Черное и белое Дмитрий Ромов
        Цеховик #11
        Егору Брагину, попавшему из нашего времени в СССР 1980, предстоит много дел. Ожидается прорыв в бизнесе и выход на международный уровень. Да и дома дел хватает. Враги никак не кончаются и действуют более напористо и изощрённо. Впрочем, он умеет устранять препятствия, лишь бы не было разлада в семье и у близких всё было хорошо.
        Друзья, все технические замечания, поправки и подсказки присылайте, пожалуйста в личку
        Цеховик. Книга 11. Чёрное и белое
        1. Каникулы Бонифация
        Внимание! Эта история выдумана от начала до конца. Все события, описанные в ней, являются плодом воображения. Все персонажи и названия, упоминаемые в книге, вымышлены. Любое совпадение имён, должностей или других деталей случайно и не имеет никакого отношения к реальным людям или событиям.
        Первая загранпоездка и уже такие напряги. Чувствую, товарищ Гурко костьми ляжет, но в следующий раз из страны не выпустит. Это я так себя подбадриваю, придумывая неприятности посерьёзней происходящей сейчас.
        - Что вы делаете! - твёрдо и понятно даже мне восклицает Ева. - Вы нарушаете наши права.
        Вообще-то по-английски я немного шпрехаю, но на слух воспринимаю хреновенько. Особенно в интерпретации багамских полицейских. А они говорят очень быстро. Впрочем, похоже, не только говорят, делают тоже. Прямо сейчас они переворачивают вверх дном лодку и обыскивают Валеру.
        - Что это такое? - требовательно смотрит на меня полицейский, взвешивая на руке бриллиантовую лилию.
        Ева умильно улыбается и лопочет что-то по-немецки, а потом снова обнимает меня и, на этот раз, одаривает долгим поцелуем.
        Полицейский отступает и обескураженно хлопает глазами.
        - Что вы делаете? - восклицает он.
        - Вы не понимаете! - темпераментно отвечает она. - Это мой жених. Мы из Германии.
        - Я-а-а, я-а-а, - киваю я.
        Он обалдело смотрит на нас, переводя взгляд с Евы на меня и обратно. Ну да, она загорелая, а я нет. Она постарше, опять же. В общем, пытается сообразить, что к чему.
        - Я так просила его подарить мне эту брошь, и он решил сделать мне сюрприз.
        - Это так? - спрашивает меня коп.
        Я снова киваю и с недовольным лицом отворачиваюсь в сторону. Мол, испортили мне сюрприз, волки позорные. С пирса приводят Валеру и Питера.
        - Чисто, - говорит один коп другому.
        - Что вы делали курлы-курлы-курлы-курлы? - спрашивает мой коп у нашего капитана.
        Детали я не понимаю, но общую суть уловить могу.
        - Посмотрите сколько мы наловили рыбы! - машет рукой Пит в сторону лодки и добавляет немного непереводимого багамо-американского фольклора.
        Коп, проводивший досмотр плавсредства кивает.
        - Я не торговец кокаином! - гневается наш капитан. - Я рыбак! Меня знают во всём Нассау и во всех Соединённых Штатах.
        - Кто вы такие? - спрашивает мой коп у Валеры.
        - Немецкие туристы, - отвечает он, и его коп передаёт моему копу потрёпанный немецкий паспорт.
        - Ваши паспорта сюда! - командует мой коп мне и Еве.
        Она оборачивается и, увидев чуть в стороне большую пляжную сумку, идёт к ней. Берёт её в руки и начинает рыться в бездонных глубинах. Наконец, находит, что искала и достаёт синюю книжицу.
        - Ева Кох, - читает полицейский и внимательно всматривается в её лицо, сверяясь с фотографией.
        Изучив, он возвращает документ хозяйке и хмуро смотрит на меня. Я присаживаюсь и начинаю перебирать свои вещи, разбросанные по песку. Поднимаю толстую, хорошо изданную книгу на немецком языке. Она называется «Справочник морских рыб с иллюстрациями». Собственно, это и есть мой паспорт.
        Книгу я получил от Валеры. Пока мы плыли на нашем сухогрузе, он влепил мой советский паспорт в обложку этого справочника. Вложил в подготовленное заранее маленькое углубление и заклеил бумагой так, что комар носа не подточит.
        - Дай сюда! - требует книгу полицейский.
        Я неохотно протягиваю. Внешне я совершенно спокоен, но сердце стучит, как молот по наковальне, сильно и очень быстро.
        Коп пролистывает страницы, проверяя, не прячется ли там что-то незаконное, но ничего не находит.
        - Рыба, - хмыкает он. - Окей. А где паспорт?
        Ева что-то быстро говорит мне по-немецки, а я отрицательно качаю головой. В разговор вступает Валера и отвечает ей. В общем, имитируем разговор со мной. Я пожимаю плечами. Коп тем временем проверяет мой бумажник. Он сделан в СССР, но любые намёки, надписи и тиснения на нём отсутствуют, я проверял. Да и кроме пары сотен баксов в нём ничего нет. Все песо, полученные в самолёте от руководителя группы, я оставил в сумке, в кабинете Валеры.
        - Скорее всего, - пожимает плечами Ева, - он забыл паспорт на нашей вилле. Мне кажется, я его видела, когда выходила из дома.
        - Где находится ваша вилла?
        Ева называет адрес.
        - Ладно, - кивает мой коп и подаёт своей команде, готовой разорвать нас на куски, сигнал отходить. - А паспорт нужно носить с собой.
        - Окей, - соглашаюсь я с не вполне немецким акцентом. - Сорри, сэр.
        Чуть дёрнув головой, он отступает. Они все отступают и возвращаются к себе на катер. Вскрикнув ещё пару раз для острастки сиреной, лодка отходит от пирса и отправляется восвояси. Питер с хитрой улыбкой тоже уходит вдаль.
        Остаёмся только мы, немцы.
        - Это то, что я думаю? - прищуривается Ева.
        - Возможно, - пожимаю я плечами. - Почему они на нас накинулись?
        - Ну, - разводит руками Валера, - борьба с наркомафией. Здесь сейчас столько наркотиков, просто ужас. Перевалочная база на пути в штаты. Раньше был ромовый, да и вообще алкогольный рай, это когда в Америке сухой закон был, а теперь их рай стал наркотическим.
        - Делириум, - усмехаюсь я.
        - И как это выяснить? - продолжает плыть на своей волне Ева, ослеплённая блеском бриллиантов.
        - Что выяснить? - удивляется Валера.
        - Та ли это лилия? - поднимает она брови.
        Я хмурюсь.
        - Не понял? - пытается вникнуть Валера в суть вопроса.
        - Забудь, - вздыхает Ева. - Ну хорошо, встреча состоялась. Что дальше?
        - Я прошу прощения, не представился, - говорит мой сопровождающий и смотрит на Еву с интересом. - Меня Валера зовут.
        Особый интерес у него вызывает её богатая грудь, с трудом вмещающаяся в нейлоновый купальник.
        - А я Ева, - улыбается Ева.
        - А я Йорген, гутен морген, - добавляю я.
        Они смеются и начинают говорить по-немецки.
        - Так, неприличными словами не выражаться! - пресекаю я неуставное общение.
        Эта фраза тоже вызывает смех.
        - Ну что, поехали ужинать? - предлагает фрау Кох.
        - Я бы с удовольствием, - с сожалением отвечает Валера, - да только у меня есть неотложные дела.
        Думаю, не дела, а инструкции, которые он с радостью бы забыл и познакомился с Евой поближе. Возможно, если бы не я, он бы так и сделал, а я вроде как могу стукануть. Вот молодёжь, никакой осторожности. На прелестях ведь многие серьёзные мужи сгорели, так стоит ли подвергать себя риску вербовки? Хотя, может быть, это всё просто игра.
        - Неотложные дела вечером? - делает удивлённое лицо Ева. - Все дела надо делать утром. Впрочем, я, конечно, не настаиваю.
        - Надеюсь, ещё сможем увидеться до нашего отъезда, - говорит он.
        Надеюсь, нет. Зачем мне ещё одного комитетчика близко сводить с Евой? И так их минимум двое уже. Валера вроде парень хороший, но с этого многие начинают. С репутации хороших парней. Уже то, что он просто осведомлён о её существовании и о моей встрече с ней, представляет большой риск. В конце концов, мы сюда не тусоваться приехали. В общем, он уезжает на такси в отель, а мы с Евой к ней на виллу. Тоже на такси.
        Вилла оказывается небольшим симпатичным шале с двумя спальнями и гостиной. Это часть гостиничного комплекса. До моря от порога домика метров двести, но это не первая линия. Позади шале, красиво вписанных в газоны и пальмовые рощицы, возвышается большущий отель. Так что народу на пляже, несмотря на его длину, будет немало.
        - Может, сходим искупнёмся? - предлагаю я.
        - Завтра, - улыбается Ева. - Дело к ужину, а я, признаюсь, проголодалась. Ты любишь лобстеров?
        Я смотрю на неё в упор:
        - Хочешь заполучить лилию?
        - Это она? - тоже вопросом отвечает она и замолкает.
        Я молча её разглядываю. Она не выдерживает мой взгляд и отворачивается.
        - Домик небольшой, - говорит Ева, резко меняя тему. - Но уютный, правда?
        Ещё бы, особенно после раскалённого склада на контейнеровозе. А тут даже кондиционер имеется. Просто роскошь.
        - Это моя комната, - журчит немка, - а вот тут твоя. Глянь, какая милая. Загляни, там и собственная ванная комната есть.
        Я бы с б О льшим удовольствием поселился в отеле, конечно. Было бы более естественно, а тут ситуация весьма странная - жених явно моложе невесты, и есть ли ему, вообще, восемнадцать? Проблем с этим, вероятно, не будет, но внимание гарантированно привлечёт, а мне это нужно меньше всего. С другой стороны, паспорта у меня нет, языка тоже. Я даже знакомых, не говоря уже о родственниках, на Багамах не имею. Какие остаются варианты?
        - Слушай, - говорю я, - дом прекрасен, спорить нет ни малейших оснований. Я пойду воспользуюсь благами цивилизации, а именно горячей водой, а потом мы с тобой отправимся на ужин, хорошо? А вообще, если честно меня сон рубит, у нас же разница во времени восемь часов.
        - Да-да, - соглашается она и поджимает губы.
        Вопрос остаётся без ответа, но я, как раз, не спешу. Брошь я, может быть и продам, ещё не решил. Обратно её точно не повезу, но цену хочу побольше. Пусть герр Кох раскошелится. Супруг то есть. А может, и ещё какие варианты появятся…
        Я скрываюсь в ванной. Сбрасываю одежду и встаю под тёплые струи. Двое суток под душем не был. Кайф… Помывшись, выхожу обмотавшись большим полотенцем. Ева сидит на моей постели, положив руки на колени и неотрывно смотрит на мой рюкзак. Бедная, прямо, как собака перед мешком корма.
        - Хочешь посмотреть? - спрашиваю я.
        Она кивает, не отводя глаз от рюкзака.
        - Ну достань, посмотри.
        Она мгновенно вытаскивает лилию и восхищённо замирает.
        - А ты мне что-нибудь купила?
        Свою одежду пришлось оставить на сухогрузе на случай досмотра, что, собственно, с нами и произошло. Довольно странно отправиться на рыбалку и взять с собой рубашку, галстук и туфли.
        - Конечно. Джинсы, мокасины шорты, поло и… - она подмигивает. - Бельё. Всё в шкафу. Всё американское.
        Боюсь, в обратную дорогу мне тоже придётся отправляться налегке.
        - Она восхитительна… - шепчет Ева, разглядывая лилию. - Это она. Безо всяких сомнений.
        Я бросаю полотенце на стул и достаю из шкафа бельё.
        - И много ты готова купить украшений? - спрашиваю я, вытаскивая из шуршащего пакета трусы.
        Она отрывается от своей прелести, оборачивается ко мне и переключает внимание на то, как я начинаю одеваться. Интересная барышня.
        - Приобрести что-то редкое и ценное я всегда готова, - отвечает она. - Так что, лобстеров любишь?
        - Люблю. Кушать да, а так нет.
        - Что это значит? - озадаченно спрашивает Ева.
        - Просто шутка. Гиви, ты помидоры любишь? Кушать да, а так нет.
        - А-а-а… - она вежливо смеётся. - Понятно. Ну хорошо, здесь в отельном ресторане очень неплохо. У меня столик зарезервирован.
        - Хм… Я думаю, нам не нужно крутиться у всех на виду. Зачем, чтобы нас запоминали вдвоём?
        - А что? - округляет она глаза.
        - Как что? У меня ведь тайная миссия, Ева. И любое внимание нам не на пользу. Поэтому мы пойдём с тобой в какой-нибудь простенький ресторан, может быть даже что-то типа Макдональда, быстро поедим и вернёмся. Ляжем спать, а завтра займёмся тем, ради чего я и прибыл. У нас же с этим делом всё в порядке?
        - Да, - кивает она, - в полном. Всё готово.
        - Ну и отлично. Погнали тогда?
        - Хорошо… Не могу только понять куда именно мы можем пойти… Да, и давай я положу брошь к себе в сейф.
        - У меня в шкафу тоже есть сейф, - улыбаюсь я и, взяв брошь, закрываю в железном ящике.
        - Ладно, - вздыхает она, - тогда я вызову такси.
        Ева звонит на ресепшн, заказывает машину и идёт переодеваться.
        - Тебе не нравится как я выгляжу? - расстроенно спрашивает она.
        - Очень нравится, - вздыхаю я. - Но мы же идём не в гастрономический ресторан, а в забегаловку. Посмотри на меня. Джинсы и поло. А у тебя это что? «Диор» или «Шанель»?
        - О чём ты говоришь! Я одета скромно, здесь все так ходят, - пожимает она плечами. - А у тебя, между прочим, мокасины «Гуччи». Подошли, кстати?
        - Да, подошли, спасибо.
        Подъезжает машина и мы отправляемся на ужин. На улице уже темно. Воздух опьяняет ароматами моря и сладостью цветов. А ещё время от времени мы проскакиваем через облака гастрономических благоуханий, и я сразу вспоминаю о том, что последний раз ел очень давно.
        Ресторан, выбранный Евой мне нравится. В том плане, что именно такой я и хотел - что-то недорогое, неброское и непафосное. Да вот только моя «скромно одетая» спутница выглядит здесь слишком ярко и неуместно.
        Столики стоят на открытом воздухе. Зонтики сложены и над нами простирается безграничное небо. Публика выглядит супердемократично, так что появление красотки Евы не проходит незамеченным, но и ажиотажа к счастью не вызывает.
        Рядом, буквально метрах в двадцати плещут ласковые вечерние волны и лёгкий едва ощутимый ветерок разрежает цветочный аромат солёным запахом моря. Кричат цикады и это просто кайф. Даже доносящиеся из-за дороги звуки голоса Ким Вайлд, с чрезвычайно популярной «Кидс оф Америка» добавляют колорита.
        - Здесь неплохие гамбургеры с лобстерами, - сообщает мне Ева. - Собственно, все приходят только на них. Но хорошего вина нет, так что не обессудь, будем пить, что есть.
        Через два столика от нас сидят трое парней, похожих на футбольных болельщиков, и поглядывают в нашу сторону. Они время от времени громко смеются, да и говорят тоже громко. Думаю, хорошо, что я их не понимаю.
        Официантка, видавшая виды немолодая и хамоватая чернокожая баба, не скрывая любопытства, пялится на нас. Блин, пожалуй при таком раскладе было лучше пойти в ресторан в отеле. Она принимает заказ и уходит в сторону кухни.
        - Ты думаешь нужно было заказывать шампанское? - тихонько спрашиваю я.
        - Ну ты же видел винную карту. Ничего другого здесь и пить-то нельзя.
        Ну ладно, пей, раз хочется. «Кидс оф Америка» заканчивается, но неведомый фанат заводит её снова. Парни ржут и говорят всё громче.
        Заказ приносят быстро. Негритянка официантка пытается открыть бутылку, но возится чрезвычайно долго, не понимая, что нужно делать. Похоже, шампанское здесь заказывают впервые. Очень хочется сказать что-нибудь вслух, но я не хочу выдавать своё русское происхождение. Затея с ужином нравится мне всё меньше и меньше.
        В подтверждение самых худших опасений шампанское наконец-то открывается. Официантка не удерживает пробку и вино с хлопком, будто преодолев скорость звука, вырывается из бутылки. Вырывается и окатывает Еву. И немного меня.
        После короткой паузы парни начинают ржать, а негритянка, вместо того, чтобы извиниться, разражается матерной тирадой и уходит. Чуваки просто умирают со смеху. Я подаю Еве бумажные салфетки, лежащие на столе, но этого явно недостаточно.
        Официантка молча приносит пачку салфеток и качая головой снова удаляется. Твою ж дивизию. У нас просто стелс-технологии, невидимее, чем сейчас даже невозможно. Я встаю и помогаю своей даме, но оказывается, такая идея приходит в голову не мне одному.
        Один из весёлых чуваков подруливает к нам, берёт салфетки и начинает прикладывать к Еве, причём в довольно интимных местах. В частности, особенно его интересует грудь. Из-за стола доносятся взрывы хохота, да и сам он пьяно смеётся и несёт какую-то ахинею, типа я тебе помогу, детка и скажи своему сынку, чтобы свалил.
        Эх, как хочется поговорить, чтобы тебя поняли…
        - Пошёл нахрен, засранец! - не выдержав, бросаю ему я.
        Слова непонятные, но тон, которым это сказано не вызывает никаких сомнений в содержании моего послания. Глаза мудака наливаются злобой.
        - Руки убрал, я сказал! - повторяю я предупреждение.
        Он удивлённо смотрит на меня и, повернувшись к своим, как-то комментирует ситуацию. Те реагируют новым взрывом хохота. Ева сидит ни жива, ни мертва.
        - Да убери ты грабли свои! - завожусь я, отталкивая его руки.
        От такой моей наглости он сначала входит в ступор, а потом разъяряется и бросается на меня с кулаками, вернее, кулачищами. Ну, твою ж дивизию. Вот стоило забираться аж на Багамы, чтобы нарваться на долбанутых гопников.
        Он машет своими стенобитными орудиями, и махаться с ним у меня нет никакого желания. Поэтому я просто беру тарелку с гамбургером, стоящую перед Евой, и нахлобучиваю на голову придурку. Шарашу я довольно сильно, так что куски булки и лобстера летят в разные стороны, по лицу течёт соус, тарелка ломается, а сам молодчик делает шаг назад и, запнувшись, падает навзничь.
        - Пойдём, - говорю я Еве. - Нам пора.
        Пока дружки нападавшего осматривают своего павшего товарища, я беру Еву за руку и веду к выходу. Вот и поели, тихо и не привлекая внимания. Зашибись! Негритянка пытается вытребовать с нас деньги за заказ, но ей я даже не отвечаю. Сейчас самым не приятным было бы встретиться с тем копом, что меня обыскивал.
        - Егор, не тащи меня так сильно! - взывает ко мне Ева. - Я на каблуках.
        Проезжает машина. Я машу, но она проносится мимо.
        - Здесь так не выйдет, - качает головой моя подруга. - Остановятся только машины такси. И то не каждая.
        - Надо идти, Ева, эти придурки могут захотеть поквитаться.
        Блин, пожалуйста, оставайтесь на месте. Не буду же я вас убивать, чтобы вся полиция начала искать русского, разбушевавшегося в ресторане.
        Проносится ещё машина. И ещё одна.
        - Ты дрался, как лев, - хвалит меня Ева. - Ты настоящий герой, Егор.
        - Ага, - киваю я. - Как лев. Бонифаций что ли?
        - Это как? - не понимает она.
        Ответить я не успеваю, потому что сзади раздаётся приближающийся топот и гневные окрики. Думаю, это что-то вроде «э, слышь, сюда иди!»
        Я поворачиваюсь и вижу летящих на нас двоих разъярённых быков. Довольно крупных, надо отметить. Твою дивизию!
        Они подбегают одновременно. Один сразу хватает Еву за волосы, а другой ничего больше не говоря, начинает выводить рисунки красиво поблёскивающим ножом-бабочкой.
        2. Багама мама
        Мокасины - обувь удобная. Летом - одно удовольствие. Единственный минус - слишком мягкие. Поэтому, чтобы пнуть по лодыжке упыря, тягающего девушку за волосы, мне приходится хорошенько извернуться. Бац, и я заезжаю ему пяткой. Зато Ева вмиг оказывается свободной. Это плюс. Но вот её обидчик тут же переключается на меня. Это, безусловно, минус.
        Оба этих парня совсем не джентльмены, да и третий их спутник, оставшийся в ресторане с гамбургером на голове, тоже. А это значит, что нет никакого резона соблюдать какой бы то ни было кодекс чести. Поэтому я сразу заряжаю чуваку по бубенчикам. Он скрючивается от боли и рычит намного громче, чем лев на заставке «Метро Голдвин-Майер».
        Проезжает машина и её пассажиры, завидев нас, начинают улюлюкать, а водитель жать на клаксон. Прекрасно. Ещё одно развлечение на райском острове, забитом коксом и ромом.
        Оба хулигана изрядно пьяны, поэтому с координацией у них всё неидеально. Ну, а мне это, естественно на руку. Прооравшись довольно быстро, этот лев и медведь в одном лице распрямляется на задних лапах и, хорошенько замахнувшись, пытается снести мне голову с плеч.
        Но я просто чуть отступаю в сторону и, дёрнув дебошира за запястье и чуть подправив направление полёта, отправляю в объятия к своему дружку, играющему с острым предметом.
        - Фак ю вери мач, бейби, - бросаю я ему вдогонку.
        Любопытно, что тот, который с ножом, всё это время громко выкрикивает ругательства, но вступить в битву не торопится.
        Теперь они оба матерятся, орут и заваливаются на обочину. Ева тем временем пытается остановить какую-нибудь машину и взывает о помощи. Да только все, кто едет мимо, смеются, притормаживая около нас. Гладиаторские бои - это древнее развлечение и память об этом вшита в человеческую ДНК. Сто про.
        - Что ты делаешь! - пытаюсь я остановить перепуганную девицу. - Нам не нужна помощь. Пожалуйста, не привлекай лишнего внимания, мы и так уже звёзды покруче Ким Вайлд и Багама мама.
        Словно в подтверждение моих слов из проезжающей машины несётся багамская песенка «Бони М»:
        Bahama, Bahama mama
        She is really in a fix, Bahama mama…
        - Сейчас я закончу и мы пойдём вон в тот отель, - говорю я. - Поедим и закажем тачку.
        Тем временем, воины тьмы, разобравшись, где чья рука, начинают восставать. Первым поднимается тот, что хватал Еву за волосы.
        - Скажи им, - прошу я, - что если они сейчас уйдут, мы не будем вызывать полицию и оставим их в живых.
        - Что? - открывает рот Ева.
        - Говори-говори.
        Ну она и говорит, пока поднявшийся бычок мотает головой, возвращаясь в реальность.
        Нижний сидит на дороге и осматривает свои руки залитые кровью. Порезался, сердечный. Ножик валяется рядом. Тот, что напал на Еву, выслушав предложение, делает мне встречное, крайне неприличное и неуместное и как бык на тореро бросается в мою сторону.
        Поскольку склонить строптивца к миру не получается, мне приходится к этому же самому миру его принудить или, говоря иначе, попросту не оставить ему выбора. Он резко выбрасывает в мою сторону кулак, заставляя Еву вскрикнуть, а меня ещё раз увернуться, пропуская его вперёд.
        Тореадор, смелее!
        Тореадор! Тореадор!
        Знай, что испанок жгучие глаза
        На тебя смотрят страстно
        И ждёт тебя любовь, тореадор,
        Да ждёт тебя любовь…
        На любовь испанок я не претендую, также, как и бывших русских немок. Тем не менее, я пропускаю разъярённого быка и придаю ускорение, оставляя отпечаток элитной подошвы, произведённой домом «Гуччи», на его пятой точке. Короче, даю ему под зад ногой. Поскольку вес у парнишки значительный да и с координацией, на почве алкоголя имеются проблемы он врезается в густой кустарник, похожий на олеандр.
        Но кустарник его не останавливает, податливо прогибаясь под весом могучего тела, и пропускает дальше в мир дорожного кювета. Впрочем, за то, что там есть кювет, я не поручусь, в темноте этого не видно. В любом случае, чувак куда-то улетает. Как говорится, помер Клим, и хрен с ним.
        Обладатель хулиганского ножа, полностью переключённый на собственные травмы, не проявляет к нам никакого интереса. Поэтому мы действуем по плану, предложенному мной минуту назад.
        - Американише швайне, - бросаю я на прощание и веду Еву в стоящий поблизости отель.
        Платье уже высохло, поэтому мы заходим в ресторан и едим-таки лобстеров и даже пьём шампань. Интересная она барышня. Никакого стресса или отходняка. А её, между прочим, за чуб оттаскали несколько минут назад. Нет, всё норм, главное, чтобы лобстеры не прекращали резвиться в шампанском.
        Я, честно говоря, по морской кухне не то, чтобы спец. Не моё это. Но креветочки или рыбку на гриле могу. Или даже устрицы и вот лобстера. Без восторга, но могу. А, например, итальянское крудо, когда подают всё сырым, точно не для меня.
        В общем мы едим и уезжаем. И хоть я почти сутки проспал на сухогрузе, чувствую усталость и желание завалиться в мягкую постель. Это будет однозначно приятнее, чем душная каморка неподалёку от машинного отделения.
        Неожиданно машина попадает в пробку. Впереди мигают синие огни полицейских маячков.
        - Что там такое? - спрашивает Ева у чернокожего улыбчивого водителя.
        Мёрдер. Убийство. Это слово я понимаю. Когда, примерно минут через пять, мы проезжаем мимо того места, где расстались со своими преследователями, видим, что оба они ещё здесь. Распластанными, они лежат лицами вниз, а их руки закованы в наручники. Тут же суетятся полицейские и люди в белых халатах. А на земле лежит ещё одно тело, бездыханное и неподвижное. Темнокожий. Возможно местный. Мда… Вот и верь после этого всего в гуманизм. Мы не дали себя в обиду, так они всё равно нашли, на ком оторваться.
        - Надо было их того… - качает головой Ева. - Ты видишь, что они наделали?
        Надеюсь, наши бычки не будут пытаться вплести нас в эту историю. Иначе, дело дрянь. Найти нас проще простого - достаточно проверить близлежащие рестораны, разыскать таксиста и вуаля. А у кого-то паспорта нет. И очень странный дремучий английский язык.
        Приехав в шале, я сразу раздеваюсь и падаю в постель. Гладкое постельное бельё с едва ощутимым ароматом ванили и орхидеи, прохлада и предвкушение отдыха доставляют мне настоящее наслаждение. С улицы доносятся едва слышные звуки «Багамы мамы». И даже тревоги по поводу завтрашнего дня не могут уменьшить мою радость от встречи с подушкой. Мне хорошо.
        Должно быть организм стремится накопить сонную субстанцию впрок и забить ей все возможные полости и вместилища на случай очередного цейтнота. Закрываю глаза и всё, наступает сладкая, обволакивающая и приятная темнота.
        В кои-то веки мне снится сон. Вот что тропики с разумом делают. Я чувствую что-то щемящее и чрезвычайно приятное, наполняющее сладкой тяжестью и неизъяснимым восторгом. Мне кажется, что кожи касаются нежные тёплые руки. Они гладят мою грудь и ласкают живот. Мне чудятся лёгкие порхающие прикосновения к губам и влажное тепло на шее.
        Я переворачиваюсь на живот и чувствую горячее дыхание на затылке. А ещё мне кажется, что кто-то наваливается на меня, обжигая огнём, и шепчет мне прямо в ухо… жуткие непристойности…
        Я открываю глаза и понимаю, что не один в постели. Переворачиваюсь и резко сажусь.
        - Тише-тише, - раздаётся горячий шёпот и чья-то рука ловко ныряет ко мне под простыню. - Это я, не бойся, дурачок. Твоя невеста… Ищу мой подарок…
        «Чья-то рука»… Собственно, не нужно долго думать, чтобы понять, чья. Не так уж много людей живёт в этом шале. И рука эта оказывается довольно беспардонной и цепкой. Юркая и прицельно точная. Уфф… Да что ж такое…
        - Он в сейфе, - говорю я.
        Рука замирает, прекращая свои манипуляции.
        - Кто? - после значительной паузы спрашивает Ева.
        - Не кто, а что, - отвечаю я. - Твой «подарок». Ты же не думала, что я лилию в трусах прячу?
        - Что?
        Рука отпускает меня и выскальзывает из-под простыни.
        - Что? - повторяет Ева и начинает хохотать.
        Не в силах совладать со смехом, она падает на спину и в оловянном лунном свете роскошь её волшебного дара расплывается подрагивающими приплюснутыми сферами.
        - Ты не обязана изменять мужу, - говорю я, окончательно проснувшись. - Продам я тебе твою брошь, не волнуйся.
        - За сколько? - тут же прекращает она ржать и садится рядом со мной, пытаясь в темноте разглядеть мои глаза.
        - За триста тысяч, - отвечаю я. - С дисконтом.
        Честно говоря, сумма взята с потолка. К каталогам «Сотбис» у меня доступа нет, интернета нет, даже спросить не у кого. Вроде где-то читал, что типа пол миллиона долларов.
        - Ты с ума сошёл? За триста тысяч рублей, я надеюсь?
        - Ага, только бакинских.
        - Это как? - впадает она в ступор.
        - Баксов, значит, - поясняю я.
        - Нет, - машет она головой и, поднявшись с постели, идёт к выключателю и врубает свет. - Покажи мне лилию.
        Я зажмуриваюсь от яркого света, а когда открываю глаза, вижу совершенно голую Еву с тяжёлой торчащей грудью, дёргающую ручку сейфа.
        - Ты чего голая ходишь? - спрашиваю я.
        - Чего? - удивлённо переспрашивает она, поворачиваясь ко мне.
        - Чего-чего, ослепну, говорю, от красоты твоей.
        - Да? - игриво улыбается она. - А хочешь…
        Она прикрывает глаза и кончиком языка проводит по губам.
        - А хочешь, я тебе доставлю… оральное удовольствие? Такого ты точно никогда не испытывал.
        Ага, куда уж нам, мы ж не немцы…
        - Скидки за это не будет, - категорически заявляю я.
        - Егор!
        - Нет. К тому же нам нельзя. Вдруг меня таким образом БНД завербовать пытается? Исключено.
        - Да что ж ты за человек! - притопывает она ножкой. - Ну, покажи хотя бы.
        - Не покажу. Ты уже и так всё потрогала, обследовала и изучила.
        - Нет! - хохочет она. - Лилию покажи, а не это…
        - А утра нельзя дождаться? - ворчу я.
        Она с полчаса возится с брошью, разглядывая под разными углами, а потом заявляет:
        - Утром пойдём к ювелиру и попросим оценить.
        - Ты с ума сошла? - восклицаю я. - Эта лилия, которую заказал Людовик XV для своего внука, чтобы тот подарил её Марии-Антуанетте. И ты хочешь принести её багамскому ювелиру на оценку? Она стоит пол ляма. Начальная цена триста. Да и, к тому же, утром мы идём открывать кампанию. Всё, отдавай. Дай поспать ещё пару часиков.
        - Какого ляма?
        - Американского. Пол миллиона.
        - Это совсем не точно. Просто легенда.
        Утром я встаю рано. Заглядываю в комнату Евы. Она спит, раскинув руки и ноги. Выхожу из шале и иду на пляж. Сейчас здесь никого нет. Вода идеальная. Я плаваю, пока не начинают отваливаться руки. Потом возвращаюсь в дом.
        Ева уже не спит.
        - Пойдём завтракать, - предлагает она.
        - Нет, не буду светиться. Принеси мне что-нибудь сюда. Я пока душ приму и умоюсь.
        Она уходит, но возвращается с пустыми руками. Выносить нельзя. Правила.
        - Ничего, значит выпьем кофе в городе.
        Вскоре приходит такси и мы отправляемся в Нью-Провиденс. Праворукое такси, левостороннее движение, пальмы и голубое небо. Яркие невысокие домики, снова пальмы и неспешное движение. Солнце. Вилы, виллы, виллы, неторопливые люди на расслабоне. Чёрные, белые и снова чёрные. Утро, а солнце уже жарит.
        Мы подъезжаем к офису адвоката чуть раньше срока и заходим в небольшое кафе неподалёку. По улицам снуют небольшие машинки, много «Тайот». Здания в округе не выше двух-трёх этажей.
        Приветливая толстуха наливает кофе и подаёт выпечку. Жизнь прекрасна. Почему у нас нет таких райских уголков? Будут. Я постараюсь.
        Когда подходит время, Ева остаётся в кафе, а я с книгой про морских рыб и тысячей долларов, полученных от неё по предварительной договорённости, иду в офис адвоката Мозеса Лански, занимающегося регистрацией офшорных компаний и ведением дел своих клиентов.
        Секретарь проводит меня в небольшую комнату со столом для переговоров. Здесь белые стены с тремя небольшими и явно дешёвыми акварелями с морскими пейзажами, старое ковровое покрытие на полу, огромная хрустальная пепельница и коробка с сигарами.
        - Сит даун, плиз, - приглашает секретарь и указывает на стул.
        Я присаживаюсь. Секретарь выходит и возвращается через минуту вместе с боссом. Это благообразный, худощавый и белоснежно-седой человек с короткой стрижкой. У него крупный нос, морщины и пигментные пятна, а ещё большие черепаховые очки. Я встаю.
        - Хелоу, май френд, - приветствует он меня и протягивает для пожатия руку. - Сит даун, плиз. Вот кэн ай ду фор ю?
        - Здравствуйте, Моисей Исакович, - улыбаюсь я, снова усаживаясь за стол.
        - Здравствуйте-здравствуйте, молодой советский предприниматель, - расплывается он в улыбке. - Очень, очень заинтригован и с нетерпением жду нашей встречи. Мадам Кох меня предупредила, что вы придёте. Угощайтесь. Настоящие, кубинские.
        Он открывает ящик и предлагает мне сигару. Я отказываюсь, а он нет. Берёт, обрезает специальными щипчиками и долго раскуривает.
        Раскурив, кладёт её в идеально чистую пепельницу и поднимает взгляд на меня.
        - Кофе хотите? Джон, плиз, уан кофи фор мистер Брагин… Вообще-то, я пока не принимаю новых клиентов, но Ева меня уговорила. Что же, буду рад вам помочь. Чем займёмся?
        Мы составляем заявку на регистрацию траста. Собственно, от меня требуется только паспорт. Учредительные документы, протоколы, уставы и всё прочее является заботой доктора Лански.
        - Моисей Исакович, простите за нескромный вопрос, сколько вам лет?
        - Что? Волнуетесь, что когда я преставлюсь, ваша компания тоже прикажет долго жить? Мне пятьдесят восемь. Но не бойтесь, у меня серьёзная фирма и мои старшие сыновья тоже работают здесь. А если, не дай Бог, с нами что-то случится, вы не пропадёте, вас передадут кому-нибудь другому. Скоро появится очень хороший закон о международных компаниях и о трастах, по сути, два закона. Я участвую в их разработке, тогда мы с вами, возможно, кое-что модернизируем. А пока будем пользоваться тем, что имеем. В текущий момент я могу обещать вам абсолютную конфиденциальность. Абсолютную. Все уставные документы будут храниться у нас, но вы сможете их забрать в любой момент.
        Он оказывается весьма интересным человеком. Родители его уехали из России в восемнадцатом и всю жизнь оставались в Нью-Йорке, а он стал адвокатом и вот в какой-то момент переехал сюда, на Багамы.
        У компании, принадлежащей трасту будет счёт в багамском и швейцарском банках. В случае необходимости можно открывать и в других странах - в Европе и Америке. Для этого достаточно сделать распоряжение.
        Распоряжения можно направлять ему в сюда в Нью-Провиденс или во второй офис, в Цюрих. У них есть телетайп и телефон. Можно также писать письма. Для отправки денег нужно прислать зашифрованное требование. Мы разрабатываем шифр, который, по сути не шифр, а лишь эзопов язык, как у Басова с кофточками вместо квартир в фильме «По семейным обстоятельствам».
        - Не спрашиваю, как вы смогли сюда попасть, - усмехается Лански, - но у меня есть предчувствие, что нас с вами ждёт долгое и плодотворное сотрудничество.
        - У меня есть ещё одна просьба. Мне нужно организовать безопасное хранение очень ценной вещи.
        - Я могу разместить её в банковской ячейке, - отвечает адвокат. - Мы, например, заключим договор с указанием цены и застрахуем его в солидной компании. Это подразумевает некоторые расходы, но зато вы получите уверенность в сохранности.
        Разумеется, я очень далёк от того, чтобы бездумно доверять этому человеку, но он мне нравится, кажется довольно надёжным. Что же, посмотрим. Пока всё выглядит вполне безопасно. Мы обедаем вместе с ним и Евой, а потом подписываем договор и посещаем крупную страховую фирму. По итогам всех этих манипуляций лилия остаётся у Лански.
        Ближе к вечеру возвращаемся в шале. В городе заходим в продуктовую лавку и покупаем ветчину, сыр, хлеб, фрукты, а потом едем домой. В ресторан я больше ходить не планирую. Хватит. Вообще, можно было бы уже убывать, но подобрать нас смогут только завтра. Так что нужно продержаться ещё почти сутки.
        Ночь проходит тихо. Не ощущая энергии лилии, Ева спит спокойно и меня не беспокоит. Весь следующий день мы проводим на пляже. Плаваем в лазурной воде и валяемся на песке. Кайф. Я стараюсь лежать в тени пальм, чтобы не сгореть на солнце. Да и как-то же надо будет объяснять товарищам, как это я загорел, находясь в больнице. Ведь по официальной версии, я лежу в госпитале в Гаване.
        Время течёт медленно, потому что я жду, когда наступит час отправки. Мы должны будем встретиться с Валерой в четыре часа на пирсе, чтобы выехать на вечернюю рыбалку. Типа. Но не на том, где высадились, а на другом, на Лав бич. Туда надо будет ехать на такси, причём выехать заранее. Путь неблизкий.
        В два часа мы с Евой уходим с пляжа и бредём к шале.
        - Некомпанейский ты парень, Егор, - качает она головой.
        - О чём ты, друг мой? - хмурюсь я.
        - Да, - машет она рукой. - Ни о чём… Зря отказался, вот что.
        - Я буду жалеть всю жизнь, Ева, - вру я. - Но инструкции написаны кровью их составителей, понимаешь?
        - В нашем случае не кровью, а семенем, должно быть, - усмехается она.
        - Это вряд ли.
        - Ты отдал лилию Лански?
        - Я не могу тебе сказать. Если ты соберёшь деньги, чтобы купить, мы сможем поговорить об этом.
        Мимо нас проезжает полицейская машина и сворачивает к нашим домикам. Ева вдруг останавливается, как вкопанная.
        - Ты видел? - спрашивает она таким голосом, будто увидела привидение.
        - Нет. Что?
        - Ты видел, кто сидел в полицейской машине?
        - Нет, же, - отвечаю я. - Стёкла отсвечивали. А кто там сидел? Кого ты там увидела?
        - Там сидел таксист! - ужасается она.
        - Какой? Тот самый?
        - Да, тот, что вёз нас вечером домой…
        Твою дивизию! В принципе мы можем не заходя домой, развернуться и уйти, сразу отправившись по плану «В». Правда, в доме находится мой паспорт и кое-какие деньжата. Блин…
        - Давай пройдём вон там по дуге и посмотрим, что происходит.
        Мы идём с другой стороны, но рассмотреть ничего не можем. Кроме того, что подъезжают ещё две полицейские машины. Твою дивизию! Кажется невероятным, что они приехали по наши души…
        В любом случае, лучше скорее уходить, но бросить паспорт я не могу. Справку на выезд на Кубе мне сделают, я не сомневаюсь. Но очень не хотелось бы, чтобы мои доки нашли полицейские…
        В общем, Еву я отправляю к соседней гостинице, практически в пяти минутах ходьбы. Сам же подбираюсь к нашему шале. Окно в ванной не закрыто. Отлично! Я аккуратно его открываю и пролезаю вовнутрь.
        Быстро хватаю самое необходимое из своих вещей и вещей, названных Евой. И уже собираюсь ретироваться, как в дверь начинают резко стучать. Твою дивизию! Я замираю, превращаясь в соляной столп. Стучат довольно долго, но всё-таки сдаются. Стук стихает и звук голосов удаляется.
        Я выдыхаю и иду в ванную, чтобы вылезти и скорее смотаться. Но в момент, когда я уже почти касаюсь створки окна рукой, в неё тоже начинают долбить. Ну ёлки-палки! Замуровали, демоны. Медленно по стеночке я отползаю к шкафу. Не хватало ещё на уголовке погореть…
        Всё стихает и минут через десять я осмеливаюсь чуть приоткрыть окно. Сначала помалу, потом увереннее. Наконец, осмелев я выбираюсь сам и с независимым видом иду по дорожке. Пройдя до развилки, поворачиваю направо и направляюсь к с соседнему отелю. Надо торопиться, потому что они и сюда нагрянут, к бабке не ходи.
        Я иду по дороге к отелю, а навстречу мне едет такси. Поравнявшись со мной, машина останавливается и в окно выглядывает Ева. Она делает мне знак садиться, и я запрыгиваю в тачку. Не успеваем мы отъехать с территории отеля, как туда устремляется полицейская машина.
        Ева громко и беззаботно разговаривает со мной по-английски. Говорит, что сейчас мы приедем в молл и наберём ей всего самого модного и дорогого. Это всё делается для водителя. Когда мы выходим, она рассказывает, что услышала у отеля. Вчера вечером убили чернокожего. Подозрения сразу пали на двух пьяных молодчиков, обнаруженных рядом с телом.
        Но они сообщили полиции, что убийство совершили молодая дама и её ещё более молодой спутник. Убили и ушли. Полиция нарисовала по их описаниям портреты и показала в ближайших ресторанах. Так и нашли таксиста. Ну, а теперь будут арестовывать этих животных. Прекрасная перспектива.
        Да уж, ситуация…
        - Если бы нас допросили, - подбадриваю я Еву, - то сразу бы отпустили. Никаких улик нет, тем более, можно установить время нашего вчерашнего ужина в отельном ресторане. Просто я не могу в этом участвовать из-за паспорта. Но если что, если вдруг будут тебя о чём-то спрашивать ничего не бойся и обратись к Лански. Хорошо?
        - На всякий случай, - говорит Ева, - я улечу с острова.
        - Они могут сейчас всех проверять. Просто поезжай к Моисею и всё. Прямо сейчас. Он поможет.
        Не самая приятная ситуация. Получается, что я ухожу, а её бросаю. Но военное судно ждать не будет, это уж точно. И вообще, я здесь не просто нелегал, я практически вражеский шпион. Так что, ничего не поделать.
        Мы обнимаемся на прощание, и я сажаю её в такси, но на душе кошки скребут. Хрень. Водитель заводит мотор, трогает и медленно едет вдоль обочины.
        Я провожаю отъезжающую тачку взглядом. Не нравится мне это. Совсем не нравится… Боюсь, со всей этой ерундой Ева может конкретно влипнуть… Твою дивизию…
        Блин…
        Стой! Мысль ещё не успела сформироваться, а ноги уже несут меня за уезжающей машиной. Такси, как раз, начинает ускоряться, но я настигаю и несколько раз хлопаю по крыше автомобиля. Он останавливается. Открываю дверь и, тяжело дыша, сажусь рядом с Евой. Она от удивления рот открывает.
        - У меня ещё есть немного времени, - переводя дух, киваю я. - Скажи водителю адрес Мозеса.
        Выслушав нас, Лански пожимает плечами.
        - Если хотите, мы можем прийти в полицию и дать показания. Я и Ева. Но это может оказаться довольно дорого и долго. У нас такие моменты очень хорошо умеют превращать в деньги. Гораздо дешевле воспользоваться моим самолётом и улететь в Майами. Ева, можешь переночевать в моём доме, а утром пилот отвезёт тебя в США. Можно ещё и сегодня попробовать, но я не уверен, свободен ли он. У нас есть небольшой бизнес, связанный с перевозками. Мои самолёты никто не досматривает, так что никаких проблем. Добро пожаловать на Багамы!
        Он дружески улыбается и, поймав мой взгляд, с улыбкой добавляет:
        - Ничего незаконного.
        Думаю взято за эту услугу будет немало, по дружескому же тарифу. Ну и ладно, главное проблема закрыта. Я смотрю на часы. Пора. Очень даже пора. Попрощавшись, выбегаю из офиса и, поймав такси, уезжаю на место встречи с Валерой.
        Он уже нервничает, я опаздываю на семь минут.
        - Извини, - жму я ему руку. - Возникли непредвиденные обстоятельства.
        - Всё хорошо? - настороженно спрашивает он.
        - Да, - уверенно отвечаю я. - Так что? Половим рыбки?
        - Ну, - пожимает он плечами, - давай половим.
        Мы идём на причал и отыскиваем лодку Питера. Перед ней стоят ящики и коробки с верёвками, снастями и ещё каки-то барахлом. Сам он что-то расставляет на корме. Поприветствовав капитана, Валера начинает заносить эти ящики на катер, я, естественно, присоединяюсь.
        Проходит минут пять, как вдруг у лодки появляются два копа.
        - Привет, - окликают они нас. - На рыбалку собираетесь?
        - Да, - настороженно кивает Питер. - Что-то не так?
        - Нет-нет, качают головами менты и улыбаются. Хотим спросить. Вот эти люди… Вы их случайно не видели?
        Он достаёт из кармана два листа бумаги и протягивает нам. У меня сердце обрывается. Замирает и начинает стучать с огромной силой, а по спине пробегают мурашки. Разумеется, это те самые портреты. На одном из них изображена Ева, а на другом я. Надо сказать фотороботы весьма удачные.
        - Нет, я таких не видел, - пожимает плечами Валера. - Определённо.
        - Нет, - качаю головой и я, пытливо поглядывая на копов.
        Это что, типа иезуитство такое, или они действительно не видят разницы? Питер долго-долго рассматривал изображения и наконец качает головой.
        - Не видел, - говорит он. - Нет, никогда не видел. Что они сделали?
        - Человека убили…
        Копы равнодушно забирают бумажки, и идут задавать вопросы дальше, на другие лодки… Валера бросает на меня острый, но очень короткий взгляд и отворачивается.
        - Это не я, - говорю я с усмешкой.
        - Пожалуйста, ничего не объясняй, - отвечает он. - нас с Питом это не касается.
        Кажется, теперь он будет считать нас с Евой киллерами, которым доверяют заграничные миссии. Наверняка в рапорте отобразит. Хотя, может быть и такое, что моё имя в его отчёте вообще фигурировать не будет.
        Дальше всё проходит без сбоев и накладок. Катер, военный корабль и Куба. Менее, чем через сутки мы сходим на берег в Гаване. Мои коллеги по делегации уже освоились, лихо выступают на митингах и загорают в промежутках между мероприятиями.
        Проходит совсем мало времени и поездка достигает финала. Наступает пора собираться в дорогу. Обратный маршрут оказывается точно таким же как и полёт туда, и мы в конце концов прилетаем в Шереметьево.
        Получаем багаж, полный подарков, и распрощавшись, мгновенно вытекаем в зелёный коридор.
        - Одну минуточку, - сурово говорит мне пограничник в зелёной фуражке. - Подождите, пожалуйста.
        Он отворачивается к служебному телефону и набирает короткий номер. Разговор получается тоже коротким. Выслушав всё, он кладёт трубку и снова поворачивается ко мне:
        - Егор Андреевич, пройдите со мной, пожалуйста.
        - Куда это? - удивляюсь я.
        - Прошу вас.
        Он ведёт меня к кабинету начальника и, открыв дверь, пропускает вперёд. Я захожу и вижу… Кухарчука.
        Он сидит на столе и держит руки в карманах.
        - Ну что, Брагин, покатался по курортам за казённый счёт? - кисло улыбается он. - Хорошо. Сейчас ещё прокатимся немного. На Лубянку. А там у нас совсем не курорт… Ну ты в курсе, да?
        - Выводите задержанного! - бросает он в сторону боковой двери.
        3. Венсеремос
        Из смежной комнаты выглядывает невысокий крепкий мужичок в сером костюме с чуть не лопающимися рукавами едва вмещающими в себя раздавшуюся плоть. Воротничок рубашки пережимает шею, что в свою очередь делает лицо красным. Короткие рыжие волосы с одной стороны торчат, а с другой прилизаны, словно коровьим языком.
        - Так, это… - недоумённо говорит он и чуть поднимает брови. - Досмотр, товарищ майор…
        - А… точно, - хмурится Кухарчук и тут же добавляет сердито и зло, - досматривайте, досматривайте! Чего тянете!
        - А вы, Пётр Николаевич, - качаю я головой. - Прямо непотопляемый, да?
        - Что?
        Он вскакивает со стола и подлетает ко мне вплотную.
        - Я говорю, что вы непотопляемый как будто. И в воде не тонете и в огне не горите. Впрочем, не знаю, жечь-то вас пытались или нет?
        - Отставить иронизировать!
        - Да я безо всякой, - пожимаю я плечами. - И что вы ищете, позвольте узнать? Контрабанду или следы влияния тлетворного запада? Скажите, так я вам сам отдам. Ежели имею в наличии.
        Рыжий здоровяк, выросший из одежды и ещё один крепыш только чёрной масти со смуглой кожей и, вероятно, горячим сердцем и холодным умом, подбегают ко мне и начинают осуществлять совершенно нескромные касания. Они обхлопывают меня, ощупывают и оглаживают, извлекая из карманов всё, что не является частью моего организма.
        Орден «Знак почёта» на лацкане пиджака, несколько кубинских монеток, сложенная купюра в десять песо, взлётная карамель, бумажник… Так, это уже интереснее. Теплее… Раз-два-три-четыре сотни американских долларов и дореволюционные десять песо, похожие на баксы…
        - Незаконно приобретённые доллары! - радостно восклицает Кухарчук. - Выкладывайте всё сюда. На стол. Да, прямо по порядку, давайте.
        - С чего бы им быть незаконно приобретёнными? - улыбаюсь я.
        Ром, сигары, футболки с изображением Че, берет, как у него, соломенные шляпы, туфли и сумки из крокодильей кожи, чучело крокодила, кофе, ещё кофе и опять кофе. Кубинский флаг, ключи от квартиры, мокасины фирмы «Гуччи», одежда, обувь, книга на немецком языке с изображением рыб.
        - Во-первых, - ухмыляется Кухарчук, - явное превышение норм провоза алкогольной и табачной продукции. Контрабанда. Во-вторых, товары ввозимые с целью дальнейшей перепродажи. Спекуляция. И, наконец, валютные средства. Срок. Попал ты, Брагинг. Минимум пятачок тебе корячится. Как тебе такая ситуация?
        - Страшно, конечно, товарищ майор, - делюсь я с ним своими эмоциями. - Странно, кстати, что вы до сих пор майор. После проведения несанкционированных операций с привлечением личного состава.
        - Что? - широко распахивает он глаза. - Ты выпил что ли?
        - Я не пьющий, товарищ майор - выделяю я голосом слово «майор».
        Лицо у Кухарчука довольно подвижное, мимика богатая, а глаза круглые, как пуговицы. Я раньше не обращал внимания, но когда он говорит, становится похожим на лемура или суриката. На зверушку, в общем.
        - Давайте так, - предлагаю я. - Я вам дам коробочку сигар, «Коиба», между прочим, топ один в мировой табели о ранге. Так вот, дам вам коробочку, а вы сложите обратно мои вещи и пойдёте восвояси. Как вам такое предложение? Ром, к сожалению, предложить не могу, у меня всё посчитано, кому что дарить.
        - Ты совсем что ли оборзел? - вызверяется Кухарчук. - Ну-ка, вы двое, выйдите, мы один ни один покалякаем.
        Крепыши-досмотрщики беспрекословно подчиняются и выходят за дверь.
        - Ты кто такой, Брагин? - как бы удивлённо спрашивает он и смотрит на меня в упор. - Ты ох**вший школяр. Понимаешь? А что ты о себе возомнил в таком случае?
        - Странный вы человечек, товарищ майор. Не знаете, кто я, а пыжитесь, как будто у вас запор.
        - Сегодня я тебя ночевать в кутузку отправлю, и ты там хорошенько подумаешь о своём поведении и о жизни. О прошлой жизни, поскольку новая у тебя будет такой, что ты никогда не захочешь о ней вспоминать.
        - В кутузку? А в чём смысл? Вам чего от меня надо, вы знаете? Или просто злитесь, что грохнуть не удалось?
        - Смысл? - хмурится он, вроде как призадумываясь и через несколько секунд продолжает. - Хочу, чтобы ты мне отдал лилию. Прямо в руки.
        - На блюдечке с голубой каёмочкой? - уточняю я.
        - Можно и без блюдечка.
        - Понятно, - хмыкаю я. - Правда не всё. Вы же сами устроили шухер с задержанием, нет? И что, в такой суете не уследили? У Шпака - куртка, у посла - медальон? Профукали лилию королевскую? А бабло-то хотя бы не профукали? Или что… тоже?
        При всех неприятных свойствах его характера, надо сказать, выдержки ему не занимать. Я его подначиваю, а он хоть бы что. Держится. Не взрывается. Ждёт, пока я выдам что-нибудь ценное. Проболтаюсь, значит.
        - Так вы лох, получается, товарищ майор? - ржу я. - И бездарь. Без поддержки «конторы» своей сами ничего и спланировать не можете?
        - Что-что? - щурится он. - Поясни, пожалуйста.
        - Так это ж каждому дураку понятно, что вы хотели по-тихому брошку подломить. Но что-то пошло не так, похоже. Пришлось устранить криминального авторитета деда Назара, да? И что получается? Посадите вы меня в темницу, а я начну со следователем разговаривать, да и выдам ему инфу по операции. А он спросит, какая-такая операция? А я скажу, ну как же, майор Кухарчук лично проводил.
        - Ты знаешь, где сейчас Назаров? - спрашивает он.
        Я хмыкаю и ничего не говорю.
        - Слушай сюда, Брагин, - говорит он. - Мне вообще похеру, какой ты бред будешь нести про операции и прочее. Я сейчас поеду и посажу тебя под замок, понял? Вот этого всего, всех твоих крокодилов и долларов хватит ни на один прекрасный год на курортах страны. И у тебя есть лишь один способ избежать этого. Лилия. Она у тебя?
        - Нет.
        - Ты знаешь, где она?
        - Нет, - развожу я руками
        - Понятно. Операция, к твоему сведению, была официальной, зарегистрированной, одобренной и…
        - Да вы что, - перебиваю я, - значит, вы в отчёте и о водных процедурах написали? А может, вы включили и свои жуткие признания под пытками?
        - Что?
        - Вот что я скажу вам, Пётр Николаевич. Знаете сказку про колобка? Там, где «я от дедушки ушёл и от бабушки ушёл»? Так вот, я целых генералов по стене размазывал, а вас, майор, и подавно размажу. Хотите? Давайте, складывайте обратно моё добро. Только белья крючками своими не касайтесь.
        - Брагин, ты оху**шее животное и твоё место в…
        Я не собираюсь слушать, где по его мнению моё место.
        - У вас есть любимые записи, которые не надоедает слушать, товарищ майор? У меня есть. Я вот, например, могу нот-стоп крутить последний хит сезона. Думаю, он войдёт в анналы непреходящей классики. «Нет, нет, пожалуйста, хватит, я всё скажу! Больше не нужно! Я готов сообщить, всё что знаю! В результате проведённой встречи я должен был получить брошь в виде лилии, а агент Брагин и авторитет Назаров должны были погибнуть. Всё было бы обставлено, как криминальная разборка».
        Кухарчук тяжело сглатывает и, глядя на дверь, произносит:
        - Стало быть, она у тебя… Лилия…
        Кто про что, а вшивый про баню.
        - Да нет же, - говорю я с улыбкой. - Я-то думал, она у вас. Мне, в отличие от вас, побрякушки не слишком интересны. Бабки - да, а побрякушки - нет…
        - Но, стало быть, ты не можешь не знать, где она. И где Назаров.
        - Ладно, я вижу, мы начинаем ходить по кругу. Всё, зовите своих подручных, пусть упаковывают мои вещи. Мне пора уже. Там встречающие волнуются.
        - Как я могу быть уверен, что существует запись? - спрашивает Кухарчук. - Может, ты был в соседней камере и всё это просто услышал? Тогда твоим словам цена пшик.
        - Ну, - усмехаюсь я. - Пришлю кассетку. Будете слушать перед сном. А впрочем, может, и не пришлю. Точно. Давайте думать про неё, как про кота Шрёдингера. Может, она есть, а может, и нет. Нормальная интерпретация квантовой неопределённости?
        - Мне нужна ясность, - качает он головой.
        - Ясность - это то, к чему мы все стремимся, - пожимаю я плечами. - Но это по глупости, потому, что часто оказывается, что лучше было оставаться в дурманящем плену неизвестности. Короче, Кухарчук, я уже задолбался с тобой тусоваться. Ты нудный, пипец! Давай, на сегодня остановимся, чтобы не было мучительно больно, оке? Зови уже своих держиморд! Задолбал, короче!
        - Егор! - Наташка виснет у меня на шее.
        М-м-м… как же я соскучился. Притягиваю её к себе и целую. Она вздрагивает и я прижимаю её ещё сильнее. Меня царицею соблазняли, но не поддался я. Ведём мы себя вызывающе, конечно, да и плевать. В кодексе строителя коммунизма на объятия в аэропорту запретов нет.
        - Всё нормально? - спрашивает Лёха. - Чего так долго? Я думал, порт штурмовать придётся. Алик даже Скачкову уже звонил.
        - Да, - машу я рукой. - Досмотру подвергли, враги человеческие. Всего обшмонали, чуть крокодильчика не отобрали.
        - Ничего себе, какой. Красавец, в натуре.
        - Э, Алексис, что за сленг! Хорош, береги чистоту языка. В натуре.
        Он смеётся и берёт тележку с вещами.
        - Ничё ты загрузился.
        - Так у меня там одного рома целый ящик.
        Мы затаскиваем багаж домой и парни идут в дежурку. Я выделяю им на всех коробку сигар.
        - Теперь вы практически кубинцы, - смеюсь я. - Ром и сигары у вас уже есть. Ещё дам вам футболки с Че Геварой. Короче, венсеремос, товарищи! Победа будет за нами!
        - Чтобы быть настоящими кубинцами, нам нужны кубинки, - смеётся Алик. - Не привёз ты нам?
        Наташка настораживается и, поймав её взгляд, я отвечаю:
        - Извините, ребята, но за всё время пребывания, я ни одной кубинки в глаза не видывал.
        Лол. Как могла бы сказать моя дочь.
        Первым делом я разбираю вещи, доставая, как волшебник из шляпы чудесные заморские дары. Соломенные шляпы, шлёпанцы, сумочки и всё вот это.
        Пока Наташка разбирает это добро, я иду в душ. Минут через пять появляется и она.
        - Ну как тебе понравилась Куба?
        - Очень понравилось, - отвечаю я. - Я тебя обязательно туда свожу. Обещаю. Тебе тоже понравится. Голубое небо, лазурная вода и белый песок. Настоящий кайф. Обязательно съездим.
        - А кубинки? - спрашивает она и, отодвинув занавеску, ныряет ко мне.
        Ого… Струи тёплой воды барабанят и текут по её телу, вмиг покрывающемуся пупырышками.
        - Что кубинки? - спрашиваю я следя за потоками воды, текущим по её груди. - Они существуют. Но красивее тебя никого нет.
        - Ты искал что ли?
        - Специально не искал но вывод сделал.
        Я беру её за плечи и привлекаю к себе, но она успевает выставить руки и упирается мне в грудь.
        - А разве, - поднимает она брови, - мужчины по своей природе не запрограммированы на измены?
        - Программа - это что, инстинкт и дань звериным инстинктам, живущим в нас? А как же разум, воля и огонь Святого духа, делающий нас людьми?
        - Нет-нет, ты мне ответь! - машет она мокрой головой.
        - Ответить? - поднимаю я брови. - А какой был вопрос?
        - Если бы тебе попалась кубинка, о которой ты бы подумал, что она красивее меня… ты бы смог с ней?
        - Что?
        - Ну… - смущается она.
        - Что? Говорите яснее, девушка.
        - Динь-динь, вот что! - выпаливает она и краснеет.
        - Что за странные мысли, - развожу я руками. - Конечно же нет, ведь ты и есть моя самая красивая кубинка, португалка, американка и даже инопланетянка. Я не ищу, не пытаюсь сравнивать, и вообще не смотрю на человеческих самок, как на сексуальные объекты. У меня же ты есть. То есть… а ты? Ты что присматриваешься к человеческим самцам и сравниваешь их со мной?
        - Я? - возмущается она. - Егор, ты совсем что ли? Нет, конечно!!! Просто ты ведь мужчина, и многие считают, что мужская измена - это естественное, заложенное природой действие. Проявление мужественности.
        - Наташ, хорош. Иди сюда, я тебя обнять хочу. Видишь, как изголодался? Нет, смотри-смотри, не отводи глаз.
        - Что? - смеётся она.
        - Вот дай руки.
        Она протягивает, и я притягиваю её к себе. Я ведь действительно чувствую неутолимый и яростный голод.
        Из душа мы выходим не слишком скоро. Наташка ещё голову сушит невероятно долго. Кончается тем, что, устав ждать, я вхожу в ванную, вырубаю фен, закидываю её себе на плечо и брыкающуюся тащу в спальню, и там долго и убедительно демонстрирую, что все эти дни вёл исключительно аскетическую жизнь.
        Когда первый, второй и третий голод оказываются утолёнными, Наташка, движимая долгом, сползает с постели и идёт на кухню.
        - Ты же голодный! - в ужасе восклицает она.
        - Да, - подтверждаю я, - тобой невозможно насытиться.
        - Ну, раз мной невозможно, - лукаво улыбается она, - попробуй насытиться голубцами. Пошли, я тебя буду насыщать.
        Вставать неохота, лом просто, но она же старалась и готовила, поэтому я поднимаюсь, натягиваю футболку и шорты и ползу в свою просторную кухню. Ну и, как говорится, аппетит приходит во время еды, я, оказывается есть хочу, просто ужас как.
        - Дай мне… - чуть задумываюсь я, - ещё два, пожалуйста.
        - Ого, а ты не лопнешь?
        - Ну, не лопнул же, дожидаясь встречи с тобой…
        - Балбес, - смеётся она. - На вот, ешь.
        - Ты тоже садись, - говорю я. - Семейный ужин не может проходить в индивидуальном порядке.
        - Так то семейный, а у нас семья ещё не зарегистрирована.
        - Зарегистрируем, - пожимаю я плечами. - Разве от этого что-то изменится? Ты станешь нежнее или сговорчивее?
        В прихожей раздаётся звонок.
        - Мы кого-то ждём? - спрашиваю я.
        - Нет, вроде, - мотает она головой.
        Я встаю и иду в прихожую. Наталья идёт за мной. По идее, если кто-то приходит, ребята из дежурки делают звонок и спрашивают, можно ли пустить того или другого. Но сейчас они не звонили, а кто-то позвонил сразу в дверь.
        - Кто там? - спрашиваю я.
        Сначала повисает пауза, а потом женский голос отзывается:
        - Марина.
        - Я так и думала, - кивает Наташка. - Это соседка. Марина, мы с ней подружились. Ходим в гости друг к другу.
        Да? Прямо подружились? Ну, ладно, это хорошо, в принципе… Наверное…
        Я открываю дверь. Сначала чуть-чуть, а потом, убедившись, что с этой Мариной никого нет, распахиваю полностью.
        - Ой, здрасте, - смущённо улыбается она. - Я ваша соседка с пятого этажа. А вы только приехали, да? Ещё, наверное и отдохнуть не успели?
        - Здравствуйте, - киваю я. - Прошу прощения за домашнюю одежду. Я не знал, что у нас сегодня гости.
        - Да что вы, - машет руками Марина. - Ничего страшного. Я вообще, на минутку. Просто хотела Наташу проведать. Я думала вы завтра прилетаете. Я Марина.
        - А я Егор. Очень приятно.
        - И мне очень приятно, - улыбается она. - Я знаю, что вы Егор.
        - Вы композитор? - уточняю я.
        - Я? - удивляется она. - Нет, я так не думаю.
        - А другие люди? - усмехаюсь я. - Как думают они?
        - Другие люди думают, что я бухгалтер с «Большевички», снявший квартиру в Доме композиторов.
        - Ах, вот оно в чём дело, - киваю я. - Да вы проходите-проходите, пожалуйста.
        - Пойдёмте на кухню, а? - предлагает Наташка. - Там и еда, и выпить за встречу тоже можно. Егор ром привёз.
        - Колоссаль! - оценивает эту новость соседка. - Как там говорят, венсеремос что ли?
        - Вроде в Чили так говорят, - улыбается моя невеста.
        Мы идём на кухню и, отказывающаяся поначалу Марина, рубает Наташкины голубцы так, что за ушами трещит.
        На вид ей между двадцатью пятью и тридцатью годами. Волосы до плеч, тёмно-русые, скорее даже пепельные. Она стройная и спортивная. Глядит прямо, немного дерзко. Обручального кольца нет. Симпатичная, но не красивая.
        - Егор, расскажите про Кубу, пожалуйста, - берёт меня в оборот гостья. - Там ведь круглый год тепло?
        Я, усмехаюсь:
        - Ну, да. Довольно тепло. Хотите туда съездить?
        - Я бы с удовольствием, - усмехается она, да не берут пока. А как там живут наши русские? Там ведь много нашего брата?
        - Много, да… - пожимаю я плечами. - Там идёт стройка, открываются предприятия и всё такое. Вот наши специалисты и оказывают помощь. Кто чем может. Ну и, опять же, борьба с врагами революции. У них прямо на острове есть американская база, между прочим. Так что, как вы и сказали, венсеремос.
        - Понятно. А женщины?
        - И женщины есть, - говорю я. - Туда же многие люди семьями едут.
        - Нет, - смеётся Марина. - Женщины есть, это понятно. Я хотела спросить, кубинские девушки, говорят, настоящие красавицы, да?
        - Пламенные борцы за свободу и независимость, - отвечаю я. - Но мне больше нравятся советские красавицы,
        - Или одна красавица? - подмигивает она.
        - Или одна, - соглашаюсь я.
        - То есть, пока точно не знаешь, да? - по-детски прихватывает она и по-мужски грубо смеётся.
        Я бросаю на Наташку недоумённый взгляд, но она этого не замечает и смотрит на свою подругу… не с восхищением, конечно, но, пожалуй, с большим уважением. Интересная эта Марина. Странная немного.
        - Ну а что, может рому попробуем? - предлагает она. - С сигарой. Как настоящие пираты.
        - Интересная фантазия, - усмехаюсь я. - Сейчас принесу. Прости, что сам не предложил.
        Кажется, незаметно мы перешли на «ты». Я встаю из-за стола и выхожу из кухни. Иду в гостиную, превращённую в сувенирный склад. В это время начинает звонить телефон. Бросаю взгляд на настенные часы и снимаю трубку. Звонок частый, похожий на межгород.
        - Алло…
        - Егор, привет! - раздаётся тревожный голос Ларисы Дружкиной
        - Привет, - отвечаю я удивлённо. - Ты чего не спишь? У вас же ночь-полночь. Что-то случилось?
        - Да, - вздыхает она и начинает плакать.
        У меня сердце обрывается.
        - Лариса, погоди, ты что! Скажи толком, что случилось?
        - Случилось… Гену арестовали…
        4. Хорошо, что ты приехал
        Это ещё что такое? Какой ещё арест? Печёнкин что ли куражится опять? О себе решил напомнить?
        - За что арестовали? Ларис, погоди, не плачь, пожалуйста. Давай всё по порядку расскажи. Когда, кто, что?
        - Да, я не знаю, - всхлипывает она. - Я так растерялась, идиотка самая настоящая, что даже ничего не спросила…
        - Когда это произошло? - спрашиваю я.
        - Вот только что! Пять минут назад! Нас к новой АТС подключили и теперь можно по коду звонить стало. Они уехали и я сразу тебя набрала.
        - Молодец, это ты правильно сделала, - хвалю её я. - То есть, к вам домой пришли посреди ночи?
        - Да.
        - Они в форме были?
        - Нет, в штатском все…
        - Сколько человек?
        - Трое…
        - Что сказали, как представились?
        - Они ему в нос бумагу сунули и корочки. Он же не спал ещё.
        - Не спал? А что делал?
        - Ну… он выпивши был немного…
        Понятно…
        - А он не дебоширил?
        - Да нет, сказал, что честнее, чем он, на свете нет никого. И скрывать ему нечего. И что готов хоть перед Брежневым это повторить, хоть перед товарищем Сталиным.
        - Ты Печёнкину не звонила? - спрашиваю я.
        - Я же от него уволилась, сейчас в стройтресте работаю, там зарплата выше, и начальник нормальный.
        - Ах, вот как, ну ясно. Понятно. Ларис, ну ты не переживай раньше времени, я думаю, это недоразумение какое-то. Сейчас попробую разобраться.
        Поговорив с ней, начинаю набирать номер Печёнкина. Восемь, три, восемь… Раздаются гудки, один, второй, третий… Спит. Может быть ещё и бухой. Тогда из пушки не разбудишь. Я уже собираюсь повесить трубку, как на том конце раздаётся раздражённое «Алло».
        - Глеб Антонович, приветствую. Это Брагин.
        - Бл*дь! Егор, ты ох**л там в своей Москве? Твою мать! Забыл опять сколько времени у меня?
        - Можно подумать я вам каждую ночь звоню. Глеб Антоныч, утихомирьтесь. Скажите лучше, что это вы там с Рыбкиным удумали?
        - С каким в п**ду Рыбкиным? Мне хоть с Птичкиным, хоть с Зайкиным! До утра не мог потерпеть?
        - Рыбкин Геннадий Аркадьевич. Капитан. Участковый. За что приняли? Ввалились ночью и выволокли, как в тридцать седьмом. Можете пояснить?
        Он задумывается.
        - Это тот что ли, которому моя секретутка целых три звезды накинула? И что с ним?
        - Вот вы мне и скажите, пожалуйста, что с ним. На каком основании задержан, что вменяется и всё такое. Можете объяснить?
        - Ты из ума выжил, Брагин? Я-то откуда знаю? Думаешь, я всех лично брать езжу? Набедокурил небось твой Рыбкин-Птичкин. Утром позвони, попробую по старой дружбе разузнать, так и быть. И больше не трезвонь по ночам. Ты меня понял?
        - В целом да, но есть нюанс. Мне эта информация нужна срочно. Вот прямо сейчас. Вы свяжитесь там, пожалуйста с дежурным и узнайте поскорее. А я вам за это буду крайне признателен.
        - Да пошёл ты! Совсем оборзел уже! Наглость - второе счастье, так что ли? Из-за таких как ты, между прочим, и царит бардак вот этот. Везде, бл*дь бардачина! Ладно, перезвони минут через десять. Поспать, бл*дь, не дал. Теперь уже не усну из-за тебя!
        Он бросает трубку.
        В комнату заходят Наташка с Мариной.
        - Ты тут один сам с собой решил поразвлечься? - довольно игриво спрашивает Марина.
        Наташка смеётся, но встретившись со мной взглядом, сразу замолкает.
        - Какие-то неприятности? - спрашивает она.
        - Да-а-а… есть кое-что, - отвечаю я, не желая при постороннем человеке вдаваться в детали.
        - Ой, какие шляпы! - восхищённо примеряет одну Марина. - Фирмa.
        Что же там могло произойти? Может он по пьяни что-то отчебучил? Если это по линии МВД, то отмажем его, сто процентов. Чурбанов ещё не видел бумажки, которые я добыл в схватке над пропастью. Да может и Печёнкина хватит для решения. А вдруг это не менты? Нет, это вряд ли. По идее не могут же «конторские» ментов…
        - Егор, ну ты нам дашь рому попробовать? - настаивает Марина.
        Блин, надо её выпроводить, не ко времени сейчас…
        - Да-да, конечно, - киваю я. - Мы-то с Наташей не пьём, так что это всё на подарки.
        - Серьёзно? - смеётся Марина. - Ната, ты не пьёшь оказывается? Или он про какую-то другую Наташу?
        - Про меня, про меня, не пьющая я.
        - Ну, ладно, всё молчу, - продолжает ржать Марина.
        - Да, мы тут пока тебя не было злоупотребили один раз, вот Мариша и подкалывает меня.
        Ната, Мариша, злоупотребили… Однако…
        - Понятно, - киваю я и подхожу к своим разложенным вещам. - Мариша, послушай, я рад, что у Наташи появилась приятельница. Так что вот эта бутылка для тебя. Возьми. И шляпу тоже, тебе очень идёт. А сейчас извини, пожалуйста. У нас тут кое-какие проблемки возникли, но это чисто семейное. Давай в другой раз увидимся. Ты приходи к нам ещё, ладно?
        - Ты меня выставляешь что ли? - прямолинейно спрашивает она.
        Блин, довольно беспардонная девица. Что в ней есть такое, что Наташка ей увлеклась?
        - Да, - так же прямолинейно отвечаю я. - Выставляю. Но не навсегда.
        Я дружелюбно улыбаюсь, она ржёт, а Наташка нервничает:
        - Егор! Ну ты чего! Разве так можно? Мариша, он несерьёзно. Оставайся, сейчас сигару попробуем.
        Звонит телефон, и я сразу снимаю трубку:
        - Слушаю.
        - Брагин, это я, - говорит Печёнкин. - Как там его, Рыбкин Геннадий Аркадьевич?
        - Да, - подтверждаю я. - Геннадий Аркадьевич.
        Перевожу озабоченный взгляд на Наташку, и она сразу врубается. Делается серьёзной и поворачивается к Марине.
        - Мариш, извини, но Егор прав. Давай завтра созвонимся. Не обижайся, пожалуйста…
        - Строгий муж, свирепый муж? - со смехом пожимает та плечами. - Ната, вообще не проблема, не бери в голову. Завтра позвоню после работы, окей?
        - Окей, - отвечает Наташка и идёт вместе с гостьей в прихожую.
        - Так что там? - уточняю я.
        - Так ничего, - отвечает Печёнкин. - Нет у нас задержаний и выездов тоже нет. Привиделось тебе. Мне тут доложили, что он бухнуть не дурак, Рыбкин твой. Может по пьяной лавочке куда забурился. Но у нас точно нет. И в моргах нет, я проверил. Может коллеги розыгрыш устроили или собутыльники. Не знаю.
        Твою дивизию! Перед глазами мигает красная тревожная надпись: Кухарчук! Кухарчук! Кухарчук!
        Если это действительно он, то очень оперативно работает. Я только с ним поговорил и сразу вот вам… Хотя непонятно… У меня есть компромат. Меня он отпускает. А моего близкого в тот же миг начинает прессовать. В чём смысл вообще? А если не Кухарь, тогда кто? Набираю Радько.
        - Что случилось? - вбегает Наташка. - С папой что-нибудь?
        - Наташ, пока непонятно, не волнуйся раньше времени. Сейчас разберёмся. Позвонила Лариса и сказала, что его задержали.
        - За что? - выдыхает она.
        - Я не знаю. Знаю только, что не милиция.
        - А кто тогда?
        Радько отвечает моментально. Голос сонный, но реакция быстрая. Наверное телефон стоит на тумбочке рядом с кроватью.
        - Михал Михалыч, привет, это Егор.
        - Привет, - отвечает он, как робот или как Семён Семёныч Горбунков после операции «Дичь».
        - Можешь прямо сейчас проверить кое-что?
        - Могу.
        - Три сотрудника в штатском сегодня ночью, арестовали гражданина Рыбкина Геннадия Аркадьевича, проживающего по адресу улица Пятьдесят лет Октября, дом двадцать три, квартира тридцать четыре. Менты к этому отношения не имеют, я проверил. Думаю, ваших рук дело. Узнай, пожалуйста, за что, кто, почему, кому надо. Ладно? Я кстати тебе сигары привёз и ром.
        - Узнаю, - отвечает он и нажимает на рычаг.
        Блин… такое чувство, что он сейчас рухнет в постель и благополучно забудет о моём звонке. Тут же набираю снова. Раздаются короткие гудки. Хорошо, если он действительно кому-то названивает, а не положил трубку рядом с аппаратом на тумбочку.
        - Сейчас всё узнаем, - оптимистично говорю я, обнимая подошедшую Наталью. - Не волнуйся. Всё выясним, всё сделаем, вытащим тятю твоего, да?
        Она молча кивает и прижимается ко мне.
        - Расскажи пока, как ты тут без меня жила. Что делала? С Мариной познакомилась, а ещё что?
        - Знаешь, она только с виду такая…
        - Какая «такая»? - спрашиваю я.
        - Ну… немного резкая, что ли. Она хорошая вообще-то. У неё взгляды передовые, она самостоятельная, умная, ни от кого не хочет зависеть, всего сама добивается. Например, квартира принадлежит её тётке, но она ей всё равно платит, не хочет одалживаться.
        - Гордыня или почему? Зарплата бухгалтера, мне кажется, не очень высокая.
        - Ну, почему сразу гордыня? - отстраняется Наталья.
        - Тебе она понравилась, да? - спрашиваю я, выпуская её из объятий.
        - В каком смысле?
        - Ну, своей жизненной позицией, отношением к людям, проблемам, не знаю…
        - Ну, и что? - делается она колючей как подросток. - Это плохо?
        - Плохо? - пожимаю я плечами. - Нет, чего же здесь плохого? Нам всегда встречаются люди, которым мы симпатизируем, которые оказывают на нас влияние.
        - Хочешь сказать, она плохо на меня влияет?
        Я усмехаюсь:
        - Ничего такого, я ведь эту девушку ещё не знаю, а вот ты, судя по этому вопросу, уже задумывалась на эту тему. Но я думаю, на тебя нельзя повлиять плохо, ты ведь не подросток, ты уже совершеннолетняя, умная, волевая и сексуально развитая девушка и…
        - А это причём?
        - Это влияет на уверенность в себе. Ты так не думаешь?
        - Понятно, - хмуро кивает она. - Воспитательный момент, да? Сейчас скажешь, что в твоей жизни такой человек, ну, который на тебя повлиял, это Платоныч. И тогда я сравню его с Мариной и сделаю вывод не в её пользу, да? Правильно, товарищ психолог?
        - Это кто ещё тут психолог, - улыбаюсь я. - Ну ладно, ты чего ощетинилась, как ёжик? Думаешь буду тебе а-та-та делать, за то что ты с новой подружкой набухалась? Чего пили-то, Ната? Тебе, кстати, нравится «Ната»? Мне тебя тоже так называть?
        - Портвейн, - всё ещё настороженно отвечает она. - И нет, не надо. Ты так не называй, пожалуйста. Пусть у нас всё остаётся, как было.
        Уже неплохо…
        - Портвейн, - повторяю я. - Классика жанра. Три топора, надеюсь?
        Ответить она не успевает, потому что звонит телефон.
        - Алло, Брагин, - говорит Радько. - Взяли, да, твоего кента. Но только не мы. Приехали прямо из Москвы чудаки. Деловые, как мартышки. В свои дела не посвящают, только приказы раздают. Следственный отдел. И с прокуратурой мутят что-то. Больше сказать ничего не могу. Что ему предъявляют, нашим неизвестно. Знаю, что они вчера на зону ездили, но с кем говорили, не знаю. Это могу выяснить, но только утром.
        - Как так, он же мент! Как они его взяли-то?
        - А им похерам. Чё не знаешь, как мы работаем? Узнать, к кому они мотались?
        - Да. Узнай, пожалуйста, - прошу я. - А давно они приехали?
        - Дней пять тому. Примерно.
        - Михал Михалыч, ну ты присмотри, пожалуйста, чтоб ему там хорошо сиделось, чтоб удобно, тепло, сухо и всё такое. И сам, пожалуйста, не того… Это родственник мой.
        Поговорив с Радько, тут же набираю Злобина.
        - О, Егор! - восклицает он, услышав мой голос. - С приездом! Как дела?
        - Нормально по поездке. Всё хорошо. Надо встретиться обсудить. Вы не против, если я Большака тоже позову?
        - Ну, почему нет… - как бы размышляет он. - Давай, приводи. Ты же так и так ему всё рассказываешь, правильно?
        - Ага.
        - Ну тогда завтра в десять тридцать подъезжайте на квартиру… так-так-так… дай сообразить… Нет, не на квартиру. Давайте встретимся в «Пекине» на седьмом этаже, сорок второй номер. Спокойно поговорим, чтобы никто нам не мешал. Лады?
        - Лады. Только у меня есть просьба. Гена, отец моей Натальи. Его ваши хлопцы упаковали. Следственный отдел. Три человека из Москвы приехали пять дней назад, вчера побывали на зоне, а сегодня ночью, в лучших традициях, приехали к нему домой и забрали. И они с прокуратурой имели консультации, правда, не ясно, по какому вопросу. Сегодня, кстати, я имел беседу на повышенных с Поварёнком. Прямо в аэропорту. Стращал меня контрабандой и восемьдесят восьмой.
        - Ты ему сказал что ли? - спрашивает Де Ниро.
        - Про то, что у нас кое-что есть? Да, пришлось сказать, а то он прям серьёзно настроен был. Думаете это связано?
        - Не знаю. Ладно, понял тебя. Попробую разузнать. Завтра в десять расскажу.
        Я кладу трубку. Поварёнок - это Кухарчук. Дали ему оперативную кличку на всякий случай.
        - Поможет? - спрашивает Наташка.
        - Да, поможет. Узнает. А Михалыч проследит пока, чтобы у Гены всё на уровне было. Ну, ты слышала.
        Она кивает.
        - А кто такой поварёнок? Он что, тебе угрожал?
        - Уже не угрожает. Иди сюда. Ну? Ты чего? Всё хорошо будет, вытащим мы папку твоего. Сейчас ещё звоночек сделаю.
        Наташка подходит и обнимает сзади, прижимаясь к моей спине.
        - Юрий Михайлович, здравствуйте. Это Брагин. Я не слишком поздно?
        - Привет, Егор. Я же поздно ложусь, ты знаешь. Ну, приехал значит?
        - Так точно, приехал. Соскучился, увидеться хочу. Я вам сигары привёз. При мне красотка на своём бедре скручивала.
        Чувствую, как напрягается обнимающая меня Наташка.
        - Серьёзно? - смеётся он. - Тогда приезжай прямо сейчас. Немедленно.
        - Э-э-э… - изображаю я заминку.
        - Да, шучу-шучу. Давай завтра вечерком. Галя тоже будет, обрадуется. С Натальей приходите. Часиков в восемь.
        - Спасибо большое. Придём обязательно. А можно будет к вам днём заскочить на десять минут? У меня вопросик есть один конфиденциальный…
        Не хочу откладывать до вечера. Думаю, помощь его понадобится раньше.
        - Да? - рассеянно говорит он… - Ну, попробуем. Позвони тогда часов после десяти… Нет, ближе к обеду, хорошо?
        Хорошо, очень хорошо.
        Закончив разговор, я звоню Ларисе и как могу подбадриваю. Собственно, говорю то же, что и Наташке.
        - Они что, действительно на бёдрах сигары скручивают? - спрашивает Наташка, когда мы ложимся в постель.
        - Правда. Но это небольшие производители или частники. У нас в отеле, кстати, сидела в холле барышня. Юбка задрана и она катает на ляжке эти колбаски. Говорят идеальная влажность сигары так и достигается.
        - Ф-у-у… Я такую курить не буду.
        - Курить вообще вредно. Но я не такие привёз, промышленные. Там, думаю, без ляжек обходятся. Правда, таких тоже взял несколько для гурманов.
        Она вздыхает.
        - Что?
        - Нет, ничего… Думаю, куда там отец вляпался, что аж из Москвы за ним прилетели…
        - Не думай про это. Сейчас информации очень мало. Завтра будет понятнее. Главное, что Михал Михалыч о нём позаботится. Всё у Гены нормально будет.
        Она вздыхает.
        - А она красивая?
        - Кто? - не понимаю я.
        - Ну, барышня эта, с ляжками и задранной юбкой… В холле гостиницы.
        - Не очень. Она старая уже. Я её сфотал. Потом напечатаю фотки - увидишь.
        Она прижимается ко мне теснее.
        - Егор…
        - А?.. - откликаюсь я проваливаясь в сон.
        Наташка приподнимается на локте и, нависнув надо мной, целует в грудь.
        - Хорошо, что ты приехал, - шепчет она и опускает голову.
        В половине десятого я с парнями захожу в казино. Лида, Бакс, бармены, крупье, игроки - все на местах, всё, как всегда. У нас тут собственные Багамы. Да и вообще, почему обязательно надо ездить куда-то? Нужно свои берега обустраивать. Пусть к нам приезжают.
        Платоныч уже здесь. Мы договорились встретиться, коротко потолковать и вместе на моей машине поехать в «Пекин». Мы обнимаемся, и я прошу бармена сделать нам кофе.
        - Дядя Юра, я тебе ром, кофе и сигары привёз. В машине лежат, надо не забыть переложить. Андрюхе там футболка с Че Геварой. Будет самым крутым на школьном дискаче. А кофе кубинский - это отдельная песня. Он крепкий, глоток сделаешь и глаза на лоб лезут. С горчинкой, но вкусный, мне даже интересно, что ты о нём скажешь. Там смесь из двух видов кубинской Арабики. Вери спешл, короче, огонь. Некоторые его с молоком пьют или с большим количеством сахара.
        - Чтобы выжить что ли? - смеётся Платоныч.
        - Ну, типа, - улыбаюсь я. - Но ты же ни то, ни другое не признаёшь…
        В этот момент со стуком открывается дверь, в неё быстро входят трое парней в пальто и направляются прямо к нам. Алексей и Алик бросаются навстречу.
        - Следственный отдел КГБ СССР, - говорит один из пришельцев и протягивает корочки. - Капитан Катков. Предъявите ваши документы.
        Я киваю парням, чтобы пропустили.
        - У нас их нет, - качаю я головой. - Дома забыли. А что вам, собственно, нужно?
        - Вы директор заведения?
        - Какого заведения? - пожимаю я плечами. - Разве вы не видите? Мы посетители. Кофе пьём. К нам есть вопросы?
        - Вы директор?
        - Я не директор, - качаю я головой.
        Пока происходит этот диалог, спутник Каткова раз двадцать щёлкает фотоаппаратом. Фотографирует меня и Большака, а так же интерьеры казино.
        - Так, - говорю я. - Это правовой беспредел, товарищи. Разрешения на фото наших персон мы не давали. Что вам надо? Сообщите цель визита или идите подальше.
        - Назовите своё имя.
        - Если у вас нет других вопросов, - отвечаю я, - то разговора не будет. Оставьте меня в покое, пока я не вызвал милицию. Мне кажется, вы не имеете права сюда вламываться.
        Этот нелепый разговор длится ещё какое-то время, а потом резко обрывается. Незваные визитёры просто разворачиваются и уходят. Я тут же иду за ними, чтобы посмотреть, что там с охраной и почему никто не просигналил. Собственно, всё понятно. Двое наших парней стоят под дулами пистолетов перед людьми в форме. Мда…
        Это что-то новенькое. Опять следственный отдел и, вне всяких сомнений, всё это звенья одной цепи. Вроде ничего особо страшного не случилось, а на сердце хреново. Главное, Платоныча подставил. Надо прекращать вообще сюда ходить. Завести офис и всех принимать там.
        Мы выходим из отеля, перекидываем подарки в служебную тачку Большака и садимся в мою машину. В «Пекине» я молча, не рассуждая, отдаю пятак швейцару и иду дальше. Собственно, мы втроём проходим - я, Платоныч и Лёха. Доезжаем на лифте до седьмого этажа и двигаем к сорок второму номеру.
        Я толкаю дверь, она оказывается открытой. Заходим внутрь и видим Злобина. Он сидит в кресле и просматривает бумаги.
        Убедившись, что здесь всё нормально, Лёха выходит в коридор. Злобин просит меня закрыть дверь на замок и я закрываю.
        - Леонид Юрьевич, слушайте, очень странный случай произошёл с нами сегодня, - начинаю я, подходя к нему.
        Мы все жмём руки, и я коротко рассказываю об утренней истории. Злобин только головой качает.
        - Ну, поварёнок! - говорит он. - Ай, да сукин сын…
        Мы не успеваем ещё ничего обсудить, как за дверью раздаются приглушённые голоса. За ними следует шум недолгой борьбы и звук вкладываемого в замок ключа. Дверь открывается и на пороге оказываются те же дядьки, которые безо всяких законных причин вломились недавно в казино.
        - Это что такое! - гневно восклицает Злобин. - Вы что себе позволяете? Кто старший группы? Быстро ко мне!!!
        5. Совет в Филях
        Мы находимся в стандартном номере, а не на одиннадцатом этаже с шестиметровыми потолками в люксах. Это там хоть вечеринки проводи, а здесь места мало. Две одноместные кровати, шкаф, кресло, стол. Над столом на стене китайский пейзаж. Жёлтое море, наверное. В общем, всё строго-скромно, пришли чисто поговорить. Стоим у стола. Из излишеств - только коробка «Коибы», в качестве сундука мертвеца, и бутылка рома.
        И тут появляются эти практически пятнадцать душ со злыми пиратскими глазами и фотоаппаратом «ФЭД». Что, как раз, абсолютно естественно. Работникам КГБ - только Феликса Эдмундовича Дзержинского, никаких «Зенитов» или «Киевов». Логика.
        Щёлк-щёлк-щёлк. Наглые, как журналюги эпохи грядущей свободы слова.
        Понятно, что номер нашпигован жучками, червячками и всевозможными таракашечками с чрезвычайно острым слухом, но сегодня всё оборудование должно быть выключено. У нас же типа конфиденциальная встреча. Впрочем, глядя на всю эту возню, на сто процентов этому верить нельзя.
        - А ну! - наливается гневом Де Ниро. - Отставить!!! Командир группы, ко мне!
        С таким же эффектом можно говорить по-китайски. Папарацци работают нагло и смело. Ничего от нас не хотят, лишь фиксируют происходящее на фото и аудио. Поняв, что никакого подчинения и уважения седин не предвидится, Злобин простирает руку с вытянутым перстом, указующим в сторону выхода.
        - Пошли вон!
        Очень сожалею, что сам без фотика, я бы их запечатлел для истории и для отдела кадров, как претендентов на немедленное и экстренное увольнение.
        - Леонид Юрьевич, не беспокойтесь, у меня память фотографическая. Тем более, я их сегодня второй раз уже вижу. Полетят орлы недальновидные охранниками по сберкассам да ночными сторожами работать после позорного увольнения со службы.
        Пираты из следственного отдела спокойно заканчивают съёмку и, повернувшись, молча уходят. Сразу же в номер влетает Лёха, избитый, но непобеждённый.
        - Егор, я не смог задержать! - кается он. - Толпой целой навалились, твари.
        - Ничего страшного, Лёш. Ты сам-то цел?
        - Да, - машет он рукой. - Мне-то что сделается…
        - Ну ладно. Если что, стучи в дверь сразу.
        - Вот сука, - качает головой Злобин. - Поварёнок херов. Я ему башку-то отвинчу! А этих тварей завтра же повышибаю! Всех до одного. Вконец оборзели! Всё, уходим отсюда. Они, может, и запись включили.
        - Можно поехать ко мне домой, - предлагаю я, когда мы выходим в холл. - У меня там Наталья, но это не проблема, она мешать не будет.
        - Думаю, лучше ко мне, в таком случае, - говорит Платоныч. - Я человек, вроде, не слишком засвеченный, так что у меня вряд ли какое-то шпионское оборудование дома установлено.
        Блин… Про шпионское оборудование справедливо сказано.
        - Допустим, у казино меня могли поджидать, но как они узнали, что мы будем здесь встречаться? - вслух размышляю я, когда мы выходим из гостиницы.
        - Первый вариант, - говорит Злобин, - перечисляю в порядке уменьшения степени вероятности, посмотрели по заявке, оформленной на моё имя и просто ввалились в назначенное время. Естественно, убедившись, что мы здесь. Второй вариант. Твой телефон на прослушке. Третий вариант. Мой телефон на прослушке.
        Мы садимся в машину к Злобину и едем. Всю дорогу молчим. Алик с Лёхой двигаются за нами. Приезжаем, поднимаемся и проходим в квартиру.
        - Неплохо ту у вас, - кивает осматриваясь Де Ниро. - Куда проходить? На кухню?
        - Нет-нет. Прошу вас в гостиную. Егор проводи Леонида Юрьевича. Я сейчас кофе приготовлю.
        Мы с Де Ниро идём в гостиную. Она же, собственно, и столовая. Румынская стенка, чехословацкая люстра и бокалы, югославская мягкая мебель, старинный стол, цветной телевизор, проигрыватель, пласты, колонки. Вместо ковра на стене три рамки с акварельной мазнёй. Всё вполне обычно, ничего сверхъестественного, чего нельзя было бы увидеть в квартире среднего москвича.
        Ясно, что в очереди за мебелью дядя Юра номерок на руке не записывал, но какая разница. Это я к тому, что у него нет особых потребностей, нет тяги к чрезмерной роскоши и… да и вообще, он классный мужик, и я должен быть по гроб жизни благодарен Трыне, за меткое попадание кирпичом в моё темечко.
        - Шагал, однако, - рассматривает акварели Де Ниро. - Тебе нравится?
        - Шагал? - я подхожу ближе и впервые, кажется, удостаиваю эту детскую мазню своего внимания. - Правда что ли? Я и не присматривался никогда.
        - Хотя бы слышал про него, уже хорошо.
        Заходит Платоныч. Он везёт целую тележку. Кофе, копчёная красная рыба, оливки, сервелат, чёрный хлеб, импортное печенье, ананас и ром. Две бутылки - «Легендарио» и «Гавана Клаб», оба семилетние. И кофе, разумеется.
        - Садитесь, пожалуйста. Взбодримся плодами Острова свободы. И не только ими.
        Мы усаживаемся.
        - Ого кофе какой, - качает головой Злобин. - Энергия так и прёт. Сейчас ещё рому накатим и что делать будем? Ты почему, Егор, девок кубинских не привёз? Как они там, красотки?
        - Девки? - переспрашиваю я. - Да, девки огонь. Эталонной считается та, которой на попу можно бокал с ромом поставить.
        - В смысле?
        - Ну, задница должна быть настолько хорошо оттопырена, чтобы стакан стоял, как на полке.
        - Серьёзно?
        Они смеются.
        - А вот, - достаю я по несколько сигар для каждого, - изделия скатанные на потных ляжках знойных красавиц. Лучшие сигары в мире. Или нет. Но это неважно, главное, когда будете курить, думайте об этом.
        - Развратник, - усмехается Злобин, но глаза у него совсем невесёлые. - Ладно… Давайте к делу.
        - Так что же это было? - спрашивает Платоныч. - В «Пекине»…
        - Да ничего, - улыбается своей фирменной улыбкой Де Ниро. - Жест.
        - Какой жест?
        - Политический, какой. Показывает, что компромат и у него найдётся. Чистое тупое пижонство.
        - Это разве компромат? - удивляюсь я. - Хрень какая-то. Мало ли с кем вы встречаетесь и для каких целей?
        - Естественно. Это не компромат. Это пощёчина. Это что-то типа засунь ты себе свою запись в жопу.
        - Во как, - кручу я головой. - А на допросе с утоплением он выглядел совсем не так дерзко.
        - Естественно, там ведь и утонуть можно было…
        - Так давайте его сольём и всё. Отдадим запись и пусть рассказывает, как его пытали палачи из спецназа и всё такое прочее.
        - Можно, - кивает Де Ниро. - Единственное… М-м-м… Нужно было бы для начала уточнить, что у него имеется на меня.
        Упс…
        - А что-то имеется?
        - Наверняка. Обязательно имеется. У этого хорька на всех есть. Он гнида известная. Ладно, я подумаю, что с ним делать, а пока давайте к нашим баранам вернёмся. Давай Егор, начнём с тебя, отчитывайся о проделанной работе.
        Я подробно рассказываю о своём турне, опуская лишь эротические поползновения Евы.
        - То есть, этот адвокат сделает оценку броши, я правильно понял? - уточняет Платоныч.
        - Бля, ты какого хрена её попёр туда? - качает головой Злобин. - А если бы тебя с ней застукали наши?
        - Как застукали? - улыбаюсь я. - Вы меня не прикрывали что ли?
        - Так, всё. Сил нет этот детский лепет слушать. Вроде такими делами ворочать хочет, а несёт ахинею.
        - Вы не в настроении сегодня, - киваю я.
        - Да причём здесь… - машет он рукой и замахивает сладкий «Эликсир де Куба». - Девчачий. «Гавана Клуб» лучше.
        - Ну ладно, - говорю я. - Смотрите. Сейчас у нас вырисовываются замечательные перспективы. У Юрия Платоновича, поскольку он возглавляет управление в минвнешторге с вероятным повышением до замминистра имеются исключительные возможности. Вот список внешнеторговых объединений. Есть над чем работать. Юрий Платонович, «Союзхимэкспорт» есть?
        - Да, Егор, - кивает Большак, - протягивая пачку бумаг.
        - Кстати, отвечая на вопрос про оценку. Да. Адвокат её сделает. Это я про брошь. А там видно будет, что с ней делать. Добыта с риском для жизни, между прочим. Ваш хорёк Поварёнок меня за неё уконтрапупить хотел. И сейчас хочет. Так что как-то бы с ним порешать…
        - Давай, докладывай по делу сначала, - всё ещё хмурится Злобин.
        - Вот это, - говорит Платоныч, - полный список партнёров «Союзхимэкспорта». Здесь все, конечные получатели, торговые агенты, форвардеры, страховщики, порты. Предлагаю начать с химии. Здесь на сегодняшний день нам будет проще всего. Сначала зайдём по направлениям, где у нас нет торгпредств и постепенно охватим весь спектр. Естественно, я единолично не смогу такие решения провести. Нужна будет работа и с ответственными товарищами и, возможно, придётся создать какую-то… группу сотрудников… вернее непосредственно фирму с исполнителями… Но это, теоретически будет возможно, если ездить в загранкомандировки. Я бы хотел, конечно, Егора в наше министерство переманить. Но это только после получения высшего образования. А там ещё и внешнеторговая академия потребуется… Это целых семь лет. Я так понимаю, их у нас нет…
        Кхе-кхе…
        - Почему это? - настораживается Злобин.
        - Ильич столько не выдержит, - объясняю я. - А там ваш шеф придёт, скорее всего. Непонятно, что будет. Гайки начнёт закручивать. Да и зачем столько времени терять?
        - А почему химия? - спрашивает он.
        - А почему нет? - пожимает плечами Большак. - Я же в управлении химии и нефтехимии. Ну, смотрите, вот несколько цифр за прошлый год. Азотных удобрений экспортировано два миллиона восемьсот тысяч тонн, калийных - шесть шестьсот, фосфатных - семьсот тысяч. Итого больше десяти миллионов.
        - Даже по одному баксу с тонны… - вставляю я. - Это уже пипец сколько.
        - Да, - соглашается Платоныч. - А ведь номенклатура там куда более широкая, чем одни удобрения.
        - Соцстраны сразу вычёркивайте, - говорит Де Ниро. - Там система расчётов другая.
        - Да, это верно, - кивает дядя Юра. - Но надо же с чего-то начать.
        - Леонид Юрьевич, можете мне крутого тичера по английскому найти? - спрашиваю я. - Надо готовиться к новым победам революции.
        - Не глумись, - отвечает он. - Найдём учителя. А про химию… Всё это вполне впечатляет, но нам надо поближе к нефтехимии подбираться.
        - Да, - соглашается Платоныч. - Сто двадцать миллионов сырой нефти за прошлый год. Газа пятьдесят четыре миллиарда кубометров. Масштаб впечатляет. Но туда просто так не зайдёшь. Это одна из главных статей дохода государства. Система довольно разветвлённая, многие решения на местах принимаются. Там и совместные предприятия в странах потребителях и… да много нюансов разных. Работа очень большая. Сейчас вот через месячишко Наталью в «Союзнефтеэкспорт» устроим. На младшую должность, конечно, так сказать, студенческую, марки клеить, грубо говоря, но ничего, пусть приживается, она девушка толковая. Пусть диплом экстерном получает, тогда и должность специалиста возможна будет.
        - Хорошо, - качает головой Злобин и наливает себе бокальчик «Гавана Клаб». - Возможно, вы скажете, что вопрос преждевременный, но я привык ставить и близкие и далёкие цели. Задача минимум и задача максимум. Допустим, благодаря нашей затее в горизонте нескольких лет мы будем получать большие или даже огромные прибыли. Что с ними делать? Эмигрировать что ли?
        - Ну… - пожимаю я плечами. - Каждый, конечно, волен сам принимать решение. Но я, в случае успеха, вижу следующим шагом создание банка. Откроем на Багамах, потом дочку в Швейцарии, например. Полагаю, средств будет больше, чем человек в здравом уме сможет потратить за целую жизнь. Можете стать бизнесменом или прожигателем жизни в западной стране или тропическом раю, но я свою долю планирую вернуть в экономику России. Юрий Платонович, насколько я понимаю - тоже. Устроит нам ваш Андропов НЭП или нет, неважно. Мы найдём как вложить в наукоёмкие, инфраструктурные проекты и демографию с заделом на будущее. Чтобы в каком-нибудь далёком году не оказаться у разбитого корыта.
        - В демографию? - хмыкает Де Ниро. - Ну-ну… А в кадры не желаете вкладывать? Кто, грубо говоря, будет бабки считать? Деньги счёт любят. Сколько мы сейчас теряем на этом?
        - Да, это большая проблема, - соглашается Платоныч. - Растём быстрее, чем можем проконтролировать. Если бы мы действовали… э-э-э… в легальном поле… спецов больше было бы. У меня на промышленных направлениях учётом занимается мой преемник лично. Валера Аширов. Он парень очень толковый и, надеюсь, преданный. Но это нас капитально ограничивает в развитии. Не может один человек всё делать. Он взял дополнительно контроль над швейной фабрикой и всё, это уже предел. По игорным домам Цвет получает отчёты, но мы знаем, что было в Новосибирске. То есть ненадёжно это. Наталья помогла составить форму отчёта, это ощутимо помогло, но она ещё без опыта, ребёнок совсем. Может и ветер в голове гулять, без обид, Егор, чисто в силу возраста. Её к финансам корпорации пока рановато допускать. Надо подучиться.
        - Да какие обиды, дядя Юра, всё правильно, - говорю я, вспоминая новую подружку Маришку…
        Я беру бокал с «Легендарио», с «девчачьим», как сказал Злобин, эликсиром Кубы. Подношу к носу и вдыхаю аромат. Пахнет очень приятно. Сухофруктами, чем-то ещё экзотическим… Делаю маленький глоточек. Да, сладко и не так уж крепко. Там тридцать четыре градуса. Как конфетка.
        - У меня есть кандидат, - продолжает Платоныч. - Бывший наш министерский работник. На приёме познакомились и подружились, но как можно быть в нём уверенным? Я не знаю. Вернее, Жора нас познакомил, но на вечеринке, да. Он очень толковый. Его подсидели. Интриги, борьба за место у кормушки и всё такое. Он сейчас преподаёт в нашей академии, где я, собственно как бы обучаюсь без отрыва от производства. Работал долгое время в ЦСУ, и в министерстве внедрял систему статистических отчётов. В экономике хорошо разбирается. В общем кандидат отличный, только как с безопасностью я не знаю.
        - Да как, - пожимает плечами Де Ниро. - Обычно. Если человек на должность бухгалтера подходящий, возьмём в разработку. Найдём чувствительные точки и завербуем. Всё просто. Потом уже не соскочит.
        - Э-э-э…
        - Да чего там, он и не захочет соскакивать. Работа интересная, зарплата большая. Вернее, о-о-очень большая. Только вербовку придётся вам, Юрий Платонович, самостоятельно провести, но не бойтесь, я вам помогу. Давайте мне данные, я им займусь.
        Кажется, Большак, не совсем уверен, что поступает хорошо…
        - Ладно, - кивает Злобин. - Едем дальше. Такой вопрос. Если у нас грандиозные планы, зачем нам вот вся эта возня с блатными и мелкими нетрудовыми доходами типа колбасных цехов и палёных джинсовых костюмов? Мало того, что мы размениваемся, тратим силы и время на всю эту шушеру, так и риск многократно выше. Все эти Поварята и все, кто был до сегодняшнего дня, все они пытаются и будут, обязательно ещё будут пытаться сбросить нас с этой кучи бабок и самим на неё забраться. Зачем нам это?
        - Во-первых, - говорю я, - нам нужны средства для достижения дальнейших целей. И для оперативного оборота. Во-вторых, нам надо содержать армию, которая, поверьте, очень даже может пригодиться. Уже пару раз пригождалась. А в будущем, которое сегодня туманно, пригодится многократно. И, в-третьих, нам нужно иметь под контролем криминал. Это реальная сила, как бы ни было неприятно это признавать. А ему, криминалу тоже надо жрать, простите. Так пусть спекулируют, а не грабят. Понятно, я утрирую, но какбэ…
        Злобин вздыхает и заливает в себя ещё порцию рома.
        - Леонид Юрьевич, вас Поварёнок беспокоит?
        Он зло зыркает на меня, но не даёт себе рассвирепеть.
        - Да, Егор, - отвечает он со своей фирменной гримасой-улыбкой. - Если честно, очень беспокоит. Он же не сам по себе мальчик, не дядя Фёдор. За ним очень серьёзные Шарики и Матроскины стоят. Я в принципе знаю кто именно и биться с ними вообще никак не хочется.
        - А если его к Лимончику под лёд?
        - Не получится. По крайней мере, пока нет. Надо всё просчитать как следует. Ты, кстати, про Лимончика своим синим подельникам так и не сказал?
        - Нет, не сказал.
        - Ну, может и правильно. Ладно. Смотрю, терпение у тебя железное, молодец. Про родственника твоего. Дело яйца выеденного не стоит. Какой-то директор ДК вашего по фамилии Михаэлис, осуждённый, кстати за махинации, подал заявление на твоего Рыбкина, что тот якобы вымогал у него взятку в особо крупном. Он не дал и твой родственник дал делу ход и даже сфабриковал что-то там. Но это ерунда. Всё там чисто, никаких подтасовок. Ребята проверили.
        - Ого, ребята у вас оперативные…
        - Да. Так вот. Дело развалится, если он сам не напортачит. Но развалится нескоро. Там же создали группу с прокуратурой, будут крутить, проверять, расследовать, пересматривать и это затягивать можно очень долго. Вот и смотри сам. Я туда влезать не хочу, прямо говорю, овчинка выделки не стоит. Но вот, что я тебе предлагаю. Зайди со стороны прокуратуры. Пусть Чурбанов поговорит с кем надо и за пять минут всё решится. Это ещё хорошо с той стороны, что ты покажешь, что у тебя схвачено всё и везде. И на прокуратуру тоже выходы имеются. Чтоб в другой раз даже не дёргались. Понимаешь?
        - Понимаю, - киваю я. - Спасибо большое.
        - Да не за что так-то. Ну что, я голосую по всем пунктам «за». Давайте действовать. Нужно составить конкретный план. Ответственные товарищ Большак и товарищ Брагин. Прошу довести в ближайшее время, что конкретно требуется от меня. На этом совет в Филях объявляю закрытым.
        - А, ещё вопросик, - говорю я. - Забыл. Нам нужен банк и здесь, в родных краях.
        - Это ещё что значит?
        - Смотрите. Сколько здесь разных цеховых дел мастеров. Они скупают золото, камни и баксы. Не знают, куда наворованное девать. Зарывают таланты в землю, буквально. Нужно дать им финансовые инструменты и, соответственно, принимать эти средства. Может быть, вкладывать в свой будущий банк на западе… Это огромная денежная масса. Она нам самим пригодится, зачем в стеклянных банках оставлять?
        - Ладно, ответа, я так понимаю, у тебя нет? Вот завербуем академика, с ним и будешь голову ломать, хорошо? Времени много уже. Надо ехать. Поздравляю тебя с завершением миссии и приобретением в узких кругах репутации международного киллера, разыскиваемого властями Багам. Орден обещать не могу, я не Чурбанов, но своё личное уважение гарантирую. Всё, я пошёл. Бывайте, ребята.
        - А, стойте-стойте!
        - Брагин, - усмехается он, - от тебя не отделаться. Чего ещё?
        - Хотим с Натальей в ближайшее время новоселье устроить. Дату пока не определили, надо Гену ещё из застенков вытащить, но принципиально решение принято. Вот, собственно, что хотел сказать.
        - Ну, ладно, все бы твои сообщения такими были. Приду. Всё! А теперь ухожу. Пойду уединюсь и покурю сигару, скрученную на ноге кубинской цацы.
        - И учитель английского.
        - Да отстанешь ты или нет! - смеётся Де Ниро и выскакивает за дверь.
        После его ухода я звоню Чурбанову, но прямой номер не отвечает, а секретарь говорит, что он на совещании у министра. Будет часа через два-три, не раньше… Неслабо они там совещаются.
        Мы с Платонычем едем к его машине, а потом я отправляюсь на работу. С подарками, конечно. Смягчаю недовольство непосредственного начальника соломенной шляпой, крокодильей кожей, ромом и духами из ирландского дьюти фри.
        Кубинский дух царит и в нашем кабинете. Мои коллеги оказываются охочими до рома и к концу рабочего дня готовы танцевать румбу прямо на столах. Убегаю я чуть раньше, поскольку сегодня нам ещё в гости ехать.
        Наташкина тачка стоит у подъезда. Надо было позвонить ей, но как-то даже и времени не нашлось. Оправдание. Враньё, иначе говоря. Захотел бы - нашёл. Просто даже и не подумал, увлечён был делами, а она там с ума, наверное сходит из-за батюшки своего. Хотя, она тоже не звонила… Не хотела беспокоить, наверное, я же весь из себя важный такой…
        Выбегаю из лифта, открываю замок и влетаю домой.
        - Наташ, я дома!
        Никто не отвечает.
        - Наташка! - кричу я. - Привет! Ты где?
        Сбрасываю ботинки и иду по коридору.
        - Наташа! Отзовись!
        Нету. Блин, наверное к своей новой подружке упорола. В какой она квартире-то живёт… Иду в сторону кухни и, когда прохожу мимо спальни, за приоткрытой дверью мелькает тень. Твою дивизию! Что за хрень!
        Не сбавляя шаг, я прохожу на кухню, делаю погромче радио, достаю из ящичка с инструментами маленький «браунинг» и оттуда беззвучно возвращаюсь к спальне. Лев Лещенко старается, душу рвёт:
        Снова замерло все до рассвета
        Дверь не скрипнет не вспыхнет огонь
        Только слышно на улице где-то
        Одинокая бродит гармонь…
        Будто про себя поёт…
        Я останавливаюсь перед дверью. С той стороны никаких движений. Блин. Сосёт под ложечкой. Лишь бы с Наташкой ничего не случилось. Ну ладно, чего тянуть-то… Сдвигаюсь, чтобы не оказаться на линии огня, если вдруг чего, и резко толкаю дверь.
        Твою дивизию!
        Прямо передо мной стоит Наташка, её всю колотит, в глазах ужас, а в руках огромный кухонный нож.
        6. Предчувствие весны
        Картина, прямо скажу, жутковатая. Будто сцена из ужасника, того же, «Сияния», но я не Джек Николсон, я точно знаю. Быстро убираю маленький пистолетик в карман пиджака, а сам не свожу глаз с Натальи.
        - Наташ, - мягко говорю я и улыбаюсь. - Ты чего?
        Она смотрит на меня и будто не понимает, что происходит.
        - Натусь, - делаю я к ней маленький шажок. - Ты испугалась что ли?
        Она вздрагивает, будто выходя из сомнамбулического сна.
        - Да, - кивает она и действительно пугается, увидев нож в своей руке.
        Глаза её расширяются, она разжимает пальцы и нож летит на пол, падая прямо рядом с её босыми ногами. Блин…
        - Что случилось? - спрашивает она.
        Вот и я хотел бы понять, что случилось.
        - Иди ко мне, всё хорошо. Ничего не случилось.
        Надеюсь, что ничего не случилось.
        - Иди.
        Я делаю шаг ей навстречу, а она шагает ко мне.
        - Всё хорошо, да? - тихонечко и успокаивающе практически мурлычу я и прижимаю её к себе. - Всё хорошо.
        Она утыкается мне в плечо.
        - Пойдём, - шепчу я. - Пойдём на кухню. Я тебя чайком напою.
        - Я еду приготовила, - тоже шепчет она.
        Мы заходим на кухню
        - Ф-у-у-у… - выдыхает Наташка. - У меня голова разболелась и я выпила «Цитрамон»… А она всё не проходила и не проходила… Я пошла прилечь и… сколько времени?!! Ого!!!
        Она смотрит на часы и глаза буквально на лоб лезут.
        - Я что, четыре часа проспала? - она касается ладонью лба. - Кошмар… Мокрая вся… Знаешь, я будто в черноту провалилась, в яму какую-то…
        - Ничего не снилось?
        - Нет…
        - А голова-то прошла?
        Она прислушивается к своим ощущениям, встряхивает головой, пуская переливающуюся каштановую волну волос.
        - Ага… Прошла вроде.
        - А нож зачем?
        - Нож? - она хмурится, соображая. - Не знаю… Наверное случайно прихватила с кухни… Я же готовила вроде… Ну да, я достала мясо… Вот я идиотка! Оно у меня четыре часа в раковине пролежало.
        Она подбегает к мойке и вытаскивает кусок говядины.
        - Не страшно, - успокаиваю её я. - Ничего с ним за четыре часа не сделается.
        - Идиотка, точно! Чекане… Представляешь, я же ничего на ужин не приготовила…
        Она поворачивается ко мне и чуть не плачет.
        - Да ладно, ты чего, мы же сегодня к Гале с Юрием Михайловичем идём. Ты забыла?
        - Забыла, - кивает она и задумывается, а потом садится на табурет. - Ерунда какая-то. А когда идём?
        - Да вот, через полчасика надо бы уже выдвигаться… Мы вчера это обсуждали.
        - Ладно, я тогда в душ заскочу, голову мыть не буду, не успею уже. Хорошо? Убери в холодильник мясо, пожалуйста.
        Действительно, ерунда какая-то. Она выскакивает из кухни, но тут же возвращается обратно.
        - Стоп! А что там с отцом? У тебя есть новости?
        - Есть, - киваю я. - Дело лёгкое, ему ничего не угрожает, но может затянуться. Я хочу сегодня Чурбанова попросить, чтобы помог. Тогда всё решится практически сразу.
        - То есть пока ничего не удалось сделать?
        - Он пока остаётся в камере, но его скоро отпустят. Это не так, что раз, пальцами щёлкнул и всё готово.
        - Понятно, - кивает она и снова исчезает.
        Я иду следом за ней.
        - Михалыч к нему ходил, всё там обустроил, проверил, перепроверил, еду принёс, не переживай. У него там всё есть, даже телик. Выпивки только нет. Но немного детокса никому не помешает.
        Заходим в ванную.
        - Ты что, подсматривать будешь? - спрашивает Наташка, начиная раздеваться.
        - Не подсматривать, а смотреть.
        - Нет, Егор, ну ты что, это неправильно. Я же мыться собираюсь, а не просто так тут плескаться ради удовольствия. Твоего. Иди, пожалуйста… Иди-иди…
        - Чем сегодня занималась? - спрашиваю я Наташку, когда мы едем к Чурбановым.
        Мы сидим на заднем сиденьи «Волги» и тихонько переговариваемся. Парни говорят о своём, нас не слушают. Обсуждают хоккей.
        - Ну… четыре часа ушли практически впустую, на мертвецки глубокий сон. Совершенно необъяснимый.
        - Наверное, ты из-за Гены перенервничала, - предполагаю я и беру её за руку.
        - Ну, не знаю. Перенервничала, но всё равно странно. Вот…
        - А до этого?
        - До этого? Так, по дому кое-что делала… Знаешь, я вот с тобой поговорить хотела. Мне же надо на работу устраиваться. Сегодня в обед забегала Марина. Она приезжала, потому что деньги дома забыла, а на работе нужно на что-то сдавать было. Ну, собственно, не важно. Она сказала, что у них на «Большевичке» в бухгалтерии есть место старшего помощника младшего дворника. В смысле, ну… понимаешь, да? Она спросила, вроде там заочницу-математичку из МГУ готовы принять.
        - На «Большевичку»? - поднимаю я брови.
        - Ну а что, мне же нужно опыта набираться! Я же должна тебе помогать, быть твоей опорой и поддержкой.
        - А борщи варить кто будет? - улыбаюсь я.
        - Ой, да чего там варить-то? Я за полчаса тебе такой борщ сварганю, за уши не оттащишь. Ну ладно, за час, если на бульоне хочешь. Да я тебя и самого научу.
        Она начинает смеяться, представив меня на кухне.
        - Представила что ли?
        - Ага, - кивает она. - Весь в свёкле, моркови и семенах укропа.
        - Ха-ха-ха, - шутливо передразниваю её я. - Я, между прочим, борщ умею. И ещё не известно, у кого лучше получится.
        - Что? Умеешь? Ах ты тихушник! Ни разу ещё меня не накормил!
        - Накормлю, если заслужишь.
        - Ну вот, а я тебя бескорыстно кормлю, даже если ты и не заслуживаешь.
        - Что-что? - притворно сержусь я.
        - Ладно, шучу. Так как? Что думаешь, насчёт работы?
        - Я думаю, что партия даёт тебе задание через месяц идти работать в «Союзнефтеэкспорт». Это контора всем конторам контора. Вот там точно есть чему научиться. Только, пожалуйста, это секрет. Поняла? Никому, вообще ни одной живой душе. Ни Галине, ни Марине, даже отцу родному заранее не говорить.
        - Почему секрет?
        - Потому что желающих на это место слишком много. Даже выпускники вузов хотели бы на это место, со знаниями языков. Мы с тобой, кстати, начнём английским скоро заниматься.
        - Знаешь, нефть - это так скучно, - говорит она. - Правда… Кому она нужна вообще? Нет… я в том смысле, что кому с ней возиться интересно?
        - Ох, ты уж мне поверь, пройдёт не так много времени и тебе самой будет казаться, что нет ничего интереснее в мире, чем возиться с нефтью и газом.
        - Не знаю, - пожимает она плечам и надувает губки. - Это ещё через месяц, а тут уже хоть завтра выходи.
        - Ну мы же не бедствуем, можем потерпеть месячишко без зарплаты, а?
        - А я не хочу просто так на твоей шее болтаться, я хочу свой хоть маленький, но вклад вносить.
        - Ты уже вносишь большой, очень большой, просто неоценимый вклад.
        - И какой же? - хмурится она.
        - Наш с тобой вклад определяется не деньгами, а тем что мы можем дать друг другу помимо материального - любовь, поддержку, преданность, верность, самоотверженность. Ферштейн?
        - Да, ты прав… - вздыхает она. - Но я хочу на «Большевичку»!
        Вечер начинается с вручения сигар, рома, шляп и духов. «Версаче Джанни Версаче», новейший аромат, совершенно сумасшедший, но явно не для юной барышни. Поэтому он уходит Галине. И ещё одна новинка этого года, если меня не обжулили в дьюти фри и я правильно расшифровал ирландское произношение. «Енвол Тед Лапидус», роскошный и сложный, срывающий крышу.
        Вот, Гале её моментально и срывает. Этих чудес у неё ещё нет.
        - Боже! - восклицает она. - Благодарю тебя за этого мальчика! Егор! Как ты узнал, что именно нужно купить? Юра, вот, учись, пожалуйста, каким должен быть мужчина! Везучая ты, Наталья! Тебе он тоже такие привёз?
        - Нет, - смеётся Наташка. - Сказал, что лучшее пойдёт Гале. Мне другое досталось. Можно я понюхаю?
        Галя позволяет.
        - Какие грандиозные ароматы. Егор сказал, что юной девушке нужно что-то лёгкое и тонкое иначе позора не оберёшься.
        - Откуда ты знаешь, Егор? Правильно всё сказал. Что он тебе-то привёз? Что-то сногсшибательное?
        - Да я таких и названий даже не слышала никогда, - улыбается Наташка. - «Индоленс Аткинсон», очень… м-м-м… в общем чудесный, цветочный. Наверное вечерний… Я ими сегодня подушилась как раз. Он не самый лёгкий. Но дома ещё есть два флакончика, я названия не запомнила, те очень нежные и свежие.
        Галина её обнюхивает и остаётся восхищённой. Я, на самом деле, привёз целый чемодан парфюмерии. И маме, и Ирке Новицкой. Наташке целых четыре флакона. В общем, всем сёстрам по серьгам. Я и себе купил флакончик «Хэрродс». У меня был такой в прошлой жизни, так что решил поностальгировать.
        Чурбанову - сигары с фабричного конвейера и с влажных ляжек. Ром, опять же двух видов. В общем, я как дедушка мороз, только кубинский, правда там его нет, как мне сказали. Там подарки три короля носят, волхвы. Но это неважно, потому что подарки-то есть.
        Мы садимся за стол. Галя отменная хозяйка, тут и говорить не о чем. Она сама готовит и готовит очень хорошо. Отбивные восхитительны, салаты, закуски и ещё ожидается торт, правда торт покупной, естественно, «Птичье молоко».
        - Галина, - говорю я, - огромное тебе спасибо за Мартика, за помощь, за участие. Если бы не ты, мы бы до сих пор в отеле жили. А квартира просто чудесная. Восхитительная. Интересно, как он там? В Вене или уже рванул дальше?
        - Не знаю, - пожимает она плечами. - Я рада что вам нравится квартира. Наташа, тебе нравится?
        - Да вы что! Не то слово! Квартира просто сказочная. Чудесная! Большое вам спасибо!
        - А соседи не допекают? - спрашивает Галя и попадает в точку.
        Да, допекают, по крайней мере, одна точно. Надо пробить, что за Марина такая.
        - Они же там пиликают с утра до ночи, наверное?
        - Нет-нет, - мотает головой Наташка. - Все очень хорошие и тихие…
        - У Наташи там даже подружка уже появилась. Племянница композиторши како-то. Какой, кстати, Наташ? Известной? Не Пахмутовой?
        - Ой… - немного теряется она. - Марина ведь мне говорила… Но я забыла… Вертится на кончике языка, а… а сорваться не может. Нет, не вспомню теперь. Надо будет спросить.
        - А у них одинаковые фамилии? - профессионально интересуется Чурбанов.
        - Не знаю, - улыбается Наташка.
        Понятно… Что ничего не понятно.
        - А мы хотим вас пригласить на новоселье, - заявляю я. - Дату и время мы с вами согласуем, но хотим уже скоро.
        - О! Новоселье - это здорово! - радуется Галина Леонидовна. - Да же, Юра? Ты, кстати, наливай ром, пожалуйста. Не забывай. Я вам помогу всё организовать, чтобы было по высшему разряду! Наталья, держись меня, девочка.
        Ужин проходит отлично. Все смеются, шутят и радуются жизни. Если честно, один из тех моментов, которые обычно хочется продлить и оставить в копилке приятных воспоминаний.
        - Ну что, - говорит хозяин дома. - Время предаться курению сигар и мечтам о солнечном острове!
        - Надо туда обязательно съездить! - добавляю я. - Причём, не по работе, а на отдых. Я уже Наташе пообещал, что её туда свожу. Это такой кайф! Белоснежный песок, длинные пляжи, лазурное, нет, бирюзовое море, ароматы тропиков, ром, сигары, лобстеры, горы лобстеров и невероятный оптимизм. Там здорово и при всём моём патриотизме скажу, что ощущения круче, чем даже в Судаке.
        Идея заходит на ура. Да! Да! И ещё раз да! Поедем в гости к Фиделю, пока Горбач всё не испортил. Честно говоря, я бы и на Багамы ещё разик смотался, а лучше и не разик. Там мне тоже понравилось. Ну да ладно, отдыхать каждый дурак может, а вот работать… А работать не каждый.
        - Юра, пожалуйста, давай только сигары свои с бёдер потных кубинок кури в кабинете, а то я здесь никогда не выветрю этот дух.
        - Хорошо, - соглашается Юра. - Мы с Егором уходим в мужской клуб, а вы, пожалуйста, подготовьте десерт.
        - Понравилось значит на море бездельничать? - добродушно говорит он, обрезая и поджигая большую и не очень ровную, но максимально натуральную и красивую сигару. - Будешь?
        - У меня своя, - отвечаю я. - Поменьше.
        Я достаю из внутреннего кармана небольшую фабричную сигару.
        - О! Ты же не куришь! - удивляется Чурбанов.
        - Так я не в затяг, вы тоже смотрите, не затягивайтесь, а то закашляетесь. Сигары даже Шварценеггер курит.
        - Такого негера я не знаю, - отвечает он. - А уж сигары-то не учи курить, дитя моё.
        - Понял, - улыбаюсь я. - А Шварценеггер - это спортсмен такой, культурист из Австрии.
        - Ладно, рассказывай, что там у тебя за личная просьба, культурист.
        - Отец Наташкин. Капитан милиции Геннадий Аркадьевич Рыбкин.
        - Так, - выпускает густой ароматный дым Чурбанов. - И что с ним?
        Я рассказываю. Подробно и в деталях. И прошу поговорить с главным прокурором.
        - Вечно у тебя задачи нетривиального характера, да? Ладно, поговорю завтра… или…
        Он открывает блокнот, находит нужный телефон и набирает номер.
        - Александр Михайлович, здравствуйте. Это Чурбанов Юрий Михайлович вас беспокоит. Извините, что поздно и дома отвлекаю… Да… Да… Спасибо… Спасибо… У меня к вам просьба. Сейчас не хочу вам вечер рабочими вопросами портить. Можно завтра в первой половине забегу? Буквально десять минут, много времени не займу. Да… Конечно… Вот и отлично. Огромное вам спасибо. В десять тридцать буду у вас. Доброй ночи.
        Он кладёт трубку.
        - Ну, видишь? На трезвую голову может и не стал бы Рекункову звонить по такому вопросу, но ты же умеешь людьми управлять, да?
        - Юрий Михайлович, спасибо огромное, - сердечно говорю я.
        - Пожалуйста. Ещё не сделал ничего. Почему этот Кухарчук прицепился к тебе?
        - Его ребята накосячили, важного участника операции устранили. А я видел. Вот он и пытался меня приструнить. Даже не приструнить, а устранить.
        - А как это ты видел?
        Блин, во все подробности я его посвящать не хочу… Ещё, кстати, с Бори надо спросить за хорошего парня, которого он порекомендовал.
        - Бандиты по наводке этого важного участника ограбили Мартика, у которого я квартиру купил. Вот я и взялся ему помочь.
        Он становится озабоченным, а улыбка обвисает, превращаясь в приклеенную маску.
        - Почему ко мне не обратился?
        - Да… Прямо в милицию нельзя было, там же доллары. Да и время поджимало, я по горячим следам вроде всё раскрутил. Пришёл за деньгами, а там Кухарчуковские. Они свои вопросы решали. Ну и заволновались, психанули, пальбу устроили.
        - Ты издеваешься? - восклицает обалдевший Чурбанов. - Это Марочник что ли? Это они Марочника грохнули? А Четвертного?
        - Четвертного мои парни, в порядке самообороны. Он пушку выхватил, хотел в меня шмальнуть.
        - Ты точно не издеваешься?
        - Нет, Юрий Михайлович. К сожалению, это правда. Мы разошлись, а потом они, видать, боссу своему доложили, его и накрыло. Волной гнева. Он двух людей моих в гостинице завалил и на меня покушался.
        - Интересная жизнь у тебя… И где все эти трупы?
        - Я своих похоронил. Всё официально. Ну а про остальных вы сами знаете.
        - Как ты смог-то?
        - Ну, вот… - развожу я руками.
        - Ну, ты даёшь, - качает он головой. - Живёшь, борешься с бандитами, а тут такой бандитизм процветает прямо под носом, а никто и не знает. Ну, а в КГБ-то какие уроды работают.
        - Да ладно, у вас тоже уродов хватает. Но Кухарь этот действительно та ещё мразь. Его кто-то прикрывает. Вряд ли прямо Юрий Владимирович, но кто-то большой и серьёзный.
        - То есть он просто мстит что ли?
        - Свидетеля убирает.
        - М-да… А где Назаров? Куда он пропал? На сходку не явился, никто его не видел. Пошёл на какую-то важную встречу. Слухи упорные ходят, что это твои дружки его порешили? Его там вместе с Четвертным не было случайно? Рассказывай, если знаешь.
        - Знаю. Не успел сразу рассказать, уехал. Как вернулся вот, сразу вам позвонил.
        - Ну-ну, по времени-то не сходится немного, но лучше уж поздно, чем никогда, - выпускает он густой вулканический дым и становится мрачным, как Везувий, уничтоживший Помпеи.
        - Ну, простите. Прятался, скрывался… А Назаров… Назаров сорвался с моста, упал на лёд и ушёл под воду. Усоп.
        - Твою мать…
        Он глубоко затягивается и начинает кашлять.
        - Юра, Егор, - заглядывает Галина. - Пойдёмте чай пить. Или кофе. Всё готово.
        - Сейчас, Галя, - говорит Чурбанов. - Сейчас придём… Ты ему помог?
        Скорее, не помог.
        - Нет, он сам соскользнул. Правда перед этим пытался меня застрелить.
        - Твою мать… - качает он головой. - Твою мать…
        - Юрий Михайлович, вы меня простите, за эти эффектные жесты, я не специально, не запланировано это. Просто разговор только сейчас дошёл. Я выйду в прихожую? Там у меня есть кое-что…
        Я встаю, выхожу и беру с полочке пластиковый пакет с надписью «Шеннон дьюти фри», который принёс сегодня с собой. В нём лежит конверт. Я возвращаюсь в кабинет и протягиваю конверт Чурбанову.
        - Проверьте, всё ли там. У Назара был портфель и всё, что в нём находилось, лежит в этом конверте.
        - Ребята! - снова зовёт Галина.
        - Да-да, - отвечает Юрий Михайлович, проверяя содержимое конверта. - Ты смотрел бумаги?
        - Смотрел, конечно, - отвечаю я. - На мой взгляд, ничего серьёзного. Единственное, расписки Галины Леонидовны… Но это тоже ерунда.
        Впрочем, когда его будут сажать, эти бумажки могут легко стать основой обвинения, учитывая, что там всё вообще белыми нитками шито, в материалах дела, то есть. Могли бы, то есть, но не стали и теперь уж подавно не станут.
        - Копии сделал? - подозрительно смотрит он мне в глаза.
        - Нет, - спокойно и твёрдо отвечаю я, хотя, вообще-то сделал, сфотографировал. - Я посмотрел ваши бумажки, но зато тоже много вам сегодня рассказал. Видите, я за полное взаимное доверие.
        - Интересный ты кадр, Егор, - говорит он и я вижу, что у него камень с души свалился. - Смотри, жене моей не скажи, что Назара нет больше. Она уж так его ждёт. Он ей обещал там кое-что… В общем, не говори.
        - Юрий Михайлович, вы тоже никому не говорите. Это совершенно конфиденциальная информация. Даже мои блатные партнёры не знают об этом. Это только между нами. Вы и я. Договорились?
        - Хорошо, - серьёзно отвечает он. - Хорошо. Вот тебе моя рука.
        Подозревать его в непорядочности у меня нет оснований. На самом деле, даже если всё, что я ему рассказал он сделает достоянием гласности, для меня мало что изменится. Это всё просто слова. Бла-бла-бла… Так же, как и фото документов.
        А вот про Галю, ожидающую вестей от Назара, это интересно… Поражаюсь я людям… То есть, Лимончик тоже, как и Кухарь, планировал меня грохнуть после сделки. Получить деньги и грохнуть, а лилию ещё раз продать, теперь уже Гале. Ну ладно, что об этом говорить… Я, конечно, смерть не констатировал, но шансов выжить у него не было. Это уж точно.
        Мы возвращаемся к столу и Чурбанов выпивает полный стакан рома. Вот как переживал.
        - За Егорку, - говорит он.
        - Егор, спасибо за духи, - улыбается Галя. - Не то, чтобы я без них страдала, у меня знаешь сколько разных, но ты удивил. И сделал мне очень приятно. Их ещё даже в ГУМе нет, в двухсотой секции. Кстати, мы с Натальей договорились, завтра едем туда за покупками. Если хочешь, тебя тоже приглашаем. Да, Наташа?
        - Конечно, - смеётся она.
        - Ты денежки девочке не забудь оставить. И вот ещё что, вам к новоселью подкупить нужно будет продуктов, да и из одежды там тоже что-то бывает вроде. Вот держи.
        Она кладёт передо мной пачку чеков «Внешпосылторга». Внутреннюю валюту магазинов «Берёзка».
        - О, спасибо большое! - восклицаю я. - Здорово. К новоселью нам действительно пригодится. Я могу рублями или баксами расплатиться.
        - Да перестань ты.
        - Нет-нет, так не пойдёт, тут много. Однозначно деньги отдам. Завтра Наталья передаст. Скажи только с каким коэффициентом.
        - Шутишь? Какой ещё коэффициент?
        - Ладно я всё понял.
        Веселье продолжается, мы пьём чай с «Птичьим молоком», шутим и смеёмся. А потом едем домой.
        - Ну что, - улыбаюсь я, глядя на Наташку. - Гульни завтра как следует в ГУМе. В следующий раз туда нескоро попадёшь. Пропуска только через ЦК получают и только одноразовые. А с Галей так можно пройти.
        - Пойдём с нами. Тебе тоже что-нибудь модное купим.
        - Ну, я же не диктор телевидения и не певец, - усмехаюсь я. - Мне выпендриваться нельзя, я комсомольский функционер. А ты красивая девушка. Тебе можно.
        Мы подъезжаем к дому и выходим из машины. Прекрасный тёплый вечер. Уже чувствуется наступление весны, не календарное, а живое, настоящее. Воздух пахнет по-особенному и ветерок приносит что-то тёплое, вызывающее приятные ожидания.
        Вот бы остановиться, бросить всё и просто жить, радоваться, растить детей, встречаться с друзьями, ходить в кино и театр. Эх… Кабы не знать, куда всё идёт, так и можно было бы, да…
        Я захлопываю дверку машины и слышу приближающиеся шаги. Шесть человек в штатском, но сомнений в их клановой принадлежности нет.
        - Брагин Егор Андреевич, - не спрашивает, а констатирует детина, похожий на Шварца из «Красной жары». - КГБ СССР. Пройдёмте с нами, пожалуйста. Вот постановление о задержании.
        7. Десперадо
        Цикличность жизни лучше всего видна в такие моменты, особенно если они случаются далеко не впервые. А у меня постоянно что-то да случается. Если доживу до преклонных лет напишу мемуары и сам себе не поверю. И может быть, даже скажу что-то вроде того, что всю жизнь мчался по кругу, как белка в колесе. Но сам же себе и возражу, поскольку шёл не по кругу, а по спирали, поднимаясь всё выше и выше. К недостижимым, практически, высотам.
        Квадратные челюсти, как мистеры Смиты из «Матрицы» обступают полукругом, Лёха и Алик пытаются их теснить, но я делаю знак, и они отступают. Биться с миражами нет никакого смысла.
        - За что или для чего задержан, позвольте узнать? - миролюбиво спрашиваю я.
        - Вам всё объяснят, - бесстрастно отвечает старший из Смитов. Проходите.
        Наташка стоит, как громом поражённая. Вчера отец, сегодня почти что муж. У Шпака куртка, а у посла, как известно, медальон.
        - Позвони Злобину прямо сейчас, - спокойно говорю я. - И не бойся. Это ненадолго. И вот что. Завтра с Галей ничего не отменяй. Поняла? Обязательно иди, куда намечено. У нас всё остаётся в силе.
        Я, конечно, ни в чём не уверен, но главное сохранять позитивный настрой и влиять на близких успокаивающе, чтобы оберегать их от лишних волнений. Имеющий мудрость, да подтвердит мои слова.
        - И посторонних в дом не впускай, - добавляю я, имея в виду Марину, которая отчаянно мне не нравится. - Даже под видом друзей. Вообще никого. Ребята вы завтра с Натальей.
        Меня усаживают на заднее сиденье чёрной «Волги», придерживая за голову, чтобы я её ненароком не отбил и зажимают с двух сторон крепкими туловищами. А потом везут по красивому ночному городу. Конечно, улицы не утопают в огнях, как в будущем, не светятся многочисленные рекламные вывески, да и стоп-сигналов, как и встречных фар, значительно меньше. Но в этой сдержанности красоты не меньше, а достоинства даже больше.
        Едем мы ни долго, ни коротко и подъезжаем к большому жёлтому дому, пытающемуся скрыть свои тошнотворные телеса за прозрачными зимними деревьями и высоким забором, украшенным драгоценным блеском проволоки. Лефортово.
        Ворота, высадка, длинные коридоры с истёртыми крашенными в коричневый цвет бетонными полами, массивный деревянный стол, словно для дежурной в гостинице, вытоптанные, но ковровые (ковровые, Карл!) дорожки. Личные вещи. По средневековому огромная связка ключей. Лязг, глухие шаги. Камера с двумя кроватями, пардон, шконками без матрасов. Вместо сетки - широкие металлические полосы. Уныло-аскетичная обстановка. Спокойной ночи.
        Кто? Кухарь.
        Основания? Да какая разница!
        Укладываюсь на холодный металл и закрываю глаза. Главное, не задавать лишних вопросов, не загонять себя в нору несуществующих в данный момент ответов, а просто закрыть глаза и постараться уснуть. Силы могут пригодиться.
        Я засыпаю, хоть и не сразу. Разум разумом, а сердце - это отдельный институт, и ему, как известно, не прикажешь. Глубоко дышу, пытаясь впасть в анабиоз, но оно с каждым ударом посылает волну кровушки по жилам, и заряд дурацких мыслей в мозг.
        Наконец организм побеждает душевное смятение и погружается в поверхностный и неглубокий, но всё-таки сон. Правда, ненадолго. Только мрачная действительность сливается с чернотой сна, как раздаётся лязг металла. Ключи, замок, дверь.
        Кто-то заходит, и дверь с грохотом закрывается, как в страшной сказке. Открываю глаза. Ба, кто нашу бабушку зарезал… Стоит, с виду скромный, улыбается. Поварёнок, естественно. И не спится же ему.
        - Вот, - разводит он руками. - Решил зайти, а то, думаю, вдруг не успеем поговорить. Там уже шухер поднялся. Кто, что, зачем, почему. Знаешь, все эти дурацкие детские вопросики. Злобин твой неистовствует, того и гляди освобождать тебя примчится.
        Барсук, мля. Понял, на какое он животное становится похожим, когда говорит. На барсука.
        - Пётр Николаевич, это вы что ли мне спать не даёте? Как говорится, кто потревожил сон артиста, а? Отзовись из мрака…
        - Тоже мне, деревенский детектив выискался, - усмехается он. - Анискин доморощенный.
        А в глаза не смотрит, рожа энкавэдэшная.
        - От чего тебя и надо освободить, - продолжает Кухарчук, - вернее, от кого, так это от него же самого, от Злобина.
        Я сажусь на своём железном ложе, а барсук садится на стул. Смотри-ка, он ещё и со стулом пришёл. Рыболов-любитель.
        - Так хорошо же, что освобождать придёт, - потягиваюсь я. - Или вы хотите, чтобы я максимум впечатлений получил от этой удивительной экскурсии?
        - Хочу. Я много, чего хочу. Ладно. Помолчи сейчас и послушай. Это у нас такое рандеву с тобой, романтическое свидание. Ты ж поди в Лефортово-то и не был ещё ни разу? Считай, это для убедительности. Шутка юмора.
        Он расплывается в улыбке. Хотя, может, и не барсук, а хорёк.
        - Я оценил. Ржал, чуть не описался.
        - Да, с этим у нас просто. С почками так поработают, что не просто писаться будешь, а ещё и красненьким, причём до конца дней. Ну, хорошо. Значит, дело вот какое. Есть три животрепещущих вопроса. Всего три, но ответить надо на каждый. Число сакральное, сам видишь. Три. Первый вопрос - это лилия. Это просто, да? Отдаёшь её или хотя бы сообщаешь, где она находится.
        Где находится, там тебе её не светит найти.
        - Второй вопрос тоже простой, хотя тебе может показаться, что это не так. Но, на самом деле, проще некуда. Смотри, я знаю, что ты использовал силы своего «Факела», чтобы провернуть ту хрень, которую ты провернул. Даже уже знаю, где именно всё это было. Признаю, эффектно получилось. И мясника такого подобрали, и форму нашли, прям натурально. Хороший типаж. Настоящий палач, по призванию, это прям чувствуется, я таких знаю. В Афгане наверное во вкус вошёл, да? Личные дела твоих бойцов я, конечно, проверил, но его не нашёл пока. Я так понимаю, у тебя там не все официально трудоустроены. Мне пофигу, что хотите то и делайте, хоть в жопу друг дружку жарьте, вообще не беспокоит. Главное, ты мне этого палача отдай. Мы с ним не закончили ещё. Он ход сделал, теперь я сделать хочу. И сделаю, ты уж поверь.
        Опять улыбается и встречается-таки со мной взглядом. Ненадолго, на мгновение всего. Но и мгновенья хватает, чтобы понять, глаза у него мёртвые, ледяные. Будто не человек это, а труп ходячий. Вампир.
        - Ну, а третий вопрос, он… как бы это сказать… философский, что ли. Ты философию любишь? Это ещё не вопрос. А вопрос вот какой. Зачем тебе Злобин? Он слабый. Ненадёжный. А вот я - совсем другое дело. Если ты не кретин, то ты это поймёшь, может быть даже уже понял. Злобин тебя не защитит. Он всё ваше дело просрёт. Удивительно, что его на место зама взяли, но это ненадолго, поверь. Поэтому перспектива вырисовывается следующая. Сдаёшь Злобина и переходишь под моё начало. Нуждаться ни в чём не будешь.
        - По вашему соображению? - уточняю я.
        - Что? - хмурится он, глядя чуть правее меня.
        - Не буду ни в чём нуждаться в рамках вашего разумения?
        - Естественно, - пожимает он плечами.
        - Понятно.
        - Отлично. Если понятно, очень хорошо. Тогда, может быть, ты хочешь прямо сейчас дать мне вразумительные ответы?
        - Нет, - качаю я головой.
        - Не хочешь?
        - Не могу просто. Не готов. Надо подумать. Как это… принять ва-а-анну, выпить чашечку кофэ.
        - Ну, что же, будет тебе и ванна, и какава с чаем, - улыбается барсук Кухарь. - Всё предусмотрено.
        Он подходит к двери и костяшками пальцев стучит в ритме спартаковской считалочки. Тук-тук тук-тук-тук тук-тук-тук-тук тук-тук. Дверь со стоном раскрывается, и в неё входят три жеребца, три кентавра с весьма выразительными физиономиями.
        Двое из них подхватывают меня, как пушинку под руки, а третий рукой-молотом бьёт в солнечное сплетение. Горячо, больно, удушливо. Прям рекламный слоган. Поварёнок сочувственно кивает.
        Чувствую себя рыбой, вытащенной на берег.
        - Неприятно, - вздыхает он. - Понимаю, Брагин, очень хорошо понимаю, но только ты сам можешь вытащить себя из этой передряги. Крайне неприятно. Не останавливайтесь, не останавливайтесь, ребятки, пока Злобины не набежали. Время дорого.
        Бац, бац, прилетают ещё два удара. У-у-х! Давненько я так не взбадривался. Вот же вы уроды.
        - Хватит ему ливер взбалтывать, - усмехается хорёк. - Несите водичку. Переходим к водным процедурам. Я тут недавно познакомился с одной чудесной методикой, ищу автора, кстати. Так вот, мозги прочищаются и желание говорить появляется, просто чудо. Сейчас сам поймёшь.
        Тварь… Ну ладно. Покуражься, пока имеешь возможность. Это, по-любому, ненадолго. Я тебя размажу. Катком по тебе проеду, а потом сверну в трубочку и пошинкую на мелкую соломку. Мелкую-мелкую. А вот радость я тебе точно не доставлю, умолять и пощады просить не буду. И орать не буду, не дождёшься, хорёк. Лучше сдохну, мразь. А если не сдохну, клянусь, ты пожалеешь. Горько пожалеешь. Правда, учить таких, как ты бесполезно. Поэтому, не обессудь, ты сейчас себе приговор подписал, гильотину, стул электрический и смертельную инъекцию. Три в одном, мудила.
        Разозлился я, ага. Но это ничего. Я когда злой, я вперёд несусь. Завожусь и лечу как баллистическая ракета и ядрёная бомба, нах. Доигрался ты, дебил. Теперь тебе остаётся только одно - убить меня, потому что в любом другом случае тебе пи**а!
        - Ну что, - щерится он, низко наклоняясь надо мной. - Мы нашли взаимопонимание? Брагин? Алё, ты раньше времени не отключайся, у нас же ещё водные процедуры впереди. Это знаешь, как весело?
        Тут ты просчитался, дружочек…
        Вот тебе, барсучина! Я запрокидываю голову, размахиваясь, и с яростным звериным хрипом, первобытным и древним, как сама жизнь, со всего маху врубаю ему лбом в сморщенный барсучий нос. Херак! Как неандерталец, как пещерный человечище, как Зинедин Зидан. Хрясь!!!
        Раздаётся хруст. Какая сладкая музыка! Гори в аду! Не ждал, сучара? И ещё ногой, сука, в брюхо, по яйцам, по морде, куда придётся, отсоси, чмо! Я, когда злой, я дурак, бля, на всю голову, отбитый. Я так-то контуженный, а ты меня разозлил, как с прошлой жизни меня никто не злил ещё. Война, нах! Война - это не шутка, тварь!
        Вот бы справить мне костюм себе из Сталина,
        Из мистического тела, твёрже стали-на!
        Сапоги и галифе, хоть и без кителя.
        Вашу конченую свору истребить всю, бля…
        Он воет как девчонка. А его кентавры варежки разевают. Охреневают от такого захватывающего шоу. Не видели? И не увидите больше. Опомнившись, они начинают меня гасить. По-чёрному. Херачат не разбирая и, мне кажется, несколько раз хорошенько отоваривают друг друга, впрочем, хрен его знает, мне не до этого, группируюсь, закрываюсь и всё такое. Убьют, суки.
        Но нет, не успевают. Громыхает дверь!
        - Отставить! Кухарчук, сука! Ко мне! Это что такое! Вы двое - на*уй!
        Красава, не Сталин, конечно, но тоже ничего. Злобин является в сиянии полковничьего мундира. Где твоя знаменитая улыбка? Яростный, гневный оскал! Оружие возмездия, карающая длань, каменный топор!
        - Товарищ полковник!
        - Вы двое, вон! А ты у меня партбилет выложишь! Враг народа! К стенке пойдёшь! Под трибунал! Под шпицрутены!!! Смирно, блядь!!! Ты на кого работаешь?
        - Да вы посмотрите…
        - Молчать!!! Рапорт к семи утра!!! В десять к председателю на ковёр!
        Рычит, как лев. Разошёлся. Спасибо, что приехал, а то эти людоеды живьём бы сожрали.
        - Я дедушке расскажу, - качаю я головой. - А он, хоть и дед, но такой горячий, лично тебе тестикулы выкрутит.
        Усмехаюсь. Или кривлюсь от боли, хрен поймёшь. По роже тоже прилетело. Но я уже успокоился. Так-то я отходчивый. Адреналин ещё бурлит, да и хрен с ним. Сейчас схлынет и будет у меня явный минус по синусоиде.
        Поварёнок стоит, вытянувшись во фрунт, но страха нет и от этого кажется, что он просто глумится. Точно, так и есть. Но я рад, что контакт, так сказать, состоялся. Тесный и непосредственный. Пусть он не боится, но от боли морщится. Сильно морщится.
        - Ну ты даёшь! - отпаивает меня Злобин коньяком из плоской фляжки. - Они ведь тебя урыть могли. До смерти забить.
        Мы сидим у меня на кухне, а Наташка мечется, ставит чайник, ищет в аптечке анальгин, присыпает ссадины каким-то порошком. Ну, то есть я, конечно знаю, что это стрептоцид, просто не особо в него верю.
        - Наверное, - пожимаю я плечами. - Но видите, он, похоже, знает, как с людьми работать. Имеет подход, да? Раскрыл меня на сто процентов, заставил показать все свои лучшие душевные качества.
        - Ох, Егор, - улыбается старина Де Ниро и качает седой головой. - Ну, ты и кадр. Даже не знаю, как это назвать поточнее…
        - Упоротый, отмороженный, безбашенный, отвязный. Так что ли?
        Лексикон-то в будущем побогаче станет, как я понимаю…
        - Во-во, типа того. Отчаянный.
        - Десперадо, - уточняю я.
        - Но фейс ты ему красивый сделал.
        - И, надеюсь, слоновьи кокушки, - говорю я. - Спасибо, Леонид Юрьевич. Вы вовремя появились. К самому, так сказать, катарсису.
        Я начинаю смеяться, Злобин подхватывает и мы оба ржём, как дураки. Смеяться немного больно. Видать ребро повредили.
        - Проблема в том, - говорит он, отсмеявшись, - что я на него поорал и рапорт напишу, и даже боссу накапаю, что он моего агента прихватил. Да только ему ничего не будет. У него есть кто-то в ЦК или прямо в политбюро. Как с гуся вода, в общем.
        - А что, вы не знаете, кто именно за ним стоит? Как это возможно, Леонид Юрьевич?
        - Давай только без этого, ладно? - хмурится он. - Яйца курицу не учат. Разбираемся уже. Как выясню, сразу доложу, товарищ главнокомандующий.
        - Нам надо его дискредитировать. Взять с поличным, арестовать, и нашу запись до кучи запулить. Чтоб он уже никогда не отмылся. Вы бы слышали, что он про вас говорил.
        - Представляю, - улыбается Де Ниро. - И… да, ты прав, конечно. Надо его подставить. Но он хитрая свинья. Операцию нужно спланировать чётко, чтобы этот слизень вонючий не выскользнул.
        К ночи поднимается температура, Наташка паникует, но я сохраняю хладнокровие, жру аспирин и успокаиваюсь, увлёкшись просмотром сновидений. В кои-то веки. Моя милая лежит рядом и боится пошевелиться. Всю ночь не спит и каждые пять минут кладёт свою прохладную ладошку мне на лоб.
        Утром я чувствую себя разбитым, но ничего смертельного. Звонит Злобин и заставляет ехать в госпиталь. Наташка горячо поддерживает, и отбиться от них двоих у меня не получается. Так что, Ириш, прости, сегодня на работу не приду. Еду в больничку. Моя суженая едет вместе со мной. Госпиталь всё тот же. Пашка и Рекс восстанавливаются в Белокурихе, так что навещать нам некого.
        Меня крутят, щупают, делают снимки, выкачивают кровушку, выжимают и другие субстанции и, в конце концов, отпускают. Кости целы, трещин нет, внутренние органы в порядке. Здорова, как корова, одним словом.
        Когда приезжаем домой, звонит Галя.
        - О, Егор, ты дома сегодня? С нами поедешь?
        - Нет, делегирую свою лучшую половину. Галя, я на тебя, как на себя надеюсь, даже ещё больше. Берите всё, что понравится.
        - С кем это ты? - спрашивает Наташка, когда я вешаю трубку.
        - Собирайся, Галина через полчаса подъедет. В ГУМ тебя повезёт.
        - Ты что, я не поеду, - качает она головой. - Нет, даже не думай. Я тебя одного не оставлю.
        - Ты шутишь? - улыбаюсь я. - Я же в полном порядке.
        - Правда? А почему у тебя лицо синее, вот здесь на скуле?
        - Я вообще-то ещё и на работу собираюсь, - вру я. - Значит так. Поезжай с Галей и оторвись. Ты перенервничала и тебе нужны положительные эмоции. Попробуй. Тебе понравится, уверяю. В любом случае, надо ей за чеки деньги отдать, а то неудобно получится.
        В общем я её убеждаю. Она уходит со своим бодигардом Димой Понамаревым. Жалко, его вчера со мной не было, мы бы тем кентаврам наваляли. Наверное. Она уходит, а я иду звонить. Но не успеваю снять трубку, как раздаётся звонок.
        - Егор, ты дома? - торопливо говорит Чурбанов. - По всем номерам ищу. Короче. Рекунков сказал, что разберётся. Злой был из-за этой возни. Так что думаю, кому надо прилетит по жопе. А тестя твоего отпустят. Если всё подтвердится, разумеется.
        - Юрий Михайлович, спасибо.
        - Пожалуйста.
        Поговорив с ним, звоню Радько.
        - Гена твой в порядке, - рапортует он.
        - Благодарю, Михал Михалыч. Тебе Злобин не звонил?
        - Нет, а должен был?
        - Ты, - начинаю я и осекаюсь…
        Надо бы провериться на предмет паразитов. Жучков поискать. Хотел предупредить, что его разыскивает Поварёнок, но не стал. Если меня слушают, это будет прямой наводкой.
        - Да, просто спросил. Ладно. Спасибо короче. Я надеюсь, сегодня его выпустят. С меня причитается.
        - Ну, а то, ясно дело, - гогочет он.
        Иду прилечь. Не выспался, если честно, хочу прикемарить немного, но только опускаюсь на диван раздаётся звонок в дверь. Мои парни на посту, значит никого чужих по идее быть не должно. Значит… Значит, наверное, Марина.
        Точно.
        - О, Гор, привет! - улыбается она, пытаясь войти внутрь, но я, как стражник, не пускаю.
        Серьёзно? Гор?!!! Обалдеть!
        В руках она держит картонную коробку, кажется, довольно тяжёлую. Смотри-ка, накрасилась, прихорошилась. Не такая уж и ужасная. Почему не на работе, интересно?
        - А ты чего не на работе? - опережает меня она.
        - А ты?
        - Я отгул взяла.
        Действительно, улыбка, довольно милая.
        - А ты что, на больничном что ли? - хмыкает она.
        - Почему это?
        - Судя по лицу.
        Она играет бровями, глазами показывая на жёлто-голубую припухлость на моей скуле.
        - Тоже отгул, - улыбаюсь я.
        - Понятно. Слушай, отойди, а то тяжело.
        Она шагает ко мне, и я пытаюсь перехватить коробку, но она не даёт.
        - Нет! Уроним, ты что! Дай я поставлю на стол. Это же фарфор.
        Приходится её пропустить.
        - Что за фарфор?
        - А где Ната?
        - Ушла с подругой на шопинг.
        - Куда? - не понимает она.
        - За покупками.
        Пусть знает, что не единственная у Наташки.
        - И что в коробке? - спрашиваю я.
        - Сервиз чехословацкий, я обещала. Тяжёлый, падла. На работе распределяли.
        Хм…
        - Ладно, - киваю я. - Сколько нужно денег?
        - Это не горит, пусть Ната глянет, вдруг ещё не понравится, я тогда обратно упру, желающие есть.
        При, при, пожалуйста подальше отсюда.
        - А ты симпатичный, - усмехается Марина. - Первый раз, когда тебя увидела, убить хотела, настолько ты мне не понравился.
        Да что ты! Оказывается, наши чувства взаимны.
        - А сейчас смотрю, вроде ничего, даже милый. С жилплощадью опять же. Ната скоро придёт?
        - Она только ушла, думаю, часа два её точно не будет, а то и больше.
        - Ого. А куда она отправилась? Могла бы и меня позвать.
        - Не знаю, - пожимаю я плечами и выжидательно смотрю, посылая ей чёткий сигнал «домой, крошка!»
        - Налей мне водички, пожалуйста, а то пока эту коробку допёрла, угорела. Я же прямо с работы.
        Это мы проверим, ребята должны вести график твоих приходов и уходов.
        - Может пиво есть?
        Пиво? Обалдеть…
        - Нет, пива нет, есть «Буратино», если хочешь.
        - Ну, давай, папа Карло, посмотрим, что там у тебя за Буратино.
        - Пойдём со мной на кухню, - говорю я, не желая оставлять её в комнате одну.
        - Ну, пошли, папочка, - ухмыляется она.
        Я подхожу к холодильнику, достаю бутылку. Беру открывашку и стакан. Сдёргиваю пробку и, налив пенящуюся сладко пахнущую жидкость, поворачиваюсь к ней.
        - Пожалуйста… Ты где?
        - Я в гостиной! - кричит она. - Решила проверить, всё ли здесь цело, если есть бой, надо сразу возвращать.
        Твою мать! Достала ты меня уже, Мариша. Прямо так, со стаканом в руке я спешу в гостиную. Она действительно колдует над коробкой, но только… твою дивизию! А блузка где?
        Марина выпрямляется и ослепляет меня своими обнажёнными прелестями. Надо отметить, фигура у неё отменная и волшебные дары выглядят вполне себе неплохо. Но только… Нет, не думает же она, что я на это поведусь?
        - Ну, - улыбается обольстительница. - Ты чего растерялся?
        - Это что? - спрашиваю я.
        - Я тут подумала, а почему бы и нет? У меня парня давно не было… Никто же не узнает. А тебе понравится, я обещаю…
        В этот момент в прихожей раздаётся звонок в дверь.
        Твою дивизию…
        И тут же я слышу как в замок входит ключ…
        8. Радионяня
        Гостиная у нас располагается прямо напротив прихожей, и прекрасно просматривается буквально с порога, особенно когда большие высокие двери распахнуты настежь. А сейчас именно такой случай. Ну что же. «Не виноватая я» тут не прокатит.
        Всё так же со стаканом лимонада в руке я иду в прихожую. Входная дверь открывается и впархивает Наташка.
        - Я такая балда! - качает она головой. - Деньги не взяла. Галя хотела занять, но я подумала, что это будет неудо…
        Она не договаривает, заметив Марину. Я оборачиваюсь и… ну надо же… та стоит одетая и ослепительно улыбается. Будто мне привиделось, что несколько секунд назад она ослепляла не улыбкой, а своими взволнованными выпуклостями.
        - Ой… Мариша…
        Наташка бросает на меня быстрый недоумённый взгляд и тут же снова обращается к своей подруге, расплываясь в улыбке.
        - Приве-е-т!
        Я выгляжу недовольным и даже сердитым. По крайней мере, стараюсь так выглядеть. И мне, честно говоря, даже стараться не надо.
        - Ната! - с лёгкой укоризной восклицает Марина. - Ну вот, а твой сказал, что тебя часа два не будет. Я уже уходить собиралась.
        - Так и есть, - кивает Наташка. - Меня там знакомая ждёт внизу. Я на минутку поднялась. За деньгами.
        - А я сервиз принесла!
        - Какой сервиз? - хмурится моя невеста и бросает на меня второй недоумённый взгляд, будто это моя идея.
        - Ты же сказала, что на новоселье тарелок нет, вот я и припёрла тебе. У нас на фабрике продавали. Чехословакия, смотри.
        Она демонстрирует тарелку с синим цветочным орнаментом.
        - Богемия! Цибулак. Лучше английского фарфора.
        - Красиво… - кивает Наташка и снова смотрит на меня.
        - Бери деньги и беги, - говорю я. - Неудобно Галю ждать заставлять. И ты, Марина, иди. Мне прилечь надо. Спасибо за тарелки. Они бесподобны. Сколько стоят?
        - Да погоди ты с деньгами! Пусть Ната посмотрит внимательно и решит, надо ей или нет.
        - Но не сейчас, хорошо? Давайте-давайте, девочки.
        - А ты куда собираешься? - спрашивает у Наташки Марина. - За покупками? Твой сказал. Можно мне с тобой?
        Наташка подвисает, не зная, как отказать. Хотя, может, конечно, она думает о том, как взять её с собой.
        - Нет! - качаю я головой. - К огромному сожалению, это исключено. Никак нельзя.
        - А… ну я тогда останусь сервиз распакую, - подмигивает мне она. - Поможешь?
        - Пожалуйста, иди домой, - начинаю я терять терпение. - Наташа сама распакует. Давайте уже!
        Вот сучка… Они, наконец, уходят, а я ставлю стакан, снимаю телефонную трубку и откручиваю кольцо с микрофона. Амбушюр или как там оно называется. Вынимаю микрофонный капсюль, взвешиваю на руке. Капсюль как капсюль, ничего необычного, блестящий металлический кругляш… Кладу на тумбочку и выкручиваю кольцо со стороны динамика. Динамик вываливается и повисает на двух тонких проводках.
        Блин… придётся вызывать «мастера». На самом деле «жучки» могут быть не только в телефоне. Их где угодно можно поставить. Иду на кухню за отвёрткой и, вернувшись, снимаю пластиковый корпус телефонного аппарата. Знаю, в телефонную линию можно врезать маленький блочок, похожий на конденсатор, и он будет посылать все мои разговоры на УКВ приёмник какой-нибудь Марины или ещё кого…
        М-да… Здесь без бутылки не разберёшься. Да и вряд ли Марина пришла бы к Наташке в гости с паяльником. Всё аккуратно подпаяно и прикручено, никаких скруток проводов, ничего…
        Ставлю крышку на место, возвращаю в своё гнездо динамик и накручиваю кольцо. Переворачиваю трубку и… внутри будто что-то сдвигается. Легонько трясу ей, ощущая движение. Переворачиваю микрофоном вниз… А что это у нас такое… интересненькое. Из трубки выглядывает проводок… Твою ж дивизию…
        Аккуратно тяну провод и вытягиваю маленькую хреновинку, обмотанную изолентой и с миниатюрным микрофончиком - пуговкой с дырочками. Такую хреновинку можно меньше, чем за минуту инсталлировать. Вот вы твари. На часовой батареечке, похоже. Батарейка сядет, так всё устройство можно заменить. И сколько их ещё натыкано у меня дома?
        Марина-Марина… Радиус передачи не слишком большой, значит, пункт прослушивания не дальше двухсот метров отсюда, а учитывая толщину стен, наверное и того меньше. Марина-Марина. Маришка… А не ты ли, милая, Саню с Сеней уработала?
        Первый порыв - это растоптать хреновинку с микрофончиком. Но, подумав, решаю не торопиться. Аккуратно запихиваю это паразитическое «насекомое» обратно. Вставляю на место капсюль и закручиваю кольцо. В кладовой, небольшом чуланчике я видел старенькую «Спидолу». Иду туда и да, вот она. Беру в руки, но… но УКВ нет. А если бы и был… Точно, если бы и был, то не полный. Там с ГОСТом какая-то байда, насколько я помню…
        Короче, нужен импортный приёмник. И, стало быть, нужно ехать в комиссионку… Так и поступим. Я начинаю одеваться и в это время звонит телефон. Снимаю трубку, подношу к уху, но чувство, что лучше не говорить, а молчать не даёт поначалу даже «алло» произнести.
        - Слушаю, - наконец справляюсь я с собой.
        - Брагин, привет. Это Гурко.
        - Здравствуйте, Марк Борисович.
        - Дуй ко мне. Есть разговорчик.
        - Сейчас?
        - Да, давай скорее. У меня времени мало очень.
        Вот как, времени мало…
        - Раньше, чем через полчаса не получится, - говорю я.
        - Ну, ты уж постарайся.
        Ладно. Раз надо, значит надо, постараюсь…
        Я захожу в кабинет Гурко, когда он разговаривает по телефону. Увидев меня, он кивает, машет рукой, мол заходи-заходи и присаживайся. Закончив говорить, вешает трубку и долгим внимательным взглядом смотрит на меня. Наблюдает.
        - Категорически вас приветствую, Марк Борисович, - улыбаюсь я.
        - Красивый, - качает он головой. - Орденоносец с битой мордой…
        - Произвол репрессивного аппарата.
        Гурко хмурится и долго ничего не отвечает.
        - Ты вот с этим поаккуратнее, - наконец, говорит он. - А то уже слухи идут неприятные. Про тебя и репрессивный аппарат. Понимаешь меня?
        - Не совсем, - делаю я невинное лицо.
        - Ну и зря, надо понимать. И желательно с полуслова. Есть такой человек Пётр Николаевич Кухарчук. Ты, вроде бы, с ним знаком. Так вот, он кажется на первый взгляд маленьким и скромным. Кто он там у нас? Зам начальника следственного отдела? Мелкая сошка. Ну, правда ведь? Таких у нас миллионы. Исчезни он с лица земли, никто и не заметит. Правильно?
        - Точно, - подтверждаю я.
        - Но не всё так просто. У него, как говорят осведомлённые товарищи, имеется архив. А в этом архиве различные данные на различных людей. И люди эти, как правило, видные деятели в различных областях народного хозяйства.
        - А в областях управления страной?
        Гурко выразительно смотрит, но не отвечает, а идёт по своей программе.
        - Поэтому, держись от него подальше. К нему слишком много различных ниточек тянется. Или от него к другим людям.
        Я бы и рад от него подальше, да он сам же лезет, хорёк. Ой, барсук, то есть.
        - Поэтому же его жизнь кажется многим людям важной составляющей баланса и безопасного существования. Если с ним вдруг что-то случится тяжко представить что тут начнётся. Охота за его архивами.
        - Почему никто ещё не попытался ими завладеть?
        - Пытались и не завладели. А другие рисковать не хотят, наверное. И тебе я не советую. Ты меня понимаешь?
        - Конечно.
        - Держись подальше. Лучше всего взаимный нейтралитет. Сотрудничество тоже нехорошо. А война и вражда - хуже и придумать невозможно. Потому что если какой-то человек в этом враждебном противостоянии падёт смертью храбрых, никто о нём и заботиться не будет. Понятно я объясняю?
        Он ещё некоторое время разглагольствует на эту тему, а потом поднимается и даёт понять, что аудиенция окончена. Остаётся неясно, говорит ли он со мной как бы из дружеских побуждений или просто хочет, отбить желание бодаться с этим барсуком, защищая интересы барсука. А может, и свои собственные. Главное, Кухаря не трожь, а то будет а-та-та. Ну, ок. Оке…
        А-та-та, а-та-та, мы везём с собой кота…
        После ЦК отправляюсь на Комсомольский проспект в комиссионный магазин. Буду средства перехвата покупать.
        Пока едем, раздаётся телефонный звонок.
        - Егорка! Здорово! Я быстро, а то дорого у нас. Короче, всё. Выпустили и даже извинились! Ну ты, даёшь, зятёк! Мне Радько сказал, что это ты подсуетился. Благодарю, короче. С меня магарыч!
        - Здорово, дядя Гена! Не надо магарыч, и так хорошо. Спасибо, что живой, в общем. Ты как там? Не запрессовали тебя в застенках?
        - Мы сами, кого хошь запрессуем! Ладно, доложился, короче. Доче привет, пошёл я отмечать освобождение!
        Подъезжаем и… Вот это хохма! Рядом с комком небольшой магазинчик, где продаются… та-дам… кубинские сигары и ром! Можно было не тащить всё с самой Кубы, а прямо здесь, в Москве затариться. Захожу и… класс! Никаких акцизных марок, ничего не наклеено. Сделано в Республике Куба.
        Беру четыре коробки сигар и восемь бутылок Рома, стратегический запас. Буду закреплять за собой репутацию кубинца.
        В комиссионном выбор неплохой. Даже видеомагнитофон имеется. Только что на нём проигрывать советскому гражданину, совершенно неизвестно. Ну и ладно, мне не он нужен, а простой транзисторный приёмник.
        В зале толпятся люди, рассматривают, прицениваются.
        - Здравствуйте, мне нужен приёмник, - обращаюсь я к продавщице, а сам уже всматриваюсь в технику, выставленную на полке.
        - Какой?…
        В итоге я выхожу из магазина с небольшим, но красивым «Нэйшнл Панасоник Р-404» за «жалких» сто двадцать рубликов.
        - А что ж так дорого?
        - Молодой человек, брать будете?
        Буду, конечно. Заверните.
        У подъезда дома стоит Наташкина машина.
        - Ребят, - говорю я парням, - мне нужен полный отчёт по Марине.
        - По Наймушиной? - уточняет Алик.
        - Да, по ней. Когда пришла, когда ушла. Скажите там милицейским братьям, пусть записывают. Вы-то мотаетесь, не всегда на месте бываете, а они постоянно здесь. Хорошо? Пообещайте премию небольшую.
        - Ну что? - спрашиваю я, заходя домой?
        Наташка стоит в шикарном тёмно-бирюзовом брючном костюме и в туфлях на сумасшедшей платформе.
        - Берет прекрасен! - восклицаю я. - Как же тебе идёт!
        - Какой берет? - не понимает она.
        - Это цитата из «Трёх мушкетёров». Значит, я восхищён. Надеюсь, это не единственная покупка?
        - Нет, - смеётся она и показывает на целый ворох одежды на диване. - Точно не единственная. Галя меня заставила, я не виновата. Тебе, кстати, тоже кое-что купили.
        - Отлично! Давай, позвони своему батюшке, а потом я лягу на диван, а ты устроишь большую примерку и дефиле.
        - Его выпустили? - загораются Наташкины глаза.
        - Говорит, что выпустили.
        Она подлетает к телефону и начинает набирать номер.
        Не так быстро, не так быстро…
        Я забегаю в ванную и включаю приёмник. Переключатель в положение УКВ-1… так… Кручу ручку. В ванной я прячусь для чистоты эксперимента. Вдруг ещё где-то есть жучки, тогда можно спалиться, прослушивая телефон там где стоит другой микрофон.
        Кручу… Кручу-верчу, обмануть хочу. Шорохи, щелчки и потрескивания. Вещание в этом диапазоне не ведётся, так что ни «Маяков», ни «Юностей» здесь нет, а только частные переговоры граждан… О-па! Есть!
        - … Егорию, что он молоток! - раздаётся нетрезвый голос Гены.
        Да вы нарезались, ваше благородие!
        - Отмазал батю твоего!
        - Па-ап, ну ты как это всё перенёс-то?
        - Худо было, доча, худо, но я перетерпел! И вот! А Егорка… ты его, пожалуйста обними, вот так, крепко-накрепко! Он у тебя молодец! А ты сама…
        Ну вот, что и требовалось доказать… Я кручу дальше, но больше никаких голосов не нахожу. А вот щелчки, которые могут свидетельствовать о других источниках радиосигналов, нахожу…
        Наташка заканчивает разговор и заглядывает в ванную.
        - Ты чего здесь?
        - Да вот, купил приёмник японский. Разбираюсь.
        - В ванной? - удивляется она.
        - Ага… Чтоб тебе не мешать. Ты же там разговаривала.
        - Егор, слушай…
        - Да… - рассеянно киваю я.
        - Как тебе Марина?
        - Марина? - отвлекаюсь я от приёмника и внимательно смотрю на Наталью. - В каком смысле мне она как?
        - Ну-у-у… - пожимает она плечами. - Вообще…
        - Вообще-то, не очень… Я на тебя давить не хочу, но был бы рад, если бы ты с ней общалась поменьше.
        - Это ещё почему? - хмурится она.
        - Ну… Потому что мне кажется, что она не та, за кого себя выдаёт.
        - Хм… Чепуха какая-то. Я не в этом вообще смысле спрашивала.
        Я конечно могу показать подслушивающее устройство, но боюсь, что будучи очарованной своей подругой, Наташка может не поверить, что это Маришка туда его засунула.
        - У неё есть теория, - говорит Наталья, прикусывая губу, - что… как бы это сказать… Что мужчины по своей природе полигамные.
        - Какие-какие? - поднимаю я брови. - Откуда она слова-то такие знает?
        - Полигамные - это значит, что они предпочитают иметь рядом с собой несколько самок… Вернее не несколько, а много. Насколько это возможно…
        - Её к этому выводу печальный личный опыт привёл? - спрашиваю я.
        - Да причём здесь… Это просто природа…
        - То есть мужчина является просто человеческим самцом. Так что ли? И не властен над собой, да? Любовь и преданность - это у девушек, а у парней - полигамия, да? То есть, по-твоему, когда я вижу какую-то девицу, у меня первая мысль залезть ей под юбку?
        - Ну-у-у… Почему сразу ты?
        - Как это? Мне кажется ты этот разговор, как раз обо мне ведёшь. Нет?
        - Ты сам его перевёл на себя! - мотает она головой.
        - Ну, ты же сказала вообще о мужчинах, а я по странному совпадению отношусь как раз к ним.
        - К присутствующим разговоры никогда не относятся.
        - Да? Ну хорошо. Значит, тебе повезло, тебе достался единственный моногамный мужчина на земле. Поздравляю с этим нас обоих.
        - А почему ты впустил Марину, когда меня не было? Ты даже ей сказал, что меня долго не будет…
        - Во-первых, Наташа, мне не нравится, когда мне задают странные вопросы с каким-то подтекстом, - говорю я спокойно, пристально глядя ей в глаза. - Во-вторых, она наглая, как танк, припёрла свой сервиз, типа пусти-пусти, сейчас уроню. В-третьих чтобы она не решила тебя ждать, я сказал, что ты придёшь не скоро. Впрочем, если тебя что-то беспокоит, сделай так, чтобы мы эту наглую тётю больше никогда не видели.
        - Почему мы в ванной разговариваем?
        - Потому что ты зашла ко мне в ванную, - пожимаю я плечами.
        - Дело в том… - вздыхает Наташка, - что она мне сказала, что ты… ну как бы… с ней заигрывал…
        - Вот сука. Всё, Наташ, больше на эту тему мы не разговариваем. Или у нас любовь и доверие, или тухлые разговоры и нелепые подозрения.
        - Нет, я могу понять, если это природное… я не знаю… явление, что ли…
        - Никаких явлений нет. Зато это очень хорошо характеризует твою новую подругу.
        - А по-моему, это не столько её характеризует… - начинает она, но не договорив, выходит из ванной.
        Отлично. Вот этой девчачьей хрени мне только не хватало. Я тоже выхожу из ванной. И не только из ванной. Я выхожу из квартиры и спускаюсь в пункт охраны.
        - Алик, пошли в машину сходим, мне позвонить надо.
        Алик быстро выходит и идёт вместе со мной. Садится, заводит мотор, включает обогрев. Я звоню Ферику и спрашиваю, может ли он найти мне хорошего «слесаря», способного открыть дверной замок. А то я как бы забыл ключи.
        - Могу, конечно, - усмехается Фархад Шарафович. - Надо немного времени только. Тебе когда?
        - Да… точно сказать не могу, тут подгадывать надо…
        - Ладно, - отвечает он помолчав. - Я тебя понял. Перезвоню.
        - Только не на домашний, хорошо?
        - Почему? - настораживается он.
        - Ну, там есть нюанс один. В общем, перезвоните в машину, пожалуйста.
        Я вешаю трубку.
        - Алик, Марина Наймушина сейчас у себя? - спрашиваю я. - Вы ведёте дневник её приходов-уходов?
        - Начали вести, да, - отвечает он. - Сейчас её дома нет. Она ушла минут двадцать назад.
        - Понятно, - киваю я.
        Сейчас бы к ней вломиться… Да только дверь надо открыть так, чтобы не оставить никаких следов…
        - Егор… - говорит Алик. - Ты слесаря спрашивал… Я замки без проблем умею открывать…
        - Умеешь? - удивляюсь я…
        - Ну… - смущается он. - Раньше хорошо умел… Давно когда-то. Только не тренировался тоже давно. Но, думаю обычный дверной замок открыть смогу…
        - Ну, ты даёшь… - радуюсь я. - Так пошли, попробуем. Только, чтоб ни царапинки, понял? Тебе что надо для этого?
        - Отмычки, - кивает он.
        - И где их взять? - разочарованно спрашиваю я.
        - У Костяна… ну, у мента, есть при себе. Он их всем показывает. У вора какого-то там отобрал.
        - Отлично. Скажем, дверь в кладовку открыть надо.
        Мы возвращаемся в дежурку. Пока Алик уговаривает Костяна дать ему отмычки, я отзываю Лёшу в сторону и ставлю задачу. Если пойдёт Марина Наймушина, нужно позвонить к ней в квартиру. Дать два звонка и повесить трубку. Номера телефонов всех жильцов у них имеются.
        - Так точно, - отвечает он.
        Ну и хорошо, раз точно. Мы с Аликом поднимаемся наверх. Я остаюсь на атасе у лифта, а он идёт к двери Марины. На всякий случай нажимает на кнопку звонка и ждёт. Блин… зачем делают такие громкие звонки… Такое ощущение, будто он на весь дом трезвонит. Царь-колокол, в натуре…
        Дверь никто не открывает и Алик, опустившись на колени, начинает колдовать над замком.
        - Пс-с-с… - даёт он сигнал через несколько минут.
        У-ф-ф… Получилось. Теперь самая ответственная часть задания. Я подхожу к двери и… делаю несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Вроде нормально, хотя сердце колотится…
        - Иди вниз, - тихонько говорю я. - Если Марина появится в ближайшие полчаса, задержи её, поговори с ней.
        - Понял, - отвечает он и уходит.
        А я остаюсь. Как вор, оглядываюсь по сторонам и, приоткрыв дверь, вхожу внутрь. Квартира практически как у нас, только из двух комнат. Ладно… Ладненько… Хорошо хоть у неё собаки нет и кошки. Вроде бы нет. По крайней мере, никто на меня не бросается.
        Я захожу в гостиную. Стенка, диван, ковёр, на стене «Три богатыря». Выглядит очень обычно… Выхожу в коридор и иду в спальню. Ух ты… В дверь врезан замок… но она приоткрыта. Заглядываю и… бинго! На письменном столе стоит радиоприёмник и подключённый к нему здоровый катушечный магнитофон. Катушки крутятся, работают, пишут. Тут же лежат наушники. Подношу к уху…
        - Нет ещё, - тихонько говорит Наташка. - Не померил. Он только что пришёл и опять куда-то убежал.
        - Ну ладно, - отвечает Галя, - привет передавай. Позвони потом, расскажи. Мне же интересно…
        Галю слышно гораздо хуже, голос звучит глуше, раздаётся шипение, но разобрать всё равно можно.
        Вот же ты сучка, Мариша… Стоит мне сказать «уа», а ты уже в курсе. Радионяня, блин…
        «Радионяня», «Радионяня», есть такая передача,
        «Радионяня», «Радионяня», у неё одна задача:
        Чтоб все девчонки и все мальчишки подружились с ней,
        Чтоб всем ребятам, всем трулялятам было веселей!
        В этот момент в прихожей начинает звонить телефон. Громко и резко. Я аж подпрыгиваю. Тьфу!
        Один звонок. Второй звонок. И тишина…
        Всё, надо уходить. Быстро… Выхожу из комнаты и прикрываю дверь, приводя их в первоначальное положение. Хорошо. Следов на полу, надеюсь, я не оставил. Тоже хорошо. Окей. Оглядываюсь. Вроде норм. Да, так всё и было. Кухню и ванную не успел осмотреть, но главное увидел. Опять-таки хорошо. Погнали.
        Тихонько открываю дверь, выхожу и… твою дивизию! Практически нос к носу сталкиваюсь с… Наташкой.
        Она обалдело смотрит на меня и хлопает глазами.
        - Зачем ты к ней ходил? - чуть не плача спрашивает она.
        9. Мы возвращаемся домой
        Блин! Вот правда, зачем я к ней ходил-то? Проверить ходил, что она тебе подсыпала, чтобы ты с ножом и прожекторами вместо глаз меня встречала. Не успел, правда. Придётся ещё раз забираться. Ещё разик, эх, и ещё раз. Эй, ухнем, в общем… Как-то так… Дубинушка, ухнем…
        - Пойдём домой, - киваю я Наташке. - Скорее.
        - Нет, - артачится она, - ты же сказал, она тебе не нравится, а сам…
        - Наташа, - настойчиво говорю я. - Пойдём домой. Пожалуйста.
        - Ты же сам сказал…
        - Скорее пошли! - я начинаю злиться.
        - … что она тебе не нравится! - договаривает она.
        - Что за шум, а драки нет? - весело спрашивает Марина, - Фу-у-у… Запыхалась.
        Твою дивизию… Алик её не впечатлил, похоже… Не задержал.
        - А ты чего не на лифте? - удивляюсь я.
        - Застрять боюсь, - ржёт она. - Вы ко мне что ли? Чего под дверью моей стоите? Рассказывайте, что вам не нравится.
        Наташка хлопает глазами, ничего не понимая. Выходит, что Марины в квартире не было, а я был… Странно, конечно… Бред какой-то…
        - Не нравится? - чуть приподнимаю я брови.
        - Ну да, Ната только что сказала, что тебе что-то не нравится или кто-то…
        - А… ну да… Мне сервиз не нравится. Я вот хотел попросить тебя его забрать.
        - Почему? - удивляется Марина. - Классный же…
        - Не знаю, какой-то… дачный, что ли… Я хочу посовременнее.
        - У мужиков вообще вкуса нет, - фыркает Марина. - Какой посовременнее? Может, тебе «Мадонну» надо? Ты посмотри, у вас мебель старая, из тёмного дерева, будто из замка. Пусть аскетичного, но всё равно замка. Вот и посуда должна быть подстать обстановке. Старинный орнамент, натуральный фарфор, ручная роспись. Слушай, ты вообще ничего не понимаешь. Распакуй коробку, расставь тарелки на столе и увидишь, насколько хорошо она подходит.
        Во как. Надо же. Дизайнер, твою дивизию.
        - Я смотрю на это дело иначе, - качаю я головой. - Оглянись, обрати внимание на архитектуру здания и на его эстетическую идею. Ты видишь в нём энергию завтрашнего дня? Ощущаешь застывшую музыку будущего? Старинная мебель в современном доме - это дизайнерский приём, резкий и даже эклектичный контраст. А я хочу этот контраст усилить ещё больше. Поэтому посуда нужна либо ультрасовременная, либо конструктивистская, с отсылкой к творческой дерзости начала века. Тоже нормально будет, между прочим…
        Съела?
        Марине-то пофигу, она просто смеётся и машет на меня рукой. А вот Наташка пытается соединить воедино всё увиденное и услышанное. И ничего, судя по всему, у неё не выходит.
        - Короче, я сейчас тебе его принесу.
        - Не, сейчас не надо, сейчас некогда. Я сама заберу. Чуть позже зайду.
        - Мы уйдём скоро, нас дома не будет, - говорю я.
        - Ну, потом, значит. Мне не горит.
        Не хочет, чтобы мы к ней заходили… Ладно. Наташка переводит взгляд с меня на Марину, с меня на Марину… Нет, ну к этой швабре меня ревновать это уж вообще. Будто я действительно пытаюсь поиметь, всё что движется… Полигам Полигамыч…
        - Хорошо. Скажешь когда, и я… и мы с Наташей принесём.
        - Ната, костюм отпад. Фирмa! Это ты сегодня хапнула? А ещё что-нибудь взяла?
        - Да, - кивает Наташка.
        - Всё! Я приду смотреть!
        Мы возвращаемся домой и первое, что говорит Наташка это:
        - Значит у тебя есть ключ?
        Прямо, как Ипполит Георгиевич из «Иронии судьбы».
        - Пойдём, - киваю я в сторону кухни. - Попьём чаю и поговорим.
        Судя по тому, что записывающее устройство в квартире Марины было только одно, то и жучок, вероятно у нас только один. Надо будет проверить его чувствительность.
        Итак, Марина. Мариша… Вообще, прослушка, насколько я понимаю, ведётся на телефонных станциях. В штатном режиме. Здесь же, по всей видимости, специальная операция. К тому же, находясь в квартире Марины, можно слушать не только телефонные переговоры.
        Если раскидать по дому жучков, то слушай всё вплоть до песен под душем и стонов в спальне. А раскидать, подружившись с Наташкой, очень просто. Даже пока я ей лимонад наливал, она уже могла куда-нибудь прилепить такое «насекомое»…
        И на кого же она работает?
        Думаю, на того, хотел бы меня устранить. Но она не устраняет, а наблюдает… Значит, либо цель другая, либо просто этих целей несколько и физическое устранение не первое в очереди.
        Если предположить, что Марина и есть баба, стрелявшая в меня в гостинице, то работает она, скорее всего, на барсука-Поварёнка-Кухаря… А чего хочет барсук? Мусик хочет гусика, а Кухарь хочет исполнить три свои главные хотелки, которые он не так давно озвучил. Лилия, Радько, Злобин. А потом и во мне надобность исчезнет. Или не исчезнет…
        - Нет, погоди ты с чаем, - сопротивляется Наталья. - Я хочу понять…
        - Пойдём-пойдём…
        Я беру её за руку и буквально тащу на кухню. И даже дверь за собой закрываю.
        - Ставь чайник. Сейчас мы с тобой печенья натрескаемся с чайком и станет нам хорошо и сладко.
        - Не станет, - с горечью замечает она. - Что ты у неё делал?
        - Наташ, послушай… м-м-м… как тебе объяснить…
        Вообще, я пока объяснять ей ничего не собираюсь. Ещё сам не знаю, что с этим всем делать, так что пусть шпионка пока ничего не подозревает. Наташке если сказать, она спалится. Поэтому ей пока лучше ничего не знать.
        - Да уж, объясни как-нибудь! - требует она. - Нет, что Марина способна так лицемерить, я могу допустить, я с ней мало знакома. К тому же она вроде как меня даже предупредила. Смотри, мол, все мужики гулящие, типа не обессудь, если твой на меня залезет. Цинично, конечно, но допустить можно. Но вот что ты так искусно врёшь, этого я…
        - Только не кричи, пожалуйста, соседи…
        - Во-первых, я не кричу, больно надо, а, во-вторых, у нас стены толстые. Но я правда не могу понять, как так быстро, всего за один день…
        - Что быстро и что за один день? - раздражаюсь я.
        - Она доказала верность теории про полигамность…
        - Тьфу… Какая теория! Наташ, это бред сивой кобылы. Она бы, возможно и хотела доказать что-то, но только я ей не по зубам. И она мне просто не нравится.
        - Да? - прищуривается Наталья. - И как же ты к ней домой попал? И, главное, что ты там делал? На трусы её смотрел?
        - Фу! Что за гадости? Какие трусы? Слушай, успокойся. Я левые интрижки считаю пошлыми и дешёвыми. Тебе бы надо это знать. Но эта тётка мне правда не нравится. Прежде всего тем, что быстро втёрлась к тебе в доверие и стала лучшей подругой. Забивает тебе голову всякой хренью и…
        - У меня что, ведро вместо головы, чтобы его хренью забивать? - злится она.
        - Нет, ты умная, но доверчивая. Я же вижу, она тебя очаровала, стала светом в оконце.
        - Да? И поэтому ты вломился к ней домой?
        - Мне нужно было проверить, кто она такая, не врёт ли о себе, понимаешь?
        - Серьёзно? Обалдеть! И что, проверил?
        - Нет, не успел. Она слишком быстро вернулась, и мне пришлось убираться.
        - Чушь какая, - топает она ножкой. - То есть, ты опять к ней полезешь?
        - Скорее всего, - пожимаю я плечами. - В следующий раз тебя с собой возьму.
        - Нет!
        - Наташ, пойми, мы с тобой не обычные студенты, у нас всё не так, как у людей.
        - И чем же мы такие необычные и исключительные?
        - А ты многих студентов знаешь, живущих в четырёхкомнатных квартирах в центре Москвы и строящих дома на море? Это что, просто стечение обстоятельств по-твоему. Ты и про подпольные дела ничего не знаешь, наверное… Кстати, надо ещё в Юрмале присмотреть домишко…
        - Это всё совсем из другой оперы! Если ты думаешь, что за всё можно откупиться очередным домиком…
        В гостиной раздаётся телефонный звонок.
        - Блин! - бросаю я, выходя из кухни. - Да ты себя слышишь? О чём ты говоришь? За что мне откупаться? Вообще, кто-то обещал не ревновать!
        - А кто-то обещал не изменять!
        - Я свои обещания всегда выполняю! - бросаю я на ходу.
        Захожу в комнату и, вздохнув, снимаю трубку.
        - Алло.
        - Егор! Привет! Это Куренков!
        - Роман Александрович! - радостно восклицаю я. - Здравствуйте! Не поверите, я ведь только что о вас думал.
        - Ну, что же, приятно. Но думать мало, надо ещё и делать. Прыгать, как та обезьяна. Так что, когда мы уже поедем? А то поговорили и забыли, а воз и ныне там… Как дела, как настроение вообще?
        - Да уж, верно вы всё говорите. А дела нормально и настроение боевое.
        - Ну и молодец. Так, может, обсудим?
        - Давайте поужинаем. Как вы на это смотрите?
        - Поужинать можно. Только я бы не хотел опять откладывать встречу на полгода.
        - Давайте, прямо сегодня, я приглашаю. Часиков в семь, удобно вам? Супругу берите, я тоже невесту возьму.
        - С женщинами? - с сомнением говорит он.
        - Ну, а как без женщин? - усмехаюсь я. - Разве мы без них сможем?
        - Да уж, - соглашается Куренков. - И с ними плохо, а без них ещё хуже.
        Подходит Наташка и пристально смотрит.
        - Отлично. Я тогда через полчасика перезвоню и скажу, куда двинем, хорошо?
        - С женщинами? - переспрашивает Наташка, когда я кладу трубку.
        - Ага, - улыбаюсь я. - Он с женой, а я с невестой. Как тебе?
        - Вот честно сказать… - поджимает она губы. - Я вообще никуда не хочу с тобой идти.
        - Конечно, ты бы лучше со своей подруженькой сидела и кости мне мыла, да?
        - Что? Я?
        - А кто, я что ли? Знала бы ты, что она тут с сервизом этим вытворяла!
        - Но это не повод для того, чтобы…
        - Всё! Об этом больше ни слова, а то у меня голова взорвётся. Поехали ужинать. Вот прямо в этом костюме и поедешь. Он шикарный, между прочим. Завтра пойдём заявление в ЗАГС подавать. У меня, кстати, уже есть для тебя свадебный подарок.
        Она прищуривается, смотрит на меня, не зная, что ей делать. Дуться и подозревать не хочется, ей это не нравится, я знаю, но и спустить всё на тормозах тоже вроде как нельзя…
        - Что, даже не спросишь, какой?
        - Нет, - отвечает она. - Вообще уже не уверена, что пойду за тебя… Ну ладно, какой?
        - А вот, не скажу теперь, раз ты такая. Ты ЛИЛИИ любишь?
        - Лилии? - удивлённо переспрашивает она. - Ну… так… От них голова болит, и они одурманивают.
        - Это ты точно подметила. Некоторые ЛИЛИИ действительно одурманивают.
        Я стою рядом с телефонным аппаратом. Любопытно, хорошо ли меня слышно? Нужно будет проверить… Поэкспериментировать.
        Сев в машину, я первым делом звоню Ферику.
        - Фархад Шарафович, здрасте. Можно через вас столик в «Узбекистане» раздобыть? На семь вечера.
        - Можно, дорогой, всё можно. Кабинет хочешь?
        - Нет-нет, в зале посидеть, ничего особенного. Обычный приятельский ужин. На людей посмотреть, себя показать.
        - Без проблем, сделаю. Скажешь, Егор от Ферика, тебя проведут, я договорюсь. А может, в катранчик? Не хочешь? Бакс туда такого повара привёл. Из Ашхабада парень. С ума сойдёшь, какой шашлык готовит. А ты ещё не пробовал, да?
        - Ну, да, я не пробовал… Ладно, в катранчик мы с вами потом сходим, нам ведь найдётся о чём поговорить.
        - Настоящим мужчинам всегда найдётся, о чём поговорить, - смеётся он.
        Потом звоню Злобину.
        - Леонид Юрьевич, тема Поварёнка продолжается. Она неисчерпаемая просто. Хочу вам срочное донесение сделать.
        - Прям срочное? - я занят немного…
        - Прям очень срочное. На пять-десять минут.
        - Ёлки, Егор… Ну давай… Знаешь как… как-как-как…. Можешь минут через… пятнадцать быть у «Метрополя»? У меня там встреча, так вот перед ней на пять минут. Успеешь подъехать?
        - Успею, я в машине уже.
        Тут же перезваниваю Куренкову и говорю про «Узбекистан». Пока мы с ним болтаем, подъезжаем к «Метрополю».
        - Наташ, подождёшь, ладно? Пять минут, очень быстро поговорю со Злобиным и поедем дальше.
        Она кивает, занятая своими мыслями. Кажется, Марина там основательно окопалась.
        - Лёш, пойдём. Алик, тебе оставляю самое ценное, что у меня есть.
        Подъезжает машина Злобина.
        - Пошли, - кивает он. - Не будем же на крыльце стоять.
        Мы заходим внутрь и находим место, где нас никто не побеспокоит.
        - Давай, что у тебя?
        Я рассказываю. И про Марину и про Гурко. И про Наташку с её странным сном и ножом.
        - Твою мать! - качает он головой. - Надо накрывать, заканчивать это дело. Я пришлю бригаду, проверим жучки, всё вычистим. А мадам эту возьмём в оборот.
        - А я бы не торопился, - отвечаю я. - Давайте ей скормим дезу какую-нибудь. Мы ведь хотели Поварёнка под монастырь подвести. Ну вот и способ.
        Он задумывается.
        - Опасно, если это действительно она убила твоих парней. Противник серьёзный.
        - Но такая возможность! Организуем со стороны Поварёнка нападение на Андропова, - смеюсь я и хлопаю по кулаку ладошкой.
        - Тише ты! - выпучивает глаза Де Ниро и торопливо оглядывается. - Такое даже мысленно нельзя произносить. Совсем уже что ли?
        - Ну и потом, Леонид Юрьевич, кто владеет миром?
        - ЦК КПСС, - отмахивается он.
        - Хех! Нет.
        - Ты в шарады со мной играть хочешь?
        - Миром владеет тот, кто владеет информацией.
        - Ну и?
        - А если ещё точнее, тот кто владеет… - я понижаю голос и перехожу на шёпот, - компроматом.
        Де Ниро ничего не отвечает, прикрывает глаза и размышляет.
        - Знаешь, про этот архив слухи давно ходят, но мало кто в него верит.
        - Ну, а мы поищем. Давайте, решайтесь. К нам потом вообще никто и на хромой козе не подъедет.
        - Ага, - кивает он. - Либо головы оторвут и скажут, так и было.
        - Ну, этому хорьку же не оторвали пока, - возражаю я.
        - Во-первых, у него есть защита… - качает головой Злобин.
        - Якобы, - мотаю я головой. - Точно же неизвестно.
        - А во-вторых, ты же вот сам и собираешься ему башку оторвать.
        - Не я, а мы, и это совсем другое дело. У нас союзников сами посмотрите сколько.
        - Союзников, - кивает он. - Ну-ну… Ладно, мне пора идти, я подумаю. А ты… а ты будь осторожнее, понял? И Наталью отправь куда-нибудь. Незачем ей по острию ножа ходить. Эта сука, которая как бы Марина, похоже совсем берегов не знает, она и травануть может, да и вообще, всё что угодно. Не лазь больше к ней.
        - Как не лазь? Надо там прошерстить всё.
        - Прекращай, не играй с огнём. У тебя девчонка на руках, ребёнок практически.
        Жену Куренкова тоже зовут Мариной. Она, конечно довольно отстранённая и несколько высокомерная, насколько я помню по предыдущему общению, но ничего, всё лучше, чем та киллерша.
        Она стоит рядом с внушительной очередью и недовольно озирается. Сам Куренков стоит, погружённый в свои мысли.
        - Друзья мои, какое счастье вас видеть. Знакомьтесь, это Наталья, моя суженая. И давайте, идём со мной.
        - Ты уверен, вообще, что нас туда пустят? - сомневается Роман. - Посмотри там артист стоит, этот, как его, он в «Мушкетёрах» снимался.
        - Думаете, я просто так сказал, чтобы вы Мариночку с собой взяли. Сейчас на неё только взглянут и нас сразу пропустят.
        - Куда, молодые люди!
        - У нас бронь!
        - У нас у всех здесь бронь!
        Сюда, вообще-то, и за четвертной не пройдёшь, насколько мне известно…
        Мы пробираемся к швейцару, преодолевая волну негодования, идущую от сограждан, которые вряд ли сегодня окажутся внутри.
        - Я Егор, от… - начинаю говорить я, но швейцар, не дослушав, отступает и делает гостеприимный жест.
        - Я вас помню, - склоняется он в небольшом поклоне. - Прошу.
        Я даю ему денежку и мы проходим в царство плова и других чудесных кушаний.
        Вечер получается приятным. Марина, оценив эксклюзивность своего положения и заметив знакомые по телевизору лица, приходит в благодатно-умиротворённое состояние, от чего делается очень славной и не лишённой юмора собеседницей. И даже наш с Наташкой смешной возраст не особо её смущает.
        О делах мы почти не говорим. Вернее, не обсуждаем никаких подробностей. Собственно, пока и нечего обсуждать. Но о том, что в ближайшее время нужно ехать, уговариваемся.
        - Ваш товарищ в Риге, насколько я понимаю, перешёл на новый уровень, вместе со своим шефом.
        - Ты про Пуго? - уточняет Куренков.
        - Ну да…
        - Так его ещё в прошлом году председателем республиканского КГБ поставили, - с видом вершителя судеб заявляет он.
        - Но я-то когда там был он ещё только готовился.
        - Да-да.
        - Ну, хорошо, Роман Александрович, - говорю я. - Давайте организуем в Риге выездное совещание со всеми заинтересованными лицами. Можно было бы даже артподготовку забабахать, что думаете? Прямо конкретную поставку провести и сразу всё настроить и подогнать, подтянуть.
        - Нет, мне кажется, надо сначала всё обговорить, проверить и утрясти, - возражает он, - а потом уже пристреливать.
        - Ну хорошо, как скажете. Отработаем в Риге и по той же схеме пойдём в Москву и Сочи.
        - Для начала, - усмехается Куренков, поднимая бокал. - А то я уже устал бездействовать.
        - Ну как, вы совсем не бездействовали, огромный объём работы сделали, я просто восхищаюсь вами. Была бы возможность, пошёл под ваше начало работать.
        - Ну так давай, - улыбается он. - Найдём такую возможность.
        - Так я уже набрал обязательств, с «Факелом» опять же, знаете сколько дел. На пятилетку, минимум. Мы, конечно, стахановцы, но выше головы-то не прыгнуть.
        - Значит, прыгай с шестом, - усмехается он.
        Подробности мы не обсуждаем, но за время работы в таможне, ему пришлось всё тщательно изучить, помотаться по таможенным пунктам, найти нужных сотрудников, разработать схемы работы и вообще наметить пути в светлое будущее. В общем, молодец, товарищ Куренков. Не зря тебя на этот фронт командировали. А чья идея была?
        - Как там у Вали дела? - спрашиваю я, налегая на плов.
        - Всё хорошо. Велела тебе привет передать, спрашивала, когда собираешься родные края посетить.
        - Вы тоже от меня привет передавайте. Секретарь горкома приезжает ведь в столицу время от времени? А когда мы поедем не знаю пока, съездим как-нибудь, да, Наташ? Мы, кстати, решили завтра заявление в ЗАГС подать.
        - Да вы что! Поздравляем! Какие молодцы!
        Мы-то? Это да…
        - Хотите покажу, как нужно руками есть? - спрашиваю я.
        - Ну, давай, - усмехается Куренков. - Показывай…
        В общем, хорошо посидев и договорившись собираться в Ригу, мы с Наташкой возвращаемся домой. Приезжаем, выходим из машины и вместе с Алексеем идём к лифту. Достали, конечно, все эти провожания и встречи, но что делать.
        Поднимаемся наверх. Двери лифта открываются, и мы идём к своей квартире.
        - Телефон звонит, - говорит, прислушиваясь, Наташка. - У нас.
        Она наклоняется над своей сумочкой и торопливо достаёт ключи. Начинает вставлять ключ в скважину, но дверь от лёгкого толчка чуть отодвигается… Опаньки…
        - Ну-ка… - говорю я и, отстраняя Наташку, несильно толкаю дверь рукой.
        Она тихонько скрипнув, отворяется. Твою дивизию…
        - Стойте здесь! - командует Алексей и осторожно входит внутрь.
        Я слышу его шаги, потом он включает свет и…удивлённо присвистывает.
        - Что там такое?
        Я заскакиваю вслед за ним, держа Наташку за руку и… Мама дорогая! Всё перевёрнуто вверх дном. Твою дивизию! Мы входим в гостиную и несколько секунд совершенно обалдело смотрим на учинённый здесь разгром.
        - Охренеть! - выдыхает Лёха. - Охренеть!
        И в тот же момент в коридоре раздаются торопливые шаги. Твою дивизию! Он ещё здесь!
        10. Вспышки в летнем небе
        Шаги у него мягкие, кошачьи. Не топот кирзачей, а тихие звуки кроссовок. Тёмно-синие замшевые «адики», чёрный хлопковый комбез, чёрная шапка с прорезями для глаз. Ниндзя. Он пролетает стрелой, как в песне про оленя, того что рыжим лесом пущенной стрелой.
        Пробуксовывает в прихожей, как мультяшный кот Джерри или дятел Вуди Вудпекер и вылетает в открытую дверь. Я естественно мгновенно срываюсь за ним, но запнувшись о ботинки и запутавшись в джинсах, валяющихся на полу, теряю мгновенья на сохранение равновесия.
        - Лёха, будь здесь! - бросаю я и вылетаю на лестничную площадку.
        Ноги ниндзи мягко, но быстро несутся по лестнице вверх. На чердак бежит, гад. Да и куда же ещё? Проскочить мимо дозорных на посту такой чувак вряд ли бы смог. Впрочем, переоделся он наверное уже здесь на месте.
        Я бегу за ним и вдруг понимаю, что это нихрена не он. Твою дивизию, ну конечно, это не он, а она. Округлая задница и мягкость фигуры. Естественно, это баба. И я даже догадываюсь, какая именно. Ну, а если это действительно Марина, значит ей проходить мимо поста и не надо было, просто вышла из своей квартиры и проникла ко мне, как некоторое время назад я проник к ней. Правда, теперь нужно куда-то деться, чтобы у преследователей не возникло вопросов, куда она делась.
        Сучка, ты Маринка. Я вот тебе такого бардака не делал. А ты что учинила? Зачем, главное? Типа это мне послание? И что оно должно означать? Замучаешься порядок наводить или что? Да, точно, век порядка не видать. Всю жизнь на уборку горбатиться будешь! И как тут не вспомнить, знаменитое « уборка, уборка, перейди на Егорку»…
        Так… ну, а если это действительно Марина, то мне её догонять не стоит. А то догоню и что тогда? Игре конец, кто-то кого-то грохнет и на этом всё. Не пойдёт. Мы же хотим поиграть? Хотим. Ну, беги, тогда, лесной олень…
        Я чуть сбавляю скорость, давая ей больший простор для манёвра.
        Умчи меня олень, в свою страну оленью…
        Сейчас бы ворваться к тебе и надиктовать хороших, добрых и душевных слов на магнитофон. Послать бы вас всех в одно… нет, в разные, разнообразные места…
        В общем, она уходит от моей погони. Заскакивает на чердак и запирает дверь, а я не очень быстро мчусь вниз в дежурку и посылаю ребят контролировать выходы из других подъездов, заранее догадываясь о результате.
        Дежурные менты вызывают милицию, и мы с Наташкой долго и невесело отвечаем на какие-то дурацкие вопросы и заявляем о пропаже трёхсот рублей, хотя пропало три тысячи. Алчная тварь. Они наконец-то убираются, а мы остаёмся.
        Наташка без сил опускается на пол, обнимает себя за ноги и кладёт подбородок на коленки. Вокруг неё разбросаны книги, новая, только что купленная и не очень новая одежда, что-то ещё, пластинки и даже тарелки. Шкафы пустые. Из них просто всё выгребли на пол. Бумажки, дурацкие безделушки, документы и столовое серебро. Спасибо не вспороли десять стульев из дворца… Впрочем, их у нас всего шесть. К новоселью нужно приобрести ещё. Или взять напрокат у соседки, хо-хо…
        Наташка сидит посреди всего этого Армагеддона и горько плачет, как маленькая девочка.
        - Знаешь, - говорит она сквозь слёзы, - ну и ладно! Ну и пусть подавятся! А я нисколько даже не расстраиваюсь… Подумаешь, всё нам разгромили… Зато, это наша с тобой общая история и мы через это пройдём вместе… Я вообще, на всё согласна, если только вместе с тобой…
        Она всхлипывает, а я присаживаюсь рядом с ней, обнимаю одной рукой и притягиваю к себе. Так мы и сидим обнявшись. Она ревёт, а я вытираю её слёзы, а потом начинаю целовать мокрые щёки, мокрые глаза и губы.
        - Фу-у-у… - шепчу я, - какие солёные…
        - Что?
        - Солёные!
        Она улыбается, а из глаз льются ручейки. Как слепой дождик… Значит, будет и радуга…
        Я обхватываю её голову ладонями, привлекаю к себе и целую в губы, сначала легко, а потом крепко и требовательно. И она горячо и жадно мне отвечает. Мы опускаемся на кучу одежды, и я начинаю расстёгивать на ней… ну, то что сверху. Вернее сказать, не начинаю расстёгивать, а пытаюсь расстёгивать.
        Она чуть отстраняет меня и с улыбкой сама расстёгивает потайные крючки и кнопочки, раскрывая свой тайник. Магия женской одежды… Я стягиваю с неё брюки, но они не стягиваются через туфли, поэтому остаются просто спущенными. Нам всё равно. Нам всё по барабану…
        В этот миг весь мир может провалиться в тартарары или взлететь на воздух. Мы полураздетые лежим на куче тряпья и неистово любим друг друга. Зверь с двумя головами, тяни-толкай, одна плоть на двоих - это всё про нас. Юная кровь жжёт, как плазма, а чувства кажутся такими свежими и яркими, что это просто невозможно выдержать. И выразить.
        Я чувствую её запах, её вкус и её трепет, ощущаю натяжение гладкой кожи, напряжение мускулов, сжатия и укусы, нежный бархат языка, горячее волнующее дыхание и… и просто схожу с ума, заставляя её кричать так, что даже толстые стены нашего дома начинают дрожать, как стены Иерихона.
        И в этот миг я будто начинаю видеть нас со стороны. Душа отделяется, не в силах выдержать такое непостижимое и невообразимое счастье и взмывает вверх. И моему взору открывается восхитительная картина. Юные старатели, добывающие любовную руду посреди запустения и разрухи этого мира. Словно на абстрактном холсте Джексона Поллока, или на старой палитре, покрытой червячками запылившейся краски, два горячих тела воюют за жизнь и, может быть, вся надежда только на них и есть.
        Насладившись видом, душа пикирует вниз и врывается, возвращается в моё разгорячённое тело, заставляя меня проникнуться величием момента. Аминь.
        Утром я собираюсь на работу, а Наташка занимается восстановлением после землетрясения. Заваливается Марина.
        - Ничего себе! - ужасается она картине, открывающейся из прихожей. - Охереть не встать! Чё украли?
        - Деньги, - отвечаю я. - Триста рублей.
        - Триста рублей? - удивляется она и едва справляется с собой, чтобы не засмеяться. - Ну вы и богатеи. А за сервиз деньги зажали! Ната, я бы тебе помогла, но на работу надо. Потом, вечером тогда помогу.
        - Не нужно, спасибо, - киваю я. - Иди, опоздаешь.
        - Ната, Нат… - не успокаивается она. - Что в отделе кадров сказать? Они спрашивают уже. Ты решила или нет?
        Интересно, куда она пристроит Наташку, если та вдруг согласится? Что-то я очень сомневаюсь, что Марина на самом деле работает на «Большевичке».
        - Решила, - киваю я. - Ответ нет!
        - Зря, - пожимает плечами она. - Опыту бы набралась, да и вместе веселее. Я бы тебя всему научила.
        Ага, ты научишь…
        - Не нужно, - говорю я. - Но большое спасибо. А теперь иди, иначе «Большевичка» без тебя встанет.
        - Может, зря ты так с ней? - вздыхает Наташка, когда ниндзя Марина уходит.
        - Слушай, Наташ, а ты не думаешь, что это твоя Мариша могла навести? - спрашиваю я.
        - Воров? - удивляется она.
        - Да, воров.
        - Ты считаешь, она наводчица? - не верит Наташка.
        - Посуди сама, кроме неё у нас никого и не было. Злобин только. А она крутилась здесь, вынюхивала. Могла и слепок с ключей сделать. Ты же её не знаешь, может она с криминальным миром связана. Может, судимая даже. Надо пробить её по ментовской базе. Точно!
        А что, хорошая идея. Я тут же звоню Дольфу Лундгрену и прошу по дружбе посмотреть данные на Марину Наймушину, временно проживающую, но возможно не прописанную в нашем доме. Можно даже участкового послать, чтобы он её прямо на дому проверил. Дольф обещает помочь. Прекрасно. Давайте, занимайтесь, поварята, а то, как я вижу, у вас времени свободного дохрена.
        - Егор…
        - Да, Наташ.
        - А ты думаешь, они деньги искали? Как-то очень странно. Деньги практически на виду были… но они перевернули вверх дном вообще всё…
        - Надо нам сейф заказать. Деньги-то жалко, три тысячи как-никак. И ты права, то что они искали… Это не здесь.
        - То есть… - вытягивается лицо Наташки, - ты знаешь, что именно они искали?
        - Догадываюсь, - киваю я. - Догадываюсь.
        - И где оно? А что это вообще?
        - Извини, пока не могу тебе сказать.
        Пока у меня нет чёткого плана и я просто импровизирую, но, хотя бы они больше не полезут ко мне домой. Надеюсь на это…
        Когда я прихожу на работу, Новицкая даже уже и не ругается. Смотрит на моё пожелтевшее лицо и только головой качает.
        - Поездка в Свердловск готова? - спрашивает она.
        - Не до конца, - отвечаю я. - Когда вернёмся из Риги будет готова. У меня Янка занимается.
        - Почему из Риги? - настораживается она. - Первый раз об этом слышу.
        - Нет-нет, у нас по плану сначала Рига, а потом уже Свердловск. За Свердловском Ташкент. Мы же говорили, что союзные республики на первом месте сейчас. Приоритет. Тем более, Прибалтика, там, сама знаешь, с патриотизмом не так уж и хорошо. Иной раз по-русски не хотят говорить даже.
        - Ты эти разговоры не заводи, понял? - хмурится она. - Про патриотизм в республиках. Неправильно истолкуют.
        - Так я же с тобой только.
        - А я тебе что, мать родная? Или сестра, а может быть, жена?
        - Ириш…
        - Всё, иди работай.
        Иду. Моя команда трудится в поте лица своего.
        - Бойцы, Рига готова? - спрашиваю я, входя в кабинет. - Физкульт-привет.
        - Ой, а что с лицом? - удивляется Яна Авдеева.
        - Я его ударил, - отвечаю я.
        - Похоже, он тебя тоже… - хихикает она.
        - Яна, не он, а оно, что у тебя с русским языком? Я ударил лицо. Повторяю вопрос про Ригу.
        - Всё готово, - отвечает Толик. - Хоть сейчас поезжай. Вернее, сейчас, конечно, не стоит, поскольку надо же хотя бы за пару дней товарищей предупредить, совещания подтвердить и всё такое.
        - Хорошо. На следующей неделе едем. Дату скажу вечером. Ты тоже поедешь.
        - Яна, Свердловск на тебе. Ты поедешь в Свердловск и Ташкент. А ты, Анатоль, готовься сам возглавлять делегации. Стёпа!
        - Да, Егор, у меня всё строго по плану, - не отрываясь от бумаг, бубнит зануда Степан.
        - Я всегда готов, - усмехается Толик. - Я даже и ЦК могу возглавить, только предложи.
        - Может и предложу когда-нибудь, - киваю я.
        На обед я не иду. Вместо этого еду домой, забираю Наташку и несусь в Грибоедовский ЗАГС.
        - Наташ, давай так, - предлагаю я. - В ЗАГСе просто зарегистрируемся, а торжественно отпразднуем венчание.
        - Чего? - округляет она глаза. - Венчание? Ты шутишь что ли?
        - Почему? - пожимаю я плечами. - Во-первых, очень красиво, а, во-вторых, штамп в паспорте мало что значит и мало к чему обязывает, а вот брак, заключённый перед Богом… ты вдумайся только, его нельзя расторгнуть. И изменять друг другу нельзя, а то изменялка сразу же отсохнет.
        - Нет, ты меня разыгрываешь, - не верит она.
        - Да почему?
        - Ты же комсомолец! Тебя исключат сразу и меня заодно.
        - Ну и ладно, сама же говорила, на всё согласна, лишь бы вместе.
        Она сидит и какое-то время молча меня рассматривает, а я как ни в чём не бывало просто улыбаюсь.
        - А ты что, - нарушает она молчание, - в Бога веруешь?
        - Конечно, - киваю я. - Все веруют. Вон парней спроси, они в бой ходили.
        - Нет, - трясёт она своей каштановой копной. - Не может быть. У нас все атеисты.
        - Атеисты самые фанатичные верующие, - усмехаюсь я.
        - Ага, - улыбается она, типа ну-ну, меня не проведёшь.
        - Они ведь веруют, что Бога нет. И всех заставляют веровать. А тех, кто с ними не согласен, готовы жечь на кострах. И что это по-твоему? Их фанатизм и словоблудие суть вера в Его отсутствие.
        - Так у нас же атеизм научный…
        - Поверь мне, это не наука. Некоторые из этих учёных, разобравшись в предмете, вообще батюшками становятся. Так что ты обдумай…
        Она замолкает, пытаясь переварить нечто совершенно для себя новое.
        В ЗАГСе, отстояв очередь, мы подаём заявление и уходим на целый месяц испытывать свои чувства.
        - Ничего, мы попросим Галю, у неё наверняка есть связи. Перенесём дату и забабахаем, когда захотим, да?
        - Как скажешь, дорогой… Нет, лучше любимый… Или, как тебе нравится? Может, котик?
        Она смеётся.
        - Ты чего?
        - Примеряюсь, как буду тебя называть. Жёны всегда как-то так вот называют мужей. Звучит немного фальшиво, но ведь это традиция.
        - Отставить! - смеюсь я. - Пупсик.
        - Что?
        - Или лучше… Зая… Точно. Зая, намажь блин икрой пожалуйста, да погуще!
        - Сам ты зая! - хохочет она. - И пупсик тоже. Пупсик, ты смотри на Маришку не заглядывайся, понял?
        - Так! - мрачнею я.
        - Да шучу я, шучу…
        - Ага, я понял. Так… На самом деле, если мы хотим устроить праздник, то месяца может и не хватить даже. Ты пригласительный взяла в салон красоты?
        - Да, в сумочке у меня.
        - Гут. Платье, туфли, ресторан, меню, гости, фото, киносъёмка, или видео даже… А ещё причёска, мейк ап… Кошмар сколько всего надо. Транспорт, музыка, ведущий… Ты хочешь мощно или скромно?
        - Я хочу скромно, - подумав, отвечает она. - Но человек пятьдесят наберётся…
        - И это минимум…
        - А на следующей неделе мы едем в Ригу на несколько дней. У меня там дела, командировка.
        - Ну, я могу не ехать, а заниматься подготовкой.
        - Нет уж, одну тебя я не хочу оставлять, - говорю я. - Платоныч тоже поедет, надо сказать, чтобы Трыню взял, как раз же каникулы. Вот, пока я на работе, будете развлекать друг дружку.
        В самолёте, по-моему, летят только наши. Во-первых, делегация ВМПО «Факел». Новицкая, Скачков, Анатоль и я. Со мной Наташка. Потом таможня, в лице Куренкова с помощником. От минвнешторга Платоныч и Трыня. Де Ниро сам по себе, практически от Голливуда. А ещё Лёха, Алик, Димыч и ещё один боец Вова Соснин. Итого четырнадцать человек. Тринадцать друзей Оушена.
        Оружие везёт с собой только Злобин, поэтому парней взял четверо.
        Злобина встречает «Волга» у трапа. Платоныча с Куренковым и Трыней забирает «Рафик», тоже у трапа. А мы, все остальные едем тоже на «Рафике». Только к трапу он не подходит и ждёт на парковке перед зданием аэровокзала.
        Новицкая косится на Наташку. Поглядывает прищуренным взглядом. Я её, разумеется, предупредил заранее. Она проглотила, сцен закатывать не стала.
        - Ириш, мы тебя с Натальей хотим на новоселье пригласить…
        Она хмурится, поджимает губы и тут же, повернувшись к Толику, спрашивает:
        - Анатолий, у тебя по сегодняшнему дню всё подтверждено?
        Я понимаю, ситуация так себе, мы едем туда, где были… не знаю, «счастливы» слишком сильное слово, но нам тогда было хорошо, в той поездке в Ригу… И сейчас мы снова едем туда же и будем жить в той же гостинице, ходить по тем же улицам и всё такое прочее, но только я буду с другой девушкой. А она, Ирина Новицкая, будет наблюдать за этим со стороны, не принимая участия.
        Понимаю, но оставлять Наташку дома, на руках у Марины, было бы ещё хуже. И к отцу отправить тоже не вариант, памятуя, что его самого пришлось вырывать из лап Кухарчука. Лучше всего пока подержать её рядом с собой. Думаю, здесь ей пока безопаснее всего.
        - Да, Ирина Викторовна, - говорит Анатоль, - всё подтверждено на несколько раз.
        - Хорошо. Когда разместимся, зайди ко мне в номер, посмотрим текст моего выступления.
        О, теперь на должность спичрайтера взяли Толика? Ирка бросает на меня чуть снисходительный взгляд, типа, ну а как ты думал, я сохнуть что ли буду и страдать?
        - Спасибо за приглашение, Егор. Обязательно приду. Новоселье - это здорово!
        В фойе нас ждёт Валдис.
        - Егор, Ирина! - радостно восклицает он. - Друзья! Как же здорово, что вы снова здесь! Здравствуйте.
        Я представляю ему остальных спутников, включая встречавшую нас светловолосую крупную девицу из Латвийского ЦК.
        Валдис помогает нам зарегистрироваться, собственно, мне с Наташкой, поскольку мы ещё не зарегистрированы. С этим вечно возникают проблемы. А потом мы идём в кафешку. Не все, только я, Новицкая и Наташка. Остальные идут по номерам, а мои гвардейцы занимают боевые позиции.
        Мы подходим к столику, за которым сидят Платоныч с Трыней и Маркусс Шмитц.
        - Маркусс Янисович!
        - Егор, Ира! Наконец-то. А я думаю, когда же вы приедете, дети мои ненаглядные.
        Кхе-кхе. В игривом он сегодня настроении. Наташка едва заметно хмурится.
        - А это что за прелестное дитя? - с очаровательным акцентом продолжает балагурить Маркусс.
        - Это Наталья, моя невеста.
        У него глаза распахиваются.
        - Невеста? Вот это вы молодцы!!!
        - А как Марта поживает? - спрашиваю я. - Мы её увидим?
        - Как всегда на тренировке. Конечно увидите. Она уже сто раз про тебя спросила.
        Наташка опять хмурится.
        - Хочет с тобой по последнему заказу что-то обсудить, - добавляет Шмитц с улыбкой глядя на неё.
        Мы ничего важного не обсуждаем. Просто сидим и болтаем. Пьём кофе. График встреч и консультаций уже составлен, так что можно просто расслабиться. Через некоторое время Маркусс с Валдисом прощаются и, договорившись об ужине, мы идём по номерам. Наш с Наташкой номер оказывается через стенку от Ирины. Блин… есть в этом что-то… не знаю, раздражающее, что ли… Как будто быстрые вспышки в летнем небе в ожидании грозы.
        Я открываю дверь и пропускаю Наташку, сам захожу следом и заношу вещи. Мои гвардейцы размещаются в двух номерах - слева от моего и напротив через коридор. Справа Новицкая.
        - Егор, - рассеянно произносит она, заглядывая в дверь. - Можешь зайти ко мне на минутку?
        - Могу, конечно, - отвечаю я. - Когда, сейчас?
        - Да, будь добр…
        Хм…
        - Я быстро, - киваю я Наташке. - Туда и обратно.
        Выхожу и подхожу к Ирине. Она впускает меня в свой номер, заходит сама и захлопывает дверь.
        - Послушай, - говорит она, не глядя на меня и массируя виски кончиками пальцев… - Я хочу тебе сказать одну вещь.
        - По повестке? - уточняю я.
        - Что? - поднимает она глаза. - А, нет… Нет, не по повестке… Совсем не по повестке…
        11. Безделицы…
        Взгляд скользит по фигуре Ирины и фиксируется в районе живота. Он как всегда плоский и, чего уж греха таить, привлекательный. Красивый животик. Он скрыт под белой блузкой, но я его помню. Если бы внутри него было что-то такое, о чём думаешь в первую очередь, когда слышишь «я должна тебе сказать одну вещь», то сейчас он был бы гораздо более круглым. Учитывая, когда у нас было в последний раз.
        - Хорошая девочка, красивая, - хмуро говорит она. - Милая. Сексапильная. Любит тебя, как дворняжка.
        - Ира…
        - Да погоди. Успеешь сказать, если будет что. В постели хороша, да? Как зверушка? До полной самоотдачи? Я по глазам вижу. По её, не по твоим. Неглупенькая вроде, в науках, например, а в жизни, скорее всего, дура набитая. И ревнует, я думаю.
        Ой, можно подумать ты не ревнуешь, фрейдист-самоучка.
        - А с твоим-то графиком, - продолжает она, - да и характером с ума сходит, на стены лезет. Глупостей может понаделать. Или уже понаделала. Мозги тебе вы**ет по полной программе.
        Мудрая ты женщина, Ира, да только выносить мозги сама можешь так, что любо-дорого. Я улыбаюсь этой мысли.
        - Смеёшься, - кивает она. - Только вот смешного-то мало. Не очень-то вы подходите друг другу. Сейчас у вас любовь, телячьи нежности, медвежьи ласки. Исступление. А ты слыхал, или может, читал во взрослых книжках, что нет никакой любви? Химия есть, биология и марксистско-ленинская философия, а вот любви нет. Только временное помрачение ума, а потом долгие тяжёлые годы, полные раскаянья.
        - Комсомольским лидерам присущ здоровый цинизм, - качаю я головой. - И нездоровый тоже. У тебя вот, например, не слишком здоровый.
        - Так это лучше всего. Циникам жить проще, они мудрее. Я тебя старше, ты ко мне прислушивайся. Старше, но это даже плюс. Тебе что в постели со мной скучно было? А с ней станет. А если и не станет, в смысле, в постели, то в жизни - точно. Взвоешь. Я такое сто раз видела, даже и сама проходила. Тебе лучше всего я подхожу.
        - Погоди… - поднимаю я брови. - Что за новости? Ты за меня замуж хочешь?
        - Что? - она смотрит какое-то время с недоумением, а потом начинает смеяться. - Замуж? Нет, конечно. Ты только представь, я в белом платье с фатой и ты в чёрном мешковатом костюме и белой рубашке. В загсе. Представил? Умора, да?
        - А что тогда? Ты же сама мне сказала «гуляй, Вася». Вася и угулял, чего теперь-то?
        - Гуляй, Вася, - повторяет она с улыбкой. - Жуй опилки. Сказала, да.
        - И даже показала. Нового фаворита.
        - И сказала, и показала. Зря, конечно. Но только на первый взгляд. А если подумать, то и не зря. Мы друг другу подходим. У нас обоих не может быть нормальной семьи, ни у меня, ни у тебя. Потому что наша семья - это работа, карьера, деньги, в конце концов. Деньги у тебя. Для нормального обычного человека находиться рядом с такими, как мы смерти подобно. Смерти. Никакой жизни. Понимаешь?
        - Не совсем. Пытаюсь, но пока не понимаю. Мы же с Натальей заявление подали, это ничего? У нас всё серьёзно. Чего это ты? Хочешь сказать, типа иди ко мне, у нас ничего кроме секса не будет, потому что любви не существует?
        - Хочу сказать, что есть дружба, взаимная поддержка, уважение, опора, общность взглядов и секс тоже. Яркий и сумасшедший.
        - Очень длинно, слово «любовь» гораздо короче, но по сути то же самое.
        - Ну ладно, иди, люби, свою нимфу волоокую. Её лет через пять знаешь как распереть может. Кость-то видно, не слишком тонкая.
        - Так!
        - Да ладно-ладно. Молчу. Иди, но имей в виду. Я здесь. В смысле, не в этом номере, а просто рядом. Да, я буду не одна. Но если захочешь, можешь всегда вернуться в наш боевой союз и тот, кто окажется в этот момент около меня, полетит вниз с обрыва. Ступай, побалуйся своей любовью, а когда надоест, возвращайся. Видишь, я щедрая и понимающая. А ещё и терпеливая. Мы взрослые… почти все из нас, взрослые и умные люди и знаем, чего хотим от жизни. И это не пелёнки, дачи с клубникой и вся вот эта пошлая дребедень. Мы хотим успехов в труде, хотим свободы, уважения, поддержки и хороших оргазмов. Грубо, да? Я говорю грубее, чем думаю, но это для доходчивости. Поверь, жизнь не белая и чёрная. Это только у детей так и у молоденьких невест. Они вообще склонны всё окрашивать в цвета свадебных платьев и свадебных костюмов… И вот ещё что…
        Она на мгновенье застывает, а потом порывисто меня обнимает, притягивает за шею и горячо целует.
        Вот такие времена…
        Думаю, если бы я приехал без Наташки ничего такого не произошло. А тут вон как её прорвало. Твою, как говорится, дивизию…
        Я выхожу из номера Новицкой и двигаю к себе. В конце коридора замечаю идущего в нашу сторону человека. Гвардейцы напрягаются, но присмотревшись опознают в приближающейся цели Анатоля. Вот значит, кому будет предложена дружба и прочие привилегии, включая написание спичей. Ну что же, надеюсь, Толик не против.
        - Чего она хотела? - спрашивает Наташка, когда я возвращаюсь.
        Она пристально вглядывается в моё лицо. Надеюсь, следов помады на мне нет…
        - Ну, она же моя начальница, - пожимаю я плечами. - Хотела обсудить некоторые рабочие моменты.
        - В своём номере?
        - Наташ… Если ты хочешь что-то узнать, спрашивай прямо, не ходи вокруг да около, хорошо?
        - Ну, я вроде и спрашиваю…
        - Да, в номере. В чём проблема? Сейчас туда Толик пошёл. Что тебя беспокоит? Ты, мне кажется, сексуально озабоченная…
        - Что? - у неё челюсть отваливается.
        - Да? - я едва сдерживаюсь от смеха. - Я угадал? Ну, конечно, угадал! Кто сегодня очень-очень сексуально озабочен?
        - Ты что такое говоришь? - с обидой в голосе отвечает она.
        - Я же вижу, что ты только о сношениях и думаешь.
        - Егор!!! Да ты… совсем что ли…
        - Только не вздумай кричать!
        - Что?
        - Не кричи, поняла? Вообще ни звука!
        Она смотрит на меня, как на «Чужого» из фильма Ридли Скотта, а я уже не в силах сдерживаться, начинаю хохотать и набрасываюсь на неё. Набрасываюсь и сдираю блузку, юбку, лифчик - всё, что нахожу.
        - Ни звука! Ни одного звука!
        - И кто тут у нас озабоченный? - прищуривается она, принимая меня в свои объятия.
        Исступлённо, как зверушки… Я усмехаюсь, вспоминая слова Новицкой. Точно, так ведь и есть…
        Ужин проходит по всем официальным стандартам, за исключением присутствия в нашей делегации моей невесты и телохранителей. В смысле, что их присутствие не вписывается в стандарты.
        Но ничего, не беда. Больших начальников сегодня нет, так что это просто приём пищи и планёрка по уточнению задач на ближайшие пару дней. От республиканского ЦК комсомола присутствуют двое. Девушка, встречавшая нас в аэропорту и инструктор какого-то, не запомнил какого, отдела с очень сильным, практически демонстративным акцентом.
        Завтра у нас совещания и банкеты с большими шишками, а сегодня день адаптации. Поэтому мы, можно сказать, на расслабоне. Скачков с Новицкой и Анатолем выпивают с хозяевами, а мы с Наташкой и охранителями придерживаемся зожа.
        Куренков со Злобиным встречаются со Смирновым, помощником Пуго. Он в прошлом году очень мне помог, и я бы тоже хотел его увидеть, но, возможно, чуть позже. Большак с Трыней ужинают в гостях у Маркусса. И только я следую по обязательной программе. Хотя, после неё кое-какие планы всё-таки имеются.
        Новицкая пребывает в образе начальницы, и ничто не намекает на дневной монолог. Всё идёт своим чередом. Когда ужин заканчивается, все расходятся по номерам, а мы с Наташкой, Аликом и Алексеем спускаемся в фойе.
        - Брагин, - напутствует меня Ирина. - Не загуливайтесь. Утром чтобы был на завтраке вовремя. Как штык. Ты меня понял?
        - Конечно, Ирина Викторовна, - чуть усмехаюсь я. - Пуля дура, штык молодец!
        Внизу нас ждёт Валдис.
        - Наконец-то вы наелись, - качает он головой. - Я уже спать хотел прямо здесь, в холле. Ну что, идём или нет?
        - А куда мы? - спрашивает Наташка.
        - В старый город. Гулять по Риге. Не против?
        Она, естественно, не против. Погода блеск. Тепло, влажно, ветерок с морским солёным запахом, огни, старинные дома. Правда, сначала вместо этого всего мы дышим навязчивым ароматом автомобильного освежителя.
        Садимся в «Мерседес» Валдиса и едем по направлению к Домскому собору. На самом деле, проезжаем всего ничего, выходим из машины и дальше идём пешком. Бродим по старым узким улочкам.
        Романтика. Если бы ещё можно было пройтись просто так, вдвоём, без свиты, как обычные парень с девушкой.Красиво. Каменные кошки на крыше выгибают спинки. Башни, крыши, окна… правда здорово.
        - А в этом кафе снимали сцену встречи Штирлица с женой, - заученно говорит Валдис.
        - Ты бы ждала меня, - подмигиваю я Наташке, - если бы меня забросили к врагам, как Штирлица?
        - Конечно, - не задумываясь, отвечает она.
        - А если бы меня лет на двадцать туда законопатили? - допытываюсь я.
        - Хоть всю жизнь ждала бы. Но лучше не надо. Очень тебя прошу, не надо…
        Я и сам знаю, что ждала бы. Не сомневаюсь. Как у Лескова, в книге «На ножах». Там у одного героя жена сбежала с полюбовником, навсегда сбежала, дав железный повод для развода. Но он за всю оставшуюся жизнь даже не взглянул ни на одну даму. Подзоров, что ли… Надо перечитать…
        - А ты почему спрашиваешь? - настораживается она.
        - Испытываю тебя.
        - Перестань, пожалуйста.
        - Хорошо. Ты не замёрзла ещё?
        - Ну, так, - слегка поёживается она. - Влажность высокая…
        - А вот мы пришли, как раз - показывает Маркус на уютную кафешку. - Это бар. Здесь с Мартой и встретимся.
        Марта уже ждёт нас внутри. Она сидит за столиком и пьёт из большой чашки кофе.
        - Егор! - восклицает она и, встав, шагает ко мне.
        Марта почти на голову выше меня. Баскетболистка из «Даугавы». Она наклоняется, и мы обнимаемся и целуемся в щёчку. Два раза, не по-русски. Но даже и этих двух раз оказывается достаточно, чтобы заставить Наташку нахмуриться. Я знакомлю девушек и представляю парней.
        В кафешке всё очень просто, но, вместе с тем и элегантно. Казалось бы, простые белые стены, тяжёлая мебель, не слишком красивая барная стойка…
        Мы едим пирожные, пьём кофе, болтаем, смеёмся. Валдис рассказывает много всего весёлого. Настроение отличное. Но мы здесь не только ради настроения. Проходит немного времени и Марта предлагает мне отсесть за отдельный столик.
        Зал небольшой и свободный, народу мало. Мы пересаживаемся за свободный стол недалеко от нашего.
        - Ну что, - говорит Марта. - Оборудование стандартное?
        - Да, - киваю я. - В принципе, стандартный набор. Два набора. Там залы, конечно, поменьше, чем обычно, но разместим как-нибудь. А месяца через два, я думаю, могут ещё комплекты понадобиться. Но это мы обговорим отдельно. Оставшиеся деньги я попросил Юрия Платоновича твоему папе отдать. Ты же не против?
        - Я? Против? Да какая разница? Ты же уже их передал.
        - Ну… прости… Я не знал, что с этим будут неудобства…
        - Да нет, всё хорошо, не беспокойся. В этот раз всё нормально, но в будущем, пожалуйста, давай обговаривать такие моменты заранее.
        - Принято, - киваю я. - Извини.
        - Не проблема, я же говорю.
        Речь идёт о двух казино Джемала в Геленджике. Теперь они и наши тоже. Грядут перемены, идёт волна обновлений и модернизации. Хотим к сезону всё запустить.
        - А швейное оборудование? - спрашиваю я.
        - Поставка уже скомплектована. Будет в ближайшие дни отправляться. Всё, как договаривались.
        - За что, Марта, тебя люблю, за чёткость и пунктуальность. Ну, и за красоту неземную тоже.
        - Ха-ха, - смеётся она. - Я тебя тоже люблю за то же самое. За точность и красоту.
        - Егор, - раздаётся над ухом тихий голос Наташки. - А мы скоро пойдём?
        - Да, Наташ, нам с Мартой надо обсудить ещё несколько дел и всё.
        Блин, надо же было ей подойти как раз на объяснениях в любви. Разумеется, это просто шутки, но для неё, наверное, как нож в сердце.
        - Валдис! - грозит пальцем Марта. - Ты почему гостью плохо развлекаешь? Научи её говорить по-латышски.
        - Я уже научилась, - смеётся Наташка. - Лудзу, палдиес, несапрот.
        - Вот, - смеётся Валдис. - Видишь? Наталью уже не отличить от коренной рижанки.
        - Ты едешь? - спрашиваю я у Марты, когда мы возвращаемся к делам.
        - Куда? На соревнования?
        - Да, в Америку.
        - Еду через две недели, - подтверждает она. - Будем играть с «Ред хедс» в Нью-Йорке.
        - Обалдеть, - качаю я головой. - Круто заниматься спортом, да?
        - Ага, - смеётся она. - Ещё бы тренировки пореже проходили, а поездки почаще, вообще отлично было бы. Что нужно сделать? Купить джинсы?
        - Джинсы? - усмехаюсь я. - Шутишь? Джинсами мы сами сможем весь Нью-Йорк засыпать, особенно когда вот это оборудование придёт.
        Она хохочет. Смеётся она громко и заразительно, раскачиваясь всем корпусом - то сгибаясь чуть не пополам, то откидываясь на спинку стула.
        - Вот, - говорю я и протягиваю ей незапечатанный конверт с вложенным в него письмом. Нужно отправить письмо на Багамы.
        - Ого! - начинает она. - У тебя что, родственники там?
        Но, задав вопрос, она тут же закрывает рот ладонью.
        - Прости, не надо было спрашивать.
        - Никаких проблем, - мотаю я головой. - Всё нормально. Единственная загвоздка… текст зашифрован, поэтому, если кто-то нежелательный увидит… Короче, вопросы могут появиться.
        - Не проблема, - уверенно отвечает она, - я же дочь контрабандиста, так что знаю, как письма перевозить. Не волнуйся, это же не высокоточный токарный станок.
        Возможно, в будущем мы сможем использовать телетайп для передачи инструкций Мозесу Лански, но пока только голубиная почта.
        Когда мы возвращаемся в гостиницу, Наташка как бы невзначай интересуется, какого это собственно хрена я целовался с чужой бабой и признавался ей в любви.
        - Сама-то ты с Валдисом вполне себе с удовольствием лобызалась, - усмехаюсь я.
        - Это в отместку тебе, - щурится она.
        Приходится долго читать лекцию, о том что друзья и приятели нередко одаривают друг друга символическими поцелуями встречаясь и расставаясь. А любовь есть чувство разноплановое и друзей тоже можно и должно любить, хотя и не так, как невест и законных супруг. Для закрепления материала приходится показать, как именно нужно любить невест.
        - Егор, - тихонько говорит она, когда обессилившие мы лежим, балансируя на грани яви и сна.
        - А… - не сразу отвечаю я.
        Из окна льётся тусклый фонарный свет. Он падает на потолок жёлтым прямоугольником. Нужно было задёрнуть шторы… А, впрочем… Всё равно…
        - Давай не будем венчаться… - говорит Наташка.
        - Почему?.. Это ж гарантия…
        - Какая? - не понимает она.
        - Верности…
        - Да ну тебя… Как-то страшно… И странно… Не по себе… мы же неверующие. Комсомольцы, всё-таки…
        - Зря…
        - Ну… это же и потом можно, правда?
        - Ага, - отвечаю я, засыпая.
        Можно и потом…
        День выдаётся суетливым, но благодаря компактному графику мы успеваем выполнить сегодняшнюю программу в первой половине. И это очень хорошо, потому что мне не придётся пропускать никаких мероприятий, вызывая гнев непосредственного начальника. Чуть ближе к вечеру у меня запланированы встречи со Злобиным и остальными мастерами наших цеховых дел.
        Мы входим в фойе. Собственно, мы - это Скачков, я и Алик с Лёхой. Дима с Вовой находятся при Наташке, а она в совещаниях в ЦК и ДОСААФ участия не принимала. Её катал Валдис и сейчас, как раз, должен привезти. Ирина с Толиком идут гулять по старому городу.
        Заходим в отель и двигаем прямой наводкой к лифтам.
        - Егор Андреевич! - вдруг раздаётся сзади. - Егор Андреевич, да куда же вы!
        Блин! Нет! Твою дивизию, этот голос я знаю очень неплохо… Доводилось слышать… Я останавливаюсь и неохотно оборачиваюсь к его источнику. К нам идёт человек похожий на хорька-барсука-поварёнка. Собственно, это никто иной, как он. И что ему здесь надо? Он тут на чужой территории, сделать ничего не сможет…
        - Здравствуйте, Егор Андреевич, - сладко улыбается он. Я тут вас жду-жду. А вас всё нет и нет. Нам же поговорить нужно. Очень нужно.
        Скачков нажимает кнопку лифта.
        - Извините, Пётр Николаевич, но у меня времени нет, - пожимаю я плечами. - Давайте в другой раз как-нибудь пообщаемся, хорошо?
        А лучше бы вообще никогда…
        - Да я вам просто хочу показать кое-что. Просто взгляните и идите куда хотите. Ни словом ни делом вас не стану задерживать. Если вы сами не решите задержаться. Поглядите сюда… Две вещички. Причём, довольно занятные вещички. Вы знаете, есть такой фотоаппарат, «Полароид»? Чик и фото готово. Моментально. Пару минут ждёшь и получаешь готовый снимок. Здорово, да? Вот, гляньте, какой прекрасный снимочек у меня получился.
        Он протягивает мне мутноватую карточку, на которой, тем не менее, прекрасно различаются два человека. Первый - это сам майор Кухарчук в мундире и со звёздами. Он довольно улыбается. А вот второй человек совсем не улыбается. Более того, он выглядит, насколько я могу разобрать, испуганно. Да чего там, он просто пребывает в ужасе. И на нём тоже мундир с майорскими погонами.
        - Узнаёте? - спрашивает Поварёнок с победной улыбкой.
        Узнаю, твою дивизию. Радько Михал Михалыч… Как не узнать. Твою дивизию! Твою дивизию! Нашёл, значит…
        - Вижу, что узнали. А вот это узнаёте?
        В его руках появляется неподписанный и незапечатанный почтовый конверт. В принципе, конверт стандартный, обычный, каких выпускают миллионы. Отчего же тогда так сердце бушует? Взрывается сердце и разлетается на тысячи осколочков…
        Кухарчук поднимает клапан и извлекает на свет сложенный лист бумаги, заполненный мной зашифрованными инструкциями для адвоката Мозеса Лански…
        Твою дивизию…
        - Ну что, вы заинтересованы? Не найдёте для меня пары минуток?
        12. Дом на углу Ленина и Энгельса
        Кем бы мы были, не будь у нас друзей? Депрессивными интровертами, Сизифами и тростинками на ветру. Один в поле не воин. Одной рукой и узла не завяжешь. Один в море не рыбак, а без артели не моряк. И так далее.
        Хотя бы если не друзья, то соратники нужны, ой как нужны. Без них никак. Невесты тоже идут в счёт, но, пожалуй не сегодня.
        - Да, интересует, - киваю я.
        - Я так и думал, - холодно улыбается Кухарчук и я с чувством глубокого удовлетворения отмечаю, что следы нашей последней встречи всё ещё видны на его лице. От этого оно даже приятнее делается.
        А ещё я замечаю идущих от входа к нам Валдиса, Наташку, Диму и Вову. Это не совпадение. Прежде, чем отправиться в отель, я позвонил Валдису в машину и сказал во сколько буду в отеле.
        Но, кроме них, в зал заходят трое крепких щелкунчиков в штатском. Они рассосредоточиваются по фойе, беря под контроль выходы. Мы же находимся в небольшом вестибюле за стойкой регистрации, около лифтов. Вестибюль этот располагается в углублении и из зала не виден. И, помимо лифтов, здесь есть дверь, ведущая в служебные помещения.
        - Здравствуйте, - говорит Валдис, подходя к нам.
        Из приехавшего лифта выходит несколько весёлых и громко говорящих людей. Они бодро шагают к выходу, и их голоса сливаются с гулом и гомоном большого фойе.
        - Наталья, Дмитрий, езжайте на лифте, - киваю я. - Вова здесь. Валдис… ты бы не мог подъехать с той стороны, как те ребята в прошлый раз, помнишь? Только, пожалуйста, поскорее, ладно?
        У нас взаимодействие не отлажено, но он меня понимает. И тут же исчезает. И это здорово. Здорово, когда есть на кого можно положиться. Я это точно знаю. Пока я говорю это двери лифта закрываются и он отправляется наверх.
        - Так, - хмурится Поварёнок. - Может, своими делами вы потом как-нибудь займётесь? Мне-то безразлично, я могу и не забивать себе голову вот этими проблемками. Есть специалисты по этому направлению. Получше Радько, между прочим…
        Он трясёт передо мной моей шифровкой.
        - А где, - хмурюсь я, - тот у кого это письмо было?
        - Где надо, - с вызовом и раздражением отвечает Кухарь. - Вопросы буду я задавать, понятно?
        - Понятно, Пётр Николаевич, - сокрушённо качаю я головой. - Конечно, понятно, гораздо лучше, чем вам кажется. А вы как в Риге-то оказались?
        - Так, ты мне зубы не заговаривай. Давай, двигай на выход! Там машина стоит. Или ты хочешь, чтобы я сотрудников позвал? Эй, из-за спины выйди!
        Он оборачивается и смотрит на Алика. Алик парень не крупный, но умелый. Впрочем, я ему делаю знак бровями и он уходит из-за спины барсука. А тот сейчас действительно похож на это самое животное. Очень и очень сильно похож, видать на нервах весь. Ещё бы, не рассчитал малость, не ждал, судя по всему, что со мной столько гвардейцев окажется. Прокольчик, товарищ майор. Но ничего.
        - То есть… - продолжаю я мотать ему нервы, - вы меня что, задерживаете что ли? Как в прошлый раз? А где постановление?
        - Я тебя приглашаю на частный разговор, - бросает он. - Но ты можешь не соглашаться если не хочешь. Объясняю для тех, кто с бронепоезда, да? Не хочешь, не ходи, оставайся здесь. Тогда просто всё уже официальным путём поедет. И мне уже вообще до пи*ды всё это будет.
        - Так вы здесь неофициально что ли? - восклицаю я.
        - Брагин, ты чё, тупой? - взрывается он. - Тебе тут детский сад что ли? Да вот за эту бумажку ты запросто можешь по полной программе загреметь. Не улавливаешь или как? Знаешь, что это значит? Это вышка, сынок! И девка твоя в той же степени опасности находится. Если хочешь обсудить, пошли со мной, поговорим. Если не хочешь, до свидания. Это всё у меня остаётся. И вариантов уже не будет.
        Под «девкой» он, ясное дело, подразумевает Марту, но Наташка от этих слов поёживается. А сам он заводится. Ну, ещё бы. Он думал, что покажет мне свои артефакты и я, как заколдованная крыса, пойду на звук его дудочки, то есть на вид этих вещдоков. Потеку и поплыву. А тут отряд гвардейцев и какой-то вязкий и мутный разговор. Он рассчитывал, что я сразу клюну на приватную беседу, а на деле происходит не пойми что. Вот же дурачина.
        - А сейчас есть варианты? - уточняю я.
        Варианты, разумеется, есть - это лилия и Де Ниро. Сучонок, подловил меня. Но как он это всё провернул здесь, в Латвии? Либо у него охренительная крыша, либо полномочия. Либо что-то ещё, но тоже охренительное.
        - Так, всё, я пошёл, - с обидой в голосе заявляет Кухарчук и в этот момент приезжает лифт.
        Дзинь! Звонок с которым разъезжаются его двери, звучит громко и неожиданно. Поварёнок резко оборачивается, а я в тот же самый момент, не теряя ни мгновенья на раздумья, вырываю из его руки заветный конверт. Он, конечно мог его сфотографировать и, наверное, так и сделал. Да только фото - это копия, а оригинал вот он.
        Впрочем, он может крикнуть щелкунчикам и те потребуют вернуть бумагу именем закона, метлы и собачьей головы. Или попытаются отобрать силой. Но только сама ситуация, когда у матёрого гэбэшника просто выдёргивают из рук важнейший документ кажется мне до предела комичной.
        Мне так смешно становится, что я едва сдерживаюсь. А вот хорьку делается безумно горько. Он успевает сжать губы и прищурить глаза, пока я произношу три коротких слова:
        - Дим, под дых.
        Диму, Наташкиного охранника два раза просить не приходится. Он оказывается быстрее молнии и сильнее Халка. Бах! Открывает рыба рот, да не слышно, что поёт. Глаза у барсука лезут из орбит а рот хватает воздух, но только весь воздух на Земле куда-то испаряется и дышать ему становится совершенно нечем.
        - Ай-ай-ай, - качаю я головой. - Как же так опрометчиво, Пётр Николаевич? Вы же со мной не первый раз встречаетесь, знаете ведь, зуб у меня на вас. Я понимаю, крыша. Но неужели круче, чем мой дедушка?
        У Наташки глаза делаются примерно, как и у Кухаря. Ну, хотя бы с дыханием всё в порядке. Я ободряюще ей подмигиваю и легонько киваю её охраннику. И тогда некрасивый, но добрый, кряжистый и могучий Дима Пономарёв подхватывает её под руку и увлекает в лифт.
        Я снова киваю, на этот раз оставшимся гвардейцам, и Кухаря тоже подхватывают сильные добрые руки Вовы с Лёшей и, пока он не пришёл в себя, быстро тащат через дверь служебного входа по коридору в сторону складов и кухни.
        Эта часть здания исследована мной ещё в прошлый приезд. Поэтому я уверенно шагаю впереди всех и показываю дорогу, готовый в любой момент крикнуть, что мол человеку плохо. Помогите, люди добрые.
        К счастью, мы проскакиваем не встретив никого, кроме унылого мужика, толкающего телегу с грязным постельным бельём. Он на нас не смотрит, идёт не поднимая головы, и это, несомненно, большой плюс. Валдис уже здесь. Стоит во внутреннем дворе прямо у рампы, предназначенной для разгрузки и погрузки грузовиков. Поскольку, его тачка ниже, а лесенка узкая, нам с Аликом приходится спрыгнуть и принять драгоценный груз у парней.
        Хорёк приходит в себя и начинает дёргаться и даже пытается закричать, но встретившись со мной взглядом, меняет решение и прикусывает язык.
        Валдис, практически телепат, открывает багажник, довольно просторный, но, тем не менее, не слишком комфортный для перемещения живых грузов.
        - Осторожнее, голову не ударьте, - говорю я Кухарю и с удовольствием хлопаю толстой, не чета тем, что будут в будущем, крышкой багажника.
        Настаёт час Эдгара По. Это я про «Похороненных заживо»
        Мы садимся в машину и выезжаем. Вслед нам смотрят какие-то удивлённые люди, и вот это не очень-то хорошо, поскольку означает, что сотрудники, ожидающие Поварёнка в фойе и, возможно, снаружи, могут напасть на наш след. А могут и не напасть. Кто его знает, как получится и есть ли там вообще сотрудники.
        - Куда? - спрашивает Валдис.
        - Ты скажи, - отвечаю я.
        - Хм… а мне нужно знать, кто это? - уточняет он.
        - Это человек, который, судя по всему схватил Марту и хочет посадить её очень надолго.
        - Что?
        - Давай позвоним её папе, а потом найдём Злобина. Только ты скорость-то не сбавляй. Есть гараж какой-нибудь, я не знаю, чтобы этого хорька в нём заточить? Я бы с радостью его посадил на цепь.
        Злобин является моим естественным союзником в противостоянии с Поварёнком. Тот ведь хочет его крови и заставляет меня дать какую-то инфу, показания или даже железные доказательства. Поэтому хоть и с большой неохотой, но он вовлекается в это дело.
        Собственно, он давно уже вовлечён помимо своей воли, но теперь приходится делать и телодвижения.
        - Честно тебе скажу, Егор, это полный пи**ец! Ты напал на офицера КГБ. Похитил его и собираешься пытать.
        - Блин, Леонид Юрьевич, прошу заметить, что это уже не в первый раз. В первый раз всё прошло успешно, кстати. Видать, ему понравилось
        - Идиот… - качает он головой.
        - Кхе-кхе… Я бы попросил…
        Мы сидим в не слишком уютной и приветливой кафешке недалеко от бани на Маркса, в нескольких минутах от республиканского КГБ. Далеко не во всех старых многоэтажках есть горячая вода. Печи в квартирах и уютный запах дымка в подъезде - это центр Риги.
        Титаны на дровах могут впечатлить в качестве памятников истории, давая возможность соприкоснуться с прошлой эпохой, но в качестве бытового удобства оставляют желать лучшего.
        Я в этой бане бывал, кстати, в прошлой жизни. И в кафешке этой тоже. Это даже не кафе, а что-то вроде римского бара. Прилавок-витрина, касса и небольшое помещение с белыми стенами, деревянной узкой столешницей вкруговую по периметру и с высокими табуретами. Картинка из западной жизни, но с немного тяжеловесным прибалтийским дизайном эпохи позднего совочка.
        Год не пей, два не пей, а после бани выпей, говаривал мой дед, заказывая коньячок. Он эти слова Петру Первому приписывал…
        Двое краснолицых любителей бани, стоящие недалеко от нас, громко обсуждают рыбалку, дачу и качество пива. И Лёха с Аликом травят анекдоты. Вот и все посетители.
        - Не ты, прости, - качает головой Де Ниро. - Поварёнок наш полный идиот… Ты-то, как раз Ломоносов, Менделеев и д’Артаньян в одном лице. Из-под носа у спецов, из охраняемого замка, практически, увёл царевну. Где она?
        - Ещё одна оперативная кличка, - усмехаюсь я. - Царевна. В хрустальном гробу, где ж ей быть ещё. Слушайте, только сейчас обратил внимание, что у д’Артаньяна фамилия армянская.
        - Ты с гробами-то не горячись пока, - он хмуро смотрит на часы. - Разобраться надо.
        - Кто вас хочет с должности турнуть? Кому вы мешаете? Царевне нашей занять ваше место не светит, значит кто-то, кто выше него. Кому вы дорогу перешли? Вас, кстати, Андропов поставил или кто-то другой порекомендовал?
        Он ладонями трёт лицо, будто умывается.
        - Ну что, идём? - спрашивает он, игнорируя мои вопросы. - Смирнов уже готов, я думаю, к разговору. Так где твой гроб хрустальный?
        - На складе в порту. Среди механизмов и грубых металлических конструкций. Это неплохо для осознания слабости человеческой природы. Хорошо бы, чтоб на его глазах местные бандосы кого-нибудь пытали. Но это вряд ли.
        - Ладно, - соскакивает с табурета Злобин. - Отставить фантазии. Пора идти к Смирнову.
        - Блин, Леонид Юрьевич… - качаю я головой. - Как-то ссыкотно, пардон за бедность речи, прямо в логово вваливаться. Вас-то, наверное, они прямо здесь тронуть не смогут, а вот за себя переживаю немного.
        - Не дрейфь, я ему позвоню сначала, уточню обстановку. Да и в любом случае, мне надо с Андроповым переговорить. И не только с ним. Я откуда из отеля что ли звонить ему буду? Пойдём, из автомата Володьке брякнем.
        - Так сейчас Валдис подъедет, можно от него и брякнуть… Хотя, да, вы правы, лучше из автомата. Валдис, скорее всего, под колпаком, как и все остальные.
        - Все под колпаками друг у друга, - подтверждает мою мысль Злобин. - И Марту твою взяли не потому что, наконец-то, вышли на её след. Нет, совсем по другой причине. Просто кому-то это показалось своевременным. Знаешь какая любимая фраза у моего шефа? «Ещё не время». Улавливаешь? Поварёнок с тебя глаз не сводит, он к тебе даже в дом человека поставил. Естественно, все твои контакты, все шаги, если не происходят с соблюдением правил глубокой конспирации, ему известны. Но сейчас его действия похожи на какое-то отчаянное взбивание масла.
        - Почему?
        - Потому что не мог же он заранее знать, что именно изымет у Марты. Хватает всё, что движется. Почему? Думаешь так сильно хочет лилией завладеть?
        - Боюсь, дело в другом, - киваю я. - Кому-то как можно скорее нужны на вас материалы. Но, вы же говорили, у него и так что-то есть.
        - Говорил, но, видать, того что есть недостаточно, чтобы меня вывести из игры бесповоротно и окончательно. Я не знаю, что у него на меня имеется. И вообще… этот архив, которым он якобы владеет, это не совсем то, о чём ты думаешь.
        - Можем поработать с нашей Царевной, вопросы позадовать.
        - С кем? - хмурится Злобин.
        - Ну, с ним, с Поварёнком.
        - Нет-нет, пока не надо. Полагаю, его надо будет вернуть в целости и сохранности. Скажи там, чтоб рыло ему не чистили.
        Мы выходим на улицу.
        - Пройдёмся? - предлагает Злобин. - Погода видишь какая… Эх, бросить бы всю эту ебурлу, уехать в тёплые края и жить там, в ус не дуя…
        - На Багамы? - спрашиваю я.
        - Да почему обязательно… - задумывается он. - А хоть бы и на Багамы… Вообще нет, лучше в Судак…
        - Ну, теоретически, вы ведь можете. Мне, конечно, будет вас очень недоставать, но вы-то себе можете позволить. Деньги есть, Судак тоже существует, это ведь не мифическое царство Иоанна пресвитера.
        - Ну-ну, - качает он головой. - Остряк… Кто меня отпустит-то? Думаешь, между мной и Господом Богом никого нет? Что захотел, то и сделал? Не знаешь, что надо мной целый коллектив акционеров? Небольшой, но могучий.
        - И что, этот коллектив не может решить такую мелкую проблему? Я сейчас про Кухаря.
        - А ты не догадываешься, что над нашим Поварёнком тоже имеется коллектив, только с другими интересами? Ладно, разговоры в сторону. Займёмся делами.
        Он заходит в телефонную будку и набирает номер. В это время подъезжает Валдис.
        - Что слышно? - спрашивает он.
        - Пока ничего, - качаю я головой. - Как там клиент себя ведёт.
        - Нервничает.
        - Ведро с водой и тряпку поставили в поле его зрения?
        - Поставили, - отвечает Валдис. - Как увидел, побелел. Если, говорит, выберусь, вам всем конец. Ну, он более ярко выразился, но смысл в этом.
        - Поехали, - говорит Де Ниро, выходя из телефонной будки и забирается на переднее сиденье.
        Я с парнями устраиваюсь сзади. В тесноте да не в обиде. Ехать всего ничего, к тому же.
        В здании на углу Ленина и Энгельса я уже бывал. Когда Злобин показывает удостоверение, дежурный вытягивается по стойке смирно. Сразу появляется сопровождающий, который ведёт нас в кабинет Смирнова.
        Конечно, это немного странно идти не к председателю комитета Пуго, а к его помощнику, но такова логика момента.
        - Ну, что тут у вас? - спрашивает Де Ниро, когда мы заходим в кабинет.
        - Да… так, всякая херня, как обычно… Привет, Егор.
        - Здравствуйте, Владимир Иванович.
        Я жму протянутую мне руку.
        - Присаживайтесь. Значит, спортсменку эту Марту Шмитц мы уже выпустили. Извинились и всё. У неё претензий нет.
        - А когда? - спрашиваю я. - Об этом никто не знает ещё.
        - Да вот, буквально полчаса назад. На неё ничего нет. Задержание было с нарушениями и… короче такая нелепица.
        - А кто отдал команду? Как вообще такое могло произойти?
        - Так Кухарчук ваш накуролесил. Он прибыл в командировку с требованием оказать всяческую поддержку. Был звонок от Краснопольского.
        - А он кто, Леонид Юрьевич? - спрашиваю я.
        - Он начальник главка… - хмурится Злобин. - Да только в данной комбинации однозначно использован в качестве болвана. Скорее всего его просто дёрнули за ниточку, потому что на него материалов вагон и маленькая тележка, это точно. Он вообще не при делах, сто процентов, просто рычаг в системе… А вот кто организовал этот звонок, становится более-менее понятно. Хотя, вариантики тоже имеются… Ладно…
        - А что за материалы на него? Это в «Архиве»?
        - В «Архиве», в «Архиве»… - хмурится он, напряжённо размышляя.
        - Товарищи офицеры, - говорю я. - Давайте я с Кухарчуком поработаю немного. Без вашего участия, если сами не желаете. Поинтересуюсь этим «Архивом»…
        - Нет никакого «Архива», - пожимает плечами Смирнов. - По крайней мере, в том виде, как ты себе его представляешь. Кто такой этот Кухарчук, чтобы обладать такими материалами? Ему это не под силу. Но материалы, разумеется, имеются. «Архив» - это, по большому счёту, некая договорённость. Гарантия соблюдения мира и способ притормозить председателя.
        Он показывает указательным пальцем в потолок, имея в виду, разумеется, не Пуго, а Андропова.
        - Изначально всё задумывалось иначе, - продолжает Смирнов. - Как инструмент контроля его начал использовать ещё Семичастный, а может, и до него.
        - Погодите, - качаю я головой. - Архива нет, но материалы есть. Это как?
        - Так, что документы не хранятся в одном месте, а у каждого свой набор компромата. Но для взаимного равновесия и для возможности притормозить «контору», ввели некоего координатора. Только он, на самом деле, даже не архивариус, а простой ключник. Это и есть ваш Поварёнок. То есть, грубо говоря, существует председатель «конторы» и ещё кое-кто. И вот они имеют доступ к красной кнопке. А кнопка у Кухарчука.
        Я смотрю на Злобина и он утвердительно кивает:
        - Это я попросил Володю тебе разъяснить.
        - Что-то я не догоняю, товарищи дорогие, если этот баламут всего лишь пешка, то почему я не могу его…
        Договорить я не успеваю, потому что дверь резко открывается и в кабинет входит энергичный и молодой Борис Карлович Пуго. Я его помню по фотографиям, где он на десять лет старше, но изменился он к тому времени совсем мало.
        - Леонид Юрьевич, - улыбается он, подходя к Злобину. - Рад вас видеть. Простите, что лично не встретил, но я вот сам только прилетел. В Минске был на совещании.
        Злобин поднимается и они тепло обнимаются. Смирнов тоже встаёт из-за стола, и я, естественно.
        - Ну, Володя, что тут у нас за ЧП?
        - Кухарчук, тот самый, зам начальника следственного отдела отчебучил. Спортсменку арестовал безо всяких обоснований.
        - И где она сейчас?
        - Выпустили уже.
        - Кто приказал? - хмурится Пуго. - И почему без моего согласия?
        - Приказал Бешметов по моей просьбе…
        Пуго сверкает глазами, но в присутствии посторонних тему не продолжает, хотя и замечает:
        - Чтобы больше такого не было!
        - Так точно, - хмуро кивает Смирнов.
        - Хорошо, что всё можно поправить, да? - сердито бросает его шеф.
        Я настораживаюсь. Что он хочет поправить? Опять Марту схватить? Неизвестно, что… она успела наговорить…
        - А это у нас… - поворачивается он ко мне.
        Лицо кажется простоватым, даже деревенским, а вот глаза… глаза у него совсем непростые. Сосредоточенные, живые, излучающие мощную энергию.
        - Брагин, Егор Андреевич, - представляюсь я. - Сотрудник ЦК ВЛКСМ, инициатор создания ВМПО «Факел», кавалер ордена «Знак почёта» и медали…
        - Хватит, уже понятно, - кивает он и поворачивается к Злобину. - Леонид Юрьевич, я у вас его заберу? Нажми, Володя.
        «Нажми» адресуется Смирнову. Тот кивает и нажимает кнопку на столе. Я смотрю на Злобина, но он в это время смотрит на Пуго. Какого хрена, Леонид Юрьевич?
        Дверь снова распахивается и на пороге появляется суровый офицер в форме.
        - Забирайте! - командует Пуго, и, повернувшись ко мне, добавляет. - Шагом марш, за капитаном!
        13. За семью я и убить могу
        Вот это поворот, как говорится. Но какого хрена? Я уже спрашивал, повторяюсь… Идём. Ну ладно, хотя бы никто мне руки не заламывает, браслеты на запястьях не защёлкивает и всё такое прочее. Тем не менее, ситуация мне не нравится. То, что Злобин, заместитель Андропова, так внезапно слился ломает весь шаблон. Все мои представления о добропорядочных отношениях.
        Страшно? Да хрен его знает, даже и задуматься не успеваю, потому что все мысли крутятся вокруг Де Ниро. Мафиози хренов и как там будут говорить в недалёком будущем, мазафака. Он даже слова не сказал в мою поддержку! Республиканский князёк меня повёл, а он… Блин… как грустно разочаровываться в людях… Мы ведь пару пудов-то с ним точно съели уже, может даже и побольше. Соли, в смысле.
        Идти нам оказывается недалеко. Подходим к кабинету, на табличке которого красуется табличка «Пуго Б. К.» Хм… что-то я не понимаю…
        - Проходите, пожалуйста, - пропускает меня капитан в приёмную. - Присаживайтесь, Борис Карлович сейчас подойдёт.
        Ага… А почему он не мог вместе со мной пройти? Хотел что-то без меня обсудить? Хм… Капитан садится за стол секретаря. Как сказал Козьма Прутков, нет адъютанта, без аксельбанта… Оказывается есть. Вот он, пожалуйста. Молодой капитан с серьёзным лицом. Блин… Что-то не сходится… Какая-то хрень…
        Что-то я упускаю… Или нет?
        Проходит минут пятнадцать и в приёмную входят Пуго и Злобин. Пуго открывает дверь в кабинет и кивает мне.
        - Заходи.
        Я поднимаюсь, а Злобин одобряюще похлопывает меня по спине, мол всё нормально, всё путём… Ну, хорошо, если так…
        Мы заходим в кабинет. Блин, здание старинное, восемнадцатый или девятнадцатый век. Откуда здесь эти пошлые деревянные панели?
        - Смотри, - говорит Злобин. - С тобой хочет поговорить один очень важный человек…
        - Кто? - сдвигаю я брови. - И о чём?
        - Хрен его знает, о чём. Но это именно он не даёт Поварёнку исчезнуть за горизонтом, понимаешь?
        - Крышует его?
        - Создаёт по определённым каналам поддержку. Это его человек. В общем, Андропов бы его давным-давно вытурил, да не получается пока…
        - Так а что он… - начинаю я, но в этот момент на столе у Пуго звонит телефон.
        Он снимает трубку с аппарата без циферблата.
        - Пуго… Да Михаил Андреевич… Да, здесь. Передаю.
        Он машет мне рукой и я подхожу. Михаил Андреевич, значит. Капец… Это походу Суслов…
        - Брагин, - представляюсь я. - Здравствуйте, Михаил Андреевич…
        Он прочищает горло и долго ничего не говорит. Я уже начинаю поглядывать на хозяина кабинета, но на том конце раздаётся-таки тихий голос.
        - Значит ты и есть внучок? - задаёт он вопрос, приводящий меня в замешательство.
        Я не знаю, что на это ответить - «нет это не я» или «да, это я»? Нелепица какая-то…
        - Надо будет посмотреть на тебя… - сухим голосом продолжает он. - А пока, запомни, пожалуйста. Есть такой коммунист, преданный делу Ленина, Кухарчук. Я требую оказания ему всяческого содействия. Ты меня понимаешь?
        - Так точно, Михаил Андреевич, - отвечаю я.
        - Ну и молодец. И больше никаких хулиганств. Ты точно понял?
        - Так точно, Михаил Андреевич, - снова повторяю я.
        - Вот и хорошо. Работай дальше.
        Он отключается, а я отдаю трубку Пуго и вытираю лоб тыльной стороной ладони. Будто с того света звонок получил…
        - И? - спрашивает Злобин.
        Я передаю разговор слово в слово. Пуго внимательно смотрит на меня. Взгляд напряжённый, брови нахмурены. Я уже всё рассказал, а он смотрит и смотрит и, наконец, хмыкает и вдруг начинает смеяться.
        - Ваша взяла, Леонид Юрьевич, - сквозь смех говорит он. - Как вы это могли предугадать?
        Тот ничего не отвечает, только головой качает и невесело мне подмигивает.
        - Ну что, поедем, окажем содействие нашей Царевне? - говорит он, вздохнув.
        - А вы же хотели ещё звонок сделать, - напоминаю я ему про Андропова.
        - Сделал уже, - устало улыбается он своей голливудской улыбкой, похожей сейчас на гримасу.
        И я понимаю, только что завершилось что-то вроде карибского кризиса.
        - У нас же ещё с Радько вопрос висит, - с тревогой напоминаю я.
        - Нет, не висит, обознался Кухарчук, не Радько его пытал. Радько действительно в Москве был в тот день, но провёл его с женщиной. У него любовница в столице живёт. И метрдотель из «Праги» подтвердил его алиби, и дворник из её дома. Отпустили его. Но лучше ему, конечно, забыть любовницу эту, честное слово. Пусть в другой раз дома сидит…
        - Любовь, - качаю я головой, - такое чувство, что держать его под контролем бывает очень нелегко…
        И я тоже начинаю смеяться, как только что смеялся Пуго.
        - Борис Карлович, - говорю я на прощание. - Было очень интересно с вами познакомиться.
        - Почему это? - вздёргивает он брови.
        - Много о вас слышал хорошего. Я вас попросить хочу…
        - Ну, - кивает он. - Проси.
        - Янаева в ГКЧП не берите. У него руки дрожат. А Ельцин тот ещё муд… прохвост в общем…
        - Это ты о чём? - удивляется он.
        - Очень вас прошу, запомните, пожалуйста эти слова. Когда услышите аббревиатуру «ГКЧП» сразу вспомните.
        - Ты меня программируешь что ли? Что это за ГКЧП?
        Я ничего не отвечаю и просто улыбаюсь.
        - Что это за ГКЧП? - спрашивает Злобин, когда мы спускаемся по лестнице.
        - Да, просто прикололся.
        - Прикололся? - недоверчиво повторят он.
        Обещали, песня в том порука, что в стране порядок наведут
        три министра: Язов, Павлов, Пуго, если танки их не подведут…
        - Ага… Я, кстати, подумал, что вы меня кинули сегодня, когда за мной адъютант пришёл.
        - Нет адъютанта без аксельбанта, - задумчиво повторяет он бессмертную мысль Козьмы Пруткова.
        - А мы с вами на одной волне, как я погляжу.
        - Послушай, - тихо говорит он, наклоняясь ко мне, когда мы подходим к машине. - Сейчас скажу, пока внутрь не сели. Ничего не закончилось, ты понял? Поварёнок уязвлён, он будет искать возможности тебя раздавить. Держи ухо востро и с этой его бабой игры заканчивай. И вот ещё что. Он не только кнопку носит, как сказал Смирнов. Он сам роет. У него должность позволяет. Будь уверен и на меня, и на тебя у него уже куча всего имеется. Просто, как говорит мой шеф, ещё не время. Рано. Улавливаешь мысль? Тише воды, ниже травы. Ты понял?
        - Так точно, Леонид Юрьевич, кажись понял. А за вами-то он по чьей злой воле охотится? Вы что, Суслову не угодили?
        - Это мы потом обсудим.
        Мы движемся в кортеже из трёх машин. Первым едет Валдис с Лёхой и Аликом, за ними я со Злобиным, а замыкает колонну пустая машина, выделенная для этого хорька Поварёнка. Вову я ещё раньше отправил в гостиницу.
        Мы находим барсука в большом пустом ангаре. Он пристёгнут наручниками и примотан толстенной якорной цепью к огромному электромотору.
        Увидев нас, он начинает волноваться. Де Ниро с видом киношного мафиози выхватывает пистолет из кобуры и, подскакивая к узнику, с силой вдавливает ствол ему в лоб.
        - Сука! - хрипит элегантный и сейчас очень похожий на настоящего Де Ниро Злобин. - Кухарчук, как же ты меня достал.
        - Пора с ним кончать, Леонид Юрьевич, - бросаю я. - Он совсем берегов не видит. Сам утонет и команду на дно потянет.
        - Да, - недобро улыбается Де Ниро. - Это точно. Ну что, тварь, будут предсмертные пожелания?
        - То… то… товарищ полковник… - начинает лепетать наш барсук. - Не надо… не надо, пожалуйста… я… я… я… я нет, это не я…
        - Говори, сука, кто под меня роет! - наседает Де Ниро, отводя пистолет, передёргивая затвор и снова втыкая в лоб барсуку.
        Думаю, какой-нибудь Скорсезе очень много дал бы за то, чтобы снять вот эти кадры. Мрачный склад, перекошенное от ужаса лицо пленника, полные гнева и решимости глаза мафиози. Драма, отчаяние, желание жить, ужас и дыхание смерти. Срежиссировать такое невозможно. Только жизнь может показать этакое кино.
        Говоря словами с пластинки о бременских музыкантах:
        «О, как жаль, что вас там не было! Это было настоящее цирковое представление! Пёс крутил тройное сальто, Осёл жонглировал огромными гирями, Петух танцевал на проволоке, а Кот показывал удивительнейшие фокусы с белыми мышами»…
        - Ы-ы-а-а! - воет Кухарь.
        - Говори, тварь! Я тебе мозги вышибу, урод!
        - Су… су…
        - Чё ты мнёшься? Сука?
        - Нет!!!
        - Суслов?
        - Да! - выдыхает Кухарчук.
        - Гонит, - говорю я. - Он гонит, Леонид Юрьевич. Я только полчаса назад с Сусловым разговаривал он и словом не обмолвился. Стреляйте вы в него нахрен. Вам за это ничего не будет, только спасибо скажут. Дайте я сам его завалю!
        Валдис и парни не понимают, что происходит, они не в курсе. Валдис так тот вообще бледнеет. Становиться соучастником убийства чекиста ему явно не хочется.
        - Марта отзвонилась? - спрашиваю я у него, переключая на позитивные переживания. - Этот хорёк ничего ей не сделал? А то я сначала ему яйца отстрелю.
        - Всё нормально…
        - Говори, сука! - гнёт своё Злобин.
        - Я… я не знаю… мне сказали это для Сус… лова…
        - Ай, всё равно правды не скажет. Стреляйте!
        И Де Ниро стреляет. Но не в барсука, а в потолок, и звук выстрела резонирует и превращается в раскаты грома, заставляя содрогаться нашего подопытного. Он едва не теряет рассудок, представляя Злобина громовержцем. Но настаивает на Суслове.
        В конце концов, его приходится отпустить. Цепь падает к ногам, всё по писанному:
        Оковы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа.
        Когда я захожу в номер, Наташка бросается мне на грудь и крепко обнимает.
        - Я так испугалась, - шепчет она.
        - Всё хорошо, не волнуйся, - говорю я и глажу её по волосам.
        - Этот человек… что с ним?
        - Нормально всё, - усмехаюсь я.
        - Ты… вы его… - не может высказать она интересующий вопрос.
        - Чего? Ты о чём, Наташ?
        - Убили что ли? - наконец, решается она.
        - Убили? Шутишь? Нет, конечно. С чего вдруг такие мысли? Мы что убийцы?
        - Так он… ну… В общем, мне показалось, что он представлял серьёзную угрозу…
        - Думаешь, всех, кто представляет угрозу, стоит сразу уничтожать?
        Она разжимает объятия и подходит к окну. Вид из него открывается очень красивый. Бульвар, парк, византийские купола православного собора, памятник свободы - высоченная каменная стела, на которой стоит девушка Милда с тремя золотыми звёздами на вытянутых к небу руках. Смотрит эта девушка на Запад, о чём понижая голос, обязательно сообщают местные. А дальше за монументом начинается старый город со шпилями, красными и зелёными крышами.
        - Не знаю, говорит Наташка. Мне захотелось… знаешь, если бы в руке было оружие… Я не знаю, что бы сделала. Правда, когда Дима ему врезал… это так неожиданно получилось…
        - Наташ, человек этот редкостный мудила. Мы его немного поучили, вот и всё. Но если надо будет вальнуть, я тебя позову.
        Она поворачивается, но не улыбается. Шутка проваливается, оставаясь неоценённой, и мне кажется, что она действительно смогла бы.
        - За свою семью я что угодно сделаю, - кивает моя невеста и добавляет. - Да, за семью я и убить могу…
        Обожаю юношескую энергию максимализма.
        После ужина мы всей весёлой толпищей заваливаемся в бар в гостинице. Валютный, тот что на верхнем этаже. Мы идём в полном составе, ещё и Смирнов к нам присоединяется. Народу здесь столько, что яблоку упасть негде - иностранцы, кагэбэшники, обэхээсники, путаны и пронырливые сограждане. Но для нас зарезервированы четыре круглых столика.
        Сегодня в программе варьете, поэтому и ажиотаж. Там вообще-то не обнажаются, но всё выступление пронизано эротическими вибрациями молодых танцовщиц. Тела их, задрапированные прозрачными тканями, сводят с ума особо восприимчивых джентльменов.
        Но танцовщицы ладно, основной фурор производят официантки, расхаживая по залу топлесс. Я даже глаза тру на всякий случай. Нет, оголением грудей меня не удивить, стриптиз я повидал, конечно, но сам факт, что в восемьдесят первом году, при торжестве развитого социализма и внимательном надзоре за состоянием идеологии со стороны того же товарища Суслова, происходит такое, вызывает когнитивное расстройство.
        - Ты чего! - со смехом хлопает меня по колену Наташка, когда я слишком уж заинтересованным взглядом провожаю такую «голосистую» барышню.
        - Девушка! - окликаю я проходящую мимо кандидатку на обложку «Плейбоя». - Нам, пожалуйста, шестнадцать коктейлей «Шампань - коблер».
        Я даю ей баксы и она приветливо улыбнувшись, идёт в сторону бара. Правда, её со всех сторон окликают и, стало быть, свой заказ нам придётся подождать.
        Атмосфера устанавливается непринуждённая, дружеская и неформальная. Все кайфуют и лишь Трыня остаётся в стороне от этого праздника жизни. Хоть я и предлагаю взять его с собой, эта идея не находит отзыва в сердцах членов делегации. Особенно, у Платоныча.
        - Дядя Юра, - говорю я ему на ухо, подсаживаясь и обнимая за плечи. - Я вот, что тебе сказать хотел… Спросить, вернее. Тебе Ира Новицкая нравится?
        - Новицкая? - улыбается он, оборачиваясь ко мне и чуть приподнимая брови. - Конечно. Да, нравится. Яркая, красивая, целеустремлённая. Очень интересный человек. А почему ты спрашиваешь?
        - Ну… Помнишь, как в обыкновенном чуде? «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен, чего зря время терять»… Я подумал просто… ты же один и она тоже. Хорошие, красивые люди, тем более ты с ней общий язык находил уже вроде. Ну, где-то на мероприятиях пересекались.
        Он усмехается:
        - Решил обустроить личную жизнь своих друзей? Железная Ирка сохнет что ли по тебе до сих пор?
        - Да почему по мне-то? Баба молодая, а кроме работы ничего нет. Ни котёнка, ни мышонка… или как там говорят… Ты бы ей подошёл, а она тебе. Может, приударишь? Вон посмотри.
        Она сидит, откинувшись в кресле, юбка чуть задрана, стройные ноги выглядят маняще, блузка расстёгнута и не скрывает соблазнительных линий груди. На губах гуляет лёгкая улыбка.
        - Красотка, да? - продолжаю я. - Круче Аманды Лир.
        А что, идея отличная, мне нравится. Думаю, ей именно такой и нужен, мужчина постарше, чтобы она дома прекращала быть начальницей, а превращалась в обычную девчонку. Да даже без далеко идущих планов, просто хотя бы потусоваться вместе, почувствовать себя не матерью а дочкой. И ему прикольно будет.
        - Ты Георгия Ивановича помнишь? - улыбается Платоныч. - Из «Москва слезам не верит». Он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора. Его в фильме вроде переубедили, но по сути-то он прав со своим мировоззрением. Зачем мне баба-начальник? Ирочка девушка очень привлекательная, ты прав, и мне она нравится, но мне не нужна личная Маргарет Тэтчер. А если вдруг понадобится, можно «Международную панораму» посмотреть. Мне нужна женщина мягкая, домашняя, а не руководитель союзного масштаба. Размениваться на эксперименты некогда уже, годы-то летят. Так что пристрой её кому-нибудь другому, Злобину, например.
        - Так он женат.
        - А… ну, значит, не ему, - смеётся Большак.
        Коктейль сменяется коктейлем, появляются чистые напитки, повышая градус веселья. Джин, текила и коньяк - кому что нравится. Широкая, восприимчивая к гуляниям русская душа требует ритмичных движений. Шоу заканчивается и начинаются танцы. Иностранцы с восхищением подхватывают эту необычную идею.
        Мы с Наташкой весело отплясываем под «Багама мама», с недавних пор наполненную для меня новым смыслом. Она выглядит просто как чистый секс. Грудки переливаются под блестящей нежностью шёлка, платье оголяет острые коленки, а глаза стреляют чистым сексапилом.
        Ирка зажигает с Анатолем и Куренковым, в отличие от меня, отлично танцующим.
        - Фу-у-х! - выдыхает Наташка. - Вот это мы дали! Устала, надо посидеть. Минералка есть у них?
        Начинает звучать медленная мелодия. О, это же «Чилли», песня «Сенсейшн» с сексуальными стонами и криками на фоне. Я её ещё с тех времён помню. Впрочем, с каких же мне ещё помнить…
        - Можно тебя пригласить? - склоняется надо мной Новицкая.
        Блин… Ну, ладно… Я встаю, принимая приглашение. Мелодия вызывает ностальгические чувства, унося меня в маленькую комнатку в хрущёвке, туда, где прошло отрочество Егора Доброва… Как он там… Надо бы его навестить…
        - Ты подумал? - горячо шепчет Ирина мне в самое ухо.
        - О чём? - не сразу врубаюсь я.
        - О том, что я тебе сказала…
        Кажется, Ирка пребывает в состоянии изрядного подпития. Она не слишком твёрдо стоит на ногах и буквально висит на мне.
        - Да чего думать, Ириш? Всё ведь и так ясно. Я скоро женюсь на Наталье. А с тобой, надеюсь, у нас останется добрая и крепкая дружба, подпитываемая общими воспоминаниями и задачами на будущее.
        - Добрая и крепкая… - повторяет она и резко притягивает мою голову, положив ладонь на затылок.
        Твою дивизию. Да вы нарезались, ваше благородие… В последний момент я уворачиваюсь, повернув голову и… ловлю пылающий взгляд Наташки. А Ирка, не попав в губы, целует меня в шею, пронзая горячим электрическим импульсом.
        Твою дивизию!
        Ситуация так себе, и возникла она, естественно, от излишнего усердия в смешении напитков. Нет, я-то выпил один коктейль всего, а вот Иришка, похоже, сегодня без тормозов. Но что, сделано то сделано. Дотанцевав, я сдаю её на руки Толику. Она не то чтобы прямо пьяная, вовсе нет, но отсутствие твёрдости в походке заметно.
        Я поворачиваюсь, отыскивая взглядом Наташку, но нахожу прямо перед собой двух крепких и очень серьёзных парней, социальная принадлежность которых вызывает сомнения.
        - Это ты Бро? - кивает один из них.
        - Кто спрашивает? - прищуриваюсь я.
        - Есть разговорчик…
        Блин, разговорчики, базары и тёрки мне поперёк горла стоят уже.
        - Вы кто? - спрашиваю я. - Откуда такие красивые?
        - Мы-то? - они переглядываются. - Из Питера, ну и чё? Тебе Джемо Бакинский за нас сказать должен был.
        Блин, сейчас последует предложение выйти что-нибудь обсудить и всё такое… Кто же они? Может, из Геленджика приветик прилетел? Скорее всего, раз Джемо в теме. С ним мы только по Геленджику работаем…
        - Не сказал пока, но здесь, всё равно, нельзя, - качаю я головой, показывая знаками, что тут, в баре все разговоры записываются.
        Целая пантомима получается. Они снова переглядываются.
        - И вообще, сейчас не самое лучшее время. Давайте завтра, пацаны. Утречком на завтраке, в половине девятого.
        Не дожидаясь ответа, я отворачиваюсь, чтобы продолжить прерванный путь к Наташке и сразу замечаю её. И её, и Новицкую. Твою дивизию! Никого из наших рядом нет. Наташкины глаза горят гневом. Левой рукой она придерживает Ирину за плечо, а вторую, сжатую в кулак отводит назад.
        Твою дивизию!
        - Наталья! - ору я, - не вздумай!
        Но мой голос тонет в звуках музыки и гомоне веселящихся людей.
        14. Ничего не закончилось
        Нет, не вздумай, только попробуй и всё такое прочее. Я порой могу быть очень убедительным, есть во мне что-то такое. Харизма или сила духа, не знаю. Но, что делать, если ты кричишь, а тебя не слышат? Не хотят или не могут, что, собственно, в данной конкретной ситуации не имеет никакого, совершенно никакого значения.
        Происходящее напоминает кадры кинофильма, каким-то чудесным способом синхронизированные с ностальгической музыкальной дорожкой. Эту мелодию я угадаю с трёх нот, как сказал бы Валдис, но не наш, а другой, тот что из телевизора.
        Начинается как бы нарастание звука двигателей звездолёта, и я мгновенно узнаю незатейливую электронную песенку «Иф ю драйв» в исполнении незабвенных «Рокетс». Замах Наташки приходится как раз на это вступительное крещендо. А когда космический вакуум пронизывает барабанно-пулемётная очередь, её кулак, маленький девчачий кулачок врезается в плоский и красивый живот Ирины Викторовны.
        Твою, бляха-муха, дивизию…
        И тут же, без всякого перехода или хотя бы намёка на паузу, роботический голос начинает петь: «Если ты мчишь сквозь безмолвие»… Ага, мчу, ещё как мчу. Пока Ирка, как давешний Поварёнок, хватает ртом воздух, я мчу к ним обеим. Моя гладиаторша, между тем, готова крушить и убивать, а бывшая железная, а теперь мягкая и беззащитная Новицкая, не готова, похоже, вообще ни к чему.
        Я вклиниваюсь между ними и, как рефери, расставляя руки, оттесняю разгорячённого бойца. Собственно, на этом вечеринка для меня и моих пташек заканчивается. Я прошу Толика помочь Ирине добраться до постели, а сам транспортирую свою Рокки. В сопровождении верных гвардейцев, естественно.
        - Что? - разводит она руками, когда мы оказываемся в номере.
        Я молчу, выравнивая дыхание, чтобы не брякнуть лишнего. Правило, что лучше сказать меньше, чем сгоряча наговорить ерунды, не всегда мной выполняется точно.
        - Что ты так смотришь? - с вызовом бросает Наташка. - Я бы ей ещё навернула. Тебе не буду, не бойся.
        - Ты чего разошлась, вроде же не пила практически?
        - Зато начальница твоя любимая неплохо накушалась. Оборзела, вообще! В моём присутствии целоваться полезла.
        Я набираю полную грудь воздуха и медленно-медленно выдыхаю. А потом подхожу к окну и пытаюсь сосредоточиться на картине, которой любовалась сегодня Наташка. Сейчас за окном темень. И огоньки. Красные фонарики стоп-сигналов, подсветка памятника, маленькая улетающая луна. Вот тебе и «Рокетс», твою дивизию.
        - А что произошло, собственно? - говорю я. - Погоди-погоди, помолчи пока. Послушай. Потом, если захочешь, скажешь. Ты увидела, как моя начальница попыталась меня поцеловать.
        - Попыталась и поцеловала, не в губы только, а в шею. Присосалась, как пиявка.
        Я выдерживаю паузу, дожидаясь, пока она замолчит. Смотрю в окно.
        - Она попыталась, но я этого ей не позволил, - продолжаю я. - Просто дал понять, что это неуместно. Отвернулся. Я не знаю, что у неё в голове. Может, она выпила лишнего и поэтому не смогла себя сдерживать. А может, вообще думала, что это не я, например. Кто знает? Да, и какая разница?
        - Как это, какая разница?
        - Это не имеет никакого значения. Потому что важно не то, что у неё на уме, а то, позволяю ли я делать с собой то, что ей хочется. Как по-твоему, если она захотела бы переспать со мной, не в баре, естественно, а в своём номере, или дома или… да хоть где… Что ты думаешь? Ей бы удалось?
        - Надеюсь, что нет!
        - Ответ почти правильный.
        - То есть?
        - Правильный ответ: просто нет, без «надеюсь». Не удалось бы. Почему? Потому что я, вот я, Егор, не являюсь мужским половым членом.
        - Что? - растеряно спрашивает Наташка.
        - Он у меня имеется, но я не он, понимаешь? И если передо мной крутить голыми сиськами, жопой и даже призывно раздвигать ноги я не кинусь при первом же благоприятном случае внутрь чужой вагины, чтобы реализовывать свой половой инстинкт. Если ты думаешь, что это не так, значит ты не имеешь ко мне и капли доверия. А если нет доверия, то и венчание тебе не поможет. Вообще, ничего не поможет. Ты всегда будешь ждать от меня подвоха, всегда будешь подозревать и представлять, как я шпилю других баб, стоит лишь оказаться вне поля твоего зрения.
        - Ты тут ни при чём!
        - Как раз я при чём. Только я и при чём. Если я верен своему слову, то кто бы передо мной ни раздвинул ноги, ничего не случится. А если я думаю членом, то как бы ты ни старалась, я найду, где, кого и когда прищучить. Всё просто. Подумай и скажи, какой я. Не мне, себе скажи. Я лживый мудак, слабый на передок, от которого вечно ждёшь подвоха, или же я тот единственный, кому только ты и можешь верить?
        Она молчит, и я слышу громкое сопение.
        - И когда ты подумаешь и ответишь на этот довольно простой вопрос, ты поймёшь, насколько эта сцена, когда ты ударила выпившую девушку, была унизительной. Для всех. Но, в первую очередь, для меня и для тебя. Она означает, что у тебя нет ко мне доверия. Она означает, что для меня допустимо, что моя женщина дёргает меня за поводок, применяя силу к своим мнимым или истинным соперницам. Да и вообще сам факт рукоприкладства выглядит довольно пошло и вульгарно. Даже мужчина, поведший себя таким образом был бы неприятен обществу, а что уж говорить о юной и нежной девушке. То, что ты видела днём у лифта… это война, это битва за жизнь и за близких. То, что случилось в баре… это совсем другое. Подумай об этом. Я часто бываю в разъездах, я встречаюсь с другими девушками, молодыми, красивыми и лопающимися от сексуальной энергии. Но я люблю тебя. На этом всё, точка. В общем, я всё сказал. Сейчас я пойду проведаю Ирину. И думаю, тебе нужно будет завтра перед ней извиниться.
        Я поворачиваюсь. Наташка стоит насупившись, глядя в пол и сжав кулаки. Ничего, имеющий уши, да услышит. Выхожу в коридор и стучу в соседнюю дверь. Она тут же открывается. За ней стоит Толик.
        - Ну что? - спрашиваю я.
        - Спит, - пожимает он плечами. - Побуду ещё здесь немного и пойду к себе. Думаю, всё нормально, она немного перепила, может, завтра и не вспомнит ничего.
        Ага, не вспомнит. Всё вспомнит и никогда уже не забудет… Возвращаюсь в свой номер. Наташка уже в постели. Лежит накрывшись чуть ли не с головой и повернувшись ко мне спиной. Не шевелится, но не спит, я слышу, что не спит. Ну что же, каждому нужно побыть наедине со своими мыслями, хотя бы иногда.
        Я ложусь на свою сторону, вернее, на свою из двух сдвинутых кроватей и сразу засыпаю. Что-что, а вот вход в сон у меня работает, как часики.
        Утро начинается, как обычно, но натянутость и несколько тяготящая неестественность, возникшая с вечера, всё ещё здесь. Мы умываемся принимаем душ и, не произнеся за утро, практически, ни одного слова, отправляемся на завтрак. Из наших здесь никого ещё нет. Похоже, убрался вчера народ капитально.
        Когда я приступаю к яичнице, в зале появляется Ирина. Увидев нас, она чуть сбивается с шага, но не останавливается, а идёт прямо к нам. Наташка, заметив её, краснеет и поджимает губы.
        - Доброе утро, - говорит Ира, приблизившись к нам.
        Повисает неловкая пауза.
        - Я хотела бы… - хмурясь и ни на кого не глядя, продолжает она, но не договаривает, потому что Наташка резко поднимается со своего места.
        Новицкая от неожиданности чуть отстраняется, инстинктивно делая шаг назад.
        - Ирина Викторовна, - быстро говорит Наташка. - Простите меня, пожалуйста, я вела себя как полная идиотка. Просто выпила лишнего и завелась непонятно почему. Извините. Мне очень неудобно, и я чувствую себя совершенно… ну… в общем…
        - Это я хотела извиниться, - холодно улыбается Новицкая, глядя на неё и продолжает практически теми же словами, что и Рыбкина. - Я выпила лишнего и с непривычки алкоголь подействовал на меня таким странным образом. Словом, я прошу прощения.
        - Надеюсь, вы не откажитесь прийти к нам на новоселье? Это будет уже очень скоро.
        - Ну… - чуть растерявшись, отвечает Ирина. - Я постараюсь. Да, обязательно. Большое спасибо.
        Она снова улыбается и отходит от нашего столика. Наташка смотрит на меня, я бы даже сказал, с вызовом.
        - Ты доволен? - спрашивает она, глядя мне в глаза.
        - Доволен, - киваю я. - Я очень тобой доволен. Более того, я тобой горжусь. Ты у меня просто чудо.
        Она кивает, садится на своё место, опускает взгляд на омлет и почему-то, глядя на неё, у меня создаётся впечатление, что возникни подобная ситуация снова, она поступит так же, как и вчера. Но, надеюсь, я заблуждаюсь и это лишь необоснованное опасение.
        Когда мы выходим из ресторана, я замечаю вчерашних парней из бара, питерских, с разговорчиком. Завидев меня, они встают с кресел и идут в нашу сторону.
        - Здравствуйте, киваю я.
        Со мной четверо гвардейцев, поэтому дискомфорта я не чувствую. Я типа от бабушки ушёл и от дедушки ушёл, а от вас зайки, и подавно уйду.
        - Есть минута? - спрашивает один из них.
        Вчера я их особо и не рассмотрел. Оба крепкие парни, но не как качки, а, скорее, как боксёры. Их уши и носы не единожды бывали в передрягах. У них короткие спортивные стрижки, на ногах кроссовки. Одеты они в джинсы и короткие кожаные куртки. Спорт, напористость, тестостерон. Один брюнет, другой рыжий.
        - Вы братья?
        Они не реагируют.
        - Ну, давайте присядем что ли… - предлагаю я, - Кофе, можем выпить. Наташ, хочешь кофейку?
        - Можно, - невесело отвечает она.
        Интересно, сколько ещё дуться будет? Мы заходим в бар. Рассаживаемся за два соседних столика. Я с питерцами сажусь за один, Наташка с гвардейцами - за соседний.
        - Разговор конфиденциальный? - спрашиваю я.
        - Ну как, - переглядываются они. - Не так чтобы сильно, но трепать, в любом случае, не следует.
        Смотри-ка не быкуют, говорят нормально.
        - Джемо мне так ничего и не сказал о вас, - киваю я, делая глоточек кофе.
        - Да, пофиг, - пожимает плечами брюнет. - Не звонил, позвонит ещё. Вообще не играет роли, даже если и не объявится. Мы здесь по делам, но тебе привет, можно сказать, привезли.
        На блатных они не похожи. Вернее, и похожи, и не похожи. Скорее на братков из девяностых. В любом случае, «силовой блок». Но не урки.
        Рыжий бросает взгляд на Наташку. Она тоже на него смотрит. И на него, и на брюнета. Смотрит пристально и внимательно.
        - Ничё, девчонка у тебя, - констатирует рыжий. - Резкая. Я видел, как она загасила вчера там…
        Я хмурюсь и он, ухмыльнувшись, обрывает фразу.
        - Ладно…
        - Вы хоть бы представились, - киваю я. - А то меня знаете, а я вас нет.
        - Я Денис Старовойтов, - улыбается рыжий, а это Пахан Коскинен. Короче мы тебе привет привезли от Ильи Векштейна. Слыхал про такого?
        Слыхал, как не слыхать. Да и их имена знакомо звучат… Илья Векштейн - это же знаменитый воротила из Ленинграда. Он не из уголовного мира, он из мира бизнеса, основанного на выгодном использовании служебного положения. Энергичный, дерзкий, как моя геленджикская подружка Белла. Только моложе и, насколько я помню, без подстраховки со стороны Романова и вообще партийных властей. Но это я уточню.
        - Да, я про него знаю, - киваю я. - Что же, привет вещь хорошая, особенно если он дружеский. Так что, в свою очередь, тоже передаю. Будет в Москве, пусть заглядывает. Где найти меня знаете, наверное. Если что, Джемал подскажет.
        - Вот, - протягивает мне сложенный листок бумаги брюнет Коскинен. - Номер телефона. На всякий случай. А вообще, Илья в гости приглашает. Поселит, всё покажет, угостит, развлечёт. В общем, обещает повышенный уровень гостеприимства.
        - А чего хочет?
        - Познакомиться. А там видно будет.
        - Ну что же, передайте спасибо. С удовольствием приеду. Нужно будет посмотреть планы, подыскать свободное окошко.
        В бар заглядывает Скачков.
        - О, Егор, а я тебя ищу.
        Он бросает быстрый взгляд на моих собеседников и задерживается на брюнете.
        - Погоди-ка, - морщит лоб Тимурыч. - Ты же этот… Коскинен.
        - Ну, да, - хмыкает тот.
        - Я видел пару твоих поединков. Ты молодец, парень, техника мне твоя понравилась. Продолжаешь заниматься?
        - Ну, так, - пожимает он плечами.
        - Что значит «так»? С твоими данными тебе только этим и надо заниматься. Ты до чемпиона полмиллиметра не дотянул всего. Значит надо поднажать. Держи пять.
        Скачков протягивает ему руку.
        - А ты? - спрашивает он у рыжего - Тоже самбист?
        - Да, - кивает тот.
        - Это Старовойтов, - поясняет Коскинен.
        - А-а… - прищуривается Скачков. - Тебя я в деле не видал. Было бы время, я б вас прощупал на ковре. Но ладно, в другой раз как-нибудь. Так что, Егор, идём? Там Ирина уже нервничает, машина подъехала уже.
        - Да, Виталий Тимурович, пару минут ещё, - киваю я и обращаюсь к питерцам. - Ну, всё мы обсудили, вроде. Мне пора уже.
        Заглядывают Платоныч с Трыней. Гости встают и, попрощавшись, уходят. Трыня подкрадывается к Наташке и закрывает ей глаза.
        - Андрей, ну… - сразу узнаёт она.
        - Привет, - смеётся он. - Ну что, едем на экскурсию?
        - Нет, я не поеду, - качает она головой. - Неважно себя чувствую. Мигрень.
        Какая нахрен мигрень!
        - Наташ, - ласково говорю я, наклоняясь и обнимая её за плечи. - Поезжай, пожалуйста, тебе понравится. Это правда очень интересно. Посмотришь Ригу, узнаешь кучу всего нового.
        - Нет, - обиженно хмурится она. - Ты сам ведь не едешь, а я что должна полдня с этой… Короче… Я извинилась? Извинилась. Даже домой пригласила. Теперь тебе надо, чтобы я её подружкой стала? Сказала, одна не поеду, значит не поеду.
        - Как одна? - удивляюсь я. - Вот же Андрюха. Если заскучаешь, он тебя веселить будет. Да, Андрей?
        - Да, поехали, - поддерживает меня он. - Я и так тут в гостинице сижу всё время, ну давай, Наташ. Без тебя хреново будет. Ой… ну, то есть плохо. Мне там с кем разговаривать вообще? Я наделся, что мы с тобой побалдеем, к тому же батя не едет и Егор тоже не едет. Я чё опять один должен с чужими людьми?
        - Ну, Андрей… - отрицательно качает головой Наташка.
        - Ну, Наталья… - зеркалит её Трыня, утвердительно кивая.
        Заходит Новицкая.
        - Так, товарищи, пора выезжать! - командным голосом говорит она. - Автобус уже ожидает! Наташа, только вы, пожалуйста, поезжайте с нами, не отказывайтесь. Мы же все недоразумения оставили в прошлом? Да?
        - Да, хорошо, - кивает Наташка и украдкой бросает на меня сердитый взгляд.
        - Ура! - восклицает Трыня. - Поедет!
        - А что за недоразумения? - спрашивает Андрюха, когда Ирина выходит.
        - Да я её урыла вчера, - отвечает моя милая.
        Они уходят, а мы с Платонычем остаёмся. У нас сегодня другая программа. После экскурсии запланировано ещё итоговое совещание по «Факелу» и банкет. А до этого времени у нас будет совещание по таможне. По контрабанде, иными словами и по заключению госконтрактов на строительство шведских складов удобрений для сельхозпредприятий республики.
        Контракты подписываются бартерные. Мы им удобрения, они нам склады. А ещё товары народного потребления, часть из которых поступит на чёрный рынок здесь в Риге и будет распределяться далее в Москву, Новосибирск и курорты черноморского побережья.
        В это дело у нас вовлечены Куренков и Большак. А ещё семейка Шмитц. Поэтому будут присутствовать Маркусс и Валдис. И нужно бы ещё с Мартой увидеться, узнать, как у неё дела после всех этих приключений. И отдать шифровку для моего багамского адвоката.
        Ну, а вечером после банкета нужно ещё посидеть со Злобиным и Смирновым. Он, кстати, будет приглядывать за процессом, чтобы никто не лез и не мешал. В милиции у Маркусса вроде тоже есть кто-то, но это, как раз слабое место в схеме. Нужно, чтобы у нас был прямой контакт и собственные взаимоотношения с этим человеком или людьми. Но Маркусс пока нам его не отдаёт. Так что это ближайшая задача дяди Юры.
        Заходит бодрый и энергичный Куренков.
        - Ну что, орлы, готовы? - жизнерадостно приветствует он нас.
        - За орлов спасибо, - усмехается Платоныч. - Готовы, Роман Александрович, готовы.
        - Тогда поехали. Как в песне, да? Он сказал, поехали, он махнул рукой!
        Мы выходим в фойе. Лёша и Алик, конечно, выглядят неплохо, но не идеально. Надо им купить костюмы для подобных мероприятий, а то девяностые же ещё не наступили и спортивный стиль пока ещё не прировняли к деловому.
        Навстречу нам через фойе идёт Валдис. В костюме и лёгком плаще. Белозубая улыбка, элегантность, очарование.
        - Машины уже готовы, - говорит он. - Доброе утро.
        - Сани уж поданы, - поднимает палец Куренков. - Доброе, коли не шутите.
        Мы двигаемся на выход и в самый последний момент позади меня раздаётся знакомый голос.
        - Брагин! Иди-ка сюда! На минуточку.
        Твою дивизию! Ну ты и прилипала!
        Я останавливаюсь и поворачиваюсь назад. Прямо передо мной стоит Кухарчук. Рожа надменная, руки в карманах, в уголке рта спичка. Комиссар Коломбо, твою дивизию…
        - Я говорю, сюда подойди! - с вызовом бросает он.
        15. Нам не жить друг без друга
        - Вах-вах-вах! - улыбаюсь я. - Какие люди! Пётр Николаевич, собственной персоной. Не скажу, что долгожданная, но точно неожиданная встреча.
        Я подхожу к нему и с нескрываемым удовольствием разглядываю синюю шишку на лбу. Это от Злобинского пистолета.
        - Ну и чё? - кивает мне барсук-хорёк Кухарчук.
        - Ничё, - с недоумённой улыбкой пожимаю я плечами. - А у вас чё? Ну, кроме шишки на лбу…
        У него едва заметно дёргается правый глаз. Похоже, события последних дней и, вполне вероятная, взбучка от начальства изрядно расшатали его нервишки и оголили проводки нервных кабелей и жгутов.
        - Вот, что я тебе скажу, умник, - прищуривается он. - А ты прикрой варежку и послушай.
        - Ладно, - соглашаюсь я.
        - В отличие от тебя, я очень хорошо вижу будущее.
        - Правда? - открыто смеюсь я.
        Он злится, но старается держать себя в руках.
        - И в этом будущем, - продолжает он, - тебя ждёт незавидная участь.
        - Плач и скрежет зубов? - уточняю я. - Но это, скорее ваше будущее. Геенна огненная ещё при жизни. А потом, скорее всего, утопление, ведущее к окончательному финалу. Ужасная, говорят, смерть. Вы ничего об этом не знаете?
        Несмотря на колоссальное самообладание, в этот момент он готов броситься на меня с кулаками.
        - Не советую, - с самым серьёзным видом говорю я, выставляя руку вперёд. - У меня тысяча поединков за год и девятьсот из них с летальным исходом.
        - Я тебя сейчас арестую, Брагин! Ты понял меня?
        - Ладно, товарищ майор, - проявляю я милость. - Если есть, что сказать, говорите, пожалуйста, потому что я опаздываю. И скажите уж сразу, чего вы ко мне прилепились?
        Он молчит, пытаясь взять себя в руки и это ему удаётся довольно быстро.
        - Значит так, щенок, мальчишка, засранец, то, что ты выпорхнул из моих силков ничего не значит. Это временно, поверь. А каждое слово, что ты сказал мне сегодня будет стоить тебе очень дорого. Задачи не меняются. Лилия, Радько, Злобин.
        - Так у Радько алиби, спутали вы его с кем-то.
        - С кем-то? - прищуривается хорёк. - Ну-ну. Да, и похеру, что спутал. Ты его устранишь и всё. Но это задача лишь третья по важности. Первой остаётся лилия. Вторая задача - это Злобин. Ну, и Радько, по нему уже всё сказано.
        - И почему я должен это всё делать? - удивляюсь я. - У вас же на меня ничего нет.
        - Это у меня-то нет? - спрашивает он и неожиданно начинает смеяться, негромко, но по-мефистофельски. - Кое-что, всё-таки есть. И это помимо твоей нелегальной деятельности. Помимо всех этих колбасных и пошивочных цехов, ЛВЗ, военизированных групп, незаконных разрешений на строительство, валютных махинаций и катранов. С этими делами всё ясно, просто пока не пришла их пора, ещё не время, рано.
        Я делаю серьёзное и озабоченное лицо, резко сбрасывая маску бравирующей бесшабашности. Вроде как пугаюсь этой его осведомлённости.
        - Но это всё ерунда, - воодушевляется он моим показным испугом, - потому что есть кое-что гораздо более важное. Твои родители, твоя будущая жена, родственники и друзья. Самых дорогих твоему сердцу людей я возьму и буду рвать на куски, нет, сначала отымею во все дыры, а потом начну рвать. На маленькие кусочки. Я буду резать их на полосы, на ремни и на лоскуты… А ты будешь смотреть и не сможешь закрыть глаз, потому что я отрежу тебе веки.
        Я тяжело сглатываю. Вот же маньячина. Интересно, он действительно этого хочет? Такое чувство, будто говорит и представляет эти жуткие картины. Представляет и кайфует.
        - Я вколю тебе адреналин и тебя будет колотить от всего увиденного, но ты не отрубишься. Я устрою тебе необыкновенный концерт. Напичкаю тебя химией так, что ты не сможешь сдохнуть раньше времени и, когда я закончу с твоей невестой, я возьмусь за тебя. Я отрежу тебе руки, ноги и член. Я забью его тебе в глотку. Ты будешь всё чувствовать но не сможешь даже кричать. Ну как? Нравится идея? У меня, на самом деле, идей много.
        - Надеюсь, вы кончили, рассказывая это, - качаю я головой. - В вашем голосе столько страсти было. И сласти тоже. Вы большой выдумщик и фантазёр. А я законопослушный гражданин, между прочим.
        - Не веришь, - понимающе улыбается он. - Конечно, у тебя же есть армия, ты же находишься под защитой своих солдат. Но почему же они не защитили твою квартиру от воров? А? Пойми, тебя никто не спасёт, вообще никто. И никогда. Даже Брежнев. Я сделаю, что захочу. Поверь мне. Сделаю, если не получу, то, что мне нужно.
        - А может, - качаю я головой, - вас в дурку законопатить? По-моему, там вам самое место, Пётр Николаевич.
        - Попробуй, - ухмыляется он. - Материалы по тебе и по твоим подельничкам сразу полетят во все концы. И в ЦК, и в МВД, и в прокуратуру, и в Верховный совет. И даже на «Голос Америки». А что с меня взять, если я в дурке?
        - А в ООН? - спрашиваю я. - Кстати, так и до лоботомии достукаться можно.
        - Что? - одновременно с пренебрежением и с наездом спрашивает он.
        - В ООН, говорю, тоже надо материалы направить.
        - Направим, - кивает он. - Не переживай. По всему миру направим, прославишься на всю планету. Ладно, некогда мне с тобой тут хернёй страдать. Короче так, Брагин. Попробуешь меня устранить, получишь х*ем между глаз.
        - Чего? - не сдерживаюсь и начинаю смеяться я. - Это что за фольклор такой?
        - Чем быстрее ты расплатишься по долгам…
        - По долгам? - продолжаю я смеяться.
        - Да, по долгам, - кивает он, - по этим трём пунктам. Так вот, чем быстрее расплатишься, тем быстрее станешь свободным.
        - Ага, конечно, с такими материалами вы меня и дальше доить будете. Нет. Все имеющиеся материалы отдадите мне в обмен на лилию. И на этом точка. Радько и Злобин вычёркиваются из списка задач.
        Он пристально на меня смотрит, играя желваками.
        - Лилия стоит пятьсот тысяч гринов, - прищуриваюсь я. - Минимум.
        - Её ещё и продать надо… - задумчиво отвечает он.
        - Блин, тебе ещё и продать? Вам то есть. Здесь никто столько не даст. Надо за кордон вывозить. А это уже ваша епархия. Короче, я сказал. Сделал, как говорится, встречное предложение. А вы сами думайте.
        - Ладно, могу вычеркнуть… - он прикрывает глаза и задумывается. - Радько. Хер с ним. Потом поквитаемся. А Злобин остаётся.
        - Значит война, - говорю я и подмигиваю. - Значит, поборемся. Знаешь, что люди до двадцати одного года вообще смерти не боятся? Так что пошёл ты, Кухарь, на…
        Я показываю ему оттопыренный средний палец. И даже, если он не знает, что именно означает этот жест, по бесстыдным движениям пальца, он наверняка догадывается о скрытом значении этого знака.
        - Ладно, - говорит он, морщась. - Хорошо. В принципе, да, я согласен. Отдаёшь завтра лилию и я снимаю притязания на Злобина и Радько. Сам с ними разберусь.
        - А чем Злобин-то провинился? Он же вас не пытал вроде?
        - Не твоего ума дело, - качает он головой.
        - Хорошо, только не завтра. Во-первых, завтра я ещё в Риге, а, во-вторых, она что, дома у меня лежит? Нужно достать из тайника, а это тоже время занимает. Следы запутать, конспирацию соблюсти и всё такое. И потом, я отдаю лилию, а вы оригиналы документов и все имеющиеся копии.
        - Хорошо.
        - И гарантии.
        - Какие ещё гарантии? - зло спрашивает он.
        - Мне нужны гарантии того, что вы не будете повторно кровь мою сосать.
        - Сосать ты сам будешь, ты понял меня? Чем я тебе гарантировать могу, кроме своего слова?
        - Не знаю, думайте. Слово пацана не канает, сами посудите. Посмотрите на ситуацию со стороны. Мне от вас ничего не надо, а вам от меня кое-что нужно. Если Радько и Злобина вы, по вашим словам, и без моей помощи достать сможете, то лилию Бурбонов, у вас только представить получится. Так что решайте сами. Хотя… прикольно, конечно, было бы сразиться с вами, Пётр Николаевич. Померяться силушкой, посмотреть, чья возьмёт. Я совсем не уверен, что вы хоть чего-то стоите против меня. Я, раз уж такой откровенный разговор пошёл, тоже вам могу очень чувственные переживания предложить. И не обязательно связанные лишь с водными процедурами. В Гуантанамо на Кубе - я же с Кубы недавно прилетел - америкосы такие чудеса творят, обалдеете, товарищ майор. Мне брат Фиделя Кастро во всех подробностях рассказывал. Передай, говорит, майору Кухарчуку, что он со своими влажными фантазиями ещё сосунок, по сравнению с ними.
        Он сжимает зубы.
        - Ладно, - киваю я, - меня товарищи ждут. Как надумаете, дайте знать. Заметьте, я же к вам со всем уважением. Готов пойти на сделку. И от вас жду конструктивного и взвешенного подхода, а свои нелепые и пошлые угрозы оставьте для кого-нибудь другого.
        Я выхожу из отеля под ободряющие, но сердитые восклицания товарищей. Да, небольшой сбой программы. Но что тут поделать, Кухарчуки никогда не просят включить их в план, выскакивают сами, как кое-кто из табакерки.
        Впрочем, это небольшое отставание мы с лёгкостью навёрстываем и быстро входим в график. Проводим все необходимые встречи, совещания и банкеты. Договариваемся о формировании своих факельных войск и о контрабанде кассетных магнитофонов, о отгрузке разборных металлоконструкций и сульфата аммония с мочевиной через Вентспилс, о выделении тренировочных баз и поставках нескольких одноруких бандитов. Думаю, они окупятся за несколько дней. Мы крутые и у нас всё схвачено.
        Ужин проходит скромно и без излишеств. Правда, с выступлением фольклорного коллектива. Как известно, настоящий мужчина в своей жизни должен испробовать всё, кроме инцеста и народных танцев. Слова эти я вычитал когда-то в журнале «Есквайр».
        Не могу сказать, что имею доверие к его издателям, но, на всякий случай во время представления выхожу в фойе, чтобы перекинуться парой слов со Злобиным вдали от топота каблуков. Алик и Лёша выходят вместе со мной.
        - Как там, выровнялось напряжение? - спрашивает он, намекая на вчерашний инцидент.
        - Более-менее, - киваю я. - Более-менее.
        Я рассказываю ему подробности утренних переговоров с Поварёнком. Он внимательно слушает, а в конце замечает, что его не надо было вычёркивать из списка пожеланий. По крайней мере, какое-то время можно было бы не ожидать подвоха. Пожалуй, он прав.
        - Как приедем, нужно будет заняться им вплотную, - предлагаю я. - Не знаю, есть ли у него в действительности материалы, о которых он говорил, но, если они реально существуют, их нужно было бы изъять и уничтожить.
        - Угу, - соглашается Де Ниро. - С гарантиями ты неплохо придумал. Пока он ломает голову, немного потянем время. Интересно, почему он так нежно привязан к этой броши?
        - Возможно… Не знаю… Возможно, он хочет свалить… Хм… Может, правда?
        - За бугор что ли? - прищуривает один глаз Злобин.
        - Да.
        - А что… мысль вполне себе неплохая, - качает он головой. - На эту брошь он может всю жизнь прожить.
        Ага, если умело распорядится деньгами.
        - А мы можем найти того ювелира, которого он использовал на встрече с Лимончиком?
        - Хм… - погружается в размышления Злобин. - Попробовать можно. Да, можно поработать в этом направлении… Мне нравится ход твоих мыслей.
        - А сделать ещё одну копию?
        - Это, как раз, вообще не проблема. Надо только подумать, как это всё обставить получше.
        - Согласен, - киваю я. - Нужно решить проблему раз и навсегда. Вырвать жало.
        - Вместе с кишочками, - кивает Злобин, улыбаясь, как настоящая кинозвезда.
        - А… у вас есть связь с Евой? - спрашиваю я.
        - Есть, - чуть подумав, отвечает он.
        - А у Поварёнка?
        В Москву мы прилетаем после обеда. На работу Новицкая не гонит, хотя сама, как я понимаю едет прямо в ЦК. Толик тоже. Со спичрайтеров Ирины Викторовны спрос особый. Их и по ночам иногда дёргают. Я-то знаю…
        Нет, не то, чтобы я ревную… Какая ревность, у меня заявление в загсе лежит… Разумеется, я не ревную. Просто… Ну, как бы… блин. Как-то меня коробит, что замена происходит практически в автоматическом режиме. Одного на другого, другого на третьего. Ты типа заходи, если что. Возможно, это делается специально, чтобы что-то продемонстрировать. Что-то…
        Не знаю, было ли у них что-нибудь, наверное, ещё нет, может, и не будет даже. Но, твою дивизию, только что говорила, мол то, да потому и тут же сразу хоба, Анатолий зайди ко мне… Речь подредактировать, ага… У меня фефект йечи, я логопеф, испьявьяю фефекты фикции…
        Да ладно, чего мозги пудрить, о чём я думаю вообще…
        - Егорка, - заглядывает в гостиную Наташка.
        Дома она будто обретает уверенность и наполняется силой. Дома… Это пока ещё никакой не дом, просто несколько комнат, а вот гляди-ка, уже пустила свои корешки, тоненькие белые ниточки, начала прорастать и питаться от своей землицы, практически. Берёзка. Или как там у Аверченко, Яблонька, что ли…
        - Иди, присядь рядом со мной, - легонько хлопаю я ладонью по дивану. - Яблонька…
        - Потом, - улыбается она. - Я пойду в гастроном сбегаю… съезжу то есть. А то ужин не из чего готовить.
        Она убегает, а я провожу детальную и тщательную проверку на предмет передающих устройств. Включаю в гостиной проигрыватель и ставлю пласт «Лед Зеппелин», а в спальне врубаю магнитофон. На кухне делаю погромче радио и иду с приёмником в ванную. Запираюсь и сканирую частоты. Не только УКВ, для чистоты эксперимента проверяю все диапазоны. Я уже проверял, но не так тщательно, а теперь посвящаю этому целый час времени.
        По результатам углублённого теста выходит, что «насекомое» установлено пока только в телефоне. В других местах, возможно, тоже имеются «жучки», но если и так, то в неактивном состоянии. Подтверждается ещё один важный вывод, если телефонный аппарат вынести в прихожую, то, что происходит в гостиной, даже громкая музыка, остаётся для него практически недосягаемым.
        Я экспериментирую, оставляя двери в различных положениях. Через двери не слышит. Зато на открытом пространстве в радиусе пяти-семи метров он ловит всё очень хорошо. Ну, ладно, так жить ещё можно.
        Правда, эта змея Маринка, поняв, что лишилась контроля над гостиной, может натыкать ещё микрофонов. Значит… значит нужно сократить и взять под жёсткий контроль её визиты. Днём она в принципе типа на работе, а по вечерам… а по вечерам будем заняты мы с Наташкой.
        В прихожей раздаётся звонок и на пороге оказывается как раз Марина. Видать понравилась музыка моя.
        - Приехали? - наступает она, но я упираюсь рукой в стену и не даю ей войти внутрь.
        Вот же наглючка, как танк почти что. Прёт прямо на меня.
        - А где Ната? - спрашивает она.
        - По делам пошла, - пожимаю я плечами.
        - По каким ещё делам? - усмехается наша соседка.
        Она как бы играясь с пуговкой на коричневом батнике, расстёгивает её и опускает руку чуть ниже, к следующей.
        - Я зайду? - несколько жеманно спрашивает Марина и смотрит так… немного бесстыдно, что ли, будто говорит, что мол, хорош ломаться, все мужики изменяют, знаю я вас кобелей…
        - Марин, - качаю я головой. - Наташки нет дома, а я сейчас немного занят.
        - Чем это? Музыку слушаешь?
        Проигрыватель и магнитофон уже выключены, но из кухни довольно громко несётся голос Магомаева:
        Ленточка моя финишная
        Все пройдёт и ты примешь меня
        Примешь ты меня нынешнего
        Нам не жить друг без друга…
        - Йогой занимаюсь, - качаю я головой.
        - Ух-ты, правда? А можно мне посмотреть, пожалуйста? Я ни разу не видела. Покажешь?
        - Извини, точно не сегодня, я не могу когда на меня смотрят, сбиваюсь сразу.
        - Ну, - усмехается она, - ты можешь меня поучить. И тогда ты будешь смотреть на меня, а не наоборот. Понимаешь смысл?
        Ага, понимаю, даже лучше, чем тебе кажется. Марина уже разворачивается, чтобы уходить, но тут из лифта появляется Наташка с продуктами и, разумеется, приглашает её войти. Так что мне приходится не спускать глаз с незваной гостьи, чтобы она не смогла никуда прилепить передатчик.
        - Мариш, мы тебе бальзам рижский привезли, проходи. Я по тебе скучала.
        - Правда? - смеётся та. - Что за мужики пошли, а? Название одно. Если девушка скучает, то это никуда не годится, я так думаю.
        Думает она. Сучка.
        - Егор, сделай, пожалуйста потише, - просит Наташка.
        Радио действительно орёт. Я поворачиваюсь, чтобы идти на кухню, и в этот момент раздаётся телефонный звонок.
        - Алло! - поднимает трубку Наталья, и лицо её мгновенно делается если не каменным, то, мягко говоря, отстранённым.
        Я подхожу ближе.
        - Да, Ирина Викторовна, - сухо говорит она. - Одну минуточку, передаю.
        - Алло, - произношу я, чуть нахмурившись.
        - Егор, привет, это я.
        - Ага, привет.
        - Э-э-э… слушай… Надо, чтобы ты приехал.
        - Сейчас? - удивляюсь я.
        Это же не круглосуточное производство, в принципе. Что под конец рабочего дня может случиться такого, что требует моей немедленной явки?
        - Да, сейчас. Нужно провести совещание по итогам командировки.
        - Так отчёты же ещё даже не написаны… Да и чего совещаться-то?
        Наташка с Мариной стоят рядом и внимательно смотрят мне в лицо.
        - Объясню, когда подъедешь. Давай, Егор, одна нога здесь, другая там. То есть, наоборот, но через двадцать минут, чтобы был у меня!
        - Через двадцать минут?
        - Да…
        Я опускаю трубку на рычаги.
        - Ты что, уходишь? - спрашивает Наташка чуть, наморщив лоб.
        Улица моя лиственная
        Взгляды у людей пристальные
        Стать бы нам чуть-чуть искреннее
        Нам не жить друг без друга…
        16. День смеха
        Две пары глаз внимательно смотрят на меня. Обе девушки ждут, что я отвечу. И ответ мой будет вполне очевидным и понятным, хотя, мне он и не по душе. Нет, не потому, что я не хочу подбрасывать дров в топку Наташкиной ревности. Тут, как раз, всё наоборот. Ей придётся хорошенько потренироваться. Дело в другом, вернее, в другой, а именно в Марине.
        Я сейчас, разумеется, уйду, а вот эта сучка Марина останется. Помимо того, что она засунула в телефон подслушивающее устройство, запудрила голову Наташке, перевернула вверх дном квартиру и украла три тысячи рублей, она, вероятно, ещё и моих боевых товарищей на тот свет отправила. А в свете последних угроз со стороны Поварёнка, её присутствие здесь крайне нежелательно.
        Посвящать же Наташку в то, что Марина - это волк в овечьей шкуре, мне не хочется. Во-первых, она может не справиться и своим поведением случайно выдать, что знает, кто та такая. Во-вторых же, просто не хочу её пугать. Но, может, и придётся…
        Впрочем, я думаю, пара дней у нас в запасе имеется, или даже больше, пока Кухарчук думает над гарантиями и просто ждёт, что я достану из тайника лилию. С другой стороны, он может и не поверить, что я вот так легко согласился отдать ему пол ляма зелени… Заподозрит подвох и захочет, например, взять Наташку в заложники.
        Блин… Значит, мне нужно таскать её с собой. Это, конечно, странно, везде, даже на работе появляться с невестой… Странно, ну и пофиг, зато более безопасно. Можно, конечно, вызвать Диму Пономарёва и сказать, чтобы он как бы что-нибудь отремонтировал. А что? Люстру перевесил или смеситель на кухне подтянул? Для того, чтобы был здесь, пока не уйдёт Марина. Да, тоже вариант…
        - Егор?
        - Э-э-э… - выхожу я из задумчивости. - Да, вызывают на работу.
        Наташка кивает с ничего не выражающим лицом.
        - Ух-ты! - играет бровями Марина. - Прям вызывают? А ты не мент, случайно?
        - Ага, - криво усмехаюсь я. - Совершенно случайно.
        - Слушай, случайный мент, а ты в какую сторону едешь? Не подкинешь меня, ты же на машине?
        Ну надо же, какое везение, сама мне помогает. Или… ей для чего-то моя машина нужна? Хочет «жучков» натыкать? Ещё не натыкала? Надо обязательно проверить будет.
        - Я еду на Маросейку, то есть на Богдана Хмельницкого, а тебе куда надо?
        - О, и мне туда! - восклицает Марина.
        - Серьёзно? - удивляюсь я.
        - Почти. Сможешь мимо «Детского мира» проехать? Я там выпрыгну.
        Смогу, моя ты хорошая. Я всё смогу.
        - Тебя к ужину ждать? - спрашивает Наташка, не проявляя никакого беспокойства.
        Это странно… Настораживает… Что она задумала?
        - Не знаю, - пожимаю я плечами. - Постараюсь пораньше вернуться. Какое-то совещание, видать сверху дёрнули. Позвоню, если что. Ну что, Марианна, погнали?
        - Может, костюм переоденешь? - спрашивает Наталья, поправляя орден на лацкане, - а то в самолёте помял немного.
        - Ничего, - улыбаюсь я. - Переживут старшие товарищи.
        Марину я усаживаю на заднее сиденье за Лёхой, а сам располагаюсь за водителем. Всю дорогу мы разговариваем и я не спускаю со своей попутчицы глаз. Она несколько раз ныряет в сумочку, что-то ищет. Наконец, находит помаду и зеркальце. Так-так-так…
        Начинает подкрашивать губы и вдруг, когда Алик притормаживает резче, чем обычно, она выпускает помаду из рук. И это единственный момент, когда я на неё не смотрю…
        - Бл*дь! - громко восклицает Марина. - Не наступи! Фирмовая помада знаешь, сколько стоит?
        С украденными у меня тремя тысячами рублей, думаю ты столько помады купить можешь, что на всю жизнь хватит.
        Она наклоняется и начинает шарить по полу.
        - Тихо сиди! Она на твоей половине… Не наступи, говорю!
        - Вы там как? - оборачивается Лёха.
        - Помаду уронила, - поясняю… упс…
        Она опирается мне на ноги, буквально залезая между ними, как цирковая женщина-змея, и… твою ж дивизию, кладёт руку именно туда… куда совсем не следовало бы. И не просто кладёт, а легонько сжимает.
        - Это точно не помада, - предостерегая, замечаю я.
        Она тут же начинает ржать:
        - Но по губам-то провести можно. Сейчас, только колпачок снимем. Да не бойся ты, не съем я тебя. Не откушу…
        В свете фантазий её шефа подобные заявления звучат, по меньшей мере, зловеще.
        - Поднимись, - говорю я, - сядь на место. Когда остановимся, найдём мы твою помаду.
        Она неохотно подчиняется, садится, откидывается на спинку, ставит правую ногу на сиденье и обнимает её рукой. И без того не слишком длинная юбка задирается показывая кумачовые кружевные трусы. Не по сезону. Марина приоткрывает рот и медленно, чуть прикрыв глаза, облизывает губы.
        Я отворачиваюсь. В чём прикол? Хочет компромат ещё и такого характера завести? Или что? Рассорить меня с Наташкой? Для чего, чтобы та со злости отдала ей брошь? Но это же дурь. Или просто хочет посильнее нагадить? О, времена, о нравы…
        Надо проверить, не установила ли она там что-нибудь под креслом, когда ползала по полу. С другой стороны, если установить что-то, вроде того, что у меня в телефоне, придётся постоянно ездить за моей машиной с приёмником. Радиус действия передатчика очень скромный… Вряд ли они используют суперсовременное дорогостоящее оборудование. Ладно, посмотрим… Поищем.
        Алик останавливает машину у «Детского мира». Я выхожу, давая Марине возможность поползать по полу. Её она тоже использует для того, чтобы засветить своё красное бельё. Наконец, она выползает.
        - Нашла, смотри! Поломалась вся! Ну что теперь делать?
        Она натурально изображает печаль и демонстрирует мне изуродованную падением помаду. Иди ты нафиг, Мариша. Я только развожу руками и возвращаюсь в машину.
        - Ирина, - восклицаю я, резко открывая дверь в кабинет Новицкой и осекаюсь… - Викторовна… Здравствуйте… товарищи…
        - А это и есть наш идейный вдохновитель, - деловым тоном говорит она. - Товарищ Брагин Егор Андреевич.
        - Вдохновитель? - высокий пожилой худощавый человек в дурацких очочках скользит по мне взглядом и поворачивается к Новицкой.
        Его волосы полностью седые, а сам он похож на тень.
        - А почему же он у вас не на работе? - спрашивает он сухим голосом. - Только заявился…
        Ирина стоит практически по стойке смирно. Рядом с ней находятся ещё несколько человек, в том числе будущий первый секретарь Мишин и действующий первый секретарь Пастухов. Мишин на меня смотрит строго, а Пастухов сладко улыбается и глядит масляными глазами на седовласого старца. А брови у Пастухова густые, чуть даже лохматые. Это, надо сказать, заявка на высшую лигу. Я чуть улыбаюсь.
        - Что скажешь, Брагин? - поворачивается ко мне седой сухарь.
        - Я, Михаил Андреевич, прямо с аэродрома поехал на базу подготовки учащихся, - нагло вру я. - У нас через несколько дней смотр строя и песни назначен, приедут представители от школьных комсомольских организаций Московской области. Будем рады, если и вы сможете посмотреть, как ширится движение юных патриотов. Вот Борис Николаевич собирался приехать.
        Пастухов хмурится, пытаясь, вероятно, припомнить, когда это он собирался посещать какие-то дурацкие смотры строя и песни.
        Суслов поворачивается ко мне и на этот раз рассматривает внимательно. Смотрит, смотрит, а потом чуть поводит головой, типа, ну надо же, такая сявка, оказывается, а туда же…
        - Ну что, - наконец, кивает он, - хорошее дело затеяли, товарищи. Не зря Леонид Ильич лично поддержал начинание и доложил об этом на съезде. Вам оказывается огромное доверие, не забывайте об этом. Нужно его оправдать и с честью выполнить все взятые обязательства. Продолжайте и будьте последовательными, и идеологически чистыми. Вы наше будущее, будущее великой страны. Ведь мы её отдадим именно в ваши руки.
        Если бы в наши. Вы страну в руки Горбачёва отдадите. Не вы лично, конечно, вам-то уж немного осталось… Так что, не дожали вы своего оппонента…
        Делегация вслед за Сусловым направляется на выход. Поравнявшись со мной, он останавливается и, ещё раз качнув головой, снова обращает на меня свой взор.
        - Запомнил, что я сказал? - спрашивает он, останавливаясь.
        - Да, - киваю я и повторяю его слова, произнесённые во время сеанса телефонной связи. - Никаких хулиганств.
        - Смотри, ты у меня на карандаше.
        Он отворачивается, кивает сам себе и идёт дальше. Пастухов, да и Мишин с Новицкой смотрят на меня с удивлением.
        - Никаких хулиганств? - переспрашивает Ирина, когда боссы уходят в свою башню из слоновой кости. - Ты полон сюрпризов, Брагин… И девка твоя…
        - Ну прости, - пожимаю я плечами, и… неожиданно начинаю смеяться.
        Сначала тихонько, а потом не в силах остановиться, хохочу во весь голос. Вся вчерашняя ситуация вдруг предстаёт дикой и, вместе с тем, жутко комичной.
        В голове мелькают картинки со вчерашнего вечера, трансляция из бара в гостинице «Латвия»… Ирина… Вот она хмельная ламия, способная зачаровать, свести сума и обратить любого мужика в камень, а в следующее мгновение расплавить и обжечь жидким огнём, подчинить и превратить в раба и послушного зомби. Царица ночи в самом что ни на есть тарантиновском смысле… И тут… бац!
        - Видела бы ты своё лицо, - вытираю я слёзы… - Такого удивления я в жизни… а-ха-ха…
        - Оторва! - сердито говорит она и… тоже начинает смеяться.
        - Что?
        - Прекращай ржать! - пытается приказать она сквозь смех. - Где ты её нашёл?
        Когда в кабинет заходит Толик, он нерешительно останавливается и, похоже, не сразу понимает, плачем мы или смеёмся, и почему обнимаемся. Вернее, мы не обнимаемся, просто Ирка держится за меня, чтобы не упасть от смеха. Лишь бы истерики не случилось.
        Отсмеявшись я прощаюсь с Новицкой и иду к себе в кабинет. Замяли, короче. Ирка молодец, я её по-своему люблю и даже, наверное, понимаю… Или не понимаю, но какая разница, она-то меня любит тоже очень и очень «по-своему». И это очень даже неплохо, если бы все мы могли любить друг друга, ничего другого и делать не нужно было бы… Ладно, на этом и остановимся. Впрочем, это только моё мнение, оно может отличаться от мнения Новицкой…
        У Толика громыхает «Рэйнбоу»:
        I see a rainbow rising
        Look there, on the horizon…
        Дио старается изо всех сил. И мне кажется, сейчас я вместе с ним вижу, как над горизонтом восходит огромная радуга. После дождя всегда появляется солнце. Или часто…
        - Наташ, привет, - говорю я позвонив домой. - Привет. Я всё. Анатоль, прошу, сделай потише… Спасибо. Слушай, а давай мы с тобой поужинаем где-нибудь… например, с видом на Кремль. Что скажешь?
        - Я вообще-то курицу венгерскую урвала сегодня. Думала, в домашней обстановке… Ой, я же Марину пригласила.
        Блин! Сердце сжимается…
        - Она сейчас с тобой что ли? - спрашиваю я.
        - Нет ещё, но скоро придёт, звонила недавно.
        - Слушай, ну её нафиг, Марину твою. Давай вдвоём побудем.
        - Блин, ну неудобно же… - вздыхает Наталья.
        - Перезвони ей, скажи, что я тебя срочно вызываю.
        - Она спросит зачем…
        - Ты серьёзно? Мы что, должны отчитываться перед ней?
        - Ну, а что я скажу, типа не твоё дело что ли?
        - Скажи, что не знаешь, - предлагаю я.
        - А она возразит, что ты мной помыкаешь.
        - А ты ответь, что тебе это нравится.
        Повисает пауза…
        - Ладно, - наконец, соглашается она. - Я придумаю, что сказать…
        - Ну, и хорошо, я через двадцать минут подъеду.
        Машина останавливается у подъезда, и я хлопаю Лёху по плечу кивая на улицу. Он сразу врубается и выходит.
        - Нашли что-нибудь? - спрашиваю я.
        - Нет, ничего, - мотает он головой. - Все прошарили.
        - Нужно будет со спецтехникой попробовать. Машина несколько дней стояла одна, могли и залезть. Так что ничего важного не обсуждаем.
        Наташка выходит в сопровождении бравого Димы и мрачноватого Вовы.
        - Ого, - присвистываю я. - Моя богиня. Ну и повезло же мне с тобой.
        - Чего это ты? - недоверчиво хмурится она.
        - Просто выглядишь отпадно. Запрыгивай.
        Я открываю ей дверь и она садится за Аликом, а сам обхожу машину и располагаюсь рядом. Дима с Вовой едут за нами. Время неспокойное, так что охраны много не бывает. Двигаем мы в «Москву», там у меня пожизненная бронь и добрая дружба с метрдотелем. В казино идти не планирую, просто немного романтики, а потом домой спать. Или как получится.
        Высоченный потолок и малахитовые колонны, наш столик в ряду, ближайшему к окну. К окнам. Какую-то возмущённую парочку пересаживают в другое место и быстро готовят стол для нас. За окнами горят алые звёзды.
        - Я проголодался, а ты?
        - Я перекусила, - улыбается Наташка. - Я ведь колбасу купила, не только курицу. Ещё пельмени, и баночку сметаны, последнюю взяла. Могли бы дома шикануть.
        Чувствую, что всё перечисленное мог бы съесть прямо сейчас, действительно проголодался.
        - Что было? - спокойно, без намёка на подозрение спрашивает она. - Совещание? Довольно быстро закончилось. Я уж думала, тебя полночи не будет, такая спешка.
        Ага, вот здесь, возможно, скрывается намёк на то, что со мной могло произойти, если бы я завёл шашни с Новицкой. Полночи не будет… Хм…
        - Собственно, это и не совещание было. Посещение группы очень больших начальников, если б меня на месте не оказалось, беда была бы.
        Она поводит плечиком.
        - Какая беда? Ты же ещё в командировке сегодня.
        - Ага, - улыбаюсь я. - Начальство такими разговорами лучше не нервировать. Мы же за идею работаем, а не за соблюдение КЗоТа.
        - Больно строгая у тебя начальница…
        - Наташ…
        Тьфу, чуть не назвал её Ирой… Капец…
        - Наташ, - понижаю я голос. - Там Вообще-то Суслов приходил и Пастухов. Представь, я бы им задвигать начал, что не обязан сейчас на работе торчать.
        - Ого, - удивляется она. - Каким это их ветром занесло?
        - Идеологическим.
        - Понятно, - кивает она.
        Нас приглашают к столику.
        - Ну что, ты мной доволен сегодня? - спрашивает Наталья, усаживаясь за стол.
        - Конечно, - усмехаюсь я, хотя подвоха всё-таки жду. - А что ты имеешь в виду?
        - Ну как, тебе Новицкая позвонила, ты тут же подорвался и убежал. Вечером, хотя имел право не ходить. А я даже слова худого не сказала.
        - Ага, - киваю я. - Ну, как бы… э-э-э… Давай так, сначала ты скажешь, что ты об этом думаешь, а потом я. Лады?
        Мы заказываем осетрину заливную, салат «Столичный», борщ «Московский», солянку мясную сборную, эскалоп из свинины, котлеты по-киевски, яблоки в сиропе, одно пирожное, кофе и «Советское шампанское» сухое.
        - Итак… - выжидательно смотрю я. - Как же так вышло, что сегодня ещё никто не пострадал, из-за экстренного вызова на работу?
        - Ну… зачем вот ты подтруниваешь?
        - Ладно, прости, не буду. Но ответ мне всё-таки нужен. Говори.
        - Понимаешь… - она хмурится и надолго замолкает, будто даже забывая обо мне, начинает накручивать на палец каштановый локон и полностью уходит в свои размышления.
        - Заливная осетрина, - выводит её из транса официант.
        - Ой… это мне, - кивает Наташка.
        - Итак, - повторяю я, когда официант уходит. - Что же?
        - Короче, - приободряется она. - Я проанализировала твои слова. Сто раз их прокрутила в голове, может и двести и… поняла, что ты прав. Да, какой смысл заключать брак, если нет доверия? Любовь без доверия долго не протянет. Да… И вот я спросила себя, в чём у нас проблема? Считаю ли я, что ты меня можешь обмануть? И мне даже стыдно стало… Нет, конечно, я так не считаю. Ну, может, в каких-то мелочах да, но чтобы с другой женщиной… Иначе зачем бы ты тогда женился, правильно? Тем более, ты мне доверяешь… А я, как раз, два раза за короткое время…
        Она густо краснеет и опускает голову.
        - Я-то, как раз, доставляла тебе хлопоты и поводы ревновать… Признаю… Нет, ну там ничего такого не было, ты же сам знаешь, но… Вот именно, это проклятое «но»… Поэтому… Я не знаю, в общем, что тебе ещё сказать… Прости, пожалуйста… Я ведь даже обещала раньше, что не буду ревновать… Это не из-за недоверия, правда… Просто… может быть, я до сих пор не верю в своё счастье и не могу понять, чего ты вообще во мне нашёл…
        Ей приносят борщ, а мне солянку.
        - Но с Ириной твоей… я понимаю, ты ни при чём, но она ведь тоже неправа была. Так же нельзя. Сам ведь ты Фрицу, помнишь что сделал.
        - Кинджал в джоп? - усмехаюсь я.
        - Да, - она тоже смеётся.
        Просто день смеха, какой-то.
        - Ну, уж ты сравнила, этого отмороженного урода Фрица и Ирину.
        - Да, - соглашается она, - сравнение не равнозначное, но всё-таки… ты же сам подумай. И знаешь, я хочу сказать тебе сразу… Я не уверена, что не сделала бы то же самое снова в подобной ситуации…
        - Наташ…
        - Ну… ладно-ладно, Новицкую не трону, так и быть, - смеётся она. - Но если кто другой… В конце концов, ты ведь так же поступаешь…
        Признаюсь, у меня чувство, будто камень с души падает. Хорошо делается, легко и свободно. Мы заканчиваем чудесный ужин и спускаемся к машинам.
        - Чем займёмся? - тихонько спрашиваю я, когда мы подходим к машине.
        - Спать завалимся? - спрашивает она, невинно хлопая ресницами.
        А в глазах прыгают весёлые смешинки.
        Мы стоим на парковке у гостиницы. В этот час здесь довольно свободно, «членовозы» увезли членов оставив место нам.
        Парни стоят и ждут, пока мы с Наташкой загрузимся в тачку.
        - Ребят, садитесь, - говорит она. - Мы сейчас. Правда, одну минуточку всего…
        Я киваю. Кругом никого, опасности нет. Они рассаживаются по своим местам.
        - Я просто хотела спросить, - говорит Наталья. - А почему, всё-таки ты решил на мне жениться? Это так неожиданно было, да нам и лет же ещё… ну, понимаешь, да? И ты ведь со мной вообще сначала не хотел…
        - Я всегда хотел, - пожимаю я плечами.
        - Нет, - качает она головой, - ты не хотел. Бегал от меня. У меня до сих пор такое чувство, будто силой тебя заставила, понимаешь?
        Блин, я не любитель подобных разговоров… Ёлки… Почему нельзя просто всё почувствовать и не о чём не спрашивать?
        Я отворачиваюсь в сторону и замечаю человек десять крепких парней бегущих в нашу сторону.
        - Ну-ка, быстро в машину! - командую я и стучу по крыше. - Парни на выход!
        - Э, слышь-слышь-слышь, братка, ты же Бро, да? - раздаётся совсем близко. - Алё, Бро, ты чё не слышишь что ли?
        Твою дивизию… Знакомо заводится мотор в груди и начинают стучать молоточки в ушах.
        - Ага, - отвечаю я и достаю из подмышки китайский ТТ, привезённый из Узбекистана. - Точно, пацаны, это я. А вы-то кто?
        - Э, ты чё прикалываешься? Обоссусь щас от смеха.
        - Может, и не только, - соглашаюсь я.
        Парни выскакивают из тачки, а вокруг нас образуется полукруг из нескольких выглядящих довольно агрессивно ребят.
        - Волыну-то спрячь, - говорит со смехом один из них.
        17. Темные силы
        Смешно тебе? Удивительно позитивный человек с обострённым чувством юмора. Это, вообще-то, здорово. Посмеяться и я готов, причём почти всегда.
        - Ну чё, давай, - продолжает незнакомец, - шмальни тогда, раз такой отважный! Вот он я. Давай открой пальбу посреди города.
        Он разводит руки, выпячивая грудь, как матрос с революционной киноленты. Его спутники одобрительно посмеиваются. Будто, есть разница где ты находишься, посреди города или в лесу, когда появляется шанс схлопотать кусочек горячего металла в лоб. Или в сердце, да хоть бы и в кишки…
        Судя по голосам, какие-то малолетки. А малолетки всегда отмороженные, безбашенные шакалята… А ещё… блин, что за хрень, говор точно не московский, тёплый округлый, южный.
        Надо сказать, Москва восемьдесят первого не тонет во мраке. Конечно, такого изобилия вывесок и рекламы, как в моём будущем, в ней нет, но и полная тьма её не окутывает. Темнее, разумеется, сумрачнее, чем в будущем, но звёзды горят, башни Кремля освещены, гостиница «Москва» тоже освещена, и даже кое-где подсвечены кумачовые лозунги и портреты дедушки Ленина.
        Дедушка… Он вообще-то в пятьдесят три ушёл. Скоро будем отмечать сто одиннадцать лет со дня его рождения. Готовимся. Развешиваем лики.
        В общем, свет долетает и до нашей членовозной парковки, хотя здесь, конечно, мрачновато. Так что, как на сцене, освещённой сотнями софитов, мы себя не чувствуем. И лица пришельцев оказываются довольно хорошо замаскированными мглой. Зато мало кто из прохожих и проезжих обратит на нас внимание, тем более, стоящие здесь машины служат для нас естественной защитой от посторонних взглядов. Во всём есть свои плюсы.
        - Давайте-ка, братья, шагайте своей дорогой и считайте, что очень сильно обознались, - нарочито усталым голосом говорю я.
        - Как обознались? - насмешливо спрашивает главарь этих ночных волчат. - Не пойдёт. Придётся тебе с нами потолковать.
        Ну, о чём тут толковать? И что значит, придётся?
        - Придётся? - переспрашиваю я. - Серьёзно? Ну ладно. Давай потолкуем. Ты подходишь, остальные сваливают.
        - Ты чё такой резкий, Бро? Как понос, в натуре. Может, на тебя пургеном посыпать?
        Они ржут.
        Я киваю Лёхе.
        Он, а за ним и Вова, делают несколько шагов в сторону стаи и устраивают маленькое файер-шоу. Они стреляют перед собой. Не на поражение, конечно, в асфальт, практически вертикально. Выглядит эффектно. Звуков выстрелов не слышно но скрытая мощь хлопков, громкие удары по асфальту и искры производят весьма серьёзное впечатление. Внушительно выглядит, чего уж… И опасно. Рикошет неслабый.
        Стая рассыпается, шакалы отскакивают, как горошины. Дима в это время подлетает к отрезанному от стаи вожаку. Пык… в дыхалочку. За ушко да на солнышко. Получи браслетики на запястья. На левое «Ван Клиф», на правое «Арпелс». Хлоп-хлоп по карманам. Ножичек, кастетик. Сплошное хулиганство. Товарищу Суслову наверняка не понравилось бы.
        Дима закидывает вяло сопротивляющееся тело в Наташкину тачку и забирается следом за ним. Спокойным шагом возвращаются Вова с Лёшей. Я сажусь вперёд рядом с Аликом. Лёха, рядом с Наташкой. Хлопают дверцы и мы спокойно, не привлекая лишнего внимания, отчаливаем.
        - Наташ, сейчас заедем ещё в одно место, ладно? - оборачиваюсь я к ней.
        Она серьёзна, но не испугана. Вроде бы…
        - Поехали на Ярмарку, - командую я.
        - Закрыто же, - усмехается Алик.
        Он там уже бывал, разведывал местность по наколке Ферика. Это большая территория с торговыми павильонами между окружной железкой и стадионом «Лужники». Павильоны эти от крупных магазинов и универмагов. Нередко в них выбрасывают дефицит, так что при счастливом стечении обстоятельств, за один день и в одном месте, можно приодеться с ног до головы. Не так, конечно, как в двухсотой секции ГУМа, но тоже ничего.
        Но сейчас нас интересуют не покупки. Нам нужна огромная асфальтовая площадка, за Ярмаркой. Там обычно готовятся к экзаменам автолюбители и проводятся репетиции шествий по Красной площади. А по вечерам темно, пусто и страшно. Хоть из гранатомёта стреляй - никто не услышит. Идеальное место для душевных и конфиденциальных разговоров.
        Мы мчим по вечернему городу, летим по Комсомольскому проспекту, но летим умеренно, правил, вроде, не нарушаем, Алик водитель аккуратный. И вдруг, сзади раздаётся сирена и вспыхивают синие космические огни. Звёзды дискотек.
        Жёлтая «Волга» с синим маячком на крыше обгоняет и тормозит перед нами. Алик жмёт на тормоз, Вова сзади тоже. Останавливаемся.
        - Ёлки, - качает головой Алик и лезет во внутренний карман за документами.
        Я оборачиваюсь назад, смотрю на Наташку. Теперь она выглядит уже не слишком спокойно. Она явно взволнована. Ну, ещё бы. Три вооружённых чувака, включая меня и двое во второй машине. Там ещё и заложник. Блин… Ситуация, хоть и жизненная, но действительно очень и очень щекотливая, грозящая серьёзными неприятностями.
        - Наташ, всё хорошо, - подбадриваю её я.
        Подбадриваю и знаю, что всё хорошо, но адреналинчик уже поступил, а сердечко тук-тук-тук… Алик опускает стекло, и в машину врывается прохладный и влажный весенний воздух, напоенный запахами растаявшего снега, земли и будоражащей свежести.
        - Старший лейтенант Синицин, - представляется инспектор. - Документы предъявите, пожалуйста.
        - Мы что-то нарушили? - уточняет Алик.
        - А вы сами не знаете? - отвечает инспектор вопросом.
        Тук-тук-тук сердечко. Впервые, всё-таки, такая ситуация. По идее всё нормально должно быть…
        - Второй автомобиль с вами следует? - хмурится лейтёха оглядывая Наташкину «жигу».
        - С нами, - подтверждает Алик и протягивает документы.
        - И куда вы в столь поздний час направляетесь на двух машинах? - спрашивает гаишник и берёт в руки бумаги.
        Он внимательно изучает картонную карточку, а потом возвращает всё Алику и берёт под козырёк.
        - У той машины тоже спецталон? - спрашивает он.
        - Тоже, лейтенант, тоже.
        - Счастливого пути.
        Бинго! Погони с перестрелками отменяются.
        - Работает! - с улыбкой констатирует Алик, когда мы продолжаем движение.
        Спецталоны мне организовал Чурбанов. Ругался, сопротивлялся, но я его уломал. С ними пару лет назад был знатный шухер с начальником ГАИ Ноздряковым. Шухер замяли, но тема стала в определённом смысле огнеопасной.
        Но, как бы то ни было, всё устраивается как нельзя лучше, и мы беспрепятственно приезжаем на тонущий во мраке плацдарм.
        - Сидите, - говорю я и, выйдя из тачки, подхожу к «Жигулям».
        Открываю дверь и делаю знак. Дима вытаскивает пленника.
        - Посвети, - прошу я.
        Он включает фонарик и освещает лицо. Парняге лет двадцать пять. Он злобно щерится, крутит головой, осматривается, но кругом беспросветная тьма и ничего не видать, особенно когда луч фонаря бьёт прямо в рожу. Смуглый, с чёрными глазами, чёрными кругами под глазами и чёрными зубами. Вернее, часть зубов золотая, а часть чёрная от табака и чая. Он высокий и тощий, чем-то напоминает мне Каху. Но это не Каха, естественно.
        - Ну? - говорю я. - Хотел потолковать? Толкуй.
        - Ты, в натуре, на весь шарабан контуженный, - качает он головой.
        - Димыч, дай-ка…
        Я беру бесшумное орудие, сжимаю рукоятку и приставляю ствол ко лбу незнакомца.
        - Времени нет, извини. И так вон сколько потерял, пока с тобой валандался. Так что, или говоришь, чего хотел, или уже ничего вообще не говоришь. Никому и никогда. Давай, кто такой?
        - Я Сеня Кабарда, - цедит он. - Привет тебе привёз.
        - Серьёзно? Ну, давай, Сеня, раз привёз.
        - Тебе Игла из Геленджика привет шлёт.
        - Всё?
        - Нет…
        Я жду, когда он продолжит, но он замолкает и ничего больше не говорит.
        - Значит, всё? - повторяю я и отщёлкиваю предохранитель.
        - Ещё передаёт, - сразу и немного торопливо продолжает он, - что Цвет ох*ел в конец и всё попутал, что он на чужой каравай пасть раззявил, и что если он задний ход не врубит, то Игла его на перо поставит. И тебя тоже. Игла войны не желает, но если вы, лохи залётные, думаете, что можете воров сочинских на четыре кости ставить, они сами вам дураков под кожу напихают. Ещё Игла сказал, чтобы ты в Геленджик даже не совался и Цвета своего отозвал, иначе доска вам всем.
        - Слушай, Дим, - говорю я поворачиваясь к Пономарёву, - как думаешь, если я сейчас вот этому обсосу башку отстрелю нахер, нормальный ответ Игле получится? Доходчиво будет?
        - Ну, - подыгрывает мне Дима, - так-то да, доходчиво. Может, тогда пулю не тратить? Я щас кочан ему отхерачу и всё. Я в Афгане наблатыкался, руку набил, там духам только так бошки рубил. Так что теперь вообще несложно. Несложно, но эффективно. Возьмёшь голову и пошлёшь Игле. Впечатления гарантированы.
        - Может, правда? - как бы размышляю я. - Скажи Вовану, пусть мясорез подаст.
        - Э, вы чё? - начинает волноваться пленник. - Еб***тые, в натуре?
        - Мы-то? - усмехаюсь я. - Ну типа…
        - А ты как башку его повезёшь? - спрашивает Дима.
        - В горшок цветочный закопаю да и всё. Сверху розочку воткну, знаешь, как цвести будет. Только повезу не я, а ты.
        Он смеётся, я тоже. Обыденность зла производит, как правило, более сильное впечатление, чем само зло.
        - Да ладно, вы чё… я же только посланник, мне-то до пи**ы, если вы там не поделили чего… Ты скажи, а я на словах передам.
        - На словах? Ну ладно, почтальон, уболтал, в натуре. Твоя взяла, могу и на словах. Если ещё хоть раз кто-нибудь подвалит, как ты сегодня, жбан сразу на**й оторву, ясно? Разбираться не буду. Сразу наглухо. Если Игла или кто-то другой, похеру кто, хочет со мной перетереть, пусть договаривается через Цвета, Ферика или Джемала. А таких, как ты буду гасить беспощадно. Ты меня понял, Сеня Кабарда? Если тебя ещё раз увижу, тебе конец. А по сути вопроса, скажи, чтобы сам с Цветом решал, а ко мне не лез. Я ваши блатные тёрки на одном месте вертел. Ещё скажи, что я приеду, когда захочу и куда захочу. А если он хоть раз на меня дёрнется, я ему самому, Игле то есть, своими руками тыкву отчекрыжу и горшок цветочный сделаю.
        Для пущей убедительности я убираю пистолет от его лба и приблизив к уху делаю выстрел вверх. Звук негромкий, но звонкий и ёмкий. Здесь в полной практически тишине, он звучит очень убедительно. Как меч джедая, тоже ведь штука негромкая, но силушку-то… её не спрячешь, короче.
        Дима снимает наручники и придав ускорение под зад ногой, отправляет гонца на свет далёких планет. Вдали действительно видны огни. Что он там устроил, Цвет этот, что местные из кожи лезут? Надо с Джемалом переговорить.
        - Дим, красавчик ты, - хлопаю я по плечу Наташкиного охранника.
        - Да ладно, чё, - посмеивается он. - Я от души как бы. Уркаганов не жалую, так что по приколу даже получилось.
        - Ну ладно, раз по приколу. Садись в тачку, я с Натальей переговорю и поедем.
        Я прошу Наташку выйти из машины.
        - Пройдёмся немного? - предлагаю я. - Раз уж вечер так сложился, хоть погуляем с тобой.
        - Темно, лбы расшибём, - отвечает она.
        - А мы за машинами пойдём.
        Так и поступаем. Перед нами очень медленно едет Алик, а рядом сбоку Дима. Мы с Наташкой оказываемся не на свету, но при этом видим куда идти. Я приобнимаю её за плечи и чуть прижимаю к себе.
        - Наташ, перепугалась сегодня?
        - Ну… - пожимает она плечами. - Не знаю… Нет, наверное… А это кто такие были?
        - Бандиты. Уголовные элементы.
        - А… а почему они… - начинает она и замолкает.
        - Наташ, мы с тобой об этом не говорили подробно, только как-то вскользь, а надо было. Как ты думаешь, чем я занимаюсь?
        - Ты… - она подвисает. - Ты… работаешь в ЦК ВЛКСМ, занимаешься созданием молодёжной военно-патриотической организации…
        - Молодец, - усмехаюсь я. - Точно, но это официальная сторона моей жизни. Ведь ты же знаешь и про другие дела, да?
        - Да, - отвечает она со вздохом. - Ты руководишь казино…
        - А ты в курсе, что это незаконно?
        - Блин, Егор… В курсе, конечно. Ты не забыл, я тебе отчётную форму делала?
        - Не забыл, - усмехаюсь я и целую её в висок. - А ты понимаешь, что у меня и другие незаконные дела имеются?
        - Ну… да…
        - И тебя это не смущает? Ты всё равно идёшь за меня замуж?
        - Нет, не смущает…
        - Как так?
        Она пожимает плечиками.
        - То есть получается же, что я преступник…
        - Нет, - мотает она головой. - С тобой рядом такие хорошие люди и… они что, тоже преступники?
        - Ну, да, - подтверждаю я. - Разумеется. Представляешь, с высоких трибун говорят о скорой победе коммунистического труда, а сами тянут бабки на карман. Толкают страну в пропасть. Лицемеры…
        Мы идём какое-то время молча.
        - Наверное, - задумчиво говорит Наташка через некоторое время, - в этой системе, где говорят о коммунистическом труде, что-то не так. Возможно, что-то испортилось, раз лучшие люди страны, начинают строить свою собственную систему… Думаю, дело в этом… Ты строишь систему?
        Я задумываюсь. Блин. Систему, чтобы потом построить систему…
        - Да, Наташ, строю…
        - То есть, получается, ты революционер?
        - Нет, не совсем. Даже наоборот… Я тот, кто хочет раздавить революцию…
        - Немного непонятно… - встряхивает она копной волос.
        - Тебе не холодно?
        - Нет…
        - Хорошо. Слушай, ты простила отца, за то что он с Ларисой Дружкиной спелся?
        - Ну… как простила? Я… я как, вообще, могу прощать или не прощать? Это же он так решил сделать. Я просто считаю, что он столько лет с мамой прожил, что мог бы уже остаться ей верным до конца.
        - Но он же ещё молодой мужик. Он что должен монахом стать?
        - Так всё равно же такой любви у него не будет. Да он ведь до сих пор маму любит, а живёт с другой бабой. Это как, вообще?
        - Вообще, я надеюсь, у них всё хорошо, и любовь есть и дети появятся. Но я ведь не просто так спросил. Учитывая род моих занятий… ты должна понимать, что может разное случиться… То есть, если меня вдруг завтра не станет…
        - Ты что несёшь! - восклицает она и резко останавливается.
        - Пойдём-пойдём, - мягко подталкиваю её я. - Никто не знает своего конца, понимаешь, вообще никто. И каждый день надо проживать так, будто он последний, будто завтра мы с тобой уже не увидимся.
        - Зачем ты меня пугаешь?
        - Я не пугаю, я знакомлю тебя с правдой жизни. Человек рождается и с первых мгновений идёт к смерти, такова природа вещей. Но сейчас не об этом. Я хочу понять, если вдруг меня не станет, ты что до конца дней будешь хранить мне верность? Ты же ещё девчонка. И что всю свою дальнейшую жизнь перечеркнёшь? Не родишь детей и больше не полюбишь?
        - Прекрати! - восклицает она. - Что ты говоришь такое! Я уже полюбила, давно и бесповоротно. У некоторых людей это может произойти только один раз в жизни, вот и всё. Я такая. А ты что, можешь любить снова и снова? Всяких и разных?
        - Нет, моя хорошая, только тебя, царевну-лебедь. Но я-то про другое говорю. Ты же меня понимаешь…
        - Чтобы не случилось, вместе мы будем или нет, живые или мёртвые, мой огонь уже загорелся, всё, и его не потушить. А если даже и потушить, то второй раз не зажечь… Зачем ты задаёшь эти вопросы? Ты хочешь меня предостеречь, чтобы я одумалась пока не поздно? Чтобы не выходила за тебя? Но, вообще-то уже поздно. Я для себя всё решила, я с тобой, причём навсегда. Да, я знаю, что ты делаешь… ну, то что нельзя. Это для меня не секрет. И что бы ты ни сделал, в какую бы ни попал передрягу, я всегда рядом. Даже если ты меня прогонишь, я буду мыслями только с тобой.
        А если я тебе изменю, едва не спрашиваю я. Успеваю остановиться в самый последний момент…
        - А если я буду делать что-то ужасное и отвратительное?
        - Ты не можешь, я знаю. Но если даже и так, значит на то есть причины.
        - А ревность твоя вечная?
        - Ну… я же тебе сказала. Не буду…
        - Так ты и раньше говорила.
        - Ну, хватит про это уже! - сердится она.
        - Наташ, но ты же иногда злишься на меня, думаешь, что я что-то не то делаю, сердишься вот. И как это всё соединить?
        Она цокает языком и начинает смеяться:
        - Нет, вы гляньте только, уже и поворчать на него нельзя. Если ты фигню делаешь, как не злиться-то?
        - Ладно, поехали домой. Зачислю тебя в свою команду.
        - Правда?
        Даже в темноте видно, как загораются её глаза.
        - Угу… Наверное…
        Пока едем, звонит телефон.
        - Матчанов, - говорит Лёха и протягивает мне трубку.
        - Добрый вечер, - приветствую я Ферика.
        - Егор, здравствуй дорогой. Мчишься куда-то?
        - Да, домой еду.
        - Хорошо. Я с тобой увидеться хочу.
        - Я тоже хочу Фархад Шарафович. Есть что рассказать. Любопытное.
        - Прекрасно. Тогда у меня очень большая просьба. Давай прямо сейчас увидимся.
        - Сейчас даже не поговорим как следует. Я же только прилетел сегодня, уже домой еду. Давайте завтра.
        - Егор, очень нужно. Давай сейчас. Ненадолго, буквально десять минут и всё. Я сам подъеду, переговорим в машине.
        Блин. Отказывать не хочу. Хрен с ним. Ясно, что это не на десять минут, но ладно.
        - Ну, что с вами делать, знаете же, что не могу вам отказать. Вы через сколько будете?
        - Пятнадцать минут, и я у тебя. Спасибо тебе, дорогой. От сердца говорю.
        Мы подъезжаем к дому. Дима с Вовой провожают Наташку.
        - Наташ, Марину не пускай сегодня, если припрётся. Поняла?
        - Далась тебе эта Марина, - хмурится она. - Ладно, не пущу.
        Я остаюсь на улице с Аликом и Лёхой. Надо завтра связаться с Игорьком. И с Цветом. Пора, похоже, Геленджиком плотнее позаниматься. Минуты через три подъезжает вальяжный «Мерин». У нас в доме важных людей много, так что ничего удивительного. Наверное, известный композитор.
        Однако оказывается, что не композитор. Задняя дверь открывается и из неё появляется Ферик.
        - Егор! - улыбается он, но выглядит немного виновато.
        Что за хрень…
        - Егор, извини, я сразу не мог сказать, боялся, вдруг подслушивают…
        - Что сказать? - хмурюсь я.
        - Что прошу тебя поговорить со своим знакомым… - разводит он руками.
        - С каким ещё знакомым, Фархад Шарафович? Что за чудеса такие?
        - Он очень уважаемый человек. Я гарантирую, с ним всё в порядке. Пожалуйста, будь добр, поговори. Очень прошу, от сердца. Ты меня знаешь, я за кого попало просить не буду.
        - Кто это?
        - Дато Кахетинский…
        - И? Что за Дато такой?
        - Потом всё объясню… просто, пять минут… Давид Георгиевич.
        Он почти умоляет, даже руки домиком складывает. Блин, херня какая-то…
        - Хорошо, - качаю я головой. - Пусть садится в мою машину.
        Блин… нет, её надо проверить сначала…
        - Нет, так нельзя, он пожилой человек… Егор, сядь к нему сам…
        - Хорошо, - помолчав, отвечаю я. - Водитель выходит, в машине остаёмся только он и я. Мои люди стоят рядом.
        Из подъезда выходит Дима Пономарёв, и я делаю ему знак, чтобы он не уходил. В дежурке уже сидит ночная смена, так что бодигарды собираются идти по домам.
        Ферик кивает и возвращается к тачке. Он открывает дверь и передаёт мои условия. Они говорят некоторое время, а потом из машины выходит водитель и отходит в сторону. Ферик делает приглашающий жест. Мои парни встают у дверей тачки. После этого подхожу я и забираюсь на заднее сиденье. Захлопываю дверь.
        - Здравствуйте, Давид Георгиевич, - говорю я и поворачиваюсь к ожидающему меня человеку.
        - Здравствуй, Бро, - усмехается человек, похожий на Мефистофеля, и я вижу в его руке пистолет. - Тише-тише, спокойно…
        Твою дивизию, Ферик…
        18. Кто там? Сто грамм
        Вот тебе бабушка и Юрьев день…
        - Это чего? - киваю я на пушку.
        Выгляжу совершенно спокойно, но сердце заводится, и кровь снова мчит по венам бурлящим горным потоком. Место для того, чтобы лишить меня жизни, прямо скажем не самое удобное. Парни мои уроют его сразу. К тому же, если выстрелит, может и оглохнуть к хренам собачьим. Хотя… что это за пуколка вообще? Я чуть прищуриваюсь.
        Перевожу взгляд с пистолета на его лицо. В машине темно, так что видимость слабая. Ещё и окна затенённые. За бортом светит фонарь, но, как говорится, светит, да не греет.
        Лицом Давид Георгиевич похож на Тото Кутуньо, только волосы короткие, седые и жёсткие, по виду. Зато узко посаженные глаза, чуть горбатый нос и немного капризно обрисованные губы просто один в один.
        - Это дура, сам что ли не видишь? - пожимает плечами Дато Кахетинский.
        - И? - пожимаю я плечами.
        - Что «и»? - хмурится он.
        - И? В смысле И для чего здесь эта дура? Фархад Шарафович меня с вами встретиться уговорил. Так для чего? Чтоб я на вашу дуру посмотрел? Это особый вид эксгибиционизма? Оружейный?
        - Нет, это я хотел тебе науку преподать, - спокойно говорит он.
        Голос у него низкий, хриплый и клокочущий. Мафия, в натуре. А акцент практически не чувствуется.
        - Что же, благодарю за науку. Хоть и странная она, но, всё равно, спасибо. Но я не доктор Фауст, если что, душу за знания продавать не собираюсь. Вы, кстати, видите вот этих троих ребят рядом? Думаю, в случае чего им тоже будет, чему других научить. И дуры, к слову сказать, у них покрупнее вашей.
        - Так вот мой урок, как раз об этом. У них могут быть хоть какие пушки, даже такие огромные, как член у Приапа. Знаешь Приапа?
        - Знаю, я в силу возраста сам почти что Приап.
        - Они могут быть очень резкими кентами, - усмехается вор. - И ты можешь быть, очень серьёзным и умным ребёнком. И можешь, даже почти всё предусмотреть. Можешь заставить выйти моего шoфера, чтобы тебя не увезли, можешь поставить вокруг тачки вооружённых до зубов головорезов, сечёшь? А в последний момент окажется, что тебе в лоб смотрит вот такая маленькая дура. И? И всё, что ты делал и думал, всё что предпринимал, в один миг рухнет, как карточный домик. И вот тебе вывод. Если думаешь, что всё учёл, ты плохой полководец, потому что тебя обязательно отымеют.
        Он вытягивает руку в мою сторону и нажимает на курок…
        Твою дивизию! В минуты опасности время замедляется, практически останавливается. И только пульс, медленно и гулко, как Царь-колокол, отбивает в голове смертельный набат. Бом! Бом! Бом…
        Дато держит пистолет в левой руке. Направляет его на меня и жмёт на спусковой крючок. Мы сидим довольно близко друг к другу и особого пространства для манёвра у меня нет. Спасение лишь в том, чтобы быть быстрее, техничнее и жёстче. Теперь эффект неожиданности на моей стороне, и я использую его по полной.
        Резко, насколько только возможно, я бью снизу по его руке. В моём замедленном фильме она плавно двигается наверх, будто воздушный пузырь, всплывающий из пучины вязкой и мутной воды. По руке я бью левой, а правую выбрасываю вперёд, вернее, налево, доворачивая корпус. Я сижу вполоборота к этому кенту. Бью молниеносно, но такое чувство, что медленно и плавно. Попадаю в грудину. Здесь неудобно. По его телу прокатывается волна и чувак сжимается, будто проваливаясь и всасываясь в место, куда врезается мой кулак.
        Дато морщится, кривится и выпускает пистолет из руки. Но, прежде чем выпасть, с ним, с пистолетом, происходит удивительная штука. Никакого выстрела не происходит, а вместо этого сверху на стволе, вспыхивает огонёк. Маленькое светло-жёлтое пламя.
        Я ловлю падающее оружие и… твою ж дивизию! Это ведь зажигалка… В сумраке машины и в частой смене кадров я даже и не разглядел, что там за пистолетик, что за пикколино… Подношу к глазам, рассматриваю. Добротно сделано, ёлки-палки…
        - Ты чего! - хрипит Дато Кахетинский. - Вообще что ли ох*ел?
        - Давид Георгиевич, - недоумеваю я. - А зачем это надо было делать? Вы мне можете пояснить? Я ведь мог вас и жизни лишить ненароком…
        - Ну ты в натуре резкий кент, - крутит он головой и ощупывает грудную клетку, пытаясь выявить, что сломано, а что нет.
        Щёлк-щёлк, играю я зажигалкой.
        - Классная штуковина, - усмехаюсь я и протягиваю пистолетик его хозяину. - Что же, думаю я вам тоже могу предложить вывод из сегодняшнего практического занятия. Не дёргайте тигра за усы, и тогда он не откусит вам руку. Забавная игрушка. Очень натурально сделано, и вы меня провели, признаюсь. Принял его за настоящий в темноте. Ну что же, на этом наш ансамбль с вами прощается. В связи с изменившейся международной обстановкой нам направо, а вам налево.
        Я протягиваю руку, чтобы открыть дверь.
        - Погоди… - хрипит он. - Не торопись.
        - Это не всё что ли? - поднимаю я брови. - Неужели ещё сюрпризики будут? Я себя будто в цирке чувствую. И хочется же вам всей этой чепухой заниматься…
        - Заткнись, - качает он головой. - Считай, это была проверка на вшивость. Хотел посмотреть, обгадишься ты или нет.
        Я усмехаюсь. Ну, молодец, хорошо, если сам не обгадился.
        - Но разговор не об этом, - продолжает он. - Разговор об одной очень дорогой и красивой штуке. Но сначала скажи, это ты Назара порешил?
        Твою дивизию! Вот уж действительно, что знают двое, то знает свинья. Ещё один охотник за бриллиантами…
        - Нет, - спокойно отвечаю я. - Не я. И кто сказал, что его порешили?
        Не я. Могу хоть на полиграфе подтвердить. Сам он соскользнул, сам. Тем более, что порешить меня хотел как раз он. Я его, конечно, тоже, но какая разница, кто чего хотел. Важно, кто что сделал.
        - А кто, если не ты? Кухарь?
        - Кухарь? - удивлённо переспрашиваю я.
        Вот же бляха-муха, неплохая осведомлённость…
        - Ты жопой-то не крути, - усмехается Дато. - Шутки закончились. С зажигалкой хохма была, а теперь разговор серьёзный пошёл.
        - Окей. Серьёзный значит серьёзный.
        - Так вот, Назар взял у меня лилию и пошёл продавать твоему Кухарю. Ушёл и не вернулся. Где Лилия? Где Назар? Где лавэ? Ты был посредником. Что пошло не так? Рассказывай.
        ЁПРСТ! Вот так бери и рассказывай?
        - Мы слишком недолго знакомы, - пожимаю я плечами, - чтобы обсуждать такие интимные моменты. Вам так не кажется?
        Он отворачивается и какое-то время смотрит прямо перед собой.
        - Послушай сюда, фокусник, - наконец произносить он и снова поворачивает ко мне голову.
        Выглядит он очень и очень серьёзно. Будто от него зависит судьба страны и всего мира. Не от меня, а от него. Даже забавно…
        - Ты, конечно, пацанчик резкий и деловой, - хриплым голосом, будто через силу произносит он, - да только если я захочу, жизнь твоя закончится. Быстро закончится и мучительно.
        - Ой, Давид Георгиевич, - качаю я головой. - Как-то незаметно вы от шуток к угрозам перешли.
        - Давай так, сынок. Ты не будешь нести пургу, а скажешь, всё что знаешь. А дальше посмотрим, что нам делать, исходя из твоего рассказа.
        - А мне рассказать-то особо и нечего, - пожимаю я плечами. - По идее, я и это не должен вам сообщать. Кто вы мне, чтобы я что-то рассказывал? Вы, конечно, человек авторитетный, хоть и шутник, но не авторитетней тех, кто меня крышует. При всём уважении. Но так и быть, поскольку, за вас Ферик просил, но, главным образом, потому что я не при делах, скажу, что знаю. Назар попросил свести с Кухарем. Показал мне цацку. Я договорился с Кухарем, тот назначил встречу. Все пришли, чекист выложил бабки, Назар брошку показать не успел, влетели не то менты, не то чекисты. Я встал на лыжи и всё, дал дёру. А что с этими стало не знаю.
        - Ой… - вздыхает вор. - Темнишь ты, Бро. Пургу гонишь. Не верю я тебе.
        - Ну… - развожу я руками. - Стало быть не верите. Ладно. Мне-то фиолетово, если честно. Будем с этим жить теперь как-то.
        - Так-то оно так, - соглашается он. - Да вот только те, кому я не верю, очень быстро жить заканчивают. Понимаешь, малыш, к чему я веду?
        - Слушайте, неверный вы тон для разговора со мной выбрали. Зажигалочки, угрозы. Не нравится, мне когда незнакомые дяденьки пытаются мне дырку в голове провертеть. Понятно, о чём я? Думаю, нам пора закругляться. Я и так сказал больше, чем следовало. Желаю вам всех благ. Назару привет передавайте. Хотя, лучше не надо. Дрянь человек, надеюсь с ним больше не пересекаться. А малышом меня только Карлсон называть может. Аривидерчи.
        Я дёргаю ручку и открываю дверь. По лицу Давида Георгиевича пробегает волна гнева. Он хватает меня за руку и злобно хрипит:
        - Дохера берёшь на себя, фраерок!
        - Понятно, - киваю я и усмехаюсь.
        - Чего смешного? - рычит он.
        - Повторяетесь.
        - И ещё раз повторюсь, - выдыхает он. - Короче, мне нужна лилия, бабки и информация по Назару. Сделаешь, будешь жить дальше спокойно, никто тебя не тронет, ещё и баблишка подкину, дружбу свою дам. Не сделаешь, всё очень плохо станет и у тебя, и у девчонки твоей. И у дружков твоих. Вкупаешься?
        Вкупаюсь, чего уж там.
        - Я тебя найду через пару дней, - с угрозой в голосе сообщает он.
        Ну, что же, по крайней мере, у меня ещё имеется пара дней.
        - Фархад Шарафович, что за подстава? - хмуро спрашиваю я, когда машина Давида Георгиевича отъезжает.
        - В смысле, подстава? - удивляется тот.
        - В прямом. Он на меня наехал, типа это я Назара завалил.
        - Это как так?
        - Вы мне скажите, вы же его в дом, практически, привели. Зачем?
        - Он просил очень…
        - Да? - удивляюсь я. - Просил и не сказал для чего? Как это?
        - Просто познакомиться хотел. Много слышал о тебе. К тому же на нём сочинские завязаны и Геленджик, тоже, естественно. Нам же там не нужны сложности? Не нужны. А тебе что трудно поговорить несколько минут на благо общего дела? Может, ещё бизнес с ним будем общий иметь.
        - Так, вы меня слышите, вообще? Понимаете, о чём разговор был? Что типа это я Назара мочканул!
        - А это правда ты? - с подозрением уточняет Ферик.
        - Так, всё. Езжайте домой.
        - Егор! Погоди. Дато фигура очень значительная. За ним огромная сила. Он такими сейчас делами ворочает, что лучше его иметь союзником или быть в нейтралитете…
        - Да, - киваю я, - по вашему поведению понял, что значительная. Но вы же тоже не мальчонка на побегушках… Ладно. У меня к вам просьба, Фархад Шарафович. Без согласования со мной ничего больше не предпринимайте.
        - Что? - выпучивает он глаза.
        - А то, что вы, похоже, не соображаете, что творите!
        У него челюсть отвисает, а я поворачиваюсь и иду к себе домой. Зря я на него наорал, конечно. Этот хер и без Ферика бы на меня вышел. Да только Ферик вообще мух не ловит, как Ваня-дурачок. Надо встряхнуть его. Лишь бы только удила не закусил…
        Утром Наташка поднимается в то же время, что и я, но готовить завтрак я её не отпускаю и заставляю делать растяжку вместе с собой. Она стонет, но делает. Старается.
        - Это что, теперь всегда так будет? - хнычет она.
        - Да милая, всегда. Хотя… не знаю… придётся вставать раньше, иначе я буду опаздывать на работу.
        - Почему это? - удивляется она.
        - Потому что это жутко возбуждающее зрелище, - отвечаю я, хватая её в охапку.
        - Что? - шутливо вырывается Наташка. - Нет!!!
        В обеденный перерыв я еду в казино. Ферик оказывается здесь. Выглядит обиженным, но, тем не менее, протягивает мне руку и просит присесть.
        - Послушай, Егор… Я всю ночь думал о вчерашнем… Да, ты прав, я понял… Не сразу, но согласился с твоей точкой зрения. Так что извини меня, что без предварительного согласования и обсуждения привёл к тебе Дато. Действительно, так делать нельзя…
        - Это вы меня извините, Фархад Шарафович, я тоже не спал, думал всю ночь. Нельзя было так разговаривать с вами, простите меня, пожалуйста, это не повторится, я обещаю. Но со своей стороны очень вас прошу больше не допускать подобных незапланированных встреч и относится к нашей безопасности более ответственно.
        Я пересказываю первую часть вчерашнего разговора с Дато Кахетинским, касающуюся пистолета-зажигалки и останавливаюсь на ультимативных требованиях, опуская подробности моей встречи с Назаром и Кухарем. Ещё сообщаю о шакалятах, подстерегавших меня у гостиницы.
        Ферик немного охреневает и в свете рассказанного мною проявляет-таки понимание моей позиции. Он, оставшись за старшего, немного расслабился и почувствовал себя большим начальником, чего Цвет ему никогда не позволял. Так что встряска, надеюсь, пойдёт ему на пользу.
        Переговорив с ним, я звоню Толяну, который сейчас возглавляет наше Геленджикское отделение и даю команду прилететь в Москву. Самому мне пока лететь несподручно. Потом долго вызваниваю Цвета и прошу о том же. Он хоть и неохотно, но соглашается. Нам нужен оперативный план, и я хочу понимать, что точно происходит в Геленджике. Скоро будем перевозить родителей, так что война мне там не нужна, и подвергать близких опасности естественно не хочется.
        Потом приходит Злобин. Мы договаривались об этом заранее. Мест, где можно спокойно поговорить, становится всё меньше. Такое чувство, будто вокруг нас сжимается железное кольцо.
        Я подробно рассказываю о последних событиях.
        - Да мать твою за ногу! - качает он головой. - Сколько ещё существует этих охотников за лилией?
        - Ещё, думаю, Боря Буряце её ищет для Гали, или для себя. А этот Дато, вероятно, связан непосредственно с ограблением, - говорю я. - Народ там жёсткий, похоже. И спускать на тормозах такую хрень точно не будут. Сейчас ещё остаётся некоторая интрига насчёт Лимончика, хоть и небольшая, но есть вероятность, что он как бы сам замутил весь этот беспредел, запутал следы и свалил с розой, то есть с лилией за горизонт. Но если в ближайшее время где-то всплывёт его тело, сами понимаете, все стрелки перескочат на меня. А если этот Дато выйдет на Кухаря, что мы тоже не можем исключать…
        - То Кухарь может попытаться использовать его, как временного союзника, - заканчивает Злобин.
        - Вот именно, - подтверждаю я.
        - Это значит, нам нужно срочно решать вопрос, - улыбается, вернее, гримасничает Де Ниро.
        - А ещё мне пришло в голову, - делюсь я с ним догадкой. - А что, если Марина не Поварёнковская креатура? Он может меня слушать и штатными средствами, на телефонной станции. А Марина, например, работает на этого Давида Георгиевича…
        - Вероятность не слишком велика, - качает головой Злобин, - но есть, конечно. Надо проверить… Давай с тобой проведём маленькую операцию по выявлению агентуры. Например, дадим какую-то дезу и посмотрим, кто на неё клюнет.
        - Да, идея неплохая, только мы можем не понять, чьи это люди, а потом… если слушают оба, то и клюнут оба… Поэтому, предлагаю просто его устранить. Грузина. А за Поварёнком устроить слежку. Нам надо найти его архив.
        - Нет, если заметит, спугнём и всё испортим. А он сейчас очень осторожен, уж слежки-то он точно опасается, понимает ведь, что мы в состоянии это организовать. Сто процентов, проверяет все заявки на разработку в седьмое управление. У него там зам начальника свой. Так что нужно очень и очень аккуратно.
        - А вы можете организовать, минуя седьмое управление? Может… А может, к Чурбанову обратиться? Там же тоже спецы есть нормальные, что скажете?
        - Не уверен… Ты хочешь его посвятить в суть проблемы или думаешь, что он просто так тебе людей даст, бери мол, Егорка, пользуйся? Там вечная нехватка и очереди.
        - Блин…
        - Хоть блин, хоть омлет, - кусает губы Злобин. - Ладно. Давай так. Позвонишь мне сегодня вечером и скажешь…
        - Стойте-стойте-стойте! - перебиваю я. - Я сейчас Торшину позвоню из ГУБХСС и попрошу у него конспиративную квартиру в аренду… Только… вы можете достать глушилку какую-нибудь? Они ведь тоже любят записывать, что ни попадя.
        - Ну… да… Надо там только… ладно, смогу, короче… Хорошо. Ты покупателя сам организуешь?
        - Ну… не знаю пока, сейчас подумаем… Погодите. В общем, сегодня звоню вам и докладываю, что завтра у меня встреча с очень крутым покупателем. Говорю адрес, где проходит встреча. Так?
        - Так, - кивает он.
        - Сообщаю, что оплата будет наличными, - продолжаю я. - Вы скажете, что надо охрану усилить, а я отвечу, что не хочу давать повод Поварёнку для подозрений, потому что он может за мной следить и если засечёт усиленную охрану, обо всём догадается и напустит на меня своих псов.
        - Хорошо, - соглашается Злобин. - А у тебя изделие есть какое-нибудь, чтобы всё правдоподобно было?
        - Да, мне Галя гайку на палец дарила, помните?
        - Перстень? - улыбается он. - Да, хороший, богатый. Подойдёт.
        - Ну, собственно, и всё. Покупатель приходит, а дальше уже ваше дело. Наблюдать и страховать. Может, он решит меня грохнуть там из-за своей лилии. Марина вон уже двоих убила.
        - Может, не она.
        - Может, - пожимаю я плечами. - Я своих парней пару машин привезу на всякий случай, но поставлю в сторонке, чтобы не светить. А вы людей найдёте для наблюдения? Нужны профики, но чтобы не через седьмое, или какое оно у вас там, управление.
        На следующий день в двенадцать часов я захожу в дом номер шесть по Лесной улице на Белорусской. Меня сопровождает Лёха. Алик остаётся в тачке. В подъезде сухо, холодно и неуютно. Будто это Бастилия или ещё что-то такое. Пахнет подвалом. Мы поднимаемся на третий этаж. Открываю своим ключом дверь конспиративной квартиры.
        Здесь всё очень прилично и даже, на удивление, нет запаха застарелого табака. Я прохожу и осматриваюсь. Кухня с простой мебелью. Есть чайник со свистком, чашки, сахар и растворимый кофе.
        В гостиной диван, кресло, журнальный стол и румынская стенка, как у Платоныча. На полу паркет в ёлочку, на стенах недорогие обои в цветочек. Кладу на столик дипломат, открываю крышку и вынимаю коробочку, взятую утром у Злобина. Щёлкаю тумблером. Средство РЭБ.
        Заглядываю в спальню. Там стоит большая явно импортная кровать. Плацдарм для эффективной вербовки. В общем, всё хорошо, жить можно, всё необходимое имеется.
        Раздаётся звонок в дверь. Алексей открывает и впускает «покупателя». Немолодой джентльмен в костюме, лёгком пальто, шляпе и тёмных очках. В руке светло-коричневый портфель из кожзама. Кличка Майор, косит под офицера запаса. Отлично.
        - Кофе будете? - спрашивает нас Лёха.
        Почему бы и нет. Берём чашки и садимся в гостиной. Ну что… Приступим к сделке. Я кладу на стол свой сумасшедший перстень и пачку денег. Подождём минут десять и будем выходить. По одному, как революционеры-подпольщики…
        Будет ли реакция, не знаю. С какой стороны, в какой форме - ничего неизвестно, но мы готовы ко всему…
        Время идёт. Тик-так, тик-так, громко тикают настенные часы на батарейке. Красная секундная стрелка нервными рывками идёт по кругу. Тик-так… Тик-так…
        И вдруг… Резкий и долгий звонок и сразу стук в дверь.
        - Кто там? - спрашивает Алексей.
        Сто грамм, отзывается в голове…
        - Мосгаз! - доносится грубый голос из подъезда…
        19. Готовь ледоруб весной
        - Ну что, Майор, - киваю я покупателю. - Готов потрудиться ради денег?
        - Ради денег, молодой человек, - кивает он. - Исключительно ради денег. Всё ради них, окаянных. Риски, авантюры и волнение в крови. Всё ради презренного металла…
        В дверь снова стучат.
        - Да что вам нужно! - кричит Лёша. - У нас печь электрическая!
        - У вас утечка! - настаивают из-за двери. - Проверка магистрали! Здесь участковый, открывайте немедленно!
        - Откройте, я участковый!
        - Положите деньги в портфель, - говорю я покупателю. - Четверть суммы будет вашей. Когда всё закончится.
        - Треть, - качает он головой. - Никто не говорил, что там милиция.
        - Там неизвестно кто, вообще-то.
        Алексей смотрит в глазок и открывает.
        - Тем более, - замечает покупатель.
        - Четверть, Майор, - успеваю сказать я, и в прихожую вваливается толпа людей.
        Впереди милиционер, интересно, настоящий или нет? За ним агенты Смиты в штатском. Они вбегают в комнату и обступают нас полукольцом.
        - Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, - с улыбкой говорит хмырь из следственного отдела.
        Я его отлично запомнил по предыдущим встречам. Это он приходил в «Пекин» да и в казино тоже. Он достаёт удостоверение.
        - КГБ СССР!
        - Кегебе? - переспрашивает Майор, тот который «покупатель» и, наклонив голову, смотрит на пришельцев поверх очков.
        Получается у него довольно пренебрежительно, поскольку это суровое название он произносит с мягким «е».
        - Мы, товарищи чекисты, - издевательским тоном говорит он, - всецело за советскую власть, а шпиён наверняка живёт этажом выше. Попутали вы. У вас хоть есть что, кроме ваших корочек? Постановление, может быть, или, не приведи Господь, ордерочек? Ведь я это дело так не оставлю. Я, между прочим, кадровый офицер в отставке. Я, к вашему сведению, с Фиделем Кастро в атаку ходил, мировой социализм защищал, и в меня пули летели, пока вы тут в тылу девок портили!
        Занятный типок, есть всё-таки и от Ферика польза, вон какого фармазона колоритного подогнал.
        Нас обыскивают, выворачивают карманы, высыпают всё из портфеля на стол. С моего пальца снимают Галин подарок.
        - Это трудовые резервы! - кричит Майор. - Накопления всей жизни! Беззаконие! Не тридцать седьмой год за окном! Думаете, управу на вас не найду? Верните деньги, палачи и экспроприаторы! Я до министра обороны дойду!
        Его уводят. А меня оставляют.
        - Ну что, - ухмыляется рожа из следственного. - Дошёл до торговли краденным?
        - А можно ваше удостоверение, - прошу я.
        Он достаёт из кармана и, раскрыв на пару секунд, показывает мне.
        - Капитан Сурайкин, - успеваю прочитать я. - Товарищ капитан, что же вы творите-то?
        - Где остальные изделия храните? - спрашивает он. - Давайте ребята начинайте разносить эту хату по щепочке, по винтику.
        - Ох, погодите, так же и до греха недалеко, - качаю я головой. - Не начинайте пока, я показать хочу кое-что.
        - А это что такое? - спрашивает один из агентов Смитов, рассматривая Злобинскую коробочку.
        - Глушилка, - отвечаю я, и щёлкаю тумблером, отключая. - Наверное, встречались с такими. Идите за мной. Товарищ Сурайкин, идите, пожалуйста. Я вам сам добровольно тайник сдам.
        Я захожу в спальню, подхожу к дальней стене, где оборудована кладовая и открываю дверку. За ней оказывается несколько магнитофонов с медленно крутящимися катушками.
        - Капитан следственного отдела КГБ Сурайкин, - чётко говорю я, - ворвался со своими подчинёнными во время проведения операции с подозреваемым. Капитан Сурайкин грубо нарушил процессуальный…
        - Да заткнись ты! - перебивает он, лихорадочно соображая, что сказать. - Мы… У нас он… этот… фигурант в разработке!
        - Сурайкин, облажался ты, - констатирую я. - Это же ведомственная квартира. Что ты творишь? Профессионал сраный. Это кто тебя, Кухарчук заставил закон нарушить? Ты представляешь, вообще, какой сейчас скандал будет? Да я лично Чурбанову доложу!
        - А ты-то здесь каким боком? - злится он.
        - Тебя не касается! Я служу Советскому Союзу, а ты с твоим начальником майором Кухарчуком, занимаешься незаконной деятельностью. Вещдок верни. Я уверен, что вот об этой твоей операции руководство не проинформировано. Полгода работы коту под хвост! Вредители. Думаю, об этом и генсеку будет доложено.
        В прихожей хлопает дверь и раздаются шаги.
        - Это что такое! - раздаётся гневный рёв. - Вы кто такие? Как сюда попали? Лейтенант, ко мне! Документы!
        Мы выходим из спальни.
        - Е**ть-копать! - громыхает майор Торшин. - Вы чего здесь делаете? Почему посторонние на объекте, Брагин? Где фигурант?
        - Вот, - говорю я. - Капитан Сурайкин из следственного отдела КГБ, ворвался и сорвал операцию.
        За Торшиным стоят четверо таких же квадратных Смитов, как и за Сурайкиным. А ещё Лёха, едва сдерживающий ухмылку. Я делаю свирепое лицо и он отворачивается.
        - Лейтенант! - звереет Дольф Лундгрен, глядя на участкового. - Докладывай! Я сколько ждать буду?
        - Это наш сотрудник… - вступает Сурайкин.
        - Что? - ревёт Дольф. - Да я вас под суд!
        - Под особую комиссию, - вступаю я. - Они у фигуранта средства изъяли, а самого его увели.
        - Товарищ майор, - делает кислую рожу чекист. - Он внизу, в машине, а деньги вот они, здесь. Можно вас на одну минуточку? Тет-а-тет…
        Они уходят на кухню.
        - Это за полгода напряжённой работы? - доносится возмущённый крик Дольфа, а потом приглушённый уговаривающий голос Сурайкина.
        - Пираты!!! - громыхает Торшин, превращаясь из Дольфа в Громозеку.
        Наконец, всё заканчивается. Деньги и перстень возвращаются ко мне. Майора тоже выпускают, но сюда, ясное дело он не возвращается. Все расходятся.
        - Василий Альбертович, можно мне копию записи будет? - улыбаюсь я Дольфу, отдавая две тысячи за прекрасно проведённое шоу.
        Сколько ему пообещал Сурайкин, я не знаю, но, наверное, не меньше. Закончив здесь, я еду в казино на совещание со Злобиным. Пока дожидаюсь его, отдаю Ферику деньги для его Майора.
        - Ну как? - спрашивает он. - Помог тебе мой фармазонщик?
        - Фархад Шарафович, огромное спасибо, помог, ещё как помог. Отличный дядя, колоритный и артистичный.
        - Старая школа, - удовлетворённо хлопает меня по спине Ферик.
        Приходит Злобин и получает от меня подробный отчёт. В свою очередь он говорит мне, что никто больше к этому адресу интереса не проявлял. Его людьми было нашпиговано всё в округе, но ничего подозрительного не обнаружено.
        В районе дома, где проходила сегодняшняя встреча, блатных не было, ментов, кроме тех, кто участвовал в постановке, тоже не было. Стало быть, с очень большой долей вероятности выходит, что Марина реально работает на Кухаря.
        Впрочем, никакая Марина Наймушина в «конторе» не трудоустроена, что, собственно, совсем не удивительно. Остаётся понять, является ли она сотрудником, но под другим именем, либо работает на Поварёнка неофициально…
        Посовещавшись со Злобиным и наметив шаги на ближайшее время, я еду домой.
        - Наташ, привет, - кричу с порога.
        Бляха… опять эта кикимора здесь… Посреди прихожей валяются её туфли.
        - Привет, - улыбается Наташка, выходя из комнаты. - А у меня здесь Маришка в гостях.
        - Маришка, - хмурюсь я, - а ты работаешь хоть иногда? Похоже, надо на тебя в местком капнуть, пусть проверят на предмет соблюдения трудовой дисциплины.
        - А сам-то, - смеётся она. - Как ни зайду и ты тут как тут. Следишь за мной что ли? Я за сервизом вообще-то. Поможешь дотащить?
        - Так давай я парней попрошу, они довезут, - предлагаю я. - Скажи только точно, куда.
        - Ага, дождёшься парней твоих. Сама повезу.
        - Ну, как знаешь, - пожимаю я плечами. - Девочки, вы извините, у меня конфиденциальный разговор по работе. Я закроюсь здесь, ладно? Идите, кофе попейте.
        Я беру телефон, выпроваживаю девиц и закрываю дверь. Снимаю трубку и звоню Злобину.
        - Леонид Юрьевич, здравствуйте, есть минутка? Хочу вам рассказать кое-что.
        Я снова пересказываю ему события, произошедшие на конспиративной квартире, но на этот раз версия специально подредактирована для Поварёнка.
        - Совершенно непонятная история. Я не возьму в толк, как они там оказались. Что-то я боюсь, Кухарь за мной слежку поставил. Этот капитан Сурайкин сказал, что давно за этим фармазоном наблюдает, но это странно, если честно. Где КГБ и где скупщик краденного? Верно?
        - Да, довольно странно, ты прав, попробую что-то выяснить. Сурайкин, говоришь? Ну я ему устою клистир с патефонными иголками!
        - Главное, он же ментовскую операцию сорвал. Мы там действительно всё очень долго выстраивали. Он, похоже, чужой труд вообще не ценит, а труд агента тем более.
        - Ты особо не трынди, что ты агент.
        - Да я ж вам только. Или Сурайкин этот с преступниками связан. А может, и Кухарчук. В общем нужно брать их в оборот. Думаю, сейчас им неслабо прилетит. Торшин жаловаться будет, сто процентов.
        - Да и правильно. Я тоже рапорт кину за то что он своих дебилов мне на конспиративную квартиру посылал. Хотел бы я посмотреть в рамках какого дела это всё проходит. Сто процентов он хернёй страдает, отсебятиной занимается. Но ничего, у меня всё запротоколировано. Напихают ему полную жопу огурцов, побегает тогда. Долб**б. И Кухарь не лучше. Тупой мудак.
        - Я думал, вы про него и говорите, и это ещё мягко сказано, - соглашаюсь я со смехом.
        - Он так и думает, что лилия у тебя?
        - Наверное, - отвечаю я. - В последнее время на эту тему разговоров не было.
        Пусть считает, что Злобин не при делах, это сохранит нам простор для манёвра. В общем, запудриваем мозги Кухарю, поломай голову немного и побегай, посуетись. Цель этого разговора одна, показать, что мы не знаем о том, что он нас слушает.
        - Наташ, ушла гостья твоя? - кричу я, закончив разговор.
        - Да, улыбается она.
        - Это хорошо. Сегодня у нас первое занятие по английскому. Сразу после работы поедем. Ну, и на тренировки будем ездить. Два раза в неделю. Это у нас там, на базе. Путь неблизкий, но для самурая важен не результат, а именно путь. Ты слышала об этом?
        - О, мой прекрасный самурай, а ты что ещё на работу пойдёшь?
        - Конечно, милая. Я же работник с высокой ответственностью. Пойду, смотаюсь ненадолго. У меня начальница строгая. Если что не так, зацелует насмерть.
        - Егор! Ну!
        - Ладно-ладно, шучу. Она теперь от меня, как от огня шарахается.
        Вообще-то, нет, не шарахается.
        - Брагин! - сердится она. - Я уже заколебалась, ты понимаешь? Заколебалась, что тебя никогда на месте нет. Ты, наверное, опять смотром строя и песни занимался?
        - Строевая подготовка важнейшая основа дисциплины и…
        - Прекрати! - прерывает она меня. - Демагог. У нас поездка в Свердловск готова?
        - Практически.
        - Когда надо ехать?
        - Через два дня.
        - А ты мне когда, в день отъезда сказать намеривался? - сердится она.
        - А мы с тобой не едем, - пожимаю я плечами.
        - Как это не едем? - округляет она глаза. - С чего это?
        - Во-первых, там царя убили, а, во-вторых, у Ельцина аура плохая.
        - Ты издеваешься? Ты-то не царь, так что тебе ничего не угрожает, я прослежу. А Ельцин, как раз, окажет огромную помощь.
        - Нет, мы везде не можем сами поспеть. У нас Узбекистан на очереди, а в Екат едет Скачков, Анатоль и Яна Авдеева. Справятся. Толик уже вполне может работать самостоятельно.
        - Я не поняла, с каких это щей ты вдруг сам такие вопросы решать начал?
        - Ир, да что тут решать? Во-первых, мы обсудили с коллективом, никто не возражал. А, во-вторых…
        - А, во-вторых, много на себя берёте, товарищ Брагин. В Свердловск поедем мы с тобой.
        - Ира, я не поеду. Я поеду в Узбекистан в ближайшее время. Или ты хочешь, чтобы я вообще из самолёта не вылезал? К тому же, через несколько дней у нас новоселье. Ты приглашена, если помнишь. Будут лучшие люди города…
        - Ты с ума сошёл? Для тебя новоселье важнее работы? А кого распинать будут, тебя? Если мы всё завалим! Суслов к тебе придёт?
        Сказав про Суслова, она осекается, потому как, он действительно, скорее ко мне приходил, чем к ней.
        - С Сусловым договоримся, - усмехаюсь я.
        - Егор! - выглядывает из кабинета Яна. - Тебя к телефону! Подойдёшь?
        - Да, иду, - отвечаю я. - Ира, я пошёл. Видишь, к телефону зовут.
        - Заказывай билеты, я не шучу!
        - Билеты есть уже, - кричу я убегая в свой кабинет.
        - Кто? - спрашиваю я у Яны.
        - Майор Кухарчук из госбезопасности.
        Твою дивизию. Уже получил донесение, что его долб**бом назвали?
        - Слушаю, Пётр Николаевич, - говорю я в трубку.
        - Брагин, думал я про тебя забыл? Предмет у тебя?
        - Какой предмет, товарищ майор?
        - Тот, о котором мы так долго говорили, - повышает он голос. - Ты подготовил или нет?
        - А я вам разве уже позвонил? Нет? Ну, значит не готов пока. Я ведь сказал, нужно несколько дней. Вы мне по пять раз на дню напоминалочки слать будете? Сначала ваш долб**б Сурайкин. Теперь сами звоните. Прости, Яна, за крепкое словцо.
        - Так, Брагин… Лучше меня не зли, понял? Я ведь тебе всё чётко расписал, ты помнишь?
        - Пётр Николаевич, мы с вами договорились на несколько дней. Так что ждите. А про Сурайкина я чистую правду сказал, не понимаю, как вы такого кретина на работе держите. Он ведь даже не пробил квартиру, прежде чем ломиться. Хорошо, что вы не такой.
        - Брагин!
        - Извините, меня к первому секретарю вызывают. Я позвоню, не беспокойтесь.
        Вешаю трубку.
        - Он что, правда из госбезопасности? - удивляется Яна.
        - Правда, а что, - усмехаюсь я. - Мы-то с тобой из ЦК, а это намного круче, Ян. Ты чемодан собрала уже?
        - Ага, - улыбается она.
        - Оторвитесь там с Анатолем, - говорю я со знанием дела. - Он уже человек опытный, держись к нему поближе.
        - И куда мы едем? - спрашивает Наташка, усаживаясь ко мне в машину.
        - На проспект Вернадского, в сторону универа. Ты тетрадки взяла? Мы едем к крутому преподу. Он из школы КГБ. Надеюсь, будет нас с тобой гипнотизировать и учить под гипнозом.
        - Что, правда? - удивляется Наташка.
        - Не знаю, я просто надеюсь на что-то подобное. А что, по-моему, круто, лёг, провалился в сон, а когда проснулся, шпрехаешь, как носитель языка.
        - Ерунда, так не бывает, - усмехается она. - Придётся головой поработать и задницей.
        - Это как? - подозрительно щурюсь я. - Задницей работать не хотелось бы.
        - Балбес, - хохочет Наташка. - Это так, что зад надо к стулу прижать и сидеть часами за столом. Учить, учить и ещё раз учить. А в гипноз только лентяи верят.
        - Значит, я лентяй.
        - Нельзя про себя плохо говорить, - назидательно замечает она.
        - Почему это?
        - Есть такая американская… психолог Вирджиния Сатир, не слышал?
        - Нет, но от фамилии веет хмелем и похотью.
        - Что? Не-е-е-т! Она очень интересная женщина. Свободная и бесстрашная. Она выступила с такой идеей, которую многие восприняли, как провокацию. Но идея очень интересная.
        - Это идея всеобщего обнажения? Типа, человек должен быть голым и свободным?
        - Это идея такая, что прежде, чем что-то делать, кому-то помогать, кого-то любить, нужно сначала полюбить самого себя.
        Что? Уже сейчас? Эта идея уже известна? Боже, спаси нас и сохрани…
        - Как тебе такая мысль? - спрашивает Наташка. - Правда, на первый взгляд кажется немного дикой?
        - Да, кажется, - соглашаюсь я. - Только не дикой, а ущербной она мне кажется.
        - Почему это? - удивляется Наташка.
        - Потому что надо ближнего возлюбить, а не самого себя. Понимаешь? Это верующие говорят, а коммунисты-атеисты им вторят, общественные интересы, говорят они, выше личных. Жить надо ради людей, а не из-за любви к самому себе.
        - Это совсем другое, Егор! Ну, ты что! На самом деле, ты не представляешь, насколько это трудно!
        - Что? Полюбить себя трудно? Это точно. Надо же не как попало, надо качественно полюбить, правда? Идея сногсшибательная. Думаю, попав в благодатную почву, она взойдёт и расцветёт. Что самое смешное, человеку, который в принципе только себя и любит, по большому счёту, и которому нужно всю жизнь бороться с собой, чтобы полюбить хотя бы самых ближних, а не себя, говорят, мол твоя беда, что ты себя не любишь. Это главное. Займись главным. И вот, он всё бросает и начинает любить себя изо всех сил. Представляю, во что это выльется лет через сорок. Общество самовлюблённых людей, которым на остальных просто наплевать. Как её зовут, Сатир? Надо поехать в Америку и зарубить ледорубом.
        - Ты, Егор, как дед старый рассуждаешь, - качает головой Наташка. - Я попрошу Маришку и она тебе всё как следует объяснит.
        - Маришка? Вот откуда ветер дует… Её, значит, тоже ледорубом, тем более и в Америку ехать не придётся.
        - Не дует, просто она очень развитая, образованная, независимая и свободная.
        - Понятно… Хорошо, что ты не такая. На ней бы я точно никогда не женился, даже если бы мне тысячу баранов давали.
        - Ну, Егор…
        Знакомство с преподом оставляет очень хорошее впечатление. Интеллигентный, умный, образованный человек, знающий кучу акцентов, говоров и каких-то там диалектов. Учит нелегалов, чтобы они не спалились на заданиях.
        - Заниматься придётся много, - обнадёживает он. - Если вы, конечно, хотите хороший результат получить.
        - Хотим, конечно, как не хотеть.
        Когда возвращаемся домой, звонит Ферик и просит заехать в казино.
        - Ты же Женю Старого из Сочей знаешь? Ты с ним в Геленджике встречался несколько раз.
        - Да, знаю, - подтверждаю я, припоминая Старичка-Лесовичка из Гелика. - Что с ним?
        - Он просит, чтобы ты с ним встретился.
        - Он действительно просит, или вы так передаёте? - с подозрением спрашиваю я.
        - Просит, Егор, просит. Он здесь сейчас. Можешь полчасика уделить? Он нормальный… ну, сам знаешь кто…
        Вор, ясно кто.
        - Хорошо, Фархад Шарафович, ради вас я с кем угодно встречусь, - отвечаю я.
        - Спасибо, дорогой. Сможешь сегодня подъехать?
        - В течение получаса буду.
        - Отлично, я скажу, чтобы он никуда не уходил.
        Мы подъезжаем к гостинице и паркуемся на площадке для «членовозов». Выходим из машины и идём к крыльцу. За нами раздаются торопливые шаги. Пацаны резко оборачиваются и тянутся к оружию.
        - Э, слышь, Бро…
        Твою же дивизию! Это уже кончится когда-нибудь или нет? Перед людьми неудобно, в конце концов…
        Позади нас стоит вчерашний шакалёнок, которого мы возили на Ярмарку. Вот же неугомонный. Успокоиться не может никак.
        - Не-не, кореша, я нет… нормально всё… - мотает он головой.
        Он поднимает руки, демонстрируя что ничего дурного не планирует. Сегодня он один и с чистым сердцем.
        - Я это, чисто сказать хотел. Сначала типа простите, за вчерашнее, я просто не в курсах был. В общем, зла не держу и вы, братаны, тоже не держите, еслив чё…
        Ага, так и говорит, еслив…
        - А ещё, Бро, в натуре, попросить хочу. Чисто от сердца.
        - Ну, проси, - киваю я.
        - О, нормально, благодарю, чё. Просьба короче имеется…
        20. Тревожные вести с полей
        - Короче… Я там от Иглы привет передал… Я-то не знал, что вы за кенты, сказал там, как он велел и всё. Но это ж не от себя, чисто звуковое письмо.
        Он покачивается и переминается с ноги на ногу. Человечек на шарнирах.
        - Ладно, - пожимаю я плечами. - Тебя за твоё письмо и не наказывал никто. Просто ты с корешами своими больно дерзко повёл себя вот тебя и поучили малость. Правилам поведения.
        - Ну, да-да, - улыбается он и несколько раз глубоко кивает.
        Улыбка… как бы сказать, нагловато-виноватая. Виновато-нагловатая. Всё ты знал, фраерок, иначе как бы ты меня нашёл, случайно что ли?
        - Так типа замнём, братан, или чё?
        - Я тебе вчера ещё всё сказал, замнём так замнём. Похеру. Это и есть просьба что ли? Ты думаешь, я тебе мстить буду или что?
        - Не, Бро, в натуре, если зла не держишь, помоги чисто. Ты пацан молодой да удалой, нах. Ну а чё, и я ведь молодой. Мы с тобой на одной волне, в натуре. Другальков моих ты тоже видал. Пацанчики все чёткие, по жизни кое-что умеют. Я щипач, к примеру, фартовый. Мы ж приехали с Геленджика, тут ещё не знаем никого, чалимся у одного там доходяги. Ну а чё нам делать-то? Дай нам дело, возьми в стаю, в натуре, и мы отработаем. Заплатим, нах, добром за добро. Чё? Бля буду, если вру.
        В доказательство сказанному он с эффектным щелчком подцепляет ногтем большого пальца верхний зуб и резко проводит этим же пальцем по горлу.
        - Как тебя… - хмурюсь я, - Сеня Кабарда?
        - Так и есть, - разводит он руки с видом типа вот он я, весь перед вами.
        Пижонистый щегол, но что-то в нём есть, конечно.
        - И кто за тебя сказать может, кроме Иглы?
        - Да меня все знают.
        - Женя Старый знает?
        - Надо спросить, - пожимает он плечами. - Меня, говорю, все знают.
        - Ну, а Сева Пятигорский тебе кто?
        - Игла что ли?
        - Да, - киваю я. - Он тебя присылает с неуважительными словами, а ты просишься на работу. Что-то не складывается два плюс два.
        - В натуре, - смеётся он, - не складывается. Но тут такая херота… Короче, хочу в Москве задержаться. Всё, я дело сделал, чё надо было сказал. Больше ничего Игле не должен. Ну так чё, поможешь?
        - Так я не блатной, куда тебя, барменом что ли взять? - пожимаю я плечами. - Но ты всех посетителей ощиплешь.
        - Да ладно, ну чё ты, - лыбится он. - Давай, возьми куда-нибудь.
        - А в Гелике тебе чем не живётся? - интересуюсь я.
        - Да чё там делать, деревня. Здесь столица, в натуре.
        - Летом столица - это Сочи, нет? Все бабки туда текут.
        - Ну… так-то да, - пожимает он плечами. - Но не Москва же.
        - Ладно. Тебе с Цветом надо переговорить. Он может пристроить.
        - Да говорю же, я в здесь хочу, Бро, в натуре.
        - Цвет и там и тут рулит, не знаешь что ли? Ладно, перетри с Фериком Ферганским, могу его попросить, чтобы он тебя направил к кому-нибудь.
        - Главное, чтоб не по наркоте. А так, я готов. А как я Ферика твоего найду? Он кент козырный, к нему так просто не подвалишь.
        Я даю ему номер казино и говорю, когда позвонить.
        - Слышь, это, Бро… ты смотри повнимательнее…
        - Чего?
        - Ну, я Игле-то передал твой ответ, - хмыкает он. - Так тот закусил походу.
        - Ладно…
        - Он карманник, я правильно поняла? - удивляется Наташка, когда мы заходим в гостиницу.
        - Да, сказал, что щипач, - киваю я.
        - Думаешь… Думаешь, из него можно ещё человека сделать?
        - Сложный вопрос. Наверное, из каждого можно попытаться человека сделать. Он, видишь, с наркотиками связываться не хочет, какие-то представления имеет. Скажу про него Ферику, пусть решает, он воспитатель тот ещё… Пусть республику ШКИД устроит для молодых дарований.
        - Хм… представляешь, как было бы здорово таких вот…
        Она замолкает, не договаривает, боясь показаться смешной и идеалистичной. Я притягиваю её к себе и целую в висок. Мы выходим из лифта и двигаем в казино.
        - Лидия! - улыбаюсь я сразу сталкиваясь с Лидой. - Как всегда энергична и привлекательна. Как жизнь?
        - Отлично, - широко улыбается она. - Народу сегодня смотри сколько. Всем зарплату резко выдали что ли?
        - Фишками?
        - Ага, - смеётся она.
        - Выдай нам тоже фишек, - прошу я. - Рубликов на двести.
        - Зачем? - удивляется Наташка. - Ты же не играешь.
        - А я и не буду. Хочу, чтобы ты поиграла.
        - Я? - удивляется она. - Я не умею.
        - Тебя Лида научит. Ставь на чёрное или…
        - Белое? - со смехом спрашивает Наташка.
        - Это вряд ли. На красное. Иди, выиграй нам деньжат, а я пока поговорю со своими уголовничками. А потом домой поедем. Лида приносит фишки и ведёт Наташку к столу с рулеткой. Та оглядывается на меня по дороге, и я показываю ей большой палец. Жги, детка. Хочу, чтоб она повеселилась, пока я тут буду вести скучные разговоры.
        Ферик меня уже заметил и стоит, дожидаясь, когда же я подойду. Мы обнимаемся. Я рассказываю ему про Сеню Кабарду. Он про такого естественно никогда не слышал и вообще очень скептически относится к идее куда-нибудь его пристроить. Тем более, история мутная.
        - Привёз послание от Иглы, а теперь хочет внедриться? Надо его подальше держать, и на пушечный выстрел не подпускать.
        Может, он и прав, конечно, просто что-то такое в этом парняге меня зацепило… не знаю, не могу сказать пока…
        - Чего хочет Женя Старый? - спрашиваю я. - Что такого, чего он не мог бы обсудить с вами? Зачем ему я?
        - Не знаю, - пожимает плечами Ферик.
        - Надеюсь, он не за Лимончика спрашивать приехал? Не говорил он вам, Фархад Шарафович?
        - Сам у него спроси. Правда, не знаю. Не буду же я его допрашивать. Вон он сидит, видишь, на нас смотрит…
        Я поворачиваюсь туда, куда показывает Ферик. Старичок-лесовичок внимательно смотрит в нашу сторону. Поймав его взгляд, я киваю.
        - Ну, ладно, пойду пообщаюсь.
        - Давай, - кивает Ферик.
        Я подхожу к столику и присаживаюсь.
        - Привет, - подмигиваю я, - господин хороший. Рад видеть в столице.
        - Здорово, коли не шутишь, - усмехается он и протягивает руку.
        - Начало неплохое, - улыбаюсь я. - У тебя всё есть? Может, ещё выпить чего или закусочку?
        Я подзываю бармена.
        - Да нормально всё, не надо ничего, - машет головой Женя Старый.
        - Принеси, пожалуйста, графинчик финской и икорочку, - командую я бармену. - Всё, что этот господин закажет - за мой счёт.
        Бармен, кивнув, исчезает.
        - Будь моим гостем, - говорю я. - Здесь тебя всегда ждут с распростёртыми объятиями.
        - А если я сейчас тебе херню какую скажу? - хитро улыбается вор.
        - Не волнуйся, говори, что хочешь, у нас тут свобода слова, это тоже бесплатно. Если и включат в счёт, платить всё равно мне.
        Он лукаво смеётся. Дедушка, блин, Ленин.
        Бармен приносит заказ и стакан воды для меня.
        - Извини, я спортсмен, ты же знаешь, - отвечаю я на удивлённый взгляд своего гостя. - Пью только жидкости, не содержащие спирта.
        Выпиваем. Каждый своё.
        - Хорошая, - крякает он и закидывает ложку икры в рот. - А-а-а… Красиво живёшь, Бро.
        - Что меня отличает от многих? - хмыкаю я. - То, что я всем предлагаю жить красиво.
        - Да? - продолжает улыбаться он, а глаза становятся серьёзными. - А мне вот кажется, наоборот. Чем всем хуже, тем тебе лучше.
        - Во как, - качаю я головой. - С чего вдруг такие мысли революционные?
        - Да, какие уж тут мысли. Не мысли, а наблюдения. Как только твой Цвет появился, сразу началось. Пацанов выдавливает, притягивает своих. Наших коммерсантов доит, всех налогами обкладывает.
        - Налоги вещь полезная, - пожимаю я плечами.
        - Катраны, опять же, под себя подгрёб
        - Катраны не ваши, а Джемала, во-первых, а, во-вторых, что ты от меня-то хочешь?
        - Чтобы ты урезонил его, - отвечает Старый, опрокинув ещё рюмочку.
        - Я ему не начальник, - пожимаю я плечами. - Это раз. Работай с ним и будет тебе счастье. Это два. Насколько я понимаю, он всем предлагает работать вместе. Что, гордость не позволяет?
        - А причём здесь? - показывает зубы лесовичок. - Бабок-то больше не становится, откуда ж тогда счастью взяться? Я бы может с вами и начал мутить, если бы заработки в гору шли.
        - Пойдут, не переживай. Москва не за один год отстроилась, правда? Сейчас сезон начнётся, и ты Геленджик вообще не узнаешь. Я так скажу, сотрудничай с Цветом и мир для тебя засияет новыми красками. Или держись за вчерашний день, тусуйся с Иглой, Лазарем и остальными тенями прошлого и будь готов уйти со сцены в ближайшее время. Говорю по чесноку, прямо и открыто. Как бы ничего личного, но, с другой стороны, сразу заметил, что ты человек нормальный, умный и прагматичный.
        - Эк завернул, - скалится лесовичок. - Только я так отвечу. Я лично войну не хочу. В натуре, не хочу. От войны ущерб только, но воры под Цвета не лягут. Так что, если он на уступки не пойдёт будет война. И тогда воевать всем придётся, и тебе, и мне. И ляжем мы с тобой точно по разные стороны межи, потому что Цвет станет вне закона, и с ним на одной стороне будет в падлу оказаться. Так что думай. Если воры в бутылку полезут, пользы для всех кропалёк будет. Хер да маненько. Сечёшь? Сочи место хорошее, хлебное, а станет как выжженая пустыня. Малая земля, в натуре.
        - А Игла решительно настроен? Он мне тут привет прислал. Знаешь такого Сеню Кабарду?
        - Слышал что-то, да лично не знаком. Игла от злобы душится. Ты ничего ему не отвечай лучше, а то он и так едва держится, того и гляди, крыша потечёт. Ему мысль покоя не даёт, что Цвет деда Назара завалил. Он же с ним вась-вась был, планы строил, а тут облом нарисовался.
        - А ты ему не сказал, что в Москву едешь? - прищуриваюсь я.
        - А я ему не докладываюсь, - пожимает Старый плечами. - Он мне кто, отец что ли? Ладно… благодарю за хлеб-соль, да только идти надо.
        Он поднимается, подходит к Ферику, прощается и отчаливает.
        - Чего хотел? - спрашивает Фархад Шарафович, когда лесовичок уходит. - Пошли туда, в уголок.
        - На Цветика нашего жаловался, - качаю я головой. - Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик. Притесняет, говорит, воры ропщут, не хотят над собой Батыя иметь. Войной грозят.
        - Ну, это как раз понятно, - замечает Матчанов. - Мне он, кстати, то же самое пел. Но мы знали, что так и будет. Я только в толк не возьму, зачем Игла с посланием Кабарду посылал, если через день сюда Женя Старый поехал…
        - Левая рука не знает, что творит правая, - говорю я. - Или у Старого своя игра… Как, кстати, у Айгюль дела? Давно не видел.
        - В Ташкент улетела… - задумчиво отвечает он. - Беспокоюсь за неё…
        - Опять в Афган что ли?
        Он не отвечает, ну а я и не выпытываю. Подходит довольная Наташка.
        - Егор, смотри, я пятьсот рублей выиграла! - радостно восклицает она. - Это чистыми, после выплаты двух сотен Лиде.
        - Ого! - всплёскивает руками Ферик. - Да ты богачка! Новичкам везёт, ты знала?
        Изображает добряка, но сам на неё смотрит волком. Ещё бы, не дала его планам сбыться в отношении моей женитьбы на Айгуль.
        - Ну, и куда мы с тобой пойдём? - весело спрашиваю я. - Первый выигрыш нужно обязательно прокутить.
        - У кого выигрыш? - раздаётся бодрый и жизнерадостный голос.
        Мы оборачиваемся:
        - Галя!
        - А мы вот с Борей решили заехать перед ужином. Вы где ужинаете? Не знаете? А я знаю, сегодня вы ужинаете с нами в «Доме кино». Там Лёня Филатов будет стихи читать.
        - О! - качает головой Наташка. - Филатов! Мне он нравится.
        - Проклятый Франко, если бы не он… - произношу я всплывающую из памяти фразу.
        Да, Филатова я и сам с удовольствием послушаю.
        - Вот, видишь, - улыбается Галина Леонидовна. - Невеста твоя хочет Филатова.
        - Нет! - смеётся невеста. - Не Филатова хочу, а стихи его. Он талантливый. У нас у соседки запись есть магнитофонная с его выступлением. Он просто молодчина. Я слушала, стихи отличные просто.
        - А когда это ты у соседки была? - прищуриваюсь я.
        - Давно уже, - машет она рукой. - Вскоре после того, как ты у неё побывал.
        Во, как…
        - А ты мне не говорила, что ходила к ней.
        - Ты мне тоже не говорил.
        - А-ха-ха! - смеётся Галина, - застукали тебя, Егорка, когда ты к соседке ходил. Хорошо, что Наталья у тебя неревнивая. Да, Наташ?
        - Точно, - соглашается та и тоже смеётся.
        Ну что же смех, лучше, чем слёзы, как ни крути…
        Пока мы болтаем да балагурим, Боря играет на рулетке. Я с него ещё за Шуста не спросил вообще-то… Надо время для разговора выбрать…
        Вскоре он возвращается, злой и пустой, проигравшийся в пух и прах.
        - А вот Наташе сегодня фартит, - сообщает ему Галина. - Целых пятьсот рублей выиграла.
        Борю это не радует, а только злит, и он ничего не отвечает. Мы отправляемся ужинать и слушать стихи и эпиграммы. Настроение отличное и да:
        Душою ощущая ход времён,
        Забитая испанская крестьянка,
        Сказала мне по-русски: 'О, Таганка!
        Проклятый Франко, если бы не он…'
        Звезда стриптиза, рыжая Эдит,
        Сказала, деловито сняв рейтузы:
        'Ты знаешь, Женя, наши профсоюзы
        Считают, что Таганка победит!..'
        Классический Филатов, ещё не написавший Федота, но после позапрошлогоднего «Экипажа» ставший чуть ли не главным секс-символом советского экрана. Талантливый, немного желчный и страшно обаятельный. Харизма так и прёт.
        - Нравится? - спрашиваю я у Наташки, наклоняясь к уху.
        - Да, - улыбается она. - Молодец, правда?
        - Как ты думаешь, он сумел полюбить себя? - подначиваю её я.
        - Что? - чуть подвисает она, глядя мне в глаза. - Ой… Да ну тебя, Егор! Он, как раз, может и сумел. Актёрской профессии такое не чуждо, мне кажется.
        - Да? - удивлённо тяну я.
        - Да, - пожимает она плечами. - А что тебя удивляет?
        - То, что в твоей оценке чувствуется негативное отношение к этому явлению. К умению сначала полюбить самого себя.
        - Я подумала, что ты наверное прав, - пожимает она плечами, - и эта американка Вирджиния Сатир действительно придумала какую-то чушь.
        - Правда? - улыбаюсь я.
        - Может, правда, а может и неправда, - подмигивает Наташка. - Только смотри, если я буду во всём с тобой соглашаться и всегда признавать твою правоту ты не заскучаешь?
        - Не надо во всём, - милостиво разрешаю я. - Соглашайся только когда действительно согласна.
        - Масло масляное, - смеётся она.
        Вечер получается очень приятным. Вокруг Галины, как обычно, собирается большое количество народу. Артисты, писатели и просто любящие красоту люди. Красоту жизни, конечно же.
        В самый разгар вечера откуда ни возьмись появляются мексиканские гитаристы в роскошных сомбреро и поют «Кукарачу», что-то ещё и даже «Мама ё керо», хотя она вроде исполняется на португальском языке. Да какая разница! Разгорячённая публика подпевает и даже танцует. Пара танцев, не больше. Наташка, пока я любезничаю с Галей, вдруг оказывается в объятиях талантливого артиста и поэта Филатова.
        Ничего криминального, просто танец. Но она страшно смущается и всё время посматривает на меня, словно опасаясь, что я превращусь в Зевса и пошлю на голову Леонида громы и молнии. Он что-то ей говорит, но она только головой мотает, правда улыбается. Он целует ей руку и она выпархивает, как испуганная бабочка.
        - Ну, теперь будет, что детям рассказать, да? - смеюсь я.
        - Ах, какой мужчина, - пытается она дразнить меня, но я вижу, что самой ей такие шутки не доставляют удовольствия и меняю тему.
        Домой мы возвращаемся в приподнятом настроении.
        - Здорово было, - говорит Наталья, опустив голову мне на плечо. - Отличный экспромт, правда?
        - Не знаю, почему экспромт, но да, мне тоже понравилось. Особенно прекрасным был твой танец!
        - Егор! - возмущённо восклицает она. - Ну, что такое! Это же не я его пригласила!
        Машина сворачивает к дому.
        - Самый обожаемый мужчина Союза, избалованный вниманием и любовью женщин пятнадцати республик, выбрал именно тебя. Знаешь почему?
        Звонит телефон. Лёха отвечает на звонок.
        - Алло…
        - Всё! - шутливо сердится Наташка. - Прекрати!
        - Потому что ты у меня, - гну я свою линию, - самая…
        - Фархад Шарафович! - прерывает меня Алексей, протягивая трубку. - Что-то срочное…
        - Слушаю, Фархад Шарафович. Давно не виделись.
        - Егор, в Цвета стреляли!
        В это мгновение машина неожиданно и резко тормозит, за окном вырастает человеческий силуэт и я слышу два громких удара по крыше. Человек наклоняется к окну, вплотную приближая лицо к стеклу. И я его узнаю. Это Сеня Кабарда.
        Он что-то говорит, да только сквозь стекло ничего не разобрать.
        21. На всю оставшуюся жизнь…
        И снова бам-бам-бам по крыше, звонко и громко.
        - Что происходит? - пугается Наташка, превращаясь в трепещущую лань.
        Она выглядит до ужаса секси, но сейчас не до этого. Лёха выхватывает пушку, дёргает ручку и ногой резко отпинывает дверь, как на пружине выскакивает из тачки и с силой прижимает рожу Сени Кабарды к стеклу, практически вбивая ему ствол в голову.
        - Ты чё творишь, мразь! - орёт Лёха. - Руки на машину! Я, бл*дь, сказал, руки!!!
        Я опускаю стекло, пытаясь понять, что именно говорит Сеня Кабарда, чего ему надо, чего он хочет.
        - Не ходи домой! - хрипит он. - Не ходи домой! Не ходи домой!
        - Что? Что ты говоришь?
        - Там засада… Ты понял? Там засада, тебя завалят! Не ходи домой! Они в подъезде, палят из окна, ты понял? Не ходи!
        Лёха обыскивает его и ничего не находит.
        - Отпусти, - командую я. - Кто там, Сеня? Ты их знаешь?
        - Мои пацаны.
        - Чего хотят?
        - И там ещё один, Афон, он тебя завалит, ты понял? Да убери ты руки! Не ходи туда.
        - Сколько их там?
        - Пятеро…
        Сеня Кабарда отскакивает от машины и тут же теряется во мгле. Твою дивизию… Верить или не верить вопрос не стоит. Непохоже, что это враньё, да и какой смысл?
        - Садись, - бросаю я Лёхе в открытое окно. - Идём, как ни в чём не бывало. Ясно?
        Он прыгает на сиденье и мы медленно подъезжаем к подъезду, выходим и, как обычно заходим в дом.
        - Не бойся, - тихонько говорю я Наташке. - Всё будет хорошо.
        Она часто и испуганно кивает, но в панику не впадает.
        - Мы всё уладим. Всё хорошо, Наташ, всё хорошо, ты меня поняла?
        На самом деле, ничего здесь хорошего нет. Нет даже и намёка, что всё хорошо. Когда ты узнаёшь, что в засаде тебя поджидает киллер, в этом точно ничего нет хорошего. Похоже, Игла и его братаны реально с катушек слетели. Сеня, видать, рассказал о нашей встрече довольно эмоционально, раз это такую реакцию вызвало. А может, Цвет там палку перегнул…
        Что хорошо, так это то, что чел действует на эмоциях. Ничего не просчитал, а решил шарахнуть и одним ударом разрубить все узлы и убить сразу всех зайцев. Что там с Цветом я не знаю, не до того резко стало. Но если бы его грохнули, Ферик бы так и сказал, а он сообщил, что в Цвета стреляли. Хер с ним, уточним потом. Если живы будем.
        Мы входим в подъезд. Растяжек, думаю, можно не бояться. Граната - это не тот товар, который легко достать. Наташку сразу заводим в комнату дежурных:
        - Посиди несколько минут здесь.
        - А что такое? - интересуются менты, но остаются без ответа.
        - Дима и Вова, на выход! Цигель-цигель ай-лю-лю…
        Каков план? Вот, бандосы увидели в окно, как мы входим в подъезд. Что дальше? В стандартном варианте мы заходим в лифт, поднимаемся на свой этаж, выходим, и двигаем к двери. Какие имеются возможности? Открывается дверь лифта и следует огонь на поражение.
        Бах-бах-бах! Сопровождающий, объект и свидетель, невинная жертва. Тут убийцам нужно успеть выстрелить сразу, пока телохранитель ничего не предпринял. И лучше выкрутить лампочку на площадке, чтобы до конца оставаться в тени.
        Свет, темнота, вспышка, вспышка, грохот, растерянность, кровь во все стороны и хрипящая жертва с розовыми пузырями на губах. Уверен, именно такую картину и видит Игла со товарищи.
        Впрочем, есть и другой вариант. Мы выходим из лифта и подходим к двери квартиры, а с лестницы выскакивает Афон с пушкой и опять бах-бах-бах! Мы в любом случае в минусе.
        Поэтому да, давайте изменим сценарий. По лесенке, на цыпочках, как там у Макса Фадеева, вернее, у Линды:
        Беги на цыпочках,
        Беги тихонечко,
        Беги, чтоб он не видел тебя…
        Шашки наголо, глушаки примкнуть, яко тать в ночи, незримо, как призраки, шаг за шагом, ступая легко, невесомо, бесплотно! В общем, погнали, пацаны!
        Мы красные кавалеристы и про нас
        Былинники речистые ведут рассказ…
        Поднимаемся, не издавая ни звука, молчаливые ниндзи, сумрачные рыцари, тени идущие в бой.
        Это есть наш последний и решительный бой…
        Далеко не последний, но решительный. Скорее всего, на лестнице стоят тёмные стражники. Возможно даже, снизу и сверху. Значит нужно быть максимально тихими и эффективными.
        Когда мы добегаем до четвёртого этажа, Алик внизу, на первом этаже нажимает кнопку лифта, запуская электродвигатели, начинающие гудеть, как космический корабль из «Звёздных войн». Подъезд наполняется звуками и вибрациями. Он отправляет его на наш этаж.
        До площадки остаётся два пролёта. Шаг, шаг, шаг. Вот она, чёрная тень, постовой, охранник сил тьмы. Но дурак, куда ж ты смотришь! Он поворачивается на звук лифта, напрягается, ожидая короткой и кровавой расправы. Димыч, как зловещий дракон, практически не касаясь ступеней, подскакивает к нему и вырубает. Прямо волшебство. Как в кино. Тюк прямо в темя, и нету Кука. Аккуратно опускает на холодные ступени и крадётся дальше.
        И мы, ночные оборотни, не отбрасывающие теней, летим за ним. Незримо, бесшумно, бесплотно, под прикрытием громыхающего лифта.
        Лифт с шумом тормозит и раздвигает свой железный зев. И в тот же миг в его чрево летят раскалённые пули, расплавленные сгустки силы. Раздаётся невероятный грохот. Звуки выстрелов усиливаются акустическими свойствами дома, а пули стучат, отскакивают и воют.
        Не знаю, почему запах пороха называют зловонным. Он взывает к древним инстинктам, дурманит разум и заставляет ноздри трепетать.
        Шквал огня длится совсем недолго, напавшим на лифт хватает ума заметить, что внутри никого нет, и в тот же миг на смену громким и варварским взрывам приходят тихие холодные щелчки наших бесшумных пистолетов.
        Живым-живым-живым!
        - Афона живым брать!!!
        Блин! Поздно… Мозги разлетаются сочными контрастными брызгами, подсвеченными светом из лифта. Грудь проламывается и кровоточит. Взгляд становится безжизненным и пустым. Ну, и ладно, помер Клим и хрен с ним, как говорится.
        Начинается суета, спешка и максимально внимательная работа. Быстро разложить троих мёртвых бандосов так, чтобы ни у кого не вызывало сомнений, что они сами друг друга перестреляли.
        - Гильзы!
        Спуститься, вызвать милицию и подкорректировать показания.
        - Это что тут такое!!!
        - Марина! Зачем ты вышла? Скорее иди к себе, иначе милиция замучает вопросами!
        Менты в дежурке уже почти свои в доску, но выгоду упускать не намерены и получить немного хрустов на карман совсем не против.
        - Каки-то преступники устроили перестрелку. Мы едва живы остались. Всё, всё, моя хорошая. Всё уже позади.
        Наташка держится молодцом, но по глазам всё видно. Одно дело понимать теорию, а совсем другое испытать всё на практике. Испытать и почувствовать дыхание старухи с косой, желающей забрать самое дорогое, что у тебя есть на сегодняшний день. То есть меня. Немного самонадеянное заявление, но, кажется, правдивое.
        - Что там произошло? - спрашивает Марина, вваливаясь к нам после отъезда ментов.
        Вид у неё совершенно ошалелый.
        - Что, думала тебя пришли штурмовать? - усмехаюсь я.
        - Меня-то с чего бы? - делает она круглые глаза. - Это уж вас скорее. Недавно всю хату перевернули, а теперь вот перестрелку устроили.
        Ну и сучка же ты, подруга. Я качаю головой.
        - А к тебе заходили?
        - Кто? - удивляется она. - Грабители?
        - А ты думаешь, это грабители?
        - А кто?
        - Ну да, - ухмыляюсь я. - Больше некому. А чего они друг друга перестреляли, никого не ограбив? У них, наверное, ключи к дверям не подошли, да? Вот они и повздорили.
        - Нет, - очень натурально тупит Марина, - а кто, если не грабители?
        - Я думаю, это твои женихи, - отвечаю я. - Не могли договориться, кому ты достанешься, вот и поубивали друг дружку. Мы так милиции и сказали.
        Смеётся.
        - Ну что, может чайку? - спрашивает она отсмеявшись.
        Наташка растерянно смотрит на меня и уже открывает рот, чтобы пригласить соседку на кухню.
        - Извини, Марина, - решительно говорю я. - Мы устали, переволновались и страху натерпелись.
        - Какого страху? - ржёт она. - Не в вас же стреляли!
        - Так, ты девушка бесстрашная, ты молодец, - восклицаю я. - А мы не такие. Поэтому ты сейчас пойдёшь к себе, а мы подопрём дверь комодом, почистим зубы и забьёмся под одеяло. Всё, спасибо, что заглянула, но на этом наш ансамбель с вами прощается.
        Я беру её под руку и выставляю за дверь. Кровь на площадке начинает подсыхать.
        - Эй, Мигуля, сам бля, без ансам-бля, - сопротивляется Маришка, - ты не особо гостеприимный! Ната, спасай!
        Но Ната спасать её не торопится.
        - Может, надо было чаю всё-таки дать? - скорее для проформы спрашивает она, когда дверь за Мариной закрывается.
        На это я даже не отвечаю. Снимаю трубку и звоню Ферику. Расспрашиваю, что там с Цветом и рассказываю, что тут у нас. Я рассказываю в общих чертах, не желая давать Кухарю лишних подробностей.
        Цвета, в отличие от меня, зацепило. Чиркнуло по боку. Ничего страшного, но приятного, всё равно, мало. Нападавшим удалось скрыться. А вот моим не удалось. Кроме тех, что были сверху на лестнице и, вероятно, на чердаке. За ними никто не побежал. Хрен с ними, думаю, впечатлений им надолго хватит.
        - Вы, Фархад Шарафович, будьте внимательны и осторожны, - предупреждаю я его. - Конечно, исполнитель, который, скорее всего, был бы отправлен к вам после меня, вряд ли в ближайшее время сможет предстать перед вами во плоти, но осторожность не помешает.
        - Это хорошо, - серьёзно говорит Ферик. - что не во плоти…
        Конечно, хорошо, чего уж там.
        Когда мы ложимся в постель, Наташка прижимается ко мне и ничего не говорит, молчит.
        - Наташ, сильно перепугалась сегодня? - тихонько спрашиваю я.
        Она кивает и, помолчав, говорит, тоже негромко:
        - За тебя, а не за себя. Да, сильно. Кровь в жилах застыла, когда вы пошли по лестнице… Это ведь могла быть ловушка. Если бы этот парень, что стучал по крыше, хотел бы тебя заманить, он мог бы специально такой расклад дать, и тогда тебя ждали бы не у лифта, а на лестнице. Они могли устроить засаду…
        - Да, Наташ, могли, - соглашаюсь я. - Первым шёл Дима, кстати… Но зачем бы этот Сеня вообще что-то говорил, если бы был с ними заодно? И потом, знаешь, у меня ведь чуйка…
        - Какая ещё чуйка, - мотает она головой. - Эта штука чересчур необъективная, чтобы на неё можно было безоговорочно полагаться. Ты так не думаешь?
        - Нет, не думаю. Она меня ещё никогда не подводила за последние полста лет.
        Она хмыкает:
        - А я-то думаю, почему ты иногда брюзжишь, как старик…
        - Ага, - усмехаюсь я. - Смотри, сейчас ещё скажу кое-что по-стариковски разумное. Вот сегодня произошёл…
        - Да знаю я, что ты скажешь, - она кладёт голову мне на грудь и закидывает на меня ногу под одеялом. - Что вот такие случаи могут повторяться в будущем и что я, пока не поздно, должна от тебя бежать, как от огня. Ты уж сто раз это говорил. А я тебе уже отвечала, я всё решила. Раз и навсегда. На всю оставшуюся жизнь…
        Hа всю оставшуюся жизнь
        Hам хватит подвигов и славы
        Победы над вpагом кpовавым
        Hа всю оставшуюся жизнь…
        Она поёт решительно, но тихо, практически шёпотом, и от этого делается жутковато. Я целую её в макушку и закрываю глаза. На всю оставшуюся жизнь…
        Утром еду в аэропорт встречать родителей и Гену с Ларисой. Дима остаётся в дежурке, поэтому я прошу его организовать уборку в подъезде. Не самому, конечно, а решить с дворником. Выдаю ему на это финансы. А то неудобно будет - родители приехали, а подъезд в кровищи. И так лифт прострелянный, как решето, а ещё и это…
        Остальные парни двигают со мной, поэтому эта забота ложится на Димыча. Помимо охраны Наташки. Мы едем на двух тачках. Война войной, а новоселье по расписанию. Нужно ещё сегодня-завтра смотаться с Натальей в «Берёзку», накупить деликатесов на праздничный стол. Лучше, конечно, сегодня, но успею или нет, пока неясно. Надо, надо успеть, ведь мы, ленинцы, знаем, что значит это волшебное слово «надо». Умри, но сделай. Умри, но ветчину достань…
        Пока едем снова звоню Ферику. От Цвета ничего нет, но завтра он должен прилететь.
        - А как же рана? - удивляюсь я.
        - Или ты не краснопёрый, Егор? Не знаешь, что значит «надо»?
        Я смеюсь. У дураков мысли сходятся. Рассказываю то, что не стал говорить вчера, а именно о том, кто мне сообщил о засаде.
        - Вот как, - хмыкает Ферик.
        - Да, именно. Он вам ещё не звонил?
        - Нет вроде, я ведь только появился. Позвонит ещё, наверно, если свои не порешили.
        - Тьфу-тьфу-тьфу. Ну, вы уж его порадушнее примите, пожалуйста. И предложите что-нибудь. А ещё скажите, что я тоже хочу с ним поговорить.
        Комнат у нас в квартире четыре, поэтому и мама с папой, и Гена с Ларой получают отдельные помещения. Дом сразу наполняется шумом, разговорами, весёлыми возгласами и репликами.
        - Егорка! - требовательно начинает Рыбкин. - Это у вас тут ещё время раннее, а у нас, вообще-то уже шестнадцать часов. Понимаешь намёк?
        - Конечно, дядя Гена, всё понимаю, - смеюсь я. - Дщерь ты воспитал отлично, так что обед уже почти готов.
        - Обед, - кривится он, - дело хорошее, и даже нужное, но ты давай, налей пока нам с отцом, чтоб на сухую не ждать. Чего у тебя есть-то? Ты запасы сделал, я надеюсь?
        Отец сначала отнекивается, но поняв, что мама сейчас занята совершенно другими делами, соглашается. Я выдаю им коньяк и приношу лимончик и твёрдую копчёную колбасу с ароматом чернослива и шоколада. Она тает, истекает жирком и на просвет горит гранатом.
        - Э-э-х! - крякает Рыбкин. - Раззудись, плечо, размахнись, рука! Мировой зять! Другого такого негде взять!
        К обеду отцы подходят в хорошей форме, а главное, в отличном настроении. Мама тоже погружается в расслабленную эйфорию и только бедная мачеха Лариса Дружкина, чувствует себя непрощённой и не может отдаться стопроцентной радости. Я всячески её подбадриваю и она, думаю, благодарна мне за это, но определённая натянутость в общении с Наташкой пока сохраняется.
        - Ната! - хмурюсь я, чуть заметно кивая в сторону Гены.
        - Ну что ещё! - дерзит она, прекрасно понимая, что именно я имею в виду.
        - Прекращай!
        - Никак в толк не возьму, о чём это ты.
        Вот же упёртая!
        После обеда я еду на работу. Новицкая сжимает зубы, посылает в меня воображаемые стрелы с отравленными наконечниками, но молчит. Я проскальзываю к себе, минуя разговоры о Екате, и самоотверженно тружусь до конца рабочего дня.
        Интересно всё-таки, если уже сейчас принять меры, чтобы Ельцин не смог стать президентом России, изменится что-нибудь или нет? Или кто-нибудь другой заменит его в тяжёлую годину ГКЧП и совершит все те же многомудрые и далеко идущие действия? М-да… Стоит ли жизнь одного человека жизней множества погибших по его воле людей? Тут и говорить не о чем…
        Чем больше думаю об этом, тем соблазнительнее кажется идея проверить на практике предположения Льва Толстого… Потом бы ещё с ним самим как-нибудь пересечься в хитросплетениях времени. Со Львом Николаевичем, то есть. Ну ладно, шутки шутками… а желание порешать всё на предварительном этапе у меня имеется… Всё и сразу…
        Закончив работать, иду домой и снова встречаюсь с Новицкой. Теперь она уже не выглядит слишком сдержанной.
        - Брагин! Ты что творишь! На работу приходишь ближе к вечеру, а с работы летишь впереди всех. Побольше бы мне таких работников, глядишь и планы бы все уже реализовали, да? Куда намылился?
        - Ир, родители приехали. Надо же им внимание уделить, сама понимаешь… У нас ужин сегодня. Семейный.
        Представляю, если бы моей невестой была не Наташка, а она и к нам бы нагрянули родители. И мои, и её, хотя, как я понимаю, она с ними не особо контачит. И насколько бы её хватило на все эти семейные заморочки?
        - Знаешь что, - не выдерживает она. - Если это будет продолжаться, поставлю вопрос о твоей профпригодности. Понимаешь меня? У нас дела такие, сам генеральный секретарь напутствие дал, а тебе бы только… ну, вот это всё…
        - Ириш, не забудь, у нас новоселье послезавтра.
        - Я не знаю, смогу ли прийти. У меня, в отличие от тебя, работы много.
        - Ир, ну хорош, ладно? Делается работа, не переживай. Идём с опережением графика, между прочим. Так что можешь расслабиться.
        - С тобой, Брагин, расслабиться невозможно. С тобой наоборот, как на вулкане всё время.
        - Ириш…
        - Так! Какая Ириша? Ирина Викторовна, ты понял? Вот и запомни, на всю оставшуюся жизнь! Ирина Викторовна!
        Домой я всё-таки прихожу вовремя. У нас сегодня ужин в «Узбекистане», так что опаздывать не самая лучшая идея. В ресторан, кроме нас придут ещё и Платоныч с Трыней. Дамы собираются, а джентльмены отдыхают. Гена, к счастью уберёг себя от превышения нормативов и выглядит вполне нормально.
        - Егор, я тебе приготовила сорочку свежую, - говорит Наташка, - в спальне на стуле.
        - Белую?
        - В тонкую полоску, твою любимую.
        Хм, оказывается у меня есть любимая рубашка. Буду знать… Я направляюсь в спальню, но в этот момент в прихожей звонит телефон. Приходится вернуться.
        - Алло, - снимаю я трубку.
        - Здравствуй, Егор, - раздаётся голос с едва уловимым грузинским акцентом. - Узнаёшь?
        - Узнаю, - говорю я тоном Семён Семёныча Горбункова.
        Сеня, откуда? Оттуда… Оттуда?!!!
        - Молодец, - хвалит меня Дато Кахетинский. - Через десять минут спустись вниз, пожалуйста. Я тебе покажу кое-что.
        - Давид Георгиевич, извините, сейчас не самое подходящее время. Я собираюсь уходить, опаздываю.
        Повисает пауза. Похоже, Давид Георгиевич не привык с отказами сталкиваться.
        - Ты немного не понимаешь, что происходит, да? Думаешь, может быть, что я такой дурачок, который что-то говорит, чешет языком, а никто внимания не обращает? Так ты думаешь?
        - Нет, так я точно не думаю, - отвечаю я. - Просто у меня…
        - Да мне похеру, что там у тебя, - злится он, и его акцент делается гораздо заметнее. - Иди сюда, я тебе сказал. Прямо сейчас. В чём есть, в том и иди. Ясно тебе?
        Мне очень хочется послать его подальше, я даже уже рот открываю, чтобы дать доступное и понятное толкование ситуации, но ради имеющегося плана беру себя в руки и соглашаюсь.
        - Окей, Давид Георгиевич, я… я спущусь.
        Этот на меня покушаться не будет, я ему живым нужен. Зато он попытается на меня давить психологически. Уже давит. Ну ладно. Ладно, посмотрим, чья возьмёт…
        Я заглядываю в дежурку и, кивнув Лёше с Аликом, иду на улицу.
        - Постойте на крылечке, - бросаю я парням.
        К подъезду подъезжает «мерин», тот же, что и в прошлый раз. Я подхожу, открываю дверь и сажусь на заднее сиденье.
        - Вечер в тачку.
        - Чего? - хмурится грузин.
        - Здравствуйте, Давид Георгиевич. Рад вас видеть.
        - Не рад ты, - качает он головой. - Лицемеришь.
        - Рад, просто вы невовремя.
        Хочу подколоть его с зажигалкой, но решаю не дразнить.
        - Ты, мне кажется, - качает он головой, - очень плохо соображаешь, да? Я прав?
        Я ничего не отвечаю, а просто буравлю взглядом его переносицу. Так ему должно казаться, что я смотрю прямо в глаза.
        - Вот, - кивает он. - Глянь сюда.
        Он протягивает несколько фотографий. Я беру их в руки. Кошмар… это, похоже, работа милицейского фотографа. Изуродованные тела с мест преступлений.
        - Видишь, что хищники делают с людьми? На всех фотографиях девушки, между прочим. Молодые и красивые. Ну, то есть они были такими, пока с ними не случилась беда.
        Я молча возвращаю фотки. Какого хрена он делает! В груди появляется дискомфорт и разливается противный холодок. Сердце немного ускоряется и усложняет ритм. Тук-тук, тук-тук, тук-тук-тук… Я таких фотографий довольно много видел, хоть сам такими делами никогда и не занимался.
        - Вы приехали специально, чтобы показать мне эту мерзость?
        - Мерзость, - хмыкает он и качает головой. - А теперь посмотри вот на эти фотографии и ответь, понятен ли тебе намёк.
        Я беру ещё несколько фоток, бросаю взгляд и… сердце взрывается, а волосы встают дыбом. На фотографиях Наташка…
        Твою дивизию! И какого это хрена! Да ты, чувак, на всю голову больной! Больное животное, бля…
        - Ну, - усмехается он. - Как тебе? Нравится?
        - Как вы это сделали? - спокойно спрашиваю я, запихивая фотки во внутренний карман. - Возьму на память, с вашего позволения.
        - Бери, - кивает он. - Глядишь и додумаешься до чего-нибудь правильного. Иди теперь. Если в ближайшее время лилии не будет…
        - Всё-таки я хотел бы узнать, как у вас появились эти фотографии.
        - Я рад, что они тебя впечатлили. Всё. Я сказал, иди. Саша, проводи юношу.
        Крупный, как скала, Саша встаёт из-за руля и, обойдя машину, открывает дверь с моей стороны, а потом бесцеремонно хватает меня за шиворот и выволакивает из салона.
        Твою дивизию, это крайне неуважительно. Впрочем, объяснить ему что-нибудь не так уж и просто, учитывая разницу в весовых категориях. Он минимально вдвое тяжелее меня. Давид Георгиевич следит за происходящим снисходительным и чуть насмешливым взглядом.
        Я пытаюсь вывернуться и в тот же момент Саше прилетает по уху и по почкам от Лёхи и Алика. И ещё раз по почкам и снова по кочану.
        Его лицо моментально делается багровым, свирепым и агрессивным. Удары парней, кажется, не причиняют ему никакого ущерба. Зато его удары оказываются весьма чувствительными. Он даёт Алику резкую и тяжёлую затрещину и тот отлетает на пару метров. Блин, просто чудище сказочное!
        Саша поднимает обе руки, собираясь сокрушить меня за неподчинение.
        - С Сашей лучше не связываться, - доносится из машины насмешливый голос.
        Не дожидаясь атаки, я молниеносно бью коленом ему по бубенчикам, но эта туша каким-то совершенно непостижимым образом успевает отбить мою ногу.
        - Козёл, - спокойно говорю я, когда Саша нависает надо мной, как зловещий голем.
        Глаза его наливаются злобой и он хватает меня за горло.
        - Э! - хриплю я. - Твою дивизию! Руки убери!
        22. Непредвиденные обстоятельства
        Возможно, с Сашей действительно лучше не связываться. Но со мной и моими парнями связываться не стоит вдвойне. Даже втройне. Точно, втройне. Вслед за кажущейся победой этого монстра, наступает настоящее поражение. Фиаско. Удар ладошками по ушам, кулаком по позвоночному столбу от Лёхи и - я предпочитаю доводить начатое до конца - удар-таки по бубенчикам от меня. Я же говорю, втройне. Из России с любовью.
        Слышу звон бубенцов издалека
        Это тройки знакомый разбег,
        А вокруг расстелился широко
        Белым саваном искристый снег…
        Поверженный ворог падает на сырую землю, а я возвращаюсь в автомобиль.
        - Хотелось бы внести ясность, - спокойно говорю я немного взволнованному Давиду Георгиевичу. - Не все ваши методы допустимы. И если вы хотите получить то, что вам нужно, не советую больше переступать черту. Тоненькую красную линию. Понимаете меня?
        - Что ты о себе вообразил, мальчишка? - зло восклицает он, с тревогой посматривая наружу и осознавая, что его мордоворот не торопится подниматься с холодного асфальта.
        - Главное, чтобы вы о себе не воображали лишнего. Вы тут явно перегнули палку и не учли юношеского задора, максимализма и того, что я далеко не всё готов вам простить. Вы меня понимаете? Давид Георгиевич, ау. Кивните, если вам понятно.
        - Не наглей!
        - Хоть наглей, хоть не наглей, но если кто-нибудь ещё войдёт в мой дом без приглашения, лилии не будет. Если ещё раз я получу угрозы в адрес моей женщины, лилии не будет. Я уже и сейчас не уверен, что с вами стоит поддерживать какие-либо отношения. И, пожалуйста, мне больше не звоните.
        - Что?
        - Вроде чётко говорю. Вы же нормально по-русски понимаете. Я сказал, больше не звоните, если хотите получить лилию. Я сам позвоню, когда сочту нужным.
        - Да ты… - начинает он, но я, не глядя на него, выхожу из машины и, оставив дверь открытой, не оглядываясь иду к подъезду. Слышу, как Алик бросает:
        - Вы тело заберите, любезный, а то соседи сейчас милицию вызовут.
        Мы заходим в лифт, и я достаю из кармана фотографии. На них моя спальня и спящая Наташка. Капец. Не квартира, а проходной двор. Интересно, это сделано до того, как мы замки поменяли или уже после? Дежурных придётся на этаже ставить, других вариантов не вижу. Ещё нужно чердак закрыть. Наглухо. И поставить посты на остальных входах. Придётся превращать дом композиторов в лагерь строгого режима.
        - Тише-тише! Аккуратней! Давай без объятий, ладно?
        Цвет морщится, пытаясь вырваться из моих рук.
        - Ну, ладно-ладно, - посмеиваюсь я. - Паша с раной.
        - Так, ты нарываешься, фазан зелёный? - шуточно злится он.
        - Ты же со мной в таком состоянии не справишься, - смеюсь я. - Так что сам пойми, могу говорить что хочу.
        - Можно подумать, в какое-то другое время ты говоришь не то, что хочешь.
        Тоже верно.
        - Ну ладно, давай, рассказывай, чё по чём. Что там было, как ты спасся, каждый лез и приставал…
        Я делаю знак бармену, чтобы принёс кофе.
        - Да, особо и рассказывать нечего. На светофоре рядом остановилась «шаха» и оттуда бац-бац-бац. Шофёра наглухо, меня вообще рикошетом там как-то задело.
        - Игла? - уточняет Ферик.
        - Ну а кто? Игла, Лазарь, Шторм. Старый тоже может с ними в деле быть.
        - А может и не быть, - говорю я. - Старый, мне кажется, не при делах. Хотя проверить нужно, конечно…
        - Они там все недовольны, сам понимаешь. Курортников нет, бабла нет, все на подсосе, ждут сезон. А тут я такой весь в белом. Здравствуйте, девочки.
        - Да он там, всех наизнанку вывернул, - ржёт Джемо. - Раком поставил и выпотрошил. Цеховики воют. Спекули рыдают, в натуре. Понять не могут, как так, бля, один чувак завёлся и на всё лапу наложил.
        - То есть, - хмурюсь я, - ты и тех под свою крышу берёшь, кто Игле с Лазарем платил?
        - Во-первых, регулярно никто не платил, - пожимает плечами Цвет, - только от случая к случаю. Бабки кончились, они херак, идут к цеховикам. Давай типа лавэ, давно не платил. За что? За то, что на моей земле наживаешься. У нас подход совсем другой.
        - Какой?
        - Если хочешь зарабатывать на этой территории и не иметь проблем с Иглой и прочей шушерой, плати бабки. Заплатил, значит ты под защитой и кто бы ни пришёл, можешь его смело посылать куда? Правильно, нахер. Пусть он идёт ко мне, и я ему всё чётко поясню. Защита. Но услуга платная. Сумма выплаты зависит от оборота.
        - То есть ты ещё и бухгалтерские отчёты с клиентов требуешь? - удивляюсь я.
        - Нет, отчёты мне нахрен не нужны. Я и так вижу, насколько он наторговывает. Точно так же и с торгашами решаем. Там платёж меньше, но если хочешь, скажем, на рынке торговать, купи у меня защиту. Купи и торгуй, в натуре.
        - А если не купит, то будет разбираться с Иглой сам?
        - Да ну, нах! - смеётся Цвет. - Если не купит, то его никто на рынок не пустит даже. Или плати, или пошёл нахрен, там наши пацаны пасутся. Всё просто.
        - То есть, - поясняет Джемо. - Он Игле с Лазарем вообще шанса не оставил, кислород перекрыл. Либо надо платить Цвету, либо никакого бизнеса не будет. Рынки все он под себя подгрёб.
        - Цвету, ага, а Джемалу не надо платить? - качает головой Цвет. - Головорезы твои, вообще-то, уму разуму клиентов учат.
        - Да ладно, чё ты! - смеётся Джемо. - Зато я могу и с урками местными тереть и разводить их, как лохов на доверии, чё!
        - То есть они типа не въезжают, что ты с Цветом в теме? - недоумеваю я. - Они же знают, что по катранам ты его в долю взял.
        - Ну и что? Катраны - это вещи конкретные, а по другим делам не въезжают пока.
        - Я не верю, - качаю я головой, - они тебя разводят, Джемал. Они ведь не идиоты. Естественно, они понимают, что вы вместе мутите, просто почему-то не хотят тебе говорить, что всё знают.
        - И почему же это «почему-то»? - усмехается Джемо. - Если бы были поумнее, то да, давно бы уже врубились. Но они не врубаются.
        - Возможно хотят тебя использовать, чтобы скармливать дезу, - пожимаю я плечами.
        - Ой, Бро, харэ, киношек про шпионов насмотрелся походу. Ты слишком хорошо о них думаешь, в натуре. Они же, пи**ец, тупые.
        - Может и тупые, да только замутить два покушения одновременно ума хватило.
        - Ага, но результат ты сам видишь, правда? - ухмыляется Джемал.
        - И что с ними делать? - хмуро спрашивает Ферик.
        - Бритвой по горлу и в колодец, - гогочет Джемо.
        - А ты чего такой весёлый, а? - подозрительно смотрит на него Фархад Шарафович. - Вмазался что ли?
        - Да почему?
        - Расскажи лучше, сколько из-за вашей политики у вас там стычек за последнее время произошло, а? Вы думаете это Чикаго что ли? Зачем нам столько внимания-то? Надо по-тихому да по-умному. Сейчас сезон наступит, надо работать, а у нас там война воров назревает. Хотите, чтобы менты всё под корень вырубили?
        - Да, какие менты, - изображает покровительственно-насмешливую гримасу Джемо. - У Бро всё схвачено. Он с первым секретарём вась-вась.
        - Ох Джемо-Джемо, - качаю я головой. - Что за детский сад? Прав Фархад Шарафович, за такие дела всех порубают, и наших и ваших. Думаешь, Медунов тебя спасёт?
        - Я сразу говорил, он вообще без башки, понаделает дел, - хмурится Ферик. - У нас столько планов, а вы… Цвет, ну а ты-то куда смотришь? Ты-то как поглупел так быстро?
        - Никто не поглупел! - огрызаясь рыкает Цвет. - Всё у нас чётко. Если и были стычки небольшие, то это и к лучшему. Мы предельно аккуратно и жёстко действуем, так что эти лохи лишний раз подумают, прежде чем дёрнуться. А теперь, после этих покушений разговор вообще короткий должен быть.
        - Вот они и подумали, судя по всему, - гнёт свою линию Ферик, - раз на такой шаг пошли. Ваша задача была мирно и аккуратно войти и тихой сапой занять ключевые позиции. А ты, Паша, пошёл на поводу у этого джигита Джемо! У него детство в одном месте ещё не отыграло, но ты-то взрослый и мудрый кент, нет? У тебя вон сколько территорий уже под контролем.
        - Главное, - говорю я, - нам нужно выбрать максимально эффективную линию поведения исходя из текущих условий. Так что давайте, граждане воры, конструктивно к вопросу подойдём.
        - Я считаю, - заявляет Джемо, - мы должны чётко показать, кто в доме хозяин и разгромить этих старпёров.
        - Разгромишь ты и что? - кипятится Ферик. - Кем ты их место займёшь? Ты знаешь, что начнётся? Думаешь, за них некому спросить будет? Да на нас все воры ополчатся! Ты всей стране сможешь глотку перегрызть?
        - Да кому они нужны! Не так всё будет! Если сейчас не ответить, кто с нами вообще считаться станет?
        Совещание затягивается. Через некоторое время подходит бармен.
        - Фархад Шарафович, вас к телефону, - говорит он.
        - Кто там? - недовольно спрашивает Ферик.
        - Семён Кабарда. Говорит, вы ждёте его звонка.
        - Я подойду, - говорю я, вставая.
        Иду к телефону.
        - Алло, это Бро.
        - О, здорово, Бро, - раздаётся в трубке голос Сени Кабарды. - Ферика нет?
        - Сам хочу поговорить. Ты где сейчас? Сможешь к гостинице подскочить?
        - Минут через двадцать буду.
        - Ну, давай тогда отобедаем. Ты как, не возражаешь?
        Я захожу за Толяном, остановившимся здесь же в «Москве», и вместе с ним спускаюсь в ресторан.
        - Толик, ну что там у тебя, как дела?
        - Да как, нормально всё. Мне, конечно, вся эта херота со школьниками да с трудными подростками никуда не упёрлась, но я приспособился, зама своего на эту лабуду поставил. А так всё путём, личный состав набираем, общагу выбили. С военными договорились по базам для тренировок, ну и по остальным вопросам тоже.
        - Хорошо, молодец.
        - Нужно оружейку оборудовать. Где строителей взять?
        - Я Беллу попрошу, чтобы посоветовала. Она из Одессы родом, и у неё с русинами всё схвачено. Они строители знатные и неместные, опять же. Приедут отстроят и свалят. Бригаду найдём. Но пока временно подыщи какое-то местечко. Прямо в ближайшее же время. Я так чувствую, оружие может понадобиться.
        Я рассказываю о засаде и о покушении на Цвета.
        - Цвет, кстати, на тебя не выходил ни с какими инициативами? - спрашиваю я.
        - Джемал там есть такой, напарник его. Вот он спит и видит, что я стану его цепным псом. Приходил несколько раз, хотел, чтобы я кому-то там люлей надавал на рынке.
        - А ты?
        - Ну я его послал аккуратненько. А что, надо было вписываться за него?
        - Нет, ни в коем случае. Тебе в их дела блатные лезть нельзя. Ситуации могут, конечно, какие-то возникать, но точно ты им вообще никак не подчиняешься, ясно? И вообще-то сил и возможностей в ближайшее время у тебя будет больше, чем у всей блоти побережья.
        - Само собой, Егор. Тем более их дела мне вообще не нравятся.
        - Какие именно?
        - Так они наркоту афганскую гонят. Я так понимаю этот Афган всю жизнь за мной по пятам ходить будет.
        - Чего?
        - Да, анашу, гашиш и ещё говно какое-то. Пытаются, как я понимаю, сеть создать. Не только в Геленджике, но по всему побережью. И Абхазия там у них и Крым. Причём, работают грубо без страха. Все про это знают, песец в натуре. Странные они, будто бессмертные.
        - Твою дивизию!
        - Да, Джемал хотел, чтобы я его груз сопровождал.
        - Пипец… Нет, это точно нет. Вообще никакой наркоты.
        - Лишь бы подставы не было…
        - Так, всё, потом договорим, хорошо?
        Подходит Сеня Кабарда.
        - Здорово, господа хорошие, - щерится он.
        - Садись, - киваю я. - Знакомься, это Анатолий, мой друг и боевой товарищ. Он за меня пулю словил. Сейчас в Геленджике работает.
        - Да ладно, чё ты, - хмурится Толян.
        Сеня смотрит с удивлением. Подходит официант. Я заказываю пятьсот беленькой и соленья, себе и Сене беру солянку, а Толяну борщ. И дальше по списку осётр, икорка, язык, салат, котлеты по-киевски, бефстроганов. В общем, солидно. Кто ругал советскую кухню? Они просто не там её пробовали. В ресторане гостиницы «Москва» даже французские гурманы плачут.
        - Ничё так подфартило, - грубо ржёт Сеня. - Нормалёк, пацаны, ага. Кабак фартовый, в натуре.
        - Слушай, - говорю я, когда официант отходит. - Сеня - значит Семён?
        - Нет, так-то я Арсен, вообще-то, - скалится он, поблёскивая золотом зубов. - С детства прилепилось Сеня.
        - А сам откуда родом? Из Геленджика?
        - Не, я из Прохладного. Слыхал такой?
        - Слыхал, как не слыхать, - киваю я. - Бывал даже.
        Правда в прошлой жизни…
        - Хороший город.
        - Хороший, - кивает он. - Наверное. Тока я с детства в Геленджике, родаки переехали, я ещё малой был. Ну и, короче, так вот…
        - А сейчас они где?
        - Кто? - не понимает он.
        - Родители.
        - Нету…
        - Ну, прости.
        - Да похер. Ты лучше скажи, чё вчера-то вышло?
        - Ничего не вышло, благодаря тебе. Спасибо, Арсен.
        - Да ладно, чё… Свои люди, сочтёмся.
        - Почему предупредил? - спрашиваю я, серьёзно глядя ему в глаза.
        - Да просто, чё. Разве причина нужна? Смотрю, ты кент нормальный. Вот и всё.
        Он пожимает плечами и улыбается.
        - Да? - с сомнением говорю я. - А те твои кенты, которые в подъезде лежать остались? Ненормальные были?
        - Ну… типа да… Они вообще мне не кенты, так-то… Чмыри, по большому счёту. Чмошники. Туда им и дорога, короче.
        - Хм… понятно. Ну, ладно… А ты, значит, щипач?
        - Я-то? - изумляется он. - Ну как сказать… Щас вернусь.
        Он поднимается из-за стола.
        - Где туалет?
        Я показываю. Он кивает и идёт через зал. Оглядывается на нас и в этот момент сталкивается с дородным товарищем в костюме.
        - Ой, простите, пожалуйста…
        - Внимательнее, молодой человек! - надменно замечает тот.
        - Да-да, извините, папаша…
        Неужели?
        - Заметил что-нибудь? - спрашиваю я у Толика.
        - Нет. Думаешь успел вытащить?
        - Сомнительно, - хмыкаю я.
        Кабарда уходит в туалет и, вернувшись через пару минут, кладёт на стол бумажник.
        - Серьёзно? - удивляюсь я. - Это ты у того мужика вытащил?
        Он только смеётся и ничего не говорит.
        - Отдай, - хмурюсь я.
        - Правда что ли? - удивляется Сеня. - Просто так взять и отдать?
        - Отдай.
        - Ну, ладно, - разочарованно выдыхает он.
        Встаёт и, дойдя до места столкновения с дородным товарищем, выпускает бумажник из опущенной руки, кашлянув в момент, когда тот касается пола. Кругом снуют официанты, ходят посетители, стучат приборы, гомонят едоки. И посреди всего этого движения и многолюдья Сеня Кабарда выбрасывает ворованный кошелёк.
        Казалось бы, все должны замолкнуть и вытянуть в его сторону шеи. Но никто ничего не замечает. Сеня возвращается за стол и почти в тот же миг товарищ, растеряв всю надменность, диким взглядом обшаривает пол, рассеянно и хаотично мечась по залу. И, о, счастье! Вот он! Вот он родимый. Он подхватывает свой бумажник и на лице его отражается огромное облегчение.
        - С облегчением, - тихонько бросает Сеня и цыкает зубом.
        - Ну чё, щипач я или нет по-твоему?
        - Я такое только в кино видел, - качаю я головой. - Ну, ты мастер, брателло.
        - Чё за «брателло»? - Братан, значит, по-итальянски почти что.
        - А-а, - тянет он. - Ну чё, по маленькой?
        - Я нет. Спорт. С Толяном давай.
        Толик не отказывается.
        - Ну и скажи мне, Арсен, - говорю я, когда они закусывают. - Нет, я, конечно, впечатлён, но вот какой вопрос, ты до старости планируешь вот этой байдой заниматься?
        - Во-первых, - пожимает он плечами, - это никакая не байда, а подлинное мастерство. Ты чё не оценил?
        - Оценил, разумеется.
        - Ну вот. А, во-вторых, до старости мне ещё, как до Израиля раком.
        Я хмыкаю.
        - Далеко, да. Но рано или поздно она наступит. И с чем ты к ней придёшь? Думаешь, нащиплешь столько, чтобы на старости лет можно было спокойно жить и ничего не делать?
        - Нет, не думаю. Я потому и попросил, чтобы ты меня пристроил к нормальному делу. Я расти хочу, понимаешь? Серьёзными вопросами заниматься. Я так-то и руководить могу, есть у меня жилка такая. А это… ну, ремеслом всяко надо владеть каким-то, на чёрный день. Если что, на хлебушек всегда заработать можно.
        - И каким же ты делом хочешь заняться?
        - Ну уж не по форточкам лазать. Не знаю, найди что-нибудь поинтереснее.
        - У тебя как с образованием?
        - Шарагу закончил. Токарь, типа. Смотри, не брякни только никому.
        - А в армии был?
        - Ты чё лепишь, Бро? Нельзя мне, я же вором быть хочу.
        - Понятно.
        - Так чё?
        - Будешь ты вором, будешь, - киваю я. - Но не сразу. Возвращайся пока в Геленджик.
        - Не поможешь, значит? - разочарованно резюмирует он.
        - Помогу. Никто не поможет, а я помогу. Тем более, что ты мне тоже помог неслабо. Возвращайся и скажи Игле, что со мной встречался, знаешь в лицо теперь. Вотрись в доверие. Скажи, что можешь меня подловить. Пацаны не смогли, а ты сможешь. Сечёшь? Потусуйся с Иглой.
        - Игла мне дороги не даст. В лучшем случае пошлёт тебя же завалить.
        - Плевать. Я тебе дорогу дам. Вот с Толяном будешь на связи. Если мне что передать надо, звони Толяну. И я с тобой через него же связываться буду. Лады?
        - Типа ты меня засылаешь к нему как крысу что ли?
        - А он тебе свой что ли? Я тебя засылаю, как его конкурента, который рвётся наверх, - киваю я. - Сам говоришь, Игла тебе не даст дорогу. Но время Иглы уже прошло. Теперь наступает время Цвета. И твоё. Если ты со мной будешь.
        - Цвет наркоту бодяжит.
        - Ты не будешь. Найдём тебе серьёзное дело, не бойся. Думай, короче. Бабки на дорогу есть? На вот, держи. Только не будь дураком. Это тебе проверочка. Не от меня. Ты сам себя проверь и поймёшь сразу, будет от тебя толк или нет. Если спустишь всё, прогуляешь в один миг… значит всё, разговор окончен.
        Я кладу перед ним пачку червонцев, и он на несколько секунд прекращает жевать.
        - Это типа мне? - сглатывает Арсен, и его острый кадык прыгает вверх-вниз.
        - Ты запомнил телефон Анатолия?
        Он повторяет комбинацию цифр.
        - Ну, вот и хорошо.
        Мы заканчиваем обед и он уходит, а мы с Толяном ещё какое-то время остаёмся за столом, обсуждая дела.
        От гостиницы отъезжаем по обычному маршруту - Маркса, Пушкинская, Страстной и Горького.
        Алик поглядывает в зеркало и чуть покачивает головой.
        - Что там, Алик? - спрашиваю я, когда выезжаем на улицу Горького, бывшую Тверскую. - Лёх, набери мой домашний, пожалуйста.
        - Да-а-а, - тянет водитель, а Лёша протягивает мне телефонную трубку.
        - Чего «да»?
        - Да, «Волжанка» чёрная за нами как приклеилась…
        - Алло, - отвечает Наташка.
        - Привет, - говорю я, оглядываясь назад и пытаясь разглядеть прилепившуюся за нами чёрную «Волжанку». - Ну, как ты там? Семейные радости не надоели ещё?
        - Нет, - смеётся она. - Родители гулять ушли на Красную площадь. Так что хата свободна, приезжай.
        - Я уже еду! - я тоже смеюсь. - Но давай, мы с тобой в «Берёзку» смотаемся. Надо же дефицита набрать. Ты к мяснику из Луверна ходила, кстати?
        - Из какого Луверна? - удивляется она.
        Понятно, что удивляется, ведь сериал «Фарго» ещё не сняли.
        - Это шутка. К нашему мяснику ходила?
        - К нашему ходила, да.
        - Удачно?
        - Ага, более чем…
        - Хорошо. В общем, я подъеду минут через…
        Хочу сказать, что я уже лечу по улице Горького и через пять минут буду дома, и чтобы она собиралась и выходила. Хочу, но не успеваю да и вообще выпускаю трубку из рук, потому что в этот самый момент раздаётся грохот и наша машина, получив справа удар в переднее крыло, резко меняет направление движения и превращается в крутящуюся центрифугу.
        Я даже не успеваю зафиксировать, обо что бьюсь - о дверь, стекло или спинку переднего кресла. Скорее всего, обо всё перечисленное. Снаружи мир взрывается какофонией звуков - скрежетом металла, визгом тормозов и гневной разноголосицей клаксонов.
        Мы делаем пару полных оборотов и останавливаемся. И, как по волшебству, наступает тишина. Чёрный экран… Проходит несколько секунд, прежде чем я начинаю соображать.
        Лицо в крови… да и вся одежда тоже в кровищи… бровь, похоже рассёк, голова и плечо болят. Лёха в отключке, он удар практически на себя принял. Алик вроде в порядке… Справа стоит бортовой синеголовый «зилок» с открытой водительской дверью. Водителя не видать…
        - Егор! - едва слышно доносится Наташкин голосок, и я подбираю трубку. - Егор! Что у тебя происходит?
        - Непредвиденные обстоятельства… Я чуть позже приеду… Всё нормально…
        В голове гул, звон, болит зараза… и грудь ещё… Кровь течёт, как у боксёра… Блин, что за хрень… Как он так выскочил? Из Настасьинского-то переулка? Где там разогнаться вообще?
        Раздаются звуки сирены… Да не одной, сразу нескольких… Подъезжает жёлтая гаишная «Волга» и две кареты скорой помощи. Как в замедленном кино…
        Я открываю дверь и осторожно выхожу из машины. Делаю несколько нетвёрдых шагов, замечая медленно, как во сне, бегущего инспектора. Твою дивизию! Переднее крыло всмятку, колесо вывернуто, половина передней двери, как скомканный лист бумаги…
        Ко мне приближаются санитары. Да, подождите вы! Какое-там, волокут в «рафик». А вон и чёрная «Волга». Она стоит чуть позади. Это та, что к нам прилепилась или нет? Твою дивизию, конечно, это она. Дверь открывается и…
        - Да подождите!
        Но санитары неумолимы. Затаскивают меня в свою посудину.
        - Надо зашивать! - говорит склоняющийся надо мной человек в белом.
        Я вижу его лицо прямо над собой, серьёзные глаза и большой нос с чёрными точками. Мне чем-то замазывают бровь. Действительно, будто на ринге… И вдруг…
        - Э! Вы что мне колете?
        В бедро, прямо через брюки! Какого хрена!
        - Это просто обезболивающее.
        - Какого хрена! У меня и так ничего не… болит…
        Суки… подло… вили… Голова начинает кружиться… Твою дивизию, как спать-то хочется…
        Я слышу, как открывается дверь, но не могу повернуть голову, зажатую в заботливых руках врачей.
        - Как он? - раздаётся смутно знакомый голос.
        - Засыпает…
        Не врёт, гад… я действительно засыпаю…
        23. Напрасные откровения
        Просыпаюсь от того, что кто-то со мной разговаривает.
        - Ну что, Брагин, молчишь? - бодро интересуется он. - Живой?
        Я поёживаюсь. Холодно. Бр-р-р… Замёрз, как собака… А где я? Где-то лежу… Явно больничная палата. Провожу руками по плечам. Плащ на месте, но всё тело задубело…
        Поворачиваюсь на бок и сажусь, опуская ноги. Бр-р-р…
        - Да что мне сделается, Пётр Николаевич? - равнодушно отвечаю я, разминая шею. - Холодно только.
        - Ты лежи-лежи, - отвечает Кухарчук. - Чего вскочил-то? Тебе резких движений делать нельзя. У тебя подозрение на черепно-мозговую. Сейчас на рентген поедешь. Не бережёшь ты головушку свою. Ещё пару таких передряг, идиотом станешь.
        Он стоит передо мной и лыбится. Руки в карманах, глаза горят угольками. Сраный поварёнок! Заварил ты кашу.
        - Да что вы, что вы, - отвечаю я голосом Этуша из «Ивана Васильевича» и заставляю себя улыбнуться.
        - Ты как, вообще? - участливо спрашивает он.
        - Всяко было, - подмигиваю я и соскальзываю с каталки, - но чтобы так хорошо, ещё ни разу.
        - Молодец. Оптимизм - это самое главное. Нельзя бодрость духа терять. Ложись, куда ты, сейчас санитары придут и поедешь. Сфотографируют тебе головку, забинтуют, укольчик сделают и ты поспишь. Сон ведь он самый лучший доктор. Так что будешь ты у меня спать-посапывать. Сестричка уже намешала тебе коктейль, вон стоит. А когда проснёшься поговорим и снова спать. Как тебе такой план? Так и будем с тобой поживать. Пока лилии не расцветут.
        Он улыбается и морщит нос, делаясь похожим на хорька.
        - Так вы всё это из-за брошки, что ли? - удивлённо и доверчиво спрашиваю я и напеваю, подражая Чепраге:
        На руке три линии
        Лепестками лилии.
        Это - жизнь, а это - я,
        А вот там - судьба твоя…
        - Ну, а как ты думал? - сухо и недовольно посмеивается Кухарчук.
        - За бугор что ли решили свинтить?
        - Ты это чего такое говоришь? - сразу делается он серьёзным.
        - Так у нас вы за неё много не выручите, чтобы был смысл вот такие операции проводить. Причём, несогласованные, либо согласованные по другим делам, явно не по моему. Колитесь, Пётр Николаевич, куда двинуть хотите. В Америку? Или, как нацисты, в Аргентину?
        - Так! Ты эти разговоры прекращай, ясно? Ты, конечно, головой стукнулся, понять можно, но с такими идеями ты после трепанации сразу в психушку поедешь.
        - После трепанации? - поднимаю я брови.
        - Ну а что, если диагноз подтвердится, придётся тебе вскрывать черепушку-то, - подмигивает он. - Ты давай, переодевайся пока. Видишь пижама какая красивая?
        - Да сами вы в эту пижаму переодевайтесь. За мной уже скачут четыре всадника апокалипсиса. Знаете их? Это Злобин, Чурбанов, Суслов и Брежнев.
        - Серьёзно? - ухмыляется он. - И что, они тебя прямо из реанимации заберут, перевязанного и только что прооперированного? Мы же тебе ещё и синяков наставим для убедительности.
        - Так я в таком состоянии и вам пользы не принесу.
        - Принесёшь. Откровенно тебе говорю, лучше тебе принести эту долбанную лилию. Если не хочешь, чтобы и невесте твоей, и родителям пришлось испытать что-то очень неприятное и даже болезненное, на границе жизни и смерти. У нас в госбезопасности есть такой сотрудник, по фамилии Радько. Так он с радостью выполнит долг перед родиной. Сомневаешься? Не сомневайся, он завтра прилетает. И про Суслова, кстати, ты ошибся. Да и про Брежнева тоже.
        - То есть вы решили нарушить наши договорённости? - спрашиваю я скорее, чтобы просто потянуть время.
        Незаметно осматриваюсь, пытаясь понять, что здесь можно использовать для нападения или защиты. Стойка для капельницы, каталка, пижама, стол… Ага, искривлённая в виде почки эмалированная ванночка, и коробочка из нержавейки с закруглёнными углами. Практически, прообраз айфона. Наверняка, в этой коробочке шприц… Флакон с мутноватой жидкостью… Стул с перекинутым через спинку белым халатом…
        - Договорённости, Брагин, ты сам нарушил. Два дня прошло, а ты даже не почесался ещё. Думаешь, наверное, что я шутки с тобой шучу.
        Блин… Ситуация, надо сказать, неприятная складывается. Не знаю, что это за больница, надеюсь, не какое-нибудь секретное подземелье. Судя по всему, он решил меня здесь замуровать и держать под контролем. Скорее всего, заведение гражданское.
        В ведомственном он бы не смог беспредельничать без согласия начальства. Там всё сразу стало бы известным. Тем более, что Злобин будет интересоваться подробностями. А в обычной больнице можно сослаться на государственные интересы, на спецоперацию или ещё что придумать и заставить несколько врачей делать то, что ему нужно…
        - Пётр Николаевич, слыхали романс? - спрашиваю я, делая к нему шаг.
        - Какой? - чуть покровительственно улыбается он, стоя с руками засунутыми в карманы.
        Я обнимаю себя за плечи и нескладно напеваю:
        Слышу звон бубенцов издалёка
        Это тройки знакомый разбег,
        А вокруг расстелился широко
        Белым саваном искристый снег…
        И, закончив, от всей души вбиваю ему в пах острый и твёрдый носок ботинка.
        - Если сейчас я отсюда не выйду, хер вам, а не лилия, товарищ майор.
        Лицо Поварёнка вмиг делается красным, на лбу вздувается вена, а глаза лезут из орбит. Чудесные метаморфозы, которыми можно любоваться целую вечность.
        - Брагин! - хрипит он. - Я тебя уничтожу, сука. Ты себе сам приговор подписал!
        Он пятится назад и, оставаясь в полусогнутом состоянии начинает хлопать ладонью по двери. Собака. Там, наверное, санитары. Из коридора доносится топот. Твою… ан нет… шаги проносятся мимо. Бегут явно несколько человек.
        Я подскакиваю к Кухарю и дёргаю за ворот на себя. От неожиданности и непривычно-скрюченного положения он теряет равновесие и летит ко мне в объятия. Хорошо что он дядька некрупный, я тут же перехватываю его поудобнее и тащу на каталку. Но он, скотина, начинает брыкаться и отбиваться.
        Приходится долбануть его своей якобы разбитой головой по носу. Он задыхается от боли, обиды и гнева и начинает тихонько выть, полностью утрачивая тактическую инициативу.
        Я в два приёма закидываю его на каталку и защёлкиваю ремень, фиксируя руки. Потом ещё руки, чуть ниже, а за ними ноги и грудь. Подготовили на случай, если я буянить буду. Ну-ну…
        - Вы как, Пётр Николаевич? - сочувственно спрашиваю я. - Ничего? Потерпите, сейчас вам обезболивающее введём.
        Из глаз его текут слёзы, из носа кровушка. Он открывает рот, чтобы заорать, но я опережаю его, хорошенько хлестнув по щеке.
        - Не стоит, товарищ майор. Больно будет.
        Он кивает, а я наклоняюсь к столу. Скорее! Скорее, твою дивизию!!! Раз он так смело зашёл к тигру в клетку, значит снаружи должна быть страховка. Может, конечно и на свой авторитет понадеялся, или на то, что я ещё под снотворным, но санитары точно рядом… Чекисты вряд ли, не станет он так тупо внимание привлекать, а вот санитары - да… Чую…
        Я брякаю крышкой нержавеющей коробки. Точно, снаряжённая машинка в боеготовом состоянии. На бумажном ярлычке флакона нацарапано химическим карандашом: «Тиопентал натрия». Там и ещё что-то нацарапано, но прочесть это решительно невозможно. Я расшифровываю слово «внутривенно» и сегодняшнюю дату.
        Беру шприц и втыкаю иглу в серую резиновую крышечку флакона, чуть отогнув алюминий по центру. Набираю полный.
        - Брагин, ты что там делаешь? - настороженно спрашивает Кухарчук. - Не надо…
        Я хмыкаю, потому что интонация у него сейчас точно такая же, как у актёра Алексея Смирнова: «А может не надо, Шурик?»
        - Надо, Федя, надо, - отвечаю я, подходя к нему. - Смотрите, Пётр Николаевич. Я вам сейчас укольчик сделаю. Как вы мне, так и я вам. Но вы не дёргайтесь, ладно? А то я лишнего волью, а этот препарат в больших количествах в Штатах используется для смертельной инъекции. Для казни осуждённых. Поэтому, подойдите к вопросу ответственно.
        - Брагин! Ты ох*ел? Ты чё творишь?
        - Так вы же мне хотели его вколоть, - говорю я, легонько шлёпая его по внутреннему сгибу локтя. - А я вколю вам. Не рой другому яму, слыхали? Да не бойтесь вы. Просто поспите немного и всё. А мы пока к вам в тайник залезем. За архивными материалами. А то, сами понимаете, веры вам никакой.
        - Чего?
        Он сразу забывает про смертельную инъекцию и я, воспользовавшись моментом ввожу иглу в вену.
        - Только крикнете, - предупреждаю я. - И сразу передоз! Даже не пытайтесь!
        Шприц на пять миллилитров, но я ввожу только три кубика. Хрен его знает сколько надо…
        - Спите спокойно, дорогой товарищ, - улыбаюсь я, вытаскивая иглу и прижимая к отверстию вату. - Всё будет хорошо. И постарайтесь забыть обо мне. А ещё… лучше больше меня не трогайте, ясно?
        - Брагин, сука! Тебе конец, ты понял? Ты… по… нял? Ты… по…
        Он смотрит на меня, не договаривая и медленно хлопает глазами. Пошло и поехало. Хорошо. Я снимаю плащ, беру со стула халат и надеваю. Он мне почти впору. А что, молодой врач. Ещё бы стетоскоп на шею и чепец. Тогда вообще не отличишь.
        - Отдыхайте, товарищ майор, - ласково улыбаюсь я и подхожу к двери. Тяну на себя… Открыто.
        Дверь подаётся, и я выглядываю наружу. Длинный больничный коридор. В правой стороне скопление людей в белом. Коллеги. Хорошо, значит мне налево. Выхожу и деловым шагом иду в конец коридора. Навстречу попадаются два серьёзных врача, тоже в халатах.
        - Что там? - спрашивает у меня один из них, кивая на дальний конец коридора. - Что за ЧП? Где наши санитары?
        - Да, всё нормально уже, сейчас вернутся, - импровизирую я, отвечая на ходу.
        Иду дальше и… блин… придётся возвращаться. В этой стороне нет ни лифта, ни лестницы. Либо я не знаю, где их искать. Твою дивизию… Поворачиваю назад. Чувствую себя, как зомби, вымазанный кровью других зомби, которому нужно пройти через толпу зомби и не спалиться… Не надо было плащ снимать, сошёл бы за посетителя… А может, и наоборот…
        Эти двое стоят около моей палаты.
        - И прошу никому не болтать, - говорит тот, что обращался ко мне, - понятно вам? Иначе потом с нас же и спросят… Ни с милицией, ни с кем вообще…
        Думаю, понятно, чего же тут непонятного…
        - Молодой человек, коллега! - несётся мне вслед, но я предпочитаю делать вид, что не слышу.
        Я спокойно прохожу мимо врачей и санитаров, пристраиваясь за быстро едущей каталкой. Спускаюсь вниз и, не оглядываясь, выхожу из дверей. Снимаю халат и сбегаю по ступенькам крыльца. Чуть в сторонке замечаю несколько таксофонов. Опускаю руку в карман в поисках мелочи. Блин… В плаще осталась. Твою дивизию… Ладно, решаю попробовать.
        Захожу в будку и набираю номер Злобина. Он снимает трубку, раздаётся щелчок и наступает тишина. В этот момент в аппарат должна провалиться двушка, но её нет и провалиться нечему. Приходится применять ненадёжный, но иногда срабатывающий приём. Я со всей силы бью нижней частью кулака по аппарату сбоку. Как молотом.
        Внутри что-то брякает и в окошко для возврата ссыпается несколько монет. Отлично! Фарт на моей стороне. Снова звоню Злобину.
        - Да! - недовольно бросает он.
        - Леонид Юрьевич, это я.
        - Егор? - после паузы восклицает Де Ниро. - Это как? Мне сказали, тебя к операции готовят. Я ехать собираюсь…
        - Не надо ехать. Ошиблись. Я вам чуть позже всё расскажу, но это проделки Поварёнка.
        - Чего? И авария тоже?
        - Да, и авария. Я звоню из автомата, мне нужно скорее отсюда линять, поэтому все подробности позже. Надо за Поварёнком проследить. Он тут поспит немного вместо меня, а потом, когда проснётся, первым делом помчится проверять свой тайник. Я так думаю. Пошлите кого-нибудь, пожалуйста, проследить. Но только он не простак, сами понимаете, нужны спецы экстра класса. И, если можно, домой мне позвоните, скажите, что я скоро приеду.
        Поговорив, я выхожу из телефонной будки и бодро шагаю слева вдоль дороги, пытаясь смешаться с прохожими, спешащими на остановку. Немного выделяюсь из толпы тем, что одет не по сезону, но никто особенно внимания не обращает.
        Шагаю, шагаю, шагаю, на дорогу не смотрю да и вообще отворачиваюсь, проходя узкое место. Здесь раскопан тротуар и обходить приходится по обочине. Слышу, как резко тормозит машина, проезжая навстречу. Блин… Мы тут проходим цепью, один за другим и отлично просматриваемся с дороги.
        - Егор!
        Я резко оборачиваюсь на знакомый голос. Наташка с огромными глазами стоит рядом с машиной и смотрит на меня. Рядом с ней Вова. Подбегаю к ним:
        - Быстро в машину!
        Мы забираемся внутрь.
        - Ты цел? - спрашивает Наташка, осматривая меня с ног до головы. - Это правда ты? Я звонила в больницу, сказали тебя и Алексея привезли в тяжёлом состоянии и готовят к операции. Тебя. Алексею не надо…
        - Спутали с однофамильцем, - качаю я головой. - А что с Лёхой?
        - Рука сломана, - отвечает Дима. - И сотряс. В больнице сказали.
        - Но сейчас к нему не поедем. А Алик как?
        - Он в порядке.
        - Хорошо, давайте домой. Наташ, у меня всё нормально. Нет ни переломов, ни сотряса. Это в больнице всё напутали.
        - А как ты там оказался-то?
        - Так скорая помощь насильно, считай увезла. Я даже позвонить не мог. В суд на них что ли подать?
        - Фу-у-у-х… - выдыхает она, кажется до конца ещё не веря в моё чудесное исцеление. - Я так перепугалась, чуть с ума не сошла. Разве можно людей пугать? Как они вообще перепутать могли?
        - И не говори. Прооперировали бы, представляешь? Дим, сделай печку погорячее. Ну что, в «Берёзку»?
        - Ты что, какая тут «Берёзка», - всплёскивает руками Наталья.
        - Ну а что, у нас же мероприятие завтра. Еда ведь нужна.
        Мы приезжаем на Сиреневый бульвар и попадаем в царство изобилия. Очередей нет, но посетителей немало. А цены, надо сказать отличные. Берём много.
        Кофе растворимый, бельгийский, «Ша Нуар», цейлонский чай, майонез, хрен столовый, несколько упаковок «Хайнекена» в банках по двадцать пять копеек, разные лимонады «Карлсберг», минералку, две бутылки джина «Бифитер» по рубль тридцать пять, выдержанный «Балантайнс» за три пятьдесят, «Ред лейбл» за рубль семьдесят пять, «Камю Наполеон» за двенадцать семьдесят и коньяки подешевле, «Посольскую» водку, вермут «Мартини» за рубль пятнадцать, «Куантро» и «Адвокат», «Кьянти» и «Орвието» по рубль тридцать пять, а ещё конфитюры, болгарские и венгерские овощные консервы, свежие ананасы, бананы и апельсины, шоколад, жевательную резинку, торт, печенье, сливочное масло, копчёную спинку осётра и бок белуги, охлаждённую севрюгу, кальмары и крабы, красную икру и полкило чёрной за тридцать шесть рублей, венгерскую индейка, мясные копчёности, ветчину и прочее, прочее, прочее.
        В общем, забиваем коробками весь багажник и одно пассажирское место сзади. А что делать, завтра у нас приём.
        Приезжаем домой и начинаем всё это затаскивать. Забиваем лифт и носим, носим, носим…
        - А я думаю, кто это лифт занял! - приветствует нас, появляющаяся как всегда вовремя, Марина. - Вы что продовольственную базу грабанули?
        - У нас завтра гости, - качает головой Наташка.
        - Ничего себе! Судя по количеству продуктов, все приглашённые не смогут поместиться в квартире. А что за повод?
        - Новоселье, - простодушно отвечает моя невеста.
        Разумеется, Марина и так знает, что у нас новоселье, и вроде бы никакого секрета нет, но мне не нравится, с какой лёгкостью Наталья делится информацией с чужим человеком. Я невольно морщусь.
        - Чего, - замечает соседка, - зуб разболелся?
        - Марин, - игнорирую я её вопрос, - слушай, у тебя можно будет стульями разжиться? А то у нас не хватит.
        - А сколько у вас гостей?
        - Двадцать, - чуть преувеличиваю я. - С нами.
        - Ого…То есть… у вас десять стульев и четыре табурета, да? Получается, ещё шесть надо?
        - Пять, - отвечаю я. - У нас одиннадцать стульев.
        - Ну, ладно, - кивает Марина. - Берите. Только я завтра утром вам их дам, ладно? А то ко мне самой, может быть, придут сегодня.
        - Конечно-конечно, - улыбается Наташка. - Спасибо большое.
        Только мы заносим наше добро на кухню, возвращаются родители. Женщины начинают охать, ахать и менять запланированное меню. Мама уже сварила холодец и теперь он занимает весь холодильник. Впрочем, ночи ещё достаточно холодные, так что сегодня он переедет на балкон.
        Гена с выпученными глазами рассматривает запасы спиртного и в качестве неожиданного приза получает пиво. Отец не большой любитель, но тоже берёт баночку. Да и дамам становится интересно, что это за «Хайнекен» такой.
        Родители делятся впечатлениями от прогулки, а я выскальзываю за дверь и еду переговорить с Де Ниро. Мы обсуждаем ситуацию. По Поварёнку пока информации нет, видать хорошо я ему вкатил, щедро. Спит как младенец. Надеюсь, не окочурится, а то не отмажешься потом.
        Когда возвращаюсь домой, раздаётся звонок от Злобина. Мы об этом заранее условились. Для того, чтобы усыпить бдительность Кухарчука.
        - Егор, направление оказалось тупиковым. Мои люди всё перерыли, по щепочке разнесли, нет там никакого тайника. И вообще, я думаю, с поварёнком это никак не связано.
        - Эх… - отвечаю я. - Жалко, Леонид Юрьевич. Ну ничего, будем продолжать поиски.
        - Будем-будем, - соглашается он. - Ладно, всё тогда, до завтра.
        - До завтра. Будем вас ждать.
        Наступает завтра. Суббота. Выходной. Я и вчера, вообще-то, себе выходной устроил, но что уж тут поделать, обстоятельства…
        Весь день проходит в суете и подготовке. Уборка, сервировка, готовка. Утром я иду к Марине за стульями, но её не оказывается дома. Блин. Подстава. В течение дня она отсутствует. Чувствую, что нарисуется, когда у нас уже полный дом гостей будет. Хочет к нам на вечеринку проникнуть. Вот уж хрен там, Маришка, даже не надейся.
        Стол у нас большой, даже огромный, если раздвинуть на полную длину. Собственно, и нас немало, девятнадцать человек. Надо было делать фуршет, чтобы все перемещались, а не сидели за столом. Но моя идея поддержки не нашла.
        - Дядя Гена, - предлагаю я, - раз ты больше всех выступал за классическое застолье, сходи к Яну Абрамовичу Френкелю, попроси стулья.
        Он идёт и вместе со стульями добывает самого композитора. Тот немного смущается от напора Гены, но не отказывает. Это, конечно, победа, но стульев всё ещё не хватает. Впрочем, я уверен, что Марина обязательно появится.
        После шести начинают собираться гости. Первыми прибывают Скударновы с хрустальными бокалами. Наташка ведёт их в гостиную, а я встречаю Ирину.
        - Привет, - улыбается она и протягивает мне хрустальную вазу.
        Ох, чувствую, прирастём мы хрусталём сегодня. На всю оставшуюся жизнь хватит.
        В дверь снова звонят. Наташка уводит Новицкую, а я открываю и… вот она, Маришка. При марафете - макияж, кудри, комбез с глубоким вырезом, волнующаяся грудь. Зато все стулья уже стоят у двери, молодец. Атлетка.
        - Держите, новосёлы или как вас правильно, новосельцы? - смеётся она.
        На её голос выходит Наташка.
        - Ой, Маришка, привет! Спасибо тебе большое! Ты даже сама их принесла! Ну, ты что, мы бы перетащили.
        - Да ладно, чего уж там, - великодушно улыбается наша соседка. - Но, если хотите отблагодарить, пригласите на вечеринку, а то я совсем одна в этот субботний вечерок.
        Да-да, конечно, тебя нам только не хватало!
        Наташка смотрит на меня, пытаясь понять, моё отношение к этому запросу. Смотреть-то смотрит, да говорит вперёд батьки:
        - Ну, конечно, Мариш, ну какой разго…
        - Марина, - твёрдо вступаю я. - Мы тебе бесконечно благодарны за стулья и вообще за всё, но сегодня нет. Извини, пожалуйста, сегодня никак не получится. Дело не в тебе, а в приглашённых гостях. Для них незнакомые люди совершенно неприемлемы. Так что, не обижайся, но нет. Приходи завтра и мы посидим в узком кругу.
        - Да я же очень быстро перестану быть незнакомой, - не сдаётся она.
        Наташка обескураженно смотрит на меня и в глазах её растёт обида. Губки надуваются, а щёчки начинают пламенеть.
        - Егор, ну чего такого? Пусть Марина…
        - Нет, Наташа, - жёстко отвечаю я. - Не сегодня.
        Больше никаких «извини» я не говорю и практически выставляю её за дверь.
        - Егор! - обиженно восклицает Наташка, когда Марина уходит. - Ну, так же нельзя! Мало того, что ты меня грубо перебил, будто я… не знаю… как будто…
        - Наташ, послушай…
        - Но это же просто невежливо было… Человек сам нам стулья притащил, проявил отзывчивость. Ты незнакомого тебе композитора позвал, а мою подругу…
        - Наташ, ну какую подругу? Ты посмотри, какие у нас гости сегодня. Марина никак сюда не вписывается. Тут, кроме Яна Абрамовича, которого, на самом-то деле, все знают, только близкие, родственники, друзья и коллеги. Единомышленники и…
        - Ну да, а она, как раз, моя подруга, в чём противоречие? То есть Ирина Викторовна тебе близкий человек, а мне Марина…
        - Прошу прощения, - говорит Ирина Викторовна, выглядывая в этот самый момент в прихожую, - а где у вас туалетная комната?
        Наташка краснеет и кивает на меня:
        - Егор вас проводит. Покажи, пожалуйста, а я вернусь к гостям.
        Я улыбаюсь. Наталья поворачивается и идёт в гостиную.
        - Милые бранятся, только тешатся, да? - усмехается Ирина, а Наталшка в этот самый момент оборачивается, но ничего не говорит, только вздыхает.
        Постепенно собираются все. Список довольно солидный. На самом деле, я не слукавил, кроме Френкеля здесь все, кто делает общее дело. И новоселье только повод, чтобы собрать всех на этот небольшой тим-билдинг.
        Помимо нас, родителей и Ларисы Дружкиной, собираются Платоныч с Трыней, Злобин, Скачков, Новицкая, Куренков с Женой, Галя с Чурбановым, Скударнов и Жора с жёнами. И случайно прибившийся автор знаменитых песен.
        - Дядя Юра, - смеюсь я, - у тебя сегодня серьёзный конкурент.
        - Сдаюсь без боя, - улыбается Большак.
        - Что вы, - скромничает Френкель, - певец из меня очень слабый.
        С приходом Гали атмосфера становится более раскованной и весёлой. Все наконец-то усаживаются за стол и мама с Наташкой начинают гастрономическое шоу в духе Ивана Грозного.
        - Повезло тебе с Невестой, - смеётся Галина, - смотри только не превратись в пончик через несколько лет после свадьбы. Впрочем, отец у тебя поджарый, может и ты сможешь сохранить фигуру.
        Проверено многократно на личном опыте, если стол ломится от еды, настроение гостей всегда на высоте. Рог изобилия помогает эмоциональному подъёму и символизирует безоговорочную победу жизненного оптимизма надо всеми невзгодами.
        - Егор! - требует Галя. - Спой-ка песню про Галю, пожалуйста. Давай-давай, не отнекивайся. Ребята, давайте подключайтесь! Пусть споёт!
        - Галина! - шуточно хмурюсь я. - Ты хочешь меня опозорить перед выдающимся композитором и исполнителем? Да ещё и перед дядей Юрой? Каждый раз, когда мы будем встречаться с Яном Абрамовичем в подъезде, я буду вспоминать свой позор.
        Но открутиться не удаётся и начинается форменный «Джимми, пой!» В общем, я беру гитару и исполняю волю публики:
        - Ой Галя-Галя, моя бабушка сказала надвое…
        Песня имеет успех и Ян Френкель от души смеётся и аплодирует. Ещё раз спасибо, Пётр Налич. Потом приходится петь Платонычу и он начинает с «Русского поля», а Френкель подпевает. Потом поёт Френкель. У него приятный, низкий, немного шершавый голос.
        Скударнов и Жора с ним знакомы, а теперь вот знакомится и Галина, ну, и все остальные тоже, разумеется. Эмоциональный градус вечера идёт по нарастающей. Безлимитный бар с элитными по нашим временам напитками делает своё дело.
        - Нет, Юрий Михайлович, - не выпускает Гена из зоны своего внимания Чурбанова, - вы для нас, простых милиционеров много делаете, низкий вам поклон. И министру тоже передайте от простого участкового. Он для нас, понимаете, большой, нет, просто огромный человечище…
        Чурбанов сносит повышенное внимание без раздражения и даже, кажется, получает удовольствие от общения. Гена тот ещё собеседник и анекдотец может к месту подкинуть да и вообще, на острое словцо горазд.
        - Наташенька, - обращается немного захмелевшая Ирина к Наташке. - А можно мне минералочки, пожалуйста?
        Наташка крутит головой и, не найдя бутылки, отвечает:
        - Одну минуточку, сейчас будет. Егорка, ты не сходишь на кухню? И захвати лимонад, пожалуйста.
        Я иду, ставлю на поднос несколько разных бутылок и открывашкой начинаю срывать с них звёздочки крышечек.
        - Егор, - раздаётся за мной Иркин низкий голос.
        Я поворачиваюсь.
        - Может, лимонаду? - предлагаю я.
        - Да, всё равно, - пожимает она плечами. - Всё равно.
        Глаза у неё блестят, но, как будто не только от алкоголя. Она улыбается, но улыбка выглядит не особенно весёлой.
        - Подставляю я тебя вечно, да, Егор? - усмехается она. - Перед невестой.
        - Да о чём ты говоришь…
        - Говорю-говорю, знаю, о чём. Ну ты не сердись, я же не специально.
        - Ириш, всё нормально, не парься вообще.
        - Не парься, - повторяет она. - Вот получишь из-за меня сковородкой по башке от молодой жены, поймёшь, что значит «не парься».
        - Нет, у нас с Наташей всё не так…
        - Да ладно, не так… - машет она рукой. - У всех всё так. У всех всё одинаково, понимаешь? Два холмика и норка для зверька.
        - Ирка, ты чего? - хохочу я. - Какая ещё норка?
        - Нора, глубокая вот какая. Ладно, ты на меня не сердись, я сама не знаю, что со мной в последнее время. Я тебе счастья желаю… семейного… Хотя… вот убей меня, не понимаю, какого х*я ты в восемнадцать лет жениться решил? Зачем? Нет, я-то ни на что не претендую, на мне жениться… на мне жениться нельзя, это мне ясно… Но для чего вообще люди женятся так рано? Только не надо мне щас про любовь сопли пускать…
        - Розовые? - улыбаюсь я.
        - Чего розовые?
        - Сопли не надо пускать розовые?
        - Да никакие не надо. Всю жизнь будешь оправдываться перед ней за каждое слово и каждый взгляд. А нах*я тебе это, Брагин? Тебе! Ты меня понимаешь? Ладно, не объясняй, это я так просто, мысли вслух. Дело-то твоё…
        - Ириш, - я обнимаю её и она кладёт голову мне на плечо.
        Ириш, хочу сказать я, а мне и не восемнадцать совсем, и я совершенно не уверен, что нужен тебе, а ей вот нужен, очень нужен, и она мне нужна. Про любовь не буду, раз ты не хочешь, хотя и про это есть что сказать. Просто я знаю, что с ней пройду весь путь, от начала до конца и она не отступится и не предаст. У меня чуйка, я людей повидал. Я знаю. Или думаю, что знаю. Может, и нет никакой чуйки… Да только я верю именно в это…
        Я собираюсь сказать… ну, кроме того что мне уже давно не восемнадцать, собираюсь, но не успеваю. Поворачиваю голову и вижу Наташку в дверях кухни. Твою дивизию… Она кивает, смахивает пальцем слезинку, молча поворачивается и уходит в сторону гостиной…
        24. Полет Валькирий
        А праздник продолжается, звенят бокалы и голоса становятся громче, перекрикивая друг друга и гремящую музыку.
        «Кам, кам, кам ту Эл Эй», - поют «Чилли», а Галя красиво и раскованно танцует с Геной.
        - А ты, Геннадий, ничего, - смеётся она, и он на радостях наливает ей ещё вина.
        Пахнет едой, алкоголем и разогретым парфюмом.
        - Завтра увидимся, - кивает, прощаясь Злобин.
        - Обязательно.
        Первой уходит Новицкая, и после этого начинается разброд и шатания. Понемногу гости расходятся и остаются только домашние и Галя с Чурбановым. Оба хорошо подшофе. Мама с будущей снохой уносит посуду. Наташка выглядит спокойно, никаких слёз и обиженных взглядов, мило улыбается гостям. Волю в кулак собрала и - вперёд…
        М-да… не надо быть бараном, и не придётся расхлёбывать всякое такое…
        - Хорошую ты девочку нашёл, - в очередной раз выносит вердикт Галина. - Правильную, да Юра? Гена, это точно твоя дочка? На тебя не похожа что-то.
        - Ой, да ладно! - расправляет грудь Гена. - Ты, Галина, тоже на папку своего не больно-то похожа! Вона красавица какая.
        - Что? - она начинает хохотать. - Юра, почему у тебя такие кадры толковые до сих пор в капитанах? Ты же в кадрах царь-батюшка.
        - Так это… я же с низов дослужился, - пожимает плечами Гена. - Так-то наш брат и до капитана редко доходит. Если бы не Лариска моя, до сих пор сидел бы в младших лейтенантах. Она меня внесла в список тихой сапой и - дело сделано.
        Он смеётся, и все смеются вместе с ним, думают он шутит.
        - Наташа, тебе понравилась картина? - спрашивает Галя.
        - Очень! - восклицает Наташка. - Ещё раз спасибо вам огромное. И за подарок и за Мартика. За помощь и поддержку Егора. Большущее спасибо.
        Гале приятно это слышать, но это правда, она очень нам помогла. Без неё, возможно, мы бы до сих пор в гостинице жили.
        - Галя, - поддерживаю я Наташку. - Правда, спасибо.
        - Ну ладно-ладно, - усмехается она. - Весь вечер меня только и благодарили. Вы на картину гляньте, это вообще-то Лидия Мастеркова. Работа побывала на той самой «бульдозерной» выставке, к вашему сведению.
        Да, ничего, между прочим. Квадратный холст со стороной около восьмидесяти сантиметров разрисован яркими разноцветными ленточками, напоминающими водоросли. Симпатично. Зачем такое гусеницами давить? Я, конечно, тот ещё спец, но антисоветчину здесь не нахожу.
        Наконец, гости расходятся, а посуда оказывается вымытой и насухо вытертой. Домочадцы разбредаются по своим комнатам. Наташка идёт в спальню. Блин… Очень хочется просто лечь и поспать, но придётся ей опять что-то объяснять и поучать…
        - Сынок, - окликает меня мама.
        - Да, мам.
        - Хочу сказать тебе кое-что, - кивает она. - Мы с отцом так тобой гордимся. Погоди-погоди, не перебивай. В такие годы ты уже многого добился, просто в голове не укладывается. Совсем недавно был ещё совершенной тютей, несмышлёнышем и так быстро возмужал, оперился… Не иначе, как тот удар кирпичом тебя изменил…
        Мама улыбается.
        - Ма-а-м.
        - Да шучу-шучу я. Нет, правда, потрясающе, у тебя такие друзья… Сам Ян Френкель пришёл!
        - Ну, это по-соседски, я с ним до сегодняшнего вечера не был знаком.
        - Да ладно он, а остальные-то просто вообще… Чурбанов! Брежнев! Пьёт он, правда, многовато, но неважно, все тебя ценят и любят. Я тебе только одно хочу сказать, будь очень и очень осмотрительным. Ты даже представить не можешь, сколько вокруг тебя завистников сейчас и врагов. Нужно быть максимально бдительным. И пусть Наташа твоя станет тебе надёжным тылом, понимаешь меня? Раз уж ты как угорелый несёшься под венец, то хотя бы требуй от неё понимания. Ясно тебе?
        - Ма-а-м.
        - Нет, Наташа, конечно очень хорошая, но жизнь прожить, я тебе скажу… Вон у нас с отцом, сам знаешь… А она девочка эффектная, милая, тем более сейчас ты её в такие круги выводишь… Понимаешь меня?
        - Нет, мам, не понимаю, честное слово. Я ей полностью доверяю.
        - Ну, хорошо-хорошо, молодец, что доверяешь. Но, как говорится, доверяй, но проверяй. Не будь дураком. А я вам счастья желаю и надеюсь, что она никогда тебя не подведёт. Вот и всё… Но и сам не будь дураком, ясно?
        - Ладно, мам, спокойной ночи…
        - Спокойной… Я тебе, как мать говорю, вот будут у тебя собственные дети, поймёшь меня. Нечего от матери отмахиваться…
        Наташка снимает платье, когда я вхожу в спальню.
        - Наташ, - говорю я, не зная как начать.
        Блин, ненавижу подобные моменты. Просто ненавижу. Сам, конечно, виноват. Можно было Ирку вообще не приглашать… Можно, ага… Да только как не приглашать-то? Она, вообще-то тоже член команды, да и просто нечужой уже человек… Я своих всегда за собой тяну. Не баб, а друзей и соратников…
        Правда теперь вот это всё… Нахера я обнял её? Дурак старый. И сентиментальный. Скоро, наверное, начну слезу пускать под выступление детского хора.
        Вздыхаю.
        - Чего? - вопросительно кивает Наташка, надевая халат.
        - Устала?
        - Ага… Ты поэтому вздыхаешь?
        - Нет, не поэтому, - качаю я головой. - Хочу с тобой поговорить, размышляю, как начать, вот и вздыхаю. Мы просто уже говорили об этом.
        - А я опять за своё, да? Обещала не ревновать, а сама бровки к носу и губки бантиком?
        Это что-то новенькое… Я хмыкаю.
        - Конечно, когда я услышала, что она тебе говорит, а ты вместо того, чтобы спустить её с лестницы, прижал к себе… Скрывать не буду, мне от этого плохо стало, очень плохо. Паника накатила. Я чуть сквозь землю не провалилась… Через бетонное перекрытие… Посмотрела бы я на тебя на моём месте. Ты бы нож в задницу воткнул, наверное, да?
        - Не обязательно, - качаю я головой. - По обстоятельствам…
        - Вот и я решила по обстоятельствам… - говорит она, доставая из шкафа большое полотенце. - Проглотила обиду и решила действовать по обстоятельствам.
        - И как это? - я расстёгиваю рубашку и присаживаюсь на край кровати.
        - А так, как ты и говорил, - отвечает она, снимая покрывало с кровати. - Либо доверять, либо уходить. Привстань, пожалуйста.
        Я встаю.
        - И что же ты решила делать? Доверять или уходить?
        - Ну… скорее, не решила, а поняла, - говорит она, занимаясь покрывалом.
        - Хорошо… И что ты поняла?
        - А поняла я… - она выпрямляется и, оставив постель в покое, смотрит на меня и откидывает назад, упавшую на глаза прядь волос. - Поняла я, что Ирина тебя любит. Нет, даже не любит, а влюблена, наверное. Скорее всего, это просто блажь и наваждение, хотя, тут у меня уверенности нет. Она понимает, что это нелепо, сколько ей и сколько тебе, но сердцу приказать не может, хоть и пыталась, судя по всему. Поэтому и выпивает чуть лишнего, а когда язык развязывается, говорит вот всякие такие штуки… Ещё я поняла, что не всё вокруг чёрное и белое. Есть, оказывается, варианты… Я и про тебя поняла. Поняла, что ты её…
        Она замолкает, подходит и садится на кровать. Я тоже сажусь.
        - Что ты её… - продолжает она, глядя мне в глаза, - жалеешь, что ли. Наверное, у вас было что-то раньше, когда ты от меня бегал, а я пыталась тебе доказать, что нужна тебе.
        Она виновато улыбается и несколько раз кивает, отчего тяжёлые пряди снова падают на лицо. Наташка быстрым жестом закидывает их назад.
        - Ты меня прости, пожалуйста, за те выкрутасы дурацкие… - пожимает она плечами. - Ты же знаешь, что я кроме тебя вообще ни с кем… Это же просто я тебя хотела ревновать заставить… Дура, да? А если бы не заставила? Представляешь тот гад Фриц, что бы сделал?
        Я-то, как раз, представляю. И Фриц бы сделал, и его дружки. А вот, как бы ты это пережила, не представляю. И как бы я это пережил…
        - В общем, - вздыхает она. - Ты показал мне хороший пример, как поступать с теми, кто пытается встать на твоём пути к любимому человеку. Я просто… ну… наверное, хотела быть как ты, что ли… Вот и вломила твоей подружке.
        Она усмехается.
        - Но здесь, конечно, ситуация другая, так что ты не думай, я когда-нибудь поумнею. Наверное. А может быть и нет. Но когда кого-то любишь, ему всё прощаешь… Правда ведь? Короче… Начинаю обо одном, а перескакиваю на другое, да? Ладно, про тебя и Новицкую. Думаю, ты просто её жалеешь, поэтому и обнял и ничего ей не возразил, на её слова. Слова, прямо скажем, не очень приятные… Вот… И ещё я подумала… ну, или поняла, как хочешь… Поняла я, что раз ты в нашем доме, не опасаясь, что я всё увижу, обнял её, то либо решил остаться с ней, либо не считаешь этот жест чем-то серьёзным. Типа просто дружеская поддержка, что ли… Ну а я что, зверь, не давать тебе оказывать поддержку друзьям? Я и сама даже к ней сочувствие ощутила… Правда, честно тебе скажу, не сразу. Только после двух часов размышлений… Так что? Ты решил остаться с ней?
        - Зачем бы я тебе врал? - прищуриваюсь я.
        - Ну, мало ли, - пожимает она одним плечом и чуть наклоняет к нему голову. - Может, ты не её, а меня жалеешь и не знаешь, как подсластить горькую пилюлю…
        - Ну… - качаю я головой. - Что сказать… Ты молодец. Ты действительно, поняв всё это, перешла на новый уровень. И я вместе с тобой.
        - Так что ты решил-то? Мне не нравится, что ты уходишь от ответа…
        Щёки её вспыхивают, а взгляд делается тревожным.
        - Я ничего не решал сегодня, - качаю я головой. - Я ведь уже давно принял все решения. Для меня ничего не поменялось. Разве что…
        - Что? - настороженно спрашивает она.
        - Разве что дату свадьбы стоит перенести с мая на начало июня. А то вдруг и правда всю жизнь маяться будем, если в мае поженимся?
        - Я и помаяться готова, ты меня знаешь, - с видимым облегчением, отвечает она. - Или ещё узнаешь.
        - Так не будешь, больше Новицкую бить?
        - Нет.
        - И жалеть станешь?
        - Если она наглеть не будет. А она будет, между нами говоря, потому что вместо того, чтобы дать ей по мозгам, кто-то её к груди прижимает. Молчу-молчу, считай, что пошутила. Кстати, а мне-то можно с Мариной дружбу продолжать?
        Блин! Марина эта опять.
        - Нет.
        - Ну вот… - всплёскивает руками Наташка, - почему-то я не удивлена. Тебе чужую бабу обнимать - да, а мне подружку завести - нет.
        - Она, между прочим, ко мне клеилась, - решаю я выдать младший козырь. - Помнишь, ты пришла, а она была у нас дома? Сервиз принесла.
        - Помню, - немного недоумённо говорит она.
        - Тебе это ещё не понравилось.
        - Да нет, - пожимает она плечами, - я ничего такого не сказала…
        - Я понял, что тебе не понравилось. И не зря. Она, между прочим, сняла блузку и сверкала своими сиськами.
        - Что? - хмурится Наташка. - А почему ты мне тогда ничего не сказал?
        - Не хотел расстраивать, почему ещё-то.
        - А сейчас почему говоришь? Расстроить хочешь?
        - Потому что она никак от тебя не отстанет. И постоянно мне намёки делает. Надеюсь, это не ты её подговорила проверить мою верность?
        - Ты чего, совсем что ли? Нет, конечно!
        - Ну вот, поэтому я и не желаю её видеть в нашем доме. И мне неприятно, что она пытается с тобой дружить. Дружить и тут же соблазнять твоего парня. Жениха даже.
        Наташка выглядит огорошенной.
        - Нет, серьёзно или ты меня разыгрываешь? Ну, типа, чтобы отвадить её…
        - Наташ…
        - А?
        - Серьёзно, - развожу я руками.
        - Вот сучка… - поднимается она. - Ладно… Не хочу больше о ней. Я в душ. Не сходишь со мной?
        Чтобы я да не пошёл? Шутишь что ли?
        Со Злобиным мы встречаемся в его машине. Он приезжает без водителя, сам сидит за рулём. Я запрыгиваю и усаживаюсь рядом с ним. Он жмёт по газам.
        - Выследили ребята, - кивает он. - Сразу, как очухался, вышел из больницы, прямиком поехал на дачу.
        - Он точно хвост не заметил? Мог ведь следы запутывать. Он, конечно, козлина, но не дебил ведь.
        - Дебил, - хмыкает Злобин. - Как есть дебил. Сегодня пошлю людей искать архивы.
        - А вы людям этим доверяете?
        - Я только тебе, Брагин, доверяю во всём мире, понимаешь? - улыбается он своей фирменной улыбкой.
        - Ага. А я вам.
        - Вот и отлично. Значит, едем дальше. Звони грузину и договаривайся на завтра. Пульман всё сделал. Даже спец не отличит, а всякие поварята и уркаганы - и подавно. Сечёшь, Егор? Как настоящая. Может нам все аукционные дома мира забить этими бурбонскими лилиями?
        - Нет, все не надо, - мотаю я головой. - Тем более, камни же мы дешманские поставили, а с ними далеко не уедешь…
        Он включает радио и оттуда, будто диктор специально дожидался этого внеочередного включения, сразу раздаётся:
        - В эфире «Маяк»!
        - Продолжаем разговор, - кивает Де Ниро и поддаёт газу. - Смотри. Грузин приедет с небольшой охраной. Человека три-четыре. Он непуганый, верит в свой авторитет и не знает про твою армию.
        - Армия-то пригодится ещё, учитывая, что Поварёнок, в отличии от Давида, как раз очень даже пуганый, - замечаю я.
        - Поварёнок пуганый, да, - соглашается Злобин. - Поэтому он перестрахуется.
        - Мне кажется, что второй раз на те же грабли он наступать не будет, - качаю я головой. - То есть второй раз по одной и той же схеме его развести не удастся.
        В прошлый раз он явился за лилией на встречу с Назаром Лимончиком. А там его накрыл якобы спецназ КГБ.
        - Но схема-то только на первый взгляд такая же, как в прошлый раз, - возражает Злобин. - Смотри, в этот раз он будет думать, что сам наносит неожиданный удар. Он же не догадывается, что ты знаешь о прослушке и даёшь информацию специально для него. Поэтому, услышав, что ты договариваешься о передаче лилии с Давидом, он устроит свою собственную операцию.
        - Это да, - соглашаюсь я. - Он должен будет что-то предпринять. Либо напасть на меня до встречи с Дато, либо появиться в момент передачи.
        - На мой взгляд, он появится во время передачи, когда лилия будет точно у тебя. Скорее всего, он совершит налёт силами оперативников. Я уверен, что для прикрытия, он подготовил какое-нибудь тухлое дело, в рамках которого он тебя с грузином хочет взять. Грузин его, скорее всего, не интересует, поэтому он его хлопнет на месте.
        - Тогда ювелир тоже под угрозой, - хмурюсь я.
        - На самом деле, не думаю, - качает головой Злобин. - Он же не знает, что ювелир сам брошь изготовил. Поэтому устранять его совершенно незачем. Наоборот, он может пригодиться. Хорёк на тебя злой, поэтому будет пытаться навешать всех собак. А для этого и показания ювелира могут пригодиться. Он ведь хитрый козёл, наверняка уже всё подготовил, остаётся только взять тебя с поличным. Ты смотри, в день операции Наталью свою убери в безопасное место.
        - Да, это да.
        - И родителей.
        - Их не будет, - киваю я. - Они улетят.
        - Хорошо. Ну и всё, собственно. Единственное, что я пока не знаю, как он сделает, это охранники этого вора. Наверняка, они будут стоять и снаружи, и внутри. Правильнее всего, будет быстро и без шума устранить тех, кто снаружи. Но Кухарь же не может своим людям приказать сразу стрелять на поражение, у него ведь не банда, а нормальные парни, опера. Они просто не знают, во что вовлечены. Значит будет шум… Хм… Возможно он выбьет под это дело группу захвата, тогда шума не будет, скорее всего.
        - Блин! - восклицаю я. - Группа захвата всё осложняет.
        - Да нет, не переживай. Нам похеру. Они в любом случае подчинятся второму управлению. Воевать с парнями из собственной безопасности никто не станет. Итак, к вам врывается Кухарь, а мы его накрываем. У меня тоже под него дело имеется, а у ребят на него зуб. Там всё официально будет, загремит он у нас под фанфары.
        - А чего ему предъявить-то? - хмурюсь я. - Ну, ищет человек лилию. Это само по себе не преступление вообще-то. Может, нарушение какое, но ничего же серьёзного, он ведь ради общего блага, вроде как.
        - Да, ты прав, посадить его мы не посадим, но по ушам так дадим, что с места своего он улетит. У меня же расследование не только по этому эпизоду.
        - Блин, - качаю я головой. - Выкрутится змей. У него же поддержка хорошая.
        - Не выкрутится. Посмотришь. Итак, это план «А». Мы его запускаем, в случае, если находим что?
        - Архив Поварёнка.
        - Правильно. А если не находим, запускаем план «Б». Твои бойцы должны быть на позиции в любом случае, но в плане «Б» они врываются на место встречи вместо второго управления. Вот это будет точно повторением истории. При этом твои парни не должны причинить вреда Кухарчуковским операм. А он будет провоцировать. Фальшивое постановление мы сделаем, и пошлём вместо Радько на задержание другого человека, у меня свои парни имеются, но делать всё нужно максимально аккуратно. Обрати на это внимание своих. В крайнем случае просто вырубить, понимаешь?
        - Понимаю, - киваю я.
        - Ну, и молодец. Берём Поварёнка и по новой, снова база и снова Радько, он уже прилетел, кстати, по его же собственному приказу, прикинь. В этот раз Кухарю будет страшнее, поскольку Михал Михалыч ему хорошо известен. И поэтому нашему барсуку будет пи**ец, как страшно, понимаешь? Ведь он его не просто в лицо знает, он всё о нём знает. И раз тот не скрываясь идёт на дело, это нихера хорошего не предвещает, понимаешь? Это вообще может быть конец всему.
        Поговорив ещё немного о деталях, мы останавливаемся. Я выхожу и перехожу в свою машину. Временно это «уазик». Телефон переставили, теперь езжу на нём, пока доверенное лицо, она же нотариус, занимается приобретением и оформлением новой «Волги».
        За рулём по-прежнему Алик, а вот вместо выбывшего Алексея, теперь у нас суровый и хваткий Виктор. Сухощавый и резкий. Впалые щёки, глубоко посаженные черные глаза, плотно сжатые губы, короткая стрижка. По словам Скачкова, на ковре и в тире ему равных нет. Надеюсь, проверять не придётся. Хотя, о чём это я…
        Приехав домой, я набираю номер Дато Кахетинского.
        - Слушаю тебя, Бро, - высокомерно говорит он, когда ему объясняют, кто звонит.
        - Здравствуйте, Давид Георгиевич. Я готов встретиться.
        - Лилия у тебя? - спрашивает он.
        - Завтра подвезут к месту встречи.
        - И где это место?
        - Квартира ювелира. Он сразу и экспертизу проведёт. Михаил Захарович Пульман, знаете такого?
        - У меня свой ювелир.
        - Пожалуйста, - спокойно отвечаю я. - Чем больше спецов, тем спокойнее.
        - Нет. Мне мнения других не интересны. В два часа приедешь с лилией…
        - Её подвезёт курьер, - перебиваю я.
        - Неважно! - рявкает Дато. - В два часа лилия должна быть в скупке на Сиреневом бульваре.
        - В какой скупке?
        - Ювелирной. Встречаться будем там.
        - Так там обэхээсники трутся, сто процентов, ещё и народу будет не протолкнуться, наверное.
        - Не волнуйся, посторонних никого не будет. Всё понял?
        - Не знаю… - тяну я. - Мне этот вариант не очень нравится. Дома лучше. Спокойнее и…
        - А мне плевать, что тебе нравится, - рычит вор. - Я всё сказал тебе.
        Не дожидаясь ответа, он кладёт трубку. Суров, однако…
        Поговорив, спускаюсь в машину и звоню Злобину.
        - Ну, ёлки… - задумывается он. - Ладно, нам без разницы. Съезди и посмотри место и людей своих отправь заранее сориентироваться. Выход там один, мне кажется… В общем надо глянуть. Я поставлю наблюдение.
        Поговорив с Де Ниро, я звоню на базу и делаю распоряжения, а потом поднимаюсь наверх. Сегодня улетают родители, нужно немного побыть с ними.
        Утро врывается в окно солнечными лучами и чириканьем птиц. Я просыпаюсь за пять минут до будильника, тихонько сажусь на постели, но, всё равно бужу Наташку. Не специально.
        - Ты чего так рано? - шёпотом спрашивает она.
        - Да, дела-делишечки, - тоже шёпотом отвечаю я. - Ты спи-спи, у тебя время есть ещё.
        Чувствую мандраж, как перед экзаменом и жадное возбуждение, как перед охотой. Пытаюсь сделать растяжку, но не могу сосредоточиться и, плюнув, иду в душ. Когда выхожу из ванной, из кухни несётся соблазнительный аромат кофе.
        - Егорка, иди, - кричит Наташка, - завтрак готов.
        Блин… Я иду к ней.
        - Наташ, - обнимаю её сзади и целую в шею. - Не буду, извини, завтра два съем, но сегодня не могу.
        - Почему? - расстраивается она. - Сейчас убежишь и целый день будешь голодный скакать.
        - Ну, правда, не буду. Сегодня без завтрака, ладно? Извини, что с вечера не предупредил. Я на работе пообедаю, не беспокойся. Смотри, как приедешь в аэропорт, позвони мне в машину, я буду мотаться полдня.
        - Эх ты…
        - Ты поняла? Позвони мне. Дима и Вова полетят с тобой, а Серёжа и Саша поедут с вами до аэропорта. С Галей встретишься уже там.
        - А она с толпой опять летит?
        - Ну, конечно, это же Галя, - пожимаю я плечами. - Да и ладно, веселее будет, на балет сходите, в «Эрмитаж», потусуетесь. Главное, чтобы парни постоянно рядом с тобой были, поняла?
        - Знаешь, мне так неловко, честно говоря… Дочь генсека и та без охраны, а я с двумя телохранителями. Они меня даже в туалет провожают. Мне кажется, людей это раздражает…
        - Наташ, отставить, ладно? Не забудь мне позвонить и Марину ни в коем случае в дом не впускай. Вообще с ней сегодня никаких контактов!
        - А почему?
        - Её кое в чём подозревают, - говорю я, понижая голос. - Похоже, она за нами следит. Причём, работает на очень плохих людей.
        Мне очень хочется сказать про прослушку… но блин… Хочется, но я не говорю. Осталось перетерпеть один день всего, а там уже можно будет, что угодно и говорить и делать. В общем, нам бы день простоять да ночь продержаться…
        Наташка хмурится.
        - Как-то это очень странно звучит…
        - Наташ, странно, согласен, но пожалуйста, сделай сегодня, как я говорю, а когда вернёшься из Питера, я тебе всё расскажу и объясню. Не забудь позвонить из аэропорта. Если меня не будет, передашь Алику, что всё нормально. Хорошо?
        - Ну конечно, Егор. Обещаю.
        Она поворачивает голову и чмокает меня, а я резко поворачиваю её к себе и долго, и горячо целую.
        После этого быстро одеваюсь и выскакиваю за дверь.
        - О, привет, - киваю я милиционеру, стоящему на площадке. - А ты чего здесь? А Вова где?
        - А мы это… - пожимает мент плечами. - Меняемся. По очереди стоим.
        - Он тебе приплачивает что ли вместо себя? - хмурюсь я.
        - Чего? А… Нет, конечно. Мы так просто, чтоб разнообразие… Да…
        - Понятно, - киваю я и сбегаю вниз по лестнице.
        Заглядываю в дежурку.
        - Вов, а ты чего смежников что ли припахиваешь для дежурства? Мы же договаривались своими силами.
        - Да, наши ребята задерживаются, а он сам попросился, говорит, заколебался на одном месте сидеть, а так хоть какое-то разнообразие.
        - Разнообразие тебе, - качаю я головой. - Заканчивай с этим делом. Смени его давай.
        Ко мне подходят Алик и Виктор.
        - Поехали, шеф?
        - Поехали, - киваю я и поворачиваюсь к Пономарёву. - Дим, давайте аккуратненько с Наташкой моей. В порт на двух машинах езжайте. Максимально внимательно сегодня, да?
        - Стопудово, - кивает он. - Всё сделаем, не волнуйся.
        Еду на базу. По пути созваниваюсь со Злобиным. Он тоже обещает подъехать. Операция должна пройти образцово. Обязана. Чтоб без сучка и задоринки. Правда, по архиву до сих пор не ясно. Кухарь постоянно находится на месте. Ребята постоянно дежурят. Как только он выйдет, они сразу туда залезут.
        В общем, проводим экстренное переосмысление. Место поменялось, поэтому кое-что приходится перестраивать. Отправляем две «буханки» с нашим спецназом. По архиву до сих пор не ясно. Кухарь, как прилип к своему тайнику. Но ничего, сейчас-то он по-любому его оставит…
        - Ну что, перекусим? - предлагает Злобин мне и Исаеву, новому начальнику московского «Факела».
        Суровый некрасивый подполковник Исаев Артур Семёнович всю жизнь служил в разведке. Человек он жёсткий, недружелюбный, но максимально компетентный. Скачков был очень рад, что смог заманить его к себе.
        - Нет, мне ехать пора, - киваю я обоим. - С Богом, товарищи.
        - Ну-ну, ваше благородие, - хмыкает Злобин. - На Бога надейся, а сам не плошай. Давай, ни пуха…
        Приходит время выдвигаться. Забираюсь в «уазик» на переднее сиденье. Сзади устраивается Виктор и ещё один парень, Стас. Едем на двух машинах. Во второй - ещё четыре человека.
        - … «Полёт валькирий», - тихонько бормочет радио. - Исполняет академический симфонический оркестр ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского.
        Музыка начинается тревожно, словно музыканты водят по струнам не смычками, а мечами…
        - Наталья не звонила ещё? - спрашиваю я у Алика и смотрю на часы.
        Едут ещё наверное…
        Вступают фанфары:
        Та-та-ра-та-та, та-та-ра-та-та, та-та-ра-та-та, та-та-ра-та…
        - Нет ещё, - мотает он головой. - Никто не звонил.
        Та-та-ра-та-та, та-та-ра-та-та, та-та-ра-та-та, та-та-ра-та…
        - Блин, - не выдерживаю я. - Переключи, а то прям, как триллер какой-то.
        Та-та-та-ра-та, та-та-та-ра-та,
        Громкость и темп нарастают, я протягиваю руку но, вместо того, чтобы выбрать другую станцию, выкручиваю громкость на полную. И внезапно два наших горбатых «уазика» превращаются в советских, защитного цвета, валькирий, взлетающих над дорогой, и несущихся над золотоглаво-кумачовой Москвой в сторону Сиреневого бульвара под звуки фанфар и лязг клинков.
        Снова Сиреневый, второй раз за неделю, но сейчас я лечу туда не за деликатесами. Я лечу решать, кого брать на небо, а кого нет, кому жить, а кому не стоит… Патетические и торжественные звуки возносят меня всё выше и выше и, внезапно оборвавшись, короткой барабанной дробью, бросают к дверям пункта скупки ювелирных изделий.
        «Учёт», от руки написано на листе писчей бумаги, приклеенном к двери. У двери стоят два стражника.
        - Только один, - сурово заявляет один из них, когда я подхожу в сопровождении Виктора и Алика.
        Стас остаётся в машине.
        - Останови нас, - хмуро отвечаю я. - Если сможешь.
        Стражи переглядываются и пропускают нас втроём. Мы оказываемся в небольшом тамбуре, где нас встречают ещё двое.
        - Зайдёт только один, - говорит огромный амбал, человек-гора с холодными маленькими глазами.
        Он небрежно меня обыскивает и пропускает в торговый зал, небольшой и убогий. Окна с толстыми решётками, железная дверь, потрескавшаяся плитка на полу, узкие прилавки с золотыми изделиями и круглые закопчённые плафоны под потолком. В углу что-то вроде будки с окошком. Там сидит приёмщик.
        Настоящая крепость. Но мне всё это уже известно. Кто контролирует вход, тот контролирует и выход, а значит, всю ситуацию. Посреди зала стоит Дато Кахетинский с крепким уркой.
        - Принёс? - спрашивает он. - Или курьера ещё ждать будем?
        - Чисто для вашей информации, - говорю я. - У меня двое бойцов за дверью и ещё пятеро снаружи перед домом. Просто, чтобы не возникало дурных мыслей.
        - Где брошь? - холодно спрашивает Дато.
        - У меня, - киваю я.
        - Отдай ему, - вор кивает на оценщика.
        Тот открывает окошко и… Твою дивизию!!! Это же тот самый ювелир, что присутствовал на предыдущей встрече с Лимончиком и Поварёнком. Твою дивизию, ошибки нет, старик с седыми усами. Человек Кухаря! Блин! Блин!
        - Помоги ему, - кивает Дато своему помощнику и тот подаётся в мою сторону.
        - Спокойно, - выставляю я вперёд руку, а второй достаю бумажный конверт и извлекаю из него бархатный мешочек, а уже из него прекрасную Бурбонскую лилию. - Вот. Пожалуйста. Вы сказали, я сделал. Безо всяких яких, да?
        Отдаю лилию седоусому деду и он, бережно приняв её у меня, вставляет в глаз маленький объектив-лупу, как у часовых мастеров. Он капает на металл прозрачную жидкость из пипетки, а потом низко опускает голову и начинает внимательно изучать фальшивое изделие.
        Твою дивизию! Блин-блин-блин… Ситуация, мягко говоря, щекотливая. Если бы это был не тот же чел, в случае проблем, можно было бы сказать, что ничего не знаю, у меня с самого начала была именно эта лилия и никакой другой я в глаза не видел, что именно её и принёс Лимончик. Но этот, бляха, усач видел настоящую и свидетельствовал о её подлинности. И теперь, сколь бы искусно не была сделана копия, он заметит разницу!
        Блин, блин и ещё раз блин!!!
        Старик, словно желая дождаться моего инфаркта, не торопится, а внимательно рассматривает. Смотрит… смотрит…
        Наконец, он поднимает голову, вынимает из глаза лупу и замирает, впав в задумчивость.
        - Ну? - прерывает его медитацию грузин. - Настоящая?
        Старик проводит ладонью по усам и, подняв голову, встречается со мной взглядом.
        - Настоящая? - теряет терпенье Дато. - Настоящая?
        Та-та-ра-та-та, та-та-ра-та-та, звучат в голове фанфары Вагнера…
        25. Се человек
        Ювелир переводит усталые, немного воспалённые глаза на Дато Кахетинского. Веки у него набрякшие, под глазами мешки. Большие знания большие печали. Выглядит он, честно говоря не очень и я бы даже сказал, испуганно.
        Вчера его тут не было, между прочим. Как интересно…
        - Очень тонкая работа, - сипло говорит он, кивая несколько раз подряд.
        - И? - Давид Георгиевич подходит ближе.
        - Великолепно, - качает головой усач и поворачивается к грузину. - Просто поразительно.
        - Что это значит? - теряет терпение вор. - Настоящая или нет?
        - Настоящее… искусство, - говорит усач и снова смотрит на меня. - Невероятная работа.
        Я киваю и вкладываю в свой взгляд все гипнотические возможности организма и способность передавать информацию. Буквально транслирую количество нулей предназначенных за правильный ответ, рисуя бровями двоичный код.
        - Вроде настоящая, - поднимает он брови. - Сейчас так не делают. Посмотрите вот здесь… видите, как тонко сделана насечка. Золото потемнело от времени. Вот тут погнута игла. Посмотрите на её остриё. Камни, конечно… не самые лучшие, но хорошие.
        - Что значит, не самые лучшие? - хрипит Дато, хватая меня за плечо.
        - Ну, - пожимает плечами ювелир, - стоимость этого изделия не определяется стоимостью материалов. Здесь важна художественная и историческая ценность, а она, как вы догадываетесь, перекрывает стоимость использованного золота и камней.
        - Значит, настоящая?
        - Да, - киваю я. - Разумеется настоящая. Тысячу… процентов даю! Какая ещё по-вашему?
        - Не тебя спрашивают!
        - Я думаю, - задумчиво говорит усатый мастер паузы. - Скорее всего, настоящая. Очень похожа на настоящую.
        - Ты чётко можешь сказать? - теряет терпение Дато.
        - Да, говорю чётко, - принимает он, наконец, решение и подмигивает мне. - Настоящая… На тысячу процентов.
        Вот и договорились. В принципе, он ничего не теряет, ведь мало кто видел настоящую лилию, а копию действительно легко принять за старинную вещь. Сделана она отлично, так что и ошибиться не грех. Тем более, он же не искусствовед, а приёмщик в скупке, принимает изделия по цене лома.
        Кто его уличит? Кроме меня, никто. А я, естественно, уличать не буду, а, наоборот, поддержу и даже дам бабла. Тысячу. Молодец, усач, масло в голове есть. Наверняка, подумал, что можно ещё парочку таких замастырить и продать жаждущим обладать этой «прелестью».
        - Настоящая, - твёрдо повторяет хитрожопый и седоусый Голлум.
        И в тот же миг происходит чудо в лучших цирковых традициях. Алле-гоп! Я жду не дождусь, когда же на арене появится красноносый и рыжеволосый клоун, он же Поварёнок. Но он задерживается, не идёт и не идёт. Впрочем, неизвестно, как при нём повёл бы себя ювелирный ювелир…
        Но и без Кухаря чудо происходит просто охеренное. Этот самый алле-гоп. Феерия! Женщина-змея! Е**ть-копать! Нештатная ситуация! На это мы точно не рассчитывали. Из-под стола оценщика вырывается пружинящее тело ниндзи с пистолетами в обеих руках. Жесть! Стройная, упругая и, несмотря ни на что, ужасно сексуальная, да что там, просто чистый секс, тем более её сиськи я уже имел возможность заценить. Да, твою дивизию, это Марина!
        Ва-банк!
        Рука Давида Георгиевича, выпущенная как щупальце в сторону лилии, замирает в воздухе. Немая сцена, в лучших традициях. Немая, но очень короткая. Выскочив из-под стола и замерев на мгновенье, Маришка резко поднимает руки, продолжением которых оказываются не «пустынные орлы», конечно, но что-то тоже очень серьёзное с охренительными глушаками.
        Хлоп! Хлоп! Она лупит с двух рук. Стекло кабинки вдребезги. Дато с пробитой башкой и красным фонтанчиком изо лба, его угрюмый помощник с пробитой башкой и таким же фонтанчиком. Постмодернистский перформанс, синхронное фонтанирование. Седоусый ювелир с искажённым от ужаса лицом инстинктивно подаётся назад. Рука его разжимается и… я успеваю подхватить лилию и тут же упасть на пол.
        Воздух, где только что был я, прорезает пуля. Брошь - в карман, «браунинг» - из ботинка. Бабах! Не ждала, змея-женщина?
        Дверь открывается и Маришка начинает поливать огнём громил Давидовых, спешащих на звуки разбитого стекла и моего пистолета. Мои парни проявляют не меньшее, чем у неё мастерство, хотя Виктора всё-таки задевает. Твою дивизию! Сука! Я стреляю, но она успевает наклониться, совершая немыслимый кульбит. Такую циркачку и убивать жалко. Но только не мне. Мне не жалко, она, сука, моих парней замочила!
        - Бл*дь! - орёт она, дёргая рукой.
        Получай, ехидна!
        Парни палят, но не попадают. Только я пока смог её задеть.
        - Брагин, сука! - целит она в меня, заставляя вскакивать и тут же падать, и снова вскакивать.
        Тварь!
        Бац! Бац! Бац! Витрины вдребезги, кольца и браслеты, юбки и жакеты! Золотой фейерверк, золотой дождь, золотой фонтан… Пацаны начинают конкретно гасить, а она рвётся ко мне. Один магазин отстрелян и пистолет летит в сторону. Она перекладывает оружие из левой в правую.
        - Егор… - сладким томным голосом стонет Марина, прячась за витриной. - Иди ко мне, иди мой сладкий… Я ничего Наташке не скажу. Иди, зайка…
        Бац! Бац! Бац! Твою дивизию!
        - Давайте, братцы! Изрешетите её! Превратите в фарш суку!
        Из-за витрины вылетает…
        - Ложись!!!
        …граната! Я падаю на пол, закрываю голову и открываю рот. Что за херня… Дымовая! Не дайте ей уйти! Ещё одна! Блин! Ещё одна… Помещение наполняется густым непроглядным дымом. Пахнет жжёным сахаром, а в ушах стоит звон и лязг, почище танца валькирий.
        Я подрываюсь с места и дёргаюсь в противоположный угол и уже оттуда медленно, выставив руки, двигаю в сторону, где только что была Марина. Нет уже. Блин, вот же скользкая гадина! Наощупь, на полусогнутых, с зажатым в вытянутой руке пистолетиком, сквозь непроглядный тёмно-серый дым пробираюсь вперёд. Остался один патрон. Ошибиться нельзя…
        - Руки, сука!!!
        - Это я! Я, Егор!
        - Алик, блин! Выходим-выходим! Быстро, пацаны, ей деться некуда! Мухой наружу! Там будем ждать!
        Я проскакиваю через тамбур, входная открыта! Вот же сука! Ревёт мотоцикл и, выбрасывая назад комки сырой земли, от подъезда практически взлетает Марина, как ведьма на метле.
        - За ней! По машинам!
        Подскакивают наши «буханки», вызванные Стасом. Всё пошло по одному месту! Ждали прибытия Кухаря, а его нет! Вместо него выстрелы «браунинга» и густой дым.
        Заскакиваю в своего «горбатого» и хватаю рацию!
        - Артист, Крот, отбой операции! Как слышите? Артист, Крот, отбой операции!
        - Понял, Крот, отбой операции.
        - Крот, преследуем мотоциклиста.
        - Понял вас!
        - Ёптить! - хрипит в рации голос Де Ниро. - Какого хера происходит? Студент, ответьте! Что у вас там такое?
        - Сейчас позвоню по телефону. Отбой, короче! Преследуем объект! Давай Стас! Жми, твою дивизию!
        Но какое там! Мотоцикл, причём крутой какой-то, и «уазики». Сравнение не в нашу пользу.
        - Наталья звонила? - спрашиваю я.
        - Нет, - мотает головой Стас.
        - Что?
        Какого хрена!!! Они уже вылететь должны были, а я велел обязательно позвонить!
        - Звонила Галина.
        - А-а-а, - выдыхаю я. - Что сказала?
        - Спрашивала, где Наталья. Сказала, что она не приехала, а самолёт взлетает уже через несколько минут.
        Сука! Мне в перестрелке так плохо не было! Моментально появляется вкус металла во рту, пульсирующие удары в висках и резко подступает тошнота. Дрожащим пальцем набираю домашний номер. Холодная и гладкая телефонная трубка становится страшно тяжёлой. Гудки, блин… Гудки. Каждый будто бездна, разверзающаяся под ногами. И с каждым гудком я падаю всё ниже и ниже…
        Тттттвою дивизию! Ссссука!!!
        - Сука!!! - ору я. - Давай, Стас, гони, родной, догони эту тварь!
        Да где там…
        Набираю номер дежурки в нашем доме.
        - Сержант Копылов, - бодро отвечает дежурный.
        - Здорово, Копылов. Это Егор. Где там мои…
        - Какой ещё Егор? - бесцеремонно с ментовским апломбом обрывает меня он.
        - Отец твой родной, ёпта, не узнал? Брагин. Где Дима с Вовой?
        - А-а-а, - недовольно тянет он. - Не признал. Уехали.
        - С Натальей?
        - Вроде… Я их пасу что ли?
        - Сука… Когда уехали?
        - Часа два назад, может, больше…
        Твою же… дивизию…
        Мотоциклистка впереди не просматривается. Ушла, сучка…
        - Домой!
        Одна машина едет за ней, а я с остальными сворачиваю в сторону дома.
        Звонит Злобин.
        - Что там такое, Брагин? Он что, с катушек слетел? Мы ведь взяли его чемодан с материалами! Оказывается, ещё утром. Парням пришлось тихариться, потом расскажу. Он уже знает, короче, что его поимели.
        Чемодан, честно говоря, меня сейчас меньше всего интересует. Я быстро рассказываю, что у меня и как.
        - Понял тебя! - делается озабоченным Де Ниро. - Звонков не было?
        - Нет пока, еду домой сейчас. Пришлите оперов каких-нибудь.
        - Хорошо, - отвечает он. - Сейчас и сам подъеду.
        Подъезжаем к дому и… Наташкина «жига» стоит у подъезда… Сердце с надеждой ёкает, вдруг они просто опоздали на самолёт и теперь вот вернулись, но умом я понимаю, что всё совсем не так. Абсолютно не так, тем более, что «уазика» сопровождения рядом нет.
        Выскакиваю из тачки и забегаю в дежурку. Парни идут за мной.
        - Копылов? - узнаю я утреннего дежурного на лестничной площадке.
        - И чё? - отвечает он, кивая.
        - За мной! - приказываю я.
        В дежурке, кроме него, сидит ещё один мент и при моих словах недоумённо смотрит на своего коллегу.
        - Ты не до*уя ли на себя берёшь? - щерится Копылов.
        Я поворачиваюсь к своим парням и киваю головой в сторону дежурного. Сразу четверо влетают внутрь, хватают наглеца и вытаскивают из дежурки.
        - Э! Алё! Вы чё творите?
        - Рассказывай! - требую я, нажимая кнопку лифта. - Ребят, давайте пешочком.
        Восемь человек бегут по лестнице вверх, а мы впихиваем в лифт Копылова.
        - Рассказывай, - подмигиваю я ему.
        - Чего? - отбрыкивается он.
        - Не знаешь? - уточняю я и наношу ему удар в солнечное сплетение.
        Он охает, задыхается от горячей разливающейся боли и хватает воздух ртом.
        - Да за**ал ты, - выплёвывает он, продышавшись, и получает ещё один удар туда же.
        Лифт останавливается, я выскакиваю, подбегаю к своей двери и достаю ключи.
        - Егор! - одёргивает меня Алик. - В сторону!
        - Да, да! Твою дивизию!
        Мои штурмовики влетают в квартиру с пистолетами. Красавцы! Вот где сила, только, что с этой силой делать в этом конкретном случае…
        Вбегаю вслед за ними. Всё так, как и было утром. Порядок. Тишина. Безмолвие и безучастное усталое солнце… Я останавливаюсь посреди коридора.
        Идиот, блядь! Почему ВЧЕРА её не отправил в безопасное место? Всё схвачено у тебя? Самый, сука умный! Твою сраную дивизию! Хорёк если узнал, что архивы подрезали, он же наверняка обезумел. Никаких следов и зацепок. По всей видимости вышла Наташка сама и ничего не предвещало беды…
        Мы вываливаемся из квартиры. Я подлетаю к Марининой двери и жму кнопку звонка. Резкий звук замирает в густой тишине.
        - Ломайте! - командую я и, опустив голову замечаю на полу кровь.
        Блин!
        Один удар и дверь распахивается… Парни работают чётко, но… твою мать! Твою мать!!!
        - Рассказывай, сука!!!
        Я бью головой Копылову в нос. Раздаётся хруст, он всхлипывает и делает шаг назад, наступая в кровь. Крови здесь хватает. Крови здесь просто дохрена.
        - Твою мать! - восклицают ребята.
        Из двери вырывается густой душный запах железа, свежей рыбой и гематогена.
        - Су-у-у-ка!!! - едва слышно вою я. - Как вы это провернули? Сколько вас было?
        - Э, э! - испуганно пятится Копылов. - Я не… не… я не… Не причём я…
        - Проверьте, вдруг живы! - командую я. - А этот пусть подыхает медленно, лишь бы до самого конца говорить мог.
        - Это мы умеем. Слышь, ты, дух, в натуре! Куда его, Егор? На базу?
        В комнате лежат Дима с Вовой и ещё два парня, приехавших на «уазике». Сопровождение. Один и бойцов бросается к телам.
        - Давай в «буханку», - киваю я на Копылова. - Сейчас напарника ещё допросим.
        - Есть пульс!
        У Димы. Остальные всё…
        - Скорую вызывайте! И оружие заберите у парней.
        Я аккуратно, чтобы не наступить на кровь и не натоптать, делаю несколько шагов и прохожу в гостиную. Понятно. Записывающей техники нет… Значит возвращаться сюда Маришка не планирует… Ну, естесственно…
        Возвращаюсь на лестничную площадку. Из лифта выходит Де Ниро.
        - Что тут у вас? - спрашивает он и идёт к открытой двери. - Ох, ё-моё… Сейчас наши ребята подъедут. Егор, ты как?
        - Да так, - качаю я головой и отвожу его в сторону. - Это что, всё из-за лилии что ли? Он реально за кордон хочет свалить. Здесь он не выручит за неё столько, чтобы окупить весь этот пи**ец. Он четырёх моих парней завалил, понимаете? И ещё двоих перед этим. И Наталью похитил. А вон тот мент со сломанным носом ему помогал, судя по всему. Фельтон бл**ский. И миледи.
        - Я думаю, Кухарь из-за документов голову потерял.
        - Да как? Он же не знал, что вы их найдёте.
        - Он, похоже, сразу хватился, там просто так вышло, что ребята прятались долго, поэтому доложить сразу не могли.
        - Прятались они, - качаю я головой. - Надо было завалить этого мудака и всё… А он что, тупо хранил кейс у себя на даче?
        - Нет. Там хибара засранная, записанная на человека, не связанного с Поварёнком. Тайник, сейф, всё как надо. Хрен найдёшь. Там ещё и охрана, замаскированная под бомжеватых жильцов. А сам он, похоже, материалы новые вкладывал, вот и крутился там несколько дней.
        Что-то это мне напоминает…
        - Понятно…Чё делать-то, Леонид Юрьевич? Где чемодан? Он ведь захочет его обратно получить взамен Натальи.
        - Сейчас привезут, - не то улыбается, не то гримасничает Злобин. - Мы самое ценное из него заберём, а остальное отдадим.
        - Заметит, хорёк… Вы слышите? Это что, звонок?..
        Точно. Звонит телефон. Так же, как у меня… Блин! Это же у меня и есть! Быстро вытаскиваю из кармана ключ. Ну, давай же! Как на зло, цепляется и не хочет… Похеру! Рву со всей силы. Твою дивизию… не могу попасть в скважину… Скорее!!!
        Дзинь… дзинь… дзинь… Монотонно. Бесстрастно. Зловеще…
        Дрожат руки, и поджилки трясутся. Будто не было никаких пятидесяти лет. Будто вообще до этого момента ничего не было.
        Дверь распахивается, два шага и:
        - Алло…
        Злобин наклоняет голову ко мне и прикладывает ухо к телефонной трубке.
        - Брагин, - раздаётся голос Марины. - Ты уже всё понял, да?
        - Нет, сучка! Я нихера не понял!
        - Остынь, остынь, - смеётся она. - Ната у меня. Поэтому советую тебе взвешивать каждое слово.
        Де Ниро делает знак рукой, чтобы я был более сдержанным.
        - Чего ты хочешь? - спрашиваю я.
        - Мне нужна лилия и чемодан с документами.
        - Приезжай и забирай, но только сначала отдай Наталью.
        - Нет-нет, - усмехается она. - Я не могу, к тому же хлеб, как известно, за брюхом не ходит. Поэтому бери чемодан и брошку, и скорее приезжай. И, разумеется, приезжай один, понимаешь? Потому что, если ты будешь не один, моя подруга очень сильно пострадает. Да вообще, может навсегда исчезнуть, как твои дружки. Так что давай, через полчаса подъезжай.
        - Куда?
        - В Новоспасский монастырь. Подойдёшь один с чемоданчиком к главным воротам.
        - Как я их найду?
        - Они в колокольне, - поясняет Марина. - Увидишь. Самое высокое здание и есть колокольня. Войска свои держи подальше, понял? Если кого-то увижу, сделки не будет. Жду через тридцать минут.
        - Через тридцать не успею, - отвечаю я, хотя готов быть на месте уже и через пять.
        Но чемодан ещё не приехал.
        - Придётся успевать, мы тут не в игрушки играем. Ну, и вот ещё. Пораскинь мозгами и не вздумай никому говорить о наших делах, иначе невесте твоей конец. Ты же понимаешь, что я не шучу. На этом всё.
        - Дай трубку Наталье! Докажи, что…
        В трубке раздаются короткие гудки.
        - Алик, принеси карту из машины! - распоряжаюсь я, скручивая кольцо амбушюра с телефонной трубки. - Вот он, видите какой жук… Паразит.
        Я бросаю жучок на пол и обрушиваю на него каблук.
        - Монастырь большой, - качает головой Злобин. - Чтобы его взять под контроль, нужно войсковую операцию проводить. Ладно… возьмём под контроль входы и выходы.
        Появляется карта.
        - Только хер его знает, сколько их там…
        - Не думаю, что много, - задумчиво произношу я. - Марина, ближайшие помощники и он сам…Что в монастыре сейчас?
        - Реставрация вроде идёт, там же музей делают, - пожимает плечами Злобин. - Как раз музей реставрации… Ёлки… Здоровый он, помещений много, казематы всякие, кельи… Там после революции лагерь был.
        - Да, дрон бы нам не помешал.
        - Чего?
        - Коптер с камерой. Маленькая модель вертолёта.
        - Точно, - соглашается Де Ниро. - Но за полчаса разработать не успеем.
        - Алик, не уходи, будешь нашими командовать, - бросаю я.
        - Там скорая приехала, - отвечает он, - и чекисты.
        - Позови Валиева, - приказывает Злобин.
        На размышления у нас остаётся не так много времени, поэтому мы вызываем подкрепление, берём чемодан и карту и двигаем в сторону монастыря, на ходу планируя операцию.
        - Можно милицейский спецназ попросить у Чурбанова, - предлагаю я. - Для усиления.
        - Не успеем, - отмахивается Злобин. - Да и не надо нам. Сами всё решим. Мы что, с одним ох**шим чекистом не справимся?
        - А мы не знаем, сколько людей у него задействовано, и сам он не показывался ещё. Возможно, за монастырём ведётся наблюдение, и любая активность с нашей стороны может привести к усилению кризиса.
        - Да… недооценил я этого мудилу, - качает головой Злобин. - Но ничего, мы его прищучим…
        - Валиев, - говорю я, - сканируйте радиочастоты. Они могут переговариваться.
        - Прослушаем, - кивает он, чуть дёргаясь от моей фамильярности. - Уже разворачиваем технику.
        Подъезжаем. В глаза бросается запустение. Разрушенные бойницы башен, обветшалая крепостная стена и тёмные купола с крестами. Осквернённый, почерневший от пережитого, монастырь будто совершает подвиг, не сдаваясь обстоятельствам и напоминая о вечном. Некогда белые стены почти сожраны чёрными пятнами тлена. Для пущей жути не хватает только парящих в закатном небе воронов. Хотя вон и они, сидят на стене этой не сдавшейся древней крепости.
        Сердце колотится, как сумасшедшее… Машина останавливается и я выхожу наружу. Беру чемодан и иду твёрдым шагом в сторону колокольни. Она возвышается надо мной огромным грязно-белым колоссом. И мне на миг кажется, будто это видение - отражение моей собственной души, где белое и чистое давно покрыто слоем чёрного и нечистого.
        С каждым своим вдохом я погрязаю в нечистотах жизни. На щиколотке у меня «браунинг», на другой нож, подмышкой «ТТ», а в карманах снаряжённые магазины. Я добрый и славный юноша, комсомолец и просто хороший парень, готовый убивать, ломать хребты, выпускать кишки и рвать глотки. Зубами и когтями. Я готов забить до смерти кулаками. Во мне горит чёрный огонь.
        Я подхожу к монастырю совсем не с добрыми помышлениями и не с покаянным сердцем. Я горю гневом и колотит меня не от страха Божьего, а от жажды мести. И я уже не знаю, осталось ли во мне хоть немного белого и чистого, или всё хорошее давно сожрано чёрными страстями.
        В основании колокольни устроены большие, вытянутые по высоте, ворота для въезда во двор. Они закрыты толстыми деревянными створками, в одной из которых прорезана дверь для прохода.
        Я толкаю эту дверь и она легко подаётся. Прежде, чем войти, я оглядываюсь назад, на одинокую чёрную «Волгу» стоящую на Крестьянской площади. Постояв мгновенье и кивнув, я поворачиваюсь к двери и делаю шаг. Вхожу в неё и оказываюсь в тёмном проезде. Делаю ещё несколько шагов и останавливаюсь. Ставлю чемодан на землю и, подняв голову, произношу:
        - Се человек.
        - Иди вперёд, человек! - раздаётся приказ и разлетается эхом, отражаясь от голых стен. - Чемодан не забудь.
        Я толкаю ворота с другой стороны проезда и оказываюсь во дворе.
        - Ступай прямо!
        Передо мной стоит парень в спортивном костюме и короткой куртке. В руке пистолет. Он стволом показывает, куда мне следует двигать. Внутренний двор представляет собой печальное зрелище. Ржавые бочки, груды пиломатериалов, кучи песка, осыпающиеся стены строений и выбитые окна.
        Я прохожу мимо него. Рожа круглая, в оспинках, глаза цепкие, на голове спортивная шапочка.
        - Направо! - командует он.
        Иду вдоль низкого строения, упирающегося в полуразрушенную церковь у северной стены. Конвоир следует за мной.
        - Поворачивай налево! Вдоль здания!
        Делаю, как велено. Идём вдоль длинного здания с дверями. Должно быть, это кельи монахов и камеры для узников в более позднее время.
        - Стой! - командует конвоир. - Открывай дверь. Заходи.
        Я захожу в довольно просторное и тёмное помещение со сводчатым потолком. В нос бьёт затхлый земляной запах. Глаза перестраиваются и я вижу Марину, стоящую в центре комнаты. Она держит пистолет в одной руке и рацию в другой. А у задней стены на стуле под почерневшей, едва различимой иконой Богородицы сидит Наташка. Сердце запекается. Правая рука прикована наручниками к кольцу в стене, губы разбиты, на подбородке засохшая кровь.
        - Егор! - горячим шёпотом выдыхает она.
        - Ты цела? - спрашиваю я.
        - Да…
        - Не бойся, Наташ, всё хорошо. Сейчас пойдём.
        - Тихо-тихо, голубки, - смеётся Марина. - Ещё рано радоваться. Ты оптимист, я смотрю. Всё принёс? Руки подними. Она-то цела, а вот я пострадала. Придётся тебе заплатить за это.
        Я опускаю чемодан и поднимаю руки. Смотрю на неё. Куртка на плече порвана и, судя по утолщению на рукаве, там повязка. Ну, а как ты хотела.
        - Принёс, да не всё, - спокойно отвечаю я.
        Марина держит меня на прицеле, а конвоир начинает обыскивать. Обыскивать и выкладывать на стол свои находки.
        - Почему не всё? - поднимает брови Марина.
        На запылённый и непонятно как оказавшийся здесь современный канцелярский стол ложится «ТТ», патроны и бархатный мешочек с лилией. В мои высокие ботинки он заглянуть не догадывается. Лошара.
        - Первый-первый, я третий, приём, - хрипит рация.
        Голос прерывается и понять его не так уж просто - стены толстые. Мешают.
        - Слушаю тебя, третий, - отвечает Марина.
        - С западной и северной стороны регистрирую автомобили, предположительно со спецназом и военными.
        - Военными? - удивлённо поворачивается ко мне похитительница.
        - КГБ, - пожимаю я плечами. - Может, «Каскад» или «Вымпел», а может погранцов пригнали. Не знаю.
        - Я же сказала, чтобы ты один пришёл! - хмурит она брови.
        - А ты ещё кого-то кроме меня видишь? Один и пришёл.
        - За стенами целая армия.
        - Да, - соглашаюсь я. - И каждый боец стоит пятерых, таких, как ты. Если через пятнадцать, а, вернее, уже через десять минут мы с Натальей не выйдем, начнётся штурм.
        - Да ты что! - смеётся Марина. - Вот это да! Ну и напугал ты меня. Выходит, я сегодня двадцать таких, как я завалила? Или просто четверо ваших, стоят меньше одной меня?
        Я стискиваю зубы.
        - Ты, так-то парень не тупой вроде. Понимаешь ведь, что найдут нас нескоро, да? Смотри сколько им зданий нужно прочесать. Да и зачем мне тебя отпускать? Чтобы ты вышел, а твои псы на меня набросились и разорвали? Охрененный план.
        - Они и так разорвут, если мы не выйдем в назначенное время. Но если всё будет хорошо и мы выйдем, у тебя будет время уйти. Один из выходов не контролируется и я скажу, какой. Но время на раздумья почти нет, потому что через десять, нет… уже через девять минут он тоже закроется.
        - То есть, я должна поверить тебе на слово? Отлично. Только вот, какое дело, все ворота, кроме тех, через которые ты сюда вошёл, завалены всякой хернёй, а то и просто замурованы, и пройти через них не удастся. Но это ничего. Давай-ка мы о чемодане поговорим. Чего там не хватает?
        - Моей и Злобинской папок, - отвечаю я. - Первоначальный договор с Кухарчуком таким был.
        - С кем? - ржёт она. - Теперь ты со мной договариваться должен, разве нет?
        - И ещё там не хватает трёх других очень важных дел. Зато пара десятков остальных имеется в наличии.
        - Кого не хватает?
        - Горбачёва, Романова и Медунова.
        - И почему так? - с недоумением спрашивает Марина.
        - Потому что каждый из них может претендовать на выигрыш после ухода Леонида Ильича, - объясняю я. - А мне нужна гарантия того, что мы с Натальей выйдем отсюда живыми и здоровыми.
        - А мне нужна гарантия, что ты вернёшь мне эти три папки. Поэтому иди к своим, а я забираю Нату и ухожу.
        - Вряд ли тебе удастся уйти, - качаю я головой.
        - Значит, вряд ли ей удастся выжить, - усмехается она.
        - Нет, - пожимаю я плечами. - Так не пойдёт.
        - Первый-первый! - снова скрипит рация. - Вооружённые люди группируются у северного и восточного входов. Приём!
        - Группируемся, но пока не заходим, - врезается голос Злобина. - Даю пять минут на выход моих людей и гарантирую свободный коридор. Приём.
        - Отсоси, мудила! - зло кричит в рацию Марина и добавляет. - Третий, быстро на базу!
        - Бесполезно, Марин, - качаю я головой. - Лучше не усугубляй.
        - Уходим! - командует она помощнику и подскакивает к Наташке. - Давай сюда Брагина.
        Она раскрывает браслет на руке пленницы.
        - Ната, отходи туда, к столу! И бери чемодан. Только не вздумай дёргаться, не то я твоему суженому башку отстрелю! Брагин, ко мне! Мне человека убить нехер делать, вы знаете.
        Кругломордый подталкивает меня вперёд больно вбивая под лопатку ствол пистолета.
        - Отпусти Наташку, а я пойду с тобой, - предлагаю я. - Если выберемся, отдам тебе папки.
        - Заткнись! - отвечает Марина и защёлкивает браслет на правой руке, приковывая меня к стене. - Быстро уходим!
        - Наташ, не бойся, всё будет хорошо, поняла? - пытаюсь приободрить её я.
        - Я знаю, Егор! - пытается приободрить меня она. - Не волнуйся, я не боюсь.
        - Ой, сейчас заплачу, - с сарказмом говорит Маришка. - Он, кстати рассказал, что сиськи мои видел? Нет? Так вот, видел. Зря, кстати, не боишься, Ната. Я мозги на раз-два вышибаю, а таким дурёхам, как ты с особым наслаждением. Всё, пошли!
        Твою дивизию! Первой из кельи выскакивает Марина, за ней Наташка с чемоданом, а замыкает кругломордый. Блин! Блин! Блин. Дёргаю рукой, но куда там! Я поворачиваюсь к иконе и всматриваюсь в почти исчезнувший и покрытый пылью лик Богородицы. Защити, матушка…
        А потом быстро достаю из ботинка свой детский пистолетик и стреляю в цепь, соединяющую браслеты. А! Твою дивизию!!! Больно, сука! Зато эффективно и не приходится перегрызать руку. Значит, перегрызу чью-нибудь глотку!
        Кидаюсь к двери. Она открывается и внутрь заглядывает белобрысый мужик. Должно быть, это «третий».
        - Э! - кричит он. - Чё здесь такое! Стоять!
        Кричит и поднимает руку с зажатым пистолетом. Дурак, меня же нельзя убивать, у меня папки, жемчужина коллекции. Но ему, кажется, по барабану, в глазах испуг, дыхание срывается. Он ведёт руку с пистолетом в мою сторону и… Ну, уж нет!
        Я резко выбрасываю ногу и со всей дури бью по двери, зажимая бедолагу между тяжёлыми досками дверного полотна и косяком. И тут же, не давая ему опомниться, хреначу ещё несколько раз дверью, а потом, в качестве контрольного бью детской рукоятью «браунинга» по темени.
        Он оседает, превращаясь в бесформенно-аморфную медузу и выпускает из руки пистолет. «ТТ», кстати. Я подхватываю его ствол и вываливаюсь из кельи. Справа, в конце здания замечаю кругломордого, заворачивающего за угол. Подрываюсь и бегу следом.
        Правда, бежать через всё это строительно-мусорное безобразие небезопасно, можно и ноги переломать, но меня это не останавливает. Проскочив в проход между двумя зданиями я оказываюсь перед северо-западной башней и перед северо-западными воротами. Они действительно завалены брёвнами, как и сказала Марина.
        Дверь в башню оказывается открытой. Я заскакиваю в темноту запустения и… никого не вижу. А куда они делись? Выбегаю наружу и заглядываю за угол стоящего рядом строения. Блин… Может, поднялись наверх? Возвращаюсь в башню и прислушиваюсь. Тишина… И вдруг… Вроде бы голос…
        Напрягаю слух и точно, будто женский голос… Захожу за лестницу. Тишина… Блин, что за чудеса… Я наклоняюсь и нащупываю деревянную крышку. Холодную, шершавую и в некоторых местах осклизлую. Рука касается металла… Кольцо! Твою дивизию! Вот почему она так спокойно отнеслась к осаде. Берусь за кольцо и откидываю люк. Без фонаря, конечно, хреново, ну да что делать… нащупываю ногой металлические скобы и начинаю спускаться. Надеюсь, здесь не лабиринт.
        Спускаюсь и осматриваюсь. Стены сухие, обложенные камнем, что ли, хрен поймёшь. Пахнет землёй. Чёрное, чёрное, всё совершенно чёрное. Проход узкий, я практически задеваю стены плечами. Прислушиваюсь… Больше ничего не слышу. И не вижу. Но надо идти, надо торопиться. И я иду. Иду, иду, иду и вдруг за небольшим поворотом вижу впереди белый свет. И чёрные неясные силуэты.
        - Скорее! - доносится до меня голос Марины. - Возьми ты у неё этот сраный чемодан! Давай скорее, Ната! Не заставляй тебя снова бить.
        Снова бить! Тварь! Нашёл, нашёл, твою дивизию! Сейчас я вам устрою! Не уйдёте, суки! Только бы не запнуться. Ещё несколько шагов. Тихонько, тихонько, тихонько… Да, да, вот сейчас… сейчас… Я замахиваюсь, заношу руку. Кругломордый идёт прямо передо мной и будто что-то чувствует, предвидит. Ему неуютно, ему не по себе. Я вижу это по тому, как он напрягает плечи, как пытается прислушиваться, чуть втягивая голову.
        - Борис, ты? - настороженно спрашивает он через плечо.
        Конечно я, кто же ещё? Я, мой друг, я! Можешь называть меня Борисом, но истинное моё имя Возмездие, Неотвратимость и Всем Пи**ец!
        - Да! - подтверждаю я его догадку и в тот же миг обрушиваю на голову рукоять «ТТ».
        Он дёргается, запинается и летит вперёд, выпуская из руки чемодан и что-то ещё не очень тяжёлое, скорее всего ствол. Падая, кругломордый толкает Наташку и она тоже летит вперёд, врезается в Марину и валится на землю.
        - Какого хера! - кричит Марина и, развернувшись, светит на меня фонарём.
        Повисает напряжённая пауза.
        - Брагин! - раздражённо говорит она. - Я же сказала тебе оставаться там.
        - Ага, - соглашаюсь я, поднимая руку с пистолетом. - Но я вот решил, что лучше пойду с вами. Наташ, иди ко мне.
        - Брось пушку, - холодно произносит Марина и отводит фонарь в сторону. - Брось, сука, пушку.
        И теперь, когда свет не бьёт в глаза, я вижу Наташку, стоящую на коленях и приставленный к её голове пистолет. По спине скатывается ледяная капля, а волосы на голове становятся дыбом.
        - Се человек, - говорит Марина, как бы вверяя Наташкину судьбу в мои руки.
        - Марин, ты не выстрелишь, - говорю я, тяжело сглатывая ставшую густой и солёной слюну.
        Накатывает удушливая волна, будто принося запах из её квартиры, металлический и сладкий.
        Ствол моего пистолета смотрит ей прямо в лоб.
        - Ты не выстрелишь, - повторяю я. - Зачем всё усложнять? Ты же умная и поэтому не будешь стрелять.
        - Правда? - хладнокровно усмехается она. - Хочешь проверить? Думаешь, я шучу?
        И в этот самый момент раздаётся невероятно громкий выстрел. Вернее, сначала вспыхивает свет, нестерпимо яркий белый свет и время замирает. И я замираю вместе с ним… Неслышно ни звука, ни одного, сука, звука. Вообще ничего… Только белый ослепительный, выжигающий глаза огонь. А потом до меня доносится оглушительный и ужасный звук выстрела. И затем мир гаснет…
        Его поглощает полная чернота…
        //////
        Дорогие друзья, книга закончена. Всё рано или поздно заканчивается. Очередной виток приключений Егора Брагина завершился, но история продолжается. Егору предстоит кое-что переосмыслить и, может быть уже задуматься о феномене своего перемещения. Посмотрим.
        Большое спасибо за то, что активно обсуждаете происходящее в комментариях и помогаете Егору двигаться дальше. Сердечное спасибо, это очень важно и ценно ¦¦¦
        Ставьте, пожалуйста «лайки», жмите на сердечки и на плюсики, чтобы подписаться. И тогда вы точно ничего не пропустите.
        Новая история уже началась. В ней Егору предстоит много дел. Ведь скоро страну ждут серьёзные перемены и к этому нужно подготовиться. Над Беллой сгущаются тучи, заканчивает свой путь Леонид Ильич, криминал становится всё сильнее. Скучать не придётся
        12 том здесь: