У последней черты Дмитрий Ромов
        Цеховик #9
        Только вперёд! Ни шагу назад! Отступать некуда! Теперь только победа или эшафот, третьего не дано и спокойная счастливая жизнь наступит ещё очень нескоро.
        Наш современник Егор Брагин, попавший в СССР в 1980 году продолжает строить систему, которая, как он думает, сможет изменить историю.
        Правда для достижения цели ещё далеко, а вот желающих отнять то, что у него имеется, хоть отбавляй. И с девушками постоянно какие-то проблемы. Надо этот вопрос уже решить, раз и навсегда…
        Дмитрий Ромов
        Цеховик. Книга 9
        У последней черты
        1. Муж и юноша
        Презренный металл, всё из-за него. И из-за власти. Собственно, это вроде курицы и яйца. Деньги нужны, чтобы делать власть, а власть - чтобы делать деньги. И в этом проявляется отравленная природа падшего человека.
        Жил бы себе в единении с природой, занимался бы любовью и наслаждался. Нет. Хрен там. Все должны страдать. Нужно встать на путь прогресса, для того чтобы добиться лучшей, справедливой и счастливой жизни. И, шагая по этому пути, страдать самому и заставлять корчиться от страданий всех окружающих. Несколько последних тысячелетий. Пока прогресс не позволит быстро, эффективно и экологично взорвать этот мир к херам собачьим…
        Всё, молчу. Рубрика «минутка проповедника» закончилась. Больше свежих мыслей на сегодня нет.
        Нас подводят к автозаку с надписью «Мясо» на борту, словно заранее готовят к тяжкой судьбе и незавидному окончанию земного пути. Плюс, опять же, повышенная секретность.
        Здесь возникает небольшая заминка. Нас почему-то передают на руки ментам. Охренеть. Похоже, операция не вполне официальная…
        - Вы являетесь вором в законе?
        - Что это значит? - уточняет Ферик. - Объясните мне, что это означает и я смогу ответить, соответствую ли я этим критериям.
        По воровскому закону обязан признать. Либо ты, значит, никакой не вор, а признавать не очень хочется, вот и существуют разные дискуссионные методики.
        - Я несовершеннолетний, - уточняю я. - Вы не имеете права.
        - Не имеем, так поимеем. И право, и тебя, возможно.
        Старлей остряк и юморист. Ну, а чего можно ждать от человека на такой весёлой и позитивной должности… Он ставит нас лицом к борту и проверяет защёлкнутые за спинами наручники.
        - Ерёмин, где Сидоренко? - окликает лейтенант кого-то из своих. - Быстро за ним, мухой!
        Несмотря на довольно раннее утро, вокруг нас появляются зеваки. Зрелище, прямо скажем, неординарное. Милиция, какие-то «зелёные береты», мясной фургон и ещё несколько хлебных. Старики и дети стоящие мордой в борт. А там и ещё выводят людишек. Есть на что посмотреть, в общем.
        Я украдкой озираюсь. Здесь лейтёха и прапор, стерегущий Злобина и Ферика. И ещё кто-то там побежал за кем-то, за каким-то Сидоренко. Почему нас внутрь не запихивают? Чего ждут? Тупость какая-то и несогласованная некачественная работа.
        - Граждане, расходимся! - требует лейтенант и поворачивается к зевакам.
        Ух ты! Зевакой, который стоит прямо напротив лейтенанта, оказывается… Толян. Я киваю и бросаю взгляд на Злобина. Он хмурится, пытаясь сообразить, что я задумал.
        - Расходимся! - продолжает увещевать командир мясного автозака.
        - Э! - кричит прапор. - Бошками не крутим! Мордой в стену, я сказал!
        - На счёт раз! - громко восклицаю я.
        - Чё?!
        - Так, рты позакрывали свои на…
        - Раз!
        О! Отлично получается! Толян обрывает на полуслове фразу лейтенанта, кроша вдребезги нос своим чугунным лбом. А мы с Де Ниро разлетаемся в разные стороны, как солнечные зайчики.
        Прапорщик не успевает отреагировать, и получает от Толяна точный и сокрушительный удар в тыкву, дублируемый толстым и звонким металлом мясной будки.
        Толпа ахает, а Ферик, получив нежданную свободу, крутится на месте, не понимая, что делать в мире без ограничений.
        - Бегом! - кричу я, и тогда он, покрутив головой, как несмышлёный щенок, рвёт с места, но бежит не ко мне, а в гущу людей.
        Одна секунда, даже меньше, никто и охнуть не успевает, фр-р-р… и мы вспархиваем, как бабочки, разлетаемся в разные стороны, как жемчуг с оборванных бус. К автозаку бросаются мусора, да только кроме ошеломлённой публики никого не встречают.
        Злобин же, уверенной походкой, слившись с другими прохожими идёт в сторону метро, навстречу ментам и спецназовцам. Руки за спину, весь из себя начальник. Без пальто, в одном костюме, но мало ли, может, только из «членовоза» человек вылез. Не знаю, конечно, как он там с наручниками поедет…
        - Кошелёк в заднем кармане, - скороговоркой говорю я Толяну, - доставай!
        - Вон там! - доносятся голоса. - Держи его!
        Твою дивизию!!!
        - Кого там спалили?
        - Старика, - отвечает Толян обернувшись.
        - Скорей-скорей-скорей! Прикрой сзади. Руки!
        Он сбрасывает дублёнку и накидывает мне на плечи. Я бегу на парковку перед гостиницей. Здесь как раз просыпается жизнь. Заезжают и выезжают машины. Кто-то привёз шефа, кто-то поехал за шефом.
        Прямо перед нами останавливается чёрная «Волга».
        - Открывай, - киваю я, и Толян дёргает заднюю дверь на себя.
        - Э, вы охренели? - резко, недовольно и по-барски презрительно реагирует водитель. - Такси что ли?
        Толян обегает машину и садится позади него, рядом со мной.
        - Куда прёте! Я сейчас милицию…
        - Сто, - киваю я Толяну, не слушая водилу.
        Тот достаёт из моего бумажника купюру и, наклонившись вперёд, крепко хлопает недовольного кучера по груди, прижимая сотенную.
        - Едем к «Метрополю», - командую я. - Пять минут работы и соточка на кармане. Не бойся, не хватится тебя хозяин твой за пять минут.
        - Что?! - по инерции агрессивно восклицает шофёр, но глаза его уже удивлённо ласкают бежевый, с намёками на золото, лик вождя.
        - Врубай мигалку, или что там у тебя, - говорит Толян. - Булавка есть? Или скрепка?
        - Скрепка? - переспрашивает водитель, нажимая на газ.
        - Да, документы скрепить надо, - кивает мой спутник.
        - Нет, скрепок не держу. Это вам в канцелярии дадут, куда документы готовите.
        - Ну, а… - начинает Толян, но я задеваю его ногу своим коленом.
        - Вон, смотри.
        На полу валяется шпилька.
        - Отец, ты женщину что ли возишь? - удивляется Толян.
        - Да, - соглашается тот. - А что?
        - Вон, в волосах всё сиденье. Видать причёска у неё будь-будь.
        - А, это…
        Толик поднимает с пола шпильку и две невидимки. Он сгибает шпильку крючочком и кивает мне, чтобы я извернулся и вытянул в его сторону руки, замкнутые за спиной.
        - Мигалки нет, - качает головой водила.
        - Сто рублей и без проблесковых маячков? - как бы спрашиваю я. - Так себе сделка.
        - Ничё, - защищает свой заработок шофёр. - Мы и без мигалки нормально домчимся.
        Я отворачиваюсь от окна и демонстрирую поднятый воротник дублёнки. Когда отъезжаем от гостиницы, разворачиваюсь спиной к Толяну, и он пихает изогнутую шпильку в скважину. Раздаётся щелчок. И мои руки оказываются свободными.
        - Приехали, господа хорошие, - рапортует наш водитель с усмешкой. - Видать дело у вас очень срочное, раз так приспичило.
        - Да, встреча у нас тут важная очень, - говорю я и выхожу из машины.
        Мы останавливаемся перед входом и провожаем взглядом отъезжающую чёрную «Волгу». После этого я подхожу к телефону-автомату и набираю Платоныча.
        - Дядя Юра, ты ещё дома?
        - Ухожу уже, привет.
        - А Андрей дома будет?
        - Он уже в школу убежал… Случилось что?
        - Надо поговорить и отсидеться заодно.
        - Отсидеться? - переспрашивает он. - Хм… Через сколько будешь?
        - Максимально полчаса.
        - Давай, я дождусь.
        Я вешаю трубку и иду к стоящей рядом со входом бледно-салатовой «Волге» с шашечками. Открываю дверь и называю адрес. Водитель оценивающе нас оглядывает и называет сумму, ориентируясь на собственную проницательность.
        Я соглашаюсь. Надо было бы заехать в ЦУМ, купить куртку или пальто, чтобы не привлекать лишнее внимание, но время важнее. Возьму у Большака что-нибудь, в конце концов.
        Доехав довольно быстро, мы заезжаем во двор и… блин… а вот этого я не ожидал. Охренеть!
        - Какой подъезд? - спрашивает таксист.
        - Никакой, - отвечаю я. - Едем дальше.
        - Куда это дальше? У меня заказ!
        - Такое ощущение, что ты заработать не желаешь. Ты за этот отрезок уже втрое наварился, и я должен тебя ещё уговаривать?
        - Чё?
        - В МВД поехали, на Огарёва.
        - Зачем на Огарёва-то?
        - В ГУБХСС тебя сдавать будем. Езжай давай, ещё столько же получишь. Делец-перерожденец. Возится-возится советское государство с такими, как ты. А ты всё утащить норовишь.
        - Да ладно, чё я-то?
        - Езжай давай! Вон, к тому дому и за ним на улицу выезжай.
        К Большаковскому подъезду мы не приближаемся, потому что там стоят две чёрные машины и толкутся люди с квадратными челюстями. Твою дивизию! Как они решительно взялись за нас. Надеюсь к самому Большаку у них вопросов не будет, он вроде у нас тут не засвечен нигде.
        - Останови вон у таксофона, - командую я водителю.
        Первым делом звоню в свой гостиничный номер.
        - Алло, - отвечает Игорь.
        - Игорёк, парнягу этого надо перетащить тихонечко в ваш номер с Пашкой.
        Я в общих чертах передаю, то, что случилось. Он лишних вопросов не задаёт и обещает всё сделать.
        Не хотелось бы, чтобы сейчас туда ворвались кагэбэшники, а там такое. Незаконное удержание, это как минимум.
        После Игоря звоню Платонычу.
        - Можно идти на работу, говорю я. Проехал по твоему двору, но в гости сегодня не зайду, скорее всего.
        - Ну, да, - соглашается он.
        - Вопросы были?
        - Ко мне нет, все вопросы о том, когда ты приедешь.
        - Для тех, кто ждёт гостя, они как-то чересчур беспечно ведут себя.
        - Погоди-ка, повиси.
        Он кладёт трубку на тумбочку и отходит. Через некоторое время возвращается.
        - Егор, ты здесь? Слушай, такое чувство, что они уехали. Из окна их не видно.
        - Наверное, думают, что я слишком осторожный, чтобы так тупо палиться, - смеюсь я. - Ладно, я и не буду. Точно у них к тебе вопросов не было?
        - Только когда последний раз тебя видел и всё.
        - Дядь Юр, ну ты там поосторожнее, тише воды, ниже травы, да? А кто, кстати, контора или фараоны?
        - Контора, сказали.
        - Понятно. Слушай. Ну, я, скорее всего поеду к ребятам на ночлег, чтобы подальше от греха. Приезжай, поговорим. Но сначала созвонимся, чтобы порожняком не гонять.
        Следующий звонок я делаю Чурбанову.
        - Юрий Михайлович, я прошу прощения, что нагло так звоню… Это Брагин. Но у нас случилось кое-что.
        - Кто бы сомневался. Я уж слышал что-то. Ты где?
        - На пути к вам.
        - В министерство что ли? Не надо этого. Давай, на Патрики приезжай, записывай адрес. Там подруга Галина живёт… А, ты её знаешь, кстати.
        - Вика?
        - Да, она. Я ей сейчас позвоню. Воспользуемся её квартирой, как залом для совещаний.
        - На Патриках может быть небезопасно, - делюсь я соображениями. - Там у Ферика квартира и у племянницы его. Например, у Большака меня поджидали сейчас. Там, теоретически, тоже такое возможно. Понятно, дом, скорее всего, не тот же, но крутиться на одном пятаке с конторскими не очень хорошо. Ещё один моментик. У меня в гостиничном номере связанный киллер находится.
        - Чего? - недоумённо спрашивает Чурбанов. - Он же того…
        - Другой. Они, как тараканы, похоже. Этот забрался ко мне в номер ночью. У него прибор ночного видения на голове был. Американский. В руке нож. Мачете здоровенное.
        - И? Ты его обезвредил, что ли?
        - Да. Но что теперь с ним делать? Если отдать конторе, сами знаете, что случится.
        - Брагин! С тобой не соскучишься! А как ты умудрился? Если он проник к тебе, это же вообще очень умелый разбойник. Суперпрофессионал.
        - Я свет включил и ему очень больно стало.
        Чурбанов молчит некоторое время.
        - Ладно, - говорит он после паузы. - Давай, езжай ко мне домой. Я возвращаюсь, буду через полчаса. Если раньше приедешь, Галина там. Но, лучше по-тихому. Лишний раз не светись. Ты на своей машине?
        - Нет, на такси.
        - Смени машину, значит. Незачем им раньше времени знать, что ты со мной разговаривал. С пленником твоим я придумаю, что делать.
        После Чурбанова я звоню Злобину. Прозваниваю по всем известным мне номерам. Везде тихо. Никто не отвечает. Ушёл или нет? Похоже, взяли его…
        Я сажусь в такси и меняю маршрут. Всё-таки, в ЦУМ. Мы заходим с Толяном в магазин и я быстро выбираю себе серое драповое пальто и бежевую цигейковую шапку-ушанку. Всё импортное, вполне приличное.
        Развязываю у шапки уши и опускаю вниз. Пол-лица закрыто, нормально. Особого мороза нет, но некоторые так ходят. В основном, приезжие, я думаю.
        Выйдя из ЦУМа, мы снова ловим такси и едем теперь уже домой к Чурбанову.
        - Егор! - встречает нас Галя. - Как я рада тебя видеть. Юра сказал, что вам переговорить нужно. А так бы ещё сто лет не заехал, наверное, да? Давайте чай пить. У нас сегодня пирожки такие замечательные, просто пальчики оближешь. А он приедет скоро.
        - Это Анатолий, - представляю я Толяна. - Офицер запаса, орденоносец.
        Он у меня получил строжайшие инструкции, поэтому сейчас стоит, точно кол проглотил и не говорит ни слова. Галя догадывается, смотрит на меня, потом на него и качает головой.
        - Надо же, какой бравый Анатолий, - улыбается она.
        Куда его деть-то? Не оставишь же на морозе стоять. В подъезде тоже нельзя, там свои дежурные имеются. Пришлось тащить в дом, так сказать.
        Галя, кажется, понимает мою неловкость и добродушно посмеивается.
        - Это ничего, вы пока будете свои дела обсуждать мы с Анатолием чем-нибудь другим займёмся. Кино посмотрим, например, или поболтаем просто…
        Когда приезжает Чурбанов, мы едим пироги. Он проходит, окидывает кухню взглядом и молча кивает мне на дверь.
        Я встаю и сразу иду за ним. Мы заходим в его кабинет.
        - Рассказывай, - говорит он, усаживаясь за стол, и я рассказываю.
        Рассказываю про ночного гостя и про налёт. И про то, как мы вырвались, а Ферик, скорей всего, нет. Рассказываю, что до Злобина ещё не дозвонился.
        - Налёт был организован очень странно. Автозаки обслуживались милицией. То есть там кооперация. Рахметов отстранён, но кто-то приказы отдаёт и явно по его просьбе или поручению. Можете найти, кто это такую позицию занимает?
        - Слушаюсь, товарищ генералиссимус, - качает головой Чурбанов. - Ты сильно-то не зарывайся, Егор.
        Он встаёт и подходит к комоду, на котором выставлены бутылки. Берёт бокал и наливает себе вискарика. Для сосредоточенности.
        Он цедит виски и хмуро исподлобья смотрит на меня. Я рассказываю то, что говорил на утреннем собрании, относительно комбинации против Андропова. Я бы может и рад был, честно говоря, если бы Медунов скинул Андропова, да вот только есть кое-какие нюансы, которые меня совершенно не устраивают при таком раскладе.
        Во-первых, совершенно не факт, что у него что-то получится в отношении такого зубра, как Андропов. Во-вторых, если даже и получится, то что тогда? Тут я хотя бы понимаю, куда дело движется и что с этим делать, а куда повернёт товарищ Медунов непонятно. Устроит нам один большой Геленджик?
        В-третьих, мне собственно уже должно быть всё равно, куда он поведёт, потому что если у него получится, значит я, Злобин и Ферик будут принесены в жертву, а Чурбанов, естественно должен будет встать на сторону победителя и уже там как-то пытаться встроиться в новую мировую геометрию.
        Могу ли я пожертвовать собой, чтобы спасти Русь-матушку? Да. Но будет ли она спасена с Медуновым? Чёт я очень сильно сомневаюсь. Вывод? Нахер Медунова, наш ситуативный союзник Андропов. Надеюсь, он об этом даже и не узнает.
        - Юрий Михайлович. Заберите, пожалуйста, моего убийцу. Но только так, чтобы это было в тайне от всех. Есть у вас такое место? Сейчас Мигуль на ниточке висит. По крайней мере, пока я на свободе, он как кот Шрёдингера. То ли жив, то ли мёртв. Стало быть меня надо придавить. Значит, сами понимаете…
        - Погоди, да нахер ты ему сдался? Он скажет вот, у меня протоколы, понятые, захват и все дела. Андропов просмотрел казино, бл*дь на Красной Площади, практически. Ты ему не нужен, Егор. Нет, я не говорю, что ты в безопасности. Просто и без твоего бездыханного тела у него имеется широкий оперативный простор. Так что ты теоретически можешь менять имя, забирать бабки и валить куда-нибудь подальше от генеральной линии партии. В Сочи или Владивосток. Никто тебя искать не будет. Но если поймают, то задавят, естественно.
        - Не скажите, Юрий Михайлович. Конечно, ему надо предъявить Злобина, как козла отпущения и оборотня в погонах. Так что если Леонид Юрьевич сейчас у них, то они его жёстко ломают. Но я тоже представляю охрененную опасность. Во-первых, я могу прийти к вам и начать говорить вот эти все вещи, которые я и говорю. Во-вторых, я могу, ну мало ли, никто же не знает как там у нас на самом деле. Они могут думать, что я могу заявиться к Леониду Ильичу.
        - Хохма в том, что ты действительно можешь, - хмыкает Чурбанов. - Он о тебе постоянно спрашивает. Видать ты для него образ внука, о котором он бы мечтал. Может, и мечтает. Так что, имей в виду. Ясно, что ты не можешь ему вот так всё вывалить, как мне, но получить поддержку, в случае чего реально.
        - Но мне сейчас не иммунитет от преследования нужен, поймите, мне сейчас нужно дело жизни спасти.
        - Дело жизни, - хмыкает он.
        - Да, жизнь моя короткая пока, но дело-то запланировано на долгие годы вперёд. Юрий Михайлович, слушайте, я к вам с огромным уважением отношусь, честное слово. Я понимаю, как всё это выглядит. Какой-то грязный и непонятный журавль в небе, какой-то пацан, какая-то хрень… Но вы в меня поверьте. Впрочем, это не сейчас, это потом. Сейчас важно другое, куда дальше двигаться. Андропов долго не протянет и зная какой он, можно что-то предпринять. А вот Медунов… Куда он нас поведёт? Я вообще не знаю. Давайте бить по Рашидову. И вы от него дистанцируетесь заодно. Вам это тоже пригодится, поверьте, очень сильно пригодится! Надо лететь! Дайте мне паспорт и отправьте в Ташкент. А вы тут с этим Мигулём сами разберётесь. Вам Андропов будет благодарен.
        - Так, подожди. Ты на меня сейчас вывалил поток своих мыслей и хочешь, чтобы я дал тебе добро. Чтобы я сразу принял решение, так?
        - Так, именно так. Я сейчас в ваших руках. И от вашего решения зависит очень многое. Ну, то есть моя жизнь полностью зависит.
        - То есть, давай отбросим лишнее и скажем просто. Ты хочешь, чтобы я выбрал между Андроповым, с которым у меня ни тепло, ни холодно и Медуновым, которого дед любит, и у которого со мной всё хорошо? Правильно?
        Я вздыхаю.
        - Ты наделал дел и меня умудрился вовлечь, ну, вернее, не вовлечь, а уговорить пока. Реальных дел у нас ещё не было. И вот ты приходишь ко мне, когда тебе прищемили хвост, так?
        - Можно и так сказать, Юрий Михайлович.
        - Да. И говоришь, помогите мне, потому что я вас очень уважаю. Андропов гад, но надо ставить на него, потому что если поставить на Медунова, я поеду в Магадан или даже на тот свет. Ну, ты то есть. Правильно?
        Я молчу.
        - А я с Медуновым могу договориться о многих хороших вещах, особенно если сейчас ему помогу. А с Андроповым хер кто о чём договорится.
        - Похоже на то…
        - А помогая тебе, если наше дело не выгорит, я и Андроповской поддержкой не заручусь, потому что ему тогда пи**ец, и с Медуновым войду в конфронтацию. Правильно я понял?
        Я ничего не говорю.
        - Егор, ты мне очень нравишься, правда. И слова красивые говоришь. И за родину радеешь. Молодец, хороший ты парень. Но, скажи, положа руку на сердце. Что бы ты сам выбрал, будучи на моём месте? Скажи честно. Давай, не молчи…
        - Юрий Михайлович…
        Он встаёт и наливает себе ещё порцию.
        - Нет, Егор, ответь.
        - Не знаю.
        - Это нихера не ответ.
        Он залпом выпивает виски и смотрит тяжёлым взглядом.
        - Ну что же, не можешь ответить. Понимаю.
        Он возвращается к столу и опускается в кресло.
        - Этим отличается муж от юноши. Тем, что может принять на себя бремя ужасных решений.
        - Решили? - спрашиваю я тихо.
        - Решил, - вздыхает он. - Решил…
        2. Время действовать
        Чурбанов качает головой, снимает телефонную трубку, набирает номер и ждёт. Я не отвлекаю, не пытаюсь скорее узнать о его решении. Собственно, и так уже всё понятно. По крайней мере, выразился он, вполне ясно и недвусмысленно.
        Интересно, мой случай уникальный или подобные штуки случаются довольно часто? Если бы случались часто, мы бы наверняка что-то уже слышали. А, с другой стороны, разве мы так уж хорошо осведомлены о расстройствах пациентов психиатрических клиник?
        Вполне допускаю, что энное количество попаданцев было безжалостным образом лоботомировано борцами за психическое здоровье социума. А остальные посапывают в тряпочку и занимаются тихим и мирным накоплением капиталов.
        Может быть Маск или…
        - Этот-то куда подевался?! - сердится Чурбанов. - С собаками что ли их искать?
        - Насколько мне известно… вернее, насколько я могу предположить, - замечаю я, - Щёлоков тоже имеет тайное желание занять трон.
        - Нет, - отвечает он, - об этом я никогда ничего не слышал.
        - Интересно, он хорошим бы генсеком был?
        Чурбанов молчит.
        - А как думаете, Юрий Михайлович, Злобина с Матчановым взяли или нет?
        - Никак не думаю, - устало отвечает он. - А кто предложил встретиться в казино?
        - Злобин.
        - Злобин предложил встретиться рано утром. Как он это объяснил?
        - Сказал, что весь день будет на глазах у начальства и встретиться ни с кем не сможет.
        - Угу… Просто я пытаюсь понять, зачем встречаться в казино?
        - Как раз с точки зрения спокойно поговорить, и место, и время довольно подходящие. Никто не дёргает, никто не видит. Где ещё встретиться в семь утра, чтобы никому глаза не мозолить? В метро только. Даже в номер гостиничный просто так не нырнёшь.
        - А с точки зрения внезапного налёта КГБ? - хмыкает Чурбанов.
        - С точки зрения налёта тоже отличное время, - киваю я. - Какому дураку придёт в голову делать облаву в это время?
        - И? - поднимает он брови. - Что же они, дураки, выходит, раз в это время на вас напали?
        - Варианты могут быть разные. Могли вести Злобина, могли вести Ферика. Меня вряд ли.
        - Тебя вообще-то, насколько я понимаю, вообще пытались переправить в мир вечного покоя. А ты не думаешь, что твой Злобин работает на Мигуля? Если его не прихлопнули в метро, идущего в наручниках, то либо он Гудини наших дней, либо Мигулю выгодно, чтобы он остался на свободе. Ему выгодно подвести агента к тебе. А, может, и ко мне. Чтобы ещё и меня заполучить под эту же сурдинку. Сечёшь?
        - Можно я попробую ему позвонить? - спрашиваю я.
        - Нет, от меня звонить не надо. Да и вряд ли, вырвавшись из лап преследователей, он спокойно пойдёт домой, правда же?
        - У меня есть его секретный номер, в убежище, - киваю я.
        - А где это убежище, ты знаешь? - интересуется Чурбанов.
        - Не знаю, - мотаю я головой. - Я бы хотел ещё Ферику попытаться позвонить на всякий случай и его племяннице…
        - Нет, всё это из телефона-автомата, пожалуйста. С моего аппарата звонить не надо. Незачем следы оставлять. В общем, Егор, деньги у тебя есть, я надеюсь. Поэтому я советую тебе просто исчезнуть. Слишком много всякой откровенной херни, которая может вылиться для меня во что-то очень нехорошее, для того, чтобы я необоснованно рисковал опираясь лишь на твои умозаключения.
        - Понятно, - вздыхаю я, понимая, что выкручиваться придётся самостоятельно.
        - Ничего тебе не понятно. Я могу, тем не менее, тебе помочь сделать документы. Но уехать надо будет туда, где тебя никто не знает. Ты парень молодой, начнёшь жизнь заново. Единственное, не советую затевать бурную деятельность. Живи спокойно, не бросаясь в глаза. Устройся лесником, короче. Понимаешь?
        - Спасибо, Юрий Михайлович. Правда. Я очень ценю, что вы не вызываете группу захвата и не сдаёте меня с потрохами.
        - Так…
        - Нет-нет, это я от чистого сердца говорю, безо всякой иронии. Но как быть с фактом, что майор МВД Узбекистана, Алишер Асетович Абдибеков, более полугода томится в тюремных застенках? Он обвиняется в убийстве троих сотрудников милиции. Сначала его обвинили в превышении полномочий и злоупотреблении служебным положением и незаконном получении путёвки на море, а потом предъявили обвинение в убийстве двоих коллег-милиционеров.
        - Ну, как я тебе что-то могу сказать, не зная материалов дела? - пожимает плечами Чурбанов. - Покатился по наклонной, что ещё. Сначала одно, потом другое, а там и убийство.
        - Дело в том, что убийство произошло на моих глазах, и обвиняемый Абдибеков к нему не имеет никакого отношения. Мои показания записаны и переданы сотруднику КГБ Узбекистана. Вероятно, только поэтому Абдибекова ещё не осудили и не расстреляли. Слишком он был бескомпромиссным сотрудником.
        Чурбанов откидывается на спинку кресла и пристально смотрит на меня некоторое время. Потом он встаёт и снова идёт за вискарём.
        - И к чему эта душещипательная история? - спрашивает он наливая в стакан очередную порцию. - Знаешь, сколько у них там таких Абдибековых приговорено или ожидает приговора? Ты, может быть, владеешь способом всё это изменить?
        - Боюсь, систему я пока не могу изменить, а вот помочь одному конкретному человеку шанс есть. Честному человеку, заметьте.
        - Молодец, ты Егор. Честный, бескомпромиссный и принципиальный. Настоящий комсомолец. Ладно, что у государства и копейки не украл, это само собой разумеется. Так ты ещё всегда готов прийти на помощь униженным и оскорблённым. Я прямо горжусь знакомством с тобой. Но только скажи, сколько этот человек томится в застенках?
        - Почти девять месяцев…
        - О! Иной бы уже и родил кого, а он всё сидит и сидит. Но ты-то где был всё это время? Ты, борец за справедливость, как ты бился с бесчеловечной кривдой, унизительной системой и произволом власть имущих?
        - Возможности раньше не было, Юрий Михайлович, - качаю я головой.
        - Серьёзно? - понимающе кивает он. - И всё? Уважительная причина для борца за справедливость.
        - Нет, не всё. Вы правы, я о нём не думал, потому что мои личные дела оказались для меня важнее. Вроде как я своё дело сделал, показания оставил и всё. Типа что я ещё-то могу? А сейчас, я понял, что используя ваше положение, я могу помочь не только себе и своим друзьям, но и этому человеку. Мы одним ударом сразу миллион мух убьём.
        - Не начинай, Брагин.
        - Но это правда. И честного мента освободим, и себе руки развяжем, и интриганам и заговорщикам по башке дадим. А вы лично, помимо экономической составляющей, конкретно прокачаете карму и укрепите своё положение, показав себя монументальным политиком, без одобрения которого нельзя предпринимать ни один шаг.
        - Чего я сделаю?
        - Про карму шутка, остальное правда.
        - Шутит он ещё. Ты даёшь. Вот же ты кадр, честное слово. Ещё и прибауточки свои отвешивает. Отдать бы тебя Мигулю да поглядеть, как ты с ним шутить будешь. Остряк.
        Он снимает трубку и набирает номер.
        - Олег! Тебя где носит? Битый час звоню!.. Виноват он… Ладно, давай, руки в ноги и ко мне домой. Прямо сейчас, понял? Разговор есть, посоветоваться надо. И камеру возьми… Да. Ну, какую ещё-то? Да. И вот ещё что… Отправь группу в гостиницу «Москва»… Какой номер?
        Он смотрит на меня вопросительно. Я называю номер Игоря.
        - Заберёшь там человека связанного. Это подозреваемый в покушении на убийство. Его надо отвезти в…
        Он бросает на меня взгляд…
        - Надо отвезти в наше специальное место, - говорит он после паузы. - И хорошо поговорить. Всё. Выполняй.
        - Юрий Михайлович, я пойду позвоню, - говорю я, когда он кладёт трубку.
        - Один не ходи, возьми своего мордоворота.
        - Да. Можно ему в подъезде меня подождать потом?
        - Не нужно, пусть домой заходит.
        - Юрий Михайлович…
        - Ну? - хмуро смотрит он на меня.
        - Я в Ташкент поеду. Если поможете с документами, буду благодарен. Если не получится, значит так. Но вы мне всё правильно сказали. Давно надо было это сделать.
        - Тьфу… - в сердцах не может сдержаться Чурбанов. - Иди звони.
        Злобину я прозваниваю по всем номерам, включая его секретный номер. Ноль повдоль. Конечно, слова Чурбанова оставили неприятный осадок, но думать о Де Ниро плохо мне совсем не нравится. Не хочу верить. Смешно, конечно, но если подтвердится, что он… блин… это будет большой потерей, в общем…
        До Ферика я тоже не могу дозвониться. Ну, его-то скорее всего схватили сразу, тем более, в толпе были кровожадно настроенные граждане. Так что… Ему, конечно, к нарам не привыкать, но, думаю, он лелеял мечту никогда туда не возвращаться.
        Звоню Айгюль.
        - Ты не знаешь, где дядя Ферик? - с лёгкой тревогой в голосе спрашивает она. - Мы должны были вместе ехать на встречу, но он не появился…
        - Боюсь, что знаю, - вздыхаю я. - Думаю, нам надо будет поговорить по другому номеру.
        - Ты думаешь… Думаешь, меня слушают?
        - Нет, я так не думаю, просто, на всякий случай лучше разговаривать не из дома… А дядю Ферика арестовали.
        - За что?
        - Потом поговорим. Не беспокойся, я уже занимаюсь тем, чтобы ему помочь. Всё хорошо будет.
        Поговорив, возвращаюсь к Чурбанову. Настроение хуже некуда. Блин. Я его понять могу, конечно, но, честно говоря, рассчитывал на поддержку и помощь. Ну, хотя бы не сдал этому Мигулю, и на том спасибо…
        Ладно, бумаги он мне выправит, значит можно будет побороться. Просто так сдаваться я не буду. Слишком много поставлено на кон, хотя дело, конечно, не в этом, не в потраченных усилиях и не в недополученной в будущем выручке. Дело в том, что начатое надо доводить до конца.
        И ещё дело в том, что надо вытаскивать ребят. Помимо Де Ниро, Ферика и Пашки, там ещё целая куча народу. Блин! Надо было Лиду с Баксом предупредить, чтобы не совались сегодня. Она же типа в действующем резерве. Как её там в «конторе» ведут я не знаю, но нервотрёпка будет знатная. И как тут не вспомнишь старый добрый «эвфемизм» «фак»…
        В общем, нужно ехать в Ташкент. Собирать экспедицию и ехать. Ключ к решению проблемы лежит там. Можно, наверное, ещё как-нибудь решить, но пока другого способа я не знаю. Просто зайти и перестрелять всех?
        - Давай, сядь вон туда, - говорит Чурбанов, когда я возвращаюсь.
        Он показывает на стул, за которым развернут рулон белой бумаги. Там колдует Тайманов.
        - Здравствуйте, Олег Довлатович, - здороваюсь я с ним.
        Он усаживает меня на стул, включает вспышку и фотографирует на большой фотоаппарат.
        - Олег, значит слушай сюда. К завтрашнему дню мне нужна вся доступная информация по делу… как его?
        - Майор Алишер Асетович Абдибеков, МВД Узбекистана, Ташкент… - моментально реагирую я.
        - Вот, запиши. Этому паспорт тоже к завтрашнему дню сделай.
        - Имя можно выбрать? - спрашиваю я.
        - Так, не наглеть, Брагин. Выбрать нельзя. Напиши ему, Олег, что-нибудь неприличное.
        Тайманов крякает.
        - Если получится, я буду благодарен за Егора Дмитриевича Доброва. Годик прибавить можно.
        Сам не знаю, зачем, тяну на себя имя не слишком удачливого старого меня. Вернее, более молодого сейчас, но… Не важно, короче.
        - Так, - продолжает Чурбанов. - Попроси, пожалуйста, Калиниченко, заехать. Если не сможет, значит я к нему сам приеду, но чтобы обязательно сегодня. Ну, и собирайся, завтра поедешь с Брагиным и, надеюсь, с кем-то из прокуратуры в Ташкент. Брагин полетит по новому паспорту. Тебе когда восемнадцать?
        - Двадцать пятого. На следующей неделе уже.
        - Хорошо, значит показания сам сможешь давать. Можно тогда не завтра, а послезавтра вылетать, чтобы лучше подготовиться… Егор, я делаю это не ради тебя и твоих завиральных идей, а ради оклеветанного майора Абдибекова. Ясно?
        - Так точно, Юрий Михайлович, - расплываюсь я в улыбке, чувствуя, как железная рука, сжимавшая сердце ослабляет хватку. - Я в вас никогда не сомневался.
        - Ну, и зря. Я тебе не благодушный ангел, к сожалению. О своих догадках, соображениях, версиях и прочей галиматье никому не рассказывай. Можно только Олегу и то, если он позволит, ясно? Во всём его слушаться неукоснительно. Ты понял этот пункт?
        - Да, Юрий Михайлович.
        - Ну, и молодец.
        - Если у нас всё получится, получится, что вы вскроете серьёзные проблемы в республиканском УВД, то это уже второе резонансное дело, после «Ждановской».
        - Замолчи, ни слова больше! - он начинает искать на столе, чем в меня зашвырнуть. - Резонансное!
        - Юрий Михайлович, а Калиниченко… Как там у него с этим делом?
        - Что ж, ты не уймёшься-то никак? Калиниченко, надеюсь, даст какого-нибудь толкового сотрудника, когда узнает, что ты ещё что-то раскопал. Тебе с твоими способностями вляпываться, кстати, в прокуратуре самое место. Всегда будешь в нужном месте в нужное время.
        - Юрий Михайлович, спасибо. Можно водителя вызову?
        - Нет, водителя лучше не вызывать. За ним, скорее всего, следят.
        - Я другого, неофициального.
        - Если о нём знает Злобин, тоже не стоит.
        Я вздыхаю:
        - Тогда такси…
        - Вызывай. Такси вызывай.
        Вечером я встречаюсь с Айгюль. Она называет адрес столовой недалеко от Университета и я подъезжаю туда. Еду на незасвеченной, оформленной на чужой паспорт «жиге». За рулём Толян.
        Мы подъезжаем к столовой с задней стороны, и я захожу через чёрный ход.
        - Что так долго? - хмурится и облегчённо выдыхает Айгюль. - Я уж думала что-то случилось.
        «Что-то»…
        - Прости, мы же не местные, Толик и так чудеса ориентации продемонстрировал. Доехали, в общем.
        Мы уходим на склад полный бидонов, лотков и алюминиевой посуды. Пахнет сыростью, землёй и гнилой картошкой. Разговариваем, стоя между стеллажами. Я рассказываю подробности налёта, сообщаю, что поеду в Ташкент.
        - В Ташкент? Сейчас? Зачем? - недоумевает она. - Надо же что-то делать! Искать выходы… Я не знаю, Егор… Ты просто хочешь спрятаться? Но почему Ташкент?
        - Прятаться в Ташкенте - это то же самое, что в пасти у крокодила, - усмехаюсь я. - Есть идея попытаться надавить там, чтобы открылось здесь.
        - Я не понимаю…
        - Айгюль, всего пока не могу тебе сказать, тем более, что я и сам не на сто процентов понимаю ситуацию. Но совершенно точно, если я сделаю, что задумал, рычаг у меня появится очень серьёзный. И с этим рычагом мы попробуем взломать темницу дяди Ферика.
        - Я хочу, чтобы ты обратился к моему человеку.
        - Для чего?
        - Чужой город, ты никого не знаешь. Тебе будет нужна помощь.
        - Что за человек? Надёжный?
        - Можешь доверять, как мне. Юрист, адвокат, знает все ходы и выходы. Ты получишь, всё что будет нужно. Защиту, охрану, проживание, наличные, оружие, транспорт. Не бесплатно, естественно, но это мы решим потом. Записывай номер телефона.
        - Я запомню.
        - Хорошо…
        Она замолкает и напряжённо думает о чём-то.
        - Что, Айгюль?
        - Думаю, что мне нужно самой лететь. Без меня ты там, как котёнок слепой будешь, опять в какую-нибудь яму попадёшь…
        Она не шутит и выглядит очень озабоченно.
        - Я же не один буду. Там крутые шишки со мной поедут. И Толян, опять же. Ты его в деле не видела, он хладнокровный терминатор.
        - Но мне нужно быть здесь… - говорит она, не слушая меня. - Ты будешь искать рычаги в Ташкенте, а я здесь.
        - Не надо, Айгюль, можно сделать хуже…
        - Я не сделаю. Так, всё, не сотрясай воздух. Значит, слушай. Я заряжу тут всё и прилечу. Думаю, дня через два-три. Ты там постарайся никуда не встрять, понятно? Запоминай номер.
        Она диктует.
        - А как зовут твоего суперменского юриста?
        - Рекс.
        - Рекс? Серьёзно? А помощник у него Мухтар или Шарик? Что за имя такое? Или это в честь Рекса Стаута?
        - Рекс - это не пёс. Рекс - это царь, тираннозавр, царь зверей. Он сам скажет, как его называть. А пока просто Рекс. В первый же день, как приедешь, позвони по этому номеру. Тебе скажут как и куда подъехать. Обязательно. Понял меня?
        В Ташкент мы вылетаем через два дня. В кармане у меня два паспорта. Один выписан на моё настоящее имя, а второй - на моё… настоящее имя. То есть, теперь я и Брагин и Добров. Немного странное чувство…
        В аэропорту нас встречают прямо у трапа самолёта. Две чёрные «Волги». В одну загружаются Тайманов со следователем из Генеральной Прокуратуры Мхитаряном, во вторую - мы с Толяном. Это не очень хорошо, на мой взгляд, потому что вторую машину с важным свидетелем могут отсечь при необходимости.
        Пока никто не догадывается, что здесь находится этот самый свидетель, то есть я, поскольку для всех я пока что Добров, молодой офицер МВД. Смотри-ка, превратности судьбы, Егор Добров, молодой мент. Всё, как в жизни… Мда…
        Сегодня работы не будет. Ещё бы, сейчас они узнают, что именно нас интересует и побегут проверять да готовиться. Но про Алишера им сегодня никто не скажет.
        Про него уже давно никто не вспоминает, сидит он себе тихонько и никому не мешает. Странно, что ещё приговор не вынесли и не исполнили. Должно быть имеют разные варианты по использованию в различных сценариях. Чего-то хотят от него, не просто окончательно закрыть вопрос, но иметь возможность действовать.
        Мы едем прямиком в гостиницу. Нужно обязательно отдохнуть после дороги. А завтра утром уже и начнём работать. Вы только скажите, что подготовить, чтобы завтра время не терять. Стандартное заклинание.
        Мхитарян называет несколько дел, о которых желает поговорить. Ничего опасного, всё в рамках обычной проверки. Ну, а раз так, начало тоже будет обычным, традиционным. Банкет в шикарном ресторане, парад-алле всех начальников и прочие атрибуты в духе «к нам едет ревизор».
        Завтра для них начнётся с сюрприза. Они забегают, начнут рвать волосы на одном месте, проверять, смотреть, чекать… Шухер поднимется знатный. А сегодня всё по протоколу, можно сказать, сыто-пьяно, обильно и очень по-дружески, с подарками и от чистого сердца. Так, чтобы поутру ревизору совестно было слишком глубоко заглядывать в дела.
        Мы отправляемся по номерам. Начальникам положены одноместные, а нам с Толяном двухместный. Ну, что же, не проблема. Бросив вещи, мы с Толиком выходим из гостиницы и доходим до ближайшего таксофона. На улице приятно. После московского морозца плюс восемь напоминает лето.
        Толян расстёгивается, снимает перчатки и кайфует от погоды. До вечера время ещё есть, так что, не откладывая в долгий ящик, я звоню Рексу по номеру, полученному от Айгюль.
        - Здравствуйте, мне нужен Рекс, - говорю я, когда на том конце провода снимают трубку.
        - Кто спрашивает?
        Голос странный, неясный… Непонятно даже, мужской или женский.
        - Егор от Айгюль.
        После паузы мне называют адрес.
        - Приедешь один, пройдёшь через ворота во двор. Обойдёшь гараж справа, подойдёшь к коричневой двери и постучишь. Раз-два-три-четыре.
        - А это жилой…
        Задать вопрос я не успеваю, в трубке раздаются гудки. Конспираторы, блин. Мы возвращаемся к гостинице и берём такси. Неразговорчивый водитель останавливается у старого неухоженного жилого дома. Выглядит он неухоженным. На первом этаже располагается какая-то проектная контора с длинным непроизносимым названием.
        Рядом со входом старые ржавые ворота. Ворота не заперты и мы свободно проходим через них, оказываясь в небольшом дворе. В глубине стоит одноэтажная постройка представляющая собой два больших гаражных бокса. Ворота гаража закрыты.
        - Стой здесь, - киваю я Толяну. - Смотри.
        Он останавливается, а я обхожу гараж и, заметив коричневую дверь, приближаюсь к ней. Стучу. Раз-два-три-четыре. Никто не открывает. Блин… Постучать ещё раз или ждать? Надо же только четыре раза стукнуть… Подождав немного, всё-таки стучу ещё раз. Раз-два-три-четыре. Тьфу! Тишина.
        Я делаю пару шагов назад, выглядываю из-за угла и… Твою дивизию, где Толян? Толяна нет, но на земле валяется его перчатка. Что за подстава, Айгюль…
        - Руки… - слышу я позади себя и резко оборачиваюсь.
        На меня смотрит чёрный холодный ствол ТТ.
        - Тихонечко, без шума, давай проходи, братишка.
        Невысокий узбек лет сорока приглашающе кивает на открытую коричневую дверь.
        - Заходи, гостем будешь.
        Я оглядываюсь и вижу, как со стороны гаражных ворот к нам идут два крепких парня, держа руки в карманах.
        - Ну, чего, как неродной? Давай скорее…
        3. Мурка в кожаной тужурке
        - Ой, - говорю я. - А где Толян-то? Вы чего творите, ребятишки? Куда Толика моего дели?
        - Слышь, ты не понял? - начинает злиться человек с пистолетом - Сюда иди!
        Нет, я всё понимаю, как говорится, метнул гадюка и нету Кука, но законы физики, акустики в частности, никто ведь не отменял вроде. По крайней мере, вот эти бродяги точно не из числа заучек-теоретиков. Как такой шкаф, как Толик мог исчезнуть и растаять, превратившись в сморщенную перчатку?
        - Да не, брателло, это ты не понял, - мотаю я головой. - Я говорю, Толика верните, пожалуйста. Очень вас прошу.
        Даже не знаю, чего сейчас во мне больше, удивления, негодования или желания проявить осторожность при виде злого узбека с ТТ.
        Отвечая, я стою, обернувшись к нему в три четверти, держа в поле периферийного зрения. Сейчас больший интерес для меня представляют вот эти двое из ларца. Если это они Толика уконтрапупили, то с ними нужно быть предельно внимательным.
        - Толя-я-я-н! - очень громко и неожиданно для этой братии ору я.
        - Заткнись, сука, - испуганно и приглушённо вскрикивает вооружённый чувак, из чего я делаю вывод, что шума он не желает и стрелять, по-видимому, без лишней необходимости не будет.
        Парни ускоряются, в гараже раздаётся грохот, а узбек срывается ко мне. Ну, как ты там сказал, заходи, гостем будешь? Давай! Я делаю прям красиво, даже самому нравится. Как Шварц в фильме «Правдивая ложь», я будто танго танцую.
        Та-там-там-там та-да-да-дам пам-пам-пам, не глядя на него, с лицом аргентинского кабальеро, шаг назад, оборот, поддержка, та-да-да-дам пам-пам-пам. Ну прости, малость промахнулся и обнимаю тебя сзади. Но, вообще-то, не промахнулся, я так и хотел.
        Левая рука локтевым сгибом сдавливает шею, правая лежит на его руке, сжимающей рукоять пистолета. И не просто лежит, а подносит этот самый пистолет к голове и тыкает металлом в висок. Он, конечно, противится, но я настаиваю.
        Пацанчики останавливаются, явно удивлённые подобной рокировкой. Недооценивать их, конечно не стоит, если они уделали Толика так, что тот даже не ойкнул. Пикнуть не успел бедняга.
        - Брат, - говорит один из двоих и улыбается мягкой деликатной улыбкой английского джентльмена. - Зачем кипишуешь? Опусти ствол, можно же просто поговорить.
        Его спутник озирается и украдкой бросает взгляды на верхние этажи дома. Видать, жильцы там всё-таки имеются.
        - Так я же и не против, - тоже улыбаюсь я. - Я же так и хотел. Но сначала Толика верните.
        - Какого Толика, дорогой? - пожимает джентльмен плечами. - Мы не знаем никакого Толика.
        По гаражным воротам начинают стучать изнутри, из гаража.
        - Сдаётся мне, что это он и есть, - говорю я и начинаю давить на палец, лежащий на спуске.
        - Э-э-э! - орёт удушаемый мной узбек с пистолетом. - Ты чё делаешь! Он заряженный!
        - Вот и не дёргайся, уважаемый, - предельно вежливо прошу я. - Открывайте ворота.
        - Зачем? - довольно искренне удивляется второй парень - Мы там барашка держим.
        - Ох, не нравится мне такое сравнение, - качаю я головой. - А Толян за барана может и по рогам настучать. Я серьёзно, пацаны, открывайте. Лучше не доводите до того, чтобы он ворота с петель снял. Тогда всем тяжко придётся.
        Словно в подтверждение сказанному из гаража раздаются гораздо более сильные и громкие удары. Похоже, Толян нашёл что-то тяжёлое.
        Первый из парней нехотя и вразвалочку идёт к воротам и хлопает по ним ладонью.
        - Э, успокойся, слышь, успокойся, тебе говорят, - кричит он и в ответ получает такой удар по металлу рядом со своей головой, что даже вздрагивает.
        - Ладно, - говорю я и удобнее упираю ствол в голову узбека. - Пошутили и будет. Выпускайте Толяна или на счёт три я вышибу мозг ему, а следом и вам двоим. Раз!
        Они переглядываются, раздумывая и, должно быть, недооценивая мою решимость.
        - Два! - восклицаю я и вот тут допускаю ошибку.
        Вернее, ошибка уже допущена чуть раньше, но сейчас я её осознаю. Молодчик, тот который один из двоих, бросает быстрый, мимолётный взгляд мне за спину. Десятая доля секунды, но я понимаю всё. Понимаю мгновенно, но сделать уже ничего не могу…
        Потому что тут же в доказательство моей догадки раздаётся лязгающий металлический щелчок, и у моей ноги вздымается фонтанчик каменных брызг и искр. Пуля бьёт по камню - вот и искры. Она жалобно взвизгивает и рикошетом уходит вдаль.
        - Хватит! - раздаётся из-за спины суровый голос.
        Помимо того, что он суровый, он ещё и холодный и принадлежит… женщине. Вернее симпатичной девушке с рыжими волосами. Она стоит с бесшумным пистолетом в вытянутой руке, и это плохо по нескольким причинам.
        Во-первых, она, похоже, неплохо стреляет, судя по продемонстрированному миллиметражу. Во-вторых, пистолет бесшумный, и она может палить из него до посинения, и никто не забьёт тревогу и не вызовет милицию. В-третьих, пистолет не самый распространённый, а мне он в последнее время очень часто попадается.
        Да и вообще вся ситуация странная. Поезжай, говорит, туда, там Рекс о тебе позаботится. И Рекс действительно проявляет невероятную заботу. А если вспомнить, что стрелок, который охотился за мной, тоже использовал такую пушку, то мысли делаются ещё мрачнее, так что хочешь не хочешь неприятные думы сами собой в голову лезут. Например, о том, не связана ли эта барышня с покушениями на меня.
        - Подними руки, - говорит девица, - и заведи их за голову. Сделай шаг назад. Отпусти моего человека.
        Я выполняю её требования.
        - Ну, ты уж тогда тоже отпусти моего человека, - предлагаю я, но она никак не реагирует на мою речь.
        Узбек, получив свободу, отскакивает в сторону и снова наводит на меня пушку. Никакой благодарности у человека.
        - Давай, заходи, - предлагает мне девица, и я снова подчиняюсь.
        Я оказываюсь в конторе со стенами, выкрашенными серой масляной краской, старой мебелью и кучей толстых бумажных папок, завязанных тесёмочными бантиками. Мои похитители тоже заходят внутрь. Правда, один из парней тут же выходит. Видать к Толяну пошёл, козёл.
        Царь-девица при ближайшем рассмотрении оказывается довольно высокой и красивой барышней с густой шевелюрой рыжих волос. Прямой нос, широкие скулы, сочные губы - не девчонка, а мечта. Модель. Фигурка спортивная, подтянутая. На ней кожаные брюки и кожаная же косуха.
        Меня усаживают на стул и фиксируют руки сзади, просто связывая верёвкой.
        - Здравствуй моя Мурка, здравствуй, дорогая,
        - хмыкаю я рассматривая свою похитительницу. - Похищение человека очень серьёзное преступление.
        Она подходит ко мне и, поставив мысок своего сапожка на край стула между моих ног, наклоняется вперёд, опираясь о собственное колено.
        - И кто же ты такой? - прищуривается она. - Для мента молодой шибко. Для бандита… Хм… На бандита тоже не похож. Школяр залётный. Но для школяра больно красиво танцуешь.
        - Со мной всё ясно, - улыбаюсь я.
        - И кто же?
        - Тот, кто ищет Рекса.
        - А с какой это радости Рекс должен с тобой разговаривать? Кто ты такой-то?
        - Я друг Айгюль. А ты кто такая? Чисто интересно даже.
        - Какой Айгюль? - спрашивает она.
        - Если я не туда попал, то какая разница, что за Айгюль? А если туда, что за тупые прихваты? Мне нужен Рекс. Вы мне, судя по всему, не нужны. И ещё мне нужен Толян. Вы вообще, походу, поехавшие. Какого хрена на парня набросились?
        - Тебе же сказали, чтобы пришёл один.
        - Ну, я и шёл один, - пожимаю я плечами. - Толян в сторонке стоял, чтоб вот такие как вы отморозки чего не удумали.
        - Так что за Айгюль? Джура, давай плоскогубцы.
        - Я бы и так сказал, - качаю я головой, - но теперь хер ты узнаешь, что за Айгюль. Развязывай руки и тащи сюда Толяна. И тогда, если захочешь, я с тобой поговорю. Слово даю. Не раньше.
        Я кручу головой осматривая нехитрую обстановку. Пара столов, старые покосившиеся стулья, здоровый сейф, плакат «Пьяный за рулём - преступник», графин с водой и стаканчиком-пробкой. Календарь на стене, счёты на столе. Короче, обстановка рабочая. Пахнет угольной сажей и специями. В целом, можно сказать, здесь тесно и громоздко.
        - Зачем тебе Рекс? - спрашивает она заглядывая мне в глаза и даже, протянув руку, поворачивает мою голову за подбородок.
        - Эстетика кинофильмов про нациков, - усмехаюсь я. - Ты сама кто такая?
        - Тебя не касается, - сердито отвечает она.
        - Касается, в прямом смысле касается, твоей рукой прямо в настоящее время и касается. В чём проблема? Есть Рекс, нет Рекса, да-нет, разбежались. Мне он, честно говоря, не упёрся никуда, это Айгюль настояла, тебе, говорит, без Рекса в чужом враждебном Ташкенте никуда не сунуться.
        - А куда ты хочешь сунуться? - с интересом смотрит барышня.
        - Ладно, - мотаю я головой, вырывая подбородок из её руки. - Давай развязывай и разбежимся по своим делам. А то разговор больно странный получается.
        - Проблема в том, что теперь, когда ты нас увидел, ты не можешь просто так встать и уйти.
        - Блин, мать, ну ты даёшь? А зачем адрес мне назвала? Сказала бы, что ошибся номером и всё.
        - Интересно, ты прикидываешься или правда дурачок? Номер же ты откуда-то узнал. Значит нужно с тобой разбираться.
        - Я бы тоже с тобой разобрался, - хмыкаю я, оглядывая её с ног до головы.
        Прощупываю, стараюсь вывести из равновесия.
        - Да? - поднимает она брови, и её лицо становится добрым и наивным.
        Но это разумеется наглый обман, потому что демонстрируя открытую и милую мордашку, она чуть двигает ногу вперёд и ставит подошву на весьма чувствительную часть моего тела.
        - Хотел бы со мной разобраться? - переспрашивает она и чуть придавливает.
        Вот сучка. Я инстинктивно подаюсь назад и стул жалобно скрипит.
        - Не в сексуальном смысле, - морщась, отвечаю я.
        - Как-как? Не в сексуальном? Точно? Ты уверен?
        Она ещё чуть сильнее наступает на… меня. Змея просто. Бесит. С Михал Михалычем идеальная парочка бы получилась.
        - Не слышу, - прижимает она ещё, наслаждаясь, должно быть тем, как напрягается моя шея и краснеет лицо.
        Я выгляжу сейчас так, как в кино изображают превращающихся оборотней. Не знаю, как им даются эти превращения, но мне сейчас очень больно. Прям очень-очень.
        - Сска, - цежу я сквозь зубы и, оттолкнувшись ногами, лечу назад, падая на спину.
        Спинка стула защитит позвоночник, а шею я держу согнутой, чтобы не долбануться затылком. От неожиданности барышня теряет равновесие и летит на меня, но я успеваю перевернуться на бок и вскочить.
        Поднявшись на ноги, я со всей дури херачу стулом по толстому, как ледокол, сейфу. Мурка в кожаной тужурке начинает подниматься и мне приходится прижать её к полу, наступив на спину.
        Её соратники, один из ларца и узбек, медленно, но неотвратимо, как зомби, выползают из-за столов в своих закутках. То, что здесь тесно даже и неплохо. Из-за этого они не могут в пару прыжков ко мне добраться и толкаются, мешая друг другу. Молодцы, гвардейцы.
        Стул, падла, довольно крепкий. Вернее, он конечно сложился, как карточный домик, но не рассыпался, и спинка по-прежнему мне мешает. Приходится убрать ногу с девушки и ещё разик шарахнуть остатками стула по сейфу.
        Дал верный тон наш камертон,
        Приготовились друзья, петь канон…
        Сейф гудит, а из-за спины высыпаются обломки. Девица, почувствовав свободу снова начинает подниматься.
        - Рекс! - кричит узбек.
        Я, как гимнастка-чемпионка перескакиваю через связанные руки и наклонившись к практически уже поднявшейся моей обидчице, выхватываю у неё из-за ремня на пояснице пистолет с длинным круглым стволом.
        Что и требовалось доказать. Бинго! В очередной раз выхожу победителем в необъявленной битве с Николаем Васильевичем Гоголем за лучшую немую сцену. Думаю, в этот раз медаль чемпиона по немым сценам точно уходит мне.
        Царь-девица, один из ларца и узбек. Они тянут ко мне свои руки и не двигаются, замерев в движении, поскольку оружие оказывается в моих руках, хоть и связанных, но крепко сжимающих рукоять пистолета.
        - Итак, господа разбойники, что прикажете с вами делать? Перестрелять что ли? Где Толик, кстати? В боксе?
        Девка не выдерживает и неожиданно дёргается в мою сторону. Вот ведь оторва. Странно, конечно, но она мне даже нравится. Вкусы у меня извращённые всё-таки.
        Я резко поворачиваюсь к ней и, не говоря ни слова, нажимаю на спуск. Пуля проходит в опасной близости от симпатичной рыжей головки и застревает в стене. Разумеется, стреляю не в неё, а мимо, желая только сделать вид, будто промахиваюсь совершенно случайно.
        Выстрел охлаждает буйные головы.
        - Так, девочки, - говорю я. - Хочу с вами попрощаться. По возможности тихо и мирно. Отдайте Толяна и я пошёл. Эй ты, хорёк, давай, очень аккуратно, двумя пальчиками, вытащи свою пукалку и брось к двери.
        Это я про ТТ, он разумеется, понимает, о чём речь и неохотно подчиняется.
        - Скажи про Айгюль, - требует барышня.
        - Ну, ты мать достала. Айгюль - это Айгюль. А вот Рекс - это ты, да?
        - Какая это Айгюль, Матчанова? - сощурившись, спрашивает она.
        - Молодец. Да, она. Сказала, что ты мне, как мать родная будешь. Но, видать, ошиблась. Ты, прямо гарпия, фурия и всё такое. Значит так, она ошиблась, ты ошиблась и я ошибся, меня ваш бизнес не интересует, до свидания. Выпустите Толика и мы пойдём.
        - Не забыла, значит. Погоди. А где она сейчас?
        - Извини, я и так сказал тебе слишком много.
        - Я хочу с ней поговорить, - заявляет барышня Рекс.
        - Полагаю, она тебе звонила… - начинаю я, но она меня перебивает.
        - Может, и звонила, но со мной её не соединяют.
        - Я дико извиняюсь… Вы сидите вот в этом огромном офисе и вот эти послушные сотрудники в твоём присутствии не соединяют тебя с Айгюль. Я правильно уловил?
        - Нет, мы здесь не сидим. Тебя сюда пригласили, потому что так удобнее. А что ты думал, звонит какой-то хрен и использует пароли двухлетней давности. Это подозрительно.
        - Да, понимаю и не злюсь, - говорю я и отхожу к двери. - Ключи от бокса кидайте. К ногам. И от этой вашей конторы тоже. Я вас закрою.
        Никто даже не шевелится.
        - Придётся каждого десятого в расход, - качаю я головой и делаю кислое лицо.
        - Дайте ему ключи, - говорит Мурка.
        Амбал, который из ларца, бросает два ключа. Неудобно со связанными руками, да ещё и под тяжёлыми взглядами упырей. Но ничего, я справляюсь. Выскальзываю и запираю дверь на ключ, оставляя его в скважине. Чтобы изнутри было не открыть. Поворачиваюсь и… о-па, о-па, о-па… Второй из ларца. Идёт в контору.
        - Тихо-тихо-тихо, - приветствую его я. - Видишь, что у меня в руке? Давай поворачивайся и иди к гаражу.
        Он подчиняется. Я бросаю ему ключ и он открывает дверь. Оттуда выходит злой Толян. Увидев своего обидчика он без разговоров, молчком заряжает тому прямо в челюсть. И хоть тот тоже паренёк немаленький, он отрубается даже не ойкнув.
        Толик укладывает его на пол в гараже и подходит ко мне.
        - Это… - начинает он неловко. - Егор, прости, сам не знаю, как они меня так. Один спереди подошёл, а второго я даже и не…
        - Да ладно, Толик, - взмахиваю я рукой. - Перчатку вон не забудь. И руки-то мне развяжи.
        Я оглядываюсь, проверяя, всё ли нормально и запихиваю пистоль под куртку. Пригодится воды напиться. Помощи ждать неоткуда. Значит, нужно рассчитывать только на себя. А то вон какие тут люди дружелюбные встречаются.
        Мы выходим из двора, идём по тупиковой улочке, сворачиваем и оказываемся на оживлённой магистрали. Толик выходит на обочину и голосует. Почти сразу останавливается частник на «Москвиче».
        - Нет, отпускай, - качаю я головой. - Скажи, дорого.
        - А чего? - удивляется Толян, когда машина уезжает.
        - Считай, что паранойя. Лови следующего.
        Садимся мы только в третью машину, в «жигули».
        - Лучше перебдеть, Анатолий, - поясняю я свои выкрутасы. - Как известно, обжёгшись на молоке и на воду дуешь.
        До гостиницы мы добираемся без приключений. Заходим в вестибюль и идём к стойке за ключом.
        - Вам записка, - говорит девушка портье. - Телефонограмма. Вот, пожалуйста.
        Она протягивает мне сложенный лист бумаги. Я беру и отхожу от стойки. Разворачиваю и читаю.
        «Рекса не ищи, всё отменяется. А.»
        Ну что же, всё ясно. Главное, вовремя. Я засовываю записку в карман и иду с Толиком к лифту.
        - Погоди, - вдруг раздаётся женский голос рядом со мной.
        Я поворачиваюсь и вижу леди Рекс.
        - Какая приятная неожиданность, - качаю я головой. - Здравствуйте, девушка.
        - Я хочу ей позвонить, - говорит она.
        - Ну что же, мы, как говорится, живём в свободной стране. Если хочется позвонить - позвони.
        Я поворачиваюсь, чтобы обойти её, но она встаёт на пути, преграждая путь.
        - Я не знаю её номера.
        - Сорян, подруга, но я точно здесь тебе не помощник. Без разрешения Айгюль дать её номер я не могу.
        - Не давай. Позвони ей сам и спроси, согласна ли она со мной поговорить и если она будет не против, мы поговорим. За межгород я сама заплачу.
        - Слушай, я немного… как бы это сказать… злюсь что ли? Да, я немного на тебя злюсь. Поэтому не только услугу тебе оказывать, но и видеть тебя мне не очень приятно. Хоть ты девушка видная и красивая, но нет. И, кстати, с такой работой, если я правильно улавливаю её суть, лучше внешность менее броскую иметь. Толик, вызывай.
        - Послушай… - прикасается она к моей руке. - Я тебя очень прошу. Я тебе помогу, независимо от того, захочет она со мной говорить или нет.
        - Ой нет, спасибо. Помощь больше не требуется.
        - И пистолет, - понижает она голос, - можешь себе оставить.
        - Щедро, - соглашаюсь я. - Да только он и так уже у меня.
        Она касается моего локтя.
        - Это не только мне, это и ей нужно. Раз она тебя отправила ко мне… В общем… в общем ей нужно со мной поговорить. Ей нужно моё прощение…
        Твою дивизию. Вот этого только не надо. Никаких разговоров про прощения и прочую чепуху.
        Тьфу…
        - Ладно.
        Я вздыхаю.
        - Ладно. Сделаю, как ты сказала. Если не захочет, значит, никаких разговоров не будет. Где тут у вас переговорный пункт?
        - Вон там, в той стороне зала.
        Мы отходим от лифта и двигаем туда.
        - Добров, - громко зовёт кто-то моего однофамильца из будущего, но я иду не реагируя, и только на третий раз до меня доходит, что Добров - это я.
        Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Это Тайманов.
        - Егор, где тебя носит? Я уже с ног сбился.
        - Дела были, Олег Довлатович, - тихонько отвечаю я. - А в чём дело-то?
        - Через полчаса выезжаем на банкет.
        - А далеко ехать?
        - За город куда-то повезут. Вроде место уникальное какое-то. Едем втроём, товарищ твой не едет.
        - Значит и я не поеду, - качаю я головой.
        - Так, отставить разговорчики. Там места только на троих. Ты не можешь не ехать, учитывая завтрашнюю программу. Всё должно быть естественно, понял? Вон, встречающая сторона. Приехали уже за нами. Остальные на место уже прибудут.
        Он кивает в сторону двух ментов. Менты да менты, скучные, уставшие дядьки. Но только меня резко холодом обдаёт от взгляда одного из них. Взгляд этот холодный, а глаза прозрачные, бесцветные и равнодушные.
        На лице улыбка, а глаза ледяные. Ну, и ладно бы, какая мне разница, да только глаза эти принадлежат Мише, тому самому старлею, что при мне застрелил двух милиционеров…
        4. Любую путаницу можно исправить
        Взгляд его равнодушно скользит по мне и обращается к своему спутнику. Тот что-то увлечённо рассказывает и Миша снисходительно улыбается, а потом начинает смеяться. Взгляд его начинает возвращаться в нашу сторону, и я поспешно принимаю беззаботное выражение.
        В холле гостиницы довольно многолюдно, стоит гул голосов и ощущается атмосфера командировки, путешествия и чего-то неведомого. В общем, царит дух предвкушения встречи со сказкой, в данном случае с восточной. Хотя и дыхание Афгана тоже ощущается, хотя бы по изрядному количеству постояльцев в военной форме.
        - Олег Довлатович, - широко улыбаюсь я. - Надо поговорить. Это срочно и касается цели нашей поездки.
        - Сейчас некогда, - качает он головой. - Когда вернёмся, тогда и поговорим.
        - Вон туда, - продолжаю улыбаться я. - Проходите к переговорному пункту. Я же говорю, срочно.
        Он хочет возразить и настоять на своём, но я поворачиваюсь и иду, куда шёл. Рекс уже поджидает меня там. Собственно, Тайманову остаётся только плюнуть на меня или отнестись к моим словам со вниманием. Он выбирает второе.
        - Что за детский сад, Добров! - шипит он. - Я за тобой бегать должен?
        - Сядь там, - киваю я царь-девице. - Я тебя позову. Олег Довлатович, я сейчас всё объясню, переговоры закажу только.
        - Ты ещё по межгороду разговаривать собираешься?! - недовольно восклицает он. - Время!
        Не обращая на него внимания, я диктую номер телефона оператору и с безмятежной улыбкой поворачиваюсь.
        - Лейтенант, тот что русоволосый, с пустыми глазами и холодной улыбкой, только, пожалуйста, улыбайтесь и не подавайте виду, так вот, это он при мне застрелил тех сотрудников.
        - Что?! - брови подполковника ползут наверх.
        - Олег Довлатович, роль беззаботного проверяющего вам не очень хорошо даётся. Улыбайтесь, ё-моё.
        - Он тебя увидел? - поспешно расползается Тайманов в улыбке. - Узнал?
        - Если и узнал, то виду не подал. Скользнул взглядом, мазнул просто и всё. Но, в любом случае, думаю, мне ехать с вами нецелесообразно. Зачем давать ему возможность как следует меня рассмотреть и припомнить? В прошлый раз, когда мы встречались, темно было. Может, не узнает, но для чего рисковать?
        - Если узнал, то я не знаю, где ты больше рискуешь, здесь без защиты или там, вместе с нами. Там все шишки будут… Не знаю, худшее, что может случиться, это испортим сюрприз. А здесь вдали от начальства он может, что угодно провернуть.
        - Начальство это кровно заинтересовано в том, чтобы с нами хоть что случилось, лишь бы мы не вытащили на поверхность делишки эти. Олег Довлатович, я думаю всё…
        - Москва, в третью кабину проходите. Вы-вы, молодой человек.
        - Извините, я быстро.
        Я заскакиваю в кабинку.
        - Егор? - раздаётся тревожный голос. - Алло…
        - Да, Айгюль, привет. Это я.
        - Привет. Как дела? Ты получил моё сообщение?
        - Получил, - усмехаюсь я.
        - Что?
        - Поздно получил. Уже после того, как познакомился с твоей подружкой.
        Она ахает:
        - Ты в порядке? Ничего… не случилось?
        - Ну, ты мать даёшь! Послала меня к каким-то людоедам. Они Толяну по башке дали. Жесть вообще.
        - Слушай… Егор, извини, я не ожидала… я думала всё нормально уже, а она, короче… Это такая глупость была давнишняя, чепуха, я думала, позвоню и всё объясню…
        - Айгюль, сердце моё, я на тебя сердиться не могу, но просто в порядке общего рассуждения, обычно сначала дозваниваются до своих проблемных подруг, а только потом посылают к ним несостоявшихся женихов. Хотя, допускаю, что это твоя коварная месть.
        - Ну, Егор… Ну, прости меня. Всё, буду тебе должна.
        - Нет, дорогая, какие между нами счёты. Вот что, мне бежать надо, но твоя подруга здесь, ждёт рядом с кабинкой. Хочет с тобой поговорить. Если ты согласишься.
        - Ну, ёлки… Когда я звонила, её постоянно на месте не было…
        - Будешь говорить или нет? Я правда тороплюсь.
        - Ну давай, буду, конечно…
        - Секундочку.
        Я открываю дверь и машу рукой. Девушка Рекс тут же подскакивает ко мне.
        - Согласилась? - спрашивает она.
        - Да, - киваю я и выхожу из кабинки.
        - Егор, ну что делаем? - подходит Тайманов, отходивший, пока я разговаривал с Айгюль. - Мхитарян считает, надо ехать. Смотри, тут поменялась диспозиция. Лейтенант твой, ну… короче, подозреваемый, уехал. Его вызвали, не знаю, что там. В общем, его на банкете не будет. И так бы не было, но теперь он даже и не поедет. Зато у нас появляется место ещё и для Анатолия.
        - А нам одну машину на всех выделили?
        - Да, - пожимает плечами он. - Да, какая разница, не развалимся, не графья поди.
        - Странно просто.
        Дверь кабинки открывается и появляется Рекс.
        - Можно тебя? - кивает она. - Тут Айгюль ещё…
        - Когда ты всё успеваешь? - качает головой Тайманов.
        - Секундочку, - бросаю я ему и снова ныряю в кабинку.
        - Егор, ну мы поговорили, - сообщает Айгюль.
        - Ну и, разрешили свои противоречия?
        - Да, можно так сказать.
        - Отлично, поздравляю, - усмехаюсь я. - При встрече расскажешь, что к чему. Полагаю, тут замешана любовь, да?
        - Ты циник, - бросает Айгюль.
        - Я? - смеюсь в ответ. - Циник? Слушай, надеюсь, я смогу доказать когда-нибудь, что ты ошибаешься, но теперь, Айгюльчик, мне нужно бежать. От дяди нет новостей?
        - Нет. Погоди. Рекс тебе поможет.
        - Как поможет-то? Чем она помочь может? Я уже на неё в деле посмотрел, буду сам справляться. Ладно, я побежал. Тебя к… родственнику твоему не пускают?
        - Да я даже не знаю, где он. У меня тут вообще кошмар. Я бы приехала, да…
        В дверь стучат.
        - Всё, держись там, я побежал, мне пора. Потом поговорим. Не надо приезжать, я сам постараюсь.
        - Не отказывайся от её помощи, она очень хороший адвокат и…
        - Егор, давай скорей! - через дверь торопит Тайманов.
        Выхожу. Блин. Хотел ведь Наташке ещё позвонить. Но начальство это точно не одобрит.
        - Сколько тебя ждать?! Мхитарян уже икру мечет. Там будет зам прокурора республики, замминистра и секретарь ЦК, неудобно мурыжить.
        - Егор!
        Я оборачиваюсь.
        - Знакомьтесь, Олег Довлатович, это Рекс, - говорю я. - Юрист, насколько мне известно. Или я путаю?
        - Дарья, - кивает она. - Я государственный защитник.
        - Олег, - недовольно отвечает Тайманов. - Поехали. Мы решили с Мхитаряном, что лучше ехать. Работаем по плану, короче.
        - Егор, тебе Гуля сказала?
        - Гуля? Да, сказала, что ты меня защитишь. В свете того, что ты государственный защитник это звучит немного зловеще.
        Я улыбаюсь.
        - Слушай, - говорю я. - Извини, но видишь, гражданин начальник строжится, заставляет поторопиться на банкет. Увидимся потом как-нибудь, если живы будем. Кстати, Толику твоя банда точно задолжала.
        Толян всё это время стоит поблизости и на этих словах прочувственно кивает.
        - Куда вы едете? - спрашивает Рекс, совершенно неожиданно оказавшаяся Дашей.
        - В аул какой-то, в получасе езды, да, товарищ подполковник?
        - Да, пошли уже скорей.
        - Что за аул?
        - Там типа ресторан, ну или, не знаю, короче, вилла какая-то буржуазная. Царство подлинного коммунизма и изобилия. Дарья, ну ты, как говорится, заходи, если что. Поехал я, а то жрать охота, если честно. А там наверняка плов будет. А я его умею руками есть. Как женщина правда…
        - Всё поменялось, - говорит Олег. - Нам прислали «рафик», так что едем, как белые люди, входим все. Твой Миша в празднике, естественно не участвует, так что всё путём. Всё по плану. Едем, а завтра начинаем фейерверк из всех орудий. А ты правда что ли руками плов есть умеешь?
        - Да, была возможность научиться. Был недавно короткий период в жизни. Слыхали, что всё, что нас не убивает, делает сильнее?
        - Хм… - подвисает он, взвешивая и оценивая сентенцию. - А ты философ.
        - Нет, Олег Довлатович, - не соглашаюсь я. - Это ваш босс философ, а я вообще не знаю что это за хрень такая, философия ваша.
        К нам подходит Мхитарян. Принципиальный и неподкупный следак из команды самого великого Калиниченко. Но и пожрать не дурак, судя по всему. Диалектика или хрен его знает что, но да, я и сам чувствую небольшой подъём предвкушая весьма неслабую пирушку.
        Этот подъём накладывается на пульсирующее чувство тревоги, создаёт причудливый эффект и закручивает неслабую волну фатализма. В общем, делай, что должен и будь, что будет!
        Весёлый жизнерадостный капитан садится с нами в салон, а возрастной старший сержант угрюмо крутит баранку. Настолько угрюмо, будто знает, куда ведут все эти пути. Но пока всё круто, впереди жёлтый «бобик» оглашает округу угрожающими завываниями. Синие огни ещё не меняют окружающую реальность. Но это временно, пока не стемнеет и не наступит час хищников.
        Мы выезжаем из города и несёмся по шоссе в сторону дикого и прекрасного пейзажа. Давненько я этих красот не видал. Аж сердце щемит от прекрасного. Думаю, если завершу миссию благополучно, хрен я по доброй воле сюда ещё поеду. Осадок, как говорится, остался. Останется, то есть…
        Банкет организован по высшему разряду. Плов оказывается выше всяческих похвал. Восхитительный, но не единственный. Кроме плова стол ломится от яств и напитков. Старшие товарищи ведут себя очень сдержанно, но противостоять натиску оказывается не так уж и просто.
        Банкетный зал, распахнувший перед нами своё просторное нутро, оформлен в национальном духе и с использованием национального колорита. Прекрасные керамические вазы, шёлковые ковры, великолепные блюда, молодые красавицы-официантки в шёлковых платьях с национальным же орнаментом.
        Они так прекрасны, что, нисколько не сомневаюсь, умеют не только подавать и уносить блюда. Полагаю, их умения распространяются намного шире того, что можно увидеть невооружённым взглядом.
        Коньяк и водка текут рекой. Тайманов не пьёт. Мы с Толиком тоже, но мы, так сказать, мелкие сошки, подай-поднеси, а вот Тайманов и Мхитарян - козырные тузы нашего ревизорского пасьянса. И их нужно во что бы то ни стало ублажить по полной программе. Для этого выдвигаются высокопоставленные и невероятно важные чины, блистающие на верхних позициях местной табели о рангах.
        Музыка, ароматы еды, в изобилии представленное мясо, овощи, фрукты, выпечка. Лепёшки просто бесподобны. Щербеты поражают тонким и волшебным вкусом.
        - Так стыдно перед вами товарищи за эту захолустную обстановку, - приложив руку к груди, в очередной раз берёт слово зам прокурора республики. - В следующий раз мы подготовимся лучше, только вы дайте нам немного больше времени на подготовку. Пожалуйста, если хотите курить, не стесняйтесь. Здесь абсолютно всё и все к услугам наших дорогих гостей.
        Официантки с лёгким шорохом снуют по залу. От них расходятся волны горячего воздуха, разгоняя по залу запахи еды, парфюма и пота. Одна из них, юная и нежная, как лань, потупив взор и ласково улыбаясь вскрывает пачки «Мальборо» и «Кэмел» и на блюдцах расставляет на столе. Мхитарян берёт одну сигарету и девушка тут же щёлкает зажигалкой. Её щёки очень мило делаются пунцовыми, и я живо представляю чудеса, которые не раз творились в этих просторах во славу столичных гостей.
        - Мы патриоты, - смеётся зам генерального. - Знаем, в Армении делают лучшие коньяки в мире, но мы пьём свои. Какие уж есть.
        Смешно. Именно этот коньяк, разлитый по рюмкам я продаю с французскими этикетками. Знатокам нравится.
        - Олег Довлатович, - с широкой и доброй улыбкой поднимает рюмочку секретарь республиканского ЦК.
        - Нет-нет, - мотает головой Тайманов. - Я же сказал, пить не буду.
        - Товарищ Тайманов, дорогой московский друг, вы приехали издалека, и если не выпьете, нам будет ужасно неловко. Атмосфера у нас тут простая и неофициальная, можно сказать, домашний ужин, и если не выпить, то как нам выразить дружеские отношения между равными, а также вышестоящими и нижестоящими?
        Что-что? Неплохой заход.
        - Коньяк - это ведь немаловажный источник доходов в нашу казну, в копилку народа. Сборы идут на улучшение народного хозяйства и социальные нужды строителей коммунистического общества будущего. Так что вы уж нас не огорчайте, пожалуйста. Тем более, нам будет чрезвычайно неловко перед вами, если мы выпьем, а вы нет.
        Хозяева поднимают свои рюмки и подносят буквально к лицу Олега. Смотри, что творят, массовики-затейники. Даже мы с Толяном поднимаем свои рюмашки. Они немаленькие, кстати. Прям нормальные такие.
        Но если на нас мелких сошек никто внимания не обращает, то Мхитаряна и Тайманова буквально насилуют своим гостеприимством. Агасси Мхитарян пьёт хорошо и при этом остаётся в кондиции. Олег Довлатович пьёт мало, но полностью отбиться от настойчивых хозяев оказывается не в состоянии.
        - Сначала за уважаемых гостей! А гостю никак нельзя не уважить хозяев!
        Сами хозяева пьют как не в себя и остаются вполне нормальными. Вот ведь вурдалаки… Видать, это спецбригада по встрече гостей. Осушив свои рюмки, секретарь ЦК, прокурор и мент переворачивают их демонстрируя свою добросовестность.
        - Хорошее дело не грех и повторить, - смеётся партиец. - У нас так принято. Сел за стол, три рюмочки пропусти, будь добр. А потом за гостей. И за хозяев обязательно надо, а то хлопок не уродится!
        - Налегайте на плов, - шепчу я Олегу. - Он жирный, не так сильно захмелеете.
        Какое там…
        - Для нас огромная честь, что такие замечательные и уважаемые товарищи, а также подрастающая смена, молодые офицеры смогли посетить наши далёкие края. Поэтому от имени кадровых работников предлагаю выпить за вас этот солнечный напиток…
        - Большое спасибо за привет товарищу Чурбанову. Когда с нами рядом его помощник, мы чувствуем себя в полной безопасности! За товарища Чурбанова!
        Ну, и так далее. Как Тайманов ни пытается соблюсти своё целомудрие, к концу вечера он уже лыка не вяжет. И Мхитарян тоже расползается и теряет форму. Только мы с Толяном ещё крепко стоим на ногах, хотя и в нас этой агитбригаде удалось влить по паре стопочек янтарной жидкости.
        Выезд выглядит по-царски. «Волги», мигалки синие инопланетные всполохи и зыбкая реальность, утратившая всякую достоверность.
        Мхитаряну и Тайманову предлагают ехать на «Волжанке» с прокурором, но они отказываются и загружаются в «Рафик» вместе со мной и Толяном. Тогда к нам подсаживают ещё двух официанточек, чтобы сервировать в номерах для товарищей начальников десерты и что-то ещё на завтрак. Домашнее, невероятно вкусное и недоступное даже в самых лучших ресторанах.
        Окей. Сопротивляться уже никто не может. Девушки ведут себя ненавязчиво и сидят молча, не сводя преданных глаз с начальников.
        Мы несёмся по ночи, окружённые синим сиянием, демонстрирующим окружающим, нашу принадлежность к особой касте, касте хозяев жизни.
        Едем-едем, и вдруг в какой-то момент водитель начинает сыпать ругательствами и бьёт по тормозам. А вот это уже тревожненько… Мы с Толиком выскакиваем из машины вслед за водилой. Он светит фонарём и… твою дивизию, пассажирское колесо оказывается пробитым.
        Я озираюсь по сторонам и замечаю, что огни боссов и все эти кавалькады унеслись вперёд, а мы остались одни и никого поблизости нет. Я бросаю взгляд на Толяна. Он кивает и пожимает плечами, давая понять, что и сам видит. Видит, но что поделать-то.
        Ничего не поделать и придётся выкручиваться самим.
        - Запаска есть? - спрашивает Толян у водителя.
        - Есть, конечно, - сокрушённо качает головой тот и идёт к багажнику.
        С наступлением вечера опускается холод и в свете фар видно стелящийся туман.
        - Какая запаска! - качает головой капитан. - Сейчас всё решим. Десять минут максимум.
        Он берёт гарнитуру радиостанции и связывается с диспетчером. Диспетчер обещает прислать машину в течение пяти минут. И действительно, минут через семь приезжает не одна, а целых четыре машины. Две «Волги», двадцать четвёртая и двадцать первая, и два «Уазика».
        - Всё путём, - удовлетворённо констатирует сопровождавший нас капитан. - Продолжаем движение, товарищи. Доставим вас в лучшем виде.
        В двадцать четвёртую «Волгу» забираются Мхитарян и Тайманов, а в двадцать первую - мы с Толиком. Девчата уходят в «Уазик». Первый «козёл» отправляется, а за ним трогается и машина с нашими пьяными товарищами.
        - А где водила-то? - хмурится Толян и, словно услышав его вопрос, водитель открывает дверь и садится за руль.
        - Здесь я, здесь, - говорит он. - Едем, товарищи, не беспокойтесь.
        От звуков его голоса по спине пробегают мурашки. Не от страха, это всего лишь реакция организма. И реагирует он достаточно бурно, а адреналинчик в один миг превышает все мыслимые пределы. Это тот самый Михаил, стрелок, расправившийся на моих глазах с тремя сослуживцами Алишера Абдибекова.
        Машина трогается с места и едет вслед за мигающим «уазиком».
        - Ну что, понравился ужин? - по-свойски спрашивает стрелок, глядя в зеркало.
        Там темнота, ничего не видать, но мне кажется, что наши взгляды встречаются, и я пихаю Толяна, чтобы он ответил, вступил в разговор.
        - Вообще атас, - отвечает он. - Так много, съесть в принципе нельзя. Какое там съесть, даже попробовать не получилось. И вкусное такое.
        Водитель кивает и посмеивается.
        - Это точно, - соглашается он. - А тебе, Егор, понравилось?
        Твою ж дивизию!
        - Понравилось, - спокойно отвечаю я.
        - Ну, и хорошо. Я и не сомневался, вообще-то. Действительно же вкусно. Ты книжку-то свою прочитал?
        Толян напрягается, поворачиваясь ко мне.
        - Это какую? - спрашиваю я.
        - Да ты в прошлый раз привозил, помнишь? «Капитал». Я ещё посмеялся над тобой. Просто сейчас мы в номере всё проверили, а «Капитала» нет. Ну, думаю, прочитал, наверное. Молодец. А, может, это не ты? В прошлый-то раз ты же Брагиным был, а сейчас Добров какой-то? Зашифровался что ли?
        - Да, это вы меня спутали с кем-то, - хмыкаю я.
        - Ой, правда, - смеётся он. - Действительно, спутал. Но ничего, мы сейчас всю эту путаницу исправим, ты не переживай…
        5. Выезжайте за ворота, и не бойтесь поворота
        Киллера Мишу, судя по всему, просто распирает от кайфа, от удовольствия и ЧСВ, как сказала бы моя дочь, от чувства собственной важности. Как алкоголь развязывает язык, так и вот эта радость делает нашего водителя весёлым и разговорчивым. И если бы не обстоятельства он вполне мог бы вызвать чувство симпатии и расположить к себе. Если не пересекаться с ним взглядом.
        Он тянется к гарнитуре и, поднеся её ко рту, распоряжается:
        - Мирзаев, за мной встань.
        «Бобик» тут же притормаживает и пропускает нас вперёд.
        - Так, на всякий случай, - усмехается плохой лейтенант Миша. - Ну что, поедем к Нематулле? Понравилось в прошлый раз?
        Он смеётся:
        - Нет, хорошего помаленьку. Теперь к Саиду поедем. Его знаешь как называют? Мясник.
        - Коллегу отпусти, - говорю я. - Он вообще не при делах.
        - Теперь при делах, - довольно кивает Миша. - Мы все при делах.
        - Он инвалид по зрению. Всё равно тебя не опознает.
        - Главное, - игнорирует мои слова Миша, - мы ведь уже с ног сбились, ищем его ищем. Людей посылаем, опытных, проверенных людей. А они всё никак ему мозги вышибить не могут. Главное, уже рукой махнули. Думаем, ну, если и сейчас выскользнет от нас этот Брагин, всё, пусть идёт с миром, а он взял и сам пожаловал. Только я, говорит, не Брагин. Я Добров. Нет, ну ты где умный, а где дурак дураком. «Капитал» прочитал, а тут два плюс два сложить не может, хер к носу прикинуть.
        Он смеётся, радуется, веселится.
        - Посланцы-то твои, - говорю я, - кто где. Узбек в КГБ, водила в ментовке.
        - Да, мне-то всё равно, где они там. Не я же их посылал. Это не мой вопрос вообще.
        - Серьёзно? - хмыкаю я. - Не твой? А что же ты меня катаешь тогда?
        - Ну, я же не этих неудачников катаю, правда? - смеётся стрелок Миша. - Прокачу с ветерком, потому как, сам понимаешь, наверное больше покататься тебе не удастся.
        - Почему это? Ты на последний путь типа намекаешь?
        - О, а ты не такой уж и дурак, - смеётся он.
        - И где твой Саид находится? - спрашиваю я. - Путь последний долгий будет?
        - Саид? Да, недалеко здесь. Сам скоро увидишь. Там в «козле» за нами четыре человека, кстати. Это для твоей информации. И для твоего дружка слепошарого.
        Стрелок Миша чуть притормаживает и съезжает с шоссе на второстепенную дорогу.
        - Скоро, - кивает он. - Скоро. Дорожка хорошая, асфальт. Долетим за десять минут. Не успеете устать, ребятки.
        Мы с Толяном переглядываемся. В левом кармане куртки у меня лежит глушитель, а на пояснице, засунутый за пояс - пистолет. На самом деле он и без глушака не громко стреляет. А сейчас бы лучше наоборот…
        Надо было ещё и ТТ с собой прихватить. От него бы толку сейчас больше было. Ну, что делать, пользуйся тем, что имеешь, как говорится. Я тихонько расстёгиваю куртку и просовываю руку за спину. Рукоятка удобно ложится в ладонь.
        - Отдыхайте пока, - смеётся Миша. - Всё хорошо будет. Легко и просто.
        Он протягивает руку и включает магнитолу.
        Мы себе давали слово
        Не сходить с пути прямого,
        Но так уж суждено.
        И уж если откровенно
        Всех пугают перемены,
        Но - тут уж все равно.
        Миша начинает подпевать, похлопывая по рулю в такт мелодии. Я чуть задеваю локтем Толяна, и он поворачивает голову. Едва заметно киваю. Он тоже.
        Напарника нужно чувствовать на… не знаю, на уровне энергий, на уровне интуиции. Такого просто так хрен добьёшься. Иногда на то, чтобы приспособиться друг к другу уходят годы. А иногда всё происходит само собой. Раз и всё.
        Я не знаю настроились ли мы на одну волну, но хочу верить, что всё именно так и есть. Вытаскиваю руку с пистолетом и кладу на колени.
        - Это «Машина» что ли? - спрашивает Толян.
        - Ага, «Машина времени», - кивает Миша. - Щас тебе покажу крутой поворот. Хочешь?
        В свете фар проносится знак «крутой поворот». Миша успевает обернуться и бросить на меня взгляд. Короткий, но горящий и многообещающий. Глянув, он поворачивает голову обратно. Медленно. Ну, то есть, мне кажется, что медленно, потому что сердце гонит адреналин, чего ему гнать-то ещё.
        …что он нам несёт
        - кричит Кутиков,
        - Пропасть или взлёт,
        Омут или брод,
        И не разберёшь,
        Пока не…
        Голова Миши возвращается на место и тут…
        - Тормози!!! - ору я что есть сил, громко, дико, отчаянно.
        Ору и одновременно с этим, подняв руку, нажимаю на спуск. Стекло разлетается на мелкие кубики, и не успевший сориентироваться Миша жмёт по тормозам. Раздаётся визг и наша задница ползёт вправо по ходу движения навстречу кювету.
        Толян бьёт Мишу в затылок кулаком так, что его башка отлетает и врубается в руль. Пи**ец носу. Не убил бы, это нам никак нельзя допустить. Да и пригодится ещё этот хорёк. Я надеюсь.
        Открываю дверь и в тот же миг… бабах! В левое заднее крыло въезжает «бобик» с четырьмя ментами. Мишин кочан откидывается назад и возвращается вперёд, утыкаясь в руль. Округа оглашается резким длинным звуком клаксона.
        Я рывком открываю дверь и вываливаюсь в ночь.
        - Толян, за мной!
        Скатываюсь кубарем в кювет, Толик прыгает за мной. Тут же, не давая себе опомниться, мы вскакиваем и, как сайгаки, несёмся в сторону от дороги. Оттуда летят крики, мат и вой клаксона.
        - Внимание на ноги! Не подверни!
        Клаксон стихает, но крики ещё слышны. Мы бежим по полю и, в принципе, бежится нам нормально. Всего-то по разику падаем, запинаясь за куски земли. Ну, то есть, я дважды, а Толян только один раз.
        Вдруг темноту ночи пересекает луч прожектора. Суки, ищут. Ищут нас. Прямо дежавю какое-то, как Ташкент, так галопом по земле в свете луча, как заяц.
        - Поехали! - кричит Толян.
        Куда поехали? Я не сразу въезжаю. А поехали они за нами… Твою дивизию! «Уазик» выползает на поле и рыская, как катерок попавший в шторм, движется в нашу сторону. Фара-искатель мечется влево и вправо, точно выискивает вражеские бомбардировщики над осаждённым городом.
        - Дай ствол, - говорит мой напарник.
        - Держи, - отвечаю я, протягивая пистолет. - Погоди, глушак пристегни. Чтоб ни дыма, ни огня. И без жертв желательно, а то нас с тобой конкретно упекут.
        Он молча пристёгивает глушак и ложится на землю. Я опускаюсь рядом с ним. Щёлк… металлический лязг, и тут же пык, один огненный глаз у «бобика» гаснет. Пык, и второй тоже. Машина останавливается. Искатель тоже прекращает прочёсывать территорию. Замирает. Ночь чёрная. Нихрена не видать.
        Раздаются возгласы. Крики.
        - По искателю хрен попадёшь, - тихонько говорит Толян. - Хотя можно попробовать… Сколько здесь ещё?
        - Если был полный, то осталось три патрона, - отвечаю я. - Но лучше не рисковать, можно зацепить из ментов кого-то.
        - Попробую.
        Щёлк… Пык… Темнота… Тишина…
        - Блин, Толян! Твою дивизию. Я же сказал, нет.
        - Прости командир. Поздняк метаться. Пошли к дороге.
        - Пошли. Ты у меня в наряд пойдёшь, а не к дороге.
        - Ладно, - тихонько хмыкает он. - Чур по кухне только. Давай правее возьмём, чтоб на этих не наскочить.
        - Они, я думаю, тоже к дороге поедут, - говорю я.
        - Наверно, куда им деваться ещё.
        «Волга» с горящими фарами на обочине - маяк и ориентир, как для «бобика», так и для нас.
        Мы делаем дугу и бежим по большому кругу. Слева заводится «уазик», раздаются приглушённые голоса и вдруг включается мигалка. Света от неё немного, но всё лучше, чем в полной темноте.
        - Умные, козлы.
        - Толик, я думаю, нам надо попытаться взять машину и рвануть в сторону города.
        - Бросайте оружие и сдавайтесь, - просыпается вдруг громкоговоритель на «бобике». - Повторяю, бросайте оружие и сдавайтесь, либо мы будем стрелять на поражение.
        В доказательство сказанному, раздаётся выстрел. Но выстрел явно пальцем в небо, нас они видеть никак не могут.
        - Осмелели. Может, им маячок вышибить?
        - Патроны ещё могут пригодиться. Смотри!
        Из-за поворота вылетает грузовик. Он чуть притормаживает, проезжая мимо «Волги» и уносится дальше.
        Мы подбегаем к дороге чуть ниже поворота, переходим через неё и дальше идём уже с той, другой стороны. Подходим к тому месту, где стоит машина. Никого не видать. Где Миша, непонятно. Наверное, в тачке. Толян ему неслабо так в затылок заглянул, думаю сотряс, как минимум обеспечен.
        - Ну чё? - тихонько спрашивает напарник. - Идём?
        - Этот хер с пистолетом, - отвечаю я.
        - Не будет же он в нас палить.
        - Будет, конечно. При мне он в прошлом году трёх ментов завалил.
        - Пистолет у нас и самих имеется, - шепчет Толян и сплёвывает. - Ладно, шеф, погнали.
        Мы выскакиваем на дорогу и в два шага подлетаем к машине. Я открываю дверь и тут же раздаётся выстрел.
        Я стою слева, так чтобы не оказаться на линии огня.
        - Э! - кричу я, отвлекая Мишу. - Ты чё творишь! Хорош стрелять! Я сдаюсь!
        Раздаётся ещё выстрел и в тот же миг я слышу, как открывается пассажирская дверь, а потом до меня доносится звук глухих ударов и стон.
        - Давай его в багажник, - предлагает Толян.
        Мише не позавидуешь. Второй раз Толик его в нирвану посылает. Мы вытаскиваем его и запихиваем в багажник. Для этого приходится выбросить две канистры и здоровенный баул с тряпьём. Спи спокойно, милый друг.
        - Толян! Быстро!
        Вероятно, привлечённые звуками выстрелов, к дороге возвращаются менты на «уазике». Собственно, уже вернулись… Они выскакивают на дорогу, когда Толян захлопывает багажник. Раз, два, три! Мы впрыгиваем в машину, а они подлетают к нам и…
        Вж-ж-ж!!! Толян вжимает педаль в пол и срывается с места, выбрасывая из-под заднего колеса тучу камушков с обочины. Мы рвём вперёд, а за нами гонит ментовский «бобик». Он выглядит, как летучий голландец, как пират с потушенными огнями, и только синие всполохи озаряют практически морскую пучину вокруг.
        Да здравствует сюрреализм, товарищи! Только пусть он, пожалуйста, процветает в кино и живописи, а не в моей жизни…
        Мы начинаем отрываться, только вот едем совсем не в сторону Ташкента, а, как раз, туда, куда и направлялись, пока за штурвалом сидел убивец Миша. Толян прёт вперёд. Холодный ночной ветер обжигает лица, а кубики стекла режут задницы, оставляя наши биоматериалы на сиденьях.
        «Бобик»-пират помалу отстаёт, но упорно гонится за нами. Судя по тому, что подмога к ним до сих пор не пришла, решить наш вопрос эта команда должна собственными силами, без шума и пыли, так сказать.
        Ну что же, флаг вам в руки, граждане продажные милиционеры.
        - Твою мать! - выдаёт Толик.
        - Что?
        - Бензин на нуле!
        Канистры… Наверное, они были в багажнике неспроста…
        - Туда! - показываю я на тусклый огонёк выплывающий из-за поворота. - Туши фары.
        Хорошо, когда не нужно всё объяснять и разжёвывать. За поворотом оказывается что-то вроде склада или мастерской. На столбе тусклая лампа, ворота нараспашку, за ними тёмный силуэт ангара или цеха.
        Толян влетает в ворота и резко тормозит, едва не врубаясь в трактор. Мы выскакиваем и бросаемся к металлическим створкам.
        - Эй, вы что делаете! - раздаётся возмущённый голос с сильным акцентом. - Зачем хулиганите!
        Из будки, стоящей рядом с воротами выбегает мужичок в халате и тюбетейке.
        - Милиция! - кричу я. - Быстро подгоняй трактор!
        Машина у нас действительно милицейская, хотя и в плачевном состоянии.
        - Быстрее, отец! Быстрее!
        Мы закрываем ворота и вгоняем в гнёзда штыри из арматуры. Синие всполохи проносятся мимо. Лошары! Сейчас бы самое то было выскочить и рвануть в обратную сторону, да только без бензина эта идея кажется не самой лучшей. Можно попытаться найти брошенные канистры, но если «уазик» поедет обратно, мы не успеем.
        Дед заводит трактор, и я велю ему подъехать к самым воротам.
        - Уважаемый, телефона нет у вас? - спрашиваю я, когда он выбирается из-за руля.
        - Зачем нет? Конечно есть! У нас современный колхоз.
        Он провожает меня в свою сторожку:
        - Звони, пожалуйста, если надо.
        Надо, конечно. Ещё как надо. Я снимаю трубку. Вот только куда мне звонить? Куда? Тайманов ещё не протрезвел, да и как он поможет? Да и… не исключаю, что его телефон на прослушке. Блин-блин-блин.
        Набираю номер, всплывающий из памяти.
        - Алло, - раздаётся раздражённый голос.
        - Гасан Саидмагометович, здравствуйте. Извините, что поздно.
        - Кто это?
        - Егор Брагин. Помните, мы в прошлом году встречались? Я ещё показания вам оставлял, касательно майора МВД Алишера Абдибекова.
        - Ну?
        Вспомнил или нет? Это тот кагэбэшник, которого в прошлый раз мне рекомендовал Куренков.
        - Гасан Саидмагометович, я сейчас в Ташкенте, и у меня возникла экстренная ситуация. Вы в прошлый раз любезно…
        - Погоди-погоди… Так Роман же уволился, насколько я знаю…
        - Роман перешёл на другую работу, но он остаётся в деле. И, к тому же, я хочу передать привет от его преемника…
        - Слушай… э-э-э… Егор… как бы это сказать… сейчас вообще очень неудобно. У нас тут аврал. Через полчаса приезжает генерал из Москвы и мне никуда дёрнуться нельзя даже… В общем сегодня ничего не смогу. Никак. Если хочешь, позвони послезавтра и мы посмотрим, что можно сделать в твоей ситуации.
        - Послезавтра будет уже…
        - Я тебе серьёзно говорю, сегодня нет. Невозможно. Генерал.
        - Мигуль? - спрашиваю я потухшим голосом.
        - Ну, видишь, ты и сам всё знаешь.
        Твою же ташкентскую дивизию! Придётся всё-таки звонить Тайманову. Я набираю его номер и жду. Жду. Жду. Нет, либо он в невменосе, либо его тоже увезли куда-то не туда… Ладно… межгород сюда не закажешь, наверное… Да и что он сделает, Чурбанов, то есть, не пришлёт же истребители…
        Палец снова тянется к диску. Я набираю номер… Рекса, Дарьи Рекс, не знаю как правильно. Обещала меня защитить? Ну давай, девочка, защити меня.
        - Мне нужен Рекс. Это Брагин. Напряжённая ситуация.
        Я поворачиваюсь к сторожу:
        - Уважаемый, скажите, пожалуйста, номер этого телефона.
        - На столе под стеклом записан, - отзывается дед, - на бумажке.
        - Спасибо.
        Я диктую номер и вешаю трубку. Ну, что же. Подождём пару минуток и будем…
        - А скажите, пожалуйста, у вас здесь склад?
        - Склад колхоза имени победы Октября, - подтверждает он.
        - А бензина нет? - спрашиваю я. - Нам машину надо заправить.
        - Бензин есть, но я выдать не могу. У меня права нет. Там всё запечатано, как сказать…
        - Я хорошо заплачу, уважаемый. Очень надо, помогите, пожалуйста.
        - Как заплачу? - удивляется он. - Зачем деньги? Что я начальник скажу? Что продал бензин? В тюрьму пойду. Нет.
        Он решительно качает головой. Я вытаскиваю кошелёк и протягиваю ему сотенную.
        - Прошу вас, примите со всем уважением. Очень нужно, войдите в положение.
        Дед берёт бумажку и смотрит на неё так, будто я ему слиток золотой протягиваю или флешку, набитую биткоинами.
        В этот момент звонит телефон.
        - Слушаю, - отвечаю я, срывая трубку.
        - Егор, - раздаётся голос Дарьи.
        - Да, - я поворачиваюсь к сторожу. - Извините меня, пожалуйста, но здесь дело государственной важности, секретное. Вы можете там подождать?
        Дед качает головой, но выходит.
        - Говори.
        - Мне нужно выбраться, можешь подсказать что-нибудь? - начинаю я. - Я сейчас на складе колхоза имени победы Октября. Я и мой напарник, ты его видела. У меня в багажнике продажный мент. А снаружи носится «уазик» ещё с четырьмя такими же ментами. Они ищут меня. Думаю, шанс найти у них довольно большой. Я на машине, но нет бензина и не факт, что он появится.
        - Буду через тридцать… нет, через тридцать пять минут. Я тебя заберу.
        - Погоди. Ты просто хочешь подъехать и забрать? Это, скорее всего, будет не так просто и даже опасно, потому что менты эти… ну, короче им надо от меня избавиться. Они меня хотят устранить. Поэтому это совсем не шуточное дело.
        - Я всё поняла, - твёрдо говорит Рекс. - У меня есть возможности, не беспокойся. Скоро буду.
        В трубке раздаются гудки. Я смотрю в окно. Толян дежурит у ворот. Он стоит с пистолетом в руке и наблюдает в щель за дорогой. Там пока всё спокойно…
        В голове звучит «Машина»:
        И пугаться нет причины,
        Если вы ещё мужчины,
        Вы кое в чем сильны.
        Выезжайте за ворота,
        И не бойтесь поворота,
        Пусть добрым будет путь
        В принципе, если удастся уломать деда, чтобы нас заправил, можно будет уходить, не дожидаясь эту девицу. Если честно, я не очень в неё верю. Памятуя, как сам вырвался из её лап, могу сказать, что навыки у ребят не на пятёрочку явно.
        - Ладно, - недовольно говорит дед и заходит в каморку. - Пошли, дам тебе бензин. Канистра есть? О… а ты откуда взялся?
        Что-что? Я резко поворачиваюсь и вижу улыбающегося узбека в милицейской форме.
        - Там, - говорит он и показывает себе за спину пистолетом, зажатым в руке, - с той стороны ещё одни ворота есть. Открыты настежь. Потому что у нас в республике воров нет, нам бояться некого. Если только москвичи приедут.
        Он просто лучится от удовольствия и тут же, безо всякого перехода или какой-то видимой причины, приставляет пистолет к голове сторожа и нажимает на спусковой крючок.
        6. Гордо реет буревестник
        Моя рука тянется к карману, где находится Мишина пушка. Но мент, по-прежнему улыбаясь, отрицательно мотает головой, мол не стоит. Он чуть покачивает стволом, показывая, чтобы я поднял руки и приблизился.
        - Миша где? - всё ещё улыбаясь, спрашивает он.
        Я поднимаю руки, делаю шаг по направлению к нему и бросаю взгляд в окно. Там тоже всё изменилось. Толян стоит с поднятыми руками, но пока ещё с пистолетом. Хитровыделанные друганы, всё здесь знают, похоже…
        - Давай, смелее, - подбадривает меня улыбчивый мент.
        Я оценивающе его оглядываю. Здоровенький кабанчик, жирный. Особенно такого не побросаешь, не меньше сотни весит, а то и больше… Он шагает мне навстречу и, схватив за ворот, с силой толкает и вдавливает в стену.
        - Лицом к стене!
        Он упирает мне в затылок ствол пистолета и начинает обхлопывать карманы. Пистолет он держит в правой, а левой обыскивает. Сначала левый карман, но там просто, он пустой. Потом правый, а вот тут немного неудобно.
        Я стою лицом к стене, а он чуть справа от меня. И теперь ему надо вывернуть левую руку, чтобы засунуть мне в карман и вытащить оттуда Мишин пистолет. При этом надо держать меня на прицеле и следить, чтобы я не выкинул какой-нибудь фортель.
        Ну а как не выкинуть, тут по-другому и быть не может. Он ведь, дурачок, смотрит на карман, там же пушка, он её чувствует, ему её вытащить надо, а она, как на зло, цепляется за подкладку, да и вообще застревает.
        Он бы мог отойти на пару шагов и сказать, чтобы я сам её вытащил аккуратно двумя пальцами, но он хочет собственноручно достать. Так надёжнее. Ну, давай, посмотрим, что из этого выйдет.
        Мне, честно говоря, тоже не особо удобно его положение с перекрещенными руками, но что делать, не отдавать же себя на милость победителя. Тем более, Миша, скорее всего, если придёт в себя, будет однозначно в немилостивом настроении.
        Вот же незадача, не вытаскивается пестик… Бедолаге не приходит в голову ничего лучшего, как переложить своего «Макарыча» из правой руки в левую. Молодец дяденька, всё правильно. Я стою с поднятыми руками и в этой ситуации мне остаётся только повернуться. Резко и шустро.
        Я так и поступаю. Поворачиваюсь сам и поворачиваю этого борова. Бью локтевой костью по его правой руке и он, как неповоротливый подъёмный кран разворачивается всем корпусом. Правда, разворачивается быстро и резко, настолько, что пистолет вылетает из рук. Ну, ты брателло, тот ещё боец, как я погляжу.
        Не дожидаясь, пока он очухается я прямо по ходу движения левой наношу ему удар по сосцевидному отростку, по той самой болезненной шишечке за ухом. И бью я прям от души. Кулаком, костяшками, хрясь!
        Мне самому больно, представляю, каково ему. Но, несмотря на его улыбчивую рожу, он не вызывает у меня никакого сочувствия. Вообще. Вот сторож, убитый ни за что, вызывает, а эта мразь нет.
        Он опускается на пол, садится, хрипит и мотает головой, а рука, блин тянется к пистолету. Ну, что ж ты неугомонный такой, прирождённый убийца, твою дивизию. На тебя и пули не жалко, шуметь только не хочется.
        Но шум раздаётся и без моего участия. Снаружи дважды стреляют. Слышны выстрелы и даже удары пуль по металлу и жужжащий звук рикошета. Я бросаю взгляд в окно. Толян несётся по прицепу трактора. Так, задержался я здесь, надо скорее мчать ему на подмогу.
        Мой боров, пока я смотрю в окно, добирается до своего оружия. Сидя на полу и протянув руку, он хватает пистолет. Вот ведь неугомонный. Ну что с тобой делать, твою же дивизию. И как вот оставаться гуманистом с такими, как ты?
        Не успеешь. Я вздыхаю и, вытаскиваю из кармана Мишин ПМ. Буду надеяться, что это доброе дело. Сейчас я вижу только глаза этого басмача, красные, навыкате, испуганные и злобные. Он похож на злого демона, на дива из узбекской сказки.
        Крупным планом, как в «Хорошем, плохом, злом». Да и сюжет разыгрывается практически оттуда. Ковбойская дуэль. Напряжённые лица, тревожные взгляды, застывшее время и молниеносная реакция. Бах!
        Я оказываюсь быстрее. Эта сторона работы мне не нравится, но в каждом деле есть тёмные стороны. Да и выбора не было, по большому счёту. Я вытаскиваю магазин из его машины и подхожу к двери. Чисто. Никто меня не видит.
        Проскальзываю к углу сторожки, сливаясь со стеной и выглядываю. И в тот же момент Бах! Бах! Сухой треск, хлопки и запах дыма. Стреляют суки по трактору. Я прицеливаюсь и тоже делаю бах. Стреляю и, блин, не попадаю, зато выдаю своё местоположение.
        И тут же прямо над головой в стену ложатся две пули. Падаю на землю и откатываюсь. Темнота друг молодёжи. Забираюсь за шпалы, сложенные в небольшой штабель. Теперь это мой ДОТ.
        Доносится стук из машины. Очнулся Мишка. Хоть бы не пристрелил его никто. Живым гад нужен.
        Менты продолжают палить по трактору, пули отлетают от прицепа, где последний раз я виде Толяна. Блин, у него всего два патрона. Возможно, он их уже потратил. Надо его прикрывать!
        Я резко поднимаюсь и стреляю в мента, того что стоит ближе ко мне. Есть! Тут же присаживаюсь и в забор, позади того места, где я только что стоял прилетает две пули. Пасёт меня, снайпер херов.
        Подбитый мной мент воет как оборотень. О! Точно! Он ведь и есть оборотень, в погонах. Козья морда. Я перебираюсь к другой стороне своего укрепсооружения и осторожно выглядываю. Вон он корчится, держится за бок. Собака.
        В кузове трактора вдруг возникает тёмный силуэт. Толян. Подбитый мной оборотень тут же вскидывает руку и стреляет. И я стреляю. И Толян тоже стреляет. Я палю в своего недобитка, а Толян, похоже, в того второго. Отсюда мне не видно.
        Мой затихает, а второй палит в ответ в Толяна. Я резко поднимаюсь и выстреливаю в сторону второго мента. Стреляю и тут же падаю. И снова в забор прилетает пуля. Сука, пасёт меня. Машина и трактор хоть как-то освещаются светом тусклого фонаря. А у меня за шпалами конкретно темно, особо не прицелишься, но этот гад глазастый, неплохо лупит.
        Заводится трактор и по нему тут же начинают стрелять. Я бросаю своё укрытие и перекатываюсь в сторону. Вдоль забора, к воротам и, похоже, остаюсь незамеченным. Толян перекрывает двор, отсекая от меня снайпера. Я подбираюсь к «Волге», вскакиваю и оказываюсь около второго мента.
        Он лупит по Толяну, засевшему в тракторе и не видит меня. Вернее, нет, уже видит. Да только поздно. Как в замедленном фильме, поворачивает он голову, но моя рука уже вытянута, а указательный палец вдавливает спусковой крючок. Мне кажется, я даже вижу, как из ствола вылетает пуля, алчущее крови, ужасно опасное насекомое.
        Оно врывается, вгрызается в голову продажного мента, разрывает, разламывает, взрывает, крушит и рушит всё на своём пути. Брызги подсвечиваются тёплым контровым светом фонаря, превращая смерть злодея в перфоманс и в мрачное, но торжественное шоу.
        Я забираю из его руки пистолет и подбегаю к трактору.
        - Толян, это я. Ты как?
        Дверь открывается и он выпадает на меня.
        - Эй-ей, братан, ты цел?
        - Ногу зацепили, - хрипит он.
        Я приваливаю его спиной к колесу, вытаскиваю из брюк ремень и перетягиваю мокрую брючину выше колена.
        - Там один остался, - говорю я и даю ему пистолет. - Держи. Я пойду гляну.
        - Стой. Он там окопался, падла, за катушками с кабелем. Сам в темноте, а мы как на ладони.
        - Ну и хер с ним, - говорю я. - Пусть тогда там сидит. Мы сейчас уйдём через ворота. Ты молоток, что трактор поставил. Он один за нами не пойдёт.
        - Пойдёт. У него выбора нет. Или мы покойники, или он сядет.
        Пока все шансы сесть имеются у нас.
        - Это Узбекистан, здесь это совсем необязательно, - качаю я головой. - Будем уходить.
        Но уйти мы не успеваем. С той стороны, из-за трактора доносится звук автомобиля, чернота озаряется синими всполохами и раздаётся голос из мегафона:
        - Прекратите сопротивление, вы окружены! Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками!
        В подтверждение серьёзности намерений раздаётся автоматная очередь. Твою дивизию! Я рывком бросаюсь к воротам. Выглядываю в щель. Чисто. Помогаю Толяну встать и тащу к машине.
        Выдёргиваю штыри из ворот и распахиваю створки. Быстро! Быстро!!! Выстрелы раздаются снова, уже ближе. Я вскакиваю за руль, завожу, газую, вылетаю за ворота и… Твою дивизию!!! Фак, фак, фак! Бью по тормозам! Твою дивизию!!! Навстречу мне летят четыре «Нивы».
        Резко врубаю заднюю, да только что толку, ворота уже не закрыть… «Нивы» останавливаются и из мегафона несётся:
        - Это Рекс! Выйди из машины! Медленно! И покажи руки!
        - Не выходи! - машет головой Толян.
        Да какая разница, выходи, не выходи, мы и так, как на ладони. Тем более, голос женский. Я открываю дверь и выхожу. Машины тут же подлетают ближе и из них выскакивают зелёные человечки с калашами.
        Твою же мамочку, Рекс, ты кто такая?! Она сама тоже здесь. В кожаной куртке и брюках. Ну, это ясно. Волосы развиваются, живой огонь! Твою мать, Рекс! Ты красотка! В руках у неё что-то американское типа АР-15. Ну ты даёшь, царь-девица.
        Узнав диспозицию, отряд идёт на штурм. Он длится минут пять, может, меньше. Минута шквального огня, а потом тишина. Полная, жуткая, мёртвая тишина.
        Мы идём смотреть, что там и кто. Оказывается на подмогу к ментам приехала «жига», но с милицейской рацией. И было в ней два человека в штатском. С АК и ТТ. У одного удостоверение пожарного, у второго вообще документов нет.
        Команда Рекс быстро раскладывает тела так, будто менты стреляли друг в друга. Одному в руки вкладывают автомат и бросают пачку баксов. Ну что же… Я так понимаю, это в цене услуги.
        Одного мента сажают за руль «Волги», а Миша, теперь уже со связанными руками, переезжает в багажник «Нивы». Морда в крови, но живучий гад. Он, ничего не понимая, таращит глаза и повторяет:
        - Ты покойник… ты покойник…
        Ошибочка, Миша. Покойник здесь ты. При любом раскладе. Надеюсь.
        - А ты крутая, - говорю я, когда мы несёмся по дороге в сторону Ташкента.
        - Я знаю, - серьёзно отвечает Рекс. - Куда твоего друга девать?
        - В больницу мне нельзя, - мотает головой Толян. - Это ж менты сразу и всё такое.
        Он сидит на переднем сиденьи, а я сзади.
        - А ты сам себе будешь пулю вытаскивать? - хмыкает она. - Вот, кто крутой, на самом деле.
        - Есть идеи, что с ним делать?
        - Пристрелить, чтоб не мучился? - пытается бодриться Толян.
        - Ладно, поедем в госпиталь, - говорит Рекс. - Там солдатиков пресс, и у меня там есть свой человек.
        - Я там два месяца лежал, - кивает Анатолий.
        - Ну вот, значит, всё знакомое. За своего сойдёшь. Главное, чтоб снова в Афган не отправили.
        Она смеётся.
        - Мента бы тоже осмотреть, - говорю я, - а то склеит ласты, это будет очень плохо. Прямо очень.
        - К этому могу ветеринара привести. Хватит ему.
        - Даш, а ты кто такая? - спрашиваю я наклоняясь к ней через спинку кресла. - Ты чем занимаешься, вообще?
        Навстречу нам проносятся три милицейские машины.
        - Адвокат, - отвечает она никак не реагируя на ментов. - Людей защищаю.
        - Да? То есть ты прямо в суд со своей командой врываешься и защищаешь?
        - Можно и так, - хмыкает она. - Но это значительно дороже. Прям намного дороже.
        - А серьёзно? - настаиваю я.
        - Серьёзно? Ты серьёзно такой вопрос задаёшь?
        - Да.
        Она только головой машет, как бы удивляясь такой бестактности.
        Въехав в Ташкент, мы разделяемся. Мы едем в госпиталь, а остальные - по первоначальному маршруту.
        С Толяном всё проходит гладко. Его увозят на осмотр и сразу начинают готовить к операции. Кость не задета, артерия не задета, недели через две, обещает доктор, если всё будет хорошо, его выпишут. Рекс обещает о нём позаботиться.
        - Толян, - говорю я, сжимая его руку на прощание. - Спасибо. И я с тобой снова на разведку пойду. Если захочешь, конечно, поскольку пенсию ты уже заработал…
        Из госпиталя Рекс везёт меня в гостиницу.
        - Не скажешь? - снова спрашиваю я.
        - Ну, могу сказать только, что у нас здесь граница рядом, знаешь ли…
        - Сопровождаешь грузы? - уточняю я.
        - Разное. Не пытай.
        - Хочу знать, с чем могу к тебе обращаться.
        - Так ты к Айгюль обращайся. Если ей будет нужна помощь, я помогу. Это так работает.
        - А вы свои вопросы порешали?
        - Порешали, - кивает она.
        - Расскажешь?
        - Нет.
        - А на выезде работаешь? - продолжаю расспрашивать я.
        - Не приходилось пока, но можно и так, почему бы и нет? Что именно?
        - Пока не могу сказать.
        - Ну вот, - смеётся она. - И поговорили.
        - Сколько я тебе должен?
        - Нисколько, я же обещала помочь.
        - Нет, так не пойдёт, - качаю я головой. - Люди рисковали, люди на себя много взяли. Опять же баксы, ствол там бросили.
        - Ну хорошо, за ствол и баксы деньги возьму. Завтра скажу сколько.
        - Миша там никуда не денется?
        - Нет, его поместят в такое место, из которого он не уйдёт.
        - Ветеринара, пожалуйста, тоже включи в счёт. Пусть осмотрит этого поца.
        Она подвозит меня к отелю.
        - Хочешь зайти? - спрашиваю я. - Кофе, я не знаю, может, чего по крепче. Могу угостить тебя ранним завтраком.
        Она хмыкает и поворачивается ко мне. Какое-то время мы смотрим друг другу в глаза. Глаза у неё красивые. Да и вообще, красивая девочка, яркая, рисковая, дерзкая.
        - Ты сам этого не хочешь, - усмехается она. - Да и хватит мне уже недопониманий с Айгюль. И я не мстительная.
        Я улыбаюсь. Нет, ничего, я действительно не хочу, о чём тут говорить. Не моего романа героиня эта Рекс. Но есть что-то, я чувствую. Какая-то мимолётная симпатия. Возможно, и у неё. Что же, это хоть как лучше, чем антипатия.
        - Спасибо, Даша, - улыбаюсь я и протягиваю руку. - Ты молодец. Без тебя мне бы туго пришлось.
        - Ты тоже молодец, - улыбается она в ответ и пожимает мою руку. - Думаю, ты бы и без меня справился. Просто дольше бы возился.
        В гостинице я сразу иду к Тайманову. Времени уже пять, пора вставать. Стучу. Он долго не реагирует, и я уже начинаю волноваться, что с ним тоже не всё хорошо, но, наконец, дверь открывается и он смотрит на меня ничего не понимающими оловянными глазами. Взлохмаченный, в трусах и сбившейся майке-алкоголичке. Ну, как бы… кесарю - кесарево…
        - Брагин, ты чего в такую рань? Не спится?
        - Посмотрите на меня внимательно, Олег Довлатович.
        Я включаю свет и подхожу ближе к нему.
        - Чувствуете запах пороха? Видите вот эти пятнышки? Это капельки крови, не моей. Вы готовы меня выслушать? Хотите, умойтесь, я подожду.
        Он забегает в ванную, запихивает голову под кран с водой и через минуту выходит в тренировочных штанах и значительно более собранный. И я вываливаю на него всё, что со мной случилось этой ночью.
        Он за голову хватается. От остатков хмеля и следа не остаётся.
        - Надо Юрию Михайловичу звонить! - говорит он вскакивая со стула.
        - Не надо, Олег Довлатович! Во-первых, он уже наделил вас всей полнотой власти, во-вторых, сейчас он нам никак не поможет, а в-третьих, возможно, потребуется, чтобы он поговорил с генпрокурором СССР, а потом и с Рашидовым, но это не сейчас, а когда мы уже нанесём удар и покажем силу. Все переговоры будут только после этого. Сейчас мы с вами поедем и схватим этих мудаков за яйца железными, да ещё и ежовыми рукавицами. А вот когда они забегают и начнут молить о пощаде, тогда мы посмотрим, что можно будет сделать и как лучше договориться. Будите Мхитаряна пораньше и пусть он будет злой как собака, как долбаный дракон, змей, мать его, Горыныч! Мы идём не с миром и оливковыми ветвями. Мы идём с огненным мечом. Мы идём карать и истреблять! И меня разрывает от гнева! На мне кровь отступников, и все, кто встанет у нас на пути, пойдут вслед за ними! Жаль, что вас не было со мной этой ночью.
        Кажется, я немного перегибаю, потому что Тайманов охреневает от моих слов, но зато получает нужный настрой.
        …между тучами и морем
        гордо реет буревестник,
        чёрной молнии подобный…
        Естественно о моём участии в перестрелке прокурору знать не нужно, но это я уточню позже.
        Тайманов идёт будить Мхитаряна, а я - звонить Скударнову.
        Мы приезжаем рано утром и врываемся прямо к прокурору Узбекской ССР. Он немного охреневает и не может взять в толк, как это гости после вчерашнего банкета не умерли от похмелья и почему ведут себя так, будто их вообще забыли покормить.
        Ну и тут начинается. Мхитарян раскатывает всё катком, причём чётко, как по нотам. Тут и томящийся в застенках невинный и кристально честный милиционер, и свидетель кровавого преступления, и подозреваемый, содержащийся под стражей в тайном месте, исключающем возможность его физического устранения. А он, между прочим, не дурак, один на дно не пойдёт.
        О, как же приятно видеть плоды трудов своих, особенно трудов праведных. Такой шухер мы закрутили, такие люди за жопы схватились. Ташкент гудит, как огромный растревоженный улей.
        Чайки стонут перед бурей,
        - стонут, мечутся над морем
        и на дно его готовы спрятать
        ужас свой пред бурей.
        Мы сидим в кабинете, а в приёмной находится наша персональная охрана из отборных бойцов, прошедших Афган. Скударнова в этих краях помнят и ценят.
        Прокурор угощает нас чаем. Мы ждём прибытие Алишера и прокурор знает, что если с ним что-то случится, он сам под суд пойдёт. Это, конечно, ничего ещё не гарантирует, но конвоирование заключённых мы на себя взять не можем.
        Прокурор пытается выглядеть спокойным, но слишком многие репутации могут пострадать, если Алишер будет оправдан.
        - Отличный чай у вас, - хвалит Мхитарян. - После вчерашнего ужина, то что надо, честное слово.
        Он удовлетворённо кивает и вытирает салфеткой лоб. Мы ждём уже долго, и я начинаю волноваться, всё ли в порядке.
        Наконец, дверь в кабинет резко открывается и все мы поворачиваем головы. Входит грузный человек и это не Алишер Абдибеков. Это генерал Мигуль.
        - Здравствуйте товарищи, - сухо говорит он. - Вот, сам приехал, чтобы никаких вопросов не было. Абдибекова мы забираем. Теперь это дело КГБ.
        7. Не сюрпризы, а подарки
        Прокурор окидывает недоумённым взглядом всех присутствующих. Кажется, что он взвешивает, оценивает вес каждого из нас, пытаясь понять, кто же тут сильнее и массивнее - группа проверяющих или целый зам Андропова, да ещё и генерал.
        - Мурад Азатович, - айсбергом из тумана наплывает на него крупный и неприветливый Мигуль, недвусмысленно демонстрируя свою тяжесть. - Предвосхищая ваши вопросы, скажу, что решение принято на союзном уровне. Я переговорил с генеральным прокурором и с первым секретарём ЦК Узбекистана. Так что всё согласовано и теперь нужно только ваше формальное решение. Расследование затрагивает государственную тайну и ведёт к иностранным агентам, поэтому вот такое дело.
        Разумеется, Мураду Азатовичу проще скинуть с себя это бремя, чем вертеться ужом, отбиваясь от всех заинтересованных в расследовании справа и слева. Но и уронить честь мундира в присутствии посторонних, и не просто посторонних, а ответственных посторонних, высокопоставленных и посланных большими людьми, некрасиво. Репутация же.
        - Погодите, Игорь Давыдович, - качает он головой. - Мне ни из ЦК, ни из генеральной прокуратуры ничего не сообщали. Я просто на основании ваших пожеланий такое решение выдать не могу. Мне нужно сначала разобраться в его законности, поскольку подписывать его должен буду я.
        - Разумеется, - недовольно отвечает Мигуль. - Нужно разобраться. Мы можем с вами наедине поговорить?
        Он бросает на нас недвусмысленный взгляд и Тайманов сразу поднимается.
        - Да-да, - кивает он.
        - Я, конечно, не знаю всей подоплёки происходящего, - заявляет, тоже поднимаясь, Мхитарян, - но выглядит это совершенно незаконно. Я сейчас же свяжусь со своим непосредственным начальником и постараюсь выяснить, что всё это значит.
        - Связывайтесь с кем угодно! - рычит Мигуль. - Решение принято на высшем уровне.
        - Прям на высшем? - не сдерживаюсь я.
        Не сдерживаюсь… Да я просто взбешён. Не для того я голову под пули подставлял, чтобы какой-то хрен пришёл и одним движением руки стёр неимоверные усилия целого года напряжённой работы. Ладно бы просто напрасные труды, но люди! И Абдибеков, и Злобин, и Пашка, и Ферик, и те, кого ещё дёрнут и размолотят в пыль, оказываются просто разменной монетой в чьей-то игре.
        Даже те семь вчерашних упырей-убийц, оставшихся лежать на складе колхоза имени чего-то там Октября, не примиряют меня с таким положением вещей.
        - Сомневаюсь, - усмехаюсь я и вызывающе смотрю в глаза Мигулю.
        - Что?! - грозно сводит брови Мигуль, наводя оторопь на Тайманова и Мхитаряна.
        - Сомневаюсь, что Леонид Ильич одобрил ваши подозрительные схемы. Или вы какой-то ещё более высший уровень имеете в виду?
        - Ах ты, щенок! - тоже не сдерживается Мигуль. - Ты у меня одной ногой уже в тюрьме!
        - Это вряд ли, - ухмыляюсь я и иду к двери. - Я ведь внук Брежнева.
        В приёмной никого, только военные, выделенные для нашей охраны друзьями Скударнова. Я прошу секретаршу набрать номер Чурбанова.
        Из кабинета выходят Тайманов и Мхитарян и тоже бросаются к телефону.
        - Брагин, ну ты и шальной, - крутит головой следователь. - Страха не имеешь, мальчишка ещё, терять нечего.
        - Нет, Агасси Робертович, - усмехаюсь я. - Терять всегда есть чего, уж поверьте.
        Соединяют с Москвой мигом, и Тайманов просит всех, включая секретаршу, выйти в коридор.
        - Сначала я, - заявляю я и беру трубку. - Юрий Михайлович, здрасьте. Егор.
        - Привет. Ну что у…
        - Ситуация требует немедленного решения, - перебиваю я и чешу без остановки. - Пожалуйста, немедленно позвоните Андропову. Прямо сейчас у прокурора УзССР находится Мигуль и принуждает его передать дело Абдибекова в КГБ. Мы здесь же, в приёмной. Несомненно, Андропов не в курсе и для него это именно то, о чём мы с вами уже говорили. Необходимо немедленно принять меры. Пожалуйста. А потом нужно надавить на генпрокурора, потому что он якобы дал согласие на это безобразие.
        - Тайманов там?
        - Да, рядом стоит. Олег Довлатович, подтвердите, что мне Мигуль не привиделся.
        - Да, так точно, - громко и недовольно подтверждает Тайманов.
        - Он позже доложит всё в расширенном виде, - добавляю я.
        - Ладно, - бросает Чурбанов. - Я перезвоню.
        - Э-э-э… - удивляется Мхитарян. - Егор-джан, ты правда что ли внук, а-а-а?
        - Все мы чьи-то внуки, Агасси Робертович, - усмехаюсь я.
        - А ты чей сын, сына или дочери…
        - Агасси, ты-то хоть не клюй на его россказни, - качает головой Тайманов.
        Раздаётся звонок и Мхитарян докладывает обстановку своему руководству. В приёмную возвращается сердитая секретарша и наши охранники. Несомненно, Андропов не в курсе… Ну, вообще-то это только предположение, и от того, насколько оно верное, будет зависеть очень и очень многое.
        Если я ошибаюсь, то моим партнёрам и друзьям, попавшим в лапы Мигуля, я не помогу и сам буду бежать на край света, бросив всё и всех… Тик-так, тик-так… Щёлкают часы на стене. Все молчат. В эту самую минуту решается судьба многих людей. Тик-так, тик-так… Время растягивается, тогда как должно было бы ускориться.
        Он может не дозвониться, Андропова может не быть на месте, его могут отвлечь… И всё это более, чем вероятно. Как раз то, что Чурбанов с первого раза выйдет на Андропова и быстро и чётко всё объяснит выглядит не слишком достоверно…
        Я встаю, запихиваю руки в карманы и начинаю ходить по приёмной.
        - Не маячь, - бросает Тайманов. - Не играй на нервах.
        Тебе-то какие нервы? У тебя ничего не изменится хоть так маятник качнётся, хоть эдак. Вообще ничего. Безвинно осуждённого Абдибекова жалко будет? Не будет, их столько, безвинно осуждённых, одним больше, одним меньше. Сердце-то оно не железное, если за всех переживать на сколько его хватит? Уже бы разорвалось давно. Вот и черствеют сердца в рамках инстинкта самосохранения.
        Тик-так, тик-так…
        Ничего не происходит, не влетают в окно клубы радиоактивного пепла и тверди земные не разверзаются под зданием прокуратуры республики. Никто не звонит. Все молчат.
        Через несколько минут этой пытки из кабинета прокурора выходит хмурый Мигуль и вкладывает на ходу в кожаную папку лист бумаги. Лицо его выражает превосходство и удовлетворение. Мол на кого пасть открыли, пигмеи?
        Скользнув по мне взглядом, он останавливается.
        - Знаю, - усмехается Мигуль, - зачем тебе это надо. Хочешь шкуру свою спасти под шумок. Не выйдет.
        В этот момент звонит телефон и секретарша снимает трубку.
        - Коготок увяз, всей птичке пропасть, - продолжает генерал.
        - Алло, - отвечает она.
        - Ты, Брагин, пыль, - усмехается кагэбэшник. - Перхоть, возомнившая себя разумом.
        - Одну минуточку, - говорит секретарша.
        - И очень скоро, - заканчивает он, - тебе придётся пожалеть о своих необоснованных фантазиях.
        - Товарищ Мигуль, вас к телефону. Юрий Владимирович Андропов…
        Лицо Мигуля застывает, словно оказывается помещённым в жидкий азот. Делается твёрдым и неподвижным. Как мраморная маска. Даже глаза. Ни одного движения…
        - Товарищ Мигуль… - удивлённо повторяет секретарша. - Здесь товарищ Андропов.
        Перхоть, говоришь? Как там, тварь я дрожащая или право имею? Ась? Я подношу к щеке кулак, изображая, как снимаю телефонную трубку, и киваю на секретаршу.
        - Аллё, - шепчу я одними губами.
        - Паяц, - выдаёт Мигуль и подходит к телефону. - Слушаю, Юрий Владимирович… Да… Так точно… Да, мы с товарища… Так точно… Нет, это совсем не то… Нет-нет, просто не думали, что такой мелкий вопрос… Так точно… Есть, рапорт… Так точно…
        У меня нет ни чувства триумфа, ни превосходства, ни какой-то сумасшедшей радости и удовольствия от победы. Единственное, что я сейчас испытываю - это облегчение. Будто невероятно тяжёлый груз, который я долго нёс на плечах, вдруг исчез. Свалился.
        Я сажусь на стул, откидываюсь на спинку и делаю глубокий-глубокий выдох. Мигуль… даже и не знаю, может, он был бы гораздо лучшим главой КГБ, чем Андропов. А Медунов бы мог стать, например, выдающимся генсеком, а я взял да вмешался только потому, что они решили выбросить меня из игры и растоптать моих людей. Даже не целенаправленно меня. Это же так, походя, как побочный эффект…
        Хотя нет, вряд ли, Медунов вряд ли стал бы хорошим лидером. Не верю. Так что…
        - Всё что ни делается, - говорю я, - всё к лучшему, Игорь Давыдович.
        - Думаю, я с тобой ещё не закончил, - говорит он и, кивнув, выходит из кабинета быстрыми шагами.
        Щенок, много на себя берёшь, я с тобой не закончил - фразы, которые слишком уж часто встречались за прошедший год. Даже и смысл начали утрачивать. Ну что же, смело товарищи в ногу.
        - Смело, товарищи, в ногу,
        - тихонько запеваю я.
        - Духом окрепнем в борьбе.
        В царство свободы дорогу
        Грудью проложим себе…
        Пара дней проходит в чехарде следственных действий. То, сё, пятое, десятое. Хочу уехать, но пока не могу. В свой день рождения звоню Наташке.
        - Я уже думала, ты исчез, как Женя Лукашин, - смеётся она. - Фу-у-у… Ну, слава Богу. Я волновалась, Егор. Звонила в гостиницу, говорят, такой не проживает. Домой не приезжал, никто ничего не знает. Трыня не знает. Кое-как дозвонилась до дяди Юры. Он сказал, что ты в Ташкенте.
        - Наташ, я в Ташкенте. А Лукашин на Новый год исчез.
        - Да, он на Новый год, а ты на день рождения. Поздравляю тебя, пропажа. Счастья тебе, успехов, удачи большой и, самое главное, любви! Я тебя очень люблю и скучаю по тебе. Ты что там делаешь, в Ташкенте? И когда приедешь ко мне?
        - Наташ, я тебя тоже ужасно люблю и скучаю. Но пока нужно срочные проблемы решить. Поэтому, точно ещё не знаю. Постараюсь на следующей неделе прилететь или, если совсем никак будет, тебя вызову. Не сердись, что не звонил, правда дел было много…
        Вроде не сердится, в настроении или не подаёт виду в честь дня рождения.
        - У меня для тебя подарок есть, - говорит Наташка.
        - Ух ты, правда? Скажи какой?
        - Нет, это же сюрприз.
        - Серьёзно? Сюрприз? Нет, на день рождения сюрпризы не делают.
        - Как это? - смеётся она. - А что делают на день рождения?
        - Ну… - отвечаю я. - Просто подарки дарят. Не сюрпризы, а подарки. То есть можно ведь заранее о них говорить. Ну ладно, не заранее, но в день-то рождения уже можно. Так что, если хочешь, можешь сказать.
        - Если я хочу? - удивляется она. - Но я, как раз, не хочу, Егор. Нет, я точно не хочу говорить заранее.
        - Ну, ёлки… Придётся всё бросить и прилететь за подарком.
        - Вот-вот, на это и расчёт, может хотя бы ради подарка ты ко мне прилетишь…
        Мы болтаем и смеёмся, а потом, когда заканчиваем разговор и вешаем трубки, я прислушиваюсь к себе и не могу понять, что это так тягуче ноет и сосёт под ложечкой и почему, когда, вроде бы, всё уже позади и все эти перестрелки стали казаться нереальными, а тени холодных острогов рассеялись в тумане воображения, я ощущаю неясную тревогу и что-то такое щемящее.
        Я звоню родителям и обещаю в ближайшее время наведаться. А потом приезжает Даша Рекс и везёт меня показывать Ташкент, как когда-то возила Айгюль. Мы навещаем Толяна и привозим ему кучу еды. А после сами едим плов в ресторане, болтаем да только, в отличие от первой поездки в этот город, на этом и останавливаемся. Я отдаю ей деньги и возвращаюсь в отель. И даже не говорю про день рождения. А наутро улетаю в Москву.
        Меня встречают Игорь и Пашка.
        - Жив, курилка? - хлопаю я Пашку по плечу.
        - А чё нам сделается? Помурыжили малёха да выпустили. А Толян где?
        - В госпитале. Подстрелили малость Толяна.
        - Блин, я чувствую, - усмехается Пашка, - мы с ним будем по очереди, один на курорте, другой за баранкой.
        - Тьфу-тьфу-тьфу, Паш. Надеюсь, больше не придётся по госпиталям тусоваться… Ладно, погнали в гостиницу.
        Не дожидаясь приезда, звоню Злобину.
        - Леонид Юрьевич, как вы?
        - А, солдат-освободитель, приветствую. Нормально, а ты как?
        - Да тоже ничего. Вам там от шефа не досталось за теневую деятельность?
        - Алло, алло, плохо слышно! - нарочито громко кричит он и дует в трубку.
        - Да я и не говорил ничего, это помехи, - смеюсь я. - Когда увидимся?
        - Давай, вечером сегодня. В гостинице. Созвонимся ещё.
        Лады. Пока едем, я звоню всем - сначала дяде Юре, но ему я и из Ташкента уже звонил, потом Новицкой, ей не дозваниваюсь, но зато говорю с Айгюль, Фериком и Скачковым.
        Немаленькая у меня банда, надо сказать. О, Цвета забыл. Его уже выпустили из больницы и он торчит в казино. Это мне Лида сообщает и передаёт ему трубку.
        - Давай, - говорит он, - подтягивайся, я тебя здесь жду.
        Последнему звоню Чурбанову.
        - С приездом, - приветствует он меня. - Тайманов когда вернётся?
        - Через пару дней, я думаю. Ему там нравится, принимают хорошо, сами знаете.
        - Ладно. Давай на обед в «Метрополь». Приходи в тринадцать часов, там и поговорим.
        Все знают, «Метрополь» не прослушивается, можно и поговорить.
        Получив ключи от номера и закинув вещи, я поднимаюсь наверх. Здесь всё уже в порядке, будто никакого налёта сроду не было. Работа идёт, люди играют, пьют, и всё такое прочее.
        - Здорово, Бро, ну чё, живой? - выходит мне навстречу Цвет.
        - Да, вроде как живой.
        - Расскажешь?
        - Что рассказывать-то? Даже и не знаю…
        - Кто в меня стрелял, например. Это чё реально мусора замутили?
        - Ну, есть там один Миша, сказал, что они посылали. Он при мне троих ментов завалил, чтобы следака одного подставить. Это в прошлом году ещё, в тот раз когда ездил.
        - И чё? Ты-то как мешал?
        - Ну, я показания дал вообще-то, тогда ещё. Комитетчикам. Менты этого следака законопатили, но у них там пипец, Паша, производственные отношения. Политические группировки воюют конкретно.
        - Ну, у нас тут, я так понял по последним событиям тоже не без этого, - хмыкает Цвет.
        - Ну, да. Короче, там одни хотели дело поднять и меня дёрнуть, как свидетеля, а другим нужно было этого Алишера держать на привязи, чтобы позднее использовать. Это я тебе в общих чертах объясняю. Если захочешь, могу и с подробностями, но подробностей много.
        Информация эта не проверена, это Миша сообщил, что знал. И хоть знал он далеко не всё, но, как я и предполагал, топить и сливать он начал всех подряд. Даже не для того, чтобы облегчить свою участь, там уж хрен что облегчишь, я думаю, а чтобы не одному за всех на эшафот идти.
        - Там следствие ещё идёт, так что может, появятся новые детали. И здесь у ментов один ниндзя в разработке, а второй, который тебя подстрелил, в коме, так что неизвестно, будет от него какая-то инфа или нет. Ты скажи, с Фериком говорили ещё про Джемала?
        - Какое там, его позавчера только выпустили, ему не до Джемалов пока. Корвалол хлещет, успокаивается. Он теперь на тебя молится там. Так что смотри, свадьба по ходу не за горами. Ну а я с Иркой покувыркаюсь, раз ты всё равно будешь занят.
        - Я тебе покувыркаюсь, - хмурюсь я. - Серьёзно говорю, даже не думай, не подкатывай к ней. Тебе что других баб мало? Ты вон, король Москвы практически.
        - Ну а чё ты так с королём разговариваешь дерзко, а? С именинами тебя, кстати, на вот, подарок от дяди Паши. Взрослый мальчонка уже, пора и ума-разума набираться.
        Он протягивает мне потрёпанную книжку Макиавелли.
        - О, спасибо, брат, - улыбаюсь я.
        - Брат, - повторяет он, посмеиваясь. - Как подарки получать, так брат, а как поляну накрыть, так в Ташкент сразу.
        - Так, всё, я обедать пошёл. Но я вас официально предупреждаю, ваше величество.
        - Пи**уй, давай, предупреждальщик, - хмыкает он, и отвернувшись кричит. - Лида! Сколько ждать можно? Где твой Мойша?!
        С Чурбановым приходит Галя, поэтому о делах мы не говорим. Мы встречаемся в красивом зале с витражами. Кругом иностранцы и наши выдающиеся сограждане. Официанты снуют, поражая выправкой и мастерством. Образцово-показательный коллектив. Не иначе.
        Гул голосов, звук работающих приборов и атмосфера праздника настраивают на позитивный лад. Да и то, что последний плов был уже давненько, прибавляет воодушевления.
        - Так, - заявляет Галина. - Тебе уже восемнадцать, надо иметь собственную квартиру. Сколько можно по гостиницам болтаться! Да и деньги жуткие.
        - Да, я уже думал снять что-нибудь приличное, но пока некогда было, не до квартиры. В гостинице даже удобнее.
        - Не надо ничего снимать, - категорично заявляет Галя. - Тебе свою надо квартиру.
        - Ну, в ЦК комсомола мне не светит, я думаю. Мелким сошкам типа меня квартиры не дают, поэтому только на съём.
        - Надо кооперативную.
        - Галина, ну кто же мне даст? В Москве? Нет, это нереально. Да ладно, не проблема ведь снять что-нибудь приличное.
        - Да что ты заладил, снять да снять. Мы тебе поможем, да же Юра?
        - Ага, - кивает он, - занимаясь своим антрекотом.
        - Я тебе подберу отличную квартиру, не переживай, - она толкает Чурбанова локтем. - Юра, ну давай.
        Он откладывает вилку и поднимает бокал с коньяком.
        - С днём рождения, Егор. Поздравляем тебя и хотим сделать небольшой подарок на память. Конечно, я думаю, тебе бы больше подошло что-нибудь из клыков или когтей поверженных врагов, но вот Галя решила иначе.
        Галина протягивает бархатную коробочку. Я открываю и достаю роскошный золотой перстень с бриллиантами. Придётся учить цыганские романсы.
        - Ну? - спрашивает она, пристально следя за моей реакцией. - Нравится?
        - Как такая красота может не понравиться? Роскошно. Великолепно. Потрясающе. Огромное спасибо!
        Я натягиваю кольцо на палец.
        - Смотри же, чтобы носил! Я буду следить!
        - Конечно, снимать не буду, прелесть такую. Моя прелесть.
        Я любовно поглаживаю его, вытягиваю руку и любуюсь. Галя счастлива, Чурбанов посмеивается.
        - Леонид Ильич, - говорит он, - справлялся о тебе. Где там, говорит, мой «мнучок»? Доложили уже, что ты внуком его представлялся.
        - Да кто бы мог?
        - Не знаю, - усмехается Чурбанов. - Так что вызывает тебя в воскресенье. Усыновлять будет, наверное.
        - Сердился? - спрашиваю я.
        - Нет вроде, смеялся даже.
        - А он что, в курсе всей этой катавасии нашей?
        - Кое о чём в курсе. Ему же Рашидов звонил, да и мне тоже. Мы с тобой потом обговорим, что говорить, а что не стоит. В общем, можно на Мигуля всё валить и всё. Ну, а ты знаменитым сделался за одну ночь, как кинозвезда. Так что смотри, поаккуратнее сейчас. Некоторым ты поперёк горла внезапно встал, ну, да ты и сам знаешь, конечно.
        - А с Мигулём теперь что будет? - интересуюсь я.
        - Юрий Владимирович его пинком под зад вышиб. Он, я так понимаю, давно хотел, да повод найти не мог. А тут заговор. Ну и, до свиданья Мигуль, до свидания.
        - И что он сейчас делать будет?
        - Не знаю, - пожимает он плечами, - в Краснодарский край поедет, наверное.
        - Ну, да, - я киваю.
        - Андропов тоже тобой заинтересовался. Ну, как бы бояться не стоит, ты же настоящий свидетель злодеяния, да ещё и в КГБ сообщил, не в МВД.
        Он смеётся.
        Мы заканчиваем обед и собираемся расходиться.
        - Юрий Михайлович, нам бы скоординировать планы рабочие, или от вас распоряжение для Торшина хотя бы.
        - Это кто? - хмурится он.
        - Это в ГУБХСС, тот который наш вопрос курирует.
        - А, хорошо. Слушай, ну давай в воскресенье и поговорим об этом, когда увидимся.
        - Понял. Договорились.
        Мы прощаемся и я возвращаюсь в гостиницу.
        - О, это что у тебя? - смеётся Игорь. - Тебя в крёстные отцы мафии посвятили? Теперь перстень надо целовать?
        - Так, хорош ржать. Я снять не могу. Надо намылить попробовать, что ли… Но на всякий случай зовите меня теперь дон Корлеоне.
        Придя в номер, я снова набираю Новицкую.
        - Егор! Ну, наконец-то. Я уж все глаза выплакала! Сто раз уже Юрию Платоновичу звонила. Паразит ты, не мог мне сам позвонить, а?
        - Ириш…
        - Не иришкай! Работать я за тебя должна? Завтра в командировку лететь, а его неизвестно где носит. Нет, хоть бы позвонил, а?
        - Ты же знаешь, я в Ташкенте был, по линии МВД.
        - Ну, так надо было там и по нашей линии дела сделать. Вот занесу тебе выговор, будешь знать. Ладно, готовься, завтра втроём со Скачковым летим в Новосибирск.
        - Куда?
        - В Новосибирск, - чеканит она. - Будем выступать на совещании по патриотизму в обкоме комсомола, а потом и в обкоме партии. Ну, и, соответственно облоно, ДОСААФ, общевойсковое училище у них там ещё. Работы куча. И тебе будет дополнительное задание - съездить домой и уволиться с фабрики.
        - Мне в воскресенье кровь из носу в Москве надо быть, уволиться не успею.
        - Ну, значит, полетишь увольняться в понедельник. Вопросы?
        - Ир, ты чего такая деловая, соскучилась что ли? - хмыкаю я.
        - Так, Брагин, на личные темы в личное время, ясно? А теперь надо хорошенько поработать. И я бы на твоём месте сию минуту явилась в ЦК. Потому что да, я соскучилась.
        В ЦК я не являюсь, поскольку собираюсь повидаться с Платонычем, да и с Де Ниро. А там ещё и Ферик на горизонте. И Айгюль. С Иркой увидимся завтра. Три дня вместе будем. А в понедельник нужно будет начинать уже с Торшиным-Лундгреном плотную работу. Уф-ф-ф… Ну а что, нужно успевать…
        В Новосибирск мы прилетаем рано утром. В шесть часов. Блин, график у меня тут будет атас, конечно. Не надо было, наверное, Наташке говорить, что приеду. Времени на неё не останется, расстроится только…
        Мы выходим из самолёта в мороз. Спускаемся по трапу и идём к автобусу. Дует ветрище, а температура-то минус тридцать. Со сна прям бодрит, мягко говоря. Пассажиры ёжатся и кутаются в пальто.
        - Так, я и не могу понять, - качает головой Ирина, - зачем эти два парня с нами летят?
        - Это необходимо, Ир, я же тебе говорил. Вон у Виталия Тимуровича спроси.
        Она лишь качает головой. Наконец, дверь закрывается и мы едем к зданию аэровокзала. В нём тоже нежарко. Мы выходим в зал прилётов и медленно идём к центру.
        - Погоди, - говорит Новицкая. - Дай руку.
        Я протягиваю руку и она, опершись об неё, сгибает одну ногу в колене и начинает поправлять язычок у ботинка.
        - Да держи ты, - бурчит она как утомлённая совместной жизнью жена, - а то упаду.
        - Держу, - отвечаю я. - Держу.
        И вдруг:
        - Егор!
        У меня сердце сжимается. Я резко поворачиваю голову…
        - Сюрприз! - говорит улыбающаяся Наташка и глаза её сияют радостью. - С приездом!
        С приездом…
        8. Новосиб
        Вот, почему я недолюбливаю сюрпризы. Ты не управляешь ситуацией и ничего не контролируешь. Как бы думаешь, что контролируешь и тут… бац… сюрприз. А это я, невеста ваша…
        Рад ли я её видеть? Конечно, рад, ещё как, но предпочёл бы, чтобы встреча произошла, когда я бы её запланировал. Наверное, это неправильно. Но и стоять, поддерживая Ирину, вместо того чтобы броситься и обнять Наташку, тоже как-то… не знаю… не фонтан, короче, диспозиция.
        Вроде ничего такого, и даже вид её не предвещает никаких претензий и обид, а поди ж ты, как-то хреновенько всё это выглядит.
        - Привет улыбаюсь я. Вот это сюрприз! Ирина, Виталий Тимурович, знакомьтесь, это Наталья, моя…
        Я хочу сказать, что это моя невеста, но язык как-то сам собой останавливается и остаётся просто «моя». Наталья моя или моя вам знать не полагается, кто… Может, быть помощница, сестра, любовница, одноклассница… Кто угодно.
        - С ребятами ты уже знакома…
        Ирина поворачивает голову, но руку не отпускает и ногу тоже. Это выглядит, будто меня за руку ведёт мамаша и, прежде чем разжать пальцы, хочет удостовериться, что для её мальчика это не несёт никакой угрозы… И для неё самой тоже. Сама она, правда, не знает, чего хочет, поэтому угрозы легко подпускает ближе, чем нужно. То лётчика подпустит, то ещё кого. Сейчас вот Кудияр атаман активизировался, Паша, который Цвет.
        - Здравствуйте, Наталья, - строго произносит Новицкая и отворачивается к своему ботинку.
        - Так, - говорю я, пытаясь высвободить руку.
        Ирина, наконец, заканчивает, что она там делает, и ставит ногу на пол. Я выдёргиваю руку.
        - Так, у нас тут две машины должны быть…
        Я озираюсь по сторонам.
        - Да, вон бойцы стоят, - подтверждает Игорёк. - Сейчас их приведу.
        - Значит, вы едете на одной с Виталием Тимуровичем, а мы на другой, - продолжаю я. - Селитесь сразу и отдыхаете.
        - Какой отдых? - качает головой Ирина. - Нас с самого утра в обкоме ждут.
        - Ну, часа полтора-два будет, - киваю я. - А я поеду с Пашей, Игорьком и Наташей на другой машине. Мы сразу в гараж и пересаживаемся на нашу, да?
        - Если заведётся, - неуверенно качает головой Паша. - Долго стояла и мороз.
        - Если не заведётся, сразу и подкурим. Ваша машина, Виталий Тимурович, помните, первую покупали?
        - Помню, - усмехается он. - Помню, Егор, как не помнить.
        - Я не поняла, - хмурится Ирина, - то есть ты сейчас в гостиницу не едешь?
        - Не еду, гостиница в Новосибирске мне не нужна, - мотаю я головой.
        - Понятно, - поджимает она губы. - Надо было раньше сообщить, до поездки.
        Надо, надо было, да я не знал заранее, как поступлю. Ладно, всё. По коням. Подходит Игорь и встречающие нас водители, парни из «Вершины мира». Ещё и в казино надо заехать, проверить, что там и как. Какие-то отчёты непонятные в последнее время приходят. Но это потом.
        - Извините, я на минуточку, - говорит Пашка и убегает в сторонку.
        - Ну, идите, - выпроваживаю я Новицкую и Скачкова, а сам наконец-то подхожу к Наташке и прижимаю к себе. - Привет.
        - Привет, - она льнёт ко мне и обнимает за шею. - Соскучилась.
        - Я тоже…
        Я бросаю взгляд в сторону выхода. В дверях стоит Ирина и, прищурившись, смотрит на меня.
        Приходит Пашка и мы выезжаем.
        Мы заходим домой и Наташка сразу бежит на кухню, гремит кастрюлями, чайником, приборами…
        - Чем это так пахнет? - спрашиваю я.
        - Не заходи, не заходи! - кричит она. - Это сюрприз. Иди умойся пока, душ прими, я сейчас. Десять минут.
        Ну, ладно. Иду в ванную и провожу там не десять, а целых пятнадцать минут. Выхожу, замотанный в полотенце, с мокрыми волосами. В квартире жарко. В ванной прикоснулся к змеевику плечом - пятно красное. Ожог.
        - Готов? - кричит с кухни Наташка.
        - Что за запах? Ты блинов что ли напекла?
        - Садись на диван, я еду!
        Сажусь. Из кухни медленно выезжает тележка, сервировочный столик на колёсиках. А Наташка вдруг начинает петь:
        Я играю на гармошке
        У прохожих на виду.
        К сожаленью, день рожденья,
        Только раз в году!
        К сожаленью, день рожденья,
        Только раз в году!
        Прилетит вдруг волшебник
        В голубом вертолёте
        И бесплатно покажет кино…
        Да тут и кина не надо… Сначала я успеваю рассмотреть тележку. На ней бутылка шампанского, два бокала, стопка блинов, синяя жестяная банка чёрной икры и торт со свечами.
        Это впечатляет, да. Тележка едет очень-очень медленно, специально, чтобы я успел всё рассмотреть. Либо, чтобы… Твою дивизию! Где она такое увидела! Хорошо, что я сижу, короче…
        За тележкой выплывает Наташка, и из одежды на ней только босоножки на высоченном каблуке и маленький передничек, как у официантки.
        Я даже глаза руками закрываю, чтобы не ослепнуть от такой красоты.
        К сожаленью, день рожденья,
        Только раз в году!
        Да уж, действительно, к сожалению…
        - Дорогой Егор, - говорит она с озорной улыбкой. - Поздравляю тебя с днём рождения. Желаю, чтобы…
        Но чего там она мне желает, я выяснить не успеваю, потому что полотенце каким-то непонятным чудом с меня слетает, а сам я бросаюсь к ней. Сгребаю её в охапку и валю на диван.
        - Что вы делаете, мистер! - дурачится она. - О! Не так быстро, пожалуйста! Не так быстро! Не надо!
        Надо, Федя, надо. Я сжимаю её в охапку и жадно целую. Губы, глаза, шею, ключицы, грудь, внутренние сгибы локтей, живот. Вот, что мне было нужно! Она вмиг делается серьёзной, потому что это уже никакая не игра. И тут уже никаких шуточек, пока по крайней мере. Всё предельно серьёзно.
        Там, где был смех, слышны стоны и всхлипы. Сладкие, конечно. Мучительно сладкие. Она прижимается ко мне, обхватывает меня руками и ногами. Целует, прижимает мою голову к груди, просачивается в меня, пытается стать моей неотделимой частью…
        В общем, мы превращаемся в зверя с двумя головами.
        Я мну, сминаю её, и она стонет от этих медвежьих ласк, плавится, растекается по вселенной, чувствует себя моей вещью, моей жизнью, моей любовью. Я не знаю в действительности, что именно она чувствует но она хрипит, стонет и льёт слёзы. И, в конце концов, улыбается. Победно, торжествующе, триумфально.
        Потом мы едим блины с икрой и пьём шампанское.
        - Аристократы или дегенераты? - спрашиваю я осушая бокал.
        - Ты сам реши, - смеётся она. - Я с тобой и так, и эдак готова… называться…
        И мы снова падаем на диван, в этот раз уже не как оголодавшие бродяги, но как люди хоть немного разбирающиеся в удовольствиях.
        А потом мы лежим обнявшись и проваливаемся во тьму блаженства. Вернее, это я пытаюсь провалиться куда подальше, но разве кому-то удавалось уйти от ответственности?
        - А кто такая эта Ирина? - не выдерживает и задаёт вопрос Наташка.
        Задаёт спокойно, безо всяких яких. Это прогресс, я считаю. Плоды правильного воспитания.
        - Это моя начальница. Она была первым секретарём горкома, а потом её позвали в ЦК. Но там она имела не слишком высокую должность, а потом ей предложили возглавить штаб патриотического движения на правах зав отделом или даже выше. И она позвала меня, поскольку идея создания этого движения принадлежит мне.
        - Хм, а почему тогда начальница она, а ты подчинённый?
        - Ну, заслуга не только моя, да и потом у неё административного опыта больше. Я не хочу быть намертво привязанным к кабинету, к аппаратной работе. Мне нужно иметь возможность мотаться по стране. У меня же много интересов.
        - Помимо меня? - спрашивает она.
        - Ты не входишь в сферу моих рабочих интересов.
        - А куда вхожу?
        - В сферу интересов сердечных, - хмыкаю я, - куда же ещё. Семейных.
        - Понятно, - усмехается она и целует в грудь, рядом с соском.
        - Значит, ты постоянно будешь теперь в разъездах?
        - Наташ, ну, я и так постоянно разъездах, - мягко говорю я. - А теперь, буду совмещать приятное с полезным.
        - А что же здесь приятного?
        - То, что я смогу заниматься делом, которое считаю важным. Мне очень нужно создать это всесоюзное движение.
        - А-а-а… Я думала приятное здесь то, что ты будешь разъезжать по стране с Новицкой.
        - Наташ, - хмурюсь я, - а ничего…
        Хочу спросить, мол ничего, что она чуть не в два раза меня старше, но осекаюсь. В некоторые моменты жизни мне это совершенно не мешало. И даже, возможно, помогало…
        - Что «ничего»? - она приподнимается на локте и заглядывает мне в лицо.
        - Ничего и есть ничего…
        - Выходит, ты теперь уйдёшь с фабрики… - не столько спрашивает, сколько утверждает она.
        - Ну, конечно. Надо в понедельник лететь домой, увольняться.
        - О, значит ты выходные со мной проведёшь?
        - Нет, в воскресенье нужно к Ильичу на дачу ехать. Может, ты со мной? Полетели? Ну, пропустишь один день в универе своём. Он о тебе в прошлый раз спрашивал.
        - Не, не получится, - качает она головой и кладёт её мне на грудь. - В воскресенье занятие будет. Если пропущу - секир-башка, уважительная причина только смерть, больные должны прибыть на носилках.
        - Сурово…
        - Ага. А перстень тебе Ирина подарила?
        - Что?
        Блин, перстень! Как я забыл! Не могу же я в обком с такой гайкой заявиться. Позорище будет…
        - Перстень мне Галя подарила, - говорю я хмуро.
        - Не знала, что ты любишь такие… ну, штуковины, в общем…
        - А я и не люблю, - говорю я. - Снять просто не могу. Примерил, а снять никак. Думал, с мылом получится, но тоже не смог. А теперь палец опух, хоть с мылом, хоть без мыла. Не идёт и точка. Надо было в травму заехать, да я забыл. Теперь скажу парням, чтобы кусачками отчекрыжили.
        - Ты что! - смеётся Наташка. - Золото же! Нельзя, носи теперь.
        - Так отсохнет, - я тоже смеюсь и запускаю пальцы в её волосы, густые, тяжёлые, пахнущие тонко, возбуждающе.
        Блин, вот именно, блин, икра и шампанское - это просто секс… Я привлекаю её к себе…
        - Нет, надо уже собираться, - говорит она с явным сожалением. - Мне на пару, да и тебе пора, а то начальница будет ругаться. Накажет ещё. Она может тебя наказать? Премии лишить или ещё чего-нибудь?
        - Ага, - говорю я. - Может.
        - Что она может с тобой сделать? - щурится Наташка.
        Лучше тебе не знать, что она может сделать со мной и что я могу с ней сделать.
        - Ничего.
        - А почему ты не сказал ей, что я твоя невеста?
        - А зачем им это знать? Это только наше дело. Разве нет?
        - Ну, - говорит она, поднимаясь, - ты поваляйся ещё, а я пойду в душ.
        Потом она одевается и я слежу за этим странным и волшебным процессом. Трусы…
        - Не смотри! - бросает она в меня полотенце. - Ты не должен это видеть!
        Большие такие трусы, тёплые, хлопковые колготки, а поверх ещё колготки, шерстяные. И ещё носочки…
        - Не смотри, я кому сказала! Отвернись!
        Тёплая юбка, рубашка, свитер.
        - У нас в аудиториях дубак. Ну, не смотри, пожалуйста-а-а…
        Вскоре приезжают Пашка с Игорьком и мы везём Наташку в универ.
        - А Пест здесь? - спрашиваю я. - Давно о нём ничего не слышал.
        - Он отчислился после первой сессии…
        - Вот гад.
        - Да какая разница? Думаешь, он чем-то мог мне помочь?
        - Нет?
        - Нет, - качает она головой. - Только отвести в правильную секцию.
        - А как твои успехи?
        - Вечером спарринг проведём, - смеётся она. - Проверишь.
        - Звучит многообещающе, - соглашаюсь я.
        - Не-е-т, смеётся она, не такой, настоящий!
        Я выхожу из машины и провожаю её до корпуса. Холодина, блин. Кто не бывал на тридцати градусах, тому трудно объяснить. Воздух, как туман, все звуки слышатся иначе, снег не скользит, не катится. Дорога - ледяная колея. Не то, чтобы тебе холодно, тебе по-другому и да, холодно тоже, прям нормально так холодно.
        - Целоваться не будем, - говорит Наташка, прикрывая лицо пушистой варежкой.
        Дыхание вырывается клубами пара.
        - Рыбкина! Ты чего тут любезничаешь! Уже пара началась!
        Высокий симпатичный парень, косая сажень в плечах. Пальто расстёгнуто, пижон. Шапка на затылке. Он щелчком выбрасывает окурок и идёт к двери.
        - Пошли скорей!
        Наташка пожимает плечами и улыбается:
        - Ну ладно, пошла. Староста ругается.
        Она поворачивается и убегает, не оборачиваясь. Зато староста оборачивается и мерит меня взглядом с головы до ног. Смотри какой, любознательный…
        Из универа мы едем в город. По пути заскакиваем в хозяйственный и покупаем кусачки.
        - Давайте, пацаны, смотрите, палец посинел уже. Режьте!
        Игорь берёт в руки инструмент, а Пашка держит руку.
        - Осторожнее! - говорит Пашка.
        - Не бойтесь, давайте.
        В общем, получается только с пятой попытки. Без кровушки не обходится, но тут уж и хрен с ней, главное, что освободился… По пути заезжаем в аптеку, берём зелёнку, марганцовку и стрептоцид. Ну, и бинты, конечно.
        К Ирине я заявляюсь с забинтованным безымянным пальцем. Хотя бы не со средним.
        - Куда это ты его засунуть успел? - хмыкает она.
        - Добрая ты, Иришка, - усмехаюсь я.
        - Мне доброй быть не приходится, кое-кто на меня ношу взвалил, а сам по девкам бегает.
        - Так, отставить, - качаю я головой.
        Вижу, она хочет сказать ещё что-то, но встретившись со мной взглядом замолкает. Надо, надо было бы поговорить с ней, объясниться, расставить все точки, но я, если честно, лучше ещё разик с Мишей Ташкентским и его сворой схлестнусь. Не моё это, Ириш, обо всех вот этих делах говорить… Да и по опыту знаю, все эти разговоры до добра не доводят. Ни разу ещё не доводили. Меня, по крайней мере.
        За нами приходит машина и мы выезжаем. Мои парни сопровождают и весь день мотаются за нами следом.
        - Зачем ты их возишь с собой? - цепляется Новицкая.
        - Ой, Ир, а то ты не знаешь, от авиаторов отбиваться, - злюсь я.
        Она хмурится, но ничего не отвечает.
        Весь день мы мечемся по своей программе. Бравурные речи, патриотические лозунги, встречи со школьниками, учащимися профтехучилищ и даже со студентами. А завтра у нас военные, ДОСААФ, ветераны, курсанты. Пипец, если честно. Я что-то не уверен уже, что мне такая работёнка нужна. Попку натренировать все эти призывы толкать будет проще. Мне надо конкретные решения принимать с руководителями парторганов и профильных организаций.
        - Где кадры брать, Егор? - хватается за голову Скачков. - Отделений мы с тобой наоткрываем, а боевые ячейки кто будет создавать? Вася Пупкин?
        - У нас есть уже кое-какие ребята проверенные, будем их бросать в огонь. Пашка, Игорёк, Толян, дважды комиссованный. Ещё выберем. Москва не один день строилась. За пару лет армию создадим.
        Мне своих пацанов безумно жалко отдавать, я с ними уже сработался, классные парни все, но что делать?
        - Подберите мне ещё несколько человек, а этих будем на командные должности ставить, некогда им со мной нянчиться.
        - Вы о чём вообще говорите? - хмурится Ирина.
        - Мы говорим о руководителях, которые имели бы боевой опыт и авторитет и могли выполнять широкий спектр задач, - пожимает плечами Тимурыч.
        Я смотрю, он поднаторел в речах. Молоток.
        К вечеру мы все выглядим, как продукты не первой свежести из овощного магазина. Но это ещё не всё. Ирина назначает совещание. Мы со Скачковым требуем пощады, но она остаётся неумолимой.
        - Ничего, вы же мужчины, - настаивает она. - Я и то в строю, а вы и подавно должны. Сейчас часик отдохнёте, меня пригласили в обком. Но это ненадолго, частная встреча. Можете пока поспать. У тебя, Егор, кстати, номер имеется оплаченный. Так что ляг и отдохни, вместо того, чтобы… В общем, через час-полтора встречаемся в моём номере. Я вам позвоню, когда вернусь.
        Скачков идёт к себе, а я поднимаюсь в казино, оно здесь же, в гостинице. Удобно.
        Я никого не предупреждал о своём визите. Ну, то есть, все и так знают, что я в Новосибе, машины же присылали в аэропорт. Но вот о том, что я сегодня же нагряну лично, мы не договаривались. Но это, насколько я понимаю, само собой подразумевается.
        Мы с парнями поднимаемся наверх, и сразу же случается казус. Нас не впускают. Сразу вспоминаю Корнея, царство ему небесное, как на открытии он тоже с подобной проблемой сталкивался.
        - У нас частное мероприятие, вход только по приглашениям, - заявляет шкаф с отстранённым выражением лица.
        - Позови начальника своего, - требует Игорёк, спокойно, по-деловому, без горячки.
        - Я неясно что-то говорю, уважаемые? - бычится охранник. - Частное мероприятие. Вы сюда сегодня не зайдёте.
        - Ты новенький, наверное, - по-прежнему спокойно говорит Игорь и показывает на меня. - Вот этот человек может сюда заходить в любое время дня и ночи. Потому что всё это принадлежит ему.
        - Это ни*уя не Цвет, - хмыкает бычок.
        - Ты прав, это не Цвет. Это Бро, любезный. Начальника смены позови или управляющего.
        Из двери выглядывает девушка.
        - Не приносили? - спрашивает она.
        - Эля, тут кенты какие-то ломятся, - говорит охранник. - Посмотри, ты их знаешь?
        - Нет, - качает она головой. - Извините, у нас сегодня заведение закрыто на банкет. Приходите завтра.
        - Шишкаря позови, - говорю я.
        - Извините, я не могу, у меня инструкции, - качает она головой. - Шишкарь не выходит просто так. С ним надо заранее договариваться.
        - Вы чё тут все ох*ели что ли? - не выдерживает Пашка. - Вообще не втыкаете, чё к чему?
        Девушка сразу исчезает за дверью, а шкаф пытается схватить Пашку за ворот. Этого Паша, будущий командующий боевого отряда, стерпеть не может и наносит один короткий удар громиле по сопатке. Тот сразу теряет интерес к происходящему, но в открывшуюся дверь выскакивает зондеркоманда из пяти человек, а за ними выбегает их шеф и Шишкарь.
        Начальник смены меня узнаёт и успевает остановить своих носорогов прежде, чем случается страшное.
        - Шишкарь, - хмурюсь я, проходя мимо его ландскнехтов, - ты что, не рад меня видеть?
        - Здорово, Бро, - расплывается он в улыбке. - Ну-ка, ну-ка, ну-ка, расступились все.
        - Ты тут при**ел малость, да? - добродушно спрашиваю я. - Чё за дела? Это кто? Эля, ты кто такая? Управляющая?
        - Да, - кивает она, глядя на Шишкаря.
        - Понятно, - хмыкаю я. - Пошли, Шишкарь, перетрём с тобой.
        - Бро, братан, - расплывается он в улыбке. - Сегодня никак. Сегодня горисполком гуляет. Приходи завтра. Эля во сколько у меня время будет?
        - Да ты чё, правда что ли? - качаю я головой. - Это дело такое, важное, всё понимаю. Давай-ка отойдём, а то вдруг Эля время для меня не найдёт, да и неудобно при подчинённых твоих говорить то, что я тебе скажу сейчас.
        - Бро, чё за предъявы в натуре? - возбуждается Шишкарь.
        - Хочешь при них всё-таки? - хмурюсь я и он осекается.
        Осекается, но пытается не ударить в грязь лицом, держать шишку.
        - Нет, ну а чё такое в натуре! Ну пойдём, чё за наезды. Ты чё-то дохера позволяешь…
        Мы отходим в сторону. Не в сторону, а в его офис, заваленную коробками плохо отделанную каморку, похожую на склад. Всё, как в американских фильмах про мафию.
        - Первое, - говорю я. - Все отчёты - сюда. Немедленно.
        - У меня они не зде… - начинает он, но я не даю договорить.
        - Второе. Если ты меня ещё раз подобным образом встретишь, тебе пи**а. Ты понял? Я не слышу? Если не понял, я тебе прямо сейчас кадык вырву. Что-то ты здесь много о себе возомнил.
        - Чё? Да ты сам кто… - успевает произнести он, прежде чем мои пальцы сжимают его кадык.
        - Не знаешь, кто я? - улыбаюсь я. - Хочешь узнать? Да? Сейчас? Все отчёты принесёшь завтра утром. В семь. Если их не будет, тогда ты очень многое узнаешь…
        Я сжимаю пальцы и он выдаёт звук, который я принимаю за изъявление согласия и разжимаю руку.
        - Не сердись, мой друг, не обижайся, - говорю я пасмурно. На обиженных сам знаешь, что кладут. Если ты не наглухо отмороженный, то извлечёшь урок, да? Ты ведь даже не Корней, правда? Ты же понимаешь? Или у тебя самооценка конкретно зашкаливает? А?
        Я выхожу, не дожидаясь ответа.
        - Хорошего остатка вечера, друзья, - киваю я и ухожу.
        Игорь с Пашей идут за мной. Я спускаюсь и двигаю к Тимурычу. Стучу в дверь, он долго не открывает и мне приходится сказать, что это я.
        - Чего, Брагин? - трёт он глаза, приоткрыв дверь - Я сплю.
        - Виталий Тимурович, я дико извиняюсь, но давайте мне человек пятнадцать сюда уже завтра.
        - Ты с дерева упал, Егор?
        - Постарайтесь, пожалуйста, - говорю я. - Очень надо.
        Затем иду к Новицкой.
        - Ребят, вы можете пока в номер к себе пойти, я позвоню, когда домой поедем. Или в дверь стукну.
        Они доводят меня до номера Ирины. Я стучу. Та же история, никто не открывает. Ну, она вероятно, задержалась в обкоме, или куда её там пригласили. Уже собираюсь уходить и на всякий случай стукаю ещё пару раз.
        - Кто? - раздаётся её голос. - Егор, ты?
        - Я.
        Кто же ещё.
        - Ты один?
        - Один.
        Вообще-то приглашение было на двоих - на меня и Скачкова.
        Дверь открывается, и я вижу Ирину. Вернее, Ирку. Она стоит с мокрой головой, босая, замотанная в полотенце.
        - Заходи, - улыбается она и делает шаг назад, а полотенце предательски развязывается в самый неподходящий момент.
        Узел развязывается, а Ирина пытается поймать его одной рукой.
        9. Польза и дело
        Поймать пытается, но не ловит. Полотенца они такие, раз и соскользнут, только их и видели. И вот стоит купальщица голая, в чём мать родила. Стоит и глазами хлопает, типа ой…
        Но нет, Ирина Новицкая не из тех, кто устраивает подобные перформансы, она девушка конкретная и уверенная в себе. Правда, уверенная, когда при должности, а когда подай-поднеси, то ни уверенности, ни апломба не остаётся.
        Ну что же, все мы люди, все человеки. Как там в фильме «В джазе только девушки»? У всех свои недостатки. Я, всё равно, испытываю к ней тёплые чувства.
        Я наклоняюсь, поднимаю полотенце и подаю ей. Подмигиваю. Улыбаюсь, конечно же.
        - Ой, Брагин, только не надо, ладно? - выдёргивает она полотенце из моих рук. - Не надо вот этих понимающих улыбочек.
        - Ириш…
        - Можно подумать, я бы стала такие типа «неожиданности» подстраивать. Думаешь, я тебя силой в постель тянуть буду? Плохо ты меня знаешь.
        - Может, и плохо, но у меня и в мыслях не было, что ты это специально. О чём ты говоришь! А улыбаюсь я от восхищения, потому что ты красотка, каких свет не видывал.
        - Ага, то-то ты по малолетним шалавам скачешь.
        - Вообще-то, это моя невеста, - поднимаю я брови.
        - Чего-чего?
        Она забывает о полотенце, и то снова падает к её ногам.
        - Ох, ты меня ослепить наверное хочешь красотой своею.
        В конце коридора раздаются шаги.
        - Дай зайду-то, - говорю я, - а то народ запалит, что ты здесь пуляешь кое-чем.
        - А не боишься, - щурится она, отступая, - что невеста сковородкой по башке даст?
        - Нет, - усмехаюсь я, заходя в номер. - Не ревнивая попалась. Это в нашем деле большой, знаешь ли, плюс. Пожалуйста, если тебе не холодно, оставайся так, то есть…
        - Брагин! - злится она. - Я вижу, ты смешинку проглотил? А не пойти ли тебе куда подальше, а?
        - Ириш, ну ты чего сердитая такая?
        - Знаешь что! - хмурится она.
        - Ну, что?
        - Где Скачков, вообще?!
        - А, так ты изначально вот в таком виде планировала совещание проводить?
        - Ах ты…
        Она подхватывает с пола полотенце и швыряет в меня. Оно мокрое и тяжёлое, и летит прямёхонько мне в голову. А сама она разворачивается и уходит в ванную.
        Она уходит, а я сажусь на стул. Номер небольшой, но вполне приличный, современный. Обои, шкаф, кровать, стол, стул, тусклый светильник под потолком. Да, светильник тусклый. Тусклый свет создаёт дискомфорт и делает жизнь немножко безнадёжной, поэтому я включаю настольную лампу и лампы на прикроватных тумбочках.
        А потом ложусь на постель поверх покрывала, не разуваясь. Глаза слипаются… Спать нельзя, ещё не время. Нельзя, да… Спать нельзя… но я засыпаю. Ненадолго, но глубоко. А потом будто щелчок, р-раз! Распахиваю глаза и вижу над собой Новицкую. Она стоит и молча смотрит на меня, бомбардируя потоками энергии. От этого, наверное, и просыпаюсь.
        В её взгляде много всего. Всего и сразу. И гнев, и горечь, и что-то материнское, и злое, и даже нежное. Или мне всё это просто кажется со сна… На ней тёмно-синий спортивный костюм, волосы сухие, расчёсанные, а лицо…
        - Сколько времени я спал? - имитирую я спящую красавицу.
        - Десять лет и три года, - недовольно отвечает она. - Вставай давай, жених.
        - Пошли, съедим чего-нибудь, - предлагаю я, садясь на кровати.
        За окном темно. Ночь подступает уже очень близко.
        - Нет, никуда я с тобой не пойду, - трясёт она светлой гривой.
        Львица. Ну, то есть, у львиц грив не бывает, а у этой есть…
        - А чего так? - потягиваясь, выгибаю я шею.
        Она набирает воздух, чтобы ответить, но… ничего не говорит. Я тру глаза, а она, постояв, забирается на кровать и садится рядом со мной. Кладёт мне руку на спину, а потом притягивает к себе, обхватывает обеими руками и утыкается подбородком мне в темечко. Больно, между прочим, подбородок у неё острый. Но я молчу. Ничего не говорю. Терплю.
        Так мы и сидим. Проходит минут десять, не меньше.
        - Ну? - говорит она.
        - М? - вопросительно мычу в ответ.
        - И когда свадьба?
        - Не знаю ещё, не думал.
        - Не думал, - повторяет она, и в этом тоне звучит что-то похожее на материнское, когда мать вдруг осознаёт, что сыночка-то уже того, тю-тю, и женилка выросла.
        Неожиданное открытие. Вроде и радостно и немножко грустно. Вот женится и улетит из гнёздышка, и забросит мамку свою…
        Она вздыхает.
        - Ир…
        - Ну чего? - тихонько спрашивает она.
        - А ты рожать-то собираешься вообще?
        - Чего?!
        Она затихает, а потом разжимает объятия и с силой меня отталкивает.
        - От тебя что ли рожать?!
        - Да я не про кандидатуру отца, а вообще, в принципе интересуюсь. У тебя на жизнь-то какие планы?
        - А тебе какое дело? - зло отвечает она и глаза её в этот момент горят, как два гиперболоида.
        - Как какое, ну ты даёшь! Ты же мне не чужая. У меня может, душа за тебя болит…
        - Знаешь что, пусть она за подружку твою малолетнюю болит… - бросает она и осекается. - Ой, она что беременна? Ты по залёту что ли жениться решил? Так это неправильно, это ни до чего хорошего…
        - Да нет, - усмехаюсь я, - не беременна она.
        - А зачем тогда… - хмурится Ирина.
        - Ну, ты даёшь, зачем… Семью хочу завести.
        - С нашей-то жизнью только семьи и заводить…
        - С нашей-то в первую очередь и надо!
        - Много ты в семьях понимаешь, - вздыхает она и, перекинув ноги на другую сторону, ложится на край постели спиной ко мне.
        Да, кое-что понимаю. Как не надо, если так уж честно сказать, знаю, как не надо…
        - А ты что, была замужем? - спрашиваю я.
        Она молчит.
        - И почему разошлись?
        - По кочану.
        - Серьёзная причина, - соглашаюсь я. - Я и не знал. Мне вообще никто об этом не говорил. Вот ты конспираторша.
        - Это давно было и неправда, - пожимает она плечами. - Ошибка молодости. А разошлись, потому что… как бы это помягче сказать, я, на самом деле, была замужем за общественной работой. С ней у меня и любовь и сношения были, образно выражаясь, а он бедный, был обделён моим вниманием. Ну, это он так говорил. Я подумала-подумала, а ведь действительно, ну что это за семья? Я постоянно пропадаю, неизвестно где, а он что, должен вечно у моря погоды ждать? Так глядишь, и любовницу заведёт… Ну, в общем… Ты смотри, никому не болтай только…
        Я ложусь рядом с ней и накрываю рукой, обнимаю.
        - Да, Ирка, - говорю ей в затылок. - Работёнка у тебя та ещё, да и характер тоже. Не подарок.
        - Чего это? - напрягается она.
        - Всё по-твоему должно быть, барыня ты, царица.
        - Я?! - возмущается она. - Ты работу-то с личной жизнью не путай.
        - Вот и ты не путай.
        - Нет, ну ты даёшь! - сокрушённо говорит она. - Не рассмотрел душу мою нежную! Паразит.
        Она шутливо бьёт меня локтем.
        - Во-во, - ойкаю я. - Нежная душа с острыми локтями.
        - А ну, - говорит она, - отвернись от меня. Давай, перевернись на другой бок.
        Я поворачиваюсь к ней спиной. Она тоже переворачивается и теперь уже сама обнимает меня, сложив сверху руку и ногу. Руку она запускает мне в волосы и начинает их перебирать.
        - Смотри только с Цветом чтоб ни-ни, поняла? - предупреждаю я, и она тут же сжимает пальцы, натягивая волосы. - А-й-й-й…
        - Тебе-то что?
        - Добра не будет, парень он неплохой, конечно, но совсем из другой вселенной, - заявляю я.
        - Смотрите, заботливый какой. Будешь решать к кому меня в коечку положить? Я что, должна всех кандидатов к тебе на согласование приводить?
        - Да вот если бы приводила, - отвечаю я сердито, - то таких, как лётчик и не было бы!
        - Ну-у-у, будет теперь всю жизнь меня лётчиком этим попрекать. У нас было-то всего…
        - Молчи! Знать не желаю.
        - Молчу. И ты молчи тогда. Нечего мне про свои свадьбы рассказывать, ясно? Для меня ничего у тебя не изменилось. Понял?
        Я не отвечаю.
        - Что захочу, то и сделаю с тобой, - вздыхает она. - В хорошем смысле, конечно. Ты меня слышишь? Спишь опять что ли? Тебе домой-то не пора?
        - Пора, - соглашаюсь я. - Пора.
        Я сажусь, а она остаётся лежать. Я наклоняюсь к ней, наваливаюсь на неё, глажу по волосам и целую в висок.
        - А-а-а, любишь меня, - говорит она сдавленным голосом.
        - Да как тебя не любить-то? - усмехаюсь я. - Ладно, поехал. Завтра утром приеду.
        Всю дорогу, пока еду к Наташке, я думаю об Ирине. Вроде и поговорили, да будто ничего и не сказали. Да и как сказать-то? Как вообще говорить о несказуемом? Был бы я писателем женских романов, я бы ей такого наговорил… А так… Наверное действительно довольно глубоко мы с ней проросли друг в друга, раз даже Наташка сразу почувствовала неладное. Впрочем, Наташке этой только волю дай, она меня из клетки выпускать не будет.
        - Чем это от тебя пахнет? - спрашивает она, когда я захожу домой.
        - Табак и алкоголь можем сразу исключить, - усмехаюсь я. - Что из подозрительных запахов остаётся? Духи, конопля, клей «Момент»?
        - А с клеем что можно делать? - удивляется Наташка.
        - Тебе лучше об этом не знать. У нас блинов не осталось случайно?
        - Остались, и не только блины. А пахнет духами.
        - Это не мои.
        - Егор!
        - Шучу, мои.
        - Ну что ты за человек! Ты же видишь, я и так не ревную. Потому что… я тебе верю.
        - А-а-а, - по-мефистофельски смеюсь я, - сначала хотела сказать, потому что обещала, да?
        - Так, всё. Я пошла на кухню.
        - Выходи в том же костюме, что и утром, пожалуйста.
        - Нет, - кричит она с кухни. - День рождения уже прошёл.
        Я иду к телефону, а Наташка выбегает и берёт меня за руку. Гладит мой забинтованный палец и вопросительно кивает.
        - Да, - подтверждаю я её догадку. - Откусили кусачками вместе с пальцем. Но он заживёт.
        Она наклоняется, легонько целует повязку в духе «у волка боли, у крокодила боли, а у Егорки заживи» и снова убегает греметь кастрюлями.
        Я заказываю Москву и тоже иду на кухню.
        - Посижу с тобой, - говорю я и получаю благодарную улыбку.
        Хозяйствовать Наташке не привыкать, она с детства и кашеварит, и дом тащит, так что тут мне повезло.
        - Что ты посмеиваешься? - бросает она на меня взгляд. - Оголодал на своих совещаниях?
        - Ох, что есть, то есть. Слушай, Наташ, у меня к тебе будет просьба. Я хочу, чтобы ты завтра бумаги посмотрела. Отчёты из казино.
        - Из казино? Ого! И что там нужно посмотреть?
        - Не знаю, посмотреть, где там может быть обман или ошибка просто. А может там всё нормально. Просто надо со стороны глянуть. Выручка ощутимо снизилась в последнее время.
        - Ладно, посмотрю, конечно. А у вас что нет бухгалтера?
        - И есть и нет. У партнёрской организации есть бухгалтер, но он контролирует только уже финальную часть, понимаешь?
        - Нет пока, но пойму, не переживай. Если это тебе нужно, я обязательно всё сделаю.
        - Ну, и хорошо. Спасибо тебе.
        Она наклоняется и чмокает меня в голову.
        - Фу, ну правда, чем-то пахнет же…
        От ответа меня освобождает звонок. Соединяют с Москвой. Трубку берёт Лида.
        - Лид, привет. Это Егор. Как дела?
        - О, Егор, привет, - отвечает она. - Нормально всё. Тебя Цвет, как раз просил разыскать.
        - Чего хотел? Не знаешь?
        - Да по Новосибу что-то. Там как дела у тебя?
        - Нормально, - говорю я. - Боюсь, тебе надо приехать, шороху тут навести.
        - Какого ещё шороху?
        Голос у неё становится отстранённым.
        - Да, работу подкорректировать, а то тут всё куда-то не туда, по-моему, поехало.
        - Там же полно народу, - напрягается она.
        - Лид, ну если говорю надо, это что по-твоему значит?
        Она вздыхает.
        - Не переживай ненадолго, недели две, я думаю хватит. Так что завтра прямо с самого утра. Давай Цвета. Там он?
        - Да, здесь, сейчас…
        - А-лё… - выдыхает Цвет, деля и без того короткое словечко на две части.
        - Здорово, - приветствую его я.
        - Здорово, коли не шутишь. Ты чего там народ прессуешь?
        - Ух-ты, прессую? Позвонил Шишкарь? Хорошо, значит ты примерно в курсе уже. Я ему на вид неправильное поведение поставил. Он что, пожаловался, что я его кошмарю что ли?
        Цвет смеётся:
        - Да, точно, кошмаришь. Правильное словечко подобрал.
        - Так я его, скорее всего, завтра вообще выпну оттуда. Что-то не нравится мне, как он работает. И ведёт себя слишком вызывающе. Не по чину, короче. Деловой больно.
        - Чем он тебя так задел? - делается серьёзным Цвет.
        - Да не то чтобы задел, просто бабки где? Деньги приносить перестал. У него там мероприятия, частные вечеринки. Мне знаешь что сказал, типа Эля тебя запишет на приём ко мне, если у меня время есть завтра. Ты к нему тоже записываешься? Может я не в курсе просто последних трендов субординации? Или чё?
        - Так и сказал? - ржёт Цвет. - Вот артист, в натуре.
        - Ну артистизм ладно, это же можно объяснить человеку, я как бы ноги целовать себе не требую. Но если он с финансами жульничает…
        - А как ты его вычислишь?
        - Да не знаю пока. По обстановке сориентируюсь.
        - Ну ладно, - соглашается Цвет, - если считаешь, что он там косячит…
        - Косячит? Да у него всё рыло в шерсти. Невооружённым взглядом видно. Но ты не бойся, я типа обиду вымещать не буду. Если там всё более-менее нормально, ограничусь воспитательной беседой с занесением в грудную клетку.
        - Хорошо. А кого вместо него хочешь?
        - Игорька своего оставлю. Он парень прямой и чёткий. А вообще с кадрами что-то делать надо. Хоть университет открывай. Лиду мне пришли. Тут Эля ни рыба, ни мясо. Слушает, что ей охранники говорят. Пусть ей инструктаж жёсткий сделает.
        - Тогда Бакса лучше, - говорит Цвет.
        - Нет, Бакс нам в Москве понадобится. Там у нас две точки висят, ты помнишь? Приеду, надо будет заниматься срочно.
        - А ты когда приедешь?
        - К воскресенью должен быть.
        Утром в семь часов я захожу в «Вершину мира». Опять-таки не сразу. Но в этот раз всё разрешается быстро, через начальника смены.
        - Где Шишкарь? - спрашиваю я.
        - Так это… он раньше одиннадцати не появляется.
        - Давай, Матвеич, звони.
        - Егор Андреевич, извините, но не могу, он меня уволит.
        Матвеич меня хорошо знает, он здесь с самого начала. Он не из блатных и смены у него в охране тоже не блатные, спортивные.
        - Не уволит, обещаю.
        С грехом пополам начсмены соглашается побеспокоить высшее руководство.
        - Шишкарь, - говорю я спокойно. - Я на рабочем месте, а ты где?
        - На каком ты месте? - начинает рычать тот. - Ты кто такой-на?
        - Я тебе сказал в семь часов приготовить отчёты. Где они?
        - Я чё шавка тебе? Эля там есть. Ей звони, сска. Совсем ох*ели, в семь утра…
        - Послушай, ты чепушило.
        Говорить подобным образом мне не доставляет удовольствия, но что делать, если оппонент, так сказать, литературную речь плохо всасывает? Вот очень плохо. Отвратительно просто.
        - Чи-о-о?! - тянет он.
        - Времени у меня очень мало. Если через двадцать минут ты свою жопу сюда не притащишь, ты сюда уже никогда не зайдёшь. Никогда в жизни. Я тебе обещаю. Более того ты будешь выплачивать, то что накрысил до конца своих дней. Вкурил? Время пошло.
        Не давая возможности привести какие-либо доводы, я нажимаю на рычаг.
        - Давай, Матвеич, вызывай Элю.
        Тут уж рука у него не дрожит и голос звучит строго и сухо. Как и положено при отдаче приказа.
        - Она твоя начальница, ты знал об этом? - спрашиваю я.
        - Кто? - откровенно удивляется он. - Эля что ли?
        - Ага, Эля.
        Я отхожу с ребятами к бару и прошу сделать нам кофе.
        - Вот так, Игорёк, - хлопаю я его по плечу. - Перевожу тебя на административную работу.
        - Какую? - удивляется он. - Я что не справляюсь?
        - Справляешься, конечно, но сколько можно на протезе носиться? Это же не паралимпийские игры. Есть места, где так же необходимы твои навыки. Но уже не физические, а командные. Ты командир?
        - Командир, - кивает он. - Ну вот, товарищ командир, будешь теперь этим предприятием командовать, а то видишь, распустились собаки.
        - Так я же в этом деле ни бум-бум… - растерянно говорит Игорь.
        - Ничего, сегодня Лида приедет и позанимается с тобой усиленно. И с Элей. Где эта Эля?
        Я звоню в номер Скачкову.
        - Виталий Тимурович, доброе утро. Как там с бойцами дела?
        - Вечером будут, - недовольно отвечает он. - Ты смотри, с проживанием реши, чтоб они тут неприкаянно не маялись.
        - Хорошо, Игорёк будет решать.
        Пока мы разговариваем да пьём кофе, прибегает Эля.
        - Эля, кто здесь начальник? - спрашиваю я.
        - Шишкарь… - говорит она и смущённо начинает заикаться. - Ой, ну то есть… Шишигин Олег Па…
        Пигалица, лет двадцать пять от силы. Лида тоже не старуха, но у неё стержень железный. А эта… Худенькая, белобрысенькая, нос торчит, глазки перепуганные. Молодая специалистка с факультета азартных игр…
        - А в его отсутствие?
        Она хлопает ресницами, они у неё длинные, как у бурёнушки, а глаза печальные. Красивые, но печальные.
        - Эля, ты здесь начальница. Ты должна тут каждую царапинку знать.
        - Я знаю, - кивает она.
        - Молодец, что знаешь, но ты ещё и командовать должна вот этими всеми мужиками. Где отчёты?
        - Они у Шишка… ну… то есть…
        - Кто их составлял?
        - Я, - кивает она.
        - Понятно.
        Появляется Шишкарь. Всё прям как в анекдоте про грузинскую школу и басню «Стреказёль и муравель»: стреказёль быль блятной, рука карман, шапка бобёр…
        Он заходит с неимоверно деловым видом, вразвалочку. Губа оттопырена, ноздри раздуваются. Сразу видно, человек с позитивным настроем. Идёт защищать своё место под солнцем.
        - Э, Бро, я чё-то ни*уя не понял, это чё, в натуре, такое, ты кто такой, чтобы я тебе отчёты носил, ты шныря что ли нашёл? Да тебя Матвеич сейчас вынесет отсюда нах*й! Так, Матвеич, давай сюда вторую смену.
        Говоря это он приближается и прямо-таки вторгается в моё личное пространство. Расширяется, нависает, ещё чуть-чуть и к лицу прикасаться начнёт.
        - Ты меня? - грохочет он. - Меня дёргаешь? Да ко мне ты знаешь кто тут в очередь становится? А ты-то кто такой… Шестёрка Цвета? Ты мне тут будешь в семь утра звонить? Мне? Ты чё строишь из себя, малолетка? Какие тебе отчёты? Я только Цвету подчиняюсь. Чё ты из себя строишь, я спрашиваю? Ты начальник типа нев**бенный?
        Я даже головой качаю, выказывая неодобрение. А потом поворачиваюсь к Игорьку. Просто один короткий взгляд и всё, этого оказывается достаточно.
        Игорёк молча, но сосредоточенно, как он это умеет, не распыляясь, коротко замахивается и прописывает Шишкарю в грудину такой тычок, с позволения сказать, что его многопудовая туша отлетает метра на три и приземляется на зад. Воцаряется гробовая тишина.
        Шишкарь надувает щёки, открывает рот и хлопает глазами.
        Я делаю над собой усилие, чтобы не засмеяться и уже почти справляюсь со своим приступом веселья, но тут начинают смеяться другие, и я не выдерживаю. Смеётся Матвеич, Игорёк, Пашка, бармен, крупье. Жаль посетителей в этот час нет, они бы тоже посмеялись.
        - Эля, отчёты возьми у этого дяди. И ключи. И дай команду всем, впускать его исключительно по моему разрешению. И вот, кстати, ваш новый руководитель. Игорь Владимирович. Прошу любить и жаловать.
        Весь день мы мотаемся с Новицкой и Скачковым. Радует то, что ДОСААФ, область и город отлично помогают в материально-техническом плане. Помещения, база для тренировок, занятия в военном училище, стрельбы, вождение. Прямо сказка. Руководителя тоже назначают толкового, с боевым опытом. Мы договариваемся, что зама ему предложит Скачков из наших людей. Думаю, Пашка туда пойдёт, когда я найду замену ему и Игорю.
        А вечером мы сидим с Наташкой над отчётами и там ничего не бьёт.
        - Так тут просто страниц не хватает, - говорит она. - Смотри, цифры идут, идут, а тут раз… и уже с другой суммы продолжается. Во-первых, половины листов не хватает, а во-вторых, вот тут, смотри и вот тут, и здесь, и ещё в куче мест, просто исправлено на меньшее число. Вообще даже не заморачивался кто-то.
        - А ты можешь высчитать, на сколько таким образом занижен итог?
        - Примерно прикинуть можно. Очень примерно. Потому что нескольких страниц не хватает.
        Ну, с Шишкарём, похоже, мы ещё не закончили.
        - Наташ, я хочу тебя на работу взять.
        - Меня? - смеётся она. - Кем? Карты раздавать?
        - Нет, мне нужно, чтобы ты разработала систему отчёта, которую будут вести во всех подразделениях, чтобы вот такой наглости как у этого Шишкаря больше не было нигде. Чтобы даже мысль не возникала.
        - Ну, такую систему, наверное, не так просто создать. Я ведь бухгалтерию не знаю…
        - Ну, тут попроще бухгалтерия, я думаю, ты справишься. Почитай, что нужно, вникни. Без тебя, боюсь мы вот так и будем терять, пока всё не потеряем. Давай, родная, пора тебе подключаться к нашему делу.
        Она молча смотрит на меня, но по тому, как зажигаются её глаза, понимаю, идея неплохая.
        Всю субботу мы торчим в казино. Новицкая со Скачковым уезжают в пятницу вечером, а мы толчёмся здесь. И Наташка, и Лида, и Игорёк и Эля.
        - Смотри, Игорёк, Наталью на тебя оставляю. В плане безопасности. И, кстати про безопасность, службу охраны перетряхни, от урок постарайся избавиться. Загрузи пока наших ребят. А как тут пойдут задачи в объединении, можно будет поменять расстановку. Наташке лучше выделить машину и постоянного водителя. Можно нашу двадцать первую. Но это смотри, как у тебя будет получаться. Деньги тебе передадут в ближайшее время. На жильё и все необходимые затраты можешь пока здесь в кассе брать, но чтобы каждая копейка была записана. Потом восполним. Ясно? Не дрейфь, Лида пока тут, и я всегда на связи. С блатными не зарубайся, но и близко не подпускай.
        Я ещё много, чего ему говорю, но ничего, он парень толковый, справится.
        Утром мы с Пашей выезжаем в аэропорт. Наташку с собой не беру, хоть она и хочет. Незачем. Она в хорошем настроении и, главное, теперь при деле. По себе знаю, приносить пользу - это здорово. Это воодушевляет.
        - Закончишь здесь, поедем с тобой по всем точкам. Так что давай, старайся. Ты теперь у нас незаменимый сотрудник. На тебя вся надежда.
        Смеётся. Расстаёмся с лёгким чувством и летим в Москву. Сегодня надо с дедушкой встречаться. Надеюсь, не даст мне по башке за установление родства. У него двое своих внуков есть вообще-то…
        В самолёте я сплю. Ночью толком поспать не удалось. Из-за затянувшегося прощания, так что добираю в полёте. Прилетаем в Москву утром. Здесь тепло. Всего минус пятнадцать. После тридцарика прямо лето.
        Мы выходим на трап и я замечаю две чёрных «Волги».
        - Какая-то шишка с нами летела, - говорю Пашке.
        - Ага, - соглашается он.
        Мы спускаемся вместе с остальными пассажирами и направляемся к автобусу.
        - Прошу прощения, - подскакивает ко мне человек в сером пальто и серой каракулевой шапке. - Пройдите со мной, пожалуйста.
        Он пытается взять меня под локоть, но меня такой поворот совершенно не устраивает.
        - Нет-нет, вы меня с кем-то спутали! - громко, привлекая внимание пассажиров заявляю я.
        Что за дела, какого хрена! Не надо меня приглашать никуда.
        - Нет, не спутали, Егор Андреевич, - настаивает каракулевый.
        Пашка начинает аккуратно его оттирать, но на помощь первому подбегает ещё один каракулевый. Брат-близнец.
        - Пройдёмте с нами, пожалуйста.
        - Вы не имеете права! - почти кричу я. - Это произвол.
        Это продолжается какое-то время и пассажиры начинают проявлять к происшествию повышенное внимание. Они толпятся и наблюдают, чем кончится дело.
        Вдруг открывается задняя дверь машины и из неё выскакивает худощавый человек со злым лицом тоже в каракулевой шапке, но не в ушанке, а в «пирожке».
        - Брагин! - досадливо бросает он. - Ну сколько можно! Что за вечный скандал! Когда ты уже прекратишь! Садись быстро в машину!
        Я поворачиваюсь к Пашке.
        - Паш, запомни, я сел в машину к замзав отделом ЦК Гурко.
        10. Никто не знал, а я Бэтмен
        Пашка кивает, а я с широкой улыбкой подхожу к Гурко.
        - Здравствуйте, Борис Маркович. Это вы меня зовёте, оказывается. Вы прямо за мной приехали?
        - Иди, - кивает он, - садись с той стороны.
        - А товарища моего не подкинете, а то мы вдвоём путешествуем?
        Он ничего не отвечает и забирается в машину. Надо полагать, это значит «нет».
        - Неужели специально за мной? - спрашиваю я, усаживаясь на сиденье и поворачиваясь к нему. - Сказали бы, я бы сам к вам примчался.
        - Поехали, - кивает он и машина начинает потихоньку двигаться сквозь толпу пассажиров.
        - Назад сдай и с той стороны езжай, чтоб не через людей, - сердито бросает он водителю. - Сказал бы, если бы не торопился. Как долетел?
        - Отлично, спасибо большое.
        - Спал в самолёте?
        - Грешен, - киваю я. - Спал. Но я перед этим почти всю ночь не прилёг. Работал. С этим движением, в смысле патриотическим, столько хлопот и забот, что ого просто.
        - А я вот никогда в полёте глаз не смыкаю, - печально говорит он и поджимает губы.
        - Это, пожалуй… м-м-м… утомляет, - сочувственно говорю я.
        - Не то слово.
        Он замолкает и мы едем молча. Выезжаем с лётного поля и пристраиваемся за второй машиной, которая врубает мигалку.
        - Надеюсь, всё в порядке и ничего не случилось? - спрашиваю я.
        Гурко кивает, не отвечая и закрывает глаза. Похоже, в автомобиле такой проблемы, как в самолёте у него нет. Ну что же, в принципе я тоже могу вздремнуть. Я хоть стоя спать буду, дайте только возможность.
        Впрочем, я не сплю. Смотрю в окно. Зимушка-зима… Красиво. Деревья белые, пушистые, сказочные. Воздух влажный, поэтому ветки облеплены, как на открытках. Темно, рассвет ещё только намечается, так что всё выглядит загадочно и многообещающе, как начало увлекательного приключения.
        Мы летим, проскакивая, как горячий нож по маслу через все скопления машин. Летим, как Бэтмен на своём бэтманобиле, или люди в чёрном. Неважно, кто бы мы ни были, ведём мы себя, как всемогущие суперлюди на огненной колеснице…
        - Послушай, - говорит Гурко минут через десять. - В прошлый раз у нас встреча не состоялась, поскольку ты к Леониду Ильичу ездил.
        - Да, - соглашаюсь я. - Было дело. Нынче вы решили, что теперь очередь ждать выпала ему?
        - Кому ему? - поворачивается он ко мне. - Опять что ли?
        - Опять, - подтверждаю я.
        - Ну, не с утра пораньше, я надеюсь? - иронично спрашивает он.
        - Время пока неизвестно.
        - Ну, нам много не нужно. Ты прям Штирлиц у нас. Да, Брагин?
        - Нет, я свой, до мозга костей.
        - Я не про это, - отмахивается он.
        - Так кто, Борис Маркович? Кто мой таинственный поклонник, желающий встретиться без лишней огласки, да ещё и с помощью такого важного и серьёзного человека, как вы? Меня, как говорится, терзают смутные сомнения.
        - С чего такая уверенность, что поклонник? Может ненавистник?
        - Ну, это вы мне скажите, - улыбаюсь я, действительно начиная чувствовать себя всесильным Бэтменом.
        Чувство это очень плохое и опасное, вообще-то. Лучше его гнать подальше. Поганою метлой, как наша математичка говорила ещё в той, прошлой жизни. Гнать, гнать и ещё раз гнать. Нельзя расслабляться и почивать на лаврах, и нельзя возноситься. Это я хорошо знаю, сколько раз налетал по молодости.
        Интересно, кстати, та, прошлая жизнь с каждым днём будто бы отступает всё дальше и дальше и даже начинает казаться ненастоящей…
        - Я этого сказать не могу, поскольку не знаю, - пожимает плечами Гурко. - Но назвать имя этого важного и высокопоставленного товарища в состоянии. Почему бы и нет. Это Сергей Фёдорович Медунов.
        Была такая мыслишка, честно говоря.
        - А чего хочет? Отомстить?
        - А есть за что? - щурится он.
        - Вы скажите. Вы же всё знаете, тем более, выступаете как его доверенное лицо, лично даже в такую рань за мной приехали. Я это бесконечно ценю и отношусь с глубочайшим уважением, однако не могу не понимать, что человек этот либо вам очень близок, либо величина его огромна. А может, и то, и другое. Чего ему надо от студента-заочника, мелкой сошки из ЦК комсомола?
        - Допустим, не каждый первокурсник в ЦК попадает, даже комсомольское. Возможно, ему интересен твой феномен. Как это дитя практически такой вес набрало? Что оно кушало или жрало даже?
        Я смеюсь:
        - Жрало-жрало и дожралось. Стало быть, простое любопытство? Антропологический интерес?
        Я бы предположил, что причиной послужила вот эта небольшая заварушка последних дней, в результате которой Андропов усилился, а любимец генсека Медунов ослаб. Но ведь интерес к моей персоне он проявил ещё до всех этих событий. Значит… Значит-значит-значит, всё-таки Белла. Белла не ломайся, не рассказывай мне майсы…
        - Возможно, - говорит Гурко. - Не знаю.
        - Борис Маркович, хочу сказать, что я не враг Медунову. А то, что всё именно так вышло, так можно сказать, он сам виноват.
        - Что вышло? - хмурится Гурко. - Поясни, пожалуйста.
        Я хмыкаю и отворачиваюсь к окну. Сам знаешь, не можешь не знать, какой у нас замес произошёл. Он не настаивает.
        Вскоре мы приезжаем. Вообще, мигалочка вещь клёвая, надо будет озаботиться, чтобы раздобыть себе разрешение. Вжик-вжик и на месте. Никаких тебе транспортных трудностей.
        Мы подъезжаем к гостинице «Украина», но не к главному входу, а с обратной стороны, во двор.
        - Здесь жилые помещения, обычные квартиры, - говорит Гурко. - Сергей Фёдорович у знакомых гостит.
        Хм-хм…
        Мы заходим в подъезд с консьержем и проходим к лифту. Беспрепятственно. Гурко, судя по всему, здесь знают. Каракулевые молодчики Гурко, типа деревянные солдаты Урфина Джюса, остаются в машинах. Большой холл, коляска, велосипед. Даже и не догадывался, что тут квартиры, думал, всё это гостиница. Стены тут, конечно, о-го-го, толстые, как в старинной крепости.
        Подходит тесный лифт, как раз на двоих. Мы поднимаемся на седьмой этаж, Борис нажимает кнопку звонка. Открывает девушка, похожая на секретаря. Выглядит не по-домашнему, как офисная работница. Мы оставляем верхнюю одежду на вешалке и, не разуваясь, проходим следом за этой предположительно секретаршей.
        - Прошу за мной, - сухо приглашает она.
        Долговязая, но грудастая, с короткой стрижкой, тонким курносым носом и очень серьёзными и строгими большими выпуклыми серыми глазами.
        Мы проходим мимо гостиной с большим книжным шкафом, забитым книгами. Комнатки небольшие, можно было бы предположить, что здесь хоромы, но нет. Потолки высоченные, люстры хрустальные, а комнаты совсем маленькие.
        - Сюда, пожалуйста, - наша провожатая открывает дверь в спальню и делает приглашающий жест.
        Хм… Ну, это не спальня, к счастью, а рабочий кабинет. Здесь тоже море книг, они заполняют стеллаж от пола до потолка. Посреди комнаты стоит письменный стол, у стены потёртый кожаный диван. Здесь довольно тесно, но выглядит всё солидно.
        За столом сидит Медунов и пишет. Как Ленин из старинного чёрно-белого фильма. Пишет-пишет-пишет, строчит, взгляд одухотворённый, видит картины грядущего, по меньшей мере победу коммунизма в отдельно взятой стране, ну или хотя бы в отдельно взятом Краснодарском крае.
        - Здравствуйте, товарищи, - поднимает он доброе улыбчивое и полное лицо. - Борис, спасибо тебе, дорогой мой.
        Мягкое «г», мягкая упитанная фигура, добрые глаза - милый и симпатичный человек.
        - Катенька, сделай нам чаю, пожалуйста, голубушка, - обращается он к девице, и та в момент исчезает.
        Медунов подходит к нам, пожимает руку Гурко и останавливается передо мной, разглядывает.
        - А ты, значит Егор, - улыбается он и протягивает мне мягкую руку.
        - Здравствуйте, Сергей Фёдорович, - улыбаюсь я в ответ. - Очень приятно познакомиться.
        - Садитесь, садитесь, - предлагает он и указывает на диван.
        Мы присаживаемся и он начинает расспрашивать меня о нашем военно-патриотическом движении. Интересуется вполне искренне, касается всех деталей.
        - А у нас в крае собираетесь разворачиваться? - спрашивает он.
        - Конечно, партия поставила нам задачу охватить весь союз. Кубань мы рассматриваем, как один из важнейших регионов в стране, ключевой, можно сказать. Так что уровень сознания молодёжи у вас играет едва ли не важнейшую роль. Поэтому очень хотим надеяться на вашу всестороннюю поддержку.
        Я улыбаюсь. Он тоже. Просто парад улыбок.
        - Конечно, я лично распоряжусь, чтобы вам везде зелёный свет включили. Не беспокойся. Будет у вас кубанское отделение образцово-показательное.
        - Спасибо большое, - прикладываю я руку к груди.
        Катенька приносит огромный поднос с чашками, чайником, сушками, конфетами и… пирожками. Прикольно, пардон за мой французский.
        - Проголодался с дороги? - спрашивает Медунов, - налетай, угощайся. Боря, давай, присоединяйся.
        Я съедаю пирожок с морковью и с яблоками и изюмом, вариацию на тему штруделя.
        - Чай Краснодарский, - светится гордостью глава края.
        Мы хвалим. Когда чаепитие заканчивается, Гурко поднимается и, сказав, что ему нужно сделать звонок, выходит из этой спальни-кабинета.
        - Спасибо, Егор, - говорит хозяин кабинета, - что согласился заехать.
        Меня, честно говоря, никто и не спрашивал, но ладно, оставим эти совершенно неважные мелочи.
        - Мне очень приятно с вами познакомиться, - говорю я. - И лестно, конечно, что моя скромная фигура смогла заинтересовать такого видного партийного и хозяйственного деятеля.
        - Ой, да ладно, - машет он рукой. - Не нужно этого. Мы же не на собрании и не в газете «Правда».
        - А я искренне говорю, - пожимаю я плечами.
        - Ну, а что же ты тогда не со мной, а с Андроповым оказался? - прямолинейно, без обиняков спрашивает он. - Ты же к нему примкнул.
        Лицо его остаётся расслабленным и мягким, а глаза делаются жёсткими и холодными.
        - Честно?
        - Ну давай, мы же в неофициальной обстановке, в домашней практически…
        Я смотрю ему прямо в глаза, чуть прищурившись. Можно сказать, пытливо смотрю и давать ответ не тороплюсь. Не горю желанием попасть на магнитную плёнку или проволоку, но, с другой стороны, и откровенно тоже хотелось бы поговорить.
        - Что?
        - Думаю, насколько мы можем быть откровенными, - говорю я.
        - Смотрите, какой мальчик развитой, - качает он головой. - Можем.
        - Я не оказался бы с Андроповым, - начинаю я. - Но вы же мне выбора не оставили, дело моей жизни решили под удар поставить, товарищей в плен взяли, да и сам я едва выскользнул из ваших ловушек.
        - Тоже мне, товарищи, - хмурится он. - Ты про казино своё что ли?
        Я молчу.
        - Так ты же и до этого уже говорил кое-что, - замечает Медунов. - Высказывался угрожающе.
        - Что я говорил? - удивляюсь я, понимая, в принципе, куда он клонит.
        - Ну, тебе должно быть лучше известно, что ты говорил. Белле. Чем она тебе не угодила?
        - Напротив, она мне очень симпатичной показалась, поэтому я и просил её быть осторожнее, поскольку предполагал, что кто-то ведёт серьёзную работу в вашем регионе.
        - Предполагал? А я думаю, не предполагал, а знал. А раз знал, значит ты всё-таки Андроповский? Я просто понять хочу, куда ты гнул и зачем всё это сказал Беллочке.
        - Сергей Фёдорович, - ладно, полагаюсь на ваше слово и говорю прямо, как есть. - Честно говоря, я совсем не уверен, что Юрий Владимирович лучше, чем вы во главе страны.
        - Ты о чём это?
        - О том, за что вы с ним бьётесь. О не слишком отдалённом будущем. Он копает у вас в крае и накопает, естественно, и в Геленджике, и в Сочи, да везде. Я понимаю, вы хотели упреждающий удар нанести, но ударили по мне. Вот и вся причина того, что мне пришлось драться не на вашей стороне. Беллу же я предупредил, чтобы была готова исчезнуть. Потому что остановить процессы, в которых участвует, она не в состоянии и вполне может оказаться козлом отпущения. Вот и всё. А с Юрием Владимировичем я не связан, видел его один раз со стороны, никогда не беседовал и, надеюсь, он моей персоной не интересуется.
        - Но ты с его людьми связан, - щурится Медунов, как Ильич, тот который самый человечный человек.
        - Если что-то узнаю, скажу, - киваю я. - Но оперативная информация из «конторы» мне совершенно недоступна. И всё, что я Белле говорил, было основано лишь на моих умозаключениях.
        Он пристально всматривается в меня, пытаясь понять, играю я или правду говорю.
        - Ну, тогда помоги против него, а я, когда приду, не забуду об этом, - прямо заявляет он.
        - Так как же я помогу-то?
        - Как сможешь, так и помоги. Я слышал, Леонид Ильич к тебе благоволит, внуком называет.
        Я качаю головой и улыбаюсь:
        - Распутин из меня никакой, Сергей Фёдорович. А многоуважаемый Леонид Ильич действительно благоволит, вот помог движению ускорение придать, но если вы думаете, что он прислушивается ко мне в государственных или кадровых вопросах, это не так. У нас об этом и речь никогда не заходила и не могла. С чего бы? Кто я и кто он? Опять же, он и к вам благоволит, ценит и обожает вас, особенно после своего исцеления.
        Он кивает.
        - Верю, - замечает он, - что ты со мной откровенно говоришь. За это я тебя благодарю. Помочь тебе у себя в крае помогу, если что нужно будет. Катюша тебе даст номер телефона, можешь звонить. Но и ты мне помоги, если в силах будешь. Помощь любая хороша, если от чистого сердца. А то недавнее недоразумение предлагаю считать случайностью. Знаю, тебе несладко пришлось, но и я крупную фигуру потерял. Потеря серьёзная, думаю, ты понимаешь.
        Да, полагаю Мигуль - это ресурс действительно серьёзный, потерять его было не очень приятно.
        Наша беседа длится ещё некоторое время, а потом мы прощаемся.
        - Что же было интересно познакомиться, - говорит он, - заглянуть в глаза тем, кто идёт нам на смену. Молодому поколению. Могу сказать, что если у нас хотя бы небольшая часть молодёжи такая, то страна в надёжных руках.
        Ну-ну, ты даже не знаешь, насколько прав. Это всё, конечно, бла-бла-бла, обязательная программа, так сказать, но ладно, пусть будет. Мы прощаемся и выходим из здания. Тут мы разделяемся. Гурко садится в одну машину, а я в другую и еду в гостиницу.
        Ну что же, теперь нужно дожать Ферика с Джемалом и можно заходить в Краснодарский край с высоко поднятой головой. И с широко оттопыренным карманом.
        Когда я приезжаю в гостиницу, Паша уже здесь, ждёт меня в вестибюле. Мы идём к стойке регистрации и получаем ключи от номеров. Я бросаю вещи и звоню Чурбанову.
        - Приехал? - приветствует он меня. - Не забыл, что сегодня на дачу едем?
        - Не забыл, конечно. Кино будет?
        - Будет, а как же, - усмехается он. - Ты же у нас эксперт по вестернам. В двенадцать заеду за тобой. Сначала обед, потом кино.
        - Так может, мне самому приехать, а то потом как обратно добираться буду?
        - Галя хочет, чтоб ты с нами ехал.
        - Понял, не вопрос.
        Значит, Пашка поедет следом. Или просто подъедет чуть позже. Я захожу за ним, и мы поднимаемся наверх, в казино.
        Лиды нет, она в Новосибе. Но есть Миша Бакс.
        - Привет, Моисей, - хлопаю я его по плечу. - Как ты тут?
        - Ты забрал мою женщину и спрашиваешь, как я тут? - воздевает он руки к небу. - С одной стороны, конечно, хорошо и очень тебе спасибо. Но, с другой, кто позаботится о моём быте? Поэтому, отдай моё спасибо обратно и иди вон туда, там тебя ожидает Цвет.
        - Не переживай, скоро вернётся твоя женщина, и заскучать не успеешь. Тем более, что тебе в ближайшее время предстоит серьёзная работа.
        - Можно подумать, - говорит он, - что каждый день здесь я работаю несерьёзно. Зачем ты меня принижаешь, Егор? Это вызывает жгучую обиду.
        - Так, всё, ладно, Жванецкий, - усмехаюсь я, - продолжай серьёзно работать, а я пойду к Цвету.
        Я рассказываю Цвету о поездке, о той её части, которая касается казино. Показываю отчёты Шишкаря и объясняю, где там что неправильно. Говорю, что занимаюсь новой системой, которая позволит нам улучшить контроль.
        - Сможет твой экономист высчитать, сколько эта сука у нас накрысила?
        - Очень примерно.
        - Ну, пусть примерно, всё равно на три, минимум, помножим, чё?
        - Я думаю, он сейчас затихарится где-нибудь, чтоб его за бубенцы не схватили.
        - Не затихарится, найдём. Молодец ты, башковитый пацан. Надо будет везде это дело продвинуть.
        - Надо. Ты с Фериком говорил? Во-первых, когда по тебе сход будет? Ашотика нет, легитимировать тебя будут или нет?
        - Чё-чё? - щурится он. - Это ты чё сейчас ляпнул?
        - Утверждать в правах когда тебя будут? И чё с Джемалом? Надо на Ферика нажать, пусть мирится с ним.
        - А чё тебе так этот Джемал в душу запал? - хмурится Цвет.
        - Хочу на Кубань зайти, я говорил уже. Поверь, жалеть не будешь. Договорись с ним, очень тебя прошу, прямо на ближайшее время. И по сходке решать надо. У нас две точки блатные, чё, мы будем с ними работать или нет?
        - Ладно-ладно, чего разошёлся-то? Хоть бы поинтересовался, как дорогой братан у тебя здоровье, как рука твоя?
        - Да, как? - интересуюсь я.
        - Нормально.
        - Ну, и хорошо. Выздоравливай скорее.
        Чурбанов приезжает вместе с Галиной. Я сажусь к ним в машину и чувствую волну отчуждённости, похоже поругались. Он сидит на месте переднего пассажира, а она сзади.
        - Где перстень? - хмуро спрашивает Галя, глядя на мою руку.
        - Ой, Галина, смотри, что с пальцем стало. Почти два дня снять не мог, пришлось в травму обращаться. Срезали перстень. Надо теперь ювелира искать, чтобы отремонтировал и размер чуть увеличил.
        - Найдём, - соглашается она. - А как срезали?
        - Кусачками кусали. Видишь, полпальца отхватили.
        - Бедный, - равнодушно говорит она и отворачивается в окно.
        - Юрий Михайлович, - меняю я объект беседы. - Мы поговорить хотели по поводу…
        - Поговорим, раз хотели, - недовольно перебивает он. - Не сейчас же.
        Ладненько… Я замолкаю и минут пятнадцать никто не произносит и слова. Я смотрю в окно, как проносятся берёзки и машины обычных смертных. Смотрю и вспоминаю «Несчастный случай»:
        А я молчу, мне даже как-то приятно.
        Хожу молчу, такой вообще безответный.
        А что сказать, когда и все так понятно?
        Все дело в том, что я… Вы - просто так, а я…
        Смотрите, люди, я - Бэтмен…
        Наконец, Галя отворачивается от окна и обращается ко мне:
        - Холодно было?
        - Минус тридцать, - отвечаю я.
        Она кивает и снова возвращается к созерцанию пейзажа. Наконец, словно решив какую-то сложную задачу, она вздыхает и говорит:
        - Ладно, Егор, рассказывай, как там живёт глухая провинция.
        - Неплохо, следует заветам вождя революции, - отвечаю я.
        - А что это у тебя в сумке? - спрашивает она.
        - Орехи кедровые, из Новосибирска привёз. Там не растут вроде, но из Шории притаскивают. Хорошие, отличные просто. Взял два пакета - один для вас с Юрием Михайловичем, а второй для Леонида Ильича.
        - Он не будет, - заявляет Галя. - Давай оба нам с Юрой.
        Но нет, я не соглашаюсь.
        Мы заходим в дом и нас провожают в столовую.
        - Сейчас Лёня подойдёт, - говорит Галина мама.
        И действительно, через пару минут в комнату заходит Леонид Ильич. Что такое сегодня, бури что ли магнитные? Ильич тоже выглядит сердито и идёт прямой наводкой ко мне.
        - Вот… э-э-э… значит… - говорит он, подходя ко мне. - Ты что ли мнучок мой названый?
        Легко так спрашивает, а в глазах смеха нет. Пристально смотрит, дедуля…
        11. Внук
        Я, деда, кто же ещё. Момент, конечно, довольно тонкий, ведь говоря о своих якобы родственных связях я не предполагал, что кто-то может подобные слова принять за чистую монету. Естественно, и не приняли, а растрезвонили, чтобы мне урон нанести. Репутации, отношениям, ещё чему-нибудь, неважно.
        Опять же, я и того не предполагал никак, что эти ничего не значащие, по большому счёту, слова доберутся до самого «дедушки».
        - Здравствуйте, Леонид Ильич, - отважно говорю я. - Очень рад вас видеть.
        Говорю не только отважно, но открыто и сердечно, поскольку действительно видеть его рад.
        - Говорил… такое? - спрашивает он чуть-чуть поднимая брови и наклоняя голову.
        Вижу, не хочет во мне разочаровываться и узнавать, что я ради своей выгоды имя его трепал.
        - Говорил, - вздыхаю я и чуть виновато улыбаюсь. - Было дело.
        - А… зачем? - хмурится он и испытующе смотрит в глаза. - Чего… добиться хотел?
        - Да как сказать… Вроде как, последний аргумент. Взбешён был, а силёнок не хватало наподдать, ну и сказал. Знаете как дети говорят, мол я отцу пожалуюсь, и он тебе за меня всыплет по первое число.
        - И кто ж… э-э-э… тебя так взбесил? - озадаченно спрашивает он и недоумённо поджимает губы.
        - Мигуль, Леонид Ильич. Зашёл, нахрапистый, без уважения к закону, к товарищам и судьбе невинно осуждённого.
        У Чурбанова глаза на лоб лезут. Он меня взглядом убить пытается, выжечь мозг, испепелить и развеять на атомы.
        - Ты что… - качает головой Брежнев, и уже не допуская возражений, приказывает. - Объясни.
        - Я, как свидетель, был у прокурора УзССР по поводу убийства трёх милиционеров. Мы там с помощником Юрия Михайловича и со следователем из Генеральной прокуратуры были.
        Чурбанов делает «длань-чело» и уходит в зону прострации на дальние рубежи столовой, за спину тестя. Галина же, наоборот, подходит ближе и слушает с интересом.
        - Я в прошлом году, почти девять месяцев назад, летал в командировку в Ташкент. Там была конференция текстильщиков и хлопкоробов, меня от города направляли. А встречал меня в аэропорту знакомый сослуживца моего отца, майор МВД Узбекистана. Он меня встретил, и повёз на своей личной машине в гостиницу.
        Ильич внимательно слушает и кивает. Ну, ёлки, реально он на моего деда похож. В детстве я этого и не замечал даже, а вот на тебе. При ближайшем рассмотрении - просто братья. Думаю, на Ильича много кто похож - фронтовики, прошедшие войну, ответственные работники, привыкшие брать на себя ответственность, люди своего поколения, пережившие похожие повороты судьбы…
        - Ну-ну… продолжай, - кивает он.
        Я и рассказываю. Всё, как было. Кроме того, как меня поймали и отвезли к Нематулле, а потом заставили покупать наркоту. Это, я, естественно, опускаю, говорю, что скрылся в ночи. Но о том, что дал показания сотруднику КГБ сообщаю.
        - А почему… не в прокуратуру?
        - В милицию побоялся, потому что там этот убийца мог принять меры, а про прокуратуру не подумал, думал КГБ разберётся. А тут, видите, когда дело закрутилось целый генерал хотел из прокуратуры забрать невиновного. Зачем? Вот вопрос. А другой вопрос, кто вам сообщил о том что я ляпнул? Он и связан с Мигулём.
        - Мне, - задумчиво и выделяя каждое слово движением головы, говорит Ильич, - сообщил Рашидов. А он от любого из тех, кто там был, мог узнать…
        Мог, конечно, какой разговор. Я хмыкаю.
        - Юра… ты где там? Ты почему э-э-э… мне этого всего не доложил?
        - Так не закончили ещё, Леонид Ильич, - появляясь, отвечает Юра. - Работа идёт ещё.
        - А ты… хоть сам знал об… этом?
        - Так если бы не Юрий Михайлович, - встреваю я, - этот человек, честный милиционер, до сих пор бы сидел за решёткой.
        - А Рашидов… знал?
        - Мы его поставили в известность, - отвечает Чурбанов. - Он очень хорошо помогает расследованию.
        Брежнев поворачивается ко мне.
        - Взбесился… значит? И как нагайкой… значит… вытянул Мигуля моим именем?
        «Нагайка» и «Мигуль» с мягким «г» - это прелесть какая-то.
        - Ну, да… - развожу я руками. - Простите, больше не повторится.
        - Как нагайкой… мнучок… - говорит он себе под нос и отходит к столу. - Леонидом Ильичом, как нагайкой вытянул. Юра, а почему он у тебя ещё без ордена?
        Что орден, его как дадут, так и заберут, если что. Вы мне лучше парабеллум дайте наградной.
        - Так представление написали уже, Леонид Ильич, дело ведь небыстрое. До съезда уже не успеем, наверное.
        - Постарайтесь, - кивает он. - Постарайтесь.
        Постарайтесь - это приказ.
        - Какой, кстати? - интересуется генсек.
        - Знак почёта.
        - Правильно. Хорошо. Ну, давайте, Вика, распоряжайся. Обедать.
        - Егор, - с некоторой долей восхищения качает головой Галя. - Я тебе поражаюсь. Как ты так успеваешь везде залезть и вляпаться? Как какое громкое дело, ты точно там.
        - У меня, Галина Леонидовна, чуйка на резонансные дела. И потом, взгляните на мой безымянный палец. На ровном месте и то приключения.
        Она заливается смехом.
        - Что ещё за резонансные? Когда в обществе резонанс?
        - Ну, да.
        - А ты Медунова… откуда знаешь? - спрашивает генсек.
        - Он очень нашей работой интересовался, - отвечаю я. - Приглашал меня на беседу, хочет, чтобы на Кубани у нас был образцово-показательный отряд. Говорит, что Краснодарский край - это гордость СССР.
        - Молодец, - кивает он. - Правильно… говорит. Видишь, как хорошо. Если он… загорится, горы свернёт… вот посмотришь. Я его знаю.
        - Да, Леонид Ильич, я очень рад его заинтересованности. Скоро поеду в Краснодар, ну и остальные города.
        - Молодец, внук, - опять говорит он, посмеиваясь. - Если всё хорошо сделаешь, мы тебе ещё орден дадим. Вика… нужен нам ещё один… внук, что скажешь? Не простой… с орденами.
        Виктория Петровна не понимает, о чём идёт речь и хранит молчание, только смотрит внимательно на меня и на своего мужа. Поочерёдно. Галя с Юрой улыбаются.
        Обед проходит, можно сказать, по-домашнему, а потом внезапно наступает пора прощаться. Оказывается, сегодня никакого кинопросмотра не предполагается. Только обед и всё. Вождь не смотрит кино, когда до съезда партии остаётся меньше месяца.
        - Ну что, внук… если надо будет кого… нагайкой вытянуть, так и быть, бей мной, но просто так… не надо, - генсек качает головой и грозит мне пальцем. - А то… что мне товарищи скажут? Вне… брачного внука нажил?
        Он вдруг начинает смеяться:
        - И Виктория… Петровна… тоже вопросы задавать начнёт. А это… похлеще народного… контроля будет.
        - Ну… Леонид Ильич, простите. Не буду больше…
        Я качаю головой.
        - Да, больше можно и не говорить, - смеётся Галя. - И так уже все знают.
        - Внук, твою мать, - напускается на меня Чурбанов, когда мы выходим из дому. - Ты с луны что ли упал? Зачем начал подробности рассказывать?
        - Как зачем, Юрий Михайлович? Чтобы вашу победу провозгласить.
        - Глашатаев нам только не хватало!
        - Нам же, вам, вернее, ну и нам тоже, нужны политические дивиденды от этой победы? Кто у нас борец с коррупцией номер один? Андропов? Смеётесь что ли? Это неподкупный товарищ Чурбанов. Халат, кстати не берите.
        - Какой халат? - раскрывает он глаза.
        - Неважно, просто запомните. На всякий случай.
        Халат окажется, если память не подводит, чуть ли не единственной уликой, приведшей его к сроку. В будущем. В моём прошлом.
        - Тебя, Егор, понесло, я вижу. Знаешь статью товарища Сталина «Головокружение от успехов»? Ты давай, смотри, без перегибов на местах.
        - Юра, ну поехали, что вы стоите, холодно! - нетерпеливо требует Галя.
        - Юрий Михайлович, нужно по точкам решать уже, - говорю я. - Работа стоит.
        - Ну, так решай, - немного раздражённо отвечает он. - Или что, я сам должен карты раздавать?
        - Вы санкцию должны дать, чтобы всё завертелось. Не к шефу же вашему идти.
        - Юра!
        - Галя, садись в машину, мы сейчас, - кричит он ей.
        Я натягиваю перчатки.
        - Посмотрел бы я как ты к шефу моему зайдёшь, - усмехается он. - У него зуб на тебя.
        - Юрий Михайлович, вы должны подтвердить, дать команду по цепи. За место это разные авторитеты бьются, а у Цвета нашего положение довольно шаткое, это не Абрам, светлая ему память. Поэтому без вашего слова ничего не пойдёт.
        - А зачем ты такого руководителя предлагаешь? - злится он. - Для чего нам авторитет с шатким положением.
        - Он его укрепит и будет вашим орудием, - пожимаю я плечами, удивляясь, что приходится объяснять такие простые вещи. - А если придёт опять какой-нибудь безмозглый Ашотик, начнёт пороть отсебятину и снова стычки, конфликты, резня. Дело-то будет страдать. Да и что эти урки там сделают? Снова притоны? Может быть, оперативную инфу вы будете там подлавливать, но вот деньги - нет…
        - От меня тебе что надо?
        - Мне надо, чтобы Торшину было чётко сказано. Цвет и Брагин всё делают, ты контролируешь. Наблюдаешь, в смысле.
        - Хорошо. Завтра скажу ему. Поехали, а то Галина весь мозг мне вынесет.
        - Егор, иди к нам в машину! - распоряжается Галя. - Ты с нами едешь.
        Я подчиняюсь.
        - Мы сейчас Юрку выбросим дома, - говорит она, беря меня под руку, - да же, Юр? А сами поедем в ресторан Дома актёра. Там Гафт будет свои эпиграммы читать. Или хочешь с нами? Юра! Поедешь или нет?
        - Как в ресторан?! - восклицаю я. - Мы же только что поели. Да так поели, что я теперь только в следующее воскресенье проголодаюсь.
        - Не морочь. Юр, ты едешь с нами или нет? Там Наташка моя будет, жена того актёра, ну в Геленджик вместе ездили, помнишь?
        - Ну, конечно помню. Злючка такая. Стервочка.
        - Что? - Галя выкатывает глаза и смотрит на меня, а потом начинает хохотать. - Тебе-то откуда знать, что она стервочка?
        - Видишь, даже ребёнок её сразу раскусил, - говорит Юра. - Не поеду.
        - Ну конечно, зачем тебе культурная жизнь, тебе надо вершины «Арарата» покорять, правда? Альпинист!
        - Ну хотя бы не волочиться за кажд… - он осекается, вспомнив о посторонних и замолкает.
        - Мог бы хоть раз и сходить с женой. Эх ты!
        - Остановите, - напеваю я, - Вите надо выйти. Витя на репите…
        Водитель оглядывается на меня и начинает притормаживать.
        - Езжай, - кивает Чурбанов, - он придуривается.
        Мы подвозим его к дому, а сами едем дальше.
        - Галя, ты понимаешь, что ты меня немного подставляешь? Юрий Михайлович теперь злиться на меня будет, что ты при мне всё это говорила.
        - Не будет, - машет она рукой. - Сейчас накатит и не вспомнит.
        - Кхе-кхе, - покашливаю я, - чуть кивая в сторону водителя.
        - Егор! Отстань! Радуйся жизни, пока со мной. Как со мной ни с кем не будет! Ты ещё не понял этого?
        - Ой, Галя-Галя, моя бабушка сказала надвое, - качаю я головой.
        - Считай, я тебя усыновила, внучок, - смеётся она.
        - Только на сегодня или навсегда?
        - Посмотрим. Тебе Гафт нравится?
        - Ещё как, - скептически отвечаю я.
        - А Филипенко? Он будет своего «Козла на саксе» сегодня читать, который фа-фа-фа-фа.
        - Люблю, Галя. А больше всех тебя.
        - Вот и молодец, - хлопает она меня по коленке. - А чего Наташку мою недооценил. Пока свою отправил, можешь за моей приударить.
        - Галя, - смеюсь я. - Меня твой папа орденом наградить хочет, знаком почёта, а ты меня на что толкаешь? На разврат? Какой тут почёт со всеми его знаками?
        - Нет, ты погоди.
        - Нет, ты одного парня уже пристроила Наташке своей, - намекаю я на её неудачный брак с популярным актёром.
        - А ты откуда знаешь, что это я? - удивляется Галя.
        Из википедии, откуда же или какие там бывают журналы про жизнь знаменитостей…
        - Галь, да вы же с ней только об этом и говорили.
        - Так, Егорка, ты меня не зли, понял? - обхватывает она меня за шею. - Иначе задушу.
        В общем, мы едем в Дом актёра. Место уже знакомо, и всё, в принципе идёт по привычной колее. Объявляется Боря весь в брюликах и золоте, не цыганском, а очень даже натуральном. Ната, Вика, ещё какие-то пресыщенные дамы и весёлые моложавые интеллектуалы немного подшофе.
        Где-то мелькает Державин без Ширвиндта, приходит строгий Евстигнеев и ещё куча молодых, красивых и страшно талантливых и привлекательных людей. Вот они Галю и привлекают. У таланта есть энергия, даже если его обладатель замкнутый и ненавидящий людей интроверт.
        Пашка кайфует, да и я, чего скрывать. Помню, в той жизни, я как раз школу заканчивал, и к нам приехал на гастроли Ленком. На целый месяц. Жили все в гостинице, напротив моей шестьдесят второй школы. И все ленкомовские сумасшедше популярные звёзды обитали на расстоянии вытянутой руки от нас.
        Алфёрова по вечерам сидела на открытой террасе гостиницы, что-то там выпивала и курила «Кент», вызывая у юных и не слишком юных, но довольно авторитетных людей с золотыми зубами обманчивое ощущение доступности, острые приступы желания, жажды и яркие ночные видения.
        Абдулов, Янковский, Пельтцер, кого там только не было… Леонов, например, одиноко бродил по нашему школьному двору и вообще не казался весёлым человеком. В общем, весь центр бурлил, переживал и наслаждался столь тесным соприкосновением с культурой. Вот, как Пашка сейчас. Мне тоже всё это нравится, Гафт остряк и эрудит, Филипенко вообще красавчег, пардон за мой французский.
        И даже встречающиеся тут странные типы, типа худощавого кавказца в белом костюме, окружённого за столом дружками совершенно уголовной наружности, не вызывают неприятных эмоций. Все мы люди, все человеки, все братья и все один раз живём. Как бы…
        - Куда ты? - хватает меня за руку Галя, когда я поднимаюсь из-за столика.
        - Сейчас вернусь, - качаю я головой. - Носик попудрю. Не переживай, за мной Паша присмотрит.
        Мы заходим в мужскую комнату ну и, собственно, отправляем потребности. Удивительно, но туалет здесь не очень, мягко говоря, ну, да чего уж, не это ж главное. Перед нами там дела свои делает джентльмен криминальной наружности. Ну, куда без них.
        Я подхожу к умывальнику и замечаю, что этот кент внимательно наблюдает за мной. Зная, что узоров на мне нет, я подхожу и омываю руки, а потом тщательно высушиваю их с помощью очень громкого и дующего во все стороны фена.
        - Слышь, браток, - сиплым голосом с характерными интонациями обращается ко мне этот неизвестный наблюдатель.
        Вот блин, какого хрена! Я практически в храме культуры нахожусь, в ресторане Дома актёра. Как они, вот эти сипатые, даже сюда просачиваются? Сила культуры, твою дивизию, тянет их сюда, как мух на… мёд.
        Мы с Пашкой молча переглядываемся.
        - Да ты не бойся, я ж просто. Поинтересоваться.
        - Я не артист, - говорю я, чуть поморщившись.
        Сипатый ржёт:
        - Не, артист, в натуре. Я это, про другое. Ты же Бро, да?
        Слава - это когда тебя знают люди, которых ты не желаешь знать, сказала Бриджит Бардо. Ну как с ней не согласиться?
        Он улыбается и тянет руку для пожатия. Поклонник, твою дивизию, с грязными руками.
        - Вагоноуважаемый многоуважатый, - морщусь я, - ты руки помыть забыл. Это типа прикол такой? Мы форшмак не заказывали. Ступай своей дорожкой.
        Сто процентов из свиты белого костюма. И кто он такой, и с какой стати меня знает? Ну, собственно, вариантов не так много. Вероятно, претендент на корону, только не шахматную, а карточную. Лучше бы я не Гафта слушал, а Ферика. Надо было с ним встретиться и выяснить уже, какая сейчас актуальная обстановка.
        Я прохожу мимо и не удостаиваю его взглядом.
        - Э, слышь, борзый, - сипит мне вслед этот социально близкий. - Тебе Зураб велел подойти.
        Велел? Я вздыхаю. Да чтоб вы все провалились. И когда только с кадрами ситуация выровняется? Сейчас Скачков послал в Новосиб пацанов, а половина из них должна была сюда ехать. Надо здесь местных набирать, а это значит командарма нужно подобрать. Придётся Толяна или Пашку, хотя Пашку я уже в другое место наметил предварительно, а Толяна хотел при себе держать…
        Мы возвращаемся к нашей компании и продолжаем наслаждаться вечером, правда уже не так беззаботно, постоянно замечая неприятные рожи, околачивающиеся вокруг нас и роняющие взгляды, полные любви и дружеского расположения.
        Наконец мы собираемся уходить, и, что вполне очевидно, команда Зураба в белом костюме, тоже начинает готовиться на выход. Блин, у него и туфли белые. Франт, чисто Ален Делон.
        - Галя, спасибо за восхитительный вечер и огромное удовольствие. Я наклоняюсь к ней, чмокаю в щёку и шепчу несколько слов на ухо. После этого прощаюсь со всеми, прощаюсь с Борисом, с которым мы сегодня и парой слов не успели перекинуться, и ухожу.
        Мы выходим с Пашей на улицу и, оглядевшись, идём к машине. Она здесь, неподалёку. Не успеваем мы пройти и двадцати метров, как навстречу нам выходят джентльмены удачи. Зураб великолепен, весь в белом. Не заржать бы.
        - Слушаю вас, господа хорошие, - говорю я уставшим голосом.
        Сзади подходят ещё двое. Павел поворачивается к ним лицом, и мы с ним оказываемся стоящими практически спина к спине.
        - А ты не слишком вежливый, Бро, - зло говорит Зураб.
        - Вроде, мы не знакомы, - пожимаю я плечами. - Что за претензии?
        - Тебе мой человек сказал подойти?
        - А, так это ты послал человека, чтоб он мне немытую руку подал? И ты думаешь, я с тобой буду после этого разговаривать? Подходить к тебе? Научись правилам приличия для начала.
        Я хмыкаю. Он сплёвывает под ноги. И кто их только коронует, гопоту эту. Засовываю руки в карманы, демонстрируя, что вообще не волнуюсь об его действиях. А я и не волнуюсь. Мало ли мы кадыков да носопырок сокрушили и рук, сжимающих ножи, переломали? Но сейчас, конечно, не тот вариант. В конце концов, пора этим червям уже понять кое-что. Я вдруг чувствую незримую поддержку «дедушки». Быть любимым внуком не так уж и плохо, честное слово.
        - Ты, я вижу, обо мне не слыхал ещё, - зловеще говорит белый рыцарь.
        - А ты, - пожимаю я плечами, - судя по всему, обо мне слыхал, да вот только выводы правильные сделать не смог. Сочувствую.
        - Сука, - тихонько рычит нечистоплотный кент из туалета и приступает ко мне.
        Ну что же. Приступайте, приступайте, дурачки.
        12. Предчувствие войны
        - Строить со мной отношения подобным образом бессмысленно, - хмыкаю я. - Впрочем идиот от умного человека отличается тем, что учится на собственном опыте, вместо того чтобы анализировать опыт других.
        - Да ты чё, правда? - тихо и зловеще спрашивает Зураб, приближая своё лицо.
        Рожа-то у него та ещё, видно, что по молодости мордобой был не в диковинку. Нос поломанный, на левой брови два шрама. Сейчас темно, конечно, в свете фонаря особо не рассмотришь, но и того, что видно достаточно для первых выводов.
        Ясно, что чувак безбашенный, сразу с наезда начал. Он мне не нравится, и мне очень хочется резко податься вперёд и оставить собственный след в летописи драк на его живописной роже. Хочется услышать хруст, сопровождающий резкий, сильный и болезненный удар головой.
        Хочется, но я себя сдерживаю. Ну что я, уличный боец что ли, чтобы каждый день, практически, кому-нибудь фейс чистить. Мы же тут серьёзные люди, с позволения сказать.
        - А ты, бес что ли? - хрипло продолжает он.
        Глаза злые, шакальи.
        - Непобедимый типа? А? Бес ты, я спрашиваю?
        Неприятный тип.
        - Нет, ты бес, я тебя спрашиваю? Сейчас вам обоим кишки выпустим и чё тогда?
        - Ну, ты же не полный дурачок, - усмехаюсь я. - Сам себе ответь.
        - Чё? - разъяряется он. - Чё ты сказал? Ты кто такой-на?
        Если бы записать все «ты кто такой-на», услышанные мной за год, получился бы забавный трек, произведение современного искусства. Искусство, которое потрясает.
        Горячая кровь вскипает быстро. Глаза Зураба превращаются в раскалённые угли. Видно, что, хоть он изначально, скорее всего, и не собирался доводить дело до драматической развязки, сейчас загнал себя в такую ситуацию из которой только один выход с сохранением лица.
        А тут не всё так однозначно, да? Ведь в случае чего ответить придётся. Да и исход встречи неясен, хоть и соотношение бойцов пять к двум. С беспредельщиками такая беда нередко случается, как говорит великая народная мудрость, не рой другому яму.
        Спутники его напрягаются, поскольку тоже понимают, что их босс должен что-то предпринять, чтобы сохранить лицо. Ну, а что, хотел меня на испуг взять? Проверить? Смотри сам не перепугайся. Если уж начинаешь какую-то хрень несусветную, будь готов к её последствиям или хотя бы будь готов довести её до конца.
        А ещё лучше, будь готов сказать, что был не прав и извиниться. Похоже, он из тех, для кого главное ввязаться в бой, а там уж действовать по обстановке.
        Так, ладно, ну, и где они? Галя, алё? Похоже придётся всё-таки помахаться сегодня. Ну что же, я-то, готов к такому развитию сюжета, и Пашка тоже. Мы с ним как пионэры - всегда готовы.
        Но без помахаться всё-таки обойтись удаётся. Улица вдруг озаряется синим пульсирующим светом и заполняется завыванием милицейских сирен. С двух сторон к нам подлетают два жёлтых бобика. Из них выскакивают менты и подбегают к нам.
        - Кто Брагин? - спрашивает молодой лейтенант.
        - Я Брагин, - усмехаюсь я.
        - Документы можно ваши, пожалуйста?
        Я протягиваю паспорт.
        - Вот эти пятеро, - показываю я. - Холодное оружие, попытка вымогательства.
        - Понятно, - говорит лейтенант.
        Он возвращает мне паспорт и прикладывает руку к козырьку.
        - Ты чё, сука… - шипит Зураб. - Легаш в натуре!
        Подъезжает милицейская «буханка». Зураба и его дружков обыскивают, надевают на них браслеты и загоняют в машину.
        - Ты сука! - хрипит вор в белых одеждах. - Я завтра выйду, ты мне ответишь, ты понял?
        - Обязательно встретимся и поговорим, - соглашаюсь я. - Но вам придётся сначала принести извинения, любезный.
        Больше я на него не обращаю внимания. Мы с Пашей поворачиваемся и идём к машине.
        - Хорошая у меня работа, - улыбается он, - нескучная. Каждый день что-нибудь интересное случается.
        - Переведу тебя скоро, как Игорька.
        - Не, у меня административных способностей нет, мне сабля, водка, конь гусарской… Ну, и всё такое прочее.
        - Так опасно у нас, вон и прилетало уже.
        - Мне и до этого прилетало, - пожимает он плечами. - Но я не по собственной ведь воле из армии ушёл.
        - Там ты командиром был, а здесь боевая единица, - испытываю его я.
        - Нормально, - усмехается он. - Мне нравится. Закиснуть не удастся, всегда в форме.
        - Надо тренироваться, кстати о форме, - замечаю я. - Сейчас ячейку организуем и в обязательном порядке приступим.
        - Вот это дело, - соглашается он, заводя мотор.
        Я снимаю трубку и звоню Ферику.
        - Алло, - отвечает он уставшим голосом.
        - Фархад Шарафович, здравствуйте.
        - Привет, Егор. Всё нормально у тебя? Ты в Москве?
        - Да. А у вас как дела?
        - Ох, тоже нормально уже, - вздыхает он.
        - Могу к вам подъехать?
        - Сейчас?
        - Когда скажете. Но чем раньше, тем лучше.
        - Ну, приезжай, дорогой. Угостить только нечем.
        - Не беспокойтесь, главное увидеться. Я минут через двадцать подскочу тогда.
        Получается не через двадцать, а чуть больше. Пашка сворачивает не знаю куда и мы какое-то время плутаем по переулкам, прежде чем выезжаем на верную дорогу.
        - Блин, надо пойти таксистом поработать, - качает головой Пашка, - а то, как котёнок слепой.
        - Таксистом не знаю, но да, как-то надо подучить местность. И карту города с собой уж по-любому надо возить…
        Дверь мне открывает здоровый амбал. Он показывает, где раздеться и проводит меня к своему боссу.
        У Ферика дома оказывается по-восточному роскошно. Это не его ташкентская резиденция, конечно, но, тем не менее, достаток хозяина кричит о себе, что называется, из каждой щели. Хрусталь, кожа, дерево, золотые завитушки, масло, холст и всё такое. Узбекское рококо, одним словом.
        В больших просторных комнатах полы устланы шёлковыми коврами. Может, и не шёлковыми, конечно, я в них не разбираюсь, но выглядят они отпадно.
        - Здравствуй, дорогой, - улыбается Ферик, поднимаясь из-за стола. - Сейчас чай организую. Я тут по-холостяцки, не обессудь. Давай, проходи, садись.
        Я присаживаюсь на кресло к небольшому столику, на котором установлена шахматная доска с красивыми костяными фигурами, разыгрывающими жестокую битву.
        Ферик идёт к двери и кричит что-то по-узбекски, а потом подходит ко мне и усаживается в кресло напротив.
        - Играешь в шахматы? - спрашивает он, кивая на доску.
        - Да так, исключительно как дилетант.
        - Шахматы - величайшая игра, - с видом умудрённого гроссмейстера кивает он.
        Какое-то время мы говорим об этой величайшей игре, а потом в комнату заходит старый сухой узбек и катит сервировочный столик. Он устанавливает на большой круглый стол, укрытый дорогой скатертью с кистями, всевозможные блюда и пиалы - лепёшки, сушёные фрукты, халву, орехи, мёд, баранки. Чего там только нет.
        Следом появляется амбал, что встречал меня в прихожей. Он заносит здоровый самовар и ставит посреди стола.
        - Угощайся, дорогой гость, друг и, надеюсь, в скором будущем ещё и родственник.
        Он сладко улыбается и делает приглашающий жест в сторону стола. Попробовав чая, я приступаю к разговору о наших баранах и рассказываю в общих чертах о приключениях в Ташкенте.
        - Конечно, этот пёс Алишер Абдибеков всем поперёк горла, - сокрушённо качает он головой. - Сейчас его восстановят в должности и он опять будет людям кровь пить, ещё с большим остервенением. Жалею, что с ним так долго валандались. Дурацкие игры. Надо было давно к стенке поставить. Нет человека, нет проблемы.
        - Ну, а как же мы выкрутились бы тогда из нашей передряги? - удивляюсь я. - Он оказался нашей палочкой-выручалочкой.
        - Он бы и посмертно ей был, даже ещё более сильной, - качает головой Ферик. - Ну да что теперь. Всё в руках Всевышнего. Значит, нам нужно пройти наш путь до конца. Я, если честно, в тебя верил и нисколько не сомневался, что ты нас всех вытащишь.
        Врёт, конечно. Сомневался, ещё как сомневался.
        Ферик повествует о своих злоключениях, рассказывает, как после попытки побега его схватили, избили, бросили в ледяной автозак, отвезли неизвестно куда и держали в одиночке. Было холодно и крайне тревожно. Ни о чём его не спрашивали и вообще не разговаривали, а потом внезапно выпустили. Вывели за территорию и захлопнули за ним железные ворота. И он вынужден был добираться с окраины Москвы на перекладных. Хорошо хоть деньги чекисты не отобрали.
        - Спасибо тебе, Егор, что так красиво разрешил ситуацию, - качает он головой. - Понимаю, тебе тоже несладко пришлось. Но ты молодой и полный сил. Кто же ещё позаботится о нас стариках? Ты доказал, что уже зрелый и могучий боец. Из такого положения, в котором мы все оказались далеко не каждый смог бы нас вытащить. Единицы буквально, а то и вообще никто. Так что уважение к тебе у всех будет только расти и крепнуть.
        - Это не факт, - смеюсь я и рассказываю о стычке с Зурабом.
        - Это шайтан, не человек, - качает головой Ферик. - Беспредельщик. Зура Белый. Идиот, ты точно сказал ему. Конченый дурачок. Нет, надо было такую байду замутить. Невероятный идиот. Так это ты ментов вызвал?
        - Да, - киваю я. - Чурбанова попросил.
        - Сам бы не справился? - прищуривается Ферик.
        - Справился бы, Фархад Шарафович, не сомневаюсь. Да только хотел показать, что я не фраерок на кулачках биться, и за мной сила побольше имеется. Побольше, чем сила моих кулаков.
        Ферик задумывается, а потом уважительно склоняет голову:
        - Ты человек не только сильный и смелый, но и мудрый. Я рад что мы с тобой повстречались и стоим на одной стороне баррикад.
        - Я тоже этому очень рад, - с улыбкой прикладываю я руку к груди. - Если уж говорить о мудрости, то без вас мы бы ничего не значили, учитель.
        Он растекается в умильной улыбке, хотя мы оба понимаем, что это всё пустые слова.
        - А этот Белый… Расскажите о нём, пожалуйста. Чего он хочет?
        - Хочет занять место Ашотика и на катраны лапу наложить, чего же ещё…
        - Но он действительно не кажется особо умным…
        - А Ашотик тебе умным казался?
        - Ну да, тоже верно. А ещё есть претенденты?
        - Есть, да. Зил Москва. Коренной москвич, умудрённый опытом. Думаю, воры в основном за него топить будут.
        - Ну, и каковы у нас шансы?
        - Неплохие. Моё слово всё-таки посерьёзнее каждого из них будет.
        - А кто будет участвовать?
        - Да много кто. Человек пятнадцать всего.
        - Ого. А если менты не примут того, кого воры выберут?
        - Как это не примут? - удивляется Ферик. - Не было такого никогда.
        - Ну, скажут, не хотим Зил Москву и точка. Например.
        - Не знаю, - качает он головой. - Но если так случится, блатные скорее всего, поорут и заново начнут кандидатов выбирать.
        - Так может, - хмурюсь я, - просто менты скажут, что будем мол с Цветом работать и всё?
        - Во-первых, воры сразу скажут, что он ссученный, могут раскороновать. Во-вторых, под ментовскую дудку плясать никто не станет. Кипеш поднимут, бучу. Война может начаться.
        - Да ладно, ну какая война, что смеяться? - усмехаюсь я. - Это что, Чикаго начала века?
        - Если закусят, может. Воры сейчас сила. Ну, а в-третьих, выбирают же не на катраны конкретно, там забот гораздо больше, чем просто две точки. И территория большая. Там серьёзное положение на кону. В столице, между прочим. Но мы можем выбить этого Зуру из голосования, скажем, что он беспредельщик, что ты с ним не будешь по катранам работать и всё. Это можно устроить. Я поддержу, скажу, мол вам что надо, вечный кипеш или лавэ зашибать?
        - Ну, это не факт, что надо так делать, - задумываюсь я. - Посмотрим, как будет карта ложиться, то есть в прениях за кого будет больше голосов. Если народ будет склоняться к Зуре, тогда выступим и выведем его из конкурса. А если голоса будут разделяться и в основном склонятся к Зилу, оставим его в игре, чтобы от второго кандидата оттянуть. Политтехнологии, Фархад Шарафович.
        - Молодец, - кивает он. - Толково. Только там ещё будет арбитр. Кто, не знаю. Не говорят собаки.
        - А когда это всё мероприятие состоится? Надо бы уже поскорее, чтобы не затягивать.
        - Так завтра, куда скорее? - разводит он руками.
        - Завтра?! Серьёзно?! Так вы чего молчали-то?!
        - Как молчал? Я думал ты знаешь уже. Сегодня только решилось. Тебе Цвет не сказал что ли?
        - Нет, он не знал, когда мы с ним разговаривали.
        - Ну вот, завтра в семнадцать часов, в ресторане «Арык».
        - Это где в прошлый раз было? - спрашиваю я.
        - Нет, тогда столовая была. Ты приезжай ко мне и вместе с тобой рванём.
        Блин, у меня людей нет. Придётся Скачкова припрячь и просить Чурбанова, чтобы ОМОН, ну то есть ОМСН подогнал на всякий пожарный… Нехорошо, в авральном порядке опять.
        - Да это обычное дело, - говорит Ферик, - они спецом за день говорят, чтобы мы ничего толком подготовить не успели.
        Мы ещё какое-то время обсуждаем завтрашнее мероприятие, и я начинаю собираться уходить.
        - Фархад Шарафович, что вы по поводу Джемо Бакинского решили?
        Он хмурится:
        - Ничего не решил пока.
        - А можно ли надеяться, что вы рассмотрите мою просьбу? Я прямо очень вас прошу простить ему былые прегрешения и обиды, если такие были. Он был юным, а сейчас уже зрелый и разумный человек.
        - Я подумаю.
        - А он к вам не обращался в последнее время?
        - Да, мы с ним разговаривали, я обещал подумать, - немного раздражённо отвечает он. - Ему сказал и тебе говорю. Я подумаю, Егор. Подумаю…
        Я киваю.
        - Вот что ещё забыл тебе сказать, - продолжает он. - Через два дня буду с Рашидовым встречаться.
        - В Ташкент поедете?
        - Нет, - качает он головой. - Он сам приедет. Видать хозяин дёргает после твоей вылазки. Пригласил меня поговорить. Так что посмотрим…
        Следующим утром я ничего не ем. Просыпаюсь рано и пытаюсь дозвониться Наташке. Но нет, наверное уже на занятиях. Тогда я возвращаюсь к себе в номер и делаю основательную растяжку. Потом принимаю душ, умываюсь и берусь за телефон. Платоныч, Скударнов, Куренков и Злобин. Со Злобиным договариваюсь встретиться завтра и рассказать, как пройдёт сегодняшняя сходка. Да и по Куренкову нужно уже решать, а то сидит без дела человек, тоскует.
        Со Скачковым и Цветом я поговорил ещё вечером.
        Переговорив со всеми, собираюсь и иду на работу. Официально я пока не устроен, но идти надо, чтобы не было разговоров. Надо мне будет подыскать себе что-нибудь с более гибким графиком, но это после того, как дело с места сдвинем.
        - Здравствуйте, Ирина Викторовна, - улыбаюсь я, входя к ней в кабинет.
        - Явился, жених, - кивает она. - Ты разве не должен был лететь на швейку свою увольняться?
        - Сегодня никак, появились крайне важные дела. Теперь в среду, наверное.
        - Ну, тогда давай, садись, пиши отчёт о командировке.
        - Издеваешься, зачем тебе мой отчёт? Мы же вместе всё время были.
        - Во-первых, - многозначительно заявляет она, - вместе мы были не всё время. Далеко не всё время. А, во-вторых, отчёт не для меня, а для вышестоящего руководства. Сейчас к нам будет приковано пристальное внимание, поэтому никаких сбоев быть не должно.
        - Что? - я начинаю смеяться. - То есть я за тебя должен отчёт писать? Ты меня припахала типа?
        - Не припахала, а дала задание, потому что сама сейчас ухожу на совещание. Давай, женишок, не отлынивай. Тебе, между прочим, зарплату платят.
        - Я же не оформлен ещё.
        - Ну, будут платить, какая разница.
        Она поднимается из-за стола и подходит ко мне. Берёт за подбородок, поворачивает голову налево-направо, усмехается и отпускает.
        - Иди к себе и пиши отчёт. Через час чтобы он был у меня на столе. Всё, выходи, мне идти пора.
        - Я думаю, тебе тоже лететь надо, - говорю я.
        - Куда?
        - Со мной. Домой.
        - Зачем это?
        - Нужно Ленку Иванову забрать. Может, ещё кого-нибудь…
        - Что это ты о Ленке вдруг вспомнил? - хмурится Ирина.
        - А я и не забывал никогда. Работник она хороший и источник сведений обо всех.
        - Обо всех? Обо мне тоже?
        - Нет, - уверенно, хоть и с улыбкой, заявляю я. - О тебе никогда.
        - Паяц, - усмехается она. - Ну и лети сам. Я-то тебе зачем? Там тебя твоя широкозадая уже заждалась.
        - Э-э-э…
        - Что? Не заждалась?
        - Думаю, не особо, - пожимаю я плечами.
        - Ха, не отдался ей что ли? - прижимает меня к двери Новицкая.
        - Э-э-э… Можно и так сказать…
        - Ну вот, знала бы, кого-нибудь другого рекомендовала на своё место. Ладно, подумаю, побежала я, некогда мне. А ты пиши давай, думаешь, похихикал тут со мной и всё, можно ничего не делать? Не напишешь отчёт, я тебе выговор влеплю.
        - Ох, Ирина, ну что ты за человек…
        - Викторовна, - напоминает она.
        - Вот именно. Викторовна.
        Отчёт я, конечно сдаю вовремя. Сыроватый, но ничего, подправит, что нужно. Мне нужно ещё с Чурбановым встретиться. Мы пересекаемся с ним в кафетерии и обсуждаем план действий. Он, ясно дело, страшно недоволен, что всё в таком пожарном порядке решается.
        Но тут ничего не поделать, у урок на то и расчёт, что мы не успеем как следует отреагировать и останемся неподготовленными.
        Потом я еду за Скачковым. Он садится ко мне в машину, я доезжаю до ЦК, и Пашка везёт его в Дьяково на базу. Там они берут двоих парней, их у нас сейчас всего двое. Доверенные, хорошие ребята, стерегут оружейку.
        Так вот, они берут этих парней и несколько стволов, а потом приезжают ко мне, и вместе мы едем за Фериком. Цвет уже здесь. Дальше двигаемся кавалькадой, или правильней сказать, кортежем из пяти автомобилей.
        - Ну что, ребятки, - пытается придать нам оптимизму Ферик. - Всё нормально будет. Держитесь уверенно и спокойно. Я там кое с кем предварительно переговорил, общий настрой неплохой. Так что…
        Так что поехали, одним словом.
        Когда мы подъезжаем к ресторану, машин здесь оказывается немерено.
        - Все походу раньше нас приехали, - мрачнеет Цвет.
        Есть от чего стать мрачным. Ферик молчит, ничего не отвечает. Подбадривания заканчиваются. Мы заходим внутрь и застреваем. Сначала нас досматривают, а потом просто держат в фойе.
        - Я не понял, - демонстрирует недовольство Ферик, - мы здесь долго ждать будем?
        - Сказали, позовут, - пожимает плечами здоровенный мордоворот с квадратной головой.
        - Иди, скажи, что Ферик Ферганский здесь. А ещё скажи, что я ждать не буду ни минуты. Либо мы заходим внутрь, либо уезжаем, но тогда всё решать будем иначе.
        Ух ты, я смотрю он умеет выглядеть убедительно. Жажда ничто, имидж всё…
        Громила делает знак и второй громила, чуть меньше ростом, кивает и уходит в сторону зала. Через минуту он возвращается.
        - Ферик, - говорит он и кивает в сторону дверей. - И Цвет.
        - И Бро, - качает головой Фархад Шарафович.
        - Нет, - отвечает маленький громила.
        - Нет? Значит мы уходим.
        Ферик поворачивается и идёт к выходу. Потом останавливается и оборачивается ко мне и Цвету.
        - Уходим, - говорит он. - Чего ждёте?
        - Значит, война, - кивает Цвет.
        - Окей, - соглашаюсь я и двигаю за ним. - Так даже проще.
        - Не слишком ли просто? - раздаётся хрип позади нас.
        Мы оборачиваемся. У двери зала стоит очень худой и очень немолодой человек. Щёки его ввалились, лицо покрыто морщинами, одежда кажется, снятой с чужого плеча. Он держится рукой за горло и вдруг начинает кашлять.
        Кашляет надсадно и долго, сотрясаясь всем телом. Наконец, откашлявшись, он отхаркивается, сплёвывая прямо на пол и снова кладёт руку на горло, будто нажимая на невидимую кнопку.
        - Не слишком ли просто, - снова хрипит он, - вы уйти хотите?
        13. Пленумы, слеты, совещания
        Ферик внимательно смотрит на хрипатого и вдруг расплывается в улыбке.
        - Дымок, ты что ли?
        - Я, - скрипит урка, нажимая на шейный платок, повязанный поверх горла.
        - Жив курилка, - качает головой Ферик и подходит к этому Дымку.
        Они смотрят друг на друга а потом обнимаются.
        - А мне сказали, Ферик Ферганский будет, - механическим голосом говорит Дымок, - ну я думаю, дай схожу на старого кореша гляну. Так-то я никуда не выхожу. Видишь, какие дела…
        - Ничего, Макарыч, живой и слава Богу!
        Макарыч беззвучно смеётся.
        - Ну, пошли, - хрипит он. - Потолкуем.
        - Нет, Дымок, без корешей не пойду.
        - Так этот не вор, - кивает он. - Чего ты тянешь его?
        - Хочу, чтоб сказал кое-что ворам.
        - Он Белого мусорам сдал.
        - Белый беспредельщик и дебил, это же все знают, - разводит руками Ферик, а Дымок снова трясётся от беззвучного смеха.
        - Всё такой же, - отсмеявшись и нажимая на горло, хрипит он. - Ну ладно, пошли. Я скажу за вас.
        - Ты что ли арбитр? - спрашивает Ферик.
        - Нет. Айда. Этот обождёт пусть.
        Они берут Цвета и заходят в зал, а этот, то есть я, остаётся в фойе. Через несколько минут из зала выглядывает мордоворот и говорит, что меня пригласят минут через пять. Лады.
        Проходит минут пятнадцать, прежде чем он появляется снова и говорит, мол сейчас-сейчас и снова исчезает. Потом он появляется ещё минут через пятнадцать и ведёт меня внутрь банкетного зала.
        Момент ответственный. Не зачёт по истории КПСС с разбором статей Ленина, но всё равно мандраж имеется. Отряд милиции специального назначения готов ворваться и всех повязать. Пашка со Скачковым и ещё двумя моими пиратами тоже на многое готовы. Например, немного пострелять из автоматического оружия. Но им ещё надо сигнал подать.
        Заходим. В зале сидит дохрена урок, а именно целых четырнадцать, не считая Ферика и Цвета. Перед ними тарелки с едой, водка, минералка. Всё как положено.
        - …говорю, как есть, - недовольно заканчивает фразу Цвет. - По-любому. Кто бы там ни был.
        Головы поворачиваются ко мне. Я быстро оглядываю публику. Зураб щерится. Вырвался из застенков, козья морда.
        Из всех присутствующих я знаю только пятерых. Это, разумеется, Цвет с Фериком, Зура Белый, теперь вот Дымок и… Джемо Бакинский. Ну надо же, он-то как здесь…
        Он едва заметно мне кивает.
        - Общий салам, господа воры, - говорю я. - Мир вашим домам, а также здоровье и благополучие вам и вашим близким.
        Они переглядываются, а я осматриваюсь. Зал небольшой, ресторан, судя по всему, не самый дорогой и ориентирующийся на определённый социальный слой. Скатерть не очень белая, а тарелки, как из столовки. Да и запах жареного лука мог бы и послабее проявляться.
        - Ты что ли Бро? - спрашивает довольно молодой и резкий парняга, сидящий ближе ко мне.
        Ферик сидит в центре, Цвет чуть ближе к моему краю стола.
        - Да, я Бро, - подтверждаю я.
        - Чё зелёный такой? - ухмыляется он. - Тебе бы для начала на малолетку заглянуть.
        - В порядке обмена любезностями я тебе тоже могу совет дать, - спокойно отвечаю я. - С незнакомыми людьми не нужно излишне заноситься. Зураб может подтвердить эту истину. Он, правда, сам недавно только узнал.
        Цвет бросает на меня тревожный взгляд, а Джемал смеётся. Зураб же вскакивает и делает страшное лицо.
        - Я не понимаю, - кричит он с акцентом, - зачем мы должны слушать этого мусора! Он же в натуре мусор! Это чё вообще? Надо и у Цвета поинтересоваться, почему он с ним…
        - Присядь! - хрипит Дымок и машет на него рукой.
        Зура Белый осекается и, постояв пару мгновений, опускается на свой стул.
        - Ну, Ферик, скажи, - хрипит его старинный кореш, - зачем ты нам привёл салажонка мусорского?
        - Он сам скажет, - кивает мне Ферик.
        - Пусть сначала за Белого скажет. Ты его мусорам сдал?
        - Вы тут граждане авторитетные, - говорю я, помолчав. - Законы ваши строгие и понятные. И за это я вас уважаю. Не всех, правда, тех кто беспредельничает, уважать не могу. Ашотика Большого не уважал. Но вы и сами его не уважали. Зураба вашего тоже пока не могу уважать. Ведёт он себя, как дешёвый фраер.
        Над столом пролетает шумок.
        - Обоснуй.
        - Пусть сам расскажет, что он учудил и зачем шныря своего посылал с рукой обоссанной. Что за юмор у него и что он хотел. Но уважения человек явно не имеет. Так какое к нему отношение?
        - Так ты ментам на него стуканул?
        - Ты сука и так законтаченный! - шипит Зураб. - Братва, вы слыхали, в натуре?!
        - Нет, не стучал, - усмехаюсь я.
        - Ты чё жопой крутишь? - не унимается Зура Белый. - А чё они набежали да под козырёк брали?
        - Не стуканул, а распоряжение дал - говорю я. - Дал команду тебя закрыть. Понимаешь разницу? Грех не хотел на душу брать. А так тебя подержали да выпустили, чё? Но если ты настаиваешь на дуэли, хочешь судьбу испытать, я возражать не буду. Так вот. По нашим с вами точкам соприкосновения.
        - Да мы тебя щас на куски порежем! - рычит Зураб. - Ты живым не выйдешь отсюда.
        Я только головой качаю и продолжаю, уже не глядя на него:
        - Я не мент, - говорю я, - и я не чекист. Я просто дело делаю и сотрудничаю с серьёзными людьми. За меня много кто сказать может. В вашей среде вы моих партнёров знаете - это Ферик и Цвет, люди уважаемые и серьёзные. За моей спиной серьёзные люди из ментуры и из чеки. Если будем работать вместе, значит никто нас не тронет, ни те, ни другие. А бабки рекой потекут, не то, что у Ашотика было. Вы с вашей четверти будете больше получать, чем с половины при Ашотике.
        - Почему четверти? - перебивает тот, который молодой и дерзкий.
        - Менты, чека и я - это три четверти и у вас четверть. Так вот, мы хотим обратить ваше внимание…
        - А нахера нам такие рамсы? - наседает он. - Раньше мы четверть ментам отдавали за крышу. А теперь нам всего четверть?
        - Вы отдавали половину, - возражаю я. - И да, за крышу. А теперь всё поменялось, тех ментов уже нет. Кому отдавать? И прежних условий тоже нет. Теперь вы будете партнёрами. Или не будете, если не согласитесь. Вы можете замутить сами своё дело. Вас никто не заставляет работать со мной. Но со мной будете больше получать. Вот и всё. Я тоже без вас обойдусь. Но просто кинуть вас было бы неправильно. Поэтому такое предложение. Но имейте в виду, сейчас силовики в доле, и они всю конкуренцию будут напалмом жечь. Под корень рубить.
        Немного я здесь лукавлю, сейчас воевать с ними у меня своего ресурса нет, а если мы не договоримся, войны будет не избежать. Только Злобин и Чурбанов мне солдат не дадут на такие дела.
        - Ты в натуре рамсы попутал, - качает головой парняга. - Не, братва, вы чё не вкуриваете? Он нас конкретно из наших же катранов выживает.
        - Уймись, Рамсик, - одёргивает его Дымок своим тихим, но продирающим хрипом.
        - Так а где они, ваши катраны? - хмурюсь я, - Как Ашотика грохнули, они пустые стоят. Не заметно, чтобы вы там делали что-то. Попробуйте зайдите на свои точки. Или другие откройте. Вы же этого не делаете? Почему? Потому что условий нет. Ну, а я предлагаю всё возобновить. А для того, чтобы работа была эффективной, человек, которого вы поставите на катраны должен быть по своим качествам похож на Цвета. И лучше, чтобы это был Цвет. Считайте, что это пожелание вашего партнёра, причём партнёра, который держит контрольный пакет акций. Цвет с этим бизнесом хорошо знаком, у него уже несколько точек по всей Сибири. Всё идёт без сбоев, чётко, все довольны, общаки пополняются, верно? А Зура Белый - точно нет, с ним работать не будем. Если поставите его, значит дальше без вас поедем. Вы своим путём, мы своим. Вот и всё, что я сказать хотел.
        - Кто может подтвердить, что ты от имени ментов и чекистов говоришь? - спрашивает сутулый, коротко стриженый кент.
        - Будут кураторы от обеих контор, они и подтвердят. Если у меня полномочий нет, то ничего и не произойдёт. Тут всё ясно, другого не дано.
        - То есть сейчас никто? Мы тебе на слово должны верить? А кто ты такой, чтобы тебе верить? Мусорок?
        - Мне верить не надо, своим братьям поверьте, тем, которые меня знают и ручаются за меня. Нет, ну если хочешь, я через минуту спецназ ментовской организую. Но тогда уже всё по-другому станет, да?
        - Слушай, Бро, - кивает мне здоровый одутловатый дядя в спортивном костюме. - Ты в натуре внук Брежнева?
        - Ты сказал, - пожимаю я плечами.
        - Чего?
        - Да чего слушать мусорка?
        - Какой Брежнев, в натуре!
        - Мы с мусорами дел не имеем!
        - Имели и будем!
        - Да зачем нам мусора? И без них катать можем!
        - Цвет, а чё за тебя менты впрягаются, это как…
        - Нормально всё было бы, но Ашотик…
        Начинается небольшой гвалт.
        - Так, - хрипит Дымок. - Тихо!
        Но его никто не слышит. Тогда поднимается одутловатый, который про Брежнева спрашивал и громко требует тишины. Когда все успокаиваются, начинает говорить Дымок.
        - Мы тут всех послушали, - хрипит он, нажимая на шейный платок, - и все высказались, кто хотел. Кто не сказал, можете сказать.
        Он обводит всех взглядом, но желающих что-либо добавить не находится.
        - Смотрите сюда. Джемо Бакинский вор молодой, но уважаемый. Воровской закон чтит и поддерживает. Короновал наших братьев, на Урале на зонах порядок наводил, имеет авторитетных друзей, которые к нему прислушиваются. Он молчал, пусть теперь скажет.
        Джемо кивает.
        - Я Ферика Ферганского знаю давно, больше десяти лет, - говорит он. - Да и кто не слышал про Ферика? Таких нет. Это же легенда. Теперь я при всех вас задам ему вопрос. Ферик, ты назвал имя Цвета. Его я тоже знаю. Знаю с хорошей стороны, сталкивались с ним на зоне в Свердловске. Он человек дела. Посмотрите, за Уралом каждый вор вам скажет, Цвет и больше никто. Но прежде, чем назвать его имя, я хочу чтобы Ферик сказал мне прямо и откровенно, как если бы мы встретились с ним не в Москве, а в Ташкенте. Ферик, ты мне даёшь гарантию?
        Хех… Ну вот, Фархад Шарафович, тяни, не тяни, а ответить надо. Я про себя улыбаюсь. Ты гарантируешь, Ферик, что запустишь Джемала в Ташкент? Ведь вопрос он ставит именно так.
        Повисает долгая пауза. Ферик пристально смотрит на Джемо и даже головой качает. Поймал он тебя, поймал. Если скажешь «да», пообещаешь помощь в Узбекистане. Скажешь «нет»… ну и о чём тогда говорить… На нет и суда нет.
        - Пошли, - подходит ко мне мордоворот. - Ты всё.
        Я конечно, надеюсь на Ферика, но выходить до того, как он что-то ответит, не очень хочу. Но и не выходить нельзя. Блин… приходится подчиниться.
        - Что так долго? - спрашивает Скачков, выходя мне навстречу из машины.
        - Заседают, как партейные, - качаю я головой.
        - Так всё уже, можно ехать? - уточняет он. - Мне вообще-то на работу ещё ехать…
        - Нет, Виталий Тимурович, ещё надо подождать немного. Максимум полчасика, я думаю.
        Мы забираемся в машину. Ждём.
        - Тебе Злобин звонил, - говорит Пашка. - Просил позвонить, как освободишься.
        - Набери, - киваю я и тянусь за трубкой.
        - Закончил? - спрашивает Де Ниро после приветствия.
        - Нет ещё. Жду, чего решат. Но сам перед пленумом уже выступил.
        - Хорошо выступил?
        - Не знаю, честно говоря. Знающие люди советовали быть скромнее, но я сказал как есть.
        - Смелость города берёт? - спрашивает он и наверняка улыбается своей улыбочкой.
        У него лицо даже во сне наверное не разглаживается.
        - А сейчас думаю, может пострелять их там всех к херам, да и дело в шляпе. Что скажете? У меня тут отряд ментов неподалёку имеется.
        - Повремени, - с усмешкой советует он. - Пострелять - дело нехитрое. Всегда успеешь. Вот что. Часов в девять я подойду, поговорим, лады?
        Я смотрю на часы. Сейчас половина седьмого.
        - Лады, надеюсь успею. Вроде тут уже конец совещания, но наверное ещё потрындеть надо будет со своими союзниками. В принципе, всё там можно будет организовать, на нашей территории, да?
        Да. На этом и останавливаемся. Вскоре из дверей начинают выходить делегаты конференции. Или слёта, не знаю, как правильнее назвать. Выходит и Зураб. Сегодня он, кстати, не в белом, видать перед своими стрёмно Белоснежкой наряжаться.
        Я выхожу из машины и стою у машины, ожидая своих соратников-подельников.
        Белый идёт в сопровождении своей свиты, включая вчерашнего шныря из туалета. Заметив меня, Зура, останавливается, прищуривается, изображает гордость и высокомерие. Актёрище. Ему бы на сцену. Я не сдерживаюсь и улыбаюсь.
        Увидев мою реакцию, он бедняга зеленеет от злости. Он останавливается и картинно проводит ребром ладони по шее. В общем, и тэбэ, и сэбэ зарэжу. В ответ я как шаловливый школьник складываю пальцы пистолетиком и прикрыв один глаз «целюсь» в него и щёлкаю языком.
        Эффект превосходит ожидания. Его так корёжит, беднягу, что я даже начинаю опасаться, как бы он жизни не лишился.
        Подходит Ферик, и я отвлекаюсь от своего нового врага. Ферик подходит с суровым лицом.
        - Поехали со мной, - говорит он. - Сейчас поедем в казино и всё обсудим.
        - Кто?
        - Цвет, - кивает он.
        Я облегчённо выдыхаю.
        - Джемо тоже едет? - уточняю я.
        - Джемо?
        Подходят Джемал и Цвет.
        - Фархад Шарафович предлагает поехать в казино и поделиться впечатлениями от сходки, - говорю я.
        Они соглашаются. Мы рассаживаемся по машинам. Я благодарю Скачкова и Пашка везёт его на работу, а парней в Дьяково. А я остаюсь под защитой телохранителей Ферика.
        Мы вваливаемся в казино и идём в дальний закуток за стойкой.
        - Ну что? - говорю я и делаю знак бармену, чтобы он принёс бутылку «Монополь». - За новую эру игорного бизнеса?
        - Ты дерзкий игрок, - смеётся Джемо. - Я бы за карты с тобой не сел.
        - Я не играю, - усмехаюсь я.
        - Вот настоящая иллюстрация того, что шампанское существует для тех, кто рискует, - недовольно бурчит Ферик.
        - Фархад Шарафович, - с улыбкой говорит Джемо. - Спасибо, что пошли мне на встречу. Вы не разочаруетесь. Я вам обещаю.
        Тот только рукой машет. Облапошил его Джемал. Облапошил.
        - Ну что, когда едем в Геленджик? - спрашивает Джемо. - У меня на точке не так шикарно, как у вас здесь, но зато менты не такие прожорливые. Конечно, оставить ворам четвертину вместо половины… Ты Егор тот ещё еврей. Да чего там, ты азербайджанец, наверное. Или и то, и другое вместе взятое. Ладно. У меня отличное предчувствие. Думаю, мы сможем хорошо поработать вместе, да Фархад Шарафович?
        Тот только головой качает.
        - А вы когда в Ташкент летите? - не ослабляет хватку Джемал. - Я с вами. Вы же не против?
        - Не знаю пока, - отвечает Ферик. - В ближайшее время не собирался.
        Шампанское начинает действовать и все мы погружаемся в лёгкую словоохотливую эйфорию. Даже Ферик, кажется, примиряется с тем, что ему приходится простить Джемалу его прегрешения.
        - Нет, - смеётся Цвет, - Зураба ты, конечно, уделал.
        - Ну, а что, я разве неправ? Разве ему не положено наказание за такую херню?
        - С одной стороны да, - улыбается Джемо, - ты ведь партнёр. Но, тем не менее, ты не блатной, так что с тобой, по идее, что угодно можно делать.
        - Ну пусть ещё разок попробует, - киваю я. - Башку отверну.
        Мы, обсуждаем ближайшие планы и снова раз за разом возвращаемся к прошедшему пленуму. Впрочем, вскоре я покидаю своих товарищей, потому что замечаю Де Ниро. Да не одного, а с очаровательной спутницей.
        Она выглядит, как иностранка. Я вижу в ней внутреннюю раскованность, уверенность и ещё что-то неуловимое, отличающее её от нас. Разумеется, и одета она элегантно, модно и дорого.
        - Леонид Юрьевич, - окликаю я его, остановившегося посреди зала и озирающегося в поисках меня. - Я здесь. Здравствуйте.
        - А, Егор! - кивает он. - Привет. Знакомься. Это фрау Кох.
        Я смотрю на стройную и милую девушку с восхищением. Ну, разумеется. Как ещё смотреть на милых девушек? Ей, думаю, немного за тридцать, у неё вьющиеся светлые волосы и большие серые глаза, кажущиеся на первый взгляд печальными, но скрывающие озорные огоньки. Губы у неё большие и полные, а сама она стройная и даже худая, но грудь при этом выглядит очень богато.
        - Ева, - улыбается она, наблюдая за произведённым эффектом.
        - Очень рад, Ева, - улыбаюсь я в ответ. - Я Егор. Пойдёмте друзья вон за тот столик. Вы голодны?
        - Нет-нет, мы только что закончили ужин, - отвечает она.
        - Кто? Цвет? - спрашивает Де Ниро.
        - Так точно, - подтверждаю я.
        - Ну, и хорошо, а то беспокоился я, честно говоря. Потом расскажешь подробности.
        - Хорошо, - соглашаюсь я. - Что вам предложить из напитков? Что вы хотите, шампанское или дижестив?
        - Можно шампанское, - кивает Ева, и Злобин соглашается.
        Я делаю знак официанту и веду гостей к столу.
        - Значит, вы немка? - спрашиваю я. - Где живёте, в Берлине? А, может быть, в Дрездене?
        - Во Франкфурте, - отвечает она с улыбкой.
        Ого! Любопытное кино… И что же это значит? Для чего Злобин приволок сюда гражданку ФРГ?
        Официант приносит «Монополь» и целое блюдо бутербродов, а ещё тарелку с сырами.
        - Ничего себе, - качаю я головой. - Во Франкфурте?! И какими судьбами вас занесло в советскую Россию?
        - Я здесь по работе, - говорит она.
        - Интересно…
        - Интересно да, - кивает Злобин. - Даже очень. А знаешь, что ещё интересно?
        - Что же, Юрий Леонидович?
        - А то, что мне сегодня предложили генеральскую должность.
        - Неужели? Вот это да! Я так понимаю, должность заместителя? Вместо Мигуля?
        - Именно!
        - Ну, ничего себе! Юрий Леонидович! Я вас от всего сердца поздравляю! Давайте за это дело поднимем бокалы.
        Мы поднимаем и осушаем их до дна.
        - Простите меня, - поднимается Злобин. - Я отойду ровно на одну минуту.
        От уходит, а я беру в руки бутылку.
        - Итак, Ева, - изгибаю я одну бровь. - Что же у вас за работа такая прекрасная?
        - Прекрасная? - кокетливо смеётся она. - В принципе да, мне нравится. Она полезна для общества, и даже необходима.
        Я киваю в знак согласия и наливаю ей в бокал ещё шампанского. Ставлю бутылку и, повернувшись к двери… даже поверить не могу своим глазам. У входа стоит Рыбкина, улыбается и смотрит на меня.
        14. Будь со мной всегда ты рядом
        А вот это неожиданно. Прям реально неожиданно и не скажу, что приятно. Я, конечно, рад её видеть, но обстоятельства не просто не радуют, но даже напрягают.
        - Я прошу прощения, - говорю я, поднимаясь. - Извините, буквально одну минуту.
        Я иду к Наташке.
        - Сюрприз, - улыбается она, широко раскрывает глаза и вжимает голову в плечи, расставляя руки в стороны. - Надеюсь, приятный. Я тебе ничего не испортила?
        - Я тоже надеюсь, - улыбаюсь я и привлекаю её к себе. - Привет.
        Я целую её в шею и чувствую, как её тело вздрагивает от этой нежности.
        - Пойдём, познакомлю тебя с интересными людьми.
        Мы подходим к нашему столику одновременно с Де Ниро.
        - О, - хмыкает он, - ещё одна очаровательная дама в нашей компании.
        - Знакомьтесь, друзья, - представляю я Наташку. - Это Наталья, моя невеста.
        - Ого! - восклицает фрау Хоф. - Вот это неожиданность. Вы такие молоденькие и уже женитесь.
        - А чего тянуть, - усмехаюсь я. - У нас уже всё решено, мы как две стороны одной медали, нас ни распилить, ни оторвать друг от друга. Отныне и навеки, так чего ждать? Это Ева, а это Леонид Юрьевич.
        - Для юной красавицы просто Леонид, - улыбается он.
        Мы садимся за столик. Я делаю знак, чтобы Наташке принесли бокал.
        - А ты нам не говорил, что ждёшь невесту, - поднимает брови Злобин.
        - А я не и не ждал, - пожимаю я плечами. - Дело в том, что Наталья обожает сюрпризы. И вот, ради сюрприза она прилетела сюда из Новосибирска. Да, Наташ?
        - Ну, не совсем, если честно, - мотает она головой. - Сюрпризы я люблю делать, но только приятные.
        На короткое мгновенье по её лицу пробегает сумрачная тень. Должно быть, в этот момент она сомневается, что сюрприз мне понравился. Но воля либо юный оптимизм быстро расправляется с сомнениями и выражение её лица снова делается весёлым и жизнерадостным.
        - Нас, тех, кто свою первую сессию сдал на отлично, от универа послали на пять дней в Москву, - объясняет Наташка. - Мы будем участвовать в конференции «Студенты - XXVI съезду партии!» Я, как член факультетского комитета комсомола, буду выступать. А потом будет интересная программа в МГУ, МГИМО и МВТУ имени Баумана. Лекции, знакомство с вузами и всё такое.
        - И сколько вас набралось отличников-первокурсников? - интересуется Де Ниро, улыбаясь своей фирменной улыбкой мафиози и переводя взгляд с Наташки на меня и обратно.
        - Семь человек с факультета. И ещё замдекана. Всего восемь человек.
        - И вы здесь живёте? В этой гостинице?
        - Нет, конечно, - улыбается Наташка. Мы в Измайлово. Там тоже здорово, мне очень нравится.
        Мы болтаем ещё немного о Наташкиной поездке и внезапном появлении. Её невероятно веселит воспоминание о моём обескураженном лице, когда я с ней встретился взглядом. Ну да, действительно смешно.
        - Так где вы работаете, Ева? - спрашиваю я. - Вы не успели мне рассказать.
        - Я работаю в «Коммерцбанке», - с улыбкой отвечает она. - Приехала с делегацией на переговоры по кредитам.
        - О, в штаб-квартире, во Франкфурте? - спрашиваю я и бросаю взгляд на Злобина. - Сколько ещё будете здесь?
        Он утвердительно кивает, что бы это ни значило.
        - Как интересно, - оживляется Наташка. - А вы русская или немка?
        - Буду ещё три дня, - отвечает Ева мне и поворачивается к Наталье. - Мама моя русская, а папа немец.
        - Вы так хорошо по-русски говорите, будто в Москве всю жизнь прожили, - восхищается моя невеста.
        - Я жила, да, в детстве. Папа работал в посольстве. А мама всегда со мной говорила только по-русски. Родители познакомились в Америке, где жила моя мама с моими дедушкой и бабушкой. Отец бежал из Германии, потому что он не просто немец, он немецкий еврей. Так что два эмигранта встретились, и вот, пожалуйста, я перед вами.
        Она мило улыбается и всплёскивает руками.
        - Что же, это прекрасно, - замечает Де Ниро и разливает остатки шампанского. - За прекрасных дам!
        Когда мы выпиваем, он поднимается из-за стола.
        - Пойду закажу ещё, - едва заметно подмигивает он мне.
        Хм… Я даю ему отойти и устремляюсь следом.
        - Прошу прощения. Полагаю, распорядиться относительно вина лучше, всё-таки, мне.
        - Очень милая девушка, - улыбается Злобин. - Наталья, твоя невеста. Вот видишь, ты какой, молодой да ранний… Но послушай… Ева… она может быть нам полезной в некоторых делах. Я хочу, чтобы ты с ней поговорил. Она… она делает для нас кое-что. Ничего незаконного и нет, она не шпионка. Просто выполняет кое-какие поручения.
        - Конфиденциальные?
        - В определённой степени.
        - А если мы ей будем давать свои конфиденциальные поручения… Какова вероятность, что кто-то из ваших коллег сможет об этом что-нибудь разнюхать?
        - Пока это буду контролировать я - мизерная.
        - А какова вероятность, что вы успеете вывести её из игры, перед тем, как перестанете контролировать?
        - Поговори с ней. Чисто теоретически.
        - Сейчас? Или, может, пригласить её на ужин завтра?
        - У неё может не оказаться времени или измениться рабочий график. Но пока она здесь, прямо перед тобой, не стоит откладывать разговор.
        - Хорошо, я понял. Возвращайтесь к столу, я сейчас всё организую.
        Он возвращается, а я подхожу к бармену и прошу отправить мне ещё шампанского и икры заодно.
        - Где Бакс? - спрашиваю я у него.
        - Не знаю, только что здесь был… А, вон он идёт, в том конце зала.
        Я отхожу от бара и иду навстречу Баксу.
        - Миша, послушай, у меня просьба, - говорю я подхватывая его под локоть. - Вон, видишь за столиком девушку с каштановыми волосами.
        - Наталью?
        - Откуда ты знаешь?
        - Ну, как… - теряется он.
        - Ладно, неважно. Она сейчас разрабатывает систему отчётов…
        - А, точно, мне Лида говорила.
        Я качаю головой.
        - Смотри, подойди к ней и отзови в сторону. Попроси объяснить, что она там меняет и всё такое. Выясни все детали и держи её там не менее получаса. Ясно?
        - Ясно, - пожимает он плечами. - Когда?
        - Да, прямо сейчас.
        Я возвращаюсь к компании. Тут уже льётся шампань, а через пару минут приходит Миша Бакс. Он извиняется и очень просит Наташку ему помочь. К тому же, у него есть пара идей по отчётности и, может быть, она захочет их использовать. Она вздыхает, безотказная душа, и уходит с ним.
        - Очень милая девушка, - улыбается Ева Кох. - Ещё и в бухгалтерии разбирается. Почти как я.
        - Благодарю вас, - я тоже улыбаюсь. - Думаю, Наташе ещё многому надо научиться. Ева, а как часто вы приезжаете в Советскую Россию?
        - Бывает, время от времени, - кивает она. - Иногда каждый месяц, иногда раз в полгода-год.
        - А в другие страны вы ездите? Не социалистические. В Америку, на Карибы, может быть или в Панаму?
        - Ну, я в основном, по Европе путешествую, но иногда бывает, что и куда подальше.
        - А если бы мы с Леонидом Юрьевичем попросили вас о небольшой услуге?
        - Смотря о какой, - делается она серьёзной.
        - Открыть офшорную компанию или даже банк где-нибудь на островах.
        - Банк - это довольно большая услуга, - хмыкает она. - Можно даже сказать, огромная.
        - Это вопрос сугубо теоретический, мы пока не в состоянии открывать банки. Просто хотелось бы понимать, насколько это реально.
        - В принципе, как говорит мой папа, - кивает она, - если что-то сильно захотеть, ты обязательно этого добьёшься.
        - Если долго мучиться, что-нибудь получиться, да? - подыгрываю я.
        - Совершенно точно. Организовать офшорную компанию гораздо проще, даже такую, которая будет оказывать некоторые финансовые услуги, по сути, даже заменяя банк в чём-то.
        - А как управлять? Звонить мы не сможем…
        - Вы сможете посылать зашифрованные платёжные приказы. Конечно, это будет небыстро, нужно будет передать распоряжение мне, а я уже отдам агенту, который передаст его директору или напрямую в банк. Во Франкфурте я знаю серьёзную и довольно старую фирму, которая занимается, в том числе, открытием и обслуживанием офшорных фирм. Никуда и ехать даже не надо. Вы же посылаете мне… Ну, то есть… с вашими посылками можете слать и инструкции, дипломатическую почту ведь никто не досматривает. Ваш атташе получит и передаст вместе с другой корреспонденцией.
        - Ева, я бы хотел пригласить вас на ужин, - улыбаюсь я.
        - Это очень мило, но завтра я, к сожалению, буду занята. На послезавтра пока планов нет, но моё начальство легко может что-нибудь придумать, и тогда получится, что я вас подведу.
        - Давайте созвонимся завтра ближе к вечеру, - предлагаю я. - Умеете есть плов руками? Я могу научить.
        - Что? - смеётся она. - Нет! Плов руками?!
        - Да, есть такая эзотерическая техника, - делаю я многозначительное лицо и тоже начинаю смеяться.
        - Что же, звучит заманчиво. И страшно вообще-то. Но я заинтригована.
        - Надеюсь, - говорит Злобин, - ты узбека своего не потащишь с нами.
        - С нами, - повторяю я с улыбкой, намекая, мол совсем не факт, что вы, Леонид Юрьевич, тоже получите приглашение.
        Совсем не факт.
        - Нет, узбека я приглашать не планирую. А он, кстати, сейчас здесь, в дальнем закутке, празднует победу. И завтра нам нужно запускать наши новые точки.
        - Запускайте, - кивает Де Ниро. - Давно пора.
        - Вы в какой гостинице живёте? - снова обращаюсь я к Еве.
        - В «Интуристе», - отвечает она.
        - О, так мы соседи, практически. Скажите мне свой номер и я буду вам названивать с утра до вечера.
        Она говорит и поднимается из-за стола. Мы со Злобиным, разумеется, тоже встаём.
        - Ну что же, джентльмены, было очень приятно. Егор, приятно познакомиться с вами и с вашей Натальей.
        - Ой, нет-нет, Ева, прошу, давай…те станем на «ты».
        - Давай, - легко соглашается она. - Наташе передавай привет.
        - Обязательно передам, спасибо большое. Я провожу.
        У лифта мы встречаемся с возвращающимся Пашей.
        - Всё хорошо? - спрашиваю я.
        - Да.
        - Ты не ужинал ещё?
        - Я в пельменную заскочил. Мы куда-то двигаемся?
        - На первый этаж. Я провожу гостей и зайду позвоню Игорьку.
        Паша отправляется вместе с нами. Мы тепло прощаемся с Евой и Злобиным и идём звонить. Соединяют быстро и уже через пять минут я захожу в видавшую много переговорщиков, кабинку. Открываю деревянную дверь с узким стеклянным окошком и оказываюсь в тесном пенале, пахнущем почему-то железнодорожным вагоном.
        На полочке стоит чёрно-коричневый телефонный аппарат без диска. Я снимаю гладкую, тяжёлую карболитовую трубку, отполированную руками тысяч сограждан и слышу сонный и удивлённый голос Игоря.
        - Алло…
        - Игорёк, привет, - говорю я. - Извини, что разбудил.
        - Случилось чего? - настороженно спрашивает он.
        - Скажи мне, пожалуйста, а где Наталья?
        - Как где, дома должна быть… - чуть подвисает он. - Она что, не отвечает?
        - Нет, не отвечает, - говорю я. - Ты же говорил, что сопровождение ей поставил, да?
        - Поставил, но пост у квартиры не стоит. Там возможности нету, да ты и не просил же.
        - Верно, не просил. А теперь прошу. Найди ей новую квартиру, пожалуйста. Однушку или двушку и рядом с ней ещё одну. Там будет пункт охраны. Она должна быть, как и я постоянно под наблюдением. Она у тебя там закончила дела?
        - Нет ещё. Она же заболела. Простудилась. От доктора отказалась, температуры, сказала нет. Просто горло и насморк. Ну и поэтому, несколько дней приходить не будет. Но я ей чётко сказал, если надо в аптеку или магазин, мы смотаемся. А если отвезти куда-то, надо за полчаса предупреждать и я буду присылать машину. В универ, из универа тоже.
        - Ясно, Игорёк. Спасибо большое.
        - Она спит, наверное, крепко. Чаю с мёдом напилась да спит. Я сейчас пошлю кого-нибудь проверить. Или лучше сам смотаюсь. Да, так быстрее будет.
        - Не нужно, её дома нет, - отвечаю я.
        - Как это? - удивляется он и голос становится тревожным. - А где она?
        - Она наверху, здесь у нас. С Баксом новые правила отчётности обсуждает.
        - Не понял… - у Игорька, похоже, челюсть отвисает.
        - Ага. Сюрприз мне решила устроить, поэтому тебе ничего не сказала. Их от факультета отправили, от универа за достижения высокие.
        - Пи**ец… - тихонько говорит Игорёк.
        - Ага. Согласен. Ладно, извини, что разбудил. Пожалуйста, сделай, как я прошу, хорошо? И прости за Наташку, молодая ещё, ветер в голове. Я с ней поговорю.
        - Да, Егор, ты о чём, вообще… Я же на работе. Мой прокол. Прости, не уследил.
        - Ничего, теперь мы это дело иначе устроим.
        Я выхожу и поднимаюсь с Пашкой наверх. Наташка сидит за столиком и скучает. Атмосфера в зале наполняется возгласами крупье, гулом голосов, звоном бокалов и треском рулетки. На фоне сыплются золотые монеты из песни «Мани». Играет Пинк Флойд.
        - Ты где был? - оживляется Наташка. - Ева с Леонидом ушли уже?
        - Ушли. Ходил их провожать. Ну что, устала? Пойдём спать?
        - Ты что! Я же сбежала. Если замдекана хватится, что меня нет, знаешь какой атас будет! Мне обязательно вернуться надо будет.
        - Ты прямо как колобок, - улыбаюсь я. - И от Игоря ушёл, и от замдекана ушёл, а от тебя Егорка и подавно уйду, да?
        - Я думала, ты обрадуешься, - грустно говорит она и тут же вспыхивает. - Ну, извини, что помешала твоим секретным разговорам с симпатичными немками.
        - Наташ, - говорю я тихонько. - Ты знаешь, чем я занимаюсь, правда? Не всё ещё, но кое-что знаешь, да?
        - И что?
        - Ты вроде хотела быть моей опорой, соратницей моей… Или я неправильно понял что-то?
        Она затихает и настороженно смотрит на меня.
        - Прости за Барби-сленг, но ты хочешь быть моей половинкой или самостоятельной сферой, вокруг которой вращаются собственные протоны и нейтроны?
        Она молчит, пытаясь просветить рентгеном своих глаз мою черепную коробушку.
        - Можно и так, и так. Просто скажи, что ты хочешь.
        - А как мне быть твоей половинкой, - говорит она, - если тебя никогда рядом нет и вот даже теперь, когда я бросаю всё и приезжаю, ты демонстрируешь недовольство. Какой я вывод из этого должна сделать?
        - Вывод тебе придётся сделать самой, - пожимаю я плечами. - Думаю, ты сможешь. Вот смотри. Что ты делаешь в новосибирском казино? И вот сейчас Баксу ты объясняла какие-то вещи. Почему ты делаешь это?
        - Как почему? - дёргается она. - Что значит почему? Не надо, пожалуйста, со мной как с дурочкой разговаривать. И не надо всё сводить к каким-то малозначимым вещам.
        - Ну, - мягко отвечаю я, - ты всё-таки ответь, пожалуйста, на мой глупый вопрос.
        - Почему? - переспрашивает она. - Потому что ты сам меня попросил помочь тебе с этим делом. И я радостно ринулась в бой и стала помогать. В чём проблема?
        - Я не знаю, в чём проблема, возможно в том, что ты не до конца поняла, что я тебе предложил. Это, конечно, моя вина, нужно было всё объяснить, а не ждать, что ты сама догадаешься, что у меня на уме.
        Она недовольно передёргивает плечами.
        - Дело в том, что я не просил тебя помочь.
        - Как это? - злится она. - Я сама что ли тебе навялилась?
        - Я не просил тебя о помощи, - повторяю я. - Я открыл перед тобой дверь и сказал, это мой мир и теперь он принадлежит тебе так же, как и мне, понимаешь? Это часть меня и моей жизни, если хочешь, а ты ведь хотела, теперь он станет и твоей частью. Теперь мы вместе владеем им и вот тебе ключи от всех комнат и даже от секретной. Не просто заходи, куда хочешь, но веди учёт. Если хочешь, конечно. Но если ты на это соглашаешься, ты должна принять и условия. Условия эти не я придумал, они вырублены на каменной скрижали самой жизнью.
        Она молча хлопает глазами и ничего не говорит.
        - Для тебя не так уж и много этих условий. Главное из них - безопасность. Со мной опасно. Ты видела, что бывает, когда опасность подкрадывается слишком близко.
        Я касаюсь рукой того места, где под рубашкой прячется мой шрам.
        - Ты должна передвигаться исключительно с охраной. Всегда. Всюду.
        - Но это не возможно, - вскидывает она руку. - Это как вообще? А что я людям скажу?
        - Ты моя невеста и уже только поэтому под угрозой. Меня хотят убить и тебя хотят убить…
        Она фыркает.
        - Мне хотят сделать больно и тебе хотят. И не просто больно, уж поверь. У меня хотят выведать финансовую и другую информацию. И это они будут пытаться сделать через тебя. Унизить, ограбить, придушить, изнасиловать, убить. И это ещё не все их желания. Многие мои враги будут пытаться добиться своих целей. Здесь всё по-взрослому. Я знаю, ты меня любишь. Я тебя тоже. Но, несмотря на это, я хотел держаться от тебя подальше. Просто отошёл в сторону, чтобы не ставить тебя под удар. Это было очень трудно. А видеть, как ты страдаешь, было ещё труднее. А потом вдруг с какого-то будуна я решил, что смогу защитить тебя и мы всё преодолеем вместе. Ведь нам ничего не надо, кроме друг друга. Здоровый дядя, а вот такие мысли…
        Она хмурится. Я молчу. Как-то странно, говорить все эти вещи, будто читать вслух любовный роман…
        - Короче, Наташ, я тебе не сказал, мне показалось, что ты это осознаёшь, но я просто недодумал, и, в результате, поступил неправильно. В общем, быть со мной значит, что и я всегда буду рядом, даже находясь за тысячи километров, но тебе придётся отказаться от обычной жизни.
        Будь со мной, будь со мной,
        Будь со мной всегда ты рядом…
        - Оглянись, казино, все эти люди, разговоры и задачи - это уже очень необычно. Но я даже не об этом. Если ты со мной, то ты, говоря примитивно, делаешь то, что нужно. Без споров и сюрпризов. Потому что спорить с частью себя по меньшей мере странно, так? Если ты со мной, тебе придётся забыть об обычной жизни. Ты говорила, что хочешь стать частью меня. Я тоже этого хочу.
        - Погоди, - машет она головой. - Я запуталась.
        - Всё что у тебя есть - только я. А у меня только ты…
        Наверное, это не совсем верно и так сказать нельзя, выглядит это так, будто я требую слишком многого… но я не знаю, как лучше объяснить свою мысль.
        - И все замдекана, девчата и вообще всё остальное становится неглавным, всё. Ты мне это предлагала и я согласился. Но теперь ты сама подумай, готова ли ты к такой жизни? Подумай, пока не поздно. Не показалось ли тебе, когда ты говорила мне о своих… короче… Я от тебя ничего не требую, только принимаю то, что ты хочешь дать. Либо не принимаю, если ты уже не хочешь ничего давать.
        Она выглядит потрясённой.
        - А что значит, пока не поздно? - спрашивает она. - Ты хочешь сказать, что если я потом захочу уйти ты сделаешь меня пленницей?
        - Не знаю, - пожимаю я плечами. - Никогда не рассматривал подобное развитие событий. То, что ты захочешь уйти, отсутствует в моей системе координат. Это ведь раз и навсегда, пока смерть не разлучит нас.
        Она погружается в раздумья.
        - Когда ты хочешь получить мой ответ, - наконец спрашивает она.
        - Вообще, я думал, что он у меня уже есть. Поэтому и взвалил на тебя всё это. Ладно. Когда хочу? Ну, а чего тянуть, говори сейчас, если знаешь что сказать. Но, если надо время подумать, давай, подумай.
        - В принципе, ты прав. Я ведь и раньше тебе говорила…
        Она снова замолкает.
        - Да, - кивает она, поразмыслив. - Готова, да. Я готова тебе сказать.
        15. В сумрачном лесу
        Взгляд у Наташки затуманивается и кажется, будто у неё голова кружится. Она выглядит немного растерянной, как будто ей достался билет на экзамене, тот единственный, который она как раз и не выучила.
        Но мой вопрос, вроде бы исключительно простой, вопрос, ответ на который она сама, не дожидаясь, что я спрошу, давала мне много раз, теперь вызывает оторопь и растерянность. И эта её растерянность неприятным уколом входит мне в сердце.
        Потому как, даже не отдавая себе отчёта, я жду, подразумеваю и считаю данностью то, что она, как преданный генерал и самоотверженный солдат будет исполнять все мои приказы. Или, как моя собственная рука или нога, будет действовать не просто без промедлений и раздумий, а станет действительно частью меня и начнёт производить сокращения, движения и любые виды деятельности, даже неосознанные мною, но ведущие к моему исключительному благу.
        Наверное, это немного самонадеянно с моей стороны. Вернее, даже не самонадеянно, а эгоистично. И не наверное, а точно, так и есть. Она предложила, а я взял. Типа, приносишь себя в жертву? Ну, и молодец, давай скорее, а то дел ещё много.
        Я тянусь к ней через стол и беру за руку. Не хочу, чтобы ей показалось, будто мне всё равно, что она скажет. И не хочу, чтобы она видела во мне строгого начальника, замдекана, ёпрст…
        Наташка вздрагивает от моего прикосновения, и вдруг совершенно неожиданно её глаза становятся влажными. Она пытается скрыть это, наклоняет голову, отчаянно стараясь разгладить совершенно детскую гримаску на лице.
        - Наташ, - говорю я и, поднявшись со своего места, подхожу к ней.
        Она тоже поднимается и утыкается мне в плечо. Я обнимаю её, а она трясётся всем телом. Плачет. Твою дивизию… Она же ещё ребёнок совсем, а я тут наваливаю на неё всю эту белиберду. Ей бы с подружками в кино бегать да бантики обсуждать…
        - Егор, - подходит ко мне Бакс, - тебя к телефону.
        - Скажи, что потом перезвоню, - отвечаю я. - Или пусть Цвет ответит.
        - Нет, Цвет ушёл вместе с остальными в ресторан, когда ты выходил. Сказал, чтобы ты присоединялся. Да и… тут тебя конкретно.
        - Я сейчас не могу.
        - Говорит, что очень срочно.
        - А кто?
        - Не знаю, - отвечает он и, подняв брови, показывает глазами на Наташку.
        Конспиратор.
        - Прям очень срочно.
        - Ладно, спасибо, - киваю я.
        Кто там такой нетерпеливый, вернее, судя по мимике Миши, нетерпеливая?
        - Наташ, пошли, - говорю я.
        Она неохотно и с видимым трудом отрывается от меня, будто услышав мои мысли, действительно решила стать частью меня в буквальном смысле и вот теперь превращается в мой новый орган.
        - Присядь вот здесь, - завожу я её за стойку и усаживаю на стул.
        Сам я подхожу к конторке и беру трубку.
        - Слушаю, Брагин.
        - Что так долго! Груз прибывает.
        Это Айгюль, и голос у неё тревожный. Тревожный и нетерпеливый.
        - Погоди, как прибывает? Он через несколько дней ещё должен быть.
        - Раньше пришёл. Быстро проехали. И что, отправить его обратно?
        - Слушай, Айгюль, привет, во-первых. А, во-вторых, я его приобретаю в Москве, правильно? Поэтому вся ответственность до момента передачи, оговорюсь, до подтверждённого момента передачи, лежит на отправляющей стороне. У нас ещё ничего не готово.
        - Ну, молодец. Юрисконсультом можешь в МВТ работать. Только практически ты что советуешь? Может, хочешь всё отменить? Ну ладно, пусть тогда отправляющая сторона сама решает проблему. Только по факту выходит, что ты уже ничего не получишь. Деньги, может, я тебе и верну, если смогу выкрутиться из этой проблемы, но груз уйдёт без возврата.
        Спасибо, что разъяснила, а то я этого не понимаю. Твою дивизию… Два человека у меня, конечно, есть, но это всё. Ещё Пашка, я и Скачков. Отряд из наших парней, прошедших первичный отбор и подготовку, должен прибыть только послезавтра. В количестве пяти человек.
        Здесь, в Москве они будут жить в общаге, это Скачков порешал уже, только ордера пока не выписывают, тянут бюрократы. Ребята разместятся, войдут в курс дела и начнут готовить местные отряды и работать официально, как функционеры нашего движения.
        Сейчас везде подготовленных людей не хватает, так что начнут так, а потом массу наростят. Да, честно говоря, сейчас и с деньгами небольшой напряг из-за этого заказа. Система разрастается и не успевает вовремя себя кормить.
        В работе у нас два уровня - это дворцы пионеров и ДОСААФ, где нагрузка идёт уже довольно серьёзная. Возможно, не факт, но сейчас об этом стали говорить, может быть, вертолётки досаафовские и планёрные кружки тоже под нас отдадут. Это, конечно, хлопот добавит, но и весу нарастит.
        А ещё есть и третий уровень. Он самый незаметный и для меня самый важный. Из-за него, собственно, я всё это и замутил. Из новичков на этот третий уровень почти никто не попадает. Здесь только легионеры, наёмники, вроде Толяна. Они превращают свои знания и умения в деньги. Раз больше никто этого предложить им не может, предлагаю я.
        Но сейчас проблема в том, что легионеры не прибыли и место под новый арсенал ещё не готово. Скачков бедный и так на износ пашет. Не успевает ничего. В общем, как часто бывает одного-двух дней нам не хватает.
        - Ну, чего молчишь?! - недовольно бросает Айгюль. - Берёшь или нет?
        - Беру, - тоже недовольно отвечаю я.
        А выбора, собственно, и нет.
        - Передача там же, где и в прошлый раз. Подъедете, встретите, разгрузитесь и всё. Пароль: привет от Арутюна Ивановича.
        - Ты сам поедешь?
        - Возможно, - отвечаю я.
        - Тогда и пароль не нужен будет.
        - Постараюсь быть примерно через час-полтора, - говорю я и бросаю трубку.
        Твою дивизию! Ну кто так строит! Организация отвратительная!
        - Паш, собирайся, сейчас двинем, - бросаю я и накручиваю номер Скачкова.
        - Алло, - отвечает он. - Скачков слушает.
        - Виталий Тимурович, это я.
        - Не сомневался, - отвечает он. - Если ты лёг вовремя в постель, значит позвонит Брагин. Тут и к бабке не ходи. Чего опять?
        - Груз пришёл.
        - Твою мать! Егор, ты чё, с головой вообще не дружишь?! Кто так делает? Ты же говорил, через два-три дня!
        - Приехали раньше. Хорошо, я сам не уехал, я же увольняться собирался. Я так понимаю, какой-то форс-мажор.
        - Сплошной до-мажор! - с чувством произносит Скачков.
        - Через пятнадцать-двадцать минут у вас.
        - Понял тебя, - зло отвечает он после небольшой паузы.
        Вот так и крутимся, да?
        - Павел, погнали!
        - Наташ, - как можно более мягко говорю я, - на два часика отъеду. Миша, возьми кого-то из парней из охраны и проводите Наталью в мой номер. Наташ, дождись, я приеду и мы спокойно договорим. Или, если ты уснёшь, поговорим рано утром. Извини, правда, не ехать не могу. Скорее солнце налетит на Землю, чем я сейчас не поеду.
        Я наклоняюсь и чмокаю её в щёку. Она ничего не отвечает и только кивает, низко опустив голову. От этого по её тяжёлым каштановым волосам, ставшим в последнее время довольно длинными, прокатывается густая волна.
        Мы заезжаем за Скачковым и несёмся в Дьяково.
        - Егор, - продолжает злиться Скачков. - Херовая работа. Значит, надо менять партнёров. Так работать, не знаю. Думай, что делать, но так работать нельзя. Мы совершенно не готовы. Куда это всё сгружать вообще? Посреди двора ящики поставим?
        - Больше некуда.
        - Ну, охрененная идея! А потом как перевозить будем? Где машину брать, в ДОСААФе? Чтобы все знали, что у нас, сколько, откуда и куда?
        - Мы сейчас поменять ничего не можем, так? - спокойно отвечаю я. - Значит, будем приспосабливаться к текущей ситуации, правильно? Правильно.
        - Нихера не правильно! А соседи что скажут на то, что посреди ночи два или три здоровенных грузовика у нас будут разгружаться? Стуканут, куда следует, а тем и делать ничего не придётся. Подойдут, в щёлочку одним глазком посмотрят и всё, айда за ордером. Всех в острог, а некоторых, особо циничных, ещё и к стенке.
        Злится. Да что толку, я тоже злюсь. Правильно он говорит, да только как этим всем можно машину разгрузить. Или две. Ясно, что там помимо нашего груза будет куча всего другого, поэтому наши пушки и бомбы будут распределены по нескольким бортам. Ладно.
        В свете фонарей крупные и частые снежинки летят нам навстречу, как звёзды навстречу звездолёту. Все мы здесь просто отроки во вселенной…
        Мы заезжаем в белое, засыпанное снегом Дьяково, забираем обоих бойцов, вооружаемся и дальше летим на загруженной под завязку машине. Скачков восседает на переднем сиденье, а я с парнями теснюсь сзади. Мы несёмся в сторону совхоза имени Ленина. Там на дальней площадке у складов нас ждут грузовики.
        Возьмём их, проедем по шоссе Кирова до нашего штаба и разгрузимся. А через пару дней перевезём всё в бункер, подготовленный Скачковым. Работа пустяк, делать нечего. Начать, да кончить, как говорится…
        Валит снег, фуры стоят с выключенными фарами, так что сначала мы проскакиваем мимо.
        - Паш, погоди, - говорю я, - вроде там было что-то, давай развернёмся.
        - Уж два раза тут проезжали, - бурчит тренер. - Организация, мать твою за ногу… Не помните, где в прошлый раз встречались?
        Нам приходится съехать на второстепенную дорогу и, сделав небольшой крюк подъехать к тёмным ангарам складов за высокой бетонной оградой. В свете фар появляются два «Камаза»-дальномера, занесённые снегом.
        - Ё* вашу матерь! - ругается Скачков. - Как на этом к дому подъезжать?
        Хреново подъезжать, как ещё, но что делать-то? Подъезжать ведь надо, значит будем подъезжать.
        - Скажут, раньше в Ташкенте жили, вот вещи перевезли, - отвечаю я. - Номера узбекские, никто не будет привязываться. Выходи, Семён. Паша, сиди за рулём.
        Мы останавливаемся на почтительном расстоянии от «Камазов», с краю площадки, под углом и освещаем их светом фар. Семён, крепкий бычок, сидящий у двери с другой стороны сиденья, открывает дверь и выходит под крупные хлопья снега. Я тоже. Погодка блеск. Мы идём к грузовикам.
        - Э! - раздаётся предостерегающий голос с лёгкими акцентом. - Свет выключи! Кто такие?
        - От Арутюна Иваныча мы! - кричу я. - Паш, выключи свет, ребята недовольны.
        Пашка выключает. От машины отделяются несколько фигур, засыпанных снегом. Они включают фонарики и их лучи подскакивают и дёргаются, обшаривая нашу машину и нас самих.
        - Брагин, ты что ли? - раздаётся женский голос. - Сам пожаловал?
        - Назовись, - говорю я, хотя уже и так слышу, что это царь-девица.
        - Угадай, - смеётся она.
        - Привет, Рекс.
        - Привет, Егор.
        - Ты как здесь оказалась?
        - Работу работаю, груз охраняю.
        Я подхожу поближе.
        - Ну-ка, посвети на лицо себе.
        Она светит.
        - Точно, - улыбаюсь я. - Девушка Рекс.
        В свете фонаря её рыжая грива горит, как пламя, которое не может засыпать даже снег. Рекс тоже улыбается. Вот же, девка, солдат удачи. Откуда только берутся такие…
        - Как доехали? - спрашиваю я. - Почему раньше срока?
        - Да, - пожимает она плечами. - Соскучилась по тебе, вот и торопилась. А ты не рад, кажется.
        - Рад, Даша, кто же тебе рад не будет…
        - Не поверишь, тех, кто не рад очень даже много, - усмехается она. - На самом деле, у нас несколько пунктов выпало из маршрута, поэтому ехали напрямую, не делая ненужных крюков.
        - Ладненько, - киваю я. - Не в своё дело лезть не буду. Ну что, двигаем? Мы впереди, вы за нами. Ехать минут тридцать. По такой погоде чуть больше. Поближе к точке мы остановимся рядом со строительной площадкой, там большая парковка. Оттуда, будем брать по одной машине и разгружать. Сначала одну, потом другую. Ясно?
        - Да, хорошо, - соглашается она. - Только надо подождать немного, сейчас ещё один заказчик подъедет, мы ему посылочку отдадим и тогда двинемся.
        - Блин, Даш, - хмурюсь я. - Зачем делать так, чтобы заказчики пересекались?
        - Да, мы не специально. Они задерживаются просто.
        - На сколько?
        - Да вот, больше, чем на час, - отвечает она.
        - Это очень плохо, - качаю я головой. - Серьёзно говорю, не потому что тороплюсь. Лучше его уже не дожидаться. Есть очень мало хороших причин, заставляющих покупателя задержаться больше, чем на час. Либо влип, либо бабки не подготовил, либо ещё что. Ну, бабки можем исключить, тем не менее…
        - Нет, деньги он должен отдать мне, как раз. Сделка классическая, я передаю товар, он деньги.
        Как в кино. У меня с товаром Айгюль имеется собственный опыт…
        - Даша, я не буду присутствовать при твоей сделке. Или мы едем прямо сейчас, что для меня предпочтительнее, либо я приеду через полчаса или через час.
        - Да, ты прав, - говорит она, - тебе лучше не лезть в это дело.
        Блин! Конечно, мне лучше не лезть, но память почему-то подсовывает воспоминания о том, как совсем недавно вот эта самая царь-девица влезла в мои дела, хотя ей тоже можно было не лезть. Ладно, там она выполняла обещание, данное Айгюль, но я, очень может быть, не выгреб бы из той заварухи, не появись тогда Рекс со своим отрядом.
        - Это что, наркота? - спрашиваю я.
        Блин, молчи!!! Зачем ты лезешь!!! Ты ничего общего с наркотой не имеешь!
        - Гашиш, - отвечает она.
        Твою дивизию, Цвет! Сраный Ферик и Айгуль, и Цвет! Хреновы нарколыги.
        - Цвет? - спрашиваю я.
        - Что это значит? - не понимает она.
        - Покупатель Цвет?
        - А, нет. Не он.
        Фу-у-ух…
        - Поехали, Даш. Ждать очень и очень плохая идея. Позвонишь Айгюль, пусть она сама разруливает.
        - Потом с мешком пластилина этого по Москве ездить… - задумчиво говорит она. - Нам утром на шёлковом комбинате разгружаться.
        - Какая разница, ты всё равно со стволами едешь. Тоже тема не самая невинная, да? Айгюль найдёт возможность забрать у тебя.
        - Стволы я тебе отдаю, а обратно пустая на самолёте. Никаких проблем… А теперь вот с этим… грузом… Слушай, она сказала, что этот покупатель надёжный, несколько раз брал и всё нормально всегда было… Ладно, ты прав, надо ехать.
        - По машинам! - кричит она, но в этот момент на площадку влетают три машины.
        Я присматриваюсь, не менты ли… Нет. Две белые «жиги» и одна белая «Волга». Они проскакивают вперёд нас к кабине первого грузовика. Мы оказываемся немного позади, а они встают так, что передняя «жига» оказывается обращённой бортом к нам и светит на головной грузовик. Две другие машины останавливаются под углом к нам и грузовику.
        Я отхожу к машине сам и, хлопнув по плечу Семёна, увожу его за собой. Два раза легонько стучу в окно, и Скачков опускает стекло.
        - Тихонько, как мышки, - командую я выходите и вставайте за машину. Оружие к бою.
        - Хлопают двери машин вновь прибывших.
        - Привет от Зуры Белого, - весело кричит один из примчавшихся джигитов.
        - Свет выключи! - командует мужской голос из команды Дарьи Рекс.
        - Зачем выключи? - удивляется человек с кавказским акцентом. - Как товар смотреть? Деньги как считать?
        - Выключи свет! Фонарь есть. Выключи, я сказал!
        В свете фар весь отряд царь-девицы оказывается, как на ладони. Пять мужиков с американскими автоматическими винтовками и она со своей АР-16. Возможно тут не все, не знаю.
        - Ладно-ладно, не кипишуй! Выключаем-выключаем!
        Свет гаснет и над площадкой воцаряется романтическая зимняя сказка. Белый снег, тёмные силуэты и скачущие, как космические челноки, лучи фонарей. Они группируются вокруг капота «Волги».
        Сначала на капот кладётся «дипломат» с баблом. Я скорее догадываюсь, чем вижу. Деньги трогают и проверяют, не кукла ли, и только потом крышка закрывается.
        - Показывай товар! - громко требует покупатель.
        Одна тень отделяется от остальных и исчезает за грузовиком. Через полминуты тёмная фигура возвращается и показывает крупный брикет.
        Они что-то тихо говорят и забирают то, что теперь принадлежит им. Парень из группы царь-девицы берёт чемодан с деньгами, а джигит из группы Белого забирает внушительных размеров свёрток и уносит его в багажник «Волги».
        Покупатели быстро возвращаются к своим тачкам, включают свет, и Рекс со своей бандой снова оказывается хорошо освещённой. Твою дивизию! Уйди! Уйди в сторону! Какого хрена!!! Твою дивизию!!!
        Рекс понимает, что что-то не так и ускоряется, пытаясь выскочить из луча света. Но не успевает! Воздух прорезает автоматная очередь. Сука!
        - Е*ать! - выдыхает Скачков.
        - По джигитам на поражение! - командую я.
        У нас пистолеты. Бесшумные. У всех. У людей Белого калаши. Три. Они выскакивают из-за машин и гасят. Гасят, как обдолбанные, как Рэмбо, как слетевшие с катушек голливудские супергерои. Пар, запах пороха и фонтаны крови! А сверху падает снег, умиротворяющий, пытающийся обелить всё, что мы натворили и что ещё натворим.
        Щёлк! Один готов. Щёлк! Второй готов. Я как в тире.
        Сердце моё, сердце, уймись! Не мешай! А впрочем… А впрочем ты единственное, что всё ещё сохраняет меня человеком. Ты и, возможно Наташка, не знаю точно…
        Щёлк, щёлк, щёлк, готов, сука.
        Поэтому. Да, поэтому и только поэтому… Похеру, что она там решила. Я её не отпускаю! Нет, не отпускаю. Привяжу, прикую, пришью к себе и не отпущу… Знаю, что никогда так не сделаю, но эта мысль успокаивает и позволяет… позволяет лучше прицеливаться.
        Может, имей я не такое беспокойное и чувствительное к адреналину сердце, давно стал бы уже хладнокровным кадавром, монстром, вурдалаком… А так… Щёлк! Остаётся ещё два патрона. Переживаю всё-таки…
        Скачков с пацанами долбят не рассусоливая. У джигитов только мозги летят. Хлоп! Хлюп! Х*як!
        Один из духов вдруг догадывается откуда их обстреливают и посылает в нашу сторону рой раскалённых жужжащих шершней. Они врубаются в металл кузова, тарабанят по железу, но ни до кого из нас не добираются. А я… а я… Хлоп… И всё, остаётся только один патрон в стволе, а джигит с автоматом прекращает свой жизненный путь.
        Земную жизнь пройдя до половины,
        Я очутился в сумрачном лесу…
        - Всё! - коротко бросает Пашка. - Духи всё.
        Говорят, Данте, когда писал «Ад», сидел по ночам в природных ваннах Сатурнии. Это сероводородный источник в Тоскане. Темнота, полная луна, заливающая холодным оловом фантастические кальциевые наросты, и горячее движение сероводородных струй…
        Что бы он написал, окажись здесь и сейчас, например, умерев и очнувшись в Скачкове. Снег, свет фар и кровь…
        - Девушка! - ору я Пашке, бегущему вперёд. - Проверь девушку!!!
        Все, лежат. Твою дивизию!!! Ни одного уцелевшего!
        Я подбегаю к Пашке. Он расстёгивает, разгрызает, разрывает одежду на груди Дашки. Белая, колышущаяся грудь, молодое сахарное тело, молочное тело, девичье тело… И дыра, из которой толчками уходит жизнь, пульсируя чёрной густой струёй. Струя с каждым всплеском сбавляет силу, уступая обстоятельствам - вот этому мягкому и пушистому совершенно сказочному снегу и холодной тишине, абсолютно необъяснимой и дикой после короткого, но безумного шквала огня…
        - Живая пока! - говорит Пашка. - Держи здесь. Он прижимает к ране тряпку, лоскут оторванный от рубашки Рекс, и я перехватываю её и жму, жму со всей силы.
        А он вскакивает на ноги и начинает срывать с себя куртку… Но вдруг тишина снова нарушается посторонним, чужим, громким и резким звуком.
        Звуком одиночного выстрела и зловещим, адским жужжанием алчного насекомого, вылетевшего из пистолетного ствола…
        Земную жизнь пройдя до половины,
        Я очутился в сумрачном лесу,
        Утратив правый путь во тьме долины.
        Каков он был, о, как произнесу,
        Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
        Чей давний ужас в памяти несу!
        16. Что я скажу…
        Пашка, такой сильный и знающий, что делать, такой надёжный, спокойный и вдруг замирает, руки его опускаются, а тело… Тело становится неживой органической оболочкой. Он с высоты своего роста падает в снег. Туда, откуда прилетел смертельный шершень, летит целый рой других шершней, справедливых, несущих возмездие и истину в последней инстанции. Последний дух падает навзничь.
        Победа, твою дивизию…
        Победа…
        - Есть кто живой?! - кричит Скачков, подходя к «Камазу», а я несусь к машине, запрыгиваю внутрь и начинаю набирать номер.
        - Алло… - наконец раздаётся сонный голос Де Ниро.
        - Это Брагин. У меня два человека с пулевыми. Состояние критическое. Нужна машина сопровождения и госпиталь без лишних вопросов. Я еду по Каширскому шоссе, то есть по Кирова со стороны совхоза имени Ленина по направлению к центру. Сможете?
        - Твою мать, Брагин!
        - Сможете или нет?! - ору я.
        - Говори номер машины!
        Мы кладём царь-девицу на задний диван, а Пашку усаживаем на кресло переднего пассажира, до предела опустив спинку. В караване оказывается ещё четверо выживших. Это водители. Они трясутся, как осиновые листья, но Тимурыч быстро приводит их в чувство тумаками и удивительным красноречием.
        Он с Семёном и вторым парнем, Шуриком рассаживаются по грузовикам. Оказывается за ними, спрятанный от дороги, имеется ещё «москвичонок». В общем, они рассаживаются по машинам, и все мы выезжаем на шоссе.
        Я еду вперёд, а они за мной. Ждать их я не собираюсь, еду так быстро, как могу. Скользко, особо не разгонишься, конечно, но я тороплюсь. У меня каждая секунда на счету. Еду-еду-еду и тут, как назло, ну, собственно, иначе и быть не могло, на дорогу выскакивает занесённый снегом гаишник и машет своей палкой.
        Ночь! Чего тебе надо?!
        Хер! Не остановлюсь. Буду лететь вперёд пока меня не перехватят кагэбэшники Де Ниро. Но он, как чувствует, выскакивает на середину дороги. Ну что за козёл! Твою дивизию! Приходится притормозить. Я останавливаюсь.
        Пофиг. Он подойдёт с моей стороны, а я открою окно, а сам дам по газам. План огонь. Главное, чтоб из боковой улочки они не успели выкатить мне под колёса свою «копейку». Блин, стартануть тоже надо аккуратненько, чтобы не забуксовать и не начать шлифовать засыпанное снегом полотно.
        Гаишник, кивает, будто рыцарь поправляющий шлем перед боем, и идёт ко мне. Хоть бы дыры от пуль не заметил, а то начнёт сразу подмогу звать, тогда точно хрен от него вырвешься. У меня ещё два почти что трупа в тачке. Кровь и запах крови.
        Видишь же, спецтранспорт с антенной, куда прёшь? Он уже почти доходит до меня, как вдруг останавливается и оборачивается назад, к своим коллегам.
        - Чего? - кричит он, внимательно слушает ответ, бросает на меня полный сожаления взгляд и, подорвавшись с места, бежит к своим.
        Интересное кино. Он заскакивает в машину, она тут же срывается с места, и врубив мигалку и сирену, уносится туда, откуда я только что приехал. В зеркале заднего вида я вижу приближающиеся «Камазы». Ну что же, пронесло. На этот раз.
        Я жму по газам и лечу вперёд. Дашка Рекс стонет, а вот Пашка не проявляет ни малейших признаков жизни…
        Что я скажу твоим домашним
        Как встану я перед вдовой?
        Неужто клясться днём вчерашним?
        Неужто клясться днём вчерашним?
        Неужто клясться днём вчерашним…
        Заткнись, Булат Шалвович, очень прошу, заткнись, пожалуйста…
        Минут через десять дорогу перекрывают две чёрные «Волги» с маячками. Они просто выходят на меня лоб в лоб, и я довольно резко останавливаюсь. Задницу заносит и я едва не втыкаюсь в этих красавчиков.
        - Фамилия! - требует человек в штатском, заглядывая в окно и охватывая взглядом безжизненную и жуткую картину, царящую у меня здесь.
        - Брагин.
        - Следуйте за машиной, - командует он. - Вторая поедет за вами.
        Я киваю. Они шустро разворачиваются и мы едем дальше. Теперь уже не едем, а несёмся, летим на всех парах. Редкие ночные водители расступаются, разлетаются, разбегаются перед нашим чёрным кортежем, они будто чувствуют, что это поезд смерти.
        В госпитале, в том же, котором я уже бывал раньше, всё происходит, как в кино, за исключением, может быть, излишнего ажиотажа. Тела быстро укладывают на каталку и везут в операционную.
        Я сажусь в приёмном покое и закрываю глаза.
        - С вами всё хорошо? - раздаётся участливый милый голос.
        Открываю глаза и вижу молоденькую сестричку. Ночная смена, красные глаза, морщинка на лбу. Спасибо, милая, я в порядке.
        - Да, - вздыхаю я. - Спасибо. Устал.
        - Хотите кофе?
        - Серьёзно? Кофе?
        - Да, - кивает она без тени улыбки. - Я себе только что сварила, но там и вам хватит.
        - Очень хочу, - говорю я. - Очень.
        Она приносит мне большую кружку.
        - Не знаете, что там? - спрашиваю я, кивая в сторону, куда увезли ребят.
        - Операция. Приехали ещё хирурги, помимо дежурной смены. Их заранее вызвали. Не волнуйтесь, они сделают всё, что будет в их силах…
        Да, не сомневаюсь. Только я волнуюсь не о том, что они не все свои способности и силы используют, а о том, что этого может оказаться недостаточно.
        - У вас точно нет никакой информации из операционной? - спрашиваю я.
        - Нет, - печально пожимает она плечами. - Я думаю, информация нескоро будет, если…
        Если всё не слишком худо, да?
        - Хотите, вы прилягте здесь, - участливо говорит она. - А я вас разбужу, как что-то прояснится. Или, ещё лучше, поезжайте домой. Оставьте телефон и я или другая сестра вам позвоним и сообщим.
        - Спасибо, - благодарно киваю я. - Как вас зовут, милая?
        - Аня, - отвечает она, чуть смутившись.
        - Спасибо вам, Аня. Вы большая молодец. Правда, спасибо.
        Я оставляю свой телефон и беру номер отделения, а потом выхожу на крыльцо. Снег стал мелким и редким, будто скрыв следы ночной битвы, он посчитал, что дело сделано и пошёл на убыль.
        Я вдыхаю влажный холодный воздух полной грудью и иду к машине. Чуть в стороне, за площадкой перед больницей замечаю старую покосившуюся церквушку. Белые оштукатуренные стены, чёрные луковки куполов… Чёрные и припорошённые снегом. Внутри что-то ёкает и я решаю подойти.
        Наверняка, закрыто, но всё равно иду туда. За оконцем теплится тусклый свет. Я нажимаю на ручку, и дверь подаётся. Осторожно открываю её, заглядываю внутрь и замечаю священника. Он испуганно оборачивается на звук отворяющейся двери.
        - Простите, батюшка… - останавливаюсь я. - Можно мне войти?
        Он молча кивает и отворачивается, обращаясь к иконе, перед которой стоит. Я осторожно захожу. Чувствую себя разбойником, пропитанным кровью и пропахшим порохом. Стою посреди крошечного храма и крещусь на почерневшие от старости иконы. Густо пахнет ладаном.
        Священник выглядит довольно молодо, ему лет тридцать семь, а впрочем, во мраке особо и не разглядеть. Он заканчивает молитву и оборачивается ко мне.
        - Что с тобой случилось? - спрашивает пристально оглядывая меня.
        Да так и не объяснишь… Чего только не случилось…
        - Можно молебен заказать о здравии? - поёживаюсь я.
        - Можно, - кивает он.
        - А вы можете… Можете прямо сейчас?
        Он опять кивает.
        - Имя назови.
        - Дарья и Павел…
        Он начинает читать молитву, а я вытаскиваю несколько купюр и, положив на полку рядом со свечками, выхожу в ночь. Снег совсем прекратился…
        Я сажусь в машину и звоню Айгюль. Она снимает трубку сразу. Похоже, ждёт звонка.
        - Рекс в госпитале, - говорю я. - Состояние тяжёлое, идёт операция. Запиши номер телефона.
        - Что случилось? - ахает она.
        - Сейчас говорить не могу. Приезжай утром ко мне, я всё расскажу.
        Кое-как нахожу дорогу до Дьяково. Ворота во двор оказываются открытыми и из них торчит голова «Камаза».
        - Ну что там? - спрашивает меня взмыленный Скачков.
        - Не знаю, - качаю я головой. - Операция идёт.
        Они выгружают тяжёлые ящики. Сначала им пришлось вытащить из машины шёлковую нить, которая в соответствии с накладными отгружена и должна быть доставлена на фабрику. Лучше это сделать завтра, вернее, уже сегодня утром. А теперь вот ворочают ящики с железом. Первая машина почти разгружена.
        Я включаюсь в работу. Скидываю куртку, засучиваю рукава и вперёд. Закончив разгрузку, мы закидываем обратно в кузов товар для фабрики. Водители вкалывают вместе с нами. Приходится оплатить их участие по повышенному разряду.
        - Видели, что случилось? - спрашивает их Скачков.
        - Нет, - дружно мотают они головами.
        - Если вдруг кто-то из вас вспомнит, то что вы не видели или этот вот адрес…
        - Нет, мы ничего не видели, - начинают клясться они не давая ему договорить.
        Страх страхом, да только и он совершенно ненадёжный хранитель тайн. Хорошо, что мы переезжаем в другое место. Здесь же в Дьяково мы приобрели большой дом на отшибе и оборудовали в нём настоящий бункер. Оба дома приобретены на разных хозяев, жильцы тоже разные и связь проследить можно только, когда мы будем перевозить «вещи». Ну, кто же знал, что всё сложится именно так…
        Вторая машина оказывается значительно меньше. Вернее, не сама машина, а её содержимое. Ввосьмером мы справляемся за два часа. Расплачиваемся с водителями и отпускаем их восвояси. Они, кажутся совершенно счастливыми от того, что мы их тут не только не похоронили, но ещё и баблишка подкинули.
        Я загоняю тачку во двор. Места, заставленного ящиками, едва хватает. Машину тоже придётся оставить здесь, поскольку ездить по городу на «Волге», прошитой автоматной очередью очень плохая идея.
        Я остался без водителей, телохранителей и без машины. Отличный результат работы за отчётный период. Просто прекрасный. Очень поучительная ситуация, не правда ли…
        - Как выбираться будем? - спрашивает Скачков. - Так, Ахтырский, ты остаёшься здесь. Не ешь, не спишь, на толчок не ходишь, не спускаешь глаз вот с этого добра. Завтра пацаны прилетят, тогда сменишься. Считай в караул заступил.
        Ахтырский - это Шурик, тот, что сидел между мной и Семёном, когда мы ехали на встречу.
        - А ты, Мальцев, теперь становишься тенью Брагина. Будешь жить в гостинице в соседнем номере. Куда он - туда и ты. Ясно бойцы?
        - Ясно, - устало кивают они.
        - Не понял! - хмурится Виталий Тимурович.
        - Так точно, - говорят они, чтобы он отстал, сил уже ни у кого нет.
        - Так-то! Ладно, пошли в сторону центра, будем по пути попутку ловить.
        - Может, Сергею Сергеевичу позвонить? - предлагаю я.
        - Посреди ночи? Под утро даже? И адрес палить незачем лишний раз, и так вон пол-Узбекистана знает, где оружие разгружают.
        - Да, блин, - киваю я. - Дом этот придётся продавать к херам. А жалко, место хорошее. Попробую такси вызвать.
        - Зачем светиться? - хмурится Скачков. - Нет, идём, я сказал.
        Я соглашаюсь, но уже минут через десять начинаю страшно жалеть об этом. Мы идём не менее получаса, прежде чем останавливаем попутку. Не подумали, водитель-то должен определённой смелостью обладать, чтобы остановиться на просьбу трёх сумрачных мужиков.
        Останавливается бежевый «еразик» Мосгаза. Мы довозим Тимурыча, и я решаю поговорить с Айгюль прямо сейчас, потому что утром буду спать, или, если не буду, у меня точно появятся неотложные дела.
        Водитель соглашается ещё за пятёрочку в дополнение к уже полученной, подвезти нас с Семёном на Патрики. Мы расплачиваемся и выходим в предутреннюю темноту. Поднимается ветер, вроде тёплый, но достаточно сильный и промозглый. Я ёжусь, поднимая воротник. После нервных и физических трудов меня начинает колотить.
        - Зябко, да? - киваю я Семёну.
        - Да, - угрюмо соглашается он.
        Мы заходим в подъезд и, тихонько притворив дверь, крадёмся мимо спящего консьержа, или как он там называется. Поднимаемся пешком, чтобы не грохотать. Я нажимаю на кнопку звонка. За дверью ничего не слышно. Блин, хоть бы она не умотала в госпиталь, Айгюль эта.
        Но нет, не умотала. Слышу приглушённые шаги. Подходит и замирает, смотрит в глазок. Узнав, сразу открывает дверь, и мы с Семёном вваливаемся внутрь.
        Она не спала. На ней спортивный костюм, глаза красные, воспалённые. Айгюль отступает на пару шагов и молча кивает.
        - Это Семён, - говорю я и поворачиваюсь к нему. - Ты что будешь, чай или кофе?
        - Чай, - устало говорит он.
        Айгюль снова кивает и показывает рукой в сторону кухни. Мы идём туда. Она включает чайник и достаёт из холодильника порезанный сыр и ветчину. Из хлебницы вынимает половину узбекской лепёшки. Кладёт это всё на тарелки перед Семёном и наливает в чашку чай. Ставит вазочку с мёдом и пиалу с сухофруктами.
        - Угощайся, - говорит она и махнув мне головой, выходит из кухни.
        Мы заходим в гостиную.
        - Ну?
        Она стоит передо мной и внимательно смотрит мне в глаза.
        - Вот тебе и «ну», - зло говорю я. - Ты продолжаешь наркотой барыжить?
        - Рассказывай, что случилось, - хмурится она.
        - Ты звонила?
        - Да, последний раз только что. Операция ещё идёт.
        - Про Пашку не спросила?
        - Нет, ты ничего не говорил. Рассказывай, что случилось.
        - Ты дяде уже сказала про Рекс?
        - Нет, - раздражённо отвечает она. - Что я ему скажу? Я сама не знаю, что там у вас произошло.
        Я сажусь в кресло и рассказываю. Она слушает внимательно, молчит и не перебивает. Когда я заканчиваю, складывает руки на груди и начинает расхаживать взад и вперёд по комнате.
        - Кутынгяски, джаляб… - наконец, тихо произносит она. - Где товар?
        - У меня, - отвечаю я. - И мой и твой. Теперь твои водители очень много всего знают.
        - Это гражданские. Они ничего не скажут, - говорит она. - Если их не схватят.
        - Оптимистично, - хмыкаю я. - Ты Цвету продаёшь?
        - Слушай, спроси у него сам, - сердито говорит она. - Я такую информацию не сообщаю.
        - Ну и молодец, что не сообщаешь. А я обычно не расстреливаю тех, кто хочет тебя кинуть и не прячу у себя дурь вместе с бабками, предназначенными на оплату этой дури. Мне обычно похеру, когда наркобарыги крошат друг друга. Но это так, обычно. А сегодня у меня прям очень необычный день. Ночь, то есть…
        Она поджимает губы и ничего не говорит.
        - Ну ладно, - встаю я с кресла и иду к двери. - Не хочешь разговаривать, не разговаривай. В общем, пожалуйста. Не стоит благодарностей. Обращайся ещё.
        - Да погоди ты.
        - Вообще-то это на подставу похоже. Ты меня вовлекла в свои дела, которые меня не просто не касаются, а от которых я хочу держаться на максимально далёком расстоянии. Ты об этом знала, но совместила поставки. Сэкономила, да? Правда, погибли люди и сейчас меня ищет вся милиция города. Не конкретно меня, но приятного, всё равно, мало. В общем, забери свою отраву как можно скорее. Все дела с тобой я заканчиваю. Если Цвет берёт товар, с ним тоже дел не будет. Делайте, что хотите.
        - Егор!
        - Дяде своему сама докладывай.
        Я подхожу к телефону и набираю номер больницы. У сестры информации нет. Операции ещё продолжаются. Твою дивизию! Сколько они могут продолжаться…
        - Семён, мы уходим!
        И да, мы уходим. Снова идём в ночь, в предутренний ветер, несущий промозглую оттепель. Доходим до Садового кольца и двигаем в сторону Маяковки, не забывая взмахивать рукой перед проезжающими машинами. Ночная Москва прекрасна, но я сегодня пересыщен впечатлениями, поэтому взираю на эту красоту равнодушно.
        Останавливается «жига» и ночной бомбила, тоже уставший, сумрачный и неразговорчивый, везёт нас в гостиницу. В машине пахнет приторным освежителем воздуха от жёлтой польской ёлочки. Буквально, тлетворное влияние запада…
        Мы поднимаемся на свой этаж. Дежурной нет, да и какая разница, все они здесь мои закадычные подружки. Я беру ключ от Пашкиного номера. Ячейка моего номера пустая, ключ отсутствует. Это значит, что Наташка здесь. Или это значит, что мой ключ остался в казино, а она уехала в Измайлово.
        Я завожу Семёна. Вторая кровать застелена чистым бельём. Объясняю, что здесь и как и выхожу в коридор. Моя комната прямо напротив, в двух метрах от него. Я делаю два шага и останавливаюсь. Поднимаю руку и долго не решаюсь постучать, но, наконец… Наконец, трижды стучу в дверь.
        В ответ раздаётся… В ответ раздаётся тишина. Значит ушла. Значит, нужно подняться наверх, взять ключ, и снова спуститься сюда, войти и, не раздеваясь, рухнуть на постель.
        Рука ложится на дверную ручку и пробует её нажать. И… дверь открывается. Так же как в храме. Я толкаю её и вхожу в свой номер. Лампа на прикроватной тумбочке включена. Наташка в одежде лежит поверх покрывала. Лежит свернувшись в клубок и спит.
        Я тихонечко прикрываю дверь и подхожу к ней. Стою и смотрю. Она вдруг открывает глаза.
        - Пришёл? - тихонько спрашивает она хриплым со сна голосом.
        - Пришёл, - киваю я и сажусь на край кровати.
        Наташка резко вскакивает.
        - У тебя кровь! - в ужасе восклицает она.
        Да уж, есть от чего ужаснуться, крови на мне много.
        - Это не моя, - отвечаю я.
        Она встаёт с постели и, подбежав к выключателю, зажигает свет. Потом подходит ко мне и внимательно осматривает. Я действительно весь в крови.
        - Это не моя кровь, - повторяю я.
        Она опускается на пол, поджимает ноги и складывает руки на коленях.
        - Когда ты ушёл, я думала над твоими словами, - тихонько произносит она и опускает голову. - И… я хочу сказать. Да, я хочу ответить на твой вопрос.
        Я смотрю на неё, а в голове снова оживает Окуджава со своей шинелью.
        …с войной покончили мы счёты,
        Бери шинель пошли домой…
        17. Как рамсить будем
        Я забираюсь на кровать поглубже и опираюсь спиной о стену. Сейчас посижу немножечко, а потом, как пойду-пойду… да как сделаю-сделаю…
        - Егор… - шепчет Наташка. - Ты спишь что ли?
        Кто, я? Да, вроде того…
        - Иди, - подмигиваю я и хлопаю ладонью слева от себя. - Посиди со мной. Чуть-чуть…
        Она поднимается с пола и, забравшись на постель, послушно подползает ко мне и усаживается рядом.
        - Ну-ка, дай-ка я тебя обниму.
        Я просовываю руку между её спиной и стеной, обнимаю за плечи и привлекаю к себе. М-м-м… как от неё пахнет. Зарываюсь лицом в тяжёлые густые волосы и вдыхаю аромат.
        - Егор, - немного напряжённо говорит она. - Всё-таки мы должны…
        - Тише-тише-тише-тише… - шепчу я ей на ухо. - Давай пять минуточек так посидим. Ничего не говори только, ладно?
        Она молча кивает, коротко и послушно. Видать, выгляжу я так себе, страшненько, что со мной даже и спорить не стоит.
        Я прижимаю её покрепче и закрываю глаза. Знаю, что не надо закрывать, но так хочется полноты кайфа. Вот, у меня в объятиях любимая, которую я не хочу и не захочу выпускать из рук. А ещё… а ещё я живой. И меня даже не подстрелили. И оружие выгрузил. Сплошные плюсы.
        - М-м-м… Наташка, а как ты придумала этот трюк с передником, а?
        - Что? - удивлённо спрашивает она.
        - Ну, ты что, сама что ли надумала про передничек?
        Она качает головой и её волосы рассыпаются и смешно щекочут мне лицо, попадают в нос и рот.
        - В журнале увидела, - тихонько говорит она. - Тебе не понравилось?
        - Ты что! Понравилось, ещё как понравилось. А в каком? В «Работнице»?
        - В «Крестьянке», - отвечает Наташка, и я слышу по голосу, что она сейчас улыбается. - В порнографическом, в каком же ещё. В немецком.
        - О, ты подписалась? - ободряюще говорю я. - Молодец какая.
        - Ага и на «Пионерскую правду» по старой памяти. Нет, у однокурсницы брат из Польши привёз. Она приносила на занятия, поприкалываться.
        - Это хорошо, что ты все полезные вещи замечаешь, - хвалю её я.
        Она прыскает и хлопает меня по ноге.
        - Егор… Ну, ты же сам велел думать про другое, а теперь…
        А теперь, а теперь, а теперь…
        - А теперь, - говорю я и высвобождаю руку. - Ты меня прости, Наташ, я тебе всякой хрени наговорил вечером, требовал от тебя чего-то. Дурак старый. Осёл перезрелый. Прости, короче. Вот, смотри.
        Я сползаю с постели, встаю под люстру и развожу руки. Се человек, Наталия.
        - Посмотри на это, - говорю я. - Со мной не всегда такое. Но, как видишь, иногда случается.
        Она смотрит широко раскрытыми глазами.
        - И самое страшное то, что это и с тобой может случиться. И хорошо, если это будет кровь твоих врагов, а не близких и родных. На мне сейчас кровь друзей.
        Она ничего не говорит, но я вижу, что ей страшно.
        - Я сказал себе, не сейчас, раньше, что должен держаться от тебя подальше, но не справился с управлением и вошёл в пике, в штопор и куда там они входят без возможности выйти. В общем, я решил, что смогу обеспечить тебе безопасность и прекрасную яркую, красивую и полную жизнь.
        - А разве мне это… - пытается вставить она, но куда там, Остапа несёт.
        - Главное безопасную, - продолжаю я. - Проблема в том, что рядом со мной ты в опасности и кто знает, когда это изменится и изменится ли вообще. Оставаясь со мной ты лишаешься обычной, простой жизни и очень плохие люди будут рассматривать тебя, как средство сделать мне больно, добраться до меня, забрать то что мне принадлежит. Это постоянная угроза и опасность. Это постоянная охрана, это ограничение свободы, это жизнь с оглядкой. Подумай, согласна ли ты на такую жизнь.
        - Ты меня гонишь? - хмурится она.
        Гонишь… Может быть, мне никого больше и не надо, кроме тебя и необитаемого острова с глинобитной лачугой.
        - Нет, я тебя не гоню, - говорю я. - Просто посмотри на эту кровь и хорошенько подумай, оно тебе надо?
        - А тебе? - тихонько спрашивает она. - Зачем это тебе?
        Зачем это мне? Надеюсь, причина не в том, что я просто не могу остановиться…
        - Я хочу изменить будущее. Хотя бы немножко. Для нас для всех…
        Она смотрит, не понимая.
        - Знаю, звучит тупо… Но оно будет получше того, что есть, правда для этого надо потрудиться и, хотя бы, элементарно дожить. Если ты решишь остаться со мной…
        - Но у меня уже есть решение, - говорит она.
        - Нет, - оно не окончательное, потому что… - я поднимаю указательный палец, не давая ей продолжить. - Потому что, я тебе не говорил… Нас всех могут убить. Или только меня. И каждый день ты будешь бояться, не случилось ли этого. И ещё… потому что ты не сможешь делать сюрпризов. С фартуком да, а с внезапным появлением нет. И не сделаешь ни шагу без охраны и без моего ведома. И не потому, что я такой самодур. Просто я дерево, под сенью которого тебе кажется безопасно, но молния бьёт прямо в меня. Вот и всё. Молчи и ничего не говори. Тебе нужно всё взвесить. Спокойно, без давления и без… без угрызений совести.
        Она хмурится.
        - Да-да, без разъедающего чувства долга. Ты дала мне обещание. Оно мне очень дорого, но я тебя от него освобождаю. Правда. Ты можешь делать всё что хочешь.
        - Всё? - прищуривается Наташка.
        - Кроме нарушений режима безопасности.
        - Значит, не всё?
        - Пока не всё. Но со временем, если ты решишь, сможешь вернуться к обычной жизни. В казино ты ходить не будешь. Доделывай всё в теории, никаких реальных цифр, никаких сведений. За тобой будет закреплена машина и телохранители. Ты переедешь в другую квартиру. Игорь тебе всё расскажет. Сейчас последняя возможность, и я хочу тебе её дать, подумай, прислушайся к себе и прими решение. А я подожду, не переживай, за другими юбками не побегу.
        - И даже за немочкой? - поднимает она брови. - За Евой, не побежишь?
        Она спрашивает не серьёзно, а просто иронизируя. Поэтому я не отвечаю. Пускай, должно быть, кажется себе невероятно взрослой. А я вот, кажусь себе пустоголовым мальчишкой и даже чувствую некоторую растерянность.
        Подхожу к телефону и, сняв трубку, начинаю крутить диск. После пары долгих сигналов на том конце провода отвечают:
        - Алло…
        - Сергей Сергеевич, - говорю я, - здравствуйте. Это Егор Брагин. Не разбудил я вас? Простите за ранний звонок.
        - О, Егор! - восклицает он. - Привет! Приехал? Рад тебя слышать. И нет, ты меня не разбудил, я встаю ни свет, ни заря, предполагаю, что из-за возраста, грехи давят.
        - Я надеялся на это, - отвечаю я. - Не на грехи, конечно, а на то, что не разбужу. Хочу спросить, можем ли мы посотрудничать?
        - С удовольствием, ты же знаешь, я всегда рад. Когда надо приезжать?
        - Да, чем раньше, тем лучше.
        - Ого, ну, это по-нашему. Могу минут через тридцать-сорок быть.
        - Отлично, спасибо большое, буду вас ждать.
        Я кладу трубку.
        - Водитель, - поясняю я Наташке, - сейчас приедет и тебя отвезёт. Тебе всё ещё нужно ехать?
        - Да, нужно. Я же доклад сегодня читаю в МГУ. А почему Сергей Сергеевич? Куда Павел делся?
        Она осекается, поймав мой взгляд. Да, милая, вот он, на мне. Не весь, но его часть…
        Я снова кручу диск телефона. На этот раз трубку не снимают очень долго. Я не выдерживаю, нажимаю на рычаг и набираю ещё раз. Теперь занято. Да чтоб тебя. Пытаюсь ещё несколько раз.
        - Наташ, я пойду в душ, а ты понабирай, пожалуйста.
        Карандашом с вываливающимся грифом, я царапаю на листке бумаги, лежащем на столике номер больницы.
        - Вот, дозвониться трудно, но ты попробуй. Это госпиталь. Спроси, как прошла операция у поступивших сегодня с огнестрельными ранениями Павла Круглова и…
        Я задумываюсь. Фамилию Рекс я не знаю.
        - Павла Круглова и девушки с рыжими волосами. Зовут Дарья. Что, Наташ?
        Она смотрит на меня будто только что поняла что-то страшное…
        - В тебя, - тихонько говорит она. - В тебя тоже стреляли?
        Я не отвечаю, несмотря на то, что мне очень хочется её успокоить и сказать, мол что ты шутишь, что ли? Нет, конечно. Мы же не в Чикаго.
        Иду в ванную и забираюсь под душ. Задёргиваю занавеску и долго стою под горячей водой, устраивая настоящий хамам. Когда я выключаю воду, то из-за густого пара в ванной комнате ничего не могу рассмотреть.
        Это ничего, это хорошо, это то, что мне нужно. Мгла, туман, острый горячий пар. Вот бы раствориться и самому стать паром. Вытираюсь и выхожу с полотенцем на шее.
        - Дозвонилась?
        Вижу по лицу, что дозвонилась. Я молча жду.
        - Не хотели говорить, пришлось соврать, что я из Милиции. Секретарь Чурбанова.
        - Молодец. И? Чего там?
        - Девушка… м-м-м… Операция прошла успешно, она в реанимации. Посещения запрещены. Ну, и она ещё спит. Состояние, - Наташка смотрит на запись на бумажек. - Стабильное тяжёлое. Будет в реанимации минимально один день, но, вероятно несколько…
        - А Пашка?
        Она набирает побольше воздуха, чтоб не зареветь:
        - Крайне тяжёлое… Он в коме. Прогноз вообще не берутся делать…
        Вот такие дела, твою дивизию. У неё нижняя губа начинает дрожать… Ну и как её такую брать в боевую юность…
        - Перитонит, - читает она, - задеты внутренние органы и… и…
        Сука Зураб. Придётся его растерзать и разрезать на куски. Пашке и Дашке это не поможет, а вот мне поможет. Хорошо поможет…
        - А, нет, погоди, перитонит удалось предотвратить, пуля попала в печень и да, задеты внутренние органы, кишечник…
        Я молча сглатываю…
        - Кто в вас стрелял? - спрашивает Наташка, а у самой глаза на мокром месте.
        - Бандиты, Наташ, ограбить хотели. Иди, иди ко мне. Не плачь. Они уже не смогут больше никому зло причинить…
        - Вы… ты их… убил?
        - В милицию сдал, пусть суд решает убивать их или нет, - не решаюсь я быть откровенным до конца.
        Но она мотает головой. Кажется не верит.
        Я одеваю чистую одежду.
        - Ну что, Какие у тебя сегодня планы кроме доклада? - спрашиваю я.
        - У нас программа. Если меня не исключат из группы, за то что я провела ночь неизвестно где. Соседка по комнате должна была прикрыть, если что, но как там в реальности получилось, я не знаю.
        Не надо было её на ночь оставлять, конечно…
        Снова звонит телефон. Ферик.
        - Егор! - с места рвёт он в карьер. - У меня слов нет! Я эту суку на крючья вздёрну!
        Ну, и всё такое, «он меня», «да я его», «да я их всех» звучит во всех возможных вариантах и интерпретациях. Только смысла в этом всём не так уж и много.
        - Надо это всё обсудить, Егор.
        Не знаю, что он хочет со мной обсуждать, но пока соглашаюсь.
        - Ну… что же, Фархад Шарафович, давайте обсудим, если вы считаете это необходимым.
        - Конечно, Егор. Только я хочу тебя попросить… Ты не руби с плеча, Айгюль мне сказала, что ты… ну в общем, я понимаю, ты был расстроен…
        Расстроен? Серьёзно? Это так называется?
        - Айгюль, - продолжает он, - мне сказала, будто ты знать её не хочешь.
        - Я не хочу знать Айгюль? - переспрашиваю я. - Нет, я сказал не так, какая разница, чего я хочу или не хочу. Тем более, я уже её знаю. Я сказал, что больше не буду иметь с ней никаких дел. Согласитесь, это немного другое. Я прошу прощения, мне нужно отойти ненадолго. Но вы подъезжайте, если хотите поговорить. Я пока здесь.
        Поговорив с ним, я звоню Семёну и даю команду готовиться на выезд.
        - Наташка, - подмигиваю я. - Ну что, отвезти тебя к твоей замдекана? Или это мужик?
        - Мужик, - улыбается она. - Там вообще, только я и Ирка Левицкая девчонки, а остальные парни.
        - Ботаны, надеюсь? - прищуриваюсь я. - Или мачо?
        - Ты сейчас на неизвестном мне языке говоришь, - качает она головой. - Ботан это кто, ботаник, что ли?
        - Молодец, шаришь. Ботан - это ботаник, очкарик и задрот, в исконном первобытном значении слова. Такие у вас отличники?
        - Есть и такие, - кивает она, - а есть и как наш староста. Ты один раз его видел, не запомнил только наверное.
        Запомнил, как не запомнить.
        - В него все девчата влюблены, кто тайно, кто явно.
        - А ты как? - хмурюсь я.
        - А я никак, я бы и рада может быть, да слово дала… - она осекается поймав мой взгляд. - Прости, глупая шутка… Извини, правда… Нет, я не влюблена в него. И ни в кого другого, кроме тебя.
        Звонит Сергей Сергеевич. Приехал.
        Я подхожу и обнимаю Наташку.
        - Ну, всё. Семён тебя довезёт, а дальше ты сама. Здесь никто особо не знает, что ты имеешь ко мне отношение. Студентка да студентка. Если что будет нужно, звони. Я тебе сейчас рабочий телефон напишу в ЦК. Телефон казино знаешь. Там можно сообщение оставить. Машины пока под рукой нет, так что и телефона мобильного тоже нет. Вот такие делишки. Если замдекана или староста… В общем, я им ноги повырываю, можешь сразу предупредить.
        - Все уже предупреждены. Ладно пошла я. Если что, нужно будет подтвердить, что я по поручению ЦК ВЛКСМ ночь вне гостиницы проводила. Ездила, например, ветеранов навещать, а там машина сломалась.
        - Ладно, - киваю я. - Подтвердим, конечно. Наташ, ты о другом думай, поняла? Крепко думай.
        - Вообще, я всё уже придумала, но если ты хочешь на месяц убрать меня с глаз, ладно, я подожду. Привет Еве.
        - Передам. Если увижу. Смотри, чтобы без сюрпризов с перемещением в пространстве. И сейчас, в Москве, будь постоянно со своей группой. Одна никуда, даже в туалет - с соседкой. Ясно?
        Как только уходит Наташка, звонит Злобин. Время ещё половина седьмого, но сегодня все на ногах.
        - Обедаем сегодня, - говорит он, - с Евой в «Метрополе». В час дня. Подойди к двенадцати. Поговорим с тобой до её прихода. Ты сам-то живой после вчерашнего?
        - Нормальный, - отвечаю я. - В двенадцать буду.
        Закончив со Злобиным, поднимаюсь в казино. Прошу сделать мне двойной кофе и бутерброды. Сажусь за столик и пролистываю, лежащий здесь «Крокодил». В этом гнезде буржуазного разврата советский сатирический листок выглядит откровенно чуждо.
        На обложке остро модные офисные работницы, забравшись на стол, устроили дефиле, а их менее продвинутые сослуживицы с завистью разглядывают заграничную одежду.
        - Кажется, вместо НИИ я попал на демонстрацию мод, - говорит посетитель.
        - Да нет, - отвечает уборщица. - Просто сотрудники показывают свои обновки.
        В общем, не об импортном тряпье надо думать, а о работе. Вот такой императив. Не сказать, чтобы смешной, но, какой есть…
        Появляется Ферик. Он идёт, всем своим видом демонстрируя, какую непосильную ношу тащит. Скорбь, сожаление, горечь утраты и всё такое прочее. Честно говоря, он действительно кажется постаревшим за сегодняшнюю ночь. Идёт, переваливаясь и преодолевая невидимые барьеры.
        Я поднимаюсь ему навстречу и подаю руку. Он отчаянно её трясёт и мотает головой, типа вай-вай-вай. Ой-вей, короче.
        - Здравствуй, Егор. Я слышал, твой парень в тяжёлом состоянии, но жив. Надеюсь, он выкарабкается. Организм сильный, молодой, должен поправиться.
        Ага, точно. В который раз его корёжит, не считая Афгана?
        - Как там Айгюль? - спрашиваю я. - Поспала хоть немного?
        - Нет. Совсем не спала.
        - Фархад Шарафович… - я замолкаю, ожидая, пока бармен поставит перед ним чашку кофе и уйдёт. - Я с наркотиками принципиально не собираюсь иметь ничего общего.
        Вообще-то я же знал, что он в эту сторону смотрит. Блин. Лучше всего было бы просто прекратить с ним все контакты.
        Он скорбно кивает.
        - Это вообще не моя история, - тихонько продолжаю я. - Знаю, к чему этот бизнес приводит всех, кто в нём участвует, как производитель, посредник, продавец и покупатель. Ни в одной из этих ролей я себя не вижу. Более того, я уверен, что каждый, кто связан хоть какими-то узами с представителями этого бизнеса, рано или поздно оказывается в беде. Я уже дважды по вашей милости…
        Я не заканчиваю и поворачиваю голову туда, откуда несутся довольно громкие звуки приближающейся суеты и малоприятного шума.
        - На ловца и зверь бежит! - громко и развязно восклицает кто-то.
        Да, собственно, не кто-то, а Зура Белый.
        - Дай, думаю, зайду, - паясничая, продолжает он, - завершу ночку выигрышем, а тут нате вам, господа хорошие, хозяева жизни. Вот они!
        Он подходит к нашему столику и, не дожидаясь приглашения, опускается на стул.
        - А вас мне и надо. Ферик, ранняя пташка. Я ещё не ложился, а ты уже встал.
        Он громко ржёт. Его свита подхватывает этот весёлый и заразительный смех.
        - И Бро ранняя пташка, - зло смеётся Зураб. - Две пташки. Голубки в натуре. Чё вы тут шушукаетесь, а? Гнездо вьёте? Крысы шерстяные. Лавэ моё делите? Залёт, Ферик. В натуре залётище. Надёжный партнёр, да? Можно верить, как самому себе? Ну, ты и учудил, старый. И капусту забрал, и товар не отдал, и пацанов моих всех унасекомил. И чё? Как рамсить теперь будем? Скажи, если есть чё. Пока можешь…
        18. Промахнулся ли Акела
        Ферик явно чувствует себя не очень комфортно и, прямо скажем, не в своей тарелке под напором этого довольно наглого наезда. Он бросает взгляд на меня, а потом быстро опускает глаза, но я успеваю заметить вскипевшую ярость, и чёрную бездну, куда, судя по всему, он хотел бы погрузить нашего собеседника со всей его шоблой.
        Немощный старик, разбитый горем, которого он изображал несколько минут назад, уступает место кровавому султану. На кол, четвертовать, обезглавить - вот что кричат его глаза. И это самое мягкое из того, что я успеваю прочесть. Но, надо отдать ему должное, он берёт себя в руки и, когда поднимает голову, на губах его играет холодная улыбка, а глаза источают сладкий мёд.
        Он делает знак бармену, чтобы тот принёс ему ещё кофе.
        - Зураб, - говорит Ферик, - ты человек молодой, горячий, можешь и голову потерять. Когда выпьешь, да? Но, наверное, тебя учили тому, что ты не должен забывать даже когда напьёшься, как свинья, правда? Как нужно со старшими…
        - Это всё, что ты пробухтеть можешь? - хохочет в лицо Ферику Зура Белый.
        Я скрещиваю руки на груди и откидываюсь на спинку стула. Я тоже очень хочу и посадить на кол, и четвертовать, и обезглавить этого урода, и много что ещё. Удивительно, каким кровожадным я могу быть. Мне, честно говоря, даже хочется разорвать его на части, но меня, в отличие от этого куска навоза, учили уважать старших, поэтому я предоставляю Ферику вести этот диалог, конструктивный, вежливый и даже утончённый, в каком-то смысле.
        Бармен приносит большую кружку американо.
        - Ну, тогда, - пьяно улыбается Зураб, покачиваясь на стуле, - я тебе мигну. Брат мой откинулся. Пермяк! Приехал сегодня, сечёшь фишку? Догоняешь? Он тебя объявит негодяем. Тебя и огрызка твоего.
        Он кивает на меня, имея в виду, что огрызок это я. Он кивает, и я киваю, но не ему, а начальнику смены. Тот всё ловит на лету и идёт за парнями.
        - И все, кто твоему Дымку очко лизал, - веселится Зура, вальяжно качаясь, - побегут ему перстни целовать. А тебя из законников знаешь куда пошлют? На*уй.
        Это слово он произносит с большим удовольствием и смаком.
        - Я тебя чисто предупреждаю, Ферик, - смеётся он. - Ты пацанов моих завалил? Завалил. Придётся ответить. Дешёвка твоя, в натуре подставу замутила? Замутила. Ну а чё ты хочешь? По всем понятиям кранты тебе, старый. И тебе, Бро, в натуре. И Цвету вашему амбец по всем статьям. Его Туман хотел когда ещё раскороновать. Дохрюкались вы, допи***лись. Я чисто по дружбе предупреждаю, чё.
        Он довольно и весьма громко смеётся, а я вопросительно смотрю на Ферика. Он ловит мой взгляд, и виновато разводит руки, мол ну как с таким человеком разговаривать вообще. Невменько, одним словом.
        Я поднимаю брови и понимающе киваю, а Ферик, этот немощный, разбитый неприятностями и уязвлённый оскорблениями распоясавшегося сосунка старый пень, берёт в руки здоровенную кружку с американо и резко выплёскивает её содержимое в рожу Белому Зурабу. Горячий, бодрящий, освежающий напиток из первоклассной бразильской «Арабики», стопроцентной, между прочим.
        Тот отшатывается назад, но где там, от кофе ещё ни один урод, раскачивающийся на стуле, не уворачивался. Естественно, стул, на котором он развалился в позе утвердившегося альфа-самца, валится назад, смещая баланс в пользу попранного достоинства Фархада Матчанова. Буквально стул Немезиды получается.
        Дальше всё происходит, как в кино. Парни из охраны быстро фиксируют прихвостней Зураба, а Ферик, как бешеный Спайдермен в один прыжок подлетает к поверженному мерзавцу и ставит колено на его грудь.
        Лицо Белого, ставшее ярко красным с небольшим коричневым налётом выглядит плачевно, но он даже заорать не успевает, хотя ему несомненно больно. Просто ему вмиг становится не до ожога, потому что все мысли и силы уходят на то, чтобы удержать и попытаться оттолкнуть от себя правую руку Фархада Шарафовича.
        В этой руке Ферик сжимает чайную ложку, которой мгновение назад помешивал кофе в кружке, а теперь пытается выковырять глаз из головы Зураба.
        Отверзлись вещие зеницы, как у испуганной орлицы…
        Зурабову братию быстро и практически без шума выносят за дверь и там нежно, но чувствительно утрамбовывают. А Зура, оставленный на волю Спайдермена Ферика отчаянно борется с ужасной угрозой.
        Я осматриваю зал. Посетителей всего несколько человек и все они под парами. За конфликтом наблюдают, но без особого интереса. Действия крупье вызывают у них гораздо больше сочуствия.
        У Ферика двое телохранителей. Они спокойно и неотвратимо, прижимают руки Зураба к полу и расклинивают голову, прижав её коленями. Спокойно и неотвратимо, как движение Земли вокруг солнца. Как там, обыденность насилия? Вот оно. Да, для них не происходит ничего дикого и экстраординарного.
        Ложечка вдавливается в плоть. На это смотреть больно, хотя… чтоб ты сдох, Зураб, конечно. Но не здесь же. Он хрипит, брызжет слюной, пытается вырваться. Да куда там.
        - Не здесь, Фархад Шарафович, - говорю я склоняясь к нему. - Потом доделаете. Всё-таки у нас тут приличное место, большие люди ходят. Зачем нам циклопы с кровавыми слезами?
        Ферик, как монстр, сорвавший с себя маску и обнаживший истинное и совсем не благодушное лицо, бросает на меня звериный взгляд.
        - Не здесь, - спокойно качаю я головой. - Уводите его, забирайте себе, раз у этого дебила хватило ума самому отдаться вам в руки. Это ваш приз. Не забудьте, впрочем, у меня к нему личный счёт, как минимум за двух человек.
        Он недовольно бросает ложку на пол и неловко поднимается. Один из помощников подаёт ему руку. Зура часто дышит. Лицо его искажено гримасой боли и злобы. Из глаза сочится кровь со слезами.
        Ферик стоит над телом своего врага опустив голову. Дышит хрипло, возбуждённо, как тигр, сокрушивший буйвола. Нет, не так, как старый Акела, который нихрена не промахнулся и сокрушил и буйвола, и Шер-Хана.
        Зураб встречается с ним взглядом, и Ферик плюёт ему в лицо. Я отхожу. Странно это - видеть врага, которого ненавидишь и желаешь ему смерти, поверженным, жалким и ничтожным и… уже не хотеть его погибели и даже где-то в глубине души сожалеть о его загубленной жизни.
        - Отведите его в машину, - бросает своим волкам Акела-Ферик, честно подтвердивший право называться вожаком стаи.
        Я киваю начальнику смены и он провожает группу товарищей до автомобиля, чтобы у начавших приходить в себя соратников Белого не возникло соблазна отбить своего пленённого иерарха.
        Мы с Фериком возвращаемся к столу и он, как ни в чём не бывало машет бармену и просит ещё кофе.
        - Может, лучше чего-нибудь попрохладнее? - с опаской спрашиваю я.
        Он бросает на меня злой волчий взгляд, но понимает, что я его подкалываю и усмехается. Я узнаю старую добродушную маску Фархада Шарафовича.
        - Не бойся, - кивает он, - с тобой мне не справиться.
        - Что за Пермяк? - спрашиваю я, чуть улыбнувшись. - Конкурент?
        Ферик не отвечает.
        - Ему, - не отстаю я, - понадобилась эта операция, чтобы попытаться скинуть вас с Олимпа? Или что? Вряд ли Зураб решился бы сам на такую подставу. А если бы он не встретил отпора и все его бойцы остались бы в живых?
        - А, кстати, хоть кто-нибудь выжил? - интересуется Фархад Шарафович.
        - Не думаю. Проверять было некогда, но постреляли мы хорошо.
        - Нет, - качает головой он. - Мне кажется этот гуж Зура просто хотел меня жмокнуть.
        - Это как-то тупо. Вот так приехать и всех пострелять. С него же спросят.
        - А когда не вышло, Пермяк его надоумил разыграть вот эту комедию. Тупо, да, но не пойман - не вор. А бабки ему сейчас нужны, это я точно знаю.
        - Не пойму, а если бы у него всё получилось? Что бы он сказал? Типа, ой нет, это не я?
        - Ну, Егор! - раздражается Ферик. - Он бы по-любому всех завалил, ни одного свидетеля бы не осталось. А потом сказал бы, что когда приехал, там все уже лежали мёртвые, и ни денег, ни товара, естественно.
        - Ну, и кто бы в это поверил? - пожимаю я плечами.
        - А ему всё равно. Это же Зура. Тупой наркоман. Я ведь сто раз говорил Айгюль. Это она меня уговорила снова с ним сделку заключить. У него всегда какая-нибудь борода случается.
        - С таким товаром всегда борода будет, - говорю я.
        - За этим товаром будущее, Егор, - отмахивается он.
        - Ага, Эскобару скажите.
        - Скажу, когда приедет. Он-то, как раз, отлично себя чувствует. Тебе бы самому на него посмотреть внимательнее и поучиться, как практически целую страну можно взять под свой контроль.
        - Увидите лет через десять, чем это закончится.
        - Пессимист. Молодой пессимист.
        - Нет, учитель, не пессимист, а человек, трезво оценивающий ситуацию. При всём уважении партнёрства у нас не будет. Вы меня под Зураба подставили, рисковали моей жизнью из-за своего опия. Я открыто говорю, прямо. Как вам доверять?
        Я понижаю голос:
        - У меня два грузовика с оружием стоит, а вы из-за нескольких кило своей отравы…
        - Хватит! - хлопает он ладонью по столу. - Хватит меня отчитывать, как мальчишку. Сам знаю, что так не надо делать было. Но в прошлое перенестись и всё исправить я не могу. И упрашивать тебя о прощении не буду. Не можешь больше доверять, не доверяй, только болтать не надо.
        Я замолкаю. Он допивает кофе и встаёт. Я киваю начальнику смены, чтобы его проводили до машины.
        - Счастливо оставаться, - говорит он. - Где меня найти ты знаешь.
        Он идёт к выходу гордо подняв голову и расправив плечи. Акела в силе.
        Звонит Сергей Сергеевич и докладывает, что приехал. Я иду вниз и отправляюсь в госпиталь. Моей ночной сестрички уже, естественно, нет, и мне приходится потрудиться, чтобы добраться до врача. Тех, кто делал операцию, тоже нет, а завотделением с самого утра уже выглядит усталым.
        - Кто вы Круглову?
        - Брат, - уверенно отвечаю я.
        - Паспорт покажите.
        Протягиваю.
        - Я двоюродный, Валерий Евгеньевич.
        Он качает головой:
        - Что вы от меня хотите? Операция тяжелейшая была, больной в коме, потерял море крови. Если бы на пять минут позже привезли, уже бы не спасли. Печень разворочена. Вы понимаете, что такое пулевое ранение? А что такое печень? Там и другие органы затронуты.
        - Какой прогноз, доктор?
        - Никакого. Я вам не Пифия, прогнозы делать.
        - Ну, хотя бы что-то…
        - Нет у меня для ваз прогнозов.
        - Понятно, - киваю я. - А невеста его?
        - Какая ещё невеста? - хмурится врач.
        - Да вместе с ним поступила. Рыжая такая, как огонь. Дарья зовут, в грудь ранение.
        - Фамилия?
        - Не знаю я фамилию, имя только.
        - Ахметова она, - раздаётся за моей спиной.
        - Ахметова, - повторяю я за Айгюль.
        - А вы кто? - поворачивается заведующий к ней. - Тоже сестра двоюродная?
        - Нет у неё родственников. Я единственная подруга.
        - Да у вас, всё равно, не записана фамилия, - говорю я. - Кто бы сказал? Все без памяти, а я не знал. Я же их привёз.
        Врач качает головой:
        - В реанимации она. Гемоторакс, частичный разрыв аорты, перелом рёбер. Состояние так себе, большая кровопотеря, но операция прошла успешно. Так что теперь только ждать и надеяться.
        - Вам звонили насчёт меня, - говорит Айгюль. - Можно на неё посмотреть?
        - Можно, - недовольно отвечает доктор. - Через окно только. Халаты наденьте.
        Мы надеваем и он посылает с нами медсестру.
        Рекс лежит в отдельном боксе на каталке с кучей трубок. Глаза закрыты, губы синие, руки исколотые. Больше ничего не рассмотреть. Понимаю, с такой «работой» итог более-менее закономерный, но смотреть больно.
        Бросаю взгляд на Айгюль, она промокает глаза платком.
        - Посмотрели? - говорит медсестра. - Пойдёмте. Она всё равно сейчас на снотворном. Вас не увидит. Всё, идём.
        - Погодите, - говорит Айгюль, - глядите, она глаза открыла.
        Я поворачиваюсь и точно. Смотрит прямо на нас. Взгляд мутный, затуманенный. Хлоп-хлоп, моргает и вдруг… чуть-чуть, уголками губ, как Терминатор… едва заметно улыбается… Несколько секунд, а потом снова закрывает глаза и уходит на глубину, в сон, который типа лечит.
        Я беру Айгюль под руку - упадёт ещё, запнётся или налетит на что-нибудь. В глазах у неё слёзы. Текут, журчат ручейки по её румяным щекам. Раньше надо было слёзы лить, когда мутила хрень эту.
        - Егор, - виснет она на моей руке, когда мы выходим из здания и спускаемся по лестнице к машинам. - Егор, прости меня.
        - Прощаю, - говорю я, привлекая к себе и похлопывая по спине. - Но сотрудничество наше закончено, остались только дружеские отношения.
        - Меня дядя Ферик чуть не убил, - льёт она слёзы. - Убирайся, говорит с глаз! Ты меня подставила и всё такое. Я говорит партнёра потерял, уважение и доверие людей. Отправляет меня в Ташкент. Сказал, отдаст замуж за бая, в колхоз.
        - Ну-ну, не плач, может, он хороший человек и будет тебя любить. Конечно будет, ты вон какая красивая. Как, скажи тебя не любить?
        - Ты же не любишь, - льёт она слёзы.
        - Люблю, конечно, если бы не любил, разве разговаривал бы с тобой, паразиткой этакой? Но только я тебя, как сестрёнку люблю, не фантазируй лишнего.
        - Ага, в постели со мной тоже, как с сестрёнкой кувыркался?
        - Фуй, Гуля, ну как язык-то поворачивается такое говорить? Кувыркался. Ничего я не кувыркался, это ты кувыркалась, а я ровно лежал.
        Она отшатывается от меня и смотрит распахнутыми глазами, но поняв, что я смеюсь над ней, бьёт меня кулачком по груди.
        - Нет, ну ты почему такой!
        - Не расстраивайся, - успокаиваю её я. - Будешь как средневековая госпожа жить. У вас рабы будут, может даже и хорошие собой, всегда свежие, экологически-чистые продукты, ягнятина, молоко, сыр, фрукты. Воздух, опять же. Чего лучше? Нарожаешь детишек, счастливая будешь. И живая, главное. Без дырки в груди.
        Она отворачивается и качает головой.
        - Что мне сделать, чтобы это всё… чтобы ничего этого…
        - Не знаешь, что сделать? Прекращай отравой торговать и всё наладится.
        - Ты будто не понимаешь, - начинает сердиться она. - Если перестану, думаешь, наркотики перестанут сюда поступать? Нет. Просто я выйду из бизнеса, меня отодвинут. А когда отодвинут, мы с дядей ослабнем, и нас выживут и из других областей. Мы останемся не у дел, и нас уберут. И только, а гашиш как шёл сюда, так и будет идти. Думаешь, мне нравится, вот это всё? Нет, Егор. Просто выбора нет. Из бизнеса нет выхода. Только в могилу.
        - Выход всегда есть. Я бы мог попытаться помочь тебе, если бы ты…
        - Послушай, ты на машине? - меняет она тему.
        Похоже, минутка слабости закончилась.
        - Да, вон моя тачка. Не мерс.
        - Подбросишь меня до «Узбекистана»?
        Я смотрю на часы. Да, до встречи с Де Ниро времени ещё много.
        - Поехали.
        Я сажаю Айгюль сзади, а сам усаживаюсь рядом с водителем.
        - Сергей Сергеевич, вы же всё знаете и всех наверное.
        - Нет, - качает он головой и улыбается, - но приятно, что произвожу впечатление. А ты спроси, чего нужно, вдруг знаю.
        - Кузовной ремонт без лишних вопросов и риска доноса. Мне тут вчера бандиты машину прострелили, надо бы заделать, чтоб никто не узнал.
        Ещё бы и салон от крови отмыть, там её столько натекло, что проще машину, наверное, поменять…
        - Есть такое место, - кивает он головой. - У племяша моего. Он кузовные работы идеально делает, комар носу не подточит.
        - А он где, в автосервисе работает? - уточняю я.
        - Нет, он работает в гараже, неподалёку от Южного порта. Там автобаза небольшая, вот он и шабашит на базе этой. Сейчас где-нибудь встанем, я ему позвоню.
        - Там наверное народу много ходит? Не хотелось бы, чтобы увидели. Вопросы пойдут, трепаться начнут.
        - Нет, это если бы я тебя к Полтиннику отвёз в таксопарк, тогда вся Москва бы уже знала. Раньше, чем мы бы приехали. А племяш втихаря от начальства халтурит, у него там старый гараж, куда никто не заходит, так что всё по большому секрету будет. Вечерком загонишь машину и всё. Шито-крыто.
        - Мне её ещё помыть надо. В салоне.
        - Это у меня можно, на даче. Там шланг. Холодно, конечно, но можно.
        Мы подъезжаем к ресторану и выходим из машины.
        - Егор, можешь со мной зайти на минутку? - просит Айгюль.
        - Зачем?
        - Буквально на пять минут. Очень тебя прошу.
        - Так на минутку или на пять минут? - усмехаюсь я. - Как-то ненадёжно всё это.
        - Ну, пожалуйста, сделай для меня. Ты же сказал, что простил.
        - Простил, но больше никаких дел, - качаю я головой. - Даже пятиминутных. Нет, Айгюль, извини.
        - Это не дело, это… Это личное… В общем, я должна при дяде тебе всё сказать. Он очень переживает, что ты его… ну… что твоё доверие потерял.
        - Да перестань, о чём ты говоришь.
        - А он даже не знал, о чём я с Белым договорилась.
        - Айгюль, правда, я об этом больше не хочу ни слушать, ни говорить.
        - Егор, пожалуйста, помоги мне. Я это должна для дяди Ферика сделать.
        Говоря это, она опускается на колени. Твою дивизию, ну что за фокусы. Прохожие с удивлением и любопытством оглядываются на нас. Яркая восточная девушка стоит на коленях перед мальчишкой.
        - Вставай, - качаю я головой, - пока нас в ментуру не забрали. Или в дурку. Вставай, Айгюль. Я поехал.
        - Егор, очень тебя прошу, на одну минуту. Я быстро всё скажу и ты пойдёшь.
        - Ты мне уже всё сказала!
        - Пожалуйста!
        Блин! Твою дивизию! Дамский угодник!
        В общем, я иду.
        Мы заходим в отдельный кабинет. За столом сидит Ферик. Увидев меня, он удивляется.
        - Соскучился? - хмурится он. - Что случилось?
        - Вот, племянница ваша, хочет мне сообщить что-то очень важное в вашем присутствии.
        Надеюсь, не руку свою предложит… Как-то об этой опасности я не подумал…
        - Присаживайтесь, раз такое дело, - показывает он на стулья. - Позавтракайте, сейчас еду принесут.
        Мы садимся.
        - Дядя, - начинает Айгюль. - Меня Егор подвёз, и я попросила его зайти.
        - Мы с ним уже виделись сегодня, - кивает он. - Он мне уже всё сказал, что думает.
        Она удивлённо на меня смотрит, мол сегодня? Уже? Когда успели-то?
        - Нет, я сама хочу сказать. Егор. Дядя Ферик не знал, что я хочу одновременно привезти грузы. Я сказала ему, когда уже было поздно, когда все уже выехали. И про то, что Белый должен прямо перед тобой появиться…
        - Смотри-ка, не обманули, - вдруг раздаётся громкий мужской голос. - Подъезжай, говорят, он только приехал. Работает разведка.
        В кабинет заходит высокий и сильный дядя с квадратной челюстью и расписанными руками. Все синие, новый перстень даже и нанизать не на что…
        - Ну, Ферик Ферганский, здрав будь.
        - И тебе, Пермяк, не хворать, - хмуро отвечает тот.
        - Что, думал, никогда больше меня не увидишь? А оно вона как, перевернулось всё с ног на голову, да?
        - Чего хотел? - спрашивает Ферик и не отрываясь смотрит на Пермяка.
        - Чего я хотел? - переспрашивает Пермяк. - Так-то за старое поквитаться, но формально выяснить, почему слабых обижаешь. Зурабку вон грабанул. Это ж как надо опуститься, чтобы умалишённых грабить?
        Он начинает хохотать.
        - Ладно-ладно, расслабься, я шуткую, Зурабка мне вообще до одного места, - подмигивает Пермяк. - Мне ты нужен, Фархадик. Нужен и точка. Ты знал? Знал ведь, что я за тобой приду, не знал только когда, правда? Приду и собственными руками всю твою семью… как сказать, прекращу. Да?
        Он смеётся, а в кабинет заходят три здоровых бандоса с суровыми и очень серьёзными лицами. Я смотрю на Айгюль. Нет, этого она не ожидала. Встреча для неё явно неожиданная. Да и для Ферика тоже. Такую реакцию не сыграешь. Она переводит взгляд с дяди на пришельца и обратно.
        - Да ты не бойся, доча, - улыбается Пермяк. - Мы тебя небольно зарежем. Чик и готово.
        Сказав это, он подступает к ней, одной рукой хватает за волосы и оттягивает голову назад. Вторую резко заносит над горлом Айгюль, и я вижу что он сжимает раскрытую опасную бритву.
        19. Роль личности в истории
        Да, обстановочка не очень. Но этот Пермяк выглядит немного театрально, со сверкающей бритвой, будто молнией зажатой в руке и драматическим многословием. Тем не менее, времени на наслаждение сценическим искусством нет. Моя рука уже лежит в кармане, на рукоятке не самого удобного, но зато тихого пистолета.
        - Не советую, - говорю я, качая головой. - Лягут все.
        Ну а что, театр, так театр. Ну и, опять же, есть ситуации, когда некогда думать, нужно просто действовать и вести себя уверенно. Вот и всё. Или почти всё. Просто, когда у тебя вторая жизнь, и ты подспудно надеешься на третью, спрашивая себя, а вдруг это и есть бессмертие, то меньше прислушиваешься к страхам.
        Это как выпивший человек, избавившись от тормозов, вдруг начинает петь, как Меркури, тогда как на сухую краснеет, отнекивается и страшно фальшивит.
        - Ух ты, - удивляется Пермяк. - А это кто? Ты кто, сынку?
        Он продолжает держать Айгюль за волосы, а вот руку с опаской опускает и, чуть повернувшись к своим громилам легко кивает в мою сторону. Один из них тут же дёргается, но я успеваю достать и продемонстрировать свою пушку, направив на смельчака. Тот явно не собирается геройствовать и останавливается.
        Пушку я ношу с собой, ибо жизнь какая-то неспокойная пошла. И хоть мы не на диком Западе, ствол под рукой оказывается нелишним.
        - Смотри какой, ты и есть этот малолетка что ли? Бро?
        Ясно дело, я это, а вот где охранники Ферика? Вопрос.
        - Думаю, - указываю я стволом на выход, - беседу лучше свернуть. Такое чувство, что не всем она по душе.
        - Думает, - ржёт Пермяк. - Оно думает. И чё ты сделаешь своей пукалкой? Голову мне прострелишь?
        - Чисто технически такая возможность у меня имеется, - серьёзно говорю я и смотрю ему в глаза. - И желание.
        Глаза у него медвежьи, холодные и ничего не выражают. Черты лица крупные, мясистые, нос рыхлый, а губы довольно толстые, иссечённые старыми шрамами.
        - Так тебя на части порвут, - объясняет он мне с видом, каким разговаривают с неразумными детками, с усмешечкой и умильным выражением лица.
        - Ну, а тебе-то какая разница? - хмыкаю я. - Ты же этого не увидишь.
        Пользуясь тем, что я вроде как отвлекаюсь на разговор с боссом, его торпеда, остановленная мною на полпути, возобновляет движение, и мне ничего не остаётся, как сделать быстрый предупредительный выстрел в тюбетейку, украшающую стену.
        Ствол новый, не засвеченный, так что, стреляй, не хочу, как говорится. Вот я и стреляю, пытаясь импровизировать с видом заправского ковбоя-бретёра, не глядя попадающего в муху. Тюбетейка, висящая на стене, конечно, не муха, но попасть в неё не целясь, тоже задача невыполнимая для нормальных, а не киношных героев.
        Попасть в тюбетейку и не попасть ни в кого из присутствующих.
        В общем, мордоворот дёргается в мою сторону, и я замечаю, финку в его руке. Резко перевожу пистолет в его направлении и нажимаю на спуск. Глушитель не прищёлкнут, но благодаря конструкции, сам ствол эффективно гасит звук, поэтому раздаётся только довольно громкий щелчок и шум разлетающейся штукатурки там, где только что висела тюбетейка. Я её сбиваю осколками, попав не в неё саму, а в стену рядом.
        Стоп машина! Громила мигом стравливает пары и, хлопая клапанами, останавливается, а двое других чуть вжимают головы в плечи.
        - Да, Ферик, - цокает языком Пермяк, отворачиваясь от меня, словно ничего и не произошло. - Ну, попал ты. Куда ни кинь - всюду клин. Братву Зуры Белого пострелял, бабки забрал у своих же пацанов и с легашами слепёшился. Хотя ты всегда был сукой ещё той, с чекой даже снюхался и Цвета своего ссученного в столицу притащил. Туман его хотел своими руками придушить, да не успел. По нему тоже решать будем. Есть у меня вопросы к нему. Кто Ашотика, к примеру, уделал, да и Абрама тоже.
        Он отпускает Айгюль и делает знак своей торпеде, чтобы тот отошёл обратно к стеночке.
        - Какой ты вор, Ферик Ферганский? - продолжает Пермяк, поигрывая опаской, открывая её резким движением и тут же защёлкивая. - Живёшь во дворце, закон забыл, наркотой барыжишь. Ну и самое-то главное - это ж ты меня мусорам сдал почитай за тридцать целковых, братву мою всю перебил. Ты же не думал, что я забуду? Сколько лет прошло, а я всё помню. А ты, смотрю, теперь вот малолетку во всём слушаешь, фраерка, в натуре, с пистолетиком. Ты дуру-то, мальчонка, убери свою. Испугал ежа…
        Какая быстрая перемена риторики. Правда, артист. Пистолет я опускаю, но убирать не тороплюсь.
        - Короче, - резюмирует он, - скоро сход будет. Малявы разлетелись уже. Но ты лучше не приходи, решать по тебе будем. Так что прямо там решим и порешим, ты понял? Я сам вот этой штуковиной тебя разрисую. Клюв тебе отчекрыжу, лопухи, бебики вырежу.
        Он ухмыляется, щёлкая бритвой:
        - А псы у тебя дохлые, службу не тянут.
        Я смотрю на Ферика. Всё это время он просидел с опущенными вниз глазами, спокойно, не двигаясь, и не произнося ни слова. Даже когда над Айгюль было занесено брадобрейское орудие он и не дёрнулся. Впрочем, за ним я в тот момент не слишком внимательно следил.
        Сейчас он поднимает голову и лицо его изображает страшную скуку, а в глазах пляшут холодные языки пламени, такие же, как утром.
        - А ты у нас, Пермяк, максимкой заделался? - тихо, и хрипло, закашивая под Марлона Брандо, спрашивает он. - Петрушкой и весельчаком? Театр одного актёра, в натуре, с балетом телевидения ГДР. Ну давай, тогда уж и спой ещё что-нибудь душевное. Из «Лейся песни», «Прощай», например. Ты Тумана помянул? Так скоро увидитесь. Дай-ка, Егор, волынку, я аккомпанемент массовику-затейнику задам.
        Пермяк начинает ржать:
        - Чё, отпустило очко? Сынуля пушчёнку достал, так ты осмелел? Ты ж не вор, Ферик, а фраер набушмаченный.
        Я протягиваю Ферику пистолет, пусть стреляет, если хочет. Мне этот хрен татуированный не нравится.
        - Давай-ка, непуть, вали со своими шестернями, - кривится Ферик, - и радуйся, что я хочу своими глазами посмотреть, как с твоей груди звёзды вместе со шкурой срывать будут на твоём же сходе. Твоим же шкрябалом.
        - Да ты чё? - ухмыляется Пермяк. - Ты подумай, серьёзный какой. Так ты, может, шмальнёшь в меня?
        Он оглядывается на своих, мол, гляньте только, герой нашёлся и начинает ржать:
        - Ну, давай, ага, шмаляй. В натуре смельчак.
        - Лучше потанцуй, - пожимает плечами Ферик и трижды стреляет в пол под ноги своему обидчику.
        Тот не сразу, но ноги переставляет и в лице меняется.
        - Ты чё сучка, - хрипит он, и тогда Ферик нацеливает пушку ему в лицо.
        Пермяк сплёвывает под ноги и делает шаг, но не назад, а вперёд. Подходит и упирается грудью в ствол.
        - Ты думаешь, я смерти боюсь? - кривится он. - Я боюсь только одного, не увидеть, как ты сдохнешь, гнида.
        Он ещё раз сплёвывает и хладнокровно развернувшись, выходит из кабинета. А за ним и его команда.
        - Пошли, - доносится из-за двери его голос. - Эти пусть прицепленные болтаются.
        - Ну ладно, - говорю я глядя на часы. - Мне, пожалуй, тоже пора. Пушечку верните, пожалуйста.
        - Испугалась? - спрашивает Ферик у Айгюль. - Он комедиант на понтах. Его всерьёз никто не воспринимает. Стригун, в натуре, его за глаза так и величают. Вечно с опаской своей ходит. Только сам бы он не попёр на меня, кишка тонка, кто-то посильнее за ним стоит. Ладно, об этом мы ещё подумаем. Держи.
        Он отдаёт мне пистолет.
        - Молодец ты, Егор, дерзкий и смелый. Ради невесты своей жизнью рискнул.
        - Ради подруги, Фархад Шарафович, - говорю я без улыбки. - При всём уважении, но ради дорогой моему сердцу подруги.
        - От дружбы до любви один шаг, - тянет своё он, но встретившись со мной взглядом, чуть сдаёт назад. - Ладно, это мы тоже потом обсудим.
        Слишком много на потом откладываешь, муаллим.
        Айгюль сидит ни жива, ни мертва от страху. Понимаю, увидеть занесённое над собой лезвие опасной бритвы, та ещё радость…
        - Гуля, дядя Ферик его накажет, так что тебе больше не придётся испытывать ничего похожего, - касаюсь я её плеча.
        Она молча кивает, а выхожу и вижу в закутке в коридорчике пристёгнутых к батарее охранников Ферика. Надо же, комедиант на понтах охрану вырубил твою, вот тебе и стригун.
        Что-то как со вчерашнего дня разогнались делишки, так и не остановятся никак. Надо к другим делам переходить, а то блатная эта повестка достала уже. Ферики-шмерики, Пермяки-шмеряки, Зурабы-шмурабы.
        Время бежит, летит, мчится вперёд, как ракета, и мне уже пора ехать в «Метрополь». Ах, если б знали вы, что за деликатесы, мне подавали в «Метрополе» две принцессы. Я это уже, вроде, цитировал, да?
        Будущий генерал-гангстер Злобин уже здесь. Он сидит, вальяжно развалившись на стуле. Двубортный пин-страйп, в тонкую полоску, костюм, благородная седина на висках, морщины от вечной денировской улыбки и немного злые смешинки в глазах. Агент МИ-6, никак не КГБ.
        Кстати, почему никому не пришло в голову пригласить Де Ниро на роль Джеймса Бонда? Весело было бы. Впрочем, это я юморю - защитная реакция организма, должно быть.
        - А вот и наш ночной супермен, - приветствует меня без пяти минут генерал.
        Тоже юморит, только я скрытно, а он явно.
        - Здравия желаю, товарищ генерал, - отвечаю я на его приветствие. - Скажите мне, когда на этом безупречном костюме появятся широкие кумачовые лампасы?
        - Только после звёзд на плечах.
        Хех, про звёзды на плечах, вернее, на груди, сегодня уже было. Совсем недавно даже.
        - Садись, - показывает он на стул. - И давай, коротко и по существу расскажи о своих похождениях и о том, кого я прикрыл в госпитале?
        Я рассказываю. Коротко и по существу.
        - Ну что за публика, - улыбается он, качая головой. - Голливуд да и только. Хорошо, что в нашей советской действительности нет места подобной мерзости.
        - И то верно, - соглашаюсь я. - Потому как вся эта мерзость осталась лежать в районе совхоза имени Ленина. Вы когда мне дадите красную корку, дубликатом бесценного груза, так сказать? Чтоб там было сказано, всё, что сделано предъявителем сего, сделано по моему приказу и для блага Союза ССР?
        - Я тебе не кардинал Ришелье. Надо мной страшный и строгий начальник имеется. Хочешь, чтобы он спросил, что это за Брагин такой?
        - Не очень.
        - Ну вот. Тогда попроси Чурбанова.
        - Ясно всё с вами. Вам говорили, что вы на респектабельного гангстера похожи?
        - Нет, - улыбается он.
        - Похожи.
        - Ладно. История неприятная, конечно, и ребят твоих жалко. Но, хочу сказать, что ты молоток, со всем разобрался.
        - Разрулил.
        - Хм… Ладно, разрулил. Я, тем не менее, немного беспокоюсь, о том, что ты собираешься вооружать моджахедов. Как бы они не вышли из-под контроля.
        - Хотите мне своих инструкторов пристроить? - качаю я головой. - Не нужно, Леонид Юрьевич. Не нужно. Вы и так знаете, где они и сколько их, и в случае необходимости прихлопните одним движением руки.
        Но это как раз мне и не нравится. Поэтому всей информации у него точно не будет. Только своих агентов он по-любому внедрить попытается, однозначно. Оставить небольшую, но неплохо организованную армию исключительно в моём ведении он ни за что не согласится. Это уж ясно.
        - А что? - пожимает он плечами.
        - Не думаю, что это хорошая идея. Что знают двое, то, сами понимаете. Зачем? Достаточно, что вы лично будете иметь доступ к управлению.
        Он смотрит на часы.
        - Ладушки, Егорушки. Времени много уже, сейчас Евка придёт. Что скажешь о ней? Ты понял, что за дамочка она?
        Он говорит «дамочка», а звучит это, как «тёлочка». Но ясно, что его она интересует не как секс-объект. Хотя и это тоже, возможно. Даже обязательно, но не в первую очередь.
        - Красотка, чё, - хмыкаю я. - Мне бы ваши годы, я б ей задал.
        Злобин смеётся:
        - Вот за что люблю тебя, Брагин, ты всегда в суть проблемы зришь. Вундеркинд.
        Он даже протягивает мне руку для пожатия. Я жму.
        - Но харэ хохмить.
        - Стебаться, да?
        - Ну, я молодёжным сленгом не владею. На мой взгляд, «стебаться» как-то прямолинейно звучит, немножко пошленько. Но оставим это. Итак, что ты думаешь? Давай, серьёзно.
        Думаю, нам надо создать панамскую компанию «Грэйн ИмпЭкс лимитед». А также «Глобал Петролеум, лимитед» и «Трансфорвард, лимитед».
        - Чего?
        - И воткнуть их в зерновые контракты и, если фарт пойдёт и в газонефтяные. По баксику, даже неполному, с тонны… Ух… Сами посчитайте. А на вырученные средства, не на все, конечно, закупать товары народного потребления и удовлетворять потребности советских граждан. Глубоко, заметьте удовлетворять. Причём, ввозить чуть больше задекларированного. И главное, некоторые вундеркинды имеют дар предвидения, поэтому у нас сейчас есть добрые партнёры, а кое-кому и подчинённые на ключевых постах в профильных ведомствах. А именно таможенник Куренков и вэдовец Большак. Он мне, как близкий родственник и за него я, как за себя ручаюсь. Можно, кстати и одну глобальную фирму сделать, но это надо подумать, как лучше.
        - Вэдовец или вдовец? - хмыкает Де Ниро.
        - И то, и другое, но нам важна ВЭД - внешне-экономическая деятельность.
        - Иногда мне кажется, Егор Андреевич, - улыбается он, - что вы американский шпион, подвергшийся пластической операции.
        - Можете меня обследовать на предмет шрамов от пластики, - усмехаюсь я.
        - Обследуем, - кивает он.
        - Другой вопрос, - пожимаю я плечами, - не возжелает ли вышеозначенная Евка или кто-либо другой, воспользовавшийся её, скажем, доверчивостью, начать управлять такими сладкими и доходными предприятиями?
        - Об этом я думаю. А в общем, ты молодец, даже в чём-то больший, чем я сам. А зачем ты у неё про банк спрашивал?
        - Предполагаю, что денег будет довольно много. А что с ними делать? Просто хранить на счетах или закатывать в банки? Каламбур. Так лучше не в банки, а в банк. А потом можно будет довольно большие дела вершить. Вот вам зачем деньги?
        - Чтобы были, - улыбается он. - Что за вопрос? Деньги всегда нужны.
        - Хотите выйти на пенсию где-нибудь в районе Мальдив?
        - Так, ты мне тут измену Родине не инкриминируй, - смеётся он.
        - О чём вы говорите, Леонид Юрьевич, - улыбаюсь я. - Какая ещё измена?
        - А тебе зачем? - поднимает он брови. - В смысле, тебе деньги зачем?
        - Я их на благо родины хочу использовать.
        - Правда что ли? - ухмыляется он. - Новый Деточкин или как?
        - Напрасно смеётесь, - качаю я головой. - Смотрите, обожаемый Леонид Ильич уже не молод, так? Андропов и Черненко тоже не особо молодые и здоровые.
        - А почему они-то?
        - Ну а кто? - пожимаю я плечами и улыбаюсь.
        Я-то знаю…
        - Медунов, Горбачёв, опять же, - улыбается Злобин. - И вообще, какая разница? Ты что, с Толстым не согласен насчёт роли личности в истории? Кого бы ни поставили, история своего добьётся. Как на роду написано, так и будет.
        - В целом, возможно, и так, но подкорректировать, думаю, можно будет. Смотрите, те кого назвал я, в любом случае, лишь короткая вспышка на горизонте времени. Временщики. Если Черненко придёт, попытается всё сохранить и законсервировать, он всё сделает, чтобы не начинать самому никакие реформы. С вашим шефом посложнее история, но неважно. Всё равно, придут те, кто помоложе. Медунов, кстати, тёмная лошадка, не могу на сто процентов быть уверенным в том, что у него на уме. Но так, кажется, тоже за прошлое хвататься будет.
        - Ты прям аналитик, Егор, - щурится Злобин.
        - Производительность труда, - продолжаю я, - у западников растёт, они глобализируются, сокращают издержки ну и всё такое. Будут в плане промышленности и технологий более конкурентноспособными. Значит что? Нужны будут перемены.
        - И? Ты хочешь эти перемены оплатить из своих накоплений что ли?
        - Неизвестно, куда маятник качнётся. Вдруг в сторону частной собственности?
        - Чего-чего? С ума что ли сошёл? Это уж ты, брат, перегибаешь с глубиной анализа.
        - Да какой анализ, Леонид Юрьевич, просто предположения строю. Если Горбач НЭП объявит, условно, сюда же хлынут фирмачи.
        - НЭП не подразумевает автоматического открытия границ. Да и вообще, с чего бы это таким странным вещам происходить?
        - Даже если и не будет ничего странного, найду, как применить средства на благо.
        - Главное, чтобы ты о революции не помышлял.
        - Тьфу-тьфу-тьфу, - качаю я головой. - Мы от потрясений прошлой ещё не полностью оправились.
        - Антисоветчик, - улыбается Злобин.
        - Нет, напрасно вы так думаете, тут дело вот в чём, смотрите… - я замолкаю на полуслове. - Смотрите, Леонид Юрьевич…
        Но второе «смотрите» уже касается не моих «мудрых» мыслей.
        Под мерное звяканье приборов и приглушённый гул голосов в зал входит Ева Кох. Она идёт как модель, шагает от бедра, стуча высокими каблучками своих иностранных и очень хорошо сделанных сапожек. Да, она прекрасна, но моё внимание привлекает совсем не это.
        Её обгоняет мужчина суровой наружности, с лицом человека осознающего ответственность возложенной на него миссии. Он берёт её под руку, останавливает и что-то шепчет на ухо. Её лицо становится предельно удивлённым.
        Она смотрит на него, а таинственный незнакомец разворачивает её на сто восемьдесят градусов. И таким же красивым шагом опытной звезды подиумов Ева шагает в противоположном направлении в сопровождении джентльмена в штатском.
        - Ваши? - спрашиваю я.
        Впервые, кажется, я вижу лицо Злобина без улыбки.
        - Не похоже, - говорит он. - Мне срочно нужно сделать звонок…
        Твою дивизию…
        - Серьёзная проблема? - хмурюсь я.
        - Ну как тебе сказать… - кусает он губу. - Не хотелось бы, чтобы те, кто ей заинтересовался, узнали о моих с ней разговорах, да и я обещал, что все контакты будут непосредственно со мной.
        - Леонид Юрьевич, - раздаётся рядом с нами вкрадчивый голос. - Можно у вас несколько минут украсть?
        Рядом со столиком возникает серый неприметный человек в штатском.
        - И у молодого человека тоже…
        20. Из зоны комфорта
        Рядом с нами стоит серый, неприметный и незапоминающийся джентльмен без особых примет. На вид ему лет сорок не больше. Ведёт он себя уважительно, конечно, но сам факт интереса к нашему мероприятию и, собственно, его участникам меня напрягает.
        - Так, - злобно улыбается Злобин.
        Каламбур за каламбуром, просто бурлеск и феерия.
        - Он-то тебе зачем? - показывает он на меня.
        - Леонид Юрьевич… так мы же…
        - Мы же, вы же, жопой на лыжи! Крючков, твою мать! Ты чем слушал вообще? Я же сказал после того, как мы закончим, причём не сразу. Чтобы со мной это вообще не ассоциировалось.
        Не хотел бы я быть на месте Крючкова, чтобы мой, судя по всему, босс распекал меня вот с такой убийственно-добродушной улыбкой и волчьим щёлканьем зубов, да ещё и виртуально усаживал на лыжи.
        - Так у нас же потом совещание.
        - У нас, да, а у вас какое совещание? У вас должна быть тяжёлая и почётная работа на благо советской Родины, а вам хочется вовремя домой прийти, пива напиться? Или чего вы там пьёте? То есть, мне нужно быть на совещании, а я буду твоими делами заниматься?
        - Да почему? - не сдаётся неприметный человек. - Ну, посидит подольше. Эффект лучше будет.
        - Подольше? Чтобы её хватились и начали милицию, посольство и морги на уши ставить? Я тебя убью, Крючков. Убью, а на твоё место вот его поставлю. Ребёнок и то умнее тебя. Уйди с глаз.
        Крючков, похоже, к подобным заявлениям Де Ниро уже привык, потому как реагирует на это всё очень даже спокойно. Он качает головой, типа, ну блин, не угодишь ему, поворачивается и идёт прочь.
        - Крючков! - окликает его Злобин. - Ну-ка, иди сюда.
        - Да, Леонид Юрьевич, - послушно возвращается он.
        - А от него, - кивает он на меня, - ты чего хотел?
        - Ничего, просто мол извините, что отвлекаю…
        - Так, всё. Иди. И на глаза не попадайся.
        Тот поворачивается и идёт с видом оскорблённой невинности, разумеется.
        - Это чего? - поднимаю я брови.
        - Ой, ты-то хоть… - машет он рукой.
        Надо сказать, что впервые вижу без пяти минут генерала в таком состоянии. Мне пока подобным образом от него не прилетало.
        Подходит официант.
        - Ничего не будем, - говорит недовольно Злобин, вставая из-за стола. - Поели уже, спасибо. Пошли. Или, если хочешь, можешь оставаться.
        - Да нет, мне вообще-то на работу надо. Сейчас тоже огребу от своего начальника, как ваш Крючков. Это то, о чём я думаю, кстати?
        - Я-то откуда знаю, чего ты там думаешь, - дарит он мне изображение улыбки.
        - Ладно, кто-то не в духе, а я должен терпеть, хотя даже и спать сегодня не ложился. Мягко говоря. На чём вы её спалили, кстати? Намекните хоть, а то заинтриговали и всё что ли? Иконы скупала или валюту продавала? Золото, бриллианты?
        - Ты почему такой умный, Брагин? - качает он головой. - Книжку антикварную приобрела. И да, ещё кое-что.
        - Червонцы царские? - выпытываю я.
        - Брошь с лилией.
        - С французской лилией? - удивляюсь я. - Золотую с брюликами? Не ту ли, что у вдовы Толстого недавно украли?
        - Не знаю пока, - отвечает он.
        - А продавец не ваш что ли? Хотите сказать, случайное везение?
        - Ты сам-то в везение веришь? Мы же профессионалы. За редким, правда, исключением. Конечно, подвели к ней фармазона высшей пробы. А она старинные русские книги собирает, целая библиотека у человека, между прочим.
        - А лилия?
        - А лилия, как раз, возникла внезапно. Ты не слишком ли любопытный?
        - Я же в деле, вроде? - пожимаю я плечами.
        - В деле, в деле. Если дело ещё действует, а то этот Крючков вечно всё портит. Бестолочь.
        - Кадры решают всё, Леонид Юрьевич. Вы её вызволять пошли? С невообразимым риском для своей репутации и карьеры? Ну, в смысле делать вид?
        - Ну почти, - качает он головой. - Почти угадал.
        - А не слишком ли слабый крючок? Сейчас вы её освободите, она вырвется, улетит к себе в Европу и всё, забудет доброту вашу, и то что вы её из лап кровавой гэбни спасли.
        - Чего? Ты давай, не выражайся при мне, совсем что ли?
        - Это же ирония, я как бы не от своего имени это говорю, а от её.
        - Ирония. Ладно. Слушай, у нас свои есть подходы. Прежде, чем вырваться, ей придётся кучу бумаг подписать. Так что и там карьера может рухнуть, и сюда уже не въедет никогда, а ей нравится приезжать. Да и другие есть привязки.
        Интимные и сердечные? Я этого не спрашиваю, конечно, но видать, что-то в глазах такое грешное мелькает, и Злобин начинает сердиться:
        - Так, Егор, ты не забывайся всё-таки.
        - Так я слова не сказал, - смеюсь я, и мотаю головой. - Мы с вами сейчас, как Винни-Пух с Пяточком…
        - Ладно, давай только без анекдотов. Я тебе позвоню. Мы же должны ещё вместе с Евой пообедать или поужинать. А то она уедет скоро, завтра буквально, а мы не обсудили варианты сотрудничества.
        - Ну, давайте попробуем. У меня сейчас телефона нет, так что звоните мне в ЦК или в отель.
        - А что с телефоном? - хмурится он.
        - Что с телефоном? Он в машине, а её в ремонт надо везти, она же как с войнушки приехала. Весь салон в кровищи а кузов из автомата прошит.
        - Нахера ты с этими блатными трёшься? Тут такие дела намечаются, а ты из-за копеек каких-то всё под угрозу ставишь?
        - Серьёзно? - вопросительно смотрю я на него.
        - Нет, извини, не в настроении просто. Ладно. Что с машиной делать будешь? В автосервис на такой приезжать не стоит.
        - Нашёл вроде спеца немногословного, родственника своего временного водителя. Он таксист бывший.
        Перекусить-то надо было, а то как-то меня колбасит немного. Молодость молодостью, но чувствую я себя будто с глубокого похмелья. Не спал, не жрал, да ещё и дела все эти. Нервные.
        - Брагин! - рычит Ирина, как только я захожу в её кабинет. - Тебе тут что, частная лавочка? Хочу - прихожу, не хочу - не прихожу? Так что ли? Я весь день тебе телефон обрываю. Ты спал что ли?
        - Ириш…
        - Какая Ириша! Так не пойдёт, Егор! Это я тебе авторитетно заявляю! У нас дел столько, что надо пахать без сна и питания, а ты что? Нежишься? По девкам бегаешь, вместо работы? Ну-ка… Подойди ближе…
        Я подхожу.
        - Это что такое? Это что за внешний вид, я тебя спрашиваю? Не знала бы, что ты непьющий, подумала бы что пил всю ночь.
        - Ир, да просто устал немножко, - зеваю я, раскрывая рот, как крокодил. - Не спал сегодня.
        - Так, отставить браваду! Меня ты подвигами своими не впечатлишь.
        - Да ты же о подвигах моих и не знаешь, - пожимаю я плечами и сажусь на приставной столик.
        - Ну-ка, зад свой убери со стола, пожалуйста. Нам звонили из Краснодарского обкома комсомола. Хотят как можно скорее включиться в движение. Предлагают провести совещание в конце недели или начале следующей.
        - Молодец Медунов, не соврал.
        - Ты мне зубы товарищем Медуновым не заговаривай, он тут ни при чём. Совещание готовить надо, а ты по девкам шаришься.
        - Ир, хорош. Я не по девкам. У меня Пашку подстрелили. Он в реанимации в тяжёлом состоянии. В коме.
        Она осекается и долго смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
        - Как ты умудряешься, - наконец оживает она. - Постоянно куда-то вляпываешься. Егор, у нас же дело ответственное, надо уже посерьёзнее. Кто подстрелил? Ты с ним был? Это в тебя стреляли?
        - Бандосы, Ир. Ты знаешь, что я тайный борец с бандосами? Судья Дредд и Бэтмен.
        Она только рукой на меня машет.
        - Слезь со стола, - кивает она. - И иди работай. Или иди спать. Я не знаю, что мне с тобой делать.
        - Понять и простить, - картавлю я.
        Она смотрит на меня, как на дурачка.
        - Ириш! - я соскакиваю с приставного столика, перегибаюсь через её стол и чмокаю в щёку.
        - Иди давай, - легко отталкивает она меня. - Правда, иди. Тебе ещё надо лететь увольняться, между прочим. Когда ты это делать собираешься?
        Лететь, лететь, лететь… Итак, вся жизнь сплошной полёт. Чем дальше, тем выше и быстрее.
        - Скоро, милая. Скоро.
        Я иду к себе в кабинет. Правда, назвать его «моим» можно весьма условно, в том смысле, что там у меня есть рабочее место. Но, кроме меня, там трудятся ещё трое молодых амбициозных и уверенно двигающихся наверх комсомольцев. Яна Авдеева по кличке Авгиева, из-за некоторого сходства с лошадью.
        Впрочем, это злые языки говорят, по мне так вполне симпатичная девчонка. У неё, конечно, довольно дурацкая чёлка и длинная грива, подчёркивающая это мнимое сходство, зато она может похвастать тёмными томными глазами, многообещающим взглядом, крупным чувственным ртом и сильным стройным телом.
        Второй член команды Стёпа Красавин, занудный тощий очкарик с кудряшками и огромным запасом прочности и усидчивости. И, наконец, Толик Георгиев, обаятельный, дружелюбный и целеустремлённый молодой человек, знающий, помимо того, как нужно работать, ещё и как нужно отдыхать.
        Он подтянут, одет всегда с иголочки, костюмы импортные, сидят отлично. Короткая стрижка, открытая улыбка и серые смеющиеся глаза.
        - О, Егор, - улыбается он. - Привет. Смотрите, кто говорил, что он не придёт? Давайте по полтиннику.
        - Я не спорила, - мотает головой Яна. - Я просто выражала сомнение.
        Красавин вообще не реагирует, выписывая что-то на лист бумаги. Толик встаёт и подходит ко мне, мы жмём друг другу руки.
        - Привет, Анатоль, привет бойцы! - говорю я и прохожу к своему столу.
        На нём стоит телефон, моё главное орудие производства, а на стене, над моим стулом красуется плакат с Павкой Корчагиным и цитатой про жизнь и про то, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые и не жёг позор за подленькое и мелочное. Ещё у нас есть книжный шкаф и экономическая карта СССР.
        Я сажусь и осматриваю своих соратников:
        - Кто хочет поехать в Краснодар?
        Они молчат.
        - А в Улан-Удэ?
        - Я хочу в Краснодар, - говорит Толик.
        - Я тоже лучше в Краснодар, - подключается Яна. - А в Улан-Удэ товарищ Красавин хочет.
        - Степан, - окликаю его я. - Собирайся в Улан-Удэ. Готовься в командировку. Созвонись с ДОСААФ, узнай, кто едет от них и начинайте связываться с местными органами.
        Он молча кивает и возвращается к своим записям.
        - Толик, то же самое, готовь поездку в Хабаровск, а мы с Яной поедем в Краснодар. Вернее, не так. Поедем мы туда все вместе, чтобы вы набрались опыта а потом отправились по своим направлениям. Но Яночка берёт подготовку на себя, поскольку я забираю её себе, то есть приватизирую.
        - Это как? - спрашивает она и, выпятив нижнюю губу, дует на свою чёлку.
        - Это значит, перевожу в частную собственность, - поясняю я.
        - При социализме частной собственности нет, - мотает она головой. - Только личная.
        - Значит, пока в личную. Давай, Яна. Связывайся с обкомом и горкомами. Кубань для нас очень важный регион, так что мы сразу должны будем охватить Краснодар, Сочи и Геленджик. В обязательном порядке. Поедем вместе с Новицкой и Скачковым. Не подведи меня. Ребята, Яночке надо помочь. Она у нас единственная девушка, нежное и хрупкое создание, так что давайте.
        Толик улыбается.
        - Слушай, Егор, - говорит он, - а когда мы в ЦПКиО идём? Ты собираешься с культурной жизнью столицы знакомиться или как старпёр будешь всё по «Метрополям» разъезжать?
        - Толик, собираюсь, - киваю я. - Может быть, даже сегодня. Мне нужно подружиться с одной девушкой. Яна, не ревнуй, она тебе в подмётки не годится.
        Я снимаю трубку и набираю номер Скачкова.
        - Виталий Тимурович, ну как вы?
        - Нормально, Егор, а ты как? Как там больные? Новостей нет?
        - Рекс более-менее, а Пашка в коме. Пока ничего хорошего.
        - Ну да, - говорит он, - это я знаю, узнавал, звонил утром. Думал, может что изменилось… У нас, кстати, приехал отряд из девяти человек. Мы их сейчас на тренировочной базе разместили. У них будет «буханка» своя, я договорился. Месяц там будут заниматься и по двое дежурить на нашей базе. Через пару дней шабашники закончат и будем перевозить… тренажёры.
        - Понятно.
        - Ещё одного парня к тебе прикомандировываю. Хороший дядька. Он с тобой может и тренировки проводить, мастер замечательный. Не офицер, но опыт у него большой и не мальчик. Я его в гостиницу отправил, он уже заселился в номер к Семёну Мальцеву. Ждёт указаний. Звать Александр Какора.
        - Белорус, что ли?
        - Это ты у него спросишь, мне без разницы, кто он, главное, мужик надёжный.
        - Спасибо, Виталий Тимурович. Мне тоже без разницы, просто спросил.
        Любопытные сюрпризы подкидывает новая жизнь. Знал я одного Александра Какору. Он был у нас замкомвзводом. Давно уже… Отличный был парень…
        - Мы с вами, кстати, в Краснодар едем, - говорю я, - на следующей неделе. Вы знаете?
        - Вроде же на этой надо было.
        - Не, не успеем на этой. Горячку пороть не будем, на этой неделе здесь все дела доделаем. У меня Авдеева занимается подготовкой, скажите там своим, пожалуйста, чтобы с ней связывались.
        - Это та атлетка что ли? - интересуется он.
        - Да, она самая. Наша гордость и краса, Яна Авдеева.
        - Ну-ну, - хмыкает он. - Хорошо.
        - Смотри, Авдеева, - говорю я, опуская трубку. - Скачков человек серьёзный и неженатый. Привет тебе передаёт, так что ты имей в виду.
        - Ну, Егор, - краснеет она. - Что такое, совершенно нерабочая обстановка!
        - Ладно-ладно, просто обратил твоё внимание, дело житейское. Чисто для твоей информации.
        Дальше я звоню Злобину.
        - Брагин, ты? - сразу спрашивает он, будто у него номер мой определяется.
        - Как узнали? - удивляюсь я.
        - Да мне на этот номер кроме тебя никто не звонит. Что опять случилось? Мне бежать надо.
        - Вы уже выпустили Рапунцель из заточения?
        - Нет конечно, я ещё только на совещание иду. Говори скорее, что?
        - Да есть предложение, мой товарищ хорошо осведомлён о неформальных тусовочных местах столицы. Может мы с ним нашу подругу прогуляем для установления дружеской привязанности?
        Он молчит, обдумывая мои слова.
        - Ну, чтобы это всё было более естественным, - добавляю я.
        - Не знаю, - наконец, отвечает он. - Я подумаю. Её ещё выпустить успеть нужно. Я позвоню. Подумаю и позвоню.
        Я кладу трубку и Анатолий оживляется:
        - Так что? Есть план?
        - Пока не знаю. Посмотрим.
        - А что за подруга?
        - Гостья столицы, - улыбаюсь я. - Приезжая. Займись Хабаровском, пожалуйста.
        - Так там уже поздний вечер. Завтра утром займусь.
        - Ну, тогда, помоги Яне, - киваю я и снова снимаю телефонную трубку.
        На этот раз я звоню Дольфу Лундгрену, известному также, как капитан Торшин из ГУБХСС.
        - Василий Альбертович, здравствуйте, Брагин беспокоит. Есть минутка?
        - Да, Егор, здравствуй, - отвечает он. - Вспомнил обо мне?
        - Так и не забывал никогда, просто у наших партнёров немного затянулось решение организационных вопросов.
        - Так решили же, насколько я знаю.
        - Да, всё решили. Поэтому я хочу договориться, когда можно будет подъехать.
        - Да хоть сейчас приезжай.
        - Прямо сейчас? В принципе я не против, сейчас заеду за своим спецом и появлюсь. Там персонал как? На месте?
        - Ну конечно, - отвечает Дольф. - Мы же потихонечку играем уже. Посетителей мало, но работники все здесь.
        - Ясно, так даже лучше, - соглашаюсь я.
        Кладу трубку и встаю из-за стола:
        - Так, ребята, работайте, а у меня дела, Толик, по поводу планов на вечер. Пока это не сто процентов, так что я тебе брякну, если что-то поменяется. Лады?
        - Конечно, звони.
        - Хорошо.
        Я еду в гостиницу. Мой новый телохранитель Какора оказывается крепким сорокапятилетним мужиком, довольно суровым на вид, коренастым и явно весьма сильным. У него широкое лицо, чуть приплюснутый нос и едва различимая скептическая улыбка. Он немногословен, но ничего, это даже к лучшему.
        Поднимаемся наверх, в казино, и я ловлю Бакса:
        - Миша, поехали, время настало, - говорю я ему. - Пора браться за новый фронт работ.
        Он обречённо вздыхает.
        - Ничего-ничего, - подбадриваю я. - Надо из зоны комфорта выходить время от времени. Если, конечно, тебя интересует активное долголетие. Сейчас посмотришь людей, оценишь кто там нужен, а кто нет. Поговоришь, поспрашиваешь, присмотришься изнутри, ну, и приступишь к очередному трудовому подвигу. Мне надо, чтобы новые точки не перетягивали на себя наших клиентов, а занимали другие сегменты. Улавливаешь?
        - Сделаем, - соглашается он. - Чего уж…
        Это мы с ним уже несколько раз обсуждали.
        - Цвета не было сегодня?
        - Звонил, - отвечает Бакс. - Сказал, попозже приедет, ближе к вечеру.
        Ну, ладно, он нам сейчас и не нужен собственно.
        В машине тесно. На переднем сиденьи располагается Какора, а сзади - Бакс, Семён и я. Ехать недалеко и Сергей Сергеевич довозит нас минут за пятнадцать. Он останавливает машину и мы, пройдя через дворик за бетонным забором, оказываемся у административного здания.
        - Здесь что ли? - щурится Бакс. - Выглядит не слишком презентабельно.
        - Ну, как уж есть, - пожимаю я плечами. - Идём.
        Мы заходим внутрь, назвав охране пароль, полученный от Дольфа. Зал небольшой и довольно тёмный, немного похожий на тот, в котором мы были в Геленджике. Подходим к бару и начинаем осматриваться.
        Выбор напитков небольшой. Никаких рулеток нет. За одним столом сидят несколько человек и режутся в «очко». Чуть поодаль тоже играют, во что - не понятно.
        Не успеваем мы всё оглядеть, и даже привыкнуть к полумраку, как появляется Торшин Он, разумеется в штатском. Вместе с ним приходит худощавый мужик с довольно длинными волосами и усами подковой. На нём тёмно-коричневый костюм, и чёрная бабочка.
        - Ну что, - говорит Дольф, - начнём знакомиться с объектом?
        - Начнём, - кривится Бакс.
        - Так, это у нас администратор. Пётр, расскажи, что тут у нас.
        - Смотрите, братцы, какой сюрприз, - раздаётся вдруг довольно громкий голос, и мы оборачиваемся. В зал заходят четверо крепких ребят. - На ловца и зверь бежит, да?
        - Как трогательно, - говорит один из четвёрки, и я его узнаю. - Легаши, пионэры и блатные. Ну а чё? Нормально, будем работать и лавэ заколачивать. Деньги не пахнут, да?
        Он смеётся и клацает опасной бритвой, то обнажая лезвие, то пряча в рукоятке.
        - Вот этот шкет, - продолжает он, на этот раз обращаясь к своему спутнику, неприязненному и выглядящему совершенно неприступно блатарю. - И есть тот самый Бро.
        Он показывает пальцем на меня.
        - Это мы удачно зашли да? - щерится тот. - Ну что, господа хорошие, слушайте сюда. У меня к вам разговор имеется. Небольшой. На полминутки.
        - Некогда нам разговоры разговаривать, - отвечает Дольф. - Мы вас не знаем, идите с миром. Мы закрыты.
        - Ты хлебало-то завали и послушай, твоей же жизни касается.
        Клац-клац, издаёт неприятные звуки бритва
        21. Великая сила литературы
        Какое любопытное совпадение. Только мы зашли, и через пару минут тут как тут появляются эти колоритные граждане. Интересно, кто сообщил о нашем прибытии? Это мог быть кто-то из наших, могли быть люди Дольфа, а мог быть и вот этот патлатый усатик. Он, кстати, на ресторанного лабуха похож.
        Ладно, с этим мы разберёмся. Чуть позже. Пермяк и второй типа авторитеты, ещё двое - это торпеды. Утром торпед было пятеро. Значит есть ещё снаружи воины.
        Вот этот солидный и уважаемый дядя, вероятно и есть та серьёзная фигура, что, по предположениям Ферика, стоит за Пермяком. И как его зовут, красавца такого? Выглядит он уверенно и практически царственно.
        Римский профиль, смуглое лицо, волнистые седые волосы. Взглядом может сейфы прожигать, сто процентов. Вальяжный, просмолённый табачным дымом и забальзамированный байховым грузинским чаем ещё при жизни. Длинное пальто, белый шарф, небрежно наброшенный на плечи и дорогой костюм. Принц воров.
        - И кто ты такой, чтобы мы с тобой разговаривали? - поднимает брови Торшин. - Директор театра оперетты?
        Мы стоим в стороне от играющих и наши реплики до игроков вроде не долетают. Да и нет их уже. Быстренько, быстренько бочком все расходятся и тают в тумане.
        - Я-то, известно кто, - усмехается урка. - Дедушка Назар, я. Даже ты, клоун, наверное, слыхал. Хотя не удивлюсь, что в цирке, откуда ты выполз, могут и не знать истинных героев труда.
        Ух ты, Назар Лимончик. Известная личность, чего уж там. Много дел наделал и до сих пор даже, там, в моём будущем, он на покой не ушёл, нет-нет, да всплывёт его имя. Короче, легенда криминального мира. Пострелял в своё время изрядное количество различных Фериков и Цветов, встававших у него на пути. Но и своих союзников потерял немало.
        Разросся он вширь и вглубь, понастроил бизнесов и накупил недвижки. Испания, Греция, Польша, Штаты, не говоря уж о бывших союзных республиках - много где проник в плодородные слои грунта, но теперь ему придётся подвинуться. Конкурент и преграда на пути развития моего протеже Цветика.
        Я поэт, зовусь я Цветик,
        От меня вам всем приветик…
        Пермяк смеётся, немного перебарщивая с подобострастием.
        - Так, может, мне тебя оприходовать по всей строгости закона, дедушка? - спрашивает Дольф, напрягаясь и становясь почти неотличимым от Ивана Драго. - Или, может, тебе пенсию оформить? Или челюсть вставную выписать?
        Серьёзный парняга, не ударил в грязь лицом, хе-хе…
        - Да что ты, - усмехается тот. - Оприходовать. Гляди, чтоб тебя всей вашей ментурой не оприходовали, дурачок. Слушайте меня внимательно, циркачи. Точка это воровская. И эта, и та, вторая. И мусорята здесь хозяйничать не будут. Хотите лавэ - служите. Будете тявкать, поступлю, как хозяин с обнаглевшим псом. Псов много, а сахарных косточек мало. И уж решать, кто здесь присматривать будет, точно не вам. Кого хотим, того и поставим, вас не спросим. Про Цвета забудьте. Вот Пермяк, он тут и будет дела делать. Такие, как нам надо.
        - Сход выбрал Цвета, мы согласовали, - не сдаётся Дольф. - Всё точка. А Пермяки пусть идут лесом, деда. Или чё, поедем в управление разбираться с правомерностью назначений?
        - Выбрал, да только я это всё отменяю. Тебе какая разница? Я говорю, ты делаешь. Точка.
        - Разница есть, - вступаю я. - Нам надо деньги зарабатывать, а что Пермяку твоему надо мы не знаем. Ашотику бабки не нужны были походу. Да и этот вот на петрушку больно смахивает. На серьёзного человека не похож.
        Пермяк подрывается и дёргается в мою сторону, демонстрируя негодование и решимость проучить выскочку и фраера, то есть меня. Но навстречу ему чуть-чуть сдвигается мой новый охранитель Какора. Самую малость, будто всего лишь обозначает движение, но Пермяк, надо отдать ему должное, хорошо считывает язык тела и останавливается.
        - Спокойнее, - киваю я и легко хлопаю себя по карману. - Забыл, что у меня есть волшебная палочка?
        Лимончик прожигает меня огненным взглядом. У него там лазерные устройства, не иначе. Лицо непроницаемое, скорее неприязненное, чем нейтральное.
        - Пусть потявкает недопёсок, - бросает он и переводит взгляд на Пермяка. - Недолго уже.
        Тот скалится, как голодный волк.
        - Значит так, - продолжает дед Назар. - Завтра сюда заходит Пермяк и начинает делать наше дело. И чтобы никаких недопёсков и никаких цветов здесь к этому времени не было.
        Он так и говорит, с маленькой буквы, делая ударение не на «е», а на «о», будто речь действительно идёт о цветах, а не о Цвете.
        - У них свои катраны имеются, а эти наши и баста.
        - Нет, - спокойно говорю я. - Теперь всё иначе. У нас между руководителями ведомств всё договорено, вы нам своего представителя выставили, избранного на сходке. Чего ещё надо? Так это не работает.
        - Работает, - щерится Лимончик, - не тебе варежку разевать. Тебя, малолетку, спрашивать точно никто не будет. Внук, в натуре. Дурилка ты картонная, а не внук. В любом случае, у меня зять бровастого во где, а внук свистит мимо. В общем, всё-на. А сход у нас будет и всех ваших сучат…
        Он делает резкое движение проводя указательным пальцем поперёк горла. При этом, на оттопыренном мизинце я замечаю длинный безобразно-жёлтый ноготь.
        - Пермяк ни сюда, ни в какое другое наше место не зайдёт, - говорю я. - Только если на танке приедет. И то ещё посмотрим.
        Какого хрена, честное слово. Откуда он нарисовался, Лимончик этот! Если сейчас хоть на секунду усомниться и дать слабину, даже не прогнуться, а просто заколебаться - всё, исход будет ясен. Все труды напрасны, не вообще все, но то, что касается этих точек и то, что касается репутации.
        Этот дед Назар та ещё заноза. Он уже сейчас всё к себе подгребает, как лаповый снегопогрузчик, а через десяток лет целые войны будет вести за ресурсы и средства производства.
        - Слышь, ты, недопёсок… - начинает он, но я отворачиваюсь и делаю знак патлато-усатому администратору.
        - Пётр, давай-ка быстренько посторонних отсюда выводи. И чтобы больше они за порог этого зала не проникали.
        Пете, конечно, стрёмно выполнять мою команду, поскольку он же не знает, куда качнутся качели и притязания какой из сторон в итоге будут отвергнуты. Поэтому он стоит и мнётся, не зная, что в данной ситуации сделать. Но, ты уж извини, дорогой человек, вопросы твоей уверенности пока у меня не в приоритете.
        Мне приходится подступить к нему поближе и легонько ткнуть пальцем в живот.
        - Алё, Петро, давай, мухой! Беги за бойцами.
        Могут и воспротивиться бойцы, честно говоря и решение представляется небезупречным, но делать же надо что-то, вот я и делаю.
        Боевая поддержка Пермяка и Лимончика, их торпеды, напрягаются и подаются вперёд.
        - Пусть тявкает, - злобно ухмыляется Назар. - Завтра будет, как я сказал. А если не будет… всем доска. Амбец. Пошли.
        Глаза его горят огнём и злобой. Он разворачивается и с чувством неимоверной важности направляется к выходу. Свита устремляется за ним.
        Они уходят, а мы остаёмся.
        - Так не пойдёт, - качает головой Дольф. - Надо что-то решать с этим делом.
        - Что решать, Василий Альбертович? - пожимаю я плечами. - Мы всё уже решили, причём, на высочайшем уровне. А наезды… наезды - это текущие вопросы технического характера, которые мы с вами должны уметь быстро и оперативно гасить. А раз должны, значит будем. Будем делать то, что должны. Пётр, Миша, завтра охрана будет усиленной. Ни Пермяк, ни Лимончик внутрь зайти не должны, ясно? Если зайдут, вам кранты. А товарищ капитан…
        - Майор, - перебивает Дольф.
        - Поздравляю. А товарищ майор будет готов вязать всех социально близких элементов по первому вашему слову. Да, товарищ Майор? Миша, ты не волнуйся, того, что в прошлый раз случилось, мы не допустим, дадим тебе охранника.
        Щеголеватый Петя, кажется, крайне недоволен подобным развитием событий. Портить отношения с ворами ему не хочется. Никому не хочется, но дело надо делать? Надо. Всё, точка.
        Бакс остаётся здесь, а я со своими пацанами еду в гостиницу, предварительно позвонив Ферику. По моей просьбе он тоже едет в казино. Цвет, наконец-то появился и спокойно царствует, занимаясь текущими вопросами, которые в отсутствие Бакса и Лиды достаются ему.
        - Здравствуйте, Павел, - приветствую его я. - А вы случайно ещё не на пенсии?
        - Чего? - хмурится он.
        - А того, что период у нас напряжённый, не время спать да миловаться. Есть и другие задачи. Поважнее. А вас днём с огнём не найдёшь, пропадаете где-то.
        - Харэ, Бро, попроще рожу сделай, ты же не пахан, - ухмыляется он.
        - Зато ты пахан, - парирую я. - И по имени и по статусу. Сейчас Ферик подъедет и, я вам обоим расскажу последние известия. Про Лимончика, Пермяка и всех остальных.
        Пока Ферик едет, я звоню Чурбанову. Вопрос у меня серьёзный и опасения тоже серьёзные. Я даже не хочу раздумывать особо на эту тему, потому что… Потому что, какого хрена, вообще, что это значит, что вор Лимончик, держит в руках замминистра МВД. Надеюсь, это всё чушь и, ничего не значащий блеф.
        - Юрий Михайлович, здравствуйте, это Брагин.
        - Привет, Егор, - отвечает он. - Если можешь, пожалуйста, давай быстрее, а то мне к шефу надо бежать.
        - Хорошо. Мне надо с вами перекинуться парой слов, буквально пять минут. Или двадцать пять.
        - Прямо срочно?
        - Очень.
        Он молчит.
        - Алло… Юрий Михайлович…
        - Думаю… - говорит он. - Ну, ладно, мы сегодня в ресторане ЦДЛ ужинаем с Галиной. Сможешь подскочить? Там мероприятие будет.
        О, может, нам туда и Еву сводить?
        - Смогу, конечно… А что за мероприятие?
        - Загребельный будет про страсти в гареме рассказывать. В прошлом году его «Роксолану» напечатали. А сейчас присудили за неё премию или ещё там что-то.
        - Так ресторан будет на банкет закрыт?
        - Нет. Мероприятие не в ресторане. Но ужинать мы там будем.
        - Ну, вы мне пропуск оставьте тогда, туда же просто так не войдёшь, а я не писатель…
        - Ладно… - говорит он. - В восемь примерно подъезжай.
        - Только…
        - Что?
        - Э-э-э… Я не один буду… Можете мне на двоих сделать?
        - Наглец, ты Брагин. Давно бы себе членское удостоверение завёл.
        - Я бы, - вздыхаю я, - другое завёл удостоверение с надписью «МВД СССР».
        - Так, всё, увидимся позднее.
        И что мне делать, если Лимончик действительно связан с ним? Поговорив с Чурбановым, я возвращаюсь к Цвету.
        - Ну что, - недовольно смотрит он на меня. - Чего дёрганный такой?
        Я делаю знак бармену.
        - Не пей ты кофе, - цыкает языком Цвет. - И так вон на мандраже весь. Чё не так-то?
        - Пришло время показать, кто есть лев, а кто мышь.
        - И… - разводит он руками после паузы. - Что бы это значило? Ты про Ирку что ли?
        Он смотрит на меня недовольно и сердито.
        - Нет, не про Ирку, а про то, что ты должен продемонстрировать, кто в доме хозяин.
        - Ёлки, Бро, чё за шняга! Излагай доступно!
        - Дедушка Назар появился. Хочет твоё себе забрать.
        - Лимончик что ли?
        - Он самый, - подтверждаю я.
        - А ты откуда знаешь? На гонево похоже.
        - Видел его.
        - Кого ты ещё видел? - спрашивает Ферик, подходя к нам. - Ты про Пермяка что ли рассказываешь?
        - О, - удивляется Цвет. - Ты и Пермяка зачалить успел? Он же только появился.
        - Ну, не только, - кивает Ферик. - Уж пару дней, походу.
        - Нет - Его я снова видел, да, - качаю я головой. - Но кроме него ещё и с Лимончиком познакомился.
        - Сука… - качает головой Ферик. - Этого я и опасался… Не мог он сам так борзо вести себя.
        И не зря, судя по всему опасался.
        - В чём у вас с ним проблема? - киваю я.
        - Проблема? - поджимает он губы.
        - Нет проблем? Ну, ладно. А то мне показалось, что у него и к Цвету, и к вам негативное и предвзятое отношение.
        - Это он так сказал? - хмурится Цвет.
        Я рассказываю всё что произошло в катране. Оба собеседника молчат, смотрят друг на друга. Ну, собственно, да, Вольфом Мессингом не надо быть, чтобы прочесть их мысли. На тормозах всё спустить не удастся, слишком дерзко я выступил сегодня.
        Подходит бармен, ставит передо мной чашку кофе и говорит, что меня к телефону.
        - Скажи, пусть потом перезвонят, - хмуро бросает Цвет.
        - Сорян, - говорю я, качая указательным пальцем. - Вы тут думайте, что с вашим коллегой делать, а я поговорю и вернусь.
        Звонка я жду, и это оказывается именно он. Звонит Злобин.
        - Удалось вызволить контрабандистку? - спрашиваю я.
        - Да.
        - Расскажете, что там за книга такая, что такое внимание со стороны органов.
        - Расскажу как-нибудь. Слушай, Ева немного перенервничала, надо ей действительно, какие-то приятные эмоции устроить… В общем, чтобы положительные впечатления немного притупили горечь произошедшего…
        - Понятно. Я сейчас позвоню своему товарищу по ЦК, он подготовил программу и…
        - Ты и его хочешь взять?
        - А что, Леонид Юрьевич? Конечно хочу, парень он яркий, активный, идеологически грамотный и…
        Я замолкаю, подвешивая лёгкую интригу.
        - И? - подгоняет меня Де Ниро.
        - И привлекательный. Девушки на него клюют.
        - Это ещё зачем?
        - На всякий случай вас извещаю, вы же не сами планировали…
        - Брагин, - недовольно перебивает он и, немного помолчав, добавляет. - Хорошо. Бери. Только… ты сам что ли их фотографировать будешь?
        - Нет, я точно не буду. Вы поезжайте пока в ЦДЛ. Там сегодня чествуют Загребельного и будут про его Роксолану говорить, как она в турецком гареме была наложницей. Только там Юрий Михайлович будет с супругой. Просто для информации. И как пройти вы сами решите. После мероприятия поужинаем.
        - Хорошо.
        - Мы с Толиком прямо туда подтянемся. Надо же и нам развлечься немного.
        - Ладно.
        Поговорив со Злобиным, я звоню Толику.
        - Я уж думал, ты не позвонишь.
        - Ты придумал, куда нам двигать сегодня? У нас выходит трое мужчин будут развлекать одну барышню.
        - Взять девчат? - спрашивает он.
        - Нет, не в этот раз. Давай так, мне сейчас некогда, поэтому программу мы обсуждать не будем. Куда решишь, туда и двинем. Но начнём с ЦДЛ, мне там оставят приглашение на двоих.
        - Туда я бы тебя и сам провёл.
        - Серьёзно? А ты полезный человек, Анатоль. Ладно, потом расскажешь, я побежал.
        В голову приходит мысль позвать с собой Ирину или Айгюль, но я её отгоняю.
        Возвращаюсь к своим авторитетам.
        - Фархад Шарафович, а Зураб у вас ещё? - спрашиваю его.
        - Да, - неохотно отвечает он.
        - Вы его зрения лишили?
        - Нет.
        - Не расскажете, почему Назар вас недолюбливает?
        - Тебе зачем это? - хмурится он. - Была ситуация, не высказался в его поддержку на одном уважаемом собрании, он мне предъявлял потом. Вроде замяли, но…
        - Но осадок, судя по всему, остался, - киваю я.
        - Так просто мы не можем это оставить, - качает головой Ферик. - Хотя в войну сейчас вписываться очень бы не хотелось. Назар на свою сторону, я думаю, привлёк много уважаемых людей.
        - Если ничего не предпримем, - говорю я, - уважения точно не завоюем и, скорее всего, точек лишимся. Когда он проводит сходку свою?
        - Я выяснил, недели через две. Правда, некоторые серьёзные дяди уже начали приезжать.
        - Ну, и какой план? - спрашиваю я. - Думаю, Цвет должен свою территорию завтра по-любому отстоять, не допустить, смещения и вытеснения.
        - Это да, но людей маловато, - качает он головой. - Мы же сейчас за всё хватаемся, распыляемся.
        - Мы не распыляемся, - отвечаю я. - Мы не пропускаем подходящие моменты и используем все имеющиеся возможности. Да, приходится напрягаться и работать больше, чем хочется, но это мы не ради Лимончика делаем, правда? Если, конечно, сможем сейчас отбиться. Если не сможем, получится, что старались целый год как раз ради него.
        - Ладно ты мозги выносить, - отмахивается Цвет.
        - Он прав, - глядя в стол, кивает Ферик. - Прав Егор.
        - Ну, а если прав, думаю, нужно, не откладывая, решить вопрос с Зурабкой и Пермяком, - говорю я. - Оба они перешли черту. Я бы выступил, как очевидец злодеяний людей Зураба, но, боюсь, меня слушать никто не станет. Так что думаю, устранять проблему надо без суда и следствия.
        - А его охрана видела, что вы его в свою машину запихали? - спрашивает Цвет, которому Ферик уже рассказал об утреннем происшествии.
        - Видела, - кивает тот.
        - Хреново.
        - Да, - соглашается Фархад Шарафович. - Поэтому их тоже пришлось упаковать. Они у меня сейчас все в одном месте сидят. В гараже, в яме смотровой… Только видели или не видели, совершенно неважно. Ясно же, что все поймут, откуда ноги растут и кто всё это устроил.
        - Да и пусть думают, - прищуривается Цвет. - Пусть докажут. Если что, расскажем, что хотели вас нагреть. Я тогда попробую Пермяка вычислить.
        - Я уже выяснил, где он чалится, - кивает Ферик.
        - Хорошо, - говорит Цвет и бьёт кулаком в ладонь. - Я им займусь.
        - Нет, не надо тебе, у меня есть получше идея. Знаю, кому поручить. Ты подготовь назавтра усиление охраны точек.
        - Сними парней отсюда, - предлагаю я. - А я своих людей здесь поставлю на несколько дней. И вот ещё что… До сходняка нужно будет и с Лимончиком разобраться. А вам, муаллим, было бы неплохо, мне кажется, начать вести переговоры с участниками собрания. Постарайтесь, кого сможете перетащить на свою сторону.
        - Нравится мне этот мальчишка, - качает головой Ферик Шарафович. - Называет учителем и тут же даёт задание. Это как понять?
        Я улыбаюсь:
        - Это не задание, мысли, высказанные вслух, для получения вашего одобрения.
        - Одобряю, - машет он рукой. - Я уже начал. Но он под себя уже многих подгрёб. Непросто это, в общем. Только вот с Лимончиком разбираться нам никак нельзя. Будем политическими путями ходить. Если мы его грохнем, нам точно не выкрутиться. Живыми не оставят. Это стопудово.
        Оставят или не оставят, я не знаю. Знаю только, что мы его грохнем. Или он нас. Компромисса быть не может.
        Толик ждёт меня на Поварской улице у входа в ресторан дома литераторов.
        - Ты не сказал, мы в ресторан или на мероприятие? - приветствует он меня и с удивлением смотрит на молчаливых и серьёзных Какору и Семёна.
        Они стоят у входа и внимательно осматривают окрестности.
        - Вроде в ресторан, - пожимаю я плечами и уверенно подхожу к двери маленького замка, в котором ресторан и размещается.
        Ну, хорошо, не замка, а охотничьего замочка. Дёргаю на себя дверь и… И никаких распоряжений на мой счёт здесь не имеется. Приходится пропускать вперёд Толика.
        - Анатоль, ты что писатель? - спрашиваю я, когда мы попадаем внутрь.
        - И не просто писатель, а маститый, - усмехается он. - А твои друзья? Они что, с нами не идут?
        - Нет, снаружи подождут. А это не ты, случайно, «Му-му» написал?
        - Не я, - смеётся он.
        - А «Кота в сапогах»?
        Он машет головой.
        - Ну «Анна Каренина» твоя хотя бы?
        - Я написал цикл стихов и большую поэму о комсомоле, - говорит он. - Их напечатали в «Юности», а «Молодая гвардия» отдельным томом издала. «Комсомол - моя судьба» называется. Несмотря на название, там много всего про любовь.
        - Про любовь к комсомолу? - хмыкаю я.
        - Нет, про любовь между комсомольцами. Я за это дело премию Ленинского комсомола получил, а также членский билет союза писателей и работу в ЦК.
        - А ты крутой, Анатоль, - говорю я останавливаясь. - Протащил эротику под знамёнами ВЛКСМ. Я восхищён. Хорошо, что ты устроил этот каминг-аут, а так бы я и не знал, что у меня в подчинении целый лауреат находится. Эротический поэт комсомола.
        - Не знаю, что я там устроил, но да, хорошо, что ты теперь знаешь. И нет, эротики там нет.
        - А если найду? - усмехаюсь я. - Слушай, пойдём сразу руки помоем, чтоб уже не выходить.
        - Ну, давай, - соглашается он. - Гигиена превыше всего.
        Мы заходим в туалет, но прежде, чем, собственно, мыть руки, подходим к объектам, воспетым некогда художником Дюшаном и названным им фонтаном. То есть к писсуарам. Наступает весьма интимный момент, во время которого человек становится практически беззащитным.
        Я слышу, как в туалет заходят другие джентльмены. Должно быть писатели. Мы сейчас все здесь немного писатели, обдумываю я не самый изысканный каламбур. Единственное место в ЦДЛ, где каждый становится пи…
        Додумать я не успеваю, потому что на мою голову опускается что-то очень тяжёлое. И тут же огромный кулак врезается в район правой почки.
        Это не кружка, а целый бидон пива, - успеваю подумать я, скрючиваясь от боли. Твою дивизию…
        - Второго брать? - доносится голос сквозь наползающий на меня мрак.
        - Выруби пока.
        Бац!
        Да не меня!
        Становится темно…
        22. Тонкая красная линия
        Не знаю, кому как, но мне во тьме нравится именно тот момент, когда она рассеивается. И она, как раз, рассеивается. И рассеивается, как мне кажется, быстро. А враг мой проявляет себя не по годам дерзким и беспредельным. Не по годам в том смысле, что годы-то не те, всё-таки, восьмидесятые на дворе. Это во что они с таким подходом через десять лет превратятся?
        Поживём - увидим, как сказала мама Жени Лукашина в самом конце фильма.
        Все эти мысли проносятся, как метеориты, мимо моего космического корабля в вязком безвременье звёздной одиссеи. И, что характерно, мой космический корабль идёт своим ходом. То есть, возвращаясь к действительности, я понимаю, что передвигаюсь на своих ногах. Но, вместе с тем, меня тащат под руки. Два чувака.
        Мы проходим по кухне. Она не такая красивая, как в голливудских боевиках. Столы и посуда не такие изящные, зато вся эта утварь чрезвычайно тяжёлая. А запахи, просто восторг. Я бы здесь задержался на некоторое время, а то не ел, не спал, да ещё и по чайнику получил.
        - Открывай, - бросает мой сопровождающий справа моему сопровождающему слева.
        Мы останавливаемся. Тот, что слева оказывается чуть впереди, а тот что справа - чуть позади. Тот что слева тянется к дверной ручке, желая распахнуть дверь. И, поскольку его внимание полностью переключается на дверь, момент кажется мне подходящим, чтобы…
        Я резко подаюсь вперёд и направо, выкручиваясь и сжимаясь, как пружина и выкручивая руку из хватки левого громилы. Но правый реагирует и сжимает мою вторую руку сильнее, рывком притягивая меня к себе.
        Как безмерно оно, притяженье Земли…
        Моим лбом по его носу, это как слону дробина, тем более, голова моя уже не та. Но всё равно, получай!
        Хрясь!
        А вот тяжёлая чугунная крышка, сорванная левой рукой со здоровенной жаровни, представляется гораздо более весомым доводом в пользу моего немедленного освобождения.
        Время превращается в кисель, густой и тягучий. А я остаюсь быстрым. Быстрым, как молния.
        Б-а-а-м!
        Звук такой, как в «Фитиле», только низкий и растянутый. Горячая, гадина! Клиент оседает. Долг платежом красен, как говорится. Тот что, у двери, справившись с изумлением плывёт в мою сторону, и тут мой чугунный щит и меч, два в одном, снова приходит на помощь, встречая бронебойный кулак этого молодца.
        Чего такие неулыбчивые, ребята? А как насчёт ребром крышки по роже. Хоба! Не нравится? Крови много не бывает. Он отшатывается бедолага, хватаясь за разбитую голову, и прекращает интересоваться чем бы то ни было, кроме собственных ощущений. А крышка горячая, сука. Настолько, что после этого удара я просто выпускаю её из руки, и она с грохотом летит на пол.
        Тем временем, первый бандюга находит в себе силы и начинает подниматься. Более того, в руке его появляется складной нож и уже даже в разложенном виде. И мне приходится выбирать - бежать или нападать. Лучшая оборона - это нападение. В некоторых случаях. Таких как этот.
        Я хватаюсь за ручку жаровни, оставшейся без крышки и, сорвав с газовой плиты, обрушиваю её вместе с кипящим и благоухающим содержимым на своего преследователя и притеснителя.
        Его крик сливается с ещё более чудовищным криком крупной сдобной дамы в белой поварской одежде. Она врывается в эту часть кухни и приходит в ужас от причинённого ущерба и потери своего восхитительного варева.
        А из-за её спины появляется ещё один молодец, третий из ларца. Он совершенно непочтительно отталкивает отчаявшуюся женщину и устремляется ко мне.
        В кухне злится повариха с сватьей бабой Бабарихой…
        Как-то так.
        Я мгновенно разворачиваюсь и бросаюсь к двери, в которую меня изначально и хотели выволочь. А за моей спиной раздаётся тяжёлая поступь голема и грохочут фанфары. Это разлетается посуда, в стеллаж с которой, судя по всему, влетает тело женщины в белом.
        Коридор, поварёнок с подносом грязной посуды, чудеса эквилибра, гонка на выживание. Я проскакиваю мимо парня, ошалело пытающегося сохранить равновесие и кидаюсь к двери. Хоть бы была открытой… Да! Она открыта!
        Грохот и звон за спиной говорит о том что мой преследователь не отстаёт.
        Я выскакиваю в ночь, в зиму, во внутренний двор Центрального Дома Литераторов. Слева из проезда выглядывает человек, похожий на тех троих, с которыми мне пришлось только что столкнуться, поэтому я поворачиваю в другую сторону, в сторону улицы Герцена.
        Я оборачиваюсь. Из двери вслед за мной выскакивает преследователь. Увидев его, чувак из проезда проявляет явную заинтересованность, демонстрируя желание принять участие в охоте на меня. Над ним светит фонарь, поэтому мне хорошо видно, что там происходит.
        Навстречу мне из темноты от запаркованной машины бросается ещё одна тень. Да сколько вас, пять уже насчитал. Твою дивизию.
        Я останавливаюсь и перевожу дух, а они приближаются ко мне с двух сторон. Те, что торопятся со стороны Воровского улицы, увидев, что я стою, тоже сбавляют темп и замедляются. Тот, что с другой стороны, приближаясь, ухмыляется.
        Кольцо сжимается.
        В этой части двора темно, стоят машины. Бандосы надвигаются. Из двери выползает, тот что получил ребром крышки. Силён, бродяга.
        - Не трогайте! - хрипит он. - Я сам! Я щас его ссуку…
        Бредёт он с трудом, как зомби.
        - Ну чё, недопёсок, отгавкал своё? - улыбается здоровяк, идущий от машин со стороны Герцена.
        Ах, вот вы чьи, щучьи дети. Даже в храм литературы пробрались, упыри. Сердце стучит, бьёт в колокол, правда звук его слышен только мне.
        Амбал разминает шею, будто готовится вступить в единоборство не с первокурсником, а с Мухаммедом Али. Ну давай, ты наверное, не знаешь, приятель, кто здесь мастер немых сцен.
        Ведь у меня есть палочка-выручалочка
        Я взмахну, ты скажешь «раз» и всё изменится в тот час
        Ведь у меня есть палочка-выручалочка
        Я взмахну, ты скажешь «два» и закружится голова.
        Ведь у меня есть палочка-выручалочка
        Я взмахну, ты скажешь «три», а лучше ничего не говори…
        Понимаю, эти прекрасные и трогательные стихи немного опережают время, зато вспоминаются очень кстати. Я одним движением вынимаю свою палочку-выручалочку из кармана и, резко шагнув вперёд, приставляю ко лбу этого громилы.
        Щёлк. Маленький красный фонтанчик медленно и плавно вырывается из затылка. Всё. Остальные замирают, как громом поражённые. Они просто поверить не могут, что всё происходит вот так просто, без шума и огня. Ну вот, оцените сами.
        Щёлк, щёлк, щёлк… Да блин! Ещё раз! Стоять! Щёлк. Вот, теперь порядок.
        Я наклоняюсь над первым павшим, вкладываю ему в руку пистолет и дважды нажимаю на спуск, направив ствол вверх. Теперь он в порохе и никому даже в голову не придёт, что это не его рук дело. Я про троих собратьев по перу, лежащих на снегу. Убил их, а потом и сам застрелился.
        Творческий кризис, приведший к кровавой драме в ЦДЛ. Ужас!
        Думаю, тот что остался на кухне вряд ли в ближайшее время будет требовать сатисфакции и реванша. Дверь открывается и из неё выглядывает дядька в белой поварской одежде. Что же, пора пойти посмотреть, что там с Толиком, а то здесь становится оживлённо.
        Я бегу на Герцена, то есть в противоположную сторону той, где находится вход в ресторан. Огибаю здание и подхожу к двери. Захожу внутрь.
        - Здравствуйте, на моё имя пропуск должны были оставить. Брагин, посмотрите, пожалуйста.
        - Да, есть, - кивает благообразный пенсионер. - Только вы знаете, молодой человек, мероприятие уже закончилось.
        - Ничего, меня ожидают.
        Мне объясняют, как пройти, и я двигаюсь вперёд. Быстро прохожу насквозь по переходу и снова оказываюсь в той части, где находится ресторан. Сразу бегу в туалет и… вот он мой лауреат, живой и почти здоровый. Умывается. Наверняка, теперь появится новая поэма.
        - Егор, - трясёт он головой, разбрызгивая капли.
        Хорошая идея, холодненькая водичка будет кстати.
        - Что это было? Кто эти люди?
        - Думаю, литераторы-неудачники. Ты как? Сильно прилетело?
        - Что за неудачники? - хмурится он.
        - Ну, поняли, что им премия Ленинского комсомола не светит, вот и решили отыграться, - объясняю я.
        - Нет, серьёзно, Егор, надо же в милицию сообщить.
        - Они сами друг друга истребили, так что возмездие уже состоялось.
        - Как это?
        - Да вот, так. Сумасшедшие какие-то. Думаю, лучше нам вообще никому не говорить, что они на нас напали, иначе затаскают нас, Анатоль, по милициям. Слушай, а премия в рублях сколько составляет?
        - Десять тысяч.
        - Ого, да ты богач! - качаю я головой.
        Шумит зараза. Голова…
        - У тебя кровь на рубашке, - кивает Толик.
        - Ничего, небольшое пятнышко. Ты как? Тебе по башке прилетело?
        - Ну, не только…
        - Ладно, пошли, - говорю я, поднося руки к шумному фену. - Была мысль писателем стать, но раз это так опасно, не буду даже и пробовать.
        - Смешно, - хмуро кивает мой собрат-потерпевший.
        Мы выходим из туалета и идём к залу.
        - Что ты купил на выигрыш? - спрашиваю я, поглядывая по сторонам.
        Не ел, не спал, внимание не то. Жрать охота. Сейчас, пока на адреналине, вроде бодрячком, но стоит только что-нибудь закинуть в топку, сразу пойдёт расслабон.
        - Это не выигрыш, вообще-то, - говорит Толик.
        - Ладно, если секрет, можешь не отвечать.
        Мы заходим в зал. Я останавливаюсь и осматриваюсь. Высоченный деревянный потолок с огромной люстрой, стены обложенные резными дубовыми панелями, массивная деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Настоящий замок. А вообще, каждому писателю - по замку!
        Публика здесь интеллигентная, что автоматически означает немалое количество чудаков, фриков, как сказала бы моя дочь. Но в целом атмосфера чудесная, пленительная для всех неписателей, большинству из которых никогда не удастся сюда попасть.
        Так, вот Злобин с Евой. Чурбанова нет. Твою дивизию. Может, конечно, он в кабинете…
        - Я тебе советую взять судака «Орли», - говорит мой спутник. - Это рыба в кляре с соусом тартар, подаётся на серебре, между прочим.
        - Хорошо. Так давай, пошли сюда.
        - Молодые люди… - вопросительно смотрит на нас метрдотель.
        - Да-да, нас ждут друзья, вон за тем столиком.
        Мы проходим.
        - О, Егор, - улыбается Злобин. - А мы уж думали, ты не придёшь.
        - Я не я буду, если не приду, - улыбаюсь я. - Ева, привет. Как дела?
        Она быстро поднимает и опускает брови, показывая, что мол по-разному и улыбается:
        - Привет.
        - Смотрите, друзья, кого я привёл. Это Анатоль Георгиев, выдающийся поэт, между прочим, лауреат премии Ленинского комсомола.
        - Просто Толик, - улыбается он, - Егор немного преувеличивает мой вклад в литературу.
        - Не скромничай. Тебе ещё придётся читать нам свои стихи. Он написал эротическую поэму про комсомол.
        - И за это премию? - удивляется Де Ниро.
        - Ну, а как же, Леонид Юрьевич? Это ж самое оно. Это Ева, а это Леонид Юрьевич. Знакомьтесь. Друзья, мне страшно неловко, но я должен на несколько минут вас оставить.
        - Только не ходи в туалет, - говорит Толик. - И она не эротическая, моя поэма. Егор шутит. Он недавно получил встряску, и у него обострилось чувство юмора.
        Я смотрю ему в глаза. Смеётся. Молодец, парень.
        - Ева, что у вас такое красивое в тарелке, пожарская котлета? - спрашиваю я.
        - Она самая, с соусом из белых грибов и сморчков.
        - О! Волшебно. Друзья, закажите мне такую же. Или даже две… Да, две. И я скоро вернусь, простите.
        Отойдя от этого столика, я иду к лестнице и поднимаюсь наверх, оглядывая зал с высоты второго этажа.
        - Вам подсказать что-то? - снова встречает меня мэтр.
        - Да, будьте любезны. Я ищу Чурбанова Юрия Михайловича с супругой.
        - Ах, да-да, - кивает он. - Я предупреждён. Проходите за мной, прошу вас, они в галерее.
        Он открывает дверь и я захожу в небольшой салон, с длинным дубовым столом посередине.
        Там сидят трое. Чурбанов в штатском, его жена Галя и… дед Назар. На Назаре шикарный костюм.
        - Какой сюрприз! - восклицает Галя.
        Вот уж действительно. Впрочем, для меня это уже не сюрприз.
        - Егор! Сто лет тебя не видела! Садись с нами, мы уже, правда, заканчиваем…
        - Галина, моё сердце поёт, - улыбаюсь я. - Ты выглядишь сногсшибательно. Спасибо за приглашение, но я здесь с компанией и не могу их бросить.
        - Ах, вот ты какой, изменщик, - улыбается она. - Знакомься, это приятель Юрия Михайловича, Сергей Олегович.
        - Здравствуйте, Сергей Олегович, - киваю я. - Вы писатель?
        - Читатель, - Отвечает дед Назар со смехом, но в глазах его бушуют бури.
        Кажется, он хочет сказать, мол, кирдык тебе, недопёсок. Ну что же, это мы ещё посмотрим, кому кирдык. Если по пять человек в день прибирать, скоро от тебя рожки да ножки останутся, Лимончик. Война началась и не я её начал.
        И, похоже, он ожидал увидеть меня в багажнике автомобиля, а не рядом со своим столом. Ну, что же, я тоже шёл сюда не с ним встречаться и уж, тем более, не с его бандосами.
        - Быть читателем в нашей стране тоже почётно, - открыто и приветливо улыбаюсь я. - Кстати, вы уже слышали анекдот про лимон на ножках?
        - Это тот где, «так это ты мою канарейку в чае утопил»? - кивает Галя, а её муж бросает быстрый взгляд на Назара.
        - Ага, его. Вижу, что слышали.
        Так вот, Лимончик, утоплю я тебя…
        Глаза у вора делаются ледяными и он едва сдерживается, чтобы не выказать свой гнев.
        Утоплю, не сомневайся. Мне тоже нелегко сдерживаться, но я тебя переиграю, урка. Вот увидишь. Не в чае, так в кровушке, но утоплю. А то, кажется, ты себя Александром Македонским возомнил. Да вот не на того наткнулся, так что забудь про испании и греции. И про всё остальное. Ну, или это я забуду обо всём. Посмотрим, как выйдет…
        - Юрий Михайлович, мне очень неловко нарушать вашу компанию и, тем более, отвлекать от ужина, - говорю я. - Давайте, я чуть позже загляну.
        - Да мы закончили уже. Сейчас проводим Галю и обсудим дела.
        Он поднимается из-за стола. Галя тоже. Конечно, хреново, что Назар слышит, что у нас с Чурбановым будет разговор. Он, по любому, понимает, что я не «Роксолану» пришёл обсуждать. Он тоже встаёт.
        - Ну, что же, - говорит Лимончик. - И мне уже пора ехать. Я могу Галину Леонидовну подвезти. У меня целых две машины здесь.
        Это вряд ли. Если только сам за руль сядешь.
        - Нет-нет, спасибо. За мной подруга должна была приехать. Уже ждёт, наверное.
        Мы спускаемся на первый этаж и выходим в вестибюль, а тут… А тут шухер. Менты, администратор с выпученными глазами, с улицы синие огни.
        - Капитан, - хмурится Чурбанов и протягивает удостоверение. - Что здесь такое?
        - Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! - вытягивается во фрунт немолодой усатый кэп. - Так вот, вызвали по поводу убийства!
        - Чего? Какого убийства? Ты выпил что ли?
        - Юрий Михайлович, огромная просьба, - подлетает администратор с трагическим видом. - У нас репутация! Посетители! Пожалуйста! Нельзя ли это всё отсюда из фойе… туда…
        Он делает энергичные движения, словно перемещает что-то невидимое, но неимоверно тяжёлое в сторону двора.
        - Туда, - умоляюще повторяет он, - перенести… К месту преступления…
        - Да какого ещё преступления?
        - Галочка, что тут такое?! - влетает в фойе Вика, Галина подружка.
        - Гражданочка, - кидается к ней сержант точно с такими же ковбойскими усами, как у капитана.
        Ковбойская бригада, понимаешь ли.
        - Матвейчук, отставить! - командует капитан. - Товарищ генерал-полковник, там опера уже работают и судмедэксперт под…
        - Какое преступление? - спрашивает Чурбанов.
        - Так пострелял троих и застрелился. И ещё одного увезли в скорую с травмой и ожогом. На кухне там набедокурили. Сумасшедшие, наверное.
        - Веди! - приказывает Чурбанов. - Так, Галя, езжай. Сергей Олегович, до встречи. Егор, со мной.
        Эх, пожрать не судьба сегодня…
        - До встречи, Сергей Олегович, - повторяю я за генералом. - Только не завтра.
        Его будто током бьёт от этой наглости, а я подмигиваю, и понизив голос, добавляю почти шёпотом:
        - Завтра не приходите. Да и вообще лучше не приходите. И сейчас такси себе вызовите.
        Собственно, это прямое и недвусмысленное подтверждение, что я получил его извещение об объявлении войны. Получил и принял. Не партизанской, а самой настоящей, открытой, горячей, ядерной. Последняя линия, тонкая и красная, прочерченная кровью. Переступив через неё, обратно уже не вернуться. Обратно войдёт только один из нас. И я переступаю через линию, оставляя на заснеженном асфальте четырёх бойцов Лимончика. Я провожу ребром ладони поперёк горла, а он лишь сжимает сухие губы.
        - У нас кухня с залом соединяется, - объясняет администратор. - Это счастье, что они в этой стороне разбушевались, а не там. Четыре трупа, это как назвать?!
        - Твою мать! - скрипит зубами Чурбанов.
        Заходим на кухню.
        - Они мимо пробежали… - рассказывает оперу парнишка, тот что был с горой грязной посуды. - Один убегал, а второй догонял. Первый меня не задел, а второй, тот что там, в центре лежит… он меня толкнул со всей силы и я… ну, в общем…
        - А того первого, можешь описать? Ты опознал его среди убитых?
        Опер, не глядя на парня, пишет в блокноте. А парень… А парень в этот момент переводит взгляд на меня и замирает… Ещё и рот открывает не то от удивления, не то от ужаса.
        - Так что, можешь его описать? - повторяет опер. - Или опознать?
        23. Черное небо с редкими звездами
        Судя по всему, описать он может. И не просто описать, а даже пальцем показать. Я это понимаю, а опер нет, потому что на паренька он пока не смотрит. Зато на него смотрит Чурбанов. Смотрит он на этого паренька, а потом переводит взгляд на меня. И я так понимаю, взгляд этот дикий и бешеный.
        Понимаю, но не вижу. Я смотрю на парня. Смотрю и улыбаюсь. Без угрозы, без подтекста, просто улыбаюсь. И едва заметно качаю головой, подсказывая вариант правильного ответа.
        Чурбанов, я вижу периферийным зрением тоже поворачивается к нему и едва заметно качает головой. Про улыбку не скажу.
        В этот момент опер поднимает голову и поднимает глаза на паренька. Оценив его взгляд он резко оборачивается и видит замминистра. Чурбанов, правда, в штатском, но к чести опера, он его узнаёт. Узнаёт и вытягивается по стойке смирно.
        - Товарищ генерал-полковник, - начинает он…
        - Доложите, что тут у вас, - приказывает тот.
        - Предположительно… Конфликт, приведший к гибели нескольких человек. Погибшие не были посетителями ресторана и не участвовали в мероприятии, проводившемся сегодня в ЦДЛ. Но они проникли на кухню, скорее всего, через служебный вход с этой стороны.
        Он показывает на знакомую мне дверь.
        - Устроили драку, в результате чего был нанесён ущерб кухне. Была разбита посуда и опрокинута кастрюля с кипящим грибным соусом. Соус попал на человека, он сейчас отправлен в институт Склифосовского. А остальные участники потасовки выскочили во двор, где их поджидал водитель одного из автомобилей и открыл огонь и из пистолета. Причём, из ПБ-6. Это бесшумный…
        - Знаю, дальше.
        - Так точно. Расстрелял, а потом выстрелил себе в голову. Эксперты работают, но на первый взгляд по положению тел похоже, что действительно он палил. Кому принадлежит машина, выясняем. Опрашиваем свидетелей. Вот молодой человек видел двоих и одного опознал. Женщина видела вроде всех пятерых, но лиц не запомнила. Один, самый огромный, схватил её и повалил на пол. Вроде как надругаться хотел. Но она закричала… Тут ещё разбираться будем.
        - Ясно, - кивает Чурбанов. - Доложите своему начальству, чтобы держали меня в курсе. Продолжайте работать.
        - Есть, доложить.
        Он поворачивается к поварёнку и снова спрашивает:
        - Ну что, Феоктистов, сможешь описать первого бегуна.
        - Нет, - качает он головой, уже не глядя ни на меня, ни на замминистра. - Не рассмотрел. Там тарелки были, а он пролетел, как вихрь…
        - Понятно, - опускает голову опер и опять что-то пишет в блокноте.
        - Пойдём, - бросает мне Чурбанов и кивает в сторону выхода.
        Мы выходим, молча идём по коридору, возвращаемся в зал и поднимаемся по лестнице. Я ловлю на себе взгляд Злобина и делаю знак, дескать уже скоро. Заходим в пустой каминный зал. Здесь стоит несколько столов, стены тоже украшают резные дубовые панели, но более тёмные, чем внизу. Ну, и, оправдывая название, одну из стен практически полностью занимает массивный камин.
        - Ну, давай, - говорит он усаживаясь в кресло и доставая пачку «Мальборо», - рассказывай.
        - Я, собственно, просил вас о встрече вот из-за этого самого Сергея Олеговича, - начинаю я. - Ситуация с нашим проектом внезапно утратила стабильность. Этот гражданин заявил, что теперь будет решать все бизнес-вопросы единолично. При этом сослался на вас. Поэтому я и хотел узнать ваше отношение к проблеме.
        Я подробно рассказываю ему о нашей встрече в катране и о том, что думаю по этому поводу.
        - Юрий Михайлович, не моё, конечно дело, но репутация у него совершенно однозначная. А вам удобно вообще с ним на людях вместе показываться? Простите, что я лезу, но ведь у вас недоброжелателей хватает. Они сейчас молчат, а потом… ну, сами понимаете. Тем более, что вот здесь сейчас вполне могут установить связь между автомобилями, этими волками убиенными и Лимончиком.
        При имени Лимончика он резко поворачивает голову ко входу, проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь.
        - А какого хера ты здесь устроил? - зло шепчет он. - Ты совсем что ли?
        - Я не устраивал, это ваш Сергей Олегович устроил. Напустил на меня своих ассасинов, прямо в туалете. По почкам мне шибанули да по башке, я аж выключился.
        - Твою мать, - качает он головой, а я подробно рассказываю, что произошло.
        - Сука, - говорит он, когда я заканчиваю. - Лимончик этот.
        - А что, его нельзя просто… ну, того… вывести за границы игрового поля?
        - Давно бы надо было, да только он меня держит кое за что…
        - Ну, это же не дело. Надо этот вопрос решить. Вам некому поручить? Давайте я попробую.
        Он внимательно смотрит на меня, но думает о своём, не понимая вопроса, а потом, будто очнувшись, качает головой:
        - Нет. Даже не вздумай. Я сам.
        - Просто скажите, это компромат? - мягко спрашиваю я.
        - Всё, снимаем тему. Ничего по этому человеку не предпринимай.
        - Ну, совсем ничего не получится, надо хотя бы оборону держать. Не могу же я просто так взять и отдать, то что строил всю мою сознательную жизнь, практически.
        - Эти катраны ты не строил, - качает он головой.
        - Верно. Но если отдадим их, на остальных проектах можно будет крест ставить. Кто с нами дела будет вестиа? Юрий Михайлович, я его туда не пущу и если он опять будет на жизнь мою покушаться, шею подставлять не стану.
        Скорее всего, сейчас Лимончик будет очень активно давить на Чурбанова. Он увидел, что я не сдаюсь, что его шакалов уработал да ещё и припёрся к «биг боссу». Стало быть буду клепать на него, на Назара. Значит что? Значит нужно клепать на меня и мощнее, чем это я делаю.
        Поэтому он теперь выложит на стол все свои рычаги с аргументами и будет прессовать чурбанчика по полной. И если тот не выдержит и начнёт истерить, то этот пресс будет переложен на меня. Так и будет, сто про…
        Или, в зависимости от того, что там у него за компра, Назар может требовать моего устранения. Или требовать ничего не будет, а сам попытается меня устранить.
        - Ладно, - говорит Чурбанов, глубоко вздыхает и поднимается с кресла. - Надо ехать.
        - Юрий Михайлович, давайте решим проблему этого… персонажа. Однозначно, это в наших силах. Поверьте, мы сможем его прижать, выпотрошить, и вы при этом окажетесь не под ударом.
        - Ну-ну, мне сейчас вот с этой хернёй, - он обводит рукой вокруг, подразумевая события сегодняшнего вечера, - разбираться… Ладно, Егор. Я подумаю, что можно сделать. Тебе пока резкие движения совершать запрещаю.
        - Я-то не буду, а он будет. Вы же знаете таких, он будет миллиметр за миллиметром отгрызать то, что ему не принадлежит. Будет откусывать, пока не сожрёт полностью. Вы это ещё не почувствовали? Утром уже начнёт давить, чтобы вы его жопу прикрыли, если машины с ним свяжут и притянут к сегодняшним происшествиям. Опять же по мне, будет жать, жать, жать, пока вы не сломаетесь.
        - Так, ты сам, по-моему, жать хочешь, чтобы я сломался, но только в твоих руках.
        - Нет, Юрий Михайлович, разница колоссальная. Я с вами заодно, я ваш соратник, я ваш солдат. А он ваш враг и хочет из вас вытянуть все питательные соки, а потом выбросить высосанную шкурку.
        - Все вы так говорите, - качает он головой и идёт к выходу. - Всё, Егор.
        Зашибись, поговорили. Лимончик сука, но трогать его нельзя. Класс! Ну, это мы ещё посмотрим, конечно. Если он не оставит выбора… нет, не так, если представится возможность, я его урою, безо всяких сомнений и угрызений. При Брежневе Чурбанов по-любому усидит, пусть хоть на виду у всех ходит и прохожих шашкой рубит. Так что, какой бы там не был компромат… Или что там у него?
        Я выхожу из каминного зала вслед за Чурбановым и спускаюсь к Злобину с компанией.
        - Ну, у тебя минутка, конечно, не слишком быстрая, - качает он головой. - Садись, сейчас попросим официанта подогреть тебе.
        О! Пожарская котлета в самой хрустящей корочке из сухариков во всей Москве, а то и Союзе.
        - Не надо греть…
        М-м-м… Пять минут на расправу хватит? Нам, настоящим гурманам хватает и меньшего времени. Котлета исчезает внутри меня в один миг. Как говорится, на глазах у изумлённой публики. Они даже ойкнуть не успевают. А у меня вместо сытости остаётся восхитительное обволакивающее грибное послевкусие и воспоминание о нежном хрусте маленьких хлебных кубиков.
        - Робин Бобин Барабек, - восхищённо выдыхает Ева, - слопал сорок человек…
        - Русская литература - это сила, - киваю я. - На любой случай вы найдёте в ней глубокие, поучительные и благонамеренные мысли. А вы мне одну что ли котлетку заказали всего?
        - Мы пришли к общему мнению, что ты пошутил, - хватается за голову Ева. - Да ему же надо было ещё штук пять брать. Ну, давайте ещё закажем, - предлагает она.
        - Не закажем, - отвечает Толик. - Кухня уже не принимает заказы.
        - Тем более, там сейчас полный ахтунг, - киваю я.
        - Что за ахтунг? - интересуется Де Ниро.
        - Бандюки разборку устроили и запороли весь грибной соус.
        Толик замирает, ожидая подробностей, но никаких подробностей не следует.
        - Ну что, - говорит Злобин, - тогда давайте поедем дальше, а то мы тут уже подустали сидеть.
        - А как вам разговоры о гареме, кстати, понравились? Кто-нибудь из вас вообще-то читал книгу, о которой шла речь? - спрашиваю я, поглядывая на пустую тарелку.
        Такое чувство, что после этой котлеты есть ещё сильнее захотелось. Только раздразнил, возбудил и всё такое прочее…
        - Ну-у-у… - улыбается Ева, - эротики там было не больше, чем в стихах о комсомоле.
        - Ох, Ева, - качаю я головой, - вот это было обидно, да, Анатоль? Человек старался, между прочим…
        - Не-е-е-т! - хохочет она. - Анатолий нам прочёл несколько кусочков. Это вообще не про секс. Ты ошибся!
        - Ева, ты не понимаешь! Это и есть советский секс! Ой, я забыл, мы на «ты» или на «вы»?
        - На «ты», конечно, - улыбается она.
        Приятная улыбка, красивая, открытая, а вот в глазах ещё не улёгшаяся тревога. Я перевожу взгляд от её губ, наверняка мягких и тёплых, ниже и… останавливаю на груди. Не на самой груди, а на небольшой броши, прицепленной к лацкану жакета. Ого…
        Это же французская лилия, с несколькими бриллиантами. О ней говорил Злобин, ну, что Ева, кроме книги купила и брошь. А я уточнил, не та ли это брошь, что в ноябре была украдена у вдовы Алексея Толстого… Интересно… И, всё-таки, что это за книга-то из-за которой бросают в застенки КГБ? Книга мёртвых? Или наоборот…
        - Так, всё идём, ребята, - командует Злобин, вставая из-за стола. - Хватит здесь сидеть.
        - Егор у нас голодным остался! - восклицает Ева, сочувственно глядя на меня.
        - А мы его чебуреками накормим! - со знанием дела заявляет Толик. - Здесь же прямо на улице Герцена, буквально через пару домов неплохая чебуречная. Они ещё открыты.
        - Это там где магазин «Фрукты»? - спрашивает Злобин.
        - Да, там.
        - Хорошо, - соглашаюсь я. - Я и свой отряд боевой покормлю заодно. Погнали, друзья. А, кстати, Анатоль, куда мы гоним? Какая программа? Московский андеграунд?
        - Угадал, старичок, - улыбается он. - Мы поедем на одну очень интересную квартиру и познакомимся с очень интересными людьми. А ещё послушаем очень интересную музыку.
        - В очень интересные гости что ли к кому-то? - уточняю я.
        - Нет, - радостно объясняет мне Ева. - Это квартирник. Там будут выступать музыканты. Я читала про такое. Очень интересно! Толик, спасибо тебе за такую программу.
        Злобин едва заметно вздёргивает бровь и улыбается, глядя на меня. Вылитый Де Ниро. Буду звать его Робертом.
        - Ах, тут правда, милиция! - удивляется Ева.
        И милиция, и светомузыка, и прочие детективные дела, зеваки, опять же, и пребывающий в предынфарктном состоянии администратор:
        - Всё в порядке, не беспокойтесь, товарищи.
        Толик немного нервничает.
        - Что случилось-то? - хмурится Злобин.
        Я медленно, как кошка, подмигиваю, давая понять, что расскажу позже, за чебуреками, например.
        Мы выходим и тут же сталкиваемся с Семёном и Саней Какорой.
        - О! Здорово, ребятки!
        - Это ты там дел наделал? - хмуро спрашивает Какора.
        Я неопределённо кручу расставленными пальцами - фонарики-фонарики.
        - Нахера такая служба? - наклоняется он и очень громко шепчет мне на ухо. - Мы тут сидим в тачке жопы морозим, а ты там пятерых ху…
        - Ти-и-ше! - делаю я большие глаза. - Саня, ты чего, раскричался-то?
        Я озираюсь, проверяя не слышит ли его кто посторонний.
        - Да не слышит никто, - сердится он. - Я за что бабки-то получаю, не пойму?
        - Туда по пропускам только пускают, я сам еле прошёл, как бы вас-то протащил?
        - А эти как протащились? Их чё там действительно столько было?
        - Так, пошли, - киваю я, - ты чего простой такой, как три рубля? Потом поговорим. Сейчас поедем, вместе будем всё время. Больше от вас ни на шаг. Ты при Сергеиче только не выясняй отношений, он человек гражданский, незачем его грузить.
        Я сажусь с парнями, а Ева и Толик со Злобиным.
        - Ну что, ребята, проголодались? - спрашиваю я.
        - Хе-хе, - посмеивается Сергей Сергеевич. - Кто-то наелся деликатесов и теперь куражится?
        - Меня там в основном разговорами кормили, так что сейчас едем на Герцена в чебуречную.
        - А, туда где «Фрукты» были? - кивает старый таксист. - Да, отличная идея. Я бы тоже червячка заморил.
        И мы замариваем, морим основательно, беспощадно и по-взрослому. Четыре приличного размера чебурека - вполне нормальная доза корма для моего изголодавшего тела.
        Парни тоже накидываются и едят от со зверским аппетитом. Ресторанные души над нами посмеиваются, а мы, ломовые лошади этого мира, себя не сдерживаем.
        Дело идёт к закрытию, буфетчицы выглядят уставшими и не слишком-то любезничают, обстановка обычная, как и должна быть в забегаловке. Не слишком чистые столики, парочка уставших посетителей и мы, чужеродные элементы с восторженно улыбающейся Евой. Иностранку сразу видно, хоть и русскую.
        Наевшись почти как волк из мультика, я выпадаю в холод ночной Москвы. Становится хорошо и даже Лимончик со всеми остальными героями уголовных хроник, чьи души, возможно, прямо сейчас кружатся надо мной, отходят на задний план. Человеку нужно не так много для счастья. Это я знаю. Но я, в отличие от простого человека, не ради счастья, вернее, не ради своего, хотя, если посмотреть… есть город золотой… Б-р-р… Мысли путаются. Какой ещё город…
        - Егор, ну, ты мне скажешь что-нибудь? - невесело улыбается Де Ниро и пронзает меня взглядом.
        Роберт, как есть Роберт из «Хороших парней» или из «Казино»…
        - Скажу, Леонид Юрьевич, тут неудобно просто. В машине мы не одни, здесь тоже, сами видели, что творилось, не до разговоров. Давайте, как приедем, сразу уединимся и пошепчемся. Ужин-то как прошёл, норм? Вы простите, что я… отлучился. Это не по моей вине. Я объясню…
        Опять садимся по машинам и несёмся по вечернему городу. Этого я уже не контролирую. Клюю носом, то и дело вываливаясь из действительности и попадая в чёрное небо с редкими звёздами. А может, и не в небо…
        - Пойдёмте все, - говорю я своей гвардии. - Сергей Сергеевич, там будут музыканты выступать. Давайте с нами.
        - А можно? - удивляется он. - Нас вон сколько, удобно это?
        - Очень удобно. Анатоль, подтверди.
        - Да, - говорит он без особой уверенности. - Сто процентов.
        Где мы, не знаю, знаю только, что в центре. Идём к однокурснице Толика. Её пэренты - большие шишки, или академики, не помню, квартира, флэт, то есть, как говорит он, огромный. Джайэнт. Мы заходим в подъезд. В лифт все не войдём, да и ждать не хочется, поэтому на четвёртый этаж поднимаемся пешком.
        - Ого, - удивляется парень хипарского вида, открывая дверь.
        - Привет, Майк, - кивает Толик, переступая через порог. - Заходите, ребят.
        - Хай, - отступает Майк, давая нам войти.
        Прихожая завалена верхней одеждой.
        - Разденемся в другом месте, - говорю я. - Если придётся быстро уходить, здесь замучаемся искать свои пальто и куртки.
        - Разумно, - пожимает плечами Толик, не понимая, что за причины могут заставить нас уходить быстро.
        Квартира действительно шикарная. Высокие потолки, деревянные панели на стенах, нет, не как в ресторане ЦДЛ, но тоже ничего. Налево, судя по всему, коридор ведёт в кухню и, возможно, комнату для прислуги. А направо - в гостиную, столовую, детскую, библиотеку, кабинет и куда-нибудь ещё.
        Оттуда доносится оживлённый гул голосов, смех, звон бокалов и музыка. Это мы неплохо зашли. Такое чувство, что сейчас выйдет доктор Борменталь или даже Филипп Филиппович. Лишь бы только не Шариков.
        - Давайте сюда! - командует Злобин и толкает ближайшую к себе дверь, белую, высокую, массивную, с благородными филёнками и широкой обкладкой.
        Мы, как банда Швондера, вваливаемся в комнату, очень похожую на библиотеку.
        - Нет, не сюда, - быстро ориентируется старый прожжённый и видавший виды Роберт Злобин Де Ниро.
        Да, реакция у него хорошая, ничего не скажешь. Да только и мы не лыком шиты, в смысле я. Несмотря на темноту, я успеваю разглядеть старинные книжные шкафы, забитые книгами. Они наверняка вызовут восторг у Евы. А ещё я замечаю массивный рабочий стол, кожаное кресло, и большое окно с раздвинутыми тяжёлыми портьерами.
        За окном светит огромная луна. Она льёт серебро, олово и ртуть в комнату, заливая двух человек, парня и девушку, стоящих друг напротив друга. Довольно близко стоящих, надо отметить. И вот от одного взгляда на этих молодых людей, а они до ужаса молоды и красивы, я чувствую, как мои внутренности пронзает огромная ржавая игла. Не настоящая, конечно, это лишь фигура речи, скрывающая психосоматическое явление, со мной такое иногда случается в стрессовых ситуациях.
        В общем, девушка… Мда… Девушка - это моя Наташка…
        24. Долгая дорога бескайфовая…
        - Не сюда, - повторяет Злобин и пятится назад, выдавливая меня и остальных ребят из комнаты.
        Ну, не сюда, так не сюда. Даже и хорошо, что не сюда. Просто отлично, что не сюда. Сюда мне, как раз и не надо. Мы возвращаемся в коридор и он бросает на меня быстрый, но цепкий и пытливый взгляд, пытаясь понять, засёк я свою суженую или нет. Считай, нет.
        - Дайте-ка пальто, Роберт Юрьевич, то есть Леонид. Вы знаете, кстати, что вы на Роберта Де Ниро похожи в зрелости? Не говорили вам?
        Он подозрительно смотрит на меня, но пальто отдаёт.
        - Семён, пожалуйста, - говорю я, - организуй быстрый доступ, возьми наши и скажи остальным, чтобы все в одном месте разделись, а нам с Леонидом Юрьевичем поговорить нужно.
        - Вы как поговорите, приходите, - машет в сторону комнат Толик. - Мы там будем. Ева, пойдём.
        Он берёт её под руку и бросает взгляд на моих парней. Но они от меня ни на шаг, это ж ясно.
        - Сергей Сергеич, идите с Анатолем, - улыбаюсь я. - Только не пропадите, там же девушки и всё такое.
        Смотри-ка нормально улыбаюсь, получается. И даже не иду никому ломать носы, височные доли, кобчики и вырывать тестикулы.
        - Егор, ты нормально себя чувствуешь? - улыбается по обыкновению Де Ниро, хотя глаза его делаются подозрительными.
        - Нормас, товарищ генерал.
        - Ну, рассказывай, раз нормас, - хмыкает он. - Нормас…
        - Ага, есть ещё смешное слово досвидос, - улыбаюсь я. - Слышали такое?
        Он тоже улыбается.
        - И видос. Видосик.
        - Так, Егорсик, ты опьянел что ли от обжорства? Докладывай давай.
        - Ну слушайте, товарищ Де Ниро. Вот какое дело.
        Я рассказываю, но как-то отвлечённо. Мне вдруг вся эта мышиная возня начинает казаться страшно неинтересной и скучной. Тем более, что сегодня я всё это уже рассказывал. Я повествую про наезд Лимончика, и про его непонятную власть над Чурбанчиком и про то, как пропустил удар в тыкву, и как казнил несколько ни в чём возможно неповинных людей. На мысли о неповинных я саркастически улыбаюсь.
        Сердце, тебе не хочется покоя…
        Это правда, мне хочется, а сердцу не хочется, стучит, будто я с Лимончиком биться собираюсь…
        - Ты их всех там уложил? - то ли морщится, то ли улыбается Злобин. - Правда?
        - Ну а что мне делать было, Леонид Юрьевич?
        - Ничего другого, Егор, всё верно, ты молодец. Просто я поражаюсь тебе. Два дня совершенно сумасшедших, а ты ещё на ногах держишься и вообще… Может, ты в гостиницу поедешь?
        - Как это? А Евку вербовать?
        Он озирается. Мы стоим на кухне. Сейчас здесь никого, но время от времени, кто-то заглядывает и тогда мы замолкаем. Правда, прежде чем заглянуть, посетителям кухни приходится пройти через строгие пронизывающие взгляды Сани Какоры и Семёна Мальцева. Кухонный фейс-контроль. Но пока вроде никого не завернули.
        - Вербовать? - переспрашивает он, убедившись, что никого нет. - Это, вообще-то, немного иначе называется. Тем более, по договорённости, «вербовать» её будет поэт Анатоль. У него есть где, кстати? Или он её типа провожать поедет?
        - Не знаю, - пожимаю я плечами. - Я же ему не говорил об этом, он ведь не согласился бы. Он же просто хороший парень. Если понравятся друг другу, тогда только… Так что будь что будет и делай, что должен. То есть наоборот.
        - Мудрец, - качает он головой, а потом приобнимает меня за плечи. - Я тебе вот что скажу, молоток ты, Брагин. Рад, что судьба нас свела. Правда. Даже странно, ты молодой такой, пацан ещё, а я с тобой как с равным себя чувствую.
        - Молодой да ранний, - хмыкаю я. - Возраст ерунда, Леонид Юрьевич, согласитесь. Вы же знаете, что годы летят быстрее, чем необходимо. Пройдёт всего несколько десятков лет и мы навсегда останемся с вами примерно одного возраста.
        - Точно, - соглашается он. - Если чего непредвиденного не произойдёт, да? А с Лимончиком мы что-нибудь придумаем. Я помогу… Как-нибудь.
        Что же, спасибо за дружеские проявления, поможете - хорошо. А нет, так… Хочется сломать этого дедушку Назарчика об колено и бросить в пучину морскую. Я ведь обычно не горю желанием вышибать мозги разным парням, даже и плохим. Нет у меня такой потребности, а из-за него вот пришлось сегодня снова этим заняться. И вчерашней ночью тоже… Надо пойти позвонить в госпиталь… Как там мои пострадавшие…
        Заглядывает Ева:
        - Ребята, Леонид, Егор, пойдёмте, там выступление начинается.
        - Да, - кивает Злобин. - Уже идём.
        - А кто там выступать будет? - спрашиваю я
        - «Фаэтон», это советский подпольный рок, вы представляете? Такие ребятишки славные.
        - Славные? Тоже вариант, - усмехаюсь я и получаю локтем в бок, легонько разумеется.
        Мы переглядываемся и начинаем смеяться.
        - Вы чего? - не понимая, что происходит, немного растерянно улыбается Ева.
        - Всё хорошо, Ева, - подмигиваю я ей. - Просто, похоже, мы только что поняли, жизнь прекрасна, даже когда кажется, что всё пропало. Идёмте, Леонид Юрьевич.
        Да, жизнь прекрасна, правда я чувствую, что в голове у меня есть замороженный, словно получивший прямую анестезирующую инъекцию, участок. Причём не тот, куда мне сегодня прилетело, а другой, в котором оказывается замурованной Наташка. Иногда она пытается вырваться оттуда и заполнить собой весь мозг. Она стучит и старается разломать ледяную полупрозрачную стену, которой я её огородил.
        Но мне удаётся не замечать её, и тогда становится проще. Не замечать, не думать, не пытаться анализировать или разбираться. Потом, может быть. Но точно не сейчас. Сейчас и так норм. Подумаешь, онемевший и ничего не чувствующий кусок мозга.
        Мы выходим с кухни и идём по длинному коридору. Он приводит нас в просторную комнату, где толпится куча народу. Как они здесь только помещаются… И что останется от паркета… Вот, правильно, лучше думать о паркете…
        Публика весьма разнородная. Здесь и ребята, похожие на хиппи, вроде того парня, что открывал дверь. Есть и ковбои в кожаных куртках, джинсах и ботинках на высоких скошенных каблуках. А есть и вот такие, вроде нас, франты в костюмах и девушки, элегантные, как Ева с охрененно дорогой бриллиантовой брошью на груди.
        А бриллиантов на вечеринке, надо сказать, немало, потому что тут оказываются Боря Буряце и Галя. Блеск их алмазов, затмевает небосвод даже воображаемый, обещанный чеховскому дяде Ване.
        Всё происходящее кажется весьма и весьма странным в этом классическом интерьере, под высоким потолком с лепниной и между картинами в толстых золочёных рамах. Я непроизвольно начинаю крутить головой в поисках Наташки, но тут же говорю себе прекратить. Какого хрена! Я сам вернул ей все её обещания. И вообще, я здесь по делу, значит надо делать дело.
        Правда делать дело мне совсем не хочется, потому что и к Еве, и к Толику я отношусь хорошо и заставлять их спариваться, чтобы Ева не выскользнула из наших цепких лап, мне уже не хочется. Да, собственно, и не особо хотелось с самого начала.
        - Егор! - кричит Галя. - Егор!
        - Галина! Какая радость.
        - Ты как здесь оказался? - обнимает она меня.
        Уже хорошенько накатила.
        - Сердце, Галя, меня привело сердце, оно настроено на твою волну.
        Она смеётся и треплет меня по щеке:
        - Лгунишка! Сам с девицей, а туда… же…
        Она вдруг прекращает смеяться и впивается взглядом в брошь.
        - Это Ева, - говорю я. - Она немка из Франкфурта. А это Галина, она из Москвы. А это Борис. Он тоже из Москвы, а ещё он артист Большого театра.
        - Да вы что! - восхищается Ева.
        Галя тоже восхищается, и Боря восхищается. Брошью.
        - Какая у вас брошь потрясающая, - говорит Галя и переглядывается с Борей. - Я прошу прощения, я коллекционирую… э-э-э… такие прекрасные вещи. Когда вы её приобрели?
        - Вчера, - улыбается Ева.
        - Да?
        Глаз у Бори едва заметно дёргается.
        - Надо же, - качает головой Галя. - У моей хорошей приятельницы была точно такая же…
        Бурбонская лилия. Была да сплыла, куда неизвестно, хотя версии имеются, конечно же. Насколько мне известно, Галя очень хотела её заполучить, но Толстая ей не продала. Но это же не она, не та брошь. Её бы не выпустили с лубянки, брошь то есть. Хотя, точно не знаю…
        - Она не настоящая, - улыбается Ева. - Просто красивая вещица, не имеющая цены.
        - Да? - прищуривается Галина. - А я могу предложить за вещицу не имеющую цены, хорошую цену.
        - Простите меня, Галина, - виновато улыбается Ева. - Но она очень дорога мне. Это память.
        Ух-ты… Что это здесь происходит такое…
        - Я не смогу её продать. Егор, потанцуешь со мной? Я приглашаю.
        Разумеется, как не потанцевать, если девушка приглашает. Я делаю Гале «страшные» глаза, пытаясь передать мысль, что не нужна ей эта брошь, но она сейчас не в состоянии считывать никаких знаков, кроме сияния бриллиантов. Впрочем, здесь, в полумраке никакого особого сияния и не видать.
        - Обожаю эту песню, - улыбается Ева. - Тебе нравится «Лед Зеппелин»? Это же «Лестница в небо».
        - Да, - пожимаю я плечами, - нравится.
        - Мне очень нравится, - шепчет она и это выходит как-то слишком интимно.
        Кроме нас ещё несколько пар начинают танцевать. Ева прижимается ко мне и мы медленно качаемся на волнах немного дребезжащих поначалу звуков.
        - Ты знаешь, здесь очень многозначительные слова с философским смыслом, - шепчет она.
        - Серьёзно? - удивляюсь я. - А мне всегда казалось, что это наркоманская бессмыслица.
        - Что? - она отклоняется, словно пытаясь рассмотреть меня и начинает смеяться.
        Смеётся она низким, волнующим и красивым смехом… Впрочем, не таким красивым, как у Наташки.
        - Нет, - смеётся Ева, - ты надо мной подшучиваешь. Ты не можешь так думать на полном серьёзе.
        - Ты слышала стихи Анатоля? - совершенно серьёзно, без намёка на улыбку спрашиваю я. - Вот настоящая поэзия, а это что? Чепуха сплошная, уо-у-о-у-о-у-о…
        Музыка заставляет сердце сжиматься и ныть, и кровоточить, твою дивизию… Алё, дяденька, тебе лет-то сколько! И в этот совсем неподходящий момент я встречаюсь взглядом с ней. С Наташкой…
        Она стоит в группке из нескольких человек, не особо вписывающихся в тусовку. Нет, сама она выглядит здесь очень даже органично. Джинсы, заправленные в невысокие казачки, длинные ножки, попка, водолазка, джинсовая курточка, губки, глазки, волосы вон какие отросли. Мечта. Конфетка…
        Она встречается со мной взглядом и будто вспыхивает, и подаётся вперёд, и мне даже кажется, что на её лице отражается восхищение и искренняя детская радость…
        Но притворитесь! Этот взгляд
        Всё может выразить так чудно!
        Ах, обмануть меня не трудно!..
        Я сам обманываться рад!
        Но только… но только, она у меня вот здесь - я даже прикасаюсь к своей голове - вот здесь, в этой замороженной части. Она пытается пробить лёд и вырваться оттуда, но я… нет, я не поддаюсь, мне нельзя поддаваться…
        Староста, сука, что-то нашёптывает ей на ухо, она даже вроде как нетерпеливо дёргает головой, отстраняясь, отчего волосы спадают ей на лицо и она убирает их рукой. Да только я уже заточил её в ледяной плен в своей голове и не дам ей просто так вырваться. Потому что… потому что это очень… в общем, не дам и всё… Это довольно болезненно…
        Я скольжу по ней пустым бесчувственным взглядом, и она снова дёргает головой, будто получив удар плёткой по спине. Блин, наверное, у меня от недосыпа крыша едет. Что за глупость, в конце концов. Бред. Сейчас, я подойду к ней и всё это закончится.
        Я останавливаюсь, не обращая внимания на удивление Евы, беру под локоть, оказавшегося рядом Толика и тяну к себе. Молча ставлю его к ней и бросаю:
        - Потанцуй!
        А сам поворачиваюсь к Наташке. Но её уже нет на месте. Её увлекают деревенского вида девушка и парень и тащат по направлению к выходу. С ними ещё несколько человек. И староста. Наверное, это их дурацкая университетская делегация, пришедшая вкусить запретных плодов столичного андеграунда…
        Сзади вдруг взвывает гитара, публика реагирует гулом и криками, «Лестница в небо», не доиграв обрывается, всё приходит в движение, а навстречу мне бросается толпа. Я продираюсь через неё. Какора раздвигает тела, как ледокол, а Семён прикрывает тыл.
        Мы выскакиваем в прихожую. Тут тоже много людей, но Наташки среди них нет. Твою дивизию. Куда она делась так быстро? Я пробегаю по всей квартире, заглядывая во все прекрасные комнаты, включая туалетные. Уже ушли…
        Снова возвращаюсь в главный зал. Возможно мы просто разминулись. А если нет… если нет, то это, собственно весьма красноречивый ответ и тогда стоит лишь вкатить ещё пару кубиков воображаемой анестезии в замороженную часть головы.
        - Ты чего мечешься? - попадается мне Злобин.
        - Наташку потерял, - говорю я. - Только что здесь была.
        - Наташку? - делано удивляется он.
        - Ой, да ладно, вы ж её видели в библиотеке.
        - Но с тех пор больше не видел, - отвечает он и крякает.
        - Понятно. А Ева где?
        - Она с этим орденом на груди привлекает внимание, между прочим.
        - Егор! Ну, ты где?
        Ко мне пробирается Галя.
        - Слушай, здесь совершенно невозможно разговаривать. Можешь завтра организовать мне встречу с этой Евой? Давайте поужинаем где-нибудь в хорошем месте? Я Юру возьму.
        - Она… - я начинаю говорить, что она завтра уезжает, но понимаю, что сейчас это совсем неважно. - Э-э-э… Ладно, я попробую. Я с ней, вообще-то не слишком близко знаком. Галя, ты Наташку не видела сейчас?
        - Наташку? - повторяет она. - Твою?
        Это «твою», как пила вгрызается в мозг.
        - Ты как себя чувствуешь, Егор? Какой-то ты… будто не в себе.
        - Галя… - я делаю глубокий-преглубокий вдох и, выдохнув, широко улыбаюсь. - Я в себе. Видишь, всё хорошо.
        - Ну ладно. Я тоже Борю потеряла в этой толпе. Найдётся она, наверняка здесь где-то.
        - Я поищу, - говорю я и снова ныряю в толпу, оставляя Галину с Де Ниро.
        Пройдя туда и обратно, убедившись, что Наташки нигде нет, замечаю комод, с подносом, на котором стоят хрустальные рюмашки и несколько бутылок «коньяка» моего производства. Что же, видеть плоды рук своих всегда радостно. Я подхожу и налив полный стопарик, опрокидываю его в себя.
        - Хороший, да молодой человек? - заговорщицки улыбается седой, чуть растрёпанный джентльмен со сбившимся шейным платком.
        Кажется, он здесь уже давненько стоит. Для поддержания компании я выпиваю с ним ещё рюмашечку, закидываю в рот дольку лимона и двигаю дальше. Натыкаюсь на Еву и Толика.
        - О, привет, старичок! - подмигивает он.
        - Привет, старичок, - отвечаю я, переходя на новый этап плавания.
        Пожалуй, стоило бы уехать домой, но мне внезапно хочется потусить.
        - Вы, знаете, - говорю я, кивая на выкладывающихся и выглядящих совершенно нетрезвыми музыкантов, - что это никакой не «Фаэтон»? Это «Аукцыон».
        - Нет, - возражает Анатоль. - Ты ошибаешься. Я их лично знаю.
        - Кто ж их не знает, пусть и не особо лично, - улыбаюсь я. - Вот это Гаркуша, это Фёдоров, это вот Озерский. Смотри-ка пацаны ещё совсем.
        - А ты бы хотел, чтоб они старцами оказались? - смеётся Анатоль.
        - Толик, я сегодня на работу не приду, - подмигиваю ему я. - Ты Ирке скажи, что я беру день офф. Пусть не звонит, телефон будет выключен.
        - День офф, - хмыкает Ева. - Что за англицизмы?
        - Ева, а ты точно не можешь Гале продать свою брошь?
        - А ты что с Галиной знаком? - спрашивает Толик. - Я видел, как вы разговаривали.
        - А что это за Галина такая? - удивляется она.
        - Ты что! Это же, - начинает объяснять мой товарищ, но я не дослушиваю и выхожу к музыкантам.
        Они как раз заканчивают очередной номер. Бухие, полуголые, необычные, шокирующие. Публика одаривает их жидкими аплодисментами, смехом и восторженным «браво». Полное разномыслие.
        - Ребята, - говорю я в микрофон. - Слушайте. Я хочу вам подарить вашу же песню. Вы её сами написали, только ещё не знаете об этом.
        Люди хохочут, а будущий «Аукцыон» воспринимает меня, как такого же фрика, как и они сами.
        - Лёнь, дай гитару.
        - Ну на, - смеётся он.
        Я провожу по струнам. Из динамиков туго стреляет электрический звук.
        - Это вам не «лестница в небо». «Дорога». Слова Дмитрия Озерского, музыка Леонида Фёдорова. Школа игры «пьяный мастер».
        На меня обрушиваются аплодисменты. Эту песню я умею. Я её раньше играл. В прошлой жизни. Одну из немногих.
        - Давайте, ребят, подыгрывайте.
        Я начинаю. Уверенно бью по струнам, задавая ритм. Барабанщик подхватывает и Гаркуша тоже. У него в руках трещотка. Лёня берёт акустическую гитару и, глядя на то что делаю я, тоже начинает играть. Несколько раз мы проигрываем весь квадрат, усваивая ритм и я начинаю: пим-пим-пим-пи-и-и-м пим-пим пим-пим-пим…
        А потом:
        Я сам себе и небо, и Луна
        Голая, довольная Луна
        Долгая дорога, да и то не моя
        За мною зажигали города
        Глупые чужие города
        Там меня любили, только это не я
        Вот это да, получается, народ таращится, а пацанам вштыривает, подключается клавишник и…
        Я сам себе и небо, и Луна
        Голая, довольная Луна
        Долгая дорога бескайфовая…
        Я ловлю драйв, а чуваки охреневают и включаются, будто они уже давным-давно написали эти слова и эти ноты, и прочувствовали эти смыслы, а может быть не смыслы, а бессмысленность…
        Я доигрываю и Лёня забирает у меня гитару.
        - Ещё раз! - картавит он и уже сам, начинает играть, то, к чему придёт когда-нибудь потом. - Не уходи, давай, пой!
        Я сам себе и небо, и Луна
        Голая, довольная Луна
        Долгая дорога, да и то не моя
        Ну, я и пою, и они поют, и все поют. И это как-то странно, неестественно и сказочно. И слова, и музыка льются, изливаются из меня, как потоки млечного пути, образуя этот мир, очерченный стенами московской квартиры на четвёртом этаже. И мыслей нет, а на сердце становится удивительно покойно…
        Я сам себе и небо, и Луна
        Голая, довольная Луна
        Долгая дорога бескайфовая…
        И снова…
        Я сам себе и небо, и Луна
        Голая, довольная Луна
        Долгая дорога бескайфовая…
        И вдруг весь этот кайф, хипарство, братская любовь и всепрощение рассыпаются, как карточный домик. Мутный худощавый мужичонка что-то говорит Еве, наступает на неё, а никто и не видит этого. Все смотрят на меня и на «Аукцыон». А он вдруг с силой бьёт Еву в живот. Она сгибается пополам, он срывает с её груди брошь, отталкивает её от себя и начинает быстро пробираться к выходу.
        Я толкаю Фёдорова и бросаюсь вперёд, гитара стонет, микрофон, падая на пол, жутко фонит и грохочет, барабанный ритм сбивается и затухает.
        - Саня! - ору я и показываю пальцем на чувака, пробирающегося сквозь толпу.
        Какора, бросается за ним.
        - Держи вора! - кричит Гаркуша.
        Следом бегу я, а Семён снова прикрывает сзади. Толпа расступается, но выходит так, что не перед нами, а перед тем чуваком, а вот Сане приходится прорубаться, как через толщу льда, расталкивая дам, господ, товарищей и всех остальных. Он буксует в человеческой толще, а я обхожу возникший затор справа и оказываюсь один, без своей гвардии в коридоре. Один на один с этим гадом.
        - Отдай! - говорю я.
        Он щерится и медленно отступает. Загнанный зверь будет биться до конца. От входной двери его отделяет один метр. Там свобода и радость победы, правда он понимает, что я не дам ему выйти. Надо отогнать, отпугнуть меня и тогда появится шанс выскользнуть, уйти безнаказанным и унести добычу.
        - Отдай!
        Мы стоим друг напротив друга. Щёлк. В его руке появляется нож. Я подхожу ближе и останавливаюсь.
        - Отдай брошь.
        Он шипит, как бешеный кот и бросается на меня. Блин. Ну, конечно… А что мне ещё делать-то? Ладно, давай разомнёмся, мне же больше ничего не нужно. Я полон сил, трезв и готов биться хоть до следующего вечера без перерывов.
        Он бьёт снизу, держа финку в правой руке. Ладно, давай попробуем сделать по писанному.
        При нанесении противником удара ножом снизу правой рукой, сделать шаг влево вперёд и, наклонившись, остановить удар предплечьем левой руки, одновременно захватить руку противника за запястье снизу. Захватив левой рукой руку противника с ножом за кулак, выкручивая кисть и применяя рычаг локтя и кисти, заставить его отпустить нож.
        Я заставляю. Он стонет, оказавшись в крайне неудобном положении, в согнутом состоянии с опущенной к полу головой. Не сразу, но всё же он соглашается с навязанным ему требованием и разжимает руку. Нож падает на пол и в тот же миг в прихожую влетает Какора и с ноги пробивает по голове загнутому мной чуваку. Как по футбольному мячу. Ни какой жалости у этого человека. Я хмыкаю.
        Подбегает Семён, а следом за ним и Злобин.
        - Сука, снял брошь с Евы, - говорю я, пожимая плечами. - Обыщите его. Только не отпускайте, пожалуйста.
        Злобин что-то говорит мне в ответ, но я не слушаю и иду в библиотеку. Там я вижу диван. Вот он мне и нужен. Да. Хочу прилечь. Хороший диван, кожаный. Старинный возможно. Но самое лучшее в этом диване, вернее, на этом диване, это Рыбкина. Она сидит, положив руки на колени и широко распахнутыми глазами наблюдает за происходящим через открытую дверь.
        Я молча подхожу и ложусь, опуская голову ей на колени. Она молча склоняется надо мной и, запускает пальцы мне в волосы. Она смотрит на меня, а я смотрю на неё и улыбаюсь. А вот она не улыбается. Совсем нет. Наоборот. Она плачет.
        Чего? Чего ты плачешь, глупая? Мне на лицо капают горячие капли, и я закрываю глаза. Думаю, я сейчас немного посплю.
        - Егор, - шепчет Наташка. - Егор.
        - Угу, - отвечаю я, не открывая глаз и улыбаюсь.
        - Мне кажется, мы подошли к краю, - тихо говорит она.
        - Точно. К черте…
        - А за ним бездна.
        - Кошмар какой…
        - Но беда в том, что и назад нам нельзя.
        - Хм… Это неприятно…
        - Мы долго карабкались наверх, дошли до края и теперь просто не сможем спуститься вниз.
        - И что же нам делать? - немного пьяно удивляюсь я. - Прыгать что ли?
        - Я скажу, что нам делать. Только… Только тебе придётся смириться, что… Как бы это лучше сказать… С этой минуты всё будет иначе. Мы уже перешагнули через черту и теперь всё стало по-другому. Ты меня слышишь?
        - Конечно…
        - Егор! Ну же! Я не шучу…
        - Конечно. Я знаю, ты не шутишь…
        - Открой, пожалуйста глаза, - просит она. - Я хочу видеть их.
        - Сейчас, - соглашаюсь я, чувствуя, как проваливаюсь в сон. - Сейчас открою… Сейчас…

////
        Дорогие друзья, спасибо. Книга кончилась. Мы вместе дошли до этой последней черты, не совсем последней, конечно, поскольку у этой истории есть продолжение, новая история. И она уже началась. Кликайте на стрелочку и переходите дальше.
        Я вас обнимаю, жму руки и благодарю. Все вы, внесли свой вклад в эту книгу. Она такая благодаря вам. Вклад большой, помощь огромна. Мне очень приятно быть с вами в контакте, чувствовать вашу радость или сочувствие, а иногда и недовольство или гнев (по отношению к плохим людям))). У нас же тут всякое случается:))))
        Ставьте, пожалуйста, лайки и подписывайтесь на меня. Я время от времени публикую кое-что в блогах. Если будете подписанными, ни за что не пропустите, так же как и новые книги, проды и объявления.
        Ну что же, идём дальше. Поехали ???????