудачу.
        - Думаю, все не так плохо. Конунг еще придет навестить Олафа Святого. И рассказать ему о победах.
        - Хорошо бы так… - Годрёд кивнул. Оглянулся на Вратко, будто хотел что-то сказать, но смолчал.
        У шатра Харальда толпились люди. Ярлы, хевдинги, предводители отдельных дружин. Новгородцу показалось, что он видит Лосси-датчанина. Халли Челнок, разговаривающий с длиннобородым ярлом Гудбрандом из Согнефьорда, улыбнулся Вратко - не робей, мол, где наша не пропадала.
        Крован, знаком показав Хродгейру и словену, где остановиться и подождать, нырнул под полог шатра. Там он пробыл довольно долго - Вратко успел уже рассмотреть всех: и старых знакомцев, и никогда ранее не виденных вождей. Вон промелькнул Свен Плешивый, с которым вместе они плыли на Оркнеи. А вон там, чуть дальше, отдают распоряжения хирдманам исландец Магнус из Годорда и ярл Сигни из Вике. Окруженный сверстниками из молодых воинов, прошагал Олаф Харальдсон, как всегда надменный и уверенный в себе. Еще бы! Знатный, именитый, одетый в дорогую одежду…

«Таким ли уверенным ты будешь в сражении, Харальдсон, сын великого конунга?»
        Новгородца поразило одно наблюдение - в толпе воинов не было ни единого священника. Не крутились под ногами, не лезли с поучениями, как у них это обычно принято. Странно… Парень точно знал - Торольв, епископ Бирсейский, отрядил с войском не меньше десятка верных слуг Иисуса Христа, чтобы те наставляли, вдохновляли, придавали уверенности мирянам. Или не справились монахи с поручением, не оправдали возложенного доверия? Даже хитрец Бернар куда-то спрятался. Ну, это-то как раз неудивительно. Наверняка замышляет новую каверзу вкупе с Модольвом Кетильсоном, которого тоже не видно поблизости от шатра полководца.
        Неожиданно полог, закрывающий выход, дрогнул и отдернулся, покорный могучей руке.
        Седой и усталый Харальд шагнул через порог (хотя откуда порог в шатре?) и, сделав два шага, застыл, сощурившись от яркого солнца. Тело конунга облегала горящая огнем кольчуга длиной до колен, с широким воротником. Еще на «Слейпнире» Сигурд поведал новгородцу, что кольчугу для Харальда пять лет делали лучшие мастера из Гамбурга. Двойного плетения, защищавшая с равным успехом от стрел и от ударов мечей и топоров, она носила подаренное конунгом имя - Эмма. И сверкала на солнце она нарочно, чтобы показать отвагу своего хозяина. Словно звала, манила - попробуй-ка отними!
        Следом за правителем, малозаметные в его сиянии, появились двое сподвижников, с которыми Харальд, по всей видимости, держал малый совет. Молодой, но уже прославленный Эйстейн Торбергсон по кличке Тетерев. Крепкий воин. Светлобородый, широкоплечий, курносый, с голубыми глазами-льдинками. Он выглядел беззаботным. Вот уж кого не касались дурные предчувствия. Лицо второго человека, осунувшееся, с темными кругами под глазами, напротив, выражало крайнюю обеспокоенность. Ростом он не вышел - конунгу едва до плеча. Внушительное брюшко натягивало накидку-табард, украшенную изображением белого дракона. Человек тяжело ворочал короткой шеей и потирал ладони - волновался. Вратко догадался, что это Тостиг Годвинссон, бывший граф Нортумбрийский, мятежный брат короля Англии.
        - Ты привел… скальда? - обратился конунг к Годрёду.
        Новгородцу показалось, что Харальд запнулся не случайно. Похоже, он хотел сказать - колдуна. Или только показалось?
        - Привел, - поклонился ярл. - Вот он.
        Вратко набрал воздуха полную грудь, как перед прыжком в воду, и шагнул вперед. Отвесил поясной поклон, как если бы стоял перед новгородским князем Владимиром Ярославичем.
        - Подойди ко мне, скальд, - негромко позвал конунг. Негромко, но все услышали, ибо тишина стояла едва не мертвая. Как только полководец покинул шатер, все смолкли и повернулись лицом к нему, выказывая величайшую готовность слушать и выполнять приказы.
        На негнущихся ногах словен приблизился к Харальду. Конунг взял его за плечо широченной ладонью, сжал так, что затрещали кости, и развернул к собравшимся воинам.
        - Братья мои, соратники, - проговорил владыка Норвегии. - Мы стоим на берегу Нортумбрии. Пришла пора восстановить справедливость. Ради нее я возьму корону Англии. И если Гарольд Годвинссон не желает отдать ее добровольно, то возьму силой, как привык брать причитающееся мне по праву. Что нам может помешать? Саксы сильны, но мы сильнее. Их мечи остры, но наши не уступят им. Кольчуги и шлемы наши прочные. Осталось приманить лишь немножечко удачи. Разве удача способна помешать? Разве может быть ее с избытком?
        Урманы заревели, соглашаясь с предводителем. Не сговариваясь, выхватили мечи. У кого с собой был щит, ударил клинком об оковку. Прочие просто орали и трясли оружием над головой. Вроде бы умудренные опытом мужи, а туда же…
        - С нами приплыло много скальдов. Халли Каша, чей язык шустрее ткацкого челнока, Арнор Скальд Ярлов,[Арнор Тордарсон по прозвищу Скальд Ярлов - исландский скальд ХI века. Арнор был автором хвалебных песней об оркнейских ярлах Регнвальде и Торфинне (откуда его прозвище), норвежских королях Магнусе Добром и Харальде Суровом, датском короле Кнуте.] прославленный сказитель хвалебных песен, Тьодольв Арнорссон,[Тьодольв Арнорссон - исландец, который был вначале скальдом Магнуса Доброго, а после его смерти (1047 год) Харальда Сурового. Из сочиненной им в 1065 году хвалебной песни «Драпа о Харальде Суровом» сохранилось 35 вис.] с кем никто не сравнится в мастерстве сочинения драп, Хродгейр Черный Скальд - его язык столь же остр, как и меч, и наносит не менее опасные раны… - Харальд перевел дух. О своем мастерстве он скромно умолчал, но собравшимся здесь викингам не было нужды напоминать, что ходят они под знаменем конунга-скальда. - С нами словен, парень из Хольмгарда, что в Гардарике, выловленный из пучины вод и прозванный за это Подарком Ньёрда. Он пробует сочинять висы с нынешнего лета, а достиг уже
немалых успехов. Все вы помните, как его обвинили в ворожбе. Все помните, что я оправдал его. Его висы не несут злого умысла, а лишь приманивают удачу.
        Воины вновь зашумели. Более сдержанно, но с одобрением.
        - Я хочу, чтобы Вратко из Хольмгарда, прозванный Подарком Ньёрда, сказал нам вису на удачу.
        Сотня глаз уставилась на новгородца. Никогда в жизни он и помыслить не мог, что будет стоять на земле далекого острова, до которого от его родины и за месяц не доберешься, рядом с чужеземным королем, в окружении знатных военачальников, и все будут ждать его слов. Верить в него, надеяться на удачу, к нему благосклонную.
        От волнения парень задрожал мелкой дрожью, лопатки взмокли, а под ложечкой словно здоровущий снежок раздавили.
        Он откашлялся и произнес:
        Щиты стыкуем
        И тыл прикрытый.
        Оружьем дружно
        Ударить нужно,
        Браге драки
        Враги рады,
        Но саксов натиск
        Скалою встретим.
        И зажмурился, чтобы не видеть бородатые орущие лица. Вдруг не угодил? Если бы не боялся опозориться, то и уши заткнул бы от страха.
        - Славная виса, - долетел до Вратко голос Харальда. - Я благодарю тебя, Вратко из Хольмгарда. Если бы я не знал, каких отчаянных бойцов рождает земля Гардарики, то ни за что не поверил бы, что родился ты не во фьорде. Верю я, братья мои, что сегодня удача не изменит нам. Клятвопреступник Гарольд Годвинссон навсегда запомнит двадцатый день месяца ревуна. Йорвик перед нами! Вперед, братья мои!
        Глава 16
        Гейт-фулфорд
        Шагая в едином строю с дружинниками Хродгейра, Вратко задавал себе вопрос: того ли он хотел, сидя на ветке ясеня под Скардаборгом? Пусть не долго хотел, краткий миг, но все-таки… Было ведь желание идти вместе, ощущать плечи товарищей? Было.
        Конечно, со стороны вытянувшаяся длиннющей змеей колонна вооруженных людей выглядит, можно даже сказать, привлекательно. Тяжелое полотнище знамени
«Опустошитель земель» полощется впереди на ветру. Сверкают брони, оковки щитов и заклепки шлемов. Ноги топают в одном ритме. Бесшабашные голоса горланят песню. Какую? Не важно! Главное, чтобы громко. И главное, чтобы скальд, сложивший ее, был славен, и не только стихами, но и на поле брани.
        Изнутри все оказалось гораздо хуже. От топочущих ног поднимается туча мелкой, противной пыли, забивающей нос и глаза. Товарищи толкаются, так и норовят вогнать под ребра локоть или рукоять меча. От них воняет потом и прогорклым жиром, которым викинги смазывают кольчуги от морской сырости - чтобы ржа не проела. Счастье, если окажешься рядом с дружинником, предпочитающим смалец. А ну как нарвешься на любителя тюленьего жира? И песня через какое-то время оглушает и приедается. Даже такая замечательная, как висы Харальда Сурового:
        Копья княжьи в сече
        Крепко дали данам
        Стойким в тыл, и сталась
        Та вражда недавно,
        Было прежде: буйно
        Я бился на чужбине.
        Меч, сражая мощно
        Мавров, пел мой вдавне.
        С суши в сини зыби
        Я сам тогда подался,
        В ширь втыкая шеки,[Шек - киль корабля.]
        Шли суда недавно.
        В пенном поле Гюмира
        Плыл я карой к англам,
        И ходила дыбом
        Вода. То было вдавне.[Харальд Сигурдассон Суровый. «Отдельные висы», перевод С. В. Петрова.]
        Одно утешение - в путь вышли рано утром, когда солнце еще не успело подняться и как следует разогреть землю и доспехи. Как говорится, по холодку. А еще говорят - утро вечера мудренее. В чем, в чем, а в мудрости норвежскому конунгу не откажешь…
        Вратко уже начал жалеть, что согласился отправиться на битву вместе со всеми. Впрочем, был ли у него выбор? Хродгейр сказал, что юноше в возрасте новгородца уже давно пора убить хотя бы одного врага. Иначе как он станет мужчиной? Или он хочет, чтобы всякие дерьмецы, навроде Модольвовых молодчиков, дразнили его, называя мужем женовидным?
        Поневоле пришлось согласиться, опоясаться мечом, с которым упражнялся под руководством Сигурда, натянуть кольчугу, старенькую, но вполне пригодную - без прорех и ржавчины. Через плечо на длинном ремне Вратко повесил круглый щит, а на голову напялил шлем с бармицей, защищающей шею.
        - Настоящий викинг! - сказала Мария.
        После случая с Модольвом и отцом Бернаром они с Рианной уже не рисковали покидать дреки. Кетильсон не стал выдавать их тайну Харальду, но кто знает, на какие поступки он способен? Если те лазутчики, что врезали в лоб Асмунду, были его подсылами, то от Белоголового можно ждать многого. Хродгейр опасения королевны разделял, а потому оставил на «Слейпнире» десять человек во главе с Сигурдом. Старик некоторое время возмущался, что не примет участия в битве, но потом, в пылу спора, наклонился слишком резко, показывая, каким именно маленьким был Черный Скальд в тот год, когда он, Сигурд, уложил первого врага. Охнув, он выпрямлялся очень медленно, со страдальческим выражением на лице. Потом потер поясницу и сказал, что, видно, и вправду стар стал для сражений и хорошо бы уступить место молодым и полным сил бойцам. А он, как некогда Эгиль Скаллагримссон,[Эгиль Скаллагримссон (т. е. сын Грима Лысого) - знаменитый исландский скальд. Годы его жизни приблизительно 910-990-е. О нем рассказывается в «Саге об Эгиле», одной из лучших исландских «родовых саг».] скажет:
        Старостью стреножен,
        Стал я старой клячей,
        Уст сверло устало,
        Слух не идет в ухо.
        И вообще, неизвестно еще, где тяжелее придется - в сражении или в тылу.
        На том и порешили.
        Теперь можно было надеяться, что с девушками ничего не случится. По крайней мере, Сигурд проследит, чтобы они никуда не убежали, а уж на дреки их как-нибудь защитят.
        Хродгейр говорил, что видел Модольва с дружиной среди отправившихся к Йорку воинов, но что могло помешать Белоголовому оставить тех же Скафти с Эйриком и поручить выкрасть бесценную добычу?
        Было прежде: буйно
        Я бился на чужбине.
        Меч, сражая мощно
        Мавров, пел мой вдавне.
        Вратко сам не заметил, что начал подпевать, отвлекаясь от невеселых раздумий.
        Ну, хоть какая-то польза от походных песен.
        А может, для того их и придумали? Поющий хирдман не замечает голода и усталости в дороге. А в бою, выкрикивая звучные слова, можно и о ранах на время позабыть.
        Верст десять они отмотали, пересмеиваясь и подшучивая друг над другом, предвкушая грядущее сражение. Высказывались разные предположения о том, как поведут себя графы Моркар и Эдвин. Гуннар осторожно заметил, что на месте братьев укрыл бы войско в Йорвике за крепкими стенами. Там они могут продержаться довольно долго, если, конечно же, успели запасти вдоволь воды и пищи. Олаф возразил, что не по-мужски сидеть за стенами и дозволять грабить землю и людей, заботу о которых на тебя возложили, избрав графом - ярлом, по-урмански. Нужно ударить по приближающемуся войску, пока оно не перестроилось для битвы. Тогда, даже проигрывая в численности, можно рассчитывать на успех.
        Не успел здоровяк закончить пояснения (и Сигурда, как назло, рядом не оказалось, чтобы острой шуткой поставить умника на место), как по рядам прокатилось:
        - Саксы! Саксы!
        Вратко поднялся на цыпочки.
        Дорога, по которой они шли, круто изгибалась вокруг пригорка, как бы обнимая его, а склоны холма чернели от вооруженных людей. Блестели шлемы и солнечные лучи играли на остро заточенных лезвиях мечей, секир, листовидных наконечниках копий. Колыхались тяжелые полотнища знамен. Синие, красные, желтые. Их украшали вышивки хвостатых зверей, похожих на лохматых котов, диковинных крылатых змей, чудовищ с головой орла и когтистыми лапами, скрещенных мечей.
        Должно быть, и правда саксы.
        Лица и вооружение копошащихся, словно муравьи, воинов ничем не отличались от окружавших новгородца викингов. Верно говорят, саксы - дальние родичи урманов, что приплыли когда-то на Британские острова и покорили их, подчинив местных жителей. Таких, как пикты, бритты, скотты и прочие народы.
        В середине вражьего войска Вратко заметил кучку всадников - человек сто. Их доспехи даже на глаз выглядели надежнее, нежели у прочих. Кольчуги, переходящие в рукавицы, кольчужные же порты, высокие шлемы, бармица которых закрывает не только шею и плечи, но и подбородок со ртом вместе - только носы и глаза торчат наружу. Щиты не круглые, а продолговатые, вроде ясеневого листа. В руках копья с узкими цветными флажками.
        - Может, это сам король подоспел? Йорку на выручку… - проговорил парень, обращаясь сразу ко всем.
        - Не-е… Куда ему! - усмехнулся Олаф. - Не под силу ему так быстро с юга войско пригнать. И никому не под силу.
        - Это мерсийский и нортумбрийский ярлы, - пояснил Гуннар. - С ближней дружиной.
        - Верно, - согласился Хродгейр. - Моркар и Эдвин.
        - Ишь, как приплясывают, - заметил Асмунд. - Драться хотят, аж пищат.
        - А нам того только и надо! - потряс кулаком Олаф. - Так размяться хочется, мочи нет!
        - Ничего. Они тебя сейчас разомнут, - покачал головой кормщик.
        Глухой гул пошел по колонне урманов. От головы, где шагали вожди, передали команду:
        - Стоять! Строиться на берегу Уза.
        Викинги, по-прежнему держась сотоварищей по кораблям, начали расходиться в стороны от дороги, выстраивать хирд на речном берегу.
        - Махалово начнется - сзади меня держись, - посоветовал новгородцу Олаф. - Целее будешь.
        - Да уж и мы прикроем, - пообещал Гуннар. - Ты, главное, вперед не лезь, в единоборства не ввязывайся - молодой еще, неопытный. Думай о защите, щитом закрывайся. Для тебя в этом бою важно выжить. В первом бою всегда так. Потом пообвыкнешься, матерым воином станешь. Но сейчас не зарывайся.
        - Наскочит на тебя кто - руби по ноге, - наставлял Асмунд. - Красота поединка - она для хольмганга. В сражении не зазорно и в спину ударить, и вдвоем-втроем на одного навалиться, и лежачего добить, чтобы он тебя снизу не пырнул.
        - На войне главное - победить, - подвел итог кормщик. - Кто победил, тот и молодец. Потому что он может в следующем бою участвовать, а тот, кто проиграл, не может.
        Вратко слушал, кивал, а сам, вытягивая изо всех сил шею, смотрел, как строится войско. Такую армию, а Харальд собрал, по меркам последних полусотни лет, огромную силу, быстро к бою не подготовишь.
        Харальд определил боевой порядок странно, можно даже сказать - загадочно. Расположил дружины углом. Основная сила, куда попали люди Хродгейра, а также ближние хирдманы конунга и графа Тостига и еще тысяч пять людей, стояла спиной к Узу, а к холму, где скопились саксы, чуть-чуть боком. Меньший по численности отряд выстроил цепь щитов лицом прямо к войску Моркара и Эдвина. Их ряды казались издалека непрочными, неспособными сдержать лобовой удар.
        Зачем Харальд поставил под удар четверть войска?
        Парень хотел спросить Черного Скальда, но не успел.
        Один из саксов-всадников выхватил меч, сверкнувший подобно солнечному лучику, вонзаясь бликом в светло-голубое осеннее небо, взмахнул им и что-то прокричал. Ряды пехоты отозвались яростным ревом. Замелькали кружащие над головами мечи и секиры. А потом вся толпа заволновалась, качнулась туда-сюда, словно бы в нерешительности, и обрушилась по склону.
        Земля задрожала от топота многих ног. Нарастающий крик обжимал голову будто обруч. Поток вооруженных людей напомнил Вратко ледоход на Волхове. Когда огромные льдины вздымаются, встают на дыбы, как необъезженные, злые кони, и мчатся табуном вниз по течению, сталкиваясь, крошась, скрежеща, разбрасывая брызги и острые холодные осколки.
        - Нортумбрия! - раздавался клич всадников, мчащихся следом за вождем в блестящем шлеме с серебряной стрелкой-переносьем. За его плечами трепетал темно-синий плащ. - Нортумбрия!
        Пехота центра и правого крыла войска радостно подхватила клич:
        - Нортумбрия! Нортумбрия! Бей! Бей, Нортумбрия!!!
        Им вторили воины левого крыла, числом чуть поменьше и поэтому кричащие слабее:
        - Мерсия! Мерсия и Эдвин! Бей! Вперед, Мерсия!!!
        Точно, не ошибся кормщик. Им противостояло нортумбрийское войско вкупе с подоспевшим на помощь отрядом графа Мерсийского. Братья Моркар и Эдвин Эльфгарссоны.
        Саксы приближались.
        Вратко не видел уже ничего, кроме бородатых лиц, ярко раскрашенных щитов, блеска стали. Не слышал ничего, кроме топота и боевого клича противника.
        - А ну-ка, щиты сдвинули! - послышался справа громкий, знакомый голос. Кажется, Годрёд Крован. - Стоять насмерть!
        - Крепче стоять! - ответил ему высокий, почти как Харальд, седой и весь иссеченный шрамами Ульв сын Оспака. - Смерть почетна, но победа почетнее вдвое!
        - Оставшемуся в живых вечером вдвое пива и каши! - Звонкий голос Халли Челнока заглушил на миг команды полководцев.
        Вратко поразился: в такое время и о еде с выпивкой думать! Для самого словена все ожидание боя сосредоточилось в рукоятке меча, которую он сжимал потной ладонью. Не приведи Господь, выскользнет в самый неподходящий час. Надо бы перекинуть меч в левую руку да вытереть ладонь как следует о порты, но саксы все ближе и ближе, а потому боязно оказаться не готовым к их удару… Дружина Хродгейра стояла не в первой линии, но тем не менее новгородцу казалось, что все саксы смотрят только на него.
        - Дыши глубже, плечи расслабь, а то устанешь раньше, чем бой начнется! - легонько подтолкнул его локтем Асмунд.
        Словен попытался последовать совету. Стоять стало легче, но волнение от этого не улеглось.
        - Эх, разгуляйся моя рученька… - почти весело проговорил Олаф.
        Впереди щиты с треском и звоном ударились о щиты.
        - Так и есть! - воскликнул Хродгейр, улыбаясь.
        - Что? Что там? - Вратко снова привстал на цыпочки, но за шлемами викингов не увидел ничего.
        Зато услышал. Крики, звон клинков, стоны раненых.
        - Они на тех наших ударили, что у ручья стояли! - пояснил Хродгейр.
        - Какого такого ручья?
        - Вот дотошный! - хохотнул Олаф. - Не все ль тебе равно?
        А Черный Скальд терпеливо пояснил:
        - Левее - болото. Оно прямо за ручьем начинается. А у ручья наши стоят. Моркар думал нас тут зажать - между рекой и болотом. Да просчитался. Сам себе ловушку заготовил.
        - Там исландцы стоят и оркнейцы, - добавил Гуннар. - Магнус из Годорда, а с ним Паль и Эрленд Торфинссоны.
        - Их же перебьют! - возмутился Вратко.
        - Так бывает на войне, - пожал плечами кормщик. - Кто-то грудью идет на копья в острие клина. Кто-то сдерживает врага до последнего человека, пока основные силы отходят. Кто-то притворяется испуганным и побежденным, чтобы заманить врага в засаду. Сегодня одни, а завтра - другие.
        - Оркнейцы насмерть стоят! - воскликнул внимательно наблюдающий за ходом сражения Олаф. - А исландцы даже потеснили саксов. Только мало их, слишком мало…
        Вратко вздрагивал как застоявшийся жеребчик, запряженный в сани по первой пороше. Шум боя подействовал на него странным образом. Волнение улеглось, уступив место азарту. Теперь он изо всех сил сопереживал сражающимся викингам и недоумевал: почему медлит остальная часть войска? Надо бы обрушиться на саксов. На глазок их меньше. Значит, победа не будет представлять особой трудности.
        Он, недолго думая, поделился мыслями с Гуннаром и Хродгейром.
        - Конечно, - кивнул предводитель дружины «Слейпнира», - победа важна. Но Харальду нужно не только победить, а еще и разгромить саксонских ярлов наголову. Чтобы и думать забыли о сопротивлении. Чтобы Йорвик, увидев поражение своих защитников, устрашился настолько, что открыл ворота нашему войску. А для этого, как мне кажется, все саксы должны в бою увязнуть.
        - Точно! - закричал Олаф. - Сейчас увязнут. Они оркнейцев уже в ручей сбросили. Те отчаянно бьются, но сила солому ломит. Не выстоять им, не выстоять…
        - Да и исландцы тоже отступают, - вытягивая шею, проговорил Асмунд. - Они каждый вершок кровью оплачивают. Только саксов слишком много. Давят они их, давят…
        Неожиданно дружины викингов, стоявшие правее и левее, заволновались, зашевелились.
        - Готовьтесь! - Грузный и на первый взгляд неповоротливый хевдинг Торир из Лесной Долины, что в Хёрдаланде, проталкивался вдоль линий викингов. На плече у вождя покоилась огромная секира - куда там топору Лосси-датчанина! Седая борода топорщилась от воодушевления. - Подтянулись, приготовились! Сейчас наш черед будет!
        - Все! - крякнул Олаф. - Скинули в трясину! Теперь конец исландцам, если мы не поможем…
        - Мы поможем! - будто услыхал его слова хевдинг Торир. - Пошли помалу. Щиты сомкнуть! Ряды держать! Вперед не выскакивать! - Он погрозил кулаком Олафу, видно хорошо зная норов викинга.
        И тут строй норвежцев - четыре или пять тысяч человек - разом шагнул вперед. Нашлись, конечно, замешкавшиеся, и Вратко оказался в их числе. Сильный толчок в спину от идущего позади бородача вернул его на место.
        - Держись, Подарок Ньёрда! - подмигнул Гуннар. - Держись и мани удачу. Для всех нас мани. Ты можешь!
        Вратко кивнул, чувствуя, как запрыгала челюсть, как зубы зацокали о зубы. Чтобы отвлечься, он подхватил громкий крик Олафа:
        - Харальд! Харальд!
        Урманы отчаянно шумели, видимо имея целью устрашить противника, сломить его боевой дух до начала сшибки. Кто орал во все горло, кто стучал рукоятью или клинком меча по щиту. В десятке шагов от них молодой викинг - чуть-чуть старше Вратко, а может, и ровесник - пронзительно свистел, зажав топор под мышкой и засунув в рот сразу четыре пальца.
        Войско сперва ускорило шаг, а потом перешло на бег. Неторопливый и размеренный. Опытный дружинник может так бежать от рассвета до заката. Да еще тащить на горбу оружие и мешок с припасами. Вратко себя к опытным не причислял, а потому вскоре почувствовал, что задыхается.

«Мы сюда бегать пришли или сражаться?» - зло подумал он… и тут передняя линия столкнулась с разгоряченными сечей саксами.
        Вратко на миг оглох от грохота, а потом в уши ворвался слитный гул, в котором смешались все звуки боя. Кто кричал от боли? Кто от ярости и предвкушения победы? На этот вопрос словен отвечать не взялся бы. Он различал голоса только тех викингов, которые находились не далее двух шагов от него.
        - Поднажми! - рычал Гуннар. Перехватив копье за середину, он подпер им спины сразу четверых хирдманов, стоявших впереди него, и кряхтел, рыл подошвами сырую землю.
        - Ну-ка, дружно! - не отставал от него Хродгейр, нажимая всем телом на переднюю линию.
        Словен не мог взять в толк - в чем дело, что они творят? Но изо всех сил помогал норвежцам. Только после боя, когда улеглась дрожь и успокоилось дыхание, он сообразил: саксы и урманы толкались щитами. Стенка на стенку. Кто кого пересилит…
        Победили воины Харальда.
        Их было больше. Они успели хорошо разогнаться. Отталкивались они от твердой земли, тогда как противник увязал в трясине, куда попал, увлекшись преследованием исландцев и оркнейцев.
        Саксы сопротивлялись упорно. Следовало отдать им должное - отчаянные бойцы, ни в чем не уступающие северянам. Но урманы словно с цепи сорвались. Слишком долго они готовились к войне, слишком долго ждали настоящей сечи. И вел их великий конунг, которому не нашлось бы равных среди правителей от крайнего севера до крайнего юга. Хоть поговаривали, что и Вильгельм Нормандский - славный воин, первейший среди рыцарей Нормандии, и Гарольд Годвинссон - достойный уважения муж, и Болеслав Польский не зря Смелым прозван - так и норовит кусок земли оттяпать то от Чехии, то от Киевской державы.
        Харальд Суровый шел впереди строя - всяк из саксов, кто приближался к конунгу на длину его меча, падал замертво. Рядом с отцом бился молодой княжич - Олаф Харальдсон. Верные хирдманы и ярлы из самых близких сподвижников прикрывали их с боков. А гордый стяг «Опустошитель земель» реял над головами, в блеклом небе Англии.
        Топчась в грязи, Вратко исходил потом, который заливал глаза и тонкой струйкой бежал между лопаток.
        И вдруг, будто бы сговорившись, саксы подались назад, дрогнули и побежали.
        Кто-то потом утверждал, что граф Моркар погиб, чем подорвал боевой дух нортумбрийцев. Однако судьба была к нему благосклонна. Молодой правитель уцелел, хоть и был ранен, и вдоволь извалялся в грязи, и натерпелся позора, покидая поле боя вместе с остатками своего войска. Но Стейн сын Хёрдиса поверил болтунам и сочинил красивую, но не вполне правдивую вису об этом сражении:
        Люд в трясину канул.
        Гибли вои в водах.
        Гридь с младым погибла
        Ярлом Мерукари.
        Ужасая вражий
        Полк, железом дерзкий
        Гнал их ратобитец.
        Ствол побед проведал.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        Но «ствол побед», то есть Харальд Суровый, одержал полную победу, преподав противникам отличный урок тактики. Заманил в болото и ударил с тыла - пока саксы, как они думали, уничтожали стойко отбивающиеся дружины исландцев, основные силы окружили их и зажали в стальные клещи.
        Бой распался на отдельные островки, как льдины по весне.
        Урманы рубили врагов, побеждая где умением, а где и числом.
        Мертвые тела устилали трясину, будто гать, а воды ручья, через который прыгали хирдманы, устремляясь в погоню за нортумбрийцами, алели от крови.
        Не зря было сказано:
        И Вальтьова
        Мертвое войско
        Топи телами
        Устилало.
        Как по твердой
        Земле, по трупам
        Шли норвежцы,
        Отважны духом.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        Мало что запомнил Вратко из этого боя. Только крики, гнилостный смрад, жару и соленый пот. Как и советовали викинги, он держался позади Олафа и Асмунда. Друзья размеренно шагали, время от времени взмахивая мечами, будто выполняющие привычную работу селяне. Справа Гуннар крутил копье Злое Жало. Новгородец и помыслить не мог, что копьем можно так сражаться. Казалось бы, оно колоть предназначено. А можно и рубить наконечником, как мечом, посаженным на длинное древко, и окованной железом пятой - тупой стороной - бить. Хродгейр, увлекшись сечей, ушел далеко вперед, прикрываемый Рагнаром и Бёдваром.
        Они шли и шли. Перепрыгивали через трупы, огибали наполненные водой промоины, скакали с кочки на кочку. Вратко уже устал держать меч в поднятой руке, а случая ударить кого-нибудь так и не выпадало. Попадавшиеся на пути саксы либо не подавали признаков жизни, либо были настолько изранены, что вызывали жалость, а не злобу.
        - Веселей, Подарок! - ободрил парня Гуннар. - Вису сказал бы, что ли!
        Вратко покачал головой. Вот уж чего ему меньше всего сейчас хотелось, так это кеннинги сочинять, подбирать созвучия и считать слоги.
        Сильный рывок чуть не опрокинул его на землю. Словен широко шагнул, чтобы не упасть, и оперся краем щита о кочку.
        Раненый сакс, оскалив зубы под залитыми кровью усами, вцепился скрюченными пальцами в сапог новгородца. Его кольчугу покрывал толстый слой жирной бурой грязи. Правая рука безвольно свисала, но на запястье болтался меч на ременной петле.
        - Пусти! Ты чего! - по-ребячьему воскликнул Вратко, дрыгая ногой.
        Сакс молчал, но сапога не отпускал.
        - Бей его! - крикнул Гуннар, оглядываясь через плечо.
        - А? - Новгородец дернулся. Снова чуть не упал.
        Противник тянул изо всех сил, стараясь его опрокинуть. Свой шлем он потерял в пылу сражения - а может, чей-то меч лишил его голову защиты? - и не утирал кровь, сбегающую из глубокой раны на лбу. Только сплевывал кровавые пузыри.
        В молчании сакса, в его целеустремленности было что-то страшное, потустороннее. Будто оживший мертвец, упырь красногубый, ползет.
        И Вратко ударил его. Ударил мечом по голове.
        Попал плашмя. Клинок соскользнул по русым волосам, не причинив саксу ни малейшего вреда. Он только тряхнул головой и зажмурился на миг.
        - Пусти!
        Второй удар пришелся по руке, цепляющейся за сапог.
        Пальцы сакса разжались. Он упал лицом в грязь. Словен рубанул его по шее, выглядывавшей из кольчужного воротника. А потом еще и еще раз.
        - Довольно! - Рыжий, веснушчатый Игни перехватил руку новгородца. - Убил уже. Что, не видишь?
        - Да? - пересохшим горлом переспросил Вратко.
        - А ты думал? Ты что, какой-то никакой? - Игни смахнул пот с кончика носа. - Первый раз?
        Словен кивнул.
        - Ну, так молодец! С почином тебя, Подарок! Догоняй!
        Викинг хлопнул Вратко по плечу и побежал следом за остальными.
        Новгородец остался. Не жалея новых, добротных порток, сел прямиком в грязь.

«Что, получилось? Этого ты хотел? Теперь ты такой же убийца, как и все, - проговорил кто-то внутри. - И что теперь чувствуешь? Гордость? Радость?»
        Нет, гордости не было, как не было и восторга. Но не чувствовал он и раскаяния или сострадания. Осталось одно тупое безразличие, завладевшее душой Вратко, когда горячка боя внезапно схлынула. Парень сорвал чудом уцелевшую травинку и закусил ее, чтобы хоть как-то отвлечься.
        Вдалеке смолкал шум боя. На небо набегали тяжелые грозовые тучи. Но дождь так и не пошел.
        Глава 17
        Заговор
        Надо отдать должное дружинникам Хродгейра: никто из них не попытался подшутить над Вратко, намекнуть, дескать, вот неженка-русич - так убивается… И отчего? Подумаешь, сакса зарубил! Каждый из них уже забыть успел своего первого поверженного врага. Эка невидаль!
        Только Олаф недоуменно пожал плечами.
        Гуннар молча хлопнул парня по плечу - пошли, мол, с нами.
        До самого вечера викинги собирали тела товарищей, выносили их на сухую землю. Помогали выбраться раненым. Перевязывали их, как могли врачевали раны.
        Победа досталась войску Харальда высокой ценой. Не меньше пяти сотен мертвых, в том числе почти три сотни исландцев и оркнейцев. А раненых насчитывалось до полутора тысяч. Саксы, даже загнанные в болото, прижатые к канаве, вязнущие в топких берегах, оказали отчаянное сопротивление. Пока фирд и дружины танов бежали, спасая шкуру, хускарлы Эдвина Мерсийского стояли насмерть. Они погибли под знаменем Мерсии, но графу удалось уйти. Нортумбрийцам повезло чуть больше. Они бились на краю болота и сумели выбраться на дорогу, а после отступить, сохранив строй и яростно огрызаясь.
        И все равно потери саксов казались неисчислимыми. Да никто их и не считал. Некогда было. Свои в помощи нуждаются. Но, прикинув на глазок, Хродгейр сказал, что погибло саксов полторы или две тысячи. Точнее не скажешь, да и не надо оно никому.
        Побежденных не преследовали.
        Армия Моркара и Эдвина больше не представляла опасности для урманов. Куда важнее был город Йорк.
        Передовые отряды под командованием Годрёда Крована отправились к стенам еще вечером - на разведку. С наступлением темноты они вернулись, и по лагерю разнеслась весть: Йорк затворил ворота и готовится к осаде.
        Дав войску отдохнуть до утра, Харальд пошел к городу.
        Вратко снова шагал вместе со всеми. Всю ночь он не сомкнул глаз. Парню казалось, что во сне к нему придет убитый сакс. Мертвец не появился, но теперь глаза резало, будто кто-то песка сыпанул, а челюсть время от времени выворачивал могучий зевок.
        - Гляди! Заснешь - затопчут, - усмехнулся Асмунд. Викинг щит закинул за спину, а левую руку нес на перевязи. Саксонский топор зацепил его предплечье самым краешком, но пальцы викинга отказывались сжиматься.
        Вскоре рассветная прохлада и размеренная ходьба отогнали сонливость, и Вратко принялся во все глаза рассматривать окрестности. Йорк-Йорвик не шел ни в какое сравнение со Скардаборгом. Крутой вал, покрытый обожженной глиной. Высокая стена. И не частокол, а настоящая каменная стена. Хродгейр пояснил, что крепость строили еще римляне, в незапамятные времена, когда их империя охватывала почти весь известный мир - от Средиземного моря до Варяжского.
        На расстоянии выстрела из длинного лука до этой стены войско урманов остановилось. Несколько ярлов приблизились к воротам и затеяли долгий разговор со стражниками, а после и с именитыми горожанами. Судя по всему, шел самый обычный торг. Харальд хотел захватить Йорк без боя - он и без того остался недоволен потерями. Отцы города рассчитывали выговорить для себя определенную выгоду. На саксонскую армию можно было не рассчитывать. Моркар и Эдвин собирали рассеявшихся по округе воинов, а Гарольд Годвинссон… Кто знает, где он? И придет ли вообще на подмогу? Король может счесть, что угроза Вильгельма Нормандского больше. Что ему Йорк, когда корабли рыцарей могут приплыть едва ли не в самый Лондон?
        Штурма пока не предвиделось, да и не очень-то хотелось урманам после вчерашнего трудного, кровопролитного боя вновь потеть в кольчугах, лезть на стены, подставлять головы под камни и льющуюся сверху смолу. Хотя… Прикажи Харальд, и они забудут о ранах и усталости. Но и конунг норвежский не был бы самым опытным полководцем известного мира, если бы требовал от своих людей невозможного. Пока шли переговоры, он приказал войску отойти за неширокую, но быструю речку Дервент, впадавшую в Уз в полутора милях южнее.
        Здесь ничего не напоминало о недавней битве. Тишина, покой, яблоневые сады вокруг деревушки в несколько десятков домиков. Жители поселка - Хродгейр назвал его Стэмфордабрюгьер, что означало по-урмански: Стэмфордский мост - выглядели растерянными и напуганными одновременно. Едва ли кто-то из ныне живущих застал датские набеги на побережье Англии, но память о жадности и жестокости морских разбойников, приплывающих на драконоголовых кораблях под полосатыми парусами, еще жила в народе. И все же селяне не разбежались в лес, хотя и могли - до опушки дубравы было не больше полутысячи шагов. Хозяйство бросать никому не хотелось. Все-таки осень, урожай собирать надо…
        Норвежские ярлы приказали воинам не прикасаться в Стэмфордабрюгьере ни к кому и ни к чему. Если кто-то захочет хлеба, баранины или душистых яблок, менять на воинскую добычу или серебро. Ведь конунг Харальд явился не грабить, а восстановить справедливость, попранную Гарольдом Годвинссоном. Чумазые жители деревни такие же его подданные, как и бесстрашные викинги, как и горожане Йорвика, которые, к сожалению, пока не осознали своей выгоды.
        Урманы не протестовали. Они хорошо понимали замысел предводителя. Да и в грабеже нищей деревушки не видели никакого смысла. Что там можно взять? По пригоршне ячменя на брата? По два-три яблока? Тьфу…
        Впереди их ждала вся Англия: Мерсия, Уэссекс, Кент, Суссекс. Линкольн и Ноттингем, Бедфорд и Лестер, Глостер и Рединг, Экстер и Саутгемптон. И, наконец, сам Лондон.
        Викинги разводили костры, грели воду.
        Командиры подумывали, чтобы отправить раненых на корабли. Где-то полсотни человек не могли идти самостоятельно. Для них следовало изготовить носилки, а потом отрядить сопровождающих - мало ли кто встретится по дороге? Нельзя совсем уж забывать о разбитых саксах. Кто-то из них может бродить по округе и захочет отомстить.
        Из дружины Хродгейра погибли пятеро. Десяток получили ранения - кто легче, кто тяжелее. Хрольву досталось сильнее прочих. Меч хускарла распорол ему бедро почти до кости. Края раны воспалились, и Гуннар вполголоса сказал Черному Скальду, что не знает способа спасти товарища. Осталось только молиться. Хоть Белому Богу, хоть Одину с Тором. Может, кто-то и поможет, выведет заразу из раны.
        А пока решили багровые, горячие края прижечь. Если не облегчит страдания, то хуже не сделает. Суждено Хрольву погибнуть от огневицы, раскаленное железо покажется сущей ерундой.
        Подивившись невозмутимости викингов, совершенно спокойно рассуждающих о неизбежной, на их взгляд, гибели товарища, Вратко подхватил кожаное ведерко и отправился к реке. Парню очень хотелось быть полезным. Если уж в бою от него проку мало, то хоть на отдыхе помочь.
        Словен рассудил, что, если подняться выше по течению, можно зачерпнуть чистой воды. Ни для кого не тайна, если большое войско стоит у водоема (да и не обязательно войско, может быть, просто богатый купеческий обоз), то слишком быстро вода становится непригодной для питья. Кто взбалтывает, умываясь, кто котелок помоет и тут же выплеснет остатки каши, а кто и помочится прямо с берега. А чего стесняться? Чай не в собственный колодец, в который пословица плевать не велит.
        За пределами лагеря, куда не долетали шум и гам, властвовала тишина. Нет, полной тишиной ее не назвал бы никто. Щебетали пичуги, плескала о берег легкая волна, шумел под ударами ветра камыш. Вратко еще подивился, что на слух отличает здешнюю тишину от родной, новгородской. Не те птицы, что ли? Или, может, слух тут ни при чем, а запахи другие? Или камыш шумит по-иному?
        Рассуждая таким образом, он искал место, чтобы спуститься к воде. Но берег везде был топкий, и по всему выходило: придется замочить сапоги.
        Вдруг в близком уже лесу заржала лошадь.
        Вратко рухнул ничком, прячась в траву.
        Распластавшись на животе и уже чувствуя, как намокает рубаха, парень понял, что звериное чутье, невесть каким образом пробудившееся в миг опасности, спасло его прежде, чем разум осознал беду. У норвежцев коней не было. Вернее, был, но один - могучий, вороной красавец с белыми чулками до середины пясти и белой проточиной на лбу. Его везли, окружив заботой и почетом, словно пользующегося гостеприимством короля соседней державы. Харальд Суровый желал въехать на нем в Лондон. Но вряд ли Вратко слышал его голос - жеребец остался около кораблей.
        Значит, это чужие.
        Английские рыцари скакали в бой верхом. Возможно, это кто-то из них?
        Первым побуждением новгородца было: развернуться и дать деру, а уж в лагере подробно растолковать Хродгейру, где и когда он, Вратко, повстречал лазутчиков. Или не лазутчиков, а отставших от бежавшей армии Моркара? Какая разница? Все равно враги.
        Он уже начал потихоньку отползать, стараясь не высовываться без особой нужды, но вдруг подумал: «Что, если это не саксы? Точнее, конечно, саксы, но ведь не обязательно - враги». В Кливленде местные таны примчались с изъявлением покорности и дружбы через день после сожжения Скардаборга. Что может остановить их порыв под Йорком? А вдруг это поселянин возвращался с мельницы - кто его знает, где у них тут мельница? Вот тогда-то позора не оберешься. Засмеют. Не лучше ли вначале самому посмотреть?
        Вратко не сомневался, что сможет подкрасться незамеченным к любому человеку, если тот не настороже. Не труднее, чем подкрадываться к рябчику.
        И парень пополз не в ту сторону, куда собирался сперва, а в противоположном направлении - к лесу. Шагов через двадцать он уже успел пожалеть, что вздумал изображать из себя разведчика. Трава, хоть и пожухла к осени, но с радостью отдавала зелень беленому полотну. Жаль новой рубахи. Но и отступать уже поздно - все равно изгваздался дальше некуда, что теперь беречь?
        Вот и подлесок.
        Конь ржанул еще раз. Гораздо ближе.
        Вратко осторожно приподнял голову - ну-ка, кто там такой?
        И едва не вскрикнул в голос. Хорошо, что осипшее горло подвело, а потом парень зажал рот ладонью, чтобы, не приведи бог, не выдать себя.
        Посреди прогалины, отделенной от реки плотными зарослями ивняка, стоял хевдинг Модольв Кетильсон. Без шлема и щита, но в кольчуге и с мечом у бедра. Спутать Белоголового с кем-то другим не смог бы и слепец. Все те же волосы, собранные в конский хвост на затылке, длинные усы, достигавшие ключиц, светлая борода и ровная черточка шрама на левой щеке. За его спиной застыли рыжий, мохнатый, как лесной хозяин, Скафти и худощавый Эйрик. У верзилы рукоять длинного меча торчала по-над правым плечом, а Эйрик обмотал голову холстиной, сквозь которую проступало бурое пятно - видно, не повезло во вчерашней битве.
        Но гораздо больше, чем враждебно настроенные урманы, удивил Вратко их собеседник.
        Скрестив руки на груди, перед Модольвом замер сакс из благородных. Наверняка рыцарь. Темные волосы его украшала щедрая проседь, густые брови срослись над переносьем, а бородка, обрамлявшая продолговатое лицо снизу, была ровно подстрижена. Поверх длинной кольчуги-хауберка сакс надел яркую, не сшитую по бокам накидку - желтую с вышитым красной нитью гербом, изображавшим хвостатого зверя: кажется, вставшую на задние лапы собаку. Позади рыцаря стояли слуги. Один держал под уздцы двух коней: хозяйского гнедого красавца, скалящего зубы, и своего - поплоше и поспокойнее. Второму челядинцу тоже достались два коня. Один - его, а второй - навьюченный рыцарским снаряжением: щитом, шлемом, копьем, мечом… Кажется, из-за седла еще торчала и рукоятка боевого топора.
        Рыцарь глядел на викингов внимательно и настороженно. Будто все время ожидал подвоха.
        Модольв тоже чувствовал себя скованно. Боялся слежки, не иначе.

«Правильно боишься, мразь… Вот расскажу Хродгейру, а он пускай конунгу передаст, как ты за его спиной с чужаками сговариваешься».
        - Я рад, что мы встретились наконец, храбрый варвар… - проговорил рыцарь низким голосом. Слова урманской речи он выговаривал с трудом, сильно искажая их.

«Странное дело, - подумал Вратко. - У саксов и норвежцев похожий язык. Настолько похожий, что они могут запросто без толмача беседовать. А этот говорит как…»
        Новгородец задумался: кого же напоминает выговор похожего на сакса воина? И чуть не хлопнул себя по лбу! Точно! Монах Бернар! У того язык казался больше приспособленным для латыни, чем для северной речи. Вот и у этого то же самое. Южанин?
        Модольв хмыкнул в ответ на «храброго варвара». Но ответил учтиво:
        - Неужто передо мной Эдгар Эдвардссон,[Эдгар, внук Эдмунда Железный Бок, английского короля в 1016 году. Войско Эдмунда было разгромлено датчанами, сам король погиб. Его сын Эдуард Эдмундсон с малолетним Эдгаром бежал в Венгрию. После смерти Эдуарда Исповедника Эдгар претендовал на корону Англии, но саксонская знать предпочла сына графа Годвина - Гарольда.] прибывший издалека? Я рад видеть столь прославленного воина и знатного мужа.
        - Да, это я, - с достоинством склонил чело рыцарь. - И в самом деле, я прибыл издалека. Прибыл, чтобы справедливость наконец-то восторжествовала.
        - Восстанавливать справедливость - благое дело, - согласился Кетильсон.
        - И богоугодное! - подхватил рыцарь. - Ибо что есть царство Божье, как не воцарение всеобщей справедливости? Господь наш, Иисус Христос, - он размашисто перекрестился, - оказывает всяческую поддержку взыскующим правды.
        - Может быть… Очень может быть. Но до сих пор я больше надеялся на свой меч, а не на молитвы.
        - Поверь, храбрый варвар, молитвы иногда приносят не меньше пользы, чем хладное железо. Знал бы ты, свидетелем каких чудес мне довелось быть!
        - Думаю, у нас будет время поговорить об этом. - Модольв дернул щекой. Видно, не нравилось хевдингу, что рыцарь кличет его варваром. Вратко знал, что люди, некогда населявшие окрестности Рима, называли так дикарей, терзавших рубежи их империи. Многие ныне живущие латиняне продолжали звать так народы, не слишком ревностно следующие учению Римской церкви. - А нынче я хочу передать тебе, Эдгар Эдвардссон, поклон от святого отца. От Бертрана.
        - Я рад слышать это. В добром ли здравии отец Бертран?
        - Что сделается с тем, кому помогает Иисус Христос? Здоровье его позволило выдержать переход с Оркнейских островов. И дух его крепок, но омрачен. Омрачен победами конунга Норвегии.
        - Эдвин и Моркар получили по заслугам. Вчерашняя победа норвежцев подорвала могущество Гарольда-клятвопреступника.
        - Я что-то не пойму, Эдгар Эдвардссон. Тебе какая выгода от побед Харальда?
        - Мне? - зло усмехнулся рыцарь. - Хочешь, я расскажу тебе притчу, храбрый варвар?
        - Время ли сейчас для досужей болтовни?
        - Для мудрых речей есть время всегда.
        - Ну, как хочешь.
        Модольв пожал плечами. Скривился. Ну, не любил Белоголовый разговоры, и все тут! А рыжий Скафти и вовсе отвернулся, зевая напоказ. Он уж точно терпел рыцаря только из уважения к своему вождю.
        - Тогда слушай, храбрый варвар. Молодость я провел в Венгрии… Есть такая земля за Моравией и Штирией, между Дунаем и Дравой. Народ там воинственный и дикий, не уступят свирепым русам и отважным полякам. Сами себя они называют мадьярами. Говорят, их предки - кочевники?угры - пришли следом за великим королями древности Атли и Ермунрекком.[Атли - король гуннов Атилла, Ермунрекк - остготский король Германарих (Эрманарих).] Пришли и поселились в этих краях, среди горных долин и озер. Но сейчас все они - добрые христиане. С той поры, как король Иштван Святой[Иштван Первый (Стефан Первый) - первый король Венгрии (с
1000 или 1001 года по 1038 год). Осуществил христианизацию Венгрии. После смерти был канонизирован католической церковью.] взошел на престол, мадьяры почитают Иисуса Христа, а служат в венгерских церквях епископы, благословленные Папой Римским.
        - Это все хорошо, но… - нахмурился Модольв.
        - Я понимаю твое нетерпение, храбрый варвар. Постараюсь быть кратким. С юных лет я жил среди мадьяр, перенимал их обычаи и развлечения, их воинское искусство и мастерство верховой езды. Любимое занятие тамошних королей - охота. Раз мы травили оленей осенью в горах Баконь. У меня захромал конь… Подкова оторвалась некстати. Я отстал от своры, отстал от остальных охотников. Нет, не заблудился…
        Норвежец переступил с ноги на ногу, выказывая нетерпение. Скафти зевнул, а Эйрик поднял хворостинку и, расщепив ее ногтем, принялся ковыряться в зубах. Вратко дивился, зная этих викингов и их вздорный норов: что заставляет урманов беспрекословно выслушивать болтовню заезжего рыцаря? Объяснения, понятного и доступного, пока не находилось.
        Гнедой жеребец, словно уловив настрой людей, заржал и дернул головой, едва не подняв в воздух хмурого слугу, чье лицо украшала крупная бородавка на длинном носу. Рыцарь Эдгар недовольно оглянулся. Под его взглядом конь скосил глаз и присмирел. Слуга тотчас же что-то зашептал ему в ухо, успокаивая.
        - Я не заблудился, - продолжал рыцарь. - Но охота в тот день для меня закончилась. Поклявшись проучить как следует нерадивого коваля, я отправился домой. И, проезжая через бучину,[Бучина - буковая роща.] увидел бой двух оленей. Ты знаешь, храбрый варвар, что в эту пору года олени-рогачи дерутся меж собой за самок. Тот, кто оказывается сильнее других, становится вожаком самого большого стада.
        - Я слышал об этом, - коротко кивнул Модольв.
        - Не сомневаюсь. Два оленя дрались на поляне среди деревьев. Они так увлеклись боем, что не видели ничего вокруг, а ведь я подобрался к ним довольно близко. Это были крупные, сильные быки. Каждый весил фунтов восемьсот. И рога у них были ветвистые, крепкие, острые. Они били друг друга с такой силой, что эхо гуляло по холмам. Много раз они сшибались рогами, и никто не мог взять верх - слишком равны были силы…
        Вратко поневоле заслушался. Что-что, а красиво говорить рыцарь умел. Ему бы сказки сочинять, а не мечом махать.
        - Они много раз бились, но ни один не мог победить. Наконец олени столкнулись с такой силой, что рога сцепились с рогами. Так бывает…
        - Верно. Бывает, - согласился хевдинг.

«Очень даже может быть», - подумал Вратко.
        - И тогда они стали беспомощны, как слепые щенки. Топтались по поляне туда-сюда… А я подошел к ним и перерезал глотки одному и второму.
        - Я понял твою притчу. - Модольв поправил ус. - Ты уподобил Гарольда Годвинссона и Харальда Сурового этим оленям.
        - Да, - самодовольно усмехнулся Эдгар.
        - И зря! Ты должен знать: они - не олени. Они - волки, медведи… Тому, кто подойдет перерезать им глотки, у них достанет сил откусить руку по самый локоть.
        - Конечно… - Рыцарь прищурился. - Откусят. Только ты понял мою притчу не до конца.
        - Неужели?
        - «Ужели», храбрый варвар, «ужели»… Ты решил, что это я хочу перерезать глотки норвежскому и английскому королям.
        - А разве нет?
        - Хочу, конечно. Но я знаю цену своим силам. Все будет не так.
        - А как же?
        - Когда Годвинссон и Сигурдассон измотают друг дружку, когда их войска ослабеют, мечи притупятся, а воины утратят боевой дух, явится Вильгельм, герцог Нормандский. Он давно получил на это благословение Папы Александра Второго. И тогда справедливость восторжествует.
        - Ты думаешь, он подарит Англию тебе? - Губы Модольва презрительно скривились.
        - Не подарит, но передаст в управление. На то уже получено согласие Эвда, епископа Байеского…
        - Единоутробного брата Вильгельма?
        - Да, мой храбрый варвар. Его. И тебе что-нибудь может достаться, если мы сослужим добрую службу герцогу Нормандии.
        - Мне не нужны подарки. Я привык брать сам.
        - А что ты скажешь насчет графства Нортумбрийского?
        Кетильсон только отмахнулся:
        - Не следует считать добычу, не одержав прежде победы.
        - Ты прав, как всегда. Тогда не будем тратить время попусту. Хотел ли что-то передать мне отец Бернар? И почему он не явился на встречу сам?
        - Хотел.
        Модольв кивнул с таким видом, словно хотел сказать: «Не ты ли сейчас тратил время?»
        - И что же он хотел?
        - Он просил передать епископу и отцу Жермену… Не знаю, кто это. Просил передать, что язычники в войске Харальда совсем распоясались. Брат Олафа Святого привечает в своем войске чародеев и ворлоков.
        - Вот как?
        - Истинно так. Одного из них мы обнаружили и требовали достойного наказания еще на Оркнеях. Но конунг не дал его в обиду. Отец Бернар все ломал голову - почему?
        - И почему же?
        - Он использовал его перед вчерашней битвой. Колдун прочитал заклинание, и Моркар с Эдвином потерпели поражение.

«Что за колдун такой? - удивился Вратко, и вдруг его озарило. - Да ведь это же он обо мне говорит! О моей висе, которую я прочел по просьбе Харальда!»
        Рыцарь посуровел:
        - И ничего нельзя сделать?
        - Не знаю, - пожал плечами Модольв. - Отец Бернар не теряет надежды. Но он дал мне понять, что за ним следят. И советовал быть очень осторожным.
        - Отцу Бернару следует прилагать как можно больше усилий, - сказал Эдгар. - А у меня есть для него одна вещь, способная придать сил истинному служителю Церкви и ревнителю веры.
        Рыцарь сунул руку под накидку и извлек маленький ларец из темного, до блеска отшлифованного дерева. Перекрестился. Поднес ларец к губам.
        - Передай это отцу Бернару. Здесь хранится ноготь Господа нашего Иисуса Христа, остриженный после того, как тело его сняли с креста.
        Кетильсон неумело перекрестился, принял шкатулку из рук сакса.
        - Горячая молитва вкупе со священной реликвией способны творить чудеса, - продолжал Эдгар. - Надеюсь, это поможет вам обезвредить колдуна.

«Это мы еще поглядим! - обиженно подумал словен. - Да я такую вису придумаю, все ваши реликвии… И вообще, я не колдун! С чего это они взяли?»
        - Еще отец Бернар просил передать… - Модольв понизил голос, но все равно Вратко услышал его. - Он просил передать, что вышел на след Святого Грааля.
        - Не может быть! - Вот теперь неудавшийся наследник английского престола выглядел по-настоящему ошарашенным. Он вновь перекрестился и пробормотал: - Domine Jesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori…
        - Да, Эдгар Эдвардссон, именно так! - Белоголовый не скрывал торжества.
        - Я должен немедленно с ним встретиться!
        - Не спеши. Знаешь ведь, спешка нужна при ловле блох…
        - Ты не понимаешь, варвар! - Рыцарь дрожал, как норовистый конь, услышавший рев боевых труб. - Откуда? Каким образом? Нет, я должен…
        - Отец Бернар предвидел твой порыв и твое нетерпение, - осадил его хевдинг. - Он настоятельно просил тебя не предпринимать опрометчивых поступков. И просил пояснить, что рассчитывает узнать о местонахождении Святого Грааля от дочери самого Харальда Сурового, которая увязалась за войском вместе с девчонкой-язычницей из проклятого Господом народа пиктов…
        Больше Вратко слушать не желал. Нужно как можно скорее рассказать все Хродгейру. Иначе Мария и Рианна могут оказаться в опасности. Новгородец уже понял, что для монаха, каким бы святошей он ни прикидывался, цель всегда оправдывает средства. А, судя по перекосившемуся от восторга лицу Эдгара, этот Грааль - такая цель, которая в глазах отцов римской церкви может оправдать нарушение любой заповеди.
        Парень тихонько пополз назад.
        Добраться бы до кустов, тогда можно вскочить на ноги и бегом в лагерь…
        И тут звонко хрустнул предательский сучок, попавший некстати под колено.
        - Враги! - заорал Скафти, все это время притворявшийся сонным и ленивым.
        Меч едва ли не сам выпрыгнул ему в ладонь.
        Обнажили оружие - так быстро, как умеют только опытные воины, - и Эдгар с Модольвом. Эйрик поднял лук. Где он его прятал до того?
        Вратко понял, что прятаться дальше бессмысленно. Теперь его спасение не в скрытности, а в быстроте. Нужно удирать, причем так быстро, будто за тобой гонятся сразу все накилеви Оркнейских островов.
        Он вскочил и помчался, с треском ломясь сквозь кустарник. Гибкие побеги цеплялись за ноги, хватали за рукава рубахи.
        - Держи его! - крикнул Кетильсон.
        - Вот он! Не уйдет! - рычал позади Скафти.

«Догонит ведь!»
        Новгородец с разбегу вылетел на топкий берег и прыгнул в заросли, будто дикий кабан. Над головой вжикнула стрела, срезая сероватую косичку камыша.
        Вратко бросил мешающее ведерко и, с трудом выдирая ноги из липкой тины, зашел по пояс.
        - Это он! Ворлок! - радостно ревел Скафти. - А ну, Эйрик…
        Не дожидаясь второй стрелы, словен нырнул.
        По-осеннему холодная вода обожгла, заперла дух. Мокрая рубаха враз облепила тело, а потяжелевшие сапоги потянули на дно.

«Утону, - подумал парень. И тут же решил: - Ну уж нет. Море меня не забрало. Река и подавно подавится. Нужно лишь отплыть под водой подальше»…
        Он терпел долго. Так долго, сколько выдержали горящие огнем легкие. А когда рассудил, что уже в безопасности, вынырнул, жадно втягивая воздух распяленным ртом.
        И тут же почувствовал удар в левое плечо.
        Услышал торжествующий крик Скафти.
        Несколько долгих мгновений боли не было, только онемела рука. Вратко попробовал грести одной правой, и тут словно раскаленный шкворень пронзил его, добираясь до самых закоулков души. В глазах потемнело, и парень потерял сознание, успев подумать напоследок:

«Теперь точно утону»…
        Глава 18
        Вульфер
        В первый раз Вратко пришел в себя, лежа на спине.
        Прямо над головой раскинулось многозвездное небо.
        Ночь?
        Сколько же он пробыл в беспамятстве? Каким чудом не утонул? Не истек кровью?
        Парень пошевелил пальцами и ощутил скользкую глину. Плечи его опирались на берег, а ноги лениво шевелила речная волна. В сапоге - левом, потому что правый, по-видимому, потерялся, - хлюпала вода. Попробовать подняться?
        Новгородец не сумел не то что опереться на локоть, но даже поднять голову. Силы куда-то ушли. В левом плече угнездилась тупая боль. Наверное, то же он чувствовал бы, получив удар кузнечным молотом.
        События прошедшего дня пробежали перед его внутренним взором.
        Нет сомнения, он раскрыл заговор. Хотя, правильно сказать, обнаружил. Раскрыл, это когда доподлинно известно - кто во главе, какую цель преследует, имена простых исполнителей…
        Вот добраться бы до Хродгейра да вместе с ним пойти к Харальду-конунгу… Уж они бы разобрались. Вывели бы на чистую воду и Модольва Белоголового, и отца Бернара, и неизвестного рыцаря. Как там его? Эдгар Эдвардссон? Еще один претендент на корону Англии?
        Раздавшийся неподалеку звук рыдания заставил сердце Вратко обмереть.
        Это еще что?
        Кто может плакать на речном берегу среди ночи?
        Да еще так громко, в полный голос.
        Какая-то женщина оплакивает погибшего при Гейт-Фулфорде мужа?
        Но почему ночью? Почему одна, вдалеке от людей?
        Невидимая плакальщица снова закричала. Гораздо ближе. От этого ли или оттого, что клокочущие рыдания прозвучали особенно горестно, Вратко стало страшно. Нет, не может человеческое горло издавать такие звуки.
        Может, ночная птица или зверь?
        Мяуканье кошки иногда бывает похожим на плач младенца. Но насколько же огромна должна быть кошка, чтобы орать вот так?
        Еще острее, чем прежде, парень осознал свою беспомощность. Ведь он не сумеет отбиться даже от лисы, не говоря уже о волке, медведе или неизвестной великанской кошке. Вот так сожрут среди ночи и не спросят, как зовут. Обидно…
        Третий крик донесся едва ли не с пяти шагов. В нем звенели страдание, боль и горе.
        Нет, ни зверь, ни птица так убиваться не могут.
        Ценой невероятных усилий, чудом не потеряв сознание, Вратко повернул голову.
        На бугорке, залитом светом луны и звезд, стояла женщина в белом, бесформенном одеянии. Вроде бы рубаха, но и не рубаха. Плащ и в то же время не плащ… Длинные седые волосы разметались по плечам, груди. Нависали на лоб и глаза, скрывая лицо плакальщицы.
        Непослушными губами новгородец попытался поздороваться, хотя понимал, что его пожелание будет выглядеть по меньшей мере глупо. Сиплый шепот, похоже, не услышал никто, кроме него самого.
        Однако женщина покачнулась, словно береза на ветру, подняла руки к небу. Широкие рукава упали, открывая костлявые, подобные высохшим ветвям, предплечья. Но Вратко бросились в глаза не худоба плакальщицы, а ее скрюченные пальцы, каждый из которых венчал длинный, изогнутый, словно серп, ноготь.
        Парень похолодел.
        Нечисть.
        Точно нечисть.
        Он не помнил, чтобы о подобном создании рассказывали ему Сигурд или Хродгейр, Мария или Рианна, но от этого легче не становилось.
        Сейчас с ним можно делать все, что душеньке угодно. Хотя у плакальщицы - так для себя назвал Вратко когтистую тварь - души-то и нет, скорее всего. Может сырым его жрать, может поджарить, если захочет. Как Баба-яга жарит детишек, заблудившихся в лесу и на свою беду вышедших к ее избушке на куриных ногах.
        Нечисть заклокотала горлом и сделала почти незаметный шаг. Будто перетекла с места на место, но оказалась гораздо ближе. Тряхнула головой, отбрасывая волосы со лба.
        Два огромных круглых глаза горели зеленым огнем. Совсем по-волчьи. Отличие было только в узком вертикальном зрачке.
        Словен горячечно соображал, кому молиться. Перуну или Иисусу? Кто быстрее поможет? До громовержца, брата солнца и огня, далеко - сколько верст отмерять до русской земли надобно? Зато он вроде как понадежнее кажется. Иисус Христос - Бог добрый и всепрощающий. Он, может, и воздаст за мученическую смерть, примет в райские кущи, только Вратко не хотелось помирать. Ой, как не хотелось… Если плакальщица его загрызет, кто расскажет конунгу о предательстве, зреющем в самой середке его войска?
        Мысли метались, словно муравьи в растревоженном муравейнике.
        Попытаться произнести вису, как тогда, с накилеви? Почему-то ни единого слова не приходило на ум. Виной тому, скорее всего, всепоглощающий ужас, которому Вратко не мог противостоять, как ни старался.
        Креститься? Говорят, нечисть терпеть не может крестного знамения…
        Плакальщица сделала еще один шаг-нешаг. Вытянула жадные когтистые руки…
        Новгородец набрал побольше воздуху, намереваясь заорать. Когда все способы откинуты как бесполезные, остается только хорошо покричать…
        Что-то большое, черное пролетело над лежащим Вратко, обдав его лицо потоком холодного воздуха.
        Огромный черный пес, ростом с годовалого теленка, вздыбил шерсть на загривке ровно на полпути между беловолосой когтистой плакальщицей и раненым. Он глухо ворчал. Кончик лохматого хвоста подрагивал, выдавая самые решительные намерения.
        Нечисть отшатнулась. Взмахнула широкими рукавами. Закричала. Теперь в ее голосе отчаяние смешалось со злостью.
        Но плакальщица не думала сдаваться.
        Она быстро-быстро зашевелила пальцами, будто перебирая невидимую пряжу, подалась вперед. Глаза ее мерцали: то разгорались ярче звезд, то тухли, словно угли забытого костра.
        Пес отступил на шаг. Зарычал громче.
        Вратко удивился, что его спаситель совсем не лает. Обычная собака разрывалась бы, стараясь запугать врага. Значит, перед ним не обычная собака.
        Бесшумно ступая, появился второй пес. Такой же черный и огромный. Он обогнул лежащего человека, коснувшись косматой лапой волос на голове, и замер рядом с первым.
        Плакальщица пронзительно закричала, зашевелила пальцами вдвое быстрее.
        Третий пес прошел крадущимся шагом, втиснулся между явившимися раньше.
        У Вратко глаза полезли на лоб. На собачьей холке сидел маленький человечек. Не больше аршина ростом. Он восседал как заправский наездник, подбоченившись и гордо развернув плечи. Вот только одежда у человечка оказалась удивительной: будто скроена и сшита из палой листвы и клочьев мха.
        Теперь все три собаки рычали разом, поддерживая друг друга, чувствуя плечо товарища. Плакальщица медленно отступала. Но она еще не потеряла надежды. Крик сорвался в дребезжащий вой. Ветер пронесся над излучиной реки, зашумел в верхушках деревьев ближней рощи.
        Новгородцу показалось, что псы присели на задние лапы, чтобы устоять.
        Человечек покрепче вцепился пятерней в густую жесткую шерсть и звонко произнес, четко и раздельно выговаривая каждое слово:
        - Thoir do chasan leat![Прочь! Убирайся! ( гэльск.) ]
        Его язык показался Вратко знакомым. Он напоминал речь пиктов, на которой изъяснялась Рианна. Человечек приказал высокой и голосистой нечисти убираться вон. Псы поддержали его дружным рыком.
        Несколько мгновений плакальщица колебалась, а потом взмахнула рукавами и, потупив горящий взор, неторопливо отступила, не поворачиваясь к противнику спиной.
        Вратко хотел поблагодарить неизвестных спасителей. А заодно и познакомиться не помешало бы…
        Но…
        Звездное небо неожиданно закружилось водоворотом. Небесные светила помчались по кругу, сливаясь в разноцветные полоски. Словен провалился в бездонный темный колодец.
        Во второй раз Вратко очнулся и увидел над головой закопченные балки.
        Деревянные брусья блестели от сажи, углы заросли паутиной. Изба - или как тут в Англии называют жилище бедноты? - топилась наверняка по-черному. Ну да! И дымком пахнет.
        Парень лежал на жестком ложе. Скорее всего, широкая лавка на очень низких ножках. Но ощущение тепла и прикосновение пушистой овчины к голому телу напомнили родной дом в далеком Новгороде.
        По стенам мельтешили слабые отблески огня - в хижине горел очаг. Какое-то время Вратко рассматривал убранство хижины из-под полуприкрытых век. Бедно, не очень чисто. Видно сразу, что дом стоит без женской руки. Хозяин есть, а вот хозяйки - нет. И, похоже, никогда не было.
        Около очага, сложенного из угловатых камней, стоял стол, опирающийся на прочные ножки-пеньки. На столешнице красовались три или четыре горшка, закопченных снизу, стопка глиняных мисок, высокий кувшин. Под крышей висели снасти - охотничьи и рыболовные. Кое-что из них Вратко узнал - они не отличались от тех, что используют на Руси, а вот назначение других осталось загадкой.
        У очага, спиной к словену, сидел хозяин, одетый в меховую безрукавку.
        Невысокий, сухой и сутулый. Седые, мягкие волосы топорщились вокруг блестящей лысины. Вратко сразу вспомнил Сигурда и его плешь, вызывавшую немало шуточек в дружине Хродгейра.
        Новгородец поискал глазами собак. Не нашел и решил, что они не приучены сидеть в доме днем. А день заявлял о себе светом, пробивающимся даже через мутный бычий пузырь, который затягивал окно-бойницу.
        Вратко попробовал пошевелить раненым плечом. Почувствовал тугую повязку. Значит, стрелу вытащили.
        Это хорошо. Есть надежда, что хозяин дома - не враг.
        Парень чуть не обругал себя самыми черными словами. Мог бы, так и по лбу кулаком приложил бы.
        Это же надо! Его спасли, перевязали раны, уложили в хозяйскую постель - другой в доме все равно не было, а он подвох ищет! Надо поблагодарить спасителя, а там и прощаться. Чем скорее к своим выберешься, тем лучше.
        Вратко несмело кашлянул.
        Сидящий у огня живо обернулся. Его лицо оказалось сморщенным, как печеное яблоко, и докрасна загорелым.
        - Очнулся наконец! - говорил он по-саксонски, и Вратко хорошо его понял.
        - Где я? Кто ты? - спросил парень, удивляясь слабости собственного голоса.
        - А что тебя интересует больше? - усмехнулся старик.
        - Как я сюда попал?
        - Ох, как много вопросов ты задаешь! - покачал головой хозяин. Поднялся, подхватил березовый чурбачок, на котором сидел, подошел к лавке, занятой новгородцем. Уселся рядом. - Может, мне тоже хочется тебя расспросить? А ты не даешь и слово вставить. Как мне быть?
        Вратко подумал, что уж чего-чего, а молчаливостью хозяин не отличается. На одно его слово три своих находит. Но вслух сказал:
        - Давай по очереди.
        - Что по очереди? - прищурился старик.
        - Спрашивать по очереди.
        - А! Хорошо придумал. А поесть ты не хочешь?
        Словен прислушался к себе. В животе урчало. Наверное, поесть стоит.
        - Хочу.
        - Молоко будешь?
        - Буду.
        - Годится! - Похоже, гостеприимный хозяин радовался любой мелочи. Он вскочил, легкой походкой, не вяжущейся с его сединами и сутулой спиной, подошел к столу. Плеснул из кувшина в глиняную кружку. Сунул ее Вратко в руки.
        - Пей! Козье!
        Можно подумать, без его пояснений трудно догадаться. Запах козьего молока ни с чем не спутаешь. Признаться честно, Вратко его не любил. Но с детства верил в целебность - и мать, и бабка приучили, чуть что, пить парное молоко, надоенное у криворогой и вздорной Зорьки.
        Только после первых двух глотков парень понял, что проголодался зверски. Сколько же дней он провалялся в беспамятстве?
        - Кто первый спрашивает? - подмигнул старик, принимая кружку.
        - Давай, ты.
        - О! Уважаешь седины? Мне это нравится.
        Он присел, утвердил локти на коленях:
        - Начнем, пожалуй. Как тебя зовут?
        - Вратко.
        - Странное имя. Я такого не слышал никогда.
        - Я родился далеко отсюда.
        - И где же?
        - В Новгороде. Урманы называют его Хольмгард.
        - О! И правда далеко! - Старик причмокнул. - А землю, откуда ты родом, викинги называют Гардарикой?
        - Да.
        - Очень интересно. Но я задал уже два вопроса. Твоя очередь.
        - Спасибо. Как тебя зовут, почтенный?
        - Ох, какой ты вежливый, Вратко из Хольмгарда. Называй меня… - Он задумался на мгновение: - Называй меня Вульфером.
        - Почему ты так говоришь, Вульфер? Это не твое настоящее имя?
        - Настоящее. Сейчас настоящее. Но я сменил много имен.
        - Понял. Спасибо. Твоя очередь.
        - И спрошу… Как ты оказался в Англии?
        - Приплыл. С войском Харальда Сурового.
        - О! Интересно. Можно мне вопрос вне очереди?
        - Изволь.
        - Кто стрелял в тебя?
        - Люди из дружины хевдинга Модольва Кетильсона.
        - Не удержусь, спрошу еще. У этого хевдинга имя, обычное для северянина. Он разве не служит Харальду Сигурдассону?
        - Прикидывается, что служит, - честно ответил Вратко. - А на самом деле я не знаю, кому он служит. Но подозреваю, что Вильгельму Нормандскому.
        - Очень интересно! - покивал старик-хозяин. - И почему же они в тебя стреляли?
        Вратко помедлил совсем немного, прикидывая, стоит ли раскрывать всю душу перед въедливым, хотя и вроде бы благожелательным старичком? Вульфер тотчас же обратил внимание на заминку:
        - Не хочешь - не говори. У нас свободная беседа. Не допрос ведь.
        - Спасибо, - кивнул новгородец. - Теперь могу я спрашивать?
        - Если хочешь.
        - Какой сегодня день? - Все-таки ему очень хотелось узнать, сколько он пролежал в хижине.
        - Через пять дней - Святой Михаил.[День Михаила Архангела в католической традиции празднуется 29 сентября.]
        - Что?! - Вратко попытался подняться. Три дня прошло с того злополучного похода за водой. Три дня… Да его уже и искать бросили. Похоронили, небось, давно… - Войско норвежского конунга еще здесь?
        - Куда ж ему деться? - рассмеялся старик. - Судят-рядят с городом Йорком - на каких условиях горожане признают владычество Харальда. На завтра назначен тинг. Тинг, иногда ландстинг - общее название народных собраний свободных мужчин страны или области у скандинавов. Созвать тинг мог любой свободный человек - бонд. Позже право собирать тинг присвоил себе король.] Будут решать. Но, я думаю, жители не станут противиться предложению конунга. Худой мир лучше доброй ссоры. Согласятся на все его обещания, выдадут заложников… Помощи-то ждать неоткуда. Где Гарольд Годвинссон? Один Господь ведает.
        - А ты откуда все это знаешь? Уж прости мое любопытство…
        - А чего же мне не знать? Не в лесу живу.
        - А где?
        - На опушке! - Вульфер показал на удивление ровные и белые зубы. Прямо как у двадцатилетнего.
        - Нет, правда…
        - А я и не думал врать. На опушке стоит моя хижина. На излучине Уза. Впереди река, позади лес. С голоду не помрешь. Рыбу ловлю - в Йорк вожу на рынок. Кролика в силок словлю - сам съедаю. Собаку вот кормлю…
        Будто бы в подтверждение его слов, в дверь поскреблись. Заискивающее поскуливание яснее ясного дало понять - собаку только вспомни, а она уже на порог.
        Хозяин поднялся и толкнул дверь. Вратко удивился - на Руси старались делать двери открывающимися внутрь дома, а не то снегом привалит, вовек не выберешься, так и пропадешь от голода. Здесь же обильных снегов, по всей видимости, не знали.
        Пес вбежал, радостно виляя хвостом.
        Словен, ожидавший увидеть ночных спасителей, черных, как смоль, лохматых и устрашающе огромных, удивился. Сторож Вульфера ростом едва достигал колена. Кудлатый и вислоухий. Хвост бубликом. Шерсть грязно-белая с забавным черным пятном на спине, наподобие седла.
        - Что, Шалун, нагулялся? - Старик потрепал пса по загривку. - Ложись, отдыхай…
        - А где?.. - начал Вратко, но смолк, не желая выглядеть дураком - вдруг давешнее приключение на берегу реки ему привиделось?
        - Что?
        - Да нет, ничего…
        - Нет, ты спросить что-то хотел. Спрашивай, не стесняйся. Хоть и моя очередь, но уступлю, так и быть. Не вижу разве, что тебя от любопытства распирает?
        Парень набрал воздуха побольше и начал:
        - Ты, почтенный Вульфер, где меня нашел?
        - На бережку. Голова на суше, а ноги в воде. Сапог ты парень потерял… жалко, хороший сапог…
        - Да ну его! - отмахнулся новгородец. - Рядом со мной никаких следов не было? Или, может, видел ты кого? Или что-то?
        - О! Вот ты о чем! - Старик рассмеялся, вновь хвастая отличными зубами. - Как же мне не видеть, когда гилли ду меня привел?
        - Кто?
        - Гилли ду.
        - Что за зверь?
        - О! Да ведь ты же ничего не знаешь про малый народец! Вот и видно сразу, Вратко из Хольмгарда, что издалека ты прибыл на землю Англии.
        - Ну так расскажи… Чего зазря смеяться? - Словен даже обиделся слегка, хотя виду не показал. Не пристало гостю выказывать обиду на хозяина.
        - Да я не смеюсь, - уловил его чувства Вульфер. - Ты ведь правда не знаешь о малом народце ничего?
        Вратко подумал и кивнул. Что за малый народец такой? Коротышки, что ли, навроде пиктов? Или еще мельче?
        - А хочешь узнать?
        - Хочу. Только сперва мне к своим надо. Хродгейру рассказать о заговоре.
        - Быстро для тебя, русича, викинги своими стали… - многозначительно ухмыльнулся старик.
        Новгородец снова ощутил нахлынувшую обиду. Проверяет его Вульфер, не иначе. Хочет узнать, стоит ли перед спасенным мальчишкой всю душу выворачивать?
        - Я с ними хлеб вместе ел и пиво пил, - твердо ответил парень. - Хродгейр со своими дружинниками мне жизнь спасли, когда я тонул в море Варяжском. И сражался я с ними вместе против ярлов Эдвина и Моркара.
        Старик посерьезнел.
        - Ты зря думаешь, что я с большой любовью отношусь к графу Нортумбрии или его шайр-ривам.[Шайр-рив - управитель графства. От англосаксонского шайр - графство и гереф - староста. Читателю может быть известна более поздняя форма этого слова - шериф.] И большинству земледельцев Англии наплевать, кто будет стричь с них шерсть. Какой бы король ни уселся в Лондоне, на йоркширских холмах все так же будет сменяться зима и лето, будут ягниться овцы и колоситься ячмень. И мне нравится, Вратко, что ты верен дружбе. Не часто встретишь подобное в наше время. - Он хлопнул ладонью по колену. - Я отведу тебя к твоим друзьям. Если сможешь встать, конечно.
        - Я смогу! - Новгородец приподнялся на локтях и чуть не упал. В глазах потемнело, раненое плечо отозвалось острой болью.
        - Сможешь. Но не сегодня. Завтра.
        - Почему завтра? Нужно сегодня…
        - Кому будет лучше, если ты упадешь по дороге? Я слишком стар, чтобы нести тебя.

«Сюда же дотащил», - подумал Вратко, но вслух сказал:
        - Я не упаду.
        - Конечно не упадешь. Если сегодня поешь и поспишь.
        - Ладно, - вздохнул парень. - Завтра так завтра. Ты, уважаемый Вульфер, говорил: завтра тинг?
        - Да. Завтра тинг. Норвежцы в Йорк пойдут. Я тебя на дорогу выведу. Но сам к ним не пойду. Уж уволь. Правильно, Шалун? - Старик почесал пса за ухом. Мохнатый кобель тихонько тявкнул, словно соглашаясь с хозяином. - А теперь держи горшок. И ложку. А потом еще молока попьешь.
        Вратко зачерпнул из теплого горшка. Вкусно. Корешки какие-то, кусочки мяса. Похоже, крольчатина.
        - Вот так, жуй, хольмгардец. И глотай. А я расскажу тебе о Волшебной стране.
        - О чем? - Вратко едва не поперхнулся.
        - О Волшебной стране. Ты третьего дня в беспамятстве был… - Старик хитро посмотрел на парня, но тот не стал возражать. Пускай думает, что он ничего не видел и не помнит.
        Но провести Вульфера оказалось не так просто. Он вновь прищурился:
        - Я сразу понял, что ты не простой человек. Иначе гилли ду не стал бы с бэньши спорить. Не с руки ему это. Бэньши злопамятные. Отомстят обязательно. Ты поправь меня, если я ошибусь… Знаешь ты или нет. А может быть, не знаешь наверняка, но догадываешься… Мы, люди, не одни на этой земле живем. Рядом с нами много всяких тварей обретается. Иные - зверье обычное: кони и коровы, собаки и кошки, олени и волки. Опять же, птицы, рыбы, гады всяческие - пауки, черви, змеи… А есть жители Волшебной страны. Что за страна такая и где она, не спрашивай, объяснить не смогу все равно. Она вроде бы и рядом с нами, и далеко. Есть люди, всю жизнь живут, а о ней не узнают никогда. А есть люди, которым дано. Зато малый народец, так люди жителей Волшебной страны кличут, может туда-сюда ходить, сколько ему вздумается. Есть среди них добрые. Они людям помогают. И по хозяйству…
        - Это как наши домовые, что ли? - довольно невежливо перебил Вратко.
        - Откуда ж мне знать, кто такие ваши домовые?
        - Ну, это вроде человечка. Лохматый и малорослый. За печью в избе живет. Если хозяева к нему с уважением, то и он помогает. А если обидят чем, горшки побить может. А то и в тесто пауков накидать.
        - О! - улыбнулся Вульфер. - И у вас малый народец есть, оказывается. Так я и думал. Они везде есть. Только люди их по-разному называют. Мы, к примеру, помощников зовем брауни. А валлийцы говорят - бубах. Кто прав? Не знаю…
        - А еще овинник есть. И банник, и хлевник, и дворовой… А в лесу - леший. В болоте - кикимора. В поле - полевики с полевицами. А в омуте водяной сидит.
        - Вот видишь! - Старик просиял. - Понял ты, о чем я говорю! Может, и не надо больше рассказывать? Ты и так все знаешь.
        - Рассказывай, рассказывай! - Вратко заскреб ложкой по донышку горшка. - Ты прости, почтенный Вульфер, если я тебя обидел. Перебил, влез без спросу…
        - Не переживай. Я не в обиде. - Хозяин передал словену вторую кружку молока. - Наш малый народец тоже и в лесу, и в реке, и в море живет. Вот и гилли ду - все больше в березовых рощах обитает. Если кто в лесу заблудился - вывести может, голодному - грибы да ягоды найти… Тебе, вот, помог тоже. Тех из малого народца, кто к людям с добром подходит, мы зовем Благим Двором. А есть еще и Неблагий Двор. Те вредят. Кто по мелочи - молоко скислит или порчу на соты пчелиные напустит. А кто-то и напугать до смерти может. Или задушить. Или кровь выпить… Вот бэньши, они как раз из таких.
        - Дозволишь спросить?
        - Спрашивай.
        - Бэньши… Какие они из себя?
        - Они на старух похожи. Высокие, худые, волосы спутанные по плечам…
        - Пальцы как у ястреба, - продолжил Вратко.
        - Точно. Когтистые. Плачут в ночи. Смерть предвещают. Но если кто-то из людей им на пути попадется, загрызут.
        - А кому они смерть предвещают? - Словен передернулся, вспомнив ночную плакальщицу.
        - Да кто ж заранее узнать может? Это потом, когда умрет кто-то, припоминать начинают: слышали ли бэньши?
        - И что?
        - Чаще выходит, что слышали.
        - И той ночью… Ну, когда ты меня подобрал…
        - А как же. Врать не буду, про других людей не скажу, а я слышал. Долго кричала. Страшно. Очень уж голосистая попалась. Я, признаться, думал, не договорятся в Йорке. Тогда была бы великая сеча. Викинги на стены полезли бы, а крепость в Йорке на совесть сделанная. Многие погибли бы… Теперь не знаю, что и думать.
        - Может, на тинге что приключится? - несмело предположил Вратко и прикусил язык. Не хватало еще накаркать.
        - Не хотелось бы, - покачал головой старик. - Но что-то будет… Это я точно знаю - не один десяток лет тут живу. Она орала, орала, а потом замолкла. Мы с Шалуном высунулись поглядеть, что да как. А тут и гилли ду бежит… Позвал нас…
        - И ты за ним вот так запросто пошел?
        - А чего мне его бояться? Говорю же тебе - давно тут живу, привык уже.
        Словену показалось, что его собеседник чего-то недоговаривает. Не врет, нет. Искренность старика сомнений не вызывала. Но правду ведь можно не до конца говорить. Ну, да и ладно! Лишь бы завтра добраться до Хродгейра помог. А там попрощаемся и вовек больше не свидимся.
        - А кроме этого… гилли ду… ты кого-то еще видел на берегу? - осторожно поинтересовался парень.
        - Нет. А ты кого-то видел?
        - А с чего ты взял?
        - Ты не спросил бы просто так. Неужто с бэньши столкнулся?
        - Верно. Столкнулся. Думал - все… Конец мне пришел. Страшная - ужас. Лежу, обмираю. А не помолиться сил нет, не перекреститься.
        - А! - отмахнулся Вульфер. - Все равно не помогло бы. Это все монахи-святоши выдумали. Мол, нечисть крестного знамения боится. Как бы не так. Некоторые не любят. От них можно на пеньке укрыться, если на нем три креста вырезаны. А другим наплевать. Хоть весь святой водой облейся.
        - А еще три пса были. Здоровущие! Мне по пояс, пожалуй. Черные, мохнатые. Они-то бэньши и прогнали. А гилли ду у них вроде как за старшего был. За ватажника.
        - О! Вот как! - прищелкнул языком Вульфер. - Ну, парень, если раньше я и сомневался, то теперь точно знаю - не простой ты человек. Видно, в Волшебной стране интерес к тебе имеется. - Он замолчал, явно размышляя о чем-то своем. Потер залысину. Покачал головой.
        Шалун улегся и, умостив голову на вытянутых лапах, не спускал карих глаз с новгородца.
        - Так что это за псы? - устав ждать, напомнил о себе Вратко.
        - А? Псы? Это - боуги.
        - Чего?
        - Ну, боуги и боуги… Как тебе объяснить-то? Они вроде как и не сильно к людям добры. Иногда могут просто насмеяться и попугать в шутку. А иной раз и злобный норов показывают. Оборотни. Могут псами черными быть, могут баранами или телятами. Только тем и отличить от скотины можно, что глаза у них большие, круглые и в темноте желтым светятся. На человека боуги любит сзади на плечи запрыгнуть и глаза ему пальцами прикрыть. А пальцы у них холодные… Бр-р-р… - Вульфер напоказ вздрогнул.
        - А что ж они меня спасли? Если бы не они…
        - А вот это - загадка, парень. Гилли ду спросить бы, да где его найдешь? А найдешь, будет ли он отвечать? У малого народца свой норов имеется. Не всяк к ним подход найдет. Не с каждым они откровенничают.
        Старик опять задумался. Тер затылок и почесывал лысину.
        Вратко смотрел, смотрел на него, пока не почувствовал, как глаза слипаются. Словен подумал, что хозяин хижины не так уж и не прав. В дорогу лучше завтра отправиться. С утра. Утро вечера мудренее. Слыхал такую присказку?
        Глава 19
        Сражение у стэмфордского моста. Начало
        Дружину Хродгейра Вратко заприметил издалека - соломенноволосая голова Олафа торчала над макушками его товарищей, словно гордое знамя. Викинги вышагивали налегке - без кольчуг и шлемов. Еще бы! Ведь не на сражение собрались, на тинг. Всем известно - урманы хранили мир во время народных собраний. На тех, кто нарушал священный обычай, могли наложить виру, а то и лишить собственности или вовсе поставить вне закона. Даже рабы на тинге пользовались защитой. Конечно, воины Харальда взяли с собой мечи и копья, топоры и секиры - без них они чувствовали себя голыми и беспомощными. Даже щиты волокли.
        Войско ползло по дороге длинной, толстой, многоголовой змеей. Так же они шли пять дней назад, когда встретились с отрядами Моркара и Эдвина. Так же плыло впереди гордое знамя «Опустошитель земель».
        Новгородец повернулся к Вульферу:
        - Спасибо тебе, почтенный… - Парень попытался поклониться по словенскому обычаю, в пояс, но понял, что упадет, и лишь наклонил голову. - Может, пойдешь со мной? Хродгейр тебя отблагодарит.
        - Чем он может меня отблагодарить? - усмехнулся старый сакс. - У меня все есть. Крыша над головой, кружка молока и жаркое в горшке.
        - И тебе совсем ничего не надо?
        - Ничего. Ни золота, ни серебра, если ты это имел в виду.
        Вратко смутился:
        - Я не хотел тебя обидеть…
        - Ты меня не обидел. Иди, Вратко из Хольмгарда. Да хранят тебя те боги, в которых ты веришь.
        Словен поколебался немного, а после отстегнул с пояса нож. Протянул его Вульферу:
        - Возьми, почтенный, на память. Сталь хорошая. В хозяйстве пригодится.
        К его радости, старик принял подарок. Повертел нож в руках.
        - Доброе оружие. Спасибо тебе.
        - Это тебе спасибо. Без тебя…
        - Кто знает, Вратко из Хольмгарда, может, мы еще свидимся? Иди к своим друзьям. И не подставляйся больше под стрелы врагов.
        Он улыбнулся на прощание и легонько подтолкнул словена в сторону дороги.
        Парень помахал рукой и выбрался из кустов.
        - Эге-гэй! Хродгейр! - крикнул он, шагая к дороге. - Олаф! Асмунд! Это я - Подарок Ньёрда!
        Его заметили и узнали.
        Олаф заорал, растолкал соратников и выбежал на обочину.
        - Подарок! Клянусь Мйольниром, это ты!
        Викинг подбросил меч к небу и поймал его за рукоять, очертил сверкающим клинком полукруг над головой.
        Воины, идущие впереди и позади Хродгейровых хирдманов, обернулись на крик. Многие улыбались. Некоторые приветливо махали руками.
        Черный Скальд покинул строй, а следом за ним и Сигурд. Старик глядел укоризненно, грозил словену пальцем. Хродгейр хранил непроницаемое выражение лица.
        Вратко спешил изо всех сил, забыв о раненом плече, но когда увидел шагнувшего к нему навстречу Олафа, распахнувшего медвежьи объятия, испугался и попытался уклониться от здоровяка.
        - Ты чего? - озадаченно произнес викинг.
        - Тише ты, турсов брат! - напустился на него Сигурд. - Не видишь, не в себе парень.
        - Ты ранен? - спросил Хродгейр, подойдя поближе.
        - Потом расскажу! - Вратко украдкой смахнул набежавшую на глаз слезу. Он и подумать не мог, что в его жизни эти суровые бородатые воины, беспощадные, смеющиеся над незамысловатыми шуточками, выпивающие по ведру пива за раз и съедающие по полпоросенка, так много значат. Будто бы родных встретил.
        - Ты знаешь, в войске предатели затесались…
        - Это ты опять про монаха своего вспомнил? - покачал головой Сигурд. - Куда хоть ранен-то?
        - В плечо… Да не важно это! Модольв Кетильсон с отцом Бернаром предательство замыслили. А помогает им Эдгар Эдвардссон, наследник английского престола, которому сам Вильгельм Нормандский обещал здешнюю страну отдать, если победит Гарольда Годвинссона, - выпалил Вратко скороговоркой. - Надо конунга предупредить!
        - Модольв, говоришь? - нахмурил смоляные брови Хродгейр. - Обязательно расскажем конунгу. После тинга. А сейчас пошли скорее, а то не догоним.
        Они прибавили шагу, и вскоре Вратко уже оказался в галдящей толпе.
        Его приветствовали. Тянулись похлопать по плечу, но Олаф рыкнул, чтоб держали свои ладони подальше, а то он хлопнет излишне радостных.
        - Живой! - улыбнулся от уха до уха Асмунд, повернулся к Гуннару: - Что, борода, проспорил ты кольцо?
        - Да мне и два не жалко! - отвечал кормщик. - Теперь удача снова с нами!
        - Вратко! Мы так за тебя боялись! - схватила парня за рукав Мария Харальдовна. Оказалось, она тоже идет со всеми вместе. Ну, что же… Тинг - не сражение. Поглядеть можно, если так уж любопытно.
        Рианна тоже была здесь. Улыбалась и кивала. Наверное, от волнения позабыла все урманские слова, которые выучила.
        - Что с тобой было? Хродгейр сказал, только ведро нашли, и все… - расспрашивала королевна. - Мы уж думали: саксы тебя украли.
        - Саксам я на что? - удивился словен. - Это свои позаботились.
        Он не сомневался, что еще на полпути до Йорка из него вытянут все подробности его злоключений. Ничего, пускай. Мария плохого не посоветует. Может, она знает, что это за Грааль такой. Святой, говорил Кетильсон. Наверное, реликвия какая-то. Во всяком случае, королевна должна быть готова, что Бернар хочет от нее узнать его местонахождение.
        Вратко начал рассказывать. Негромко, чтобы не привлекать излишнего внимания дружинников. Дочь конунга слушала и кивала.
        Хродгейр тоже прислушивался, задумчиво дергая себя за ус.
        Вдалеке замаячили домики Стэмфордабрюгьера. В яблоневых садах алели крупные плоды. Новгородцу так захотелось с хрустом откусить душистое яблоко, что рот наполнился слюной. Козье молоко - это, конечно, полезно для здоровья, но не очень-то вкусно…
        Неожиданно впереди ряды норвежцев заволновались. По колонне прошел сдержанный гул:
        - Саксы! Саксы!
        Вратко даже головой затряс. Кажется, все это уже было? Дорога, топот многих ног, встреча с саксонским войском…
        - Что там? - Парень поднялся на цыпочки, но все равно ничего не мог разглядеть за лохматыми головами урманов.
        - Саксы на том берегу, - пояснил Олаф, который благодаря великанскому росту видел все лучше других. - Много саксов. Пожалуй, войско целое.
        - Я вижу королевские знамена! - воскликнул Хродгейр. - Неужели Гарольд Годвинссон подоспел?
        Новгородец заметил, как у знамени «Опустошитель земель» забурлил людской водоворот. Харальд Суровый, выделяющийся горделивой осанкой и могучим сложением, отправлял посыльных к своим ярлам, которые командовали отдельными частями войска.
        Вскоре хевдинг Торир Злая Секира прокричал, перекрывая гам толпы:
        - Строить круг щитов! Самых крепких воинов - вперед! Лучникам быть в средине!
        Хродгейр озабоченно проговорил:
        - Асмунд и Сигурд! Выведете Марию… Пусть уходит к кораблям! Головой отвечаете!
        - Вождь! - опешил рыжий викинг. - Мне из боя идти?
        - И пойдешь! Я приказываю! - Черный Скальд оскалился, сжимая кулаки.
        Асмунд отшатнулся. Должно быть, раньше он не видел предводителя таким.
        - Погоди-ка, - вмешался Сигурд. - Я старый, от меня в бою толку не много, но…
        - Он все равно щит держать не может - рука порченая! - бросил через плечо Хродгейр. И вдруг словно вспомнил: - И Подарка Ньёрда выведешь - он и так на ногах еле стоит. И Рианну.
        Асмунд засопел носом, набычился, но кивнул.
        - Не пойду никуда! - нахмурилась Мария. - Вы тут сражаться будете, а я по кустам прятаться?
        - Пойдешь, дроттинг! - твердо ответил Черный Скальд. - Дело мужчин - сражаться. Но это - не занятие для женщин, стариков и детей!
        - Ну, спасибо! - развел руками Сигурд. - Меня уже в дряхлые старцы записали! - произнес он с обидой в голосе. И уже спокойнее добавил: - Погоди чуток. Может, до драки не дойдет дело…
        Хродгейр хотел возразить, но появившийся рядом Годрёд Крован заставил его прекратить спор. Мария Харальдовна отвернулась, надвигая шапку поглубже на глаза.
        - В круг! В круг! - подгонял замешкавшихся викингов ярл. - Приказ Харальда! Ждем саксов на этом берегу. Пускай сунутся! Готовимся к обороне! Те, кто стоит впереди, пусть воткнут в землю древки своих копий, а острия направят в грудь рыцарям, если они поскачут на нас. Те, что стоят за ними, пусть наставят копья в грудь их коням. Слышали? Приказ Харальда. Выполняйте!
        Когда военачальник ушел, Хродгейр словно через силу бросил:
        - Будьте в середине хотя бы… В драку не лезьте. Асмунд и Сигурд, охраняйте их здесь.
        Скальд тронул за плечо Марию:
        - Прошу, дроттинг, береги себя…
        Девушка ничего не ответила. Просто кивнула.
        Тем временем норвежское войско выстраивалось в огромный, сплюснутый круг.
«Опустошитель земель» реял в середине. Под ним собрались отборные бойцы: хирдманы конунга и дружина Тостига Годвинссона. Когда начнется битва, они ударят в то место, где успехи саксов будут слишком уж велики.
        Саксы не теряли времени, приблизившись к берегу Дервента. Вратко подивился их числу. Если за английским королем и пришло воинов поменьше, чем за Харальдом, то не намного. Из войска выделялся отряд рыцарей. Отлично вооруженные, укрытые добротными кольчугами, шлемами, они сидели на крепких конях, тоже защищенных доспехами. Продолговатые щиты украшали замысловатые узоры и гербы.
        Вратко окинул глазами окружавших его викингов. Они, спору нет, бойцы хоть куда, но попались в ловушку собственной беспечности и тщеславия. Отправились на тинг налегке. И теперь у саксов будет преимущество в бою. А если они еще и лучников привели хотя бы несколько сотен…
        По рядам норвежцев прошел говор. Дружинники передавали друг другу вису, сказанную конунгом:
        Идем строгим
        Вперед строем
        Без кольчуг,
        С мечом синим.
        Блещут шлемы,
        А я - без шлема.
        Лежит в ладьях
        Вооруженье.[Харальд Сигурдассон Суровый, перевод С. В. Петрова.]
        Это верно. Свою кольчугу Эмму Харальд Суровый оставил на корабле. Броня могла бы сделать его почти неуязвимым, а теперь его жизнь зависела от любой случайности. Но конунг-скальд не унывал, и вскоре по рядам передали, что он счел первую вису некрасивой.
        - Это было плохо сочинено, нужно мне сочинить еще одну вису, получше первой, - сказал правитель-полководец. И продолжил:
        Смело в лязг мы лезем
        Льдин кровавой давки
        Под щитами. Так ведь
        Труд велела ленты.
        Вдавне Наль мониста
        Мне велела шлема
        Взлобок взнесть высоко
        В звоне грозном дротом.[Харальд Сигурдассон Суровый, перевод С. В. Петрова.]
        Даже здесь, на чужой земле, в преддверии кровавой битвы, которая неизвестно в чью пользу еще завершится, Харальд сын Сигурда Свиньи вспомнил Елизавету Ярославну, оставшуюся далеко, на Оркнейских остовах.
        Викинги одобрительно шумели. Каждый из них готов был умереть за конунга, так славно умеющего слагать стихи.
        Мария Харальдовна, стоявшая рядом с Вратко, глубоко вздохнула и, кажется, всхлипнула. Неужели она подумала, что начинают сбываться ее дурные предчувствия?
        От английского войска отделились два десятка рыцарей и неторопливой рысцой подъехали к норвежцам. И саксов, и их коней защищали кольчуги, над шлемами трепетали раскрашенные перья, вились по ветру узкие, заостренные знамена.
        - Здесь ли граф Тостиг? - приподнимаясь в стременах, выкрикнул рыцарь, едущий впереди прочих. Наглазники шлема закрывали лицо сакса до самого рта, обрамленного русыми усами и короткой, ровно подстриженной бородой.
        - Я здесь! - зычным голосом, не вязавшимся с маленьким ростом, ответил брат английского короля. - Глупо было бы это скрывать!
        Рыцарь повертел головой, выглядывая мятежного графа в строю дружинников. Снова заговорил:
        - Гарольд, брат твой, шлет тебе привет и предлагает тебе жизнь, а кроме того, графство Нортумбрию. Переходи на его сторону, он уступит тебе треть своей державы. Что скажешь, граф Тостиг?
        - Радостно мне слышать добрые слова! - отвечал коротышка-граф. - Это иное предложение, нежели оскорбления и угрозы, которые рассыпал мой брат, король Гарольд, нынешней зимой! Когда бы он нашел в себе силы произнести эти слова тогда, многие из тех, кто ныне мертв, остались бы жить. И мы вместе боролись бы за целостность и процветание Англии.
        - Так что ответишь ты, граф Тостиг?
        - А что пообещает король Англии конунгу Харальду сыну Сигурда, если я соглашусь принять его дружбу и Нортумбрийское графство в придачу?
        - Конунгу Норвежскому, с мечом явившемуся на эту землю, король Гарольд может предложить лишь семь стоп земли. Или больше, ибо слышал король Англии, что Харальд Сигурдассон выделяется среди людей ростом и крепостью телесной! - выкрикнул рыцарь с гневом в голосе.
        Викинги заволновались, возроптали. Кто-то, не выдержав обиды, схватился за лук.
        Норвежский конунг движением руки заставил их опустить оружие и ждал ответа Тостига Годвинссона. Казалось, Харальду самому интересно узнать, что же скажет его союзник посланцу английского короля.
        Коротышка-граф откашлялся и громко выкрикнул. Так, чтобы слышали все воины северного войска, а также чтобы его слова не миновали ушей рыцарей, застывших перед рядом щитов.
        - Поезжай, рыцарь, и скажи королю Гарольду, чтобы он готовился к битве. Норвежцам не придется говорить, что Тостиг, граф Нортумбрийский, покинул конунга Харальда сына Сигурда и перешел в войско его противников, в то время когда тот должен был сражаться на английской земле. Лучше уж все мы выберем одну судьбу - либо с честью погибнуть, либо с победою получить Англию. Я все сказал. Ступай!
        Тостиг величественно махнул рукой, отпуская послов. В этот миг Вратко показалось (да и не только ему, должно быть), что невысокий, плотненький, как гриб-боровик, граф вдруг вырос, раздался в плечах, едва ли не сравнявшись с Харальдом Суровым. Человек, всю жизнь искавший собственную выгоду, ссорившийся с братьями, споривший с отцом, восстававший против своего короля, грабивший и убивавший подданных английской короны, не пошел против чести. Он предпочел в грядущей битве, исход которой скрывался за туманом многих случайностей и стечений обстоятельств, сохранить верность клятве, которую он принес норвежскому конунгу.
        Урманы оценили его слова по достоинству.
        Заревели одобрительно в тысячу луженых глоток. Рукояти мечей застучали по щитам. Это был вапнатак - высшее одобрение чьих-либо слов или поступков, которое только встречалось у народов севера.
        Рыцарь, который вел переговоры, скривился, будто отведал прокисшего вина, без нужды огрел плетью коня, развернулся и ускакал прочь в сопровождении свиты.
        Через некоторое время по войску расползлась весть, что Харальд-конунг сказал, глядя вслед послу:
        - Невысокий муж, но гордо стоял в стременах. Кто был этот речистый муж?
        И граф Тостиг ответил, понурив голову:
        - Это был Гарольд Годвинссон, король Англии.
        Норвежский правитель побелел от гнева, и, когда повернулся к коротышке Тостигу, сакс отшатнулся. Харальду случалось убивать одним ударом людей, пошедших против его воли либо обманувших надежды конунга.
        - Слишком поздно ты сказал это, друг мой и союзник, - проговорил он, сурово сдвинув брови. - Они настолько приблизились к нашему войску, что этот Гарольд не остался бы в живых для того, чтобы поведать о смертельных ранах наших людей…
        Граф закусил губу. Но ответил твердо:
        - Это верно, государь. Неосторожный поступок для правителя страны, и могло бы случиться так, как ты говоришь. Мы много враждовали с Гарольдом и помириться по-настоящему уже не сможем никогда. Но я понял, что он тяготится этим, а потому хочет предложить мне жизнь и власть. Я отказался от его дара. Но я ценю его поступок. И я бы сделался его убийцей, если бы сказал, кто он. Я предпочел, чтобы он был моим убийцею, нежели я - его.
        Харальд смолчал. Не срезал Тостига ни гневным словом, ни острой шуткой. Возможно, задумался, как бы он сам поступил на месте Годвинссона. Вспомнил брата своего, Олафа Святого, которого в детстве таскал за усы, а позже сражался с ним плечом к плечу на поле Стикластадира против бондов.
        Конунг через силу улыбнулся и воскликнул:
        - Эгей, скальды! А ну, кто скажет лучшую вису к сегодняшнему сражению? Чьи слова и чье имя будут повторяться снова и снова на пирах храбрых мужей?
        Немалое войско притихло. Викинги, кажется, даже дыхание затаили, ожидая: кто первый откликнется на призыв правителя?
        Тьодольв сын Арнора из Исландии пробасил тогда так громко, что каждый из воинов, держащих строй, услыхал его:
        Коль вождь - пусть вершится
        Суд Господен - сгибнет
        От оружья, княжьих
        Сынов я не покину,
        Досель не рождалось
        Отроков под кровом
        Отчим, лучше этих,
        Меч носивших в сече.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        - Хорошо! - одобрил конунг. - Хорошо, старый друг мой, но мрачно! Найдется ли кто из скальдов, кто вдохнет в нас не только желание умереть достойно, но придаст сил победить и добыть заслуженную славу?
        Сигурд легонько подтолкнул новгородца локтем, стараясь не задеть раненое плечо:
        - Давай, Подарок Ньёрда! Порадуй нас и Сурового правителя!
        - Нет. - Вратко покачал головой. - Не буду…
        - Почему? - удивленно шепнула Мария.
        - Если в моих словах и правда сила заключена, боюсь по неосторожности причинить больше вреда, нежели пользы… - ответил словен. Он, сам того не понимая, говорил возвышенным слогом, наслушавшись благородных речей графа Тостига и конунга Харальда. - Не рискну. Равновесие и так слишком хрупкое…
        Он пытался еще объяснить, хотя бы для себя, нежелание участвовать в неожиданном состязании скальдов, но тут в полусотне шагов правее послышался знакомый хрипловатый и насмешливый голос. Халли Челнок. Как же без него!
        - Коли все молчат, - выкрикнул исландец, - выходит, нужно мне пару слов сказать. Хоть я предпочел бы кусок жареной свинины самой славной сече, негоже бегать от опасности. Ведь что может быть достойнее смерти с мечом в руке?
        Он откашлялся и продолжил:
        Слетались валькирии
        Славной брани радуясь.
        Хильд, и Хлекк, и Скеггьельд,
        Рандгрид, Радгрид, Регинлейв,
        Гейр, Херфьетур, Гейрахед
        Реют - при предтечи.
        Славным - лад Вальхаллы!
        Саксам - брашно вранов!
        Гул голосов и бряцанье мечей о щиты были ему ответом.
        Харальд улыбнулся:
        - Ты заслужил бочонок пива, а к нему не кусок свинины, а целого жареного кабана. Напомни мне после сражения, когда будем делить добычу. А что мне скажет Арнор Скальд Ярлов?
        - Я привык говорить после битвы! - отозвался худощавый седой Арнор. - Тогда я могу восславить свершенные подвиги, а не будущие.
        - Хитер! - оскалился конунг. - А почему молчит Хродгейр Черный Скальд из Хёрдаланда?
        Хродгейр, в самом деле стоявший молча и шаривший взглядом поверх голов хирдманов, вздрогнул, поднял голову. И тут же приосанился, расправил плечи.
        - Мне есть что сказать, Харальд-конунг. Слушай. И пусть слушают все ярлы и все дружинники:
        Клен кольчуги, влаги
        Вальхаллы вкусивший,
        Громить ограду сечи
        Готов у врат града.
        Мост поможет выстоять
        Костью в горле вражеском.
        Ждет дружина дружная
        Рати вкруг дарителя.
        На этот раз лязг стальных клинков об оковку щитов, как и крики викингов, показались Вратко гораздо громче.
        - А теперь скальд из Гардарики! - Военачальник поискал глазами в толпе, и чья-то рука услужливо вытолкнула новгородца из-за спины Олафа. - Примани нам удачу, Вратко из Хольмгарда!
        - Я не… - осипшим горлом начал было парень, но его уже подхватили под локти, поставили на щит и подняли над головами воинов.
        - Скажи нам вису, Подарок Ньёрда! - почти весело проговорил Харальд.
        - Давай, Подарок! Скажи! - подмигнул снизу Сигурд.
        - Деваться некуда, говори… - сочувственно улыбнулся Хродгейр.
        А Мария вздохнула и развела руками - никуда, мол, не денешься.
        Вратко задумался. Под пристальными взглядами нескольких тысяч глаз он чувствовал себя неловко: язык немел, мысли путались, а слова никак не цеплялись друг за друга. Наконец он решился:
        Знамя взнес высоко -
        Знать, на битву - конунг.
        Рать собрал оружну,
        Брани ждет дружина.
        Метко стрелы мечут,
        Мечи…
        Он запнулся, когда увидел заволновавшееся английское войско.
        Саксы ровным строем двинулись вперед к мосту. Гарольд Годвинссон с ближним окружением оставался на пригорке. Отряд затянутых в кольчуги рыцарей ждал в стороне его команды - видно, король решил использовать их для решающего удара. Но и без всадников численность хускарлов, усиленных дружинами танов, не уступала войску викингов.
        - Смотрите! - закричал словен. - Саксы идут!
        Он взмахнул рукой, покачнулся и свалился со щита. Могучие руки викингов подхватили парня, не дав долететь до земли, но из-за толчка раненое плечо отозвалось острой болью. В глазах потемнело.
        А когда, поддерживаемый Олафом и Асмундом, он поднялся, то увидел, как английское войско подошло к самому берегу Дервента, и голова колонны втянулась на мост.
        - Эх… Тут бы ударить, - с тоской проговорил веснушчатый Игни. - Самое время! Чего ждет конунг?
        - Нам надо время тянуть, - жестко ответил Хродгейр. - Харальд наверняка послал людей к кораблям. Нужно продержаться, пока Эйстейн Тетерев с подмогой не подоспеет.
        - До берега почти полтысячи шагов, - пояснил Сигурд, потирая взмокший затылок. - Пока добежим, строй разорвем. Тут-то конница за нас и возьмется…
        - Нужно строй держать. Рыцари будут налетать и отскакивать - не больно-то на наши копья попрешь, - рассудительно произнес Гуннар. - А мы их стрелами! А когда вымотаются саксы туда-сюда бегать, можно и в топоры их взять.
        Медленно, очень медленно переползала на левый берег змея саксонского войска: сверкающая броней, ощетинившаяся копьями, прикрытая чешуей цветных щитов, - Вратко даже припомнился дракон, о котором рассказывала ведьма из фьорда. Несколько дружин, устав ждать, когда придет их черед у переправы, кинулись в воду и перебрались через Дервент вплавь.
        Наконец по бревнам моста простучали копыта рыцарских коней.
        Войска выстроились друг перед другом.
        - Жаркий будет денек, - сказал Хродгейр, поглядывая на солнце, приблизившееся к полудню.
        Гарольд Годвинссон поднял к небу меч и опустил его, указывая острием на знамя
«Опустошитель земель».
        Глава 20
        Сражение у стэмфордского моста Развязка
        Повинуясь команде короля, английское войско устремилось вперед. Туча пыли поднялась от топота многих ног. Заревели боевые трубы.
        Норвежцы ответили дружным кличем:
        - Харальд! Харальд! Харальд!
        С обеих сторон полетели стрелы.
        Саксы бежали размеренно и неспешно, бережно расходуя силы. Должно быть, они очень устали, ведь никто из северян и помыслить не мог, что Гарольд успеет к Йорвику так быстро. Шли и днем, и ночью, а теперь начинали сражение.
        Урманы, хоть и попали в невыгодное положение, оставшись без доспехов, все-таки встречали врага выспавшимися и отдохнувшими.
        Хродгейр строго-настрого запретил Вратко и Марии приближаться к переднему краю обороны. И даже поручил Асмунду приглядывать за ними. Рыжий викинг немножко обиделся на вождя - сказал, что от боя никогда не бегал, - но ослушаться не посмел. Теперь он стоял около новгородца, сжимая бесполезный меч, и аж пританцовывал на месте от волнения. Щитом, повешенным на левую, раненую руку, он прикрывал Марию Харальдовну и Рианну.
        Перекошенные от ярости лица и открытые рты хускарлов приближались. Вот уже различимы потеки пота на щеках, пыль, покрывшая кольчуги и шлемы.
        Еще ближе…
        И вот передние добежали до норвежских щитов.
        Вратко невольно зажмурился, ожидая треска и грохота. Но, видно, саксов отпугнул двойной частокол копий, торчащий впереди строя. Они, разбившись на небольшие кучки, умело закрываясь щитами от норвежских стрел, принялись наскакивать то здесь, то там, проверяя оборону на прочность. Пытались срубить копейные наконечники, дотянуться оружием до урманской руки или ноги.
        Воины Харальда отбивались неторопливо и обстоятельно, как выполняют тяжелую, скучную, но привычную и жизненно необходимую работу. Не прощали врагу оплошностей, мгновенно ударяя стальными жалами в открывшиеся лазейки. Отбивали наскоки, посылали стрелы через головы стоявших впереди.
        Дружине ярла Торира Злая Секира из Хёрдаланда выпало стоять на левом крыле, боком к Дервенту и лицом к Стэмфорду. Здесь противник особо не наседал, стараясь прорваться к «Опустошителю земель», реявшему в центре. И все-таки то один, то другой викинг падал, сраженный стрелами.
        - Нам еще повезло, что саксы не ждали такой удачи, - пробурчал Асмунд. - Бронебойными бьют.
        - И что? - не понял Вратко.
        - Как что? У бронебойной стрелы жало узкое, граненое, чтоб между колец брони протискиваться. Такое даже если в тело попадет, рана маленькая будет. Если сердце, легкие, кишки не пробьет, заживет как на собаке. А вот когда они срезни пускать додумаются, мало не покажется. Положат половину войска…
        Мария перекрестилась:
        - Спаси и защити нас Иисус Христос. Дай сил и стойкости воинам отца моего… Дай мудрости и выдержки его ярлам…
        Новгородец тоже перекрестился. Иисус - добрый Бог. К кому еще обращаться за помощью и защитой? Не к Перуну и не к Одину, это уж точно. От них дождешься поддержки… Вот в Вальхаллу погибшего заберут с радостью. Точнее, Один заберет. А еще точнее, валькирии, которых поминал Халли Челнок. Может быть, они и вправду уже носятся над полем боя на крылатых конях, выискивая среди павших воинов тех, чьи глаза уже не откроются никогда. Почетная смерть - пасть с оружием в руках. Быть таким героям эйнхериями - хирдом самого Отца Дружин.[Отец Дружин - еще одно имя Одина.] Они вечно пируют в просторных палатах Асгарда и ждут последней битвы - Рагнарека. Тогда поплывут на корабле Нагльфаре мертвецы, пойдут в бой инеистые и огненные йотуны, вырвется волк Фенрир, и светлый бог Хеймдалль, охранник чудесного моста Бифрост,[Бифрост - радуга. Волшебный мост между Асгардом, обиталищем богов, и Мидгардом, серединным миром, где живут люди, в скандинавской мифологии.] вострубит в рог Гьяллархорн, призывая богов и людей на битву с нечистью. Вот тогда-то и помчат на бой эйнхерии плечом к плечу с девами-валькириями…
        Стрела, просвистев у щеки парня, вонзилась в щит и загудела. Асмунд дернулся от толчка, а Мария зажмурилась. Рианна что-то звонко выкрикнула, сжимая кулаки. Смысла сказанного Вратко не понял, но по горящим глазам пикты догадался, что это наверняка проклятие пустившему стрелу саксу.
        - Не бойся, дроттинг, - улыбнулся викинг. - Смелых стрелы не берут. Это я бояться должен. Если тебя хоть оцарапает, мне лучше самому голову о камень расшибить, пока Хродгейр не дознался.
        - Я не боюсь, - почти без дрожи в голосе отвечала королевна. - Это от неожиданности. И ты не бойся. Если бы мне было суждено умереть сегодня, я бы почувствовала. Разве ты не знаешь, что я пророчествую иногда?
        - Слышал, дроттинг. И все равно береги себя.
        - Я берегу, - отмахнулась Мария. Она разговорилась и стала меньше внимания обращать на вяло текущую битву. - Вратко, а скажи мне: какие должны быть строчки висы, которую ты не договорил?
        Новгородец не ожидал такого вопроса.
        - Что? Какие строки?
        - Ну, вису ты начал говорить. Дошел до слова «мечи».
        - А! Сейчас скажу полностью.
        - Говори. Может, она поможет нашим в битве?
        - Может, и поможет. - Вратко вздохнул. Ему подумалось, что во всем войске норвежцев один только он и сомневается, что висами способен приманить удачу или изменить предначертание судьбы. - Слушай, Харальдовна, если хочешь:
        Знамя взнес высоко -
        Знать, на битву - конунг.
        Рать собрал оружну,
        Брани ждет дружина.
        Метко стрелы мечут,
        Мечи строй венчают.
        Льдинам плеска лезвий
        Плен страха неведом.
        - Глянь-ка! - удивленно крикнул Асмунд.
        С громким ржанием поднялся на дыбы рыцарский конь, замолотил широченными копытами над головой Олафа. Седок пошатнулся, пытаясь успокоить скакуна, схватился за повод двумя руками. Этим тут же воспользовался коренастый викинг, имени которого Вратко не помнил. Ткнул копьем в бедро, пробивая кольчугу. Тут же с другой стороны к саксу подскочил хевдинг Торир, двигавшийся стремительно, будто и не весил восьми пудов с лишним. Рубанул секирой, сбивая всадника наземь.
        - Ага, подаются! - Хевдинг крутанул секиру над головой, стряхивая алые капли.
        С размаху располовинил шлем у подвернувшегося под руку хускарла.
        - Наша берет!
        Олаф выскочил из строя, сжимая рукоять меча двумя руками. Он бился без щита, не задумываясь о ранах, пятнавших кровью его рубаху уже в нескольких местах. Работая клинком, как молотильщик цепом, он в щепки разбил щит одного сакса, рассек шею вместе с бармицей второму, еще двоих заставил отпрыгнуть на безопасное расстояние. О таких воинах урманы слагали легенды, именуя их берсерками.
        Спину Олафа прикрывали Хродгейр и Гуннар.
        Черный Скальд сражался весело и умело, как в памятном поединке с Кетильсоном, а кормщик не только колол копьем по имени Злое Жало, но и подсекал ноги нападавшим широким наконечником, бил пятой оскепища.
        - Это из-за твоей висы! - закричала Мария прямо в ухо словену. - Говори еще!
        Вратко кивал, но никак не мог собраться, чтобы повторить стих сначала. Перед глазами мелькали отдельные картинки боя. То здесь, то там викинги отбрасывали наседающих хускарлов, валили рыцарей вместе с конями, рубили простых дружинников Гарольда.
        Саксы попятились.
        - Да повторяй же! Не спи, дурень! - Королевна потянула новгородца за рукав. - Ведь помогает!
        - Ага… Сейчас, сейчас… - опомнился Вратко и забормотал, стараясь правильно выговаривать все звуки урманской речи:
        Знамя взнес высоко -
        Знать, на битву - конунг.
        Рать собрал оружну…
        Гуннар тычком вбил пяту копейного древка в лицо бородатого сакса. Хродгейр косым ударом отсек противнику пальцы вместе с кольчужной рукавицей, а Сигурд пинком сбил заоравшего воина с ног.
        …Брани ждет дружина.
        Метко стрелы мечут…
        Викинг с разметавшейся гривой волос, не замечая боли, обломал черенок стрелы, вонзившейся в грудь, ударил по вражьему щиту тяжелым топором и рухнул замертво.
        …Мечи строй венчают.
        Льдинам плеска лезвий…
        Торир подрубил ноги рыцарскому коню, который кубарем покатился, ломая кости седоку и разбрасывая коваными копытами норвежцев.
        …Плен страха неведом!
        Олаф, отбиваясь сразу от трех хускарлов, отступал шаг за шагом, но Гуннар, вынырнув из-под руки здоровяка, выбросил копье на всю длину, вонзая наконечник под щит. Сакс опрокинулся, помешав своему же соратнику поднять меч, и клинок Олафа отправил его к праотцам. Или в Вальхаллу? Или в рай? Куда там попадают погибшие на поле брани саксы?
        - Еще! Еще давай! - кричала Мария. Ее глаза горели, русая прядь выбилась из-под шапки, упав на глаза. - Давай же, Вратко!
        - Дави их, Подарок Ньёрда! - рычал Асмунд. - Наша берет!
        А Рианна попросту визжала что-то на своем языке. То ли от страха, то ли от восторга.
        - О-о-один! - протяжно проревел крепкий полуседой викинг в разодранной рубахе и бросился вперед, нанося удары топором направо и налево. Глаза его горели огнем безумия.
        - Вальхалла! - поддержали его четверо товарищей, выстраиваясь по боками впавшего в боевой раж собрата наподобие фюлькинга[Фюлькинг - древнескандинавское построение войск в виде клина.] - излюбленного боевого построения северян.
        - Хёрды,[Хёрды - уроженцы Хердаланда.] вперед! - Хевдинг Торир воздел над головой лезвие секиры, призывая соплеменников сплотиться вокруг него.
        Викинги пошли в атаку, отбрасывая растерявшихся воинов Гарольда.
        Вратко показалось, что он видит бороду датчанина Лосси и крушащий саксов огромный топор.
        - Давай же… - теребила новгородца Мария.
        - Да… Сейчас, - кивнул парень.
        Знамя взнес высоко -
        Знать, на битву…
        Будто удар неведомого кулака пришелся Вратко под дых. Он охнул, прикусил язык. Тут же на плечи навалилась тяжесть, виски сдавило тугим обручем, а в ушах зазвонили колокола.
        - Ты что? - Королевна тряхнула его. - Эй, Вратко, ты чего?
        Парень хотел ответить, пояснить хоть что-нибудь, если только тут можно что-то объяснить, но язык не повиновался. Вместо слов изо рта вырвалось малопонятное мычание. Голос Харальдовны пробивался будто сквозь обмотанную вокруг головы толстую дерюгу.
        - Вратко, что с тобой?
        - Подарок, ты что, ранен? - издалека донеслись слова Асмунда.
        Словен почувствовал, как земля уходит из-под ног. Будто во сне, четко, но замедленно он увидел, как в прореху, образовавшуюся в строе, когда обрадованные викинги погнались за отшатнувшимися саксами, ворвался отряд рыцарей человек пятьдесят. Хирдманы Харальда бросились на перехват. «Опустошитель земель» плыл над ними, темным росчерком выделяясь на бледно-голубом небе с напоминавшими чаячий помет потеками облаков.
        Конунг шел в первых рядах. Его меч играл ослепительными отблесками на солнце.
        Боевой порыв рыцарей увяз в непреклонной решимости дружинников, будто телега на весенней дороге. Звуков боя Вратко не слышал, но видел, как скалят желтые зубы кони, заваливающиеся под ударами топоров, как сплющиваются шлемы, трескаются щиты, падают залитые кровью люди.
        Само собой, английские воины не сдавались за здорово живешь. Они щедро оплачивали смерти соратников ударами мечей и топоров, топтали викингов конями. Но ярость и боевой задор, помноженные на опыт десятков сражений, позволял лишенным доспеха норвежцам разменивать жизни один к одному с окольчуженными, одетыми в шлемы врагами.
        И вдруг…
        Неудержимо рубивший саксов Харальд Суровый выронил меч и, зажимая пальцами древко стрелы, торчащее из горла, опрокинулся на спину. Хирдманы немедленно сомкнулись над его телом в живую стену.
        Пронзительный крик Марии вонзился словену в уши, разрушая наваждение. Но он не мог оторвать взгляда от схватки, кипевшей вокруг «Опустошителя земель». На помощь саксам пришла еще добрая сотня бойцов. Урманы бились с отчаянной решимостью обреченных. Викинг, удерживавший знамя, шатался, истекая кровью. Вратко вспомнил его имя. Фрирек из Хардангерфьорда. Могучий боец. Поначалу он умудрялся удерживать знамя одной рукой, а второй рубиться с рыцарями, но потом схватился за древко двумя руками.
        Викинги вокруг «Опустошителя земель» падали один за другим, но уже нагромоздили вокруг целый вал лошадиных и человеческих тел. Они погибли бы все, если бы не коротышка граф Тостиг, ударивший по рыцарям сбоку. Порядки саксов смешались, кони толкались, лягали друг дружку, вцеплялись зубами в незащищенные доспехом шеи соседствующих скакунов.
        После ожесточенной рубки воинов Гарольда отбросили. Вслед за гудением боевого рога они отступили шагов на триста и остановились. В жаркий день нелегко сражаться без передышки.
        Викинги вновь составили стену из щитов.
        Мария порывалась искать тело отца, но появившийся откуда ни возьмись Хродгейр остановил ее.
        - Не надо, дроттинг. Я понимаю, как тебе тяжело. Крепись. Ты попрощаешься с отцом после боя. Незачем всем знать, что ты здесь.
        Королевна, несмотря на катящиеся по щекам слезы, кивнула. Дочь знаменитого конунга обладала мудростью, достойной ее отца. По-разному могли викинги принять известие, что она с ними рядом. Кто-то мог воодушевиться и забыть о ранах и усталости, а кто-то мог счесть присутствие прорицательницы, о которой многие говорили, мол, не от мира сего, дурным предзнаменованием.
        Харальда Сигурдассона по прозвищу Суровый вытащили из-под груды тел. Его рубаха пропиталась кровью - не поймешь: своей или чужой. Саксонская стрела пробила конунгу горло. Он уже не дышал.
        Тостиг приказал заменить израненного знаменосца, а после сомкнуть крепче ряды.
        Круг, образованный щитами, изрядно уменьшился. Но никто из викингов не думал о сдаче в плен или бегстве. Да что там говорить, сбежать они могли раньше, как только увидели английское войско. Без доспехов, налегке… Почему бы не побегать? Саксы не угнались бы за ними. Но гордость северных воинов, непобедимых, наводящих ужас на все прибрежья от финских земель до мавританских, взяла верх. Убегать? Никогда! А теперь уже поздно. Остается одно - умереть с честью и, что тоже очень важно, забрать с собой как можно больше врагов.
        Над полем боя повисла тишина.
        Только хриплое дыхание усталых воинов да стоны раненых.
        Саксы не спешили атаковать. Отдыхали. Их кони устало опускали головы. Некоторые рыцари спешились, и оруженосцы повели скакунов к Дервенту.

«Вот глупые… - отрешенно подумал Вратко. - Так же и запалить коней недолго… - И тут же возмущенно оборвал себя. - Конунг погиб, рать на грани поражения, а ты о чем думаешь?»
        - Я должна подойти к отцу… - безразлично проговорила Мария.
        - Подойдем, дроттинг, после боя, - заверил ее Хродгейр.
        Она кивнула. Со вздохом произнесла:
        - А Олаф остался у кораблей.
        - Брат твой отомстит за отца, дроттинг. Уверен, они с Эйстейном Торбергсоном уже спешат к нам на подмогу.
        Тем временем Вратко размышлял о том, что вызвало его внезапное недомогание. И не мог найти ответа. Усталость? Незарубцевавшаяся рана? Вряд ли… От этого не теряют дар речи.
        У тела Харальда собрались ярлы. Видно, решали, кто теперь возглавит войско. Граф Тостиг, с головой, обмотанной окровавленной тряпкой, что-то горячо доказывал длиннобородому ярлу Гудбранду из Согнефьорда. Рядом спорили ярл Сигни и исландец Магнус из Годорда.
        - Годвинссон именитее каждого из нашего войска, - обронил подошедший Торир Злая Секира. - Ему по праву и быть во главе.
        Хродгейр соглашался, особо не прислушиваясь к словам хевдинга. Черный Скальд думал о чем-то своем.
        Наконец ярлы договорились. С достоинством поклонились коротышке-графу, признавая его верховенство. А к телу конунга подошли сказители.
        Худощавый седой Арнор Скальд Ярлов. Высокий и широкоплечий Тьодольв-исландец. Халли Челнок не появился. Неужели погиб или тяжело ранен?
        - Пойдем и мы, - сказал Хродгейр, обращаясь к Вратко. - А ты, дроттинг, прости. Побудь с Асмундом. Слишком многие тебя в лицо знают… - шепнул он королевне так, чтобы хевдинг не услышал.
        Мария не стала возражать, уселась на землю, обняв прижавшуюся к ней Рианну. Асмунд возвышался над ними подобно скале, готовый прикрыть не только щитом, но и собственным телом, если приспеет нужда.
        Новгородец шагал за негнущихся ногах.

«Какая польза от моих стихов? Кому они помогли? Только хуже сделалось. Неизвестно, как бы все обернулось, если бы викингам не привиделся призрак скорой победы»…
        Харальд лежал на спине. Его лицо заботливо оттерли от крови, горло прикрыли куском полотна. Между пальцев конунга поблескивало серебряное распятие.
        Взмокший и усталый Тостиг обвел скальдов мутными, как у побитой собаки, глазами и повелел:
        - Харальд Сигурдассон нашел славную смерть. Будет правильным почтить его добрыми словами.
        Скальды переглянулись. Первым, по старшинству, сказал Арнор:
        Как с открытой грудью
        Вождь - не знало дрожи
        Сердце - под удары
        Стали шел, видали.
        Многих, лютый, ратью
        Окружен, оружьем
        Бил врагов, кровавым,
        Вседержитель в рети.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        Потом произнес вису тяжело опирающийся на копье Тьодольв:
        Вождь - нашел ловушку
        Народ в сем походе -
        Полк сгубил, с востока
        В путь ушед последний.
        Здесь - обрек он войска
        На горести - хёрдов
        Друг, не уберегши
        Главы, смерть изведал.[Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.]
        Хродгейр долго молчал, подбирая слова:
        Враг мавров,
        Обидчик данов
        У врат Йорка
        Сыскал погибель.
        Враги рады,
        Скорбят други,
        В круге ратном
        Стоят насмерть.[Виса написана размером квиндухатт.]
        Тостиг вопросительно посмотрел на Вратко. Парень покачал головой. Нет, сегодня он вис больше не сочиняет. Да и как подбирать нужные слова, когда внутри черепа будто молотом кузнечным кто-то стучит?
        Арнор Скальд Ярлов понимающе кивнул:
        - Первый раз парнишка в битве… Заробел. Бывает.
        Тостиг брезгливо скривился. Отвернулся. Скальды его больше не интересовали. Тем более что подбежал запыхавшийся дружинник и сказал, что король Англии вновь едет к ним. Очевидно, для переговоров.
        - Не продал бы он нас своему братцу… - зло бросил в спину удаляющемуся графу Тьодольв. Выругался и, хромая, зашагал прочь. Вратко только сейчас заметил напитавшуюся кровью штанину скальда.
        Когда они возвращались, Хродгейр молчал и, только увидев Марию, решительно сказал новгородцу:
        - Вы все-таки уйдете в безопасное место. Ты, Мария и пикта.
        - Где может быть безопаснее? - пожал плечами Вратко. - Вокруг саксы. А тут хоть со своими…
        - Саксы между нами и рекой стоят, - пояснил Черный Скальд. - В деревню бежать смысла нет, конечно. Смерды злее воинов - ограбят, а после убьют без зазрения совести. А вот выше по течению - лесок. Там и спрячетесь. Живы будем - разыщем вас.
        Вратко поежился. Лес, о котором говорил Хродгейр, запомнился ему встречей с Модольвом и его костоломами. Очень не хотелось воскрешать в памяти подробности событий пятидневной давности, но не показывать же испуг перед всеми?
        - А почему не здесь? С вами вместе… - спросил он на всякий случай - просто для очистки совести.
        - Нет у меня веры Тостигу, - пояснил норвежец. - Нет, предать он нас не предаст. Не о том речь… Тут Тьодольв зря на него хулу возводит. Ему деваться некуда - даже если Гарольд простит, жизни спокойной ему не будет за измену. Я не верю, что он боем командовать сможет. Тут опыт нашего конунга нужен. А Годвинссон что? Пару раз под чужим началом на войну ходил. Ну, грабил побережья - жег села рыбацкие. Это ж разве опыт?
        После короткого совета, в котором участвовали еще Гуннар и Сигурд, они решили отправляться немедленно.
        Вратко, Мария Харальдовна и Рианна под охраной недовольного и мрачного - туча тучей - Асмунда вышли за пределы строя. Для этого Хродгейру пришлось открыть тайну имени мальчишки, прячущего русую косу под шапкой, хевдингу Ториру Злая Секира. Старик лишь покачал головой, но ничего не сказал. Должно быть, он и сам считал, что в свалке, которая вот-вот начнется, надежды уцелеть для дочери конунга немного.
        Когда они отошли шагов на тридцать, Вратко оглянулся. Он хотел запомнить эти бородатые лица, покрытые узором из пыли и потеков пота, забрызганные кровью. Олаф помахал ему напоследок и улыбнулся.
        Мария Харальдовна перекрестила строй ярко раскрашенных, иссеченных сталью щитов. Потерла рукавом глаз. Соринка попала, не иначе…
        - Быстрее! - нетерпеливо, но все же без излишней настойчивости подстегнул их Асмунд. - Надо успеть, чтобы в чистом поле нас не застали.
        Беглецы достигли опушки как раз тогда, когда кучка рыцарей, памятная еще по утренним переговорам с Харальдом, погнала коней прочь от норвежского войска.

«Не согласился Тостиг на посулы брата, - подумал Вратко. - Вот теперь начнется».
        У новгородца по-прежнему кружилась голова, ломило виски и прерывалось дыхание. Он едва не упал, споткнувшись, когда услышал позади яростный клич урманов:
        - Харальд! Харальд!!!
        И удары железа о щиты.
        Вратко не мог знать, что король Гарольд Годвинссон предложил жизнь и почетный плен своему брату и всем людям из войска норвежского конунга. Но все викинги, как один, отказались от пощады - они привыкли брать силой, а не принимать подачки. Арнор Скальд Ярлов пояснил решение норвежцев, сказав вису:
        Не знал златовитый
        Милости к кормильцу
        Волка меч, был мощный
        Князь злосчастлив в смерти.
        Предпочли дружины
        Лечь с владыкой в сече,
        Чем с позором мира
        Выпрашивать, княжьи.
        Начавшая желтеть листва сомкнулась за спиной Асмунда. Здесь, в лесу, было тихо и прохладно. Вратко прижался щекой к шершавой коре дуба. Он вспомнил, что бабка говорила - доброе дерево способно и полечить, и сил прибавить. Что ж, поглядим, так ли это…
        И правда, становилось легче. Боль медленно отпускала. Гул в ушах стихал.
        Настороженное восклицание Асмунда заставило словена повернуть голову.
        В десятке шагов стояла добрая дюжина вооруженных людей. Мечи, топоры, кольчуги и шлемы, скрывающие верх лица.
        - Попались, птички! - с коротким и очень неприятным смешком произнес самый высокий из незнакомых воинов.
        Сердце Вратко оборвалось и ухнуло в пятки. Он узнал голос рыжего Скафти из дружины Модольва Белоголового.
        Глава 21
        Плен
        С легким шелестом меч Асмунда покинул ножны.
        Скафти заржал, как стоялый жеребец.
        - Хватай их, ребята!
        Мария вцепилась в рукав новгородца. Ее била крупная дрожь. Вратко почему-то казалось, что он спит и видит кошмарный сон. Нужно заставить себя проснуться, но никак не получается.
        - Первому, кто шагнет, снесу голову, - буднично и мрачно предупредил Асмунд.
        - Шел бы ты, пока цел. - Скафти держал меч в опущенной руке, чертя концом клинка по палой листве.
        - Кому ты служишь, Скафти? Почему ты здесь, когда наши погибают на поле под стрелами саксов?
        - Какое твое дело? Ты тоже вроде как не в бою…
        Воин Модольва улыбался зло и насмешливо. Его товарищи потихоньку охватывали поляну полукольцом.
        Асмунд пятился, стараясь следить за всеми сразу.
        - Уйди. Живым останешься. - Скафти сгорбился. Похоже, он так всегда начинал драку.
        - Ты глупый, как тролль. Я не бегаю от врагов.
        - Ну… Ты сам выбрал… Хватайте!
        Дружинники Модольва кинулись вперед.
        - Бегите!!! - не оборачиваясь, выкрикнул Асмунд.
        Вратко оторвал от своего рукава пальцы королевны, толкнул ее к подлеску:
        - Беги, Харальдовна!
        Рианна рванулась, не дожидаясь особого приглашения. Ей наперерез выскочил низкорослый и длиннорукий викинг. Он попытался сграбастать девчонку, но пикта увернулась и заметалась по поляне как испуганный зверек. На одного из воинов, почти дотянувшегося до ее куртки, налетел Асмунд. Толкнул плечом, ударил сапогом под колено. Развернулся и с размаху полоснул мечом по спине пробегавшего мимо бородача.
        Мария медленно, словно в нерешительности, сделала один шажок, за ним другой. Словен хотел подтолкнуть ее, но потом решил потянуть за рукав.
        - Да бегите же!
        Асмунд отбил летевший на него справа клинок. Ударил противника по ноге. Согнувшись, прыгнул вперед, врезавшись второму головой в живот.
        Вратко наконец-то перестал сомневаться, изо всех сил толкнул королевну в спину, а сам бросился под ноги худого викинга с русой бородой клином. Опытный воин легко перепрыгнул через него, догнал Марию, сбил с ног и схватил за выбившуюся из-под шапки косу.
        - Я тебя!.. - Вратко подхватил подвернувшуюся под руку валежину, замахнулся.
        Сильный удар в крестец заставил парня пробежаться несколько шагов. Он видел летящий ему в лицо кулак, но увернуться уже не сумел.
        Вспышка!
        Боль!
        Искры из глаз…
        Поднявшаяся земля вышибла воздух из легких.
        Желание сопротивляться исчезло.
        Огромным усилием заставив себя перевернуться на бок, новгородец увидел, как сошлись Асмунд и Скафти.
        Оба плечистые и рыжебородые. Только один был в шлеме с бармицей и наглазниками, а у второго заплетенные на висках косички смешно болтались из стороны в сторону.
        Асмунд попытался достать противника по ногам. Скафти отскочил в сторону и в свою очередь атаковал сокрушительным ударом сверху вниз.
        Дружинник Хродгейра сумел встретить его своим клинком, но сталь не выдержала и с жалобным звоном разлетелась. Меч Скафти упал на рыжеволосую голову вскользь и увяз в плече, разрубив ключицу.
        - Сдохни! - Толчком ноги Скафти опрокинул поверженного врага.
        Вратко попытался встать на четвереньки.
        - Куда, змееныш? - услышал и узнал он голос Эйрика, чье лицо будто топором из полена тесали.
        Сапог викинга врезался парню под ребра. Второй удар пришелся в живот.
        - Я тебе покажу лягаться!
        Еще удар. Между лопаток.
        Вратко скорчился, закрывая локтями грудь и живот.
        - А! Не любо?
        Сильные пальцы вцепились ему в воротник, рывком поставили на подгибающиеся ноги.
        - Будешь знать!
        Скалясь от удовольствия, Эйрик впечатал кулак словену в зубы.
        Мастерски ударил.
        Вратко полетел навзничь, аж ноги через голову запрокинулись.
        Деревья и синее небо в прорехах крон.
        Бурая листва, устилающая землю.
        Снова ветви…
        Снова земля…
        Рот наполнился солоноватой кровью.
        На зубах противно заскрипела костяная крошка.
        - Дерьмецы! - проорал Скафти высоко-высоко. - Упустили дикую!
        - Да она это… как угорь скользкая… - виновато оправдывался кто-то.
        - Не знаю ничего!
        Послышался звук затрещины.
        - Куда девку девать? - спросил хриплый голос.
        - Кому девка, а кому и королевна! - со смешком отвечал Скафти. - Тащим к монаху и хевдингу. Они решат.
        - А этого?
        - Дорежь…

«Вот и все, - подумал Вратко. - И помолиться не успею»…
        Тщетно пытаясь преодолеть ужас, вцепившийся в сердце холодными пальцами, парень зажмурился.

«Нет, нельзя так. Нельзя давать врагу понять, что ты испугался…» - прошептал кто-то внутри, маленький и отважный. Но ему ответил второй - здоровенный, как скирда, но трусливый, словно заяц: «А что изменится? Они что, устрашатся отваги в твоем взоре и передумают? Как бы не так!»
        Чувствительный удар в бок заставил его ойкнуть и встрепенуться.
        - Вставай, ублюдок! Чего разлегся? - Эйрик брезгливо кривился и примеривался еще раз припечатать словена по ребрам.
        - А?
        - Я тебе сейчас дам «а»!
        Удар.
        Ух, как больно…
        - За что? - просипел Вратко, держась двумя руками за отбитый бок.
        - А помнишь, как меня лягал, сучонок?
        Новгородец помнил. И особо не жалел о содеянном.
        - Подымайся! - Эйрик занес ногу для нового удара.
        Чтобы не злить его, Вратко постарался как можно быстрее подняться. Для этого пришлось вначале перевернуться на четвереньки и постоять так, исподтишка оглядывая поляну.
        Двое воинов Модольва лежали на земле. Один стонал, пытаясь перетянуть рассеченное бедро оторванным рукавом рубахи, а второй уже не шевелился, зарывшись лицом в палую листву.
        Викинг с заостренной пегой бородой деловито скручивал локти Марии сыромятным ремешком. Королевна не сопротивлялась: то ли считала это ниже своего достоинства, то ли потеряла волю от испуга и неожиданности.
        Асмунд еще пытался дотянуться до приближающегося к нему норвежца со светлой, курчавой бородой обломком клинка, который он так и не выпустил из ладони. Викинг с хриплым смешком ударил его по запястью, а после схватил за волосы, запрокинул голову и полоснул ножом по горлу. Тут же отпрыгнул, чтобы не испачкаться в хлынувшей крови.

«Опытный гад»…
        У Вратко навернулись слезы, и, чтобы не опозориться перед матерыми бойцами, словен закусил разбитую губу. От боли потемнело в глазах, но эта боль вызывала только злость и желание отомстить.
        Парень рванулся, вскочил на ноги, замахиваясь кулаком. Если бы попал, то точно лишил бы Эйрика половины зубов. Но воин лишь чуть-чуть отодвинулся и замах пропал впустую. В свою очередь викинг ткнул кулаком Вратко в живот, а когда словен согнулся, быстрым движением заломил руку за спину.
        - Дергаться будешь, все кости переломаю, - зловещим шепотом пообещал Эйрик прямо в ухо Вратко. - Ноги из задницы повыдергиваю и вместо рук вставлю. Понял?
        - Понял, - привставая на цыпочки, чтобы хоть как-то облегчить боль, ответил новгородец.
        - То-то же…
        - Эй, вы, там! - заорал Скафти. - Хорош трепаться! Хевдинг ждет. С добычей. Думаю, по паре марок серебра мы заслужили, а? Пускай святоша раскошеливается!
        Викинги радостно загалдели.
        - Сейчас! - отвечал Эйрик. - Взнуздаю только его! А то резвый больно!
        Он ловко обмотал веревку вокруг запястья Вратко, свободный конец перекинул парню через шею, подтянул и привязал к его же предплечью. Теперь новгородец мог стоять, только выгнувшись и задрав подбородок. А попытайся он освободить руку, задушит самого себя.
        - Споткнусь, упаду, - прохрипел он, - удушусь…
        - Шагай давай! - Эйрик ткнул парня в спину. Захохотал. - Упадешь - поднимем. А задушишься - не велика потеря. Я бы тебя тут и оставил. Вот с ним рядышком положил бы… - Костлявый кивнул в сторону Асмунда. - Да хевдинг не велел.
        Они пошли. Через лес. В какую сторону? Да кто его знает? Поначалу Вратко пытался определить направление по солнечному свету, падающему сквозь прорехи листвы. Определить и запомнить. А потом плюнул. Что толку запоминать путь, если надежды освободиться никакой? Да и передать весточку друзьям тоже… Знать бы еще, что они живы остались, не в плену, не ранены…
        Может, Рианне удастся отыскать Хродгейра и сообщить ему о предательстве Модольва. Ведь дружина Белоголового, по всей видимости, в сражении не участвовала. Понятно… Отцу Бернару, которому хевдинг едва ли не в рот заглядывает, победа Харальда ни к чему, как не нужна и победа Гарольда Годвинссона. Он спит и видит, чтобы Вильгельм, герцог Нормандии, правил Англией.
        - Не спи на ходу! - Жестокий тычок между лопаток сбил парня с мысли.
        Больше он не задумывался о будущем Англии, о доле норвежского войска, о судьбах товарищей, с которыми плыл от самого Варяжского моря и делил кусок хлеба и скудный запас воды.
        Шагали они долго. Известно, по лесу верста, как четыре по полю.
        Наконец перед глазами пленников открылась еще более обширная поляна, чем та, на которой их захватили. На краю ее стояла покосившаяся избушка, около которой помахивали хвостами четверо коней, привязанных к корявой жердине. Очень похоже на жилище лесника или бортника: маленький хлев, где, пожалуй, могла поместиться лишь одна корова, рядом два стога сена, покосившийся плетень неизвестно от кого в эдакой глухомани.
        Неподалеку на траве расположились викинги, числом не более десятка. Кто-то спал, кто-то играл, кидая нож в очерченный круг и разделяя после по особым правилам землю, выигрывая или же уступая соперникам узкие клинья дерна. Двое неспешно переговаривались, посмеиваясь в густые усы, а один правил оселком лезвие меча. Благодаря длинным усищам и белым волосам спутать его с кем-то другим не смог бы никто.
        Хевдинг Модольв Кетильсон отложил меч и поднялся навстречу своим воинам.
        - С добычей?! - не то спросил, не то отметил очевидное он.
        - А то? - осклабился Скафти. - Все как ты и говорил…
        - Хвала Всевышнему, - перекрестился Белоголовый. - Отец Бернар оказался прав.
        Он подошел ближе, внимательно оглядывая пленников, и вдруг нахмурился:
        - Где дикарка?
        - Убежала, - хмыкнул Скафти.
        - Что значит - убежала? Ты слышал, что сказал отец Бернар?
        - Да подумаешь…
        - Я тебе дам «подумаешь»! - зарычал Модольв. - Ты чей хлеб жрешь?
        - Ну… - Скафти развел руками. - Твой хлеб, хевдинг…
        - Тогда выполнять приказы надо!
        - Так, хевдинг! - вмешался Эйрик. - Мы Харальдовну привели! И ворлока тоже!
        - Заткнись! - отмахнулся от него Модольв. - Тебя кто спрашивал? Как вы могли упустить дикарку?
        - Ну… Как-как… - Скафти переминался с ноги на ногу. - Верткая она, что куница. Сбежала…
        Кетильсон открыл было рот, чтобы выругаться, но передумал, плюнул в сердцах, едва не забрызгав сапоги рыжего викинга, развернулся и, подойдя к хижине, несколько раз постучал кулаком в дверь.
        Заметив, как брезгливо скривился Эйрик, Вратко удивился - кто бы там мог скрываться? Но тут на пороге возникла сутулая фигура отца Бернара. Его лицо сияло как у апостола, которому удалось обратить к истинной вере целый народ закоренелых язычников. В пальцах монах держал небольшой ларец, памятный новгородцу по встрече Модольва и Эдгара Эдвардссона вблизи от берега Дервента. Насколько парень запомнил, внутри потемневшей от времени деревяшки должна храниться священная реликвия: ноготь Иисуса Христа.
        - А! Вернулись! - неожиданно приветливо обратился к викингам вечно хмурый монах. - Как дела на поле брани? Крепко ли держится войско язычников?
        - Норвежскому войску скоро конец, - неохотно ответил Скафти.
        - Ты так говоришь, будто сопереживаешь этой беде.
        - Там, в кругу щитов, стоят сейчас несколько человек, которые…
        - С которыми тебя связывают узы дружбы? - прищурился Бернар.
        - Нет, которые остались мне должны.
        - Ну, сын мой, грех сребролюбия следует искоренять в себе. И тогда Господь наш, Пресветлый и Всеблагой, воздаст тебе по заслугам.
        Скафти махнул рукой, словно бы соглашаясь, но на его лице не было заметно особого смирения или раскаяния. Викинг мало верил в небесное воздаяние за смиренное поведение здесь, на грешной земле. Точнее, совсем не верил.
        - Мария Харальдовна здесь, - вмешался Модольв. - И ворлок-русич тоже.
        - Да? - встрепенулся священнослужитель. Часто закивал. - Да, да, да… Именно это я и предполагал. Хродгейр-скальд решил спасти их, отправив подальше от боя? Так?
        - Верно, - согласился Эйрик. - Мы как раз из лесу глядели, как Гарольд вновь переговоры с братцем затеял…
        - Переговоры? И что же? Почему с Тостигом? Почему не с конунгом?
        - Так убили же Харальда…
        - Что ж ты молчал?! - воскликнул Модольв.
        - И правда, сын мой, с этого начинать нужно было, - мягко заметил монах. - Не знаю, примет ли Господь душу человека, столь многогрешного, но я помолюсь за ее упокой.
        - Это ж надо! - не мог успокоиться Кетильсон. - Харальд погиб! Мало мне верится, что с конунгом могли запросто совладать даже самые лучшие бойцы. Кто убил его?
        - Да кто ж его знает? - развел руками худощавый викинг.
        - Как так?
        - Стрела его достала. В горло, - коротко пояснил седобородый урман, до того молчавший.
        - Да примет Господь душу раба твоего грешного… - перекрестился Бернар. - Ладно, сын мой, сказывай дальше. Ты о переговорах что-то начинал… Выходит, Тостиг теперь в норвежском войске командует?
        - Он самый, святой отец.
        - Теперь судьба языческого войска ясна мне даже без молитвы и предзнаменований. Граф Тостиг кто угодно, но не полководец. Ладно, сказывай, что после было.
        - Долго они беседовали, а потом конунг английский коня поворотил - чуть рот скотине не порвал.
        - Видать послал его Тостиг Годвинссон, - добавил со смешком Скафти. - Далеко послал, по-королевски. Хоть и не полководец, а послать может от души…
        - Тут саксы снова начали для боя строиться, - продолжал Эйрик. - Наши тоже подобрались, щиты сдвинули…
        - Наши… - хмыкнул Скафти.
        Эйрик не обратил внимания на его замечание.
        - Начали, говорю, обе стороны к битве готовиться. Тут, глядим, идут, голубчики. С одним всего лишь охранником, да и тот раненый.
        - С одним всего? - насмешливо передразнил хевдинг. - То-то я гляжу, Торд совсем не вернулся, а Скегги еле ковыляет, на ногу ступить не может.
        - Это был Асмунд, - сказал Эйрик и ничего больше не пояснял.
        - Хорошо. Бойцы хоть куда. Вдесятером едва-едва одного Асмунда одолели… - сварливо начал Модольв, но монах движением руки заставил его замолчать.
        - То, что ворлока взяли живьем, что дочь Харальда пленили, это хорошо… Ведите их в дом!
        Чувствительный толчок в спину заставил Вратко сделать несколько быстрых шагов и нырнуть под низкую притолоку.
        В хижине властвовал полумрак, с которым безуспешно боролся алый отсвет углей в небольшом очаге. Насколько можно было разглядеть, убранство избушки очень напоминало жилище Вульфера. Та же бедность…
        Эйрик толкнул новгородца в угол. Погрозил кулаком:
        - Только сдвинься с места!
        И вышел.
        Следом завели Марию. С ней викинги Модольва обращались куда как почтительнее. Бородатый урман поддержал за локоть, переводя через порог, усадил на лавку. И вроде как поклонился на прощание. Или Вратко показалось?
        Сквозь открытое окно долетел голос отца Бернара:
        - А сейчас, сын мой, отправь пару человек последить, как там бой заканчивается… А я еще помолюсь.
        - Эйрик! Кнут! - гаркнул Кетильсон. - Слышали, что святой отец приказал? Бегом!
        Воцарилась тишина.
        Потом вполголоса забубнил монах:
        - Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis. Laudamus te, benedicimus te, adoramus te, gloriflcamus te, gratias agimus tibi propter magnam gloriam tuam…[Славься в вышних Богу и на земле мир людям доброй воли. Хвалим тебя, благословляем тебя, обожаем тебя, славим тебя, благодарим тебя во имя великой твоей славы… ( лат.) ]
        Вратко огляделся еще раз. И не сторожит никто вроде бы, а не убежишь. Удавка на шее, окошко маленькое - без шума не протиснешься, да и королевну бросать негоже. Мария сидела безучастно. Смотрела прямо перед собой, но, кажется, не видела ничего. Уж не обезумела ли от пережитого?
        - Харальдовна… А, Харальдовна… - негромко позвал словен.
        Девушка молчала.
        - Слышишь меня или нет, Харальдовна?
        Она не ответила.
        Вратко попытался приподняться, чтобы подсесть поближе. Может, толкнуть ее надо? Бывает так, что человек задумается и не слышит, как к нему обращаются. Веревка на шее перехватила дыхание. Да, умелец связывал - и захочешь удрать, а не выйдет.
        - Ответь мне, Харальдовна, не молчи. Что делать-то будем? Выбираться надо, спасаться…
        Дочь конунга медленно повернулась к нему.
        - Ты сам спасайся, Вратко. Беги, если получится.
        - Как это? - возмутился парень. - Я тебя не брошу!
        - Беги один, - упрямо повторила девушка. - Мне это уже ни к чему.
        Вратко опешил. Это еще что за шутки? Разве можно так?
        Монах за окном продолжал славить Господа:
        - …Jesu Christe, Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris, qui tollis peccata mundi, suscipe deprecationem nostram…[…Иисус Христос, Господь Бог, Агнец Божий, Сын Отца, Ты, который принимает грехи мира, внемли нашим мольбам… ( лат.) ]
        - Что ты говоришь такое? - продолжал увещевать словен. - Как же можно так, Харальдовна?
        Она медленно и отрешенно проговорила:
        - Кого ты зовешь Харальдовной? Ее нет больше.
        - Что? Что ты говоришь?
        - Мария Харальдовна умерла в тот же день и час, когда умер величайший конунг Норвегии. Она умирала сотни и тысячи раз. Вместе с каждым из норвежских воинов, падающих под ударами мечей и топоров. Вместе с каждым воином, павшим от стрелы саксов. Вместе с каждым бойцом, кто не выдержал усталости, чье сердце остановилось, а глаза закрылись навсегда…
        Вратко выпучил глаза. Не этих речей ожидал он от рассудительной и мудрой не по годам королевны.
        - Это наказание ниспослано Господом нашим, - продолжала Мария. - Наказание за то, что в безмерной гордыне своей я вообразила, будто могу изменить грядущее. Сегодня я поняла: прозреть будущее возможно, но никакая сила не сможет исправить его по желанию человеческому. Ни горячая молитва, ни колдовство, ни могущественная реликвия. Только воля Господа. Но его пути неисповедимы, непознаваемы чаяния. Одной рукой он дарует спасение, а другой отбирает жизнь и надежду. Когда я поняла это, я умерла.
        - Но ведь ты жива, Харальдовна! Ты же говоришь со мной! Ты дышишь, чувствуешь, слышишь…
        - Жива лишь оболочка, вместилище для души. С тобой говорит тело, которое раньше принадлежало дочери конунга норвежского, нареченной при крещении Марией. Бог наказал меня. Он отнял у меня всех, кого я любила, всех, кто жил для меня, а я для них.
        Новгородец открыл рот, чтобы возразить, переубедить королевну, но понял, что не сможет подобрать нужных слов. Она все уже решила. Сейчас исцеление ее душе может принести лишь молитва и вера.
        Словно в ответ снаружи донеслись слова Бернара:
        - Qui sedes ad Dexteram Paths, miserere nobis. Quoniam Tu solus Sanctus, Тu solus Dominus, Тu solus Altissimus, Jesu Christe, cum Sancto Spititu in gloria Dei Patris. Amen.[…Ты, который восседаешь по правую руку от Отца, помилуй нас. Ибо Ты один Свят, Ты один Господь, Ты один высочайший, о Иисус Христос вместе со Святым Духом во славу Бога Отца. Аминь ( лат.). ]
        Мария вздрогнула, ее глаза блеснули на мгновение прежним, решительным и упрямым огнем. Она выпрямилась, насколько позволяли связанные за спиной руки, и гневно произнесла:
        - Иисус Христос, Сыне Божий, ты оставил меня, ты оставил войско норвежское, ты оставил конунга Харальда Сигурдассона. Я отрекаюсь от тебя. Я выхожу из-под твоей руки, ибо не узрела я твоего милосердия, твоего всепрощения и заботы о рабах твоих. Наши прежние боги, асы и ваны, честнее тебя, они не вселяют в человека напрасных надежд. Они суровы и беспощадны, непримиримы и жестоки, но они честны.
        - Харальдовна… - нерешительно позвал Вратко.
        - Не зови меня больше так! - воскликнула она. - Сколько можно повторять? Мария Харальдсдоттир умерла!
        - Как же тебя звать?
        - Не знаю. Я обойдусь без имени, пока не отомщу. А я отомщу, и никакой вергельд[Вергельд (букв. «военное золото», «золото войны») - натуральный или денежный штраф, платившийся в качестве искупления родичам убитого. Выплата вергельда, оговоренного обычаем или устраивавшего родственников, снимала необходимость кровной мести с их стороны.] меня не удовлетворит…
        - Кому ты будешь мстить?
        - Саксам. А больше прочих - королю Гарольду Годвинссону!
        - Саксам-то за что? - вздохнул новгородец.
        За окном отец Бернар вновь гнусаво затянул, напевно выговаривая слова:
        - Te Deum laudamus, Te Dominum confitemur. Te aeternum patrem, omnis terra veneratur. Tibi omnes angeli, Tibi caeli et universae potestates…[Тебя, Бога, хвалим, Тебя, Господа, исповедуем. Тебя, Отца Вечного, вся земля величает. Тебя ангелы и архангелы, Тебя небеса и все силы… ( лат.) ]
        Парень прислушался. В молитве монаха звучала сила убеждения и искренней веры. Наверное, чудотворцы прежних веков пели такими голосами в клетке со львами, в огненных печах, распятые на кресте и побиваемые камнями.
        - Незачем саксам мстить, - сказал Вратко. - Они бились честно, защищали свою землю. Норвежцы одолели бы их, если бы не…
        - Если бы не что? Ведь даже твоя виса не помогла! А в твоих строках есть сила. Настоящая. И не пытайся меня переубедить - я чувствую сердцем.
        - Вон, слышишь, завывает? - с непривычной для него злостью бросил словен. - Я же рассказывал! Или не помнишь? Эдгар Эдвардссон, внук короля Эдмунда Железный Бок, привез для отца Бернара реликвию от самого Папы Римского…
        - Помню. И что с того?
        - Когда он вышел из избы, ларец с реликвией был у него в руках… Я не сразу сообразил. Только сейчас дошло…
        - Погоди-ка… - В глазах Марии промелькнул огонек заинтересованности. - Он молился над реликвией? Это мощи какие-то?
        - Эдгар Эдвардссон говорил, что там ноготь Иисуса Христа.
        Королевна нахмурилась и стала разительно похожа на своего отца. Если бы у девушки были развязаны руки и она могла дотянуться до любого, даже самого тупого и ржавого меча, мало бы не показалось ни хевдингу Модольву, ни его викингам, ни хитроумному монаху.
        - Значит, молился… И продолжает молиться.
        - Как видишь.
        Вратко кивнул на окошко, за которым слышалось:
        - …Tu ad dexteram Dei sedes, in gloria Patris. Judex crederis esse venturus. Te ergo quaesumus, Tuis famulis subveni, quos pretioso sanguine redemisti. Aeterna fac cum sanctis Tuis in gloria numerari…[…Ты одесную Бога восседаешь во славе Отчей. Мы верим, что Ты придешь судить нас. Потому Тебя молим: помоги рабам Твоим, которых драгоценной кровью Твоею искупил, сопричти их ко святым Твоим в вечной славе… ( лат.) ]
        - Так вот ты какова, сила Иисуса Христа… - задумчиво проговорила Мария. - Воистину велик ты, Сыне Божий. Только почему силу даешь лживым и продажным, хитрым и двуличным, жадным и жалким? - В ее голосе послышалось сдержанное рыдание.
        Еще бы, ведь она с детства воспитывалась в христианской вере. Трудно принять предательство служителей Господа, которым привык верить и слушать их во всем, прибегать к ним с горестями и бедами, просить совета и помощи.
        Вратко глянул на королевну. Она снова замерла на лавке, уставившись неподвижным взглядом в тлеющие угли. Остывающая зола в очаге мерцала багровым пламенем, и казалось, что по лицу королевны пробегают кровавые сполохи, предвестники недобрых дел.
        - Fiat misericordia Tua, Domine, super nos, quemadmodum speravimus in Te,[Да будет милость Твоя, Господи, на нас, ибо мы уповаем на Тебя ( лат.). ] - закончил молитву Бернар.
        И тут же послышались оживленные голоса урманов, шутки и раскатистый хохот.
        - Во имя Господа нашего, да пребудет с нами Его благодать! - выкрикнул Модольв. - Войска Харальда больше нет!
        Глава 22
        Загадка грааля
        Заслышав голос хевдинга, Мария дернулась и закусила губу.

«Ну да… - подумал Вратко. - Отец, а теперь еще и брат… Хоть и сводный, а все же родная кровь. И Хродгейр… Неужели все погибли? Не может такого быть. Какая бы жестокая битва ни была, все равно кто-то должен выжить. Есть же, в конце концов, почетный плен. Или плен ради выкупа, на самый крайний случай»…
        Дверь отворилась. Подозрительно поглядывая на новгородца, вошел Эйрик. Викинг опустился на колени около очага и принялся раздувать угли. Замерз, что ли? Но когда следом заглянул хевдинг, сопровождаемый монахом, Вратко догадался - горящий очаг понадобился им для света, а не для тепла.
        Отец Бернар уселся на лавку напротив Марии, Модольв застыл у двери, подпирая плечом стену, а Эйрик так и остался на земляном полу, только лицом к пленникам развернулся.
        После довольно долгого молчания монах проговорил:
        - Если ты, Мария Харальдсдоттир, обещаешь не делать глупостей, я, пожалуй, разрешу тебя развязать.
        Королевна смерила его презрительным взглядом, но ответа не удостоила.
        - Так развязывать, что ли? - с ленцой бросил Эйрик.
        Отец Бернар вздохнул, пожал плечами.
        - Развяжи, - кивнул Модольв. - Никуда она не денется.
        Викинг с видимой неохотой поднялся, подошел к королевне и размотал стягивающий ее локти ремень. Мария пошевелила плечами, но по-прежнему не обронила ни звука.
        - А змееныша? - Эйрик указал на Вратко.
        - Ну, развяжи и его тоже… - милостиво разрешил монах.
        - А в драку не кинется?
        - Ты боишься? - буркнул хевдинг.
        - Я? Один раз успокоил и во второй раз справлюсь. - В голосе викинга звучало неприкрытое хвастовство.
        - Так что спрашиваешь?
        - Начнет кулачонками махать, шум поднимет, разговору помешает…
        - А мы его сейчас спросим. Эй, как тебя там? Подарок Ньёрда? Обещаешь тихо сидеть?
        Вратко потрогал языком осколок зуба. Губа все еще кровоточила. Судя по тяжести, она уже набрякла и скоро будет свисать едва ли не до груди. Получать еще раз по зубам парню не хотелось. Да и что он сможет сделать в одиночку, с раненым плечом против двух опытных воинов? Хотя вцепиться в горло монаха очень хотелось.
        - Я буду тихо сидеть, - ответил он.
        - Обещаешь?
        - Обещаю.
        - Перекрестись.
        - Не могу.
        - Ах ты безбожник! - возмутился Эйрик.
        - Сам ты безбожник, - вяло огрызнулся словен. - Как я со связанными руками креститься буду?
        - Заткнись, умник! - Викинг несильно толкнул Вратко в плечо.
        Новгородец не сдержал стона.
        - Ага! - осклабился Эйрик, будто что-то приятное услышал. - Значит, попал я в тебя? Тогда, на речке…
        - Попал.
        - Ну, стало быть, бояться тебя нечего. - Викинг почти без усилий приподнял парня за шиворот, попытался развязать веревочку. Узел не поддавался, тогда Эйрик, не утруждаясь попусту, вытащил нож и одним взмахом решил задачу. Толчком вернул словена на место. - А ты хорошо плаваешь.

«А ты плохо стреляешь», - хотел ответить Вратко, но передумал. Зачем лишний раз дразнить человека, и без того скорого на расправу? Ради нескольких пинков и зуботычин? Вместо разговоров парень с наслаждением размял затекшую руку.
        - Что молчишь? Ответить нечего?
        Эйрик зло прищурился. Похоже, он не желал отступать просто так, не покуражившись над пленником.
        - Оставь парня в покое! - вмешался Модольв, заметив нетерпение, проскользнувшее по лицу монаха. - Дай поговорить.
        Викинг скривился, пожал плечами, но отошел и уселся на прежнее место.
        - Начинайте, святой отец, - сказал Белоголовый.
        Бернар сложил ладони перед грудью, опустил глаза к полу.
        - Gloria Patri, et Folio, et Spiritui Sancto, - начал он. - Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculуrom. Amen.[Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Как было изначала и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь ( лат.). ] - Истово перекрестился. - Сразу хочу сказать, ваше высочество, что сражение закончилось, как я и предполагал. Граф Тостиг не принял предложения своего брата-короля. Он мог бы сохранить жизни норвежских воинов, но предпочел стоять до последнего. И умереть под чужим знаменем. Я всегда знал, что ума у Тостига недостаточно, чтобы глядеть в будущее хоть на самую малую малость. Саксы возобновили атаки. Возможно, конунг Харальд, если бы был жив, сумел бы построить оборону таким образом, что его войско сдержало бы нападающих. Но у Тостига не хватило опыта, не хватило силы воли и решимости, чтобы управлять войском как следует. Единственно, что удалось ему хорошо, это умереть. Он пал вместе со всей своей дружиной рядом с дружиной Харальда Сигурдассона, которая до последней капли крови защищала тело погибшего государя. Саксам удалось прорвать строй сразу в нескольких
местах. Битва разделилась на много небольших схваток. Норвежцы гибли. Многие знатные ярлы были убиты, и некому стало командовать. Ближе к полудню от кораблей пришел с подмогой Эйстейн Тетерев, а с ним Олаф Харальдсон, Паль и Эрленд, братья Торфинссоны, и тысячи две бойцов. Они, пожалуй, могли бы преломить ход сражения в пользу северян, но, торопясь, вышли в путь без шлемов и кольчуг, а кроме того, бежали бегом и из-за усталости едва стояли на ногах. И тем не менее первоначально Эйстейну сопутствовал успех. Они отбросили саксов почти что к берегу Дервента, но там королю Гарольду удалось наконец-то составить плотный строй. Сам он во главе рыцарской конницы обошел норвежцев сбоку, а брат короля Гурт Годвинссон с конными дружинами нортумбрийских танов зашел с другой стороны. И норвежцы были разбиты. Их воины впадали в боевое неистовство, отбрасывая щиты, и гибли десятками и сотнями под ударами копий и стрел. Лишь нескольким дружинам удалось отступить, сохраняя строй…
        Монах закашлялся и остановился, чтобы перевести дух.

«Красно говоришь, - подумал Вратко. - Только к чему ведешь? Непонятно».
        Наверняка отец Бернар преследовал какую-то цель. Но какую? Зачем ему может понадобиться королевна? Впрочем, хитрый лис ведет свою, сложную игру. Что ж, пускай сам рассказывает.
        - Я могу посочувствовать вашему горю. - Монах продолжил, словно подслушав мысли новгородца. - Терять близких тяжело. А терять их на глазах… тяжело вдвойне. Конунг Харальд погиб. Судьба Олафа Харальдсона неизвестна. Ее высочество осталась одна в чужой стране, среди враждебно настроенных людей…
        - Да еще захвачена в плен с непонятной целью, - внезапно прервала его Мария. - И удерживаюсь вооруженными людьми под стражей.
        Модольв хмыкнул.
        Но Бернара было не так легко сбить с толку.
        - Я понимаю ваше возмущение, ваше высочество. И хотел бы объясниться. Первоначально мы предполагали обойтись без насилия. Тот викинг, который по приказу Хродгейра должен был оберегать вас, неверно истолковал намерения людей хевдинга Модольва. Он первым обнажил оружие и пролил кровь. За что и поплатился. Обычно я не поддерживаю кровопролития, но понять возмущение воинов хевдинга Модольва могу.
        - Люди хевдинга Модольва - не воины, а убийцы, - резко бросила Мария. - А вы, святой отец, покровительствуете им.
        Эйрик заворчал в углу. Вратко глянул на Белоголового. На лице норвежца не дрогнул ни один мускул.
        - В наши трудные, кровавые времена, - как ни в чем не бывало продолжил монах, - церкви приходится защищать себя. В том числе и оружием. Ибо сказано: «Могучий Архангел Михаил, славный предводитель небесного воинства, будь рядом с нами в тяжелом сражении, которое нам приходится вести против князей и сил, повелителей этого темного мира, против злых духов!» Всю свою жизнь я посвятил укреплению и расширению Церкви нашей. - Бернар перекрестился и прочитал скороговоркой: - Господи, Боже наш, храни всегда Твою Церковь, оберегая ее от всех трудностей на пути ее земного странствия. Соблюди ее в мире, и да будет она в этом мире живым знаком Твоего присутствия. Через Христа, Господа нашего. Аминь.
        - Сладко поешь, - покачала головой королевна. - Только жалишь подобно гадюке.
        - Когда же это я жалил вас, ваше высочество? - в притворном изумлении развел руками священнослужитель.
        - Кто хотел гибели войску отца моего? Кто молился о победе саксов?
        - Неправда. Не о гибели норвежского войска я молился. Я скорблю вместе с тобой о павших воинах. Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный.

«Как у тебя рука не отвалится столько креститься?» - подумал новгородец.
        - Но Господь открыл мне, что владычество конунга Харальда над Англией поставит под угрозу успехи Церкви на этом острове.
        - Это еще почему? - Мария выпрямилась и расправила плечи, словно приготовилась начать сражение.
        - Слаб в вере был конунг Харальд, слаб. Брат Олафа Святого не стал, увы, его духовным наследником. Не проявлял истинного рвения в насаждении христианства, не строил церквей и часовен…
        - Строил!
        - Недостаточно. Да, он не допускал гонений на ревнителей веры, но он и не искоренял ересь и варварские обычаи. Разве низвергнул он идолов, как киевский правитель Вальдамар-конунг? Запрещал суеверия? Боролся с языческими богами? Наконец, он поощрял колдовство и чернокнижие!
        - Неправда!
        Отец Бернар мягко, отечески улыбнулся:
        - Как же неправда, ваше высочество, когда один из этих колдунов сидит здесь перед нами? Разве Харальд Сигурдассон не принял его сторону в споре на Оркнеях? Конунг выгородил богомерзкого волхва, показав свою истинную сущность. Тем самым он лишний раз убедил меня, что Норвегия никогда не станет подлинно христианской державой, пока правит Харальд Суровый. И я должен был отдать на заклание еще и Англию? Гарольд Годвинссон тоже не блещет излишне рьяным служением Риму. Его короновал Стиганд, епископ Кентерберийский, так и не признанный Папой. Церковь в Англии не проявляет достаточного усердия, не проповедует в должной мере слово Божье как среди простолюдинов, так и среди знати. Симония[Симония - распространенная в Средние века в Западной Европе покупка-продажа церковных должностей или духовного сана, практиковавшаяся Папством, королями, крупными феодалами (от имени Симона - волхва, который, согласно евангельской мифологии, просил апостолов продать ему дар распоряжаться «святым духом»).] епископов английских заставляет сердца верующих людей содрогаться от ужаса и омерзения! Да и сам Гарольд Годвинссон
нарушил клятву, которую дал над святыми мощами!
        - Его обманом принудили дать эту клятву! - твердо отвечала Мария. - Может ли считаться клятва истинной, когда ярл Гарольд не знал, что Вильгельм повелел скрыть под парчой мощи святых?
        - Может! Ибо она была произнесена!
        - Так можно оправдать любую подлость!
        - Служение церкви не может быть подлостью! Вильгельм, герцог Нормандский, пообещал в случае своей победы утвердить веру Христову над всей Англией, заложить новые монастыри и храмы во славу Господа Бога нашего! Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.[Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш. Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь ( лат.). ] - Монах снова перекрестился. Трижды. С напором, впечатывая пальцы в собственные плечи и лоб. - И клянусь Кровью Христовой, муками Спасителя и чудесным воскрешением Его, все истинно верующие будут бороться, чтобы корона Англии досталась Вильгельму! Propter magnam gloriam Tuam, Domine Deus, Rex caelestis, Deus Pater omnipotens. Domine Fill unigenite, lesu Christe, Domine Deus, Agnus Dei, Filius Patris…[Во имя великой Твоей славы, о, Господь Бог, Царь небесный, всемогущий Бог Отец. О Господь Сына Единородного, Иисус Христос, Господь Бог, Агнец Божий, Сын Отца… ( лат.) ]
        И тут Вратко не выдержал. Двоедушие монаха заставило парня забыть о разумной осторожности, о том, как недавно еще он уговаривал себя терпеть и сдерживать гнев. Какая вера стоит того, чтобы положить ради нее в чистом поле тысячи людей? Чем можно оправдать их смерть? Установлением власти Рима еще над одной державой?
        Новгородец прыгнул, не поднимаясь на ноги. Прямо с пола, как дикий зверь.
        Дотянуться бы здоровой рукой до горла подлеца, а там будь что будет! Даже смерть не страшна, ибо он отомстит святоше за многих и многих. За новгородца Позняка, за пиктов, погибших в Скара Бра, за Харальда Сурового, величайшего правителя и полководца, за графа Тостига, перед смертью проявившего благородство, достойное лучших мужей, за Хродгейра, Асмунда, Олафа, Сигурда, Гуннара, Хрольва, Игни, ярла Торира Злая Секира и датчанина Лосси по прозвищу Точильный Камень. И еще за тысячи достойных и честных воинов! Как норвежцев, так и саксов…
        Эйрик опередил его. Наскочил сбоку, толкнул плечом, пнул падающего ногой в живот.
        Вратко отлетел, больно стукнувшись коленом о край лавки. Хотел подняться, но раненая рука подвела - вспыхнула, словно пронзенная каленым железом, и подломилась. А Эйрик, рад стараться, несколько раз ударил ногой по чем попадя.
        Боевой задор стих так же быстро, как и взыграл.
        Парень скорчился, едва сдерживаясь, чтобы не взвыть от боли. Чего-чего, а мольбы о пощаде от него не услышат. Пускай лучше убьют!
        - Прекрати! Что ты творишь! - зазвенел голос Марии.
        Удары, сыпавшиеся на спину и голову Вратко, прекратились. Послышался шум возни, а затем суровый окрик Модольва-хевдинга:
        - Оставь его, Эйрик! А ты, Харальдсдоттир, если не хочешь, чтобы тебя к лавке привязали, тихо сиди! И в драку не встревай!
        Новгородец осторожно приоткрыл один глаз.
        Худощавый викинг стоял, сжимая запястья королевны и вытянув руки как можно дальше, поскольку Мария так и норовила достать его ногой.
        Модольв решительно схватил королевну за плечи и толкнул обратно на лавку.
        - Свяжи этого ублюдка… - приказал он Эйрику. И обратился к Бернару: - Может, прирежем его? На кой он нам сдался, святой отец? Что ни русич, то крапивное семя… Я бы весь их народ под корень извел.
        - Не давай гневу взять верх над собой, сын мой… Ибо сказано: «Умягчай жестокое, согревай озябшее, направляй заблудшее!» Юноша сей горяч, но это свойство юности. Не будем прибегать к крайним мерам без особой необходимости. Возможно, благодать Иисуса Христа еще осенит его своим крылом… - Монах подумал, вздохнул и продолжил: - Но связать колдуна все же необходимо. Ради его же собственной пользы. И чтобы его порывы не мешали нашей мирной беседе.
        Эйрик хрюкнул. Как показалось Вратко, от распирающего смеха. Лживость и двуличие монаха даже викинга привели в восторг:
        - Речи ты ведешь правильные, но поступки твои и твоих подручных достойны лишь разбойников с большой дороги!
        Видно, о том же подумала Мария.
        - Иногда приходится прибегать к жестоким поступкам ради высшей цели, - не моргнул глазом Бернар. - А какая цель может быть выше, нежели распространение веры на все ведомые людям земли?
        Королевна промолчала. Отец Бернар, скорее всего, принял молчание за одобрение его слов, а потому кивнул и елейным голосом распорядился:
        - Свяжите русича и продолжим наш разговор.
        Эйрик, не проявляя излишней жалости, перевернул Вратко на живот и туго скрутил запястья парня ремнем. Немного подумал и обмотал щиколотки. Как барана. Подергал ремешки и, удовлетворившись результатом, вернулся на свое место около очага.
        Лежа ничком, новгородец не мог видеть лиц никого из находившихся в хижине людей, но отлично слышал их голоса, улавливая малейшее изменение настроения.
        Священнослужитель заговорил уверенно, осознавая правоту и с каждым словом все больше и больше увлекаясь и распаляясь.
        - Поход Вильгельма Нормандского получил благословение Святейшего Римского престола и всех епископов. Рядом с ним, плечом к плечу, идет Эвд, епископ Байеский… Перед войском его несут хоругвь, освященную самим Папой Римским. Число рыцарей, идущих вслед за герцогом, огромно… Гарольд Годвинссон мог бы оказать сопротивление вторжению нормандцев, собрав все силы английских графств, призвав на помощь Нортумбрию и Мерсию, которые теперь обескровлены двумя сражениями с приплывшими северянами. Но теперь… Теперь он просто не успеет перебросить саксонскую рать на юг. В день Святого Михаила Архангела,[На самом деле нормандское войско высадилось на берег Англии не 29 сентября 1066 года, а 28-го. Т. е. за день до дня Святого Михаила Архангела.] если будет на то воля Господа, Вильгельм переправится и начнет победное шествие по острову!
        - Зачем ты мне это рассказываешь? - с плохо скрываемой ненавистью произнесла Мария.
        - Чтобы вы поняли, ваше высочество, что торжество Церкви Христа в Англии неизбежно. Любая попытка воспрепятствовать ему обречена на провал. Всякая помощь будет достойно оценена и впоследствии вознаграждена.
        - Это следует принимать как приглашение в свои ряды? В ряды передового отряда, устанавливающего торжество Римской церкви в Англии, а после нее во всем обозримом мире?
        - Да, ваше высочество.
        - И за какие же заслуги я удостоена такой чести?
        - Дочь королевы Элизабет,[Так, на западный манер, Бернар называет Елизавету Ярославну.] которая прославлена от Италии до Норвегии своим благочестием, сама окажет нам честь, встав под наши знамена. Ведь в твоем роду люди, столь много сделавшие для распространения веры в языческие земли, как королева Елена[Бернар имеет в виду княгиню Ольгу, мать князя Святослава, которая первой из правителей Киевской Руси приняла христианство. Она была крещена приблизительно в 957 году, как Елена. Позднее канонизирована русской православной церковью.] и Вальдамар-конунг. Анна, дочь Ярицлейва-конунга, правит благословенной Францией вот уже шесть лет, с тех пор как опочил король Генрих, и тоже известна всем как благочестивая христианка…
        - А не думаешь ли ты, монах, - прервала речь Бернара Мария, - что когда королева Анна узнает, что ты захватил и держишь в плену дочь ее сестры, то тебе и приспешникам твоим не поздоровится? Тем паче, слышала я, король Филипп не поддержал Вильгельма Нормандского ни войском, ни серебром…
        - Филипп юн, а королева Анна, которую король Франции слушается во всем, слишком осторожна. Нормандское герцогство по силам соизмеримо с Францией. Вильгельм не вассал французскому королю, но союзник, а то и соперник. Хоть и просил помощи и поддержки с несвойственным ему смирением, когда повидался с Филиппом в Сен-Жермене. Король Франции посоветовался с наиболее видными баронами и отказал. Он сказал, что норманны и так не слишком подчиняются Парижу, а если завладеют Англией, то гордыня их возрастет до небес. Если же Господу будет угодно даровать победу Гарольду, королю Англии, то помощь Вильгельму даст Франции могущественного и злопамятного врага. Хотя ни Филипп, ни Анна не препятствовали рыцарям Лангедока и Гаскони, Оверни и Пуатье, Анжу и Шампани, которые искали славы и битв, присоединиться к войску Вильгельма.
        - Ты оправдываешь поступок моего франди,[Франди (frandi) - двоюродный брат, кузен ( норв.). ] короля Франции. Но не ответил на мой вопрос. Боишься ли ты расплаты за свой поступок?
        - Нет. Не боюсь, - устало обронил Бернар.
        - Среди уцелевших воинов Харальда, - пояснил Модольв, - не сегодня, так завтра будет пущен слух, что дроттинг Мария Харальдсдоттир умерла на Оркнейских островах в тот же день и час, когда великий конунг погиб, пронзенный стрелой в горло на поле битвы при Стэмфордабрюгьере. Эллисив Ярицлейвдоттир не станет опровергать эти слухи - даже явная ложь лучше позорной правды, что ее дочь сбежала из дома. Олафу и Магнусу Харальдсонам всегда было наплевать на судьбу своих сводных сестер. Не так ли, дроттинг? Всем твоим знатным и владетельным родичам проще будет поверить в твою безвременную смерть, принять ее и оплакать, как полагается.
        Мария промолчала. Значит, почувствовала резон в словах Белоголового.
        - Вот видите, ваше высочество, - продолжал отец Бернар. - Боюсь, у вас просто нет другого выхода, кроме как присоединиться к нам.
        - Присоединиться к вам?
        - Ко всем истинным христианам.
        - А чем я могу вам помочь? Если Мария Харальдсдоттир умерла, то какая вам нужда приглашать самую обычную деревенскую простушку? Без имени, без влиятельных родичей, без богатства, которым можно было бы воспользоваться?
        Вратко навострил уши. Вот в чем он был полностью согласен с Марией, так это в том, что, пустив слухи о ее смерти, Модольв и Бернар напрочь лишаются любой выгоды, какую может дать им пленение королевны.
        - Помощь ваша может быть очень велика, - негромко и грустно проговорил монах. - Конечно, если ваше высочество согласится помогать скромному служителю Церкви.
        - А если не соглашусь?
        - Как бы ни было прискорбно, - святоша наигранно вздохнул, - но тогда умрет мальчишка-русич. Умрет долгой и мучительной смертью. Потом я разыщу язычницу, которую вы спасли из норы Скара Бра. Далеко она не уйдет в чужой и враждебной стране. Лучшие следопыты Модольва-хевдинга уже идут по ее следам.
        - Найдут, и что?
        - Она тоже умрет. Если, конечно, не предпочтет выкупить свою жизнь. Вернее, останется в живых та из вас, кто первая согласится оказывать мне содействие.
        - Я так и не поняла. - Мария старалась говорить твердо, но ее голос предательски дрогнул. Вратко еще подумал, что если слышал он, то наверняка расслышал и Бернар. - Я так и не поняла: какая помощь от меня требуется?
        - Вижу, вы уже почти согласны, ваше высочество.
        - Я еще не сказала «да».
        - Но пока еще не сказали «нет».
        - Давай не будем перебрасываться словами, монах, как скоморохи перебрасываются прибаутками. Какая помощь тебе нужна?
        - Хорошо. Ваша решительность и целеустремленность, Мария Харальдсдоттир…
        - Не называй меня так. Мария Харальдсдоттир умерла. Ты же сам мне это сказал.
        - Как же мне вас называть?
        - Не знаю. Не имеет значения. Придумаешь после. Итак?
        Монах какое-то время сопел, собираясь с мыслями. А может быть, решал - с чего начать?
        - Ваше высочество, вам известна легенда о Святом Граале?

«Э! Погоди-ка! Это же та самая реликвия, о которой говорил Эдгару Эдвардссону хевдинг Модольв! Ну, тогда, в лесу, когда я их невольно подслушал… - Неожиданная мысль озарила Вратко. - Помнится, он еще сказал, что монах рассчитывает узнать о местонахождении Грааля от Марии Харальдовны. Так вот зачем было нужно похищение! Теперь ясно, вокруг Марии святоша будет ходить кругами, как медведь вокруг борти, которую видит, да подобраться не может… И еще упоминал пиктскую дикарку. А про меня не сказал ни слова. Выходит, моя жизнь в глазах Бернара и Модольва Кетильсона не стоит и выеденного яйца».
        Вот тогда-то парню стало по-настоящему жутко.
        - Неизвестна, - отвечала королевна. - Какому народу принадлежит она? Италикам? Скоттам? Грекам? Словенам? Хазарам? Маврам? Германцам? Или, может быть, узкоглазым выходцам из рассветной земли Чинь?
        - Эта легенда родилась в Святой земле, сиречь в окрестностях великого города Иерусалима, - с благоговейным трепетом начал рассказ Бернар. Он казался немного обиженным, и не столько насмешливым тоном королевны, сколько ее неведением. - Связана она с именем Господа нашего, Иисуса Христа, десять веков назад принявшего мученическую смерть на кресте во искупление грехов рода людского. И сказано о нем:
        Qui propler noshomines
        et propter nostram salutem
        descendit de caelis.
        Et incamatus est
        de Spiritu Sancto
        ex Maria Virgine,
        et homo factus est.
        Crucifixus etiam pro nobis
        sub Pontio Pilato,
        passus et sepultus est,
        et resurrexit tertia die,
        secundum Scripturas,
        et ascendit in caelum,
        sedet ad dexteram Patris.
        Et itemm venturus est cum gloria,
        iudicare vivos et mortuos,
        cuius regni non erit finis.[Отрывок из молитвы «Никейский символ веры»: «… оторый ради этих людей и для нашего спасения спустился с небес. И обрел Он плоть от Святого Духа и Девы Марии, и стал человеком. Распятый же нами при Понтии Пилате, страдал и погребен, Он воскрес на третий день, согласно Священному Писанию, и вознесен в небеса, восседает по правую руку Отца. И вторично придет со славою, судить живых и мертвых, и царствию Его не будет конца…» ( лат.) ]
        Монах с чувством перекрестился, посмотрел на Модольва. Хевдинг пару мгновений соображал, чего же от него хотят, а потом истово повторил жест Бернара. Священник кивнул и продолжал:
        - Когда же Иисус был распят и умирал на кресте, один из воинов языческой римской армии подошел к нему и пробил ему сердце копьем, дабы удостовериться в смерти Спасителя. «Но один из воинов копьем пронзил ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода».[Евангелие от Иоанна, гл. 19, 34.] И все поняли, что был то сын Божий! - Бернар вскочил, забегал по избушке. Хотя в ней и так было не развернуться. Вратко опасливо подобрал ноги - не оттоптал бы. - «Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; Он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело. И взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею»[Евангелие от Матфея, гл. 27, 57-59.] Прежде чем умастить Тело Сына Божия смирной и алоэ, а после уложить Его в гроб, Иосиф Аримафейский собрал кровь, истекающую из раны Его, в чашу… - Палец монаха уставился в закопченные стропила. - А из чаши этой Иисус Христос причащал самых близких учеников на Тайной Вечере, свершившейся в доме Симона Прокаженного. «И взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою». Разве вы не
помните эти строки из Священного Писания, ваше высочество?
        - Если даже и помню… Что с того? - отвечала Мария, пожимая плечами. - Какая мне с этого польза?
        Бернар поморщился, стиснул пальцами четки, будто горло врага, и прочитал нараспев:
        - Также было сказано: «…сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается».[Евангелие от Луки, гл. 22, 17 и 20.] После этого Иосиф Аримафейский принял крещение от святого апостола Филиппа, а через некоторое время устроил для чаши, содержащей Кровь Господа, ковчег и хранил ее как величайшую святыню. И была эта чаша названа Sangreal или же Святой Грааль…
        - Любопытная легенда, монах, а зачем ты мне ее рассказываешь? Иерусалим стоит далеко-далеко, за четырьмя морями.
        - Погодите, ваше высочество, погодите. Это лишь начало легенды. Прошло несколько лет, и Иосиф из Аримафеи вместе с сыном своим, которого тоже звали Иосифом, принялся проповедовать слово Божье. Вначале он путешествовал по Галилее и Диосполю, посетил Вифанию, а после, услыхав глас Божий, отправился на запад, к диким бриттам и галлам…
        За стеной послышались голоса. Заржал конь. Модольв глазами указал на дверь. Эйрик молча встал и вышел.
        - Уже на склоне лет Иосиф Аримафейский попал в Британию, - проводив викинга взглядом, повел дальше повествование отец Бернар. - Здесь, на землях диких бриттов, он построил церковь Пресвятой Богородицы в том месте, где ныне стоит Гластонберрийское аббатство. Сын его Иосиф стал первым епископом, а Святой Грааль передавался в роду их как величайшая святыня, больше трех веков, а после был утрачен. Такое случается в истории человечества. Великие реликвии вдруг исчезают, теряются, и порой стирается даже сама память от них. - Священник вздохнул, подкатил глаза, перекрестился. - С потерей Святого Грааля христианская Церковь в Англии начала терпеть поражение за поражением и вскоре утратила влияние на язычников. Столь тяжким было положение христиан, что лишь спустя двести лет островитян крестили повторно, а Святой Грааль с тех пор считался исчезнувшим навеки. Велика была скорбь честных христиан и иерархов Церкви, ибо чаша сия совершенно справедливо считалась чудотворной. Святой Грааль может дать истинно верующему, чистому сердцем человеку возможность изменить себя и мир, даровать вечную жизнь и исполнить
любые желания. Смертельно раненный человек, взглянув на Грааль, жил еще долгие годы. Обычные раны затягивались на глазах. Так свидетельствуют отцы Церкви, не доверять слову которых нельзя.
        - Куда же он мог деться? - Марию, похоже, увлек рассказ монаха. По крайней мере, разбудил любопытство. Она больше не сидела безучастной куклой. Внимательно следила за словами святоши.
        - Меня тоже это заинтересовало, ваше высочество, - дрожащим от волнения голосом воскликнул отец Бернар. - Должно быть, епископы Англии утратили на время чистоту веры и твердость духа, ибо упустили величайшее сокровище из рук своих…
        Скрипнула дверь. В избушку вернулся Эйрик. Он крадущимися шагами прошел к хевдингу, что-то зашептал ему на ухо.
        Бернар недовольно покосился на них, и Модольв ткнул воина локтем - после, мол, не перебивай. Викинг поклонился монаху и замер в углу. Будто и не уходил никуда.
        Бернар откашлялся:
        - Так вот, ваше высочество, жизнь сложилась таким образом, что в те далекие годы вера и христиане, живущие в Англии, подвергались жестоким испытаниям. Полчища язычников накатывались с севера из Шотландии, с запада - из-за моря, с островов Мэн и Эрин. С востока приплывали полчища саксов, которые грабили, убивали, насиловали всех без разбору. Но больше всех прочих доставалось смиренным христианам, которые привыкли противостоять врагу лишь кроткой молитвой и смирением. Едва ли не все монастыри и храмы были сожжены и разрушены. Не избегла этой участи и обитель Пресвятой Богородицы в Гластонберри… Sancia Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae…[Святая Мария, Матерь Бога, молись за нас грешных, даже и в час смерти нашей… ( лат.) ]
        - Ну и что дальше? - насмешливо бросила Мария.
        - Я искал, ваше высочество, я долго искал… - Монах снова начал шагать. Видимо, по давней привычке. Три шага вправо, три шага влево. Вскоре у новгородца зарябило в глазах. - Я собирал языческие бредни, истории из жизни их злых и жестоких языческих идолов, которые они по скудомыслию именуют богами. Что-то подсказывало мне, что Святой Грааль не покинул островов, хотя некоторые маловеры утверждают, что монахи из обители Пресвятой Богородицы бежали в некую пустыню Саррас, когда поняли - натиска варваров не остановить. Но сколь я ни вел расспросы среди людей купеческого сословия и среди именитых путешественников, среди паломников, возвращающихся из Святой земли, и среди несчастных, проданных в рабство, которые по счастливой случайности или по благосклонной воле Господа нашего обрели свободу, я не выяснил местоположения этой пустыни. Король Харальд провел молодость в южных морях. Знал ли он пустыню Саррас? - Священник остановился напротив Марии.
        - Он никогда не упоминал о такой местности, - пожала плечами дочь конунга.
        - Вот! Нет ее, и никто даже не слыхал о ней. Но я продолжал искать. Несмотря ни на что. Невзирая на насмешки. С упорством и верою в Бога. Молитвы помогали мне и придавали сил, когда искуситель шептал на ухо: «Остановись, твои труды бесцельны и бесполезны»…
        Отец Бернар опять перекрестился, воздел руки к небу… Вернее, не к нему, а к заросшим паутиной, закопченным балкам.

«Ух, как красиво говорит… - вздохнул Вратко. - За такими вот монахами и шли люди толпами к проруби принимать крещение… А потом помогали Добрыне с Путятей жечь дома тех, кто остался тверд в вере пращуров».
        - И тут мне явилось озарение! - воскликнул священник. Глаза его горели огнем, как у одержимого. - Не иначе как сам Господь подсказал верному рабу своему путь к истине! Населявшие давным-давно Британию пикты, чьи варварские племена, некогда сильные, сейчас скрываются от чужих взоров в подземных убежищах, сохранили легенду о Чаше. Я принялся выяснять, что же это за Чаша? Ею оказался сосуд, исполняющий желания того, кто владеет им, дарующий славу и богатство, молодость и мудрость. - Бернар замолк на миг и обвел всех присутствующих взглядом. Торжественно улыбнулся. - Что это, как не Святой Грааль, попавший к язычникам в стародавние времена из разграбленного храма либо из рук убитого ими монаха?!! Пикты молятся Чаше, не понимая истинной ее сути, не осознавая, что молиться надо не Чаше, но Тому, чья кровь наполняла ее. И теперь я стою в начале тропинки, пройдя которую верну Святой Грааль в христианский мир. Туда, где он сможет служить вере и Церкви. Неужели вы откажетесь помочь смиренному монаху в этом благом и богоугодном деле, ваше высочество?
        - Воистину, красно ты говоришь, - не торопясь, обдумывая каждое слово, произнесла Мария Харальдовна. - Служение Церкви, благое дело… Мне нечего противопоставить твоим словам - они убеждают.

«Неужели она согласится? Это, конечно, выход… Может быть, тогда и его помилуют. Но как же не хочется, чтобы мудрая и гордая королевна превратилась в орудие, исполняющее волю лживого монаха… Ведь если он и дальше будет искать Грааль, то каждое обнаруженное убежище пиктов повторит судьбу Скара Бра».
        - Только я привыкла судить людей не по словам, а по делам, - продолжала Мария. - А дела твои жестоки и бесчеловечны. Ты прибегаешь к карающему мечу там, где следует использовать ласку и доброту. Разве не учил Спаситель доброте и прощению? Разве отвечал он ударом на удар, плевком на плевок, поношением на поношение, когда злословили его на улицах Иерусалима, когда били его и унижали его? Разве взялся за меч ради спасения своего или позволил сражаться ученикам в доме Симона? Твои дела столь же далеки от заветов Иисуса Христа, как солнце от луны. Не мир, но меч несешь ты слабым. Подлостью и предательством ослабляешь сильных. Вводишь во искушение скудоумных, силой понуждаешь к служению мудрых…
        - Прекрати! - звонким голосом выкрикнул монах. - Остановись, безумная!
        - Я отказываюсь от дружбы с тобой и тебе подобными! - в свою очередь сорвалась на крик Мария. - Если все служители Церкви подобны тебе, то я отказываюсь от такой Церкви! Будьте вы прокляты во веки веков!

«Вот и все. - Сердце Вратко оборвалось и улетело в пятки. - Теперь точно убьют»…
        Глава 23
        Спасение
        Монах недолго обдумывал слова королевны.
        - Что ж, ты сама выбрала свою судьбу и судьбу своих друзей, - сказал он, поднимаясь с лавки.
        Вратко слышал, как хрустнули колени немолодого, усталого мужчины. На миг всколыхнулось сочувствие к священнослужителю, не жалеющему себя, но через миг все затмила мысль: «Ага! Жалей, жалей… Он тебя пожалеет?»
        - Что будем делать с ублюдком, святой отец? - загремел Модольв.
        - А на твое усмотрение, сын мой… - равнодушно отозвался Бернар. - Мне он не интересен. Прикажи проследить, чтобы с ее высочеством ничего, ни приведи Господь, не случилось. Сдается мне, горяча она… Вся в отца-конунга. Не сотворила бы чего.
        - Сам прослежу, - ответил Кетильсон. - Эйрик! Тащи русича в лес!
        - И чего? - В голосе худого викинга послышалась заинтересованность, смешанная с ленью - видно, ему хотелось прикончить Вратко прямо здесь, на месте, не забираясь далеко. А то иди туда, потом возвращайся… Так и к ужину припоздать недолго.
        - А ничего! Привяжешь к дереву. Русичи, говорят, с медведями дружат - родная кровь. Вот я это проверить хочу.
        - Где ж я ему медведя найду?
        - Ты болтай меньше! Медведь его сам найдет. Привяжи к дереву. Только отойди подальше, а то зверь запах костра почует и побоится подходить. К дереву привяжешь… Кровищей от него и без того воняет - вон, даже рубаха промокла - самая приманка для зверья.
        Крепкие пальцы вцепились в ворот Вратковой рубахи. Рывок, и он уже на ногах. Викинг одним взмахом разрезал ремень, спутывающий щиколотки новгородца. Нехорошо оскалился, предвкушая забаву.
        Мария сидела с каменным лицом, уставившись в пол. Уставший, осунувшийся Бернар смиренно сложил ладони пред грудью и шептал какую-то молитву. Кажется,
«Confiteor».[Confiteor - исповедь - покаянная молитва, обращенная к Богу. Возникла в период раннего христианства, включена в мессу в XI веке.]
        Модольв вовсю распоряжался, его глаза горели вдохновенным огнем.
        - Только не вздумай сам шею свернуть, а то знаю я тебя!
        - Да зачем мне? - возмутился Эйрик.
        - А от лени твоей… Придушишь недоноска, а после скажешь, что его, мол, дикие звери в лес уволокли.
        - Да привяжу я его, привяжу… - забормотал викинг, и Вратко показалось, что хевдинг не был так уж не прав, загодя обвиняя своего воина. Возможно, именно такие мысли и посещали его.
        - То-то же.
        Эйрик подтолкнул словена к выходу:
        - Шагай, крапивное семя! - И вдруг остановился. - Вождь!
        - Чего тебе еще?
        - Он же ворлок!
        - И что?
        - Да ворлоку раз плюнуть всех медведей в округе заговорить, чтоб его не трогали. Да и волков с ними заодно.
        - Ну да! И зайцев с ежами.
        - Зря смеешься, вождь. Слышал про ворлока Асварда? Он был родом из племени данов. Давно он жил, но люди помнят - умел ворлок со зверями лесными разговаривать, и вроде как слушали они его и исполняли его волю.
        - Где теперь этот ворлок? - с сомнением произнес Модольв.
        - Исчез. Ушел в море вместе со своим сводным братом, Ингольвом-хевдингом. Их дреки больше не видели, и никто из людей Ингольва не вернулся домой.
        - Видишь, умение заговаривать китов не спасло его. Был бы настоящим ворлоком, выплыл бы на спине какой-нибудь морской твари. - Модольв захохотал, довольный произнесенной шуткой, но потом вернул на лицо серьезное выражение и бросил небрежно: - Руки ты ему свяжешь - руны резать не сможет. Заодно и рот заткни. Вису даже если и сложит, то вслух не скажет. А строчки, про себя сказанные, силы не имеют.
        - А я буду молиться, чтобы в эту ночь не свершилось черного колдовства, - добавил монах. - Вот и поглядим, устоит ли языческое чародейство против истинной веры в Господа нашего!
        - Не устоит, святой отец. Я видел твою силу воочию…
        - Жаркая молитва и крест животворящий еще и не такие чудеса творят, - довольно улыбнувшись, проговорил отец Бернар. - Они доступны каждому, кто верит всем сердцем. Domine Deus, firma fide credo et confiteor omnia et singula quae sancta ecclesia Catholica proponit, quia til, Deus, ea omnia revelasti…[Господь Бог, верую крепкою верой и исповедую единое и всеобщее, что предлагает святая католическая церковь, ибо это Ты, Бог, открыл сокровенное… ( лат.) ]
        - Все понял? Иди! - подстегнул Модольв Эйрика.
        Викинг повиновался, вытолкав новгородца из хижины.
        По дороге - а шли они довольно долго по залитому лунным светом лесу - провожатый Вратко не церемонился. При каждом удобном случае бил в спину кулаком, пинал ногами. Ни возмутиться, ни хотя бы обозвать обидчика парень не мог. Туго скрученный лоскут грязной холстины едва позволял дышать, не то что говорить. Язык скоро занемел. Ужасно хотелось сглотнуть, но попробуй-ка сделать это с открытым ртом. Хорошо еще слюна впитывалась в тряпку.
        Подходящее дерево Эйрик выбрал по каким-то лишь ему доступным соображениям. Обычный бук - снизу ровный с сероватой корой, а на высоте где-то в два человеческих роста ствол изгибался. Словен подумал было, что викинг хочет забраться на дерево и наблюдать из безопасного убежища, как дикие звери будут рвать его, Вратко, живую плоть. Но худой урман не стал усложнять себе жизнь - если даже сначала и возникали у него подобные мысли, то привычная лень быстро взяла верх.
        Скоро и надежно, скупыми движениями, говорящими об изрядной сноровке, Эйрик привязал парня, обмотав так, что ни рукой, ни ногой не пошевелить. Зато головой Вратко мог вертеть сколько угодно, рассматривая маленькую полянку - сажени три на четыре. Слева ее окаймлял густой малинник, справа лес хорошо просматривался в глубину. Ну, настолько, насколько позволяла тьма, успешно сопротивлявшаяся бледно-желтому лунному сиянию.
        Новгородец еще подумал, что старые люди у него на родине звали луну Волчьим Солнышком. С полнолунием связывали много пугающих сказок. О злых колдунах, перекидывающихся через пень с воткнутым в середку ножом. После этого чародей оборачивался волком, становился якобы неуязвим для обычного, не заговоренного оружия, понимал язык птиц и зверей.

«Может, тот ворлок, Асвард, про которого упоминал Эйрик, - подумал Вратко, глядя в спину удаляющемуся викингу, - тоже был оборотнем? Говорят, сильные волшебники могут надевать звериную шкуру не только во время полнолуния»…
        Потом мысли Вратко зацепились за вроде бы знакомое имя данского чародея.
        Ворлок, о котором рассказывала старуха из фьорда Жадного Хевдинга, тоже именовался Асвардом. А сам хевдинг? Уж не Ингольв ли? Точно! Ингольв! Значит, эту легенду знают во многих уголках северных земель?! Но ведь в ней не Асвард, а сам хевдинг превратился в дракона. Правда, по воле ворлока и согласно его заклинанию. Как все запутано…
        В малиннике зашуршало.
        Вратко дернулся от неожиданности. Натянувшиеся веревки больно впились в тело.
        Шорох повторился.
        Кто там может прятаться?
        Уж не Эйрик, решивший проследить за чародеем, так это точно.
        Зверь?
        Возможно.
        И зверь не маленький. Волк проскользнул бы сквозь колючий кустарник, не зацепив ни веточки. Кабану в малиннике делать нечего. Оленю тоже. Тогда кто? Ответ один - лесной хозяин, медведь. Если так, то остается уповать лишь на сытость зверя. К середине осени он должен уже нагулять изрядный слой жира - грибов, ягод, орехов в лесу с избытком. Может, не польстится на человечину? Звери вообще не очень охотно на людей нападают. Разве что старые или больные. А здоровому хищнику запах железа и дыма о многом говорит. Неужто в окрестностях Йорка охотники не приучили зверей к осторожности?
        А если не зверь?
        После памятной встречи с бэньши на берегу Дервента парень разучился удивляться. Земля английская полна загадок и чудес. Если верить Вульферу, выходцев из малого народа тут можно встретить на каждом шагу. И недружелюбных среди них гораздо больше, чем приветливых и добрых. Оно конечно, словенские лесовики тоже людей заманивают, пугают, «гукают»; болотники в трясину затащить норовят, а водяные - в омуте утопить; русалки, если встретят одинокого путника, защекочут до смерти, это как пить дать… Но, по крайней мере, загрызть не пытаются, как бэньши. А мало ли кто еще по темным лесным уголкам скрывается? Тогда хоть этот, как его… гилли ду на помощь подоспел. А сейчас хоть молись, хоть плачь - никто не придет. И не позовешь ведь, не покличешь подмогу, не пожалуешься на горе-злосчастье - во рту вонючая тряпка торчит.
        Ожидая неизвестное чудище, Вратко весь покрылся холодным потом. По спине, между лопаток, побежали мурашки, а внизу живота поселился холодный липкий ком, величиной, казалось, с копешку соломы.
        Шуршание приближалось. Стало явственно слышно потрескивание сухих стеблей под тяжелыми лапами. Или подошвами? Хруст, треск, чавканье и тяжелое фырканье…
        Когда на поляне в лучах луны показалась круглая медвежья башка, новгородец вздохнул с облегчением. Потом спохватился - чего радоваться-то? Зверь лесной, дикий, учтивого обхождения ждать от него не приходится. Даже если сытый и сожрать не захочет, от любопытства стукнет лапой и своротит голову набок. Медведи - они страсть какие любопытные, а силушки немеряной.
        Хищник втянул воздух широкими ноздрями и повернул голову набок, как бы обдумывая незнакомый запах. Принюхался еще раз. Сделал шажок, другой. Из зарослей малины показались уже не только голова и плечи, но и круглые, налитые силой и сытостью бока. Бурая шерсть лоснилась в лунном сиянии. Когда медведь вертел головой из стороны в сторону, под его шкурой словно переливались волны.
        Матерый зверюга… Пожалуй, пудов пятнадцать будет. Такой сожрет человека и еще голодным останется.
        Парень затаил дыхание. Ему казалось, что медведь способен услышать, как бьется сердце жертвы.
        И точно. Лесной хозяин безошибочно нашел человека маленькими глазками, теряющимися в шерсти. Пошел вперед…
        Словно серая молния пронеслась наискось через поляну.
        Вратко не поверил глазам - между ним и медведем замер светло-серый волк. Вернее, когда-то этот волк был серым, а сейчас его можно было бы назвать седым. Не слишком крупный для волка, он казался едва ли не шавкой перед огромным медведем, но стоял, вытянувшись в струнку: шерсть на загривке дыбом, хвост торчком, задние лапы накрепко уперлись в палую листву, готовые, если приспеет нужда, бросить поджарое тело в длинный прыжок. Волчьей морды Вратко не видел, но слышал рычание и вполне мог представить, как приподнялась верхняя губа, обнажая длинные, желтые клыки. Почему-то клыки казались именно желтыми, а сам волк - старым. Возможно, из-за седины, припорошившей шкуру, будто изморозь осенний травостой.
        Медведь замялся в нерешительности, забавно переваливаясь с одного бока на другой. Потом заревел, брызгая слюной.

«Наверняка Эйрик услышит, - отстраненно, будто бы речь шла не о его жизни, подумал новгородец. - Решит, что меня сожрали»…
        Волк не выказал страха, не отступил ни на вершок. Напротив, зарычал чуть погромче. Если в голосе медведя не чувствовалось уверенности - лишь недовольство и желание запугать, обойтись без крови, - то серый, похоже, был готов стоять насмерть.

«Такой голодный, что ли? Собирается из-за свежего мяса вступить в неравный бой?»
        Парень слышал о волках, которые в зимнюю бескормицу теряли от голода всякую осторожность, выходили прямиком к деревням, могли не только барана или собаку утащить, но и ребенка схватить на улице. Ну, так то ж зимой! А осенью? Да еще, когда совсем недалеко закончилось кровопролитное сражение. Какой уважающий себя волк будет загрызаться с лесным хозяином? Может, волчара бешеный? Да нет вроде бы… Выглядит вполне здоровым - и шерсть холеная, и уши торчком.
        Порычав для острастки, медведь поднялся на задние лапы. Вот где громадина! Урманы в своих легендах рассказывают про йотунов. Интересно, одолеет ли кто-нибудь из их коварных и вредоносных великанов обычно бурого медведя? Само собой, врукопашную.
        Голова хищника возвышалась на аршин ближе к небу, чем макушка такого здоровяка, как Олаф, прими Господи душу раба твоего… Или соломенноволосый викинг уже пирует в Вальхалле, по правую руку от Отца Битв?
        Снова Вратко подивился себе: отвлекся от жизненно важного, задумавшись о далеком. Парень пропустил начало прыжка. Увидел лишь, как клацнули волчьи зубы у самого горла лесного великана. Медведь отмахнулся лапой, но промазал. А волк, легко оттолкнувшись от земли, рванулся к сопернику снова, на этот раз целясь клыками в пах. От неожиданности разоритель бортей, как сказал бы скальд, согнулся и вернулся на четвереньки. Правильно. Так легче брюхо защитить. Правда, и отмахиваться от верткого врага, налетающего то справа, то слева, тяжело. Волк метался вокруг, словно серебристая молния. Показывал, будто хочет вцепиться в ухо, а сам щелкал зубами около носа медведя. Пытался обежать неповоротливого хищника вокруг, намереваясь вцепиться в окорока или, как говорят охотники-медвежатники, в «штаны». Кружил по поляне неторопливой, настороженной рысцой, заставляя бурого поворачиваться до тех пор, пока толстяк не уселся на задницу и не затряс ошалело головой.
        Теперь исход стычки был предрешен. Медведь сломался, утратил волю и желание бороться за добычу. Взревев напоследок, он с позором проломился сквозь малинник, и вскоре его обиженное взрыкивание затихло вдалеке..
        Серый лег на брюхо, вытянув передние лапы, уложил на них лобастую голову и замер, уставившись на человека медово-желтыми глазами. Только уши подрагивали, прислушиваясь ко всему, что происходит за спиной, в чаще леса и в зарослях кустарника.
        Не голодный, что ли?
        Почему же тогда дрался за добычу?
        Или…
        Или это не волк? Точнее, не совсем волк?
        Если уж представители Благого Двора были так любезны к словену, что спасли его один раз, почему бы не предположить, что они готовы повторить подвиг? Правда, Вратко никогда не слышал, чтобы малый народец принимал личину волка. Да и о колдунах-оборотнях, добрых настолько, что выручали из беды мальчишку-чужестранца, ни одна сказка или легенда не повествовала.
        Зверь лежал, не шевелясь. Даже не моргал.
        Новгородец постепенно успокоился. Раз не набросился сразу, то, быть может, не набросится вовсе? Потом Вратко принялся строить различные предположения. Вдруг у волка тут неподалеку логово? Нора со щенками. Медведя он прогнал, оберегая выводок, а неподвижный человек не вызывает опасения. Но если логово, то должна быть волчица. А с чего он вдруг решил, что это волк? Самцы покрупнее… Да нет… Не похоже на волчицу.
        Несмотря на бедственное положение: затекшую челюсть, врезавшиеся в тело веревки, огнем горящую рану, которая, растревоженная драками и беготней, вновь начала кровить, парень придремал. Видно, сказалась усталость. Она зачастую бывает сильнее боли, голода, страха… Проснулся, когда голова «клюнула» так, что хрустнуло в затылке.
        Волк продолжал буравить его неподвижным взглядом.

«Не спится же тебе, серый! Наверняка за день выдрыхся. Нет у тебя ни забот, ни хлопот, а враги простые и понятные - сражаются честно, исподтишка не нападают, если проигрывают, то уходят, а не затаивают злобу, чтобы потом выждать удобный случай и отомстить».
        Вратко перестал бояться волка. Возможно, он уже переступил черту, когда страха не остается. Дальше пугай, не пугай - все едино. Усталость тела и безразличие души. Парень засыпал несколько раз. Просыпался, оглядывал поляну и вновь засыпал. Он утратил ощущение времени и уже не мог бы ответить с уверенностью: полночь сейчас или дело идет к рассвету. В последний раз его разбудило замеченное сквозь полудрему движение.
        Волк поднялся, потянулся, словно кошка, зевнул, распахнув полную острых зубов пасть. Зверь прислушался, глядя между серых буковых стволов, развернулся и ушел, махнув хвостом на прощание.
        Только когда ночной страж скрылся из виду, Вратко сообразил, что луна не светит больше, а тьма сменилась серой мглой, которая позволяет все видеть, не особо напрягая зрение.
        Рассвет.
        Что же спугнуло волка? Эйрик возвращается? Не похоже на него. Разве что приказ хевдинга поднял викинга в такую рань и выгнал в путь, мочить росой сапоги.
        Звонко треснул сучок под чьей-то ногой.
        Близко… Каких-то пять -десять шагов.
        Страх вновь вцепился в сердце словена когтистой лапой.
        Он замычал. Если бы не кляп, то заорал бы во всю силу легких.
        - Эй, Подарок, ты чего? - произнес вдруг знакомый голос.
        Хродгейр? Живой? Или это морок, навьи[Навьи - в славянской мифологии неупокоенные мертвецы.] шутки?
        Они вышли из-за спины, вернее из-за дерева, и обступили Вратко плотным полукольцом. Хродгейр, Олаф, Гуннар, Рагнар Щербатый, Игни и Свен. Рианна протиснулась между плечистыми викингами с такой радостью на смуглой мордашке, что новгородец в один миг осознал, кого нужно благодарить за чудесное спасение. Он замычал еще сильнее, от чего Олаф выпучил глаза:
        - Эка они тебя…
        Одним движением норвежец избавил Вратко от унизительного кляпа.
        Со свистом парень втянул прохладный лесной воздух. Попытался выговорить хоть слово, но затекшая челюсть не слушалась - получилось лишь мычание. Как у немого. Страшновато вышло. Даже суровые викинги передернулись…
        - Язык-то на месте? - осторожно поинтересовался Игни.
        - Щас погляжу, - ответил Олаф. Наклонился и придирчиво осмотрел рот новгородца. - На месте…
        - Воды ему дайте, - распорядился Хродгейр. - Всю ночь с кляпом проторчать…
        Пока Рагнар отстегивал от поясного ремня флягу и вливал изумительно вкусную воду тонкой струйкой в рот словена, Черный Скальд пояснил:
        - Рианна помогла тебя найти. И про Асмунда все рассказала.
        - Может, отвяжем? - спросил Свен. Он лишился своей любимой секиры, зато на правый бок привесил меч. Это чтобы левой рукой мог вытащить, догадался Вратко, ведь десница викинга висела на перевязи.
        - Пока не будем, - вздохнув, сказал Хродгейр. - Ты выдержишь еще чуток около дерева?
        Новгородец кивнул, пролив воду на подбородок.
        - Вы… держу… - Похоже, речь понемногу возвращалась к нему.
        - Ну и молодец. Ты крепкий парень, другой к нам не прибился бы, - серьезно проговорил Гуннар.
        - Я вот к чему, - поспешно добавил предводитель. - Люди Модольва должны к тебе вернуться. Просто из любопытства - проверить, как ты тут мучаешься. А мы их встретим.
        - Встретим и приветим, - оскалился Олаф. Его голова была обмотана тряпкой, а кожаную куртку покрывали бурые потеки, очень уж похожие на запекшуюся кровь.
        - Уж приветим так приветим, - сурово бросил Рагнар. - Мало не покажется.
        - Мария… Харальдовна… у них… - с трудом проговорил Вратко.
        - Да знаю я, - хмуро ответил Черный Скальд. - Пока ей ничего не сделают. А к полудню, глядишь, и вызволим.
        - Монах Бернар говорил, войско Харальда разбито… - в надежде услышать опровержение, начал новгородец, но по унылым лицам викингов понял - не соврал святоша.
        - Разбито. В пух и прах разбито… - глядя в землю, произнес Гуннар. - Те, кто уцелел, по округе разбежались. Одна надежда - гоняться не будут. Мы саксам тоже здорово всыпали.
        - Наших много погибло? Сигурд где?
        - Убили Сигурда, - зло отвечал Хродгейр. - И Бёдвара, и Стена, и Хорнбьерна… Всех не перечислить. Ты видишь всех, кто из моей дружины уцелел. И хевдинг Торир полег со всей дружиной. Хирдманы Харальда все погибли, а с ними и Тостиг-ярл со своими людьми… Тесно сегодня будет в Вальхалле.
        - Ты знаешь, что Бернар и Модольв злоумышляли против Харальда-конунга, желали ему проигрыша… - быстро заговорил Вратко. - Они и саксам желают… беды. Хотят, чтобы нормандский герцог завоевал Англию…
        - А чем мы им помешать сможем? Теперь уж точно ничем. Шесть мечей и два скальда - невелико войско. Выбраться бы целыми к дреки… И то неизвестно, не пожгли ли их саксы.
        В глазах Хродгейра мутно клубилась беспросветная тоска. Да и его верные дружинники выглядели не лучше. Не бесшабашная удаль лихого рубаки, в одиночку бросающегося на сотню врагов, а мрачная решимость загнанного в угол, израненного бойца, способного поджечь дом, который защищает, лишь бы только не достался он врагам. Про таких говорил Тьодольв из Хвинира в «Перечне Инглингов»:
        Ингьяльда же
        Преясного
        Вор дома,
        Дымовержец,
        Во Рэннинге
        Горячими
        Пятами стал
        Топтати.[Тьодольв из Хвинира «Перечень Инглингов». Пер. С. В. Петрова. В этой песне перечисляются предки норвежского конунга Регнвальда Достославного в тридцати поколениях. Размер песни - квиндухатт.]
        - Вождь! - Игни тронул скальда за рукав. - Вождь! Идет кто-то…
        - В малину, живо! И тихонько мне! - вполголоса приказал Хродгейр.
        Дружинники не заставили себя уговаривать, нырнули в колючие кусты быстро и довольно тихо для людей, привыкших больше к морю, нежели к лесу. Скрылись и замерли. Вратко прислушался. Похоже, даже дышать опасаются. Зато в отдалении послышались голоса.
        Новгородцу показалось, что он узнал Эйрика.
        Кто же с ним?
        А какая разница?!
        У шагнувшего на поляну худощавого викинга, увидевшего, что Вратко освободился от кляпа, округлились глаза.
        - Ты… Ты! Ты как это?! - каркнул он, сжимая кулаки.
        Его спутник - тот самый викинг с заостренной наподобие клина русой бородой, что вязал вчера Марию Харальдовну, - покачал головой.
        - Приткнуть бы… - начал он, но закончить не успел.
        Хирдманы Хродгейра кинулись из кустарника с шумом и треском, достойными поднятого с лежки кабаньего выводка.
        Эйрик успел схватить меч за рукоять, когда копье Гуннара вошло ему в живот. Викинг повалился навзничь с громким криком, пытаясь зажать широкую рану ладонями. Русобородый попытался спастись бегством. Подобно напуганному зайцу заметался, закрывая голову руками. Игни с размаху зацепил его мечом по плечу. Раненый взвизгнул, еще больше напоминая длинноухого трусишку, хотел нырнуть между Олафом и Хродгейром…
        Это стало последней ошибкой дружинника Модольва, совершенной в Мидгарде. Два клинка ударили одновременно. Меч Олафа перерубил ему хребет на уровне поясницы, а оружие Хродгейра ткнулось в череп за ухом. Клинобородый упал как подкошенный.
        - Двое готовы! - радостно воскликнул Игни.
        - Не шуми. Что ты суетишься? - укоризненно проговорил Свен, глядя на корчащегося Эйрика. - Добить бы…
        - Так добей, - буркнул Гуннар, вытирая наконечник копья пригоршней желтых листьев.
        Свен коротко «хэкнул», опуская меч.
        Тем временем Олаф уже разрезал путы, притягивающие Вратко к буку.
        - Ну что, Подарок Ньёрда, - недобро усмехнулся Хродгейр, - пойдем к остальным?
        - Идем… - выдохнул новгородец.
        Он сделал шаг, другой и упал бы, если бы крепкая ладонь Рагнара не поддержала его под локоть.
        - По дороге расскажешь, что Белоголовый с монахом замыслили. - Черный Скальд уже вложил меч в ножны.
        И они пошли. Ввосьмером против неизвестности.
        Глава 24

«Встань, туман студеный!»
        Вратко плохо запомнил дорогу к лесной хижине, которую про себя называл «избушкой лесника». Только жесткая ладонь привычного к веслу Рагнара, вцепившаяся, словно клещи, в правое плечо, маленькая твердая ладошка Рианны на левом локте и свой сбивчивый рассказ о пережитых злоключениях. Хродгейр, шагающий рядом, хмурился и кусал ус. А потом сказал:
        - Могу сказать, что тебе повезло. И дроттинг Марии повезло, что она попала в плен вместе с тобой. А может, и нам всем повезло, что мы отыскали тебя, прежде чем вступить в бой с людьми Модольва Белоголового. Много в твоих словах удивительного, и, если бы я меньше знал, как ты притягиваешь удачу, то не поверил бы половине сказанного. Но… Ошибусь ли, если скажу такую вису:
        Ньёрда Дар отчаянный
        Дружит, знать, с удачею:
        Рыбья зыбь отторгла
        Вздыбленными волнами,
        Лестно пощадило
        Блеска лезвий игрище…
        Верно други верили -
        Зверь не тронет храброго.
        - С волком этим много непонятного, - вмешался Гуннар. - Сдается мне, что это был вервольф…
        - Кто? - удивился словен.
        - Ну, колдун, что умеет в волка перекидываться.
        - А… Может быть. Только чего ж он меня не сожрал?
        - Точно! - поддержал новгородца Олаф. - Оборотни, они только и ищут, как бы человеческим мясом побаловаться.
        - Наверное, это был неправильный вервольф. Или больной, - попытался найти оправдание волчьей доброте кормщик.
        - Или старый, - подытожил Черный Скальд. - А теперь готовьтесь к драке.
        Викинги примолкли, сосредоточились. Игни проверил, легко ли выходит меч из ножен.
        - Прошу тебя, Подарок, - проговорил Хродгейр, - не лезь вперед. Нас слишком мало, чтобы еще и тебя прикрывать.

«А я и не собирался…» - подумал Вратко, но вслух сказал:
        - Оружие хоть какое дайте.
        - На! - Олаф протянул ему нож. - Только сзади держись. С девочкой…
        Вратко хотел было обидеться, но не нашел сил. Подумаешь! Ну, не воин он, как ни крути. Хотя за горло монаха подержался бы с удовольствием. Только Бернар тоже не будет в первых рядах. Не из тех он людей.
        - О-о-один! - Крик Хродгейра напомнил рык разбуженного зимой медведя.
        Викинги ринулись на поляну следом за вождем. Почему-то новгородец нисколько не удивился, услышав от них древний боевой клич. Знакомство с отцом Бернаром все больше и больше отталкивало его от христианской веры, хотя парень и помнил местного уличанского священника - доброго и участливого старичка, обучавшего детей грамоте и не устававшего рассказывать о южных странах и народах, которые там обитают.
        Хирдманы Модольва не ожидали нападения.
        Четверо мирно кашеварили у небольшого костра. Из оружия у них нашелся лишь нож, которым они крошили стрелки зеленого лука на стесанном с одного бока чурбачке.
        Еще трое выскочили из-за сараюшки. Бежали босиком, протирая на ходу глаза. В их волосах торчали сухие травинки - видно, спали на сеновале. Зато мечи прихватить они не забыли. Молодцы. Уж лучше без сапог, зато не с голыми руками.
        От леса бежали еще двое. В полном вооружении, даже в кольчугах. Очевидно, они охраняли лагерь.
        Охраннички… Нападение-то прозевали.
        - Бей, хёрды! - Черный Скальд ударил по шее одного из кашеваров. Щадить он не намеревался никого. Нынче не до благородства. Злостью нужно отвечать на злость, жестокостью - на жестокость.
        Викинги Хродгейра сражались, будто сил у них было вдесятеро от обычных людей.
        Безжалостно рушились клинки, рассекая кости, мышцы, сухожилия.
        Брызгала кровь.
        Кричали раненые.
        Гуннар крутил над головой копье, не подпуская близко людей Модольва, которые, несмотря на тяжелые потери, оправились от растерянности и оказали отчаянное сопротивление. Кормщик первым пробился к хижине. Ударом ноги вышиб дверь.
        - Дроттинг! Ты здесь?
        Круглолицый курносый викинг прыгнул на него сбоку, ударил ножом. Тяжелое лезвие рассекло кормщику предплечье. Он сморщился, но, не обращая внимания на льющуюся кровь, саданул древком нападающему промеж ног, а когда тот согнулся, добавил коленом в лицо.
        - Дроттинг! Выходи!
        У Вратко замерло сердце. Почему же не появляется Мария? Вдруг ее увели куда-то в другое место? Или связали по рукам и ногам - с них станется…
        Тут из дверного проема показалась русая голова королевны. Миг, и выражение озабоченности и испуга на ее лице сменилось радостью.
        - Хродгейр!
        Черный Скальд, только что сваливший еще одного противника, обернулся.
        - Хродгейр! Монах там! - крикнула Харальдовна, выбегая из хижины. Ее запястья были скручены веревкой, но, кроме этого, ничего не мешало свободе передвижения.
        Отцу Бернару здорово не поздоровилось бы, но тут к обороняющимся присоединились сам Модольв-хевдинг и Скафти, обряженный в медвежью шкуру. Их сопровождала полудюжина воинов.
        - Уходите! - успел крикнуть Черный Скальд, бросаясь им наперерез.
        Хродгейр сошелся один на один с Белоголовым. Олафу достался Скафти. Свен и Рагнар Щербатый встретили остальных.
        Бойцы не прикрывались щитами, большинство из них не надели кольчуги. Оттого бой был коротким, яростным и кровавым.
        Звериная мощь Скафти столкнулась с силищей Олафа, который телесным здоровьем не уступал иному йотуну. Обменявшись парой ударов, они разбили в осколки мечи и покатились по земле, сцепившись в смертельном объятии.
        Танец Хродгейра и Модольва живо напомнил Вратко поединок на берегу моря. Только на Оркнейских островах ценой ошибки было признание неправоты Божьим судом, здесь же - жизнь. Черный Скальд не дал противнику времени на раздумья, ошеломив его ударами справа-слева. Частыми и сильными, хотя и вполне предсказуемыми. Кетильсон отбивался довольно успешно и все норовил ударить первым, опередив Хродгейра, но не успевал. Видимо, ярость придала скальду сил и выносливости. Пытаясь переломить ход поединка, Белоголовый делал ошибку за ошибкой, которыми Хродгейр не преминул воспользоваться. Клинок скальда нырнул под мечом Модольва и, казалось бы, едва тронул бедро хевдинга.
        В горячке Кетильсон даже не заметил рану, но новгородец, стоявший вне боя, ясно разглядел проступавшее на штанине викинга кровавое пятно.
        - Не глазей, пошли! - толкнул словена в плечо Гуннар.
        Кормщик волок за собой Марию Харальдовну. Девушка не отрывала взгляда от поединщиков и переставляла ноги, словно вырезанная из липы игрушка.
        Рианна кинулась к королевне, схватила ее за руки. Откуда ни возьмись, в пальцах пикты мелькнул ножичек. Веревки упали к ногам Марии.
        - Уходите! - Гуннар подтолкнул их к опушке, напомнив Вратко погибшего Асмунда.
        В этот самый миг Модольв совершил последнюю в своей жизни ошибку.
        Осыпаемый беспрерывными ударами, он готовился отразить меч Хродгейра справа и уже поднял оружие, как Черный Скальд обманным движением полоснул его по животу.
        Кольчуга, возможно, и спасла бы хевдинга, но он поленился надеть ее этим утром.
        Хлынула кровь.
        Модольв выронил меч и упал, скрючившись, как цыпленок в яйце.
        Хродгейр, не обращая на него внимания, поспешил на подмогу Рагнару. Щербатый остался один против троих викингов Кетильсона - Свен уже лежал, не подавая признаков жизни, рядом с убитыми им и Рагнаром воинами.
        Олаф поднялся, огляделся по сторонам. Его залитое кровью лицо могло напугать даже тролля. Здоровяк пошарил взглядом в поисках оружия. Выбор его остановился на мече Модольва.
        - Куда уходить-то? - спросил Вратко у Гуннара, не отрываясь от схватки - Хродгейру и Рагнару помощь Олафа не понадобилась. - Мы же победили!
        - Ты что? В своем уме? - выпучил глаза кормщик. - У Модольва не дюжина людей… Бежать надо, пока целы.
        Рианна в это время что-то горячо шептала на ухо королевне. Пикта отвлеклась ненадолго, кивнула:
        - Да! Их тут много! И северяне, и здешние воины… Такие… В кольчугах и на головах…
        - Рыцари? Саксы?
        - Саксы, точно!
        - Саксов нам не хватало! - крякнул Гуннар.
        А к ним уже бежал Хродгейр, вытирая кровь со щеки. К счастью, чужую.
        Маленькому отряду победа далась тяжело. Свен погиб. Рагнар едва стоял на ногах - викинг на ходу перематывал плечо оторванным рукавом. У Олафа прибавилось ссадин на лице, он то и дело сплевывал розовую, тягучую слюну. У Гуннара кровило предплечье, и только Игни и Хродгейр счастливо отделались - без единой царапины, хотя и пошатывались от усталости.
        - А монах? - с надеждой спросил Вратко, рассчитывая отомстить недругу.
        - Некогда! - покачал головой Черный Скальд. - Поверь, сам бы переломил шею паскуднику, но некогда.
        Они нырнули в лес.
        Первым шел Гуннар, неся на плечах копье Злое Жало. За ним семенила Рианна под руку с Марией Харальдовной. Следом Вратко. Парень пошатывался - еще чуть-чуть и свалится. Но он упрямо делал шаг за шагом и не падал. На чем держался? Непонятно. Пожалуй, на голой злости. В спину новгородцу сопел Олаф. Он волок Рагнара, который от кровопотери впал в беспамятство. Прикрывали отряд Хродгейр и веснушчатый Игни.
        - Куда мы? - Вратко обернулся к Олафу.
        - Тролль его знает… - пожал плечами здоровяк. - Лишь бы подальше…
        - На восход солнца нужно забирать, если хотим к нашему дреки выбраться! - проговорил Гуннар. - Отойдем подальше, а после на юг свернем. Там Уарфа достигнем, и все… В море нам саксы не помеха.
        - А Модольв? Я хотел сказать, дружина его… Они мстить будут, - возразил Вратко.
        - Будут. Только пускай попробуют за «Слейпниром» угнаться. Парус поднимем, и никто нам не страшен.
        - Мани удачу, Подарок! - выкрикнул Хродгейр. - Погоня за нами!
        После слов вождя все притихли. Ускорили шаг.
        Новгородец прислушался.
        Да. Преследователи не пытались скрываться. Перекликались в полный голос. Улюлюкали, посылали проклятия вслед беглецам.
        - Левее забирай! - приказал Хродгейр.
        Гуннар кивнул, с хрустом вломился в подлесок - высохший по непонятной причине верболоз.
        Вратко мысленно согласился со скальдом. Противник шел наперерез, судя по доносящимся звукам, а сил еще на одну схватку у их отряда не хватит.
        - Надо следы путать! Сбивать их, - высказал свое мнение словен.
        - Правильно говоришь, - одобрил его Гуннар. - Только как это сделать?
        И вправду задача невыполнимая. Как спутаешь след, когда идет восемь человек? Разделиться? Не было бы хуже… Переловят по одному. Если в дружине Модольва еще человек сорок осталось, с них станется лес цепью прочесать. Это если у них предводитель толковый. Кто там взамен Белоголового заправляет?
        - Хорошо бы ручей найти… - продолжал мыслить вслух Вратко. - И по ручью, чтобы следов не оставлять.
        - Когда увидишь ручей, напомнишь! - тяжело выдохнул Олаф. Поправил безвольно обмякшего на его плечах Рагнара.

«Верно. Без толку рассуждать о ручье, когда нет его поблизости»…
        Внезапно лес закончился.
        От неожиданности Гуннар даже остановился, почесал в затылке.
        Впереди, насколько видел глаз, раскинулись холмы. Какой-то покруче, какой-то более пологий. Один с заостренной вершиной, другой - с плоской. Их покрывала густая трава, слегка пожелтевшая к середине осени. Некошеный травостой поражал богатством. Сюда бы скотину всякую нагнать: коров, лошадей, овей, коз - то-то бы зверье жировало.
        Одна беда - что добро для скотины, то злом оборачивается для беглецов. В холмах они будут как на ладони. Если у хирдманов Модольва есть луки, то совсем плохи дела.
        - Что стали? Не спать на ходу! - рыкнул Хродгейр.
        - А кто спит? - слегка обиженно пробурчал кормщик. - Осмотрелись малость… За мной!
        Он махнул рукой и направился к узкой ложбине между двумя высокими холмами, склоны которых украшали рыжие мазки оползней. Видно было: вскарабкаться на них очень не просто. Зато теснина заросла густым кустарником: то ли терном, то ли шиповником. По крайней мере, можно попробовать укрыться от стрел, а там еще поглядим кто кого.
        - Дроттинг, ты можешь быстрее? - окликнул Хродгейр Марию.
        Девушка только кивнула. Упрямства дочери Харальда Сурового не занимать. Скорее умрет на бегу, чем признается, что устала. А сама-то, между прочим, спотыкается, едва не падает…
        Не успев подумать об усталости Харальдовны, Вратко сам зацепился сапогом за укрывшуюся в траве корягу, покатился кубарем, ударился плечом и коленом.
        - Вставай! - Игни подхватил его под локоть, помог подняться на ноги.
        - Цел? - Это уже Хродгейр.
        - Да вроде…
        - Тогда бегом!
        Они нагнали ушедших вперед спутников. Теперь Вратко едва не бежал прямо за спиной Олафа. Безвольная рука Рагнара раскачивалась туда?сюда, привлекая взор. Парень пытался смотреть на что-нибудь другое - верхушку одного из холмов, например, или бегущие по небу плотные облака, напоминающие ладьи викингов с убранной мачтой. Но взгляд вновь возвращался к руке Щербатого.

«Живой ли? Не может у живого человека так рука болтаться… Неужто Олаф мертвеца тащит?»
        На глазок от опушки до лощины было рукой подать. На деле же оказалось - топать и топать. Горло и легкие словена уже горели огнем, оставалось лишь удивляться выносливости Рианны и Марии.
        Они пробежали меньше двух верст, когда из лесу вынырнули преследователи.
        Радостный и хищный клич свидетельствовал, что беглецов заметили сразу.
        - Собаку им в печенки, - прохрипел Олаф, даже он начал уставать, а каким двужильным всегда казался! - Нашли-таки… Зато стрелу не добросят. Пока…

«Конечно, две версты - отрыв хороший, - подумал Вратко. - Так его и сократить можно. Вон лбы здоровые какие»…
        На самом деле он не мог определить удаль и стать хирдманов Кетильсона, но знал, что заморышей там не было. И малолеток, не привычных еще к тяготам походов. Только крепкие мужики средних лет, способные бежать хоть и небыстро, зато целый день и с полным доспехом. Вон, когда Эйстейн Тетерев подкрепление конунгову войску вел, викинги бежали аж от Риколла, а это больше десяти верст. А после еще сражались с саксами.
        - Эх, в кусты бы нам… - вздохнул Игни.
        - Тебе в кусты зачем? - приподнял черную бровь Хродгейр. - Прятаться или по какой иной нужде?
        Парень-урман скорчил уморительную рожу, а потом захохотал.
        Хрюкнул Олаф.
        Улыбнулся, обернувшись, Гуннар.
        Смех разбирал и Вратко, но он сдержался, понимая: если собьет дыхание, то его самого можно будет волочить, хоть на плечах, хоть просто за ногу по траве.
        Но Черный Скальд все-таки молодец. Шутить перед лицом смерти может не каждый. Даже среди викингов. Даже в лучшей дружине норвежского войска.
        И они продолжали бежать, окрыленные шуткой вождя.
        По мнению Вратко, холмы самым бессовестным образом стояли на месте. А то и отодвигались втихаря, как гора в старой сказке.
        Оглядываясь через плечо, новгородец пытался сосчитать врагов и каждый раз сбивался. Но все равно выходило много. Очень много. Слишком много, чтобы принимать бой. А самое отвратное, что за спинами викингов появился десяток или чуть больше всадников. Неужели Эдгар Эдвардссон? С челядью, с оруженосцами, а то и с верными рыцарями…
        Уйти от конных надежды никакой.
        Драться? Безумие. Полное безумие…
        Мария Харальдовна вскрикнула и неловко упала. Лицо королевны исказила гримаса боли.
        Хродгейр в мгновение ока очутился рядом, подхватил на руки:
        - Что, дроттинг?
        - Ногу подвернула…
        Вратко едва не всплеснул ладонями. Ну, это ж надо! Все один к одному. Теперь уж точно не спастись.
        - Чего встали? Бегом! - подстегнул маленький отряд Гуннар.
        Олаф устало покачал головой:
        - Драться надо. Хоть подороже жизни продадим…
        - Нет! - воскликнула Рианна. - Нельзя сдаваться!
        - А кто говорит о сдаче? - Кормщик уставился на девчонку.
        - Ведь можно наколдовать что-нибудь! - пояснила свои слова пикта.
        - Точно! - встрепенулась на руках Хродгейра Мария. - Колдуй, Вратко!
        - Ворожи, Подарок Ньёрда! - невесело усмехнулся Олаф. - Все равно другого выхода нет.
        - А почему я? - попытался сопротивляться новгородец.
        - А кто? Мои висы силы не имеют. - Черный Скальд уже пошатывался, но шагал упрямо, не отпуская охромевшую королевну.
        - Ну, ладно… - согласился наконец словен.
        - Вот и хорошо! Только на ходу! На ходу! - Гуннар оглянулся на погоню. Пешцы не очень приблизились, зато конники преодолели едва ли не половину расстояния от леса до беглецов.
        Бежать и сочинять вису не слишком легко. Трудно сосредоточиться на созвучиях, рифмах и кеннингах. Слова так и норовят выскочить из головы и горохом рассыпаться под ногами. И все же Вратко удалось на скорую руку слепить восемь строк, которые он не замедлил проговорить, хрипло выдыхая на каждом шагу:
        Встань, туман студеный,
        Стылый след укутай!
        Волчье Солнце, выдыбай,
        Вольнице заступница.
        Враг в оврагах рыщет -
        Браги карлов выкормыш
        Спутал путь загонщикам -
        Путникам спасение.
        Договорил и застыдился неуклюжести строк. Если бы нашлось время подумать, перебрать побольше слов, виса могла бы выйти гораздо глаже…
        Похоже, Хродгейр был того же мнения.
        Скальд удрученно кивнул:
        - Вроде бы ничего. Поглядим, поможет ли…
        - Повторяй, Вратко, как тогда во время боя! - крикнула Мария. - У тебя почти получилось. Выйдет и сейчас!

«Повторять, говоришь? Что ж, повторять не трудно, вот будет ли с этого польза? Хоть какая?то»…
        Но возражать новгородец не посмел. Просто начал выкрикивать строчки в ритме шагов, отмахивая правой рукой:
        Встань, туман студеный,
        Стылый след укутай!
        Рыцари Эдгара Эдвардссона все ближе. Уже видна красная, вставшая на задние лапы собака на желтой накидке претендента на английскую корону. Копья саксы не брали с собой. Трое размахивали, понукая коней, длинными мечами, двое держали поперек седел боевые топоры, а у последнего в руках оказалась шипастая палица.
        Волчье Солнце, выдыбай,
        Вольнице заступница…
        - Темнеет! Лопни мои глаза, темнеет! - заорал как сумасшедший Олаф. Вот глотка луженая! Откуда только силы берутся?
        Враг в оврагах рыщет -
        Браги карлов выкормыш…
        - Не так! Сначала! - приказал Хродгейр.
        Встань, туман студеный,
        Стылый след укутай!
        Волчье Солнце, выдыбай,
        Вольнице заступница…
        - Неужто ночь настает? - В голосе Гуннара звучали удивление и благоговейный восторг. А еще радость, что такой сильный колдун на их стороне, а не в рядах противника.
        Вратко задрал голову. В самом деле темнело… Но, конечно, не от смены дня и ночи - какой из колдунов способен поворотить солнце впять? Это задача по плечу лишь Богу. И то не всякому. Просто на небо набегали тяжелые тучи - темные, сине-серые, кучковатые, словно старая, облезлая овчина. Они наползли на солнце и теперь уверенно смыкали края редких прорех, где еще проглядывала первоначальная синева.
        Такие тучи уместны, когда приходит месяц, называемый стужайло,[Стужайло - декабрь.] но никак не в вересне. Коль на небе черные, низкие тучи, жди снега.
        - Читай, Вратко, получается! - звонко, почти с восторгом выкрикнула королевна.
        - Давай, Подарок, давай! - вторил ей Хродгейр.
        Встань, туман студеный,
        Стылый след укутай…
        - Sneachd![Sneachd - снег ( гэльск.). ] - взвизгнула Рианна.
        Но словен и сам увидел медленно опускающиеся снежинки. Безветрие позволяло им падать отвесно, лишь слегка покачиваясь в воздухе.
        Волчье Солнце, выдыбай,
        Вольнице заступница…
        Луна не взошла, как парень ни старался, но снегопад усилился.
        Вскоре с неба повалили крупные хлопья, сливаясь в мутную мглу.
        Испуганно заржал рыцарский конь. Ему ответил второй.
        Враг в оврагах рыщет -
        Браги карлов выкормыш
        Спутал путь загонщикам…
        Бежать уже приходилось по щиколотку в снегу.
        Позади встревоженно перекликались саксы.
        - Путникам спасение…
        Гуннар с разбега вломился в кустарник. Снег, укрывший листья и колючие ветви, разлетелся клочьями, как раздутая ветром овечья шерсть.
        - Живей! - поманила рукой Рианна. Она - даром что жительница подземелий - была единственная, кто не запыхался. Пикта выглядела такой же свежей и бодрой, как и вчера утром.
        Вошел в терновник Олаф, осторожно придерживая Рагнара. Нехорошо будет, если раненый товарищ, напоровшись на колючку, лишится глаза по его вине. Следом - Хродгейр с Марией на руках.
        Настал черед Вратко.
        Словен оглянулся напоследок и увидел сквозь мутную пелену снегопада очертания рыцаря на белом, будто бы призрачном коне. Рядом с первым саксом появился второй, прорисовавшись, как узор на боку ковша проступает под рукой резчика-умельца.
        И вдруг…
        Как во время памятного сражения у Стэмфордабрюгьера, неведомая сила сдавила горло, сжала стальным обручем ребра. Язык онемел, стал вдруг непослушным и тяжелым.
        - Уходи, не спи! - толкнул его Игни.
        Но парень не мог сделать и шагу.
        - Давай же! - Викинг легонько толкнул его в плечо, но и этого оказалось достаточно, чтобы новгородец пошатнулся и рухнул на колени.
        Но, даже теряя сознание, он увидел за спинами рыцарей черную тень, раскинувшую руки-крылья и обратившую лицо к пасмурному небу. Из ничего возникло понимание - это отец Бернар, вновь взывающий к Иисусу Христу. Сила Белого Бога без труда переламывала заклятие, наведенное висами. Снег поредел, между тучами засверкали золотыми лучами солнца редкие пока еще прогалины.

«Это конец, - пробилась сквозь басовитый гул непрошеная мысль. - Мне с монахом не совладать. Сейчас нас всех здесь порешат»…
        Сильные пальцы вцепились Вратко в воротник, рывком поставили на ноги.
        - Уходи! - хрипло выдохнул Хродгейр парню на ухо. - Ты сделал все, что мог. Теперь мой черед.

«Он же сам говорил, что висы, им сложенные, чародейской силы не имеют»…
        Но Черный Скальд не надеялся на волшебство. Он вытащил из ножен меч, взмахнул пару раз на пробу, рассекая стылый густой воздух.
        - Погоди, вождь, я с тобой. - Гуннар встал рядом.
        - И я… - сделал попытку развернуться Олаф.
        Игни держал на руках королевну - когда только Хродгейр успел ее передать? - и взгляд молодого викинга выражал горячее желание рубиться плечом к плечу со старшими товарищами.
        - Нет! - отрезал Хродгейр. - Вы уйдете. Головой мне отвечаете за Марию! - Скальд взял кормщика за плечо. - Я не буду драться один против всех. Я уведу их и разыщу вас. Поверь мне, старый дружище…
        Гуннар зарычал. Пробормотал под нос что-то вроде «троллье дерьмо им в глаза и в уши», потащил новгородца за собой. Вратко шел, не разбирая дороги. Больше всего ему хотелось упасть в снег, свернуться калачиком и заснуть.
        Позади слышались пронзительное ржание коней, хриплые выкрики, лязг железа. Видимо, на саксов «один против всех» не распространялось.
        На голос Рианны, упрямо повторявшей одно и то же, словен вначале не обратил внимания. Звуки с трудом пробивались к затуманенному сознанию.

«О чем это она? Doras[Doras - дверь, вход в помещение, дверной проем ( гэльск.).
] … Что такое «doras»? Дверь? Откуда тут дверь?»
        И только ощутив сырость и холод подземелья, Вратко понял, о чем речь. Очевидно, пикта нашла одно из пещерных жилищ, некогда вырытое ее народом, жившим в старину и здесь, в Нортумбрии.

«Но ведь нора - это ловушка. Если только пикты не делали по нескольку выходов, подобно лисам»… - успел подумать парень и провалился в беспамятство.
        Глава 25
        Полые холмы
        Придя в себя, Вратко первым делом ощутил холод. Стыли пальцы на ногах и руках, леденела спина, соприкасающаяся с неровным, влажным камнем. После летней жары и теплой солнечной осени стужа, казавшаяся по-настоящему зимней, была невыносима.
        Несмотря ни на что, открывать глаза не хотелось. Уж если суждено замерзнуть насмерть, то хотя бы в покое и блаженной лени.
        Потом к сознанию новгородца пробились голоса. Рианна напористо наседала на Гуннара, который вяло, как бы нехотя, отвечал.
        - Тебе все не по нраву, борода! И то не так, и так не эдак!
        - Отстань, пигалица… Можно подумать, тебе все нравится.
        - Лучше было бы наверху остаться?
        - Не знаю! - с болью в голосе ответил кормщик. - Хродгейр вот остался…
        - Уж лучше бы и я с ним, - пробасил Олаф.
        - И я тоже… - сокрушенно присоединился Игни.
        - А ну поговорите у меня! - прикрикнул на них Гуннар. - Если вождь сказал уходить, значит, надо уходить! - Вздохнул и со злостью добавил: - Думаете, мне не хотелось с ним рядом остаться?
        - Так если ты все по слову вождя сделал, чего ж теперь бурчишь, как старый дед? - ехидно поинтересовалась пикта.
        - А бурчать он мне не запрещал. И чему мне радоваться в каменном мешке? Сомнения меня терзают: не залезли ли мы по своей воле в ловушку?
        - Не в ловушку, а в убежище!
        - Ну, да… Из убежища можно выйти, когда захочешь. А тут…
        - Вход закрылся? Так ты сам недоволен был, что враги следом залезть могут. А теперь опять недоволен. Чего, спрашиваю тебя? Дверь открыта - плохо, дверь закрыта - тоже плохо. Так, выходит?
        - Я не против закрытой двери, - слабо отбивался Гуннар. - Я против той двери, которую я по своей воле открыть не могу.
        - Лучше бы ее совсем не было?
        - Ну, почему же…
        - Так и скажи, что к головорезам Модольва-хевдинга в лапы захотел попасть.
        - И не захотел вовсе…
        - Так чего ж ворчишь все время?
        - И вовсе я не ворчу…
        - А что ж ты делаешь?
        - Хочу знать: можешь ты нас отсюда вывести?
        - Пока не знаю, - после недолгого замешательства ответила Рианна. Не похоже было, что она очень уж обескуражена этим. - Будет видно.
        - Как это «будет видно»? - возмутился Олаф. - Я тут чувствую себя как в могиле. Знаешь, жрецы Белого Бога запрещают сжигать мертвецов в честном пламени, а требуют зарывать их в землю…
        - Так завещал Иисус Христос, - встрял Игни.
        - Тебя не спросили! - осадил его кормщик. - Еще проповедовать начни, как тот святоша, что погоню за нами выслал.
        - Могу молчать. Подумаешь… - обиженно протянул парень.
        - Я думал, девочка, ты знаешь, куда нас ведешь, - продолжил разговор Гуннар.
        - Я видела то, что и все вы, - ловко отразила выпад пикта.
        - Ты первая увидела дырку в холме, закричала на своем языке. По всему выходило, что нору эту вырыли твои соплеменники.
        - Двенадцать поколений моей семьи не покидали Оркнейских островов. Я родилась и выросла в Скара Бра. Откуда я могу знать, сохранились ли остатки моего народа в Нортумбрии?
        - Есть особые приметы, знаки, которые можно разобрать. Я так думаю, - рассудительно произнес кормщик.
        - Наверное, есть. Можешь поискать…
        - Я не сова, чтобы видеть в темноте. И не крот.
        Тут Вратко решил открыть глаза. Пора осмотреться - о чем же они спорят так упорно?
        Сперва парню показалось, что он ослеп.
        Непроглядный мрак. Что с раскрытыми глазами, что с закрытыми, разницы никакой.
        От неожиданности он вскрикнул, принялся моргать.
        - Подарок, ты, что ли? - послышался голос Олафа.
        - Я… - проблеял Вратко. - Где мы? Что со мной?
        - То же, что и со всеми, - жестко приговорил Гуннар. - Сидим, как трусы и предатели в Нифльхеле.
        Столько горечи было в словах кормщика, что даже Рианна не посмела возразить с обычной для нее напористостью. Только сказала жалобно:
        - И вовсе не трусы. И не предатели…
        - Я не о том хотел сказать… - чуть помягче заметил Гуннар.
        - Во мраке Нифльхеля вечно маются трусы и предатели, - безучастно произнесла Мария. В первый раз королевна рот открыла, подумалось Вратко. - А мы… Мы… Мы могли хотя бы… - Голос ее прервался всхлипом, похожим на приглушенное рыдание.
        - Не надо, дроттинг. - Олаф заворочался в темноте, засопел, будто медведь.
        - Не надо, Мария-бан,[Bаn - ясная ( гэльск.). ] - умоляющим тоном поддержала его Рианна. - Мы выберемся отсюда обязательно. Мы найдем способ, как помочь ему…
        - Как же мы выберемся в такой темноте? - вздохнул Гуннар.
        - Не такая уж и темнота! - горячо возразила пикта. - Я вижу, эту пещеру вручную тесали. Значит, должен быть выход!
        - Так мы в пещере? - попытался все-таки развеять свои сомнения словен.
        - В рукотворной! - воскликнула Рианна.
        - А нам с того легче? - возмутился кормщик. - Какой бы она ни была, мы в ловушке. И как выход искать? Не все же такие востроглазые, как ты, пичуга!
        - Я буду искать! - заверила его уроженка подземного поселения. - И найду. Рано или поздно, но найду!

«Не было бы поздно… - застучала в сознании Вратко непрошеная мысль. - Можно от голода и от холода помереть, прежде чем выход найдется»…
        - Огонь бы зажечь, - проговорил он вслух.
        Кто-то судорожно хихикнул. Кажется, Игни.
        Воцарилась тишина.
        - Как его зажжешь? - наконец буркнул Олаф.
        - Что, кресала ни у кого нету? - удивился словен.
        - Кресало-то есть и трут найдется, - устало проговорил Гуннар. - Поджигать что? Бороды друг другу?
        - Да… - протянул Олаф. - А Рагнара перевязать бы…
        Вновь все замолчали.
        И впрямь положение хуже некуда. Может, лучше было бы в плен к людям Модольва угодить? Если и смерть, так хоть под солнцем, на воздухе, а не здесь, где и взаправду чувствуешь себя как в могиле. И никто не придет на помощь.
        - Ты поколдовал бы, Вратко, - несмело попросила Рианна.
        - Как? - Парню не то что колдовать, языком ворочать не хотелось.
        - А как ты всегда колдуешь… Вису скажи.
        - Нет. - Новгородец покачал головой. Потом понял, что вряд ли его кто-то видит, и добавил: - Не смогу. Слов подобрать не сумею. Сил нет.
        Он откинулся на спину, больно ударившись лопаткой об острый выступ камня, но даже застонать не смог себя заставить. Куда уж тут висы слагать? Лучше умереть…
        - Мы все умрем, - будто подслушала его мысли Мария Харальдовна.
        - Нет, дроттинг, - возразил Гуннар. - Не слушай старого дурака. Мы выберемся. Клянусь голосом Гьяллархорна и надеждой на спасение в Последней Битве. Отдохнем малость и начнем пробиваться наверх…
        - А зачем? - Голос королевны мало напоминал голос живого человека. Похоже, она уже попрощалась с жизнью. А вернее, утратила к ней интерес. Вначале смерть отца, потом потеря Хродгейра…
        Почему-то ни у кого не нашлось слов утешения. Даже у Гуннара, который в отсутствие вождя должен был взять на себя заботу о маленьком отряде. Даже у Рианны, относившейся к королевне как к сестре. Не смог ничего сказать и Вратко. Умом понимал - надо бы. Но душа отказывалась лгать. Прежде всего самому себе лгать.
        - Давайте хоть сядем спина к спине, чтобы теплее было… - предложил словен, пытаясь избавиться от повисшего неловкого молчания.
        - Дело говоришь, Подарок Ньёрда! - согласился с ним Гуннар. Скомандовал: - Давайте! Подбирайтесь ко мне поближе!
        Умостившись в небольшом круге, Вратко почувствовал себя гораздо лучше. Во-первых, в самом деле теплее. Во-вторых, упираться в широкую спину Олафа куда приятнее, чем в неровные камни. В?третьих, только почувствовав рядом теплые, живые тела спутников, новгородец понял, каким же одиноким его делала лишающая зрения темнота. Он повеселел, взбодрился и понял, что ужасно проголодался. Еще бы! Больше суток, как наскоро перекусили перед выходом на йоркский тинг, а сколько всего за это время произошло! Иному живущему тихой жизнью лавочнику или мастеровому на год хватит приключений. И на старости лет будет о них вспоминать и внукам рассказывать, чтобы гордились геройским дедушкой.
        - Эх, пожевать бы чего… - мечтательно произнес парень, представляя толстую краюху хлеба с поджаристой корочкой, увенчанную ломтем розоватого запотевшего сала. Поневоле сглотнул набежавшую слюну, прислушался к урчащему животу. - Ни у кого ничего не завалялось?
        - Да был у меня сухарь за пазухой, - прогудел Олаф. - Думал погрызть втихаря, пока на тинге разговоры разговаривать будут…
        - И где он? - обрадовался Вратко.
        - Где, где… Хускарл, свинячья морда, оковкой щита мне под дых врезал - от сухаря одни крошки остались. До сих пор вытрусить не могу - колются.
        - Жалко! - хохотнул Игни. - Ворлок наш подкрепился бы. Глядишь, и колдовство пошло бы как полага…
        Звучный подзатыльник оборвал его на полуслове.
        - За языком следи! - сурово прикрикнул кормщик.
        Игни обиженно засопел. Беседа вновь прервалась.
        Вратко сидел, прислушиваясь к ворчанию кишок, и пытался не думать о еде. Получалось плохо. На смену призрачному хлебу с салом пришел отчетливый образ яичницы. Она переливалась опаловой матовой белизной и кричала янтарностью желтка, пузырилась и манила.
        Вот так и сходят с ума от голода. Вначале видения, потом запахи чудятся, а после и звуки мерещиться начинают. Голоса, стуки всякие…
        - Вы это слышите?!! - сорвавшись на писк, воскликнула Рианна.
        - Что слышим? - лениво поинтересовался Олаф.
        - Стучит кто-то…
        - В голове у тебя стучит, пигалица, - заворчал Гуннар и вдруг насторожился. - А ведь и правда, стук какой-то!
        - И я слышу! - неуверенно поддержал их Вратко. - Кажется…
        Спина Олафа напряглась.
        - Может, раскапывают нас? - сказал он. - Ну, эти… Модольвовы дружинники…
        - Нет! - возразила пикта. - Не снаружи звук. Изнутри холма.
        - Час от часу не легче… - Гуннар зашевелился. Наверное, потянулся за копьем. Много от него толку в такой темноте и в каменном мешке…
        - Вдруг, это народ Холмов… - сиплым шепотом произнесла Рианна.
        - Какой такой народ Холмов? - спросил новгородец.
        - Есть такая легенда у моего племени… - Пикта поежилась. Поскольку девушка прижималась к правому плечу Вратко, он ощутил ее сомнение и даже испуг, пожалуй. - Прежде чем сюда пришли мои соплеменники, на земле Англии жил совсем другой народ. Не люди…
        - Нелюди? Чудовища, что ли? Навроде троллей? - перебил ее Олаф.
        - Нет. Не чудовища. С чудовищами, навроде троллей, они, говорят, сами воевали. Сражались насмерть. И победили. Изгнали их на остров Эрин…
        - Так ты же сама говоришь…
        - Я не сказала - чудовища. Я сказала - не люди. Они не похожи на нас. И похожи. Одновременно.
        - Так не бывает.
        - Еще как бывает. Они не подвластны смерти. То есть убить их, конечно, можно, а вот старость их не берет. Даже тысячелетние старики выглядят вечно юными, здоровыми и прекрасными.
        - Прекрасными? - оживился Игни. - А женщины у них есть?
        - Помолчал бы! - напустился на него Гуннар.
        - Есть у них женщины, - серьезно проговорила Рианна. - Только смертным лучше с ними не связываться. Причаруют, забудешь все - дом, семью, друзей, род. А когда человек ей опостылеет, то она будет лишь смеяться, наблюдая, как он чахнет от тоски.
        - Мне больше их мужчины интересны, - вмешался Олаф. - Если они перебили всех троллей в этой земле, то, должно быть, умелые и бесстрашные воины.
        - Да. Это так, - отвечала пикта. - Они хорошие воины. Были… Ибо мои соплеменники, из народа Зверя, оказались лучшими. Умению они противопоставили ярость, твердости - хитрость, отваге - слепое отчаяние безумцев. Они одолели племена богини Дану…
        - Кого-кого?
        - Так в старину называл себя народ Холмов. Они поклонялись богине Дану, считали себя ее детьми…
        - Первый раз слышу… - с сомнением протянул Гуннар. - Что за богиня такая?
        - Откуда же мне знать? Народ Зверя победил племена богини Дану, прогнал их. А тех, кого не удалось изгнать, заставили скрываться в холмах. С тех пор о них только рассказывали в легендах, а видеть… Ну, видели изредка. То одного, то другого. Народ Холмов не выказывал излишнего дружелюбия к людям.
        - Еще бы!
        - Да. Но они всегда жили где-то рядом. Когда римляне, а потом бритты, скотты и саксы сломали хребет величию пиктских королевств, мои соплеменники тоже ушли в норы и рукотворные пещеры под холмами. Вот тогда они вновь начали встречаться с остатками племен богини Дану. Теперь уже с ними приходилось бороться за выживание в подземных схоронах.
        - Это как лисы и барсуки, - сказал Вратко.
        - Не понял, - искренне удивился кормщик. - Объясни.
        - Барсуки роют норы. Большие, просторные… Настоящие подземные дома. А лисы сами рыть не любят. Поэтому поселяются в барсучьих норах. А потом потихоньку выживают хозяев.
        - Ясно. Не самый достойный поступок, - укорил лисье племя Олаф.
        - А что ты хочешь от зверей? - удивился Гуннар. - Так, значит, мы можем тут встретить или народ Холмов или народ Зверя. Верно я тебя понял, девочка?
        - Верно.
        - А с кем будет проще договориться?
        Рианна вздохнула и задумалась.

«Видно, хорошего нам ждать не приходится ни от кого», - подумал Вратко.
        - Народ Зверя… - начала пикта.
        Договорить она не успела.
        Дрогнули стены пещеры, заскрипел, крошась, камень о камень.
        - Огонь! - ахнул Игни.
        Тьму разорвала тонкая неровная полоска, светящаяся красным. Она медленно расширялась, пока не стали видны горящие факелы по ту сторону каменной двери. А в том, что это именно дверь и сейчас она раскроется, не оставалось ни малейшего сомнения.
        - За спины! - рыкнул Гуннар, вскакивая на ноги.
        Его копье уже смотрело острием в распахнувшийся проход. Рядом с кормщиком застыл Олаф, занесший меч над головой, а плечом к плечу со здоровяком сгорбился Игни, держа клинок в опущенной руке.
        Словен схватил Марию за локоть, прячась вместе с королевной за воинами.
        Рианна приплясывала тут же, поднимаясь на цыпочки и пытаясь выглянуть из-за локтя Гуннара.
        Стоявшие в распахнувшейся двери люди не отличались высоким ростом или богатырским телосложением. Самый высокий из них был на полголовы ниже Вратко. Падавший сзади свет факелов не позволял рассмотреть их лица, но играл кровавыми бликами на наконечниках копий, лезвиях секир и жалах стрел, уложенных в легкие самострелы.
        - Na feadhainn a tha fileanta sa Ghаidhlig?[Кто живо говорит по-гэльски? ( гэльск.) ] - сурово произнес тот, кто шагнул вперед.
        Говорил этот сутулый, длиннорукий воин хрипловатым, как бы надтреснутым голосом. Его тело облегала поблескивающая чешуя кольчуги, тогда как остальных защищали, по всей видимости, доспехи из дубленой кожи.
        - Балаболит не по-людски… - зло проговорил Гуннар, покрепче перехватывая копье.
        - Air ais![Назад! ( гэльск.) ] - отшатнулся незнакомец. Его спутники недвусмысленно повели самострелами.
        - Пугать нас вздумали! - набычился Олаф.
        Рианна выскочила вперед, никто даже пошевелиться не успел.
        - Mi anns a’ Ghаidhlig![Я говорю по-гэльски! ( гэльск.) ] - звонко воскликнула она.
        Вратко вдруг понял, что все понимает. Уроки пикты не пропали даром. Зря, что ли, он весь путь до берегов Нортумбрии заучивал незнакомые слова?
        - Скажи этим костоломам, чтобы бросили оружие! - приказал глава пришельцев.
        - Они этого не сделают. Они воины, - отвечала Рианна.
        - Тогда они умрут.
        - Зачем оно тебе надо, кеан-киннид?[Ceann-cinnidh - вождь, глава клана ( гэльск. . ]
        - Они чужие. Они вторглись в наши владения.
        - По необходимости. Спасая жизни от более сильного врага.
        - И что с того?
        - Помоги нам выбраться, и мы уйдем. С миром. Этим ты сохранишь жизни своих воинов.
        Вождь задумался. Его спутники, сохраняя неподвижность, продолжали держать викингов на прицеле.

«Тугодум, - усмехнулся Вратко, несмотря на видимую опасность. - Что там размышлять? Отпускать надо»…
        Парень подумал было, что судьба свела их с выходцами из народа Зверя, дальними родичами Рианны. Те же пикты, но избравшие путь служения делу мести и злобы. Договориться с ними будет очень тяжело. А в бою надежды на победу нет. Разве что сумеют подороже продать свои жизни. Но, поразмыслив, Вратко решил, что поклоняющиеся Зверю пикты, пожалуй, не стали бы тратить время на разговоры. Если, конечно, Рианна не приврала, описывая их нрав. Тогда, быть может, народ Холмов? О них почти ничего не известно, а поэтому трудно предсказать исход переговоров. Ну, они хоть попытались решить дело миром…
        - Они мне не нужны, - изрек наконец предводитель. - Только колдун и королева.
        - Что он говорит? - не поворачивая головы, спросил Гуннар.
        Рианна, недолго поколебавшись, перевела.
        - Тогда скажи ему, что он не угадал, - прорычал Олаф.
        - Вместе пришли, вместе уйдем, - проговорил кормщик. - Так ему и передай.
        - Колдун? - удивился Вратко. - Это про кого он?
        - А ты как думаешь? - Гуннар по-прежнему не спускал глаз с жителей холма.
        - Зачем я им?
        - Ну, Подарок… Откуда мне знать? Монаху ты тоже нужен был. И дроттинг наша.
        - Tog![Довольно, хватит ( гэльск.). ] - крикнул вождь подземельников. - О чем они?
        - Они говорят, что не бросают своих. Это против чести воинов, - звонко проговорила Рианна.
        Вождь забормотал, затряс головой. Потом замер, будто прислушиваясь к чему-то, не слышному для остальных.
        - Пусть уберут оружие. И поклянутся не делать глупостей. Тогда я разрешу им пойти с нами.
        Выслушав перевод пикты, Гуннар вздохнул:
        - Ну, что? Пойдем? Или…
        - Я бы им пошел… - Хриплый шепот Олафа не сулил народу Холмов ничего хорошего.
        - Не нужно лишней крови и лишних смертей, - возразила Мария безучастным голосом. - Их и так слишком много.
        - Как скажешь, дроттинг. - Кормщик кивнул, потер бороду о плечо. Опустил Злое Жало острием вниз. - Переводи. Мы согласны.
        Олаф с размаху вогнал меч в ножны. Игни последовал его примеру.
        - Веди нас, кеан-киннид. - Рианна изобразила почтительный поклон.
        Вождь подземных обитателей шагнул в сторону, коротко скомандовал своим воинам. Только сейчас Вратко разглядел, что подземельщик - горбун. Именно этим объяснялся его кажущийся низким рост и едва не достающие до земли руки. И лицом - сущий урод. Скошенный лоб, сросшиеся на переносице брови, вывернутые ноздри мясистого носа, толстые губы и уши, больше похожие на неудачные блины…
        Вперед вышли факельщики. Вооруженные воины расступились, освобождая проход. Самострелов они и не опускали и вообще продолжали поглядывать настороженно. Видно, побаивались высоких и широкоплечих урманов.
        Кеан-киннид сделал приглашающий жест рукой. Пойдемте, мол.
        Гуннар зажал копье под мышкой и зашагал, нарочито не глядя по сторонам. Даже спина его говорила: не боюсь я вас, некого тут бояться. Олаф поднял Рагнара, о котором в неразберихе едва не позабыли, а Игни взял под локоть Марию. Вратко и Рианна направились следом за ними.
        Проходя мимо охранников подземелья, новгородец обратил внимание, как они отличаются осанкой и лицами от предводителя. Хоть и малого роста, но статью - настоящие воины. Стройные, светловолосые и синеглазые. Они горделиво поджимали губы и провожали пришельцев презрительными взглядами.
        Вот еще одна загадка.
        Разные племена? Или предводитель - какой-то выродок? Тогда почему урод возглавляет благородных бойцов? По какому праву? И кто из них истинные представители народа Холмов?
        - Они - наверняка наследники племени богини Дану, - шепнула Рианна по-урмански. Похоже, последний вопрос новгородец задал вслух. - Так их в легендах и описывали. А кто этот кеан-киннид, я не знаю. Он не из наших. А похож…
        - На лешака он похож, если честно, - ответил парень.
        - Не знаю, кто такой лешак, но он похож на бриттов, живших на острове, когда здесь были римские легионы. Только урод, каких поискать.
        Вратко не мог не согласиться, и лишь косые взгляды сопровождающих заставили его промолчать.
        Они шагали по извилистым коридорам, вырубленным в цельном камне; пригибались, чтобы не удариться головами о низкий сводчатый потолок - особенно тяжело приходилось Олафу и Гуннару; дважды перешли вброд подземные ручьи, один раз миновали длинную пещеру, в которой рос каменный лес: белесые сосульки свисали с
«потолка», а им навстречу поднимались матово отсвечивающие столбы.
        Быстрая ходьбы разогнала по жилам замерзшую кровь, хотя уши и пальцы зябли в стылом и сыром воздухе.
        Казалось, их дороге не будет конца и края, но за очередным поворотом проход уперся в дверь, украшенную искусно вырезанными цветами и стеблями трав. Кеан-киннид трижды ударил кулаком по округлому выступу, и створки почти беззвучно разъехались, скрывшись в стене.
        Перед глазами гостей народа Холмов - а может, и пленников, кто его знает? - открылась округлая пещера. Наверняка рукотворная - уж слишком ровными были ее стены, пол и потолок. В центре зала возвышалось кресло из розового, отполированного камня, а на нем восседала женщина в просторном белом одеянии. На ее черных, как вороново крыло волосах, возлежал узкий серебряный обруч, украшенный зелеными самоцветами.
        С первого взгляда понятно - королева. И никаких объяснений не нужно.
        Ее синие, как летнее небо, глаза смотрели сурово и пристально. Казалось, ощупывали душу. Вратко даже захотелось спрятаться за спины товарищей, но он с негодованием отмел недостойную мысль. Вожак подземельников говорил, что им нужен колдун. Ну, так вот он, перед вами!
        Рядом с королевой в белом сидела еще одна женщина. Примостилась прямо на полу, вернее, на краешке возвышения. Складки черного балахона скрывали очертания ее тела, а в волосах серебрились седые пряди, выдавая почтенный возраст. Злые глаза выглядывали из-под низких, по-мужски мохнатых бровей. Пальцы ее суетливо перебирали связку непонятных вещей: сушеные лягушачьи лапки и крыло птицы, выточенные из камня амулеты и золотые шарики. Очень похоже на колдовские орудия. Наверное, она и есть чародейка.
        Еще ниже, у самых ног пожилой женщины, возилась парочка совсем уже непонятных существ. Вначале Вратко принял их за медвежат, обманувшись густой бурой шерстью, но потом рассмотрел, что неизвестные твари гораздо больше походят на людей, нежели на зверенышей. Кто бы это мог быть?
        Горбун, оставив светловолосых воинов охранять урманов, подошел к трону, поклонился обеим женщинам и застыл по правую руку от королевы. Словен обратил внимание на его внешнее сходство с седоволосой колдуньей. Лоб, брови, глаза… Очень, очень похож. Брат и сестра? Мать и сын? Бабка и внук?
        - Я рада видеть в моих скромных палатах могущественного чародея и наследницу древней крови, - прервала размышления новгородца синеглазая королева. - Будьте моими гостями.
        Говорила она на той же речи, которую понимали лишь Вратко, Мария и пикта. Поэтому викинги лишь переглянулись недоуменно.
        Но дочь конунга гордо вскинула подбородок:
        - Так ли приглашают в гости? Не много чести для хозяев в том, чтобы привести гостей под вооруженной стражей.
        Королева удостоила ее холодного взгляда.
        - Не тебе учить меня приличиям, девчонка. Я звала лишь королеву и чародея. Прислала для них почетную охрану. Кто виноват, что с ними напросились несколько грязных северных дикарей?
        - Что тебе нужно от королевы? - безучастным голосом осведомилась Мария Харальдовна. - Чем я могу помочь тебе?
        Женщина у подножия трона забормотала и зыркнула в ее сторону. Будто ледяной воды из ковшика плеснула.
        - Кто сказал, что мне нужна ты? - едва заметно пожала плечами королева. - Наследницы земных царьков меня интересуют не больше, чем их возникающие и исчезающие державы. Займи свое место и впредь не заговаривай без разрешения. - Она лишь шевельнула пальцем, и Мария обмякла, поддерживаемая рукой Игни.
        Гуннар, заподозрив неладное, скинул с плеча копье… и выронил оружие, удивленно вскрикнув. Со стороны могло показаться, что Злое Жало стало вдруг тяжелым, будто из свинца отлитым. Еще одно движение пальцев, и потянувший меч из ножен Олаф застыл в нелепой позе. Здоровяк вращал глазами, силился выругаться, но не мог, как ни старался.
        - Выйди вперед, наследница рода Чаши! - тоном, исключающим возражения, приказала королева.
        Рианна повиновалась. Пикта держалась молодцом - ни тени страха. Как равная равной она поклонилась сидящей на троне.
        - Рии-ах-нак, королева северных пиктов, последняя правительница Оркнейских островов, я приветствую тебя в своем чертоге. Я - королева Маб. Я повелеваю обитателями Холмов. Весь малый народец Британии служит мне.
        Новгородец окончательно перестал что-либо понимать. То есть отдельные слова казались знакомыми - например, о малом народце он слышал от Вульфера, - но они упрямо отказывались складываться в целостную картину.
        - Я приветствую великую королеву Маб, - не дрогнула Рианна. - В моих ли слабых силах быть полезной великой волшебнице, прославленной королеве, чья сила соизмерима лишь с ее славой?
        - А почему я не могу пригласить вас в гости по мимолетной прихоти? - одними уголками губ улыбнулась правительница. - Я хочу оставить в прошлом вражду между Туата Де Дананн[Tuatha De Danann - Племена богини Дану.] и племенами пиктов. Нам пора позабыть старые распри и вместе противостоять новому, безжалостному и неумолимому врагу. Поэтому я открыла для вас проход в Полые Холмы, а потом и пригласила к себе в гости.
        - Благодарю за помощь, - еще раз поклонилась пикта. - И за приглашение тоже. Это та услуга, за которую нужно платить добром. Я готова выслушать тебя.
        Королева Маб сузила глаза. Похоже, ей не по нраву пришелся гордый ответ, что бы там она ни говорила о дружбе и забвении старых обид.
        - Я дам вам убежище и приют, - проговорила она, - в обмен на верную службу.
        - Почему я должна служить тебе? Пикты не служат никому. Вся мощь Рима не смогла подчинить нас, так почему же…
        - Молчи! - Седая колдунья выбросила вперед руку с растопыренной пятерней. - Не место и не время поминать здесь захватчиков-южан, проклятье на их головы! Да, позволь представить тебе, - невозмутимо продолжала королева Маб, - моих ближайших слуг и сподвижников. Ведунья Керидвена из Ллин Тэдиг, что в Пенллине, весьма искушенная в чародейском искусстве, владеющая магией стихий и обладающая даром прорицания. А это - сын ее, именем Морвран. - Правительница бросила взгляд на горбуна. - Он не обладает никаким особым даром, но верно служит моему трону. Служит, не требуя иной награды, кроме права стоять у моего престола и уничтожать моих врагов.
        - Мое счастье - положить жизнь на служение великой королеве народа Холмов, - оскалил желтые, кривые зубы воин.
        Маб благосклонно кивнула.
        - Я предлагаю вам присоединиться к нашей борьбе. Знания твоего народа, Рии-ах-нак, и сила колдуна, заклинания которого я уловила даже здесь, глубоко под землей, помогут нам добиться успеха.
        - Ты предлагаешь нам союз, великая королева? - напрямую спросила Рианна. - Тогда скажи, с какой силой ты борешься? Как мы можем помочь тебе? Какая выгода нам помогать тебе? Почему бы нам просто не уйти, поблагодарив тебя за гостеприимство?
        - Ты задаешь много вопросов, королева Оркнеев. А волшебник молчит. Согласен ли ты со словами наследницы пиктов, чародей?
        - Меня зовут Вратко сын Позняка, - неторопливо произнес словен. - Родом я из Новгорода, урманы называют его Хольмгардом, большого города в русской земле. Я не знаю, почему ты называешь меня колдуном, великая королева. Да, иногда я слагаю висы, и так выходит, что сбывается по моему слову. Но я не колдун.
        Керидвена захохотала, запрокинув голову. Улыбнулся и Морвран, но тут же нахмурился, стиснув зубы.
        - Скромный колдун - воистину величайшая находка. Проще найти клевер о четырех листах и повстречать в стае воронов птицу, одетую в белые перья. - Легкая усмешка тронула тонкие губы королевы Маб. - Ты волшебник, и не нужно отрицать этого. Ты был им всегда, по праву рождения. Хотя мог умереть в старости, так и не узнав о своем даре. Но ты не ответил на мой вопрос, Вратко сын Позняка.
        - Я присоединяюсь к вопросам Рианны, - кивнул парень.
        - Хорошо. Тогда я отвечу вам… Народ Холмов пережил многих врагов. Чудовищных фир-болг, орды пиктов, тяжелую поступь римских легионов, неистовых бойцов, которые именовали себя рыцарями Круглого стола, жадных и вонючих саксов. Мы побеждали и проигрывали. Отступали и расширяли владения. Но мы жили. Цвет нашего народа покинул Британию. Те, кто остался после ухода Туата Де Дананн, я зову их динни ши, веселились в чертогах под холмами и выезжали на охоты, любили и ненавидели, сражались и мирились. Пока с юга не пришла самая страшная беда - жрецы нового бога. Они называют его Иисус Христос и прикрывают его именем самые гнусные свои злодеяния. Они считают нас порождениями Сатаны, нечистью, не достойной даже честной войны. Они уничтожают нас исподтишка, презрев справедливость и понятия о чести. И мы терпим поражение за поражением. Если прежним врагам достаточно было победить, изгнав нас в пустые земли: в горы скоттов, в Каледонию и Гэлловэй, на острова Мэн и Эрин, то эти желают истребить нас на корню, выжечь каленым железом, развеять прахом. Поэтому с новым врагом не может быть перемирия. Мы не можем
сдаться на милость победителя. Или мы победим, или погибнем все… - Королева перевела дыхание. Продолжила: - Я пыталась бороться, но мое чародейство не в силах противостоять их молитвам. А воинов динни ши слишком мало, чтобы успешно бороться с врагом холодной сталью. Но когда на нашей стороне будешь ты, колдун Вратко из Хольмгарда, многое может измениться. И не в пользу монахов.
        - Я не слишком-то люблю святош… - заметил новгородец. - Но должен признаться, я - христианин.
        - Это - шелуха. Она слетает с тебя всякий раз, когда ты открываешь рот и произносишь заклинание, - уверенно произнесла королева.
        - А чем я могу помочь народу Холмов? - спросила Рианна.
        - Ты? Ты даже не представляешь, насколько твоя помощь может быть востребована в нашей борьбе. Твое племя, славная ветвь пиктского рода, издревле служит Чаше.
        - Да. Это так.
        - Знание о ней передается у вас из поколения в поколение. Но ваши пращуры скрыли, что на самом деле Чаша - это не Чаша.
        - А что же? - вздрогнула пикта. Ее глаза округлились от удивления.
        - Твои предки называли Чашей священный Котел Перерождения, дарованный нам в незапамятные времена древними богами: Лугом и Нуаддом. Я уже упоминала, что некогда народ Холмов вел кровопролитную войну с пиктами. Твои соплеменники захватили одно из семнадцати древнейших святилищ, укрытых под холмами Мерсии, и похитили K°тел перерождения, объявив его Чашей, реликвией своего народа. Не с той ли поры неудачи преследуют Туата Де Дананн? Вернув Котел, мы вернем значительную часть утраченной силы. И пусть враги трепещут!
        - Чаша служит миру, - покачала головой Рианна. - Тебе уместнее было бы обратиться за поддержкой к пиктам, почитающим Зверя.
        - К этим жестоким, кровожадным дикарям? К этим убийцам, что поливают алтари кровью динни ши? - нахмурилась Маб. - Возможно, обращусь. Но лишь когда другие способы вернуть могущество народа Холмов будут исчерпаны.
        - А почему мы должны помогать вам? - пожал плечами Вратко. - Нет, конечно, я благодарен тебе за спасение от погони, великая королева, но не кажется ли тебе, что востребованная плата слишком высока?
        - Не кажется! - отрезала правительница. - Я ведь прошу добром, а могу и… Что ты скажешь, когда на другой чаше весов окажутся жизни твоих друзей?

«Как же они все любят вынуждать, хвастать силой, утверждаться в собственном величии, - подумал новгородец, глядя в синие-синие, напоминающие теперь осколки зимнего льда, глаза королевы Маб. - Чем она лучше того же отца Бернара? Он тоже пел песни о благом деле. А на поверку что вышло?»
        И все-таки… Вот стоят люди, спасавшие его, Вратко из Новгорода. Они вытянули его из морской пучины, не отдали на расправу ни датчанам, ни монаху, грудью прикрывали его от саксонских мечей, отбили у Модольва-хевдинга. А сколько их погибло? Асмунд, Бёдвар, Свен… Теперь еще судьба Хродгейра покрыта мраком. Неужели глупая гордость стоит жизней еще и Гуннара, Олафа, Рагнара, Игни? Марии Харальдовны, дочери величайшего конунга?
        - Я готов помогать тебе, великая королева, - выдохнул словен, решившись. - Но с одним условием…
        - Что? С условием?
        - Да! - упрямо кивнул Вратко, в душе поражаясь своей наглости. - С нами наверху был Хродгейр Черный Скальд. Он отстал, чтобы отвести глаза погоне. И, быть может, погиб…
        - Он не погиб, - возразила Керидвена. - Он жив.
        Парень заметил, как дрогнули плечи Марии Харальдовны, услышавшей слова чародейки.
        - Это правда?
        - К чему мне унижать начало нашей дружбы столь глупой ложью? - слегка пожала плечами владычица народа Холмов.
        - Ты права. Прости, великая королева. Тогда я хочу, чтобы ты помогла нам спасти его. Когда Хродгейр будет с нами, я начну помогать тебе. Клянусь.
        Дрогнули факелы в каменных подставках. Багровые отсветы заметались по стенам и лицам собравшихся здесь людей и нелюдей. Задрожал, казалось, сам холм.
        - Я принимаю твою клятву, Вратко из Хольмгарда! - нараспев произнесла королева Маб. - Да сбудется по слову твоему!
        Миг, и викинги получили возможность двигаться и говорить.
        Гуннар медленно поднял Злое Жало, повернулся к новгородцу… и поклонился ему, как вождю, прижав ладони к груди.
        Вратко склонил голову в ответ, осознавая, что какая-то часть его жизни, легкая и беззаботная, когда не нужно было принимать на плечи бремя ответственности за других людей, ушла безвозвратно. Наверное, так заканчивается юность и начинается новая, взрослая жизнь, еще не зрелость духа, но уже извилистая и тернистая дорога к ней. Наверняка в пути ждут его радости и удачи, но все же трудностей, испытаний и разочарований предстоит несоизмеримо больше. И принять их надо не сломившись и не предав - прежде всего самого себя. Только тогда, встретив на том свете ушедших ранее друзей и славных пращуров, можно будет смело посмотреть им в глаза…
        Вместо послесловия
        Скальдическая поэзия
        Основные приемы и правила стихосложения
        Уже заканчивая эту книгу, я вдруг осознал, что, кажется, перегружаю неискушенного читателя излишней информацией. Там и сям разбросаны по тексту стихотворения, которые и стихотворениями-то назвать не у всякого повернется язык.
        В самом деле!
        Висы какие-то?
        А что это за висы и с чем их едят?
        Почему эти викинги то и дело произносят их?
        Почему скальды, поднаторевшие в их сложении, пользуются почетом и уважением, как конь Харальда Сурового?
        Спору нет, есть среди моих читателей люди, знающие о мире средневековой Скандинавии вполне достаточно, чтобы не удивляться. Но существует же еще и массовый читатель.
        Как же быть?
        Скандинавскую поэзию, в отличие от арабской, итальянской, французской, английской, греческой, в школах не проходят.
        Может быть, стоит немного разъяснить, что к чему?
        Может быть, и стоит, подумав, решил я.
        Наверняка стоит, убедился я, поразмышляв еще некоторое время и пообщавшись с читателями на нескольких интернет-форумах.
        В этом послесловии я попытаюсь обобщить несколько источников информации, рассказывающих о поэзии скальдов, привести краткое описание основных типов, размеров, жанров, употреблявшихся ими, а также скальдической фразеологии. Выражаю надежду, что это поможет читателям воспринимать поэтическое творчество викингов более благосклонно. Ну, или, по крайней мере, даст возможность понимать смысл скальдических стихотворений.
        Скальдическая поэзия как тип творчества
        Прежде чем начать разговор о поэзии скальдов, желательно определить ее место в общем перечне мировых литературных ценностей. И краткий анализ популярных энциклопедических изданий показывает, что этому виду творчества не повезло. Иногда поэзию скальдов просто опускают за ненадобностью, как нечто малозначительное, иногда отождествляют с поэзией эддической, тоже древнескандинавской, но совершенно другой.[Энциклопедия для детей. Том 15. Всемирная литература. Ч. 1. От зарождения словесности до Гете и Шиллера / Глав. ред. М. Д. Аксенова. - М.: Аванта+, 2001.]
        Тут нужно обрисовать разграничение. Конечно, «Старшая Эдда» и «Младшая Эдда» более известны широкому кругу читателей и почитателей средневековой европейской истории. Эти литературные памятники древности, чье «художественное и культурно-историческое значение огромно»,[Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 9. М.: Художественная литература, 1975.] широко цитируются, к ним обращаются многие писатели (взять, к примеру, «Сломанный меч», «Приключения Гарольда Ши», «Хроники Хьерварда», а Профессор так вообще черпал обеими горстями из «Прорицаний Вельвы»). Оно и понятно - крупные эпические произведения, философский смысл, легендарные боги, герои и чудовища. А что же скальдическая поэзия? А она полностью бытовая. Например:
        Долбодрево в яви
        Денег ради рано
        Уборы брата моря
        Будет дмити бурно.
        Млат крушец не крошит
        От накала алый,
        Только волком воют
        Ветер жрущи клети.[Грим Лысый Квелдульвссон, перевод С. В. Петрова.]
        Имеем описание технологического процесса и никакой романтики.
        Или взять, к примеру, вису, сказанную неким скальдом Халли по прозвищу Челнок, который был скальдом короля Харальда Сурового.
        Жирно жарен скальду
        В жертву боров мертвый.
        Ньёрд войны воззрился
        Нынче на свинину.
        Хряка вижу красно
        Рыло. Сотворил я
        Вису вам во славу,
        Вождь вы мой и воев.[Халли Челнок, перевод С. В. Петрова.]
        Шуточное стихотворение, произнесенное на пиру. Правда, импровизировал скальд под угрозой смертной кары, но для явления в поэзии, которое мы рассматриваем, это не имеет особого значения.
        Еще один аспект. Эддическая поэзия ориентирована на содержание. Почитайте только
«Речи Высокого» или «Перебранку Локи», где затронуты темы, не утратившие актуальности и до наших дней. А скальдическая тяготеет к формализации стихотворения, его авторы не пытаются донести глубокий смысл до благодарных слушателей (впоследствии - читателей), они наслаждаются самим процессом изготовления стихотворения. Здесь и аллитерации, и многоколенные метафоры, и внутренние рифмы. Словом, полное подчинение содержания форме.
        По мнению исследователей, это является прямым следствием осознанного перехода от певца к поэту.[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.] То есть песни Эдды авторов не имели, да и иметь не могли, поскольку формировались десятилетиями, оттачиваясь и отшлифовываясь бесчисленными сказителями. В творчестве скальдов на первое место вышел человек - автор стихотворения. Подпущу цитату: «Гипертрофия формы - первый шаг на пути творческого освобождения поэта от связанности традицией, трамплин, благодаря которому совершается скачок огромной важности в истории человеческого сознания - скачок от неосознанного авторства в осознанное».[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.]
        Следовательно, главное отличие скальдической поэзии от любой другой - гипертрофия формы. Культ формы имел в ту эпоху глубокий смысл. Одна из погребальных рунических надписей IX в. заканчивается угрозой: «А тот, кто испортит эти знаки, да будет отверженцем, погрязшим в извращениях, известным всем и каждому»…[Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Не приходится удивляться тому, что скальдические висы имеют мало читателей в неблагоприятном для них веке, ибо слишком резко с ним контрастируют. Век, культивирующий и возводящий в ранг идеала порой бессмысленные, зато «простые и понятные» стихотворные тексты. Ведь умение понимать висы взращивалось в древности той же многовековой традицией, что и умение сочинять их. Не подлежит сомнению: всякий памятник иной культуры нуждается в разнообразном комментарии. Но скальдическая поэзия принадлежит к тем из них, чтение которых должно начинаться с комментария. Скальдическая поэзия должна быть сначала постигнута умом. И лишь тогда, когда должным образом подготовленное восприятие научится различать ее условности и уловки, в искусственности ее построений может проступить та красота, которая дает ей право называться подлинным искусством. Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Скальдическое стихосложение
        Как эддическое, так и скальдическое стихосложение восходит в своей основе к древнегерманскому аллитерационному стиху.
        Истинно! исстари
        слово мы слышим
        о доблести данов
        о конунгах датских,
        чья слава в битвах
        была добыта![«Беовульф», пер. В. Тихомирова.]
        Однако в то время как эддический стих - форма максимально простая, то скальдический стих - форма максимально усложненная. Усложнение стиха есть проявление той гипертрофии формы, о которой говорилось выше. В скальдическом стихотворении строго регламентировано:
        - количество слогов в строке;
        - наличие и положение внутренних рифм;
        - количество строк в строфе.
        Каковая регламентация отсутствует в стихе эддическом.
        Самый распространенный скальдический размер - дротткветт. «Им сочинено пять шестых всей скальдической поэзии».[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.] Виса, т. е. строфа дротткветта, состоит из восьми строк, образующих два четверостишия или четыре двустишия. В нечетных строках дротткветтной висы всегда два аллитерирующих слога, в четных - один, и это всегда первый слог. Позволю в целях оригинальности в качестве примера строчки из собственной висы:
        Рады братья стали
        Рати в поле плеска.
        Здесь аллитерация идет на слог «ра».
        Аллитерацией в германском стихе называется созвучие предударных согласных, которые в древнескандинавском почти всегда бывают одновременно начальными в слове и принадлежат корню. Аллитерация традиционна для германского стиха, скрепляя, по словам Олава Тордарссона Белого Скальда (племянника Снорри Стурлусона), строки в двустишии, подобно тому «как гвозди скрепляют корабль». Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Дротткветт напоминает по первому впечатлению трехстопный хорей с безударными («женскими») окончаниями. Действительно, в его строках также шесть слогов, «три из которых занимают метрически ударные, а три - метрически безударные позиции, причем первый слог в строке чаще ударный, а последний всегда безударный». Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Однако дротткветт не обладает мерностью хорея, поскольку распределение ударных и безударных слогов в строке все же может в нем варьироваться.
        Кроме того, в каждой строке должны присутствовать внутренние рифмы (хендинги), которые, по мнению скальдов, и создавали красоту дротткветта. «Хендинг может слагаться из согласной с предшествующей ей гласной (полная рифма) и из согласного без предшествующего ему гласного (неполная рифма)».[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.] Если сразу не понятно, рекомендую прочесть предыдущее предложение еще раз. Сам я не с первого раза осознал, что рифма может быть из одного согласного звука. Правда, все это достаточно сложно изобразить в русском языке (да и, пожалуй, в любом из славянских языков), сказывается фонетическая разница со скандинавскими. Большинство переводчиков используют все-таки полные в нашем понимании рифмы. В следующем примере я выделяю аллитерирующие слоги жирным шрифтом, а рифмы - курсивом.
        ШИПшипов,ШИПИТон,
        ШИПОМвесь пропитан,
        РАН-де браги рога
        РАБЬЕГО-де рода .[Эгиль сын Грима Лысого, пер. С. В. Петрова.]
        В каждой строке дротткветта должно быть шесть слогов, из которых три несут метрических ударения. Предпоследний слог в строке всегда должен был нести метрическое ударение, а также его должен нести первый слог четной строки, поскольку на него всегда падала «главная аллитерация».[Поэзия скальдов. Серия
«Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука,
1979.]
        Зрю: здесь дым вздымают
        Избы рыбогрызов.
        Скальд в пещере скальной
        В сетях на рассвете.[Сигхват сын Торда, пер. С. В. Петрова.]
        Самая главная, на мой взгляд, сложность, практически не передаваемая современным языком, - переплетение предложений дротткветта. Они могут втискиваться друг в друга кусочками. Например:
        Верно я - а ворог -
        Лишь видел плоть девичью,
        - Врать горазд - устами
        Тронул губы любы.[Эйндриди Эйнарссон, пер. С. В. Петрова.]
        Есть разные объяснения этому обычаю. Наиболее вероятным мне представляется предположение, что висы исполнялись двумя певцами (на два голоса, дуэтом). Хорошо, что не хором.
        Гораздо менее употребительны были другие скальдические размеры - тёглаг, хрюнхент, рунхент и квидухатт.
        Тёглаг (или тоглаг) - четырехсложный и двухтактный размер с тем же расположением аллитераций и хендингов, что и в дротткветте:
        Злато благ
        Влаге чаек,
        Где конь Реккви
        Гривой реет…[Эгиль сын Грима Лысого, пер. С. В. Петрова.]
        Хрюнхент - восьмисложный и четырехтактный размер, аналогичный дротткветту. Ударные и безударные слоги обычно располагаются по схеме хорея.
        Слушай, Магнус, песню славну.
        Слова я не вем иного.
        Я твою, владыка даков,
        Доблесть славлю речью доброй.[Арнор сын Торда Скальд Ярлов, пер. С. В. Петрова.]
        Как ясно из вышеприведенной висы, этим размером чаще сочиняли хвалебные песни.
        Рунхент - единственный размер с конечной рифмой. Не исключает он и внутренних рифм и аллитераций.
        Рысь звона серег
        Вышла на берег,
        А там к ней сом,
        Да сам с усом.
        Съела старуха
        Серое брюхо.
        Вдоволь в волнах
        Дряни в морях.[Бьерн Богатырь с Хит-реки, пер. С. В. Петрова.]
        Квиндухатт - самый простой размер. В нем нет ни внутренних, ни конечных рифм, а расстановка аллитерирующих слогов весьма свободная.
        Идет слух,
        Что Ингвара
        Эсты-де зарезали.
        В стане вражьем
        Эстов рать
        Муже-де
        Замучила.[Тьодольв из Хвинира, пер. С. В. Петрова.]
        Скальдическая фразеология
        Богатство словаря скальдов не имеет себе равных в древней поэзии. В целом скальдическая лексика заметно выделяется на фоне древнеисландской прозы своей архаичностью: это и неудивительно, если мы примем во внимание, что благодаря жесткой стихотворной форме язык скальдических стихов почти не повергался изменениям в устной передаче. Среди архаизмов в словаре скальдов есть вместе с тем и такие, которые, по всей вероятности, вышли из повседневного употребления задолго до эпохи викингов и сохранялись только в языке поэзии. «Но скальд черпает отовсюду: владея словами глубочайшей древности, он не гнушается и самой обыденной лексикой».[Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        В скальдической поэзии, так же как и в эддической, основные стилистические элементы - хейти и кеннинги.
        Хейти - замена одного названия или имени собственного другим названием или именем собственным. Простейший пример из «Старшей Эдды»: имя Одина меняется на Высокий, Вещий, Отец Дружин, Хрофт либо на любое из других его имен, каждое из которых и является хейти Одина.
        Неисчислимое (ибо пополняемое каждым скальдом) множество поэтических синонимов («хейти») служило здесь для обозначения всего двух-трех десятков переходящих из висы в вису понятий, таких, как мужчина, женщина, корабль, море, битва, меч и им подобных.
        Поэтому в висах наименования «жена, дева, девушка, невеста» и даже «сноха» и
«вдовица» совершенно равноправны и все служат просто обозначением женщины. Пример: «Глядят вслед лососю рвов из града вдовы = Женщины смотрят из города вслед кораблю».[Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Кеннинг - это замена существительного обычной речи двумя существительными, из которых второе определяет первое (не путать с меню в столовой). Например: подруга рун - поэтесса; посмертие ясеня - бумага и т. д. Но чаще кеннинги были более традиционными - конь моря, древо битвы, холм шлема.
        Кеннинги - это поистине венец скальдического стиля. Но именно поэтому они с наибольшим трудом воспринимаются современным читателем. Самое трудное здесь состоит не в их расшифровке: почти все кеннинги настолько трафаретны, что расшифровка даже хитроумнейших из них требует только некоторого навыка. Но трудно отказаться от воспитанной всем нашим поэтическим опытом потребности видеть в них образ - в одних случаях традиционно поэтический («конь моря», «спор клинков»), в других как бы нарочито сниженный («колода ожерелий» = женщина,
«лыжи жижи» = корабль). Между тем скальдические кеннинги, как правило, совершенно условны, и даже в тех из них, которые восходят к традиционной поэтической метафоре, образ низведен до шаблона, в соответствии с которым
«порождаются» новые кеннинги.
        Так, упомянутый кеннинг «конь моря» может рассматриваться как начальное звено в бесконечной цепочке преобразований. В нем могут быть заменены оба компонента. Ближайшим источником для замен служат, конечно, все синонимы коня и моря. Иначе говоря, любое из слов ряда «лошадь, скакун, жеребенок, рысак, одер» и т. п. сочетается с любым из слов ряда «океан, пучина, глубь, зыбь, хлябь» и т. п. Но это дает хотя и очень большое, но все-таки конечное число сочетаний.
        Подобным же образом кеннинг женщины типа «береза нарядов» может быть преобразован в такие кеннинги, как «колода полотенец» или «подставка драгоценностей», лишь бы составляющие их основу существительные принадлежали женскому роду, то есть формально не противоречили обозначению женщины (напротив, кеннинги с основой типа «шест, столб, дуб, пень» и т. п. широко употребительны в качестве обозначений мужчины).
        Кеннинги могут быть многочленными (огонь треска стрел - меч, так как треск стрел - битва, огонь битвы - меч). И так до десятка вложенных циклов. Эдакая словесная матрешка. Вот хороший пример: «вяз лязга солнц зверя моря». Этот пятичленный кеннинг при известном навыке без труда расшифровывается. Итак, корабль - «зверь моря», щиты - «солнца корабля», битва - «лязг щитов», муж - «вяз битвы».
        Метафорические и мифологические кеннинги не исчерпывают всего их многообразия; общим для всех кеннингов является лишь их условная схема, то, что «основа в них - название любого объекта того же класса, что и описываемое целое, а определение - название любого конкретного предмета из сферы целого».[Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.]
        Скальдические жанры
        Основной жанр скальдической поэзии - хвалебная песнь. Этим она перекликается с поэзией социалистического реализма. В исландских сагах часто упоминается, как за сочиненную хвалебную песнь скальд получал кольца, браслеты, дорогое оружие и даже корабль.
        Основная форма скальдической хвалебной песни - драпа. Это название, по всей видимости, означает - «песнь, разбитая на части». В средней части драпы всегда находился так называемый стев (припев, разбивающий драпу на несколько кусков). Таким образом, драпа представляет собой чередование вис и стевов, которые могут быть прозаическими, а могут - стихотворными.
        Драпа без стевов - уже не драпа, а флокк. Он представляет собой просто цикл вис и считается менее престижной формой. Известен случай, когда король Кнут разгневался на исландского скальда Торарина Славослова за то, что тот сочинил в его честь не драпу, а флокк.[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники».
/ Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.] Халтурщик вынужден был под страхом смертной казни за одну ночь написать драпу.
        Разновидностью хвалебной песни была щитовая драпа, т. е. драпа, в которой описывалось изображение на щите, подаренном скальду тем, кто желал быть восхваленным. Воистину, многие обычаи древних викингов стоило бы перенести в нашу действительность. Кто бы из поэтов отказался сочинить, например, капотную драпу или драпу валютного счета?
        Кроме драп, состоящих из вис, имели право на жизнь и отдельные висы.
        «Тогда Гисли сказал вису:
        Вместе вам не живать, -
        Хозяйка меда промолвила, -
        Бог вас обрек на другое:
        Яду изведайте радости!
        В путь далекий пошлет
        Скальда владыка людей,
        В мир иной снарядит
        Одного из родного дома».[Исландские саги. Ирландский эпос. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 8. - М.: Художественная литература, 1973.]
        Судя по исландским сагам, висы были экспромтами, как и японские хокку и танка.
        Однако проверить это не представляется возможным, и существует мнение, что висы в сагах были вообще присочинены гораздо позднее. Скорее всего, каждый уважающий себя скальд имел пару-тройку заранее придуманных вис в запасе, которые с успехом мог выдать за свежесочиненные под радостное постукивание мечами о щиты благодарных слушателей. Всем известно, что лучший экспромт - это заранее подготовленный экспромт.
        Наиболее любопытным, на мой взгляд, жанром скальдической поэзии был нид или хулительный стих.
        Например, когда датский король Харальд Синезубый и его наместник Биргир захватили груз исландского корабля, разбившегося у берегов Дании, на альтинге было принято решение написать нид, так сказать, «всем миром». В настоящее время сохранилась лишь одна виса этого коллективного нида. Зато весьма унизительная.
        Харальд сел на судно,
        Став конем хвостатым.
        Ворог ярый вендов
        Воском там истаял.
        А под ним был Биргир
        В обличье кобылицы.
        Свидели воистину
        Вои таковое.[Нид исландцев о Харальде Синезубом, пер. С. В. Петрова.]

«Утверждение, что Харальд и Биргир спаривались, как жеребец и кобыла, было, согласно представлениям того времени, наивысшим оскорблением».[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.]
        Нид восходит к первобытным заклинаниям, налагавшимся на врага как явно, так и скрыто.
        В литературе описан случай,[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники».
/ Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.] когда ярл Хакон Могучий отобрал у скальда Торлейва его товары, за что Торлейв почитал ярлу свои стихи. В результате на ярла напал страшный зуд и он понял, что стихи Торлейва - скрытый нид.
        Стала мгла к востоку,
        Снег и град к закату.
        От добра разграблена
        Реет дым на бреги.[Торлейв Ярлов Скальд, пер. С. В. Петрова.]
        Вороватый любитель послушать поэзию потом еще долго страдал - у него отгнили даже борода и полголовы волос.
        Известно также, что в «Сером Гусе» - древнеисландском своде законов - запрещалось сочинять, исполнять или заучивать хулительные стихи под страхом штрафа, зависящего от объема стихотворения.

«По-видимому, способность оказывать вредоносное действие приписывалась не тому или иному содержанию нида, а самой его форме, то есть тому, что он был не простой речью, а „связанной речью“, стихами… Характерно, что нидом называли не только хулительные стихи, но и жердь с насаженным на нее лошадиным черепом, которая воздвигалась с той же целью, с которой сочинялись стихи. Очевидно, нид представлялся чем-то, способным оказать магическое воздействие на того, против которого он был направлен».[Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники».
/ Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.]
        Это свойство, приписываемое ниду, настолько заинтересовало меня, что из него, как река из неприметного ключа, и родились способности Вратко. А уж из них вылилась и вся книга, с которой вы только что познакомились или предполагаете познакомиться в ближайшее время.
        notes
        Примечания

1
        Гуменце - темя. Иногда употребляется для наименования характерной черты монаха - выбритой тонзуры.

2
        Яхонт - в старину этим словом называли сапфир, рубин и другие красивые виды драгоценного корунда. Королек - старинное название коралла. Бурмицкое зерно - жемчуг. Искряк - минерал авантюрин. Тумпаз - топаз (обычно горный хрусталь или дымчатый топаз).

3
        Тан - представитель военно-служилой знати, землевладелец в раннесредневековой Англии. Титул, близкий к барону материковой Европы. Хускарл (хускерл; старонорвежск.: huskarl; англ. housecarl) - представитель королевской гвардии в Англии XI века.

4
        Миклогард - так викинги называли Константинополь, столицу Византийской империи.

5
        Нидарос - древняя столица Норвегии, ныне - город Тронхейм.

6
        Селунд - ныне Зеландия.

7
        К вящей славе Господней! (лат.)

8
        Кочкодан - обезьяна (устар.).

9
        Бригантин - куртка из воловьей кожи с нашитыми на груди металлическими пластинками.

10
        Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь ( лат.).

11
        Слава Отцу и Сыну и Святому Духу… ( лат.)

12
        Название китов в древнерусских летописях, связанное с ошибочным восприятием на слух слова kitos (китос), родственного глаголу keitai (ките) «лежит». (Ю. В. Откупщиков. «К истокам слова: рассказы о науке этимологии».)

13
        Мировой Змей - Йормундганд, хтоническое чудовище древнескандинавских мифов.

14
        Слейпнир - восьминогий конь Одина, с которым никто из лошадей не может сравниться в ловкости, скорости и уме.

15
        Хевдинг - правитель области (дословно «главарь»), избираемый из местной знати. Также военный вождь у викингов.

16
        Все висы, авторство которых не оговорено отдельно, написаны автором.

17
        Оркнеи, Оркнейские острова. Харальд Суровый в 1066 году ждал на Оркнейских островах, когда под его знамена соберутся дружины викингов, а после выступил в поход, чтобы завоевывать Англию.

18
        Трэль - раб.

19
        Хирд - дружина викингов.

20
        Йотун - великан в скандинавских легендах. Обычно они отличаются вздорным нравом, все время норовят делать гадости людям и богам. Однако некоторые йотуны (например, хранитель источника мудрости - Мимир) были наделены мудростью и добротой, и со временем их начали почитать наравне с богами.

21
        Высокий - одно из имен Одина.

22
        Турс - как и йотун, наименование великанов.

23
        Дротткветт на самом деле наиболее распространенный размер скальдической поэзии, но далеко не единственный. Гораздо менее употребительными были другие скальдические размеры - тёглаг, хрюнхент, рунхент и квидухатт. См. заключительную статью.

24
        Харальд Сигурдассон Суровый. «Висы радости», перевод С. В. Петрова.

25
        Дреки - боевой корабль викингов с изображением дракона на переднем штевне. В литературе последних лет эти корабли ошибочно зовутся драккарами.

26
        Драпа - основная форма скальдической хвалебной песни. Представляет собой чередование вис и стевов. См. заключительную статью.

27
        Флокк - песня, составленная из нескольких вис. От драпы отличался отсутствием стевов и поэтому считался менее престижной формой стихосложения.

28
        Хрофт - одно из многих имен Одина, верховного бога скандинавов.

29
        Андхримнир - имя повара в Вальхалле. Он варит вепря Сехримнира в огромном котле по имени Эльдхримнир для пира эйнхериев - гвардии Одина, которые ждут в палатах Вальхаллы битвы конца света. После каждого пира съеденный вепрь Сехримнир оживает. Имена повара, вепря и котла происходят от слова «hrim» - сажа.

30
        Старуха упоминает отдельные части из «Пророчества вельвы» из «Старшей Эдды». Волк Фенрир, вырвавшийся из пут, которыми сковали его асы, начнет великую битву конца света - Рагнарек. Нагльфар - корабль из ногтей мертвецов. Омелой слепой бог Хед убил своего брата Бальдра.

31
        Нифльхель - царство мертвых, страна вечного мрака в скандинавской мифологии.

32
        Хель - богиня, владычица царства мертвых в скандинавской мифологии, наполовину женщина, наполовину скелет.

33
        Ныне - остров Мейнленд.

34
        Гарм - адский пес, охраняющий вход в Преисподнюю.

35
        Прав?ло - рулевое весло.

36
        Эта виса написана размером рунхент. Рунхент - единственный размер с конечной рифмой. Не исключает он и внутренних рифм и аллитераций.

37
        Харальд Сигурдассон Суровый. «Висы радости». Перевод С. В. Петрова.

38
        Ярицлейв-конунг - князь Ярослав Мудрый.

39
        Дроттинг - дословно: жена дроттина, верховного правителя у скандинавов, т. е. короля. Эллисив - видоизмененное имя Елизавета.

40
        Халли Челнок - исландский скальд XI века. Считается, что первое свое прозвище он получил за находчивость, сравнимую с быстротой ткацкого челнока. Второе прозвище он получил за частое упоминание еды в висах.

41
        Вальдамар-конунг - Владимир Святославич (предположительно г. р. 956 - ум.
1015 г.), киевский князь с 980 года, носил прозвища: Святой, Великий, Красно Солнышко, Креститель. Отец Ярослава Мудрого, дед Елизаветы Ярославны.

42
        Кенугард - Киев в скандинавском произношении.

43
        На самом деле Олаф Святой и Харальд Суровый были сводными братьями.

44
        Господи Иисусе, прости нам наши грехи, избави нас от адского огня и приведи в рай все души, особенно те, которые больше всего нуждаются в Твоем милосердии ( лат.).

45
        Хольмганг - поединок по особым правилам у скандинавов.

46
        Т. е. у Одина и Тора.

47
        Отче наш, Иже еси на небесех… ( лат.)

48
        Реальный исторический факт. Халли Челнок в самом деле написал вису, посвященную жареному поросенку по приказу конунга Харальда. См. заключительную статью.

49
        Сейдр - форма магии, при помощи которой предсказывали будущее, а иногда наводили порчу.

50
        Радуйся, Мария, благодати полная… ( лат.)

51
        Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас грешных ныне и в час смерти нашей… ( лат.)

52

«Опустошитель земель» - знамя Харальда Сигурдассона Сурового.

53
        Изяслав Ярославич (г. р. 1024 - ум. 1078) - в то время князь Киевский.

54
        Свальбард - «Холодные берега», предположительно арктические острова: Шпицберген или Земля Франца-Иосифа.

55

«Песня валькирий», перевод А. И. Корсуна. Печатается с сокращениями по книге: Библиотека всемирной литературы, т. 8. «Исландские саги. Ирландский эпос». - М.,
1973.

56
        Цверги - карлики, чудесные кузнецы в скандинавской мифологии.

57
        Виса сложена размером тёглаг.

58
        Луридан - в фольклоре жителей Оркнейских островов фейри-помощник. Во многом схожий с брауни. Он честно и верно служит людям - подметает комнаты, моет посуду, затапливает утром камин.

59
        Вересень - сентябрь.

60
        Позимник - октябрь.

61
        Эрин - Ирландия.

62
        Аннун - в кельтской мифологии - изначальная мировая Бездна, место, где есть только Смерть, но где рождается все живое, и Иной Мир, где обретаются боги и где проходит Дорога на чудесный остров западных морей - Аваллон.

63
        Пикта - условно введенное слово, обозначающее женщину-пикта. По аналогии: сид - сида.

64
        Т. е. глазом Одина, оставленным в источнике Мудрости.

65
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

66
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

67
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

68
        Срезень - стрела с широким наконечником.

69
        Мир вам! ( лат.)

70
        Йорвик - так скандинавы называли город Йорк.

71
        Снегогон - апрель.

72
        Серпень - август.

73
        Фирд - английское ополчение в раннем Средневековье.

74
        Круг Земной. Сага об Олафе Святом. Перевод Ю. К. Кузьменко.

75
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод Я. А. Гуревич.

76
        Арнор Тордарсон по прозвищу Скальд Ярлов - исландский скальд ХI века. Арнор был автором хвалебных песней об оркнейских ярлах Регнвальде и Торфинне (откуда его прозвище), норвежских королях Магнусе Добром и Харальде Суровом, датском короле Кнуте.

77
        Тьодольв Арнорссон - исландец, который был вначале скальдом Магнуса Доброго, а после его смерти (1047 год) Харальда Сурового. Из сочиненной им в 1065 году хвалебной песни «Драпа о Харальде Суровом» сохранилось 35 вис.

78
        Шек - киль корабля.

79
        Харальд Сигурдассон Суровый. «Отдельные висы», перевод С. В. Петрова.

80
        Эгиль Скаллагримссон (т. е. сын Грима Лысого) - знаменитый исландский скальд. Годы его жизни приблизительно 910-990-е. О нем рассказывается в «Саге об Эгиле», одной из лучших исландских «родовых саг».

81
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

82
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

83
        Эдгар, внук Эдмунда Железный Бок, английского короля в 1016 году. Войско Эдмунда было разгромлено датчанами, сам король погиб. Его сын Эдуард Эдмундсон с малолетним Эдгаром бежал в Венгрию. После смерти Эдуарда Исповедника Эдгар претендовал на корону Англии, но саксонская знать предпочла сына графа Годвина - Гарольда.

84
        Атли - король гуннов Атилла, Ермунрекк - остготский король Германарих (Эрманарих).

85
        Иштван Первый (Стефан Первый) - первый король Венгрии (с 1000 или 1001 года по
1038 год). Осуществил христианизацию Венгрии. После смерти был канонизирован католической церковью.

86
        Бучина - буковая роща.

87
        Прочь! Убирайся! ( гэльск.)

88
        День Михаила Архангела в католической традиции празднуется 29 сентября.

89
        Тинг, иногда ландстинг - общее название народных собраний свободных мужчин страны или области у скандинавов. Созвать тинг мог любой свободный человек - бонд. Позже право собирать тинг присвоил себе король.

90
        Шайр-рив - управитель графства. От англосаксонского шайр - графство и гереф - староста. Читателю может быть известна более поздняя форма этого слова - шериф.

91
        Харальд Сигурдассон Суровый, перевод С. В. Петрова.

92
        Харальд Сигурдассон Суровый, перевод С. В. Петрова.

93
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

94
        Отец Дружин - еще одно имя Одина.

95
        Бифрост - радуга. Волшебный мост между Асгардом, обиталищем богов, и Мидгардом, серединным миром, где живут люди, в скандинавской мифологии.

96
        Фюлькинг - древнескандинавское построение войск в виде клина.

97
        Хёрды - уроженцы Хердаланда.

98
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

99
        Круг Земной. Сага о Харальде Суровом. Перевод. А. Я. Гуревич.

100
        Виса написана размером квиндухатт.

101
        Славься в вышних Богу и на земле мир людям доброй воли. Хвалим тебя, благословляем тебя, обожаем тебя, славим тебя, благодарим тебя во имя великой твоей славы… ( лат.)

102

…Иисус Христос, Господь Бог, Агнец Божий, Сын Отца, Ты, который принимает грехи мира, внемли нашим мольбам… ( лат.)

103

…Ты, который восседаешь по правую руку от Отца, помилуй нас. Ибо Ты один Свят, Ты один Господь, Ты один высочайший, о Иисус Христос вместе со Святым Духом во славу Бога Отца. Аминь ( лат.).

104
        Вергельд (букв. «военное золото», «золото войны») - натуральный или денежный штраф, платившийся в качестве искупления родичам убитого. Выплата вергельда, оговоренного обычаем или устраивавшего родственников, снимала необходимость кровной мести с их стороны.

105
        Тебя, Бога, хвалим, Тебя, Господа, исповедуем. Тебя, Отца Вечного, вся земля величает. Тебя ангелы и архангелы, Тебя небеса и все силы… ( лат.)

106

…Ты одесную Бога восседаешь во славе Отчей. Мы верим, что Ты придешь судить нас. Потому Тебя молим: помоги рабам Твоим, которых драгоценной кровью Твоею искупил, сопричти их ко святым Твоим в вечной славе… ( лат.)

107
        Да будет милость Твоя, Господи, на нас, ибо мы уповаем на Тебя ( лат.).

108
        Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Как было изначала и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь ( лат.).

109
        Симония - распространенная в Средние века в Западной Европе покупка-продажа церковных должностей или духовного сана, практиковавшаяся Папством, королями, крупными феодалами (от имени Симона - волхва, который, согласно евангельской мифологии, просил апостолов продать ему дар распоряжаться «святым духом»).

110
        Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш. Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь ( лат.).

111
        Во имя великой Твоей славы, о, Господь Бог, Царь небесный, всемогущий Бог Отец. О Господь Сына Единородного, Иисус Христос, Господь Бог, Агнец Божий, Сын Отца… ( лат.)

112
        На самом деле нормандское войско высадилось на берег Англии не 29 сентября 1066 года, а 28-го. Т. е. за день до дня Святого Михаила Архангела.

113
        Так, на западный манер, Бернар называет Елизавету Ярославну.

114
        Бернар имеет в виду княгиню Ольгу, мать князя Святослава, которая первой из правителей Киевской Руси приняла христианство. Она была крещена приблизительно в
957 году, как Елена. Позднее канонизирована русской православной церковью.

115
        Франди (frandi) - двоюродный брат, кузен ( норв.).

116
        Отрывок из молитвы «Никейский символ веры»: «…Который ради этих людей и для нашего спасения спустился с небес. И обрел Он плоть от Святого Духа и Девы Марии, и стал человеком. Распятый же нами при Понтии Пилате, страдал и погребен, Он воскрес на третий день, согласно Священному Писанию, и вознесен в небеса, восседает по правую руку Отца. И вторично придет со славою, судить живых и мертвых, и царствию Его не будет конца…» ( лат.)

117
        Евангелие от Иоанна, гл. 19, 34.

118
        Евангелие от Матфея, гл. 27, 57-59.

119
        Евангелие от Луки, гл. 22, 17 и 20.

120
        Святая Мария, Матерь Бога, молись за нас грешных, даже и в час смерти нашей… ( лат.)

121
        Confiteor - исповедь - покаянная молитва, обращенная к Богу. Возникла в период раннего христианства, включена в мессу в XI веке.

122
        Господь Бог, верую крепкою верой и исповедую единое и всеобщее, что предлагает святая католическая церковь, ибо это Ты, Бог, открыл сокровенное… ( лат.)

123
        Навьи - в славянской мифологии неупокоенные мертвецы.

124
        Тьодольв из Хвинира «Перечень Инглингов». Пер. С. В. Петрова. В этой песне перечисляются предки норвежского конунга Регнвальда Достославного в тридцати поколениях. Размер песни - квиндухатт.

125
        Стужайло - декабрь.

126
        Sneachd - снег ( гэльск.).

127
        Doras - дверь, вход в помещение, дверной проем ( гэльск.).

128
        Bаn - ясная ( гэльск.).

129
        Кто живо говорит по-гэльски? ( гэльск.)

130
        Назад! ( гэльск.)

131
        Я говорю по-гэльски! ( гэльск.)

132
        Ceann-cinnidh - вождь, глава клана ( гэльск.).

133
        Довольно, хватит ( гэльск.).

134
        Tuatha De Danann - Племена богини Дану.

135
        Энциклопедия для детей. Том 15. Всемирная литература. Ч. 1. От зарождения словесности до Гете и Шиллера / Глав. ред. М. Д. Аксенова. - М.: Аванта+, 2001.

136
        Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 9. М.: Художественная литература, 1975.

137
        Грим Лысый Квелдульвссон, перевод С. В. Петрова.

138
        Халли Челнок, перевод С. В. Петрова.

139
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

140
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

141
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

142
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

143

«Беовульф», пер. В. Тихомирова.

144
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

145
        Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

146
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

147
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

148
        Эгиль сын Грима Лысого, пер. С. В. Петрова.

149
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

150
        Сигхват сын Торда, пер. С. В. Петрова.

151
        Эйндриди Эйнарссон, пер. С. В. Петрова.

152
        Эгиль сын Грима Лысого, пер. С. В. Петрова.

153
        Арнор сын Торда Скальд Ярлов, пер. С. В. Петрова.

154
        Бьерн Богатырь с Хит-реки, пер. С. В. Петрова.

155
        Тьодольв из Хвинира, пер. С. В. Петрова.

156
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

157
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

158
        Смирницкая О. А. О поэзии скальдов в «Круге Земном» и ее переводе на русский язык. // Снорри Стурлусон. Круг Земной. - М.: Наука, 1980.

159
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

160
        Исландские саги. Ирландский эпос. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 8. - М.: Художественная литература, 1973.

161
        Нид исландцев о Харальде Синезубом, пер. С. В. Петрова.

162
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

163
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

164
        Торлейв Ярлов Скальд, пер. С. В. Петрова.

165
        Поэзия скальдов. Серия «Литературные памятники». / Отв. редактор М. И. Стеблин-Каменский. - Л.: Наука, 1979.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к