Сохранить .
Гвардеец Николай Романов
        Избранник #1
«Избранник», новый цикл Николая Романова, рассказывает о человеке, который призван судьбой изменить Галактику, поделенную когда-то между выходцами со Старой Земли.
        Но в романе «Гвардеец» он еще ничего не знает о своем предназначении и пока только учится любить и убивать.
        Николай Романов
        Гвардеец
        (Избранник - 1)
        Светлане, потому что это ее жизнь
        Когда незнающий избранник
        Свой путь во мгле пустой найдет,
        Дотоле незабвенный странник
        В страну забвения уйдет.
        О. Приданников
        Гвардеец дает присягу на верность Отчизне.
        Он остается верен данной присяге до конца.
        Из морального кодекса РОСОГБАК
        Пролог
        - Какое сегодня удивительное небо! - сказала мама. - Жалко, папа не смог с нами выбраться!
        Миркин оторвал взгляд от песчаной дорожки, по которой они двигались (в песке оставались круглые ямки - следы маминых каблуков), поднял голову и посмотрел - сначала на маму, а потом еще выше. Ничего удивительного там не было. Голубое и белое, небо и облака, и точки летящих куда-то птиц…
        А мама продолжала говорить: о том, что когда папа вернется вечером со службы, они пойдут купаться на речку Широкую; о том, что всего через два года Миркин пойдет в школу и как хорошо, что у соседа, старшего лейтенанта Спиридонова дяди Толи, Женечка, дочка - Миркинова ровесница, и раз их будет двое, первоклашек, то школьному глайдеру поневоле придется залетать на нашу улицу; о том, что завтра суббота и не папина очередь нести по графику боевое дежурство, и можно будет слетать в город Сосновоборск в детский парк культуры и отдыха…
        Миркин вспомнил, что еще совсем недавно он иначе представлял себе, как именно папа несет по графику боевое дежурство. График был очень похож на замощенный плиткой уличный тротуар, а боевое дежурство - на черный чемоданчик, с которым папа ходил на службу, и нес он это боевое дежурство в вытянутой правой руке, печатая строевой шаг, а когда надо было поздороваться с кем-то из встречных друзей, то перекладывал в левую…
        Теперь, правда, Миркин знал, что боевое дежурство - вовсе не чемоданчик, и несут его не в руке. Нести боевое дежурство означает сидеть наготове возле огромных пушек, которые защищают всю планету от врага, чтобы успеть в него выстрелить, потому что если не сидеть возле них, то надо будет к ним бежать, а пока бежишь, враг может сделать свое черное дело. Он очень быстрый и коварный, враг этот… Потому офицеры и солдаты и сидят на боевом дежурстве. Как на диване в гостиной… А называются они сложным словом «артиллеристы»!
        - Там, помимо карусели, есть качели и разные другие аттракционы, - сказала мама. - Мы покачаемся, покатаемся, постреляем в тире. Помнишь, как в прошлый раз катались на карусели?
        Миркин помнил. Такое трудно забыть. Как про боевое дежурство… Под ним была настоящая лошадь - правда, не живая, - и мимо проносились и мама, и папа, и другие люди, и их дети, боящиеся сесть на каруселю. А когда катание закончилось и он спустился на землю, папа улыбнулся и сказал: «У тебя хороший вестибулярный аппарат, Миркин»…
        - У меня холосый вестибулялный аппалат, плавда, мама? - проговорил Миркин.
        - Да, - мама погладила его по голове. - У тебя очень хороший вестибулярный аппарат.
        Миркин снова посмотрел на нее. Мама у него была красивая, не то что тетя Валя Спиридонова, про которую сам дядя Толя, пьяный, как-то сказал: «Мой любимый крокодил…» Хотя на крокодила тетя Валя совсем была не похожа - она была не зеленая, у нее были человеческие зубы и не было хвоста…
        - А что такое вестибулялный аппалат, мама?
        - Это… - Мама подняла правую руку, пошевелила пальцами. Будто на карусели лошадка ножками. - Это у человека есть такое свойство… - Она опять пошевелила пальцами-ножками.
        И тут за спиной завыла сирена. Мама резко остановилась и повернулась в сторону городка. Сирена продолжала выть, голос ее становился все громче и пронзительнее. Миркину сделалось страшно, и он схватился за мамину юбку.
        - Внимание! - сказал кто-то. - Внимание, боевая тревога!
        Миркин не сразу сообразил, что это проснулся браслет на маминой левой руке. Когда придет время идти в школу, такая штучка появится и у него, Миркина…
        - Личному составу прибыть на места согласно боевому расписанию, - продолжал браслет. - Населению военного городка - немедленно в укрытия!
        Мама схватила Миркина на руки.
        - Дьявольщина! - крикнула она. - Слишком далеко бежать! Неужели проспали, сволочи?
        Покрутившись на месте, она все-таки побежала, а Миркин, подпрыгивая у нее на руках, снова смотрел в небо.
        Небо было все то же - голубое с белым, и по нему летали точки-птицы, - но Миркину казалось, что там, в голубой глубине, за белыми облаками, что-то есть, там скрывается коварный враг, которого Миркин представлял себе в виде плохого дядьки, безусого, нестриженого и в нательном белье, потому что дядька, одетый в мундир или китель, никак не мог быть плохим. Тем более если у него усы, как у папы или дяди Толи Спиридонова…
        Вдали что-то грозно и громко загудело, и это гудение заставило маму ускорить шаги. Теперь они бежали не по дорожке, а прямо по траве. Шея у мамы стала мокрая-мокрая, а платье - сырое, и Миркин понял, что ей тяжело, и хотел уже сказать: «Мама, давай я сам побегу» - но тут гудение оборвалось, и что-то тяжело-тяжело ухнуло, и земля содрогнулась под ними, и мама споткнулась, каким-то образом умудрившись упасть так, что Миркину ничуть не было больно. Хотя, ему и не могло быть больно, потому что под ним была мамина грудь, а она никогда не делала больно. Потом мама сняла его с себя, положила на землю рядом и легла сверху, но так, чтобы не придавить.
        И снова ухнуло, и снова содрогнулась земля.
        И так несколько раз. Миркин умел считать до пяти, но ухало больше.
        Потом все затихло.
        - Ты лежи, - сказала мама, освобождая Миркина. - Хоть ударная волна и мимо идет, но лучше лежать.
        И он послушался, только перевернулся на спину.
        В небе сверкали серебряные звездочки, они были красивые, и звездочек было так много, что их бы не пересчитал и папа…
        - Класивые, - сказал Миркин.
        - Что? - ответила мама не своим голосом. Она сидела рядом с Миркиным и смотрела на браслет.
        - Звездочки класивые. В небе.
        Мама подняла голову. Лицо ее стало грустным-грустным.
        - Это защитное поле врага. Боже, как близко…
        - И папина пушка не может попасть в него?
        - Да!.. Черт, что же делать?
        - А ты позвони папе, - посоветовал Миркин.
        - Не могу. Боевая тревога. Доступ со штатских говорильников к военным заблокирован. Что же делать?
        Снова тяжело ухнуло, так что содрогнулась земля, и опять в небе засверкали серебряные звездочки.
        - Надо бежать домой, - сказала мама. - Туфли прочь! Вставай, Остромир! Тут мы больше все равно ничего не вылежим.
        Мама поднялась на ноги, скинула туфли, отряхнула платье и протянула к Миркину руку, но тут на месте звездочек зажегся яркий огонь и устремился к Миркину, и он зажмурился. А потом бабахнуло, и земля содрогнулась так, что мама упала прямо на Миркина, больно прижав его к траве.
        - Лежи, не шевелись!
        - Ты же меня задавишь, - пропыхтел Миркин.
        - Не задавлю.
        И снова бабахнуло. И опять, и опять, и вот уже над Миркиным и мамой пронесся порыв горячего ветра…
        - Остронаведенным бьют, - сказала мама, таким голосом, что Миркину захотелось заплакать. - Не по площадям…
        И Миркин заплакал.
        Потом он помнил только отдельные картины.
        Мама бежит куда-то, держа его на руках… Снова бабахает, и проносится над их головами горячий ветер… И Миркин понимает, что на карусели завтра они уже не покатаются… Уже давно бабахать перестало, но они продолжают бежать… «Мы домой?» - спрашивает Миркин… «Нет, - говорит мама. - Там теперь опасно»… Вот мама снова несет его на руках, и снова они падают, и опять Миркину не больно… «Черт, нога! - кричит мама не своим голосом, и Миркин вдруг вспоминает, что говорить таким голосом называется «стонать»… Мама ковыляет, держась за палку, а Миркин идет рядом с нею, и ему хочется только одного - лечь и заснуть, потому что вокруг уже темнеет… Они спят, и Миркин просыпается и слышит, что мама стонет… Он снова просыпается, теперь уже вместе с мамой, потому что откуда-то доносится свист… Вокруг светло.
        - Черт, - стонет мама. - Глайдер.
        - Это папа нас нашел, - говорит Миркин.
        - Нет, это не папа. Это враги.
        - Тогда давай сплячемся. Папа говолил, когда влаги надо замас… замасликоваться.
        - Бесполезно, - стонет мама. - У них есть сканеры… Ладно, другого выхода уже нет. Сейчас замаскируемся!
        Она достает из сумочки маленькую серебристую штучку, ковыляет к большому толстому дереву и кладет штучку на траву возле него.
        - Иди сюда, - стонет мама. Миркин подбегает к ней.
        - Встань рядом с этой коробочкой. Миркин послушно делает то, что она говорит. Мама наклоняется к нему и целует.
        - Прости меня, Остромир! Это все, что я мигу для тебя сделать. - Она наклоняется и касается пальцем коробочки. - Прости! И прощай! - Она ковыляет прочь.
        Миркин не понимает, почему она прощается с ним, и хочет кинуться следом, но что-то невидимое отталкивает его, и ему остается только кричать: «Мама, подожди!» Но она не оборачивается, она ковыляет прочь, босая, опираясь на поднятую с земли ветку. А потом сверху падает тень, и прямо перед мамой на землю опускается глайдер. Из него выскакивают люди, держа в руках оружие. Миркин знает, что это оружие, которое папа и его друзья называют гасильником. У людей на лице маски, как на новогоднем маскараде, и люди эти плохие, потому что они наставляют гасильники на маму.
        - Эй, вы! - кричит Миркин. - Сколо плилетит мой папа и убьет вас!
        Но они не слышат. Они берут маму в кольцо.
        - А вот и госпожа Приданникова, собственной персоной!
        - Вы ошиблись, господа, - говорит мама спокойным голосом, но Миркин чувствует, как ей сейчас больно. Просто она не хочет, чтобы эти люди знали об ее боли.
        - Нет, мадамочка, мы не ошиблись. - К маме подходит дядька без гасильника, в руках его какой-то приборчик, похожий на артиллерийский тестер-наводчик, который Миркину показывал папа. - Сканер совершенно определенно говорит, что это вы. Его не проведешь… А где щенок?
        - Я тут одна.
        - Неправда! - Дядька размахивается и бьет маму по лицу.
        Мама надает на землю.
        - Сколо плилетит мой папа и убьет вас! - кричит Миркин, но его не слышат.
        - Сканер с корабля показывал, что здесь было два человека, и не говорите мне, что с вами тут находился любовник.
        - У меня нет любовника, - говорит мама, поднимаясь, - я офицерская жена.
        - Вы теперь офицерская вдова, сударыня. Останки господина Приданникова, те, что не сгорели, вплавлены в развалины укрепленной огневой точки.
        - Все равно, - мама выпрямляется, и теперь становится видно, как ей больно. Ее надо не расспрашивать, а немедленно везти в лазарет, к врачу.
        Хотя это ведь называется иначе. Враги не расспрашивают - враги допрашивают. Так говорит папа.
        - Все равно я одна.
        - Она наверняка спрятала его в бокс-обезьянник, - говорит второй дядька. - Наш сканер его не распознаёт.
        - Мадамочка, вы знаете, что такое пытки? Я вот сейчас возьму гасильник и поджарю вашу левую ручку. И станет она, такая красивая, обугленной культей.
        - Бесполезно, - говорит мама. - Я вырублюсь от болевого шока, и вы ничего не узнаете.
        Подходит третий дядька:
        - Срочное сообщение от первого. Немедленная эвакуация, нас уже ждут. В системе Сверкающей только что нарисовался росский корабль, большой крейсер. А с ним транспорт с «росомахами».
        Главный дядька смотрит на маму:
        - Ну и черт с тобой! Все равно ублюдок сдохнет, запертый в обезьяннике. Выпустить его будет некому, потому что ты полетишь с нами.
        - Не полечу, - говорит мама. - Здесь мой муж, здесь мой сын. И я останусь здесь.
        - Полетишь, бл… дища! Еще как полетишь! - Дядька вытаскивает из кобуры на поясе странного вида пистолет, совсем не похожий на тот, что носит папа.
        Миркин вдруг понимает, что сейчас произойдет, и снова начинает кричать.
        Его никто не слышит. Из дула дядькиного пистолета вылетает молния, и мама, странно выгнув спину, валится на траву. Голые грязные пятки неподвижны…
        Миркин заходится в крике.
        А когда замолкает, мамино тело грузят в люк глайдера.
        - Хоть что-то заработаем, - говорит главный дядька. - Эх, было бы хоть немного времени… Прочесали бы окрестности. На обезьянник можно наткнуться ощупью.
        - Времени - только ноги унести. «Росомахи» же наверняка за ними идут. Лучше уж без денег остаться, чем без головы. Все равно щенок сдохнет.
        - Да, но без трупа нам не заплатят ничего, только за нее… Впрочем, ты прав. Грузимся!
        Дядьки бегут к люку, а потом глайдер взлетает, накрыв поляну своей тенью. Тень тут же исчезает, но на Миркина падает темнота, и он даже не успевает понять, что это мрак беспамятства…
        Часть первая

«СУВОРОВСКАЯ КУПЕЛЬ»
        Глава первая
        Девушка вошла, едва отбили вторые склянки к приему пищи. Она была очень и очень миленькая.
        Не красавица, конечно, как принцесса Яна, единственная дочь Великого князя Владимира, но очень даже вполне себе: вьющиеся каштановые волосы, густые брови - наверняка не обошлось без биокосметических средств, - чуть раскосые глаза, выдающие даже сквозь десятки поколений, что в роду не обошлось без малой толики азиатской крови; острый подбородок, с маленькой ямочкой; изящный носик; узкая талия; высокая грудь, к которой так и липли мужские взгляды… Да, весьма миленькая девчоночка. И определенно не старше Осетра, ну разве на год-два. К тому же, когда он глянул на нее во второй раз, появилось ощущение, что где-то он ее уже видел…
        Почему она выбрала именно его столик, Осетр понятия не имел - в кают-компании, когда девушка вошла, было полным-полно свободных мест. «Дорадо» же не военный корабль, где весь свободный от вахты экипаж «приступает к приему пищи» секунда в секунду и в одном помещении… Впрочем, нет, имел Осетр понятие, еще как имел - широкие плечи, затянутые в иссиня-черный форменный китель «росомах», даже без звездочек на погонах, производят на женщин сексуально-притягательное впечатление. Об этом десятки фильмов сняты, и далеко не все они врут!
        На незнакомке было голубое обтягивающее платье, открывающее до середины бедра стройные ножки, и перед Осетром тут же промелькнули несколько весьма смелых картинок, в которых эти ножки были оголены несколько больше, но прежде девушки к столу подошла мегера лет сорока, одарившая смельчака таким взглядом, что картинки тут же попрятались в окопчик полного роста.
        Мегера была совсем не похожа на девушку: толстая клуша, рыжеволосая, с круглым лицом, на котором выделялся нос картошкой.
        - У вас свободно? - спросила девушка. Голос у нее оказался глубокий и звучный, скорее он подошел бы, на взгляд Осетра, мегере, если бы той мог подойти хоть какой-нибудь голос женских тембров.
        - Да, конечно! - Осетр встал и дернул вниз-вверх головой в уставном приветствии, предназначаемом штатским. - Разрешите представиться, кадет Остромир Приданников. Следую на Дивноморье в краткосрочный отпуск по окончании учебы.
        - Яна! - Девушка сделала книксен, и Осетр сразу понял, что она не из простонародья. - А это, - Яна сделала изящное движение рукой в сторону мегеры, - няня Аня. Мы тоже летим отдыхать на Дивноморье. На Ривьеру… Вы не будете против, если мы присядем тут с вами?
        Будет ли он против? Ну и вопрос!
        - Разумеется, разумеется… - Осетр попытался вспомнить, дозволяют ли правила хорошего тона помочь незнакомой женщине сесть, отодвинув для нее стул, но пока он копался в кладовых своей памяти, стряхивая пыль с подходящих моменту знаний, девушка уже угнездилась за столом самостоятельно.
        Мегера немедленно последовала ее примеру, и, как ни удивительно, ее движения оказались не менее ловкими. Но вот изящными он бы их не назвал.
        - Очень приятно! - запоздало сказал Осетр. Девушка прыснула в кулачок, и мегера посмотрела на нее с плохо скрытым неудовольствием.
        - У вас имя как у дочери Великого князя Владимира. - Осетр не нашел другого начала разговора и почувствовал себя кретин кретином. - Как у принцессы Яны.
        Девушка снова прыснула:
        - Ну я-то до принцессы не доросла… Интересный витраж! - Она смотрела на огромную картину, украшавшую стену кают-компании, прямо напротив входа. - Почему на нем изображена золотая рыбка?
        - Дорадо - латинское название созвездия Золотая Рыба, - пояснил Осетр. - Наверное, у экипажа нашего судна это нечто вроде тотемного знака.
        - Смешно, - сказала девушка, но смеяться на сей раз не стала. - А вам дозволяется рассказывать незнакомым людям, куда именно вы следуете?
        Рыжая мегера снова посмотрела на подопечную с откровенным неудовольствием, но промолчала.
        - Если в отпуск, то дозволяется, - сказал Осетр. - К тому же вполне может статься, что, с целью неукоснительного соблюдения режима секретности, я ввел вас в заблуждение. - Он подмигнул, и Яна снова засмеялась.
        - Душа моя, - подала наконец голос мегера Аня, - ты же в обществе находишься. Девушке твоего уровня не пристало вести себя словно какой-то официантке.
        Голос у рыжей оказался на удивление звонким.
        Осетру пришло в голову, что этим дамам стоило бы поменяться тембрами. От такой перемены они бы только выиграли: Яне прибавилось бы прелести, а мегере - внушительности.
        - Ай брось, няня! Мы же, в конце концов, не на великосветском приеме! Правда? - Девушка повернулась к Осетру, в глазах ее плясали чертики. Они были настолько заразительны, что и Осетр позволил себе некоторую вольность.
        - А вы не замечали, какие у вас с няней интересные имена?
        - И чем же они интересны? - спросила девушка с простодушным видом.
        - Они - перевертыши… - Осетр четырежды рубанул указательным пальцем воздух, обозначая ритм: - А-ня!.. Я-на!..
        Девушка снова рассмеялась:
        - Это называется «палиндром»… Но на самом деле я - Татьяна. Просто папа меня с самого детства прозвал Яной… А за что вам дали отпуск, если не секрет?
        Осетр немедленно задрал нос:
        - За успехи в учебе и боевой подготовке. Все выпускные экзамены и зачеты на отлично сдал.
        - И «суворовскую купель»?
        - Нет, она мне еще предстоит - после возвращения из отпуска. А откуда вам известно о «суворовской купели»?
        - А у меня папа школу «росомах» заканчивал. Он и рассказывал.
        Осетр подумал, что болтушка немедленно примется расписывать незабвенные подвиги папиной молодости, но тут Яна поймала взгляд мегеры и немедленно прикусила язычок.
        К столу подошел лощеный официант, сияющий приветливой улыбкой, принес меню, отпечатанные на бежевом папире. Выглядели меню весьма внушительно. Как и все вокруг.
        Нет, Осетру на «Дорадо» все больше и больше нравилось. С транспортом, по крайней мере, повезло, а дальше видно будет…
        Транссистемник отвалил от центрального орбитального вокзала Нового Санкт-Петербурга всего два часа назад. А уже через четыре, убравшись подальше от оживленных окрестностей звезды, носящей по Общему галактическому каталогу номер
335748 (среди обычных людей более известной под именем Чудотворная; а в просторечье и вовсе Чудо), туда, где начало прыжка не сорвет с околозвездной орбиты ничего крупнее мелкого астероида, должен был, как раньше говорили, лечь на курс к Дивноморью. Правда, на пути к модному в пределах всей страны курорту транссистемник должен был заскочить в какую-то дыру (Осетр даже не запомнил названия тамошней звезды, да оно его не очень-то и занимало), но крюк, как следовало из объяснений агента турфирмы, был небольшой, а в дыры тоже иногда требуется залетать - во-первых, и там люди живут. А во-вторых, технология нынешних космических путешествий такова, что иной крюк короче прямой траектории.
        - После обеда обещали показать новый фильм, - сказала Яна, быстро просматривая меню. - Вы не собираетесь на него?
        - Душа моя, - вновь подала голос мегера Аня, - мне кажется, вы надоедаете офицеру.
        Наверное, ее беспокоило, что чересчур оживленный разговор воспитанницы с молодым человеком может скомпрометировать подопечную…
        Дура рыжая! Как будто разговоры за обеденным столом могут скомпрометировать того, кто летит на модный курорт! Да ведь там люди друг перед другом в купальных костюмах гоголем ходят!

«Офицер» принялся в свою очередь знакомиться с меню, бросая исподтишка короткие взгляды на девушку. Та перелистывала странички легко и непринужденно, было видно, что ей не раз доводилось общаться с официантами. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что Осетр в такой ситуации едва ли не впервые? В школьной столовой официанты те же, что и дневальные в казарме. То есть ты сам и твои школьные товарищи, по очереди, как положено, сегодня ты в наряде, завтра - Беляй Капустин…
        - Хочу блинов с икрой и сливочным маслом, - сказала Яна. - Почему в меню нет блинов?
        Лоб девушки пересекла капризная морщинка. Няня Аня растерянно посмотрела на официанта, но лощеный лишь развел руками.
        - Душа моя, я же тебе говорила еще дома, что на этом корабле кавказская кухня. Давай возьмем лобио. И не морщись так, я тебя умоляю!
        - Я не хочу фасоли. - Голос Яны прозвучал еще более капризно. - Я хочу блинов с икрой и маслом.
        На Осетра вдруг накатило раздражение.
        Все они такие, эти маменькино-папенькины детки. Коли в голову что вошло, разбейся, но выполни. Пусть даже для этого надо заказать сверхскоростной курьер, который только и способен догнать транссистемник на маршруте! И совсем не важно, что сверхскоростные курьеры перевозят лишь почту государя-императора, которую не доверишь хи-волнам, распространяющимся в гиперпространстве!.. Вынь да положь! Да, вот уж достанется кому-то женушка!
        - А я бы, пожалуй, съел лобио, - сказал он, не столько потому что действительно испытывал священный кулинарный трепет перед фасолью и блюдами из нее, сколько решив пойти наперекор этой смазливой пустышке.
        - Вот видишь, душа моя, - сказала няня Аня. - Офицер не станет кушать невкусное. Давай, и мы возьмем лобио.
        Вот ей-то точно надо было есть не блины, а овощи. Глядишь, весу сбавится… И вообще, сейчас начнется: ложечку - за папу, ложечку - за маму, ложечку - за соседа-офицера…
        Девушка испытывающе посмотрела на няню - будто пыталась понять, в чем ее хотят обмануть, - потом перевела взгляд на Осетра. И вдруг снова улыбнулась:
        - Ладно, давайте ваше лобио.
        От этой улыбки все раздражение у «офицера» словно ветром сдуло. И в самом деле, чего это ему в голову взбрело! Не такая уж она и капризуля!.. И не пустышка совсем! И вообще «росомахи» не раздражаются, даже на врага! Тем более - на симпатичных женщин! Мы - гвардейцы, и этим все сказано!
        К лобио дамы заказали лепешки-лаваши и кувшинчик, наполненный розового цвета жидкостью - шербетом, как тут же выяснилось. А Осетр попросил обыкновенного ржаного хлеба и в придачу блюдо под названием «долма», потому что понятия не имел, что это за штука - в школьной столовой такое не готовили. Сейчас его могла остановить только цена, но ту, что стояла в меню, отпускные, выданные школьным казначеем, вполне могли выдержать. Правда, сделав заказ, он тут же подумал, что погорячился, что не стоило бы производить эксперименты над собственным желудком, но поворачивать оглобли назад было уже поздно. Зачем демонстрировать Яне свое незнание? В конце концов, вряд ли ему принесут что-либо совсем уж несъедобное. Не во Фрагербритском Союзе находимся, где, как известно, кушают лягушек.
        Долма и в самом деле оказалась вполне съедобной. И даже вкусной. Она отдаленно напоминала голубцы, вот только завернут был фарш вовсе не в капустные листья. Спросить, что это за растение, Осетр постеснялся. Позже справимся через информаторий…
        Яна уписывала лобио так, что за ушами трещало. О блинах она, похоже, давно и думать забыла.
        - Вы мне так и не ответили, - сказала она, покончив с обедом, - пойдете фильм смотреть?
        - А что нам покажут?
        - «Брань и свет». Знаете?
        Осетр кивнул.
        В «Брани» рассказывалось о гипотетической войне, начавшейся с вероломного нападения Фрагербритского Союза на родную империю и направленной на аннексию центрального отрезка Третьего галактического рукава с парой сотен обитаемых миров. Изображение битв между армадами рейдеров императора Наполеона XXV и росскими линкорами захватывало читателя в цепкие лапы безудержного интереса, а если учесть, что в «Брани» была еще и прекрасно выписанная любовная линия между звездным пехотинцем Никитой Болконским и «графинечкой» Людмилой Ростовой, то роман имел обширный успех не только у мужской части Росской империи. И неудивительно, что киношники пожелали создать собственную версию модного произведения современной литературы.
        В школе «Брань и свет» показали в первую же неделю после премьеры, но Осетр был не прочь посмотреть картину еще раз. Тем более что Наташин брат Андрей Ростов, героически отдавший жизнь за освобождение звездной системы ОГК 336564, был
«росомахой»…
        - Душа моя, я полагаю, что офицер вряд ли склонен смотреть такие глупости. - Мегера вновь поедала Яну недовольным взглядом.
        - Отчего же? С удовольствием бы посмотрел!
        - Вот! - Похоже было, что Яна с трудом удержалась от того, чтобы не показать няне язык. - Так присоединяйтесь к нам, Остромир…

«А почему бы и нет? - подумал Осетр. - Почему бы и не провести отпуск в компании молодой симпатичной девушки. Тем более что, находясь в компании с няней, она никак не будет скомпрометирована присутствием будущего «росомахи». Даже если мы будем ходить гоголем друг перед другом. В купальных костюмах…
        - С удовольствием составлю вам компанию!
        Глава вторая
        Когда закончились титры и видеопласт дематериализовался, Яна сказала:
        - Вот ведь как странно! Почему кинокартина чаще всего оказывается хуже романа-первоисточника? Разве это герои? Сплошные штампы! Если Людмила, то обязательно секс-бомба, а «росомаха» - непременно медведь с квадратными плечами.
        На лице девушки было нарисовано откровенное желание поспорить.
        Осетр пожал плечами - у него не было своего мнения, потому что он никогда не задумывался над этим вопросом. Жизнь «росомахи»-кадета занята несколько другими проблемами, среди которых чтение романов и просмотр кинокартин занимают далеко не первое место. Тем не менее желание Яны оказалось небезответным - няня Аня считала, что «Брань и свет» в киношном исполнении ничуть не хуже литературного оригинала, и по этому поводу у мегеры произошла короткая словесная перепалка с воспитанницей, завершившаяся, впрочем, вничью, как всегда и происходит в подобных спорах.
        На спорщиц оглядывались - они покидали демонстрационный зал в толпе, потому что среди пассажиров «Дорадо» оказалось немалое количество желающих насладиться
«Бранью». Все это общество явно состояло из богатых людей, что и не удивительно, ибо на модные курорты Дивноморья какой-нибудь наладчик роботов-садовников, с его доходами, не выберется никогда. И вообще вряд ли покинет пределы родного мира, если только на его планетку не нападет вооруженный до последней палубы капер, промышляющий продажей пленных, захваченных в пиратском рейде. Подпольные рабовладельческие рынки, расположенные в приграничных секторах галактических государств, могли поглотить немалое количество несчастных…
        Судя по всему чужие взгляды и стали той струей воды, что погасила разгорающийся спор - все-таки Яна была не совсем безголовой девицей, чтобы долго привлекать к себе такое людское внимание.
        Сразу после обеда Осетр ощущал в разговоре с нею некоторое неудобство, поскольку не привык к праздным разговорам с молодыми девицами, но постепенно освоился и по ходу фильма то и дело шепотом успокаивал соседку, когда ее пугало происходящее на видеопласте. Мегера, правда, собралась поначалу сесть между молодыми людьми, но Яна и слушать ее не стала. Рыжая была схвачена, скручена и усажена между подопечной и неким толстяком, от которого густо пахло одеколоном.
        Впрочем, все это происходило больше двух часов назад, а теперь того толстяка и след простыл, и даже аромат улетучился. Наверное, фильм ему не понравился, и он ушел во время сеанса. Надо полагать, окажись рядом с ним Яна, он бы досидел до конца…
        Вытекающая из зала толпа вынесла Осетра и его дам в длинный коридор, в который открывались люки всех помещений на этой палубе. Молодой человек, ломающий голову над вопросом, удобно ли будет пригласить Яну с няней выпить что-нибудь безалкогольное, уже решил было, что очень даже удобно, однако тут по коридору разнесся стальной голос интеркома:
        - Вниманию господ пассажиров! Через полчаса «Дорадо» выходит в стартовый сектор прыжка! Капитан судна просит вас разойтись по вашим каютам и следовать имеющимся в каждой каюте инструкциям. Приятного вам отдыха!
        Осетр остановился.
        - Хотел пригласить вас в бар, - сказал он виновато, - но, видать, не судьба.
        - Ну почему же не судьба? - улыбнулась Яна. - После прыжка мы окажемся возле Веры. Полагаю, бары вряд ли будут закрыты.
        На том и порешили. Дамы двинулись к лифтам, ведущим на палубу первого класса, а Осетр отправился палубой ниже, где делил каюту второго класса с неким типом лет сорока пяти - пятидесяти, который при знакомстве представился коммивояжером, направляющимся на Угловку, а имени его молодой человек даже и не запомнил.
        Тут Осетру пришла в голову мысль, что лети этот тип до Дивноморья, можно было бы попытаться свести его с мегерой - они бы как раз подошли друг другу! - и тогда Яна оказалась бы гораздо свободнее, и они бы гораздо приятнее провели время вдвоем, а не в компании с няней. Конечно, до серьезных бы отношений вряд ли дошло, но с такой девушкой и несерьезные…
        Осетр мотнул головой - эти мысли принадлежали не «росомахе», а охочему до женщин богатому бездельнику.
        - Вниманию господ пассажиров! - повторил интерком. - Через двадцать пять минут
«Дорадо» выходит в стартовый сектор прыжка! Капитан судна просит вас разойтись по вашим каютам и следовать имеющимся в каждой каюте инструкциям. Приятного вам отдыха!
        Когда Осетр добрался до своего временного обиталища, попутчик уже находился там. А может, он и вовсе не выходил оттуда. Ведь пообедать можно и за пределами кают-компании - приплати к стоимости выбранных блюд еще десять процентов и трапезничай один, коли людей видеть не желаешь. А коммивояжер, надо полагать, в деньгах вряд ли нуждается, не та профессия…
        Койка-релаксатор, отведенная соседу, была уже включена, а сам он снимал футболку, оголив довольно крепкие плечи. Видать, помимо своих коммивояжерских забот, периодически подкачивался. Впрочем, человек подобного рода занятий, скорее, колеса потребляет, чем мучает себя на тренажерах. Не та профессия…
        - А вы чем торгуете? - спросил Осетр, чтобы хоть как-то начать разговор: ну не играть же с человеком, с которым довелось делить каюту, в молчанку!
        - Грёзогенераторами, - коротко бросил попутчик и отправился в сан-блок.
        - Простите, забыл ваше имя, - сказал ему в спину Осетр.
        - Не забыли, - попутчик и ухом не повел. - Не могли вы его забыть, потому что мы с вами друг другу по имени-отчеству не представлялись. - Коммивояжер вошел в душевую, и перепонка люка хлюпнула, восстанавливаясь.
        Осетр пожал плечами и повернулся к пульту, вмонтированному в изголовье койки-релаксатора. Над пультом висела инструкция, первым пунктом которой значилось: «Вы можете и не включать койку-релаксатор, потому что за десять минут до начала прыжка аппаратура включится сама». А далее следовало: «Однако если вы не займете место в койке-релаксаторе за пять минут до начала прыжка, вас ждет немедленный арест, насильственное прохождение процедуры и судебное преследование по прибытии в пункт назначения. Если же вы хотите занять место в койке-релаксаторе ранее, чем за десять минут до начала прыжка, нажмите зеленую кнопку».
        Судя по тому, что у соседской койки-релаксатора пульт задорно перемигивался разноцветными огоньками, попутчик уже воспользовался последним пунктом инструкции.
        И куда дядька торопится?.. А с другой стороны, душ-то здесь один на двоих, и всякий, кто думает не только о себе, должен вести себя именно так…
        - Вниманию господ пассажиров! - сказал голос в интеркоме. - Через пятнадцать минут
«Дорадо» выходит в стартовый сектор прыжка! Через пять минут включатся ваши койки-релаксаторы, и вам надлежит занять место на их ложе. Не забудьте прежде принять голубую пилюлю, поскольку прыжок при ясном сознании закончится для вас умопомешательством. Нежелательные реакции вашего организма на препарат исключены, поскольку для каждого учтены его медицинские противопоказания. Голубую пилюлю можно получить, открыв голубую крышку на пульте. Там же, под крышкой, находится стаканчик с разбавителем, которым нужно запить пилюлю.
        Чпокнула перепонка люка - попутчик освободил душевую. Он появился в каюте розовый и благоухающий - похоже, успел еще и побриться. Мурлыча нечто малопонятное, подошел к своему релаксатору.
        - Душ свободен, молодой человек.
        Осетр хотел махнуть рукой и брякнуть в ответ что-нибудь легкомысленное, типа
«Микробы прыжку не помешают», но потом подумал, что «росомахе» надлежит быть чистоплотнее какого-то торгаша (чистоплотнее во всех смыслах!).
        - Спасибо.
        - А зовут меня Сергей Петрович Костромин.
        - Очень приятно. Остромир Приданников.
        - Вот и познакомились. - Попутчик полез в шкафчик со своим багажом.
        А Осетр отправился в душ. Стоя под расслабляющими струями, он вспомнил Яну. Наверное, она сейчас вот так же стоит под душем и… Домысливать заманчивую для любого парня картинку он не стал. Нет, все же надо будет продолжить знакомство на Дивноморье, иначе он будет последним дураком. И ребятам про отпуск правды не расскажешь - просто засмеют… Вот только вопрос: окажутся ли они в одном пансионате? Ведь Дивноморская Ривьера насчитывает не одну сотню мест отдыха…
        Когда он вышел из душа - бриться, в отличие от коммивояжера не стал, - попутчик уже устроился на ложе релаксатора, а пульт в изголовье второй койки вовсю перемигивался огоньками. Голубая крышка была открыта, и на выдвинувшемся из пульта крошечном столике стоял стакан с прозрачной жидкостью и лежала пилюля. Стакан коммивояжера уже был пуст, через мгновение он растаял в воздухе, а столик убрался в недра пульта.
        Тут же интерком сообщил господам пассажирам, что до начала прыжка осталось семь минут.
        - Рисковый вы человек, - сказал попутчик. - Тут при опоздании можно крупно погореть.
        - «Росомахи» никогда и никуда не опаздывают, - хвастанул Осетр, приглаживая волосы.
        - Ну-ну, - отозвался дядька. - Похвальная привычка. В особенности для коммивояжера, если он…
        Последние два слова он произнес уже заплетающим языком, и Осетр так и не узнал, что именно «если он».
        Пора было глотать пилюлю, опустошать стакан и укладываться, что он и проделал. А когда начал проваливаться в набегающую тьму, еще раз вспомнил Яну. Но подумать про будущую встречу уже не успел.
        Глава третья
        С мыслью о ней он проснулся. С мыслью о будущей встрече и со зверским чувством голода. Об этой стороне воздействия релаксатора на человеческий организм знали все - и те, кому случилось путешествовать по Галактике, и те, кому пережить такое путешествие не доведется никогда.
        И потому через полчаса всех пассажиров ждал плотный завтрак - даже тех, кому через два часа покидать борт «Дорадо» и высаживаться на «планету дальнейшего пребывания».
        Попутчик уже встал - сквозь перепонку, прикрывающую вход в душевую, доносилась
«Песенка шута» из последней экранизации «Ивана Васильевича».
        По ногам бегали мурашки. Осетр потянулся, не вылезая из релаксатора, сделал упражнение «велосипед», хорошо разгоняющее кровь после сна. Оттолкнулся руками от лежака и выпрыгнул на пол. Как пантера… Нет, как «росомаха»!
        Два часа полета до «дыры», пересадка на местный шаттл тех, кто в эту дыру стремился, еще два часа в обычном пространстве - и новый прыжок, на этот раз уже к Дивноморью. Скука-с, дамы и господа!
        Одна радость - за завтраком он встретится с Яной, и этой радости даже мегера не сможет помешать.
        Чпокнула перепонка, и в каюте появился попутчик. Как и совсем недавно (недавно ли? , он был розовощек и благоухающ. Не слишком густые волосы его были аккуратно причесаны. Вот ведь дядька! Следит за внешним видом вовсе не потому, что того требует устав внутренней службы.
        - С добрым утром, молодой человек!
        - Здравия желаю, Сергей Петрович! - отозвался Осетр. И отправился в душевую, к новым мыслям о Яне.
        Когда он вернулся, попутчик, уже одетый в черный костюм-тройку, белую рубашку и с пижонским галстуком-бабочкой, стоял перед зеркалом. Левый карман его пиджака украшал белоснежный платочек.
        Да, еще как следит дядька за своим внешним видом! Впрочем, подобным старым пердунам ничего другого и не остается. Девушки их не любят, а бабушки им самим не интересны…
        - Я двигаюсь в кают-компанию, - объявил попутчик, отходя от зеркала. - Есть хочется - спасу нет.
        - Послерелаксационный синдром, - попытался объяснить Осетр, но дядьки уже и след простыл.
        Только чпокнула перепонка люка.
        - Вниманию господ пассажиров, - объявил интерком. - Приглашаем вас на завтрак. Кают-компании откроются через десять минут.
        Времени было вагон и маленькая тележка. Десять минут!.. Для того, кто едва ли не каждый день выполняет команду «Казарма, сорок пять секунд - подъем!», десять минут - это сродни вечности.
        Когда Осетр подошел с дверям в кают-компанию, толпа оголодавших пассажиров только-только начала втягиваться внутрь.
        Попутчик помахал Осетру рукой с дальнего края кают-компании, но молодой человек сделал вид, что не заметил приглашающего жеста.
        Стол, за которым он сидел в последний раз с Яной и мегерой Аней, был еще свободен - дамы задерживались. Правда, стоило Осетру сесть, как к нему приблизился некто патлатый и небритый в куртке без застежек:
        - У вас свободно?
        - Простите, занято! - отрезал Осетр. - Сейчас за этот стол сядут.
        Патлатый немедленно убрался. Честно говоря, Осетр сказал бы такому «Занято», даже если бы не ждал Яну с мегерой. Не любил он подобных типов. У тех, у кого не причесаны волосы и не застегнута одежда, обычно и в мыслях бардак, а ни один
«росомаха» бардака не терпит. На том стояла, стоит и будет стоять любая боеспособная армия. Правда, патлатый мог оказаться каким-нибудь художником, а у них бардак в волосах вовсе не тождествен бардаку в мыслях, наоборот…
        Тут в кают-компании появилась Яна, и Осетр тут же забыл о патлатых художниках.

«Яна… - прошептал он мысленно. - Яна! Яночка!»
        Удивительное дело, совсем немного времени прошло с момента их расставания, а сейчас Осетру казалось, будто минуло сто лет. Ладно, пусть не календарных, а световых, и пусть не сто… а сколько там?., но ведь минуло же!
        Он встал, резко дернул головой в приветствии, отставил стул для мегеры (она взглянула на него гораздо благосклоннее, чем при знакомстве), потом для Яны.
        - Вы очень любезны, офицер!
        - А их, наверное, учат любезности, - сказала Яна.
        Судя по тону, она была не в духе. Возможно, поспорила с нянькой, насколько приличной девушке допустимо опаздывать к завтраку после релаксационного дна. А может, ей уже наскучила компания нового знакомого. Кто их, этих великородных барышень, знает!
        - «Росомах» несомненно учат этике светского общения, - сказал Осетр, поскольку не знал, с чего начать разговор. - Хотя в повседневной жизни мы подчиняемся требованиям устава.
        Похоже, Яна и сама поняла, что ее резкость ничем не оправдана.
        - Извините, Остромир! Не знаю, что на меня нашло…
        Поскольку Осетр по-прежнему не знал, что сказать, он только учтиво кивнул головой.
        - А скажите, офицер, - зато мегера сегодня была учтива, - вы откуда родом?
        Наверное, ее за прошедшее с последней встречи время изрядно повоспитывали. Неужели Яна?..
        - Если это не военная тайна, конечно.
        - Нет, не тайна, - сказал Осетр. И зачем-то соврал: - Я родом с Белого Зимовья.
        - А где это?
        - В Приграничье. Рядом с Великим Мерканским Орденом. Около сотни световых лет от кордона.
        - А ваши батюшка и матушка по-прежнему там живут? - спросила мегера.
        - Мои родители погибли.
        - Простите! - Мегера поджала губы. Осетр ответил сдержанным кивком.
        - Мой отец был военным. Служил в дивизии, защищавшей Белое Зимовье. Планетарная артиллерия. На Зимовье напали пираты. Много лет в том районе Галактики свирепствовал тип без гражданства по кличке Джон Сильвер. Меня спас десант
«росомах». Пираты бежали, мою мать они увезли с собой.
        - А почему вы решили, что она непременно погибла? Может, ей удалось уцелеть. Так бывает сплошь и рядом.
        - За нее не попросили выкупа. Пираты обычно похищают людей, чтобы получить за них выкуп. За мою мать не попросили. Правда, у нее не было родственников… А все родственники отца жили там же, на Белом Зимовье, и тоже погибли.
        - Ну вот видите, - с воодушевлением сказала мегера. - Пиратам просто не у кого было просить выкуп. А тех, кого не могут выкупить, пираты продают в рабство. Ваша матушка наверняка жива. Трудится на какого-нибудь рабовладельца.
        Эх, если бы это было правдой!..
        Яна лениво ковырялась вилкой в тарелке с омлетом. Ей по-прежнему было наплевать на кадета. Да и на историю его несчастной семьи, надо полагать, тоже. Почему ее должна трогать достаточно распространенная в Приграничье история?
        Впрочем, когда она, отложив вилку, глянула на Осетра сочувственно и сказала:
«Поверьте, мне жаль ваших родителей», оказалось, что ей вовсе и не наплевать. И Осетр был ей за это благодарен, что, слегка запинаясь от смущения, и выразил.
        - «Росомахи» взяли вас к себе? - спросила мегера.
        - Да. Куда им еще было меня девать? И слава богу, потому что иначе я бы, скорее всего, не выжил. Как я теперь понимаю, на Белом Зимовье после нападения жизнь налаживать было чрезвычайно трудно.
        - У меня папа тоже учился в школе «росомах», - задумчиво сказала Яна, словно забыла, что уже говорила об этом вчера.
        Мегера (впрочем, почему мегера? Сегодня она ни в малой степени не походила на женщину с таким характером) … няня Аня строго-предупреждающе глянула на воспитанницу, но та и сама больше ни словом не обмолвилась.
        Обед продолжался тем же чередом. Няня расспрашивала Осетра о его жизни; кадет рассказывал то, что можно было рассказать (и больше не врал, просто отвечал: «Об этом я не должен говорить»); Яна в задумчивости ковырялась вилкой в тарелке.
        А потом интерком объявил:
        - Внимание! Господ пассажиров, следующих до Угловки, просим не задерживаться с завтраком. Стыковка с шаттлом через полчаса, отправление шаттла в десять часов по судовому времени. Посадка на шаттл с палубы Б через основной выход номер два. Стюарды проводят вас.
        - Интересно, - сказала няня Аня. - Много ли преступников везет наш корабль?
        - Преступников? - непонимающе уставился на нее Осетр.
        И вдруг сообразил: ведь Угловку в просторечье называют Крестами. Здесь расположен центральный имперский лагерь отбывающих наказание преступников. Собственно, вся планета и представляет собой лагерь.
        - Их тоже будут пересаживать на шаттл с палубы Б? - продолжала толстуха. - Не хотелось бы мне оказаться с ними рядом!
        - Вряд ли, - сказал Осетр. - Думаю, за ними присылают специальный транспорт с охранниками. И высаживают с корабля через грузовую палубу. Они же лишены гражданских прав.
        - А они не вырвутся? - Няня глянула на кадета с тревогой.
        Осетр сдержал улыбку превосходства.
        Эх, женщины, женщины!.. Ясно ведь, что даже если преступники вдруг и взбунтуются, то тут же будут изолированы в своем отсеке. А потом через вентиляцию пустят усыпляющий газ, и привет семье! Впрочем, до преступников наверняка доведены возможные меры противодействия при бунте, и смысла баламутиться им просто нет. Только срок себе набавишь! Вместо одного пожизненного станет два…
        Осетр поделился этими мыслями с дамами. Мегера, пусть и не сразу, но успокоилась. А Яна, похоже, и вовсе думала о чем-то другом, поскольку никак не отреагировала.
        А потом к столу подошел попутчик:
        - Счастливо оставаться, молодой человек, - сказал он. - Я прилетел к месту назначения.
        Он кивнул женщинам и за руку попрощался с Осетром.

«Интересно, - подумал Осетр, когда коммивояжер удалился, - как он тут продает грёзогенераторы, в этой дыре? Можно ли здесь заработать? Был бы торговцем, никогда бы в такое место не сунулся!»
        Впрочем, заключенные тоже люди, и у них имеются потребности, а значит, непременно найдутся люди, желающие на этих потребностях заработать. На этом желании весь деловой мир держится.
        - Это ваш знакомый? - спросила Яна.
        - Нет. Попутчик. Делим с ним каюту. Вернее, делили…
        Няня Аня тут же разразилась целой речью по поводу того, какие бывают попутчики. С некоторыми любо-дорого поговорить, а из иных слова клещами не вытащишь.
        Уж сама-то она к последним явно не относилась…
        Осетр с удовольствием предпочел бы, чтобы она трепалась поменьше. Собрать бы из таких дамочек дивизию да и сбросить к врагу в качестве говорильной бомбы! Заболтают насмерть! В былые времена, когда люди говорили на разных языках, такое оружие не сработало бы.
        - Слушайте, - сказала вдруг Яна. - А нельзя ли с какой-нибудь смотровой палубы понаблюдать, как отлетает от нашего корабля шаттл?
        - Смотровой палубы, по-моему, на транссистемниках нет, но существует обсервационный зал, где можно полюбоваться и местным светилом, и звездами. Пойдемте после завтрака?
        Долго дам уговаривать не пришлось.
        Глава четвертая
        Если бы Осетр сказал, что в обсервационном зале было яблоку негде упасть, он покривил бы душой. Однако кое-кто из пассажиров полюбоваться космическим пейзажем все-таки притащился.
        Расположились в удобных креслах, подняли глаза к «небу».
        Веры - звезды, очень похожей на Чудотворную и, как утверждают, на материнское светило человечества, Солнце, - видно не было: она светила откуда-то из-за обреза видеопласта.
        Зато приступающий к маневру стыковки с «Дорадо» шаттл был виден хорошо. Ближний борт его почему-то украшала эмблема «Галактических линий» - наверное, суда местной компании космического транспорта были заняты. Вот только чем? Вряд ли в эту дыру транссистемники забираются каждый день, а значит, вряд ли тут, кроме «Дорадо», могут находиться другие дальние суда.
        И тут же мысленно хлопнул себя по лбу. Какие местные компании космического транспорта! Да их сюда по соображениям безопасности и на пушечный выстрел не подпустят! Исключительно «Имперские галактические линии», персонал которых проконтролировать гораздо проще! Нет, все верно. А то ведь суда местных компаний в прибежище беглых преступников превратятся…
        Осетр пронаблюдал, как выдвинулись из корпуса «Дорадо» причальные штанги, как вытянулись навстречу шаттлу, принимая на себя его инерцию. Судно чуть вздрогнуло, и пришлось успокоить заволновавшихся вдруг дам.
        - Нет, столкновения не произойдет, не волнуйтесь! Демпферы и не на такие усилия рассчитаны.
        Конечно, Осетр понятия не имел, на какие именно усилия рассчитаны причальные сооружения «Дорадо», но разве есть основания сомневаться в квалификации инженеров, спроектировавших транссистемник? К тому же он бы произнес последнюю фразу, даже если бы сомневался, - дамы, находящиеся рядом с кавалером, ничего и никогда не должны бояться. Таков порядок человеческих взаимоотношений, даже если вы находитесь на разных ступеньках социальной лестницы…
        Впрочем, пребывающим рядом дамам космические пейзажи быстро наскучили. Еще не погасли колебания «Дорадо», а няня Аня уже оторвала взгляд от «неба», повернулась к воспитаннице и сказала, наморщив нос:
        - Интересно, зачем Его Величество повсюду таскает с собой цесаревича?
        Яна тут же подхватила тему.
        - А разве можно иначе? Ведь Константин - наследник, а значит, рано или поздно станет верховным главнокомандующим. Ему необходимо привыкать к жизни военного человека.
        Цесаревичу Константину в нынешнем году исполнилось семнадцать лет. Однако выглядел он на все двадцать пять. По империи ходили слухи, что парень серьезно болен чуть ли не прогерией[Прогерия - болезнь, при которой организм стремительно стареет.] …
        Правда это или нет, было неизвестно - официальные средства массовой информации эту тему, разумеется, не обсуждали. И правильно - если слухи соответствуют действительности, зачем задевать лишний раз чувства несчастных родителей? А если неправда, опровергать слухи бессмысленно. Во-первых, на каждый чих не наздравствуешься. Во-вторых, опровержения, чаще всего, производят противоположный эффект - как говорит капитан Дьяконов, таков менталитет народа по отношению к власти. А в-третьих, император - не президент, его не выбирают, и ему вовсе не требуется нравиться электорату.
        - Да, но ведь он болен. Я слышала, как в разговоре с вашей мамой княгиня… - Няня Аня осеклась, глянув на Осетра. - Скажите, офицер… А как вы считаете? Должен ли Его Величество таскать цесаревича по разным мирам? Не лучше было бы заняться его лечением?
        Вопрос был еще тот. Ответ, правда, на него имелся, ибо у Осетра было свое мнение. Но вот стоит ли сообщать свое мнение этой рыжей болтливой клуше?
        Хотя в этой болтовне есть и положительная сторона - похоже, после релаксационного сна «офицер» стал клуше симпатичен и она уже не опасается, что ее воспитанницу скомпрометируют. С другой стороны, дьявол их, этих нянюшек, опекающих высокородных девиц, знает! Что у них на уме?
        - Цесаревич - человек государственный, - сказал Осетр. - У таких людей на первом месте интересы империи, а не собственные проблемы.
        - И это правильно! - резко сказала Яна, как будто с нею кто-то спорил.
        Вообще говоря, Осетр знал, что императоры в истории бывали разные. Были такие, что пеклись исключительно о благе родного народа, но бесстрастные документы сообщали и о таких, кому было наплевать на империю и народ, кого волновало только собственное веселье и благополучие. Впрочем, такие обычно правили недолго, поскольку быстро теряли поддержку ближайших подданных и оставались один на один с заговорщиками, которых в такие времена разводилось величайшее множество. В большинстве случае правитель обречен быть хорошим правителем, иначе его эпоха оказывается слишком короткой.
        Лет пятьсот назад император Александр VIII пристроился вдруг в кильватер политики вершителя Реддинга. Привлекла его дианетика, с какой-то стати!.. Однако после десяти лет неуклонного преклонения перед Мерканским Орденом обнаружил император вокруг себя кучу недовольных. Слава богу, у него хватило ума отречься от престола в пользу младшего брата, и до большого кровопролития дело попросту не дошло, хотя министра иностранных дел, проводившего политику Александра, застрелили незадолго до этого во время визита на один из приграничных миров. Преступника, конечно, нашли, но большинство историков считали, что вина было свалена на стрелочника. Как бы то ни было, но Александр VIII вовремя понял, что императорская корона для него слишком тяжела. В былые века отрекшиеся императоры уходили в монастырь, Александр решил стать смотрителем музея. И стал им - в Музее освоения Галактики.
        А империя пошла дальше…
        Все это Осетр, разумеется, рассказывать дамам не стал.
        - Цесаревич и в самом деле государственный человек, - сказал он. - Как и Его Величество. И все они делают правильно. На их месте я поступил бы точно так же.
        - Но возить больного ребенка…

«У царей и королей нет детей, - говорил капитан Дьяконов. - У них рождаются не дети, а инструменты внешней и внутренней политики».
        В этом смысле Осетр и ответил няне Ане.
        Как ему казалось, та должна была фыркнуть и сказать: «Ничего вы, мужчины не понимаете, у вас только война на уме!»…
        Однако Яна прекратила намечавшуюся пикировку.
        - Я так понимаю, - заметила она, - что до самого отлета шаттла мы больше ничего нового не увидим.
        - Вы правы, - сказал Осетр. - Грузовые контейнеры сходят с орбиты и приземляются с помощью собственных двигателей. А пассажиры переходят в шаттл через стыковочный узел. Правда, здесь этот процесс займет немного времени. Вряд ли до этого медвежьего угла Вселенной летело много пассажиров.
        - Разве что преступников все-таки привезли. - Яна снова посмотрела на «небо».
        Во взгляде ее вдруг появилась непривычная жесткость, будто она была прокурором на судебном процессе и только что потребовала высшей меры наказания для серийного убийцы.
        И Осетр вдруг подумал, что закончивший школу «росомах» Янин папа, похоже, сумел сделать из своей дочки настоящую боевую подругу офицера, бесстрашную, уверенную в себе, привыкшую к тяготам военной жизни.
        Впрочем, прежде она такой Осетру не показалась. Или он все выдумывает…
        - Пойдемте, - сказала боевая подруга офицера. - Если бы с нами летели преступники, мы непременно узнали бы это. Хотя бы по усиленной охране. К тому же я слышала, что преступников на планеты-тюрьмы возят не пассажирскими транссистемниками, а специальными конвойными транспортами.
        Она встала из кресла и, не оглядываясь, направилась к выходу. Няня Аня переглянулась с Осетром, пожала плечами и двинулась следом за подопечной. Осетр чуть поотстал - его внимание привлекло выплывающее на видеопласт местное солнце. Впрочем, Вера оказалась самой обычной звездой - Осетр и сам не знал, чего необычного он от нее ждал. И двинулся за дамами.
        В обсервационный зал вошел высокий брюнет, широкоплечий, с уверенной поступью, к нему клеилась затянутая в черный комбинезон девица с травянисто-зелеными волосами. Эти двое видели только друг друга и не удивительно, что тут же наскочили на Яну.
        - Под сторонам не мешало бы посматривать, придурочная! - недовольно сказала зеленоволосая.
        Что ответила Яна, Осетр не слышал, но зеленоволосая вдруг завопила:
        - Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?!
        Осетр прибавил шагу.
        - Не знаю и знать не хочу! - отчеканила Яна.
        - Самсон! - Зеленоволосая повернулась к своему кавалеру. - Ты слышал? Меня оскорбляют.
        Самсон был ростом повыше Осетра и пошире в плечах, и кадет уже начал прикидывать, как к нему лучше подобраться, если дело дойдет до мордобоя. А похоже, судя по визгливому воплю зеленоволосой, до этого этапа человеческих взаимоотношений явно дойдет.
        - Эй, ты… - Самсон выдал такое словечко, от которого уши завяли бы даже у сидящего на отдаленной огневой точке военного. - Ноги из задницы вырвать?
        - Да какие у нее ноги?! - Зеленоволосая ткнула в сторону Яны пальцем с ярко накрашенным ногтем. - Две нитки!
        Яна растерянно оглянулась - но не на Осетра, как он ожидал, а на няню Аню. Няня шагнула вперед:
        - Послушайте, молодые люди…
        - А тебя, кикимора рыжая, вообще никто не спрашивает!
        Осетру показалось, что няня намерена вступить уже не в словесную перепалку - что было для нее крайне травмоопасно, - и поспешил вмешаться:
        - А меня спрашивают?
        Иначе он не мог: гвардейцы вакуум не травят!
        - А тебя… - Самсон резко повернулся к нему.
        На его физиономии было явственно написано, где он видел нового собеседника, и он определенно собирался поделиться своими познаниями с окружающими… но едва взгляд его коснулся Осетрова мундира, намерения мгновенно изменились.
        - Ладно, Дамира, - примирительно сказал он. - Пойдем. Мы были тоже не совсем правы.
        Вот он сразу вакуум стравил…
        Зеленоволосая открыла было рот, явно собираясь сменить цель словесного обстрела, но Самсон остановил ее поцелуем, и, таким образом, реноме всех сторон разгорающегося конфликта было спасено.
        Осетр, проходя мимо, не удержался и подмигнул парню.
        Глава пятая
        Сказать правду, Осетр понятия не имел, как возят преступников на планеты-тюрьмы. В школе «росомах» кадетов не учили ничему, связанному с пенитенциарной системой, - в конце концов, «росомахи» не занимаются охраной лагерей, это боевое подразделение создано совершенно для иных целей. Задачи «росомах» сродни задачам, выполняемым мерканской морской пехотой, одному из старейших родов войск в Ордене. Конечно,
«росомахи» не столь богаты традициями, как морские пехотинцы (те даже название подразделения не сменили, хотя давно уже не плавают по настоящим морям), но в случае боевого столкновения, кто кого - это, братцы, мы еще посмотрим!
        Увы, морпехов поблизости не было, и показывать взбалмошной дочери давнего выпускника школы «росомах» - кто кого! - кадет не мог, и потому пришлось учтиво расстаться с дамами и отправиться к себе в каюту, где, пребывая теперь в гордом одиночестве, проделать уже знакомые манипуляции для подготовки к следующему прыжку. Поскольку здешняя планетная система не столь населена, как окрестности Чудотворной, то и к точке старта вовсе не требуется ползти шесть часов. Отвалил в сторонку, где никто под ногами не путается, - и в колонну по одному, гвардейцы!..
        Тем не менее, до этой «сторонки» час-то всяко шлепать, не с околопланетной же орбиты транссистемник в прыжок пойдет!
        Как и ожидалось, каюта встретила его тишиной и пустотой.
        Едва за спиной закрылся люк, пол под ногами чуть дрогнул - от «Дорадо» отстыковался шаттл, увозивший на Угловку бывшего попутчика.
        Интересно, завидует сейчас тот кадету, которого ждет дальнейшая дорога? Если умный человек, должен завидовать. А с другой стороны, умный человек никогда не завидует невозможному, тем более если это невозможное временно… Диалектика человеческих отношений, в котел ее!
        Осетр подошел к своему ложу и растерянно оглянулся, не зная, чем себя занять. Это было чрезвычайно незнакомое для кадета-«росомахи» ощущение. В школе таких минут просто не бывает. Там ты либо на занятиях, либо в наряде, либо занят мелочами, которые тоже должно делать. Либо в увольнении - а там тоже скучать не приходится…
        В принципе, можно принять чисто расслабляющий душ, но ведь физического напряжения не было. Светская болтовня с дамами телесных сил не требует, тут все больше моральная усталость накапливается…
        Осетр усмехнулся последней мысли - можно подумать он хотя бы раз забалтывался с дамами до моральной усталости!.. Интересно, скоро ли интерком объявит о начале подготовки к прыжку. Почитать, что ли, пока? В чемоданчике лежала книжка - среди ее содержимого были «Вехи побед», сочиненные создателем бригады «росомах» великим князем Романом, жившим более трех веков назад. «Вехи» были написаны «росомахой» о
«росомахах» и для «росомах». Это была настольная книга каждого кадета - сродни молитвеннику для ярого богомольца, сродни уставу караульной службы для военнослужащего охранных войск, сродни учению Станиславского для большинства росских актеров и актрис… В «Вехах» рассказывалось, к чему должен стремиться каждый «росомаха», чтобы стать хорошим защитником Отчизны. Именно в «Вехах» родилась фраза, которую любил повторять капитан Дьяконов: «Все мы - дети своих матерей, но есть у нас мать и одна на всех. Это наша Рось…» Что ж, почему бы и не перечитать кое-какие места из этой библии «росомах»?
        Он достал из багажной ячейки чемоданчик. Однако, вытащив книгу и включив ее, Осетр обнаружил, что мысли его занимают вовсе не вехи и не победы. То есть победа, конечно, если можно так выразиться, но победа вовсе не над врагами Отчизны… Потому что место Родины в его мыслях вдруг заняла Яна. Это было настолько непривычно, что становилось не по себе. Может ли женщина для гвардейца стать важнее Родины? Если это, конечно, не матушка…
        Странно, почему сегодня девица вела себя совсем не так, как вчера? Будто за время релаксационного сна что-то произошло… Будто девушка внезапно и самым капитальнейшим образом в новом знакомце разочаровалась… А вот няня Аня, наоборот, будто очаровалась… Почему? Что он такое совершил, чтобы расположить к себе старую и отвратить молодую? Держал себя самым строгим образом, вольностей не позволял. Да и не позволил бы, ибо капитан Дьяконов всегда говорил: «Солдат, способный обидеть женщину или ребенка, годится только на сырье для пищевого синтезатора!» Почему пищевого - кадеты некоторое время не понимали. Пока не узнали, что в прежние времена пищу изготавливали совсем в других синтезаторах, чем, скажем, мундиры или кортики. Это потом синтезаторы стали универсальными… Синтезаторы универсальными, а девушки - недоступными, как гора Эверест. Есть вроде бы такая на Старой Земле…
        Там, правда, теперь никто не живет. И на курортах не отдыхают. Летают теперь на другие курорты. По дороге с девушками знакомятся. Запросто, потому что кадетов все любят… Но каким же образом кадет-выпускник Приданников вчера берету уши отвинтил? А отвинтил явно, иначе бы Яна сегодня не сменила милость на гнев!..
        Вспомним-ка, о чем мы говорили после знакомства, шажок за шажком, вопрос за ответом, ответ за вопросом. Кстати, вполне возможно, что няня Аня сменила гнев на милость именно потому, что подопечная на нового знакомца осерчала, и угроза няниному благополучию испарилась, как линкор после удара батареи планетного калибра. А что? Вполне объяснимо… Однако нас интересует вовсе не нянино благополучие, а Янино недовольство! Так что в колонну по одному… Они вошли в кают-компанию, когда к обеду отбили вторые склянки. Няня шла впереди…
        Однако больше вспомнить он ничего не успел, потому что ожил интерком:
        - Вниманию господина Остромира Приданникова. Капитан судна срочно просит вас прибыть на мостик. Мостик расположен на палубе А.
        Осетр слегка опешил. Он бы скорее поверил, что в каюту войдет мегера Аня, чем в возможность вызова к капитану. Что могло понадобиться от него командиру «Дорадо»? Внутрисудового распорядка вроде бы не нарушил…
        Интерком повторил объявление.
        Осетр поколдовал с клавиатурой местного информатория, и на мониторе появился план внутреннего устройства «Дорадо». Так, поглядим, как попасть на мостик…
        Оказалось, не столь уж и трудно. Пройти к ближайшему лифту, а там - на два этажа вверх и по коридору, обозначенному цифрой «один». Ну разумеется, от мостика должен вести первый и только первый коридор, а от него уже должны расходиться второй, третий и так далее… Впрочем, вся палуба А на плане была выкрашена в красный цвет, а в графе меню «Доступ» значилось: «С целью обеспечения безопасности во все помещения, отмеченные на плане красным цветом, проникновение пассажиров запрещено».
        Осетр вернул книгу в чемодан, выскочил из каюты, споро проследовал к лифту, вошел в кабину и нажал кнопку «Палуба А».
        Над пультом всплыла триконка «Наберите код доступа».
        Осетр растерянно нажал кнопку во второй раз.
        На сей раз ожил интерком.
        - Простите, сударь, господ пассажиров не ждут на палубе «А», - сказал строгий мужской голос.
        - По интеркому меня только что вызвали к капитану, - объяснил Осетр.
        - Назовите ваше имя, пожалуйста!
        Осетр представился.
        Через мгновение пол под ногами чуть дрогнул и тут же замер. Несколько секунд ничего не происходило, но вот стена-дверь исчезла, открывая доступ в коридор.
        Рядом с лифтом стоял вахтенный. Выражение физиономии его было откровенно вопросительным.
        - Пассажир Остромир Приданников, - сказал Осетр. - Меня вызвали к капитану.
        - Попрошу подождать. - Вахтенный, не сводя глаз с гостя, буркнул что-то в висящую возле рта скобку микрофона.
        На правом ухе у него висел наушник.
        Прошло несколько мгновений, и вахтенный вытянулся, будто перед ним внезапно возник начальник:
        - Слушаюсь!
        Он повернулся к Осетру:
        - Следуйте за мной, пожалуйста!

«По крайней мере арестовывать меня вроде бы не собираются», - почему-то подумал Осетр.
        Мысль об аресте была, конечно, дикой, но для чего еще могут вызвать отпускника к капитану транссистемника, на котором оный отпускник летит?.. Только в одном случае - оный отпускник объявлен в общегосударственный розыск (слава богу, если ошибочно!), и велено его немедленно арестовать, где бы он ни находился…
        Осетр и сам понимал, что это ерунда, но дурное предчувствие почему-то не покидало его сердце. Бывает иногда такое - вроде бы и не совершил ничего предосудительного, а глухая непонятная вина живет и живет в душе, незваная и тяжело переносимая…
        Он двинулся следом за вахтенным, теряясь в догадках.
        Впрочем, у вызова к капитану могла быть и иная причина - если кто-то из пассажиров нажаловался на кадета-«росомаху» Приданникова за неприличное поведение. В принципе давешняя зеленоволосая вполне могла. Судя по повадкам, дамочка была не из простонародья и не из шибко умных - такие вполне могут начать качать права. А на судне во время рейса капитан - это всё. И судья, и прокурор, и адвокат. Да и палач, к слову…
        Вахтенный провел Осетра мимо череды затянутых перепонками люков, которые любой штатский ничтоже сумняшеся назвал бы словом «двери». Над этими самыми «дверями» красовались триконки с ничего не говорящими аббревиатурами. Глядя на эти триконки, Осетр быстро успокоился. Некоторые аббревиатуры могли вызвать улыбку.

«УХО», например. Или «ССУ»… Первое, наверное, - управляющий хозяйственным отделом. Командир горничных, стюардов и смотрителей за автоматическими уборщиками… А второе - система какого-то управления… Стратегического, к примеру… Ага, на гражданском судне… Скорее уж - специального…
        Возле люка с триконкой «КОК» вахтенный остановился.

«КОК? - удивился Осетр. - Капитан очень крут?..»
        - Вам сюда! - сказал вахтенный, кивая на люк.
        Перепонка заколебалась и исчезла, недвусмысленно приглашая гостя зайти внутрь. Осетр беспомощно глянул на вахтенного и шагнул вперед.
        Неведомый «КОК» оказался не слишком большим. Вместо трех стен тут были видеопласты, которые с первого взгляда можно было принять за большие окна. А со второго становилось ясно, что окна эти открываются вовсе не в забортное пространство - они показывали помещения судна: коридоры, по которым топали в свои каюты пассажиры, спешащие подготовиться к новому прыжку; кают-компании с непривычно пустыми столами; какие-то рубки, заполненные аппаратурой неизвестного назначения. На одном из видеопластов Осетр увидел собственную физиономию. Изображение было неживым, и сразу становилось ясно, что это документ.
        Перед экранами висели виртуальные клавы, за некоторыми сидели люди в серой форме и с погонами на плечах.
        Один из них, рыжеволосый тощий тип, повернулся к вошедшему Осетру, встал:
        - Кадет Приданников?
        Погоны были не армейские. Зато тон, каким задали вопрос, определенно был армейским. Осетр вытянулся и щелкнул каблуками:
        - Так точно!
        - Я командир охраны корабля майор Мурашко. - Рыжеволосый дернул подбородком совсем по-уставному. - Нам пришла хивэграмма от некоего Константина Константиновича с индексом «Воздух». Вам известно, кадет, кто такой этот самый Константин Константинович?
        Осетр кивнул. Еще бы не известно!.. За позывным «Константин Константинович» скрывался штаб великого князя Владимира, а штабные хивэграммы для любого
«росомахи» - приказ, требующий немедленного исполнения. Даже если ты простой кадет и находишься в законном отпуске… А индекс «Воздух» означал, что команда корабля должна оказать адресату хивэграммы любую посильную помощь. Даже если корабль - обыкновенное пассажирское судно, а адресат всего-навсего пассажир этого судна. Впрочем, чисто пассажирских судов, как известно, не бывает - любой пассажирский с виду корабль в случае необходимости может быть превращен как минимум в военный транспорт…
        - Полученная хивэграмма касается вас, кадет, - продолжал рыжий майор. - Идемте со мной!
        Майор Мурашко вывел Осетра из помещения с триконкой «КОК» и провел к помещению с триконкой, на которой значилось «456». Находились оба помещения на одном этаже. Судя по всему, место, куда Осетра привели, было каютой.
        Зашли внутрь. Так и есть, каюта.
        - Присаживайтесь вот сюда, кадет, - сказал майор. - Сейчас приказ, содержащийся в хивэграмме, будет выполнен. А я пока оставлю вас одного.
        Осетр сел в кресло перед темным видеопластом на стене каюты.
        Чпокнула перепонка люка за его спиной: майор вышел. А потом видеопласт расцветился, и на нем появился Дед. Собственной персоной.
        Глава шестая
        - Вот ведь дьявол! - Майор Мурашко был зол, как непохмелившийся боцман со средневекового клипера. - Не могли они прислать хивэграмму чуть ранее?
        Это был несомненно риторический вопрос, и Осетр не стал на него реагировать. Все равно рыжий майор в его ответе не нуждался. Просто приди приказ чуть ранее, когда еще не отвалил от «Дорадо» местный шаттл, и у майора было бы сейчас гораздо меньше хлопот…
        А у него, Осетра, наоборот - больше.
        - Ладно, сами виноваты. - Мурашко перестал метать молнии в пространство. - Не надо было опережать расписание… - Он повернулся к Осетру. - Что еще вам потребуется, кадет?
        - Комплект номер два.
        - В кладовой должны быть. - Майор схватился за говорильник, потыкал сенсоры. - Антон! Срочно нужен комплект номер два.
        - Через двадцать минут будет готов.
        Мурашко сверкнул глазами в сторону Осетра и выругался:
        - Через десять минут, Антон Батькович. Не забыл еще, что ты сержант запаса?
        В говорильнике недовольно проворчали:
        - С вами забудешь, майор… Вы мертвому напомните!
        - Ну так в колонну по одному! Через десять минут доставишь в отсек номер пятьдесят пять.
        - Пятьдесят пять? - Голос неведомого Антона зазвучал металлом. - Будет сделано, майор… Кого-то сбрасываем?
        - В колонну по одному, я сказал! И без вопросов! Много будешь знать, скоро состаришься! - Майор нажал кнопку отбоя.
        Он определенно получал удовольствие от того, что отдавал приказы, и Осетр понимал его удовольствие. Оба они, по большому счету, были формально невоенными людьми (кадет-выпускник Приданников - еще; а майор Мурашко, судя по всему, уже), но у них была душа военного человека, и потому они с удовольствием отдавали или выполняли приказы…
        - Будут ли другие пожелания? - спросил майор. Все-таки он давно привык общаться со штатскими.
        Осетр пожал плечами, не зная ответа на заданный вопрос.
        - Вещи ваши где находятся?
        - Ах да, вещи, - вспомнил Осетр. - Я же в отпуск летел… В каюте остались. Не мог же я их с собой сюда взять!
        Мурашко усмехнулся:
        - Да, засада с палисада!.. Но все будет пучком. Прибудем на Дивноморье, сдадим в камеру хранения в центральном космопорту. Или лучше отправить назад?
        - Нет, - сказал Осетр. - Пусть чемоданчик и в самом деле дожидается меня на Дивноморье. Будет повод отправиться туда снова. Я должен был поселиться в гостинице «Ласточкино гнездо». Вот там пусть меня и дожидается.
        - Смотрю, вакуум ты не травишь, парень… Ну и правильно! Задания приходят и уходят, а отпуска вечны, как любовь. Правильно?
        - Правильно, господин майор! - отчеканил Осетр, приложив все усилия, чтобы в голос не прорвалась дрожь, потому что волнение в душе росло и росло.
        - Ну что ж, парень, тогда в колонну по одному?
        - Сначала я должен побывать возле универсального синтезатора.
        Мурашко шлепнул себя по лбу:
        - Ну конечно! Не в этой же форме на задание идти!
        Да, штатская жизнь определенно забрала его в свои лапы - боевой офицер никогда бы не позволил себе таких жестов в присутствии младшего по званию. Честь мундира, как известно, выше чести его хозяина…
        Осетра провели в помещение корабельного синтезатора, и он, использовав полученные от руководства спецкоды, обзавелся необходимым обмундированием: курткой, штанами, беретом, ботинками и комплектом соответствующего нижнего белья. Потом посомневался немного, не стоит ли обзавестись и главной принадлежностью большинства жителей планеты - ошейником, но решил, что не стоит. И, только напялив на себя все приобретенное, впервые подумал: «А не предстоит ли мне "суворовская купель"?»
        Эта мысль его слегка ошарашила, но, поскольку переодевание происходило в присутствии рыжего майора, возможности для душевных терзаний не имелось: Мурашко все-таки был штатским, майорского в нем было - только погоны с одной звездой, да и звания у шпаков совсем иные. Это в просторечье он майор, а на самом деле какой-нибудь титулярный советник второй гильдии или еще какая-нибудь подобная бюрократическая дьявольщина…
        Мурашко оценивающе оглядел Осетра с ног до головы:
        - А что?.. Вполне прилично! Я бы даже сказал: не подкопаешься! Как говорится, патрон в обойме!
        Вот и еще одно его отличие от боевого офицера: армейские перед чужими жаргонные словечки стараются не употреблять. А уж «росомахи» - и вообще никогда языка не развяжут! У «росомах» скрытность с молоком матери впиталась… Ну не с молоком, конечно, - это так только говорится, - просто воспитатели в школе вбили это свойство в подчиненных. Периодически, не реже раза в неделю, объявлялся тайный день, когда вся школа была обязана говорить исключительно на нейтральном языке, и упаси бог тебя воспользоваться жаргоном! Наказание следовало незамедлительно.
        А что вы, господа кадеты, хотите! Иначе и быть не может! «Росомаха» - это
«росомаха», он живет обычной жизнью только в казарме, а это бывает далеко не каждый день. Чаще же всего он - либо коммивояжер, либо альфонс-ловелас, либо инженер-системщик какой-нибудь… Короче, как легенда потребует. А порой и вовсе настороженный убийца среди врагов, безо всякой легенды. Так-то! Кстати, жаргон коммивояжеров, альфонсов-ловеласов либо инженеров-системщиков каких-нибудь, когда потребуется, вы выучите. Но сначала научитесь контролировать свой язык. Так что в тайный день гаси светило, никакого жаргона!..
        Забыть и береты с отвинченными ушами, и непрочитанные дюзы, и патроны в обойме, и все остальное-прочее! В том числе, и «Гаси светило». Мы - гвардейцы, и этим все сказано.
        Капитан Дьяконов - это капитан Дьяконов, говорит, будто подошвы в плац впечатывает…
        - Номер моей каюты - двести восемьдесят пять, - сказал Осетр.
        Майор Мурашко кивнул.
        - Чемоданчик с вещами прямо на полу в каюте, возле релаксатора. Я не думал, что надолго уйду.
        Майор снова кивнул:
        - Все сделаем, за вещи не беспокойтесь, кадет… Идемте?
        Теперь кивнул Осетр:
        - Идемте. - И не удержался. - В колонну по одному!
        Через несколько минут они были в нужном отсеке. Здесь Мурашко уже ждал немолодой мужчина с дорожной серой сумкой в руках. Судя по всему, это был сержант запаса по имени Антон, потому что сумка представляла собой не что иное, как комплект номер два, без которого «росомаха» и не «росомаха» вовсе, а так, кусок дерьма… Впрочем, неправда, «росомаха» остается «росомахой» и с голыми руками. Руки эти многое умеют, а к ним еще и голова полагается, весьма неглупая и немало знающая…
        Отпустив Антона, Мурашко вручил Осетру комплект, самого Осетра передал специалистам-техникам, пожал кадету руку и отошел в сторону.
        Транспортное средство модели «стрекоза», в просторечии называемое «шайбой», представляло собой цилиндр радиусом три метра и длиной метра полтора. Бригада техников заканчивала предстартовую подготовку. «Стрекоза» не то была спасательной шлюпкой малой вместимости, не то ее специально разработали для случаев, когда экстренно требуется высадить или поднять одного-двух человек и гонять на околопланетную орбиту шаттл попросту накладно.
        - Сход и посадка производятся в автоматическом режиме, - сказал один из техников.
        - Назовите координаты точки приземления.
        Осетр продиктовал полученные от Деда координаты. Техник споро понажимал сенсоры на висящем в воздухе пульте. Верхняя плоскость «шайбы» заколебалась и исчезла. Открылись внутренности транспортного средства. Впрочем, внутренностями это назвать было сложно, поскольку под крышкой была всего одна полость, имеющая форму человеческого тела, а все остальное было заполнено материалом серого цвета. Техник повернулся к Осетру:
        - Прошу вещи!
        Осетр отдал ему комплект номер два, тут же перекочевавший под крышку багажника.
        - Прошу укладываться!
        Осетр шагнул к шайбе.
        - Поскольку на планете отсутствуют технические средства, способные обнаружить
«шайбу», необходимости в быстром прохождении атмосферы нет. Спуск будет осуществляться в обычном режиме, без баллистики, со скоростью двести километров в час и займет около сорока минут. Придется поскучать. - Техник виновато развел руками, будто извиняясь за проектировщиков, создавших транспортное средство, неспособное развлечь пассажира.
        Да не парься ты! - сказал бы ему Осетр, если бы мог позволить себе такие разговоры. - В сурдокамере и побольше сидеть приходилось…
        К тому же при спуске «мозгогруз» работать будет, а значит, скучать пассажиру не придется.
        Он глянул на часы - браслет остался в чемоданчике, ибо на Угловке, как и на борту космических судов, эта система связи не применялась, - и улегся в полость. Снизу и с боков шевельнулось - «шайба» подстраивалась под индивидуальную форму тела.
        - Тем не менее, нейтралин… нейтрализатор инерции будет работать в течение всего спуска, - продолжал техник.
        Я знаю, - сказал бы Осетр… и, разумеется, лишь молча кивнул.
        - Мягкой посадки! - прощальная фраза была традиционной, хотя никаких других посадок, кроме мягких, давным-давно уже не существовало. Впрочем, пусть и мизерная - не больше чем падение метеорита на голову, - но вероятность отказа техники всегда существует, поэтому пожелание никогда не лишне.
        Воздух перед глазами кадета замутнел - материализовывалась крышка «шайбы», - а потом наступила темнота.
        Нейтралины работали с самого начала, потому что Осетр не почувствовал, как транспортное средство установили в выталкивающую катапульту, а потом отправили за пределы транссистемника.
        Глава седьмая
        Осетру показалось, что спуск продолжался три часа, и все это время было потрачено на знакомство с информацией, сначала акустической, которую ему приятным женским контральто предоставила «шайба». Терраформирование планета прошла давным-давно, и атмосфера сделалась - стандартнее некуда. И хотя поверхность океанов тут была меньше, чем на Новом Петербурге, однако воды хватало, поэтому имелись обширные леса. Собственно леса эти и были главной достопримечательностью Угловки, ибо при терраформировании произошло неожиданное - при смене внешних условий кое-какие растения не вымерли, а мутировали, и генетические трансформации привели к тому, что сок этих растений при соответствующей обработке превращался в ингибитор возрастных изменений. А попросту в лекарство от старости, почему-то называемое в народе «храппом». Разумеется, такому продукту цены не было, а чтобы еще больше увеличить прибыли, владельцы Угловки добились, что планету превратили в пенитенциарное заведение, и на производстве использовался весьма дешевый труд преступников, наиболее отъявленных - приговоренных к смертной казни или к пожизненному
заключению. Взамен в казну поступали какие-то средства. И не только в казну, но, наверное, и в карманы отдельных государственных деятелей, но тут была темна вода в облацех… В общем, интересная была планетка, эта Угловка, да и люди на ней, наверное, жили тоже интересные… Вернее, доживали. А вокруг этих доживающих вращалась масса другого люда: проститутки, владельцы забегаловок, торговцы, администрация, само собой. В общем, как и везде…
        Потом, когда началась накачка ментальности и от женского голоса стало можно отказаться, включился «мозгогруз». Напрямую перекачались основы торгового дела, курсы валют, биографические данные, обусловленные легендой… Отныне он был не Приданников, а Кайманов, позывной Ирбис. Потом его дважды укололо в плечо -
«шайба» сделала необходимые прививки. Хотя зачем прививки прибывающему на Угловку, совершенно непонятно…
        Наконец Осетр почувствовал, как вернулась тяжесть - это отключились агэдэшник[АГД - антигравитационный двигатель.] и нейтралин, - а темнота перед глазами начала сереть.
        Осетр опустил веки и стал дожидаться, пока глаза не привыкнут к нарождавшемуся свету. Этот процесс показался ему более длительным, чем спуск, однако, когда все завершилось и он первым делом поднял руку и глянул на часы, оказалось, что со времени прощания со словоохотливым техником «Дорадо» прошло всего лишь три четверти часа. Не казарма, сорок пять секунд подъем, конечно, однако и не страстная неделя…
        Затем он осмотрелся.
        Вокруг стоял лес. Был он вроде бы диким и страшным, и за ближайшим стволом вполне мог прятаться какой-нибудь местный саблезубый тигр, намеревающийся полакомиться незваным гостем из космоса. С другой стороны, не все было так плохо, поскольку листья на деревьях были зеленые (а какими они могут быть, если терраформирование, естественно, делалось для людей?), да и саблезубых тигров здесь, судя по прослушанной информации, вроде бы не имелось. По крайней мере, четвероногих, а с двуногим-то мы всяко справимся, даже если он убил десяток честных граждан… И для этого нам даже не потребуется задействовать ошейник… - Осетр полежал еще пару минут, прислушиваясь. В лесу царила тишина, но не скопище безмолвия, которое почему-то чаще всего и называют тишиной, а тишина живая, наполненная мириадами звуков - от стрекота местных насекомых до пения местных птиц, от шелеста травы под легким дуновением до хруста сука, обломленного сильным порывом…
        Это была нетронутая тишина - не было слышно ни человеческой речи, ни чьих-то шагов, ни насвистывания незатейливой мелодии типа «Жить без тебя не могу, мой сладкий…».
        Убедившись, что он один, Осетр встал с ложемента и, вытащив из багажника комплект номер два, шагнул на траву. Не прошло и пяти секунд, как внутренности «шайбы» помутнели и скрылись за материализующейся крышкой, а потом и само транспортное средство исчезло из глаз, когда ИскИн заставил мимикроидное покрытие обрести цвет окружающей растительности. Теперь на «стрекозу» можно было наткнуться только случайно, но и при таком раскладе внутрь не проникнешь, а если попытаешься обратиться за помощью к фирмам, владеющим грузоподъемной техникой, чтобы вывезти находку из леса, не всякий тебе поможет, потому что «шайба» - это не закопанный и случайно обнаруженный клад, не брошенная техника, а работающая собственность одной из росских транспортных компаний. А когда в систему Веры прилетит очередной транссистемник, «стрекоза» проснется, встрепенется, покинет планету и улетит к кораблю, ставшему его новой маткой. А уж в одиночестве она это проделает или с пассажиром на борту, станет ясно несколько позже…
        Оставлять комплект номер два здесь, в лесу, не было никакого смысла. Найти-то найдешь потом, да ведь в лес всякий раз не набегаешься, и потребоваться может в любой момент.
        Впрочем, комплект замаскирован под обычную дорожную сумку, разве что оборудован кодовым замком, да еще снабженным дактилотехникой, и если найдется умелец, способный подобрать ключик к кодовому, то не обнаружив отпечатка Осетрова указательного пальца, дактилозамок немедленно уничтожит содержимое «дорожной сумки». И останется у умельца в руках только догадка, что хозяин «сумки» далеко не обычный человек, коли не дозволяет вам заглянуть в свои вещи.
        Введя код и приложив к датчику палец, Осетр открыл сумку и достал сканер системы навигации. Ввел код планеты. Сканер сориентировался по базовым спутникам, висящим над поверхностью на планетостационарной орбите, и выдал на видеопласт свое местонахождение, привязался к карте.
        Ну что ж, топать лесом придется чуть более километра…
        Солнышко тут привычно-желтое и жаркое (лето все-таки в этих широтах), однако, во-первых, оно еще не забралось к полуденной точке, а во-вторых, листва неплохо затеняет его, так что идти будет вполне комфортно.
        Осетр взял азимут по компасу, убрал сканер, закрыл сумку и зашагал прочь.
        Глава восьмая
        Через двадцать пять минут он выбрался на дорогу, но эти двадцать пять минут были больше похожи на вечность, чем сход с орбиты и посадка. Едва он отошел от «шайбы», местные кровососы набросились на пришельца, как стая злобных псов. В комплекте номер два был репеллент, но воспользоваться им значило подставиться. Зоркий глаз наверняка заметит, что выходец из леса не искусан, а добавленный к зоркому глазу острый ум немедленно задастся вопросом «Почему?». Поэтому Осетр позволил себе сорвать с дерева веточку и сражался с паразитами не на жизнь, а на смерть с ее помощью. И немало гадов пало в этом неравном бою, но легионы их были бесчисленны и отважны. К счастью, возле дороги их оказалось совсем немного - должно быть, в ограждение строители заделали что-то отпугивающее.
        Дорога была как стрела, выпущенная к горизонту - ровная, прямая и стремительная. Как и все человеческие дороги… Выходила она из лесу и упиралась вдали в лес. Словно кто-то бросил кусок дорожного полотна да и забыл про него.
        Из какого материала ее сделали, Осетр, разумеется, не знал. Впрочем, тут и знать нечего - наверняка реформированный местный грунт. Не возить же покрытие с другой планеты. Такую дорогу никакой храпп не окупит…
        Осетр выбросил веточку-защитницу перелез через ограждение, поправил на плече лямки комплекта номер два и зашагал направо, на восток.
        По дороге идти - не по лесу, ничто не мешает, топай да топай. И вполне можно было обдумать ситуацию, в которую он попал. Объяснил Дед все просто и доходчиво, но объяснение это - либо правда, либо пулянье камней по кустам.
        Если правда, платой за сорванный отпуск может стать прохождение «суворовской купели», потому что Дед хоть и не обещал, что операцию на Угловке зачтут за это экзаменационное испытание, но среди кадетов ходили разговоры о том, что иногда участие в реальном деле школьное руководство засчитывало за прохождение «купели». Впрочем, это сейчас не столь важно, главное - добиться успеха…
        С другой стороны, вся предстоящая операция сама по себе вполне может быть этой самой «суворовской купелью». Разумеется, сказать ему об этом Дед не мог, он бы в любом случае наплел что-нибудь типа того, что Осетр от него и услышал…
        В общем однозначных выводов из разговора с Дедом, при всем желании, не сделаешь. А разница между ситуациями заключается в главном - если впереди настоящая боевая операция, безо всякой туфты, с настоящими противниками и настоящими угрозами, то исходом при совершенной ошибке может стать настоящая смерть. Если же его, Осетра, ждет всего-навсего испытание, проверка уровня подготовки, полученной в школе, то до смерти дело, разумеется, не дойдет. Дойдет, разумеется, до неудовлетворительной оценки, но позже непременно предоставят возможность пройти «суворовскую купель» еще раз. Слишком много средств и сил тратится на обучение будущего «росомахи», чтобы его выбрасывать вот так вот, после первой неудачи… Экзамен есть экзамен, жизнь есть жизнь… И одна пересдача возможна. Но лучше, конечно, без нее!
        Осетр поразмышлял еще некоторое время, но пришел только к одному выводу - определить истинный характер ситуации он не в состоянии. Нет у него информации для анализа, все исходные данные могут быть истолкованы двояко.
        Возможно ли, что Угловка используется руководством для организации «суворовской купели»?.. Запросто!
        Возможно ли, что Угловка ни в коем случае не используется для организации
«суворовской купели»?.. Тоже запросто!
        В первом случае здесь должны быть агенты «росомах», во втором случае таких агентов может и не оказаться. И в самом деле - что делать «росомахам» на внутренней планете, представляющей собой лагерь для заключенных? Для работы с зэками существует Министерство исправительных учреждений и его охранные части. Там свои специалисты, им не требуется воевать с противником, им требуется заставить противника (к тому же внутреннего) работать на благо империи, а эта задача подразумевает применение совсем других методов оперативной работы.
        Мог ли парень, которого потребовалось спасать, оказаться здесь вовсе не потому, что того потребовала работа?.. Мог. К примеру, прилетел проведать родственника-заключенного, такое практикуется: осужденные к смерти или к пожизненному - тоже человеки. А тут его и взяли, в оборот. Вот только непонятно, почему для его освобождения решили привлечь кадета-«росомаху»? Есть же в Министерстве внутренних дел специальные подразделения для борьбы с киднапом и типами, промышляющими такими преступлениями!..
        Ровная дорога ложилась под ноги, деревья закрывали солнце, шагать было по-прежнему легко, и летающий гнус по-прежнему роился за пределами ограждения.
        Впереди появился деревянный столб с металлическим листом, украшенным числом
«тридцать».
        Ну и триконка!
        Дорога по-прежнему была пуста.
        Однако движение у них тут не из активных. Похоже, рассчитывать на то, что появится попутная машина, не приходится. Впрочем, не может такого быть. Раз дорога существует, значит, ею пользуются. Раз пользуются, рано или поздно попутная машина появится. Дорога, ведущая из леса в город, здесь может быть построена только с одной целью - для перевозки добываемого сырья.
        Ладно… А почему же тогда родные военачальники ввели в дело кадета-отпускника? Почему не обратились в соответствующие органы? Причина может быть только одна: если угодивший в беду человек - «росомаха», причем «росомаха», выполнявший здесь некое задание, о котором этим самым соответствующим органам лучше не знать. К примеру, это «росомаха», засланный сюда с целью раскрутить и выявить коррупционные связи… Возможно такое? Запросто! Если его императорское величество затеял очистить Министерство исправительных учреждений от коррупционеров, он вполне мог обратиться к великому князю Владимиру, чтобы не произошло утечки. А ВКВ вполне мог отправить на Угловку кого-либо из своих - подчиненных, почему бы и не помочь брату и родному государству?
        Еще из истории известно, что коррупция обессиливает любую империю, разрушает ее структуру и административные цепочки, связанные с управлением. И если грядет большая война, в такой ситуации первое, что надо сделать, очиститься от коррупционеров, так не раз происходило в древности у тех правителей, кто был озабочен силой государства.
        Но в этом случае Дед бы, наверное, назвал Осетру имя «росомахи», попавшего в беду… С другой стороны, не знаком же Осетр со всеми «росомахами» империи, тем более выполняющими ответственное задание государя. Да, тут клички-позывного вполне хватает. И остановимся на том, что человека этого зовут просто Муромец.
        А вот и еще одна закавыка… Раз у «росомах» тут нет своей агентуры, значит, приходится использовать людей из других государственных структур. Скорее всего, это сотрудники имперской службы безопасности. Сотрудники ИСБ гораздо менее коррумпированы, и у них нет никакого резона предупреждать коррупционеров из Министерства исправительных учреждений, так что этот Баян, которого Дед назвал Осетру в качестве первого контакта, наверняка иэсбэшник. Чем он способен помочь Осетру? Да собственно только тем, что может задействовать своих осведомителей. Уж настолько-то методами оперативной работы «росомахи» владеют, чтобы понимать это. Осведомители раздобудут информацию о местонахождении жертвы преступления, но решать, как освободить его, придется все равно самому. Правда, Дед не запретил обращаться за помощью к государственным органам, но ведь государственные органы, не будем забывать, предположительно коррумпированы, и обращать к ним все равно что выдать самого себя преступникам. Надо было попросить у Деда более реальной помощи, но что это за «росомаха», которому нужна помощь в схватке с преступниками?! Со
швалью, рванью и пьянью… Хорош будет подобный гвардеец! Такое участие в операции вряд ли стоит засчитывать как прохождение «суворовской купели»!
        Так, ну а если это все-таки сама по себе «суворовская купель»? Что тогда?.. Тогда испытуемый кадет должен все время находиться под контролем экзаменаторов, чтобы они могли в любой слишком опасный момент вывести его из игры.
        Тогда майор Мурашко, отправив «шайбу» к планете, уже доложил об этом кому следует, и уже задействован висящий на стационарной орбите над этим районом спутник, и внимательные глаза аппаратуры (а может, и человеческие!) следят сейчас за шагающим по дороге кадетом Остромиром Приданниковым.
        Осетр не удержался, улыбнулся и помахал небу рукой.
        Привет вам, контролеры! Привет вам, соратники! Привет вам, хранители!
        Но коли вы так заботливы, коли так печетесь о моем здесь пребывании, почему бы вам не послать мне на помощь какое-нибудь транспортное средство, а то пешком я и к вечеру не доберусь!
        Похоже, эти его мысли были кем-то услышаны, потому что сзади возник неясный гул.
        Пришлось обернуться. Вдали на дороге появилась черная точка. Гул быстро нарастал, и Осетр счел за лучшее остановиться и сойти на обочину. Вскоре точка превратилась в стремительно приближающееся транспортное средство. По обводам это был армейский грузовик «зубр», только водительская кабина была скомпонована на шасси не с фургоном, а с цистерной. В войсках таких машин было мало - там в цистернах разве что питьевую воду возили. Ну и спирт, разумеется… В былые времена все было иначе - тогда горючее использовалось жидкое, и такие цистерны в любом военном подразделении имелись.

«Ну что, хранитель? - подумал Осетр, с надеждой глядя на грузовик. - Подбросишь, коли ты соратник?»
        И словно в ответ на его надежду грузовик застонал тормозами, запыхтел клапанами, сбрасывая лишнее давление, и остановился.
        Правая дверца приглашающе покрылась рябью и растворилась в воздухе, в проем высунулся детина с физиономией кирпичного цвета и гаркнул:
        - Эй, ханурик! В Чертков, небось, направляешься?
        - В Чертков, - дружелюбно ответил Осетр. Слова-обращения он не понял - жаргон
«мозгогрузом» закачан не был, - но при базовой легенде это и не требовалось.
        - Забирайся в кабину, подвезу. Замучаешься до города переть.
        Долго себя ждать Осетр не заставил, скинул комплект номер два с плеча на локоть левой руки и по лесенке вскарабкался в кабину. Поставил сумку на пол, примостился на краешке сиденья.
        Он и сам не знал, почему изобразил такую робость. Конечно, громила представлял собой шесть пудов стальных мышц, а выражение кирпичной физиономии не предполагало ни грамма страстной любви к ближнему, но на занятиях по рукопашному бою Осетр, бывало, укладывал вот такого же медведя сержанта Барсукова, а ведь тот был профессионал… Чаще, правда, Барсук укладывал кадета Приданникова, однако так и должно быть в паре «учитель-ученик»…
        Впрочем, ведь по легенде - после якобы случившегося - он и должен быть сейчас робким.
        Осетр еще раз глянул на водителя.
        Нет, братцы, это никак не хранитель. И не соратник.
        - Что ты как не родной? - Водитель, в свою очередь, зыркнул на Осетра прихватистым взглядом и тронул машину. - Устраивайся на сиденье по-человечески, я тебя не съем… Как зовут-то?
        - Осё… Остромир Кайманов.
        - А погоняло?
        - Чего?
        - Погоняло… Кликуха, говорю, какая? - Водитель снова внимательно глянул на пассажира. - Ты чё, не мертвяк?
        - Я недавно сюда прилетел, - сказал опять ничего не понявший Осетр.
        Между тем грузовик набирал ход с таким ускорением, что Осетра прижало к спинке сиденья. Тут бы тоже не помешали нейтралины. Хотя нейт-ралин увеличил бы стоимость такого грузовика вдвое, если не больше…
        - Ты, говорю, не осужденный, что ли?
        - Нет. У меня же ошейника нет.
        Детина загоготал. У него были серые глаза и седина на висках, и встреть такого где-нибудь на Зимогорье одетым в костюм-тройку, решил бы, что это бывший солдат, проторчавший не один год в каком-нибудь мире, где с безоблачного неба три четверти года светит жаркое светило…
        - Осужденные, парень, далеко не все носят ошейники, - сказал водитель таким тоном, будто поделился новостью, что выпил за завтраком чашку кофе. - К тому же у нас эти штуки называются не ошейниками, а баранками. Вообще тут далеко не все так, как думают в миру. - Он оторвал от руля здоровенную лапищу и протянул Осетру. - Чинганчгук. - И пояснил: - Это меня за цвет лица прозвали. Типа индеец, краснокожий… А в миру был Матвеем. Но здесь у нас по именам звать не принято… Так откуда ты тут взялся, парень?
        Вот и первая проверка… Впрочем, вряд ли этот красномордый бугай знает, когда именно к Угловке заглядывают транссистемники.
        - Я недавно прилетел. Торговец. - Осетр вспомнил своего недавнего попутчика с
«Дорадо». - Продаю грёзогенераторы.
        - Хочешь, расскажу, что было после того, как ты прилетел? - Кирпичная физиономия просто загорелась азартом. - Зашел в кабак при космопорте, познакомился с ребятами, которые предложили тебя подвезти в Чертков, по дороге подпоили, обобрали и выкинули. Верно?
        - Верно, - согласился Осетр. - Именно так оно и было. Сумку вот, правда, почему-то оставили.
        Что ж, лагерь есть лагерь, порядки на Угловке и в самом деле еще те. И будет совсем неудивительно, если новый знакомец пожелает отобрать у бедолаги-торговца все, что не отобрали первые грабители. И выкинет. Не из добрых же намерений он подсадил путника…
        Чинганчгук бросил на пассажира очередной быстрый взгляд.
        - Иными словами, заплатить за подвоз тебе нечем. И в гостиницу устроиться не на что. Верно?
        Осетр несмело развел руками.
        - Не боись!.. Ты откуда прилетел?
        Осетр решил, что, отвечая на этот вопрос, можно и не врать:
        - С Нового Петербурга.
        - Ого! Аж с самой столицы! И что же у нас есть такое, чего нет там?
        - Здесь нет такого количества конкурентов. Бизнес есть бизнес, начинать его в таких условиях легче.
        - Да-а-а… - Во взгляде водителя промелькнуло нечто, похожее на уважение. - Сюда к нам не всякий сунется. Тут территория не для слабаков.
        Мимо пролетали незнакомые невысокие деревья. В какой-то момент они показались Осетру толпой попрошаек, выстроившихся вдоль улицы, когда по ней в день тезоименитства Его Императорского Величества проезжает царственная процессия, состоящая из придворных дам и кавалеров. В такой день нищие зарабатывают себе на целый месяц относительно сытной жизни… И если бы таких дней было двенадцать в году, то жизнь у нищих была бы малиной…
        - До города далеко еще, Матвей, э-э-э?
        - Никаких Матвеев! Чинганчгук и только Чинганчгук! Привыкай говорить по-человечески, раз в наших местах решил бизнесом заниматься. - Водитель достал из нагрудного кармана куртки пачку сигарет, сунул одну в рот, щелкнул зажигалкой и окутался облаком дыма. - А до города за четверть часа домчимся.
        Осетру немедленно захотелось вставить в ноздри противодымные вкладыши-противогазы. Однако со своим уставом, как известно, в чужой монастырь не ходят… В придачу мгновенно включилась система вентиляции, и воздух в кабине тут же очистился от гадости.
        - В Черткове-то у тебя есть к кому прислониться?

«Ага, - подумал Осетр, - держи карман шире! Так я тебе и сказал!»
        - Хотя откуда, если только что прилетел? Номер в гостинице, за который платить надо… Ладно, дам я тебе приют на пару дней. Переночуешь сегодня у меня. Мне теперь на вахту послезавтра.
        - А вы сок храппов возите?
        - Он самый. Десять рейсов за смену… - Чинганчгук в очередной раз затянулся и сунул окурок в пепельницу, которая немедленно переработала ненужную материю в энергию. Лицо водителя сделалось жестким. - Осужденный преступник я. А таким тут либо добывать сок храппов, либо возить его из леса на переработку, либо… - Он не договорил и полез за следующей сигаретой.
        - Ну, ошейника-то… баранки-то на вас нет.
        - А я тебе уже говорил, что тут далеко не все носят баранки. Все равно никуда не сбежишь.
        - Но ведь тогда… Это же опасно. Почему бы, скажем, кому-либо не взять в заложники экипаж шаттла? И, шантажируя власти, не попытаться прорваться на борт транссистемника? Или не захватить транспортное судно?
        - Ха! - Чинганчгук отравил атмосферу очередным клубом дыма. - Зеленый ты… А смысл какой в захвате? Конечно, на Крестах водятся кореша, способные на подобный абзац. Но ради того, чтобы не допустить таких корешей в Галактику, власти пожертвуют многим. Жизнь экипажа рядом с возможными неприятностями - просто мелочь! - Он глянул на Осетра, как на помешанного. - Было уже. Ничего нового на этом свете нет, все было. И захват шаттла был. Годов пятьдесят назад. Грохнули шаттл на границе тропосферы из орбитальной пушки, и весь компот! Вокруг Крестов таких пушек с десяток крутится, все небо простреливают. Кто-то из начальства еще и медальку, надо полагать, получил за решительность действий…
        - А как же жизнь невинных людей? - Осетр и сам не знал, для чего несет такую пургу.
        Просто ему казалось, что сейчас лучше всего прикинуться полным придурком. Возрасту соответствует…
        - И с такими вот мыслями ты собирался тут торговать грёзогенераторами! - Чинганчгук фыркнул. - Сам, случаем, к мечтальнику не подключился? Заруби себе на носу, парень: здесь совсем другая жизнь! Не знаю, какими сказками тебя потчевали прежде, но на Крестах о них забудь, раз приперся сюда. А то недолго протянешь! Тебе еще повезло, что просто обобрали и выкинули. Вполне могли и замочить!.. Не надо объяснять значение этого глагола? Догадываешься?
        - Догадываюсь… - Осетр изобразил на лице самое несчастное выражение из тех, что оттренировал в школе перед зеркалом.
        Урокам физиономистики при подготовке «росомах» придавалось немалое значение…
        - У тебя товар-то остался?
        - Ну-у… Э-э…
        Похоже, заминка была сыграна очень неплохо, поскольку Чинганчгук, ликвидировав очередной окурок, усмехнулся:
        - Если товар на складское хранение в космопорту сдан, то я без тебя его оттуда все равно никаким образом не вытащу.
        - Ну да, на складе хранится…
        - Правильно, что не сразу с собой в Чертков потащил. А то был бы и без денег, и без товара… Впрочем, из-за товара тебя и в живых, наверное, оставили. Не приспело еще время мочить, решили. Потому и поклажу оставили. Выгоднее, чтобы ты еще какое-то время живым походил…
        Резко посветлело. Лес как-то совсем неожиданно разошелся в стороны, уступив место обширным зеленеющим полям. Кое-где по полям двигались механизмы. Механизмами, судя по наличию кабин, управляли люди.
        - Гордость нашей власти, - сказал Чинганчгук. - Едва ли не на сто процентов обеспечиваем себя пропитанием. Овощи, сырье для производства одежды. Завозить из мира - мало что приходится. Кстати, и заливалово собственное производим.
        - Что производите? - не понял Осетр.
        - Заливалово. Местная водка. Храпповка. Мы ее зовем «божьей кровью»… Потребляешь водяру? Конечно, потребляешь, кто ж ею, родимой, брезгует? Баба как ни хороша, а предаст, а водовка никогда тебя не бросит… Так вот, после храпповки не бывает похмельной маеты. Потрясающая штука!
        Послышался мелодичный звук. Чинганчгук потянулся к нагрудному карману и вытащил говорильник.
        - Зэка номер тридцать-восемнадцать слушает… Да… - Он вдруг подобрался. - В каком месте?.. Ясно, господин капитан! Слушаюсь… На въезде в город нахожусь… Так точно!
        Говорильник отправился в карман. Чинганчгук крепче сжал руль и прибавил скорость.
        Браслетов здесь на носили, но система связи все равно была. Пусть и примитивная. Без связи никуда не денешься, хоть ты на столичной планете трудишься, хоть на попечении Министерства исправительных сооружений.
        - Драться-то умеешь, Остромир?
        Конечно, многие торговцы умеют драться - те, кто уже пообтерся в бизнесе, узнав, что где и почем… Но легенда требовала иного ответа.
        - Не-а, - испуганно сказал Осетр. - А что случилось?
        - Шебутня случилась. Но не трясись, прорвемся. Они на центральной улице бузят. На Солнечном проспекте. А мы в объезд двинемся.
        Водитель явно успокаивался. А значит, можно было не травить вакуум и пассажиру.
        Между тем, впереди появились первые дома. Были они одноэтажные и утопали в зелени едва ли не по самые крыши.
        - Это город? - недоверчиво спросил Осетр.
        - Он самый. Чертков во всей своей красе. - Чинганчгук посмотрел на пассажира и понимающе усмехнулся. - Удивляешься, что небоскребов не видать?..
        Осетр кивнул. Город, где не устремлялись к небу долговязые башни небоскребов, и в самом деле выглядел необычно.
        - Так у нас тут земли на всех хватает. Еще и остается. А деревянные одноэтажные дома строить проще и дешевле. Лес-то совсем рядом. Да и камней для фундаментов хватает. А добыча всего этого добра при таком рабочем контингенте малозатратна. - Водитель поднял кверху указательный палец правой руки. - Экономика, брат, против нее не попрешь!
        Грузовик влетел в город, как прыгнул в зеленую лужу. Однако Чинганчгуку тут же пришлось затормозить, потому что это был не лес, тут улицу то и дело переходили люди.
        Осетр смотрел на них во все глаза. Люди были как люди, чаще мужчины, много реже женщины. Никто не носил полосатых роб с многозначным номером на груди, но у многих были ошейники. Среди носителей таких украшений не было ни одной женщины.
        - И все-таки почему не все заключенные носят баранки?
        Чинганчгук пожал плечами:
        - А зачем? Большинство зэков - нормальные люди, от них ничего худого черепам… э-э… начальству не будет. С баранками ходят либо абсолютные отморозки, которых надо все время держать в ежовых рукавицах, либо полное чмо, которое лишь на пайку и заработать может. Кому заплатить нечем…
        - Как это?
        - Как-как? Задницей в косяк!.. Платишь контрольному инспектору червонец в месяц, и ходи со свободной шеей. Ему польза, а тебе спокойнее. Эти штуки хоть и безотказные, но чем черт не шутит! Лучше остаться без червонца, чем без тыковки. Нормальные отношения между начальством и подчиненными. За собственное спокойствие надо платить! Вот и платим.
        - Но ведь это же коррупция!
        - Разумеется! Ну и что? Да хрен-то с ней! Коррупция, брат Остромир, неистребима. Она тысячелетиями существует и сколько существует, столько с нею и борются. Одних коррупционеров к ногтю взять не успевают, как на их месте другие появляются. Так устроена жизнь. Я плачу инспектору за уверенность в целости моей шеи, а он мне… и ему есть за что платить. Здесь иначе нельзя.

«Не за стукачество ли инспектор тебе платит, дядя?» - подумал Осетр.
        На домах, выкрашенных веселенькой канареечной краской, висели триконки «Солнечный проспект».
        - Ага, вот и шебутня! - удовлетворенно сказал Чинганчгук. - Опять бузят, голубчики! Интересно, по какому поводу сегодня?
        Впереди дорога была перекрыта толпой. Эта была не шагающая вдоль улицы колонна и не перегораживающая проезд цепь. Просто толпа. Народ стоял спиной к грузовику, вытягивая шеи. По-видимому, кого-то слушали…
        - А мы их аккуратненько объедем, - продолжал Чинганчгук. - Не боись, Остромир! Прорвемся!
        Грузовик свернул на боковую улицу, более узкую, но не менее яркую - здесь стены домов были выкрашены в апельсиновый цвет. Улица так и называлась «Апельсиновая».
        Похоже, у городского архитектора, если такой тут работал, фантазия была еще та. Впрочем, скорее всего никаких архитекторов в Черткове и вовсе не имелось. Собрал управляющий (или как тут называют самого главного начальника?) свою команду и сказал: «Господа офицеры, приказываю обеспечить покраску домовых стен. Поскольку жизнь заключенных уныла и тосклива, покрасить в яркие цвета». Команда взяла под козырек, заказали краски, списали под статью «Благоустройство территории» и сказано - сделано! А то, что в результате получился дизайн придурка, так кого это волнует?..
        Грузовик свернул еще несколько раз.
        - Ну вот и объехали шебутню, - сказал Чинганчгук, глядя в боковое зеркало заднего вида.
        На домах вновь замелькали триконки «Солнечный проспект». Номера быстро приближались к единице.
        Откуда-то донеслись одиночные выстрелы. Чинганчгук добавил скорости.
        - Что это, никак стреляют? - обеспокоился пассажир.
        - В нас стрелять не станут, - уверенно сказал водитель. - Храпповый сок на Крестах - святое!
        Выстрелы продолжались, но явно становились реже. И тише.
        Потом «зубр» выскочил на мост, перекинувшийся через довольно широкую реку. Мост был деревянный.
        - Это наша Данила, - сказал Чинганчгук.
        - Данила? - удивился Осетр. - Река так называется? Это же мужское имя.
        - Мужское, - согласился водитель. - Но по отношению к реке оно стало женским. Наверное, между тем, кто ее назвал, и теми, кто стал здесь жить, была большая разница.
        Проехали еще немного, и стало видно, что Солнечный проспект упирается в большие деревянные ворота.
        Чинганчгук остановил грузовик за два квартала до них.
        - Дальше я тебя, парень, везти не могу. - Он развел в стороны свои лапищи. - Погуляй пока немного. А еще лучше посиди где-нибудь. Вон там, за углом, второй дом по правой стороне, кабак стоит. «Ристалище» называется, но между собой мы называем его «Дристалище». Хотя кухня у Макарыча вполне приличная… Макарыч - это хозяин заведения. Обожди меня там. Только постарайся ни с кем не связываться и ни во что не ввязываться. Народ у нас такой, ему палец в рот не клади. Так что затихарись там. А я быстренько обернусь. Груз перекачают, машину в гараже сменщику сдам и к тебе присоединюсь.
        Стенка кабины со стороны Осетра дематериализовалась, образовав открытую дверцу, и кадет, подхватив комплект номер два, спрыгнул на дорогу.
        - Денег-то шустряки тебе совсем не оставили?
        Поскольку сказавший «а» должен говорить и «б», Осетр помотал головой.
        - На-ка тогда! - Чинганчгук протянул трехрублевую купюру. - Закажи себе стакашок
«кровушки», посиди. Я быстро, не более часа. Лады, парень?
        - Лады, - коротко сказал Осетр.
        - Вот и отлично! Люблю сговорчивых!
        Стенка-дверца заросла, и грузовик тронулся. А Осетр пошел за угол.
        Глава девятая
        Кабак оказался совсем не похожим на ристалище. Не было тут ни поединщиков, ни судей. И дам не было, сидели одни кавалеры. В основном, с баранками поверх воротников оранжевых курток. Но была и парочка мужиков со свободными шеями. Однако, судя по полулитровым кружкам, пили свободные шеи то же пиво, что и баранки. Над стойкой, уставленной батареями чистых стаканов и кружек и украшенной пивной башней с краном, висел большой ценник:
        ПИВО ЖИГУЛЕВСКОЕ

1 литр - 44 коп.
        Пол-литра - 22 коп.
        Дамам - скидка 50%
        По-видимому, меньше чем по пол-литра здесь народ не заказывал, а дамы бывали нечасто…
        Потом кое-что от ристалища все-таки обнаружилось. Бильярдный стол в дальнем углу. Правда, поединщиков не было и там - шары сиротливо валялись на зеленом сукне, а рядом, крест-накрест, - два кия… Зато висела в другом углу на манер иконы оформленная в рамку большая этикетка с изображением огромной бутыли и надписью
«Божья кровь», и сразу становилось ясно, какому именно богу молятся «прихожане» сего «храма».
        Как себя тут вести, Осетр раздумывал недолго - пока сопровождаемый мрачным взглядом кабатчика, сорокалетнего бородатого мужичины немалых габаритов, шел к стойке. В кабаке надо вести себя соответствующим образом. Мысль банальная, но не становящаяся от своей банальности ложью.
        - Добрый день!
        - Кому и похмельное утро бывает добрым, а кому и веселый вечерок не мил, - отозвался кабатчик. - Чего желаете?
        Физиономия у него менее мрачной не стала. Наверное, он сомневался в платежеспособности нового клиента…
        Осетр сунул руку в задний карман штанов, где лежала мелочь, нащупал полтинник, выволок наружу и положил на стойку перед кабатчиком:
        - Литрушечку жигулевского.
        Так выражался капитан Дьяконов, когда на последнем курсе разъяснял кадетам, как должен проводить увольнение приличный «росомаха».

«Литрушечку жигулевского. А все, что больше, - уже в сопровождении алкофага… И вас никогда не застанут врасплох - ни жизнь, ни ресторанное хулиганье!»
        Тут ресторанного хулиганья - было пруд пруди! Вон как зыркают!.. Публика тертая, сразу чувствуют чужого.
        Увидев полтинник, кабатчик расцвел:
        - Милости просим, молодой человек! Какая судьба забросила вас на Кресты?
        - Попутный ветер из межрукавного пространства, - сказал Осетр.
        - Понимаю… Вольный торговец? Или сексот Министерства исправительных учреждений?
        - Первое. А если бы и второе, то сказал бы первое. - Осетр подмигнул.
        Ментальность полностью перестроилась, и вралось легко и просто.
        - А почему вы так решили?
        Кабатчик улыбнулся:
        - Столь молодой парень госчиновником быть не может, к нам таких не присылают. Вновь прибывший зэк был бы с баранкой и в оранжевом. Остается… - Улыбка кабатчика стала еще шире. - Хотя… Сексот тоже скорее всего замаскировался бы под зэка. Заключенные все-таки народ защищенный…
        - А вольные торговцы, значит, не защищены?
        - Ну почему? Просто у зэка нечего брать, кроме его никчемной жизни, которую он оправдывает только добычей храппового сока или работой на благо местного общества.

«Интересно, - подумал Осетр, - с местными он такими же выражениями пользуется?»
        Ответ он получил тут же.
        В кабак ввалился какой-то тип в оранжевом с изрядно помятой физиономией и обширным фингалом под левым глазом.
        - Макарыч! В долг не похмелишь? Трубы горят!
        Кабатчик мгновенно превратился в другого человека - недоверчивого, злого, грубого…
        - Плыви отсюда, крыса подзаборная! Ты еще за прошлый раз не рассчитался! Начнешь выступать, других должников свистну.
        Помятый скривился, но выступать не стал. Двинулся между столами в надежде, что найдется среди сидящих за столами сердобольная душа и нальет ему пивка. Пока сердобольные отсутствовали, но помятый надежды не терял.
        Макарыч проводил его взглядом и снова повернулся к Осетру:
        - С такими надо построже. Дашь слабину, на шею сядут крепче баранки… - Лицо его разъяснилось. - О чем мы говорили?
        - О защищенности.
        - Ага… Вот что я вам скажу… Вольные торговцы тоже люди защищенные, но за это, как вы понимаете, молодой человек, приходится платить. Такие у нас порядки… А чем, кстати, торгуете, если не секрет?
        - Грёзогенераторами.
        - О! Товар, несомненно, ходовой! Но на здешний рынок, друг мой, так просто не проникнешь. Сожрут и не подавятся. Весьма желательно, чтобы вас опекал кто-то из местных. Из тех, кто разбирается в обстановке.
        Можно, конечно, было сказать, что кое-кто из местных знатоков к Осетру в опекуны уже набился, но с какой стати? Если к тебе косяком идут знания о здешних порядках, зачем ставить на их пути барьеры? Что бы ни содержала вводная информация, обретавшаяся в базе данных «мозгогруза», она наверняка уже не слишком соответствовала действительности. Ибо ничто в мире не меняется быстрее самой жизни. Так, по крайней мере, утверждал капитан Дьяконов…
        - Это же, наверное, слишком дорого.
        - Не дороже денег! Крыша - вещь весьма полезная.
        - Крыша?
        Макарыч забрал бороду в кулак:
        - Крыша, крыша… Не знаете, что это такое?
        Осетр помотал головой и подумал, что знание жаргона ускорило бы процесс общения с потенциальными информаторами. Вот только у них наверняка бы появились вопросы, откуда этот совершенно зеленый торгаш знает словечки, о которых в миру ведомо только работникам Министерства исправительных учреждений да внутренних дел… Нет, скоро только кошки плодятся!
        Словоохотливый Макарыч тут же разъяснил юнцу-торгашу, что такое крыша. А потом изумился:
        - И как вас только сюда послали?
        Ответы на такие вопросы легенда предусматривала.
        - Меня никто сюда не посылал. Отец помог с первоначальным капиталом. Ну а дальше самому надо крутиться. Знакомые рассказывали, что здесь можно быстро разбогатеть. Вот я и… Раздобыл разрешение и прилетел.
        - Понятно. Решил срубить деньжат по-быстрому. - Макарыч вдруг перешел на «ты». - Зелень хвойная!.. Хочешь хороший совет?.. Рви когти отсюда, пока тебя волки не задрали.
        Осетр изобразил на физиономии смирение:
        - Не могу уже. Завяз. Денег на обратный билет нет.
        Ментальность окончательно изменилась, и кадет-«росомаха» уже превратился в испуганно-самоуверенного торгаша, который впервые столкнулся с жизнью, какая она есть на самом деле…
        Возможно, Макарыч и хотел продолжить поучения юнца, но тут в кабак ввалилась компания из трех человек, и взгляд у кабатчика сразу сделался озабоченным. А Осетр получил возможность усесться за свободный столик в дальнем углу. Он хотел было расположиться спиной к залу, чтобы не ловить на себе сумрачные взгляды, но тут же понял, что это будет ошибкой - в таких местах спиной ни к кому не садятся. Никто, даже зелень хвойная…
        Компания новых гостей Макарыча выглядела весьма примечательно. В первую очередь привлекал к себе внимание едва ли не двухметрового роста толстопузый тип с широченными плечами и грушеобразной головой, украшенной гривой рыжих волос. На нем была вполне приличная куртка синего цвета и не было ошейника-баранки. Оказавшись перед стойкой, рыжий быстро осмотрел зал, на мгновение задержавшись взглядом на Осетре.
        Второй гость выглядел рядом с рыжим едва ли не карликом, однако это было совершенно неверное впечатление, поскольку под оранжевой курткой определенно скрывались крепкие мышцы. Волосы у него были пшеничного цвета, коротко стриженные.
        А вот третий оказался настоящим карликом. В нем было не больше метра шестидесяти, и голова у него была словно кегельный шар, а глаза будто щелочки. На нем тоже была оранжевая куртка зэка.
        Баранок не было и у этих двоих.
        - Здорово, Макарыч! - прорычал рыжий. - Как поживаешь? Мошны еще не лишился?
        - Здравствуй и ты, Каблук, - отозвался кабатчик. - По делам пришел или трубы залить?
        - Плесни-ка нам для начала по сто пятьдесят «божьей крови». А там будем посмотреть.
        Макарыч быстро наполнил три стакана:
        - На шебутне торчали?
        - Конечно, торчали. Чтобы шебутня, да без нас случилась. Кто ж за порядком следить будет?
        - Ну и как там прошло?
        - А как всегда. Приказано бузу прекратить, иначе последуют оргвыводы.
        - А чё забузили-то?
        - Да и тут как всегда. Новый череп у Карабаса телку решил отобрать, - прорычал Каблук. - Запиши за мной… Кредит еще не скончался?
        - Как можно, Каблук! Ты в долгу никогда подолгу не торчал… Садитесь за столик. Сейчас принесу выпивку. На зуб что-нибудь пожелаете?
        - Будем, как обычно!
        Троица утвердилась за свободным столиком, оказавшись рядом с Осетром, а Макарыч сунул голову в окно кухни. Видимо, давал указания повару или поварихе.

«Интересно, - подумал Осетр, отхлебывая пиво, - почему он сам стоит за стойкой, а не держит бармена?»
        Впрочем, это был не тот вопрос, который должен интересовать кадета-«росомаху», угодившего в работу, как кур в ощип. И потому Осетр снова задумался, в какой ощип он угодил: то ли это случайное задание, то ли и в самом деле началась самая что ни на есть «суворовская купель».
        Вообще-то, среди многочисленных баек, ходивших среди кадетов о методах
«суворовских купелей», не было ни одной, где бы испытание происходило на тюремной планете. Но ведь это еще ни о чем не говорит. Всем бывшим кадетам строго-настрого запрещено говорить правду о «купели». Иначе погонят из «росомах» в шею! А с тех, кто не прошел испытание и в итоге отправился на гражданку, берут подписку о неразглашении. И все правильно! Иначе какое же это будет испытание, если экзаменуемый будет заранее знать о содержании экзамена! И вообще… «росомаха» - воин без страха! И должен быть готов к любой неожиданности. Так говорит капитан Дьяконов…
        А потому господа командиры запросто могут учинить своему кадету «суворовскую купель» на Угловке! Тем более что и легенда оказалась заранее заготовлена, и вся соответствующая инфа проработана - от географии до менталитета. А с другой стороны, когда нам читали методику планирования спецопераций, было ясно сказано, что у соответствующих служб давным-давно разработаны типовые легенды, и штабным ИскИнам надо только переложить их на конкретную операцию. Так что с этой стороны никакой пищи для окончательного вывода нет и не предвидится… К тому же какая, в конце концов, разница - «суворовская купель» предстоит или надо просто выполнить задание? И там, и там командование ждет успеха от своего подчиненного. Вот из этого и будем исходить!..
        - Эй, шкет!
        Только тут Осетр сообразил, что рядом с его столиком кто-то стоит. Оторвал взгляд от кружки с пивом. На него смотрел пшеничноволосый.
        - Ты кто такой будешь? Первый раз тебя тут вижу.
        Осетр пожал плечами, не сообразив, что ответить, и сделал еще глоток. Пиво было хорошее. Интересно, в него тоже сок храппа добавляют?
        - Антрекот проглотил? Чё тут ерзаешь? Пасешь кого?
        В школе «росомах» за такой тон давали в морду. Но здесь была не школа, а Осетр был не «росомаха». Торговец же должен сдерживаться от резких телодвижений. И потому он легко сдержался.
        - Никого я не пасу. Зашел вот пива выпить.
        Осетр скосил глаза в сторону приятелей пшеничноволосого. Громила с интересом следил за развитием конфликта. Карлик флегматично цедил содержимое из стакана и смотрел в сторону кухни.
        - Слышали, братаны? - продолжал пшеничноволосый. - Он зашел вот пива попить. И между прочим, никого не предупредил. А у нас в районе без предупреждения по гостям не ходят. Тебе это ясно, шкет?
        Ясно Осетру было одно - его провоцируют. И от того, как он себя сейчас поведет, зависит, как к нему тут станут относиться. Это, правда, важно лишь в случае, если он задержится в Черткове… Но и ежу ясно, что задержаться тут придется, иначе с какой стати бы его сбросили именно в этом районе?..
        - Я - торговец!
        - Что ты тарахтишь! - Пшеничноволосый расхохотался. - А мне взбрело в тыкву, что ты - черепок! - Он повернулся к приятелям. - Слыхали, братаны? Он, оказывается, торговец. А торговцы, между прочим, здесь бесплатно пиво не пьют!
        - Я уже заплатил.
        - Это ты Макарычу заплатил. За пиво! А теперь гони папиры мне - за то, чтобы я тебе разрешил сидеть тут.
        - У меня больше нет денег… - Осетр проследил, чтобы голос достаточно дрогнул. - Я еще не продал товар.
        - А мне-то что за печаль? - Пшеничноволосый положил Осетру руку на плечо, и этот жест уже требовал более выразительной реакции. - Не продал товар - не ходи по кабакам.
        - Эй, Наваха! - рыкнул из-за своего стола Каблук. - Оставь-ка шкета! Он с тобой расплатится. Позднее. Мы за этим проследим.
        Пшеничноволосый Наваха удивленно оглянулся на гиганта, помедлил секунду - было почти слышно, как скрипят его мозги (наверное, он впервые был остановлен в предвкушении развлечения), - но отошел.
        Осетр облегченно вздохнул, решив, что шумный вздох станет лучшей линией поведения. Якобы торговец изрядно потравил вакуум. Вернее, спраздновал труса… Или как у них тут выражаются?
        Кабатчик приволок трем приятелям блюдо с тарелками. На тарелках явно было что-то мясное. Карлик и Наваха принялись уничтожать содержимое тарелок, а гигант продолжал с интересом смотреть на перепуганного незнакомца. Потом вдруг взял свой стакан, поднялся из-за стола и пересел к Осетру.
        - Значит, говоришь, торговец? - Рык его стал настолько добродушным, что перестал быть рыком. - А чем торгуешь?
        - Грёзогенераторами.
        - О-о! - Каблук покачал головой, и движение это выглядело стопроцентно уважительным. - Добрая торговля. Мечтальники тут пользуются немалым спросом. Кто надоумил?
        Осетр хотел было повторить ему историю, которую рассказывал водителю грузовика. Но решил, что рассказывать легенду каждому встречному - будет уже перебор.
        - Знающий человек.
        - При такой торговле обязательно нужна крыша! - Каблук снова уважительно покачал головой. - Либо идешь ко мне под защиту, либо переломаем тебе все кости… Вон сидит Кучерявый, - громила кивнул в сторону лысого карлика, который теперь меланхолично жевал бутерброд с куском мяса, - ему человека замочить, как два пальца обоссать. Но мочить мы тебя не будем. Просто инвалидом сделаем.
        Физиономия у Каблука была совершенно доброжелательной, и со стороны могло показаться, что беседуют два добрых другана. Впрочем, нет, только один добрый друган, потому что у Осетра лицо сейчас выражало крайнюю степень страха.
        - Я, - сказал он растерянно. - Я… Я…
        - Не говори сейчас ничего, - продолжал Каблук. - Просто подумай. Девушка у тебя есть там, откуда ты прилетел?
        - Не… Есть, - соврал Осетр.
        - Так вот ей придется искать себе другого. Мы и кости тебе ломать не станем. Кучерявый тебя так подрежет, что детей твоя девушка от тебя никогда не поимеет. - Громила встал из-за стола. - Макарыч! Подай парню еще кружку пива. За мой счет! Ему крепко подумать надо. А всухую мозги плохо ворочаются. - Он еще раз глянул на Осетра и фыркнул. - По себе знаю!
        Каблук отправился к приятелям. Откуда-то появилась официантка, рыжая девица в белой блузке и черной юбке, принесла Осетру кружку с пивом, состроила ему глазки. Осетр ответил ей непонимающим взглядом. И принялся изображать процесс усиленного ворочанья мозгами.
        Глава десятая
        Когда в «Ристалище» заявился Чинганчгук, Осетр уже устал изображать этот процесс. Третья кружка пива все не кончалась и не кончатась - он только мочил в пиве губы, поскольку принять алкофаг не было никакой возможности. Ну не лазить же внутрь комплекта номер два при всей этой шатии-братии!
        Водитель «зубра» явно был тут завсегдатаем, поскольку с ним поздоровались все присутствующие, начиная от кабатчика Макарыча и кончая тем пьяницей, что побирался по столам.
        Но для Осетра самым примечательным стало то, что не отмолчалась и компания Каблука. Более того, громила приветствовал нового посетителя с определенной симпатией.
        - Здорово, братан Чинганчгук! - прорычал он добродушно. - С вахты, небось, привалил?
        Водитель, держа в руках черный пакет, кивнул и осмотрел зал. Взгляд его наткнулся на Осетра, и кадету показалось, что в глазах Чинганчгука промелькнуло недоумение: как будто тот и не ожидал, что новый знакомец дождется своего транспортного спасителя.
        Между тем Чинганчгук подошел к стойке.
        - Здравствуй, Макарыч! - сказал он. - Сто пятьдесят «Божьей крови»! И все остальное! Короче, как всегда…
        Макарыч снял с подноса чистый стакан и взялся за бутылку. Чинганчгук прошел туда, где расположился Осетр, и угнездился на свободном стуле. Брякнул на стол свой пакет.
        - Дождался, парень? Вот и молодца!
        Осетр несмело улыбнулся:
        - Так ведь договорились же…
        - Значит, остановишься пока у меня. - Чинганчгук кивнул на пакет. - Я уже и жрачки купил на двоих. - Он обернулся в сторону стойки. - Макарыч, старый хрен! Скоро?
        - Этот шкет твой знакомый, что ли? - спросил Наваха, в свою очередь оборачиваясь к водителю.
        - Ну, - согласился тот.
        - С каких это пор у честного водилы в знакомцах торгаши?
        - С сегодняшнего дня. Это сын одного моего старинного приятеля, которому я когда-то пообещал, что присмотрю за мальцом.
        - Ясно. - Наваха потер мочку уха и подмигнул Осетру. - Не держи зла шкет. Мы по незнанке.
        Осетр кивнул, не зная, что ответить. Похоже, этот Чинганчгук - авторитетный мужик, коли с ним не хотят ссориться откровенные бандиты. Что ж, значит, повезло… Ну и слава богу! В воинском деле везение порой жизни стоит. С другой стороны, капитан Дьяконов говорил: «С авося не спросишь!»
        Между тем Макарыч принес небольшой стакан храпповки и блюдце, на котором красовался одинокий ломоть какого-то оранжевого фрукта, посыпанного не то сахаром, не то солью. Ломоть был размером с оладью, какие подавали иногда кадетам в школьной столовой.
        Похоже, Чинганчгук был сладкоежкой. Кому еще придет в голову сластить фрукты? Если, конечно, фрукт не представляет собой местную разновидность лимона…
        - Не пьянства ради, а продления жизни для! - Чинганчгук взял в руку стаканчик, отправил его содержимое в рот и принялся обсасывать ломтик.
        - Свежепосоленный брут для храповки - лучшая закусь! - сказал он, когда от фрукта осталась одна кожица.
        Все это было проделано с таким смаком, что на Осетра вдруг обрушилось зверское чувство голода.
        - А я думал, это сахар, - сказал Осетр.
        - Брут, можно, конечно, и с сахаром трескать, но я предпочитаю соль. Тогда вкус становится совсем пикантным.
        Нет, этот дядька определенно был осужден не за бандитизм.
        - А что, Каблук, - Чинганчгук повернулся в сторону громилы, - на Солнечном был сегодня?
        - А то, - с важным видом сказал Каблук. - Шебутня - святое дело. Чтобы черепам жизнь медом не казалась.
        - Чего на сей раз бузу устроили?
        - Да как и всегда. Новый черепок, что месяц назад к нам поставлен, попытался у дядюшки Карабаса телку отобрать. Ну вот и пошумели.
        - А палили по кому?
        - Мы раньше оттуда умотали. Думаю, это в воздух, из карабинов, для устрашения. Во всякой шебутне находятся братаны, не желающие расходиться, когда с черепом договоренность достигнута. Придуркам начинает казаться, что они теперь могут повлиять на черепов в решении любых вопросов. Вот таких и разгоняют выстрелами.
        - Если бы хотели кого убить, - встрял Наваха, - вместо огнестрелов плазменники использовали.
        Он был прав. Огнестрельное оружие только для разгона толпы и применяется, чтобы пошумнее было. Очень штатским на нервы действует. А когда серьезные дела начинаются, лучший друг солдата - плазменник. Как в старых сказках говорится?.. Махнешь горячей струей в одну сторону - улица, махнешь в другую - переулочек… Если, конечно, на энергопоглотитель не нарвешься… Ну да тут как судьба решит. Судьба и подготовка…
        - И чем закончилось?
        - А тем же, что и с предыдущим черепком. Как говорится, прошли очень короткие, но весьма интенсивные переговоры. И понял начальничек, что бесперебойная добыча храппового сока важнее, чем нарушение закона о свободе бабского счастья. - Каблук хмыкнул. - Ничему их жизнь не учит. Поспрашивал бы предшественника, как себя вести. У самих-то и срок службы потому ограничен, что без бабы и черепу не жизнь.
        - Он повернулся к Осетру - Как думаешь, шкет?
        - Не знаю, - сказал Осетр. - Я торговец-одиночка, в начальниках не ходил. Но, наверное, всяк считает, что уж он-то окажется лучше предшественника.
        - Вот и я говорю, самолюбие у черепов сильнее черной дыры.
        А этот дядька, похоже, до попадания на планету-тюрьму был связан с космосом. Нет, в самом деле, не все они тут безмозглые. Убийцами становятся не только нищета и беспризорники, бывает, что и люди с утонченным воспитанием ступают на скользкую дорожку, которая заканчивается мокрым делом. А дальше, если оставил достаточные улики, - суд и пожизненное заключение.
        - Ладно, - сказал Чинганчгук. - Давай-ка ближе к дому двигаться. Жрать хочется невмоготу. Да и ты проголодался небось.
        У Осетра тоже уже кишка за кишкой гонялась. Однако голод голодом, а «росомаха» есть «росомаха». Впрочем, не надо быть «росомахой», чтобы заметить, что водитель перешел вдруг на «ты». Хотя, если он называет Осетра сыном своего приятеля, иначе и быть не может. Но сей молодой человек вполне может к папашиному другу и на «вы» обращаться. Особенно, если он получил приличное воспитание. Как по легенде и придумано…
        - Макарычу жрачки закажи, - посоветовал Каблук. - У него сегодня отбивные - ништяк!
        Было видно, как Чинганчгук сглотнул слюну:
        - Нет уж, на сегодня открыт режим строгой экономии. А кредита у меня тут не имеется.
        - Ясно! - Каблук подмигнул. - Тогда удачно тебе поэкономить.
        - Идем! - Чинганчгук встал из-за стола, подошел к стойке и рассчитался. Осетр подхватил с полу комплект номер два и пристроился к нему в кильватер.
        Двинулись к выходу. Возле двери Осетр почувствовал спиной чей-то тяжелый взгляд. Обернулся.
        Нет, смотрел на него не Каблук. И не Наваха. Тяжелый взгляд принадлежал лысому карлику по кличке… с погонялом Кучерявый. Однако смотрел тот похоже не на самого Осетра, а на комплект номер два.
        Глава одиннадцатая
        - Этот амбал, похоже, до осуждения в космосе работал.
        - Какой амбал? - не понял Чинганчгук. - Нам сюда. - Он свернул за очередной угол.
        - Главный из той троицы в кабаке. По имени… с погонялом Каблук.
        Чинганчгук остановился и с интересом глянул на Осетра:
        - Почему ты так решил?
        - Ну… Он же про черные дыры знает.
        Чинганчгук вдруг захохотал во всю пасть, так, что немногочисленные прохожие на улице с романтическим названием «Лазурная» принялись оглядываться.
        Осетр не понимал, что так рассмешило «папашиного друга». Наконец, отсмеявшись, водитель сказал:
        - Про черные дыры тут самая распоследняя шестерка знает. Потому что черными дырами у нас называют не какие-то там космические объекты, а всего-навсего то, что у бабы между ног.
        И зашагал дальше, оставив Осетра осознавать добытую информацию. А когда Осетр его догнал, принялся рассказывать:
        - На Крестах держат исключительно осужденных мужиков. Дамского полу тут острая нехватка. Прилетают подзаработать, исключительно по своей воле и на свой страх и риск. Браки на планете-тюрьме запрещены законом. Чтобы не было лишних проблем. Поэтому бабы все вольные, работают исключительно в публичных домах и как бы общедоступны. Хотя большинство паханов, конечно, заводят себе постоянную симпатию. Никто из мертвяков им, разумеется, перечить не решается. Свое здоровье дороже…
        - Из мертвяков?
        - Так у нас зовут заключенных. Тут же в основном те, кто приговорен либо к высшей мере, либо к пожизненному заключению. Убийцы, насильники, маньяки…

«Интересно, а ты кто? - подумал Осетр. - Насильник с университетским дипломом? Впрочем, скорее ты маньяк, знакомящийся с молодыми парнями, завлекающий их к себе домой и зверски убивающий бедолаг».
        Как ни странно, эта мысль не родила в нем ни малейшего страха. Хотя по легенде должна была. И тогда Осетр изобразил это чувство, испуганно глянув на водителя и спросив:
        - Скажите, а почему вы так добры ко мне? К чужому человеку, да еще не мертвяку?
        На физиономии Чинганчгука родилась усмешка.
        - Приглянулся ты мне. - Он глянул на Осетра и понял опасения парня. - Не боись, я тебя не трону. Я не убийца и не насильник. То есть убийца, конечно, но не в том смысле… Ты, наверное, и не слышал про Петров Кряж. Это планета в Пятом Западном секторе. Я там служил. В одном из гарнизонов планетарной артиллерии. И так получилось, что не выполнил приказ, из-за чего погибло много наших людей. Меня осудили на пожизненное заключение. И я оказался на Крестах. Так что Матвей Спицын - убийца, но тебе не стоит его опасаться. - Он остановился, полез в карман, достал пачку сигарет, закурил и напомнил: - Матвей Спицын - так меня звали раньше. Матвей Степанович…
        Осетр кивнул и вздохнул с притворным облегчением. Чинганчгук протянул ему пачку сигарет:
        - Закуривай.
        - Спасибо, не курю.
        - Ну и правильно делаешь. Дольше проживешь. Хотя здесь это не важно…
        Осетр глянул на водителя недоуменно, но тот не стал развивать мысль.
        И они двинулись дальше.
        Все дома на Лазурной были соответствующего названию цвета. И Осетр снова подивился вкусам местных архитекторов. Странная тяга к чистым одиночным цветам, смешанная палитра была бы интереснее. Верх дома, скажем, желтый, а низ голубой. Или светофор…
        Через пару кварталов Чинганчгук сказал:
        - А вот и мое жилье. Лазурная, дом тридцать три. Счастливое число…
        Жилье Чинганчгука занимало половину симпатичного домика, изготовленного, как и все прочие здания, из дерева и покрашенного, естественно, голубой краской. Пока хозяин отпирал дверь, Осетр изучал незнакомый материал. Провел указательным пальцем по поверхности - она оказалась на удивление гладкой. Странно, деревья вроде бы шершавые… Конечно, на Новом Петербурге росли деревья, но строить из них дома никому бы и в голову не пришло. Зачем, если имеется синтепор - гораздо более дешевый и доступный строительный материал?
        - Это доски, - сказал Чинганчгук, поворачивая какую-то штуковину, вставленную в отверстие на двери.
        Видимо, такие на Крестах ключи… И Осетр подумал, что «мозгогруз» у «шайбы», наверное, не содержит и половины того, что может здесь потребоваться. Хорошо, он, Осетр, по легенде не местный житель! А если бы прикинулся местным?.. Впрочем, надо думать, тогда бы и «мозгогруз» подготовили более содержательный… Да и не было бы этого пожара - сорвать летящего в отпуск кадета с рейса и десантировать на незнакомую планету. В роли спасателя…
        А вот тут бы капитан Дьяконов сказал: «Назвался "росомахой" - на житуху не жужжи!» И был бы прав! «Росомахи» не подстраиваются под обстоятельства, «росомахи» подстраивают обстоятельства под себя.
        - Заходи, Остромир, - сказал Чинганчгук, распахивая дверь.
        И Осетр зашел.
        Они оказались в небольшой, на удивление чистой прихожей. Вполне можно поверить, что хозяин бывший военный, им тягу к чистоте и порядку вместе с уставами прививают.
        - Сумку можешь убрать в шкаф.
        Осетр послушно положил комплект номер два в шкаф, расположившийся в углу прихожей. В шкафу висел одинокий плащ и больше ничего не наблюдалось.
        - Идем, покажу мое жилище.
        Жилище было как жилище. Кухня и комната. В кухне - набор кухонной мебели и утвари. Плюс холодильник. В комнате - диван, стол, шкаф, кресло и пара стульев. Все из дерева. Кроме холодильника, разумеется.
        Когда Чинганчгук демонстрировал гостю обстановку, в голосе его определенно звучала гордость.

«Интересно, - подумал Осетр, - а спать мы будем в одной кровати? Он что, все-таки голубой?»
        Он выразил свои сомнения вслух. Не упомянув про голубизну, разумеется.
        - Спать будешь в кресле.
        - Как это?
        - А вот так! - И Чинганчгук за несколько секунд превратил кресло в некое подобие постели.
        - Ничего себе! - Осетр никогда бы не удивился трансформируемой мебели, если бы тут она не была деревянная.
        - Говорят, именно так жили наши предки, - сказал Чинганчгук.
        - А я думал, наши предки в такой ситуации жили не в своих домах, а в казармах. И их держали взаперти. Заборы были вокруг, из проволоки.
        Чинганчгук кивнул:
        - Да, я, когда меня сюда везли, тоже думал, что за колючкой жить буду. И поначалу тоже всему тут удивлялся. Но мне быстро объяснили, что главная наша задача - добыча храппового сока, и те, кто ее хорошо выполняет, живут как люди, а не как заключенные. Ну почти как люди… А забором тут у нас пустота работает. Почище колючки будет. Впрочем, есть ведь и карцеры, где держат тех, кто нарушает правила… Ладно, обо всем этом еще будет время поговорить. Присаживайся. Я пойду на кухню, полуфабрикаты куплены, надо только разогреть. Развлечь, к сожалению, тебя нечем. Видеосети на Крестах не существует. Развлечения у нас тут все старинные - или бабенку трахнуть, или рыло кому-нибудь начистить.
        Он исчез с пакетом на кухне, а Осетр присел на стул: Взгляд его зацепился за лежащий на столе говорильник.
        Интересно, видеосети тут не существует, а вот эти штуки - в полный рост. А ведь говорильник - гораздо большая угроза безопасности, чем пассивный видеопласт. Согласовать действия преступникам по говорильнику - раз плюнуть. А видеосеть… Впрочем, что это я? Здесь мобильная связь наверняка на постоянной прослушке. Планета-тюрьма отличается от обычных миров тем, что на ней не действуют гражданские законы. Тут проблемы людских отношений решает не выборный суд, а тот, кто поставлен властями. Ибо тут живут люди, лишенные гражданских прав. Вернее, сами себя прав лишившие… Кстати, интересно, а какое конкретно преступление совершил наш хозяин? Что за приказ он не выполнил? Не открыл огонь по противнику?.
        Спрашивать-то не очень удобно, а знать бы хотелось. Все-таки на нормальных мирах в этом отношении проще - вышел в Сеть, сформулировал запрос, и тут же тебе ответ: Иван Иваныч Иванов осужден таким-то судом такой-то планеты по статье такой-то Уголовного кодекса Росской империи. Если, конечно, его дело, в интересах имперской безопасности, не засекречено…
        Впрочем, понятное дело, мертвякам все это ни к чему. Никто из них отсюда не вернется, а потому и новости о том, что происходит в мире, им знать вовсе не обязательно. Именно так рассуждают местные власти. Ваше дело - добыча храппового сока, а для этого вовсе не надо знать, за кого вышла замуж бывшая камеристка княгини Варвары Лопухиной. И фильмы им смотреть незачем, а то станут скучать по прошлой жизни, и захочется мертвякам многого, чего им не положено - ни по социальному, ни по географическому положению. Книги у этого бывшего вояки, надо думать, тоже нет. Да, собственно, раз нет Сети, то как загружать в книгу тексты?
        Однако книга все-таки нашлась. Она лежала на странной решетчатой (деревянной, разумеется) конструкции, расположившейся в углу комнаты.
        Осетр не удержался, подошел, открыл крышку. Книга тут же засветилась. На титуле было написано «Василий Ян. "Александр Македонский"». Осетр коснулся сенсорклавы, просмотрел список.
        Ишь ты! И «Когда впереди война» Сергея Аксюты есть, и «Война и мир» Льва Толстого, и даже последний писк сезона «Наш враг - Великий Мерканский Орден» Кирилла Голобородько! Интересно, где он тексты берет?
        - Осваиваешься, Остромир?
        Осетр положил книгу на решетчатую конструкцию и обернулся.
        Чинганчгук принес стопку посуды и принялся накрывать на стол.
        - Читаешь книги-то?
        - Читаю.
        - Ну и правильно. Книги, брат ты мой, дурному не научат. - Чинганчгук поставил на стол две тарелки. - Сам я обычно принимаю пищу на кухне, но сегодня будем обедать здесь. Не часто у меня гости бывают…
        - А где вы тексты для книги берете?
        - Намекаешь, что Сеть на планете отсутствует?.. - Хозяин положил возле тарелок ножи и вилки. - Есть в Черткове лавчонка, где торгуют текстовыми модулями. Читателей здесь, конечно, не полгорода, но имеются. Во всяком случае, торговец не прогорает. Так что все мировые новинки у нас есть. Не в день презентации, конечно, получаем, но через некоторое время появляются.

«Мда-а, - подумал Осетр. - И кабаки тут имеются, и публичные дома, и книжные лавки. Определенно, человек везде устраивается, даже если этот человек - убийца и насильник, а живет он на планете-тюрьме без перспективы хоть когда-то покинуть ее».
        - Этажерку я, кстати, своими руками сделал.
        - Эту… что? - переспросил Осетр.
        - Сей предмет мебели, - хозяин кивнул на решетчатую конструкцию, где лежала книга,
        - называется этажеркой. На самом деле изготовить ее не так уж и сложно. Это не труднее, чем торговать. За время пожизненного заключения можно многому научиться… Садись-ка за стол!
        Долго просить Осетра не пришлось. Хозяин снова сходил в кухню и вернулся со сковородкой, полной жареного мяса, окруженного горой какого-то местного тушеного овоща.
        - Полагаю, все прививки тебе были сделаны?
        - Разумеется.
        - Значит, наша пища тебе не повредит… Впрочем, ты же пиво уже пил. И без последствий. - Чинганчгук подмигнул. - Храпповка-то вообще одну пользу приносит. Так что наше начальство не в накладе. Пожизненные рабы, у которых очень долгая жизнь, вырабатывают намного больше, чем на них тратится.
        Он разложил содержимое сковородки на две тарелки, и через мгновение Осетр уписывал свою порцию за обе щеки.
        - Отец у тебя жив? - спросил Чинганчгук, принимаясь за собственную порцию.

«Нет», - чуть было не брякнул расслабившийся Осетр, но набитый рот помешал. А потом и мозги сработали. Он прожевал, проглотил и сказал:
        - Да, конечно. А то где бы я начальный капитал взял на собственный бизнес. Банки кредитами сирот не жалуют.
        И попенял себе. Нельзя расслабляться. Капитан Дьяконов сто раз говорил, что жить жизнью легенды стократно сложнее, чем собственной. Вот так, на деле, и выясняется, что это - стопроцентная правда.
        - А занимается чем?
        - Торгует. Правда, в нормальных… в обычных мирах.
        - И как же это он тебя на Кресты отпустил?
        Осетр хитро улыбнулся:
        - А я его и не спрашивал. Он мне дал карт-бланш на первый в жизни бизнес. Говорит, за опыт надо платить.
        Чинганчгук покивал:
        - Думаю, он прав. За опыт действительно надо платить. Потому что за отсутствие его иногда приходится платить вдесятеро дороже. - Он помолчал, глядя в пространство.
        Похожему него была нечистая совесть. Впрочем, у кого из преступников она чиста?..
        - Ты, должно быть, голову ломаешь, - продолжал Чинганчгук, мрачнея. - Какого черта этот тип пристал ко мне? Чего ему надо?
        Осетр пожал плечами, продолжая уписывать жаркое.
        - У меня сын погиб. Там, на Петровом Кряже. Сейчас ему было бы столько, сколько тебе. Ты здорово на него похож, Остромир. То есть на такого, каким бы он стал сейчас… То есть как я его себе представляю… Ну ты меня понял.
        Осетр понял. И у него впервые с того момента, как он покинул борт «Дорадо», полегчало на сердце. Все-таки везде есть более или менее нормальные люди. И в тюряге обитают не одни убийцы и насильники!..
        Однако долго говорить тут было не о чем, и он коротко ответил:
        - Спасибо вам!
        Хозяин мотнул головой, словно его атаковало невидимое насекомое; мрачность его будто ветром сдуло.
        - Какие планы на сегодняшний день?
        Планы у Осетра были невелики - встретиться с Баяном. Но эта встреча по заданию должна состояться только завтра, а потому остаток дня можно было считать тем, что в школе называется «личное время». В частности, самая пора оценить сложившуюся ситуацию и хотя бы приблизительно представить себе, что делать дальше. Заготовленная легенда - вещь полезная, но уметь отходить от нее еще более полезно.
        - Сказать правду, хотелось бы отдохнуть. Все, что случилось после посадки, изрядно меня вымотало.
        - А со мной не желаешь пойти?
        - Куда?
        - В обитель греха. - Водитель усмехнулся. - В наш публичный дом. Там есть классные девочки. Или, как у нас говорят, крутоватые телки.
        Осетр представил себе вкусные картинки, которые ждут его в публичном доме. Но тут же откуда-то появилась Яна, закрыла собой героинь вкусных картинок, и Осетр подумал, что ей бы эти картинки не понравились. В отличие от героинь она была одета, но вовсе не этот факт отвратил Осетра от блистающих перспектив предстоящего вечера. Он прекрасно представлял себе ситуацию, когда рядом с ним окажется раздетая Яна, но это уже не будет грехом, а сейчас его зовут грешить. И вовсе не ради выполнения задания, что хоть как-то могло бы оправдать его в собственных глазах. А грех ради удовольствия - грех вдвойне… Так говорит капитан Дьяконов, а капитан знает, что говорит.
        - Нет, я все же лучше отдохну. Извините!
        Чинганчгук понимающе кивнул:
        - Соображаю. С непривычки наши реалии кого угодно в гроб вгонят. Кстати, эта троица в «Дристалище» доставала… приставала к тебе? Каблук и его компания…
        - Было дело.
        - А чего хотели?
        - Взять под опеку мой бизнес. Как это у вас говорится?.. Крышей стать.
        - Ясно. Лакомый кусок почувствовали. Не боись. Они с водителями связываться не станут. Так что пока со мной, живи спокойно. - Чинганчгук встал и начал собирать со стола.
        - Давайте, я посуду помою. Чтобы хоть как-то расплатиться с вами.
        - Неужели ты посуду умеешь мыть?
        - Не умею, - соврал Осетр. - Но я видел, как это делается. Думаю, справлюсь.
        Эх, Матвей-Чинганчгук! Знал бы ты, сколько мы посуды в школе «росомах» перемыли! Офицеры-наставники считали, что кадет должен уметь руками делать все - не только ножи метать или палить из плазменника, но и зажечь костер или приготовить нехитрый обед из добытого зверя, потому что саморазогревающихся консервов и кухни с посудомоечным автоматом иногда у «росомахи» может под боком и не оказаться…
        - Ну хорошо, попытайся. Полезно. Как говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся.
        Да, среди прочих заключенных… то есть мертвяков этот дядька, должно быть, выглядит белой вороной.
        Они перенесли посуду в кухню, хозяин вручил гостю фартук, показал, как пользоваться мойкой (ибо вода здесь включалась и выключалась необычными способами, с помощью этаких крутилок, красной и синей), и побежал переодеваться.
        А Осетр приступил к мытью. Поскольку хозяин находился еще дома, пришлось работать трудно и медленно. Умеющему, разумеется, тяжело делать что-то неумело, но разве актерское мастерство для «росомахи» - не одна из главных специальных наук?..
        Перед уходом Чинганчгук снова заскочил в кухню.
        - Что ж, неплохо… Как говаривала моя матушка, руки у тебя не из задницы растут… - Он открыл ящик стола. - Вот здесь второй ключ лежит от входной двери. На всякий случай. Я дверь закрою. Сумеешь замок открыть?
        - Сумею… Сумею, Матвей Степанович.
        Чинганчгук глянул на него недовольно, но напоминать про погоняло не стал.
        - И все-таки пойдем, попробуешь.
        Пошли в прихожую, к наружной двери. Осетр попробовал. Справился. И успокоенный хозяин, показав гостю, где хранится постельное белье, умчался к своим проституткам.
        Глава двенадцатая
        Застилать кресло он не стал, просто достал подушку и улегся. Расслабил все мышцы, закрыл глаза и полежал несколько минут с отключенными мозгами, не думая ни о предстоящем задании, ни о Чинганчгуковых проститутках, ни - даже! - о Яне. Не думать о Яне было труднее всего, но и с этой задачей он в конце концов справился.
        Пустота в голове росла, ширилась, захватывала все новые и новые области мозга, пока не поглотила Осетра полностью. Это было отработанное на школьных тренировках упражнение, очень хорошо снимающее усталость перед тем, как требуется сделать серьезный выбор или проанализировать ситуацию. А продумать дальнейшие действия перед завтрашней встречей с агентом Баяном было необходимо…
        Осетр пролежал так ровно десять минут. Он не сверялся с секундомером и не смотрел в сторону часов, висящих на стене комнаты. Переключение мозга в обычный режим происходило автоматически, и продолжительность полного отдыха отрабатывалась многолетними упражнениями. У каждого кадета она была своя - кому-то хватало пяти минут бездумного лежания на койке, кому-то требовалось полчаса. Осетру было достаточно девяти минут пятидесяти шести секунд. Можно, конечно, и больше, но никак не меньше… Прошло десять минут, и мозг очнулся. Пустота быстро сжималась, редела, будто разгоняемый утренним ветерком туман, и наконец уползла в подсознание.
        Можно было приступать к анализу.
        Но тут раздался звонок - по-видимому, к Чинганчгуку кто-то пришел в гости. Осетр хотел было отправиться в прихожую и объявить, что хозяина нет. Однако тут же понял ошибочность такого решения - неизбежно пришлось бы объясняться, кто он такой и что делает здесь в отсутствие хозяина. Лучше вести себя так, будто дом пуст. Постучат-постучат и уберутся восвояси.
        - Эй, Чинганчгук! - послышался грубый полупьяный голос. - Что, нажрался «кровушки» и дрыхнешь? Открывай давай!
        - А я тебе с самого начала говорил, что его дома нет, - отозвался другой голос, не менее грубый и не менее пьяный. - Он же сегодня с вахты, так? Так! А значит, наверняка поперся к Татарке мохнатые сейфы вскрывать. Пошли-ка тоже по лебедям. Там, говорят, новенькая появилась - буферюги с голову размером!
        - Гы-гы-гы… С голову или с головку?
        - Га-га-га… У некоторых без разницы, все равно мозгов в башке не больше, чем на конце эклера.
        Посоревновавшись в подобном остроумии, незваные гости умотались к своей Татарке. А Осетр, восстановив настрой, взялся за дело.
        Итак, если исходить из информации, вложенной в него «мозгогрузом», начальный здешний контакт зовут Баяном. Надо полагать, что Баян этот - местный резидент, но выполнять работу за Осетра он, разумеется, не станет. Поэтому к Баяну надо идти с конкретными вопросами и предложениями. Вот и займемся их формулировкой.
        Итак, исходная информация… На планете Угловка (именуемой в просторечии Крестами), принадлежащей к системе звезды 7377 по Общегалактическому каталогу небесных объектов (именуемой Вера), исчез агент Муромец. Чей он агент - «росомах», флотский или армейский, - вводная не поясняет. Тут есть разные варианты. К примеру, Муромец - такой же кадет, как и я, проходивший здесь «суворовскую купель» и проваливший ее. А может, он - агент настоящий, действующий, не имеющий ни малейшего отношения к школе.
        Вот только что он делает на планете-тюрьме? Какую здесь выполняет миссию? Об этом мы уже думали и забыли, что есть и иные версии, кроме борьбы с коррупцией… К примеру, он следит за мертвя… за отбывающими наказание? Почему? Какой заключенный может интересовать разведку армейскую, флотскую или «росомах»? Надо полагать лишь разоблаченный и осужденный вражеский шпион… Либо кто-либо из императорской семьи. Нет, уж скорее второе, чем первое, поскольку разоблаченный шпион есть материал отработанный и вряд ли заинтересует любую из трех указанных разведок. Однако, опять же, с какой стати на поиски такого агента вдруг бросили кадета? Что, поблизости не оказалось никого более опытного? Маловероятно… И тут тоже два главных варианта. Один - на самом деле нет никакого исчезнувшего агента Муромца, а есть «суворовская купель» для кадета Остромира Приданникова с целью проверить его в деле. Об этом мы тоже уже думали. В этом варианте кадет Приданников должен себя вести, как настоящий «росомаха», которому поручено выполнить задание Родины. Второй вариант - кадет Приданников привлечен к делу в качестве отвлекающей
фигуры, чтобы маячить перед неведомым противником, пока настоящий агент (возможно, даже тот же Муромец) выполняет истинное задание. Как должен вести себя кадет Приданников? Да, собственно, так же, то есть как настоящий «росомаха», которому поручено выполнить задание Родины. И пусть в этом случае голову ломает противник - для чего тут оказался зеленый юнец, кадет, еще не выпущенный своею школой. А наше дело - солдатское!
        Есть приказ - и надо его выполнять! Как говорит капитан Дьяконов: «Солдату и болотная вода - что твой кофе!» Причем капитан никогда не использует слово
«военный». Военные мы для штатских, а так - солдаты… Капитан и вообще всегда говорит: «Мы, солдаты…» Если не использует выражение: «Мы, "росомахи"…» И раз мы солдаты и «росомахи», не будем больше ломать голову, есть ли скрытый смысл у полученного задания, а будем выполнять его по прямому смыслу.
        Так что в колонну по одному!
        Проблема вторая - как искать пропавшего Муромца? Не могу же я болтаться по всему городу и расспрашивать каждого встречного-поперечного! Кстати, раз меня сбросили в район Черткова, значит, в последний раз агент Муромец был замечен командованием именно здесь. Кстати, под каким прикрытием пропавший агент на Крестах обретался? И тут скорее всего два варианта. Либо как липовый осужденный, доставленный на планету отбывать наказание. Либо как вольный, приехавший сюда подзаработать. То есть как и я. И это, думается, наиболее правдоподобная версия. Хотя нет… В таком случае значило бы, что для меня использовали уже опробованную легенду, а если эта легенда закончилась провалом, ее бы не стали использовать повторно. Впрочем, если агент Муромец не принадлежит к «росомахам», наши вполне могли бы сами использовать эту легенду - вольный торговец испокон веков был личиной разведчика. Вольный торговец или дипломат…
        А из второй проблемы - вытекает третья. Кому понадобился агент Муромец? То, что тут среди всего контингента бывших бандитов имеют бандиты настоящие, так сказать, действующие во время отбывания наказания, ясно даже из моего не слишком длинного пребывания на Угловке. Но не могли же бандиты похитить Муромца с целью заполучить за него выкуп! Это уже ни в какие ворота не лезет! Это может означать только одно - на бандитов работает кто-то из администрации Крестов! В принципе, подобное, конечно, возможно - коррупция в Росской империи при Владиславе сделалась просто гигантской, но не до такой же степени, чтобы администрация тюремной планеты заодно со своими подопечными работала! Уж скорее они на нее!
        Ну а раз похищение с целю выкупа отменяется, то остается похищение с целью информационной добычи. И что же такое мог знать господин Муромец, чтобы его похитили? Про вражеского разоблаченного шпиона? Эта информация никому на фиг не нужна, ей цена - копейка в базарный день. А значит, получается, тут опять нечто, связанное с делами императорской семьи. Ох и не нравится мне такая ситуация! Попасть можно в такую ситуацию, когда гроб с телом покойного под фанфары и приложенные к козырькам фуражек правые руки отправляется в открытый космос… Правда, по поводу «суворовской купели» капитан Дьяконов, помнится, произнес целую речь… Проще всего бросить кадета на произвол судьбы. Как кутенка в воду. Выплывет так выплывет, утонет так утонет. Но у «росомах», друзья мои, иначе. Мы своих на произвол судьбы не бросаем… Именно так говорил тогда капитан Дьяконов на последней своей лекции, посвященной отношениям между «росомахами». Однако речь шла о произволе судьбы, а если кадет столкнется с произволом интересов императорской фамилии?.. Решатся ли «росомахи» крупного калибра защитить своего подопечного? Ох не нравится
мне ситуация!
        Впрочем, тут я что-либо изменить бессилен, а потому попросту не будем думать об этой стороне солдатской службы. Вернемся к нашим баранам!.. С какой бы целью не похитили или не убили агента Муромца, сделать это могли либо заключенные, либо представители администрации. Либо мертвяки, либо черепа… Есть, правда, вероятность, что такое проделали и вольные люди, но она невелика. Потому что вольных людей, способных на такое, на Крестах очень-очень немного. Не проститутки же это проделали! И не официантка из кабака «Ристалище»! Ристалище-дристалище… Кстати, почему кабак так прозвали? Ох и остер язык у росского народа! Если книга названа автором «Полторы сосульки», ее будут обзывать не иначе как «Полторы писульки», хи-хи… Тьфу, куда это занесло мои мысли?
        Так с чем же я завтра отправлюсь на встречу с Баяном, что я ему скажу? Про исчезнувшего человека я ему сказать могу? Могу. Насколько Баян посвящен в дело, я не знаю, а потому лишнего болтать не будем. Скажу, что я ищу вольного торговца, который прилетел сюда торговать, а сам взял да и пропал. Даже если Баян знает больше, он меня поймет… Кстати, кстати, кстати… Если это все-таки «суворовская купель», то тем более лишнего болтать не надо, от этого вполне может зависеть окончательная оценка и вся моя дальнейшая судьба. Вот так-то! Короче, пока я вижу лишь один путь - рассказать господину Баяну полуправду-полуложь, а дальше все будет зависеть от него…
        И стоило же столько ломать голову для того, чтобы прийти к подобному выводу! Осетр рассмеялся в голос. Да уж! Польза логических рассуждений только в том, что они не дают мозгам заплыть жиром, и когда потребуется действительно быстрое и жизненно необходимое решение, есть надежда, что не подведут.
        Однако вот уже и темнеть за окном начинает. Не пора ли нам в постельку? Господин хозяин врядли рано заявится, девочки так быстро не отпустят.
        Осетр встал и пошел к комоду за постельным бельем.
        Черт возьми, да у них тут белье натуральное! Что что же значит? Это же значит, что белье произвести на Крестах выгоднее, чем доставить транссистемником из другого мира. Впрочем, ничего удивительного в этом и нет, поскольку рабочая сила тут дешева до невозможности.
        И удовлетворенный логичностью своего последнего вывода, Осетр застелил трансформирующееся кресло и улегся баиньки.
        Глава тринадцатая
        Ночью ему приснился сон.
        Он оказался на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор и песка. Над песчаной пустыней висело багровое небо, похожее на залитую кровью простыню. От пейзажа шла такая тревога, что судорожно заспотыкалось сердце. Как ни странно, Осетр был без скафандра, но, похоже, это средство личной защиты ему и не требовалось, потому что он, оказывается, не дышал.
        Потом багрец в небе заволновался, забурлил, закрутился десятками водоворотов. Образовались многочисленные воронки, стремительно понеслись вниз, потянулись к Осетру, окутали его багровой полумглой, в которой не было ничего, кроме все той же тревоги.
        А когда полумгла рассосалась, оказалось, что вокруг стоят стены кабака
«Дристалище». За окнами кабака - ранний вечер, только-только укатилось за горизонт солнце. Осетр сидел за столом и резался в «очко». Сдавал Каблук. Справа от Осетра сидел Наваха, а слева - как всегда, молчаливый Кучерявый.
        Наваха открывал карты, будто держал в руках гремучую змею.
        - Еще!
        Каблук дал ему карту.
        - Еще!
        Каблук дал третью карту. Наваха грязно выругался:
        - Перебор, так твою!
        Настала очередь Осетра. У него на руках была десятка бубен.
        - Еще!
        Каблук сдал. Дама пик…
        - Еще!
        На этот раз выпала семерка пик. Двадцать очков. Дальше будет только перебор…
        Осетр положил закрытые карты на стол:
        - Себе!
        Каблук перевернул свою карту. Туз червей… Каблук пристально посмотрел Осетру в глаза, будто хотел увидеть там отражение карт соперника. И наверное, что-то увидел. Правая рука его, тянущаяся к колоде, замерла на мгновение. Каблук просто впился в лицо Осетра, и взгляд его был притягателен, как девичий стан… Однако что-то заставило кадета перевести глаза на колоду. И он успел заметить, как выскочила из правого рукава Каблука карта. Ничем не отличимая от остальных карт в колоде и на столе. И вот уже на столе рядом с тузом червей лежал туз треф.
        - Золотое очко! - завопил Наваха.
        - Ваши не пляшут, - добродушно рыкнул Каблук. - Что у тебя там? Девятнадцать или двадцать?
        Однако Осетр не стал открывать карты.
        - А что, господа, если мы сейчас проверим колоду и найдем там второго трефового туза?
        У картежников отвалились челюсти. Наверное, еще никто и никогда не делал Каблуку подобное предложение…
        - Чё-чё? - прошипел Наваха, глядя Осетру куда-то в подбородок. - Ты сам-то, пенка зеленая, понял, чё сказал?
        Каблук опять не сводил с противника глаз. В их глубине пряталось что-то непонятное - не то желание добродушно рыкнуть: «Ну, насмешил, молокосос!», не то намерение въехать обнаглевшему щенку в морду…
        - Давайте проверим колоду, - повторил Осетр.
        - Каблук! - донеслось слева.
        Оказывается, это открыл рот Кучерявый, и оказывается, голос у него походил на писк придавленного кролика.
        - Каблук! Да это чмо опустить тебя хочет!
        Взгляд Каблука сделался страшен. Правая рука его стремительно, как атакующая змея, прыгнула вниз и так же стремительно выпрыгнула обратно, Каблук быстро перегнулся через стол, и Осетр успел увидеть, как летит к его груди блестящее лезвие, и даже успел понять, что ему грозит смертельная опасность, но ни вскочить, ни уклониться он уже не успел, и даже, когда лезвие скользнуло между ребрами и кончик ножа коснулся сердца, не успел понять, что его зарезали…
        Глава четырнадцатая
        Когда он утром проснулся, Матвея Степановича все еще не было. Загулял, видно, Чинганчгук со своими подружками по полной программе.
        Осетр встал, умылся, походил из угла в угол…
        У всякого порядочного кадета-«росомахи» в этот час должен быть завтрак, и потому в животе опять кишка гонялась за кишкой. От вчерашнего ужина осталась лишь горбушка местного хлеба. Через пяток секунд не осталось и ее: хлеб еще вчера показался Осетру очень вкусным. Потом Осетр заглянул в холодильник. Там лежал кусок чего-то, отдаленно похожего на сыр, но крайне неаппетитного на вид. Можно было, конечно, отправиться во вчерашний кабак, но для этого надо было выходить из дома. Неизвестно, как Чинганчгук к этому отнесется…
        Прошло еще полчаса. Осетр пытался заглушить нарастающий голод чтением «Когда впереди война». Но через пару десятков страниц герои Аксюты принялись со смаком поедать стандартный обеденный паек десантника (консервированный суп харчо, консервированное рагу из говядины, апельсиновый сок и пр.), и Осетр такого издевательства уже не выдержал. Вернул книгу на место, забрал из ящика ключ и покинул гостеприимный дом, не забыв запереть дверь. Комплект номер два решил с собой не брать - не слишком это удобно, таскаться по городу с дорожной сумкой. Человек с дорожной сумкой не располагает к установлению нейтральных отношений, на нем всяк желает заработать.
        В «Ристалище» было тихо и малолюдно. Макарыч поприветствовал его, как старого знакомого.
        - Чего желаете, молодой человек?
        - Позавтракать.
        - Могу предложить кашу рисовую или гречневую, или… - Макарыч принялся перечислять утреннее меню своего заведения.
        У Осетра просто слюнки потекли.
        - Ну-с, выбирайте! - сказал Макарыч, закончив перечисление.
        И Осетр выбрал.
        - Маруся! - крикнул Макарыч. - Обслужить клиента!
        Откуда-то появилась вчерашняя рыжая девица, опять состроила Осетру глазки. Тот не удержался и улыбнулся. А почему бы и не улыбнуться девушке, которой ты определенно понравился?
        - Здравствуйте, - сказала рыжая. - Вы ведь не мертвяк?
        - Нет, я вольный торговец.
        Эта новость явно пришлась Марусе по сердцу. Во всяком случае, улыбка ее стала шире.
        - Только вчера сюда прилетел.
        - У нас хорошее заведение. Вы правильно выбрали где питаться. Кстати, меня зовут Маруся.
        - А меня Остромир, - представился Осетр.
        Его проводили к свободному столику, прямо под «икону» в углу. Похоже, он действительно перешел в разряд постоянных клиентов. Ну и прекрасно, постоянный клиент - почти родственник, от него не скрывают то, что скроют от случайного посетителя.
        - Здесь вам будет удобно, - прощебетала Маруся.
        - А эта икона у меня над головой… Она какой религии?
        Маруся подняла глаза на этикетку и усмехнулась:
        - Нашей местной… У нас тут в роли бога - «божья кровь»!
        - В самом деле?
        - Конечно! Кто жизнь продлевает, тот и бог… Сейчас я принесу ваш заказ.
        Через пяток минут Осетр уже приступил к пшенной каше, провожая глазами ладную фигурку Маруськи. Официантка, расхаживая с подносами по залу, кидала ему ответные взгляды, но против Яны она была почти как баба Яга против Елены Прекрасной. Нет, ну не совсем, конечно, баба Яга, а если не кривить душой, то и совсем не баба Яга… Но такой парень, как Осетр, будет покупать букеты цветов не ей!
        Черт возьми, как хорошо, что люди селятся у солнцеподобных звезд на землеподобных планетах, а если планета не землеподобна, то ей устраивают терраформирование и заставляют стать похожей на колыбель человечества. И ты можешь на любой планете империи поедать блюда, которые ел с самого-детства, и только изредка клиенту могут предложить что-нибудь, не имеющее ничего общего с привычной тебе кухней.
        Покончив с завтраком и расплатившись, Осетр спросил Макарыча, как ему отыскать Зеленую улицу.
        Макарыч потерзал рукой бороду, потом зачем-то подмигнул, но подробно описал, куда идти и где поворачивать.
        - Тут ходьбы не более получаса. Но надо будет перейти мост через Данилу.
        - А общественный транспорт у вас существует?
        - Общественный транспорт у нас только для того, чтобы завозить и вывозить вахтовые бригады в лес, на заготовку храппового сока. А в городе и пешком можно добраться в любой конец. Чертков - это вам не Петроград. И даже не Новобибирево.
        - А представительство «Росского императорского банка» в городе есть?
        - Как не быть! Это тоже не очень далеко, на Солнечном проспекте. - И Макарыч объяснил, где вольный торговец может совершить необходимые финансовые операции.
        Осетр поблагодарил его и, сопровождаемый взглядом Маруси, двинулся к дверям. Взгляд официантки совсем не был похож на вчерашний взгляд Кучерявого, он даже грел спину. Но окажись здесь вместо Маруси Яна, он грел бы и сердце…
        Впрочем, предстоящая встреча с Баяном волновала его сейчас гораздо больше, чем Янин взгляд. А уж про Марусин-то и говорить нечего…
        До Зеленой улицы Осетр добрался за двадцать минут - ибо он, само собой, ходил быстрее Макарыча. Пошел вдоль улицы, разыскивая явку. И, когда увидел триконку с нужным номером, у него отвалилась челюсть - двухэтажный деревянный дом с крышей, украшенной коньком в виде змея Горыныча, имел в качестве украшения еще и красный фонарь. Удивиться было чему - любой взрослый гражданин знает, что красными фонарями в империи положено отмечать дома терпимости.
        Вот так номер! Это ж он, Осетр, еще вечером мог прийти на явку, если бы увязался с Чинганчгуком. Впрочем, вряд ли вчера тут находился Баян, не торчит же он в публичном доме сутками напролет! В резиденты, конечно, ребята попадают крутые, но приапизм не входит в число их отличительных качеств. И хвастаться они могут отнюдь не сексуальными подвигами. Впрочем, нет, хвастаться они могут как раз именно сексуальными подвигами, поскольку о профессиональных своих подвигах они не могут поведать никому, кроме начальства.
        Однако интересно, как мы с Баяном войдем в контакт? В соседних комнатах окажемся - как их в таких местах называют, не то кабинеты, не то будуары?..
        Последняя мысль очистила его душу от волнения, и на резное крылечко он взбежал легко и весело. Поискал глазами сенсор дверного звонка, но тут ему пришло в голову, что в подобных домах двери обычно не закрываются, и он просто потянул ручку.
        Дверь распахнулась, и он оказался в не слишком большом помещении, стены которого были украшены довольно легкомысленными картинками. Девочки, девочки, девочки… Впрочем, никакой порнографии!
        В помещении находилось всего два человека. Слева, на стуле, сидел возле двери широкоплечий бугай, одетый в униформу, с головой выдающую в нем охранника. А впереди было нечто вроде гостиничной стойки, и за нею устроилась дама неопределенного возраста. Неопределенного, потому что широкое лицо и узкие глаза выдавали в ней женщину монголоидного типа, а возраст таких Осетр определять точно так и не научился. Ошибка обычно достигала семи-десяти лет, и по этому разделу специальной подготовки он имел трояк, и не более…
        К охраннику в такой ситуации клиенты не обращаются, и Осетр, кивнув бугаю, прошествовал прямо к стойке. Глянул на даму.
        Наверное, хозяйка. Не ее ли, случайно, незваные гости на пороге Чинганчгукова дома называли Татаркой?
        - Здравствуйте! Баян здесь?
        - Здесь, - сказала дама, внимательно разглядывая клиента.
        Таким взглядом профессионально оценивают клиента - много ли денег намерен оставить в заведении изначально, можно ли его раскрутить и до какой степени?
        - Хотелось бы его увидеть… - голос Осетра дрогнул, потому что до него вдруг окончательно дошло, чем ему придется заняться, прежде чем он встретится с Баяном, ибо явившийся в публичный дом и не купивший там девочку поведет себя откровенно подозрительно. А за этой мыслью тут же пришла мысль о Яне и о том, что любая другая вызовет у него отвращение…
        - Ее, - сказала хозяйка.
        - Извините, не понял.
        Дама-монголоид усмехнулась:
        - Баян - это я. Каких девочек предпочитаете, молодой человек? Блондинок, брюнеток, пышненьких, худеньких?
        У Осетра во второй раз отвалилась челюсть. Хозяйка быстро поняла причину его замешательства.
        - Вы думали, молодой человек, что Баян - это мужчина? - Она рассмеялась. - Баян - старинное татарское женское имя. По-арабски, приветливая, добродушная. И уверяю вас, я именно такая!

«Росомаха» есть «росомаха», пусть и кадет, - Осетр недолго стоял с раскрытым клювом.
        И вдруг понял, что ему предстоит все-таки «суворовская купель», потому что только в экзаменационных целях его могли отправить к такому резиденту и на такую явку. Мамочку подобрали, которая и встретит, и утешит маленького, и сопли платочком утрет…
        - Я прилетел вчера. Тетка Анфиса просила передать вам стопудовый привет.
        Надо сказать, что резидентша в ответ на фразу-пароль и ухом не повела. Глаза ее не стрельнули испуганно в сторону охранника. Похоже, Баян - опытный оперативный работник. В Осетре даже уважение проснулось. Сам-то он, наверное, несколько мгновений назад стоял перед нею дурак дураком!..
        - Так ты от тетки Анфисы! Как она, здорова?
        - Вполне, - продолжал пароль Осетр. - Пятый год простуды стороной обходят.
        - Молодчина Анфиса! - Баян склонилась к говорильнику, нажала сенсор. - Леночка, деточка, спустись-ка вниз! - Она встала из-за стойки. - Как тебя зовут, парень?
        - Остромир.
        - Пойдем-ка ко мне, Остромир, расскажешь все поподробнее.
        По лестнице, уводящей на второй этаж, спустилась девушка лет двадцати. Макияж, маникюр, педикюр, топик, миниюбка…
        - Леночка, деточка, посиди здесь. Ко мне гость прилетел, племянник моей хорошей знакомой. Мы пойдем поболтаем.
        - С удовольствием, Баян-апа! - Наверное, Леночке было не впервой подменять хозяйку.
        Осетра провели под лестницу и по длинному, безвкусно оформленному коридору, в который со обеих сторон выходили многочисленные двери. В последнюю дверь в торце коридора хозяйка с гостем и вошли.
        - Присаживайтесь, молодой человек, - сказала Баян. - Что вас привело ко мне?
        Осетр рассказал ей то, о чем решил при вчерашнем анализе ситуации.
        - Чем занимался исчезнувший? - спросила Баян.
        - Не знаю, - сознался Осетр.
        - Впрочем, это не очень важно. Что я могу для вас сделать?
        Осетр объяснил. Баян закурила длинную тонкую коричневую сигарету и некоторое время размышляла, стряхивая пепел в изящную пепельницу в виде кошачьей головы, изготовленную из какого-то зеленого камня.
        Помещение, по-видимому, было кабинетом. Наверное, именно здесь хозяйка подбивала финансовый баланс и расплачивалась со своей крышей. На окнах висели глухие синие шторы, а со стен изливали неяркое сияние лампы в виде сатиров, держащих в руках световые элементы. В таком интерьере, наверное, приятно считать деньги…
        - Вам не предлагаю, - сказала Баян запоздало. - Вы наверняка не курите.
        - Не курю, - согласился Осетр.
        - У меня есть знакомые люди, которые могут вам помочь. Но только потребуется оплатить их хлопоты. Деньгами вас снабдили?
        - Да, в финансовом обеспечении задания предусмотрены подобные расходы. В разумных пределах, естественно.
        - У них наверняка существует определенная такса за подобные услуги. Задание, как я понимаю, срочное.
        - Бесспорно. Просто чем позже мы найдем пропавшего, тем больше вероятность получить в руки труп.
        - Что ж, значит, сегодня я попытаюсь связать вас с необходимыми людьми. Приходите завтра в это же время. - Баян встала. - Вы где остановились? В какой гостинице? В
«Приюте странников»?
        - Нет, я познакомился по дороге с одним дядькой. Подбросил меня до города. Приличный человек, хоть и преступник.
        - Да, среди мертвяков встречаются приличные люди, хоть и редко. Но все-таки чаще, чем среди черепов…
        - У него погоняло… у него кличка - Чинганчгук.
        - Ах, Чинганчгук? Этот действительно приличный человек. Мне иногда кажется, что он никакого преступления и не совершал вовсе… - Она вдруг оборвала фразу, словно собиралась сказать: «… а просто закинут сюда с неведомой целью», но вовремя вспомнила, что подобные фразы из уст резидента Министерства имперской безопасности звучат, по крайней мере, глупо. - Вы не голодны, Остромир?
        - Нет, я позавтракал в «Ристалище».
        - Как там Макарыч? Я имею в виду настроение. Здоровье-то у нас тут проблем долго не создает. Я тут уже десять лет, а почти не постарела.
        Осетр пожал плечами, потому что не знал, ни что ответить про Макарыча, ни как прокомментировать ее последние слова. Было вообще странно, что она говорит такое незнакомому человеку. Но, видимо, она просто расслабилась наедине пусть и со слишком молодым, но своим.
        - А может, девочку пожелаете? - Баян хитро улыбнулась. - В целях сохранения конспирации?
        Осетр тут же вспомнил Яну, и это воспоминание вкупе с предлагаемым действием по
«сохранению конспирации» едва не заставило его содрогнуться.
        - Нет, спасибо.
        - Они здоровы. «Божья кровь» все лечит. На Крестах, видите ли, вообще не болеют.
        - Как это?
        - А вот так! Если в иных мирах добываемое из храппов средство задерживает старость людей, то что ему мешает действовать таким же образом здесь, на родной планете?.. Ну что, не переубедила я вас? Хотите девочку?
        Осетр снова представил себе возможные вкусные картинки, но их вкусность не одолела будущий стыд перед Яной.
        - Нет, спасибо!
        - Ну что ж, тогда не смею задерживать.
        Осетра сопроводили по коридору, провели к бугаю-охраннику и Леночке и отправили вон со словами:
        - Забегай хоть каждый день!
        - Обязательно, тетя Баян, - отозвался он.
        Тетя Баян показала ему оттопыренный большой палец, и он вдруг поверил, что справится с «суворовской купелью».
        Глава пятнадцатая
        Поскольку пока поиски исчезнувшего агента, едва начавшись, тут же и приостановились (по крайней мере, до завтрашнего дня), Осетр решил смотаться на Солнечный проспект, отыскать местный филиал «Росского императорского банка», где ему открыли счет. Сегодня он, конечно, деньги снимать не станет, сначала надо узнать, сколько запросят. Кстати, надо сделать вид, будто обзавелся монетой и вернуть Чинганчгуку трешку…
        На улицах, как и вчера, было немноголюдно. Этим Чертков очень отличался от нормальных городов империи. В Петрограде, когда ни окажись за пределами школы, на улицах толкутся тысячи людей: туристы, жаждущие столичных архитектурных чудес; молодые мамаши, прогуливающие в колясках своих грудничков и делящиеся друг с другом материнскими познаниями; студенты, сбежавшие с лекций в поисках любви и приключений…
        Здесь не было ни туристов, ни мамаш с детками, ни студентов. Женщин вообще почти не было, а если появлялась порой какая, она обязательно шла в сопровождении мужчины. И вполне возможно, что несла в сумочке именное оружие, которое, в целях безопасности, чтобы никто посторонний на него не покусился, снабжено дактилоблокиратором. Ибо любое незащищенное оружие, при характере здешнего народонаселения, будет неизбежно повернуто против своего хозяина. Чтобы воспрепятствовать этому, и созданы дактилоблокираторы. А поскольку среди мертвяков наверняка найдется немалое количество хакеров, способных перепрограммировать любой блокиратор, то чтобы противодействовать им, на стационарную орбиту вокруг Крестов выведены три спутника, накрывающие всю обитаемую поверхность планеты. При необходимости они способны дать сигнал, отключающий пусковой блок любой конкретной единицы стрелкового вооружения: от плазменника до биоизлучателя. Проблема одна - если у тебя сперли оружие, вовремя дать знать людям, отвечающим за его безопасность.
        Осетр усмехнулся. Двусмысленное какое словосочетание - безопасность оружия. Но если вдуматься, так оно и есть: и оружие должно находиться в безопасности от людей, и люди в безопасности от оружия…
        Пару раз Осетр все-таки останавливал мрачных мужчин, шагающих ему навстречу, и спрашивал, как ему пройти. Ответы были весьма короткими, а физиономии отвечающих оставались откровенно нелюбезными. К такой манере общения больше подходит слово
«буркнул»… Видимо, у отвечающих не могло быть ничего общего с тем, кому потребовался банк. Осетр даже не удивился бы, увяжись они следом, но до такого, слава богу, не дошло.
        Впрочем, он-то благодарил их с доброй улыбкой, и вся их мрачность оставалась на их же собственной совести.
        Дорога до банка оказалась даже короче, чем до заведения мамаши Баян. А на подходе Осетр обнаружил еще одно отличие здешних улиц: практически не было рекламы. Даже на двухэтажном здании банка висела небольшая вывеска с соответствующей надписью. В Петрограде же центральный офис «Росского императорского банка» достигал ста этажей в высоту и издалека казался висящим над городом.
        Отличие было и в том, что мимо банка периодически проезжали грузовики-цистерны
«зубры», точь-в-точь как тот, на котором Осетр приехал в Чертков. Попробовали бы они вот так поездить мимо центрального офиса РИБ в Петрограде!.. Там к зданию на сто пятьдесят метров приближаться запрещено - и наземному транспорту, и глайдерам… Попытаешься пересечь невидимый барьер, ИскИн твоего личного транспорта откажется выполнять маневр. А при повторной попытке остановит (или приземлит) машину и вызовет полицию…
        Внутрь здания Осетр заходить не стал, да это и не требовалось - вся необходимая информация красовалась на видеопласте снаружи.
        В том числе он обнаружил тут и адрес местной администрации. Это был нужный перст судьбы, ибо всякий прибывший на Угловку торговец должен, как известно, начинать свою деятельность с регистрации.
        И Осетр отправился по указанному адресу.
        Над Солнечным проспектом светило солнце по имени Вера. В принципе где-то неподалеку от него, в нескольких световых годах, могли находиться и Надежда с Любовью. Хотя, пожалуй, этот набор названий скорее подошел бы какой-нибудь кратной системе. Неужели никому из галактических первооткрывателей такое в голову не пришло? Тройная звезда Вера-Надежда-Любовь…
        Души коснулась неясная тревога. Осетр не стал придавать ей значения, продолжал шагать по тротуару, который здесь делали из какого-то черного камня, причем сплошной лентой, а не отдельными плитками. Тревога не проходила. Более того, спина периодически стала ощущать чей-то взгляд. Осетр подошел к ближайшей урне (эта была изготовлена из серого камня), поставил на кромку ногу и принялся перезастегивать липучки на ботинке, одновременно бросив равнодушный взгляд в ту сторону, откуда пришел. Там, метрах в ста, фланирующей походкой топал некий недомерок полутора метров ростом. Нет, не Каблука приятель, карлик Кучерявый, конечно, но и недалеко от того ушел. Заметив, что Осетр остановился, недомерок немедленно перебрался на противоположную сторону улицы.
        Ладно, сделаем вид, будто ничего не заметили, ибо обнаруженный хвост - это уже не хвост. Здесь, конечно, нет петроградских громадных универмагов, где любят убивать часы богатые бездельники, получающие удовольствие от старинного способа делать покупки. В таких магазинах хвост сбросить - как два пальца обмочить. Но нам его сбрасывать и незачем, пусть себе тилипается. Почему должен бояться хвоста залетный вольный торговец, шагающий к зданию администрации?
        И он спокойно двинулся дальше.
        Однако вот что интересно - кому потребовалось цеплять хвост к залетному торговцу? И откуда начали вести - интересно? Неужели от «тетушки» Баян? Но ведь «росомашье» чувство тревоги по дороге к банку молчало! Правда, кадету слишком опираться на это чувство не стоит - не тот еще опыт. Упражнения упражнениями, даже на местности, а искушенность есть искушенность. И реальный хвост - это тоже опыт. Кстати, возможно, этот маневр затеян для усложнения «суворовской купели». Эх, был бы я лет на пять моложе, весь бы выигранный у Беляя Капустина компот отдал за возможность взглянуть на план задуманной для кадета Приданникова «суворовской купели»! Или на отсутствие такого плана…
        Кстати, а недомерок-то этот слишком уж приметную внешность имеет, чтобы быть реальным хвостом. Похоже, просто кто-то решил надавить мне на психику. Но кто? Пойти спросить напрямую?
        Осетр усмехнулся, представив, как вытянется физиономия у недомерка. Но поступить так означает дать знать хвосту, что он раскрыт. Так грамотные оперативники не поступают. Если ты показал противнику, что раскрыл хвоста, проваленного агента немедленно снимут и пришлют другого. Ищи его свищи! Нет уж, пусть недомерок тащится. Посмотрим, где он от меня отскочит. Возможно, тогда придет пора сделать какие-то выводы.
        Выводы пришлось сделать очень скоро, потому что, когда Осетр протопал еще пару кварталов, обнаружилось, что хвост исчез. Похоже, это был и не хвост вовсе. Так что выводы оказались аховые…
        Ну да и дьявол с ним! С чего это я решил, что мне тут же прицепят хвост? Подумаешь, вольный торговец! Тоже мне, важная птица! В лучшем случае подстерегут где-нибудь в темном углу и попытаются дать по чайнику! Вот тогда мы и поглядим, кто они такие и чего им надо, кроме налички и кредитной карты!..
        И, успокоившись, он пошел дальше. Тревожное чувство больше ни разу не побеспокоило его.
        Глава шестнадцатая
        Из здания местной администрации он вышел совсем довольным. Нет, зарегистрировать свое дело ему не удалось, поскольку у соискателя не обнаружилось требуемого набора документов. Впрочем, это была не главная проблема, ибо в принципе все эти документы раздобыть не трудно. Главная проблема была в том, что чиновник в регистрационном отделе довольно прозрачно намекнул на необходимость взятки, и это Осетра вполне устраивало, ибо наличных денег у него на взятку не набиралось. Зато теперь он получал возможность на вопрос, почему не начинает торговлю, отвечать любопытствующим: в администрации с оформлением документов волокитят. Конечно, свобода у него появляется всего на несколько дней, потом, дабы не проколоться (что это за торговец, который не только не торгует, но и не пытается торговать), все равно что-то надо будет предпринимать, однако, возможно, за эти несколько дней ему попросту удастся выполнить задание, и тогда необходимость начинать торговлю отпадет сама собой. Тогда на первый план выйдет ее величество Эвакуация. Потому что грош цена тому «росомахе», который, справившись с противниками, не сумел
эвакуироваться с поля боя. Говорят, в любом полете самое главное - посадка. Вот так же при работе над любым заданием главное - не только выполнить, но и выйти из него целым. Ибо, как говорит капитан Дьяконов, «успешно не то задание, которое вами выполнено, а то, которое вас выпустило».
        Однако об эвакуации у нас еще найдется время и подумать, и с кем надо посовещаться. В случае чего…
        По дороге к дому Чинганчгука он хотел зайти в продуктовую лавку и купить перекусить, но потом решил, что лучше пообедать в «Ристалище». В конце концов, если информация не идет к оперативнику, оперативник шагает к информации…
        Поднялся на мост через Данилу и немного постоял, облокотившись на перила. Данила текла неспешно - ведь это была равнинная река. Мусора в воде было немного - так же как в давно ставшей Осетру родною петроградской Неве на Новом Санкт-Петербурге, но там на эту чистоту работала целая индустрия, а здесь хватало усилий самой природы…
        В кабаке на сей раз было достаточно многолюдно, ибо наступило обеденное время. Возле стойки сидело несколько клиентов, которым их работа не мешала пропустить перед обедом стаканчик «божьей крови». Было шумно. Обсуждали какое-то ночное происшествие. Осетр тоже пристроился за стойкой, заказал кружку жигулевского, прислушался. Вскоре он уяснил, что убили местное чертковское медицинское светило. Из дальнейших реплик стало ясно, что светило было врачом лазарета. С болезнями на Угловке, как известно, бедно, зато часто бывали травмы, в том числе и полученные в пьяных драках и поножовщине. Потому народ доктора Евгения Герасимова знал. Сломанные носы и ключицы, порезанные кишки и печенки - и вылеченные убитым врачом - имелись у многих.
        - Кому же могло понадобиться замочить доктора?
        - Да хрен его знает! Евгения Петровича даже Карабас уважал.
        - Да уж это точно не наши. Наверняка кто-то из приезжих.
        - Точно из приезжих!
        Осетру показалось, что при этом весь кабак одновременно взглянул на него, и если бы человеческий взгляд имел физическое воплощение, его бы сейчас снесло с табуретки и размазало по стойке.
        А потом он вдруг подумал, что объяви официальные лица подозреваемым торговца Остромира Приданникова (вернее, по легенде - Кайманова, позывной Ирбис), алиби у него нет. Чинганчгук ушел вчера очень рано, ночью не появлялся, и его гость вполне имел возможность сбегать в нужное место и спокойненько совершить убийство. А то, что по дороге его никто не видел, так на улицах, известное дело, немноголюдно. Он это, он, голову на отсечение даю…
        Радует только одно - у Остромира Кайманова нет никакой заинтересованности в смерти доктора. Вот если бы замочили бюрократа из регистрационного отдела, это бы принесло Осетру хоть какую-то пользу - может, вновь назначенный чиновник сделал бы свое дело без волокиты и взяточничества.
        Он допил пиво, заказал Макарычу обед из трех блюд (зеленые щи, отбивная с гречей, фруктовое желе из брута) и отправился за освободившийся столик в углу, под
«иконой». Некоторые клиенты по-прежнему бросали на него весьма подозрительные взгляды, но тут уж он ничего не мог поделать. Не заберешься же на стул и не объявишь громогласно: «Господа, да не убивал я вашего доктора!..»
        Тем более что в этом случае абсолютно точно не поверят. И официальные лица нагрянут прямо в «Дристалище». Возьмут под белы руки, наденут на шею баранку, а вместо штатской куртки и брюк - форменную оранжевую робу…
        Осетр усмехнулся буйству своей фантазии, дождался, пока Маруська, стреляя по сторонам глазками, принесла тарелку зеленых щей, и взялся за ложку.
        Щи были вкусные, густые, наваристые, и оказалось, что пока он ждал чиновника-мздоимца, а потом препирался с ним, успел изрядно проголодаться. Правда, сварены щи оказались явно не из щавеля - вкус был совсем другой.
        Вокруг уже весь кабак обсуждал смерть врача, и довольно быстро выяснилось, что убили его вовсе не последней ночью, а прошлой, ходят тут придурки пьяные, слухи распускают, сами ничего не зная, а добрые мертвяки верят… Прошлой ночью Осетра и близко не было от Крестов, так что теперь даже перед самым рьяным официальным лицом у него появилось стопроцентное алиби, и он вообще выкинул это убийство из головы и, покончив со щами, со смаком принялся за отбивную. Маруська поглядывала на его обеденные подвиги с теплой улыбкой, но перед ним опять стояла Яна, и ему не было никакого дела ни до Маруськи, ни до Леночки из заведения «тетушки» Баян, ни до одной из обитающих в этом городе женщин.
        Потом в зале появился Каблук со своими подручными, компания поздоровалась с Осетром, как со старым знакомым, заказала «божьей крови» и принялась азартно резаться в очко. Игра сопровождалась репликами типа: «Ваши не пляшут!» и отборным матом.
        После пары банков Каблук мигнул Осетру, приглашая его присоединиться, но тот вспомнил сегодняшний сон и отрицательно помотал головой. Настаивать никто не стал - наверняка решили, что у него нет в кармане ни гроша.
        А Осетр вспомнил недомерка на Солнечном проспекте, еще раз обдумал ситуацию и на этот раз решил, что в принципе слежка все-таки могла быть - если замеченный недомерок передал его кому-нибудь другому, но ведь, с одной стороны, чувство тревоги вело себя спокойно, а с другой, с какой все-таки стати за ним вдруг начали следить уже на второй день после появления. Это могло быть только в одном случае, если его продала «тетка» Баян. Или же она и организовала слежку. Но ведь она понятия не имела, что он отправится в банк. Поломав голову еще несколько минут, он так и не пришел к определенному выводу и решил на время забыть о вероятном хвосте. Для определенных выводов слишком мало информации. Посмотрим, как пойдут дела дальше…
        Расплатившись, он кивком головы попрощался с картежниками и отправился к Чинганчгуку. По дороге забежал в продуктовую лавку и взял замороженных продуктов. В том числе и пельменей. Кто знает, в каком состоянии сейчас водитель, а пельмени сварить за пять минут можно… Тут и бульон - неплохо для опохмела, - и второе…
        Однако опохмел не потребовался - Чинганчгук оказался во вполне нормальном состоянии. Во всяком случае, никто бы не подумал, что он всю ночь кувыркался с проститутками.
        - Здравствуйте, Матвей Степанович, - сказал Осетр. - Я уже пообедал. А это вам.
        - Привет, - просиял хозяин, принимая из рук гостя пакет с продуктами. - Пожрать купить - это ты удачно придумал. Я уже едва не двинулся из дома. Оголодал совсем. Ночью девочки так пощипали мои силы, что надо срочно отъедаться. - Чинганчгук заглянул в пакет, и лицо его слегка вытянулось. - Однако пельменями тут не очень-то отъешься. Что это ты как цыпленку…
        Осетр в душе поморщился - ему и в голову не пришло, что такое количество пельменей может показаться кому-то малым. У «росомах»-то принято не переедать, но водитель - не «росомаха», он может принимать пищу в объемах, не приносящих организму ничего, кроме вреда. Это, как говорится, его личное дело. Тем более когда «божья кровь» любой вред ликвидирует…
        - Честно говоря, я думал, хватит.
        - Ну да! - Чинганчгук покивал. - Ты же, наверное, сам ни черта никогда не покупал. Все мамочка.
        Он говорил несправедливые слова, но это было уже личное дело Осетра. Сам-то Чинганчгук был уверен в их справедливости, а теперь, когда гость промолчал (а гость, естественно, промолчал!), хозяин и вовсе уверовал в свою правоту. И в самом деле, кто занимается покупками в нормальной семье? Не ребенок же, он даже не знает коды допуска у линии доставки, а не то всю детскую завалит «Киндер-сюрпризами», самоходными машинками да игрушечными солдатиками. Знаем мы вас, отпрысков богатых фамилий…
        - Ладно, оставим это на похмельный день. - Он переложил пакетик с пельменями в холодильник. - Где пропадал?
        - Да так, - сказал Осетр. - Сходил в местный филиал «Императорского банка». - Он достал из кошелька несчастную треху. - Вот, возвращаю долг. Мне на счет за истекшие сутки перечисление пришло… Вы меня очень выручили. Большое спасибо!
        Чинганчгук убрал деньги в объемистый кошель с изображением какой-то девицы на обложке. Потом распотрошил пакет окончательно, включил плиту и принялся готовить обед.
        - Если станешь только тратить и ничего не зарабатывать, любое перечисление быстро иссякнет.
        - Я понимаю. Я уже в администрации сегодня побывал, попытался зарегистрировать дело, но там возникли кое-какие проблемы.
        - Что за проблемы?
        - Да так… Документов не хватает.
        - Только документов? - Чинганчгук прищурился. - А денег не требовали?
        - Не требовали, - почти не соврал Осетр. Ибо и в самом деле не требовали, только намекали.
        - Если нужно, я могу помочь. У меня в администрации неплохие связи есть.

«Да кто же ты такой, черт тебя возьми! - подумал Осетр. - Теневой министр местного правительства?.. Или просто ждешь, пока я грёзогенера-торы со склада заберу, чтобы тут же взять меня в оборот? И потому торопишь…»
        - Спасибо! Пока помощь не нужна.
        - Ну смотри… Зря вчера не пошел со мной. У Татарки ништяковые девочки появились. Наверное, на том же судне, что и ты, прилетели… Небось, встречал их там?
        Осетр отметил, что хозяин использовал слово «судно». Похоже, он действительно бывший военный. У штатских-то все суда - корабли!
        - Может, и встречал в кают-компании за обедом. Так на них не было написано, что они проститутки, направляющиеся на Кресты.
        - Ладно, не обижайся. Это я так, в шутливом разговоре.
        - А почему Татарка? Это погоняло? Она кто?
        - Татарка, потому что она из татар. Лицо блином и глаза узкие. Хозяйка публичного дома. Зовут Баян. Очень нужная нашему брату дама. Ты, кстати, присаживайся, чего стенку подпирать?
        Честно говоря, Осетр лучше бы пошел да почитал про Аксютовых героев. Время до следующей встречи с Баян надо было куда-то девать, и чтение было не худшим занятием.
        Однако Чинганчгук, судя по всему, полагал, что общение с опытным мертвяком - гораздо более интересное занятие для молодого человека, решившего заняться торговлей на тюремной планете.
        - Ты в следующий раз так просто, в одиночку, в банк не ходи. Это может быть опасно. Каблук с компанией определенно на тебя глаз положили.
        Осетр тут же устыдился своих непотребных мыслей. Ну может же дядька испытывать угрызения совести из-за реальной гибели реально существовавшей семьи!
        - А кто он такой, этот Каблук?
        - Осужденный бандит. Родом с планеты Дремучий Лес, это где-то у черта на рогах, чуть ли не на границе с Фрагербритским Союзом. Серийный убийца, сексуальный маньяк. Изнасиловал и убил около двух десятков молодых женщин. Так он сам утверждает. Случайно попался, заманили его на подставную девицу-полицейского. Сделали инъекцию суперпентотала. Тут он все им и выложил. Осужден, приговорен к смертной казни, которую, как в таких случаях и делается, неофициально заменили пожизненной каторгой на Крестах. Предварительно по решению суда медики поработали над его повышенной сексуальностью. Хорошо поработали, так что самой сонной проститутки ему раз в две недели хватает. Но натуру не переделаешь. И года здесь не пробыл, сколотил банду, подмазался к Карабасу, гоняет мертвяков и крышует некоторых торговцев.
        - Подождите… Я примерно понимаю, что такое крыша, но буду крайне благодарен, если вы мне поподробнее объясните.
        - Отец твой не объяснял, что ли?
        - Нет. Я, правду сказать, не очень-то к его словам прислушивался. Воспитывают, воспитывают…
        - А зря! Отец сыну худого не пожелает. Не знаю, как у торговцев, а у нас, военных, так. Меня батя очень многому научил, он тоже на пограничной планете служил. - Чинганчгук поморщился, будто воспоминание вызвало у него зубную боль. - А что касается крыши…
        Через четверть часа Осетр узнал о взаимоотношениях местных бандитов и торговцев столько, сколько не узнал бы и за полгода. Интересно, почему в «мозгогрузе» таких сведений не было?
        Подготовить не успели? Или просто толковый «росомаха» должен уметь добывать необходимые сведения самостоятельно? В особенности, если у него задание -
«суворовская купель»…
        - А Карабас - это кто?
        - Карабас - местный пахан, то есть тот, кто крутит всеми мертвяками. Ему дорогу лучше ни под каким углом не переходить. Не успеешь оглянуться, как подрежут.
        - Начальник, что ли?
        - Можно и так сказать. Только он неофициальный начальник, потому что есть еще официальный, из черепов.
        Пока Чинганчгук учил молодого уму-разуму, у него в руках все играло: мясо переворачивалось на сковородке, овощи резались и укладывались в кастрюлю, вода отмывала нож и руки…
        - А почему, кстати, такие клички… погоняла такие? Мертвяки, черепа…
        Чинганчгук усмехнулся:
        - Это не погоняла. Погоняла - это личные клички: Карабас там, Каблук, Чинганчгук… А это… не знаю, как их и назвать. А в общем, происхождение их просто. Заключенные тут, как ты, наверное, понял, из приговоренных к смертной казни. Они как бы уже и не живут. То есть живут, пока храпповый сок добывают. Потому мертвяками и зовут. А черепа… Ты видел когда-нибудь погоны?
        - Вчера. На корабле, у обслуживающего персонала.
        - Ну, эти - не военные. А у военных на погонах, помимо звездочек, обозначающих звание, есть специальный значок, говорящий о том, в каком роде войск служит человек. У артиллеристов, к примеру, старинные пушечки на фоне планетного диска, у космического десанта - четырехконечная звезда с лучами. А в войсках, охраняющих заключенных, на погонах маленький череп.
        - Почему?
        - А хрен его знает! Для устрашения мертвяков, наверное… Так вот, надо иметь в виду, что для черепов главная забота - чтобы мертвяки бесперебойно добывали храпповый сок. Пока с Крестов разлетаются по всей империи транспорты с продуктом, черепа имеют кусок хлеба с маслом, ежемесячные премии и присвоение очередных воинских званий. А для того чтобы мертвяки бесперебойно добывали продукт, надо, чтобы они боялись. Однако самим черепам пасти мертвяков не в жилу. Для этой цели и существует система паханов. Сами паханы не работают, они только следят, чтобы работали все остальные, и за это имеют от черепов определенные поблажки. А чтобы мертвяки паханов слушались, у последних ходят в подручных те, кто умеет махать кулаками или пускать провинившемуся кровь. Система эта придумана не здесь и не сейчас, она существует многие века и всегда работала безотказно, потому и уцелела. В зоне Черткова паханом является Карабас, а одним из тех, кто машет кулаками или убивает ослушников, он сделал Каблука. Они давние знакомцы. Вот так обстоит дело.
        - И они убивают людей?
        - Разумеется.
        - А куда смотрит администрация? Куда смотрят черепа?
        - Черепам на этих людей наплевать. Не забывай, что все заключенные на Крестах либо приговорены к смерти, либо к пожизненному заключению. За их гибель никто ни с кого не спросит. Подумаешь, несчастный случай на производстве! Добытый продукт все покроет… А теперь я, с твоего позволения, намерен пообедать.
        Хозяин пристроился обедать прямо в кухне, а гость ушел в гостиную - читать «Когда впереди война».
        Глава семнадцатая
        Через пару часов Осетр оторвался от книги и решил вернуться к добыче информации. Ему было известно, где жил пропавший агент, и стоило, пожалуй, прогуляться до места его обитания.
        Он дождался, пока вздремнувший после обеда Чинганчгук проснется, и хотел спросить, как ему найти гостиницу «Центральная», но очень вовремя сообразил, что хозяин решит, будто гость решил смотаться с квартиры, и расстроится. А расстраивать его не хотелось. Осетр попенял себе, что опять слишком расслабился в домашней обстановке Чинганчгукова жилища, и просто сказал:
        - Пойду я по городу прогуляюсь?
        - Провожатый не нужен? - тут же поинтересовался хозяин.
        - Нет. Я люблю один побродить.
        Выйдя на улицу, он спросил дорогу у первого встречного. Первый встречный не знал. И вообще сложилось впечатление, что он либо ждал от Осетра в ухо, либо желал дать в ухо сам. Еле-еле разошлись с миром. Второй встречный вообще разговаривать не стал. Притворился глухонемым и удрал. А может, глухонемым и оказался… Но глухонемые обычно - достаточно общительные люди, чтобы продемонстрировать свои глухоту и немоту…
        Помог только третий встречный. Оказывается, надо было покинуть Заданилье (так называлась эта часть города), перейти мост, а уж там спросить еще раз… Короче, гостиница «Центральная» оказалась у черта на рогах. То ли центр города в былые времена находился далеко от Солнечного проспекта, то ли хозяин «Центральной» был главный чертковский юморист… Юмор продолжался, когда Осетр добрался до
«Центральной». Это было одноэтажное здание, совсем небольшое - на первый взгляд тут имелось не более десятка номеров. Вот уж «Центральная» так «Центральная»!..
        Тем не менее у этой мини-гостиницы нашелся небольшой холл, а в холле - за стойкой!
        - портье, лысеющий мужчина лет сорока. Осетр назвался именем из легенды и поинтересовался, нельзя ли пройти в такой-то номер.
        - Нельзя, - сказал портье.
        - Почему?
        - Нет хозяина.
        - А где он?
        Портье пожал плечами.
        - Когда вы его видели в последний раз?
        Портье вдруг обозлился:
        - А ты из черепов, что ли? Тогда покажи удостоверение.
        Осетр тут же дал полный назад:
        - Не-е, какой из меня череп! - Перешел на доверительный тон. - Понимаете, я должен был встретиться с этим человеком, но он не пришел. Мы компаньоны. У меня дело на миллион простаивает!
        Портье немного смягчился:
        - Так уж и на миллион?
        Осетр изобразил на физиономии сконфуженность:
        - Ну не на миллион, конечно. Так говорят… Но этот человек мне очень нужен. - Осетр достал из кармана пятирублевую купюру и положил на стойку.
        Купюра мгновенно исчезла, а портье окончательно сменил гнев на милость:
        - Дело в том, - сказал он, - что я этого человека совсем не видел. Номер несколько дней назад сняли, оплатив безналом. Но хозяин так и не появился. Так ведь бывает. Изменились деловые планы, вместо Черткова поехал в другой город.

«Интересно», - подумал Осетр.
        - А нельзя посмотреть, когда именно был снят номер?
        - Почему нельзя? Сейчас посмотрим. - Портье материализовал перед собой вирт-клаву, побегал пальцами по сенсорам, глядя на вспыхнувший выше клавы видеопласт. - Так… Так… Так… - Он перевел глаза на Осетра. - Оплату перевели пять дней назад.
        - А на какой срок сняли номер?
        - На две недели.
        - Значит, через девять дней вы сможете сдать его другому постояльцу.
        - Ну если не оплатят номер дальше, то несомненно.
        Ни черта было непонятно!
        Что это за агент, который собрался провести на планете всего две недели?
        Это как раз очень похоже на кадета, которому предписано пройти «суворовскую купель»… Может, и правда здесь кто-то наш? Скажем, Беляй Капустин.
        Но почему он так и не добрался до гостиничного номера? Уж хотя бы раз-то он должен был появиться в гостинице! Не сразу же по прибытии на планету приступают к выполнению задания! Я вон даже у местного жителя умудрился поселиться… Может, он тоже без гостиницы обошелся?
        Нет, вряд ли… Кстати, а за каким чертом ему вообще снимали гостиницу предварительно? Что, сам, прилетев, не мог снять? А тут гостиницу сняли, а постоялец исчез, не добравшись до номера.
        Нет, не похоже это на спасение попавшего в беду кадета-выпускника! И вообще похоже только на то, что где-то кто-то капитально лопухнулся, а меня послали разгребать!.
        Ладно!
        Можно бы, конечно, еще поинтересоваться именем, под которым зарегистрировался несостоявшийся постоялец, да такой вопрос, надо полагать, введет портье в состояние ступора. Хороши, понимаете ли, компаньоны, имен друг друга не знают!.. А впрочем, чего такого? На такой планете, как Кресты, это в порядке вещей…
        Он достал еще пятеру:
        - А под каким именем он здесь у вас зарегистрирован?
        Вторая пятера исчезла следом за первой.
        - Василий Калбасов. Через «а»!
        - Спасибо, - сказал Осетр. - А Сеть, я смотрю, здесь все-таки есть?
        Портье чуть удивился. Потом сообразил.
        - Конечно, есть. Как же без нее работать! Просто она не общедоступна.
        - Спасибо, - еще раз сказал Осетр. И распрощался.
        Больше он сегодня ничего сделать не мог. И со спокойной совестью отправился на Лазурную улицу - дочитывать «Когда впереди война».
        Когда он дошел до моста через Данилу, уже стемнело. Улицы в Черткове практически не освещались - надо полагать, в целях экономии. Поскольку граждан, которым требовалась защита со стороны государства, практически не было, то и заботиться этому государству было практически не о ком. Тот же, кто прилетел сюда на свой страх и риск, был вооружен, а потому формально тоже не нуждался в защите. В общем, местная администрация неплохо устроилась…
        Пока Осетр шел по Солнечному проспекту и рядом с ним, дорога время от времени освещалась фарами пролетающих мимо грузовиков, но стоило углубиться в городские джунгли Заданилья, и стало совсем темно. В комплекте номер два были инфракрасные очки-змееглазы, но комплект отдыхал в доме на Лазурной…
        В общем, Осетр не удивился, когда сзади послышались шаги и в шею ему уперлось нечто прохладное и острое.
        - Молчать, а не то перо в бок! - прошипели в самое ухо.
        Надо полагать, что грабеж тут был вообще ненаказуемым деянием. Никто никого искать не будет. Когда вы прибыли на планету, уважаемые, вас предупредили, что вы тут на свой страх и риск? Вы дали подписку о том, что в случае каких-либо инцидентов у вас не будет претензий к государственной машине? Ну и что вы теперь хотите?
        В общем, тут надо будет заплатить, чтобы начали искать грабителя, и вполне может статься, что плата эта окажется больше того, что у тебя отняли. Так что и дело начинать бессмысленно. Экономика…
        - Что вам надо? - пискнул Осетр. Хорошо пискнул, правдоподобно.
        Давление острия на шею уменьшилось.
        - Бабки где?
        - В левом кармане, - растерянно прошептал Осетр. Хорошо прошептал, профессионально.
        В карман тут же полезла чужая лапа.
        Придурок ты, я всю жизнь ношу деньги в правом кармане! А прикосновение ножа к моему телу включает некоторые защитные рефлексы, которые работают и в отсутствие змееглазов. Как у всех «росомах»…
        Едва лапа просунулась в карман глубже, Осетр перехватил вражеское запястье левой рукой и нырнул вперед и вправо - потому что движение ножа должно было пойти влево. Конечно, ни один нормальный человек не предпринял бы такого действия - когда у тебя чужая рука в кармане, уйти от удара невозможно. Не от первого, так от второго…
        Именно об этом думал грабитель. Но напал он не на обычного человека. Чтобы сломать запястье, одновременно вырвав чужую руку из твоего кармана, надо очень постараться. Но «росомахи» умеют заставить работать все мышцы совершенно синхронно и на общую задачу. Лезвие ножа еще шло влево, в пустоту, а чужая лапа была уже на свободе и со сломанной костью.
        В легких грабителя еще только рождался вопль боли, а Осетр уже был у него за спиной. Левая - на физиономию, закрывая распахивающийся в крике рот; правая - парализующий тычок в нервную точку. Все, можно укладывать голубчика на землю. Полежит пару часиков в беспамятстве, отдохнет, очнется и не вспомнит ничего…
        Тем не менее, он ощупал лицо грабителя - нет ли у того змееглазов? Нет, не было. Значит, лица Осетрова он не видел. Ну и ладно, повезло тебе, дядя, радуйся, будешь жить!.. Вообще-то, чтобы ты никого больше не ограбил, можно, конечно, ткнуть еще в одну точку, и ты останешься здесь навсегда. Вот только не хочется мне убивать без надобности…
        Глава восемнадцатая
        Утром, когда гость еще спал, хозяин умчался к своему любимому грузовику. Осетр проснулся по сигналу будильника на часах и, обнаружив, что в доме один, испытал самое настоящее удовольствие. Честно сказать, опека со стороны Чинганчгука стала его доставать. Спасибо дядьке за помощь, но ведь мы и сами с усами.
        И вообще пора уходить отсюда. Вовсе не потому, что вчера была попытка грабежа. Разобрался одним грабителем, разберется и со вторым. И даже с двумя-тремя за раз. Если они плазменником не вооружены…
        Да, надо сматывать удочки. Снять номер в гостинице. Там будешь сам себе хозяин, никто тебя опекой донимать не станет. Опеки нам и в школе хватало. Тем более что Чинганчгукова опека начинает мешать выполнению задания. Мне вовсе не требуется срочно налаживать торговлю грёзогенераторами, мне требуется заняться поисками пропавшего агента, и из этого надо исходить. И если для этого требуется съехать в гостиницу, значит, надо съезжать. Даже если Чинганчгук обидится. Объясню ему потом, все равно придется забежать сюда, чтобы ключ вернуть, не под крыльцо же его класть. Скажу, что хочу организовать все сам, без посторонней помощи. Дядька он неглупый, поймет. Ну а если сильно обидится, так и хрен с ним. В конце концов, я -
«росомаха». В конце концов, я - торговец, а не психотерапевт.
        Он умылся, оделся и сунулся было в шкаф, за комплектом номер два. Однако, поразмыслив, решил, что таскаться по городу с дорожной сумкой опять же будет не с руки. Перед визитом к «тетушке» Баян он, при всем желании, оформиться в гостиницу не сумеет. Успеть бы в «Ристалище» забежать. Позавтракать.
        Да-да, пусть комплект тут полежит. Позже заберем, когда поселимся. Кстати, интересно, не пытался ли Чинганчгук забраться в гостеву сумку? Если да, то, наверное, был очень разочарован неудачей… Впрочем, если бы даже ему удалось забраться туда, он был бы разочарован. Вся боевая техника замаскирована под обыденные предметы. Биоизлучатель - стило для писания на видеопластах; сканер похож на эскулапа; плазменник - не что иное, как зонтик… И все прочее - в том же духе! Нет, брат, чтобы понять, что перед тобой комплект номер два, надо быть
«росомахой».
        Вчера вечером они сходили в «Ристалище», поужинали. Каблук с подручными был там, опять резались в очко, но Осетра на сей раз не приглашали. Чинганчгук крепкого не пил, поскольку с утра ему надо было гнать грузовик за храпповым соком. И спать пошли довольно рано.
        Когда уже ложились, Чинганчгук вдруг сказал:
        - Никогда не садись с Каблуком играть в карты.
        - Проиграю?
        - В любом случае. Даже если карта придет выигрышная.
        Осетр вспомнил сон, который приснился ему в первую ночь. Интересно, каким образом мозг рождает такие сны? Наверное, Каблук с компанией произвели на него при первой встрече неизгладимое впечатление. А вот Яна почему-то не приснилась, хотя он с гораздо большим удовольствием увидел бы ее…
        Комплект номер два остался на своем месте, а Осетр помчался в «Ристалище».
        Удивительно, но сегодня обеденный зал без Каблука и компании показался ему осиротевшим.
        - В лес собирались укатить, - пояснил их отсутствие Макарыч. - Надо же хлебушко отрабатывать с маслицем. Их ведь Карабас держит не за то, чтобы в городе ошивались да вольных торговцев крышевали. Главная работа - на храпподобыче.
        Осетр усмехнулся:
        - Пусть там себе ристалище устраивают!
        Макарыч однако шутку ни принял:
        - «Ристалище» вовсе не из-за них так называется. Фамилия у меня Ристалев, отсюда и название. Других-то похожих слов не нашел.
        Осетр отозвался потрясенным свистом, который был оценен Макарычем благосклонно.
        - Вот так-то, парень, - сказал он удовлетворенно. - Чего лопать будешь?
        Глава девятнадцатая
        Татарка встретила его, как родного сына. На глазах охранника, естественно, потому что, когда они перебрались в уже знакомый Осетру кабинет, Баян тут же обрела официальный вид:
        - Кое-что у меня для вас имеется, молодой человек.
        Имелось у нее следующее. Узнать, кто похитил агента, она, разумеется не смогла, потому что официально никто и не пропадал. Система известна: искать человека начнут только после соответствующего заявления соответствующих лиц - либо родственников исчезнувшего, либо его деловых партнеров, либо товарищей по работе. Собственное его начальство, разумеется, официально начинать поиски не станет, ибо это означает неизбежный провал. Надо думать, потому они и послали на планету его, Осетра, чтобы тот провел расследование неофициальным путем. Тем не менее, местные официальные лица, не имея возможности вести официальное расследование, всегда помогут тому, кто ведет неофициальное расследование. За соответствующую мзду, естественно. Как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно. Здесь, правда, есть одна немалая проблема. Если, скажем, агент сам занимался неофициальным сбором информации на подозреваемых в коррупции официальных лиц и эти лица его убрали, то можно оказаться в ситуации, когда эти лица и станут тебе оказывать помощь. Толку от такой помощи будет, понятное дело, ноль - никто сам против себя
улики добывать не станет. Такая же примерно ситуация и в противоположном случае - если виноваты бандиты, и обратишься к ним. Зато в случае, если обратишься к противникам похитителей, их помощь будет кстати и может оказаться очень действенной.
        - Это понятно, - сказал Осетр. И спросил: - А как не ошибиться?
        На что ему было отвечено, что вероятность ошибки в такой ситуации стандартная - пятьдесят на пятьдесят. Никакой информации, которая помогла бы сделать правильный выбор, у Баян нет. И поскольку работать с вероятными помощниками ему, Осетру, то и решать должен он. Если повезет, все пойдет как по маслу. Ну почти как по маслу… Не повезет, рано или поздно это выяснится. Да, будет потеряно время, и в этом тоже заключается определенная опасность, но другого выхода все равно нет. Что он решает?
        - Мне надо подумать, - сказал Осетр.
        - Хорошо, - Баян встала из-за стола. - Вы оставайтесь здесь, а я пойду пока, разберусь со срочными делами.
        Конечно, с делами наверняка могли разобраться и без нее, она просто решила оставить его один на один с собой, с собственной решимостью и собственной неуверенностью, и он был ей за это благодарен. Как ни крути, а решать и в самом деле ему, и никуда от этого факта не денешься…
        - Когда потребуется, нажмите на говорильнике сенсор с надписью «Вызов». Я тут же приду. - Татарка вышла из кабинета.
        А Осетр остался думать.
        Глава двадцатая
        Прежде чем идти на контакт, он все-таки решил переселиться в гостиницу.
        Гостиница «Приют странников» (ну и название!) оказалась совсем не такой, как
«Центральная». Это было такое же двухэтажное здание, как «Императорский банк» и администрация. Номеров, правда, судя по размерам, было тоже не очень много. Впрочем, их и не требовалось много, ибо туристов на Угловке не бывает, те, кто работают тут постоянно, имеют свой угол, а залетных торговцев почти столько же, сколько туристов. Как найти «Приют странников», Осетру рассказала «тетушка» Баян. По ее словам, здесь был очень хороший повар, из тех заключенных, что попали сюда случайно. Что это означало, Осетр не понял, а переспрашивать не стал. Случайно так случайно, ему-то какое дело?
        Свободные номера в «Приюте» имелись, и не прошло и десяти минут, как гостиница обрела нового постояльца. Портье, правда, с удивлением воспринял у нового постояльца отсутствие ручной клади, но Осетр пообещал непременно и достаточно быстро исправиться. В самое наиближайшее время…
        Номер оказался простым, как полено для костра. Деревянная койка, деревянный стол, не менее деревянный шкаф. Эта планета вся была деревянной, в лесах находились и ее сердце, и ее душа… Удобства - в коридоре. На пять номеров - душ и горшок. Жить можно: торговцы - люди не слишком избалованные. Да и в чистоте все содержалось.
        Осетр оплатил номер на неделю вперед. Портье, правда, и этому слегка удивился: неужели гость собирается съезжать уже через неделю, когда явится к Угловке ближайший транссистемник? У господина так хорошо идет торговля? Пришлось объяснить все острой нехваткой денег, которые через неделю торговли всяко прибавятся. Вот тогда и внесен будет следующий платеж.
        Портье похмыкал, сомневаясь, но ему-то не было никакого дела. Пройдет неделя, не будет оплаты, выкинут постояльца, и вся недолга!
        В номере Осетр полежал минут пять на койке, осваиваясь с новым домом, а потом отправился к Чинганчгуку, за комплектом номер два.
        Он шел по улицам и с удивлением осознавал, что город становится ему знакомым. Идешь и знаешь, что ждет тебя за первым поворотом налево, потому что там Солнечный проспект, а по нему периодически проносятся «зубры»: наполненные храпповым соком - налево, порожние - направо. Если двинуться за наполненными, то дойдешь до Данилы, а если глянуть наискосок направо, то увидишь здание «Императорского банка», где сможешь взять денег - уже сегодня, когда узнаешь, сколько потребуется, и через неделю, если выполнение задания затянется и потребуется доплачивать за гостиницу. Но затягивать крайне нежелательно, потому что слава о торговце, который ничем не торгует, распространится по Черткову быстро, а это будет уже провал.
        Впрочем, Осетр был уверен, что недели ему не понадобится.
        Он дошагал до Чинганчгукова дома, забрал комплект номер два, подумал пару минут, не оставить ли все-таки ключ где-нибудь тут (была бы дверь с захлопывающимся замком, и никаких проблем!), но решил не оставлять и отправился назад, в гостиницу. Ладно, завтра можно занести, когда Чинганчгук с работы вернется…
        Он вышел обратно на Солнечный проспект, перешел мост через Данилу и потопал по направлению к гостинице. Глянул на часы.
        Сейчас оставить сумку в номере и самое время отправляться на встречу. И верить, что решение правильно. Ибо в противном случае его «суворовская купель» непременно будет провалена. А если не «суворовская купель», то будет провалено задание. Нет у него других выходов на возможных похитителей!
        Рядом раздался сигнал, и зашипели тормоза.
        Осетр сделал прыжок в сторону - сработали инстинкты. Это обычные люди в случае неожиданной опасности замирают на месте. А «росомахи» прыгают в сторону. Но сейчас этот прыжок был совершен зря - Осетр был на тротуаре, а не на мостовой, и никто его давить не собирался. Грузовик был знакомый. Впрочем, они все на одно лицо, но номер тот, что был позавчера на «зубре» Чинганчгука: автоматом запоминать такие вещи - еще один росомаший инстинкт.
        Дверца кабины дематериализовалась.
        - Привет, Остромир! Куда это ты собрался?
        Вот черт, нарвался!..
        - Да вот, Матвей Степанович… - Осетр принялся изображать смущение. - Решил перебраться в гостиницу, чтобы вас не стеснять.
        - Ты меня не стеснял. - Чинганчгук спрыгнул на землю и обнял Осетра за плечи. - Уже поселился, что ли? Может, вернешься?
        И Осетр обнаружил, что смущение ему вовсе не требует изображать.
        - Извините! - Он отстранился. - Но так надо! Я должен сам! Это мой экзамен!
        Чинганчгук крутанул головой, словно ему жало шею. Однако на вид остался спокоен.
        - Что ж, дело твое… И вообще, я тебя понимаю. Сам бы на твоем месте, наверное, именно так поступил. Я не в обиде.
        Осетр перевесил комплект номер два на другое плечо и достал из кармана ключ.
        - Вот, возвращаю.
        Однако Чинганчгук ключ не взял:
        - Пусть у тебя пока останется. Мало ли поблизости окажешься. Заходи, не стесняйся!
        - Он протянул Осетру руку. - Ну, бывай! Думаю, еще увидимся.
        Рукопожатие состоялось, Чинганчгук поднялся в кабину, и грузовик тронулся, на ходу заращивая дверцу. Осетр некоторое время смотрел ему вслед, а потом пошел дальше. И пока шел, решил, что комплект номер два не стоит держать в собственном номере, лучше сдать в гостиничную камеру хранения. Там сумка будет целее… Должна же быть в
«Приюте» такая услуга!
        Когда, дойдя до гостиницы и оставив в номере повседневно требующиеся вещи, он обратился к портье, все оказалось несложно - с него сняли дополнительную плату, провели в помещение камеры хранения и оставили наедине с большим, во всю стену сейфом. В сейфе было тридцать четыре ячейки - по числу номеров в гостинице. В одной из них и расположился комплект номер два. И после того, как Осетр настроил дактилозамок на собственные отпечатки, никто посторонний забраться сюда уже не мог.
        Глава двадцать первая
        Дом по указанному «тетей» Баян адресу был как все в округе - деревянный, одноэтажный, выкрашенный в сиреневую краску. И улица соответственно называлась Сиреневой.
        Сначала, когда Осетр позвонил, тишина за дверью ничем не нарушилась - словно сенсор звонка тут был исключительно в качестве декорации. Потом раздались тяжелые шаги - все-таки дерево не столь хороший звукоизолирующий материал, как, к примеру, тот же синтепор…
        Дверь, скрипнув, открылась - на пороге появилась косматая образина с медвежьими лапами.
        - Кого надо?
        Господи, да их тут специально, что ли, таких подыскивают… Можно подумать, что подобно школе «росомах» существует школа бандитов, куда отбирают типов строго определенной фактуры…
        - Мне нужен Касьян Романович.
        Громила смотрел подозрительно - того и гляди, по чайнику даст.
        - Откуда адресок узнал?
        Осетр ответил, как научила «тетушка» Баян:
        - Татарка начирикала. Будто бы тут помогают добрым людям в тяжелый момент.
        Громила отодвинулся, освобождая дверной проем.
        - Ну, просачивайся! - хмыкнул. И добавил с сарказмом: - Добрый человек!
        Осетр вошел в небольшое помещение, из которого вели две двери: налево и прямо. Над последней висела картинка, изображающая писающего мальчика, и всякому становилось ясно, куда именно она ведет.
        - Сюда. - Волосатый гигант кивнул на другую дверь.
        Осетр распахнул ее и вошел.
        Светлое помещение почти без мебели. Всего-то стол, за которым расположился худощавый лысеющий мужчина, стул перед столом да простая скамейка у боковой стены, напротив большого окна.
        - Батя! Тут к тебе пришли. От Татарки.
        Худощавый поднял голову. У него были мешки под глазами и тяжелый взгляд - будто каменюку положил на гостя.
        - Слушаю вас, сударь.
        Осетр представился Остромиром Каймановым. Худощавый кивнул:
        - А меня зовут Карабас, извините!
        Осетр и глазом не моргнул, хотя имя хозяина произвело на него впечатление: он и понятия не имел, что Татарка сведет его с самим паханом.
        Хотя, возможно, это один из этапов прохождения «суворовской купели». Тут чего угодно можно ожидать…
        - Что вы хотите?
        Хозяин был вежлив до безобразия - таким подчеркнуто вежливым людям хочется иногда грязно нахамить, из чувства протеста. Впрочем, гость прекрасно понимал, чем это закончится.
        - Я торговец.
        Карабас снова кивнул, но на этот раз не произнес ни слова.
        - Я прилетел на Кресты позавчера, транссистемником «Дорадо». Мы договорились встретиться с моим компаньоном, однако на место встречи он не явился. Я сходил туда, где он жил. Никого нет, и в гостинице не знают, куда он делся. Я хотел попросить вас помочь мне с поисками.
        В течение этого короткого монолога глаза у Карабаса сделались, как острые кинжалы. Так и казалось, что сейчас появится некто, способный выхватить их из ножен-глазниц и метнуть Осетру прямо в горло… Захотелось прижать подбородок к груди, и Осетр с трудом удержался от этого движения.
        - За вознаграждением дело не станет.
        Нет, кинжалы не потеряли остроты. Но они словно из стали превратились в более мягкий материал, острота которого - всего лишь видимость, а при ударе он согнется, как пластилиновый. Во всяком случае, такая ассоциация возникла сейчас у Осетра.
        - А сколько стоят наши услуги, вам Татарка сказала?
        - Да.
        - Деньги, извините, с собой?
        Осетр позволил себе легонько фыркнуть:
        - Только задаток. Я не сумасшедший, такую сумму по городу таскать! На улицах можно встретить всякий сброд… Ну, вы как коммерсант меня понимаете. Я беру деньги из банка для того, чтобы заплатить за работу, а не с целью подарить их первому встречному разбойнику с большой дороги, которых болтается тут великое множество.
        Они сам не знал, почему произнес слова, которые можно было понять двояко: и как комплимент, и как оскорбление. Глупость это была несусветная!.. Однако Карабас понял однозначно: как комплимент.
        - Да, мы, коммерсанты, часто вынуждены опасаться разного рода разбойников, - сказал он. - Имеется ли у вас, извините, видео вашего пропавшего компаньона?
        - Нет. Но я могу попросить, чтобы мне прислали с Нового Петербурга…
        Карабас поднял руку, прерывая:
        - Ничего вам не пришлют, извините. Не забывайте, что мы с вами находимся не на совсем обычной планете. Здесь действуют несколько иные законы, ответственность за исполнение которых несет Министерство исправительных учреждений, а не внутренних дел. Так что все, что вы можете, это обратиться к властям, чтобы они начали расследование. Вот им видео, разумеется, пришлют. Но тогда за поиски не стану браться я, мне вовсе ни к чему, чтобы мои люди лишний раз сталкивались с черепами.
        - Он пожевал губами. - Ну, ладно… А хотя бы имя и приметы вы можете назвать?
        - Да, конечно…
        - Секунду! - Карабас достал из ящика стола пуговичку диктофона. - Прошу вас!
        - Зовут его Василий Калбасов… Не Колбасов, а Калбасов, через «а». А приметы его таковы… - И Осетр повторил все, что вложил в него по этому вопросу «мозгогруз». - Пожалуй, все!
        Карабас выключил диктофон и позвал:
        - Никитушка!
        В комнату ввалился косматый громила.
        - Никитушка, пусть ко мне Сереженька зайдет.
        Громила Никитушка скрылся за дверью.
        - Извините. - Карабас прямо лучился вежливостью. - Калбасов… Бывают странные фамилии!
        - Звал, батя? - На пороге объявился новый персонаж.
        На сей раз это был совершенно серый мужичонка, из тех, что в любой толпе кажутся похожими друг на друга, на ком совершенно глаз не останавливается, и помнят, как они выглядят, только влюбленные в них женщины. Таким хорошо заниматься слежкой… Интересно, а этот кого убил? Его же соплей перешибить можно!
        - Звал, Сереженька. Человечка одного отыскать надобно. Вот возьми-ка эту штучку, - Карабас протянул мужичонке диктофон, - и бежи-ка сам знаешь куда. Пусть немедленно возьмутся.
        Мужичонка сцапал кругляшок и был таков.
        - Ну-с, - пахан повернулся к Осетру, - больше мне пока сказать вам нечего. Задаток, извините, придется оставить у меня. - Карабас улыбнулся (такая улыбка, наверное, бывает у сказочных вампиров, когда они в предвкушении свежей крови демонстрируют жертве клыки). - Вы где, извините, поселились?
        Осетр сказал.
        - «Приют странников» - добрая гостиница… Вот как мы с вами договоримся. Думаю, раньше завтрашнего дня у меня для вас новостей не будет. Но как только появятся, я пришлю своего человечка. Скажем, извините, того же Сереженьку. Денюжки можете держать в банке, но придется тут же сходить, снять и отдать Сереженьке.
        - А если вы никого не найдете?
        Карабас снова улыбнулся улыбкой вампира:
        - Мы, извините, найдем. Мы знаем обо всем, что происходит на нашей территории. Даже о том, о чем не знает главный черепок. Единственная проблема, я не могу гарантировать, что тот, кого вы ищете, жив, если черепа его убили.
        - А если не черепа. - Осетр поражался собственной наглости. Как будто ее вкладывали в его душу со стороны…
        - Если бы вашего пропавшего, извините, тронули мои люди, я бы уже знал. И не взял бы с вас даже задатка. Но мои люди крайне редко убивают торговцев. Зачем, извините, резать курицу, несущую золотые яйца? - Карабас встал из-за стола.

«Король встал, давая понять, что аудиенция закончилась», - вспомнилась Осетру фраза из какой-то книги.
        - А теперь, извините, мы с вами расстанемся. Ждите от меня весточки… Никитушка!
        На пороге вновь возникла лохматая образина.
        - Проводи гостя, Никитушка!
        - Да свидания, Касьян Романович! - Осетр неожиданно для самого себя поклонился.
        И отправился следом за Никитушкой.
        Глава двадцать вторая
        Начальник Чертковской административной зоны Поликарп Платонович Бабушкин размещался в здании, расположенном рядом с тем местом, где у торговца Кайманова вымогал взятку чиновник из отдела регистрации.
        Это было второе имя, которое назвала «племяннику» «тетушка» Баян, когда он позвал ее в кабинет, расположенный в конце коридора, и сообщил о своем выборе.
        Конечно, Баян была весьма удивлена его словами.
        - Мальчик, а вы уверены, что принимаете правильное решение? Я бы поостереглась соваться без крайней надобности к любому из этих кровопийц, даже по отдельности. А вы хотите обратиться сразу к обоим…
        На что Осетр ей ответил:
        - Я не знаю, правильное ли решение принял. Но знаю, что если обращусь к кому-то одному, гарантий успеха у меня не будет. А мне нужен успех, позарез нужен! Ради успеха я готов рискнуть! И я рискну!
        Баян пожала покатыми плечами:
        - Мое дело - предостеречь. В конце концов, раз вас сюда прислали, значит, уверены в качестве вашей подготовки. Но если вы погибнете, мне будет вас жалко.

«Да не каркай ты!» - сказал бы Осетр, если бы эти слова произнес, скажем, Беляй Капустин. А кто бы еще мог произнести их? Не капитан же Дьяконов! Тот всегда учил кадетов поменьше раздумывать о неудачном развитии событий и побольше представлять себе успех. Судьба любит уверенных в себе людей. И чтобы она тебя любима, будь в себе уверен. Для «росомахи» уверенность - второй бог. Но только второй, потому что первый - оперативная грамотность. Потому что без оперграмотности уверенность превращается в самоуверенность…
        - Я не погибну, - сказал Осетр, и, по-видимому, уверенности в нем хватало на двоих, потому что Баян приободрилась.
        - Что ж, - сказала она. - По крайней мере ваше решение неожиданно. Вряд ли кому в голову придет, что вы способны на такое. А внезапность - половина успеха!
        Она была права. И капитан Дьяконов учил: «Внезапность ваших действий способна нарушить любые планы противника. Внезапность и решительность».
        А древний полководец Бонапарт говорил: «Главное - ввязаться в бой, а там посмотрим!»
        И вот теперь Осетр поднимался по лестнице на второй этаж, где, если судить по информационному видеопласту, который он только что изучил на входе в здание, располагался кабинет Бабушкина.
        Найдя нужную дверь, он постучал и вошел.
        Из-за стола на него смотрел тип лет двадцати пяти с лейтенантскими погонами, украшенными сверкающим черепом.
        - Вам чего, любезный?
        - Я к Поликарпу Платоновичу. От Татарки.
        Тип встал:
        - Подождите, доложу.
        Не предложив посетителю сесть, он скрылся за дверью, расположенной слева от его стола.

«Люди мы не гордые, - подумал Осетр. - Можем и подождать. И сесть без приглашения».
        И уселся на расположенный в углу диван.
        Диван под ним странно скрипнул. Ну, конечно, он же изготовлен совсем по другому принципу, не имеющему никакого отношения к современной мебели. Там внутри, скорее всего, такие металлические штуки, закрученные спиралью, как же их называют?..
        Однако вспомнить он не успел.
        Дверь слева от стола открылась, и на горизонтах снова возник череп-лейтенант:
        - Проходите, господин майор примет вас.
        Осетр прошел.
        Господин майор сидел за обычным для Угловки деревянным столом, его руки с похожими на сосиски пальцами одиноко покоились на крышке стола. В кабинете царил тяжелый запах табачного дыма, и его жуткую настоенность не мог разбавить даже сквознячок из открытого окна с колышущейся темно-зеленой шторой. Под потолком висел огромный светильник, в виде колеса, по ободу которого шла излучающая трубка. Тоже сопряжение разных по времени технологий.
        - Меня сейчас ни для кого нет, лейтенант! Только если руководство…
        - Слушаюсь, господин майор! - Лейтенант повернулся через левое плечо и покинул кабинет.
        - Прошу, присаживайтесь! - Майор сделал правой рукой приглашающий жест, и левая на пустом столе стала выглядеть еще более осиротелой.
        Осетр утвердился в кресле, стоящем перед столом. Кресло оказалось не слишком удобным - все-таки эти штуки удобнее, если изготовлены из современных материалов.
        - Какая у вас проблема, молодой человек?
        Осетр принялся рассказывать. Майор слушал молча. Если в кабинете и работал диктофон, на виду его не было. Когда рассказ подошел к концу, майор спросил:
        - И вы полагаете, что компаньона вашего отца похитили представители местного криминального сообщества? Почему вы так решили?
        - Потому что если это не их рук дело, то, значит, представителей местной администрации, - рубанул Осетр.
        - А если он попросту улетел с планеты, не поставив вашего отца в известность? - Хозяин кабинета забарабанил пальцами по столу. - Вам не приходила в голову такая возможность? К примеру, ему срочно потребовалось исчезнуть так, чтобы его не нашли…
        - Зачем? - спросил Осетр. Вернее, Остромир Кайманов, позывной Ирбис…
        - Ну, мало ли с какой целью скрываются от своих компаньонов?.. Деловые неурядицы, чужие соблазненные жены… Тут уж вам виднее…
        Осетр пожал плечами:
        - Не думаю. У них с отцом не было ни деловых неурядиц, ни чужих соблазненных жен. Они всецело доверяли друг другу.
        Майор встал и прошелся по кабинету.
        - Всецело можно доверять только господу богу да самому себе… Ладно, побег его проверить нетрудно, по спискам прилетевших на планету и улетевших с нее. Именно с этого мы начнем. А уж потом… Вам сказали, что это небесплатная услуга? Возможно, вы не знаете, но на Угловке любые штатские лица занимаются бизнесом на свой страх и риск. И здесь не действуют общегражданские законы Росской империи. Здесь нет нашей полиции, в обычном ее смысле, а в обязанности местной администрации не входит розыск исчезнувших лиц, которые не подопечны Министерству исправительных учреждений. Вот если бы компаньон вашего отца был осужден, мы были бы обязаны искать его за счет налогоплательщиков…
        - Да, нам известна ситуация на Угловке. И мы готовы заплатить за любую информацию о нашем компаньоне требуемую сумму.
        - Что ж, тогда начинаем розыск. - Майор вернулся за стол и посмотрел на Осетра.
        - Аванс? - понял тот. - Какая сумма вас устроит?
        Майор назвал. И добавил:
        - Желательно наличными.
        Осетр кивнул, достал деньги и отсчитал необходимое количество банкнот.
        - Где вы остановились, молодой человек?
        - Гостиница «Приют странников», номер семнадцать.
        - Мы сообщим вам, как только хоть что-нибудь станет известно. - Майор поднялся, давая понять, что аудиенция закончена.
        Осетр подавил в себе желание по-уставному дернуть головой. И выкатился из кабинета.
        Глава двадцать третья
        - Как дела, молодой человек? - спросил Макарыч, когда он подошел к стойке.
        - Спасибо, осваиваюсь, - ответил Осетр и оглянулся.
        В «Ристалище», как и вчера вечером, было изрядно народу. Ели, пили и матерились. Компании Каблука снова не было. Макарыч сразу понял, кого он выглядывает.
        - Каблук появился вскоре после того, как вы позавтракали. Вся компания была. С час назад прибежал к ним один тип, и все вместе снялись. Видно, Карабас что-то срочное поручил… Чинганчгук на вахту двинулся?
        Осетр кивнул.
        - Что есть будете?
        Осетр просмотрел меню. Ему вдруг захотелось взять что-нибудь совершенно незнакомое, с местным колоритом. Вот только надо бы разобраться, чтобы было съедобно, а то…
        Впрочем, Макарыч быстро ему объяснил, что похлебка по-ристалевски - нечто вроде картофельного супа, только вместо картошки использованы местные клубни (очень вкусные, кстати!); что гарнир к биточкам очень смахивает и по виду и по вкусу на рис, хоть и называется друзом (собственно, это есть рис, только подвергшийся местным мутациям); ну а что такое желе из брута, Осетр и так уже знал
        - Присаживайтесь! Сейчас Маруся принесет.
        Столик под «иконой» был занят. Осетр высмотрел свободный и устроился за ним. Требовалось подумать. Известие, что Каблук исчез отсюда с час назад, наводило на определенные подозрения. По крайней мере, мысль о том, что мужичонка Сереженька был направлен Карабасом именно сюда, казалась близкой к истине. Вполне возможно, Каблук как бы находился на дежурстве в ожидании распоряжений пахана. Распоряжения последовали, и банда ринулась их выполнять. Но тогда получается, что они могли отправиться и на выполнение Осетрова заказа…
        За соседним столом сидела изрядно набравшаяся компания из четырех человек с баранками на шеях. Шумели так, что обстановка для серьезных размышлений делалась неподходящей, и потому Осетр решил поразмыслить над происходящим позже, вернувшись в гостиницу. А сейчас поневоле начал прислушиваться к пьяной болтовне.
        - А я тебе зуб даю - чтоб меня черная дыра сожрала! - что Каблук в лесах вокруг Черткова кого угодно найдет. - Говорящий грохнул по столу кулаком. - Подумаешь, какой-то торгаш - чтоб меня черная дыра сожрала! Где торгаш побывал, там о нем всегда разговоры остаются.
        Перемежаемые матерщиной общечеловеческие слова выражали неглупые мысли. Торгаши либо рекламируют свой товар, либо продают его. И в том, и в другом случае их видит масса народу, а язык у народа длинный, особенно если ему, народу, стаканчик храпповки выставить на опохмелку или банкнотку какую-никакую с портретом государя-императора пообещать. Тут тебе расскажут даже то, чего и не было… хотя, нет, чего не было, Каблуку народ рассказывать не станет, побоится Кучерявого, потому что Кучерявому перышко в печень воткнуть, что телку пощупать. Короче, братва, мы с вами на вахту не успеем заступить, а Каблук уже будет знать, куда делся пропащий. Ты чего, думаешь, зачем они тут всем брякнули, куда их Карабас послал? Думаешь, хвастануть приближенностью к Карабасу решили? Черта с два, такими вещами попусту не хвастаются! Каблук сразу просек, что если торгаша наши уперли, они, узнав, что им, торгашом этим сраным, Карабас заинтересовался, отпустят его подобру-поздорову, потому что с Карабасом связываться - сам понимаешь, лучше самостоятельно на кладбище отползти и на собственное перо наткнуться. Вот так-то
братва! Каблук - мужик ушлый, чего ему по лесам мотаться, как шестерке. Они где-нибудь на хазе залягут, а слух о поиске сам все за них сделает, вот мы сейчас с вами, братва, треплемся, а вот он, молокосос этот, что рядом сидит, может с похитителями торговца связан, и вот он пообедает сейчас, да и побежит, своему пахану расскажет, что, мол, батя, дело пахнет керосином, потому что мужичка, которого мы давеча ущучили, чтобы выкупные за него получить, Карабас в розыск нарисовал. Тут его и отпустят, да еще сами приведут-повинятся, в расчете, что Карабас от щедрот деньжат сунет. А если не придет никто, значит, не зэки его и захомутали, значит, это черепов дело. Вот так-то, братва! Ладно, пойдем-ка, у Макарыча еще по стакашку «кровушки» попросим, может, даст в долг… Да я и сам знаю, что не даст, кровопийца, но попытка, известное дело, не пытка!..
        Компашка поднялась из-за стола, причем один из четверых повернулся в сторону Осетра и погрозил ему пальцем, как будто и в самом деле подозревал в нем похитителя торговцев.
        В долг Макарыч выпивохам не налил, и они были вынуждены убраться подобру-поздорову, однако взгляды, которые они бросали на кабатчика, вогнали бы в жалость самого жестокосердого человека.

«Черт возьми, - подумал Осетр. - А не пора ли и мне попробовать этой самой "божьей крови"?»
        И когда Маруся принесла ему поднос с заказанной похлебкой (ого, ему уже второй день как постоянному клиенту блюда приносят по отдельности!), попросил стаканчик храпповки. Через пару минут «божья кровь» стояла у него на столе.
        - Пейте на здоровье! - Маруся улыбнулась. - У нас на Крестах это пожелание имеет самый прямой смысл.
        Осетр взял стаканчик и осторожно - как учили обращаться в школе с неизвестными жидкостями, - ладонью подогнал испарения к носу. Спиртом не пахло. Запах был совершенно незнакомый, но приятный.
        - Пейте-пейте, - проворковала Маруся. - Не отравитесь. Только польза организму будет.
        И он выпил.
        Не переведя дух, поставил стаканчик на стол. И последнее, что увидел, - расширившиеся от испуга глаза Маруськи.
        Глава двадцать четвертая
        Когда сознание вернулось, он обнаружил перед собой потолок. Какой-то странный потолок, что это за материал такой?..

«Дерево», - вспомнилось Осетру.
        Через несколько мгновений потолок поплыл вдаль - или вверх?., нет, все-таки вдаль!
        - а обозримое пространство медленно расширилось, включая в себя стены (тоже деревянные), перепуганное девичье лицо и озабоченное - мужское. Потом ко всему этому добавились обращенные к нему мерзкие, скалящиеся физиономии каких-то типов. И наконец, он обнаружил себя сидящим, с закинутой назад головой, и некоторое время пытался сообразить, кто он такой и где находится.
        - Ну и напугали вы нас, - сказал мужчина. - Ничего крепче пива не употребляли прежде, что ли?

«Макарыч», - вспомнилось Осетру.
        - Ой, я смотрю, он вбок кренится, - затараторила девица. - Еле успела его подхватить, тяжеленный, но на спинку стула удалось перевалить…

«Маруська», - вспомнилось Осетру.
        И словно открылись кладовые - потянулась цепочка: обед, «Ристалище», Кресты, Чинганчгук, «божья кровь»… Не потянулась - понеслась!
        Он глянул на стаканчик. Посудина была пуста, и содержимое ее явно самоутверждалось в его желудке…
        - С непривычки, - продолжала тараторить Маруська. - Мы-то всю жизнь «кровушку» пьем, а он, бедненький…
        Наконец вспомнилось все.
        Осетр медленно повернул голову, обвел взглядом обеденный зал. Кто-то еще насмешливо смотрел в его сторону, но большинство вернулось к столовым приборам, тарелкам и прерванным разговорам.
        - Вы на похлебочку-то наваливайтесь, - посоветовал Макарыч. - Тогда тело быстрее в норму придет.
        И Осетр навалился на похлебочку.
        Верно сказал кабатчик, и в самом деле вкусно. Действительно картошку напоминает.
        Потом Маруся принесла биточки, подала на стол, повела плечиком.
        Осетр прислушивался к собственному состоянию. Вроде бы все приходило в норму: успокаивалось сердце, уже не надо было следить за тем, чтобы не дрожали пальцы, высыхала испарина на лбу.
        - Кушайте, кушайте! - Маруська просто сияла, как свежевымытая тарелка. - Такому сильному мужчине надо хорошо питаться.
        Издевается она, что ли? Называть упавшего в обморок парня «сильным мужчиной»!..
        Но Маруська определенно не издевалась. И определенно упавшему в обморок парню хотела понравиться. Не то чтобы Осетр разбирался в повадках желающих понравиться женщин, но почему-то ему показалось, что ТАКАЯ улыбка, ТАКИЕ движения (официантка убирала опустевшую суповую тарелку), ТАКОЙ тон - все это говорит только об одном: Маруська решила, что на залетного торговца надо обратить самое пристальное внимание. И соответственно его внимание к себе привлечь…
        Сделав этот вывод, Осетр слегка удивился - никогда прежде он не думал о женщинах ТАК. На первом плане у него всегда были свои желания, а уже потом приходили в голову - их. Но сейчас главным было то, что Маруська имела насчет него какие-то планы… Впрочем, нет. Главным было то, что Маруська имела насчет него какие-то планы, но он никаких планов по отношению к ней не имел, потому что, дабы иметь ему планы, на ее месте должна была стоять Яна. И никто более…
        - Вам наш город понравился?
        Он просто слышал, как колотится, в ожидании о ответа, девичье сердце.
        - Понравился.
        - Вы, наверное, очень заняты сегодня?
        А теперь она просто затаила дыхание.
        А с ним все еще что-то происходило. Как будто по телу разливалось не только тепло от выпитого, как будто в его душу входило нечто странное. Он словно питался чужим опытом в общении с девицами, ибо его собственное общение сводилось к светским разговорам на выпускных балах да к краткому любезничанию с незнакомыми во время немногочисленных увольнений. Ну и к нескольким разговорам с Яной на борту
«Дорадо»…
        - Да нет, не то чтобы очень…
        Маруська просто вспыхнула. Осетру показалось, что если бы она сидела, то просто бы медузой растеклась по стулу…
        - Маруся! - крикнул от стойки Макарыч. - Ты о других клиентах, случаем, не позабыла?
        - Нет, папа! - Взгляд Маруськи переполнился сожалением. - Сейчас!
        Она вздохнула, схватилась за поднос с пустой тарелкой и ушла в кухню.
        А Осетр взялся за биточки и тут же обнаружил, что у него проснулся просто зверский аппетит. Маруська, что ли, вызвала его? Или мысли о Яне… Интересно, что она сейчас делает?
        Биточки тоже оказались чрезвычайно вкусными.
        Должно быть, загорает и купается на знаменитых лазурных пляжах Дивноморской Ривьеры… И вовсю любезничает с отдыхающими молодыми людьми…
        Эта мысль потрясла его. И в самом деле, почему он решил, что Яна должна вспоминать его, вот так же, как он ее? С какой стати? Это у него, кадета-«росомахи», не было широкой возможности общаться с девушками. Но дочери представителей высшего света ведут совсем другую жизнь. Конечно, они тоже где-то учатся, но такого жесткого распорядка дня у них наверняка нет. И на людях они бывают гораздо чаще! И вообще они - великородные, и этим все сказано!
        Душа вдруг переполнилась горечью и чем-то очень похожим на ненависть, и Осетр даже не догадывался, что это ощущение называется ревностью.
        А потом снова подошла Маруська и жарко шепнула:
        - Давайте встретимся сегодня вечером?
        И ревность ответила за него:
        - Давайте.
        - Приходите на угол Солнечного и Малиновой к восьми часам.
        И ревность ответила:
        - Приду.
        Маруська просияла глазами, забрала очередную опустевшую тарелку и ускакала.
        А Осетр снова прислушался к себе. Незнакомые ощущения медленно покидали душу. Уходили горечь и нечто похожее на ненависть. И мысль о любезничающих с Яной молодых людях уже не казалась столь дикой. В конце концов, любезничать и любить - очень и очень разные вещи, хотя - у этих слов и один корень…
        Однако всё это было не главное. А главное было в том, что на место уходящих ощущений приходило новое, доселе совершенно незнакомое, и Осетр не знал, не только как оно называется, но что даже существует такое.
        Глава двадцать пятая
        Когда Осетр пришел на угол Солнечного проспекта и Малиновой улицы, Маруська уже ждала его. Она стояла под большим деревом, густой листвой скрытая от света окон ближайшего дома.
        - Я здесь, Остромир! Идите сюда!
        Осетр вздрогнул и шагнул в тень.
        Через мгновение на него словно ураган налетел. И закружил бы в танце-объятии, если бы Маруська не боялась привлечь внимание посторонних.
        А так она просто крепко-накрепко прижалась к нему, так что они оба мгновенно ощутили все выпуклости и впадинки, все упругости и мягкости, все сучки и трещинки. И свои, и чужие…
        - Пришел… Пришел… Пришел… - Она просто задыхалась.
        И ему мгновенно стало ясно, что все свое скоро и неизбежно станет чужим, а чужое - своим.
        - Идем же! Папа сейчас в «Ристалище», а я отпросилась на часик. У нас дома никого нет.
        - А мама? - тупо сказал Осетр.
        - А мама давно умерла. Когда я еще была маленькой.
        В ее словах не ощущалось горести, и он не стал просить прощения за вопрос.
        - Идем же скорей! У нас совсем мало времени! - Она вцепилась в его руку горячими пальцами и потащила за собой, и у него не было сил сопротивляться. Ибо ему казалось, что это происходит не с ним. Вернее, с ним, разумеется, но на месте Маруськи сейчас была Яна, это она тащила его по коридору «Дорадо» в свою каюту, где не было няни Ани, где не было Макарыча, где не было давно умершей Маруськиной матери…
        Его протащили сквозь какие-то, к счастью, не колючие кусты, заставили шагнуть на ступеньку.
        - Не споткнись!
        И он не споткнулся, хотя тут была абсолютная темень. Раз не споткнулся, два не споткнулся, и три, и четыре!.. И еще бы сто раз ощутил свою росомашью ловкость и ночное пространственное чутье, но тут ступеньки закончились.
        Звякнул ключ, явственно распахнулась невидимая дверь, его опять куда-то потащили.

«Сейчас тут окажется Макарыч!» - подумал Осетр.
        Но Макарыча не оказалось. Невидимая дверь закрылась, отсекая их от улицы, от ступенек, от неба, от всего Заданилья - и как будто отрезая все пути к отступлению, и не оставалось иного выхода, кроме как принять этот навязываемый бой, в котором наверняка не окажется победителя, зато будут двое побежденных. А Маруська уже рвала с него куртку…
        - Ну что же ты как неживой! Да господи же боже мой! Рукав за что-то зацепился!
        Нет, неправда, он был сейчас никакой не «росомаха», он был крыса тыловая, он слизняк вонючий, и от того, испытанного после «божьей крови» ощущения не оставалось ничего, и все более становилось ясно, что еще несколько мгновений, и все в жизни станет иным, но он не приложит к этому изменению ни капли своей воли…
        С треском разошлась липучка на рубашке, и горячие руки скользнули по его груди, потом исчезли, и послышался еще треск, и еще, и скользнули по его груди какие-то тряпки, а потом что-то твердое и упругое, и даже более горячее, чем Маруськины руки, притиснуло его спиной к стене.
        - Ну давай же. Давай же! Не стой же истуканом! Горе мое! Ты в первый раз, что ли?
        - Да, Яна!
        - Я не Яна! Но это не важно!
        Он вдруг понял, что это горячее и упругое уже почти принадлежит ему - вот только стоит чуть-чуть шевельнуться, поднять руки и коснуться этого упругого, и падет оцепенение, и налетит новый ураган, и опрокинет их на пол, и опять пойдут трещать липучки на одежде, а потом и одежды на теле не окажется, и тогда случится… НЕПОПРАВИМОЕ! Непоправимое, потому что после этого он никогда не сможет посмотреть в глаза Макарычу и Чинганчгуку, Каблуку и Карабасу, и пьяным хмырям, жаждущим даровой выпивки, и всем мертвякам, и всем черепам, и даже самой Маруське. А главное - он никогда не сможет посмотреть в глаза Яне.
        Яне… Янке… Яночке… Янулечке…
        Ураган налетел - ураган стыда и жуткой вины за еще неслучившееся.
        Он поднял непослушные руки и коснулся горячего и упругого, наткнулся на твердые оттопырки, и где-то в самых глубинах души мелькнуло сожаление о том, что уже никак не могло случиться, но Осетру даже не пришлось сопротивляться ему - сожаление улетело прочь, сменившись тем, что Осетр еще не до конца осознавал, но что миллиарды людей называли любовью. И верностью. По отношению к другой…
        И Маруська, в первый момент принявшая прикосновение его рук за ласку, вдруг ощутила смертельный холод, идущий от его ладоней, и мгновенно поняла, что ее отталкивают. Этот холод заставил сморщиться ее соски, и лишил упругости ее груди, и даже ТАМ все скукожилось и заледенело…
        Потому что ее НЕ желали.
        - Ты что?
        - Я не могу.
        - Да ты…
        Маруська хотела взвизгнуть от разочарования и обрушиться на несостоявшегося любовника с площадной бранью, к какой приходилось иногда прибегать в «Ристалище»,
        - а может, и оставить на его поганой физиономии несколько красноречивых царапин, - но от замершего во тьме парня шла странная сила, и эта сила лишила Маруську и раздражения и злобы, и осталось только сожаление, что не ее он любит и что никогда ее не будет любить, и никто ее так не будет любить, как мог бы этот парень, если бы не любил другую.
        - Жаль, - только и сказала она и принялась прятать то, что всего лишь несколько мгновений назад могло бы стать их общим достоянием. Но не стало и никогда не станет - это было совершенно ясно Маруське и теперь удивляло ее, потому что у нее прежде уже были трое.
        Вот так же, впотьмах - только не в коридорчике родного дома, а в кладовой
«Ристалища», на пластиковых мешках с сахарным песком и парленовой крупой. Все там было почти так же - в начале - и совершенно не так же - в конце - и не было только сожаления.
        - Ты прости меня, - прошептал парень. - Но я вправду не могу.

«Неужели ты не мужик?» - хотела спросить она. И не спросила, потому что он был мужик, только бесконечно чужой, и потому что стояло за ним нечто, чему она не знала названия, но что ощущала всей своей девичьей душой, жаждущей настоящей любви и настоящего счастья, которого здесь у нее нет и никогда не будет…
        И впервые в сердце ее родилась жалость к самой себе, тут же сменившаяся благодарностью к нему за то, что он пробудил в ней это понимание.
        - Ладно, - сказала она. - Проехали, Остромир. Ступай, пожалуйста! Дверь и дорогу найдешь? Или проводить?
        - Найду. Дверь справа от меня, в трех метрах.
        - Тогда ступай! - Маруська еле сдерживалась. - Да ступай же ты!
        Похоже, он еще что-то хотел сказать, но не сказал.
        Пространство рядом с Маруськой стало чужим и пустым. Дважды скрипнула открывшаяся и закрывшаяся дверь, протопали по ступенькам уверенные шаги, прошуршало кустами, и наступила ватная тишина. А потом завыл ветер в трубе, и в душу пришло ощущение, что несколько мгновений назад она оказалась рядом с чем-то большим и сильным, от которого ей так ничего и не досталось.
        И тогда, по-прежнему неведомо от кого прячась в темноте, Маруська громко, в голос, зарыдала.
        Глава двадцать шестая
        Завтракать Осетр отправился в гостиничный буфет - после случившегося вчера встречаться с Маруськой ему совершенно не хотелось. И вроде бы не виноват ни в чем - скорее, был бы виновен, откликнись на Маруськины желания! - однако душа находилась в расхристанном состоянии. Оказывается, и из жалости можно не быть равнодушным к женщине. Это было открытие. Оказывается, есть любовь, есть равнодушие и есть неравнодушие, которое и не любовь вовсе, но которое тоже способно сидеть занозой в сердце. Черт бы меня побрал!
        Он поедал пшенную кашу с маслом, невидяще глядя в разукрашенную стилизованными человеческими фигурками стену и почти не чувствуя вкуса каши, и грыз себя. Вот уж никогда бы не подумал, что какая-то официантка с захудалой планеты способна вывести его из равновесия. И вместо того, чтобы думать о деле, он ломает голову над вопросом - не слишком ли вчера был жесток?..
        Тот еще «росомаха»! Капитан Дьяконов сказал бы себе: «Гаси светило!» - и эта проклятая Маруська оказалась бы похоронена в глубинах памяти, чтобы всплывать оттуда в одном-единственном - случае: когда потребовалось бы обобщить опыт своих отношений с женщинами. И не было бы никакой самоголовомойки…
        - Доброе утро! - послышалось сзади.
        Осетр обернулся.
        Рядом стоял тот самый тип, серый мужичонка из числа Карабасовых прихвостней. Сереженька, который должен был найти Осетра в случае, если у бандитов появится информация.
        - Присаживайтесь! - Осетр сделал приглашающий жест, почему-то ощущая, что Сереженька не нуждается в подобных приглашениях, что захоти этот бандитик присесть, давно бы уже обосновался на соседнем стуле да еще и локти бы на стол возложил. - Может, позавтракать?
        - Благодарствуйте! - Лицо Сереженьки расплылось в улыбке, но глаза не улыбались ни капли. - Через час Карабас ждет вас у себя.
        - Как через час? - всполошился Осетр. - Мне же надо успеть в банк забежать, снять со счета деньги.
        Сереженька мотнул головой:
        - Не надо. Карабас будет ждать. Через час.
        Бандит покинул буфет. А Осетр принялся активнее работать ложкой. Известие заставило его позабыть о своих отношениях с женщинами.
        Вообще-то, если поразмыслить, то такое известие не слишком радостно. Раз деньги не нужны, значит, бандиты не обнаружили пропавшего агента. И соответственно вероятность выполнить задание падает вдвое. А если еще и майор Бабушкин не найдет никаких концов, что тогда делать? Брать в руки плазменник и, паля во все стороны, пробиваться к неведомой цели, о которой ничего не знаешь?..
        Кстати, не взять ли с собой какое-никакое оружие при визите к Карабасу?..
        Он принялся за утренний кофе, обмозговывая этот вопрос. И решил, что за оружие браться рано. Оружие - вещь серьезная и призывающая к ответственности; даже само наличие его у тебя - необратимый поступок. То есть не наличие само по себе, а наличие, обнаруженное посторонними людьми. Нет, до оружия ситуация еще не дозрела.
        Он залпом допил кофе и решил отправиться к дому Карабаса кружным путем. Не спеша, с проверкой.
        Ну ведь должен же быть хвост! Или я еще не оказался в оперативной обстановке, когда за мной надо следить. А вот кстати… Если на Угловке так развита коррупция, черепа, в принципе, должны в каждом залетном гражданине подозревать агента имперских властей. Или и в самом деле - имперское правительство волнует только бесперебойная добыча и поставка продукта? С другой стороны, если к каждому залетному приставлять хвост, это надо иметь огромную службу слежки и как-то оплачивать труд оперативников. Эх, дорого бы я отдал, чтобы заглянуть в материалы проверок, осуществляемых здесь Министерством финансов!
        Он шел разноцветными улицами. Навстречу ему шагали мертвяки, с баранками на шее и без, но он не приглядывался к их лицам. Его интересовали только те, кто шел за ним следом, но сколько он не проверялся, - особенного внимания к своей персоне не заметил. Ну не было за ним хвоста, хоть ты убей! И наверное, это можно было объяснить только одним - он на хост никому не успел наступить…
        Его внимание вновь вернулось к мертвякам с баранками на шеях.
        Интересно, как лишают жизни провинившихся? При всем честном народе, или когда обреченный оказывается с собственной судьбой один на один? Конечно, при всем народе куда как велик воспитательный эффект! Мономолекулярная нить проскакивает внутри нашейного обруча, и голова прочь!.. Но где тут гуманизм? Впрочем, какой может быть гуманизм по отношению к тому, кого осудили на смерть? Разве что гуманное лишение жизни, но тут мономолекулярная нить почище изобретения господина Гильотена сработает!
        Хвоста он так и не приметил…
        Дверь в доме на Сиреневой ему открыла вчерашняя косматая образина, громила Никитушка.
        Гость тут же был препровожден к Касьяну Романовичу.
        - Приветствую вас, молодой человек! - Карабас как будто находился в некотором смущении. - Присаживайтесь!
        Осетр сел.
        Хозяин достал из ящика стола несколько банкнот, положил перед гостем.
        - Возвращаю вам, извините, задаток. Чтобы определиться с тем, что мои люди в судьбе нужного вам человека участия не принимали, много времени и усилий, извините, не потребовалось.
        У Осетра слегка отвалилась челюсть.
        Вот это да! Понимаю, когда бандиты забирают не принадлежащие им деньги, но чтобы возвращали уже заплаченные за работу!.. Что за чудеса?
        - Но…
        - Еще раз извините! - Карабас развел руками. - Если бы я оказался перед вашей проблемой, я бы непременно обратился за помощью к властям. Есть у нас в городе, извините, такой майор Бабушкин Поликарп Платонович. Вот к нему бы я и обратился.

«Ого!» - подумал Осетр.
        Может, его люди вчера за мной проследили, и, обнаружив, что я пошел к Бабушкину, он решил не связываться с этим делом?.. Чтобы не пересекаться?
        - Никитушка, проводи гостя, будь так добр! - Карабас снова виновато развел руками.
        - Извините, молодой человек!
        Осетр сгреб деньги. Но потом половину вернул на стол.
        - Плата за беспокойство…
        - Ну как хотите, извините!
        Косматая обезьяна вывела Осетра из комнаты и отпустила подобру-поздорову. Тот все еще пребывал в таком потрясении, что даже забыл попрощаться с человеком, который в иной ситуации запросто выпустил бы ему кишки.
        Он двинулся по Сиреневой улице, находясь в глубоком раздумье.
        Ерунда! Этот Касьян Романович по своим делам наверняка пересекается с Бабушкиным, и вряд ли такой упырь испугался бы майора. У них наверняка поделены сферы влияния, и вполне возможно, что они даже обмениваются информацией. Во всяком случае, это было бы совсем неглупо. Бандит наверняка может давать майору инфу о каких-нибудь неважных для своего дела мертвяках, а майор вполне, к примеру, может предупреждать бандита о готовящихся облавах. Тут наверняка облавы проводятся. Просто не могут не проводиться, потому что перед имперским центром надо же отчитываться о проводимой черепами работе! Но тогда чего или кого испугался душка Касьян Романович? Не торговца ведь грёзогенераторами, в самом-то деле! Это было бы просто смешно… Так что же показалось угрожающим господину Извините? Или он вдруг узнал, что торговец вовсе не торговец, и лучше держаться от него подальше? От кого? Кто на Крестах знает, что я не совсем торговец?.. Татарка знает, и больше никто! А если не только Татарка? А если это все-таки «суворовская купель», и есть рядом кто-то неведомый, кто строго следит за моими поступками, готовый прийти на
помощь, если «купельщик» вдруг угодит в сложное положение. Ведь «росомахи», как известно, своих в беде не бросают! А с другой стороны, если «росомаха» окажется в сложном положении по своей собственной вине?.. То есть попросту окажется плохим «росомахой»… Такого тоже не бросать? Того, кто опозорил звание «росомахи», того, кто оказался глуп, неосторожен и самонадеян… Не проще ли дать ему погибнуть? Неужели стоит тратить силы и средства на спасение того, кто оказался недостоин звания «росомахи»?
        Это были вопросы, которые прежде его никогда не занимали. И у него не было на них ответов. И ему было совершенно ясно, что ни один человек на этой планете не поможет ему получить ответы.
        А теперь вот появился и еще один вопрос - отправиться к майору Бабушкину прямо сейчас? Якобы послушавшись упыриного совета… Или, наоборот, подождать?..
        Глава двадцать седьмая
        Сразу к майору он все-таки не пошел. А зря, потому что когда вернулся в «Приют странников», портье сообщил:
        - Вас, господин Кайманов, разыскивал посыльный от майора Бабушкина.
        - А что-нибудь передать этот посыльный просил?
        - Просил. - Портье глянул куда-то под стойку. - Майор Бабушкин ждет вас сегодня в своем кабинете ровно в полдень.
        - Спасибо!
        Ну вот… Все-таки они оперативно работают: и мертвяки, и черепа! И суток не прошло, а уже есть результаты! Интересно, чем порадует майор? А ничем, скорее всего! Потому что если в исчезновении агента нет вины людей Карабаса, значит, это сделали люди майора.
        Тут ему пришло в голову, что Карабас вполне мог и обмануть его, что все-таки именно мертвяки похитили агента. Однако он не согласился с самим собой. Нет, тогда бы Карабас не вернул ему деньги. Тогда бы разговор был совершенно другим, Карабас попытался бы напугать его, заставить прекратить поиски якобы по собственной воле. И получается, что ему, Осетру, придется столкнуться не с бандитами, когда можно в сложной ситуации попросить помощи у администрации, ему придется столкнуться с самой администрацией, и впору будет просить помощи у бандитов. Вот только вряд ли бандиты захотят ссориться с черепами из-за судьбы какого-то торговца. Может, приоткрыть завесу тайны и пообещать им, к примеру, изменение приговора?.. Не поверят. И правильно сделают! И потом… Обман - это умный тактический прием, если он касается противника. Если же пытаешься обмануть потенциальных союзников, то это глупый тактический прием. У таких, с позволения сказать, оперативных работников с каждым разом союзников будет меньше и меньше, пока не останется совсем.
        И он снова вернулся к уже не раз поставленному перед собой вопросу. Почему для
«суворовской купели» кадету Приданникову избрали столь необычное задание. Все-таки
«росомахи» - не специалисты по работе среди заключенных! Было бы понятно, если бы кадета сбросили куда-нибудь в пустыню на Каракуме или в джунгли Новой Колхиды с тем, чтобы он преодолел козни природы и собственную слабость, чтобы проявил упорство и закалил характер. Но заниматься, в общем-то, полицейской операцией!..
        Однако нового ответа на старый вопрос у него не возникло. Такое могло произойти только в случае капитального провала тех, кто должен выполнять эту работу. Неужели Кресты настолько погрязли в коррупции, что в столице приняли решение бросить в здешнее болото неопытного кадета?..
        А вот на этот вопрос ответа у него не было вообще.
        Глава двадцать восьмая
        Ровно в полдень он вошел в приемную майора Бабушкина. Череп-лейтенант его узнал, тут же доложил начальнику. Не прошло и пары минут, как Осетр сидел перед майором.
        Тот посмотрел на посетителя с некоторым неудовольствием. Потом физиономия его обрела выражение задумчивости: было ощущение, что череп не знает, о чем говорить с приглашенным.
        Однако Осетру оставалось молча ждать. Не говорить же хозяину кабинета: «Слушаю вас!» Реплика не по мизансцене. А может даже, и не по сценарию…
        Мысль показалась Осетру остроумной, и тут майор наконец заговорил.
        - А скажите-ка мне, молодой человек, где вы находились в первую ночь после вашего появления в Черткове?
        Вопрос был настолько неожиданным, что Осетр едва не вскочил. Однако удержался. Принялся вспоминать. То есть не то чтобы он запамятовал, где находился и что делал в последние дни, а просто слишком уж был ошарашен.
        - Спал в доме на Лазурной улице. У водителя грузовика по кличке Чинганчгук. Это водителя так зовут, а не грузовик. Хотя нет, зовут его Матвей… э-э… Степанович… Фамилии, простите, не помню. Он приютил меня на первое время, пока я не определился с гостиницей. Ну и…
        Что «ну и», он и сам не знал. Потому что совершенно определенно представил себе, каким будет следующий вопрос.
        И вопрос последовал:
        - Этот ваш водитель сможет подтвердить ваши слова?
        Да, это был еще тот вопрос. Чинганчгук ведь провел ночь в объятиях девочек
«тетушки» Баян и вовсе не мог знать, чем занимался ночью его внезапный постоялец. Может, грабил, насиловал и убивал…
        - А в чем дело?
        - А дело в том, что в эту самую ночь был убит врач нашего городского лазарета. Вам не кажется, что тут складывается любопытная связь. Днем в Черткове появляетесь вы, а ночью убивают нашего врача.
        - А я что, единственный, кто в этот день появился в городе?
        - Нет, кроме вас, был еще один такой.
        - И почему бы вам не спросить этого человека?
        - Спросим, не волнуйтесь. Всему свое время!
        - Кстати, а с чего вы решили, что вашего врача убили приезжие? По-моему, тут у вас своих убийц хватает.
        Майор усмехнулся, достал из стола пачку сигарет и пепельницу, закурил, выпустив струю дыма в сторону Осетра.
        - Да, своих у нас хватает. Вот только почему-то десять лет жил на Угловке врач Герасимов, и никому не требовалось его убивать. А стоило здесь появиться вам, и доктора тут же замочили.
        Значение последнего слова Осетр уже знал.
        - В самом деле, любопытная связь, не находите?
        - Нахожу. Но уверяю вас, я к этому делу не имею никакого отношения.
        Майор снова усмехнулся:
        - Ваше дело уверять, наше дело проверять. Где сейчас этот ваш Чинганчгук?
        - Не знаю… Может быть, дома, а может… - Осетр пожал плечами.
        - Вы понимаете, что у меня имеются все основания задержать вас? Пока ваше алиби не подтвердится…
        Основания имелись - это было ясно даже полному придурку.
        - Как, вы говорите, зовут вашего водителя?
        - Матвей Степанович. Кличка Чинганчгук. - И тут Осетр вспомнил. - Спицын его фамилия.
        Майор вытащил из ящика стола серую коробочку компа, коснулся сенсоров. С шорохом над углом стола раскрылся видеопласт, нарисовалась вирт-клава. Пальцы-сосиски с удивительной легкостью забегали по клаве.
        - Ага… Матвей Спицын… Разжалованный военный… Проживает на улице Лазурной, дом тридцать три.
        Майор выключил комп, убрал в стол. Потом раздавил в пепельнице сигарету и встал.
        - Посидите.
        Вышел. Через несколько секунд вернулся.
        - Встаньте-ка!
        Осетр встал.
        - Ладони покажите! Что у вас там за пятна?
        Осетр вытянул перед собой руки, глянул на ладони. Ничего там не было, никаких пятен… Раздался чмокающий звук, и руки Осетра оказались притянуты друг к другу.
        Да, майор был настоящий профессионал.
        - Я сейчас отправлюсь к этому вашему водителю, а вы посидите здесь. Рыпаться не советую. Если вздумаете покинуть мой кабинет, браслеты аккуратненько отстригут вам кисти. Мономолекулярная нить делает это быстро…
        - А почему бы не надеть на меня ошейник? - Осетр фыркнул. - Или как тут у вас его называют? Баранку…
        - Зачем баранку? Отрезанные руки врачи отрастят. Если вовремя к ним обратиться, конечно… А голову уже не вернешь! - Майор положил руку Осетру на плечо и усадил в кресло. - Отдыхайте пока. Я постараюсь по-быстрому.
        Он ушел. А Осетр остался размышлять о своем непрофессионализме.
        Глава двадцать девятая
        Вернулся Бабушкин довольно скоро. Осетр изо всех сил старался не выглядеть испуганным.
        - Ну вот все и прояснилось, гражданин Кайманов. Гражданин Спицын подтвердил ваше алиби. Так что оснований задерживать вас у меня нет.
        У Осетра отлегло от сердца. Ну, Чинганчгук, ну, дядька… Это ж надо, как он проникся к Осетру, даже пошел на дачу ложных показаний! А ведь Бабушкин, небось, его предупреждал…
        - Давайте-ка ваши руки! - Майор подошел, приложил к замку наручников пятачок ключа, и Осетр почувствовал, что значит вернуть утраченную без твоего согласия свободу. Это было… это было… да не с чем даже сравнивать!
        - Спасибо! Я могу быть свободным?
        Майор опять усмехнулся:
        - Куда вы спешите, господин торопыга? Не вы ли обращались ко мне вчера с просьбой?
        - Он сел за стол, спрятал наручники в ящик, снова закурил.
        На сей раз струя дыма устремилась в сторону.
        Осетр устроился в кресле поудобнее. Похоже, он все-таки не зря явился на это рандеву…
        Между тем, на столе опять появился комп, материализовались вирт-клава и видеопласт.
        - Я произвел кое-какие оперативные действия. И вот что выяснил. Мои подопечные не имеют никакого отношения к исчезновению вашего делового партнера…
        Осетр кивнул. Но промолчал, поскольку фраза явно осталась незаконченной.
        - Это я могу вам заявить со стопроцентной уверенностью. У меня, как вы, наверное, догадываетесь, имеются информаторы в этих кругах. С другой стороны, мои подчиненные в этом также не замешаны. Я им приказа похитить вашего человека не отдавал, а без моего ведома они бы на такое не пошли.

«И тут облом! - подумал Осетр. - Но кто-то ведь этого парня похитил!»
        - Ясно, - сказал он. - Сколько я вам должен?
        - И опять вы торопитесь, молодой человек. - Бабушкин задумался на несколько секунд, затянулся сигаретой и выпустил струю дыма в потолок.
        Да что же он такое для себя решает?.. Будто не знает, продолжать разговор или выставить меня за дверь. Или все-таки сказанное - только попытка пустить пыль в глаза и набить цену?
        Наконец майор справился со своей трудноразрешимой задачей. Глаза его оторвались от созерцания потолка и обратились к посетителю.
        - У меня сложилось впечатление, что, помимо моих подопечных к моих подчиненных, в моем городе, - он сделал ударение на слове «моем», - завелась какая-то тварь, которая намерена обтяпывать свои делишки за моей спиной. Мне это не нравится, и я бы с огромным удовольствием дал этой твари по рукам. Но у меня есть основания полагать, что едва я начну активное противодействие, дадут по рукам мне. Поэтому у меня есть предложение. Почему бы вам не стать на время моим секретным сотрудником?
        Пришлось Осетровой челюсти отвалиться еще раз. Да-а-а, сегодня положительно был день сюрпризов!..
        - Я не возьму с вас никакой платы за уже проведенные розыскные мероприятия. Более того, вы получите за выполненную вами работу определенную сумму, у меня есть в этом отношении определенные возможности. Со своей стороны, вы можете рассчитывать на мою оперативную помощь. - Лицо Бабушкина становилось все спокойнее: конечно, ему наверняка не впервые приходилось вербовать себе внештатного сотрудника. - И наше… э-э… партнерство будет прервано по первому вашему желанию. У меня лишь одно условие - вся информация, которую вам удастся раздобыть, должна быть предоставлена в полное мое распоряжение. Как вам такое предложение?
        Осетр ошарашенно молчал.
        - Я понимаю, - продолжил Бабушкин, не дожидаясь, пока он придет в себя, - вы удивлены. Однако в такой ситуации и вам будет проще работать, поскольку за вашей спиной буду стоять я… а моя поддержка, должен вам сказать, дорогого стоит. И меня совершенно не интересует, какие отношения у вашего отца со своим компаньоном. Единственное чего я не потерплю, это криминальных разборок. Но и тут я готов проявить понимание.
        Осетр уже пришел в себя. Но продолжал молчать.
        Интуиция говорила ему, что предложение майора заслуживает внимания. Поиски действительно облегчатся. Но имеет ли он право принять такую помощь? Не является ли это предложение наживкой, с помощью которой неудачливого «росомаху» хотят поймать на рыболовный крючок? Ведь не просто же так майор разливается соловьем! Ишь, готов проявить понимание даже при криминальных разборках!.. Ха, а ведь это почти карт-бланш! Работать с таким прикрытием и в самом деле проще.
        Ах, где наша не пропадала! Даже если еще и нигде не пропадала! Или я не
«росомаха», не сумею вывернуться. Ввязаться в бой, а там посмотрим! Так говорил древний император Бонапарт…
        - Я не против, - сказал он. - Вот только опасаюсь, получится ли у меня. Я же только торговать обучен.
        - А это та же торговля. Что в торговле главное?
        - Осторожность, когда надо. И когда надо - умение рискнуть. Так меня учил папа.
        - Вот и в нашем деле главное - то же. Значит, по рукам?
        Осетр улыбнулся, потому что не улыбнуться сейчас было нельзя.
        - По рукам!.. Но у меня сразу возникает ряд вопросов.
        Майор понимающе кивнул:
        - Разумеется. На какие-то готов ответить сразу.
        - Первый вопрос: а как я буду передавать вам информацию?
        Бабушкин улыбнулся:
        - Вопрос не мальчика, но мужа. Передавать очень просто. Вы все еще находитесь на подозрении. Майор Бабушкин вызывает вас для дачи показаний. Это объяснение удовлетворит кого угодно. С подопечными-то моими тоже надо держать ухо востро. Стукачей из собственной среды они не любят, но вы посторонний. Как бы то ни было я смогу вас защитить!
        - Хорошо! Вопрос второй: есть ли у вас для меня какая-нибудь начальная информация?
        - Есть, мой друг. И это очень интересная информация. Ваш отец давно знаком со своим компаньоном?
        - Понятия не имею…
        - Я почему спрашиваю? - Майор закурил еще одну сигарету. - Я тут кое-что проверил и обнаружил, что компаньон вашего отца уже бывал на Крестах.
        - Ну и что? - Осетр пожал плечами.
        - А то! Десять лет назад, еще при моем предшественнике, он вот точно так же исчезал. И тогда его разыскивала целая компания из восьми человек. К сожалению, почти никаких данных о том деле практически не осталось, а предшественника по прошествии недолгого времени перевели на другое место работы. Но голография исчезнувшего сохранилась. Гляньте-ка! Вы знаете этого человека? Это он, компаньон вашего отца?
        Майор развернул видеопласт компа в сторону Осетра. И тот глянул. Лишь большим усилием воли ему удалось не дать челюсти отвалиться в очередной раз. Конечно, он знал этого человека! Неведомо, был ли этот человек компаньоном Кайманова-старшего, существующего лишь виртуально по воле Осетрова начальства. Но торговлей он точно пробавлялся. Потому что именно он летел с Осетром в одной каюте на транссистемнике
«Дорадо».
        Глава тридцатая
        После встречи с майором Осетр решил забежать в «Ристалище». Во-первых, просто навестить Макарыча и сказать ему, что его кухня гораздо лучше гостиничной. Во-вторых, посмотреть в глаза Маруськи, потому что утренние намерения не встречаться с нею могли быть рождены исключительно больной совестью виноватого кавалера, а никакой вины за собой Осетр не ощущал. Впрочем, нет, ощущал, конечно, но это была вовсе не та вина, которую называют грехом прелюбодейства. Да, он не оправдал надежд разохотившейся девицы, но кто сказал, что всякая надежда должна неминуемо исполняться?.. В-третьих, если там окажется Матвей-Чинганчгук, надо бы поблагодарить его, поскольку он явно спас своего бывшего постояльца от неизбежного задержания. Ну и в-четвертых, а вдруг удастся услышать от местных трепачей что-нибудь полезное? Теперь, когда он завербован местной администрацией, любая новость может стать полезной!
        Народу сегодня в кабаке оказалось негусто. Отсутствовали шумные компании выпивох, у которых проще всего узнать что-либо интересное. А с тем, кто пришел просто пообедать, разговор не заведешь. Если ты не свой… Макарыч был на своем месте и приветствовал Осетра, как и в прежние дни, сердечно. Посмотреть в глаза Маруське оказалось нетрудно. Скорее, тяжело было бы видеть ее, если бы вчера случилось то, чего она так желала. Зато сама Маруська не поднимала на него глаз и, когда принесла поднос, ни сказала ни единого слова. А Осетр и тем более не стал завязывать беседу. Только подумал, какие возникают между парнем и девчонкой сложности, когда кто-то не оправдывает надежд другого.
        Чинганчгук на горизонте тоже не наблюдался.
        Еще не вернулся с работы, что ли? Подожди-ка, но его же допросил Бабушкин. Значит, вернулся… Видать, уже отправился в гости к девочкам «тетушки» Баян, отводить душу и расслаблять тело. Ну и ладно, пусть тешится, поблагодарить я его и потом успею.
        Осетр поедал русский борщ и прислушивался к беседам окружающих. За спиной двое, судя по манере разговора, не мертвяки, обсуждали, успеют ли они распродать товар до прилета «Величия Галактики». Транссистемник должен появиться возле Крестов через шестеро суток, и было бы очень неплохо успеть…
        Осетр отправил в рот очередную ложку борща и с трудом сдержал вздох. Есть же счастливые люди, надеются через шестеро суток убраться отсюда! А ему, похоже, еще работать и работать! Четыре дня провел на Крестах, а воз и ныне там. Агент Муромец не найден, сам Осетр завербован местным главным черепом, и конца-края этому не видать. Хорошо хоть Чинганчгук подтвердил его алиби, а то бы еще и задержали! И это был бы самый настоящий крах!
        - Здравствуй, Чинганчгук! - послышался голос Макарыча.
        Осетр обернулся. В «Ристалище» и в самом деле ввалился Чинганчгук. Был он трезв как стеклышко, и не похоже было по его кирпичной физиономии, будто он только что соскочил с девочки. Впрочем, трезвым ему оставаться предстояло недолго, потому что он тут же подошел к стойке:
        - Плесни-ка мне, Макарыч, стаканчик «божьей крови». Ну и поесть, что повкуснее. - Он оглядел зал и обнаружил Осетра. Приветственно взмахнул рукой и, не дожидаясь вожделенного стакана, прошествовал к бывшему постояльцу: - Здравствуй, Остромир! - Протянул руку.
        - Здравствуйте, Матвей Степаныч!
        Осетру показалось, что когда собираешься благодарить человека, стоит назвать его по имени-отчеству, а не по кличке-погонялу.
        - Как дела? Торговать начал?
        - Нет пока. Спасибо вам, выручили!
        - Да не за что! Я же говорил, очень ты мне сына напоминаешь…
        Подошла Маруська, принесла стакан храпповки и ломтик брута на блюдце, поставила перед Чинганчгуком.
        - Вот уж тут-то есть за что! Если бы вы не сказали майору Бабушкину, что я в первую ночь спал у вас, у меня бы начались большие проблемы.
        Чинганчгук, не слушая, взялся за стакан, опрокинул его содержимое в рот, закусил и только после этого воззрился на Осетра:
        - Погоди-ка! Когда это я говорил с Бабушкиным?
        - Сегодня. Он ездил снимать с вас показания.
        Чинганчгук хмыкнул:
        - Ну если он и ездил снимать показания, то только не с меня. Я сам только с вахты вернулся. Машину загнал в гараж и сюда. Подзадержался сегодня.
        У Осетра так заколотилось сердце, что он отложил ложку. Дрожащими руками не едят…

«Это что ж получается? - спросил он себя. - Это получается, что Бабушкин вовсе и не подозревал меня, а просто хотел нажать, чтобы я с перепугу согласился работать на него! Черт возьми, да что же здесь происходит и для чего меня сюда послали? Кто же ты, агент Муромец? Какую миссию ты выполнял на Крестах? Что с тобой произошло? И почему все-таки тебе на выручку послали кадета, даже не прошедшего "суворовскую купель"?»
        Чинганчгук отнес его раздумья на свой счет.
        - Вот чтобы мне никогда «божьей крови» не пить, если вру!
        Осетр понял, что если Чинганчгук сейчас начнет задавать вопросы, они окажутся очень и очень неудобными. Настолько неудобными, что ответы на них станут просто-напросто подозрительными. Подозрительные ответы вызовут новые вопросы, и ответов на них попросту не найдется. Во всяком случае, ответов, которые не обернутся неприятностями, а уж неприятности-то этому дядьке совершенно не нужны.
        Однако Чинганчгук не стал задавать вопросов. Он просто сказал:
        - Но если бы у меня и вправду поинтересовались, где ты провел первую ночь, я бы сказал, что ты все время был на моих глазах. И я хочу, чтобы ты знал… Если потребуется помощь, только свистни!
        Чинганчгук в упор смотрел на Осетра, и тот окончательно поверил, что нет у старого водителя никакого интереса к грёзогенераторам, которыми торгует залетный пацан. А если и есть какой-то интерес, то он касается непосредственно самого этого пацана, и это была еще одна странность, в которой все-таки стоило бы разобраться. Однако, если и станет кто источником неприятностей для Чинганчгука, то только не он, Осетр!
        И он ответил Чипганчгуку не менее открытым взглядом. Тут Маруся принесла водителю заказанное, и обед продолжался в молчании. По-видимому, каждому из сотрапезников было о чем подумать.
        Осетру, во всяком случае, было…
        Итак, почему же господин майор Бабушкин решил вдруг закогтить того, кто сам вышел на него? Перевернуть все с ног на голову… С какой стати ему пришла такая мысль? А такая мысль могла прийти ему только в одном случае: если он заподозрил в залетном торговце вовсе не торговца. Это во-первых. А во-вторых, если рассчитывает использовать этого неторговца в качестве живца. Он знал, что до меня рано или поздно дойдет, что никакого подтверждения алиби не было. И знал, что я буду ломать голову, зачем он так поступил. И я ломаю.
        По-моему, не случайно господин майор мне о докторе Герасимове рассказал, он явно считает, что я непременно должен заинтересоваться этим убийством, что это ниточка, которая куда-то меня выведет. И если странное поведение господина майора странным мне вовсе не кажется, то только потому, что я предполагаю: раз меня хотят использовать в роли живца, значит, надо эту роль сыграть, а когда сорваться с крючка, это и от живца зависит. Пока мои интересы совпадают с интересами господина Бабушкина, мы попытаемся поездить с ним в одной упряжке. Ибо почему-то интуиция говорит мне, что такая поездка выведет меня именно туда, куда надо. Тут явно переплелись несколько дел. И пока я не разберусь, каким образом они переплелись, мне не найти агента Муромца.
        - Скажите, Матвей Степаныч… Выяснилось, что у меня какой-то медицинской справки не хватает. У вас же должны быть в городе медики?
        - А как же! - Чинганчгук вдруг помрачнел. - Правда, доктора убили на днях, но медсестра, слава богу, осталась. Очень хороший врач был.
        - Да, я слышал, говорили здесь об убийстве. Кто же это его?
        Чинганчгук лишь плечами пожал - либо у него не было никаких версий, либо не хотел говорить постороннему. Потом он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу:
        - Так череп заподозрил тебя в убийстве доктора? Ну дал майор Бабушкин! Ну отмочил!
        - Он расхохотался. - И такие люди командуют нашими жизнями!

«А вот интересно, - подумал ни с того ни с сего Осетр. - Не лучше ли было меня арестовать? Вдруг бы это кого озаботило?»
        Он и сам не понял, с какой стати к нему пришла эта мысль. Взяла да и пришла. А если подумать, то и не беспричинно - ведь тот кандидат в хвосты, которого он заметил по дороге из банка, вполне мог быть фигурой большей, чем кандидат. Почему бы ему и не оказаться настоящим хвостом? Тогда снова встает вопрос: кем хвост был приставлен? Еще вчера ответ был двухвариантен - либо бандитами, либо черепами. Сегодня возникает третий вариант. И он, пожалуй, к истине ближе всего.
        Но кто же она - эта третья сила? Если не мертвяки и не черепа, то кто? Специальный отдел «росомах»? Министерство имперской безопасности? Имперское разведывательное управление? А собственно, не все равно? Для него, Осетра, удача - если спецотдел
«росомах». Тогда все-таки вероятна «суворовская купель», и свои не дадут пропасть. А вот если безопасность или разведка… Эти «росомах» недолюбливают. Говорят, испокон веку разные ведомства любили подгадить друг другу. Поэтому, если безопасность или разведка, храни тебя господь, «росомаха»! Не пощадят зайчишку серые волки, ни за что не пощадят!.. И для графа Толстого, министра имперской безопасности, и для князя Белозерова, главы ИРУ, подсуропить Деду, унизить его в глазах императора и ВКВ - бальзам на раны!
        Вот только что на этой планете могут делать сотрудники МИБ и ИРУ? Вроде бы нечего им тут делать. Разве что засажен в Кресты кто-то из вражеских разведчиков. А такое, вообще говоря, вполне возможно. Ибо все разведки Галактики активизировались. Ибо о том, что рано или поздно начнется война, не знает разве что младенец.
        Во-первых, противоречия между великими державами никуда не делись и со временем лишь накапливаются, а поиски различных консенсусов способны только смягчить напряженность, но никак не снять ее.
        Во-вторых, любой росич прекрасно знает (а если не знает вдруг, то ему объяснят соседи и приятели), что каперы, нападающие на периферийные планеты, лишь юридически считаются пиратами.
        На самом деле у каждого пирата имеется семья, и семьи эти живут на Делавере, вращающемся возле желтого карлика Рейгана, названного так то ли в честь известного древнемерканского государственного деятеля, то ли в честь не менее известного голливудского лицедея. Либо на Нью-Фриско, названном в честь одного из самых известных городов страны, чьи уроженцы создали одно из семи Великих галактических государств. Либо на Носс-Хеде, названном так в честь неведомо кого… Либо еще в сотне миров, составляющих Великий Мерканский Орден. И именно в эти миры увозят каперы награбленное и захваченных росичей, чья судьба отныне - гнуть спину на рабовладельца, которому тебя продали… А если ты попал не на Делавер, то на Сантану (Бразильянская Конфедерация) либо на Эль-Ашхару (Новобагдадский Халифат).
        Ну а если повезло тебе, православный пленный, не попасть ни к католикам, ни к магометанам, то наверняка ты будешь завершать свои дни где-нибудь на просторах Фрагербритского Союза. И забудь надежду!..
        А в-третьих, последний официальный конфликт произошел более ста лет назад, и сменилось после этого уже несколько поколений, и большинство из ныне живущих знать не знают, что такое всамделишная война, как течет реальная, а не клиповая клюквенная кровь…
        Когда изучали историю цивилизации, Осетр весьма жалел, что не встретилась землянам на просторах Галактики иная, негуманоидная, нечеловеческая раса. Попадись людям какие-нибудь арахниды либо галактозавры, да окажись они на подходящем уровне развития, и не было бы семи существующих ныне Великих государств, потому что нашелся бы среди потомков Адама и Евы имярек-Объединитель, и перед лицом угрозы реального уничтожения со стороны иных хозяев пространства позабыли бы люди междусобойные распри и поддержали бы Объединителя в его умном и дальновидном деле!
        Но, увы, по неведомой причине отдал господь Галактику в руки одного только земного человечества, а что там, вдали, в тусклых спиралях Туманности Андромеды, мы знать не знаем и в ближайшие века не узнаем, потому что прыжки в межгалактическом пространстве пока что не получаются… Мы в центр собственной-то Галактики попасть не можем!
        Результат божьего провидения - семь галактических монстров, семь Великих человеческих объединений, семь стран-разноверцев, строящих козни друг другу, стремящихся урвать друг у друга систему-другую, и рано или поздно вспыхнет в Галактике кровавая бойня. Все держится на паритете сил и на страхе, что не удастся одержать победу, а тогда оставшийся в сторонке третий, четвертый и т. д., дождавшись, пока ослабнут оба схватившихся между собой государства, придет на поле боя и возьмет лишившихся силы противников тепленькими…
        Но вечно так продолжаться не может. Иначе бы не погибли на протяжении человеческой истории десятки могущественных империй! Рано или поздно кто-то, повинуясь историческим законам и используя эти законы в своих интересах, дойдет до часа
«икс» и решит, что время пришло.
        И настанет момент истины. И дабы истина оказалась непременным владением твоей страны, и работают на десятках планет сотни заводов, и с многочисленных верфей сходят боевые корабли, готовые ринуться в бой на противника. И миллионы солдат рожаются женщинами, чтобы обучиться науке убивать и оказаться брошенными в топку войны и сгореть в этой адской топке для того, чтобы именно твой народ взял верх над другими народами, чтобы именно твоя страна оказалась победительницей.
        Впрочем, нет, далеко не все сгорят в топке, существуют солдаты, не собирающиеся умирать. Солдаты-супергерои, солдаты-элита, солдаты-непроигрывающие-боя… Мерканская морская пехота, синские огненные драконы, фрагербритские альпийские стрелки, новобагдадские мамелюки… ну и росские витязи из РОСОГБАК, Росской Особой Гвардейской Бригады Активного Контакта, воины, гордо именуемые «росомахами»…
        - Не ты ведь доктора… - сказал Чинганчгук.
        Похоже, это был не вопрос, это было утверждение. Как будто водитель знал, кто был убийцей на самом деле. А может…
        Осетр похолодел от этой мысли. И понял, что ему срочно надо ее проверить.
        - Не я, конечно. Зачем мне, с какой стати? - Он наклонился к Чинганчгуку и понизил голос. - А как вы думаете - кто?
        - Не знаю, - водитель тоже понизил голос. - У каждого всегда есть свой скелет в шкафу. Могли и у врача найтись враги, он ведь долго тут работал.
        Остаток обеда свелся к очередным советам по поводу регистрации торгового дела, и, в конце концов, оставив Чинганчгука воевать с «божьей кровью», Осетр отправился проверять пришедшую на ум идею.
        Глава тридцать первая
        - Никак все же девочка понадобилась? - пошутила «тетушка» Баян.
        - Конечно, - сказал с энтузиазмом Осетр. - Вот только не знаю - какая именно.
        Баян поняла. Вызвала на подмену все ту же Леночку и сказала:
        - Ну пойдемте в кабинет, побеседуем. Знакомым коридором перебрались в защищенное от чужих ушей место.
        - Что случилось? - спросила Баян.
        - Кое-что случилось… В ночь накануне моего появления у вас тут… э-э… развлекался Чинганчгук. Нельзя ли проверить, всю ли ночь он у вас находился?
        Баян распахнула глаза, но спрашивать ничего не стала. Достала из ящика стола комп, развернула его, пробежалась пальцами по клаве и углубилась в изучение изображения на видеопласте.
        - Первую половину ночи он провел с Юленькой, а вторую - с Маришей. - Она взяла в руки коробочку говорильника. - Леночка, у нас там Юленька не освободилась?
        - Нет, Баян-апа, еще полчаса до конца сеанса.

«Сеанс! - мысленно усмехнулся Осетр. - Словечко-то какое используют!»
        - А Мариша?
        - Мариша свободна.
        - Пришли ее ко мне, деточка! А потом Юленьку, когда освободится.
        - Хорошо, Баян-апа.
        Через несколько минут на пороге кабинета появилась девушка, симпатичная брюнетка с роскошными волосами и не менее роскошным, полуобнаженным телом. Оценивающе глянула на Осетра, жеманно повела плечиком:
        - Звали, Баян-апа?
        - Да, Мариша. Заходи, деточка!
        Мариша вспорхнула на диван, где сидел Осетр, с намерением устроиться у него на коленях.
        - Ах, какой мужчина!!!
        - Подожди, деточка, это не клиент.
        Мариша разочарованно вздохнула, отодвинулась, угнездилась на другом краю дивана, положила одну полную ногу на другую.
        - У этого человека есть к тебе несколько вопросов. Ответь на них, деточка.
        - Да, Баян-апа.
        - Позапрошлой ночью, - вступил в разговор Осетр, - у вас, Марина, был… э-э… сеанс с водителем Чинганчгуком. Не покидал ли он вас?
        Мариша снова повела плечиком и поменяла ноги местами. Движение было настолько изящным и притягательным, что Осетр сглотнул.
        - Вы полагаете, меня во время сеанса можно покинуть? - сказала Мариша и стрельнула в Осетра глазками.
        - Я бы не покинул, - ответил Осетр неожиданно для самого себя. И спохватился: - Ответьте, пожалуйста, на вопрос.
        - Да никуда он не девался. Пили. Сначала шампаниус, потом немного «кровушки», совсем чуть-чуть. Ну и все остальное! - Она произвела в Осетра очередной выстрел.
        У «тетушки» Баян ходили скулы - она явно изо всех сил сдерживала улыбку.
        - Значит, он от вас не уходил?
        - Почему? Ушел утром, как сеанс завершился.
        - А пришел когда?
        Мариша посмотрела на Баян, потом возвела карие очи к потолку:
        - Часа в три, наверное. Он сначала у Юльки был, говорил мне, что ему очень нравится наша контрастность. Он с нами чувствует себя… - Она помахала в воздухе изящными пальчиками и замолкла.
        Расспрашивать ее больше было не о чем. Во всяком случае, Осетру. Разве что начать изучать технологию труда проституток, но в настоящее время такая задача не актуальна.
        - У меня нет больше вопросов. - Он повернулся к «тетушке». - Только хотелось бы, чтобы наш разговор не вышел за стены этого кабинета.
        - Да, - сказала Баян. - Ты, Мариша, не рассказывай никому, о чем тебя спрашивали… А теперь ступай, деточка!
        - Хорошо, Баян-апа! - Девушка еще раз обстреляла Осетра и покинула кабинет.
        Через некоторое время на ее месте очутилась Юленька. Эта оказалась полной противоположностью Марише. По крайней мере, внешне: блондинка с коротко постриженными волосами, довольно худенькая, с ногами, которые вполне можно было назвать «мостолыгами». А потому, как она отвечала - медленно, равнодушным тоном, с сонным взглядом, - можно было сделать вывод, что и внутренне она рядом с Мариной и близко не стоит.
        От нее удалось узнать, что в течение всего сеанса Чинганчгук оставался в будуаре и ушел около трех часов ночи, к Марише, вы и сами знаете, Баян-апа…
        После этого Осетр облегченно вздохнул: ему очень не хотелось, чтобы на Чинганчгука пали подозрения в убийстве. И понял, что ему не избежать визита к медсестре, которая работала с убитым доктором.
        Глава тридцать вторая
        Поразмыслив, он решил, что прямо сейчас топать к медсестре было бы весьма самонадеянно.
        Во-первых, это значит сразу засветить свой интерес к убийству доктора.
        Во-вторых, если за ним следили, связать сегодняшнее посещение майора Бабушкина с визитом к сестре не составит никакого труда. И сделать соответствующие выводы о возникшей взаимосвязи между майором и вольным торговцем.
        В-третьих, интуиция просто вопила ему: не спеши!
        А в-четвертых, наилучшая возможность увидеться с медсестрой, не вызвав подозрений, это обратиться к ней за помощью. То есть надо срочно получить травму. А как может получить травму торговец, который не занимается торговлей, а болтается от чиновника к чиновнику да пьет пиво в «Ристалище»?.. Правильно, надо завязать драку. Ну а еще лучше ввязаться в уже начавшуюся. Конечно, умный торговец не должен ввязываться в чужие драки, но ведь он - всего-навсего зеленый юнец, а кто заподозрит зеленого юнца?
        Единственная проблема - такую драку найти. Ибо за все то время, что он бывал в
«Ристалище», не одной настоящей драки не видел: Макарыч гасил любой конфликт в зародыше. Видать, это умение было у него от бога, поскольку самые отъявленные забияки, когда Макарыч подходил к ним - просто подходил, не сжимая кулаков и не делая угрожающей физиономии, - начинали говорить: «Все, все, Макарыч! Проехали!» Или, сделав сопернику знак, который всякий мужчина умеет узнавать с малых лет («Пойдем выйдем!»), удалялись за пределы кабака, так и не привнеся в «Ристалище» действо, полностью соответствующее его названию.
        Поэтому задача на ближайший вечер была совершенно ясна. И место времяпрепровождения было ясно.
        Осетр зарядился алкофагом и отправился в «Ристалище».
        Когда он пришел, дым там стоял коромыслом. Были там и Каблук с Навахой и Кучерявым, и Чинганчгук, и вся прочая шатия-братия. Каблук и компания, как всегда, резались в карты, Чинганчгук накачивался «кровушкой», прочая шатия-братия занималась различными вариантами тех же времяпрепровождений. Вплоть до игры в бильярд.
        После того первого случая Осетр «божьей крови» не пробовал. Себе дороже!.. А сегодня решил развязать. Чего не сделаешь ради выполнения задания! И развязал!
        Новое знакомство организма с храпповкой обошлось без знакомого уже эксцесса. Только чуть закружилась голова. Не зря говорят, человек ко всему привыкает…
        Потом была еще пара доз - под пьяную трепотню Чинганчгука, под стук киев и шаров, под матерщину большей части присутствующих. Чинганчгук постепенно мрачнел. Время от времени пытался начать разговор о том, какая он сволочь, но всякий раз что-то его останавливало. Наверное, недостаток алкоголя в крови… Он немедленно принимался восполнять этот недостаток, и вскоре Осетр понял, что своими ногами Чинганчгук отсюда сегодня не уйдет. То есть уйдет-то ногами, но вот только куда дойдет - одному богу известно. По всему выходило, что дядьку надо провожать, что ночевать сегодня придется в знакомом доме на Лазурной, тридцать три, и что поиски драки переносятся на завтра.
        Однако Чинганчгук домой не спешил. Они поужинали, когда пришло время, и еще понакачивались «кровушкой». То есть Чинганчгук накачивался, а Осетр с помощью алкофага переводил добро на дерьмо. И изо всех сил изображал себя пьяного. Потом настала пора принять повторную дозу алкофага, и он удалился в туалет. А когда вернулся, в зале уже махали кулаками.

«Драку заказывали?» - не к месту вспомнил Осетр. И бросился помогать Чинганчгуку, потому что в эпицентре событий оказался водитель. Теперь главное было не проявить свою истинную сущность. Не забыть, что на защиту знакомого водилы кинулся молокосос, а не «росомаха»…
        Против Чинганчгука были двое незнакомых типов. Присутствующие в драку не ввязывались. Видимо, так тут было заведено.
        Помочь Чинганчгуку Осетр не успел - того свалили на пол до прибытия подкрепления, вторым или третьим ударом. И тут налетел молокосос.
        - Ты не горячишься, шкет? - спросил один из победителей Чинганчгука и достал перо.
        - Может, охолонишься?
        - А ху-ху ни хо-хо? - воспользовался Осетр безотказной фразой.
        И драка продолжилась. Неуклюжим случайным движением Осетру удалось выбить из рук нападавшего нож - далеко выбить, сразу не подберешь, - но в варианте «молокосос» у него не было шансов. Второй противник тоже достал нож, первый пошел в кулачную атаку, и стало не до смеха. Уйдя от пары ударов противника и нанеся пару своих (только так, чтобы, упаси бог, не убить), Осетр почувствовал, что его сейчас ударят ножом в спину. Мгновенный уход вправо, и он пропустил скользящий удар лезвием по плечу, прямо-таки с наслаждением почувствовав боль. Цель была достигнута. Теперь требовалось выйти из драки. Придется позвать на помощь…
        Однако звать не пришлось, помощь пришла сама собой. Несколько клиентов под водительством Макарыча вмешались в драку, скрутили нападавших и, подбадривая друг друга матерными присказками, вышибли их вон.
        Прибежала Маруська, стащила с Осетра куртку и рубаху и залепила порез пластырем.

«Вот ей и опять удалось раздеть меня!» - подумал с усмешкой Осетр.
        Чинганчгука подняли с пола, привели в чувство и усадили за стол. Он немедленно потребовал «божьей крови».
        - Какая драка, братаны! - орал он. - Да я вообще не дерусь! А уж чтобы начать первым!
        Ему пытались доказать, что именно он зацепил бедных мужиков, но скоро убедились в том, что барана не переубедишь, а пьяного барана тем более, и отстали. Осетру посоветовали утром обратиться в лазарет: кто знает, чем прежде занимался этот нож?
        Осетр дождался, пока Чинганчгук справится с еще одной дозой храпповки, и начал понуждать его к возвращению домой. Сговорчивость водителя потрясла всех.
        Когда они дотащились до дверей, Осетр снова почувствовал спиной ТОТ взгляд. Обернулся. На сей раз на него смотрел Каблук.
        Осетр очень опасался, что зацепленная Чинганчгуком парочка пострадавших болтается где-нибудь поблизости и все-таки придется молокососу стать «росомахой», но пронесло. И даже водитель оказался на удивление управляемым, так что до дома они добрались достаточно быстро и без происшествий.
        Глава тридцать третья
        Дорогу до лазарета ему объяснил первый же встречный.
        Лазарет представлял собой одноэтажный дом, не слишком большой - в нем от силы могло разместиться с десяток комнат. На двери висела триконка:
        Евгений Петрович Герасимов
        Доктор
        Инна Музыченко
        Медицинская сестра
        Осетр позвонил, но ничто внутри не шевель нулось. Тогда Осетр взялся за ручку. За незапертой дверью оказалось помещение, в котором никого не было.
        - Эй! Есть кто живой?
        Тишина…
        - Люди!
        Тишина.
        Потом откуда-то донесся легкий шум. Из открытой двери справа появилась женщина лет тридцати, в белом халате и шапочке с красным крестом.
        - Здравствуйте! Что же это у вас все нараспашку?
        Выбивающиеся из-под шапочки рыжие полурастрепанные волосы, красные глаза с кругами… Она выглядела вдова вдовой. И Осетр сразу понял, что доктор Герасимов для нее - не просто руководитель. Ведь врачевание на Крестах - надо полагать, не слишком обременительное занятие. Как известно, медики разбирались, в основном, с синяками и шишками, которые мертвяки получали в пьяных драках или на производстве. А когда работы не очень много, люди находят иные способы времяпрепровождения. В том числе и любят друг друга…
        Она не сразу поняла вопрос. А когда дошло, объяснила:
        - Да мы же никогда не запирали двери. Женя… Евгений Петрович всегда говорил: «Да кому мы нужны?» Мы же им помогаем, они на нас молиться должны. Вот и допомогались!
        - Голос ее дрогнул. - Что вы хотели?
        - Порез вчера схлопотал в драке.
        Она посмотрела на него внимательнее:
        - Вы же не мертвяк… Вы не местный.
        - Не местный, - согласился Осетр. - Прилетел на днях. Торговец я.
        - И с каких это пор залетные торговцы дерутся с нашими мертвяками? - Лицо ее слегка оживилось.
        Осетр соорудил виноватую улыбку:
        - Сам не знаю, как получилось. Слово за слово, и кулаки в ход!
        Она в ответ не улыбнулась, лишь вздохнула устало:
        - Ну хорошо, показывайте ваш порез…
        Осетр скинул куртку и рубашку, уже успевшие зарастить прорехи, повесил на стоящую в углу вешалку.
        - Вот, на левом плече.
        Медсестра осторожно отделила от раны пластырь.
        Порез за прошедшие десять часов превратился едва ли не в царапину. На лице медсестры родилось удивление.
        - Давно к нам с такими ранами не приходили!
        Осетр почувствовал, что его сейчас издевательски выставят за дверь.
        - Ну я же не ваш мертвяк… Я - торговец, я боюсь заразы. Обработайте ее каким-нибудь средством. Заживляющим гелем, к примеру…
        Медсестра подумала несколько секунд и сменила гнев на милость.
        - Заразы на Угловке почти нет. Та ж, что есть, к людям, которым сделаны прививки, не пристает. А занесенная с других планет не выживает. Ладно, давайте. Садитесь вот туда. - Сестра кивнула на стоящую у стены медицинскую кушетку. Осетр уселся. Она вытащила из шкафчика тюбик, коротким движением свернула крышку, выдавила немного геля на плечо Осетру и двумя пальцами размазала по царапине.
        - Жить будете. - Однако улыбка на ее лице так и не появилась. - Одевайтесь!
        Осетр пошел к вешалке, раздумывая, как бы начать разговор, не напугав собеседницу. Напялил на себя рубашку, взялся за куртку, но надевать не стал, потому что, надев ее, осталось бы только покинуть лазарет - ТАКОЙ разговор в куртке не начнешь!
        - Я ведь медик, - сказала у него за спиной сестра. - Вы можете пудрить мозги мертвякам или черепам, но не мне. Вы такой же торговец, как я астронавигатор. Что вам надо? Зачем вы пришли? Кто вы такой?
        Осетр обернулся.
        Она смотрела на него то ли с осуждением, то ли с надеждой.
        - Судя по сочетанию вашей мускулатуры и вашего достаточно юного возраста, вы либо секретный сотрудник Министерства имперской безопасности, либо вообще «росомаха». Кто вы? - На сей раз в вопросе прозвучала самая настоящая мольба.
        И Осетру оставалось только ухватиться за эту мольбу.
        - Кто я такой, вам… - он вспомнил триконку на двери лазарета, - вам, Инна, я сказать не могу. Не имею права! А надо мне разобраться, что случилось с доктором Герасимовым. Почему его убили?
        Из нее словно выпустили воздух. Она опустилась на кушетку, стиснула руки, губы ее задрожали. Осетр сел на стул и тихо сказал:
        - Слушаю вас!
        И она заговорила, сбивчиво, захлебываясь, едва ли не давясь слезами.
        Евгений Герасимов был грамотный доктор и не менее грамотный ученый. Помимо лечения немногочисленных травматиков, он изучал воздействие храппового продукта на человеческий организм, много лет занимался, еще до ее появления здесь. Она была направлена сюда: медики ведь те же военные, куда пошлют, там и служат. Со старой сестрой что-то случилось, то ли они с Женей… Евгением Петровичем разругались, то ли еще что… она, Инна, об этом не задумывалась. Герасимов жил на Крестах уже больше десяти лет, и пять из них с ним провела она. Конечно, она не сразу влюбилась в него, поскольку он был не столь уж молод, да и не производил впечатление компанейского мужчины. А ей было скучно. Работы не так уж и много, и куда себя девать, она не знала. Не идти же с мертвяками в кабаке танцевать! А черепа ничем не лучше мертвяков, простите за такие термины. Мертвяки и черепа - это две стороны одной медали, одни не могут без других, так устроена тут жизнь. Впрочем, она и везде так устроена, только мертвяки и черепа там другие и называются по-другому. Это как врачи и медсестры…
        Короче, они сошлись, и это все, что надо знать о них Осетру. Тем более что после года жизни на Крестах женщины перестают беременеть. Не все, но она потеряла способность к зачатию. Этот храпповый сок еще много чего откроет для человека, только дайте срок. Вот Женя и занимался такими исследованиями. Причем, как она теперь понимает, занимался он вовсе не по своей воле, он работал на кого-то. Не на черепов, нет, на черепов он плевать хотел, он работал на кого-то вовне. И чем-то этот его работодатель Женю обидел, потому что в последнее время она не однажды слышала от него фразу: «Они еще меня узнают. Я их всех на чистую воду выведу…» Из всякого рода намеков она поняла, что в ближайшее время на Кресты должен был прилететь некто важный, и Женя с ним собирался встретиться. Видимо, его работодателю совсем этого не хотелось, вот Женю и убили.
        - А у вас нет никаких предположений, кто его убил? - спросил Осетр.
        - Нет, не знаю. Меня следователь из администрации уже спрашивал. Все, что я рассказала вам, ему я, конечно, не рассказывала. - Она замолкла.
        И вдруг начала заваливаться на бок.
        - Что с вами? - удивленно спросил Осетр. - Вам нехорошо?
        И тут же кинулся на пол - инстинкты «росомахи» сработали безотказно. Потому что на белом халате медсестры, на ее левой груди, там где сердце, начало расплываться алое пятно.
        Откатившись к стене, Осетр замер. Оружия у него с собой не было, и шансы существовали только в ближнем бою. Поэтому неведомого противника надо было непременно вынудить сократить расстояние боевого контакта.
        Вокруг царила тишина. За окном не слышалось ни шагов, ни любого другого шума. Похоже, противник вовсе не собирался сокращать расстояние боевого контакта. А нахождение рядом с трупом обещало Осетру будущие неприятности.
        И вообще, если бы его хотели убить, то прежде выстрелили бы в него, прямо в затылок, благо он сидел спиной к окну. А потом пришли бы и уничтожили свидетельницу его убийства. А они поступили иначе, его оставили в живых, а ее уничтожили. Значит, она была их главной целью, значит, она была свидетельницей чего-то ему неведомого, и они очень не хотели, чтобы она рассказала ему об этом неведомом. Поэтому валяться тут на полу совершенно бессмысленно. Торопиться на улицу с целью обнаружить убийцу - тоже, его уже и след простыл. Тут возникает другой вопрос: надо ли довести до сведения администрации случившееся здесь, или пусть все катится своим чередом. Рано или поздно кто-нибудь зайдет и обнаружит мертвую Инну. И именно по этой причине отсюда надо убираться как можно быстрее.
        Осетр встал, оглянулся на окно, потом подошел к медсестре и пощупал пульс на шее. Пульса не было. Да, стрелял профессионал, которому даже не потребовался контрольный выстрел.
        Что ж, учтем! Убив Инну Музыченко, вы предупредили Остромира Приданникова, господа. Хотя вряд ли желали этого. Вот за предупреждение вам и спасибо!
        Он вышел из лазарета, прикрыл за собой дверь. Чувство опасности молчало. Никто в него не целился, никто не собирался подстеречь с дубиной или ножом в руке.
        К тому же обвинить его в убийстве не удастся. Выстрел сделан не с двух метров. А на том месте откуда сделан выстрел, не найдут его отпечатков.
        Он выбрался на улицу и пошел прочь.
        Да, спасибо за предупреждение, господа! Похоже, самое время переходить к более активным действиям.
        Идея родилась еще вчера, когда он вел Чинганчгука домой. Пора браться за ее реализацию. Но для того, что он задумал, ему были нужны помощники, и вовсе не такие, как Чинганчгук. Чинганчгук - помощник бескорыстный, таких подставлять - грех. Тут скорее бы подошел Каблук со своей компанией. Причем, все надо проделать так, чтобы информация не дошла до Карабаса, ибо такой серьезный мужчина вряд ли стал бы опасаться неведомо чего. А раз, чего опасаться - ему ведомо, то и ослушники будут наказаны по всей строгости бандитского закона. С другой стороны, эта опасность отразится всего лишь на стоимости услуг. Как известно в политике, купить можно любого, разница лишь в цене. Тут, конечно, политики ошибаются - не любого. Мои услуги, к примеру, Великий Мерканский Орден ни за какие деньги купить не сможет…
        Но политикам так удобно считать, потому что иначе им придется потерять уважение к самим себе! А помимо них, любого можно купить среди бандитов. И я это сделаю!
        Глава тридцать четвертая
        Ему повезло. Каблук сидел в «Ристалище». Перед ним стоял стакан «божьей крови». Тут же расположились и Кучерявый с Навахой. Наваха неторопливо тасовал колоду, Кучерявый разглядывал на противоположной стене нечто видимое только ему.
        Торговцу главное - не проявить свою излишнюю заинтересованность в сделке, дабы цена не взлетела под потолок. Поэтому Осетр двинулся обычным маршрутом - сперва подошел к Макарычу. Перекинулся с кабатчиком дежурными приветствиями, получил кружку жигулевского, незаметно проглотил таблетку алкофага - в предстоящем разговоре была нужна совершенно свежая голова. И только потом двинулся в сторону картежников, но так, будто собирался пройти мимо.
        - О! - сказал Наваха. - Падай к нам, шкет!
        Осетр вроде бы на секунду задумался и уселся на свободный стул.
        Наваха продолжал тасовать колоду; Кучерявый перевел со стены на гостя взгляд, от которого по спине Осетра только что мурашки не побежали; Каблук довольно дружелюбно улыбнулся:
        - Ты сегодня без Чинганчгука?
        Осетр развел руками - сами, мол, видите! - и сделал из кружки глоток.
        - На крепкое после вчерашнего не тянет? - продолжал Каблук.
        Наваха фыркнул:
        - Вчера-то он торчок торчком был. А вот когда, говорят, попробовал «божьей крови», чуть копыта не откинул, весь кабак на уши поставил.
        Улыбка Каблука стала совсем добродушной.
        - Угомонись, Наваха! Вспомни свой первый стакан!
        - Ха! А я помню! Первого своего лоха тогда общипал, ну и пацаны попросили проставиться. А я…
        - Угомонись, Наваха! - повторил Каблук. - Как торговля?
        Осетр снова развел руками. И промолчал.
        - Понятно. Может, помощь нужна? Словечко где замолвить… У меня связи большие. По-моему, за эти дни ты уже должен был окончательно понять, что без крыши в нашем деле - труба!
        Осетр покивал, изображая напряженные размышления - ни дать ни взять человек с проблемой пришел. Потом сказал осторожно:
        - Помощь и в самом деле нужна.
        Наваха перестал сдавать карты. Кучерявый вздохнул и приложился к стакану. Это выглядело так, будто ожила восковая фигура Каблук равнодушно почесал бровь:
        - В чем проблемы?
        Осетр с сомнением посмотрел на Наваху и Кучерявого.
        Черт, не переиграть бы!.. Сейчас Каблук скажет: «У меня от братанов секретов нет»,
        - и надо будет изображать битву сомнения с решительностью.
        - Пацаны! Сходите-ка, киями постучите!

«Пацаны» беспрекословно поднялись и понесли свои стаканы к бильярдному столу.
        Дисциплинка поставлена!
        - Ну, так в чем проблемы?
        Осетр оглянулся по сторонам.
        - Что, матка до кадыка? - сказал Каблук. - Не мандражируй, стукачей тут нет.
        Осетр изобразил решительность. И принялся рассказывать легенду, которую от него слышали Карабас и майор Бабушкин.
        Когда он закончил, Каблук сказал:
        - Это будет дорого стоить.
        - Догадываюсь. Но мой отец готов оплатить работу.
        Однако по рукам сразу не ударили. Некоторое время Каблук сидел, поджав губы, и было видно, какая работа кипит под его черепом. Потом он залпом выдул стакан и заорал:
        - Макарыч! Еще «божьей крови»!
        Маруська прилетела с подносом как ошпаренная. Каблук хлопнул ее по обтянутому юбкой заду:
        - Эх, Маруська! Где наша не пропадала! Правда?
        Маруська отшатнулась от него как от прокаженного и едва не выронила поднос.
        - Словесного портрета этого парня у тебя нет?
        - Есть! - И Осетр описал, как выглядел Сергей Петрович Костромин в бытность свою на борту «Дорадо».
        - Экий точный словесный портрет! Будь ты постарше, я бы решил, что тебя учили в соответствующем заведении.
        К счастью, Осетр и ухом не повел. Но это был прокол, за который следовало настучать самому себе по чайнику. Все же «росомаха» должен думать, прежде чем говорить! Что мешало описать черты чуть порасплывчатее?..
        - Хорошо, - сказал Каблук. - Мы отыщем тебе этого парня.
        Глава тридцать пятая
        Утром, едва Осетр успел продрать глаза и умыться, в дверь постучали.
        Осетр открыл. Перед ним стоял Наваха. Вошел в номер, отодвинув хозяина в сторону.
        - Здорово, шкет! Проснулся?.. Каблук ждет тебя в «Дристалище».
        - Прямо сейчас, что ли?
        - А чего тянуть? Прямо сейчас и ждет.
        - Хорошо, передайте ему, что я буду через десять минут после вас.
        Наваха ухмыльнулся и подмигнул:
        - Башли не забудь прихватить!
        - Чего?
        - Башли, говорю, не забудь! - Наваха сообразил, что его не поняли. - Тьфу, чмо неросское! Деньги с собой возьми!

«Ага! - мысленно ответил ему Осетр. - Сейчас! Просто рвусь!»
        - Да, конечно.
        Наваха снова осмотрелся, и Осетр вдруг понял, что у гостя появилась мысль дать хозяину по черепу и смыться с деньгами.
        Но, разумеется, это была непрошеная мысль, которой никогда не реализоваться в действие. Куда тут смоешься с деньгами? Тем более если на них уже Каблук лапу наложил. Кресты - не Галактика, отыщут и прикончат, охнуть не успеешь!
        Вся эта цепочка соображений прямо-таки пробежала по физиономии Навахи, и Осетр с трудом сдержал улыбку. Все-таки Наваха был простая душа! От таких всегда знаешь, чего ожидать. Это не Карабас с его бесконечным «извините», за которым может стоять и ласка, и таска!
        - У меня тут нет денег!
        - Сообразительный, шкет! Смотри, слишком шустрых Каблук не любит…
        Наваха вымелся за дверь. А Осетр сходил в камеру хранения, достал из сейфа комплект номер два и вернулся к себе.
        Береженого бог бережет, пусть будет поближе!
        И лишь потом, подождав немного и даже попытавшись в очередной раз обдумать, не совершает ли он ошибку - и ничего не придумав, разумеется, - отправился на встречу с Каблуком.
        Шагая по проспекту, он несколько раз проверился. Заметных хвостов не наблюдалось, а незаметные заботили его чисто теоретически. А потом, как и в прошлый раз, рядом с ним, запыхтев тормозами, остановился знакомый грузовик.
        Это был Чинганчгук. И раз он встретился по дороге, Осетра ждала удача. Так, по крайней мере, он решил для себя.
        - Спасибо, Остромир, за то, что не бросил меня позавчера вечером! Куда направляешься?
        Осетра так и подмывалось рассказать, куда он направляется. Но это было глупо.
        - Завтракать иду в «Ристалище».
        - А в гостинице, что ж, не кормят?
        - Кормят.
        Как же от него отвязаться?..
        - Кормят, но там нет Маруси.
        - А-а… - Чинганчгук вдруг разулыбался. - Ну тогда другое дело! Загляни ко мне завтра. Разговор имеется.
        - Загляну, - сказал Осетр.
        И добавил мысленно: «Если возможность будет».
        Чинганчгук забрался в кабину, и грузовик умчался прочь. А Осетр продолжил путь к
«Ристалищу».
        Когда он вошел в кабак, Каблук сидел за столом один. Коротко кивнул на свободный стул. Осетр поздоровался с Макарычем, решил ничего не брать и устроился рядом с Каблуком.
        - Нашли мы твоего парня, - сказал Каблук. - В лесу он.
        Вроде бы и ожидал Осетр от него этих слов, но они оказались неожиданными. Иначе с какой стати у него так заколотилось сердце?
        - Он жив? - Осетр сглотнул, пытаясь взять себя в руки.
        - Живее некуда. Деньги принес?
        Осетр помотал головой.
        - Почему? - Каблук грозно нахмурил брови.
        - Я похож… как вы выражаетесь?., на лоха, да? Где гарантия, что вы действительно нашли того, кто мне нужен?
        Каблук нахмурился еще больше:
        - А моего слова тебе недостаточно?
        Осетр помотал головой.
        - Интересно, - сказал Каблук удивленно. - Кого другого я бы уже в пол втоптал и руки-ноги переломал.
        - Пока я с вами не расплатился, не втопчете.
        У Каблука дернулся уголок рта - будто он хотел и не позволил себе улыбнуться. А может, это просто был нервный тик.
        - Ну и когда думаешь расплачиваться?
        Осетр поерзал, отыскивая более уверенную позу. И нашел ее, только откинувшись на спинку стула.
        - Вот что, Каблук… Мы сделаем так. Вы отвезете меня в лес, к тому, кого я разыскиваю. Потом привезете назад. В зависимости от нашей с компаньоном встречи меня одного или нас обоих. И только после этого я с вами расплачусь. Идет?
        - Нет. - У Каблука сжались кулаки. - А если я просто выпущу тебе кишки?
        - Здесь много свидетелей.
        - Ничего, как-нибудь переживу! - Каблук опустил руку, а когда вытащил и положил на стол, из рукава торчала самая настоящая рукоятка ножа. - Впрочем, нет. Сам я тебя убивать не буду, не любитель я этого дела. Я поручу Кучерявому. У него люди умирают долго и мучительно. И найти их не находят - лес большой.
        Осетр помотал головой:
        - Не надо, Каблук. Я сказал. Только после того, как я побываю в лесу и вернусь. Вам невыгодно меня убивать. Во-первых, вы не получите денег. А во-вторых, мой отец подключит все свои связи, заплатит кому надо, и у вас тут земля начнет гореть под ногами. Для начала всем придется натянуть на шею баранки и ходить так, как вы давно отвыкли. Черепа ради вашего удобства пальцем о палец не ударят, им надо перед начальством свою задницу прикрыть будет. Ну а в-третьих, наш разговор записан и передан на вращающийся вокруг Крестов спутник, и вам-то точно будет не отвертеться.
        Каблук смотрел на него, слегка опешив. У него опять дернулся уголок рта, и теперь это точно был нервный тик, потому что в такой ситуации становится не до улыбки даже самому распоследнему бандиту…
        - Вот сучонок! - пробормотал он наконец, и во фразе этой явно прозвучало восхищение. - Ладно, пока твоя взяла. Но вернемся назад, расплатишься, и тогда берегись! Каблук не любит, когда его водят на коротком поводке. Никому еще не удавалось!

«Даудавалось, удавалось, - подумал Осетр. - Тому же Карабасу удается!»
        Но говорить такое - означает тешить глупое самолюбие непрофессионала. А ведь он -
«росомаха», «росомахе» не пристало вести себя как последнему щенку. Дяденька, вот вы меня ударили, а я сейчас папу приведу, у него черный пояс по рукопашке, он из вас отбивную сделает…
        - Ладно-ладно, - сказал он. - Когда вернемся, тогда и посчитаемся.
        Каблук внимательно изучил его физиономию. И теперь уголок рта у него скривился в явной усмешке, только присутствовало в этой усмешке еще что-то, недоверие какое-то - не то к словам Осетра, не то к собственным мыслям.
        - Да-да… - Он мотнул головой - точь-в-точь как пару минут назад собеседник. - Сдается мне, кореш, что не тот ты, за кого себя выдаешь. Ох не тот! - Он погрозил пальцем.
        Однако чужое открытие уже абсолютно не трогало Осетра. У него появилось ощущение предстоящей удачи. Говорят, такое бывает у охотников. И совершенно точно - у
«росомах», капитан Дьяконов не раз говорил об этом кадетам. И самое главное в такой момент - не стать самоуверенным, потому что ощущение предстоящей удачи опьяняет почище любого спиртного напитка и вроде бы даже почище любви. Про любовь Осетр не знал, а про спиртной напиток говорили правду - почище. Иначе бы с какой стати появилось ощущение, будто стала шире грудная клетка и что, вздохнув, ты сдуешь весь этот дурацкий кабак, со всеми его столами и посетителями, со стойкой, Макарычем и Маруськой и даже вместе с висящей на стене иконой-этикеткой. Впрочем, это не удача, это всесилие. Но всесилия без удачи не бывает!
        - Короче, если ты готов, можем поехать туда прямо сейчас.
        - Куда? - не понял Осетр.
        - В лес, к твоему компаньону. Вряд ли он тебя ждет, раз в бега ударился. Но мое дело - ваша встреча, а там уж разбирайтесь сами.

«Оп-паньки! - сказал себе Осетр. - Так мы не договаривались! Как же это я туда? Без оружия? Неподготовленный?»
        Каблук ждал ответа.

«А что, собственно, такого! - сказал себе Осетр через мгновение. - «Росомаха» не может быть неподготовленным! А оружие у него всегда под рукой!»
        Каблук ждал ответа.

«И вообще, - сказал себе Осетр, - такое сильное ощущение предстоящей удачи не может быть на пустом месте. Это - знак судьбы!»
        - А поехали! - сказал он.
        Каблук что-то хотел сказать. Но не сказал. Просто встал из-за стола и крикнул кабатчику:
        - Макарыч! Запиши на мой счет. Правда, думаю, завтра этот шкет мой счет оплатит.
        Глава тридцать шестая
        Осетр еще в первый день заметил, что в Черткове распространены, в основном, два вида трансорта - грузовики-цистерны, как тот, на котором катался Чинганчгук, и автобусы. Было еще несколько микрох, перевозящих начальников-черепов, но они встречались крайне редко. За ближайшим углом их с Каблуком ждал автобус. Впрочем, вряд ли он ждал их с Каблуком, скорее всего он ждал одного Каблука, но из кабака явилось сразу двое пассажиров. Лобовое стекло на кабине было, разумеется, неполяризованным - транспорт на тюремной планете должен просматриваться насквозь, это закон. Как и отсутствие в обиходе летательных аппаратов. Где-то, наверное, стоят они под замком - на случай массовых беспорядков либо в случае экстренной медицинской помощи (только не для мертвяков!), но в обычное время над головой не встретишь…
        Водитель был незнакомым. Когда они подошли, правая стенка возле кабины дематериализовалась. Поднялись в салон. Там сидело двое знакомцев - Наваха и Кучерявый, - и двое незнакомцев. Незнакомцы также не носили на шее баранок, а стало быть, занимали в бандитской иерархии немалое положение. Впрочем, это и так ясно: и сам Каблук, и подручные его - далеко не шестерки. Надо думать, единственный, кто способен отдать им приказ, - это Карабас, да и того они не очень боятся, раз связались с Осетром.
        Каблук кивнул незнакомцам, и они покинули автобус.
        Стенка-дверца материализовалась.
        - Куда едем? - спросил водитель.
        - На пятую площадку, - ответил Каблук. - Туда, где были вчера.
        Осетра посадили в середине автобуса, к окну. Сзади пристроился Кучерявый, сбоку - через проход - Наваха. Каблук сел рядом с водителем. Ни у кого в руках не было ни бутылок, ни стаканов. Что делал Кучерявый, Осетру видно не было, но Наваха не вытаскивал правую руку из кармана, и лежал у него там явно не ломтик брута.
        - Ты, шкет, смотри, - сказал он грубо, - ручонками-то не вздумай махать. А то как бы дырочку над ухом не схлопотать!
        - Надо было бы ему баранку на шею привесить, да пока ее раздобудешь, можно в оба конца смотаться, - отозвался Каблук.
        Кучерявый но обыкновению молчал, но Осетр ощущал на затылке его пристальный взгляд. Однако в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и потому обижаться на такой прием вряд ли стоило. Осетр и не обижался. Он просто смотрел в окно.
        Разноцветные улицы Черткова скоро перешли в поля, на которых ковырялись люди и двигались незнакомые машины. А потом начался и лес. Дорога была знакомо прямой, как стрела, но все-таки не та, по которой Чинганчгук привез его сюда.
        Кое-где ограждение дороги прерывалось и в чащу уходили дороги поуже. На одном таком Т-образном перекрестке встретили выбирающуюся из леса цистерну. Водитель автобуса приветственно просигналил.
        - Будущую «божью кровушку» везут, родимую, - сказал Наваха.
        Осетр попытался рассмотреть, что там, за цистерной, в чаще леса, но автобус проехал перекресток слишком быстро.
        Вскоре лес встал вдоль дороги стеной. Впрочем, нет, не стеной, потому что исчез подлесок, и потянулись огромные, в два человеческих обхвата, стволы.
        - А вот и храппы! - сказал Наваха.
        - Где? - подскочил Осетр, и тут же ему в затылок уперлось нечто твердое.
        - А вот эти гиганты! - Наваха указал рукой сквозь потолок.
        И Осетр, дождавшись, когда неведомое оружие оставило в покое его затылок, осторожно поднял голову.
        Это были деревья метров в двести высотой, с переплетенными кронами, создающими нечто вроде крыши. С огромных суков, отдаленно напоминающих человеческие руки, свешивались не менее огромные плоды, очень похожие на дыни с Нового Петербурга, только не оранжевого, а лилового цвета.
        Осетр смотрел на них во все глаза и удивлялся собственному любопытству. А с другой стороны, разве не интересны создания, омолаживающие человеческий организм?
        А еще очень интересно, как же их собирают?
        Автобус продолжал мчаться дальше, и вскоре стало ясно, как именно собирают эти
«дыни». Осетр даже удивился. Мертвяки ползали по сучьям, будто жуки, на плоды набрасывали мешки-сетки, с помощью длинных пил перерезали черенки и на веревке опускали «пойманный» в сетку плод на землю. Видимо, при этом использовались какие-то пояса безопасности, потому что никто с деревьев не падал. Технология совершенно дедовская, но ведь рабочая сила почти бесплатна!.. Всяко пяток мертвяков с веревкой, пилой и сеткой обходится дешевле комбайна-переработчика с силовой ловушкой, аккуратно принимающей срезанные плоды!
        - Вот так, шкет, добывают амброзию, которая чинит ваши подорванные бурной жизнью организмы. Тебе, небось, и в голову не приходило, что все это делают не какие-то лохи, а конкретные пацаны.

«Ага! - подумал Осетр. - Мне это действительно в голову не приходило. Потому что я вообще никогда прежде не пробовал этой вашей "божьей крови". Потому что в империи эта вода стоит столько, что ее могут пить только богатеи».
        Однако это были не те мысли, которые должны занимать настоящего «росомаху». Сейчас следовало подумать, как себя вести.
        Что его ждет? Куда-то они рано или поздно подъедут… Ему почему-то казалось, что встреча с агентом Муромцем произойдет на поляне, и будет гореть почти незаметный в дневном свете костер, а сверху будут падать солнечные лучи, и это плохо, потому что у присутствующих при встрече будут короткие тени, а тени могут предупредить о нападении. Правда, есть еще знаменитое росомашье чутье… Короче, в зависимости от того, как будет складываться разговор, и станем ориентироваться. И если потребуется, он, Осетр, вырубит этих троих, причем первым, разумеется, Кучерявого, потому что тот наиболее опасен. Вторым, мгновенно, - Наваху, ну а Каблук станет третьим, слишком он избалован чувством безопасности. Впрочем, нет, это уже недооценка соперника, чреватая проколом. Так что никто у нас ничем не избалован. Все отъявленные профессионалы и требуют соответствующего профессионального внимания…
        Автобус вдруг затормозил и остановился. Осетр осторожным движением вытянул шею. Дороги впереди не было. Они приехали.
        - Выходим! - скомандовал Каблук.
        Четверо вышли. Водитель остался в автобусе. Осетр огляделся. И обнаружил, что тут стволы храппов окружены самым настоящим подлеском, и в кусты эти уходит тропинка.
        - Наваха и Кучерявый, остаетесь возле машины.
        - А если он…
        - Не! - Каблук помотал головой. - Какой смысл! Верно, парень?
        - Верно.
        Смысла и в самом деле не было.
        - Тропку видишь? Вот по ней и шагай.
        И Осетр зашагал. Каблук шел в нескольких шагах позади. Наверное, думал, что если потребуется, успеет выстрелить. Самонадеянный придурок…
        Позади заржал Наваха. Наверное, обсуждали с Кучерявым, как обработали лоха…
        Тропинка вилась недолго. Внезапно открылась полянка, почти ожидаемая, только не было на ней костра, а стояла избушка, построенная из стволов храппов. Крыша, судя по всему, была крыта храпповыми же ветками.
        Интересно, а в городе он не видел ни одной такой постройки.
        Он тут же поделился с Каблуком этим своим наблюдением. Пусть бандит чуть-чуть расслабится…
        - Все очень просто, - сказал Каблук. - Лекарство в излишне больших дозах это уже не лекарство, а яд.

«Неужели на человека благотворно действует не только "божья кровь", но и сама древесина? - подумал Осетр. - А ведь наверняка так оно и есть! И тогда где-то на Крестах должны быть и лесозаготовки».
        - Заходи, - сказал Каблук.
        Перед ними находилось крылечко, тоже деревянное. Столбики, поддерживавшие перила, были вырезаны в виде кошачьих и собачьих фигур. Наверное, мертвяк, строивший эту избушку, был мастером-резчиком. Интересно, ради чего он пошел по месту жительства на преступление, у него заказов от богатеев должно было быть немеряно.
        Осетр шагнул на нижнюю ступеньку. Она скрипнула. Как пол в «Приюте странников». Интересно, чья ТУТ гостиница? Агента Муромца здесь держат?
        Вот сейчас он, Осетр, войдет, а там сидит за столом Карабас, а в углу прикован к стене Муромец. И надо будет без излишнего шума повырубать Карабаса и все его
«боевое охранение» и освободить Муромца. А потом вырубить Каблука, а потом Наваху и Кучерявого, а водителя, наоборот, оставить в живых, чтобы он довез бывшего пленника и его освободителя до города…
        Он открыл скрипнувшую дверь и вошел.
        Стол был, но Карабаса за ним не наблюдалось. Наблюдался там агент Муромец, он же торговец грёзогенераторами Сергей Петрович Костромин. Собственной персоной и в гордом одиночестве. Увидев Осетра, он встал:
        - Ну вот, наконец, и вы, молодой человек. - Он поднял руку, в которой что-то блеснуло. - Слушайте сюда!
        И тут Осетра с такой силой саданули по затылку, что он только и успел подумать:
«Все-таки прокололся!»
        И вырубился.
        Часть вторая
        МЕСТО РАСПРЕДЕЛЕНИЯ
        Глава тридцать седьмая
        Этот транссистемник был точно такого же класса, что и «Дорадо». Поэтому и каюты на нем, и длинные, застеленные коврами коридоры, и кают-компания, разумеется, оказались похожи. Наверное, и помещения, отмеченные аббревиатурами, оказались бы такими же, но, поскольку Осетр здесь снова выполнял роль пассажира, то ему в таких помещениях, при всем желании, побывать не придется. Если, конечно, опять начальству не понадобится озаботить кадета очередным внеочередным заданием, то ли играющим роль «суворовской купели», то ли не играющим ее. Впрочем, различия между транссистемниками тоже имелись. Во-первых, вымпелы, развешенные тут и там, вместо слова «Дорадо» были украшены словами «Величие Галактики». Во-вторых, здесь отсутствовал Осетров багаж, и стюарды посматривали на пассажира, погрузившегося на борт транссистемника возле Угловки, с определенной подозрительностью. Ну а в-третьих и в самых главных, на борту «Величия» не было Яны.
        Осетр и сам удивился, обнаружив, что едва покинул планету-тюрьму как главное место в его душе заняла именно эта кареглазая девушка, а вовсе не происходившее на Крестах. Как будто мысли о ней хранились-пылились где-то на отдаленных полках старой кладовой, обнаруживая себя лишь время от времени, когда его внимание пытались привлечь женщины, а потом сразу, без всякого предупреждения и вроде бы без всякой причины, сами собой перенеслись ближе ко входу, где ты, даже заглянув сюда без всякой цели, непременно обнаружишь их и уже не уйдешь с пустыми руками. Да-да, и не захочешь, а наткнешься, ну а наткнувшись, будто обнаружишь давным-давно забытую игрушку, неведомо как оставшуюся от детства, от лучших дней твоей жизни, когда великие беды были на самом деле столь незначительными, что забывались напрочь уже через пять минут…
        Нет, конечно, ему было о чем подумать, ибо кратковременное посещение Крестов оказалось весьма любопытным. Он так и не понял, удалось ли ему выполнить задание, возможно, претендующее на «суворовскую купель». Учитывая, что, похоже, никто господина Костромина не похищал, получалось, что задание спасти его от похитителей не выполнено. Однако, с другой стороны, задание было не спасти агента от похитителей, а отыскать и, буде окажется, что это был киднап, помочь спастись от похитителей. Именно такими словами ему изложил приказ Дед, когда Осетр остался один на один с его изображением в помещении с номером 456…
        Короче, ломай тут голову не ломай, а решать в конечном итоге его судьбу будет руководство. Пока что Остромиру Приданникову было предписано направляться по старому маршруту, к месту прохождения отпуска, на планету Дивноморье. А там была Яна… Потому что за эти неполные две недели (а точнее - и вовсе за десять дней) она никак не могла улететь оттуда, ибо, обратившись к расписанию движения транссистемников, имеющемуся в Сети, Осетр обнаружил, что единственным транссистемником, посещающим в этом месяце Дивноморье после «Дорадо», был именно
«Величие Галактики». Если, конечно, она не улетела с какой-нибудь совершенно неожиданной оказией… Но в таких ситуациях оказиями бывают либо военные корабли, куда штатских могут допустить только при неожиданно объявляемой эвакуации, либо транспортные суда, перевозящие в своих трюмах какую-нибудь металлическую руду, которой даже поддержание атмосферы не требуется, а жилых помещений на борту - только для экипажа из нескольких человек. Да и скорость та еще… Конечно, если вдруг потребуется в пожарном порядке уносить ноги с планеты - ну, от наемных убийц, к примеру - то и такой оказией воспользуешься, но сомнительно, чтобы Яна могла хоть когда-нибудь оказаться в такой ситуации. К молодым девицам наемных убийц не подсылают. В худшем случае, похитителей, чтобы шантажировать высопоставленного папашу…
        Оказавшись в отведенной ему каюте, Осетр принялся готовиться к размещению в релаксаторе, а сердце его уже предвкушало скорую встречу. Знакомясь с расписанием транссистемных перелетов, он обнаружил, что и для «Величия Галактики» следующим после Угловки пунктом маршрута является Дивноморье, и потому его теперь отделял от курортной планеты только один-единственный релаксационный сон и одна-единственная посадка. Было от чего радоваться!
        И Осетр радовался, как может радоваться только молодой человек, догадывающийся, конечно, что в жизни бывают неприятные неожиданности, но уверенный, что в его жизни неожиданности носят исключительно положительный характер. Ждать оставалось совсем недолго, и было это не ожидание наказания или внезапной беды, а самое лучшее в мире ожидание - ожидание встречи. И даже то, что он убил человека, совершенно не портило ему настроение. В конце концов, убитый был приговоренным к смертной казни, и он всего лишь привел приговор в исполнение. Не он, так кто-нибудь другой. Упавшее в лесу дерево, к примеру. Или пожар от оброненной пьяным сигареты. Это всего лишь руки судьбы, безжалостной, но справедливой. Вот и он стал рукой судьбы…
        Он думал так, пока знакомился с соседом по каюте (не уяснив ни имени того, ни профессии), пока нажимал зеленую кнопку на релаксаторе, пока стоял под расслабляющим душем, пока принимал голубую пилюлю и укладывался на ложе. И только когда релаксационный сон не наступил - вместо него пришло некое полузабытье, когда ты вроде спишь, а вроде и не спишь, вроде расслаблен, а вроде и напряжен, - и он почувствовал начало прыжка (к нему вдруг явилась мысль, что именно так должно чувствовать себя масло, когда его намазывают на бутерброд - ты и не хочешь намазываться, но тебя никто не спрашивает, и нож мнет тебе бока, а хлеб, впитывая, впускает тебя в свою суть) … Он привычно мотнул головой, как мотал всегда, стремясь избавиться от ненужной мысли, и ощутил, что помотал головой… Он растерянно вздохнул и услышал свой вздох… Именно в этот момент он впервые понял, что изменился, что, кажется, на Крестах с ним что-то произошло…
        Глава тридцать восьмая
        Космопорт Дивноморья он практически не запомнил. Там наверняка была интересная архитектура, потому что строители этих сооружений на курортных планетах из кожи вон лезут, чтобы хоть как-то выделить свое создание из череды таких же архитектурных монстров. Там наверняка были красивые витражи, потому что в космопортах принято стены, противоположные информационным видеопластам, украшать витражами на географические или исторические темы, изображая горы или океаны, императоров или народных героев. А может, там были красивые растения…
        Но Осетр ничего этого не видел. Он искал триконку «Терминал глобального имперского информатория» и, когда нашел ее, первым делом ринулся туда. Если бы на его пути выставили боевой заслон, он бы не пощадил заслонщиков, превратив их в окровавленные мешки со сломанными костями… В гражданском космопорту роль заслонщиков могли бы исполнить стоящие в очереди за информацией, но и тут судьба распорядилась так, что возле терминала не было избытка любознательных и любопытных, и Осетр с облегчением плюхнулся на ближайшее свободное место. Первым делом он запросил справку по судовой роли пассажиров последнего рейса, который выполнил к Дивноморыо транссистемник «Дорадо». Список находился в открытом доступе, что было и не удивительно - гражданское судно, не выполняющее никаких задач, связанных с обороной империи, разумеется, никто не стал засекречивать…
        Когда список нарисовался на видеопласте, Осетр открыл меню поиска.
        Пальцы его едва ли не тряслись от нетерпения, и он вслух давал самому себе команды и тут же выполнял их.
        Сейчас мы выведем список всех Ян, которых нес на своем борту «Дорадо». Хотя нет, ее официальное имя вовсе не Яна, Яной ее звал папа, а в судовой роли она должна быть записана как Татьяна.
        Итак, имя - Татьяна, отчество - пропуск, фамилия - пропуск… Вот он списочек. На борту транссистемника «Дорадо» в последнем рейсе находилось восемнадцать Татьян. Надо же, какое распространенное имя, среди двух тысяч пассажиров целых восемнадцать! А теперь снова запустим поиск, теперь уже по няниному имени. Няня Аня… Наверняка, Анна. Так, имя - Анна, отчество - пропуск, фамилия - пропуск. Ань у нас получилось всего пять, пореже имечко… А теперь сравним оба списка. Так… так… так… Ага, вот! Пассажиры каюты номер двести восемьдесят девять. Чернятинская Татьяна Васильевна и Морозенкова Анна Александровна. Других таких случаев не имеется?.. Не имеется!
        Значит, девушка Яна у нас на самом деле - Чернятинская Таня. Чернятинские… вроде бы древний росский княжеский род… Это кто же у нее может быть отец? Заканчивал школу «росомах». Ни одного Черняти некого среди наших старших офицеров я не помню. И по справочному искать бесполезно, поскольку имени его мы не знаем… Стоп! Как же не знаем, если Таня у нас Васильевна? Ну ты и глупец, Осетр! Расслабился в предвкушении отдыха, мозги жиром заплывают… Так, набираем: имя - Василий, отчество - пропуск, фамилия - Чернятинский… Ого, сколько у нас Василиев Чернятинских среди сорока девяти миллиардов народонаселения Росской империи. Тут одними именем и фамилией не обойдешься, а больше нам ничего неизвестно. Вот если бы база данных содержала данные о семье, было бы проще, но состав семьи - это информация личного характера, закрытая для общего пользования. Так что ничего нам здесь не обломится!
        Ну да и ладно, нас ведь дочка интересует, а не отец. Отца мы сделаем следующим этапом интереса.
        Тут ему пришло в голову, что няня с Яной вполне могут улететь тем самым судном, которое доставило его сюда, и он бросился проверять список пассажиров, зарегистрировавшихся в качестве улетающих с Дивноморья. Две минуты нервотрепки - и облегченный вздох: они должны пребывать на планете.
        А теперь попытаемся отыскать, где же именно тут остановились Татьяна Васильевна Чернятинская и Анна Александровна Морозенкова.
        Осетр сделал запрос на список постояльцев, проживающих в настоящее время в гостиницах Дивноморской Ривьеры и снова открыл меню поиска. Набрал имена молодой девушки и ее няни и через несколько мгновений обнаружил, что они остановились в пансионате «Ласточкино гнездо».
        Вот это был номер! Нет, в таких случайностях определенно присутствует рука Ее Величества Судьбы!
        И на сей раз пальцы у него задрожали, потому что ему предстояло провести отпуск в том же самом пансионате.
        Оставалось получить в камере хранения снятые с «Дорадо» личные вещи и отыскать глайдер, способный доставить его к месту проживания. Майор Мурашко сдержал слово. После короткой проверки, состоявшей из сканирования радужки глаза и дактилоскопической экспертизы, Осетру выдали его чемоданчик, и, едва не подпрыгивая от нетерпения, он пересек привокзальную площадь с несколькими фонтанами (вода в них была голубая-голубая) и отправился на стоянку глайдеров.
        Глава тридцать девятая
        Пансионат «Ласточкино гнездо» представлял собой огромную сеть помещений вырубленных в скальном массиве над восточной окраиной самого большого океана Дивноморья. Фантазии у первооткрывателей планеты хватило лишь на то, чтобы назвать его Средиземным. Однако стоило бросить взгляд на голограмм-глобус, которые попадались в «Ласточкином гнезде» едва ли не в каждом углу, чтобы понять: первооткрыватели были абсолютно правы - этот океан именно Средиземный. Впрочем, он оказался и единственным, потому что остальные крупные водные бассейны представляли собой скорее моря - суша на Дивноморье занимала больше шестидесяти процентов территории. Зато здесь не было сверхвысоких гор с заоблачными, покрытыми ледником вершинами, и климат во всей терраформированной полосе был мягким, что и позволило пооткрывать на берегах крупных водоемов целую сеть курортов. Теплая погода, привычное голубое небо, обширные песчаные пляжи из редкого в Галактике голубого песка, голубая же вода - можно ли придумать лучшее место для отдыха? Не удивительно, что местные курорты просто ломились от отдыхающих.
        Конечно, номер должен быть забронирован за Осетром на весь срок отдыха, но по дороге он опасался: не сдала ли администрация пансионата жилище неприбывшего клиента кому-либо другому… Как оказалось, не сдала. И уже через двадцать минут после того, как глайдер принес его к стеклянной пирамиде над обрывом океана (пирамида была входом в пансионат), Осетр, сообщив дежурному портье все сведения о себе (это называлось, как и на Крестах, - регистрация), уже вошел в номер, который должен был стать его домом на ближайшие две недели. И именно за эти две недели ему предстояло разобраться, способна ли Яна стать подругой жизни новоиспеченного
«росомахи». Если, конечно, подвиги на Угловке ему зачтут в качестве «суворовской купели»…
        Войдя в номер, Осетр первым делом увидел океан. Окно занимало почти всю стену, и за ним, куда ни глянь, была сплошная голубизна. Горизонт скрывался в дымке, и потому море и небо сливались друг с другом, так что граница между ними была даже неугадываемой. Казалось, утес, в котором разместился пансионат «Ласточкино гнездо», опрокидывается в лазурную бездну…
        Осетр поставил чемоданчик на пол, устланный коричневым, в серую клетку, ковром, открыл дверь и вышел на балкон. Судя по положению светила окна выходили на юго-запад-запад. Иными словами, солнце начинает царствовать тут перед полуднем, и продолжается это пиршество жары до самого вечера. Пол был оборудован оптоволоконным видеопластом, и сквозь него виднелся вовсе не балкон, расположенный этажом ниже, а довольно узкая полоска пляжа между утесом и кромкой воды. Граница между ними была хорошо различима, поскольку вода и песок имели различные оттенки лазурного. Тут и там по пляжу возлегали на силовых топчанах любители пожарить свои телеса. Солнце (здесь оно называлось Милена), конечно, палило, но терпеть его вполне было можно.
        Осетр постоял немного, глядя в лазурное безграничье, потом вернулся в номер. Теперь, когда его от Яны отделило всего несколько десятков метров, на него вдруг навалилась необъяснимая робость. Ему снова начало казаться, что она давным-давно забыла о кадете-попутчике, что внизу, на голубом пляже, устроились на топчанах десятки ее воздыхателей и многие из них богаче и красивее пресловутого кадета-попутчика…
        Осетр бесцельно ходил из угла в угол; трогал мебель - будто отыскивал пыль; нажал кнопку крана горячей воды и сунул под струю руку, едва не обжегшись… Боль вернула ему способность соображать.
        Да пошли они все к чертовой матери, воздыхатели эти! Мы еще посмотрим, кто круче! Надо будет - и физиономию можно начистить! У высокородных тоже есть чувство чести. Один на один любой выйдет! Правда, «росомахе» не пристало использовать свои умения в драке двух соперников, но в любви, как на войне, - все средства хороши! Именно так говорил капитан Дьяконов… Ну не станем мы применять вертушку князя Романа, обойдемся простым ударом - прямым правой, причем так, чтобы не сломать парню челюсть. Не мерканец ведь и не фрагербритец - наш, родной, росич. Ну не родной, конечно, хрен он мне родной, но сломанной челюсти все равно не заслуживает. И так пойдет слух, что рядом с девочкой объявился «росомаха»-кавалер, и падкие до дешевой любви тут же разбегутся. Ибо цена великовата!.. Слишком великовата!.. Разбегутся они, и к гадалке не ходи!
        Он закрыл горячую воду, которая все еще бежала из крана, наполняя ванную паром, и оправился возобновлять знакомство.
        Глава сороковая
        Номер Яны находился двумя этажами выше, и Осетр решил не пользоваться лифтом. Все равно, в любом здании, где ты обитаешь, полезно знать все ходы и выходы. Иначе какой ты, к дьяволу, «росомаха»!
        Коридоры пансионата, разумеется, тоже были вырублены в толще скального массива. Однако стены их были оборудованы такими же оптоволоконными видеопластами, что и балконные полы. Только здесь вместо пляжа транслировалось небо, и коридоры пронизывались почти живыми солнечными лучами. А когда на солнце набегало облачко, в коридоре слегка темнело. В общем, как на улице.
        Осетр поднялся на два этажа и двинулся вдоль дверей, поглядывая на триконки с номерами. Заветная дверь неуклонно приближалась, и ему становилось все более и более не по себе. Душа то разрасталась, готовая объять весь мир: и пансионат, и Дивноморье, и солнце-Милену, и всю Галактику, - то сжималась, и внутрь нее не могла проникнуть не то что любовь или ненависть, но даже корысть… То и дело хотелось повернуть обратно, но мышцы ног отказывались подчиняться, неся туда, вперед, где его никто не ждал, где давно уже обретался другой, которому можно было только завидовать, но которого хотелось убить…
        Наконец, шагать стало некуда - заветная дверь оказалась перед носом. Можно было продолжить движение, пройдя мимо, но и тут мышцы отказались слушаться. Он потянулся к сенсору звонка. И отдернул руку. Нет, вот сейчас мы справимся с собой, пройдем в другой конец коридора, посмотрим на вторую лестницу, пригодится, знаете ли, а потом вернемся сюда, и уже тогда… Господи, какой же я трус!
        И он бы травил вакуум дальше, но дверь вдруг распахнулась. На пороге стояла няня Аня, а из-за ее плеча выглядывала… выглядывала… выглядывала… И как же она была хороша! У него аж дыхание перехватило…
        Сарафан на бретельках, открывающий плечи и заканчивающийся на середине бедра, белый, в ромашку, перепоясанный желтым ремешком, подчеркивающим узость талии; белые изящные босоножки; серебристый браслет; в каштановых волосах серебристая же заколка в виде змейки…
        - Заходите, офицер! Что же в коридоре-то стоять?
        Он шагнул, как во сне. И вошел, как во сне. И сел в предложенное кресло. Как во сне. Старшая из дам что-то сказала.
        - Да, конечно, - согласился он.
        Рыжая мегера, которая сейчас была вовсе не мегера, мягко улыбнулась:
        - Я спросила, давно ли вы на Дивноморье?
        - На Дивноморье… - непонимающе пробормотал Осетр. - Ах на Дивноморье? - Ему почти удалось справиться с собой. - Нет, совсем-совсем недавно. - Он наконец сообразил, чего от него хотят. - Собственно, я только-только прилетел. Едва-едва заселиться успел.
        Яна тоже улыбнулась, и эта улыбка окончательно привела его в себя.
        - Простите, пожалуйста, я веду себя ужасно глупо.
        - Не глупее, чем вели бы себя другие, - сказала няня Аня.
        Слово «другие» мгновенно испортило ему настроение, но Яна снова улыбнулась, и это слово не менее мгновенно сделалось ничего нестоящим.
        - Куда ж вы так неожиданно пропали? - спросила она, присаживаясь в другое кресло.
        - Мы прилетели на Дивноморье, а вас нет. И никто ничего объяснить не мог. Как будто человек может вот так, незаметно, пропасть с космического корабля!
        Ах, какие у нее сейчас были ноги!..
        - Иногда может.
        - У вас было задание на Угловке? Как интересно! «Суворовская купель»?
        Осетр подумал, что коротким «да» он государственную тайну не выдаст. Вот только ответ получился совсем не коротким.
        - Ну… в общем… что-то вроде этого…
        Впрочем, государственная тайна и в этом случае не пострадала.
        А Яна, вполне удовлетворившись его мычанием, принялась рассказывать, как они тут проводят время. Получалось, что проводят они его неплохо, много интересных людей, и океан очень красивый, а вода как парное молоко, и не было ни одного шторма, хотя в это время в районе «Ласточкиного гнезда» их и не бывает, но в последние дни стало скучновато, и она бы давно улетела отсюда, но папа велел провести весь тур, он не поймет, в конце концов, путевка не слишком дешевая, чтобы уезжать прежде времени, не отдохнув на полную катушку…
        Она была многословна, и Осетр был ей только благодарен за это, потому что сам он был способен разве лишь на отдельные междометия, ибо то, что он хотел сказать, на второй день знакомства (а практически у них был всего-навсего второй день знакомства!) в приличном обществе не говорят, а о том, что от хотел сделать, даже и не думают!..
        Пока они так беседовали, няня Аня успела распорядиться насчет чая и ввезла в холл столик. Столик плыл перед нею листиком на ветру, и Осетр просто восхитился его плавным подлетом. Ей бы глайдеры водить, няне Ане! Или десантные баржи! Потом ему пришло в голову, что подобное сравнение не показалось бы даме удачным. Да и что тут такого - подвести к гостю столик на антигравитационной подушке! Агэдэшник и есть агэдэшник - хоть на шаттле, хоть на глайдере, хоть на сервировочном столике. Эка невидаль!
        - Цесаревич-то, передают, совсем плох, - сказала она.
        Это было горестное известие, но оно не вызвало в душе Осетра ни капельки горя. В целой Галактике не было сейчас вообще ничего, что бы могло вызвать у него такое ощущение!
        - Очень жаль! - сказала Яна. - Для государя это будет большой удар. Последний раз я видела цесаревича два года назад, на выпускном балу в вашей школе.
        И Осетр понял, почему она еще при первой встрече на борту «Дорадо» показалась ему знакомой. Все правильно, он видел ее на выпускном балу два года назад. Вот только она очень сильно с тех пор изменилась. Стала совсем взрослой: Совсем-совсем. Но ведь так и должно быть! Капитан Дьяконов на вопросы, чем мальчики отличаются от девочек, всегда говорил, что девочки быстрее взрослеют. Вот она и повзрослела за эти два года, пока Осетр шел к своему выпуску.
        Глава сорок первая
        Выпускные балы в школе «росомах» проходили в самом начале лета. Пока Осетр учился на младших курсах, ему казалось, что это действо устраивается исключительно ради того, чтобы повеселить кадетов. Так же, впрочем, думал и Беляй Капустин, и все прочие его товарищи. И очень жалели, что их на бал не приглашают. Ну чем они, спрашивается, хуже кадетов со старших курсов? Разве что ростом не вышли… Те-то вон какие дылдаки! Ну и вся разница… Ну ладно, пусть и не вся, но могли бы на бал пускать и младших, хотя бы не на долгое время. Хотя бы на традиционный концерт в начале вечера. Кому будет хуже от того, что мы посмотрим на великого князя и его супругу? А может, и на государыню с цесаревичем… А уж если совсем господь расщедрится, то даже и на самого государя-императора!..
        Мнение Осетра не изменилось, и когда он закончил восьмой курс и впервые потанцевал на балу с приглашенными институтками.
        Однако уже на следующий год он вдруг сообразил, что бал - это не просто увеселительное мероприятие для кадетов и старших девочек из столичного института благородных девиц. Потом он так и не смог вспомнить, пришла ли мысль о том, что бал представляет собой своего рода смотрины, в его собственную голову, слегка одурманенную первым в жизни бокалом шампанского, или идею высказал кто-то из друзей. Причем, как понял вскоре Осетр, смотрины эти важны не только для институток, которые на балу вполне могут познакомиться со своим будущим мужем. Нет, и для кадетов-«росомах» бал - очень важное событие, ибо тут они пускаются вплавь по морю светской жизни, а в море этом очень часто решается судьба и не только в смысле будущей семейной жизни. На балу бывают родители институток, и если мамы, в основном, заняты устройством семейной жизни своих дочек, то папы смотрят на кадетов с несколько иных позиций. Папы-то они не только папы, они еще важные чиновники росского государства или крупные чины росской армии.
        О том же чуть позже поведал нескольким своим питомцам капитан Дьяконов.
        - Для вас, судари мои, это шанс обратить на себя внимание. Вашим товарищам, у которых есть родители, в жизнь входить много проще, поскольку на них работают связи родной семьи, а семья своих членов в обиду не даст. Вам же, сиротам, общественное положение само собой с потолка не упадет. Никто вас на празднике жизни не ждет, и пробиваться придется своими силами, а тут очень важно, какое впечатление ты производишь на человека при встрече. Ведь государственные чиновники и военные чины - тоже люди.
        Питомцев было трое - Осетр Приданников, Беляй Капустин и Костик Горбатов. У каждого из них была своя собственная судьба, но судьбы эти походили друг на друга как две капли воды. Периферийная планета в Приграничье, нападение пиратских каперов, гибель родственников… Невезуха. И везуха, потому что у каждого оказался спаситель, решивший взять этого конкретного пацана в приемные сыновья своего военного подразделения. А подразделения эти были росомашьи. Там невезуха, тут везуха - как всегда в жизни. Будь ты хоть великий князь, за которым стоит весь императорский род, хоть новоиспеченный сирота, за которым не стоит никто, кроме твоего спасителя и его командира…
        Осетр не знал, какой вывод сделали Беляй с Костиком, но сам он прекрасно понял, что никто его за ручку по жизни не поведет, за мамину юбку не спрячешься, папа не прикроет широкой спиной. И нельзя сказать, чтобы это понимание мучило его душу, просто перед ним вдруг в полный рост встала неизбежность взрослой жизни, и ничего с этим невозможно было поделать.
        Вот на самом первом своем выпускном балу, три года назад, он и узнал, что такое светское знакомство.
        День тот запомнился на всю жизнь. С утра в школе царила праздничная суматоха. Вроде бы и не требовалось заниматься костюмами, поскольку это не новогодний карнавал - кадеты надевали всего лишь парадные мундиры, - но ощущение необычности происходящего пронизывало душу, как солнечный луч. А повседневные занятия - умыться там, поесть, привести в порядок свою комнату - лишь подчеркивали буйную праздничность дня. Как стакан холодного лимонада в жаркую погоду…
        Учебы в этот день уже не было. Выпускной курс, который, собственно, и был главным на этом действе, накануне сдал государственный экзамен императорской приемной комиссии, и кадетам оставалась лишь «суворовская купель», а два курса помладше готовились к отправке в летние лагеря, где их ждала, как говаривал капитан Дьяконов, стопроцентная полевая жизнь.
        Тем не менее и без учебы день бывал насыщен. Украшение зала, где сначала проходил самодеятельный концерт, а потом, когда ряды кресел убирались в пол, появлялась возможность танцевать. Среди кадетов хватало талантливых ребят (да и среди офицеров-воспитателей - тоже), и потому руководство школы не обращалось к услугам платных дизайнеров и актеров со стороны. Незачем зря казенные деньги тратить, да и талантам надо проявляться и набираться опыта не только в отработке приемов рукопашного боя, но и в лицедействе: «росомахи» - это вам не космический десант, не планетная артиллерия и не звездный флот; это десант, артиллерия, флот плюс разведка в одной душе. Правда, эта душа богом отмечена… Впрочем, нет, не только богом, но и дочерьми Мнемозины[В греческой мифологии богиня памяти. Родила от Зевса девять дочерей-муз: Каллиопа (эпическая поэзия); Клио (история); Мельпомена (трагедия); Эвтерпа (лирическая поэзия); Эрато (любовная поэзия); Терпсихора (танец); Талия (комедия); Полигимния (ораторское искусство и гимны) и Урания (астрономия).] . Ну разумеется, Урания и Клио пока обходили кадетов своим вниманием
по профессиональным занятиям, а Эрато и Мельпомена - по юному возрасту, но остальные пять муз за спинами стояли непременно - у кого одна, а у кого и несколько… Стихов, правда, Осетр не писал, но с танцами был дружен (а кто с ними не дружен, если занятия по рукопашному бою ведут офицеры, не чурающиеся танцев? Да и сами эти бои - что твои танцы!).
        В общем, день был запоминающимся так, как могли запомниться только дни великой радости или великой беды.
        А на балу он впервые танцевал с девочкой.
        Девочкина мама представила кавалеру даму, а капитан Дьяконов - даме кавалера. К стыду своему, имя дамы кавалер не запомнил, прикосновение к девочкиной талии отбило ему не только память, но и вообще способность соображать, и только природная пластичность помогла никому не наступить на ногу. Ту безымянную девочку он вспоминал очень часто, а ее талия даже снилась…
        Следующим летом все было иначе. То есть подготовка к балу ничем не отличалась от прошлогодней. Но светское общение уже не вводило в ступор. Прикосновения если и вызывали дрожь, то эта дрожь была совсем иного толка - уже вовсю работали здоровые мужские инстинкты, и не случайно за обедом в отбивные, предназначенные для курсантов, были добавлены лекарства, хоть на время излечивающие от этих инстинктов. Об этом, правда, Осетр узнал совсем недавно, в этом году, спустя неделю после финишного выпускного, во время медицинской комиссии.
        А позапрошлым летом среди присутствующих на балу высокородных девиц была и Татьяна Чернятинская. Но, во-первых, Осетру не довелось с нею протанцевать. А во-вторых, на балу присутствовал государь с семьей. И потому Осетр благополучно забыл о девушке.
        Глава сорок вторая
        Но вот теперь он все вспомнил.
        - А ведь мы с вами встречались, Яна.
        - Что вы говорите! - девушка распахнула глаза.
        - Да-да, позапрошлым летом. У нас в школе был традиционный выпускной бал с участием Его Величества. На такие балы всегда приглашаются девочки. Вы там были.
        - Ах, вон как!.. - Яна призадумалась. - Да-да, припоминаю. Когда кадетский хор пел гимн, вы стояли на сцене у левой кулисы, не так ли?
        - Так, - сказал Осетр, хотя стоял он у правой кулисы, поскольку два года назад был едва ли не самым высоким на курсе. Это сейчас некоторые из сокурсников догнали и обогнали его в росте.
        - Да, конечно, вспомнила! А потом мы с вами… кажется… танцевали вальс.
        Ничего она не вспомнила. Не танцевали они тогда ни вальс, ни мазурку, ни один из современных танцев. Осетр танцевал вальс с тощей конопатой дылдой, которой наступил пару раз на ногу, и она осталась очень недовольна их танцем… Но какое это сейчас имеет значение! Главное, что появилось хоть какая-то мелочь, связывающая их, и у Осетра возникло ощущение, что эта тоненькая ниточка уже не оборвется и на Дивноморье вырастет и окрепнет.
        Вообще, конечно, необычно, что на выпускные балы кадетов-«росомах» приглашают дочек аристократов. На первый взгляд, это странная традиция. Но еще более странным было бы, если бы такой традиции не появилось - ведь командующим бригады «росомах» во все времена являлся великий князь. Не портовые же проститутки должны танцевать с его подопечными на балах!
        - И потом, после концерта, на вручении подарков, Его Величество похлопал вас по плечу, правда?
        Осетр кивнул, хотя похлопал по плечу тогда государь-император вовсе не его, а Дмитрия Стародубского. Митька потом весь следующий семестр ходил с задранным к потолку носом…
        Однако Осетр ему не завидовал - с таким же успехом император мог похлопать по плечу любого другого кадета. Тут как повезет… И лучше если повезет в бою, а не при раздаче праздничных подарков! Ну, или хотя бы на экзамене. А Стародубскому в следующую сессию все время не везло. Наверное, судьба усредняла везучесть…
        - Ты, няня, ведь тоже там была, - сказала Яна. - Помнишь?
        - Ну, разумеется, - закивала толстушка. - Это когда матушка-государыня была в таком голубом вечернем платье.
        Осетр тоже кивнул, хотя Ее Величество была тогда вовсе не в голубом, а в бежевом. И с бриллиантовым ожерельем на шее. Уж это-то он запомнил очень хорошо, поскольку императрица Елена произвела на него вблизи совершенно неизгладимое впечатление. Совсем не то что на видеопластах!.. Там она какая-то официальная, а на балу ему все время казалось, что Елена Прекрасная очень похожа на маму, хотя маму Осетр почти не помнил. И он тогда позавидовал Митьке Стародубскому совсем в другом - тот на каникулы всякий раз улетал домой, вот к такой же красивой, уверенно ступающей женщине, рядом с которой желалось хотя бы просто постоять, а Осетр оставался в казарме, поскольку лететь ему было совершенно некуда. Яну же он запомнил потому, что девчонка на концерте играла что-то на старинном инструменте со смешным названием «скрипка», но когда эта штука зазвучала, оказалось, что она и вправду скрипит. Однако потом музыка захватила Осетра, и он с удивлением обнаружил, что живой инструмент странно трогает что-то в груди, совсем не так, как военные марши или клипы, по-другому, но не менее сильно, так что хочется пустить
слезы…
        - Вы тогда на скрипке играли.
        - Да, - Яна кивнула. - Романс Яна Сибелиуса. Вы любите классическую музыку?
        Осетр помотал головой:
        - Нет. Я ее совершенно не знаю. Но то, что вы тогда играли, мне очень, очень понравилось.
        - А стихи вы когда-нибудь писали?
        - Нет. - Осетр развел руками, испытывая чувство стыда.
        Наверное, она думает: «Ну и солдафон! О чем с ним только разговаривать?»
        Конечно, можно было оправдаться большой загруженностью в школе, но он не стал. Ему показалось, что это будет лишним. Пусть она принимает его таким, какой он есть. Сколько себя не приукрашивай, истина все равно выйдет наружу. Стоит сказать, что он писал стихи, как она тут же попросит что-нибудь прочесть. И станет еще хуже!
        Няня Аня взялась было разливать чай, но Яна ей не позволила, схватилась за чайник сама.
        И Осетр увидел в этом доброе предзнаменование. В конце концов, далеко не всякому кадету-«росомахе» великородные княжны, пусть и совсем дальние, но родственницы царствующей семьи, станут наливать в чашку заварку и разводить ее кипятком, а потом предлагать сахар и варенье.
        - Это вишневое, - пояснила няня Аня. - У нас на Новом Санкт-Петербурге вишни растут почти как на Старой Земле. Яночка сама ягоды собирала.
        - Еще бы не росли! - отозвалась собирательница ягод. - Если у Чудотворной спектральные характеристики такие же, как у земного Солнца! И деревца в питомнике - потомки земных деревьев. Папа говорил…
        Похоже, дочку князя Чернятинского муза Урания своим вниманием не обходила.
        Осетр кивал и уплетал вишневое варенье за обе щеки. В школьной столовой такого не подавали. Интересно, неужели они с собой его привезли? Зачем? Чтобы угощать влюбленных кадетов?
        Между тем, светский разговор продолжался. Вновь вспомнили о здоровье цесаревича и поужасались возможному исходу, потом перешли к прочим столичным новостям. Княгиня Белоцерковская бросила мужа и сбежала с молодым любовником и весь свет ей не указ. Будь государь-император построже, такого бы себе не позволяли!
        Няня Аня была не первой, от кого Осетр слышал о мягкости государя. Как-то в школе он, сам того не желая, услышал разговор капитана Дьяконова с капитаном Мансуровым, наставником предыдущего курса.
        - Слыхал, Митрофаныч, - говорил Мансуров, - какую Долгорукий мерканскому Вершителю ноту направил? За очередные вылазки каперов в Приграничье… Это же курам на смех! Детский лепет, а не дипломатический документ, должный выразить отношение императора к нарушениям договора!
        Павел Долгорукий был министром иностранных дел Росской империи.
        - Да уж, этот мне Долгорукий! - отвечал Дьяконов. - Фамилия историческая, да смысл ее от истины далек. И не его вина, что мягок. Мягкость - главная черта самого. Не начнись война, может, и выстоит империя. Потому и идем на уступки. Сам и сам-то понимает, что не императорский у него характер, но ведь ничего не поделаешь, корону с себя не сложишь. Остается надеяться, что дотянем до времен, когда Константин с должным характером вырастет.
        - Да, матушка-государыня в строгости его воспитывает. Вот только говорят, болен цесаревич сильно.
        - Ну, медицина, у нас, брат, на многое способна. Дай срок, академик Светлана Васильева поднимет мальца на ноги.
        Чуть позже Осетр признался капитану Дьяконову, что подслушал их разговор с Мансуровым, и поинтересовался, можно ли так говорить о государе-императоре. На что Дьяконов ответил, что о государе-императоре должно говорить так, как он этого заслуживает, что государь-император должен знать, что о нем думает народ, а когда властители собирают вокруг себя одних лизоблюдов, это никогда добром не кончается - ни для властителя, ни для подвластной ему страны, это росский народ не один раз проходил в своей истории…
        - А мы народ? - спросил Осетр.
        - Мы - народ! Если мы не народ, то кто тогда народ?
        Потом старшие кадеты говорили, что у капитана Дьяконова периодически бывали неприятности, связанные с такими вот разговорами, потому капитан и ходит столько лет в капитанах, хотя давным-давно ему пора вырасти до подполковника…
        - А вы как думаете, офицер? - спросила няня Аня.
        - Я не знаю, - привычно сказал Осетр.
        Он всегда так отвечал. Потому что и вправду не имел своего мнения. У него не было причин не верить капитану Дьяконову и капитану Мансурову. Однако ведь император от Бога! А значит, Всевышнему зачем-то надо, чтобы у росичей был такой властитель. И допустимо ли, чтобы мы его осуждали? Если государь черпает свою силу в народе, то всякое сомнение, всякий сомневающийся делает его более слабым.
        Он бы и на выпускном экзамене по истории государства так ответил, кабы спросили. Однако не спросили…
        Няня-Аня кивнула. То ли соглашалась с неопределенной позицией гостя, то ли не соглашалась, но понимала ее.
        Разговор неожиданно завял, и хозяйкам впору было посмотреть на часы и заявить, что у них через пятнадцать минут важная встреча. Эта мысль так напугала Осетра, что у него открылись фонтаны красноречия. Начал он со свежих анекдотов, ходивших между кадетами, и оказалось, что дамы вовсе не против пошловатого армейского юмора. Яна смеялась так заразительно, что хотелось рассказывать и рассказывать. И он рассказывал: серию про мерканского индейца команча, серию про фрагербритского хакера Иогана Шварца, серию про новобагбадского весельчака Ходжу Насреддина. Рассказывал и поражался собственной смелости. Нет, братцы, все-таки приключения на Крестах определенно изменили его. Осталось дождаться, пока они изменят его социальный статус. Потом запас анекдотов иссяк и воцарилась тишина, которую разорвала няня Аня:
        - А не сходить ли нам искупаться перед обедом?
        Идея была воспринята с энтузиазмом. Гостю объяснили, что выход на пляж находится совсем не там, где сидит портье, что надо не подниматься на самый верх, а наоборот, спуститься на самый нижний этаж. Там, кстати, имеются несколько киосков по продаже разного рода бытовых мелочей. Или он уже успел обзавестись плавками?..
        Осетр понял, что дамам требуется переодеться, отставил чашку с недопитым чаем и покинул номер. Забежал к себе, потом спустился вниз, на сей раз воспользовавшись лифтом. Отыскал киоск по продаже мелочей и купил себе тигровые плавки.
        Вскоре из лифта вышли и Яна с няней Аней. Обе были в цветных сарафанах - Яна в оранжевом, а няня в желтом, который сидел на ней как седло на корове.
        Осетра по-прежнему одолевало легкомысленное настроение, и он продолжал нести всякую чушь, демонстрируя свои познания не только в области анекдотов, но и в сфере торговли - вот когда понадобились знания, полученные на Крестах. Его болтовня никого не раздражала, и это несомненно был хороший признак.
        Они вышли на пляж, отыскали кабинки, переоделись.
        Когда Яна вышла из своей кабинки, Осетр потерял дар речи. Он и прежде догадывался, что у нее потрясающая фигура, но в ослепительно-белом бикини… У Осетра не нашлось слов для сравнения. Он просто с шумом проглотил слюну. Лицо Яны расцвело улыбкой, в которой явно нашлось место для маленькой толики самодовольства. Но разве для девушки грех - гордиться своей красотой? Мы-то с удовольствием демонстрируем ей свои бицепсы и умение постоять за себя и за нее! И еще неизвестно, в ком самодовольства в такой момент больше!
        Осетр понял, что пялится на девушку совсем уж неприлично и перевел взгляд на няню Аню. У этой было черное «бикини», закрывающее все от груди до бедер. И надо сказать, что было бы еще лучше, кабы оно закрывало все от плеч до колен. Только платье и спасло бы няню Аню в глазах мужчин.
        Удивительное равнодушие к собственному здоровью! В наше-то время! А еще няня! Как она может воспитать свою подопечную! Ну точно уж не личным примером!
        Потом ему пришло в голову, что дело, возможно, вовсе не в гастрономических наклонностях рыжей женщины. Возможно, у нее просто нарушен обмен веществ. Несмотря на все успехи медицины, встречаются еще неизлечимые хвори… Интересно, а если бы отправить ее на Кресты, «божья кровь» вылечила бы ее?
        - Вы хорошо плаваете? - спросил он.
        - Да уж тонуть не собираемся, - сказала Яна. - Правда, няня?
        Та кивнула.
        Значит, следить за ними было не обязательно. Можно показать, как умеют плавать
«росомахи».
        Они оставили на топчанах одежду, пробежали по голубому песку, приятно покалывающему ступни, и кинулись в лазурную воду, разметав вокруг мириады брызг. Тут же выяснилось, что у берега чрезвычайно мелко, и пришлось пройти метров пятьдесят прочь, прежде чем уровень воды достиг пояса. И тогда Осетр поплыл баттерфляем, с самой высокой скоростью, на какую был способен. Хотелось показать себя во всей красе. И он показал! А когда наконец успокоился и лег на воду, обнаружилось, что рядом плывет Яна.
        Наверное, у него было в этот момент уморительное выражение лица, потому что она рассмеялась.
        - Я за родной институт все десять лет плавала. Чемпионкой столицы была. Так что не удивляйтесь.
        - Да я и не удивляюсь.
        Было так хорошо лежать на воде рядом с нею. Океан был соленый, и утонуть в такой воде мог только топор. Да и то если без топорища… А еще можно было протянуть руку под водой и коснуться ее попы, чуть-чуть, осторожно, так, чтобы она даже не почувствовала. Но на это Осетр уже не решился.
        - Ой! - сказала Яна. - У меня левая лопатка зачесалась. Почешите, пожалуйста!
        Она перевернулась на живот и окунула лицо в воду, а он коснулся ее левой лопатки и поводил пальцем туда-сюда. А потом его рука скользнула в воду и тронула ее левую грудь.
        Нет, он готов был поклясться, что не хотел ничего подобного, что рука все проделала сама, но оправдываться не пришлось, потому что Яна ничего не сказала. Она просто перевернулась на спину и осталась так лежать с закрытыми глазами. Что это было? Поощрение? Или она ничего не почувствовала? Осетр не знал, что и думать, а повторить прикосновение у него попросту не хватило духу.
        - Няня не станет беспокоиться, что вы так далеко заплыли?
        - Да пусть себе беспокоится! - По ее лицу промелькнула тень. - В конце концов, я уже взрослая девочка. - Она снова перевернулась на живот. - Поплыли к берегу! Кролем. Кто быстрее!
        И тут же руки ее превратились в неутомимые вертолетные лопасти.
        Обогнала она его секунд на десять. Доплыла до того места, где было по грудь, встала на ноги, дождалась, пока он окажется рядом, и показала язык. Взгляд ее стал настолько озорным, что Осетру немедленно захотелось ее поцеловать. Однако здесь, на виду у всех, на виду у няни, это было бы совсем глупо. Раз уж не воспользовался моментом, струсил вдали от глаз людских, так теперь уж помалкивай в тряпочку!
        - Яна! Молодой человек! Пора обедать!
        Яна скривилась, но повернулась и пошла вон из воды. Осетр последовал за нею. Няня Аня уже сменила свой черный жуткий купальник на сарафан. На сей раз ее вид показался Осетру несколько более приличным.
        Сменили пляжную одежду и молодые люди. Осетр - с большим сожалением. В смысле, пожалел, что надела сарафан Яна. Вот если бы можно было и обедать в бикини. Но это неприлично!
        - Идемте! Идемте! - Няня Аня глянула на браслет. - До начала обеда пять минут.
        Глава сорок третья
        Они поднялись на предпоследний этаж, где располагался ресторан. Удивительно, но зал был не заполнен - видимо, отдыхающие отводили приему пищи отнюдь не первое место. Впрочем, если большинство проводило время с такими партнерами, как Осетр, то удивляться было нечему. Он бы тоже не спешил, кабы не няня Аня…
        - Будете обедать с нами, - сказала Яна. - И никаких возражений!
        А то он собирался возражать! Няня Аня пискнула, судя по всему, выражая протест, но Яна и бровью не повела.
        - Остромир будет сидеть с нами. Я сама разберусь.
        Няня подняла руки, сдаваясь на милость победительницы.
        Столики тут накрывались на троих, как на транссистемниках. Осетра провели к нужному столику. Он усадил дам, потом устроился сам. Все по этикету. «Росомаха» - это вам не какой-нибудь занюханный канонир с заштатной батареи, входящей в подразделение планетной обороны где-нибудь в Приграничье. «Росомаха» - гвардеец, даже если он пока и кадет.
        Подошла официантка, с некоторым удивлением глянула на Осетра.
        - Теперь с нами будет обедать этот молодой человек, - заявила Яна.
        Официантка чуть пожала плечами. А Осетр удивился, в каком дорогом пансионате его поселили. Он-то полагал, что столики оборудованы обыкновенными автоматическими линиями доставки, а тут живые официанты!..
        На лице Яны появилась виноватая улыбка, и тут же над ухом Осетра чей-то бас произнес раздраженно:
        - Здрасьте, я ваша тетя! Господин хороший, а вы адресом не ошиблись?
        Осетр обернулся.
        Рядом стоял широкоплечий парень лет двадцати, с короткой бородкой, в голубых шортах и голубой футболке. Наверное, он любил лежать на пляже, замаскировавшись, и разглядывать окружающих девушек. Впрочем, поперек футболки шла совершенно демаскирующая надпись ярко-желтыми готическими буквами: «Ave, Caesar, moriturite salutant»[Ave, Caesar, morituri te salutant. - Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть тебя приветствуют (обращение римских гладиаторов к императору перед боем).] .
        - Извините, пожалуйста, Ванюша! Этот молодой человек теперь будет сидеть за нашим столиком! Не обижайтесь, пожалуйста! Ладно? Он мой родственник, только сегодня прилетел на Дивноморье.
        Парень пронзил Осетра взглядом прищуренных серых глаз. Словно кинжалом ударил… Похоже, он был горячим человеком.
        - Что-то этот ваш родственничек не очень похож на вас, Татьяна Васильевна! - Парень еще раз пожрал Осетра глазами. - Между прочим, я - гладиатор!
        Осетр знал, кем являлись гладиаторы в древности, но здесь, на курортной планете, тех гладиаторов и следа быть не могло. Фамилия, что ли, такая?..
        - А я - Остромир Приданников!
        - Вот и познакомились, - сказала няня Аня, мило улыбаясь. - Между прочим, Ваня, Татьянин родственник - «росомаха».
        Гладиатор в третий раз припечатал Осетра взглядом. На физиономии у него явственно значилось «Да хоть тигр-людоед!». Потом он яростно тряхнул головой, но все-таки отошел.
        На обед предложили суп из местных дивно-морских моллюсков или традиционные русские щи - на выбор. Осетр решил, что раз уж судьба занесла его в такое место, грех не попробовать экзотические блюда. Когда еще окажешься здесь! Может, и никогда. Скорее всего никогда!
        Между дамами состоялась короткая дискуссия, в которой победу одержала Яна. И тоже было решено заказать экзотику. Зато на второе взяли классические котлеты по-киевски.
        Суп оказался вполне съедобным. Осетр с удовольствие слопал его, не подавился, хотя несколько раз в спину ему упирался тяжелый взгляд, и было совершенно ясно - чей.
        За обедом трепались о всякой ерунде. Потом няня Аня вдруг заговорила о гладиаторах. Оказалось, что для увеселения публики по вечерам тут устраивают самые настоящие бои - сродни Древнему Риму. Администрация планеты заключает с прилетающими сюда специалистами по историческому бою соответствующие договоры. Летальных исходов практически не бывает.
        - Практически? - усмехнулся Осетр. - Это как?
        - При нас не было. Правда, мы были всего один раз… Но я полагаю, что публика ломится на бои только с одной целью - увидеть воочию смерть. Кстати, говорят, что именно из-за гладиаторских боев Дивноморье пользуется такой бешеной популярностью.
        - Ваня - наш сосед, - сказала Яна. - Точнее, был нашим соседом. Он - младший сын князя Небежинского. Надеяться на большие деньги не приходится. Как-то он исчез. Небежинские ничего не объясняли. То есть просто молчали. Ходили всякие слухи, что он чуть ли не с пиратами связался. И тут мы его встречаем на Дивноморье. Оказывается, он закончил подпольную школу гладиаторов и зарабатывает себе на жизнь такой вот профессией.
        - А это законно?
        - Ну, думаю, в перечень имперских профессий она вряд ли входит. Но ведь их никто не принуждает. Разве профессиональные боксеры - не такая же профессия? Каждый зарабатывает на жизнь, как может. Уж лучше таким образом, чем сидеть на шее у старших братьев.
        - Тем более что он всегда был про характеру волк-одиночка, - добавила няня Аня. - Сызмальства. В младшие партнеры никогда бы не пошел. Думаю, ему требовалось или все, или ничего.
        Принялись за котлеты по-киевски. На гарнир предложили смесь золотистого и черного риса. Тоже было вкусно.
        А когда обед завершился, решили на время расстаться. Дамы пожелали устроить себе послеобеденный сон. Осетр подумал, что рыжей няне послеобеденный сон вовсе ни к чему, и так жиром заплывает. Но хозяин, как известно, барин. Вернее, хозяйка - барыня… Видно, выйти замуж она давно уже отчаялась, а зачем еще блюсти фигуру, отказывая себе во всем?
        Осетр проводил их до номера и отравился к себе, раздумывая, чем бы заняться. Не спать же! Надо бы поискать тренажерный зал, отпуск отпуском, а физическую форму требуется поддерживать на обычном уровне. Мы, как известно, «росомахи»…
        Он завернул за угол, к лестнице, и нос к носу столкнулся с гладиатором Ванюшей.
        - А я тебя поджидаю, паренек!
        Инстинкты «росомахи» остаются инстинктами - ноги сами собой сделали шаг назад, а руки приготовились блокировать удар и, если потребуется, ответить.
        - Стоп-стоп-стоп! - Гладиатор ухмыльнулся. - Охладись! Есть предложение.
        - И какое же? - Осетр держал ухо востро.
        - Я и в самом деле гладиатор. По вечерам тут проводятся гладиаторские схватки. Я себе сегодняшнего соперника еще не выбрал. Не хочешь со мной сразиться?
        - Я же «росомаха»!
        - Да что ты говоришь! - Парень снова ухмыльнулся. - Я слышал. Давай так… Я завизирую соответствующий документ, согласно которому к тебе, в случае… э-э… несчастного случая, не будет никаких претензий. Можешь спокойно ломать мне руки-ноги! Если сумеешь…
        - Дело в том, что я не имею права принимать участие в зрелищных мероприятиях подобного толка!
        Физиономия гладиатора сделалась серьезной.
        - Да брось! Я договорюсь с импресарио. Кстати, победитель получает определенную сумму. Там еще тотализатор проводится, ставки принимаются.
        - И как велика эта определенная сумма?
        - Хватит, чтобы прожить неделю в таком пансионате. - Гладиатор прищурился. - Хотя ты-то, наверное, сынок богатеев. Удивляюсь, как в «росомахи» пошел. Младший в семье, что ли?
        - Да, я - сынок богатеев, - эхом отозвался Осетр. - Младший в семье… Нет, я не могу!
        Участие в таком поединке и в самом деле было чревато изрядными неприятностями. Для действительного «росомахи» - судом офицерской чести, для кадета - вылетом из школы.

«Мы, "росомахи", - говорил капитан Дьяконов, - живем за счет государства и используем данные нам возможности исключительно в государственных интересах!»
        Осетр сделал еще шаг назад, намереваясь избавиться от приставучего гладиатора. Потребуется, так и по шее можно дать!..
        - Подожди, - сказал тот. - Деньги деньгами, но… Помимо денег, можно договориться и о дополнительной премии, между нами… Давай, кто победит, тому она и достанется.
        - Кто? - не понял Осетр.
        - Кто-кто! - передразнил соперник. - Хрен в кожаном пальто!.. Татьяна Чернятинская, вот кто! Победишь ты - я отойду в сторону, обещаю. Ну а уж если я тебя обломаю, не взыщи! Тогда она моя!
        - Тогда она твоя, - эхом повторил Осетр. Это были невозможные слова, отражающие невозможную ситуацию. Яна не будет принадлежать этому бородачу! Никогда и нигде! Нет такого места в Росской империи. Во всей Галактике такого места нет, вместе со всеми ее Магеллановыми Облаками.
        - Согласен! - Слово вылетело прежде, чем он решился.
        И он решился.
        Глаза бородатого соперника вспыхнули торжеством. Тот уже был уверен, что одержал победу.

«Рано радуешься, дорогой мой! - подумал Осетр. - Ты не знаешь, что такое "росомаха"! Ты, наверное, думаешь, что эти парни набивают себе цену, распускают слухи про свои умения, чтобы на девушек впечатление произвести! Как же ты будешь разочарован!»
        - Оружие какое?
        - Любое. Кроме огнестрельного.
        - У меня с собой никакого нет.
        - У импресарио найдется. Какое хочешь…
        - Надо посмотреть, что там у него. Тогда и определимся окончательно.
        - Хорошо, - Гладиатор расправил плечи, и сквозь футболку со словами «Ave, Caesar, morituri te salutant» проступили рельефные мышцы.
        Осетр с трудом подавил в себе желание сделать то же самое. Картина получилась бы смешной. Во всяком случае, для гладиатора, с его мышцами, - точно…
        - Бьемся до первой крови?
        - До первой крови. Хотя, если есть желание…
        - Нет, - Осетр мотнул головой. - Только до первой крови, и никак иначе.
        - Как скажешь. Я вызываю, ты решаешь… Ужин здесь в восемь. Бои начинаются в шесть. Так что ужинать будешь не там, где обедал. За другим столом!
        - Да? Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул!
        - Ишь как окрысился! - Гладиатор усмехнулся. - Ладно, ладно… Не долго осталось.
        Осетр глянул на браслет - было без малого три.
        - В половине шестого будь на самом нижнем этаже, - продолжал соперник, - там, где выход на пляж. Я буду тебя ждать.
        На том и договорились. Гладиатор ушел заниматься своими неведомыми делами. А Осетр пошел искать тренажерный зал.
        Глава сорок четвертая
        Когда сознание вернулось, рядом не оказалось ни господина Костромина, ни избушки. И храппового леса вокруг тоже не было. Осетр обнаружил себя на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню.
        А еще была тревога, переполнявшая душу смертным страхом.
        Осетр некоторое время стоял, озираясь, но от этого не появились ни лес, ни избушка, ни Костромин-Муромец. Зато багровое небо вдруг полыхнуло алыми молниями, заволновалось, забурлило, в нем возникали десятки водоворотов. Точнее, небоворотов… Небовороты закручивались в воронки, неслись вниз, тянулись к Осетру, окутывая его багровым мраком, в котором не было ничего, кроме все той же беспросветной тревоги.
        А когда мрак ушел, открылась обитаемая Вселенная. Осетр видел сотни планет одновременно, и на всех на них не было мира. Полыхали величественные здания, похожие на причудливые деревья. Они разлетались в пыль, рушились обломками на землю, медленно и неотвратимо - будто лепестки умирающих цветов облетали, будто осенние листья. Вот только листья через полгода распустятся, а для этих зданий весны уже не будет. Никогда!.. А потом с неба на землю начали падать странные каплеобразные создания, и среди них распускались не менее странные живые цветы. Если такой цветок касался каплеобразного создания, оно взрывалось и продолжало мчаться к земле пылающей кометой. Но цветов по сравнению с каплеобразными было мало, и львиная доля атакующих достигала поверхности, и тут у них вспарывались бока, распахийаясь наружу подобно десантным люкам, и на волю устремлялась толпа существ, в которых даже женщина признала бы солдат. Вооруженные неведомыми предметами, они неслись по улицам человеческих городов, сея смерть и разрушение, шестилапые, похожие на пауков с крокодильими головами, стремительные, как молния, и
неуязвимые, как ураганный ветер, и там, где они вершили свою поступь, не оставалось ничего, кроме засыпанных пылью обломков и залитых кровью останков, ничего, кроме смерти… Осетр не выдержал такой картины и тоже умер…
        А когда он ожил, вокруг опять не было ни пропавшего агента Муромца, ни лесной избушки. Но и странной багровой планеты не было. Над головой царил деревянный потолок, выкрашенный белилами. Похоже, был день. Искусственный свет вроде бы другой, не такой яркий…
        Осетр закрыл глаза, снова открыл их и понял, что веки действуют. Потом он повернул влево-вправо голову, чуть-чуть, самую малость и обнаружил, что мышцы шеи тоже работоспособны. Дальше пошло быстрее - обнаружились руки и ноги. И тогда проверить, шевелится ли тело, оказалось проще некуда. Тело шевелилось.
        Вот и прекрасно!
        Осетр сел на койке и пощупал правой рукой затылок.
        Чем это его так отоварили? Каблук, наверное, сволочь, подкрался сзади, морда бандитская. Шишки, правда, нет…
        И тут же, вместе с именем Каблук, всплыло все остальное, добавилось к агенту Муромцу, избушке и лесу. Матвей Спицын-Чинганчгук, кабатчик Макарыч и дочка его Маруська, а за ними вышли из небытия пьяные рожи клиентов «Дристалища», и майор Мурашко, и господин Бабушкин, и погибший врач Герасимов… И Дед, и ВKB, и Его Величество Владислав Второй…
        И Осетр вспомнил наконец, кто он такой. И понял, что находится в лазарете, где уже был однажды, беседуя с медсестрой, которую тоже убили.
        Откуда-то послышался женский голосок. Мягкий и добрый. Знакомый. Кажется, Маруськин…
        - Маруся! - Осетр попытался встать, но тут же пошатнулся и снова сел на койку: ноги хоть и имелись, но держать не хотели. По крайней мере, пока…
        За дверью кто-то протопал, и на горизонте объявилась девушка, но это оказалась вовсе не Маруська.
        - Ой, больной, зачем вы встали? Вам нельзя! Ни в коем случае!
        - Почему это?
        - Врач запретил.
        - Как это врач? Его же убили..
        - Ой! - Девушка смутилась. - Да, их тут убили обоих. Но когда вас привезли, врача вызвали из соседнего города. Администрация даже глайдер выделила. И меня временно сюда перевели. Я вообще-то в Етоеве работаю…
        - Откуда меня привезли? - перебил Осетр.
        - Из лесу. Вас же всех из лесу привозят. Правда, не всегда. Некоторые порой так там и остаются.
        - Нас? - Осетр поднял правую руку и поскреб затылок. Рука слушалась хорошо. - Кого нас?
        - Заключенных. Правда, обычно они окончательно с ума сходят, и тогда просто приводят приговор в исполнение. Но изредка бывает, что и выкарабкиваются. Правда, насколько мне известно, амнезии еще ни у кого не бывало.
        - Я не заключенный, - сказал Осетр и снова попытался встать. На этот раз успешно.
        - Я вольный торговец, и мне надо идти.
        - Никуда вы не пойдете! - Девушка цепко взяла его за плечи и усадила на койку. - Теперь понятно, почему и врача вызвали, и меня сюда перевели. За вами, наверное, стоят большие деньги. Или большие люди.

«А вот тут ты, голубушка, ошибаешься. Не стоят за мной ни большие деньги, ни большие люди, потому что я слишком маленький человек для этого. Но думай так и дальше. Для моей же пользы думай…»
        - Сегодня вы никуда не пойдете, - повторила сестра. - Завтра опять прилетит врач, осмотрит вас. Тогда, возможно, и отпустит. Если посчитает здоровым.

«Ага, - подумал Осетр. - А за это время мне снова дадут по голове. И теперь уже так, чтобы больше не встал. Нет, надо срочно посылать донесение руководству. Черт с ней, с этой треклятой "суворовской купелью". Живы будем не помрем, пройдем "купель" и со второго раза».
        - Как вас зовут, сестричка?
        - Алина.
        Он взял ее за руку и погладил теплые пальцы:
        - Алиночка! Мне действительно надо выйти отсюда. Позарез надо! Сегодня надо! Меня, может, убьют до завтра.
        - Но вы же еще очень слабы! - Сестра мягко высвободила руку, отодвинулась. - Подождите секунду!
        Она двинулась к двери. Он попытался последовать за нею, его снова шатнуло, и он опять сел на койку. Потом прилег, но тут его замутило, и пришлось снова сесть, чтобы не запачкать белье и себя.
        Пока он боролся с наваливающейся слабостью, Алина вернулась. Она принесла серую пилюлю на блюдечке и стакан воды.
        - Вот, примите-ка это. Вам сразу станет лучше.

«Мне сразу станет лучше», - подумал Осетр.
        Эти слова звучали в его мозгу музыкой. Свадебным маршем Мендельсона…
        Ему станет лучше, и он возьмет да и удерет отсюда. Запросто. Не сможет же она его силой удержать!.. «Росомаху»! Гвардейца!
        Он взял с блюдца пилюлю, проглотил и запил водой.
        - Вот и хорошо! А теперь прилягте! Ему же станет лучше…
        У него поплыла голова, и подогнулись ноги.
        - Прилягте, прилягте, прошу вас! - Сестра уложила его на койку. Без усилий - он почти упал.
        Тошноты не было.

«Снотворное, - подумал он. - Вот же су…»
        Додумать оскорбление он не успел. Уже спал.
        Глава сорок пятая
        Когда он пришел в себя, вокруг по-прежнему был белый день.
        - Ага, - сказал чей-то голос. - Он, кажется, проснулся.
        Голос был мужской, незнакомый.
        - Показатели все в норме, доктор, - отозвался женский, знакомый.
        Медсестра. Алина. Алиночка, сучка синеглазая…
        Осетр открыл глаза. Алиночка и незнакомый мужчина лет сорока стояли рядом.
        - Вот и прекрасно, молодой человек. - Мужчина потрепал Осетра по укрытому простыней плечу. - Давайте-ка попробуем встать. Сможете?
        Осетр с укором глянул на Алину и попытался подняться. Получилось не в пример лучше, чем вчера. Если это было вчера…
        - А не надо на меня так смотреть! Вы бы сразу сбежать решились. А убежали бы недалеко. И я бы вас потом сюда тащила. На своих хрупких плечах.
        В общем-то, она была права.
        - Так, молодой человек, пройдитесь-ка по палате… а теперь сделайте десять приседаний… попрыгайте…
        Осетр выполнял все, что ему говорили. Выполнялось легко.
        - Ну вот и прекрасно! - Доктор поймал его руку, нащупал пульс, подержал запястье, глядя на браслет.
        Вот интересно, уже сотни лет существует такая штука, как пульсометр, а они все по старинке. До чего же консервативные люди, эти врачи!
        - Что ж, полагаю, все в порядке, вас можно отпускать.
        Осетр радостно подсмыкнул трусы.
        - Алиночка, выдайте ему одежду.
        Алиночка просияла во все тридцать два зуба.
        - С удовольствием!
        Осетра отвели в комнату с надписью «Кастелянская» и выдали брюки, куртку и - что его весьма удивило - наличные деньги. Похоже, господа бандиты за его счет не поживились. Вот уж странно так странно, чем же это деньги вольного торговца им не приглянулись? Или решили, что банкноты меченые?
        Когда он оделся, медсестра сказала:
        - Ну вот видите! А вы боялись, что вас убьют!
        - Меня никто не разыскивал?
        - Во всяком случае, в лазарет никто не обращался. Если и разыскивали, то через администрацию района. Но ведь там бы все равно сюда направили.
        - Да, конечно. Спасибо вам! До свиданья!
        - До свиданья! Я, наверное, завтра вернусь на прежнее место работы. Завтра транссистемник приходит. Вполне возможно, что на нем прилетит новая бригада медиков. Оставлять город без первой помощи нельзя.
        Транссистемник… Черт, надо срочно передать начальству донесение. Транссистемник…
        Неожиданно он вспомнил Яну. И едва не задохнулся. Алиночка сразу улетела куда-то далеко-далеко, за пределы мира, и щебетала оттуда:
        - Нет, совсем без врачей городу никак нельзя. Хоть у нас и редко болеют, но бывают травмы, сами понимаете. Все, давайте прощаться!
        - Давайте!
        На прощанье Алина поцеловала его в щеку. От этого прикосновения его чуть не перекосило. Алиночка расценила это по-своему, победительно улыбнулась:
        - Вот вы и в полной норме.
        На сем они и расстались.
        Вскоре Осетр уже шел по знакомым улицам с цветными названиями и вспоминал уже знакомые здания. Память восстановилась полностью.
        Вот Солнечный проспект, по нему Чинганчгук возит храпповый сок. Вот деревянный мост, под ним течет река с мужским названием Данила…
        В конце концов, он оказался возле стойки «Ристалища».
        - Здравствуйте, Остромир! - сказал Макарыч. - Долгонько же вы пропадали. Чего пожелаете?
        Осетр ощутил сумасшедший голод, как будто он не ел почти неделю. Даже строчки меню разбежались перед глазами, и он никак не мог их собрать.
        Макарыч понимающе усмехнулся:
        - Маруся, принеси-ка молодому человеку завтрак поплотнее, да мяса пусть Антоновна побольше положит, а то чего-то парень бледно выглядит… На вас, часом, храпп не возили?
        Маруська, смотревшая поначалу с тревогой, прыснула, стрельнула глазками и помчалась в кухню выполнять указание отца.
        - Не возили. Что значит долгонько?
        Макарыч пожал плечами:
        - Вы от нас позавчера ушли. С тех пор вас больше не видели. Вот до самого этого момента.
        - А Каблук заходил?
        - Заходила вся троица. Вчера утром. И вечером сидели. Как всегда, в карты резались.
        Осетр покивал:
        - Про меня ничего не говорили?
        - Ни слова.

«Так, - подумал Осетр. - Значит, до того как очнуться в лазарете, я провалялся в отключке целые сутки. Чем же это меня так приложили? Однако агента Муромца я нашел! Да вот только, едва найдя, тут же и потерял! Что же он там делал, в лесу этом? Не похож он был на жертву похищения. Может, это меня пытались похитить? С целью выкупа… Но почему тогда вернули в город? Бабушкин вмешался? Кстати, а раз транссистемник еще не прилетал, то агент Муромец планету не покидал. Должен ли я снова заняться его поисками?.. Нет, надо срочно отправлять донесение!»
        - А Чинганчгук заходил?
        - Чинганчгук сегодня как раз на вахту заступил.
        Да, сутки вывалились. Но то, что Чинганчгук на вахте, это удача! Надо только поймать его на проспекте. Но перед этим забежать в отель. Черт, а вдруг кто-нибудь позарился на комплект номер два?! Зря я его из камеры хранения вытащил, еще один прокол!
        Ему срочно захотелось побежать в отель, удостовериться, что все на месте…
        Но «росомахи» так себя не ведут. Если кто-то пытался залезть, комплект уже в пыль превратился, и спешка ничего не изменит, тут не ловля блох. Так что сначала мы позавтракаем, а потом уже все остальное. Макарыч прав. Двое суток маковой росинки в рту не было, тут любой ослабнет. Не зря Маруська смотрит так жалостливо…
        Он не спеша, с аппетитом сметал какую-то кашу с кусками жареного мяса и яичницу, выпил крепкого чая и отказался от стаканчика «божьей крови». Настроение сразу улучшилось, да так, что, расплатившись с Макарычем, он игриво хлопнул пробегавшую мимо Маруську по аппетитной попке, осторожненько, конечно, чтобы не уронила поднос. Тем не менее девушка поднос выронила, и он загрохотал по полу - хорошо пустой был!
        - Косорукая! - сказал Макарыч без осуждения и подмигнул Осетру.
        Маруська подняла поднос и глянула на Осетра с совершенно обалделым видом.
        И тогда он не спеша отправился в «Приют странников». Поприветствовал портье, поднялся в номер, осмотрелся. Все было в порядке, не разбросана постель, не вывернуты ящики шкафа, не выдавлен тюбик с зубной пастой. И комплект номер два гнездился там, где оставили. Стоял себе в шкафу, цел-невредим.
        Все было в полном порядке. А значит, можно было готовить донесение и искать встречи с Чинганчгуком.
        Глава сорок шестая
        В донесении он написал чистую правду-матку: агент Муромец найден, но вновь потерян; что с агентом происходило и происходит, понять не удалось; «суворовская купель» провалена; да и сам он, похоже, провалился. Иначе с какой стати ему дали по затылку и вывезли из леса в бессознательном состоянии? Вот только почему не убили?..
        Впрочем, вопросы эти в донесение не попали, их он задавал самому себе, и получались они похожими на риторические - из-за отсутствия ответов…
        Подумав, добавил, что завербован местной администрацией и к дальнейшей оперативной работе на Крестах совершенно непригоден.
        Наверное, для начальства было бы лучше, если бы он донесение надиктовал - они хотя бы смогли проанализировать его состояние по голосу, - но он побоялся… кто знает, тут, может, сплошная прослушка… В комплекте номер два нет аппаратуры обнаружения жучков, для этого существует комплект номер один.
        Сочинив донесение, он запрограммировал сливалку, положил ее в карман и отправился на Солнечный проспект. Ему опять показалось, что за ним есть хвост, но тут уж ничего нельзя было поделать. Будем надеяться, пронесет.
        На Солнечном пришлось потоптаться около часа, прогуливаясь туда-сюда, когда он наконец заметил грузовик со знакомым номером.
        Голосовать не стал, но Чинганчгук остановил машину:
        - Здорово, Остромир! Меня ждешь?
        - Да! Дело есть.
        - Ну так залезай, поговорим.
        - Нет, Матвей Степаныч, я еще похожу тут, подожду вас, поговорим, когда в лес поедете.
        Через двадцать минут грузовик остановился возле Осетра снова. Дематериализовалась стенка-дверца, Осетр забрался в кабину.
        - Не отвезете меня туда, где мы встретились с вами в первый раз. На дороге… Чуть подальше, я скажу.
        Чинганчгук посмотрел на него внимательно и с какой-то скрытой жалостью.
        - Отчего же и не отвезти? Отвезу.
        - А на обратном пути подберете.
        - Сделаем.

«Зубр» тронулся, промчался по проспекту и вскоре вырвался за город.
        Чинганчгук время от времени искоса посматривал на пассажира, потом закурил неизменную сигарету и спросил:
        - Ты где пропадал-то?
        Осетр принялся врать, что ему устроили экскурсию по плантациям, где заготавливается храпповый сок. Пока он рассказывал, Чинганчгук несколько раз посмотрел в зеркала заднего вида, а потом сказал:
        - Ты знаешь, что за нами хвост?
        - В самом деле?
        - Да, автобус идет следом. Именно сейчас, когда ты сел ко мне… На таком Каблук ездит со своими бандитами. Не за тобой ли катят?.. Обычно тут, кроме наших цистерн, никого не встретишь.
        Осетру стало понятно, что его план под угрозой. Надо было срочно менять ситуацию. И он ее поменял.
        - Тогда у меня к вам большая просьба… - Он достал сливалку и быстро перепрограммировал ее, протянул водителю. - Выбросите вот эту штуковину на тридцатом километре, хоть на правую обочину, хоть на левую. Как удобнее, только прямо на ходу, не останавливаясь, незаметно.
        Чинганчгук взял сливалку, положил в нагрудный карман робы и понимающе кивнул:
        - Знаю, что это такое… Сделаем, не волнуйся.
        - А сейчас высадите меня. Если это хвост, попробуем его отвлечь, превратим в Буриданова осла.
        - Может, все-таки попробуем оторваться, и я тебя высажу там, на тридцатом километре?
        - Нет, бессмысленно. Поймите, речь идет вовсе не о моей безопасности. Тут дело государственной важности.
        - Понимаю, - сказал Чинганчгук и остановил машину. - Будь осторожен!
        - Уезжайте побыстрее! И да поможет вам господь! - Осетр вышел, а грузовик быстро набрал скорость и умчался дальше.
        Ну вот, донесение дойдет. Как только сливалка упадет на землю, она передаст информацию «шайбе» и самоликвидируется. А шайба коротким импульсом отправит донесение на сателлит. А сателлит снабжен хивэпередатчиком, и еще сегодня донесение будет на столе у Деда. И больше от Осетра уже ничего не будет зависеть…
        Автобус-хвост приблизился и остановился рядом с ним. Дематериализовалась стенка-дверца. Из автобуса вышел хмурый Каблук.
        - Куда направились, молодой человек?
        - Да так, хотел прокатиться в лес.
        - А чего ж слезли?
        - Да вдруг понял, что могу навлечь на водителя неприятности.
        Каблук смотрел на него оценивающим взглядом. Потом позвал:
        - Эй, Кучерявый! Топай-ка сюда.
        Из автобуса вылез лысый карлик.
        - Обыщи-ка мальца!
        Карлик ловко и быстро ощупал Осетра и помотал головой.
        - Посмотри получше. Что там вообще есть?
        Кучерявый выгреб из карманов Осетра кредитную карту «Императорского банка», тонкую пачку банкнот и ключ от номера гостиницы.

«Пусть они заберут деньги! - взмолился Осетр. - И пусть тут же поделят их!»
        - Верни ему все. Не получилось!..
        Осетр снова рассовал все по карманам.
        - Говоришь, прокатиться хотел… - Лицо Каблука сделалось задумчивым. - Прокатиться, говоришь… - Он посмотрел вдаль, куда уходила дорога.
        Грузовик уже превратился в точку.
        - Кучерявый! Посиди-ка с мальцом тут. А мы все-таки проедемся за Чинганчгуком, проследим, чтобы он в лесу не заблудился.
        Осетр похолодел. Каблук, внимательно следивший за его лицом, удовлетворенно усмехнулся и полез в автобус. Через пару мгновений Осетр остался один на один с лысым карликом, и не было у него за душой ничего, кроме надежды, что Чинганчгук успеет доехать до того места, где дремлет «шайба», прежде, чем его догонят. Он ведь бывший воин, опытный воин!
        Поскольку неразговорчивость Кучерявого превышала вся возможные границы, время пришлось проводить в тишине. Осетр сел, привалившись к столбику защитного ограждения; Кучерявый то и дело посматривал на него, словно ожидал внезапного нападения. Осетр надеялся, Кучерявый покуривал.
        Время шло.
        - Они там не взялись за погрузку сока? - не выдержал Осетр.
        Кучерявый до ответа не снизошел.
        Снова потянулось время. Наконец послышалось гудение, вдали появилась серебристая точка, быстро выросла. Это возвращался Каблук.
        Кучерявый встал и подобрался. Осетру пришла мысль, что автобус сейчас остановится, вылезет Каблук, отдаст Кучерявому приказ пристрелить Осетра, и все на этом закончится…
        Автобус остановился, дематериализовалась стенка-дверца, из нее высунулся Каблук.
        - А ну забирайтесь внутрь!
        Забрались. В машине, помимо Каблука, сидел на водительском месте незнакомый тип. Навахи не было.
        - Сейчас мы довезем тебя до города, - сказал Каблук Осетру. - И я тебя прошу: не покидай его пределов!
        Осетр хотел спросить, догнали ли они Чинганчгука, но этот был вопрос, который не стоило задавать в этой компании.
        Приехали в город, высадили Осетра возле «Приюта странников» и умчались прочь. А он пошел на Солнечный проспект - дожидаться, когда вернется Чинганчгук.
        Но так и не дождался.
        Глава сорок седьмая
        После двух часов бесполезного ожидания он дотопал до гостиницы и, прихватив из комплекта номер два упаковку алкофага, отправился в «Ристалище». Беспокойство его нарастало.
        Спросил у Макарыча, не знает ли тот, сколько длится рейс у доставщиков храппа
        - А по всякому, - сказал Макарыч. - Смотря на какую делянку машина пошла. Если на самую дальнюю, то больше трех часов рейс может длиться. Обедать будете?
        Осетр подумал и решил, что обедать еще рано.
        - Маруська по тебе сохнет, парень, - сказал Макарыч, внезапно переходя на «ты». - Извелась! Из рук все валится!
        Осетр слегка остолбенел. Он представления не имел, что сказать в ответ. В школе
«росомах» вести такие разговоры не учили. То есть нет, учили, конечно, в школе учили вести разговоры на любые жизненные темы, но когда тебе вот так, едва ли не впрямую, предлагают собственную дочь!.. Не скажешь ведь: «Простите, Макарыч, она мне не нужна!»… Но и «Вы знаете, я так рад этому!» тоже не скажешь…
        Пауза затягивалась. Макарыч налил только что вошедшему клиенту стаканчик «божьей крови» и вернулся к Осетру:
        - Может, пива?
        - Можно. - Осетр был благодарен кабатчику, потому что кружка пива заняла руки, которые сейчас казались совершенщ» лишними.
        И он вцепился в кружку, как в спасательный круг.
        - Да ты не пугайся, парень! Мы вовсе не собираемся тебя заженихать. Просто вокруг одни рожи гнусные, пакостные, а тут появился нормальный человек. Так что ничего удивительного, тут бы любая на ее месте втюрилась.
        Пока Макарыч обслуживал очередного клиента, Осетр поразмыслил, не стоит ли ему еще раз поговорить с Маруськой, но решил, что бессмысленно. Нечего ему сказать из того, что ей хочется услышать… А то, что он мог бы сказать, ей не надо. Обидно это для любой, обидно и унизительно.
        Он поблагодарил Макарыча, отошел от стойки и сел за свободный столик.
        Над столами висели обычные гомон и табачный дым. Вентиляция пока справлялась. Этикетка «божьей крови» сегодня совсем не оказалась иконой, скорее это было окно в какой-то совершенно иной мир, где не имелось вечного здоровья, но была свобода, и не надо было откупаться от палача-ошейника с мономолекулярной гильотиной внутри.
        Слева говорили о том, кто сколько вчера вылакал, справа - о девочках в публичном доме Татарки. Говорили с многочисленными матюгами и в таких выражениях, что можно было только догадываться, что именно имели в виду.
        - И тут я, трам-тарарам, хвать ее за сейф и, трам-тарарам, впендюлил шаршавчика… Трам-тарам и трам-тарам… А она, трам-тарарам, изогнулась и ну подмахивать, трам-тарарам!
        С поросячьих рыл разве лишь слюни не текли. А мутные глаза определенно видели сейчас трамтарарам.
        И, что интересно, эти рыла и эти глаза казались Осетру скорее подходящими для какого-нибудь кабака в Петрограде, чем для заведения Макарыча - наверняка порядочной гниды, озабоченной лишь тем, как заработать лишний грош и дать поменьше взяток, но одновременно понимающей, что Маруська скорее втюрится в залетного торговца, чем в кого-то из тех, что шатаются сюда каждый день и по социальному положению подходят ей много больше, чем залетный торговец. С одной стороны, если бы такие маруськи мечтали лишь о тех, кто постоянно живет рядом, не было бы разочарований, но с другой, может ли лягушка не мечтать о небе, хотя никогда там не побывает, разве что в желудке у слопавшей ее цапли?..
        В кабак ввалилось еще одно поросячье рыло, проползло к стойке, бросило монету и получило свой стаканчик вечного здоровья. Одним глотком опустошило посудину, выдохнуло, крякнуло. А потом объявило:
        - Мужики, а вы знаете, что Чинганчгука сегодня замочили?
        На мгновение воцарилась ватная тишина, и тут же вокруг загомонили на разные голоса:
        - Как замочили?
        - Не может быть?
        - Кто замочил?
        Обладатель новости, крепкий, лощеный тип дождался, пока ему нальют второй стаканчик, опрокинул его в пасть с идеально ровными зубами. Нет, что-то было неправильное в таком порядке - самое гнусное отребье общества отличалось на удивление идеальным здоровьем. Не должна добываться «божья кровь» на планете-тюрьме…
        И только тут до Осетра дошло, что именно сказал обладатель идеально ровных зубов. Поначалу сообщение словно скользнуло мимо его внимания, отразилось от восприятия, как луч солнца от зеркала. Осетр попытался встать из-за стола. И замер, ибо обнаружил, что собирается подойти к лощеному и пересчитать его ровные зубы. Чтобы одним ударом эти сахарные крепкие ровные косточки превратились в белое крошево, обильно поливаемое кровью из разбитых десен. Ненависть схватила его за сердце, и он с трудом загнал ее в подвал души, в сарай, в сортир, в подземную клоаку… Нет, это был бы совсем не «росомаший» поступок…
        - Говорят, Каблук его прикончил. Что-то у них там произошло по дороге на двадцать пятую делянку. То ли Каблуку вожжа под хвост попала, то ли наоборот, Чинганчгуку, но поговорили они крепко, и перетиралово закончилось перьями. Чинганчгук боец известный, но ведь он был один. А их трое.
        Осетр сидел ни жив ни мертв. У него растворились все мысли. Лишь эта жила…
        Он был один! А их трое! Чинганчгук был один как перст! А их трое, и они были командой. И виной тому он, Осетр!
        - Хорошо, кто-то из парней видел, стукнули черепам. Те почему-то всполошились, быстро примчались. Застукали Наваху, как он труп пытался зарыть. А то бы и концов не нашли. Да ведь сами знаете, и искать бы никто не стал. Я так полагаю, черепа и подсуетились-то только потому, что Наваху чуть прижать захотели. Теперь в лапу он будет вынужден побольше сунуть.
        - А я вот слышал, - отозвался из угла некий тип в оранжевом и с баранкой на шее, - что у Карабаса на Каблука зуб нарисовался. Больно Каблук моду взял самовольством заниматься. Бестормозным делается все больше и больше. Вот Карабас и норовит ему шею слегка пригнуть, но только не своими руками, а руками черепов.
        - Ты свою шею береги, знаток! - сказал ему сосед. - Много трындишь!
        - А-а, муть! - Болтливый крутанул по столу пустой стакан. - Когда с баранкой на шее ходишь, Карабаса поздно бояться.
        А Осетр помертвел еще больше, потому что за первой мыслью пришла вторая: а успел ли Чинганчгук избавиться от сливалки? Вообще говоря, поскольку убийство произошло недалеко от лесной делянки, нужное место он уже проехал, а значит, успел. Но ведь он мог решить сделать все на обратном пути, засветив Каблука и его бандитов перед свидетелями в расчете, что они не решатся строить козни… И что теперь? Может, сливалка давно в чужих лапах оказалась, и теперь ее колют? Правда, не вдруг-то ее расколешь и прочтешь содержимое, тут хакер потребуется, каких не сразу найдешь, хотя на Крестах наверняка и хакеры сидят… Но основная-то проблема в том, что руководство не получило донесение, и надо искать новые пути, как отправить его. Сестра Алина говорила, завтра транссистемник возле Крестов объявится. Нельзя ли как-то выйти на его экипаж, на офицера безопасности? Или пойти сдаться господину Бабушкину? Открыть, так сказать, свой истинный статус…
        - Маруська! - крикнул Макарыч. - Иди-ка сюда! Постой вместо меня!

«Нет, - подумал Осетр. - Сдаться господину Бабушкину мы всегда успеем! Это надо попасть совсем в аховое положение, чтобы сдаться господину Бабушкину! Этого мне не простят!»
        Маруська выпорхнула с кухни, бросила на Осетра ставший уже привычным взгляд и отправилась на место Макарыча.
        А тот нацедил два стаканчика «божьей крови», подошел к Осетру, сел за стол.
        - Ты не у него ведь сейчас живешь?
        - В гостинице, - деревянно сказал Осетр. - Мне показалось, так будет гораздо удобнее. И ему, и мне…
        - Ну тебе-то, наверное, удобнее. А вот ему… - Макарыч поднял стаканчик. - Давай-ка по-нашему, по-русски… не чокаясь… за помин души раба божьего Матвея Степаныча Спицына.
        Осетр с испугом представил, как опять хлопается в обморок… А потом вспомнил, что уже пил храпповку позже, с Чинганчгуком.
        - Давай-давай! За помин души сам бог велел. - Кабатчик опрокинул содержимое стаканчика в рот.

«За помин души сам бог велел! - эхом подумал Осетр. - Правда, в тот раз я еще не провалялся черт знает сколько времени в лазарете!.. Нуда бог даст, не умру!»
        И последовал примеру Макарыча.

«Божья кровь» заполнила рот, окропила гортань, пробежала по пищеводу и ринулась в желудок.
        - Он ведь любил тебя, парень! Говорил, ты на его сына погибшего похож.

«Божья кровь» обосновалась в желудке, и никаких проблем с проживанием у нее там не возникало. Осетр прислушивался к своим ощущениям. Ничего не происходило из того, чего он опасался - ни ощущения заваливающейся стены, ни ускользающего сознания. Все было в полном порядке, и только чувство вины нарушало эту гармонию. Захотелось даже рассказать Макарычу, что это именно из-за него, Осетра, погиб Чинганчгук, переложить часть груза на чужие плечи, но это было бы совсем не «по-росомашьи».
        - Да, он мне рассказывал… А я, если честно сказать, решил, что мужик хочет к моим деньгам присоседиться. По-жлобски поступил, да?
        Макарыч грустно усмехнулся:
        - Ну почему по-жлобски? Все правильно! Представляю, что у вас в Галактике рассказывают о Крестах, какие жуткие слухи ходят про здешние порядке. Да и правду сказать, жизнь тут совершенно простая. Человек человеку волк, и вся недолга. Не съешь ты, съедят тебя! И не подавятся! Вишь, за несколько дней три убийства подряд! Доктор, медсестра и сегодня Чинганчгук. Такое впечатление, что кто-то какие-то концы в воду прячет. Вот только какие концы могут быть и в лазарете, и у водителя грузовика? Не вижу связи. Ничто все три смерти вместе не объединяет. Врача и медсестру, возможно, и убили по одной причине… наркота там, скажем, это у врачей часто бывает… но Чинганчгук-то тут причем?

«Да, - подумал Осетр. - Ты не видишь связи, и это хорошо, а то бы давно принялся меня расспрашивать: а почему это, парень, стоило тебе в Черткове появиться, как начались непонятные смерти?»
        Макарыч принес еще храпповки, на этот раз вместе с посоленным брутом.
        - Ну как, торговать-то скоро начнешь?
        - Скоро, - соврал Осетр. - Кажется, возникшие проблемы с регистрацией близки к разрешению.
        - Ну что ж, тогда давай-ка за разрешение всех наших проблем! И с регистрацией, и прочих… Как положено, по-нашему, по-русски, чокаясь. Думаю, и Матвей Спицын с нами бы выпил…
        Они опрокинули еще по стаканчику, закусили брутом. Состояние Осетра улучшалось с каждой минутой. Его уже не столь заботила полная неясность с донесением, ему стало казаться, что Чинганчгук все успел, иначе бы его, Осетра, бандиты так просто не отпустили. Не зря же Каблук увязался за грузовиком! И если бы, обыскав убитого, обнаружили сливалку, в первую очередь взялись за вольного торговца грезогенераторами. Откуда у простого водителя грузовика могло появиться такое серьезное шпионское снаряжение, как сливалка. Конечно, торгаш дал - иного виновника невероятного происшествия и искать нечего! Допрашивали бы с пристрастием: кто таков, зачем прибыл, кого пасешь, на кого работаешь?
        И сейчас бы он, Осетр, не «божью кровь» с Макарычем попивал, а собственной кровью захлебывался…
        - Ты вот что, парень, - сказал Макарыч. - Ты смотри, не связывайся с бандитами!
        - А почему вы решили, что я намерен связаться с ними?
        - Ну мало ли… К примеру, отомстить Каблуку захочешь…

«Эх, дядька, - подумал Осетр. - Не понимаешь ты ничего! Знал бы ты, чему нас учили в школе!»
        Никогда не опускайтесь до мести, говорил капитан Дьяконов. Месть сушит душу и туманит разум. Ваша месть имеет право на существование, но она должна быть не местью, а непременным выполнением задания. Тогда у вас будет холодная голова, горячее сердце и чистые руки. Тогда вы победите.
        - Не волнуйтесь, Макарыч! У меня холодная голова, я же торговец…
        Макарыч покивал, а потом оживился:
        - Слушай! А у тебя мечтальники с бабами есть?
        - А как же! Это же самый ходовой товар!
        - И не удивительно! - Макарыч мечтательно сощурился. - Девчонки у Татарки хороши, но приелись… Слушай, кто там тебе все дело тормозит? Давай, я парней подговорю, по башне ему навешают в темном углу, сразу сговорчивее станет…
        - А разве это возможно?
        - Возможно в нашем мире все! У меня хватает должников из самого нижнего слоя мертвяков. За списанный долг человека убьют. Ты думаешь, почему тут всегда находятся желающие поприжать драчунов?

«Черт возьми, - подумал Осетр. - А вот ты-то, дядька Макарыч, выпал из поля моего зрения! Наверное, мог бы чем-то и помочь… Вот только не очень-то мне хочется оказаться тебе должным…»
        Он некоторое время изображал мучительные сомнения. И наконец сказал:
        - Нет, не надо. Думаю, скоро все решится.
        - Ну смотри… - Макарыч забрал опустевшие стаканчики и ушел на свое рабочее место.
        А Осетр еще некоторое время посидел, получая странное удовольствие от своего состояния. Смерть Чинганчгука куда-то ушла, словно ей больше не было места в сердце. И он поначалу удивлялся этому ощущению, а потом понял, что ошибается - вовсе она никуда не ушла, а просто спряталась за иными событиями, не прошлыми, не настоящими, а будущими, которые, без сомнения, еще предстояло пережить и от которых, без сомнения, зависела вся его дальнейшая жизнь. То ли судьба «росомахи», гвардейца, то ли - разжалованного в шпаки…
        Потом он все-таки решил пообедать. Все равно делать ничего и надо ждать развития событий. Все равно бежать некуда и встречаться не с кем.
        Ибо сейчас от него ничего не зависело.
        Глава сорок восьмая
        Осетр переходил к последнему тренажеру, когда к нему подошел служитель.
        - Господин Приданников?
        - Да.
        - Вас вызывают по местной системе связи. Пройдемте со мной!
        Осетра провели в служебное помещение, подвели к аппарату.
        Вспыхнула видеоформа.
        Яна. Видно только лицо, окруженное туманными полосами, - режим доступа «сугубо ограниченный». Когда не хотят, чтобы собеседник видел прическу, одежду, домашнюю обстановку.
        - Остромир! Мы с няней прекрасно поспали. А вы чем занимались?
        Она разыскала его по внутрипансионатному поиску…
        У Осетра даже душа запела.
        - А я размялся немного. Отпуск отпуском, а надо поддерживать себя в форме.
        Она покивала:
        - Мы с няней хотим посмотреть на бои гладиаторов. Начало в шесть часов вечера. Вы не составите нам компанию?
        Еще бы три с половиной часа Осетр, как собачонка, побежал с ними. Но теперь он оказался по другую сторону баррикады, и говорить об этом было ни в коем случае нельзя, иначе Яна умрет от беспокойства за него. Там, во время схватки, она тоже будет умирать, но там все произойдет скоротечно. Либо он скоротечно победит, либо скоротечно проиграет. А потом она убедится, что полученная им рана - всего лишь царапина, не серьезнее, чем он получил в «Ристалище»… Впрочем, нет, не будет вообще никакой раны, царапину схлопочет господин Ванюша Небежинский, чтобы его черти взяли, со всеми его потрохами и претензиями!..
        - Нет. К сожалению, я не могу. Меня тут начальство вдруг вызвало по хивэ. Надо срочно бежать на пункт транссистемной связи.
        У нее от огорчения потемнели глаза.
        - Очень жаль… Надеюсь, вы неожиданно не исчезнете, как в прошлый раз.
        - Не думаю. - Он улыбнулся. - «Росомахи» так часто неожиданно не исчезают. Не война все-таки!
        - Тогда встретимся за ужином.
        Видеоформа померкла и растворилась в воздухе. Осетру тоже было очень жаль. Он с огромным удовольствием посидел бы рядом с дамами, наблюдая за схватками профессиональных гладиаторов.
        Ну да ладно, бог даст, посидит еще. Завтра или послезавтра!
        В тренажерном зале он не слишком уродовался, потому что надо было сохранить силы на бородатого гладиатора. Чуть-чуть потянулся на тренажерах, потом прошел сеанс восточного массажа. А потом вернулся в номер и немного полежал, расслабившись. Нет, не спал, потому что спать попросту не мог - мысли его крутились исключительно вокруг Яны. Вот если бы она была с ним рядом, тогда можно было бы и поспать. Но, скорее всего, она бы не дала… А он бы только порадовался этому.
        Глава сорок девятая
        В пять тридцать он стоял у выхода на пляж. Гладиатора ждать долго не пришлось. Небежинский появился через несколько мгновений. Вполне возможно, что ждал где-нибудь рядом, просто глаза не мозолил. Футболки с «Идущими» на нем не было.
        - Готов, корешок?
        - Готов, гладиатор!
        - Двигай за мной!
        Осетра повели в сторону от выхода на пляж, прошли какими-то коридорами - поначалу снабженными оптоволоконными видеопластами, потом просто с каменными стенами при искусственном освещении, - спустились по паре глухих лестниц и, наконец, оказались в каком-то помещении.
        Здесь толкались десятка полтора мужчин возрастом от двадцати до сорока лет. Они окружали сидящего за столом усатого типа. Перед типом висели видеопласт и виртуальная клава.
        - Ты в третьем бою, - говорил тип. - А я?
        Тип бросал взгляд на спрашивающего, потом на видеопласт:
        - А ты в пятом.
        Бородатый соперник протолкался к столу.
        - Вот тот парень, Модест Силантьич, я привел его.
        Импресарио пристально посмотрел на Осетра:
        - Имеешь представление, чем мы занимаемся?
        Осетр кивнул.
        - Условия схватки знаешь?
        - В основных чертах.
        Модест Силантьевич запустил принтер и напечатал на папире какой-то документ. Протянул Осетру:
        - Вот договор. Ознакомься!
        Осетр взял листочки, прочитал текст.
        Это был стандартный договор индивидуального предпринимателя. Предмет договора, права и обязанности сторон, оплата, ответственность…
        Гладиаторы продолжали наседать на импресарио, но чего они хотели, было не очень понятно. Неужели только узнать номер своей схватки? Или хотели напомнить ему о своем существовании?
        Осетр прочитал и вернул листы папира. Сумма была того порядка, о котором говорил Небежинский. Но теперь цена успеха была совсем-совсем иной, ее было не измерить никакими деньгами.
        - Согласен.
        - Эй, а ну угомонитесь! - заорал Модест Силантьевич. - Дайте с новичком разобраться.
        Шум возобновился с новой силой, и теперь Осетр понял, чем возмущались присутствующие. Они были недовольны участием в схватках новичка.
        Если каждый гладиатор начнет выбирать себе в соперники неумеху, то что же будет? Зрители перестанут ходить, вот что будет! Ерунду городишь, не перестанут зрители ходить, их другое интересует…
        - Да заткнитесь же вы, наконец! - Импресарио запустил режим визирования документа.
        - Визируй!
        Осетр наклонился так, чтобы правый глаз его попал в поле сканирования.
        Неяркий луч сканера прошел по глазному яблоку.
        - Порядок! - сказал импресарио. И рявкнул: - А ну-ка все выметайтесь отсюда, к чертовой матери! Остаются новичок и Небесный Мститель!
        Небесным Мстителем оказался Небежинский. Ну правильно, не под своей же фамилией ему выступать. Небежинские - известный род в империи. Никто не позволит порочить столь древнюю фамилию гладиаторством!
        Когда все вымелись, Модест Силантьевич сказал:
        - Вот что, парни… Я не могу в его анкете врать насчет официальной профессии. Гладиаторам-то я глотку заткну бесплатно! Но придет финансовый контроль, придется откупаться. В общем, я просто не стану заполнять графу «профессия». Но это будет стоить победителю… - он поднял глаза к потолку, прикидывая, - … пять процентов призовых. Согласны?
        - Согласен! - мгновенно ответил Небежинский.
        Эко парня припекло! Умеет девочка приваживать мужицкие сердца. Да и, судя по всему, не только сердца…
        Осетр мотнул головой - это была не его мысль. Во всяком случае, не того Осетра, что полдня сегодня крутился вокруг Яны. С такими мыслями не влюбляются!
        - Ты чего, несогласен? - опешил Небежинский. Осетр вновь мотнул головой, возвращаясь к реальности.
        - Да согласен я, согласен!
        - А чего тогда головой мотаешь?
        - Так, своим мыслям. Успокойтесь!
        Удовлетворенный Модест Силантьевич хмыкнул:
        - Во время схватки, конечно, думать надо. Да только слишком задумываться не стоит. А то быстро с арены унесут. И хорошо, если не вперед ногами!

«Вот уж за это вам беспокоиться не стоит», - подумал Осетр.
        - Ему еще оружие потребуется, - сказал Небежинский. - Не с плазменником же против меня выходить!
        - Это минус один процент от призовых. Вычту из выигрыша победителя. Согласны?

«Ну и паук!» - подумал Осетр.
        - Большие траты, - пояснил импресарио. Никакой вины в его тоне не было.
        Оба будущих поединщика высказали свое согласие.
        - Тогда идем!
        Они вышли из помещения. Модест Силантьевич запер дверь и отмахнулся от прочих поединщиков:
        - Подождите! Сейчас вернусь. Мы недолго, только оружие подберем.
        Подошли к следующей двери. За ней оказался самый настоящий арсенал. Вдоль стен стояли стеллажи, на которых нашли прибежище мечи и сабли, кинжалы и кортики, пики и алебарды, топоры и палицы, щиты и шлемы и великое множество другого древнего оружия, русского и европейского, японского и африканского, арабского и индейского. Отдельный стеллаж занимали инструменты, с помощью который хороший оружейник (да и толковый боец тоже, потому что оружие лучше обихаживать собственными руками; тогда ваши дуяги быстрее входят в контакт друг с другом) легко мог привести все это великолепие в надлежащий порядок.
        У Осетра просто глаза разбежались. Импресарио смотрел на него с гордостью. Да, похоже, дело у Модеста Силантьевича поставлено на широкую ногу. Впрочем, ему-то, Осетру, какая разница? Пусть эти схватки (а точнее, эти денежные потоки) беспокоят ведомство господина Рябушинского, главы Министерства но налогам. Импресарио сделал правой рукой приглашающий жест:
        - Выбирайте, молодой человек! На свой вкус!
        Осетр снова обвел взглядом все это великолепие и повернулся к Небежинскому:
        - А у тебя что за оружие?
        Тот усмехнулся:
        - Так я тебе и сказал!
        Ишь ты, конспиратор хренов!
        - Хорошо! - Осетр повернулся к Модесту Силантьевичу. - Могу я выбрать оружие втайне от него?
        - Да, конечно. Это не противоречит правилам.
        - Да пожалуйста! - Небежинский двинулся к двери.
        Осетр подождал, пока он пройдет половину пути, и сказал:
        - Ладно, можешь остаться! Я выбираю вот это! - И он указал на тачи[Тачи - длинный меч, входящий в самурайский комплект дайшо.] .
        Капитан Дьяконов не раз говорил, что любую схватку можно выиграть еще до ее начала. Конечно, когда сопернику неизвестно, с каким ты оружием выйдешь против него, это - немалое преимущество. Но это преимущество действует только в самые первые минуты боя. Хорошо, если ты успеешь воспользоваться им! А если нет?
        То же, что предпринял сейчас Осетр, зовется уверенностью в своих силах. Она вызывает у соперника обратное чувство, неуверенность, и неуверенность эта действует в течение всего боя, и каждое твое удачное действие поневоле пробуждает у соперника еще большую неуверенность, а тот, кто не уверен, тот проиграл!
        Осетр осторожно вытащил тачи из гнезда в стеллаже, вынул из ножен и взмахнул. Оружие, весьма неплохо отбалансированное, со свистом рассекло воздух. Будто молния сверкнула… Молния смерти…
        Потом Осетр обернулся, еще раз взмахнул тачи и в упор посмотрел на соперника. Тот чуть заметно поежился и отвел глаза.
        Ага, боишься? И правильно, мой дорогой друг! Всякое оружие, едва оказавшись в руках, вызывает у «росомахи» выброс адреналина, и уже одно это делает его более смертоносным. Но сейчас мы адреналин до поры до времени придержим.
        Нарастающий зуд в душе тут же рассосался. А Осетр слегка остолбенел.
        Как она могла прийти в голову, эта мысль? «Придержим адреналин…» Ага, придержишь его, держи карман шире! Но ведь придержал же! Что со мной происходит в последнее время? Неужели это Яна причиной? Поэты говорят, что любовь творит чудеса. Похоже, они не далеки от истины…
        Осетр в третий раз взмахнул оружием, бросил еще один взгляд на соперника и проверил заточку клинка. Похоже, им давно не пользовались. Ну ничего, мы это поправим! Ну а поскольку тачи - парный самурайский меч, то в компанию ему мы выберем вот этот вот танто[Танто - короткий меч, входящий в самурайский комплект дайшо.] .
        Так, а пассивных защитных средств в этом арсенале, увы, нет. Ни европейских нагрудников, наручей или шлемов, ни самурайских кабуто, тэдатэ или котэ, ни прочих металлических и неметаллических поделок, предназначенных для защиты тела бойца от вражеских клинков. А ведь таковых приспособлений на Старой Земле было разработано несметное количество. Всякому военному известно, что развитие боевой техники есть непрерывное соревнование средств нападения и обороны.
        Впрочем, если средством нападения еще хоть как-то можно воспользоваться чужим - должная квалификация отчасти может заменить привычность оружия, - то средство защиты должно быть твоим и только твоим. Только на такое может понадеяться грамотный боец, только такое может дать хоть малую гарантию в схватке.
        Что ж, значит, будем биться без лат!
        Глава пятидесятая
        В первой схватке участвовали примерно тридцатилетний дядя, вооруженный трезубцем и сетью, с одной стороны, и парень годов на пять моложе со здоровенным двуручным мечом. Из средств защиты на каждом были лишь короткие трусы. У одного синего цвета, у другого - красного. Понятное дело, что это была защита лишь от женских глазок…
        Схватки происходили на самой настоящей цирковой арене. С дальней стороны от зрительских рядов арена была обрезана и отгорожена от вспомогательных помещений односторонне-прозрачной стенкой - в результате зрители не могли видеть, что происходит за этим «занавесом», а будущие соперники прекрасно видели и зрительские ряды, и участников текущей схватки.
        Осетр первым делом посмотрел, где Яна. И почти сразу нашел ее - взгляд будто притянуло неведомой силой.
        Оказывается, им с няней Аней достались места во втором ряду, совсем рядом с ареной.
        Ну что ж, значит, им хорошо будет видно, как он оцарапает этого самонадеянного типа, этого, с позволения сказать, Небесного Мстителя. Неглубокое ранение куда-нибудь в предплечье или в бедро, и гаси светило. Вот только не слишком ли близко сидят зрители? Не задеть бы кого в запарке боя… И вообще, тут же, наверное, ножи друг в друга кидают. А вдруг промахнутся!
        Осетр поделился опасениями с одним из ожидающих своей очереди гладиаторов, парнем, вооруженным дрыном - сделанным из керамики посохом, который выдерживал удар любого клинка. Когда разминались, обладатель выделывал дрыном такое, что Осетр возрадовался, что не ему биться с этим противником.
        - Между ареной и зрительскими рядами поставлен силовой барьер, - сказал парень. - Предметы сквозь него не проходят. Ни оружие, ни человеческое тело. Только звуки. - Боец ухмыльнулся. - Так что если пожелаешь угрохать кого из зрителей, не старайся! Ну и им на арену не выскочить. А то мало ли сумасшедших на свете!
        Осетр успокоился - организаторы знали свое дело. Безопасность зрителей для них была самым важным требованием, иначе кто ж пойдет смотреть на чужую кровь, если при этом существует возможность, что выпустят твою?.. Да и потом, требующаяся в бою агрессивность порой переходит в почти откровенное безумство…
        На арене доморощенный Нептун крутил вокруг меченосца петли, подстерегая момент, когда можно будет бросить сеть.
        Модест Силантьевич, находясь за пределами арены, комментировал происходящее с помощью громкоговорителя. Быстро распалившаяся толпа начинала выражать свое одобрение и неодобрение свистом и криками. Яна сидела на этом празднике эмоций как чужая. Зато няня Аня с азартом размахивала руками.
        Осетр обратил внимание, что на арене нет песка. Синтетика какая-то. Однако ноги, судя по движениям поединщиков, по полу не скользили. Вот только что будет, когда брызнет кровь. А ведь с каждым поединком ее будет все больше и больше. Есть, правда, у такого покрытия и плюс - противник не сможет сыпануть тебе песку в глаза.
        Кровь наконец пролилась - это обладатель Нептунова трезубца, не выдержав долгого танца, кинул свою сеть, промахнулся и тут же получил рубленую рану бедра. Распластало ему ногу хорошо. Тут Осетр и обнаружил, что материал пола на арене является каким-то очень сильным абсорбентом - кровь впитывалась в него практически мгновенно.
        Между тем на арену выскочили секунданты, обработали рану стерилизующей пеной и унесли проигравшего за кулисы. Победитель, разумеется, ушел сам, вопя и потрясая оружием.
        - А сейчас, дамы и господа, - рявкнул Модест Силантьевич, - финишная схватка.
        Толпа заревела, завыла и заулюлюкала. Со всех сторон на арену были устремлены горящие взгляды.
        - Разумеется, финишность ее зависит только от вас. В бою участвуют гладиаторы Тарзан и Бешеный Медведь. Делайте ваши ставки, дамы и господа.
        Вдоль рядов побежали букмекеры, быстро принимая деньги и раздавая квитки.
        Открылись две двери, расположенные у концов загородки, и на арену вышли поединщики. Оба представляли собой настоящую гору мышц. На обоих были надеты набедренные повязки. На поясе у каждого висели ножны с кинжалами.
        - Что значит «финишная схватка»? - спросил Осетр дрыноносца. - Заключительная, что ли? А как же мы все?
        - Сейчас увидишь, - ухмыльнулся тот. - В первый раз, что ли?
        - В первый, - сказал Осетр. И мысленно добавил: «В первый и в последний!»
        - А кто противник у тебя?
        - Небежинский.
        - Небеж? - Гладиатор присвистнул. - Смотри в оба, паренек. Этот и на подлянку горазд.
        Между тем поединщики на арене начали схватку. Выхватили кинжалы и начали все тот же танец, что и предыдущие бойцы. Вправо, влево, взад, вперед… Для своих внушительных фигур они двигались весьма стремительно.
        Осетр подивился этому.
        - На колесах рубятся ребята.
        - На каких колесах?
        - Пилюли специальные перед схваткой приняли, - пояснил дрыноносец. - Допинг. На этих парней деньги очень большие поставлены. Да и сами немало получат.
        Что это за финишная схватка, в конце концов, выяснилось. Бойцы кружили по арене минут пять, подстерегая каждое движение друг друга. Нанести решающий удар не удавалось ни тому, ни другому. Зрители начали свистеть - сначала тихо, потом все громче и громче. Наконец свист стал оглушительным. Теперь и Яна, зараженная эмоциями окружающих, с горящими глазами следила за поединком.
        Такой она показалась Осетру еще прелестнее. Он просто изнемогал от желания подойти, обнять, прижать к груди…
        Свист толпы подхлестнул соперников. Они бросились друг на друга, и через пару мгновений один из них лежал на полу и баюкал раненую руку.
        - Что вы решаете, дамы и господа? - рявкнул импресарио.
        Последовал новый взрыв эмоций. К арене потянулись руки с опущенным вниз большим пальцем. Яна закрыла лицо ладонями. Няня Аня свистела, засунув в рот два пальца.
        Победитель схватки оглядел зрительские ряды, подобрал с пола вражеский кинжал, зашел со спины противника и с размаху воткнул лезвие в основание шеи.
        Проигравший завалился на бок, тело его сотрясла судорога, и в воцарившейся тишине стало слышно, как забулькала хлынувшая горлом кровь. Еще несколько мгновений тело гладиатора пыталось зацепить судорогами ускользавшую жизнь, а потом обмякло.
        На трибунах кого-то громко вырвало. И стало ясно, для чего зрители держали в руках маленькие непрозрачные пластиковые мешочки.

«Ах, они сукины дети! - понял вдруг Осетр. - Вот за эту возможность подарить кому-то жизнь или отнять ее они и приходят сюда. Именно за это они и платят деньги».
        Секунданты выскочили на арену, схватили труп за ноги и за руки и потащили прочь. Голова погибшего моталась из стороны в стороны, кровь текла струйкой, тут же впитываясь в пол. Зрители продолжали молчать - над залом повисла аура сладостного ужаса.
        За кулисами уже стояла антигравитационная тележка с прозрачным колпаком - Осетр даже заметить не успел, когда она тут появилась. Тело проигравшего положили на тележку, накрыли колпаком, один из секундантов понажимал сенсоры на пульте тележки, и она, сопровождаемая парой других секундантов, неспешно полетела прочь.
        - Что с ним будет? - спросил Осетр.
        - А ничего особенного, - сказал дрыноносец. - Под колпак закачали консервирующий газ. Сейчас доставят в лазарет, в реанимацию. У Силантьича с ними договор. Через пару недель Бешеный Медведь, если и не будет готов к новым схваткам, то тренироваться точно начнет. Придется, правда, псевдоним поменять. Настоящих смертей в гладиаторских поединках почти не бывает, это уж совсем должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Но погибший на глазах зрителей должен оставаться погибшим хотя бы для них. Потому и меняются псевдонимы.
        Потом состоялось еще несколько схваток. В одной из них обладатель дрына сломал обе руки парню, вооруженному нагинатой[Нагината - японская алебарда с длинным расходящимся и сходящимся к острию лезвием.] .
        А потом пришла наконец очередь Осетра, и импресарио провозгласил:
        - А сейчас, дамы и господа, вы увидите в деле новичка. Противостоит ему известный вам всем и неподражаемый Небесный Мститель, выигравший двадцать восемь схваток подряд, в том числе четыре финишные. Если же победу одержит новичок, он, согласно правилам, сможет присвоить себе гладиаторский псевдоним.
        Когда Осетр вышел на арену, зал встретил его настороженно, лишь одинокий заячий вскрик раздался в тишине, и он прекрасно понял, кто это так закричал. Он не стал смотреть в сторону Яны, поскольку опасался, что, увидев ее перепуганные глаза, лишится всего того мужества, что смог накопить в себе, наблюдая за другими парами.
        Небесного Мстителя толпа встретила восторженным ревом. Судя по всему, у Небежинского болельщиков здесь хватало. А тот просто купался в восторженных взглядах.
        - Схватка идет до первой крови, - объявил Модест Силантьевич.
        Эта новость вызвала бурю негодования. Судя по всему, зрители жаждали не первой крови, а последней, после которой должен последовать предсмертный вздох.
        Они просто ненавидели новичка, который должен был потерпеть поражение, получив всего-навсего небольшую царапину.
        - Ты проиграл, «росомаха», - сказал негромко Небежинский. - Это будет моя двадцать девятая победа.

«Двадцать девятая, - подумал Осетр. - Простое число».
        Как будто этот факт имел хоть какое-то значение для предстоящего поединка!
        Небежинский также вооружился самурайским комплектом дайшо, и за это зрители любили его еще больше. Какое великодушие - использовать тот же самый клинок, что и неопытный соперник, который мог выбрать только то оружие, которое хорошо знал, и никак не иначе. А вот попробовал бы он выйти против ятагана и эспадона. Да он, наверное, и слов-то таких не слышал, придурок несчастный!.. Скоро узнает, во что ввязался! Куда конь с копытом, туда и рак с клешней! Дай ему, Мститель, пусти ему кровушку вонючую!
        Старательно избегая глаз Яны, Осетр обвел взглядом физиономии ненавидящих его людей.
        О, насколько это были выразительные лица! Как он посмел лишить их удовольствия пронаблюдать его мучения от серьезной раны! Как посмел драться с Мстителем до первой крови! Щенок! Мразь! Ублюдок!
        Эта ненависть отозвалась в его душе приступом ярости.
        Он решил начать схватку осмотрительно, а там уже сориентируемся по ходу дела.
        Противники заняли позиции, испепеляя друг друга взглядами.
        Поскольку схватка шла до первой крови, нужно было не рубить, а полосовать. Едва Осетр с мечом в руке замер напротив соперника, дух его привычно устремился в бой. Известно, что схватка на мечах требует не только силы мышц, но и силы духа, и в то же время дух бойца в бою не должен отличаться от духа в обычной жизни. Таковы наставления школы Ни Тэн Ти, которой обучали кадетов - «росомах».
        Осетр принял стойку, как учили, - с прямой головой, не опущенной и не поднятой, и проследил, чтобы не были наморщены лоб и брови. Победа в бою зависит даже от таких мелочей.
        А теперь посмотрим, чем у нас владеет противник…
        Противник пошел по широкой дуге, сторожа любое движение Осетра.
        Так, помнить, чтобы пальцы были крепко сжаты, но не напряжены. Впрочем, помнить об этом уже было не надо, потому что едва рука сжала рукоять и приняла боевое положение, тело тут же вспомнило многочасовые тренировки. Ноги должны двигаться, как при нормальной ходьбе - никаких прыгающих конечностей, - а тело быть «телом китайской обезьяны».
        Ага, вот он, выпад, двинулся противник. Осетр отбил клинок Небежинского, как учили, - вправо от себя, словно бы целясь в глаза соперника. А еще важно собственное зрение - надо чувствовать меч врага, но не отвлекаться его незначительными движениями. Ну и шаг «нога Ин-Ян», да не одной, как ковыляло недоделанный, а двумя!
        Последовала еще пара вражеских выпадов. Осетр отбил их, наблюдая за техникой Небесного Мстителя. Так себе техника, самоучка, небось, по руководствам натаскался, не было у тебя капитана Дьяконова!..
        Ну а теперь, когда клинки столкнулись, проведем атаку «текущей воды».
        Тачи Осетра, как змея, скользнул за клинком противника. А потом молниеносно полоснул по удаляющемуся предплечью соперника.
        Брызнула кровь.
        Зрители зашумели - схватка завершилась совсем не так, как им хотелось.
        - Победил новичок! - рявкнул Модест Силантьевич. - По существующему закону он имеет право взять себе гладиаторский псевдоним.
        Хоть мышца и оказалась вскрытой, царапина у Небежинского была не слишком глубока. Надо думать, через день-другой, он уже сможет продолжить свои гладиаторские игрища.
        Осетр отвесил поклон сопернику, но ответного поклона не дождался.
        - Итак, каков будет ваш псевдоним, молодой человек?
        Осетр повернулся лицом к Яне и, глядя на нее в упор, крикнул:
        - Ирбис! Я буду Ирбис!
        Глаза Яны сияли для него, их взгляд будоражил и окрылял. Хотелось взлететь под потолок и ринуться оттуда, сверху, прямо к ней.
        - Э-э-э! - проревел импресарио.
        А Янины глаза расширились от ужаса.
        И Осетр, еще не обернувшись, понял, что соперник атакует его со спины, неожиданно и подло.
        Спасти могла только неспешная стремительность. И Осетр неведомым чувством понял, куда последует удар, ушел вправо и, разворачиваясь, нанес уже не полосующий, а самый настоящий рубящий удар.
        К счастью, он не попал Небежинскому по голове, но предплечье правой руки выше локтя мгновенно превратилось в обрубок, а рука со все еще сжатой рукоятью с наполовину глухим стуком, наполовину со звоном упала на арену. Кровь хлынула из обрубка, Небежинский покачнулся и упал ничком.
        Тут же набежали секунданты, вылетела тележка, подобрали отрубленную руку, бессознательного Небежинского уложили на тележку, упаковали обе части руки в закупоривающую сосуды пену и увезли за пределы арены.
        Осетр снова повернулся к Яне. У той было совершенно зеленое лицо, а няня Аня совала ей в руки пластиковый пакет….
        Потом состоялась еще одна финишная схватка. Но Осетр не стал ее смотреть. Потому что к этому моменту Яны уже не было в зале.
        Глава пятьдесят первая
        Однако за ужином Яна выглядела вполне прилично. Бледновата была слегка, но, когда она отправляла в рот куски картофельной запеканки с мясом, рука ее не дрожала. Все-таки, братцы, дочь военного есть дочь военного.
        - Я так перепугалась, - сказала она. - Когда Ванюша… когда Небесный Мститель неожиданно кинулся на вас. Думала, он вас зарубит.
        На ней был не тот дневной, пляжный сарафан, а нечто необычное, переливающееся разными цветами - в угоду вечеру цвета были холодными, - и украшенное некими движущимися висюльками, то и дело меняющими свою форму и ритм движения.
        Няня Аня смотрела и на подопечную, и на Осетра благосклонно. Можно было подумать, что с некоторых пор ее вполне устраивало развитие отношений между кадетом и подопечной.
        - Это бы ему дорого стоило. Пожизненная дисквалификация с отстранением от любых поединков. Я узнавала.
        Яна покачала головой:
        - Думаю, в тот момент ему было все равно. Глядя на него, можно было подумать, что он проиграл целое состояние.

«Он проиграл больше, чем состояние, - хотел было сказать Осетр. - Он проиграл судьбу. Он проиграл вас!»
        Но такой ответ не был бы великодушным ни по отношению к поверженному сопернику, ни по отношению к предмету спора. Поэтому Осетр промолчал, хотя душа его устремилась в горние выси, и не было сейчас человека, который мог бы испортить ему настроение.
        А в конце ужина, когда перешли к чаю с пирожными безе, он и сам воспарил вслед за душой, потому что Яна сказала:
        - Давайте, после ужина немного погуляем?

«Да! - мог бы закричать он. - Да! Да!! Да!!!» Но не закричал, сдержанно ответил:
        - С удовольствием!
        Договорились встретиться внизу, там где был выход на пляж, и ему показалось очень символичным то, что он встречается с призом за победу там же, где встречался с посмевшим бросить вызов противником. А уходя из ресторана, девушка шепнула:
        - Встретимся в девять часов. Я буду без няни…
        Он не менее сдержанно кивнул и, когда дамы ушли, забежал в комнату для мужчин и уже там завопил от счастья. К счастью, здесь в этот момент никого не было, а то бы, наверное, от такого вопля кто-нибудь свалился с унитаза.
        Глава пятьдесят вторая
        Он пришел к выходу на пляж за целых четверть часа до девяти. Походил туда-сюда, пылая нетерпением. Мимо проходили полуодетые парочки, казавшиеся ему пришельцами с иных планет, потому что внешне они были вполне спокойны и даже благообразны. Настоящие влюбленные такими быть никак не могут. Настоящие влюбленные все время желают коснуться друг друга, а коснувшись, тут же отстраняются, чтобы можно было коснуться снова, в другом месте. Коснуться пальцев, плеча, талии, потом локтя, шеи… И снова, и снова, по замкнутой цепочке, которая есть не что иное, как круг любовных контактов, приводящих к окончательному замыканию друг на друга. Так что эти полуодетые наверняка обманывали друг друга, гуляя друг с другом только потому, что так модно. Или потому что лучше вот так, чем в гордом одиночестве. Но только не потому, что любили…
        Вроде бы девушки всегда должны опаздывать, но Яна пришла без пяти девять. На ней было длинное, до пят, сиреневое платье, с вырезом на груди и почти открытой спиной, и она была в нем такая… такая… такая… Красавица она была, если это слово может выразить хоть десятую часть того, что чувствовал сейчас Осетр.
        - Привет, - сказала она полушепотом, за которым не могла скрыться дрожь в голосе.
        - Ты давно меня ждешь?

«Да! - прогремело в душе Осетра. - Очень давно. Очень, очень, очень давно! Всю жизнь!»
        - Нет, - соврал он. - Я пришел за минуту до ва… до тебя…
        Он стоял и смотрел на нее, и не было больше чувства времени в «росомашьей» душе, и он бы простоял здесь всю ночь, не спуская с нее глаз, если бы она не взяла его под руку и не сказала:
        - Пойдем же! У нас не так много времени!
        Ему показалось, что ее последние слова полны сожаления, и он был благодарен ей за это сожаление, потому что для него рядом с нею много времени быть и не могло. Не стыковались по смыслу эти выражения - «рядом с ней» и «много времени»…
        Они шли по заделанной в пляжный песок каменной дорожке. Цокали каблучки Яниных туфель, и Осетр слушал этот звук с замиранием в душе. Казалось, это сердце стучало, а не каблучки, и он даже не совсем понимал, чье именно сердце - то ли его, то ли ее, то ли вообще всех влюбленных на Дивноморье, а может, и во всей Галактике.
        Она рассказывала о своей жизни, а он слушал. Ему было совсем не важно, что именно она говорила, он просто наслаждался звуком ее голоса, и у него не находилось сравнений. Журчащий ручеек, звенящий серебряный колокольчик, хрустальный бокал - все это было мелко и неправда, ее голос был нежнее и бокала, и колокольчика, и ручейка, и Осетр бы очень удивился, когда бы ему сказали, что в журчании этом довольно много хрипотцы. Впрочем, эти слова просто прошли бы мимо его ушей, ибо мы слышим только то, что хотим слышать. Слышим, что хотим, и видим, что хотим, и чувствуем, что хотим, и именно в этом заключается великая тайна любви…
        - Ты мне сразу понравился, - говорила она. - Еще в кают-компании «Дорадо». Ты такой сильный, такой основательный. Рядом с тобой так спокойно.
        А он просто млел…
        Они прошли по всей дорожке, до самого конца, где кончался пляж санатория и начинался дикий, с которого доносились смешки и вздохи и на котором им сейчас не было места, вернулись назад и отправились по второму кругу…
        - Не молчи, пожалуйста, - сказала она. - А то я забуду, какой у тебя голос. У тебя такой прекрасный голос.
        - Ты мне тоже сразу понравилась. - Ему пришлось откашляться, чтобы изгнать забивший горло комок. - И когда нам пришлось расстаться, я все время вспоминал тебя, все дни и ночи. И вполне возможно, я и добрался до Дивноморья только потому, что вспоминал тебя.
        Конечно, он приукрашивал действительность, потому что на Крестах у него были и другие мысли, не имевшие никакого отношения ни к Яне, ни к любви, но сейчас он совершенно не помнил их, а помнил лишь те мгновения, когда думал о ней. В умении мыслить избирательно тоже заключается великая тайна любви.
        У курортной планеты не было луны, и потому они не могли видеть глаза друг друга, но, чтобы понять правдивость слов, видеть глаза, и не требовалось, поскольку за эти полчаса, что они были наедине, между ними установился тот особый вид ментальной связи, который рождается при взаимной любви и исчезает, едва взаимная любовь уходит. Тебе не нужно ничего, чтобы убедиться в правдивости возлюбленной, достаточно слышать ее голос. Да случаются и обманы, но, наверное, только потому, что влюбленный сам жаждет обмануться…
        А потом он рассказал ей об официантке Маруське, а она ему о Ванюше Небежинском, и они сразу поверили друг другу.
        А потом он выложил ей правду о подоплеке сегодняшней схватки на гладиаторской арене и тут же пожалел об этом, потому что услышать такое было наверняка унизительно. Но поступить иначе он попросту не мог, желание было сильнее всех моральных запретов.
        Она вздохнула и промолчала, и он тут же принялся терзаться, ощущая себя кретин кретином. Но она снова принялась рассказывать о своей жизни. Она была самым младшим отпрыском рода Чернятинских и единственной дочкой и росла в обожании со стороны родителей и старших братьев (их было четверо), и бабушка со стороны мамы очень опасалась, что внучка вырастет непутевой. Собственно, потому и няня Аня появилась, чтобы слегка снизить уровень семейного обожания… И она держала девочку в строгости, да в такой, что обожание старших Чернятинских нейтрализовала напрочь. Она вообще была требовательной няней и всегда блюла нормы показной нравственности. Но и у нее самой кто-то был, иначе бы она не отпрашивалась у родителей время от времени на денек-другой «развеяться». Да, показную нравственность она блюла, и даже удивительно, что она отпустила сегодня подопечную погулять с молодым человеком один на один, рука об руку. С гладиатором Небежинским они непременно гуляли втроем, и Небесный Мститель, бедняга, сильно злился и, наверное, разрабатывал способы небесной мести. Наверное, няня сейчас с балкона в фотоумножитель на
гуляющую парочку пялится…
        И кстати, она, Яна, с некоторых пор удивлялась тому мужчине, который положил глаз на няню Аню, ибо кем же надо быть, чтобы найти в такой женщине свой идеал?..
        Они прогулялись по каменной дорожке в оба конца еще раз, и еще, и Яна болтала о своих столичных знакомых, а Осетр слушал, и ему вполне этого хватало, хотя здоровые мужские инстинкты время от времени начинали требовать своего, но он тут же наступал на горло их песне - во всяком случае, Яна не пугалась его прикосновений, и даже более того, он надеялся, что они ей приятны, а значит, завтра или послезавтра, когда девушка совсем к нему привыкнет, все будет еще лучше. И, может, они даже поцелуются…
        А потом у Яны на руке проснулся браслет, и всплыла видеоформа чьего-то идеала рыжей женщины, и няня Аня сказала:
        - Душа моя! По-моему, ты слегка загулялась. Пора бы и честь знать! Быстро в номер!
        Яна пыталась было заартачиться, но ей тут же было объявлено, что обо всем узнает отец, и ей самой прекрасно известно, что именно за этим последует.
        - Хорошо, няня, иду, - со вздохом сказала Яна. И они пошли к пансионату.
        Осетр проводил ее до самого конца, и лифт с коридорами стали молчаливыми свидетелями его нежелания расстаться с девушкой. Они шли медленно, запинаясь нога за ногу, оттягивая момент расставания, но дорога все равно закончилась у дверей ее номера.
        - Пришли, - сказал он растерянно. - Простишь ли ты меня?
        - Пришли, - согласилась она. И, вздохнув, прошептала: - Я прощаю тебя. И вовсе не за то, что ты его победил.
        Это ее понимание стало венцом всего вечера, оно сказало Осетру, что отныне и вовеки веков они вдвоем, вместе, против няни Ани, против его руководства и, если потребуется, против всего мира.
        А потом она привстала на цыпочки, потерлась носом об его щеку, коротко чмокнула и скрылась за дверью.
        Он постоял, ошеломленный, боясь прикоснуться к тому месту, которого коснулись ее губы.
        Прислушался к происходящему за дверью ее номера, но там царила совершенная тишина - наверное, она закрыла не только наружную дверь, но и дверь в прихожую. А может, наоборот, она, в свою очередь, стояла за дверью и слушала, что делает он.
        Так прошло минут пять.
        Потом он сообразил, что торчать тут бессмысленно - все равно ничего не выстоишь! - и в конце концов отправился в свой номер, но ощущение поцелуя оказалось настолько впечатанным в его щеку, что его не выжгла вода, когда Осетр умывался на ночь, и жило с ним до тех самых пор, пока он не заснул.
        Глава пятьдесят третья
        А потом ему приснился сон.
        Он снова оказался на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба; похожего на залитую кровью простыню. И чувств никаких у Осетра не было - лишь тревога переполняла душу смертным страхом.
        И снова багрец в небе заволновался, забурлил, закрутился десятками водоворотов. Образовавшиеся воронки понеслись вниз, потянулись к Осетру, окутали его багровой мглой, в которой не было ничего, кроме все той же тревоги.
        А когда багрец испарился, Осетр оказался в незнакомом помещении с золотистыми стенами и странными светильниками, напоминающими антилопьи головы, на концах рогов которых сияли лампы. Вокруг были столы, и помещение это весьма смахивало на ресторанный зал.
        Осетр сидел за столом. Он был не один. Стул напротив занимала Яна. На ней было зеленое платье с сильно открытым декольте. Пили шампанское и ели что-то очень вкусное. А что именно, Осетра совершенно не волновало, поскольку Яна то и дело пронзала его взглядом карих глаз, и от этих взоров сладко-сладко ныло сердце. А милую ямочку на Янином подбородке хотелось целовать и целовать, и целовать…
        Когда Яна наклонялась, Осетр не мог не видеть глубокую ложбину между ее грудей, и от этого сердце ныло еще слаще.
        Они разговаривали неведомо о чем, потому что ни своих слов, ни Яниных ответов Осетр напрочь не слышал. В ушах словно противошумные вкладыши торчали…
        Вокруг ходили люди, и лиц их было не видно, но это устраивало и Осетра, и Яну, потому что когда не знаешь, кто вокруг, и слова твои, и поступки делаются смелее. А что может быть смелее любви!
        И Осетр был готов к любви, только дай знак!
        И Яна потерлась носом о его щеку. Это был знак.
        О-о, какой это был знак!
        А потом вокруг прорезался звук. Заиграла музыка. Кажется, это было «Осеннее танго» в исполнении группы «Солнечные мальчики».
        - Хочешь, я тебе что-то скажу, - проворковала Яна.
        Еще бы он не хотел!
        Да покажите мне человека, который в такой ситуации не захотел бы услышать слов возлюбленной, и я скажу, что он либо сумасшедший, либо смертельно больной!..
        - Наклонись ближе!
        Он привстал со стула и наклонился. Яна потянулась к нему полными алыми губами, и он прикрыл глаза, ожидая сладкого поцелуя.
        - Я не люблю тебя, - сказала Яна. - И никогда не любила.
        Он открыл глаза. Ее зрачки были совсем рядом, и взгляд был такой, что сразу становилось ясно, что это вовсе не кокетство и не любовная игра - в глубине ее глаз леденело морозное равнодушие…
        - Но это же неправда…
        Однако вокруг уже начинал крутиться тревожный багрец.
        - Подожди!
        Снова забурлили десятки водоворотов. Наверное, он был с нею груб и нетерпелив…
        - Подождите, Яна!!!
        Растаял стол, стулья. И Яна словно расплылась цветным дымом над оранжевой пустыней.
        - Подождите же!!!
        Ответом ему была могильная тишина.
        Глава пятьдесят четвертая
        Каблук с компанией появились в «Ристалище», когда Осетр уже отобедал и Маруська убрала посуду и вытерла стол. Можно было идти в гостиницу, но Осетр медлил. Не мог он уйти просто так…
        Бандиты ввалились по-хозяйски, с шумом и матерными прибаутками. Как рабочие после смены - усталые, но довольные, выполнившие дневную норму и находящиеся в предвкушении полагающегося отдыха.
        В первый момент в кабаке воцарилось молчание, но тут Наваха крикнул:
        - Чё, братаны, поминки по кому-то справляете, что ли? Так у нас у росичей на поминках начинают с траура, а заканчивают праздником.
        - Макарыч, - подхватил Каблук. - Выставь-ка народу по стаканчику «кровушки» за упокой души Чинганчгука. Классный водила был! И запиши на мой счет.
        Маруська обошла с подносом весь зал и поставила перед каждым присутствующим выпивку. Подойдя к Осетру, она посмотрела на него вопросительно. Тот отрицательно помотал головой. Маруська двинулась дальше.
        - Э-э, нет! - сказал Каблук. - Так дело не пойдет. Брезгуешь с нами выпить?
        - Брезгую, - сказал Осетр, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Макарыча.
        Каблук подошел и сел за стол Осетра.
        - Брезгуешь, значит… - Он разглядывал вольного торгаша так, будто в первый раз видел. - Ну-ну! Обидел тебя, значит, Сидор Панкратов…
        - Панкратов? А это кто ж такой?
        - А это я. Был им, пока не стал Каблуком.
        На свободные стулья уселись Наваха и Кучерявый.
        Макарыч по-прежнему бросал Осетру предостерегающие взгляды.
        - А ты знаешь, - сказал Каблук и обвел зал рукой, - тут бы не одна сука не решилась побрезговать моим угощением. А ты, значит, брезгуешь?
        - А я брезгую, - подтвердил Осетр.

«Божья кровь» уже не играла у него в голове, играло что-то совсем другое, не имевшее никакого отношения к спиртному.
        Он встал и, намеренно покачнувшись, пересел за другой стол. Пусть думают, что пьян. По залу будто вздох гиганта прошелестел.
        Каблук, не моргнув и глазом, последовал за Осетром. Сел напротив.
        - А давай резанем в очко? - предложил он. - Пусть судьба нас рассудит. Кто первым выиграет стольник. Выиграешь - получишь право брезговать, проиграешь - придется выпить со мной за упокой души.
        В душе Осетра шевельнулась какая-то струнка - не то прогудела, как контрабасовая, не то прозвенела, как скрипичная. Что-то было не так. Но что - он понять не мог…
        - Да шкет уже обмочился с перепугу, - захихикал Наваха.
        Осетр понимал, что это была подначка, но отказаться не мог, потому что после отказа вся эта шваль, рвань и пьянь будет думать о нем, что он - слабак, а слово
«росомаха» рядом со словом «слабак» и близко стоять не может… Впрочем, и не в этом было дело. Просто ему казалось, что, отказавшись, он предаст память Чинганчгука.
        - Давай резанем!
        За стол перебрались и шестерки. Справа угнездился Наваха, слева - молчаливый, как всегда, Кучерявый.
        Каблук начал тасовать колоду.
        - Макарыч, пива мне! - крикнул Осетр, не обращая внимания на очередные предупреждающие взгляды кабатчика.
        Когда перед ним оказалась кружка жигулевского, он выдул половину ее залпом и, не дожидаясь, пока поплывет голова, встал. Снова намеренно качнулся.
        - Э-э, ты куда это? - спросил Наваха. - К мамочке решил сбегать попрощаться? Так она далеко.
        - Боюсь обмочиться с перепугу.
        Стараясь держать тело в руках - чтобы штормило не слишком показушно, - Осетр прошествовал по залу, заскочил в туалет, метнулся в кабинку. Вытащил из нагрудного кармана куртки облатку с алкофагом, запихал непослушными от возбуждения пальцами в рот и проглотил.
        Подождал в кабинке, пока голову прочистило сквознячком.
        Однако в зал возвращался все той же нетвердой походкой, ибо не фиг этим гопникам заподозрить, что клиент отличается от них в лучшую сторону. Сев за стол, допил пиво, и эти глотки были уже как слону дробина.
        Сдали карты, прошли по кругу. Выигрывали молчаливый, то и дело потирающий лысину Кучерявый и трепливый Наваха. У банкующего Каблука шли переборы, а Осетр останавливался на пятнадцати-шестнадцати, опасаясь перебора и, естественно, пролетал. Прошли по кругу банкующими, немножко повыигрывали, немножко попроигрывали. До стольника было как до центра Галактики.
        Потом Каблук тоже заказал пива. А когда кружка опустела - для чего ему понадобились всего-то четыре глотка, снова взялся за колоду. Однако настроение его изменилось. Он сразу же поднял банк.
        И тут Осетр удвоил.
        Теперь в банке лежало сто двадцать.
        - Давай, к деньгам добавим интерес, - сказал вдруг Каблук.
        - И какой же!
        Каблук погонял карты из руки в руку.
        - А такой… Проиграешь - поступаешь ко мне в подчинение, выиграешь - я сдаю черепам того, кто замочил Чинганчгука.
        - О! - Физиономия Навахи расплылась в гнусненькой улыбке. - Вот это по-нашему! Рисковать так рисковать. А то устроили мудотень: брезговать - не брезговать.
        Он совершенно не боялся попасть в руки черепов.
        И Осетр решился:
        - Что ж, на интерес так на интерес!
        Каблук снова взялся за колоду, растасовал, дал сдвинуть, раздал на двоих, положил одну сверху.
        Наваха и Кучерявый смотрели на Осетра во все глаза. Будто загипнотизировать хотели…
        Осетр открыл свою карту. У него на руках оказалась десятка бубен.
        - Еще!
        Каблук сдал. Дама пик…
        - Еще!
        На этот раз выпала семерка пик. Двадцать очков. Дальше будет только перебор…
        Осетр положил карты на стол рубашками кверху:
        - Себе!
        Каблук перевернул свою карту. Туз червей… Каблук пристально посмотрел Осетру в глаза, будто хотел увидеть там отражение карт соперника.
        И наверное, что-то увидел. Правая рука его, тянущаяся к колоде, замерла на мгновение. Каблук просто впился в лицо Осетра, и взгляд его был притягателен, как девичий стан… Однако что-то заставило Осетра перевести глаза на колоду. И он успел заметить, как выскочила из правого рукава Каблука карта. Ничем не отличимая от остальных в колоде и на столе. И вот уже на столе рядом с тузом червей лежал туз треф.
        - Золотое очко! - завопил Наваха.
        - Ваши не пляшут, - добродушно рыкнул Каблук. - Что у тебя там? Девятнадцать или двадцать?
        Однако Осетр не стал открывать карты.
        - А что если мы сейчас проверим колоду и найдем там второго трефового туза?
        У бандитов отвалились челюсти. Наверное, еще никто и никогда не делал Каблуку подобное предложение…
        - Чё-чё? - прошипел Наваха, глядя Осетру куда-то в подбородок. - Ты сам-то, пипа зеленая, понял, чё сказал?
        Каблук опять не сводил с противника глаз. В их глубине пряталось что-то непонятное - не то желание добродушно рыкнуть: «Ну, насмешил, молокосос!», не то намерение въехать обнаглевшему щенку в морду.
        - Давайте проверим колоду, - повторил Осетр.
        - Каблук! - донеслось слева. Оказывается, это открыл рот Кучерявый, и оказывается, голос у него походил на писк придавленного кролика.
        - Каблук! Да это чмо опустить тебя хочет!
        Взгляд Каблука стал страшен. Правая рука его, стремительно, как атакующая змея, прыгнула под стол и так же стремительно выпрыгнула обратно, Каблук быстро перегнулся через стол.
        Но Осетр рванулся телом влево, чуть-чуть, чтобы траектория движения ножа прошла мимо, перехватил руку Каблука, вывернул ее, подхватил за лезвие выпадающий из руки нож, подбросил его, переворачивая, снова подхватил - теперь уже за ручку… Все происходило, как на занятиях по рукопашному бою. Отличие было одно - надо ошеломить противника, чтобы успеть скрыться с поля битвы, ибо в длительной схватке шансов у него нет: даже зайцев толпа возьмет верх надо львом, а тут льву противостоять станут вовсе не зайцы…
        И потому, выпустив руку Каблука - она уже напряглась, но куда бандиту тягаться по скорости реакции с «росомахой»? - он одним движением воткнул нож противнику в правый глаз.
        Каблук хекнул и начал заваливаться за стол.
        Наваха справа издал какой-то не то вой, не то визг. Кучерявый слева приподнялся со своего стула.
        Осетр не стал ждать, пока они придут в себя, рванулся между столами, следя, чтобы не наткнуться на кого-либо, поскольку любые эксцессы были сейчас не желательны. Последует только «Куда прешь, чмо?» и хватка за грудки…
        Он уже был возле двери, когда сзади послышался рев Шила:
        - Держи его, братаны, он Каблука замочил!
        Раздался грохот - наверное, отшвырнули с дороги стол, но Осетр не стал дожидаться развития событий: он уже вылетал на улицу. И рванул за ближайший угол, потом за следующий…
        Потом остановился и прислушался.
        Позади было тихо.
        Они наверняка устроили прочесывание окружающих кварталов, но откуда им было знать, что за прошедшее с момента убийства время он успел пробежать втрое дальше, чем они могли предположить? Торгаши, даже вольные, так не бегают…
        Правда, после некоторого размышления (те, кому есть чем размышлять) наверняка догадаются, что этот молокосос - не торгаш, поскольку ни один торгаш не смог бы замочить Каблука его собственным ножом.
        Глава пятьдесят пятая
        Утром Осетр проснулся с похолодевшим сердцем. Похожий сон однажды уже сбылся. Почему бы и не сбыться второму?
        Эта мысль преследовала его, пока он проделывал обычные утренние дела. А в ресторан он входил, едва ли не трясясь от ожидаемого. Однако за завтраком Яна была совсем не такая, как во сне. Подумать, что она способна была повести себя, как в Осетровом сне, мог только сумасшедший. При няне они общались между собой на «вы», хотя пару раз Осетр только в последнее мгновение удерживался, чтобы не сказать
«ты».
        Няня Аня была пай-девочкой… вернее пай-тетенькой. За весь завтрак она ни разу не сказала: «Душа моя, не докучайте офицеру глупостями!» Можно было подумать, что у нее появились собственные заботы, не связанные с душевным состоянием подопечной девицы.
        - У вас браслет есть? - спросила Яна перед тем, как им подали кофе.
        - Разумеется.
        - А почему не носите?
        Осетр улыбнулся:
        - Не с кем было находиться в контакте. Начальства моего на Дивноморье нет. А больше… - Он замолк, потому что понял, почему она задала свои вопросы. - Я надену после завтрака.
        Он присматривался к ней и не мог понять, почему сегодня она выглядела совсем не так, как вчера. Неужели девушки умеют бывать разными в разное время суток? Вчера в сиреневом платье она казалась недоступной, но стала ему гораздо ближе, чем сегодня, - в самом обыкновенном сарафане. Или проблема не в ней, а в нем, и ночной сон именно его, а не ее сделал другим человеком? Да нет же! Его тянуло к ней не меньше, чем вчера, просто при дневном свете все становилось каким-то зыбким и не очень реальным.
        После завтрака Осетр сказался занятым, сбегал к импресарио и получил у того выигранную сумму денег. Сумма оказалась вполне достаточной, чтобы можно было прожить безбедно целую неделю, как и обещал Небежинский.
        - Ну что, Ирбис? - Модест Силантьевич дружески похлопал его по плечу. - Не хочешь ли и сегодня поучаствовать в схватках?
        - Нет, - сказал Осетр. - Я и вчера-то случайно попал.
        - Вот и мне интересно, почему это Небесный Мститель так хотел включить тебя в программу. Это же все на его деньги. Ну мне-то все равно, я процент получаю. А что он выиграл, кроме отрубленной руки? Да еще лечение кое-что стоить будет. - Импресарио ухмыльнулся. - Или тут баба замешана? Тогда еще что-то я могу понять… Скажи, Ирбис, из-за бабы дрались?
        Осетр кивнул:
        - Да, из-за женщины.
        Модест Силантьевич расхохотался:
        - Ничто в этом мире не меняется! Так ты не только денег выиграл, а еще и бабу у Небесного Мстителя увел?! Ай да Ирбис! Шустрый ты парень! Везунчик! Тебя, наверное, судьба пометила, в рубашке родился! Нет, ей-богу, я бы с тобой поработал немного. Ты подумай все-таки, может, поучаствуешь в сегодняшней схватке.
        - Нет, - сказал Осетр. - Мне и вчерашняя-то схватка дорого обойтись может. Я же -
«росомаха»!
        - Ну, на вид-то ты - пацан пацаном. Никто и не подумает, что ты «росомаха». А мы никому и не скажем. Подумай, подумай! Можно много заработать! Ставить на тебя никто не станет, а ты и я поставим. И соперника я тебе подберу не из самых сильных. Подумай, подумай!
        Наверное, чтобы импресарио отвязался, надо было пообещать подумать, но Осетр снова сказал:
        - Нет, не могу.
        - Тогда подумай насчет завтра. Сегодня ночью приходит транссистемник с очередной группой отдыхающих. Они тебя вообще не видели. Заработаешь на год вперед. Я же в этих делах собаку съел! Сорганизуем все так, что комар носа не подточит!
        И теперь, чтобы Модест наконец отвязался, Осетр все-таки сказал:
        - Хорошо, насчет завтра я подумаю.
        Глава пятьдесят шестая
        День прошел просто отлично. Вернувшись от импресарио, Осетр вытащил из чемоданчика браслет, отыскал в информатории Янин номер, установил с нею прямую связь и договорился встретиться на пляже.
        До обеда купались, а когда солнце вышло из-за утеса, принялись поджариваться на солнце. Точнее, конечно, больше прятались в тени, потому что доподжариться до солнечного ожога можно было очень быстро.
        В общем, все было, прекрасно.
        Но, придя на обед, Осетр вновь напрягся. И пусть интерьер пансионатиого ресторана не имел ничего общего с тем залом, что он увидел во сне, все равно ему было страшно. Он даже не интересовался, что подают, заталкивая в рот пищу без всякого удовольствия. Дамы пару раз взглянули на него непонимающе, но вопросов не задавали. Наверное, Яна думала, что он вспоминает, как отрубил руку Небесному Мстителю. А няня, скорее всего, решила, что парень по уши втрескался в ее подопечную. И не ошиблась, Осетру это было уже ясно. В общем, когда обед закончился, он вздохнул с облегчением.
        После обеда дамы отдыхали, а Осетр после небольшой прогулки решил, как и вчера, побывать в тренажерном зале.
        Ближе к вечеру, когда он вернулся с тренировки, браслет ожил. Это была Яна.
        Она опять была на ты:
        - Слушай, мы хотим слетать в ближайший город. Там сегодня концерт фонтанов. К нам тут как раз пришел агент из бюро. Полетели с нами, а?
        Ну разве можно отказать такой девушке? А главное, с какой стати-то?
        Вылетели через полчаса. Глайдер на сорок человек был заполнен.
        К счастью, на Яне было вовсе не зеленое открытое платье, которое Осетр видел во сне, поэтому бояться было нечего. В полете быстро перезнакомились с отдельными попутчиками.
        Один из соседей, оказывается, уже бывал на представлении и с удовольствием рассказал, что их ждет. Оказывается, в соседнем городе, носящем смешное название Каламберск, есть дворец с десятками фонтанов самой разной конструкции. Время от времени местный симфонический оркестр устраивает концерт, сопровождаемый игрой фонтанов и способов их подсветки.
        Играли, как сказала Яна, «Ламбахскую симфонию» Вольфганга Амадея Моцарта. Осетр совершенно не знал этого древнего композитора, но симфония ему понравилась. А уж взметающиеся ввысь и опадающие в ритме музыки фонтаны, в брызгах которых играли лучи мощных разноцветных подсветников, и вовсе выглядели великолепно. Все были в восторге.
        Потом выяснилось, что организаторы запланировали ужин прямо здесь, в Каламберске, после чего должно было состояться второе отделение концерта.
        Няня решила не ужинать, и такое решение можно было только приветствовать. Она осталась в комнатах отдыха при дворце фонтанов, а Яна и Осетр составили компанию решившим поужинать.
        Вот тут-то в местном ресторане и обнаружился уже виденный Осетром интерьер: золотистые стены и светильники в виде антилопьих голов. Осетра как громом поразило, и во время ужина он сидел ни жив ни мертв, а тут еще Яна спросила, не забегал ли он к Ивану Небежинскому, не поинтересовался ли его здоровьем.
        Он лишь головой помотал, ожидая ТЕХ слов, из сна.
        - И я, к стыду своему, за целый день о нем не вспомнила. Надо бы завтра обязательно сходить, правда?
        - Да, конечно, - пролепетал Осетр.
        - Что с тобой? Что тебя так взволновало?
        - Ты, - пролепетал Осетр.
        Яна благодарно улыбнулась и потерлась носом о его щеку, и это прикосновение едва не вышибло из Осетра дух.
        Сейчас. Сейчас она проворкует: «Хочешь, я тебе что-то скажу»…
        - Хочешь, я тебе что-то скажу, - проворковала Яна.
        Осетр замотал головой, потом судорожно закивал, и Яна посмотрела на него с некоторым удивлением. А у него сердце грохотало в ушах, словно колокола Успенского собора в Петрограде.
        Сейчас, сейчас все кончится. Будто и не начиналось…
        - Ты мне очень нравишься, - сказала Яна, - но есть одна маленькая проблема… Мой папа когда-то хотел стать «росомахой», закончил вашу школу, но не прошел
«суворовскую купель» и был отчислен. Теперь он очень не любит «росомах».
        И как Осетр не сдерживался, у него вырвался громкий вздох облегчения.
        Боже, да пусть папа не любит «росомах» хоть сто раз, главное, чтобы она их любила… Нет, не их! Одного. Того, которого зовут Остромиром Приданниковым. И больше ему ничего не надо. Он справится с любым папой. Он его просто обаяет…
        - Я думала, ты испугаешься, а ты так вздохнул, будто у тебя гора с плеч свалилась. Странный ты все-таки…

«Милая ты моя Яночка! - сказал ей мысленно Осетр. - Да ты просто не представляешь, какая гора свалилась с моих плеч!»
        Он улыбнулся и хотел ей рассказать про свой вчерашний сон. Но не стал.
        Они закончили ужин в прекрасном настроении, и, покидая ресторан, Осетр подмигнул ближайшей антилопьей голове. Теперь этот ресторан был для него лучшим рестораном в Галактике. Теперь Осетру нечего было опасаться, каким-то образом ему удалось обмануть судьбу, а цену этого обмана он, возможно, никогда и не узнает. Ну и плевать!
        Они вернулись на скамейки, расставленные вокруг дворца фонтанов, и прослушали-просмотрели симфонию номер тридцать три си-бемоль мажор все того же Моцарта. Так сказала Яна.
        И не было сейчас в целом мире человека счастливее Осетра.
        Потом они летели назад и всю дорогу проговорили, не обращая внимания на всех остальных. Никто им не мог помешать, потому что они никого вокруг не слышали. Даже няню Аню. Впрочем, она молчала. Видимо, не очень верила в то, что с ними происходило.
        И не было в целом мире человека счастливее Осетра.
        А потом, когда они вернулись в «Ласточкино гнездо», каким-то непостижимым образом им удалось вообще удрать от няни Ани и спрятаться в номере Осетра, и там случилось то, о чем Осетр мечтал все последние дни, и это было уже просто заоблачное счастье. Точнее, совсем заоблачным оно бы стало, останься она на всю ночь, но ведь надо и честь знать. Правила приличия для того и существуют, чтобы эти самые приличия соблюдать.
        Поэтому Осетр проводил ее до дому и сдал из рук в руки подозрительно посматривающей на них няне.
        И отправился в собственный номер - упиваться счастьем.
        Глава пятьдесят седьмая
        Утром он проснулся, предвкушая еще один день бесконечного счастья. Теперь, когда увиденное прошлой ночью оказалось всего-навсего глупым сном, не имеющим ничего общего с оракулами, пифиями и предсказаниями, ни у кого не было шансов испортить ему настроение.
        Он занимался привычными утренними делами, насвистывая «Мы родились в предчувствии полета» - известную песенку «Солнечных мальчиков», и думал, что сегодня он бы горы свернул, если бы ему дали задание. Он бы справился с тремя «суворовскими купелями» одновременно на трех разных планетах!..
        Потом он решил позвонить Яне, чтобы пожелать ей доброго утра и уточнить, когда именно они собираются навестить господина Небесного Мстителя. Мысль о Небежинском уколола его ревностью, но совсем чуть-чуть, легонько. Отчасти этот укол был даже приятен…
        Он набрал Янин номер и принялся ждать, когда появится видеоформа или Яна, если ее сейчас вообще нельзя видеть постороннему глазу, ответит ему в акустическом режиме. Скажет: «Подожди, я не одета…»
        Видеоформа не появилась. Но и в акустике Яна не отвечала. Потом звякнул сигнал, предупреждающий о выходе на связь сетевого ИскИна.
        - Извините, - сказал ИскИн. - Абонент выбыл из планетной сети.
        - Чего? - удивился Осетр. - Куда выбыл?
        - Информации не оставлено.
        - Что еще за черт?
        - Как ваше имя?
        - Остромир Приданников.
        - Для вас есть персональная информация.
        Зазвенел новый звоночек, и зазвучал голос Яны:
        - Остромир, прости меня, пожалуйста! С тобой было приятно, но я не люблю тебя. И будет гораздо лучше, если я улечу с Дивноморья, пока еще есть возможность что-то изменить. Мне очень жаль, но я не та, за кого ты меня принимаешь. Ты слишком хорошо ко мне относишься, а я недостойна тебя.
        - Нет! - крикнул Осетр: у него перед глазами вставал ресторан с золотистыми стенами и антилопьими головами-светильниками. - Нет! Куда она улетела?
        - Иной информации для вас не оставлено, - отозвался ИскИн. - Я прошу прощения! - И он отключился.
        Осетр сидел, тупо глядя в то место, где должна была появиться, но так и не появилась видеоформа с Яной.

«Божечка ж ты мой! - думал он. - Божечка ж ты мой, да за что?!»
        То, что с ним сейчас происходило, нельзя было обозначить каким-то словом. Это не была тоска, потому что, когда тоска, - плохо душе. Это не была боль, потому что, когда боль, - плохо телу. Плохо было и душе, и телу. И даже неведомо чему еще, что люди называют сердцем, но что не имеет никакого отношения к тому мышечному органу, который является сердцем биологически и боль в котором зачастую является предвестником инфаркта. Нет, это не была боль - хотя бы по той простой причине, что любую боль можно ликвидировать с помощью болеутоляющего. Достаточно обратиться в лазарет…
        Божечка ж ты мой! Чем я перед тобой провинился? Разве я кого-то обманул, кроме тех, с кем нужно было так поступить из чувства долга? Ведь чувство долга - превыше всего! Ведь «росомахи» живут ради чувства долга!
        Так их, гвардейцев, учат!
        Однако вот выясняется, что одним долгом жить не получается, что в душе обитают и другие чувства. И оказывается, лучше ненавидеть, чем любить, ибо тот, кого ненавидишь, никогда тебя не обманет. Вернее, в этом случае обман не станет для тебя неожиданным ударом под дых… Не то что когда вот так!..
        Божечка ж ты мой!
        Еще никогда в жизни он не был так растерян. Сейчас было хуже, чем когда на экзамене выпадает неудачный билет. Много хуже…
        И что теперь делать? Искать? Зачем? Чтобы попросить вернуться? Но ведь она не вернется! Иначе бы не улетала! Или все-таки… Может, ее заставили улететь? Или вообще выкрали? Зачем? Разве лишь для того, чтобы надавить на близких? На кого? На отца? Или на него, Осетра? Тогда надо бы обратиться в полицию… Но с чем? Первое, что ему скажут, парень, а с чего ты решил, что она нуждается в нашей помощи…
        Черт возьми, как же он сразу не догадался! А няня Аня где? Если тоже улетела, то ни о каком похищении не может быть и речи. Если здесь… Но почему тогда она не обращается в полицию?
        Глава пятьдесят восьмая
        Няня Аня никуда не улетела, она открыла дверь номера, едва Осетр позвонил. Причесанная, не забывшая о косметике, одетая в строгое серое платье и черные туфли на высоком каблуке… В общем, она была как огурчик. Если можно так выразиться о рыжей дебелой тетке сорока с лишним лет…
        - А-а, это вы, кадет Приданников.
        Осетр удивился и насторожился - уж больно официально прозвучало «приветствие». Впору дальше услышать какой-нибудь приказ начальства. Неожиданный и подлежащий немедленному исполнению. Как серпом по одному месту!.. Однако взамен приказа последовало предложение:
        - Входите, кадет!
        Осетр вошел. И сразу взял быка за рога:
        - Анна Александровна! Вам известно, куда делась Яна?
        Она смотрела на него непонятным взором, в котором было намешано все: досада за неотесанность зеленого вояки; вина за безобразную выходку подопечной; радость за то, что все наконец разъяснится… И даже желание помочь брошенному юноше!
        - Присаживайтесь, кадет! У нас будет серьезный разговор.
        Осетр едва не фыркнул. «Присаживайтесь!..» Как будто он не сможет выдержать любой, даже серьезный разговор, оставаясь на ногах.
        - Присаживайтесь, присаживайтесь!
        Присесть было куда - здоровенный диван по-прежнему украшал холл номера. Настоящий сексодром!.. И Осетр присел на самом краешке, готовый бежать, спасать и защищать.
        Няня Аня устроилась в другом конце сексодрома.
        - Вот что я должна сказать вам, дорогой мой кадет… Вы поймите, я ничего против вас не имею. И она тоже ничего не имеет. Но приказ есть приказ!
        - Что-то я ничего не пойму…
        Так оно и было. Причем здесь приказ?
        - Короче, Таня получила от руководства новый приказ. И немедленно приступила к его исполнению. Ей потребовалось срочно покинуть Дивноморье.
        Осетр помотал головой:
        - Какой приказ? Причем здесь приказ? Разве она военнообязанная?
        Няня Аня продолжала смотреть на него сочувственным взглядом, но ясности это сочувствие в мозги не привносило.
        - Татьяна - секретный сотрудник Министерства имперской безопасности. Кличка
«Полина». Это, во-первых. А во-вторых, она замужем.
        - Э-э-э… - сказал Осетр. Потому что других слов у него не нашлось.
        И не только слов. Мыслей тоже практически не было. А из ощущений главным оказалось одно - все та же растерянность. Жуткая невообразимая растерянность. Совершенно не свойственная «росомахам» черта…
        - Татьяне было поручено соблазнить вас. Она это сделала. А вчера вечером получила новое задание.
        - Но з-зачем?
        Осетр обнаружил, что с трудом справляется с мышцами лица. Губы, во всяком случае, не слушались.
        - Что зачем? Зачем получила новое задание? Или зачем было поручено соблазнить вас?
        - П-поручено?.. З-зачем?
        Пришлось приложить гигантское усилие, чтобы губы перестали дрожать.
        У няни Ани дернулся уголок рта. Наверное, она хотела усмехнуться. Но не усмехнулась. Наверное, почувствовала, что усмешка приведет к тому, что он ее ударит.
        - Эти вопросы, мой дорогой кадет, надо задавать руководству. - Она обхватила себя руками и погладила ладонями предплечья. - Пути начальства, как известно, неисповедимы. Вы и сами это прекрасно знаете. - Она сползла с дивана, медленно и осторожно, будто боялась, что любое резкое движение разбудит в собеседнике дикого зверя. - Это все, что я могу вам сказать. Это все, что вы имеете право знать. А теперь ступайте!
        - Н-но… К-как же…
        - Ступайте!
        Все разговоры были бессмысленны.
        Осетр, словно во сне, поднялся, сопровождаемый няней Аней, добрался до двери и вышел из номера.
        И дальше все было как во сне. Осетр шел по каким-то коридорам, спускался по неведомым лестницам неведомых зданий, поднимался на неведомых лифтах, разговаривал с неведомыми мужчинами, пил неведомые напитки. Но мысли его крутились вокруг одного и того же. Она соблазняла его, а соблазнив, улетела… Мысль это наполняла все его существо безумной тоской, и из этой тоски выплывали слова, цеплялись друг за друга, складывались в рифмованные строчки:
        Ты к нему улетишь, ты расскажешь ему - обо мне,
        Полагая, что грех в самый раз замолить полуправдой.
        Будет сладко и жутко, и страшно, и больно вдвойне,
        Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь, не сможешь, не надо!
        Тоска росла и ширилась, хотя расти ей было уже некуда. Выплывали новые слова, цеплялись друг за друга, складывались в новые строчки.
        Ты к нему улетишь, чтобы спрятать задворки души,
        Ты наденешь костюм, чтоб своим показаться фасадом.
        Ты словами-иголками пробуешь сердце зашить,
        Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь, не сможешь, не надо!
        От тоски горело холодным огнем сердце. И только новые слова и новые строчки могли пригасить огонь и спасти сердце от разрыва.
        Ты к нему улетишь, полагая, что жить в забытьи
        Лучше - словно под сводами райского сада.
        На помойку отправишь ты прежние чувства свои,
        Но не сможешь забыть… Нет, не сможешь, не сможешь, не надо!
        Впрочем, он и сам не знал, кого имел в виду под фразой «к нему». К кому она вообще могла улететь? К мужу? К начальнику? Просто прочь, в неведомое, в никуда?
        Тем не менее эти строчки были первыми стихами, которые он сочинил в своей жизни, и рифмы его просто завораживали…
        Все было как во сне. Его окружали неведомые женщины, неведомо молодые, неведомо симпатичные, неведомо неприступные и неведомо готовые на все… И это все непременно бы случилось, если бы он ведал, что с ними надо делать, но он не ведал, и разочарованные женщины уходили, а он опять пил с неведомыми мужчинами неведомые напитки, и каждый следующий неведомый мужчина становился все более и более душевным, другом был закадычным и братом единокровным, а женщины все были врагами… нет, не врагами - врагинями жестокосердыми, и будущее у них было одно - пасть от руки его, Осетра, но сначала их следовало справедливо наказать, а всякое наказание есть насилие, и с очередным единокровным братом Осетр пошел их наказывать, но прежде следовало купить их услуги, и брат засомневался в его, Осетра, кретиносподобн… кредитоспособности, и Осетр попытался развеять его сомнения, но брат продолжал сомневаться, потому что решил сам распорядиться кредиткой Осетра, и тому такая сонме… сомневательность не понравилась, но брат настаивал и даже решил наказать вместо жестокосердых женщин его, Осетра, и пришлось защищаться, и Осетр
проделал это так активно, что, кажется, сломал брату шею. То есть точно он не знал, сломал или нет, потому что происходило это в каком-то темном углу (оказывается, на Дивноморье существуют такие темные углы!), и брат после клещей - захватом правой - куда-то исчез, и сколько Осетр его не искал, чтобы извиниться, потому что у «росомах» не принято использовать приемы против штатских, отыскать брата так и не удалось, зато нашлись другие братья, которые совершенно не сомневались в Осетровой кредитоспособности, и пились новые неведомые напитки, и опять уже зашла речь о наказании неверных женщин, но тут наступило секундное неведомое состояние, во время которого Осетр совершенно отчетливо обнаружил себя в кабинке неведомого туалета, и его правая рука, повинуясь неведомому инстинкту, забралась в потайной кармашек на поясе брюк и выволокла оттуда пилюльку алкофага. Неведомое состояние на этом сменилось уже знакомым, и потому для Осетра не осталось тайной, что это была кабинка женского туалета. Проглоченная пилюля немедленно начала действовать, и вскоре Осетр обнаружил на месте братьев совершенно бандитские рыла
любителей промочить горло за чужой счет. Вокруг обнаружилось довольно затрапезное заведение на пять столиков. Один занимала компания Осетра, остальные четыре пустовали. Вполне возможно, что другие клиенты попросту разбежались, когда компания Осетра решила обосноваться тут, в покрытых исцарапанным желтым пластиком стенах, на одной из которых синим маркером было выведено откровенное «Вася имеет Тасю, Тася умеет с Васей».
        Боль стиснула голову раскаленным обручем, и Осетр подумал вдруг, что если бы на Угловке ошейники вместо мономолекулярной нити снабжались зарядом взрывчатки, то вот такая раскаленная боль стала бы последним ощущением наказуемого преступника… Пилюля продолжала действовать, и головная боль быстро отпустила.
        Осетр обвел взглядом бандитские рыла, ужаснулся своему открытию и сказал сумрачно:
        - А ну-ка допивайте и валите отсюда, господа хорошие!
        Господа хорошие поняли его совершенно правильно, и четверо, скоренько опустошив стаканы, поднялись, однако пятый, плюгавенький мужичонка неопределенных манер, решил заартачиться. И даже, настаивая на серьезности своих претензий, продемонстрировал Осетру устрашающего вида лезвие.
        - Я - «росомаха», дядя! - сказал ему Осетр.
        - А я тогда - патриарх новомосковский! - снасмешничал плюгавенький, помахивая своим перышком.
        - Зря ты так, дядя, - сказал Осетр.
        - По-твоему - зря. А по-моему, так в самый раз.
        Плюгавый был не прав, и чтобы доказать это, Осетр вывихнул ему руку. Ломать не стал, хотя, возможно, и стоило бы… Но остановила сломанная шея неведомого брата. Или несломанная?.. Или вообще не шея?..
        Как бы то ни было, а в ближайшие деньки плюгавый своим ножичком размахивать не будет, и уже этим Осетр сделал окружающему миру небольшой подарок…
        Однако мир этого не оценил, сволочь бессовестная! Во всяком случае, хозяин затрапезного заведения вызвал полицию и сдал Осетра властям.
        Когда власти вознамерились сопроводить нарушителя порядка в ближайший полицейский участок, Осетр возражать не стал. А зачем? Бессмысленно! К тому же алкофаг уже сделал свою работу, приведя беднягу в себя. Но главное было не в этом - вместе с трезвостью на Осетра вновь обрушилось то чувство, которое все эти часы он пытался забыть. Задавить иными эмоциями, залить спиртным, заглушить пьяными выкриками…
        Яна бросила его.
        Эти три слова подводили итог последним дням его жизни, и он ничего не мог поделать с этим. Он думал о ней на Крестах, он думал о ней весь короткий перелет до Дивноморья, он думал о ней на Дивноморье…
        И сейчас он тоже думал о ней, потому что не мог не думать. Но тогда его питала надежда на встречу, а теперь впереди была пустота. А когда впереди пустота, позади тоже пустота. Даже если ты думаешь иначе. Потому что все было впустую!
        Эта мысль преследовала Осетра, пока его сажали в полицейский глайдер и везли в участок. Эта мысль преследовала его, пока оформляли протокол задержания. Оказывается, он активно мешал посетителям заведения с дурацким названием «У пяти барабулек», угрожал присутствующим клиентам и отпугивал потенциальных. Что это были за барабульки, Осетр не знал. Разве что барабульками в заведении назывались столики…
        Когда протокол был заполнен и Осетр намеревался завизировать документ, дежурный сержант, здоровенный мужик лет сорока, сказал:
        - Ты, парень, с дуба не рухнул?
        Осетр уставился на него непонимающе.
        - Ты что визируешь? Ты бы хоть прочел, в чем тебя обвиняют! Я туда много чего мог напихать. Что было и чего не было…
        - Мне все равно, - сказал Осетр.
        - Э-э, нет… - Сержант хлопнул по столу пятерней. - Тебе все равно сейчас. Не знаю уж, что за проблемы случились у тебя в жизни, но они не вечны. А протокол этот - навсегда! Ты думаешь, я не знаю, что такое эти «Пять барабулек».
        - Мне все равно, - повторил Осетр.
        - Ты же «росомаха», судя по документам!
        - Я - «росомаха», - согласился Осетр. И повторил в третий раз: - Мне все равно.
        - Ты долбаная размазня, а не «росомаха»! Щенок, поджавший хвост! Сопля мерканская!
        - Сержант почему-то заводился. - Да мне, в конце концов, плевать с высокой колокольни! Я полицейский чиновник! У меня есть заявление на тебя, и я обязан дать ему ход. Чисто бюрократически! И я дам ему ход, если ты завизируешь протокол.
        - Мне все равно.
        Осетру и в самом деле было все равно, что происходит вокруг.
        Не все было равно ему только там, где гнездилась эта ноющая боль, которую было не вывести никаким алкофагом, против которой вообще не было лекарства, кроме времени, но он об этом лекарстве и не догадывался, потому что начать догадываться о лекарстве-времени можно лишь тогда, когда оно впервые тебя вылечит, а до этого было еще очень и очень далеко!
        Сержант сплюнул в мусорную корзину. Снова саданул по крышке стола - на этот раз кулачищем, - встал, подошел к двери обезьянника, отпер ее, распахнул. Обезьянник был пуст.
        - Иди-ка сюда, гвардеец хренов!
        Осетр послушно подошел к сержанту.
        - Руки!
        Осетр поднял руки. Баранки, надетые ему на руки при задержании, соскользнули с запястий. Сержант вошел в обезьянник и открыл еще одну дверь, в углу.
        - Это вот камера-одиночка для особо буйных. Полагаю, что иногда она способна помочь и особо тихим. Заходи-ка!
        Осетр зашел. Он оказался в крохотной каморке, с нарами, на которых, наверное, нельзя было вытянуться во весь рост.
        - Покукуешь тут до утра! - сказал ему в спину сержант. - И утром, очень надеюсь, снова станешь «росомахой».
        Осетр обернулся. Лицо сержанта оказалось совершенно серьезным, его слова не были издевательством.
        Дверь с лязгом захлопнулась, и в этом лязге присутствовало что-то странное, безысходность какая-то. Наверное, тюремные двери специально делают металлическими, а не пластиковыми. Чтобы они были такие вот тяжелые и гремящие, чтобы их лязг переворачивал душу…
        Глава пятьдесят девятая
        Утром он и в самом деле снова стал «росомахой». Однако в этом не было ни его заслуги, ни воспитательных достижений камеры-одиночки.
        Ночь не остановишь ничем. И утро сменит ее неизбежно. Как ни мучилась Осетрова душа, сон сморил несчастного влюбленного. Снилась ему, само собой, Яна, и сны эти были сладостны, а потому пробуждение оказалось вдвойне ненавистным. И опять ему было абсолютно все равно, что там насочиняли заявители в полицейском протоколе. Не помогло больному лекарство полицейского сержанта - видать, болезнь была серьезней, чем тому показалось. Но тут жизнь преподнесла Осетру новое лекарство - он узнал один из голосов, что прервали его полусон-полузабытье.
        Его будто подбросило с нар - знакомый голос никак не мог звучать в этом помещении. Но звучал!
        - Давай, давай, сержант! Открывай свой обезьянник!
        Грозно лязгнули металлические двери, тяжелые шаги протопали по полу, лязгнули вторые двери, распахнулись, едва ли не сорванные с петель железной рукой…
        - Господин полковник! - Осетр отдал честь и только тут сообразил, что на нем нет головного убора, а потому честь он отдавать не имеет права. - Господин полковник, кадет… арестованный кадет… задержанный кадет Приданников… отбывает наказание…
        - Вижу, вижу, как и что отбываешь! - Дед вошел в одиночку, по-хозяйски оглядел помещение. - Нары давишь, кадет! Вместо того чтобы предпринимать меры с целью покинуть место задержания… Ну и какой же ты, к хрену, «росомаха» после этого?
        У Осетра не нашлось ответа. Но Деду его ответ и не требовался, потому что полковник Всеволод Засекин-Сонцев, дальний родственник командующего РОСОГБАК великого князя Владимира, начальник секретного отдела бригады, задал сугубо риторический вопрос.
        - Я забираю этого парня у вас, сержант! И согласую свои действия с вашим руководством.
        - Слушаюсь, господин полковник!
        - Кто у вас в начальниках?
        - Полковник Загорулько, господин полковник.
        - Значит, я свяжусь с полковником Загорулько и согласую освобождение своего человека.
        - Так точно.
        Дед посмотрел на Осетра:
        - Ну! Чего к полу прилип, кадет? Штаны боишься потерять? Двинулись!
        Осетра вывели из камеры-одиночки, сопроводили сквозь обезьянник, проконвоировали по помещению полицейского участка, вывели на улицу и усадили в глайдер с гражданскими номерами. За рулем глайдера сидел штатский, но все движения и повадки выдавали в нем военного. «Росомаху» не проведешь!
        И только тут растерянного Осетра посетила первая мало-мальски мысль. Вернее, первое ощущение, потому что стыд не бывает мыслью, стыд может только породить мысли.
        Осетру стало нестерпимо стыдно за все свое вчерашнее поведение, ибо пусть и не было на нем мундира «росомахи», но звания «росомахи», принадлежности к
«росомахам», сняв мундир, не утеряешь. И за такое поведение, что он выдал вчера, отправляют на суд офицерской чести и лишают звания. Его спасает только то, что он пока еще кадет… Но и то на месте начальства надо после случившегося еще сто раз подумать, прежде чем присваивать такому кадету воинское звание…
        - Надеюсь, пьянствовал, потому что цесаревича поминал? - Дед смотрел на подчиненного с явным сочувствием.
        Однако вовсе не это сочувствие заставило Осетра вскочить по стойке «смирно».
        - Никак нет… - Он долбанулся макушкой о потолок кабины и зашипел от боли.
        - Сиди, сиди, не на плацу!
        - Никак нет, господин полковник!.. А разве цесаревич Константин умер?
        Лицо Деда стало скорбным.
        - Да, прогерия таки доконала мальца. Вчера скончался, бедняга. Траурное сообщение передавали по всем каналам. А ты, стало быть, и не слышал?
        Осетр помотал головой, не в силах вымолвить и слово.
        - И кого ж ты так бурно поминал?
        - Я… Я… У меня личное, господин полковник.
        - Ишь ты! Личное у него!.. А у нас вот у всех, понимаешь, государственное!
        Тем не менее, сильного укора в словах Деда не звучало. Так, наверное, отец ругает сына за то, что тот на балу пригласил на первый танец не родную мать, а понравившуюся девушку…
        - Куда летим, Всеволод Андреич? - спросил штатский за рулем.
        - В пансионат «Ласточкино гнездо», Борис!
        Машина стрелой ринулась в небо. Однако Осетра лишь чуть-чуть прижало к спинке кресла. А значит, несмотря на гражданские номера, глайдер был военным - штатские машины нейтралинами уже лет пятнадцать не оборудовались. То есть оборудовались, конечно, но полуподпольно, на свой страх и риск, за большие деньги и с перспективой заиметь неприятности с техническим контролем.
        Дорога заняла всего несколько минут - видимо, во вчерашних своих похождениях Осетр все-таки не слишком удалился от «Ласточкиного гнезда». Потом последовало такое же малозаметное торможение.
        - Прибыли на место, Всеволод Андреич!
        - Спасибо, Борис! - Дед повернулся к Осетру. - Поднимайся в номер, приводи себя в порядок. Через час прошу ко мне. Номер двенадцать двадцать девять.
        Глава шестидесятая
        Осетр решил поначалу добежать до «Приюта странников», но тут же сообразил, что искать его начнут в первую очередь именно там. А отыскав, непременно попытаются прикончить. Не имеет права какой-то торговец безнаказанно убивать одного из бандитских главарей, пусть и не самого крупного пошиба. Это же, с точки зрения преследователей, нарушение всех и всяческих законов существующего мира. Торговец должен торговать и платить бандитам, а убивать - их прерогатива. Вот потому они и попытаются замочить нарушителя закона, потому что вся их власть держится на страхе. Конечно, замочить его им вряд ли удастся, а если и удастся, то не один бандит поляжет на пороге гостиницы, и всем сразу станет ясно, что под личиной вольного торговца Остромира Кайманова скрывается вовсе не торговец. Ибо торговцы так драться не способны - так дерется мерканская морская пехота, так дерутся синские огненные драконы, фрагербритские альпийские стрелки, новобагдадские мамелюки… ну и, конечно же, витязи из РОСОГБАК, Росской Особой Гвардейской Бригады Активного Контакта, воины, гордо именующие себя «росомахами»…
        И потому Осетр решил искать убежище совсем в другом месте. Однако не успел сделать и шага.
        Угроза ринулась со спины. Чувство опасности оказалось настолько острым, что тело само сделало «клюющую змею» но не в атаке, а с целью спастись. И спастись ему удалось. Над головой, едва не сняв скальп, пронеслась тусклая молния.
        - Шустрый, шкет! - донесся писклявый голос Кучерявого.
        - Еще какой шустрый! - А это уже был Наваха.
        - Каблук обещал его не убивать.
        - Так это Каблук обещал. Мы же обещаний не давали!
        Осетр очень хотел поинтересоваться, кому Каблук пообещал не убивать «его». Но было понятно, что ответа он не дождется. А потом ему и вовсе стало не до разговоров.
        Конечно, эти двое не были росомахами, но с ножами обращались умело. Только реакция спасала Осетра от порезов, и постепенно становилось ясно, что это схватка, в которой не обойтись без убийства.
        Тем более что вдали наконец послышался - топот. Наверное, клиенты «Ристалища» сообразили, что двое убийц слишком долго возятся со своей работой.
        Конечно, с толпой справиться много проще, чем с парой профессиональных убийц, но зачем?..
        Осетр ушел от очередных ударов, добавил стремительности, и все закончилось двумя касаниями точек Танатоса. Конечно, если бы сейчас сюда пожаловали реаниматоры, Наваху и Кучерявого вполне можно было оживить, но такая помощь пострадавшим не светила.
        Шум приближался. Не прикасаясь к трупам, Осетр скользнул за ближайший угол, все в том же оперативном состоянии промчался пару кварталов - так и не встретив никого на пути, - и свернул еще за один угол. Вот тут-то его и настиг синдром первого убийства. Он согнулся в три погибели, и его обильно и мучительно вытошнило…
        К счастью, никто его так и не обнаружил. Наверное, охотники, обнаружив свежие трупы, попросту решили оставить дичь в покое.
        Когда полегчало, Осетр устремился к зданию, на втором этаже которого находился кабинет господина майора Бабушкина.
        Уже знакомый череп-лейтенант, когда незваный гость ворвался в приемную, слегка ошалел:
        - Вы куда, любезный?
        - К Поликарпу Платонычу.
        - Вам назначено?
        - Нет.
        - Тогда ждите, пока доложу.
        Лейтенант скрылся за дверью бабушкинского кабинета, а Осетр прислушался к происходящему на улице. Пока там было спокойно. Но Осетра почему-то не покидала мысль, что бандиты вполне могут ввалиться и сюда, в обиталище администрации. Хотя вряд ли, не хватит у них наглости… Если бы Карабас приказал, тогда бы да. Но Карабас с черепами с помощью стволов да перьев разбираться не станет, он человек солидный, он договорится встретиться и встретится, и договорится о выдаче нарушителя, заплатит Бабушкину… Хотя залетный торговец - не осужденный преступник, его жизнь дорого стоить будет. Не сразу Бабушкин решится его продать… Так что несколько дней в запасе имеется, а там, глядишь, и руководство прочухается… В общем, после случившегося сегодня в «Ристалище» он все делает правильно!
        - Вы можете зайти! - Лейтенант появился на пороге.
        Осетр зашел. Как только дверь закрылась, Бабушкин прошипел:
        - Вы с ума сошли, молодой человек! Я же сказал, что сам буду вас вызывать. В следующий раз говорите моему секретарю, что я вас вызывал.

«Ты и секретарю-то своему, похоже, не доверяешь», - подумал Осетр. И сказал:
        - Только что в кабаке «Ристалище» я убил бандита Каблука!
        У Бабушкина отвалилась челюсть.
        - Вы с ума сошли! - повторил он. - И что я должен теперь с вами делать?
        - Не знаю…
        Бабушкин пришел в себя быстро.
        - Садитесь! - Он переплел пальцы рук, подпер ими мощный подбородок и задумался.
        Осетр сел на стул.
        - Что между вами произошло?
        Осетр рассказал.
        - И как же вам удалось?
        Осетр пожал плечами:
        - Испугался. Само собой как-то получилось…
        - Свидетели были?
        - Ну… Наваха и Кучерявый видели. Но их я тоже убил.
        - Тогда они уже не свидетели.
        - Кто еще видел, не знаю.
        - Иными словами, вам светит обвинение в многочисленных убийствах. Правда, ваши жертвы - приговоренные к смерти преступники, что, в общем-то, увеличивает ваши шансы на благополучный исход. Но закон требует, чтобы я вас задержал.
        Осетр снова пожал плечами, как бы говоря: «Воля ваша…»
        - Тут еще одна сложность возникает, - продолжал Бабушкин. - Вы убили бандитов, а за своих они мстят жестоко. Так что, останься вы на свободе, я за вашу жизнь и медного гроша не дам. И получается, что нет у вас иного выхода, помимо помещения в камеру предварительного заключения.
        И опять Осетр пожал плечами.
        - Что вы плечиками поигрываете? Вы хоть понимаете, что все испортили?
        - Я тоже думаю, что вам надо упрятать меня в камеру предварительного заключения. И вам будет спокойнее, и мне.
        - Вы хоть что-нибудь узнали?
        - Наверняка я не узнал ничего. Кроме того, что наш компаньон, кажется, принимает участие в каких-то весьма странных делах.
        Бабушкин достал из стола сигарету, закурил и отравил атмосферу кабинета табачным дымом.
        - Вы его нашли?
        - Я его нашел. Но потом снова потерял.
        - И где же вы его нашли?
        - В лесу. Там, где добывают плоды храппов.
        - А с вами там что случилось? Мне доложили, что вас привезли в лазарет.
        Осетр в четвертый раз пожал плечами:
        - Сказать правду, я и сам не знаю, что там со мной случилось… Это правда, что многие заключенные, долго работавшие на добыче плодов, сходят с ума?
        - Правда. И не многие, а все поголовно. Лес как будто мстит людям за свои богатства.
        - Тогда остается предположить, что он и мне пытался отомстить. С ума, правда, свести не смог, но вырубил напрочь. Во всяком случае, целый день у меня из памяти выпал… Простите за то, что не смог вам помочь. Кстати, убийц медсестры не нашли?
        Майор Бабушкин потер подбородок, как будто у него болели зубы.
        - Нет. Уголовное дело открыто, но никаких следов на том месте, откуда стреляли в Инну Музыченко, отыскать так и не удалось. Явно действовал профессионал.
        - То есть вы думаете, что ее убил сотрудник имперских спецслужб?
        - Я ничего не думаю. Чтобы думать, надо иметь улики, а у меня в кармане вошь на аркане! - Он встал. - Пора брать вас под стражу. - Он подошел к двери, открыл ее и сказал своему секретарю. - Лейтенант! Вызовите сюда дежурный наряд!
        Глава шестьдесят первая
        Нельзя было сказать, что боль отпустила душу Осетра, просто она стала менее острой - словно затаилась где-то в самых глубинах и ждала там, под затянутым тиной камушком, неведомо чего. Зато вернулась возможность размышлять.
        И тут не потребовалось больших усилий, чтобы понять: Дед появился на Дивноморье не отдыха ради.
        Осетр крутился под ионным душем, удивляясь самому себе, потому что млел от удовольствия, которое приносила эта процедура, не меньше, чем когда Яна была в пансионате. Крутился. Млел. И раздумывал.
        Надо полагать, что Дед прибыл на курортную планету в связи с событиями, произошедшими на Крестах. Решил, так сказать, напрямую побеседовать с непосредственным их участником. И вот, кстати, вопрос: освобождение из-под ареста на Крестах не под Деда ли давлением произошло? Однако ж тот еще парень оказался кадет Приданников! Потенциальный преступник! На Кресты прилетел - арестован, на Дивноморье пожаловал - арестован. И там, и там, похоже, выпущен исключительно волевым порядком. То есть в нынешнем-то случае абсолютно точно волевым, раз Дед самолично высвобождал из-под стражи. Однако и на Крестах господин Бабушкин работал под давлением Деда. Но тогда получается, что «суворовская купель» сорвана, не прошел кадет Приданников главного испытания…
        Впрочем, совершенно ясно, что ответ на этот вопрос будет получен очень и очень скоро.
        Осетр выключил душ, просушил и расчесал волосы, надел мундир.
        Жаль, нет с собой парадной формы. Но, как известно, за неимением гербовой пишут на простой!
        К назначенному времени он поднялся на двенадцатый этаж и оказался перед дверью номера тысяча двести двадцать девять. Дверь тут же распахнулась - по-видимому, работала придверная камера системы безопасности.
        В прихожей его встретил незнакомый мужчина в штатском костюме, и Осетр сразу же почувствовал себя весьма нелепо.
        - Заходите, кадет Приданников!
        - Благодарю вас…
        Однако мужчина не представился, и Осетр чуть заметно пожал плечами - не гостю устанавливать правила общения в доме, куда приглашен:
        - Прошу вас в холл!
        Осетр шагнул в следующую дверь.
        А вот Дед был в мундире. И даже в парадном. Сиял всеми своими звездами, как дневное небо в скоплении Плеяды. Ну почти так… Хотя, кто его знает, как там выглядит небо. Плеяды - это мерканская территория, Осетр никогда в том районе не бывал и вряд ли будет. Если только Плеяды в будущем не перейдут под юрисдикцию Росской империи… Говорят, в Плеядах и днем звезды светят…
        - Пройди-ка вот туда, кадет! - Дед кивнул на дверь, за которой, похоже, скрывалась спальня. - Там тебя ждет сюрприз.
        У Осетра мелькнула дикая мысль, что за дверью этой прячется Яна по кличке Полина. Отловили ее Дедовы люди, сняли с транссистемника, вернули назад, на Дивноморье, и вот теперь она ждет своей участи, сидит там, дрожа, не зная, что случилось и что ее ждет, ибо ей, разумеется, никто ничего не сказал, и как только Осетр войдет, она испугается и начнет просить прощения, а он не скажет ей ни слова худого и великодушным взглядом даст понять: «Ты прощена!»
        Он открыл дверь и, почти не дыша, вошел.
        И чуть не разрыдался - не было там никакой Яны-Полины.
        И вообще никого не было.
        Там стояла трехлапая, похожая на перевернутый цветок вешалка, а на вешалке красовался белый парадный мундир «росомахи» с лейтенантскими погонами, и Осетру сразу стало ясно, кому предназначен тот мундир. У него было всего несколько секунд, чтобы успеть стереть с лица вселенскую обиду на Деда и его людей, которые и не подумали снимать Яну с транссистемника - да им это и в голову не могло прийти! - и суметь изобразить восторженную улыбку. И оказалось, что он способен на такой подвиг. Восторженная улыбка вышла на загляденье! Наверное, Яна-Полина была бы уязвлена, узнай, с какой скоростью подопечный справился со вселенской обидой…
        Осетр поморщился. Подопечный - слово-то какое! Но чем оно хуже слова
«возлюбленный», когда выясняется, что из двоих только один любил, а второй… вернее, вторая… просто выполняла неведомое задание?
        Пока Осетр шел к вешалке, на лице его успела смениться уйма возрастов, он успел побывать грудным младенцем, которому интересна только одна женщина, его мать; и трехлетним карапузом, уже знающим, что он никогда не наденет юбку, потому что это не мальчишечья одежда; и юнцом с пробивающимися усами, обнаружившим вдруг, что не всякая понравившаяся отвечает тебе взаимностью. И он в очередной раз подумал, что многое в нем изменилось после Крестов, и, возможно, именно поэтому его ждет сейчас лейтенантское одеяние.
        Он подошел и снял с рукава мундира несуществующую пушинку. Провел правой рукой по левому погону, ощутив, как тверда и прочна ткань. Коснулся верхней звездочки, укололся об острую ее вершинку. И так и не понял, веселиться ему или плакать.
        Но сзади раздался голос Деда:
        - Вот твоя новая форма, бывший кадет!
        И стало ясно, что плакать нельзя, что время веселиться, иначе его просто не так поймут. И он снова напустил на физиономию сдержанную радость, потому что
«росомахе» не к лицу излишне восторгаться повышением звания.
        А в комнату вслед за Дедом входили еще какие-то люди, также одетые в мундиры
«росомах». Их оказалось пятеро.
        И началось торжественное мероприятие, которое обычно проходило на плацу школы при общем сборе всего личного состава - от самого мелкого первокурсника до начальника школы полковника Мясоедова.
        Здесь все было несколько скромнее. Обошлись без плаца и без Мясоедова.
        Осетру зачитали приказ великого князя Владимира, командующего бригадой, которым ВКВ объявлял, что кадет Остромир Приданников на хорошо и отлично закончил специальную имени великого князя Романа школу РОСОГБАК и на отлично сдал выпускное испытание на планете Кресты, пройдя «суворовскую купель», и в связи с этим великий князь Владимир, командующий бригадой, присваивает кадету Приданникову воинское звание «лейтенант» и приказывает начальнику штаба РОСОГБАК определить лейтенанту Приданникову дальнейшее место службы. Тут же был зачитан и приказ начальника штаба, которым новоиспеченный лейтенант Приданников командировался в распоряжение начальника секретного отдела РОСОГБАК полковника Засекина-Сонцева.
        - Поздравляю с началом службы, лейтенант! - рявкнул Дед.
        - Служу государю-императору! - отозвался Осетр.
        Потом случились сдержанные рукопожатия, после чего была открыта бутылка росского коньяка пятнадцатилетней выдержки («Это флотские обмывают звездочки игристым, а мы, "росомахи", исключительно коньяком!»), и все присутствующие коснулись смоченными в коньяке пальцами звездочек на погонах новенького мундира. Потом рюмки с коньяком были опустошены, и свеженького лейтенанта принялись хлопать по плечам, усердно, размашисто и увесисто, так, что он с трудом не кривил физиономию.
        Потом ему вручили новенький чемоданчик, в котором лежали повседневный и полевой мундиры, а также личное табельное оружие, и велели убираться с глаз долой и не показываться здесь до завтрашнего утра, но завтра в девять ноль-ноль явиться в этот же номер для получения задания. Недопитую бутылку ему велели забрать с собой, ибо господам старшим офицерам ни к чему употреблять коньяк среди бела дня, когда их еще ждет масса работы. А вот вечером господа старшие офицеры не прочь отметить первое назначение лейтенанта Приданникова и будут благодарны ему за приглашение, которое непременно воспоследует, поскольку полчаса назад на кредитную карту лейтенанта Приданникова были перечислены все причитающиеся ему выплаты, включая денежное довольствие, командировочные и подъемные.
        Лейтенант Приданников убрался из номера двенадцать двадцать девять и в сопровождении полковничьего денщика, который нес его вещи, спустился на свой этаж.
        Денщик поставил в спальню вешалку, положил на кровать чемоданчик и поинтересовался:
        - Я могу быть свободен, господин лейтенант?
        Господин лейтенант подумал несколько мгновений, удобно ли будет предложить денщику выпить коньяку, решил, что в такой день все удобно, и они хватанули по паре рюмок под лимончик, который неведомо откуда достал денщик. Потом тот ушел, а Осетр скинул кадетское одеяние, напялил прямо на голое тело лейтенантский мундир и некоторое время рассматривал себя в зеркале, пытаясь понять, почему он получил назначение на курортной планете, а не на плацу родной школы вместе со всеми выпускниками. Потом решил, что все равно ничего не поймет, но рано или поздно один черт станет ясно, для чего это понадобилось Деду.
        От выпитого коньяка затаившаяся в глубинах души тоска снова выползла наружу, и Осетр некоторое время представлял себе, как бы выглядела рядом с лейтенантом Яна-Полина, в давешнем платье, которое он имел счастье лицезреть в тот вечер, когда стал самым счастливым человеком на свете, не подозревая, что одновременно становится самым несчастным. Яна-Полина почему-то рядом с лейтенантом не вытанцовывалась, и Осетр быстро прекратил экзерсисы фантазии. Он допил коньяк и решил, что такому красавцу вряд ли стоит проводить праздничный день в одиночестве, что до планируемой вечеринки еще тьма времени, и он знает, где следует провести это время.
        После этого он позвонил в ресторан при пансионате и заказал на вечер отдельную кабинку на шесть человек. Банкет, господа. Коньяк, закуски холодные и горячие, все чин чинарем!..
        А потом связался с местным терминалом Глобального имперского информатория, определил, где находится ближайший публичный дом, и через полчаса был по указанному адресу.
        Глава шестьдесят вторая
        В этом увеселительном заведении все было совсем не так, как с Яной. Конечно, парень есть парень, а девушка есть девушка - даже если она куплена, - и физически никаких проблем не возникло, в этом смысле все было как с Яной. И в то же время все было совсем не так. Там была вспышка молнии, а здесь блеклый свет ночного фонаря. Там был рев урагана, а здесь скрип сухих сучьев на ветру. Там был штурм неприступной твердыни, а здесь продирание сквозь безлистые кусты. Там было водружение победного флага на горном пике, а здесь… Нет, флаг-то был, прежний флаг, с твердым древком и острым навершием, но то ли пик оказался не выше пологого холмика, то ли альпинист без энтузиазма…
        В общем, не то получилось, совсем не то!
        Осетр ушел совершенно разочарованный и впавший в еще большую тоску. Когда хозяйка публичного дома сунулась к новому клиенту с предложением бывать у нее почаще, он глянул на нее так, что у бедной женщины едва язык не отсох.
        А потом была вечеринка, оказавшаяся еще более тоскливой, чем посещение публичного дома. Если там был блеклый свет ночного фонаря, то здесь и вовсе темень кромешная. Вроде бы такое внимание к его персоне со стороны старших офицеров (хоть они и были в штатском) должно было греть душу… Но не грело.
        Поднимались тосты: за виновника торжества, за здоровье государя-императора, за благополучие родной державы, за надлежащую боевую готовность бригады. Не чокаясь, выпили за упокоение души цесаревича Константина, который так некстати покинул наш грешный мир.
        Тут Осетру почему-то показалось, что траурность тоста на редкость лицемерна и что на самом деле каждый из присутствующих считает, что цесаревич ушел весьма кстати, но поскольку такого быть никак не могло, то Осетр извинился, удалился в мужскую комнату и немедленно принял пилюлю алкофага. После этого дикие фантазии его уже не посещали.
        Зато он начал раздумывать над тайной, величие которой только сейчас открылось ему в полный рост: зачем Дед прибыл на Дивноморье, чтобы поздравить одного из своих кадетов - наверняка не лучшего! - с завершением учебы, да еще притащил с собой несколько весьма высокопоставленных «росомах». И по всему получалось, что происходит сейчас не просто банальное чествование новоиспеченного лейтенанта, удачно справившегося с «суворовской купелью» (хотя какое оно банальное, при таком составе чествующих?), что происходят самые настоящие смотрины, и непонятно только одно: на какое же задание решили бросить новоиспеченного лейтенанта, если устроено столь затратное действо?
        А между тем тосты продолжали сыпаться:
        - За государя-императора, господа!
        - Ура!..
        - За дальнейшее усиление нашей бригады!
        - Ура!..
        - За величие Росской империи!
        - Ура! Ура! Ура!
        Кто-то гусарски грохнул свой бокал об пол. Остальные последовали его примеру. Не удержался и новоиспеченный лейтенант - так было сильно ощущение боевого братства!
        Прибежал метрдотель, из чего Осетр сделал вывод, что уровень высокопоставленности клиентов этому служителю ресторанного порядка совершенно неведом. Конфликт был немедленно улажен одним из гостей. Самым банальным способом - с помощью кредитки. Принципы жизни везде одинаковы - хоть на Крестах, хоть на Дивноморской Ривьере…
        Прискакал официант, осколки бокалов убрали. После чего виновник торжества поднял рюмку за гостей вечеринки.
        Ответом ему было:
        - Ура! Ура! Ура!
        Бить посуду больше не стали.
        Отведали горячего. Кто как, а Осетр без удовольствия.
        А потом Дед предложил завершить вечеринку, поскольку завтра предстоит весьма и весьма сложный день, и выразил уверенность, что виновник торжества поймет такое поведение.
        Попробовал бы лейтенант не понять поведение полковников, подполковников и майоров!
        Выпили в последний раз, на посошок, и разошлись.
        А ночью Осетру приснился сон.
        Как и прежде, он находился на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню. И тревоги, переполнявшей душу смертным страхом.
        И опять багрец в небе волновался, бурлил, крутился десятками водоворотов. Образовавшиеся воронки неслись вниз, тянулись к Осетру, кутали его багровой мглой, в которой не было ничего, кроме все той же тревоги.
        А когда мгла ушла, открылась обитаемая Вселенная. Осетр видел сотни планет одновременно, и на всех на них не было мира. Полыхали ажурные здания, разлетались в пыль, рушились обломками на землю, медленно и величаво - словно лепестки умерших цветов облетали… С неба на землю рвались некие каплеобразные создания, и среди них распускались живые цветы, пылающие, разбухающие. Если такой цветок касался каплеобразного создания, оно взрывалось и продолжало мчаться к земле пылающей кометой. Но цветов по сравнению с каплеобразными было мало, и львиная доля атакующих достигала поверхности, и тут у них словно вспарывались боковые стенки, распахиваясь наружу неким подобием десантных люков, и на волю вываливалась толпа существ, в которых даже малообразованная женщина признала бы солдат. Вооруженные неведомыми предметами, они неслись по улицам городов, сея смерть и разрушение, шестилапые, похожие на пауков с крокодильими головами, стремительные, как молния, и неуязвимые, как ураганный ветер, и там где они проходили, не оставалось ничего, кроме засыпанных пылью обломков и залитых кровью останков…
        Глава шестьдесят третья
        В восемь пятьдесят пять он вошел в лифт, чтобы, как и было приказано, прибыть за первым заданием.
        Боль сегодня болталась рядом с сердцем, готовая в любой момент вцепиться в свою пищу, сильнал, грозная, уверенная в себе… Стерва! Змея подколодная!
        Он мотнул головой.
        Ну и пусть ее! Мы - «росомахи»! Мы - гвардейцы! Нас болью не возьмешь! У нас сегодня первое задание. Мы с головой уйдем в работу. И она поможет нам справиться с болью. В конце концов, Татьяна Чернятинская - не единственная женщина на белом свете, вон их сколько вокруг! Выполню пару ответственных заданий, выпишу Маруську с Крестов, женюсь, нарожаем детей, станем жить-поживать да добра наживать… Правда,
«росомахе» лучше быть холостым. Семейный человек склонен меньше рисковать… А просто уйду в отставку!
        Постучав в номер Деда и получив в ответ приглашение войти, он распахнул дверь и переступил порог.
        В холле находился незнакомый капитан.
        - Заходите, господин лейтенант! Всеволод Андреевич ждет вас.
        Осетра проводили в ту самую комнату, где вчера стояла вешалка с мундиром. Ночью это наверняка была спальня, но сейчас койка был дематериализована, а ее место занимал рабочий стол.
        Дед работал. Видеоформа в левом углу стола представляла собой бюст какого-то типа в штатском. Физиономия типа показалась Осетру знакомой: широкие скулы, узкая бородка, усы, зачесанные назад волосы, оголенные уши. На типе был древнего покроя пиджак и не менее древней формы галстук. Видимо, в сетевых агентах Дед держал реальный исторический персонаж. Какого-нибудь министра-спецназовца…
        - А вот и вы, лейтенант! Заходите! - Дед повернулся к сетевому агенту. - Выведите мне, Артур Христианович, на видеопласт материалы по делу «Второй вариант». И, кстати, познакомьтесь! Лейтенант Остромир Приданников!.. А это мой сетевой агент Артур Христианович Артузов[Артузов (настоящая фамилия - Фраучи) Артур Христианович - реальная историческая личность. Один из видных руководителей советской контрразведки. Принимал участие в ликвидации крупных белогвардейских, монархических и шпионских контрреволюционных организаций, действовавших в СССР и за рубежом. В 1937 году репрессирован. ] .
        То, что Дед обратился к Осетру на «вы», сразу настраивало на деловой лад. Праздники закончились; по всему видно, что начинаются трудовые будни…
        - Очень приятно! - сказал Осетр.
        - Очень приятно! - отозвался ИскИн.
        Между тем рядом с видеоформой сетевого агента материализовался видеопласт. Пальцы Деда пробежались по сенсорам клавы, он глянул на видеопласт, провел указательным пальцем по тачпаду и развернул оптическую плоскость видеопласта в сторону Осетра.
        На видеопласте присутствовали две довольно большие таблицы, сопровождаемые многоцветными объемными диаграммами. Судя по форме диаграмм, это были данные генетического кода.
        - Можете что-нибудь сказать по этой информации?
        Осетр внимательно сверил таблицы и диаграммы. Судя по всему, это были генетические коды двух родственников, поскольку разница начиналась только после двадцатого пункта.
        - Могу.
        - Валяйте.
        Осетр доложил Деду о своих выводах.
        - Верно, Приданников, - сказал тот. - Как говорят, среди вас, молодых, сечете орбиту! - Он поднялся из-за стола, подошел к Осетру и встал рядом с ним. - Вот это, - он указал на правую таблицу, - генетические данные государя-императора нашего Владислава Второго.
        - А это - цесаревича Константина? - догадался Осетр.

«Ничего себе первое задание! - подумал он. - Явно предстоит что-то, связанное с императорской фамилией… С ума сойти! Я же просто не справлюсь! Такие задания не дают новоиспеченным лейтенантам! Или дают, а потом, после выполнения, лейтенантов ликвидируют. Третьего не дано!»
        - Присядь-ка вот туда, на диван, нам с тобой предстоит серьезный разговор. - Тон у Деда стал совершенно отеческим.
        У Осетра похолодело на сердце. Точно, ждет его задание, которому не позавидуешь.
        Он сел на диван. Дед подошел к стоящему в углу автомату с напитками, налил стакан воды и заявил:
        - Дело в том, что Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики.

«Ну и что? - хотел сказать Осетр. - Ну спутники… А в чем достойность-то?»
        Но не сказал…
        Не сиди он сейчас, у него бы подкосились ноги, и он бы непременно распластался на полу Дедова кабинета. А так он только завалился на боковую спинку дивана, да и то ненадолго. Вцепился пальцами в обшивку дивана, сумел выпрямиться. Но голова кружилась, сердце стучало с перебоями, и спина вся вспотела.
        И словно вспышка мелькнула в мозгу. Кабак «Ристалище»; он, сидящий за столом; Маруська, несущая ему «божью кровь»; стаканчик в руке…
        И на сей раз в его руке оказался… не стаканчик - стакан… и не с «божьей кровью» - с водой…
        Послышался голос Деда:
        - На-ка, выпей! Сейчас полегчает!
        Это была чистая холодная вода - лучший друг бойца в полевых условиях.
        Полегчало…
        Он допил остатки и вернул стакан Деду. Сам оторваться от дивана еще побоялся.
        Дед выбросил стакан в утилизатор, перенес к дивану свой стул и уселся напротив Осетра.
        Ну вот, сейчас и начнется разговор по душам…
        - Полегчало?
        - Да, спасибо, Всеволод Андреевич!
        - Дело в том, Остромир, что это данные не цесаревича Константина. Это твой генетический код.

«Ага, - подумал Осетр. - Это мой генетический код, а сам я пятый сын султана Махмуда от четвертой жены, зачатый в день икс…»
        - Что? - сказал он.
        - Это твой генетический код. Сам ты внебрачный сын нашего государя-императора. Цесаревич Константин скончался. И если с государем-императором что-либо вдруг случится, ты вполне можешь оказаться претендентом на корону.
        Голова у Осетра была пустая-пустая. Стакан чистой холодной воды унес не только мысли из нее, но и боль из сердца, которая жила последние двое суток. Словно Осетра выстирали, выжали и повесили сушиться на сквознячке…
        - Конечно, для этого надо, чтобы тебя поддерживала некая общественная сила.
        Голова была пустая-пустая, но постепенно начинала наполняться. Вот только это наполнение было странным. Вроде бы должно рождаться удивление и возмущение: «Как! О чем это вы? Да никогда!»… Но ни удивления, ни возмущения не было, и, казалось бы, их отсутствие, в свою очередь, должно было удивлять и возмущать. Ан нет!
        - Что скажешь?
        - И такая сила есть? - Вот на сей раз Осетр удивился - спокойствию, прозвучавшему в собственном голосе.
        Будто и не его касалось все происходящее. Будто они разговаривали о некоем третьем лице, два гвардейца, два «росомахи», занятые решением исключительно государственных задач…
        - Да, такая сила есть.
        - И кто они?
        - Патриоты Росской империи. Отличные люди. Те, кому надоела политика постоянных уступок нашим противникам. Те, кому надоело, что наших людей в Приграничье убивают и угоняют в рабство. Те, кого пугает массовое выдвижение на первые роли в империи исключительно бездарных придурков, которые заботятся только о собственном кошельке.
        Осетр промолчал.
        Странно, вроде бы самое время перепугаться, бежать от этого предложения, как черт от ладана, а вот поди ты…
        Что же с ним, Осетром, происходит такое? Или это и есть знаменитый дух «росомах»? Тот самый, за который воины бригады так ценятся? Тот самый, благодаря которому их бросают на самые сложные задания и знают, что «росомаха» либо выполнит задание, либо погибнет. Причем раз в двадцать вероятнее выполнит, чем погибнет. Потому что мы - «росомахи»! Потому что у нас боевое братство, которое превыше всего. Кроме присяги.
        - Я тебя сейчас не тороплю с ответом, - сказал Дед. - Просто имей в виду, что без тебя начинать эту бучу бессмысленно. Ты - это знамя, вокруг которого сплотятся миллиарды. Не будет знамени, не будет миллиардов. Так было во все века - для того, чтобы поднялся народ, надо, чтобы кто-то зажег и понес впереди факел. Ты факел, и только от тебя зависит, будет он зажжен или нет. - Дед встал. - А теперь ступай! Обдумай все хорошенько! Ступай!
        Это было совершенно невоенное слово. Такими не отдают приказов, такими советуют.
        И Осетр поднялся с дивана, подчиняясь не приказу, но совету. Коротко, не по уставу, кивнул. И покинул номер.
        Глава шестьдесят четвертая
        Религиозные войны существовали в истории человечества во все времена. Правда, чаще всего ими прикрывались войны совсем иные, не имевшие никакого отношения к тому, что наполняет душу. Наоборот, победы в них наполняли карман и только карман, а душа оставалась прикрытием безудержной алчности и опаляющей ненависти. Ну и религия служила тем же целям, что бы не утверждали кликуши и фанатики…
        Последняя мировая война вспыхнула на Старой Земле тоже под личиной религиозной розни, хотя, как и всегда, истинной причиной была борьба за ресурсы и территории.
        Война была фантастически кровавой и едва ли не привела к полному уничтожению земной цивилизации.
        К счастью, у противников хватило ума не распространить битву в космос. Каждый прекрасно понимал, что, потеряв свой звездный флот, он лишится возможности эвакуировать с планеты, зараженной неминуемой смертью, остатки своего населения. Когда война отбушевала и стало ясно, что на родной Земле условия для более или менее сносной жизни восстановятся лишь через десятки тысяч лет, не менее ясно стало и то, что воссоздавать цивилизацию придется в иных мирах. К счастью, к тому времени уже было известно несколько находящихся в зоне доступности солнце-подобных звезд и землеподобных планет, на которых можно было возродить земную жизнь. Не без труда, разумеется, но и не с запредельными для людей усилиями, приводящими к быстрому вырождению.
        Оказалось, что каждая крупная мировая держава давно уже подготовила свой собственный звездный ковчег, наполненный генетическим материалом, позволяющим воскресить большинство видов растений и животных, обитавших на родной планете. Оставалось договориться о разделе доступной части Галактики и разлететься по своим углам в надежде на новую жизнь.
        А что? Судьба заставит - и врагу руку пожмешь, и с неприятелем пойдешь договариваться. Главы крупных держав, которые к тому времени сформировались на базе определенных религиозных конфессий, собрались, пожали руки и договорились. И не удивительно, наверное, что каждая держава решила: и на вынужденном звездном пути человечества наилучшим цементом для объединения и выживания послужит та же самая религия.
        Обговорено - сделано!
        Борьба за возрождение жизни велась около трех веков - как ни странно, примерно одинаково для всех семи начальных планет-цивилизаций, - а потом началась новая космическая экспансия, уже совсем на другом уровне; с использованием новых транссистемников, передвигающихся по Галактике совсем на иных принципах; вширь и вглубь; с освоением неземлеподобных планет посредством широкого активного терраформирования, с созданием на этих планетах жизнеспособных колоний. Космические государства стремительно разрастались и расползались по миру, и еще через полторы тысячи лет большая часть Галактики оказалась поделена между семью постземными цивилизациями. Свободной зоной оставался только центр Галактики, поскольку прыжки через гипер туда по каким-то, пока неведомым науке причинам не получались. Не одна экспедиция пыталась попасть в этот бушующий котел, переполненный звездами и звездными скоплениями, но воз и ныне находился там.
        Освоение же рукавов Галактики - как и сравнительно бедного звездами межрукавного пространства - шло успешно. То и дело появлялись новые годные населенные планеты, которые называли либо на манер земных топонимов (Новая Москва или Эль-Ашхара; Порто-Моно или Честерфилд), либо совершенно неассоциируемыми именами типа Дремучего Леса или Угловки. Впрочем, надо думать и такие топонимы существовали когда-то на Старой Земле - предки были людьми с большо-о-о-й фантазией.
        По всем существующим законам развития человеческого общества получалось, что вскоре галактические государства-цивилизации должны были вступить в конфликты по тем же самым причинам, по которым породившие их когда-то страны воевали на Старой Земле.
        Подготовка к схватке велась по всем направлениям. Строились военные корабли, населенные миры укреплялись планетной артиллерией, наращивались возможности по производству самых различных стратегических товаров - от вооружения до обмундирования и продовольствия. Предпринимались многочисленные попытки организовать двойственные и тройственные межгосударственные объединения. Так, Фрагербритский Союз пытался вступить в альянс с Бразильянской Конфедерацией, поскольку протестантская и католическая веры были ближе друг к другу, чем к прочим конфессиям. Пытались организоваться в объединение и Синская империя с Бенгальской Федерацией. А вот православные росичи, мусульмане из Новобагдадского Халифата и сайентологи Великого Мерканского Ордена предпочитали готовиться к схватке за галактическое пространство наособицу. И те, и другие, и третьи всегда были сами с усами. Хотя, конечно, очень многое зависело еще и от человека, в настоящее время находившегося у власти в той или иной стране. Так, например, когда Вершителем Мерканского Ордена был Дуайт Дуглас, Орден топал в кильватере политики Росской империи, и
наоборот, когда государем-императором росичей стал Владислав Второй, он очень быстро попал под влияние нынешнего мерканского Вершителя господина Тима Бедросо.
        Подготовка велась так давно, что все это не могло закончиться ничем, кроме новой мировой - первой общегалактической войны. Конечно, вряд ли все бы стали воевать со всеми, по мнению стратегов это должна быть череда войн, со временем все более и более сокрушительных, все более и более смертоносных, жертвами в предстоящих битвах должны были становиться не города и поселки, а планеты и их спутники, а на более поздних этапах, возможно, и целые планетные системы. Ведь наука по-прежнему не стоит на месте, и, как и во все века, учеными создаются новые, все более мощные средства уничтожения, и никуда человечеству с этого пути не свернуть.
        Однако предсказать окончательного победителя стратеги не могли (а было бы интересно, если бы смогли! Что тогда, воевать бы не стали?). Все семь цивилизаций были примерно равны по силам, и тут на первую роль выходила ее величество внешняя политика - кто с кем и на какое время способен объединиться?.. Сторонники Владислава Второго именно этим оправдывали его политику, разъясняя, что дело идет к созданию альянса между Росской империей и Великим Мерканским Орденом и что такой альянс будет попросту непобедим, однако противники полагали, что Владислав делает слишком много уступок Тиму Бедросо и что обещанная ослепительная победа превратится в конечном итоге в неизбежное поражение, причем при любых раскладах. Либо верх одержат враги альянса, либо, в случае победы мерканцев и росичей, Орден подомнет последних под себя.
        А потому не было ничего удивительного в том, что в верхах, среди имперской элиты, зрел заговор.
        Глава шестьдесят пятая
        Вернувшись к себе в номер, Осетр материализовал койку, улегся и задумался.
        Ему было совершенно ясно, что все, сказанное Дедом, было правдой и ничем, кроме правды. Врать и тем более врать на ТАКУЮ тему попросту бессмысленно - подобной ложью правду не заменишь. Да и нельзя на этаком вранье начинать столь серьезное дело. Это все равно что строить здание на стеклянном фундаменте - первый же камешек, и все в дребезги, все в тысячу блистающих осколков.
        Так что примем за истину - я наследник росского трона. Уж не знаю, как по нашей Конституции незаконнорожденный отпрыск государя-императора может претендовать на трон, но, надо полагать, Дед и тут строит здание не на стеклянном фундаменте. Большеголовые юристы, надо полагать, давно уже изучили и проанализировали все пути и возможности. Иначе и начинать не стоило!
        Он вернулся к собственной реакции на столь сногсшибательную новость.
        Почему он так спокойно к ней отнесся? Можно подумать, всегда знал, кем является на самом деле! Будто ему заложили это знание в подкорку, и оно спало там, зрело чудовищным нарывом, постепенно приучая душу к себе, словно капля за каплей отравляло атмосферу миазмами, чтобы, когда нарыв прорвется, душа не задохнулась от неожиданности.
        Возможно ли такое? Конечно, возможно - в мире, где запросто торгуют грезогенераторами, совсем не торгуют гораздо более серьезными вещами. Да, не торгуют, но в интересах государства используют - это было всегда и везде. И вполне возможно, что в глубоком детстве, при каком-нибудь медицинском осмотре, ему загрузили в подсознание истинную информацию о собственном происхождении.
        Правда, есть и совершенно иное объяснение - с ним что-то произошло во время пребывания на Крестах, что-то изменившее его, что-то сделавшее его менее эмоциональным, вот потому новость и не поразила…
        Он поскреб лоб, оценивая версию, и присвистнул. Ничего себе менее эмоциональным! Вот это сказанул! А сумасшедшие выходки после того, как улетела Яна, - это значит не экспансивность, это так, манера развлекаться. Захотелось, понимаете ли, отважному гвардейцу-«росомахе» надраться да пару рыл начистить, так почему бы и нет? «Росомахи» у нас воинская элита, им все позволено, им что угодно спишется…
        Нет уж, гаси светило! Или без жаргона, обычной уставной командой - отставить! Есть такое понятие «бритва Оккама», которое гласит: «Не умножайте сущности без надобности!» Иными словами, не выдумывай непонятицу, чтобы объяснить другую непонятицу!
        А тут и в том случае, и в другом - непонятица. Скрытое знание - такая же беспросветная чушь, как и эмоциональная обработка!
        Зачем нужно скрытое знание? Чтобы человек принял предложение и поверил в него, руководствуясь собственным знанием, сидящим в подкорке? Но почему он должен верить такому знанию, если оно может быть вложено со стороны? Любая введенная информация вполне может быть и своей противоположностью, дезинформацией, это известно едва ли не детям. Не проще ли вот так, как и было проделано? Результаты экспертизы на стол, и вся недолга! Ведь вера наследника в собственную избранность - это только начало дела, потом-то всему свету придется доказывать обоснованность претензий на трон, тут липовой экспертизой не обойдешься. Тут генетический анализ будут делать не однажды, различными методами и самые разные люди. Тут потребуется доказать законность претензий и парламенту, и патриарху, и властителям других государств - с нелегитимным правителем попросту никто не станет иметь дело. Потому что любые договоры с ним изначально беззаконны. А любые переговоры - бесперспективны.
        Так что с этой стороны все наверняка чисто, и сомневаться не приходится.
        А значит, ни о каком скрытом знании и речи идти не может. Так же, впрочем, как и об эмоциональной обработке. Что там, на Крестах, произошло такого, что можно было бы расценить за эмоциональную обработку? Разве что убийство на моих глазах Инны Музыченко, медсестры доктора Герасимова… Да ну, чушь! Чушь дремучая, беспросветная, безнадежная! Сестру убили исключительно с одной целью - заткнуть ей рот! Чтобы не стало кадету Приданникову ведомо нечто, о чем ему не положено знать! Вот тебе и вся эмоциональная обработка!
        Так что мысль эта изначально была глупа, и не стоило ею заниматься. Надо думать о предложении Деда, а не о всякой ерунде. Вот о нем и станем думать.
        Итак, мы решили, что предложение было подготовлено капитально, ведь им, судя по всему, занимались чрезвычайно серьезные люди. Люди опытные и надлежащим образом подготовленные… А серьезные люди, как известно, и методы используют серьезные!
        Мысли его вдруг запрыгали с пятого на десятое.
        Эмоциональная подготовка…
        Убийство доктора Герасимова и медсестры Инны Музыченко…
        Серьезные люди…
        Серьезные методы…
        Это были совершенно рваные мысли, но они вели его к совершенно определенному выводу, и не прошло и минуты, как вывод этот родился, оформился и встал перед Осетром во весь рост.
        И не было у него теперь иного пути, кроме как этот вывод проверить.
        Чем он немедленно и занялся.
        Глава шестьдесят шестая
        Лазарет находился в самом низу, поблизости от арены, где происходили схватки гладиаторов. Надо думать, арену рядом с лазаретом и устроили, чтобы перерыв между смертью и реанимацией погибшего гладиатора был как можно меньше.
        Дежурная сестра взглянула на посетителя с интересом. Она была симпатичной. Наверное, поэтому Осетр снова вспомнил убитую на Крестах Инну Музыченко и решил, что ей не стоит задавать лишних вопросов.
        - Здравствуйте!
        У нее был строгий взгляд.
        - Здравствуйте! Что вы хотели, молодой человек?
        Он улыбнулся несмелой улыбкой:
        - Вы знаете… У вас парень лежит. Четыре дня назад поступил. Он гладиатор… Из тех, что бьются между собой на мечах за определенную плату, понимаете?
        Сестра тоже улыбнулась:
        - Понимаю. Кого вы имеете в виду? Сергея Короткова, Максима Кривушина или Ивана Небежинского? Кстати, еще трое уже выписались.
        А ведь и точно, Небесный Мститель не один же в тот день пострадал. Там были еще сломанные кости. И две финишные схватки, а значит, два трупа.
        - Да-да, Ивана Небежинского… Это я ему руку отрубил. Так получилось, знаете ли… - Осетр сделал виноватое лицо. - Мне бы хотелось сказать ему пару слов. Это возможно?
        Она снова улыбнулась:
        - Извинения хотите попросить за причиненные увечья?
        - Да нет… Почему сразу извинения? Мы были на равных. Не отправь я его на больничную койку, он бы меня к вам отправил. Просто я скоро улетаю, хотел попрощаться.
        - На «Лебеде» улетаете?
        - Что?
        - Транссистемник завтра к Дивноморью заглядывает. «Лебедь». На нем улетаете?
        - А-а… Да, наверное. Я не запомнил название судна.
        Она дематериализовала видеопласт и поднялась из-за стола:
        - Идемте, я провожу. Только недолго. Он еще достаточно слаб, и ему нельзя сильно нервничать.
        - Ну вы его быстро на ноги поднимете! Скоро снова будет гладиаторствовать.
        - Тем не менее, сильно его не беспокойте. Обещаете?
        - Обещаю, - сказал Осетр самым проникновенным тоном, на какой был способен.
        - Тогда идите за мной.
        Она зацокала каблучками по коридору. Он пошел за нею и с удивлением обнаружил, что ее ноги притягивают его взгляд. И не только ноги…
        Коридор оказался невелик. Палата, в которой держали гладиатора, находилась в самом конце.
        - Вот сюда. Имейте в виду, я буду следить за его состоянием. Если кибермедик покажет, что ему стало хуже, я вас тут же выгоню.
        - Да, конечно. - Осетр открыл дверь палаты и вошел.
        Гладиатор лежал в углу, на койке, облепленный какими-то шлангами, присосками, склянками. Предплечье правой руки его было скрыто в матово отсвечивающем цилиндре витостата. Грустные глаза Небежинского были открыты, и он тут же скосил их на вошедшего. Радости в них не прибавилось.
        - Привет Небесному Мстителю! - сказал Осетр самым беззаботным тоном. - Зашел вот проведать.
        - Победителю захотелось убедиться в собственной победе.
        Говорил гладиатор достаточно внятно. Значит, все должно удаться.
        - Предположим, победителю захотелось убедиться в предначертанности собственной победы.
        - Это как? - удивился Небежинский. - Не понял!
        - Сейчас поймешь… Скажи мне: «Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики».
        - Зачем? - еще больше удивился гладиатор.
        - Не спрашивай! Скажи! Потом объясню.
        - Да, пожалуйста, господи!.. Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики.
        Снова будто молния прошила мозг Осетра - от надшеиной ямки сзади до макушки. Стены палаты заколебались и умчались прочь. Теперь Осетр воспринял этот феномен уже более спокойно. И вода не потребовалась, чистая и холодная. Изменение в окружающем продолжались. Начал меняться и гладиатор. Краски поблекли, мгновение-другое, и он стал прозрачным. Почти как вода. Или стекло. Потом стекло посерело, и лежащая на койке человеческая фигура словно наполнилась туманной дымкой. Странный такой манекен получился. Или кукла… Однако там, где находилась голова гладиатора, туманную дымку перечеркивала очень четкая тонкая полоса. Она была угольно-черна, такого цвета в жизни просто не бывает, это был не цвет, а полное его отсутствие.
        - У меня к тебе серьезный вопрос, Небежинский. Кто тебя надоумил вызвать меня на схватку? Ведь ты же не сам это придумал!
        - Никто меня не надоумливал. Ты начал крутиться возле Татьяны Чернятинской. Вот я и подумал избавиться от тебя таким образом. - Больной вдруг зашевелился, левая рука его потянулась в сторону.
        И тут же по коридору простучали каблучки медсестры. Распахнулась дверь. Девушка влетела в палату.
        - Вы зачем волнуете пациента, посетитель? Будьте добры, немедленно покиньте лазарет!
        - Да-да, конечно, - сказал Осетр и повернулся к ней.
        На ее месте тоже была наполненная туманной дымкой фигура, но никаких угольно-черных полос не наблюдалось.
        И Осетр решился. Он был сейчас не парень, разговаривающий с девушкой; он был
«росомаха» в стане врагов и вести должен был себя, как «росомаха».
        - Ухожу, ухожу!
        Она остановилась, пропуская его вперед. Он вышел из палаты. Она закрыла дверь:
        - Прошу вас на выход, молодой человек!
        В этот момент он обернулся, ткнул ее указательным пальцем в нервную точку и подхватил обмякшее тело. Осторожно уложил медсестру на пол, заглянул в соседнюю палату. Там не было никаких туманных фигур. Он подхватил девушку на руки, она оказалась тяжеленькой. Впрочем, так всегда бывает с бессознательными телами. Занес ее в пустую палату и положил на койку.
        Минут через двадцать она придет в себя, подумает, что вырубилась от усталости. Зачем пришла в пустую палату - не вспомнит. И посетителя, беспокоящего пациентов, тоже не вспомнит.
        Двадцати минут должно хватить за глаза.
        Он вернулся в палату Небежинского. И обнаружил, что теперь видит сразу двумя путями - и знакомого человека на койке, и фигуру, заполненную туманом.
        Больной вновь глянул в его сторону, пробормотал:
        - Ну что тебе еще надо?
        - Мы не закончили, Мститель… Так кто тебя надоумил вызвать меня на схватку?
        - Я тебе уже сказал: никто. Убирайся, а то я сейчас сестру позову.
        Левая рука гладиатора, свободная от всяких медицинских прибамбасов, снова потянулась в сторону. Теперь Осетр увидел куда - к сенсору вызова.
        Этот тип так и не понял, с кем имеет дело. Мгновение, и «росомаха» был уже рядом, ткнул в нервную точку, и беспокойную руку гладиатора на время парализовало.
        Он угрожающе навис над гладиатором:
        - Вот сейчас нажму на известное мне место, и у тебя парализует легкие. Умрешь от асфиксии, но никаких следов насилия никакая экспертиза не найдет.
        - Ну хорошо, - сказал гладиатор. - Вызвать тебя на схватку мне приказали.
        Он содрогнулся и обмяк. Глаза его вдруг начали стекленеть. Осетр увидел, как черная полоска в туманной голове начала расширяться, заполняя собой весь объем.
        Осетр откуда-то знал, что нужно предпринять для противодействия. Он протянул руку, но не ту, которой обездвиживал людей и отрубал им конечности. Эта его рука была точно такой же туманной, как фигура перед ним, и его туман прорвался сквозь чужой туман и сжал расширяющуюся черную полоску, выдрал ее, смял, скатал в шарик и зажал в кулаке.
        Взгляд гладиатора вышел из бесконечности. Небежинский шевельнулся. Только что валялся труп трупом, а теперь, гляди, ожил!
        - Так кто тебе приказал?
        - Один человек. Он живет на двенадцатом этаже. Судя по повадкам, явный солдафон, но был в штатском. Пригласил меня к себе в номер. Там были еще люди, тоже в штатском и тоже явные солдафоны. Мне было сказано, что я должен тебя спровоцировать на гладиаторскую схватку. Иначе у меня будут очень серьезные неприятности. В том числе и с Татьяной Чернятинской. Я поверил этому человеку - он не похож на болтуна. Вот так все и получилось.
        Нечто, находящееся в кулаке Осетра, вело себя все более и более беспокойно. Оно тыкалось во все стороны, как пойманный жук, стремилось выскользнуть и вернуться туда, где ему надлежало находиться. Энергичность движения жука стремительно росла, сила накапливалась, и через пару мгновений Осетр уже не мог его больше удерживать. Туманный кулак его поневоле разжался, жук обернулся черной полоской, полоска молнией тьмы рванулась к туманной голове гладиатора, заняла надлежащее место, начала расширяться и стремительно заполнила свое обиталище. Гладиатор вздрогнул и перестал дышать. Мрак в туманной голове исчез. А потом и вся туманная фигура исчезла. Как сон…
        И Осетр понял, что больше он здесь уже ничего не узнает.
        Глава шестьдесят седьмая
        Покинув лазарет, он отправился прямиком к Анне Морозенковой, ибо картина становилась все страннее. Наверняка липовая няня сможет дополнить ее кое-какими красками. То есть няня она, конечно, не липовая, но функции, похоже, исполняет далеко не няньские…
        На ее месте он бы себя, конечно, не впустил. Но это потому что он догадывался, что ее ждет, а она - нет.
        Она снова была в строгом сером платье и выглядела гораздо более похожей на няню, чем в пляжном одеянии.
        - Что вам опять надо? Я уже все вам объяснила, молодой человек. У меня больше ничего для вас нет.
        - А вы скажите мне вот эту фразу… «Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики».
        - Зачем?
        - Просто так! Скажите! И посмотрим, что будет!
        У нее потемнели от гнева глаза.
        - Издеваться надо мной надумали. Ничего я вам говорить не буду! Убирайтесь к чертовой матери! - Она шагнула к двери, намереваясь выставить его вон.
        Выхода не было. Либо вырубить и связать, пока дверь не распахнулась, либо…

«Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики», - произнес он мысленно. И уже в голос добавил:
        - Остановитесь, сударыня! Оставьте дверь в покое!
        Особенно он не надеялся, тем более что на сей раз ни молния не сверкнула, ни стены номера не закачались. Но няня Аня стала прозрачной, как стекло. И замерла возле двери. А он почти привычно пронаблюдал, как эта прозрачность стала наполняться туманом, как туман на месте головы пересекла черная полоска.
        - Пойдемте-ка в холл!
        Она послушно, словно манекен в витрине бутика, покинула прихожую. Осетр двинулся следом.
        - Сядьте!
        Она села на диван и тупо уставилась в бездонную лазурь за окном.
        Осетр устроился на другом конце дивана.
        - Кто вы такая на самом деле?
        Он ждал того, что произошло. И оно произошло: угольная полоска немедленно начала брать няню Аню в свои руки. И разумеется, ей это не было позволено - нереальный черный жук был пойман, схвачен и загнан в нереальный кулак. И вовремя - у реальной няни Ани уже начали стекленеть глаза.
        - Я - Морозенкова Анна Александровна, сорок один год. Настоящее имя - Крошева Анна Ивановна. Настоящий возраст тот же. Завербована Министерством имперской безопасности семнадцать лет назад, перед тем, как устроилась работать в семью Василия Чернятинского няней к его дочке Татьяне. Кличка Полина.
        - Как Полина? - Осетр едва не выпустил черного жука из плена. - Вы сказали, что это Татьяна Чернятинская - агент Полина.
        - У меня не было иного выхода. Иначе бы вы стали добиваться встречи с ней. А так я наверняка настроила вас против нее.
        - Зачем?
        - Вы не должны больше встречаться. Так мне было приказано.
        - Кем?
        Жук в Осетровом «кулаке» встрепенулся. И разбух, будто хотел превратиться в гигантского монстра, желающего пожрать и агента Полину, и ее собеседника, и весь пансионат «Ласточкино гнездо». А может, и весь мир.
        Но Осетр не дал ему ни шанса. Смял, сжал, не позволил. В общем, как выражается капитан Дьяконов, «уконтропупил кадра»…
        - Полковником Засекиным-Сонцевым.
        Эта информация уже не удивила Осетра.
        - А чье задание вы сейчас выполняете?
        Жук снова дернулся. И снова затих.
        - Ивана Охлябинина, личного секретаря графа Толстого.

«А значит, самого министра имперской безопасности», - подумал Осетр.
        - В чем заключается задание?
        - Я должна была обеспечить знакомство моей подопечной на борту транссистемного судна «Дорадо» с неким кадетом-«росомахой» Остромиром Приданниковым. Оба должны были заинтересоваться друг другом. Затем, по прибытии на Дивьоморье, я должна была сделать все, чтобы Приданников влюбился в Татьяну Чернятинскую. После этого я должна была организовать и обеспечить тайное похищение Татьяны из пансионата.
        - Но зачем?
        - Этого я не знаю.
        - И вы обеспечили это тайное похищение?
        - Разумеется.
        - Каким образом?
        - Ночью ей позвонили от вашего имени и, используя акустический модификатор, сымитировали ваш голос. Сказали, что вы ждете ее на дальнем конце пляжа. Она была уже настолько влюблена, что ей и в голову не могло прийти, - что ее могут обмануть. А на дальнем конце пляжа ее ждала спецкоманда.

«У, гадюка!» - подумал Осетр.
        - Значит, Яна где-то на Дивноморье?
        - Этого я не знаю.
        - И она не замужем?
        - Нет, конечно!
        Осетр на секунду задумался, клещами сжимая жука-нереала, который вновь забеспокоился.
        - А когда именно вы получили задание познакомить Татьяну Чернятинскую с Остромиром Приданниковым?
        - Точной даты я не помню… Это было вскоре после того, как я доложила руководству, что Татьяна отправится отдыхать на Дивноморье. Дня через три я получила задание вести обработку подопечной в нужном ключе. Надо было подчеркивать достоинства
«росомах» и подводить Татьяну к мысли, что лучший в мире муж - это «росомаха». Это было непросто, учитывая, что глава семьи «росомах» терпеть не может.
        - Почему?
        - Он когда-то учился в школе «росомах» и не смог пройти «суворовскую купель». После этого у Чернятинского-старшего развилось нечто вроде комплекса по отношению к «росомахам». Впрочем, он как раз и облегчил мне задачу. Потому что если дочка все время слышит от отца разные гадости про членов РОСОГБАК, у нее поневоле возникает интерес. Дети любят противоречить родителям. Для начала хотя бы в мыслях, а потом и в поступках. Частая форма девиантного поведения из-за подростковой гетероагрессивности.
        И Яна, и Аня говорили про Чернятинского-старшего одно и то же. Значит, это была правда. Впрочем, сейчас это было не очень важно…
        - Вы психолог?
        - Да, я заканчивала факультет детской психологии Петроградского императорского университета.
        - И у вас нет никаких предположений, для чего ваше руководство дало вам такое задание?
        - Предположения есть. К примеру, Министерство имперской безопасности собиралось получить компромат на мою подопечную, чтобы шантажировать им ее отца.
        - С какой целью?
        - Не знаю. Он занимает достаточно высокий пост в Управлении петроградского градоначальника.
        - Еще варианты есть?
        - Конечно. К примеру, в каких-то неведомых мне целях девицу надо выдать замуж за безродного военного и отправить куда-нибудь на периферию.
        Безродный военный, разумеется, был он, Осетр…
        Конечно, оба варианта были вполне реальны. А также могла найтись еще куча вариантов, связанных с причинами, о которых и догадаться невозможно… У высокородных всякое бывает. Вот только за каким дьяволом отправлять кандидата в будущие мужья для высокородной девицы на тюремную планету выполнять неведомое задание, а потом выдавать выполнение (или невыполнение?) этого задания за прохождение «суворовской купели»? Нет, тетенька Аня, движущей силой происходящих событий определенно являются причины, связанные с самим Остромиром Приданниковым…
        - Будучи секретным сотрудником имперской безопасности, какие-либо еще задания вы выполняли?
        - Нет, только постоянное информирование о происходящем в семье Василия Чернятинского.
        - А зачем кадета Приданникова отправляли на планету Угловка?
        - Не знаю. Я понятия не имела о том, что Приданников побывал на Крестах. Удивилась немного, когда он не сошел на Дивноморье, но мало ли какие планы у руководства.
        Осетр понял, что ничего он здесь больше не добьется. Няня Аня была мелкой сошкой в Министерстве имперской безопасности, ее жизнь была дешевле той информации, которой она владела. Нет, Осетр вовсе не желал ее смерти - в конце концов, именно она сделала для него возможными два последних вечера с Яной!.. Но как ей сохранить жизнь, он не знал - жук-нереал снова начал шебаршиться в «кулаке», и силы его снова начали нарастать. К тому же будущего у нее не было, даже и справься Осетр с жуком. Ясно, что предательства ей не простили бы. А потому она обречена. Так даже лучше, потому что у нее не будет тех страшных часов, когда она, осознав, что случилось, станет жить в ожидании близкого и неизбежного конца! Если больной неизлечимой формой рака умирает от инфаркта, лучше ему позволить уйти без мучений…
        Он вздохнул и позволил жуку освободиться.
        Няня Аня вздрогнула и умерла.
        Он уложил ее на диван и прикрыл ей веки. И направляясь к двери, подумал, что это уже пятый человек, погибший от его рук. А если добавить Чинганчгука и медсестру Инну Музыченко - то седьмой. И наверняка не последний.
        В нем не было ненависти - пока, - но предчувствие ненависти уже жило.
        Глава шестьдесят восьмая
        Как ни странно, никто его не трогал. И Дед не вызывал, и шпионы Дедовы на глаза не попадались, хотя время от времени он и чувствовал на себе чужой взгляд. Причем это не был заинтересованный взгляд, свойственный глазу женщины, которой ты понравился, нет, это был равнодушный взор человека, для которого ты - только часть работы. Для кого работа - присматривать за тобой; если прикажут - охранять тебя; а если прикажут - прикончить!
        Весь день Осетр в одиночку занимался тем же, чем в последние дни - с Яной. Обедал и ужинал, купался и загорал… Однако, где бы он ни был, только часть его находилась здесь, на Дивноморье. А другая часть пребывала в неведомом мире, который он не мог ни пощупать, ни осознать. Одна его часть наблюдала некоторую суматоху, которая поднялась, когда обнаружилось, что от инфаркта умерли в один день двое постояльцев: молодой гладиатор, залечивающий полученную профессиональную травму, в лазарете и сорокаоднолетняя женщина, работающая на одну из великородных семей, - в собственном номере. Эта его часть замечала беготню взволновавшихся журналистов и даже отвечала на вопросы представителей правоохранительных органов, поскольку он был замечен в компании с усопшими (нет, не был, не видел, сегодня не встречал, да, заходил, но ничего особенного не заметил, ничего и никого). Эта же его часть рвалась на поиски Яны и была готова трясти любого и каждого - чтобы все планета на уши встала, - лишь бы только отыскать девушку.
        А другая часть угодила неведомо куда, туда, где нет людей, а есть сплошные социальные группы, где нет желаний, а есть интересы, где нет поступков, а есть факторы… И он не отдавал себе отчета, что с ним весь день происходит нечто, медленно и неотступно делающее из юнца взрослого человека. Он как-то не до конца осознавал свои новые родственные связи, и пока они его волновали гораздо меньше, чем судьба одной похищенной девчонки, но убежавшая в неведомое часть его души уже прекрасно понимала, что его зацепили такие социальные группы, интересы и факторы, рядом с которыми судьба одной похищенной девчонки - как муравей рядом с баобабом.
        И если одна его часть целый день жаждала отправиться на поиски этой девчонки, то другая намеревалась не спешить, подождать развития событий и только потом принять решение. Тем более что от него тоже ждали решения, да такого, от которого зависела вся его дальнейшая жизнь. У него было как минимум две причины согласиться: так было проще вернуть себе Яну и можно было попытаться отыскать потерянную когда-то мать. Но было и как минимум две причины не согласиться: потому что он нарушал присягу и потому что платил злом за добро руке, его вскормившей. В результате решения от так и не принял.
        А ночью ему приснился сон, перевернувший все.
        Он в который раз оказался на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню.
        И снова багрец в небе волновался, бурлил и тянулся к Осетру десятками щупальцев-водоворотов, окутывая его багровой мглой, в которой не было ничего, кроме тревоги.
        А потом Осетр оказался на незнакомой площади незнакомого города, и вокруг были тысячи людей, мужчин и женщин, с детьми и без детей, и его, Осетра, окружала охрана в бронекостюмах и с плазменниками в руках, а впереди, на высоком помосте, украшенном видеоформой, выполненной в цветах национального флага, висела в силовых линиях гравитационного держателя большая императорская корона. А над короной огромный транспарант «Государь-император скончался - да здравствует государь-император!» Со всех сторон неслись здравицы в его честь, и люди кричали и рукоплескали, и матери поднимали детей, чтобы те увидели своего нового властителя. Постепенно каре охранников (точнее не совсем каре, когда-то, много-много веков назад такой строй называли свиньей), рассекающее толпу, а вместе с ним и везущий Осетра парадный императорский глайдер приблизились к коронационному помосту. Там уже стоял патриарх всея Росской империи. Осетр поднялся к нему по длинной лестнице со ступеньками, убранными золотой парчой. Патриарх взял в руки корону, Осетр опустился на одно колено. Корона взлетела над его головой, готовая сделать мечту
былью. Потом корона пошла вниз, и тут патриарх закричал: протянувшаяся вдруг вдоль лицевого обруча короны мономолекулярная нить вертанулась, подобно скакалке, отсекла патриарху обе руки, а потом и голову так и не успевшему короноваться императору…
        Глава шестьдесят девятая
        Ночь в камере предварительного заключения прошла достаточно спокойно. Нары, конечно, не койка в гостинице, но Осетр, оказавшись на них, отрубился почти мгновенно. Возможно, так он скрывался от самого себя - ведь Каблук был первым человеком в жизни, который пал от его рук. На тренировках убиваешь не людей!..
        Проснувшись, даже не помнил, снилось ли ему хоть что-нибудь.
        В камере был кран с холодной водой, примитивный, как и все на Крестах, и Осетр умылся и прополоскал рот - зубной щетки ему не предложили, а уж об ионном очистителе зубов тут и речи не шло.
        Унитаза в камере не было, и Осетр стал ждать, пока его выведут. Интересно, как тут называется это мероприятие. Прогулка?.. Оправка?.. Поход в белый домик, хи-хи!
        Однако время шло, а появляться никто и не думал, и скоро Осетру стало совсем не хи-хи. Можно было, разумеется, по-мелкому сходить прямо в раковину умывальника, но что же это за «росомаха», которому не потерпеть. А если противник в зоне прямой видимости, и шевельнуться - значит, демаскировать себя?..
        Наконец, стало совсем невмоготу, и Осетр застучал ногой в двери. Через несколько минут отчаянного стука послышались шаги.
        - Отставить! Какого дьявола грохочешь?!
        - В туалет хочу.
        - Пить меньше надо, га-га-га! «Кровушка» наружу просится? Га-га-га!
        Этому кретину, видимо, казалось, что он чрезвычайно остроумен. Клоун!
        Состязаться с ним Осетр не стал. Просто не до того становилось…
        К счастью, замков на двери камеры было немного, а дорога до сортира оказалась недалека!
        На обратном пути, сопровождаемый пожилым черепом, обладающим на удивление помятым лицом, Осетр размышлял о том, как легко из человека сделать нечеловека. Не дай ему в должное время справить естественные потребности, и процесс пошел набирать обороты!
        А вот интересно, у подельников Каблука желание прикончить убийцу своего другана - это естественная потребность или как? На что они пойдут для того, чтобы достать Осетра?
        Эйфория долгожданного облегчения прошла. Мысли вернулись ко всему, что с ним произошло на Крестах. У него было ощущение, будто он что-то упустил, что-то убежало от его внимания.
        Обратная дорога показалась еще короче, чем прямая. Правда, охранник успел за это короткое время трижды рявкнуть: «А ну пошевеливайся!», но рукам воли не давал. А когда дверь камеры захлопнулась, Осетр сообразил, что его заботило: убийство Каблука произошло точь-в-точь, как было во сне в первую ночь на Крестах. Ну, может, не точь-в-точь, но очень близко к тому сюжету, что судьба показала бедному торговцу мечтальниками, устроившемуся ночевать в чужом доме.
        Что это было?
        Вещий сон?
        Ответа у Осетра не было. И в вещие сны он не верил. Ему теперь казалось, что сон он попросту придумал, что нынешней, проведенной на нарах ночью ему приснилось, будто он видел вещий сон в первую ночь.
        А потом за дверью снова раздались шаги, уже множественные. Щелкнул замок. На пороге появился майор Бабушкин в сопровождении давешнего охранника. Последний чудесным образом уже утерял всю свою помятость.
        - Выходи, Кайманов!
        Осетр встал с нар.
        - Зачем?
        - Выходи, тебе говорят.
        Осетра вывели из камеры, провели коридором, который он видел вчера, и выставили на улицу. Перед крыльцом стояла машина господина Бабушкина, шестиколесный вездеход с затемненными стеклами. На маленьком флагштоке в центре крыши трепетал на ветру вымпел с аббревиатурой «МИУ». Собственность Министерства исправительных учреждений…
        - Полезай внутрь!
        - А что за спешка?
        - Вперед, Кайманов! Все вопросы потом!
        Осетр забрался в машину. И обнаружил на заднем сиденье свой комплект номер два. Вон оно как! Господин главный чертковский череп не поленился смотаться в «Приют странников», обыскал номер и изъял «сумку» арестованного убийцы.
        Бабушкин занял место водителя и вставил ключ в замок зажигания.
        - Так что у вас за спешка началась? На торговца Кайманова открыли охоту люди господина Карабаса?
        Бабушкин повернулся и внимательно изучил его лицо.
        - Спешка не у меня, парень. Не знаю, кто ты такой, но точно не торговец и, скорее всего, не Кайманов. Я получил приказ срочно эвакуировать тебя с планеты. Транссистемник уже на орбите вокруг Крестов. Причем приказано сделать это тем же путем, каким ты прибыл. Шаттлом не пользоваться…
        Осетру все стало понятно.
        Все-таки Чинганчгук успел вчера выбросить сливалку. Слишком поздно они его убили.
        Господин майор достал сигарету и закурил. Было ощущение, что он хочет выпустить струю дыма в лицо недавнему заключенному, но если он и хотел этого, то сдержался.
        - И каким же путем ты к нам прибыл?
        - Это не столь важно, сударь. Вы ведь выполните приказ?
        - Разумеется.
        - Тогда отвезите меня, пожалуйста, по той самой дороге, на которой убили Матвея Спицына.
        Машина у Бабушкина, разумеется, мчалась быстрее, чем грузовик, предназначенный для перевозки храппового сока. Не прошло и пяти минут, а Осетр уже попрощался мысленно с городом, который, как ни крути, наверняка сыграл какую-то роль в жизни. Военный городок на Медвежьем Броде, школа «росомах», летние учебные лагеря. И вот теперь Чертков. Было даже желание помахать тюремному городу ручкой…
        Но он не стал делать красивых жестов, а еще через пять минут они уже мчались через лес. Чтобы не проехать мимо нужного места, Осетр снял защиту с комплекта номер два и достал пеленгатор. Включил его, засек расстояние и азимут.
        Машина продолжала мчаться прочь от города. Бабушкин смотрел на Осетровы манипуляции, и лицо его выражало крайнюю степень неодобрения. Конечно, кому понравится, когда в твоей епархии шуруют неведомые люди?
        - Кажется, я догадываюсь, кто вы такой, - сказал он, закуривая очередную сигарету.
        Осетр только плечами пожал: причин для ответной реплики не наблюдалось.
        Так и ехали - майор покуривал и поглядывал на пассажира, а тот главное внимание уделял пеленгатору и только время от времени бросал взгляды на проносящиеся мимо километровые столбы.
        Наконец расстояние до источника сигнала практически перестало сокращаться, азимут стал перпендикулярен дороге.
        - Приехали, - сказал Осетр. - Высадите меня здесь, пожалуйста!
        Бабушкин остановил машину. Осетр взялся за комплект номер два.
        - Честно говоря, сдал бы я тебя Карабасу, - сказал Бабушкин.
        - А чего ж не сдали?
        - Не знаю. От начальства твоего я бы отговорился. Тут концов не найдешь, да и не прилетели бы они разбираться из-за какого-то мальца… Не знаю. Может, я и неправильно поступил, но мне почему-то кажется, что мы с тобой еще встретимся. Есть в тебе что-то такое… не могу даже сказать - что. Услышали бы меня мои подчиненные, на смех бы подняли. Сказали бы, нюх потерял Бабушкин… Я ведь хотел тобой разворошить осиное гнездо, понять, что происходит на вверенной мне территории. Но так ничего и не понимаю… Ладно, катись!
        Как ни странно, Осетр протянул ему руку.
        Как ни странно, Бабушкин ее пожал.
        А потом Осетр дождался, пока майор развернул машину и умчался прочь. Тогда он перебрался через ограждение, еще раз сверился с пеленгатором, повесил комплект на плечо и нырнул в лес.
        Через двадцать пять минут он был на знакомой полянке, с которой началась его крестовская эпопея.
        А еще через четверть часа, после проверки систем и ознакомления пассажира с приказом руководства, касающимся его дальнейших действий, «шайба» потащила его на орбиту вокруг Угловки, где незваного гостя уже ждал транссистемник.
        Глава семидесятая
        Когда Осетр проснулся, ощущение потери головы было столь сильным, что он не удержался и пощупал шею обеими руками. Целость ее не вызывала сомнений по причинам чисто биологическим, но он не сумел сдержать облегченного вздоха, когда пальцы коснулись нетронутой кожи. Умываясь и бреясь, он то и дело смотрел на розовую кожу в том месте, где во сне по ней прошла мономолекулярная нить.
        Бр-р-р, ну и ощущеньице!
        Наверное, когда он направлялся в ресторан, мрачные мысли отражались на его лице, потому что пару раз он ловил на себе чужие взгляды. А может, это Дедовы шпионы себя проявляли… Или местный следователь скомандовал своим оперативникам понаблюдать за возможным убийцей двух человек…
        Поедая омлет с зеленым горошком, он не переставал раздумывать над увиденным. Да уж, такой сон не выкинешь из головы, будь ты хоть тысячу раз «росомаха»! Тем более если предыдущие сны оказывались в руку! Тут будь хоть заслуженный гвардеец всех времен и народов, а поджилки затрясутся. Ну ладно, пусть поджилки и не затрясутся, но на сердце точно похолодеет и мурашки по спине колоннами протопают.
        Правда, вот что странно! Если первый сон - про убийство бандита Каблука - оказался вещим почти один в один, то сон про Яну сбылся только по сути, а вовсе не по обстоятельствам. А тут еще странные видения про нашествие паукообразных, заливающих кровью незнакомые, но явно человеческие планеты… Это-то вообще не пришей к ушам бубенчик! В Галактике нет никого, кроме расселившегося земного человечества, никаких арахнидов, никаких мыслящих мхов, никаких змеедевушек или разумных кентавров. По какой-то причине творец лишил человечество братьев по разуму. Может, в других галактиках и найдется такой разумный брат, но межгалактическое пространство пока непреодолимо, прыжки через него невозможны. И хи-волны не проходят…
        А вот еще вопрос… Как вообще оценить нынешний сон по причинно-следственной связи? Что он означает? Убийство последует на коронации? Или - из-за стремления к коронации? То есть попросту говоря в результате того, что Осетр взял и принял предложение Деда!
        А еще Осетра по-прежнему продолжало удивлять собственное довольно спокойное отношение к открывшейся правде. Вроде бы радости должны быть полные штаны, вроде бы прыгать надо от восторга наследнику росского престола… Но нет - и штаны пусты, и наследник не прыгает!
        В конце завтрака, когда он взялся за кофе, к столу подошел Модест Силантьевич, импресарио гладиаторов.
        - Ну как парень, не решился?

«Эх, дядя! - подумал Осетр. - Знал бы ты, кого в артисты зазываешь! Бежал бы отсюда как черт от ладана!»
        А вот интересно, что будет чувствовать импресарио, если Осетр и в самом деле займет трон? Небось, для рекламы использует сей случай! На этой арене бился будущий государь-император Росской империи Остромир… какой по счету, кстати, интересно?
        - Нет, - сказал он. - У меня появились проблемы, из-за которых я никак не могу гладиаторствовать. Так что извините, уважаемый, но… - Он развел руками и снова взялся за чашку с кофе.
        - Ну на нет и суда нет, - объявил Модест Силантьич беззаботно, но за этой беззаботностью сквозило явное сожаление.
        Раскланялись, и импресарио скрылся.
        Взгляды чужих глаз по-прежнему ощущались.
        После завтрака Осетр спустился вниз, решив прогуляться по пляжу. Ему казалось, что больше такой возможности у него уже не будет. А ведь тут они гуляли с Яной, совсем недавно гуляли, песок еще помнил прикосновение ее изящных ножек… А вот там, наверное, ее схватили, скрутили, засунули в рот клян и затолкали в приземлившийся на мгновение глайдер…
        Потом, сопровождаемый чужими взглядами, он вошел в лифт и отправился на этаж, где обитался Дед. Как ни странно, чужие взгляды ощущались и здесь, в замкнутом пространстве.
        Кстати, а не могли эти сны оказаться наведенными? Для того чтобы увидеть наведенный сон, требуется грёзогенератор. И принципиально в такой версии нет ничего невозможного. Правда, непонятно, кому могло понадобиться наведение такого сна. Уж заговорщики-то, наоборот, устроили бы своему избраннику сон, полный счастливых моментов правления, побед над смертельными врагами, восторженных воплей обожающей толпы и прочих моментов, сопровождающих правление удачливого властителя.
        Возле Дедова номера никого не наблюдалось. И ощущение чужих взглядов тут пропало.
        Осетр постучал, получил разрешение войти и просочился в номер. Там был только уже знакомый денщик.
        Поприветствовали друг друга, отдав честь.
        Потом из кабинета вышел вчерашний капитан.
        - Ага, лейтенант Приданников! Вот и вы!
        Обменялись рукопожатием.
        - Проходите, полковник ждет вас.
        Осетр проследовал в апартаменты Деда.
        Тот привычно сидел за столом и рассматривал какую-то картинку на видеопласте. Увидев Осетра, он дематериализовал видеопласт и удовлетворенно потер руки. Этакий торговец, которому только что удалось осуществить чрезвычайно удачную сделку…
        - Заходи, лейтенант! Садись!
        Осетр сел на знакомый диван.
        - Зачем вокруг тебя импресарио гладиаторов крутится?
        - Так в гладиаторы и зовет.
        - А ты?
        Осетр усмехнулся:
        - А я артачусь. Цену набиваю.
        - Правильно. Когда в нас кто-то заинтересован, надо добиваться максимальной оплаты своего труда. Если собираешься продаваться, лучше делать это за максимальную цену.
        - Он усмехнулся и вновь стал серьезен. - Ну и как? Ты принял решение?
        - Я ведь правильно понимаю, - ответил вопросом Осетр, - что если решение окажется не устраивающим вас, за мою жизнь не дадут и ломаного гроша?
        - Разумеется правильно. - Дед встал и прошелся про номеру. - Это несложно. Лейтенант Приданников свернул на кривую дорожку, решил использовать то, чему его учили, в целях личной наживы и, проводя на Дивноморье отпуск, предоставленный ему за отличное исполнение первого в своей жизни боевого задания, опустился до лавров гладиатора. Первый бой он провел прекрасно, получил официальный гладиаторский псевдоним. Был Остромир Приданников - стал гладиатор Ирбис. Секретный позывной в качестве псевдонима использовал, оболтус! Не захотел быть каким-нибудь Бешеным Медведем или Кинг-Конгом! А в следующий раз согласился на так называемую финишную схватку, денег срубить побольше захотелось… Ну и нарвался на того, кто хоть и не был «росомахой», зато оказался профессионалом-поединщиком. А тут еще реаниматор дал сбой. Был Приданников - и нет его, несчастный случай на производстве. - Дед усмехнулся. - Вот так будет доложено по инстанциям, вот так будет сообщено средствам массовой информации. Из тех же, кто знал, что Остромир Приданников является незаконнорожденным сыном Его императорского Величества Владислава,
остался один я. Так что все концы окажутся обрублены. И никто никогда не вспомнит бедного Осетра с планеты Медвежий Брод.
        Несмотря на усмешку, он говорил совершенно серьезно - так с кандидатом в государи-императоры попросту не шутят. Но насчет собственной исключительности наверняка врал: не может таким знанием обладать один-единственный человек…
        - Можно я еще чуть-чуть подумаю?
        - Разумеется. - Дед снял с руки браслет и положил на стол. - Пять минут.
        Осетр откинулся в кресле и прикрыл глаза.

«Магеллановы облака - достойные спутники нашей Галактики», - мысленно сказал он самому себе.
        Он не стал открывать глаз - он и так видел эту туманную фигуру, которая в реальности носила имя Всеволода Андреевича Засекина-Сонцева. Что ж, Дед не был уверен даже в собственной стойкости - в голове его присутствовала та же угольно-черная полоска, что и у Небежинского с няней Аней, только гораздо более обширная.
        Однако обширность ей не помогла.

«Рука» Осетра протянулась к ней, ухватила двумя пальцами - будто клещами - и сжала в кулаке. Пойманный жук ментального блока потыкался в разные стороны, но Осетр был теперь сильнее, чем при допросе Анны Морозенковой. И на порядок сильнее, чем при допросе Ивана Небежинского.

«Как быстро растут мои новые способности! - подумал он. - Не может быть, чтобы это происходило беспричинно. Это Судьба!»
        Дед следил, как на браслете отсчитываются секунды отведенных пяти минут. Нет, Осетр не читал его мысли, он просто чувствовал Дедовы эмоции. Прежде всего тщательно скрываемое нетерпение… И это тоже было новым в его душе и возможностях.

«А что если?.. - подумал он. - Чем черт не шутит!»
        В его правой руке копошился «жук», и он протянул к туманной голове Деда левую. Вытягиваясь, рука росла, набухала, увеличивалась. И вот уже исполинская лапа обтекла туманную фигурку и, в свою очередь, зажала ее в гигантский кулак.
        - С какой целью меня послали на Угловку?
        Дед по-прежнему любовался сменяющими друг друга цифрами секундомера.
        - Это длинная история, - предупредил он, не поднимая глаз. - Однако могу рассказать, если пожелаете.
        У него сейчас не было своей воли.
        - Рассказывайте, Всеволод Андреевич!
        И Дед начал рассказывать.
        Глава семьдесят первая
        История и в самом деле оказалась чрезвычайно длинной. Она растянулась почти на двадцать лет.
        Когда Его императорское Величество, у которого нижняя голова всегда работала лучше и активнее верхней, пригулял очередной своей фаворитке ребенка, было, естественно, решено, что она сделает аборт. Ведь у государя уже был законный сын Константин от государыни, и ублюдок ему совершенно не требовался. Однако фаворитка передумала и не пожелала избавляться от ребенка. Нет, она вовсе не рассчитывала когда-нибудь ввязаться с помощью дитяти в политическую борьбу, она просто любила Владислава (а как можно не любить собственного императора?) и, естественно, любила и плод своей запретной любви, что с некоторых пор зрел в ее чреве. Причем, как выяснилось, плод она любила больше, чем того, кто заронил в ее чресла семя. Такое бывает у женщин… Однако выхода у нее не было. Либо добровольный аборт и продолжение отношений, либо принудительный со всеми неприятностями, положенными за непослушание, либо и того хуже, за императорами не заржавеет… Поскольку барышня этого не понимала и упорствовала в своем непонимании, любовник, которому она к тому времени уже успела основательно наскучить, вынес ей смертный приговор и
поручил своим особо доверенным лицам организовать бывшей фаворитке несчастный случай.
        Его императорское Величество и не догадывался, что сии доверенные лица давно уже недовольны его внешней политикой (да и внутренней - тоже, пусть и меньше). В результате был организован такой несчастный случай, в котором потерпевшей оказалась совсем другая барышня, не имевшая никакого отношения к происходящему. Те же самые особо доверенные лица организовали подложную генную экспертизу, и Его Величеству было доказательно доложено, что его бывшая фаворитка, а нынешняя ослушница погибла. Его Величество остался весьма доволен, покойную «фаворитку» с достаточно шумными почестями упокоили в сырой земле. А ослушницу срочно и тайно выдали замуж за старшего лейтенанта императорских войск планетной обороны Воимира Приданникова и отправили в Приграничье, в медвежий угол под названием Медвежий Брод.
        В заданный природой срок у фаворитки-ослушницы родился первенец, коего нарекли Остромиром Воимировичем и про которого Воимир Приданников знал только то, что его сын зачат достаточно влиятельной персоной. И стала пара Приданниковых жить-поживать да добра наживать, планету охранять да ребенка растить. Одна беда - когда осуществлялась операция «Смерть ослушницы», кое-какие сведения о происходящем стали известны конкурирующей партии, и представители ее решили похитить с Медвежьего Брода и политически важное дитя, и его родительницу. С этой целью конкуренты наняли кое-кого из вольных галактических пиратов, и те осуществили нападение на Медвежий Брод, где сумели убить липового отца и захватить мамашу. А вот ребенком завладеть не удалось - то ли любящая мамочка успела спрятать дитятю, то ли конкуренты конкурентов (те самые особо доверенные лица) вовремя вывезли Остромира с планеты. Далее следы мамаши теряются. Впрочем, судьба ее и не столь важна, без дитяти она ничего не стоит, скорее всего продали бывшую фаворитку государя-императора в рабство куда-нибудь на Носс-Хед или Нью-Фриско.
        Впрочем, с ребенком тоже все было понятно и неизбежно - либо его, в конце концов, нашли бы, либо умер бы без пригляду. Однако Медвежий Брод слишком недолгое время находился в руках пиратов, ибо те, кто сослал сюда ослушницу, тоже не дремали - на выручку планете и ее обитателям шла помощь. Ребенка спасло подразделение
«росомах», которым командовал майор Матвей Спицын. Остромира - хоть и ослабшего, но живого, - разыскали и тайно отправили в школу «росомах», чтобы был поближе и в большей безопасности, а майору-спасителю срочно организовали соответствующее уголовное дело, законно и доказательно осудили и отправили отбывать пожизненный срок на тюремную планету Угловка (в просторечии - Кресты). Чтобы не путался под ногами и на язык был покороче. Но и чтобы под руками был, мало ли как жизнь повернется, вдруг еще понадобится!..
        Между тем годы шли. Остромир, запертый в школе «росомах», переходил с курса на курс; рос и законный наследник императорского трона. И жизнь повернулась, да не мало ли как, а как следует, но об этом станет известно позже. А пока император не хотел менять политику. И тогда особо доверенные лица, недовольство которых Владиславом Вторым все росло и росло, затеяли весьма неглупую интригу. Если император не меняет свои политические методы, его либо смещают, либо убивают, а на его место сажают своего ставленника. В истории это всегда называлось заговором, и в веках существовало таких заговоров несметное количество. Сколько законных властителей, наступивших на мозоли приближенных и особо доверенных, были отравлены или задушены собственным окружением? Сколько было отправлено в монастыри?
        Тем более что поводов для недовольства политикой Владислава постепенно становилось все больше. Мягкий император - плохой император, властители других стран рано или поздно садятся ему на голову, а страна постепенно начинает сдавать позицию за позицией по всем направлениям.
        Так что в принципе заговор «особо доверенных лиц» был исторически вполне обоснован. Однако инициаторы будущего заговора и сами были не прочь порулить империей. Понятное дело, что трон им не светил, но ведь можно сделать так, чтобы преемник прислушивался к их мнению.
        И тут судьба пошла им навстречу. На заговорщиков замыкались не только работники службы безопасности и «росомахи», но и некоторые другие граждане империи. На Крестах, в лазарете города Черткова, много лет работал врач Евгений Герасимов, который, помимо организации лечения заключенных, занимался исследованиями ментального воздействия представителей местной флоры (так называемых храппов) на личность человека. Исследования, как в таких случаях водится, курировало Министерство безопасности. И когда обнаружилось, что пребывание под ментальным воздействием храппов повышает внушаемость человека, министр имперской безопасности, граф Василий Илларионович Толстой (одно из «особо доверенных» лиц) сразу понял важность этого открытия. Правда, исследования показали и минусы такого воздействия - при слишком долгом нахождении в непосредственном контакте с храппами человек сходил с ума. Именно поэтому работа по добыче храппового сока, который частично перегоняли в «божью кровь», частично пускали на производство «эликсира здоровья», была организована посменно. Работая в лесу вахтами, с перерывом, заключенные
протягивали гораздо дольше.
        Когда о ранее неизвестных особенностях храппового воздействия на людей стало известно нескольким «особо доверенным» лицам, возник план не просто сменить государя-императора, а посадить на его место того, кто будет прислушиваться к мнению людей, понимающих толк в государственной политике. Одна беда - не загонишь же юного цесаревича на храппосбор! Стали искать, как справиться с этой проблемой. И обнаружили, что если с помощью гипноза закодировать находящегося в лесу человека, тот становится легко внушаемым сразу, без долгого пребывания под воздействием храппов. С гипнотизерами в Министерстве безопасности никогда проблем не было. К делу решили привлечь самого квалифицированного, того, кто умел кодировать исполнителей на немедленную смерть в случае попытки выведать у них государственную тайну. Провели несколько пробных кодирований (благо человеческого материала для исследований на Крестах был вагон и маленькая тележка), все прошло как по маслу. Закодированные без всяких проблем покончили с собой. Теперь оставалось организовать дело так, чтобы наследник официальным порядком оказался на Крестах. Задача
заговорщикам представлялась вполне возможной - для цесаревича полезно знакомство с различными сторонами жизни в империи, к примеру. Сам бы Владислав с готовностью отправил сына на такое. Не захватят же заключенные бедного Константина в заложники! Охрана же не зря деньги получает! Да к цесаревичу бы мышь не проскочила! Даже летучая… Разве только гипнотизер…
        Но тут выяснилось, что у наследника развилась смертельная болезнь прогерия, когда организм стареет не по дням, а по часам. Иного будущего, кроме стремительной старости и неизбежной быстрой смерти, у цесаревича больше не существовало. А нового наследника надо было зачинать и вынашивать - без гарантий, что на свет не появится урод. А потом еще рожать и выращивать - без гарантий, что к семнадцати годам не объявится какая-нибудь смертельная болячка: болезни королей не могла ликвидировать никакая генная инженерия. Успехи у нее были в отношениях с простыми людьми, а с царственными особами - сплошные провалы. Не помогал даже «эликсир здоровья».
        Вот тут «особо доверенные» лица и вспомнили о царственном ублюдке. С ним было даже проще, ничего особенного придумывать не требовалось. Устроить парню якобы прохождение «суворовской купели», традиционного экзаменационного практического задания, на Крестах - и вся недолга. Заманить в лес, провести кодирование. А непосредственно к заговору приобщить где-нибудь подальше от столицы. Скажем, на курортной планетке. Такое решение и было принято.
        Однако граф Василий Толстой был опытным интриганом - другой бы столько лет на посту министра имперской безопасности попросту не удержался, скушали бы и не подавились! Поэтому, решил он, кодирование кодированием, но не лишним будет еще и другие методы использовать, более традиционные. Психическое давление. Да и самый обыкновенный шантаж в дело пустить. Умные люди никогда все яйца в одну корзину не кладут… Их же, кадетов, школа в духе преданности воспитывает. Правда, у Остромира Приданникова в наставниках ходит капитан Дьяконов, а он, известно как к Владиславу относится, - не раз через это отношение по звезде мешалкой получал, - и подопечных своих в соответствующем духе воспитывает, но старый добрый шантаж и старое доброе психологическое давление все равно не помешают.
        А посему план таков:

1) «суворовскую купель» на Крестах подготовить и провести в задуманном варианте. Закодировать кадета Приданникова на внушаемость;

2) подсунуть кадету в подруги подходящую девицу, для чего к выполнению задания привлечь секретного сотрудника Анну Морозенкову по кличке Полина. Где она у нас, в семье Чернятинских? Вот младшую княжну Чернятинскую и влюбить в кадета, а потом убрать ее от него и организовать все так, будто девчонка его окрутила и бросила. Несчастный влюбленный - весьма хорошее тесто, из него можно много чего вылепить. Да и позже, если потребуется, девчонку вполне можно будет использовать в качестве рычага управления;

3) спровоцировать кадета на противоправный поступок. К примеру, пусть он поучаствует в гладиаторских боях, на Дивноморье это распространенное развлечение. Вот и повод для шантажа появится.
        Сказано - сделано, утвержденный план пошел на реализацию. И был реализован до последней запятой. Осталось поставить точку - кадет… вернее, уже лейтенант Приданников должен дать согласие на участие в заговоре…

«Да, - подумал Осетр, - вот где настоящие мастера интриги сидят. Мне еще учиться и учиться надо, если собираюсь играть в предлагаемые игры! Вот только собираюсь ли я в них играть?..»
        - А кто убил доктора Герасимова? - спросил он.
        - Наши люди, - ответил Дед. - Евгений Герасимов был посвящен во многое. И похоже, мы ошиблись, слишком долго продержав его на Крестах. Он решил раскрыть перед Приданниковым весь наш замысел. Пришлось его… - Дед поморщился, шевельнулся, и Осетру показалось, что он приготовился прыгнуть.
        Однако в серой области все было неизменно.
        - Медсестру Герасимова тоже ваши люди убили?
        - Тоже. Ее не хотели убивать, но когда Приданников к ней пришел, иного выхода не осталось. Мы же не знали, что она может ему рассказать.

«Ишь ты! - подумал Осетр. - Я, оказывается, еще и виноват…»
        - Все-таки Угловка - очень специфическая планета, - продолжал Дед. - Это же вотчина Министерства исправительных учреждений. Там с агентурой всегда были проблемы.

«Грызете вы друг друга, ребята, - подумал Осетр. - Но для правителя это и хорошо!»
        И удивился: эта мысль никак не могла принадлежать кадету-«росомахе». Да и новоиспеченному лейтенанту-«росомахе» - тоже вряд ли. Разве что с ним «мозгогруз» перед заданием уже поработал…
        Он снова посмотрел на Деда. У того были глаза, как будто он ничего перед собой не видел.
        Нет, никакой «мозгогруз» не работал, но задание, похоже, получено. Правда, это задание не от начальства, это задание от Судьбы. Очередная «суворовская купель». И надо сдать этот экзамен успешно, потому что от сдачи этой зависит очень многое. И, похоже, не только в его, Осетра, жизни, но и в жизни многих граждан Росской империи. Потому что в заговоре участвуют не только охотники до власти, в нем принимают участие истинные патриоты Роси, те, кто озабочен вовсе не властью, а дальнейшей судьбой родной страны… они даже и не думают о том, что среди них присутствуют люди, которые, помимо общегосударственных проблем, решают свои маленькие личные проблемки или свои большие личные проблемы, которые, по сравнению с проблемами империи, все равно остаются маленькими. И надо выбрать такое решение, чтобы и совесть не грызла за нарушение присяги, и стране была польза…
        - А если Остромир Приданников откажется участвовать в заговоре, что тогда?
        - Этого бы очень не хотелось. Тогда его придется ликвидировать, и делу будет нанесен очень большой ущерб. Ведь ясно, что если Приданников откажется участвовать, значит, непременно донесет. Так что тут всего два варианта для выбора - либо остается жить государь-император, либо Приданников.
        - А что ждет лично вас?
        - Если Приданииков донесет, меня ждет смерть, потому что я закодирован от предательства. Как только начнется расследование, меня арестуют одним из первых.

«Вот так, - сказал себе Осетр. - По одну сторону фронта слабак император, ведущий страну к катастрофе, и тысячи поддерживающих его патриотов, по другую - министр имперской безопасности граф Толстой, который заботится не столько о стране, сколько о своем желании повластвовать… граф Толстой, причинивший мне и моим друзьям столько гадостей… и десятки или сотни поддерживающих его патриотов. А я на нейтральной полосе, и мне предстоит выбирать, в чей окоп я переберусь. С одной стороны, верность присяге, а потом выяснится, что, следуя присяге, я принес стране только вред. А с другой стороны, предательство императора, а потом выяснится, что это пошло лишь на пользу. Но и то, и другое выяснится потом, а решение надо принимать сейчас!»
        И он снова, не выпуская Деда из хватки, принялся раздумывать над своей дальнейшей судьбой.
        Глава семьдесят вторая
        Однажды Беляй Капустин спросил Дьяконова:
        - Господин капитан, а что такое патриотизм?
        Капитан некоторое время ходил вдоль кафедры в размышлениях, то и дело поглядывая на подопечных.
        - Проще всего было бы сказать, что это любовь к Родине, к своему народу, - проговорил он наконец. - Так написано в учебнике. Однако я бы хотел, чтобы вы поняли вот что… Сама по себе любовь к Родине - это никому, кроме любящего Родину, не жарко и не холодно. Патриотизм, в первую очередь, это поступки, вызванные любовью к Родине. И тут, друзья мои, начинаются главные сложности. Вот, к примеру, вы - работник какого-либо ведомства, подчиненный руководителю этого ведомства. На первый взгляд, ваш руководитель и есть олицетворение Родины. Но ведь это не так. Руководитель может действовать вовсе не в интересах государства, а в своих собственных интересах, но по действующим в ведомстве должностным инструкциям вы обязаны выполнять его указания, иначе вас можно обвинить в разных прегрешениях, вплоть до отсутствия патриотизма. - Капитан снова прошелся вдоль кафедры, потирая челюсть. - Для чего я это вам говорю? Исключительно для того, чтобы вы поняли вот что… Учебником свою жизнь и свои поступки не измеришь. - Он обвел курс пристальным взглядом. - А теперь ответьте мне, чем можно измерить правильность или
неправильность своих поступков.
        Курс молчал. Потом потянулась чья-то рука.
        - Да, Дмитрий?
        Поднялся Дмитрий Иванов, рыжий веснушчатый парень, над чьей внешностью в первые годы учебы все смеялись.
        - Я думаю, правильность или неправильность своих поступков можно измерить законом.
        - Так. - Капитан Дьяконов кивнул. - Еще какие будут мнения?
        Мнений набралось негусто.
        Кто-то предложил вышеупомянутые должностные инструкции, на что Дьяконов с неудовольствием заметил:
        - Должностные инструкции отличаются от законов только уровнем расположения законотворца в государственной машине… Нет, есть еще одно универсальное понятие, которое вполне подходит для измерения. Кто догадается?
        Кадеты лишь молча хлопали глазами.
        Дьяконов снова прошелся вдоль кафедры. Со стен за этой кафедрой наблюдали голографические портреты командиров РОСОГБАК - от великого князя Романа, непосредственного создателя бригады, до ВКВ, как сокращенно называли великого князя Владимира, нынешнего командующего «росомахами».
        - Приданников! - вызвал капитан.
        - Я! - Осетр поднялся из-за своей парты.
        - Скажи мне, как ты оцениваешь собственные поступки.
        - Ну, - сказал Осетр. - Ну-у-у…
        - Не нукай, не запряг! - Капитан иногда позволял себе подобные грубоватые фразочки. - Отвечай четко и громко.
        - Я не знаю, господин капитан! - громко и четко ответил Осетр.
        Строгий взгляд капитана смягчился.
        - Ладно, упрощаю вводную. Предположим, ваш друг Беляй Капустин заболел и лежит в лазарете. Вам поручили отнести больному два яблока. А вы одно яблоко по дороге съели и до Беляя донесли только одно. Никто об этом не узнает… Что будет с вами? Кто скажет?
        Тут же поднял руку Беляй.
        - Прошу, Капустин!
        - Его будет мучить совесть, господин капитан…
        - Вот! - громким шепотом сказал Дьяконов, поднимая к небу указательный палец правой руки. - Вот именно! Вас будет мучить совесть, Приданников! Вот она, универсальная категория для оценки собственных поступков. И если мы теперь вернемся к изначальному вопросу, то патриотом можно назвать того человека, который действует на благо Отечества так, как ему велит совесть.
        Эти слова капитана Осетр запомнил навсегда.
        Глава семьдесят третья
        Дед по-прежнему сидел за столом, безучастно глядя в пространство.
        А Осетр размышлял, но никак не мог принять решение. Сохранив верность присяге, он умирал героем, в противном случае тоже вполне была вероятна смерть, но смерть не героя, а предателя. Куда ни кинь - везде клин! Однако ясно, что лучше умереть героем, чем изменником.
        Вот только совесть?..
        Как ни странно, совесть по поводу изменника молчала. Именно поэтому Осетр и размышлял - иначе бы давно верность присяге верх взяла.
        Итак, если отказаться? В плюсах негероическая смерть, в минусах - смерть, хоть и героическая.
        А если согласиться? В минусах - опять же смерть, только не героическая. А в плюсах?
        Плюсов немало. Во-первых, в случае победы можно вновь наладить отношения с Яной. Фиг она откажется от внимания императора!..
        Во-вторых, можно будет отомстить этому ничтожеству, государю-императору, этому человечишке, посмевшему отдать приказ об убийстве моей мамы, с которого все и началось. Они говорят, он - мой отец! Да плевать мне на это! Настоящий мой отец - Воимир Приданников, погибший при защите Медвежьего Брода… То есть настоящий, конечно, - ничтожество на троне (генетическую экспертизу не обманешь), - но решения я буду принимать ради ненастоящего, который был настоящим, который качал меня на ноге и катал на каруселях, и просто сажал на колени, нахлобучивая мне на макушку свою фуражку… оказывается, как много я помню! Я помню, как мы с мамой бежали, как она спрятала меня, как эти гады выстрелили в нее из парализатора! Я помню морду их главного, и если нам доведется когда-нибудь встретиться, он пожалеет, что судьба занесла его на Медвежий Брод!..
        В-третьих, можно будет отыскать маму. Вернее, во-вторых. Я всю имперскую разведку отправлю на ее поиски. И найду - либо ее саму, либо могилу… Нет! Нет, это будет она сама.
        Ну а в-четвертых, господа заговорщики, я спущу с вас шкуру за то, что вы использовали женщину и ребенка в своих далеко идущих целях. Нет, я вам очень благодарен за то, что вы меня спасли, и за то, что сделали «росомахой», но шкуру я с вас спущу! Всенепременнейше!
        Это было уже не предчувствие ненависти, это была самая настоящая ненависть!
        Но совесть молчала.
        А значит, главными причинами были патриотические побуждения - желание защитить страну от врагов и желание попереть с должностей тех, кто превратил государство в свою кормушку.
        В конце концов, разве мы - не «росомахи»? Разве мы - не гвардейцы?
        Мы «росомахи» и гвардейцы, и потому я пойду сейчас с вами. Но только до поры до времени! А уж где закончатся эти пора и время, решать не вам. Это я решу сам!

«Вы рассчитывали управлять мною, - думал он, глядя на Деда. - Ну-ну… Вы думали, что закодировали меня. А на самом деле инициировали! И вы не оставили мне иного выхода! Я стану императором. Вы загнали меня на Кресты, чтобы я прошел там липовую "суворовскую купель". Но "росомахе" надо пройти настоящую, и ею станет предлагаемое вами дело».
        Он выпустил Деда из своих «рук».
        Тот заерзал на стуле и посмотрел на браслет.
        - Прошло четыре минуты, лейтенант. Тебе осталась на раздумья всего одна!
        Осетра так и подмывало подождать, пока оставшаяся минута истечет. Чтобы Дед сказал: «Ладно, я не жадный, лейтенант. Даю тебе еще пять минут».
        Но он не стал ждать.
        - Я решил, Всеволод Андреевич.
        Дед вскинул на него глаза.
        И понял, какое решение принял его бывший подчиненный еще прежде, чем прозвучало короткое слово.
        Конец первой книги
        notes
        Примечания

1
        Прогерия - болезнь, при которой организм стремительно стареет.

2
        АГД - антигравитационный двигатель.

3
        В греческой мифологии богиня памяти. Родила от Зевса девять дочерей-муз: Каллиопа (эпическая поэзия); Клио (история); Мельпомена (трагедия); Эвтерпа (лирическая поэзия); Эрато (любовная поэзия); Терпсихора (танец); Талия (комедия); Полигимния (ораторское искусство и гимны) и Урания (астрономия).

4
        Ave, Caesar, morituri te salutant. - Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть тебя приветствуют (обращение римских гладиаторов к императору перед боем).

5
        Тачи - длинный меч, входящий в самурайский комплект дайшо.

6
        Танто - короткий меч, входящий в самурайский комплект дайшо.

7
        Нагината - японская алебарда с длинным расходящимся и сходящимся к острию лезвием.

8
        Артузов (настоящая фамилия - Фраучи) Артур Христианович - реальная историческая личность. Один из видных руководителей советской контрразведки. Принимал участие в ликвидации крупных белогвардейских, монархических и шпионских контрреволюционных организаций, действовавших в СССР и за рубежом. В 1937 году репрессирован.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к