«Линия Сталина». «Колыбель» Победы Герман Иванович Романов

«Линия Сталина» #2Военно-историческая фантастика
        Страшное лето 1941 года. Немецкие войска взяли Смоленск, подошли к Днепру - «молниеносная война» привела к разгрому кадровых частей РККА в приграничных округах. Только под Псковом, где врыты в землю бетонные коробки дотов «Линии Сталина», вермахт остановился, встретив ожесточенное сопротивление.
        Ветеран Чеченской войны, военный пенсионер подполковник Николай Гловацкий проваливается в прошлое, чтобы закрыть дорогу врагу на город Ленина.
        Теперь ход войны может пойти иначе - если блокады не будет, то Ленинград станет «колыбелью» будущей Победы, а уходящие на фронт прямо из заводских цехов мощные КВ проложат Красной Армии путь на запад, на Берлин!
        Герман Романов
        «Линия Сталина». «Колыбель» Победы
        -
        Роман не является исторической работой, тут просто не может быть сходства и с реальными событиями, и с теми людьми, что отважно сражались с фашистами на дальних подступах к Ленинграду. Их жертвенности, подвигу во имя будущего нашей родной страны - ПОСВЯЩАЕТСЯ
        Глава 1
        «Второе рождение»

16 июля 1941 года
        НАЧАЛЬНИК ШТАБА СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ВАТУТИН
        НОВГОРОД
        - Так точно, товарищ генерал армии! Немедленно примем необходимые меры! По исполнении доложу!
        Небольшого росточка, совсем моложавый, с юным лицом, похожий на подростка, немного чуть полноватый генерал, как ядовитую змею, с опаской и осторожностью, положил телефонную трубку.
        Связь с Москвой была отлажена, хотя порой Николаю Федоровичу очень хотелось, чтобы она временами отсутствовала - постоянные звонки по ВЧ порядком нервировали. Начальника Генерального штаба генерала армии Жукова Ватутин знал достаточно хорошо - с прошлого 1940 года, когда тот, тогда еще командующий Киевским округом, сменил на столь ответственной должности генерала армии Мерецкова, снятого по итогам «зимней войны» с Финляндией. Очень неудачной по большому счету, но об этом предпочитали помалкивать, дабы не быть обвиненными в «пораженчестве», «паникерстве» или «неверии в могущество РККА».
        Властная натура Жукова проявилась не то что с первых дней - с первых часов: чрезвычайно требовательный, жесткий характером, даже жестокий, победитель в боях против японцев на реке Халхин-Гол заставил Генштаб в мирное время работать так, словно идет война. Сам Ватутин с тех дней забыл про отдых и воскресные дни, сам часто оставался ночевать в кабинете, тихо радуясь, что есть диван - другим командирам приходилось спать на столах и стульях. Напряженный ритм работы захлестнул всех работников наркомата обороны и Генштаба - Красная армия не просто увеличивалась, этот процесс имел прямо-таки взрывной характер. До двух с половиной сотен, более чем вдвое, выросло количество стрелковых, горнострелковых и моторизованных дивизий и бригад. Развертывалась 61-я танковая дивизия, на укомплектование пошли танковые бригады и отдельные батальоны при стрелковых дивизиях. Выгребали все подчистую, всячески тасуя технику и кадры, но проблемы как снежный ком росли час от часу. И не успели - война началась раньше, чем было запланировано, застав советские войска в стадии развертывания. Тому есть объяснение - Германия при
любом варианте, даже самом благоприятном для СССР, всегда могла не только сосредоточить свои войска раньше, но и упредить, нанести мощный превентивный удар.
        - Что делать?!
        Столь извечный русский вопрос Ватутин, как многие другие советские генералы, задавал себе все эти долгие и страшные по нервотрепке июльские дни, с момента назначения на должность начальника штаба фронта. Картина на карте, расчерченная синими стрелами, отображающими действия врага, не сулила ничего доброго в ближайшей перспективе. И в отдаленном будущем тоже, если брать существующие ныне реалии.
        8-я армия генерала Иванова откатилась в Эстонию, сейчас еле держала 230 км фронта своими двумя основательно потрепанными корпусами. 10-й закрепился по реке Навесте, а 11-й по реке Эмбах. Фронт велик для четырех дивизий, в каждой из которых едва по полку, вот только местные торфяники и болота ограничивают врагу любой маневр, а фланги отошедших корпусов прикрыты озерами. К тому же удалось ввести в бой две свежие дивизии - 16-я поддержала 10-й корпус, а спешно перевезенная эшелонами от Нарвы 191-я - 11-й корпус. Последний к тому же получил серьезные подкрепления из 11-й армии генерала Гловацкого. Более того, с восточного берега Чудского озера под Тарту перебросили маршевый батальон, полк ленинградских ополченцев и два истребительных батальона. Плюс на озере довольно сильная флотилия капитана 1-го ранга Аврамова в составе канонерских лодок, бронекатеров и прочих судов, формируются в Гдове еще два батальона морской пехоты, что для 11-го корпуса генерал-майора Шумилова неплохой помощью будут.
        11-я армия генерала Гловацкого занимает по фронту едва сотню верст - но самая сильная по составу и, главное - боеспособная. Более того, первый штурм уже отразила, причем целой танковой армии противника, с большими для немцев потерями. Перегруппировав силы, вчера фашисты начали вторую попытку, но, судя по вечернему рапорту Николая Михайловича, наши части удерживают позиции. Все же у него 7 достаточно полнокровных стрелковых дивизий, опирающихся на глубоко эшелонированную оборону, с мощными бетонными дотами «Линии Сталина», как ее уже называют даже в приказах, и которую чрезвычайно энергичный и предприимчивый командующий 11-й армией продолжает всячески усиливать и совершенствовать. Очень походит на Жукова по характеру - такой же жесткий и грубый, более того, любитель крепкого словца, чем смог шокировать даже маршала Ворошилова.
        Гловацкого Ватутин не узнал, хотя был знаком с ним с конца 1920-х годов, с момента учебы в академии. Умный, толковый, предусмотрительный - все эти качества с войной развились чрезвычайно. А воли и решительности стало многократно больше - благодаря им, наверное, и удалось остановить немцев на линии дотов ПсУРа. Здесь гитлеровцы фронт не прорвут - в тылу у армии Ленинград, помощь оттуда уже не просто ощутима. Начата переброска значительных резервов - Северный фронт в дополнение к 191-й под Тарту отправил к Пскову сразу три свежих полнокровных дивизии - 70-ю, 177-ю и 237-ю, а также 198-ю моторизованную дивизию, уже переформированную в обычную пехоту, с изъятием танкового полка и автотранспорта, что остро требовался для новых частей. Добавили к ним две спешно сформированные в Ленинграде дивизии народного ополчения. Плюс три танковых бригады, сведенных из дивизий - достаточно боеспособных, серьезных потерь пока не понесших. Только одна проблема - подкрепления будут приходить в течение недели, занимать позиции по мере выгрузки из эшелонов.
        Псковско-Островский рубеж части генерала Гловацкого обязательно удержат. Ватутин в том уже не сомневался ни на йоту, его крайне беспокоила третья армия фронта - 27-я генерала Берзарина. Она уже еле держала фронт по реке Великой. Причем на южном фланге немцы прорвали ее стык с 22-й армией генерала Ершакова, что выдвинулась заблаговременно еще до войны из Сибири, успела не только занять, но и подготовить Себежский и Полоцкий укрепрайоны к обороне. УРы свое предназначение полностью выполнили - вот уже десять дней враг пытается проломить их позиции, введя в сражение добрый десяток дивизий, включая две танковых и моторизованную, против наших 6 стрелковых дивизий. Командование СЗФ и он сам лично сделали все возможное, чтобы помочь соседнему Западному фронту, передав туда 29-й стрелковый корпус и 126-ю дивизию из разгромленной у границы прежней 11-й армии, которая, по сути, теперь заново возродилась на основе частей Гловацкого под Псковом.
        Вот только заблуждаться по поводу их силы, вернее полного бессилия, не приходилось. Корпус территориальный, сформирован из военнослужащих бывшей литовской армии - обе дивизии, 179-ю и 184-ю, отводили от границы в тыл, опасаясь восстания. В результате массового дезертирства численность сократилась фактически до двух полков - едва 6 тысяч бойцов и командиров. И это произошло без всякого воздействия врага, с первыми залпами войны 29-й корпус сразу начали уводить за Двину. 126-я дивизия понесла огромные потери, в две трети от штатного состава, и представляла пусть обстрелянное, но слабое соединение в четыре с половиной тысячи бойцов и командиров, по большому счету бригаду.
        Это все, что смогли найти и выделить в виде помощи. Резервов не было как таковых. 27-я армия пока держала фронт своими двумя корпусами. 24-й территориальный у Пушкинских Гор, сформированный из латышей, хоть и «усох» порядком до десяти тысяч личного состава в своих двух дивизиях, занял позиции и даже отбивался от пытающихся пройти вперед нескольких немецких батальонов. Врагу больше мешало отсутствие дорог и местность: заболоченная пойма Великой - достаточно серьезное препятствие. Преодолеть ее не смог моторизованный корпус генерала Манштейна, который попал чуть позже в плен - Ватутин уже имел удовольствие побеседовать с вражеским генералом и сделал для себя достаточно серьезные выводы.
        Находившийся южнее Пушкинских Гор старинный городок Опочка, второе возможное направление вражеского наступления, обороняли части 65-го стрелкового корпуса, собранные с бору по нитке. Управление корпусом с началом войны стало совсем «пустым», там кроме штаба не имелось никаких соединений. Теперь включили две потрепанных стрелковых дивизии - 5-ю и 23-ю, отступившие от самой границы, и сведенную в бригаду 46-ю танковую дивизию. Оборону пока держат, вот только через несколько дней ситуация может резко ухудшиться. Дело в том, что 22-я армия начала отход к Великим Лукам, к позициям на реке Ловати, обнажая левый фланг 27-й армии. Ее тоже нужно отводить, но тогда немцы выйдут в тыл Псковско-Островского УРа.
        Это плохо - судьба сражающейся 11-й армии будет вскоре предрешена, дорога на Ленинград открыта для 4-й танковой группы Гепнера, что только и ждет момента для рывка вперед. Нет, меры предприняты заблаговременно и одобрены Генеральным штабом - по северному берегу Черехи на Порхов и далее по Шелони до Ильменского озера возводится оборонительный пояс, в тылу которого спешно готовится еще одна позиция - Лужский рубеж. Нужно только время для занятия войсками, а его может и не хватить.
        Проблема состоит еще в том, что все три армии окажутся оторванными друг от друга большими озерами, сражаться они станут поодиночке, не имея опоры на «соседа». Нужны резервы, чтобы закрыть «Невельскую дыру», а их нет. На переформирование отведены дивизии 21-го и 3-го механизированных корпусов. Первый упразднен, последний приходится буквально собирать, 2-я танковая и 84-я моторизованная дивизии фактически наголову разгромлены противником. И вот звонок от генерала Жукова - к концу июля на фронт начнут прибывать вновь сформированные стрелковые дивизии, значительно ослабленного, нового по военному времени штата, без гаубичного артполка. Оттого ценность этих соединений, «детища перманентной мобилизации», весьма условна. Но это и есть самые ценные резервы!
        Снова возникает проблема острой нехватки времени - за две недели может произойти много чего, и отнюдь не самого приятного. А собственных резервов нет. В Порхове пополняются 33-я и 188-я дивизии и 42-я танковая бригада, еще дальше в тылу имеются только части 5-го воздушно-десантного корпуса из трех бригад, в каждой из которых и батальона не наберется - все, что осталось от отчаянных атак советских парашютистов на Двинск. И где же взять силы, чтобы скрепить южный фланг фронта, что трещит по швам?!
        Вариант только один - необходимы две ленинградские дивизии, из тех что перевозят на Псковско-Новгородский рубеж, и 1-й мехкорпус генерала Лелюшенко, что развернут восточнее Пскова. Но вот здесь нужен приказ от маршала Ворошилова, а он его не отдаст. Командующий фронтом генерал Собенников попытался взять резервы у Гловацкого без санкции главкома и получил жестокий разнос от «первого маршала».
        - А если попросить Николая Михайловича походатайствовать? Ведь не может не понять, что это крайне необходимо?!
        Для любого военного такая мысль показалась бы дикой - через своего подчиненного просить вышестоящее командование?! Но таковы реалии - к доводам Гловацкого маршал Ворошилов прислушается, тот у него на особом счету сейчас, пользуется доверием. Еще бы - Псковский УР единственный на всей «старой границе», который удалось удержать.
        - А ведь стоит это сделать! Стоит…
        Генерал отвлекся от мысли - в дверь осторожно постучали, все же ночь на дворе, и, дождавшись разрешения, в кабинет начальника штаба фронта вошел дежурный связист с рубиновыми кубиками старшего лейтенанта на черных петлицах. В руке картонная папка с бумагами.
        - Товарищ генерал! Только получены радиограммы из Пскова, а также из Гдова, от командующего Чудской флотилией!
        Ватутин взял листки и кивком головы отпустил связиста. Прочитав текст, генерал почувствовал себя плохо, рванул воротник кителя - ему не хватало воздуха. Тяжело опустившись на стул, он машинально посмотрел на время, поставленное в тексте.
        - Час тому назад?! Как все некстати случилось! Но почему же мне не доложили раньше?!
        Ватутин не любил крепких слов, но тут облегчил душу. Посмотрел на второй листок - и выругался как заправский сапожник, в три колена. Если в радиограмме начальника штаба 11-й армии говорилось, что командующий тяжело контужен и отправлен гидросамолетом в Ленинград, то капитан 1-го ранга Аврамов доложил, что данный МБР-2 флотилии почти сразу же после взлета сбит над Псковским озером фашистским истребителем, авиация врага активно летает - стоят «белые ночи». Поиски генерала Гловацкого моряками уже начаты, отправлены катера.
        Чуть отдышавшись, Ватутин решил, что нужно немедленно сообщить о случившейся трагедии с командармом-11 в Генштаб, поисками виновных в нерасторопности можно заняться чуть позднее. Но не успел протянуть руку к телефону, как тот требовательно издал зуммер. Догадываясь, кого он сейчас услышит, моряки явно оказались намного быстрее своих сухопутных коллег, Николай Федорович обреченно поднял трубку, будто налившуюся свинцом, и услышал гневный голос генерала армии Жукова:
        - Какого хрена не доложил про Гловацкого?! Почему я должен узнавать от наркома флота?
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВСКОЕ ОЗЕРО
        Странно чувствовать свое тело каким-то полностью одеревеневшим, будто в полено превращенным. Словно любимый сын небезызвестного папы Карло. Такое «состояние Буратино» можно испытать наяву и в крепком сне. Вот тут главное не перепутать реальность и наваждение. Правый бок жгло что-то очень горячее и мягкое, сверху тоже тепло, а под спиною шершавое, колючее и холодное. И ветерок чувствовался, влагой наполненный, приятно холодил лицо. И мысли потекли в голове, тягучие как патока.
        «Что я Гловацкий Николай Михайлович 46-ти лет от роду, то помню хорошо. Неужто это был сон?! Война, я в теле своего полного тезки, небо в дыму, немецкие танки… Вот жуть какая, даже десятой доли этого кошмара я в Чечне не видел. Угораздило же попасть в передрягу, еще и горло фашисту перегрыз - кто бы сказал, не поверил бы! Приснился же сон! А Соня?! Она мне тоже привиделась?! Не хочу обратно!»
        Гловацкий всей своей душою и телом рванулся к яркому солнечному свету, что слепил глаза. Видимо, судорожное движение и привело полностью в сознание - теперь Николай Михайлович понял, что не спит уже, и с трудом смог открыть глаза.
        - Озеро…
        Голубая гладь была подсвечена встающим перед глазами солнцем - все пространство в добрых полтора десятка верст переливалось красками, да так ярко, что смотреть было больно. Остро захотелось пить, попробовал встать, но ноги не держали. Ничего не видя кругом, кроме манящей воды, Гловацкий пополз к ней, благо совсем рядом, буквально несколько метров. Странно, но вода не была холодной, впрочем, и теплой ее назвать затруднительно - само то, недаром такую водичку летней считают.
        - Благодать…
        Жажда прошла, сил прибавилось, сгинули усталость и боль. И только сейчас Николай Михайлович обнаружил, что сидит на песке в библейском костюме Адама до его грехопадения. Пристально посмотрел на отражение, что переливалось в чуть колеблющейся глади. Там на него свирепо скалилось изуродованное шрамами лицо, и вздох облегчения вырвался из груди:
        - Не сон… Я генерал Гловацкий…
        Он повернулся, и теплая волна радости заполонила душу. Соня спала - почти голышом, в нелепых белых трусиках, больше походящих на мужские «семейники», женщина свернулась калачиком, обхватив ладонями плечи. А вот гимнастерка и юбка раскиданы на песке, там, где он лежал. И тут к нему вернулся слух. Николай Михайлович услышал не только чириканье каких-то птичек, но взрывы, что гремели недалеко. Причем практически беспрерывно, создавая для зеленеющей вокруг природы несвойственный ей фон.
        - Контузило меня прилично, это помню хорошо. Загибался конкретно, в глазах расплывалось, слух пропал, тело стало как студень… И боли уже не было, схлынула. Дела…
        Гловацкий попытался встать на ноги, и ему это удалось, хотя один раз шлепнулся на песок. К удивлению, ощутил, что возвращается прежняя сила, руки не дрожали, колени перестали подгибаться, как лапки у кузнечика. Это его обрадовало, и он, пошатываясь, подошел к женщине. Достаточно было прикоснуться к теплому плечу, как Соня сразу же вскинулась, растрепанная, с исцарапанным лицом, но глаза тут же засверкали двумя сапфирами.
        - Ты уже опамятовался, дорогой! Милый мой, хороший, единственный, родной… Я так испугалась за тебя!
        Теплые руки крепко обняли его и бережно усадили на расстеленную на песке юбку. Сухие губы любимой целовали его везде, казалось, что Соня старается не пропустить ни один шрам, царапину или ранку, словно обезумев от радости. И при этом она говорила взахлеб, с надрывом:
        - Тебя вечером в Псков привезли никакого, в беспамятстве - бомба ведь рядом взорвалась, бойца в клочья разодрало, а у тебя обмундирование в лохмотьях, все в крови, кишки дымятся… Я испугалась, а таки не твоя кровь, его… Контузило страшно, из ушей кровь текла, зрачки закатились, ты почти не дышал… Милый, горюшко мое! Бригвоенврач приказал в Ленинград тебя доставить, у моряков самолет на реке, у пристани… Я с тобою полетела, хотя не хотели отправлять… Ругалась, правда-правда, очень крепко, в госпиталях у нас все страшно матом кроют. Раненые всегда…
        - Я тоже матерюсь, - Гловацкий попытался пригладить черные волосы, растрепанные, все в песке. Соня всхлипнула, а он лишь обнял ее за плечи - хотел крепко, вот только прежней силы у него в руках не осталось. - Дальше что было, любовь моя?
        - Взлетели, я даже не испугалась, хотя первый раз в жизни полетела… И тут грохот, и мы стали падать. К тебе только прижалась, все… Ударились об озеро, самолет прямо-таки развалился в одночасье. Даже не поняла, как в воде оказалась, за тебя ухватилась и поволокла…
        - Мое ты счастье, но как смогла-то? - Гловацкий удивился. Выходит, она его спасла, а то бы утонул - тушка тушкой был, ничего не помнил. Соня хрупкая, совсем маленькая, и откуда у нее силы взялись?!
        - Я ведь плавать не умею, Коленька… Барахталась, за тебя цеплялась! Кусты увидела, берег рядом - самолет между островами в протоку упал. А песок под ногами почувствовала и выбралась на берег. Там сыро, камыши и кусты - вот я тебя через них на эту сторону протащила… Здесь песок, сухо - недалеко, хорошо, а то сил совсем не осталось…
        - А летчики как же, Софочка?
        - Я туда побежала, кричала с берега, в воду даже вошла, хотела до них добраться. Но там глубоко - дно ушло, еле вылезла. Ты знаешь, вынырнешь, глотнешь воздуха - и снова вниз тянет… Снова вынырнешь, и опять на дно. Вот так до берега обратно и допрыгала. А самолет торчит из воды, а пилоты так и не отозвались…
        Женщина зарыдала, прижалась головою к его коленям, а он мог только ласково гладить ее волосы. Да уж, досталось по самое не могу - его ранение, полет, авария, гибель экипажа и смертельное купание. А ведь могла запросто утонуть, но все же попыталась спасти летчиков. Отчаянной храбрости Соня, не всякая бы так рискнула.
        - Ничего, Софушка, ты у меня молодчинка!
        - Я тебя ночью пыталась греть, юбку на песок постелила, гимнастеркой накрыла, прижалась крепко - и молилась… Хотя нельзя, я же коммунист, а тут религия, она опиум для народа. Уже солнце взошло, стало тепло, и сама не заметила, как прикорнула. Наверное, с час назад…
        - Я тебя люблю! И горжусь тобою, родная!
        - Правда?!
        Она повернулась, на него в упор смотрели пронзительно-голубые глаза, сверкающие в бриллиантах слезинок. Он провел пальцами по щекам, слезы на них оставили влажные дорожки. Прижался к ним губами, язык ощутил солоноватость. Сердце переполняла нежность, он никогда еще не испытывал ощущения переполнявшего душу счастья. Много надо солдату по большому счету? Долг, перед Родиной исполненный, и любимая женщина, что всегда придет на помощь как друг, и этим все сказано.
        - Я счастлив, что встретил тебя в жизни! Я люблю и не хочу с тобой никогда расставаться!
        - Я тоже тебя люблю, Коленька, сильно-сильно, мне так хорошо, что ты есть у меня! Что ты рядом, мой генерал!
        - И мне, радость моя, - Гловацкий нежно провел ладонью по щеке, Соня закрыла глаза и всхлипнула, затем потянулась к нему губами. Сколько они целовались на песке, он не помнил, просто не ощущал хода времени, так ему было хорошо в эти мгновения, растянувшиеся через всю жизнь.
        Кто он был раньше?! Да никто, с точки зрения начальства, по их счету. Окончил Новосибирское командное училище внутренних войск в последнем выпуске советских лейтенантов. Прошел Карабах еще курсантом, потом две Чечни - три отметины, да два ордена с инвалидностью на память. И все: как там говорили им начальники - «Родина вас, ребята, не забудет!» Может быть, и так - не забыла, но и «не вспомнила» в лице своих чиновников. Попросил квартиру, что была положена, даже министру МВД писал, вот только тот не ответил с высоты своего кресла и тяжелых начальственных звезд на погонах. И верно, кто для него ковыляющий с палкой подполковник ОМОНа - так, отработанный материал, шлак, непредвиденные расходы для государства по большому счету - плати таким пенсию, а она денежки, пусть небольшие, но стоит. Впрочем, как говорят - не мы такие, а жизнь такая!
        Так и жил 15 лет в убогом домишке небольшого сибирского городка в полном одиночестве. Детишек не было, завести не успел, но, может, и к добру - супруга свалила сразу, как стал инвалидом. Книжки читал, грядки копал, да сварочными работами занимался - и для души, и денежка небольшая капала. Так бы и помер в одночасье, в забвении, вот только решил заняться судьбою своего однофамильца, тезки и земляка, что оборонял Псков в 1941 году, да был расстрелян после сдачи города. Съездил на Чудское озеро, повстречался там с колдуном одним - вот тут и произошли с ним действительно чудеса: оказался в теле самого генерала, аккурат две недели тому назад. «Провалился в прошлое», так сказать, прямо под гусеницы наступавших немецких танков. Правда, под Псковом их блицкриг забуксовал, неделю назад должны были город взять, но до сих пор стоят перед бетонными коробками дотов «Линии Сталина». Нет тут его заслуги - здесь он не обольщался, прекрасно зная, что с него полководец никакой. Просто войска успели занять оборону - только правильно распоряжался, так как подсказывали внутренний голос и память самого генерала,
прекрасно знавшего военное дело. Вот так и воевали…
        - Надо же, два в одном, - хмыкнул Гловацкий, уже сам не понимая, где он «прежний» и что у него от «настоящего».
        - Что ты сказал, Коленька?!
        - Я так, родная, о своих делах задумался…
        Гловацкий крепко прижал женщину к себе. Вот эта нечаянная любовь и была его собственной, первой за всю жизнь. Память генерала не делилась своими эмоциями и переживаниями, как ни пытался пару раз, но совершенно не получил никакой информации о супруге и детях настоящего Гловацкого, вот тут не срослось. Впрочем, Николай Михайлович прекрасно понимал, что не доставит им проблем - слишком малый срок ему остался, всего лишь до 3 августа, когда в «том времени» был расстрелян по приговору трибунала, как это ни странно прозвучит на первый взгляд. Сейчас уже вряд ли «шлепнут», хотя всякое в жизни бывает, но вот то, что убьют, знал точно. Колдун ведь не сомневался в этом, когда платок отдавал. Он нашел здесь свою любовь, к сожалению, слишком поздно. Им немного отведено времени, ничтожно мало, ведь все часы жизни отнимает война…
        - Найкогуде найне, - за спиной неожиданно раздался глумливый голос с характерным прибалтийским акцентом - эстонцы, латыши и литовцы не в силах его вытравить. - Цоветцкая шеншина!
        - Цука она, - неожиданно произнес еще один голос, чуть писклявый. Но тут же раздался третий, жесткий, лающий, характерный - и произнес слово, которое Гловацкий слышал десятки раз в фильмах о войне.
        - Юде?!
        КОМАНДИР 3-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЧЕРНЯХОВСКИЙ
        БЛИЗ СТАРОЙ РУССЫ
        Назначение командиром 3-го мехкорпуса только недавно получивший звание генерал-майора Иван Данилович воспринял с удивлением. Он хорошо знал, что произошло в первую неделю войны - немцы рассекли этот корпус на части, 5-я танковая дивизия исчезла после боев под Алитусом, еще одна - 2-я танковая - оказалась в окружении, отчаянно дралась, но была фашистами полностью разгромлена, командир генерал-майор Солянкин или погиб, или пропал без вести. А ведь соединение было очень мощным - одних КВ там более полусотни, в его 12-м мехкорпусе о таких прекрасно забронированных танках приходилось только лишь мечтать. А 84-я моторизованная дивизия имени Тульского пролетариата вообще считалась одной из лучших в РККА. Позавчера остатки спешно перевезли сюда парой эшелонов. Штаба корпуса не имелось как такового - где-то сгинул целиком в белорусских лесах, а с ним вместе пропали и обе танковые дивизии - 2-я и 5-я.
        Получить под командование корпус вчерашнему полковнику было бы лестно, вот только не такой, фактически разгромленный противником. Впору ужаснуться назначению, ведь все приказы в армии подлежат безусловному выполнению, а спрос теперь будет только с него, и ответственность за такое состояние соединения не переложишь. Вот только Иван Данилович уже имел опыт чудесного возрождения своей прежней 28-й танковой дивизии, что за считаные дни превратилась во вполне боеспособную бригаду. К тому же вечером настроение улучшилось после разговора по телефону с начальником АБТУ СЗФ генерал-майором Полубояровым, его Черняховский хорошо знал по недавним боям в Литве, когда тот временно принял командование 12-м мехкорпусом, в котором он встретил войну.
        В состав включили потрепанную под Двинском 185-ю моторизованную дивизию из расформированного 21-го мехкорпуса, со штабом соединения и тыловыми частями, эшелоны с которыми вчера выгрузились на станции. К сожалению, перед ним встанет проблема, что и перед бывшим командиром корпуса генералом Лелюшенко - в конце июня этот мехкорпус был брошен в бой почти без танков - в нем едва было чуть больше двух сотен машин, и оставлено в тылу около половины личного состава, совершенно безоружного. Впрочем, из этих 17 тысяч человек, призванных из запаса в первые дни войны, вряд ли что осталось. Наверняка всех отправили на укомплектование стрелковых дивизий, отведенных в тыл…
        - Иван Данилович, вроде штаб 185-й дивизии здесь - вон пост стоит, и под деревьями штабные автобусы. Все маскировочными сетями накрыли - видно, изрядно побывали под бомбежками!
        От голоса адъютанта генерал Черняховский проснулся - он уже и сам припомнить не смог, когда последний раз высыпался. Сморило, хотя «эмку» немилосердно трясло на проселке, что в России принято именовать дорогой. Иван Данилович машинально посмотрел на часы - только пять утра, поспал, страшно сказать, целых два часа. Мокрым платком тщательно вытер лицо, прогоняя остатки сна, и всмотрелся в рощицу, что стояла правее - по опушке стелился белыми клочьями туман. Так и есть - штабные автобусы на базе ГАЗ-ААА, рядом стоит радийный БА-20, грузовики и мотоциклы. И ни одной лошади! А это верная примета штаба мотомеханизированного соединения, да мотоциклисты из разведывательного батальона, пылящие колонной впереди и позади генеральского автомобиля, сразу свернули к посту. И, моментально уточнив у часовых, стали призывно махать руками.
        - Прибыли, - с облегчением произнес Черняховский, когда его «эмка» остановилась под раскидистыми березами. Открыв дверцу, он поставил ноги на землю и машинально посмотрел на голубеющее небо. Такой взгляд для всех стал привычным - германская авиация сильно досаждала, непрерывно бомбила любую цель днем и ночью - к несчастью, последние в этих краях именуют «белыми». Темноты полной никогда нет, стоят сумерки, в которых, если приноровиться, и читать можно.
        - Здравствуйте, товарищи, я генерал Черняховский, - обратился Иван Данилович к двум встречавшим его генерал-майорам. Один высокий, другой чуть пониже, с малиновыми петлицами на кителях, по которым, как было видно, ординарцы изрядно потрудились щетками, но убрать следы пыли от длительных летних маршей оказались не в состоянии. Похожи друг на друга серо-землистыми от хронической усталости лицами и покрасневшими от постоянного недосыпания глазами. Раз они стоят вдвоем, то, значит, давно они здесь ожидали прибытия нового начальства.
        - Я назначен командиром 3-го мехкорпуса! Правда, его еще предстоит заново сформировать. Приказ штаба фронта получили?
        - Здравия желаем, товарищ комкор! Так точно, приказ вчера вечером был нами получен. Командир 185-й моторизованной бригады генерал-майор Рудчук, - невысокий плотный крепыш с двумя орденами Красного Знамени и медалью «ХХ лет РККА» энергично ответил на рукопожатие и неофициально добавил, представившись: - Петр Лукич.
        - Командир 84-й моторизованной бригады генерал-майор Фоменко, - у второго на кителе только один орден Красного Знамени с той же медалью, а вот пожал руку как-то вяло. И произнес тихо: - Петр Ильич.
        - Что собой представляет ваша бригада, Петр Ильич? Да, кстати, а где начальник штаба корпуса?
        Именно первый вопрос, давно вертевшийся на языке, и задал генералу Черняховский, а вот второй сорвался непроизвольно. Ответы последовали, и очень удручающие.
        - Моей дивизии… то есть бригады, фактически нет, - медленно ответил Фоменко. - Вывел из окружения пятьсот человек личного состава, еще сотня из 2-й танковой. В основном тыловых частей и артиллеристов. Мотопехоты сводный взвод. Матчасть утрачена целиком. Имеется две «сорокапятки», пять минометов и один танк БТ-7. Из 2-й танковой вывели КВ, с большой башней со 152-миллиметровой гаубицей, но его отправили из Полоцка в Ленинград на ремонт.
        - Плохо, - только и смог произнести Черняховский - он не ожидал, что потери «окруженцев» окажутся настолько серьезными. А вот то, что тяжелый КВ-2, машина технически не совсем надежная и отработанная, смог дойти своим ходом до Западной Двины, вызвало у комкора искреннее восхищение мастерством механика-водителя.
        - Колонна управления бывшего 21-го мехкорпуса позавчера попала под бомбежку, начштаба тяжело ранен, многие погибли. Исполняет обязанности начальник оперативного отдела штаба подполковник Ермолаев, - прояснил ситуацию генерал Рудчук. И тут же начал подробно отвечать на незаданный ему Черняховским вопрос, который словно повис в воздухе.
        - 185-я бригада укомплектована полностью, сверхштатный излишек в две тысячи бойцов и командиров. Вывезли из Идрицы всех оставленных там танкистов и ремонтников, успели, - тут генерал усмехнулся, пожал плечами и добавил: - Большинство из мобилизованных уже отправили на восполнение потерь в стрелковые дивизии, кроме оставшихся специалистов БТВ. Имеется 26 полевых, 18 противотанковых и 7 зенитных пушек, полсотни минометов - в конце июня в корпус направили дополнительную артиллерию, вот она и пригодилась. Из 42-й танковой бригады передали 11 БТ-7 к тем семи, что у меня остались. Кроме того, еще есть с два десятка бронемашин и один Т-34. Автотранспортом и тракторами обеспеченность бригады полная, на все ПТО имеются тягачи «Комсомолец». Не хватает стрелкового вооружения на треть от штата, очень худо со средствами связи, особенно с кабелем и телефонами, требуется полтора десятка БТ для доукомплектования танкового батальона. Совсем нет мотоциклов, только несколько штук в наличии. Доклад окончен, товарищ командир корпуса!
        - Придется вам побыть «донором», Петр Лукич. Как видите, иной раз даже сокращение штатов приносит пользу. - Черняховский чуть усмехнулся, заметив едва промелькнувшую гримасу недовольства на лице комдива. Кому же из командиров захочется добровольно, за здорово живешь, передавать из подразделений вооружение. Бригада укомплектована до штата - хорошо, но цена этому - потеря не только дивизии, но и всего корпуса. Собрали остатки!
        - Понимаю, но необходимо как можно быстрее привести в боеготовое состояние 84-ю бригаду. А у вас артиллерии и так почти в два раза больше от введенных штатов. И мотострелков! Приказ я отдам немедленно, подготовьте распоряжения. Надеюсь, вы понимаете необходимость данной меры?!
        - Так точно, товарищ генерал. - И хоть голос Рудчука прозвучал громко, лицо генерала выражало вселенскую скорбь. И Черняховский решил немного подсластить ему «пилюлю», а заодно обрадовать и Фоменко:
        - С 11-й армии передадут свыше двух тысяч винтовок СВТ - вооружать ими только лучших стрелков. Кроме того, еще поступят ручные пулеметы и сотня автоматов ППД. Со мною прибыл корпусной разведбат, переданный приказом командарма Гловацкого из стрелковой дивизии. К вечеру батальон мотопехоты прибудет, войдет в состав вашей бригады, Петр Ильич. И это все хорошие новости. Плохо, что воссоздавать 2-ю танковую бригаду не из чего, нет ее как таковой, а про 5-ю можно забыть. - Иван Данилович прислушался - вдали послышался гул самолетов. И тут послышался крик:
        - Воздух! Все в укрытия! Замереть!
        Черняховский пожал плечами - ничего тут не поделаешь, господство в воздухе у врага полнейшее. Хорошо, что бригады корпуса хорошо укрыты в лесах. Маскировке оба комдива, познавшие горечь поражений и отступлений, отводят максимальное внимание. Глядишь, и пронесет!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВСКОЕ ОЗЕРО
        Странная была троица - двое в штатском, только с черно-сине-белыми повязками на пиджаках и винтовками Мосина в руках. С национальностью гадать не приходилось - из местных болот вылезли чухонцы, а так еще с царских времен именовали эстонцев. Судя по всему, из кайтселлитовцев эти белобрысые парни, было бы смешно подумать, что с роспуском сей военной организации они «перековались» в колхозников и комсомольцев. А третий участник жутко ему не понравился, до смертного холодка по телу. Немецкая униформа мышиного цвета, закатанные рукава, надменный взгляд истинного арийца, преисполненный презрения к обнаженным «унтерменшам». Ладони на автомате МР-38 лежат, который по незнанию называют «шмайсером», хотя самый знаменитый германский конструктор не имеет к этому творению абсолютно никакого отношения.
        - Юде?! Шпрехен зи дойч?!
        - Подыграй мне, нужно, чтобы они поверили, что можем предать своих, - одними губами прошептал Николай Михайлович, сжимая окаменевшую Софью. Женщина неожиданно громко взвизгнула во весь голос, отшатнулась от него. Схватив лежащую на песке гимнастерку, прижала ее к обнаженной груди - в ответ эстонцы громко засмеялись. А вот немецкий унтер-офицер - Гловацкий определил звание по погонам, обшитым галуном с одним ромбом на каждом, - даже не улыбнулся и повторил вопрос:
        - Юде?! Шпрехен зи дойч?!
        - Она не еврейка, - мотнул головою, немецкие слова сами сложились в голове - язык вероятного союзника, а потом, врага в Красной армии изучали многие отнюдь не для галочки, бывший командир 118-й стрелковой дивизии его знал достаточно хорошо. И память не подвела.
        - Мордвинка она. Из города Кострома. Военный врач и моя жена, - он попытался встать, имитируя слабость. А потому колени тут же подломились, и Гловацкий упал бы на песок, но был поддержан Софьей.
        - Я дивизионный интендант Шверде…
        - Простите, но мой муж контужен и недавно был ранен. Ему плохо, - немецкий язык Софьи был намного лучше, беглый - он даже не предполагал, что женщина умеет так говорить на нем.
        - Где ваша одежда, генерал?!
        - Очнулся без нее, самолет сбили, он упал в озеро. Там…
        Гловацкий мотнул головой в сторону протоки, сделал вид, что лишился сил. Даже крепкая рука Софьи не смогла остановить падение, и он рухнул лицом в песок. И с удовлетворением услышал дрожащий голос Софьи - «ох ты, мордвинка моя и папа с пейсами, теперь у нас игра пойдет. Все же много их - трое на одного сейчас не по моим силенкам. Ну да ладно - пусть лучше пристрелят, но надо попытаться их угрохать».
        - Вот мое удостоверение военного врача, господин офицер, - Софа явно польстила немцу. - Я сняла с мужа одежду, когда тонули, иначе не выплыли бы. А свою юбку постелила для него. Я сейчас ее надену…
        - Не стоит, фрау. Если вы будете мне врать, то эти парни все равно ее с вас снимут! Откуда вы вылетели?
        - Из Пскова, к полуночи ближе взлетели гидросамолетом. Моего мужа сильно контузило при бомбежке, и генерал Гловацкий приказал нас срочно отправить в Ленинград.
        - Сам генерал Гловацкий?! Командующий вашей 8-й армией?!
        - Извините, господин офицер, но в Псковском укрепрайоне вашей 4-й танковой группе противостоит 11-я армия генерал-лейтенанта Гловацкого. Я прекрасно понимаю вашу обмолвку, но я сказала правду! Мой муж на самом деле дивизионный интендант, начальник тыла этой армии.
        - Почему его лицо так обезображено?
        - Упал лицом на разбитое стекло на лестнице и скатился вниз. Рваные раны были, сама наложила на них швы. Нас сильно бомбили. Это произошло в Острове четвертого…
        - Довольно, фрау. Приведите своего мужа в чувство, - по голосу немца было невозможно понять, поверил ли он Софье. Гловацкого сейчас заботило другое - играют в «доброго и злого» следователя, а им предстоит вариант в «молчаливого, но слабого, и говорливого, но беззащитного». Главное, чтобы немец поверил, а потому ошарашить нужно правдой. Но не сразу, и не всей - пусть вначале поломают немного.
        Софья стала поднимать его, причем сразу так прижалась грудью, что он ощутил в кармане тот самый отцовский скальпель. И понял, что женщина сделала это специально. Хирург, крови не боится - а ведь шанс на спасение отнюдь не хиленький. Только бы все правильно разыграть, как по нотам, есть один вариант, весьма перспективный.
        - Как вы себя чувствуете, генерал?
        Играть в беспамятство не имело смысла - его щедро окатили водичкой, похлопали по щекам.
        - Плохо… Тошнит…
        - Какие дивизии входят в состав вашей армии, генерал?
        Гловацкий только скривил губы - «что я тебе шлюха, унтер, чтобы вот так сразу соглашаться на ответы. Ты меня поломать должен! Ну давай же - перед тобой голышом лежат, а ты из разведки и знать должен, что нагишом люди беззащитные, психологи давно обосновали. Фашисты недаром перед массовыми расстрелами жертв раздевали, чтобы покорные были!»
        - Не хотите отвечать, генерал?! И зря!
        Немец без замаха хлестнул Софью ладонью по щеке, потом нанес ей еще одну пощечину. И рявкнул прямо в лицо:
        - Каких частей лечила раненых? Ты же их лечила, капитан? Назови мне номера дивизий, быстро!
        - 118-й стрелковой дивизии, еще из 111-й, 235-й нашего 41-го корпуса. Танкисты были из 3-й танковой дивизии…
        - Молчи! Лучше дурь гони…
        Гловацкий яростно захрипел, как бы вскинулся, но тут же сделал вид, что силы на этом рывке кончились, и он снова уронил голову на песок. А сам подумал - «ты смотри, врубилась в игру, моя девонька, какой кадр для моего ОМОНа был бы ценный. А фриц в знаках различия прекрасно разбирается, гауптманом назвал. Русский язык явно знает - значит, скоро от него услышу, когда на доверительный тон перейдет».
        - Что вы сказали своей жене, генерал?
        - Чтобы говорила вам правду, - Гловацкий при этих словах отвел глаза в сторону, как школьник, которого поймали на краже варенья из буфета.
        - Не надо меня обманывать, генерал, я знаю, что русские понимают под дураком, не ожидали? Не делайте из меня идиота! Так писатель Достоевский роман свой назвал?!
        - Вы хорошо знаете наш язык, унтер-офицер. Где научились?
        - Не уводите разговор в сторону, генерал. Как это у вас говорят - не пихайте налима за корягу! Вы назовете номера дивизий, что входят в состав вашей армии?! Их командиры? Только не говорите мне, что не знаете, вам по должности такое ведать положено. Говорите же, генерал!
        Гловацкий молчал, и взгляда уже не отводил от немца, показывая всем видом, что говорить на эту тему не намерен. Что будет дальше, был уверен на сто процентов, слишком избитая ситуация «потрошения», пусть и с иными вариациями, с учетом эпохи и состояния «клиентов», в роли которых они с Софьей сейчас пребывали. А потому сильно прокусил сам себе губу изнутри, дождался, пока рот наполнится кровью. Немец отошел к эстонцам, что-то тихо им сказал. Софья лежала в стороне, лицом к нему - понимающая, что к чему. Он ей подмигнул и тут же скрючился, словно от боли. Теплота крови сделала свое дело, затошнило сразу и тут же вырвало, но не обильно, ведь не ел ничего. Немец посмотрел на него сразу и, к удовольствию Гловацкого, как ему показалось, с беспокойством.
        «А что ты хотел, фриц?! «Язык» я ценный, а признаки контузии налицо - тошнота и рвота, слабость, а тут еще и кровь течет, что может говорить о повреждении внутренних органов. Бить меня ни в коем случае нельзя, а вот немного помучить Софью можно. Но опять же не бить и не насиловать - я же могу и дуба врезать, и вообще замолчать. Информация первичная очень тебе нужна, но привычными методами сейчас не вышибить, так что шевели, фриц, извилинами. Давай рожай скорее!»
        - Они тебя уволокут, визжи погромче. Их надо разделить, - пошевелив губами, прошептал беззвучно Гловацкий, покуда Софья пристраивала его удобнее, положив головой на свернутую валиком юбку. И добавил громче, с расчетом именно на немца: - Все будет хорошо… не бойся…
        Унтер присел рядом на корточки и чуть кивнул. Тут же два эстонца схватили Софью под руки и поволокли ее в камыши. Женщина завизжала.
        - Что вы с ней делаете?!
        - Ничего страшного, генерал. Ей надо посидеть в стороне, немного, а мне вас допросить по отдельности. Я понимаю, вы давали присягу, это делает вам честь. Но подумайте о своей жене…
        Со стороны густых камышей вскоре донесся заполошный женский визг и глумливый смех эстонцев.
        - Что с ней делают?!
        - Ничего страшного, немного побалуются. Эстонцы долго просидели в болотах, изголодались по женской ласке. У вас очень красивая жена, с нее не убудет. Допросят немного…
        - Прекратите, вы же культурный человек! Мои предки двести лет назад выехали из Саксонии, вы не можете так делать!
        - О, вы из фольксдойче?! Зачем вам причинять страдания супруге? Вы же умный человек и понимаете - будете молчать, она все расскажет, только ее изнасилуют. Мне этого не нужно, поверьте, но сведения крайне важны. Вы же все понимаете, генерал, мы на войне. Не доставляйте жене страданий. Она вас сильно любит.
        «Психолог долбаный! Хотя молодец, верно все делает. Софа моя как визжит, видно, за ягодицы щипают изрядно - не смертельно, но болезненно. И за камыши ее отвели правильно, чтобы я ничего не видел, а воображение само способно настроить «клиента» к откровенности. Проходили мы все это, фриц, не раз. Все же за полвека методики совершенствовались. Нет, но как визжит, Станиславский бы закричал «верю». Чухонцы сопят ненатурально - им очень хочется отведать генеральской женки, но категорически запрещено это делать. Но щипают от души и, судя по всему, снимают трусики. Все, уже крик подняла, надо мне «колоться».
        - Прекратите… Дайте закурить.
        - Генуг, - прокричал немец и тут же добавил веским тоном: - Вы только меня не разочаровывайте, генерал. А то возня заново начнется, эти два эста здорово ненавидят советскую власть и способны сотворить всякую гнусность с порядочной женщиной. Но я могу вашу жену и защитить.
        Говоря, немец достал сигарету, прикурил и сунул в губы Гловацкому - от первой затяжки все поплыло перед глазами. Сигарета упала на грудь - ему было больно от ожога, но терпел. Николай Михайлович удачно сымитировал кратковременную потерю сознания - немец наклонился, похлопал по щекам, отер лицо мокрой юбкой. И генерал с растущим ликованием в душе понял - за серьезного противника его сейчас не держат, а потому нападение окажется для самоуверенного диверсанта неожиданным. Лишь бы только сил хватило для одного смертельного удара. А там со «шмайсером», хотя автомат и не так называется, пойдут совсем иные игры.
        - Глотните, генерал. - В рот влилась влага, ядреная и вонючая, надо же, немец даже на шнапс расщедрился. Но проглотил с удовольствием - помогло изрядно, огонь пробежался по телу, сил прибавилось.
        - Что вы знаете о 118-й дивизии? Кто ее командир?
        - Полковник Татаринов, мы с ним в академии учились. Вчера генерала получил. За бои под Островом, он там ваших танков много пожег. Воевал в Испании, орден Красного Знамени заслужил. Знаток обороны, в Мадриде сим делом занимался, любит рассказывать про бои в Университетском городке. На вас новые методы противотанковой обороны использовал. И вооружение секретное… Удивлены все изрядно - чертовски эффективно оказалось! Всю бригаду оберста Рауса напрочь выжгло…
        - Еще глотните немного, генерал. - Фляжка уткнулась в губы. «Немец доволен, как тюлень на лежбище, с первого вопроса такой подробный ответ получить! Сейчас в «доброго» влет перевоплотится, белым и пушистым!»
        - Вам легче станет, генерал! У нас лодка, перевезем на берег. А там вас с женою в госпиталь отправим, в вермахте хорошие врачи! Они вас вылечат, вы же немец. Потерпите немного. Вот еще глотните.
        «Щас, как же, фольксдойче! Новое оружие заинтересовало, да средства и тактика ПТО, вон как заерзал от нетерпения. За такое могут и чин офицера дать. Но что с Софьей?! Убью уродов!»
        - Я-я-я!
        Софья звонко завизжала, как поросенок, которого студенты изволили резать тупым полотном ножовки - видел он такое однажды в юности. Так и не зарезали, зато всю деревню переполошили.
        - Уй, я!!!
        - А…
        Дико, в смертельном ужасе заорали оба эстонца, причем один явно в предсмертном вопле, захлебнувшись невыносимой болью. Немец обернулся, явно не понимая, что там происходит, и Гловацкий молниеносно нанес удар, вложив в него накопившуюся ярость. И тут же донесся от камышей прямо леденящий в жилах кровь яростный рык какого-то чудовища. Большого, даже огромного, судя по оглушительному звуку. Именно лютого зверя - люди так свирепо реветь не могут!
        БЫВШИЙ КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        БЛИЗ НОВГОРОДА
        Вагон судорожно дернулся, колеса загремели по рельсам. Начался путь в неизвестность. Какое может быть будущее у него лично, еще неделю назад командовавшего моторизованным корпусом, добившегося уже в этой войне многих побед, а ныне плененного большевиками в результате злосчастной ухмылки судьбы немецкого генерала?!
        Только одно - если и оставят его в живых, то остаток жизни придется провести в Сибири, где плевок падает на снег кусочком льда суровой зимою. И это будет еще хорошо, потому что могут запросто замордовать в «гэпэу», превратив в орущий от боли истерзанный комок человеческой плоти. Нет, его самого пока не били, даже не грубили, не оскорбляли. Обхождение очень вежливое, тут все удивительно. Ведь их вождь Сталин своих командармов - да что там, даже советских фельдмаршалов - расстреливал целыми группами. Что для него плененный немецкий генерал?!
        Эрих фон Манштейн чуть искоса посмотрел на сидящего перед ним на откидной полке офицера с малиновыми петлицами на отложном воротнике гимнастерки. Фуражка с таким же по цвету околышем, темно-синей тульей. Расшитый золотистой нитью шеврон на рукаве - меч на щитке с серпом и молотом. Важная деталь советского герба, что у большевиков символизирует государство пролетариата и крестьянства. Впрочем, в Третьем рейхе такому антуражу придавали серьезное значение - те же рабочие праздники по указу фюрера было принято с размахом отмечать. И новое знамя Германии такое же красное, как у большевиков в России.
        Генерал покосился на решетку, что перегораживала маленькое купе без окна. Там стоял еще один сотрудник советского «гэпэу», в точно такой же униформе, только вооруженный пистолетом, кобура с которым оттягивала поясной ремень. Внимательный, собранный, с цепким взглядом пса, который ни на секунду не отводил глаз от пленного генерала. И молчаливый, как и его товарищ - за добрый час оба конвоира Манштейна не произнесли ни одного слова. Наверное, им просто приказано начальством не отвечать на вопросы. Но вести себя вежливо и предупредительно.
        Манштейн взглянул на маленький железный столик, прикрученный к стене. Там лежала пачка русских папирос с изображением европейской части России. Название удивило еще вчера, когда важный чин «гэпэу» с ромбами в петлицах и странно звучащим для немца званием «старший майор», подарил ему эту пачку папирос «Беломорканал». Манштейн, как офицер генерального штаба, прекрасно знал, что этот канал большевики прорыли, чтобы соединить два моря - Балтийское и Белое. Задействовали на строительстве огромное число заключенных - может быть, этим их «старший старшего» намекал ему, что если будет упрямиться, то отправится отрывать какой-нибудь далекий и глубокий водоем. Русские постоянно что-то копают и очень любят лопаты, которыми даже их генералы, как мясники, дерутся в рукопашных схватках, будто нет старого проверенного граненого штыка.
        - Битте!
        Русский офицер перехватил взгляд Манштейна и медленно достал из кармана галифе коробок спичек. Генерал вытащил из коробки папиросу, уже привычно смял картонный мундштук и закурил. Табак был неплохим, вполне соответствовал германским сигаретам. Это говорило о многом. Если русский командарм курит жуткую кислятину, напоминающую эрзац-табак прошлой войны, где немецкие химики пропитывали раствором никотиновой кислоты бумагу, то ему выделили целую пачку вполне приличных папирос. А значит, придают допросам исключительно важное значение. Или вот таким образом отмечают его покладистость, ведь генерал старался подробно давать ответы на все вопросы, которые ему задавали.
        Удивительное дело, но по ним Манштейн понял всю глубину познания русскими методов современной войны, причем гораздо больше, чем генерал, совсем недавно назначенный начальник штаба целого фронта, от достаточно подробных ответов. В первую очередь пленного расспрашивали о тактике блицкрига, «молниеносной войны», боевых действиях на территории СССР не просто самих танков, а панцерваффе - бронемоторизованных войск. Затем последовали вопросы о количестве и штатном составе германских дивизий, типах и ТТХ бронетехники. Сказать, что Манштейн был удивлен вопросами, нельзя, скорее, потрясен. Старое изречение императора Наполеона о русских генералах целиком и полностью подтвердилось.
        Ведь если военный не читал работу «Быстрого Гейнца» (а так звали в германской армии создателя панцерваффе генерал-полковника Гудериана) о танковой войне - то такое его невероятное невежество губительно в первую очередь для собственных солдат. Там все четко и очень подробно изложено! К тому же зачем спрашивать тактико-технические характеристики немецкой бронетехники, если перед самой войной Советам ее продали для детального ознакомления, причем самые новейшие образцы, только что поступившие на вооружение германского вермахта?!
        Невероятная косность, самонадеянность и пренебрежение, отсутствие настоящего, неподдельного должного интереса к своему профессиональному ремеслу у русских полководцев обернулось для них чудовищным разгромом в первых приграничных сражениях!
        Манштейн отвечал предельно откровенно на вопросы, назвал точное число дивизий в группе армий «Север», даже дал краткую характеристику германским генералам. Раскрыл штатный состав пехотных и моторизованных соединений, сообщил о примерном числе авиации и танков. Внутренне еле сдерживая горький смех, говорил одну, как говорят сами русские, «голую правду». Хотя сам искренне недоумевал еще в прошлую войну, как истина может быть «обнаженной»?! Если информация правдива, тогда она является верной по своей сути, ведь в противном случае ее нужно называть иначе!
        Почему же так себя повел?! Ведь, согласно присяге, немецкий генерал не имел права сообщать такие сведения противнику!
        Он так бы и поступил раньше, если бы не долгий разговор с русским командармом Гловацким, который потряс Эриха Манштейна до глубины его души - слишком невероятной показалась открывшаяся перед ним истина. Одновременно пришло понимание того, что если русские до сих пор терпят на фронте поражения, то сами просто не верят тому чудовищному объему информации, которым легко оперировал тот загадочный генерал. А значит, ему тоже не поверят, когда скажет правду и ничего, кроме нее!
        Русские просто решат, что немецкий генерал скрывает от них важные вещи, надев на себя «маску откровенности». Их начальник штаба, судя по его глазам, не доверял полученным от Манштейна сведениям, которые тот знал по своему положению. Брошенные на Ленинград 29 германских дивизий не могут являться достаточной силой для успешной операции, можно принять их за первый эшелон, за которым будут двинуты огромные резервы, которых у вермахта просто нет. Да и откуда взяться им, если число дивизий напрямую зависит от численности населения рейха?! То же самое в танках - их русские уже «уничтожили» в своих сводках больше двух тысяч, хотя в 4-й танковой группе Гепнера их было чуть меньше семи сотен. И как можно поверить, что в своем составе люфтваффе имеют примерно такое же число самолетов, когда они захватили полное господство в небе, уничтожив в небе и на земле вдвое большее число боевых машин «красных»?!
        Что могут сказать русские, услышав полностью правдивые ответы на свои вопросы?!
        Ясное дело, пленный немецкий генерал им не врет, но сильно искажает факты, скрывает подлинные силы напавшего врага. Но раз он заговорил, то теперь из него уже можно полностью выбить «подлинную правду». Странное русское изречение холодком опалило тело - Манштейн знал его настоящий исторический смысл, который с лукавой улыбкой на губах раскрыл перед ним этот чуточку безумный русский командарм.
        Ведь прямые потомки диких московитов никогда не верили «честному благородному слову» даже опоясанных рыцарей, потому что сами всегда подло лгали и потрясали всех своих врагов мерзким, истинно византийским коварством и неимоверной монголо-татарской жестокостью. Так, истиной у них считались слова человека, подвергшегося изуверским и бесчеловечным пыткам, садистского битья по обнаженному телу сплетенным из просоленной кожи кнутом, который московиты называли «длинником». Вот что такое их настоящая «подлинная правда»!
        А про всю «подноготную» истину и знать не хочется - само это слово способно повергнуть в ужас даже видавшего виды солдата, прошедшего не одну жестокую войну!
        Русские совершенно не изменились за прошедшие века, наоборот, их большевики, совершившие на немецкие деньги в 1917 году свою революцию, правят жестокой «диктатурой пролетариата», истребляя всех несогласных. Пусть даже и в прямой ущерб себе - чего только стоит проведенная четыре года назад тотальная «чистка» их Красной армии, когда репрессировали чуть ли не четверть собственных генералов и офицеров?! Не в этом ли причины столь удивительных побед вермахта?!
        Он им расскажет все, что знает, - кроме одного!
        Того, что недавно услышал от этого демона в человеческом обличье, пришедшего из будущего. Вот такому ни один здравомыслящий человек просто не поверит, сотрудники «гэпэу» тоже люди и решат, что немецкий генерал сошел с ума или принялся нагло клеветать и врать. А это чревато самыми негативными последствиями, о которых и думать не хочется.
        Пусть все идет как идет, время покажет!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВСКОЕ ОЗЕРО
        Немец даже не дернулся, он совсем не ожидал получить смертельный удар ребром ладони по шее от едва дышащего, да и то на ладан, как видно ему показалось, русского генерала. Гловацкий не стал полагаться на судьбу, все же силенки не те после контузии, тут же вытащил из сапога диверсанта нож и резанул острой кромкой по горлу.
        - Ай-яй!!!
        Звонкий истеричный крик Софьи придал генералу силы. Не обращая внимания на хлынувшую на него кровь, он отбросил в сторону трепещущее в предсмертных конвульсиях тело. И тут же ухватился за «шмайсер», срывая ремень с плеча диверсанта.
        - Ой, беги, милый!
        Из зарослей камыша, проламываясь через них напролом, выбежала Софья - бледная как мел, с вытаращенными глазами и с диким, леденящим кровь криком. Но целая, без крови на обнаженном теле - видимо, это эстонцы с нее сняли гимнастерку.
        - Ой, беги…
        - Ты куда?! Ложись!
        Гловацкий рявкнул во все горло, направляя ствол автомата на заросли. Если выскочат чухонцы, то он их срежет длинной очередью еще в камышах, из-за которых они его просто не увидят. Вот только не колыхались стебли, а с противоположной стороны островка доносились непонятные звуки - вроде урчащей над костью голодной псины.
        - Бежим отсюда!
        - Да стой ты! Ложись!
        Софья не упала на траву, игнорировав его приказ, а забежала за спину, лязгая зубами от страха и при этом совершенно не испугавшись зарезанного немца. Николай Михайлович тряхнул ее за плечо:
        - Где кайтселлитовцы?! Куда нам бежать, от кого?!
        - Их сожрали твари… Крокодилы!
        - Кто?!!!
        Вопль вырвался непроизвольно - просто от выкрика Софьи генерал чуть ли в столбняк не впал. Можно было ожидать что угодно, но чтоб такое?! Он бережно провел ладонью по лицу насмерть перепуганной женщины, чуть ее успокаивая. И совершенно спокойным голосом произнес:
        - Милая, здесь никогда не водились, просто не может быть никаких крокодилов. Также аллигаторов, гавиалов и всяких прочих кайманов. Тут не Африка, не река Нил, не Амазонка, а Чудское озеро! Они зимой подо льдом вымерзнут! Здесь самый большой зверь только выдра, даже бобров и тех нет. А крокодилы?! Если только из зоопарка не сбежали…
        Мысль показалась ему здравой. Может, действительно, эвакуировали рептилий из Прибалтики, допустим, из Риги, а они из машины сбежали под бомбежкой? Вероятно ли это?! Вполне - тут ведь такое творилось, что слон пробежал бы до Ленинграда - не до него бы было! А крокодилы вполне себе могли прижиться в озере, лето жаркое, вода прогрета.
        - Пойду, посмотрю…
        - Не надо. - Софья уцепилась за него дрожащими пальцами, он очень бережно отвел ее тонкую руку, твердым голосом негромко сказав:
        - Не беспокойся, у меня автомат! А очередь в упор тигра завалит, не то что какое-то пресмыкающееся. Мне рассказывали, как крокодилов в Египте пьяные русские палкой по морде били!
        Гловацкий хмыкнул - случай действительно имел место; правда, если от этих времен считать, то пройдет еще семьдесят лет. Всего-то удовольствия - заплати десятку долларов и испытай прилив адреналина. Сафари, блин, по-египетски, немало нашлось желающих пощекотать нервы. Сжимая в руках автомат, залез в камыши и пошел на урчащие вопли, уже догадавшись, что слышит характерные звуки пиршества. Несмотря на браваду перед Софьей, внутри нервы были натянуты струной, все же имелось понимание дилеммы во всей ее остроте - если крокодил сожрал врага, то это не значит, что он притом стал тебе добрым другом!
        - Твою мать! Ох…
        Николай Михайлович разглядел рептилий с десятка метров, раздвинув камыши. На берегу суетились две огромных ящерицы на коротких ножках, покрытых коричневато-зеленым панцирем. Тупая морда, отнюдь не похожая на крокодилью, короткий хвост, пасть с устрашающим набором клыков - от их вида мороз по коже пробежал, да чуть ли не изморозь на спине выступила.
        - Твари…
        Это были действительно какие-то первобытные чудовища, помельче крокодилов размерами, но явственно и сильнее их, и характером свирепы. От них веяло мощью, причем древней, необузданной. В ярости они отрывали куски человеческой плоти, глотая их так, что только большие челюсти с отвратным чмоканьем лязгали.
        - Ящеры, ох…ть! На фиг нужно, мы лучше огородами…
        Связываться с чудовищами Гловацкий не стал - глядя на них, пришло понимание, что столкнулись они с Софьей с чем-то необъяснимым, прямо с уцелевшими реликтами минувших эпох, каким-то чудом доживших до наших дней. Как тут стрелять - пусть и тварей, но которых и в Красной книге никогда не значилось. Тем более, как ни крути, Софью спасли, хотя, конечно, тут дело случая - могли и сожрать, он бы просто физически не успел прийти на помощь. Да, госпожа удача своей улыбкой фарт принесла, так что не стоит валить клыкастых, больших ящериц, совершенно неизвестных современной науке. Гловацкий осторожно, пятясь спиною и размышляя над диковинами мироздания, вскоре вернулся на бережок и улыбнулся бледной Софье.
        - Ошиблась ты, милая, это не крокодилы! Ящеры древние, рептилии доисторические - никогда бы сам в их существование не поверил, если бы сейчас собственными глазами не увидел. Чудеса да и только! Звери лютые зело, вельми злобны и зубов полна пасть.
        - Ты почему в них не стрелял?!
        - А за что мне их кончать?! Вроде тебя спасли, хотя напугали сильно. - Он присел рядом с Софьей, бережно обнял женщину за плечи. Всей ладонью чувствовал дрожь - пережитый страх медленно покидал ее. Да, вот выпал им день, врагу не пожелаешь. Бомбежка, контузия, потом самолет сбили, чуть не утонули в озере, чудом выплыли. Потом этот фриц с чухонцами - и полное ощущение безнадежности. А следом чудесное освобождение с нападением на врага неизвестных рептилий. Кому угодно такая катавасия нервы потреплет изрядно, хорошо, что в конце, как любят американцы, хеппи-энд сплошной! И осталось им увидеть только кавалерию на холмах!
        - Не дрожи, милая. - Гловацкий бережно прижал к себе женщину - ее тут же затрясло еще больше, прямо зубы лязгали, выбивая чечетку. - Не бойся, они сытые уже, вряд ли сюда явятся. Ты учти, у нас еще для них мяско есть, вон лежит на песочке. Цинично говоря, свеженина, как ни крути. А если не хватит, то свинцом потчевать придется - не бегать же нам от них. И островок небольшой, и стыд, с оружием-то в руках…
        - Да нет, Коленька. - Две руки крепко обняли его за шею. - Я просто на миг представила, что ночью могла на них наступить, пока тебя волокла. Вот потому и страшно стало… Эти эстонцы меня в кустах щипали, гимнастерку сама сняла и скальпель под ребро одному воткнула, прямо в сердце. И тут же на второго чудовища напали, даже затвор винтовки передернуть не успел. Мы совсем рядом с ними стояли, мне поначалу буграми из грязи показались, длинными такими кочками… Первый раз в жизни живого человека убила, скальпелем… Ничего, ни капельки страха, наоборот, а вот мерзких ящеров испугалась чуть ли не до икоты!
        - То люди, от них можно ждать чего угодно, тем паче враги наши! А та парочка - просто твари, страшные, самой природой неизвестно когда во тьме веков сотворенные. Звери в прямом смысле слова, а в переносном фашистов считать будем. Вот рядом с ними эти наши крокодильчики прямо невинные зверушки, белые и пушистые зайчики. Пусть они там кушают, мы мешать им не будем. И стрелять тоже, патроны самим пригодятся.
        - Ты прав, Коля, ведь тот же волк по большому счету лишь хищник, куда ему в ярости и жестокости до людей! Вон война идет - тысячи каждый день гибнут. Кто из зверей такое выдумать может…
        «Хорошие у нее нервы, крепкие, психика сбалансированная. Зарезала чухонца - и никакого «отката», истерики. Профессиональная деформация - это же сколько она людей прооперировала и смертей за эти две недели повидала? А вот «крокодилов» испугалась не на шутку - и это совершенно нормально. Да и я сам их маленько опасаюсь, несмотря на автомат. И все же где-то я про таких зверюшек читал, память хорошая и эту тему краешком зацепила. Надо только припомнить хорошенько». - Гловацкий ненадолго задумался, ласково поглаживая Софью по растрепанным волосам, и тихо произнес:
        - Софа, этого ничего не было! Я имею в виду допрос и наши с тобою ответы. Нас просто спросят о том особисты, а это грозит нешуточными тебе и мне проблемами. Нет, лгать не нужно, просто не говорить всей правды. Мы не общались с немцами - просто увидели, как они подплыли к островку, и их лодка, я уверен, где-то рядом. Ты спряталась вон за тем кустом, - Гловацкий показал на мысок, на котором высилась пара деревьев с порослью кустарника под ними. - А я немца тут зарезал, ты этого не видела, а эстонцев сожрали крокодилы. Это ведь чистая правда, но не вся, конечно, но нет ни слова лжи. Ты меня понимаешь?!
        - Хорошо, родной, ты прав, - на него внимательно посмотрели ставшие серьезными лучистые глаза. - Они нам ничего не сказали, а мы им. Так ведь намного лучше. Как говорят врачи - зачем нам еще геморрой! Вот только как насчет крокодилов, ведь не поверят…
        - Нет, Софа - в такого мясника я превращаться не желаю! Да и следы зубов с ошметков тел не скроешь. А топить незачем, тут кровью все залито. Были крокодилы и точка! Может, рептилии, может, из зоопарка сбежали - мы с тобой не специалисты по зоологии, опишем их и точка. А если сотрудники НКВД захотят все уточнить, то пусть они их ловят и допрашивают. Хотел бы я посмотреть, как это будет выглядеть…
        Громкий смех Софьи прервал на полуслове - женщина заразительно засмеялась, и он сам, представив допрос рептилии в кабинете под портретом Берии, разразился хохотом…
        КОМАНДИР 3-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЧЕРНЯХОВСКИЙ
        БЛИЗ СТАРОЙ РУССЫ
        - Чайком хоть угостишь, комкор?! Пыли наглотался в дороге, все горло запорошило. - Начальник АБТУ СЗФ генерал-майор Полубояров уселся на чурку, что в штабной палатке играла роль стула.
        - А как же, Павел Павлович, - усмехнулся Черняховский, - самому тоже попить кипятка надобно, уже вечер, а у меня с самого утра маковой росинки во рту не было. - Иван Данилович совершенно не лукавил - день выдался суматошным. Ведь и вправду говорят, что жизнь как шкура зебры, то черная полоска, то белая. Главное, чтобы первая поперек была, вторая по вдоль. Но в жизни, к сожалению, все наоборот происходит! Но ведь есть дни, что сами по себе редкое исключение, когда, как говорили в прежние времена, счастье само улыбается во весь рот. Сегодня подфартило с самого утра - как только приехал, принял корпус, так тут же последовало сообщение со станции - прибыло сразу два эшелона с танками. Первый от Калинина с 15-ю новыми Т-34, второй отправили прямиком из Ленинграда с батальоном танков БТ-2 на платформах. Да еще вместе с опытными экипажами. Следом грузовики с оружием подъехали, а вскоре после полуночи целый артиллерийский полк припожалует, вместе с тягачами и тракторами с двойным БК. Сейчас в лесу прячется, скрываясь от шастающей по небу вражеской авиации.
        - Иван Данилович, надежда, как всем известно, умирает последней, - усмехнулся генерал Полубояров, под глазами темнели круги от хронического недосыпания и усталости. Черняховский понимал, что выглядит не лучше - за двое суток в тылу проспал всего несколько часов, настолько было много дел. А ведь хотел выспаться поначалу, только времени постоянно не хватает.
        - Танков действительно нет - старые типы, как ты знаешь, с прошлого года не производят. А выпуск Т-34 недостаточен. Все они идут на Западный фронт в основном, да в Киев отправляют. Так что полтора десятка новых танков есть только у тебя, а более их вообще на фронте нет, кроме пары на курсах в Ленинграде - сам понимаешь, оттуда не выцарапаешь.
        Черняховский понимающе кивнул - на ЛКБТКУКС (Ленинградские Краснознаменные бронетанковые курсы усовершенствования командного состава) проходили учебу командиры механизированных войск - там, как он знал, имелись практически все типы новых танков, состоящих на вооружении Красной армии - КВ с 76-миллиметровой пушкой и с 15-миллиметровой гаубицей, Т-34, плавающий Т-40 и только что начавшие производиться на заводе в Ленинграде легкие танки Т-50. Последние вызывали интерес, так как должны были заменить в частях Т-26. Иван Данилович знал о новом танке только то, что его называют «маленький Клим» - стоит дизель вполовину меньше, чем на КВ, броня чуть тоньше, чем на Т-34, а значит, не пробивается немецкими 37-миллиметровыми ПТО.
        - Мы все сусеки выскребли, еще дадим полсотни БТ-2 чуть попозже - оцени нашу щедрость! Два десятка броневиков для разведки. Все из бывшего 10-го мехкорпуса. Как раз на три твоих танковых бригады и хватит.
        Черняховский едва не поморщился - БТ самых первых выпусков, давно переведены в учебные, как следствие, уже изношены порядочно. Видимо, что «донорство» из своего бывшего мехкорпуса генерал-майору Лазареву не по нутру, мог бы на «испанских ветеранов» БТ-5 расщедриться, те чуть поновее.
        - За неимением гербовой пишут на простой. - Павел Павлович словно прочитал его мысли и усмехнулся. - Штаты Москва временно утвердила, я с генералом Федоренко говорил перед поездкой к тебе. Вроде бы перейдут на бригады в самые ближайшие дни, все наши предложения одобрили на самом верху. - Полубояров значительно поднял глаза, для Черняховского хватило этого взгляда - тут не только, значит, ГАБТУ, сам товарищ Сталин.
        - Решено пока оставить мехкорпуса, твой и Лелюшенко. Оскандалитесь - расформируют! Сам знаешь! Как твой бывший 12-й, 21-й и тот же 10-й. Но это не все - 84-ю моторизованную дивизию, что понесла большие потери, отводят на переформирование в тыл. Переводят в стрелковые дивизии нового военного штата 163-ю, 185-ю, 202-ю и 198-ю, у них заберут автотранспорт и танки, добавят полк ополченцев. Что касается твоих танковых бригад… Ты получишь 2-й танковый полк из дивизии Баранова - ее сейчас от Кандалакши сюда перебрасывают. Так что номер с полка на бригаду менять не придется. Вот в него и отдашь все свои тридцатьчетверки! Ровно по восемь машин на каждый батальон - семь на роту, плюс танк комбата. БТ-7 строго по штату, две роты по 10 танков на батальон. Батальоны мотострелков возьми из 84-й и 185-й, еще один подойдет на днях из 198-й. Касательно еще двух танковых бригад, то решили из 41-го танкового полка и рот КУКСа сформировать тебе заново 5-ю танковую, уже, конечно, как бригаду. Матчасть с танками БТ-2 приказано главкомом для нее собрать, бригады комплектуются однотипной бронетехникой. Так меньше
затруднений и с использованием, и с ремонтом. Еще передадут из 27-й армии 46-ю бригаду, она потрепана сильно. Так что у тебя все три бригады под рукою будут, одна на этой неделе, две других на следующей. Да вот еще что - во 2-ю бригаду тебе соберут и отправят все БТ-7 с дизелями В-2 - точно такие ведь стоят на «тридцатьчетверках».
        - Верное решение, - кивнул Черняховский, вспомнив, сколько проблем доставляло ремонтникам его бывшей дивизии сборище танков, что имелось в частях - одних только отечественных танков семь типов, причем совершенно разных, от скоростных БТ до еле ползущих изношенных Т-26.
        - Теперь о другом. Экранировку КВ на Кировском заводе уже делают, хотя машины слишком тяжелые, трансмиссия и так не очень надежная. И проведут дополнительную бронировку лобовой части корпуса и башни БТ-7 - уже сделали первую партию из трех штук, вполне себе резво бегают, как сказали. Из трофейной 37-миллиметровой ПТО отстрел уже произвели - двойная броня, толщина в 45 миллиметров не пробивается с трехсот метров! Отчет товарищ Гинзбург подготовил. Главное для наших экипажей, борта теперь не подставлять!
        - Когда успели-то?!
        - Командарм Гловацкий предложил по опыту первых боев под Псковом еще пятого, я поддержал. Сам не ожидал, что смогут быстро расшевелиться - видимо, товарищ Ворошилов распорядился. В Ленинград эвакуировали сотню БТ-7, экранируют те, что поновее, лишь бы ходовая часть держала. И ремонт заодно проводят. Рассчитываю, полсотни БТ сделают до сентября, а может быть, всю сотню! Т-28, как ты знаешь, перевооружены пушками Л-10, часть из них экранирована дополнительной броней еще после финской - теперь и другие точно так же модернизируют. Мы их в 1-м мехкорпусе собираем, да еще в 24-й танковой, там вообще одни БТ-5 имеются. Вот только мало у нас «трехголовых» осталось, десятка четыре, не больше. Может быть, удастся и «бобики» в башнях заменить.
        - Здорово! А «двадцать шестые»? Им можно экраны приварить? У меня в дивизии было два огнеметных с дополнительной бронею.
        Т-26 являлся самым массовым танком Красной армии - больше трех сотен этих танков было под командованием самого Черняховского еще месяц тому назад. Вот только броню в 15 мм немецкие 37-миллиметровые ПТО легко пробивают с километровой дистанции. Вспыхнувшая в душе надежда получила охапку «хвороста», уловив мимолетную гримасу на лице начальника АБТУ СЗФ. Черняховский напрягся, вроде ответ ожидаем, мол, таких чудес не бывает…
        - Их начали экранировать по опыту финской войны, тогда полсотни штук забронировали. Только отбирать нужно танки самых поздних выпусков с неизношенной ходовой частью, иначе ломаются от нагрузки. «Ветеранам» даже тонкую 20-миллиметровую пластину на лоб не поставить! А вот на те, что поновее, выпуска последних двух лет, ставят 30-миллиметровые плиты на лоб корпуса и башни - с последней мороки много, а время, сам понимаешь, - слишком ценно!
        - Лучше перетерпеть, но получить хорошо забронированные танки, чем поторопиться и потерять их в первом же бою. Как мне дивизию выбили на раз-два! Весить будет прилично - только на пониженных передачах ходить, иначе все полетит - подвеска, двигатель, трансмиссия! Хотя по опыту боев, что в ПсУРе пришлось вести, больших пробежек в обороне просто нет, свою пехоту в контратаках медленно сопровождать нужно.
        - Потому и экранировать сейчас начнут все танки, что для этого годны будут. Вот только утяжелен почти до 12 тонн - а ведь прародитель «Виккерс» - 6-тонный. Плохо, что танков образца 1939 года очень мало, приходится собирать, комбригов при этом уговаривать - иначе все потеряем, ты видишь, что творится! Хорошо хоть в Ленинград танки отправлять стали, а не бросать на обочинах! Иначе вообще одни КВ бы остались, а их очень мало.
        - И что делать, Павел Павлович, дальше?! Где танки-то взять?
        - Кировский завод экранированные Т-26 выпускать начнет из старых заделов, там примерно сотня корпусов и башен есть. А также запчасти к ним, траки, моторы. Решено все ХТ-133 вооружить сорокапяткой вместо огнемета в башне, броню навесить на них дополнительную. Думаю, что две сотни уже новых «двадцать шестых» получим с учетом перевооруженных. На бригады и отдельные батальоны НПП хватит, и еще запас небольшой останется.
        - А совсем старые танки куда? Их немцы жгут почем зря, у них прорва противотанковых пушек! В качестве БОТов использовать?
        - Вкапываем только те из них, что не на ходу и ремонту не подлежат. И снимаем все, что для ремонта других танков пригодится. Таких машин у нас сотни две наберется - двухбашенные и огнеметные Т-26, «бэтехи вторые», танкетки Т-27 - вообще еле двигаются, несколько «стариков» МС-1. Много «поплавков» Т-37А изношены чрезвычайно. Что удастся отремонтировать - переделают в тягачи. И еще на заводе подъемно-транспортного оборудования с одного Т-26, что там с финской войны стоял, сняли обе башни и срезали подбашенную коробку. Сделали настил с люком, поверху тумбу установили с КТ-28, броней прикрыли, сварные щиты. Немецкий «сарай» с мортирой, что мы под Островом захватили, тому примером стал. Так что наша первая САУ вчера появилась - благодаря Гловацкому! Так бы еще возились с ней месяц, она сейчас нам крайне необходима. - Полубояров огорченно взмахнул рукою, вытащил из пачки папиросу. Закурил вместе с ним и Черняховский - командармом-11 на замену тяжелораненого Гловацкого приказом временно назначили генерал-лейтенанта Морозова, под чьим началом армия встретила войну. Но будет ли так же удачлив, изворотлив и
умен этот «новый старый» командующий?! И тут же мысли снова повернули на насущное, о чем Иван Данилович вслух и сказал:
        - Химические и двухбашенные «двадцать шестые» не имеют, по сути, боевой ценности. А вот в качестве «самоходок» вполне полезны, к тому же полковые орудия в Ленинграде и производят, так что проблем с пушками не будет. Вот только успеют ли на фронт их отправить?!
        - Обещают через неделю по две штуки делать ежедневно, план на 60 СУ-26 в Смольном утвердили. И сроку отвели до сентября. Наше дело только танки туда отправлять для ремонта. Еще старые Т-37 в тягачи переделывать станут - в «Комсомольцах» нужда страшная, да и башни для БОТов нужны. Более новые Т-38 в разведротах оставим, машины с рациями для разведки вообще важны. А новейших Т-40 крайняя нехватка, на двух фронтах даже десяти не наберется. Сейчас их везде собираем, уже в отдельную роту свели. Есть от них немалая польза! На реке Великой себя показали, когда немцев на плаву перестреляли.
        - Было дело, сам видел - трупы по реке косяком плыли, что твои гуси. - Черняховский усмехнулся - жестокий разгром немецкой моторизованной бригады и вонь от заживо сожженных врагов он запомнил на всю жизнь - такое никогда не забудется!
        - Свои старенькие «бэтехи» со лба корпуса защищай траками, по опыту схваток уяснили, что из трех снарядов в 37 миллиметров, что в них попадали, только один броню насквозь пробивал. Навешивай и на башни, гусениц у нас хватит. Хоть какая-то дополнительная защита будет, шансов выжить в бою больше. Потом заменим их экранированными БТ. Пулеметы ДТ получишь - ставь на те танки, где есть зенитные стойки, «лаптежники» по головам ходят. Да вот еще - Рудчук подчистую выгреб «безлошадные» экипажи в Идрице! Отбери! Всех, у кого машин нет, в Ленинград отправляй! В 12-й запасной полк!
        - Так, Павел Павлович…
        - Ты не вскидывайся, у тебя ведь танков для них нет. На Кировском заводе пусть КВ принимают по мере изготовления, там мехводов сразу и учат прямо в цехах. При мехкорпусе полк «Климов» будет, четыре роты по пять машин, всего 22 КВ. И главное - сборка Т-50 на 174-м заводе запущена - несколько штук в каждую танковую бригаду передадим к августу, а экипажи заранее там и готовить надо. Считай, кто первым успел, тот и «съел»!
        - А вот за это огромное спасибо, Павел Павлович. - Черняховский был на седьмом небе от счастья - с КВ и новенькими «полтинниками» совсем другой разговор с фашистами будет, главное - их дождаться. А пока придется его танкистам на ветеранах БТ-2 воевать, других машин все равно нет…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВСКОЕ ОЗЕРО
        - Затянулось пребывание в роли Робинзона, - задумчиво пробормотал Гловацкий, глядя на темнеющее небо, которое заволакивали тучи. - Однако погода к дождю, пусть летнему, короткому, но пожары притушит. Ох, как не кстати! Дымы не дают «лаптежникам» вольготно бомбить!
        Николай Михайлович скрипнул зубами от злости - канонада с юга уже стала непрерывной. И, несмотря на дальность расстояния, все громче. Даже если взять в расчет, что звуки над водой разносятся далеко, это наводило его на тревожные мысли.
        - Что ты говоришь, Коля?
        - Слышишь, как гремят там взрывы?! Немцы пытаются прорвать наш фронт силами всех дивизий, а их у фашистов с десяток! А мы тут на острове торчим, Софушка… Хотя, не скрою, доволен этими сутками, любовь моя, у нас с тобою настоящий медовый месяц вышел, пусть и в один день вкупе со свадебным путешествием! И приключениями… Для кого-то на свою тощую германскую задницу!
        - Все чудишь, Коленька. - Две теплые руки обняли за шею, женщина прижалась к его спине. - Чудишь… Интересное слово какое… И озеро это Чудским называется. Наверное, от чудес… Ты ведь никаким был, Коля! Так быстро от контузии никто оправиться не сможет, это я тебе как врач говорю. А ты смог, что невероятно! Вот и думаю, что эта вода для тебя вроде живой оказалась. Вот и не верь после этого в сказки!
        - Да я сам не верю в то, что со мною здесь случилось! Ощущение, будто два десятка лет с плеч сбросил. Водой словно все болячки смыло, сердечко даже не екнуло, ребра не болят, да мысли шаловливые в голову постоянно лезут. Юность вернулась, Софушка, право слово, словно прожитых в горести всех этих лет у меня и не было! Словно «второе рождение»!
        Он чуть повернул голову, и, закрыв глаза, нашел ее приоткрытые губы, распухшие от лобзаний. Они долго целовались, позабыв про все на свете, вот только война постоянно напоминала о себе неумолкающими взрывами, на которые влюбленные пока не обращали сейчас внимания…
        - Я сегодня так счастлива, милый мой. - Софья с блаженством на лице вытянулась на теплом, прогретом за день песке. - Впервые такой ощущаю себя, желанной… Особенно когда ты так смотришь на меня…
        - Не наелся еще, Софушка. - Гловацкий хмыкнул и жадно оглядел свою любимую. Затем вздохнул - все же ярость желания и возможности организма сильно различны, тело, однако, нуждается в отдыхе. Принялся надевать синие генеральские бриджи с двойным лампасом, изрядно потрепанные, хотя Софа старательно их почистила, тщательно зашила и даже наложила заплатки на рваные места, приведя в порядок.
        Днем Николай Михайлович рискнул догрести на лодке к затопленному в неширокой протоке гидросамолету, хотя сам сильно опасался крокодилов. Впрочем, рептилии повели себя вполне-таки пристойно - выев у своих жертв мякоть, твари бултыхнулись в воду и уплыли к островам, что виднелись на отдалении. Гловацкий вздохнул тогда с нескрываемым облегчением - все же добираться до МБР, зная, что рядом эти чудовища, пусть и сытые, занятие не для слабонервных экстремалов. А так все обошлось, относительно, конечно. Лодка, на которой приплыли гитлеровцы, оказалась резиновой, с парой весел. И отправились с Софьей в недалекое плавание, настороженно вглядываясь в прозрачную воду - потопить их утлый ковчег, даже пропороть накачанные баллоны, рептилии могли запросто.
        Пилоты погибли еще в воздухе - фашистские истребители прошлись смертоносным свинцовым ливнем по кабине и носовой части фюзеляжа, где была пулеметная турель штурмана. Чистое везение, что их с Софьей пулями не попятнали, хотя на фанерной обшивке отсека виднелась россыпь пробоин. Подфартило невероятно, право слово!
        Погибших летчиков в две ходки перевезли на берег, а там, поплевав на ладони, Николай Михайлович отрыл на бугорке неглубокую могилу. Парней похоронили, отдав последние воинские почести - генерал трижды выстрелил из старой русской винтовки, ставшей его трофеем от злосчастных эстонских инсургентов. Забрали медицинскую сумку Софьи, бортпаек из парочки банок тушенки и пачки совершенно размокших галет - как он ни обыскивал отсек, но фляжки с водкой или спиртом не нашел, а должна она быть у летунов, во всех историях про ВВС присутствовала. Видимо, есть исключения из правил в этой жизни. Позаимствовал только свернутую в рулон тельняшку, да еще теплую куртку, только одну - все остальное было буквально залито кровью убитых пилотов. К его большому разочарованию, у гитлеровцев продуктов в лодке не имелось, только фляжка шнапса, где бултыхалось на стакан, и то не полный, да плитка шоколада. Последнюю он скормил Софье, несмотря на ее гневные протесты - пришлось даже приказать в шутливой форме. И главное - стал обладателем двух пачек трофейных сигарет, эстонских, со странным названием «Вана Томас» - на небольшой
картонной пачке изображен в каске ландскнехта средневековый вояка то ли с флюгером на древке, то ли с очень замысловатой секирой, видимо, для ритуальной рубки мяса. Заодно вытащил из карманов зажигалку и коробок спичек.
        По старинной казачьей традиции, победителю принадлежит имущество поверженных им врагов - Гловацкий в одночасье стал владельцем целого арсенала из двух винтовок, пистолета-пулемета МР-38, «Вальтера», кинжала и парочки отличных ножей, которыми можно хлебушек порезать и человека пырнуть. Вкупе с порядочным боекомплектом, отличным биноклем, самым настоящим «Цейсом», компасом и швейцарскими часами. Последние генерал тут же надел на запястье - его собственные были разбиты при обстреле. А вот записная книжка немца вызвала самый живейший интерес, и с помощью Софьи он довольно быстро разобрался в карандашных каракулях.
        Обычная войсковая разведка у немцев, как оказалось, была поставлена очень серьезно. На западном побережье Псковского озера, которое называли Пейпус, уже развернули несколько постов наблюдения за кораблями русской военной флотилии, и наведения на них люфтваффе. Из пяти-шести человек каждый, причем двое немцы - командир и радист, а в обеспечении местные коллаборационисты. Николай Михайлович пристально посмотрел на далекий берег, прикинул, что трех оставшихся врагов, пусть и непрофессиональных диверсантов, для него все же многовато. К тому же нужно ждать ночи и туда плыть, по сути, наобум. Да и вряд ли наблюдательный пост остался на месте. Судя по всему, погибшая утром группа засекла падение самолета и поплыла брать в плен летчиков, если те выжили. А так как она сразу не вернулась, то их подельники вряд ли будут искушать судьбу и дожидаться русских катеров с десантом в ночных сумерках.
        - Снова летят, Коля!
        Голос Софьи вывел его из размышлений, и Николай Михайлович сразу укрылся в густых зарослях, куда уже юркнула женщина. На большой высоте показались три двухмоторных истребителя «Мессершмитт-110», силуэты которых до изжоги надоели в псковском небе - штурмовали любую цель, что попадалась пилотам Геринга на глаза. Причем третий раз за день проходят над озерной гладью, разыскивая себе жертву. Это, кстати, и стало главным мотивом для отказа от намерения дойти до устья Великой на веслах. Вроде и недалеко, верст 10 -15, но утопят сразу. Лучше ночи дождаться - в том, что его будут искать, генерал Гловацкий не сомневался. Но исключительно с воды катерами и ночью - днем Псковское озеро полностью закрыто врагом для советских катеров и самолетов. А вот «сталинских соколов», чьи подвиги вся страна громогласно воспевала до войны, в небе он не видел еще ни разу - ни тупорылых «ишаков» и «чаек», ни остроносых «ястребков» Яковлева или не менее знаменитых «мигов». В синеве летели бомбардировщики СБ, что отчаянно атаковали германские колонны автомашин и танков, замерших на дорогах перед псковскими дотами,
становящихся обреченными на заклание жертвами стремительных «мессершмиттов» и падавших на землю в клубах дыма и пламени…
        - Ох… Но рази так можно с людинами-то!
        - Заткнись, салага зеленая! Сопля еще, чтоб на генерала такое думать! Не видишь на песке отпечатки лап?! Всмотрись, немочь бледная!
        Гловацкий усмехнулся: «Надо же, какой наблюдательный боцман, вот глазастый! Живо сообразил, что человек, в какой бы ярости ни находился, но так порвать тела зубами не сможет!»
        В американских вестернах «кавалерия на холмах» всегда приходит на выручку в самом конце - так и тут она припожаловала в сумерках в виде КМ, малого катера. На русском флоте завсегда отличались смекалкой - Николай Михайлович даже глазам не поверил, увидев чапающий вдоль островов катер с несколькими деревцами на палубе, затянутый маскировочной сетью. Такой плавающий островок среди прочих, к которым стоит прижаться поближе и от настоящих уже не отличишь, если долго не присматриваться. А выкормыши Геринга вряд ли настолько наблюдательны, раз морякам до сего часа удается их обманывать столь нехитрыми уловками.
        Вот только встречу нельзя было назвать радостной - нет, конечно, явно взбодрились, найдя на островке искомого всеми генерала, однако, обнаружив в камышах трупы, вот уже четверть часа «травили» обед всем экипажем, с характерными стонами и причитаниями. Парни совсем молоденькие, смерть в глаза не видели, тем более в таком жутком обличье. Матросиков трое, да четверка курсантов - все семеро позеленели, как жабы, и сейчас нуждались в помощи Софьи. А вот командир катера, которого Николай Михайлович сразу окрестил про себя «боцманом» - больно колоритный типаж, - оказался много крепче их. Лет так за пятьдесят, небольшого росточка, но крепенький, усы как у маршала Буденного - целые усища, право слово - лихо заломленная бескозырка со старорежимной лентой с золотистыми буквами «Баянъ». Вот он сейчас и припожаловал к дымящему трофейной сигаретой Гловацкому, раскачиваясь при ходьбе, как свойственно «старым морским волкам».
        - Присаживайся, старшина, - Николай Михайлович хлопнул ладонью по траве, на бугре было сухо. - Вот покури, зрелище, как я понимаю, не всем по вкусу пришлось?
        - Благодарствую, ваше превосхо… Виноват, товарищ генерал. Да уж, видел я в жизни чудес, но такого…
        Моряк сглотнул, закурил предложенную сигарету. Потряс головою и пытливо посмотрел на генерала. И произнес всего одно слово:
        - Крокодилы?
        - С чего ты взял?!
        Гловацкий с интересом посмотрел на моряка. Старый служака только усмехнулся ему в ответ и медленно заговорил, негромко, стараясь, чтобы не услышали матросы.
        - Я, товарищ генерал, на озере с младых ногтей, только на десять лет перерыв случился, когда царю служил. Даже в Гражданскую войну в здешних местах мне воевать пришлось. Дядька у меня этими чудищами занимался, интерес к ним имел. Вот только бывалые люди не говорят о них…
        - Почему?
        - Пристав так дядьке и сказал - что ты народ будоражишь россказнями о крокодилах? Они нам что, жить сильно мешают?! Вот понаедут чиновники, тогда всем худо станет. Да и видели их последний раз старики еще до отмены крепостного права. Перебили тварей давным-давно, еще до того, как поляки наш Псков осаждали, при Иване Грозном. Больно досаждать стали, из реки лезли, людей и скотину рвали. Дядька в летописи про то нашел записи, у нас в монастыре хранилась. Вот народ поднялся всем миром, и тварей подчистую извели. С тех пор они на глаза и не попадаются, я только раза два слышал от знающих людей, что на островах их следы видели. Но давно это было…
        - Когда?
        Николая Михайловича стал одолевать нешуточный интерес. «Забрало» - как говорят. Он неожиданно вспомнил: один из сибирских писателей в его время целую книгу написал о разных странностях на бескрайних просторах бывшей великой страны. Был там и рассказ о крокодилах, чуть ли не в слово повторяющий то, что сказал сейчас старый моряк.
        - Еще до той войны с германцами я как раз на побывку домой пришел. А тут лапищу сразу узнал, мне рисунок следа дядька показывал. Вы немака зарезали, товарищ генерал, да отволокли к чухне - на горле разрез от ножа. А тех раньше положили, судя по всему. А крокодилы свеженинку любят, как говорили. Они германцу все лицо выели, смотреть жутко! А вот эстонцам меньше досталось - так, мякоть с них оторвали, но кровью все залито. И следов много оставили. Вы их видели, товарищ генерал…
        Гловацкому стало плохо, но не от подробностей: «Выходит, пока мы с Софьей миловались, крокодилы вернулись и погрызли унтера?! Твою мать! Они же могли и на нас напасть, пока в сладком дурмане пребывали. Как же я так прошляпил?! Труп отволок, но ведь не слышал, как туда выползли твари снова и трапезничали!»
        - Какие они хоть с виду?
        - На крокодилов похожи, старшина. Только окрас не столько зеленый, а коричневый. Хвост короче, морда тупая, но зубов до хрена. Лапы у них чуть длиннее, шустрые рептилии. И вот что странно - глаза вроде белые.
        - Оно и есть! Их так и называли в ранние времена - чудь белоглазая! И озеро от чудищ - Чудским!
        - А эстонцев прежде чудью не называли?
        - Называли, но не прижилось. Так обычно чухонцами, чухной больше. А эстонцами лишь недавно, после революции. Какие будут нам приказания, товарищ генерал, - старый моряк встал, ожидающе посмотрел на Гловацкого. Тот тоже поднялся, стряхнул ладонью пепел со штанины.
        - Про чудищ не пиши в рапорте, не поверят. Можешь указать, что это были обычные крокодилы, мол, с зоопарка сбежали. После войны с тварями разбираться будем, сейчас не до них. Но когда самолет поднимать станете, гранаты в воду не бросайте - они вроде сытые, не нападут. Укажи просто - генерал Гловацкий фашистов убил - это правда, и лишнее писать не стоит.
        - Так точно, товарищ генерал! Так и своей команде прикажу!
        - Они там у тебя вроде проблевались?! Тогда пошли в Псков - время не терпит, каждый час дорог!
        СЕКРЕТАРЬ ЛЕНИНГРАДСКОГО ОБКОМА И ГОРКОМА ВКП(Б) ДИВИЗИОННЫЙ КОМИССАР КУЗНЕЦОВ
        ЛЕНИНГРАД
        - Северный фронт передал все, что мог, товарищ маршал Советского Союза. Дальнейшее «донорство» приведет к серьезному ослаблению 23-й и 7-й армий. Финны наступают к Ладожскому озеру, данные разведки говорят о сосредоточении войск на Сортавальском направлении, удержать позиции будет проблематично, если передадим формируемые бригады из 7-й армии. На участке 23-й армии пока спокойно. Прошу принять это во внимание!
        Командующий Северным фронтом генерал-лейтенант Попов говорил резко, и Кузнецов его прекрасно понимал. В двух названных им армиях на этот час осталось всего 7 стрелковых дивизий, растянутых длинной цепью между Выборгским и Сортавальским укрепрайонами. На довольно сложной местности, испещренной озерами и речками, болотами и лесами. Раньше тут имелось 11 дивизий, из которых уже отправили 4, и 10-й мехкорпус генерала Лазарева, целиком убывший на Северо-Западный фронт. Войны пока ни в Карелии, ни на Перешейке, в том ее виде, что шла в Прибалтике, не было - шли бои местного значения. 30 июня финны попытались атаковать Энсо, но были отбиты 168-й дивизией полковника Бондарева. Из находящегося там крупнейшего целлюлозно-бумажного комбината успели демонтировать и увезти оборудование, запасы сырья и готовую продукцию. Но что будет в ближайшем будущем, никто не сомневался - финны против двух дивизий 7-й армии сосредоточили по меньшей мере втрое большее число соединений. Наступление врага грозило выходом к Ладоге, потере 26-го Сортавальского УРа и отсечению 7-й армии от 23-й.
        - Мы хорошо понимаем вашу озабоченность, товарищ Попов, но нам сейчас нужно остановить немцев на дальних подступах к Ленинграду, пока Псков еще держит армия Гловацкого…
        Секретарь ЦК ВКП(б), Ленинградского обкома и горкома Жданов тут осекся - потеря командующего 11-й армией для всех в Смольном оказалась совершенно неожиданной. Маршал Ворошилов круто обошелся с моряками, приказав бросить корабли и катера Чудской флотилии на поиски командарма, к сожалению, пока безуспешные.
        - Нечего нас тут пытаться разжалобить, генерал. - «Первый маршал» говорил резко, на уставшем лице горели глаза. - Распоряжение Генштаба уже есть, вот и выполняйте его! Вам понятно?!
        - Так точно, товарищ маршал Советского Союза! Бригады формируем, в самые ближайшие дни направим их в Ленинград, вместе с 198-й стрелковой дивизией. - Командующий фронтом говорил глухо, но твердо - ведь любой военный прекрасно понимает, что такое приказ главкома.
        Кузнецов знал, что все дивизии этих двух армий решили неделю назад перевести на новые, значительно ослабленные штаты военного времени. Это касалось в первую очередь артиллерии - изымались гаубичный артполк и противотанковый дивизион. В полках вдвое сокращалось число минометов и сорокапяток, на взвод уменьшалась батарея полковых пушек. Артиллерия и минометы настоятельно требовались как для новых спешно формируемых частей, так и для быстрого восполнения потерь отступивших к старой границе соединений Северо-Западного фронта.
        Маршал Ворошилов предложил дополнительно скомплектовать за счет самих дивизий отдельные стрелковые бригады, устроив тем «донорство» по опыту псковских боев. Из каждого полка изымался третий батальон, так же как и по одной роте из дивизионных батальонов. Артиллерия придавалась по полным штатам, за счет уже изъятых орудий и минометов. За формирование отвечал заместитель командира дивизии, который принимал командование над новой бригадой. Каждая такая стрелковая бригада должна усиливаться и четвертым батальоном, из частей НКВД. Взамен, если приемлемо такое слово, сами «доноры» вместо убывших из них подразделений получали ленинградских ополченцев. Конечно, кадровые батальоны воюют намного лучше, а потому в их рядах быстро научатся военному делу вчерашние рабочие или студенты, бои под Псковом это ярко продемонстрировали.
        Генерал-лейтенант Гловацкий был полностью прав, когда предложил формировать новые части исключительно на основе кадровых, вливая туда недостаточно обученное пополнение. На память сразу пришла одна фраза пропавшего командарма-11 - «новые дивизии обучать долго, они «сырые», а так подготовятся быстро, пока в строю много тех, кто может бойцов научить, хотя потери будут большие!»
        - Ты не хмурься, Маркиан. - Маршал неожиданно сменил тон. - У нас есть две дивизии ополченцев, супротив немцев не выстоят, плохо обучены, но против финнов - самый раз! Передадим сразу 3-ю и 4-ю дивизии, по одной на каждый укрепрайон. Кроме того, отдадим тебе все наши горнострелковые бригады, 1-ю уже сейчас забирай, три других направим через несколько дней. Две стрелковые бригады из 7-й армии не возьмем. Управления двух корпусов - 19-го и 50-го сейчас «пустые», вот и вливай их туда, да ими обеспечивай с флангов Сортавальский УР. Наше предложение Генеральный штаб одобрил, корпусные управления на нашем направлении разрешили не распускать, а перевести на бригадную основу. - Маршал Ворошилов хлопнул ладонью по раскрытому блокноту. И напористо заговорил:
        - Два гаубичных артполка для корпусов тебе оставим, КВ придадим! Неужели с такими силами мы финнов остановить не сможем, если полезут?! На севере ведь вполне получается, нападают и по зубам получают!
        - Дадим по харе и тут. - Генерал Попов повеселел, унылость пропала мгновенно. Ведь если не брать в расчет мехкорпус, потеря 4-х стрелковых дивизий сейчас практически полностью восполнена таким же количеством соединений, пусть качественно и более слабых. Кузнецов прекрасно знал, как появились эти дивизии и бригады. Уже 2 июля было принято решение о формировании ЛАНО - Ленинградской армии народного ополчения. Всего за несколько дней было набрано сто тысяч добровольцев, а сейчас их уже вдвое больше. Стали формировать сразу же 4 стрелковые дивизии, 15 пулеметно-артиллерийских батальонов для укрепрайонов, плюс три десятка обычных стрелковых батальонов, восемь истребительных полков для операций в тылу врага на оккупированной территории.
        Последние стали основой для формирования трех бригад для действий в «горной и труднопроходимой местности», и как нельзя лучше подходили именно для Карелии. Поступили по образцу комплектуемой в Ленинграде 1-й горнострелковой бригады, которая до войны предназначалась для обороны Мурманска, но туда, по понятным соображениям, не попала. По два полка свели в бригады, спешно сформировали штабы, легкий артиллерийский полк и гужевой транспорт, и при минимальной численности столь необходимых грузовиков и вообще без всякой бронетехники. Бригады потому, что в горнострелковой дивизии РККА по штатному составу пехоты вдвое больше, есть и гаубичный полк. Да, спешно сформированные бригады не моторизованы, так в Карелии очень мало дорог и от лошади гораздо больше пользы, чем от командирской «эмки» или взятой с колхозной МТС «полуторки».
        И вот теперь, по мере убытия ополченческих формирований на фронт, стали развертывать вторую очередь. От создания крупных соединений было решено отказаться - слишком долго, много времени нужно для сколачивания и оснащения дивизий, хотя первоначально их было запланировано целых 5 - четыре гвардейских и 5-я ДНО. Формировать «рабочую гвардию», по опыту Гражданской войны, предложил Жданов. Тем самым как бы показывая всем, что наступил решающий момент и ленинградский пролетариат должен дать из своих рядов лучших из лучших. После трудностей с первыми 4-мя ДНО, но в большей мере на основе опыта успешных для РККА боев под Псковом от столь амбициозных планов решили отказаться. Началось формирование лишь одной «гвардейской» ДНО, вместо трехнедельного срока отвели вдвое больше времени, направляя в ряды действительно отборных представителей ленинградского пролетариата. А взамен четырех дивизий решили развернуть 12 стрелковых бригад, представлявших собою чуть усиленные полки. Кроме того, 2 бригады «облегченного типа», аналогичные горным, формировались в Олонце и Петрозаводске. В них решили направлять
исключительно местных жителей, набирая в первую очередь тех, кто имел опыт «зимней войны» с финнами в лесах и болотах Карелии.
        На этом не остановились - маховик добровольной мобилизации только набирал свои обороты. В дополнение к формируемым маршевым батальонам и ротам, отправляемых сразу на фронт для пополнения поредевших кадровых дивизий, в Тихвине, Пскове, Новгороде, Кингисеппе, Нарве, Старой Руссе и Луге сколачивались семь полков в три тысячи бойцов и командиров каждый. Они требовали гораздо меньше времени на подготовку, чем почти вчетверо большие по штату стрелковые дивизии - то есть руководство СЗН исходило из чисто утилитарных соображений.
        Командование фронта и Ленинградского округа в дополнение спешно развертывало две стрелковые и кавалерийскую дивизии «второй очереди» из резервистов и новобранцев, фактически заново формировало 67-ю дивизию, погибшую в Лиепае - от нее осталась только горстка людей и номер. То же происходило с некоторыми танковыми и моторизованными частями, там из остатков дивизий за счет «донорства» создавали бригады. Но главным, на взгляд руководства, стало непрерывное пополнение воевавших на Псковщине с немцами частей СЗФ людьми из запасных, истребительных, маршевых и учебных батальонов, включая целиком новообразованные ополченческие, а также бесперебойный поток боеприпасов, пушек, минометов, броневиков и танков, прочего военного снаряжения, который шел из Ленинграда.
        И не зря, как оказалось - дивизии командарма Гловацкого дрались уже две недели под Псковом, несмотря на большие потери, держались. Эшелоны с ранеными бойцами и подлежащей заводскому ремонту техникой шли в город на Неве один за другим, а им навстречу, гораздо более многочисленным и мощным потоком, отправлялись многие тысячи питерских пролетариев, уже надевших серые шинели. А с ними перебрасывались дивизии и бригады, батареи и роты, тяжелые танки КВ - Ставка разрешила для боев на дальних подступах к Ленинграду использовать сразу две трети произведенных на Кировском заводе танков.
        К тому же направленные к Пскову из Карелии и Перешейка дивизии уже выделили бригадные группы, получив ленинградских ополченцев в свои части. Причем в большем числе, и, как это ни горько прозвучит, именно с расчетом на их значительные потери в будущих боях. Им необходимо теперь лишь время, чтобы оплатить кровью полученный на войне опыт.
        - Времени может и не быть, товарищ Попов! Ополченцы прибывают к вам, постарайтесь как можно быстрее влить в полки! Настрой ленинградцев поможет нашим бойцам устоять на позициях, если белофинны начнут через неделю-другую наступление на Карельском перешейке. К тому же Климент Ефремович тебе правильно сказал - финны не немцы, мы их уже били! Так что не теряй напрасно время, генерал, сейчас для нас не то что всякий день - каждый час невероятно дорог!
        В тишине кабинета глуховато прозвучали слова Жданова, и Кузнецов не удивился созвучию общих мыслей. Он машинально посмотрел на большие настенные часы - там малая стрелка уже подобралась к полуночи и застыла на 12. Прошли еще одни сутки несчастливо начавшейся войны, всем собравшимся на Военный Совет предстояло продолжить обсуждение целого перечня проблем, что требуют немедленного разрешения. А потом доложить о предлагаемых ими мерах в Москву. Председатель ГКО товарищ Сталин и Генштаб работали до утра, лишь перед рассветом отрывая несколько часов для короткого тревожного сна…
        Глава 2
        «Псковская мясорубка»

17 -19 июля 1941 года
        БЫВШИЙ КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        БЛИЗ НОВГОРОДА
        - Майн готт!
        Манштейн отпихнул навалившееся на него тело конвоира - тяжелое, липкое и неожиданно мягкое. В задымленном помещении было ничего не видно, немецкий генерал судорожно заметался, и неожиданно натолкнулся на стенку. Едва удержавшись на ногах, он машинально провел ладонями по гладкой поверхности - вне всякого сомнения, перед ним была та же полка, на которой он сидел еще несколько минут тому назад.
        - Грюншвайнехунд!
        И только тут генерал понял, что не оглох от контузии - слишком все неожиданно произошло. Вначале чудовищный взрыв, его вверх подбросило на полке, свет сразу погас. Потом тяжеленный вагон, как легкую пушинку, перевернуло. И все - на какое-то время, очень короткое, он потерял сознание - такое состояние ему не раз приходилось испытывать за долгие годы, что провел он на войне. Все моментально понял старый служака - поезд попал под бомбежку, ведь в этих краях сейчас стоят «белые ночи» и люфтваффе фактически беспрерывно бомбят любую достойную цель как на фронте, так и в большевицком тылу. Эшелоны всегда являются лакомой целью и легкой добычей - слишком длинные вереницы вагонов, и не могут маневрировать, прикованные к рельсам.
        - О боже…
        В уши ворвался оглушительный рев пикирующего с неба самолета - очень узнаваемый и характерный, - двухмоторного бомбардировщика «Ю-88». И это самое неприятное - так нелепо погибнуть от бомбы, изготовленной в рейхе, генералу совсем не улыбалось. Манштейн в ярости ударил по дощатой стенке, потом навалился всем телом. И та неожиданно поддалась отчаянному напору - в щель он увидел сероватую дымку здешней ночи. Надежда придала силы - несколько сильных ударов - и крыша вагона, лежащего на боку, очень медленно стала поддаваться. И вскоре образовался пролом, достаточный для того, чтобы вылезти в спасительный сумрак, на волю. Однако генерал, хотя чуть не упал от близкого разрыва авиабомбы, покидать свою тюремную камеру не торопился. Теперь он знал, что ему делать, соответствующий опыт в молодости получил. Торопясь, он принялся раздевать погибшего конвоира, благо тот походил на него по комплекции. Труднее всего было стянуть с мертвеца сапоги, но страх и отчаяние придали генералу усилий. Более того, Манштейн дотянулся до решетки, что стала сейчас потолком в его купе. Второй надзиратель, судя по протяжному
стону, вроде был жив, но потерял сознание. Пальцы живо расстегнули пряжку ремня, и он потащил его к себе, вниз, прихватив ладонью вожделенную кобуру с тяжелым пистолетом.
        - Так, что же я забыл?
        Генерал на секунду задумался, тряхнул головою в задумчивости.
        - Так, теперь мне надо переодеться, найти фуражку и папиросы!
        Процесс надевания липкой от крови униформы занял несколько минут: туго затянув на животе ремень с кобурой - все же несколько располнел в свои солидные годы, - генерал открыл кожаный клапан, вытащил, к немалому удивлению, «браунинг». Довольно хмыкнул - теперь он вооружен, а значит, есть шанс обрести свободу. Нахлобучив фуражку и сунув в карман галифе пачку папирос, Манштейн аккуратно свернул германскую униформу в сверток, решив, что «фельдграу» ему еще пригодится. Затем в несколько сильных толчков выломал широкое отверстие в разбитой крыше и, извиваясь как ящерица, вскоре выполз из вагона наружу.
        - Шайзе готт!!!
        Близкий разрыв бомбы оглушил генерала, бросил тело на что-то мягкое - однако сознания Эрих теперь не потерял. Чуть привстав, он огляделся по сторонам и выругался - картина происходившей бомбежки впечатляла.
        Длинный состав из двух десятков пассажирских вагонов и теплушек полностью свалился с насыпи, а сам паровоз превращен в груду дымящегося искореженного железа. Везде разбросаны человеческие тела, сам он угодил на окровавленный безногий обрубок в искромсанной одежде. В горле тут же подкатила тошнота, но генерал справился с рвотным позывом и затравленно, как дикий зверь, бросил взгляд в конец эшелона. Там бегали люди, что-то кричали, послышалась стрельба из винтовок. Звуки выстрелов придали сил, и генерал рванулся к кустам, за которыми стояла темная стена густого ельника. Продравшись сквозь жесткую листву и прутья, Манштейн поднырнул под колючие лапы ели. И побежал, натыкаясь на ветки, проваливаясь сапогами в чавкающий под ногами мох. Бежал, покуда были силы…
        - Я свободен! Нужно уйти как можно дальше!
        Эрих негромко отдал приказ самому себе, прекрасно понимая - теперь все зависит от него самого и от фарта. Да-да, именно от удачи - без везения добраться до своих частей, к реке Великой, практически невозможное дело. Ведь пройти почти три сотни километров по враждебной территории, без проводника или карты, без запасов продовольствия, с одним пистолетом, да еще в его далеко не молодом возрасте - эпический подвиг, достойный только диверсантов полка «Бранденбург 800», что помогли 56-му корпусу захватить целыми мосты через Двину.
        Манштейн отдышался, все же такие пробежки и треволнения судьбы пагубно сказываются на здоровье. Прислушался - бомбежка перегона уже прекратилась, не слышался гул авиамоторов. Зато вдалеке гремели выстрелы, довольно вяло, спорадически. Видимо, кроме него, удалось бежать и другим заключенным разбитого тюремного поезда, в этом генерал не сомневался - он видел решетки на окнах многих вагонов. Теперь пришедшая в себя после бомбежки охрана, несомненно, занялась поиском и отстрелом беглецов. Даже хуже для него - начала преследование, выстрелы явно приближались к нему, доносились все громче.
        - Надо бежать дальше, - решил про себя генерал, затравленно озираясь в ночных сумерках. И старческой трусцою, но достаточно резвой, прижимая к груди сверток, побежал среди деревьев. Под сапогами хлюпало - болото, несмотря на жаркое лето, отнюдь не пересохло. Ветки хлестали по лицу, но он почти не уклонялся от них. Пот заливал глаза, отдышка давила на грудь, но генерал продолжал бежать, как заведенный механизм, практически ничего не видя перед собою. И лишь машинально шарахнулся в сторону от звонкого крика, в котором причудливо смешались воедино дикая ярость, липкий страх и несказанное удивление.
        - Атас, кореша! Легавый!
        Манштейн остолбенел - сквозь заливающий глаза пот он увидел семь человек, небритых, коротко стриженных, в черных робах. Они были похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Но кто это?!
        - Бля буду! Он же без волыны!!!
        - Кончай вертухая!
        - На перо ставь!
        Кричали, несомненно, по-русски, вот только генерал не понял из диких воплей ни единого слова. Он попятился под ель, со смертельным холодком в душе понимая, что попал, как говорят славянские унтерменши, «из огня да в полымя». Его явно хотели убить - видимо, один вид униформы сотрудников «гэпэу» вызывал у этих людей звериную ярость.
        Что делать?!
        Этот извечный русский вопрос, как он знал из литературы, за какое-то мгновение натолкнул на единственно правильное решение в такой ситуации. Что-либо объяснять бессмысленно - его сейчас будут убивать, и не просто резать, а рвать на куски. Он не понимал слов, но всем нутром ощутил злобу, что шла от этих странных русских.
        - На свою ж…у прибежал, п…р!!!
        Кровь в жилах забурлила, словно вернулась лейтенантская молодость, когда он ходил в атаки со своими гренадерами на спешившихся казаков под Ковно. В одно мгновение Эрих выронил из правой руки сверток со своим генеральским кителем и бриджами и тут же выхватил из кармана «браунинг». И успел нажать на спусковой крючок (к счастью, патрон был заблаговременно дослан в ствол), когда один из русских уже дышал в его лицо запахом гнилых зубов. Выстрел не остановил первого из нападавших, но сбил его натиск. Манштейн ткнул в лицо врага кулаком и сделал шаг назад, вскинул пистолет на уровень плеча, словно был в тире. Он понимал одно - каждая пуля должна попасть точно в цель, врагов у него слишком много, любой промах станет для генерала смертным приговором, ему уже просто не дадут перезарядить «браунинг», вставить запасную обойму.
        - Порву падлу…
        Второй выстрел прямо в лицо отбросил напавшего, и генерал тут же выстрелил в грудь еще одного, что пытался ударить его коротким железным прутом в живот. Русский взвыл и, схватившись за грудь, рухнул прямо под ноги немецкого генерала.
        - Он со шпалером, братва!
        Крик, полный ярости и утробного страха, подхлестнул Эриха и он тут же выстрелил еще три раза, сразив трех напавших, и следом еще дважды в здорового верзилу, что чуть не ударил его по лбу суковатой палкой. И все - патроны кончились, перезаряжать бесполезно - двое оставшихся на ногах русских уже рядом, рычат от ярости, брызгая слюной. Придется драться, как раньше в рукопашной, используя «браунинг» в роли кастета. Генерал зарычал и выплюнул в лицо унтерменшам свои ругательства, с которыми четверть века тому назад сам ходил в яростные штурмовые атаки:
        - Руссиш швайне! Ферфлюхте!!!
        Он приготовился к последней в жизни схватке, готовясь грызть врагу горло, если то потребуется. Противников осталось двое - низенький урод с лицом дегенерата растопырил руки, покрытые синевой татуировок, второй, чуть повыше, внезапно остановился, с нескрываемым удивлением смотря на Манштейна. И лицом он был явно благообразней, интеллигентней, что ли, и на руках никаких синих отметин.
        - Что встал, Хрипатый?! Не бойсь! Пером эту падлу сразу режь, у него «маслята» кончились…
        Неожиданно для генерала второй русский сделал стремительный шаг в сторону, заходя за спину своего напарника и выбросив вперед руку - генерал сумел заметить, как сверкнуло лезвие ножа и вошло в шею подступившего к нему почти вплотную противника. Тот громко охнул, яростно сверкавшие глаза словно погасли, из горла вырвался судорожный всхлип - Эрих часто видел смерть на своей первой войне и мгновенно понял, что удар был точен. Очень выверен, настоящая профессиональная работа!
        Но почему его не стали убивать, а неожиданно спасли от неминуемой жестокой смерти?! Зачем этот непонятный русский, столь не похожий на своих татуированных напарников, вот так запросто убил подельника?!!! Неужели он понял, что перед ним не тот человек?!
        Эти мысли судорожно бились в его голове, пальцы лапали кармашек с запасной обоймой - но, как водится в сильном волнении, не могли вытащить из гнезда магазин. Русский медленно отступил на шаг и поклонился, весьма аристократически, словно встретился с ним в берлинском салоне. И произнес на отличном немецком, с чуть ощутимым померанским акцентом:
        - Нихт шиссен, герр генерал! Не стреляйте, господин генерал! В этом нет необходимости! Я вам не враг!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Серьезная помощь флотилии, что тут скажешь, - Гловацкий хмыкнул, прижав полу бушлата рукою. Хоть на дворе и лето, но от реки шла ощутимая прохлада, так что на катере в одной тельняшке Николай Михайлович давно бы продрог и стучал зубами.
        - Катер типа «Ярославец», металлический, товарищ генерал. А родной КМ из дерева, - доложил старшина и довольно неуверенно произнес: - А вот второй явно бронирован, башни танковые, но тип не ведаю - видно, новый! В Гдове у нас один на флотилии такой есть, но малый, тип 1125, вроде так его нам назвали, а этот…
        - Сам вижу, что намного больше, - чуть слышно буркнул Гловацкий, не отводя глаз от бронекатера, массивный корпус которого явственно проступал сквозь густую туманную дымку. Приземистый, на носу и корме по танковой башне от Т-28, причем не с КТ-28, чей короткий ствол ехидно прозвали в РККА «окурком», а вполне длинноствольной пушкой, как на первых КВ, что сейчас в 23-й танковой бригаде. Вроде Л-10 именуется. Да сверху рубки еще высилась башенка с двумя стволами крупнокалиберных ДШК, такая спарка - вполне серьезная защита от снующих над озерами «мессершмиттов». Как такого исполина всего за несколько часов ухитрились спустить на воду с железнодорожной платформы, ветка которой близко подходила к пристани, Николай Михайлович уже догадался, благо на его глазах с помощью крана, что возвышался в речном порту, уже тянули следующий катер, помельче размерами, но все равно внушительный.
        Моряки соорудили что-то типа настила, ревел дизелем трактор, на реке дымила трубами парочка буксиров, от которых тянулись толстые тросы. По этому импровизированному слипу «Ярославец» осторожно тянули к родной водной стихии с помощью заковыристого ядреного мата, без применения которого не обходится ни одна осмысленная деятельность на русском флоте. Снующие по пристани матросы и командиры лихорадочно суетились, время от времени, по въевшейся уже привычке пристально поглядывая на небо. К великой радости всех собравшихся, скрытое сейчас облаками и туманом. А то вражеская авиация могла бы натворить изрядной беды.
        Но теперь уже поздно - на бронекатере дали малый ход, за кормой под закрутившимися винтами вскипела вода, и он медленно стал уходить вниз по течению реки. В устье Великой множество островов, поросших кустарником и лесом, среди которых легко затеряться, прикрывшись маскировочными сетками, переждать день, в ночь отправиться в Гдов, прямиком в главную базу Чудской флотилии, прикрытую зенитной артиллерией и эскадрильей И-16 с местного аэродрома.
        «Сильно рисковали флотские, очень серьезно, - Гловацкий задумчиво посмотрел на творящийся аврал. - С Балтики эшелоном перевезти запросто, а вот дальше сплошные проблемы. В Нарве не спустишь на воду, да и пороги не дадут вверх по реке уйти, в Тарту уже немцы, перекрыли огнем Эмбах. Гдов от озера относительно далеко, так что Пскову альтернативы нет! Но все равно риск серьезный, не дай бог пикировщики вывалятся, от гитлеровцев чего угодно ожидать можно!»
        И тут Николай Михайлович вспомнил, где уже видел этот бронекатер - в Музее Вооруженных сил в Москве, вознесенный на высоченный постамент. Проходил под ним, мимо истребителя МиГ-23. Правда, тогда на нем стояли башни от Т-34, с трехдюймовой длинноствольной пушкой. Из таких орудий в 1943 году стреляли наши танкисты в «тигров» под Прохоровкой. Но и в этом варианте «речной танк» смотрелся внушительно - сообразили в Ленинграде, что флотилию нужно усиливать кардинально.
        Маленький КМ за это время подошел к пристани и аккуратно к ней притерся, даже не стукнувшись бортом. Молодой матрос лихо запрыгнул на настил и протянул руку генералу - Гловацкий от его помощи не отказался и спустя секунду оказался на дощатом помосте, придерживая рукою висящий на плече тяжелый «шмайсер». А вот Софью подняли куда более бережно и обходительно - курсанты явно симпатизировали молодой женщине еще с первых часов пребывания на безымянном острове, не сводя с обаятельного военврача четыре пары влюбленных глаз.
        - Что за расхристанный вид у тебя, краснофлотец?! Ты на кого похож, чучело?! Где фашистский автомат взял?!
        - Диверсантов порубил кусками да скормил крокодилам, - неожиданно для себя, совсем без привычной матерной терминологии, ответил Гловацкий. И стал медленно поворачиваться к командиру в морском черном кителе, с жиденькими нашивками капитан-лейтенанта на рукаве. - А бушлат на катере позаимствовал, больно холодно ночью было. Да и кого вы чучелом назвали, драгоценный мой?! И кто вы такой нагловатый, чтоб так дерзко к советскому генералу обращаться?!
        - Каким крокодилам?! Откуда…
        Моряк опешил, бросил растерянный взгляд на генеральское галифе с «рельсами», и лицо мигом побледнело. Но тут же замер, буквально застыл в положении «смирно» и четко доложил:
        - Виноват, товарищ генерал-лейтенант! Командир Псковского пункта базирования Чудской флотилии капитан-лейтенант Сирота! Прошу простить, товарищ командующий, не признал…
        - Отставить, капитан, вижу, что прониклись, - отмахнулся Гловацкий. - Молодцом, быстро управились с работами. Как раз до рассвета! А то бы под бомбы с утречка попали со всем вашим пунктом базирования. Да, вот еще - морская пехота в распоряжении имеется?
        - Так точно, товарищ командующий! Есть одна стрелковая рота, правда, неполного состава.
        - Вполне достаточно. По западному побережью Псковского озера враг выставил сеть наблюдательных постов! Группа из трех диверсантов мною ликвидирована с подходом катера, подробности узнаете вот у этого мичмана. - Николай Михайлович указал на стоящего рядом с ним старого моряка, что с немым вопросом в глазах изумленно посмотрел на него. - Представление из штаба сегодня же получишь, сейчас не до бюрократии. Давно служишь, еще при царе широкий боцманский галун имел, так что достоин быть мичманом советского флота! И благодарность всей команде КМ от лица командующего 11-й армией!
        - Служу трудовому народу!
        - Вот так-то, - недовольно произнес Гловацкий и повернулся к Сироте - вот же фамилия, видно, беспризорничал в Гражданскую. - Вражеские посты выявить, высадить десанты и ликвидировать! Распоряжусь, чтобы комендант придал вам взвод из истребительного батальона, там местные уроженцы, все берега, острова и протоки знают. Да, вот еще - МБР-2 затонул, его поднять возможно, там неглубоко, на мели лежит. Что-нибудь и сгодится для ремонта других наших гидропланов. Экипаж представлю к орденам, посмертно! А вот диверсантов уничтожить, там немцы с эстонцами, все их бумаги и карта у мичмана. И чтобы следующей ночью десанты высадили! Приказ ясен?!
        - Так точно, товарищ командующий!
        - Вижу, и хорошо. Только не тянитесь вы так передо мною, совсем ни к чему, - недовольно произнес Гловацкий, продолжая рассматривать трудовую вахту моряков, что практически спустили катер на воду. Они ни на секунду не прекратили работать, словно бы совершенно не замечая, как их командир тянется в струнку перед неизвестным. Вернее, слишком известным многим - Николай Михайлович успел уловить ветерок брошенных между ними слов, на мгновения словно полотном накрывший причал.
        - Командарм?!
        - Сам Гловацкий!
        - Везет ему как утопленнику…
        «Да уж, сравнение», - хмыкнул генерал, не держа зла на сердце - ведь по большому счету везло, так как ни одному утопленнику не снилось, пусть даже пассажиру самого пресловутого «Титаника». И тут взглядом он поймал камуфлированную знакомым замысловатым узором «эмку», подъехавшую к пристани. Задняя дверца откинулась назад, из автомобиля довольно шустро для своего возраста выскочил полковник Ивашкин.
        «На ловца и зверь бежит, он-то мне и нужен», - мысленно рассмеялся Гловацкий, а сам негромко произнес, сдернув с плеча ремень «шмайсера» и сунув в руки опешившего моряка:
        - Автомат своим морпехам отдай, пусть изучают вражеское оружие. А вот еще «вальтер» и два ножа с кинжалом. Подсумок с рожками. Гранат нет, даже «колотушек», тут пусть простят генерала. Вот еще что - обе «мосинки» я передал команде катера, так что не отбирайте у них, мало ли что случиться на озере может. А то только на тумбе один-единственный М-1 «максимка» да старый «наган» у мичмана. А так хоть две винтовки будут. И сам запомни, и своим передай - когда гидросамолет из воды поднимать будут, пусть ваши морячки гранаты в воду не бросают и не стреляют, если там длинные туши увидят. Наши это крокодилы, советские, фашистов здорово схарчили. Может, из зоопарка сбежали, может, рептилии местные, но истреблять их не стоит, на развод нужно оставить. Все ли вы поняли, товарищ капитан-лейтенант?
        - Так точно, товарищ командующий! Оставим зверушек живыми, наши ведь. Прослежу сам и другим накажу - будет работа после войны ученым. Я и удивился сразу, потому что слышал про подобную ЧУДЬ от стариков.
        - Вот и хорошо, а теперь займитесь приведением катера в боеспособное состояние, - произнес Гловацкий и повернулся к подходившему к нему чуть ли не бегом коменданту, при этом заметив, как моряк четко приложил ладонь к фуражке и устремился к спущенному на воду «ярославцу», на который уже спешно устанавливали счетверенную установку зенитных «максимов» на юте - а на баковой тумбе стоит тяжелый, с дульным тормозом ДШК. Серьезное вооружение, учитывая то обстоятельство, что крупнокалиберные пулеметы поступают на вооружение чуть ли не поштучно, слишком мало их в армии и на флоте. Видимо, в Кронштадте с каких-то кораблей или катеров снимают.
        - Здравия желаю, товарищ командующий!
        - И тебе того же, комендант! Рад тебя видеть, Сергей Алексеевич. - Гловацкий с полковником обменялись крепкими рукопожатиями. - Вижу, не чаял ты меня в живых увидеть?
        - Сам на самолет ведь грузил, Николай Михайлович. - Ивашкин сразу же принял предложенный ему товарищеский тон, предусматривающий как бы отставить в сторону чинопочитание. - Тогда никакой вы были, я совсем перепугался, когда через полчаса доложили, что ваш МБР сбили. Простите! Здравствуйте, Софья Михайловна! Вижу, и вы спаслись…
        - Меня она спасла, иначе бы утонул. Вытащила тушку на берег. Так, началось опять. - Гловацкий прислушался, явственно различая далеко к югу от Пскова орудийную канонаду. Не менее двух корпусных артполков бьют из 122-миллиметровых пушек и 152-миллиметровых пушек-гаубиц. А это означает только одно - немцы прорвали Ново-Псковский (Локновский) УР и сейчас идет контрнаступление из глубины наших позиций. Значит, в бой все же бросили резервную 90-ю стрелковую дивизию и 23-ю танковую бригаду. «Все, амба, на стол Марса бросили козыри - ой как плохо. Да сколько же их там лезет на нас?!»
        - Днем бомбят позиции, прорвали линию дотов прямо по центру, - тихо доложил Ивашкин. - Сейчас пытаемся отбить позиции. Там 90-я дивизия и бригада Горленко. Давайте я вас отвезу в штаб, Николай Михайлович. Час назад туда прибыл комфронта.
        - В «эмку» твою поместимся?
        - Войдем, товарищ генерал. Со мною порученец. Софья Михайловна, прошу вас к машине!
        ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМАНДУЮЩЕГО 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ МОРОЗОВ
        ПСКОВ
        Нет ничего хуже для человека, чем ощущение полной безысходности, в которую он погрузился с того самого «черного дня» 22 июня 1941 года. К великой драме 11-й армии и страны добавилась и личная трагедия - вечером на КП 11-й армии пришла страшная для него новость - в Паланге была убита его дочь, которая находилась в пионерском лагере. До границы с Восточной Пруссией буквально десяток километров, и война нагрянула внезапно - детей просто не успели эвакуировать в тыл, ведь в час дня в небольшой курортный городок и рыбацкий поселок вкатились немецкие мотоциклисты, что рвались к Лиепае, передовой базе Балтийского флота, и устроили бойню…
        Поседевший всего за одну ночь Василий Иванович, в душе терзаемый от страшной кровоточащей раны, пытался хоть как-то выправить положение на фронте своей армии, по двум левофланговым дивизиям которой - 126-й и 128-й - пришелся мощный удар всей 3-й танковой группы немцев, которая к тому же усиливалась целым армейским корпусом. Хотя укрепрайоны были заняты на границе заблаговременно, но всего лишь одним полком от каждой дивизии, потому жиденькую цепочку дотов фашистские танки прорвали с хода. И уже после полудня противник стремительно ворвался в Алитус, в глубокий тыл, и захватил важнейший стратегический мост через реку Неман, который просто не успели взорвать. Попытка опрокинуть врага с плацдарма закончилась разгромом 5-й танковой дивизии 3-го мехкорпуса. С этого дня Морозов не знал совершенно ничего о судьбе ни дивизии, ни штаба корпуса - пропали целиком, словно растворились в глухих белорусских пущах.
        На правом фланге ударом 4-й танковой группы 16-й стрелковый корпус был отсечен от 8-й армии и охватываемый с двух сторон вражескими клиньями стал отходить. Генерал Морозов правильно оценил ситуацию и предложил отступать за Вильнюс, прикрываясь сильными арьергардами. Другого плана у него просто не имелось - нельзя дать фашистам окружить и уничтожить главные силы армии. Вот только командующий фронтом генерал-полковник Кузнецов, терзаемый директивами из Ставки, приказал нанести контрудар 2-мя оставшимися дивизиями 3-го мехкорпуса и стрелковыми соединениями. Операция с треском провалилась, даже не успев начаться. 29-й стрелковый корпус оказался небоеспособен - укомплектованный литовцами, он мог бы в любую минуту поднять мятеж, а потому штаб фронта приказал немедленно уводить его в Полоцкий УР. Контратака 2-й танковой дивизии врагом была отбита, части генерала Солянкина окружены и разбиты, сам комдив пропал без вести, скорее погиб - вырваться из «котла» удалось немногим.
        И вот тут генерал Морозов впервые сорвался, нервы сдали - выступил с резкой критикой приказов командующего и штаба фронта, отправив в Ригу радиограмму. Там резонно посчитали, что обычно выдержанный, тактичный командарм 11-й попал в плен и шифровка дана уже немцами от его имени. А потому армию фактически списали, предполагая, что она полностью разбита и отступает. Однако, даже теряя время от времени связь со штабом фронта, с открытыми флангами, над которыми нависал противник, части 11-й армии шли к Двине, 84-я моторизованная и 23-я стрелковая дивизии прикрывали их отход и понесли жесточайшие потери в людях, вооружении и бронетехнике, впрочем, как и другие соединения. Армии фактически не стало - те дивизии, что отошли, представляли ошметки, в лучшем и редком случае до 4-х тысяч бойцов и командиров в каждой, фактически полки.
        Морозова незамедлительно отстранили от командования, назначив на должность командарма-11 генерал-лейтенанта Гловацкого, 41-й стрелковый корпус которого наглухо закрыл для противника дорогу на Ленинград. Вчера Василий Иванович получил приказ немедленно прибыть в Псков и принять под командование фактически новую 11-ю армию. Однако не успел вступить в руководство войсками, защищавшими обширный укрепрайон. Гловацкий каким-то невероятным и чудесным образом не только спасся, но совершенно оправился от тяжелой контузии. Всего несколько минут назад стремительно вошел в свой кабинет, к великому удивлению собравшихся в нем. И успел за это время насмерть сцепиться с командующим фронтом! Было видно, что оба генерала едва себя сдерживают от ненормативной лексики.
        - Я вполне оправился от контузии, Петр Петрович, и могу командовать вверенными мне войсками. - Голос Гловацкого был резок, на изуродованное шрамами лицо смотреть страшно. Но была в нем и такая сила, которую три других генерала, причем самым младшим по званию оказался командующий фронтом, уже не имели - полную уверенность в благополучном исходе боев за Псков. А отсутствовала она потому, что за эти недели с момента начала войны все они были крепко биты врагом, не одержав ни одной победы, даже пусть совсем небольшой.
        21-й мехкорпус Лелюшенко истек кровью, безуспешно атакуя Двинск. И сейчас был расформирован полностью, передав все свои подразделения в состав 27-й армии. Но бывшему комкору определенно повезло - ухитрился вызвать симпатию, попав под взгляд Гловацкого. А тот числился на отличном счету у самого маршала Ворошилова, сразу доверил 1-й мехкорпус, дивизии которого превратились в бригады. И вот первая победа - растрепали в хвост и гриву немецкую 6-ю танковую дивизию. Не сами танкисты, конечно, но вот частица славы перепала и Лелюшенко - на черных танковых петлицах кителя засверкала третья генеральская звезда.
        8-я армия генерал-майора Собенникова встретила войну в растянутом фронте, как и войска самого Морозова. И пусть в порядком потрепанном виде, но смогла отступить к Риге. Побед у него никаких, вот только полного разгрома его соединений не произошло. А потому 3 июля более удачливый коллега и был назначен новым командующим Северо-Западным фронтом, получив начальником штаба генерал-лейтенанта Ватутина, бывшего до того начоперодом Генштаба. И теперь пытается выправить положение, которое на всем фронте слишком близко к давно вызревавшей катастрофе. Даже здесь под Псковом все повисло на волоске - такого мощного повторного штурма врага никто из генералов не ожидал.
        27-я армия генерал-майора Берзарина действовала еще хуже его 11-й, по факту провалив наступление на Двинск и потеряв там в боях два корпуса - 21-й механизированный и 5-й воздушно-десантный. И сейчас откатывалась от Опочки, удержаться на позициях просто не имела сил.
        - Вы уже знакомы с ситуацией, товарищ Гловацкий?! Ваши позиции в центральном Локновском УРе прорваны на всю глубину! Еще день штурма - и вашу армию ожидает полная катастрофа! Она вся будет разрезана пополам - лишь стоит только немцам форсировать реку Великую и захватить на правом берегу плацдарм. Нужно немедленно вести в бой прибывшие от Ленинграда дивизии ополчения и с ними для поддержки весь 1-й мехкорпус. И выбить немцев из укрепрайона. - Голос Собенникова напряженно звенел от едва сдерживаемой ярости.
        - Простите, товарищ генерал-майор, но я думаю, положение обстоит не совсем так! Вернее, совсем не так! И незачем впадать в преждевременную панику - все обстоит как нельзя лучше!
        Морозов переглянулся с Лелюшенко, танкист просто закаменел лицом. От ответа Гловацкого веяло неслыханной для любого военного дерзостью, вот так открыто фактически оскорбить собственного командующего. Видимо, не зря говорили, что между ними еще со времен службы на Дальнем Востоке в ОДКВА сложились весьма неприязненные, если не враждебные отношения. Как говорят в народе, пробежала не просто черная кошка - амурский тигр ее размерам позавидует.
        - Во-первых, товарищ комфронта, мехкорпус может быть введен в бой только по прямому на то указанию маршала Ворошилова! Во-вторых; немцы втянуты в изнурительные бои - вклинение в наши позиции всего на 5 -10 километров, это некритично, да и не прорвались - 118-я дивизия держит тет де пон у моста. Сейчас идет контратака сразу тремя дивизиями - 111-й, 235-й и 90-й, при поддержке танков 23-й бригады. В-третьих, на мой взгляд, ввод в наступательный бой ополченцев есть чудовищная ошибка - огромные потери без всякого позитивного результата. 1-я и 2-я ДНО могут выполнять лишь оборонительные задачи, причем ограниченные. А посему займут позиции - 1-я в Псковском УРе, 2-я на южном фасе Островского УРа, сменив там части 22-го «эстонского» корпуса. Те уже совсем обескровлены, и чем скорее мы выведем их, как и 41-й корпус, тем лучше. Надо бы сделать завтра, но вряд ли удастся вывести их из боя, но крайний срок 20 -21-го числа. И еще одно - я имею личное указание маршала Ворошилова и члена Военного Совета СЗН товарища Жданова распоряжаться прибывающими из Ленинграда резервами только после немедленного
согласования с ними! Это категорический приказ вышестоящего командования, товарищ комфронта!
        В кабинете сгустилась звенящая тишина, слышалось лишь хриплое дыхание яростно смотревших друг на друга генералов. Морозов отвел взгляд: «Словно дети малые, тут все горит, а они с амбициями лаются!»
        - Да будет так, товарищ генерал-лейтенант!
        Василий Иванович уловил в тусклом голосе Собенникова обреченность - видимо, командующий фронтом осознал, что строптивый подчиненный просто не выполнит его приказ, имея за спиной таких высокопоставленных покровителей. И обостренным чутьем внезапно понял, что сейчас решается многое - слишком уверенным был Гловацкий. Да и, положа руку на сердце, полностью прав в своей оценке противника - это не прорыв обороны, а ее мучительное прогрызание с большими для фашистов потерями. Сам, судя по всему, прекрасно знает, что предстоит делать, в отличие от Собенникова. Тот просто не соответствует столь высокой должности, даже дня в академии не учившийся, а до недавнего времени проделавший путь в среде кавалерии. А за этим строптивцем победные бои, первые пленные и трофейные танки, а вместе с этим и репутация, сложившаяся за две недели жестокой и успешной обороны Псковско-Островского направления.
        Гловацкий усмехнулся, тяжело встал со стула и медленно подошел к массивному столу. Протянув руку, снял трубку с телефона красного цвета и ровным, но жестким тоном произнес:
        - Прошу соединить со Смольным! Здесь генерал-лейтенант Гловацкий! Маршала Ворошилова или товарища Жданова!
        В кабинете сразу же воцарилась мертвящая тишина. Спустя какую-то минуту командарм-11 произнес громким и повеселевшим голосом:
        - Здравия желаю, товарищ маршал Советского Союза!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - А ведь ты, дражайший наш Николай Михайлович, запросто подставил и подчистую «сожрал» своего командующего фронтом. Да так, что косточки захрустели. Вернее, как про то скажут другие, «подсидел» и воспользовался «блатом». - Гловацкий горестно хмыкнул, он ведь прекрасно осознавал, что сделал этот шаг, как писали в протоколах, с заранее обдуманным умыслом. Судя по доверительному тону, которым говорил с ним Климент Ефремович, той нескрываемой радости, когда услышал в ответ на вопрос о самочувствии бодренькое «словцо» - «хрен дождутся фрицы», - ставка на него в Ленинграде очень высокая сделана. И он тут же выложил свои соображения, фактически «слив» комфронта не только перед «первым маршалом», но и Генштабу - а генерал армии Жуков на расправу крутоват.
        Обвинение в «паникерстве» более чем серьезно, тем более подкреплено фактами - необоснованным введением в бой резервов - 90-й дивизии, только восстановленной, и танковой бригады полковника Горленко. Теперь нужно доказать, что пару дней можно было отбиться собственными силами, когда за спиной 41-го корпуса разворачиваются прибывающие эшелонами по ночам значительные резервы.
        - Вы что-то сказали, Николай Михайлович?
        Начальник штаба 11-й армии генерал-майор Егоров, напряженно долго «колдовавший» над картой с толстым карандашом в руке, поднял на него красные от постоянного недосыпания глаза.
        - Нет, это я так, мысли вслух, - произнес Гловацкий и сам склонился над картой. Обстановка идущего южнее Пскова сражения была серьезной, но ожидаемой. Еще три дня тому назад они разработали несколько вариантов вражеского штурма - и угадали верно!
        4-я танковая группа генерала Гепнера практически в полном составе, только без эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова», с усилением из 1-го АК, в составе четырех дивизий, номера которых уже установили, вот уже два дня таранила центр обороны - Ново-Псковский УР. Самый протяженный, сильно выгнутый дугой к неприятелю и имевший всего полсотни дотов, половина из которых уже уничтожена вражеской артиллерией и штурмовыми саперными группами. И вот этот «бугор» немцы проломили в двух местах, вбив клинья четырех пехотных дивизий. А сзади, в ожидании успеха прорыва, застыли три танковых и две моторизованных дивизии - значительная пробивная сила из полутысячи танков, САУ и бронетранспортеров. А вот на фланговых УРах не больше, чем демонстрация - слабые попытки атак на Псков и Остров всего двух вражеских дивизий пехоты.
        - Девять дивизий проламывают наш фронт, Николай Михайлович, не сдюжим мы…
        - Зачем такой пессимистический взгляд, Константин Сергеевич, тут как нельзя лучше все происходит, - усмехнулся Гловацкий. - Пока проламывают, как вы говорите, не девять, а лишь четыре, их пять подвижных дивизий стоят во втором эшелоне и зализывают раны. Да и танков в них как минимум одну треть мы выбили. И это по самому скромному подсчету, без нахальства. Вы помните, как Александр Васильевич Суворов после кровопролитного штурма Измаила на вопрос адъютанта - сколько же писать в донесении императрице Екатерине погибших турок сказал?
        - «Пиши их больше, чего супостатов жалеть!»
        Егоров усмехнулся, припомнив изречение великого полководца, имя которого не рекомендовалось часто произносить в РККА, и вопросительно посмотрел на командарма, зная, что тот всегда держит для врагов про запас какую-то каверзу, неожиданную и неприятную.
        - Немцы уже понесли достаточно серьезные потери, кроме убитых и раненых, у них есть больные, отставшие или оставленные на коммуникациях - ведь чуть ли не пятьсот верст отмахали на своих двоих. Растянулся кишкою подвоз, да и устали порядком. Люди они, не машины… хотя и те ломаются чаще, у нас завсегда дороги отвратные. Так что в дивизиях не больше 12 -13 тысяч сейчас, вместо 16-ти с половиной. А у нас сколько?
        - Так, в трех дивизиях 41-го корпуса по два стрелковых полка и полк ополченцев, плюс «уровские» пульбаты в каждой. В 90-й дивизии строго по штату 11 тысяч, добавим и две танковые бригады…
        - Да корпусные артполки подсчитай и дивизионы ПТО, да стрелково-пулеметные и саперные батальоны! Да строителей, что сейчас отбиваются, и гарнизоны дзотов, что вокруг зарытых танков во второй и третьей линиях - их восемь десятков вкопали, да вполовину меньше еще броневых дотов, что из Ленинграда доставили. Так сколько же выходит в наших четырех дивизиях, что на пути немцев встали? И учитывай, что мы их непрерывно пополняем, благо в людских ресурсах… Б…дь, что за слово к отцам, мужьям и сыновьям! Шлют нам бойцов, эшелонами идут, а мы их здесь в землю кладем! Но ведь выстояли! Так сколько их в Локновском УРе?!
        - Побольше фашистов выйдет, Николай Михайлович, побольше…
        - То-то же, Константин Сергеевич! И при этом, что все они уже не те новобранцы, пороха не нюхавшие, а вполне реальные бойцы. День-два такой мясорубки многого стоят - кто из них уцелел, почитай ветераны. Большую оплату за опыт мы дали, но не чрезмерную. - Гловацкий вытянул сигарету из трофейной пачки «Старого Томаса», закурил, и сжалась в ладони картонка. И выбросил в урну, почти полностью забыв при этом «озерную эпопею». А сам подумал: «Когда в Грозном вокзал обороняли, вчерашние мальчишки всего за день повзрослели, а тут побоище идет третью неделю!»
        - Ополченцы-то у нас выдержат, если фашисты серьезно за фланговые укрепрайоны примутся? Чем их подкрепить?
        - Сдюжат, убежден. 1-я ДНО ПсУР удержит точно. Там три пульбата, плюс в Пскове полк из 111-й дивизии. И гарнизон - а это целых четыре батальона из НКВД и ополченцев. А за ними мехкорпус Лелюшенко. Я бы и рад был, если бы немцы эту стену лбом попытались прошибить. Но они не дураки вовсе. За неделю ополченцы втянутся полностью, наступать, конечно, не смогут, но обороняться запросто. А в Острове 2-ю ДНО подкрепим 70-й дивизией, что стала разгружаться с эшелонов. Еще пара дней, и «эстонские» дивизии выведем, но управление корпуса с артиллерией останется. Маршал «добро» свое дал. Так что Остров удержат и немцам «горловину» в соседнем УРе не дадут расширить. Дивизия все же кадровая, пусть пока без третьих батальонов, а ленинградцев уже влили. Сами удержат. - В голосе Гловацкого слышалась полная уверенность - вспомнил, что среди всех ДНО «северной столицы» 2-я была самая боевитая. И твердо произнес:
        - Удержат! Две свежие дивизии, плюс пульбаты УРа, артиллерии у них достаточно, а за спиной 202-я дивизия заканчивает переформирование - и так уже две недели она почитай на отдыхе. Шансов у немцев нет!
        - А центр? Фашисты умело его нам рвут одной только пехотой! И это при небольшом нашем превосходстве в живой силе! А за их инфантерией очень нешуточный такой кулачок из танков и мотопехоты…
        - Умеют немцы воевать, кто ж спорит. А тактику действий штурмовых групп они еще в прошлой войне отработали до совершенства. Одной ведь пехотой, без помощи танков, французский фронт в 1918 году рвали в лоскуты - и ведь пробивали! Вот только здесь они просчитались - в маневренной войне мы пока уступаем, на то связь и умелые войска нужны с бронетехникой, а вот со всем этим у нас худо. Зато в обороне русский солдат, именно так, не иначе - всегда показывал и героизм, и смекалку. Хоть оборону Порт-Артура взять, или Царицына в Гражданскую! А мы здесь траншей в четыре линии нарыли, пулеметов много, бойцов к ним не меньше. Сейчас до рукопашных схваток часто доходит, так что умоются кровью фрицы - вот и лишится сил их пехота в самом скором времени. - Гловацкий закурил папиросу - прекрасно понимал генерал, что вопрос во времени для противника сейчас главный. Блицкриг не просто забуксовал у стен Пскова, он остановился и замер. А потеря темпа для наступающих очень опасна - оппонент и резервы перебросит, и сам сможет перейти в контрнаступление и перехватить инициативу.
        - За Великой еще две линии обороны подготовлены, которые и займут в течение трех-четырех дней прибывающие из Ленинграда и Луги резервы - 177-я и 237-я стрелковые дивизии, 24-я танковая бригада полковника Родина из расформированного 10-го мехкорпуса. Через пару дней подкрепим их 14-й противотанковой бригадой, маршал заверил, что ее переброска уже начата. Однако дивизии пока в два полка, в третий нужно свести уже здесь пульбаты и стрелков из УРовских частей, что заняли фронт по Великой.
        - А кадровые третьи полки?
        - Уже переводят на бригадный штат. Там только добавятся стрелковый батальон и легкий артдивизион, усилят саперов и связистов, прибавят тыловые службы. Полк - готовая к бою структура, отлаженная, и гораздо эффективней развернуть его в бригаду, чем сколачивать оную из надерганных батальонов. Хотя для оборонительных боев второй вариант предпочтительней, как и при наличии времени, примерно в неделю. Но вот последнего мы и не имеем. И нам скороспелые бригады доводить до ума нужно в течение двух-трех дней, если часы эти еще будут.
        - Понятно. Значит, 468-й полк из 118-й дивизии и 806-й полк из 235-й дивизии, что занимают пойму Великой от Острова до Пушкинских Гор, тоже будут переведены на бригадный штат?
        - Как и полк из 111-й стрелковой дивизии, что доукомплектовывается сейчас в Пскове. Генштабом по представлению главного командования СЗН принято решение не расформировывать стрелковые корпуса, а перевести их на бригадный штат. Бригады формировать или за счет дивизий, вливая туда ополченцев и новобранцев, или сводить их из обескровленных дивизий, еще не потерявших боеспособность. Это касается соединений 8-й и прежней 11-й армии. Высвободившийся командный состав из таких соединений направлять к «донорам». Вот в принципе и все, что сказал маршал. Директивы к нам уже отправлены, через пару часов будут здесь. Решение, как вы сами знаете, вынашивалось давно, работали ведь над документами.
        - Понятно, Николай Михайлович. Значит, в наличии, как я понимаю, у нас есть уже два новых стрелковых корпуса. Наш 41-й на основе трех полков, по одному из каждой дивизии, что в бригады формируются. Плюс 16-й из 33-й и 188-й бригад, что прежде дивизиями были. 128-я дивизия в Порхове сейчас на доукомплектовании, в ней, как помню, чуть ли не вдвое больше красноармейцев, что-то около пяти тысяч. Я верно понял?
        - Так точно. Только не двух корпусов, а четырех. Так фронт действий нашей армии будет растянут до Пушкинских Гор, в 22-й армии Берзарина дела совсем плохи. «Латышские» и «эстонские» дивизии предстоит отвести на рубеж Шелони, от Порхова до Шимска - спешно создается Новгородская армейская группа. В ней пока сформирован только штаб, приданы строители и саперные батальоны. Будет артиллерия, но без пехоты эти четыре «прибалтийские» дивизии фактически ограниченно боеспособные. Довести их до штата не проблема - влить всего по 5 -6 тысяч бойцов, опять же время на то нужно, а его нет. И самое главное - у них мало нашего вооружения, а боеприпасы к «арисакам» и «виккерсам» закончились. Снарядов к пушкам нет, а ведь зенитные «бофорсы» великолепны. - Гловацкий закурил еще одну папиросу, подумал и резко провел тупым концом карандаша по линии от Острова до Порхова, где уже были нанесены тонким пунктиром строящиеся оборонительные рубежи.
        - Мы остановим танковую группу здесь, а по нам ударят с юга. Зайдут в тыл, и скоро! Разведка доложила, что к Пушкинским Горам по бездорожью на юг от Острова идут колонны мотопехоты. Судя по всему, эсэсовцы «Тотен копфа» претворят в жизнь то, от чего оторвали 8-ю танковую дивизию из корпуса Манштейна, что попал в плен. Так что стягивай туда бригады 41-го корпуса, благо они рядом, и из Пскова 111-ю перебрасывай - этот полк до штатов довели. Остановят «черную гвардию» Гитлера - силы равные. А вот через неделю туго станет - 16-я германская армия одним корпусом давит на Великие Луки, а два других на нашу долю придется. Армия Берзарина, если экстренно не усилить, даже одну дивизию не остановит. Там фактически две бригады единственного 65-го корпуса и 46-я танковая. Твои предложения?
        - А чем мы линию Порхов - Остров с юга прикрывать будем, Николай Михайлович?
        - Обещают через пару недель дать три дивизии нового формирования: ленинградские - две стрелковых и одна кавалерийская. Вот эти соединения от Порхова до Острова прикроют нашу армию с юга. К этому времени и 128-ю дивизию до ума доведем.
        - Армию Берзарина усилят?
        - Не знаю, вроде как намекают, но на это время нужно, сам понимаешь. Единственная помощь уже в Старой Руссе - «сырая» совсем дивизия «нового набора», будет город оборонять. Толку в наступлении с нее не будет, а город, может, и удержат.
        - Дела, - задумчиво протянул Егоров, закурил папиросу, пальцы чуть подрагивали, держа горящую спичку. Генералы молча стояли и смотрели на карту, напряженно размышляя.
        - Управление 24-го корпуса со всеми приданными частями отправить Берзарину незамедлительно, они ведь из самой 27-й армии. Только с русской матчастью, что мы передали из нашего 41-го. В него перенаправить бригады из прибывающих к нам сейчас дивизий. Номера будут как у «доноров», для дезориентации противника - приказ на то из Москвы получен. Ладно - из Карелии к нам перебрасывают 198-ю дивизию и еще несколько бригад, вроде пять, из «донорских». Это остатки - из кадровых частей там больше не взять. Что сформируют в Ленинграде из ополченцев, будет отправлено на финнов - маршал сказал, что они рвутся к Ладоге.
        - Хм… Хватит на 22-й корпус, и по бригаде пополнить наш 16-й и 65-й Берзарина. Неужели 27-я армия тремя корпусами один немецкий не свяжет?! Все же чуть сильнее, чем по апрельскому штату «400» для наших дивизий. Артиллерии в них почти столько же, бойцов 17 тысяч, на две с половиной тысячи больше. А в германской дивизии всего 16 тысяч солдат и офицеров. Да еще к ним 42-ю танковую бригаду мы направить можем - все же та из их армии. Но опять же - для этого нужна неделя, а она у нас будет?!
        - Так, подготовь немедленно наши предложения генералам Захарову и Ватутину и отправь незамедлительно. И еще - 202-ю стрелковую дивизию и 24-ю танковую бригаду следует, не мешкая часа, перебросить к Пушкинским Горам и Новоржеву. - Гловацкий нахмурился: «Того генерал Собенников и требовал, фронт ведь рвется, как туалетная бумага, везде в нем дырки, как в швейцарском сыре. А я скозлил, да уж… Нехорошо вышло! А теперь отдаю намного больше, собственные резервы извожу».
        - Так точно! Они задержат немцев в случае чего. Может, следует и 3-й мехкорпус задействовать, там вроде одна бригада почти готова.
        - Нет, это главный козырь в нашей колоде, как и корпус Лелюшенко. И здесь торопиться не следует, нужно довести их до полной готовности, танки из Ленинграда поступают бесперебойно, но маловато автотранспорта. Готовь шифровки и немедленно отсылай. Вот и все, теперь только ждать директив и понять, когда же нам передадут те пять кадровых бригад, что наскребли на Карельском перешейке. Надежды на помощь новыми дивизиями нет, резервы просто взять больше неоткуда…
        КОМАНДИР ПУЛЕМЕТНОЙ РОТЫ 118-Й КРАСНОЗНАМЕННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВЛАСЬЕВ
        НОВО-ПСКОВСКИЙ (ЛОКНОВСКИЙ) УКРЕПРАЙОН
        - Ты как, взводный?! Крепко садануло?!
        Оглохший, засыпанный комьями земли Власьев медленно приходил в себя, всем телом содрогаясь от толчков - крепкие руки политрука Семенова трясли его за плечи, словно в детстве он сам старую грушу в саду, чтобы с ветвей упали на землю сочные плоды.
        Открыв глаза, Власьев увидел склонившегося над ним комиссара. А так уже стали именовать командиры и бойцы между собою политруков. Словно дыхнуло из приказа товарища Сталина трагизмом сложившейся на фронтах ситуации - немцы рвутся к Ленинграду, Смоленску и Киеву, «непобедимая» в песнях РККА потерпела жуткие поражения и отходит - над первым в мире государством рабочих и крестьян нависла страшная угроза порабощения. Тут само слово «комиссар» как нельзя жестче подчеркивает всю серьезность того положения, в котором оказалась Советская власть.
        - Мутит чего-то… Контузило маленько… Ничего, перебедую…
        В несколько приемов Власьев с трудом вытолкнул из забитой пылью глотки слова. Дрожащей рукой взял протянутую в суконном чехле фляжку и глотнул из горлышка. Вода была тепловатой, проклятое солнце снова стало припекать - жара невыносимая какую неделю стоит, и так тяжело, а тут еще фашисты штурм устроили. Всего-то два дня прошло, а уже всем кажется, что миновала целая вечность.
        - Атаку отбили?
        - Ага, хорошо им врезали, лейтенант! Они нас оттого из пушек долбить стали, крепко обиделись! От злобы бессильной…
        Земля содрогнулась от близкого взрыва, сплетенная из ивовых прутьев стенка окопа заходила ходуном. По стальной каске Семенова враз стукнуло несколько комьев земли. Политрук осекся и опасливо втянул голову в плечи.
        - Шестидюймовым фугасом всадили, не пожалели. - Власьев привычно определил калибр прилетевшего от немцев снаряда. - Да сколько же они их сюда привезли?! Палят и палят, сволочи!
        Окоп тряхануло еще раз, Власьев чуть не прикусил язык. Но взрыв тут помог ему окончательно прийти в себя:
        - Как с моим взводом?!
        - А нет почитай взвода твоего, лейтенант! И дня ты им не командовал в бою. Убитых и раненых десяток бойцов будет, не меньше, скоро подсчитают и на КП доложат. А твои «кольты» в металлолом скрючило зараз две штуки, да дзот раздолбали нам, паскуды!
        - Дела, - только и протянул Власьев. Два дня назад вечером сводную пулеметную роту его 8-го пульбата перебросили через реку и придали полку 118-й стрелковой дивизии, что пятилась под напором гитлеровцев к Великой. Как понял тогда Николай - немцы проломили Локновский укрепрайон прямо по центру, введя в бой несколько пехотных дивизий при поддержке танков и артиллерии. Рота заняла позиции во второй линии обороны, уже отрытой и почти готовой к бою - не хватало проволочных заграждений, да саперы еще не установили минные поля. Понимая, что сейчас каждый час дорог, Власьев принялся крепить свою оборону, благо опыт уже накопил изрядный: заняли все четыре дзота, прилично замаскировали позиции, как проклятые таскали деревянные ящики противопехотных мин - саперы лихорадочно закапывали их в неглубокой лощине, совершенно не обращая внимания на взрывы. И успели в проходах поставить вехи, как ночью потянулись длинные вереницы бойцов, несших на плечах раненых товарищей и кативших руками немногие уцелевшие пушки.
        Власьев две недели тому назад видел отступавших к Острову бойцов, что понуро шли мимо его дота. Всеобщее уныние - вот что тогда бросилось ему в глаза. И при этом разительным было отличие от них командиров и бойцов 118-й дивизии генерала Гловацкого. Да, бой для них должен быть первым, любопытство, может, тщательно скрываемый страх, но только на их лицах не отпечаталась безысходная тоска. И сейчас «гловатцы», а именно так они себя сами называли, хотя и отступали после тяжелейших боев, отразив семь атак гитлеровцев, хоть и потеряли добрую половину бойцов, но страха и уныния Власьев не увидел. А только решимость сражаться с немцами дальше на новых позициях, заставляя врага проливать на них и свою кровь.
        Батальон, в который влили пулеметный взвод Власьева, занял весьма вытянутую позицию, никак не меньше версты с лишком таким изрядным. Крепкая оборона из пяти опорных пунктов, семь вкопанных по самую башню легких танков Т-26, с дюжину дзотов, густая сеть траншей и окопов, минные заграждения и капониры для пушек, блиндажи в два-три бревенчатых наката. Главное - тут совершенно не имелось дзотов исключительно фронтального огня, даже вкопанные «двадцать шестые» могли вести только фланкирующий огонь, хорошо прикрытые со стороны наступавшего противника высокими брустверами и рукотворными холмами. Вот потому сегодня и удалось отбить вражеские атаки, хотя против одного батальона фашисты направили вместе с пехотой пару рот танков. Не помогло - дюжина чадящих «панцеров» на поле боя сразу же бросалась в глаза…
        - Из вчерашнего пополнения, товарищ майор, - Власьев отвечал майору, чуть сгорбившись, но все равно касаясь каской бревенчатого перекрытия, из щелей которого постоянно сыпалась растревоженная близкими разрывами земля. - В моем взводе осталось два «кольта» и двенадцать бойцов.
        - Негусто вас, «чертова дюжина», - пробормотал комбат с землистым от постоянного недосыпания лицом. Власьев узнал его сразу - это был тот самый майор, позиции батальона которого прикрывали его 34-й дот справа во время первого для них Островского боя. Но тогда выглядел значительно моложе, да на гимнастерке не имелось ордена Боевого Красного Знамени. И тут его взгляд перехватили:
        - За засаду 3 июля сам Ворошилов орден мне вручил, лейтенант. Как и на знамя нашей дивизии!
        - А мне за этот же бой от маршала награда, но только Красная Звезда и лейтенантские кубари на петлицы, товарищ майор!
        - То-то я смотрю, лицо мне знакомое! Как же, тот геройский сержант с медалью, дот которого выручил наш комдив!
        - Так точно, товарищ майор! Генерал Гловацкий прямо на моих глазах зарубил семерых немцев, что раненых убивали!
        - Так это хорошо, что ты кадровый, да с «кубарями»! А то у меня в пулеметной роте весь средний комсостав выбили, один политрук и остался - но он-то не пулеметчик, а из политотдела прислан. В общем, пошли, там из окружения вырвался пулеметный взвод, что отход прикрывал - посмотришь и вот тогда примешь командование…
        Бойцы устало стояли перед ними в траншее - девять человек с серыми лицами, в изодранном обмундировании, из прорех виднелись окровавленные бинты. Командиром прорвавшегося взвода был крепенький сержант с чуть раскосыми глазами и кривоватыми ногами. Власьев сразу узнал в нем казака, слишком неистребимыми чертами наделила донцов многолетняя кровавая война с татарами в Диком поле.
        - Лопахин и Зеленцов, оба раненные в ноги, остались прикрывать наш отход. Подорвали там себя гранатами, как патроны к «максиму» кончились. - Сержант говорил глухо, настоящий кадровый, те всегда ударение на первый слог делают, все же станковый пулемет изобрел американец Хайрем Максим, а не русский «Максимка». У его ног стоял на сошках немецкий ручной МГ-34 с барабанным магазином сбоку, и у двух бойцов висели на ремнях МР-40. Видимо, как и пулемет, ставшие трофеями. И, словно уловив мысли Власьева, казак устало добавил:
        - В траншее на германцев нарвались, в ножи взяли, да прибарахлились маленько. Иванова убили, но мы с лихвой отместку сделали. Там до сих пор стреляют, даже сейчас пальбу тут слышно. Видимо, наши еще бьются, может, уровцы или танкисты из БОТов. Выручить бы их, товарищ майор?!
        - Выручим, сержант. - Лицо майора ожесточилось. - После полуночи по немцам три корпусных артполка разом ударят, и мы сразу атакуем - надо им устроить веселую ночь, чтоб ни минуты покоя не было у фашистов! Да, вот вам, бойцы, новый командир пулеметной роты! Младший лейтенант Власьев со своими уровцами был выручен нашим командармом, когда немцы его дот подорвать хотели. Так что наш он давно, ему и орден сам маршал Ворошилов лично вручил!
        …Ноги гудели от усталости - протяженный летний день закончился, на землю опустились ночные сумерки привычной для этих мест «белой ночи». На отдых не было ни одной минуты - из-за реки прибыли пополнением взвод «кольтов» и три расчета «максимов». Пока не распределил их по огневым позициям, пока не осмотрел все дзоты, даже на минуту не остановился, лишь время от времени пережидая обстрелы, сидя на корточках на дне траншеи. И все подмечал вокруг, и увиденное просто поражало его. Только теперь понял, почему «гловатцы», как и две других дивизии 41-го корпуса, столь упорны в обороне, ожесточенно сражаясь за каждый вершок русской земли.
        Все дело в людях! Ленинград посылал сюда лучших представителей из интеллигенции и рабочих. Все представляли собой исключительно молодежь от 18 до 27 лет, комсомольцы в большей массе, ударники производства - у нескольких десятков Власьев заметил медали «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие», которые они с гордостью носили на своих гимнастерках. У одного молодого замполитрука был привинчен даже орден «Знак Почета», с рабочим и колхозницей. «Веселых ребят», а так называли этот орден по аналогии с известным кинофильмом, просто так не вручали даже писателям. Но гораздо больше, не десятков, несколько сотен, было командиров и бойцов с боевыми наградами - даже за победные сражения с финнами в сороковом году так не отмечали массовый героизм.
        Вот эти действительно опытные вояки, ставшие таковыми за полмесяца боев. И вновь прибывшие ленинградцы вливались в подразделения не сразу, их не меньше 5 -7 дней готовили в запасном батальоне дивизии, и лишь потом ставили в строй стрелковых рот, прикрепляя к каждому обстрелянного в боях красноармейца, которого именовали в приказах «старшим», а в обиходе сразу прижилось старорежимное «дядька». Пополнение шло беспрерывно, так что, несмотря на потери, численность батальонов была очень близка к штатной. И что еще бросилось в глаза, так это отношение к оружию, особенно к новым самозарядным винтовкам Токарева. СВТ Власьев знал еще с «зимней войны» с финнами - сложная и технологичная, требовала тщательного за ней ухода, а потому красноармейцам она не нравилась. Ее называли «капризной Светкой» и старались избавиться при первом удобном случае, поменяв на надежную и неприхотливую «мосинку» образца 1891/1931 годов. У «гловатцев» же СВТ выдавалась только самым лучшим стрелкам, иметь ее в руках было почетно - такая самозарядка как бы сама говорила - «я в руках лучшего красноармейца любимой женою». Может быть,
здесь все брали в пример своего командарма, что даже в приказах указывал, что оружие, как и женщина, «любит смазку и ласку» и способно разить врагов десятками у меткого стрелка. А вот у бойца неумелого даже старая винтовка превращается в некий орган «мастурбации, только передергивать его затвор нужно чаще». Язвительно, но верно!
        Впрочем, «мосинки» являлись грозным оружием, в каждом отделении имелся стрелок с такой винтовкой, на которой стоял изготовленный в Пскове примитивный кольцевой прицел. Познакомившись полтора года тому назад с финскими «кукушками», Власьев только злорадствовал над немцами - ведь в СССР было подготовлено очень много «ворошиловских стрелков», чуть ли не каждый пятый из бойцов носил этот значок на своих гимнастерках…
        - Ты как, ротный? Поел?
        Рядом с Власьевым на чурбак в блиндаже, что заменял тут привычный табурет, присел политрук. Семенов ему успел понравиться за эти два дня, на своем месте парень, не чванится, что в петлицах три «кубаря», а у него один только. Все успевает - пулеметчики, несмотря на бои, раз в день получают горячее и чай, когда надо, то и подбодрит словцом, поддержит или взыщет с бойца строго, но и поможет исправить упущение. И труса не празднует в бою - настоящий комиссар!
        - Ага, каши с мясом принесли. Там в термосе чай, будешь?
        - Напился, в животе булькает. Вот тебе доппаек, командир. - На колени Власьева легли две пачки папирос «Беломорканал», плитка ленинградского шоколада и печенье «Челюскин».
        - Две новости у меня, ротный…
        - Начинай с плохой. Или обе плохие?
        - Не угадал, обе хорошие, - засмеялся политрук. - Выводят отдыхать за реку, смена через три-четыре дня. Позади нас сразу две кадровые дивизии развертываются, командарм попросил продержаться и дать фашистам жару!
        - Дадим, как не дать, - отозвался Власьев и насторожился. Он чутьем ощутил, что не просто так этот приказ дан. Дивизия может драться, но вот этот отдых говорит об одном…
        - Наверное, или перебросят туда, где наш фронт рвется, или сами по немчуре ударим. - Семенов словно прочитал его мысли. - А вот это уже есть вторая новость - через полчаса будет атаковать третья рота, в резерве была, отдохнувшая чуток. С нею саперы, автоматчики полка и взвод из разведбата дивизии. Мы поддерживаем огнем. Артподготовка четверть часа ровно, через десять минут начнется. - Семенов посмотрел на светящийся циферблат часов - такие трофейные были у многих командиров.
        - Тогда мы успеем перекурить, комиссар. - Власьев быстро распечатал пачку папирос, привычно смял картонный мундштук, зажег спичку и дал прикурить политруку. Затем задымил и сам, глубоко затягиваясь и выпуская дым через ноздри. Табак на войне сильно успокаивает, и к тому же забивает сладковатый запах тлена, что царит на месте боя. Лето жаркое, убитых сотни, и не всех успевают захоронить. Хотя у «гловатцев» за этим настрого следит весь политсостав, сразу вспомнились чеканные строки приказа командарма - «убитых хоронить, раненых не мешкая в медсанбат доставлять, а без вести пропавших и пленных у нас быть не может!»
        Земля вздрогнула, затряслась, одновременный грохот разрывов просто оглушал. Власьев тут же вышел из блиндажа - из-за реки шел нескончаемый гром выстрелов, виднелись десятки вспышек. И повернулся на запад - над захваченными немцами позициями выросла стена разрывов. Все правильно - нельзя давать врагу закрепиться на занятом, надо немедленно вышибать, бить постоянно, ни часа фашистам покоя или сна на нашей земле!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Товарищ генерал-лейтенант, - в двери появился адъютант Семин, и по его чисто официальному обращению Гловацкий мгновенно насторожился, - к вам прибыл командующий ВВС фронта.
        - Ну наконец-то, - чуть ли не взвыл от радости командарм. И шагнул навстречу крепенькому, низкого росточка генерал-майору в полевой форме с голубыми авиационными петлицами.
        - Рад вас видеть, Тимофей Васильевич! Наслышан о вашем назначении, но вижу впервые! Дело имеется к вашим «соколам» огромное, очень сильно вы нам здесь нужны!
        Рукопожатие между ними вышло крепким, чисто по-мужски надежным - силушкой генерала Куцевалова природа не обделила, как и храбростью. На груди Золотая Звезда Героя Советского Союза, под ней ордена Ленина и два Красного Знамени - один наш, другой монгольский. Летчик заметил взгляд командарма и улыбнулся:
        - Тоже за Халхин-Гол получили, Николай Михайлович?
        - Нет, намного раньше. Пришлось по тамошним пустыням и степям в прежние времена казаков барона Унгерна гонять, с ними цириков мятежных нойонов! Давненько сие было, уже подзабывать стал!
        - Приходилось слышать, - с уважением протянул Куцевалов и как-то иначе посмотрел на длинную шеренгу орденов на кителе Гловацкого, долго и уважительно. Затем произнес: - Получил приказ задействовать всю авиацию фронта для прикрытия Пскова!
        - Звучит весомо - «всю авиацию фронта». Это сразу наводит на весьма печальные размышления, что от пяти авиадивизий за месяц боев остались, как говорят в народе, только рожки и ножки. Ведь так? Скажите честно!
        - Так точно, - глухо произнес летчик, на скулах заходили желваки. - На фронте сейчас всего две смешанные авиадивизии. В них только три полка, в которые свели наши оставшиеся самолеты. 63-й полк СБ из 5 эскадрилий - все, что осталось после бомбежек мотомеханизированных колонн фашистов перед вашим укрепрайоном. В нем 45 исправных бомбардировщиков. И два истребительных полка - в 31-м четыре эскадрильи - по 9 И-16 и МиГ-3, 18 И-153. В 38-м полку три эскадрильи «чаек» - 27 бипланов, и одна смешанная из 5 И-16 и 2 МиГ-3. Всего 115 боеготовых самолетов. Управления 3 дивизий и 20 авиаполков отведены в тыл на переформирование в связи с утратой материальной части.
        - Как обтекаемо сказано, - ухмыльнулся Гловацкий. - Я тут с бывшим начштаба фронта генералом Кленовым время для беседы имел 2 июля. Так до начала войны в этих 5 дивизиях имелось что-то около девяти сотен вполне исправных самолетов, еще две сотни требующих ремонта. Возникает вопрос - где они? Сбили немцы? Не поверю - у них едва две сотни истребителей! Но может, разбомбили на аэродромах?! Щас! Замаются две с половиной сотни их бомберов прорву аэродромов бомбить! А ответ-то прост, и ларчик сей тайны открывается легко. Хотите узнать?
        - Было бы любопытно узнать, - негромко произнес летчик, в его глазах явственно промелькнула враждебность.
        - Разгильдяйство и обычный бардак, усугубленные растерянностью, порой переходящей в панику. Самолеты просто бросали на аэродромах, а командование, вместо того чтобы приструнить подчиненных, само подавало примеры паникерства. - Гловацкий зло ощерился и взял со стола тетрадку. И не глядя раскрыл ее посередине.
        - Тут краткие записи из донесений особых отделов и политорганов за последние две недели. Причем только в зоне действий моей 11-й армии. Я не мог установить связи с командованием ВВС, как мне известно, вы занимаете должность с 9 июля. Так вот, что мы имеем… 4 июля, Карамышево, авиабаза 8-й авиадивизии, полковник Шевченко приказал начать эвакуацию, не имея на то приказания от меня как командующего нашими войсками на данном направлении. Паникерство и вредительство чистейшей воды. Оный бывший полковник приказал взорвать запас бомб и горючего, имеющиеся девять совершенно исправных самолетов уничтожить, пулеметы «шкас» и патроны утопить в колодцах. На платформы и автотранспорт приказал грузить не матчасть и оборудование с вооружением, а личные предметы командования, такие как велосипеды, мотоциклы, подбитые легковые машины. Вам такое поведение подчиненных известно, Тимофей Васильевич? И это еще не все. Тут же, на этой странице, вырисовывается майор одного из «перебазируемых» полков. Посадил на «брюхо» четверку новеньких «мигов», якобы потерял в воздухе ориентировку, не долетев до аэродрома «Кресты» 20
километров из-за нехватки горючего, хотя оное в баках было. Шкурник, сволочь и дезертир! Умышленная порча матчасти, вместо того чтобы воевать в воздухе с врагом, отправится в тыл на переучивание! Таких случаев описано больше десятка! И если бы не своевременное принятие мер, то такие паникеры погубили бы те три десятка самолетов, что были найдены на брошенных аэродромах и нами отремонтированы за эти две недели! Три эскадрильи!!!
        Вспышка оказалась неожиданной даже для самого Гловацкого - у него перед глазами промелькнул черный дым, что оставляли сбитые СБ, отважно бомбившие немецкие колонны. И «лаптежники», что с раздирающим душу ревом бомбили бойцов Локновского УРа. Так и хотелось выругаться: а где были ваши истребители, генерал?!
        - Поверьте, товарищ генерал-лейтенант, порядок наводится, а трусов и шкурников сами отправляем под трибунал…
        - Давай по-простому, Тимофей Васильевич, - то, что произошло, не нам обсуждать, не тот у нас с тобою уровень. Вопрос стоит иначе - как фашистов даже в небе за глотку взять! А тут лучше покурить и подумать хорошенько.
        - Можно один из истребительных полков в ваши войска армейской авиацией передать…
        - Ни в коем случае, это ошибка! Нельзя распылять авиацию по армиям - как делается сейчас. Наоборот - нужна максимальная концентрация всех авиачастей в руках командующего ВВС. Данная мера позволит вам не только сразу быстро отреагировать на изменение обстановки, но сконцентрировать для массированного удара по врагу все наши самолеты, бомбардировщики и истребители, что есть в вашем распоряжении. И главное - захватить господство в воздухе над конкретным участком фронта. Да, пусть локально, но хотя бы здесь перехватить инициативу! Посему всю авиагруппу 11-й армии я передаю под ваше командование! Вы согласны?
        Гловацкий пододвинул летчику пачку папирос, закурил и с немалым удовольствием посмотрел на ошарашенное лицо молодого генерала, что еще на Халхин-Голе был простым майором.
        «Быстро вы, летуны, по ступенькам вверх взлетаете, но и падаете вниз с грохотом. Генеральские звезды в петлицах еще не означают, что должностям соответствуете сейчас. Вас просто от безысходности на такие должности в данный момент продвигают - все командование ВВС сейчас в камерах на Лубянке сидит, расстрела дожидается. И что, уйма героев, с одной, а то и двумя звездами, - предатели?! Не верю! Вот почему в небе у нас такой бедлам! И кто это совершил - и есть настоящие предатели и вредители! Так, а ведь ты додумаешься… До стенки! Выходит, кто-то из руководства НКВД на самом деле состряпал «дело авиаторов» как раз перед началом войны. А то, что произошло, есть самая натуральная измена! Но кто из них вражеский агент?! Надо думать!»
        - Вы хотите передать всю сводную авиагруппу, что направили в вашу 11-ю армию по приказу маршала Ворошилова?!
        - Так точно! Передам все, что есть, кроме флотских эскадрилий, оные лишь оперативно подчинены, защищают свои базы - Гдов и Псков. Дерутся отлично - вчера летчики Алиев и Каберов перехватили над Чудским озером три двухмоторных истребителя и сбили их, погиб и наш пилот. Лейтенанта Алиева я ходатайствую представить к званию Героя посмертно, Каберова к ордену Ленина. Еще догнали вражеского разведчика и вогнали его в землю уже тут, под Псковом. Немцы теперь не будут летать над озерами вольготно, все - закончилось это безобразие! Теперь надо решить, как заставить их убраться с неба над нашей 11-й армией, нанести им такие потери, что для люфтваффе неприемлемы будут. И возможности у нас с тобой для этого есть! Да и кое-какие задумки уже реализовываться стали.
        - Какие задумки, Николай Михайлович? Генерал Новиков настоятельно советовал прислушиваться к вашим рекомендациям.
        - Смотри, что выходит. - Гловацкий быстро расстелил на столе карту с уже нанесенными обозначениями. - Моряки выделили две истребительных эскадрильи - сейчас осталось 14 «ишаков» и 3 «яка», еще 4 машины у них в ремонте. Плюс в эскадрилье МБР 7 машин - эти ведут постоянную разведку над Эмбахом, бомбят по ночам немцев, что подошли к Тарту. И еще имеем вот здесь на аэродромах - Карамышево, Псков, Струги Красные - авиагруппу подполковника Ермолаева - эскадрилья ЛаГГ-3 от Северного фронта, МиГ-3 и И-16 от ПВО Ленинграда. Дополнительно в эту авиагруппу влиты все наши истребители, что остались брошенные на аэродромах. Солидная сила - 12 «мигов», девять «ЛаГГов» и 15 «ишаков». Плюс 5 СБ и 3 Ар-2 - на них летать будут моряки - экипажи уже прибыли. Кроме того, на площадках у Порхова и за Островом дюжина «чаек» и «бисов». Вот и вся наша армейская авиация! С ВВС фронта будет… Почти две сотни бомбардировщиков и истребителей, вполне достаточные силы!
        - У меня были меньшие цифры ВВС вашей армии, что ж… Тем лучше! У нас в ремонте еще четыре десятка самолетов - два Пе-2, три СБ, один И-16 уже отремонтированы.
        - Есть кому драться, Тимофей Васильевич, нужно только определиться, как это сделать! Я не летчик, но за эти недели сделал несколько выводов для себя. Видел отчаянные атаки СБ и гибель почти трех десятков наших машин. Такое недопустимо более! У нас не так много осталось самолетов. Иначе тут надо, совсем по-другому. Заставить немцев бесплодно суетиться, хорошенько бить там, где ущерб для них больше, а наши потери будут минимальны.
        - И где же?
        Генерал Куцевалов наклонился над картой, внимательно наблюдая, как Гловацкий очертил карандашом вытянутый овал южнее Острова.
        - К Пушкинским Горам немцы перебрасывают сейчас мотодивизию СС «Мертвая голова». Десять дней тому назад по здешним болотам двигалась их танковая дивизия - так что дороги тут еще те, вернее, отсутствуют уже. Грех упускать такой момент! Нанести удар двумя полками - СБ и «чайками», - и там хорошая каша заварится. Средства ПВО у дивизии слабые, а вот цель из длинной «кишки» автомобилей дюже привлекательная. У меня здесь, в штабе, отдел ВВС - шестерка «мигов» постоянно вылетает на разведку, «кулибины» аэродромные на них кинокамеры ухитрились поставить - снимки прямо загляденье. Посмотришь сам. Сможешь завтра по эсэсовцам ударить сразу сотней самолетов?! Прикрытие «мессершмиттами» будет минимальное, твои «чайки» отобьются и СБ защитят. Ударишь?!
        - Нанесем удар, будем бомбить и штурмовать «эрэсами». Время есть на подготовку. Как же Локновский УР? Мне указано нанести потери танковым частям противника…
        - Они этого только и ждут, чтоб опять безнаказанно сбивать наши СБ. Час назад немцев обработали три артполка, сейчас будет нанесен повторный налет. А вот в девять утра пустим в ход всю артиллерию! Не пройдет и часа, как явятся их пикировщики. Как по расписанию, от Двинска сюда летают и безнаказанно бомбят нашу артиллерию. Мы стянули большую часть зениток - завтра для немцев это станет, сильно надеюсь, неприятным сюрпризом.
        - И перехватить истребителями над целью!
        - Абсолютно верно! Связать боем «мессершмитты», а бипланы и часть «ишаков» пусть атакуют «юнкерсы», сбивают «подранков». И вот еще что - дай приказ расстреливать в воздухе всех вражеских пилотов, что спускаются на парашютах в расположение своих частей. Расстреливать их всех на хрен!
        - Но как…
        - Пулеметами! Если надо, из пушек! В клочья, в кровавое месиво! Не самолет главное в авиации - их делают сотнями! А вот летчиков готовят годами, особенно опытных! Новобранец им не замена! А посему уничтожать их не мешкая, без всякой жалости! Я сам видел, как фашисты пилотов СБ в воздухе над нами расстреливали! Так что с врагом поступать соответственно, без слюнтявого чистоплюйства! Детали обсудите со штабными - они уже проработали варианты и подготовили приказ. А раз теперь все в подчинении у вас - вот и командуйте! И стрелять их как бешеных собак! Кроме тех, кто к нам спускается. «Языки» нужны, вот только бойцов не удержать от расправ - им крепко насолили!
        - Приказ отдам, до летчиков доведем незамедлительно!
        - Отдайте устно, нечего бумагу изводить и будущих историков в раж вводить! Сошлитесь на меня, на то, что они наших пилотов расстреливают. И вообще - мы их не звали, пришли незваными, так пусть и получат по сопатке от нас, от всей широты русской души! Какой мерой меряют - такой и мы им отмерим! Ибо на хрен!
        - Сделаю незамедлительно! Со штаба полки обзвоню! Сейчас нужно с вашей авиагруппой все вопросы согласовать, определить действия…
        - С вашей, Тимофей Васильевич! Кто из нас командующий ВВС, я или вы?! Успеете до утра?
        - Успею, у меня И-16 в «Крестах» стоит, как конь на привязи. Утром сам вылечу, если потребуется. Надо посмотреть фашистов, попробовать, чего они стоят…
        - Не надо, ты генерал, вот и командуй, пока твои соколы не научатся их в землю вгонять. Потом сам летай! Я тоже бойцов в рукопашную водил - вот и любуются сейчас на мою изуродованную физиономию. Видишь, как мне ее немцы разделали славненько?! Запретить тебе, конечно, не могу, но принять меры - запросто! Так что жду тебя на НП армии, посмотрим, что с нашей затеи выйдет. И главное - связь должна быть бесперебойной! Рации, как уже знаю, на немногих самолетах есть, надо попробовать с земли наводить. Ермолаев пытался сделать вчера так с группой «ЛаГГов», у него получилось. Они вроде единственные, на ком приемники и передатчики ставят. На некоторых И-16 тоже рации стоят - так что будет кем командовать! Связь - что в небе, что на земле, устойчивая связь командования с частями и подразделений между собой - вот в чем главный залог наших будущих побед! А они вскоре будут, я знаю! Ладно, Тимофей Васильевич, иди, дел у нас много еще предстоит, а вот времени мало!
        - Успеем, Николай Михайлович, семь часов еще есть, воздух утюжить не будем! Я им наши СБ не прощу, что они тут посбивали!
        КОМАНДИР ПУЛЕМЕТНОЙ РОТЫ 118-Й КРАСНОЗНАМЕННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВЛАСЬЕВ
        НОВО-ПСКОВСКИЙ (ЛОКНОВСКИЙ) УКРЕПРАЙОН
        - Ох, твою мать! Как же им врезали!
        Наступление фашистов захлебнулось, не успев толком и начаться. Да и как атаковать врагу, если на его позициях словно густой чащобой проросли взрывы. Некоторые были прямо-таки исполинских размеров.
        - Слушай, ротный, - стараясь перекричать грохот разрывов, чуть ли не в ухо прохрипел политрук, - чем наша артиллерия фашистов так угощает? Что-то явно мощное, я такого и не видывал еще!
        - Гаубица в 203 мм, я ее работу на финских дотах смотрел. Несколько выстрелов - и хана бетонным коробкам. Там снаряд больше центнера весом! У нас их финны сразу окрестили «сталинской кувалдой», боялись до жути!
        - Или кажется, но вроде немцы меньше стрелять стали?! На передовых позициях взрывов почти и нет. Справа, правда, грохочет, но не так, как утром. Намного слабее, а вот со вчерашними обстрелами и сравнивать нечего! Тут сейчас как на курорте почитай, тишина…
        Близкий разрыв засыпал землей, заставил Власьева присесть - ну надо же, накаркал комиссар. Вот и прилетел от немцев подарок. Хорошо, взрыв стороной вышел, а то было бы сейчас им закапывание по самую макушку. Но Семенов прав, стрелять немцы намного меньше стали.
        - Снаряды, что ли, у них заканчиваются?
        - Может, и закончились, комиссар, но это вряд ли. Скорее всего наши контрбатарейную борьбу с ними ведут, давят своим огнем их позиции. Как они наши дивизионы своими «лаптежниками»…
        Власьев осекся - германские пикировщики наводили животный ужас даже на окопавшихся бойцов. Слушать вой сирен, зловещий свист падения тяжелой авиабомбы, которая, как казалось, летит прямо на тебя в траншею, было тягостно даже для бывалых бойцов дивизии. У многих просто сдавали нервы, и, выскакивая из окопа, такие гибли почти сразу. Приходилось тут же применять привычное специфическое «лекарство». Свалить паникера ударом кулака с ног, отвесить несколько крепких оплеух или пощечин. Вот тогда глаза снова становились человеческими, осмысленными, не белыми от ужаса. А наших истребителей все не было, лишь высоко в лазурном небе третий день безучастно крутилась пара остроносых «ястребков», то расходясь друг от друга, то снова сближаясь. И висели в воздухе целый день, только меняясь там - каждый раз приходила новая пара. И так же совершенно безучастно летала взад-вперед над обширным укрепрайоном, периодически проходя над вражескими позициями, но даже не пытаясь атаковать снующих над самой землей «мессершмиттов». Пару раз фашисты пытались подняться наверх и навязать «МиГам» схватку - только те ее не
принимали и тут же уходили на большой скорости за Великую.
        - Вон опять наши ходют, - сказал кто-то из бойцов в траншее, в голосе слышалась злоба. - Мы воюем, а они там прохлаждаются.
        - Думать надо, - беззлобно бросил Власьев, - простые вещи не видишь. Если немцы по нам прекратили стрелять, а наши бьют - значит, мы их пушки подавили своим огнем. Разве с окопа увидишь, где фашисты гаубицы свои поставили? А с неба?!
        - Вона что деется. - В голосе прозвучало восхищение. - Так они их там на камеру снимают как фильму, и стрельбу коррактируют…
        - Корректируют, - машинально поправил Власьев красноармейца, явно из сельской глубинки, просто ленинградские пролетарии были грамотными - семь или девять классов у каждого за плечами, плюс ФЗУ или техникум. А попробуй боец, что в сельской школе едва четыре класса окончил и курс сцепщика в МТС слово «рекогносцировка» произнести?! А уж что это такое и для чего оная нужна - так с первой попытки усвоит. Смекалист русский солдат, ой как сметлив.
        - Летят, твари!
        - Еще солнце толком не вышло, а вон они!
        - Твою мать! Как грачей на поле после вспашки!
        Холодея сердцем, Власьев моментально повернулся к югу, прищурив глаза, - так и есть, обычный маршрут для ненавистных «лаптежников». Как по расписанию, летают с двинских аэродромов, по одному и тому же маршруту, словно наизусть запомнили шаблон. Подход с юга, пикирование, сброс бомб и уход. Через полтора часа снова являются, мрази поганые!
        - Посмотри, ротный, - политрук сунул Власьеву в руки бинокль, и тот немедленно прижал окуляры к глазам. Восходящее солнце давало изрядную засветку, пришлось подставить ладонь. Три девятки пикировщиков, шасси в обтекателях, не убирающиеся как на И-15 бис, за то получили презрительную кличку про «лапти», левее и выше роем, как пчелы снуют «мессера», никак не меньше дюжины - подсчитать трудно, слишком хаотично и суетливо они перемещаются в лазурной синеве неба.
        - Да что же наши?! Почему стрельбу не прекращают?!
        Власьев моментально покрылся цыганским потом от липкого страха - из-за реки продолжала бить артиллерия, что раньше сразу же прекращала вести по немцам огонь, как только появлялись в зоне видимости вражеские бомбардировщики. Напряжение в груди росло ледяным комом, рядом с ним негромко переговаривались бойцы:
        - Может, наблюдатели не видят?!
        - Или с поста ВНОС не сообщили из-за прерывания связи? Долго ли осколку по проводам или по рации чиркнуть?
        - Ой, что сейчас будет…
        - Заткнись! Не каркай!
        Солнце слепило, несмотря на подставленную ладонь. Власьев подумал, что если бы смотрел прямо на него, то вряд ли бы разглядел «лаптежников» - блики прыгали в окулярах. На одно мгновение ему показалось, что на ярком диске есть какие-то странные мушки, но он отогнал эту мысль, слишком она была невероятной. Солнце как солнце - летнее, жаркое!
        - Ох, мать!
        В небе вспух большой клубок взрыва - в огромной вспышке один из «юнкерсов» на его глазах прямо-таки разлетелся на куски. И тут же белые клубочки стали охватывать вражеские «девятки» со всех сторон, а между самолетами словно новогодние блестки рассыпали. И лишь узрев, как еще два «лаптежника» стали падать в клубах черного дыма, Власьев сообразил, что видит сейчас, и понял, почему орудия продолжали стрелять.
        «Вот она какая еще бывает, артиллерийская засада! Только не на танки, а на самолеты», - Власьев видел подобное 3 июля и сообразил, что стрельба из-за Великой не прекращалась именно потому, чтобы отвлечь на себя все внимание вражеских летчиков - ведь впервые они могли явственно видеть, куда сыпать свои бомбы. Вот тут-то и нарвались на стянутые сюда зенитные дивизионы - видимо, не только он один заметил этот постоянный маршрут «лаптежников» и подготовил им «горячую встречу».
        - Ура!!!
        Древний русский победный крик гремел в траншеях, перемешиваясь с руганью и воплями. Казалось, красноармейцы сошли с ума, когда один из ненавистных «мессеров» спикировал на позиции зениток и тут же вспыхнул, окутанный жгутами трассеров. И точно такие же «блестки» потянулись ко многим вражеским самолетам - видимо, крупнокалиберных пулеметов было много, как бы не полусотня. Совершенно невероятное число в представлении Власьева - в полку, как он знал, было только по три ДШК и три установки счетверенных «максимов» на грузовике.
        - Четыре!!!
        - Нет, пятый уже!
        Власьев прижал окуляры - в небе происходило невероятное. Летевшие, как на параде, «девятки» мгновенно смешались, вражеские бомбардировщики стали хаотично рассыпаться по всему синему небу, уходя в стороны от смертоносных разрывов. Некоторые «юнкерсы» уже стали сбрасывать вниз черные капли бомб, преждевременно избавляясь от сего тяжелого груза, что мешал им маневрировать. И тут же в окулярах замелькало, в первую секунду показалось, что вражеские самолеты раздвоились. Оторвав бинокль от глаз, Власьев онемел от радости, не в силах поверить развернувшейся в лазурной синеве схватке.
        - Ура!!!
        - Дайте им, «соколы», про…ся!
        Советские истребители он увидел впервые, причем в огромном числе, никак не меньше вражеских самолетов, невероятно много, столько, наверное, не мыслилось. Остроносые «ястребки» атаковали сверху, со стороны солнца, - вот почему их никто не увидел. То-то ему показались странными «мошки» на нем - разглядеть в них самолеты, да еще в бинокль при удобном ракурсе он не смог, что же говорить о вражеских летчиках, что вряд ли могли что-либо разглядеть из-за толстого стекла кабин, тем более если глаза устремили на вожделенную цель на земле.
        Власьев завороженно смотрел на огромный клубок воздушной схватки, в котором и понять ничего было нельзя в первые мгновения. Но потом всем пришло понимание, красноармейцы научились различать своих и чужих. Вот со скулящим воем устремился к земле «лаптежник», растягивая за собой длинный хвост черного дыма. Радостные крики гремели над траншеями, все приветствовали эту победу. Но тут же раздавались проклятия и ругань, когда, закрутившись в воздухе, рухнул на землю лобастый «ишачок».
        Немецкие истребители явно изнемогали в схватке, не в силах прикрыть нещадно избиваемых «лаптежников», что уже удирали на запад, поспешно сбрасывая бомбы. Надо отдать должное их пилотам - пикировщики не впали в панику, сбиваясь в группы, они огрызались пулеметным огнем от И-16, что атаковали со всех сторон. Однако появление курносых «чаек», что добрым десятком неожиданно выскочили из-за леса, пройдя над ним, чуть не задевая верхушки деревьев, и стремительно набросились на «юнкерсы», оказалось той соломинкой, что сломало хребет верблюду.
        Уцелевшие «мессера» бросились наутек, их преследовали «ястребки», а рассыпавшиеся группы «лаптежников» принялись буквально расстреливать в небе «ишачки» и бипланы. Черные длинные дымы рухнувших самолетов и белые купола парашютов расчертили и покрыли пронзительную голубизну. И не успел Власьев осознать картину всего произошедшего, как его привел в чувство окрик комбата:
        - Лейтенант, атака через четверть часа! Первыми пойдут танки! Мы за ними, перед нами огневой вал! Все понял?!
        - Так точно, товарищ майор!
        - И смотри, парашютистов не побей! Там могут быть и наши, а немцев брать в плен! Все, давай, Власьев, готовь своих! Не промешкай!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Почему вы их не стали вышибать, Николай Михайлович?! Ведь у вас в резерве целый мехкорпус и несколько стрелковых соединений. Один удар - и немцы оставили бы захваченный Локновский укрепрайон…
        - Потому-то и не стал, Николай Федорович. В обороне нам короткими контратаками отбиваться легче, чем с голой задницей против ответного удара трех германских танковых дивизий. Зачем гнаться за эфемерностью победы, чуть отгрызя обратно часть оставленной территории, но потеряв несколько дивизий и сотню танков. Дурь это будет несказанная, не победа. Бить надо раз, сильно, не тыкать растопыренными пальцами. Чем мы в июне, судя по картам, только и занимались. Причем совершенно бесплодно. Нам сейчас надо в первую очередь перемолоть ударные соединения врага, обескровить танковые и пехотные части, заставить бестолково топтаться на одном месте. Выиграть время для развертывания новых дивизий, полноценно укрепить оборонительные линии. И вот тогда совсем иная война пойдет.
        - И когда же сие благословенное время настанет? Немцы в Смоленске, уже под Киевом нависают над Южным фронтом…
        - О других пусть у Генштаба голова болит, нам о своем фронте думать надо. А время…
        Гловацкий ненадолго задумался - его задела чуточку скрытая ирония в голосе начштаба фронта. Хотя генерал-лейтенант Ватутин относился к нему подчеркнуто уважительно и доброжелательно, чувствовалось, что в беседе некая недоговоренность присутствует.
        - Посмотрите сюда. - Гловацкий провел карандашом по карте, очертив вражескую группировку, вклинившуюся в Локновский УР. - Прорыва нет, но какой занятный мешочек получился, примерно десять на девять километров. Насквозь простреливается с любой точки! И возникает сразу три вопроса - причем и у нас, и у Гепнера. Первый - кто несет больше потерь?! Немцы под шквальным огнем тяжелой артиллерии или наши войска, что заняли глубоко эшелонированную оборону? Ответ, думаю, очевиден! Второй вопрос сложен до неимоверности и простой одновременно. Сосредоточить здесь ударный кулак из танков и мотопехоты невозможно по определению! Нужно вначале раздвинуть стенки сего «мешка», чтобы не подвергать резервы губительному истреблению артогнем, затем форсировать реку, занять плацдарм, расширить его, снова перебросить механизированные части с бронетехникой и лишь тогда прорывать наш фронт. Сейчас сложная до невероятности задача, раз с первой и второй попыток ничего не вышло. Долбиться лбом в стену третий раз они не будут. Не надо считать врага настолько упрямым. А потому ответ на этот вопрос не просто прост, а очень
прост…
        - Немцы прекратят штурм, перебросят 4-ю танковую группу на другой участок фронта и нанесут мощный удар либо по 8-й, либо по 27-й армии. А те, значительно обескровленные, его просто не выдержат.
        - Верное решение, Николай Федорович. Встает во всей остроте третий вопрос - что они будут делать, и что мы предпримем в ответ. Вот тут надо думать уже сейчас, завтра будет поздно. Это выглядит пока так: либо мы перебрасываем части из 11-й армии туда, где враг, возможно, и ударит, либо мы не дадим ему возможности ударить по нам! Иного варианта для нас нет, но если упредим первыми, то тогда сможем перехватить у него инициативу! Наше наступление должно произойти через десять дней, никак не позднее, но может быть и чуть раньше. Скорее всего так оно и будет.
        Ватутин надолго задумался, пристально глядя на карту, постукивая по ней карандашом. В кабинете наступила долгая, но отнюдь не мучительная пауза, за которую Гловацкий успел допить чай и прикурить папиросу. Но вот вопрос начальника штаба фронта оказался неожиданным:
        - Вы знаете, какую докладную отправил член Военного Совета фронта начальнику ГлавПУРа Мехлису и товарищу Жданову позавчера утром, как раз после вашего разговора, весьма горячего, скажем так, с командующим фронтом? Причем ознакомил меня с ее содержанием.
        - Нет, мне это не известно, и сути докладной просто не могу знать по своей занимаемой должности!
        - Там ключевой является фраза: «по своим знаниям и способностям товарищ Собенников соответствует уровню обычного командира дивизии, в исключительном случае - корпуса, но никак не командующего армией и тем более фронтом!» Вот так и написано. Товарищ Жданов спросил, разделяю ли я точку зрения члена Военного Совета.
        - И что вы ответили?
        - Разделяю полностью! И здесь дело не в нарушении субординации, а в том, что страдает дело. Суматошность порождает неуверенность, и у меня как у начальника штаба фронта нет понимания дальнейших перспектив, а только лишь реагирование на изменение обстановки. Латание очередных дыр на линии фронта! Скажу более - судя по вашему разговору с комфронтом, вы придерживаетесь еще более жесткого взгляда на его деятельность. Кстати, о том меня информировал сам товарищ Жданов, сообщив, что ваше мнение по перспективам обороны и маневре резервами маршал Ворошилов отправил в Генштаб, вместе с вашими предложениями, что вы направили мне и генералу Захарову позавчера. Кстати, я их целиком и полностью поддержал - наличие трех стрелковых корпусов, пусть с бригадами вместо дивизий, позволит нам стабилизировать положение на южном фланге фронта.
        - Не думаю, Николай Федорович! Эти корпуса соответствуют по своей силе полнокровной дивизии по довоенному штату, а у немцев в 16-й армии их там десять. И пусть один корпус увяз у Великих Лук, но семь вражеских дивизий против фактически трех наших дают более чем двукратный перевес. Задача армии Берзарина задержать продвижение немцев, не дать повернуть всеми силами на север, к Порхову и Старой Руссе. Выиграть хотя бы десять дней и лишь затем организованно отступить к рубежам за Ловать и Полисть. А к этому времени севернее мы их подкрепим 41-м стрелковым корпусом и двумя дивизиями.
        - Не только, Николай Михайлович. В Московском округе формируют новую 34-ю армию, в которую войдут четыре стрелковые дивизии, основу в них составили из кадров НКВД. Армии приданы кавалерийская дивизия, то же нового формирования и два корпусных артполка. Генерал армии Жуков предложил ее использовать исключительно для контрудара по наступающим немцам. Возможно, ее переброска будет начата через десять дней.
        «Армия расстрелянного генерала Качалова! А ведь ее погубили вы с Собенниковым, за то сурово поплатились. Вас, Николай Федорович, сослали в резерв, и лишь благодаря заступничеству Жукова вернули в действующую армию, где вы проделали путь до командующего 1-м Украинским фронтом. А вот генералу Собенникову не повезло - отдали под трибунал, разжаловали до полковника и перевели на должность заместителя командующего ударной армией, которым тот был до самого конца войны. Ведь иного варианта у вас просто не имелось. Потеряв под Псковом свежие 41-й и 22-й корпуса вкупе с 1-м механизированным, все семь дивизий, приходилось бросать навстречу немцам немногочисленные резервы, проведя контрудары, порой успешные - например, под Сольцами. И 34-й армией вы сознательно пожертвовали, дав время защитникам Ленинграда. И в результате выиграв время, потеряли и территорию, и огромное число солдат. А враг оказался под Ленинградом и душил его голодной блокадой! А вот такого сейчас допустить никак нельзя, да и сам ход войны в здешних болотах пошел как нельзя лучше для нас. Те семь дивизий сохранены, это раз, а дивизии, что
были растрачены в попытке остановить немцев, сейчас свежие, плюс мы поднакопили резервов. И все потому, что удержали бетонные доты «Линии Сталина». Сейчас у нас время подумать над выбором есть, достаточно - ситуация благоприятной стала», - Гловацкий напряженно размышлял, прикурив очередную папиросу, взяв из раскрытой золотистой коробки «Северной Пальмиры», подарка от Жданова. И был огорошен негромко прозвучавшими словами Ватутина.
        - Ночью в Псков прибудут маршал Ворошилов и армейский комиссар Мехлис, который утром прилетел в Ленинград. Сами понимаете, Николай Михайлович, что у нас грядут перемены.
        - Чего же не понимать, - насупился Гловацкий. О Мехлисе в мемуарах отзывались чуть ли не матерно. В июле именно он подвел под расстрельную статью целый ряд генералов Западного и Северо-Западного фронтов. Да оно и понятно - нужно же было объяснить народу, почему РККА отступает, вот и нашли «стрелочников». А с другой как посмотреть… Головотяпство, полная безынициативность, разгильдяйство, боязнь риска и личной ответственности, наконец, профессиональная некомпетентность - на самом деле происходило все это в жаркие первые дни военного лета 1941 года. А чем еще прикажете вышибать паникерство и благодушие, боязнь противника и лень - уговорами и медовыми пряниками?! Хотя палку, конечно, перегнули - генералы стали бояться собственного командования больше, чем неприятеля. А еще бы им не бояться того же Мехлиса, личного «ревизора» Сталина, начальника Главного политического управления Красной армии, наркома госконтроля, - того же командующего 34-й армией под трибунал со смертным приговором упек, а его начарта генерала Григорьева вообще расстреляли без суда перед строем из штабных командиров. Да чего далеко
ходить - аккурат через две недели к стенке поставили бы и самого Гловацкого. Вот только сейчас он в его теле, и на фронте совсем иная обстановка. Так что Собенникова он им не отдаст на растерзание, как раз такой заместитель нужен - жесткий, нерассуждающий, готовый выполнить приказ от и до и проконтролировать его исполнение у подчиненных. А вот в руководители таких лучше не ставить, люди в погонах давно подобным дали определение - недостаток ума возмещают завышенной требовательностью. Но на войне как на войне!
        - Тогда, Николай Михайлович, прошу выложить свои планы по месту и времени нашего контрнаступления. Если я вас устрою как начальник штаба, то мне лучше знать о том заранее!
        - Даже так, Николай Федорович?! Впрочем…
        Гловацкий не был удивлен откровенностью Ватутина - прекрасно сам понимал, что после конфликта с командующим фронтом вариантов только два - либо «подсидеть», либо отправиться под трибунал. Выпал удачно ему первый вариант, вот только свято место пусто не бывает, а как шутят в армии - любая инициатива наказуема, и предложивший выполняет свои разработки как мудрое указание вышестоящего начальства. Что ж, все, что ни делается, - к лучшему! Может, как-то удастся переломить ситуацию на северо-западном направлении и оказать влияние этим на ход борьбы на всем фронте?!
        - Николай Михайлович, давайте откровенно. - Ватутин улыбнулся. - С момента моего прибытия вы меня удивляете постоянно. А те меры, которые вы всегда предлагали, шли нам исключительно на пользу. Порой казалось, что вы не только генератор идей, но фактически командующий фронтом! Да, это так, и не возражайте. Не только об обороне своего укрепрайона думали, нет, вы обращали самое пристальное внимание на соседей - иначе зачем те шесть батальонов вы передали в 11-й корпус генерала Шумилова?! И теперь усиление 27-й армии! А создание Чудской флотилии? Мне еще Полубояров многое рассказал о ваших предложениях по поводу реорганизации танковых соединений. Вчера Куцевалов прямо-таки задыхался от восторга, описывая побоище, которое учинили «лаптежникам» авиация и зенитная артиллерия! Я бы никогда не подумал, что на самолеты можно планировать такие засады?! Еще продолжить перечень ваших нововведений?!
        - На войне мелочей не бывает, - буркнул в ответ на горячую филиппику Гловацкий. И грустно подумал: - «Я не генератор, а плагиатор. А засады на «фантомы» устраивали вьетнамцы! А парами на «свободную охоту» летать еще испанский опыт научил, только оказавшийся невостребованным. У меня просто хорошая память, предлагал то, что было и так создано в годы войны. Только и всего, не надо с меня гения лепить, недостоин этого лично я, а вот «тезка», судя по общей памяти, действительно знающий генерал. Это мы с ним удачный дуэт составили, вот так и работаем!»
        - Так что вы предлагаете, Николай Михайлович?
        - Только вот это. - Гловацкий достал из стола карту с нанесенными цветными карандашами стрелками и положил рядом с ней два листка бумаги, исписанных убористым мелким почерком. Ватутин тут же присел на стул и принялся внимательно рассматривать, «читать» карту - как говорят военные. Затем чуть пробежал по строчкам напряженным цепким взглядом, медленно прошелся по ним еще раз, уже тщательно выверяя текст - лицо начальника штаба выражало крайнюю степень удивления.
        - Мне такое и в голову бы не пришло! Но вы правы… Хотя риск как для противника, так и для нас огромнейший! Впрочем, вы правы - вот такого варианта враг от нас точно не ждет!
        - Есть такой шахматный термин, когда любой ход игрока ведет только к худшей позиции, чем была раньше на доске! Лучше его пропустить, но нельзя. Так вот немцы точно в такой же ситуации - им нужно делать свой ход, чтобы не потерять инициативу. Но если они его сделают, а мы в ответ не будем ждать, а ударим сами, то все может радикально измениться! Причем в самое короткое время! Нужно только не терять время и выполнить все перечисленные мероприятия в срок и в полном объеме…
        - Время у нас есть. Я сейчас поработаю с вашим штабом, распланируем в деталях план всей операции. И завтра доложим о том маршалу Ворошилову и армейскому комиссару Мехлису. Думаю, давно уже сами ждут! Это вполне реальный шанс перехватить у врага инициативу! Впечатляет - крайне дерзко, как по тонкому льду пройтись!
        КОМАНДИР 41-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ТАНКОВЫХ ВОЙСК РЕЙНГАРДТ
        ЗАПАДНЕЕ ОСТРОВА
        - Экселенц! Мы пытаемся выломать железную дверь, за которой давно стоит толстая кирпичная стена! Противник усиливает свою оборону намного быстрее, чем мы ее скоблим!
        Насмешливый тон начальника штаба корпуса Карла Реттингера был совершенно несвойственен сухопарому офицеру, уже неделю пребывавшему в угрюмом состоянии - в адском вареве на том берегу Великой погибла целиком боевая группа полковника Рауса, в составе которой служил его зять. Нет, как и положено германскому офицеру, для которых интересы службы выше личных переживаний, он стоически переносил личное горе, прилагая все силы для лучшего выполнения хлопотливых обязанностей. И вот теперь эта странная улыбка?
        Генерал Георг Ганс Рейнгардт с нескрываемым удивлением посмотрел на начальника штаба - прямо в глаза Реттингера. Тот своего взгляда не отвел, лишь немного нахмурился. И весьма размеренно, тщательно выделяя каждое слово, тихим голосом произнес:
        - Знаете, а ведь все напускная видимость. Нам кажется, что вчерашние неудачи и огромные потери - случайность. Пехотные дивизии почти дошли до реки, вот еще немного - и они ее форсируют. Надо сделать еще одно усилие, и ворота на Ленинград будут нам открыты. Нужно еще раз крепко ударить… А всего этого нет, просто большевики играют нами, как сытый кот с мышью!
        - Поясните, Карл? Признаться и меня стали одолевать смутные пока сомнения - я ведь тоже вижу, что штурм не получился и идет мучительное прогрызание вражеской обороны. Наша инфантерия несет потери, причем совершенно немыслимые. Каждая дивизия теряет в сутки около полутысячи офицеров и солдат убитыми и ранеными.
        - Я говорил со многими офицерами, что пришли из запаса. Так вот они, прошедшие Верденскую бойню, окрестили штурм «Псковской мясорубкой». А ведь было с чем сравнивать. Мы надеялись, что четыре пехотные дивизии 1-го армейского корпуса с легкостью прорвут большевицкие укрепления в центре. Этого сразу не произошло, и в сражение были введены обе пехотные дивизии из моторизованных корпусов. Позавчера по приказу мы ввели в бой боевую группу 1-й танковой дивизии. И каковы результаты, экселенц?
        Рейнгардт вопросительно посмотрел на начальника штаба - его вопрос был чисто риторический, и спустя минуту Карл сам ответил на него. В сухом голосе сквозило уныние:
        - Сегодня потеряли девять танков, а всего за пять дней штурма наш корпус безвозвратно лишился свыше шестидесяти единиц бронетехники, из них половина - танки, которых у нас и так осталось мало. Еще три дня таких боев, майн герр, и выход к реке ничего не даст - прорываться с плацдарма будет просто некому. К тому же я считаю, что большевики в любую минуту могут насытить отборной пехотой свои боевые порядки. И это мое мнение не голословно, его подкрепляют только что полученные данные разведки.
        - Что у нас случилось, раз вы заговорили настолько пессимистически?! Что с вами, Карл?!
        - Не со мною, экселенц, с большевиками. Полчаса тому назад я говорил с перебежчиком из 180-й дивизии, что обороняет вот уже две недели Остров. Унтер-офицер эстонской армии в прошлом говорил охотно, радовался, что остался жив. Так вот - обе «эстонские» дивизии заменены, и их уводят на ту сторону Великой.
        - Так, - медленно протянул Рейнгардт - он был сильно удивлен. Остров блокировала 36-я мотодивизия, которая вела демонстративные действия, но сильно укрепленные позиции не пыталась не только штурмовать, но даже толком обстреливать из одного-единственного дивизиона гаубиц, так как два других были переданы инфантерии. Потому нанести большевикам ощутимые потери она вряд ли смогла. - И что он сообщил конкретно?
        - В батальонах примерно по пятьсот солдат, причем они постоянно пополняются фанатично настроенными большевиками из Ленинграда. Как он думает, их просто выводят в резерв для перевооружения - у них не осталось британских снарядов и патронов. Говорит, что командование обещало дать отдых на неделю. А их позиции заняли две свежие дивизии - кадровая 70-я, что была в резерве против финнов, и спешно сформированная в Ленинграде так называемая 2-я дивизия народного ополчения. Отборная, одни фанатики, что пришли добровольно сражаться против нас. Клянется, что слышал не раз разговоры, что точно же такая 1-я ДНО заняла Псковский укрепрайон, а ведь там как минимум две дивизии большевиков. У меня сразу возник вопрос - а почему противник усиливает фланговые укрепрайоны, которые фактически нами не атакуются? Это же нерациональная трата ценных резервов!
        - Вроде все верно. - Рейнгардт нахмурился - действительно, Карл был прав - большевики еще раз показали, что недооценивать их нельзя. Резервы у них есть, и, судя по всему, большие. - Но тогда почему они отступили? И вчера нанесли контрудар только пехотой, введя в бой ничтожное число своих танков? Почему так произошло - ведь резервы у них есть, много, раз выводят на отдых вполне боеспособные дивизии?
        - Ответ на эти вопросы здесь, экселенц. - Реттингер развернул карту, на ней с пунктуальной немецкой аккуратностью была нанесена обстановка. И первое, на что он обратил взгляд, - позиции русской артиллерии с указанием примерного числа орудий. И тщательно прорисованы направления обстрела - они как паутиной накрывали все пространство, где отчаянно шли вперед, к реке, фузилеры. От увиденного в душе похолодело, более всего это походило на заранее подготовленную ловушку. Немыслимое византийское коварство русских в который раз потрясло до глубины души. Устроили наступавшим западню, в которой немцы и увязли! Как мухи в патоке! Так вот почему эти бесконечные контратаки днем и ночью, переходящие в рукопашные схватки, эти бесчисленные снайпера, что стреляют в каждого оказавшегося в прицеле фузилера, эти чудовищные артналеты, в которых уже задействовали мортиры в восемь дюймов и не жалеют снарядов!
        - Теперь мне все ясно, Карл, - угрюмо произнес генерал. - Понятно, почему ветераны, прошедшие Верденскую битву, называют бои «Псковской мясорубкой»! Они просто расстреливают наших солдат из 2-х сотен орудий, от которых нет ни малейшего укрытия. Все правильно и толково придумано - поманить нас лишь призраком прорыва, свою артиллерию сгруппировать за рекой, вне зоны досягаемости наших орудий. И разбомбить их позиции будет непросто - они стянули крупные силы своей авиации, и более того - наносят сами большие потери люфтваффе.
        Рейнгардт неспешно прошелся по комнате, тщательно припоминая эти 5 дней штурма. Недооценка русских проявилась как нельзя хуже - выпукло, страшно. Нет, нагнав несколько десятков тысяч их колхозников с лопатами, можно было отрыть эту сложную и разветвленную сеть укреплений полевого типа, усиленную бетонными дотами. Вторая линия оказалась гораздо сильнее - там вкопали по башню не меньше сотни танков, додумались привезти и собрать доты из броневой стали, построить сотни дзотов. Нет, это еще можно хоть как-то объяснить - но откуда столь дьявольская проницательность? Ведь и Раус угодил в ловушку, а сейчас еще большая по размеру западня!
        - Я думаю, их командующий генерал Гловацкий недаром получил от Сталина повышение - он втянул нас в позиционные бои, навязал войну на истощение! У него за спиной город с трехмиллионным населением, крупный промышленный центр с развитой налаженной инфраструктурой, танковыми и орудийными заводами! Такие бои им выгодны - ведь размен происходит равный, я в этом уверен, экселенц!
        - Такой «размен» в пятистах километрах от Восточной Пруссии и в тысяче от Берлина для нас категорически неприемлем, Карл! Русских из окопов трудно выковыривать, а если им дать еще время, то оборона станет непреодолимой! Я помню бои под Осовцом в ту войну - мы штурмовали крепость полгода! Сам видел безумную атаку отравленных хлором русских солдат! Здесь повторилось - они дерутся до последнего патрона и пытаются отбить любой окоп! Какой вы видите выход из создавшегося положения?
        - Немедленно прекратить штурм! Сегодня же, без промедления. Кроме напрасных потерь, он ничего не даст - прорыва не будет! Инфантерии занять прочную оборону, а моторизованные части немедленно перебросить на новое направление - мы должны использовать их главные качества - подвижность и маневр. Губить танки на штурме - непозволительная роскошь, пусть этим занимаются наши оппоненты, это как раз в их стиле!
        - Да, Карл, а где их танки?
        - Поломанные вкопали в землю, майн герр. Я посмотрел - моторесурс у них полностью выработан. Новых типов, особенно 50-тонных монстров, очень мало, примерно десятка три, и, судя по всему, большевики берегут эти медлительные машины. Много танков на платформах отправили в Ленинград - как установила воздушная разведка. По всей видимости, на ремонт. Их 1-й мехкорпус, как выяснили из допросов пленных, был укомплектован почти полностью - но исключительно танками устаревших конструкций «Виккерс» и «Кристи» с противопульной бронею. Так что атаковать нас большевикам просто нечем, пехота не выйдет из укреплений, а их танки мы уничтожили. Но пехота… Оттуда сейчас ее не вышибить, слишком хорошо окопались!
        Рейнгардт кивнул в ответ - приведенные доводы казались разумными и обоснованными и совпадали с его мнением. Штурм отменить немедленно. Но вот куда направить 3 танковые дивизии с мотопехотой? Южное направление он отринул сразу же - дивизия СС увязла на дороге к Пушкинским Горам и была подвергнута безжалостным атакам русской авиации, потеряв не меньше трети автотранспорта, больше половины бензозаправщиков. И все бесцельно - большевики заняли на восточном берегу позиции, подтянув артиллерию. Так что возникает извечный русский вопрос - что делать?!
        - Наша танковая группа, Карл, - слишком большое соединение для этой болотистой местности. Тут мало приличных дорог, и они редки - необходимо разделить наши корпуса. А направления ударов…
        - Я сделал примерные наброски, майн герр! Посмотрите. - Реттингер быстро достал и расстелил еще одну карту, на которой уже была нанесена будущая операция. Генерал внимательно посмотрел и усмехнулся - Мольтке недаром сделал Имперский Генеральный штаб - его офицеры мыслили на одном уровне, вне зависимости от занимаемой должности и звания. Он ведь только прикинул направления - у полковника уже сделан очень тщательный набросок операции, который, правда, еще следует принять штабу 4-й панцергруппы и получить его одобрение у командующего группой армий «Север» старого фельдмаршала фон Лееба.
        - Наш моторизованный корпус можно за три-четыре дня перебросить в юго-западную Эстонию, в район Вильянди. Ударив по левому флангу их 10-го корпуса на Пылтсамаа, прорвем довольно слабую оборону, большевицкий фронт рухнет карточным домиком. Их 11-й корпус, что занял позиции по Эмбаху у Дерпта, мы окружим, стоит прорваться к берегу Чудского озера. Их 10-й корпус вынужден будет отходить либо к Ревелю, либо на Моонзундские острова, а наши танки выйдут к побережью Финского залива. В этом случае вражеские группировки обречены - в течение двух недель, это самый долгий срок, советская 8-я армия будет рассечена на части и целиком уничтожена. Затем ликвидирована главная база их флота, и тем самым нам обеспечен подвоз всего необходимого нашим войскам транспортами. Думаю, занятие островов Моонзунда не станет неразрешимой задачей для одного из корпусов нашей 18-й армии. Вот только в Нарвском дефиле, а за ним в Ямбурге, где есть большевицкий укрепрайон, возможно длительное сопротивление.
        - Не думаю, Карл. Эти города сейчас в тылу у большевиков, их усилия направлены больше к югу от Ленинграда, не к западу. Они сейчас не готовы, стремительный рывок наших дивизий будет для советского командования неожиданным и неприятным сюрпризом. Так что при поддержке пехоты мы сможем открыть ворота на их северную столицу. Хм, реальный план, вполне обоснован! А что с 56-м моторизованным корпусом?
        - Возвращение к первоначальному плану - он функционален и сейчас, правда, переброска мотопехоты и танков обратно к Опочке и Себежу может вызвать недовольство…
        - Не беспокойтесь, - отмахнулся Рейнгардт, поняв опасения начальника штаба. Действительно, пройти двести километров по болотистой местности, бросив почти наведенные переправы через Великую, и теперь возвращаться обратно, вызвало бы у прежнего командира корпуса генерала Манштейна, что возомнил себя гением вермахта, самую настоящую истерику. Но сейчас он уже хлебает в плену русскую баланду, так что проблем с переброской не будет, вернее они станут чисто техническими - болота кругом и бездорожье. В столь трудных условиях корпусу потребуется не менее пяти дней. Но зато удар, направленный по противнику с юга, в тыл Псковско-Островского оборонительного района, приведет к окружению самой мощной группировки советских войск - всей 11-й армии.
        «Когда две красные армии будут уничтожены, можно будет подумать о рывке на Ленинград. Мой 41-й корпус прорвется с запада, от Ямбурга, а 56-й, овладев Новгородом, выйдет к восточным окраинам их северной столицы. А попав в окружение, большевики вряд ли будут столь упорно сражаться далее, потрясенные разгромом. У нас будет просто хороший шанс закончить войну в здешних топях к сентябрю», - генерал еще раз посмотрел на карту, - уныние прошло, перспективы победы вполне реальные, так что лучше раньше уйти от места, которое солдаты вермахта уже назвали «Псковской мясорубкой»!
        - Подготовьте детальный набросок всей операции, Карл, и немедленно выезжаем с вами в штаб генерала Гепнера!
        Глава 3
        «Время выбора»

20 -25 июля 1941 года
        НАЧАЛЬНИК ШТАБА СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ВАТУТИН
        ПСКОВ
        - Предполагаем, что в самые ближайшие часы противник прекратит штурм Ново-Псковского укрепрайона и перейдет к обороне. Фашисты такие большие потери не приемлют, следовательно, начнут искать уязвимое место на нашем фронте! Их ровно два - в Эстонии и рубеж восточнее линии Себеж - Опочка. Переброска моторизованных соединений займет не меньше 4 дней в район Вильянди, на пару суток больше к южному флангу нашей 27-й армии.
        - Почему именно Вильянди?! Вы что, пророк, товарищ Ватутин?! Ведь Тарту ближе, а переправа через узкий Эмбах не проблема! Немцы уже нам показали, что ни Двина, ни Березина для них не являются преградой!
        - Нет, я не пророк, товарищ армейский комиссар 1-го ранга! Просто у них в самом ближайшем тылу будет ПсУР, что может оказать войскам 11-го корпуса помощь, а болотистая пойма Эмбаха не лучшее место для прорыва танков. А вот удар от Вильянди на Пылтсамаа сразу рассечет 8-ю армию на две части - одна будет прижата к Таллину, а корпус генерала Шумилова окружен! И дорога на Нарву, а значит, на Ленинград будет открыта!
        - Похоже, так оно и будет - фашисты две недели долбятся в «Линию Сталина», как бараны в новые ворота, - маршал Ворошилов впервые назвал укрепрайон этим именем, раньше название фигурировало только у врага и на низовом уровне. - Результата нет, одни потери. Как пленный немец сказал - «Псковская мясорубка»? Ведь так, Николай Михайлович?!
        - Так точно, товарищ маршал Советского Союза! Хорошо им тут наши войска кровь пустили, вот и трясет их, как припадочных. Здесь не Франция, это Россия, и не лягушатники воюют, а Красная армия! Немцев в 1918 году остановили - и сейчас морду хорошо набили и дальше не пропустим! Но есть шанс вообще раком поставить, под жопу крепко наддать и вышибить пинком уродов! Тут это им не там!
        Ватутин незаметно поморщился - Гловацкий яростно матерился, что биндюжник из песни, хотя в личных беседах с ним был выдержан в словах. А тут, в присутствии руководства, словно с цепи сорвался. Хотя Ворошилову явно нравилась уверенность командарма, даже хмыкал от удовольствия, а вот по лицу Мехлиса определить эмоции невозможно. Но не пресекал, что было совершенно непонятно, только иной раз странно смотрел на изуродованное шрамами лицо командарма.
        - Вы считаете, товарищ Гловацкий, они отведут всю свою танковую армию? И ударят по нам в Эстонии?
        - Уверен - отведут отсюда все свои танки, товарищ армей…
        - Вы коммунист, товарищ Гловацкий, и я коммунист, а потому коротко по-партийному!
        - Так точно, товарищ Мехлис! Танки держать здесь нет смысла - это у них инструмент блицкрига, молниеносной войны! Все просто - прорыв сразу в глубину, окружение наших войск, ликвидацией которых занимается пехота, и снова рывок в глубину. Вот так перекатами и воюют, берут оперативные паузы лишь для перегруппировок и подвоза боеприпасов с горючим. Вроде просто, а как грамотно, сволочи, берут нас за глотку! Душат и бьют, как дураков в алтаре! Так что раз прорыва не вышло у них здесь, будут искать в другом месте. И генерал Ватутин тут полностью прав! Фрицы ударят именно там, я и сам уверен на сто процентов! Но только не всей танковой группой, одним корпусом - тремя подвижными дивизиями. А почему? Надо дороги и болота благодарить - крупные соединения в здешней местности сразу же не развернешь, не украинские степи или среднерусская возвышенность! Вот вторым корпусом они ударят в другом месте!
        - И в каком же, товарищ Гловацкий? Что вы тут надумали с товарищем Ватутиным? Гадание на кофейной гуще?!
        - Гаданием пусть монахи занимаются и товарищи с метеостанции, у них порой очень удачные прогнозы получаются - будет дождливый июль! Я бы их в речке утопил, но по такой жаре русла в них пересохли! Вот где у нас вредители, мать их пророков! У нас полная уверенность! Нет иного варианта у тевтонов, и быть не может! Им окружение требуется, в объятия нас взять, а одной рукой это не получится, как хреном в крапиву тыкать!
        Ватутин в душе замер - если Мехлис говорил в привычной для себя манере резко, то Гловацкий отвечал ему более ожесточенно, а ухмылка на его искривленных губах была страшной.
        - А вторую свою блудливую ручонку они протянули - к Пушкинским Горам их мотодивизия СС «Мертвая голова» вышла! Но там не эти гребаные латыши, а мой 41-й корпус, зубы себе обломают, мастурбацией заниматься станут! Заметьте - эти мрази наших бойцов в Себежском УРе расстреляли, затем под Островом отметились и в обратный путь направились. Вот какой у них анабазис! Опочка и Идрица - первая, если своим ходом перейдут, вторая - если железной дорогой от Гаури до Двинска и на Себеж. Только собрать им вагоны и паровозы, что в Прибалтике мы оставили, - перешивка колеи дело тягомотное, требует несколько недель! Нет у них иного варианта, товарищ Мехлис! Они время уже теряют - мечутся туда-обратно, как вши на гребешке, - ведь был там в начале месяца корпус Манштейна, мост навел да бросил - на Псков подался! Вот только совершенно напрасно - прорыва-то не вышло! Сейчас решат действовать строго по старому плану - что против этих тупых русских новое придумывать, изощренное?!
        - Вы считаете, товарищ Гловацкий, что фашисты вскоре разделят 4-ю танковую группу на два корпуса и ударят именно с тех направлений, что вы с Ватутиным наметили в качестве исходных точек?
        Голос Мехлиса был все так же резок, но в обычной манере - начальник Главного политического управления РККА словно и не замечал нарочитой грубости командарма 11-й.
        - Если неправ, то можете расстрелять, ибо жрать старые портянки не стану, как один гимназист в юности…
        Маршал Ворошилов брызнул смехом, и Ватутин облегченно вздохнул, узрев на лице Мехлиса подобие улыбки. Воздух в кабинете, до сего момента сгустившийся, разрядился как после грозы.
        - Хорошо, что само командование Северо-Западного фронта настолько уверено в собственном предвидении! Товарищ Сталин полностью полагается на вас, товарищи, и уверен, что вы не подведете партию и правительство!
        - Так точно, товарищ армейский комиссар 1-го ранга! Не подведем!
        Ватутин и Гловацкий ответили почти одновременно, гаркнув словно в свои времена младших ротных субалтернов. Смутились оба, переглянувшись коротко и внимательно уставившись в Мехлиса. Тот, к немалому удивлению, вроде улыбался вполне добродушно, во что верилось с трудом - слишком страшная была репутация у бывшего наркома госконтроля.
        - Товарищ Ватутин вступит во временное командование фронтом, а вот товарищ Гловацкий станет его заместителем, но оставаясь командующим 11-й армией! Ставка и Генштаб посчитали, что руководство и проведение удара на Псковском направлении должно быть сосредоточено в одних руках. Тем более что Николай Михайлович как нельзя лучше проявил себя в обороне укрепрайона, знает его и сможет лучше подготовить наше контрнаступление на этом участке фронта!
        - Так точно!
        - Есть вступить во временное командование фронтом!
        На этот раз Гловацкий успел чуть раньше, Ватутин словно услышал его невольный вздох облегчения - перестановка командарма 11-й армией могла бы существенно осложнить будущую наступательную операцию, о которой они столь долго докладывали, пока Мехлис не задал вопрос об их мнении относительно переброски сил 4-й танковой группы немцев.
        - Чем Ставка и Генштаб вам смогут помочь? Раз товарищ Гловацкий несет ответственность за контрудар, который он и предложил, то и спрос с него будет! Но и помощь оказана, та, в которой фронт в целом и его армия в частности нуждаются. Генштаб предложил направить на Северо-Западный фронт 34-ю армию. Однако четыре стрелковые дивизии, что входят в данную армию, еще формируются и будут готовы только в первых числах августа. Ставка направит армию к вам, хотя обстановка на Западном фронте крайне сложная - фашисты ворвались в Смоленск! Под угрозой окружения сразу три наши армии - 16-я, 19-я и 20-я. Тем не менее Генштаб готов перебросить вам эти дивизии…
        - Товарищ Мехлис! Мы с генералом Ватутиным посовещались вчера по данному вопросу. Разрешите привести наши соображения?!
        - Конечно, товарищ Гловацкий, мы вас слушаем!
        - Дивизии эти очень «сырые», времени на подготовку было отпущено ничтожно мало. Использовать их в наступательной операции пока нельзя - кроме неоправданных потерь, ничего хорошего не выйдет. Мобилизационные соединения лучше вводить в боевые действия постепенно, давая им вначале чисто оборонительные задачи на относительно спокойных участках фронта и постепенно втягивая в боевую работу. Так все четыре дивизии народного ополчения, сформированные в Ленинграде, сейчас занимают оборону только в укрепрайонах, при поддержке их гарнизонов. А потому предлагаю дивизии 34-й армии перебрасывать в Великие Луки и Холм, где отчаянно обороняется 22-я армия генерала Ершакова. Это позволит сосредоточить севернее Холма 27-ю армию нашего фронта и задержать там немецкие войска, что рвутся на север, к Порхову и Старой Руссе. Южный оборонительный рубеж по Черехе и Шелони еще не готов, требуется выиграть не меньше двух недель!
        - Контрудар станет слабее на четыре дивизии, как вы добьетесь успеха? Или у вас есть по нему еще предложения?
        - Так точно, товарищ Мехлис! Дивизии бывших 22-го «эстонского» и 24-го «латышского» отводятся в тыл для пополнения и перевооружения. В них закончились иностранные боеприпасы к винтовкам и пушкам. Если с пушками мы можем решить путем распределения, за счет других дивизий, то стрелкового оружия на фронте не хватает. Нет его и в Ленинграде. А эти дивизии вполне боеспособные, численностью до семи тысяч красноармейцев, причем «национальных» кадров едва по две тысячи человек. Обстрелянные соединения будут пополняться ленинградцами, так что боевой дух вполне на высоте! Мало только винтовок и пулеметов, нет нашего обмундирования - форма их бывших армий - ее на складах еще достаточно. Больше никакой помощи мы не просим, понимаем, какая ситуация сложилась сейчас на других фронтах. Если перевооружить эти четыре дивизии, добавить к ним еще три, что были ранее в 41-м корпусе, то получится мощный кулак из проверенных в боях соединений, способных как держать оборону, так и наступать! Более того, за счет более рационального использования ресурсов Ленинграда мы сможем сделать нашу оборону непреодолимой для врага,
а силу наших войск увеличить многократно! У нас подготовлен полный перечень необходимых мероприятий - проведение их настоятельно необходимо в самые ближайшие дни! Успеем - тогда устойчивость нашего фронта гарантирована, даже если немцы перебросят сюда дополнительные резервы!
        - Какие это меры, Николай Михайлович?
        Маршал Ворошилов опередил своим вопросом Мехлиса. Ватутин знал о полном доверии Климента Ефремовича к предложениям Гловацкого и о тех быстрых решениях, что сразу же предпринимались.
        - Я уже побывал в ополченческих дивизиях. Что можно отметить в них из достоинств и недостатков? При превосходном личном составе, желающем драться с врагом не на жизнь, а на смерть, это касается первого, есть намного большее число пороков, что фактически значительно снижает боевую силу данных формирований. Первое - у подавляющего большинства ополченцев отсутствует не только боевой опыт, но и элементарная военная подготовка, о которой одни либо забыли, придя из запаса, либо, как новобранцы, не знают. И рядом нет таких, кто может быстро научить этому делу ленинградцев. Второе - командный состав собран с миру по нитке, его не хватает, многие отделы штабов как дивизий, так и полков, включая такие важнейшие, как оперативный и разведывательный, имеют хронический некомплект, восполнить который мы не в состоянии. Особую озабоченность вызывает управление частями, в бою оно скажется самым неблагоприятным образом. Командование не имеет опыта - так, командир 2-й ДНО Герой Советского Союза полковник Угрюмов еще год назад был комбатом, майором и ни дня не командовал дивизией до своего назначения. Так почти
повсеместно - взводные на должностях ротных командиров, комбаты полковых. - Гловацкий говорил медленно, тщательно выделяя каждое слово. Было видно, что проблема его нешуточно беспокоит и требуется немедленное решение.
        - Что вы предлагаете нам сделать, Николай Михайлович? Учтите, взять лучшие кадры нам просто негде, в Ленинграде и так взяли все, что можно. - Маршал Ворошилов вопросительно посмотрел на командарма.
        - Они у нас под рукою, совсем рядом, Климент Ефремович, - спокойно ответил Гловацкий. Ватутин не раз обращал внимание, что «первый маршал» вполне доброжелательно относится к такому простому к себе обращению со стороны командарма, выделяя его тем самым перед другими генералами, сам к которому обращался часто на «ты», но и по имени-отчеству.
        - Говори, что тут вами удумано! Ты хитер аки змий, я это отмечал не раз Льву Захаровичу, вон как с этими «огневыми мешками» удумал - даже я решил, что отступаешь под натиском немцев с Локновского УРа. Ты просто их заманил в капкан! Так что выкладывай скорее, не томи душу! Знаю твою присказку - в военном деле мелочей не бывает!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - В тылу армии есть две отведенных на переформирование дивизии 16-го стрелкового корпуса - 33-я и 188-я. Кроме того, 128-я дивизия доведена до штатного состава - маршевое пополнение направляли именно в нее. Почему? Да потому что там осталось после боев в Литве почти пять тысяч бойцов и командиров, в полтора раза больше, чем в двух дивизиях корпуса, вместе взятых. Сейчас в ней на каждого обстрелянного бойца один-два новобранца - вполне достаточно для обучения. Неделя - и дивизия займет позиции, я буду за нее спокоен. А вот первые два соединения, даже если их каким-то чудом пополнить, нужно долго доводить до готовности. Вот такой у нас парадокс - ополченцы занимают укрепрайон, но у них нет опыта и маловато командного состава, а у них в тылу четыре тысячи вполне подготовленных кадровых вояк простаивают без всякого полезного смысла, ожидая пополнения.
        - Ты предлагаешь их влить в ополченческие дивизии? Хм… А в этом есть смысл. - Ворошилов мгновенно оценил предложение. - Решится вопрос с комсоставом, он опытен, уже повоевал…
        - Не просто влить, Климент Ефремович. Объединить! Да, вместо двух дивизий, одна из которых слабо обучена, а от второй ошметки, будет всего одна, но очень сильная по составу. И номер оставить прежний, просто можно добавить к «33-й стрелковой дивизии» буквы ЛНО - то есть ленинградского народного ополчения. И так со всеми дивизиями ополченцев. У меня есть 84-я стрелковая дивизия имени Тульского пролетариата, кадровая, там сейчас едва тысяча человек, но штаб уцелел, много комсостава и политработников, да и командир ее - генерал-майор Фоменко, старый служака, конармеец. Вот их на Карельский перешеек отправить, допустим, в 3-ю ДНО, - опыт войны с немцами есть, а финны - менее серьезный противник.
        - Знаю Петра, храбр, и серьезный. У нас еще одна такая же дивизия есть, 67-я, что в Либаве и под Ригой почти целиком погибла - горстка людей осталась, да номер. Только сейчас комсостава в нее чуток добавили, думали по новым штатам развертывать. Да где же на нее пополнения наскрести, 12 тысяч красноармейцев разом не наберешь? А так вроде еще послужат. Что ж, мысль дельная! Вопрос с Генштабом я согласую немедленно. Ты как на это смотришь, Лев Захарович?
        - Вполне разумно, Климент Ефремович, а потому поддерживаю данное предложение. - Мехлис на минуту задумался. - Думаю, проверенный в боях комсостав стоит объединить с ополчением, не надо им в тылу околачиваться, пусть воюют, сейчас любой боец дорог!
        - Ты, Николай Михайлович, хочешь предложить влить формируемые в Ленинграде ополченческие части в дивизии фронта? Ведь так? Я сообразил, какую карту разыграть хочешь - упредить немцев в развертывании, успеть занять позиции на пути моторизованных корпусов. Встретить во всеоружии, с полнокровными дивизиями?! Ведь так?! Только опоздал с предложением своим маленько - я еще позавчера отдал распоряжение всех подготовленных ополченцев целыми полками и батальонами направлять в 8-ю армию! Зато с дивизиями ДНО решил верно - тут мы не сообразили! Но время исправить ошибку есть. Умеем и мы на войне на мелочи внимание обращать?
        - Так точно, товарищ маршал Советского Союза! Не ожидал, я больше про свою армию думал!
        «Во дает, права поговорка - старый конь борозды не портит! Конечно, полководец из него не вышел, как война показала, но организатор отличный. И опыт колоссальный - принял от Фрунзе Красную армию на пулеметных тачанках, а передал ее в 1940 году Тимошенко с КВ и Т-34, с мехкорпусами и авиацией! Вот только такой силищей его преемники распорядились не по уму, а всех собак историки вешают на Ворошилова и Буденного. Мол, что за кавалеристы, стратеги никудышные! Под Ленинградом и Киевом обгадились. Да ни хрена! Ворошилов принял пост, когда немцы на Луге были, а кадровые дивизии, что сейчас превосходно воюют, разбиты вдребезги. Вот и бросали навстречу наспех сколоченные и необученные части, затыкали дырки, что в том решете. Сейчас совсем наоборот - сражаются крепко, и забуксовал у нас блицкриг. Потому маршал не растерялся, уверенности в себе не потерял! И организовал все правильно, выводы делает сразу, и верные». - Гловацкий с нескрываемым уважением смотрел на легендарного наркома.
        - То-то же, - удовлетворенно хмыкнул Ворошилов. - В твою армию и к Берзарину отправляем пополнение! Бригады кадровые с Перешейка, нужно будет в стрелковые корпуса по две влить, к ним еще одну бригаду ЛНО, тем номер свой присваиваем. Так что тебе корпуса нужно будет до ума довести. И воюй хорошо - у тебя за спиной Ленинград - он завсегда поможет! Хватит нам отступать, пора врага бить!
        - Будем бить крепко, познакомим немчуру с «Ворошиловским ударом» - как с «Ворошиловскими стрелками» накоротке свели. Все пленные в один голос сетуют, что головы и поднять не дают, отстреливают их как куропаток на болотах. Надо снайперское движение всемерно развивать…
        - Уже делаем, Николай Михайлович, сразу две школы открыли и курсы - первые выпуски у нас уже через неделю пойдут. Ты молодец - мне часто многие говорят, что ты очень толковую инструкцию написал для подготовки стрелков, а твои советы по работе снайперских пар вообще ценны - о таком и не думали ранее. Сразу семитысячным тиражом отпечатали, с рисунками. А на оптико-механическом заводе прицелы на снайперские винтовки делают и бинокли с разметками выпускают, производство в две смены идет круглыми сутками. Так что все дивизии по нормам обеспечим вскоре, а там и на другие фронты отправим в нужном количестве. Генштаб одобрил - будут твой опыт псковских боев распространять. В обороне ты знаток каких мало, а вот как в наступлении твои задумки сработают?
        Ворошилов внимательно посмотрел на Гловацкого, и, как показалось Николаю Михайловичу, с нескрываемой надеждой. А еще он успел поймать цепкий взгляд Мехлиса и подумал: «Победа прямо позарез нужна Климу Ворошилову, хоть небольшая, но громкая! Сам на нее надеюсь, иначе… Вон как нарком госконтроля посмотрел - почище рентгена! Мне самому нужна она, как голодному краюха хлеба! Однако надо чуть приободрить товарищей начальников, а то что-то они нехорошо задумались».
        - Ударим по фашистам крепко, сразу всеми силами! Кулаком ударим, наотмашь, а не пальцами врастопырку! Есть задумки, Климент Ефремович, надеюсь, что станут для гитлеровцев очень неприятными! Обещаю вам - не подведем! Задание партии и правительства выполним! Вот только танков бы нам побольше, чтоб наверняка…
        - Ставка разрешила Ленинграду оставлять для нужд Северо-Западного фронта две трети произведенных КВ и все Т-50. Еще дополнительно к вам направят в самые ближайшие дни два эшелона с Т-34, примерно полсотни машин, - негромко произнес Мехлис и посмотрел на Ворошилова. - Кроме того, как мне известно, на ленинградских заводах уже начали изготовление бронемашин и самоходно-артиллерийских установок. Они по распоряжению Ставки будут передаваться исключительно войскам вашего фронта, товарищ Гловацкий! Сами понимаете почему!
        «А взгляд у Мехлиса потеплел, видно, решил про меня что-то. Однако не ожидал… А может, его странная покладистость есть решение Сталина?! И то, что на мою нарочитую матерщину не реагирует - указание Самого? Нет, бред - Верховный на такие мелочи внимания не обращает. Наверное, маршал попросил меня не резать, как курицу, что несет золотые яйца… Хм, ну у тебя и сравнения - скорее серпом по этим самым причиндалам проведут, если наш удар впустую уйдет», - Гловацкий посмотрел на Ворошилова, тот весьма поощрительно улыбнулся и заговорил напористо:
        - Будут у тебя танки, бригады до полного штата доведем! Ижорский завод бронемашины начал делать - грузовики «ЗиС-5» броневыми листами там обшивают, кабину и по бортам кузова. Назвали «полуброневиками», сделали уже десяток, а так до сотни будет! Легкие танки старых типов ремонтируют, дополнительные листы брони приваривают на лоб корпуса и башни, орудия на огнеметные машины ставят - днем и ночью Кировский завод работает. И уже начали отправлять под Псков эшелонами первые партии, в том числе и самоходные установки на базе «двадцать шестых». Город на фронт только и работает, многие десятки тысяч ленинградцев на реке Шелони да под Нарвой траншеи роют. Вы с Ватутиным только не подведите…
        - Уроем здесь фашистов, зарвались они и совсем страх потеряли! Мы сами в нетерпении который день - сила есть, бить надо!
        - И бейте, надеемся на вас. Кстати, товарищ Гловацкий, - что это у вас за штурмовые роты сформированы?
        - Всяких трусов, беглецов и хороняк перед строем расстреливали, сам порой… А теперь под трибунал отдаем! И разжалуем! Пусть рядовые бойцы кровью своей вину искупают. Первыми в атаку пойдут, нашим танкам дорогу откроют. Сделают - лично за храбрецов, мертвых и живых, ходатайствовать буду, чтоб звание и награды вернули!
        - Хорошее начинание, нужное, по-настоящему большевицкое! Что это вы нахмурились, товарищ Гловацкий?
        - Не всех пьяниц, приспособленцев и саботажников в штурмовые роты направить можно. Есть и командиры, и политсостав, что вот так сразу…
        - Политсостав? Кто?! - Мехлис вмешался резко, голос посуровел.
        - Тут, товарищ армейский комиссар 1-го ранга, - Гловацкий протянул Мехлису листок бумаги. - Как нам решить прикажете?! Под трибунал отдать формально нельзя, а чтобы наказать их - ваша санкция нужна! Обратился к члену Военного Совета фронта сегодня - вроде его компетенция, пусть хотя бы взыщут по партийной линии!
        - В чем вина?!
        - Старший батальонный комиссар Громов - в госпитале обеспечивает политработу. Умерли от ран семь бойцов из 118-й дивизии, с моей, я с ними под Островом врукопашную на немцев ходил! С гранатами под гусеницы ложились, но не пропустили фашистов. А их как бродячих собак, дохлых, с грузовика в ямину покидали с кузова, без гробов, без салюта прощального, как воров и проституток… На глазах людей! Загрыз бы суку!
        Гловацкий почувствовал, что задыхается от ярости. С такой мразью он еще в той жизни сталкивался, здесь же беспощадно боролся. Но не до всех руки дотянутся, хорошо хоть список из семи подонков составили, хотел его Жданову отправить, но раз тут Мехлис, то пусть он и решает. В груди заныло - Николай Михайлович взял стакан с горьким отваром и отхлебнул глоток, постоял, вроде чуть отпустило. Но вот ярость не ушла - пальцы так сдавили стекло, что оно треснуло, ладонь резануло сильной болью. Громко матерясь, совершенно позабыв про маршала и Мехлиса, генерал вытащил из кармана носовой платок и прижал к глубокому порезу, машинально стряхнув кровь с ладони. И опомнился:
        - Виноват! Прошу понять и простить!
        - Нечего извиняться за мразь, нет твоей вины, - буркнул Ворошилов и подойдя помог затянуть платок на ладони, что быстро пропитался кровью. - Сам одного такого фрукта чуть не зарубил… Промашку дал - потом с гадом Троцким он спутался. Эх, надо было рубануть!
        Гловацкий посмотрел на Мехлиса - тот читал листок, на лице застыла гримаса брезгливости, едва сдерживаемой дикой злости. Начальник Главного политического управления подошел к столу, положил на него листок и взял из стакана красный карандаш. Быстро царапая грифелем, вывел несколько строк, размашисто расписался. Карандаш сухо треснул в сильных пальцах, а Гловацкий, глядя через плечо, прочитал:
        «Всех поименованных в списке исключить из ВКП(б) и политсостава! Отправить бойцами в штурмовую роту 11-й АРМ. Пусть собственной кровью искупят вину перед партией! Мехлис».
        «Правильный мужик! А этих засранцев поближе к своей дивизии двину - бойцы махом объяснят тыловым крысам, как Родину защищать надо! И то, что нужно - теперь штурмовые роты пораньше штрафных созданы будут, и практически официально - раньше маршал Ворошилов, а теперь сам Мехлис начинание одобрили!»
        КОМАНДИР ДИВИЗИИ СС «ТОТЕН КОПФ» ГРУППЕНФЮРЕР ЭЙКЕ
        СЕВЕРО-ВОСТОЧНЕЕ ПУШКИНСКИХ ГОР
        - Грюншвайнехунд!
        Командир дивизии СС «Мертвая голова» только бессильно ругался, с нарастающей злобой смотря в голубое небо, по которому плыли стройные девятки русских бомбардировщиков. Как назло, «мессершмитты» ушли, а на смену новая восьмерка истребителей еще не прилетела. Да и вряд ли смогли уберечь «камрадов» от будущей бомбежки - русских «крыс», знакомых по кинохронике испанской войны, было втрое больше. Эти лобастые бипланы и монопланы сновали по летнему небу как хозяева, третий день безжалостно штурмуя его несчастные автомобильные колонны, то и дело застревавшие на местных дорогах, проложенных среди болот. Страшно даже представить, что будет здесь твориться после хорошего ливня, даже если сейчас, среди жары, приходится чуть ли не на руках вытаскивать машины, потому что на дороге, вернее на том, что так называется, зловонная, мерзкая, гнусно чавкающая под кожаными сапогами жижа.
        - Алярм!
        Эсэсманы разбегались по сторонам, ища укрытия, - слишком лакомой и желанной добычей для «мартин-бомберов» выглядела вытянутая среди леса колонна автомобилей, которую не могли скрыть густые кроны деревьев. Сам Теодор Эйке присел на краю воронки, четкого следа от вчерашней бомбежки передового полка дивизии. И на землю посыпались бомбы, много, ужасающе много черных капелек сорвалось из бомболюков и полетело вниз. От первого взрыва неподалеку генерала СС швырнуло вниз, и он чуть не захлебнулся в вонючей жиже, а вокруг все гремело и гремело…
        Такого бесчинства русской авиации не было с первого дня войны. Ах, как все хорошо начиналось! На шестой день войны немцы были в Двинске, на десятый вошли в Ригу! Казалось, что эсэсовцы, истинная элита арийской расы, так и будет катить по пыльным дорогам до площадей Петербурга, а их будут осыпать цветами восторженные литовцы, латыши и прочие эстонцы, что издревле служили верными рабами немецких рыцарей из Тевтонского ордена. Но прошел июнь, с первых дней июля началось непонятное - один полк дивизии группенфюрер Эйке бросил на Опочку, а с главными силами, вместе с армейской инфантерией, принялся штурмовать укрепления «Линии Сталина» под Себежем, которую успели занять русские. Потери оказались неожиданно тяжелыми - свыше тысячи «камрадов» было убито и ранено - неудивительно! Бетонные доты приходилось взрывать один за другим, огонь из пулеметов убийственен. Гарнизоны дрались с остервенением, эсэсовцы, и так благодушием не отличавшиеся к пленным славянским рабам-«склавенам», озверели. Когда русские новобранцы двух дотов сдались, поверив обещанию, что им сохранят жизнь, этих глупых «желторотиков»
построили и покосили из пулеметов. И сфотографировали место казни - чтобы знали, что так будет с каждым, кто дерзнет сопротивляться победному шествию арийцев. За казни получил устное взыскание - фото достались противнику трофеем, и их сразу размножили, отпечатали во всех русских армейских газетах. Это сослужило очень плохую службу - после долгого марша от Себежа к Острову, где вроде ожидался прорыв русского фронта - с эсэсовцами уже дрались с невиданным прежде ожесточением. Взять здешние русские доты не удалось - большевики сопротивлялись фанатично, в плен не сдавались, раненые подрывали себя гранатами. Кончилась прогулка - пошла бойня, называемая «мясорубкой»!
        Вывод дивизии из боя Эйке воспринял с нескрываемым облегчением - за два дня боев его дивизия потеряла куда больше парней, самых лучших из охранников концлагерей, среди которых проводился отбор в ваффен-СС, чем во Франции и в других походах, включая и Себеж, взятых вместе. Когда 22 июня вступили в Россию, было почти 18 тысяч «камрадов», сейчас в строю и 15 тысяч не наберется. Страх наводили тысячи метких русских стрелков, что буквально охотились за немецкими солдатами. И их артиллерия, что днем и ночью короткими огневыми налетами не давала часа передышки, не жалели снарядов, всячески досаждали. А про пулеметный огонь теперь и вспоминать не хотелось - русские «максимами», казалось, натыкали все пространство, как дикобраза иглами.
        Так что выход из сражения после неудачного штурма показался всем спасительным только поначалу. Но теперь эсэсовцы ворчали - бестолковость командования группы армий «Север» начала раздражать. Как это понимать прикажете - от Себежа их выдернули и направили к Острову, в состав 56-го моторизованного корпуса, который до того сам наступал здесь своими двумя дивизиями на Пушкинские Горы и Опочку. А теперь корпус перебрасывают обратно, поменяв частям направления ударов. А ведь на каждом километре марша виднелись следы прохождения здесь раньше 8-й танковой дивизии - утонувшие в болотах машины, остовы сгоревших «Опелей» на обочинах и в кюветах напоминали о нападениях партизан, которые подобно комарам так и кишели в местных топях. Немногие селения были сожжены большевиками, а в редчайших домах, что иногда попадались по пути, эсэсовцы категорически отказывались ночевать - полчища оголодавших клопов ненасытно терзали уставших арийцев всю короткую ночь. Пришлось самим сжигать проклятые лачуги, чтобы хоть как-то утолить закипевший гнев…
        - Группенфюрер, тебе нужно посмотреть самому!
        Эйке внимательно посмотрел на штурмбаннфюрера Краузе - офицера штаба, зная, что тот отвлекать на пустяки не станет. Идти пришлось недолго - налет прекратился, и везде слышались стоны и проклятия раненых и живых - мертвые, как известно, молчат. И вскоре Эйке увидел картину ада - дикие вопли заживо сгоревших людей потрясли его огрубевшую душу, привыкшую спокойно взирать на смерть во всех ее обличьях.
        - Когда бомбардировщик загорелся, то пилот либо умышленно, либо случайно, направил самолет на колонну. И угодил прямо в бензовоз. Топливо окатило парней, что спрятались в яме, - их там всех сожгло сразу! А тех, кто уцелел от взрыва, забрызгало горящим бензином…
        Эйке и так все понял, с содроганием смотря на хрипящие изувеченные тела пяти эсэсовцев, возле которых стоял врач. Обер-артц негромко произнес - вроде как выразив свои мысли вслух:
        - Они умрут в течение часа. У меня уже нет морфия, чтобы облегчить их муки!
        - Краузе, прояви милосердие! Они не в силах попросить о дружеской услуге, и это наша обязанность, - спокойно произнес Эйке, и через несколько секунд раздались выстрелы из «парабеллума». Крики и стоны оборвались. Сам группенфюрер только сжал кулаки - зверства русских поражали. На выручку его избиваемых парней прилетела восьмерка «мессершмиттов» - два из них были сбиты еще до схватки, свалившимися со стороны солнца остроносыми истребителями. И тут же, как ему тогда показалось, позорно удравшими. На храбрых немецких летчиков, что отчаянно попытались атаковать русские СБ, сразу набросились два десятка русских «крыс» - началась жестокая свалка, жуткая круговерть. Трое были сбиты, хотя сумели поразить И-16. Перевес стал у врага подавляющим. Эйке видел, что «мессера» круто пошли наверх, «крысы» тут же отстали - им не хватало скорости. Но со стороны солнца опять свалилась четверка «коршунов», и два Bf-109 тут же окутались дымом. А потом началось страшное - спокойно, как на стрельбище, русские бипланы расстреляли спрыгнувших на парашютах германских летчиков. Всех, кто в тот момент спускался под белыми
спасительными куполами. И прошли еще раз над колонной, стреляя из крыльевых пулеметов. Хорошо, что реактивных снарядов, что оставляют дымный след и взрываются с ужасным грохотом, у них не осталось - потратили еще при первой штурмовке.
        - Кто-нибудь из русских летчиков выпрыгнул с парашютами?
        - Из СБ вывалились трое, как только тот пролетел над болотом, ближе к реке. А пилот их «крысы» болтается на дереве. «Камрады» его еще в воздухе из винтовок изрешетили!
        Эйке посмотрел на белый купол, что зацепился за верхушку высокой ели, на стропах ниже покачивалось тело русского летчика. Затем посмотрел в сторону Великой и вздохнул. Преследовать уцелевших пилотов врага в той болотистой пойме было бы неосторожным делом, и не партизаны угроза, а трясины, что могут встретиться на каждом шагу. Жаль, конечно, но парням не утолить справедливую злость. Придется им немного подождать.
        - Подсчитать потери, оказать помощь раненым! Освободить дорогу от сгоревших автомобилей и двигаться дальше, - отдал приказ Эйке и пошел к своему штабному «Хорьху» - задержки в пути его порядком бесили…
        - А ведь здесь, похоже, и попал в засаду штаб 56-го корпуса?!
        Два русских пушечных броневика обгорели так, что на них не осталось ни малейшего следа краски. Еще пара остовов от небольших грузовиков в две оси, еще один, но уже трехосный чуть в стороне, на пригорке. Везде лежат пробитые пулями русские каски, искореженное оружие разбросано вокруг - винтовки, ручные пулеметы. У неглубокого окопчика разбитый станковый пулемет на колесиках. Везде белеют огрызки костей, видимо, зверье пировало на месте боя - да и кто из немцев будет хоронить большевицких партизан?
        Эйке быстро прикинул - русских было не больше взвода с усилением, но вот бойню они учинили страшную. Полтора десятка автомобилей навечно застыли, сброшенные с дороги - изувеченные пулями и осколками, снаряды раскурочили моторы, иные дотла сгорели. Победа над «Иванами» досталась дорогой ценою - у Pz-38 (t) сорвана взрывом башня, отброшена в сторону - видимо, детонировал боекомплект. Второй скорбно встал рядом обгоревшей грудой металлолома. Чуть подальше на металлическом ободе колес броневик из разведывательного батальона - тоже сгоревший, тонкий ствол «эрликона» уставился в небо. Жуткая картина побоища, что устроили от силы полсотни коммунистических фанатиков!
        - Тут и пленили нашего командира корпуса Манштейна, - пробормотал Эйке и посмотрел на длинную шеренгу холмиков, возле которых валялись березовые кресты и германские каски. Сохранился стоя только один, на нем висела картонка с нанесенной углем коротковатой надписью. Группенфюрер подошел поближе - его эсэсовцы уже втыкали кресты в могилы: 37 немцев погибли в учиненной красными бойне. А значит, больше сотни германских солдат еще и ранено, если обычные для войны пропорции брать, и сколько их еще умрет на койках в госпиталях?! Слишком высокая и непомерная плата за два броневика и несколько десятков партизан.
        Подумав про последних, Эйке посмотрел на темную стену хвойного леса, застывшую за болотистой равниной, покрытой чахлыми кустами. И тут же посмотрел на небо - растянувшаяся посреди неширокого чистого поля колонна была отличной целью для вражеской авиации. Как для партизан! Но, видимо, повезло - «крыс» в воздухе не наблюдалось, как и «франтиньеров», а то бы те давно начали стрелять.
        - Группенфюрер! Красные кресты свалили, сейчас обратно поставим! И надпись они сделали, мерзавцы!
        В частях СС обращались всегда по-товарищески, только на «ты» между собою, недаром в вермахте их называли «камрадами». И даже «герр», то есть «господин», уставное в армии, у эсэсовцев не прижилось - именовали сразу по званию. Это, а также и многое другое обеспечивало невиданную прежде в мире спайку офицеров и солдат, делают дивизии СС страшным противником для любого врага.
        - Они обвинили солдат фюрера в нарушении расовых законов рейха! Я знаю это русское слово, мне однажды показали его написание - оно у них обозначает гомосексуалистов!
        - Даже так?! Идиоты! Тупые кретины!
        Эйке с презрением сплюнул и тут же краем глаза уловил далекий блеск под лапами ельника. Это приходилось видеть не раз - так бликует под лучом солнца оптический прицел на винтовке. Или бинокль - но группенфюрер уже не рассуждал, прыгнул за капот автомобиля, громким криком предупреждая своих «камрадов» о притаившейся опасности:
        - Ахтунг! Партизанен!
        Выстрелы снайперов, а вслед за ними и длинная пулеметная очередь сразу сказали о том, что идет подлая война. Ничком без звука упал на дорогу офицер-переводчик, истошно взвыл водитель, попадали в траву эсэсовцы, тут же открывшие ответный огонь. Партизаны преуспели - трассирующие пули прошили грузовик крест-накрест, попали тому в полупустой бензобак. Пары топлива сразу же рванули, машина зачадила дымным пламенем. И стрельба из леса тотчас прекратилась - вряд ли партизаны были убиты, скорее они отошли, добившись небольшого успеха. Так всегда поступают, и Эйке тут же громко отдал приказание:
        - Грузовик убрать с дороги, свалите его! Потери подсчитать. А колонне двигаться дальше!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ВОСТОЧНЕЕ ПСКОВА
        - Кто это у тебя там так лихо марширует, капитан? Вбиваешь навыки строевой штатским. - Маршал Ворошилов хмыкнул, разглядывая новобранцев в мятых гимнастерках, под ремнями складки топорщатся. Гловацкий тоже ухмыльнулся - больно уж вразнобой вступали бойцы, оттаптывая друг другу ноги в ботинках, с нелепыми обмотками.
        - То студенты старших курсов ЛИФЛИ, товарищ маршал Советского Союза! Переводчики! Вот и гоняем их с утра до вечера, строевую выправку придаем соответствующую, чтоб на немецких солдат хоть издали походили. Язык вражеский знают, а то у меня бойцы только две фразы еле запомнили - «хенде хох» и «Гитлер капут»!
        - Дальше гоняй, а то как в старину выходит «сено-солома»! Показывай свое хозяйство - танки в первую очередь!
        Не дожидаясь ответа, Ворошилов и Мехлис направились к немецким танкам, что стояли под маскировочными сетками. Николай Михайлович тут же пересчитал трофейную бронетехнику, что удалось им эвакуировать с поля боя, начиная с 3 июля, и наскоро отремонтировать.
        В перелеске собрали более двух десятков единиц - два Т-4 с коротким «окурком» ствола, пара «троек», полдесятка чешских танков двух типов, три «двойки» с тонкими стволами «эрликонов», с краю командирский танк на базе «единички» и такая же САУ с чешской 47-миллиметровой пушкой вместо башни. Восьмиколесный разведывательный броневик и парочка более маленьких, двухосных, с открытыми сверху башнями, с полдюжины бронетранспортеров разных типов. Плюс с десяток германских грузовых и легковых автомобилей и вдвое больше мотоциклов с колясками. И артиллерию не забыли - четыре «колотушки» в 37 мм стояли чуть поодаль.
        Это была одна из давних задумок Гловацкого - пустить к немцам в тыл «троянского коня» на новый лад, благо трофейного вооружения, техники и обмундирования набралось изрядное количество. Подготовленных бойцов и командиров набрали быстро, развернули моторизованный батальон ОСНАЗа, придав его 1-му механизированному корпусу и окружив завесой секретности и патрулей с охраной.
        - Не впечатляет, - громко произнес Ворошилов и похлопал по броне с намалеванным крестом. «Четверка» действительно выглядела неказисто, а уж пушка смешно. Но по сравнению с КВ или Т-34, а для Т-26 и БТ этот танк был страшной угрозой - лобовая броня в отметинах от попаданий снарядов «сорокапяток». Маршал медленным шагом обошел немецкий танк, негромко произнес, обращаясь к Гловацкому:
        - Как он тебе, Николай Михайлович?
        - Сейчас уродец, а через полгода мы от него взвоем! В этом я уверен даже не на сто, на двести процентов!
        - Обоснуйте, что вы имели в виду. - Мехлис смотрел на генерала цепко, и Гловацкий вздохнул - «наша дурная черта считать объективный анализ вражеской техники антисоветской пропагандой». Но ответил честно, как знал из опыта этой войны, по книгам.
        - Все просто, товарищ Мехлис. Добавят на лобешник корпуса и башни броневую нашлепку в три сантиметра, или приварят, или на болты посадят ее - и будет уже 80 миллиметров. Наши танковые и противотанковые пушки пробьют сию броню только с самой близкой дистанции. И «окурок» заменят на длинный ствол. Сейчас 26 калибров, а будет 48 или все 60. На «тройку» последнюю пушку скорее всего уже ставят - у них в пехотных полках такие 50-миллиметровые ПТО есть в наличии. Так что такое перевооружение не проблема для германских заводов, а нам будут лишние хлопоты.
        - А с таким усиленным бронированием их танков у нас есть чем сейчас справиться?
        - Зенитки среднего калибра бронебойным снарядом пробьют, а из ПТО нет! Впрочем… Видел в корпусе Лелюшенко две пушки ЗиС-2, калибр 57 миллиметров с длинным стволом. Эта одолеет запросто, но их ничтожно мало. Только ведь в этом мае вроде бы начали выпускать - но отличная пушка! Слышал краем уха - жаловались артиллеристы, что сейчас для них стоящих целей нет, влет пробивает вражеские танки. Вот только снарядов мало для нее производят, сущие крохи по нынешним временам.
        - Конструкция Грабина, - произнес Ворошилов, - мастер такие пушки делать. И что ты предлагаешь, Николай Михайлович?
        - Война на месте стоять не будет, новые образцы вооружения появятся обязательно. Но пока ими фронт насытят - дело-то долгое! Но выход тоже есть! Старые системы модернизировать можно, улучшить их качественные характеристики, благо количественные в порядке - многие виды ведь давно в серию запущены, достаточно хорошо освоены в текущем производстве. Это касается всего спектра нашего вооружения - от танков до автоматов. Кое-что удалось уже продумать на основе опыта войны.
        - Так, и вы молчали?! Почему докладную на имя товарища Сталина не написали?! С вашим-то опытом псковских боев, причем успешных, нельзя такие разработки замалчивать, товарищ Гловацкий!
        - Почему замалчивать, товарищ Мехлис, - многое внедрено на нашем фронте, рекомендации изданы. Кое-что уже наработано - готов немедленно представить сделанные мною необходимые выводы вашему взгляду. Хотя бы часть предложений по организации танкового вооружения. Я думаю, с этим нужно поторопиться и наладить производство, пока немцы качественно не усилили свои панцерваффе. Лучше нам встретить все вражеские задумки во всеоружии. Здесь, рядом, наш тяжелый танковый полк из механизированного корпуса и разведывательный батальон, считаю, там есть на что посмотреть! Нам идти всего четверть часа.
        - Так что стоим?! Пойдем туда, товарищи…
        - Я недавно узнал очень интересные цифры стоимости наших танков, и то благодаря товарищу Ворошилову. - Гловацкий подошел к массивному КВ и похлопал ладонью по его лобовой плите. - Стоит танк 670 тысяч рублей, а вот такой же, но со 152-миллиметровой гаубицей уже 900 тысяч. Последний оказался в боях не совсем эффективным, и его недавно сняли с линии. Однако причина, скорее, не только в пороках самой конструкции, в неумении наших танковых командиров ими правильно распорядиться в бою.
        - Пороки?! Что вы имеете в виду, товарищ Гловацкий?
        - Масса тяжелая, трансмиссия часто выходит. А его еще дополнительно утяжеляют - вот посмотрите - башня недавно дополнительно экранирована, броня на болтах. Зачем?
        - Как зачем? - удивление Ворошилова было искренним. - Снарядам ведь противостоять нужно!
        - В этом и сам ответ, Климент Ефремович! Снарядам! Вопрос - а каким именно? У немцев 37-миллиметровые и 50-миллиметровые ПТО, первая против «Клима» абсолютно бесполезна, а вторая пробивает бортовую броню под прямым углом с трехсот метров, не дальше. То есть откровенно неэффективное оружие. А вот их 88-миллиметровые зенитки и 105-миллиметровые полевые пушки с километра лоб корпуса пробивают, а там чуть ли не дециметр брони. Зачем КВ таскать на себе лишний груз брони - которая избыточна против ПТО и недостаточна против зенитки?! Я недавно попросил расчеты сделать. Так вот - бортовую броню можно ослабить до 60 миллиметров, а лобовую до 75 миллиметров - ее противотанковые пушки немцев все равно не возьмут. Ни с каких разумных дистанций! А вот выигрыш порядка пяти тонн будет - даже если резко усилить вооружение, на три тонны все равно КВ «полегчает». А значит, меньше ломаться будет сама машина и наши мосты с дорогами не так увечить.
        - Усилить вооружение необходимо, - задумчиво произнес маршал, - немцы ведь нарастят броню на своих танках.
        - Необходимо, - согласился Гловацкий, - тут еще парадокс. Наш Т-34 имеет броню тоньше, но не менее эффективную против германских ПТО. А вот вес 28 тонн, при том же дизеле скорость выше, проходимость лучше, а пушка равна калибром. То есть - почти равноценен в боевом применении, а стоимость всего в 260 тысяч рублей. Есть смысл задуматься?! Значит, нужно резко усилить боевые качества КВ, облегчить его, поставить более мощную пушку, хотя бы типа 85-миллиметровой зенитной - иначе зачем тратить в два с половиной раза больше? Я не конструктор, но такой дисбаланс сразу бросился в глаза. А КВ с большой башней действительно не нужен, но это не означает, что такая пушка не важна в поддержке наших танков в наступлении. Изготовить надо облегченный корпус, в просторной рубке установить МЛ-20 или А-19 - это и поддержка огнем, и любой немецкий танк в груду металлолома обратит в одну секунду - нет защиты, не будет существовать в принципе от тяжелых снарядов. А самоходная артиллерия настоятельно нужна. Проходимость на уровне танков, поддержит в любой момент боя! И вообще - буксируемую артиллерию лучше полностью
вывести из танковых соединений, заменив ее самоходной. Вот тогда будет формула - броня, маневр, огонь!
        - Где столько самоходок твоих взять?! - в сердцах произнес Ворошилов и выругался. - Нам танков не хватает!
        - А вот она стоит. - Гловацкий подошел к небольшому танку, голова генерала оказалась на уровне конусообразной башни. - Это основа! Будущий вариант! Плавающий Т-40, потому корпус так у него раздут, чтобы на воде держаться. Но пушке-то зачем плавать, как и топору? Уменьшить габариты можно, двигатель автомобильный, дешевый, его вперед сдвинуть, а на корме из противоосколочных стенок рубку поставить для двух номеров расчета. И пушку на выбор! Пехоту поддержать - тогда УСВ, танки остановить - ЗиС-2, налет вражеской авиации отразить на колонну - автомат зенитный в 25 миллиметров или спарку ДШК! Стоимость вчетверо меньше, чем у Т-34, легок, дешевый, прост. На автомобильном заводе крупными сериями выпускать можно. Я бы такую общевойсковую самоходную артиллерию во все стрелковые дивизии направлял - как мобильный резерв ПТО им цены не будет! Танки дороги - а эти пушки выгодны и эффективны!
        - Если по начальным буквам взять, то получается ОСА. Жало у такой «осы» страшное, - задумчиво произнес Ворошилов, оглядывая, будто заново, Т-40. - То, что нужно!
        - Стоимость-эффективность есть главный критерий этой войны! Много вооружения потребуется, очень много. Тут не до жиру… Вот наладят выпуск Т-50, и что?! Отличная машина, спору нет - БТ-7 и Т-26 по всем параметрам превосходит! Вот только стоимость «маленького Клима» в 210 тысяч рублей, почти как у Т-34, по весу вдвое легче, и сорокапятка супротив трехдюймовки установлена. Так что лучше иметь хороший средний танк, чем отличный, но легкий! Да и саму тридцатьчетверку улучшить можно, слышал от танкистов. Башня тесная, увеличить необходимо, чтобы трое из экипажа в ней легко поместились, где сейчас и двоим тесно. И командир своим делом занялся бы, а не снаряды подавал. Рации надо на все самолеты и танки поставить, чтобы управление подразделением нормальным стало, действенным и быстрым! Не флажками же с башни махать или крыльями в небе. Какой толк от танка в разведке, если он важные сведения немедленно передать в штаб не может?! И зачем тогда таких «глухонемых» в бой отправлять?!
        - Вы это уже на бумаге изложили? - быстро спросил Мехлис.
        - Да, записывал в тетрадь. Даже рисунки с чертежами сделал корявые. Ведь я не инженер, не конструктор, сам не танкист. Мысли общевойскового генерала по увиденным в жизни моментам и парадоксам. Как усилить РККА без больших затрат, но с должным уровнем эффективности. Вооружение для бойца должно быть простым, дешевым, легким в производстве и убойным на противника. Только и всего. А на основе этого строится тактика и вводится штатное расписание подразделений, частей и соединений.
        - Николай Михайлович, прошу дать мне ваши записи! Сегодня я буду в Москве, а там найдется, кому их посмотреть. Хорошо?!
        - Сейчас распоряжусь, товарищ Мехлис. - Гловацкий поймал взглядом Ворошилова - тот был явно раздосадован. Маршал даже отвернулся чуть в сторону, чтобы начальник Главполитупра не видел его лица.
        «Ничего не поделать, Климент Ефремович, - такая просьба Мехлиса равносильна приказу! Придется мне записи отдать ему, а не вам. Понимаю, но обещаю, что и вам будет не менее ценная рукопись. Все же это опыт той вашей войны, а у меня просто хорошая память!»
        КОМАНДУЮЩИЙ 8-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-МАЙОР СОБЕННИКОВ
        ПОРХОВ
        - Петр Петрович, вы снова назначены командующим 8-й армией. Есть распоряжение Ставки и Генштаба, вот приказ о назначении на эту должность. - Ватутин протянул бывшему командующему фронтом листок. Тот взял его в руки, быстро пробежал глазами по строчкам. Унылость на лице Собенникова пропала моментально. Впервые за эти пять дней на губах появилось подобие вымученной улыбки.
        Было от чего так переживать генералу - чудовищное поражение войск Западного фронта привело к массовым арестам командования. Все знали, что под суд отданы сам командующий генерал армии Павлов, а вместе с ним ряд генералов, среди которых - начальник штаба фронта Климовских, начальник артиллерии Клыч и командующий 4-й армией Коробов. Командующий ВВС фронта, Герой Советского Союза Копец, по слухам, сам застрелился. Потому ожидали репрессий на Северо-Западном фронте, но, к немалому облегчению многих, поиска «козлов отпущения» здесь не проводилось, за исключением арестованного в начале июля командующего ВВС фронта генерала Ионова. И это был один-единственный генерал, попавший под «раздачу».
        Причина отсутствия арестов могла заключаться в ином обстоятельстве - командующий фронтом генерал-полковник Кузнецов погиб при выходе из окружения, а начальник штаба генерал-лейтенант Кленов, тяжело раненный при бомбежке Острова 2 июля, потерявший ногу инвалид. Отдать под суд до выздоровления вроде как не совсем обоснованно, да и как тут судить?! Хотя Петр Петрович не сомневался, что и на него, и на бывшего командарма 11-й Морозова, и даже командующего 27-й армией генерал-майора Берзарина в случае необходимости давно бы завели в трибунале расстрельные дела.
        Внезапное назначение его командующим Северо-Западным фронтом генерал Собенников воспринял с содроганием сердца. Нет, любой военный очень желает переместиться вверх по служебной лестнице на следующую ступеньку, ведь новая вышестоящая должность зачастую дает возможность получить очередную звездочку на петлицы. Но только не в нынешнем июле, не в такой ситуации, когда фронт потерпел катастрофу. Приказ есть приказ - он не обсуждается, а выполняется. Назначение начальником штаба фронта генерал-лейтенанта Ватутина произошло даже на день раньше - заместитель начальника Генерального штаба был направлен для исправления ситуации, когда немцы уже были под Псковом. Фронт мог быть разорван на три части, но этого не произошло - последние резервы из семи дивизий трех корпусов оказались под командованием случайно оказавшегося старшим по званию генерал-майора Гловацкого, давнего знакомого по службе в ОКДВА, где они командовали дивизиями - Гловацкий стрелковой, а он кавалерийской. Вот только не сложились тогда их отношения, хотя вроде было много общего.
        Офицеры военного времени императорской России в 1918-м добровольно вступили в РККА. Но проявили себя только после Гражданской войны, когда в июне 1921 года Собенникову удалось прославиться на всю страну. С двумя полками конницы он настиг в северо-западном Китае белогвардейский отряд генерала Бакича и в ходе Бурчумского боя если не разгромил его, то весьма основательно потрепал. Остатки белых отошли в Монголию, к Унгерну, но судьба «черного барона» уже была предрешена. И как раз в то время в Урге и появился Гловацкий, став советником у Чойбалсана, преемника Сухэ-Батора. И советовал, видно, неплохо - раз стал одним из первых русских товарищей, получивших монгольский орден Боевого Красного Знамени.
        Встретились они в 1936 году на Дальнем Востоке - Гловацкий получил там дивизию после окончания военной академии имени Фрунзе, Собенников был все время в войсках, инспектором кавалерии ОКДВА, так и не получив высшего военного образования. Оно и стало причиной склоки, несерьезной, но обоим запавшей в память.
        Войска Гловацкого Псков и Остров удержали, нанесли существенные потери фашистам. Ливнем посыпались награды, Гловацкий получил орден Ленина, звание генерал-лейтенанта и стал командующим 11-й армией. Более того - оказался в фаворе у самого маршала Ворошилова! Если учесть, что они с Ватутиным выше Собенникова по званию, этим давним знакомцам по академии удалось спеться - и просто «подставили» его самого, совершенно не знавшего об уготованном фашистам «огненном мешке». Да кто они после этого, раз командующего фронтом ни в грош не ставили!
        Обвинение в «паникерстве» и вводе резервов в контратаку без согласия на то «первого маршала» подвели Собенникова чуть ли не под расстрел, ведь недаром на фронт приехал сам армейский комиссар Мехлис, что вел «дело Павлова» на Западном фронте. Петр Петрович ожидал самого худшего для себя, ибо приезд всесильного наркома госконтроля, пользующегося доверием самого товарища Сталина, не сулил ничего доброго. Но вместо ожидавшейся расправы получить назначение на прежнюю должность командующего 8-й армией?! Такого он просто не ожидал, приготовившись если не к военному суду с разжалованием, но к отправке в «места не столь отдаленные»!
        - Теперь задачи, - Ватутин взял карандаш и склонился над картой. Он всегда вел себя с ним строго официально, - вашей 8-й армии определены тут следующие. Удержать рубеж реки Навесте на всем ее протяжении, главное фланги - Пярну и Пылтсамаа. Удержать! Особенно последний - по данным разведки, немцы прекратили штурм Псковско-Островского укрепрайона для переброски одного из моторизованных корпусов своей 4-й танковой группы именно сюда - с воздуха отмечено продвижение к Вильянди длинных колонн танков и автомашин. Обратите внимание на эти три пункта.
        Карандаш в руках Ватутина обвел на карте юго-западной Эстонии три кружка. И затем вывел стрелки в направлении к Чудскому озеру и Финскому заливу. Перспектива вражеского наступления выглядела удручающей, войска в Эстонии рассекались на три изолированные группы.
        - Времени до начала вражеского наступления осталось мало, буквально 3 -4 дня. На данных участках необходимо создать глубоко эшелонированную противотанковую оборону, работы ведутся уже пять дней силами стрелковых частей, приданными строительными и саперными батальонами. Ваши фланги прикрыты двумя полевыми УРами, каждый из 3-х артиллерийско-пулеметных, стрелкового и саперного батальонов, перевезенных из Ленинграда. Силы 8-й армии значительны - Пярну занимают 16-я стрелковая дивизия и 4-й полевой УР, далее 10-я стрелковая дивизия - доведена до штатов, получив 14 июля 5 тысяч пополнения, а 19-го еще три тысячи. Затем 191-я дивизия, кадровая. Ваш левый фланг прикрыт 10-м стрелковым корпусом генерала Николаева - пока из 2-х стрелковых бригад, выделенных из 16-й и 191-й дивизий. Третья будет перевезена на днях из Ленинграда - это 5-я БНО. Корпус подкреплен 3-м полевым УРом. Во втором эшелоне развернута 9-я противотанковая бригада из дивизиона Ф-22 и трех зенитных, взятых у ПВО. Сил вполне достаточно, чтобы удержать 130 километров фронта, причем свыше 90 километров заболоченные и лесные районы, не
пригодные для действий танков и труднопроходимые даже для пехотных дивизий. В резерве армии находятся - в Йыгева 11-я стрелковая дивизия на пополнении, в Тюри 1-я бригада морской пехоты. Кроме того, в северной Эстонии есть 22-я дивизия войск НКВД, пополненная Латышским стрелковым полком - примерно 8 тысяч личного состава. И главное, принято решение усилить вашу армию 21-й танковой бригадой полковника Кочнева. Ее, как еще одну из стрелковых бригад ЛАНО, использовать исключительно по разрешению командования фронтом - то есть моему лично, или генерала Гловацкого, пока моего заместителя и командарма 11-й.
        Собенников задумался - сил армия насчитывала намного больше, чем он мог рассчитывать. Фронт относительно узок, прикрыть 40 км силами трех дивизий и двух бригад вполне возможно, тем более опираясь на два полевых УРа и имея восстановленную бригаду ПТО. Но не только это привлекло его внимание, но и выразительная обмолвка Ватутина при слове «пока». Значит, он так и останется начальником штаба фронта, как только удастся остановить немцев, а вот командующим СЗФ назначен будет Гловацкий - Мехлис ведь не только за его собственной головой приезжал, но и будущее назначение удачливого генерала комфронтом одобрить.
        - Ваш сосед справа на Моонзундских островах в составе БОБРа - 3-я отдельная стрелковая бригада, что сейчас развертывается в дивизию. Слева, за озером Выртс-Ярв по реке Эмбах до Чудского озера - 11-й стрелковый корпус генерала Шумилова, который прежде входил в вашу армию, а сейчас напрямую подчинен командованию фронтом. В нем пополненные до штатов 48-я и 125-я дивизии, формируется 10-я стрелковая бригада. Задача, еще раз повторяю, не дать прорвать позиции и остановить моторизованный корпус противника! Иначе прорвется к Финскому заливу, и оперативная обстановка резко ухудшится! А для вас лично последуют соответствующие выводы…
        Сказать яснее было невозможно - и так понятно, что прибудет снова армейский комиссар Мехлис, но вот расстрел, возможно, перед строем, уже просто неминуем. Так что прорыв врага к заливу и отступление наших войск для него самого равнозначны смерти.
        - Силы противника установлены следующие - 26-й армейский корпус в составе 61-й и 217-й пехотных дивизий. Кроме того, 254-я дивизия из 38-го, штаб корпуса с 58-й дивизией в районе Тарту против войск Шумилова. На подходе 41-й моторизованный корпус Рейнгардта - 1-я и 6-я танковые, плюс 36-я моторизованная дивизии. В тылу вражеской группировки охранная 207-я дивизия, и, возможно, могут быть переброшены до двух дивизий пехоты. И это все, что фашисты могут двинуть на вас, думаю, подкреплений не будет, не до того врагу станет в конце месяца.
        Ватутин остановился, задумчиво глядя на карту. Собенников прикинул - силы примерно равные, но его армия в обороне. Сумел же Гловацкий подготовить Псковско-Островский УР, неужели он сам такого не сможет?! Нет, таким шансом реабилитироваться он обязательно должен воспользоваться, другого не будет. Армия не фронт, дивизии и бригады под личный контроль возьмет сразу же, будет укреплять позиции днем и ночью, пока прочная оборона не будет создана везде, несколько линий.
        - Для организации обороны и «огневых мешков» позавчера отправлена группа командиров из 11-й армии, с заместителем начальника артиллерии полковником Петровым. Она пока в вашем полном распоряжении, вы можете рассчитывать на нашу дальнейшую помощь! Перекрыть все направления, что могут быть опасны. - Ватутин промедлил одну минуту, карандашом сделал отметки на карте, задумался и добавил:
        - Вашу 8-ю армию будет поддерживать авиация Балтийского флота, а приморский фланг корабли. Приказы уже отданы маршалом Ворошиловым, все вопросы согласуйте с вице-адмиралом Трибуцем в Таллине, куда через час и вылетите. Ваш командный пункт в столице Эстонии, задействуйте все местные средства и силы. Учтите, засоренность антисоветским элементом там порядочная, шпионаж и диверсанты повсюду, а потому с прифронтовой полосы выселить все население с хуторов! Части НКВД есть, подкрепление им будет! Действуйте решительно и жестко - но Эстония должна остаться Советской! Вам все понятно, Петр Петрович?!
        - Так точно, Николай Федорович! Места знакомые, сил достаточно. Мы остановим немцев! Тем более что армия стала намного сильнее, чем раньше. Хотя в ней танков значительно поубавилось.
        - Будут вам танки, кроме 21-й бригады еще, возможно, получите две-три роты тяжелых КВ. Как подвижному средству усиления обороны им цены нет. И вот еще что, Петр Петрович… Назначить вас на должность командарма 8-й настоятельно попросил генерал Гловацкий, хотя руководство считало иначе. Я сказал вам это, чтобы между нами не было недомолвок…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Уходят танки, колонны машин потянулись на запад и юг. Ты прямо пророк, Николай Михайлович! Ой, накурил как, хоть топор вешай! А чего ты хмурый? Сердце болит? Так лечись! И сиди, не вставай - виделись сегодня и руки друг другу пожали! Прихватило? Вон за грудь держишься!
        - Поздно пить боржоми, когда почки отвалились, сказал один знакомый доктор больному, - мрачно пошутил Гловацкий, а Ворошилов хмыкнул и следом задорно рассмеялся.
        «Хорошее настроение у старика, хотя какой он, на хрен, старик, 60 лет только исполнилось. Задорный живчик, энергия прямо бьет ключом. С таким горы свернуть можно. А его чуть ли не дебилом выставляли историки - как же, кавалерист тупой, «творец 1-й конной». Да он такие проблемы сейчас на раз-два решает, на которых любой повесится с тоски. И ответственность на нем колоссальная, как ни крути, а ведь жизнерадостен, мотается как челнок между Питером и Псковом, дела ухитряется при этом решать. Вот съездил в войска, побывал под обстрелом и радуется», - плохое настроение накатывало приливной волной, и Гловацкий потянулся за очередной папиросой.
        - Так, не нравится мне твое состояние сегодня. - Маршал взял стул и, повернув его спинкой, уселся верхом, как на лошадь. - Врача позвать? Ту милую женщину, что тебя лечит?
        - От смерти лекарства нет, Климент Ефремович, я ее у себя за спиной чую. Это без шуток! Не от сердца, от свинца помру, везти мне бесконечно не может. Немцев бы разбить и от Пскова откинуть! Смешать здесь блицкриг, обанкротить. Вот и начнут сюда дивизии перебрасывать, значит, и на Киев с Москвою натиск ослабнет! Победим, в конце концов, этих уродов, вопрос тут в цене да во времени. Но если война не четыре года продлится, а три с гаком, то все не зря было. Так что вломим мы им здесь по первое число, товарищ маршал Советского Союза, иначе мне жить незачем…
        - А почему четыре года войны? Нет, что победим, тут я не сомневаюсь, но срок больно большой выходит!
        - В прошлой войне они против всех сражались четыре года, а сейчас на фашистов вся Европа работает! Уже раздавили бы нас, живи мы при царе. А так у нас пятилетки были, заводы построили и товарищ Сталин. Вломим им, но тяжко будет. Жилы надрывать станем…
        - Так, значит… - Ворошилов пристально посмотрел в глаза Гловацкому - тот взгляда не отвел, только кривая улыбка застыла на обезображенном лице. - Давай по-простому общаться, Николай Михалыч, на «ты», по-товарищески. Когда наедине, то забудь про эти петлицы с большою звездою. Верю, такие ты сам выслужишь, еще мною командовать будешь.
        - Эти бы слова, да кому-то в уши…
        Ворошилов ухмыльнулся, встал со стула, подошел к шкафчику. Достал бутылку красного вина, сталинского подарка, два граненых стакана. Щедро плеснул в них терпкой красной жидкости - аромат вина стал ощущаться даже в прокуренном кабинете.
        - На вот лекарство! Тебе сам маршал налил, кто в такое поверит?! Еще будешь внукам рассказывать!
        «Блин, психотерапевт доморощенный! А ведь правильно делает, верно, так хандру и выводят, не только под угрозой расстрела». - Гловацкий глотнул вина - такого раньше ему никогда не приходилось пить, не для продажи оно, для души. Через минуту вроде отпустило в груди, а то давило изрядно.
        - Совсем иной коленкор, а то бледный был, как вата!
        Гловацкий помимо собственной воли рассмеялся, вспомнив историю с ватой и марлей, что всего две недели тому назад произошла, но как давно это было. Ворошилов удивленно выгнул брови, задумчиво и вроде как обиженно посмотрел, и генерал сквозь смех стал рассказывать:
        - Числа пятого произошло, Климент Ефремович. Сам знаешь, что у баб определенные дни есть, критические, так сказать, в довольствии марля и вата на то не предусмотрены. Кстати, как и бумага для подтирки у всех - маета в частях сплошная. Вроде мелочи, а неудобств массу составляют. Так вот - у нас на складах только для медицины, и то очень мало. Я в окружком звоню - помогите, чем сможете! Как женщине-хирургу операцию делать, если из нее кровища прет, как из раны? Наутро молодой инструктор в страхе превеликом прибыл - почудилось им, что не просьба то, а приказ мой, за неисполнение которого, сам понимаешь…
        - С тобой не побалуешь, - хмыкнул Ворошилов, - живо оформляешь под трибунал или сам стреляешь. Знаешь, сколько на тебя бумаг в Смольный пришло, читал и радовался. Жданов так и сказал, значит, ты все правильно делаешь! А дальше, что было? Как выкрутились или отбрехались?
        - Не выкручивались, наоборот, привезли во двор штаба груженную до краев борта полуторку - там тюки серой ваты, такие для медицины не идут, стопы полотна некрашеного, еще какие-то тряпки, даже парашюты немецкие засунули, а они шелковые, уйму денег стоят. Я говорю очкастому - что так много привезли, тут же на полгода довольствие для пары женских дивизий? Стоит и глазами хлопает, потом отвечает - лучше ничего не было, а вот ими можно перевязывать и кровотечение останавливать. Тут я сам охренел - ты хоть бабе там место как перевязывать будешь?! А он мне так задорно, бодро - командующий прикажет, всем перевязку сделаем в лучшем виде! Во дворе все вповалку от хохота легли - нецелованный парень, про такие извечные женские трудности даже не ведал, глазами только хлопал, когда на матах объяснили. Потом сам хохотал до слез!
        - Уморил ты меня, - захохотал Ворошилов, хлопнул себя по коленке и тут же стал серьезным. - Ты прав, мелочей не бывает, а я о том сам даже не думал, когда наркомом приказы подписывал. Бойцы, что бабы, что мужики, воевать должны, а не думать, чем подтираться. Сегодня же в Смольном сим вопросом озадачу. Голова у тебя светлая! Обо всем помнишь!
        - Да ничего бы не сделала голова, если бы тебя, Климент Ефремович, надо мной не было. Завод вон взять, а война своего рода производство. Так вот - вроде начальника цеха, пусть основного, но таких же много. Или из КБ главный инженер - то есть сделать поточным производство, без брака, могу, или там что-то новое придумать и создать. Но только в силах директора это все обеспечить или новое вооружение в серию пустить! Только он может все нити в своих руках держать. Так ты есть главный творец наших успехов, что под Псковом достигнуты! Примеров пруд пруди - снайпера немцам жизни не дают - твоя личная заслуга! Я работу написал, но в жизнь без тебя она бы не претворилась. Сколько бы времени ушло напрасно, а так школы и курсы уже стрелков готовят! Наши диверсанты фашистам в Латвии продыхнуть не дают - ты ведь приказал партизанское движение развернуть централизованно и группы готовить и забрасывать! Ты ведь потери восполняешь разумно, как раньше Тухачевскому говорил - нам нужно правильно пользоваться тем, что есть! Потери большие - пополнение потоком идет сразу в войска, отчего у нас дивизии боеспособность
не теряют, потому что за одного битого двух небитых дают. Длинен этот перечень, Климент Ефремович, просто побед у нас зримых и ярких нет, но то дело времени. Сейчас война массовых армий, и не полководческое искусство главное, а насыщение войск всем необходимым - вот тут, на Ленинградском направлении, никто с тобою не сравнится. Ты есть организатор наших побед здесь, как нынешних, так и будущих! И товарищ Жданов - в его руках все производство, наше главное оружие!
        «Так, мой спич произвел впечатление! Говорил ведь почти серьезно, а в сочетании с изуродованной физиономией такое производит впечатление. И воспрянул маршал духом, орлом смотрится - будем считать, что прогиб мне засчитан, а значит, дело будет легче в жизнь претворять! Надо еще добавить маленько, чтоб его с небес на грешную землю вернуть». Гловацкий взял из коробки папиросу и поморщился:
        - Сообразить не могу, ел я или не ел сегодня. Нет, вроде Софья чем-то потчевала, не помню только чем, пока с железом возился. Это надо, вместе с грязной водой ребенка выплеснули! Слов нет, одни маты!
        - То-то смотрю у тебя руки в тавоте! Ты это о каком железе говорил? С оружием занимался?
        - Так точно, товарищ маршал! У нас есть оружие, которое войскам до зарезу нужно, простое, дешевое и, главное, чертовски эффективное!
        - И где оно? Далеко ехать? Давай мне показывай. - Маршал Ворошилов оживился чрезвычайно, даже ладони потер.
        - Ехать не надо, нам в ту комнату только пройти. - Гловацкий показал на дверь слева и первым зашел в нее. Такие комнатенки служат для отдыха - при круглосуточной работе всяко нужен диван или койка для короткого сна. Главная примета для значимого начальства в 1930-е годы. Вот только койка, аккуратно заправленная солдатским одеялом с подушкой в белой наволочке, занимала один угол. Тумбовый стол с лежащими на столешнице папками для бумаги - толстыми, набитыми листами; еще тумбочка с разложенными на ней слесарными инструментами, рядом с ней гранатомет на станке с колесиками - совсем неподходящая деталь интерьера, как и 50-миллиметровый миномет, прозванный «оса». И патроны с гильзами россыпью, боеприпасы разные.
        - Ты что, подорваться жаждешь? И для чего гранатомет Таубина сюда притащил, он на вооружение не принят?! Хотя партию, как помню, сделали!
        - Сам разобраться решил, лично. Три таких штуки на складе нашли, и сюда выслали - с финской войны остались. В свою дивизию отправил для испытаний, потом перепроверил дважды, лично! Здесь отчеты о войсковых испытаниях, мои командиры все делают быстро, в срок. - Гловацкий хлопнул по одной из папок. Он был раздражен - оказывается, РККА имела готовый образец автоматического гранатомета, мало в чем уступающего знаменитому АГС-17 «Пламя», но почему-то от него отказалась. Вот он решил понять, что стало причиной такого решения.
        - Недоработки здесь пустяковые, в пружинах дело, сам с инструментом ковырялся. Отличная штука, нужно только короб магазина типа «улитка» ввести, гранат на 15, а то здесь всего пяток, и на треногу поставить. Образец почти идеальный, последний - два других угробили напрочь, как дети малые заигрались. Вот смотри что получается, Климент Ефремович, - в батальонах сейчас число минометов уменьшили значительно, «сорокапяток» вообще нет - потому вопрос возник - чем вражеское наступление отражать и свои атаки поддерживать? И вот оно решение - своя «батальонная» артиллерия! Простая и дешевая, легкая, скорострельность сумасшедшая! Под настильным огнем любая пехотная атака захлебнется, амбразуру дота подавит и бьет больше, чем на километр! Боеприпасы к мортирке Дьяконова, в 16 линий, на складах их полно! Так почему этих гранатометов в частях нет, их же можно тысячами производить?! Вот и решил проверить…
        - Он не прошел испытаний с 50-миллиметровым минометом - при навесной стрельбе тот оказался точнее, по стоимости вдвое меньше и намного легче! Это я тебе как член Военного Совета говорю, все испытания сам видел.
        - Странные, очень странные испытания нам подсунули! Так поступают, когда хотят собственное дерьмо пропихнуть, а потому делают все, чтобы оно меньше пахло! Гранатомет испытывать по программе для миномета?! Да он в этом изначально проиграет, потому что главным для него настильный огонь, а не навесной. Он больше отражает атаки, но и эффективней намного в их подготовке, чем это уе…е! Если его даже в ж…у того, кто такие испытания предложил, засунуть, и из «осы» настильным огнем пульнуть, получится?! В том и дело что нет, и задницу не жалко будет, ибо ею думали вместо головы! Это хуже, чем простое вредительство! Красная армия из-за тупого недоумка лишилась оружия будущего, Климент Ефремович!
        - Поясни, - коротко вопросил Ворошилов и уселся на край тумбочки, сдвинув патроны и инструмент в сторону.
        - Ты посмотри. - Гловацкий открыл папку и выложил стопку разных листов, от белых машинописных, до серых, даже вырванных из ученических тетрадей в клеточку. - Испытания проводили по всем показателям, которые требуются для боя пехоты. У 50-миллиметрового миномета сплошные прочерки в графах, где требуется настильный огонь, а это 90 % с лишним средств поражения вражеской пехоты силами батальона. Так что уступает гранатомету не только по всем статьям, но и с разгромным результатом. И это только начало! Далее возник вопрос: а на хрена он нужен, ведь есть 82-миллиметровый миномет? Сравнили и тут еще раз, не поленились. И вывод однозначный - х…ка не нужна нашей пехоте! Она легка?! Какой толк в ее легкости, если на поле боя абсолютно неэффективна в сравнении с аналогами. Мина в 50 мм даже перекрытие из жердей с землею не пробивает, разрушить легкие укрепления не в состоянии, разрыв страшен, если под ноги немцу упадет! Попер негатив валом - четыре человека расчет, у «батальонного» чуть больше, но вот могущество мин и не сравнить, на голову перевес по способности разрушать укрепления и окопы, истреблять
живую силу противника. Так зачем держать «ротные» минометы, если в них прока нет. Вот в этой папке с фронта прямо вопли - забирайте все эти «осы», дайте нормальные минометы. Нормальные, а не слабые пукалки, что у немцев и поляков по аналогии содрали. Нужны очень минометы, не два, как сейчас, и не шесть, как раньше, а девять на батальон! По полному взводу на каждую стрелковую роту просят! Вот посмотрите рапорта. - Гловацкий пододвинул стопку бумаг, Ворошилов стал их быстро рассматривать.
        «Смотри, Климент Ефремович, смотри - здесь вся правда. Снимут эти минометы, вот только гранатометов, опередивших время, не будет. А вот ты свою ошибку должен сам исправить». - Гловацкий молча курил, внимательно смотря за маршалом, что, склонившись рассматривал графы и читал рапорта. Когда Ворошилов все аккуратно сложил по папкам и сам завязал тесемки, в кабинете нависла звенящая тишина.
        - Мелочей на войне не бывает, - глухо произнес Ворошилов. - Какие средства эти вредители угрохали, заводы задействовали, работников! В ГАУ заняли кабинеты, все, кроме минометов, на корню рубят! И маршал Кулик их покрывает! Эти бумаги я товарищу Сталину незамедлительно отправлю!
        - Сейчас не стоит, Климент Ефремович, нужно все задумки обкатать в будущем наступлении, вот тогда сразу поставить в известность Верховного Главнокомандующего. Наши наработки предложить к рассмотрению можно и нужно, когда они самой войной проверены будут. Многое нам доработать предстоит, и в вооружении, и тактике, и в штатном расписании. Война ведь на месте стоять не будет, новое оружие в нее постоянно изменения вносить будет! И тут, как я думаю, надо сыграть на опережение. Есть такая избитая фраза: генералы готовятся к прошлой войне! А мы попробуем к будущей!
        - Так, вот сейчас давай поподробнее, Николай Михайлович. Меня сразу зацепило, ты выделяешься, как доска в сломанном заборе из жердей! Время у нас есть, давай кури, не стесняйся, излагай свои мысли…
        НАЧАЛЬНИК ГЛАВНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ РККА АРМЕЙСКИЙ КОМИССАР 1-ГО РАНГА МЕХЛИС
        МОСКВА
        - У меня все, товарищ Сталин!
        Мехлис положил ладони на столешницу, и, повинуясь кивку вождя, не стал вставать, а продолжал сидеть на стуле, внимательно смотря на медленно ходящего по кабинету Сталина. Ковровая дорожка мягко глушила короткие шаги человека, которого любили и ненавидели, боготворили и боялись, но над кем никогда не смеялись или относились равнодушно. Именно служение этому человеку выбрал Лев Захарович - потому что в нем воплощалась идея построения общества социальной справедливости, социализма и братства всех народов, заселяющих огромный мир. И это были и его личные идеалы, выходца из богатой еврейской семьи, отринувшего веру предков и с головой окунувшегося в бурлящий котел русской революции.
        Они были знакомы с Гражданской войны, и за эти годы Лев Захарович достаточно хорошо изучил привычки человека, про которого в этом кабинете многие думали не иначе, как про ХОЗЯИНА. Вот так, почтительно, даже в мыслях, с заглавных букв. Хорошо Мехлис знал и про то, что врать здесь категорически нельзя, чревато последствиями для самого лгуна. Но за все долгие годы работы со Сталиным не солгал ему ни разу, ибо был предан без остатка, до последней капли крови и вздоха!
        Как бывают верными своему мессии закоренелые фанатики, почитают пророка истинно уверовавшие в его откровения!
        В этом кабинете сразу ощущалась давящая сила власти, и та тяжесть, что нес на своих плечах этот невысокий человек в защитном френче и мягких кавказских сапогах, воспринималась совершенно неподъемным бременем для любого человека, оказавшегося на его месте. Ответственность за первое в мире государство рабочих и крестьян, что наконец избавились от паразитов, тех самых, кто, по выражению Маркса, ради 300 % прибыли пошел бы на любое преступление, несмотря на страх виселицы!
        Даже в грозные дни Гражданской войны и интервенции не было того чувства отчаяния, которое сейчас испытывали многие. Враг оказался опасен своей невероятной силой, о которой в ЦК даже не подозревали! Именно так - если речь шла о числе дивизий, танков и самолетов, которыми оперировали до войны, то угроза представлялась серьезной, но не чрезмерной. Мехлис о том хорошо знал, возглавляя Главное политическое управление РККА, и, в силу своей должности, посвященный в секреты подготовки СССР к войне. Он воспринимал это назначение крайне серьезно, ведь армия должна была стать главным инструментом проведения политики ВКП(б). От членов Военных Советов фронтов и армий, назначенных партией, к нему поступали сведения, недоступные для Генштаба, а те, в свою очередь, черпали их от политотделов дивизий и полков, от политработников и многих тысяч рядовых коммунистов и комсомольцев. И все сведения невольно внушали и страх, и ярость!
        Германская армия продвигалась вперед неутомимым стальным катком, сметая бросаемые ей навстречу дивизии и целые армии. Растерянность среди советского генералитета приводила к хаосу и панике и, самое страшное, к добровольной сдаче в плен многих тысяч красноармейцев. А это не могло не навести на мысли, что произошла измена! Врагов у Советской власти много, и открытых, и тайных. Последние притаились, устрашенные обрушенным на них террором. Но вот прополоть всех не удалось, эти недобитые троцкисты, бывшие нэпманы, придавленные коллективизацией кулаки, попрятавшиеся белогвардейцы - с охотой занимались вредительством и шли на вербовку любой иностранной разведки. Мехлис знал данные, ведь он сам и курировал работу органов НКВД, как нарком государственного контроля. Сталин тоже сделал выводы после периода «большой чистки» 1937 -38 годов, когда армию и партию освободили от тысяч приспособленцев, нахлебников, зажравшихся выдвиженцев, одуревших от данной им власти. А заодно и от тех, кто мог представлять реальную опасность для проводимого Сталиным курса.
        Выполняя многие поручения вождя, Мехлис для себя твердо усвоил ленинское изречение, что «социализм есть учет и контроль» - и прекрасно сам знал, что и его деятельность неусыпно контролируется, причем не только органами, но и членами ЦК по поручению Сталина. Так, Лев Захарович был уверен, что его поездка в 11-ю армию прошла под бдительным присмотром секретаря ЦК и Ленинградского обкома Жданова. Тот вроде и должен был подчиняться Мехлису как член Военного Совета СЗН, но был от него абсолютно независим в силу своего положения в «колыбели революции», руководителя второго по численности в стране обкома партии большевиков. Да и влияние маршала Ворошилова нельзя преуменьшать, многолетнего наркома обороны и члена РВС еще со времен Фрунзе. Да, летом прошлого года его освободили от поста, назначив наркомом маршала Тимошенко, но ведь это не значит, что товарищ Сталин перестал ему доверять, тем более в эти дни, сейчас!
        Вернее, особенно сейчас, при ответе на один вопрос - почему войска Тимошенко оставили Смоленск, армии маршала Буденного откатываются к Днепру, а дивизии маршала Ворошилова встали как вкопанные и не только не отступают, но и наносят врагу ощутимые потери!
        Сейчас Мехлис доложил Сталину все про свою инспекцию 11-й армии, стараясь как можно точнее передать не только собранную информацию, но и собственные представления о генерал-лейтенанте Гловацком. Он подробно рассказал обо всем увиденном в Псковско-Островском укрепрайоне.
        Оборонительная линия южнее Псковского озера всеми радиостанциями и мировыми газетами уже несколько дней подряд называлась неприступной «Линией Сталина»!
        Лев Захарович объездил ее практически всю - даже пресловутая в буржуазной прессе «Линия Маннергейма», виденная им лично, не произвела такого ошеломляющего впечатления. Все там было перекопано в несколько рядов, безостановочно трудились тысячи людей - Ленинградский обком приложил для того прямо титанические усилия, мобилизовав и обеспечив их питанием. А еще видел, каким потоком от «северной столицы» идут военные грузы, причем без остановки. Но вряд ли это главная причина - хотя столь громадных усилий не предпринято даже для обороны столицы Украинской ССР Киева, не говоря о других городах, включая злосчастный Смоленск.
        Он видел войну и сейчас рассказал о ней Сталину, какой она пред ним предстала. Мехлиса многие недаром считали, безусловно, храбрым человеком, трусость для коммуниста в его глазах была великим пороком! К таким людям Лев Захарович был беспощаден, хотя мог пожалеть храбреца, допустившего ошибки! Но только оплошность, в иных случаях сам готов расстреливать тех, по чьей вине или нераспорядительности произошли грандиозные катастрофы - как генерала Павлова и вместе с ним все командование Западного фронта!
        Вот только под Псковом он ничего подобного даже рядом не увидел - только четкий ритм отлаженного военного механизма. Вместе с маршалом Ворошиловым побывали в окопах сразу после отражения штурма - на лицах бойцов не было следа сомнений в своем превосходстве над врагом, питание и боеприпасы поступают регулярно, даже происходит смена подразделений для короткого отдыха - совершенно немыслимое дело!
        Сейчас рассказал все о генерале Гловацком - обезображенное лицо, в глазах плещется темной водицей легкое безумие, абсолютное презрение к смерти, невероятная храбрость привычна в людях, но ведь расчетливость притом тоже необыкновенная. Рассказал все о генерале, как о положительном - отражении всех немецких штурмов с большими потерями для фашистов, об укреплении «Линии Сталина», о решительности, его воле и жестокости, что не считал недостатком, скорее проявлением достоинств. Так и о негативном - больших потерях в войсках, самовольстве, грубости, постоянной ругани и даже о сожительстве с женщиной-военврачом. Окончательных выводов не дал - таково было желание товарища Сталина, четко выраженное в приказе - собрать всю информацию и не выражать притом своего отношения. Он все сделал, хотя не раз был на грани взрыва и с трудом удерживал себя, чтобы не поставить на место этого хулителя вся и всего, заменяющего слова матами! И плевать хотевшего на любого, кто не дает ему командовать так, как считает нужным и правильным!
        Но ведь верно действует, немцы увязли в обороне, их дивизии просто перемалывают. Это объясняет, почему маршал Ворошилов и секретарь ЦК Жданов фактически требуют назначения Гловацкого командующим фронтом - полностью уверились в правильности его действий. Впрочем, и сам Мехлис был того же мнения, которое и озвучил Сталину, как всегда и делал.
        - Очень интересные бумаги вы мне привезли, товарищ Мехлис. Скажем так - полезные. - Сталин повернулся и своими желтоватыми глазами впился в бывшего наркома госконтроля. - В поведении товарища Гловацкого вы не заметили странностей? Как человека, в первую очередь.
        - Странности есть, товарищ Сталин. Иногда мне казалось, что я вижу двух людей одновременно! Один знающий военный, вроде «старой школы», как товарищ Шапошников, а порой в нем прорывается бесшабашный рубака, похожий на… Даже трудно сейчас сказать точно!
        - А вы не торопитесь. Попробуйте передать свои ощущения. Вы ведь не могли не видеть подобных людей?!
        - Скорее он похож на матроса-анархиста, вроде того самого Железняка. Чем-то напоминает в поведении и Котовского!
        - Я думаю, вы правы. Мне говорили, что командарм Гловацкий порой даже говорит как Борис Михайлович. - Сталин прошелся по кабинету. Здесь всегда обращались строго по фамилии, исключение было только для одного человека, чью книгу «Мозг армии» вождь всегда держал на столе, постоянно перечитывая. Именно маршал Шапошников пользовался полным доверием Сталина и долгое время возглавлял Генеральный штаб РККА. И сейчас встал вопрос именно о замене им нынешнего начальника Генштаба генерала армии Жукова, в компетенции которого засомневался не только сам Мехлис.
        - Товарищ Гловацкий крепко бьет фашистов?
        - Очень крепко, товарищ Сталин, и сильно большие для них потери. - Армейский комиссар, хорошо зная манеру Сталина задавать вопросы, понял, что с этой минуты доверие вождя к командарму 11-й уже четко выражено. А потому сразу добавил то, что хотели от него услышать: - Думаю, наступление будет успешным!
        - И мы надеемся на это, - негромко произнес Иосиф Виссарионович и стал набивать трубку табаком, сломав в крепких пальцах взятую из зеленой цветной коробки папиросу «Герцеговина Флор». - А все остальное не важно, лишь бы продолжал так же бить германцев.
        Сталин раскурил трубку и снова прошелся по кабинету. Мехлис ждал вопроса - зачастую задавая их, вождь после недолгой паузы сам же на них и отвечал. Он просто размышлял вслух, ставя перед собой проблему и ища на нее подходящее решение. И вскоре в тишине кабинета прозвучали слова:
        - Мне не совсем понятны две вещи. - В голосе Сталина чуть прорезался грузинский акцент. - Почему не представлена к правительственной награде военврач Шверде? Ведь так зовут эту женщину, товарищ Мехлис, что спасла генерала Гловацкого из сбитого немцами самолета?!
        - Да, ее зовут Софья Михайловна Шверде, военврач 3-го ранга. Видимо, генерал Гловацкий посчитал нужным не представлять ее. Потому, что сож… Их связывают определенные отношения!
        - Не совсем понимаю логику товарища Гловацкого?! При чем какие-то отношения?! Совершена ошибка, вы, товарищ Мехлис, забыли, что нужно не только наказывать виноватых, но и награждать достойных коммунистов! Не каждый боец или командир Красной армии сможет так спасти командующего армией, зарезав при этом матерого диверсанта. А коммунист Шверде смогла! Но начальник политуправления Красной армии не придал этому должного внимания? Или вы считаете ее недостойной награды?
        - Виноват, товарищ Сталин! Посчитал, что вопрос награждения должен сделать член Военного Совета армии. - Мехлис понимал, что выволочка в его адрес наигранна, но в то же время знал, что сам совершил оплошность. Его всегда потрясало внимание вождя к тому, что многие считали недостойными взора мелочами или деталями. - Во ВЦИК будет немедленно отправлено представление на награждение Шверде орденом Красной Звезды!
        - В старой армии офицер, спасший генерала на поле боя, удостаивался Георгиевского креста, а то и золотого оружия за храбрость! Разве мы ценим меньше наших заслуженных генералов?!
        - Представим к ордену Красного Знамени, товарищ Сталин!
        - Теперь вы сами исправили свою ошибку, товарищ Мехлис. А что это за странная история, будто командарм Гловацкий порубил убитых шпионов и диверсантов кусками на островке, да еще скормил каким-то крокодилам?! Откуда они там взялись?!
        - Виноват, товарищ Сталин, не доложил вам всю информацию по этому вопросу. На острове остался корреспондент с фотоаппаратом и политрук из политотдела Чудской флотилии. Приказал им сделать снимки этих рептилий. - Мехлис похолодел - об этом он не докладывал, лишь упомянул мельком. - Посчитал преждевременным предоставить вам неуточненную информацию. Перед выездом меня уведомили, что снимки неизвестных науке животных сделали отчетливые, а специалисты заверили, что эвакуация крокодилов из Литвы и Латвии не проводилась ввиду отсутствия в тамошних зверинцах таковых животных!
        - Загадочная история. - Сталин хмыкнул в усы. - Скормил им шпионов и диверсантов! Но пусть так, видимо, за дело, не будем и мы осуждать. Как мне уже известно, молодые матросы и курсанты там камыши порядком, хм… загадили. Интересно, что сказал им генерал Гловацкий по этому случаю?
        - Категорически приказал морякам по тварям не стрелять и гранаты в воду не бросать! А всячески оберегать их, ибо кроме советских крокодилов в Европе других не водится, лишь привезенные в зоопарки с жарких азиатских и африканских регионов.
        - Видите, товарищ Мехлис, наши генералы спасают наших советских крокодилов, а где научные работники?! Страна должна знать, что, даже воюя с жестоким врагом, партия думает о будущих мирных днях. И вы, как нарком госконтроля, пусть бывший, скажите товарищам соответствующих научных организаций, что их задача - сберечь для народа столь редких животных…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Вижу две большие проблемы, Климент Ефремович. Первая в острой нехватке артиллерии. Насколько знаю, сейчас выгребается все, что лежало со времен Гражданской войны, и все равно пушек не хватает. Даже новые штаты ввели с сущим минимумом - 8 гаубиц и 16 трехдюймовок старого образца. Это уступает по огневой мощи германским дивизиям почти в три раза. А вот восполнить потери и оснастить мобилизуемые дивизии удастся не скоро. В лучшем случае к зиме, так просто выпуск орудий не нарастишь.
        - И потому ты предложил не формировать отдельные ополченческие части, а вливать их в потрепанные кадровые дивизии?!
        - Одна из причин, Климент Ефремович, пусть и важная. Но если пушек действительно не хватает!
        - У тебя есть предложение, вижу, замыслил что-то?
        - Так вы решаете сейчас эту проблему - минометы нужны, нарастить их выпуск можно и в Ленинграде, причем довольно быстро. Батальонные и полковые минометы у нас делаются, а уж ротные сотнями. Все упирается в боеприпасы. Вот с ними проблема - запасы мин подходят к концу. А выпуск новых боеприпасов не рассчитан на резкое увеличение стволов. Будет то, что с царской армией в 1915 году - пушки есть, снарядов мало, то есть мин в нашем случае. Я тут просто прикинул - в каждый батальон по 9 минометов - итого 81 штука 82-миллиметровых. На полк 6 120-миллиметровых, да еще отдельный дивизион нужен в дивизии - 18 штук. Всего получается 117 штук, немыслимая сейчас цифра, но такое число нивелирует превосходство немцев в артиллерии. Ведь мина к полковому 120-миллиметровому миномету весит столько же, как и снаряд к немецкой 105-миллиметровой гаубице. Пусть дальность стрельбы почти вдвое меньше, но ведь любые немецкие атаки отразить такой мощью можно!
        Гловацкий говорил уверенно и с напором. Он точно знал, что именно такое число минометов полагалось в советских дивизиях по штату 1944 года, причем производство собственно минометов тогда резко, почти в три раза сократили - просто за три первых военных года их изготовили более трехсот тысяч. И не считая двухсот тысяч выпущенных 50-миллиметровых минометов, которые просто не учитывали.
        - Будут они! Постараемся за счет ротных обеспечить дополнительный выпуск полковых. Вот почему я товарищу Сталину твои выкладки показать хотел. Планы ведь сверстаны, уменьшать выпуск никак нельзя, есть расчеты Генштаба. А вот произвести сверх того вполне возможно, даже больше. С Карельского перешейка минометный батальон вывели, расформировали, из полков половину изъяли - чуть ли не две дюжины батарей 120-миллиметровых минометов тебе эшелонами направили вместе с боекомплектом. Батальонных отправили почти две с половиной сотни штук - и еще добавим!
        - Этого мало будет. Пушек ведь тоже не хватает. Потому вас и прошу за этот гранатомет. Нужен он, настоятельно необходим, и боеприпасы к нему имеются. Мортирка Дьяконова к прошлой войне ведь сделана, выстрелил - и снова заряжай. А он очередями, как пулемет накрывать будет. Надо выпуск его организовать на одном из заводов, хотя бы изготовить опытную партию в тысячу штук, с доработкой пружин. Чертежи есть, образцы, материалы! Еще конструктора нужно обязательно привлечь…
        - Уже привлекли - за вредительство! В мае НКВД забрал - подрядился авиационную пушку сделать, да напортачил, в сроки не уложился, и образец негодный и дорогущий. Вот и арестовали, вместе с заместителем его ОКБ-16 инженером Бабуриным!
        - Нужен мне этот Таубин, до зарезу нужен, Климент Ефремович! Пусть доработает гранатомет, шлепнуть можно, если не сделает! Но зачем сейчас, когда дело горит?! Да я его сам придушу, если он не доведет его до ума! Ведь граната к нему плевая, довеску пороха туда сделать - на полтора километра улетит. А если еще бронепрожигающий боеприпас к нему сделать, то вообще немецким танкам хана - очередь дал и стоит, падло, дымится!
        Ворошилов задумался, причем серьезно. Гловацкий, не показывая вида, возликовал мысленно - последний довод был фантазией чистой воды, ведь создать 40-миллиметровый кумулятивный боеприпас к такому гранатомету - нереальная задача даже для начала XXI века. Нет, сделать можно, но не для массового выпуска. Как правильно говорят в народе - овчинка выделки не стоит.
        - Есть еще одна задумка, Климент Ефремович! Если ее воплотить в жизнь, то остановим немецкие танки, как пить дать остановим! Мало у нас «сорокапяток», всего 18 штук на дивизию. Бутылки с бензином поджигаем и гранаты под гусеницу - все это от крайности, нашей бедности. Про грязь-глину слышали предложение? Смотровые щели танков мазать? А тут сделать просто, на любом ленинградском предприятии. - Гловацкий увидел взгляд Ворошилова - интерес прямо-таки сквозил в глазах. И решил ковать железо, пока оно горячо. Рискнул, достал папку, вытащил из нее несколько листов, на которых с величайшим терпением и тщательностью нанес по памяти РПГ-7, с точностью близкой обычному плакату, что висели в каждом классе боевой подготовки военного училища. Рисунки, описание, пояснения - память ему позволила восстановить все в точности, включая сетку прицела. Но отдавать маршалу в руки сразу не стал, просто положил на стол так, чтоб Ворошилов мог видеть, но не полностью.
        - Я за эти дни много думал над оружием нашей пехоты. В батальоне не должно быть систем свыше 60 килограммов по весу - их же на своем горбу таскать по полю боя приходится, да и боеприпасы немало весят. В идеале как по нашим штатам - роты станковых пулеметов и 82-миллиметровых минометов. «Сорокапяток» не надо, тяжелы для пехотных рот - это средства полкового уровня. Их заменят гранатометы - тот же взвод, но из четырех единиц. А вот средств борьбы с бронетехникой в батальоне нет. Первое, что на ум пришло, противотанковые ружья. Мы тут все сусеки выгребли, из Ленинграда трофеи «зимней войны» выслали, от прибалтийских армий осталось, у немцев с боя забрали много - наскребли почти две сотни ружей всевозможных систем - чешские, польские и германские в 7,92 миллиметра, английские в 13,97 миллиметра, швейцарские «Солотурны» и финские «Лахти» в 20 миллиметров, кунсткамера, право слово. Подбили десятка два танков, боеприпасы к ПТР израсходовали без возможности пополнения, но выводы сделали. - Гловацкий хлопнул по папке ладонью. - Такие ружья всем нужны, хотя бы по полдюжине на батальон. Но в то же время
отмечают - лоб танков не берут, только борт, и то с близкой дистанции.
        - Ружья и у нас делать будут! Задание Дегтяреву и Симонову дано, они разработают под патрон 14,5 миллиметра, принятый на вооружение. К зиме будут, я уверен - мы тоже неоднократно запросы отправляли.
        - Хорошо бы, Климент Ефремович, - Гловацкий знал, что ПТРД под Москвой применили в ноябре, они тогда массово в войска пошли. - Но вот какая закавыка получается. Начнем борта им бить, там как раз 30 мм брони - немцы ведь тоже выводы сделают! Повесят броневую пластину, экраны уже ставят или танк тяжелее делать будут, с такой броней ни ПТР, ни наша «сорокапятка» его не возьмут. Типа нашего КВ - что мы делать будем? Коту под хвост все усилия, как с ротным минометом?!
        - Ты меня не заводи, сам понимаю, что ружье для КВ не угроза, танки такие у них в следующем году появятся, по твоим же прогнозам, а нам сейчас от них отбиваться надо! Показывай, что придумал, не томи душу - чертежи вижу, хоть ты их ладонью накрыл.
        - Этому гранатомету наплевать будет, что лоб, что борт - охреначит их так, что гореть будут долго и славно! И не в упор как ружья - а с двухсот метров гранатой попадет! Два года над этим думал, как ДРП увидел, потом реактивный снаряд у авиаторов в 82 миллиметра. Это законченный чертеж.
        Ворошилов стал рассматривать чертежи, лист за листом, вначале всю конструкцию РПГ-7, потом по отдельным узлам и внимательно читать текст к каждому. Задумался, морща лоб, а Гловацкий спокойно курил. Сам внутри души боялся одного вопроса…
        - Вижу, ты все продумал в тщательности, как всегда! И когда только успеваешь, Николай Михайлыч? Теперь понимаю, Таубин потребовался тебе все это воплотить в новом гранатомете! А если не сделает?!
        - Сделает! Обязательно сделает! Иначе загрызу, стрелять не буду! За тех своих бойцов, что с бутылками танки жгли!
        - Понятно. - Ворошилов отвел взгляд, зачем-то потер ладонью шею и задумался, пристально глядя на генерала. Затем встал и резко произнес: - Эти все папки забираю, и не спорь! Время важнее! Я в Москву вылетаю, сейчас по ВЧ позвоню товарищу Сталину. Так, что еще у тебя есть?
        - Несколько предложений уже чисто технического характера. Наша полковая пушка образца 1927 года слишком тяжела, без малого тонна весом. Катать на поле боя руками тяжело. Необходимо уменьшить вес вполовину, до «сорокапятки». Предложили попробовать поставить на ее лафет прежний ствол - может, получится. В артиллерии, как знаю, такие системы дуплексом называются. Бумаги все здесь. - Гловацкий пододвинул к маршалу папку с очередным набором донесений и расчетов. Этому научила прежняя жизнь - любая бюрократия, а военная особенно, слов не любит - ей нужны рапорта, донесения, расчеты и чертежи с обоснованиями. Вот он чуть трепал нервы этой отчетностью всех комдивов и комбригов, но не кнут предлагал на шкуре отведать, а сладкий пряник в виде дополнительного вооружения. Сработало так, как нужно! Надо только правильные вопросы поставить и к ним подвести аккуратно. И будут те же выводы, что сами в этой войне сделали, пораньше, правда. А время на войне дорого, оно человеческими жизнями оплачивается. Кровью солдатской!
        - Давно хотели ее заменить, даже новые сконструировали. Да тот же Грабин сделал. Вот только как-то руки никак не дошли! Так что давай и эти бумаги! А в тех папках у тебя что?
        - По штатному расписанию 111-й, 118-й и 235-й дивизий! Они у нас наступать будут, ударным кулаком. Усилить артиллерию требуется - на одну батарею гаубиц М-30, на две Ф-22 или Ф-22 УСВ, полковых и батальонных минометов по максимуму - 117 штук. На это пополнение имеющихся здесь и поступающих из Ленинграда ресурсов хватит. В каждом полку из лучших бойцов сформировать две роты автоматчиков, вооружить СВТ, ППД и ППШ. Приказал на каждый батальон дать по два германских ПТР из трофеев. И еще нужны ДШК - десятка три. Штаты ненамного увеличатся - в дивизии станет 11 тысяч 700 бойцов и комсостава без учета запасного батальона. Вот все необходимые расчеты и рапорта, включая мой. - Гловацкий отдал еще одну папку, маршал Ворошилов принялся внимательно изучать бумаги, доставая лист за листом. После непродолжительного молчания произнес:
        - Сейчас наложу резолюцию о согласии. Пусть будут временные штаты на время проведения наступления. Отдай штабам на согласование, пусть без промедления вводят. Тут ты еще раз полностью прав - их усилить всячески надо, чтоб действительно сильные были!
        - Климент Ефремович, такие штаты должны стать постоянными для наших лучших и проверенных дивизий! Они вроде как ударные, в то время как другие обычные. На них можно положиться, оружие будут использовать со знанием и умением. Не подведут!
        - Не подведут они, прав, - подтвердил маршал и с хитринкой в глазах спросил: - А то были у нас такие - от границы драпали, оружие побросав! Потому ты все новое вооружение только своим передаешь, даже «дегтярей» в удвоенном числе, как при прежнем штате?
        - Именно поэтому, Климент Ефремович! Считаю, что лучшему бойцу - лучшее оружие! Он правильно распорядится, толково, с большим ущербом для неприятеля! А вот неумелому что ни дай, хоть новейшее оружие, то либо сломает, либо потеряет! Уж лучше такие дивизии, я обычные имею в виду, с мобилизационных складов вооружать - «мосинки», «наганы» и трехдюймовки с «максимами» для них в самый раз. Стахановцы на производстве есть, но их немного, так же и на фронте. Хорошие бойцы есть, и плохие… танцоры тоже есть, хотя всем известно, что им танцевать мешает!
        Ворошилов задорно рассмеялся, чуть ли не до слез, утер ладонью глаза. И неожиданно подмигнул генералу, словно мальчишка, а не мужчина 60 лет с маршальскими петлицами на кителе и с десятком орденов на груди.
        - Верно! Девиз дивизий прорыва - лучшему бойцу, лучшее оружие! Как там у тебя в памятке для снайперов сказано: если научится целиться в трубку, и попадать постоянно - таким можно дать и оптику! Так что доводи ударные дивизии до нового штата, пусть временно…
        - Нет ничего постоянного, чем временное, товарищ маршал Советского Союза! Остается проверить на деле одну народную мудрость - русские долго запрягают, но быстро ездят!
        - Ты и проверяй, товарищ генерал-лейтенант. А что касается ударных дивизий, что дорогу на Ленинград своей грудью закрыли, то быть им отныне «рабочей гвардией»! Как в октябре семнадцатого! Гордись!
        Ворошилов строго посмотрел на немного опешившего от услышанного Гловацкого и торжественно произнес:
        - Военным Советом Северо-Западного направления одобрено решение Ленинградского обкома и командования ЛАНО направить в каждую из трех дивизий - 111-ю, 118-ю и 235-ю - по полку из расформированной дивизии «рабочей гвардии»! Соответствующий приказ получишь завтра. И пусть его огласят в частях, вместе с обращением, которое подписал товарищ Жданов! Впредь эти дивизии будут получать пополнение из лучших представителей пролетариата города, носящего имя великого Ленина!
        КОМАНДИР 3-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЧЕРНЯХОВСКИЙ
        СТАРАЯ РУССА
        Десять суток, отведенных на формирование мехкорпуса, закончились. Оглядываясь назад, Иван Данилович поражался, сколько всего успели за эти суматошные дни сделать. Вот только больше трех часов поспать не удалось - но кто на войне обращает внимание на хроническую бессонницу?!
        - Штаты мы разработали солидные, в бригаде три с половиной тысячи личного состава, хотя генерал Гловацкий предлагал вдвое меньше. Москва решила иначе - слишком слаба такая бригада, самостоятельно вести бой не сможет, нуждаясь в постоянной поддержке пехоты и артиллерии. С пленным немецким командиром корпуса говорил, да бумаги их по применению танков и мотопехоты пристально изучил. Вот и ввели в бригадах по две полковые группы из батальонов танков и мотострелков, без формирования управлений самих полков. Все в руках комбрига, как две руки с кулаками - можно бить одновременно, немцы такие «боевыми группами» именуют в своих дивизиях неслучайно. Тылов в них нет, одна сила. А комбриг каждую такую группу усилить может - у него артиллерийско-минометный дивизион есть, саперная и разведывательная роты с броневиками. Ремонтная и тыловая службы строго централизации требуют. Так что должна себя показать такая задумка. А вот корпус более сложная структура, проверка на поле боя ему требуется. У тебя какое мнение на этот счет, Иван Данилович?
        - По сути, осталась прежняя моторизованная дивизия, но с бригадами вместо полков. Не нужно импровизировать, сколачивать из полков группы. А управление самими бригадами проще. Мотопехоты и артиллерии ненамного больше, это верно, а танков на полсотни меньше. Мнимое ослабление, если разобраться. У меня в бригадах 42 легких БТ, еще по 17 «тридцатьчетверок». Минометов изрядно добавлено, как и зенитных пулеметов ДШК. Саперов своих хватает, разведбат с танками есть, мотоциклетный батальон с ротою броневиков. Дивизион 122-миллиметровых гаубиц, артиллерийско-противотанковый полк УСВ. Гаубиц М-10 вообще нет. Впрочем, наверное, правильно - тяжелы они для тракторов, а тягачей «Ворошиловцев» нехватка везде жуткая. Вот и вся разница на первый взгляд. Только в корпусе на две тысячи личного состава больше, да еще дополнительно приказано запасные роты при бригадах развернуть, а при корпусе батальон с танковой ротой. Сейчас комплектуем из пополнений, но грузовиков с танками на них нет, и взять пока негде!
        Черняховский пожал плечами и отпил чая из жестяной кружки. Вечер перешел в ночь, но назвать ее темной было бы не совсем верно, таковы уж эти места. Новые штаты мехкорпусов, как он знал, разработало АБТУ фронта, маршал Ворошилов не только одобрил, более того, всячески настаивал на их принятии. В принципе верно - будущее не за пехотой, он это уже сам понял, и не за мощными ударами танковых армад прежних дивизий, что откровенно слабыми получались, несмотря на обилие танков. А во взаимодействии всех сил корпуса, сбалансированном сочетании танковых и стрелковых частей с артиллерией, саперами и авиацией.
        Теперь надо только научиться правильно применять все силы, хоть на уровне немцев. Да и командарм Гловацкий считает, что у врага не грех уроки взять, чтоб потом его же и бить.
        - Хорошо хоть так вышло, Иван Данилович, пусть корпуса послабее стали, но не в одних танках дело. Вспомни, как сам без пехоты воевал, когда у тебя полк выдернули и на Лиепаю его отправили. А теперь этого не будет - имеются танковые бригады НПП, плюс отдельные танковые батальоны. Есть чем пехоту поддержать. Теперь жалоб поменьше будет.
        - Нет, какие тут печали. А тогда трудно пришлось, Павел Павлович, что и говорить. Мне почти все танки повыбивали…
        - Зато теперь на отсутствие пехоты сетовать не будешь!
        - Побьют стрелков много, особенно тех, кто из танкового десанта. Сам понимаю, что не от хорошей жизни одну роту из каждого мотострелкового батальона на танки верхом усадили - с автотранспортом у нас сейчас туго. А потому потери неизбежны, и большие, - Черняховский прекрасно осознавал, что так называемый «танковый десант» создан просто от безысходности, все объяснимо - машин катастрофически не хватает, в стрелковых дивизиях их вдвое сократили от штата, этот процесс затронул и механизированные части. В соседнем лесу 185-ю моторизованную дивизию в стрелковую формируют сейчас самым спешным порядком. А ведь генерал-майор Рудчук по доброй воле лучшие автомобили отдал, пушки, целый мотострелковый батальон. И задал вопрос, который вертелся на языке:
        - Автоматы хоть нам поступят, или по названию формировать «роту автоматчиков танкового десанта»?
        - Будут, это я тебе точно скажу, уже сейчас собирать начали в частях 11-й армии. Генерал-лейтенант Гловацкий твердо обещал полторы сотни ППД в твой корпус отправить, как раз на шесть взводов хватит, они чуть меньше по штату, чем стрелковые. Вскоре получишь, даже больше - еще тысячу СВТ передадут, ты их правильно распредели. Выдавай только лучшим стрелкам, и на самотек это дело не пускай!
        - Сделаю, Павел Павлович, это под Островом осознал. Сам знаешь, как командующий к такому относится. - Черняховский вздохнул с облегчением, он по недолгой службе в 11-й армии прекрасно знал, что командарм всегда делает то, что обещал. Хоть со стрелковым вооружением вопрос решен, вот только с зенитной артиллерией еще неясно. Но тут Полубояров словно снова прочитал его мысли и заговорил:
        - Из Ленинграда уже отправили целый дивизион 37-миллиметровых автоматов. Так что ты это цени! Решено наши мехкорпуса вооружать исключительно новой матчастью, у тебя гаубицы М-30 и пушки УСВ. Полковых минометов втрое больше, чем в дивизиях, и еще дивизион не сегодня-завтра привезут тебе из Ленинграда. Иван Данилович, тебя до зубов вооружат, но знай, что спросят втройне. И вот что - сроку у тебя на три дня больше! Прекрасно понимаю, что времени очень мало, но двух недель на подготовку вполне достаточно, многие твои бойцы обстреляны, какой-никакой опыт у командиров есть. Это к чему тебе говорю - дела на фронте скоро пойдут совсем иные - решили по немцам сами ударить. Приказано тебя в курс дела ввести.
        Полубояров отпил остывшего чая из кружки, поморщился, и отставил ее в сторону, а сам закурил папиросу. Затем, наклонившись к Черняховскому тихо заговорил:
        - Приказы получишь завтра. От себя скажу следующее. Немцы отводят моторизованные части от Псковско-Островского УРа. Пехотных дивизий там осталось ровно четыре, возможно, еще одна есть, но никак не больше. Начали окапываться, занимают оборону на широком фронте - по 20 км нарезали им полосы. Решено ударить всеми нашими резервами, всего до 10 стрелковых дивизий и двумя механизированными корпусами - твоим и Лелюшенко. И еще в прорыв с вами пойдут кавалерийские дивизии нового формирования, так называемого «облегченного типа» или рейдовых - минимум артиллерии на три полка конницы, рота броневиков всего, а танков в них нет вообще. Формируют такие сейчас везде, в основном из казаков, те к тому привычны. Обещают точно две дивизии, но может быть и три.
        - А куда немцы свои танки отводят?
        - Не отводят, Иван Данилович, разделили по корпусу - один колоннами направился в юго-западную Эстонию, другой к Пушкинским Горам и Опочке по болотам. Самолеты разведку ведут, длинные моторизованные колонны все наши летчики отмечают.
        - Так, понятно, - протянул Черняховский. Действительно, если штурм и прорыв не заладились у фашистов с самого начала, то переброска ударных кулаков - наиболее оптимальное решение. Но ведь получается, что командарм 11-й предвидел такой вариант еще две недели тому назад, раз на сохранении мехкорпусов настоял. Выходит, Гловацкий был уже тогда уверен, что немцы не проломят укрепрайон?!
        Поразительное предвидение!
        - Когда ударим? Где атаковать мехкорпусу? Когда начнут переброску? Ведь нужно подготовиться заранее к удару!
        - Тут не спугнуть немцев главное! А то их танковые дивизии обратно повернут. Мало ли что произойдет, сам знаешь, как немцы мастерски умеют удары наносить. Надо дать им увязнуть при прорыве! За Пушкинские Горы я спокоен - там 41-й корпус, пусть из двух бригад, - но те ничем от дивизий по драчливости не отличаются. Опочка далековата от нас, своим ходом немцам трое суток ползти чуть ли не черепашьим ходом надо по нашим-то дорогам, вернее бездорожью. Никак не меньше! В Эстонии тоже подготовят оборону - надеемся, что с ходу ее немцы так просто не прорвут. Им там хотя бы сутки продержаться под напором фашистов.
        - А дальше что?
        - Тут мы и ударим от ПсУРа! Рвать фронт будут разом все три дивизии «гловатцев», их как четвертый день вывели в резерв и пополняют. А с ними и 6 дивизий 11-й армии - свежие, но уже успевшие там пороха понюхать. При поддержке 23-й и бывшей твоей 28-й танковых бригад. Кроме того, ударят и два тяжелых танковых полка.
        - Уже два? Сильные?
        - Две трети КВ с Кировского завода к нам только и идут. Штук 70 мы получили, с десяток потеряли, но не безвозвратно, половину отремонтируют. В полку четыре роты по 5 КВ, плюс танк командира и один еще в резерве. Ремонтники, тыловики, связисты и рота автоматчиков. Для них АВС-36 всем миром собирали, склады обшарили. Всего личного состава около четырех сотен комсостава и бойцов и 22 танка. Формируем и третий полк, и по одной роте КВ передали в каждую бригаду на Т-26 для качественного усиления. В них, кстати, первые Т-50 появились, пока несколько штук всего привезли прямо с завода, но будет больше. Потому ударить по вражеской пехоте мы сможем крепко! Тем более что артиллерию из-под Ленинграда подтянули самых больших калибров.
        - Когда переброска?
        - Своим ходом пойдете автоколоннами начиная со следующей ночи. Для танков и боеприпасов эшелоны начнут подавать с утра. Отправляй 2-ю бригаду, затем корпусные части и 5-ю, а 46-ю самой последней, на ходу ее готовь. Разнарядку и расписание получишь утром. Да вот еще что. Сразу туда отправишь командиров штаба для рекогносцировки. Пусть заранее они у тебя в общевойсковые петлицы нарядятся, когда в окопы пойдут. Нечего перед фашистами прибытие танковых войск светить. Предписание получишь тоже с утра. Надеюсь, у тебя все вопросы? А то ехать в Порхов нужно, там у нас сейчас штаб фронта.
        Черняховский тяжело вздохнул, хмуро посмотрел на начальника АБТУ и подумал, что поспать ему хотя бы два часа точно не получится, слишком много времени для сна уходит…
        Глава 4
        «Эстонский капкан»

26 -29 июля 1941 года
        КОМАНДИР 41-ГО СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР МИЗИЦКИЙ
        ПУШКИНСКИЕ ГОРЫ
        - Серьезный противник эсэсовцы, очень нахрапистый! Если сейчас не удастся ликвидировать вражеский плацдарм, товарищ Кузнецов, то потом у нас будут очень большие проблемы. К ним подходит на помощь 8-я танковая дивизия немцев, что уже наводила здесь переправу. Теперь им не надо этого делать - вон он мост, уже стоит готовый, переправляй только бронетехнику на другой берег реки!
        Генерал-майор Мизицкий с ожесточившимся лицом обратился к рядом стоящему еще молодому военному, со звездой политсостава РККА на рукаве и двумя ромбами дивизионного комиссара в петлицах. Это был прибывший в 41-й корпус недавно назначенный член Военного Совета Северо-Западного фронта секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Кузнецов. Тот пристально и долго рассматривал в бинокль, протянутый через узкую речку, наплавной мост. Оптика давала отличную возможность разглядеть переправу в ночном светлом сумраке, привычном для данных мест. Но эти самые «белые ночи» существенно осложняли действия советских войск, так как позволяли немцам активно задействовать против них свою авиацию почти круглые сутки.
        - Что вы намерены сделать, Владимир Иосифович?
        - Атаковать их через два часа и, если не сбросить в реку, то скукожить плацдарм, насколько будет возможно. Вот только проделать проблематично, даже если удастся уничтожить мост. Корпус имеет только две бригады, без корпусных частей усиления, что остались в Пскове вместе со 118-й бригадой. Со мной только штаб и одна рота связи, и это все! Их просто задержали, мне ничего не объяснив. Но как воевать без тылов и артиллерии? Если бы не полк 152-миллиметровых гаубиц-пушек, то нас бы отсюда, с этих позиций, еще вчера вышибли, как только захватили плацдарм, товарищ член Военного Совета фронта! Тут настоятельно нужны подкрепления и пушки! Если бы не наша авиация, то мы бы не удержались здесь! Конечно, попробуем сбросить противника сейчас, но большие потери неизбежны!
        - Не горячитесь, Владимир Иосифович, и давайте говорить с вами по-товарищески. Ваш корпус скоро сменят 198-я и 202-я стрелковые дивизии, а также подвезут еще одну или, может быть, две бригады народного ополчения. Из них сформируют оперативную группу, что прикроет южные подступы к Острову и Порхову. Первые эшелоны уже прибывают на станцию, там идет разгрузка. Так что вам нужно продержаться еще два-три дня, и не больше. Наблюдатели от ВВС есть?
        - Так точно, имеются, вместе с радиостанцией. Вчера наша авиация три раза производила бомбежку и штурмовку вражеских войск за рекой. Был и один воздушный бой - сбили одного немца, потеряв две «чайки». Я с НП за этой схваткой наблюдал, все видел.
        - Вас целая авиадивизия поддерживает, беспрерывно бомбят колонны гитлеровцев! Сегодня и 2-я истребительная эскадрилья будет задействована - она у нас «свободной охотой» на германские самолеты занимается. За пять дней уже десяток «юнкерсов» и «мессеров» в землю вогнали, двух летчиков к Герою представили. Так что полегче станет, сейчас люфтваффе укорот везде получают. Так что держитесь, товарищ Мизицкий, ведь у вас бывало и хуже! Вы ведь со своей 118-й дивизией Остров отстояли в те самые первые жаркие дни этого месяца?! Ведь смогли тогда при помощи той же 111-й немцам от ворот поворот дать?!
        - Смогли, товарищ Кузнецов…
        - И сейчас сможете! У вас бригады, плоть от плоти, кровь от крови тех же дивизий! Ваш корпус в Ленинграде уже легендарным называют! Одну из улиц его именем назвали!
        - Был бы он весь здесь, и вопроса бы с плацдармом не возникло бы! А так едва половина. Потери большие - запасные роты в бригадах вычерпаны полностью, а в них почти по три сотни бойцов и командиров было. Если бы вчера маршевый батальон не поступил, то совсем худо бы нам стало. А так 2 -3 дня продержимся, товарищ Кузнецов!
        - Не просто продержитесь, а сами скиньте эсэсовцев в реку! Это приказ командования фронтом! После этого на позициях вас заменит 198-я дивизия, что до войны моторизованной являлась. С Карельского перешейка спешно ее перебросили, ополченцев целым полком влили. Так что удержит этот рубеж, подкрепим пульбатом. А ваш корпус настоятельно необходим под Псковом! Догадываетесь для чего? Или подсказать?
        Старому кадровому военному, прошедшему три войны и вот воюющему на четвертой, все стало ясным. Назначенному командиром корпуса неделю тому назад Мизицкому, что и генеральское звание получил вместе с орденом, достались в подчинение выделенные из дивизий стрелковые полки, взамен которых в состав были введены полки «рабочей гвардии» из ленинградских ополченцев. «Старые» полки до того стали фактически отдельными - их по приказу бывшего командующего фронтом направили для прикрытия полосы заболоченной поймы Великой между Островом и Пушкинскими Горами. Вот только зачем уводить с фронта сразу два боевых полка? Что прикрывать там от немцев, которые и не появились?
        Переправиться через реку Великую совершенно невозможно - совсем нет дорог для автомашин и танков среди болот и чащоб. Налицо имелась ошибка вышестоящего командования, которая фактически оказалась на деле просто спасительной!
        Переброску эсэсовской дивизии «Тотен копф» заметили вовремя, но только встречать ее было некому - обе дивизии «латышского» 24-го корпуса едва отбивались от парочки вражеских батальонов, теряя боеспособность прямо на глазах. К орудиям и стрелковому оружию иностранных образцов закончились боеприпасы, в подразделениях выросло массовое дезертирство латышей. Вот их спешно сменили два полка, хорошо отдохнувших за добрую неделю бесцельного и бесполезного охранения кишащих комарами болот. Передав истребительным батальонам и милицейским патрулям кордонную линию, оба полка выдвинулись южнее, к Пушкинским Горам, на ходу пройдя переформирование в бригады, с номерами «донорских дивизий». Получив по батальону войск НКВД и артиллерийскому дивизиону, едва пополнившись маршевыми ротами, «гловатцы», именно так красноармейцы стали сами себя называть, заняли позиции, два дня вполне успешно отражали атаки отборных гитлеровских частей. Только вчера вечером, несколько часов назад, эсэсовцы захватили небольшой плацдарм, начали ожесточенные бои за его расширение и быстро соорудили мост через неглубокую реку.
        Скинуть их обратно можно и нужно, а вот передача оборонительной полосы перебрасываемым из резерва дивизиям означает только одно - для чего так экстренно потребовались закаленные в боях войска, еще ни разу не отступившие перед матерым врагом, и неоднократно его бившие. Прошло 20 дней, совсем немного в обычной жизни, но на войне за такой срок «сгорали» как свечки в белорусских лесах и украинской степи не только дивизии, но и целые армии, погибавшие в «котлах».
        А вот с 41-м стрелковым корпусом произошло совсем иначе - хоть в строю осталась едва третья часть бойцов и командиров, 3 июля принявших свой первый бой, но сила и боевой дух их выросли многократно. Пополнения быстро перенимали опыт и сражались не хуже кадровых. А то и намного лучше - ленинградцы отличались боевитостью и упорным характером, были такие красноармейцы отличным по качеству приобретением. Так что понятно все - части корпуса, оказавшиеся случайно в нужном месте в нужное время, бросили затыкать очередную «дырку», но вот задействовать весь 41-й корпус именно здесь командарм Гловацкий и не собирался - иначе бы корпусные части и 118-ю бригаду давно бы перевезли.
        Потому и будет обратная переброска, тому рокадная линия железной дороги немало поспособствует. А куда - место известно, а для чего - так все понятно!
        - Наступление готовится, Александр Александрович?
        Тихим голосом, но в котором отчетливо просквозили радостные нотки, спросил Мизицкий - и получил в ответ кивок Кузнецова. Затем член Военного Совета фронта негромко добавил:
        - Ваши бригады впредь будут получать пополнения из лучших рабочих Ленинграда! Настоящая «рабочая гвардия», в семнадцатом году ее называли Красной! Теперь у вас будут не только одни номера бригад, но это почетное наименование! Обращение товарища Жданова я привез вам, их уже передали вашим политработникам вместе с приказом маршала Советского Союза Ворошилова! Гордитесь! Когда будет наступление?
        - Через полтора часа ровно, товарищ член Военного Совета! Разрешите идти, нужно отдать приказы!
        Получив одобрительный кивок Кузнецова, Мизицкий по неглубокой траншее выбрался в лощину, прикрытую от неприятеля вытянутым бугром с поросшим на нем кустарником, и направился на КП корпуса. По пути отдал несколько приказов и зашел на НП представителей ВВС. Там ему ничего не сказали, только выразительно посмотрел прямо в глаза видавший виды майор с двумя орденами Красного Знамени на гимнастерке…
        Генерал напряженно всматривался в бинокль, стараясь не проглядеть самое важное. По всему фронту плацдарма перестрелка не прекращалась ни на минуту, взрывы гремели постоянно. До начала оставалась буквально пара минут, может чуть больше, он физически ощущал неумолимый ход времени. И просмотрел, оторвавшись на секунду, как у наплавного моста взметнулись вверх два огромных султана яркого пламени и подброшенных в небо многих миллионов водяных брызг. А когда пелена от взрыва рассеялась, моста через реку уже не было. И тут же в полную мощь загрохотала советская артиллерия - все только ожидали именно этого взрыва, чтобы мощным огневым налетом тут же подавить ошарашенных диверсией эсэсовцев. По плацдарму начали стрелять свыше сотни стволов пушек и минометов калибром от трех дюймов и более. Небольшая территория в два квадратных километра моментально покрылась черными разрывами, высоко в серое небо взметнулись вырванные с корнем деревья, люди, земля и камни. К давящему гулу нашей артиллерии добавился бесконечный дробный перестук пулеметов - патронов, как и снарядов сейчас никто из командиров и бойцов не
жалел, жестоко давили врага всей имеющейся мощью.
        А на противоположном берегу творилась не менее яркая картина - два десятка советских бипланов, «чаек» и «бисов» начали штурмовку позиций вражеской артиллерии, обстреливая расчеты из пулеметов, пуская по пушкам реактивные снаряды, что оставляли в сумрачном небе черно-дымный и яркий след, с грохотом взрываясь на земле. Это удивительно - впервые «сталинские соколы» решились на столь отчаянную ночную атаку позиций противника за рекою, поддерживая начавшуюся операцию по ликвидации вторгнувшегося неприятеля всеми средствами, что были в их распоряжении…
        - Кто эти храбрецы, что взорвали мост?
        Кузнецов испытывал чувство глубочайшего удовлетворения - впервые выехал на фронт для контроля, и тут же была одержана впечатляющая победа над врагом. Эсэсовский полк уничтожен целиком, а плацдарм ликвидирован. И хотя кое-где еще постреливали недобитые гитлеровцы, но их отчаянное сопротивление продлится вряд ли долго - вопрос не часов, а десятка минут, может, чуть больше. Окопы, что отрыты на этом берегу, захвачены, отбиты и утраченные вечером позиции. От моста, что живительной пуповиной для гитлеровцев стягивал два берега реки, не осталось даже воспоминаний. Да и вражеская артиллерия притихла - видимо, штурмовка авиации обошлась для врага чрезвычайно дорого.
        - Спецгруппа Чудской флотилии лейтенанта Пахомова, товарищ член Военного Совета, - тихо произнес Мизицкий. - У них были две небольших бочки с тротилом, связанные тросом. Спустили вниз по течению, один моряк, старший краснофлотец Шевцов, выбрался на берег, сильно контуженный, а вот командир погиб.
        - Представьте Пахомова к званию Героя Советского Союза посмертно, я сам буду ходатайствовать - видел, как он геройски погиб в бою. А Шевцова к ордену Красного Знамени!
        - Есть, товарищ член Военного Совета! Немедленно подготовим все необходимые документы!
        - Представьте к правительственным наградам всех отличившихся этой ночью, списки я отвезу в Порхов! И вот еще что, Владимир Иосифович, - как только вас начнет сменять 198-я дивизия, немедленно отправляйте бригады в Псков! Эшелоны для перевозки готовы. Часть перебросите автотранспортом. Доукомплектуйте подразделения, получите новое вооружение по полному штату! И будете находиться в резерве командования 11-й армией, приведя бригады в полную боевую готовность. Время у вас будет, хоть и немного. Пора, наконец, нам самим начинать наступление и отбросить врага подальше от ворот Ленинграда!
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        БЛИЗ ОСТРОВА
        - Окапываться начинают фашисты, вон как траншеи роют. Нельзя им давать этого делать, товарищи генералы, никак нельзя. Нам здесь атаковать придется - а так они в землю вкопаются, сами выковыривать их потом будем с превеликим трудом!
        - Не думаю, что гитлеровцы успеют окопаться, Николай Федорович. - Гловацкий хищно оскалился. - Они демонстрацию до того вели, и сейчас приказ получили перейти к обороне. Временно! Вот в чем штука! Есть такая наука - психология называется. Всякая тварь мыслящая, все же душу имеет, пусть насквозь гнилую и подлую, но есть такая компонента! А раз изволит быть, то велит она человеку не напрягаться там, где нет нужды.
        - Вы это о чем, Николай Михайлович?
        Ватутин оторвался от стереотрубы и посмотрел на Гловацкого. Тот в своей привычной манере уселся на чурочку, что стояла на НП 70-й дивизии, и самым беззаботным образом курил. На командарме была полевая форма с защитными петлицами, без наград, а снятая с головы стальная каска лежала возле ноги. Достав платок, он часто вытирал выступавшие на лбу капли пота - летняя жара донимала, но если раньше бойцы мечтали о дождике, то сейчас это было бы совсем некстати.
        - Они же победители, почти всю Прибалтику триумфально прошли. А тут просто недоразумение - уперлись русские в дотах, задолго до войны ими построенных, вот и не взять их ни с наскока, ни приступом. Нет, штурмовать можно и дальше, вот только потери недопустимы. Нет у них желания с нами тут драться, как говорится, до последнего померанского гренадера. Посему в мыслях сразу прорезался опыт прошлой кампании во Франции. Если «линию Мажино» нельзя проломить, то ее надо…
        - Обойти, ведь так?
        - Ага, вы правы. - Гловацкий пристально посмотрел на командира 1-го мехкорпуса Лелюшенко - на данную рекогносцировку отправился сам лично, чтобы на месте определить место прорыва немецкой обороны танками. - А потому и начали переброску главных сил 4-й панцергруппы на эстонское направление и, конечно, к Пушкинским Горам, благо этот маршрут немцам уже хорошо известен - хаживали не раз. И даже командира 56-го корпуса Манштейна там потеряли.
        От шутки генералы дружно хмыкнули. Гловацкий отметил, что настрой хороший. Рядом стоял с сияющим лицом командир 23-й танковой бригады Горленко, которому час назад Ватутин негромко прочитал долгожданный приказ о присвоении тому звания генерал-майора. Вообще-то представление маршала Ворошилова на производство давно прошло одним списком, но самого Горленко по странным причудам бюрократии в приказе не оказалось, хотя фамилия его была там прописана повыше Черняховского. Николая Федоровича такой «пробел» отличившегося комбрига 23-й танковой сильно удивил, и командующий фронтом обратился напрямую к маршалу. Климент Ефремович сам пребывал в недоумении - «пронесли» кадровики, оставили и без звания, и без ордена Красного Знамени. Потребовалась неделя переписки, и, наконец, справедливость восторжествовала.
        - Посему солдатики вермахта копают землицу без огонька, зело уныло, сообразно отданному приказу. Зачем впахивать папой Карло, если панцеры вскоре обойдут этих упрямых русских, Псков с Островом упадут в руки, как спелая груша с дерева. И второе - противник, то есть наши красноармейцы, днем и ночью усердно копает сам, продолжает всячески укреплять позиции. Все в лучших видах прошлой войны, когда инфантерия неделями обращалась в трудолюбивых землекопов. Такой враг, по их рассуждениям, сам атаковать не будет, ибо дрожит от одной мысли о победоносном наступлении вермахта. Вот и все тяжкие стенания души и разума у наших заклятых оппонентов. Недооценивать супостата никогда нельзя, но и не стоит сильно переоценивать знаменитый немецкий орднунг!
        - Хм… Николай Михайлович, а вы настолько уверены, что германцы тут за три дня не вкопаются в землю аки кроты и не преподнесут нам позже неприятностей?
        - Не уверен, Николай Федорович. А посему ведем войну, как обычно, - терзать немцев ежечасно, и копать, копать, всем копать! Лишних траншей не бывает, особенно здесь, в Островском УРе. Дивизии свежие, пусть терзают немцев эти дни как голодный краюху хлеба. Да, потери будут, но так быстрее втянутся в ритм войны, понюхают пороха. И не дадут немцам закрепиться. Это для нас сейчас главное! Атаковать легонько по ночам, пусть привыкнут. И в разное время - с полуночи. Легонько пусть давят, без особого упорства! Коротенький огневой налет средствами дивизий при поддержке корпусного артполка, и разведка боем. Нужно выявить все огневые точки - а потому есть смысл тут остаться танкистам, им ведь атаковать на этом участке, раз он нами выбран. Так ведь, Дмитрий Данилович?! Вы точно решили здесь? А вы, Тимофей Семенович, согласны?
        - Да, Николай Михайлович, здесь самая лучшая исходная позиция для наступления! Атаковать надо именно тут! Наше общее с генералом Горленко мнение. Так что выбор сделан!
        - Вот и хорошо, тогда все правильно, - негромко произнес Гловацкий и встал с чурбака. Выразительно посмотрел на Ватутина, подмигнул. Николай Федорович усмехнулся краешками губ. И, оправив на себе обычную полевую гимнастерку, тихо заговорил:
        - Ну что ж, товарищи, тогда есть смысл перебраться с НП дивизии на командный пункт укрепрайона, нам следует обсудить детали будущей здесь операции, поработать с картами. Дней у нас мало, не будем терять лишнего часа. Так что, давайте покинем этот блиндаж…
        - Дмитрий Данилович, командование Северо-Западным направлением по разрешению Генштаба приняло решение объединить все наши подвижные соединения в конно-механизированную группу. Под вашим командованием. - Ватутин пристально посмотрел на Лелюшенко. Тот машинально подтянулся, четко ответил:
        - Есть принять командование над конно-механизированной группой. Товарищ командующий, а кто от меня примет 1-й мехкорпус?
        - Утвердили генерала Горленко! Он ваш старый сослуживец, вы ему дали хорошую аттестацию! Согласны с назначением Тимофея Семеновича на вашу должность?
        - Так точно, товарищ командующий! Согласен! Считаю, что полностью справится с корпусом, тем более дивизией командовал! Смогу в любое время помочь, если в том будет необходимость!
        - Все это правильно, Дмитрий Данилович, так нужно воевать. - Ватутин повернулся к напряженно застывшему бывшему командиру 23-й танковой бригады. - Генерал Горленко! Принять под командование 1-й мехкорпус! И готовить на врага наступление согласно плану! Вам понятна задача?
        - Так точно, товарищ командующий!
        - 23-ю танковую бригаду примет полковник Кармаганов. В штаб КМГ назначены управления расформированных 10-го и 12-го механизированных корпусов. Штаб последнего станет управлением кавалерийской группы под командованием генерал-майора Фоменко. Решили перевести его обратно в конницу с 84-й стрелковой дивизии. Под его началом будут пока две дивизии - 25-я и 54-я кавалерийские «нового формирования», с ослабленным штатом в три полка. Придадим еще танки и стрелковый батальон. А также дивизионы - 120-миллиметровых минометов и артиллерийско-противотанковый. Кроме того, в ваше оперативное подчинение будет передан 16-й стрелковый корпус в составе 70-й, 237-й и 2-й ЛНО стрелковых бригад. Он прикроет один из флангов после прорыва вражеского фронта. Все другие приказы отдаст вам командующий 11-й армией генерал-лейтенант Гловацкий.
        - Смотрите, товарищи танкисты, что получается. Ваш корпус, Тимофей Семенович, входит в прорыв с юга, от Острова, в составе южной группы 11-й армии. В первом эшелоне здесь пойдут 70-я и 235-я стрелковые дивизии при поддержке 23-й танковой бригады и 2-го тяжелого танкового полка. Фронт прорыва семь километров. Поддержку тут обеспечат два корпусных артполка и авиация. Во втором эшелоне пойдет ваш 1-й мехкорпус и 128-я стрелковая дивизия. 33-я стрелковая дивизия обеспечивает оборону укрепрайона за все время проведения наступления. Силы противника - 21-я пехотная дивизия из германского 1-го армейского корпуса. Бить так наотмашь, думаю, с таким превосходством вы сломите ее сопротивление!
        Гловацкий прошел карандашом по нарисованной на карте красной стреле, что уходила на северо-восток, к границам Латвии. Затем повернулся к Лелюшенко и негромко заговорил:
        - Псковский участок прорыва 12 киллометров, занимает позиции 290-я пехотная дивизия из 56-го моторизованного корпуса. Судя по всему, ее передали в подчинение 38-го армейского корпуса. Или 1-го АК, не суть важно. Прорыв фронта начнет северная группа 11-й армии, наш первый эшелон в составе 90-й, 111-й и 118-й дивизий при поддержке 28-й танковой бригады и 1-го полка КВ. Во втором эшелоне КМГ с 16-м стрелковым корпусом и 237-й дивизией. Артподготовку проведут три корпусных артполка, полк 203-миллиметровых гаубиц и две батареи транспортеров ТМ-180, вся наличная авиация. Постараемся ввести в «чистый прорыв» танки и кавалерию вашей группы, Дмитрий Данилович. Тогда вот здесь мехкорпуса КМГ должны обязательно встретиться ближе к вечеру, хотя хотелось бы пораньше!
        Ватутин как завороженный посмотрел на красные стрелы, сходящиеся у латвийского городка Лиепно. Он их сам нанес на карту, когда они вместе планировали эту операцию, но только теперь ощутил значение - фактически окружались в захваченном Локновском УРе сразу две немецкие дивизии 1-го АК противника, а третья отбрасывалась от Острова на юго-запад. Еще одна дивизия могла быть уничтожена полностью ударной группой 11-й армии по воле собственного начальства, напрасно растянувшего ее на протяженном фронте ПсУРа. В эту минуту Ватутин яростно хотел только одного - чтобы его желание обрело реальность - такая победа была отчаянно нужна!
        - Окружение и последующая ликвидация главных сил 1-го АК врага - первый этап операции. Второй этап заключается в рывке КМГ на Валгу. Цель - выйти к Вильянди в тыл 41-му моторизованному корпусу, что переброшен туда германским командованием для прорыва к Финскому заливу. Я думаю, немцы, как только осознают всю угрозу собственным тылам, от наступления откажутся. И повернут вам навстречу свой 56-й моторизованный корпус. В нем три, может, четыре дивизии, Дмитрий Данилович.
        В кабинете наступила тишина - танкисты переглянулись между собой, потом уставились на карту, где Гловацкий быстро нарисовал синюю стрелку, что отображала встречный контрудар главных сил 4-й танковой группы врага - не суливший ничего доброго для всей КМГ.
        - Тогда вам уже придется драться и пятиться, но дать нам необходимое время как для уничтожения окруженной группировки, так и для проведения еще одной операции с окружением и последующим полным истреблением германской пехотной дивизии южнее Тарту. Она будет атакована с юга 188-й стрелковой дивизией, с востока ударом 10-й стрелковой бригады с высадкой десанта в составе двух батальонов морской пехоты. А вот с севера начнет наступление 11-й стрелковый корпус генерала Шумилова, переправившись через Эмбах своими двумя дивизиями - 48-й и 125-й. Вполне достаточно сил для столь масштабного замысла.
        Гловацкий остановился, закурил папиросу - взгляд был направлен на карту. В голове крутилась фраза из училища - «гладко было на бумаге, но забыли про овраги, а по ним ходить».
        - Наши резервы для наращивания наступления весьма скудны по силе. Возможно, перебросим сюда весь 41-й стрелковый корпус генерал-майора Мизицкого. Пока имеем только 163-ю и 185-ю стрелковые дивизии, добавим к ним 90-ю стрелковую бригаду, куда вошли гарнизонные части Пскова. Но они будут в резерве до самого крайнего на то случая. Как и те бригады ЛНО, что перебросят из Ленинграда. Надеюсь, что будут достаточно боеспособны хотя бы в обороне.
        - Николай Михайлович, а какие резервы есть у немцев? Ведь они сразу попытаются деблокировать свои окруженные группировки!
        - С юга от Пушкинских Гор могут подойти 8-я танковая дивизия и одна эсэсовская «Мертвая голова». Кроме того, пехотная дивизия с южного фаса Островского УРа. Возможно, еще одна дивизия из резерва группы армий. С запада только одна охранная 207-я дивизия, она намного слабее пехотной и против нее будет вся КМГ. Это все, что немцы могут ввести в бой сразу же и попытаться деблокировать свою окруженную группировку. Но потом введут в сражение 41-й моторизованный корпус.
        - А наши возможности?
        - В южном направлении сможем задействовать 70-ю и 237-ю дивизии с 23-й танковой бригадой. В Островском УРе 33-я стрелковая дивизия ЛНО. И главное - бронемоторизованные соединения противника будут выходить по одному из болотистой местности - на их пути мы развернем 14-ю бригаду ПТО. Из резерва фронта перебросим 22-й стрелковый корпус и, возможно, еще 24-ю танковую бригаду полковника Родина.
        - У нас есть чем их встретить, - негромко произнес Ватутин, - как и 41-й корпус Рейнгардта, как только он повернет на юго-восток навстречу КМГ. Вас, Дмитрий Данилович, мы сможем усилить 185-й стрелковой дивизией и 10-й противотанковой бригадой - она фактически заново сформирована из зенитных дивизионов. Возможно, еще 163-й дивизией. Но это наш последний резерв, если не считать Новгородскую армейскую группу. Ее 4-м дивизиям требуется как минимум еще неделя для пополнения и перевооружения, и это, подчеркиваю, если 16-я германская армия не начнет наступления.
        - Ликвидация окруженной под Тарту дивизии не затянется, получите от нас сразу же четыре стрелковые дивизии и бригаду, - тихо произнес генерал Гловацкий. - Кроме того, в случае разворота 41-го корпуса обратно, наша 8-я армия генерала Собенникова сама немедленно начнет наступление в южном направлении. Цель - двумя ударами вытеснить немецкие войска из южной части Эстонии и после этого закрепиться на достигнутых рубежах.
        - Резервов может просто не хватить для парирования всех действий деблокирующих групп…
        - Хватит, особенно если сопротивление окруженных группировок врага будет сломлено в самые ближайшие три-четыре дня. Учитывайте - кольцо будут держать девять дивизий и бригад против двух, и пять атакуют одну. У нас есть большие шансы как можно быстрее уничтожить окруженных при помощи артиллерии и развернуть полтора десятка дивизий и бригад против немцев. Недопустимо возиться столь долгое время, как неделя - такое просто не позволят. А потому продумаем план операции еще раз завтра и пригласим командиров всех наших объединений, участвующих в будущем наступлении. Островской южной группой будет командовать генерал-лейтенант Морозов, от Пскова северной ударной группой я, как командующий 11-й армией. У нас впервые появился шанс взять противника в крепкие клещи! Потому упускать его категорически нельзя, мы можем полностью изменить обстановку на нашем направлении и перехватить инициативу. Вырвать ее из рук врага и нанести чувствительные потери. Обескровить подвижные дивизии, выбить у немцев танки. Заставить противника в конечном итоге прекратить любые наступательные операции. Как в Эстонии и Латвии, так и
на Псковщине! И пусть крепко засядут в оборону…
        БЫВШИЙ КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        БЛИЗ РЕКИ ВЕЛИКОЙ
        - Я устал, мой друг, все же в нашем возрасте такие прогулки по лесам и болотам несколько утомительны. Не находите?
        Манштейн устало привалился на мягкий мох, отломал еловую веточку и стал помахивать перед лицом, отгоняя кровожадных комаров, для которых и жаркий летний день был не поводом отказываться от писка. Генерал даже усмехнулся, вспомнив, что творилось в болоте, в которое они попали три дня назад, хотя Федор клялся, что его не должно было быть.
        - Вы правы, Эрих. Лет двадцать назад я бы и не заметил усталости. Но, как говорят русские, укатали сивку крутые горки. И хотя я помоложе вас, но пятьдесят три года чувствую, как будто все семьдесят!
        Манштейн только кивнул в ответ, прикрыв глаза. За эти десять дней он открыл для себя истину множества русских поговорок и пословиц - и теперь не считал этот народ варварами. Вернее, азиатчина из них так и перла, было ведь татаро-монгольское иго, но чувствовалось и здоровое германское начало - особенно в этих народных мыслях. Все правильно - лиха беда начало, тут воистину не знаешь где найдешь, а где потеряешь. И он опять стал думать о своем нечаянном спасителе.
        В тот день, когда генерал чудом сбежал с тюремного поезда, из вагона с решетками, который русские называют почему-то по фамилии бывшего премьер-министра, убитого террористом перед началом прошлой «Великой войны» - «столыпинским», его спас… немец! Да-да, русский германец, хотя такое вот словосочетание вроде бы не совсем уместно для пропагандистов доктора Геббельса в рейхе. Но все дело в том, что Федор фон Лемке - самый настоящий ливонский немец, чьи предки, охваченные религиозным экстазом, пришли крестить язычников ливов и эстов, как писали в старину - огнем и мечом. Они не служили «Братству святой Марии» - Тевтонскому ордену, так как предпочли продолжать свой славный род, а просто присягнули рижскому епископу. Служили польскому королю и шведскому, а когда при царе Петре сюда пришли русские, присягнули и российскому императору. Опять же - честно служили монархам, храбро воевали за царей.
        В прошлой войне 1914 -1918 годов в здешних местах друг против друга им пришлось противостоять не раз - за костром ночью они перебирали бои, в которых приходилось участвовать - Дубисса, Ковно, Вильно, Двинск и Рига - на них словно пахнуло давно подзабытой молодостью. Что скажешь - здесь Эрих получил свой первый Железный крест, а фон Лемке его русский аналог - орден Георгия на колодке и золотое наградное оружие «за храбрость». Оба стали капитанами, и впереди, как казалось, вся жизнь. Но надежды рухнули в одночасье - Россия забилась в революционных судорогах, а предательство и коварно брошенная в войну вся промышленная мощь Америки погубили ту старую и добрую Германию.
        Манштейн с содроганием вспоминал те годы - ему повезло остаться в рейхсвере, хотя многие тысячи заслуженных офицеров выбрасывали с армии на улицу без нищенских пенсий. Страна была ограблена Антантой до нитки, ее разоружили, оккупировали Саар и Рур, отдали Позен и часть Померании полякам, отобрали все колонии и наложили чудовищную контрибуцию в 135 миллиардов золотых марок - по две тысячи на каждого немца, от дряхлого старика до младенца. Но сейчас он понимал, что немцы еще легко отделались тогда, потому что в России творился самый настоящий ужас.
        Русские азиаты, многие миллионы варваров, принялись с небывалым остервенением резать, жечь и вешать русских европейцев, невзирая на их национальности, руководствуясь только животной ненавистью. Офицерство, то самое, которому погоны прибивали гвоздями к плечам их же вчерашние солдаты, взяло в руки оружие, чтобы утихомирить взбесившихся хамов. Большевизм - страшная и заразная болезнь, хуже чумы, страшнее холеры!
        Лемке потерял всех родных - сестер изнасиловали и утопили в пруду, мать повесили на воротах усадьбы, а старого отца прибили гвоздями к стене. И так было повсеместно - нелюди словно соревновались в жестокости, сами придумывая изуверские виды казни для тех, кого считали «буржуями». Все в точности как во Франции во времена Якобинской диктатуры, которую Эрих с вниманием изучал на уроках, вот только в России процесс оказался затянут во времени и более ужасным по жертвам.
        Гражданская война затянулась на три кровавых года - слишком много оказалось русских, не принявших большевизма. Лемке служил в Белой армии генерала Корнилова с первых дней, прошел с ней «Ледяной поход» по степи, замерзая от морозов. Командовал батальоном в знаменитой Дроздовской дивизии, своего рода «гвардейской», или «цветной», как ее называли, стал подполковником. В одном из боев в северной Таврии, уже в войсках генерала Врангеля, был ранен в августе 1920 года и без сознания остался лежать на поле боя. Так бы там и прикололи штыками коммунисты, но ему невероятно повезло - бредил на родном языке, проезжавшие мимо немецкие колонисты, что поселились там еще во времена «потемкинских деревень», подобрали своего соотечественника. И выходили, хотя провел у них дома больше года, а это потребовало немало еды и лекарств.
        Лемке отплатил им сторицей - отдал бриллиантовую диадему матери и поклялся мстить победившим большевикам как можно дольше. И стал самым натуральным бандитом, или, как их русские называют, «налетчиком». Причем удачливым - поймали его всего два раза, осудив на десять лет тюрьмы. Вот парадокс - если бы судьи знали, что перед ними белогвардейский офицер, то сразу бы расстреляли, а так «социально близкий» элемент, не монархист, самый обычный разбойник - а таких почему-то в Совдепии не казнили, всех отправляли на непонятное «перевоспитание трудом». Довелось «дроздовцу» копать тот самый Беломорканал, что на пачке папирос начерчен…
        Эрих вздохнул - курить хотелось немилосердно, махорку сдымили еще вчера, высыпав из кисета последнюю понюшку. Но тут он сам виноват - надо быть внимательней в этих чертовых русских болотах. Сам Лемке изъездил и исходил эти места вдоль и поперек с юности - тут была родительская усадьба у него, от Новгорода до Опочки и Пскова не раз добирался. И болота знал, по кочкам хищным зверем ступал. А вот Эрих оступался не раз, с вещмешком за плечами, что походил на нищенскую котомку с картин русских художников, ухнул прямо в самую глубь. Федор вытащил - но богатство в виде дюжины пачек махорки испортилось бесповоротно. Вот жизнь - продукты есть, а вот курить ничего. Спасительный махорочный дым от гнуса самая необходимая вещь в здешних краях - не любят комары этот едкий запах.
        На второй день пути Лемке удалось «подломить» сельскую лавку, что была заперта и охранялась дряхлым дедом с ружьем. Смешно - у старика оказался всего один патрон, и тот дал осечку. Крепко связав сторожа, Лемке принялся набивать две котомки всем съестным, что лежало на полках - а там практически ничего и не было. Так себе - махорка, дешевые конфеты в виде подушечек с повидлом внутри, пара пакетов сахара, чай в кубических пачках, растительное масло. Хлеба в лавке не было совсем - зато пол-ящика печенья под странным названием «Юбилейное». Манштейн стоял на «стреме» - такие слова русского воровского лексикона генерал освоил быстро. Подполковник занимался банальным грабежом, подведя, правда, под него идеологическую базу типа главного девиза большевицкой революции - «грабь награбленное». Эрих его хорошо понимал - если бы у него самого отняли родовое гнездо и изничтожили родных и близких, он бы убивал большевиков голыми руками, а такой грабеж бы рассматривал вполне справедливым делом…
        - Нам недалеко осталось, герр генерал, - неожиданно произнес Лемке. - Тут лесничий живет, настоящий партиец, заслуженный коммунист, инвалид войны с белой сволочью!
        В голосе подполковника прозвучал такой ядовитый и нескрываемый сарказм, что Манштейн сразу насторожился - таким тоном обычно говорят об совершенно ином. И не ошибся в предположениях - Лемке заговорил с обычной для него сухостью:
        - Бывший дроздовец, как я, его до войны знал - с училища. В 1919 году пропал после боя. Я однажды с гопотой на лесничестве оказался, они хабар пришли скидывать. А тут смотрю на хозяина - мать моя, это же Русецкий. Он меня тоже узнал, однако вида не показал. А вечером мы поговорили тет-а-тет. Поручик тот еще умелец в контрразведке был. Пленного в «расход» вывел, обычное дело, господин генерал. Большевики тогда нас прямиком «в штаб генерала Духонина» отправляли, а мы их на «распыл». Документы сохранил, информацию запомнил. А как стал калекой, то перебрался в Совдепию - он ведь хорошо понимал, что в Европе не выживет. А тут все же родная земля, да и новая биография у него как раз подходящая. Вот и нашли ему работу, он ведь был «бойцом» Красной армии, колчаковскими пулями отмеченный не раз в боях за Советскую власть. Живет один, вдовствует с тридцатого. А вот падчерица его та еще змея ядовитая - комсомолка и активистка. Но если она до сих пор ничего не заподозрила, то это говорит лишь о хорошем актере из ее отчима. Я пару раз у него уже был, как однополчанин - при дочери так ратует за коммунизм, что
если бы правду не знал, то пристрелил бы сразу, не задумывался. Страсти прямо шекспировские!
        Манштейн только кивнул в ответ - Россия поражала его все больше и больше. В одной стране их было сразу две, а если подумать, то и больше! В Латвии и Литве, бывших окраинах рухнувшей в небытие великой империи, победоносных германских солдат осыпали цветами, а в псковских болотах встречали пулями. Одни жаждали умереть за коммунизм, стреляли в немцев, дрались до последнего патрона, а другие, как тот же Лемке, ожидали прихода вермахта и яростно ненавидели большевиков. И притом что подполковник четверть века тому назад доблестно сражался против германской армии. Как все сложно, как все здесь перепутано - когда враги становятся друзьями, а те, кого почитали соотечественниками, превращаются в заклятых недругов…
        - Рад вас видеть, господин подполковник, - приземистый бородатый лесник неожиданно кивнул - так может сделать только человек из общества, получивший хорошее воспитание. - В доме никого нет, а потому мы можем говорить спокойно. Позвольте полюбопытствовать - что на этот раз привело вас сюда? Судя по вашей одежде, вы продолжаете борьбу с большевиками прежними методами, не так ли?
        - Вы не ошиблись, Андрей Сергеевич, десять дней назад я сбежал из тюремного вагона, который отвез бы меня в приполярные края. А вот моего случайного попутчика по десятидневному анабазису по местным болотам, - Лемке чуть поклонился к стоящему рядом с ним Манштейну, - ждала горшая судьба, которой никто бы не позавидовал.
        - Тогда позвольте представиться, милостивый государь. - Лесник чуть наклонил голову. - Поручик 3-го стрелкового генерала Дроздовского полка Добровольческой армии Русецкий!
        - Командир 56-го моторизованного корпуса вермахта, генерал пехоты Эрих фон Манштейн! Превратности судьбы, господин обер-лейтенант, меня привели в большевицкий плен совсем недавно, но любезный Федор Карлович показал путь к спасению.
        Лесник добрую минуту осмысливал услышанные слова, недоуменно переводя взгляд от Лемке на него и обратно. А подполковник скинул с плеча котомку и развязал на горловине веревку.
        - Рад вас встретить в своем доме, ваше высокопревосходительство, и окажу вам помощь, если потребуется! Вы, случайно, не родственник нашим генералам фон Манштейнам, отцу и сыну, что воевали в Гражданскую войну с нами в рядах Дроздовской дивизии?!
        - Мы обсуждали этот вопрос с милейшим Федором Карловичем и могу сказать, что определенное родство имеется, у нас ведь общие основатели древнего рыцарского рода, что уходит корнями в девятый век. Просто одни Манштейны очень давно перебрались в Россию и верно служили вашим царям в армии и на статском поприще.
        - Удивительно - германский генерал в плену был у большевиков! В той войне, как помню, были только австрийцы и венгры. Так-так, понимаю, это ведь вас здесь в плен взяли?!
        - Именно здесь, только на той стороне Великой, - устало усмехнулся Манштейн, тронув ладонью отросшую за долгие дни скитаний бородку, - как раз почти три недели и прошло. Время тогда летит очень быстро, когда наша судьба насыщена приключениями… Однако мне очень нужно вернуться к своим солдатам, война для меня не окончена…
        КОМАНДИР 11-ГО СТРЕЛКОВОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ШУМИЛОВ
        ТАРТУ
        - Теперь можно надеяться, что рубеж по Эмбаху удержим, - негромко произнес Михаил Степанович, рассматривая в бинокль позиции немцев. Там было тихо, противник явно не собирался переходить к обороне. Поневоле в голову приходила мысль, что неспроста так, явно германское командование что-то задумало.
        За свою долгую карьеру военного, которая протянулась на четверть века, Шумилов повидал многое. Разве он мог представить, что, выбрав для себя профессию земского учителя, он ее сменит на школу прапорщиков и даже успеет стать офицером царской армии. Но мощный вихрь революции закружил его и бросил в круговерть Гражданской войны. Воевал супротив сибиряков, что под бело-зеленым знаменем пришли на Урал - те боевые действия запомнились чрезвычайным упорством атак солдат «автономной Сибири», что к зиме 1919 года уже просто стали «белыми». Вот только армии новоявленного «Верховного Правителя России» адмирала Колчака вскоре разбили и погнали осенью к Байкалу. В преследовании белых не довелось участвовать - назначенный командиром 253-го стрелкового полка «Красных орлов» он отправился на Южный фронт, к Перекопскому перешейку Крыма. За ним укрепилась недобитая белая Добровольческая армия, которую вместо Деникина возглавил «черный барон» Врангель. И сразу с полком попал под удар печально знаменитых «дроздовцев» - офицеры и солдаты в малиново-белых фуражках навечно врезались в память своими бесшабашными атаками,
что сразу опрокинули бригаду - куда там колчаковцам. Шумилова ранили в первом бою - был на излечении в самом центре крестьянского мятежа. Тут пришлось воевать с бандами Махно, впрочем, недолго - «батька» вольницы в очередной раз признал Советскую власть и двинул свои тачанки в Крым, на помощь Красной армии.
        Сила солому ломит - в начале ноября прорвали оборону Перекопа, вскоре красноармейцы увидели в Севастополе уходящие за горизонт черные столбы дыма далеких кораблей, что увозили на чужбину врангелевцев. А заодно тут же покончили с «махновщиной», не выпускать же из Крыма эту анархиствующую заразу, что едкой плесенью разъедала тыл советских войск и постоянно подбивала зажиточных местных селян на мятежи.
        После Гражданской войны он остался в кадрах РККА, прошел ступени службы, медленно поднимаясь по ним, и в 1935 году получил ромб комбрига на петлицы. А там грянула другая война, тоже гражданская, уже в Испании, куда попал весной 1938 года. Получив назначение советником, он с первых дней сразу понял - дело республики проиграно! Да и как иначе - северный фронт в Астурии и Стране Басков погиб осенью 1937 года, в марте войска Франко рассекли оставшуюся территорию республики, ударив от Теруэля в горах, а ведь красные его было взяли штурмом в декабре. Выйдя напрямую к берегу Средиземного моря, оторвали промышленно развитую Каталонию от центра страны. Агония республики затянулась на год - блокированная с моря франкистским флотом центральная зона жила лишь надеждой, что начатое на Эбро наступление приведет к соединению территорий. Не вышло - наоборот, фашисты усилили свой натиск, и уже в феврале Каталония пала - лучшие республиканские корпуса ушли во Францию, сложив оружие на границе. И тут же изменники подняли мятеж в Мадриде - полковник Касадо приказал расстреливать советских советников на месте. Ему и
нескольким товарищам повезло - вылетели самолетом в начале марта в Алжир, что был французской колонией. А через полгода Шумилов со своей дивизией уже был в Польше, освобождая от панов западную Белоруссию, встретившись на Буге с немцами - тогда они были вроде как союзники, пакт ведь с ними подписали. Потом началась «зимняя война» с финнами, третья по счету и самая короткая. Но, видимо, у командования стал на хорошем счету, раз аттестовали в генерал-майора и дали 11-й корпус, с которым и встретил 22 июня, всего какой-то месяц тому назад, войну на литовской границе.
        От границы в Эстонию откатились остатки 48-й и 125-й стрелковых дивизий, тысяч десять красноармейцев и комсостава. 4 июля стали занимать позиции по Эмбаху - положа руку на сердце сам Шумилов не рассчитывал их долго удерживать столь немощными частями и подразделениями. Корпус был обескровлен в приграничном сражении, пополнений не было, гаубичный артполк одной из дивизий исчез непонятно куда.
        Помощь пришла совершенно неожиданно от Пскова, вместе с письмом генерал-лейтенанта Гловацкого, принявшего командование над 41-м корпусом. Отбивая ожесточенные штурмы целой танковой армией своих укрепрайонов, он нашел время не просто остановить отходящие на восток тылы 8-й армии, куда входил 11-й корпус, но собрать и заново переформировать отрезанные от главных сил армии части и подразделения.
        8 июля передовые отряды немцев вышли к Эмбаху, как раз напротив Тарту. И попытались ворваться в город, но были встречены огнем успевших занять позиции в предместьях немногочисленных бойцов 125-й дивизии. Вот тут, к великому изумлению, Михаил Степанович и увидел вернувшиеся сюда по реке корабли - а ведь генерал их сам спровадил, безоружные лоханки с курсантами на борту просто не могли быть помощью. Однако они пришли с батальоном пехоты, высадили десант и поддержали огнем с установленных на кораблях пушек. Как и когда моряки успели это проделать - поверилось тогда в настоящее чудо!
        Удар во фланг для врага оказался внезапным - немцы откатились на пять километров от города, дав время устроить предмостное укрепление. А в Муствеэ флотилия за два дня высадила еще пять батальонов и корпусной 51-й артполк, не просто возвращенный Гловацким - к оставшимся семи 152-миллиметровым гаубицам будущий командарм 11-й присоединил еще дюжину, доведя до двух дивизионов. С той счастливой для Шумилова ночи помощь от «соседа» становилась все более ощутимой. Восстановив 125-ю дивизию за считаные дни, доведя ее практически до нового штатного состава, пусть урезанного довольно сильно, Михаил Степанович обрел уверенность.
        Поток прибывающих от Гдова в Муствеэ нарастал - от этой пристани полуторки каждую ночь привозили пополнение. Вначале прибыл маршевый батальон, потом другой, следом целый полк ленинградских ополченцев. Вот его прибытию Шумилов обрадовался больше всего - в 48-й дивизии осталось всего два стрелковых полка вместо трех положенных по штату. Следом за ним перебросили истребительный батальон и два десятка танкеток Т-37/38 - из последних половина оставлена в резерве на случай непредвиденных атак немцев, а другую просто вкопали в землю как доты по левому берегу Эмбаха. Помощь Гловацкого ошеломляла - порой Шумилов чувствовал, что вроде бы стал его подчиненным, ведь на войне каждый генерал чуть эгоист, неохотно расстается с собственными резервами. Да мало ли что может случиться?! А запас, как известно, карман не тяготит!
        И один за другим вставали вопросы, порой столь щекотливые, что сам Шумилов чувствовал себя неловко. Но ведь так и надо помогать, не ожидая приказа командующего, а, наоборот, по своей собственной воле выручать в трудную минуту. Проявлять инициативу, которая, согласно накрепко вбитым мыслям, всегда наказуема. Ибо есть старая, еще с царских времен армейская аксиома - кто предложил, тот и выполняет.
        Но ведь Гловацкий все это делает как бы походя, будто так и должно быть. Не может не быть! Та же Чудская флотилия как вполне реальная сила появилась благодаря командарму, который на нее обратил самое пристальное внимание, передав ей найденные на складе пушки, хранившиеся со времени Гражданской войны. Заодно набрав для нее в Пскове моряков для увеличения личного состава и передав на корабли уйму припасов. Еще выпросив многое в Кронштадте - да те же бронекатера.
        Почему он так может делать?!
        Задав себе этот вопрос, Шумилов спокойно пережил утрату обещанной маршалом Ворошиловым 191-й стрелковой дивизии, спешно перевезенной эшелонами от Нарвы. Более того, отошедший с его корпусом батальон из 11-й стрелковой дивизии спешно доукомплектовали, вооружили и отправили к своему полку на автомобилях. Это было отмечено командующим фронта - от генерал-лейтенанта Ватутина пришла шифровка с одобрением и приказом готовиться к наступлению. Теперь его 11-й корпус становился отдельным, и в его состав передавалась развернутая в Узмени из отдельных батальонов 10-я стрелковая бригада. Несколько дней тому назад эшелонами привезли в Тарту 2-й полевой укрепрайон, такие бригады спешно формировались в Ленинграде из ополченцев старших возрастов, участников прошлой войны с германцами, саперов и строительных подразделений.
        - Товарищ генерал! Вам приказ штаба фронта!
        Шумилов повернулся, взял протянутый шифровальщиком карандаш, расписался на корешке. Взглянув на часы, вывел время и дату. Затем кивком отправив лейтенанта, развернул и внимательно перечитал строчки. Сразу же обратил внимание на подпись. Заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Гловацкий, командующий 11-й армией, в оперативное подчинение которой и передан его 11-й корпус. Вот и все, ощущение оказалось вполне реальным, воплощено в жизнь этим приказом.
        Ожидаемое наступление немцев должно начаться в самое ближайшее время, судя по всему, счет идет не на дни, на часы. Предполагаемый удар на Пылтсамаа сосредоточенной танковой группировки противника моментально встревожил Шумилова - его корпус сразу же попадал в окружение, чего до этого дня он старательно избегал, отступая в Литве, как только видел, что фланги охватываются врагом. А тут нешуточная сила - сразу четыре танковых и моторизованных дивизии, более двухсот танков. Может быть, командарму-8 генералу Собенникову и удастся не допустить прорыва, все же получил пару свежих дивизий и полдесятка бригад, но вот какой ценой?! Все же немцы все эти недели показывают, что их танки рвут любую оборону, их невероятно трудно сдержать, особенно когда поддерживает авиация.
        Перед глазами Шумилова встали горячие июньские дни - удары врага с воздуха были катастрофичными. Подходившая к фронту 48-я дивизия тогда сильно пострадала от атак «лаптежников», что с включенными сиренами, с леденящим воем пикировали на разбегающихся от страха в разные стороны красноармейцев. Сильно пострадали и отступающие от границы 11-я и 125-я дивизии, особенно автотранспорт и обозы - лошади бились в упряжках от охватившего животных ужаса.
        И противостоять в воздухе было нечем - стремительное наступление немцев заставляло истребительные полки перебазироваться, зачастую танки с крестами на броне настолько быстро подходили к нашим аэродромам, что там попросту бросали неисправные самолеты, которые даже из-за мелких поломок не могли взлететь. В Риге он сам видел площадку, на которой крыло к крылу застыли два десятка И-16, на вид вполне целых, но так и оставшихся на земле безучастно дожидаться подхода врага.
        Устоять под такими совместными ударами авиации и танков смогли лишь в Псковско-Островском укрепрайоне, там ведь задолго до этой войны построили больше полутора сотен бетонных коробок дотов, заняли заранее свежими дивизиями с танками 1-го мехкорпуса, да десятки тысяч горожан и колхозников до сих пор роют траншеи. В Эстонии такое возможно только на отдельных участках - слишком протяженная линия фронта. У него почти сто километров на две дивизии и пару бригад, считая за последнюю прибывший УР. У Собенникова, конечно, намного лучше, но все же по 25 километров на дивизию, пусть с болотистыми участками и редкими дорогами через леса, это многовато выходит.
        - Трудно придется, - пробормотал генерал, медленно прохаживаясь по КП. А тут еще задача и самим готовить наступление против немцев. Перевес пока на нашей стороне. У немцев южнее Эмбаха всего одна пехотная дивизия - высылаемые разведгруппы взяли уже несколько «языков», одного из них, лейтенанта из службы связи полка Шумилов допрашивал через переводчика. Атаки с трех сторон фашисты не выдержат, отступят, но вот далеко ли пройдут его части, если со спины ударят танковые дивизии. Драться против них перевернутым фронтом?! Вряд ли у него получится - тылы ведь на левой стороне Эмбаха останутся. Следовательно, стоит приберечь не один, а два полка 48-й дивизии и пододвинуть чуть поближе к Пылтсамаа. Успеть ими поддержать части 10-го корпуса генерала Николаева, если прорыв станет для всех очевидным. Это единственное, чем он может помочь и «соседу», и себе - по крайней мере выиграть немного времени для перегруппировки.
        - Надейся на лучшее, готовься к худшему, - тихо произнес генерал, уже понимая всю сложность будущего разрешения неминуемого кризиса. Самое страшное, что может произойти, - это когда наступающим войскам наносят смертельный удар в спину…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПОРХОВ
        - Мы с вами не ошиблись в своих расчетах, Николай Михайлович! Час назад фашисты нанесли удар по 8-й армии, причем на широком фронте. Пока только одной пехотой, лишь в направлении на Пылтсамаа отмечены их танки - в небольшом количестве. Думаю, сразу же после прорыва левого фланга армии немцы введут свою подвижную группировку в глубь Эстонии!
        Негромкие слова Ватутина отчетливо звучали в звенящей тишине, что воцарилась в кабинете. Гловацкий курил, навалившись на спинку кресла, сам напряженно размышлял.
        «Ход боевых действий идет теперь иначе, чем в реальности, совсем по-другому. Тогда немцы были на Лужском рубеже, усиленно закреплялись на захваченных плацдармах. И в начале августа ударили с них, за три недели подойдя к Ленинграду. Сейчас они топчутся под Псковом и Островом три недели, и откровенно отказались от новых попыток штурма. А вот в Эстонии события разворачиваются и идут, скажем так, почти по «старому графику». Удар нанесен в точности такой же, как и было, но только гораздо большими силами при поддержке главных сил 4-й танковой группы Гепнера. Но тут все понятно - надо ведь танковые дивизии задействовать, и так все расписание блицкрига затрещало по швам. Это они от безнадеги стали тут метаться, один корпус туда, другой обратно, вертят как барабан «Спортлото». Как ни крути - но причина в большом количестве боеспособных дивизий РККА, которых раньше били поодиночке, но вот сейчас столкнулись с «веником» из них, как в старой народной притче. А еще маршала Ворошилова в косности упрекают - тогда народное ополчение дивизиями создавали и в бой сразу бросали от полнейшей безнадежности, потеряв в
приграничных сражениях большинство кадровых соединений РККА. Сейчас есть шанс исправить ситуацию здесь - а это не может не повлиять на общий ход войны!»
        - Что будем делать, Николай Михайлович?
        - Что и делали, Николай Федорович, - готовить наше наступление, два дня ведь всего осталось. Знаешь, в юности довелось посещать шахматный кружок. Весьма интересная игра, думать учит. Так вот - в ней два понятия имеется, которые как нельзя лучше подходят к военному делу.
        - Какие? Интересно было бы узнать.
        - Любое наступление на фланге может быть отражено контрударом в центре, и наоборот. Допустим, немцам удается опрокинуть наш 10-й корпус, и их танки начинают продвигаться к Нарве и к побережью Финского залива. Неприятно? Вне всякого сомнения! А теперь перевернем шахматную доску и представим себя на месте противника. Вот русские сами наносят сходящиеся удары от Пскова и Острова. Хорошо, если центральный участок выстоит, а если нет и его прорвут на всю глубину, сразу окружив несколько дивизий. И каково будет решение, Николай Федорович, будь ты на месте фельдмаршала фон Лееба?! Что ты предпринял бы в ответ?
        - Постараться заткнуть дыру резервами!
        - А их у него нет, вернее, достаточно сильных. Пара дивизий найдется, но не больше. Нам ведь известны все 26 дивизий группы армий «Север», три охранные считать не будем. И практически все они уже задействованы. Так что корпус, может, еще найдут, передадут из резервов главного командования вермахта, но никак не больше.
        - Тогда развернуть от Пушкинских Гор 56-й моторизованный корпус и ударить им на север!
        - Верное решение - фланговый контрудар заставит русских прекратить движение к Вильянди. Или, по крайней мере, сделает состояние штаба СЗФ крайне нервозным. И вот тут все зависит от действий 41-го моторизованного корпуса нашего давнего знакомца Рейнгардта. Как он поступит, видя перед собой Пылтсамаа, ведь желанный прорыв состоится?!
        - У него только два варианта, других просто не вижу. Или продолжать движение к Нарве, заходя в тыл 11-му корпусу, и завершить этим тактическое окружение наших группировок в Эстонии. 8-ю армию у Таллина, а войска генерала Шумилова у Тарту. - Ватутин склонился над картой, напряженно размышляя. - А против КМГ выставить подходящие к фронту резервы, да тот же корпус, о котором ты упоминал. И наше наступление в центре окажется под фланговыми контрударами.
        Ватутин резко сдвинул руки, так что крепенькие кулачки оказались на ширине плеч. Такая наглядная демонстрация впечатлила бы любого, только не Гловацкого, который выразительно усмехнулся, сам поднял свои ладони и раздвинул их гораздо шире от плеч.
        - Самое неприятное для нас на первый взгляд. Но не все происходит в соответствии с логикой. А если русские все же прорвут заслон и выйдут к Рижскому заливу? Ведь тылы 4-й танковой группы могут быть уничтожены - и как тогда на Нарву и Таллин наступать прикажете, имея пустые бензобаки автомобилей и танков?! Рискованно в самом деле, хорошей такой авантюрой попахивает. - Гловацкий усмехнулся и закурил очередную папиросу. - «Если бы здесь были Гудериан и Манштейн, они так бы и поступили! Да, именно так - нестандартно, но крайне дерзко и решительно. Тогда риск стал бы для нас неприемлемым! Но вот их Гепнер воюет правильно, а это дает немаленький шанс, очень хороший!»
        - Все равно следует учитывать этот вариант, Николай Михайлович. Он весьма возможен, как и то, что Рейнгардт приостановит наступление своего корпуса, повернув часть сил на юг, против наших двух мехкорпусов. Тогда прорыва к Рижскому заливу не будет…
        - А он и не нужен по большому счету, и невозможен. Хотя в Генштабе и Ленинграде сделана ставка именно на то. Потому войска усиливаются чем только можно, заметьте. А ведь те же КВ требуются на других фронтах, как и 34-я армия и еще те три дивизии, что отправят нам в конце месяца. Но всего этого недостаточно, чтобы прорваться к Риге, окружив и уничтожив при этом главные силы 18-й армии и 4-й танковой группы. Тут нужно как минимум удвоить состав наших сил на земле и утроить в воздухе. И то, боюсь, не хватит - слишком силен враг и умелец в том, на чем нам еще учиться и учиться. Вот так, Николай Федорович, нужно строго соизмерять усилия и силы, желания и возможности. И не делить заранее шкуру неубитого медведя!
        - Почему прорыв к Риге невозможен, Николай Михайлович? Понимаю, что сил для этого мало, но ведь и у врага не так их и много?!
        - К Риге они легко перебросят любое количество резервов из рейха, как только осознают угрозу! И вышибут нас из Латвии одним ударом. И сделают так с легкостью - мы получим растянутые коммуникации при враждебном населении! Зачем нам это?! И окружить вражеские армии не сможем - нет у нас на эту задачу сил, да и не будет в ближайшие месяцы, минимум полгода. Пока не нарастим выпуск пушек, танков, самолетов, пока сами не научимся воевать так, как бьют нас пока немцы. А посему программу-максимум нам следует забыть немедленно! И сосредоточиться исключительно на программе-минимум, так будет намного проще и оптимальнее.
        Гловацкий потушил папиросу в набитой окурками пепельнице и тут же прикурил новую. Ватутин сидел с хмурым лицом, которое выражало мысль: «Что же сделают с нами за неисполнение распоряжений Ставки?!»
        - Приказ в полном объеме мы выполнить не сможем! Но вот окружить две дивизии 1-го и одну дивизию 38-го армейских корпусов вполне по силам! Это первая задача! Во-вторых; надо заставить немцев отказаться от прорыва в Эстонию и повернуть обратно 4-ю танковую группу. Как это сделать - тут предстоит подумать, но вначале нужно самим ударить! В-третьих; в идеале враг должен отказаться от любых наступательных операций на нашем фронте в августе. Перехватить инициативу, вырвать ее, заставить фашистов самих перегруппировывать силы и терять на этом драгоценное время. Осень ведь наступит, дожди пойдут - в нашей грязи их грузовики по днище увязнут. А морозы ударят, болота замерзнут, реки льдом покроются - тут совсем другая война пойдет, достаточно вспомнить поход Наполеона на Москву. Не думаю, что немцы подготовились к нашим морозам - судя по всему, они планировали войну и хотели разделаться с нами до осенних заморозков.
        - Похоже на это, - пробормотал Ватутин и постучал карандашом по карте. - Но сейчас на дворе лето…
        - Да, лето, - согласился Гловацкий, - а потому следует воспользоваться моментом и самим ударить. Даже если сорвем наступление, заставим немцев топтаться на месте снова и терять время, то свои задачи выполнили целиком и полностью. Если выпроводим из Эстонии, оставим ее за собой, то добились не просто успеха, а победы.
        - Почему именно победы?
        - А тут больше политический фактор сыграет, Николай Федорович! Им ведь многое изменить можно, очень многое. Наш флот сможет выходить в Балтику, под ударами нашей авиации окажутся Кенигсберг и Мемель. Финны поневоле призадумаются - реванша хотят горячие финские парни и сейчас на Сортавалу наступают именно в расчете на захват немцами Эстонии. А так у Маннергейма страх появится - все же Ленинград по населению Финляндию превосходит. А это резервы, те самые, нужные на нашем фронте. Да многое что влияет, так что правильно сказал о победе. Только преждевременно - нам нельзя допустить прорыва в Эстонии!
        - И что ты предлагаешь еще сделать?
        - Помнишь в академии изучали. Главный принцип каждого успешного наступления есть максимальная концентрация сил и средств на направлении главного удара. Под Псков и Остров мы стянули больше половины пехоты и 90 % танковых частей, сосредоточили тут почти всю корпусную артиллерию, задействовали восьмидюймовые гаубицы, морские транспортеры с пушками. Мы еще не умеем толком наступать, а потому перевес в силах должен быть не ощутимым, а подавляющим любое сопротивление! На нашей стороне и такие факторы, как неготовность вражеской обороны и чересчур растянутые полосы германских дивизий, а также разброс их подвижных соединений. Я очень боялся, что немцы ударят в Эстонии всей танковой группой, но такого не случилось, и слава богу!
        - Хорошо, что не случилось. Они сами разъединили моторизованные корпуса - воспользуемся столь удачным для нас моментом. Ошибки врага необходимо использовать, как они били нас у границы.
        - Потому и тревожит меня некоторое неудобство - уж слишком все у нас гладко идет, фашисты вроде как поддавки устроили. Ведь не могут они сами себе просто так проблемы устроить?! Может быть, их удар в Эстонии будет гораздо сильнее, чем мы думаем?! А если они объединили корпуса, а мы этого не заметили? Или попросту передали парочку дивизий из одного своего корпуса в другой. - Гловацкий остановился, неожиданно припомнив, что именно так в прошлой войне и произошло в августе при прорыве под Кингисеппом. Тогда ударили сразу три танковые дивизии, «Лужский рубеж» прорвали в одном месте и тут же устремились на Ленинград. С юга подошел еще один моторизованный корпус, из 3-й танковой группы, и от Новгорода устремился на север к Ладоге. Вот тогда и оказалась «колыбель революции» в полной блокаде, отрезанная от страны.
        - Такое может быть?
        - Запросто. - Гловацкий задумался, мысленно прикидывая возможности противника. Выходило, что вместо шести дивизий против 8-й армии генерала Собенникова могло быть задействовано ровно в полтора раза больше. Девять дивизий совершенно могли поменять предполагаемый ход боевых действий. - И усилить быстро эстонскую группировку не можем, да и придержать наши резервы нужно, мало ли чем наступление обернуться может.
        - Может, за счет 11-го корпуса? Ведь один полк Шумилов передвинул поближе, а нужно всю 48-ю дивизию. - Ватутин быстро сделал отметку на карте. - Да еще полк взять из 125-й дивизии.
        - Тогда удара толкового не выйдет.
        - С тыла, когда прорвемся, с резерва одну дивизию дополнительно туда перебросим. - Ватутин говорил уверенно, Гловацкий машинально отметил у него слово «когда», а это о многом говорило.
        - Еще можно и нужно с Моонзунда один полк забрать. Дивизию там из бригады развернули, добавив ополченцев и строителей, на Даго целый полк сформировали из двух батальонов 16-й дивизии и частей БО. Так что пусть полковник Гаврилов немедленно один из своих кадровых полков на Виртсу перебрасывает, усиливает артдивизионом, саперной ротой, подразделениями обеспечения. Добавим батальон из 11-й дивизии и получим готовую бригаду через несколько дней. Да и номер можно оставить прежний - 3-я стрелковая. Вот на Ханко так не получится, тут с маршалом Ворошиловым согласование необходимо, да и Генштаб одобрить должен. Хотя формально ничего пока не взяли - полк перебросили, полк забрали. Но могут не разрешить - а если там будет германский десант, как в прошлую войну?!
        - Вряд ли! Вероятность десанта практически нулевая! Флот при кайзере намного больше был, сейчас рисковать кораблями немцы не будут. Береговая оборона на островах достаточно сильная, завесу из подводных лодок адмирал Трибуц увеличит быстро. Нет, десанта не будет! Да и наша авиация не даст им спокойно подойти к берегам.
        - Будем надеяться, а то боком нам может выйти такое ослабление…
        - Обойдется, - отмахнулся Гловацкий, - сейчас нам главное начать туда переброску войск, каждая дивизия и бригада на счету будет. Хм… Помнишь, я о шахматах говорил? Так вот, это темповая игра, и в ней мы должны на ход опережать противника. На ход! Концентрируя все силы исключительно на главных направлениях.
        - Включая авиацию, - добавил генерал Ватутин. - После того как ввели единое командование, потери немцев в воздухе значительно выросли. Как и вылеты на поддержку наших наземных частей. Генерал Новиков дело знает хорошо, раз смог навести относительный порядок.
        - У нас самолетов осталось в полтора раза больше, чем у немцев, и это несмотря на потерю целой тысячи машин. - Гловацкий усмехнулся. - Радио хоть стали использовать, наведение с земли специалистами ВВС. А то кто в лес, кто по дрова! А так хоть охоту на немцев устроили, не дают летать им вольготно. Но очковтирательством продолжают заниматься, видимо, натура у наших «соколов» такая. Шибко брехливая! Я тот первый бой на всю жизнь запомнил, особенно когда отчеты прочитал…
        Оба генерала рассмеялись, припомнив ту первую яркую победу в небе Псковщины, которую они видели собственными глазами. Прочитав рапорта, Гловацкий не знал, плакать ему тут или смеяться. Пример для математики во втором классе - прилетели 27 «лаптежников» и 12 «мессершмиттов». Наши славные зенитчики сбили 13 первых и 3 вторых, а героические «соколы» вогнали в землю сразу 18 Ю-87 и 7 Ме-109. Затем в ходе преследования уничтожили еще шесть «лаптежников» и двух «худых», а остальные ушли крепко подбитые, едва ковыляя в небе и готовые рухнуть на глазах. Так что еще пять-семь «побед» можно приписать им смело. Познакомившись с такой чудной арифметикой авиаторов, Гловацкий взбесился - как можно сбить 56 вражеских самолетов из 39 прилетевших, причем больше половины, а он это видел собственными глазами, улетело обратно вполне исправными?!
        Провели расследование - на земле обнаружили останки всего десяти Ю-87 и четырех Ме-109. Из них пять, судя по отметинам, сбили зенитчики. Еще два падения вражеских самолетов зафиксировали за линией фронта. И это все! Завышение результатов одного боя в три с половиной раза! Победа действительно впечатляющая, но необходимо учитывать, что в том сражении участвовало с нашей стороны 42 истребителя, девять из которых тоже было немцами сбито, а еще три машины из-за повреждений списаны. Посмотрев на хмыкнувшего командующего фронтом, Гловацкий ядовито пробормотал:
        - «Осетра» им надобно урезать…
        БЫВШИЙ КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        БЛИЗ РЕКИ ВЕЛИКОЙ
        - А немцы все идут и идут, танки и машины друг за другом длинной вереницей такой. В грязи вязнут, их вытаскивают, и все ругаются - «руссиш швайне» да «ферфлюхте» поминают постоянно. Наши «чайки» их постоянно тревожат, как появятся в небе, так все разом бегают, как тараканы кипятком ошпаренные, кричат «алярм» и «ахтунг». И после каждого налета машины горят, их сбрасывают с дороги. Парни говорят, до самых Пушкинских Гор они черной вереницей остовов лежат, от наших штурмовок! Товарищ капитан, я ведь правду говорю, сама все видела, да наши комсомольцы с разведкой туда добирались, многое рассказали…
        Манштейн чуть ли не застонал на кровати, слушая рассказ этой рыжей девчонки с лицом, плотно усыпанным веснушками. Если бы не знал, что она русская, то принял бы ее за фройляйн из гитлерюгенда, настолько та была живая и эмоциональная, переходя порой на немецкий язык, которым владела весьма прилично. Ощущался неизбывный балтийский акцент, но на таком же языке говорил и ее отчим - но тот шлифовал произношение среди остзейских немцев, которых издревле много служило в русской армии.
        Русецкий принял их в лесничестве, и за целые сутки, проведенные в добротном доме, беглецы преобразились. Форму сотрудника НКВД привели в порядок, выстирали, кое-где Лемке аккуратно зашил прорехи. Погладили и допотопным утюгом, таких в рейхе уже нигде не встретишь - тяжелый, ручка откидывается в сторону, как крышка, а вовнутрь засыпаются раскаленные угли. После глажки Лемке надел униформу, перепоясался ремнем - и в одно мгновение исчез беглый «зэка», как говорят русские, и вместо него появился кадровый офицер с отличной выправкой. На нем форма сидела как влитая, да по фотографии на удостоверении он весьма походил на погибшего капитана НКВД - Манштейн не понимал, почему на красных петлицах знаки различия подполковника. Банька и отличная стальная бритва из Золингема, трофей с прошлой войны, вернули генералу человеческий образ. Нашлась у хозяина и добротная одежда - такую часто носят лавочники в Прибалтике, даже часы с цепочкой. И саквояж, в котором сразу спрятали постиранный генеральский мундир с Рыцарским и Железными крестами - его еще тогда сильно удивило, почему сотрудники «гэпэу», которое сейчас
совершенно не так называется, не отобрали германские награды.
        С временной легализацией вопрос решился быстро и просто - хозяин сразу сказал, что до присоединения Латвии в прошлом году в лесничество часто приходили сотрудники НКВД, и падчерица, и местная милиция о том хорошо знают. Манштейн моментально насторожился от услышанных слов - как офицер Генерального штаба он прекрасно знал, что так работает разведка - политическая или военная. Правда, Русецкий сразу его успокоил, сказав, что сам доведет беглецов до Великой и переправит на тот берег.
        Пришедшая девчонка, которую сопровождали двое молодых парней с винтовками, - бойцы истребительного батальона из местных большевицких фанатиков, рассказу отца сразу поверила, хотя попросила у Лемке показать ей удостоверение. Манштейн было испугался, но девушка с таким почтением взяла красную книжицу, мельком посмотрела в нее и передала парням. Те с нескрываемым восторгом также взглянули на удостоверение и тут же отдали его самозваному «капитану», который почему-то носил в петлицах три «шпалы». Затем все трое молодых людей достали комсомольские билеты с вложенным в них листком назначения бойцом истребительного батальона - а вот Лемке смотрел их дотошно, попеняв смутившемуся парню на то, что тот забыл уплатить какие-то взносы.
        Эрих мало что понял из бессвязных слов оправданий, но отметил, что все русские очень странные - то с маниакальной подозрительностью всегда требуют от всех документы, но при этом доверчиво относятся к их проверке. Судя по всему, их больше интересует наличие документа, чем то, что в нем написано. А вот на самого генерала смотрели боязливо и с восторгом - как понял Эрих, Лемке намекнул комсомольцам, что член ЦК партии латвийских коммунистов будет шпионить в Риге за немцами и начнет кого-то собирать в каком-то подполье. Правда, зачем лезть ему в подвал, Манштейн не понял, но вот парни посмотрели на него как на героя античных времен и тут же отбыли - у них был неподалеку дом, и они хотели повидать родителей.
        Сейчас Эрих изображал из себя старого и больного человека, который устал и прилег на кровать набраться сил для перехода линии фронта через местные топи, с дальнейшей прогулкой по вражеским тылам. И внимательно слушал рассказ девчонки, который становился все занимательнее, пробуждая интерес каждым произнесенным словом.
        - Никогда эта гать через топи такой оживленной не была. Вначале июля длинная колонна автомашин и танков прошла, неподалеку от реки на наши броневики нарвались, те в засаде стояли, бой страшный был. Два фашистских танка подбили, еще одну бронемашину, почти сорок немцев перебили, их там сразу и похоронили, березовые кресты установив. Говорят, там еще генерала пленили, что фашистами командовал, его на лодке в Остров переправили. Наш командир видел старика в мундире, связанного, с кляпом во рту.
        Манштейн от воспоминаний чуть не застонал, но сдержался - такого унижения он не испытывал ни разу в жизни. Вынужден был «ходить» под себя, русские варвары не испытывали к нему никакого уважения. Правда, потом разрешили помыться и постирать одежду, как раз перед разговором с этим сумасшедшим на первый взгляд, командующим 11-й советской армией, что не совсем и безумным оказался - генералом Гловацким.
        - Танки с наш Т-26, но четыре больших катка с каждой стороны, пушка в 37 миллиметров, гильзы потом от нее нашли. Танкисты в черной форме, в петлицах у каждого черепа скалятся. Мы их кресты посбивали и табличку навесили, а на ней написали…
        Манштейн знал это слово от Лемке - так в русских тюрьмах называют мужчин, которых используют как женщин. Мужеложство в Германии под запретом, нарушителей закона ждет концлагерь - а в России оно в тюрьмах процветает - что у них за нравы?!
        - Неделю назад от Острова другая дивизия пошла, мы подумали, что танковая - у солдат в петлицах тоже черепа, чуть иные. Попробовали брать «языка», да где там - сторожкие, стреляют сразу. Ну, мы их тоже по дороге много раз обстреливали, засады устраивали. Машин у них много, броневики есть, а вот танков не видели. Их наша авиация здорово бомбила, автомобилей сгорело множество, могил прибавилось - они своих сразу закапывают. Эти под Пушкинские Горы вышли, даже на тот берег переправились, но их оттуда вышибли наши, слышала, что «гловатцы»!
        Манштейн навострил уши - речь шла о ваффен СС, не мог ошибиться. Именно в его корпусе была моторизованная дивизия «Мертвая голова», у нее действительно не имелось танков. И про «гловатцев» уже слышал - так себя называли солдаты трех дивизий, что обороняли Псковский укрепрайон с первых дней июля. И тут же сделал в памяти зарубку - значит, большевики одну из своих лучших дивизий перебросили к Пушкинским Горам, где его 8-я танковая дивизия уже перебросила через реку понтонный мост. Надо было тогда переправляться, а их вместо этого погнали на Псков. Фон Лееб ошибся - прорвать оборону красных, судя по всему, не удалось, а его самого в плен захватили русские партизаны.
        - И вот уже два дня снова идут на юг колонны - мы своим глазам не поверили! Танки с четырьмя катками, машины и пушки. Значки нарисованы те же самые, у всех одни. Только вот танков много меньше - с катками шесть десятков насчитали, но есть и другие - не больше полусотни. А танкисты с черепами усталые, постоянно ругаются. Солдаты плюют на дорогу, угрюмые, усталые какие-то!
        Манштейн застонал, с трудом перевернулся на бок, отчаянно прикусил зубами подушку. Как никто он понимал своих солдат - совершить по топям трудный марш, провести трудные, но безуспешные бои под Псковом, и вот теперь обратная дорога к Пушкинским Горам, где они уже были три недели назад. Напрасно потерянное время усугублено потерями - в 8-й дивизии уже меньше половины танков, с которыми она вошла в Россию. Это не Гловацкий сошел с ума, это бездарности фон Лееб и Гепнер губят панцерваффе своими безумными приказами! Какие они глупцы!
        …Он видел дорогу, несомненно, ту самую, на которой попал в засаду, организованную большевиками. И вот место - сгоревшие русские броневики Манштейн узнал сразу, но вот от сцены побоища впал в какой-то столбняк - таких чудовищных потерь просто не могло быть, но они на самом деле были!
        - Это все, господа, я довел вас до места! Прощайте, генерал, удачи вам желать не буду, я все же русский офицер! Разрешите сказать вам несколько слов наедине, господин подполковник?!
        Русецкий и Лемке отошли чуть в сторону, хотя заговорили негромко, но Манштейн различал каждое слово.
        - Федор Карлович, я ненавижу большевиков не меньше вас, но воевать против них сейчас не буду! Враг пришел на нашу землю, а они ее защищают! Я понимаю вас, вы немец, сделали свой выбор! Я русский - это мое решение, правильно оно или нет, покажет время! Свой долг я вам вернул, теперь мы с вами в расчете! Прощайте! Честь имею!
        Русецкий повернулся и пошел в глубь леса, расправив плечи. Манштейн прикоснулся к рукояти «браунинга», но его запястье стальной хваткой взяли пальцы подошедшего Лемке.
        - Не стоит пытаться, господин генерал, - тихо произнес подполковник. - Он брал императорский приз перед войной, выстрелит в вас гораздо раньше и намного точнее. Просто услышит, поверьте мне. Давайте уйдем к дороге.
        - Пойдемте. А о каком долге он вам говорил?
        - Старая история… Однажды я спас его с другом от красных, теперь он меня и вас от них же. Так что мы в расчете…
        - Он будет воевать против нас, я правильно понял?
        - Не знаю. - Лемке чисто по-русски пожал плечами. - Возможно, если война придет в его дом. Тогда это станет и его война.
        - А вы, как я понял, желаете послужить империи еще раз, только уже германской?!
        - Так точно, господин генерал! Это моя историческая родина, а Россия таковой перестала быть, как только власть в ней перешла к большевикам. Я бы воевал против, как в прошлую войну, но у нас нет императора. Но зато есть сейчас Германия! У меня даже есть памятный орден от старого кайзера Вильгельма, получил за смотр в 1913 году - он был шефом нашего полка!
        - Отлично, это сильно упростит решение ваших проблем. Вы сделали правильный выбор, оберст-лейтенант, хотя этот чин в вермахте я вам не могу обещать. Но гауптманом станете, может быть, и майором, вы же немец. И к заслуженной награде незамедлительно представлю! Если пожелаете, даже постараюсь перевести в свой штаб, не могут же меня отрешить от должности за побег из большевицкого плена. Пока присядьте за сгоревшую машину, ваша форма сотрудника НКВД может вызвать не совсем адекватную реакцию у моих солдат!
        Манштейн вышел на дорогу и закурил папиросу, Русецкий дал им по пачке самых элитных папирос, которые производились в одной Москве - их курил вождь большевиков Иосиф Сталин. Эрих оценил табак по достоинству - все же русские могли делать замечательные папиросы. Вот так и стоял, пока не подъехала небольшая колонна из грузовиков в сопровождении броневика. Из последнего выскочил лейтенант и тут же вытянулся:
        - Рад вас видеть, господин генерал! Но как?!
        - Сбежал из русского плена, лейтенант! Вы меня знаете в лицо?
        - Так точно, экселенц!
        - Хорошо. - Манштейн усмехнулся. - Там, за остовом, оберст-лейтенант русской императорской армии фон Лемке. Не обращайте внимания на его форму - без его помощи я бы просто не выбрался из большевицкого узилища. А так все прошло как нельзя лучше, и я оказался на свободе. Обеспечьте ему самый достойный прием - он вполне заслужил это, как и награду от нашего фюрера. Где сейчас штаб генерала Бранденбергера?
        - Наверное, уже у Пушкинских Гор, экселенц! Мы следуем сейчас туда. За нами только тыловые службы дивизии, что еще под Островом. Переброска идет третий день - большевицкая авиация постоянно бомбит наши колонны!
        - Кто командует корпусом?
        - Генерал фон Эрхард вчера при бомбежке получил серьезное ранение в ногу. Отправили в рейх на лечение. Временно командует ваш начальник штаба подполковник барон фон Эльвефельт!
        - Отлично, - не сдержался Манштейн - сейчас он был в своем полном праве возглавить корпус. Как удачно для него сложилось! И тут вспомнил разговор с Гловацким - тот ведь тоже возглавил корпус, потом армию, когда при бомбежке погибли сразу несколько советских генералов. Теперь только осталось выяснить, где дивизии его корпуса, куда их распихали эти тупицы фон Лееб и Гепнер. И Эрих снизил тон:
        - Так, припоминаю вас, лейтенант Буш, вы же командир роты связи. Я принимаю командование корпусом, пока не будет другого приказа! И срочно едем в Пушкинские Горы! Не знаете, где сейчас находятся еще две дивизии нашего корпуса?
        - 3-я моторизованная передана в 41-й корпус, экселенц, 290-я оставлена держать оборону на псковском участке, пока ее не сменит инфантерия 38-го корпуса. Более мне не известно, господин генерал!
        - Что ж, все что ни делается, все к лучшему…
        Манштейн не договорил, осекся. Далеко на севере словно грянул гром своим бесконечным гулом. Но очень далеко от Острова, небо чистое, а это значит только одно. И лейтенант Буш это понял - лицо молодого офицера мгновенно побледнело и вытянулось:
        - Герр генерал, это большевицкая артиллерия!
        - Слышу, лейтенант, и ее очень много, раз звуки до нас доносятся. Это означает только одно - русские сами перешли в наступление…
        КОМАНДИР ПУЛЕМЕТНОЙ РОТЫ 118-Й КРАСНОЗНАМЕННОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВЛАСЬЕВ
        ЮГО-ЗАПАДНЕЕ ПСКОВА
        - Ох, твою мать… Как же фашистам несладко…
        - Не все коту масленица!
        Сидящие в траншее красноармейцы перекрикивались между собою, а Власьев молча наблюдал за тем адом, что творился на германских позициях. Подобное он видел только раз в феврале прошлого года, когда советская артиллерия обрушила на доты «Линии Маннергейма» многие тысячи тонн снарядов. Вот и сейчас вздыбилась земля, и так выжженная жарким летним солнцем, серая пелена растянулась на многие километры по фронту и далеко в глубину. Разглядеть что-либо было невозможно даже в бинокль - просто густая завеса земли, пыли, дыма и огня. И туда все летели снаряды и мины, грохот стоял неимоверный.
        - Сколько же пушек стянули? Если с минометами посчитать, то у нас одних тут двести стволов, да соседи столько имеют, да корпусные артполки бьют. - Власьев задумался, старательно подсчитывая. Ряд огромных взрывов прямо говорил о том, что по немцам били 203-миллиметровые «сталинские кувалды», а в самом начале артподготовки он заметил вдалеке султаны разрывов - такие оставляли только снаряды морских пушек с железнодорожных платформ. И вдаль закинут, стволы-то длинные, и вес взрывчатки внутри увесистый - до 30 тонн такая пушечка весит, недаром только по рельсам передвигать ее могут. Для таких позиции заранее готовят, выравнивают площадки, шпалы кладут с рельсами, подъездные пути. Видел он подобные штуки, так что еще в Пскове заподозрил, что готовится наступление, когда его 118-я дивизия колоннами выдвигалась за город. И транспортер узнал сразу же, хоть и замаскирован он был хорошо, сетками от авиации прикрыт, но уж больно большой.
        - Не меньше полутысячи стволов в три дюйма и более, - подвел итог размышлений Власьев - цифра впечатляла! Финнов, конечно, обрабатывали мощней, но там фронт дотов был изрядно вытянутый, минные поля, много полос заграждений из колючей проволоки, бетонные надолбы, «волчьи ямы» и прочие фортификационные элементы. А тут, у немцев, ничего подобного, они просто не успели вкопаться в землицу, окопы едва по пояс, пулеметы за брустверами, никаких перекрытий поверху, дзоты практически отсутствуют, блиндажей кот наплакал - на участке лейтенант только один определил. И это все здорово, на руку, как говорится. Не успели вкопаться - получайте под раздачу, станут вам ямки могилами в русской земле, на всех хватит!
        Впервые за долгие дни «псковского сидения», а так уже сравнивали оборону УРа с польской осадой короля Стефана Батория, что больше трех с половиной веков в прошлом случилась, Власьев впервые видел в небе столь большое число советских самолетов. СБ летели большими группами, по три десятка, сопровождаемые таким же числом «чаек» и «ишаков». Воздушные бои шли прямо над головой, «худые» постоянно атаковали бомбардировщики - сбивали иногда, редко, не так как было в начале июля, и сами несли потери - им сразу навязывали воздушную схватку верткие бипланы. За эти дни или немецкие летчики порядком утомились, или попросту погибли. Появлялись не так часто в лазурном небе, как раньше, и уже больше не наглели, ходить над головами перестали - видимо, отбили у них все желание.
        - Лейтенант, штурмовая рота пошла, за ними батальон тремя волнами - ты прикрываешь! Держи интервалы, понял?
        Комбат крепко тряхнул за плечо Власьева, тот чуть кивнул в ответ - мол, «все понял». А майор пошел дальше по траншее, гимнастерка на спине потемнела от пота - с утра начало припекать. Лейтенант прищурил глаза - из окопов выплескивались фигурки бойцов с винтовками, много, сотен пять - по сути, смертники, все под трибуналом были, а там один приговор - вслед за разжалованием холодящая душу строчка - «искупить вину кровью». Так что, дрогнут и остановятся, то все и погибнут - Власьев не задумается самолично приказ отдать, из пулеметов их порешить длинными очередями. Прочитали всем бойцам приказ о «художествах» этих штрафников - трусы, подлецы и откровенные мерзавцы, что свою сволочную сущность прятали, закрывали ее петлицами с «кубарями» и «шпалами». Сами красноармейцы их штыками на месте прикончат, ежели что худое заподозрят!
        С окопов выплескивалась еще одна волна, вдвое меньшая - то в атаку пошла головная рота, за ней будет вторая, затем третья. Лишь потом очередь подойдет за минометной и пулеметной, что повзводно распределены между стрелковыми ротами. А как тут иначе - «максим» на станке больше четырех пудов, его двое номеров волокут, причем еще большую флягу несут с собою для охлаждения - кипит от длинных очередей вода в ребристых кожухах. А если пробьет его пулей или осколком, то вообще беда - тут заклинить может запросто. В финскую дырки затыкали чем придется, вода постоянно вытекала через пробоины. Горловина для ее заливки узкая, пытались снегом заполнить хоть как-то. Не пропихнешь, одно мучение выходило. Лишь после той войны стали выпускать «максимки» с широкими горловинами, специально для зимы - но сейчас жара стоит, а потому все бойцы расчета с собою дополнительные фляги взяли. Но вода не главная тяжесть - «прожорлив» пулемет, на день боя положена тысяча четыреста патронов расходовать по нормам, а это семь коробок с лентою, и каждая по десять килограммов. А бойцов только пять - вот и идут навьюченные подобно
ишакам. Потому каждому пулеметному взводу обычно стрелковое отделение придают, их-то между собою «носильщиками» называют, но чаще «верблюдами». Как тут ни крути, но это еще два десятка коробок - ведь рук у человека по две, кто же однорукого в армию возьмет?! Вот и получается еще одна тысяча патронов на пулемет дополнительно, что немаловажно в наступлении - когда еще боеприпасы привезут?! А их ведь постоянно не хватает, а командир обязан озаботиться обеспечением.
        Дел всегда по горло, отдыха нет - в подчинении без малого сотня душ, три взвода по четыре «максима» в каждом. Еще санинструктор с санитарами, старшина со своим хозяйством, есть оружейники с патронными двуколками и машинками для набивки лент - куда без них?! Станковые пулеметы в бою обычно парами используют, один работает, второй в этот момент может и выйти - ствол охлаждать нужно, воды долить, ленту вставить или позицию сменить, если та под обстрел попала. Еще с той войны понял, что пулеметы давить нужно немедленно, иначе так причешут пехоту, что от батальонов одни ошметки остаются!
        - Минометчики пошли!
        Расчеты уже разобрали свои БМ, водрузили на плечи - одному труба, другому плита, а командиру самое легкое - тренога и сумка с прицелом. Еще трое лотки подхватили - по три мины в каждом лежит, по одному в руку - и потяжелее выходят, на дюжину килограммов. А что такое 18 мин в бою?! Да на три минуты стрельбы всего лишь! Пулеметное гнездо подавить по норме. А потому стрелки тоже помогают боеприпасы нести - еще по два десятка на ствол выходит. Хоть что-то, но все равно мало!
        - Третий взвод, вперед!
        Власьев громко подал команду, и тяжело нагруженные расчеты быстро двинулись по траншее вперед. Шли ходко, и вот она, исходная для атаки. Тут Власьев набрал в грудь воздуха побольше - все же трудно вот так под пули идти, свист которых заставлял неопытных бойцов в окопе прижиматься. И гаркнул во все горло:
        - Рабочая гвардия! Вперед за город Ленина!
        И пошли ленинградцы. Хорошо пошли, дружно, зло. Рывками вверх поднимали свои «максимы», выпрыгивали сами с тяжеленными коробками в руках. В роте три четверти состава были уже из «города русской революции» - из первого состава дивизии костромичей, ивановцев и ярославцев осталось мало, или убиты, или раненые в госпиталях лежат. Для последних здесь одно хорошо - приказ маршала Ворошилова огласили - всех бойцов и командиров «рабочей гвардии Ленинграда» только в свои дивизии и части 41-го корпуса отправлять после выздоровления. Вот так и надо - только у них одних такая привилегия, в боях заслуженная!
        Власьев на бегу подхватил тяжелую коробку с лентою - красноармеец из стрелков лежал, раскинув руки, поймав пулю в грудь. Не останавливаясь, побежал дальше, несколько раз огляделся, отлеживаясь в воронке. Такими же перебежками пробегали рядом и его бойцы - не все пулеметные точки были подавлены нашей артиллерией и минометами. Время от времени взлаивали немецкие МГ, посылая очередь за очередью, но часто неточно - поле боя затянуло дымом порядочно, стелился полосами. Но вот немецкие гаубицы причиняли вреда изрядно - видно, не додавила их авиация, не разбомбила все капониры. Заградительный огонь страшная штука, приходится вести бойцов прямо в разрывы, а это очень страшно. Зато, если их минуешь, легче станет… тем, конечно, кто живым останется.
        - Вперед, бойцы! Вперед, нельзя стоять!
        Власьев подгонял расчеты, в стороне слышалась громкая, отборная в своей вычурности ругань взводного сержанта - комсостава в роту им так и не прислали, так что на взводах были исключительно младшие командиры. Он да политрук - только два с «кубарями». Повыбили немцы средний комсостав, вот потому и назначили его на роту, хотя по званию взвод всего положен, а то и половинка от оного в два «максима», как в стрелковых ротах было по прежнему довоенному штату.
        - Вперед!
        Везде лежали убитые, стонали и матерились раненые - среди первых много тех самых «штурмовиков» - судя по всему, мало кто из них уцелеет в этой самоубийственной атаке. Но дело свое они совершили - навалились на немцев сразу после огневого вала, как тот пошел вглубь дальше. В траншеях много убитых солдат в мышиной серой форме, но вперемешку с ними бойцы в выгоревших на солнце гимнастерках. Застывший у противотанковой пушки Т-26, подмявший ее под себя. Люки открыты, башня с кольцевой антенной, с нее свесился танкист - окровавленные русые волосы, молоденький совсем. В борту пролом - чем это по нему саданули?
        Неподалеку чадящим костром дымит еще один «двадцать шестой» - с него вряд ли успел выскочить экипаж, сгорел вместе с машиной. Власьев оглянулся, ища знакомые ориентиры. В штабе полка соорудили из ящиков с землею план-макет, на нем изобразили местность на участке наступления и рубежи, которые должна занять каждая рота. Так что он не просто бежал в этом дыму и пелене, а выполнял приказ, многократно отработанный на тех ящиках - еще тогда втихомолку ругался, мол, превратили комсостав в котов, что по известной надобности в таких ящиках, только с песком или опилками, в комнатах копаются. Теперь мысленно благодарил, что отработали действия до автоматизма и натаскали на ориентиры.
        Он посмотрел на часы и удивился - с момента атаки прошло целых два часа, которые показались ему одной долгой минутой. Требовалось пройти еще час, не меньше, чтобы выйти на позицию, и лейтенант начал подгонять своих бойцов, стараясь не обращать внимания на раненых товарищей. Ими займутся санитары, пулеметчики требуются для другого дела…
        - Товарищ лейтенант! Ракеты! Две зеленых и красная!
        Власьев задрал голову к небу - на голубизне без единого облачка чуть видимые горели три «шарика» - ошибки быть не могло, именно сейчас нужно занимать позиции. И копать не придется - первая полоса укрепрайона, стоят закопченные бетонные коробки дотов, гарнизоны которых погибли десять дней тому назад. Все здесь было заточено под круговую оборону, так что нужно просто привести в порядок обратную сторону, что станет главным рубежом обороны. А ведь получился прорыв, и прямиком в тыл немцам, что рвались сами к реке. А теперь колечко-то и замкнулось, и аккурат на границе Ново-Псковского укрепрайона. Пусть попробуют вырваться из окружения, пусть атакуют прямо на пулеметы!
        - Копайте, ребята, копайте, они на прорыв скоро пойдут!
        Власьев торопил бойцов, лопаты выбрасывали землю из засыпанных траншей, где раньше их же дивизия и держала оборону. Вот только теперь роли переменились и фронт повернут на восток, к восходящему солнцу, а не на запад. Кругом стреляли - у горящих машин в лощине красноармейцы добивали немцев, на многих из которых виднелись белые повязки бинтов. Судя по всему, для немецких тыловиков прорыв оказался неожиданным, и теперь уже шел захват богатых трофеев. Добивать раненых - последнее дело, и Власьев решил успокоить взбешенных боем стрелков, что в ярости пустили в ход граненые русские штыки.
        - Не торопись, командир, - на плечо Власьева легла тяжелая ладонь сержанта Демина, того самого донца, что вывел второй взвод из этих мест девять дней тому назад. В такие минуты они общались по-казачьи, на «ты», как и говорят испокон веков между собой станичники, и не важно, были ли одни казаками, а другие атаманами. - Парни в своем праве! Ты сам в дот сходи, посмотри, что эти твари с нашими ранеными сделали!
        Лейтенант без слов пошел к бетонной коробке с черными потеками копоти. Приблизившись, он почувствовал сладкий тлен смерти с привкусом горелого мяса. Внутри лежали маленькие куколки, страшные и почерневшие. От пламени и жара человеческие тела съеживаются, и на них сейчас смотрел с закипающей яростью казак.
        - Вот как значится… Колючей проволокой связывать и огнеметом жечь живьем?! Хорошо, твари, мы запомним. - Власьев отвернулся, вытер рукавом гимнастерки выступившие на глазах слезы. И медленно пошел к пулеметам, хотя сам желал сейчас одного - взять в руки винтовку, примкнуть к ней штык и пойти вершить справедливую месть…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Очень большие потери в самолетах, Николай Михайлович, особенно в штурмовиках! Мы уже потеряли больше половины «чаек», почти все «бисы», осталось всего шесть Ил-2.
        - Кто больше наносит нам урона - зенитная артиллерия или вражеские истребители?
        - Примерно поровну. - Крепкий генерал-майор с голубыми петлицами ответил сразу, без всякого раздумья. - Но «мессершмитты» часто добивают наших «подранков». Специально караулят момент…
        - А что хотели, Александр Александрович, чтобы «худые» крыльями от радости покачивали и бипланы до аэродромов сопровождали?! И сосиски со шнапсом предлагали?! Я не летчик, но основные цели войны что в воздухе, что на земле заключаются в уничтожении врага! Любым способом, причем выбирать наиболее эффективные! И обязательно добивать «подранков» - или в благородство играть с этими ублюдками?! Не мы на них напали, так что пусть пеняют на себя!
        Гловацкий чуть поморщился, открыл папиросную коробку - генералы дружно задымили. Николай Михайлович усмехнулся - в отличие от будущих времен здесь как-то не заморачивались проблемами вреда курения. А что такое антиникотиновая кампания, не смогли бы представить даже в самом кошмарном сне. Вообще в Москве XXI века все курильщики, вместе взятые, за год дыма меньше выпустят, чем автотранспорт за один час знаменитых пробок. Но крайними власти делают любителей табака, хотя куда больший вред несет технический прогресс. Да уж, попробовали бы депутаты ВЦИК закон суровый о борьбе с курением принять, заставить товарища Сталина и прочих наркомов не курить на рабочем месте?! Сами не покурили точно бы уже, и в экологически чистом воздухе тайги, без всяких там папирос, колбас с мясом - вреден для здоровья холестерин, бодро валили сосны топорами. Физический труд на свежем воздухе явно полезен был бы для народных избранников той, будущей, России. Да и смотрели они на войну только по телевизору или в сериалах, а сами этого варева не хлебали никогда.
        На войне без табака трудно неимоверно, никак не обойтись - он стресс снимает постоянный, чувство голода притупляет и запах смерти отбивает, сладкий и приторный этим жарким летом. Тут и некурящий закурит, когда своих товарищей, с кем краюху хлеба делил и с одной фляги теплую воду глотал, будет в могилу укладывать, да не целых, а осколками посеченных да взрывом разорванных.
        Николай Михайлович неожиданно задумался - здесь он часто видел командиров и политработников с депутатскими значками Верховного Совета на гимнастерках, они воевали и погибали так же просто, как те люди, что их избирали. Не прятались сами и детей своих от фронта не укрывали - такое бы просто в голову никому не пришло! Не страх перед «всемогущим» НКВД, а позор - вот что реально осознавалось. Дети нынешней элиты, «мажоры» попросту говоря, не в Лондоне ошивались, не на «эмках» по городам гоняли, в бой сейчас идут. Где-то под Лепелем сын Сталина Яков в плен попал, а он батареей командовал. И Тимур Фрунзе в воздушном бою погибнет, и многие другие головы сложат.
        А в той России псевдоэлита определяется не по готовности сражаться и умереть за свою страну, лишь исключительно по своим доходам и толстому кошельку. Сыновья такой «элиты» не погибали в Чечне или далекой Сирии, не отдавали за Родину самое дорогое - жизнь, не служили ей, а токмо своим своекорыстным интересам жизни других людей подчиняли. Потому и подбор депутатов в Думу соответствующий - как раз законы принимать, чтобы свое положение в обществе упрочить. Курить нельзя, это вредно, работать можно дольше, лет так до 70-ти, а кушать только «макарошки», они так полезны для здоровья, ну очень питательны, а главное, вполне доступны при откровенно нищенских зарплатах и пенсиях современных россиян, живущих в будущих благословенных временах капитализма.
        Какая заботливость о собственном народе у его «истинных радетелей» - прямо слезу прошибает!
        - Сейчас стараемся наносить удары только большими группами, немцы не успевают среагировать! Выделили четыре эскадрильи наиболее хорошо подготовленных летчиков - поставили задачу истреблять самолеты врага где только можно! Вести «свободную охоту», караулить у немецких аэродромов взлетающие или садящиеся самолеты, проводить налеты на автоколонны, где нет прикрытия зенитками. А также осуществляем…
        Новиков говорил уверенно, в голосе звучала решительность - молодым генералам, в авиации их большинство, вообще свойственно быть волевыми, не знающими никаких сомнений, уверенными в своих силах. А Гловацкий только удивлялся, не подавая вида - какая косность у этих парней?! Парами летать истребителям они давно предлагали, как и врага большими группами бомбить. И единое командование ВВС впервые появилось именно здесь, на Ленинградском направлении, и роль радио прекрасно понимали - вот только сейчас на Як-1 рации вообще не устанавливали, а на ЛаГГ-3 только на одном из трех, и то в лучшем случае. Пилотов, хорошо обученных, немало в строю - только используют их крайне нерационально. Бомбить врага группами по 3 -4 СБ или ДБ-3 ф, в особых случаях эскадрильей и не больше - а кто такой приказ отдал, не Генштаб ли? И прикрытие наземных войск заключается не в постоянном над ними барражировании группами - «утюжить воздух», так эти полеты называют. Число вылетов растет, а толк?
        От бомбардировки войск три-четыре «ястребка» не спасут, только сами понесут потери, но главным образом на это уходит драгоценное топливо и бесплодно расходуется не такой большой моторесурс сложных авиационных двигателей. Да, вылетов много, вот проку с них нет, будто по бухгалтерским книгам войну ведут.
        «Не мешать им, сами знают, что делать. Авианаводчики появились, боем с земли уже начали руководить, пока только тех эскадрилий, где рации есть, или хотя бы просто одни приемники установили. Да и бомбежки наших аэродромов уже бесплодны - тут из Москвы драконовские приказы на этот счет пришли! И парами летать начали, устав не изменяя, нашли тут лазейку - некомплект в звеньях постоянный, вот сокращаются «тройки». Так что в небе борьба идет, избиение прекратилось». - Гловацкий слушал доклад молча, сам продолжал одновременно думать и о другом.
        Он сравнивал три времени, в которых жил - вот это, военное, конец «застоя», где прошла его курсантская молодость, и капиталистическое, что в Россию пришло после «лихих 90-х» вместе с памперсами и спиртом «Ройял». И от мыслей этих на душе, как говорится, «кошки скребли». Вот он, генерал РККА, получает жалованье больше двух тысяч двухсот рублей. И не считая всяких дополнительных выплат и пайка.
        Много или мало?!
        Тут есть с чем сравнить - командир полка тысячу восемьсот целковых получал, комбат до девяти сотен рублей, сверхсрочник до трехсот. Примерно столько получал и постовой милиционер, а вот рабочий на полсотни больше. Инженер с завода до семисот, а завскладом всего 120 - вроде не пожируешь, но в «застойные» годы они были самые богатые, так как «несунов» уже под расстрел не отправляли, как сейчас. Учитель рассчитывал на 250 рублей, а преподавателю вуза втрое большую зарплату выплачивали. Стипендии вечно голодным студентам щедрые - 170 рублей, на двадцатку больше, чем библиотекарю из сельской глубинки, где Дома культуры порой называли по-старому «избой-читальней». Больше всех выплачивали наркомам - по три с половиной тысячи рублей серыми «тридцатками» с изображением Ленина - самые крупные банкноты, что в обороте использовались. Потому можно тут представить целую пачку из сотни бумажных купюр в банковской упаковке с небольшим довеском красных червонцев, так в полпачки. И все - олигархов вывели еще в 1917 году, разница от минимальной до максимальной зарплаты всего в тридцать раз.
        Много?!
        Нет, не очень, если сравнить с заоблачными гонорарами тех обитателей «Рублевки» и обычными тружениками, для которых и 500 у. е. верх «розовой мечты» в сравнении с миллионами, а то и миллиардами денежных знаков, что по цвету «зелеными» именуются.
        Зарплаты вроде приличные, если с ценами сравнить - здесь на многие товары в ходу самые обычные копейки. Так, пачка дешевых «пролетарских» папирос «Мотор» всего 35 оных, а вот «Беломор» уже «кусается» - выложить два рубля - верх расточительства. Ржаной хлеб 90 копеек, пшеничный на 20 больше. Килограмм сахара четыре рубля с полтиной, а мяса все семь. Водка накладна - шесть рублей бутылка, но о «паленке» нет и речи - за такое, как и подделку лекарств, к подвальной стенке махом поставят. Так что наверняка селяне «народным творчеством» занимаются и продают из-под полы, НЭП ведь в далеком 1928 году ликвидировали, с частным предпринимательством вместе. В общем, сейчас не страна, а кошмар для «честных» бизнесменов и коммерсантов, тех самых, что ради вожделенных 300 % прибыли, как метко заметил бородатый пророк коммунизма, пойдут на любое «дело», даже если за это будет грозить та самая намыленная веревочка с петлею, подвешенная на два столба с перекладиной.
        Костюм из шевиота в 75 рублей, ботинки в 15, автомобиль «эмка» в 5 тысяч 700 рублей обойдется - последних в продаже нет, только по талонам для действительно важных стране людей. У-2 дешевле, хотя и самолет, пусть и учебный. В общем, на пять рублей в день прожить можно, хотя семейным и трудно. Но о детках государство заботится - пионерские лагеря, одежда и в школе бесплатные обеды и завтраки. Да и на многих заводах выдают талоны на обед в рабочих столовых.
        За эти горячие июльские дни Гловацкий говорил со многими людьми, и вывод у всех был один - только начали в стране жить нормально, товары в магазинах появились благодаря пятилеткам, деньги приличные стали платить на работе, а тут война!
        - Что касается приказа, Николай Михайлович, о формировании особой авиагруппы. Бомбардировщики Пе-2 и Ар-2 в количестве 12 машин собраны, проведены бомбометания с пикирования по учебным целям на реке Волхов. В целом результаты достигнуты весьма позитивные - в понтонный мост пилоты попадают одной бомбой из четырех сброшенных. К 1 августа авиагруппа будет отправлена на фронт и там начнет выполнять боевые вылеты, согласно поставленным перед ней задачам.
        - Я сильно на это надеюсь, другого способа остановить продвижение врага у нас просто нет. А так оно замедлится, притом достаточно серьезно. Целей для налетов у летчиков более чем достаточно, и все они нуждаются в воздействии. Нужна не бомбежка по площадям, а точечные эффективные удары по наиболее важным для противника пунктам.
        - Выполним, товарищ генерал-лейтенант! Сами понимаем, что других вариантов нет, и так большие потери понесли…
        - Горячиться не надо, все продумывать! Как под Двинском? Немецкие истребители в воздухе свирепствуют, колонны свои прикрывают - так без сопровождения зачем посылать эскадрилью за эскадрильей?! Потери только множить! Сам такое видел - побили нам одних, а вот вторые припожаловали - и снова дымные столбы в небе! Генералы сухопутные виноваты?! На убой нельзя посылать экипажи, думать все надо, мелочей не бывает! Зенитками бьют - так отрядить группу подавления позиций МЗА, вражеские самолеты летят бомбить - так перехватывать истребителями. Пусть летают на задания - даже обстрел автоколонн и то польза. Инициативу пусть проявляют, прах подери! Пехота бомбежки выдержит, если знать будет, что вы немцев сами треплете. Прошу вас - отучите фашистов летать над нами вольготно, охоту на них устройте, так сделайте, чтобы летали с испугом. - Гловацкий закурил и встал с табурета. В открытое настежь окно доносился гул артиллерии - на западе от укрепрайона продолжала идти война, несмотря на наступившую в сумерках летнюю ночь.
        - Слышите, Александр Александрович, тот гул?! Это бои идут! И будут греметь беспрерывно - нельзя немцам давать передышку, мы впервые бьем их, крепко бьем. И будем бить дальше, если вы воевать будете как следует, как наша артиллерия, пехота, танкисты. - Гловацкий тяжело опустился на стул, прикрыл глаза - он вымотался за эти дни, в груди жгло, рука надрывно болела. Заговорил уже тихо, стараясь успокоиться:
        - Я ведь рапорта не просто так читаю, для интереса праздного. Наши пилоты вражеские самолеты сбивают без помех, если нападают внезапно на них, сверху, на большой скорости и со стороны солнца. Вы насаждаете эти приемы, что хорошее дело. Так и нужно, Александр Александрович. Но бомбить тоже нужно так, точно и с пикирования. А то самолеты такие есть, а в графе строчки «бомбежка с пикирования» с прочерком идут. А в войне в воздухе числом не взять, нужно и умение. Хотя и самолеты нужны… Вы их моторизованные колонны бомбить активно продолжайте, беспрерывно, без прикрытия не отправляйте. От этого сейчас многое зависит, и главное - мы ведь остановить врага сможем окончательно, он не подойдет к Ленинграду, в здешних болотах так и останется!
        - Сделаем, Николай Михайлович, даже ночами летать будем - полки на Р-5 и У-2 подготовили, уже бомбят. Два истребительных полка получим на Як-1 и ЛаГГ-3, их уже перевооружили на новую матчасть, летчики опытные, машины освоили. В начале августа уже перебазируются. С ПВО Ленинграда две эскадрильи под Таллин перебросили в помощь авиации Балтфлота - 10-й корпус дополнительно прикроем. Мы не дадим им летать вольготно, будем сбивать, уже научились!
        - Хорошо. - Гловацкий встал со стула, генералы обменялись крепким рукопожатием. Новиков смотрел уверенно, Николай Михайлович подумал, что не зря Сталин в годы войны его так продвинул по служебной лестнице вверх - в главные маршалы авиации, данное воинское звание почти вровень с маршалами Советского Союза. Только за умелое командование, ведь именно он возглавил ВВС. - Крепко надеюсь на это! Прикройте с воздуха, терзайте их, бомбите колонны - и мы их погоним. Если не сейчас, то со временем! Но обязательно разгромим…
        КОМАНДИР 41-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ТАНКОВЫХ ВОЙСК РЕЙНГАРДТ
        СЕВЕРНЕЕ ВИЛЬЯНДИ
        - Я не понимаю, откуда русские берут дивизии?! Как фокусник в цирке достает яблоки, так на поле боя постоянно появляются все новые и новые соединения! Их номера мне врезались в память намертво, как и эти болота. - Генерал Рейнгардт пребывал не в лучшем состоянии духа, скорее в ярости. И было от чего так нервничать. Кампания в Эстонии изначально представлялась чем-то похожим на первоначальный марш по Литве и Латвии, этим древним германским колониям. Однако ничего подобного просто не случилось - здесь русские сражались с отчаянием обреченных, помноженным на большевицкий фанатизм и чрезвычайное упорство. Да, бетонных дотов в местных болотах не имелось, но хватало с избытком того, что коммунисты здесь приготовили. Местность оказалась не совсем подходящая для массированного применения танковых соединений. Заболоченные участки обширны и покрыты густыми лесами, открытого пространства практически нет, дороги грунтовые, и не в том количестве, которое нужно для прохода моторизованного корпуса. И самое паршивое - каждый их километр приходилось брать с боем.
        - Вначале было четыре бригады - три стрелковых и противотанковая с зенитными дивизионами. Потом появились старые знакомые - 11-я и 48-я стрелковые дивизии, отнюдь не потрепанные, уже пополненные фанатиками. А теперь против нас воюет еще и 125-я дивизия с танковым батальоном! Откуда они их берут, Карл?
        - Мобилизация, экселенц! Но не только она…
        - Что вы имеете в виду, Карл?
        - Я допросил пленных солдат из всех трех бригад 10-го корпуса, что противостоял нам на границе. Так вот - 10-я дивизия отдельная, прикрывает направление на Пайде, судя по сводке разведотдела. 90-я дивизия сейчас в армии Гловацкого. В корпус влили три бригады - одна из ополченцев Санкт-Петербурга, а вот две других кадровые, как это ни странно, совсем недавнего формирования - появились десять дней тому назад.
        - Мне непонятно, Карл, как так может быть? Кадровая часть не могла появиться за столь короткий срок?
        - Я тоже так подумал, герр генерал, потому несколько раз переспросил пленных. Из 16-й и 191-й дивизий изъяли по батальону из каждого полка, добавили артдивизион и по третьей роте из батальонов саперного, разведки и обеспечения. Возглавил такую бригаду заместитель командира дивизии. Еще один батальон взят из частей «гэпэу» - там только отборные фанатики, у них даже форма не походит на армейскую…
        - Зачем им так ослаблять дивизии? Сразу на треть? Не понимаю!
        - Они их не ослабили, экселенц. В них влили соответствующее число наспех подготовленных ополченцев. А так как эти соединения полнокровные - то новобранцы получат со временем добротную подготовку. Своего рода почкование, господин генерал.
        - Или деление амебы, - буркнул Рейнгардт. Услышанная от начальника штаба информация ему крайне не понравилась. Он знал, что на фронте уже появились большевицкие дивизии, наспех сформированные по мобилизации. Номера их перевалили за две с половиной сотни, слабо обученные, еще хуже вооруженные, они не представляли серьезной угрозы. Но вот такое деление давало довольно сильную по составу бригаду, лишь незначительно снижая боеспособность дивизии, которой устроили данное «почкование».
        - Я подумал, герр генерал, что теперь стрелковые корпуса русских и состоят из таких выделенных бригад. Осмелюсь заметить, что их порядковые номера соответствуют дивизиям…
        - Скверно, Карл, очень скверно. Если ваше предположение верно, то дивизия СС «Мертвая голова» Эйке столкнулась не с отборными дивизиями самого Гловацкого, а с выделенными из их состава пехотными бригадами, и не менее серьезными. Совершенно незнакомый способ формирования частей с достаточно сильной кадровой составляющей.
        Рейнгардт хорошо знал то, о чем говорил. В прошлую войну рейхсвер формировал резервные полки, дивизии, корпуса за счет достаточно большого кадра сверхсрочников в первоочередных частях.
        - Немного похоже на выделение четырех полков зимою 1915 года для формирования новых трех полковых дивизий, где два полка были кадровые, а третий из ландвера, как вы помните.
        - Действительно похоже, Карл, очень похоже, но только по отношению к самим русским дивизиям. Причем эффективный - солдат пополнения легче учить именно при решении оборонительных задач. А вот эти бригады очень опасный противник - теперь я понимаю, почему сопротивление нам столь яростное. Это отборные части, да еще усиленные фанатиками.
        - Я вас покину ненадолго, экселенц, мне нужно обязательно посмотреть последние сводки.
        - Конечно, идите, Карл. Надеюсь, они принесут хорошие вести.
        Реттингер вышел из комнаты довольно обустроенного дома - видимо, в нем раньше жили немцы, что были в прошлом году выселены в Германию по соглашению с Советами. А вот от новых эстонских хозяев ничего не осталось - в шкафах не было даже вещей. Судя по всему, владельцам дома дали время собраться и принудительно увезли из прифронтовой полосы. Впрочем, такое иногда делали в вермахте, если были не уверены в лояльности местных жителей. Теперь в доме располагался штаб корпуса.
        Рейнгардту эти дни показались чем-то похожими на псковские - то же мучительное продвижение вперед, убийственный огонь русской артиллерии, везде мины, засады, снайперы, заграждения и группы диверсантов и партизан. И полное отсутствие местного населения. Даже лесные хутора тоже стояли пустыми, многие дома коммунисты сожгли.
        Большевицкую оборону пришлось прогрызать с большими потерями, пусть не такими жестокими, как ранее, но неприемлемыми для германской армии. Досаждала вражеская авиация - большая часть посланных запросов не удовлетворялась командованием люфтваффе ввиду того, что поступало много заявок с разных участков протяженного фронта, но особенно из-под Пскова, где уже русские начали настойчиво атаковать перешедшие к обороне части 1-го армейского корпуса. Впрочем, пока это не вызывало серьезного беспокойства, такое чуть ли не каждую ночь бывало.
        А вот прорыв на Пылтсамаа беспокоил не на шутку, точнее отсутствие пока зримого продвижения вперед. Мучительное продвижение едва на десять километров мало походило на прежние прорывы русского фронта. Пехотные дивизии продвинулись еще меньше - русские постоянно контратакуют и с упорством цепляются за любую позицию. Однако завтра поддержат 269-ю и 36-ю дивизии две танковые, что понесли потери, еще 3-ю моторизованную передаст генерал Гепнер из своего резерва. Вполне хватит, чтобы проломить оборону и выйти на оперативный простор. А там окончательно рассечь 8-ю вражескую армию и разбить ее части поодиночке. И наступать всеми силами на Нарву, с выходом на берег Финского залива.
        - Экселенц, очень дурные вести!
        - Карл, да на вас лица нет!
        Рейнгард с удивлением посмотрел на белое лицо начальника штаба. А ведь таким Реттингер не выглядел, даже когда узнал, что погиб его зять в той чудовищной ловушке, где большевики выжгли и уничтожили боевую группу полковника Рауса из 6-й танковой дивизии.
        - Большевики прорвали фронт 1-го армейского корпуса, введя в бой две танковые дивизии, большое количество пехоты и кавалерии, задействовав не меньше полутысячи тяжелых орудий. 1-я и 11-я дивизии окружены в центре взятого нами укрепрайона, 21-я дивизия отброшена от Острова дальше к югу. - Полковник говорил холодным голосом как механизм, было видно, что Карл всячески давил неуместные сейчас эмоции.
        - Удары нанесены одновременно от Пскова и Острова, силами до 10 пехотных дивизий и двух танковых. Лиепно занято красными этим вечером - ударные группировки противника там соединились. Теперь их командование будет развивать первоначальный успех.
        - Как такое произошло?
        - В прорыве было отмечено около сотни новых тяжелых танков, они их применили в атаке массированно, просто раздавив огромным численным превосходством 290-ю пехотную дивизию, которая полностью разгромлена. Генерал-лейтенант барон фон Вреде погиб. И это точно! Не менее двухсот танков с мотопехотой двигаются по направлению к Валге, выходя к нам в тыл. Большевицкая авиация наносит удары большими группами, всячески поддерживая свои моторизованные соединения.
        Новости оказались просто убийственными!
        Рейнгардт сразу же бросил взгляд на карту. Воображением пририсовал красные стрелы наступающих - они от Валги шли прямиком в тыл немецким частям в Эстонии. Очень опасная ситуация, такой обходной маневр нужно немедленно парировать. И он задал вопрос сообразно ситуации:
        - Какие меры приняты командующим группы армий?
        - Генерал Кюхлер приказал нанести встречный контрудар силами 207-й охранной и 3-й моторизованной дивизиями. Кроме того, приказано нашему корпусу немедленно вывести из боя и направить туда обе танковые дивизии. Вам предстоит возглавить эту группировку, отбросить красных обратно к псковскому рубежу и восстановить линию фронта. Наступление временно остановлено - пехотным дивизиям занять оборону на достигнутых рубежах.
        - Так. - Рейнгардт продолжал смотреть на карту. Решение посчитал правильным - десяток свежих вражеских дивизий - слишком серьезная сила, чтобы ее недооценивать. Но откуда у них столь значительные резервы? Или абвер что-то проморгал, или большевики забрали их с финского фронта. - Что у вас еще, Карл? Тоже скверное?
        - Не все, герр генерал, есть и хорошее…
        - Тогда начинайте с плохого.
        - Нам не прорваться на Пылтсамаа - большевики и тут атакуют. В бой ввели новые стрелковую и танковую дивизии, номера уточняются. Отмечены также несколько батальонов моряков - наступают напористо.
        - Час от часу не легче! Надеюсь, наши дивизии смогут сами отбиться?! Что еще у вас плохого?
        - Пока ничего, господин генерал, сам надеюсь, что таких печальных приказов больше не будет.
        - Вы говорили еще про хорошее, Карл?
        - К Острову с юга нанесет удар еще одна деблокирующая группа. В нее войдет 42-й армейский корпус генерала инженерных войск Кунце в составе 93-й, 291-й пехотных дивизий и дивизии СС «Полицай», от Пушкинских Гор атакует 56-й моторизованный корпус двумя дивизиями. Его там сменит 281-я охранная дивизия. Общее командование нашими войсками примет командир последнего… генерал пехоты фон Манштейн. Он ведь сбежал из «гэпэу» при помощи их начальника и ввиду ранения командира фон Эрхарта принял прежнюю должность, которую исполнял до дня своего пленения. Это все, что сказано, - иных пояснений не имелось.
        - Дела, - только и произнес Рейнгардт - он всегда считал Манштейна баловнем судьбы и везунчиком - последние события только укрепили его в этих мыслях.
        - Помните, экселенц, тот день, когда нас в первый раз отбросили от Острова? Тогда сказали, что у большевиков появилось квалифицированное командование? А ведь так оно и есть - и наш, и 56-й корпус возвращаются к оставленным рубежам. Большевики не просто перехватили инициативу, они навязали нам эти сомнительные переброски, в которых мы просто мечемся из стороны в сторону. От Пскова в «эстонский капкан», а теперь обратно. Они просто ждали, когда мы отведем от укрепрайона всю танковую группу, и тут же нанесли удар в спину.
        - Похоже, вы правы, Карл, - после долгого раздумья ответил Рейнгардт. - Только свой удар они нанесли по нам чуть раньше, чем мы потеряли танки. Вы правы - «эстонский капкан» должен обескровить наши панцердивизии, и тогда нам нечем было бы парировать это внезапное вражеское наступление. А так генерал Гловацкий просчитался - он вывел свои войска из укрепрайона преждевременно, теперь попадет под встречный удар наших двух танковых группировок, что не успели понести фатальных потерь. Мы просто сомнем русских! И за спинами отступающих необходимо ворваться в глубь «Линии Сталина»! Что ж - попробуем это сделать…
        Глава 5
        «Ворошиловский удар»

30 июля - 2 августа 1941 года
        КОМАНДИР 3-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЧЕРНЯХОВСКИЙ
        ВЫРУ
        - Теперь вперед, и только вперед!
        Прорыв вражеского фронта прошел с небольшими для 3-го мехкорпуса потерями. Иван Данилович не заблуждался на этот счет - все сделал ударный кулак из трех дивизий пехоты, поддержанный танковой бригадой и полком КВ. Только сейчас он в полной мере осознал, что значит группировать все огневые средства - по вражеским позициям вели стрельбу сотни орудий и минометов. Первая, она же единственная полоса обороны 290-й дивизии за полчаса превращена в безжизненный лунный пейзаж, как на иллюстрации к известному роману, которым он зачитывался в юности. Подобное было в боях за Верден, видел фотографии с той войны, империалистической. Здесь таких разрушений, конечно, не случилось - но все же линия фронта дважды прокатилась по позициям Ново-Псковского укрепрайона. Вначале вражеский штурм, долгий и кровопролитный, и вот немцев погнали теперь обратно.
        Такого количества убитых, фашистов и красноармейцев, тоже никогда не приходилось видеть. Несмотря на жестокий обстрел и бомбежку нашей авиации, передовые штурмующие батальоны 11-й армии буквально, как трава луговая, скошены уцелевшими вражескими пулеметами. Последние просто передавили КВ, как и противотанковые пушки, - Черняховский тут впервые осознал, насколько могут быть опасными хорошо забронированные машины, примененные массированно. А ведь по старым штатам в танковой дивизии должно было быть 63 таких гиганта, да еще больше двух сотен Т-34 - если такая лавина хлынула бы одновременно, да еще вместе с мотопехотой и при поддержке артиллерии - тут не пехотная, любая дивизия противника была бы целиком смята, разбита вдребезги. Хотя…
        Это все мечты и желания, но как воюют немцы, генерал видел в Литве - дерзко, при постоянных налетах пикировщиков, охватывая фланги и просто давя своей артиллерией очаги обороны. Этот прорыв не более чем удачное копирование тактики врага и при этом создание огромного превосходства в силах, примерно пять к одному. Пусть даже так, при таком внушительном численном перевесе, но ведь грамотно сокрушили врага, не дав ему ни одной минуты, чтобы опомниться. А теперь КМГ устремилась на запад, и его корпус головной. Пусть он еще не сбит как надо, а первые учения проводятся в настоящем бою - экипажи уже повоевали, стрелки тоже пороха вдохнули, со временем все сладится. К тому же полк КВ введен временно в мехкорпус, а идущей в авангарде 2-й танковой бригадой командует полковник Дмитрий Погодин, один из самых опытных и решительных командиров, получивший звание Героя Советского Союза в первой десятке танкистов, отличившихся в боях Испанской гражданской войны.
        - Продвигайтесь к Валге, утром ваши танки должны быть там. Нельзя упускать время. - Командующий КМГ генерал-лейтенант Лелюшенко рукою рубанул воздух. - Смотрите, ваш авангард должен атаковать с ходу - там, как сообщили, только охранная дивизия немцев, слабого состава. В полках два батальона, всего один дивизион гаубиц, мало противотанковой артиллерии. Нанесите по ней мощный удар, наотмашь. Навалитесь авангардом! Чем вы сможете усилить 2-ю танковую бригаду?
        - Мотоциклетный батальон уже отправлен вместе с танковым ОСНАЗа. Выдвигаю следом 5-ю бригаду и корпусные части, в арьергарде 46-я бригада и полк КВ. Меня беспокоит угроза с севера, от Тарту, товарищ командующий, - пехотная дивизия противника…
        - Ею займется 16-й стрелковый корпус, одна из бригад 1-го мехкорпуса будет придана для усиления. Твоя задача - Валга! И ты выходишь в тыл всей танковой группы - громи колонны и обозы, они длинной лентой растянуты до Вильянди. Смотри сюда!
        Палец Лелюшенко уткнулся в точку на разложенной на капоте «эмки» карте. Маленький городок на границе Латвии и Эстонии был поделен этими странами после окончания Гражданской войны в России. А посему южная латвийская часть именовалась Валка. Город как раз на полпути между Выру с востока и древним Феллином (Вильянди) севернее. Невелика Эстония, тут расстояния по российским меркам откровенно смешные. В Латвии и Литве переходы больше были, когда под натиском немцев отступали, оставляя десятки подбитых и сломавшихся танков. А тут от Выру все находится почти в радиусе 60 км - что на Тарту идти, что на Феллин, а до самой Валги рукой подать - два часа хода с лязгом танковых гусениц.
        - И вот еще что, Иван Данилович. - Лелюшенко провел пальцем по карте - от Вильянди до Валги. Затем очертил направление на восток. - Если ситуация изменится, а это может произойти и скоро, то по тебе ударит 41-й моторизованный корпус Рейнгардта, с которым ты в Литве сражался. У него четыре подвижных дивизии, из них две танковых по сотне машин в каждой. Возможно, и больше. Там есть дивизион штурмовых орудий - их в 8-й армии заметили, на Пайде рвались, германскую пехоту поддерживая. Видел такие уже или сталкивался с ними?
        - Приходилось, Дмитрий Данилович. Но только один раз, и то мельком. На базе «тройки» изготовлены эти самоходки, они без башни, в рубке 75-миллиметровый «окурок». Для «тридцатьчетверки» не страшно, но вот Т-26 или БТ вышибет на раз-два.
        - Так что, как только германские танки пойдут на тебя, знай - ты свою задачу выполнил полностью! Почему? Пусть немцы обратно к Пскову идут, они же мечутся туда-сюда, а мы время выигрываем. Потому оборону занимай подвижную, танками только из засад действуй, с пехотным прикрытием. Там озер и болот до хрена, возможности маневра для фашиста ограниченны, дорог мало. Перекрывай все отрядами, по роте танков с десантом от каждой своей бригады, но полковые группы держи в кулаке на основных направлениях. Задержи их, пока пехота 16-го корпуса оборону не займет. И выбивай у них танки, в первую очередь только танки! И во вторую, и в третью! Это главное! Они беззубыми без танков станут, а значит, на нас наступать не станут! Тебе все понятно, комкор?!
        - Сделаем, товарищ генерал-лейтенант!
        - Знаю, что довел приказы, но еще раз доведи до всех! Минометами долбить ПТО сразу, не давать стрелять по нашим танкам. Тебе недаром по две батареи полковых в 120 миллиметров на каждую бригаду дали. Если зенитки свои вытащат - вдарьте тут всем, что есть, по позициям! Корпусную артиллерию сразу задействуй! КВ беречь - их эти пушки насквозь прошибают. Так что уничтожай зенитки сразу, даже в ущерб другим задачам! Свои танки береги, выволакивай все подбитые немедленно. Понятно?
        - Так точно, товарищ командующий! В корпусе трактора и пять тягачей «Ворошиловец», постараемся все наши подбитые танки в тыл немедленно эвакуировать. - Черняховскому хотелось добавить «по возможности», но он не стал произносить эти слова, видя, что командующий КМГ Лелюшенко хорошо взвинчен. К тому же в последнее время бронетехнике придавалось гораздо большое значение, чем было раньше - и так потеряли в Прибалтике многие сотни танков, и сейчас дорожили каждой машиной.
        О том и приказы командарма-11 Гловацкого постоянно напоминали, и крутые меры, что жестко им принимались по каждому случаю напрасных потерь. Крутоват генерал, но справедлив - под таким командующим служить тяжело, но интересно и самому хочется. Как говорили про строгих кадровых унтер-офицеров в старой императорской армии - и пропасть никому не даст, и по жизни не забалуешь!
        - Помни всегда, Иван Данилович, мелочей в военном деле не бывает! Проводники есть?
        - Товарищи из укомов партии, латыши и эстонцы. В каждой бригаде они есть, и местный истребительный батальон придан. «Кайтселлитовцы» немцев с восторгом здесь встречали, и сейчас стреляют - бьемся с напастью, но тяжело, в болотах схорониться пытаются. Наведем порядок, уверен, надо только немцев вышибить, чтоб надежды на них не было, - Черняховский сам хорошо понимал, чем грозят его продвигающимся вперед бригадам действия диверсантов в тылу. И резким тоном добавил: - Уничтожим, сомнений нет. С этой публикой жестче действовать, не жалеть, тогда спокойнее станет!
        - Тылы подтягивай. Но колонны свои кишками не вытягивай - авиация нас хоть и прикрывает, но «лаптежники» внезапно навалиться смогут. Сам знаешь, как лютовать в небе могут. - Лелюшенко остановился, посмотрел на близкие дома. Небольшой эстонский городок словно вымер - ни одного в сумерках светящегося оконца, на улицах только красноармейцы, автомобили и танки. Черняховский машинально отметил, что идут части без остановок, в кузовах полуторок плотно сидящие друг к другу бойцы в надетых касках. И пыль тянется по улицам, засыпая дома под черепичными крышами, столь непохожие на привычные российские строения.
        - Ладно, комкор, вижу, у тебя все вроде в порядке. А то я все эти дни сильно беспокоился, что корпус твой «сырой», с миру по нитке собирали. Но вроде ошибся, бой для тебя проверкой настоящей станет. Так что давай действуй, Иван Данилович, а я сейчас поеду к Горленко - свой корпус поторопить нужно, а то растягивается. Счастливо!
        - И вам удачи, товарищ генерал-лейтенант!
        Генералы обменялись крепким рукопожатием, и Лелюшенко пошел к БА-10, что перегородил дорогу. За ним стоял бронетранспортер, что недавно был изготовлен в Ленинграде. Простая конструкция - листами брони в 6 -10 мм обшили мотор и кабину грузовика «ЗиС-5», протянули их вдоль бортов. И получился бронетранспортер, однако вне дорог бесполезный. Привод только на заднюю пару колес, проходимость потому неважная, хотя гусеничные цепи в случае нужды можно было надеть - как на БА-10. Таких в частях сразу же «полуброневиками» называть стали, ибо верх у них открыт почти полностью. Но вот в качестве командно-штабных машин КШМ отличались в лучшую сторону от «эмок», автобусов и грузовиков - защита для уязвимых радиостанций имеется, и от осколков при бомбежке укроет на расстоянии, хотя от близкого разрыва бомбы не спасет.
        Новинку оценили положительно, требования на нее шли из всех бригад - всяко получше полуторки с фанерными бортами. Некоторые машины даже в зенитные еще на заводе превращали - ставили в кузове крупнокалиберные пулеметы ДШК или авиационную пушку ШВАК на тумбе. Все командиры давно убедились, что счетверенные «максимы» совершенно бесполезны для противовоздушной обороны, настоятельно требовалось что-то более мощное и серьезное. Так что, как говорится, ко двору пришлась новинка, как новые Т-50 - ее по танковым бригадам поштучно распределяли.
        Громко лязгнула стальная дверца, закрываясь, тут же взревев мотором, броневик развернулся. Впереди три мотоцикла с колясками, в которых бойцы сидели с закрепленными на люльках «дегтярями», по пыльной дороге вслед пошли еще два броневика, пушечный и пулеметный с полуторкой - в кузове сидели бойцы комендантского взвода с самозарядными винтовками. Война идет, а на ней всякие случайности могут возникнуть - такая охрана была и у самого Черняховского, только мотоциклистов больше, а вместо броневиков Т-34 и два БТ-7 с дополнительным бронированием лобовой части корпуса и башни. Последние танки экранировались на Ижорском заводе, и пусть в них механики-водители лишились своего люка, но воевать дальше хотели именно на таких машинах. Германские противотанковые пушки теперь в лоб взять их просто не могли - вдвое толще стала броня, почти как у «тридцатьчетверки», а снаряд в 37 мм такую только в упор пробьет.
        Выкурив папиросу, Черняховский направился к своему командирскому танку - предстоял переход до Валги, по дороге могло произойти что угодно - а своя штабная колонна требовала серьезной защиты…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Как видите, Яков Григорьевич, доделки вашего гранатомета здесь минимальны, экстрагирование гильз будет вполне нормальным. Система даст намного меньше отказов. - Гловацкий вытер измазанные ладони о ветошь, от которой шел привычный запах бензина. С добродушной улыбкой посмотрел на конструктора - тот так же измазанный маслом возился со своим детищем, уже немного доработанным опытными мастерами.
        - Но это дело прошлых дней, нам о будущем нужно думать. - Николай Михайлович помыл руки с мылом под рукомойником, вытер ладони белым вафельным полотенцем. Каждый час был на счету, но он выкроил время для личной встречи с забытым советским оружейником, что в той истории был расстрелян как враг народа. Вот такой подход совершенно не укладывался в голове - нерационально с точки зрения государственных интересов просто так шлепать конструкторов, при совершенной бедности опытных кадров. В его времени в обществе не утихала дискуссия о сталинских методах реформ советского общества и экономики. Очень жестоких методах, расточительных к людским ресурсам страны, а потому, безусловно, осуждаемых нормальными людьми. Он и сам когда-то придерживался этой точки зрения, да и оставался ее сторонником, даже оказавшись в этом времени, вернее, тем более сейчас. Но коррективы внес - ни один из критикующих ту модель построения нового типа общества и государства, причем совершенно справедливо, не предлагал свои варианты решения, практические варианты, не кухонные рассуждения. Сталин был суровый правитель, но вот эта его
видимая жестокость имела чисто прагматический характер. Скажите на милость, можно либеральничать в стране, что пережила две революции и ожесточенную Гражданскую войну, где нравы стали чуть ли не пещерными, а человеческая жизнь совершенно обесценилась, дешевле патрона стала?!
        Можно ли говорить о вольностях и свободах, когда масса населения проживает в деревнях и при этом абсолютно неграмотна. Даже спустя почти три четверти века ему пришлось услышать старую революционную частушку - в ней воплотились все чаяния русского мужика, прижимистого и в то же время большого любителя дармовщинки и халявы, на которую, как известно, и уксус сладкий, и хлорка творогом кажется. Простая такая частушка - Бога нет, царя не надо, мы урядника убьем, податей платить не станем и в солдаты не пойдем!
        Не в этих ли словах известные вековые чаяния русского народа?! Того самого, что ждал как мессию Степана Разина, Емельяна Пугачева, Владимира Ленина и прочих «спасителей»?!
        Не в них ли ответ - а почему волна партизанщины и мятежей мутной волною захлестывала то белых, то красных?! Причем последних в гораздо большей степени, и так сильно, что тем пришлось экстренно отказываться от политики «военного коммунизма» и срочно переходить к НЭПу. Так что та видимая всем и каждому жестокость, с которой наводили порядок, имела чисто прагматический характер. Закон «о опозданиях»? Да, жесток, но к кому - к пьяницам и хроническим прогульщикам, которых в это время было очень много! Но без этого не удалось бы выиграть войну, как и без коллективизации и индустриализации. Не было альтернативы принуждению на государственном уровне, откат же привел к «лихим 90-м», не к ночи будь упомянуты.
        Вот почему только русский народ ВСЕГДА оплевывает своих правителей - особенно в этом гнусном деле преуспевает наша интеллигенция, что сама презирает собственный народ, считая его недоразвитым, темным и глупым! Да какая тут культура и уважение к прошлому, нигде не встретишь такого лихорадочного переписывания собственной истории, как в нашей стране, в угоду сиюминутного политического момента, идеологии или пропаганды, искусственного раздувания ненависти ко всему, что в других государствах считается национальным достоянием.
        Так Сталин ли создал это общество?! Нет, это оно само вынесло его гребнем своей волны на высший руководящий пост. Была ли альтернатива? Конечно, многие толпились из «вождей», да тот же «демон революции» Лев Троцкий, что откровенно говорил, что Россия «охапка соломы, брошенная в костер мировой революции». Так что страна проявила несвойственную ей в таких случаях мудрость - из двух зол выбрала меньшее!
        Теперь Гловацкий несколько иначе, под другим углом, посмотрел в этом времени на личность самого Сталина. Одна ликвидация безграмотности в СССР чего стоит! Ведь необразованность означает бескультурье, а значит, или рабство, или хамство, но скорее все, вместе взятое. Несмотря на меры и титанические усилия государства, отставание в этой области от передовых стран мира осталось ощутимым. Спрашивается - а почему? Так это от царей шло - неграмотным быдлом управлять легче, «темнота народная» для власти во благо, особенно той, что на ее чаяния плевать хотела, заботясь только о своем процветании и благоденствии. Что же это наши государи-императоры за полвека реформ с отменой крепостного права не удосужились ввести хотя бы всеобщее бесплатное двухлетнее начальное образование?! Причем весьма старательно перекладывали эти проблемы на будущие времена, которые и пришли вместе с революцией. Дождались «кровавого хама», ведь оного сами старательно пестовали. И кого винить?!
        Или взять современную Россию 21-го века. «Утечка мозгов» огромная, не остановить бегство за «бугор». Значит, нужно как-то компенсировать сию напасть?! Все наоборот делается - обязательное образование до 9 лет, и притом считают, что и этого много. И правильно считают - «рабу» достаточно, иначе задумываться начнет, что «не все ладно в королевстве Датском». А посему высшее образование должно быть доступно немногим, его для того и платным делают. А уж сама «элита», определяемая весомостью банковских счетов, учит своих отпрысков подальше от родных пенатов - там Оксфорды с Сорбоннами имеются, и соответственные взгляды будущим правителям тоже прививаются весьма успешно!
        - Такие пирожки с котятками, - задумчиво пробормотал Гловацкий, глядя, с каким увлечением Яков Таубин работает с чертежами РПГ-7, которые полностью заняли стол, и снова занялся размышлениями.
        Введенная в стране обязательная «семилетка» позволила проделать индустриализацию, обеспечив производство кадрами. А вот в армии бойцов и командиров, с полным средним или высшим образованием сейчас крайне недостаточно, несмотря на уже прошедшие от начала программы «ликбеза» полтора десятилетия. Только один из десяти - до прискорбности мало, а ведь идущая «война моторов» требует технически грамотных специалистов, а их катастрофически не хватает. А тех, кто есть, используют нерационально, без учета гражданских специальностей, зачастую рядовыми бойцами пехоты, как «пушечное мясо». В 1943 году, как он знал, спохватятся, начнут спрашивать, в красноармейские книжки записывать полученное образование для ВУС. Вот только сколько народа к этому времени напрасно поляжет?! Вот это и есть одна из причин, по которой РККА отступает - враг ведь на ином уровне стоит, недаром Бисмарк в 1871 году верно подметил, что войну с Францией выиграл прусский учитель. В России всегда наоборот, можно задать только один вопрос - а кто из бюджетников всегда работает много, а получает меньше других?! А потом все удивляются - а
чего же мы народ такой необразованный?! Как там высказался знаменитый киногерой Георгия Вицина «Трус»: «повышайте культурку, вешайте коврики на сухую штукатурку»!
        А сейчас вообще не задумываются о ценности человеческого материала - стреляют напропалую направо и налево. Стиль такой управления основан только на кнуте, ведь «пряников» на всех не хватает. Так не Сталин за все эти «перегибы» отвечает, сама низовая система их порождает, ведь те же доносы кто пишет? Что, нет людей завистливых, подлых или откровенно корыстных? Да пруд пруди, у многих лишь одно желание - подняться повыше и пожрать послаще - человеческую природу ни одна идеология не переделает. Причем желательно поменьше работать при этом.
        В 90-е развалился колхоз, но очень немногие решили фермерствовать - Гловацкий знал двоих таких тружеников, - вкалывали как проклятые на своих гектарах, в складчину трактор взяли, ремонтировали постоянно, как и прочую старую технику, что за сущие гроши продавалась. А соседи пили самогонку, завидовали и просили им вспахать поле забесплатно, разумеется. Получив резонный отказ, тихо злобствовали: «Раскулачить мерзавцев надо, они кровь народную пьют!»
        Так что, таким «шариковым» дать в руки «маузер» и власть - и судить сразу будут по справедливости?! Конечно, но только в своем разумении - «все отнять и поделить»! Как у классика сказано - «в России две беды и две напасти, внизу власть тьмы, вверху тьма власти»! Что тут скажешь - ничего в богоспасаемом отечестве не меняется!
        Есть две вещи, по которым грузин Сталин прямо выламывается из ряда русских правителей. Всего две, и это отнюдь не жестокость, тут надо с Петра Великого и Ивана Грозного примеры брать. Выиграть долгую войну против фашистов и за несколько лет страну из руин поднять - кто так смог до него и после? Что-то за двадцать лет XXI века не видно, чтобы восстановили часть того, что с упоением власти разрушали сами за «перестройку» и «лихие 90-е» годы. А вторая вещь уникальна сама по себе - где это видано, в какой стране, чтобы несколько лет подряд власть снижала цены на товары и «скашивала» налоги?! Причем сразу по окончании чудовищной разорительной войны. Где такое еще есть?! И если это не назвать заботой о соотечественниках, то как прикажете тогда судить о реформах будущего, когда построили капитализм с «человеческим лицом», что оскалом дикого зверя для народа обернулось!
        - Уникальная конструкция, очень простая, дешевая и эффективная! Но кто ее придумал…
        И тут Таубин осекся, видимо, поняв, что такой вопрос нельзя задавать генералу, к которому его привезли, выдернув три дня назад прямиком из тюремной камеры. Вид у конструктора был неважнецкий - еще молодой человек выглядел на добрых два десятилетия старше своего возраста. Лицо со следами побоев, взгляд из восхищенного затравленным стал - Гловацкий сразу понял, что находящегося под следствием конструктора качественно сломали, превратив в «зэка».
        - Вы ее и придумали, Яков Григорьевич, - отрезал генерал, - и вам эту конструкцию в жизнь предстоит воплотить. Причем незамедлительно начать работы по двум направлениям - довести свой автоматический гранатомет до серийного производства и не позднее лета начать массовое изготовление сего изделия, которое получит обозначение РПГ-Т. Аббревиатура из первых букв ручного противотанкового гранатомета Таубина. Ваша, ваша - мой только эскиз и идея, а доводить до ума конструкцию будете самостоятельно, у меня для нее нет времени абсолютно. Вообще нет! Война, Яков Григорьевич, отнимает все время, и убить могут в любую минуту, если сам не помрешь. - Гловацкий потер рукою грудь - сердечко продолжало болеть, отвары уже не помогали, рука непрерывно ныла и плохо слушалась. - Для вас это есть единственный шанс реабилитироваться и создать для РККА мощное противотанковое оружие на уровне роты - батальон. Беретесь за эту работу?! Вижу, что согласны! Тогда обсудим некоторые моменты. Да вы присаживайтесь, за папиросой и поговорим, для чая нет времени.
        Гловацкий уселся за стол, открыл пачку подарка от товарища Жданова. Усмехнулся - в Питере стали проводить пропаганду табакокурения. Новый сорт папирос даже выпустили - «Псковские» фабрики товарища Урицкого, с рекламой танка, «чайки» и МЛ-20, на фоне древних стен. И это к доброму десятку наименований папирос, о существовании которых Гловацкий ранее и не подозревал. Как названия для XXI века - «Спортивные», «Сберегательная книжка», «Сальве», «Салют» - все только на одну букву. А еще говорили, что плановая экономика никогда не давала разнообразной продукции. Закурив «Северную Пальмиру», он посмотрел на задумчивого Таубина и негромко заговорил, медленно произнося слова:
        - Завод вполне оборудован, не Кировский и не Ижорский, конечно, но выпуск гранатометов освоит. Боеприпасы смежники делать будут. Ваше ОКБ другой возглавил специалист, но заместитель Бабурин ждет в Ленинграде - кадры сами присмотрите, отказов не будет. Жить в заводском общежитии, раз в неделю будете видеться с женой - настоял на том, чтобы выделяли для встреч комнату. Правда, всего на несколько часов ночью. И это все, что мог для вас лично сделать - все же вы под следствием.
        - Спасибо…
        - Меня зовут Николай Михайлович, я командующий 11-й армией.
        - Я знаю, мне о том сказали, Николай Михайлович.
        - И ладненько. Теперь о деле. Станок для гранатомета только тренога, снизить массу нужно, по полю боя ведь таскать. Сейчас уже делают под него новые гранаты - старые от ружейной мортирки не очень эффективны, но запасы их расходовать нужно. А там и новый боеприпас производить будут. Так что принимайтесь сразу за него, без всякой раскачки - улучшить и в мелкую серию запустить. Но то дело дирекции, а на фронте испробуем. Но скажу сразу - даже в этом виде он уже зело нужен! Так что за дело беритесь и не подведите меня, я за вас поручился.
        - Все сделаю, Николай Михайлович.
        - Я верю вам! Теперь о РПГ-Т. К декабрю нужны готовые образцы с боеприпасами. Их номенклатура обширна, как видите. Так что отвечать и делать самому придется, в морском арсенале за боеприпасы возьмутся. За оптику уже принялись, нужное количество опытных прицелов изготовят. Да, о сне забудьте, и об отдыхе - РПГ нужны как воздух, танки нужно выбить у врага. Противотанковые ружья делать начнут, но они по сравнению с этим гранатометом паллиатив, негодное средство - ведь противник броню тогда тоже усиливать начнет.
        - Я согласен полностью, Николай Михайлович, - бронепрожигающие снаряды и гранаты намного эффективней в бою. К тому же с осколочным боеприпасом и станковым гранатометом в ротах появится артиллерия. Если так можно сказать.
        - Хорошо, что вы понимаете, с единомышленником работать легче. А это вам задел на будущее, как РПГ в серию пойдет и свою эффективность покажет. А за пушки более не беритесь, там и без вас конструкторов много. Вы лучше вот эту штуку создайте, бойцы на вас молиться станут.
        Гловацкий разложил чертежи, и Таубин сразу же склонился над ними, лихорадочно перебирая картонки. Вскоре поднял на генерала горящие глаза энтузиаста, с выдохом восхищенно произнес:
        - Автоматический миномет с заряжанием с казенной части обоймами по четыре мины.
        - Миномет-пушка, Яков Григорьевич. Можно применять для стрельб прямой наводкой по танкам оперенные бронепрожигающие снаряды. Как и мины для навесной стрельбы, только номенклатуру их увеличить.
        - Как на РПГ?!
        - Принцип один, я тут их изобразил. - Гловацкий пододвинул листок, а сам подумал, что над этим минометом конструктор Филиппов только через пять лет работу начнет. - Он может заменить сразу и «сорокапятку», и нашу «полковушку». Вес примерно один, а вот эффективность намного выше. Так что если изготовите, то нос всем «минометчикам» из ГАУ утрете. И вместо двух пушек в полках можно одну АМП ввести, а это сплошная государству экономия. Да и скорострельность на порядок выше. Можно сказать, оружие будущей войны на полях сражений настоящей! Вот о нем мы сейчас с вами и поговорим. - Гловацкий посмотрел на конструктора - тот прямо на глазах преображался, забурлил энергией. Великое дело - тяга к творчеству! Теперь за судьбу «Василька» можно было не сомневаться…
        КОМАНДИР 41-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ТАНКОВЫХ ВОЙСК РЕЙНГАРДТ
        ВАЛГА
        - Танковые дивизии только выводятся из боя, господин генерал, но 3-ю моторизованную можно задействовать прямо сегодня. - Командующий 4-й танковой группой генерал-полковник Гепнер говорил уверенно, вот только ему было трудно скрыть некоторую растерянность.
        Наступление русских оказалось совершенно внезапным, сокрушающим по своей мощи, ведь его никто не ожидал, все считали, что большевики так и будут сидеть за укреплениями «Линии Сталина». Сейчас собравшимся этим теплым предрассветным утром в уютном палисаднике небольшого домика, с белоснежными стенами и красной черепичной крышей, на окраине городка Валги немецким генералам было как-то не по себе.
        А здесь, кроме представителей панцергруппы, в туманной дымке стоял командир 207-й охранной дивизии генерал-майор Клозе, части которого сейчас покидали этот эстонский городок, выдвигаясь навстречу прорвавшему фронт противнику. Невыспавшиеся германские солдаты проходили мимо стоявших генералов, бросая на них удивленные взгляды. Но искоса, ничем не выдавая своего интереса.
        - Боевая группа 1-й танковой дивизии должна скоро подойти. Думаю, в течение двух часов, я ее обогнал на дороге.
        Генерал Рейнгардт лично прибыл в Валгу, чтобы на месте разобраться в ситуации. Здесь уже находился Гепнер, прибывший разрешать назревавший кризис. Удар русских рассек группу армий «Север» на две части - 18-я армия была в Эстонии, с большей частью танковых соединений, а 16-я армия уже подступала одним флангом к Холму, а другим безуспешно штурмуя Великие Луки. А за ее спиною река Великая, по левому берегу которой двигаются русские. Центр позиций проломлен от Пскова до Острова, две дивизии 1-го армейского корпуса окружены, еще одна буквально раздавлена русскими танками, а четвертая отброшена к югу от укрепрайона. За какие-то часы роли воюющих сторон переменились!
        - Они быстро идут, я слышу звук моторов, - негромко произнес Гепнер, всматриваясь в дымку. Рейнгардт прислушался - звук моторов доносился с северо-запада, это говорило о том, что к городу подходили германские части. Командир 41-го корпуса немного удивился, все же столь стремительный рывок был отнюдь не в немецких правилах, но решил, что, скорее всего, тут проявил инициативу командир разведывательного батальона. Такое было в порядке вещей, ведь быстрота и дерзость в стремительных прорывах были своеобразной визитной карточкой этих частей. Как и мотоциклистов - эти два батальона, что были в каждой танковой дивизии, служили инструментом блицкрига - молниеносной войны, как нельзя лучше продемонстрированной на полях сражений в Литве. Солдаты собирались в них опытные и знающие - многие прошли дорогами Польши, Голландии, Бельгии и Франции. Бывалые герои отгремевших там победных для вермахта баталий.
        - А вот и они, рядом с моими солдатами, - произнес генерал Клозе, показывая рукою на пустырь, по которому бодро шагали в походной колонне солдаты его дивизии. Обычно в охранные части вермахта собирали солдат с ограничениями либо по здоровью, либо по возрасту. Среди последних было немало ветеранов прошлой Великой войны, что отгремела 23 года тому назад - ветеранов яростных атак на Верден, Ла-Фер и Аррас, стоявших насмерть на Сомме и Камбре, отражавших первые танковые атаки союзников. Еще бы - те английские танки были огромными и медлительными, но когда они появлялись на поле боя, нервы многих солдат не выдерживали, и доносились панические крики: «То явился сам дьявол!»
        Рейнгардт присмотрелся - действительно, вскоре на пустырь вкатились полдюжины мотоциклов с колясками, затем показались несколько танков в сопровождении угловатых, похожих на ящики, бронетранспортеров - на бортах и башнях виднелись тактические значки 1-й танковой дивизии. А потом генерал непритворно удивился - из-за дальнего дощатого забора чуть выглядывали характерные по пушке и командирской башенке чешские танки Pz-35(t), которые почему-то там и остановились. Да и небольшая колонна авангарда тоже встала как вкопанная, веером развертываясь по небольшому пустырю. Совсем немного вышло германских танков, всего семь - по две средних «четверки» и «тройки», три легких «двойки». И генерал задумчиво на них уставился, стараясь понять, а где остальные - по дороге отстали?!
        - Странно, - вслух удивился генерал-полковник Гепнер. - Там, дальше, стоят чешские танки из 6-й танковой дивизии?! Где их прихватили с собой, из ремонта? У ваших подчиненных, генерал Рейнгардт, какие-то странные представления об уставах. Разве есть необходимость смешивать танки разных дивизий?! На башнях этих Pz-4 нанесены значки как 1-й танковой, так и 6-й. Совершенно непонятно, что за вольные казусы у вас происходят? Нужно немедленно к ним подойти и разобраться в этом беспорядке. Следуйте за мною, господин генерал!
        Генерал Рейнгардт, чуть помешкав, двинулся пристыженным следом за командующим панцергруппой. И хотя вины за ним не было, но устроить небольшую выволочку командиру 1-й танковой дивизии Кирхнеру следовало незамедлительно. Не для того существует знаменитый германский орднунг, чтобы вот так его нарушать на глазах командующего. И только проделав несколько шагов вперед, он почувствовал неладное всей интуицией старого солдата, что всегда выручала его с юности в сложных ситуациях. Тревога внутри души разлилась мутной пеной за одно только мгновение. Еще не понимая, что происходит, он остановился и идущий за ним генерал Клозе обогнал его на несколько шагов.
        Рейнгардт увидел то, чего здесь просто не могло быть! Никак не могло, ни при какой ситуации - наметанный глаз генерала сразу понял несуразность происходящего, откровенную фальшивость.
        От палисадника узреть притаившийся за углом невысокого дома Pz-38(t) было невозможно, обзор скрывала стена. Но вот теперь генерал увидел башню с литой маской пушки, и четыре больших катка - только эти танки, произведенные на чешских заводах протектората, имели такую характерную, легко узнаваемую конструкцию.
        Этих танков не может быть в Валге! Их нет в 41-м корпусе, они только в 8-й панцердивизии, что ушла на Пушкинские Горы! Здесь подразделений, даже мелких, из 56-го моторизованного корпуса быть не должно!
        Еще не отдавая себе отчета, Рейнгардт попятился, и эта спонтанная реакция спасла ему жизнь. Ведь офицеры штаба генерал-полковника Гепнера шагнули вслед за своим шефом и прикрыли отступившего командира 41-го моторизованного корпуса своими телами.
        - Алярм!
        Звонкий крик разорвал тишину, и тут же тихое предрассветное утро превратилось в апокалипсис. Танки открыли огонь в упор из своих пушек и пулеметов и, взревев моторами, стали накатываться на идущих мимо них солдат, что еще не понимали случившегося, падая мертвыми от пронзивших их тела пуль.
        - Майн готт…
        Отчаянный призыв к Богу оборвался на самой высокой ноте, и больше Рейнгардт ничьих слов не слышал, а с ужасом смотрел на развернувшуюся перед ним бойню. Германских солдат, совершенно не ожидавших столь подлого и коварного нападения русских диверсантов, истребляли десятками, хладнокровно и безжалостно. Убивали жестоко - очередями из пулеметов и автоматов в упор, свирепо давили гусеницами танков, бросали гранаты. Это был не бой, избиение!
        Рейнгардт свалился за стеной дома, совершенно не помня, как добрался до нее под свистом пуль, бесконечным, как злобное жужжание целого роя смертельно опасных пчел. Панический приступ уже прошел, не затянувшись ни на минуту. В голове лихорадочно, но расчетливо билась только одна мысль - за этим погромом стоит железная воля и непревзойденный по коварству ум в сочетании с немыслимой жестокостью. Примеров масса за дни неудачных штурмов «Линии Сталина», одно уничтожение боевой группы несчастного полковника Рауса должно было всем наглядно показать, что такого врага нельзя недооценивать. Только эйфория бесконечных побед и триумфального шествия по Прибалтике сыграла над германскими генералами злую шутку - вот теперь отрезвление наступит быстро.
        - Герр генерал, вы ранены?!
        Над Рейнгардтом склонился молоденький обер-лейтенант - связист, судя по цвету петлиц и канту, фуражки нет, белокурые волосы окровавлены. Но руки крепкие - рывком поднял на ослабевшие ноги.
        - Вроде нет, - пробормотал Рейнгардт, с удивлением посмотрев на рукав кителя. Точнее, на те лохмотья, что от него остались. Белый рукав рубашки изорван и уже пропитался черной на свету кровью. Ганс-Георг даже не заметил, что его зацепило. Но рука двигалась, а в ней был уже «парабеллум» - когда он его успел вытащить из кобуры, являлось для памяти тайной под семью печатями.
        - Надо уходить отсюда, герр генерал, тут такое творится!
        В отчаянном выкрике лейтенанта было больше истеричного страха, чем ненависти. Но все же настоящий офицер всегда помнит о долге перед рейхом - схватив генерала в охапку, парень поволок его через кусты, ломая все на своем пути. Мимо промчались два пожилых солдата, забывшие про все на свете, - без касок и винтовок, они пронеслись с той невиданной скоростью, какую и на Олимпиаде не покажут молодые спортсмены. А за спиной шла стрельба, практически без перерыва и истошно кричали от жестокой боли убиваемые германские солдаты.
        - Подожди…
        Рейнгардт остановился, стал прислушиваться - с востока доносились знакомые звуки начавшегося боя. Машинально отметил, что километров семь до него, не больше. Воображение тут же нарисовало картину происходящего - 207-я охранная дивизия атакована прямо на марше русскими танками, что невероятно быстро проделали путь от Пскова к местным болотам. Совсем в духе стремительного Гейнца Гудериана, командующего 2-й танковой группы и известного под прозвищем «Быстрого Гейнца» - «Шнелле Гейнц».
        - Русские быстро учатся, - пробормотал Рейнгард, дальше увлекаемый своим спасителем. Насчет судьбы 207-й дивизии он не обольщался - вряд ли ее истребят целиком, большая часть солдат просто разбежится по местным хуторам и болотам, так что собрать беглецов снова вместе будет большой проблемой для командования.
        - У нас в южной части города машины - нужно отсюда убираться, герр генерал, и как можно скорее. Скоро здесь будут их дикие казаки!
        - Какие казаки?! Не говорите глупостей, лейтенант!
        - А вон те, герр генерал! Посмотрите на всадников!
        Рейнгардт обернулся и потерял дар речи, онемев от ужаса. Между домами вдалеке он увидел всадников, блестками сверкали клинки. И вскоре донесся пронзительный свист и улюлюканье. Эти звуки генерал запомнил в прошлую войну, их ни с чем не спутаешь.
        - Вы правы, лейтенант, это действительно казаки, видал я этих дикарей не раз - нам намотают кишки на пики, изрубят шашками, как капусту. Они не признают законов войны!
        - Вон стоит наш автомобиль, герр генерал, мы можем уехать в Ригу, бак заправлен, бензина хватит…
        - Никогда! Нам нужно на север, к Феллину, - оттуда подойдут мои танковые дивизии. - В Рейнгардте забурлила свирепая ярость. Он понял, что хочет, нет, жаждет, жестоким образом отплатить большевикам и казакам их же монетой. Варварам и убийцам нет никакой пощады, они просто не могут называться цивилизованными людьми!
        КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        СТАНЦИЯ ГАУРИ
        - Господин генерал, разрешите доложить, - офицер в окровавленной форме ваффен СС, с наспех перебинтованной рукой смотрел на командира 56-го корпуса испуганно-удивленными глазами. На его белокурых волосах запеклась темно-красной корочкой кровь. - Большевики отбили нашу атаку, группенфюрер Мюльферштедт убит, его тело вынесено…
        - Я сам вижу, что отразили, причем с большими потерями для вашей дивизии, - прорычал Манштейн, брызгая слюной и захлебываясь словами. - Сейчас на дворе не времена Ватерлоо или Седана, чтобы ходить плотными построениями в наступление! Да еще с развернутыми знаменами и в полный рост!!! «Психическую атаку» решили проделать?! И что?! Вас же перебили, как куропаток, а потом просто передавили танками! Русские умеют воевать, унтерштурмфюрер, а вы подставились им, забыв, что на войне, сами пошли на пушки и пулеметы. Устроили театр, идиотский спектакль!!!
        Манштейн задохнулся от ярости и выдал длинную тираду из заученных русских ругательств, абсолютно непереводимую на немецкий язык. И крайне опасную для него самого - если кто переведет слова, сразу две дивизии СС, включая рейхсфюрера Генриха Гиммлера, станут самыми заклятыми врагами на всю оставшуюся жизнь. Но как ни странно, славянская ругань немного успокоила, словно в ней он выплеснул все то раздражение, что накопилось с момента этой неудачной войны. И несчастливой - теперь он был полностью уверен в словах демона с человеческим обличьем.
        - Идите, унтерштурмфюрер, и наденьте каску - зачем демонстрировать храбрость, в наличии которой никто не сомневается!
        Проводив эсэсовца невидящим взглядом, генерал снова разразился длинной тирадой ругательств:
        - Эти два долбаных болвана своими идиотскими приказами погубили весь мой план! Засранцы! Отличных солдат положили! Зачем создавать такие элитные дивизии из храбрецов, если во главе их ставить тупых баранов, лишь способных блеять дурацкими приказами!
        Манштейн был вне себя от дикой ярости, видя ту страшную картину, что развернулась перед ним. И в словах не сдерживался, всячески проклиная на все ряды двух, к счастью, уже убитых тупиц, что по недомыслию фюрера, самого в прошлом по чину только ефрейтора, были, подобно опереточным клоунам, обряжены в генеральские мундиры. Всегда выступал категорически против, как и многие руководители вермахта, против создания ваффен-СС. И не потому, что был настроен против нацистов. Отнюдь - тот приказ фюрера о «комиссарах и евреях» он сам довел до дивизий и приказал захваченных в плен лиц из этих двух категорий военнослужащих неприятеля тотчас и на месте расстреливать, не заморачиваясь процедурой создания военно-полевых судов. И сейчас он находил правильным такое распоряжение и по ним, и по подлым убийцам-партизанам.
        - Мерзкая тварь! Ведьма!
        Из памяти не выходила девка с лесничества, которая рассказывала о подвигах бандитской шайки, которые десятками создавались большевиками для действий в тылу германских войск. Надо же такому случиться - на второй день ее схватил патруль, переодетую простой селянкой, которая якобы тут искала корову. Манштейн, не колеблясь ни секунды, приказал ее повесить - он сам с первого взгляда узнал ее, да и девка, когда ей набросили на шею веревку, прозрела и стала сыпать проклятиями: «Нас двести миллионов, не перевешаете всех! А ты не переживешь меня, сдохнешь, и скоро! А земли у нас хватит всех фашистов закопать!»
        Он не придал ругани значения, с чувством глубокого удовлетворения наблюдая, как девчонка забилась в конвульсиях. Так и надо - любой офицер и солдат вермахта должен немедленно вешать партизан. А ведь хотел поначалу даже отдать ее эсэсовцам, чтобы помучилась перед смертью, но, вспомнив про небольшой долг русскому леснику, приказал тут же привести приговор в исполнение перед толпою согнанных местных жителей. Даже допрос не проводили. Зачем? Девка ведь перед ним сама по доброй воле выбалтывала все о действиях своего отряда!
        Проклятиям Манштейн не придал значения, памятуя о известной ему русской поговорке - собака лает, ветер носит! И зря - именно с того часа все пошло не так, как было задумано. Совсем не так, совершенно непонятно для него, ведь все было задумано абсолютно правильно, ведь он никогда не ошибался, планируя наступления.
        Удар у 8-й танковой дивизии не получился - русские просто не дали ей выйти на исходные рубежи для развертывания. Передовой отряд сразу попал в засаду, вынужден был пробиваться вперед, но был отброшен. Несколько атак большевики отбили с легкостью - зенитными пушками, что подбивали его танки с больших дистанций, да артиллерией, что тратила снаряды не жалея. Обычно люфтваффе сразу же разбивали заслон бомбежкой, но сейчас в небе творилось невероятное - большевицкая авиация действовала дерзко и нагло, сама набрасывалась большими стаями, приводя всех в замешательство - откуда красные взяли столько самолетов?!
        Силы красных росли, их сопротивление резко возросло, немцы теперь несли жестокие потери. Особенно эсэсовцы по вине своих бездарностей, что командовали этими отличными солдатами. И как тут не метать на их головы громы и молнии. «Генерал» Эйке захватил плацдарм на том берегу Великой, переправил туда целый полк, которому была уготована участь бригады Рауса - русские уничтожили его почти целиком. Погиб там глупец группенфюрер, известный всей армии под кличкой «Мясник» - так прозвали его генералы вермахта за огромные потери собственных подчиненных, которых он просто бросал в лобовые атаки. Видимо, бывший начальник концлагерей рейха не подозревал, что в военном деле есть такой термин, как маневр.
        Он только вчера выяснил их силы у Пушкинских Гор - четыре дивизии, причем со старыми знакомыми номерами, то есть собраны самые отборные фанатики, беспрерывно пополняемые резервами большевиков из Ленинграда. Пришлось оставить «Мертвую голову» там - потеряв треть личного состава и половину автотранспорта от постоянных бомбежек, она с трудом удерживала фронт от бесконечных атак красных, что явно показывали намерение перейти реку. Так что одна его дивизия, на которую Манштейн так надеялся, увязла в боях, и выдернуть ее нельзя. Вторая эсэсовская дивизия, так называемая полицейская, только что потерпела жуткий разгром - он просто опоздал на час, а то бы не допустил той идиотской «психической атаки» с развернутыми штандартами и чуть ли не в колоннах. В течение часа лишиться более двух тысяч солдат и офицеров - такие потери в вермахте считались категорически неприемлемыми. Ладно, бригада Рауса погибла от коварства русских, но тут от собственного начальства!
        - Герр генерал, радиограмма от генерала Бранденбергера!
        - Давайте, - буркнул Манштейн и развернул листок бумаги. Прочитав, поморщился - прорваться через глубоко эшелонированную оборону красных невозможно, две дивизии и противотанковая бригада, а это уже удалось там выяснить у захваченных в плен солдат, с легкостью отбивают атаки. А вот транспортные колонны 8-й танковой дивизии несут уже ощутимые потери от налетов вражеской авиации.
        И что делать?
        Над извечным русским вопросом Манштейн думал долго, план обрел черты. Ведь если оборону врага нельзя пробить, то ее надо обойти. И начал быстро отдавать приказы - 21-й пехотной дивизии демонстрационные атаки, под прикрытием которых танки вывести из боя и направить к Гаури, которую охватить с двух сторон. Оставить добивать окруженных в Жаврах русских (а было и такое название станции на карте) 93-й дивизии инфантерии, быстро продвинуться с танковыми и эсэсовскими частями (взбешенные потерями солдаты Гиммлера будут наступать яростно) к Острову и деблокировать 1-й армейский корпус. Делать это без промедлений - радиограммы окруженных пугали, у двух дивизий заканчивались боеприпасы, и сдерживать русские атаки, самим находясь под губительным огнем вскоре станет невозможно. И счет уже идет на часы!
        - Экселенц! Получено сообщение от генерала Рейнгардта. - Начальник штаба подполковник фон Эльвефельт был бледен и неестественно спокоен. Только прикушенная губа говорила о том, что полученные вести не просто неприятные, а удручающие.
        - И что там, Харальд?
        - Под Валгой разгромлен штаб танковой группы, генерал-полковник Гепнер убит! 207-я охранная дивизия рассеяна 2-мя русскими мехкорпусами и казаками. 58-я дивизия попала в сложное положение и отступает к частям 41-го моторизованного корпуса, который готовится нанести удары на Валгу и Выру, навязав большевикам встречный бой. И еще одно - 290-я дивизия под Псковом почти полностью уничтожена, барон фон Вреде погиб. Отступить удалось только тыловым частям - около трех-четырех тысяч человек.
        - Подробности атаки русских на штаб генерала Гепнера есть? Как им удалось такое проделать?
        - Да, экселенц! Диверсанты напали в обмундировании вермахта и на наших трофейных танках, бронетранспортерах, мотоциклах. Их никто там не ожидал, спастись удалось только генералу Рейнгардту.
        - Плохо, Харальд, теперь нам придется учитывать вполне реальную вероятность нападений, как и подобных действий в нашем тылу их партизан и диверсантов. Прошу немедленно написать необходимые приказы на случай именно таких атак противника!
        Манштейн говорил спокойным, уверенным голосом, хотя внутри души чувствовал нарастающее беспокойство. То, что это стиль войны демона, а именно так он называл про себя Гловацкого, не было сомнений. Но вот что может выкинуть его изощренный ум, он даже не представлял. Но к любому коварству противника всегда нужно быть готовым.
        - Алярм!
        - Ахтунг!
        Манштейн спрыгнул в канаву, не задумываясь над причиною выкриков - и так ясно, что авиация, раз про партизан не кричат. Бронетранспортер не слишком надежное укрытие от атакующих с воздуха самолетов - стальной крыши на нем нет. И действительно - из-за дальнего леса появились бипланы - с полдюжины, стали быстро приближаться. По ним стреляли из всего, что было в руках солдат. И сбили один самолет, который неожиданно для всех врезался в землю и взорвался. А вот остальные сразу пустили реактивные снаряды, которые, оставляя за собою черный дым, устремились к колонне грузовиков, что стояла на дороге. Стена разрывов прошлась по транспортной колонне, и тут же бипланы открыли огонь из пулеметов…
        Налет закончился, и Манштейн чертыхаясь выбивал ладонь из мундира. Кругом бегали люди, слышались стоны раненых - только теперь генерал отчетливо представлял, насколько важна наступающим войскам постоянная поддержка с воздуха. Пусть вражеская штурмовка нанесла незначительные потери, но это ведь только начало…
        КОМАНДУЮЩИЙ 11-Й АРМИЕЙ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Чем порадуете, Сергей Петрович? Что-то вы озадаченным выглядите сверх меры, да и уставшим. - Николай Михайлович крепко пожал руку начальнику разведывательного управления штаба фронта полковнику Козину - моложавому, нескладно скроенному, но крепко сбитому, как говорят про таких в народе. Но хорошему профессионалу, спокойному, несуетливому. Дважды в день, утром и вечером, по возможности, конечно, Гловацкий отводил время вот для таких встреч. Сводки разведупра читал внимательно, но именно из таких коротких бесед зачастую удавалось нащупать наиболее правильные решения.
        - Вчера утром захватили пленного из 8-й танковой дивизии, Николай Михайлович, интересную информацию поведал этот лейтенант-связист. Вам не сообщил, решил проверить и перепроверить, чтобы не было ошибки. И вот только сейчас доложить.
        - И что сказал вам пленный?
        Гловацкий внимательно посмотрел на полковника, не совсем понимая, о чем будет идти речь. Если были бы отмечены новые вражеские дивизии, то об этом бы доложили сразу, пусть и о недостаточно достоверных сведениях. Но именно передвижения вражеских войск интересовали в первую очередь. А потому разведывательная авиация фронта буквально висела над головами фашистов, причем задействовали самые новые самолеты, исходя из их малой полезности в боевых действиях.
        Вот такой парадокс - скоростные бомбардировщики конструкции Яковлева Як-2 и Як-4 оказались совершенно негодными для атак с грузом бомб. Гловацкий, привыкший считать в той жизни «яки» истребителями, тут совершенно неожиданно столкнулся с типом самолета, о котором летчики отзывались абсолютно непечатно. Скоростная машина, быстрее «арочек» и «пешки», не могла поднимать бомбы в воздух. Вернее, килограммов четыреста подвесить можно было, но тогда она летала медленней даже СБ. Зачем ее произвели - непонятно, а потому начали срочно привлекать для разведки, как и скоростные, слабо вооруженные и сложные в пилотировании истребители МиГ-3. Последние на фронте задержались именно в качестве разведчиков, пусть неэффективных в должной мере, но способных удрать от «мессера» в любой ситуации. Так что с прибытием полков, вооруженных ЛаГГ-3 и Як-1, участь «мигов» была предрешена - или разведка, или истребитель ПВО, где у летчиков более высокая квалификация и не будет того числа аварий, как в обычных частях. Но к его удивлению, речь пошла не о разведывательных полетах, совсем не о них.
        - Нам удалось выяснить, кто командует вражеской группировкой из 56-го моторизованного и 42-го армейского корпусов, что пытаются ударом с юга деблокировать окруженный в Локновском укрепрайоне 1-й армейский корпус в составе 1-й и 11-й пехотных дивизий.
        У Гловацкого заныли сразу зубы - четыре дня две вражеские дивизии, оказавшиеся в «колечке», упорно сражались, нанося большие потери. Била их артиллерия, причем самых что ни на есть больших калибров, постоянно атаковала пехота, так что площадь оборонительного района сжималась, как знаменитая по роману шагреневая кожа. Но немцы держались, прорывались к ним ночью и транспортные самолеты с бомбардировщиками, сбрасывая на парашютах боеприпасы и продовольствие. А вот сесть в кольце диаметром в 7 км не смог бы даже их знаменитый «Шторх» - настолько там все было перерыто воронками, как на Луне кратерами.
        Такая деятельность германской авиации по поддержке там обреченных войск Гловацкого только радовала - бомбардировки советских соединений несколько снизились, а вот потери «Юнкерсов-52» и привлеченных к сбросу грузов «стервятников» Геринга были большими из-за стянутых к периметру «котла» зенитных дивизионов.
        - И кто же этот командующий?
        - Командир 56-го корпуса генерал инфантерии Эрих фон Манштейн! Принял командование 28 июля, в день нашего наступления!
        - Ох ни х…
        Ошеломленный неожиданным известием генерал Гловацкий выдал долгую, мудреную и насквозь ругательную тираду. Но быстро пришел в себя от удивления и резко спросил:
        - Так, значит, он не погиб на перегоне от Новгорода?! Ведь так?!
        - Раз он в Жаврах, товарищ командующий, то это так. Ошибки быть не может, его опознали. 29-го числа по его приказу была повешена наша девушка из Островского истребительного батальона. На казни в селе присутствовали два бойца из данного батальона, до этого они впервые увидели Манштейна в лесничестве неподалеку от Пушкинских Гор. 26 июля - они как раз вернулись из рейда по вражеским тылам, вместе с казненной Ниной Русецкой. Именно в доме лесника и отсиживался беглый генерал Манштейн, а вместе с ним капитан госбезопасности Бочкарев. Тот самый, что отвечал за конвоирование Манштейна в Ленинград, и по версии комиссии НКВД погиб вместе с ним при бомбардировке поезда. А их трупы не нашли ввиду взрыва нескольких вагонов с боеприпасами, что стояли рядом на перегоне.
        Голос Козина был глух, лицо побледнело - тут и самый тупой понял бы, что за этим крайне мутным делом скрывается такая тайна, приближение к которой означает смерть для любопытного. Гловацкий только сжал зубы и взглядом предложил полковнику курить, сам первый пожелтевшими от никотина пальцами смял картонный мундштук папиросы. Сломав несколько спичек, он дал прикурить полковнику, а потом прикурил и сам.
        - Возможно, там был еще один сотрудник НКВД - комсомольцы в этом уверены. Бочкарев предъявлял им свое удостоверение, когда мы показали фото, они на нем уверенно его опознали.
        - Где взяли фото?
        - У генерала Кузнецова, на нем охрана тыла войск фронта. После той злополучной бомбежки у отправленных им командиров были фотографии как всех заключенных, так и конвоя. Многие тела сильно обгорели, пришлось сличать по снимкам. В том числе якобы погибших капитана Бочкарева и с ним младшего лейтенанта госбезопасности Ермоленко.
        - Кто возглавлял комиссию?! По чьему приказу?
        - Майор Перхуров, по приказу замнаркома НКВД комиссара 3-го ранга Кобулова. Кузнецов сказал тогда, что с погибшим вроде дружил в Грузии еще с двадцатых годов. До войны сам Кобулов был заместителем наркома государственной безопасности. Наркомат до слияния возглавлял Меркулов, что сейчас первый заместитель самого Берии.
        - Как все чудненько получается - перегон, поезда, налет авиации, взрыв боеприпасов. Сплошные случайности вроде бы! И акт комиссии все под них подгоняет… Но в результате воскресают живехонькие вражины, вешают при этом наших людей. - Гловацкий раздавил окурок в пепельнице и закурил новую папиросу. И тут неожиданно вспомнил - в инете наткнулся однажды на ордер, по которому был арестован бывший командующий ВВС генерал-лейтенант Герой Советского Союза Рычагов. Арест возложен на начальника следственного отдела Влодзимерского, дата 24 июля 1941 года. А подпись под ордером не наркома Меркулова, чья должность отпечатана шрифтом, а его заместителя, что вывел свое звание и должность пером и подписался, сделав росчерк на жизни яркого человека, что отличился одним из первых в грозном осеннем испанском небе в 1936 году.
        - Как интересно все получается…
        Гловацкий задумался надолго, уставившись взглядом в стену. Перед глазами замелькали тысячи книжных страниц и проглядываемых когда-то в интернете документов. Память неожиданно стала давать все новые и новые данные, когда-то им прочитанные и которые, как ему казалось, он забыл навсегда. Но нет, они хранились в каком-то дальнем углу головного «диска» и теперь появились на свет извлеченные, так сказать, из сервера. Теперь многое встало на свои места - можно, конечно, и заблуждаться в малом, но ведь не зря, совсем не зря в 1953 году быстро расстреляли практически все руководство НКВД, что было в военные годы. Ведь не на пустом месте многие подозревали, что в Берлин быстро уходит информация о советских планах ведения войны. Военные, в том числе и будущий маршал Жуков, грешили на изменника, что «окопался» в наркомате обороны. Подозревали верно! Вот только не в том месте поначалу - немцы практически не владели информацией по военным операциям. Знали, что идут перевозки туда и туда, но вот где конкретно будет нанесен удар и какими силами - о том не знали. Могли предполагать, но вот точно не знали. А потому
постоянно, начиная с лета этого 1941 года им командование РККА постоянно подносило весьма неожиданные сюрпризы. Так что изменники или предатели не столько у нас в армии, а скорее в той структуре, которая по положению может знать много, включая воинские перевозки, но не знать конкретных планов операций. А такая всего одна - НКВД. А ведь читал, что был у немцев агент «Макс», про которого только глухие намеки - расшифровать предателя не удалось, но вот информация от него поступала политическая и стратегическая, но отнюдь не военная на оперативном уровне.
        - Все страньше и страньше, сказала Алиса…
        Гловацкий продолжал размышлять - картина прорисовывалась четче. - «Сталина отравили, тут к бабке не ходи. За что, тоже ясно. Но перед этим грамотно вывели его начальника охраны Власика, и тут же помер вождь. Как там говорил незабвенный Шерлок Холмс - ищите, кому выгодно! А уцелел из товарищей с васильковыми фуражками Серов, пока никто и звать его никак. И разные партийные товарищи наверх густо полезли, чтобы страной рулить, как по куцему разумению надо кукурузу сажать. Бог с ними - но вот за что Кузнецова, Вознесенского и других по «ленинградскому делу» расстреляли, становится ясно. Если все детали по отдельности взять, то ничего странного, но если вместе - то картина интересная вырисовывается. Если мне их хорошенько спровоцировать, чтобы задергались, то вообще все ясно станет. Так, решено - дней осталось мало, пора кое-кого под монастырь подводить, так что нужно приниматься за это грязное дело. Если удастся, то десятки людей спасу, как того Таубина, которого в Куйбышеве вместе с летчиками расстреляли. И не только их - по приказу Берии, без всякого суда, шлепнули многих, словно заметая следы
чего-то грязного, о котором и говорить нельзя.
        Ведь откровенный вздор пишут, что Павла Рычагова расстреляли за возражения Сталину или за ту же высокую аварийность в советских ВВС. При нынешнем развитии техники, чтобы научить летать, пилоты не один самолет угробят. Или за то, что перед войной при растущем авиапарке ВВС приказал оставить на прежнем уровне наземно-технический персонал. Вот и «вредительство»! Чушь собачья! С началом войны численность самолетов и пилотов стала стремительно сокращаться, первые падали сбитые, гробились в авариях да просто ломались, а вторые гибли или становились негодными к полетам - тоже весьма часто из-за тех же болезней или перегрузок нервных. А вот количество техников, если и уменьшилось, то незначительно - в тылу ведь потери только случайные от бомбежек или болезней. Так что Павел Васильевич прав - незачем было наземный персонал увеличивать. В Германии люфтваффе раздули безмерно, когда численность самолетов сократилась и возникла нужда в пехоте, то массу техников и зенитчиков потом пришлось отправлять в авиаполевые дивизии. Возникает вопрос - зачем истратили уйму средств и сил для подготовки квалифицированного
состава ВВС и ПВО, абсолютно ненужного в скукожившемся люфтваффе и ставшего обычным «пушечным мясом». Нет, надо это сделать, ведь просто преступно дозволять предателям вот так легко истреблять людей, что могут и желают сражаться за родину. Да и не верю, что масса Героев Советского Союза оказалась сплошь и рядом вульгарными изменниками. Не верю!»
        - В общем, так, Сергей Петрович, пугаться не надо - предатели могут быть рядом, а их отношение к НКВД только усугубляет ситуацию. Разберусь с этим подлым делом, не впервой. Все, что ты мне сказал сейчас, в бумаги перенесено, с подписями и протоколами, включая опознание?
        - Все тут есть, уже в папке подшито. - Козин протянул Гловацкому обычную картонную папку, что в канцеляриях рядами на полках стоят, как гренадеры в строю. Николай Михайлович развязал тесемки и стал перебирать листы, внимательно рассматривая и удовлетворенно хмыкая. Сложил снова, аккуратно завязал бантиком. Вывел ручкой гриф - «Совершенно секретно. Особой важности». Размашисто расписался, поставив дату, тщательно вывел свои должность и звание. Хмыкнул.
        - Со всеми побеседую лично, включая мальчишек. «Особистам» пока ни слова, сам разгребу ситуацию. У меня для того политотделы с трибуналом под рукою, целый дивюрист займется. Но после… Пока же я переговорю с компетентными товарищами, что помогут прояснить ситуацию на текущий момент времени. Так что работай по-прежнему, это теперь не твоя головная боль. Ты все понял, Сергей Петрович?!
        - Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
        На лице Козина проявилось необычайное облегчение, словно тяжкий груз с плеч сбросил. Вот и удобно его новой работой загрузить, полковник сейчас из кожи вон вывернется, чтобы подальше от страшной папки быть, той, что у Ворошилова и Жданова скоро появится.
        - Авиаразведку ты поставил, хорошо. Войсковую тоже - хвалю! Но мне диверсии нужны, мосты взорванные, вражеские эшелоны под откос летящие! Где это все? Есть, но мало! Централизация нужна, как маршал Ворошилов приказал. Так что давай предметно с тобой побеседуем по данным вопросам. Докладывай, что там у тебя есть и о своих задумках!
        КОМАНДИР 3-ГО МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ-МАЙОР ЧЕРНЯХОВСКИЙ
        ВАЛГА
        Танки с крестами на башнях, угловатые коробки бронетранспортеров, обгорелые остовы автомашин - растянувшаяся на добрый километр длинная колонна вражеской техники, еще вчера бодро двигавшаяся на Валгу, навечно застыла на пожелтевшей от солнца траве и выбитых на ней колеях грунтовой дороги. Черный дым продолжал бледными струйками подниматься к небу, кое-где еще виднелись жадные языки пламени, пожиравшие резину и траву. Трупы, везде трупы в ненавистной, цвета дохлых мышей форме. Наверное, будь тут сейчас хороший художник с мольбертом, то сразу бы написал, как знаменитый с царских времен баталист Верещагин, что погиб на броненосце «Петропавловск» в Порт-Артуре, свой «апофеоз войны».
        - Удобную позицию выбрали, очень удачную, Иван Данилович! Рота КВ старшего лейтенанта Зиновия Колобанова закупорила немцам горловину, полковая группа подполковника Егорова била с гребня, как фашисты встали намертво! Длинная такая кишка получилась - я все огневые средства по ней задействовал, да так стреляли, что снарядов и мин почти не осталось. Все по врагу израсходовали…
        - Будут боеприпасы, Дмитрий Александрович, вечером тебе доставят. Нет, но такое побоище я еще никогда не видел - это же сколько вы немцев тут уничтожили?!
        - Почти семьдесят единиц бронетехники, из них ровно 43 на счету КВ. Сам Колобанов подбил или уничтожил более половины - 22 штуки, прошел на своем «Климе» от головы колонны до ее середины - в бортах и на башне свыше полусотни отметин, но ни один снаряд брони не пробил, - чумазый молодой танкист с четырьмя «шпалами» на петлицах гимнастерки, воротник которой виднелся из расстегнутого промасленного комбинезона, лучился от радости. Лучи солнца отражались и от маленькой золотой звездочки Героя Советского Союза, что виднелась у него на груди. Полковнику Погодину было чем гордиться, и заслуженно - мастерски приготовленная засада на пути продвижения немецкой 1-й танковой дивизии сделала свое дело.
        - Одних только трупов насчитали три с половиной сотни, да неизвестно сколько их изжарилось в танках - но пованивает «жарехой» изрядно, как раз для каннибалов, про которых в юности книги читал, - Погодин усмехнулся, а Черняховский только кивнул на его слова - приходилось такие книги и ему читать. Одна особенно запомнилась, где маори из Новой Зеландии поедали английских солдат, убитых ими в бою. Наверное, это единственный случай, когда война имеет самое прямое сходство с охотой. Но сказал другое, то, что заботило больше всего в настоящий момент:
        - Что докладывает разведка, Дмитрий Александрович?
        - Отходят немцы, Иван Данилович, как есть отходят. Выставили против меня крепкие заслоны и уходят на юг, в Латвию…
        - Мне о том уже из штаба КМГ сообщили - вражеская пехота оставила рубежи по реке Навесте, колоннами уже отошла за Вильянди и южнее Пярну. Они в кольцо у нас попали, вот и решили не повторять судьбу окруженных в Локновском укрепрайоне дивизий.
        - Мы их здесь тоже окружили?!
        - Почти. Вот только дырки такие большие, что нас самих окружить запросто могут. А так вроде гладко… Конница генерала Фоменко сегодня вышла к Рижскому заливу одной дивизией, а другой продвинулась к самому Вендену. А от него до Риги рукой подать. Так что у нас есть возможность круто изменить здесь все положение и выйти к Западной Двине - тогда война может пойти совсем по-другому! Если бы не одно «но»!
        - И что делать? Их же нельзя выпускать…
        - Сил у нас нет, чтобы сразу три корпуса остановить. И как наступать на них дальше, если резервов нет? Так что занимайте здесь крепкую оборону, на всем протяжении, пополняйтесь, технику свою ремонтируйте. Атаковать будут другие наши бригады, да 1-й мехкорпус. Вы свое дело совершили, вон какой погром устроили здесь немцам, любо-дорого посмотреть. Да, вот еще что. Вчера какие потери понесла твоя бригада?
        - Два БТ потерял безвозвратно, оба сгорели. КВ и три Т-34 подлежат ремонту. Одну «тридцатьчетверку» отправим в Ленинград, остальные своими силами наладим. УСВ и полковой миномет потеряли, несколько пулеметов. Погибло два десятка красноармейцев, еще с полсотни ранено, многие легко - остались в строю.
        - Замечательно, товарищ полковник, - усмехнулся Черняховский, но тут голос его заметно посуровел. - Потому извольте ответить, что случилось сегодня у хутора Пальмераа рано утром?
        - Полковая группа подполковника Егорова своим авангардом в засаду попала, - радостное настроение с лица Погодина мгновенно исчезло, у губ пролегла горестная складка. - Один БТ-7 сгорел вместе с экипажем, еще там потеряли мотоцикл с коляской. Восемь человек в бою было убито, включая пятерых десантников, трое ранено.
        - Потому я хочу вас спросить, товарищ полковник, - для чего приказы пишут? У ваших подчиненных, командиров батальонов, рот и взводов уже головокружение от успехов началось?! Так излечим, пропишем им по ведру скипидара с еловыми иголками! Сказано - не переть наобум, впереди идут на разведку мотоциклисты и броневики, а не танки с десантом на броне! Только потому, что легко отделались, накануне победу над врагом одержали, вы тут передо мной стоите, не перед командармом Гловацким. Вот тогда бы с вами совсем другой разговор пошел - и очень крутенько бы обошлись. А вашим командирам, в первую очередь подполковнику Егорову, дали бы винтовочку в руки, и вперед в атаку! А так отделались легко, все же есть старое правило - победителей не судят!
        - Виноват, товарищ генерал-майор! Нужно было выделить разведвзвод, а я всю роту направил севернее, фланг прикрывал.
        - Больше так не делайте, мелочей не бывает, а потому и глупых потерь тоже не должно быть! Ладно, будем считать, что очередной урок от немцев усвоен. Пополнения нужны?
        - Только в запасную роту, ее полностью исчерпали. И танки - сейчас в строю 13 Т-34, по штату 17, 32 БТ-7 - по штату 43. Не хватает еще трех броневиков, артвзвода и еще бы одну минометную батарею.
        - Нормально, не прибедняйтесь, в 5-й бригаде и то меньше. Но вас до штатов доведем полностью - вместо Т-34 получите новенькие Т-50 прямо с завода, вместе с БТ-7Э. Так экранированные танки решено именовать - лоб башни и корпуса на них до 40 миллиметров утолщен, теперь главное - борт в бою не подставлять. Полтора десятка получите, треть «полтинников», остальные БТ. Но только в Пскове, туда эшелоны подадут из Ленинграда. И пополнение будет, пушки дадим. Батарею минометов еще? Где только ее взять можно? Ладно, найдем и выделим вам вместе с «полуброневиками» - иных пока нет, только эти, зато в достатке - сами знаете, что за неимением гербовой бумаги пишут на простой.
        - В Пскове? А как же здесь…
        - Через три дня вашу бригаду и весь наш мехкорпус сменит стрелковая дивизия. А мы отправляемся обратно. - Черняховский увидел, как удивленно вытянулось лицо Погодина, усмехнулся - наверное, у него утром было точно такое изумление и непонимание. Еще бы - один рывок танков и они уже на берегу Рижского залива, враг окружен полностью и его надо только добить. А тут странный приказ, который походит на строительство «золотого моста» противнику, дает ему возможность беспрепятственно отступить. Сомнения он тут же изложил генералу Лелюшенко и был поражен, когда тот сказал - «я впервые материл Гловацкого, про себя, конечно, он же стоп-приказ отдал! Но как командарм объяснил мне, стал материть уже себя! Роток мы раскрыли. А кусок огромен - подавимся!»
        - Видишь ли, Дмитрий Александрович. - Черняховский достал коробку папирос, и танкисты задымили. - Мы не сможем остановить немцев. У них восемь дивизий, пусть потрепанных, но вполне боеспособных. Мы нависли над флангом с тыла - три наших корпуса, вот только каждый силой в одну вражескую дивизию. Сможем ли мы их остановить? На 8-ю армию надежды нет, она продвигается вперед очень медленно. Наши 9 бригад, плюс слабая кавалерия - вполовину меньше. Резервов нет, зарвемся в наступлении и на два мехкорпуса станет меньше - нас попросту обескровят. Немцы в Ригу уже начали переброску соединений. Сам понимать должен, что может произойти здесь?! А мехкорпуса себя хорошо показали, не так как в июне, эффективней намного, хотя и уменьшились больше чем вдвое. Командование фронтом считает, что нельзя обескровливать наши подвижные соединения - ты сам на примере фашистов видишь, чем это чревато. Мираж победы тебя поманил? А как вражескую дивизию из-под Тарту упустили?! Нет, товарищ полковник, лучше синица в руке, чем журавль в небе! И уж не дятел на темечке!
        Танкисты негромко рассмеялись, скорее устало, потом Погодин тихо поинтересовался:
        - Нас выведут в резерв или перебросят?
        - Думаю, через три-четыре дня, но не позже, как подойдут стрелковые дивизии. Передадим им фронт и двинемся в обратную сторону. А потому я прошу все оборонительные работы не вести спустя рукава, а закапываться в землю так, будто нам здесь сражаться предстоит. Так что не расхолаживай своих, наоборот, приложи все силы и копайте траншеи. Теперь здесь будем оборону держать, а навалятся на нас, будет время отойти на старые рубежи - там ведь позиции тоже продолжают укреплять. Нет у нас еще сил в достатке, чтобы наступать, нет…
        Черняховский закурил еще одну папиросу, задумался и обвел взглядом поле вчерашнего победного боя. Это успех, и таких будет больше, но только не сейчас. Противник силен, и то, что удалось, - лишь небольшой праздник на маленьком участке огромного тысячеверстного фронта. И то временный - а потому враг произведет перегруппировку, залижет раны и снова ударит, и на этот раз намного сильнее, сделает для себя выводы и больше подставляться так по-глупому не станет.
        - И еще одно - представления подготовь, наградим отличившихся. Но экипажи КВ всех поименно к орденам и медалям, а Зиновия Колобанова к Герою Советского Союза!
        ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ФИНСКОЙ АРМИЕЙ МАРШАЛ МАННЕРГЕЙМ
        ХЕЛЬСИНКИ
        - Айво, мы не имеем никакого морального права уложить цвет нашего народа в безнадежном наступлении. Слишком мало финнов, намного меньше русских, что живут от Ленинграда до Карелии с Мурманском. Мы не имеем права ставить будущее нашей страны в зависимость от неясной перспективы длительного пробивания вражеской обороны. Нацисты не преодолели доты «Линии Сталина» под Псковом, более того, судя по сообщениям Би-би-си, они понесли там жуткие потери. Окружен и уничтожен целый корпус, сразу полдесятка дивизий разгромлены или хорошо потрепаны. Нет, Айво, перейти в наступление всеми силами не стоит… По крайней мере сейчас… А там как ситуация южнее Петербурга сложится…
        Маршал говорил в задумчивости, делая долгие паузы. Старый человек, давно перешагнувший семидесятилетний рубеж, сохранил трезвый холодный ум и ту отличную строевую выправку, которую получали на всю свою жизнь офицеры Российской императорской гвардии. Маннергейм, пройдя немного, остановился у старинного дубового письменного стола, на котором всегда держал фотографию последнего русского императора Николая II в простой деревянной рамочке. Как ни странно, но разговор между двумя финскими военными шел сейчас на русском языке - все же оба долго служили в той армии, что оставила свой отпечаток на всю жизнь, к тому же Карл-Густав на финском языке говорил с трудом, обрусевший швед в серьезном разговоре часто переходил на язык нынешнего противника, если собеседник его знал в должной мере. Полковник Хаскиляйнен окончил до Русско-японской войны кадетский корпус в Выборге и Павловское военное училище в Петербурге - заслуженный офицер рухнувшей в небытие императорской армии.
        - У нас не было выбора вариантов, Айво. Мы просто оказались между Германией и большевиками. Последние стали абсолютно неприемлемы после «зимней войны», с первыми мы можем вернуть утраченное, если… Но это не значит, что мы теперь должны таскать для нацистов каштаны из огня. У нас идет своя, у них своя война, и цели совпадают только в той мере, на какую были обоюдные договоренности. Но скажу сразу - Гитлеру я не верю так же, как и Сталину. И даже больше…
        Маршал тяжело опустился в кресло, откинулся на высокую спинку. И было над чем подумать - ведь никаких письменных договоренностей между правительствами рейха и Финляндии не было, никаких. Это значит - немцы в любую минуту могут не признать будущие завоевания финнов, если те после освобождения потерянного Перешейка и Приладожской Карелии попробуют дойти до реки Свири, Онежского озера и Беломорско-Балтийского канала. И вот тогда возникнет вопрос - а для чего страна «тысячи озер» воевала?! Устные договоренности со штабом ОКВ и Гитлером есть, но много ли они стоят в случае победы рейха?!
        А вот если произойдет поражение Германии в войне, несмотря на столь отличное начало, то все эти разговорные соглашения уже не будут стоить ничего, даже рваной кроны в кармане последнего гельсингфорсского золотаря - так говорили четверть века назад в еще великом княжестве Финляндском, и правильно. С проигравшими никогда не церемонятся, тем более Англия со своими доминионами поддерживает СССР, за спиной «Туманного Альбиона» вся экономическая мощь США. Исход войны, если быстрого крушения большевицкого режима не произойдет, предстанет для немцев неприятной перспективой, до точности повторится 1918 год. И что самое печальное, финны окажутся рядом с проигравшими немцами - такой расклад маршала категорически не устраивал, потому от письменных соглашений с нацистами под любым предлогом уклонялся.
        Но договоренности имелись, фактически он, маршал Карл Маннергейм, позволил немцам с территории Финляндии нападать на русских. Именно с финских аэродромов взлетали бомбардировщики для бомбежки Таллина и Ханко, от Петсамо перешли в наступление на Мурманск и Кандалакшу части германской горной армии Дитля. Даже сама договоренность со штабом ОКВ предусматривала, что с северной Финляндии будут наступать 4 немецких и 2 финских дивизии 3-го армейского корпуса - 6-я и 3-я пехотные.
        От Ухты до Выборга сразу полтора десятка финских дивизий при поддержке только одной германской должны были взломать фронт русских 7-й и 23-й армий. И в шхерах находились германские минные заградители и торпедные катера, что начали действовать еще с вечера 21 июня, за несколько часов до официального объявления войны. Так что, когда в Хельсинки заговорили о «нейтралитете», то его как такового уже не было. Да, сами финны не воевали, зато с их территории начал боевые действия их союзник. Так какой здесь нейтралитет?!
        Вот большевики потому так и восприняли эти акции, и сами нанесли 25 июня удары своей авиацией по многим аэродромам и городам Суоми. Теперь спровоцированная финскими и немецкими генералами война возникла самой настоящей реальностью, без всякой маскировки. Вот только ход ее стал не таким, каким рисовался раньше. Маннергейм взглянул на карту - ход боевых действий на ней, отображенный синими и красными кружками и стрелками, оказался совсем иным, не победоносным стремительным наступлением, а мучительным прогрызанием русских позиций как в заполярной тундре, так и в дремучих карельских лесах и болотах.
        На севере наступали на Мурманск горные стрелки Дитля, две дивизии попытались опрокинуть две русских. Не удалось, едва прошли 30 километров на восток, к Мурманску. На реке Западная Лица вот уже три недели шли ожесточенные схватки, оставшееся вдвое большее расстояние до Мурманска, судя по всему, немцы пройти уже не смогут, их силенок едва хватило только на часть пути. И самое худшее еще только впереди - 31 июля британские самолеты с авианосца бомбили тылы германцев на финской территории. По этому поводу правительство заявило протест и отозвало финского посла из Лондона, адекватно ответили и британцы. Война, правда, не объявлена, сам Маннергейм ее категорически не желал, да и англичане не горели желанием начинать, памятуя о своем дружеском отношении к финнам в ходе «зимней войны». Через посла в Швеции неофициально предупредили - с пониманием отнесутся к выходу финской армии на границу 1939 года, существовавшую до советского нападения, но резко выступят против, если финны со своей бывшей территории вторгнутся в русские земли.
        Вторая группировка германских войск в составе дивизии СС «Норд» и 169-й пехотной дивизии при поддержке 6-й финской начали наступление на Кандалакшу. С трудом освободив поселки Кулоярви и Алакуртти, которые захватили большевики в ходе «зимней войны», сейчас остановились на старой финской границе, не в силах продвинуться дальше. Правда, немцы собирались перебросить эсэсовцев на Кестеньгу, но Маннергейм сомневался, что там им удастся проломить русскую оборону - противнику провозить подкрепления там намного легче по железной дороге, чем немцам сквозь камни и болота по утопающим грунтовкам.
        А вот южнее начиналась уже финская зона ответственности, и удары наносились на Ухту 3-й и на Реболы 14-й пехотной дивизиями. Эти два села с финско-карельским населением большевики по мирному соглашению 1922 года оттяпали в свою пользу, хотя они были заняты финнами еще в далеком 1918 году. Так что здесь Маннергейм надеялся на понимание британского правительства, хотя наступление на первое село было остановлено красными в десяти километрах западнее его. Леса, озера, камни, речки, болота и почти полное отсутствие пригодных дорог делали войну здесь затяжной и долгой, и чем усилить 3-ю дивизию, Маннергейм не знал. А русская 54-я дивизия уже получила подкрепления из ополченцев, причем значительные. И теперь взять Ухту станет совершенно невозможным делом.
        С Реболами получилось подобно - 14-я дивизия полковника Рааппавиа с трудом подошла к райцентру, обороняемому 337-м стрелковым полком и погранотрядом русских. Но со станции Кочкома большевики перебросили на помощь полк НКВД, несколько истребительных и ополченческих батальонов с артиллерией - все эти части, по сообщениям разведки, были уже сведены в 27-ю дивизию, достаточно полнокровную и обеспеченную необходимым. Да еще ожидалось прибытие стрелковой бригады - перспективы наступления на Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал становились уже откровенно мизерными. Да и взять Реболы не получится.
        - Господин маршал, может быть, следует усилить Карельскую армию генерала Хейнрихса? Ведь продвижение на Питкеранту и реку Толуокси уже остановилось, и к нашей старой границе мы не выйдем.
        - Нет, Айво, у него 5 пехотных дивизий, 2 егерских и кавалерийская бригада, вполне достаточные силы, снабжать которые пока проблематично. А русские осуществляют перевозки своих войск по железной дороге быстрее, их группировка наращивается каждый день.
        Маршал задумался - еще 30 июня он назначил наступление на 10 июля, ожидая, что к этому времени немцы захватят Псков и проломят русские доты «Линии Сталина» на старой советской границе. Вот только у союзника дела пошли скверно - весьма чувствительные потери в танках и пехоте заставили германские войска топтаться на месте, а потом и перейти к обороне. Такой ход событий насторожил Карла Маннергейма, и он дважды переносил начало наступления Карельской армии - на 16-е, а потом на 21 июля. И теперь ругал себя за нерешительность - собранное в Ленинграде огромное ополчение массами хлынуло на фронт, причем не только на Псковщину и в Эстонию, но на Перешеек и в Карелию.
        В сводках разведывательного отдела появлялись все новые и новые номера советских дивизий, бригад и полков. Если бы 10 июля финны нанесли бы удар по 7-й армии, то войскам бывшего начальника Генштаба Хейнрихса противостояли бы 71-я и 168-я дивизии, 26-й укрепрайон в Сортавале и два погранотряда общей силой в егерский полк. Была еще 237-я дивизия, но ее русские 7 июля перебросили под Псков. Задержка наступления сразу на 11 дней стоила дорого. Укрепрайон насытили ополченцами, численность довели до полнокровной бригады, если не больше. Вместо убывшей дивизии взамен появилось управление 19-го стрелкового корпуса с тремя сформированными горнострелковыми бригадами, и к ним добавились две стрелковые бригады с номерами дивизий, что закрывали границу. Более того, в Петрозаводске и Олонце уже закончилось формирование еще двух горных бригад. И это все не считая отдельных батальонов и батарей, что большевики создавали прямо стремительно, быстрее только пироги пекут. Вот эти мысли он и озвучил - и лицо собеседника приняло угрюмое выражение.
        - Против нас крупный промышленный центр, население которого равно Финляндии, а производство значительно превышает наше, Айво. Даже если корпусу Тайвела и удастся выйти к Ладоге западнее Сортавалы, это ничего нам не даст - на пути преградой станет Кексгольмский укрепрайон. А его уже пополнили ополченцами, как и Выборгский УР, и каждую из 6 дивизий, что противостоят на Перешейке. Причем 67-ю и 84-ю дивизии перебросили к нам из Петербурга, заново сформировав из ополчения, как и одну горную бригаду. Добавь к ним 50-й стрелковый корпус из трех новых бригад, что пока у них во второй линии - и это только то, что нам известно. Чем усилить армию Хейнрихса прикажете?! Вместе с резервом у нас только 8 дивизий, и новых не будет - мы задействовали всех годных к службе мужчин. Русских на Перешейке уже больше, и они прибывают каждый день.
        В кабинете воцарилось молчание, маршал и его старый товарищ долго размышляли, время от времени бросая напряженные взгляды на карту, будто ища на ней решение. Наконец Маннергейм негромко заговорил:
        - Я ненавижу большевиков, но перед нами русские, причем отнюдь не крестьяне, а гораздо более грамотные рабочие, многие из которых воевали против нас прошлый раз. А потому знают, как это правильно делать в наших лесах и болотах. Знаешь, Айво, мы сможем наступать, если большевики хотя бы треть своих сил уберут из Карелии - это произойдет только в том случае, если немцы прорвут «Линию Сталина». К сожалению, этого уже не будет, вернее, маловероятно. Выбить русскую пехоту с позиций, когда она почувствовала вкус побед, невероятно сложно. Вспомни Луцкий прорыв?
        - Вы правы, господин маршал. Но что нам делать тогда?
        - Попытаться освободить наши территории, выйти на старые границы. И это все - больше только в случае, если немцы будут под Москвой. В этом, правда, я начал сомневаться, и сильно, хотя они в Смоленске и под Киевом. Но если они не пройдут дальше, если их остановят… Я не хочу связывать судьбу Финляндии с Третьим рейхом господина Гитлера.
        - И каким вы видите выход?
        - При посредничестве Англии заключить мир с Москвой на прежних границах 1939 года. Помните тот первый вариант соглашения, что выдвинул генерал-квартирмейстер Айро?
        - Возвращение к старой советско-финской границе, но при этом мы принимаем русские предложения, которые они нам сделали в том октябре до начала «зимней войны»?
        - Да, - кивнул Маннергейм, - взамен уступки части Перешейка и наших островов в восточной части Финского залива, мы корректируем восточную границу от Ладоги до Куусамо на основе русского плана. Возьмем те болота, леса, пустоши. Со временем освоим эти земли, ведь нам предложили вдвое больше в обмен. Дадим в аренду Ханко, если большевики будут настаивать. Но только при гарантиях Англии и США, что очень желательно, пока они не вступили в войну. А президент Рузвельт от нее в стороне не останется. И не будем давить на русских - я запретил авиации не только бомбить Петербург, но даже летать над ним. Надеюсь, мистер Черчилль оценит это наше решение и сам предложит выступить посредником на переговорах - усиление Советов не в интересах Британской империи и США.
        - А как же немцы?!
        - У нас нет с ними договора. А потому с нашей территории мы можем их выпроводить. Опять же, при гарантиях Англии. Нам в этой войне лучше быть нейтральными, Айво. Я думаю, что, несмотря на все эти победы, Гитлер потерпит неизбежное поражение. Потому должны выбрать самый удобный момент, чтобы выйти из войны без ощутимых потерь, и желательно притом быть среди победителей. Мы не имеем права бесцельно рисковать судьбою своего маленького народа!
        КОМАНДУЮЩИЙ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫМ ФРОНТОМ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        ПСКОВ
        - Мне многие говорят, что немцы по шаблону воюют! Все время одно и то же у них, - маршал Ворошилов обвел собравшихся за столом взглядом, в котором Гловацкий увидел победный блеск. А это было совсем не кстати - как метко подметил товарищ Сталин, - сие есть не просто «головокружение от успехов», а обычная форма исконно русского зазнайства.
        - Да, по шаблону, Климент Ефремович, - спокойно произнес Николай Михайлович, - только оный уставом называется. А они кровью написаны! У них тоже, кстати, потому что бьют нас пока! А там, где они от своих уставов, то есть шаблонов, отошли, мы их крепко приложили. Только и всего. Сейчас фашисты будут относиться намного серьезнее, а мы начнем юшкой умываться вскорости. Если сами нужные выводы не сделаем, чтобы бить их по-нашему, «ворошиловскими ударами»!
        - Какими ударами?
        «Первый маршал» пребывал в растерянности - ведь столь откровенная лесть из уст Гловацкого была совершенно неуместна там, где сидели рядом с ним Жданов, Кузнецов и Ватутин. Николай Михайлович тем же спокойным тоном пояснил:
        - «Ворошиловскими», не ослышались. Вот у меня к вам такой вопрос, Климент Ефремович - вы в Гражданскую войну свою 1-ю Конную армию бросали в плотном строю на пулеметы и пушки, чтобы героически полечь всем скопом, людям и лошадям?
        - Мы что, с Семеном Михайловичем придурки?! Обходили с флангов и рубили тылы!
        - Удивительное дело, - хмыкнул Гловацкий, - два человека, военных академий не кончавшие, сражения охватами да обходами выигрывали. Так какого хрена сейчас многие умники дивизии под пулеметами кладут, в лоб атакуя и забыв, что у противника фланги есть и тыл. Таких поганых метлой гнать нужно - это же вредительство чистейшей воды! Потерь много - пошел вон, с дивизии на полк! Посему немцы наши ряшки еще много раз начистят, пока мы воевать правильно научимся, как надо, по-ворошиловски!
        - Поясните, Николай Михайлович, вашу мысль. Кого вы под умниками понимали, было бы интересно узнать. - Жданов улыбнулся, но глаза на чуть одутловатом припухшем лице светились интересом. Живым любопытством они горели, но в любой момент могли полыхнуть молнией. Очень непростым человеком был член ЦК и секретарь Ленинградского обкома, волей Сталина задвинутый в северную столицу.
        - Андрей Андреевич, как вы думаете, ополченцы в своей обученности много уступают нашим кадровым, уже обстрелянным дивизиям? Той же 111-й, 118-й или 235-й?
        - Вопрос чисто риторический, Николай Михайлович, и так ясно, что ваши «старые» дивизии германским мало в чем уступят, а про ополченцев и говорить нечего. Это уже лучшие дивизии РККА, насколько мне известно!
        - Андрей Андреевич, простите, но сейчас я вам открою истину - чисто кадровых дивизий у нас уже нет. Все они уже дивизии народного ополчения, и чем дальше, тем быстрее Красная армия превратится в ополченческую. И войну с немцами выиграет именно такая армия! Во всех названных мною дивизиях состав на пятую часть только кадровый, остальные ленинградские рабочие. А соответственно под их обученность необходимо осваивать новую тактику действий, чтобы как можно быстрее победить врага! А иначе… Нам стоит посмотреть на новые отмобилизованные дивизии - их сейчас бросят на фронт. И что там произойдет? Бестолково погибнут, не принеся никакой пользы стране, ни ощутимого вреда врагу. А отступление на всех фронтах будет продолжаться дальше, при нашей-то растянутости и скудости резервов. А вот решить эту проблему непросто…
        Гловацкий сделал паузу, вытаскивая папиросу из коробки. Жданов сам курил, продолжая внимательно смотреть на генерала, который сам понимал, что сейчас сказал то, за что другого уже сейчас бы запросто линчевали. Или под трибунал отдали «за неверие в могущество РККА». Вот только томить он столь влиятельных людей не стал, а резанул:
        - Не просто, а очень просто!
        - Поясни и не темни в своей манере. - Ворошилов поморщился. - Да не тяни ты жилы, тебя же слушают.
        - Комсостав недостаточно обучен, прибывшие из резерва откровенно плохи, половина бойцов вообще ранее не служила. И победить немцев можно лишь тогда, когда все дивизии получат боевой опыт. Следовательно, потери в них недопустимы, серьезные я тут имею в виду. Четверть потеряли, при этом израсходовав запасной батальон - отводить в тыл на доукомплектование. Не создавать новых дивизий, а именно постоянно держать пополненными до штата. Через пару месяцев накопится боевой опыт, а значит, даже если мы и ошибемся, то такие дивизии за счет опыта выправят наши дурные ошибки. Даже раненых бойцов и командиров следует после лечения в госпиталях немедленно отправлять в их бывшие части. Это первое!
        - Согласен, - кивнул Ворошилов. - Мы сейчас так и начали делать - все пополнение давно уходит сразу в действующие части. Как и легкораненые и выздоровевшие бойцы. Что во-вторых?
        - Где дивизиям легче всего получить боевой опыт и при этом меньше понести потерь? Исключительно в обороне! У нас очень удачный для этого фронт, тут не степи с равнинами, а леса с болотами главный пейзаж. Очень удобная местность именно для обороны. А если ее вести еще и правильно, то главная цель будет легко достигнута!
        - Какая главная цель?
        - В Германии населения вдвое меньше, чем у нас. Потому главная цель для нас максимально обескровить противника, чтобы у того со временем исчерпались резервы. Тогда враг перейдет к обороне, а мы перехватим у него инициативу. Пример перед глазами - окружение в Локновском укрепрайоне двух дивизий. Вот только с их уничтожением ничего не вышло - вырвались из «котла», к большому сожалению. Пробил им все же дорожку «покойник» Манштейн - половину немцы вывели, а мы лопухнулись. Ну да ладно, для первого раза и так хорошо, главное, потрепали мы их там изрядно. Проще говоря, нам сейчас надо уничтожить как можно больше немцев! Лишь потом мы сможем освободить наши земли! В поле они нас превосходят, их шаблон мы не сразу освоим, но в обороне кровушку у них выцедим. А потому нужно заранее перейти к преднамеренной обороне, именно преднамеренной - и пусть фашисты пытаются прогрызть дорогу на Ленинград. Но при всяком удобном моменте самим бить, и крепко - уничтожить пару дивизий и снова отбиваться от их приступов. Вот так - отмахиваться и кусать попеременно, в обороне потери будут намного меньше у нас, у врага
возрастут. И пусть они штурмуют нас до посинения!
        - Вроде того, что ты устроил под Псковом, - усмехнулся Ворошилов, но тут Гловацкий его невежливо перебил:
        - Не я, а Ленинград, и командовали вы, товарищ маршал Советского Союза! Вот это и был только первый «ворошиловский удар» - выбрать самый слабый у противника пункт, сосредоточить сил раз в пять больше, проломить оборону, окружить - и не штурмовать в лоб, а раскатать артиллерией. Мы им снарядов накидаем, а фашисты пусть кровушкой умываются. И территорию ущипнули, и в землю поглубже вкопаемся. Даже если нас выбьют с нее, и то нам благо - цену дорогую возьмем, бойцов обучим, да на главную линию обороны снова отойдем. И пусть снова нас штурмовать попробуют. А наша главная оборона по рекам Навесте и Эмбах в Эстонии, тут Великая, Череха и Шелонь - от Пскова до Новгорода. Впереди у нас предполье - Валга, Карсава и Пушкинские Горы и дальше до Старой Руссы и Холма. Но желательно еще сдвинуть к югу - к Опочке и Великим Лукам. Тогда удар амортизировать там можно - а он последует вскоре. Фашисты на Москву сейчас не пойдут - с фланга Великие Луки нависают, какое тут наступление, если коммуникации под ударом. А значит, снимут 3-ю танковую группу или один из ее корпусов, перебросят через Ригу 4-ю группу и нанесут
сдвоенный удар в междуречье Ловати и Великой. Вот там мы их и должны встретить во всеоружии!
        - А Латвия?! Там же кавгруппа Фоменко, уже в Вендене!
        - Окружить их не могли, не по силам! Зато они нашу кавалерию всерьез восприняли, раз с Эстонии отступили, пусть и ненамного. И это победа! Ведь немцы свою 4-ю танковую группу в Ригу отводят, с одной пехотой уже нашу оборону не прорвут, так что самую северную из прибалтийских республик удержим. Продолжать наступление там нет ни смысла, ни резервов! Ключ к войне в Великих Луках - вот там 34-я армия должна подпереть 22-ю со стороны Холма! Там наши резервы нужны! Предлагаю - незамедлительно вывести в резерв на пополнение все пять дивизий бывшей 11-й армии, что сейчас у Берзарина и Ершакова. И у того отвести в тыл все шесть дивизий, пока боеспособность окончательно там не потеряли. За две-три недели их пополним и снова на фронт направим - это 11 дивизий, плюс 3 отдельных стрелковых корпуса уже из бригад. Они и будут тем резервом, на котором фашисты сломают зубы!
        - Так, а что взамен?! Где взять лишние дивизии?
        - Лишних нет, вы правы, Климент Ефремович! Но вот перегруппировку произвести необходимо. Николай Федорович уже детально проработал этот вариант. И все необходимые расчеты проделали! И приказы готовы!
        - Сговорились опять? Ладно, что там у тебя?
        - 8-я армия двумя стрелковыми корпусами - 10-м и 11-м, а это 6 бригад, и пятью дивизиями держит Эстонию, в резерве одна дивизия и три бригады, включая танковую. 11-я армия генерала Морозова в Латвии точно таким же составом, только во второй линии у нее две дивизии и одна бригада, плюс 2 танковых полка. В армии Берзарина два стрелковых корпуса - 24-й и 65-й и 3 стрелковых дивизии. В переданную в состав фронта 22-ю армию отправим четыре бывших «эстонских» и «латышских» дивизии и танковую бригаду. Состав сосредотачиваемой у Холма 34-й армии прежний - 4 стрелковых и одна кавалерийская дивизия с частями усиления.
        - А 48-я армия, что прежде Новгородской группой была?
        - А в нее стягиваем все наши лучшие соединения - 41-й корпус, и пять дивизий - 70-ю, 90-ю, 111-ю, 118-ю и 235-ю, к ним две танковые бригады и конно-механизированную группу генерал-лейтенанта Лелюшенко. Рубежи по Черехе и Великой занимают две сформированные в Ленинграде дивизии, а также выведенные в резерв соединения от Берзарина и Ершакова. Кроме трех корпусных управлений со всеми частями - они будут сразу же пополнены готовыми бригадами ленинградского и новгородского ополчения. И через неделю каждый такой корпус, по своей численности вполне равный любой германской пехотной дивизии, будет уже на фронте. Вот ими и усилим эти три армии - 27-ю, 34-ю и 22-ю - по одному корпусу передадим в каждую из них. - Ватутин остановился и достал из кармана платок, вытер выступившие на лбу капельки пота.
        - У нас 24 обстрелянных дивизии, в них от 8 тысяч человек и больше, плюс семь только недавно сформированных дивизий, укомплектованных по полному штату с запасными батальонами. И 11 дивизий из 27-й и 22-й армий, что предстоит отвести в тыл на пополнение - в них от 2 до 5 тысяч человек. Даже без отводимых в тыл соединений у нас сейчас почти вдвое большее число дивизий, чем у немцев, пусть меньших по численности и слабых по вооружению. И это без стрелковых бригад, которых три десятка, без 4 бригад морской пехоты, 3 противотанковых бригад и 4 кавалерийских дивизий. По танковым соединениям с врагом полный паритет - два мехкорпуса и четыре танковые бригады равноценны их 3 танковым дивизиям. И это без учета 3 танковых полков КВ и 8 отдельных танковых батальонов. Примерно шесть сотен танков у нас и не более двухсот у фашистов. - Ватутин подвел общий перечень перечислением всех номеров соединений и частей и остановился, глядя на маршала. Тот взял листки, внимательно посмотрел текст и цифры, передал Жданову, задумался. Потом взял ручку и, получив листы обратно, размашисто наложил резолюцию.
        - Зашифровать и передать в Генштаб немедленно! Начальник штаба и член Военного Совета, - Ворошилов посмотрел на Ватутина и Кузнецова, - вы все доработайте незамедлительно, а мы с командующим еще поговорим. Да, с командующим фронтом - из Ставки пришел приказ. Так что, Николай Михайлович, готовь место для звездочки.
        - Не рановато мне?! Я ведь только генерал-лейтенанта получил. Такие «прыжки» до добра не доводят!
        - Вы судите верно, Николай Михайлович, - мягко произнес Жданов. - Но Климент Ефремович имел в виду не петлицы, хотя, по моему мнению, вы вполне достойны следующего звания. За разгром Псковской группировки фашистов вы удостоены звания Героя Советского Союза.
        - Герои врукопашную сходятся, жизни кладут, а я по штабам больше. А тут нет ничего героического, мы просто долг свой выполняем, как умеем, Андрей Андреевич, вы уж простите…
        - Ты только товарищу Сталину перечить здесь не вздумай! Видишь ли, Андрей, ты им слово, а они пять в ответ. Своенравные и с норовом! Не тебе решать, Николай Михайлович. - Ворошилов коротко хохотнул и повернулся к Жданову, который улыбался, но тут же стал серьезным. - Ладно, идите все, нам еще ряд вопросов с командующим решить нужно…
        - Зачем так официально, голубчик, - в трубке прозвучал мягкий голос, который Гловацкий запомнил на всю жизнь еще в двадцатых годах, слушая на лекциях в академии. - Предложения ваши верные, перегруппировку сил Ставка разрешает. Ваш фронт единственный, что не внушает беспокойства за него. И контрудар вы провели своевременно, фактически разрезав вражескую группировку. Наступление на выбранном вами направлении разрешаю, оно, возможно, изменит ход событий. У вас есть просьбы, Николай Михайлович?
        - Нет, Борис Михайлович, - негромко отозвался Гловацкий. Звонок по ВЧ нового начальника Генерального штаба маршала Шапошникова застал врасплох. Он никак не ожидал, что утренняя шифровка столь быстро будет рассмотрена в Москве и уже вечером последует звонок.
        - Что касается ваших других предложений, - голос маршала прозвучал чуть тише, - то они нами внимательно рассмотрены. Ставка наблюдает за вами, и нововведения заслуживают одобрения. Как и ваши предложения о переходе к преднамеренной обороне. А потому завтра вам и члену Военного Совета необходимо быть в Москве. Самолет уже приготовлен для вылета - в полдень жду вас в Генштабе, обсудим ситуацию. А сразу поедем с нашими предложениями к товарищу Сталину. Вы сможете вылететь к нам под утро? Мне докладывали, что со здоровьем у вас не все в порядке.
        - Да, я готов вылететь в указанное время, Борис Михайлович. Немного болею, но сейчас война, и состояние здоровья не помешает мне выполнять долг русского офицера - защищать Родину!
        Гловацкий задохнулся, поняв, что сказал натуральную по нынешним временам «контрреволюцию». И хоть разговор шел по ВЧ, что гарантировало от вражеской прослушки, но тем не менее ни маршал, ни он сам не говорили ничего, что могло выглядеть как военная тайна. Ведь бдительность никто не отменял, а разговор мог записываться, тут нет никаких гарантий, людьми в васильковых фуражках.
        - Наш общий долг - защищать свою страну, Николай Михайлович. Я вас жду. До встречи!
        - Буду утром в Москве, Борис Михайлович!
        Гловацкий положил трубку и задумался - события понеслись галопом. А завтра 3 августа, тот самый роковой день, который может стать последним в его жизни. Что ж, все сходится - беседа со Сталиным похожа на вход в берлогу к медведю - гарантий, что выйдешь оттуда живым, никаких. И одно очень настораживало - Гловацкий видел те взгляды, которыми обменивались Ворошилов со Ждановым, читая собранные материалы. Что они напрямую бьют по Кобулову, всесильному замнаркома НКВД и правой руке Берии, их вроде как и пугало, так и бодрило. Война идет, а кремлевские вожди плетут интриги - обычное дело. Видимо, в их потаенные расклады Кобулов никак не вписывался, свалить его чужими руками они были не прочь, переложив всю грязную и опасную работу на него самого. Расчет верный, что и подтвердил звонок по ВЧ от маршала Шапошникова, который пользовался безграничным уважением и доверием Сталина. А если взять визит Мехлиса, загадочный и непонятный, то вряд ли со стороны Самого исходит угроза. Но гадать сейчас бессмысленно, дело сделано, все, что смог, завершил. Страха нет - окончился после мясорубки у дотов, вышел вместе с
вражеской и своей кровью. Если предначертанное с ним свершится, то пусть так и будет!
        КОМАНДИР 56-ГО МОТОРИЗОВАННОГО КОРПУСА ГЕНЕРАЛ ИНФАНТЕРИИ МАНШТЕЙН
        ДВИНСК
        - Эта война особая, в ней решится судьба германского народа! И наш враг тоже особенный. - Манштейн заскрипел зубами и погладил ладонью левой руки лубок, в который врачами была уложена его десница. Нелепое ранение на первый взгляд получил он сегодня утром. Немецкий лейтенант, пожилой, с сединой на висках - таких ветеранов прошлой мировой войны сейчас было много в рядах вермахта - стал стрелять из пистолета в офицеров штаба. Каким-то обострившимся чутьем Эрих успел осознать угрозу, потому пуля и угодила в руку, не в грудь - генерал успел отшатнуться за спину своего начальника штаба. Полковник был сражен наповал, с ним погибло еще двое штабных, и только тут автоматчик охраны дал очередь и сразил убийцу. Его никто не винил за оплошность - просто подумали, что несчастный лейтенант сошел с ума - такие случаи на фронте бывали не раз. Да и как было в нем заподозрить большевицкого партизана - выправка гвардейца кайзера, манеры аристократа, безупречный язык с легким остзейским акцентом, с каким барон говорит с прислугой. Вот только генерал, подойдя к трупу, моментально его опознал - тот самый лесник
Русецкий, на хуторе которого немного отдыхал перед переходом линии фронта. И мотив понятен - месть за падчерицу, что повесили как партизана по приказу генерала. Это Эрих мог понять - мстить за близкого человека может каждый человек, но тут ведь совсем иное. Нельзя офицеру мстить за пойманного и повешенного шпиона и диверсанта, он не в форме же сражался - а на таких закон не распространяется. Они вне любых юридических норм, вне правосудия в любой стране…
        - Все не так пошло, совсем не так… Это все демон, прах его подери! Но он не всемогущ, нет, не по-его вышло!
        Манштейн за эти дни старался проанализировать ситуацию. Вермахт победно наступал на Москву и Киев. Правда, сейчас, после шести недель этой победной кампании, требуется взять оперативную паузу. Нужно подтянуть к вырвавшимся далеко вперед танковым группам пехотные дивизии, навести порядок и подтянуть тылы, наладить бесперебойную поставку боеприпасов и необходимых войскам грузов, пополнить, наконец, части. Победа близка на первый взгляд, ведь разгромлены десятки большевицких дивизий, подбиты тысячи их танков, захвачено господство в небе. Но вот в полосе действий группы армий «Север» события начинают идти совсем по иному сценарию, и тут уже сказывается злой гений русского командарма, самого настоящего демона в человеческом обличье. Вот только никому про то не скажешь, даже не намекнешь - кто из здравых рассудком поверит, что есть некто, кому не только известен ход этой злосчастной для Германии войны, но и грядущие времена следующего тысячелетия?!
        - И все же я его там переиграл, - с нескрываемым удовлетворением прошептал Манштейн и машинально погладил лубок руки - кость надрывно ныла, таково касательное ранение. А перед глазами, как кинохроника, пошли сплошной чередой кадры с титрами, роль которых взял на себя мозг, четко размышляя о том, что произошло. И чем больше Эрих думал над этим, тем больше понимал, что все дело не в сверхчеловеческой гениальности демона, хотя в уме и коварности Гловацкому не откажешь, а в ошибках и просчетах, собственно, германского командования, начиная от фельдмаршала Лееба и до самого фюрера, что возомнил себя лучшим стратегом всех времен и народов. А ведь русские правильно говорят - курочка по зернышку клюет, да сыта бывает. Так и оплошности немецких генералов стали теми же зернышками в клюве монстра, что совершенно изменили ситуацию.
        Первая ошибка отмечена Эрихом давно - нужно 8-й танковой дивизией форсировать Великую у Пушкинских Гор, вместе с «Мертвой головой» зайти в тыл обороняющим Псковско-Островский укрепрайон русским. Тогда бы совместным ударом двух моторизованных корпусов с фронта и тыла удалось смести 41-й русский корпус. Лееб ошибся, Гловацкий последовательно отбил два штурма, встретив разрозненные атаки корпусов. И выиграл время, столь ему нужное для наращивания обороны, а Манштейн как раз и попал в плен. А дальше новая ошибка - неделя ушла на яростный и безуспешный штурм - а ведь в академии учат, что прорыв долговременной и насыщенной войсками обороны невозможен «с хода», данное дело если не месяцев, то нескольких недель. Отмахнулся фельдмаршал от этой аксиомы - потеряли время. А ведь за десять дней бесплодного «стояния» танковая группа могла нанести удар в той же Эстонии, смяв и уничтожив по ходу русскую 8-ю армию. Вот еще одна утерянная победа!
        Дальше - больше собственных ошибок! Не вышел штурм, так прекрати - займи оборону, не долбись лбом в стену. Нет, пехота продолжает пытаться пройти под мощным артогнем русских, а моторизованные корпуса опять делят и перебрасывают. Куда? Да его 56-й корпус гонят обратно в болота, из которых он еле выбрался перед этим. Лучше бы оставили на месте - тогда бы русских можно отбросить мощным встречным контрударом, и на их спинах ворваться в глубь укрепрайона. Эту возможность бездарно упустили, начав судорожные передвижения сотен танков и тысяч автомобилей. Подождать не могли, что ли, дать время инфантерии надежно укрепиться. К чему эта глупая спешка, которая нужна, на взгляд русских, только при ловле блох!
        А потому удар советской 11-й армии в центре достиг результата сразу, разрезав фронт двух германских армий!
        И опять из всех вариантов выбирают самый бездарный, в котором нет проблеска оперативной мысли, лишь судорожный ответ на действия русских. Зачем? Нельзя отдавать врагу инициативу и не бросать навстречу дивизии, что рассекались и отбрасывались, попадали в засады, как та несчастная 6-я танковая. Нет, будь на месте Лееба, Эрих выставил бы сильные заслоны против мехкорпусов, а нанес бы мощный удар главными силами танковой группы к побережью Финского залива. И все - красный фронт в Эстонии рухнул, и тут же перевод подвижных дивизий к Эмбаху - переправа через реку и выход в тыл всей ударной группировки большевиков, и с оголенными укреплениями Пскова справа. И это снова утерянная победа! Пропавшая по вине полных бестолочей, с красными лампасами на отглаженных брюках, золотым шитьем на петлицах. И вместо победы - чудовищный разгром 6-й танковой дивизии, которая на марше к месту прорыва русских попала в засаду. Группа Рауса погибла в чудовищной ловушке на плацдарме за Великой. Теперь настала очередь группы Зекендорфа - русские танки хладнокровно, метко, как в тире, расстреляли больше половины оставшихся
танков и БТР.
        Манштейн вздохнул - ошибки командования и лично фельдмаршала Лееба привели к тяжелым потерям, каких в вермахте не было. В Германию поехали на переформирование жалкие остатки 6-й панцердивизии, четыре десятка оставшихся в ней танков и бронемашин отправили по двум другим танковым дивизиям. 290-я пехотная дивизия из его корпуса была поставлена на направлении главного удара русских и погибла почти целиком, как и 11-я дивизия, чей отчаянный прорыв из западни стоил огромных потерь. Ошметки в 3 -4 тысячи уцелевших и деморализованных солдат от каждой из них уже отправились в Германию по железной дороге. 207-я охранная дивизия просто разбежалась, и когда ее соберут непонятно. Вырвавшиеся из окружения 1-я и 58-я дивизии потеряли треть личного состава и много тяжелого вооружения, но оставлены держать протяженный фронт. Резервов попросту нет, и, чтобы разбить русских, нужна перегруппировка.
        Почему так произошло?!
        Да потому, что противник явно начал делать нетривиальные ходы, на которые нужны верные, а отнюдь не правильные, как положено, решения. Да не было попытки окружения 18-й армии и 4-й танковой группы, это лишь имитация, прорыв казаков к Вендену напугал Лееба. Тьфу! Сам Манштейн на такое внимания не обратил, продолжал бы гнуть свою линию, но штабы ОКХ и группы армий «Север» решением отвести 41-й моторизованный корпус в очередной раз упустили победу и получили заслуженное поражение. Просто демон дьявольски просчитывает реакцию противника, морочит его своими ходами и заставляет делать глупые ошибки.
        - Мы потеряли время, это так! Но шансы на победу еще не утратили, - Эрих улыбнулся: час назад он говорил по телефону с Гитлером и мысленно возликовал - фюрер назначил его командовать 4-й танковой группой вместо трагически погибшего Гепнера. И произвел в чин генерал-оберста - за вывод из окружения частей 1-го армейского корпуса. Похвала Гитлера произвела на Манштейна ошеломляющее впечатление - наконец-то его оценили!
        Поезд дернулся и тихо пополз вдоль перрона. Двинск был захвачен удачным броском его корпуса и потому не пострадал. Железная дорога и мосты целехоньки, исправно функционируют. Несколько часов пути, и ночью он будет в Кенигсберге, где его ожидает встреча с Гитлером. И что он может предложить фюреру, чтобы как можно быстрее сбить с дороги на Ленинград русские армии. Эрих закурил папиросу - теперь он предпочитал «Беломор», как говорят русские. Взгляд уткнулся в карту на коробке, и тут словно током пробило. Он понял, на какой его ход демон просто не среагирует - да вообще никому в голову такое прийти не может.
        Нетривиальный ход! Безумный для профессионального взора военного, но именно только он дает надежду к сентябрю поставить «колыбель русской революции» днищем вверх. Так - в голове стали просчитываться варианты. Между Псковом и Новгородом большевики строят крепость, по своей мощи не слабее «Линии Сталина». Прорыв или невозможен, или будет стоить таких потерь, что сил продвинуться на Ленинград просто не будет. Зато если идти дальше - то идеальный вариант - справа река Волхов прикрывает фланг, впереди Ладожское озеро. Рывок танковых дивизий, и город блокирован. Да, если фюрер передаст корпус из 3-й танковой группы Гота, то можно ударить. Проломить! Попытаться раздавить русских и уйти в прорыв!
        Нет! Нельзя! Демон ждет правильных решений, а это именно такое! А если… Ну и что, что Волхов будет слева?! Он же станет преградой на пути русских, что будут прорываться из блокированного Ленинграда. Надежным рубежом обороны! Все правильно, вот такого большевики просто не ждут. А решение так красиво - взять Старую Руссу и Новоржев - пехотные дивизии ведут подготовку к прорыву Псковско-Новгородского рубежа. А его не будет - 4-я танковая группа обойдет Ильменское озеро с востока, неожиданным ударом захватит Новгород. И все - путь к Ладоге открыт для танков. Одним корпусом нужно ударить в тыл оборонительной полосы у Шимска - тогда в пролом можно ввести несколько дивизий пехоты.
        Это победа! Да, победа, четкая и безупречная! Красивая! На обширной территории окружены несколько большевицких армий, огромный город и флот. Деваться некуда - массу людей нужно кормить, завоз продовольствия прервут немцы за Волховом. Месяц в такой блокаде промариновать хорошо, большевики от голода сами массами сдаваться будут. Тогда с пророчествами демона и разобраться можно будет. А за взятие Ленинграда награды будут щедрые! И мечта получить вожделенный жезл фельдмаршала не такая уж неосуществимая. И когда он увидит волны Ладоги…
        - Доннерветтер!
        Поезд заскрипел всеми колесными парами, экстренно тормозя. Эриха отбросило на стенку купе, и он вырвался из мира грез. Взрыв тряхнул поезд, за окнами фермы мостов, внизу голубая гладь Двины, на которой пляшут багровые пятна от кровавого закатного солнца. Генерал высунулся в окно и онемел - мостовых ферм впереди не стояло. Только густой столб черного дыма окутывал остатки железных конструкций, искрученных взрывом. И он посмотрел в небо, уже понимая, откуда был нанесен удар. И, увидев отвесно летящий вниз самолет, а за ним еще один, свалившийся в пикирование, понял все моментально.
        - Русские быстро учатся и перенимают опыт, - пробормотал Манштейн в изумлении. Вот почему не стреляют зенитки - внезапный налет с закатной стороны, от рейха! Прах подери, большевики постоянно используют такие уловки что на земле, что в небе. Ведь никто не ждет врага со своей стороны, а он коварно бьет в спину!
        Манштейн хотел закрыть глаза, но не мог это сделать. Двухмоторный бомбардировщик с раздвоенными хвостовыми килями на глазах вырастал в размерах. Душераздирающая сирена разорвала тишину неба, и только сейчас судорожно захлопали зенитные пушки.
        Поздно, поздно!
        Капли бомб свалились из-под крыльев и полетели вниз, как показалось генералу, прямо на него. И тут на память пришла девчонка, что проклинала его, стоя у виселицы. Проклятая ведьма, надо было ей забить кляп в глотку!
        Чудовищный взрыв полутонной бомбы прервал и мысли, и жизнь так и несостоявшегося фельдмаршала…
        Эпилог
        КОМАНДУЮЩИЙ СЕВЕРО-ЗАПАДНЫМ ФРОНТОМ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ ГЛОВАЦКИЙ
        МОСКВА, 3 АВГУСТА 1941 ГОДА
        «Надо же, долетели нормально, а я все думал, что шмякнемся, и брызги в стороны», - мысли текли спокойно, как-то даже тягуче, и страха в них не проглядывало, словно уже не жил, просматривал мелькающие перед глазами кадры кинохроники. Раскалывалась голова, пульсировала вспышками боли, сводящей с ума. Левая рука онемела, и нога тоже, словно налились свинцом. А самое хреновое, так это жар в груди, словно масла кипящего пятном вылили. Эти симптомы были знакомы: «Инфаркт с инсультом подобрались, пипец котенку скоро. Сетсу колдун настоящий, все правильно - здесь с этим бороться не умеют, и жить осталось считаные часы, если не минуты. Жалко Соню - но все, что можно и нельзя, я сделал. Предначертание, мать его в три боцманских загиба. Теперь бы с пользой и закончить затянувшийся на месяц спектакль - цирк уехал, а клоуны разбежались!»
        - Вам плохо, Николай Михайлович?
        - Укачало в самолете, Леша, видимо, постарел. - Гловацкий привычно отмахнулся от заботливого адъютанта - проницательный слишком стал его Семин, чуть что Софью вызывал последние дни - Николай Михайлович как мог скрывал накатившую на него хворь, чувствуя, что противостоять ей уже не в силах. Ни маты, ни лекарства уже не помогут - поздно, организм просто исчерпал все жизненные ресурсы.
        - Помоги по лесенке спуститься, а то сам могу не сойти, - шепот был услышан, крепкая рука, как тисками, сдавила локоть. Поднялся с кресла, в глазах потемнело, словно пелена разлилась. Лицо обдуло свежим ветерком - утро явно встречало прохладой. Ведомый Семиным, он вовремя пригнулся в раскрытой двери, и осторожно спустился по ступенькам лесенки. Под ногами была твердь бетона. Гловацкий покачнулся, ноги подгибались, крепкое тело сейчас становилось бессильным.
        - Здравствуйте, товарищ генерал-лейтенант! Как долетели? А мы вас тут дожидаемся. Приказано доставить в Москву.
        Чуть резковатый голос с ощутимым кавказским акцентом неожиданно привел Николая Михайловича в чувство - примерно так же будит в казарме сигнал тревоги усталых солдат. Пелену в глазах словно стерли, так объектив наводит резкость. И первая же мысль моментально опалила душу ликующей радостью: «Да о такой удаче можно только мечтать - судьба сама ворожит мне и улыбается!»
        Перед ним стоял крепенький комиссар госбезопасности 3-го ранга, о его звании говорили три ромба в петлицах. Ростом с Гловацкого, побритый, из наград два ордена и знак почетного чекиста - меч, перечеркнувший щит. Глаза пронзительные, по-кавказски живые, но очень неприятные - видел не раз такие у абреков - с таким взглядом только матерые убивцы встречаются. Для них уже нет «тормозов» - что барану глотку резать, что ребенку, на губы словно резиновая натянута улыбка.
        - Долетают летуны за стаканом водки, а бабы залетают, - в привычной грубоватой манере отозвался Гловацкий, даже не поздоровавшись. Да и к чему политесы разводить с тем, кого собираешься убить. Он мог улыбнуться Манштейну, но таким отморозкам - никогда. Тот враг, но эти намного хуже - ради власти по человеческим жизням бодренько шагали, растаптывая тысячи судеб своими начищенными до зеркального блеска сапогами. Боль ушла, исчезла, растворилась - тело само подготовилось к последней смертельной схватке, как бывало с ним всегда, когда начиналась рукопашная.
        Все правильно рассчитал - «деза», запущенная через Питер и Псков, дошла до Кобулова, и тот, движимый интересом, не мог не приехать лично, ведь времени для разговора, а он должен состояться до встречи с товарищем Сталиным, было в обрез. Очень важный разговор. Особенно для того, кто интересуется членами ЦК, приближенными к Политбюро. И не только это сыграло роль «наживки», были и другие моменты.
        - Вы бы не могли уделить мне немного времени, товарищ генерал, у нас оно есть в запасе. До Москвы мы доедем быстро, вас уже ожидают машины, - чекист показал рукою на два черных лимузина «ЗИС», что стояли на бетонной дорожке. Глаза отметили двух сотрудников НКВД у них, а на отдалении и пустой автобус для прибывших - с Гловацким прилетело восемь человек, включая Кузнецова, генерала Егорова, двух политработников, адъютантов и водителя, что числился еще его персональным охранником.
        - Вон домик стоит, там комнатенка есть, чего разговор откладывать. - Гловацкий показал рукою на приземистое строение с камуфлированными стенками и крышей, с тремя окнами по фасаду. - Сдается мне, что оно как раз для ожидающих и предназначено. Там можно выкурить по папироске, и никто нам не помешает.
        - Вы правы, товарищ генерал. Могу предложить вам чаю, после полета чашечка только на пользу. А члена Военного Совета и замначальника штаба фронта доставят в Москву немедленно. А мы догоним, наш разговор займет от силы четверть часа.
        - Постоим, покурим, окрестностями полюбуемся, - раздался спокойный голос Кузнецова, что встал рядом с ним. И бросил напряженный взгляд на Гловацкого. Тот сразу понял - секретарь ленинградского обкома явно в курсе его разговора со Ждановым и Ворошиловым.
        - Хорошо, - усмехнулся Гловацкий, указал взглядом на портфель. Член Военного Совета чуть кивнул в ответ - там были бумаги для Сталина, пакет с тетрадью, записи убористые… и убойные. Направляясь вслед за комиссаром, Николай Михайлович сделал характерный жест рукою, предназначенный для Семина и Мишки - они уже побывали с ним в переделках, так что поймут в момент. И, судя по напряженным лицам адъютанта и водителя, знак ими был расшифрован в ту же секунду.
        «В доме два-три человека, не больше. Скорее даже один, у него мало людей, которым, безусловно, доверяет. Исключительно подельники. Сам ведь прекрасно просчитал, что могу послать его в три загиба - хорошая вещь есть, репутация называется. А их форму боятся - но тут не авторитет, а страх, фашисты столько генералов и командиров не убили, как эта братия. Как там перефраз Дзержинского - настоящий чекист должен иметь холодное сердце, горячие руки и чистую голову. Это же сколько они народа извели, если даже в XXI веке у них уйма поклонников. Действительно. Как в песенке - хорошими делами прославиться нельзя. Ничего, надеюсь, что возмездие к ним раньше придет и попыток реабилитации не будет!»
        Гловацкий кривил губы в недоброй улыбке, идя следом за Кобуловым - видел его фото и узнал сразу. И прекрасно понимал, что теперь из домика один из них живым не выйдет, но сам надеялся, что пристрелит этого упыря раньше. В 2016 году очень много славословий лилось в адрес этих мерзавцев - иронизировали - кого, мол, «кровавой гэбней» называли?! Это защитники правосудия, невиновных не сажали, зря не расстреливали. И вообще - руки прочь от славных органов ВЧК, ОГПУ, НКВД и НКГБ! Какие миллионы расстрелянных, так, тысяч 600, не больше! Так и хотелось сказать - твари, вы вдумайтесь - это же население таких городов, как Иркутск или Ярославль! И почему тогда заправил сих организаций к стенке поставили - Ягоду, Ежова, Берию и прочих их подельников! Без права на реабилитацию! Не Сталин, а именно они раздували массовое доносительство - забыв железное русское правило - доносчику первый кнут!
        Это им, и они сами ставили планы по арестам «вредителей», успешно их перевыполняли и требовали поднять квоты - стрелять и избивать - не уголь в шахте рубить! В 1990 году Гловацкий принимал участие во вскрытии рва, где были захоронены жертвы вот таких «борцов» - мутило всех курсантов неделю, от злости кулаки сжимались. Запомнил на всю жизнь - костяк с длинной русой косой, судя по размерам девчонка, и старик с седой бородой, с культею и рядом костыль. Это, что ли, враги народа?! А может, враги те, кто этот народ уничтожал?! Кто «раскулачивание» устроил?! Кто доносы писал, злорадно хихикая?! Кто в затылки стрелял, получая за «героизм» ордена?! Сейчас он с этой падалью, что считает людей за негодный мусор, счеты враз сведет! И будь что будет - но за тех же летчиков, которых еще не убили, но зверски пытали эти упыри, расплатится той же монетой! И будет прав - ему со многими ветеранами приходилось говорить, и практически все отзывались о «особистах» брезгливо, а вот «васильковых фуражек» вообще за людей не считали - руки у них по локоть в крови, и не вражеской, а своей. И яркий пример тому - годы
Большого Террора!
        - Проходите, садитесь! Сейчас нам чаю организуют!
        - Когда такой чин НКВД говорит «садитесь», это следует понимать в его интерпретации?! Сидеть с вами я не буду, вы уж один сидите, а я у окошка постою, покурю, вопросики ваши выслушаю.
        Гловацкий отошел к раскрытому окну - бросил на подоконник пачку папирос, чиркнул спичку. Обвел взглядом помещение - стол, стулья, комод буфета - у него чекист - от чайника идет парок. Через открытую дверь в комнату вошел еще один чекист - в руках тарелочки с закусочками. Ах, какая патриархальная пастораль!
        - Мне говорили, что вы шутник изрядный, Николай Михайлович, но не верил. А теперь и сам вижу. Что это вы так на меня обиделись, ведь мы с вами незнакомы. Я…
        - Я знаю, кто ты такой, Кобулов, и руки не подам! Брезгую! Х…ло ты, и п….ю помрешь!
        Гловацкий выдохнул табачный дым, с откровенной усмешкой глядя на исказившееся лицо Кобулова. Еще бы, его боялись, перед ним трепетали, а тут… Не просто послали его по извечному русскому адресу заковыристыми словами, а сделали это умышленно громко. Вот только генерал не собирался давать ему ни секунды:
        - По приказу маршала Ворошилова и с санкции товарища Жданова я провел расследование о побеге пленного генерала Манштейна! Того самого, что тут же нанес по нашей армии контрудар и деблокировал окруженную группировку в Локновском УРе. Побег ему обеспечил твой давний знакомец капитан Бочкарев - их опознали бойцы истребительного батальона, что проверяли документы означенного предателя. Сиди, гаденыш, я еще не все сказал! А вы только дернитесь - завалю как мамонтов! Ручки подняли и в угол отошли, словно школяры блудливые, на рукоблудии пойманные! Сидеть, падло! Завалю на хрен, предатель! Фашистский прихвостень!
        «ТТ» и «ТК» - весомые аргументы в диалоге - особенно если смотрят прямо в лицо. Лицо Кобулова побагровело, он стал приподниматься со стула, но от генеральского рыка снова уселся. И ухитрился чуть мотнуть головой двоим своим сотрудникам, что вроде вели себя безучастно. Те сдвинулись к стене, внимательно смотря на Гловацкого. Вот только плавность этого движения все поставила на свои места - видел он таких не один раз, «волкодава» от «вертухая» мгновенно отличать научился. Валить их надо в первую очередь - раз такие пляски пошли, вы уж простите, ребята! Теперь мы все здесь ушли за красную черту жизни!
        - Ты можешь обосновать свои слова, раз подозреваешь меня в таком преступлении, как организация побега немецкого генерала? И чей приказ ты выполняешь?! Товарищи Жданов и Ворошилов его отдать не могли…
        - Приказ Родины, Кобулов! Как советский генерал и коммунист, а с тобою будет армейский комиссар Мехлис разбираться, а не Берия. Вышел ты из доверия! Каламбур, однако… Да ладно! А теперь слушайте все, только не дергайтесь, парни, - пристрелю. - Гловацкий говорил громко, и краем глаза видел, что стоящие у самолета военные как-то странно себя повели - стали доставать из кобур пистолеты. Что же - у него осталась пара минут, чтобы изложить все для них отчетливо, чтобы каждое слово запомнили.
        - На германский генштаб вот уже больше двадцати лет работает агент, завербованный еще в меньшевистской Грузии кайзеровскими разведчиками. Его прозвище «Макс»! Ой, что вы дернулись, Кобулов, не ожидали?! Это мне Манштейн сказал, когда я ему на допросе все места отшиб сапогами. Это первый звонок - ты же из Грузии! Из нее и Бочкарев, что дал немцу сбежать и сам ушел с ним. И девчонку, что его опознала, сразу повесили. А ты их в «покойники» записал, следочки заметая! Это второй звонок! Третий тут же прогремел следом - немцы знали о нашем наступлении. Нет, измена среди штаба 11-й армии исключена - фашисты не знали, где именно мы ударим, но вот когда и примерно где, точно ведали. Далее интереснее про твои дела выходит. - Гловацкий продолжал говорить громко, бросая обвинения, что являлись чистейшим блефом, которые Кобулов в один миг опровергнет, вот только у мертвых оправдания не принимают. Ненадежное это занятие, всякие спиритические сеансы устраивать!
        - Любой вражеский агент обязан пробраться наверх как можно выше - тебе это удалось, МАКС! И ты помог Гитлеру вместе с братом - тот в рейхе атташе, а ты здесь! Вы ввели товарища Сталина в заблуждение относительно намерений Гитлера напасть на нашу страну…
        - Что ты мелешь! Да ты…
        - Сидеть, сука! Вякнешь или дернешься - второе прострелю!
        Выстрел из «ТК» прозвучал громким хлопком - Гловацкому удалось попасть в ухо - все же четыре метра практически убойная дистанция, с нее он никогда не промахивался по пятирублевой монете - а здесь ухо больше спичечного коробка. Кобулов схватился за него ладонью, побледнел, кровь закапала между пальцами.
        - Идет страшная война моторов, тот, кто захватит господство в воздухе, ее выиграет! Ты тут наследил - четвертый сигнал! Неужели можно поверить, что десятки летчиков, многие из которых Герои Советского Союза, станут поголовно предателями?! Ты смог это провернуть, их всячески избивали твои уроды Влодзимерский, Родос, Шварцман! Ты сам выписывал ордера на их аресты минуя наркома Меркулова! Что, не ждал, сволочь, такого?! Я многое на тебя накопал! Торопился ты моментом воспользоваться, доверием к тебе товарища Сталина и наркома Берии. И война грянула, а наша авиация без командования осталась. Вот и катастрофа! И в ней виноват ты, предатель, шпион и враг народа!
        На какую-то секунду Гловацкий отвлекся - к дому бежали военные, все с оружием в руках, впереди водитель с ППД. Все правильно - они ведь слышали его монолог обличения, выстрел и сделали выводы.
        - Сука!
        Гловацкий успел выстрелить чуть раньше - оба чекиста плавно, но невероятно быстро ушли в стороны, выдернув оружие - «официант» «наган», а тот, что с чайником, - «ТТ». Кобулов тоже выхватывал свой «ТТ» из кобуры - но три секунды были в резерве, вряд ли этот упырь имел представление об огневых контактах, а тем более о рукопашной схватке. «Официант» свалился на пол - с такой дистанции выучка не спасет даже «волкодава», причем тех же «крапов» готовили ничуть не хуже, а Гловацкий получил свой берет если не одним из первых, то в первой полусотне точно. Все же роту натаскивали именно на борьбу с террористами и захват бандитов. Уж последних изрядно обезвредили, и стреляли оные прилично.
        - Твою мать…
        Хрип вырвался из горла, руку обожгло, «коровин» выпал из обмякшей ладони. Ударило в плечо - но вскользь, так в него уже попадали. Тело само качнуло «маятник» - «ТТ» в правой руке посылал пулю за пулей в противника, что сам пытался увернуться, распластавшись в рывке. Гловацкий прекрасно понимал, что парень не при делах - его просто хотели «слепить» живым, без сильных повреждений. И он попал в метнувшегося чекиста дважды - в грудь и в голову, зная, что наповал. В «ТТ» оставалось всего два патрона - их нужно всадить в Кобулова, в сердце - комиссар уже выхватил пистолет и выстрелил в него. Гловацкий качнулся, но, видимо, силы и реакция уже были не те - бок обожгло, тело откинуло к стене. И тут же сильнейший удар в грудь…
        «Все, хана. Колдун прав, к стенке поставили и расстреляли. Жаль, не успел в него всадить». - Гловацкий сползал по стене, оставляя на ней пятна своей крови. Из последних сил вскинул «ТТ» и выстрелил в силуэт Кобулова - глаза затуманились. По звериному реву понял - хорошо попал, точно в цель. Выстрелы загремели чередой, уже не в него - остатками сознания понимал. И последнее, что он увидел и услышал в своей жизни, - очередь из ППД, в упор, на полдиска, опрокинула Кобулова на стену…
        Послесловие
        ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ А. А. КУЗНЕЦОВ
        ПСКОВ, 3 АВГУСТА 1981 ГОДА
        - Сорок лет прошло… Как давно было…
        Кузнецов еще раз обвел взглядом монумент - яростный взгляд, шрам, изуродовавший лицо, решительностью и силой веет от мертвого камня. Он такой и после смерти остался в его памяти - легендарный генерал, войска которого преградили путь фашистам на Ленинград. Вот только звезда Героя лишняя - не вручили ему ее при жизни, посмертное вышло награждение.
        Память тут же стала листать страницы - вот бежит к домику, сжимая холодную рукоять «ТТ», а там гремят выстрелы. А в голове одна мысль: вот как высоко шпионы и предатели взобрались, теперь понятно, почему и война оказалась катастрофической, и людей пачками НКВД под репрессии подвело. Изменники там окопались, иуды!
        Гловацкий лежал у стены - ярость на лице, и в то же время радость - немыслимое сочетание. Генерал был мертв - китель весь в крови, испятнан пулями. И все - потом как в тумане - очнулся, когда дали в руку телефонную трубку. У летчиков в доме имелся коммутатор - соединили со штабом ВВС в Ленинграде. Приказал немедленно передать генералу Новикову информацию, что должна быть сообщена маршалу Ворошилову и товарищу Жданову. И тут же соединили с ГлавПУром - услышав голос Мехлиса, задыхаясь, сказал: «Убит генерал Гловацкий, Кобулов и его сообщники ранили еще генерала Егорова и убили батальонного комиссара Шмакова из политотдела фронта». На минуту воцарилось молчание, Мехлис словно впал в ступор - а потом, после вычурной ругани, только передал приказ одним словом: «Ждите!»
        Снова навалился туман в памяти, не помнил, как оказался в кабинете Сталина - покрытое оспинками лицо, пронзительный взгляд вождя. Отдал ему в руки пакет, как следовало из надписи на нем, повинуясь кивку, сел на стул - напротив Берии - нарком был бледен, постоянно утирал платком пот, капли которого покрывали не только лицо, но выступали на стеклах круглых очков. И Мехлис, сжавший свои кулаки, лежащие на столе, да так сильно, что костяшки пальцев побелели.
        В кабинете царила мертвая тишина, только шорох от перелистываемых страниц. И глухо прозвучали непонятные, сказанные на грузинском языке слова - Берия побледнел еще больше, хотя казалось, что такое невозможно, и, чуть пошатнувшись, вышел из кабинета. И короткий вопрос уже к нему: «Генерал говорил с вами в полете?» Ответил, что только попросил передать пакет Сталину, если самолет рухнет - улыбнулся, мол, шутка. А потом тихо произнес: «Позаботься о Софье, если что». И больше ничего не говорил - по виду был плох, прихватило сердце. Вождь ничего не произнес в ответ, только кивнул, и Кузнецов вышел из кабинета.
        История с Гловацким завершилась через день - генерала похоронили в Пскове, на берегу Великой, согласно завещанию. Тысячи жителей, бойцов и командиров собрались у братской могилы погибших красноармейцев 41-го корпуса. Поклялись - Псков не сдадут! Клятву свою сдержали - фашисты так и не прорвали здесь «Линию Сталина». А дальше была война, изнурительная и долгая, но закончилась взятием Берлина, как и говорил Гловацкий, в 1945 году, победном, в памятный всем гражданам СССР день создания РККА и РККВМФ - 23 февраля, когда в поверженном Берлине был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Как долго все шли к этому знаменательному дню!
        Память стала перелистывать страницы - каждый день войны врезался навечно. Так он и остался членом Военного Совета Северо-Западного фронта - командующим генерал-лейтенант Ватутин, начальником штаба генерал-майор Егоров. В конце августа немцы начали наступление веером - штурмом овладели Великими Луками. Главный удар на Порхов нанесла 4-я танковая группа, которую усилили одним корпусом из 3-й. Продвигался враг очень медленно - ожесточенные сражения шли за каждый город, что были за месяц превращены в крепости. Холм, Новоржев, Старая Русса - столь яростных сражений он больше не видел. А потому к рекам Шелони и Черехе фашисты подошли обескровленные. Взяли с двух сторон в осаду Остров, а их попытки овладеть Порховом и Шимском были отбиты переброшенными резервами. И фронт здесь застыл почти на год, позиции покрылись траншеями. В октябре немцы попытались захватить Эстонию - потеснили 8-ю и 11-ю армии, снова уткнулись в «Линию Сталина» и в укрепрайоны по рекам Навесте и Эмбах. И это было все - больше они не продвинулись здесь ни на шаг. Может быть, их наступление вообще захлебнулось, но в середине августа
фронт лишился своей главной ударной силы - 1-ю конно-механизированную группу генерала Лелюшенко перебросили на Брянский фронт, который возглавил генерал армии Жуков. С ней отправились два стрелковых корпуса и 5 дивизий - все резервы, что так бережно скопил и подготовил генерал Гловацкий. Но этого хватило, чтобы предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта.
        2-я танковая группа Гудериана была остановлена после жесточайших боев - генерал Жуков измотал ее совершенно! Вот только удар 1-й танковой группы Клейста со стороны Кременчуга отразить поначалу было нечем. Над Киевом нависла угроза вражеского окружения. Пришлось отступать, выводя войска, эвакуируя заводы, сырье и технику. Фронт стабилизировался только поздней осенью на линии Чернигов - Полтава - Днепропетровск.
        А 10 октября фашисты начали операцию «Тайфун» - решили овладеть столицей Советского Союза. Вот только за два месяца передышки Западный фронт покрылся траншеями - еще 5 августа Ставка ВГК приказала перейти к стратегической обороне. Спешно готовились резервы - решено было более не развертывать новых дивизий, остановились, не дойдя до «300»-х номеров. Началось комплектование бригад - на увеличенные полки требовалось вдвое меньше времени. Расформирование стрелковых корпусов остановили - в них вводили по 3 -4 бригады с частями усиления. А вот половину мехкорпусов упразднили - танков на них просто не имелось, танковые дивизии перевели в бригады. Большое внимание уделили созданию стратегических резервов - выводимые в тыл дивизии спешно доукомплектовывались, те, что на фронте сражались с немцами, бесперебойно получали маршевое пополнение - что впервые было применено еще под Псковом.
        «Тайфун» бушевал месяц, немцы едва продвинулись до Ржева - Вязьмы - Орла и встали, не в силах продвинуться дальше, хотя ввели в сражение три танковых группы из четырех, что имелись на советско-германском фронте. «Блицкриг» окончательно выдохся, преодолеть подготовленную оборону с хода оказалось для врага крайне сложным делом, с большими потерями в людях и бронетехнике. Весь ноябрь тут шли кровопролитные бои.
        Красная армия только училась правильно воевать, но уже в каждом соединении сохранялся костяк ветеранов, значит, передавался боевой опыт. Армии Северо-Западного направления стали на всю войну самой настоящей кузницей кадров. К ноябрю в Ленинграде заново сформировали и оснастили 10-й и 12-й механизированные корпуса, но уже названные танковыми, пять бригад, три десятка полков прорыва из тяжелых «Климов». Заводы «северной столицы» работали круглыми сутками, наращивая выпуск вооружения. А его количество впечатляло - в июле 168, в августе 197, в сентябре уже 214 КВ. За следующие три месяца произвели почти 700 КВ, а также более трехсот Т-50. Получили дополнительную броню около пяти сотен Т-26 и БТ, выпустили сотню самоходок на их базе и более трехсот бронетранспортеров.
        В декабре Красная армия перешла в контрнаступление на всем фронте. К сожалению, враг оказался силен и отчаянно отбивался, хотя ему не хватало зимней одежды - фашисты кутались в женские платки, даже в лохмотья - но сражались ожесточенно. СЗФ отбил только Холм и Новоржев, застрял перед Опочкой и Великими Луками, понеся значительные потери. Западный фронт, проломив в трех местах вражескую оборону, дошел до Смоленска и Брянска, вышел к Могилеву, но тоже перешел весной к обороне. На южном участке фронта удались лишь небольшие вклинения, и даже хуже того - в декабре наши войска оставили Одессу, которая героически оборонялась от немецко-румынских захватчиков. А 8 декабря Япония напала на США - теперь война шла по всему земному шару.
        Всем казалось, что в наступившем 1942 году враг будет окончательно изгнан из пределов СССР. Но Германия оказалась чрезвычайно сильна - и в мае нанесла сильнейшие удары, отбросив Западный и Брянский фронты на исходные позиции. Потом последовало наступление на юге - фашисты прорвались к Харькову и Сталино, возникла угроза выхода в низовья Дона, к Ростову. Выйдя к Крыму, немцы месяц штурмовали перекопские укрепления и прорвались в глубь полуострова. Советские войска отошли на заранее подготовленные позиции Ак-Монайского перешейка, что закрывал дорогу на Керчь, и стали оборонять Севастопольский укрепрайон.
        Это были последние успехи врага - Харьков захватить не удалось, там Т-34 прямо с завода отправлялись на передовую. Именно от него ударила к югу 1-я танковая армия Лелюшенко, а от Сталино (Донецка) навстречу ей 2-я танковая армия генерала Лизюкова. Затем перешли в наступление и другие фронты - так что к весне 1943 года Красная армия вышла к Днепру на всем протяжении, от Смоленска до Херсона, освободив Левобережную Украину, южная часть которой, от Одессы до Харькова, в приказах стала именоваться по-старому, как было до революции - Новороссией!
        В феврале 1943 года при посредничестве Англии и США состоялись переговоры с Финляндией - Кузнецов участвовал в них, к своему удивлению, вместе с Молотовым, Ждановым и маршалом Ворошиловым. Граница между странами осталась в соответствии с Московским соглашением 1940 года, но с учетом границы по окончании Северной войны 1721 года. Финнам были сделаны даже большие уступки - возвращен район Аллакурти, отданы Ухта и Ребола, что ранее не были финскими, но вся область Печенги (Петсамо) стала советской - ибо до 1917 года входила в состав Российской империи. Немцы были выдавлены из Заполярья полностью, но вот в Норвегию Красная армия входить не стала, лишь помогла англичанам занять Тромсе для обеспечения проводки конвоев, следующих в Мурманск.
        Именно с этого момента Кузнецова перевели в Москву, он стал членом ЦК и кандидатом в члены Политбюро, уполномоченным ГКО. Они вместе с Вознесенским фактически руководили СНК, будучи заместителями самого Сталина. В июле 1943 года, после высадки союзников в Италии, состоялась встреча Сталина, Черчилля и Рузвельта в городе на Волге, носящем имя вождя. Именно здесь «Большой тройкой» приняты эпохальные решения, Кузнецов присутствовал на заседаниях, уже как член Политбюро. И на него стали смотреть как на возможного преемника Сталина - да и сам Иосиф Виссарионович однажды вечером так и сказал ему тихо: «Ты возглавишь партию, Вознесенский - правительство».
        В 1943 году всем стало ясно - фашистский блок будет разгромлен, а Италия уже вышла из войны, хотя Гитлер спас своего союзника Муссолини. Вот только Германия, несмотря на все свое производство, включая заводы оккупированных стран, противостоять могущественным странам мира не могла. Красная армия усиливалась новыми образцами вооружения, потоком шли поставки под ленд-лиз. В Ленинграде и на Урале стали выпускать новый танк ИС, фактически усовершенствованный образец КВ, вооруженный 100-миллиметровой пушкой, что проламывала броню новых германских «кошек» - «Пантеры» и «Тигра». Т-34 с объемом в две с половиной тысячи машин ежемесячно стал основным танком - на нем поставили новую башню с 85-миллиметровой пушкой. А вот легких танков заводы уже не выпускали - производство Т-50 свернули к ноябрю 1942 года, а «малыша» Т-60, выпустив всего тысячу танков в Москве, переработали в самоходную пушку «оса» - вот ее производство наращивалось со сказочной быстротой - 4-тонную машину делали на трех заводах, до 20 тысяч в год. Дивизион таких убийственных и очень дешевых пушек получила каждая дивизия, оснастив ими
самоходно-противотанковые батареи. Кроме этих «малюток» в Ленинграде на шасси КВ, а потом ИС стали выпускать мощные самоходки со 122-миллиметровой пушкой и 152-миллиметровым орудием МЛ-20 - на фронте такие именовали «зверобоями» - за отстрел германских «кошек».
        Возглавили танковые войска одни из лучших военачальников, двое из которых стали в конце войны маршалами Советского Союза - Лелюшенко и Черняховский. А с ними и сам Ватутин, получивший высокое звание на год раньше, за победную Прибалтийскую операцию. Еще трое стали маршалами бронетанковых войск - Полубояров, Родин, Горленко. Ударные войска, меч и щит СССР оказались в надежных руках!
        Авиация оказалась под командованием еще одного «ленинградца», что с июля 1941 года стал применять новые формы ведения войны в воздухе. А потому неудивительно, что, встав во главе ВВС Красной армии, он добился выдающихся успехов. За эти заслуги и победы Новикову присвоили высшее звание главного маршала авиации, а освобожденный Рычагов стал маршалом.
        К зиме 1944 года советские войска вышли на границы СССР, лишь в Прибалтике, на Западной Украине и Белоруссии немцы цеплялись за рубежи. Но было это отчаянием - в марте был взят штурмом Бухарест, и нефть из Плоешти перестала поступать в баки прожорливых танков и самолетов, а подводные лодки уже не так часто выходить на коммуникации союзников в Атлантике. Нефть - кровь войны, обескровить врага - значит победить!
        Весной война перешагнула границы еще дальше - Болгария вышла из фашистского блока, а затем последовало освобождение Греции, настолько стремительное, что это вызвало сильное раздражение мистера Черчилля. Но пока второй фронт не был открыт, Англия ничего не могла сделать. В июне союзники высадились в Нормандии, а к осени Франция была освобождена. Но и советские войска не стояли на месте - германские войска были выбиты из Прибалтики, Красная армия вступила на территорию Польши, Венгрии, Югославии, Чехословакии, начались бои в Восточной Пруссии. К декабрю союзники и Красная армия подошли уже к собственно границам Германии - исход войны стал ясен для самого тупого немца. Собственно, это и привело к заговору, в ходе которого Гитлер был взорван «адской машинкой». В ноябре 1944 года «Большая тройка» встретилась еще раз - в Ялте, где переговоры привели к появлению ООН с Советом Безопасности, и Сталин дал обещание начать войну с Японией не позднее весны 1945 года. Островная страна сама попросила СССР о посредничестве и после консультаций с США объявила о капитуляции с выполнением ряда условий - одними из
которых была полная деколонизация Кореи и передача СССР южной части Сахалина и всех Курильских островов. И 9 мая стало днем окончания Второй мировой войны, в которой погибло около десяти миллионов советских граждан.
        Кузнецов вздохнул - империализм с его постоянным дележом мира нужных выводов не сделал, и стоило умереть Рузвельту, как США возглавил «ястреб» Трумэн - началась «холодная война». Но запугать СССР ядерным оружием не удалось - в 1947 году испытали собственную атомную бомбу. Это стало достойным ответом на угрозу агрессии.
        Главное не в этом - за два года восстановили разрушения, отменили карточную систему, провели кардинальные преобразования. Название СССР стало общим для всех государств социалистической ориентации. А границы великой страны, сокрушившей фашизм, бывшего Союза, стали Российской Федерацией - единого, слитного и неразделимого союза 3 бывших республик - собственно России, Украины и Белоруссии. И трех федеральных округов - прибалтийского, закавказского и среднеазиатского. Причем из входившей в последний округ Казахской АССР вывели районы с преобладанием русского населения. В обновленной России был проведен ряд важнейших реформ - экономическая, с элементами НЭПа - решено было отказаться от ликвидации мелких производителей и собственников, каких было множество в странах Восточной Европы, и даже разрешить их появление снова. Сталин на съезде СССР так и сказал: «Мы все равны, и люди должны сами выбирать, как им жить». Это стало величайшей реформой во всех странах социализма - рядом существовали и взаимодействовали государственная и негосударственная экономика. Последняя в виде артелей, кооперативов, семейных
хозяйств занимала ряд отраслей группы Б - «производство средств потребления», в то время как в руках государства оставалась группа А - промышленность, сырье и ресурсы, энергетика и другие важные производственные компоненты. И главное - началась демократизация. Выборы стали альтернативными с 1953 года, на них не только допускались кандидаты от профсоюзов, общественных организаций, даже создание политических партий исключительно народной социалистической направленности.
        Реформы продолжались несколько лет, шли с трудом - многие деятели Коммунистической партии Российской Федерации выступали против них и даже всячески вредили, не говоря о других странах Союза, где были сильны позиции буржуазного элемента. Товарищ Сталин четко гнул выработанную им самим линию и со временем стало ясно, что оказался прав. Так что в 1960 году он стал первым главой Союза, а после его смерти в следующем году решили назначать руководителей поочередно от каждой страны сроком на один год. И ввели единую денежную единицу, что со временем выдавила доллар, франк и фунт стерлингов из обращения. Им стал золотой червонец, получивший широкое распространение и уважение, особенно в африканских и азиатских странах, добившихся независимости.
        - Пора уходить. - Кузнецов тяжело вздохнул. Ему 75 лет, предельный возраст для председателя Совета старейшин Верховного Совета, который по традиции становится во главе президиума. А из Совета народных депутатов выбирают министров правительства РФ. Он посмотрел на монумент и тихо произнес, словно продолжая неоконченный разговор:
        - Интересно, что ты написал Сталину в тетради, ведь ее так и не нашли, хотя упорно искали?! Удивительный ты человек, Николай Михайлович, во многом прав, но и некоторые твои прогнозы не сбылись. И к счастью, что ошибся, и война раньше окончилась, и потерь столь ужасных не понесли. Страшно представить, что было бы с нами, если бы потеряли те 27 миллионов, втрое больше. А так было кому и нашу страну из руин поднять, и прилавки товарами заполнить, и в космос ракеты запускать! И мы первые во многом, генерал, как ты и мечтал, - и это первенство не утратим!
        КОМАНДИР ВС ОМОН ПОЛКОВНИК ПОЛИЦИИ ГЛОВАЦКИЙ
        ИРКУТСК, 2 ИЮЛЯ 2018 ГОДА
        - Гловацкий, тебе говорили, что обманывать жену нехорошо, да еще хирурга?! Да-да, самую-самую, как ты говоришь, дважды Гловацкую, и по мужу, и в девичестве, - теплая ладошка жены легла между лопаток, и его там словно током ударило. Он попытался повернуться и тут же получил шлепок по рукам, которыми попытался обнять своенравную женушку.
        - Э, нет, товарищ полковник, - руки прочь от моих бастионов, взяли моду все штурмом брать, что самолет, что супругу…
        Протест был задавлен на корню, и таким поцелуем, что ему показался обжигающим, словно первым - и это после двадцати лет супружеской жизни. Вот только любимая женушка не размякла, нашла силы отпихнуть от себя и продолжила сварливо говорить, но глаза влюбленно рассыпали искорки:
        - Ты от ответа не уходи - где осколок поймал? Не порез после бутылки - осколок! Я ведь майор и такие шутки хорошо знаю!
        - Ты понимаешь, Софушка, полгода мы этих ляхов с майданутыми во Львове разнимали - и один пан с изобретения твоих дедушек нам гранату запулил, хорошо, что осколочную, не кумулятивную - иначе бы из нас в том бэтээре неплохое жаркое получилось, на косточках и с подливкой. - Николай Михайлович говорил жене всегда правду, за исключением, понятное дело, той информации, что шла как служебная, или с ноликами, или как ДСП.
        - Дедушек не обижай - они старались. С этих РПГ немецких «тигров» с сорок третьего года жгли за милую душу!
        - Ни одна броня не спасает до сих пор, - согласился Гловацкий, - гении они у тебя, поклон им низкий за гранатомет, что до сих пор выпускают. Ведь три четверти века прошло…
        - Ты дифирамбы не пой, привычка с темы соскакивать. Где лобик тебе расквасили еще, супруг?! Хоть не видно за прической, я женщина с опытом, разглядела. Опять в драку сам полез?
        - Что ты, вот тебе крест! Со Львова в Варшаву поехал, в купе трое из 1-го гвардейского корпуса оказались, твоего дедушки орлы, полковник и два майора. Как узнали мою фамилию, так сразу в лоб и спросили, пришлось мне «колоться». А уж в дивизии у них набрался как цуцик и лбом Т-72 поцарапал, башню… Изнутри…
        - Да, у «гловатцев» это правило, нашу кровь так встречать. Традиция, однако, уже древняя - напоить и на танке покатать. Мне тоже пришлось с бабушкой в детстве кататься, хорошо хоть водкой не потчевали и матом не ругались. А папа рядом стоял и смеялся! Он тогда 2-й гвардейской дивизией командовал, а мы в 3-ю приехали.
        Николай Михайлович едва подавил смех, представив бабушку Софью Михайловну в шлемофоне. Немного до столетия своего не дожила, доброй души человек. Рассказывала им часто, как встретила Николая Михайловича в поезде, как поразила их любовь с первого взгляда. Но война - фашистские танки с крестами, небо в дыму, бомбежки и страшная рукопашная схватка у дотов, где генерал сразу семерых гитлеровцев, что наших раненых кололи, в капусту саперной лопаткой изрубил.
        Геройский генерал, что тут скажешь! Бойцы его боготворят до сих пор в этом корпусе, где собраны все три дивизии. «Гловатцами» себя именуют, а саперная лопатка у них вроде фамильного меча для самурая, владеют ей на уровне мастеров - самое нешуточное наказание - лишить права на ношение МПЛ-50. И матерятся отчаянно - опять традиция! Инструкции Гловацкого, что до сих пор в армии актуальны, исключительно такой речью написаны.
        От этой любви в 1942 году родился у бабушки сын, которого назвали Колей, в честь погибшего отца - генерала, Героя Советского Союза. Но вот с фамилией случились нелады - у матери ведь Шверде, а у самого Николая Михайловича законная жена в Ярославле с дочерью. Но все разрешилось быстро - сам «всероссийский староста» Калинин выдал грозную бумагу, и документы на фамилию Гловацкого мигом оформили, как и пенсию. С таким отцом была будущему тестю только одна дорога - в Суворовское училище, по стопам бати. Потом молодой лейтенант попал прямиком во 2-ю гвардейскую дивизию, что в начале войны 118-й стрелковой именовалась. Все ступени прошел, от взводного, и через академию в комдивы, а потом и корпусом командовал, генерал-полковником стал. Сейчас на пенсии, живет в Москве, в окружении внуков. Женился он на дочери конструктора Таубина, которого отец чуть ли не из-под расстрельной статьи увел. И удивительное дело - сын знаменитого оружейника женился на дочери Гловацкого, так что все ветви рода сплелись. Софья Михайловна с женой командарма стали подругами на долгие года и внучат вместе пестовали.
        - Софушка ты моя, какая наблюдательная. - Гловацкий обнял жену, их поцелуй затянулся. Наконец супруга снова выскользнула из объятий. И как девчонка показала ему язык.
        - Потерпишь до вечера, а то приезжаешь из командировки аки зверь ненасытный. Я ведь на десять лет тебя моложе, а умаялась уже, дорогой муж, вашим желаниям потакать. С такой страстью мне ведь третья беременность грозить может…
        - Ух ты, я только за! Сколько лет мечтаю! Дочурку хочу!
        - Ни за что! Чином не вышел! Будь ты генералом, я бы решилась - год ведь еще до сорока, а так нет! Так что извольте убрать руки, полковник! Буду тебя кормить с ложечки, как раненного при исполнении долга. И еще ты у меня старенький, скоро пятьдесят стукнет…
        - Да я любого молодого уделаю, я же крап…
        - А я врач и жена! Сиди, кормить сама буду!
        Гловацкий приуныл, наблюдая, как его любимая женщина в коротком халате уходит на кухню. Да уж, свела их судьба. Он ведь из Нижнеудинска, и полный тезка легендарного генерала - только из казаков. Окончил школу и поступил в Новосибирске в командное училище внутренних войск. А на 2-м курсе отправили его вместе с командой в Нижнеудинск - там целую улицу именем генерала назвали. Приехали в город многие с ним воевавшие рядом, в том числе и «крестник» - боец, которого Гловацкий у дотов спас от смерти, немцев порубив. Вот такое к генералу Власьеву прозвище прилипло с легкой руки маршала Ворошилова. И Софья Михайловна была с внучкой Софушкой, девяти лет от роду. Когда узнала, что в строю стоит полный тезка генерала, то сама подошла к нему и заговорила. Он стал отвечать старой женщине, а та смотрела на него изумленными глазами, и упала бы, но курсант успел ее подхватить. Потом узнал причину обморока и удивился - оказывается, он с ней говорил с той же интонацией и манерами, что и легендарный генерал. И сразу же Софья Михайловна упросила, буквально умоляла принять участие в эксперименте. Если бы он знал
тогда, что выйдет! Она подвела его к генералу Власьеву за спину, и Николай громко сказал:
        - Помни, крестник, в военном деле мелочей не бывает!
        Старый генерал чуть ли не подпрыгнул, лихо развернулся, словно стал младшим лейтенантом, и отчеканил:
        - Так точно, товарищ командарм! Мелочей не бывает!
        А потом, разглядев, кто ему так сказал, чуть ли не врукопашную с матом кинулся - спасла Софья Михайловна. А закончилось тем, что старик Власьев подарил легендарную лопатку генерала и упоил до невменяемого состояния, смотря при этом восхищенными глазами и слушая с открытым ртом, как и бабушка. Да, бабушка, ибо маленькая Софа забралась к нему на коленки и при всех объявила, что выйдет за него замуж. Все тут посмеялись, кроме бабушки - она единственная знала, какой является ее внучка. И пошел через девять лет капитан Гловацкий под венец с этой своенравной особой, что влюбила его в себя после долгой переписки и свиданий в каникулы, со временем превратившись в очаровательную девушку.
        - Так, садитесь кушать, мой повелитель! Да, кстати, вы их угомонили?! Все мирно живут, а эти как кошка с собакою!
        Гловацкий скривил губы - когда Союз принял иное наполнение, как социалистический блок, то было принято совместное решение о праве всех народов на культурную автономию в рамках союзного договора, а если страна выйдет из него, то и народы, ее населяющие, имеют право на отделение - оставаясь в Союзе. А потом в действие вступил «план Вознесенского» - все страны Союза имеют право на льготное пользование недрами соседей, если задумают уходить, то должны оплатить за все время пользования полную цену. Учитывая национальный состав иных государств, то резона выходить не было никакого, что и показал общий референдум 20 лет тому назад - 96 % высказались за сохранение СНД. Еще бы - Литва решила выйти, а тут хлоп - уплата 230 млн червонцев, плюс большая часть Виленского и Мемельского округов отходит России. Или Чехословакия - тогда ее ждет потеря Судет, что отойдут ГДР, там ведь сплошь немцы живут, которых Сталин запретил выселять. И полный распад - Словакия в Союзе останется, ибо потеряет Закарпатскую Русь. План отличный - «федерализация»!
        И долговечный - никаких конфликтов, открытые границы, фактически дружба народов. Сильнейший блок в мире, с учетом стран социалистической ориентации - на всех континентах, кроме Австралии и Антарктиды. Войны уже не будет, политика «разрядки» и подписание договоров ОСВ перевели «холодную войну» в экономическое соперничество. И тут комбинированная экономика Союза стала выигрывать, ведь благами наделялись все люди, а не только богатые. В 1950-е годы из Восточной Германии уезжали в Западную, а сейчас наоборот. Создан Германский союз - однозначно мир меняется в лучшую сторону. Кроме Польши…
        - Ты слышал, Гловацкий? Я хочу знать, почему правоохранительные органы всего Союза Народных Демократий должны наводить порядок в том бардаке! Прости уж за столь грубое слово!
        - А хрен поймет этих ляхов и униатов, которые своих бандеровцев почитают. Как хорошо, что Сталин вернул в сорок пятом их Польше, взяв целиком Восточную Пруссию и Померанию в виде компенсации. Отличные немецкие парни, сейчас у них никакого снобизма, самые лучшие труженики и солдаты. А эти паны, что те, что другие - уже совсем свихнулись на своей исключительности. И не могут при этом жить друг без друга - платить-то не хочется! Вот и дерутся между собою - а мы разнимай. И стреляют, сволочи, с войны оружие припрятали. Когда же они ее закончат?! Сколько можно?!
        Пронзительный звонок заставил Гловацкого подняться с дивана - он прошел в коридор и открыл дверь. На площадке стоял офицер в краповом берете, с красной повязкой оперативного дежурного.
        - Товарищ полковник! Пакет из министерства!
        - Давай сюда. - Гловацкий оторвал «сопроводилку», расписался ручкой, что протянул капитан, поставил дату и время. Офицер четко козырнул и стал спускаться по лестнице вниз. Полковник зашел в комнату, Софья, увидев, что у него в руках, понимающе кивнула и ушла на кухню.
        - Эх, второй день дома, опять ребят поднимать придется, - Гловацкий разрезал пакет, вытащил два листа. На первом стоял гриф - серьезная бумага гласила о развертывании Восточно-Сибирского ОМОНа с полка в бригаду, с перечнем мероприятий. Посмотрев на сроки, загрустил - хана отпуску, штаб станет родным домом на пару месяцев. С женой придется видеться как в курсантской юности - раз в неделю на час. Зато в должности «скаканул», а ведь до заветных погон шаг останется сделать - ой, как хорошо!
        - Твою мать, - мысленно сплюнул Николай Михайлович и стал читать второй лист, не веря собственным глазам, что вылавливали значимые слова - «за отличное выполнение приказов командования», «командира бригады», «присвоить», «генерал-майор».
        - Что там, Коленька?
        Гловацкий молча отдал жене второй листок, спрятав первый в пакет. Софья прочитала, и ее глаза округлились:
        - Ты теперь генерал?
        - Пока нет, лапушка! Вылетать в Москву нужно ночью, Председателю Президиума завтра в полдень представляться по этому случаю!
        - Ох, радость ты моя, - нежно пропела Софья, - теперь ты генерал! Ох и горюшко…
        - Ты что, девонька?
        - Старший сын без пяти минут лейтенант, младший Суворовское в этом году закончит, одни живем, грустно. Придется дочурку тебе рожать, - Софья хитро улыбнулась. - Хочешь? Я слово свое сдержу!
        - Любовь моя… Софушка…
        Гловацкие крепко обнялись и стали нежно целоваться, короткий халат скользнул с плеч жены и упал на диван - жизнь ведь продолжается!
        Олха. 2018 -2020