Расстановка Константин Борисович Рольник
        # Союз Повстанцев на далекой планете Мезля борется с реакционной тиранией. Подпольщики вымышленной страны «Рабсийская Федерация» сражаются против ограбления, религиозного ослепления и политического угнетения граждан.
        Рольник Константин
        Красный меч

«Велико могущество поэзии или романа.
        Они влияют на общество
        сильнее самых лучших трактатов.»
        Николай Морозов

«Будь, мое искусство, бичом и разящим железом, или не будь ничем.»
        Лион Фейхтвангер, «1918 год»
        Пролог
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

3993 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.
        МОКСВА, 4 ОКТОБЕРА.
        Первый выстрел был сделан не из толпы, а с крыши дома, где притаился снайпер-провокатор. Это видели тысячи людей, пришедших в эти грозные дни к телецентру «Обманкино», в тщетной надежде добиться телеэфира для защитников осажденного Рабсийского парламента.
        Однако многим очевидцам уже не довелось рассказать об увиденном - после того, как трещины от пули расползлись паутиной по стеклу возле входа в телебашню, на парапет выехали бронетранспортеры дворцовой гвардии, и начали хладнокровный и методичный расстрел собравшихся людей, в большинстве своем безоружных. Это была настоящая бойня, десятки тел, подкошенные пулеметным огнем, падали на асфальт. Следы трассирующих пуль прорезали темноту.
        Смуглый сероглазый парень лет восемнадцати - уроженец города Бермь, приехавший в Моксву с группой друзей защищать парламент, инстинктивно вжался в асфальт. Ему показалось, что он лежит целую вечность, хотя прошло около пяти минут. Вся недолгая жизнь будто в кинематографе, пролетела за это время перед мысленным взором студента. Но это напоминало не классический сценарий с единством места и времени, а скорее монтаж беспорядочно нарезанной пленки. Обрывки воспоминаний детства, университетские приятели, лицо мамы… а вот и недавнее: товарищи по Красной партии, пьяная рожа верховника Дельцина, объявляющего о разгоне парламента, осевшие запыленные здания времен раздела Савейского Союза, голодные лица горожан, длинные ряды нулей на ценниках магазинов… И опять - пьяный Дельцин, столица Моксва, толпа товарищей перед огромным белоснежным зданием парламента, баррикады из разбитых плит мостовой, мелькание полицейских дубинок посреди толпы, струи водометов, горящий грузовик… Лохматый парень, поджигающий шину, облитую бензином, чтобы толкнуть ее на ряды ОПОНа… Впрочем, эти куски, более-менее осмысленные, тонули
в вихре эмоций - страха, ненависти и надежды, пробивающейся вопреки всему. Это было похоже на жуткий сон наяву. Когда кошмар отступил и утих свист пуль над головой, парень продолжал вжимать лицо в асфальт, но восприятие его стало более осмысленным. Он ощутил, что по руке его что-то течет… Медленно высвободил руку из-под упавшего рядом тела… Рука его была окровавленной.
        - Ранен? - подумал он - Сначала в таких случаях ничего не чувствуешь… Боль приходит потом, когда спадет первый шок.
        Он пошевелил пальцами. Кисть действовала, несмотря на дрожь, вызванную глубочайшим нервным потрясением. Но мышцы от локтя до кисти закоченели под тяжелым телом, отдавившим руку. Он осторожно скосил глаза - руку ему отдавило тело товарища, рабочего завода «Вемта», приехавшего вместе с ним. Рабочий был мертв, кровь на руку студента струилась с его тела. С этим человеком, который теперь лежал раскинувшись на асфальте, их связывала трехлетняя дружба. Они познакомились во время туристического рейда в одну из пещер Бермской области. Рабочий проводил отпуска в походах, рядом с ним было интересно - балагур, гитарист, любознательный человек. Именно эта нестандартность мышления, нежелание довольствоваться ролью живой машины, и заставила его читать публицистику, увлечься политикой и вступить в Красную Партию. И вот его тело, пораженное насмерть разрывной пулей - это было видно по характеру ранения - покоилось теперь вблизи от студента. Разрывная пуля… Они запрещены международной конвенцией… Да только ли они? Режущая проволочная спираль, коей полиция блокировала улицы, пули со смещенным центром тяжести,
применявшиеся против демонстрантов, пули их трех оболочек - по действию аналогичные разрывным, выстрелы в лицо патронами со слезоточивым газом, удары дубинками по головам стариков, добивание раненых, расстрелы сдавшихся безоружных людей - все пошло в ход, когда верховник Дельцин принял решение разогнать законный парламент Рабсии, сделавшись диктатором. Убитый рабочий был одним из сотен защитников попранной конституции, погибших в эту страшную неделю. Но если сотни жертв были статистикой, то гибель именно этого человека стала для юноши трагедией.
        - В смерти более всего поражает ее обнаженная простота - неожиданно подумал парень
        - Только видя мертвое тело, понимаешь, насколько сложен был этот человек, и духовно и физически. Сколь много мог он сделать, будучи живым…
        Скорбь и ненависть пришли потом, а в этот момент он подумал о смерти друга именно так. Над головой вновь просвистело несколько пуль, раздался чей-то крик боли. Парень втянул голову в плечи, и начал медленно, опираясь на руки и прижимая голову к асфальту, отползать от места бойни. Ему удалось выбраться, и оказавшись на углу улицы, он побежал в направлении парламента - необходимо было предупредить группу товарищей из Берми о том, как обернулись события. На улице появились патрули ОПОНа в масках, но у парня не было оружия. Внешность у него была неприметная: среднего роста, худой, с короткими темно-русыми волосами и серыми глазами. Молодому человеку удалось затеряться в толпе прохожих.
        Добравшись до парламента, студент стремительно взошел на пятый этаж, где находился командир их группы, и срывающимся голосом рассказал о случившемся. Едва он успел закончить свой рассказ, как увидел из окна - на набережную выезжают танки дворцовой гвардии.
        - Сейчас начнется расстрел. - воскликнул командир - уходим!
        - Куда? - нервно крикнул в ответ один из бойцов группы - Здание блокировано со всех сторон!
        - Ребята, за мной, в подвал! - вскричал один из защитников, работавший в охране здания - Тут есть подземный ход, он выводит к реке, а там - вдоль набережной мы доберемся до моста.
        Они ринулись за ним, и вовремя - прозвучал первый танковый выстрел, и кумулятивный снаряд зажег один из кабинетов верхнего этажа…
        По словам премьер-министра Игоря Байдара, этот выстрел покончил с тоталитарным прошлым Рабсии, избавил ее от бед и войн и открыл новую эру. Эру широчайшей демократии, свободы слова, совести и собраний, неприкосновености личности. Но сероглазый восемнадцатилетний парень, ушедший из горящего парламента по подземным ходам, отчего-то не верил Игорю Байдару.
        Книга первая
        Расстановка

«…ВАЖНЕЙШЕЕ МЕСТО ЗАНИМАЛИ СЕКРЕТНОСТЬ И ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ, БЕЗОГОВОРОЧНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ ВСЕХ ЧЛЕНОВ ОБЩЕСТВА ВЕРХОВНОМУ ТАЙНОМУ КОМИТЕТУ. КАЖДАЯ ИНСТАНЦИЯ В ЭТОЙ МНОГОСТУПЕНЧАТОЙ ИЕРАРХИИ НЕ ЗНАЛА НИЧЕГО О ВЫШЕСТОЯЩИХ ИЛИ ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ ОРГАНАХ. КАЖДЫЙ ЧЛЕН ОБЩЕСТВА ЗНАЛ ТОЛЬКО СВОЕГО НЕПОСРЕДСТВЕННОГО НАЧАЛЬНИКА; ГЛАВНЫЕ РУКОВОДИТЕЛИ ОСТАВАЛИСЬ ЕМУ НЕИЗВЕСТНЫ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ДЕЛАЛОСЬ ВСЕ ДЛЯ СОХРАНЕНИЯ ТАЙНЫ.»
        Н.МОЛЧАНОВ, «ОГЮСТ БЛАНКИ»
        ГЛАВА I
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

12 АВГУТСА. СРЕДОВИЦА
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (НАЧАЛО. РЭД.)
        - Есть ли в необъятном космосе планета, подобная нашей Мезле? - спросил себя Рэд, тридцатилетний оперативник Союза Повстанцев, запрокинув вверх смуглое лицо и пристально оглядывая серыми глазами россыпь звезд в черном небе - Может быть, где-то в межзвездных сферах и кружится другая пылинка. Разве что с иным названием. К примеру, не Мезля, а Земля… А все остальное очень похоже - вплоть до названий месяцев и животных, людских имен и времен года. Наверное и жители ее, подобно нам, страдают и борются… Вообще-то у Вселенной бесконечен запас пространства и времени, и потому в ней любое событие вероятно, любая планета может существовать. Даже и та, что похожа на мою родную Мезлю, как две капли воды. Черт возьми, мне бы фантастику писать! Удивительные сюжеты приходят в голову. Виной всему - романтический пейзаж…
        Ясная летняя ночь раскинулась над синим хребтом Урбала. Заимка лесника, где Рэд второй месяц скрывался от розыска, напоминала крепость. Дом, баня, ворота и дровяной сарай скрывали двор от чужих глаз. Было тихо, лишь капли мерно падали из рассохшегося желоба в деревянную кадушку. Пели цикады. Окружение настраивало на философский лад.
        - Да… - Рэд поправил провел рукой по темно-русым жестким волосам и вновь углубился в раздумья: - Наша планета Мезля - пылинка в безднах космоса. Мы, мезляне, отсчитываем время с тех пор, как изобрели бронзу, подсчитали дни в году и создали систему чисел. С тех пор прошло четыре тысячи лет. Для вселенной это мгновение. Но какие трагедии разыгрывались прошлую тысячу лет под небом Рабсии, страны где я родился! Ее история - вечная битва между властью и народом. Потому страна и зовется Рабсией, что правители обращали народ в рабов. Им помыкали моряжские дружинники, бизантийские рабославные попы, монтаргольские ханы… А уж затем - череда доморощенных имперских цесарей. Часто рабсийский народ восставал против них, выдвигая вождей-бунтовщиков: Стефана Зарина, Эмилиана Чугапова. В 3917-м году (повстанцы говорили: «в Славном Семнадцатом») власть цесарей была наконец свергнута. А сейчас уже 4004-ый. Но извечная борьба Добра и Зла продолжается…
        Рэд был с детства склонен философствовать, размышлять об истории. Мышление его было четким и упорядоченным. Каждый факт существовал не сам по себе, а был частью четкой системы, законы которой Рэд стремился понять. Заговорщик родился в Рабсии, в городе Бермь, в семье потомственных интеллигентов. Личность мальчика сложилось вокруг одного стержня - прогрессивных идей, в духе которых он был воспитан. Впрочем, в детстве Рэдом его не звали - будущий революционер носил тогда обычное имя. Но за годы подпольной борьбы, сменив множество кличек и фиктивных имен, заговорщик и сам начал забывать, как оно звучит. Кличка «Рэд», чаще других употребляемая, намертво срослась с этим человеком. Подростком он часто раздумывал о смысле жизни, мечтал прожить ее не напрасно, служить добру и бороться против угнетателей. Не по случаю, а по системе выбирал он любимые книги и газеты, новых знакомых, образ действий. Восемнадцатилетним юношей поехал защищать рабсийский парламент от диктаторских посягательств верховника Дельцина. А после того, как парламент в 3993 году был расстрелян танками дворцовой гвардии, Рэд ушел из
горящего здания по подземным ходам. Вернуться в родительский дом было невозможно - защитников парламента объявили вне закона…
        С тех пор он переменил много профессий: был санитаром в подпольном госпитале, переводчиком, журналистом нелегальных изданий, набирал для подполья людей. Во имя идеи ему доводилось бывать под угрозой смерти, приходилось и убивать самому. Несмотря на удары судьбы, заговорщик не утратил романтических черт характера. Вот и сейчас, вскинув к небу смуглое лицо, Рэд был настроен возвышенно. Острые крупинки звезд складывались в рисунки созвездий. Он заметил метеорит - «падающую звезду».
        - Чего бы пожелать-то? Все мы, повстанцы, хотим одного - чтобы пришел Славный Семнадцатый, пусть и в новом обличии. Ведь именно с революции начался лучший период нашей истории. Цесарей тогда свергла Партия Прогрессоров, лидером ее был Ильич Нелин. На месте прежней Рабсийской империи возникло новое государство - Савейский Союз. И как же резко рванулась вперед освобожденная страна! Бурно развивались наука и промышленность. Из аграрного придатка мы стали развитой промышленной державой, первыми вышли к освоению космоса. Народ стал поголовно грамотен, получил невиданные в мире льготы - бесплатное обучение, лечение, отпуска, короткий рабочий день, достойные пенсии. Строилось дешевое жилье. Много было побед и успехов… Но теперь мы все это потеряли. Долго пришлось мне изучать историю, разбираться в причинах катастрофы. А разобраться надо было обязательно. Ведь настоящее - это суммарно взятое прошлое. Не зная истории, мы слепы. Но я-то прозрел, выяснил эту сложную взаимосвязь. И, кажется, понял причины современных бед…
        Близкий скрип шагов за воротами отвлек Рэда от этих мыслей. Подпольщик прислушался. Сомнений не было - к воротам приближался ночной гость, связник повстанцев. Встреча была назначена в эту ночь. Раздался условный стук. Подпольщик отомкнул калитку на воротах и впустил пришедшего.
        - Стриж! Неужто ты? - хрипло и радостно прошептал Рэд - Вот не ожидал встречи! Меня предупредили о приезде связника из центра… Но я и не надеялся, что им окажешься ты… Ну, проходи, брат…
        - Я тоже рад, приятель… - ответил черноусый коренастый мужчина, лет сорока, облеченный в пропыленную брезентовую штормовку. - Давненько не виделись.
        Это было правдой. Познакомились они девять лет назад, в повстанческом тренировочном лагере, а через год вместе ездили в Туроградскую область. Подполье тогда решило покарать местного губернатора (тот арестовал нескольких подпольщиков по сфабрикованным обвинениям). Рэду было двадцать два года, Стрижу - немногим более. С тех пор они не встречались. Вглядываясь в постаревшее лицо друга, Рэд вспомнил до деталей, фотографически: как пылал губернаторский особняк, как началась ночная потеха со стрельбой и собаками, как бежали они через лес, и Стриж, исцарапанный ветками, сжимал в побелевшей руке компактный пятнадцатизарядный
«Глок».
        - Да… - протянул Рэд. - Помню, как сейчас. Ох и пришлось нам дать деру тогда… А узенький мостик через болото?
        - Рэд, ну тебя к черту… Вспомнить жутко. Канатоходцы под пулями, да и только… В том проклятом лесу мы и попрощаться не успели как следует.
        - Это не беда. Долгое прощание - лишние слезы. - весело отозвался Рэд - Да проходи в дом, в ногах правды нет. О притолоку не ударься…
        - Ты все тот же. - отозвался Стриж, подымаясь по темной деревянной лестнице.
        Первый этаж был занят под чуланы и кладовые, на втором размещалась просторная горница, кухонька и спальня. Лишь неумолчные хоры цикад нарушали хрустальную тишину летней ночи.
        - Проходи… Лучше на кухню.
        Кухоньку освещала керосиновая лампа. Окно было наглухо занавешено плотной материей. Стриж уселся за крохотный столик, покрытый узорчатой клеенкой.
        - Сейчас чаек поставлю, из трав нашего лесника. - радушно продолжил Рэд, указав на свисавшие с потолка веники сушеных трав. Поставив чайник на железную печурку, он зажег огонь, всыпал в чайник заварку из жестяной банки - Удивительный чайный сбор готовит старик. Надежный старикан, кстати. Но его сейчас нет. Взял палатку и на три дня уехал рыбачить, по нашему с ним уговору. Так что никто тебя здесь не увидит.
        - Рыбачить? Да, речка тут чистая, горная… Мальков уйма, и хариусы водятся. - откликнулся Стриж, стягивая штормовку - Я ведь приехал еще вчера вечером, переночевал в нашей землянке, у речки. Спасибо службе обеспечения - там и консервы, и вяленое мясо… Я удочку захватил… Вроде как рыбак… И действительно, денек порыбачил… Обалденную уху сварил. А вечером - к тебе.
        - Ты дошел нормально, хвоста не привел за собой?
        - С чувством юмора у тебя всегда был полный порядок. Какой тут хвост… На пятьдесят верст - никого в округе. Ни туристов, ни грибников.
        - Что им тут делать… Зона заповедная, от дорог в стороне. Охота здесь запрещена. Места дикие. Я отдыхал месяца три, как на курорте. Носа со двора не высовывал.
        В печурке трещали дрова, чайник уютно посвистывал. Рэд поставил на стол печенье, банку янтарного варенья из сосновых шишек. Затем ловко нарезал редьку и морковь, сбросил овощи в миску, перемешал.
        - Последняя акция с моим участием вызвала истерику в определенных кругах, надо было отсидеться. Подарок судьбы. Курорт!
        - Я уж вижу. Разнежился, как кот на завалинке… Может, не отдохнул еще?
        - Да что ты! Чувствую себя полным сил. Но есть одна просьба…Даже требование.
        - Догадываюсь… - улыбнулся Стриж - Успокойся, задание будет вполне мирным. Если ты действительно отдохнул - продолжил он, будто и не заметив, какой радостью сверкнули глаза собеседника - Пора тебе вновь включаться в дело. Как ты догадываешься, с этим я и…
        - Ну ты хоть в себя приди. Вот, пей чай, ешь печенье. - весело предложил Рэд. Тревога не оправдалась: задание будет мирным! У него будто гора с плеч свалилась. Улыбнувшись, он широким жестом указал на табурет. - Присаживайся. Стриж, дружище, я не буду спрашивать о наших ребятах. Ты ведь все равно не скажешь. Говори не о том что можно…
        - …а лишь о том, что нужно - с улыбкой подхватил Стриж. - Золотое правило конспирации.
        - И все же. Хотя бы о погибших или арестованных…
        - Не хотел тебя расстраивать. - помрачнел собеседник - Арестован Зуб. Попался в Нижнем Новограде, без оружия, к счастью… Но с липовым паспортом. Молчит накрепко. Доказательств причастности к подполью никаких. Мы уже подобрали ему фиктивную невесту через тайный политический Красный Крест. Она ему передачи носит…
        - Эх, Зуб… - вздохнул Рэд - Вот боевой парень. И смекалистый, насколько я помню. Как же это он?
        - Глупая случайность. У лейтенанта транспортной полиции оказался наметанный глаз, а в паспорте была одна мелкая оплошность… Мы уж разобрались, в чем было дело, и теперь наша «небесная канцелярия» такого ляпа не допустит. Кстати, и твой риск будет меньше из-за этого. А Зуб оказался в тюрьме.
        Воцарилось тяжелое молчание. Рэд вспомнил, как лихо они с Зубом и Стрижом заставили вороватого директора одного из крупных заводов прекратить прокручивание денег в коммерческом банке, и выдать рабочим зарплату в срок. Помнится, директор был очень жаден, но трусость тогда пересилила… Эта акция создала подполью немалую популярность в области - тайная печать неплохо сработала, доведя до угнетенных правду об их самоотверженных защитниках…
        Рэд глубоко огорчился аресту Зуба, и проговорил с тоской:
        - Что ж… Надеюсь, наши товарищи о нем позаботятся. Он того заслуживает. Замечательный парень! А мне опять под новым паспортом, значит… Ну-ну. Интересно, что на этот раз выдумали наши многомудрые стратеги…
        - Погоди, узнаешь - хрустя салатом, отозвался Стриж - Ты ж у нас мастер на все руки. Специалист универсального профиля. Доктор подпольных наук.
        В шутке Стрижа была большая доля истины. С тех пор, как Рэд начал нелегальную жизнь, ему приходилось выполнять для подполья самые разные задания - создавать пропагандистские группы и типографии, вербовать людей для боевой работы, добывать для Союза Повстанцев деньги, карать провокаторов и высокопоставленных преступников. Но чем опытнее подпольщик - тем труднее задания…
        - Хватит, Стриж. - нахмурился Рэд - Что они там надумали? А?
        - План «Генезис» - хмыкнул Стриж - Нужно создать организацию в некоем городе. С нуля и… до полного совершенства.
        - Уф-ф-ф… Плохо мне верится в достижимость полного совершенства… - смуглое лицо Рэда, обычно бесстрастное, сейчас выражало озабоченность. Привычка контролировать мимику ослабевала, когда он имел дело со старыми друзьями. Но в глубине души опытный конспиратор был рад представившейся ему возможности: сбросить маску и несколько часов побыть самим собой. Подпольщик потер рукой затылок, и добавил, скрывая тревогу под маской иронии:
        - Неужто прямо-таки с нуля? Без поддержки, без предварительной разведки - вот так бултых в воду и плыви?
        - Ну, не совсем с нуля. - под черными усами Стрижа мелькнула поощрительная улыбка
        - Будет у тебя информация о городе, там наш разведчик давно работает, сведения собирает. И вербовщики ищут людей уже давненько. Остановишься на явочной квартире… у одного сочувствующего. Подашь знак нашим, к тебе направят набранных людей. Твоя задача - их проверить и подыскать каждому из них подходящее занятие. Расставить по рабочим местам.
        Что ж, дело знакомое. Этому Рэда обучал бывший сотрудник РСБ, перешедший в 3996 году на сторону повстанцев - то была отдельная история. Задание было ему по душе. Очевидно, столичные товарищи учли его усталость. Боевую работу Рэд не жаловал, делал ее через силу. У него был ум ученого, исследователя и классификатора. Стрелять и бегать от полиции приходилось вынужденно. Последним из таких случаев был провал транспорта с литературой. Тогда Рэд вырвался из кабины своего грузовика, застрелив двух полицейских. Или ранив - он не проверял. Так что
«курорт», устроенный ему на заимке, был как нельзя более необходим, чтобы восстановить нервную систему после потрясений. Однако Рэд, ожидая связника, приготовился твердо заявить: на задание, связанное с насилием, он не пойдет. Что ж, «Союз Повстанцев» - организация добровольная. Принуждать Рэда никто и не собирался. Но за расстановку людей он и сам взялся бы с удовольствием. Надо только уточнить кое-что.
        - Хм… - Рэд наморщил лоб - А структура у будущей организации обычная, или есть какие-то особенности?
        - Да самая обыкновенная. - Стриж успокоительно взмахнул ладонью - Как всегда у нас: штаб, «паспортное бюро», группа пропаганды и группа действия. Цель - дестабилизировать обстановку. Но сам понимаешь, это лишь этап. Там надо готовить почву для массовых выступлений. Объективные предпосылки к этому есть. Наши аналитики их видят, по крайней мере. Так что дело за тобой. Нужно уложиться в недельный срок, затем ты уезжаешь. Местных товарищей надо так ориентировать, чтобы они после твоего отъезда дней пятнадцать затратили бы на подготовку. На аренду зданий, техники. Лишь затем развернули бы активность.
        - Ну, это сравнительно легкое задание… - заметил Рэд, откинувшись на спинку кресла и и отхлебнув глоток теплого чаю из жестяной кружки - если уж собраны сведения о городе и заранее намечены люди для подполья…
        - Не расслабляйся. Зуб тоже воображал, что все у него выйдет легко и просто. Прокололся на мелочи, сейчас в тюрьме. - нахмурил брови связник - Еще хорошо, что он успел перед арестом уничтожить флэш-карту с установочными данными своих новоградских активистов. При формировании группы пропаганды обрати внимание на типографию, подбери грамотного редактора газеты. Сеть переносчиков и распространителей - тоже уязвимый узел. К каждому распространителю должен носить газеты закрепленный за ним переносчик. Нельзя допускать, чтобы все переносчики и распространители меж собой перезнакомились. Каждая ветка должны быть независимой от остальных.
        - Хм… Да, на этом мы не раз прокалывались в прошлом… - серые глаза Рэда чуть сузились - Желательно вообще передавать литературу без контакта, закладывая в тайник…
        - Верно, Рэд! Я всегда утверждал, что ты светлая голова. - дружелюбно кивнул Стриж
        - К тем же выводам пришли наши аналитики. Тамошний разведчик «Союза Повстанцев» - коренной житель, насколько я могу судить. Он знает местность как свои пять пальцев, и отметил на карте удобные места для этих тайников. Он же собрал предварительные сведения, подобрал людей. Все эти материалы я тебе привез для анализа. Давай, восстанавливай картину.
        - Хм… Ну если он уже все за меня сделал - рассмеялся Рэд - то может ему и набор людей поручить? А мне б еще тут прохлаждался пару месяцев?
        - Шутки шутками, но ты же все понимешь… Он и после твоего отъезда останется в городе. Информацию собирать. Допустим, вся полсотня набранных людей его в лицо знать будет… Что, если кто-то из них скурвится? Это же провал. А ты у нас - залетная птаха.
        - Как же он их набирал, что они его в лицо не знают?
        - Ну, предполагаю, через вербовщиков. Им вот действительно придется уехать из города, когда там начнется… А ты уедешь еще раньше. В общем, приедешь, местам расставишь, инструктаж с каждым проведешь - и нет тебя. Ты лишь вирус, понимаешь? Информационный червь. Ты знаешь, какую структуру надо создать, и везешь в город это знание. Кстати, никто из сочувствующих нам горожан - ни разведчики, ни вербовщики, ни кандидаты которых ты утвердишь - этой структуры не знают и знать не должны. А всех лиц, в ней работающих - тем более. Каждый подпольщик будет знаком лишь с тремя, максимум пятью людьми, с которыми он сотрудничает. А весь состав знаешь только ты. Но с тем и уедешь из города, до начала их действий.
        - Занятно… Говоришь, план зовется «Генезис»? Знаешь, когда я работал в нашем журнале «Просвещение», приходилось много читать, не только о политике. Попалась мне книга о биохимии… Все, что ты описываешь, напоминает построение живой клетки. Из аминокислот выстраиваются белковые цепочки. Вербовщики у нас - транспортные РНК, они строительный материал подтаскивают. Я, как матричная РНК, расставляю эти
«кирпичики» в нашей структуре… Удивительно похоже.
        - А ускорителем, ферментом для этой сборки - улыбаясь, подхватил Стриж - служит недовольство людей. Ладно, дружище, хватит сравнений. За судьбу вербовщиков ты не переживай. Действуй в рамках своего задания. Меньше знаешь о других - меньше расскажешь. Держи флэш-карту. Шифр твой, обычный. Его я тоже не знаю. И знать не хочу.
        Стриж извлек из кармана коробку с лежащими рядком рыболовными поплавками. Взял третий слева, легонько повернул его красную верхушку вокруг оси. Резьба подалась и связник извлек флэш-карту с зашифрованными данными. Рэд осторожно принял ее на ладонь и проворчал:
        - Ну что ж… Завтра посмотрю эту информацию, на свежую голову. Заочно ознакомлюсь с этими кандидатурами. Мне надо знать, как с каждым из них беседовать, на что делать упор, что их привело в наше движение.
        - Прекрасно! Память у тебя великолепная, психолог ты тоже неплохой… Утро вечера мудренее. Завтра этим займешься. А послезавтра - в путь.
        - Ну, и последнее… Самый несущественный вопросик - криво улыбнулся Рэд - А город-то какой вы мне определили? Что озираешься? Даже здесь боишься прослушивания?
        - Привычка - хмыкнул Стриж, положил перед собой ослепительно-белый лист бумаги и написал крупными буквами: УРБОГРАД.
        Рэд бросил взгляд на надпись, кивнул. Затем приоткрыл дверцу печурки, свернул трубкой лист. Бросил на раскаленные угли. Полюбовался языками пламени. Размешал пепел чугунною кочергой.
        РАБОЧИЙ ДЕНЬ СОЛИДНОГО ЧЕЛОВЕКА
        (ПРЕДЫСТОРИЯ. АРСЕНИЙ РЫТИК.)
        Поток машин, обычный для «часа пик», проносился под гигантским бизнес-центром, блиставшим стеклом и сталью. Это был самый высокий небоскреб Урбограда - «Башня Света». Она высилась в престижном южном районе, но ее контуры были в ясную погоду отчетливо видны и жителям северных рабочих пригородов. Возвышаясь над городом геометрически, Башня господствовала над ним и социально. В ее чреве располагались офисы самых престижных фирм Урбограда.
        Конечно, государственные чиновники гнездились не в Башне, а в министерствах, в здании мэрии, наконец в губернаторском дворце из снежно-белого мрамора. Но «Башня Света» давала приют богатой челяди, купцам - торговать и управлять заводами было не с руки правителям Рабсии. Взаимоотношения власти и бизнеса в Рабсии строились так: бизнес «доил» наемных работников, а власть полицейскими мерами держала их «за рога», чтобы не брыкались. Затем власть, используя написанные ею же законы, а иногда и просто силой оружия, отбирала у бизнесменов львиную долю этого награбленного. При виде таких расправ над богатеями, рабочие частенько радовались. И совершенно напрасно. Ведь чиновники забирали себе отобранные у строптивых бизнесменов деньги. Впрочем, часть средств опять отдавали олигархам - другим, более покладистым. На образование, медицину, культуру, улучшение условий труда и жизни рабочих - не оставалось почти ничего. А пенсионеры и вовсе были поставлены на грань вымирания.
        Шикарный костюм, золотые часы «Лорекс» и золотой же перстень с рубином, сверкающий на руке биржевого воротилы Арсения Рытика, заставляли усомниться в его способности понять проблемы нищих пенсионеров. Впрочем, кто знает? Человек - существо загадочное, мезлянин - тем более. Так или иначе, Рытик не затрагивал общественных проблем в нервном телефонном разговоре, ведущимся уже минуты три.
        - Алло! Вы слушаете? - Рытик сделал полоборота на обитом черной кожей кресле, потянувшись к бумагам - Да… На пятнадцать пунктов. И таким образом на скачке акций гостиничного комплекса «Урботур» мы заработали 750 тысяч штатовских таллеров. Теперь мы достаточно состоятельны для того, чтобы нам поверили в «Урбоснаббанке», и выдали ожидаемый кредит. Ставка? У них, по-моему, одиннадцать процентов. Да, спасибо за уточнение. Одиннадцать и пять. А кредитный лимит для таких компаний как наша, не менее пятисот тысяч. Деньги надо взять срочно, в течение ближайших трех дней. Да, пятого числа или шестого. Чем скорее тем лучше. Спасибо. Благодарю вас.
        Развернувшись к столу, Рытик надел очки и внимательно просмотрел несколько бумаг, отмеченных печатями разной формы и размеров. Кроме того, пододвинул к себе монитор стоящего на столе компьютера, но без желания им воспользоваться. Рытику было уже сорок семь лет, он быстро привыкал к офисным новинкам - но бумажка, покоившаяся в засургученном письме с броской надписью «Правительственное», была куда ценнее всего, что можно было выудить из компьютерной сети Рабсии, давно и жестко цензурируемой. В бумажке этой было описание положения на картвельско-рабсийской границе. Вывод экспертов однозначен - в скором времени там разгорится вооруженный конфликт. Без учета его влияния на биржевую и товарную конъюнктуру верных решений в бизнесе не примешь - обойдут конкуренты. И потому многие бизнесмены мечтали бы первыми заполучить столь важную информацию. Однако удалось это в Урбограде лишь одному Рытику. Завистники давно поговаривали, что у Арсения есть сильные покровители в столице. Впрочем, его уважительное отношение к людям, готовность выслушать каждого и посильно помочь, блестящая эрудиция, утонченность и
скромность
        - заставили даже бывших завистников замолчать. Многие из них впоследствии стали его друзьями. У него вообще было много друзей - среди журналистов и бизнесменов, актеров и музыкантов, ученых и политиков. Даже офицеры Рабсийской Службы Безопасности, по слухам, водили с ним знакомство - а в условиях полицейского государства это многое значило.
        Впрочем, сейчас Рытик собирался звонить не в зловещую РСБ, а партнеру по бизнесу. Потому и разговаривал он звонко и весело, прижимая телефонную трубку к уху - будто боясь выронить вместе с ней нежданную коммерческую удачу:
        - Алло? Сергей, дружище! Ну, дождались мы кредита! - В трубке раздался ответный взволнованный голос. Слушая невидимого собеседника, Рытик нетерпеливо тюкал указательным пальцем по столешнице - Да! Слушайте и записывайте. Не полагайтесь на память. Итак, скоро вам перечислят ожидаемые деньги. Да. Как мы и уговорились, тут же начинайте скупать акции общества «Гиперком», фирм «Технология», швейной фабрики
«Пацифик», ну и дальше по плану… Ну и пусть падают. А вы скупайте. Именно так! Когда эти маловеры продают и пытаются от них избавиться - вы и скупайте. Что мы будем с ними делать? Это я вам потом скажу. Только имейте в виду - из-за обострения ситуации с Картвелией, ожидаются некие изменения в государственных таможенных тарифах на импорт одежды. Так что… Делайте выводы сами - пойдут ли в гору акции урбоградской швейной фабрики. Почему так уверен? Предчувствие, дружище. Оно меня не обманывало. Да, вот так. Ну, об этом у меня в офисе лучше поговорим, сейчас просто времени нет. Да, это надо делать быстро. Все, давай бегом! Удачи!
        Положив трубку, Рытик устало и удовлетворенно откинулся на спинку кресла и закатил глаза к потолку, под которым крутился вентилятор.
        - Да, странно это выглядит со стороны. - вдруг подумал он - Где-то разгорается война, а для других беда обернулась выгодной сделкой. Конечно, не я виноват в назревающей трагедии. Не я выстроил вертикаль власти, пропитал общество духом шовинизма, насадил религию и пустил в ход оборонные заводы… Все это сделал новый рабсийский верховник, Медвежутин. Наша фирма от этой войны получит крохи, а те кто стоит за Медвежутиным - миллиарды. Они ее и начали. Передел рынков, ничего не попишешь. А кроме того, у меня есть большущее смягчающее обстоятельство…
        Не додумав этой мысли, Рытик поднялся с кресла, хрустнул пальцами, и глянул из окна «Башни Света» на бесшумно катящиеся внизу автомобили. Офис Рытика располагался на верхних этажах - весь Урбоград был виден из окна. Миллионный город протянулся узкой полосой с юга на север. Он был зажат между двумя реками (меньшая именовалась Урбинка, большая - Бланка-ривер). Дальнозоркий Рытик подробно различал роскошные особняки элитного Южного района, чуть хуже - белые многоэтажки вдоль проспекта Реакции, (недавно еще звавшегося проспектом Революции), мэрия на середине проспекта, а уж совсем смутно, вдалеке, виднелись дешевые пятиэтажки и закопченые общежития промышленного района. Над северным горизонтом подымались дымы из целого леса труб: там были петролейные заводы, химкомбинат, механический завод
«Калибр», пивной завод «Хишан» и десятки предприятий помельче.
        - Это сколько же на каждом из них работает? - спросил себя Рытик. Впрочем, он знал статистику. На крупных заводах - более двадцати тысяч, на мелких фабричках - от трех до шести. Как раз сейчас колонны белых автобусов развозили рабочих на вечернюю смену. Рытик улыбнулся: недавно в «Урбоградских ведомостях» ему попалась статья, где автор утверждал вполне серьезно: в Рабсии нет пролетариата, рабочий класс исчез. Неужели фирма Рытика платит налоги в том числе и для содержания этого безмозглого писаки? Откуда такие берутся?! Впрочем, при нынешнем упадке образования это неудивительно. Рытик поморщился, отошел от окна.
        Сделал дело - гуляй смело! Пора подумать и об отдыхе. Позвонив в кассу Дворца культуры, бизнесмен заказал билеты на выставку комнатных рыбок (любил аквариумы до страсти, вся стена офиса была заставлена ими; за рыбками ухаживала специально нанятая служанка). Затем позвонил в элитный ресторан «Башня света» и заказал роскошный обед на ближайший выходной. Осведомился в издательстве «Практика», не вышел ли новый экономический справочник, узнав что вышел - оформил на него подписку. Заодно спросил о новинках серьезной литературы, в основном переводной, южноармариканской. Об отечественной не спрашивал - под двойным гнетом рынка и полицейщины она стремительно вырождалась; скучно читать - либо наркотики и постельные сцены, либо сплошные хвалы верховнику Медвежутину и проклятия в адрес политиков прошлого…
        На завтрашний вечер была намечена еще одна встреча, важнейшая - с мэром города. Тот лично согласился отужинать с бизнесменом - отметить предстоящую тому удачу и поговорить о планах на будущее. Ужинать с мэром доводилось далеко не каждому урбоградскому бизнесмену, Рытику же - довольно часто. Это вновь давало богатую пищу досужим сплетникам - говорили о связях в Моксве, другие осторожно намекали на сотрудничество предпринимателя с РСБ, третьи - на услуги, оказанные биржевиком партии «Единая Рабсия», функционером которой был мэр. Обсуждались и другие версии. Рытик же, по-прежнему, улыбался, вел себя скромно, не подтверждал и не опровергал. В конце концов слухи утихли, а горожане единодушно признали Арсения Рытика
«человеком солидным».
        ЧЕРТОВА ШТУКА
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ДОБРОУМОВ.)
        Никита Доброумов, подполковник Рабсийской Службы Безопасности, куратор Урбоградского закрытого НИИ компьютерных исследований, был человеком увлекающимся. Работу свою он любил, и эта страсть уже успела разрушить его семейную жизнь. Жена Катя два года назад ушла от него, не выдержав привычки супруга постоянно задерживаться на работе по ночам. Но подполковник ничего не мог с собой поделать - на него периодически нападал вдохновенный раж исследователя. Вот и сейчас, в ночь с 12-го на 13-е авгутса, Доброумов допоздна засиделся в кабинете. Он перелистывал, в который уже раз, документацию по сверхсекретному проекту «Нанотех-Анпасс», пытаясь разобраться в достижениях программистов.
        - Да, навязало мороку моксовское начальство… С этой чертовой штукой - никакого продвижения вперед. Все плановые проблемы понемногу решаются, проекты как проекты. А над этим подарочком бьемся уже семь лет, с того момента, как нам его подкинули. И хоть ты тресни!
        Мертвенный свет неоновых ламп освещал кабинет. Подполковник отхлебнул из кружки обжигающий кофе и вновь погрузился в чтение. «Чертову штуку» - по виду, обычный системный блок компьютера - привезли в НИИ из столицы. Доброумов углубился в сопроводительные документы, с грифами «секретно» и красными полосами сверху. Из них следовало, что программа привезенного компьютера скопирована с управляющей платформы некоей миниатюрной машины. Документы информировали, что тысячи таких машин образуют единую сеть, но доступ к ней закрыт паролем. Выяснение кода и было задачей научного коллектива урбоградского НИИ. В распоряжении ученых был ряд исходных сведений, в том числе биометрические данные администратора сети - отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаза, образцы крови. Но Доброумову оставалось только гадать, что сталось с этим человеком, кем и когда была создана система управления и сама сеть, где расположены управляемые ею машины и что они собой представляют.
        Скудость исходной информации тормозила работу программистов, и работа по расшифровке кода за пять лет не продвинулась ни на шаг. Постоянные запросы и две поездки Доброумова в Моксву позволили пролить свет на предысторию проекта, прежде скрываемую. Прежде всего выяснилось, что загадочная система создана в одной из отечественных лабораторий, а не украдена рабсийской разведкой из-за рубежа. По информации РСБ, данная лаборатория занималась проблемой нанотехнологий, созданием управляемых машин величиной с микроб. Но курировал эти исследования лично генеральный секретарь Антропов и его доверенные люди, а научным руководителем был некий Алексей Левшов. К проекту не были допущены ни РСБ, ни министерство обороны. Впоследствии приказом Антропова лаборатория была расформирована, все документы и оборудование уничтожены. В тот период пропали без вести несколько научных сотрудников, обладавших ключевой информацией.
        Год назад Доброумов поехал в Моксву в третий раз, ему удалось узнать из доверительной беседы с крупным начальником, что Алексей Левшов при ликвидации лаборатории похитил оттуда свое изобретение, и попытался воспользоваться им для политического шантажа, угрожая применением боевых микромашин в разрушительных целях. Из этих реплик Доброумов заключил для себя, что сеть Левшова имела крупнейшее военное значение… По словам генерала, шантажист Левшов был найден и ликвидирован органами РСБ, его изобретение вернулось в руки государства, однако попытки активировать сеть успеха не имели - система была настроена лишь на параметры ее хозяина.
        Доброумов вернулся в родной институт с этими данными. Урбоградские программисты, ободренные притоком информации, с новой силой ринулись к разгадке пароля «чертовой штуки»… Но пока ничего путного у них не выходило. Данные, снятые с трупа изобретателя-шантажиста, оставались «мертвыми», в каких бы сочетаниях они ни вводились в компьютер.

«Есть над чем задуматься… С какой же стороны лучше подступиться к решению этой головоломки?» - в который раз задал себе вопрос Доброумов - «Что ж… Рассмотрим направления работы, намеченные нашими экспертами». Кофе в электрической кофеварке остыл, но подполковник напрочь забыл о нем. Фонари за окном уже погасли. Шумела в прохладной тиши мокрая листва лип. Было далеко за полночь.
        ГЛАВА II
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

13 АВГУТСА. ЧЕТВЕРНИЦА
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ: РЭД)
        Утро в горах Урбала всегда было разным. Оно бывало хмурым и сумрачным, когда молочно-белые облака сползали с хребта вниз и укутывали долину туманом, или же напротив - веселым, настраивающим на бодрый лад. Сегодняшний день обещал быть ясным. Ветра не было. Лучи Слунса - светила, освещавшего планету Мезля - падали на стволы сосен, окрашивая их цветом янтаря и меда. Насекомые еще не начали хаотического полета. Слышались первые птичьи голоса. Одиноко стоящие на опушке деревья отбрасывали длинную косую тень, цвет облаков над дальним скалистым хребтом был розовато-оранжевым, совершенно особенным.
        Рэд, проснувшись раньше своего товарища, осторожно поднялся по приставной лестнице на чердак, чтобы полюбоваться великолепным видом. Лесную заимку отделял от горного хребта ярко освещенный луг, усеянный мелкими цветами, сиреневыми и желтовато-белыми. Рад открыл слуховое окно, и в утренней тишине до его ушей донеслось журчание ближней горной речушки. Вдали, над горным хребтом, Рэд различил темный силуэт орла, парящего раскинув крылья.
        Подпольщик не только был романтиком, но и страстно любил природу. К сожалению, ему предоставлялось мало возможностей насладиться ее красотами. Но каждое соприкосновение с нею вливало в него новые силы, позволяло спокойно сконцентрировать мысли перед решением очередной задачи.
        Итак, план «Генезис». Создание подполья в Урбограде. Что ж, нужно ознакомиться с пришедшей оттуда информацией. Рэд любил умственную работу в первые утренние часы - именно тогда она бывает максимально плодотворна, конечно если нет внешних помех, если от нее не отвлекают. Он подошел к розетке, укрепленной на правой стене чердака, вынул из кармана маленькую отвертку, и плотно - чтобы не оставлять царапин - вставил в шлиц винта крепления. Фальшивая розетка не была подключена к электросети, она служила тайником. Сняв пластиковый корпус, Рэд извлек из-под него миниатюрный черный параллелепипед - микрокомпьютер «Пелена», разработанный в подпольных лабораториях. От его задней стенки Рэд открепил круглый монитор, напоминающий монокль, а от передней стенки - резиновое колечко, которое тут же одел на палец. И колечко, и монитор были соединены с корпусом оптоволоконными проводами. Конечно, можно было обойтись и беспроводными устройствами, но это сделало бы компьютер уязвимым для съема информации.
        Вчера Стриж отказался вслух назвать город, и это не было перестраховкой. Тотальная слежка при Медвежутине пронизывала все общество - власть горстки монополистов и генералов РСБ ничего не страшилась так, как собственного народа. Над Рабсией регулярно курсировали специальные самолеты департамента радиоэлектронной разведки. Эти самолеты, а также спутники-шпионы и стационарные пункты слежения снимали информацию со всех незащищенных компьютеров, подслушивали разговоры через микрофоны сотовых телефонов (даже отключенных от питания), вели за гражданами визуальное наблюдение. Тому же служили тысячи видеокамер, вопреки конституции расставленных на углах городских улиц, на остановках транспорта, в парках и магазинах, на вокзалах и предприятиях. Впрочем, на конституцию власть Рабсии уже давно не обращала ни малейшего внимания. Право на неприкосновенность личной информации и частной жизни превратилось в фикцию, система государственной слежки СОРМ опутала каждого из подданных тирана.
        В ответ на это подпольщики создали компьютер «Пелена». Корпус и периферийные устройства этого компьютера были экранированы несколькими слоями металлической пленки, и потому не давали излучений, доступных для фиксации извне. В корпус прибора был встроен также генератор «белого шума» - включив его при необходимости, повстанец мог сделать недоступным прослушивание зоны в радиусе пятидесяти шагов от
«Пелены». Естественно, и все информационные потоки внутри этого компьютера особым образом шифровались. На подпольщиков работали лучшие умы из интеллигенции, которая в большей или меньшей степени ненавидела диктатора за мракобесие «национальной идеи», клерикализм и попрание свободы личности. Систему шифрации, недоступную для раскрытия спецслужбами, создали бунтарски настроенные программисты. Они делали это не по заказу корпораций, а для души, и потому система превосходила технический уровень своей эпохи. Так что Рэд был спокоен за конфиденциальность работы.
        Он нажал кнопку на корпусе, и перед левым глазом подпольщика, на экране, ярко вырисовалась клавиатура. Движениями указательного пальца, на который было одето резиновое кольцо, Рэд мог управлять работой «Пелены». Он вставил в его боковое отверстие привезенную Стрижем флэшку, сделал еще несколько движений пальцем. На экране появилась карта Урбограда - миллионный город был вытянут между двумя реками. Карта была объемной и многослойной, включала даже план подземных коммуникаций. Видимо, разведчик, собиравший для подполья сведения, был очень скрупулезен и добросовестен, а к тому же имел доступ к секретным архивам администрации. Каждое здание на карте не только разворачивалось в масштабе, но и сопровождалось пояснительными надписями о числе работающих и средней зарплате (если это было предприятие), или социальном составе жителей (если речь шла о доме). Более того, в последнем случае прилагался список жильцов, очевидной взятый из телефонных книг и жилищно-коммунальных сводок. Чтобы работать в городе, Рэду нужно было мысленно «вжиться» в него - ведь мышление тех, с кем ему предстоит собеседовать,
определяется средой, где они живут.
        История города была бурной: Урбоградская крепость была основана еще в 3574 году, когда орды слабеющих, но еще сильных монтаргольских ханов рвались с восточной стороны Урбала на еще молодое Рабсийское Цесарство, только что освободившееся из-под их власти. В 3773 году бунтовщик Эмилиан Чугапов безуспешно штурмовал уробоградские укрепления, но вынужден был отступить под нажимом имперских войск. Долгое время после этого Урбоград был захолустным губернским городком, отличающимся разве что грязными лужами, в одной из которых, по преданию, утонула однажды повозка вместе с лошадью и возницей. Местные мастерские варили мыло, топили сало, обжигали кирпич. Затем началось промышленое развитие, появился рабочий класс, в его среде стали распространяться бунтарские идеи. Урбоградская губерния издавна была местом ссылки, и потому имела богатые революционные традиции. В 3900 году в ней дважды бывал даже сам Ильич Нелин, возглавивший революцию в Славном Семнадцатом. За годы Савейского Союза город преобразился - появилась промышленность, главным образом заводы по переработке петролейного масла, а также фабрики по
производству одежды, химических реактивов, машин, двигателей, приборов…
        Прочтя исторический очерк, Рэд снял монитор, отложил в сторону, и неслышно прошелся по чердаку. Снизу, из комнат, не доносилось ни звука. Связник Стриж еще спал. Дневное светило уже поднялось над горизонтом, и отбрасывало яркий круг света на стену перед слуховым окном. Рэд порадовался, что вчера днем старый лесник, забравшись на чердак по какой-то надобности, забыл здесь пачку печенья - можно было подкрепиться, не рискуя разбудить уставшего товарища скрипом половиц на кухне. Отправив в рот несколько печений и прожевав их почти бесшумно, заговорщик вновь полюбовался из окна лугом (теперь уж ярко освещенным), почесал в затылке, вздохнул, вернулся к компьютеру и вновь закрепил на глазу крошечный монитор.
        Покончив с историей города, Рэд с тяжелым чувством обратился к современности. Как и следовало ожидать, после реставрации капитализма Урбоград оказался в экономическом коллапсе. Впрочем, так было и по всей Рабсии. Остановились заводы, выросли наркомания, алкоголизм, преступность и нищета. Впрочем сейчас, при Медвежутине, за счет экспорта петройля, положение промышленности чуть улучшилось - но если спад был пятидестикратным, то рост не превышал и трех процентов. Однако этот рост не сказался на жизненном положении бедняков: им стало еще хуже. Их отсекли от высшего образования, медицина стала платной и недоступной, многие жители из-за бешенного роста квартплаты становились бездомными, или же их переселяли в убогие общежития для неимущих. В роскоши жила узкая группка: чиновники, монополисты, церковные иерархи, генералы. Да еще, пожалуй, прикормленные ими редакторы и журналисты.
        Рэду показалась интересной статистика доходов и расходов средней семьи. Аналитики подполья советовали обратить на нее наибольшее внимание. Средний горожанин-мужчина получал в месяц четырнадцать тысяч рабсийских гроблей, его жена обычно меньше - около восьми тысяч, ребенок (рабсийских семьях, как правило, один - учащийся или студент) не столько приносил в дом доход, сколько требовал расходов - на питание и образование. Картина месячных расходов этой средней семьи была следующей: на еду тратилось не менее шести тысяч гроблей, на проезд в транспорте (тарифы постоянно росли, обгоняя рост зарплат) - полторы тысячи, за телефон, в том числе сотовый, платили около трех тысяч, на обучение ребенка уходило более двух. А ведь семья зачастую нуждалась и в бытовой технике, и в экстренных расходах - в месяц на это уходило около тысячи. Но ведь это - статистика «среднего класса». Насколько же невыносимо, в таком случае, положение бедняков? Горожане выкручивались из этой ситуации как могли. Те, кто не имел возможности найти дополнительный заработок - постепенно опускались в нищету, были вынуждены отказывать себе
во многом. Особенно тяжело приходилось пенсионерам, а ведь это - отцы и матери горожан, в том числе полицейских и военнослужащих! Есть над чем подумать, выстраивая концепцию будущего подполья…
        Естественно, подлинная статистка, лежащая перед Рэдом, тщательно скрывалась рабсийскими властями. Все независимые от государства издания и телеканалы были разгромлены или подчинены кликой Медвежутина. Каждое слово, лившееся с экранов и газетных полос, было подлой ложью. Интеллигенция, лишившись любимых газет и телеканалов, но зная толк в чтении между строк, теперь делила сообщения об успехах Медвежутина на десять, а недостатки и беды, вызванные его режимом, мысленно умножала на пятикратный коэффициент.
        Преследования, ограничения, взыскания, зажим свободы слова, запрет митингов и демонстраций, всепроникающая полицейская слежка, насаждение средневеково-идиотической рабославной религии, чудовищная коррупция (скрытая за непроницаемой пеленой цензуры, пропускавшей лишь благостные репортажи), затянувшаяся локальная война на горных окраинах, назревание нескольких новых вооруженных конфликтов, хищническое загрязнение среды обитания (депутаты Государственной Дурки, радея об избирателях, разрешили даже ввозить в страну ядерные отходы для захоронения) - все это заставляло каждого мыслящего человека ненавидеть режим Медвежутина и мстить ему чем только можно. Даже многие из журналистов, на словах прославлявших режим, держали за спиной нож, только и ожидая отплатить диктатору за унижение их гражданского достоинства. В такой атмосфере повстанцы без труда черпали для себя резервы. Правда, в первую очередь к ним шла интеллигенция и студенчество. Рабочий класс пока находился в спячке.
        После изучения данных, проходящих под грифом «высокая достоверность» - очевидно, уворованных повстанцами из закрытых архивов - Рэд просмотрел и содержимое другой папки, под названием «липа» - видимо, составитель материалов отличался иронией. Там были собраны номера официальной газетенки «Урбоградские ведомости» - лживой, с черносотенным душком. Взгляд Рэда скользнул по заголовкам: «Информационное устрожение», «По пути оптимизма», «За квартиру будем платить дороже», «Больше позитива», «Работать будем дольше», «Польза религии», «За лечение будем платить»,
«Требования стабильности», «Цена за обучение возрастет», «Позывные мобилизации»,
«Война продлится еще 50 лет», «Поступь вертикали», «Льгот инвалидам не будет»,
«Составные патриотизма», «Безработица - условие рынка», «Рука усмиряющая»,
«Социальные пособия сократят», «Жажда контроля», «Эффект державного запрета»,
«Борьба с политическим крайнизмом», «Начальную школу - на самоокупаемость», «В поисках примирения и согласия», «Бизнес-тур по святым местам» … и прочее в том же духе.
        Заговорщик обратил внимание и на рекламу - ведь она не только предлагает товары, но и формирует вкусы читателей. «Купите книгу «Азбука самогонщика» - кричал броский заголовок - «технология производства крепких напитков от приготовления браги до устройства самогонного аппарата». Материальное и духовное «окормление» граждан, как всегда, шли рука об руку: тот же магазин предлагал книгу «Ангелы и бесы» («живой рассказ священника поведает вам о природе Ангелов и Бесов, их происхождении и предназначении. Вы узнаете, как ангелы помогают людям, как установить контакт со своим ангелом-хранителем, как бесы соблазняют человека, как с ними бороться и многое другое»). Обе книги стоили одинаково - по 110 рабсийских гроблей.
        С особым удовольствием Рэд прочел жалкие верноподданные вирши на последней странице «Урбоградских ведомостей»:
        Свет звезды нашей Слунса дарит нам Медвежутин,
        Процветанье, согласие нам несет Медвежутин,
        Наш верховник осилит все трудности,
        Выше звезд он - ведь в звездах нет мудрости!
        Сытая жизнь для единой Рабсии -
        Плод руководства такого мессии.
        - Великолепно - ухмыльнулся Рэд - единственная ошибка в отсутствии кавычек в предпоследней строке. Если бы имелась в виду правящая партия «Единая Рабсия», стихотворение было бы не только складным, но даже и честным. - Интересно, в какой степени правители верят своим же льстецам и подхалимам?
        Залог победы революции Рэд видел не только в том, что безобразия, оставшись без контроля со стороны общества, все росли - но и в том, что власть убаюкала себя россказнями собственной прессы о наступившей в стране счастливой жизни. Некомпетентность, слепота и самоуверенность врагов, их расчет на полную безнаказанность, на право и возможность отбирать у людей последние крохи - все это было подлинным подарком для повстанцев.
        Рэд, брезгливо покривившись, закрыл папку «Липа» и вновь вернулся к серьезным материалам. Еще раз проработав мысленно статистику о производимой городом продукции, уровне жизни семей, численности учащихся и работающих, о других определяющих параметрах, Рэд снял с глаза миниатюрный монитор, положил микрокомпьютер обратно в тайник, под розетку, и спустился с чердака в дом. Было около десяти часов утра. Рэд планировал, проводив Стрижа, приняться за исследование судеб людей - кандидатов, набранных вербовщиками Урбограда для подпольной работы.
        - Интересно - подумал заговорщик, неторопливо спускаясь в прихожую по рассохшейся приставной лестнице - Кто же их набирал? Ведь оценки вербовщиков могут совершенно не совпадать с моими. Остается надеяться на их мудрость и проницательность. Конечно, для такой работы нужен талант психолога. Привлечение людей - род искусства.
        ПРИВЛЕЧЕНИЕ ЛЮДЕЙ - РОД ИСКУССТВА.
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ЗЕРНОВ)
        Музыкант Артем Зернов стоял на остановке, держа в руке черный плоский чехол, скрывавший синтезатор «Амаха», и любовался цветочной клумбой, ожидая автобуса. Несмотря на то, что денежные дела Артема в последние годы поправились, личного автомобиля он покупать не стал. Принудительное страхование, высокий налог на владение автомашиной, бешенные цены на бензин и необходимость общаться с вымогателями из автоинспекции - вся эта морока, позволь он ей вторгнуться в свою жизнь, не оставила бы камня на камне от вдохновения, столь необходимого музыканту. Поэтому, продав унаследованное от тещи авто, Артем предпочитал городской транспорт. Мимо, по главной магистрали Урбограда - проспекту Реакции (прежде он звался «проспект Революции», но был недавно переименован) - летел поток разноцветных автомобилей. Был уже полдень, лучи Слунса ярко освещали ближние многоэтажки. Они показались Зернову розово-сахарными - он был склонен к причудливым ассоциациям. Именно эта раскованность мышления позволяла ему находить новые привлекательные сэмплы для своих композиций - его электронная музыка завоевала популярность не только в
Урбограде, но и в столице. Более того - два его альбома, выпущенные в Моксве, привлекли внимание зарубежных продюсеров. Зернов был в мире электронной музыки восходящей звездой. В последнее время он часто говорил знакомцам о предлагаемых ему в Моксве выгодных контрактах, но переезжать из провинции в столицу не торопился.
        - Я слишком люблю этот город, боюсь ностальгии - отшучивался он, сверкая всегдашней белозубой улыбкой. - и потом, там меня заставят пахать с утра до ночи. Я так не могу. Свободный режим дня, возможность подумать, собраться, посидеть в тишине - вот что мне нужно. А какая тишина может быть в людском муравейнике столицы? Да и с друзьями пришлось бы расстаться, а я к вам прикипел сердцем, дорогие охламоны.
        Друзей у Артема действительно было много - наверное, больше сотни. В его возрасте, в тридцать четыре года, многие уже не способны заводить новых приятелей - хлопотно, да и семейные заботы отвлекают. Но жена музыканта, художница Мария, не была помехой для веселых дружеских вечеринок и пирушек, устраивать которые Артем был большой охотник. Больше того, она сама с удовольствием принимала в них участие
        - ведь собирались там люди неординарные: поэты, скульпторы, музыканты, писатели и журналисты. Бывала и публика, относящаяся к миру искусства лишь косвенно - небескорыстные меценаты, завлекающие молодых и талантливых в кабалу контракта, спекулянты театральными билетами, устроители выставок, карточные шулеры. Что греха таить, попадались в этой пестрой толпе и торговцы наркотиками - закидывая свой крючок, они находили самые поэтические образы, повествуя о «раскрепощении сознания» и «психоделии». Впрочем, наркотиков Артем не употреблял принципиально. Но никогда не отказывался от рюмки или тонкой сигареты с ментолом, чтобы поддержать компанию. Впрочем, хотя впервые он попробовал портвейн еще в школе, и с тех пор выпивал частенько - все же меру соблюдал, и спиртное не мешало работе.
        Очередная пирушка, впрочем, была назначена в кафе «Квант» лишь вечером. А сейчас он направлялся в противоположную часть города - через час в арт-салоне «Кентавр» открывалась выставка талантливого живописца Юрлова. Перед ее началом музыкант должен был создать нужное настроение у публики, исполнив несколько трансовых композиций, подходящих, по мнению художника, к представляемым картинам.
        Втиснувшись в подъехавший автобус, Артем с улыбкой выслушал упреки бедно одетой пенсионерки - он нечаянно задел ее зачехленным синтезатором. Музыкант попросил прощения тоном столь задушевным, что бабушка мигом смягчилась. Даже предложила ему отведать румяное яблоко, вынув плод морщинистыми руками из желтого ведерка, крытого белой тканью. Зернов обладал редким даром - моментально располагать людей к себе.
        Доехав до остановки «Торговый двор», Зернов легко спрыгнул из автобуса на асфальт, и направился к зданию, напоминавшему гигантскую оранжерею - стены из прозрачных листов стекла и стеклянная же сводчатая крыша. Подымаясь к салону по широкой каменной лестнице, Артем бросил взгляд на торчащую неподалеку «Башню Света», мысленно обозвав сооружение нелестной кличкой «чертов палец». Музыкант оглянулся на элитный ресторан, расположенный через дорогу, невдалеке от мраморного приземистого здания РСБ.
        - Хорошо у нас жулики устроились - с улыбкой подумал Зернов - На одном пятачке и место для афер, и площадка развлечений, и личная охранка. А мне вот приходится колесить из одного края города в другой. Впрочем, кафе «Квант» я не променял бы на
«Башню света». В элитном кабаке хоть и помпезно, но свинину с капустой умеют готовить только в «Кванте». Ребята удивляются, называют мой вкус вульгарным. Чушь! Это блюдо - просто объедение. Да под пивко, да в хорошей компании - а где ее найдешь, кроме «Кванта»? Впрочем, придется дать концерт и в «Башне света». Дело есть дело. Забавно, «дело» в данном случае - понятие слишком разнотолкуемое. Лучше так: концерт есть концерт. Но только ли?
        Пользуясь тем, что на лестнице не было прохожих, Зернов высунул язык, а затем растопырил ладонь и показал зданию РСБ нос. Музыкант любил эксцентричные выходки. Впрочем, в здании, по адресу коего он гримасничал, прекрасно знали об этой черте его характера.
        При давешнем верховнике Дельцине, Зернова угораздило попасть в поле зрения РСБ, он даже имел неприятную беседу с корректными сотрудниками этой зловещей службы - чуткую душу музыканта глубоко возмутила брутальная жестокость, с какой был тогда расстрелян парламент. По молодости он ходил даже на митинги протеста, с пятью богемными пьяницами пытался организовать «анархическую коммуну», раздавал у проходной оппозиционные газеты рабочим завода «Калибр». Но с тех пор прошло много лет, и Артема давно оставили в покое, как человека несерьезного, пусть и дурашливого, но вовсе не опасного. Тем более что образ его жизни с тех пор сильно изменился - вечеринки, женщины (хорошо хоть, жена не устраивала сцен по этому поводу), сейшены, концерты, эпатажные выходки вроде купания в городском фонтане или выгула свиньи на поводке по городским улицам (отделался штрафом, рассказывал в полиции анекдоты, уморил со смеху оперативников). Прослушивание телефона фиксировало фразу, коей музыкант часто щеголял, говоря о политике: «Мир спасти невозможно, будем веселиться». В конце концов, наблюдение с Зернова было снято.
        Сейчас, стоя на лестнице, Артем позволил себе еще пару нескромных жестов в адрес хмурого дома, а затем с чувством исполненного долга обернулся и поднялся по лестнице к ажурному стеклянному зданию арт-салона «Кентавр». Широко улыбнувшись суровой вахтерше, он протянул ей, как обычно, кулек шоколадных конфет - «для внуков» - и заслужил ответную улыбку. Из всех завсегдатаев салона растопить ее каменное сердце смог, пожалуй, только он. Отчего-то вздохнув, Зернов вошел в выставочный зал. До открытия экспозиции оставалось минут пятнадцать, но в зале уже собрались урбоградские ценители прекрасного. Появление музыканта вызвало шумное оживление.
        - Артем, привет!
        - Здорово, дружище!
        - Как дела?
        - Ба! - воскликнул Зернов, широко улыбнувшись и раскинув руки - Знакомые все лица! Как дела, спрашиваете? Как сажа бела! Хорошо поживаем - на босу ногу топор надеваем! Сапогом траву косим, в решете воду носим!
        Собравшиеся оценили острослова, раздался дружный хохот. Звонко рассмеялся студент училища искусств Вася Скороходов - худой и высокий парень лет двадацати. Ухмыльнулась ироничная Кристина Ароничева из молодежного журнала «Гипотекст». Залился тенорком журналист Перелесов, обладатель оригинальной узенькой бородки, странно соединявший глубокую эрудицию с бессистемным взглядом на мир. Захохотал громко и заразительно известный переводчик, драматург и поэт Айнур Касаимов, сочетавший открытое интеллигентное лицо с медведеподобным телосложением. Мило и скромно улыбнулась стройная блондинка Юлия Истомина, окончившая курс филологии, но вынужденная работать секретаршей в крупной торговой компании. Басом хохотнул Макар Прыгачев, рябой здоровяк, некогда искавший в арт-салоне, без успеха, работу охранника, и с тех пор привыкший посещать выставки, теперь уж без меркантильных соображений. Глумливо осклабился молодой, но прожженный политтехнолог с выцветшими волосами, на чьей круглой, розовой и носатой физиономии уже отпечаталось клеймо профессионального цинизма. А в задних рядах толпы глупо захихикали две
девушки-студентки с круглыми овечьими глазками, не замутненными мыслью.
        В разгар веселья дверь выставочного зала отворилась, вошел главный виновник собрания - художник Альберт Юрлов, приехавший загодя, но отлучавшийся на пару минут. На лице сорокалетнего живописца, бледном и несколько обрюзгшем от пьянства, выделялся крупный нос, покрытый сизоватыми прожилками. Не понимая, чем вызвано оживление собравшихся, он улыбнулся довольно уныло, обнажив мелкие зубы - желтоватые, прокуренные. Внимание толпы переключилось на него. Лишь Истоминой отчего-то не хотелось толкаться в толпе вокруг знаменитости. Вместо этого она подошла к Зернову, стоявшему поодаль, и помогла ему установить на подпорки расчехленный синтезатор. Они перебросились парой фраз, почти не слышных в общем гвалте, поднявшемся вокруг Юрлова. Вскоре после этого Истомина отошла, увлеченно и громко включившись в беседу с Перелесовым. Тот оживленно жестикулировал, горячо спорил, быстро и легко выдвигал доводы:
        - А я говорю вам, дорогая госпожа Кристина, что именно идея урбоградского, местного нашего патриотизма, только и сможет воодушевить наших литераторов.
        - Но почему же многие пытаются пробиться именно в столице?
        - Да потому, что глупы! Глупость и стадное чувство, вот и все. Для столицы мы навсегда останемся провинциалами.
        - Ну - мягко улыбнулась подошедшая Истомина - Не следует этого утверждать так категорично. Вот, к примеру, наш Айнур Касаимов стал известен далеко за пределами Урбограда. Дело ведь не в том, из какого города писатель, а в том, что он пишет…
        - Это-то безусловно - воскликнул Перелесов с обычным для него энтузиазмом - Но при отсутствии общих идей должно же что-то одухотворять наших писателей, ведь вакуума не бывает…
        - Я ведь знаю, каких литераторов вы имеете в виду - скептически хмыкнула Кристина Ароничева, - Ваших начинающих, из литературного кружка. У нас в журнале
«Гипотекст» требования куда выше, и прежде чем пускать человека к нам на порог, мы трижды…
        Остальные фрагменты беседы Зернов слышал неясно, ибо троица отошла в противоположный угол галереи, где помещалась уродливая «инсталляция», сооруженная из консервных банок и невесть почему считавшаяся произведением искусства. Впрочем, Артема не особенно заботил этот содержательный спор, перед ним была иная проблема
        - требовалось переместить на подставку тяжелые, в рост человека, музыкальные колонки. В этом ему взялся помогать атлетически сложенный Прыгачев. Сидя на банкетке поодаль, молодой розоволицый политтехнолог, одновременно бывший осведомителем РСБ, рассеянно наблюдал за тем, как Зернов и Прыгачев тащили к подставкам динамики, обрамленные красным деревом, и негромко при этом переговаривались - очевидно о том, стоит ли кантовать их или все же хватит силенок перенести вручную. Ничего интересного. То ли дело троица в дальнем углу - вон как руками-то машут, небось вышли в споре за все пределы политкорректности! Надо бы их послушать. И отложив журнал, политтехнолог направился в дальний угол, где Перелесов, не имея простора для жестикуляции, случайно заехал рукой в глаз Кристины Ароничевой, и теперь сердобольная Юля Истомина протягивала кружевной платочек пострадавшей.
        Видя, что политтехнолог ушел, Зернов жестом пригласил Прыгачева ухватиться за днище колонки, одновременно сделал это и сам, их лица сблизились, и Зернов прошептал своему помощнику почти в самое ухо:
        - Макар, я прошу тебя, будь в городе в эти выходные. Назначим встречу у тебя во дворе, в суботницу или воскресницу - тебе когда удобней?
        - Я свободен в воскресницу, давай часов в пять вечера - прошептал в ответ рябой здоровяк. Голос его дрогнул от волнения, он спросил чуть потише: - А что, уже? Артем, уже начинаем?
        - Пока ничего не знаю. Может быть, нет. Может, что-то помешает, ложная тревога. Но ты не уезжай. Объявляется «готовность номер один».
        - Может, ты сейчас скажешь, что надо делать?
        - Я сам ничего не знаю, говорю же. Но к моменту нашей встречи ответ будет готов. Положительный или отрицательный. Тогда обо всем и побеседуем. Уже предметно.
        - Понял. В пять вечера выйду во двор.
        - Договорились. Ладно, все, прекращаем разговор.
        Собеседники увидели, что из глубины зала к ним направляется высокий и широкоплечий Айнур Касаимов. Драматург демократично предложил умолкнувшим собеседникам помощь в установке колонок. Пыхтя и отдуваясь, мужчины наконец укрепили динамики на стойках. Зернов оттер пот со лба, по обыкновению широко улыбнулся Марату и Айнуру, громко и весело поблагодарил за помощь. Затeм Зернов начал исполнение первой композиции - мелодичной и немного грустной.
        Драматург занял ближний диван, а Макар ушел вглубь зала и сел на стул у дальней стенки. Завсегдатаи клуба считали, что двух столь разных людей как Макар и Артем вряд ли может связывать близкое знакомство: слишком уж разнились их вкусы, воспитание и круг общения. Обоим нужно было поддерживать эту всеобщую уверенность в невозможности дружбы, на деле связывавшей их уже три года.
        Композиции Зернова действительно создали у публики настроение, подходящее к картинам художника Юрлова. Это были «пейзажи настроения», они передавали ощущения их творца через его восприятие природы. На этот раз темой выставки было предгрозовое небо. Черные клубящиеся тучи, казалось, были чреваты молниями - но художник остановил мгновение за секунду до того, как слепящий зигзаг прорежет тьму. Соотвественно, и мелодии Зернова от элегической печали постепенно вели слушателя к тревоге, сначало смутно ощущаемой, затем нарастающей, и под конец доходящей до того, что сердце в груди у тонко воспринимающих людей начинало трепетать и рваться. Но именно в это момент композиция неожиданно обрывалось, и окончание ее напоминало внезапную смерть человека. Но после краткой тишины музыка вновь оживала, ее тонкий ручеек сменялся рокотом - будто предвосхищением грома, после затихал и снова усиливался, накатывая на слушателей, подобно морскому прибою.
        Зернов был исключительно талантлив, но сегодня его дар стократно усилился, ибо он переживал именно ту предгрозовую тревогу, что мастерски отразил в своих картинах Юрлов. Связана она была с тем, что давая плановый концерт в дорогом ресторане
«Башня света», Артем Зернов, много лет вербующий кадры для создания подполья в Урбограде, извлек из тайника, искусно оборудованного в одном из столов, важное сообщение повстанческого разведчика. Приехав домой после концерта, Зернов опрыскал бумагу из пульверизатора вонючим нашатырным спиртом (текст, как и было условленно, был написан слабеньким раствором медного купороса на 25-ой странице рекламного проспекта). Между черных печатных строк рекламы круизов проявились ярко-синие ряды цифр. Помудрив немного над расшифровкой, Артем прочел: «15-го авгутса - готовность номер один к плану «Генезис». Набранные вами люди не должны покидать город. Каждого требуется предупредить. Ваш друг.» Это значило, что многолетняя работа Зернова по набору людей скоро будет увенчана созданием подполья. Зернову было жаль, что он не сможет участвовать в его борьбе - напротив, ему предстоит покинуть город. Ведь он знает слишком многих, а может быть и всех участников назревающей драмы. Впрочем, у Зернова было смутное ощущение, что не он один занимался в городе вербовкой. Как бы там ни было, дело всей его жизни вступало, наконец,
в решающую стадию. Гроза готова была разразиться. Именно поэтому сегодня он отдавался своей музыке, как никогда, погрузился в нее всем сердцем и душой. Может быть, этот концерт был лучшим из всех, что когда-либо исполнялись Артемом.
        После концерта, под гром аплодисментов, Зернов сел на на банкетку, вплотную с Васей Скороходовым. Успел перекинуться парой реплик с этим студентом, щуплым и русоволосым, пока Юрлов благодарил зрителей за интерес к своим картинам. Как показалось сидевшей невдалеке Кристине Ароничевой, успевшей к тому времени забыть о боли в глазу, музыкант и студент обсуждали одну из картин - по крайней мере, маэстро указал на нее пальцем. Да и о чем еще могли они вести разговор на выставке? Предположения Ароничевой подтвердились: когда Юрлов, раскланявшись, сошел со сцены, музыкант подошел к нему и увлек к этой именно картине (багряные стрелы света сквозь черно - фиолетовую тучу, действительно своеобразно). Впрочем, вскоре к беседующим подошел долговязый Перелесов в сине-зеленом поношенном свитере, и схватив музыканта за рукав джинсовки, начал о чем-то толковать с ним, то и дело воздевая руки к потолку. При этом Юрлов спешно ретировался. Зато к беседующим подошел носатый политтехнолог, коему Зернов улыбнулся открыто и дружески.
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ: РЭД)
        Рэд не ошибся в своих прогнозах - день в Урбальских горах выдался ясным, солнечным, даже жарким. Каменистые вершины огромных гор были видны отчетливо. Хребет казался трехслойным - ломаная линия между скалами и небом, еще одна, волнистая - меж серовато-белой кремнистой грядой и ближними горками, поросшими синеватыми елями, а еще ниже - вновь волнистая линия, отделявшая лесистые горки от совсем уж близких холмов, на коих росли деревья лиственные. От холмов к заимке тянулся изумрудный луг. Раздавалось стрекотание кузнечиков и тяжелое гудение шмелей. Птицы, утомленные полуденным зноем, уже не пели - их час прошел.
        Два часа назад заговорщик проводил связника, и на сей раз их прощание не было поспешным. Было сказано все, чего друзья не досказали друг другу при прошлом расставании. Вновь забравшись на чердак, Рэд наблюдал из слухового окна, как Стриж, с удочкой и в брезентовой штормовке, удалялся все дальше от заимки, пока фигурка его не стала совсем крошечной.
        - Как знать? - подумал заговорщик - Доведется ли нам еще встретиться? Как же я надеюсь на это!
        Из кухни, снизу, Рэд принес на чердак остатки обеда, втащил туда же табурет и маленький деревянный столик, самодельный, из необструганных грубых досок. Накрыл стол клеенкой, поставил на него тарелку с лепешками и строганиной, жестяную кружку и большую банку с травяным чаем.
        Подкрепившись, он вновь извлек из тайника микрокомпьютер, нацепил монитор, и приступил ко второй, самой ответственной части аналитической работы. Перед его глазами предстали развернутые досье на кандидатов, набранных вербовщиками Урбограда, а пред мысленным взором проходили судьбы этих людей. Сухих документальных подробностей совершенно недостаточно. Конечно, важно имя и фамилия человека, его возраст, место рождения и национальность, важно из какой он семьи, где живет. Необходимо знать уровень его образования, чтобы лучше определить подпольную работу, к которой он склонен и возможности, коими он обладает. Где он учился? Продолжает ли сейчас повышать свой уровень? А если потребуется общаться с иностранными товарищами - сможет ли он, знает ли хоть один иностранный язык? И, конечно, в первую очередь - где он работает, доволен ли своей работой, да и зарплатой? Ведь взгляды и устремления человека во многом зависят от этого.
        Рэд отхлебнул чай из кружки, и вспомнил, как мирно текла его собственная жизнь до того, как Дельцин развалил Савейский Союз, а продажные журналисты оболгали и очернили все ценности, в духе которых Рэда воспитывали. Он будто на киноэкране увидел самое яркое событие, какое довелось ему пережить: мятущиеся толпы в Моксве, горящий парламент (здание напоминало белый корабль, торпедированный, неотвратимо погружающийся в толщу морских вод)… Потом - пахнущий болью, йодом и бедой подпольный госпиталь на квартире сочувствующего врача, работа обозревателя в журнале «Просвещение», издававшемся нелегально… Тренировки в лагере «Инвер», участие в особых операциях… Снова работа в подпольном журнале, на этот раз - переводчиком. Общение с раскованными иностранцами, подчас не понимающими специфики Рабсии как страны тиранической. Создание диверсионной группы в Ильгинском районе и подполья в Среброусте, набор редакционных кадров для подпольной газеты в Усть-Такаве, сбор сведений о рудном городке Магнитодольске, руководство перекрытиями дорог и областной организацией непокорного профсоюза «Оборона»… Жизнь, как в
калейдоскопе, промелькнула перед глазами Рэда, внезапно извлеченная им из бездонных глубин памяти…
        Лучи Слунса пробивались сквозь щели в досках крыши. Рэд заметил, что ярко-желтое пятно от них, постепенно, час за часом двигаясь вдоль стены, уже достигло его столика. Яркий свет слепил левый глаз подпольщика, не закрытый монитором «Пелены». Заговорщик отодвинулся чуть в сторону, передвинул и столик. Выглянув в круглое оконце, он с особенной остротой ощутил, какой зной сейчас на улице - воздух над лугом дрожал, очертания ближних холмов сквозь жаркое марево казались зыбкими. Сощурив серые глаза, подпольщик отошел от окна, вновь присел на обшарпанный табурет. Согнулся над столом и положил руку под щеку, приняв позу роденовского мыслителя. Внутренне собрался, приготовился к напряженной умственной работе.
        Итак, у каждого есть в биографии какие-то переломные, особенно повлиявшие на него моменты. Конечно, у тех, кого набрали урбоградские вербовщики, жизнь была не столь бурной, как у Рэда. Но все же, какая-то страшная несправедливость, по-своему воспринятая через призму личного опыта, толкнула человека в ряды повстанцев. И у всякого из них этих кандидатов хватило ума и логики, чтобы понять: не случай, не судьба, не личная неудачливость виноваты в его бедах, а исключительно общественный строй, диктаторский режим Медвежутина, заправилы нашего общества - монополисты, чиновники, церковь… Когда, почему это верное понимание пришло к каждому из набранных людей? В это надо вдуматься. И не просто запоминать сухую информацию, а пластично, по-актерски вжиться в каждого - так, чтобы судьба его прошла перед твоими глазами.
        Вот, к примеру… - Рэд пролистнул досье - этот рабочий по фамилии Фальков, с розоватым неприметным лицом. С его мотивами, кажется, все ясно… Работал на химкомбинате, интересовался экологией. И угораздило его дать журналистке интервью: как нарушается на заводе техника безопасности, какой катастрофой грозит изношенное оборудование. Журналистке - жаренный материал, рабочему - повестка об увольнении. Теперь - ночной сторож, получает гроши, устроиться в мало-мальски приличную фирму не может. Как же, директор комбината - важный функционер «Единой Рабсии», он своим дружкам - директорам наверняка о Фалькове шепнул пару слов, так что нигде его теперь не примут. Ясно, что он решил примкнуть к нам. А чем он может помочь? С его неприметной внешностью, с днем, свободным от работы? Очень подойдет на роль связника, приносящего приказы от куратора подпольной группы к рядовым работникам… А что толкнуло в наши ряды эту милую блондинку? Перед взором Рэда предстало улыбающееся лицо Юли Истоминой. Так, филолог по специальности. Из интеллигентной семьи, увлекалась идеями феминизма. Дорожит своим человеческим
достоинством. Вынуждена была устроиться секретаршей, закончив курсы по пользованию оргтехникой. Да, место секретарши - не самое лучшее для сохранения достоинства! Особенно когда толстопузый босс не дает проходу… В общем-то, та же история, что и с Фальковым. Отказала боссу, уволена без возможности найти новую работу. От идей о равноправии женщин перешла к идеям о социальном равенстве. Умная девушка - прекрасно поняла, что чего-то добиться можно лишь тогда, когда все угнетенные, по половому ли признаку, или по социальному - объединятся и потребуют справедливости. Хм… Выходит, она знает оргтехнику? Вот бы ее - в будущую подпольную типографию! А этот художник, с испитым лицом и сизым носом, куда лезет? Его-то что к нам привело? - Рэд недоуменно взглянул на фото Альберта Юрлова, скользнув взглядом по косичке и серебряному кольцу в ухе. - Хм… Действительно, вопиющий случай! Лучшего друга убили у него, когда набранные церковью ультраправые погромщики - их именовали в Рабсии «свинхедами» - разгромили атеистическую выставку «Осторожно, рабославие». Медвежутин открыто осуждал свинхедов, но тайно они поощрялись
властями как
«патриоты» Атеистическая выставка была в столице, с тех пор погромщики убили многих и многих. Однако не каждый способен задуматься о том, что в смерти друга виновата социальная реакция и правящий режим, который ее проводит. К примеру, вот этот… Юрлов… Списал все на судьбу, начал пить… Из этой пропасти его вытащили наши товарищи, указав на виновников бед и отвратив от губительной рюмки… А ведь пропадал человек! Художник… Что, если в рамки его картин заложить нелегальную литературу? Лучшего способа ее передачи и не придумаешь…
        Рэд по привычке откинулся назад, забыв что он сидит на табуретке, и спинки у нее нет. Потерял равновесие, чуть не упал, но вовремя подставил ладонь, однако занозил ее о дощатый пол чердака. Улыбнувшись своей неловкости, он подумал: - Нет, так не годится. Людей слишком много, нужно нарисовать схему, и в каждую ячейку будущего подполья вписать имена людей, подходящих для той или иной работы. Потом бумажку я сожгу, запомнив содержание - но сейчас нужна наглядность. Пямять Рэда была фотографической, а мозг работал четко, как электронная машина. И вскоре на листе бумаги уже возникла схема, где от центра - командира и штаба - отходили три луча, к группам пропаганды, действия и документации. Все эти группы были связаны меж собой лишь через командира, их работники не должны были знать друг друга. Пустые ячейки с названиями различных работ начали заполняться фамилиями подходящих для этого людей…
        Рэд любил работать именно так - в тишине, неспешно и последовательно, перемежая конкретику с широкими обобщениями. Иногда он уклонялся в последние, отвлекаясь от основной темы. Это был своеобразный защитный механизм, спасающий мозг от перегрузки. И потому Рэд, зная об этой особенности своего мышления, относился к ней снисходительно. Вот и сейчас, зацепившись за слово «подходящих», он постепенно сползал от практики к размышлениям философским.
        - Подходящих… - задумчиво улыбнулся Рэд - Подходящих по идейным, моральным, деловым качествам - не по происхождению. Опричники Медвежутина возводят на нас глупую клевету, будто мы «разжигаем социальную рознь». Но достаточно взглянуть на досье набранных нами людей, чтобы эта ложь развеялась. Вот, среди набранных нами: отставной генерал, возмутившийся расстрелом парламента. Чиновник мэрии. Несколько крупных предпринимателей, чьи фирмы душит чиновничья рать Медвежутина. Учителя, потерявшие работу из-за того, что пытались донести до ребят правду. Гуманные врачи, что предпочли благородную клятву Хиппократа барышу и «страховой медицине». Честные писатели. Удушаемые режимом журналисты… Такие как этот вот… Клигин - глянул Рэд в досье - Надо запомнить: Клигин. Теперь ведет краеведческие очерки, раньше был великолепным публицистом, можно сказать - «золотым пером» Урбограда. Работал в газете, затем - на радио «Тантал». Не это ли радио в 3998 году штурмовал ОПОН - отряд полиции особого назначения? Кажется, директор радиокомпании Альфат Валеев отстреливался тогда из ружья, а через год умер от инфаркта в
тюремной камере… Оказывается, Клигин вел на этом радио программу «Свободный голос»… Надо бы восстановить в памяти эту давнюю историю. Посмотрим дальше… вот какой-то Пенкин Матвей… Разносчик, с треугольным лицом, желтоватыми белками глаз… Видимо, курит, чтобы успокоить нервы. Да, уличным торговцам сейчас плохо приходится, ларечникам тоже - их теснят супермаркеты. Закон концентрации капитала, ничего не попишешь… А вот поставленные на грань вымирания пенсионеры…. - фотографии и краткие досье мелькали перед Рэдом. Это был обычный метод его работы: пролистывая наискось, он знакомился вчерне материалом, прежде чем заняться глубокой переработкой сведений.
        - Какая социальная пестрота! Бодро и честно мыслящие студенты - взгляд заговорщика остановился на открытых, неиспорченных лицах, с надписями внизу: «Новиков» и
«Скороходов». Тонко чувствующие неправду музыканты и художники… И, конечно же, рабочие. Впрочем в нашей организации ни для кого нет классовых привилегий. - Рэд поглядел на крупного бурого жука, ползущего по чердачной стене, и вновь улыбнулся, при одной мысли о привилегиях в «Союзе Повстанцев» - Нет! Нам совершенно чужда проповедь дискриминации людей только на основе их классового происхождения. Ведь человек так же не виноват, что родился в богатой семье, как не может быть виноват в своей национальности, расе, цвете кожи, как не может быть виноват в том, что родился мужчиной или женщиной.
        Рэд понимал, что философские размышления отвлекают его от работы, но он всегда и во всем додумывал свои мысли до конца, не оставляя места неясностям: за то его и ценили в подполье.
        - Кому как не нам, серьезно изучавшим историю, знать: сотни и тысячи выходцев из высших классов посвящали себя борьбе за прогресс и революцию. Вся наша теория, в сущности, создана этими блестящими отступниками, ушедшими из лагеря своего класса, чтобы помогать обездоленным. Наши теоретики и вожди вышли из интеллигенции, из предпринимателей, даже из дворян: Марел Карс, Ильич Нелин, Лейк Доброцкий. Сыновья помещиков и дочери губернаторов руководили покушениями на имперских цесарей. Образованнейшие интеллигенты, такие как Анатолий Слунсачарский, подымали уровень культуры масс в Славном Семнадцатом. Миллионеры вроде Саввы Рамозова, Дмитрия Лизодуба или илатьянца Тельфринелли, отдавали на революцию свои огромные состояния… Какая уж тут социальная рознь…
        - Может быть, ты думаешь так потому, что ты и сам выходец из интеллигенции? - усомнился он в себе, и перед его мысленным взором возникло бесконечно дорогое, с добрыми морщинками у cлаз, лицо матери, преподавательницы университета - Может быть, тебе хочется как-то приукрасить образованных людей? Но, с другой стороны - разве следует идеализировать рабочих? Сейчас они в таком положении, что их сознание еще долго придется вытягивать из тьмы невежества и предрассудков. Не льстить надо массе, не опускаться до ее отсталости, а поднимать ее до себя! Ведь это же факт: десятки тысяч простых крестьян и рабочих зачастую были погромщиками и черносотенцами. Один из таких убил железной трубой замечательного революционера Николая Маубана, по кличке «Грач».. Другие в экстазе приветствовали фашиста Хитлера и термидорианского диктатора Слатина. Нет, рабочие не лучше, но и не хуже других участников подполья! И если в нашем обществе, в нашей борьбе мы и проводим какую-то «рознь», «разницу» - то чисто идеологическую. Это разница между правдой и ложью, Добром и Злом. Не мы ее «разожгли» или «выдумали», она существует и
без нас. Ведь это простейшая логика! Если лживый мошенник и мерзавец говорит, что дважды два пять, то долг преданного истине, честного человека - утверждать громогласно, что дважды два четыре, вмешаться, не дать мерзавцу обманывать и грабить других, разгромить его идейно, организационно, а если он применяет силу - уничтожить физически.
        Лицо Рэда при этих мыслях стало жестким, он вспомнил горящий особняк Туроградского губернатора, яркие боевые операции «Союза Повстанцев»…
        - Да, этим наше подполье и занято. Ведь «национальная идея» Медвежутина: культ государства (а оно есть машина подавления!), презрение к простонародью и лишение его социальных прав, религиозное мракобесие, шовинизм, подготовка к войнам за рынки, ненависть к революции и проповедь смирения для бедняков, возрождение всего гнилого, отжившего, патриархального - это ведь и есть самая подлая ложь, прикрывающая грабительство, это ведь и есть само воплощенное Зло, ненавистное и отвратительное для каждого честного человека! И пусть меня ждут любые муки - подумал Рэд - пусть они отправят меня на костер и на плаху, но я никогда не склонюсь перед этим бредом, возвращающим нас в средневековье! Я всю жизнь буду бороться против него, и желать краха, поражения и скорейшей гибели подонкам и тварям, сделавшим идею Зла правящей в Рабсии! - он сжал челюсти, и лицо его побелело от ярости.
        Отругав себя за то, что не контролирует мимику вполне (серьезный недостаток для подпольщика!) Рэд тут же обрел прежнее спокойствие и продолжил размышлять - Конечно, если мы боремся в обществе, то наша борьба за Добро отражает интересы угнетенных слоев. В конечно-то счете. Не зря в первую очередь я просмотрел статистику доходов. Для интеллигента нищета - повод возмутиться, для самого бедняка - восстать. Но сейчас, пока нет восстания, а есть заговор горстки прозревших, борьба идет - причем с обеих сторон - через идейных, именно идейных, литературных, политических - представителей разных классов, и принимает форму не схватки рабочих с буржуями, а схватки Добра со Злом. Причем на сторону Добра может встать любой человек, из любой семьи, по любым мотивам. А интеллигент - быстрее и легче остальных. Для этого достаточно одного - чувствовать несправедливость и не мириться с нею. С детства ощущая господство над собой людей неразумных и лживых - в семье ли, в школе, на службе или работе - любое разумное и чувствующее существо бунтует против них! Это проявляется в любой семье, даже в богатой! А от бунта
против угнетения в семье - один шаг до нашей идеи универсального и вооруженного Добра. Именно так: вооруженного. Безоружное Добро - обречено.
        Ладно, хватит философии. Продолжим изучение данных. Людей набрали множество, да и о городе наши разведчики нарыли много сведений. Воистину: кто владеет информацией
        - тот владеет ситуацией.
        КТО ВЛАДЕЕТ ИНФОРМАЦИЕЙ - ТОТ ВЛАДЕЕТ СИТУАЦИЕЙ
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: АРСЕНИЙ РЫТИК)
        Если подполковник Доброумов посвящал свободное время науке, то Арсений Рытик проводил свои вечера совсем иначе. Закончив биржевые сделки, он спустился на лифте в холл «Башни Света». Посреди огромного вестибюля располагался фонтан, помпезный, увенчанный золоченой статуей Гермеса. Вокруг стояли кресла, рядом с ними - журнальные столики из оргстекла. Рытик выбрал место, позволявшее наблюдать за входом - он опасался прозевать появление в дверях урбоградского мэра, с коим назначил рандеву. Некоторое время Рытик отдыхал в кресле, лениво пробегая глазами журнал мод. Но моментально вскочил, приветствуя вошедшего - краснощекого толстяка в дорогом костюме и перстнях.
        Верхний этаж «Башни Света» был отведен под ресторан для бизнесменов. Однако тамошняя помпезная обстановка, модернистский стиль, громкая музыка и зеркальные стены не прельщали сегодня Рытика.
        Для важной встречи с мэром был выбран расположенный поблизости от «Башни» островерхий особняк, облицованный гранитом. Этот корпус ресторана был предназначен для особо важных персон. Биржевик и глава города прошли в зал, мимо стоявших у дверей лакеев в черных старинных сюртуках.
        Рытик знал, что мэр, как и другие удачливые выходцы из простых семей, после Реставрации приписал себе аристократическое происхождение. И потому Арсений желал провести беседу в обстановке, льстившей воспаленному самолюбию бывшего спекулянта. Благородная тишина VIP-корпуса, с его панелями из резного дуба и гобеленами, изображавшими рабсийских дворян и генералов, была для предстоящего разговора как нельзя кстати. Толстые шерстяные драпировки, укрепленные на стойках, разгораживали зал на узкие боксы, чтобы в деликатные беседы «хозяев жизни» не мог вмешаться посторонний. Приглушенный свет серебряных люстр создавал дополнительную интимность.
        Рытик и глава города вальяжно прошествовали к столу. На белоснежной скатерти сверкали серебряные столовые приборы, стилизованные под старину.
        - Видите эту ложку с украшением в виде трилистника? - мэр взял со стола одну из лежащих на столе ложек - Если бы она не была позднейшей подделкой, а действительно относилась к Инглезианской эпохе, то стоила бы около семисот таллеров. Это я вам говорю как старый коллекционер.
        Рытик склонил голову в знак почтения к познаниям собеседника. Оправив черный, сшитый на заказ костюм из дорогого сукна, мэр продолжил:
        - Да, в древности ложки имели именно такую изогнутую форму, напоминающую плод инжира. А эта шестигранная ручка действительно заканчивалась украшением, или шариком. - мэр положил ложку и сел за стол. Рытик последовал его примеру.
        - Я вижу, вы просто влюблены в старинное серебро - доброжелательно улыбнулся Рытик
        - с удовольствием слушаю рассказы о вашей коллекции.
        - Да, внимаете заворожено. И что особенно ценно - без всяких нетактичных вопросов об ее цене - хохотнул мэр - ими меня одолевают мелкие нувориши. Нет, вы не из таких. Но эта искусно украшенная ложка навела меня вот на какую мысль…
        - Да, я весь внимание…
        - Работы старых ювелиров прекрасны. Так когда же и наши предприниматели смогут поразить качеством мировой рынок? Впрочем, в наш век массового производства было бы глупо требовать от товаров изящества и утонченности. Сейчас в цене практичность. Но не кажется ли вам, что одни лишь биржевые спекуляции - это слишком мелко и ненадежно? Особенно сейчас, под сенью национальной идеологии великого Медвежутина?
        Когда мэр произнес фамилию диктатора, лицо Рытика приняло почтительное выражение. Наклонившись чуть вперед, он без лакейской услужливости, но с готовностью ответил:
        - Я в последнее время размышляю о том же. Хватит с меня биржевых спекуляций. Все эти игры на скачках индексов - в конечном счете, торговля воздухом. Если последняя афера с акциями пройдет нормально, я планирую вложить деньги в производство.
        Открыв супницу, мэр вдохнул аппетитный шампиньоновый запах. На луноподобной физиономии отца города отразилось блаженство. Взяв порцию супа, он с аппетитом зачерпнул несколько ложек, затем помассировал шею пухлой рукой, и насмешливо произнес:
        - Все вы, господа хорошие, грозитесь да собираетесь вкладывать деньги в отечественную промышленность. На словах выходит гладко и многообещающе, а на деле? Что-то не торопитесь. Хотя какие вам еще нужны гарантии? Вертикаль власти мы укрепили, обстановка в стране стабильная, никакой оппозиции нет. Ну, - смущенно запнулся мэр - если не считать «Союза повстанцев»… Но мы этих государственных преступников скоро выловим, не сомневайтесь. А так - что вам еще нужно? Рабочие железной рукой принуждены к труду, стачки и забастовки в прошлом, всю эту митинговщину мы обуздали. РСБ навело в стране порядок. Принят новый КЗоТ, так что с профсоюзами у вас проблем не будет. Да и охрана труда особых средств не потребует. Если от работяг потребуются сверхурочные или еще что - вам стоит лишь попросить… По добровольному согласию это теперь допускается. Хоть с утра и до полуночи. А если директор хорошенько просит, дадут они согласие? Добровольно? Или не дадут, как думаете?
        - Наверное, все же дадут… - хитро улыбнулся Рытик, отвлекаясь на мгновение от поджаристого мяса по-бугрунски.
        - Куда они денутся! - разразился мэр жирным смехом, подымая стопку дорогого коньяку - На моей памяти еще ни разу в таких случаях не отказывали. А если попробуют противиться, РСБ их сразу… за разжигание социальной розни и политический крайнизм… Так что перед вами - зеленый свет. Ведь благо Рабсии - это благо ее лучших людей, а не какой-то там босой шантрапы…
        Мэр лихо опрокинул стопку, и сверкнув золотыми коронками, отправил в рот бутерброд с красной икрой.
        - Спасибо вам. Крепкая власть - фундамент бизнеса. - взгляд Рытика был непроницаем.
        Коньяк произвел на отца города мгновенное действие, и потому он воскликнул с излишней горячностью:
        - Верно! Тем более что верховник Медвежутин зовет страну к конкурентоспособности. А если эти бездельники лодырничают вместо работы и расхищают попусту деньги на социальные подачки - какая тут конкурентоспособность? Вся «социалка» - здравоохрание, образование, краткий рабочий день и прочие радости - войдет в себестоимость товаров, наши фирмы прогорят, страна не получит зарубежные инвестиции. Я даже так скажу: нищета населения - залог богатства и процветания Рабсии. Да, это парадокс, это диалектика - но мы, деловые люди, должны смотреть правде в глаза.
        Рытик потупил голову, изображая восхищенное внимание. И мэр, любуясь горкой бутербродов с рассыпчатой икрой сверкающем блюде, не заметил, как по склоненному лицу бизнесмена молнией пробежала гримаса ярости.
        - Ох, - рассмеялся мэр, подымая с блюда самый крупный бутерброд - не поздоровилось бы мне за такую дискредитацию нашей национальной идеи, будь я рабочим и скажи это на митинге. Попал бы в два счета в лапы наших костоломов из РСБ.
        - Да, хорошо что мы беседуем в кулуарах. - вскинув голову, дружелюбно улыбнулся Рытик.
        Собеседники рассмеялись.
        - Все же я хотел у вас спросить о другом. - продолжил мэр - Производство ведь для вас дело новое… Может быть, вы не справитесь? Без помощи мэрии и государства?
        - Помощь государства никогда не помешает - понимающе кивнул Рытик, и добавил елейным тоном - Конечно, всякая помощь должна быть взаимной. Этого требует элементарная вежливость. Хоть у нас олигархи и равноудалены, но некоторые… удаленнее других, что ли. Не хочу оказаться в их числе. Впрочем, о конкретных деталях нашего сотрудничества мы еще побеседуем..
        - Эх, и во все-то вы вкладываете потаенный смысл - мэр недовольно скривил жирные губы, но с удовлетворением потер руки - я всего лишь о вашей квалификации, ни о чем более. Из бескорыстного любопытства.
        - Ну, теоретически работа этой отрасли мне известна. Все же не зря я в молодости просидел пять лет за партой в химическом университете. Кстати, мой диплом технолога занял третье место по области, а в те годы это что-нибудь да значило.
        - Новое химическое производство… Как вы себе это представляете?
        - Практически так… Покупка земли под фабрику бытовой химии обойдется в 1 млн. 248 тысяч таллеров, я уточнил. Цена строительства - два с половиной миллиона. Оборудование - полтора миллиона. Затем - получение разрешения, всякие инспекции, плюс… - Рытик вскинул брови, будто приготовил ребенку приятный сюрприз, но последующую фразу выговорил быстро и без выражения - трехпроцентный благотворительный взнос в в штаб «Единой Рабсии», чтобы дело пошло быстрее…
        Мэр, он же - помощник секретаря горкома данной партии, склонил голову набок, и поощрительно подмигнул собеседнику.
        - Заключим контракты на поставку химического сырья, пластмассы. - без промедления продолжил бизнесмен - Выпуск продукции и флаконов организуем прямо на месте. Технологическую линию закупим в Алемании, новую. Тут скупиться не следует. Ну, и тут же по городу развернем сеть фирменных магазинов, торгующих нашей продукцией. Она раз в пять будет дешевле, чем привозная. С «Урбоавтотрансом» надо договориться об обслуживании, пусть предоставят нам грузовички для развоза готовой продукции… Вся эта канитель займет где-то года полтора…
        - Ну что ж, дерзайте. - мэр вновь принялся за еду, и бросил, как бы между прочим:
        - А конкретные детали, которые в этом деле касаются нас с вами, обговорим у меня на даче. В воскресенье мы организуем семейный пикник, так что приглашаю.
        - Благодарю вас. - понимающе кивнул Рытик, лихо подцепляя на серебрянную вилку кусочек мяса, покрытый золотистой корочкой - У меня еще вот какая просьба. Наш урбоградский покупатель - существо мистическое. Я ему сам удивляюсь - чего он хочет, один черт ведает. Так что для изучения рыночной коньнктуры мне необходим доступ в закрытые архивы мэрии. К документам «для служебного пользования». Требуется ваше персональное разрешение.
        - Ну, у вас-то с этим проблем не будет, вы же не уборщица баба Маша - при этих словах мэр презрительно скривился. Уборщицей работала его бабка, переехавшая в Урбоград сразу после революции, из глухой деревни, чтобы учиться на рабфаке. Вспомнив о столь «низком и постыдном» родстве, благородный мэр на секунду помрачнел, однако затем продолжил с улыбкой - зайдите завтра в десять ко мне в кабинет, я вам выпишу…
        - От души благодарен. Как вам эти бутерброды? - сменил тему Рытик, указав на серебрянное блюдо - Я, честно говоря, предпочитаю заворачивать красную икру в блинчики… Это древнерабсийское блюдо, и я вам скажу - отменное. Особенно под стакан ледяной водки…
        - Предпочитаю коньяк. - ответил мэр, обретая прежнюю веселость - На пикнике угощу вас новой маркой, коллекционной, прямо из дубовых бочек Гишпании. А вы гурман! Мне всегда приятно с вами обедать…
        - Мне тоже - черные глаза Рытика излучали дружелюбие - Жаль, что часы отдыха так недолги, и нам придется попрощаться… Благодарю вас.
        - Не стоит благодарности. - мэр пьяно качнулся и схватился пухлой рукой за столешницу - До встречи! Желаю вам удачи!
        Рытик поднялся со стула, еще раз дружески поклонился мэру, и прошел по ковровой дорожке в гардероб. И только там, стоя перед огромным аквариумом, он почти беззвучно пробормотал сквозь зубы: «Какая сволочь!».
        Алые рыбки вылетали под яркие пузырчатые струи из темной пасти грота. Наблюдая за их резвой игрой, он вновь обрел привычное спокойствие.
        - Ладно, эмоции в сторону - подумал Рытик - Итак, господин мэр. Что мы имеем с этой скотины? Разинув рот на трехпроцентный откат для его вонючей партии и расставив пошире карман для персональной взятки на пикнике, мэр взамен предоставил мне право поработать в городском архиве. Чтобы я изучил коньюнктуру. И это уже в который раз. Архив - настоящий кладезь. - Арсений Рытик, разведчик Союза Повстанцев, хитро улыбнулся. Почему слово «кладезь» многие склоняют в женском роде? «Кладезь» - он! Колодец по-старорабсийски.
        К стеклу аквариума приблизилась диковинная пестрая рыбка. Ярко-красный спинной плавник украшали два черных пятна.
        - Ишь, выступает… не иначе, самец перед самкой. Я тоже корчу из себя невесть кого. Целые годы. Живу в особняке, разъезжаю в лимузине, за один ужин выкидываю по триста таллеров, плюс еще эта любовница… Положение обязывает! Ты ведь биржевик, дорогой Рытик. Воротила. «Серьезный человек». Миллионер! Смешно. Миллионы-то чужие. А ответственность - как за собственные. Взялся приращивать подпольную кассу
        - не говори, что не дюж. А вот рыбок люблю по-настоящему. Эх, как скачут! Аквариум
        - все ж не темный колодезь. Пещерные рыбы слепы. Их условия жизни определили, какой она будет. Так и у нас, разумных существ… - Рытик вновь посерьезнел - Великий мезлянский ученый, основатель нашей идеологии Марел Карс тысячу раз прав: именно бытие определяет сознание. А там, где сознание пытается управлять бытием - начинается вакханалия лжи. Как сейчас в Рабсии. Но среди этого моря лжи есть кладези подлинной информации. Городской архив, к примеру. Там - скрываемая статистика бездомности и безработицы, данные о доходах и расходах средней семьи, реестр крупных предприятий с числом работающих, документы о реальных собственниках различных СМИ, о теснимых режимом опальных фирмах - потенциальных союзниках подполья. Там отражены и изменения в программах ВУЗов - на первый взгляд мелкие, но позволяющие судить о том, какую бредятину режим на этот раз хочет вдолбить в молодые головы. Там - сводки о положении в полиции, о реальном уровене пьянства и наркомании, и прочая, и прочая. Из рабсийских газет, изолгавшихся насквозь, даже за полгода не выроешь столько, сколько в архиве за пару дней. «Союзу Повстанцев»
всегда не хватает информации. Продолжу гнать товарищам сведения через тайник. И все же, основная информация о городе ими получена. Подготовительная работа завершена. Скоро уж начнет дымить из-под пяток у этих подлых скотов, разглагольствующих за коньяком и икрой, что нищета народа - залог богатства Рабсии.
        Вспомнив мэра, Рытик брезгиво усмехнулся.
        - Впрочем, формально этот мерзавец совершенно прав. Ведь что такое «интересы Рабсии»? Кто их озвучивает? Когда говорят «Рабсия заинтересована», «Рабсия не потерпит», «Рабсия настаивает» - это значит, что «заинтересованы» или «настаивают» ее высшие чиновники. Единая национальная идея всегда служит узкой властвующей группе.
        Арсений вспомнил карикатуру времен войны с фашизмом: страна Алемания была изображена в виде девушки, на плечах которой сидел колченогий карлик - фашистский министр пропаганды Хеббельс, и зажав ей рот, орал что-то от ее имени.
        - Так и у нас - подумал Рытик - Они зажали рот народу и присвоили монопольное право говорить от его имени. Многие верят, что интересы этих грабителей - действительно интересы Рабсии. Но кроме правящих мерзавцев есть и порабощенный ими народ, есть безгласная интеллигенция, наконец есть мы - Союз Повстанцев. Рано или поздно народ заявит свою настоящую волю.
        Заговорщик неспешно подошел к телефону-автомату, набрал номер одного из доверенных брокеров и произнес в трубку:
        - Дружище, я вам продиктую курсы акций, прогнозируемые нами на ближайший месяц. Итак, записывайте: фирма «Раско» - 1500 гроблей за акцию, фирма «Симбиоз» - 1750,
«Генезис» - 1430, «Циркон» - 1650, и наконец «Формат» - 2000 гроблей за акцию. Продавать следует через десять дней, в оговоренном нами количестве.
        Этот брокер был связным между Рытиком и «Союзом Повстанцев». Он действительно торговал акциями. Однако Рытик растворял в их беседах о коммерции кодовые фразы - повод для действий совсем иных. Фирм «Формат» и «Генезис» в Урбограде не было. Упоминание слова «Формат» значило: «Продолжаю черпать в архиве сведения. Передам через прежний тайник», а слово «Генезис», в сочетании с «десятидневным сроком», означало: «Настроения в городе благоприятны, люди нами набраны. Через неделю можно разворачивать здесь революционное подполье. Пришлите для этой цели эмиссара в условленное нами место. С товарищеским приветом, Рытик».
        Побеседовав с брокером, Арсений важно прошествовал к хромированному лимузину, ожидавшему внизу. Личный шофер распахнул перед боссом дверь. Разведчик подполья окончательно натянул на природное лицо маску биржевого воротилы, «солидного человека», друга мэра и обладателя миллионного состояния.
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ. РЭД.)
        Полуденный зной в горах Урбала сменился вечерней прохладой. Рэд чуть откинулся от столика, на сей раз осторожно. Снял с глаза миниатюрный монитор, вытянул руки вдоль тела и отдохнул пару минут, прикрыв глаза. Избавившись от нервного напряжения, подпольщик вновь наклонился над схемой и вооружился монитором.
        - Ладно, вернемся от философии к анализу наших кадров. Важны мелочи - подумал он, потирая смуглый высокий лоб узкой загорелой ладонью - Прокалываются всегда на мелочах. Люди должны идеально подходить к выбранной для них работе: по психологии, профессиональным навыкам, образу жизни… К примеру, умеет ли данный человек машину водить? Если у него права на вождение? Без этого на роль водителя его никак не назначишь, пусть даже в остальных отношениях он идеален. Есть ли у него телефон? Есть ли собака? Может быть, он воевал? Возможно, попадал в тюрьму? Если да - за что? Ведь на заключенного по уголовному делу тюрьма накладывает совсем иной отпечаток, чем на политического арестанта… А может быть, человек не в рабсийской тюрьме сидел, а совсем наоборот - свободно ездил за рубеж, и приобрел там связи среди прогрессивных иностранцев? Тогда почему бы не использовать эти связи и дальше? А выглядит он как? Во что верит, что читает? Какую музыку слушает? Как относится к себе, к близким? Вопросы, вопросы…
        Когда Рэд отодвинул от себя испещренный надписями лист со схемой, Слунс уже клонился к закату. На листе красовалось более тридцати фамилий - каждый из привлеченных вербовщиками угнездился в подходящей для него графе с обозначением будущей подпольной профессии. Рэд подошел к окну, прислушался. Птицы, замолкшие при зное дня, начали перекликаться в тишине и неге вечерней прохлады. Удлинились тени сосен, стволы их вновь приобрели под косыми лучами янтарно-медовый оттенок. Над ломаной линией, разделявшей вершины гор и небо, появились клочковатые облака, снежно-белые посередине и чуть тронутые розовым спереди, где их касались лучи заходящего Слунса.
        Чтобы не утратить физической формы, заговорщик чередовал умственную работу с мышечной. Убрав «Пелену» и спустившись во двор, крытый деревянным настилом, он уделил полчаса колке дров - дело это за проведенные на заимке месяцы стало для него привычным, лишь поначалу мышцы рук болели от выделяющейся молочной кислоты. Затем, оттирая пот со лба, пошел на кухню. Поужинал. Некоторое время наблюдал, как по ребру деревянной бочки бродит котенок - белый, с черными пятнами и круглыми голубыми глазами. Снял котенка с бочки, приласкал, тот довольно замурлыкал, вытягивая шейку. Рэд не очень-то верил в рассказы о том, что кошки нормализуют давление - а вот настроение они действительно приводили в норму. Рэд отдохнул еще полчаса, полностью расслабившись, слыша лишь мурлыканье котенка да мерное тиканье деревянных стенных часов, формою напоминавших домик. Даже задремал. Но его биологические часы работали также четко, как фотографическая память и бритвенно-острый ум. Поэтому ровно в восемь вечера подпольщик проснулся и начал готовиться к поездке.
        Он извлек из шкафа разгрузочный жилет со уймой вместительных карманов, и упаковал в него множество полезных вещей: многофункциональный карманный нож, диодный фонарь (работавший также и без батареек, от нажатий руки), зажигалку, тpи таблетки сухого спирта, лупу. Приготовил свой микрокомпьютер «Пелена», способный при необходимости играть роль цифровой фото - и видеокамеры. Флэшку с данными вынул - ее предстояло вшить в рукав куртки, чтобы в случае опасности раздавить одним движением пальцев. Рэд припас фляжку с водой, блокнот, карандаш и авторучку, пилку по металлу, запасные хлопчатобумажные носки, пару носовых платков. В широкие полости жилета, открываемые сверху, он впихнул бинт, флакон йода, другие медикаменты. В один из карманов положил тонкие резиновые перчатки (никаких отпечатков пальцев при внезапном обострении ситуации!), в другой сунул мини-бинокль. Взял охотничьи спички, горящие даже в воде. Запасся короткой свечой - по плану, привезенному Стрижом, ночь приходилось провести в подвале. Неуютно, но что поделаешь - именно так была спланирована операция. Открепив спинку жилета, Рэд положил
внутрь длинную и прочную веревку с карабинчиками на концах - на случай, если придется спускаться из окна, с высоты двух или трех этажей. Достал из тумбочки набор игл в плоском футляре, вдел в одну из них черную капроновую нить, а в другую - белую, положил иглы обратно в футляр и сунул его в карман жилета. Необходимо было подумать и о запасах еды. Более всего походили сухари - не портятся, не надо разрезать, можно есть на ходу. Рэд сложил их в полиэтиленовый пакет, бросил туда еще пару пустых пакетов - могут пригодиться. Карту и компас брать не стал - он хорошо знал местность и ориентировался по природным приметам. От заимки лесника до ближайшего полустанка было около семидесяти рабсийских верст. Завтра утром Рэду предстояло одолеть это расстояние пешком (ходил он без устали), и отправиться в Урбоград на пригородных электропоездах, с двумя пересадками. Поездка должна была завершиться вечером, почти ночью. Ночевать планировалось в подвале одного из домов, примыкающих к станции, а следующим утром - отправляться на явочную квартиру, предоставленную сочувствующим горожанином. Зовут его, кажется, Алексей
Чершевский. Стоп! А не родственник ли это знаменитого писателя Николая Чершевского, чьи философско-детективные романы я так любил читать в юности?
        - Ну да! - вскричал Рэд вслух - Все сходится.
        Ведь среди участников операции «Генезис» упоминался Николай, двоюродный брат Алексея. Рэду просто не пришло в голову, что урбоградский связник и всемирно известный писатель - одно и то же лицо. Заговорщик был сбит с толку тем обстоятельством, что Николай Чершевский долгое время жил в столице, в Моксве - он и воспринимался всеми, как столичная знаменитость. Однако его книги еще пять лет назад вызвали раздражение «семьи» верховника Дельцина - и писатель лишился выгодных контрактов. По слухам, ему угрожали. Он был вынужден завершить очередное журналистское расследование и уехать в глухую провинцию, переключившись с детективного жанра, задевающего слишком многих, на сочинение исторических романов и научной фантастики. Каким счастьем для Рэда было побеседовать с этим человеком, которого он мечтал увидеть еще с тех времен, как был мирным желторотым студентом Бермского политехнического института. Да, наряду с тяготами подпольщик получает иногда от жизни такие призы - возможность общаться с людьми неординарными, выдающимися. Да кому, кроме Союза Повстанцев, мог сочувствовать писатель-гуманист, учивший в
своих книгах: «Тупая государственная жестокость должна быть наказана. В противном случае наступает эра всепозволенности». Пусть эти слова относились в его книге к другой стране и времени, но умный читатель без труда переносил их на современную Рабсию. Власти тоже понимали это - потому литератор и оказался в провинциальной урбоградской ссылке.
        Подготовившись для завтрашней поездки, Рэд вышел во внутренний дворик, зачерпнул ведро воды из колодца - она казалась свинцово-серой. Сумерки уже окутали местность, Слунс зашел за горы, но его свечение слабо освещало окрестности, отражаясь от сгустившихся клочковатых облаков. «Если утром начнется гроза, будет плохо» - подумал Рэд. Он огляделся. Было тихо - цикады еще не начали ночного концерта, птицы уже умолкли. На веревках, протянутых через двор невдалеке от сарая, висели голубоватые, в цветочках, пододеяльники и белые простыни. Дул легкий ветерок. Сквозь почерневшие доски дворового настила пробивалась темно-зеленая мурава.
        - Слабенький росток способен, в своем неудержимом росте, прорвать асфальт. Так и наш Союз Повстанцев, и вообще любое прогрессивное движение - помыслил заговорщик - какие бы запреты и репрессии ни висели над ним, он пробьется к свету. Ибо в нашем ростке - жизнь, тянущаяся к свету и росту, а из мертвой серой толщи, что противостоит ему, давно ушло все живое. Осталась мертвая масса, растрескивание которой - дело времени.
        Рэд взял ведро с водой и прошел обратно к двери, мимо деревянных низеньких лавочек (на них лежали самодельные корзины, сплетенные лесником их ивовых прутьев). Придя, зашил флэшку с данными в рукав неприметной джинсовой куртки, что решил одеть поверх жилета. Расстелил постель. Он решил заснуть ровно в десять вечера. Однако самодисциплина на этот раз долго не могла одержать верх над бессонницей.
        - Эра всепозволенности - повторил про себя Рэд, то так то эдак устраивая голову на пестрой лоскутной подушке, набитой сеном. - Лучше и не скажешь. Людские истории, прочитанные мною в досье, рисуют целую панораму лжи и насилия, царящего в Рабсии. Но один случай почему-то особенно крепко запомнился. Трудно меня чем-то поразить, я ожидаю от этих мерзавцев чего угодно… Но вот эта трагедия с сыном торговца Сироткина… Она страшна не столько жестокостью, сколько типичностью. Каждый кусочек этой истории знаком и привычен для рабсиян, но в целом история кошмарная. - Рэд перевернулся и натянул одеяло на глаза, воспоминание о прочитанном мучило его - Двадцатипятилетний аспирант, подающий большие надежды молодой ученый… непьющий, не наркоман… совершенно равнодушный к политике… вышел в собственный двор готовиться к экзамену, со словарем и тетрадью в руках. Полицейские совершали плановый обход… А Медвежутин давно развязал им руки и позволил любой произвол на гражданами. То есть разрешения с печатью конечно не было, но кому же можно пожаловаться, коль в стране нет оппозиционной прессы (а он ее удушил), нет
независимых партий и движений, если правозащитники поставлены под контроль РСБ? Неудивительно, что полицейские мерзавцы распоясались вконец - «диктатура закона» стала диктатурой бандитов, переодетых в форму. Вот они и задержали парня, объявив «пьяным» (от самих пахло спиртом!)… Чтобы выколотить деньги, как у них принято. Карманы задержанного были пусты - не было денег, но не было и документов. Он показал пальцем, в каком подъезде живет. Не помогло. Забрали. Кстати, рядом оборванный пьяница приставал к девушке - но его не тронули, что с него возьмешь, да и на драку можно нарваться… Хм… До этого момента все вполне типично, с этим сталкивались многие рабсияне. Медвежутин хвалится что обуздал преступность, а на деле - сделал ее организованной, вооружил дубинками, выдал погоны и дал право стричь граждан, как овец - какое уж тут обуздание! Хуже, чем при Дельцине. Тогдашние уголовники не всякого прохожего смели тронуть средь бела дня! Но случай обычен, в общем-то… Избиениями в пункте милиции, в ответ на просьбу предъявить удостоверение и объяснить причину задержания, как это положено по УПК, тоже мало кого
удивишь. И тем, что абсолютно трезвого, но в кровь избитого человека везут в вытрезвитель - не удивишь тоже. Да и туберкулезом, что распространен в подобных местах. Отец хлопотал, недоразумение выяснилось, сын был отпущен, но уже нес в себе смертельные бациллы, и спустя несколько месяцев умер. «Недоразумение». Можно ли назвать убийство «недоразумением»? И кто же убил парня, в конечном счете? Пьяный полицейский, задержавший его чтобы ограбить - или все же верховник Медвежутин, сделавший Рабсию полицейским государством, в коем гражданин бесправен?! - Рэд вспомнил бледное морщинистое лицо Сироткина-отца: потеряв единственного сына, тот вмиг поседел, большие серые глаза поблекли, и глазницы напоминали ввалившиеся ямы… Воздастся Медвежутину за его эру всепозволенности. Воздастся! Все больше непреклонных и яростных мстителей вырастает под дубинками его опричников…
        Прошло полчаса. За окном вовсю заливались цикады, на кухне мерно тикали часы, на кровать забрался котенок, бесцеремонно пройдясь по ногам подпольщика, который все не мог заснуть, пораженный историей несчастного Сироткина. Наконец, возмущение Рэда было одолено усталостью, и дремота подкралась к нему. Ветхая мебель комнатки приобрела в глазах заговорщика расплывчатые очертания. Последние отрывочные мысли («Я уверен в победе… Завтра - в дорогу… Послезавтра увижу самого Николая Чершевского… Глубоко чту его. Спать… Спать…») - сменились глубоким сном, со сновидениями яркими и цветными.
        ГЛАВА III
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

14 АВГУТСА. ПЯТНИЦА
        НЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ, А ГРАЖДАНСКИЙ ДОЛГ
        (БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        Рэд не ошибся: дать ему приют согласился врач Алексей, двоюродный брат знаменитого Николая Чершевского, заслуженного деятеля искусств Савейского Союза, автора повести «Пятнадцать моментов войны». По этому произведению был создан сценарий лучшего савейского фильма о разведчиках. В это утро (в тот самый момент, когда Рэд пробирался от лесной заимки к полустанку сквозь заросли некошеных, в рост человека, трав) - братья сидели за круглым обеденным столом из резного дуба и весело смеялись. Семейный завтрак подходил к концу, изумительно вкусная форель по-гишпански была уже съедена, на красно-золотой скатерти не осталось столовых приборов.
        - Это уморительно! - басисто хохоча и утирая набежавшие слезы, вымолвил шестидесятилетний литератор. Справившись наконец с приступом смеха, он разгладил колючую седеющую бороду, и обратился к брату: - ты только посмотри, Алеша, какой совет мне прислал очередной доброжелатель! Он, видишь ли, рекомендует написать детектив «современный в полном смысле слова». То есть бездумный боевичок, где у чужих берегов выплывает боевой пловец, за спиной у коего висит ручной пулемет, в одной руке зажат чемодан штатовских таллеров, а в другой - 20 килограммов эксплонида. - писатель подчеркнул интонацией букву «д» в названии взрывчатки.
        - Ха-ха-ха - залился звонким смехом сорокалетний Алексей. - Великолепный совет!
        - Советчику и невдомек, - с улыбкой продолжил Николай - что название этой взрывчатки оканчивается на «т». О сюжете я уж не говорю. Оказавшись на чужих берегах, пловец «мочит» плохих парней (естественно, зарубежных), знакомится с королевой красоты, исполняющей танец живота в местном кабаре, а потом пресловутым
«эксплонидом» взрывает дом, где живет главарь мафии, некогда похитивший красотку из Рабсии. Влюбленные бегут из города, за ними гонится мафия и полиция, но при содействии знакомого разведчика их переправляют на родину в подводной лодке. Хэппи энд.
        - Николай, без шуток, - подобный «экшн» будет иметь куда больший коммерческий успех, чем твои романы, где разведчик-интеллектуал часами размышляет над историей, философствует, анализирует, ищет в сложном переплетении событий причины, определившие лицо современности. Да и вообще, герой твоих повестей служит определенной идее, глубоко им осознанной. А не пресловутому чемодану с таллерами, не красотке из кабаре, и даже не государству. «Родное» государство, отступив от идеи, которую герой исповедует, становится его врагом. Ты ведь прекрасно это показал в последней книге цикла о разведчиках - в повести «Безнадежность».
        - Именно! Там я пишу о том, что после войны, при диктаторе Слатине, разведчик вернулся на родину и был арестован. Увидев, как извращена бюрократами идея революции (а именно ей - не государству! - герой посвятил свою жизнь) - он сидя в тюрьме начал единоборство уже не с иностранными, а с «отечественными» спецслужбами и следователями. Чтобы сохранить себя как личность. Чтобы не предать гуманистические ценности, в которые верит.
        - Ну вот, вот… Сам посуди, способен ли нынешний массовый читатель понять его мотивы? А чемодан с таллерами или красотка из кабаре, в крайнем случае «интересы государства» (каким бы оно ни было) - это стимулы общепонятные…
        - Для идиотов… - с усмешкой дополнил Николай, откинув широченную прямую спину на огромное, напоминающее цесарский трон кресло из карлейской березы. - Но я пишу для интеллигенции. На старости лет отказаться от оригинального стиля, отдаться бульварщине… Нет уж, извини! Неужели не ясно, что беготня со взрывчаткой, стрельба из автоматов и прочий «экшен» - это завершающий этап тайной деятельности, это вершина айсберга. Она видна всем. А самая важная часть подобной работы - если уж не чисто умственная, то по крайней мере мирная. Она делается в тиши кабинетов, где планируются тайные операции, в банках и биржевых залах, где завязываются узлы финансовых противоречий. В кулуарах парламентов, в губернаторских особняках. Да и везде, где люди с похожими взглядами и целями встречаются, беседуют и находят друг друга - в ресторанах и салонах, на выставках и загородных дачах, на заводах и в конторах. Если этой предварительной, незаметной, но самой важной работы я не покажу - моей писанине грош цена.
        - Ну, гроши-то получают те, кто пишет о реальных серых буднях заговора. А с обложек бестселлеров глядят яркие красотки, устроившихся на килограммах эксплонита и денежных чемоданах.
        - Знаешь, в моем возрасте коммерческий успех уже становится безразличен. - серые глаза Николая мудро, насмешливо и чуть печально глянули на брата из-под темных широких бровей - Да я никогда за ним и не гнался. В 3988 году мы основали совместное с Франкией издательство «Фридэм», и успех пришел сам собой - писательский образ был уже наработан, без дешевых рекламных трюков. Наработан, в первую очередь, интеллектуальными детективами, кои ты так ругаешь. Писатель - это прежде всего учитель публики, ему не стоит рассчитывать на безмозглых учеников. Хорошая книга обязана быть сложной.
        - Да, твой стиль требует от читателя напряженной умственной работы. Ты ведь берешь нити событий, начавшихся в разных концах страны, иногда на разных континентах - и связываешь их воедино где-то в середине повествования. Пути твоих героев еще не пересеклись, а нетерпеливый потребитель, глядишь, уже захлопнул книгу в самом начале. Вот допустим, цикл «Гегемония», написанный тобою в 3984 году… При его чтении нужно вычертить сложную схему, иначе взаимопересечения героев останутся просто-напросто непонятны.
        - Верно. Читатель должен работать, собеседовать с книгой. Это трудно? Что ж. Всякое саморазвитие - труд. Алексей, спасибо, что ты мне напомнил об этом цикле. У меня с ним связаны самые приятные воспоминания - тогда я поехал в Южную Армарику, чтобы вжиться в историю континента. Впрочем, я туда ездил и в 3971 году. Великолепный плавильный котел рас, наций и культур! А как интересны были беседы с председателем Сальватором Арьенде, впоследствии погибшим во время фашистского путча от рук головорезов генерала Нипачета… Знаешь, то что там произошло, напомнило мне как две капли воды расстрел рабсийского парламента спустя два десятилетия. Оба события приводят к одному выводу - безоружное Добро обречено.
        В столовой воцарилось молчание. Обдумывая высказанную Николаем философскую мысль, Алексей оглядел стену, украшенную пестрыми карнавальными масками, античным оружием, национальными костюмами разных стран и народов. То были подарки его двоюродного брата, привезенные им в разное время из экзотических стран. Затем он перевел взгляд на полки серванта - здесь были сотни книг на разных языках мира, их ряды были неровны - на каждую полку книги подбирались не по размерам или цвету обложки, а по содержанию, так что хаотичность была лишь кажущейся. На других полках стояли декоративные фигурки людей, животных и птиц, удивительно изысканные, выполненные из тонкого фарфора. Их Николай привез из Алемании - он ездил туда двадцать лет назад, чтобы разыскать и вернуть в Рабсию культурные ценности, похищенные фашистами во время мировой войны. Впоследствии, при Дельцине, многие из найденных картин были вновь украдены и вывезены за рубеж - тот период был вакханалией воровства. Взгляд Алексея скользнул на противоположную стену, на огромную картину с изображением Вьентамского дворца - красные стены этой многоярусной
пагоды были расписаны золотым причудливым орнаментом. Обстановка комнаты располагала к историческим воспоминаниям.
        Наконец, прищурив зеленовато-карие глаза и чуть наклонившись к собеседнику, Алексей задумчиво промолвил:
        - Николай, во время путча Нипачета мне было двадцать лет, я ведь младше тебя… Но хорошо помню, как потрясла весь мир эта трагедия. Ты в то время работал над детективом «Третий козырь», а через два года получил международную премию, и приезжал к нам в гости из столицы. Мне запомнился твой подарок - декоративное пончо из шерсти ламы, под названием «чаманато».
        - Это пончо мне подарил пресс-секретарь несчастного председателя Арьенде. Да, после окончания института востоковедения, пришлось мне поездить по миру… - взохнул Николай Чершевский - Начиная с войны во Вьентаме, куда меня отправил военным корреспондентом редактор журнала «Пламя» Генрих Боровинский.
        - Не тот ли журналист, что недавно погиб в авиакатастрофе? - откликнулся Алексей
        - Нет, его отец. Собирая материал для его журнала, я познакомился с вьентамским принцем Суфонгом. Там я написал и свою первую повесть - «Меня застрелили у Найчанга». Вот после Вьентама я и колесил без устали по всей планете. И везде, где бы я ни был - в Азирии, в Ервопе, в Армарике - я боролся против коричневой чумы, против фашизма, реакции, диктатуры, дремучего традиционализма, церковного мракобесия. Кто бы мог подумать, что все это дерьмо хлынет на Рабсийскую землю, что гнилая ветошь времен самодержавия станет претендовать на роль «национальной идеи»?
        - А ведь какие розовые надежды мы питали, как надеялись на демократизацию нашей страны… - лицо Алексея уныло вытянулось - И кто мог предвидеть такой результат?
        - Предвидеть-то было можно… - прищурился литератор - Если знать историю. О том, что Савейский Союз начнет распадаться, я говорил в кругу друзей еще в 3983 году. Огромную роль в перерождении и гибели страны сыграл диктатор Юзеф Слатин, правивший Савейским Союзом в 3930-х годах. Когда он шел к власти, то истребил больше революционеров-прогрессоров, чем Хитлер и все фашистские диктаторы, вместе взятые!
        - Да, кивнул Алексей - ты часто приводил эту статистику …
        - И ведь какую дрянь Слатин насаждал вместо идеалов революции! - басистый голос писателя задрожал от негодования - Вместо социального равенства - привилегии бюрократов, чины, ордена… Вместо свободного научного поиска - приказы невежественных начальников. Вместо свободы творчества - дирижерскую дубину бюрократии. Вместо раскрепощения женщины и ребенка - укрепление патриархальной семьи, запрет абортов. Вместо универсальной, открытой всему миру идеи братства всех обездоленных - замыкание от мира, «патриотизм», железный занавес, расправы с иностранными иммигрантами, репрессии против целых народов. Вместо идеи мировой революции, несущей освобождение угнетенным всего мира - геополитические комбинации имперского типа. Что из этого могло выйти, кроме краха?
        - Помню, помню твои мрачные пророчества… - грустно улыбнулся Алексей - Тебе уже тогда было ясно, что беспринципные бюрократы рано или поздно захотят стать капиталистами, присвоить государственную собственность. Да и национальные республики, захваченные путем имперских комбинаций, могут отделиться… А мы все удивлялись твоему провидческому дару.
        - Ну, я-то что… Вот кто был пророком - так это командир народной армии Лейк Доброцкий, друг и соратник Ильича Нелина, высланный Слатиным за рубеж, а после убитый. - Николай горестно вздохнул - В Рабсии всегда убивают лучших, умнейших… Ведь Доброцкий предсказал катастрофу еще за шестьдесят лет до того, как она обрушилась на нас. Предвидел до мельчайших деталей! За это Слатин убил и его, и всех его сторонников. Заменил их своими холопами - людишками без принципов, без идей, способными на любое преступление ради своего благополучия. А теперь удивляются, откуда столько изменников и перевертышей внутри партии оказалось! Да ведь это новобранцы 3937 года, выкормыши Слатина, сделавшие карьеру на костях революционеров, прогрессоров.
        - Николай, хочу тебя предупредить: поверхностным людям это напомнит разоблачения нынешних писак, гоняющихся за сенсацией.
        - Нисколько! - в глазах Николая появился высверк ярости, столь возмущен был писатель таким сравнением - Они критикуют Слатина справа, а я - слева. Им угодны слепые эмоции, а я прилежен логике. Они раздувают число жертв репрессий до сотен миллионов, я оперирую подлинными цифрами - 800 тысяч расстреляно, полтора миллиона осуждено за политические преступления. Но разве в цифрах дело? Один несправедливый арест - уже трагедия. Самое главное - против кого были устремлены репрессии, чьи интересы они охраняли. Вот тут-то и выясняется: в репрессиях тех лет виноваты не революционеры, а бюрократы. Контрреволюционные бюрократы.
        - Как сейчас помню, на обложке твоего сборника «Неизданные повести» была изображена красная гвоздика революции, перерубленная топором бюрократии… - кивнул Алексей - Куда уж нагляднее..
        - Верно. После репрессий в живых не осталось и трех процентов из тех прогрессоров, что вместе с Ильичем Нелиным пришли к власти… При Слатине бюрократы истребили революционеров, заняли их место. А потом проложили дорогу нынешнему беспределу и безобразию. Поэтому когда в этих репрессиях винят революцию - я не знаю, смеяться или плакать!
        - Но ведь и настоящие революционеры без репрессий не обходились, - прикусил губу Алексей - пусть и не таких масштабных как при Слатине.
        - Да не в масштабе же дело! - буркнул пожилой бородач. Он был немного раздражен, встретив непонимание собеседника. - Государство это машина подавления. Пока оно есть, будут и репрессии. Важно другое: кто, против кого их проводит. И самое главное: для чего, во имя какой цели! Лучше тех моральных ценностей, что дала революция, и лучше научного метода, что дал Марел Карс, ничего еще не придумано. Слатина я обличал беспощадно - помнишь мою книгу «Судилище-37»? Но идеалам революции не изменял никогда, и устами героев своих книг всегда их проповедовал. Убежден, что не напрасно. Думаю, на моих книгах воспитаны десятки и сотни нынешних…
        - Ну ладно, - боясь прослушивания, перебил Алексей. Он предостерегающе поднес палец к губам и перевел он разговор в другое русло: - Николай, твои взгляды на историю мне известны до тонкости. С тех пор, как ты в 4000 году переехал из Моксвы в Урбоград, мы с тобой говорили об этом уже сотни раз.
        - Переехал - усмехнулся литератор - Если можно назвать ссылку переездом. Да ладно, Алексей, не маши на меня рукой. Пусть прослушивают, им ли не знать этой истории. Давить на меня они начали еще с 3988 года, после той самой книги «Безнадежность». Приставили следить за мной какую-то дуру-секретаря, во все совавшую свой острый нос, так что я сразу прозвал ее «Пиноккио». А с той поры я пережил два инсульта - первый в 3990 году, второй - в 3993-м, после расстрела парламента. Еле выжил.
        - Да, это был очень тяжелый период. Извини, что тогда не мог помочь тебе - ты в столице, а я тут еле-еле перебивался терапевтом в местной поликлинике. Сам нуждался тогда в помощи, медицина распадалась на глазах….
        - Я все понимаю, Алексей, при чем здесь ты… Мне помогала любимая дочь Ольга, она и сейчас живет в Моксве. После инсульта все же выкарабкался, пришел в себя. Но, естественно, пришлось оставить прежнюю работу в газете «Строго конфиденциально». А через два года набрал материал для антивоенного романа. Тогда как раз начался конфликт на горных окраинах. И ни одно отечественное издательство не осмелилось его напечатать! Потом начал собирать материал о коррупции в окружении Дельцина, ведь она была чудовищной. Мне помог старый институтский приятель Женя Прямиков. Он тогда возглавлял крупную оппозиционную партию, впрочем весьма умеренную.
        - Да, - ностальгически вздохнул Алексей - в те времена оппозиция еще имела право на существование…
        - Вот пользуясь его помощью, я и накопал уйму документов о хищениях при реставрации дворца верховника, замка Гремль. О фирме «Куница», возглавляемой дочерью Дельцина… А результат? - Николай безнадежно взмахнул широкой ладонью - После того, как партия Прямикова потерпела поражение, ко мне пришли люди из РСБ и попросили покинуть Моксву. Мягко, но настойчиво. После того, как в авиакатастрофе погиб Артем Боровинский, а в моем книгохранилище сгорел архив - я понял, насколько это серъезно… И вот живу тут уже третий год.
        - Работа в провинции тоже имеет свои преимущества, ты не находишь?
        - Конечно, за годы работы мне удалось обзавестись состоянием… По нынешним меркам оно довольно скромное, но все же избавило от забот о хлебе насущном. Здесь, в Урбограде, я могу целиком посвятить себя новым произведениям. Конечно, от детективно-политического жанра пришлось отказаться - он задевает слишком многих. Но ведь романы о далекой истории тоже могут противостоять злу. К примеру, в моих планах роман «Нероний Клавдиус» - из жизни древнеромейской империи. Умный читатель мигом проведет параллели между поджогом ее столицы и событиями 3999 года в Моксве.
        - писатель тяжело вздохнул - Беда в том, что образовательный уровень у массы падает, из самой читающей страны мы превращаемся в безграмотную. Но я никогда и не писал в жанре «массовой культуры». Мой читатель останется верен мне. Планирую поработать и в жанре фантастики - новом для меня, но плодотворном в плане эзоповских обличений…
        - Выходит, ты более или менее доволен судьбой?
        - Можно бы сказать и так - Николай грустно улыбнулся - Но и здесь я вижу дикие безобразия… По городу ходят слухи, что группа сынков богачей, активистов «Единой Рабсии», собравшись на пьянку, пригласила по телефону какую-то парикмахершу, якобы для стрижки. Она приехала на вызов, подверглась насилию и покончила с собой… Как мне жаль родных несчастной девушки! Это ли не тема для детектива? А кто разнуздал этих молодчиков, кто внушил им, что они «новое дворянство», что им все позволено? Не верховник ли Медвежутин?
        - Николай - укоризненно шепнул Алексей, и вновь прижал палец к губам
        - Да пусть слушают, они же знают, как я к этому беспределу отношусь! А еще, как я слышал, недавно свинхеды поймали в парке Победы какого-то подростка, любителя альтернативной музыки, и опалили его лицо в пламени вечного огня. Это же надо додуматься! В парке, посвященном Победе над фашизмом, эти мерзавцы калечат людей, да еще столь кощунственно-символичным способом… Что ни говори, после реставрации капитализма наша страна окончательно сошла с ума.
        - Но ведь полиция борется с политическим крайнизмом…
        - Не произноси при мне этого слова! - негодующе вскричал писатель - Нет никакого
«крайнизма», это термин ненаучный, бредовый. Власть клеймит им любого противника и недовольного. Есть такое явление как фашизм, и есть его четкое определение. Но с фашизмом власть бороться не хочет, ибо ее собственная «национальная идеология» куда ближе к фашизму, чем к интернациональной революционности. Вместо того, чтобы бороться с погромщиками, полиция избивает пенсионеров, пришедших на митинг против отмены льгот и повышения цен на транспорт.
        - Тот, что разогнали неделю назад, в прошлую субботницу?
        - Именно. Читал я в газетах лживый репортаж на эту тему. В их понимании, действия стариков - это «крайнизм», а фашистские выходки свинхедов - детские шалости. А чего стоит эта нашумевшая история с гибелью сына Сироткина? Никто не понес ответственности за то, что парень заполучил туберкулез в тюремной камере. И это ведь лишь одно из полицейских бесчинств… Я уж не говорю про избиение целого города. Я имею в виду городок Зловещенск под нашим Урбоградом. Статья о нем в
«Свежей газете» так и называлась: «Избитый город».
        - Слушай, Николай…. Я понимаю, что ты возмущен, но если нас подслушивают - ты и меня подставишь! Ведь «Свежая газета» недавно запрещена, теперь она издается тайно.
        - Да, это была последняя из легальных оппозиционных газет, довольно умеренная. Ее тоже удушили. Но ты не бойся, за меня ты не отвечаешь, а эту газету я нашел на лавочке во дворе. - писатель хитро улыбнулся брату - Кто ее туда принес, не знаю. Убежден, что погром в Зловещенске им еще аукнется. Именно после таких насильнических выходок рабочий Дулябов застрелил урбоградского губернатора Добгановича. Правда, это было 120 лет назад. Но моральные ценности универсальны для всех времен и планет. Глубоко убежден - если покарать мерзавца было справедливо и героично в те времена, то это почетно и сегодня! И рано или поздно найдутся те…
        - Николай, прошу тебя…
        - Ладно, все, я молчу. Да и пора мне уже… - Николай Чершевский встал из-за стола. Он жил не в Южной части города, а на проспекте. Семейный завтрак подошел к концу, писателю нужно было ехать домой - Счастливо, брат!
        - Я провожу тебя до остановки, мне надо заехать в клинику - ответил врач Алексей - нам по пути.
        Они вышли из подъезда. Косые лучи утреннего Слунса освещали пустой двор - еще не закончилась пора отпусков, многие горожане разъехались в эту пятницу по пригородным садовым участкам. Выйдя на безлюдную узенькую улочку, ведущую к остановке, Алексей негромко сказал родичу:
        - Все же напрасно ты так выступаешь в моей столовой… Мало ли что.
        - Знаешь, я применяю старый принцип: «скрываться, не скрываясь». Они давно знают, что я - впрочем, как и многие интеллигенты - держу сейчас фигу в кармане. Пусть уверятся в том, что ничего кроме кухонной фронды мы не можем себе позволить. Мне это на руку. Восхваляй я Медвежутина - это бы их куда больше насторожило. Пока я вписываюсь в свою роль обиженного властью бессильного фрондера.
        - Ну, Николай, что касается конспирации, я полагаюсь на тебя вполне. - усмехнулся Алексей Чершевский, и добавил еле слышно - А когда приедет он, как мне себя вести?
        - Да точно также. Поселишь его в одной из пустующих комнат, в той, где жалюзи на окнах. У него «Пелена» - она защитит комнату от прослушивания, создаст иллюзию будто в ней по обыкновению тихо. Ведь ты в этой комнате не бываешь, используешь ее под книгохранилище. Те, кто прослушивает комнату, услышат лишь привычную тишину.
        - Знаешь, все же как-то жутко, если попадусь.
        - Но ведь ты все для себя решил…
        - Да, конечно! У меня есть свои причины ненавидеть диктатора. Из-за придуманной им страховой медицины, из-за отсутствия гнусных бумажонок - «страховых полисов», в нашей больнице погибли трое детей: два мальчика и девочка. Трех, четырех и шести лет. Я тогда был в отпуске, узнал о трагедии лишь вернувшись. - кулаки Алексея сжались от ярости. Лицо, обычно добродушное, побелело, челюсти яростно сомкнулись. После минутного молчания он проговорил сквозь зубы: - Конечно, если Медвежутин издает указы, убивающие беззащитных детей и стариков, я готов на все, чтобы отплатить ему. Просто я помню, что пособничество подпольщикам, по новым законам о борьбе с «крайнизмом» - это серьезное преступление.
        - Это не преступление, Алеша - писатель положил брату на плечо широкую теплую ладонь, и повторил - Это не преступление, а выполнение гражданского долга!
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ. РЭД.)
        Вагон потряхивало. В летние дни, по пятницам, горожане массами отбывали в загородные сады. Электричка мчавшаяся в обратную сторону - к Урбограду - была почти пуста. Меж двух рядов широких скамеек громко, по-хозяйски, топали трое полицейских. Лица испитые, вороватые - как и у большинства их рабсийских коллег.
        Старший патрульный внимательно оглядывал пассажиров. Взгляд опытного старшины задерживался, в первую очередь, на группах мужчин, смуглокожих и небритых - это могли быть бойцы Союза Повстанцев, беглые преступники или подозрительные выходцы с южных окраин. Однако безопасность рабсийского государства не волновала двух полицаев помоложе - как мелких шакалов не волнует судьба тигра. Они искали в толпе людей одиноких, беззащитных - чтобы, по обыкновению, задержать их, поиздеваться, избить и обобрать до нитки.
        Искоса взглянув на скотские хари «стражей порядка», Рэд мигом вспомнил результаты одного социологического опроса (цифры были засекречены властями, но похищены и опубликованы повстанцами). Только десятая часть рабсиян была довольна работой полиции. Пятая часть опрошенных считала, что рабсийский полицейский прежде всего
«взяточник», одна десятая полагала, что это «человек наглый, агрессивный, беспринципный и бессовестный», еще десять процентов считали его «малограмотным и случайным человеком», другие десять уверенно утверждали, что типичный полицейский Рабсии сам является преступником, так как «не соблюдает закон», «участвует в преступных группировках», «ворует все, что можно». Телевидение, пытаясь поднять рухнувший престиж правоохранителей, сняло детективный сериал «Полицаи» - но в ходе съемок безнадежно спился исполнитель главной роли - он вжился в нее чересчур добросовестно.
        Мерзавцы в погонах мигом наметили жертву - одинокого, аккуратно одетого старика. Помахивая дубинками, они устремились к несчастному. Один из полицаев с громко и с наслаждением щелкал замком от наручников - очевидно, для устрашения публики. Быстрый взгляд его маслянисто-черных воровских глазок уже обшаривал будущую жертву, выпустив из поля зрения остальных пассажиров. Начальник не грабил задержанных - получал долю от награбленного молодыми. И потому не устремился к старику, а степенно подошел к группе туристов, с рюкзаками и гитарой, возвращавшихся из похода по Урбальским горам. Козырнул, представился, попросил предъявить документы.
        Остальных пассажиров стражи порядка не удостоили вниманием. У окна, слева, сидели две пенсионерки. Судя по всему, одна из подруг внезапно занедужила, вторая вызвалась проводить ее в город. Потрошить нищих старушек, да еще сразу двоих, было не с руки. Опытный старшина, глянув лишь мельком, прошел мимо семьи, возвращавшейся с удачной грибной охоты: потная пышнотелая матрона томно обмахивается веером из газеты, возле нее муж, несколько утомленный походом, по-хозяйски придерживает корзину с грибами. Мальчик лет шести сидит у него на коленях и слушает сказку. Ничего необычного. У жены слипаются глаза. Муж сидит у окна, щурясь от света - потрепанные серые джинсы, легкая куртка, пыльная хлопковая рубаха. Лицо неприметное, но аккуратно выбритое и потому моложавое. Ребенок нетерпеливо спрашивает отца:
        - И что было дальше?
        - А дальше, Димка, у этой землеройки…
        - Которая жила в норке?
        - Да, в норке… И вот у нее на носу вырос красный цветочек… Красивый, как звездочка.
        - А такие звери бывают? С цветком на носу?
        - Бывают, Димка. Эта землеройка называется звездонос, потому что у нее вместо носа звездочка растет. А на ней лучиков видимо-невидимо… И как нырнет под воду этот зверек…
        - А он плавать умеет, да?
        - Очень хорошо плавает! Нырнет, и рыбку хв-а-а-ать лучиками на своем носике!
        - А он только рыбку кушает?
        - Нет, он и червячков тоже. Ты не перебивай, Дима, слушай…Он лучиками на носу и землю может рыть! Но редко это можно увидеть. Зверек не любит, когда за ним подсматривают…
        Димка жадно внимал, его ясные васильковые глазенки сияли. Такой великолепной сказки он еще никогда ни от кого не слыхал. Наряд полиции прошел в следующий вагон, а Рэд все чаровал воображение шестилетнего слушателя нескончаемыми историями. Рассказы о повадках редких животных планеты Мезля, звучавшие из уст подпольщика, увлекали по-настоящему. В каждом номере журнала «Просвещение», где некогда он работал, наряду с публицистикой печатались статьи по естествознанию. Целью этих публикаций был удар по религии. Требовалось показать читателям: научное познание захватывающе, а мир интересен в своей материальности - без примысливания к нему ада, рая, богов, чертей, ангелов и прочей ахинеи, выгодной властям. С той поры в голове Рэда засели наиболее интересные фрагменты этих статей. Заговорщик вообще отличался любознательностью и широкой эрудицией. Но сегодня подпольщику пригодился и другой навык - умение входить в контакт с незнакомцами.
        К полудню добравшись через лес до полустанка, Рэд купил отборных грибов (корзину он взял с собой загодя, она была х и т р о й: имела двойное дно, а крепежная полоса из нержавейки отцеплялась один щелчком и могла послужить оружием - ее боковая кромка была заточена как бритва). Он отошел за куст, снял жилет с набором выживания, завернул в полиэтилен, сунул в корзину под слой грибов. На заговорщике оставалась лишь куртка с флэшкой, зашитой в рукав. Подпольщик дождался поезда, вошел в вагон и направился вдоль рядов. На время поездки требовалось найти прикрытие: женщину, лучше всего с ребенком - на семьи полиция обращает значительно меньше внимания, нежели на группы мужчин или на одиноких пассажиров. В третьем по счету вагоне он обнаружил тех, кого искал. Широко улыбнувшись новым попутчикам, уселся рядом. Красноречивому эрудиту не стоило большого труда завоевать доверие Димки. Отвечая на бесконечные «почему?», сыпавшиеся как из рога изобилия, Рэд ловил на себе благодарный взгляд утомленной матери. Благодаря попутчику, она получила пару часов отдыха. Вскоре они познакомились - Рэд представился именем,
прописанным в его фальшивом паспорте. Рассказывая женщине о себе, он следовал легенде, загодя разработанной до мелочей.
        - Кем вы работаете?
        - Мастером. На урбоградском химкомбинате. Жаль, что отпуск мой заканчивается. С удовольствием провел бы еще пару месяцев у тетушки Дарьи. Добрая старушенция, сейчас такие редкость!
        - Она ваша родственница?
        - Да, двоюродная сестра отца. Она уж пенсионерка, мы ей помогаем по возможности. В этот раз вот привез ей из города мешок сахару, муку, ну и мелочь всякую… Вроде заколок для волос. Их нет в местном магазине… Уж так была рада тетя Даша!
        - Хм… Димка на вас наглядеться не может, слушает заворожено. Вы, наверное, очень хороший отец… Простите за нескромность, вы женаты?
        - Да… Но жена сейчас уехала в Моксву на заработки. В Урбограде ведь сами знаете, не всегда найдешь работу…
        - А кто ваша жена по профессии?
        - Она хорошо шьет, работала на фабрике «Пацифик», а в столице тоже подрабатывает шитьем. В частном ателье.
        - Не боялись отпускать ее одну?
        - Нет, у нее в Моксве родственники. Они и помогли устроиться - ее дядя работает в ателье закройщиком.
        - Уехала, значит. А как же дети? Она их что, на ваше попечение оставила?
        - Детей у нас пока нет, мы их еще не заводили. - Рэд досадливо повел вверх раскрытою ладонью - Сами знаете, сейчас прокормить ребенка сложно.
        Женщина потрепала за плечо Димку, вздохнула и сказала.
        - Жаль. Я вижу, как вы любите детей.
        Рэд улыбнулся в ответ. Желая сделать приятное заботливому попутчику, женщина продолжила искренне и приветливо:
        - Вы человек непьющий, серьезный. Много знаете. Рядом с вами детям было бы всегда интересно. Из вас вышел бы очень хороший отец.
        - Да, наверное. - задумчиво произнес Рэд - Может быть, я и устал бы, общайся с ними постоянно - сложно судить, не имея личного опыта. Но сейчас вот я очень доволен общением с Димкой, он у вас сметливый. У него мышление еще не заштампованное, он самый благодарный слушатель. Я действительно люблю возиться с ребятами. Иной раз представляю себя в роли любящего отца и сожалею, что лишен этого.
        Подпольщик говорил правду. Подобно всем кадровым повстанцам верхнего уровня, он дал обет целомудрия и безбрачия - любовь и семья связывают бойца, ограничивают его мобильность, делают уязвимым для шантажа спецслужб, да и для подкупа. Свято соблюдая условия принятой клятвы, Рэд тем не менее очень любил детей, использовал всякую возможность чтобы возиться с ними, рассказывать интересные истории, играючи воспитывать. Он частенько представлял себя в роли отца, трагически несовместимой с высоким служением революционному долгу.
        Среди прочих причин, Рэд ненавидел режим Медвежутина еще и за отношение к детям. По данным подполья, в Рабсии было четыре миллиона беспризорников. Огромное число детей было лишено доступа к образованию - ведь при буржуазных порядках это определяется деньгами, а не способностями.
        Поезд отсчитывал версты, приближаясь к Урбограду. За окном электрички проплывали поля и рощи. Вдоль дороги тянулся, ныряя то вверх то вниз, серый электрический кабель. Глядя на него, Димка начал сонливо клевать носом, а Рэд углубился в свои мысли.
        - Да, много преступлений натворили Дельцин с Медвежутиным, но все это в конечном счете меркнет перед главным - подпольщик тяжело вздохнул - самое страшное в том, что режим лишил смысла жизнь современного человека. В том числе и ребенка, конечно. Вместо четкой и верной картины окружающего мира, детей кормят окрошкой из бредовых мифов и легенд, выгодных для властей. В школьном и телевизионном
«воспитании» ветхие религиозные догмы сочетают с культом наживы, клевету на революционеров - с восхвалением древних деспотов и палачей, а идиотские штампы и мистическую ахинею с обрывками научных знаний - из тех, что признали «безопасными» эксперты духовного рабства.
        Рэд огляделся. Его собеседница уснула, как и ее сын. Сложенный из газеты веер выпал из безвольно разжатой руки. Старушки-пенсионерки у левого окна, перешли от жалоб о вздорожании лекарств к свежим городским сплетням. Подпольщику никто не мешал, никто не наблюдал за ним. Под мерный стук колес он продолжил размышлять.
        - …Вместо ясной цели в жизни, какую предлагал наш ученый Марел Карс: реально улучшать мир, совершенствовать технику, освобождать общество от угнетения - в головы детей вдалбливают алчность и конформизм … Нынешнее воспитание насквозь лицемерно. Детей учат «любви к ближнему», и тут же «конкурентоспособности» - то есть восхождению вверх по головам других. Естественно, все это раскалывает их сознание надвое. А в предельных случаях такое раздвоение личности ведет к шизофрении. Да только ли в этом дело… Экономический упадок, политическая тирания, духовный маразм, война - таков мир, в который вступают новорожденные. Что их ждет? Кем они станут? Для Медвежутина - бесправными холопами, для монополий - наемными рабами, для генералов - пушечным мясом…
        Именно по этой причине Рэд и другие повстанцы сознательно отказывались от деторождения, считая его безответственным. Рэд часто сравнивал кадровое ядро Союза Повстанцев с военно-монашеским орденом - конечно, не по содержанию идей, а по организационной структуре и аскетической жизни заговорщиков. Однако в сердце опытного подпольщика затаенно жила и мечта об иной жизни - нерастраченная нежность, жажда передать свои разносторонние знания благодарной юной аудитории.
        Вспомнив, с каким вниманием Димка слушал его рассказы, Рэд улыбнулся:
        - Редактируя журнал, я формировал взгляды читателей - но насколько интереснее, когда маленький человек под твоим чутким руководством проходит все этапы развития, учится читать и считать, расширяет кругозор, усложняет свое мышление - а ты участвуешь в каждом этапе становления души человеческой!
        Рэд вновь грустно улыбнулся и вздохнул. Что поделаешь… Рожать детей подло и преступно, пока в Рабсии царит реакция, пока ликуют правящие мерзавцы.
        ОТ СЛОВА УЧАСТОК[1]
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: БАТУРОНИС, НОВИКОВ)
«Участковый - от слова участие» - плакаты с такой надписью появились недавно на стенах унылых панельных многоэтажек, в самой бедной части рабочего района Урбограда. На них был изображен бравый, привлекательный полицейский, помогающий старушке перейти улицу. Внизу символ - рукопожатие, по мысли художника выражавшее единство народа и полиции. Еще ниже - так называемые «телефоны доверия»: режим Медвежутина поощрял доносительство среди подданных.
        Близ одного из таких плакатов, в заплеванном и замусоренном дворе, собралась компания молодых людей. Пятеро из них стояли, внимая шестому - он сидел на ящике из-под стеклотары. Этим рассказчиком был первокурсник юридического института по имени Янек Батуронис - худощавый белобрысый парень в роговых очках. Иногда он запинался, его скуластое лицо в эти моменты искажалось гримасой боли, а большие светлые глаза выражали страдание.
        - Ну вот, поэтому я и пошел на митинг пенсионеров… Хоть сам и студент.
        - Из-за того, что прочел эту притчу?
        - Не только… О-о-х… Тут все наслоилось друг на друга… Сначала была притча, потом увидел листовку с приглашением…
        Из ближнего подъезда стремительной походкой вышел еще один юноша, румяный, с интеллигентным лицом. Он подошел к слушателям в тот момент, когда Батуронис произнес последнюю фразу.
        - Привет, ребята! Здорово, Янек… Ой, что это с тобой? На тебе лица нет… Заболел, что ли?
        - Привет, Артур! Да не заболел, а побили меня полицаи…
        - Где?
        - Говорю же, на митинге… О-о-х…
        - Как ты там оказался-то? Ты же вроде не увлекался политикой, ты у нас больше литературу уважаешь. Классику. И про какую это притчу ты говоришь?
        - Да из-за нее, в общем-то, я и пошел туда. Я прочел притчу писателя Льва Николаевича Полнова. О-ох… Притчу о крестьянской семье, что старика своего за печку отправила и стала кормить из свиного корыта…
        Остальным ребятам стало скучно слушать одно и то же, да и книги читали из них лишь немногие. Поняв, что Янек собирается рассказывать притчу заново, некоторые из них отошли от беседующих и направились кто куда. Но Батуронис более всего хотел рассказать о своих злоключениях именно Артуру Новикову. Этот вдумчивый студент-историк был способен понять моральные мотивы Янека. Действительно, собеседник заинтересовался:
        - Я не помню всех притч Полнова, у него их много. Зачем старика кормили из свиного корыта, при чем тут митинг и твое избиение?
        - Ну, в притче… О-о-х… У старика руки тряслись, он щи проливал на стол. Тогда сын и невестка решили его держать за печкой и кормить из корыта. А потому увидели, что их сын выстругивает из дерева маленькое корытце. Они спросили у малыша: зачем он это делает… А тот и ответил: я вас из этого корытца буду кормить, когда вырасту… Как вы сейчас кормите моего дедушку … О-о-х… И вот когда я эту притчу прочел, то понял: наша власть с пенсионерами так же обращается…
        - …Как с тем стариком, да? - угадал Артур - Ты имеешь в виду недавнюю отмену льгот на проезд, полагавшихся пенсионерам?
        - Угу. И вот надо же, когда я проводил это сравнение, мне и попалась листовка с приглашением на митинг…
        - И зачем тебе это надо? - бросил один из слушателей, прыщавый парень с хитрыми узкими глазками, в циничном смешке обнажив гнилые зубы - Ты что, самый умный, что ли? Какая тебе разница?
        - Ты меня не поймешь, Ловкачин… И вообще, отойди - от тебя несет водкой. Я вот для него говорю - Янек указал на Артура - Он поймет… О-х-х… Ну вот, я и отправился туда… Нельзя быть равнодушным - это пособничество злодейству… О-о-х….
        - Продолжай, Янек, я понимаю - кивнул Новиков - А что ты такого сделал-то, что тебя так побили? Вроде не похож на хулигана, и никогда не был склонен к беспорядкам. Сколько тебя помню - ты либо с книгой во дворе, либо с видеокамерой - снимаешь любительские сюжеты о нашем Урбограде. Тебе бы режиссером быть, а не юристом…
        - О-х-х… Не говори мне о видеокамере… Из-за нее вся беда и случилась… Я с ней действительно не расстаюсь… Взял ее и туда - чтобы запечатлеть это интереснейшее событие в жизни города… Ведь именно по таким кадрам будущие историки, вроде тебя, смогут судить о нашем времени… Без прикрас… Ну вот. Пришел к мэрии пораньше, чем было указано в листовке. Ты же меня знаешь, я всегда точен в отношении времени.
        - Да, по тебе можно сверять часы - улыбнулся Новиков - Очень уважаю это качество. Ну, а дальше?
        - Собрались люди, начался митинг… Я вообще удивляюсь, что его разрешили.
        - Иногда разрешают… Медвежутину такие сборища совершенно не опасны, ему они даже нужны. Для отчета перед всем миром …
        - Да… О том, что у нас есть свобода собраний - Янек рассмеялся кашляющим смехом - и надо сказать, он успешно втирает очки наивным иностранцам. Ну вот … Как принято в последние годы, митинг окружали ОПОНовцы. Из своих железных щитов они вокруг митинга выстроили прямоугольник - чтобы из автобусов, проезжавших по проспекту, никто не увидел бы, сколько людей собралось и чего они требуют … В этом прямоугольнике была лишь одна узкая брешь… Там поставили воротца с металлоискателем - якобы для нашей безопасности. И каждого пришедшего на митинг пропускали через эти воротца, а при этом фотографировали. Все это напоминало концлагерь, а не митинг.
        - Вас снимали? И куда пойдут эти фотографии? - осведомился один из слушателей
        - Откуда я знаю? Наверное, в РСБ. Я не жду от них ничего хорошего…
        - Так зачем туда пошел, если они фотографируют? - недоуменно спросил Артур.
        - А разве я делал что-то противозаконное? О-х-х..
        Артур Новиков был внешне спокоен, но ему захотелось громко и язвительно расхохотаться от подобной наивности. Очевидно, Янек не понимал того, что сам Артур уяснил твердо: власть ведет против народа истребительную войну. А на войне нельзя следовать законам, которые пишет неприятель - проигрыш обеспечен. Артуру захотелось еще раз проверить эту мысль практикой: ведь свой вывод он сделал чисто логически, обобщив сотни документов о минувшем. Что ж, - хитро улыбнулся молодой историк. - сейчас проверим, чем кончается законопослушность. Вслух же он бросил:
        - Ну, а дальше?
        - Дальше был митинг… - Батуронис запнулся, схватился за правый бок, застонал. Справившись с болью, он продолжил: - Ты сам знаешь, я в политику не лезу, пришел из сочувствия к старикам… Ну а к тому же - сказалось увлечение документалистикой, видеосъемкой…Да там и не было ничего интересного. Ведь перед митингом произошел ряд случайностей… вовсе не случайных. За день до митинга были арестованы все его организаторы, подавшие заявку… Один якобы дорогу на красный свет перешел, другой публично бранился, третий был пьяным… Короче, их всех забрали в полицию на пятнадцать суток. Об этом в толпе говорили. А еще, вот невезение, в день митинга внезапно сломалась звукоусилительная машина. Да и представители власти именно в этот день были так заняты заботой о народе, что ни один из них к протестующим не вышел…
        - И что в итоге?
        - Ну, что может быть? Старички - не ораторы. Слабыми голосами просили неизвестно кого вернуть им право на бесплатный проезд в автобусах. Думаю, в этом они правы. Цены на транспорт их ведь окончательно отрежут от всех связей с родственниками и друзьями. Фактически, обрекут на медленное умирание в одиночных камерах квартир…
        - Действительно, подлый закон… Ты продолжай, Янек. Что дальше?
        - Ну, отснял я митинг, с пояснением: «Вот вереницей подходят люди. Это нищие пенсионеры, которых по новому закону лишили прежних льгот. Они протестуют.» Вот и все, собственно. Никакого хулиганства, вы же знаете мой характер…
        - Ты стоял на митинге часа два, до его окончания?
        - Да нет, зачем это мне. Достаточно получаса, чтобы понять, чего хотят собравшиеся. А тут еще холодно стало, ветер поднялся. Я и без того простыл, носом хлюпал. Хорошо хоть, взял капли от насморка. Постоял, посмотрел и решил идти домой.
        - Ну, а за что тебя побили-то? - спросил кряжистый краснолицый парень по имени Денис, стоявший около качелей - Я читал, они ломанулись перекрывать движение, и за это всех измолотили дубинками. Ты тоже перекрывал, что ли?
        - Нет, я этого даже не дождался, домой пошел. Уй, как больно! - Янек вновь схватился за левый бок.
        - Так за что ж они тебя?
        - Ты не перебивай, а послушай. Когда я уже подходил к остановке, чтобы уехать домой, то вблизи от перехода на меня накинулись! Их было человек пять - группа захвата в штатском. Они кричали дико и страшно: «Стоять, РСБ!».
        - Ух ты! Вот это да!
        - О-ох… Потом выяснилось, что это была обычная полиция, а не РСБ. Так они кричали, чтоб страху нагнать. Но в тот момент - представляете мое состояние? Схватили меня за плечи, толкнули. Я упал на тротуар, и закричал: «Меня арестовали ни за что!». Я подумал, что мой крик может привлечь прохожих или журналистов, и предотвратит избиение. Действительно, после этого они смягчили тон, перестали толкаться. Один из них уговаривающе прошептал мне на ухо: «Ты задержан, давай без шума отойдем в сторону - и в нашу машину.»
        - А ты?
        - Ну, а что мне было делать? Я ведь окружен был ими, со всех сторон. Меня тщательно обыскали. Спросили даже о медицинских каплях в кармане - я им ответил, что простыл. Был там один такой оперативник - как сейчас его помню: высокий, с желто-рыжими щетинистыми усиками и голубыми глазами. На мизинце у него была синяя татуировка - скрипичный ключ. Так вот он меня спросил, опять злобно, матерясь:
«Что ты тут снимаешь? Мы за тобой долго смотрим, ты кругами ходишь по площади.» А другой - коротенький такой был, коренастый. Глаза карие, волосы темные. Так он добавил: «Чё ты с камерой ходишь и шкеришься?»
        - Хе-хе. - рассмеялся прыщавый Ловкачин, стоявший рядом с Янеком - Очень весело. Хорошие у нас полицейские: ходят в наколках, на уголовной фене ботают!
        - Ну да. Я даже не понял его. Вы со мной, говорю, на жаргоне не разговаривайте, я не понимаю. Говорите нормально. За что я задержан? Предъявите обвинение. Предъявите удостоверение. Высокий опер мне предъявил… оно было, как я помню, на фамилию Герасимов. Тут я понял, что это МВД.
        - Ясно. Ну а за что ты задержан, хоть объяснили?
        - Сказали, что для установления личности. «Паспорт» - говорят - «у тебя с собой?». Я протянул им паспорт, они отобрали и его, и видеокамеру. Вынули из нее кассету. Потом высокий опер в паспорт глянул и сказал: «На нем есть следы подделки, пройдемте, вы задержаны».
        - Ничего себе! Следы подделки… Ну, это предлог просто. И что с тобой дальше было?
        - Отвели они меня в микроавтобус «Газель». Желтенькая такая, и номер я запомнил на всякий случай: A0606 02 RABS. Этот автобусик стоял около мэрии, по другую сторону проспекта. Там сидели четверо полицейских в форме, и две женщины. Они переговаривались по рации с другими группами. Их позывной был «Султан». В эфире были сообщения о положении в разных частях митинга, о наличии где-то групп молодежи, о раздаче листовок. Этим женщинам в штатском полицаи поручали подходить к тем, кто раздает листовки, и брать их для проверки. Его интересовало - какие организации раздают их? А одна из женщин по сотовому телефону позвонила домой и спросила, пришел ли из школы ребенок. Оказывается, шпики и провокаторы тоже заботятся о своем отродье. О-о-х… А за рулем сидел шофер - в форме, с черными усами, лет сорока. Группа захвата ушла, и я остался наедине с теми четырьмя.
        - Ну, тут они тебя и отмолотили?
        - Нет, потерпите - сквозь гримасу боли жалко улыбнулся Батуронис - они наоборот, анекдоты рассказывали. Очень дружелюбно себя вели. Потом к нам подсадили еще одного мужчину, его тоже поймали с видеокамерой. Правда, он был выпивши и не очень достойно себя вел… Просил, чтобы его выпустили покурить, сильно нервничал. А в это время я из окна глядел на самое интересное - демонстранты налегли на полицейское каре, прорвали его, и ринулись к проспекту - перекрывать движение. Я даже пошутил:
«Какие кадры пропадают, заснять не удалось!» - и полицейские смеялись.
        - А на улице полиция начала избивать митингующих? - спросил Новиков
        - Ну, я не видел - меня отсадили от окна. Видимо, так и было. - кивнул Янек - Я только слышал, что переговоры по рации активизировались. Полицаи проверяли группы людей, стоящих на трамвайной остановке - ждут ли они трамвая или участвуют в перекрытии дороги. Распределяли роли группам ОПОНа в разных частях митинга. Нас предупредили, что за нами приедет машина и доставит нас в Октоберский РОВД. А когда людей разогнали, на площади толпилась одна полиция, и по рации сказали:
«Второго митинга из полицейских нам не надо. Всем рассредоточиться!». Что и было сделано.
        - Юмористы чертовы. - осклабился Ловкачин - а потом что было?
        - А потом подъехал УАЗ. Я наблюдателен, и его номер тоже заметил - А0628 02 RABS. В первую очередь в таких случаях я гляжу на номер. Нас повезли в Октоберский РОВД, что на улице Шарфиева. Трое из четырех сопровождавших - уже других, тех что были в УАЗе, вышли около продмага - они отправились за водкой. Остался лишь один конвоир. Задержанный мужчина начал упрашивать его, чтобы тот его отпустил. Предлагал ему денег.
        - Глупо. - усмехнулся Новиков - Ведь задержание оформлено, и они вас обязаны были доставить. Уже пошла бумажная волокита по этому поводу.
        - Я так ему и сказал. - вздохнул Янек - А полицай подтвердил, что я прав. Мужчине сказал, чтобы тот не нервничал… Покурить ему он вновь не разрешил. Около двух часов дня нас привезли в РОВД и оставили в вестибюле без охраны. Ко мне подошел полицай в форме, я ответил на его вопрос, что мы задержаны на митинге. Улыбнувшись, он повел нас в актовый зал. Там сидел за столом крупный полицейский чин в форме защитного цвета, женщина лет сорока и молодая девушка лет восемнадцати, тоже в форме, но в полицейской.
        - И как девушка, понравилась? - ухмыльнулся пьяный Ловкачин
        - Да знаешь, очень даже ничего - ответил Янек, вновь улыбаясь сквозь боль - В ее глазах было хоть что-то человеческое. Мы сели в кресла и начали ждать приезда какого-то начальника, окончания каких-то переговоров… Полицаям было скучно, они травили байки, вели себя дружелюбно… Капитан полиции написал с моих слов объяснительную - о том, что я видеолюбитель, и снимал скопление людей около мэрии для себя лично, как документ эпохи.
        - Верно, Янек - улыбнулся Новиков - Это чистая правда. Ты же снимаешь не только фрагменты современности, но и бытовые сценки, природные ландшафты…
        - Да, я любитель, а не журналист… О-о-х… Возможно, они боялись журналистов. Но у них есть аккредитация, а у меня ее не было. И потому они могли сделать со мной все что угодно. Я подписал объяснительную. Мне вернули видеокамеру и паспорт.
        - Ну, классно - рассмеялся краснолицый Денис из второго подъезда - А ушибы ты получил, когда упал с лестницы, так что ли?
        - О, нет! Вот теперь дошло и до ушибов - тяжело вздохнул Янек - когда закончились переговоры с их начальством, меня повели на верхний этаж, в комнату 309. На дверной табличке была указана фамилия следователя. Насколько я помню, Ильнур Маньякин, а телефон его кабинета 37-77-12. Следователем был тот самый коренастый темноволосый оперативник, что поразил меня словом «шкеришься». Начал он с того, что запер дверь кабинета. Матерясь, начал орать: «Ты мне эти домашние заготовки про любительскую видеосъемку прекрати! Отвечай на вопросы: почему ты пришел за четверть часа до начала митинга? Почему прятал камеру за пазухой? Почему ушел до окончания митинга, в час дня? Он снял с меня очки, и сказал: так мне будет удобнее тебя допрашивать… Затем он схватил меня «за грудки», начал трясти и кричать: «На кого ты работаешь? Кто тебе платит? Куда уйдут отснятые сюжеты? Оппозиционным телекомпаниям? Местному олигарху Еремеенко?
        - Да уж - рассмеялся Новиков - нет ничего забавней, чем заподозрить тебя в работе на Еремеенко. Ты олигархов на дух не переносишь…
        - Верно, не мне участвовать в их играх, да еще рисковать ради них своей шкурой. Ведь за ними нет никакой общественной идеи, лишь голый культ наживы - возмущенно воскликнул Батуронис, неосторожно выпрямил спину, и тут же согнулся от боли. - Даже само это предположение оскорбительно для меня, как для интеллигента! А полицай мне: «Работаешь на Еремеенко? Отвечай, сука!» И ударил меня в грудь тыльной стороной руки, так что я упал на ковер. Затем он вновь ударил меня, куртку с меня сорвал… Помню, я с ковра вполз на диван, а он скинул меня обратно: «Это мой кабинет, я не разрешаю сидеть на моем диване. Стой так. Отвечай на вопросы! Почему пришел до начала митинга? Почему прятал камеру? Почему ушел раньше? Говори, на кого ты работаешь! Кто тебя послал на митинг?».
        - Слушай, это не совсем то, чему тебя учат в юридическом… - прищурился Новиков
        - Где уж там! Орет, матерится… Я ему говорю, знаешь, вежливо и спокойно: «Прошу вас соблюдать уголовно-процессуальный кодекс. Ведите протокол. Если я виноват - предъявите обвинение.» А Маньякин меня опять бьет, да так, чтобы не оставлять следов… И за ворот трясет, да еще угрожает: «Сейчас мы тебя вывезем в лес и закопаем в яму живым.» Я в ответ: «Соблюдайте УПК»! Он: «Сейчас мы тебя посадим в камеру к уголовникам, и там ты по другому заговоришь…» Я: «Соблюдайте УПК. Заведите протокол». Маньякин опешил. Он посмотрел мой паспорт, и спросил: «Твоя фамилия Батуронис? Ты гражданин Рабсии, но по происхождению, вероятно, эстляндец…
»
        - Интересно, чем был вызван этот вопрос? - задумчиво, будто рассуждая вслух, спросил Новиков - Ксенофобией? Или пониманием того, что дух рабства не въелся в эстляндцев так глубоко, как в рабсиян? Мы все здесь холопы, но вы хоть внутренне свободны - вас не сковали путы рабсийского патриотизма …
        - Ой, Артур! Мне было не до этой философии… Конечно, я спросил: «Вы настроены антиэстляндски?» - а Маньякин ответил: нет, я следователь, задаю тебе вопрос. Ну, я ему и ответил: «Я гражданин Рабсийской Федерации». Он: «Ну, я понял, что не армариканец…» Затем сказал: «Я приду через минуту. Если за это время ты мне не приготовишься все выложить, то узнаешь, что с тобой будет… Мы тебя заживо похороним!» Прошла минута.
        - Время, наверное, тянулось для тебя очень долго? - глумливо вопросил Ловкачин
        - Спрашиваешь… О-х-х… А потом он зашел, вновь выругался, и закричал: «Ну, будешь ты говорить?» А я заладил, как попугай: «Соблюдайте уголовно-процессуальный кодекс. Буду говорить только под протокол, и после предъявления обвинения».
        - А Маньякин?
        - Он сказал угрожающе: «ну, ладно». Открыл дверь, вывел меня в коридор и потащил куда-то за рукав, со словами: «Я тебе покажу, что значит наша темная…» Но вместо
«темной» он привел меня в комнату, где сидели и курили несколько оперативников, некоторые в штатском. Меня этот гад оставил у входа, но я расслышал, как он кому-то из них встревожено, ругаясь, шептал: «Вот умник попался! УПК и протокол ему подавай. Что делать с ним, не знаю.» Затем отвел меня обратно в свой кабинет.
        - Да, тяжело тебе пришлось, дружище… И чем дело кончилось?
        - Кончилось тем, что в дверь зашел чуть полноватый светловолосый мужчина лет тридцати пяти. О-о-х… Он говорил очень доброжелательно. Сказал, что обстановка в области сложная, но олигархи, и в том числе банкир Еремеенко, еще хуже нынешнего губернатора, если они придут к власти, то все растащат.
        - Ну, с этим-то ты полностью согласен!
        - Да, я ему так и ответил… А потом все же сказал: никуда не годится, когда следователь оскорбляет матом, бьет, угрожает, не ведет протокол, нарушает УПК. Светловолосый мне сказал: «Я его начальник, он тут работает с 3998-го года. Если бы нарушал УПК, то тут бы не работал. Угрожал? Но ведь никто этого подтвердить не может. Вам это примерещилось, наверное… Избивал? У нас тут не избивают… А вы тоже хороши. Сколько стоит репортаж для телекомпании? 50000 таллеров? Вы для них снимаете? На кого работаете?» Конечно, я ответил как есть: «На себя. Это я для личного архива.» В ответ начальник начал блефовать: «Я не могу поверить в это. У нас есть информация, что Вас видели вместе с Еремеенко, на улице Зоревой». Я подтвердил еще раз, что не знаком с Еремеенко…
        - Да, это чистая правда - заметил Новиков.
        - На это он сказал «А нам сообщили, что вас видели». Естественно, я возразил: «Это проблемы тех, кто сообщил. Это им наверное тоже примерещилось. Неужели ради какого-то банкира Еремеенко я бы согласился терпеть вот этот крик и угрозы следователя? Да ни за что!» Начальник подумал и ответил: «Вроде похоже на правду, что вы для себя снимали…. Мы вас отпустим. Только подпишите заявление, что не имеете претензий к полиции, не имеете телесных повреждений и отказываетесь от экспертизы на этот счет». Я был вынужден это подписать.
        - Хм - повел плечами Новиков - Это уже было, в фашистской Алемании. После каждого истязания заключенный обязан был расписаться в том, что его не истязали.
        - Угу. А потом этот начальник, видимо, замыслил какую-то пакость. Он спросил: «Вы пьете водку?» Я честно ответил: «Нет». Следуя задуманному, он переспросил: «Вообще не пьете?» - «Вообще не пью.» Тогда начальник пытался уточнить: «А что вы пьете?» Ну, я и ответил: «Вам скажи - вы мне это вольете в рот, и скажете, что так и было». Он ухмыльнулся, махнул рукой. Мне отдали видеокамеру, куртку, паспорт. Я спросил: «А кассета?» Он: «Кассету надо искать в РСБ». Тут зашел к нам веселый Маньякин - он выходил из кабинета на время моей беседы с начальником. Выходил злым, а вошел дружелюбным. Сама доброта, не узнать! Предложил сигарету.
        - Неужели ты взял ее? - удивленно спросил Новиков
        - Нет, конечно. Вежливо отказался. Я решил не курить в полиции. Маньякин же не отставал: «А все-таки, скажи по дружбе» - представляешь, Артур, именно так: «по дружбе!» - лицо Батурониса исказилось, на этот раз не от боли. В этом взгляде была смертельная ненависть к Медвежутину и его сатрапам. - Так вот: «скажи по дружбе, почему ты так подозрительно себя вел? Почему пришел раньше нужного?» О-о-х… Ну, я ответил: «У меня привычка - приходить на встречи загодя. Увидел объявление, вот и пришел, как обычно, пораньше». Маньякин: «А почему камеру прятал?» Я: «Боялся, что вы, полиция, отнимете ее или разобьете». Он: «Мы не имеем право так поступать. Это будет уже полицейский беспредел.» Я ответил: «Кто вас знает. Я на всякий случай прятал. Кто чего боится, то с тем и случится.»
        - Ха-ха-ха
        - Смеешься, Артур? Вот и этот палач рассмеялся тоже. Он спросил: «А почему ты ушел пораньше, в час дня?» Я говорю: «Замерз, был ветер… Я простывший, у меня насморк. Решил пойти домой, ведь и так уже понятно, что тут был митинг. Достаточно пары кадров. Зачем мерзнуть лишний раз, и так простыл». Он: «Понятно. А неужели ты правда для себя снимал? Зачем тебе все это надо?» Я: «Но ведь это история города. Лет через десять будет интересно посмотреть, как мы сейчас жили …» Он: «Ну, история… Вот Кровавая Воскресница в 3905 году - это история. А тут и смотреть нечего». Я: «Ну, пока нет Кровавой Воскресницы. Если вы ее не устроите.» Он рассмеялся - представляешь, Артур, рассмеялся! А ведь я имел в виду недавний погром в Зловещенске, и палач прекрасно это понял! Он мне сказал «Ладно… Я погорячился… Иди домой. Не обижайся. ». Ну, я прихрамывая, пошел домой… И вот сижу тут с вами. Сначала был шок. Боль пришла позже…
        Через пятнадцать минут после того, как рассказ Батурониса был окончен, ребята разошлись, обсуждая происшествие. Во дворике остались только пострадавший и его друг Новиков.
        - Знаешь, Артур - прошептал Янек - боль пройдет, я живучий… Но передо мной, после всего происшедшего, стоит огромная моральная проблема. Если для нас отрезаны все законные пути выразить свой протест, свое возмущение… Если невозможно прийти на митинг, если простому небогатому человеку нельзя создать свою партию или выдвинуть кандидатуру в парламент от избирательного округа, если они творят что хотят, и даже не понимают - слышишь - не понимают! - что людьми могут руководить идейные мотивы, если они грабят пенсионеров, а нам говорят: «сидите смирно и ждите очереди» - то что же нам делать? Я всегда тебя уважал и относился к твоим советам внимательно. Скажи мне, что делать молодым и думающим людям?
        - Хм… Не могу тебе советовать - Новиков хитро прищурился.
        За эти минуты Артур успел подумать о многом, и теперь разрывался меж двух огней. С одной стороны, его старший товарищ, музыкант Зернов, с которым они два года назад познакомились в студенческом клубе «Социум», просил искать людей для подполья. Но, с другой стороны, перед самым созданием организации, когда объявлена «готовность номер один» и нельзя отлучаться из города - было бы глупо погореть на привлечении человека, чьи взгляды еще не устоялись. Пока что личная обида еще не стала у Батурониса поводом для широких обобщений. Но, похоже, почва для этого зреет. Что делать? Раскрыться перед ним? Промолчать? Резоны для откровенности и скрытности были в данном случае примерно равны. Наконец, Артур решил ответить двусмысленно: так, чтобы побудить Янека самому развиваться в нужном направлении. С его привлечением к подпольной работе надо было повременить.
        - Не могу тебе советовать, Янек - задумчиво, как бы размышляя, ответил Новиков (мысленно он поймал себя на том, что копирует манеру Зернова) - Ты спрашиваешь: что нам делать? Но такой совет тебе может дать политик. А я не политик, я историк. Единственное, что я могу - искать похожие периоды в прошлом….
        - А такое уже бывало?
        - Бывало, Янек. При имперских цесарях власть тоже душила и народ, и интеллигенцию. Не было ни свободы собраний, ни полноценного парламента, ни вольной прессы… Росла нищета… В общем, все как сейчас. Но в то время интеллигенция могла постоять за себя. Терпели, терпели, пока один тогдашний Маньякин - типа того, что издевался на тобой в полиции - не высек в тюрьме одного студента…
        - И что после этого?
        - После этого перестали терпеть. Думай, дружище! Думай своей головой. А я вот прочту тебе еще, по памяти, из одной древней рукописи. Тоже о запрете митингов.
«Правительству нет ничего легче, как превратить пять или шесть главных городов в настоящие военные лагери, что уже и сделано в действительности. Это нужно иметь в виду, чтобы понять, что произошло дальше. Демонстрации всякого рода были оставлены… Но уже и за этот период в типе революционера произошла значительная перемена… Он не успел еще заявить о себе каким-либо подвигом, достойным истинного бойца, но, постоянно размышляя в этом направлении, вечно твердя себе одно и то же
        - что пуля действительнее слов, питая изо дня в день в своей душе кровавые замыслы, он не мог не поддаться влиянию собственных слов и мыслей. А правительство делало все от него зависевшее, чтобы ускорить превращение недавнего мечтателя в человека дела.»[Новиков цитирует по памяти книгу С.М. Кравчинского "Подпольная Россия" - прим. авт.]
        - Как похоже, надо же! Как похоже - Батуронис зачарованно поглядел на Артура - Но какое же дело ты мне предложишь?
        - Пока что одно. Приходи в себя. Размышляй о жизни - честно и до конца последовательно. Без оглядки на штампы, на мнение тупых обывателей. Мне интересно тебя слушать, я сочувствую твоей беде больше, чем ты думаешь. Но беда у всех нас общая, и решать наши проблемы придется сообща. Один в поле не воин. Что ж, мне пора. Удачи!
        Новиков ушел, обычной стремительной походкой. Батуронис остался сидеть на ящике, то и дело охая и хватаясь за избитые бока. Со стены на него дружелюбно и весело глядел бравый полицейский. Надпись глумилась: «Участковый - от слова участие». Янек напряженно размышлял.
        Верховник Медвежутин и его сатрапы сами создавали себе врагов.
        ДЕЙСТВИТЕЛЬНЕЕ СЛОВ
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ЗЕРНОВ. НАДЕЖДА ЛАКС)
        Музыкант Зернов, как и подобает человеку искусства, был завзятым театралом. По крайне мере дважды в месяц Артем посещал премьеры урбоградского Драмтеатра. Его появление в фойе весьма обрадовало жуликоватого билетера, обещая прибыль.
        Зернов стремился приобщить к своему хобби многочисленных друзей, и обычно покупал для них целую охапку билетов. Как видно, не все приятели разделяли страсть музыканта к сценическому искусству - места рядом с ним частенько пустовали. Сверху, на райке, возникало нечто вроде квадрата из пустых кресел. В центре его сидел Зернов с одним или двумя знакомцами, принявшими приглашение. Выходило так, что шесть или семь билетов из купленных девяти пропадали впустую, но на следующий спектакль музыкант вновь покупал целую охапку. Впрочем, такая причуда была выгодна билетеру, и потому он не обратил на нее внимания. Ему и в голову бы не пришло следить, как используются проданные билеты. Если же он и стал бы подтрунивать над прогульщиками, спросив о них музыканта - тот ответил бы, задорно рассмеявшись:
        - Упрям я, ничего не попишешь. Продолжаю искать человеческое в каждом человеке. Мое дело предложить, рано или поздно они распробуют вкус этого хобби…
        Однако, по счастью, никаких подозрений на этот счет не было. Билетер задал другой вопрос:
        - Слушай, Артем… Чем тебе полюбился раек? Зал ведь полупустой. Нет у людей интереса к театру в нашу эпоху домашнего видео. Мог бы выбрать места и получше.
        - Ну, дружище… Ты не можешь оценить преимущества райка. Если хочешь знать, это господствующая высота. Я как кошка, стремлюсь забраться повыше - тогда передо мной сцена раскидывается как на ладони. Мне важно видеть общую композицию декораций, расположение актеров. Безмолвное красноречие такого рода часто недооценивают, а между тем оно говорит многое о замысле режиссера… Что за радость сидеть в партере? Может, мне еще из оркестровой ямы на сцену глядеть?
        Чудаковатость Зернова была всем известна, но билетер не удержался и продолжил расспросы:
        - Разве не проще наблюдать из партера за игрой актеров, за выражением лиц?
        - А бинокль на что? - парировал Зернов, сверкнув белозубой улыбкой. Его карие глаза смеялись, и билетер не мог не улыбнуться в ответ, подумав: «Чудак, но до чего же славный парень!». Музыкант продолжил: - Кстати, пора взять бинокль у гардеробщика. Видишь, он уже пришел… Счастливо, дружище!
        Зернов получил бинокль вовремя: фойе понемногу наполнялось публикой, в гардероб выстроилась небольшая очередь, стало шумно. Поднявшись на второй этаж по мраморной лестнице с золочеными перилами, Артем некоторое время рассматривал картины художников-импрессионистов - светлые, чистые по цвету пейзажи. Его особенно поразило, что свободным мазком художнику удалось передать особую одухотворенность, изменчивость природы: деревья трепещут на ветру, солнечные зайчики скользят по траве… Трель звонка, возвестившего о начале спектакля, заставила музыканта отвлечься от великолепной живописи. Он поспешил в зал, где свет был уже погашен. Зернов расположился в самом верхнем и дальнем углу пустующего райка. Через несколько минут, когда внимание зрителей было уже прочно приковано к сцене, на раек неслышно вошла девушка лет двадцати семи, и села рядом с ним.
        Была она среднего роста, одета небогато, но аккуратно - черная кофточка-водолазка, а сверху - белый, в черную клетку деловой костюм, делавший ее фигуру прямоугольной и коренастой. Коротко постриженные волосы обрамляли шею, не достигая плеч. Лицо ее могло показаться самым обыкновенным - чистый и высокий лоб, широкие брови, аккуратный прямой нос, ямочка на подбородке… Однако умный взгляд больших карих глаз, храбро и прямо взиравших на мир из-под высокого и чистого лба, был полон несгибаемой стальной силы. Ощущение незаурядной воли и бесстрашия дополнял строгий абрис лица, не по-женски резкие линии скул. В уголке рта застыла легкая усмешка, загадочная и печальная.
        Зернов невольно залюбовался девушкой. Надежда Лакс - а звали ее именно так - была личностью героической и во всех отношениях незаурядной. Именно ей выпало счастье снять с тысяч ее ровесников клеймо «потерянного поколения», и показать, что в сердцах лучших представителей интеллигенции и молодежи Рабсии по-прежнему горит любовь к свободе и ненависть к деспотизму, ведущая юношество к славным подвигам. Самый великий из них был совершен Лакс и ее друзьями в 3999 году - они отомстили за гибель сотен соотечественников, погибших в результате диверсий РСБ.
        В том году дряхлеющий верховник Дельцин решил передать власть своему преемнику, генералу РСБ Медвежутину (в те годы он именовался просто Жутиным - новую фамилию и паспорт он получил позднее, чтобы в обход закона повторно избраться в верховники). Генерала Жутина привели к власти путем чудовищной провокации. Аналитики РСБ изучили, как ромейский император Нероний устроил пожар в своей столице, свалив за это вину на противников. Точно также и фашист Хитлер поджег алеманский парламент, чтобы стать диктатором. Оба примера натолкнули негодяев на мысль: если в крупных городах Рабсии начнутся поджоги жилых домов, то запуганное население откажется от своих демократических свобод и потребует «сильной руки», диктатуры. На фоне всеобщей истерики и страха верховником станет любой, кто пообещает навести
«железный порядок» - будь это даже безвестный генерал Жутин. Так и было сделано. Операция планировалась в глубокой тайне. В заданиях для экспертов говорилось не о Рабсии, а о зарубежной «стране Икс», где требуется в кратчайший срок обеспечить стабильность. Поэтому даже разработчики не знали, что планируют поджог соседских домов и гибель своих же друзей и родственников. А исполнители плана были фанатичными «патриотами» - они искренне верили, что пожертвовав двумя сотнями жителей, взамен обеспечат родине порядок и процветание. Цена не показалась им слишком высокой. Ночью вспыхнули пять домов в Моксве, и два - в городе Долгодонске. Одновременно с этим на южных границах пошли в наступление группы вахасламских боевиков, лидеры которых были повязаны с окружением Дельцина. Все это создало в стране атмосферу хаоса. Среди всеобщего смятения Жутин легко был представлен «спасителем нации». Его избрали с восторгом, почти единогласно. Однако провокаторы зарвались и потеряли голову. При попытке поджечь еще один дом, в городе Грязань, сотрудники РСБ были схвачены жителями на месте преступления - в момент, когда
разливали в подвале горючее. РСБ забило тревогу. Было объявлено, что проводились учения, что в подвале разлили обычную воду. Тщетно! Вся интеллигенция уже знала подлинного виновника преступлений. Но в стране воцарилась диктатура, Жутин подчинил себе суд, следствие и карманный парламент - Государственную Дурку. Тиран вышвырнул из страны иностранных журналистов, закрыл многие газеты и телеканалы, запугал оппозицию. Несколько свидетелей были убиты. Граждане возмущались, протестовали - но не знали, что делать, как отомстить за сожженных ….
        И тут, будто освежающая гроза среди удушливой атмосферы страха и покорности, раздался карающий взрыв - взлетела на воздух приемная РСБ, где поджигатели, собравшись на брифинг, замышляли очередное преступление против народа. Вслед за тем появилось коммюнике таинственной организации «Армия Народных Мстителей». Документ гласил: «Заявление N1. Средствам массовой информации, населению, мировой общественности. Нами, представителями молодежи и интеллигенции, уничтожено гнездо бандитов и убийц, которые развернули войну против своего народа, поджигают дома в своей же столице и хотят на волне страха установить в стране тиранию. Они отняли все возможности для мирного протеста - выборы превратили в фикцию, сделали партии марионетками, закрыли многие телеканалы, а митинги протеста разгоняют. Все это нужно им, чтобы еще беспощаднее грабить народ через повышение цен, удлинение рабочего дня, платное образование и медицину; чтобы отказать в помощи беспомощным старикам, больным, детям, безработным. Это нужно им, чтобы учинить разгром в нашей культуре, чтобы вытравить из нее все лучшее, революционное и
освободительное, а взамен - навязать нам религию, шовинизм и верноподданное поклонение подлому диктатору. Это нужно им, чтобы усилить мощь армии и начать войну за мировое господство; гибнуть в ней будут простые люди, а прибыль получит правящая верхушка. Но не бывать этому! Мы ответим ударом на удар, а на полицейское насилие - насилием революционным! Мы хотим прежде всего добра и справедливости по отношению к тем, чьи права попирают ежедневно, ежечасно - к простым людям. Поэтому мы призываем честных - не доверяйте продажным выборам, где в очередной раз раздаются голословные обещания. Мы призываем мужественных - решительно боритесь за свои права! Докажите, что в нашей стране государственная мафия не всесильна. Армия Народных Мстителей».
        Столетиями опричники угнетали и давили рабсийский народ, уничтожали самых лучших, честных и умных. Но впервые за последние 150 лет, со времен убийства шефа жандармов, интеллигенция нанесла своему извечному врагу столь звонкую пощечину. РСБ бросило на розыск мстителей все свои силы - но те ускользнули, как по волшебству. Среди студенчества и интеллигенции герои встречали защиту и поддержку, находили кров и пищу. Их имена стали необыкновенно популярны у всех недовольных - а таких в стране были тысячи и тысячи. Диктатор заткнул рот интеллигенции, публично выступить в защиту мстителей было невозможно - но с тем большей надеждой и упованием смотрели угнетенные на молодых героев. А когда мрачные предсказания мстителей сбылись, когда в атмосфере реакционной тирании стало невозможно дышать - на этих замечательных людей многие стали буквально молиться. Еще бы - они были свободными среди миллионов рабов!
        В конце концов, розыск РСБ дал свои плоды: среди сотен непричастных попались и несколько настоящих мстителей. Со всех концов страны политзаключенным шел нескончаемый поток писем, продуктовых посылок, телеграмм, книг. Интеллигенция организовала сбор средств на адвокатов. Впрочем, в условиях тирании это не спасало
        - революционеры получили пожизненные сроки заключения. По утверждению РСБ, «армия мстителей» насчитывала пятьсот человек. Скорее всего, эти цифры были преувеличены.
«Мстителям» приписывали акции, совершенные более крупной структурой - Союзом Повстанцев, в ряды которого те вступили после своей дерзкой операции.
        Пятеро из них были переброшены в Урбоград под чужими именами и новыми документами. Одной из разыскиваемых по делу «мстителей» и была Надежда Лакс. Прежде она была учительницей литературы. Но сейчас ей пригодилось знание иностранных языков - Надя подрабатывала частными переводами. Объявления об этом давала хозяйка квартиры, где жила подпольщица. На улицу Лакс выходила редко, пятерка «мстителей» нечасто собиралась вместе. Они жили нелегально, устроившись на работы незаметные и низкооплачиваемые: Игорь Данилин - почтальоном, Алан Бурнаков - чернорабочим, Илья Риманев - грузчиком, Лариса Риманева - сиделкой… Дважды в месяц Лакс приходила на конспиративные встречи с Зерновым - чтобы получить инструкции Союза Повстанцев и довести по цепочке до товарищей.
        - Ну, здравствуй, Надя - прошептал Зернов, глядя на сцену
        - Здравствуй. Рада видеть.
        - У вас все нормально? Провалов нет? Слежки не замечено?
        - Ничего тревожного.
        - Как настроение у тебя и у ребят?
        - Настроение… Настроение, как всегда, бодрое. Держимся. Ни срывов, ни депрессии… Мы всегда готовы. Только вот…
        - Что?
        - Я хотела спросить - долго ли продлится вот эта наша пассивность? Честно говоря, такое прозябание уже начинает чуточку… вносить в души дискомфорт. Легонький пока. Но что будет дальше?
        - Ну, режим консервации не я придумал… Впрочем - спешу тебя обрадовать. Видимо, скоро. Уже совсем скоро. И следующая наша встреча состоится не через две недели, как обычно, а в ближайшую средовицу. Тогда я скажу окончательно - «да» или «нет».
        - Эх, скорей бы заработало… Наши уже заждались. Прозябаем как обыватели, честное слово. - в последнюю фразу Лакс вложила все отвращение мыслящего человека к такому типу существования. - Сидим в норах, как кроты. Спасибо, хоть в театр могу выбраться хоть иногда… Благодаря тебе. И, честно сказать, меня очень интересует то, что происходит на сцене. Дома у хозяйки только телевизор, а я его терпеть не могу. Тошнит от вранья… А тут, в театре, хоть что-то серьезное… Духовная пища…
        - Ты права - шепнул Зернов с улыбкой - Пьеса хороша. Но отниму у тебя еще пару минут. Держи вот эти деньги. 50000 гроблей вам на прожитье. Всей группе. Следующая наша с тобой встреча, скорее всего, станет последней. Вы приметесь за дело, а я… Я, видимо, уеду из города….
        - Мне очень жаль расставаться…
        - Мне тоже, но что поделаешь… Может быть, еще свидимся. Не будем прощаться загодя. Пока что - ничего определенного. Но - «готовность номер один».
        - Начинаем! Уже скоро! - приглушенно воскликнула Надежда, и в ее голосе бурная радость боролась с печалью предстоящей разлуки с Зерновым, так много сделавшим для нее, когда спасаясь от розыска она без гроша в кармане приехала в Урбоград. - У меня к тебе еще одна просьба. Вот письмо родным…
        - Я передам… Через наших - обязательно передам… Дело вам предстоит опасное.
        - Мы справимся. В лесу ребята постоянно тренируются… Если нет возможности выбраться туда - ходят в тиры… Специальную литературу мы изучаем, да и физическую форму стараемся не терять… Мы справимся, Артем!
        - Не сомневаюсь. Вы - лучшие из поколения. Это вы уже доказали. Ну ладно, не крути головой, уж и похвалить нельзя… от души ведь… Ладно, эмоции в сторону… - Зернов улыбался, пытаясь скрыть непрошеные слезы - Смотри пьесу… Не буду мешать. Жаль, второго действия не увидишь - уйдешь в антракте…
        Стремясь уйти от нахлынувшей прощальной тоски, подпольщики как по команде устремили взгляды на сцену… Девушка ушла в антракте, перед самым концом первого действия, до того, как вспыхнул свет. Зернов остался в зрительном зале.
        НЕ ЗНАЕШЬ, ГДЕ НАЙДЕШЬ…
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ЗЕРНОВ)
        Досмотрев спектакль, музыкант спустился в театральный буфет. Его появление никого не удивило - здесь Аретем был завсегдатаем. Именно тут он завел знакомства со многими актерами, музыкантами, авторами сценариев и журналистами, пишущими на темы искусства и культуры. В этой среде он подыскивал сочувствующих, узнавал свежие городские слухи и сплетни, просочившиеся из-за закрытых дверей газетных редакций. Зернов скользнул взглядом по залу: участники сегодняшнего спектакля собрались отметить успех премьеры. За центральным столиком пировали оркестранты, за столиком слева - двое статистов, не успевших снять старинные камзолы, а кроме того - суфлер, костюмерша и декоратор. К ним же подошла театральная портниха Ева Ольховская, и Зернов дружески улыбнулся ей - они были давними знакомыми. Однако уселся Артем не за левый столик, а за правый. Там шумно переговаривались журналистка Лидия Гурафикова, актриса Камелия Кандаурова и актер Левон Теплосян.
        - Привет, Артем!
        - О, сколько лет, сколько зим…
        - Рада видеть!
        - Как дела твои?
        - Как сажа бела… - задорно пошутил Зернов - Приветствую, друзья мои! Камелия, целую ручку! Сегодня вы были очаровательны. Наполнили роль подлинной жизнью.
        - Спасибо, Артем… - ответила Кандаурова, кокетливо поправляя прическу - Да, мне кажется пьеса имела успех. По крайней мере, публика приняла ее тепло.
        - Ве-е-ерно - певуче откликнулась Гурафикова - Артем, привет! Мне тоже показалось, что премьера получила заслуженное признание. Я так и напишу в заметке для
«Вечернего Урбограда».
        - О, Лидия! Кого я вижу! Привет четвертой власти! Этот розовый костюм необыкновенно идет вам…
        - Да - кивнул смуглый, высокий Теплосян - я так и представляю нашу Лидию в роли баронессы Магдалины. Ее тонкие черты лица и серые глаза только выиграли бы, прибавь к ним режиссер бриллиантовое колье и расшитое серебром пышное платье…
        - Левон, благодарю за комплимент - признательно улыбнулась Лидия
        - Левон, привет, дружище. - обернулся Зернов к Теплосяну - Надо признаться, ты меня сегодня просто поразил. В роли герцога превзошел самого себя. Это аристократическое высокомерие… такого не сыграешь, если сам не испытываешь хоть иногда. Сознайся, в жизни ты, бывало, чувствовал себя властелином?
        - Разве что в моменты, когда меня стрижет надомный парикмахер. - отозвался Теплосян, лихо подкрутив черные усы под орлиным носом. Понизив голос, он продолжил
        - Кстати, свежий политический анекдот. Личный парикмахер стрижет верховника Медвежутина, и всякий раз спрашивает о Союзе Повстанцев. Верховник: «Зачем вы все время подымаете эту тему?» - парикмахер: «Так мне вас легче стричь - у вас волосы встают дыбом».
        Зернов заразительно расхохотался, за ним и остальные.
        - Да, личный парикмахер - это великолепно. У тебя безупречный пробор, но в следующий раз попроси постричь тебя чуть подлиннее.
        Раздался новый взрыв смеха, так что портниха Ольховская, сидевшая за соседним столиком, отвлеклась от беседы с костюмершей и декоратором, недоуменно повернув голову к весельчакам.
        - Меня устраивает и так. - улыбаясь, ответил Теплосян. Затем вдруг помрачнел, вспомнив что-то, и продолжил - На этой неделе он вообще не пришел меня стричь. Очень уважительная причина. Похороны одной девушки, его коллеги. Все вы знаете, наверное, эту историю. Город слухами полнится.
        - Ты имеешь в виду изнасилование на квартире, где собиралась «золотая молодежь»?
        - Да… Сынки богачей, «отцов города». Они вызвали эту девушку… ее звали Млада, она тоже брала надомную работу по стрижке… Вызвали якобы для стрижки хозяина квартиры, Воровайкина. Это сын начальника комиссии по управлению муниципальной собственностью. Там же был сын начальника отдела по социальной политике Земляникин… А третьим из щенков был Уховертов - отпрыск начальника ГУВД. Они регулярно устраивают оргии. По всему городу ходят слухи пострадавших девушках, таких уже десятки. Но этот случай - просто вопиющий, со смертельным исходом.
        - А как все произошло? - спросил Зернов, играя праздное любопытство, но внутренне предчувствуя нечто полезное для подполья.
        - Пьянка была на четвертом этаже. Когда мерзавцы к ней полезли, она выбросилась из окна… Какое горе для ее жениха!
        - Ах, как все это ужасно! - всплеснула тонкими руками Гурафикова - И ведь в нашей газете о таком не напишешь, она под контролем «Единой Рабсии», а папаши ублюдков занимают крупные посты в этой партии… Мы молчим, а они наглеют и наглеют… Скоро по улицам будет пройти нельзя - в машину затащат и убьют…
        - А кто жених несчастной девушки? - спросила Кандаурова с состраданием
        - Ее коллега, Семен Белкин. Ему всего двадцать пять лет. Мой парикмахер рассказывал, они ведь все вместе работают, - вздохнул Левон - он сейчас не находит себе места от горя. Почернел весь. Видно, это была настоящая любовь. Та, что однажды в жизни встречается. Эх, на месте этого Белкина я бы просто зарэзал гадов!
        - Ой, беда-то какая… - чуть не плача, покачала головой Кандаурова.
        За столом воцарилось гнетущее и молчание. Впрочем, неунывающий Зернов спас вечеринку. Напустив на себя философское безразличие, он произнес:
        - Да, у каждого своя судьба… Тут уж ничего не сделаешь… - и уже бодрее воскликнул
        - А все-таки, жизнь продолжается! И твой рассказ о личном парикмахере натолкнул меня на хорошую мысль. Надо бы и мне обзавестись персональным цирюльником! У них там что, все берут надомную работу?
        - Да, очень многие. - увлекаясь новой темой, Левон перестал хмуриться - Зарплаты не хватает, как и всем простым горожанам. А тут - подработка, никаких налогов… Для клиента это тоже дешевле выходит. Хочешь, дам я тебе адресок этой парикмахерской.
        - Был бы весьма признателен, дружище - широко улыбнулся Зернов
        - Ну вот, держи. Улица Вишневая, дом семь. На углу, сам увидишь.
        - Ну, спасибо! В следующий раз ждите меня с таким же безупречным пробором, как и у Левона. Правда, герцогского облачения не обещаю.
        Собеседники улыбнулись.
        - Кстати, герцогиня играла как-то чересчур надрывно, вы не находите? - продолжил Зернов - Мне показалось, что тут надо взять на полтона ниже. Сыграть этакое царственное спокойствие. Чуточку меньше эмоций.
        - Открою тайну - рассмеялась Кандаурова - эту роль блестяще сыграла бы Синичкина, в общем-то на нее и рассчитывали. Но вот невезение - она уже получила главную роль в другой пьесе…
        Разговор перекинулся на интриги внутри актерского мирка. Через полчаса Зернов распрощался с приятелями и отправился домой, унося в кармане адрес рабочего места парикмахера Белкина - человека, жаждущего отомстить высокопоставленным преступникам за гибель своей невесты.
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ. РЭД. ВАСЯ КРЫЛОВ)
        Электропоезд издал тот растущий гул, что сопровождает разгон с места. Навстречу, по соседней колее, простучал товарняк. Сквозь замызганное окно Рэд наблюдал, как взметнувшаяся пыль медленно оседает на полотно железной дороги, танцуя в лучах заходящего Слунса. Попутчики Рэда - женщина и ребенок, служившие ему прикрытием - уже сошли с поезда. Еще ранее сошли говорливые старушки и бородатые туристы, а несчастного старика увели из вагона полицаи. Подпольщик остался на скамье в одиночестве. Он по-хозяйски придерживал рукой корзину с грибами. Рядом валялись бульварные газетенки - скайнворды, анекдоты, сплетни о звездах кино и эстрады.
        За окнами проплывали пригородные хибарки. Урбоградские садоводы, в основном пожилые,
        согнувшись в три погибели, копались на жалких клочках земли. Рэд прикрыл глаза и облокотился на желтую деревянную спинку сиденья, отливавшую янтарем под светом заката.
        - Еще одно малюсенькое повышение цен на железнодорожные билеты, и нечастным старикам придется расстаться со своими участками. А ведь они вложили в них десятилетия труда… Уже и сейчас, если вдуматься, их труд не окупает себя. - с печалью отметил подпольщик - Выращивать овощи дороже, чем купить на рынке. Раньше пенсионеры имели льготы и не тратились на проезд. Но очередным указом этот подонок их ограбил. Впрочем, это лишь одно из бесчисленных преступлений диктатора. Такова его благодарность этим людям за изнурительный труд….
        Внезапно дверь вагона отодвинулась, и внутрь впорхнула стайка подростков. Судя по лохматым прическам, стальным заклепкам и черным футболкам с портретами рок-звезд, это были неформалы - любители альтернативной музыки. Очевидно, они возвращались домой после концерта, проехать им предстояло лишь пару остановок. У одного из ребят, худого остроносого парнишки лет пятнадцати, в руках была гитара. Компания разместилась поодаль от Рэда, на сиденьях в углу. Гитарист затянул печальную песню
        - ни следа казенного оптимизма не было в ней.
        - В песне чувствуется дух эпохи - думал Рэд - Царит реакция. Сумеречное безвременье. Пусть ребята и не могут это выразить в наших терминах, но настроение передано мастерски. А как искренне, проникновенно он поет! Наверное, песня отражает тяжелые впечатления в жизни мальчика…
        Интуиция не подвела Рэда: гитарист был старшим братом того неформала, об избиении которого свинхедами возмущенно говорил за обедом писатель Чершевский. Конечно, подпольщик не мог знать об этом. Он подавил внезапное желание подпевать, сыграл обывательское равнодушие.
        На пару минут гитара смолкла. Только перестук колес раздавался в тоскливой тишине вагона. Лица ребят были серьезны… Подросток затянул было новую песню, но прервался: дверь вагона с резко отодвинулась. Зашел патруль, что час назад увел старика. Приметливый глаз Рэда мигом схватил: лица полицаев раскраснелись от выпивки, двое молодых пошатывались. Воротник старшины расстегнут, на его бычьей шее видны капли пота.
        - Слышь, Кнутов - обратился он к одному из молодых - Здорово мы того старика… проверили… Но сколько водки не бери, все равно два раза бегать!
        - Да, похоже мы не допили! Примета плохая! - откликнулся тот. - Вон, Паскудников тоже мучается от жажды..
        - Он от жажды синеет почему-то… А у меня от нее бдительность растет… Давайте опять кого-нибудь проверим?
        Взглянув на пассажиров мутными свиными глазками, пьяные мерзавцы вновь начали проверку документов.
        В кармане Рэда лежал фальшивый паспорт. Документ был выписан на имя мастера химкомбината. Полтора года назад мастер арендовал садовый участок. Он указал в договоре свою фамилию, возраст, адрес, а также номер и серию паспорта. Арсений Рытик, получивший в тот период доступ в архивы мэрии, выписывал подобные сведения из сотен документов, и передавал Союзу Повстанцев. Затем на имена упомянутых людей изготовлялись надежные фальшивые паспорта с фотографиями подпольщиков. При проверке полиция запрашивала центральное управление - и получала ответ, что такое-то районное отделение действительно выдало паспорт на данное имя, а этот человек действительно проживает по указанному адресу.
        Однако документ не пригодился Рэду - патрульные даже не взглянули на серую неприметную фигуру «грибника». Их внимание отвлекли неформалы - лохматые прически, яркие футболки с портретами рок-звезд, блеск стальных заклепок и цепочек… Беззащитность ребят внушала полицаям надежду кое-чем поживиться, а на худой конец
        - всласть поиздеваться над ними, не рискуя получить отпор… Подростки со страхом взглянули на униформы и дубинки - они знали, по рассказам родителей и собственному опыту, что от рабсийских полицаев нельзя ожидать ничего хорошего.
        - Лейтенант Гнилодеев. - процедил старший патрульный - Как тя-я зовут, как тва-а-е фамилия? - намеренно хамски, растягивая слова, спросил он.
        - Вася Крылов - нахмурившись ответил парень с гитарой. На лице его отражалась сообразительность и скрытность, круглые черные глаза смотрели на врагов опасливо, с затаенным недовольством.
        - Документы есть? - старшина почувствовал неприязнь подростка, и под наигранной суровостью вопроса слышалась плохо скрытая издевка.
        - Мне только пятнадцать, у меня нет паспорта - хмуро отозвался Вася.
        - Пойдешь с нами - ответил старшина, и садистское ликование послышалось в его голосе.
        Понурившись, подросток встал со скамьи. Сидевший поодаль Рэд с трудом изображал безразличие… Волна жалости и сочувствия поднялась в душе заговорщика. Но железная необходимость сохранить тайну заставляла его контролировать поведение и даже мимику.
        Ребята бессильно наблюдали за тем, как их приятеля уводят. Сопротивления оказать они не могли, да это было бы и бесполезно. Пьяные полицаи, встав по обеим сторонам от подростка, вывели его в тамбур. Как только они вышли, компания подростков, подхватив гитару, побежала к противоположному, дальнему выходу из вагона. Хлопнула дверь…
        - Может быть, ребята позвонят его родителям - подумал Рэд - а возможно, не сделают даже и этого. Во всяком случае, немедленной помощи ему ждать неоткуда…
        В холодном тамбуре, оставшись один на один с жертвой, мерзавцы мигом сбросили маски блюстителей порядка, обнажив рожи заурядных бандитов. Молодой полицай толкнул мальчика в спину. Парень упал и треснулся о медный поручень. Удар рассек бровь, струйка крови поползла со лба на лицо… В ту же минуту второй негодяй ударил парня в плечо резиновой дубинкой (в Рабсии это спецсредство назвали «вертикалью власти»). Подросток вскрикнул, тело его бессильно сползло по ступенькам. Старшина быстро обшарил карманы жертвы, вынул из них деньги и мобильный телефон, и положил добычу в свой карман…
        - Сволочи! Мародеры! - простонал Вася Крылов
        Услышав это, полицай оглушил парня дубинкой по голове. Удар не оставил следов - старшина был опытнее своих подчиненных. Последним, что видел подросток, было чудище на шевроне полицая - двуглавый грифон, ненавистный символ имперских цесарей.
        Взгляд Рэда, подобно рентгену, видел происходящее за дверью тамбура - избиение, истязание ребенка тремя пьяными гогочущими амбалами. Двое молодых, справа и слева, бьют его дубинками, по голове, по почкам, куда попало… Старшина, посередине, склоняется к избитой и окровавленной жертве - а ведь его собственные дети, наверное, не старше избитого… Шарит в карманах… Вынимает деньги, сотовый телефон… Пинает упавшего…
        Чужую боль, если страдал угнетенный и невиновный, Рэд ощущал как свою - это и заставило его примкнуть к повстанцам. Сейчас черты его лица исказились, как если бы пинали и били его самого. И вслед за тем, великое искушение овладело им.

«Нажатием кнопки открепить от корзины планку-клинок… спрятать в рукаве… Беззвучно, по-кошачьи ринуться к тамбуру… Резким рывком распахнуть дверь…» - ожесточенно подумал Рэд - «Увидеть оторопевшие хари мучителей. Глядя в глаза старшины, ударить ногой в пах Кнутова, молодого мерзавца… Другому - локтем в солнечное сплетение. Выпустить из рукава острое лезвие. Изящно, молниеносно очертить в воздухе полукруг вооруженной рукой - снизу вверх, под кадык, разрубив яремную вену лейтенанта Гнилодеева… За секунду добить клинком остальных… Увидеть, как хлещет из разрубленных артерий черная[На планете Мезля кровь угнетателей действительно чуть отличалась по цвету от красной крови угнетенных. Реакционеры утверждали, что их кровь голубая, но знаменитый мезлянский врач в 3837 году открыл, что кровь негодяев черная. Результаты своих исследований медик изложил в стихотворной форме.
        прим. авт.] , пропитанная спиртом кровь гадов… Ощутить, почуять трепещущими ноздрями восхитительный, ни с чем не сравнимый запах - запах распадающегося Зла, свежеубитого тобою самим… Да, пьяные полицаи - винтики режима, клеточки монстра. Но ведь смерть каждой клеточки Зла - ступень к триумфу Добра!»
        Рэд видел соблазнительную картину лишь несколько секунд. Выдержка обуздала подсознание. «Трупы мерзавцев рухнут на грязный пол тамбура - но что делать потом? Вышибать дверь и прыгать с поезда? Начнется розыск, и задание провалено. А ведь мое задание, удайся оно - это… это не три убитых подлеца. Это гекатомбы и гекатомбы.»
        Перед мысленным взором Рэда появились весы. На одной их чаше лежали три убитых гада, на другой - сотни и тысячи подобных же нелюдей[Нелюдями (инопланетянами) были, строго говоря, все жители планеты Мезля. Но перечисленные в этом абзаце были нелюдями в куда большей степени, чем угнетенные мезляне. Последние даже назвали себя между собой "людьми", а угнетателей продолжали называть нелюдями - прим. авт.
        . На одной - клинок, на другой - тысяча клинков. Рэд представил, как эти клинки, летя со свистом, вонзаются в горла тварей. Отрубают руки насильникам и палачам народа. На лету вырывают языки жрецам, что прикрывали «божьей волей» палачество и грабеж. Вышибают глаза лживым журналистам, что ослепляли народ реакционной пропагандой. Знакомят генералов с тем, что такое война. Подрубают ноги шпикам. Потрошат животы монополистов, ожиревших на рабочей крови… Под грудой убитых злодеев, вторая чаша весов неумолимо поползла вниз.
        Усилием воли Рэд удержался от защиты мальчика. Лицо заговорщика стало, как и прежде, спокойным и непроницаемым. Оставалось надеяться, что парень не получит серьезных травм. Рэд подождал минут пять. Наконец, он увидел сквозь мутное стекло: полицаи ушли. Он тут же направился к двери - помочь избитому ребенку.
        Рэд приоткрыл дверь тамбура: оглушенный и окровавленный парнишка лежал неподвижно. Лишь ветер, посвистывая через дыру в стекле, лениво ворошил его русые вихры… Наконец, Вася открыл глаза.
        На стене перед ним висел яркий плакат: «Осталась родить сына». Рекламная кампания, развернутая правящими подонками, призывала рожать больше детей - кровоядному тирану нужны были рабы и пушечное мясо. В Рабсии было десять миллионов безработных и четыре миллиона беспризорников, но верховник и в грош не ставил жизни живущих. Диктатор отправлял своих подданных в «горячие точки», взрывал в домах, лишал свобод, прав, льгот. Зато тиран рьяно «защищал» жизни еще не рожденные, подло запрещая аборты и призывая плодить новых несчастных, бесправных бедняков в нищей стране. Этот рост населения обесценивал отдельную человеческую жизнь, создавал армию безработных, снижая этим зарплату работников. Того и добивался верховник. Кроме того, диктатору требовались солдаты для войны, развязанной им на окраинах ради прихода к власти.
        Яркие цвета плаката били в глаза, а голова мальчика и без того раскалывалась от боли после удара дубинкой. Он попробовал приподняться, но не смог, и вновь упал на ступеньки… Рэд подошел к мальчику, помог ему подняться. Заговорщик вынул из поясной сумочки пузырек с йодом, смочил им носовой платок и обработал рану.
        - Ах, сволочи… - негромко, с ненавистью бросил Рэд - Где у тебя болит?
        - Вот тут… Плечо… - простонал парень - И голова раскалывается…
        Пошатываясь, опираясь на крепкую руку Рэда, подросток подошел к яркому плакату. Кровь из рассеченной брови выступила вновь… При виде лозунга ноздри парня непроизвольно раздулись от ярости, он обнажил стиснутые зубы, обмакнул палец в кровь, и под словами «Осталось родить сына» он дописал кровью: «в рабство этим гадам? Никогда!» Рэд посмотрел на парня по-новому, пристальным взглядом. До этого момента заговорщик лишь хотел помочь ему. Но смышленый взгляд и яростная ненависть к обидчикам заставили предположить в мальчике будущего бунтаря.

«Нужно поговорить с ним, побольше узнать о городе» - подумал Рэд, скорее подчиняясь интуиции, чем логике. Раскрываться он не спешил.
        - Помочь тебе перейти в вагон? - спросил заговорщик.
        Избитый парень простонал:
        - Н-нет… Я на следующей выхожу.
        - Так ты в северном районе живешь?
        - Угу. Мои родители на химкомбинате работают. А вы?
        - Я иногородний, еду в город Алибей, там я живу.
        Они помолчали. Наконец, Рэд спросил, приглядываясь к парню:
        - Ты в школе учишься, судя по всему?
        - В пятой гимназии.
        Вновь воцарилась тишина, нарушал ее лишь монотонный стук колес. Рэд глянул в окно. Садовые домики сменились участками леса. Затем показались мастерские, вагончики ремонтников, домики обходчиков. Близился пригородный полустанок. Вдалеке были видны трубы городских заводов и ТЭЦ. Светило зашло за горизонт, бледные сумерки окутывали пригороды. Рэд вгляделся в лицо мальчика. Наконец, он произнес:
        - Да… Отделали тебя, ничего не скажешь..
        - Гады! - лицо мальчика побелело, кулаки сжались - Я б им глотки резал, в землю живьем закапывал… Скольких ребят уже избили и ограбили. И жаловаться некому…
        - А ты откуда едешь? - участливо спросил Рэд
        - Я вообще-то с ребятами в поход ходил… В однодневный. Собирал лечебные травы для отца и брата. Лекарства сейчас дорогие, наша семья лечится травами.
        - А что с братом, с отцом? - сочувственно спросил Рэд, передавая мальчику носовой платок.
        Парень прижал ткань к разбитой брови, и ответил:
        - Ну, папа работал на химкомбинате. В последние годы там никакой техники безопасности нет - директор деньги экономит. Отец заработал аллергию, работая без респиратора. Сейчас он инвалид, а льготы на покупку лекарств отменили. Вот он и лечится травами. Я-то знахарям не верю, честно говоря… А черные корни окопника и соцветия зверобоя - это для брата моего. Из окопника примочки от переломов делаем. Настой зверобоя с маслом помогает от ожогов..
        - А откуда у него переломы и ожоги? - наклонился Рэд к собеседнику
        - Его свинхеды избили в парке… Им его стиль одежды не понравился, они ведь не любят неформалов. Вот и поколотили. Да еще лицо обожгли. В парке вечный огонь горел, они его туда толкнули… Кстати, поблизости был патруль полицаев. Таких, как эти вот скоты, что меня побили. Но полиция не вмешалась. На свинхедов смотрят сквозь пальцы. Видно, у них такой приказ от властей. - парень убрал платок, бровь перестала кровоточить. - Сейчас брат лежит дома, он пропустил пару контрольных. Он в восьмом классе учится, в нашей же школе. Мы близнецы.
        Рэд покачал головой, затем спросил:
        - А тебе интересно там учиться? Школа хорошая?
        - Была хорошая - хмуро бросил парень - Мне больше всего биология нравилась. Ее у нас вел Сергей Зайцев - вот был классный преподаватель! Так интересно было его слушать, столько он примеров приводил! Как увлекательно рассказывал о происхождении животных, о грибах и растениях!
        - А почему «был»? - спросил Рэд
        - Его уволили. У одного ученика были набожные родители. Им не понравилось, что Зайцев рассказывает о происхождении мезлян от животных. По их вере, мезляне созданы богом. Ну вот, они подали в суд, и Зайцева уволили. А вместо биологического кружка у нас теперь ввели урок «закона божьего». Рабославный жрец такие глупости мелет - уши вянут. Причем не как сказку, а будто вправду. Что мир за несколько дней был создан из ничего, вода в вино превращалась, мертвые оживали… В общем, всякий бред. На физике - про закон сохранения массы, а тут про создание мира из ничего… Трудно учить эти выдумки, но я на экзамене как-нибудь вывернусь… Он же взятки берет за оценки. Денег мы как-нибудь насобираeм… На уроках он особенно подчeркивает, что бог заповедал подчиняться властям. Вот этим подонкам, что меня избили о ограбили сейчас - парень вновь застонал.
        - Больно? - спросил Рэд.
        Мальчик кивнул.
        - Главное, чтобы заражения не было. - заметил подпольщик. - йодом-тот я обработал рану..
        - Ой, спасибо… Вы мне так помогли, и слушаете внимательно! Я вам даже открою тайну
        - прошептал подросток. Он не опасался заботливого попутчика. Напротив, ему хотелось поделиться с кем-то, кто понял бы его. - Мы с ребятами, после того как Зайцева уволили, создали тайных кружок естествоиспытателей. Навещаем Сергея - он бeзработный сейчас… Достаем и изучаем книги, где настоящая наука изложена: о том, как живые клетки возникли, например. В кружок мы принимаем только безбожников, которые умеют хранить тайну. Каждый, кто вступает, должен растоптать ногой церковный амулет…
        - Вот как? - весьма заинтересованно спросил Рэд - Книги читатете, значит? Что ж, учитесь, ребята - вам жить. Но ведь не дают жить нормально, вот в чем штука… Сам посмотри: отец твой стал инвалидом и лекарств купить не может. Брата у тебя избили свинхеды, а тебя самого - полицаи. Любимого учителя из школы уволили. Кругом царит зло и насилие! Как ты думаешь, кто в этом виноват?
        - Я думаю - парень помедлил, затем прошептал, прижав руку к груди - Думаю, верховник Медвежутин. И вся банда, которая его окружает и правит нашей стpаной.
        - Слушай, дружище - улыбнулся Рэд - Ты умный парень. А знаешь, есть ведь люди, которые борются с Медвежутиным…
        - Да, я знаю. По телевизору иногда рассказывают них. «Союз повстанцев». Говорят, что они преступники, убийцы… Но я думаю, что они вроде благородных разбойников - убивают только подонков, которые того заслуживают… Эх, как бы я мечтал с этими людьми связаться. Я бы обязательно им помог, и вся наша компания тоже…
        Пока парень рассказывал о себе, интуитивное предчувствие удачи получило в глазах Рэда объяснение. Он вспомнил, что уволенный из школы учитель Зайцев был среди намеченных кандидатур для подполья. А этот пацан, оказывается, его ученик. И ненавидит Медвежутина… Рэд задумчиво глянул на нового знакомца, и наконец произнес:
        - Послушай… Скоро твоя остановка, тебе выходить. Видишь этот вот платок?
        - Да, я ведь им кровь утирал… Он весь заляпанный… Извините..
        - Ты слушай. Если кто-то его тебе отдаст, знай - этот человек из «Союза Повстанцев».
        Парень восхищенно ахнул:
        - Так вы повстанец?!
        - О, нет! У меня просто есть знакомый, который связан с повстанцами… Я постараюсь передать ему твою историю…
        Рэд говорил это в момент, когда электричка остановилась, а дверь с шипением распахнулась. Он помог мальчику спуститься по ступенькам на платформу, и махнул рукой на прощанье.
        - Но вы же не знаете моей фамилии! - закричал парень с платформы, видя что электричка тронулась.

«Знаю… Вася Крылов. Ты ведь так громко представился пьяному полицаю… Вася Крылов, пятая гимназия, ученик Зайцева. Тайное общество гимназистов.» - с улыбкой подумал Рэд. Ему оставалось проехать еще две станции. - «Хорошо, что я рискнул и открылся мальчишке. Это не опасно. Мне тут не по улицам расхаживать. Сидеть придется на явочной квартире. А Зайцев плюс компания Крылова - это вариант для комбинации…»
        Заговорщик углубился в раздумья. Наконец, электричка достигла пункта назначения. Им не был городской вокзал - Рэд боялся патрулей и видеокамер слежения. Одинокий пассажир, приехавший в пятницу, когда садоводы из города уезжали, привлек бы внимание вокзальной полиции. Глаз у нее был наметанный. Поэтому заговорщик сошел на маленькой станции, не доезжая до вокзала. В руке Рэда была лишь корзина с грибами, смотревшаяся вполне по-домашнему…
        Стемнело быстро и внезапно. Подпольщик прошел по замусоренной тропинке сквозь узкую лесополосу, пересек шоссе и оказался среди двухэтажных домишек, выкрашенных желтой охрой. Домики были ветхими, без удобств - район трущоб. Краска на них облупилась, кровля проржавела, под нею зияли дыры. На улицах было тихо и малолюдно. С жителей нищих кварталов нечего было взять, так что полицаи-вымогатели появлялись тут редко. Это было учтено Рэдом. Память его была отменной, и в голове тотчас возник план квартала, виденный им некогда на карте города. Конспиратор прошел мимо еще трех домов. Проверяясь от слежки, пересек улочку, оглянувшись по сторонам. «Хвоста» не было. Он вошел в темный пустой двор. В окружении двухэтажек высился серый пятиэтажный дом. Неподалеку от мусорных баков, на общем убогом фоне дворика выделялся яркий новенький плакат: статный полицейский помогает старушке перейти дорогу: «Участковый - от слова участие». Рэд вспомнил окровавленное лицо избитого мальчика и скривил тонкие губы в язвительной усмешке.
        Подпольщик остановился перед крытым ходом в подвал пятиэтажки. Лестница вела вниз. От улицы ее отделяла прочная решетка, запертая на висячий замок.
        - От бродяг - подумал Рэд. - На присланной фотографии подвал был заперт, с тех пор его не отпирали. Вот и славно. Мне соседи не нужны…
        Иронически хмыкнув, он приподнял козину. Извлек из-под слоя грибов набор выживания, выудил тонкие нитяные перчатки и плоскогубцы. В их рукоятке было множество инструментов - нож, отвертки, пилка по металлу. Пять минут - и дужка замка перепилена. Заговорщик спрятал замечательные плоскогубцы, вынул диодный фонарь, осветил ступеньки ярким лучом. Зашел внутрь. Прикрыл за собой решетку, спустился вниз по запыленным ступеням. Повесив фонарик на торчащую трубу, он вынул из корзины коробку: сухари, рафинад, витаминные драже и вяленое мясо. Пища была калорийной и почти невесомой. Рэд запил скромный ужин водой из фляги, вынул из корзины и расстелил на грязном полу кусок полиэтиленовой пленки.

«Завтра в восемь должна прийти машина» - подумал он - «Отвезти меня на явочную квартиру… Оттуда ни шагу… Новобранцы придут к мне сами. Что ж, не впервой… ».
        Он подвинул корзину под голову, и заснул чутким сном.
        ГЛАВА IV
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

15 АВГУТСА. СУББОТНИЦА
        ЗНАКОМСТВО
        (РЭД, БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        Светало. Во дворе оживленно, по-утреннему пели птички. День обещал быть ясным и солнечным. На полу, где ночевал Рэд, отпечатался яркий солнечный прямоугольник - лучи пробивались сквозь решетчатую дверь подвальчика. В этот выходной город был почти пуст - тысячи урбоградцев выехали на садовые участки. Оставшиеся домоседы не торопились просыпаться.
        Рэд к тому времени уже встал, привел себя в порядок, побрился механической бритвой, сложил целлофан в корзину и посмотрел, не оставил ли он каких-либо следов своего пребывания здесь. Следов не было - кроме перепиленной дужки замка.
        В условленное время подъехала легковая машина, встала почти вплотную. Заговорщик поднялся по лестнице, быстро и бесшумно закрыл за собою решетку, прыгнул в услужливо распахнутую дверь. За рулем сидел Алексей Чершевский. Рэд признательно улыбнулся ему, тот ответил улыбкой. Машина долго петляла по улочкам рабочих районов Урбограда, и наконец она остановилась у дверей новой двенадцатиэтажки из красного кирпича. Рэд и Алексей быстро прошли в подъезд. Близилась половина девятого. Многоэтажка начинала медлeнно просыпаться. Алексей воспользовался лифтом и подождал, пока Рэд поднимется до пятого этажа по лестнице. Никто из жильцов не видел, как подпольщик вошел в дверь с табличкой: «Доктор медицины Алексей Чершевский. Частная практика. Прием пациентов с 12-00 до 18-00».
        Рэд вошел в прихожую. Квартиpа врача была богато обставлена. Было тихо. Через полминуты в проеме коридора появилась тучная, коротенькая фигурка. Рэда встречал знаменитый писатель Николай Чершевский, двоюродный брат хозяина квартиры. Его умные глаза смотрели на Рэда из-за стекол очков, с хитрецой и пониманием. Литератор был связан с повстанцами уже давно - с той поры, как режим стал чинить ему препоны в работе. Писатель считался нeблагонадежным, и потому не мог предоставить Рэду собственную квартиру. РСБ время от времени ставило за ним наружное наблюдение, прослушивало его разговоры, но слежка была выборочной: Николай не состоял в политических группах, отказался от ряда детективных расследований, начатых в столице. Здесь, в Урбограде, он был в «почетной ссылке». Его родственник, доктор Алексей, был, до недавнего времени, равнодушен к политике. Слежки за Алексеем не велось, проблем с властями у него не было. Потому квартира врача и была выбpана для явки. Эту квартиру часто посещали посторонние: Алексей вел врачебную практику. Прием пациентов, по замыслу операции, должен был прикрыть явку новобранцев
на собеседование.
        Заговорщик и литератор пожали друг другу руки. Они прошли вглубь квартиры - не в роскошную столовую, увешанную масками и сувенирами, а в дальнюю маленькую комнатку, в книгохранилище. Окно его многие годы было занавешено плотной шторой, за ней были горизонтальные жалюзи. Объяснялось это заботой о сохранности книг - их страницы не должны были желтеть от яркого света. Таким образом, наблюдать извне за происходящим было невозможно. От пола и до потолка хранилище было заставлено стеллажами из мореного красного дерева. На стенах тоже висели жестяные полки, уставленные справочниками, не только медицинскими. Корешки обложек поблескивали в свете неоновой лампы, стоявшей на письменном столе. В углу, у стола, стояли несколько стульев и офисное кресло. Жестом предложив Рэду сесть туда, Николай придвинул к себе стул. Писатель хотел было заговорить, однако Рэд, сомкнув губы, приложил к ним острый палец - он опасался прослушивания. Вынув из кармана
«Пелену», заговорщик включил ее, через пару минут нажал еще одну кнопку, затем произнес:
        - Доброе утро. Прошу извинения… Теперь мы можем говорить спокойно. Этот прибор нейтрализует подслушку в радиусе пятидесяти шагов. Вместо наших голосов теперь будет слышен звуковой фон, типичный для пустующей комнаты. Компьютер за эти две минуты сделал анализ фона, и теперь генерирует его.
        - Великолепно! Здравствуйте! Ну что ж - писатель небрежно расстегнул ворот клетчатой рубахи - Сначала гостя надо накормить, а потом расспрашивать… Мой двоюродный братец еще вчера приготовил для вас свое коронное блюдо - щуку в сметане… Пальчики оближете. Алеша сам готовил… Прислуги мы принципиально не держим. Вы очень утомлены, наверное? Отдохните пока в кресле. Не буду вам мешать… Пойду разогревать рыбу…
        Литератор, ступая вразвалку, удалился на кухню. Рэд расслабил все тело и прикрыл глаза. Он был способен настраивать свой мозг и тело на периоды короткого отдыха, после которых восприятие становилось свежим и острым. В полудреме революционер видел яркую, танцующую в воздухе пыль. Пыль, хлопья, бесформенные куски… Растущая живая клетка… Как же много предстоит сделать за эту неделю…
        Последняя мысль была уже вполне осознанной - мозг Рэда освободился из объятий дремоты. Он вытянулся в кресле, и ощутил удивительно аппетитный запах…
        - Вот она, пеструшка наша - Чершевский даже облизнулся, поставив на стол блюдо, где дымилась разваристая щука с золотистыми комьями икры у брюшка, небрежно залитая сверху озерцом сметаны… Затем Чершевский принес минеральной воды.
        Рэд отдал должное щуке, отхлебнул освежающую воду из темного широкого стакана.
        - Чудесная вода… Серебряный вкус…
        - Хм… - Чершевский взмахнул пухлой рукой - Хорошо сказано.
        - Благодарю за сказочный завтрак - искренне улыбнулся Рэд.
        - Ну, я думаю, Вы приехали в Урбоград не только ради кулинарных изысков моего брата - хитро подмигнул Николай.
        - Конечно, здесь у меня дела. Но мне интересны и ваш брат, и особенно вы сами. На ваших книгах я воспитывался, ведь вы намного старше меня. Честно говоря, мечтал вас увидеть и побеседовать. Никак не ожидал, что доведется..
        - Ну, обо мне куда больше говорят мои книги, чем я сам… Тем более, времени у вас немного. Да и положение, в котором я оказался, вам наверное известно… Вел расследование, на меня надавили, вынудили переехать сюда из столицы. Книги публиковать сложно, я в опале. Решил вот помогать «Союзу Повстанцев». Может быть, вам покажется странным, но вы меня интересуете столь же остро. Не так уж часто приходится общаться с людьми подполья. Все больше мельком, а часто и вовсе безлично, через тайную переписку. Я бы предпочел говорить о вас, а не о себе.
        - Что ж, взаимный интерес - лучшая почва для диалога. Хотя я понимаю несоизмеримость масштабов. - улыбнулся Рэд - Вы признанный талант, с мировым именем… А я - лишь безвестный оперативник.
        - Это-то и интересно! Вы типичны, по вашим словам я могу понять общий настрой кадровых подпольщиков. Понять, за что вы боретесь, как вы себе мыслите эту борьбу, как относитесь к разным сторонам жизни. Может быть, у меня было до сих пор неверное представление о вас? Беседа обещает быть увлекательной…
        - Но я ведь тоже сгораю от любопытства… Каковы ваши планы, что вы сейчас пишете?
        - А что интеллигент обязан писать в такое время, как наше? - Николай разгладил седеющую бороду. - Конечно, обличать власти и подымать людей на борьбу с царящим злом.
        - Но такую книгу нигде не опубликуют. Даже и ваши детективы теперь не берут издательства…
        - Я надеюсь, что повстанцы отпечатают ее тираж в тайных типографиях. Естественно, я спрячусь за псевдонимом. А с детективным жанром покончено. Теперь взялся писать сложный роман, где сочетаются антиутопия, научная фантастика, социальный боевик и детектив. Конечно, в нем сыщики и власти представлены в подлинном виде. Как преступные мерзавцы. А подпольщиков я хочу показать людьми смелыми и благородными. Для этого мне нужно узнать вас получше. Так что ваш визит как нельзя кстати.
        - Фантастика - новый для вас жанр. В нем вы раньше не писали. - заметил Рэд, наклонив голову чуть вбок.
        - Честно говоря, это жанр навязан условиями. - тяжко вздохнул Николай - Я и читателю хочу это показать, допуская иной раз сознательную неряшливость. Но это все-таки ничего - как говаривал мой тезка и почти однофамилец[Имеется в виду, конечно, Н.Г. Чернышевский, тоже писавший завуалированно. - прим. авт.] . Читай, добрейшая публика! Истина - хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей. Наш мир я хочу закамуфлировать под инопланетный, но очень неискусно. Так, чтобы уши реальности торчали наружу из-под фантастической маски.
        - О! Недавно я стоял, смотрел на звезды, - живо откликнулся Рэд - и мне пришла в голову мысль: у вселенной ведь бесконечны запасы пространства и времени… Поэтому в ней вероятно любое событие.
        - Так, и что же?
        - Ну, выходит, вдали от нашей Мезли может возникнуть мир почти такой же. Скажем, не Мезля, а планета Земля.
        - Оригинальная мысль! Я обязательно воспользуюсь ей в будущей книге! - увлеченно вскричал Чершевский - Тем более, что в ряде местных говоров Рабсии такая оговорка встречается… Скажем, помещение под почвой называют в деревнях «землянка», потому что слово «мезлянка» означает жительницу нашей планеты… Спасибо за свежую идею! Но сейчас мне бы хотелось поговорить не о фантастике, не о других планетах, а просто о жизни.
        - Что ж, такая беседа будет плодотворной. - ответил Рэд, и взглянул на часы - Для нее время найдется.
        - Если уж мы решили обсуждать противоречия нашей жизни - дружелюбно произнес Чершевский - то надо бы сразу определиться: какое из них важнее всего? Я понимаю, что не расовое, не национальное - мы же не фашисты. Ясно, что математика не бывает рабсийской, честность армариканской, а добро азирийским. Мораль и научная истина универсальна для всех стран и народов. Но в чем же тогда основное различие между людьми? Как вы думаете?
        - До сих пор считалось, в экономике - по тону Рэда чувствовалось, что сам он не разделяет этого взгляда, но хочет лучше понять собеседника - Между работником и работодателем, богатыми и бедными. Вы, наверное, так считаете?
        - Не думаю… - отозвался Чершевский. - Вы посвятили борьбе многие годы, и сами видели: по обе стороны баррикады есть и богатые и бедные, люди разного происхождения и достатка, разных классов.
        - Тогда, быть может, это линия фронта между властью и повстанцами? - более убежденно произнес Рэд.
        - Для политика - да. Если бы я, как вы, воевал с правительством, то мне бы тоже так показалось - мудро усмехнулся Чершевский - Но я многие годы был над схваткой, хотя горячо вам сочувствовал. Большое видится на расстоянии. Для философа различие между властью и повстанцами тоже не основное. Хотя оно, конечно, вполне реально. Настолько реально, что обе стороны проливают кровь. Но сколько рабсиян в этой войне участвует?
        Николай хитро улыбнулся, и Рэд наконец понял, к чему он клонит.
        - Вы правы, мало… Процентов пять на нашей стороне, и столько же на вражеской. Выходит, активных людей в стране процентов десять. А девяносто процентов - это апатичные обыватели, которые не ищут смысла жизни, не желают ничего читать и ни в чем разбираться. В политике не участвуют, мировоззрения не имеют. В общем-то, они живут как животные, биологическим круговоротом рождения и смерти… Пожрать, поспать, выпить…
        - Я думаю, именно здесь главный рубеж. - убежденно заключил писатель. - На одной стороне люди активные, способные думать и действовать. Не важно, за вас они или против. Они сделали свой выбор, их жизнь осмысленна. Вот оно, главное различие: между личностью и обывателем.
        - Ну - вздохнул Рэд - если глубже копнуть, различие неустойчиво. Мещанство - не врожденный порок, оно исправимо. Любой пассивный человек может стать активным, если изменятся условия жизни. Обыватели из того же теста, что и мы: две руки, две ноги… Такая же голова… Просто наполнение иное, но оно ведь меняется со временем. Наша задача - пробудить пассивных людей к мысли, к действию. А правительство, наоборот, желает их сделать бездумными, пассивными, легко управляемыми. Вся пропаганда властей служит этому: манера подачи новостей, вкусы, моды, расхожие взгляды, попсовые песенки наконец…
        - Вы правы… Телевизор - это пульт дистанционного управления телезрителем[Выражение В. Пелевина. - прим. авт.] . Людей целенаправленно оглупляют, превращают в обывателей. Вы, наверное, задумывались о психологии подобных людей?[Диалог про обывателей построен на основе статьи Олега Арина. - прим. авт.] Мне интересны ваши наблюдения.
        - Да, частенько размышлял об этом… - тема волновала Рэда, он говорил с увлечением.
        - Обыватель пассивен. Но почему? Потому, что не имеет цели в жизни. А личность всегда имеет стратегическую цель. У нее есть основная идея, стержень. Личность способна мыслить, обобщать. Личность целеустремленна и потому бессмертна: она оставит после себя мысли, книги, открытия, поступки. А обыватель, как я уже говорил, цели не имеет. Поэтому смерть обывателя - просто возврат в глину, из которой он вышел..
        - Именно. У него ведь нет дел и мыслей, которые бы пережили его тело…
        - Верно. Он думает только о своей семье, доме, даче, машине. Его в принципе не волнует, что происходит на планете, в стране. Мозг его не мучается в поисках неизведанного. Он будет с удовольствием годами чего-то достраивать и улучшать в своей квартире, на даче. И находить в этих мелочах громадное удовольствие. Не станет он участвовать в политике, что-то читать, в чем-то разбираться, куда-то ходить, против кого-то выступать. Все это хлопотно и небезопасно. Безопаснее бездумно проголосовать за власть. Ему даже может не нравится эта власть, но он не будет с ней бороться. Его хата с краю.
        - Меня в них более всего раздражает глупость. - заметил Чершевский - Они же неспособны думать! Такое впечатление, что у них отмерли мозги. Обыватели заглатывают телевизионное вранье без всякой критики. Чаще всего они необразованны. Я не диплом имею в виду. Болван может быть и профессором. Неважно. Он ничего не читает, не занят самообразованием, не пополняет мозг новыми знаниями. Мыслит узко и конкретно, к обобщению не способен, логики не имеет.
        - Хм… А в быту у них тоже много противных черт. - скривил губы Рэд - Они не умеют рассчитывать время, их поступки неорганизованны, хаотичны. Это тоже потому, что цели в жизни у них нет. Им на все наплевать. Такие люди повсюду опаздывают, но им всегда некогда. Они не отвечают вовремя на письма и никогда не выполняют обещанное в срок…
        - Итак - заключил Николай - обыватель не имеет в жизни цели, пассивен, аполитичен, безграмотен и бескультурен, не ценит свое и чужое время…
        - Чуть не забыл еще об одном его качестве - спохватился Рэд, любивший полноту и законченность в доводах - обыватель это чаще всего верующий человек. Отсюда его неприятие науки, при постоянном пользовании ее плодами. Отсюда же рабская покорность власти - 'вся власть от бога'. Если в развитых странах роль религии уменьшается, то в Рабсии она растет. Это очень опасно для общества!
        - А кроме религии - заметил Чершевский - мещане любят дешевые телесериалы, тупые массовые зрелища. Обожают пикантности из жизни артистов или политиков. С кем была певица Шугачева, сколько у нее было любовников, беременна ли она - это им интересно..
        - Уфф… - Рэд утер пот со лба. - Противно и говорить. А все-таки каждый обыватель, если захочет, может стать всесторонне развитым человеком. Это преступление общественного строя, что миллионы людей, потенциально ничем не худших нас с вами, низведены до скотского уровня… Прозябая в таком положении, народ не может себя спасти. Но мы, меньшинство интеллигенции, постараемся людей разбудить, поднять. Превратить холопов и обывателей в граждан. В личностей!
        - Я вижу, - улыбнулся Чершевский - Мы с вами беседуем на одном языке, в одной системе координат. Во всяком случае, оба ищем истину…
        - Вы и читателям помогаете в этом - заметил Рэд - Повторюсь, я на ваших романах воспитывался. Через все книги вы проводили единое мировоззрение. Вы-то уж точно личность, а не обыватель. Ваши знания не просто свалены в кучу, а построены вокруг одного стрежня, по строгой системе. Огромны ваши познания в области истории, о ней мы тоже побеседуем. Ведь не зная истории, нельзя разобраться в современности. Прежде всего, надо понять: как страна дошла до жизни такой? Кроме того, побеседуем о философии. Ведь устойчивые взгляды есть и у нас, и у наших врагов - но эти взгляды непримиримо различны.
        - О, да… Если первый рубеж отсекает личность от обывателя, то второй разделяет уже самих личностей. - кивнул писатель - На тех, кто сочувствует революции, и тех кто борется против нее.
        - Вы точно провели вторую линию раздела. - одобрительно кивнул Рэд - Думаю, главное различие - в идеях. Не в уровне богатства, не в социальном положении - а в том, как человек относится к жизни, в чем он видит свою цель. Человек есть то, во что он верит! Но об этом мы поговорим в следующий раз… А сейчас мне нужна ваша помощь.
        - Я весь внимание. - доброжелательно откликнулся писатель, вскинув голову и придвинувшись на край стула. За время из беседы он проникся к Рэду симпатией, видя его искренне уважение и неподдельный интерес к своим книгам.
        - Я бы вас попросил отправиться в городской парк…
        - Вообще-то, я там дважды в неделю гуляю. Перед обедом. Меня попросили об этом товарищ, тоже связанный с подпольем. Странная просьба, но я ее выполнил… Гуляю там уже второй месяц, всегда в одно и то же время.
        - Вот и сегодня я просил бы вас отправиться туда. Но на этот раз взять с собой большую оранжевую сумку… У вас ведь есть такая?
        - Да, мне ее подарил тот же товарищ… Огромная сумка. Помню, ее цвет мне показался чересчур броским.
        - У вас часы точно идут?
        - Не жалуюсь. Впрочем, я проверю. Так вот, я пойду в парк. - писатель протянул вверх открытую ладонь - А дальше что?
        - Гуляйте, наслаждайтесь ландшафтом. Поглядывайте на часы. - губы Рэда улыбались, но взгляд его серых глаз сделался цепким, а в голосе зазвучали командирские ноты - Ровно в 14 часов 15 минут, встав на набережной около беседки, лицом к гуляющим, уроните эту сумку на асфальт. С таким расчетом, чтобы из парка это увидели.
        - О, понял. Так я подам сигнал товарищам о вашем приезде При всем честном народе, на глазах гуляющей толпы. - писатель кивнул и улыбнулся.
        - Не мной замечено, что умный человек прячет лист в лесу - усмехнулся Рэд в ответ, обретая прежнюю мягкость.
        - Хорошо, я сделаю. Это несложно. Правда, сумку я храню у себя дома. Сейчас я поеду туда, а днем отправлюсь в парк.
        - Спасибо. Вы нам очень поможете.
        - Увидимся завтра вечером - сказал Николай, покидая книгохранилище.
        ПРИВЛЕЧЕНИЕ ЛЮДЕЙ - РОД ИСКУССТВА
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ДАРЕСЛАВЕЦ, КЛИГИН[8])
        Аппетитный дымок струился над мангалом, стоявшим близ беседки. Валерий Дареславец, склонив над шашлыками смуглое лицо, раздувал угли. В его прямоугольной черной бороде запутались хлопья золы. Наконец, поднявшись и отряхнувшись, он снял с огня шипевшее мясо, и направился к деревянной беседке, где его ждал сотрапезник. Полковник Дареславец, после увольнения из рядов вооруженных сил, работал в мэрии Урбограда, в комиссии по социальным вопросам. Его деревянная трехэтажная дача, где проходил сегодня пикник, была весьма скромной. Другие чиновники отгрохали себе шикарные коттеджи из красного кирпича, с бассейнами и чугунными оградами - но Дареславец не соблазнялся роскошью и дутым престижем. Свежий горный воздух, тишина, запах сосен, великолепная природа и умный собеседник - все, что требовалось бывшему полковнику для полноценного отдыха.
        Собеседником был журналист Клигин, личность в городе известная. Его блестящие краеведческие очерки прославили Урбоград на весь мир. В увлекательной форме он знакомил публику с историей города, родной природой. Но Дареславца привлекал в собеседнике не только талант, но и смелость, отзывчивость к чужой беде. Ведь не каждый, подобно Клигину, вызвался бы добровольцем и поехал на ликвидацию последствий тернобыльской атомной аварии! А было ему тогда двадцать четыре года… С тех пор прошло пятнадцать лет.
        - Готово! - сказал Дареславец укладывая шашлыки на блюдо - Вино прекрасно заменяет уксус. Даже вкуснее…
        - Великолепно! - звонко откликнулся коренастый, кареглазый и курносый Клигин.
        Чиновник ответил доброжелательной улыбкой. Он присел за деревянный стол беседки, напротив журналиста. Друзья принялись уплетать шашлыки. Знакомы они были с давних пор. Когда молодой журналист вернулся из Тернобыля, он бросился в бурную политическую жизнь своего времени. Обманувшись поначалу демагогией верховника Дельцина, впоследствии Клигин критиковал его. Впрочем, журналист остался либералом и вступил в партию «Груша», созданную экономистом Яковом Грушлинским. Клигин писал антивоенные репортажи, защищал мелкий бизнес от произвола монополий, призывал к честным выборам, отстаивал гражданские свободы. Его заметили в руководстве
«Груши», выдвинули в лидеры областной организации. Демократия еще теплилась, хотя рабсийский парламент был уже расстрелян. Партия «Груша» участвовала в выборах, Клигин стал депутатом городского совета, членом нескольких комиссий. В ту пору он частенько заходил кабинет Дареславца. Именно тогда возникла дружба двух незаурядных людей. Совместно они разработали ряд социальных программ, часть из которых была утверждена и проведена в жизнь. В те годы такое было еще возможным…
        Покончив с шашлыком, Дареславец подождал, пока собеседник проглотит свою порцию.
        - Лук я не кладу - поделился Клигин - Помидоры, укроп, зелень петрушки, перец, соль. Вот и все….
        - Я тоже обошелся сегодня без него. Приправой мне послужила артемизия. Обыкновенная полынь. Только не путай с горькой полынью - заметил Дареславец, пересаживаясь за одну скамью с Клигиным, поближе к нему. - Обыкновенная полынь встречается чаще. Зимой на лугах остаются ее длинные, черные стебли. Впрочем, она и летом темная.
        -А, как же - видел… Рослая такая, кусты до полутора метров высотой. Листья сверху темнозеленые, а снизу - белые с серебринкой… Но неужели из нее приправу можно делать?
        - Еще какую! Из листьев, из корня… Пальчики оближешь.
        - Удивительно. Честно говоря, не ожидал, что у тебя такие познания в ботанике.
        - Думаешь, оторванная от жизни наука? С тобой не согласились бы инструкторы тренировочного лагеря, где натаскивали наш батальон. Это было в дни моей молодости. Ну вот представь - диверсионное подразделение заброшено в лес, в глубокий тыл противника. Так? От баз мы отрезаны, обнаруживать себя нельзя, жратвы никакой. А без еды человек может прожить дней шесть, если движется. И дней двадцать, если остается неподвижен. Чем же ему питаться?
        - О, я понимаю. Недавно я писал в краеведческом очерке, что из двадцати тысяч видов наших растений ядовиты лишь четыреста, а сьедобны - около четырех тысяч.
        - Верно! Если недоступны охота и рыбная ловля, можно прожить на одних растениях. Крапива, сныть, сурепка, лопух, одуванчик, иван-чай, лебеда, клевер - все это можно есть. Так? А как вкусны поджаренные корни рогоза! Наверняка ты видел на озерах это растение… С коричневыми початками.
        - Рогоза? А все его называют камышом.
        - Нет, это не камыш. Но корни настоящего камыша тоже съедобны. Как и тростника, и кувшинки. Так? Даже молодые листья липы годятся в пищу…
        - Очень интересно… Наверное, и на цветочной клумбе можно чем-то поживиться? - улыбнулся Клигин
        - Не сомневайся. Календула, хризантема и вон тот разноцветный портулак - вполне съедобны. Настурция помогает при цинге и анемии. Так? Хотя от цинги лучше всего избавляет отвар из хвойных веток. Двести граммов веток на ведро воды и кипятить полчаса.
        - Любая хвоя годится?
        - Ель, пихта, сосна. По счастью, сегодня у нас еда получше…Так?
        - Отдаю должное твоему искусству - улыбнулся Клигин, и на его бледном лице появились ямочки - Такого изумительного блюда я не пробовал даже в буфете мэрии, когда еще был депутатом….
        При последних словах Клигин сдвинул широкие светлые брови, лицо его удлинилось, улыбка пропала. О минувшем депутатстве оставалось только вспоминать. Журналист лишился его давным-давно - после фарсовых «выборов», где была заранее предрешена победа «Единой Рабсии». В сущности, выборов теперь вообще не было - были разнарядки на депутатов, составляемые в органах РСБ.
        Видя, что собеседник помрачнел, Дареславец перевел разговор на приятные для Клигина темы - друзья заговорили о достоинствах джаз-оркестра, приехавшего в Урбоград, о сравнительных достоинствах джаза и электроной музыки, о театре. Приятели перекинулись парой слов и о литературе. Дареславец, чиновник и бывший офицер, страстно любил лирику. Стихи заполняли тот духовный вакуум, с которым ему приходилось сталкиваться на службе, в мэрии. Что касается журналиста - он отдавал предпочтение литературе классической.
        - Знаешь, - доверительно заметил Клигин - Я сейчас взялся писать повесть. Классические образцы - великолепное подспорье для этого. Не зря говорят: чтобы хорошо писать, надо в первую очередь много читать.
        - Повесть? - заинтересованно спросил Дареславец - И о чем же?
        - Да как тебе сказать… Нечто автобиографическое.
        - Мемуары, так? Воспоминания?
        - Ну, не совсем. Через свою жизнь, через призму личного взгляда я хочу дать размышления о жизни, о тех изменениях, что произошли за последние пятнадцать лет. Жаль, что текущая работа оставляет для повести мало времени. Я ведь все отпуска провожу в загородных походах. Ответственно подхожу к работе. Ведь краеведу надо изучить область вдоль и поперек. Но все же, повесть надеюсь завершить года за два.
        - Но если ты будешь писать в своей манере, то есть откровенно - ее вряд ли опубликуют… Так?
        - О, я пишу «в стол». Для далекого будущего, когда публикация станет возможной. Честно говоря, что мне еще остается? - Клигин вновь помрачнел, сдвинул брови - Когда меня вытеснили из политики, я мечтал отдаться своей подлинной страсти. Публицистике. Но ведь мне и здесь не дали развернуться. Ты же знаешь. Когда Медвежутин подмял прессу, то редактор «Вечернего Урбограда» мягко намекнул, что в моих статьях газета более не нуждается. Ну, что оставалось делать? Перешел я в журнал «Бланка-ривер», занялся краеведением. Красоты природы, факты из истории родного края…
        - О, эти репортажи восхищают читателей. В том числе и зарубежных. Ты настоящий мастер. Сразу видно - знаешь, о чем пишешь. Так?
        - Так-то оно так… Но я всегда чувствовал неудовлетворенность. Если говорить прямо, мне заткнули рот. Ну, сколько мне сейчас? Сорок два года. А сколько еще осталось?
        - Клигин отряхнул джинсовый костюм. Молодежный стиль одежды, звонкий голос и стремительная походка делали его моложе своих лет. Однако в больших карих глазах журналиста отражалась старческая мудрость и скорбь. - Я чувствую, что как публицист и политический сатирик мог бы сделать очень многое. Ведь сколько вокруг свинства! Я на все это гляжу иронически. Да что там - трагически! Сердце кровью обливается! И ничего не могу поделать. Я лишен газетной трибуны! Это творческая смерть… Чем дальше, тем больше чувствую себя униженным. Они заткнули мне рот! Но пусть хотя бы потомки узнают о нынешних безобразиях. Через двадцать лет, или хоть через пятьдесят… После моей смерти…
        Дареславец слушал Клигина внимательно, не перебивая. Он давно заметил, что если журналиста увлекала некая тема, тот разражался длинными речами. А встречались они не так уж часто, и потому Клигин спешил облегчить душу. После увольнения из газеты, он проклинал диктатора на чем свет стоит. Однажды Дареславец написал ему на клочке бумаги, в мэрии: «Не здесь! Все кабинеты прослушивает РСБ!». С тех пор задушевные беседы велись только на загородной даче. Там приятели говорили о наболевшем резко и открыто.
        Дареславец подождал, пока Клигин закончит свой горестный монолог. Искоса глянув на журналиста, чиновник вздохнул, и произнес медленно, с тоской в голосе:
        - Как жаль, что с нами нет Альфата Валейцева…
        - Да, я часто вспоминаю о нем… - с печальным вздохом отозвался журналист, и на лбу его появились складки - Из нашей троицы он был самым горячим… И в спорах, и в жизни. Я считал тогда, что он излишне резок в оценках. Теперь-то понимаю, что Альфат превосходил нас интуицией. Он прекрасно видел, куда катится страна… Спустя шесть лет после его кончины я удивляюсь прозорливости покойного …
        - Хм… Но ведь эта горячность его и погубила, так? Погубила. - откликнулся Дареславец, рубанув ладонью воздух. - А все-таки, будь таких людей побольше - мы сейчас по-другому бы жили…
        - Побольше… - вздохнул в ответ Валентин Клигин, обернувшись к собеседнику - Защищать радиостанцию Валейцева пришло две тысячи горожан. Две тысячи свободных людей на миллионный Урбоград - это уже много. Защита радио «Тантал»[Радиостанция называлась иначе, но история ее штурма списана с реальности. - прим. авт.] - самое яркое воспоминание моей жизни.
        - О, ты был наверняка в первых рядах толпы. Так? Впереди всех. - бывший полковник говорил угловато и отрывисто, часто повторяя на разные лады одну и ту же мысль. Чуть не каждую фразу он завершал вопросом, проверяя - понял ли его собеседник.
        Клигин кивнул, погрузившись в воспоминания. Дареславец продолжил:
        - Ну, против ОПОНа вы ничего сделать не могли. А Валейцева погубила горячность. Когда начался штурм «Тантала», он в пылу, заслышав выстрелы с улицы, схватил охотничье ружье и начал из окна отстреливаться. Отбиваться. Охранники радиостанции тоже стреляли. В воздух. Так?
        - Да… Все так и было. - откликнулся Валентин, склонив голову - Этот штурм у меня и сейчас перед глазами стоит…
        - Ты смог тогда пойти на митинг… Но сам понимаешь, я - лицо официальное, так? Я лишен такого права.
        - Валера, я же не упрекаю. - быстро проговорил Клигин - Я прекрасно понимаю твое положение…
        - Ну вот… Альфат отстреливался, и меня не удивляет, что ОПОНовцы избили его до полусмерти. Я удивляюсь другому: как его вообще не убили там же. Ну, а потом он умер от инфаркта в тюремной камере. Так? Сердце не выдержало. - голос Дареславца выражал сдержанный гнев и скорбь - Да и передачи с лекарствами ему запретили получать. Уморили в камере. Часто вспоминаю об этой трагедии. Я с ним спорил, как и с тобой. Мы расходились в оценках. Но это был великолепный человек, талантливый журналист. Так? Умный собеседник.
        - Именно! Один из лучших. Исключительный талант. Это факт. - вздохнул Клигин. Отдавшись воспоминаниям, он увлеченно добавил: - Все ему удавалось: сообщение, комментарий, интервью, репортаж… Перед слушателем возникала панорама событий. Эффект присутствия! А главное, содержание передач волновало людей. Ведь речь велась о массовом жульничестве на выборах, о вбросе в урны готовых бюллетеней. О забраковке тысяч подписей за оппозицию. О том, как типографии Урбограда отказались печатать листовки оппозиционных кандидатов. Как завозили тираж из соседней губернии… А при ввозе этих листовок одному из шоферов подбросили патроны и пистолет…
        - Да! А помнишь его репортаж о том, как наемные бандиты разбили голову известному писателю? Так? Обличавшему эти безобразия…
        - Еще бы! Трагический случай… Сейчас-то все это стало бытом, а тогда возмущение публики не знало границ. Поэтому властям и пришлось, вопреки закону, закрыть радиостанцию. Альфат призвал по радио защитить свободу слова, собралась толпа. И вот финал - штурм станции… Его гибель…
        - Альфата очень жаль… - скорбно кивнул Дареславец - Его недостает, я это чувствую. Впрочем, если бы он увидел нынешнюю жизнь… Как знать, выдержало бы его сердце? Ведь от демократии осталась жалкая ширма. Так?
        - Так - хмуро откликнулся Клигин.
        - И вот в связи с этим я тебя хочу спросить… Ты всю жизнь боролся за демократию, с твоими друзьями-либералами. Как ты думаешь: вышел из этого толк?
        Ответом было тяжелое молчание - ничего утешительного Клигин сказать не мог. Он лишь задумчиво прикрыл глаза.
        - Я ведь не для того, чтобы тебя уколоть. Я не злорадствую. - продолжил Дареславец, ободряюще кивнув журналисту, и добавил с азартом спорщика: - Мы и раньше часто это обсуждали. Когда воры растаскивали промышленность, я возмущался. А ты меня утешал: из рынка, из экономической свободы вырастет свобода политическая. Ну и где она? Нет ее, так?
        Клигин тяжело вздохнул, выпрямил ладонь и яростно ответил:
        - Где уж там… Даже из их выступлений исчезло слово «демократия». Все больше говорят о патриотизме, о стабильности. На окраинах тлеет война, и всех недовольных объявили пособниками врага. В тюрьмах - пыточные условия. Бюрократы творят что хотят. Оставили парочку партий-марионеток. По новым законам, они должны быть верноподданными, большими по численности. Отменили референдумы. Судьи управляются верховником. Все оппозиционные телеканалы и газеты задушены, подчинены Медвежутину. Мне ли этого не знать?
        - О, я прекрасно помню твои репортажи для радио «Свободная волна»… Ты ведь поначалу туда устроился, когда погиб Валейцев и закрыли радио «Тантал»? Ты довольно лихо срывал с правителей фальшивые маски. Пока ты работал, им не удавалось втереть очки наивным иностранцам… Как же, помню.
        - Да, было дело… «Свободная волна» - радиостанция зарубежная, здесь был только корпункт. Одно время я совмещал работу в газете и на радио. Но и в «Свободной волне» я пробыл недолго, вскоре ее тоже закрыли. Да что там говорить… Везде негласная цензура. Все попытки рядовых людей повлиять на жизнь страны пресекаются на корню. Это уже не граждане, а холопы… Забастовки запрещены, митинги разгоняют. Выступления по телевидению на сто процентов лживы и бессодержательны. Безысходность, отчаяние… Демократия уничтожена.
        Дареславец кивнул, соглашаясь. Разговор переходил в нужное ему русло.
        - Валентин, я же тебе говорил: свободы будет все меньше. Болтая о свободе, власти сбросили с плеч заботу о нищих слоях. А потом, как я и предсказывал, капитал собрался в руках узкой группки. А где крупный капитал, там и диктатор. Так? Все это было очень легко предвидеть. Рынок ведет к монополизму. Монополии требуют диктатора. Это же прописано во всех старых учебниках. Ты мне возражал, что этот взгляд устарел. Ну, а сейчас ты разве не видишь - все это правда! Так?
        Клигин, замявшись, ответил:
        - Но ведь раньше было еще хуже. Сейчас есть хотя бы ширма, а пятнадцать лет назад не было и ее. Всем управляла партия. И ты защищал прежний строй, а в нем была уйма отвратительных черт. Да еще как защищал! С пеной у рта! Из-за этого мы ведь ссорились чуть не каждую неделю.
        - Признаю свои ошибки… - склонил голову Дареславец - Ты прав, тот строй разложился изнутри. На прошлой неделе ты здесь об этом целую лекцию прочел, а я все вздыхал и кивал. Как ты сейчас киваешь. Но, черт возьми, сколько можно ссылаться на пороки прежнего строя? Сколько можно оправдывать сегодняшнее свинство вчерашним свинством?! А между тем, ты прав - свинства все больше. Ну, сам посуди: обещали создать миллионы собственников, а на деле что? Обесценили сбережения, создали миллионы нищих. Обещали правовое государство, а создали полную бесконтрольность и безнаказанность. Уж я-то знаю, какое у нас воровство. Стоит взглянуть на моих коллег, чиновников! Это же сборище идиотов и негодяев! Какой-то паноптикум!
        - Да, я удивляюсь, как ты можешь работать в такой обстановке.
        - Приходится. - чиновник пригладил черную бороду - Если уж я решил в молодости сделать хоть что-то полезное для людей, то вынужден цепляться за всякую возможность…
        - Неужели ты веришь, что в одиночку сможешь противостоять этим безобразиям? Сам же говоришь, что все это - государственная политика…
        - Да как тебе сказать, Валентин…. Конечно, я не верю что один в поле воин. Но оставить эту работу я не могу. - по тону Дареславца было видно, что тема ему неприятна - В причины этого не стану углубляться… Считай, что корни этого в моей психологии. Ведь у каждого есть какие-то комплексы, преодолеть которые очень сложно.
        - И у тебя, видимо, комплекс борца-одиночки? - с симпатией улыбнулся Клигин
        - По крайней мере, мне лично себя не в чем упрекнуть. Взяток не брал, особняков за рубежом не строил на ворованные деньги. В «Единую Рабсию» тоже не вступил. Так? Отговорился равнодушием к политике. Не раскрывать же им свое отношение к этому режиму… Но сейчас речь-то не обо мне. Речь о том, к чему привели рыночные реформы. Появились миллионы нищих, бездомных и безработных. Нет денег на культуру, науку, образование. А вместо демократии воцарилась диктатура. Так?
        - Так. - угрюмо вздохнул Клигин.
        Друзья помолчали. Внизу, под горой, журчал минеральный источник. Верхушки сосен колыхались от ветра. Над горой, раскинув крылья, парил черный беркут. Небо хмурилось. Вслед за легкими перистыми облаками, из-за гор подступали клочковатые тучи. Собирался дождь.
        - Как ты считаешь, почему так происходит? - нарушил молчание Дареславец, из уголков глаз метнув быстрый взор на Клигина. Тон его был размышляющим, тихим, даже вкрадчивым. - Почему народ отсечен от управления страной? Почему исчезла свобода слова, собраний?
        Журналист насмешливо ответил:
        - Мои друзья из «Груши» уверены, что всему виной старая психология правителей.
        Не ясно, к кому более относилось ехидство Клигина - к друзьям-либералам или же к собеседнику, которого такой ответ рассердил не на шутку.
        - Глупо! - Дареславец резко выпрямился, оперся руками на столик - Валентин, ты же не так слеп и глуп, чтобы это повторять! В стране давно уж новые правители, с новой психологией, и служат они охране новых порядков. Худших, чем прежние. По сути, эти негодяи ведут против народа профилактическую гражданскую войну. Чего стоит недавний погром в Зловещенске!
        - Все же мы сделали об этом честный репортаж… У меня есть старые связи с иностранными журналистами, и я тайно передал им диктофонные записи… Я ведь после этого погрома сразу рванул в городок, и по горячим следам собирал рассказы избитых и искалеченных людей… Мы искренне пытаемся защитить граждан, помешать полицейским тварям… Другое дело, что возможности у нас уже не те.
        - О, да! Признаю ваши лучшие намерения. Вы остаетесь демократами не только по названию. Но вот скажи мне, на кого вы опирались все эти годы? На какую группу в обществе?
        - Ну, на граждан… На народ… - ответил Клигин, все более замедляя речь - И на законы, конечно. А кроме того… на мораль.
        - И чем кончилось? - Дареславец подпер ладонью бороду, критически глядя на собеседника.
        - Ты прав… - Клигин покраснел и виновато склонил голову - Полным провалом.
        - Иначе и быть не могло! - резко, отчетливо принялся рубить Дареславец. В его голосе появились поучающие нотки, он поднял вверх указательный палец. - Народ состоит из разных групп, с разными интересами. Граждане? А кто это? Гражданин олигарх и гражданин землекоп «равны» перед судом и на выборах в парламент. Но! Равенство по закону не есть еще равенство в жизни. Роскошь на одном полюсе, бедность - на другом. Так? Чем больше богатство, тем меньше людей им владеют. То же самое происходит и с властью. А законы пишет кучка негодяев. Так? Поэтому нечего из них делать фетиш. Что до морали, то на нее никто не обращает внимания, если она не подкреплена силой. Лучше немного силы, чем много прав. Так?
        - Так… Но так не должно быть! - протестующе воскликнул журналист - И потом, кроме нищих и олигархов есть ведь средние классы.
        - Ты же видишь, что с ними происходит! Их разорил крупный капитал. Ларьки вытесняются огромными супермаркетами, а там работают наемные продавцы.
        - Надо заботиться о среднем классе! - Клигин взволнованно повторил: - Не должно быть расслоения!
        - Однако оно есть. Это факт. - тише и спокойнее ответил Дареславец - Я предлагаю тебе исходить из факта, не из мечтаний. О, я знаю, ты будешь ставить в пример богатые страны. Там эти противоречия сглажены. Часть населения просто подкуплена. Но в Рабсии для этого нет возможностей. Это бедная и зависимая страна, сырьевой придаток. У нас особые условия.
        - Но ведь от этого хуже самим властям! - волнуясь, Клигин воздел руки к потолку беседки - Если исчезает средний класс, пропадает и почва для умеренных партий. Партиям оставляют узкий выбор: либо опуститься до роли холопов, либо начать вооруженную борьбу…
        - Тут я соглашусь с тобой. - смуглое чернобородое лицо Дареславца приобрело разбойничье выражение - Плоды, что в богатых странах вырастают нежными, у нас покрываются шипами и колючками. Что поделаешь, суровый климат! Когда недовольным людям запрещают высказываться и действовать - это приглашение к заговорам, к партизанской войне. Таков язык невыслушаных. Если человеку зажимают рот, то этим ему развязывают руки! Разве судьба вашей партии не подтверждает этого?
        - Ты прав… - Клигин тяжко вздохнул и потер нос рукою - После того, как нашу
«Грушу» отстранили от политики, часть людей рассеялась. Другая часть, молодежь, примкнула к Союзу Повстанцев… А ведь за рубежом ребята стали бы мирными социал-демократами…
        Клигин собрал со столика тарелки, отнес в дом. Вернулся назад, в беседку, мимо потухающего костра. Кругом потемнело. В потолок беседки ударили первые капли дождя. Однако журналист не обратил внимания на эту перемену, увлекшись беседой. Со стороны могло показаться, что спорщики беспорядочно прыгают с темы на тему. Однако Дареславец четко следовал плану, видел конечную цель разговора. «Пока что диалог идет в нужном русле» - думал он. Между тем Клигин вернулся в беседку, опустился на деревянную скамью и вновь обратился к Дареславцу:
        - Кстати… Зря ты называешь меня либералом. Тебе ли не знать, как я заботился о социальных нуждах избирателей. И не я один такой был - это ведь целое крыло в
«Груше». Я же говорю: мирные, умеренные социал-демократы. А верховник их вынудил стать - Клигин понизил голос до шепота - социал-демократами с бомбой.
        - Хорошо сказано! - улыбнулся Дареславец - Молодежь из «Груши» начала с либерализма, а пришла к социал-демократии. Так? Это не случайно - им же надо иметь базу в народе. Средние классы исчезают, народ нищает. Так? А бедняку важнее бесплатное лечение, низкая квартплата, дешевый хлеб. Свобода торговли его мало волнует - у него начального капитала нет…
        - Верно. Не случайно «Груша» постоянно расширяла социальный раздел своей программы. Только так можно найти поддержку народа в нищей стране…
        - Ну вот… - откликнулся Дареславец - А такие люди как я, шли к тем же взглядам, но с другого конца. Я очень многое понял, беседуя с тобой. В первую очередь, ценность идеи личной свободы. Я понял, что прежний строй был искажен бюрократией. Восстановить его невозможно, да и не нужно. В будущее надо взять его хорошие черты, социальные гарантии. Диктат бюрократии только отталкивает. Так? От этого наследия надо избавляться. Уверен: личная свобода и социальная защищенность не исключают друг друга. Так?
        - Я очень рад, что наши споры взаимно обогатили каждого - улыбнулся в ответ Клигин
        - В конце концов, мы пришли к похожим выводам. Да, свобода предполагает социальную защищенность. Сейчас у людей нет ни первого, ни второго…
        - А главное, исчерпаны мирные способы исправить положение. Так? - во взгляде Дареславца появилась напряженность. Беседа близилась к развязке. - Ты ведь неоднократно убеждался в этом?
        - О да, примеров тому сотни. Публицистика - дело всей моей жизни, а меня перестали печатать! Пишу в стол. После увольнения из газеты вся моя жизнь стала бессмысленной! - ноты глубочайшего возмущения пронизали голос Клигина. Он продолжил, все более распаляясь: - Но речь-то не обо мне. Дело идет о принципе, о попранной человечности! Возьмем хоть прошлые выборы верховника. В избирательную комиссию пришел наблюдатель от оппозиции - пенсионер, по фамилии Хабибуллин. Его требования были абсолютно законны, он предьявил все необходимые документы. Чем же дело кончилось? Его смертью!! Полиция выбросила старика из окна, через стекло! Убийство наблюдателя на избирательном участке - не вымысел, а трагический факт. - прим. авт.] Он умер в больнице от многочисленных порезов, от потери крови… О каких гражданских правах, вообще о каких выборах можно говорить в таких условиях? Твари! Фашисты! Да за одного этого старика - я бы верховника зубами разорвал! Ненавижу эту сволочь! Эх, будь я моложе…
        Журналист осекся. Собеседника он знал давно и доверял ему всецело - но за последние годы в него был вдавлен страх. Он потерял слишком многое, откровенно высказывая свои мысли. Дареславец искоса поглядел на него, ожидая продолжения. Наконец, Клигин собрался с духом.
        - Эх, будь я моложе, черт возьми! - с лихостью вскричал Клигин, преодолев боязнь - Если бы не возраст - я бы, честное слово, включился в ту войну, что ведет Союз Повстанцев… Хотя, с другой стороны, я не умею стрелять и бросать бомбы… Мое оружие
        - перо публициста.
        - О, да! Ты им владеешь в совершенстве… Ты мастерски смог бы обличать злодеев. Подымать народ на борьбу с ними… Так?
        - Как тебе сказать… Я всегда был сторонником бескровной борьбы… Но после вот этого убийства на избирательном участке… Знаешь, хочется призвать людей к расправе с этой гнусной нечистью!
        Дареславец сосредоточенно вгляделся в лицо собеседника. Он видел, что журналист доведен до отчаяния, искренне возмущен произволом. Наконец, гнев на лице Клигина сменился беспомощностью.
        - Впрочем, все это пустые разговоры - он улыбнулся жалкой улыбкой - Где писать-то? Все нормальные газеты позакрывали! Их больше нет, они вне закона!
        На лице Дареславца отразилась ирония:
        - Здесь огромная разница! «Их нет» - это одно. «Они вне закона» - совсем другое. Стилист прекрасно видит этот оттенок… А ты всегда был тонким стилистом. - Дареславец помедлил - И талантливым публицистом. А кроме того, смелым человеком, имеющим твердые убеждения. Думаю, профессионал твоего уровня не только статьи писать мог бы, но и заведовать прессой в масштабах целой губернии. Так?
        - Так - грустно улыбнулся Клигин. Взрыв возмущения прошел, журналист был спокоен.
        - Смог бы, что скромничать. Но кто мне это предложит? Разве что за рубежом… А у нас такое просто невероятно.
        Дареславец устремил на Клигина цепкий взгляд, разгладил черную разбойничью бороду и улыбнулся журналисту - открыто, широко, многообещающе…
        СИГНАЛ С НАБЕРЕЖНОЙ
        (ЧЕРШЕВСКИЙ, ЗЕРНОВ И ДРУГИЕ)
        Городской парк Урбограда был прекрасен в любое время года. Жители асфальтовых джунглей, тоскующие по красотам природы, с удовольствием прогуливалась в выходные дни по его аллеям, любуясь на великолепные образчики мезлянской флоры. Светлые посадки стройных берез перемежались с темными полосами хвойных деревьев. Огромные кусты, аккуратно подстриженные на бараний манер, удивляли горожан красноватым отливом листьев. Ручные ярко-рыжие белочки подбегали к гуляющим в надежде получить угощение. Взметались струи круглых фонтанов, и в их водяной пыли играли радуги. Столики летних кафе в эту летнюю субботницу были полупусты. Центральная аллея, вдоль которой были расставлены желтые деревянные скамеечки, вела к памятнику героям минувшей войны.
        Правительство часто ставило в пример тех героев, чтобы в случае новой войны народ защитил бы и его. При этом скрывали, что минувшая война велась не просто между Рабсией и Алеманией. В первую очередь это была не война стран, а война идей. С одной стороны - Добро, революция, разум, антифашизм. С другой - Зло, реакция, темная мистика, диктатура монополий. Новые власти Рабсии сами исповедовали особый вариант олигархической диктатуры, полицейщины, религиозной мистики, и действовали в интересах корпораций. Даже их государственный флаг был таким же, как и штандарт пособников фашистской Алемании. Ясно, что эти правители избегали говорить об идейном содержании этой войны, представляя ее как «защиту Рабсии от врага». Как схватку двух империй. Но осознать эту подмену были способны лишь немногие интеллигенты, способные исторически мыслить.
        Николай Чершевский был исторически грамотен. Он знал, что погибшие солдаты той войны верили не в «национальную идею» Медвежутина, а наоборот - в идею интернационализма. Сражались не за «примирение», а за свержение зла, за революцию… Писатель вспомнил, как полицаи недавно лупили дубинками уцелевших ветеранов, лишенных льгот и собравшихся на митинг протеста. Литератору стало невыразимо грустно.
        - Эх, народ… Во что же тебя превратили… - думал он, оглядывая гуляющих - Где же твоя историческая память? Где сострадание, лежащее в основе всей морали? Но и сегодня у ветеранов той войны есть продолжатели. Может быть, они вновь выйдут в бой с оружием в руках, сражаясь за те же цели, что их бабушки и дедушки: против монополистов и фашистов, за революцию! Ведь не случайно в Урбограде появился эмиссар подполья и поручил подать сигнал его товарищам… Как хорошо, что в городе есть такие люди. Однако до сих пор наш Урбоград считался вполне мирным, подполье никак себя не проявляло. Возможно, миссия приезжего в том, чтобы создать его? Или, быть может, он встретится с кем-то из иногородних, а к нам это не имеет никакого отношения? Остается только гадать… Но выполнить просьбу необходимо.
        Миновав памятник и пройдя три десятка шагов, Чершевский вышел на набережную. Центральный парк располагался на вершине холма, над полноводной рекой Бланкой. Сверкающей полосой она прорезала поле под холмом. Слева Чершевский мог видеть далекую панораму городского проспекта, а справа - промышленный пейзаж с дымящими трубами и коптящими факелами. Внизу, за рекой, расстилался широкий простор. Николай отвлекся от грустных мыслей, почти полностью растворившись в увиденной им прелестной картине… Автомобили, летящие по проспекту, казались маленькими, словно козявки…
        Вдалеке, за рекой, возвышалась «Башня света». День был ясным, небо - ярко-голубым. У горизонта виднелись клубочки розоватых облаков. Чершевский глянул на часы. Было
14 минут третьего… Писатель лениво, неспеша обернулся от реки к парку, и будто невзначай выронил из рук оранжевую сумку…
        В кафе «Тихая пристань» клиенты сидели за столиками, на открытом воздухе. Свежий ветерок, чарующий вид на набережную. Что еще нужно для расслабления? Разве что электронная музыка… Все взгляды были обращены в сторону летней эстрады. Музыкант Зернов, одетый по-богемному небрежно, прикасался нежно и точно к черно-белым клавишам синтезатора. Он исполнял киберсимфонию собственного сочинения. Мелодия звучала негромко, чуть печально. Публикой овладела грусть, тоска о несбыточном… Руки маэстро ласкали синтезатор. Публика глазела на него, он же устремил взгляд на набережную, поверх голов. Артем видел, как седобородый коротышка допустил неловкость в обращении с сумкой. Постояв несколько секунд, толстяк медленно нагнулся, подобрал ее, отряхнул и зашагал вразвалочку прочь от центральной аллеи. Музыканта это мелкое происшествие серьезно озаботило, но в игре он не допустил даже мгновенного замешательства.
        Зернов доиграл симфонию до конца и раскланялся под признательные аплодисменты публики. Однако выступать «на бис» он не стал - времени у него было в обрез. Работы впереди - непочатый край… Необходимо предупредить всех набранных людей, одного за другим: работа начинается! Каждому из новобранцев Зернов уже назначил время и место встречи: во дворе, в кафе, в клубе, на улице… Предстояло объехать все точки и дать людям дальнейшие инструкции. Для самого Зернова упавшая сумка означала резкие перемены - в течение месяца он должен был покинуть город. Предлог для этого был подобран заранее. Однако при всей мобильности Артема, такой слом жизненного ритма вызывал стресс. И все же музыкант не выказал ни восторга, ни сожаления. Он упаковал синтезатор в чехол, откланялся, сошел со сцены и направился к остановке. Купил и сжевал на ходу пару поджаристых пирожков. Поймал такси. Попросил отвезти в южную часть города, к зданию университета. Там на 18-00 было назначено заседание студенческого клуба «Социум».
        Оброненная Чершевским сумка привлекла внимание еще одного завсегдатая городского парка. Это был бравый старик лет шестидесяти, гладко выбритый, с короткими седыми волосами. На его морщинистом лице выделялся косой шрам. Широкий бугристый лоб и квадратная нижняя челюсть придавали ему неуступчивый, начальственный вид. Одет он был аккуратно, сложен атлетически. Старик снял роговые очки, сунул в карман
«Урбоградские ведомости». Он бодро вскочил с лавочки, направился к чугунным воротам парка. Было заметно, что выправка у него военная…
        В КЛУБЕ «СОЦИУМ»
        (ЗЕРНОВ И ДРУГИЕ)
        Университетский клуб «Социум» был не подпольной организацией, а скорее андерграундной. Официально клуб не запрещали, не был он и зарегистрирован. Преподаватели гуманитарных наук мыслили этот клуб как факультатив, где студенты могли бы выразить себя, пополнить знания философии, истории и социологии, научиться выступать публично. Все это, по мысли преподавателей-энтузиастов, должно было помочь студентам в дальнейшей научной и профессиональной карьере. Вскоре интересы и взгляды каждого завсегдатая стали известны всей аудитории - стало скучновато. Понадобилось внести свежую струю в работу клуба, избежать бесконечных повторов. Именно тогда его организаторы стали приглашать для выступлений ученых, писателей и деятелей искусства «со стороны».
        В этом была некая опасность для властей, и особый отдел ВУЗа отправил на его заседания трех студентов, бывших в «доверительном контакте» с РСБ. Тупые двоечники, спасенные от исключения за неуспеваемость, не были профессионалами сыска и тонкими психологами. Наскрести материал для доносов им было сложно. Тем более, что дискуссии в клубе не выходили из допустимых рамок - вольнодумство было вполне умеренным. В конце концов, не станут же молодые ученые ориентироваться в жизни на абсурдные догмы рабославной религии или «национальной идеи». Вся эта лапша предназначена для масс. Интеллектуалы, предназначенные властями для ответственной работы по их оболваниванию, должны мыслить более-менее четко. Поэтому на материалистические и либеральные выступления руководство университета смотрело сквозь пальцы…
        Зернов был завсегдатаем этого клуба, но выступил лишь однажды - прочел получасовую лекцию, посвященную истории электронной музыки, ее жанрам и стилям. Ничем не выделяясь, он играл роль скромного зрителя. Лишь иногда Артем задавал вопросы выступавшим. Тем не менее, в клубе Зернов обзавелся друзьями. Развитая интуиция позволила ему угадать трех студентов-провокаторов. Артем общался с ними весьма любезно, однако уклонился от близкого знакомства. Впрочем, с надежными друзьями Зернов тоже не вел бесед в пыльной аудитории. Артем приглашал их на загородные пикники, прогулки, собственные концерты. Туда, где можно говорить без помех…
        В эту субботу Артем опоздал к открытию заседания на двадцать минут. Охрана университета пропустила его, не спросив документов. Лицо музыканта успело здесь примелькаться за многие месяцы. Прыгая через ступеньки, музыкант поднялся на третий этаж, прошел по лабиринтам коридоров. Он осторожно приоткрыл дверь.
        Зал был полон - человек семьдесят. Среди молодежи попадались и люди постарше. Среди них был уже упоминавшийся художник Юрлов - обрюзгший, пестро одетый, с кольцом в ухе. Длинные пряди, обрамлявшие лицо живописца, были почти седыми. Он небрежно кивнул Артему.
        Поправив прическу, музыканту улыбнулась Юлия Истомина. Они познакомились именно здесь, когда Истомина читала доклад о феминизме.
        Зернов сухо кивнул знаменитому журналисту Клигину. Тот ответил на приветствие слабенькой полуулыбкой. Взгляд краеведа был устремлен к трибуне, музыканта он явно игнорировал.

«Да, завербуешь такого» - c досадой подумал Артем. - «Сноб! Он слишком благополучен, чтобы пойти за нами. Вечно прячется за ширмой иронии. Вовлечь в подполье Клигина столь же несбыточно, как драматурга Касаимова… Поневоле усомнишься в своем таланте вербовщика! Впрочем, краеведу есть что терять: он обеспечен, известен… Да и старше меня на восемь лет. Подозреваю, он выводит мой радикализм из юного возраста. Себя считает умудренным стариком. Безнадежный случай… ».
        А Клигин в тот же момент размышлял: «Сегодня Дареславец даст окончательный ответ. Он обещал. Что ж, можно верить. Бывший офицер, человек серьезный. Будет верхом свинства, если я провалю все дело из-за неосторожной реплики, глупого анекдота или несерьезной выходки… Оставим их Зернову, этому шуту гороховому. Сколько уж раз этот молодчик подкатывался ко мне с подозрительными шутками и намеками. На агента РСБ вроде не похож, но что этот щенок может сделать реально? Языком трепать? Собрать пару собутыльников? Богема, одно слово! А мне предстоит серьезная работа. Быть может, я возглавлю подпольную пропаганду во всей области. И потому надо особенно чураться таких клоунов. За версту обходить!»
        В свою очередь, музыкант сказал себе: «К чертям Клигина, надутого индюка! Надо предупредить Юлю и Альберта, отправить их на явку. А после подойти к Новикову. Сколько еще продлится дискуссия по его докладу? »
        Действительно, на трибуне был Артур Новиков - тот студент, что советовал избитому на митинге Янеку читать книги об истории. На носу Артура сверкали очки, одет он был аккуратно, говорил звонко и отчетливо. Вьющиеся белокурые волосы он пытался привести в порядок, но непокорный вихор все же торчал вверх. Молодой оратор возбужденно жестикулировал, все более увлекаясь:
        - …Поэтому я совершенно не согласен со статьей Врустема Рахитова в журнале
«Бланка-Ривер». Журнал это, кстати сказать, литературно-краеведческий, вовсе не философский. Я удивляюсь, как могла там появиться эта дремучая статья. Версия у меня одна - это зондаж, проверка реакции общества на попытку ввести в школах урок
«закона божьего».
        - Да не «закона божьего», а «основ религиозной культуры»! - крикнул кто-то с места.
        - О нет, не с позиций культуры это будет изучаться! Не с позиций истории или филологии, как нас хотят уверить! - возразил Артур с юношеской горячностью - Да, учитель литературы может рассказывать сказку о ковре-самолете или золотой рыбке. Но он не пытается убедить учеников, что эти чудеса были на самом деле. И не пытается из них делать научные, философские, политические выводы. Он прекрасно знает сам, и передает слушателям, что предмет его рассказа - вымысел. Такое преподавание вполне честно.
        - Сказка тоже вещь полезная! - послышалось из зала
        - Я не спорю. Сказка полезна на своем месте. Она не только развлекает. Часто она и побуждает к мечте, способствуя прогрессу. Сказка о ковре-самолете побуждала изобретать настоящий самолет. Все этот так. Но ложь и подлость начинаются тогда, когда мифы и сказки выдают за истину! - голос Новикова зазвенел от негодования - В этом коренная разница между сказочником и жуликом! Кто выдает мифы за научную истину, кто на полном серьезе рассказывает детям о превращении воды в вино, оживлении мертвых, создании мира из ничего за пару дней - тот обманывает школьников, калечит их психику. Только мошенники наживаются, выдавая миф за правду. Только жулики и негодяи используют религиозные мифы для политического господства. А кто строит на явном абсурде философскую концепцию - тот лжеученый! Впрочем, это может быть и обманутый. Но если речь идет о преподавателе такого
«предмета» - это чаще всего обманщик. Профессиональный лжец!
        - Извините - возразил голос из зала - Вы их так уверенно обвиняете в обмане… Можно подумать, вам известна абсолютная истина. Вы сначала докажите, что бога нет…
        - Вовсе не я должен что-то доказывать - азартно возразил Артур - Это ведь Рахитов пишет, что его предмет научный! Выходит, он утверждает правоту священных книг. Вот и пусть докажет ее! Бремя доказательства лежит на том, кто выдвинул тезис. Это вы прочтете в любом учебнике по логике.
        - Ну, Рахитова тут нет. Он избегает публичных дискуссий - с дальней скамьи подал голос Клигин. Готовясь примкнуть к повстанцам, журналист решил подстраховаться: гласно выступить против молодого атеиста. - Я, как член редколлегии журнала
«Бланка-ривер», считаю своим долгом взять под защиту нашу редакционную политику.
        - Вашу реакционную политику - передразнил Артур.
        - О, нисколько… - откликнулся Клигин - Я сам скорее агностик. То есть я не отвечу ни «да» ни «нет» на вопрос о боге. Вы знаете мою позицию, я тут часто выступал. Но все же, за отсутствием Рахитова, возьму на себя смелость с вами поспорить. Вам это тоже будет полезно. Рахитов бы вам сказал: «у каждого здания, камушка, цветка, действия - есть какая-то причина. Так неужели у нашей Вселенной и у законов природы нет первопричины?»
        - Но ведь Вселенная, в отличие от камушка и цветка, бесконечна в пространстве и времени. - откликнулся Артур - «Причина» есть лишь у конечных, временных вещей: до них ведь что-то было. А вечная материя не имеет ни причины, ни конца, ни начала…
        - О, здесь вы уже сами начинаете утверждать. Значит вы должны и доказывать. - уверено произнес Клигин - Чем вы докажете, что у вселенной нет начала, что она не создана, что у нее нет первопричины?
        - Ладно, я не буду этого утверждать - улыбнулся Артур - Лучше я у вас спрошу: если причиной был бог, то кто создал бога и что было до него?
        - Хм… - в свою очередь задумался Клигин, и под общий смех произнес - Но ведь бог существует вечно и не имеет ни конца ни начала…
        - Вот видите! Теперь утверждаете опять вы. Причем голословно. Доказать этого вы не можете. И не логичнее ли предположить, что вечно существует материя, которую мы видим и ощущаем - а не бог, которого мы не видим?
        - Может быть… Но у меня есть другие доводы. Я вот краевед и большой любитель природы. Восхищаюсь ее красотой, слаженностью. Идеальной приспособленностью животных и растений. Хочу спросить вас: разве могла эта гармония возникнуть сама про себе, путем эволюции? А не создан ли мастером этот точный механизм, где все целесообразно и гармонично?
        Кое-кто из присутствующих одобрительно кивнул. Девушки на задних партах перестали шушукаться - их увлекло состязание спорщиков. Все ожидали, что ответит Новиков на неожиданный аргумент краеведа.
        - Точный механизм? - ухмыльнулся студент - Гармония? Да где же в природе гармония? Мы видим безумное расточительство жизней! Из миллионов икринок, личинок и семян вырастает лишь одна, остальные гибнут. Это что, экономно? Целесообразно? Я уж не говорю о войнах, фашизме, заразных болезнях… О страданиях миллиардов живых существ… Где здесь благодать и целесообразность? А разве бури, грозы и сейсмические катастрофы наказывают только грешников? Никакой избирательности в них нет. Ни тени логики и справедливости! А вы говорите о гармонии…
        - Ну, Рахитов бы ответил, что небесная справедливость выше нашего понимания.
        - Если она выше людского понимания, как она может быть моральным законом? И вообще, почему в разные эпохи мораль у людей разная? - Новиков перешел в атаку - Ведь заповеди-то всегда одинаковы. Ну а мораль? В первобытном обществе - одна, в рабовладельческом - другая, сейчас - третья. Разве есть у человека врожденное моральное чувство? Где была «врожденная мораль» у работорговцев и фашистов? История говорит об одном - нет морали вне общества и вне природы. Совесть воспитывают, а не получают в подарок от небесных сил. И в каждую эпоху ее воспитывают по-разному.
        - О, вы уже спорите о сознании, не о природе…
        - А как спорить о природе с теми, кто признает существование чудес, вопреки законам сохранения массы и энергии?! - возмущено воскликнул студент - Если бы что-то подобное написал инженер в проекте технологической установки, его бы поганой метлой выгнали с должности. Где эти чудеса, скажите мне? Почему они не происходят сейчас? А если происходят - где доказательства? Только не надо о самовозгорании свечей, пропитанных раствором фосфора в сероуглероде! Об этом я могу узнать из курса химии. Хватит морочить людям голову жалкими балаганными трюками!
        Часть публики зашикала - слова студента показались ей излишне резкими, непочтительными. Этим настроением воспользовался опытный Клигин.
        - Я попросил бы вас быть повежливее - ответил он с ледяной корректностью - Не забывайте, я взялся отвечать за отсутствующего Рахитова. Сам я законы природы признаю, и трюками никого не дурачу.
        - Извините, Валентин - склонил голову Новиков - Увлекся. Со мной такое бывает…
        - Нехорошо, молодой человек. Держите себя в руках. А то все подумают, что бог точно есть - больно горячо вы на него обрушились …
        Замечание Клигина вызвало смех в зале. Новиков почувствовал, что мнение собравшихся оборачивается не в его пользу, и бойко возразил:
        - Да я не на него обрушился, а на выдумки о нем! Потому что считаю их ложными и вредными. Мало ли какие выдумки могут быть в сознании? Это еще не значит, что их предмет существует в жизни. Допустим, дикари верят в Великого Зайца - может, мне и его признать существующим? Или вот в сказке козленок превращается в человека… Почему я должен этому верить? А ведь сказки в священных книгах - столь же нелепы. Этим сказкам уже тысячи лет. У других народов были другие сказки - почему бы в них не верить? И вообще, сто таллеров «в сознании» - это одно, а в кармане - совсем другое!
        Последняя реплика вызвала смех в зале.
        - Хм… - откликнулся Валентин Клигин - В сознании тоже есть какая-то… энергетика, как сейчас говорят.
        - Разве мысль это энергия? - возразил Новиков - Разве вы заряжаете бумагу энергией, когда на нее что-то записываете? Вы лишь меняете ее оптическую структуру. Мысль - это информация, а вовсе не энергия. Надо быть точным в терминах. И вообще, вы уклонились от религии в какой-то темный оккультизм. Биоэнергетика уже в ход пошла… Вы еще про колдунов и экстрасенсов расскажите…
        Вновь раздались смешки - Новиков почувствовал, что ему удалось вернуть симпатию аудитории.
        - Впрочем - продолжил Новиков - это неудивительно. Сам предмет разговора очень темный, он вне науки. Вот попробуйте дать определение: что такое «бог»?
        - Ну… - замялся Клигин - Это… это высшее существо… всесильное и доброе… Оно правит историей и природой.
        - Если оно всесильное и доброе - хитро улыбнулся Новиков - то почему вокруг творится столько зла? Мы же видим его повсюду! Одно из двух: либо со злом бог справиться не способен, значит он не всесилен. Либо он не желает покончить со злом, а значит - он не благ.
        Воцарилось молчание. Существование зла как-то не вписывалось в версию о всемогущем и добром правителе Вселенной…
        Чеpез полминуты Клигин, поняв что терпит провал, бросился в контратаку:
        - И все же, молодой человек, вы не доказали правоту атеистов. Из ваших реплик следует одно - претензии церковников на истину имеют шаткие основания. Но это еще не значит, что у вас основа прочнее. Вы не доказали, что бога нет - и даже не брались это доказывать. Так что сойдемся на моей нынешней точке зрения: ни «да» ни
«нет». - примирительно заметил Клигин. Однако в его умиротворенном тоне Новиков расслышал самоиронию. Студенту вдруг показалось, что Клигин лишь надел на себя маску, а сам на его стороне. Между тем, краевед продолжил: - Ведь нет никакой научной причины верить в атеизм …

«…Научная причина - в том, чтобы не выдумывать лишних гипотез. Ведь религия утверждает, что дважды два - не всегда четыре, а надо умножить результат еще на
«божью волю»». Но главная причина быть атеистом - политическая! Ведь «божья воля» всегда совпадает с волей властей» - подумал Новиков, и оцепенел от ярости при одной мысли об угрозе духовного порабощения. Зрачки его расширились, лицо побелело, однако внешне он казался невозмутимым. - «Лучше умереть, чем позволить им решать, сколько будет дважды два! Потому что их поправки - всегда во вред народу, на пользу только грабителям и мучителям. Религия неразрывна со всем, что мы ненавидим и против чего мы боремся. Поэтому ни о какой терпимости к ней, ни о каком тепловатом агностицизме - речи быть не может! Воинствующий атеизм - вот что порвет духовные оковы, в которые нас хотят заковать!»
        Размышляя так, Новиков сдержался и не произнес ни слова. Публика же, получив немалое удовльствие от диспута, громко аплодировала обоим участникам. Студент очнулся от минутного оцепенения, признательно кивнул залу и легким шагом сошел с трибуны.
        Пока Новиков дискутировал с Клигиным, музыкант Зернов успел пошептаться с очень многими из присутствующих. Он снисходительно приветствовал даже прыщавого Тумачева
        - студента с репутацией доносчика, а его соседу шепотом рассказал о выходе своего нового диска. Перебрался в другой ряд, перекинулся парой фраз с Истоминой. Раздал контрамарки четырем поклонницам…
        Уделяя равное время каждому из членов клуба «Социум», Зернов создавал впечатление, что одинаково дружен со всеми. Так, «пряча лист в лесу», он скрывал своих кандидатов средь толпы случайных знакомых. Согласившись помогать подполью, все они становились осторожны и сдержаны. Художник Юрлов знал Юлию Истомину и по клубу
«Социум», и по салону «Кентавр», не подозревая о ее согласии работать на подполье. Ему и в голову бы не пришло заговорить с ней о политике, выдать себя. По тем же причинам, не желая раскрыться, избегала таких разговоров и сама Истомина. Она знала Юрлова лишь как художника, но не как революционера. Прийти на явку им тоже предстояло поодиночке, в разное время.
        Подсев к художнику, Зернов прошептал:
        - Ну, все по плану. Добро. Завтра в десять утра пойдешь к реке… У заброшенного мола сидит старик в соломенной шляпе, ловит рыбу. Ты ему скажешь: «Что, отец, много ли окуньков поймал?», он тебе - «Да разве это клев. На три окунька семь лягушек». После этого он тебе даст адрес, и пойдешь туда на собеседование…
        - А ты разве адреса не знаешь? - меланхолично шепнул Юрлов - А что за старик?
        - Ни адреса, ни старика не знаю - искренне ответил Зернов. Действительно, музыкант не знал адреса квартиры Чершевского. Не знал он и фамилии старика-рыболова, отправленного на берег Арсением Рытиком.

«Что ж» - подумал музыкант - «Истомина и Юрлов предупреждены. Первую я отправил на берег к двенадцати, второй придет туда на два часа раньше. Встреча со стариком займет пару минут, после чего каждый из них немедленно уйдет оттуда. Так что столкнуться друг с другом им не придется… Чудесно. Теперь на очереди Новиков. Ему я назначу на 14-00. Кажется, он уже закончил доклад… ».
        Аплодисменты публики смолкли, Новиков спустился с трибуны в зал. Однако Зернов не пытался подойти к нему. Лишь после прений, когда собравшиеся стали расходиться, Зернов и Новиков несколько замешкались. Они встретились в пустом коридоре первого этажа. Новиков, как и все кандидаты на роль подпольщиков, стал сдержан и осторожен в контактах. Он затаился, прекратил с приятелями разговоры по душам, и ждал сигнала к действию. Однако избиение на митинге его соседа, студента Батурониса, не оставило Новикова равнодушным - он горел желанием рассказать об этом Зернову, чтобы тот попытался установить с избитым парнем контакт, привлечь к революционной работе. Сам же Артур не имел права посвящать в тайну подполья своих знакомых.
        - Привет, Артур - негромко сказал Зернов - Хороший доклад. Ты замечательно подготовился.
        - Спасибо, Артем - столь же тихо ответил Новиков.
        Они перешли в темную нишу, где стояла кадка с пальмой. Тут Зернов поощрительно улыбнулся студенту и произнес:
        - Мне кажется, доклад звучал весьма радикально. Не рискованно ли это?
        - Ну, не могу же я из всем известного атеиста в одночасье стать верующим - улыбнулся в ответ Новиков - Такой перелом никого бы не убедил, и привлек бы внимание РСБ к моей персоне. До знакомства с вами я частенько говорил ребятам о своих атеистических взглядах. Пока все вписывается в привычный имидж.
        - Верно, резких переломов в поведении не надо. Оставайся самим собой, раскрывайся с привычной им стороны. Здесь ты прав. Оплошность я вижу в другом - Зернов прикусил губу - Ты сказал одну фразу… «те, кто использует религиозный миф для политического господства - жулики и негодяи», так кажется? Эта фраза могла бы насторожить стукачей, будь они внимательнее и чуть умнее.
        - Ну, мы ведь их вычислили. Мы с вами их обсуждали… Это двоечники, дубы. Ничего не читают, политически безграмотны.
        - Так-то оно так… Все же не стоит недооценивать противника. В следующий раз на философских дискуссиях - ни слова о политике. Категорически. И еще совет: не стоит спорить так эмоционально…. На полтона ниже. Впрочем, совет пропадет зря. Уж такой у тебя характер. Горячий, ничего не попишешь.
        - Сам не рад - улыбнулся Новиков - А насчет политических реплик в докладах… Тут вы правы. Буду избегать их. Конечно, от этого пострадает моя аргументация…
        - Но зато выиграет наша безопасность! - негромко рассмеялся Зернов.
        - Артем, я хотел вам рассказать… Это важно… Про одного парня с нашего двора.
        - Что за парень?
        - Студент юридического. Зовут его Янек Батуронис. Он отправился на недавний митинг, и там его избили полицаи. Об этом он в подробностях рассказывал, сидя во дворе и охая от боли. У парня были иллюзии… Но, похоже, это избиение пошатнуло его пацифизм. Неплохо бы проверить, что он собой представляет. Может быть, вам стоит привлечь его?
        - А ты его не пытался агитировать?
        - О, нет… Ну, посочувствовал. Обратил его внимание на исторические параллели… Но о подполье, конечно, ни слова.
        - Будь осторожен. Кто еще слушал его рассказ?
        - Дворовая компания. Хулиган Ловкачин, еще группа пацанов… Они потом разошлись, и не слышали как я говорил с пострадавшим.
        - Хм… Янек Батуронис, студент юридического… С вашего двора, значит? Ну, запомню… Сейчас за ним могут следить, а после задержания у него начнутся неприятности. Это уж как пить дать. Выдержит ли он такое давление? В любом случае, надо повременить. Сейчас РСБ за ним наблюдает плотно. Я подумаю. Ты, главное, молчи. Его привлечение
        - это теперь моя забота. Может ничего и не выйдет.
        - А если выйдет, мне об этом знать ни к чему, да? - на лице студента отразилось понимание.
        - Молодец, Артур. - Зернов ободряюще кивнул - Ты понял саму суть конспирации. Каждый знает лишь свой участок и говорит лишь о том, что нужно для дела… Ну, а теперь о главном. Завтра, в два часа дня…
        Указав Новикову явку на берегу реки и назвав ему пароль, Зернов попрощался с Артуром. В темный и пустой вестибюль он спустился уже после того, как студент покинул здание университета. Музыкант вышел на вечерние улицы и зашагал к остановке. «Надо вернуться домой вовремя, лечь пораньше.» - подумал он - «Завтра ведь придется колесить по городу. С утра до вечера, из конца в конец».
        ЧЕРТОВА ШУТКА
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ: ДОБРОУМОВ, АБАШКИН)
        В этот вечер подполковник Доброумов, как всегда, задержался на работе - в закрытом НИИ компьютерных исследований. Он чувствовал раздражение, мешавшее сосредоточиться. В таких случаях Никита старался понять причины досады. Предстояло вытащить их из подсознания, чтобы устранить. Вроде бы день прошел удачно - кибернетики-монтажники в белых пылезащитных скафандрах корпели над микросхемами, а перед обедом даже ознакомили Никиту с очередной своей удачей. Правда, их успех относился не к проекту «Нанотех-Анпасс», а был куда прозаичнее: завершена работа над новой миниатюрной системой подслушки. Вообще-то, тема подслушивающих устройств была разработана досконально. Казалось, что изобрести здесь нечто новое уже невозможно. РСБ располагала приборами, способными подслушать разговор в помещении, используя как мембрану его оконное стекло - для этого было достаточно направить на стекло маломощный лазерный луч. Также можно было принимать сигналы от «жучка», вмонтированного в окно, встроенного в телефонную сеть или выключатель освещения. Существовали системы считывания данных с экранов работающих компьютеров,
использовались микрофоны узконаправленного действия, и так далее, в тысячах вариаций. Особенность нового «жучка» была в лишь том, что все его детали состояли из токопроводящей керамики. Поэтому данный «жучок» не определялся металлодетектором. Это усложняло его поиск и обнаружение контрразведкой противника. Способ передачи подслушанной информации тоже был таким, что обнаружить ее источник было крайне сложно. Это достигалось накоплением информации в подслушке, с последующим ее шифрованием и моментальной выдачей в эфир.
        Сейчас Доброумов вертел в руках сигнальный образец нового «жучка», закамуфлированный под авторучку. Рядом лежали миниатюрные наушники для приема данных, со встроенным блоком расшифровки.

«Нет» - подумал Никита - «В профессиональной сфере у нас все идет нормально. Но что же так раздражает меня? Что?» Наконец, он вспомнил. Перед глазами встало объявление, виденное в центральном офисе РСБ:
17 АВГУТСА В 18-00 В АКТОВОМ ЗАЛЕ СОСТОИТСЯ ЛЕКЦИЯ: «ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРАЙНИЗМ И МЕЖДУГОРОДНЫЙ УЖАСИЗМ - ГЛАВНЫЕ УГРОЗЫ БЕЗОПАСНОСТИ РАБСИИ.» ЯВКА ВСЕХ СОТРУДНИКОВ СТРОГО ОБЯЗАТЕЛЬНА.
        Поняв причину досады, Никита Доброумов хмыкнул.

«Вот черт!» - подумал он - «Делать мне нечего, как транжирить время на этом бессмысленном сборище. Я еще понимаю, когда пропагандистскую лапшу вешают на уши населению… Нас-то зачем агитировать? Очевидно, политотдел хочет показать, что не зря проедает свой хлеб.» Доброумов по старой привычке назвал «политотделом» службу, занимавшуюся агитацией, хотя сейчас она звалась иначе. Официально считалось, что РСБ свободна от какой-либо идеологии.

«Хорошенькое дело» - улыбнулся Доброумов - «Разве патриотизм - это не идеология? И разве от нас его не требуют? А в последнее время и рабославная религиозность тоже стала хорошим тоном. Можно подумать, религия - это не идеология, не мировоззрение… Да о какой «деидеологизации» речь? Фактически ее никогда и не было, а сейчас Медвежутин уже заявляет открыто о том, что его «национальная идея» должна господствовать в государстве. Что ж это - снова к тоталитаризму? Опять нас отвлекают от работы эти болтуны! Ладно, пойду - попробуй не пойди… А вот пусть бы они заняли мое место в лаборатории по расшифровке «Нанотеха» - посмотрел бы я на них… Да и тема лекции меня достала! Словечки «КРАЙНИЗМ» и «УЖАСИЗМ» не сходят с телеэкранов. Еще и на работе об этом слушай! А ведь это, если вдуматься, фантомы. Какие-то химеры, смесь бульдога с носорогом. Ну, что такое «крайнизм»? Кто определяет, где середина, а где край? Государство? Так бы и сказали: все, что не нравится Медвежутину, и есть крайнизм! Ведь фактически это так. А когда Медвежутин бомбит соседние страны - это крайнизм, интересно? По-моему, это не только
«крайнизм», но и самый настоящий «ужасизм». Глупые словечки…»
        Доброумов почему-то вспомнил, как один из монтажников рассказывал ему об изобретении новой амальгамы - сплава разнородных металлов.

« - Амальгама! Именно так. Cлова «крайнизм» и «ужасизм» - это пример амальгамы в политике. Такие политические сплавы обожал диктатор Юзеф Слатин. Он мешал в одну кучу всех своих противников - и революционеров во главе с Доброцким, и контрреволюционеров, и просто уголовников. И левых, и правых… Также и тут.» - с неудовольствием подумал Никита - «Смешали в одну кучу и вахасламских боевиков, которые убивают детей - и Союз Повстанцев, который мстит чиновникам. Среди убитых повстанцами попадались исключительные негодяи, которым я руки бы не подал… Повстанцы мстят за дело, что скрывать! А их приравняли и к вахасламским боевикам, и к фашистам. Бред! Фашисты борются за ту же же «национальную идею», что и верховник. Просто они чуть решительнее. Если такие разные группы обозначают одним словом «крайнизм» - значит это слово бессмысленно. Обвинения в «ужасизме» и того лицемерней. Любой политик использует методы устрашения и убийства, а верховник Медвежутин куда чаще остальных. У него возможностей больше. Я догадываюсь, что именно по его приказу устроили поджоги в Моксве… И такие вот люди «осуждают» ужасизм!
        Никита включил электрическую кофеварку, и вновь погрузился в раздумье.

« - А разве полиция на улицах не устроила «ужасизм», не запугала население? Будь это не полицаи, а обычные грабители - удалось бы им так легко шарить по чужим карманам? Но им помогает полицейская форма, всеобщий страх перед государством. Разве это не «ужасизм»? А недавнее убийство старика на выборах - не «ужасизм»? Выходит, не в том дело, что верховник против насилия. Он хочет сделать насилие своей монополией, вот и все. Устрашая и убивая врагов, он любые попытки сопротивления объявляет «ужасизмом». Но какое моральное право он имеет на монополию насилия? Разве он избран народом? Нет, всем известно, что выборы - это фарс. Разве его идея верна? Нет, она бредова! Опираетеся, видишь ли, на
«рабсийские традиции»… Традиции бывают разными! От некоторых надо избавляться. А он взял худшие из них - традиции бессловесного рабства, бесправия, нищеты и невежества. Средневековье какое-то. И они еще будут меня учить…»
        Если бы коллеги Доброумова узнали, о чем думает подполковник, его моментально выгнали бы из РСБ, лишили всех званий и установили бы за ним постоянную слежку. Но живя в атмосфере проверок и провокаций, Доброумов научился скрывать свои мысли. Он пришел в РСБ еще в те годы, когда революционные и гуманистические ценности были в почете, хоть их часто и подавали в упрощенном, искаженном виде. Впрочем, обществознание не было стихией Доброумова. Все эти годы он был занят чистой наукой. К политическому сыску Никита имел косвенное отношение. Вертя в руках новую подслушку, он предпочитал не задумываться о том, против кого ее будут использовать. Решение инженерных задач увлекало его всецело. Ради этой работы он пожертвал даже семьей - жена Катя оставила его, не стерпев ночных отлучек. Формально Доброумов с нею не развелся - в РСБ это не поощрялось. Однако жили они раздельно, квартиру разменяли.
        Размышления подполковника, предельно честные и горькие, не вели его к политической борьбе. Доброумов просто выуживал причину недовольства из тьмы подсознания, чтобы таким образом покончить с ней. Когда Никите стало ясно, что его дискомфорт вызван глупым объявлением, подполковник успокоился и даже повеселел. Мысли о нелепых словах «крайнизм» и «ужасизм» он сразу выкинул из головы. Взглянув на разбросанные по столу спецификации, Никита выключил кофеварку, заварил крепкий кофе и углубился в документы проекта «Нанотех-Анпасс». Но лишь стоило ему склониться над бумагами, как в дверь постучали. «Вот черт, не дают работать! Ну, что там еще?» - подумал Доброумов, и произнес недовольным тоном:
        - Войдите!
        В дверях показался низкорослый щупленький человечек в очках, с растрепанными черными волосами, напоминавшими воронье гнездо. Это был Абашкин, кандидат технических наук. Доброумов считал его самым перспективным и нестандартно мыслящим ученым из всей команды. Работал он именно по проекту «Нанотех», его появление обещало интересный разговор. Сменив гнев на милость, Доброумов встал из-за стола и пожал узкую ладонь Абашкина.
        - Рад вас видеть? Есть какие-то новости?
        - О! Как вам сказать… - человечек переминался на линолиуме - Ну, в общем, я обнаружил одну закономерность…
        - Ну, говорите, не томите!
        - Мы пытаемся раскрыть код управляющей программы уже много лет - скучным голосом начал Абашкин - но не продвинулись в разгадке, поскольку этот код состоит из миллионов цифр, судя по всему… Но вот сегодня мне пришла в голову одна шальная аналогия..
        - Ну, ну… - затаив дыхание, поощрил Доброумов и наклонился к собеседнику
        - Цифр миллионы. Однако в них повторяются… Как бы это сказать… Всего четыре элемента. - человечек смущенно улыбнулся и поправил очки - На разные лады, в мириадах комбинаций, сгруппированы всего четыре цифры. И образуют они всякий раз триплеты. Посмотрите на эти пики - так откликается система на электрический импульс. Вам это ничего не напоминает? Вот: один - три - два. Следующий: четыре - три - один Дальше: три - два - четыре… Что скажете?
        - Да ведь это похоже на… - руки Доброумова задрожали
        - Совершенно верно! Это похоже на молекулу ДНК! Она тоже состоит всего из четырех элементов, азотистых оснований - урацил, гуанин, цитозин, тимин… И сгруппированы они в тройки, в триплеты!
        - Выходит - пересохшим ртом прошептал Никита - Выходит, система настроена на биометрические параметры владельца! Причем не на отпечатки пальцев, не на сетчатку глаза, а на его уникальную ДНК!
        - Да, это можно считать почти доказанной гипотезой. - кивнул Абашкин, протягивая подполковнику лазерный диск с результатами исследований. - Обоснование в цифрах посмотрите здесь…
        - Но ведь такой вариант уже выдвигался, как черновая гипотеза - вспомнив что-то, помрачнел Доброумов - Пытались даже использовать органы и кровь уби… хм… погибшего изобретателя. Именно для получения его ДНК. Вы просто не в курсе дела, эти работы велись в Моксве и зашли в тупик.
        - О, не все так просто! Теперь взгляните вот на эти пики…. Они совершенно иные, тут не наблюдается такой закономерности.
        - Да, здесь полный хаос! - откликнулся Доброумов, поглядев на график
        - Не спешите с выводами - Абашкин воздел к потолку тонкий указательный палец - Продолжая аналогию, я исходил из того, что эти пики тоже можно соотнести с каким-то веществом, которое вырабатывает человеческий огранизм. Причем с веществом сложным, биополимером. Вот статистическая развертка… Вы видите, здесь повторяются уже не четыре, а двадцать элементов…
        - О! Да ведь это «алфавит» белковой структуры! - вскричал Доброумов, озаренный внезапным пониманием - Двадцать аминокислот, из которых состоят белки!
        - Совершенно верно - улыбнулся Абашкин - мне просто приятно с вами работать. Никита, вы меня поняли с полуслова. Вторым ключом является белок. Но какой? Я сверил эти пики с ядерно-магнитными спектрами различных белков, провел компьютерный скрининг данных…
        - И каков же ваш вывод? - с азартом гончего пса, задыхаясь, спросил Доброумов
        - Думаю, это один из тех короткоживущих белков, что синтезируются лишь в живой клетке. Именно в живущей - в мертвой их уже нет. Как вы знаете, именно белковые ферменты управляют реакциями в организме, ускоряя или замедляя из течение. Многие из этих ферментов весьма нестойки. Спустя десять минут после гибели изобретателя их количество в его крови и теле уже приближалось к нулю… А сейчас и подавно.
        - А можно ли воссоздать этот белок искусственно? - упавшим голосом спросил Доброумов. Его надежда стремительно угасала.
        - Искусственно повторить белковую структуру? Расставить по местам десятки тысяч аминокислот? О чем вы??
        - Ну, обойдемся без синтеза белка… Имитируем его наличие, давая импульсы в нужной последовательности через компьютер. Пусть их генерирует программа.
        - Тут не хватит мощности всех компьютеров мира. Разгадать код из десятков тысяч неповторяющихся звеньев? - Абашкин рассмеялся и почесал затылок, растрепав и без того лохматую шевелюру - Такое человечеству пока недоступно. А что до синтеза… Вы же знаете, как в организме синтезируется белок?
        - Смутно помню кое-что… - усмехнулся Доброумов - Аминокислоты подбегают к матричной рибонуклеиновой кислоте, выстраиваются вдоль нее в определенном порядке…
        - В общем, верно помните, хотя и упрощенно. - кивнул Абашкин - Каждая аминокислота встает перед отвечающим за нее триплетом РНК. Затем аминокислоты присоединяются к длинной белковой цепи. Наращивается она до тех пор, пока не достигнет стоп-кодона. Все это невозможно воссоздать в лабораторных условиях!
        - В общем, глухо… - подвел черту Доброумов.
        - Ну, только один вариант - безнадежно махнул рукой Абашкин - Если бы у этого изобретателя был близкий родственник, скажем брат-близнец, с такой же РНК-структурой… Тогда его ДНК и белки-ферменты вполне подошли бы в качестве пароля.
        Никита Доброумов на миг вытаращил глаза, застыл в кресле и умолк. Потом принужденно рассмеялся:
        - Как в латино-армариканских мелодрамах, не находите? Ладно, я вам благодарен. Если я доложу результаты ваших изысканий в Моксву, с нас обузу эту снимут. Проект похоронят в архивах, как безнадежный. Конечно, я постараюсь покопать родословную нашего изобретателя, но это чистой воды формальность, так что можете мысленно переключаться на другие задачи. Я вам дам внеочередной месячный отпуск. Оплачиваемый. Вы его вполне заслужили. Отдыхайте, можете съездить на курорт…
        - Огромное спасибо. Отрицательный результат это тоже результат. - Абашкин погрустнел, несмотря на отпуск и окончание тяжкой работы. Фанатик науки, он искренне опечалился неудаче. - А все же, как было бы интересно, найдись у изобретателя братец. Или сестра.
        - Ну, мы не можем требовать от природы таких милостей - Доброумов сжал губы, на лбу его возникли вертикальные складки. Дрожащей рукой подполковник взял со стола чашку остывшего кофе, и через силу улыбнулся Абашкину - До свидания!
        - До свидания! - кивнул Абашкин, и покинул кабинет начальника.
        Лишь только научный сотрудник закрыл за собою дверь, Доброумов резко вскочил с кресла, опрокинув на пол кружку с остатками кофе. Вне себя от волнения, он пробежал по комнате, от стенки к стенке. Затем вновь рухнул в кресло, закрыл глаза и захватил в щепоть нос, погрузившись в напряженное размышление. Перед мысленным взором подполковника стояла одна малозначительная бумага из досье погибшего Алексея Левшова. Из документа явствовало, что у изобретателя действительно был брат-близнец. Перед распадом Савейского Союза дядя увез ребенка на каникулы в гости - его семья жила на благодатных южных окраинах. Но в то роковое лето на юге внезапно вспыхнула межнациональная резня. Дядя был убит погромщиками, а восьмилетний мальчик пропал без вести. Даже всеведущая РСБ не знала, что сталось с ребенком в разрушительном вихре войн и катастроф того времени… Однако Доброумов твердо решил найти исчезнувшего Александра Левшова.
        ГЛАВА V
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

16 АВГУТСА. ВОСКРЕСНИЦА.
        КУЛЬТУРНЫЙ ОЧАГ
        (ЗЕРНОВ И ДРУГИЕ)
        Иван Изотов, молодой человек лет двадцати семи, сидел в эту воскресницу на лавочке близ городского Дворца культуры. Он разглядывал объявления. Никакой культуры Дворец не прививал уже давно, со времен великого реформатора Дельцина. Не считать же таковой сеансы гадалок, религиозные лекции рабославных священников и глупые песенки безголосых певичек - ставленниц богатых спонсоров? То ли дело - издательство «Фаланстер», где Изотов работал прежде… Оно пыталось знакомить публику с подлинной культурой. Издательство задушили уже при Медвежутине. Публикуя оппозиционные книги, оно все более раздражало режим. Чиновники искали повод придраться, и вскоре нашли его - среди десятков тысяч имен публикуемых авторов оказался скандальный Воронин, автор аморальных произведений. Другие типографии публиковали куда худшие книжонки. Но правящие мерзавцы мечтали разгромить именно левое издательство. Молодчики «Единой Рабсии» сожгли книги Воронина посреди площади. Тот ничего не потерял, более того, получил «раскрутку» - а вот издательство закрыли по решению суда. В следующую же ночь толпа погромщиков ворвалась на склады
«Фаланстера» и сожгла их. После этих событий Изотов лишился работы. Тут оказалось, что у его жены духовные запросы вытеснены жадным накопительством. Она пилила безработного Ивана за неудачливость, затем ушла от него. Типографщик долго мыкался в поисках места, стараясь сохранять костюм в чистоте, не выглядеть опустившимся. К нему уже подкрадывался голод, инфляция обесценила накопления, плата за однокомнатную квартиру сделалась непосильной. Бывший типографщик был в отчаянии. В таком состоянии его и увидел музыкант Зернов, выступая в городском парке. Безработный бедняга сидел за пластиковым столиком уличного кафе, обхватив голову руками. Артем внимательно относился к окружающим - он искал контакты повсюду. Музыкант подсел к Изотову, угостил бутербродами. Разговорились. Вербовщик повстанцев обратил внимание на мелкий штрих - несмотря на беспросветное положение, парень отказался от предложенной рюмки. Это было позицией. Так поступить мог лишь человек с принципами, с внутренним стержнем. «В чем же он?» - спросил себя Зернов… В задушевных беседах прошли месяцы. Выяснилось, что любознательный Изотов не только
чинил типографские станки и набирал свинцовые литеры. Он успевал читать многие из выпускаемых книг. Так он стал приверженцем левых взглядов. Правда, цельной картины мира типографщик для себя не выстроил. Но он полагал, что народ должен иметь политические свободы и социальные гарантии, причем первое не исключает второго. Кроме того, Изотов не был националистом и не верил в бога. Выходит, он разделял основные идеи повстанцев. Оставалось упорядочить его хаотичные впечатления в единую систему, привить революционность, указать на источник всех бед - на правительство и верховника Рабсии. Опытный Зернов устроил несколько проверок - не болтун ли Изотов? Не шпион ли? В это время Артем частенько ссужал деньгами безработного типографщика, не требуя уплаты долга. Убедившись в надежности Ивана, музыкант использовал связи в мире искусства, чтобы подыскать ему работу по специальности…
        Работа для типографщика нашлась. Изотов набирал и печатал в типографии Дворца Культуры именно те афиши, кои сам же сейчас презрительно разглядывал. Сегодня в типографии был выходной, но другие отделы работали, Дворец был открыт.
        Зернов легко и быстро, почти бегом, шел к зданию по аллее. Завидев Изотова, приветливо махул ему рукой, белозубо улыбнулся и вскричал зычным голосом:
        - Привет, Иван! Ну, как тираж моих афиш для концерта в «Башне света»? Готов?
        - Готов! Вон, слева на тумбе уже висит одна, полюбуйся.
        - Чудесно. Надо еще добавить: горожане в возрасте 80 лет могут посетить концерт бесплатно. В сопровождении родителей, конечно!
        Ответом был дружный хохот - мимо скамейки шли несколько знакомых Зернова: оформители, мастера света, работники канцелярии. Музыкант громко их приветствовал. Шумная компания работников культуры задержалась близ лавочки - общение с развеселым Артемом кажому доставляло удовольствие. Перекидываясь шутками с теснящейся вокруг толпой, музыкант поведал друзьям, что в этот выходной хотел отправиться на природу, но неотложные дела заставили его, вместо этого, прийти сюда.
        - Нужно, оказывается, срочно подписать договор об аренде танцпола «Арт-площадка». Это заведение ведь под вашей эгидой… Иду к директору… Он у себя?
        - Кажется выехал… Там заместитель. Но вечером будет…
        - Я его дождусь - улыбнулся Артем, - Все равно мне еще надо подписать пару контрактов о поставке моих дисков в киоски фирмы «Урбо-саунд». Новый концерт называется «Шаман в шиповнике».
        - Оригинально! Ну ты даешь! Удачи тебе… Спрос на твои композиции растет в последнее время…
        - Да, мне уже предлагают в Моксве выгодный контракт. Даже сверхвыгодный. Город наш я люблю, уезжать не хочется… Но, видно, придется поехать… Я честолюбив, а соблазн велик.
        - О, как жаль, Артем!
        - Мы к тебе привыкли!
        - Да, ты у нас яркая знаменитость… Как же мы без тебя?
        - Ну, как-нибудь протянете… - рассмеялся Зернов, и добавил, прищурившись - Не думаю, что после моего отъезда веселья тут станет меньше… Ладно, ребята - мы еще увидимся, я ведь не сегодня уезжаю… Соберемся как-нибудь в «Кванте», пирушку закатим!
        - Ладно, Артем… Пока!
        Толпа постепенно рассосалась… Библиотекарь Лида, тайно и безнадежно влюбленная в Зернова, стояла на автобусной остановке, печалясь о будущей разлуке. Она увидела, как музыкант бросил типографщику пару слов - наверное, о новых афишах - и зашел в здание Дворца.

…Зимний сад поражал великолепием: по натянутым вдоль стен струнам вился плющ, белые соцветия гардений чередовались с винно-красными цикламенами, желтые початки спатифилумов сменяли зонтики циперуса. У стены располагались аквариумы. Посреди сада журчал искусственный родник, выложенный разноцветными камнями. Вокруг него стояли на столиках клетки с птицами и животными. Обычно Зернов подолгу любовался на белку, бегущую в колесе. Но белка пару недель назад сбежала, пользуясь небрежностью уборщицы. Да и времени у Артема было в обрез - предстояло колесить по городу. Не задерживаясь, музыкант легкой походкой прошел в левое крыло Дворца.
        Здесь размещались частные офисы. С фирмой «Урбо-саунд» Артем заключал контракт не впервые. Фирма процветала - до черного дня, когда погиб наследник ее владельца. Сын старика Сироткина был беспричинно задержан полицаями в собственном дворе и отправлен в камеру, откуда вернулся смертельно больным. После трагедии его отец, кажется, махнул рукой на бизнес… Тем не менее, Артем был все время рядом с Сироткиным, помогал, утешал, распоряжался устройством похорон… Сироткин понял, что Артем - не просто деловой партнер, а надежный друг. Сам старик был не в состоянии что-либо организовать: у него случился инсульт. Последствиями стали нервный тик и заикание. После болезни и смерти сына, бизнесмен поседел. В нем будто надломилось что-то. Сын его учился в аспирантуре, однако Сироткин питал надежду не только на научные успехи юноши, но и на его удачу в бизнесе. Тот не был склонен к коммерции, отец уважал его выбор - но исподволь приучал к мысли, что парню придется унаследовать семейное дело. Гнусный режим Медвежутина распорядился иначе: сын Сироткина погиб раньше отца.
        - Здравствуйте, Владислав. - робко и тихо, совсем не в своей манере, произнес Артем, войдя в кабинет
        - П-привет, д-дружище - ответил Сироткин, заикаясь. На его морщинистом бледном лице возникло слабое подобие улыбки: он не забыл, как музыкант помог ему в трудную минуту.
        Но с недавних пор их связывало нечто сильнее дружбы. Это была вера в грядущее возмездие, принести которое была способна лишь революция. Вопреки классовой теории, но в полном соответствии с психологией человека обездоленного, пожилой богатый бизнесмен принял решение помочь подполью всеми силами и средствами. Жить оставалось недолго. Унаследовать фирму и состояние было больше некому. Существование потеряло для него всякий смысл. Зернов помог старику обрести новую цель жизни - ей стала месть. Старый торговец был достаточно искушен, чтобы понять: полицейский произвол не случайность, не «судьба», а повсеместное правило. Насилие
        - метод правления этих мерзавцев. Примеров тому были тысячи.

«А если так» - всякий раз возвращаясь к тяжелой для старика теме, заключал Артем -
«то бороться с ними можно лишь насилием - а не законом, который они же пишут».
        Этот аргумент, повторенный в десятках вариаций, пронизывал теперь всю душу старого Сироткина. Предстояло сделать следующий шаг - перейти от мыслей и слов к делу. С этим предложением и пришел к нему Зернов. Он предложил Сироткину отправиться сегодня к заброшенному молу, и получить инструкции от старика-рыболова, о времени и месте собеседования.

…Мать Зернова была конторской служащей, отец - журналистом. Будущий музыкант почувствовал тягу к искусству еще в школе, играя в самодеятельном театре. После окончания училища он осознал себя неформальным поэтом и художником. В то время Артем сменил множество профессий. Среди были самые экзотические: оформитель магазина, дворник, разнорабочий, продавец в ларьке… Пару месяцев он даже подменял уехавшего товарища в роли учителя географии, хотя и сам знал ее лишь в размерах школьного курса. В тот период страна была охвачена хаосом, диплома не потребовали. Наконец, Артем нашел себя в электронной музыке, уже лет семь профессионально ею занимался, получил признание в стране и за рубежом.
        Если бы он попытался определить свое «место работы», им оказался бы городской Дворец культуры, хотя и туда он заезжал лишь пару раз в неделю. Работали во Дворце человек двести. Были знакомы с Артемом и многие случайные посетители. Однако сотрудничать с подпольем согласились только трое. Двоих - типографщика Изотова и торговца Сироткина, музыкант предупредил. Оставался третий товарищ.
        Им был молодой водитель микроавтобуса, Марат Каршипаев. Если Изотову и Сироткину открыли глаза события чрезвычайные - потеря работы, смерть сына - то Каршипаев склонился к революционным взглядам постепенно, без внешних толчков. Если бы его спросили о побудительных мотивах, он бы ответил просто: жизнь такая! Родился он в рабочей семье, по которой изрядно проехался каток реставрации капитализма: безумный рост цен, распад хозяйственных связей, невыплаты зарплаты. Многие из друзей Каршипаева стали безработными, некоторые погибли от наркотиков, другие сложили голову в криминальных стычках. Окружающая обстановка не могла не привести к выводу, что во всем виновата власть, верховник и правительство. Закончив автотранспортный техникум, Каршипаев несколько лет водил пассажирский автобус. Затем отслужил в армии - в тот период началась война на горных окраинах, Марат перевозил грузы вблизи от линии огня. Их колонна попадала пару раз под минометный обстрел, но в боях Каршипаеву не приходилось участвовать. Вернувшись домой, он еще более укрепился в своем убеждении - власть Рабсии преступна. Оставалось только
упорядочить эти мысли, подвести под них твердую мировоззренческую подкладку, дающую ответ на все вопросы. В этом парню и помог Зернов. Светловолосый молчаливый шофер часто перевозил на концерты инструменты и динамики. Но войти в доверие к замкнутому Марату было непросто даже для Зернова. Тем не менее, за полгода лед в их отношениях подтаял. Мало-помалу Зернов стал давать ответы на проклятые вопросы, мучавшие угрюмого скуластого парня. Артем говорил то, что сам Каршипаев интуитивно чувствовал - просто музыкант излагал это яснее и четче. Через два года после их знакомства, водитель был внутренне готов к вступлению в ряды подполья.
        Марат обожал ремонтировать автобусы, на которых он ездил, приводить их в порядок, мыть, смазывать… Он выписал множество журналов и справочников об автомобилях. Сейчас Каршипаев был в в гараже ДК, и совершенствовал свой микроавтобус, изменяя устройство ряда внутренних узлов. Зернов не разбирался в автомобилях, потому и свою машину продал. Те не менее, он с любопытством глядел на манипуляции коренастого парня в заляпанной спецовке. Наконец, их взгляды встретились.
        - А, это ты… Привет. - Марат был флегматичен и немногословен.
        - Салют! - с улыбкой ответил Артем
        - Ну? - спросил Марат
        - Сегодня к речке, к молу, к часу дня - Зернов поймал себя на том, что невольно подражает угрюмому собеседнику - Спросишь старика, он скажет остальное.
        - Угу.
        - Ну ты железный! Такое дело начинаем, а ты «угу» и все…
        - А чего болтать-то? Ясно ведь.
        - Ну, тогда пока! - обескуражено пожал плечами Зернов, и покинул гараж…
        РЫБОЛОВ
        (ТОРОПОВ И ОСТАЛЬНЫЕ)
        Воскресница была в Рабсии выходным днем. Каждый тратил свободное время, как считал нужным. Урбоградские садоводы копались на земельных участках, сынки элиты мучались головной болью после очередной оргии, алкоголики толпились с утра у водочных магазинов, нищие пенсионеры выходили в парк на сбор пустых бутылок, рабочие и служащие мирно дремали в квартирах. Рэд проснулся, как всегда, на рассвете - и сейчас уже прикидывал окончательную расстановку людей в будущей группе пропаганды: подбор куратора и связника, финансиста и водителя, редактора газеты, типографщиков, передатчиков, распространителей. Он мысленно уточнял временной распорядок их работы, способы связи, необходимые закупки. А люди, набранные вербовщиком Зерновым, подтягивались по одиночке на берег реки, к заброшенному молу. Там сидел с удочкой старик-рыболов.
        Этот хмурый пенсионер, по фамилии Торопов, работал вахтером в одном из районных филиалов биржевой фирмы Арсения Рытика. Рытик доверял старику, как себе. Для этого были основания. До выхода на пенсию Торопов проработал тридцать лет в одном цехе с Хабибуллиным, погибшим недавно от рук полицаев на предвыборном участке. Так сложилось, что и жили они с Хабибуллиным на одной лестничной площадке - ведь в прежние времена квартиры давали по ведомственному принципу. Они были коллегами, соседями и лучшими друзьями. Убийство Хабибуллина потрясло весь город. Но в городе знали об этом по слухам, по сообщениям зарубежных радиостанций. А Торопов увидел своими глазами мертвое тело друга - изрезанное осколками стекла, обескровленное, синевато-белое … Торопову было семьдесят лет. Терять ему в жизни было уже нечего. Месть и ненависть требовали выхода. Без малейших колебаний старик согласился на предложение Рытика и стал помогать подполью.
        В десять утра к старику легкой походкой подошла Юлия Истомина. Обменявшись паролем, Торопов назвал ей адрес квартиры доктора Чершевского, дату и время собеседования: сегодня, в полчетвертого. Трижды позвонив в дверь доктора коротким звонком, Истомина должна была сказать: «Я пришла на обследование, но у меня только семнадцать таллеров. Хватит ли этой суммы?» Услышав это, врачу Алексею предстояло впустить девушку в квартиру, где пройдет собеседование. Получив инструкции, Истомина ушла.
        В одиннадцать приковылял бизнесмен Сироткин - его рабочий день был ненормированным, и он отправился к реке сразу после беседы с Артемом.
        В полдень к рыболову подошел художник Юрлов, с этюдником в руках, одетый по-обыкновению ярко. Он узнал адрес Чершевского и время беседы - она была ему назначена на завтра. Юрлов поправил седую шевелюру, уточнил время, понимающе кивнул. Живописцу понравился утренний речной пейзаж, он вдруг пожелал запечатлеть увиденное - и весьма неохотно ушел после замечания Торопова.
        В час дня подошел хмурый Каршипаев, получил инструкции, быстро ушел.
        Еще через час к молу прибежал белокурый и румяный студент Новиков - и с волнением узнал, что на явку ему предстоит отправиться сегодня.
        Машина заговора ускоряла ход, ее тяжелые шестерни крутились все быстрее…
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОПАГАНДА: ФИНАНСИСТ)
        В пыльном книгохранилище Чершевского стоял тучный, низкорослый Сироткин. Он опирался на тяжелую трость, глядя на подпольщика Рэда с надеждой и ожиданием. На лысине торговца блестели капли пота, его мучила жестокая одышка.

«Старик?» - спросил себя Рэд - «В досье указано, что ему пятьдесят четыре. На фотографии он выглядел куда бодрее. Ясно - сдал от горя за последний год… Весь поседел.»
        - Здравствуйте, уважаемый Владислав. - доброжелательно улыбнулся Рэд - Садитесь пожалуйства, вот кресло. Тут вам будет уютнее… А я лучше на стул пересяду. Вижу, вам тяжело стоять…. Вот, так…
        - Здра-а-а-вствуйте. - заикаясь, ответил Сироткин, повернув к Рэду круглое, бледное лицо, изборожденное ранними морщинами. - Сп-п-асибо.
        Сироткин расположился в кресле, а Ред моментально отметил бледность собеседника и неряшливость костюма. Нервный тик в уголке рта дополнил картину.

«Производит впечатление тяжело больного» - подумалось Рэду - «хотя прежде был жизнелюбом. Так повлияла на него потеря единственного сына… Как печально… Расспросы о трагедии причинят ему боль. Обойдемся без них… Но начать-то разговор, как ни тяжело, придется с этой истории…»
        Рэд смущенно кашлянул, и заговорил участливо и негромко:
        - Итак, вы решили примкнуть к подпольной организации после гибели сына…
        - Да, желаю отмстить правящей банде за его гибель. - большие скорбные глаза Сироткина выражали непримиримость. По тону его Рэд понял: проверки излишни, старик готов на все.
        - А почему вы решили именно примкнуть к подполью, а не бороться законными средствами? - все же осведомился заговорщик - Можно ведь было подать запрос в прокуратуру, в Государственную Дурку или в газеты…
        - Ну, общеиз-ве-ве-стно ведь, что легально ничего до-о-биться нельзя. - веко торговца дернулось. Нервный тик, очевидно, поразил не только рот, но всю левую часть его лица - Об этом говорят уже сотни при-им-еров. Власть имущие покрывают п-преступления друг друга и преступления полиции против граждан. В этом суть
«единства», которое про-о-поведует Медвежутин. Это единство преступных бю-ю-рократов и полицейских против на-а-рода.
        - Но есть ведь газеты, почему Вы не обратились туда? - наклонился к собеседнику Рэд
        - Все газеты подчинены цензуре Медвежутина, мой протест они не на-а-апечатают. - монотонно, как нечто очевидное, проговорил торговец - В Государственной Ду-у-рке сидят такие же ба-ба-ндиты, как и те, что у-у-били моего мальчика. - последние слова тяжело дались Сироткину. Он принялся нервно грызть ногти - Прокуратура покрывает полицейских м-мерзавцев. Ведь вымогательство на улицах - целая с-система, с нее имеют процент мэр и на-а-чальник ГУВД. Не будут они эту систему разрушать, печатая наши п-протесты…
        - Да, вы верно представляете ситуацию. - сочувственно кивнул Рэд - Бороться законным путем при нынешней системе невозможно.
        - Какой там за-аконный путь? Законы пишут для нас б-б-андиты, а сами они законам не следуют.
        - Верно. - мягко улыбнулся подпольщик. Затем стер с лица улыбку: - Итак, Вы решили бороться с режимом нелегально. Я должен вас предупредить, что по статье 282 Рабсийского уложения о наказаниях за это полагается длительный срок тюремного заключения, вплоть до пожизненного.
        - Ну, неужели я не знаю этого…
        - Знаете. И все же мой долг - предупредить вас. Мы не используем людей «втемную», не обманываем. Каждый должен знать, что его ждет, и действовать сознательно.
        - Да, именно с такой го-о-товностью я и пришел. - Сироткин протянул вверх открытую ладонь. - Чтобы отомстить за сына, я го-о-тов на все. Все равно, мне недолго осталось жить… Да и незачем более… Я лишился единственного на-а-следника.
        В свете неоновой лампы морщинистое лицо Сироткина казалось мертвенно-бледным. Рэду почудилось будто перед ним не человек, а лишь тень, оболочка, призрак. Скорбно опустив уголки пухлого рта, торговец погрузился в воспоминания освоей традегии. Подпольщик помедлил, затем произнес участливо, со вздохом:
        - Что ж. Понимаю ваши чувства. Вами руководит только месть? Или же вы имеете представление об идеях, которыми вдохновляется подполье? Как вы относитесь к этим идеям?
        - В общих чертах я знаю и разделяю эту философию. - разговор перешел на тему, не столь задевавшую чувства старика, и тот стал заикаться реже - Во-первых, я космополит, а не патриот. Ка-а-кой может быть патриотизм по отношению к власти этих у-у-бийц? Во-вторых, я атеист. Будь иначе - нашел бы утешение в вере и отказался от борьбы. Не видя путей для законной за-а-щиты своих прав, я конечно выступаю за революцию - что еще оста-а-ется? Это в-третьих. Ну, и в-четвертых: социализм - вещь хорошая. Хоть я и торговец - Сироткин вытянул руку и задумчиво взглянул на золотой перстень с багровым камнем, украшавший указательный палец - но все же я понимаю, что народ не должен гнить в нищете. И конечно, социализм не-е-мыслим без свободы - иначе опять выйдет крах. Это в-пятых.
        - Что ж. Я вижу, вы знаете пять наших принципов. Общее представление правильно. В детали же входить сейчас не время. Я вам просто посоветую развиваться теоретически и далее. Вам придется это делать самостоятельно. Перейдем от теории к практике. Вы понимаете, что Союз Повстанцев ведет войну против государственной машины?
        - Да. Но у меня нет бо-о-евых навыков.
        - Я не об этом… Конечно, никто не вправе вам навязывать боевую работу… - Рэд ободряюще улыбнулся - Вы ведь коммерсант? Вот и оставайтесь им… В сущности, работа на подполье будет почти такой, как ваша нынешняя.
        - В-великолепно - кивнул бизнесмен - Каждый должен делать то, что у-у-меет….
        - Верно. А о войне я упомянул вот почему. Наша война - это война тайная. Вашим оружием будет не пистолет и не бомба, а четкое соблюдение тайны. О вашей подпольной работе не должен знать никто - ни жена, ни родственники, ни друзья.
        - Ну, это само собой п-п-о-нятно…
        - Хорошо. Далее… В ваших действиях не должно быть ничего тревожного и необычного. Оставайтесь самим собой. Но при этом соблюдайте некоторые правила.
        - Какие же? - свел брови старик, наклоняясь к Рэду.
        - Итак. В первую очередь, проанализируйте ваши уязвимые места. - назидательно сказал подпольщик - У каждого человека они есть - один любит выпить, другой увлекается женщинами, третий слишком падок на деньги… У всех есть в биографии не очень славные страницы, которые человек предпочитает забыть. Вы только помните - это все нормально, никто не безгрешен. И если вас каким-то компроматом будут шантажировать, не поддавайтесь. Единственный настоящий компромат - это предательство Союза Повстанцев, то есть работа на полицию и спецслужбы Рабсии. За предательство, сразу предупрежу - последует расплата жизнью.
        - Я го-о-тов на это. Пусть у-у-бьют меня, если я п-предам… Да только не сделаю я этого…
        - Но предупредить я вас обязан. Однако речь не о том… Все ваши слабости, мелкие и крупные, могут быть использованы против вас спецслужбами врага. Поэтому на досуге сядьте и подумайте, выявите слабости заранее. На чем враги могут играть? Что предложить? Чем запугать? Учтите, они могут угрожать не только вам, но и вашим родным…
        - Самым родным б-б-был для меня сын… - старик устремил вниз погасший взор
        - Я понимаю, разделяю ваше горе… - Рэд снова вздохнул, черты его лица смягчились - Но говоря о смерти сына со случайными знакомцами, не следует обвинять в случившемся правительство и полицию. Все должны думать, что вы к обобщениям не способны, и смирились со своей судьбой. Вы говорили, что атеист? Так не худо бы сыграть уход в религию. Психологически это будет понятно вашим родным - у человека горе, он ищет утешения в вере. Это усыпит всякие подозрения.
        - Я понял… По-о-стараюсь так и сделать. - склонил голову торговец.
        - Это тем удобнее, что вам придется быть с окружающими очень кротким. Ничем не раздражайте их. Я уж не говорю про пьяный разгул или хулиганство, а тем более наркотики - вы никогда к этому и не были склонны. Но даже в бытовых фразах, в одежде - избегайте раздражающего, необычного. Не ссорьтесь с людьми, даже если они вам отвратительны. Аккуратно платите налоги. Переходите улицу на зеленый свет, в конце концов. Соблюдайте малые правила - это поможет нарушать крупные.
        - Ясно - печально улыбнулся Сироткин - С этого дня я стану образцовым, за-а-конопослушным, лояльным гражданином.
        - Это вы верно заметили - лояльным. Никаких разговоров о политике, никаких анекдотов на эту тему. Выбрасывайте в урну случайно найденные подпольные листовки. Не выписывайте политической прессы. В крайнем случае, подпишитесь на верноподданные «Урбоградские ведомости». Неплохо бы и на «Церковный вестник» - это вписывается в легенду об увлечении религией.
        - Да, я так и с-сделаю
        - Превосходно. Помните, с этого дня вы объект интереса спецслужб. В вашем окружении, среди друзей и знакомых, могут оказаться шпионы и доносчики, специально к вам подведенные. Поэтому при любой попытке малознакомых людей с вами сблизиться, задавайте себе вопросы: «Не шпион ли этот человек? Зачем и почему он ищет моей дружбы?». Если кто-то предлагает вам бескорыстные услуги, дарит дорогие подарки, задешево продает вам дорогие вещи, дает взаймы деньги - будьте крайне осторожны с этим человеком.
        - Буду предельно вни-и-мателен. - Сироткин расстегнул воротник мятой клетчатой рубашки.
        - Угу. Далее. Вам придется, вероятно, вести записи. Все адреса, суммы и прочее - записывайте условным языком. Каждому из подпольщиков, кто с вами общается - придумайте псевдоним, по ассоциации с каким-то событием. Используйте в записях только эти псевдонимы.
        - А может быть, лучше вообще записную книжку ве-е-сти шифром? - прикусил губу торговец
        - Нет - рассмеялся Рэд - Взяв такую книжку и увидев сплошной ряд цифр, всякий поймет, что тут дело нечисто. Номера квартир и домов, конечно, изменяйте - прибавляйте к ним какое-то число, например… Названия улиц тоже не пишите открыто - придумайте для них словесные ассоциации.
        - Что ж, все это п-понятно. А в чем собственно будет состоять ра-а-бота? - спросил Сироткин, чуть наклонившись к инструктору.
        - Это работа снабженца и финансиста. - ответил Рэд. Помолчав, он заговорил четко, начальственно: - В городе необходимо устроить подпольную типографию. Для этой цели нужно присмотреть и снять домик на глухой окраине…. Я вам дам информацию об одном из таких домов - его хозяйка пенсионерка, переехала к детям в городскую квартиру, а частный дом решила сдать. Чтобы не платить налогов, она сдает его без оформления в мэрии. Так вот, вы снимете этот дом и сарай. В сарае, по легенде, разместится склад вашей фирмы «Урбо-саунд», а в домике поселятся его охранники. Все в порядке вещей. Только эти вот «охранники» будут нашими типографщиками. Вам потребуется закупить для них на черном рынке печатный станок.
        - Ну, при моих связях в мире бизнеса все пе-е-речисленное не составит т-труда… - тень улыбки обозначилась на печальном лице торговца.
        - Чудесно. В магазинах приобретете ксероксы, компьютер, версточную систему. А затем потребуется регулярно снабжать типографию бумагой и расходными материалами для ксероксов. Вы знаете водителя Каршипаева?
        - Да, он работает во дворце к-к-ультуры.
        - Это наш товарищ. Он уволится из ДК, и поступит в вашу фирму.
        - Хороший работник. - слабо, уголком рта улыбнулся Сироткин - Выдержанный, непьющий, ответственный. Это достойное при-и-обретение.
        - Вот он и будет привозить в автофургоне расходные материалы в типографию, и еще пару рейсов придется ему сделать…. В фургоне будет оборудован тайник, для расходных материалов и готовой литературы.
        - П-понимаю…
        - Итак, в течение недели вы закупаете расходные материалы и бумагу. Каждую понедельницу, в 9 утра, вы с Каршипаевым загружаете фургон продукцией вашей фирмы. А в тайник, оборудованный между стенками этого фургона, помещаете бумагу и ксероксный порошок. В 9-30 Каршипаев должен выехать на склад, а вечером вернуться. Вот и вся работа. В другие дни недели он занят обычными для вашей фирмы разъездами.
        - Хм. Ясно. Да и для фирмы это хорошее подспорье - мне о-о-дному на легковой машине сложно было управляться с п-перевозками. Это все, что от меня потребуется?
        - Погодите. Обстановка постоянно меняется, и вам потребуется держать контакт с человеком, направляющим вашу работу.
        - Это будете вы или Ар… - торговец осекся - или тот, кто впервые ра-ассказал мне о подполье?
        - Ни то, ни другое. Я здесь проездом, да и человек, что вас привлек, вскоре покинет город. Взгляните… - Рэд протянул Сироткину монитор «Пелены» с фотографией Гуляева, связника будущей группы пропаганды - У вас ведь есть собака, не правда ли?
        - Вы п-прекрасно осведомлены. Эрдельтерьер.
        - Ну так вот, каждую субботницу, в 19-00, вы будете выгуливать ее на площадке близ
«Дома печати».
        - Это недалеко от м-моего дома, довольно удобно.
        - Среди других «собачников» там будет и этот человек. У него - черный ризеншнауцер. Он подойдет к вам, и выгуливая собак по дорожкам, вы сможете побеседовать о том, как идет работа и получить советы и указания по ее проведению. С ним можно делиться и той информацией о жизни города, что станет вам известна. Если захотите прекратить работу на нас…
        - Ну, тогда и начинать не с-стоило…. - протестующе всплеснул руками Сироткин
        - И тем не менее. Если захотите выйти из игры - просто скажите ему об этом, мы вам найдем замену. Наша организация добровольна. Мы не считаем уход предательством.
        - Что ж, яснее н-некуда.
        - И наконец, еще одна деталь. Как я уже говорил, за вами могут следить и вообще может произойти нечто непредвиденное. Каждую пятницу в 19-00 вы тоже будете выгуливать собаку в скверике у «Дома печати», но никто из наших товарищей к вам не подойдет. Тем не менее, если вы почувствуете слежку или случится какая-то неприятность - возьмите в левую руку газету, свернутую трубочкой. Ваш сигнал увидят, и поймут что у вас неприятности. Ну вот, теперь все. Владислав, желаю вам удачи. Ваш сын будет отомщен.
        - Б-благодарю. Ради этого я сделаю все возможное…
        РОЖДЕНИЕ ДИВЕРСАНТА
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: МУРАВЬЕВ)
        Кошмар пришел в Зловещенск десятого децембера.[Читателям из Благовещенска (под Уфой), данный отрывок скажет многое - прим. авт.] Из грузовиков на центральную площадь высадился вооруженный дубинками десант ОПОНа - двести автоматчиков, одетых в камуфляж и черные маски. К ним присоединились местные полицаи, в масках серых. Опричники врывались в городские кафе, избивая и арестовывая всех подряд. Задержанных штабелями запихивали на задние площадки автобусов и отвозили в здание полиции. Их бросали в подвал, ставили лицом к стене. После пыток горожан фотографировали, снимали отпечатки пальцев и вынуждали подписать пустые протоколы. Отказавшихся били резиновыми дубинками. Измученные люди подписывали чистые листы не глядя, лишь бы вырваться.
        Когда начался погром, инженер биокомбината Ярослав Муравьев корпел в своей квартире над компьютером, проектируя аэрлифтную систему ферментера. Его отвлек от работы дикий, нечеловеческий крик. Муравьев встрепенулся и подбежал к двери. Кричал сосед, пятнадцатилетний Сережа Архипин. Пользуясь тем, что родители мальчика ушли на смену, полицаи выломали дверь, выволокли из пустой квартиры неодетого и хромого парня, засунули в автобус.
        - Что же это? - подумал инженер, и тут же в его голову пришла другая, страшная мысль: - Наташа! Она же там, во дворе! Вышла выносить помойное ведро… Что с ней сейчас?
        Инженер страстно любил жену, их двенадцатилетний брак был на редкость удачен. Кое-как накинув пальто, Муравьев выбежал из подъезда - и вовремя. Его жену Наташу ломали три гогочущих ОПОНовца. Она сопротивлялась молча, стиснув зубы. Тогда один из них, матерясь, с размаху ударил ее дубинкой по лицу, изумительно красивому, выражавшему обычно смесь возвышенности и скромности, столь чаровавшую Муравьева. Удар пришелся по губам, брызнула кровь…
        - Она не кричит. Всегда считала крик и визг ниже своего достоинства… - неожиданно подумал Муравьев - Да о чем это я?..
        Второй ОПОНовец пнул Наташу кованым ботинком в лодыжку, та застонала и повалилась… Не помня себя, Ярослав бросился на истязателей, и ему пришлось бы плохо, если бы его не опередил местный участковый, въехавший во двор на полицейской машине.
        - Эй, ребята - крикнул он - эту бросьте, ей профилактика ни к чему, я их знаю… Вот и муж рядом стоит…
        ОПОНовцы не были склонны отпускать жертву, один из них, по инерции, еще раз ударил упавшую Наташу, на этот раз сапогом в плечо. Мурвьев отличался холодной выдержкой, и вместо того, чтобы кинуться на обидчиков с кулаками, подбежал к упавшей жене. Он не помнил, как ОПОНовцы прыгнули в автобус, как уехали. Помог Наташе дойти до дома, уложил на диван, перевернул аптечку в поисках лекарств, забинтовал жене раненую ногу, оттер кровь с лица ватным тампоном …
        А на улицах Зловещенска творилось нечто несусветное. ОПОНовцы и полицаи насиловали женщин, останавливали на улицах машины и выбрасывали пассажиров, не предъявляя никаких документов или обвинений. Избивали прохожих, не объясняя, за что их бьют. Слухи о погроме разнеслись по городу. Воцарился страх. Люди боялись выходить на улицу, и даже в продуктовые магазины пробирались перебежками, оглядываясь, нет ли поблизости полицаев. Массовые облавы, брань и дубинки обрушились на головы горожан внезапно. Лишь несколько молодых парней пытались оказать сопротивление, защищали девушек и подростков, выпрыгивали из полицейских автобусов и помогали бежать другим. Были случаи., когда отцы бесстрашно отбивали у полицаев своих детей. А на окраине города рабочие вышли на улицы с лопатами и вилами, чтобы защитить свою молодежь. Здесь ОПОН впервые применил огнестрельное оружие, хотя стреляли только в воздух. Сломив сопротивление рабочих, их собрали возле автобуса и беспощадно избили. Около полусотни парней увезли в зловещенскую полицию, там ставили на колени и для острастки приставляли к вискам автоматы.
        Полицейские твари лютовали четыре дня. Позже в больницу обратились более трех сотен избитых… Среди их была и Наташа, жена Муравьева. Она получила увечье, и на всю жизнь осталась хромой. Лицо ее было изуродовано - сломана челюсть.
        В тот период в Рабсии еще теплились последние искры угасающей демократии. Правозащитники из Моксвы приехали в Зловещенск. Они встретили яростное сопротивление местной мэрии. В кафе «Водолей», где вели прием пострадавших, городские службы отключили электричество и водоснабжение. Заодно лишились воды четыре жилых дома. Однако уголовное дело по фактам телесных повреждений в ходе
«профилактической операции», все же было возбуждено. Но его спустили на тормозах:
«стрелочниками» оказались командир роты ОПОНа, начальник городской полиции и несколько участковых - им был объявлен строгий выговор. В целом же операция была признана «законной и необходимой».
        Как часто бывает, оборотной стороной выдержки Муравьева была крепкая память на злое. Наблюдая за ходом расследования, за полицейскими погромами, охватившими словно пожар всю Рабсию, он принял решение - отомстить верховнику и полиции. Отомстить страшно, беспощадно. Всякий раз, когда он смотрел на изувеченную жену, в его мозгу поднималась багровая волна ярости и гнева. «Хуже убийства только одно - безропотно сносить насилие. Кровь за кровь! Раздавить гнусных тварей! Втоптать их в землю! Истребить их, до единого, до последнего! Чтоб их туши волокли крюками по асфальту, как падаль…» Но ни разу Муравьев не поделился своим горем с друзьями. Лишь Наташа, хорошо его знавшая, подозревала - за внешним спокойствием мужа, за его всегдашней дисциплиной и аккуратностью клокочет, не находя выхода, мысль о кровавой мести.
        Вскоре в Зловещенске стало невозможно жить. Этот городок, в полусотне верст к северу от Урбограда, был небольшим - два десятка девятиэтажек в окружении частных домиков, и всего тридцать тысяч населения. Зарплата держала горожан у черты бедности, а безработица перешагнула за тридцать процентов. Было там, до реставрации капитализма, три предприятия - полиэфирный комбинат, завод арматуры, а также биокомбинат, где Муравьев работал инженером. Кто мог предсказать, что перспективный промышленный городок окажется в тупике, а жители его обнищают? Тем не менее, по вине Дельцина и Медвежутина, случилось именно так. На биокомбинате и прежде работали только две установки из двенадцати, а через три месяца после погрома были остановлены и они. Комбинат ушел в металлолом. Ярослав любил свою работу почти также сильно, как и жену. Правящий режим оставил его без любимого дела, жену изуродовал… Но Муравьев остался жить - теперь он жил мечтой о мести. Часто доставал он с полки древний фолиант, и читал нестареющие строки: «Что же это за правительство, которое так нагло издевается над законами страны, которое не
опирается и не желает опираться ни на народ, ни на общество, ни на свои собственные законы? Что представляет оно, как не воплощение грубой силы? Против подобного правительства все дозволительно. Оно уже является не выразителем воли большинства, а организованным произволом. На уважение оно может претендовать не больше, чем шайка придорожных разбойников, которые бьют, грабят и режут, пока на их стороне сила. Но как избавиться от этой банды, укрывшейся за лесом штыков?
[Цитируется С.М. Кравчинский - прим. авт.]
        Ярослав начал искать ответ на мучавший его вопрос. Лобовое столкновение со злом было невозможно - требовалось обойти врага с тылу, ударить внезапно, позади его неприступных позиций…
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОПАГАНДА: ВОДИТЕЛЬ)
        Разговор с Маратом Каршипаевым прошел в деловой суховатой манере. Рэд принял его через полчаса после ухода Сироткина. В коренастой фигуре замкнутого шофера чувствовалась надежность. Побеседовав с ним, оценив его готовность к борьбе и убежденность в правоте идей подполья, Рэд предупредил водителя, чем тому грозит работа на повстанцев. Получив в ответ решительное согласие, заговорщик разъяснил методы сохранения тайны. Каршипаев был холост и тяжело сходился с людьми, не имел широких знакомств - это облегчало конспирацию. После вводного инструктажа, единого для всех, подпольщик принялся излагать Марату конкретные детали:
        - Через две недели после нашего разговора, вам предстоит уволиться из Дома Культуры и перейти на работу в фирму «Урбо-саунд». Мотивируйте это тем, что Сироткин предложил вам большую зарплату.
        Каршипаев хмуро кивнул в ответ. Его светлые глазки-буравчики выражали напряженное внимание.
        - Четыре дня в неделю будут посвящены разьездам по делам фирмы. Два дня - субботница и воскресница - выходные. А вот понедельница посвящена работе на подполье. В вашем фургоне потребуется оборудовать тайник - двойные стены, вот по такой схеме - Ред придвинул к шоферу монитор «Пелены» - Сможете это сделать?
        - Угу. - буркнул он - Возиться с автомобилем - мое хобби. Мог бы работать автомехаником. Модификация кузова - задача интересная. Вполне выполнимая.
        - Так вот, в девять утра вы загружаете в этот тайник расходные материалы и бумагу, а в кузов - коробки с продукцией фирмы «Урбо-саунд». По легенде вы перевозите на склад именно ее. Сироткин поможет вам в погрузке. В полдесятого - выезжаете на маршрут. Ровно в десять вы прибываете в универсам - Рэд взял со стола «Пелену», отобразив на мониторе нужный район. - Универсам вот здесь. Там подходите к полкам с рыбными консервами.
        - Угу - сухо бросил Марат, едва приоткрыв тонкогубый рот. - Понял.
        - Одновременно с вами туда подойдет вот этот парень - Рэд показал на мониторе лицо Новикова, будущего редактора газеты. Заговорщик ни слова не сказал о нем Сироткину, ибо работа редактора не касалась финансиста - Он будет стоять справа от вас, и его левая рука на миг соприкоснется с вашей правой. В этот момент он передаст вам флэшку с данными. Помните - в универсаме расставлены видеокамеры - и потому соприкосновение ваших рук должно быть быстрым и незаметным: своими телами вы оба заслоните кисти рук от съемки. Затем парень выберет консервы и уйдет. Не пытайтесь общаться с ним - передача должна занять полсекунды, не более. Вы останетесь в универсаме и наберете продукты в расчете на недельное питание двух человек, даже с запасом.
        Каршипаев вопросительно посмотрел на Рэда, тот ответил на невысказанный вопрос:
        - Платит фирма. Деньги наличными даст вам Сироткин.
        Водитель понимающе кивнул, заговорщик продолжил:
        - Продукты вы загружаете в фургон. Там должно оставаться для этого достаточно места. Затем вы едете на склад фирмы «Урбо-саунд», на окраину города, вот сюда - картинка на мониторе вновь сменилась. - По пути на склад необходимо провериться, нет ли за вами слежки. Ездите туда всякий раз разными маршрутами. И предпочтительно - по малолюдным улочкам. Знаете ли вы, какие автомобили обычно использует РСБ для слежки?
        - Нет. - хмуро бросил Каршипаев.
        Рэд обратил внимание: масляные пятна на спецовке водителя были совсем свежими, лицо шофера - испачканным. «Не заходя домой, прямо с работы ко мне» - с симпатией подумал заговорщик, и продолжил инструктаж:
        - Мы обобщили опыт, и пришли к выводу: для слежки они используют легковые автомашины, отечественной марки. Недорогие, неброские. Цвет такой машины, как правило, серый, темно-зеленый или темно-голубой. Если вы заметите, что «хвост» не отстает, отправляйтесь на другой склад фирмы, и откажитесь от операции.
        - А если слежки нет, я должен ехать в указанную точку?
        - Да. Подъезжайте туда к 13-00. Это частный домик на окраине. Вокруг овраги, рытвины… Машины в этом районе ездят редко, поэтому и слежку легко заметить. Если ее не окажется, остановитесь у склада. Двор его окружен забором. Слуховое окно чердака должно быть занавешено красным. Запомнили?
        - Угу. - скуластое загорелое лицо водителя оставалось бесстрастным. - Красная занавеска.
        - Верно. Если ее нет - проезжайте, не останавливаясь. Если же она висит, приостановитесь у ворот, вам откроют. В доме живут двое наших товарищей. Они помогут разгрузить привезенную вами бумагу, расходные материалы, недельный запас пищи. Там же вы пообедаете, и загрузите в тайник фургона литературу, расфасованную в полиэтиленовые пакеты. В 15-00 вы увозите литературу.
        - Куда именно ее везти? - флегматично и чуть хрипловато спросил Марат
        - Нужно заложить ее в определенные места. - Рэд вновь сменил картинку на мониторе
        - В тайники. Первая закладка вот здесь, в овраге между гаражами. Положите там жилет с двойным подкладом, набитый литературой, и заберите такой же, но пустой - через неделю вы передадите его в типографию для новой набивки. Вторую закладку сделаете вот здесь, в лесу, в заброшенном погребе. В ларь нужно поместить полиэтиленовые пакеты с литературой и присыпать их сверху слоем картофеля. Третья закладка вот в этой лесополосе, между рекой и городским парком. Вдоль реки тянется пустынная грунтовая дорога…
        - Я бывал там - кивнул Каршипаев - дорога ведет к автостоянке.
        - Верно. На эту стоянку вы и отгоните фургон. Но перед этим, вот тут, на глухом участке дороги, выйдете в лесополосу, и оставите в кустах, на тридцать шагов к западу от ближней опоры ЛЭП, рюкзак с литературой. При следующих рейсах пополняйте этот рюкзак, по мере того как литературу будут уносить. После этого - поставьте машину на автостоянку, а сами пешком отправляйтесь домой. К 18-00 вы будете уже около дома. На углу ведь там сапожная мастерская?
        - Угу. «Ремонт обуви».
        - Так вот, если вы в этот день обнаружили за собой слежку или почуяли иные неприятности, то проходя мимо нее, основательно почешите затылок - ваш сигнал заметят. Естественно, в таком случае за работу вы не принимайтесь, пока наши товарищи не выяснят в чем дело. А уж после Сироткин вам скажет, когда следует вновь выехать. Кроме Сироткина, вас может посетить и еще один человек. Связник. Это тот, кто в случайной беседе назовет вам пароль: «Сможете ли вы достать автомобильные свечи RTP-15?»
        - Но такой марки свечей не существует… - шофер недоуменно поднял брови.
        - Именно. - с легкой усмешкой подтвердил Рэд - Поэтому спросить вас о них может только наш связник. В таком случае, вы должны ответить: «Я видел подобные в автосалоне на Круговом шоссе-18, по цене 540 гроблей. Но точно ли вы запомнили марку?» Прошу вас, повторите отзыв дословно.
        - Легко. «Я видел подобные в автосалоне на Круговом шоссе-18, по цене 540 гроблей. Но точно ли вы запомнили марку?»
        - Да. После отзыва выслушайте советы и рекомендации связника, точно последуйте им. Вот, собственно, и все. Повторите, пожалуйста, все что вам предстоит делать.
        Выслушав шофера, Рэд подивился четкости его мышления и цепкой памяти.
        - Что ж… Прощайте. Успехов!

«Кремень» - подумал Рэд, когда дверь за Каршипаевым захлопнулась. - «Никаких капризов и психологических вывертов. Все четко и ясно. Эх, кабы все были такими… А то думаешь - куда сесть самому, куда устроить собеседника… Как ему руку пожать, как улыбнуться, каким комплиментом ободрить… Почему-то девушки особо ценят комплименты - а вскоре мне предстоит беседовать с Юлией Истоминой. Надо бы как-то настроиться на этот диалог. Не так уж часто мне приходится общаться с девушками, при монашеском-то образе жизни… Итак, что мы о ней знаем?» Прикрыв глаза, он помассировал затылок - и вновь углубился в материалы досье…
        МЕСТЬ ПИВОВАРА
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: МУРАВЬЕВ)
        Муравьев оставил вымирающий городок Зловещенск, и переехал в Урбоград. Инженер устроился на пивзавод «Хишан». Пиво было одним из немногих товаров, производство которых в Рабсии росло. Доходы от продажи спиртного составили 44 процента всех поступлений в бюджет страны. Муравьев, квалифицированный биотехнолог, поневоле включился в пивную индустрию - не было других рабочих мест по его профилю. Однако он с ностальгией вспоминал прежнее время, когда обслуживал линию по производству искусственного белка. На спирту и парафине выращивались дрожжи, затем высушивались и шли на корм скоту. Тогда у Ярослава было гордое сознание того, что могущество человека позволяет создавать съестное искусственным путем. Инженер мечтал о создании новых образцов искусственной пищи, о преодолении голода, царящего в южных странах планеты Мезля… На пивзаводе было скучно, хотя и денежно. Знания и дисциплина высоко оценивались начальством - через три года Муравьев стал заместителем главного инженера. Но он ни на минуту не расставался с мечтой о мести. Ярослав ничего не простил своим врагам: верховнику и полиции…
        Сейчас его коренастая фигура, облаченная в строгий черный костюм, терялась среди высоченных стальных цилиндров, где шло брожение сусла. Оно шло пятые сутки, до получения готового пива оставалось ждать еще столько же. Затем нужно было отправить жидкость на дображивание и созревание.
        Как всегда степенно, инженер вошел в цех, где пиво под давлением разливали в бутылки, укупоривали, налепляли этикетки и паковали в ящики. Рабочие уважали Муравьева, но побаивались - вечно сумрачный, с начальственной гримасой на желтом лице, он слыл хладнокровным нелюдимом. За все время работы он не приобрел на заводе ни одного друга - угрюмый взгляд его черных глаз отпугивал. Несколько раз Муравьев поневоле участвовал в ресторанных пьянках, по поводу разных событий в жизни сослуживцев, однако в пьяном виде еще более замыкался. В конце концов, с ним стали общаться лишь по официальным поводам. Похоже, инженера это устраивало.
        Выслушав отчет начальника цеха и отдав распоряжение о погрузке продукции в фургон, он спросил, будто невзначай:
        - Какой, вы говорите, конечный пункт следования?
        - Школа МВД.
        - Хм… На прошлой неделе эти оранжевые фургоны тоже забирали пиво для школы МВД. Что, с двенадцатой линии только туда забирают?
        - Угу. Вообще-то, этим ведает отдел продаж. Но я припоминаю, что туда уже год берут с двенадцатой линии… Год, если не больше. Жажда у наших стражей порядка. - хихикнул начальник цеха - Не из Моксвы же им пиво везти для своих баров и кафе? У нас-то самое дешевое…
        - Хм. Ну что ж… Надеюсь, после замены отстойного чана гидроциклонным аппаратом, оно станет еще дешевле. Повысятся объемы, вырастет прибыльность. Сейчас проверю, как идет монтаж гидроциклона… А вы давайте, грузите.
        - Будет сделано! - кивнул подчиненный
        Вместо осмотра гидроциклона Муравьев, однако, свернул по узкому коридору в другом направлении - к цеху дображивания. Работница, стоявшая за пультом, поздоровалась. В голосе ее слышалось опасливое почтение.
        - Так, Лена - небрежно бросил Муравьев, криво улыбнувшись тонкими губами - Скажи, какие линии разлива обслуживает пятая установка?
        - Двадцать восьмую… и двенадцатую… - нервно и чуть сбивчиво ответила работница
        - Больше никаких?
        - Вроде нет…
        - Вот дополнение к регламенту. Со следующей недели пусть поток идет лишь на двенадцатую. На двадцать восьмой начнется ремонт, остальные заняты… Строго на двенадцатую! Никакой самодеятельности! Не вздумай мне технологию нарушать. Поняла, нет?
        - Да… Конечно… Все ясно. С пятой только на двенадцатую…
        - Четко рапортуешь! Вообще-то, молодец ты, Лена… Добросовестно работаешь… Мы тебя на премию скоро выдвинем, как лучшего оператора цеха.
        - Вот спасибо! Зарплаты в обрез… Не знаю уж, как благодарить вас…
        - Хм. Отблагодарить-то можно… Эти идиоты из лаборатории зарубили мое рацпредложение - добавить в наше пиво осветлитель-коагулянт, с таким трудом выписанный из-за рубежа. Так вот, хоть в виде эксперимента, но это надо попробовать. Я приду дня через три, а вы мне поможете - откроете на пятой заслонку часа на два, мы под давлением закачаем осветлитель. По моим расчетам, это вдвое уменьшит время естественного оседания взвешенных частиц. Они быстро слипнутся и упадут на дно, процесс ускорится. Это увеличит производительность и даст огромную экономию!
        - О, вы так радеете о производстве! - льстиво произнесла работница, понявшая из всего монолога лишь одно: за открытие заслонки она получит солидные премиальные - Прекрасный у нас инженер, как заботится о деле!
        - Это мой долг - криво улыбнувшись, повел рукою Муравьев - Путь каждый делает что должно - и будь что будет… Ну, бывай, Лена! Мне еще в дробильный цех и на склад полуфабрикатов надо зайти…
        - До свидания, господин главный инженер! Еще раз спасибо! - оператор Лена знала, что Муравьев всего лишь заместитель, но хотела этой наивной лестью выразить благодарность за будущую премию.
        Ярослав недоуменно пожал плечами, вышел из операторной. Он проследовал по коридору, мимо оглушительно гудящих вальцовых дробилок, вошел в безлюдный склад полуфабрикатов, запер за собой обшитую железом дверь. На территории пивзавода находилось множество помещений, сдаваемых предприимчивым директором под склады для коммерческих фирм. Арендную плату директор получал наличными и клал в свой карман, нигде не регистрируя прибыль, дабы избежать налогов. Месяц назад Муравьев нашел владельца одного из этих складов. Тот согласился принять на хранение мешки с товаром.
        Партнеру не обязательно было знать, что в мешки расфасован крысиный яд, закупленный Ярославом на пригородной оптовой базе. Неделю Муравьев потратил на переброску мешков с частного склада в хранилище полуфабрикатов. Теперь мешки лежали вперемешку с пакетами импортного осветлителя, о котором Ярослав рассказывал работнице. Рядом высилась емкость для приготовления технологических растворов. Нажатием кнопки Муравьев подвел к открытой емкости ленточный транспортер, включил двигатель. Распорол верх мешка, и резким движением высыпал желтый порошок на черную зубчатую ленту…
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОПАГАНДА: РЕДАКТОР)
        Рэд сменил за свою бродячую жизнь сотни временных обиталищ, и быстро обживался на новых местах. Но после свежего горного воздуха и безграничного лесного простора, пыльное книгохранилище казалась неуютным. Тяжелые дубовые шкафы, тянущиеся вдоль стен от пола до потолка, делали узкую комнатушку еще теснее. Ни единый луч света не проникал извне в эту нору. Она казалась Рэду благоустроенной тюремной камерой. К тому же, как на грех, Рэд запнулся о массивную деревянную стремянку, прислоненную к книжному шкафу. «Вот невезение!» - подумал заговорщик, потирая свежий синяк на ноге - «Координация движений ни к черту. Да что ты будешь делать! На чердаке в тот раз руку занозил, сейчас вот ногу зашиб. Вредно для здоровья сидеть сиднем. Так всю форму растеряешь… Артур Новиков придет через двадцать минут. Что ж, отдохнем пока. »
        Рэд, не снимая джинсов и рубашки, плюхнулся на застеленную тахту, закатил глаза к потолку. Однако полного расслабления не получалось - подсознание заговорщика обрабатывало сведения о Новикове:

«18 лет… Студент-историк, второкурсник. Из интеллигентной семьи. Живет вместе с родителями, подруги пока не имеет. Глубоко знает историю, проводит параллели между прошлым и настоящим. К подполью примкнул по чисто идейным мотивам: недоволен тем, что освободительную традицию нынешние власти очерняют. «Национальную идею» отвергает как бред и попрание логики. К патриотам себя не относит. Государство считает машиной подавления. Увлечен философией, выписывает журналы о ней. Ищет законы, управляющие развитием общества. Способен уловить новое, быть первопроходцем. Сторонник научного планирования экономики. Решителен, выступает за революцию. Контактный, имеет много друзей. Любит уникальные начинания, новые идеи. Часто выступает с докладами в клубе «Социум», хороший оратор. Мечтает редактировать правдивую газету для народа, имеет для этого все данные: прекрасный литературный стиль, грамотность, эрудицию. Очень любознателен. Кроме гуманитарных наук, интересуется техникой и программированием. Любимая музыка: социальный рэп. Любимое блюдо: яичница. В одежде предпочитает молодежный стиль. Хобби: чтение. Каникулы
обычно проводит в городе. В группе сверстников держится замкнуто и независимо. Иногда его подводит легкомыслие. В пьяном виде бывает болтлив, но выпивает редко. Носит очки, близорук…»
        Раздался условный звонок в дверь. Рэд быстро вскочил с тахты, и при этом застонал, схватившись рукой за ушибленную ногу. Садясь в кресло, подпольщик услышал из прихожей молодой голос, звонко назвавший пароль. Доктор Чершевский провел в книгохранилище кареглазого очкарика. Высокий лоб вошедшего обрамляли белокурые вихры. На щеках Новикова играл румянец.
        В ответ на приветствие Рэда парень смущенно протянул ему руку, ладонью вверх. Затем кивнул и нерешительно пробормотал:
        - Здравствуйте…
        Было ясно, что парень мечтает о принятии в тайное общество, но боится отказа. Заговорщик начал эту беседу с особым удовольствием, потому что видел в Новикове повторение себя самого. Замкнутый водитель Каршипаев напоминал Рэда сегодняшнего -
«железного» подпольщика. А восторженный идеалист Новиков походил на Рэда семнадцатилетнего, едва вступившего на путь борьбы.

«Да…» - сказал себе подпольщик, добродушно наблюдая за горячим юношей - «В таком возрасте человек еще не чувствует себя зависимым от капитала и государства, не связан обязательствами и свободен в познании добра и зла…»
        Изучая досье, Рэд понял: молодой энтузиаст не вполне готов к роли конспиратора. Однако его замечательный литературный стиль и глубокая историческая эрудиция окажутся полезны. Разговор складывался легко и плодотворно. Оба собеседника превыше всего ставили разум, универсальную истину и борьбу за справедливость. Приглаживая рукой растрепавшиеся белокурые вихры, Новиков с возмущением обличал преступления режима, гнусность его «национальной идеи» и религии, а в особенности
        - попрание официозными журналистами всякой логики, научной честности, исторической добросовестности.
        Рэд предложил юноше дело, о котором тот втайне мечтал, не предполагая, что его желание сбудется так скоро.
        - Вы, вероятно, понимаете, что революционному подполью города нужна своя газета?
        - О, да! Это знамя борьбы. Газета не только убеждает людей, она их организует…
        - Верно. Вам предстоит стать ее редактором.
        Услышав эти слова, юноша покраснел от нахлынувшего счастья. По лицу его расплылась улыбка, карие глаза за стеклами очков широко распахнулись…
        - Неужели - издавать газету? Правдивую, честную газету?! Я ведь об этом всю жизнь…
        - Я искренне рад, что ваша мечта сбудется - улыбнулся Рэд, выслушав горячее признание студента - Работа предстоит в высшей мере благородная. Потребуется опровергать ту ложь, которой вы так возмущаетесь. Опровергать шаг за шагом. Нести людям правду не только о революционерах прошлого, но и о дне сегодняшнем, о положении в стране. Конечно, важно сохранить и передать людям революционную традицию и культуру - но следует писать и о будущем. Каким мы его видим? Какую альтернативу предлагаем взамен того, что есть сейчас? Нет сомнения, что вы, с вашей эрудицией и искренней верой в правоту нашего дела, станете прекрасным редактором подпольной газеты.
        - Я посвящу этому все силы! - с чувством воскликнул Новиков - Буду обличать правящих мерзавцев со всем гневом, что накопился за годы молчания… И постараюсь соединить все ручейки народного возмущения в один гигантский поток!
        - Да, задача у вас масштабная. - кивнул Рэд - В газете нужно вести пропаганду материализма, бороться научными аргументами против суеверий, мистики, религии, патриархальной «общепринятой» морали. Ведь их мораль - духовная тюрьма, куда власть хочет посадить бедняков. В газете нужна статистика, факты, но необходима и лирика, бунтарские стихи, отрывки из антифашистских и революционных произведений, возбуждающие в сердцах читателя волю к свободе и ненависть к тирании, к приспособленчеству. Надо сказать твердое «нет» согласию и примирению со злом!
        - О, я понимаю всю важность этой работы.
        - Да… Скажу вам по секрету: подполье будет охотиться за мерзавцами и карать их. Эта борьба опасна. Но ваша работа, труд редактора - куда важнее. Если люди не будут знать, что подпольщики карают именно мерзавцев, не будут знать за что их карают - властям проще простого нас изобразить как банду уголовников, грабителей, убийц и «ужасистов». Обыватель не склонен разбираться: кого убили, за что убили. Для него любой, кто взял в руки оружие - человек опасный, мало отличается от бандита. Поэтому важнейшая задача - показать людям, что мы боремся за их интересы. Что мы караем тех, кто их угнетает, обирает, обманывает, топчет в грязи.
        - Да, я понял… От моей работы зависит, как нас воспримут люди.
        - Верно. Власти попытаются применить свой любимый метод - фальшивый сплав, амальгаму. Нас попытаются смешать в одну кучу не только с уголовниками, но и с вахасламскими боевиками, и с фашистами. Так вот - ваша задача показать, что мы не имеем отношения ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим.
        - Понял - кивнул Новиков
        - Более того. - продолжил Рэд - Нас непременно обвинят в том, чего мы никогда не делаем: во взрывах вокзалов, жилых домов, электричек, рынков… Такие провокации организует сама власть, нам они вредны и не нужны, мы никогда не убиваем невиновных. Ваша задача - донести до людей, что удары мы наносим адресно, караем только негодяев, грабителей и лжецов. Это, пожалуй, главное направление нашей пропаганды - подчеркивать АДРЕСНОСТЬ ударов, их заслуженность. Рассказывать о преступлениях тех, кого мы покарали. Закон о «клевете на власть» не позволяет говорить правду о преступлениях распоясавшихся чиновников, и люди не знают об их злодеяниях и воровстве. Поэтому задачей нелегальной газеты станет беспощадное обличение этих тварей.
        - Что ж, задача мне ясна.
        - Не торопитесь… Давайте перейдем к конкретным сторонам дела. От старших товарищей, профессиональных журналистов, вы регулярно будете получать рекомендации: как лучше организовать следующий номер газеты, какую статистику приводить, какие темы затронуть в первую очередь. Ведь каждый номер надо увязать и с политическими новостями, и с планами подпольщиков.
        Новиков слушал напряженно, вытаращив глаза, стараясь не проронить ни слова. Наконец, он смущенно спросил:
        - А… Скажите пожалуйста, как лучше построить номер? Какие рубрики должны быть в газете?
        - Ну, так - Рэд на миг задумался, а после заговорил четко и уверенно: - Наш главный принцип - это АДРЕСНОСТЬ. Целенаправленность во всем, не только в ударах по негодяям. Газеты и листовки тоже будут адресными - одна для рабочих, другая для интеллигенции, третья для безработных, и так далее. В каждой такой листовке или газете надо писать о проблемах именно этой группы. Языком, понятным именно для нее.
        Новиков кивнул. Он слушал инструктаж, затаив дыхание. Рэд продолжил:
        - Больше надо писать о том, чего хотят сами люди, читатели. Об их проблемах. А хотят они иметь приличную зарплату, интересную работу. Быть здоровыми, свободными, обеспеченными в старости… Вы понимаете. Вот от этих желаний и надо перебросить мостик к тому, что мы предлагаем. Указать, что эти желания людей под угрозой, а причина тому - правящий режим. Допустим, перевод медицины на платную основу ставит под угрозу здоровье малообеспеченных слоев. Значит, те кто ее вводит - угрожают их здоровью и жизни. Вводит же ее правительство. Значит, оно преступно… Ну, и так далее.
        - Да, подход мне ясен. Надо показать, что источник всех бед - правительство и верховник Рабсии.
        - Только не переходите при этом на личности. Министры плохие не из-за личных качеств, а из-за своей идеологии. Если придет другое правительство с той же идеей
        - Рэд подчеркнул - с той же программой, то лучше от этого не станет. У повстанцев же другая идея, другая программа, другой подход к решению проблем. Это надо подчеркнуть. И пять наших принципов обязательно развернуть, отразить. Показать на примерах их правильность. Вы же знаете наши принципы?
        - О, конечно! Социализм, свобода, революция, атеизм, космополитизм. - без запинки перечислил Новиков
        - Верно. Теперь о рубриках и построении номера. Если речь идет о листовке, главное
        - краткость, доходчивость и простота. Рубрик в листовке нет. Она сжато выражает только одну мысль, один лозунг. Причем его надо не просто объявлять, а убедительно подтверждать фактами и цифрами. Важна привлекательность, наглядность. Очень полезны выразительные карикатуры, броские рисунки. Заголовок должен тоже привлекать внимание, быть кратким, выражать основную идею. Можно использовать для этого пословицы, или сделать заголовком какой-то вопрос… Рифмованные заглавия запоминаются еще лучше. После заголовка идет обращение, вступление.
        - Ясно. А уж затем основной текст.
        - Да. Но избегайте делать его длинным и печатать мелким шрифтом - тогда и читать не станут… Концовкой должен стать лозунг, побуждение к действию.
        - А все же, какими должны быть газетные рубрики? - осведомился Артур, наклоняясь к Рэду и восторженно пожирая его глазами.
        - Да такие же, как в правительственных газетах. Политическая передовица, стихи, пародии, фельетоны, анекдоты… Главное - актуальность, информативность, опять-таки АДРЕСНОСТЬ… Хорошее оформление. В каждом номере должна повторяться колонка «чего мы хотим». Там надо ясно и коротко, по пунктам, изложить: за какое будущее мы боремся, что предлагаем, каким способом желаем этого добиться. В вашей грамотности я не сомневаюсь. Ваш литературный стиль, как мне рассказывали, просто великолепен.
        Студент покраснел от смущения и радости, и спросил звонким голосом:
        - Мне предстоит работать в типографии?
        - О, нет… Вы не будете даже знать, где она расположена. Верстайте номер на дому. Вот, держите эту флэш-карту. Здесь программа для шифрования и пароль. Файл с готовым макетом вы зашифруете и запишете на флэшку. Каждую понедельницу, в десять утра, вам предстоит отправляться за продуктами в универсам, через дорогу - ведь расписание занятий вам позволяет это делать?
        - Да, в понедельницу у нас занятия во вторую смену…
        - Ну вот… Там, у полок с рыбными консервами, вы передадите флэшку этому человеку…
        - Рэд показал фото Каршипаева на мониторе - Моментально, когда ваши руки соприкоснуться под полкой.
        - Да, я так и сделаю… Передам быстро и незаметно…
        - Флэшку вернет вам спустя три дня, тоже в универсаме у той же полки, но в семь вечера, этот вот связник… На ней будут советы от старших товарищей, от вашего куратора. Но это лишь сухой план, а вы должны развернуть его в увлекательный материал, пронизать напряженной волей, чувством, энтузиазмом.
        - Я все понял, сделаю все возможное! - горячо воскликнул Новиков
        Рэд ободряюще положил руку на плечо студента.
        - Такие как вы - лучшие. Наш золотой фонд. Быть может, нам еще предстоит встретиться. Но я вам все же посоветую напоследок - купите уголовный и процессуальный кодексы. Каждый, кто вступает на этот путь, неизбежно столкнется с репрессивной машиной. Опасное это дело. Не заводите подруги - она будет несчастна. Не заводите детей - огромна вероятность, что они останутся сиротами … Сдерживайте свои порывы, учитесь конспирации… Держите язык за зубами, говорите только о нужном для дела, а не обо все подряд… И вот еще что - Рэд вспомнил фрагмент из досье («выпивает редко, но в пьяном виде бывает болтлив») - вы должны стать абсолютным трезвенником.
        - Я… Я выпиваю очень редко, только в компании, по большим праздникам…
        - Ну-ну, не обижайтесь. Дело в том, что алкоголь ведет к несдержанности… Мой долг предупредить вас.
        - О, если того требует дело, с этого дня я не выпью ни капли! - вскричал Новиков столь самоотверженно, что Рэд ему сразу поверил - Дело прежде всего!
        - Верно… Помните главное: мы боремся за то, о чем грезили многие поколения рабсиян. Ведь мечта о справедливости не умрет в сердцах человечества, несмотря ни на какие законы о борьбе с «крайнизмом»! Наше дело - самое великое, светлое и правильное в истории…
        Слова Рэда показались бы цинику излишне выспренными - но не таков был Новиков. Да и Рэд соблюдал главное условие всякой убедительной речи: говорил искренне, с глубокой верой, в уголках его глаз даже появились слезы. Такого душевного волнения заговорщик не испытывал давно. Разгадка была проста: Рэду казалось, что перед ним стоит, в лице Новикова, он сам - вдохновенный, энергичный, каким был в пору бурной молодости. Тогда он увлеченно выступал на митингах, стоял в пикетах, раздавал листовки у заводских проходных… Будучи лишен семьи, Рэд видел преемников не в детях, а в молодых учениках и последователях. Он проникновенно пожелал юноше на прощанье:
        - Удачи вам, Артур!
        - Удачи, товарищ!
        Дверь за студентом-романтиком захлопнулась. Рэд остался в одиночестве.
        СВИНИНА С КАПУСТОЙ
        (ЗЕРНОВ, РЫСАЦКИЙ)
        Артем был прав - свинину с капустой умели готовить только в «Кванте». Это заведение располагалось в промышленной зоне города. Слева от него высилось четырехэтажное здание городского архива, справа тянулся высокий забор, отделяющий от людских взоров третью площадку оружейного завода «Калибр». Пивзавод «Хишан» располагался по другую сторону шоссе, напротив кафе. Впрочем, «Квант» скорее походил на бистро или столовую для рабочих. Кормили там дешево, но вкусно.
        Выйдя из автобуса, Зернов направился к узкому и длинному двухэтажному зданию
«Кванта», покрашенному в теплый абрикосовый цвет. Миновав примыкающую автостоянку, Арем зашел в дверь. Первый этаж был занят под контору, обеденный зал находился наверху. Лестница, стены и потолок были того же абрикосового цвета, что и наружные стены - во всем соблюдался единый стиль. Полюбовавшись в холле на искусственые цветы, Зернов прошел в зал, рассчитанный на полсотни человек. Ажурные перегородки, разделявшие три ряда столиков, напоминали белоснежное кружево. Огромные окна, занавешенные розовым, струили мягкий свет. Слева от входа тянулась длинная стойка бара.
        По воскресницам «Квант» сдавали для проведения свадеб или иных торжеств, но сегодня никто не воспользовался этим предложением. Посетителей было мало, человек десять. Обходя район, зашел перекусить патрульный полицейский - и теперь ковырял вилкой котлету, отложив на ближайший стул фуражку и резиновую «вертикаль власти». Заскочили на обед двое научных сотрудников из лаборатории пивзавода - воскресница была, по их графику, рабочим днем. Сотрудница архива, жившая неподалеку от места своей работы, пришла в кафе с ребенком, и угощала его заварными пирожными. Оглядев зал и улыбнувшись патрульному, Зернов прошел к стойке.
        На высоком стуле сидел, непринужденно болтая ногами и потягивая коктейль, молодой человек лет двадцати трех, с привлекательным улыбчивым лицом и вьющимися волосами, одетый ярко, как попугай. Это был официант заведения - Станилав Рысацкий. Артем познакомился с ним три года назад, выступая в кафе с концертной программой.
        Большинство людей шли на сотрудничество с подпольем из идейных соображений или из чувства мести. Мотивы Рысацкого были иными. Коммуникабельный молодой официант не задумывался глубоко над философскими вопросами, не испытал личных ударов судьбы. Пуще жизни он любил риск, и сам называл себя авантюристом, искателем приключений. В то время официант ухаживал за девушкой, сочувствующей подполью. Она была хорошей знакомой Зернова, о чем Рысацкий не догадывался. Действуя через нее, Артем узнал многие подробности биографии Рысацкого, его отношение к разным сторонам жизни, черты характера, увлечения. К примеру, Зернов знал, что любимое блюдо Рысацкого - жареный поросенок, что дома официант собрал коллекцию старых вин, что серьезной литературе он предпочитает юмористические журналы, а классической музыке - популярные песенки. Знал он и о том, что две недели из каждого отпуска Рысацкий проводит в теплоходном круизе по реке Бланка…
        По просьбе Зернова, девушка регулярно беседовала с Рысацким об идеологии и политике, постепенно подвигая легкомысленного друга к верному их восприятию. Такое ненавязчивое, но ежедневное воздействие, перемежаемое разговорами о любви, оказало неотразимое действие. Уже около двух лет, как Рысацкий согласился помогать подполью. Это возвышало его в собственных глазах. Из заурядного официанта Станислав сделался романтической и таинственной фигурой, с жизнью яркой и осмысленной. Был у парня и еще один мотив - финансовый. Подполье никогда не использовало грубый подкуп: ведь кого ты купил, тот тебя продаст. Однако в тяжелый момент Артем выручил Рысацкого - помог ему расплатиться вовремя с кредитом на покупку автомашины. Помогал Артем в высшей мере тактично, речь вел не о подкупе, а о дружеской взаимопомощи. Эта поддержка была для Рысацкого как нельзя кстати.
        Завидев Зернова, официант сладко улыбнулся и поприветствовал друга:
        - О, кого я вижу! Не перепились еще добры молодцы!
        Зернов широким жестом подал руку Рысацкому, и ответил в тон:
        - Угу. Хуже водки лучше нету. Виноват - свинина с капустой все же лучше.
        - Заказ принимаю. - шутливо козырнул официант, и лениво слез со стула. - Все как всегда?
        - Как всегда - кивнул Зернов - Три порции, пожалуйста. Полкило свининки, не сильно жирной, килограмм теста, квашенная капуста, белый хлеб…
        - …И немножко подсолнечного масла - подхватил официант - Сейчас, свинину подрумяним, капусту заложим, и на медленном огне… Ну и рогалики из теста воткнем туда.
        - Еще гренки не забудь, из белого хлеба. Сверху положим. Ну, и рюмки две ледяной водочки, под такую закуску.
        - Долго это все готовить…
        - Так ведь и хорошо, Станислав! У нас будет время поговорить, пока готовится… А потом ко мне придет товарищ. Нужен отдельный кабинет для встречи с ним.

«Отдельным кабинетом» Артем в шутку называл крохотную каморку, где хранилось кухонное оборудование. Она не была видна из зала, вел к ней черный ход, обычно запертый. Рысацкий протянул Артему ключи:
        - Ладно, открой. Впустишь его, поговорите. Только связку не забудь отдать обратно…
        - Отдам, не сомневайся. - улыбнулся Артем - Ты ж меня знаешь…
        Друзья прошли в ближний пустой ряд, затененный ажурной стенкой. Зернов увидел сквозь отверстия орнамента, что постовой, пообедав, надел фуражку и направился к выходу. Пара научных сотрудников, умявши обед, не спешила покинуть помещение - старший из них, лет сорока пяти, резко жестикулировал, рассказывая о чем-то. Молодой собеседник наклонился к нему и слушал не перебивая, изредка пощипывая рыжеватые усики.
        - Кто такие? - спросил Зернов, прикусив губу - Завсегдатаи?
        - Угу. Работают в лаборатории «Реактив». Постоянно спорят о науке. Вон тот, лет сорока пяти, с треугольным лицом и черной бородкой - Руслан Ахримов. Старший научный сотрудник. Чаще всего заказывает борщ. А второй, по студенческой привычке, жует пирожные с яблочным повидлом. Зовут его Тимофей.
        - Ну, и как - можно их склонить к нашим идеям?
        - Не думаю - тихим голосом отозвался Рысацкий - Получают они, конечно, мало… Иногда ворчат о росте цен. В спорах жалуются на распад фундаментальной науки, системы образования. И все же, высокомерные они какие-то… Не подступишься. Беседуют о сложных материях, а я ведь не владею жаргоном химиков…
        Женшина и ребенок, сидевшие у окна, направились к выходу.
        - Это работница архива - прошептал Рысацкий - Часто у нас обедает. Наверное, ты мечтаешь с кем-то оттуда познакомиться… Но пока я не могу приглядеть ни одной подходящей кандидатуры…
        - Ну что ж, значит не судьба - грусно улыбнулся Зернов - Мечтал я получить доступ к архиву, но такая удача мне уже не светит. Я скоро перееду в Моксву.
        - О! - Рысацкий, при всем остроумиии и находчивости, не смог ответить музыканту. Официант лишь вытаращил карие глаза и ошеломленно разинул рот, обнажив крупные белые зубы. Его дугообразные брови после сообщения Зернова полезли вверх от удивления.
        - Да, да. И следует из этого только одно - ты начнешь действовать самостоятельно… Придется тебе отправиться к заброшенному молу, там получишь адрес явки… Пойдешь по этому адресу - тебе там дело подыщут. А в следующую субботницу тут, в «Кванте» будет прощальный пир, если хочешь знать. Приглашу всю городскую богему на свои проводы…
        - Жаль расставаться… Артем, я благодарен за все, что ты для меня сделал…
        - Не стоит благодарности. После моего отъезда тебя не оставят заботой.
        - А можешь хоть намекнуть, какую работу мне предстоит выполнять?
        - Понятия не имею, Станислав. Но мне кажется, твои наблюдения за посетителями кафе очень пригодятся…
        - Да, в последнее время я выявил еще пятерых недовольных, проявляющих интерес к политике… Среди них и рабочие окрестных заводов…
        - Это может быть весьма полезным… Ты всегда был общителен, для тебя поиск людей не проблема. Быстро входишь в контакт…
        - В этом отношении мы похожи, как близнецы…
        Собеседники рассмеялись.
        - О, черт! - вскричал Рысацкий
        - Что такое? - встревожился Артем
        - Да ничего… Комары не дремлют, один меня тяпнул сейчас за ногу. Под столом.
        - Ну, ничего. Сейчас ты восстановишь кровопотерю, плотно пообедав. - улыбнулся Зернов - Судя по запаху из кухни, мясо уже подрумянилось…
        - Ну ладно, я свою порцию буду здесь уплетать, а твою отнесу в комнатушку. Ключи отдать не забудь.
        - Спасибо - кивнул Артем.
        Он хрустко потянулся, поднялся со стула и проследовал в «отдельный кабинет». Войдя в каморку, уставленную стеллажами с посудой, Артем хмыкнул - на замусоренном полу стояла батарея водочных бутылок. Очевидно, по вечерам официанты и повара устраивали здесь пирушки. Однако сейчас был день, и предстоящему диалогу не грозило вторжение посторонних. Через десять минут Рысацкий принес две порции дымящейся свинины, поставил на низенький белый столик, и тут же ушел. Зернов не стал ждать, пока сочное мясо остынет - он подхватил на вилку кусочек и отправил в рот. Когда он прожевал кусок и потянулся за вторым, дверь комнатки приоткрылась.
        На пороге стоял аккуратно одетый человек, в белой рубашке и галстуке. Он выглядел на все пятьдесят - старили ранние залысины, сутулость, морщины у рта. На самом деле вошедшему было всего тридцать шесть, а звали его Сергей Зайцев. Это был тот самый биолог, что рассказывал об эволюции ученикам пятой гимназии - за что и был уволен, под давлением церковников. Стремительно подойдя к Артему, бывший учитель резко и уверенно протянул музыканту руку. Артем твердо пожал ее, подавшись вперед, и гостеприимно указал другу на табурет. Застольная беседа обещала быть серьезной и обстоятельной.
        ПЛАН «ГЕНЕЗИС»
        (ПРОПАГАНДА: ТИПОГРАФЩИКИ)
«Начнется это далеко не сразу» - думал Рэд, опершись локтями на письменный стол и вертя в руках авторучку - «Недели через две после моего отъезда связник отдаст редактору и типографщикам микрокомпьютеры «Пелена». А еще дней через пять выйдет первый номер газеты. Сейчас на очереди типографщики. Скоро они придут сюда для инструктажа…»
        Ушибленная нога перестала болеть. Опасливо косясь на стремянку, Рэд подошел к шкафу, оглядел книжные корешки. Он обратил внимание, что в библиотеке Чершевского есть книги не только на рабсийском, но и на инглезианском, алеманском и франконском.

«Надо бы выучить франконский язык» - сказал себе Рэд - «Это несложно - он похож на международный язык мезляль, которым я владею. Франконская история дает много пищи для размышлений. Именно во Франконии народ впервые установил республику. Правда, потом первый консул Наполеарт объявил себя императором, и уничтожил революционеров
        - совсем как Юзеф Слатин у нас в Рабсии. А когда войска Наполеарта потерпели поражение, на иностранных штыках вернулась старая монархия. Злобно и неутомимо она вытравляла революцию отовсюду - из документов, из памятников, из обихода речи. Даже из людского сознания. Забылись факты, даты, имена. Казалось, будто революционные традиции франконцев исчезли бесследно. В народе воцарилось равнодушие, безнадежность. Как в нашей стране сейчас… Но ведь король все равно не удержался у власти! Его глупость и жадность вызвали вторую революцию. Уверен - в Рабсии будет то же самое! Реставрация отнимает у народа большинство завоеваний, но никогда не отбрасывает страну до исходной точки. Однако правители не понимают этого. Чувствуя удачу и безнаказанность, они наглеют. Желают полностью вернуть старое. Здесь-то их и ждет провал. Сходство Рабсии с Франконией очевидно. Обязательно выучу франконский! Попрошу Алексея зайти в книжный магазин за словарем и учебником. Ведь сам я не имею права расхаживать по улицам, а беспокоить руководство пустячными заказами тоже не следует… »
        Заговорщик погрузился в мечты о том, как в тиши лесной заимки он станет учить франконский. От этих мыслей подпольщика отвлек условный звонок из прихожей.
        В кабинет вошли двое. Первым был мужчина лет тридцати, атлетического сложения, с серьезным лицом и каштановыми волнистыми волосами. С ним - опрятно одетая двадцатилетняя девушка. Стройная блондинка со вздернутым носиком украдкой поглядывала на соседа: очевидно, она впервые увидела его здесь, на лестничной клетке. На лице девушки было написано романтическое любопытство. Мужчина сохранял внешнее безразличие. Вошедшими были типографщики, Иван Изотов и Юлия Истомина. Им предстояло работать вместе, играя роль молодой семьи, подрядившейся охранять склад фирмы «Урбо-саунд». На самом деле их задачей было изготовление нелегальной литературы.
        Рэд кратко разъяснил пришедшим задачи революционного движения, и перешел к инструктажу о конкретной работе. Прежде всего надо было проверить квалификацию печатников.
        - Надеюсь, вы не утратили прежних навыков? - спросил он
        - К счастью, нет - отозвался Изотов - Я ведь работал по специальности, в типографии Дворца Культуры. Умею работать не только с компьютерной версточной системой, но и с обычным типографским станком. То есть наборной кассой, свинцовыми литерами.
        - О! Я уже не застала такой техники - Юлия с уважением глянула на будущего коллегу
        - Что касается меня, то я окончила курсы секретарш и умею работать с компьютером и ксероксом. В общем-то, есть у меня и опыт: приходилось мне оргтехнику чинить, обслуживать.
        - Вы потеряли работу из-за домогательств босса? - спросил Юлию подпольщик.
        - Да… В суд на него не обратишься - он член «Единой Рабсии», приятель городского судьи. Имеет связи в министерстве юстиции. Одним словом, важная птица.
        - Может быть, для дела было бы полезнее оставаться на прежней работе? Вы имели бы доступ к важным документам…
        - Да что вы! В нашей семье другие ценности, и не так меня воспитывали! - зарумянилась девушка - Принять предложение босса было бы для меня позором. Я и в секретарши пошла не от хорошей жизни. Вообще-то я литературовед по образованию. У нас дома был подлинный культ книги. Я стремилась быть развитым человеком, постичь всю сокровищницу мировой литературы… Не моя вина, что нынешнему режиму филологи оказались не нужны. Именно в то время, когда босс не давал мне проходу, я познакомилась с одним юношей … Он был бунтарь по натуре, хотя и не из ваших. Анархист. Сторонник безвластия, внутренней свободы человека. И антифашист, конечно. Я тогда как раз интересовалась феминизмом, а приятель открыл мне глаза: женщина не может быть свободна в несвободном обществе… В общем-то, я тогда и задумалась о революции. Под влиянием его слов.
        Рэд слушал Истомину, не перебивая. Все это было известно ему по материалам досье. Однако заговорщик внимал с неподдельным интересом. Из этой речи были видны многие черты характера Истоминой: живость и тонкость чувств, принципиальность, умение красиво выражать свои мысли. Немного тревожила словоохотливость девушки и несдержанность в проявлении эмоций. Иван Изотов был, напротив, молчалив и флегматичен. Выслушав Юлию, подпольщик спросил:
        - Вот вы говорите: «он был бунтарь по натуре». Почему «был»? Что с ним произошло?
        - Странно… Мне казалось, что вы меня не слушаете…
        - Я слушаю очень внимательно, поверьте… Так что с ним случилось?
        - Его арестовала РСБ, когда началась борьба с «крайнизмом». И многих его знакомых таскали на допросы в качестве свидетелей. К счастью, о нашей дружбе с ним никто не знал, и потому я не попала в их поле зрения.
        - Значит, вашего друга арестовали… По всему видно, он был хорошим человеком, способным к развитию… Я вам очень сочувствую.
        - Его арест тоже подтолкнул меня к решению помогать вам. Но только в типографии, а не…
        - О, я понимаю, что работать секретаршей в прежних условиях вы не можете. Я просто проверял, правду ли мне говорили о вашей чистоте и принципиальности. Вижу, не обманули.
        Услышав этот комплимент, Истомина вновь зарделась - на этот раз от удовольствия. Рэд заметил, что Изотов смотрит на девушку с одобрением и теплой симпатией.
«Сработаются» - подумал заговорщик, и продолжил:
        - Что ж, вернемся к техническим вопросам. Итак, Юлия - вы специалист по оргтехнике. Тут есть одна тонкость. Некоторые фирмы выпускают принтеры с таким расчетом, что по расположению микроточек на буквах можно установить, на каком принтере печатался документ. Я вам советую делать оригинал-макет на принтере, но при размножении на ксероксе дефокусировать печать.
        Юлия кивнула:
        - О, я понимаю. Буквы на листовках будут чуть расплывчатыми, и это затруднит работу сыщиков. Так можно избежать идентификации.
        - Вы совершенно правы. Возможно, будет закуплен и традиционный печатный станок, добыта наборная касса с буквами. Это уже ваша профессия, Иван. Набирать газету надо одиннадцатым кеглем, не меньше. Иначе выйдет неразборчиво.
        - Я вижу, вы разбираетесь в типографском деле - с уважением заметил Изотов. Голос его был басистым, речь неторопливой.
        - Приходилось мне работать и в типографии… - с улыбкой ответил подпольщик. Видя увлеченность Ивана профессией, он заговорил на тему, которая была ему интересна. - Было время, когда у нас и печатных станков-то не было. «Пелену» тогда еще не изобрели, а местонахождение обычных компьютеров РСБ определяла моментально. Поначалу мы использовали ризографы, пишущие машинки. Даже гектографы и мимеографы научились делать - они компактны, не требуют электроэнергии. Такую печать невозможно идентифицировать по шрифту.
        - Мне приходилось читать о гектографах, у нас в техникуме был курс истории печатного дела. - откликнулся Иван. По тону типографщика Рэд понял, что нашел к нему верный подход, затронув хобби этого человека. Изотов увлеченно продолжил: - Гектографическую массу готовят из столярного клея и технического глицерина, в соотношении один к двум. Клей растворяют в глицерине при нагревании, помешивая массу. А когда она пожелтеет, ее переливают в плоскую коробку, охлаждают - и гектограф готов. Вместо клея можно использовать желатин.
        - Хорошо, что вы не забываете древних технологий. В конце концов, можно просто через пластиковую рамку с вырезанными буквами нашлепать листовки в нужном количестве. Пульверизатором, валиком, испачканной в краске шелковой материей… Если шрифт крупный, надпись не растечется. К счастью, возможности у вас будут пошире. Печатный станок, версточная система с «Пеленой», на худой конец - ризограф.
        - С такой техникой работать я умею. И ремонтировать смогу при поломке.
        - Чудесно…
        Обговорив техническую сторону дела, Рэд определил срок печатания газет, после того как водитель Каршипаев привезет на флешке оригинал-макет издания, набранный Артуром Новиковым. Естественно, имена редактора и водителя заговорщик держал в секрете от печатников. Каждый знал лишь свой участок работы. Подпольщик разъяснил приемы сохранения тайны. Домик располагался на малолюдной окраине, окна следовало зашторить. Молодым людям предстояло многомесячное добровольное заточение - не следовало выходить даже за продуктами, питание на неделю должен был обеспечить водитель.
        - Вы оба в данный момент безработные. Родных не удивит ваш отъезд на заработки в другой город. Именно так вы им и скажете: уезжаете на полгода. Кстати, зарплату вам действительно будут платить, вы получите ее на руки после окончания работы. - Рэд выдержал паузу. Он давал информацию порциями, чтобы слушатели могли полнее усвоить ее. Затем продолжил: - Дом должен казаться нежилым. Исключается всякий шум, веселье, застолья. Если сосед постучит в ворота - не открывайте. Если понадобится открыть калитку водителю или связнику, пусть один из вас будет на чердаке. При попытке полиции ворваться в дом, надо незаметно снять со слухового окна красную занавеску, привести ее в негодность или спрятать.
        - Как романтично, как таинственно! - с энтузиазмом воскликнула Истомина, широко распахнув голубые глаза.
        Рэд, пряча ироническую улыбку, заговорил вновь:
        - Водитель будет приезжать по понедельницам, в 13-00. Связник посещать вас будет по средовицам, в 10 утра, под видом почтальона - вы узнаете его по светло-голубой сумке, перекинутой через плечо, и условному стуку в дверь. Он возьмет у вас флэшку, где находился ранее макет номера газеты, выслушает ваши просьбы и замечания - мы постараемся их удовлетворить - и расскажет о возможных изменениях графика.
        - Ясно. - густым басом, отчетливо рубанул Изотов. Он весьма серьезно относился к инструктажу, чувствовалась внутренняя дисциплина. Это Рэду понравилось. В случае чего, подумал заговорщик, Иван сдержит логикой эмоциональные порывы Юлии…
        Наконец, подпольщик завершил инструктаж:
        - Если затворничество утомит вас и вы пожелаете прекратить работу, скажите об этом связнику. Тогда мы подберем вам замену. Ну, вот пожалуй и все…
        С типографщиками не возникло проблем. Обменявшись взглядами, и получив от Рэда традиционные пожелания удачи, они покинули квартиру, причем Изотов ушел на десять минут раньше очаровательной спутницы.
        В ЧЕМ ВАША ЦЕЛЬ?
        (РЭД, НИКОЛАЙ ЧЕРШЕВСКИЙ)
        Когда визитеры ушли, Рэд откинулся на спинку кресла и прислушался. За окном, занавешенным плотной шторой, рычали моторы автомобилей, выли сигнальные сирены. Был воскресный вечер, горожане возвращались из садов. Заговорщик проголодался и устал. Утомляла вынужденная неподвижность, искусственный неоновый свет. Сказывалась и психологическая нагрузка. Мгновенная подстройка к разным собеседникам дело нелегкое, а при подборе кадров нет права на ошибку…
        Боясь потерять физическую форму, Рэд встал из-за стола и двадцать раз отжался от паркета. Встав и подойдя к шкафу, он вдруг чихнул - дубовые полки и корешки многих книг были очень пыльными.

«Хорошо еще, что мебель здесь из настоящего дуба, а не стружечной плиты» - подумал он - «Дуб хоть не выделяет ядовитых веществ. Пыль, конечно, тоже не подарок….» Некоторое время Рэд забавлялся логической игрой: по толщине слоя пыли он определял, часто ли хозяин комнаты пользуется той или иной книгой. На одной из полок валялась пластмассовая головоломка - «собери картинку». Усевшись в кресло, подпольщик принялся соединять ее цветные пластины, стремясь на время уйти от мыслей о работе.
        Прошло несколько минут, и в дверях книгохранилища появилась кругленькая фигура Николая Чершевского. Его мясистые губы лоснились, в седой бороде застряло перышко зеленого лука. В пухлых руках писатель держал большое серебряное блюдо, покрытое белой салфеткой.
        - Добрый вечер! - оживленно признес он - Ну, как ваше самочувствие? Что поделываете?
        Последний вопрос писатель задал не без тайной надежды узнать хоть что-то о миссии подпольщика в Урбограде.
        - Головоломку собираю. Пазл. - с уморительной серьезностью ответил Рэд.
        - Во всех смыслах? - с хитрецой улыбнулся писатель. - Ясно… Пока вы были заняты, мы с Алешей поужинали и побеседовали в столовой. Все как обычно. Умеренная критика властей, сетования на цензуру… Если РСБ нас прослушивает - пусть им на стол лягут очередные пустопорожние разговоры. А эта комната, как я понимаю, защищена
«Пеленой»…
        - Верно. - устало кивнул Рэд
        - Так что, если у вас есть время и желание, мы можем продолжить наш диалог. - свободной рукой Чершевский вытряхнул крошки из бороды - Я, честно говоря, весь день сгорал от нетерпения. Но сначала…
        Артистичным жестом Николай сдернул салфетку с блюда. Изголодавшийся Рэд с восторгом уставился на поджаристые котлеты, гарнированные грибами, кусочками баклажан, мелкими помидорами и хрустящим картофелем. Все это великолепие было полито смесью мясного и томатного сока. Чершевский поставил блюдо на стол, и деликатно удалился. Вернулся он через полчаса - к тому времени Рэд сытно поужинал.
        - Огромное вам спасибо. Вы меня кормите на славу …
        - Не стоит благодарности - приветливо откликнулся Николай - Я ведь своекорыстен. Надеюсь, голод вас теперь не отвлечет от беседы. Конечно, я не буду сверх меры досаждать вам, но все же надеюсь на продолжение разговора…
        - С превеликим удовольствием. - отозвался Рэд, вытирая губы салфеткой - Но я тут замотался с текущими делами, и несколько подзабыл - на чем мы с вами остановились в прошлый раз? Напомните, пожалуйста…
        - Мы говорили о том, что люди делятся на бездумных обывателей и мыслящих личностей.
        - О, вспомнил. На этом мы и закончили. - улыбнулся подпольщик - Все верно. Думающий человек не удовлетворен своим положением. Он хочет разобраться в устройстве жизни. А исходя из этих знаний - определить свое место в ней.
        - Любопытно. - поднял брови Чершевский - Я-то думал, вы будете рассказывать об общественных классах или о технике. А вы говорите о личности. О личном выборе каждого человека.
        - Это не значит, что я недооцениваю науку и технику. Классы в обществе я тоже вижу. - Рэд поправил мятый разгрузочный жилет, висящий на спинке кресла - Просто подумал, что вам, как писателю, интереснее именно такой подход: как формируется отдельная личность, сознание каждого из людей.
        - Вы правы, эта тема увлекает меня. - Чершевский чуть подвинул к столу табурет, и наклонился к собеседнику. - Так что же делает человека мыслящей личностью или наоборот, обывателем? Не происхождение ведь?
        - Конечно, нет. - откликнулся Рэд - Многие выходцы из низов отличались пытливым умом. Но и богачи не отставали, у них больше возможностей для творчества. Однако доля творческих людей невелика и среди богачей, и среди бедняков. Мы уже говорили: думающих людей вообще мало. Полагаю, склонности человека закладываются в первые десять лет жизни. Тут влияет не столько принадлежность к большим группам или классам, сколько обстановка в семье.
        - Но ведь и в одной семье двое близнецов вырастают разными. Как вы думаете, почему? - хитро прищурился писатель
        - Даже близнецы занимают разные места в пространстве. - улыбнулся Рэд. Беседа начала увлекать его. Тепло после сытного ужина разливалась по жилам, голова работала четко. - Допустим, один во время урока слушал учителя математики. А другой сидел ближе к окну и глазел на ворону. Вы представляете, какую тень отбросит эта «мелочь» на жизнь обоих спустя десятки лет? Скажем, первый увлечется техникой, второй - зоологией. Или: первый успешно поступит в университет, а второй провалит экзамен… Казалось бы, мелочи: падающие сквозь лист косые лучи света, крушение велосипеда, драка, умная книга, укус пчелы, предательство друга, отдых в деревне, улыбка случайного попутчика… Но из таких мелочей складывается личность. Медленно, как коралловый риф. И при желании можно выявить, какое из происшествий развивало способности ребенка, а какое - тормозило их.
        - А что, по-вашему, толкает молодых людей именно к философии, к политике? - заинтересованно спросил Николай.
        - Эх… - вздохнул подпольщик. Он погрустнел, вспомнив что-то, и стер с лица улыбку
        - Печальные события, как правило. Страдания. Несправедливость, которую ребенок видит либо по отношению к себе, либо к окружающим. К примеру, издевательства в семье …
        - Не обязательно физические - понимающе дополнил писатель.
        - Верно. - подтвердил Рэд, нервно постучав пальцами о столешницу - Это может быть и несправедливое отношение сверстников, учителей, знакомых… Даже случайных прохожих. Если прохожий обманул пятилетнего, то когда ребенок повзрослеет, изначальное недоверие к людям не исчезнет. Часто говорят: «у него было несчастное детство», в смысле «ему не повезло». Но дело тут не в везении. Все эти неприятности вырастают из общества. Почему в семьях часто царит насилие, что виной тому? В конечном счете, та патриархальная мораль, которую веками проповедовала церковь. По этой морали жена - раба мужа, а дети обязаны «почитать» родителей. В результате, старшие чувствуют свою безнаказанность и издеваются над детьми, ощущают себя полновластными хозяевами.
        - Понимаю. - кивнул писатель - Выходит, виновник этих издевательств - церковь. И государство, которое всегда ее поддерживало…
        - Угу. Или, к примеру, муж себя чувствует униженным на работе, а придя домой, срывает зло на детях. - Рэд с увлечением развивал мысль - Так кто виноват в их страданиях? В конечном счете, та система, при которой рядовые работники бесправны перед начальством. Значит, корни этих «случайных» детских страданий вовсе не случайны. Они лежат в несправедливом устройстве общества, во всеобщей нищете, в повальном пьянстве, в уличной жестокости, в бездушной постановке воспитания в школах, и так далее. А чем это все вызвано? Политикой государства! И, конечно,
«традиционными» ценностями, за которые держатся шовинисты и церковники. Все это, выражаясь в сотнях частных случаев, в сотнях семей, в сотнях судеб - делает какой-то процент детей несчастными. Такие впечатления, в первые годы жизни, сильнее всего. На них могут наслаиваться крупные события: войны, восстания, кризисы, голод, смерть близких.
        - Понимаю… Выходит, для развития личности нужны яркие события детства, часто даже трагические. И тонкая чувствительность. Я верно понял?
        - В общем-то да… Но одних чувств недостаточно. Чувства должны быть переработаны разумом. Если у такого ребенка есть возможность учиться и читать, он может развить способность к обобщению. И только тогда он становится личностью. Начинает делать логические выводы.
        - Чтобы понять причины своих страданий, да?
        - Совершенно верно.
        - В чем же, по-вашему, эти причины?
        - Их две. Беззащитность перед природой и перед общественной стихией. Человек жестко подчинен законам природы. Смерть, болезни, землетрясения, наводнения, ураганы, засухи - все это природные явления, перед которыми он бывает беспомощен.
        - А второй источник страданий лежит в обществе, да?
        - Именно так. Человек растет, испытывает удары судьбы… И вдруг понимает, что им с рождения управляют люди, которые ничуть не умнее и не лучше. Он чувствует себя вещью в их руках. Рабом. Они могут избить его дубинкой, посадить в тюрьму, отправить на войну, требуют повиновения нелогичным нормам и несправедливым законам. Видя это, человек пытается повлиять на политику. Но при такой попытке он обжигает себе руки - таков уж нынешний режим…
        - А денежные проблемы? - спросил писатель, подпирая кулаком бороду - Ведь человек может внезапно разориться, лишиться квартиры или сбережений.
        - Они тоже относятся к общественным. Не к природным же. - улыбнулся Рэд - Итак, думающий человек видит: ему угрожают природная и общественная стихия. Он понимает: окружающий мир опасен, полон страданий. Но выводы из этого можно сделать разные. И здесь уже проходит вторая грань, о которой мы говорили…
        - Между бунтарем и приспособленцем, повстанцами и властями? - вспомнил писатель
        - Да. Выбор таков: или ломать систему, или делать в ней карьеру. - голос подпольщика несколько замедлился, сказывалась усталость. - Задумавшись о мире, человек видит угрозу и хочет защититься. Многие выбирают такой вариант: приспособление к системе, успех внутри нее. Ведь богатство и власть - это надежная защита от бед, и природных и общественных. И вот человек пытается пробиться в верхние слои общества. Для этого он расталкивает локтями окружающих, конкурирует с ними. Вы ведь понимаете - чем выше уровень власти, тем меньше людей к нему допущены… Это как в лотерее - один выигрышный билет на миллион. А все равно находятся дураки, готовые играть в эту игру. Некоторые даже преступают закон, но ломать всю систему они не хотят… Отчего вы улыбаетесь?
        - Слушая вас, я вспомнил одну фразу… Недавно прочел ее. «Вор уважает собственность. Он хочет ее присвоить, чтобы уважать еще сильнее.»[См.: Г.К. Честертон, "Человек, который был Четвергом"]
        Рэд рассмеялся:
        - Да, об этом я и говорю. Преступники тоже ищут успех внутри системы. Они играют в ту же лотерею, хоть и жульничают…
        - В этой лотерее самые большие шансы у выходцев из богатых семей, не так ли? У них ведь начальные условия лучше.
        - Вы правы. Но многие бедняки тоже верят в свой успех, с увлечением борются за него. И не замечают, что сама лотерея нечестная. Правила в ней рассчитаны на их поражение. Это похоже на игровые автоматы: обогащается только их владелец, а не игроки. В конце концов, часть людей понимает - правила шулерские. Лотерея без выигрыша!
        - И они восстают против нее? Это и есть второй вариант?
        - Верно. Человек бунтует. Он не желает быть марионеткой, он рубит ниточки, за которые дергают правители, управляя им.
        Чершевский пытливо оглядел собеседника. Пухлая рука писателя переместилась вверх, от бороды - к бугристому лбу. Николай запоминал манеру подпольщика говорить, улыбаться, жестикулировать. Эти наблюдения могли пригодиться при написании новой книги. Наконец, он спросил:
        - Что же это за ниточки?
        - Покорность законам, патриотизм, религия… - несколько утомленно перечислил Рэд - Бунтующий человек порывает с этим. Непреклонно порывает!
        - И тогда он приходит к вашим принципам?
        - Приходит, даже без общения с кем-то из нас. Совершенно самостоятельно. Он делается непокорным. Он понимает, что законы не святы, их пишут правители в своих интересах. А когда им выгодно, сами нарушают свои законы. - при этих словах Рэд вспомнил горящее здание парламента, танковые залпы, трупы на площади, кровь на рукаве. Помрачнев, заключил: - Видя все это, человек делает вывод: свергнуть негодяев можно не по их законам, а только силой. Путем революции.
        - А патриотизм вы тоже считаете ниточкой в руках властей?
        - Конечно! От имени страны всегда говорят власти, верховник, чиновники. На патриотизм они ссылаются, чтобы им подчинялись. Понимая это, бунтующий человек становится космополитом. То есть он признает отечеством всю планету - а не клочок земли, огороженный пограничной проволокой. Пусть правители называют этот клочок
«родиной», пусть от ее имени требуют покорности себе - мы плюем на их вранье. О патриотизме мы еще поговорим подробнее. Наши враги - власти и спецслужбы - уверены, что «служба Отечеству» оправдывает все их преступления.
        - Еще бы! - энергично согласился писатель - По их мнению, патриотизм лежит в основе морали, поэтому ради него все позволено: убивать людей на войне, следить за гражданами, преследовать инакомыслящих. А космополиты в их глазах - это международный сброд аморальных авантюристов.
        - Это лукавство, как вы понимаете. Жуликам куда проще прикрываться словами о
«любви к Отечеству». - откликнулся Рэд. - А моральные ценности универсальны, они вне государств и наций. То есть мораль космополитична, одинакова в любой точке планеты, для всех стран и народов. В основе морали - не борьба стран, а борьба добра и зла, прогресса и реакции. Люди, кричащие о своем патриотизме, частенько тянули страну назад, и тем предавали ее. Это относится и к бородатым боярам времен Питера Великолепного, и к Белой Армаде, сражавшейся против революции на деньги иностранных империалистов. Если бы эти «патриоты» победили, то Рабсия уже тогда превратилась бы в колонию. А победа «антигосударственных» революционеров-космополитов сделала ее сверхдержавой. Это ли не загадка?
        - Разгадка в том, что белые «патриоты» противились новшествам. - понимающе кивнул Чершевский - И этим тормозили развитие своей же страны, которую они якобы «любят». Революция выбросила их, и дела пошли лучше. А при Юзефе Слатине случилось наоборот. Революционеров-космополитов истребили чиновники, называвшие себя патриотами. Чем же это кончилось? Эти бюрократы продали и промотали революционное наследство. Развалили и разрушили все ценное, что принесла революция.
        - А уж нынешний, рабсийский патриотизм - просто рычаг управления в руках негодяев, и больше ничего. - дополнил Рэд
        Писатель вновь кивнул в знак понимания, и заметил:
        - С религией тоже все ясно. Она учит повиновению властям. И потому бунтующий человек с ней тоже порывает.
        - Такова логика бунта. Место религии занимает атеизм, воинствующий материализм.
        - Понятно. - улыбнулся писатель - Как поется в песне, «нет тюрьмы страшнее, чем в голове.»[В песне Виктора Цоя "Стань птицей".] Человек разрушает эту тюрьму. И подчиняется властям уже не по убеждению, а только из чувства страха. Внешне он раб, но внутренне уже свободен!
        - Человек вообще бунтует ради свободы. - задумчиво произнес Рэд - Социализм мы тоже понимаем как свободу: от нищеты, от безработицы, от безграмотности.
        - Ну что ж, я понял как люди приходят к вам. - склонил голову писатель - Они бунтуют против того, что их угнетает и ущемляет. Но разве бунт - это какая-то глубокая философия?
        - Вы правы - усмехнулся Рэд - Бунт не философия. Но даже к простому бунту не каждый склонен. Думающих людей мало, бунтующих - и того меньше. А ведь бунтом дело не ограничивается.
        Чершевский слушал, приоткрыв рот.
        - Я об этом и хотел спросить. Разрушение, ломка старого… Прекрасно. А что взамен? Как изменить мир?
        - Чтобы изменить мир, надо его правильно понять. Наши рядовые активисты могут и не знать философии. Чаще всего ими руководит месть. Когда они вступают в организацию, мы не спрашиваем о философии. Только о готовности к борьбе. Им достаточно знать пять принципов: революция, космополитизм, атеизм, свобода, социализм. Начав с этого, они имеют возможность развиваться. - Рэд почесал подбородок, и досадливо качнул головой - К сожалению, многие из них довольствуются лозунгами. Не хотят учиться дальше. Другое дело мы - профессионалы революции. Мы просто обязаны знать философию, изучать ее, иметь стройное мировоззрение.
        - Вы изучали философию? - оживился писатель, отняв руку ото лба - И какой вывод сделали? Как справиться с природными и общественными бедами?
        - Мы считаем, что защититься от природных катастроф человек может, развивая технику. А от социальных - разумно организовав общество.
        Чершевский напряженно вскинул голову и взглянул подпольщику прямо в лицо:
        - То есть ваша конечная цель…
        Рэд поднял вверх указательный палец, и отчеканил громко и ясно:
        - Расширить господство человека над природой, и устранить господство человека над человеком.[Эта выражение, как и остальные фразы Доброцкого в романе, принадлежит его "земному" прототипу - Л.Д. Троцкому]
        - Великолепно сказано! - всплеснул руками писатель.
        - О, это не мои слова. Я прочел их в книге Доброцкого. Это краткий вывод, как вы просили. А у нас ведь целое мировоззрение. Создать философскую доктрину очень сложно. - Рэд утомленно облокотился на кулак, и голос его упал. На подпольщика внезапно накатила усталость. - Сам я не философ, честно скажу… Я лишь усвоил и воспринял уже готовые выводы. Нашу философию создал ученый по имени Марел Карс. Он жил двести лет назад.
        - Я знаком с его теорией. - писатель был увлечен беседой, и казалось, забыл о позднем времени. - Учение Карса охватывает все, не только политику. Искусство, культуру, законы, мораль, религию, семейные отношения, историю…
        - Верно. Если у человека верный метод исследования, он без труда применит его и к природе, и к технике… - медленно и несколько невнятно произнес подпольщик. Глаза его были полузакрыты, он боролся со сном. - Логика тут всеобщая, единая для всех областей знания.
        - Но, может быть, мы с вами по-разному понимаем ее? - Чершевский заметил усталость собеседника, но его любопытство оказалось сильнее чувства такта - В одни и те же слова вкладываем разный смысл? Мне очень хотелось бы узнать, как вы ее воспринимаете.
        - Мы обязательно поговорим об этой философии… - Рэд тяжко вздохнул, устало потер лоб - Извините, но сейчас у меня глаза слипаются… Я очень утомлен… Может быть, побеседуем завтра или послезавтра?
        - О, простите. - откликнулся писатель, прижав руки к груди - Я вижу, вы устали. Благодарю за увлекательную беседу. Она помогла мне понять душу бунтующего человека. Желаю вам спокойной ночи…
        Чершевский вышел, чувствуя неловкость.
        - Благодарю вас… - пробормотал Рэд в полусне, расстегивая рубаху непослушными пальцами - Доброй ночи.
        ГЛАВА VI
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

17 АВГУТСА. ПОНЕДЕЛЬНИЦА.
        В МЭРИИ
        (ДАРЕСЛАВЕЦ)
        В центре Урбограда, на проспекте Реакции, высился четырехэтажный особняк с колоннами. То была мэрия. Чиновник Валерий Дареславец пришел на работу раньше обычного. Приоткрыв окно кабинета, он любовался зданием городского театра, размещавшегося напротив. Прохладный ветерок ворошил бумаги на письменном столе. Мысли Валерия текли неспешно. "Театр… Когда я познакомился с Еленой, мы часто брали билеты на премьеры. Она жаловалась, что муж не обращает внимания на ее культурные запросы. Да и вообще редко интересуется ее внутренней жизнью. Днем серые будни в городском архиве, вечером утомительная домашняя работа, готовка, стирка, беготня за покупками… Каждый наш выход в театр был для нее праздником. Я видел это по ее глазам: они лучились светом. Всякий раз по такому случаю она распускала волосы, и вместо надоевшего узла делала прическу оригинальную - то челочку, то кок… Нарядное платье вместо серого костюма… Как мила она в эти моменты! Конечно, не фотомодель, но мне никогда и не нравились высоченные худые красавицы с нарисованными лицами. Да, Елена Петлякова, в свои сорок лет, скорее миловидна, чем шикарна.
Ее красота не атакует, не сбивает с ног, а раскрывается лишь постепенно. Круглое румяное личико, высокий чистый лоб, маленький носик… "
        Чиновник задумчиво перебирал бумаги, устилавшие стол, но его помыслы были обращены к возлюбленной.
        "Она любит меня крепко. А я? Положа руку на сердце - разве это лишь вербовка для доступа к архивным документам? Нет, конечно нет… Я действительно люблю ее. Люблю ее чистоту, задушевность… Богатейший внутренний мир - пусть и не для каждого очевидный, скрытый под серой личиной архивной начальницы… И, что редко встречается у женщин - умение хранить тайну, молчать. А эта материнская заботливость, ответственность? Глубина чувств! Где еще я найду такое сочетание? А как ласков ее голос - будто ручеек течет… Какой трагедией для нее станет мой отъезд. Это просто немыслимо! Надо убедить старика генерала, чтобы он позволил нам встречаться. Пусть урывками, тайно, за городом - но я не мыслю своей жизни без нее. Да и она не сможет работать в долгой разлуке со мною… Валентин Клигин тоже по мне скучать будет, но дело есть дело… А вот Лена… В разлуке… Нет, это невыносимо! Нарушение конспирации? Пусть! Но мы должны, должны встречаться после моего отъезда. Хоть изредка."
        Тяжко вздохнув, чиновник хрустнул пальцами, взял со стола пачку документов и принялся за дела. Полтора года назад комиссия по социальной политике подверглась реорганизации и сокращению штатов. Дареславец был переведен оттуда в комиссию по промышленности. Сейчас перед Валерием лежал проект строительства нового ликеро-водочного завода. Лицо чиновника поскучнело. Он просмотрел документы - здесь были пояснительные записки, схемы водоснабжения, вентиляции, подвода тепла и электроэнергии. В той же пачке лежали сметы на проектные и строительные работы, паспорт проекта, рабочие чертежи зданий и сооружений.
        Участок для завода отвели в промзоне. Ранее там находилась фабрика резино-технических изделий, но ее недавно снесли. Это была детективная история, запутанная и весьма поучительная. Как и все работники мэрии, Дареславец ее знал.
        Директор фабрики, Антон Железнов, четыре года назад вошел в конфликт с городскими властями. Он отказался платить дань бандиту Крюку, главарю местной мафии. Тот собирал деньги с фирм, под видом добровольных благотворительных пожертвований в пользу боксерского клуба, почетным председателем которого был мафиози. Часть собранного шла спортсменам, но львиная доля текла в карманы бандитских главарей. Директор Железнов слишком всерьез воспринял лозунг Медвежутина о наведении порядка в стране. На самом деле, "порядок" свелся к монополизации преступности. Главарь местной мафии Крюк просто удвоил отступные - теперь ему приходилось вносить деньги в фонд партии "Единая Рабсия", в карман начальника ГУВД Степы Уховертова, и неким людям в местном управлении РСБ. Добывая эти деньги, Крюк вдвое увеличил поборы с подконтрольных фирм. Часть из них разорилась, другая подняла цены - тем и кончилась "борьба с мафией и коррупцией".
        Железнов просто попался на удочку официальной пропаганды. На собрании акционеров Антон пробил решение об отказе от "благотворительных взносов". Крюк не стал нанимать наемного убийцу для расправы со строптивым директором. Встретившись с мэром и начальником местного РСБ в ресторане "Башня света", бандит пожаловался на дурной пример Железнова, просил приструнить его. Все директора, поставщики комплектующих для взбунтовавшейся фирмы, были членами "Единой Рабсии", и подчинялись ее негласной дисциплине. Было решено задушить фабрику "цивилизованно"
        - срывом поставок, бойкотом на рынке. Счетами фирмы заинтересовалась налоговая инспекция. Пожарная охрана закрыла склады фабрики, найдя их опасными… Дело кончилось крахом фирмы и отставкой Железнова - несмотря на его ясный ум и глубокие знания, несмотря на экономическую выгодность фабрики, несмотря на растущую потребность в ее продукции. Бандит Крюк настоял, чтобы фабрику не просто обанкротили, но и снесли - в назидание другим. Что и было сделано.
        Вокруг пустого земельного участка разгорелся новый спор: отводить ли его под торговый комплекс, жилые дома или больницу для рабочих? А может, выстроить на этом месте новое предприятие? За каждым проектом стояло свое лобби. Предложение о строительстве больницы было отвергнуто почти сразу: начальник комиссии по здравоохранению Христиан Иванович Гибнер не имел денег на взятки, его авторитет был крайне низок. Основная борьба пошла между Феодулией Собакевич, отвечавшей за городские рынки, и Воровайкиным из комиссии по муниципальной собственности. За Воровайкиным стояли деньги того же мафиози Крюка, его влияние на мэра оказалось решающим. Участок был выставлен на аукцион, и Крюк приобрел его за бесценок, через подставных лиц. Теперь мафия решила выстроить на этом месте ликеро-водочный завод. У Крюка уже было несколько таких заводов, он контролировал производство водки в Урбоградской области. Мэр, имея процент от доходов Крюка, закрывал глаза на дрянное качество пойла, на многочисленные случаи отравлений. Негодяи ничем не гнушались ради прибылей.
        Дареславец видел изнутри "нерушимое единство" мафии, чиновников и денежных тузов, прикрываемое ложью церковников и журналистов. Честный человек не мог не возмущаться, наблюдая эти безобразия. Однако не они толкнули бывшего полковника в ряды подполья. Еще в Моксве, в аппарате генерального штаба армии, он вступил в тайную организацию офицеров. Лидером этой группы был непосредственный начальник Валерия - генерал Игорь Харнакин. Как возмущенны они были расстрелом парламента! Дареславец тогда вышел в отставку под благовидным предлогом, не порывая конспиративной связи с сослуживцами-заговорщиками. Впоследствии эта группа установила контакт с Союзом Повстанцев. Бывший полковник вернулся из столицы в родной Урбоград и без труда устроился в местную мэрию. Служебные возможности он использовал для добывания сведений и вербовки людей.
        Но сейчас Валерий не вспоминал о тайной стороне своей жизни. Он углубился в профессиональную задачу. Требовалось проверить, соответствует ли проект завода нормативным актам, строительным правилам, государственным стандартам, инструкциям органов надзора. Бегло посмотрев акт об отводе земельного участка, Валерий убедился: документ в порядке, земельное законодательство при покупке не нарушено. Будущим постройкам не угрожает промерзание грунтов, карстовые явления, подземные воды. Вблизи проходит железная дорога, обеспечен бесперебойный подвоз сырья и вывоз продукции. Для забора воды и сброса сточных вод используется река Бланка. Кажется, выбросы паров, дыма и копоти не превышают допустимый уровень. Пожарная безопасность соблюдена.
        "Хм… А что они планируют по благоустройству территории, озеленению?" - спросил себя Дареславец - "Будет ли в цехах нормальное освещение, какие меры приняты для борьбы с шумом, планируется ли устройство гардеробных, душевых, умывальных? Будут ли питьевые фонтанчики, наконец? Удобно ли расположена столовая? Для владельцев завода мелочи, а для рабочих крайне важно. Нужно проследить за этим обязательно. Но чтобы мои поправки были обоснованны, требуется подвести под них инструкцию. Площадь комнат для приема пищи должна быть не менее двенадцати квадратных метров, кажется… Или десяти? У них тут вообще восемь… Надо спуститься в библиотеку, взять СниП и уточнить."
        Дареславец вышел из кабинета и спустился на первый этаж. В вестибюле, перед огромным зеркалом, он привел в порядок костюм, поправил галстук. Расчесывая черную бороду, Валерий подумал: "Надо бы аккуратно постричь ее. Слишком уж разбойничий вид. Несолидно". Все же Дареславец остался доволен внешностью. В свои сорок семь лет - высокий, подтянутый, стройный. Елена Петлякова не зря восхищалась его лицом
        - высокий лоб, глубокий взгляд карих глаз, ровные белые зубы без единой щербинки… Полюбовавшись отражением, Дареславец спустился в подвал - в архивно-библиотечный отдел. Он вошел в читальный зал и вздохнул: несмотря на ранний час, к библиотекарю успела выстроиться небольшая очередь.
        - Здравствуйте, Валерий! - кивнул вальяжный толстяк в шикарном костюме.
        - Здравствуйте, господин Рытик! Что, опять пришли копаться в архиве, так? Изучаете конъюнктуру?
        - Да. С разрешения мэра. - сладко улыбаясь, ответил биржевик. В руке он держал пропуск, датированный 14-м авгутса. - Планирую новый бизнес-проект.
        - Ну что ж, удачи в делах.
        Про себя же Дареславец подумал: "Вот пройдоха! Олигарх, приятель мэра. Какие темные делишки их связывают? Дорого бы я дал, чтобы это выяснить. Рытик, возможно, связан с РСБ. Или нет? Все расплывается в тумане… Темный делец. Откуда его миллионы? Слухов много, но в чем же правда? Эти сведения неплохо бы смотрелись в моем отчете старику генералу… "
        В какое изумление пришел бы Валерий, если б узнал: именно через Арсения Рытика повстанцы установили связь с престарелым генералом Харнакиным; именно Рытик направляет его работу в Урбограде; именно Рытику генерал передает те куски информации, что Дареславец добывает в мэрии; именно Рытику попадают сведения о кандидатах на роль подпольщиков, которых намечает Дареславец в своем окружении. Но в подполье каждый знал только свой участок. И потому Дареславец воспринял Арсения Рытика лишь как таинственного, враждебного олигарха. Да еще выскочку. Ведь Рытик опередил-таки Дареславца в библиотечной очереди.
        Биржевик тоже не подозревал о подпольной деятельности Дареславца. Завязывая контакт с Арсением, генерал Харнакин отказался назвать ему имена и адреса своих людей. Рытик знал одно: Зернов вербует новобранцев среди богемы и студенчества, а генерал Харнакин, через своих людей - в коммерческих структурах, в полиции, в органах власти. Рытик не знал помощников генерала в лицо, не знал их имен. И потому он поглядывал на Дареславца с опаской, пряча страх за елейной улыбочкой. Вдруг этот бородач заподозрит что-то неладное? Вдруг проверит, какие материалы Рытик берет в архиве? Вдруг убедится, что Рытик исследует вовсе не колебания цен на стиральный порошок?
        Повстанческий разведчик и вербовщик стояли рядом в очереди, и неприязненно косились друг на друга. Зато в случае ареста один из них не выдал бы другого. Можно ли выдать незнакомца?
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ПРОПАГАНДА: ПЕРЕНОСЧИК БЕЛКИН.)
        По многолетней привычке, Рэд проснулся в шесть утра, обнаружив себя на узком и жестком ложе. Вчера, при беседе с писателем, заговорщика внезапно сморил сон. Однако переползти с кресла на тахту он все же успел. Встав рано, Рэд еще застал хозяина квартиры: врач Алексей собирался в клинику. Хозяин оставил гостю легкий завтрак - румяные гренки с омлетом и помидорами. Перед едой подпольщик двадцать раз отжался от пола, а затем влажной тряпкой протер шкафы и полки с книгами. "Вентиляция тут никудышная. " - сокрушенно подумал он. - "Какое впечатление это произведет на новобранцев? В беседе и стены помогают. Запахи, цвета, мебель, картины - вся обстановка должна усиливать восприимчивость. Духота испортит людям настроение. Не годится. Алексей вернется к полудню. В его отсутствие окна я открывать не буду, но когда придет - попрошу проветрить эту пыльную нору…"
        Двенадцатиэтажка пробудилась. Во дворе фыркали и рычали машины, пищала сигнализация. Шаги жильцов, спешащих в конторы и заводские цеха, глухо доносились из-за толстой куртины. Рэд вышел из комнаты в коридор, крадучись добрался до туалета. Он с удовольствием отметил, что под его ногами не скрипят рассохшиеся половицы: кошка позавидует! Возвращаясь, Рэд остановился в прихожей, прислушался. На лестничных клетках то и дело хлопали двери, гудел лифт.
        "Жаль, что мне не удастся побродить по городу" - подумал заговорщик - "Ну да ладно. В Среброусте, помнится, было еще хуже. Там я прятался на химическом складе. Запах реактивов был просто невыносим. А здесь довольно комфортно, хоть и скучновато."
        Вернувшись в книгохранилище, Рэд позавтракал. Взяв со стола головоломку, он вертел ее в руках, думая о деле.
        "Итак: финансист Сироткин снимает дом для подпольной типографии. Артур Новиков создает макет газеты и передает водителю Каршипаеву. Тот привозит макет в типографию, вместе с бумагой, расходными материалами и недельным запасом пищи. Изотов и Истомина печатают тираж. Неделю спустя, водитель развозит газеты по тайникам. Вот пока и все. С этими людьми я переговорил. Сегодня - следующий шаг. Нужны переносчики, чтобы забрать газеты из тайников, отнести распространителям. На роль переносчиков я наметил троих… "
        В полдень вернулся хозяин квартиры, доктор Алексей, и заговорщик попросил его проветрить комнату. Сам же он перебрался в обеденный зал, увешанный экзотическими масками и древними клинками. Подлинное наслаждение Рэду доставили ажурные фарфоровые фигурки, стоявшие на полках. Они быль столь изумительны, что заговорщик, разглядывая их, забыл на пару минут о преступлениях правящего режима. Наконец, библиотека была проветрена, и Рэд кошачьей походкой вернулся туда.
        "У меня в запасе еще минут десять" - подумал он - "Сейчас придет парикмахер Белкин, а спустя два часа - художник Юрлов… Судьба их похожа. А как различаются внешне! Вот фото из досье. Художник - длинноволосый дылда. А парикмахер - коротышка, коротко стриженный. Лицо художника длинное, бледное… А какой веселый румянец играет на физиономии парикмахера! Прямо яблочко наливное. Взглянем на Юрлова - одет пестро, броско. В ухе кольцо. А Белкин? Подчеркнуто скромен в одежде. При беглом взгляде на фото, Юрлова можно счесть алкоголиком, Белкина - застенчивым отличником. Добротное досье… Указана даже походка: первый ходит быстро, второй - степенно. Но при всех отличиях, видны их общие черты: жажда мести и неспособность к насилию. Белкин вот потерял невесту - она выбросилась из окна, когда пьяные сынки начальников пытались над нею надругаться. А у Юрлова убили лучшего друга, художника, при погроме антицерковной выставки. Ужас! Тем не менее, оба не склонны к боевой работе …"
        Рэд не знал, что этот вывод сделал вербовщик Зернов. Артем пришел к Белкину на третий день после похорон его невесты - парень был разгневан, мечтал отомстить убийцам. Побудить Белкина к обобщениям было несложно. Растолковать, что в гибели Млады виноват политический строй, тоже оказалось легче легкого. Ведь именно режим дал сынкам элиты безнаказанность! Белкин решил мстить режиму, помогать подполью. Но в боевых предприятиях он участвовать не мог, по мягкости характера. Зернов отправил Рытику через тайник досье на парикмахера, отметив его природную кротость. Впоследствии досье попало к Рэду. Учитывая миролюбие несчастного парня, Рэд решил предложить ему спокойную работу - переноску газет.
        Раздался условный звонок в дверь. Алексей Чершевский провел Белкина в книгохранилище. Круглое румяное лицо вошедшего напоминало расписной чайник. Оттопыренные уши казались ручками этого чайника и смотрелись довольно нелепо. Здоровенный выпуклый нос, рыжеватые волосы, отвислые губы и скошенный подбородок тоже не красили его. Одет Белкин был неброско, говорил невнятно и глуховато.
        "Да" - невольно подумал Рэд - "Вероятно, не внешностью он завоевывал сердце Млады. Скорее всего, их отношения развивались очень долго, и были построены на родстве душ. Потому ее гибель и стала для парня такой трагедией. "
        Попав в незнакомую обстановку, парикмахер чувствовал себя напряженно. Поэтому Рэд не торопился переходить к делу. Белкин выслушал соболезнования по поводу гибели Млады, затем разговор перескочил на тему его холостяцкого быта, обустроенности. Речь зашла о городских кафе, где собирались поэты и музыканты. Заодно обменялись и мнениями о поэзии - Белкин очень любил ее, хотя наружность его была отнюдь не поэтической. Побеседовали о классической музыке, о старых фотографиях: их Белкин собрал целую коллекцию. Рэд знал это из досье, и побуждал парикмахера говорить о своем хобби. С фотографий перешли к истории города, от истории перешли к текущей политике. А уж после такого вступления беседа пошла по привычным, накатанным рельсам: предупреждение об опасности работы на подполье, о добровольности этой работы. Рассказ о главных лозунгах Союза Повстанцев.
        Затем последовал инструктаж о правилах конспирации, соблюдения тайны. В беседе с Белкиным подпольщик особо отметил:
        - Ведите привычный образ жизни. Ничем не привлекайте к себе внимания. Аккуратно вносите коммунальные платежи. Не раздражайте соседей по дому. Исключаются поздние визиты незнакомцев, ночное хлопанье дверей, разъезды на такси.
        - О, я так и жил до сих пор. Очень скромно, спокойно… - Белкин улыбнулся расслабленной улыбкой.
        - Что ж, оставайтесь собой, не играйте чуждую вам роль. Просто будьте повнимательнее к мелочам, вот и все. К примеру, если к вам заглянет газовщик или ремонтник, вежливо попросите его представиться. Ведь он может оказаться шпиком. Вы потом проверьте в ЖЭКе, работает ли у них такой человек. - Рэд не поучал, а советовал мягко, доброжелательно. Он обращался к Белкину, будто к старому другу - И вот еще что: очень осторожно пользуйтесь телефоном, компьютерной сетью, почтой. Не секрет, что средства связи прослушиваются РСБ, а письма горожан вскрывают на почте в особых "черных кабинетах". Поэтому сведите до минимума все контакты по телефону и сети. Свой телефонный номер не раздавайте направо и налево. Избегайте обсуждать по телефону даже бытовые вопросы.
        - Простите… А чем это мне повредит?
        - О, телефонная болтовня дает врагу понять многое. Составить ваш психологический портрет. Узнать режим дня, круг знакомств, бытовые условия. Пронюхать, где вы будете скрываться от розыска. И так далее. Помните: телефон и компьютерная сеть - это средства слежки за вами! Я вам советую: беседуя с кем-либо по телефону, зримо представляйте себе третьего участника ваших диалогов - майора РСБ, в уши которого льется ваша речь. При виде телефона лицо этого майора должно сразу возникать у вас перед глазами.
        - Я никогда и не был любителем болтать по телефону. - грустно и расслабленно улыбнулся Белкин - А после гибели Млады мне и говорить-то особенно не с кем… Заводилой, душой компании я не был ни на работе, ни дома. Предпочитаю общение в узком кругу. Друзей ведь много не бывает. Что касается сети - можно ее использовать, чтобы ввести врага в заблуждение. Я буду посещать сайты с бытовой, развлекательной, культурной тематикой - с таким расчетом, чтобы создать у врага ложное мнение о моих увлечениях. Пусть думает, что я с головой ушел в устройство быта. И забыл о своей личной трагедии.
        - На работе тоже не вызывайте претензий. От надомной стрижки откажитесь - в случае острой необходимости мы вам поможем с деньгами. Голодать не дадим, во всяком случае.
        - Извините - тихим глухим голосом прервал его парикмахер, приложив руку к груди - дело в том, что зарплаты у нас низкие. Надомную работу берет каждый. Если я откажусь от нее, это как раз и выделит меня из коллектива.
        - Что ж, ценное замечание. - на смуглом лице Рэда мелькнула поощрительная улыбка - Из коллектива выделяться не следует. Если все берут надомную работу - берите и вы тоже. Мы постараемся это использовать для связи.
        - Как именно? - робко и невнятно спросил парикмахер.
        - Вам позвонит на работу заказчик, назовет адрес и скажет: "постригите меня а-ля Бенгаль". Конечно, такой стрижки нет - но вы согласитесь и приедете к нему на квартиру. А там встретитесь с нашим связником. Лучшего камуфляжа не придумаешь.
        Белкин кивал, его карие глаза, большие, чуть навыкате, выражали ученическое внимание.
        - Все что я вам говорил, было прелюдией - Рэд поощрительно улыбнулся, наклоняясь к собеседнику - А теперь перейдем к сути дела. Каков график вашей работы?
        - Я в парикмахерской по нечетным дням недели, с девяти утра до девяти вечера.
        - Так вот. Чтобы отомстить за гибель Млады, вам потребуется - Рэд тяжко вздохнул - Вам потребуется каждую вторницу, в середине дня, посещать ее могилу.
        - Хм… - парикмахер ошеломленно закатил глаза, брови его взметнулись вверх - А чем это может…
        - Чем это может помочь? Сейчас расскажу. Ваша невеста ведь похоронена на старом кладбище?
        - Да - отозвался Белкин, и его румяное лицо чуть побледнело.
        - Возвращаясь с кладбища домой по этой дороге - заговорщик придвинул монитор - и пройдя три квартала, следует свернуть во двор. Вы увидите гаражи, один из них ржавый, с округлой крышей, другой стандартный. Слева от ржавого есть узкий проход, довольно загаженный, так что никто в него без особой нужды не лезет. Вы туда зайдите, будто для… хм… отправления надобности…
        - А на самом деле?
        - На самом деле, протиснувшись до конца прохода, вы увидите овражек. Проход к нему один - тот, что я вам указал. Спуститесь на дно. В кустах вы увидите ржавый автомобиль. Под его сиденьем будет лежать двухслойный жилет, набитый литературой. Оденьте его под свитер, а при следующих посещениях тайника будете оставлять там опустевший жилет.
        - Как же он опустеет? - смущенно вопросил Белкин
        - Опустеет, когда вы вернетесь домой. Вернувшись, переложите листовки и газеты из жилета в сумку. Вы ведь говорили, что на работу носите пирожные, бутерброды и другую снедь… Носите в сумке?
        - Да. - голос его был почти не слышен
        - Как она выглядит?
        - Ну… Спортивная сумка, средних размеров, невзрачная, темно-зеленая, с белой полосой… Фирмы "Олимпия". Сейчас такие везде продаются…
        - Вот как? Возьмите деньги - Рэд вынул из кармана триста гроблей - и купите вторую сумку, точно такую же.
        - Хорошо.
        - Утром следующего дня, часов в одиннадцать, в ваш зал придет клиент. Он высморкается в сине-красный клетчатый носовой платок. Попросит подровнять прическу. Когда начнете работать, он пожалуется на боль в сердце. Вы должны ответить шуткой: "Было бы сердце, печали найдутся". Запомните лицо этого человека, он будет стричься у вас регулярно и забирать литературу. Если вместо него придет незнакомый, новый переносчик - он вновь должен вынуть платок, пожаловаться на боль в сердце и получить в ответ ваш афоризм. Так вы его опознаете.
        - Ясно. И что мне делать дальше?
        - Есть ли полка на вашем рабочем месте, под столешницей?
        - Да. - кивнул парикмахер
        - Так вот. Поставьте пустую сумку на эту полку. Ваш клиент после стрижки заберет ее. В следующий раз он придет с пустой сумкой, и как бы невзначай, "по рассеянности", обменяет пустую на полную. И так всякий раз. Возьмет полную - оставит вам пустую. Вот и все. Запомнили?
        - Вроде бы да…
        - Еще раз: литературу берете в тайнике у гаражей, каждую понедельницу, в середине дня. Пустой жилет оставляете в тайнике. Наш друг, с красно-синим платком, придет в парикмахерскую в 11-00, пожалуется на сердце. Вы ему - "Было бы сердце, печали найдутся". Сумку с газетами перед началом рабочего дня вы ставите на полку, под столик. Он ее забирает, вам оставляет пустую… И так всякий раз.
        - Да. Я запомнил. Это все?
        - Нет. Есть еще кое-что.
        - Я весь внимание.
        - У вас в парикмахерской бывают разные люди. В женский зал, возможно, заходят жены высших чиновников, да и вообще болтливые кумушки.
        - Да. Все новости, слухи и сплетни проходят через наш салон, он довольно популярен в городе.
        - Великолепно. Могут среди клиентов оказаться и люди, озлобленные на правящий режим - то есть наши потенциальные сторонники. Если вы услышите что-либо интересное для подполья, или найдете полезный контакт среди клиентов, неплохо бы написать отчет об услышанном, и передать связнику.
        - А если меня с этим отчетом полицаи задержат? - парикмахер непроизвольно вздрогнул.
        - О, писать вы будете шифром, невидимыми чернилами. Между строк рекламного сборника.
        Белкин удивленно приподнял широкие брови:
        - Но ведь я не химик и не шифровальщик, а всего лишь парикмахер. Изготовлять такие чернила я не умею.
        - Это проще простого. Купите в магазине пачку соды, приготовьте крепкий раствор. Заправьте его в перьевую авторучку и пишите свои сообщения. Вот и все.
        - Только и всего?
        - Угу. - кивнул Рэд - Пишите аккуратно, не царапая бумагу. Проявляется эта надпись нагреванием над конфоркой.
        - Действительно, проще простого! - лицо Белкина расслабилось, брови распрямились.
        - А шифровать как? Заменять буквы своими значками?
        - Нет - улыбнулся Рэд наивности собеседника - Это мигом раскроют, по частоте встречаемости букв. В рабсийском языке, если вам интересно, чаще всего встречаются буквы: о, е, а, и, н, т.
        - Никогда не задумывался над тем, какие буквы чаще встречаются…
        - Именно эти. Какими бы иероглифами или цифрами вы их ни заменяли, такое письмо прочтут без труда.
        - Как же быть? - растерянно спросил парикмахер, вновь подымая брови.
        - Дам я вам таблицу, где каждая буква кодируется двузначным числом. Но дам еще и блокнот с рядами случайных цифр. Прибавляйте по модулю эти цифры к тем, что кодируют буквы алфавита в вашей записи. Результат: каждая буква всякий раз обозначается по-новому. Такая запись расшифровке не поддается. Потому этим методом и пользуются разведчики. Правда, у них каждая страница шифроблокнота используется лишь однажды, а у нас таких возможностей нет. Когда страницы блокнота закончатся, вновь начинайте с первой из них.
        - Как я понимаю, копия моего блокнота будет у получателя?
        - Верно. Итак, вы шифруете сообщение и пишете его раствором соды. Пишите на страницах буклета "Товары и цены", между строк. Только не начинайте с первой страницы. Давайте лучше выберем… восьмую, что ли?
        - Договорились. Буду писать между строк, раствором соды, шифром, начиная с восьмой страницы.
        - Чудесно. Мы уже говорили, что одним из ваших надомных клиентов будет наш связник. Вот ему и отдадите ваш подробный отчет об услышанном за неделю. А во время стрижки болтайте с ним о пустяках. Ведь квартира может прослушиваться….
        - Я все понял. Писать шифровки проще, чем кажется…
        - Верно. - Рэд говорил с парикмахером задушевно, как со старым знакомым - Работая на подполье, вы приобретете и другие полезные навыки. И помните: каждая порция переброшенных вами газет на шаг приближает крах режима, погубившего Младу.
        - Я отомщу подонкам за ее гибель…
        - Желаю вам удачи. - дружески кивнул заговорщик. - Прощайте, товарищ Семен….
        КАПРИЗЫ ФОРТУНЫ
        (ПРОДОЛЖЕНИЕ: ДАРЕСЛАВЕЦ, МУРАВЬЕВ, ПЕНКИН)
        Дарславец нашел в библиотеке нормативные документы, внес изменения в проект. Близился обеденный перерыв. Но вместо столовой Валерий направился к гаражу, где стоял сверкающий "Итильваген" - его служебная машина. Целью предстоящего вояжа была негласная проверка мебельной фабрики. Не секрет, что многие директора тайно сдают складские помещения частным фирмам. Что хранится на этих складах? Неведомо. Ездить с такими ревизиями Дареславец любил. Вороватые коллеги по-своему объясняли эту его привычку - дескать, ловит за руку жуликов и вымогает взятки тут же, на месте. Это предположение подтверждалось тем, что по итогам проверок не возбудили ни одного уголовного дела. Да, Валерий ловил с поличным жуликов, шантажировал их. Но, вопреки мнению сослуживцев, он не вымогал денег, а всего лишь просил коммерсантов о мелких услугах. Валерию они не приносили ни гроша, но подполью давали очень многое - новые контакты, помещения, подход к самым неожиданным источникам информации.
        А однажды, в удачнейший день, он поймал при такой ревизии не жулика, а человека честного и смелого, но запутавшегося. Инженер Муравьев, задумав одиночный акт возмездия, мог нанести непоправимый ущерб той идее, которой Валерий посвятил свою жизнь. Наташу, жену Муравьева, изуродовали ОПОНовцы. Устроившись на пивзавод, Муравьев приготовил отравленный раствор, и решил влить его в цистерну пива, поставляемого школе МВД. Еще немного, и случилось бы непоправимое.
        Дареславец вспомнил, как вошел под своды мрачного хранилища полуфабрикатов, как захлопнулась за ним дверь пожарного выхода, годами запертого и не принятого Ярославом в расчет. Он вспомнил, как пожелтело при этом грохоте прямоугольное лицо Муравьева, как задергался и приоткрылся его маленький тонкогубый рот, раздулись ноздри, испуганно взметнулись вверх брови, а выпученные от изумления черные глаза вперились в нежданного посетителя. Сжавшись и потупившись, стоял Ярослав, жертва и мститель, строгий начальник и неудавшийся убийца - коренастый, в черном костюме, среди пустых мешков из-под крысиного яда. Он втянул голову в плечи. Время будто остановилось для него. Только ленточный транспортер монотонным вращением и гулом напоминал о том, что жизнь продолжается, а значит неизбежна и расплата. Но Муравьев был человеком железной воли. Прострация сменилась яростью - стиснув зубы, он выставил подбородок вперед, и скрежеща зубами двинулся на Дареславца. Бывший офицер бросился навстречу, повалил Муравьева, прижал к полу и завернул его руку за спину. Хрипя, тот принялся проклинать жизнь, обличать верховника,
ОПОНовцев, самого Валерия…
        Выслушав невнятные тирады об изуродованной жене, о погроме в Зловещенске, о сотнях избитых, о сорванной двери в квартире хромого мальчишки - Дареславец ослабил железную хватку. Позволив инженеру встать, Валерий, к изумлению Ярослава, протянул ему руку, приглашая к разговору.
        Да, Валерий успел вовремя. Если бы Ярослав осуществил свой замысел и отравил пиво крысиным ядом, он принес бы смерть не только врагам, курсантам МВД, но и неповинным людям: уборщицам, чернорабочим, случайным посетителям баров и буфетов полицейского училища. Эту трагедию удалось предотвратить.
        "Целесообразность - прекрасная моральная сдержка." - помыслил Дареславец - "Если цель оправдывает средства - это и значит, что не все средства позволены. Заказаны средства, которые уводят от цели! Пример Муравьева весьма поучителен. Кажется, не было моральных доводов, способных отвратить Муравьева от задуманной мести. Сработал только аргумент целесообразности. Только им я удержал инженера от убийства неразборчивого, не адресного. От подобной "мести" режим бы выиграл. Революционеры оказались бы в глазах горожан массовыми убийцами, не разбирающими правых и виноватых, опасными для всех. И люди еще теснее сплотились бы вокруг режима - вокруг дубинки, изувечившей Наташу, жену Муравьева… До того как ее искалечили ОПОНовцы, Наташа была изумительно красива. Ярослав мне показывал ее фотографию. Но это уж через пару месяцев, при встрече в кафе "Квант". А тогда, после первой нашей беседы, он вылил отравленный раствор, тщательно промыл емкость, и согласился помогать нам. Как человек умный, Ярослав понял: только в рядах организации жажда мести ведет к полезным результатам. Иначе - катастрофа. На всех
недовольных обрушились бы массовые обыски и аресты, еще до создания подполья в городе. Какое счастье, что я тогда остановил его карающую руку. Не так надо действовать, совсем не так. Удар Ярослава будет направлен точно, подчинен общему плану…"

…Раздумывая об этой истории, Дареславец открыл дверцу "Итильвагена". Услугами шофера он не пользовался, водил машину сам. Коллеги дивились этому чудачеству. Он объяснял: "Увлечен вождением, приятно чувствовать себя хозяином дороги". На самом же деле он опасался, что приставленный к нему шофер окажется агентом РСБ. Дареславец знал, что его служебная машина прослушивается. И потому не вел переговоров в ее салоне - чаще всего молчал, а иногда беседовал с попутчиками о пустяках.
        Выезжая из дворика мэрии на проспект Реакции, Валерий притормозил и дружески кивнул. Навстречу ему шел старый знакомец - полицейский старшина Макухин. На общем фоне Макухин был исключением - он презирал взяточников, не использовал работу в полиции для обогащения. Но Дареславец не пытался вербовать его. Валерий знал, что неподкупность старшины вызвана глубокой религиозностью и неподдельным патриотизмом. Говоря словами известного писателя, Макухин был честен в своем поклонении бесчестности.[См. Г.К. Честертон, "Сломанная шпага"] И потому для Союза Повстанцев он, конечно, не годился. Узнай старшина о двойной жизни Дареславца - он моментально донес бы на него в РСБ, искренне считая, что выполняет свой гражданский долг. При первом верховнике, Дельцине, в стране началась воровская воля. Подкупленному руководству полиции мешали добродетели честного служаки. Макухина сплавили с глаз долой, на почетный пост - охранять мэрию. Тогда он с Дареславцем и познакомился. Старшина искренне считал Валерия своим другом, не подозревая, что тот воюет в другом стане. При новом верховнике, бескорыстный патриот Макухин
был повышен в звании и вернулся к оперативной работе. Старый служака одобрял жесткую линию нового правителя.
        Дареславец вспомнил, что именно Макухин, сам того не зная, помог ему завербовать одного из будущих подпольщиков - Матвея Пенкина. Было это здесь же, на углу, год назад.
        Тогда Макухин шел не один. Он вел, крепко ухватив под локоть, молодого человека лет двадцати пяти, тощего, с изможденным лицом и черными неухоженными патлами, ниспадавшими до плеч. Задержанный выглядел неряшливо: синяя джинсовая куртка на нем была порвана, под глазом темнел синяк. Не будь следов драки, парень ничем не выделялся бы из толпы.
        - Здравия желаю, господин полковник в отставке! - расплылся в улыбке толстый Макухин.
        - Ну, здравствуй, верный страж! - приветствовал его Дареславец через приоткрытое окно "Итильвагена" - Давно тебя не видел. Как поживаешь? Иногда вспоминаю тебя. Ты же пять лет у нас в мэрии на часах стоял, так? Как дети? Как работа?
        - Нормально. Не жалуюсь. Дети подрастают, старший уже профессию выбирает. Одна беда - учатся теперь за деньги.
        - Жаль… Когда я работал в комиссии социальной политике, то пытался отстоять квоты на бюджетное обучение. Но я ж не всесилен, сам понимаешь.
        - Вы и так много сделали для горожан. А если вы насчет работы интересуетесь - в полиции лучше стало. При Медвежутине нас больше уважают. Автомобили выделили, повысили лимит на бензин, обеспечили спецтехникой. И порядку больше стало, и зарплата повыше. Так что - не жалуюсь. Выполняю, как говорится, служебный долг. Сейчас вот поймали нелегального торговца. Судить будут. - жирный палец Макухина указал на парня.
        - Ну, ты полегче. - Дареславец окинул равнодушным взглядом щуплую фигуру задержанного - Мелкий вор зовется воришкой, а крупный - финансистом.
        Услышав эту фразу, худой желтолицый торговец с надеждой воззрился на чиновника. Макухин же насторожился. Заметив это, Валерий невозмутимо продолжил:
        - Впрочем, это не мое дело. Ты мне лучше скажи…
        Они провели пять минут, вспоминая общих знакомых и делясь впечатлениями. Затем Валерий спросил у подобревшего Макухина:
        - А сейчас ты куда направляешься?
        - Да вот, навязали мороку… Веду этого охламона по месту проживания. Там я участковый. Надо мне разъяснительную беседу с ним провести. Кстати… Парень, погоди-ка. Лицо твое видел где-то. Да ведь ты напротив моего дома живешь. Все правильно - ты же Пенкин! Точно, Пенкин Матвей! То-то я смотрю, знакомая фамилия в объяснительной. Твоя мать с моей сестрой вместе работала, а сейчас на пенсии! В нашем дворе я ее вижу иногда. Правда, редко она выходит…
        - Да - ответил парень, потупившись - У нее астма. Она тридцать лет на химкомбинате, вот и заболела. А отец давно погиб, у них на заводе "Калибр" отказал магнитный кран, в цех упала трехтонная заготовка. Пятерых рабочих - насмерть… В том числе и отца моего. Я ведь не от хорошей жизни занялся этой торговлей вразнос. Мечтал быть инженером, но сейчас образование всюду платное, возможностей мало. При Савейском Союзе обязательно бы поступил в университет, а сейчас вот мыкаюсь на улицах с лотком.
        - Лоток у него изъяли при задержании - хмуро пояснил Макухин - Там всякая мелочь: лосьон, шампунь, мыло, дешевые духи, шерстяные носочки, календарики… С ним шатался повюду. В учреждения заходил, в больницы, в институты. У проходных стоял. А взяли его близ оптовой базы.
        - Я табличку не заметил, о штрафе за торговлю! - воскликнул Матвей - Там вечно бабушки торговали: кто яблоками, кто чем. Очень оживленный был пятачок. Ну, я пришел, как всегда - меня повязали.
        - А синяк откуда? - поинтересовался Дареслвец, стуча пальцами по баранке автомобиля.
        - Он вырываться вздумал - сердито ответил Макухин - Впрочем, брал его не я. Не знаю, стоило тут силу применять, или нет… Потом еще двое патрульных подбежали, скрутили его - и в управление. Там оформили задержание, изъяли товар, записали его данные. С чего он сопротивляться вздумал?
        - Да не видел я, что это полиция - нервно отозвался парень - Вообще-то, зрение у меня отменное. Но я же по сторонам смотрю, ищу клиентов, а тут на спину свинцовая ручища ложится. Ну, я и рванулся, от неожиданности. А мне по морде. И куртку порвали. Впрочем, это ерунда. Страшно другое - у нас денег на штраф нет. Двадцать минимальных зарплат. Где мне их взять? Неужели придется продать квартиру и выметаться на улицу, вместе с мамой? Она тридцать лет на государство проработала, у нее астма. Ни родственников нет, ни денег. Работы для меня тоже нет. Вы говорите, я нелегальный торговец, не имею разрешения. А что делать? За рубежом регистрация уведомительная, а у нас в Рабсии разрешительная. Значит, надо чиновникам взятки давать. Откуда у меня такие деньги?
        - Так-то оно так… Но закон соблюдать надо! - нахмурился старшина, и ворчливо добавил, обращаясь к Дареславцу: - Мы решили, что брать его под стражу не стоит. Дали ему повестку в суд, а мне поручили разъяснительную беседу провести. Зачем беседа? Что я, семью Пенкиных не знаю? А если сейчас поведу его в участок, то не успею сына забрать из школы.
        Дареславец, сидя за рулем, анализировал: "Итак: молодой парень в трудной ситуации. Штраф непосилен, грозит потеря жилья, мать больна, отец погиб на заводе. А между тем, у этого Пенкина отменное зрение, неприметная внешность, развитый интеллект. Даже торговлей он занялся против желания, мечтал поступить в институт. Умеет делать политические выводы. Лихо он сравнил порядки у нас и за границей! Выручу парня. Он может быть полезным."
        Вслух же сказал, усмехнувшись в бороду:
        - Слышь, Макухин… Какая разница, кто с ним беседу проведет? Что старшина, что отставной полковник, все едино. Так?
        - Так - жирная физиономия Макухина расплылась в улыбке.
        - Ну вот, я думаю - ты давай топай за сыном в школу, а я с Матвеем тут поговорю… Сниму с тебя эту неприятную обязанность.
        - Ой, спасибо, Валерий! Ладно… Тогда я побежал, а ты ему мозги прочисти как следует, чтоб не нарушал в следующий раз… Да он и так не будет, я же с их семьей знаком. Ну, здравия желаю! Побежал…
        Дареславец, выйдя из машины, перехватил задержанного торговца, и они отправились в парк перед мэрией, у здания театра. Пенкин быстро соображал, но стереотипы сыграли с ним дурную шутку. Торговец видел, что чиновник выехал из мэрии на роскошном "Итильвагене", а старшина к нему обратился "господин полковник в отставке".
        Матвей подумал: "Полковник и старшина - одна банда. Cейчас этот холеный тип начнет вымогать деньги. Ради этого, очевидно, и затеяли мое задержание". Когда Дареславец завел речь о грозящем торговцу неподъемном штрафе, а вслед за тем - о "дружеской помощи", то подозрения Пенкина переросли в уверенность. При остром уме, Матвей никогда не скрывал своих чувств. Он был несдержан, резок и страстен. Мытарства последнего времени окончательно расшатали душевное равновесие парня. Вообразив, будто чиновник вымогает у него взятку, Матвей вскричал, яростно размахивая руками:
        - Давайте этот разговор закончим сразу, денег ведь у меня нет. - глаза нарушителя засверкали, он обвиняюще уставил на Дареславца указательный палец - И вот еще что я вам скажу. Это вы во всем виноваты! Именно вы! Вы, чиновники, нам плели байки про свободный рынок! У нас миллионы людей жаждали такого рынка, чтобы работать своими руками - хоть шапки шить или торговать помидорами, и чтобы за это не били по морде и не отнимали деньги. А что получилось?
        Дареславец приоткрыл рот, но Пенкин не дал ему ответить. Кровавая волна ненависти затуманила мозг Матвея, и он перешел на визг:
        - Кто раньше был богачом и начальником - остался им и сейчас! Взяточники! Пауки! Где ваша хваленая свобода?! Ваше государство, господин полковник, само выращивало бандитов и рэкетиров! Вы устроили нам дефолт! Вы запретили торговать не только на улицах, но и в ларьках. Всех переводите в торговые комплексы. А кто выдержит тамошнюю арендную плату?? - Пенков, все более заводясь, кричал уже в каком-то экстазе, как древний пророк - Кто в Рабсии имеет право быть бизнесменом? Только бывшие директора и чиновники! И раньше вы неплохо жили, а теперь еще лучше. А мою мать, которая всю жизнь травилась на химзаводе, на вас работая, - палец Пенкина еще острее вытянулся в сторону Дареславца - ее выкинут теперь на улицу за какие-то паршивые календарики! Что вы нам построили? Какой-то феодализм! Административно-командный рынок со звериным лицом! Про демократию я уж вообще не говорю - ее как не было, так и нет! Смерть Медвежутину и его сатрапам! А если вы после этих слов обвините меня в "крайнизме" - мне плевать! Хуже чем есть, мне уже не будет!
        Дареславец невозмутимо слушал выкрики задыхающегося от ярости молодого человека. Взгляд Валерия был все напряженнее, все внимательнее. Чиновник заинтересованно склонил голову набок, слушая поток жгучих обличений. Наконец, Пенкин умолк. Оправив черную бороду, Дареславец грустно усмехнулся:
        - Ваше счастье, что парк пустует. Иначе вокруг собралась бы толпа. В крайнизме я вас обвинять не стану, хотя имею все основания. Вы сказали много верного о чиновниках. Но не обо мне. Регулирование малого бизнеса - это не моя область. Ваш стиль мышления мне симпатичен, молодой человек. Куда более, чем вы думаете. Я помогу вам решить проблему, причем совершенно бесплатно.
        Пенкин ожидал услышать в ответ все что угодно, только не это. Он ошарашено взглянул на Дареславца - уж не издевается ли тот над ним? Валерий, отечески взирая на Пенкина, усмехнулся и произнес:
        - Да, вы не ослышались. Денег мне от вас не нужно. Я готов оказать вам дружескую услугу. Конечно, если вы сумеете молчать о ней. Впрочем, это в ваших интересах, так?
        - Хм… Дружескую? Я не понимаю. Впрочем, догадываюсь. Вы работаете в полиции, да? Вы что, хотите сделать из меня стукача? Нет уж. Пусть присуждают штраф, я как-нибудь постараюсь расплатиться, взять взаймы у знакомых. Я не способен быть провокатором. Уж такой я человек. Не смогу стать другим.
        - А зачем? Вы мне нужны именно таким, Пенкин. Ну, ну… Не разевайте рот от недоумения, мезлянская ворона залетит! Вот вам номер моего кабинета в мэрии. - Дареславец протянул визитную карточку. - Когда у вас будет суд? Через две недели, так?
        Пенкин устало кивнул.
        - Встретимся на этой лавочке, за три дня до суда. Побеседуем. Это в ваших интересах. Ну, а теперь - до свидания. Надо спешить, уже обеденный перерыв кончается. Вот черт, сорвалась проверка на заводе…
        "Да, именно так все и было" - вспомнил Дареславец - "Я тогда вернулся в мэрию, а остолбеневший торговец еще полчаса не мог прийти в себя. Сидел на лавочке, оттирая пот со лба. Уж я-то видел из окна кабинета. И к остановке шагал, пошатываясь от страха. А чего бояться? Небось, теперь не боится. Скоро начнет подпольную работу. Деньги на уплату штрафа мы ему дали тогда. Матери помогли, достав лекарства. Разрешение на торговлю выдали. Фортуна! Выехал бы я на десять минут раньше - и пропал бы молодой человек. Сколь безжалостны правила игры… А кто установил их, кто виновен? Правящая верхушка, кто же еще!"
        Валерий сокрушенно вздохнул и нажал на акселератор.
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ПРОПАГАНДА: ПЕРЕНОСЧИК ЮРЛОВ.)
        Разговор подпольщика Рэда с художником Юрловым прошел как по маслу, без неожиданностей. Художник поведал, что пару лет назад назад его старый друг и коллега отправился в Моксву на выставку "Осторожно, рабославие!". Это культурное мероприятие, проходившее в музее при поддержке умеренных либералов, было направлено против попыток господствующей церкви навязать свое мнение обществу. По мере реставрации капитализма, рабсийские церковники наглели с каждым днем. Из-под маски религиозной организации, ранее вопившей о "гонениях", коим она подверглась в революционные годы, высунулась волчья морда организованной преступной группировки, торгующей водкой и табаком при льготных налогах. Кроме того, она покрывала фашистские организации. Она разносила ложь, будто подлая и преступная рабсийская власть якобы происходит от бога. Она лезла грязными лапами в государственный бюджет и в систему образования. Все это и высмеивали прогрессивные художники в своих картинах. Они напоминали обществу, что по конституции Рабсия остается светским государством. Показывали, как опасны попытки церковников навязать народу
средневековую идеологию. Никто не предполагал, что выставка завершится погромом. Штурмовики-свинхеды, благославленные рабославным жрецом, явились в павильон на четвертый день ее проведения, и начали все крушить. Музею был нанесен ущерб в несколько тысяч гроблей, испорчены экспонаты, порваны холсты. Друг Юрлова, вложивший огромный труд в написание картины "Церковный сход в Туроградской области", заслонил холст своим телом - и получил по голове смертельный удар бейсбольной битой. Правительство Рабсии решительно встало на защиту погромщиков и убийц. Подняли вой фашистские и церковные издания: "Черная центурия", "Шутрмовик", "Рабсийский кулак". В Государственную Дурку фашистские мерзавцы организовали присылку сотен писем от обманутых ими людей, где художники всячески очернялись. В результате уголовное дело возбудили не против фашистских убийц, а против организаторов выставки. Художников стали вызывать на допросы. Подстрекатель убийц
        - "духовный отец", благословивший погромщиков, был представлен в прессе чуть ли не героем. Происходящее показало уровень влияния клерикальных сил, исходящую от них угрозу и полную безнаказанность гадов. Законные методы борьбы против них были бессильны.
        Похоронив старого друга (тело его было доставлено в Урбоград), Юрлов поначалу начал было пить, чтобы заглушить боль и черную меланхолию. К ней он и до трагедии был склонен, ибо тонко чувствовал всю ложь и несправедливость жизни под игом верховника Медвежутина. Знакомство с Артемом Зерновым в арт-салоне "Кентавр" стало, однако, переломным в жизни художника. Под влиянием Артема, Юрлов бросил пить, ибо наконец нашел выход из жизненного тупика. Он решил примкнуть к подполью, чтобы способствовать уничтожению церковников и фашистов. Привлечение художника к революционной работе было делом недолгого времени. Однако, как и парикмахер Белкин, сам Юрлов был неспособен к насилию. Он не мог видеть воочию чужих страданий, даже если страдали законченные негодяи, чьи муки художник считал вполне заслуженными. Рассудок говорил одно, чувство - совсем иное.
        Возмущаясь режимом, художник не стеснялся в выражениях. Но груб Юрлов бывал лишь на словах, внутренне же - миролюбив. Рэд учел эту черту его характера. Он поставил Юрлову мирную задачу: еженедельно, каждую средовицу, отправляться в городской парк
        - писать пейзажи на пленэре; утром спуститься по заброшенной лестнице к реке, в лесополосу; подойдя к опоре ЛЭП, взять литературу из рюкзака, с места закладки. Спрятать сверток в этюдник. Оставить рядом сигнал успешной выемки - пачку из-под сигарет "Флора". Подняться вверх, незаметно вынуть сверток из этюдника и положить между рамой и холстом одной из картин. Затем Юрлов продолжит писать пейзаж, а картину с литературой "купит" у него в 11-00 студент училища искусств Скороходов.
        Этот молодой приятель Юрлова, также сочувствующий подполью, взялся быть распространителем подпольной прессы. Всей городской богеме было известно, что наряду с учебой Скороходов подбирал картины по поручению городских галерей и музеев. Он был сведущ в живописи: несмотря на молодость, считался признанным экспертом. Принеся картину домой, Скороходов должен был вынуть литературу из-под рамы, а затем распространить по городу.
        Однако об этой миссии Скороходова заговорщик не осведомил Юрлова. Каждый знал только свой участок работы. Рэд соблюдал главный принцип - адресность. Он сказал художнику, что за передачей картины будут наблюдать подпольщики. Поэтому в случае опасности Юрлов должен перед приходом в парк одеть на шею красный шарф или платок
        - его сигнал поймут. Был обговорен и пароль, по которому Юрлов должен узнать связника - в случае, если режим работы изменится или Юрлов раздумает помогать повстанцам.
        - Как я могу раздумать?! - возмущенно вскричал Альберт Юрлов - После гибели друга я в самих словах "бог" и "религия" вижу тьму, мрак, цепи и кнут![В действительности - фраза В.Г. Белинского, литературного критика (прим авт.)] Кто же отразит натиск этих мракобесов, кто встанет железной стеной на их пути, как не вы, мужественные повстанцы? А я буду чувствовать себя последней сволочью, если вам не помогу… Тем более, насилия от меня вы не требуете… Помочь вам - мой долг перед погибшим!
        - Я понимаю ваши чувства. Но все же помните, что наша организация добровольна - устало повторил Рэд, в который уже раз - А кроме того, обязан предупредить и о том, что помощь подполью уголовно наказуема.
        - Да пусть они меня хоть распнут, хоть на костре инквизиции сожгут! - воскликнул Юрлов, потрясая кулаком - Я им не раб божий, я свободный человек и художник! Лучше умереть, чем пойти на самоубийство разума, к которому ведут церковники, фашисты и их покровитель - верховник Медвежутин! Чтоб он сдох!
        - Разделаю ваши пожелания - подчеркнуто спокойно ответил Рэд - Только не стоит так волноваться… Меньше слов, и больше дела!
        - О да, конечно! Я увидел свет в конце тоннеля, теперь моя жизнь осмыслена - уже смирнее, но все еще взволнованно ответил художник - Борьбе с этими тварями я посвящу остаток жизни! Спасибо вам, мне есть ради чего жить в беспросветной тьме этой подлой эпохи, чтоб ей пусто было…
        - Не отчаивайтесь. Вскоре эта эпоха может смениться иной, куда более вдохновляющей. Жму руку, дружище! Удачи вам!
        Художник Юрлов ушел.
        СТАВКИ РАСТУТ
        (ДОБРОУМОВ, ТУЛИНЦЕВ)
        Подполковник Доброумов был не только ученым. Курируя секретный институт, Никита часто выступал в роли администратора и своеобразного сыщика-кадровика. Он имел право вести розыск. Не уголовный, кончено. Речь шла о поиске научных кадров, необходимых для решения конкретных задач. В их числе был и проект "Нанотех-Анпасс"
        - подбор пароля к компьютерной сети, управлявшей миниатюрными машинами неизвестного назначения. Изобретателем этой сети был Алексеей Левшов, давно погибший.
        "Проблему надо решить. И как можно скорее! " - подумал Доброумов - "Кинуть на нее все силы. Ибо ставки в этой игре неизмеримо выросли ".
        Такой вывод Никита сделал из вчерашнего разговора с доктором Борисом Тулинцевым, известным специалистом по бионике. Тулинцев начинал научную карьеру в одной лаборатории с Алексеем Левшовым. Доброумов познакомился с Тулинцевым пять лет назад. Вообще-то, подполковник собрал уйму сведений о сотрудниках и знакомых погибшего изобретателя, но все они замыкались, когда он пытался выяснить специфику его лаборатории. Этот заговор молчания Доброумов сначала объяснял тем, что каждый из ученых давал в свое время подписку о неразглашении государственной тайны. На это наслаивалась и застарелая неприязнь интеллигенции к РСБ. Тулинцев был приятным исключением. Пять лет потратил Никита на то, чтобы завоевать симпатии ученого, сделаться его другом. И вот наконец, вчера состоялся решающий разговор. Выяснилось, что загадочная сеть важна не только в деле обороны страны, но и способна осуществить переворот в судьбах планеты. Если верить словам Тулинцева. А не верить им у Доброумова не было оснований.
        Сидя на скамейке в тихом сквере, подполковник слушал диктофонную запись вчерашней беседы с доктором Тулинцевым. Они встретились вечером в ресторане. Сначала, как водится, говорили от пустяках. Роскошно поужинали, крепко выпили. Наконец, у Тулинцева развязался язык. Доброумов нажал несколько раз кнопку перемотки. Наконец, он услышал в наушниках первую содержательную реплику Бориса: "Вы там, в своем НИИ пытаетесь…". С этого момента он слушал напряженно, боясь проронить хоть слово:
        " - …Вы там, в своем НИИ пытаетесь, пытаетесь получить доступ к сети.
        - Да. Она управляет машинами.
        - Никита, а как ты себе представляешь эти машины? Каковы, по-твоему, их размеры?
        - Ну, я думаю, эти машины очень малы. Я исхожу из названия проекта: "Нанотех-Анпасс". Приставка "нано-"означает "одна миллиардная доля". Может быть даже, эти машины размером с бактерию…
        - Похвально, дружище! - хотя голос Бориса временами был невнятен, опьянение мало сказывалось на логике изложения - Твоя догадка верна. Задачей нашей лаборатории было создание машин величиной с бактерию. Но они были похожи на нее не только размерами.
        - Чем же еще?
        - Способностью к размножению. Каждая такая бактерия могла создавать свои копии, захватывая для этого сырье из окружающей среды. "Новорожденные" машины сразу же подключалась к сети.
        - О! Интересно… Вы что, изучили бактерии для того, чтобы создать их техническое подобие? И зачем это понадобилось? Что делают эти бактерии? Какова функция всей сети? Впрочем, догадываюсь. Она предназначена для обороны, не так ли?
        Тулинцев замялся. Собеседники долго молчали.
        - Знаешь, Никита, хочу поговорить с тобой откровенно - произнес, наконец ученый - Я бы никогда не заговорил с тобой на эту тему, будь ты, как все ваши…
        - В смысле - как все сотрудники Конторы?
        - Угу. Нет в тебе ни патриотического фанатизма… Нет религиозного ханжества… Нет вот этого… чувства элитарности. Все ваши мнят себя сверхчеловеками, высоко стоящими над простыми смертными. При этом частенько бывают замешаны в грязных историях. А ты… Сколько тебя помню, оставался честным. Прогрессивно мыслишь, атеист, лишен ксенофобии. Формально ты один из них. Как всякий интеллигент, я должен бы тебя бояться и ненавидеть. Но… Когда мы беседуем, у меня ощущение будто я разговариваю с коллегой. Даже с единомышленником. Ни один из ваших не сказал бы того, о чем говорил ты. Я ведь помню твои реплики о скатывании к средневековью, о нищете народа, о безобразном положении с правами человека… Даже о нынешней войне ты отзывался без казенного воодушевления.
        - Ну, если требуется установить контакт с нужным человеком, можно всякое сказать - по тону Доброумова чувствовалось, что он улыбается.
        - Клевещешь на себя - живо откликнулся Тулинцев - Я обратил внимание не только на смысл слов. Я замечал, как ты это говорил. Неподдельны эти интонации, выражение глаз и мимики. Нужно быть великим актером, чтобы такое сыграть. И вот именно потому, что доверяю тебе - хочу поделиться кое-какими соображениями.
        - Хм… Я весь внимание.
        - Я убежден, что в деле Алексея Левшова ты исходишь из ложных предпосылок. Очень возможно, что тебе о нем наплели лишнего. Догадываюсь, что тебе сказали.
        - Что же, по-твоему?
        - Твои начальники представили дело так, будто Алексей Левшов - политический шантажист, "ужасист" и преступник. А его изобретение представили как новый вид оружия. Если это так, тебя просто водят за нос. Я знал Левшова, и с уверенностью могу сказать - это абсолютный пацифист, противник насилия. Любого насилия: государственного, революционного. Какого бы то ни было.
        - Но почему же… Хм… Зачем же он похитил центр управления сетью "Нанотех"? Почему его обвиняли в политическом шантаже? Да, ты прав, меня уверили что он преступник. Но какого черта ему понадобилась сеть микромашин, если это не оружие?
        - Сеть может служить и оружием, но использовать ее в этих целях - все равно, что забивать гвозди микроскопом. Это самое неэффективное из всего, что можно придумать. Ты не задумывался, почему генсек Антропов вывел нашу лабораторию из-под контроля министерства обороны и службы безопасности?
        - Я для себя объяснял это тем, что микромашины были оружием принципиально новым. Хотя и в этом случае решение Антропова непонятно.
        - Антропов лично встречался с Левшовым. После этого лаборатория и получила независимый статус. То что она разрабатывала - не было оружием.
        - А чем же оно было? Ткацким станком, что ли?
        - В том числе - серьезно ответил Борис - Ткацким станком. Прокатным станом. Лекарством. Средством транспорта. Линией связи. Обобщенно говоря, сеть "Нанотех" - это новейшее глобальное средство производства, позволяющее создавать любые нужные вещи, в любой момент и в любых количествах.
        Воцарилось долгое молчание.
        - Хм… В смысле: как это в любых? И как вообще все это работает? То, что ты описываешь - это волшебная палочка, а не промышленное новшество. В любых количествах ничего в мире производиться не может, хотя бы по причине ограниченности ресурсов.
        - Сеть берет ресурсы и энергию прямо из воздуха. Достаточно ввести в сеть информацию о каком-либо изделии, и миниатюрные машины построят нужную вещь из атомов.
        - По команде из сети?
        - Да. Также, как принтер по команде печатает документ на листе бумаги. А когда необходимость в этой вещи пропадает, сеть отпускает эти атомы обратно, в природую среду. Как видишь, технология очень проста. Никаких предприятий, заводов. Никаких отходов.
        - Извини… Это отдает волшебными сказками.
        - Всемирная компьютерная сеть тоже казалась сказкой, а сейчас это реальность. Юрий Антропов потому и вывел нашу лабораторию из подчинения минобороны, что изобретение "Нанотеха" дало бы Савейскому Союзу решающие преимущества в экономике. В мирной борьбе с Объединенными Штатами. Использование такой сети в военных целях было бы страшнее атомного удара. Но зачем война, если с помощью "Нанотеха" мы вполне мирно, экономически, вытеснили бы армариканцев с мирового рынка? И не только в этом дело. Изобретение сети "Нанотех" изменило бы всю раскладку сил - так же как изобретение колеса, обработки железа или парового двигателя. Представь себе, что произойдет с капиталистическим рынком, если каждый товар можно производить в неограниченных количествах? Это крах мировой финансовой системы, это остановка и вытеснение традиционной промышленности, это переход к совершенно новым производительным силам! Вдумайся: зачем покупать лекарства, если живущие внутри тебя искусственные бактерии способны производить антибиотики, разрушать раковые опухоли? Зачем выращивать пшеницу, если хлеб соткется из атомов на твоем столе?
Зачем мебельная промышленность, если кровать появляется в указанном тобою месте, когда ты хочешь лечь - а утром исчезает по мановению руки? В такой экономике не нужны деньги, излишним становится обмен. Это крах капитализма. Это переход к новым, коммунистическим производительным силам. И к новым отношениям, на них основанным. "
        В наушниках послышалось сопение. Да, Никита Доброумов тогда изумленно засопел, потом затих и разинул рот. Хмель окончательно слетел с него.
        " - Теперь понимаю - шепот Никиты был срывающимся - Это не просто оборонная сеть. Подымай выше.
        - К сожалению, мы не успели завершить проект до распада Союза. - быстро и горячо рассказывал ученый - Антропов предвидел угрозу распада страны, заставляя работать на износ. Но мы опоздали. Подозреваю, что Левшов в одиночку довел проект до конца. А центр управления сетью он похитил только для того, чтобы ее испытать. Мне трудно судить, я не знаю деталей происшедшего. Видимо, ваша Контора или вояки засекли какие-то эффекты, связанные с работой сети. Быстро вышли на Левшова. Арестовали его…
        - А дальше?
        - Сам подумай, Никита. Нужна ли твоим коллегам сеть, способная производить товары на коммунистических началах? Это подрыв их господства. Обесценивание денег их спонсоров. Сеть "Нанотех" могла бы накормить миллиарды голодных, вылечить неизлечимых, дать каждому изобилие и достаток. Но в представлении твоих коллег, такая сеть знаменует собой конец цивилизации. Ну, ну, не обижайся… Я знаю, что ты не таков. Но ты оглядись - кто тебя окружает в РСБ? Ясно, что после ареста Левшова твои коллеги хотели одного: чтобы он использовал сеть "на благо государства", как они это понимают. Скажем откровенно: в агрессивных, захватнических целях. Он конечно отказался - надо знать его характер и убеждения. И тогда с ним произошло… то, что произошло.
        - Хм… Борис, все это слишком фантастично. Допустим, я на секунду поверю в твою версию. Сразу бьет в глаза логическая неувязка. Ты говоришь: сеть "Нанотех" мощнее атомной бомбы, если ее использовать как оружие. И тут же утверждаешь, что ее владельца поймали как кролика. Притащили в тюрьму, давили на него, погубили. Так почему ж он не отбился от нападавших? Почему он не установил с помощью этой сети тот общественный строй, который считает справедливым? Ведь нынешние порядки, как я понял, его не устраивали? Борис, ты ведь это имел в виду, говоря об убеждениях? У него был свой план справедливого устройства, как я понял. Так почему он, имея в руках оружие мощнее ядерного, не захватил в стране государственную власть, чтобы реализовать свои представления о добре?
        - Ох… - тяжело вздохнул Тулинцев - Надо знать характер покойного Алексея, чтобы это понять. Тут действительно, без бутылки не разберешься…
        - Ну, давай откроем еще бутылку. Вот. Твое здоровье, Борис. Итак?
        - Вот смотри, Никита. Ты услышал о том, что у человека есть свой план переустройства. И есть в руках сила. Ты сразу спросил: почему же он не захватил государственную власть? Это типичное мышление политика. Хоть ты и не занят политическим сыском, но ты из Конторы, а там все мыслят именно так. Кстати, в противоположном лагере, у бунтовщиков - та же логика. Но если бы она у всего населения была такой же - мы не испытали бы катастрофу девяностых годов. Левшов, в разговорах со мной, часто задавался вопросом: почему распался Савейский Союз. Одной из причин этого распада он считал… что бы ты думал?
        - Ну… Даже не знаю.
        - Максимализм савейских людей! Не рабскую покорность, не овечье следование любой "политике партии", не пассивность, не безыдейность, не мещанскую бесхребетность - а противоположную черту. Максимализм. Видишь, насколько неадекватным было сознание этого человека? Он не понимал, что максимализм и энтузиазм сопровождают этапы роста, а для упадка характерно обратное - цинизм, прострация, утрата идеалов и стремление к личному преуспеянию за счет краха целого. Взять хотя бы Ромейскую империю в период упадка - там было тоже самое.
        - Да уж. Ни следа максимализма. Сами открывали ворота варварам…
        - Вот видишь. Один пример, а уже видно - в области обществоведения и политики Левшов был сущим младенцем. А ты спрашиваешь, почему он не взял власть. Да если бы сознание современников Левшова не было реформистским, благостным и примиренческим
        - еще вопрос, чем бы все кончилось в девяностые годы. Дельцин бы победил, или взяли бы верх другие силы, подлинно прогрессивные. Кстати, Левшов победу Дельцина именовал не иначе, как "революцией". Я, говорит, пережил одну революцию, и больше не желаю видеть ничего подобного. Ну вот, видишь: человек именует реакцию "революцией". Это что, адекватно? Дальше ехать некуда. И вот эта боязнь потрясений, сладенький пацифизм и абстрактный гуманизм, о неправильности и вредности которого постоянно, со школы еще, нам твердили - да Левшов не слушал, очевидно - сыграли с ним злую шутку. Конечно, он был гением в области техники и инженерии. Был он и смел, и стоек, и убеждения имел. Пожертвовал жизнью ради своего пацифизма. В моральном отношении - чистый человек. Но как политик и философ он мне напоминал…
        - Кого напоминал?
        - Знаешь… Какого-то гомункулюса из пробирки, успевшего подняться до сверхклассовой морали в классовом обществе. Он поднялся до общечеловеческой морали, хотя человечество далеко не едино. Живя в первобытном лесу, он его принимал за райский сад, где волк и ягненок мирно пасутся бок о бок. Ну, и понятно, что первый же волк…"
        В наушниках воцарилось скорбное молчание. Наконец, вновь раздался голос Тулинцева. Опьянев, он говорил все невнятнее, но речь оставалась членораздельной:
        " - Покойный вообще относился к политике насторожено. Если средний обыватель называет ее "грязным делом", то он именовал борьбу политических групп "обезьяньими играми". Независимо от того, какие идеи стоят за каждой из этих групп.
        - Вот как?
        - Да. И я сильно подозреваю, что в число таких "обезьяньих игр" он включал даже войну с алеманским фашизмом, да и вообще всякую попытку угнетенных распрямить спину и добиться своего освобождения. В истории таких попыток было немало. Ты слушаешь?
        - Да, да. Борис, я хочу знать о покойном Левшове все. Понимаешь, абсолютно все! Взгляды, привычки, страхи, странности, фобии…
        - Была у него фобия. Он боялся партий и групп. В любой организации ему чудилось что-то зловещее. Ну, ясно, что с таким настроением он не мог опереться ни на одну из групп нашего общества. Еще такая особенность была: очень хорошо знал историю техники, но вырывал ее развитие из общего потока… И ставил как бы над обществом, вне общества.
        - Что-то вроде техницизма? Самодовлеющего, не так ли?
        - Угу. Алексею даже не приходил в голову вопрос: почему изобретение паровоза в Инглезии изменило эту страну, а такое же изобретение в Рабсии, в те же годы - не привело ни к чему. У нас ведь паровоз долго оставался лишь игрушкой… Из-за того, что политический режим в Империи был, мягко выражаясь, неблагоприятным для прогресса. И вот эту связь между политическими переворотами и внедрением новой техники, скрываемой под спудом старой элитой, он не всегда осознавал ясно. Он еще мог признать необходимость революции для прошлой эпохи, для электрификации Рабсии. Но признать ту же самую закономерность для сегодняшнего дня - никак не хотел. Верил в "лимит на революции", поставленный то ли богом, то ли кем… Нет, дорогой Никита. Гениальный инженер Левшов не был ни шантажистом, ни "ужасистом", ни бунтовщиком, ни политическим заговорщиком. Он был просто мирным, хорошим человеком. Слишком хорошим для нашего грешного мира. Потому и погиб."
        На сей раз молчание длилось долго. Прервал его жесткий, рубящий голос Доброумова.
        " - Что ж. Я все понял, Борис. И не только о Левшове. Я многое понял о тебе самом.
        - Вот как? И что вы обо мне поняли?
        - Ну, сам посуди. Политическую лояльность ты считаешь обывательщиной и бесхребетностью. Дельцина считаешь реакционером, и вместо него хотел бы видеть у власти какие-то "прогрессивные силы". Ты не отрицаешь борьбу классов, и сочувствуешь в ней "угнетенным", как сам выражаешься. О временах Империи отзываешься непочтительно. Считаешь возможной и необходимой революцию, даже в наши дни. Воспеваешь максимализм, как сейчас говорят - "крайнизм". А тебе не кажется, что все это похоже, как две капли воды, на идеи Союза Повстанцев? Неужели ты с ними?
        - Да вы что! - Тулинцев внезапно перешел на "вы". Он протрезвел, и голос его напрягся - Вы же, перед тем как со мной знакомиться, наверняка проверили меня, тысячу раз. Да, идеи повстанцев весьма привлекательны, что тут скрывать. Но я вовсе не склонен к авантюрам. Если хотите знать - я тоже обыватель! Просто я чувствую внутренне: плохо быть мещанином. Возможно, я променял право первородства на чечевичную похлебку. Но изменяться в моем возрасте уже поздно, да и безответственно. У меня ведь семья, дети, лаборатория… А все что я говорил, это просто философские рассуждения. Между мыслью и действием огромный разрыв. Я к другому веду. Я вас тоже призываю быть ответственным. Если вы получите доступ к этой сети - вы оглянитесь, подумайте… Стоит ли вручать такое изобретение, планетарного масштаба, вашим нынешним коллегам? Убежден, что нет. Пусть оно лучше сгниет под сукном, так мы хоть избежим мировой войны. В одиночку вы им воспользоваться тоже не сможете. Пример Левшова поучителен. А о том, чтобы передать секрет повстанцам, я и речь не веду. Как вам поступить с "Нанотехом" - это дело совести. Вашей,
личной совести. И никто не сможет решить за вас эту моральную проблему."
        Моральная проблема … Да, она стала безмерно сложной, после того что узнал Никита о возможностях сети "Нанотех". Но Доброумов не заглядывал столь далеко. Сейчас перед ним стояла задача сыскная.
        Один из научных сотрудников, Абашкин, выдвинул гипотезу: ключом для доступа в сеть могут стать биометрические данные младшего брата изобретателя, Александра Левшова. Тринадцать лет назад, перед распадом Савейского Союза, восьмилетний Саша поехал в гости к дяде, в одну из южных республик. Внезапно там вспыхнул межнациональный конфликт, родственники мальчика были убиты, а сам он пропал без вести. Жив ли он? Что с ним сталось?
        Чтобы выяснить это, Доброумову предстояло совершить должностное преступление - превысив свой уровень доступа, получить в архиве сводку за искомый период обо всех детских домах и спецприемниках, о беспризорных и потерявшихся детях. Подполковник был готов на такое нарушение. Информация о беспризорниках вдруг стала ключевой для проекта. А доложи он об этом по начальству, началась бы многолетняя канцелярская волокита.
        Никита уже продумал, как подобраться к нужным файлам, обойдя режим секретности. В архиве он всякий раз заполнял бланк разрешения, куда вписывались номера и названия требуемых файлов. Это разрешение подписывал чиновник, отвечавший за секретность. Выносить информацию из компьютерного зала запрещалось. Но Доброумов увидел в режиме одну брешь. Он решил заполнить бланк разрешения именами файлов, на доступ к которым имеет право. Затем отнести бланк на подпись чиновнику. Перечисляя файлы, Никита оставит скобки незакрытыми. Получив подпись контролера, он впишет имена файлов, на которые права не имеет - после чего закроет скобку. При такой афере надо было обратить особое внимание на цвет чернил, на почерк. Дело облегчалось и тем, что Никита многие годы работал в архивах и был хорошо знаком с чиновником, отвечавшим за секретность. Бдительность контролера притупилась, на незакрытую скобку тот не обратил бы внимания. Получив таким образом доступ к файлам, Никита войдет в компьютерный зал, и снимет с монитора информацию. Для этого он решил использовать миниатюрную цифровую видеокамеру, замаскированную под
перстень и невидимую для любых детекторов. То была новейшая разработка его НИИ.
        "План великолепен" - сказал себе Доброумов - "Вечером придется отсидеть на этом дурацком совещании по "крайнизму и ужасизму", в центральном офисе РСБ. Постараюсь сбежать пораньше. Быть может, успею зайти в компьютерный зал, получить разрешение и поработать с базой данных".
        ВО ВРАЖЬЕМ СТАНЕ
        (ВАЮРШИН, МИЛОВИДОВА)
        Янек нервничал, расписывая друзьям свой арест - но все же помянул теплым словом девушку в полицейской форме: ее глаза излучали сострадание. Девушку эту звали Ольга Миловидова. В оценке ее возраста Янек на год ошибся: ей было девятнадцать. Вообще-то, оформлять документы на задержанных не входило в ее обязанности - девушка трудилась в паспортном отделе, выдавая растяпам новые паспорта взамен утерянных. Но с некоторых пор Ольга брала на себя и чужую работу. Пользуясь отзывчивостью и трудолюбием девушки, хитрые коллеги сваливали на ее хрупкие плечи всю бумажную рутину.
        Впрочем, многие из мужчин пытались залучить Ольгу в свой кабинет и без всякого повода - просто поболтать. Миниатюрная, голубоглазая и востроносая девушка напоминала птичку. Она и щебетала как птичка, с чарующей задушевностью. Ольга будто озаряла своим приходом грязные кабинеты райотдела, заваленные бумагами и бутылками. Чаще других она заходила к майору Владимиру Ваюршину - заместителю начальника отдела по борьбе с бандитизмом, в прошлом армейскому офицеру. Вот и сегодня Ольга направлялась к нему. В руках она несла цветочный горшок с кудрявыми побегами аспарагуса. Ольга подошла к двери, постучала, не дождалась ответа и осторожно приоткрыла дверь.
        Майор Ваюршин, в отличие от многих сослуживцев, терпеть не мог грязи и пыли. И уж вовсе немыслимо было представить у него на полу батареи водочных бутылок, столь обычные для других коллег.
        Хирургически чистый кабинет Ваюршина воплощал прямолинейную педантичность. Взгляду не за что было зацепиться - белые пластиковые стены, уныло-серые офисные стеллажи, уставленные кодексами. Напротив двери стоял металлический стол хозяина, с компьютером и аккуратными стопками писчей бумаги. А из окна открывался безрадостный вид на хоздвор управления: склады, гаражи, за ними - белая стена, венчанная колючей проволокой. Унылый пейзаж, в сочетании со спартанским интерьером, производил тягостное впечатление на подследственных, чего и добивался хозяин кабинета.
        На самом деле, Владимир вовсе не был бесчувственным педантом. Длинный стеллаж, справа от входа, отгораживал узкое пространство, обставленное совершенно иначе. Низенький столик для гостей - с кофеваркой, чашками и блюдцами, рядом уютный кожаный диванчик, в торце - старый холодильник. Одна из стен каморки была украшена портретом первого мезлянского космонавта. На второй красовалось фото самого Ваюршина, обличавшее в нем страстного рыболова: широко улыбаясь, он стоял посреди реки в рыбачьих бахилах, раскинув руки и держа в каждой по здоровенному осетру.
        Владимир слышал стук Ольги, но не успел подойти к двери - он готовил кофе. Девушка была здесь желанной гостьей.
        - Оленька, привет! - Ваюршин приподнялся из-за столика, и на его медальном лице заиграла широкая улыбка - Ну, как дела?
        - Вот, принесла аспарагус… В этой комнатушке уютно, а все же чего-то не хватает. Живые растения ее украсят. Вы его только опрыскивайте раз в три дня, я принесу пульверизатор.
        - Спасибо, девочка. Я холост, а есть потребность о ком-то заботиться. - вздохнул Ваюршин - Вот, буду ухаживать за этим ростком. А как твои домашние дела? Как здоровье мамы?
        - Хворает… Давление скачет. Если б не моя зарплата, на покупку лекарств не хватило бы денег. Пенсии сейчас сами знаете - с гулькин нос, хватает только на квартплату.
        - Я вот купил для нее лекарство, апремин. Держи.
        - Спасибо, Владимир! Вы так заботливы… Мне Угрюмов рассказывал, что вы ему тоже помогли - лекарства для больной жены раздобыли… А когда у сержанта Хламова кошечку сбила машина, вы ему дали номер такого ветеринара, что тот нахвалиться не может…
        - Делай людям добро, оно к тебе вернется - лукаво улыбнувшись, откликнулся Владимир - Ко мне вот недавно Хитрюк заходил. Просил совета, как починить воздушный фильтр. Ну, я в гараж спустился, посмотрел - у него там картонная шторка порвалась, я заменил, все опять заработало… Так он мне за это обещал помочь, прописать одного работягу с "Калибра". Тот по дурости три года получил за хулиганство - мастер ему штраф выписал, а тот его потом встретил на улице и дал по роже. В пьяном виде. Мелочевка. Но прописаться после освобождения никак не может, жалко парня.
        Миловидова улыбнулась: Ваюршин славился отзывчивостью. Опасных преступников майор беспощадно отправлял на нары; зато рабочим парням, случайно оступившимся, он помогал устроиться в жизни. Продажные коллеги были уверены, что с каждого из этой мелкоты Ваюршин берет деньги за содействие. Они считали, что Володя мужик умный и хитрый - берет по чину, на рожон не лезет, озверелых бандитов не покрывает. А подношения от мелюзги хоть и крохотны, но их много - курочка по зернышку клюет. Впрочем, опытный сотрудник не вызывал нареканий. Улыбчивый, поддтянутый, он постоянно тренировался в различных видах единоборств, рукопашном бое, стрельбе. Отставной военный почти не пил водки - такая воздержанность была среди полицаев редкостью. Расследовал Владимир только уголовные дела, политика была вне его компетенции. Несколько раз, рискуя жизнью, он задерживал матерых бандитов, и проработав в полиции семь лет, дослужился до чина майора. Впрочем, карьера не испортила Владимира - он был по-прежнему ровен и предупредителен с нижестоящими, внимательно их выслушивал, всегда был готов помочь.
        Ольга с удовольствием проводила с ним время. В отличие от большинства других мужчин, Ваюршин не докучал ей назойливыми приставаниями, вел себя скромно и уважительно. Он всегда старался сделать девушке комплимент, сказать что-то приятное, а то и подарить пустяшный сувенир.
        Однажды майор помог устроить на работу в полицию сына одного из рабочих - Данилу Швецова. Девятнадцатилетний парень был увлечен компьютерами, но скудные средства родителей не позволяли ему поступить в университет. Ваюршин часто беседовал с новым работником, и ненавязчиво, но упорно советовал ему заняться созданием локальной сети из компьютеров, недавно купленных полицейским управлением. Начальство поддержало инициативу майора. Теперь Швецов обслуживал локальную сеть, создавал сайт для отдела общественных связей - для этого требовалось знать внутреннюю структуру и новости всех подразделений городской полиции. В свободные минуты он общался в сетевом чате с десятками сотрудников, первым узнавая слухи, бродившие в управлении. Швецов и Миловидова часто встречались за чашкой кофе в кабинете майора, и обсуждали сплетни о сослуживцах, служебные новости. Ваюршин, радушный хозяин, при таких беседах был немногословен, внимательно слушал и поощрял молодых людей высказываться, на их реплики одобрительно кивал: "конечно", "разумеется". Два года бесед в этой теплой, непринужденной атмосфере не прошли даром -
Ольга и Данила вскоре полюбили друг друга. Их беда была в том, что Данила был инженером-техником, столь же нищим, как и Ольга - жил с родителями, в двухкомнатной квартире. А цены на жилье в Рабсии росли как на дрожжах, так что свить собственное гнездышко влюбленным было не по карману.
        Впрочем, с недавних пор у них появилась надежда приобрести квартиру. Нужную сумму, после согласия работать на подполье, Ольге предложил майор Ваюршин. Он был вербовщиком повстанцев.
        Некогда Ваюршин служил в том же полку, что и бывший полковник Дареславец, состоял в том же тайном клубе офицеров, а сейчас входил в ту же группу вербовщиков. Руководимая отставным генералом Харнакиным, эта группа искала людей не среди богемы и студенчества, а в кругах бизнеса, в органах власти и правопорядка. Работа в полиции открывала перед Ваюршиным безграничные возможности для разведки и привлечения людей. Здесь требовалась крайняя осторожность. Узнай коллеги-полицаи о двойной жизни Владимира - они бы его растерзали. Связь Ваюршина с подпольем была бесконтактной - он передавал через тайник шифрованные записи о намеченных кандидатурах. Среди них был полиграфист Хампаев из паспортного отдела: его брата уволили с фабрики за стачку. Без особого труда привлек Ваюршин и сержанта Артачева: принципиальный парень отказался избивать задержанного, а начальство за это направило сержанта на осмотр к психиатру[О подобном вопиющем случае писали уфимские газеты.] . Не стерпев унижения, Артачев стал фанатичным сторонником подполья, и возненавидел верховника всей душой. Самой крупной удачей Ваюршина была
вербовка капитана Клеточкина. Этот полицейский был храбр, получил ранение в схватке с бандитами, но втайне ненавидел нынешнюю власть как преступную. Именно Клеточкину предстояло внедриться в новоиспеченный карательный отдел - в Полицию Общественной Безопасности, чтобы страховать повстанцев от политического сыска.
        Закладывая в тайник шифровки о завербованных коллегах, майор Ваюршин брал оттуда новые инструкции, а в случае нужды получал деньги для подопечных.
        Чистоган всегда был дополнением, никогда - основой. Вот и с Ольгой разговор о деньгах Ваюршин завел лишь после ее бескорыстного согласия работать на подполье. Он добивался этого постепенно, очень осторожно. Видя, с каким отвращением молодая паспортистка относится к произволу полиции, к ежедневным безобразиям, творящимся на ее глазах - Владимир долгие месяцы терпеливо подводил девушку к обобщениям. Он помог ей взглянуть на мир глазами угнетенных, обращаясь к лучшим сторонам ее души.
        ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ВАЮРШИН, МИЛОВИДОВА)
        Их решающий диалог состоялся неделю назад - в день митинга пенсионеров, на котором несчастный Янек натерпелся такого страху. Полицейское управление в ту субботницу пустовало: дежурных сотрудников погнали в оцепление, на городскую площадь. Паспортистка Ольга и майор Ваюршин были избавлены от этой повинности. Встретившись в коридоре, они вышли во внутренний двор, присели на скамейку и завели привычную дружескую беседу. Сообразительная Ольга давно уяснила, что всегдашние разговоры Ваюршина на тему общества и морали не случайны. К чему же он клонит? Тут у нее не было полной ясности. Недавно РСБ раскрыла в полиции тайную группу "Белая стрела" - лояльную к правительству, но казнившую преступных авторитетов, неуязвимых для суда и закона. Миловидова опасалась, что Ваюршин разоблачает социальную несправедливость, пытаясь вовлечь ее в подобное сообщество. Наряду с опасениями, она испытывала и смутную надежду. Романтическая девушка из бедной семьи давно мечтала связаться с Союзом Повстанцев. Ее влекла не пошлая идея "Белой Стрелы" о полицейском самосуде, а смелые теории подполья о свержении режима. Такие
симпатии приходилось скрывать - доносы, проверки и провокации были в полиции делом обычным. Были у нее и другие опасения. С тех пор, как Данила Швецов стал ее женихом, Ольга разрывалась между желанием помочь повстанцам и возможным неодобрением этой затеи со стороны будущего мужа. Конечно, она лучше узнала Данилу за эти два года - на словах он разделял ее жалость к обездоленным. Но способен ли он отпустить жену в такое опасное дело, и примет ли сам в нем участие?
        "В прочем, все это воздушные замки." - думала Ольга - "Повстанцы скрываются в подполье, моя встреча с ними почти невероятна. А все же, случись она - бросила бы все, и ушла в революцию. Это ведь самое высокое призвание гражданина. А что, если Данила иного мнения?. Нет…. Не могу с ним расстаться. Не знаю, что выбрать… Мне одинаково дороги и мои взгляды, и возлюбленный… Просто-таки голова кружится… "
        Владимир Ваюршин не мог проникнуть в тайные думы Ольги. Он вообще был слишком прямолинеен, чтобы воспринять женские эмоции. До сих пор ему приходилось вербовать лишь мужчин.
        По обыкновению, майор спросил: как чувствует себя мать Ольги, пенсионерка. Шутливым тоном полюбопытствовал - не отправилась ли та на сегодняшний митинг?
        - Она все реже выходит из дому… Болят ноги. Но вообще-то она у меня боевая… Чужого ей не надо, но своего добиваться умела. - ответила Ольга - Не робела даже в кабинете у директора … Бывало, придут работницы к директору просить что-нибудь, например баки с кипяченой водой поставить или комнату для отдыха оборудовать - так они всегда ее вперед выталкивали, а сами - молчок…
        - Без таких людей, как ваша мама, ничего не добьешься. Жаль, что их мало. Сколько у нас в городе пенсионеров? А сколько из них пришло на митинг? То-то и оно. Кстати, недавно по рации передали - ломанулись они-таки на перекрытие дороги. Не понимаю… Ведь на одного старика приходилось трое ОПОНовцев. Видно, людей довели уже до того, что у них отказало самосохранение.
        - Ой, и не говорите… Если бы не моя зарплата, я не понимаю, как бы мама выжила…
        - Может быть, это сборище все же обратит на себя внимание властей. Тогда часть льгот вернули бы. Или я не прав?
        - Хочу надеяться. - улыбнулась Ольга - Тогда мамина подруга могла бы чаще к нам заглядывать - она в другой части города живет, ездить ей не на что.
        - Получается, старики своим митингом полезное дело делают, нет?
        - Угу. Хорошее…
        - А мы, в таком случае, какое дело делаем? - неожиданно жестко спросил Ваюршин
        Ольга искоса, с некоторым страхом взглянула на майора. Весь этот разговор, в сущности, мог быть провокацией. Но отношения Ольги и Ваюршина были доверительны. Девушка, нервно облизнув губы, вновь глянула на собеседника, и прошептала:
        - Выходит, никудышнее…
        - Так получается. - расслабленно вздохнул Ваюршин. Нервозность Ольги не укрылась от него, и он смягчил тон: - Это я только к тому, что не стоит их слишком жестко прессовать. Люди все-таки… А то мне передали, что Маньякин там сапогом пнул кого-то…
        - Ну, он вообще отморозок… Кстати, его соседка мне знаете что рассказывала? - Ольга любила иногда посплетничать, и сейчас начала с увлечением перемывать косточки недостойному сослуживцу. Страх перед провокацией ослаб, но на дне души остался осадок разочарования: похоже, Ваюршин больше не пытается вывести разговор на обобщения. Что ж, ладно - обсудим хоть и Маньякина. Девушка продолжила щебетать, сделав страшные глаза: - Жена Маньякина ей все жалуется на своего благоверного. Ильнур гуляет, пьет по-черному… А как напьется - оружие на постели разложит, жене кричит - "Убью! Государство - это я! Вертикаль - это я!" Та не знает каждый раз, жива останется или нет… Потолок однажды прострелил… А дети все это видят… Ужас! Настоящий беспредельщик…
        - Угу. - кивнул Ваюршин, вяло изобразив интерес к теме - Помню, пять лет назад рабочие с металлургического дорогу перекрывали, и он тогда какого-то профсоюзника так огрел вертикалью власти, что у того сотрясение мозга…
        - И что Ильнуру за это было?
        - Да ничего… - флегматично отозвался Владимир - Комиссия приезжала, выговор объявили. А с тех пор он быстро вверх пошел. Такие сейчас нужны…
        Презрительная гримаса исказила личико девушки.
        - Подлецам везде у нас дорога - проговорила она.
        - Ну, хороших людей всегда больше - Ваюршин вздохнул - а плохие лучше организованы.
        - Может быть, и хорошим имеет смысл организоваться получше? - улыбнулась девушка.
        - Ну… А что ты улыбаешься, Оля? Надо бы.
        На сей раз наивность ее тона была явно фальшивой, и Ваюршин это понял. Очевидно, ей хотелось перевести разговор в серьезное русло. "Но почему она так испугалась, когда я заговорил о том, что подавление пенсионеров силами полиции - стыд и позор? Неужели она не разделяет этого взгляда? Ведь у нее больная мать - пенсионерка… Или я ошибся в своих расчетах? Ладно, эту тему пока оставим. Надо быть осторожнее."
        Он снова вздохнул, затем спросил с улыбкой:
        - Ладно, это все высокие материи… А как проблема с квартирой? Решается?
        - Какое там - девушка погрустнела, ее разочарование усилилось.
        "Ну что он темнит, почему не предложит прямо, а уж я бы согласилась… или отказалась, по обстановке". По инерции она продолжила:
        - Как бы из этой не выселили. Квартплата все растет…
        - Видел объявление - подхватил Ваюршин - банк предлагает ипотечный кредит…
        - Вы что, шутите? - раздраженно рассмеялась девушка - Как из этого кредита выпутываться при нашей с ним зарплате?
        Тут Миловидова поняла, что сболтнула лишнее - нечаянно выдала план брака со Швецовым, ею скрываемый. Вообще-то, она понимала вред суеверий. Но прочитанные в юности женские журналы, где "сглазу" и "порче" посвящались многие страницы, заставили ее дать себе зарок: о предстоящей женитьбе никому ни слова. А тут вырвалось… И все от раздражения.
        "Ну что он завел разговор на эту больную тему? Нет у нас денег на квартиру, и не будет никогда! О своих предложениях молчит, темнит. Но ведь явно неспроста начал о митинге!"
        Щеки Ольги порозовели, она отвела взгляд в сторону. Оставалось надеяться, что Ваюршин ничего не заметил. И вправду, майор даже ухом не повел. Без тени улыбки он произнес:
        - А вот наши ветераны вспоминают, что раньше жильем обеспечивало государство. Причем бесплатно.
        - Ну, это когда было… - девушка приободрилась: с квартирно-личной темы разговор свернул, кажется, на историю - А все-таки было бы здорово, если б эта традиция сохранилась…
        - Куда там! - усмехнулся Ваюршин - Газетчики уже пятнадцать лет втолковывают, что такие мечты - иждивенчество.
        - Чего ждать от газетчиков? - вздохнула Ольга - Матерые бандиты в их писаниях выглядят благодетелями. Они, мол, частный бизнес развивают, деньги на спорт жертвуют, детские площадки строят, рабочие места создают…
        - Сейчас такой писанины уже поменьше. - откликнулся Ваюршин - Устрожение, как-никак. Бандитов чаще ругают. Но для них бандит - это тот, кто шапку с лоха снимает в темном переулке. А те, кто комбинаты и заводы растащили - это уже легальные бизнесмены, и выступать против них - это "крайнизм" и "разжигание розни".
        - Получается что мы, стражи порядка, крупных бандитов защищаем от мелких? Как начнешь об этом задумываться, грустно на душе становится. Лучше об этом не думать. Ведь выбора у нас все равно нет.
        Последняя фраза была ловушкой. Решится ли Ваюршин раскрыть свои подходы к решению проблемы? Уловка сработала.
        - Оля, а что если бы он был? - живо откликнулся Владимир - Если бы кто-то начал бороться против настоящих бандитов? Против таких, как местный мафиози Крюк, например?
        - Это мы уж видели. - не выдержав неопределенности, Ольга решила раскрыть карты. Она заговорила убежденно, категорично - Помните, разоблачили группу возмездия из наших, "Белую стрелу"? Володя, это ничего не дает. Все равно власть у богачей и чиновников, вы же сколько раз мне рассказывали об этой грязной кухне. А самосуд - это преступление. Нельзя ведь преступать закон.
        - Закон… - жестко усмехнулся Ваюршин, и в голосе его зазвенел металл: - Закон пишут те мерзавцы и преступники, что 15 лет назад растащили государственную собственность. Они платят газетчикам и церковникам, финансируют политиков и депутатов. Они, именно они пишут нам законы! А кто и как законы защищает - вы сами знаете. Взгляните на Ильнура Маньякина - вот вам страж "диктатуры закона"!
        - Но ведь и вы - страж закона.
        - Я… Я исключение. Редкое. Вы даже не представляете, насколько редкое.
        "Нет сомнения, он хочет вовлечь меня в какое-то дело." - подумала Ольга - "Но куда он хочет увлечь меня? В очередную патриотически-полицейскую мафию? Или все куда серьезней? В революцию?… Но что ж он так неуверенно? Спросить напрямую? А может, он провокатор? Как мы все отравлены страхом… как я ненавижу этот режим! Все же надо поостеречься".
        Всплеснув руками, девушка недоуменно вопросила, играя детскую наивность:
        - Так по-вашему, обман и грабеж - суть всей системы, а честные люди в ней исключения?! - и продолжила, будто размышляя вслух - Да, все сходится… Потому и квартплата растет, и на квартиру у нас денег нет, и стариков избивают, и льготы им отменяют… Но что же делать? Неужели оправдан самосуд?
        Притворство не обмануло майора - он видел, что реакция Миловидовой чуть наиграна, но принял ее игру:
        - А что, есть другие пути? - он склонил голову набок - Может быть, демократическое голосование, или разоблачения в честной печати, или референдум? Все это давно растоптано и запрещено… Я не прав?
        - Ну, всем известно, что демократии у нас нет. А все же я считаю, что "Белая стрела" - это тупик. Вы говорите, что в Рабсии сами законы бандитские. Разве это исправишь убийством пары-тройки негодяев?
        "Вот сейчас она вполне откровенна" - подумал Ваюршин - "Смотрит прямо в глаза, без напряжения… А как увлечена речью, как горячо говорит. Очевидно, на нее повлияла та история с "Белой стрелой"… Да, вот и разгадка ее прежней нерешительности! Уж не думает ли она, что я пытаюсь вовлечь ее в такую авантюру? А все же признает, что законы у нас бандитские. Нет, пора раскрыть карты."
        Резко вскинув голову, Ваюршин провел рукой по коротким волосам, жестко спросил:
        - А если удары по мерзавцам станут детонатором, и подымут весь народ против режима?
        Долгое молчание воцарилось после этих слов. Вытаращив глаза, Ольга чуть кивнула. Вихрь эмоций и мыслей поднялся в ее душе после этих слов: "Да! Вот оно! Вот единственный шанс! Он, без сомнения, вербует меня именно в Союз Повстанцев. Если он не провокатор. Ну, мы еще поглядим… А как же Данила? Что он скажет? Неужто мы расстанемся? Да, да! Я соглашусь на предложение Ваюршина. Невозможно терпеть свинство, творимое у нас в стране, а второго шанса включиться в борьбу у меня не будет. Значит, Данила навечно для меня потерян… Что ж, я готова на эту жертву. Как грустно и светло на душе…" Она побледнела и твердо произнесла:
        - Если весь народ - это уже не самосуд. Это - революция! - и вдруг, остро испугавшись доноса, добавила поспешно, шутливым тоном: - А вы же знаете, что лимит на революции исчерпан.
        - Ой, как интересно. - Владимир иронически хмыкнул - Кто ж лимит установил, и когда? Не бог ли?
        Собеседники вновь умолкли. Ольга вглядывалась в непроницаемое лицо майора. Наконец, она прошептала:
        - Честно говоря, если бы я могла помочь борцам за справедливость - то…
        - Ну?
        - Чем-то я помогла бы… Но убивать? На это я конечно не…
        - Ну, такая красавица в роли убийцы - это кощунство! - смех Ваюршина, громкий и заразительный, был призван успокоить собеседницу.
        Как ни прискорбно, холостяк Владимир не разбирался в женской психологии. Он не мог постичь всей сложной паутины мотивов, страхов и опасений Миловидовой. Ее серьезность и внезапная шутка о "лимите на революции", шепот "я готова помогать" и убежденное "нельзя преступать закон", внезапное смущение и неожиданное спокойствие, неподдельная страсть к истине - и легкомысленный щебет о сплетнях соседки…. Все это было слишком сложно для прямолинейного майора. А уж увязывать колебания собеседницы с ее брачными расчетами ему бы и в голову не пришло. Он знал о будущей свадьбе со слов ее жениха Швецова - но ведь личные планы не влияли на политические решения мужчин, а Ваюршин рассуждал по аналогии. "И откуда в ней эта взбалмошность" - с неудовольствием подумал он. - "Ладно, я уж и так открыл слишком многое. Пора с этим кончать. Никакой агитации. Как ни жаль, придется использовать ее втемную, не привлекая в ряды подполья. Пусть за деньги таскает нам паспорта, агитировать ее я не берусь." Вслух же продолжил, с наигранной веселостью: - Убийство! До какой нелепости можно докатиться в шутейном разговоре! Сменим
тему, а? Оленька, у меня ведь к тебе личное ходатайство. Челобитная, так сказать…
        - О! Ради вас я решилась бы на многое… - улыбнулась Ольга. Умница почуяла, что просьба майора продолжит прежнюю тему, хоть и с другого конца.
        - Оля, ты ведь работаешь в паспортном отделе?
        - Да.
        - Когда попадаются бракованные бланки - что вы там с ними делаете?
        - Ну… Утилизируем.
        - А можно ли вынести парочку бланков? - понизил голос Ваюршин, наклонившись к уху Миловидовой - Мои протеже, отсидев год или два за пустяки, хотят иметь "чистый" паспорт. Ну, однажды оступились, а клеймо-то в паспорте на всю жизнь! А они хотят ее начать с чистого листа. Беда в том, что этого листа у них нет. Они уж мне говорят: "мы отблагодарим, только достаньте"… Этой мзды и на покупку квартиры хватит, если не упустить шансов. Как ты на это дело смотришь?
        - Вы хотите казаться хуже, чем есть. Не продолжайте. Не надо меня обманывать! - вспыхнула Ольга, подумав: "Провокация? Или он искренен? А вот сейчас проверю!" -. Я знаю, для кого нужны эти паспортные бланки. Поняла прекрасно, в свете предыдущего… Без сомнения, для подпольщиков! Так что я могу немедленно заявить на вас в РСБ.
        "Вот это номер!" - Ваюршин похолодел, затаив дыхание. - "Неужели ее мне подставили? Это крах! Я в ней ошибся. Решать надо с девкой, здесь и сейчас… Обеими руками за глотку, а потом через турникет - и на вокзал… Или есть шанс договориться?" Владимир собрал волю кулак, минутный страх уступил место логике. Губы его сжались в тонкую нить, лицо побелело, внутренне он чудовищно напрягся, но внешне сохранял бесстрастие. Речь его стала угловатой и резкой, он перешел на "вы":
        - Вы несете бред и вздор. Такие обвинения следует доказывать. Но даже представим себе на секунду… Вот именно, на одну секунду - что я действительно помогаю подполью. В таком случае, предав меня, вы повредите в первую очередь себе. Помните, какие милые посиделки вы устраивали в моем кабинете? А вам не приходит в голову, что ваши беспечные кофейные разговорчики - это, в совокупности, разведывательный доклад? Двухлетний подробный доклад! И если мои отчеты об этих беседах обнаружат при обыске - то РСБ вас по головке не погладит. Начнут расследование. Будут выяснять - шпионили вы по сговору или по легкомыслию. И в любом случае, с этой работой вам придется распрощаться. Да и с Данилой Швецовым тоже.
        Испуг Владимира не укрылся от взора Миловидовой. "Ишь как побледнел" - подумала она - "Нет, такое не сыграешь. А руки-то, руки! Он их так сцепил, что костяшки пальцев побелели… Да, в его положении всякий бы испугался." Волна радостного предчувствия захватила Ольгу, гнетущая тяжесть упала с ее плеч, и глаза засияли как звезды. Продолжая игру, она воскликнула:
        - Никакого отчета при обыске у вас не обнаружат. Как же, такой вы дурак, чтобы хранить подобные записи!
        - Вы очень умны, девочка. Но если вы меня предадите, то мои товарищи найдут способ ознакомить РСБ с вашей ролью в этом деле. И это еще самое безобидное из…
        - Ой, не сомневаюсь, у вас в запасе мешок сюрпризов. - оживленно и радостно перебила она Ваюршина, смело и прямо заглянув ему в лицо. Задорные глаза Ольги смеялись. Она чуть подалась вперед и протянула к собеседнику открытые ладони. - Все это не понадобится, Володя! Я слишком долго валяла дурочку, все не могла вам поверить. Неужели вы еще не поняли? Я полностью солидарна с тем, что вы говорили - и не только сегодня, но и все эти долгие месяцы. Неужто я не понимала, к чему вы клоните? Я готова помогать вам не "в темную", не из страха разоблачения, а просто потому, что разделяю ваши идеи. Разделяю полностью! Да и лично вы мне симпатичны. Конечно, не так сильно, как Данила. - рассмеялась она - Но вы добры и сдержанны, а мне сейчас угрожали скрепя сердце, разве я не вижу?
        Ваюршин расцепил намертво сжатые кисти рук, маска страха медленно сошла с его лица, побелевшие скулы разжались, глаза сделались бестревожными, и вокруг них появились радостные морщинки. Улыбка, сначала робкая, а потом все более уверенная, расплылась на его лице. Облегченно откинувшись на спинку скамейки, он пропел высоким голосом:
        - Что ж… Тогда - уговорились!
        Ольга едва заметно кивнула, улыбаясь легко и весело:
        - Уговорились!
        После долгой паузы Ваюршин произнес:
        - Но давайте условимся, что эти просьбы вы исполняете лично ради меня. По крайней мере, если вас… если тебя, Ольга, привлекут к суду - отвечай именно так. Лучше признаться в простом деле, чем в организованном. Вали все на меня, как на мертвого
        - я в любом случае обречен, если попадусь. Впрочем, я скоро отсюда уеду. Уже все управление знает, что мне предложена работа в Икрутске, причем с повышением. Вот я туда и перееду. - он помедлил - Или не туда. Это уж мое дело, куда. Важно, что скоро мы навсегда с тобой расстанемся. Тебе придется иметь дело с другими товарищами. Я расскажу потом, как все это будет….
        - Жаль, как жаль, что вы уезжаете, Владимир! - в ее голосе слышалось понимание и светлая грусть - Я к вам так привыкла…
        - Ничего, со Швецовым тебе не будет скучно…
        - А разве Данила тоже… с нами? - затаила дыхание Миловидова, не веря своему счастью.
        - Да, я с ним поговорю об этом. Твое согласие работать на нас - последнее, чего мне не хватало для беседы с твоим женихом. Ты на него тоже давай, воздействуй… Все же будущий супруг, как никак.
        Ольга вновь зарделась от смущения - оказывается, Ваюршин цепко схватывал не только каждое ее слово, но даже интонацию и жест.
        - Ну-ну, не смущайся, прелестная авантюристка! В отношениях между товарищами должна быть полная откровенность, ясность и прозрачность. А ведь мы отныне - товарищи?
        Был разрублен гордиев узел противоречий, страхов и опасений девушки. Все было ясно. Оставалось подвести последнюю черту. Вскинув голову, она приветливо улыбнулась Володе и звонко произнесла:
        - Да. Вы правы. И глупо скрывать очевидное: c Данилой мы хотим пожениться. Значит, он будет с нами, с подпольем?
        - Он должен быть с нами. Я поднял его из рабочих, и устроил сюда. Он благодарен мне. Идейно он солидарен, а кроме того - любит вас, Ольга. Я знаю, как он ответит. В нем я уверен. А деньги на квартиру я вам передам, не сомневайтесь. Мы о своих заботимся…
        Таким был тот памятный разговор.
        Через неделю Ольга зашла в кабинет Ваюршина с цветочным горшком в руках. По обыкновению, они попили кофе, затем спустились во дворик. Там, вне досягаемости прослушки, Ваюршин указал Ольге, в какой тайник она должна закладывать похищенные бланки паспортов.
        На собеседование с Рэдом никого из завербованных полицейских не пригласили: риск был смертелен. Ваюршин сам обучил подопечных - исходя из инструкций, переданных подпольем.
        ЗАГОНЩИКИ
        (I)
        Посреди загнившей воды, зеленой и склизкой, высилась темная, зловещая пирамида. К ней с четырех сторон примыкали галереи. Заключенный стоял на одной из них, глядел в потолок лабиринта. Невыносимая тяжесть гнула к земле, раны кровоточили. Одежда превратилась грязные отрепья. Оторвав лоскут рубахи, несчастный старался оттереть бисеринки пота, выступившие на лбу. Пытался - и не мог поднести ладонь к голове. Воздух был густым как ртуть. Такой плотности рука не могла преодолеть. Ноги вязли в липкой болотной жиже. Резкая боль пронзала все тело. Но давящий страх был страшнее боли - так бывает в кошмарном сне, когда человек силится и не может проснуться. Он знал, что в темном лабиринте бродит минотавр, ростом с двухэтажный дом. Рык чудовища гулко раздавался в коридорах, становясь громче и громче. Надо было бежать, но двигаться парень не мог. Он рухнул на каменный пол, лицом в зеленую вонючую жижу - и пополз, извиваясь как змея. Дышать становилось все труднее - атмосфера уплотнялась. "Доползти до двери… Только бы доползти…" - думал арестант - "Там, за дверью - спасение… А может быть, смерть? Не думать об
этом… Доползти - вот что самое важное…" Чем меньше оставалось ползти до пирамиды, тем слышнее становился душераздирающий вой рогатого монстра. Дальний стук копыт колебал замшелые плиты пола. Все ближе, все слышнее… Но вот и дверь, обшитая сталью. Арестант напрягся, и прыгнул из последних сил на ржавую щеколду. Ее острые края раздирали пальцы, из свежих ран брызнула кровь, но беглец успел ввалиться в темный зал, вдоль стен которого чадили факелы. Посередине пульсировало огромное фиолетовое сердце, полупрозрачное. В нем бились бледные овальные коконы. Лежа на полу, арестант вскинул голову - и тут же один из коконов треснул. Оттуда вылупилось коричневое чудище, утыканное со всех сторон иглами-ножами - и с ревом бросилось на парня. Беглец отбивался ожесточенно, как животное - он потерял человеческий облик, не видя грани между собой и монстром. Схватив зверюгу зубами за горло, арестант сжал челюсти. Перед смертью чудовище успело оцарапать бока жертвы. "Я не могу ползти дальше… Ужасный бык меня настигнет…." - подумал беглец, корчась от невыносимой боли. Воздух стал еще плотнее, парень забился в конвульсиях
удушья. Глаза его были распахнуты - казалось, будто они вот-вот вывалятся из орбит. Скользя в луже липкой крови, арестант перевернулся на спину - и увидел над собою огромную, рогатую голову минотавра. Тот раскрыл пасть, обнажив острые клыки
        - и заревел в лицо несчастному:
        - Кто-о-о-о ты-ы-ы-ы-ы??? И-и-и-мя! И-и-имя!! Имя!!! Ы-ы-ы-ы-м-я-я-я!
        - Виктор я… Витя… Ох… Виктор… Виктор Зубков… - прохрипел арестант, корчась в агонии
        - К-л-и-и-ч-к-а? Тво-о-о-я кл-и-и-и-ч-к-а-а-а у повста-а-а-анцев!? - громоподобно рычал монстр. Его рога уперлись в грудь арестанта, уперлись ему под ребро. Кожа порвалась - брызнул фонтан крови.
        - Зуб… - обессиленно простонал арестант - и потерял сознание.
        "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
        ГЕНЕРАЛУ БОРИСУ ВЫГРЫЗАЕВУ,
        НАЧАЛЬНИКУ ВСЕРАБСИЙСКОГО УПРАВЛЕНИЯ РСБ
        ПО БОРЬБЕ С ПОЛИТИЧЕСКИМ КРАЙНИЗМОМ
        И МЕЖДУГОРОДНЫМ УЖАСИЗМОМ.
        В ответ на Ваш запрос сообщаем: нами проведены следственные мероприятия по установлению личности гражданина, задержанного 21 инюня 4004 года транспортной полицией Нижнего Новограда с фальшивым паспортом на имя Дмитрия Якурина.
        Задержанный, содержащийся в учреждении тюремного типа УУИН-135, отказался назвать себя и отвечать на вопросы следователей полиции. 1) 5 илюля 4004 г. заключенного посетила рабсийская гражданка Зоя Добрушина, работница ЗАО "Нижфармпром", назвавшаяся его невестой. По ее словам, задержанный познакомился с ней в Нижнем Новограде, в фервале 4004 г., представившись Макcимом Зеленцовым, жителем села Зеленцово нижненовоградской области, приехавшим в город на заработки. Ничего подозрительного в его действиях Добрушина, по ее словам, не замечала. Проверка установила, что Максим Зеленцов в с. Зеленцово не проживает.

2) По заключению экспертов (прилагается), фальшивый паспорт на имя Д. Якурина подделан тем же способом, что и три паспорта, изъятые ранее у арестованных членов преступного сообщества левых крайнистов (т. н. "Союза Повстанцев"). Таким образом, результаты экспертизы дают основание подозревать задержанного в причастности к т. н. "Союзу повстанцев".

3) По данным областного Управления РСБ, двоюродная сестра Добрушиной была исключена из нижнегородского университета за участие в незаконном политическом объединении "Красная помощь", оказывавшем поддержку арестованным членам т. н. "Союза повстанцев", и ныне работает садовником-озеленителем в городском парке. Наблюдение установило, что она регулярно, дважды в неделю, встречается с Зоей Добрушиной.

4) Результаты экспертизы, наблюдения и анализа в совокупности дали юридическое основание для применения к задержанному методов форсированного допроса, в соответствии с личным секретным Указом N 197432 верховника Рабсии.
        Для проведения допроса 10 авгутса 4004 г. задержанный был вывезен следственной группой РСБ в спец. клинику N523 РСБ РФ. Там подозреваемому был введен внутривенно мощный галлюциноген-депрессант ДЛК-47 ("Лабиринт ужаса").
        В ходе допроса, длившегося с перерывами в течение четырех часов, из показаний задержанного выяснилось следующее:
        а) Подлиннная фамилия задержанного - Виктор Зубков.
        б) Он является членом т. н. "Союза Повстанцев" с 3995 г., вступил в эту организацию после самоубийства его матери (причина - полугодовая невыплата зарплаты на предприятии, где та работала). Кличка В. Зубкова в т. н. "Союзе Повстанцев" - "Зуб".
        в) В. Зубков участвовал в нескольких покушениях на директоров предприятий, приговоренных к смерти т. н. "Союзом повстанцев" за несвоевременные выплаты зарплат и за "прокручивание" этих денег в коммерческих банках. Кроме того, Зубков организовал в 3999 г. ограбление оружейного склада в г. Лакуга, в составе ячейки т. н. "Армии Народных Мстителей".
        г) В период 3999-4004 гг., В. Зубков профессионально занимался подбором кадров для городских организаций т. н. "Союза повстанцев", построенных по стандартной схеме (командир организации, группа пропаганды, боевая группа и группа фабрикации паспортов). С этой целью Зубков посетил города Чернославль, Вышкоград, Павлозаводск, Степнобург. Показания В. Зубкова подтверждаются активностью т. н. "Союза повстанцев" в упомянутых городах. Однако исчерпывающей информации по этой линии получить не удалось (в связи со смертью допрашиваемого).
        д) Последним заданием В. Зубкова, с его слов, было создание подполья в Нижнем Новограде. Это задание передал ему связник т. н. "Союза повстанцев", которого Зубков знал под кличкой "Стриж" (черноусый, коренастый, лет сорока). При встрече в лесу, 15 инюня 4004 года, в 14 ч. 30 мин., близ желдор. станции Знаменка, "Стриж" попросил Зубкова купить билет на поезд "Степнобург-Екатериловск", следующий в район Урбальских гор. Связник пояснил: находясь в этом районе, он получит из Нижнего Новограда шифровку о положении дел, после чего передаст задание еще одному кадровику "повстанцев", скрывающемуся в районе Урбальских гор. Этот кадровик - давний знакомый Зубкова, в 3998 г. участвовавший вместе с ним в одной из силовых акций т. н. "Союза повстанцев". Его приметы: среднего роста, глаза серые, волосы темно-русые, кожа смуглая.
        К сожалению, это вся информация, которую удалось получить при допросе, т. к. после четырех часов его проведения политический преступник В. Зубков погиб (причина, по заключению медиков - болевой и эмоциональный шок, приведший к разрыву сердечной мышцы). С целью сохранения в тайне Указа N 197432 о применении форсированного наркодопроса к политическим преступникам, тело умершего было доставлено в учреждение УУИН-135. Вскрытие провел тюремный врач И. Гробощенков, указавший в качестве причины смерти "острую сердечную недостаточность". Труп В. Зубкова кремирован 11 авгутса 4004 г. в тюремном крематории.
        Прошу Вашей санкции на арест Зои Добрушиной, предположительно связанной с нелегальной организацией "Красная помощь" и т. н. "Союзом повстанцев". Также считаю целесообразным принять меры по поиску связника "Стрижа", а также "Сероглазого", живущего в районе Урбальских гор. Вероятно, он уже получил задание и сейчас занят созданием группы т. н. "Союза повстанцев" в одном из населенных пунктов, расположенных в окрестностях Урбальского горного хребта.
        Полковник В. Мягкостельцев".
        "МЯГКОСТЕЛЬЦЕВУ.
        Арест Зои Добрушиной санкционирую. Срочно сообщите о результатах ее допроса.
        Генерал Выгрызаев."
        "ГЕНЕРАЛУ ВЫГРЫЗАЕВУ. Придя в учреждение УУИН-135 с передачей для Зубкова, Зоя Добрушина была арестована. При аресте полковник Мягкостельцев сообщил Добрушиной о смерти В. Зубкова. Услышав это известие, Добрушина внезапно схватила с письменного стола авторучку, и с криком: "Ты сам убийца и ужасист!" воткнула авторучку в глаз полковника. После этого Добрушина раздавила зубами ампулу с цианистым калием, что вызвало ее мгновенную смерть. Как впоследствии выяснила экспертиза, эта ампула была зашита в ворот ее костюма.
        Поиски двоюродной сестры Зои Добрушиной, связанной с "повстанцами", успехом не увенчались - очевидно, она была своевременно предупреждена и скрылась из города.
        Полковник Мягкостельцев госпитализирован. Он лишился глаза, и не может сейчас принимать участия в работе.
        Подполковник Бесстыдин."
        "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
        ПОЛКОВНИКУ КОНДРАТИЮ ШКУРОДЕРОВУ,
        НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА УРБОГРАДСКОГО ОБЛАСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ РСБ
        ПО БОРЬБЕ С ПОЛИТИЧЕСКИМ КРАЙНИЗМОМ И МЕЖДУГОРОДНЫМ УЖАСИЗМОМ.
        Довожу до Вашего сведения, что в городах близ Урбальского горного хребта, в том числе в Урбограде, вероятно появление кадровика так называемых "повстанцев". Его цель - создание городского отделения преступного сообщества левых крайнистов (т. н. "Союза Повстанцев").
        Этот политический преступник, предположительно, принимал участие в обороне рабсийского парламента в 3993 году, затем работал в качестве журналиста подпольной прессы. Он подозревается в убийстве туроградского губернатора в 3996 г. (по клеветническим сообщениям зарубежных радиостанций, губернатор был убит во время тайной встречи с представителями подконтрольной областным властям неонацистской группировки "Черная центурия").
        Искомый преступник подозревается и в иных вооруженных акциях, а также в организации подпольных диверсионных групп в районе Урбальского хребта (в городе Среброусте и в Ильгинском районе), подрывной работе в городах Усть-Такаве и Магнитодольске, организации тренировочного лагеря т. н. "повстанцев" близ горного массива Дабирга и в убийстве двух полицейских при задержании ими транспорта с нелегальной литературой. Фоторобот предполагаемого преступника прилагается. Подозреваемый может быть вооружен. Он весьма квалифицирован в искусстве маскировки, грима, актерского перевоплощения. Способен использовать для побега подземные комуникации. Начитан, знает несколько иностранных языков. Его приметы: рост средний, глаза серые, волосы темно-русые, кожа смуглая. Резок в движениях, говорит отчетливо, чуть убыстренно. Других примет в распоряжении пока не имеется. Весьма возможно его появление в Урбограде. Примите меры к розыску и задержанию упомянутого политического преступника.
        Генерал Борис Выгрызаев,
        начальник Всерабсийского Управления РСБ
        по борьбе с политическим крайнизмом
        и междугородным ужасизмом".
        "СТРОГО СЕКРЕТНО.
        ПРИКАЗ
        ПО УРБОГРАДСКОМУ ОБПКМУ РСБ
        В целях пресечения возможных попыток создания в Урбограде отделения преступного сообщества левых крайнистов (т. н. "Союза Повстанцев"), ПРИКАЗЫВАЮ:

1) Обратить внимание на все проявления протестной активности молодежи в последние три месяца (участие в митингах, нарушения общественного порядка, публичные высказывания и т. д.). С теми, кто был замечен в таких проявлениях, провести беседы. Начать в этой среде поиск возможных информаторов, для последующего внедрения в организацию т. н. "Союза повстанцев" (в случае ее возникновения в городе).

2) Провести обыски на квартирах лиц, в прошлом связанных с левыми крайнистами.

3) Усилить патрулирование улиц как полицией, так и сотрудниками РСБ в штатском. По согласованию с МВД, начать операцию "Вихрь-антиповстанец" (проверки документов, личный досмотр граждан и автомобилей на улицах). Всем участникам операции раздать фоторобот повстанческого кадровика, появление которого ожидается в Урбограде.

4) Начать идентификацию всех граждан, прибывших в Урбоград с первого авгутса
4004 г. и отснятых замаскированными камерами слежения на автобусных и железнодорожных вокзалах, на центральных улицах, в универмагах. Снимки прибывших в город граждан необходимо сличать с фотороботом повстанческого кадровика (ориентировка и фоторобот прилагаются).
        Полковник
        Кондратий Шкуродеров"
        "СЛУЖЕБНАЯ ЗАПИСКА
        (по прочтении немедленно уничтожить)
        Напоминаю, что недавно проведенное нами размещение скрытых видеокамер РСБ на всех промежуточных полустанках, при расширительном понимании прав человека, может быть сочтено грубым нарушением конституции Рабсии и попранием т. н. "гражданских свобод", что может вызвать международный скандал. К обработке этих снимков необходимо привлечь самых надежных сотрудников, чтобы исключить утечку информации.
        К. Шкуродеров"
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ПРОПАГАНДА: ПЕРЕНОСЧИК ПРЫГАЧЕВ)
…Упомянутый в сводках РСБ "Сероглазый" - повстанческий кадровик Рэд - не подозревал, что над его головой сгущаются тучи. Раскинувшись в кресле, он слушал рассказ Макара Прыгачева. Этот рябой здоровяк, бывший спортсмен, был намечен на роль третьего переносчика нелегальной литературы. О двух других переносчиках - Юрлове и Белкине, он ничего не знал. - Да, вот так все и было - кивнул Макар, наклонившись к Рэду через стол - Вышибли меня из команды. Тренер поставил условие: или ты глотаешь допинг, колешь анаболики - или свободен, другие найдутся. Подаешь, говорит, дурной пример команде. Ну я и послал его к чертовой матери. Что я, себе враг? Я пацаном в секцию пошел, чтобы мускулы подкачать. Вы же знаете, в савейские времена спорт был некоммерческим… Для развития способностей, чтоб дети здоровыми росли. Вот… А потом меня заметили, выдвинули на районные соревнования… И тут началась эта катавасия, реформы. Все стало платным. И спорт превратили в зрелище. Бои гладиаторов, черт подери! Команду покупали, продавали… Как скот на рынке.
        Рэд понимающе кивнул в ответ. Эту историю он знал из досье. Спортсмен, увлекшись, продолжил:
        - Тогда и стали нам толкать это дерьмо - анаболики, допинги. Многие сразу ушли… Кто в бандиты подался, кто в охранники. Я, дурак, остался. Из тех, кто у нас остался, две трети стали инвалидами. Я читал о стероидах. Мышцы от них растут, конечно… А потом гормональные нарушения начинаются. Но ведь бизнесменам от спорта на это наплевать. Я поначалу думал, что это тренер виноват, козел. Ребят отговаривал, чтоб химию не кололи. А потом смотрю - это ведь система! Нашу команду купил Водкин, Эдуард Асмодеевич. Крупный воротила, на паях владеет ликероводочным заводом, и налогов не платит. Как же, он ведь благотворитель, член "Единой Рабсии", большая шишка в комитете по физкультуре и спорту. Возглавляет целую сеть спортивных обществ И всем тренерам, зараза, спустил указание - победа любой ценой! Анаболики, допинги, что угодно. Главное результат. А кто химию не колет - того гнать. Ну вот, меня и вытурили.
        Макар выставил вперед массивный подбородок, и поправил облегающий, ярко-красный спортивный костюм. Рэд поощрительно улыбнулся и взглянул на собеседника.
        - Вы пытались искать работу по специальности?
        - Да… Но где меня возьмут? Все секции под контролем спорткомитета, а там уже знают о моей "конфликтности". Они это так именуют. Если человек не желает травиться, то он "конфликтный". Ходил, обивал пороги - глухо. Думал, хоть ребят учить в секции позволят. Как же! Вся система сгнила на корню. Пошел искать работу охранника. В одном арт-салоне познакомился с человеком из ваших… Он мне глаза-то открыл, сотни примеров привел. Из жизни. Везде одна и та же сволочная система людей уродует. Не только в спорте. А виновник всех бед - верховник Медвежутин и его банда. Ведь они эту систему поддерживают - чтобы таким как Водкин, хорошо жилось на свете. А кто против системы - тех обвиняют в "крайнизме". В общем, если ты честен, если погибать не хочешь - бороться надо против этого зла, против правителей. Долго мы на эту тему говорили с вашим товарищем. Сколько ж людей страдают от этого режима! Ужас!
        Макар всплеснул руками. Он не скрывал своих чувств, смотрел на Рэда дерзко и прямо. Открытость Прыгачева составляла резкий контраст непроницаемому спокойствию конспиратора. Отличий вообще было много: беспокойный, активный Макар тянулся к романтическим приключениям - а подпольщику Рэду они успели изрядно надоесть; для Макара весь мир был пестрой мозаикой, для Рэда - строгой системой. Рэд частенько витал в абстракциях, а Макар опирался на свой жизненный опыт. Но при всех различиях, их объединяла ненависть к правящему режиму и капитализму: у Рэда - холодная и продуманная, у Макара - страстная и вдохновенная. И все же, Рэду было нелегко подстроиться к собеседнику. Профессия спортсмена привила Макару упрямое желание побеждать во что бы то ни стало. Бунтуя против властей, Прыгачев не желал угождать и 'генералам' подполья. Он вообще не хотел быть пешкой в чужих руках - он сам стремился к лидерству.
        Амбиции спортсмена заставили Рэда говорить с ним несколько дольше, чем планировалось. Первоначально он поставил стандартную задачу: взяв нелегальную литературу из заброшенного погреба, перевезти ее к распространителю на ручной тачке, под слоем картошки. Спортсмен нахмурился, замолчал. Рэд понял причины его разочарования. О честолюбии спортсмена упоминалось в его досье, но этот фактор недооценили. Макар не желает быть "мальчиком на побегушках" - понял Рэд - а предложенную работу он воспринимает именно так. Надо срочно исправлять положение. На этаком болезненном честолюбии могут сыграть тонкие психологи РСБ. С другой стороны, страстное стремление к первенству может превратиться в мощный деловой стимул…
        - Вы, безусловно, обладаете задатками лидера. - вкрадчиво произнес Рэд - Сейчас, пока вы работаете в одиночку, проявить эти качества вам не удастся. Но если подполье развернется как следует, то добровольных помощников прибавится. Возрастет объем литературы, которую нужно переправлять. Тогда нам понадобятся новые переносчики, и новый лидер для руководства ими.
        По тому, как спортсмен подался вперед, Рэд понял, что вычислил тайное желание собеседника.
        - Да у меня уже есть план, как это сделать! - басом воскликнул Прыгачев - У меня уйма друзей осталась, со времен моей работы в спорте. Один - тренер велосипедной секции. Я к нему частенько захожу, и подружился там с мальчишками. Многие из них ненавидят этот режим. У кого-то отца уволили за стачку, другого полицаи ограбили, третий на уроке возразил рабославному жрецу и получил нахлобучку, четвертый запрещенные книги читает… В общем, команда подростков на велосипедах. Представляете, какую пользу это нам даст? Они всюду пролезут! Могут и наблюдение ставить, информацию собирать, и газеты распространять - кто на них внимание-то обратит? Мало ли пацанов на великах по улицам гоняет?
        Подпольщик улыбнулся и кивнул. Предложение было интересным, но рискованным. Впрочем, Макар был авантюристом по натуре.
        - Выходит, хотите создать свою личную сеть? Вы же понимаете, я мальчишек в организацию принять не могу…
        - Да не в этом же дело! Принять, не принять… Главное, чтоб польза делу была!
        - Ну, а если провалитесь? Если кого-то из них поймают и выудят вашу фамилию?
        - Кто не рискует, тот не выигрывает! - оживленно откликнулся Макар
        - Ну что ж - задумчиво протянул Рэд. Он откинулся на спинку кресла, оглядел шкафы книгохранилища. Глубоко вздохнул. Устало взглянув на Макара, неторопливо начал: - Вы желаете возглавить свою маленькую сеть, на свой страх и риск. Это отступление от общей схемы, но мешать я вам не буду. Только помните, что от верного подбора этих мальчишек зависит и ваша жизнь, и судьба всей организации. Вы с каждым из них поговорите отдельно. Нехорошо, если все переносчики будут знать друг о друге. Найдется один предатель - и все полетит к черту. Ваша цель - создать ряд независимых каналов для передачи. Я хотел бы кратко обрисовать ее способы, чтобы облегчить вам работу.
        Спортсмен благодарно взглянул на Рэда, и тот понял, что попал в цель. Вообще-то, Макар не любил правил и инструкций, и подчас нарушал их только для того, чтобы досадить "начальству". Но, с другой стороны, он не умел продумывать детали - и предпочитал, чтобы это сделали за него. Макар выудил из кармана блокнот.
        - Ничего не записывайте, все запоминайте. - невозмутимо произнес Рэд - Итак. Если листовки напечатаны на тонкой бумаге, можно их заделывать в переплеты книг. Другой вариант - наполнять ими плюшевые детские игрушки. Часть ваших ребят будет перевозить эти игрушки, а другие - вытаскивать из них листовки и распространять по городу. Если людей найдете недостаточно, то им придется в больших ящиках возить, крупными порциями. На дне ящиков с любыми товарами, или даже мешков с картошкой, с помидорами. Только заверните листовки в непромокаемую обертку, а то испортятся… Но это для оптовых перевозок. А неплохо бы иметь промежуточные места хранения. Скажем, часть ребят будет хранить газеты у себя в гараже, в сарае, в кладовке. Где-нибудь вне дома, в развалинах, под кустами, вы уж сами продумайте.
        - Ну, у моей "легкой кавалерии" голова варит! Они такие места найдут, что взрослым и не снились.
        - Чудесно! Так вот, уже оттуда надо газеты, мелкими порциями, возить к распространителям. Или уносить. Скажем, в распоротой подкладке одежды. А еще лучше
        - сшить специальные жилеты, содержащие между двумя слоями ткани пустое пространство… Каждый переносчик должен знать только своего поставщика и получателя. Никого другого.
        - Вы еще меня самого забыли. Ведь меня-то все они знают, даже если я с каждым буду по отдельности говорить.
        - Ну, да. В этом и риск. Честно говоря, я бы на это не пошел.
        - Ладно, робеть нечего! Война план покажет. Да вы не беспокойтесь - это же будет одна единственная встреча.
        - Хорошо. Объясните задачу каждому из ваших парней, и больше с ним не общайтесь.
        - Угу. Отлично, так и будет!
        - Пойдем дальше… Как и где передавать распространителям мелкие порции? Можно делать это в многолюдных местах. Например, на какой-нибудь выставке, ярмарке или концерте, на стадионе - где мелькает слишком много народу, и за всеми уследить невозможно. Передавать надо, по возможности, моментально и незаметно… Вот еще эффективный метод: в супермаркете передатчик кладет сумку с литературой в камеру хранения, находит получателя в толпе, передает ему ключ от камеры и тот забирает сумку. Можно встретиться с получателем не только в толпе, но и в уединенном месте
        - в музее, скажем… Улучив момент, когда в зале нет посетителей.
        - Вы уж мне расскажите обо всех способах - улыбнулся Прыгачев
        - Да их много - дружелюбно откликнулся Рэд - Вот к примеру, переносчик "забывает" сумку рядом с точно такой же сумкой получателя, и они ими будто по рассеянности обмениваются… Конечно, все эти способы проигрывают по сравнению с тайниками, куда литература закладывается переносчиком, а спустя несколько часов получатель приходит и вынимает ее оттуда. Оборудование тайников - целая наука…
        - Хм… А что, у вас сегодня мало времени?
        - Да нет, времени у меня довольно.
        Рэд говорил правду, ибо Прыгачев был последним сегодняшним новобранцем. Заговорщик повеселел - он почувствовал интерес собеседника, исчезло прежнее отчуждение.
        - В общем так… Я не буду вам рассказывать об устройстве тайников внутри помещений, мебели, автомобилей, бытовых электроприборов, всегда имеющих внутренние полости, о тайниках в книгах, фотоаппаратах, зажигалках, видеокассетах и прочих вещах такого рода, иначе лекция весьма затянется… Вам это пока не понадобится, тем более что при качественном обыске такой тайник с большой вероятностью обнаружат… Остановлюсь на том, что понадобится именно для передачи пакетов литературы. Первая возможность
        - лифты. Можно многое спрятать проемах между этажами, на крыше лифта, или в его электрооборудовании.
        Спортсмен понимающе кивнул.
        - Далее. - твердо и отчетливо продолжил заговорщик - Много свободного места в распределительных и пожарных коробках, где расположены электросчетчики, выключатели электроэнергии, проводка и т. д. Эти коробки закрываются на замки, но их несложно открыть. Туда поместится пакет с литературой. Можно использовать чердаки и подвалы, в том числе и в нежилых домах. Только ваш пакет не должен попасть на глаза работникам коммунальных служб или бездомным, коих сейчас великое множество… Вот вам плоды преступной жилищной реформы, затеянной Медвежутиным… - при последних словах Рэд непроизвольно сжал кулаки.
        - Продолжайте - попросил Макар, завороженно глядя на Рэда.
        - Вы можете использовать подземные люки и колодцы - продолжил подпольщик - Можете закладывать пакеты в большие плафоны ламп дневного света.
        - Не работающих ламп. - уточнил спортсмен.
        - Верно. И наконец, основной метод - тайники в лесу и в земле. Оборудуйте их там, где маловероятно какое-либо строительство, где неприглядный вид местности отпугивает туристов и гуляющих, где не бегают дети и не ночуют бродяги. Вам понадобится прежде всего герметичная упаковка. Для упаковки можно использовать пластиковую трубу или пакет. Можно использовать в качестве тайника и дупло дерева, как в известном романе… Но это все - дело будущего…
        - Почему же? - не удержался Прыгачев - за это и возьмется моя летучая велосипедная бригада! Во всем этом есть романтика, а к ней всегда склонны мальчишки… Да и сам я романтик, что греха таить!
        - Прошу вас, будьте осторожны - со вздохом повторил Рэд - выберите из своих ребят самого надежного, и лишь с ним держите контакт. А он пусть снабжает листовками товарищей, на свой страх и риск.
        - Я буду осторожен - на рябом лице Макара отразилась дерзкая самонадеянность.
        "Что делать?" - с неудовольствием подумал Рэд - "Придется рискнуть".
        - Вы вот что… Не забывайте о слежке. - Рэд прикусил губу - Вам ведь придется и основную работу делать, кроме вашей самодеятельности. А основная работа - это перенос литературы из погреба, о котором я вам рассказывал. Часть листовок возьмете для своих мальчишек, а другую часть - все ж таки перевезете взрослому распространителю, члену организации. В тележке с картофелем, как я уже говорил. Человек с такой тележкой воспринимается полицией как семейный, солидный, домовитый. Подозрений он вызывает меньше, чем праздный гуляка. И все же - проверяйтесь почаще.
        - А как это лучше сделать? - недоуменно спросил Макар - Нагнуться, что ли, к ботинку: завязать шнурки, а при этом мельком взглянуть на дорогу позади себя? В штатовских детективных фильмах так часто поступают преступники…
        - Любите детективы, приключения? - спросил заговорщик, пряча усмешку.
        - Обожаю! В детстве перечитал всю "библиотеку приключений". Была такая серия в то время… - круглое рябое лицо спортсмена озарилось тем жаром, с каким человек рассказывает о любимом хобби - Эти книги и фильмы учат быть целеустремленным, не бояться трудностей. Ставить на успех, чего бы это не стоило! Победа, торжество - вот что ценней всего для меня. Нацеленность на выигрыш помогала мне в спорте, поможет и в нашей борьбе …
        - Дерзость и ставка на успех - это великолепно. Но завязывание шнурков мы все же оставим для фильмов - усмехнулся Рэд - Проверяться от слежки я вам советую несколько иначе. Напомню, что конечный пункт вашего движения - многолюдная городская толкучка.
        - Да, мы уже говорили об этом - нетерпеливо кивнул Макар
        - Путь туда вы спланируйте по малолюдным улочкам - там легко проверить наличие слежки. Переходя на другую сторону такой улочки, оглянитесь по сторонам: это ведь вполне оправданно. В поле зрения при этом попадут все прохожие. Кроме того, проходя мимо зеркальных магазинных витрин, полюбуйтесь ими - а попутно гляньте на отражающихся в них людей, следующих за вами. Идите медленно, но повернув за угол, ускорьте движение - постарайтесь проскочить подальше. Используйте проходные дворы. Для этого изучите ваш будущий маршрут, заранее пройдитесь по нему несколько раз. А на рынке подольше петляйте в толпе, не пожалейте для этого времени: приценивайтесь к товарам, переходите из одного павильона в другой, подымайтесь на верхние этажи, спускайтесь, несколько раз прислоните тележку к стене в разных точках, покупая продукты…
        - Уяснил…
        - Наконец, вы дойдете до овощного лотка и прислоните к стене тележку с литературой. В тот момент, когда вы покупаете зелень, тележку подменят на такую же, но с картошкой. Возьмите ее и возвращайтесь с базара домой. Придя, картошку можете съесть… - улыбнулся Рэд, вызвав ответную ухмылку спортсмена.
        - Ловко придумано!
        - Без сомнения. - инициатива общения вновь перешла к заговорщику - А теперь о связнике и о контроле за вашей безопасностью…

…Отпустив спортсмена-авантюриста, подпольщик тяжело вздохнул, устремив глаза к потолку. Общение с беспокойными честолюбцами всегда утомляло скрытного и замкнутого Рэда.
        БУДНИ ХМУРОГО ДОМА
        (ДОБРОУМОВ)
        В элитном южном районе, меж зданием молодежного театра и огромной Башней Света, стыдливо притаился неприметный четырехэтажный дом из грязно-серого мрамора. Он был построен в конструктивистском стиле - стены разлинованы строгими колоннами на узкие вертикальные секторы, увенчанные полукруглыми арками. Лет двадцать назад такая планировка считалась современной. Узкие окна здания напоминали бойницы, были наглухо занавешены плотными портьерами. Дом будто стыдился самого себя, прячась от людских глаз. И не случайно. Каждый интеллигент Урбограда в мечтах и снах видел это здание разрушенным, а гнусных его обитателей - погребенными под обломками. То была центральная контора политической полиции режима, областное управление РСБ.
        Именно сюда и направлялся Никита Доброумов. Взойдя по выщербленной лестнице из черного гранита, он подошел к главному входу - огромной полукруглой арке. Судя по ее размерам, из нее в случае нужды мог бы выехать даже грузовик, спасая архивы преступных псов режима. Впрочем, арка всегда была наглухо закрыта воротами из бронебойной стали. Для входящих оставался лишь узкий проход, перекрытый полосатым шлагбаумом. У входа стоял солдат в форме войск РСБ, с автоматом наизготовку.
        Подполковник Доброумов предьявил пропуск. Солдат отдал честь и поднял шлагбаум. Огромный холл здания пустовал. На стенах висели графики раскрываемости политических дел и портреты передовиков палаческого производства. Никита непроизвольно поморщился, взглянув на них, и направился к застекленной будке вахты. Близ нее висел огромный плакат: 'ВХОД В УПРАВЛЕНИЕ С МОБИЛЬНЫМИ ТЕЛЕФОНАМИ СТРОГО ВОСПРЕЩЕН'
        Любой логик, увидев этот плакат даже мельком, сделал бы обоснованный вывод - все мобильные телефоны области, даже и выключенные, прослушиваются органами РСБ. Однако ее руководители не желают, чтобы эта система прослушивания действовала в стенах их собственного здания - ибо вопросы в его кабинетах обсуждаются щекотливые. А уж на рабсийскую конституцию при этих беседах обращают меньше внимания, чем на клочок туалетной бумаги.
        Сдав на вахте мобильный телефон, Никита прошел сквозь воротца металлоискателя и направился по устланной красным ковром лестнице на третий этаж, в актовый зал. Именно там была намеченная лекция о борьбе с 'крайнизмом и ужасизмом'. Читал ее Кондратий Шкуродеров, руководитель отдела областного управления РСБ.
        Доброумов не имел права опоздать на лекцию, однако стремился прийти точно вовремя, а не раньше времени. Общение с коллегами, занятыми политическим сыском, было для него физически тягостным. Как уже говорилось, на планете Мезля кровь реакционных негодяев была черного цвета - но это не было расовым отличием. По химическому составу кровь мерзавцев ничем не отличалась от крови других. Особую 'моральную черноту' их крови и мозга мог заметить не всякий. У каждого мезлянина в мозгу был орган, наподобие 'третего глаза', отвечавший за моральную интуицию, за восприятие идеологии, политики, философии. У большинства обывателей этот орган был неразвит, и они не могли интуитивно отличить хорошего человека от плохого, революционера от реакционера. У тех же, кто обладал политическим мышлением, начинала развиваться особая интуиция. Было это у всех по-разному. Реакционеры с развитой интуицией чувствовали дискомфорт при контакте с революционерами. Они видели внутренним зрением, что этих людей окружает нестерпимо-яркий ореол света, и это сияние резало глаза подонков. Их противники, прогрессисты, видели иное - как
внутренняя чернота и гнилость реакции просвечивает сквозь шкуру реакционеров, окрашивает в черный цвет их кровь, окутывает духовным мраком все пространство вокруг этих негодяев. Находясь поблизости от них, прогрессивно мыслящие люди испытывали нечто вроде приступов удушья, им казалось, будто железные клещи реакции стискивают им череп, трамбуют мозг. К своему удивлению, Доброумов лет пять назад обнаружил у себя признаки такой интуиции, причем именно революционной. Впрочем, это было неудивительно - в РСБ его взяли еще в годы Савейского Союза, когда от сотрудников требовали прогрессивного мировоззрения. С тех пор в РСБ прошло множество чисток, хороших людей сменили негодяями. Однако чистка не затронула научно-исследовательские отделы РСБ. Обнаружилось, что реакционные мракобесы к научной работе совершенно непригодны. Поэтому кадры секретного НИИ строгой проверке не подвергали, и подполковник Доброумов остался на прежнем посту, а за последние годы его прогрессивная интуиция лишь развивалась. Именно поэтому мысль о предстоящей лекции вчера причинила ему боль, а уж сидеть сейчас в одном зале со Шкуродеровым
и прочими политическими ищейками ему было почти невыносимо. Придя 'минута в минуту', он уселся в жестское и неуютное кресло актового зала, стараясь не встречаться взглядом с докладчиком.
        Да что говорить о Никите…. Тяжелый, гипнотический взгляд Шкуродерова не вынес бы и простой обыватель, напрочь лишеный политической интуиции. Уродливое квадратное лицо докладчика было испещрено глубокими морщинами и складками. Его кряжистая фигура мясника была облечена в шикарный импортный костюм из дорогого серого сукна, сидевший на ораторе чуть мешковато. Голос был басист, а приглушенность тембра возмещалась громкостью речи. Подчеркнуто высоко подняв голову, Шуродеров глядел на публику сверху вниз, изредка рубя воздух ладнью или воздевая к потолку толстый указательный палец, когда требовалось подчеркнуть мысль.
        - Итак - заговорил Шкуродеров - Наша лекция посвящена важнейшей проблеме рабсийской государственной безопасности - борьбе с политическим крайнизмом и междугородним ужасизмом. На улицах рабсийских городов гремят взрывы, льется кровь. Кровь не только обычных граждан, что для нашей страны вполне в порядке вещей, но и самых почетных и уважаемых - руководителей корпрораций, высших церковных иерархов, высокопоставленных чиновников. Мало того. Междугородные ужасисты, разъезжая из города в город, покушаются даже на персоны наших коллег, офицеров РСБ, священные для каждого законопослушного гражданина. Неудивительно, что РСБ стоит на острие противоборства с этим новым видом войны, которую оппозиция ведет против правительства. Междугородый ужасизм - это страшная идея, которая создает силу из бессилия. До недавнего времени предложения нашей службы по борьбе с этим злом игнорировались, как якобы ведущие к удушению демократических свобод. Но опыт истории учит. Во времена диктатора Слатина наш аппарат решал эти проблемы в высшей степени успешно. И сейчас мы наконец обладаем правовой базой, чтобы восстановить все
позитивные приметы того времени….
        'Да, очень похоже на тот период' - раздраженно подумал Доброумов - 'Наше общество настолько заморожено слежкой и выискиванием недовольных, что люди отучились бесстрашно высказывать свое мнение. Культ Медвежутина уже перерос в массовый психоз. Но вот интересно мне, если в Рабсию вторгнутся войска Объединенных Штатов
        - много ли найдется охотников защищать это серое ничтожество, этого подлого карлика?…'
        - …Мы не должны отбрасывать позитивный опыт истории - продолжил меж тем Шкуродеров
        - Правда, Слатин пришел к власти после революции… Но мы берем из прошлого не ее, а тот аппарат безопасности, который был создан Слатиным. Он вполне эффективен. Впрочем, нам поможет и дореволюционный опыт. В частности, хороша законодательная инициатива о введении военно-полевых судов, недавно вынесенная нашими коллегами на обсуждение в Государственную Дурку. Эта 'скорострельная юстиция' блестяще оправдывала себя во времена имперских цесарей, и надеемся, что она окажется действенной и сейчас, являясь высшей формой государственной справедливости.
        "Что за фашистская демагогия" - пронеслось в голове Доброумова, и к горлу его подкатил спазм тошноты. - 'Какая уж тут эффективность. Эшелон едет вдоль магистрали, и на каждой станции расстреливает каждого десятого лишь за то, что на станции были стачки и митинги. А их организаторы давным давно сбежали, так что расстреливают вообще невиновных, первых попавшихся. Такая 'юстиция' только озлобит всех против правительства, и обеспечит постоянный приток в ряды 'Союза Повстанцев'. Но попробуй скажи об этом. Эта клика возомнила, что ей все позволено
        - и действует уже себе во вред. Закручивает гайки даже там, где это не нужно, принимает идиотские решения даже с точки зрения собственной охраны. Но держать это знание надо при себе. Что за гениальную мысль он там еще выскажет?'
        - Да! - взмахнул пальцем Шкуродеров - С политическим крайнизмом идет настоящая война, а обычная юстиция на войне бесполезна. Полицейские средства здесь - детская забава. Достаточным основанием для ареста должна быть любая оперативная информация о том, что подозреваемый хоть в чем-то сотрудничает с повстанцами, а тем более является таковым. По сути, он военнопленный. А в работе с таким материалом военные не оглядываются на презумпцию невиновности или международные конвенции.
        'Войну-то ведете против собственного народа' - помыслил Доброумов, уткнув глаза в пол.
        - Цена такому порядку - продолжил Шкуродеров, окинув зал мертвящим взглядом профессионального убийцы - вполне приемлема и не болезненна для общества. Несколько десятков молодых бунтарей, готовых создать подпольные боевые организации, со студенческой скамьи в тюремные камеры. Оппозиционные проффесора изгоняются с кафедр. Пара десятков прогрессивных публицистов, журналистов, литераторов, поэтов, режиссеров и почих ярких творческих личностей за незначительные правонарушения отправляются в тюрьму, лишаются работы. Несколько поощряется 'доносительство в широких массах'. Число жертв подобных утеснений составит всего-то несколько тысяч человек в год. При дорожных происшествиях гибнет в десятки раз больше…
        'Так кто же плюет на конституцию, развязывает ужасизм, истязает и мучает людей, и притом самых лучших, умных и развитых?' - пронеслось в голове у Доброумова - 'Кто же более всего угрожает безопасности граждан Рабсии? 'Союз Повстанцев' или вот эта банда Шкуродерова, прикрывшаяся погонами РСБ? '
        Приступ тошноты неумолимо подкрадывался к Доброумову, голова его сделалась тяжелой, он чувствовал, как клещи тирании сжимали его мозг. Работала подсознательная интуиция. Справиться с таким состоянием Никите становилось все труднее. Он сжал под креслом левую руку кистью правой.
        - Пишущая, поющая, пляшущая, зубоскалящая интеллигенция - с отвращением процедил Шкуродеров - предпочла бы, чтобы РСБ вообще отсутствовала. Даже если это повлечет разгул уголовной преступности, засилье инородцев на наших рынках, расцвет религиозных сект, и иного беспредела. Не будем обращать на нее внимания - истошные крики всегда сопровожают существование этого подлого племени интеллигентишек…
        'Сволочь!' - безмолвно и яростно воскликнул в мыслях Доброумов - 'Тебе хотелось бы, чтобы вместо уголовной преступности царила единая банда, под твоим главенством… Да и с бандитом Крюком ты в Урбограде прекрасно сотрудничаешь… Берешь от него взятки. Слышал я сплетни в наших коридорах. 'Религиозные секты' тебя пугают - а самая страшная и крупная из них, Рабославная церковь - под вашим, тварь, покровительством! А какое презрение к интелигенции и 'инородцам'! Тут тебе и социальная, и национальная рознь в одном флаконе. И это говорит главный областной борец с 'крайнизмом'. Ты же сам худший 'крайнист'! Если в этом слове вообще есть хоть капля смысла. Фашистский мерзавец, гад - вот ты кто! Какое счастье, что я занят наукой и редко появляюсь на этих шабашах нечисти. Поневоле задумаешься, слушая эти откровения - стоит ли вообще работать в РСБ, даже и в научном секторе. '
        - Итак - продолжил Шкуродеров - перейдем к текущим проблемам. По нашим данным, активность так называемого 'Союза Повстанцев' до сих пор не затрагивала урбоградскую область. Конечно, это результат четкой и слаженной работы нашего отдела, и это нужно поставить нам в заслугу. Однако появились оперативные сведения о том, что в ближайшее время повстанческие вербовщики могут появиться и у нас в Урбограде.
        Зал оживился. Лишь сотрудники политического сыска, сидевшие в первых рядах и осведомленные обо всем, скучающе глазели по сторонам. Для остальных же сказанное Шкуродеровым было новостью - урбоградская область славилась в последние годы политической стабильностью.
        - Поэтому расслабляться не следует. - нахмурился Шкуродеров - Нет данных о том, что вербовщик повстанцев посетит именно Урбоградю Но в районе Урбальских гор он орудует, это совершенно достоверно известно. Вероятность приезда его в наш город весьма велика. Есть настоятельная потребность в слаженных мерах всех силовых структур для противодействия политическим крайнистам, бандитам и ужасистам. На эту тему будет проведено общегородское совещание в мэрии. Кроме того, наши 'младшие братья' - коллеги из МВД, приняли решение создать, в помощь нам, специальную структуру - Полицию Общестственной Безопасности. Ее задача - также борьба с политической опозицией, с крайнизмом. Имя руководителя новой структуры будет объявлено особо, скажу лишь, что в данный момент он не может присуствовать на нашей лекции. Вместо него из МВД приехал капитан Николай Клеточкин….
        Взгяды присутствующих, как по команде, обернулись влево - к бравому моложавому капитану, пришедшему на лекцию в парадной полицейской форме.
        - Его планируется назначить заместителем начальника этой новой структуры. - внушительно продолжил Шкуродеров - Лучшие рекомендации капитану Клеточкину дал его сослуживец, майор майор Владимир Ваюршин, проявивший мужество и личный героизм при задержании особо опасных уголовников. Надеюсь, на новой должности господин капитан принесет большую пользу государству и обществу. В частности, Полиция Общественной безопасности может помочь и нашему ведомству. К примеру, она может задержать подозреваемого оппозиционера за действительное прегрешение, а может - что скрывать, мы тут все свои - даже инсценировать такую ситуацию. Скажем, под предлогом 'обнаружения' у него наркотиков или оружия, с оформлением нужных протоколов. Для дальнейшей работы с нашими клиентами этого будет вполне достаточно.
        Доброумов, слыша эти слова, скорчился на своем кресле, в заднем ряду. Его тошнило. Спасал носовой платок, который он прижимал ко рту. Надо сказть, что у Шкуродерова тоже была развита политическая интуиция - конечно, реакционная. Ему вдруг почудилось, будто в зале, заполненном сотрудниками РСБ, блеснул откуда-то с задних рядов яркий луч бунтарского сознания. Но предположение об этом было столь невероятным, что Шкуродеров списал его на переутомление. Тяжко вздохнув, он продолжил:
        - Второе направление работы - это широкое использование для политического сыска священников рабославной церкви. Каждый рабославный жрец должен помнить, что у него есть обязанности не только перед богом, но и перед обществом. Церковь - одна из самых информированных организаций Рабсии. Это не может не привлечь к ней нашего внимания. Конечно, сами повстанцы не пойдут исповедоваться в своих деяниях - не случайно вожди бунтовщиков от них требуют воинствующего атеизма, чтобы защитить их от этой угрозы. Вольные или невольные пособники повтанцев, любой степени религиозности, тоже ничего не скажут на исповеди. Но члены их семей, друзья и знакомые очень многое видят и слышат. И кто-нибудь из них не преминет испросить прощение душам своих родителей, мужей или сыновей на очередной исповеди. В ситуации, несущей серьезные угрозы, в том числе и церковникам - ведь повстанцы объявили церкви открытую войну за ее пособничество властям - всегда можно найти формы сотрудничества РСБ и рабославных жрецов. Мы активно работаем и в этом направлении, заручившись помощью духовенства… Можно даже назвать церковь подразделением
РСБ по сбору необходимой информации.
        Доброумов отчетливо увидел, как это будет происходить. Он зримо представил, как мать-старушка просит у рабославного жреца прощения для сына. Как этот жрец степенно направляется затем к Шкуродерову - этому мяснику, подлинному дьяволу - и передает ему донос об этой чистосердечной исповеди. Как донос оформляется в видже аккуратной сводки. И как затем студент, единственный сын старушки, 'переселяется со студенческой скамьи на тюремные нары' - по выражению того же Шкуродерова. Но приступ отвращения у Никиты стал нестерпимым после того, как он увидел картину последующего: рабославный жрец, принеся горе и слезы несчастной старушке-матери, продолжает изображать из себя 'носителя высшей духовности и морали'. Как ни в чем ни бывало.
        И вот эта последняя капля, в сочетании с развитой интуицией, вывела Никиту на новый уровень понимания. Конечно, он разделял все предрассудки своей среды о 'Союзе повстанцев'. В тайных обществах всегда чудится зловещее, а повстанцы к тому же боролись с оружием в руках. Так что принять их сторону подполковник Доброумов не мог. Но услышав реплики Шкуродерова, он впервые подумал: 'А может, повстанцы не столь уж и неправы в свем воинствующем атеизме, в войне против церкви? Если церковь - это отдел РСБ, то они с ней и борются как с РСБ! Не питая иллюзий. Шкуродеров говорит о таких гнусностях, что поневоле спросишь себя: "Может, за повстанцами и есть правда?"
        Эти мысли у Доброумова появились на фоне сильнейшего отвращения, ужаса, особой духовной тошноты - выносить ее он уже не мог. Как назло, Шкуродеров именно в этот момент оглядел задние ряды. Их взгляды встретились. Еще немного - и подозрения Шкуродерова о том, что Никита неблагонадежен, переросли бы в уверенность. Но именно в эту секунду дверь актового зала со скрипом распахнулась.
        В дверях стоял розоволицый верзила с высокомерным выражением лица - лейтенант Подлейшин, ближайший подручный Шкуродерова. Он держал в руках пачку документов и фотографий. Выглядел парень молодцевато - красивый и сильный, стройный атлет с безупречным пробором и до блеска начищенными ботинками. Но под этой сияющей оболочкой Доброумову виделась духовная чертнота и гнилость, даже худшая, чем у Шкуродерова. Лейтенант переминался с ноги на ногу. Угодничество и карьеризм Подлейшина вошли в поговорку, и должно было случиться нечто необыкновенное, чтобы он осмелился прервать выступление начальника. Шкуродеров вмиг понял, что оперативная обстановка требует его немедленного вмешательства. В этот день Подлейшин дежурил в операторной видеослежения. Именно ему, как наиболее доверенному сотруднику, был поручен анализ тысяч фотографий приезжих, попавших в поле обзора скрытых видеокамер, раставленных на железнодорожных станциях города. Небрежно кивнув, хозяин дал лейтенанту понять, что лекция вскоре завершится, и он спустится в операторную. Подлейшин вышел.
        Небрежно оглядев зал и поморщившись - лекция вышла скомканной - Шкуродеров устало произнес:
        - Итак, резюмирую: крайнизм и ужасизм - наиболее серьезная угроза для правительства. Он угрожает и властям нашего города. Методы борьбы: ужесточение режима, репрессии против недовольной профессуры и студенчества, введение военно-полевых судов, создание Полиции Общественной Безопасности, использование информации от граждан и возможностей Рабославной церкви, получаемых при исповеди. Все протесты интеллигентишек и правозащитников советую игнорировать. Данная лекция была обзорной, ее цель - повышение бдительности сотрудников и ознакомление их с направлениями работы нашего отдела. В ближайшее время среди сотрудников отдела будет проведено деловое совещание по борьбе с крайнизмом, где обсудим конкретику. Такое же совещание в расширенном составе пройдет в мэрии Урбограда. В нем будут участвовать и представители Полиции Общественной Безопасности, в частности капитан Клеточкин. Уверен, данная лекция окажется для вас полезной в плане повышения идейно-политического уровня. Все свободны, всем спасибо.[Выступление Кондратия Шкуродерова написано по мотивам весьма откровенной книги Г.А. Водолеева 'Люди и
спецслужбы'.]
        С этими словами Шкуродеров грузно и неуклюже сошел с трибуны. Несмотря на то, что финал лекции был скомкан, докладчик остался доволен собой. Все необходимое было сказано, итоги подведены, задачи определены.
        Совсем иные мысли возникли по итогам этой речи в голове Доброумова. Он только пришел в себя, едва оправившись от приступа отвращения.
        'Еще полчаса такой антиинтеллигентской, ксенофобской и мракобесной чуши, и я в самом деле не поручился бы за свою лояльность. После всего этого хочется рвать глотки моим, с позволения, сказать, коллегам. Проклятье! С каждым годом принадлежать к нашей конторе все позорнее и позорнее. Знали бы люди с улицы, какую антиконституционную мерзость тут читают под маркой 'защиты конституционного строя'! Какое счастье, что я работаю в секретном НИИ, и не имею с этим дерьмом ничего общего…. '
        Но как же быть с расследованием по делу изобретателя Левшова? Ведь если оно увенчается успехом - то передать пароль от сети 'Нанотех' придется в грязные руки тех же Шкуродеровых… Цепкая память Доброумова услужливо повторила недавний голос с диктофонной пленки: 'Я призываю вас быть ответственным. Если вы получите доступ к этой сети - оглянитесь, подумайте… Стоит ли вручать такое изобретение вашим нынешним коллегам? Убежден, что нет. Пусть оно лучше сгниет под сукном. Так мы хоть избежим мировой войны…' Тулинцев прав, черт возьми! Но Доброумова гнало вперед то желание, которое сделало его первоклассным ученым, и заставляло его просиживать ночами в пустых лабораториях родного НИИ. Это было могучее желание - ЗНАТЬ. С опасным любопытством Доброумов ничего не мог поделать. После лекции Шкуродерова он принял окончательное решение - продолжая расследование, не отдавать коллегам результаты. Выйдя в коридор, Никита подождал пока основная масса народа разойдется, нащупал в кармане керамзитовый перстень - микроскопическую фотокамеру
        - и неспешно направился оформлять заявку на доступ в компьютерный зал.
        В пустующем коридоре РСБ задержались двое полицаев. Один из них был майор Ваюршин, в штатском, а второй - новоиспеченный зам. начальника ПОБ капитан Клеточкин. Проходя мимо, Доброумов расслышал отрывки их разговора.
        - Что ж, поздравляю! Большому кораблю большое плавание - белозубо улыбался Ваюршин, и на его круглых щеках его появились ямочки - Шкуродеров считает, что на новом посту ты принесешь огромную пользу государству.
        - Государству… И обществу. - в тон ему ответил Клеточкин. - Последнее куда важнее.
        Разбушевавшаяся интуиция Никиты Доброумова не могла вмиг затихнуть, в этом разговоре о расслышал нотки едва уловимой иронии, что заставило его остановиться… Полицейские, завидя его, дружески кивнули и на миг умолкли. Клеточкин перевел разговор на другую тему.
        - Знаешь, Владимир, мне даже грустно расставаться с прежней работой. Взять хотя бы недавнее интереснейшее дело о кражах в супермаркете 'Матрица'. Такого я еще не видел.
        - А что, запутанное дело? Банда воров?
        - В том-то и штука, что вор всего один. Бегает как волк-одиночка! Но квалификация потрясает… Это ж надо додуматься! Представляешь, идет в супермаркет, выбирает крупные коробки с едой или вещами, и закладывает туда магнит. А потом выходит из супермаркета, подымается на второй этаж торгового центра… Там открытая баллюстрада, в полу отверстие диаметром в сто шагов. Он становится над ним, врубает портативный электоромагнит, и коробка - у него в руках. Ну, и с ней скрывается.
        - Черт… Непризнанный гений. Изобретатель-самоучка. Да, такого не поймаешь, он же вещи не выносит через воротца. А в какой момент он ее магнитом вытянет - только от него и зависит. Споличным поймать сложно.
        Доброумов хотел было идти дальше, но рассказ о воре-изобретателе вдруг заинтересовал его. "Такому бы в нашем НИИ работать, а не коробки воровать" - подумал Никита.
        - Наши там устроили засаду… На балюстраде. Через три дня он опять появился, зашел в супермаркет, заложил магнит, поднялся наверх - ну, наши на него и бросились. Однако не учли, что он отлично владеет южными единоборствами. Как выяснилось. Мишке сломал коленную чашечку, Стаканчикову кисть руки вывернул - и сбежал. У нас только его примета осталась. Воришка-то, оказывается, меченый. Стаканчиков когда его пытался взять - рванул за пиджак, и плечо обнажилось… А там выжжено тавро. Он успел заметить - полумесяц и номер АР789.
        - Хм… Полумесяцем клеймили пленных рабсийских граждан… Когда была война в южных республиках Савейского Союза. Перед самым его распадом. А кроме того, сейчас такое клеймо используют националисты горных окраин, где тоже идет война. Тавро было свежее?
        - Нет, заросшее. Давняя отметина, как видно.
        - Значит, видимо, он из южных областей. Советую поискать в картотеке, кто попадал в плен тринадцать лет назад, может что-то и накопаете… Сколько лет вору на вид?
        - Лет двадцать… Или двадацть пять.
        - Ну вот. Значит, в период войны ему было от семи до двенадцати. Нет, вряд ли найдете. Да плюнь ты на это, сейчас перед тобой новые задачи поставлены…
        Никита Доброумов перестал вслушиваться в чужой разговор, и отправился за разрешением на доступ в компьютерный зал. "На южных окраинах.." - неспешно думал он - "А ведь брат изобретателя Левшова, мой объект поиска, тоже потерялся на южных окраинах… И кстати, тоже был в то время ребенком. Интересное совпадение".
        Разрешение на доступ было получено без проблем. Обман с незакрытой скобкой и вписыванием дополнительных данных тоже прошел незамеченным. Усевшись перед компьютером, Доброумов облокотился на руку. При этом он так повернул пальцы, чтобы объектив перстня-камеры глядел на экран. Никтита принялся перебирать личные дела всех детей, пропавших без вести в период тогдашнего конфликта, но впоследствии получивших приют в детстких домах. Он читал пятое по счету досье. Под старым, выцветшим фото мерцала надпись:
        "Александр НАЙДЕНОВ. Год рождения: предположительно 3983. Принят в Азиркентский детдом 17 октобера 3993 года. Задержан полицией при попытке украсть булки со склада хлебобулочных изделий: перебрасывал их через стену склада с помощью самодельной деревянной катапульты. По приеме в детдом прошел инфекционный контроль. Травм нет. Необходим курс реабилитации от последствий шока, а также усиленное питание. Ребенок страдает дистрофией (причина - хроническое недоедание). В результате нервного потрясения частично потерял память, свою фамилию и адрес родителей не помнит. Новая фамилия (Найденов) дана в детдоме. С его слов, потерял родных в период войны 3991 года, в восьмилетнем возрасте. Полтора года работал на хлопковых плантациях в плену у азирийских националистов. Бежал из плена в 3992-м, во время налета правительственных сил на лагерь бандитов. На левом плече - стандартное клеймо, выжигаемое рабсийским пленным: полумесяц и номер АР789."
        Доброумов обладал фотографической памятью, и завидев номер, не мог сдержать возгласа изумления. Он вспомнил недавнюю беседу полицаев в коридоре. Вот так совпадение! Подойди он к беседующим чуть раньше или чуть позже - и не услышал бы ключевой информации, вот этого сочетания: "АР789". Значит, по крайней мере один из пропавщих в те годы детей, того же возраста что и Саша Левшов, находится сейчас здесь в Урбограде, промышляя воровством! Если "Найденов" - это и не сам Левшов, то он по крайней мере мог с ним видеться или вместе учиться! Рука Доброумова задрожала, он затаил дыхание, опасаясь что объектив видеокамеры-перстня собъется с ракурса - но ничего не мог с собой поделать. Наконец, он взял себя в руки и по-особому, впитывающе, погрузился в материал:
        "… После приема в детдом, десятилетний мальчик был определен в 1-ый "Б" класс. На протяжении учебы отличался любознательностью, проявлял интерес к изобретательству, истории техники. За все годы учебы отличные оценки по природоведению, позднее - по физике, химии, математике. Аккуратен, настойчив, наблюдателен. Самостоятельно мастерил приборы и механизмы, некоторые из них были экспонированы на выставке "Творчество воспитанников". Характер независимый. Трудновоспитуем. Учась в пятом классе, подложил на стул рабославном священнику, пришедшему в детдом для ознакомительных лекций о религии, самодельную петадру с замедленным химическим взрывателем, за что получил в четверти двойку по поведению. В 5-м классе, по его просьбе, был переведен в класс "В" (специализированный технический). Результаты экзаменов и тестов профориентации выявили гибкость и образность мышления, высокий уровень концентрации внимания, отличную память, пространственное воображение, незаурядные технические и математические способности. Победитель трех школьных олимпиад. По окончании восьмилетнего курса, в 4001 году переехал из Азиркента
в Рабсию, в Моксву - поступать в столичный инженерно-физический техникум. В соответсвии с соглашением о помощи в трудоустройстве, Найденову было предоставлено на время учебы место в общежитии".
        Доброумов набрал в строке поисковой системы: "Моксовский Инженерно-физический техникум", чтобы проследить путь воспитанника далее. Тут Никиту ждало разочарование: тогда же, в 4001-м году, техникум был расформирован по решению аттестационной комиссии, как убыточный. В здании техникума разместилась теологическая рабославная академия, в общежитии - ее воспитанники. Инженеры, будущие изобретатели, были выброшены на улицу режимом Медвежутина: они стали избыточными и ненужными для рабсийской экономики, нацеленной на вывоз минерального сырья и ресурсов. Таким образом, след Найденова-изобретателя, молодого ученого - терялся в Моксве. А спустя три года в Урбограде объявился вор, с той же татуировкой АР789. Впрочем, этот вор был изобретателен и использовал технические средства для добычи пропитания, как и в детские годы. Теперь это была не примитивная деревянная катапульта, а электромагнитная удочка. В этом вся разница. Потенциальный талантливый инженер оказался излишним для правящего режима.
        "Возможно, в семье Левшовых талант к технике врожденный. Или же в этой семье детям с малых лет прививали интерес к изобретательству" - подумал Доброумов - "Если это так, то технические таланты Найденова вполне объяснимы. Вероятно, Найденов и Левшов - одно и то же лицо. Мне необходимо поймать его быстрее, чем это сделает полиция. Впрочем, не исключено, что Левшов и Найденов - разные люди. Для надежности, необходимо сфотографировать и досье других азирийский беспризрников их возраста, попадавших в детдома и спецприемники…" И Доброумов погрузился в работу, снимая информацию с экрана камерой-перстнем.

…А этажом ниже, в операторной видеонаблюдения, кряжистая фигура Кондратия Шкуродерова нависла тяжелой глыбой над компьютерным столом лейтенанта Подлейшина. Сам лейтенант стоял поодаль, заискивающее улыбаясь, и переминаясь с ноги на ногу. Его розовое лицо, при показном смирении, выражало довольство. Шкуродеров впился гипнотическим взглядом в экран.
        - Это он! - хрипло и медленно проговорил начальник, полуобернувшись к подчиненному.
        С экрана в зал операторной смело глядел Рэд, заснятый камерой слежения на платформе урбоградского полустанка.
        Шкуродеров свирепо засопел, протянув огромную ручищу к селектору внутренней связи.
        ГЛАВА VII
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

18 АВГУТСА. ВТОРНИЦА.
        И ВСЕ ЖЕ - ЧТО ОН ЗАТЕВАЕТ?
        (БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        - Я поражен… Да, просто поражен этим потоком людей. Ежедневно к нашему гостю приходят по трое-четверо товарищей… И заметь, это уже четвертый день, а он приехал на неделю. Никогда бы не подумал, что в нашем городе столько революционеров. Урбоград, не в пример другим, всегда считался стабильным городом. И откуда столько недовольных? Алексей Чершевский, задав этот вопрос, обернулся к двоюродному брату. Николай прищурился, обдумывая ответ. Одетый, как всегда, небрежно, он стоял сейчас у подъезда, держа под мышкой фанерные планки. С начала своей провинциальной ссылки, писатель нашел себе новое хобби: выпиливание лобзиком по дереву. Отсутствие возможности печататься и выезжать за рубеж очень угнетало его. Столярная работа в пустующем гараже была отдушиной. Это, увлечение было и прикрытием иного: на гаражной полке, среди промасленных инструментов, писатель хранил коротковолновый радиоприемник: в гараже он узнавал новости зарубежных информационных агентств. При Медвежутине над Рабсией опустился занавес тотальной цензуры. Иначе и быть не могло: чтобы навязать народу шовинистический угар и церковное
мракобесие, требовалось отсечь все альтернативные источники информации. Техники РСБ создали Великую Электронную Стену. Виртуальная твердыня отсекла рабсийский сектор компьютерной сети от международного. В рабсийском секторе была введена предварительная цензура информации, пользователей обязали вводить при входе в сеть номер паспорта. Информационный голод был одной из причин интереса народа к подпольной прессе. Но тайная пресса доходила не до каждого, и большинство рабсиян круглые сутки пробавлялось официальной пропагандой, в духе "традиционных рабсийских ценностей": самодержавия и рабославия. Цензура требует тотальности: в тот же период были заново пущены в строй глушилки, их свист и вой забивал в эфире иностранные передачи. Тогда же, четыре года назад, обрушились репрессии на владельцев коротковолновых радиоприемников. Чершевский, храня приемник, нарушал закон. РСБ об этом прекрасно знала - в гараже опального писателя спецгруппа провела тайный обыск в первые недели его приезда. Однако Николая не тронули. Полковник Шкуродеров, отвечавший за борьбу с "политическим крайнизмом", не желал скандала: ведь
писатель Чершевский имел международную известность, а работая в столичных архивах, обзавелся и связями в разведсообществе. Приказ из Моксвы гласил: "писателя изолировать, но сохранить". Что ж - сыщики РСБ оставили радиоприёмник на прежнем месте, посреди железяк и промасленных тряпок… Сейчас Николай и Алексей шли столярничать, рассчитывая послушать в гараже запретные радиостанции: "Инглезианскую волну" и "Голос Армарика".
        - Спокойный город, говоришь? Ну…. - протянул писатель, обращаясь к брату - не стоит преувеличивать это благополучие. Оно ведь дутое. Мы с тобой за каждым обедом обсуждали очередные выходки и преступления властей. Неужели ты думаешь, что кроме нас никто в городе этого не видит?
        Они зашагали сквозь пустынный двор. Трава газонов под косыми лучами Слунса казалась изумрудной. Где-то вдалеке, на игровой площадке, стучал мяч, доносились звонкие ребячьи голоса… Миновав чугунную оградку, собеседники вышли на узкую улочку.
        - Были и попытки сопротивления, - покачав головой, продолжил Николай - Вкривь и вкось, но все же были. То уволенный рабочий поджег склад на спичечной фабрике. То студент дал пощечину реакционному профессору на глазах аудитории… Мы ж обсуждали.
        Разглядывая жестяной наконечник водостока, напоминавший сморщенный окурок, Алексей перебил родича, досадливо и нетерпеливо:
        - Это стихийные выходки, личная месть. А я говорю об организации. Сейчас вот к нашему гостю приходят его соратники. А до этого они себя ничем не проявляли. По радио изредка передают о других городах: диверсии, акции возмездия, денежные экспроприации…. И все это под эгидой "Союза повстанцев". А у нас в Урбограде - мертвый штиль. Откуда вдруг столько подпольщиков? Почему о них до сих пор не было слышно?
        Писатель снисходительно улыбнулся наивности собеседника.
        - Алексей, у меня есть версия на этот счет. Ты ведь знаешь: в прошлом, по роду писательской работы, мне часто приходилось общаться с разведчиками. Я подбирал документы, чтобы писать очередной детектив, а получить материалы можно было лишь у сведущих людей. Вот и Женя Прямиков, мой одногруппник, работал в разведке. Сейчас он уж в отставке, постарел…
        - К чему ты это вспомнил?
        - А к тому, что Прямиков часто говорил: в разведке всё начинается с вербовки. С привлечения людей. Это самая важная часть работы, и самая первая. А мы с тобой видим, судя по всему, уже эпилог. Если к нашему гостю приходит столько товарищей, значит кто-то, где-то, когда-то их набрал.
        - Логично… - проговорил Алексей.
        - Ну вот. - вздохнул Николай - Мы с тобой не видели этой кропотливой работы по набору людей. Мы не видели, с каким трудом и сомнениями достигалось их согласие работать на повстанцев. Мы не знаем, сколько кандидатур пришлось при этом отклонить, сколько людей в последний момент отказались. От нас сокрыты неудачи вербовщиков. Мы видим лишь конечный результат, вершину айсберга: уйма набранного народу приходит в твою квартиру, и получает от нашего гостя некие инструкции. Он принимает тех, кого уже набрали. Их набирали до его приезда, в течение многих лет. Ну вот… Мы же не удивляемся, что по улице идет колонна солдат: если они идут колонной, значит их ранее призвали в армию. Так и здесь.
        Сворка из трех собак, лохматых и веселых, выбежала из подворотни, обнюхала увлеченных беседою прохожих, побежала прочь. Спутники приостановились, огляделись. Улица была почти пуста. Лишь в дальнем ее конце гордой походкой шла стройная девушка в длинном зеленом платье. Алексей обернулся к собеседнику, спросил утверждающе:
        - Выходит, наш гость принимает уже набранных, согласившихся, проверенных? Пожинает урожай?
        - Да, Алеша. Потому их и так много, потому и беседы с ними коротки. Он вовсе не убеждает их вступить в Союз Повстанцев, и не проверяет их готовность к борьбе. Не его это дело. Задолго до него это сделали вербовщики. Неизвестные для нас вербовщики, живущие в нашем городе. А наш гость снимает сливки с их многолетней предыдущей работы….
        Родственники двинулись дальше, писатель продолжал на ходу строить предположения:
        - Возможно, здесь поработала целая команда, когда наводчик намечает недовольного, другой вербовщик с ним знакомится. А третий, по сведениям первых двух, подбирает неотразимые аргументы. Получает согласие. Затем он предлагает кандидату затаиться, лечь на дно, ждать приказа к активизации. Вербовка людей - самый долгий и сложный этап, но мы его не видим. Видим развязку, конечный результат: поток людей в твою квартиру, когда приказ отдан.
        - Хм… Ну, тогда все встает на свои места… А зачем бы понадобились эти беседы, переговоры? Что затевается, как думаешь?
        Они свернули на улицу более широкую, но столь же пустынную. Разогретые плиты мостовой излучали жар.
        - Об этом наш гость хранит молчание. - покачал головой писатель - Он сколько угодно готов со мной говорить о философии, об абстрактных проблемах, теоретических тонкостях программы повстанцев… Но стоит мне завести речь о конкретных вещах - он сразу замыкается, отшучивается, переводит разговор на другую тему. Я понимаю, конспирация необходима. Нет, я не обижаюсь…
        Тени деревьев перемежались светлыми полосами. Мимо прокатил велосипедист. Яркие оранжевые цветы на высоких стеблях, вдоль тротуара, были роскошны.
        - И все же… - задумчиво спросил Алеша - Николай, какие у тебя гипотезы? Когда я встречаю в прихожей новых гостей, мне бросается в глаза их волнение, тревога… Такое чувство, что все происходящее для них внове, а нашего гостя они уж во всяком случае не знают, приходят к нему впервые. Это по их скованности видно. Они зажаты, они волнуются.
        - Ну вот, ты и ответил на свой вопрос. Скорее всего, этих навербованных людей наш гость инструктирует, раздает задания. Первые задания для новичков. Согласие помогать повстанцам они дали давно, еще при вербовке - но до сих пор не помогали ничем. Были на консервации. Сейчас положение изменится. Скорее всего, мы видим рождение повстанческой организации в Урбограде. Исторический момент, Алеша! Впрочем, возможно я ошибаюсь.
        Николай задумчиво прервался, разглядывая уродливые наросты на липовом стволе - дерево страдало от опухоли. Укоризненно покачав головой, литератор обернулся к собеседнику:
        - Есть иная версия: эти люди уж давно ведут работу, только не громкую, без эффектов. Скажем, вся эта толпа людей предоставляет повстанцам почтовые адреса для тайной переписки. Или например, на их сберкнижки малыми суммами положена касса повстанцев. Или они, как мы с тобой, укрывают нелегальных приезжих, а в Урбограде планируется какой-то съезд, и вот сейчас понадобилось их предупредить о том, что к ним приедут участники съезда. Впрочем, первая гипотеза, о создании организации из завербованных прежде новичков - представляется мне самой правдоподобной. Уж больно различны типы наших гостей, и слишком волнуется каждый из них….
        Родичи дошли до оживленного перекрестка - улочка пересекала широкую магистраль. Грохот трамваев, рев маневренных скутеров, скрип шин… Переходя дорогу, Алексей обдумал предположение брата.
        - Что ж… Я доверяю твоей интуиции. Впрочем, истинную цель моего постояльца мы никогда не узнаем. Слишком скрытен. Но уж о философии вы с ним, надеюсь, говорили подробно?
        - Это да! Здесь он избыточно откровенен. Я этим пользуюсь, и позволил себе большую бестактность, на грани свинства…
        Писатель криво усмехнулся в седую бороду.
        - Это какую же? - иронически вопросил собеседник.
        - Не давал ему спать, чуть ли не до рассвета… Расспрашивал. Его бессоница стала моей союзницей. - рассмеялся писатель - О чем мы только не успели переговорить с ним в эту ночь… Я получил цельное впечатление об этом типе. Хоть в роман вставляй…
        Молодые деревца вдоль дороги лениво шевелили кронами под дуновеним теплого ветерка.
        Николай вздохнул в третий раз, приостановился. Он указал пухлым пальцем на одинокую придорожную скамейку, они уселись.
        Агент наружного наблюдения - безликий мужик в жеванном темно-сером костюме - занял позицию на другой стороне улицы. Играя под старого спившегося бродягу, он старательно выискивал в урне пивные бутылки, положив рядом драный мешок… Шпик прекрасно видел беседующих, но не слышал их разговора - оба собеседника предусмотрительно "забыли" взять с собой мобильные телефоны, через которые РСБ вело прослушивание. Агенту пришлось ограничиться визуальным наблюдением: любой контакт Чершевского с посторонними нужно было отныне фиксировать. Таков был приказ Кондратия Шкуродерова.
        ЗАГОНЩИКИ
        (II)
        Убедившись, что опасный подпольщик Рэд скрывается в городе, глава политического сыска действовал стремительно и точно. Умерив пыл полиции, он добился чтобы операция "Вихрь-антиповстанец" свелась к перекрытию выездов из города. Отменил повальные проверки документов на улицах. Добился, чтобы полицаев переодели в штатское. А после того - бросил всех сотрудников РСБ на тайную слежку за недовольной интеллигенцией, которая могла бы приютить подпольщика. Опальный столичный писатель Николай Чершевский относился к категории поднадзорных. В момент, когда он мирно беседовал с братом на лавочке, вооруженная спецгруппа РСБ тихомолком проникла в квартиру писателя. Однако ни подпольщика Рэда, ни бумаг, способных навести на его след, обнаружено не было. Дом двоюродного брата писателя не тронули: жилища горстки диссидентов еще можно обшарить тайно, а обыск у десятков их родственников переполошил бы весь город. Опаска, заставившая повстанцев поселить Рэда у безвестного врача Алексея, не была напрасной. В тот самый момент, когда Рэд инструктировал будущего раздатчика подпольной прессы - учителя Зайцева, уволенного
из школы за материализм - полковник Шкуродеров листал оперативные сводки. Он обдумывал план поимки заговорщика. Результаты прослушивания городских телефонов оказались нулевыми. Следующая сводка обобщала прослушивание квартир. Тоже ничего интересного. Третьей сводкой был список недавних происшествий, имевших политический оттенок. На ней Шкуродеров остановился подробнее.
        Сложив сводки в черную папку, он вызвал по селектору лейтенанта Подлейшина. Когда тот явился, вытянувшись в струнку перед шефом, Шкуродеров устремил на него тяжелый гипнотический взгляд, и угрожающе произнес:
        - Вот что, Подлейшин. Вы работаете плохо.
        Повисла тяжелая пауза. Дождавшись момента, когда подчиненный виновато опустил взгляд, Шкуродеров продолжил:
        - Самое неприятное: Вы работаете с каждым годом хуже и хуже.
        Подлейшин смущенно переминался с ноги на ногу, наконец спросил вполголоса:
        - В чем мое упущение, господин полковник?
        Шкуродеров точно рассчитал, зная психологию подчиненного: побудить его к особенно успешной работе может уязвленное профессиональное самолюбие. Начальник раздраженно зарычал, переходя на грубое "ты":
        - Что у тебя творится с агентурой? Как работаешь? Какие донесения нам приходят? Сплетни бабушек на дворовой лавке. Доносы завистливых коллег. Анонимки конкурентов. - Шкуродеров огромной лапищей хлопнул по черной папке, намекая что она разбухла от свидетельств профнепригодности лейтенанта - Ты в обмен на зачеты и экзамены вербуешь в университете студентов-двоечников, чьи тупость и неразвитость меня поражают! Сидя в клубе "Социум", слушая там рефераты, они даже не понимают, о чем ведется речь, какие мысли действительно опасны. Уловить прямые призывы к свержению строя эти дуборылы еще способны, но покажи мне того идиота, который прилюдно станет призывать к этому толпу! Если такой и найдется, он точно не имеет отношения к повстанцам. Те с успехом изображают из себя лояльных подданных!
        - Но, господин…
        - Никаких "но"! - перебил полковник - Мы плетемся по следам этого негодяя… Сероглазого. А мы должны - забегать вперед. Вот он приехал. Город наш тихий и спокойный. Для чего он сюда прибыл? Голову положу - создать здесь подпольную организацию, расставить для нее кадры. В том числе, создать боевые группы, газету, типографию, распространителей. Все как всегда у них. Кто у них будет бегать и стрелять? Старушки с лавочек? Нет. Это будет делать молодежь. И мне среди молодежи нужны любой ценой информаторы, не двоечники, а умные и развитые люди, выходцы из оппозиции, которые пропаганду повстанцев учуют за версту. Сероглазый где-то сидит, в нашем городе, занимается вербовкой кадров - и то же самое должны делать мы. Быстрее его! И наши кадры - наши информаторы - должны стать его кадрами. Если не удастся нам его изловить, если он организацию создаст - мы должны наводнить ее своими людьми. Умными и молодыми.
        - Но где их взять? - развел руками Подлейшин - До сих пор на сотрудничество соглашались только те, кто…
        - Знаю - перебил полковник. - Вот потому и говорю: плохо работаешь. Смотри, подсказываю, что надо делать.
        Он извлек из папки последнюю сводку, надел массивные роговые очки, прочел: "8 августса 4004 года на митинге в защиту пенсионеров был задержан полицией студент университета Янек Батуронис. Задержание произведено в соответствии с секретной директивой РСБ N473292AE, предписывающей арест всех молодых людей, появляющихся на легальных митингах протеста, для применения к ним мер социальной профилактики… "
        На жаргоне рабсийских полицаев так назывались избиения и пытки задержанных.
        - "…У Янека Батурониса была изъята видеокамера. После проведения мер профилактики, студент был отпущен, носитель видеозаписи изъят и передан в органы РСБ (хранится в архиве вещдоков под номером 78321.) Проверка, включавшая исследование записей телефонных переговоров Батурониса, показала: с повстанческими организациями молодой человек не связан, в легальных партиях также не состоит, студенческие клубы не посещает, по общественным вопросам публично не выступал… В одном из писем к иногороднему одногруппнику Я. Батуронис выражает возмущение "бесчеловечностью режима по отношению к беззащитным старикам". Фамилия получателя письма… " - полковник прервался, положил сводку на стол и подтолкнул ее к Подлейшину.
        - Хм… - недоумевающе начал лейтенант - Я не совсем понимаю. Там же написано, что он не связан…
        - Не связан, но будет связан! - рявкнул Шкуродеров - И связать его с повстанцами должны мы, а вернее ты. Но перед этим ты должен его сломать и заставить работать на РСБ. Мне безразлично, как ты это сделаешь. Этот молодой человек должен быть нашим осведомителем. Я скажу тебе, что произошло: после того, как его избили в полиции - уж не буду говорить, какая там "профилактика" - он наверняка растрепал об этом всем знакомым, и университетским и дворовым. Над ним сейчас ореол пострадавшего, затаившего злобу, пригодного для вербовки повстанцами. Быстро ли, медленно ли, через пять или десять ступеней и посредников, слухи о происшедшем дойдут до Сероглазого… Ну, или до вербовщиков, подбирающих ему кандидатуры. И вот тогда наш Янек - наш, я подчеркиваю! - с радостью согласится к ним вступить. А дальше мы ниточку за ниточкой размотаем все его контакты, и вся организация повстанцев будет у нас в кармане.
        Подлейшин облегченно кивнул: теперь лейтенант знал, что от него требуется.
        - Это лишь один пример. Вот тебе сводка, носом рой, ищи молодых ребят. Умных ребят
        - нам дураков не нужно. И срочно превращай в осведомителей. Спустишься в гараж, возьмешь авто, и немедленно по адресам. Начни с этого Батурониса. Он сейчас наверняка на лекции, ты дуй в университет, вытащи его срочно в кабинет ректора. Мне нужна нормальная агентура и ценная информация, а не какие-то застольные беседы писаки Чершевского с его братцем за обедом, которые мы прослушиваем, тратя напрасно время и деньги. И не треп старушек на лавочке. Все, иди вербуй!
        - Есть, господин полковник! - Подлейшин молодцевато развернулся к двери.
        - Э, нет постой! Напортачишь. Лучше давай так: тащи его сюда. У меня есть время. Учитывая важность дела, я с ним побеседую сам. С необходимой жесткостью. А ты сиди, гляди на него сбоку, рисуй психологический портрет. Когда я закончу беседу, ты веди его в сквер. Поработаем на контрасте. Твоя мягкость и любезность, после моей суровости. Это его растопит… Из проруби на пляж, так сказать…

…Через двадцать минут шофер РСБ лихо тормозил перед зданием Урбоградского университета. Спустя еще десять минут, перед Подлейшиным стоял трепещущий от ужаса Янек… Неловко улыбаясь, ректор сказал Батуронису:
        - Господин из РСБ… желает беседовать… С глазу на глаз…
        Ректор искательно взглянул на лейтенанта, тот небрежным кивком указал профессору на дверь. Седовласый ученый торопливо и безропотно вышел.
        - Ну, здравствуйте, господин Батуронис - лучезарно улыбаясь, начал РСБшник - Позвольте представиться: лейтенант Подлейшин, управление Рабсийской Службы Безопасности по Урбоградской области.
        Янека поразил приветливый тон лейтенанта. Работников РСБ все панически боялись и ненавидели. В сознании думающих рядовых рабсиян слово "РСБ" вызывало устойчивую цепь ассоциаций: арест, преследования, пытки, тюрьмы, лагеря, смерть… Тем больше потряс юношу тон лейтенанта: в нем звучала, кажется, искренняя приветливость, уважение, интерес к собеседнику. Улыбка жандарма также не производила впечатления издевательской или наигранной. Будь на месте желторотого Янека вербовщик Зернов, он бы воскликнул: "Вот и я всегда так делаю!". Улыбка, дружелюбие, комплимент, искренний интерес - первые аккорды любой вербовки.
        Этого, однако, Янек не знал. На миг ему подумалось, что приветливость лейтенанта - пролог к чему-то невыносимо ужасному, и он увидел в его улыбке высокомерие, превосходство, упоение властью. Янек почувствовал, что в горле у него пересохло, и вымученно улыбнувшись, ответил:
        - Здрав-в-вствуйте.
        Вышло нехорошо, скомканно и невнятно.
        - Что ж, уважаемый Янек… Сейчас мы проедем в Управление, там и побеседуем…
        Сидя в автомобиле, бок о бок с Подлейшиным, Янек с удивлением выслушивал его вопросы: ни один из них не касался политики. Более всего это напоминало дружескую болтовню: "как дела?", "как учеба?", "не досаждают ли нерадивые одногруппники?"… Янек недоумевал, отвечал односложно, думая лишь о том, что ему предстоит… Наконец, они подъехали к хмурому дому из грязно-серого мрамора. Восходя по ступеням, Янек зримо представил: тем же путем шли тысячи арестованных и репрессированных прежде людей. Вероятно, они испытывали те же чувства, что и он… Что ж, если и он подымается сейчас по этим щербатым ступеням - это означает государственное признание его значимости, нестандартности, подлинной интеллигентности. В Рабсии так было всегда. Студент внутренне приготовился пострадать за справедливость, как тысячи людей до него. Они поднялись по крутой лестнице на второй этаж (Янек заметил, что над лестницей укреплена видеокамера) - и вошли в кабинет с надписью "Общественная приемная". Кабинет был тесен, скромно обставлен: ореховый стол в виде буквы "Т", жесткие стулья.
        - Сейчас придет мой начальник - дружелюбно пояснил лейтенант, поправив светло-серый пиджак. - С ним вы и будете беседовать.
        "Начальник!" - нервно подумал Батуронис - "Теперь понятно. От него-то не стоит ожидать дружелюбия. Читал я, читал, об этом приеме - добром и злом следователе… "Доброго" увидел, теперь поглядим на злого…" Вслух же Янек спросил, нервно улыбнувшись:
        - Начальник? И, наверное, сердитый?
        - Почему сердитый? - рассмеялся лейтенант - Добрый! У нас тут все… добрые…
        Дверь открылась, и полковник Шкуродеров вошел в кабинет. Янеку показалось, что тяжеловесная фигура вошедшего окутана мраком. Студент почувствовал удушье. Более всего его поразили мертвые глаза полковника - тот устремил на Янека тяжелый гипнотический взгляд, проникающий в душу, трамбующий мозг, сминающий всякое сопротивление… Однако Янек, бесстрашно встретил этот взгляд, и вдруг обрел невыразимое спокойствие. Со стороны казалось, что эти двое, по разные стороны стола, несопоставимы по внутренней силе. По одну сторону - властный пожилой мужчина, стоящий на вершине пирамиды насилия и подавления, огромного аппарата злодейства и лжи. По другую сторону - хрупкий беззащитный студент. Но впечатление было обманчивым. Янек тоже стоял вершине огромной пирамиды, только другой, не бюрократической, не силовой, не денежной. Его опорой была вся история борьбы человечества за свободу, традиция сопротивления угнетению, в его памяти жили биографии тысяч и тысяч героев, отдавших свои жизни ради борьбы с тиранией, ложью, социальным злом. И с вершины этой пирамиды - исторической и нравственной - полковник увиделся
Янеку ничтожно маленьким, с муравья размером. Шкуродеров испытующе глядел на Янека, студент же смотрел поверх него, куда вдаль - он видел в этот момент героическое прошлое, частью которого ему, возможно, предстоит стать - и светлое будущее, ради которого миллионы уже принесли себя в жертву. Своя отдельная позиция, знание истории, глубокая убежденность в своей правоте - единственная и несокрушимая опора в такие минуты.
        Воображал ли себя Янек непогрешимым героем, человеком без недостатков? Нет. Он прекрасно видел свои слабости. Он приготовился к тому, что на них будут безжалостно играть. Непогрешимым был не он - непогрешимой была та традиция, идея и мораль, которая заставила его выйти на защиту обездоленных пенсионеров. А вражеская традиция и мораль - официальная, рабославная, патриотическая - та, что учит примирению с преступной властью, была ему ненавистна. Между тем, Шкуродеров планировал сыграть именно на чувстве патриотизма. Официальная мораль - стандартная отмычка аморальных людей к неискушенному сердцу.
        Янек сцепил в руки в замок. Он побледнел, и приготовился встретить неизбежное.
        - Здравствуйте - глухим басом пророкотал Шкуродеров.
        - Здравствуйте - хрипло и сдавленно ответил Янек.
        - Ну что ж… Начнем беседу. По какой причине мы вас вызвали сюда? Как вы думаете?
        Этот прием Шкуродеров заимствовал у инквизиции: еретик сам должен строить догадки о своей предполагаемой вине, облегчая работу следствия. Что было делать Янеку? Он ответил совершенно искренне:
        - Я… Попробую догадаться… Я добросовестно учусь, и никогда не совершал подлостей… Остается предположить одно… Видимо, вы решили начать против меня политическое преследование.
        Воцарилось долгое молчание. Янек ждал подтверждения сказанному.
        - Мы не занимаемся политическими преследованиями! - изменившись в лице, веско ответил Шкуродеров. - И вообще, кто же вас преследует?
        Ответ был столь неожидан для Янека, что студент растерялся.
        - Наша беседа может вылиться в такое преследование… - сдавленным голосом пояснил юноша - или им закончиться… А может и не закончиться им…
        - У вас сложился неверный стереотип о нашей работе. - промолвил Шкуродеров - Преследования и репрессии - дело далекого прошлого… Возможно, полвека назад и можно было встретить в правоохранительных органах садистов, негодяев. Сейчас - иное дело. Мы никого не преследуем. Преследуем мы лишь одну цель - обеспечить безопасность страны. Мы боремся с преступниками, жуликами, бандитами и наркоторговцами.
        Янек прекрасно знал, что сказанное - полуправда. Он и сам был безвинно избит в полиции после митинга, да и репрессии против "политических крайнистов", то есть инакомыслящих, были общеизвестным фактом. Чем дальше он слушал полковника, тем более удивлялся.
        - Уверен, что в ходе беседы мы найдем какие-то точки соприкосновения… - продолжил меж тем Шкуродеров - Мы проводили подобные беседы с сотнями людей, и я не припомню ни одного случая - подчеркиваю, ни одного! - когда мы не нашли бы с собеседниками точек соприкосновения.
        После этих слов Янеку стала наконец ясна цель беседы.
        - Я понимаю, что ваша деятельность разнообразна… - осторожно подбирая слова, ответил студент - Я стараюсь рассматривать её без предубеждений, объемно, а не односторонне. Но найдя с вами точки соприкосновения, я был бы вынужден поступать непорядочно… Непорядочно по отношению к своим друзьям…
        - Мы вовсе не желаем вас принудить к непорядочности - ответствовал полковник - Но ведь мы с вами - граждане одной страны, и должны заботиться о процветании Рабсии. А если в стране начнутся массовые беспорядки, политические убийства - то это процветание будет недостижимо…
        Процветание… Янек, отведя взгляд от роскошного шерстяного пиджака полковника, вспомнил лица ограбленных режимом пенсионеров, которых он видел на том митинге. Достаются ли им плоды процветания? Или у них, да и многих других, отбирают последнее?
        - Наверное, неуместно тут открывать дискуссию… - Янек тяжко вздохнул.
        - Нет, почему же - поощрил Шкуродеров - Мы с интересом выслушаем ваше мнение.
        - Процветание страны - это замечательно. Но кто же воспользуется его плодами? Сегодня ими пользуется… - студент осекся - Ну, вы же знаете: ими пользуется лишь узкая группа лиц…
        - По-вашему, это можно изменить? Как именно? - заинтересованно спросил Шкуродеров.
        - Мне хотелось бы… хотелось бы большего равенства в обществе… А сейчас эта идея как-то… отодвинута, что ли…
        - Вы не разочаровались в ней? - спросил полковник - Из чего вы делаете вывод о неизбежности такого равенства? Как вы его себе представляете?
        - В людях можно и разочароваться, но сама идея… В древности церковь признала равенство всех перед богом. У нас вот, в конституции - равенство перед законом… А следующая ступень - может быть, равный доступ людей к техническим возможностям, ресурсам? Впрочем., вы наверняка знаете мои взгляды… Возможно, вы читали и мои письма друзьям, перехватили их?
        - С чего вы взяли, что мы читаем вашу переписку? - сердито спросил полковник, сыграв даже обиду.
        На это Янек не ответил. О том, что РСБ вскрывает почту, было известно в Рабсии каждому, об этом писали не только зарубежные, но даже и рабсийские газеты - оправдывая попрание прав граждан интересами их "безопасности".
        Шкуродеров прервал затянувшееся молчание, переведя разговор на вопросы истории. Он спрашивал о том, какие группы в обществе заинтересованны в прогрессе. Разговор приобрел философский оттенок, стал напоминать одну из тех бесед, которые Янек часто вел с друзьями. размышляя о смысле жизни. Янек, не претендуя на роль гения или пророка, лишь выражал свое восприятие мира. Но такой поворот темы не усыпил его бдительности: он не назвал ни одну из фамилий своих друзей, ни один конкретный факт своей биографии - за этим он следил в ходе беседы особенно тщательно. Студент обратил внимание и на то, что лейтенант Подлейшин, молча сидевший поодаль, бросал на него в ходе беседы испытующие взгляды, очевидно делая некие выводы. Шкуродеров неожиданно перешел к вопросу о деньгах - заметил, что любой прогрессивной группе нужно финансирование… "К чему он клонит?" - спросил себя Янек - "Может быть, в окрестностях города повстанцы провели экспроприацию, ограбление банка? Но при чем же тут я?"
        - Мне интересно с вами беседовать - заметил под конец Шкуродеров.
        - Мне тоже - протянул Янек. - Только вот…
        - Стены смущают? - подсказал полковник.
        Янек хотел было ответить знаменитой фразой: "стена, да гнилая - ткни и развалится". Но подумав, решил не идти на открытую ссору - нужды в том не было. Он лишь буркнул:
        - Угу.
        - Ну, большой беды в этом нет. - глухим басом произнес полковник - Думаю, что эта беседа у нас не последняя… Мы, вероятно, встретимся еще не раз…
        Пребывать в подвешенном состоянии Янеку до смерти надоело, и он открыто спросил::
        - Означает ли это, что на меня заведено дело, и это дело ведется?
        - Нет, что вы! - усмехнулся Шкуродеров - Это не допрос, а всего лишь беседа.
        - Но какова же будет цель таких бесед? - еще более откровенно спросил Янек, желая расставить все точки над "и". - Неужели вы желаете меня вынудить доносить на инакомыслящих, сдавать вам своих друзей?
        - Ни в коем случае. - веско произнес полковник - Не надо никого сдавать. Скорее вот что… Вы разумный человек, и если рядом с вами окажутся люди излишне горячие, то… Надо бы как-то корректировать их поведение. Удерживать в рамках разумного… Это позволит избежать многих трагедий.
        Янек лихорадочно обдумывал сказанное. Неожиданно Шкуродеров произнес:
        - Ну, ладно… До свидания. - вслед за чем покинул кабинет.
        В разговор вступил лейтенант Подлейшин.
        - Ну, каково впечатление от беседы?
        - Неплохое впечатление. - удивленно пожав плечами, ответил Янек.
        Беседа действительно была умной - если отвлечься от обстоятельств ее проведения и страшного стресса, ими порожденного. Студент не назвал имен друзей, не обсуждалось ничего конкретного. Речь шла лишь об истории и философии.
        Лейтенант, будто уловив мысли Батурониса, задумчиво произнес:
        - Да… Все мы здесь немного историки, немного философы… А как вы считаете, можно ли добиться прогресса с помощью мирной эволюции?
        - Ну, эволюция… революция… Они ведь сменяют друг друга объективно, их порождают обстоятельства. Решительные изменения происходили до сих пор в ходе революций… Это ведь не я придумал. Это законы истории. В странах, где раньше произошла революция
        - сегодня стабильнее, меньше напряжений…
        - Я так понял, что ваши взгляды политически левые, прогрессивные. А можно их назвать радикальными?
        "Хороший вопрос" - подумал Янек - "Если я сейчас скажу "нельзя", это будет явной ложью - у них ведь мои письма к друзьям, где я излагаю свои взгляды подробно, возмущаюсь безобразиями. Кроме того, такой ответ будет зацепкой - если я против радикализма, то по их логике я должен помочь РСБ в борьбе с ним. С другой стороны, ответ "да" - не воспримется ли, как наглость? Но ведь это правда… Причем известная им правда. Осталось ее лишь подтвердить."
        И сквозь зубы, глухо, но решительно, Янек ответил:
        - Да.
        - Выходит, - быстро подхватил Подлейшин - теорию об исключительно эволюционном пути вы отрицаете?
        Разговор приобретал странный оборот. Янек не удержался от иронии:
        - Неужели вы желаете ЗДЕСЬ агитировать меня за идеи социальной эволюции?
        - Нет, конечно. - рассмеялся лейтенант - Я уважаю ваши убеждения.
        - Я тоже терпим к чужим убеждениям. - миролюбиво ответил Янек - Иначе дискуссия невозможна…
        - Но я ведь историк по образованию - произнес РСБшник - Я читал обширную литературу по этой проблематике, однако пришел к другим выводам.
        Что здесь можно было сказать? Как всегда - если речь не касается имен и действий других людей - чистую правду. Янек вздохнул:
        - Значит, мы сделали разные выводы из истории.
        - Ну что же… Пройдемте…
        Янек был уверен, что вся эта милая беседа окончится его отправкой в тюремную камеру. И когда лейтенант вывел его на улицу, изумлению студента не было предела.
        Увидев уличную суету, ощутив кожей тепло летнего дня, Янек почувствовал себя воскресшим. Откуда было ему знать, что самые серьезные испытания лишь предстоят?
        Покинув здание РСБ, студент и лейтенант направились к близлежащему скверу…
        ИСТОРИЯ КАК БОРЬБА БАНД
        (БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        Сидя на уличной лавке, Алеша продолжал расспрашивать брата о своем постояльце (дорого бы дал агент за этот рассказ!):
        - Какое же впечатление он на тебя произвел? Наверное, повторяет догмы, которые двести лет назад сформулировал Марел Карс? Наш гость - фанатичный догматик? Мне так показалось, когда я разглядывал его лицо: тонкие губы, замкнутость, аскетизм..
        Развалившись на скамье, расстегнув ворот рубашки и оттерев пот со лба, писатель раздумчиво ответил:
        - Нет, Алеша… Он не догматик. Мне с ним беседовать интересно. Его мышление достаточно гибко. Я для себя сделал вывод, что в Союзе Повстанцев идет теоретическая работа, бурлит живая мысль. Они пересмотрели ряд старых догм… Ведь условия жизни и вправду изменились за два столетия…
        - В чем же он видит изменения? - допытывался Алеша - Какие новшества в теорию внесли лидеры повстанцев?
        - Ну, как тебе сказать… - протянул писатель, разглядывая клумбы - Начнем с того, что любой мыслитель, изобретатель, новатор - берется за перо, чтобы улучшить жизнь. Чтобы изменить мир в сторону наибольшего счастья наибольшего числа людей. Ради этого работал и древний философ Марел Карс. Ту же цель ставят и теоретики повстанцев. Ученый, прежде всего, должен представлять идеальный конечный результат, которого он добивается…
        Тут Чершевский осекся и отшатнулся: рядом с ним на скамью упало нечто странное: жужжащее, крылатое, многоногое. Николай пригляделся: оса и стрекоза, сцепившись в смертельной схватке, катались по доске. Огромная стрекоза, казалось, брала верх - но быстрый укол осиного жала прикончил ее. В рабсийском обществе царила та же конкуренция, что и среди насекомых - далеко было до идеальной гармонии. Вздохнув, писатель продолжил свою мысль:
        - Надо, надо представлять идеал. Видеть звезды, даже стоя в болоте. Однако, этого недостаточно. Мечтатель, если он не изучает реальные законы развития - не ученый, а выдумщик, фантаст. Марел Карс был ученым, а не утопистом. Он изучил, как работает рынок, как из неоплаченного труда работников капиталисты извлекают прибыль, какие противоречия есть в системе производства и обмена, как эти противоречия ведут к кризисам и войнам… Он сделал вывод, что вся история - это история борьбы угнетенных классов против угнетателей. Но тут есть заковыка…
        Последние слова Николай проговорил медленно. Он запрокинул голову: в небе, прорезал сияющий след военный турбоплан. Николай не знал, что перед войной с Картвелией военно-воздушные силы переведены на усиленный режим патрулирования - просто любовался картиной синего неба, сияющим Слунсом, и столь же ярким реактивным следом турбоплана.
        - Заковыка? - брат отвлек его от небесной картины, легонько ткнув в плечо - Какая же? Вроде бы, все логично. Разве в обществе нет классов? Есть ведь наниматели, а есть их работники. Раньше были рабы и рабовладельцы, феодалы и крепостные. Интересы у этих классов разные, частыми были восстания угнетенных против господ… По-моему, древний ученый прав в своих выводах.
        Начинался плодотворный теоретический спор, из тех, что писатель так любил. Он живо откликнулся:
        - Алексей, "класс" - это понятие экономическое. Скажем, все, кто нанимается на работу, живет на зарплату, производит прибыль для капиталиста - это класс наемных работников, пролетариев. Бесспорно, этот класс существует и производит. Иначе как бы заводы работали? Из экономики рабочий класс не исчез. А вот из политики устранился.
        - Я сам вижу его пассивность…. Но как такое может быть? - недоуменно вопросил Алексей - У рабочего класса есть ведь политические интересы, почему же он их не отстаивает?
        Доктор отмахнулся от надоедливой осы, и оглядел улицу. Вдалеке показалась колонна марширующих солдат - их гнали на картвельскую войну. Боевые действия начались утром: в спорные южные районы одновременно вторглись картвельские и рабсийские части. Этого братья не знали: вторжение готовилась в глубокой тайне. Писатель, вслед за братом, недоуменно повернул голову в направлении колонны, пожал плечами. Его охватила тревога. Отвлекшись от неприятного чувства, Николай вернулся к спору.
        - Знаешь, Алеша, а я вообще сомневаюсь, что "экономическая категория" может вести политическую борьбу. Борьбу ведут субъекты, у которых единая воля, план борьбы, осознание целей. Можно ли это сказать про общественный класс? - прищурился Николай
        - Допустим, один крепостной крестьянин дал по роже управляющему имением, а второй
        - за тысячу верст от первого - поджег помещичью усадьбу. Разве это борьба класса?
        Писатель недоверчиво усмехнулся в бороду
        - А что же это? - недоуменно спросил брат
        - Это борьба его представителей. - вздохнул Николай - Без общей идеологии, без общего плана. Эти крестьяне ведь не состоят в одной организации, не руководятся из единого центра… Они разрозненны. Почему же их поступки - борьба группы?
        Послышалась залихватская песня. Шеренги солдат приблизились.
        - Вот когда армия воюет - кивнул в их направлении Николай - то армия субъект, у нее есть план, цель, руководство. Все батальоны и роты связаны дисциплиной. Борьба армий, банд, правительств, партизанских отрядов - это действительно борьба групп, субъектов. А "борьба классов" - это ведь научная абстракция. Она просто выделяет сходные поступки людей со сходным общественным положением… С тем же успехом можно сказать, например, о борьбе рыжеволосых против брюнетов. Да, много рыжеволосых подвергаются насмешкам, и многие из них в разное время отвечали колкостями на попытки высмеять их цвет волос. Но рыжеволосые - не сплоченная группа, не субъект, они ведь общей идеи не имеют, не организованны, не руководятся из единого центра. "Борьба группы рыжеволосых", "борьба класса крестьян", "борьба класса рабочих" - все это лишь абстракции. Они существует в мозгу ученого, объединяющего сходные, но разрозненные факты.
        - Надо же! Странно. - брови Алексея недоуменно взлетели вверх, рот округлился - Это переворачивает все прежние подходы… Николай, очень сомнительные вещи ты говоришь… Ведь на идее классовой борьбы и основана была революция в Славном Семнадцатом… Не будь под этим лозунгом реальной почвы, за ним бы не пошли. Ну да, у "класса" нет общей идеологии, руководства и плана… Зато у всех его членов схожая психология! Восприятие мира у наемных рабочих сходно, у крестьян сходно, у капиталистов сходно. Потому что образ жизни похож. Пусть неосознанное, но мощное психологическое единство внутри таких групп существует…
        - "Существовало", Алексей. - поправил писатель - Существовало. А в нашу эпоху эта классовая психология исчезла. И теоретики Союза Повстанцев, исследуя реальность, это заметили.
        Колонна маршировала мимо скамейки, удалая песня и грохот сотен солдатских сапог прервали собеседников.
        "…Нашей мощи покорятся
        Воды рек, вершины гор
        Наглых выучит смиряться
        Нашей армии топор!
        Медвежутин - божья сила,
        За него должны мы встать,
        А "Единая Рабсия" -
        Это нежная нам мать!"
        Шеренги прошли мимо, подымая пыль. Писатель поморщился, и спросил:
        - Слушай, Алеша, почему все новые марши, придуманные после распада Савейского Союза, отличаются клиническим идиотизмом? Без Медвежутина, бога и "Единой Рабсии" они не обходятся… А что дали этим солдатам бог, Медвежутин и "Единая Рабсия"?
        Алексей понимающе усмехнулся.
        Его собеседник вернулся к теме:
        - Ну, мы остановились на том, что у рабочих исчезла классовая психология. Почему так случилось? Ведь в прежние статичные эпохи, в условиях скудости, все подчинялись правилам и нормам своего сословия… И власти, и сельская община в древних обществах диктовали каждому, как ему одеваться, как строить дом, даже как смотреть на окружающих. Князь был обязан держать себя по-княжески. Монах был обязан опускать очи долу. Крепостной - кланяться господину. "Всяк сверчок - знай свой шесток" - вот какие были нравы. Эти общинные нравы сохранялись поначалу и в промышленном обществе. Были у этого положительные стороны - общинная солидарность, взаимопомощь. Но были и отрицательные: крайняя несвобода, обязательный конформизм, приспособленчество к обычаям своего сословия, класса.
        - Думаешь, это и поддерживало общность всех рабочих?
        - Да. А затем развитие промышленности уничтожило общинную психологию. Наемный рабочий подвижен, лично свободен. Личность выделилась из массы. Рабочему позволено жить где он хочет, одеваться и обставлять свой дом как он пожелает - в рамках денежных возможностей, конечно. Он может слушать музыку какую хочет, иметь хобби какое хочет, и так далее. Кажется, это великолепно. Но есть у этого и оборотная сторона - разобщенность.
        Алексей задумался и ответил со вздохом:
        - Похоже, ты прав. Я вот замечаю, что в нашем огромном городе жители не знают даже своих соседей по лестничной клетке. Да, солидарность рабочих конкретнее чем "людская солидарность вообще". Но с дальнейшим развитием интересы каждого все более неповторимы, индивидуальны. Среди рабочих возникают группки по интересам: любители определенной музыки, коллекционеры определенных вещей, потребители определенных товаров, фильмов, книг… Разброс интересов очень велик, ассортимент товаров тоже…
        - Ну вот, ты понял мою мысль. А в итоге, личность не привязана к огромному классу. Солидарность она ощущает только в своей дружеской компании, в семье. "Классовое сознание" становятся для личности пустой абстракцией. Психологически нынешний рабочий не чувствует себя членом класса. И потому ищет причину страданий в личной неудачливости, а не в классовой несправедливости. В том же его убеждают правительственные СМИ. И сегодня рабочий этому верит.
        Алексей вздохнул - он неоднократно встречался с тем, что люди принадлежали к угнетенному классу, но не видели системы угнетения. Они искали причину несчастий в себе.
        - Да, да. - повторил Николай - Посмотреть на общество как на систему, как на огромное казино, где выигрывает горстка а проигрывает масса, могут лишь немногие. Обвинить в этом правила игры, обвинить владельцев казино - способна горстка умниц. Тонко чувствующих, способных обобщать и делать выводы. Все остальные, а их большинство - это обыватели. Мыслят они бессистемно, озабоченны личным благополучием. У большинства нет классовой психологии. Поэтому "борьба классов" сменилась сегодня борьбой банд.
        Мимо скамьи тяжелой походкой протопала толстая баба в желтой кофте, с дегенеративным лицом, толстой шеей и выступающей тяжелой челюстью. Глядя на ее обветренную физиономию, Алексей переспросил:
        - Банд? Ушам не верю! Так история - это, по-твоему, борьба уголовников?
        - Нет, Алеша. - рассмеялся писатель - Я не про уголовников… Бандой я назвал, для простоты, любую организованную группу с четкой целью, планом, идеологией, дисциплиной, с разделением труда. "Банда" - это и корпорация, и союз, и партия, и государственный аппарат, и некая армия, отряд… Все это, если хочешь, банды. Вот они - субъекты, они борются. А "классовая борьба" - если у членов класса нет солидарности и общей идеи - лишь научная абстракция. Не более того.
        Братья поднялись со скамьи. Вышло у них это одновременно, и они рассмеялись. Николай продолжил на ходу развивать свою мысль: история из борьбы классов выродилась в борьбу банд, но среди этих банд есть хорошие и плохие, прогрессивные и реакционные…
        Агент наружного наблюдения, замаскированный под бродягу, давно уж перешел на сторону улицы, где сидели братья. В пылу спора они не обратили внимания на оборванного пьянчугу, забравшего из-под их скамейки пару пустых бутылок. Подслушав конец беседы, шпик РСБ сделал вывод - братья, как обычно, ведут отвлеченный философский диспут. О приехавшем подпольщике, они, уж во всяком случае, не беседуют. А скорее всего, и не знают. Наблюдать за ними дальше, засекать возможные контакты? Таков приказ. Но соглядатай понял: ничего ценного наблюдение не даст. А если так, почему бы не заскочить в магазин, пока братья столярничают в гараже? Начальство не заметит, а жена давно уж просит новый утюг… Потом, в отчете, можно расписать все по минутам, обвести полковника вокруг пальца. Шпик тревожно огляделся. Убедившись, что его не контролируют, молодчик бросил "объект наблюдения", и направился к магазину электротоваров.
        НЕВАЖНАЯ ЧЕСТЬ, ЧТОБ ИЗ ЭТАКИХ РОЗ…
        (ЯНЕК БАТУРОНИС, ЛЕЙТЕНАНТ ПОДЛЕЙШИН)
        В тот же момент, на другой лавочке - в южной части города, близ офиса РСБ - беседовали Янек Батуронис и лейтенант Подлейшин. Было это в пустом сквере, где из клумбы роз торчала грандиозная статуя поэта-бунтаря. Изваяние осталось от прошлой эпохи - правящие ретрограды не успели снести монумент. Сам же поэт, в стихотворном завещании, просил потомков не строить ему памятников среди розовых клумб и заплеванных скверов. Неблагодарные внуки пренебрегли заветом стихотворца… Янеку статуя помогала. Украдкой поглядывая на нее, он вспоминал о великих освободительных традициях народа, черпая силы к сопротивлению.
        Студент вновь оглядел лейтенанта: светловолосый, лет двадцати с небольшим, высокий, коренастый… Улыбчивое розовое лицо, длинный прямой нос… Прическа аккуратна, серый костюм сидит безукоризненно … Звонкий голос, свободная жестикуляция и приветливый тон довершали картину.
        "Неужели такой человек добровольно служит реакции, тирании, социальному злу?" - подумал Янек - "Сразу и не скажешь… Впрочем, на то и рассчитано…"
        Будто подслушав мысли юноши, лейтенант приветливо заметил:
        - Уважаемый Янек, вот мы побеседовали… Вы сами заметили, и мне потом сказали, что эта беседа не произвела на вас гнетущего впечатления. У вас, наверное, сложился в прошлом стереотип… Будто РСБ только и думает, как расправиться с каждым инакомыслящим. Было такое предубеждение, или я ошибаюсь?
        Янек неопределенно качнул головой.
        - Ну вот, теперь-то вы видите? Сотрудники РСБ способны поддержать беседу на темы, вам интересные… Мы ведь не отметаем чужое мнение с порога. Заметили?
        - Да, я это заметил. - Янек по-прежнему отвечал односложно, глядел насупившись.
        - Вы напрасно воспринимаете нас как противников… Вы, вероятно, РСБ воспринимаете как единый монолит? Так?
        - Ну, а как же иначе… Ведь все ее сотрудники подчиняются приказам… Начальникам…
        - Так-то оно так - медово улыбаясь, откликнулся лейтенант - но ведь любая организация из людей состоит. А среди людей всегда есть разногласия, споры, различия в подходах. Скажу откровенно, есть у нас и сотрудники со взглядами, весьма близкими к вашему восприятию.
        Янек подумал: "Так почему же они проводят нынешнюю гнусную политику? Нет… Тут дело такое… Он пытается создать у меня впечатление о разногласиях в их среде… О том, что часть из них поддержала бы прогресс против реакции, что они ищут опору в народе, в том числе и я могу принести пользу этой фракции в РСБ. А для чего им создавать такое впечатление? Чтобы я согласился работать на всю РСБ, думая будто помогаю её прогрессивной части". Вслух же студент не произнес ни слова.
        - Да, да - настаивал Подлейшин - у нас есть люди, которые проявляют к прогрессивным идеям терпимость, и даже искренний интерес… Не верите? Зря. Впрочем, это ваше право… Слушайте, да что мы все о политике… Давайте о спорте, что ли поговорим…
        Янек удивленно воззрился на лейтенанта, а тот продолжал:
        - Вот скажите, каким видом спорта вы увлекаетесь? Мне просто интересно…
        Янек рассказал о спортивной секции, где он тренировался. Говоря об этом, он, однако, был начеку. Как шахматист в ходе партии не упускает из виду короля, так и Янек держал в уме только одно: "Не предавать!" - о чем бы не повел речь непрошенный собеседник. Меж тем Подлейшин, казалось, напрочь забыл и о политике, и о своем задании, увлеченно погрузившись в беседу о спорте. Но так лишь казалось. Задачу, которую он ставил, можно было выполнять с любой стороны. Главное было - подкрасться к собеседнику, развеять его страх, снять напряжение, вызвать доверие к себе.
        Сам лейтенант выглядел спортивно, подтянуто. Он рассказывал о том, как тренируется в бассейне "Альбатрос", расположенном неподалеку от сквера. В постоянном напряжении часами находиться невозможно: Янек расслабился, развалился на скамье поудобнее. Заметив это, Подлейшин доверительно сказал:
        - Эх, а вообще-то, наш быт не так-то и отличается от жизни обычного горожанина. Вот у меня, скажем, мать-пенсионерка получает такую же пенсию, как и другие. Весьма куцую, надо сказать. Живем скромно, не роскошествуем… Вам, наверное, интересно будет это узнать - вы ведь интересуетесь общественными вопросами, уровнем жизни разных групп людей… Сострадаете обездоленным… Это, конечно, можно только привествовать… Вообще, если бы вы откровенно изложили свои взгляды… Что для вас важно, чего вы хотите - для людей, не для себя… То, возможно, наши взгляды в чем-то и совпали бы… Этого нельзя исключать…
        Слыша это, Янек подумал: "для него мои взгляды, ценности, желания - это лишь рычаги, чтобы мною манипулировать. Говорить он может все что угодно, а выполнять будет приказы начальства. Так зачем давать ему зацепки и рычаги? Не такой я дурак.
        Вслух же вежливо ответил:
        - Честно говоря, я не думаю, что это даст какие-то результаты…
        - Ну почему же? - улыбнулся Подлейшин
        Ответа он не получил, хоть и затянул надолго паузу. Затем добавил:
        - Интересны мне ваши политические взгляды… Ведь нельзя сказать, что у нас нет политической жизни. Кроме "Единой Рабсии" есть еще две разрешенные партии - Розовая и Трехцветная. Как вы относитесь к их программам, к их кандидатам?
        "Они же руководятся из вашего офиса " - подумал Янек - "Две карликовые "партии" возглавляют сотрудники РСБ, причем рядовые. Голоса "избирателей" никогда не подсчитывают. В местном РСБ особый чиновник сочиняет каждый раз "итоги выборов", по приказу из Моксвы. "Итоги" всегда одинаковы - по три процента за каждую из "партий", остальные 94 за "Единую Рабсию". Цифры, сочиненные в РСБ, печатают в газетах. А любого, кто в них усомнится - репрессируют за "политический крайнизм". Поэтому большинство и не ходит на выборы. А уж надеяться, что депутаты способны что-то исправить, не приходится - тексты всех законов пишет негодяй Медвежутин и его банда. Государственная Дурка лишь утверждает эти преступные указы. Каждому известно. Зачем задавать глупейшие вопросы? Наверное, чтобы меня запутать…"
        - О выборах я ничего не могу сказать - поморщился Янек - В них я не участвую.
        - Почему?
        - Да уж известно…
        Стоило Янеку подумать о негодяе Медвежутине, как лейтенант, будто подслушав его мысли, вопросил:
        - А как вы относитесь к нашему верховнику Медвежутину и его политике?
        В планы юноши не входило потрясать сердца РСБшных лейтенантов мужеством и героизмом. Такое поведение осталось бы безвестным для масс народа. Единственным результатом было бы раздражение собеседника. С другой стороны, Медвежутин тащил страну к средневековью, шовинизму, засилью церкви, социальной несправедливости, диктатуре. Что же хорошего можно найти в его политике? Янек напряженно задумался, выискивая в огромной куче реакционного навоза хоть какое-то жемчужное зерно. Наконец, он вспомнил: в начале правления Медвежутин посадил в тюрьму трех олигархов, особо ненавистных народу. Диктатор сделал это, чтобы спасти всю систему угнетения от массовых протестов. Иногда стоит пожертвовать частью, чтобы спасти целое. Конечно, страдания арестованных олигархов не шли ни в какое сравнение с участью жителей домов, сожженных в столице по приказу тирана - эта провокация проложила убийце путь к власти. В обоих случаях, действовала одна логика - пожертвовать тройкой олигархов или сотней жителей, чтобы спасти целое, сохранить гнусную систему. Однако, вспомнив о популистской выходке диктатора, Янек промолвил
медленно, подбирая слова:
        - Ну… В начале правления, он производил впечатление мудрого деятеля… Например, открыл кампанию борьбы с хищниками-олигархами… Это можно одобрить…
        Заметно оживившись, Подлейшин сразу ухватился за эти слова. Он сладко улыбнулся, оживленно закивал головой, и радостно воскликнул:
        - Ну вот видите! Значит, можно надеяться, что Медвежутин и в дальнейшем будет вести справедливую политику! Действовать решительней ему просто мешают условия… Но постепенно он преодолеет эти трудности. На самом-то деле он искренне желает социальной справедливости, разве нет?
        Тут Янек понял, что если он позволит собеседнику - из ложной ли вежливости, из опасения, или из чувства такта - навязать эту линию постепенных уступок, то шаг за шагом это приведет к его полной внутренней капитуляции. Что ж поделаешь… Как бы неприятно ни было, надо учиться говорить "нет".
        - Наказали несколько человек. - вздохнул студент - а вся система осталась прежней. Владельцами стали другие богачи, более управляемые. Это не новый курс, а подделка. Раньше, во времена Империи, народ верил в доброго царя. Но теперь… Вы же знаете, Медвежутина выдвинула прежняя власть, он преемник Дельцина. С той средой он тесно связан… И что творится? Вот я пошел на митинг, поддержать пенсионеров - им урезают льготы. И другие гарантии для бедняков попали под удар… Мне жаль бедняков, а полицаи меня арестовали и побили на этом митинге… Теперь вот вы приехали и доставили меня в РСБ. Значит, и с демократическими правами тоже не все в порядке… Если нельзя недовольство проявлять на митингах, то что делать? Наверное, потому и растет "Союз Повстанцев", что у людей нет права законно выражать свое мнение… Я скажу прямо: мне не нравится политика Медвежутина. А что у него творится в культуре, какую идеологию проповедуют с экранов? Какая-то глупая церковно-шовинистическая окрошка…
        Полковник Шкуродеров не зря опасался, что молодой сотрудник "напортачит". В ответ на откровения Янека, лейтенант бросил реплику, сломавшую напрочь всю вербовочную беседу - хоть сам Подлейшин и не заметил того. Криво усмехнувшись, он бросил в ответ:
        - Но ведь надо уважать национальные традиции Рабсии!
        В обществе, где массы угнетены, всегда существует две традиции - традиция бунта, восстания - и традиция покорного рабства. Без сомнения, речь шла о последней. Власти навязывали ее народу: ученикам в школах, взрослым по телевидению. Огромная машина лжи строилась именно на этом: любой идиотский абсурд, любая мерзость и любая подлость оправдывалась своей "традиционностью". Глупость и угнетение имели в Рабсии традиции тысячелетий, освящались рабославной церковью, возводились в догмат. От школьников и взрослых требовали "уважать" традицию угнетателей. Но гнусный абсурд не перестает быть гнусным и безумным, даже если возраст его исчисляется тысячелетиями, даже если его прославляют в учебниках и проповедуют в храмах. Попрание разума и логики в угоду власти - вот чем было "уважение рабсийских традиций" в понимании властей.
        Другая, революционная традиция - была богатейшей и героической, именно она и поддерживала Янека в споре с лейтенантом. Однако это была традиция всемирная, а не узко-национальная. Традиция борьбы за прогресс универсальна, для не существует наций и рас.
        Напротив, "национальная" традиция - всегда служит узкой властвующей группе. Слова "национальные традиции Рабсии", излетев из уст жандарма, вызвали в сознании Янека чудовищную картину. Он содрогнулся от омерзения и ужаса. Студент вмиг представил Рабсию времен имперских цесарей - читал о ней достаточно… "Национальной традицией" освящались огромные невольничьи рынки, где жен крепостных продавали отдельно от детей, "традицией" освящалась дикая отсталось, нищета и неграмотность народа, полное бесправие, повальные эпидемии тифа и холеры, избиения детей родителями, пьянство, воровство, взятки, костры инквизиции, абсолютная власть самодуров-монархов, расстрелы крестьянских бунтов и рабочих демонстраций, свирепые гонения церковной цензуры на мысль передовых ученых, анафемы церкви против вождей народных восстаний, бессмысленные войны, национальные погромы, убийства революционеров, виселицы, шпицрутены, каторга, роскошь дворян на фоне ужасающей народной нищеты, и карантин страха для всего нового и прогрессивного - подозрительного лишь потому, что оно пришло из-за рубежа. Янек вспомнил, что алеманский фашист
Хитлер тоже ставил "национальные традиции" во главу воспитания юношества, что толкнуло его воспитанников на преступления против человечества, на сожжение книг, на уничтожение передовых мыслителей и ученых.
        "И такую традицию - уважать? И это нам предписывает недавний закон о воспитании? И ее-то нам проповедуют власти, чтобы вновь обратить нас в крепостных рабов?!" - подумал Янек - "Ошибаешься, медвежутинский нелюдь! Не уважать такую традицию надо. И даже не терпеть. А бомбами рвать на части всех, кто ее проповедует! Ах, негодяй! Не лейтенант сидит передо мной - бацилла коричневой чумы! А бороться с этой чумой, как показывает весь опыт человечества, можно только насилием, только оружием. Иного языка они не понимают. Не дав им отпора, мы станем их рабами!"
        Нельзя сказать, чтобы Янек был нетерпимым к чужому мнению. Среди его друзей были и студенты, проявлявшие симпатии к фашизму. Он считал, что они обмануты, заблуждаются - и пытался их переубедить, без насилия и столкновений. Однако лейтенант - иное дело. Ведь за ним стоит государственный аппарат. А в сочетании с охранительной "национальной традицией", мощь государства крайне опасна для всех. Именно эта "традиция" и тащит страну в средневековье. В ней-то и главное зло! В этот момент Янек решил для себя окончательно - если посчастливится, он обязательно примкнет к "Союзу повстанцев", чтобы истреблять правящую фашистскую нечисть - истреблять всеми способами…
        Ни один мускул не дрогнул на лице Янека, когда он внутренне принял это переломное решение. Из последних сил сдерживая эмоции, он бесстрастно ответил:
        - Законы развития общества одинаковы для всех стран и народов. Только скорость развития отличается. А традиции… Традиции бывают разные. Некоторые из них мешают прогрессу.
        - Хм… - кивнула в ответ чумная бацилла, не зная что ответить.
        Воцарилось долго молчание.
        Подлейшин был достаточно подкован в психологии. Он понял, хоть и задним числом, что ляпнул глупость совершенно невпопад. Лейтенант, как его учили, отслеживал невербальные реакции собеседника - "язык тела", мимику, позу. Зажатость Янека, скрещенные запястья, побелевшие костяшки пальцев - сказали РСБшнику многое о возмущении студента. Лейтенант переспросил:
        - Вы говорили, что взгляды ваши левые, прогрессивные. А можно ли назвать их леворадикальными?
        Вопрос этот задавался и прежде, ответ был дан, менять позицию было бессмысленно. Янек решительно и кратко ответил:
        - Да.
        - Но ведь политический радикализм, или крайнизм, ведет к нарушению общественного порядка - с угрожающим подтекстом произнес лейтенант.
        Слово "крайнизм", бессмысленно-абсурдное, было в Рабсии синонимом слов "инакомыслие" или "мыслепреступление".
        "На самом же деле" - подумал Янек - "если человек способен мыслить логично и последовательно - он обязательно является "крайнистом". И не обязательно в политике. К примеру, изобретатель всегда рассматривает крайние ситуации, ищет идеальный результат, мыслит последовательно и четко. Лишь тогда его мышление плодотворно. Также и социальный, политический мыслитель - должен уметь классифицировать, обобщать. К примеру, он видит не разрозненные факты избиений людей полицией, а подавление полицаями как структурой - народа, как группы. Ясно, что к своим истязателям народ не может относится хорошо. А отсюда вытекает ненависть к той группе, что угнетает его материально или духовно. Высказать эту ненависть, возмутиться полицаями или жрецами, дойти в мышлении от начальных предпосылок - до логического конца, до "края" - это и значит, стать "крайнистом". Альтернатива этому - самоубийство собственного разума и логики, умственная нечестность, интеллектуальная трусость и двоемыслие. "Борьба с крайнизмом" возводит управляемое недоумие в ранг государственной политики. Предписывает каждому быть идиотом. Но тот, кто
предписывает интеллигенту идиотизм как метод мышления - заслуживает лишь безграничной ненависти, ибо покушается на его личность и мысль."
        Вслух же Янек ответил:
        - Я же не намечаю никаких действий преступного характера, и никаких нарушений порядка…
        "Не намечал" - мысленно поправился он - "Но уж после всего, что я испытал за эту неделю, я обязательно найду повстанцев, и предложу им свою помощь!"
        Подлейшин будто уловил мысль собеседника - в который уже раз. Улыбаясь, он спросил об отношении Янека к "Союзу повстанцев", к их боевым акциям.
        "Телепат чертов" - помыслил Янек
        - Что ж… Я могу понять мотивы, которые движут повстанцами… - как бы размышляя вслух, медленно и осторожно, произнес он в ответ - Наверное, они хотят своими боевыми акциями обратить внимание общества на бедственное положение в области социальных прав…
        - То есть, вы их поддерживаете? - быстро, как бы между делом, спросил Подлейшин.
        Вопрос, однако, был не из тех, на кои отвечают быстро, и задавал его не тот, кому можно ответить откровенно. Не приняв навязанного темпа, Янек протянул медленно:
        - Нет, не то… Не поддерживаю… Я могу понять их внутренние мотивы… Только это я и хотел сказать.
        - Уважаемый Янек. - вмиг посерьезнел лейтенант - Вы отдаете себе отчет, что нарушения общественного порядка недопустимы?
        Янек отдавал себе отчет даже и в том, что сам этот порядок несправедлив и должен быть уничтожен. Но он по-прежнему не желал ссориться с лейтенантом и превращать беседу в скандал. Студент лишь молча кивнул.
        - Вы помните, как вас задержали на митинге?
        Еще бы! Синяки с того случая зажить еще не успели… Янек вновь мрачно кивнул.
        - Так вот - продолжил Подлейшин угрожающим тоном - Массовые мероприятия нельзя оставлять без контроля, и РСБ их контролирует. Но непосредственно пресекает беспорядки полиция. Полицаи делают это очень жестко, заметили?
        - Да - вздохнул Янек. - Но ведь митинг был разрешен… Я не участвовал в беспорядках.
        Он вдруг вспомнил отчетливо, что видел там Подлейшина - в той же одежде, с той же прической - однако принял его за журналиста местной газеты.
        - Ну, именно ваше задержание было ошибкой. Виновных полицаев мы найдем и накажем.
        Подлейшин вдруг приветливо улыбнулся, и в который уже раз "переменил свои приемы". В старых романах именно так именуют внезапную смену жестов, мимики и настроя.
        Эта изменчивость лейтенанта, внезапная смена угрозы на приветливость, и снова на угрозу, подчиненная общему плану беседы и строго по-актерски рассчитанная, восхитила Янека. "Мне бы так…" - подумал он сокрушенно - "Вот ведь, коричневая бацилла, а сколько полезного умеет. Учиться надо!"
        - Наверное, на митингах ведется съемка скрытой камерой? - сказал Янек, чтобы хоть что нибудь сказать.
        Меж тем лейтенант, сменивши гнев на милость, доброжелательно заметил:
        - Вот по этому вопросу видно: у вас подлинно аналитический склад ума!
        Слышать это было приятно - Янек не знал, что подобные комплименты избиты и стандартны для всякой вербовочной беседы. Он подумал: "Ну ладно, пусть он коричневая бацилла. В этом его общественная роль. Но как человек-то он вроде неплохой, и ничего ужасного пока мне не сделал". Видя, что собеседник клюнул на приманку, Подлейшин бодро зачастил:
        - Да, бесспорно Вы обладаете всеми качествами, чтобы нам помочь. Нет, не меняйтесь в лице - не в борьбе с инакомыслием. А в борьбе с теми хулиганами, вандалами, которые вредят вам же, активным гражданам. Ведь их провокации и срывают митинги, и заставляют закручивать гайки. Предотвратив безобразия, вы поможете лояльной оппозиции добиваться своих требований, менять ситуацию к лучшему. К примеру, вы могли бы нас предупреждать заранее о том, что планируется какой-то митинг… Если услышите об этом от знакомых… А уж тем более - о чьих-то попытках продать или купить оружие, к примеру…
        "Коготок увяз - всей птичке пропасть" - подумал Янек - "Стоит им сообщить о каком-то безобидном митинге, и от них уже не отвяжешься. Организуют они и продажу оружия, чтобы проверить - сообщу ли я об этом… Этот путь с первых же шагов ведет в трясину…"
        - Ой, рановато меня расхваливать - улыбнулся студент - А если я соглашусь вам помочь, то торговцы оружием будут день и ночь ломиться ко мне, чтобы проверить мою искренность, правда?
        - О, нет - рассмеялся Подлейшин - Вы, я вижу, пытаетесь нас "считать". Прогнозировать наши действия… Но такие проверки мы устраиваем, только когда шпионов ловим.
        Лейтенант заразительно улыбнулся, Янек рассмеялся тоже.
        - Ну так как, согласны? - прищурился Подлейшин - Узнав что-то подозрительное, просто звякните мне на пейджер, и оставьте сообщение - "встретимся, пивка попьем". И мы обсудим ситуацию…
        - Да лишнее это, наверное - напряженно улыбнулся Янек - зачем вам моя информация? На митинги ведь заявка подается за десять дней, вы будете знать о них и без меня… А хулиганов пусть обуздывают сами пикетчики, вандалы им вредят более всего… Излишней тут будет моя помощь..
        - Ну, не стоит сгоряча отказываться - парировал лейтенант - Вы поможете нам, а мы поможем вам. Если вы испытываете какие-то трудности в учебе, или дискриминацию, или у вас иные проблемы - у нас есть кое-какие возможности, чтобы помочь вам.
        Янек читал много книг о фашистской охранке времен войны. Он знал, что при деспотическом режиме даже его ищейки не самостоятельны, они подчинены машине, которая с одной стороны угрожает им карами, а с другой обеспечивает карьеру. Ему запомнилась и такая фраза, обращенная к одному из разведчиков: "Не вы делаете агента, а именно агент делает вас, продвигая по службе".
        - Вы столь настойчивы - утверждающе спросил студент - очевидно потому, что от моего согласия зависит и ваша карьера?
        - Да нет - отмахнулся лейтенант, хотя Янек угадал - Не в этом дело. Очередное повышение куда проще получить, раскрывая преступления взяточников и расхитителей…
        "Но ваш-то отдел занят как раз их защитой, и ловлей инакомыслящих" - мысленно дополнил Янек. Вслух же произнес:
        - Я очень вам благодарен за предложение помощи… Но особых проблем в учебе у меня нет, и какой-либо дискриминации я не ощущаю… Извините… Я ничем не могу вам помочь.
        - Что ж - ответил Подлейшин - Вы все же подумайте еще над моим предложением. Подумайте. Давайте встретимся завтра, здесь же… В это же время.
        Голос лейтенанта был загадочным, и ничего хорошего не сулил.
        Батуронис кивнул, пожал протянутую руку, и обессиленный поплелся к автобусной остановке. Ему предстояли часы тяжелого ожидания, полного самых неприятных предчувствий.
        Меж тем Подлейшин незаметно дал знак филеру, сидящему на дальней скамейке. Тот свернул газету и отправился вслед за Янеком: надо было выяснить его контакты. С кем студент поделится страшной новостью? Для понимания его психологии это было небезынтересно.
        Сам же лейтенант вернулся в Управление. Порывшись в компьютерной базе, он выяснил: у Янека есть подруга, студентка из параллельной группы, по имени Наташа. В его изобретательном циничном уме возник план комбинации. Лейтенант вызвал сотрудника Стервяшкина. Это был специалист особого профиля - он не раз подбрасывал оружие и наркотики тем, на кого укажет РСБ. "Если Наташе будет угрожать заключение, а ее свобода будет в моих руках, у меня появится рычаг воздействия на строптивого студента" - решил Подлейшин. Дав инструкции Стервяшкину, лейтенант поехал вербовать еще троих молодых людей. Один из них, Андрей Сволочинский, работал в газете "Скандалы дня". Его удалось купить за деньги. Второй, Геннадий Нашпикуев, резко выступал на экологическом семинаре - его удалось запугать наказанием за "крайнизм". Третий, Анатолий Поплевкин, откликнулся на предложение из соображений религиозных: рабославная духовность исправно служила негодяям в борьбе против революции и прогресса. То есть против Добра.
        "ТИРАНИЯ - ЛУЧШАЯ ШКОЛА РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ"
        (БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        Город Урбоград, зажатый между двумя реками, превратился в огромную шахматную доску. На ней расставлялись фигуры. Коллизии игры волнуют многих, а на расстановку не обращают внимания - о ней забывают. Между тем, расстановка предшествует любой игре, как необходимый и важнейший этап ее.
        С одного края доски полковник Шкуродеров громоздил темные фигуры сотрудников РСБ: от лейтенантов до рядовых. Подбирал он и пешек - провокаторов, доносчиков, осведомителей. А с другого, светлого края - ловкие пальцы Рэда расставляли в нужном порядке будущих повстанцев: кураторов и финансистов, связников и водителей, редактора и типографщиков, раздатчиков, шоферов, связников, химиков, партизан.
        Впрочем, у Шкуродерова было свое понимание "светлого" и "темного".
        А рядовой обыватель и вовсе не видел разницы между воюющими сторонами: дальтоники не различают цвета. Для филистера борьба РСБ и "Союза Повстанцев" оставалась борьбой равноценных банд.
        Не будучи тупым обывателем, Николай Чершевский видел разную окраску воюющих сторон: реакционную тьму правящего режима и светлую прогрессивную идеологию бунтарей.
        Боролись две горстки. Массы были пассивны, устранились от борьбы. Требовалось немалое внутреннее мужество и честность, чтобы признать такое положение. Лидеры "Союза повстанцев" оказались на это способны.
        Все же, оригинальная мысль Николая об "истории как борьбе банд" - потрясла его родственника Алексея.
        - Так значит, история - это борьба банд? - хмыкнул Алексей - С позиций учения Карса, это ересь.
        - Ересь понятие религиозное, а теоретики повстанцев - ученые. Они изучают жизнь. Горькую правду. Конечно, они признают заслуги Карса в изучении капитализма, признают что мир материален, что общество развивается по определенным законам. Видят, что общество разделено на классы. Но они видят и другое: исчезла классовая психология, классовая общность. А без общей психологии, без общей идеологии, без единого руководства и плана - класс не субъект борьбы. Ни в каком смысле.
        Под ногами братьев заскрипела щебенка - они свернули во дворик. Там располагался их гараж, построенный из серых шлакоблоков. Вокруг - двухэтажные домишки, как на подбор, обшарпанные, из-под облетевшей штукатурки видна фанерная обрешетка, балконы выщерблены… Тянутся гнилые сараи, торчат из грунта вентиляционные трубы погребов, ветер колышит белье, развешенное для просушки… С этих двориков начинался район трущоб, где жили бедняки. Николай снял с гаражного замка колпачок из пластиковой бутыли, прошел вовнутрь, зажег свет. В любом закрытом помещении писатель опасался прослушки, и сделал Алексею знак - приложил палец к губам. В полном молчании, они вытащили во двор облупленную столешницу, положили ее на старый пень, прикрутили тиски, закрепили фанерку. Николай принялся аккуратно выпиливать контур будущей полочки.
        - Значит, субъект борьбы сегодня - банда, как ее ни называй. - оглянувшись по сторонам, подытожил Алексей - Правительство Рабсии одна банда, "Союз повстанцев" другая. Обе они организованы примерно одинаково: у повстанцев, как и у правительства, своя пресса, своя армия бойцов, своя разведка, своя идеология…
        - Да, - кивнул Чершевский, стряхнув опилки и повернув дощечку - идеологией они и отличаются. Это важнейшая вещь. Идея, программа - указывает, за что борется даная "банда", к какой цели она хочет вести страну. Идеология правительства - шовинизм, клерикализм, власть монополий, сильное государство, ненависть к революциям всех эпох. У повстанцев все наоборот - они мечтают о слиянии наций в единую семью, они воинствующие атеисты, противники угнетения рабочих, сторонники политической свободы, почитатели революционеров прошлого. Правителей горстка, и повстанцев горстка.
        Алексей вынес из гаража оранжевый табурет, уселся на него, и спросил, недоуменно пожав плечами:
        - А обычным людям какое дело до этих банд? "Союз повстанцев" так разросся в последние годы… Но ведь борьба двух банд не должна бы волновать простого человека… В философских и политических вопросах простой человек безграмотен….
        Николай взглянул на часы - до новостей "Инглезианской волны" оставалось пятнадцать минут. Он кивнул родичу, и они прошли в гараж. Пошарив на нижней полке, среди ржавых канистр и банок с краской, Николай вынул корзину с тряпками, приподнял ветошь, извлек запретный радиоприемник с наушниками. Один наушник он протянул брату, второй надел сам. Шнур был короток, оба слушателя сидели вплотную друг к другу, и могли шепотом обсуждать передачу.
        Николай повернул рукоятку, наткнулся на официальные новости - они начинались чуть ранее зарубежных. Это было хитростью рабсийского министерства информации. Бодрый женский голос приветствовал радиослушателей:
        - В эфире "Радио Рабсии". Короткой строкой, главные новости к этому часу. Его высокопревосходительство верховник Медвежутин наградил известного деятеля искусств Никиту Хамилкова государственной премией за фильм "Служу престолу и отечеству"… На цементном заводе в городе Гурославль завершено сооружение второй производственной линии… Министерство путей сообщения по причинам технического износа железных дорог вынуждено увеличить на треть стоимость проездных билетов… В школах вводятся штрафы за опоздание и спор с учителем….Две третьих рабсийских буровых вышек по добыче петройлевого масла устарели и требуют замены… Государственная Дурка обсуждает закон об очередном продлении рабочего дня на заводах… Лидеры Розовой партии передали в РСБ список молодых политических крайнистов, обнаруженных ими в рядах своей партии. Отвергнут запрос Розовой партии о сохранении пенсий на прежнем уровне, пенсии старикам будут вновь урезаны. Сэкономленные средства направлены на строительство рабославного храма Милосердия. На воду спущены два сверхсовременных ракетных крейсера…
        О начавшейся войне с Картвелией в новостях еше не говорили - такие репортажи требовали многоступенчатого согласования цензуры. Власти решили сообщить о войне в вечернем выпуске. Меж тем, дикторша продолжила тревожным голосом:
        - Зверски убит Гордей Остолопов, депутат Государственной Дурки. Преступление совершено в центре Моксвы, с особым цинизмом и жестокостью. У следствия несколько версий. В числе подозреваемых - вахасламские боевики, преступные группировки столицы, а также группа междугородных ужасистов, именующая себя "Союзом Повстанцев".
        - Почему они об этом передали? - прошептал Алексей на ухо брату - Обычно акции повстанцев замалчивают, будто и нет их…
        - Видно, так убили, что скрыть было нельзя. На глазах толпы и зарубежных репортеров - прошептал в ответ Николай.
        Напомним - продолжила диктор - эта группа замешана в недавнем взрыве школы неподалеку от Турограда.
        Школу взорвали наемные бандиты, по указанию РСБ - а затем вину свалили на повстанцев. Сами же революционеры никогда не убивали невиновных, действовали очень адресно. Чершевский об этом знал. Был ему известен и депутат Остолопов - печально известен. Писатель прошептал брату на ухо:
        - Туда ему, мерзавцу, и дорога! Это надо отпраздновать!
        - Рабсийская общественность гневно осуждает кровавых ужасистов - как ни в чем ни бывало продолжила ведущая - покойный депутат многое сделал для сохранения и восстановления национально-государственных традиций Рабсии. Он - автор проекта закона "О поэтапном возрождении в Рабсии сословий". Покойный черпал лучшее из державной сокровищницы старой Империи. После убийства Остолопова, судьба проекта остается неясной. Ни один депутат не изъявил желания выдвигать данный проект. Возможно, сказываются опасения перед преступниками. Безвременная смерть депутата Остолопова вызвала в Рабсии глубокую и повсеместную скорбь.
        - Таскать вам, гадам, не перетаскать! - злорадно прошептал Чершевский, и крутанул рукоятку настройки.
        - В эфире "Инглезианская волна" - раздался в наушнике мужской бас - вы слушаете программу "Рабсия глазами Инглезии". Шок и ужас вызвала картина, которую наблюдали сегодня утром прохожие на Колонной площади в Моксве. Голый растерзанный труп, с выпотрошенным мозгом и огромными приклеенными усами, висел на фонарном столбе посреди площади. Собралась толпа зевак, прибыли иностранные журналисты. Наконец, на площадь приехала полиция и сняла тело повешенного. Им оказался депутат рабсийской Дурки господин Гордей Остолопов, автор печально известного проекта возрождения сословий. Напомним, что проект предусматривал дальнейшие шаги "нравственного воспитания" рабсийского общества, после запрета неформальных движений, молодежной одежды и причесок. Депутат предлагал сделать следующий шаг, логически вытекающий из предыдущего: разделить все население Рабсии на сословия, предписав каждому сословию определенную форму одежды, усов, бород, украшений, приветствий низших к высшим. Так например, перед лидером страны рабочий должен падать ниц, губернатору отвешивать земной поклон, а директору завода и рабославному жрецу -
лишь поясной поклон. Женщины, в соответствии с проектом, должны покрывать голову платком и носить долгополую традиционную одежду, указанную рабославной церковью. За нарушение закона полагался штраф, за вторичное нарушение
        - тюрьма. В том же проекте указывалось, что усы должны носить лишь высшие слои общества, новое дворянство: члены партии "Единая Рабсия", депутаты, чиновники, офицеры, а также сотрудники РСБ. По мысли Остолопова, это внешнее отличие будет возвышать элиту страны над простонародьем, психологически внушая массам, что люди не равны, что нынешняя власть от бога. Журналистам нашего агентства удалось заполучить листовку "Союза повстанцев" - подпольной группы, взявшей на себя ответственность за убийство депутата. Цитирую фрагмент: "Этот безмозглый дурак вообразил, что усы возвысят рабсийскую элиту над народом. Что ж, выполняем его пожелание - пусть висит высоко над толпой, посреди площади, без мозга, но с усами. Что до одежды - мы сомневались, к какому сословию его отнести. Пусть висит голым… "Полиция выяснила, что народный избранник и ревнитель духовности господин Остолопов был похищен повстанцами ночью из тайного дома свиданий, завсегдатаем которого являлся покойный. Видимо, этим и объясняется отсутствие на нем одежды. Дерзкое убийство вызвало неоднозначную реакцию в среде рабсийской интеллигенции. РСБ
идет по следам боевой группы. Поиски пока успехом не увенчались.
        - Как тараньку завесили! Подох нелюдь фашистский! - ликующе рассмеялся опальный литератор - Ну вот, Алеша, теперь ты понял, кто доводит нашу молодежь до сочувствия повстанцам?.. Мы об этом еще побеседуем…
        - … Далее в выпуске: инглезианский банк разрывает контракт с рабсийским автозаводом: участились случаи саботажа рабочих, вызванного ухудшением условий труда. Государственная Дурка продолжает менять трудовой кодекс, планируя увеличить рабочий день заводчан до 11 часов. Экономический кризис привел к росту безработицы еще на три процента. Увеличивается финансирование внутренних войск и РСБ. Церковная цензура запретила концерт армариканской музыкальной группы "Техноэстрада". В поселке Шелковинск полиция открыла стрельбу по пенсионерам, протестующим против урезания пенсий. Союз Повстанцев совершил налет на банк "Торгпромпетройль", похищено 9 миллионов гроблей. Армариканский правозащитник Чилбурн выразил беспокойство по поводу полицейского разгрома выставки прогрессивных художников. Повстанцами взорван памятник одному из жандармов имперского периода. Итак… О, простите! - вскричал диктор - Сенсационное сообщение! Рабсийские и картвельские войска одновременно вторглись в приграничную зону горной…
        Тут улюлюканье глушилок прервало передачу. Братья сняли наушники.
        - Эх, черт, на самом интересном месте! - прошептал Николай - Ты понимаешь, что это значит? Это война, Алеша!
        Выйдя во двор, они долго молчали.
        Николай Чершевский принялся доделывать резную полочку, ловко орудуя лобзиком.
        Наконец, он вздохнул:
        - Ладно, узнаем о войне из официальных СМИ. Мы ведь умеем их слушать критически, отделяя крупицы правды от потока лжи… Но теперь ты понял, почему многие люди идут к повстанцам? Конечно, знаний у обывателя мало. Но кроме знаний, у любого из нас есть и потребности. Целая пирамида потребностей. В первую очередь физических: есть, пить, одеваться, иметь жилье. Затем нужда в общении, в значимости, в красоте, в знаниях, в развитии, в самореализации, наконец. А теперь представим, что все эти потребности, начиная с самых примитивных и кончая сложными, кто-то ущемляет, закручивает в тиски… Каков первый рефлекс жертвы?
        - Разбить череп насильнику и душителю. - предположил Алексей
        - Ну вот, ты сам ответил, почему растут ряды повстанцев - кивнул писатель - Сводки новостей, если уметь их слушать - это сводки с фронта войны правительства против народа. Не только против повстанцев, а именно против народа: рабочих, студентов, пенсионеров, инакомыслящих… Естественно, часть народа остро реагирует на эти выходки правительства. Примыкает к бунтовщикам.
        - Мало ли кто недоволен правительством… - возразил Алеша - У всех недовольных разные мотивы… Есть среди них и те, кто желал бы политики более агрессивной, более жестокой чем сегодня…
        - Таких повстанцы отсекают своими "пятью принципами". Принцип "социализма" отсекает сторонников эксплуатации, принцип "космополитизма" напрочь отсекает шовинистов, принцип "свободы" отсекает поклонников тирании, принцип "атеизма" отсекает людей с ненаучным мышлением, принцип "революции" отсекает умеренных… Но кроме этих непригодных категорий, остаются еще миллионы возмущенных - из них повстанцы и вербуют самых смелых. Причем не требуют от вступающих глубокого знания философии. Организация повстанцев похожа на цилиндр двигателя, а ненависть униженных - тот пар, который движет поршнем. Но откуда берется этот движущий пар? Ненависть у людей появляется, когда их кто-то гнетет. В этом смысле, решающую помощь повстанцам, социальную базу для них, создает диктатор Медвежутин.
        - Медвежутин? - понимающе улыбнулся Алексей.
        - Да - кивнул писатель - Именно так. Медвежутин сделал всё для появления повстанческого движения в стране. Чтобы возродить в массах дух сопротивления, увлечь хоть какую-то часть масс революционными идеями, заставить их сопротивляться
        - надо было возродить в обществе черты средневековья: кастовость, регламентацию, тотальную несвободу, бедность, стесненность рядового гражданина в элементарных проявлениях самости. Пусть люди разобщены, но ведь и самые разобщенные реагируют на раскаленное железо одинаково. А установить в стране удушливую атмосферу, при которой люди себя чувствуют зажатыми в тиски, под силу лишь главе государства. Медвежутин, его чиновники, его церковь и рабсийские монополии - усердно этим занимаются.
        - Если вдуматься, иначе быть не могло. - дополнил Алексей - Уж сколько раз мы говорили, что капитализм ведет к монополии, к концентрации капитала в руках немногих. А она требует концентрации власти, то есть диктатуры. Вопреки всем иллюзиям либералов.
        - Я рад, что ты усвоил этот вывод. - отозвался писатель….. - Медвежутин - не злой колдун из сказки, по своему произволу загоняющий людей в рабство. Он - плод условий, его политика - плод сочетания долгосрочных тенденций. Даже если повстанцы убьют его лично - новый правитель, опирающийся на ту же систему и идеологию, будет таким же злодеем и диктатором. Но кроме монополизма, есть и другие мрачные тенденции, ведущие Рабсию к нищете и диктатуре.
        - Какие же?
        Тут им пришлось прерваться: мимо гаража с шумом протянулся длинный белый грузовик. Алексей заметил, что широкие листья придорожного кустарника почернели от дорожной пыли.
        Николай пнул рваную резиновую втулку, лежащую у ног, она откатилась к мусорной куче. Горько вздохнув, продолжил:
        - В двух словах: после распада Савейского Союза мы катимся к средневековью. Причем, этот откат истории вспять, проявляется на всей планете. В Рабсии он просто принял варварские, неприкрытые формы. Но сама деградация интернациональна.
        - В чем же ее причины?
        - Во-первых, поражение революции и распад Савейского Союза. Революционное движение и Савейский Союз был гигантским противовесом для диктатуры монополий. Сейчас Союз исчез, а протестное движение в упадке. Массы пережили огромное разочарование в революции, утеряли веру в новый справедливый мир, в саму его возможность. А когда раб не мечтает о свободе, считает рабство естественным - его можно угнетать как угодно, не церемониться. Прежние высокие зарплаты заграничных рабочих поддерживались их борьбой, и страхом правителей перед революцией…
        - Узду этого страха они сегодня сбросили… - понимающе подхватил собеседник.
        - Да, Алексей. Массы, не веря в возможность нового мира, способны лишь на стихийный местный бунт. Они беспомощны как скот. Вот пастухи и наглеют, стригут и режут кого и как угодно.
        - А другая мрачная тенденция?
        - Она еще ужаснее. На нашей планете, как ты знаешь, динамичное развитие началось с момента, когда наука освободилась от гнета религии, инквизиции, церковной цензуры
        - опираясь на проверяемые знания, критическое мышление и разум. Революционное движение включило науку, разум, логику и опыт в свой идейный арсенал. Когда революция потерпела крах, церковники при поддержке власти развернули контрнаступление, возрождая средневековую дикость, нетерпимость к мысли, травлю ученых…
        Скорбное лицо литератора было в этот момент особенно выразительным. Пригладив седую бороду, он снял с рукава бегущую букашку, бережно посадил на траву. Мусорная куча поодаль - черепки, ржавая проволока, консервные банки и обломки ящиков - напомнила ему, во что обратили реакционеры прежнюю гуманистическую культуру… Повисла долгая тяжелая пауза… Наконец, писатель заговорил вновь.
        - Была растоптана традиция материализма, атеизма, трезвого изучения мира: а именно из этой традиции вырастали и научные открытия, и революционные движения, весь прогресс вообще. Но под властью церкви, общество становится застойным, статичным. Пример тому - средние века. Церковь - организация тоталитарная, нетерпимая, ведь она претендует на монопольное знание божественной истины. И потому ее господство ведет к тотальной несвободе. Там, где побеждают церковники, людям предписывается манера поведения и одежды, цензура царит над книгами и фильмами, научное мышление шельмуется, людям с детства прививается комплекс вины и греховности, а поскольку церковь всегда на стороне властей - то бунтари, революционеры, даже просто критики режима, подвергаются травле. Таким образом, крах революции привел к засилью церкви, а это - откат в средневековье, в несвободу, в тоталитаризм.
        - Но ведь ученые, интеллигенция, молодежь, всегда восстают против этого. - обнадежил Алексей - И чем сильнее давление церковников, тем фанатичней будет сопротивление думающих….
        - Да. Потому я и говорю, что Медвежутин, своей клерикальной политикой, толкает в революцию лучших, мыслящих, способнейших…
        Братья несколько устали. Полочка была уже готова, инструменты аккуратно сложены. Заперев гараж, они отправились домой.
        - Есть и третья мрачная тенденция? - на ходу спросил Алексей.
        - Я вижу ее - поделился писатель - Экономический кризис и военная истерия. Эти вещи взаимосвязаны. Мировой рынок сейчас затоварен, расти производству дальше некуда. Монополиям невыгодно в этих условиях внедрять новые изобретения, монополисты скупают патенты и держат их под спудом. Исключение - военная промышленность.
        Братья вышли на широкую улицу, продолжая беседу.
        - А война с Картвелией, выходит, вспыхнула из-за рынков сбыта? - спросил Алексей
        - Это лишь частность. Готовится новый передел мира. Потому участились и конфликты на окраинах. Но военная истерия требует шовинизма, отказа от ценностей "чуждых", "привнесенных извне", "нетрадиционных", "антинациональных". От "инородных" идей - как бы разумны ни были эти идеи. Отсюда фашизация, унификация культуры, патриотическая истерия, военная муштра молодежи. Милитаристы желают превратить народ в пушечное мясо, покорное своим господам. Насадить дутое "национальное единство", чтобы ограбленные массы воспринимали интересы правителей как свои собственные, как "общенациональные". В частности, наносят удар и по любителям иностранной музыки, фильмов, культуры…
        - Да, в нынешнем выпуске "Инглезианской волны" упоминалось об этом.
        - Ну вот. Такие запреты тоже бьют по широким слоям молодежи. Медвежутин сам создает почву для повстанческого движения в стране. Молодежь Рабсии угнетена, и это угнетение все растет: запрет неформальных движений, комендантский час… А всякая тирания есть питомник для революции, лучшая школа революционеров. Неудивительно, что повстанцы именно из молодежи вербуют кадры. А выиграть молодежь
        - значит, выиграть страну…
        Алексей хмыкнул, почесал в затылке.
        - Ну хорошо, я тебя понял. Классовая психология у людей исчезла, но режим издевается над ними. Режим вынужден издеваться - из-за причин экономических, политических, духовных, из-за общей ситуации на планете. В ответ, из чувства мести и личной ненависти, многие примыкают к повстанцам. Но повстанцы берут не всех возмущенных. "Пять принципов" их программы - отсекают недовольных реакционеров, привлекая лишь прогрессивных деятелей. "Банду" повстанцев от "банды" правителей отличает идеология. Но где гарантия, что после победы повстанцы будут ей следовать? А, Николай? Ведь они станут новой элитой, и кто даст гарантию что она будет лучше прежней?
        - В древних обществах так часто бывало… - вздохнул Николай - лидеры восстаний превращались в новых угнетателей. Но, начиная с индустриальной эры, мы видим уже не бунты, а революции. Смена группы у власти меняет все общество, способ производства, уклад быта, образ жизни. Делается это благодаря внедрению в промышленность новой техники. Чтобы ответить на твой вопрос, Алеша, нам надо отстраниться от идеологии, от политики, от лозунгов - и рассмотреть новые изобретения последних десяти лет… Не появилась ли сейчас такая техника, которая при внедрении сделала бы ненужной государственную власть, рынок, национальные границы? Повстанцы считают, что появилась. И гарантии "светлого будущего" видят именно в том, что они эту технику внедрят, после взятия власти…
        Впрочем, это была отдельная тема. Времени на ее обсуждение в этот день уже не оставалось. Братья распрощались: писатель Николай направился на остановку автобуса, врач Алексей побрел к дому. По пути он купил продукты, чтобы приготовить ужин для своего постояльца - подпольщика Рэда.
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ПРОПАГАНДА: РАСПРОСТРАНИТЕЛИ)
        Эстет подчас убегает с лекции о навозе, без которого увянут его любимые цветы. Неискушенный любитель приключений - пролистывает, не глядя, "скучные" страницы, где нет оглушительной стрельбы, роковой любви, запредельного героизма. Меж тем, если сам он ринется в водоворот событий, начав с пресловутой стрельбы - то приключения его будут недолги, а закончатся печально. Первые партизанские группы начали плодиться в Рабсии как грибы, с момента, когда слуги Медвежутина устроили провокацию с поджогом домов и в стране установилась диктатура. Эти группы проваливались одна за другой. Их лидеры, молодые и смелые, обожали книги о лихих подвигах - и морщились от скуки при чтении многотомных политических детективов, где разведчики годами плетут свою сеть, полагаясь на ум и проницательность куда более, чем на пистолет. Восемь, десять, пятнадцать лет тюрьмы после первых же непродуманных акций - оставляли молодым бунтарям время для размышлений, но уже на тюремных нарах.
        Романтический бездумный героизм был чужд подпольщику Рэду. Когда он услышал шевеление ключа в двери, то положил длинный узкий палец на кнопку самоподрыва компьютера "Пелена", а ко рту придвинул край рубашки, с зашитой в нее ядовитой ампулой. Но ежеминутная готовность к смерти вызывались не героическим подъемом - сказывался привычный рефлекс. Подобно тому, как рентгенолог привыкает к угрозе радиации, и не думает о ней - Рэд не думал о смерти при поимке. Он знал, что смерти никто не избегнет, и заботился лишь о том, чтобы его компьютер, равно как и мозг, не достались потрошителям из РСБ. Подорвать свой компьютер, надкусить ядовитую ампулу - действия одного порядка. Рэд, будучи фаталистом, воспринимал то и другое равно прозаически.
        Однако, в этот раз обошлось. В двери показался не полицай, а хозяин квартиры, с сумкой продуктов в руках. Рэд, увидев Алешу Чершевского сквозь щель приоткрытой двери, расслабился и откинулся на спинку кресла.
        Можно было без помех поразмыслить о дальнейшей расстановке кадров. Итак, дело движется, подгруппа пропаганды формируется. Редактор будущей газеты, студент Новиков, сейчас наверное уже набрасывает в уме передовицу первого номера. Финансист, старик Сироткин, подыскивает домик для подпольной типографии, замаскированной под склад. Даны инструкции типографщикам - Изотову и Юле. Шофер Каршипаев будет брать у Новикова флешку со сверстанным номером, при моментальной встрече в магазине. Сейчас водитель, наверное, оборудует двойные стены в своем микроавтобусе - для перевозки расходных материалов и бумаги в типографию, а газет и листовок - оттуда, в тайники. Из каждого тайника забирает газеты свой переносчик
        - Белкин, Юрлов, Прыгачев. Друг друга переносчики не знают. Нести эти газеты каждый будет своему распространителю, за ним закрепленному…
        Будущие распространители пришли сегодня порознь, в разное время: друг друга они знать не должны. Каждому из них дан подробный инструктаж. Вводная часть одинакова для каждого: правила сохранения тайны. Были и особенности…Рэд еще раз перебрал в уме биографии сегодняшних собеседников…
        Хорошее впечатление произвел на него студент Василий Скороходов, бойкий парень в черной футболке, с костяным амулетом на шее. Поставлять ему газеты будет переносчик Юрлов, художник. Ведь Василий - студент училища искусств, в свободное время он подрабатывает в музеях, доставляя картины… Его встречи и беседы с художником выглядят естественно. Интересна история привлечения этого студента. Однажды он прочел доклад в клубе "Социум". Парень утверждал, что влияние рыночного спроса, церкви, цензуры - оставляет художнику узкий выбор: либо художник творит коммерческий продукт, либо агитирует за консервативные, державные, патриотические традиции. Новатор, порывающий с традициями и грубыми вкусами обывателей, с трудом находит зрительскую аудиторию, бедствует материально. Девятнадцатилетний докладчик увидел в этом трагедию художника. Политических выводов он, однако, не делал. К выводам юношу подвел музыкант Зернов, повстанческий вербовщик: он убедил Скороходова, что для спасения гуманистической культуры надо изменить ситуацию в политике, весь строй, образ жизни людей, преобладающие в обществе идеалы и
стремления. Ради этого парень и согласился помочь повстанцам. Молодой искусствовед с картиной под мышкой не вызовет подозрений. Картина и послужит контейнером Парню предстоит еженедельно извлекать из тайника сверток с листовками, приносить их домой - меж рамой и холстом - а затем расклеивать на улицах или разбрасывать в почтовые ящики. Рэд с улыбкой вспомнил, как Василий рассказал о своей обиде: до запрета неформальных движений парень носил бандану и уйму значков, а теперь вынужден подстраивать одежду под вкусы пожилых мещан-ханжей…
        Опасения внушал официант Станислав Рысацкий, весельчак и балагур. Его развязность и фривольные шуточки утомили аскетичного кадровика. Однако Рысацкий лишь казался легкомысленным. У официанта из кафе "Квант" были огромные возможности. Забегаловка размещалась в промышленном районе, рабочие с пивзавода и оружейного "Калибра" заходили туда перекусить в обеденный перерыв. Изучив клиентов, заведя знакомства с наиболее активными и недовольными рабочими, Рысацкий не только сообщал подпольщикам об их настроениях, не только намечал кандидатуры для вербовщика Зернова. Официант подобрал и заводчан, готовых брать у него нелегальную прессу и носить через проходную в цеха. Любовь к девушке, подбивавшей его на подпольную борьбу, благодарность Зернову за денежную помощь, склонность к риску - все мотивы Рысацкого далеки от политики. Его быт - шумные застолья. Его круг чтения - бульварные газеты… Кажется, ничто не может навести РСБ на его след. Все же Рэд не доверял помощникам, привлеченным на бытовой основе. Но в худшем случае, Рысацкий может выдать лишь переносчика Белкина, в чью парикмахерскую Станислав будет
заходить еженедельно: поправить прическу и обменять пустую сумку на полную, с нелегальной литературой.
        Куда сердечнее отнесся Рэд к распространителю Зайцеву - безработному учителю биологии, которого изгнали из школы. Выдающийся педагог, любимец школьников, Сергей Зайцев мог о самых сложных молекулярных процессах рассказывать просто и наглядно. После его лекций каждому становилось ясно: разумные существа на планете возникли в результате эволюции, а стало быть, церковные сказки - ложь. Ребята стали задавать недоуменные вопросы на уроках "религиозной культуры" - они поняли, что священник обманывает их, противоречит науке. Тогда рабославный жрец пожаловался директору школы. Под давлением мракобесов Сергея уволили с работы. Его увольнение вызвало негодование учеников, они прониклись ненавистью к властям и церковникам. Биологический кружок, созданный Зайцевым, продолжал собираться, уже вне школы, в заброшенном песчаном карьере. А недавно к юным вольнодумцам примкнули и школьники-неформалы - ведь государство развернуло против молодежи настоящую войну, приняв закон о "духовном воспитании"… В кружке стали читать рефераты не только о биологии, но и о культуре, рок-музыке, политике. Так естественно-научный
кружок превратился в тайное общество школьников.
        Из беседы с Зайцевым подпольщик с радостью узнал: бунтующими подростками верховодит пятнадцатилетний Вася Крылов. Тот самый, которого пьяные полицаи ограбили в электричке четыре дня назад, на глазах Рэда. Заговорщик вспомнил, как он утирал кровь мальчика платком, вспомнил твердый взгляд его черных глаз, рассеченную бровь. В памяти Рэда всплыли слова упрямого подростка: "Мой отец заработал аллергию на заводе… Брата избили свинхеды, меня полицаи… Нашего учителя уволили…. По телевизору повстанцев называют убийцами… Но повстанцы - благородные разбойники. Как бы я мечтал с ними связаться!" Тогда, в поезде, утерев кровь с лица избитого мальчика, Рэд сказал ему: "Запомни этот платок. Тот, кто отдаст его тебе, пришел от нас". И теперь заговорщик отдал окровавленную тряпицу Сергею Зайцеву, чтобы тот показал ее воспитаннику. Зная, что советы опального педагога исходят напрямую от повстанцев, Вася Крылов прислушается к учителю: превратит кружок школьников в ударную группу. Для подростков, от двенадцати до семнадцати лет, невозможного мало. Раздача тайной прессы, диверсии, саботаж, наружное наблюдение в
пользу повстанцев - увлекательное дело для стайки ребят на великах.
        "В таком возрасте человек жаждет прожить жизнь не напрасно" - подумал Рэд - "И не называйте это юношеским максимализмом. Лично меня эта жажда не покидает, хотя мне уже тридцать с хвостиком… Что ж. Распространители определены. Завтра - заключительный этап создания группы пропаганды. Предстоит беседа с ее будущим куратором - журналистом Клигиным. Надо ввести его в курс дела. Расписать логистику и временной распорядок работы подчиненных, передать пароли и шифры, указать местонахождение тайников и типографии… Связника группы, Вадима Гуляева, куратор проинструктирует сам. В конце концов, они с Клигиным друзья и коллеги, ведь Гуляев рассыльный в редакции краеведческого журнала, где трудится Клигин.
        Придет ко мне и контрразведчик подгруппы, Матвей Пенкин - этого коробейника наши товарищи спасли от штрафа за нелегальную торговлю, добыли лекарства для его больной матери…. Будет работать не за страх, а за совесть! В чем работа Пенкина? Проверять, не арестован ли кто-то из подгруппы пропаганды. Он не знаком с теми, за чьей безопасностью наблюдает. Обходя город с переносным лотком, Матвей проверит сигналы благополучия: в одном случае это цветная штора на окне, в другом - появление подпольщика в определенном месте, условный жест, деталь одежды, говорящая о благополучии или о провале. Для прикрытия такой работы роль уличного торговца идеальна… Его передвижения по улицам выглядят естественно. Пенкину не угрожают подозрения. Результаты наблюдений он будет регулярно сообщать куратору подгруппы - журналисту Клигину.
        Эх, скорей бы завершить с пропагандой, начать создание группы действия! "
        Рэд взял со стола пластмассовую головоломку, вновь принялся вертеть ее в руках. Компьютер "Пелена" заряжался из розетки, исправно защищая комнату от прослушки.
        Дверь со скрипом отворилась: доктор Алексей принес ужин. Рэд ожидал, что Алексей Чершевский, по обыкновению, покинет его и займется своими делами. Однако хозяин квартиры вдруг заговорил, глядя на подпольщика с укоризной…
        "ВЫИГРАТЬ МОЛОДЕЖЬ - ЗНАЧИТ ВЫИГРАТЬ СТРАНУ!"
        (ВАСЯ КРЫЛОВ, СЕРГЕЙ ЗАЙЦЕВ)
        Тайное общество школьников, выросшее из безобидного научного кружка, собралось за городом, в песчаном карьере. Ребята подтягивались по одиночке, опасливо озираясь. Глинистые откосы, поросшие елями, скрывали юных бунтарей от чужого глаза. Было тихо. Пели птицы, белые клубы облаков застилали небо. Собралось двадцать ребят. Двадцать первого лишь предстояло принять в общество. До взрослого "Союза повстанцев" тусовка юных бунтарей, конечно, не дотягивала - меры конспирации были наивны, разделения труда не существовало. Все же ребята издавали подпольный журнал, он ходил по рукам в нескольких школах города: разоблачение церковных "чудес", статьи об альтернативной музыке, рассказы о произволе реакционных учителей, о полицейских избиениях, о тупых верноподданных родителях, мешавших своим детям свободно развиваться… Пришедшего подростка приняли в тайное общество по всем правилам. Ребята любили ритуал посвящения. В нем было много от игры. Новичок растоптал символику рабсийского правительства: двуглавого грифона на монете. Затем растоптал и символ рабославной церкви - миниатюрную виселицу, которой в древности
душили рабов. После этого он выбросил над головой руку, сжатую в кулак, и произнес торжественную клятву: "Веря в революцию, торжественно обещаю: не открывать никому имена своих товарищей, их вида, собраний, потайных мест. Обещаю мстить угнетателям до последнего вздоха. Если же я нарушу эту клятву, да покарает меня рука друга".
        Пополнив ряды, мальчишки и девчонки приготовились слушать. Вася Крылов подготовил речь о новом законе, ущемлявшем рабсийскую молодежь. Парень выступал, как всегда, блестяще. Не бумажные цветы риторики, а искренняя уверенность в сказанном убеждала слушателей. Заброшенный песчаный карьер был недосягаем для взрослых, и Крылов мог не стесняться в выражениях.
        Парень стоял на кремневой глыбе, и сам казался высеченным из кремня. Острые скулы, гордая осанка, непреклонный железный взгляд черных глаз… Бровь, рассеченная полицейской дубинкой, не успела зажить….
        - Друзья! - звонко начал Крылов - Рабсийская государственная Дурка объявила нам войну! Принят закон о "духовно-нравственном воспитании" молодежи. Он призван отдать нас в рабство подлецам, ворам и тиранам!
        Слушатели затаили дыхание, сжавшись от страшного предчувствия.
        - Этот закон приняла власть, которая правит незаконно. - рубанул парень - Мы помним, что нынешняя конституция принята путем расстрела законного парламента.
        - Да, помним! - раздался голос с низу, из толпы - Смотрели по видео в прошлый раз, как в него из пушек стреляли… У меня там дядя погиб, на защите парламента!
        - Так вот. - продолжил Крылов - Правящая шайка захватчиков, бандитски оседлавшая нашу страну, считает себя в праве навязывать нам моральные нормы. Нас хотят воспитывать нелюди, которые десятками лет грабили наших родителей, дедушек и бабушек!
        Щеки подростка пылали от негодования.
        - Эти бандиты захватили в свои лапы собственность Савейского Союза, созданную трудом всех прошлых поколений! При этом они обесценили сбережения стариков, обрекли сотни тысяч рабсиян на голодную смерть! Пепел предков, погибших в период реставрации капитализма, стучит в наши сердца!
        По толпе прошел негодующий шепот.
        - Убийцы и грабители хотят, чтобы мы все забыли - добавил Вася - Чтобы мы отказались мстить за ограбленных и уничтоженных ими. Шайка правящих подонков именует наше беспамятство "психологической реабилитацией".
        - Как? - спросила сероглазая девочка - Что за "реабилитация"? Что это значит?
        - Щас объясню - отозвался стоящий рядом старшеклассник. - Вот допустим, бандит тебе в морду дал, шапку снял, а потом говорит: да наплюй ты на это! Вот это и есть "реабилитация", по-ихнему.
        - Верно! - откликнулся Крылов - Но мы не стадо! У нас есть память! Мы помним имена этих преступников, помним как они по-бандитски захватили страну, расстреляв из танковых пушек законную власть! Нами правит шайка богачей, из бывших уголовников и расхитителей!
        - А РСБ им служит - бросил Паша Борзенков, ученик девятого класса.
        - А церковь их оправдывает - пискнула Лариса Корнеева.
        - Угу. - кивнул оратор, и повысил голос - Эти бандиты выдвинули своего пахана Медвежутина. Ради захвата власти этот негодяй поджог дома в своей же столице!
        - Помним! Помним! - раздались снизу возмущенные голоса.
        - Депутаты Государственной Дурки, это верные псы Медвежутина! - взмахнул кулаком Вася - Так вот, ребята: эта банда уголовников теперь собирается учить нас морали…
        Ответом был недоуменный ропот.
        - И какую мораль они хотят навязать нам? - выпалила Корнеева.
        - Ту, которая им служит! - ответил Крылов - Которая примиряет нас, ограбленных, с теми кто ограбил наших родителей. Мораль смирения поможет им грабить и нас!
        Речь оратора все более разжигала публику, раздались негодующие выкрики:
        - Не позволим!
        - Хрен им!
        - И горчицу заодно!
        - А больше они ничего не хотят?
        - Они навязывают нам рабославие, чтобы отуплять нас религией! - возвысил голос Крылов, перекрывая ропот слушателей - Нам навязывают мораль абсурда и безмыслия, чтобы промывать наши мозги ложью газет. Нам навязывают мораль "патриотизма", чтобы бросать на фронты захватнических войн как пушечное мясо, во имя прибылей властвующих хищников! Любую критику эти подонки воспринимают как "политический крайнизм". Мало им того, что они отсекли рабсиян от управления страной, устроили диктатуру. Теперь они предписывают нам, как одеваться, какие песни слушать, какие картины рисовать, в какие игры играть, с кем общаться и во что верить…
        - Смерть мерзавцам! - послышалось снизу
        - Не позволим!
        - На фонарь диктатора!
        - На виселицу сволочей!
        - Под ударом личная свобода - развел руками Крылов - мысль и внутренний мир каждого из нас. Этот новый закон, фашистский и тиранический, принят с подачи депутата Гоноврухина…
        - А… Знаем такого! - пробасил Толя Стяжкин - Гоноврухин подонок известный… Лгун! Он фильм про имперскую Рабсию снимал…
        - Да - кивнул Крылов - Фильм о стране, где большинство населения было нищим и неграмотным, где процветали эпидемии тифа и холеры… О стране, где не было электричества и канализации, где народ жил в дурмане рабославной религии, не смея мыслить своей головой… О стране самодержавия, стране штыков и виселиц… Что же сделал этот законченный негодяй? Он эту страну представил как идеал, который мы "потеряли"!
        - Гонит!
        - Врёт!
        - На то и Гоноврухин…
        - Сперва превознёс древнюю Рабсию, а теперь силком загоняет нас в этот концлагерь?
        - негодующе выкрикнула Соня Петрова
        - Угу! - подтвердил Вася - Он хочет возродить все самое гнусное из нашего прошлого! Я смотрел его выступление…
        - Я тоже смотрел! - выкрикнул снизу Паша - Вот негодяй! Его возмущает, когда в компьютерной игре убивают полицейского… Но его не возмущает, что рабсийские полицаи избили, подвергли пыткам каждого пятого жителя нашей страны!
        - И я смотрела - добавила Корнеева - Этот мерзавец считает варварством, что в Славном Семнадцатом восставший народ жег рабославные церкви… Но мы-то знаем: варварством было церковное мракобесие, а революция принесла народу грамотность, культуру, знания!
        - Верно. - откликнулся Крылов - Щипцы инквизитора не могут быть культурной ценностью! Какой изящной позолотой их ни покрой! Какими узорами ни укрась! А рабославный храм такое же орудие духовного гнета, как щипцы. Ни малейшей разницы между ними нет!
        - Правильно! - послышалось из толпы - Храмы построили на деньги народа, чтобы врать народу и грабить народ!
        - Чтобы наши предки работали на барщине!
        - Чтобы крепостные не роптали, когда помещики их продают на рынках! Вот для чего эти храмы!
        - Нечего их жалеть!
        - Да - продолжил Крылов, стараясь вернуть выступление в русло, чтобы успеть сказать все - Вы правы, ребята. Когда народ подымется на борьбу в следующий раз, мы вырвем с корнем все эти сорняки, не в пример революционерам прошлого. Их великодушие было совершенно неуместным. Негодяи тогда затаились, потом окрепли, а теперь душат нас всех…
        - Верно говоришь!
        - Ребята, мы отвлеклись на этого чертова Гоноврухина. - напомнил Вася, перекрывая шум - Но дело-то не в нем А дело в том, что всякие подонки, воры и фашисты называют "моралью" ярмо рабства! И нам навязывают эту мораль!
        - Тупость!
        - Идиотство!
        - Бред!
        - Долой! - послышались голоса снизу.
        - Друзья! - уверенно продолжил оратор, чувствуя поддержку собравшихся - "Мораль" нужна этим сволочам, чтобы запрячь нас в их телегу, чтобы мы ее тащили! В "морали", которую придумали эти негодяи, нет логики! В ней нет и крупицы разума! Только традицией - безумной и средневековой - подкрепляют эти мерзавцы те моральные догмы, которые желают навязать нам!
        Голос подростка хрипел от ярости.
        - Им верно служит рабославная церковь - продолжил Крылов - та, что ссылала ученых в монастыри на медленную смерть, сжигала на кострах книги и людей, в том числе детей! Подбивала уголовников на межнациональные погромы! Оправдывала преступления монархии! Проклинала народных героев-бунтарей! Приветствовала войска фашиста Хитлера… Она душит и гасит свет разума! Эта преступная организация - вернейшая опора режима! Именно ей поручено "окармливать" нас бредовой духовной сивухой!
        - Не позволим вернуть темные века!
        - Не ученых надо жечь на кострах! Самих жрецов жечь!
        Последнюю реплику, как легко догадаться, подал самый младший - одиннадцатилетний Владик. В таком возрасте прямолинейная детская логика еще не замутнена ложным состраданием к негодяям, и терпимостью к тому, чего нельзя терпеть. Но отчего-то этот метод мышления взрослые именуют "детским максимализмом". Видимо, причиной тому - конформизм поколения отцов.
        - Рабсийский патриотизм - чеканил меж тем Крылов - еще одно орудие негодяев! Подражая фашисту Хитлеру, правители убеждают нас, что у нас с ними общие "национальные интересы"…
        Снизу раздался смех…
        - Общие интересы! С теми, кто нас душит и грабит! - распалялся оратор - недавно началась новая война! Они считают, что мы должны покорно идти на убой, ради прибылей рабсийских монополий! Ради тирана Медвежутина, убившего сотни жителей столицы на пути к власти!
        - Долой тирана!
        - Судить!
        - Он за это ответит!!! - над толпой взметнулись кулаки
        - Не-пре-клон-ный разрыв! - рубил Крылов - Разрыв с их моралью! С патриотизмом! С религией!! Вот чем мы ответим негодяям на новый закон! Ребята! Неформалы! Среди вас есть художники и музыканты, писатели и поэты! Ладно, пусть! Пусть под угрозой репрессий мы снимем нашу яркую одежду. Пусть облачимся в предписанные нам унылые серые костюмы… Но мы ударим угнетателей ножом в спину!
        - Ударим в спину!
        - Месть!
        - Отплатим сволочам!
        - Душители мысли! Гады!
        - Ударим там и тогда, когда они этого не ждут! - решительно воскликнул Крылов - Ребята! Пишите стихи и рассказы, зовущие к сопротивлению! Сочиняйте песни протеста! Рисуйте картины с бунтарскими сюжетами! Тайно распространяйте их!
        - Конечно!
        - А что нам еще остается?
        - Да мы от власти камня на камне не оставим!
        - А вы - продолжил Крылов, повернувшись к первым участникам кружка - Вы, те кто хочет быть учеными! Разоблачайте сказки о религиозных "чудесах", цифрами и формулами! Вы, будущие изобретатели - кому, как не вам, отплатить за поругание науки, основанной на материализме? Отомстим за поругание Истины! Вы знаете пиротехнику, вы сумеете вывести из строя любой аппарат, стоящий на вооружении рабсийской тирании! Так пользуйтесь же этим - устраивайте диверсии!
        Внизу раздался одобрительный ропот.
        - Все, кто страдает от истязаний родителей, от эксплуатации богачей, от тирании властей, от муштры милитаристов… От всех видов гнета, освящаемого церковью, моралью и прессой… Дадим отпор душителям!!!
        - Отпор!
        - Война насмерть!
        - Рвать лгунов и мерзавцев!
        - Не смиримся с моралью злодеев!
        - Не дадим себя обмануть! - бушевала толпа подростков
        Вслед за Крыловым, на камень взобралась Оксана Кондратьева - они учились в одном классе.
        - Ребята! - воскликнула она - Хорошая новость! Наши защитники, бойцы Союза Повстанцев, недавно казнили в Моксве депутата Остолопова!
        - О-о-о!
        - Ура!
        - Слава повстанцам! - что есть силы, рявкнул длинноволосый Витька
        - Этот подонок мечтал закутать нас в древние одежды, и восстановить в Рабсии сословия! - возмущенно звенел голос Оксаны над буйной толпой.
        - Пусть кровью умоется!
        - Чтоб у него челюсть сгнила!
        - Ребята - продолжила она - я уверена, что депутат Гоноврухин заслужил такую же судьбу!
        - Верно!
        - Истребить весь род его!
        - Не позволим повернуть историю вспять!
        - Смерть тиранам!
        - Нет средневековью!
        - Нет - морали рабства! Да - морали бунта! - выкрикнул Крылов
        - Свобода или смерть!!!! - слились в едином порыве голоса собравшихся.
        - Что-то вы чересчур расходились, ребята. - голос учителя Зайцева был чуть насмешлив. Его благообразная фигура и спокойный тихий голос неотразимо подействовали на буйную ватагу. Впечатление было таким, будто в жарко натопленную комнату вошел путник, покрытый инеем. С неожиданной ловкостью забравшись на камень, Зайцев заметил, по-прежнему негромко: - Я тут подошел, послушал… Понимаю конечно ваши чувства… Новый закон, мягко говоря, не мед… Но вы, друзья, что-то непонятное удумали… Какие диверсии? Вы хоть представляете, что вам за это будет? Нет. Если вы хоть чуточку уважаете мое мнение…
        Тишина вокруг была такая, что пение цикады в траве казалось оглушительным - мнение любимого учителя, пострадавшего от режима, воспитанники уважали.
        - …Так вот, если вы уважаете мое мнение, то бессмысленных выходок себе не позволите.
        Воцарилось долгое молчание.
        - А что же нам делать? - робко спросила самая бойкая из девочек.
        Зайцев поправил очки, как часто делал на уроках, при объяснении сложной темы.
        - Вот это уже хороший вопрос. Вопрос того, кто перестал беситься и начал думать. Я вам посоветую - прислушиваться к тому, что вам скажет Вася Крылов. Он парень авторитетный.
        - Но ведь он же и говорил, что мы должны…
        - Он говорил это, не подумавши. С каждым случается. Давайте так: мы с ним останемся тут, спокойно побеседуем… Чтобы эмоции разума не затемняли… Потом вы уж с ним сами решите, что надо делать… А пока что я вам советую разойтись по домам. - учитель мягко улыбнулся - Вечереет. А новый закон, который вы так бурно обсуждали, установил комендантский час для подростков. Так что я вам советую добраться до дома, пока светло еще. Ну, удачи ребята! В добрый час…
        Вздыхая, школьники начали расходиться. На полянке остались Зайцев и Крылов. Подросток угрюмо и недоуменно глядел на учителя
        - Извините, уважаемый Сергей, но… Вы мое выступление просто… Под корень… Вы зарубили его.
        - Что поделаешь. Кто-то должен был тебя остановить. Ты призывал делать то, для чего у вас нет сил. Это опасно для всех. Губительно. Этого делать пока не нужно…
        Зайцев неторопливо полез в карман, вынул платок с кровавыми запекшимися пятнами. Добродушно усмехаясь, осведомился:
        - Знаком сей предмет?
        Подросток сразу узнал тряпицу. "Если кто-то его тебе отдаст, знай - этот человек из Союза Повстанцев" - всплыли в его мозгу слова сердобольного пассажира, случайного попутчика, перевязавшего парня после избиения полицией. Выходит, Сергей Зайцев - не только старший товарищ и знающий учитель, но и подпольщик? С этой минуты Сергей стал для парня высшим авторитетом.
        - Так… - протянул Зайцев - А теперь, молодой человек, давайте подумаем: к чему наш кружок способен реально?
        "ЕСЛИ НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО - ТО МОЖНО ВСЁ"
        (РЭД, АЛЕКСЕЙ ЧЕРШЕВСКИЙ)
        - А не слишком ли круто забираете?. - в голосе доктора Алексея звучала укоризна. До сих пор хозяин квартиры не отваживался беседовать с постояльцем, но уяснив его цели и психологию из рассказа двоюродного брата, все же вступил в диалог. Он желал рассеять возникшие сомнения. - Что вы имеете в виду? - недоуменно спросил Рэд
        - Сегодня по зарубежному радио передали… Ваши столичные товарищи убили депутата Остолопова. Убили зверски, посмертно опозорили…
        - Вот как? - равнодушно пожал плечами Рэд - Впервые узнаю об этом от вас. У нас каждый знает лишь свой участок работы… Что ж, убили так убили. Вполне целесообразно.
        - Извините - с нарастающим раздражением начал Алексей - Мой брат от этой акции просто в восторге: "таскать им не перетаскать", "туда ему и дорога". Николая можно понять, он пострадал от режима, выслан из столицы, лишен возможности творить…. Но я, как врач, своим долгом считаю спасать людей, кто бы они ни были. Это мой нравственный долг. Я как гуманист, возмущен всяким насилием и убийством. К чему такое варварство, ответьте мне?
        - Депутат Остолопов разработал проект закона о сословиях. - ледяным тоном отозвался Рэд - Вы что, хотите чтобы вас закутали с головы до пят в древнюю традиционную одежду? Вы желаете падать ниц перед Медвежутиным, и кланяться в ноги губернатору? Вы хотите, чтобы новинки хирургии стали вам недоступны, запрещены церковной цензурой? От этого больше людей погибло бы…
        - Хм.. - замешкался Алексей - Конечно, свободу надо отстаивать…
        - Значит, наша акция оправдана. - отрезал Рэд - Кто хочет цели, тот не должен отказываться и от средства.
        Взяв со стола авторучку, доктор принялся вертеть ее в руках, нервно улыбаясь и переводя взгляд с книжной полки на стол. Затем откашлялся, и решительно спросил:
        - Но можно ли с такой легкостью лить чужую кровь, вдохновляясь самыми темными чувствами идеологической, социальной и классовой вражды?
        - Вот уж чего нет, того нет - парировал подпольщик
        Такой ответ был для Чершевского совершенно неожиданным.
        - Как это нет?! - ошарашенно развел руками Алексей - А за что же ваши бойцы убили Остолопова?
        - За то, что он негодяй. - усмехнулся Рэд. - Да, именно негодяй. Мы не убиваем никого за одни лишь убеждения. Многие простые люди, бедняки, рабочие сегодня обмануты патриотической пропагандой, рабославной церковью - и с пеной у рта отстаивают идеи, вредные для них самих. Так что ж теперь, убить их всех? Нет, мы не ставим такой цели.
        Алексей почесал в затылке, и предположил:
        - Выходит, его убили не по идейному, а по классовому признаку?
        - Я еще раз повторяю: его убили за то, что он негодяй. - отложив головоломку, заговорщик разъяснил подробнее: - Взгляните на состав нашего Союза Повстанцев: никакой социальной дискриминации мы не исповедуем и не проводим. В наших рядах есть и обеспеченные люди: чиновники, военные, технические специалисты, гуманитарии, торговцы, рабочие, студенты… Выходцы из всех классов населения. Но каждый из этих товарищей выбрал для себя прогрессивную роль в истории. А депутат Остолопов сам избрал роль негодяя. То, что он реакционер по взглядам - еще не повод для убийства: будь он простым рабочим, его бы не тронули. То, что он депутат, тоже не повод - он мог бы примкнуть и к нам. Это свободный выбор. Он сам выбрал иное - сочетать, совмещать свое депутатство с мракобесными взглядами и проектами. Этот личный выбор объективно превратил его в негодяя, мучителя народа. Вот его и убили за то, что он негодяй. Теперь понятнее?
        Чершевский неуверенно кивнул, прикусив губу.
        Рэд, пользуясь его молчанием, завершил свою мысль:
        - Классовая принадлежность, идейные взгляды - если брать их по отдельности - недостаточны, чтобы судить о ком-то. А вот сочетание гнусных взглядов с большими возможностями - превращает персону в негодяя. Таких негодяев мы обобщенно называем "свиньи", "медвежутинцы", или "медвежучьи нелюди". "Медвежучий нелюдь" - не идейное убеждение, не социальное положение. Скорее, уникальное сочетание того и другого. Это сочетание и определяет объективную роль данного деятеля, в великой борьбе между Добром и Злом. Кто выбрал роль негодяя, с теми мы боремся.
        Воззрившись на подпольщика, Алексей спросил, с надеждой в голосе:
        - То есть, как я понимаю, в случае победы вы не будете репрессировать людей за взгляды, или преследовать за социальную принадлежность?
        - Конечно нет! - убежденно произнес заговорщик - Мы не планируем репрессий по классовому признаку. Ведь среди нынешних чиновников многие не исповедуют реакционных взглядов, а вынужденно исполняют приказы. Если изменится система, они перестанут играть гнусную роль. Эта роль для них случайна, это не их убеждение. Мы не планируем и гонений за инакомыслие. Шовинизмом и рабославием отравлены многие миллионы простых людей… Предстоит их переубеждать. А истреблена будет лишь горстка негодяев, сочетающих высокое положение с мракобесной идеологией. Кучка мерзавцев, из приверженности Злу подавляющих прогресс силой оружия и государственной машины…
        - Хм… Ну хорошо - нехотя буркнул Алексей - Пусть ваши противники действительно свиньи. Но даже со свиньями можно, наверное, бороться цивилизованно… К чему столько крови?
        - У древнего скульптора однажды спросили: "Как создать статую?" Он ответил: "взять каменную глыбу и отсечь все лишнее". Давайте посмотрим, что нам оставил диктатор Медвежутин из огромной глыбы наших возможностей. - Рэд склонил голову набок, его серые глаза выражали сосредоточенность, речь убыстрилась. - Когда-то, в самом начале восстановления капитализма, многие его сторонники считали что борются за демократию…
        - Да… - откликнулся врач - Я тоже думал в ту пору, что рынок и демократия взаимосвязаны… Что греха таить…
        - Ну вот. - подхватил Рэд - А мы уже тогда знали: стоит внедрить капитализм, и деньги сосредоточатся в руках немногих. Эти богачи, монополисты - для своей защиты создадут диктатуру.
        - Так и случилось. - сокрушенно кивнул собеседник.
        - У нас был сильный парламент. Где он сейчас? - Рэд нахмурился и отчеканил: - Он расстрелян. Вместо него создали карманную, бессильную говорильню. Ее назвали, будто в насмешку, Государственной Дуркой. Верховник себе присвоил диктаторские полномочия, и каждый год продлял срок правления…
        Чершевский вздохнул:
        - Сначала с четырех до шести лет, потом до десяти, а сейчас планирует продлить до пятидесяти…
        - Вот видите? Выходит, он превращается в монарха или в пожизненного фюрера, как Хитлер. Была кое-какая "независимая" пресса - от богачей зависимая, но независимая от государства. Где она сейчас?
        - Ее подчинили цензуре, специальному министерству. - потупился доктор
        - Были когда-то партии, мелкие и крупные, самые разные. Где они сейчас? - не унимался подпольщик - Многие запрещены: у одних программа оказалась слишком радикальной, вопреки новым законам. У других численность не подходит. Медвежутин определил ее в полмиллиона. Где легальная партия наберет столько людей, если лозунги у нее беззубые? А будут зубастые - ее запретят. Ну вот, и осталось только три партии - главная, "Единая Рабсия", где сплотились медвежутинцы, и две мелких декоративных - Трехцветная и Розовая, под руководством рядовых РСБшников. А как пишут результаты выборов? Их пишут в офисе РСБ, по заданию Медвежутина. Когда-то были правозащитные организации, они следили за ходом выборов - их запретили, объявили шпионскими. Кто же помешает медвежучьим нелюдям подделывать результаты в свою пользу?
        - Хм… Действительно, никто… - развел руками доктор Чершевский.
        - Ну вот. Мало ли что написано в конституции? Механизма нет, чтобы выборы отражали голоса избирателей. Важно, как подсчитают. А мухлевать негодяям никто не мешает, при нынешней системе. Ну, как еще можно бороться?
        - Профсоюзы создать… Забастовки проводить… - начал было Чершевский, но осекся, поняв что сморозил глупость.
        - Новый трудовой кодекс запретил все профсоюзы, кроме "Трудового фронта". А он подчинен РСБ.
        - Ну, не знаю… - Чершевский откашлялся - Можно митинги устраивать…
        - Митинги разрешают в крайних случаях. - подпольщик растянул тонкие губы в иронической улыбке - вдалеке от дорог, от центра города. В лесу кричать несогласии? А толку? На митинги никто не обращает внимания, кроме сотрудников полиции и РСБ. Они фотографируют участников, а потом преследуют их… Это полезно лишь властям.
        Чершевский поймал себя на том, что грызет колпачок ручки. Ситуация была, похоже, безвыходной - народ от управления отрезан полностью. Может, все-таки нет?
        - А если все население проголосует за Розовую партию, например?
        - Что ж, допустим невероятное: результаты не подделают - ироническая улыбка Рэда стала еще шире - Представим, что Розовая партия займет всю Дурку. Что дальше? Она ничего не сможет сделать: Гос. Дурка не имеет права снять верховника, диктовать ему что-либо. Это орган совещательный, карманный, это марионетка. А верховник всесилен! Он может вводить новые порядки через Дурку, законами - а может и напрямую издать любой указ. Вся власть у него. Государственная Дурка это бутафория, для заграницы. Она создает впечатление, будто в Рабсии есть парламент. Как рейхстаг при Хитлере.
        - Хм… - Алеша кинул ручку обратно на стол, и глубоко задумался. - Действительно… Получается, нельзя менять положение ни митингами, ни критикой в газетах, ни выборами, ни участием в партиях, ни законами Дурки, ни профсоюзными стачками… А что же тогда можно?
        - Ну вот, видите. - усмехнулся Рэд, наклоняясь к собеседнику - Отсеките невозможные варианты. Медвежутин ведь это и сделал своими указами: перекрыл нам все пути, кроме одного. Отсеките невозможное - и получите единственно возможное. То есть казнь депутата Остолопова.
        - Хм… Да… - растерянно произнес Алеша. Он сел в кресло, и нервно забарабанил пальцами по столу. Спор оказался нелегким. - Похоже, кроме тайного заговора и политических убийств, Медвежутин не оставил вам способов.
        - Именно так, уважаемый - заявил подпольщик, - Потому власть и клеймит "междугородный ужасизм". Это ведь единственный метод борьбы, который она предотвратить не может. Все остальное не ведет к переменам, все остальное - бутафория.
        - Позвольте… - воздел руки Чершевский - Не желаю с этим соглашаться… Ну, нет у нас нормальных партий. Но они ведь могут появиться! Из каких-то клубов, кружков…
        - В эти кружки пойдут лишь в одном случае - парировал Рэд - если они будут говорить правду о положении в стране: о тирании, об эксплуатации рабочих, о рабославном мракобесии. Но ведь невозможно говорить о безобразиях, которые творят рабсийские монополисты, чиновники, РСБ, церковь - без того, чтобы назвать виновниников народных бед.
        Алексей кивнул.
        - А назвать виновников по имени - продолжил заговорщик - значит, по мнению властей, проявить крайнизм. Вот и судите сами: если в кружке молодой парень выступит, его ждет допустим пять лет тюрьмы. А если он убьет кого-то из негодяев - десять или пятнадцать. Для него эти сроки одинаково смертельны, учитывая ситуацию в рабсийских тюрьмах: туберкулез, и прочее. Что же он выберет? То, что нанесет врагам наибольший ущерб! Закон о крайнизме ставит обычных недовольных в одно положение с партизанами. Но если за критику и партизанство одинаково грозит смерть в тюрьме - то лучше уж быть партизаном! Ведь так, по логике?
        - Сложно принять эту логику, хотя факты на вашей стороне… - неуверенно пробормотал Чершевский. Вдруг его осенило: - А может быть, раз уж наша страна катится к средневековью, вознкнет какая-то бунтарская секта, еретическое движение? В средние века еретики часто возглавляли бунты крестьян…
        - У нас же нет свободы совести! - нахмурился Рэд - Рабославная церковь добилась запрещения всех иных церквей на территории Рабсии, их объявили "деструктивными сектами". Тут ситуация такая же, как и с клубами, кружками.
        - Ваша логика неопровержима… - хозяин квартиры вновь закусил авторучку, не находя аргументов - Но все же… Неужели не осталось иного выхода, кроме партизанской борьбы, тайного заговора, политических убийств? Я, как гуманист, не могу согласиться с этим… До последнего - не могу… Может быть, в области искусства можно создать очаг оппозиции? Бунтарские книги, фильмы, музыка, одежда с протестными лозунгами, неформальные движения?
        - Ваш родич может многое рассказать вам - о том, как недовольных писателей лишают возможности публиковаться… В компьютерной сети Рабсии, как вы знаете, ввели предварительную цензуру. В области музыки и фильмов - та же картина. И даже стиль одежды медвежучьи нелюди предписывают подданным. В курсе о новом законе против неформалов? Ну, то-то.
        - Да… Это я знаю… - неожиданно Чершевский рассмеялся: - Сейчас многие недовольные интеллигенты, с которыми я знаком, выражают свой протест, подкладывая в ботинки, вместо стелек, кусочки рабсийского государственного флага, рабославный амулет или двуглавого грифона - чтобы каждым шагом топтать их… Я понимаю, это лишь фига в кармане…
        Собеседники помолчали.
        - Ну хорошо - хозяин квартиры собрался с мыслями, вновь перешел в атаку - А подпольные профсоюзы? Они ведь могут организовать стачки исподтишка, для этого им не обязательно регистрироваться официально…
        - Изменилась психология рабочих. - задумчиво ответил Рэд - Она сейчас не классовая.
        - Да, мы недавно говорили об этом с братом - откликнулся Алеша.
        - Ну вот… - вздохнул Рэд - На некоторых заводах тайные стачки, а чаще саботаж, действительно проводят. Но это лишь одно из направлений нашей борьбы. И не самое главное. Наш вербовщик - не секретарь профсоюза, а народный трибун. Он обращает внимание на все классы населения, на любое угнетение, кого бы оно ни касалось, в чем бы ни проявлялось. Союз Повстанцев рассылает во все стороны отряды своей армии… Стачка - борьба особая: заводская, фабричная. Но в рабочей среде революционеров не больше, чем в других слоях и классах. А вот нажимать на курок одинаково способен и учитель, и студент, и рабочий, и крестьянин, и директор, и торговец… Любой наш активист.
        - А кого больше в ваших рядах? - полюбопытствовал Алеша. Его раздражение сменилось доброжелательным интересом, теперь он искренне стремился понять собеседника, ни в чем его не упрекая.
        - Больше всего у нас интеллигенции, студентов. Мы взяли на вооружение ту форму борьбы, которая единственно возможна для интеллигенции, если отнять у нее всякую возможность правильной деятельности.[См. речь Александра Ульянова на суде.] Медвежутин именно это и сделал - отнял всякую возможность правильной деятельности. Так что все претензии к нему. - усмехнулся Рэд.
        Алеша кивнул:
        - Что ж… Не знаю, как возразить вам… Конечно, если людям зажимают рот, то им развязывают руки[По выражению Александра Михайлова.] . Выходит, если нельзя ничего
        - то можно все? Теперь я глубже понимаю ваши мотивы. Хоть сам я никогда и не пойду на такое…
        - Этого от вас не просят и не требуют - серые глаза Рэда выражали теплый интерес и приязнь - Организация наша добровольна. Мы уважаем личность, и не принуждаем к делам, которые вам не по душе.
        Алексей Чершевский испытующе глядел на заговорщика, обдумывая аргументы. Разговор был далек от завершения. Но теперь собеседники гораздо лучше понимали друг друга: лед отчуждения растаял.
        Говоря с Алексеем о партизанстве, Рэд отчетливо вспомнил страницу досье с фотографией отставного генерала Игоря Харнакина - будущего куратора силовой подгруппы. Как-то сложится диалог с ним?
        ВОИН МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ГЕНЕРАЛ ХАРНАКИН)
        Седой старик с косым шрамом на лице - тот, что читал газету в парке, когда Чершевский обронил там сумку - любовался на экзотическую живопись. Гостиная в его особняке была украшена той же картиной, что и столовая Чершевского: древний золотой дворец Вьентама. Картины были подарены владельцам почти одновременно - тридцать лет назад.
        Именно тогда, в этих позолоченных чертогах, Харнакин впервые увидел писателя. Однако не запомнил - они встретились мельком, в коридоре. Савейские корреспонденты возвращались после беседы с вьентамским лидером Ли Туи Зиапом. Игорь Харнакин, прибывший во Вьентам в составе группы военных специалистов, ждал тогда в приемной своей очереди. Ему, офицеру Главной Разведывательной Организации, было тогда двадцать девять лет…
        Молодые, коротко стриженные подтянутые мужчины, в костюмах и галстуках, страдали от жары. Со лба катился градом пот. Влажный, пряный, жаркий воздух тропиков создавал ощущение натопленной бани. Из Танойского аэропорта их сразу повезли на совещание в резиденцию правительства, не дав даже времени переодеться.
        Не успев толком рассмотреть золоченую статую многорукого идола, стоявшую в углу приемной, Харнакин был приглашен в зал. За столом, покрытым златотканным красным шелком, сидел товарищ Туи Зиап - низкорослый пожилой вьентамец с желтым непроницаемым лицом, мудрыми глазами, узкой клиновидной бородкой. Переводчика им не потребовалось - выпускник военно-дипломатической академии товарищ Харнакин знал вьентамский в совершенстве.
        - Рад приветствовать - произнес Туи Зиап. Выслушав ответ Харнакина, покончив с формальностями, вьентамский вождь приступил к делу - Итак, Вы получили от савейского командования приказ помочь нам - на том участке, где мы сочтем это нужным.
        - Да, товарищ Зиап. Меня инструктировали именно так. Жду ваших указаний.
        - Вы получите конкретные указания. Но без вводной части не обойтись. Наш военный противник, Южный Вьентам, за которым стоят империалисты Объединенных Штатов, недооценивает роль идеологии в мобилизации людей. Они воображают, что могут воевать только за счет преимущества в технике: ковровые бомбардировки, напалм, фосфор, дефолианты… На каждого вьентамца приходится около ста тысяч фунтов сброшенной с неба взрывчатки. Тем не менее, борьба продолжается. Неоценима помощь савейских ракетчиков в обороне нашего неба. Но главный секрет успеха - несгибаемый дух народа, преданность красной идеологии. Подразделения Красных Вьентов ведут войну, разбившись на три группы. Во-первых, главная группа войск, медленно продвигающаяся на юг страны. Во-вторых, региональные силы, занятые набором новобранцев, организацией снабжения и поддержанием порядка в тылу. Наконец, в-третьих - это партизанские силы, действующие в джунглях глубоком тылу противника. Ваша специализация - именно партизанская война.
        - Да, это моя профессия - кивнул Харнакин - Но, честно говоря, война в джунглях для местных товарищей куда привычнее. В каких конкретных рекомендациях нуждаются Красные Вьенты? Джунгли для них - дом родной… Они прекрасно знают рельеф местности. В том числе и те изменения, что происходят при разливе рек, когда редкие местные дороги смыты и затоплены тропическими ливнями. Сеть троп, проложенная в джунглях, это их родная среда, они в ней как рыба в воде… Тактика партизанских сил - засады и налеты по принципу "ударил-отступил-скрылся", блестяще себя оправдывает. Она дает очевидное преимущество легковооруженным частям партизан над моторизованными армариканскими войсками. А силами южных вьентов армариканцы не могут организовать ответные партизанские группы - ведь у Штатов нет иной идеологии, кроме частной наживы. Банду наемников вокруг наживы организовать можно, а вот самоотверженный партизанский отряд - никоим образом.
        - Вы верно поняли роль идеологии в партизанском движении. - Туи Зиап одобрительно наклонил вперед большой выпуклый лоб - Верная идеология это стержень, на котором все держится. Теперь отвечу на вопрос, в чем будет заключаться ваша помощь. Вы должны обеспечить координацию действий мелких групп партизан на территории района Каймонг. Партизанский штаб находится вот здесь - Зиап ткнул сложенным веером в карту - В бесчисленных разветвленных пещерах хребта Ладайрунг. Это крутые скалистые горы, поросшие джунглями. Их окружают со всех сторон мангровые леса и болота. Завтрашней ночью вы должны выступить в путь. Через линию фронта будете просачиваться пешком, малой группой, по тайным тропам. У нас нет возможности использовать авиацию для вашего десантирования в район Каймонг - армариканские ПВО плотно контролируют воздушное пространство над районом. Так вот, ваша миссия будет не в том, чтобы вербовать вьентов в партизанское движение, не в том чтобы поддерживать их боевой дух пропагандой, и не в том чтобы лично участвовать в боях… Вы правы - сами Красные Вьенты могут этому научить кого угодно.
        - В чем же моя миссия будет заключаться?
        - В аналитической работе, разработке планов операций, боевой логистике. Каймонг станет для вас огромной шахматной доской. А каждая партизанская пятерка или тройка
        - фигуркой на этой доске. Потребуется организовать скоординированные действия малых боевых групп, спланировать операции такими образом, чтобы каждая группа подчинялась единому плану, чтобы эти боевые пятерки, как рой разъренных ос, не давали покоя противнику и жалили его в самые уязвимые места, в нужное для нас время. Это будет увязано с наступлением главных сил.
        Зиап взял со стола белоснежный веер, обмахнул лицо, затем продолжил:
        - Потребуется также организовать бесперебойные поставки оружия и продовольствия с северовьентамских складов на партизанские базы Красных Вьентов, обеспечить надежную связь партизан с центральным командованием, и связь добровольных помощников из местного населения с партизанами. Опираясь на тех же сочувствующих, из крестьян, потребуется наладить сбор и анализ информации о передвижениях противника, его базах, уязвимых точках, путях сообщения. Как вы понимаете, все это невозможно делать, сидя здесь, в столичном штабе, вдалеке от места действий. При любой попытке передать данные в столицу, есть риск радиоперехвата этих сведений врагом. И потому мобильный партизанский штаб, во главе с товарищем Нгуен Веном, располагается в центре партизанского очага, в районе Каймонг. Вы будете первым заместителем товарища Нгуен Вена, по разработке боевых операций. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.
        - А какова главная задача партизанских сил? Она стандартна?
        - Да. Главная задача - не захватить вражескую территорию, а дестабилизировать и подорвать армию противника. "Ударил-отступил-скрылся". Земля Вьентама должна гореть под ногами врага. Надо измотать его, запугать, лишить воли. - вьентамский вождь положил веер на красную шелковую скатерть - Перерезать наземные пути сообщения, подрывать мосты и электроподстанции, разрушать электрические сети и узлы связи, взрывать радиостанции и склады горючего, уничтожать штабы и аэродромы. Необходимо организовать диверсии и взрывы в местах дислокации противника, убивать коллаборантов и вражеских офицеров, отравлять колодцы, подбрасывать врагу отравленную пищу и напитки, захватывать вражеские склады оружия и боеприпасов. Конечно, здесь есть и ряд специальных направлений.
        - А именно?
        - Разведку будут вести Красные Вьенты, силами местных крестьян. Вам будут поступать уже готовые разведывательные сводки. Группой разведки и вербовки управляет товарищ Хоа Тунь, второй заместитель командира. Другое направление - пропаганда. Группу пропаганды в партизанской армии возглавляет комиссар Куан Ким, третий заместитель командира. Под его началом находится типография. Вы, как хозяйственик, должны озаботится обеспечением бумаги и типографской краски, ротационных станков и запчастей для ее бесперебойной работы. Содержание же листовок будет определять товарищ Куан Ким, тут надо знать вьентамские традиции. Также в отряде есть отдел по изготовлению фальшивых документов, позволяющих партизанам легально проникать через армариканские блок-посты в города и села, контролируемые врагом. Отдел документов возглавляет четвертый заместитель командира, товарищ Чи Бао. Как видите, нагрузка распределена равномерно. Ваша задача - только боевое и хозяйственное планирование. Ну, и еще одна специфическая тема…
        Туи Зиап искоса взглянул на Харнакина, вновь поднял ажурный веер, и неторопливо обмахнул желтое лицо. Повертел веер в руках, аккуратно сложил. Наконец, продолжил:
        - У местной войны особые методы… Особые методы…
        - То есть партизаны применят особое оружие? Химическое? Биологическое? - с подозрительным и неприятным чувством спросил Харнакин. Ничего подобного не было в инструкциях савейского командования. Замаячила угроза международного скандала.
        Туи Зиап все молчал, желтое лицо его было бесстрастно, узкие щелочки глаз непроницаемы.
        - Или быть может, речь идет о новых методах пропаганды, разложения войск противника? - с надеждой в голосе продолжил Харнакин - А может быть, о финансовом снабжении партизанских сил? Этот момент мы с вами не обсуждали подробно…
        Товарищ Зиап помедлил, затем ответил:
        - Наш особый метод включает все, что вы перечислили. Это одновременно химическое оружие и биологическое, оно разлагает войска противника и дает деньги партизанским силам. Мудрость предков гласит: победить - это заставить противника сделать то, что тебе нужно. Так вот: наше особое оружие каждый армариканец готов применить против себя. Еще раз повторю: враг не имеет идеологии, и потому он уязвим для всех пороков. По счастью, в Савейском Союзе почти не известна такая болезнь, как наркомания: пристрастие к дурманящим растениям…
        Харнакин обратился в слух, наклонившись к собеседнику.
        - …А в армии Объединенных Штатов наркомания распространена. Но не так широко, как нам хотелось бы. Теперь обратите внимание - Зиап вновь указал карандашом на карту
        - Вот здесь, с запада от вашего района Каймонг, проходит граница с королевством Тамбоджа. На ее территории находятся огромные плантации растения, которое мы называем "дама коматай" - смертельная трава. Местные жители курят этот дурман только в дни ритуальных церемоний, чтобы пообщаться с духами предков. В иные дни курить ее считается позором. Тот кто делает это, сам очень скоро отправляется к предкам. Умирает. Тамбоджийцы и мы, вьенты, знакомы с коварством травы, и опасаемся ее. Но западные завоеватели ни в чем не знают удержу. Они готовы платить огромные деньги, даже не за траву, а за ее концентрат, который эти безумцы вкалывают шприцем в вены. Под ударами народных сил, сражаясь за неправое дело, оккупанты жаждут бежать от реальности. Что ж, если армариканцы сами алчут смерти, вы должны им помочь.
        - То есть нам потребуется организовать производство концетрата из травы коматай, и продажу его армариканцам?
        - Именно.
        - Но ведь наркоторговля - международное преступление. Каков будет резонанс, если это откроется? У меня нет санкции руководства на такие действия.
        - А письменной санкции на это и быть не может. Вы получите устную санкцию от генерала Казаркина, вашего коллеги по ГРО. Именно он нелегально передислоцируется в Тамбоджу, организует массовые закупки травы у тамбоджийских крестьян, и ее оптовые поставки в ваш район, силами партизан товарища Нгуен Вена. Весь план этой операции будут знать лишь три человека - вы, я и генерал Казаркин… Тамбоджийские торговцы и без нас заинтересованы продать свой дурман армариканским воякам. По легенде, в числе ваших задач будет борьба с наркоторговлей. Вам придется задерживать и жестко карать всех мелких независимых торговцев, попавшихся в районе Каймонг. Каждый случай их поимки мы будем подчеркивать в газетах, как пример соблюдения международных норм. Но одновременно с этим, вы получите от генерала Казаркина лабораторию, оборудованную по последнему слову техники, для переработки травы коматай в сгущенный концентрат - коматаин. Этот концентрат, расфасованный в ампулы, будет доходить до армариканских баз через сеть посредников, лояльных партизанам. Выручка от продажи спецтовара поступит на анонимный счет - товарищ
Казаркин откроет его в тамбоджийском филиале Чинайского Народного Банка. Номер счета будет известен только ему. Из этих денег будет дополнительно закупаться оружие и боеприпасы в Чинайской Народной Республике, и через территорию Тамбоджи направляться в ваш партизанский район Каймонг. Так мы получим сразу и деньги, и оружие, и разложение войск противника. Мы убьем трех обезьян одной бамбуковой палкой.
        - Простите?
        - Это народная пословица. Итак, вы поняли суть операции?
        - Да, теперь мне все ясно.
        Голос Харнакина звучал несколько неуверенно, что не укрылось от восточного старца.
        - У вас возникли сомнения? Будьте уверены в своей безопасности. За все время пребывания в районе Каймонг вам даже не придется держать в руках оружия. Мы оформим на вас документы, как на военного корреспондента Савейского Телеграфного Агентства. По легенде, вы в партизанском отряде репортер.
        Офицер не проронил ни слова. Он отвел взгляд и опустил голову. Вены на его руках пульсировали.
        - Нет, тут что-другое. - задумчиво продолжил Туи Зиап - Очевидно, торговля спецтоваром противоречит вашим нравственным принципам.
        Харнакин еле заметно кивнул, на его потном лице выступили красные пятна.
        - Очень ценно, необыкновенно ценно, что вы не утратили способность краснеть - вздохнув, промолвил Туи Зиап - Савейское воспитание, при всех издержках, остается человечным. С детства прививает солидарность и сочувствие другим. Это ценно, хотя по моему впечатлению, ваши люди из-за этого гуманизма расслабились, утратили бдительность, стали опасно беззубыми. Впрочем, это понятно. Вы тридцать лет живете без войны. Но мы - воюем на передовой. Для нас революция не седая древность, а современность. Наши враги, армариканские империалисты, не считают аморальным распылять над рисовыми полями ядовитые дефолианты, вырезать в деревнях скот, сжигать напалмом мирные села, расстреливать хижины с вертолетов, сгонять крестьян за колючую проволоку в "стратегические деревни", варварски бомбить больницы и школы шариковыми бомбами, насиловать наших женщин, убивать детей. У тех, кто это делает, не выступает на лице краска стыда.
        - Но чем я буду отличаться от них, если… - проговорил Харнакин
        - Сейчас скажу. - резко перебил Зиап - Придется мне прочесть лекцию о революционной морали. Наш мир не един. Он разделен на господ и рабов. Но и рабы бывают покорными, а бывают бунтующими. Единой морали нет. Своя мораль у господина, своя - у покорного раба, и своя - у раба бунтующего. У тех, кто бомбит наши села и сжигает людей напалмом - мораль господ. Они считают, что они сверхчеловеки, элита, соль земли, что им все дозволено ради удержания власти над миром. Сами они не соблюдают "общепринятых" моральных норм. Эти моральные нормы, в том числе и религозные - ими-то и разработаны, специально для порабощения своих холопов. Все лживые вымыслы в области морали, религии, права, философии - для того им и служат, чтобы обмануть и связать угнетенных. С точки зрения господ аморален всякий, кто дает им отпор. Правители, богачи, церковники навязывают обществу свои цели, и приучают считать безнравственным все что им противоречит. Сами они при этом хотят счастья для своей узкой кучки, а не для человечества. Счастья меньшинства, а не большинства. На одном насилии такой режим и дня не продержится - поэтому им
нужен цемент морали, чтобы сделать несокрушимой систему зла и несправедливости. Но революция кровью смывает с реальности этот грим. Она отбрасывает лживую мораль, разработанную рабовладельцами для рабов, и никогда не соблюдаемую самими рабовладельцами. С точки зрения "общепринятой морали", любая революция аморальна, поскольку не обходится без убийства и насилия. Но это значит лишь, что "общепринятая мораль" контрреволюционна, то есть состоит на службе угнетателей. Правящие мерзавцы жизненно заинтересованы в том, чтобы навязать угнетенным мораль смирения, покорности, всепрощения. Призывы соблюдать "общепринятую мораль" - не бескорыстная ошибка мыслителя, а необходимое звено в механике подлого обмана. За этим обманом стоит традиция тысячелетий. Разоблачение этого обмана - первейший долг революционера. Вы спрашиваете: "в чем отличие между нами и ими". Отличие в том, что мы с помощью хитрости и насилия разбиваем цепи, а правители, богачи, церковники - с помощью хитрости и насилия заковывают нас в цепи. Рабовладелец и раб не равны перед судом морали, даже если применяют одинаковые методы. Война - это
насилие. Но без нее нашу революцию уже давно подавили бы. Война - это еще и ложь. Без хитрости и конспирации война невозможна, как машина без смазки. Но тот, кто во время войны сообщает правду врагу - карается как шпион. Выходит, даже "святая правда" - не самоцель. Любое средство может быть оправдано только целью. А наша цель - это социализм на всей планете, счастье бедняков, победа атеистического разума над религиозной ложью, интернационализма над национальными предрассудками, свобода от стихийных сил природы и общества, технический прогресс на благо людей. Моральная оценка, вместе с политической, вытекает из потребностей борьбы. Мы - на переднем крае войны Добра со Злом! Все, что ведет к нашей цели - дозволено и оправдано историей.
        - Простите… - тяжко вздохнул Харнакин - А если для этой цели понадобиться плеснуть кислотой в лицо ребенка, это тоже будет оправдано?
        - Конечно нет - улыбнулся Зиап - Подчеркну еще раз - оправдано то, что ведет к цели. Ведет. А варварские истязания беззащитных уводят от нее, порочат нашу идею. Ведь путь и цель врастают друг в друга так прочно, что иной путь означает иную цель. Однако вашим противником в предстоящей операции будут отнюдь не дети, а те кто бомбит и убивает детей, те кто порабощает народ. И по отношению к ним оправдано все, что целесообразно. Все, что морально с точки зрения восставших рабов, а не холопской морали, не "общепринятой". Будьте уверены - вы на стороне Добра, в войне против Зла и угнетения, против капитализма и религии, против правителей и грабителей, против лжецов и нелюдей. Этих подонков надо истреблять всеми способами, в том числе и с помощью спецтовара.
        Вдохновенная речь Зиапа произвела неизгладимое впечатление на Харнакина. Ему и раньше доводилось слушать все это - на скучных лекциях по политической подготовке много раз повторяли, что в идейной борьбе перемирия не бывает, что революционное насилие всегда ответное и оправданное, что победы надо достигать всеми средствами. Но те лекции были мертвой схоластикой - "сдал и забыл". А здесь он видел живую, горячую убежденность в превосходстве революционной морали над холопской. На долгие десятилетия эта речь Зиапа стала внутренним оправданием для Игоря: к жестским средствам прибегать ему доводилось часто, а савейское школьное воспитание к тому отнюдь не готовило.
        Проведя еще полчаса над картой, тщательно разобрав детали предстоящего задания, Харнакин покинул резиденцию вождя Красных Вьентов.
        Игорь вышел из дворца в сквер, где буйно и неистово цвели красными цветами низкорослые безлистные деревца. Он медленно прошествовал сквозь резные ворота, выйдя на центральный бульвар вьентамской столицы. Было шумно, людно. Мимо офицера мчался нескончаемый поток велосипедистов, на углах стояли лотки с ароматными фруктами. Время от времени бренча проносился то савейский джип, то грузовик цвета хаки. Мальчишки с лотками бойко сновали в потоке пешеходов, предлагая жареные бананы и рисовые лепешки, ожерелья и сигареты.
        Игорь направился к лавочке, торгующей одеждой. Желтолицый торговец в бамбуковой конусовидной шляпе, расплылся в улыбке и жестом пригласил покупателя внутрь заведения. Харнакин сменил ботинки на резиновые шлепанцы из автопокрышек, брюки - на белые шорты. Выйдя вновь на бульвар, офицер услышал пронзительную сирену воздушной тревоги. Вдалеке послышались залпы савейских зениток. Улица вмиг опустела - люди бросились в убежища. Начинался налет.
        "Скверно, если меня сейчас накроет" - подумал офицер, ухмыльнувшись - "Грандиозная операция умрет, не начавшись." Девочка-вьентамка, дочь хозяина лавки, взялась проводить Игоря в ближайшее укрытие - в подвале дома, в тридцати шагах. Издалека донесся глухой звук взрыва… и еще один…
        - Они бомбят аэропорт - сосредоточено пояснила провожатая - теперь они прилетают каждый день… Вчера разбомбили мост через Песчаную реку, разрушили городскую больницу… Товарищ, поторопитесь.
        Быстрым шагом продвигаясь к убежищу, Игорь раздумывал о том, что ему предстоит. Через два часа налет окончился. Еще через полчаса Харнакин занял свой номер в гостинице "Союз", где размещались савейские специалисты.
        Игорь долго не мог заснуть в эту ночь. "Вроде бы, слова Зиапа убедительны. Какая разница: планировать ли убийства, посылать врагу смерть из оружейных дул, или продавать ему смерть в ампулах - все едино… Но все же - есть в этом что-то гнетущее… Конечно, долг… Приказ… Но есть такие приказы, выполнить которые нелегко. Чтобы выполнять их, надо свято верить в правоту конечной цели. Одной любовью к отечеству не обойдешься. Я воюю в чужой стране. Более того, вьентамцы принадлежат к другой расе. Прав старик Зиап - чтобы выполнять такие приказы, надо вырастить в себе фантичную преданность нашей идее. Не стране, а универсальной идее. Как и он, я должен ощущать себя солдатом Мировой Революции. Мне предстоит война во имя светлого будущего нашей планеты! Если не верить в это, остается лишь… "Эту мысль Харнакин не додумал - уснул тяжелым сном под монотонный шум тропического ливня.
        Следующей ночью Игорь - боец Мировой Революции - двинулся по тайным тропам, в сопровождении вьентамской группы прикрытия. Путь его лежал в партизанский район Каймонг.
        ПРОВОКАЦИЯ - ПАЛКА О ДВУХ КОНЦАХ
        (ЯНЕК БАТУРОНИС, АРТУР НОВИКОВ)
        Агент наружного наблюдения, пущенный за Янеком, без проблем отслеживал передвижения "объекта". После изнурительных бесед с сотрудниками РСБ, студент еле волочил ноги, и уж конечно, не задумывался о возможной слежке. Он не оглядывался, не завязывал шнурков, не прятался в укрытие или за спины людей, как сделал бы дилетант. Уж тем более, не фиксировал машинально любого прохожего или автомобиль. Не кружил по городу, петляя на многолюдных рынках и вокзалах. Не нырял в подворотни и черные ходы. Не пересаживался на остановках из автобуса в автобус, прыгая в транспорт за секунду перед тем, как двери захлопнутся. Не переходил через проезжую часть с целью осмотра тротуаров. Не забирался на магазинные ступеньки. Не осматривал улицу изнутри универмага сквозь стеклянные витрины. Не наблюдал за отражением в витринах зеркальных. Не менял, заходя в общественный туалет, одежду и головной убор. Не надевал парик, не наклеивал усов, не гримировался. Не поворачивал внезапно к наблюдателю, чтобы разжечь скандал. Короче говоря, измотанный Янек не делал ничего из того, что обязательно бы сделал на его месте матерый
подпольщик Рэд. Потому и следить за студентом было одно удовольствие.
        Когда Янек подходил к дому, рядом с ним притормозил зеленый автомобиль. Агент запомнил номер машины. Незадачливый шофер долго расспрашивал Янека о том, как проехать к автосервису. Янек отвечал путано. В его голове все смешалось, руки тряслись от пережитого шока - и разговор затянулся на четверть часа. Наконец, бессвязное бормотание надоело водителю, он махнул рукой и уехал восвояси - не подозревая, сколь огромные проблемы навлечет на него эта беседа в будущем.
        Зайдя в подъезд, Янек увидел Артура Новикова. Сосед, будущий редактор подпольной газеты, шел в гости к Янеку, и сейчас ждал лифта. Они зашли в кабину. Филер вбежал следом за Янеком, но двери подъемника уже затворились.
        Студент вспомнил, с каким пониманием Артур воспринял рассказ о митинге. Чувствуя почти физическую потребность с кем-то поделиться своей бедой, Янек прошептал сдавленным голосом:
        - Артур… Артур… Случилось страшное…
        Новиков поглядел на Янека - трупная бледность, пустой взгляд, расширенные от ужаса глаза, дрожащие губы, страдальческие складки на лбу…
        Не решаясь перебить, Артур обратился в слух.
        - Артур, меня преследует РСБ…. Они вызывали меня на беседу… Предлагали осведомлять их… Что же теперь будет… Что мне теперь делать?! - в отчаянии выкрикнул Янек.
        Новиков, будущий редактор подпольной газеты, отдал должное проницательности Зернова: беседуя о задержении студента, тот предусмотрел такой оборот событий.
        - Янек! Слушай меня. - Новиков вбивал короткие реплики, чтобы измученный собеседник мог воспринять ответ - Завтра. Кинотеатр "Орион". Дневной сеанс. Вот билет. В зале стемнеет. Позади тебя сядет зритель. Он скажет: "Эту картину я видел три года назад, на широком формате". Он поможет тебе. Слушай его советы!
        Дверь лифта отворилась. Выполнив свою миссию, Новиков не стал выходить вслед за Батуронисом - поехал вверх. Янек, сжимая в руках билет, вышел из лифта. Он был ошарашен всем, что случилось за день. Но самое ужасное было еще впереди. На его звонок дверь открыла мама. Когда он прошел в комнату, она встревоженно и недовольно заметила:
        - Мальчик мой… Меня очень заботит, чтобы ты осмотрительно выбрал себе подругу жизни…
        - А что такое? - спросил Янек, опустив глаза
        - Слушай, уж не заболел ли ты… Что-то ты плохо выглядишь… - она озабоченно положила руку ему на лоб - Вроде температуры нет… Замерз, что ли? Вроде на улице тепло…
        - Да ничего, мама… Ничего… Так что там, с подругой? - вымученно улыбнулся студент
        - Вроде бы, с Наташей у вас дружба, правда?
        - Янек… Я даже не знаю, как тебе сказать… Но…
        - Что случилось? - в голосе студента появилась тревога
        - Наташу… Наташу сегодня задержала полиция…
        - Вот как? Ну, полицаи ведь всех задерживают, чтобы ограбить… Это не так страшно… Хоть и досадно, конечно…
        - Нет, Янек. Тут намного все… ну… хуже, сложнее, чем ты думаешь.
        - Да что же с Наташей, в конце концов?
        - Ее арестовали на улице… И в сумочке нашли пакет с наркотиком. Теперь будет суд… Обвиняют в наркоторговле… Она ведь шла на студенческую вечеринку. И полиция подозревает, что…
        Янек сразу все понял. Теперь РСБ держала его в лапах: судьба возлюбленной целиком зависела от авторов этой провокации.
        Студент обхватил голову руками, и завыл от беспросветного ужаса.
        Билет в кинотеатр "Орион", где предстояла встреча с подпольщиком, мирно покоился в кармане горемыки.
        ГЛАВА VIII
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

19 АВГУТСА. СРЕДОВИЦА.
        "ТЕПЕРЬ ШАНСЫ У ВАС ЕСТЬ!"
        (РЭД, БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        Алексей Чершевский долго беседовал прошлым вечером с подпольщиком Рэдом. Доктор не опасался проспать, опоздать на работу: его дежурство в клинике начиналось в полдень. Утром оставалось время для продолжения диалога. - Очень благодарен вам за вчерашнюю беседу… - улыбнулся Алеша.
        - Было интересно? - осведомился Рэд
        - …О, да… Чего стоит рассказ о том, как возникло ваше движение… Это же надо умудриться Медвежутину - собрать против себя и социалистов, и анархистов, и демократов.
        Рэд задумчиво играл серебряной ложечкой в чашке кофе. Тройная порция напитка была призвана взбодрить ум. Заговорщик недосыпал вторую ночь, общаясь с гостеприимными хозяевами.
        - Не всех социалистов… - улыбнулся подпольщик - Далеко не всех. Социалисты, которые в Савейском Союзе поклонялись державной мощи, государственной идее, патриотизму, сильной руке - ушли к Медвежутину, во вражий лагерь. Диктатор ведь тоже о гибели Союза сокрушался, как и мы. Да не удивляйтесь вы так! Ну, слова совпали… По сути мы с ним разное оплакивали. Мы оплакивали социальные права, равенство, атеизм, уважение к революции… А он оплакивал самое плохое: прежнюю машину подавления. О разном мы плакали, хоть одни слова говорили. Ну вот… Кому ближе державная мощь - те к нему и ушли. Кому революция ближе - те к нам…
        - А у демократов тоже был такой раскол?
        - Да… У них тоже… Кто действительно за демократию, за власть народа, большинства, то есть бедняков - присоединились к нам. Как стала власть у граждан свободу отбирать, так демократы к нам и пришли. Но те, для кого "демократия" есть свобода наживы, свобода для избранных, свобода угнетать рабочих - те ушли к Медвежутину.
        - А вот анархисты… Как же они дисциплиной прониклись? Там были такие разгильдяи…
        - Это самая кровавая страница истории… - потупил голову Рэд - Огромное большинство из них погибло в тюрьмах, когда начались репрессии против "политических крайнистов". Несерьезные тусовщики - те, для кого анархизм лишь богемный "образ жизни" - отошли в сторону. Остальные примкнули к Союзу Повстанцев. Ведь что такое централизованная подпольная организация, с разделением труда? Это аппарат, который дает оппозиции шанс выжить в условиях тирании. Как акваланг позволяет выжить в воде.
        В дверь позвонили. Рэд моментально положил палец на кнопку самоуничтожения своего компьютера, склонил голову к воротнику с ядовитой ампулой. Но и в этот раз тревога оказалась ложной - в гости к брату пришел Николай Чершевский. Дружески кивнув писателю, Рэд продолжил:
        - Допустим, группа людей из принципа не желает пользоваться аквалангом. Когда в комнате сухо, свежий воздух, то у этой группы нет никаких проблем. Представим теперь, что в комнату начала поступать вода - ее все больше, больше… Вот она уже подступает к горлу… Наконец, заполняет всю комнату, и никуда от воды не скрыться. Что сделают ненавистники акваланга? Часть из них стоически погибнет, не желая менять своих принципов. Другая часть вынуждена будет надеть акваланг, вопреки желанию - иного способа выжить у них нет…
        - Хм… Да, я помню как эта вода подступала к горлу… - вздохнул Алексей - Помню эти громкие судебные процессы. Те анархисты, что вели пропаганду в компьютерной сети, были вычислены по уникальным электронным адресам, и арестованы РСБ в одну ночь… Другие, более осторожные, после введения цензуры в сети, лишены были возможности делиться с народом своими мыслями. Те, кто надеялся изменить общество культурным воздействием: протестной музыкой, картинами, стихами - лишились возможности публиковаться. Другие, из автономных тайных кружков, столкнулись с проблемой: когда их кружок рос, то в нем все были знакомы друг с другом, решали вопросы на общих собраниях - и на каждые 20 участников обязательно попадался один засланный провокатор. Он знал всех в лицо, и предавал. Я видел телерепортажи из зала суда.
        - Верно, так и было. Проблема эта не решаема без разделения труда, при котором каждый активист знает лишь свою задачу, не зная других членов организации. Но при такой секретности нельзя проводить общие собрания, где каждый видит всех в лицо. При мягкой судебной системе - не смертельно, если в группе окажется провокатор А при жесткой - смертельно. Потому эти страницы истории и залиты кровью: медвежутинцы истребили все кружки, руководимые общими собраниями. Естественный отбор. Хочешь не хочешь, а пришлось принять разделение труда. А значит, понадобился координатор, чтобы управлять изолированными звеньями тайной сети, этими тройками и пятерками. Наш Союз Повстанцев, как вы помните, ставит конечной целью уничтожение власти человека над человеком, избавление от всякого подавления людей. Государство существовало не всегда, он возникло в древности, а значит когда-то и отомрет. Мы это признаем. Долгосрочная цель у нас совпадает с анархической. Не совпадали методы - у нас централизация. Однако естественный отбор, государственные репрессии - истребили все кружки, не принявшие централизма, ведь объективно
это единственный метод выживания в условиях тирании. Сохранились только те кружки, у которых с нами совпадают и цели, и способ организации. Естественно, что они присоединились к нам, не изменив своей идее анархизма. У нас Союз, а не партия. Мы приветствуем разницу в подходах, до определенной меры, пока она не мешает дружной работе.
        Рэд и Николай Чершевский одновременно потянулись к кофейнику. Их руки встретились. Алексей, глядя на это, улыбнулся. Николай же спросил заговорщика, скептически усмехнувшись:
        - А неужели вы думаете, будто такие акции как вот эта… с депутатом Остолоповым… способны обеспечить вам победу? На место одного убитого негодяя приходит другой, а система не меняется?
        - Мы не столь глупы, чтобы на это надеяться. Наши акции призваны не изменить систему, а набрать авторитет в народе, создать сочувствующую среду. Знаете что… - задумчиво произнес Рэд - Расскажу вам притчу. Когда пьяный жестокий отец в сотый раз заносит ремень над беззащитным ребенком, а в окно вдруг влетает супермен, и расшибает подлецу рыло - то ребенок бесконечно благодарен своему спасителю. Он уважает и любит не отца-дебошира, а своего защитника. Излишне и уточнять, что в роли мучителя сегодня выступает Медвежутин и его шайка, а в роли ребенка - закрепощенная интеллигенция, молодежь, лишенная права расти и спорить, угнетенные рабочие, ограбленные пенсионеры, возмущенные атеисты, и вообще миллионные массы. Вот смотрите: депутат Остолопов, проектом закона о сословиях, занес свою когтистую лапу над миллионами рабсийских женщин, которых он хотел закутать в традиционные долгополые одежды. Депутат Гоноврухин, законом о молодежи, ударил миллионы подростков - живых, думающих людей. Он занес дубину над их сокровеннейшими убеждениями, чувствами, пристрастиями художественными, музыкальными, литературными,
философскими. Упомянутые Остолопов и Гоноврухин - мучители миллионов. Естественно, когда эти миллионы узнают о жестокой расправе над каждым из нелюдей, то единственная реакция миллионов пострадавших - пронзительная радость, безграничное восхищение, благодарность избавителям.
        - Или, выражаясь языком рабсийского радио, "всеобщее гневное осуждение кровавых ужасистов". - ехидно бросил Николай
        Собеседники рассмеялись: официозные передачи рабсийская интеллигенция воспринимала с точностью до наоборот.
        - Кстати, мы не считаем себя "ужасистами" - посерьезнел Рэд - это слово придумали в РСБ. Они пытаются смешать наши справедливые, адресные акты возмездия в одну кучу с действительно преступными, недопустимыми массовыми убийствами: взрывами вокзалов, школ, больниц. Естественно, мы никогда не творим таких мерзостей, от всего сердца осуждаем их. Организует эти преступления либо РСБ - чтобы нас запятнать, либо вахасламские боевики. У них идея такая же как у Медвежутина, но религия называется не рабославие, а покорнославие. А иногда убийства беззащитных мирных людей организуют и свинхеды, фашисты. Все эти мерзкие преступления РСБ и пресса приписывает нам, чтобы нас запачкать. Расправы над негодяями ужасают лишь негодяев, а убийство мирных людей ужасает всех. Но РСБ валит всё в одну кучу, под названием "ужасизм". Мы никогда не используем это лживое слово.
        - Хм… Понятно… Но отмыться от этой клеветы было трудно, наверное?
        - Еще как… Для этого и требуется ставить в каждом городе тайную типографию: чтобы на ложь, клевету, на обвинения в мерзостях, которые мы не совершали, давать ответ. Чтоб читатели знали, как дело обстоит. Союз Повстанцев не убивает мирных жителей, а защищает! Наша пресса смогла разъяснить положение вещей. А до кого газеты не доходят - до того слух дойдет. Слухам сейчас верят больше, чем телевидению.
        - Это из-за цензуры. - понимающе кивнул Николай Чершевский
        - Что ж - промолвил Алексей - Значит, вы защищаете людей от правителей…
        - И от местных сатрапов в серых формах - дополнил Рэд - Такой в каждом районе есть. Сидит в стеклянной будке, вечером берет дубину, выходит на охоту и грабит. И слова ему не скажи, потому как дубина у него резиновая. А не деревянная, как у обычных уголовников. Ну вот, таких грабителей местные боевые группы тоже обезвреживают. Убийство Остолопова восхищает всю страну, а самозащита от паука районного масштаба - восхищает район.
        - Ну, лично меня ничуть не восхищает, как вы поступили с Остолоповым - возразил Алексей Чершевский - Еще раз повторю, я как врач, не могу одобрять даже тысячу раз обоснованное…
        - Я уважаю вашу гуманную позицию - почтительно кивнул Рэд - другое дело, что обстоятельства моей личной судьбы не позволяют мне разделять ее… Однако мое понимание мира достаточно широко, чтобы вместить вашу точку зрения.
        Собеседники помолчали.
        - Хм… - задумался Алеша - А не ведет ли ваша тактика к равнодушию масс? Рабсияне будут, ковыряя в носу, глазеть на единоборство правительства с горсткой суперменов… Не получится так?
        - Этого опасался Ильич Нелин. Однако наш сегодняшний опыт свидетельствует об обратном. Все, кто сегодня оказывает нам помощь - дает адреса для переписки, дает убежища, вступает в организацию - делают это потому, что в их глазах мы себя показали как люди реального дела. Мы реально мстим за их мучения подлым медвежутинцам. Ну вот… Нам нужна сочувствующая среда и пополняющиеся резервы. Для этого нужен высокий авторитет. Его мы и зарабатываем, спасая рабсиян от медвежучьих нелюдей.
        - Однако - парировал Николай Чершевский - Сочувствует и помогает вам все равно горстка. Вас, подпольщиков, мало. Нас, сочувствующих, в десять раз больше. Но в сумме это процентов пять от населения. Вам никогда не разбудить пассивный народ..
        - Мы и не ставим такой цели - ответил Рэд - Угнетенных разбудит капитализм. А мы, к этому "часу икс", будем обладать наработанным авторитетом. Не понимаете?
        - Хм… Разбудит капитализм? Чего ж не разбудил до сих пор? Объясните-ка подробней…
        - С удовольствием - отозвался Рэд. Кофе взбодрил его, серые глаза блестели, жесты стали оживленнее. Лицо, обычно бесстрастное, сделалось приветливым. - Вот я спрошу вас, дорогие мои: так ли уж сильно отличается нынешний капитализм от капитализма прошлого века?
        - Мы с братом это обсуждали - отозвался Николай - разница в том, что рабочий класс устранился из политики. Он пассивный стал. Распыленный какой-то.
        - Да - живо кивнул Рэд - Это единственная разница. Но остальные законы капитализма никуда не исчезли. Никуда не делся закон концентрации капитала. Тресты, монополии побеждают в конкуренции. А концентрация капитала ведет к концентрации власти, то есть к диктатуре…
        - И закручиванию гаек! - добавил Алексей
        - Дело не только в этом. - повел рукой заговорщик - Никуда не исчезли и кризисы перепроизводства. Вы ведь знаете, что это значит. Допустим, на сырье в масштабах страны капиталисты тратят 200 миллиардов, на зарплату рабочих тоже 200 миллиардов, и производят товар. Продать его надо с прибылью, допустим за 600. А купить его рабочие могут лишь на те 200, которые им уплатили. Что делать с излишками товара, которые они купить не могут?
        - Ну… излишки продают за границу.
        - Куда продавать-то? Планета не безгранична. В отсталых странах развивается свое производство, иностранцы не покупают наших товаров, у них есть свои. Что делать? Куда девать товар? Выбрасывать в море? Монополисты решают эту проблему путем передела рынков и производства оружия - за оборонные заказы монополиям платит государство, в счет налогов. А теперь - внимание!
        Рэд воздел острый желтый палец к потолку.
        - Нужда в захвате новых рынков, плюс производство уймы оружия, плюс патриотическая диктатура, плюс рабославная религия с ее нетерпимостью - все это, рано или поздно, ведет к войне. На Мезле изобрели ядерное оружие. Однако правители редко пускают его в ход, предпочитая воевать руками мелких стран, окраин. Третья мировая война будет чередой локальных конфликтов. Их будет все больше и больше, пока все население Мезли не втянется в войну. А втянувшись, население быстро устанет от шовинизма и возненавидит патриотизм: на долгую и бессмысленную бойню рабочих погонят под патриотическими лозунгами. Народ возненавидит и религию - в период войны каждая церковь привязывает бога к национальной пушке, религия благословляет "битву за отечество". В конце концов, народ возненавидит и монополистов, и реакционных правителей, ради власти и прибылей которых вспыхнет эта война. И вот тогда мы, с нашим авторитетом, заработанным в последние годы, с репутацией народных защитников - выйдем из подполья и возглавим стихийный бунт. Внесём в него организованность, заговор и план. Возьмем власть в свои руки. Как Ильич Нелин и
прогрессоры в Славном Семнадцатом!
        - Хм… Я понял вашу логику… Капитализм неизбежно рождает кризисы, они ведут к войнам, а войны к революциям…
        - Именно поэтому в Славном Семнадцатом рухнули три великих империи…
        - Вашими бы устами… - протянул Николай - Но ведь правители тоже не идиоты. Неужели они ничему не научились за последнее столетие? Неужели они развяжут войну?
        - Кризисы, войны и потрясения вытекают при капитализме из экономики. - ответил Рэд
        - из ситуации на мировом рынке. Они объективны. Правители не могут противостоять закономерностям своей же системы.
        - Очень сомневаюсь… - ответил Алеша. - Все же, мир изменился за последнее столетие. Надеюсь, вы ошибаетесь в прогнозах, и мировой войны не будет. Кстати, вчера с Картвелией начался какой-то мелкий конфликт… Извините, я вас оставлю, и посмотрю в гостиной последние новости….
        Алеша перешел в гостиную и включил телевизор. Этим прибором он пользовался крайне редко. После установления цензуры, телевидение использовалось рабсийскими властями не только для пропаганды гнусной "национальной идеи" и абсурдной рабославной религии, не только для показа дутых "достижений". Психикой телезрителя государство управляло и напрямую. Использовался "двадцать пятый кадр", гипноз, технологии внедрения эмоций. Просмотр государственных телепрограмм разлагал личность ничуть не меньше наркотиков. Узнав об этой опасности, большинство рабсийских интеллигентов сознательно отказалось пользоваться телевизорами: даже фоновое слушание звука от телепередач, при котором зритель не обращает внимания на видеоряд, калечило психику, парализовало критическое мышление, разлагало внутренний стержень личности, и в конечном счете вело к ее гибели - к капитуляции перед диктатурой.
        Сегодня, однако, был особый случай: источника объективной информации под рукой не было. Алеша щелкнул переключателем.
        - Вчера колонна рабсийских миротворцев вошла в Южную Абхатию, горную приграничную зону Картвелии - тараторила миловидная ведущая - чтобы предотвратить этнические чистки, начатые режимом картвельского диктатора Чубакошвили, чаще именуемого Чубакой. Конфликт начался с того, что картвельские установки залпового огня обстреляли один из рабсийских зерноуборочных комбайнов, поставленных в Абхатию в рамках гуманитарной помощи. Комбайн развернулся, ответил пулеметными очередями, дал ракетный залп и улетел с места боя. Адекватный ответ рабсийских хлеборобов был воспринят Чубакой как начало агрессии. Две трети жителей Южной Абхатии на прошлой неделе получили рабсийское гражданство. Наша доблестная армия должна защитить новых граждан Рабсии. Сбор войск по обе стороны границы длился уже два года, проходя в глубокой тайне. Однако войска Чубаки вошли в Абхатию на три минуты раньше рабсийских, что позволяет считать Картвелию агрессором, по всем международным нормам.
        "Три минуты раньше, три минуты позже" - подумал Алексей - "Дело не в этом. Война давно назревала, Рэд прав! Причина ее - борьба за рынки сбыта и ресурсы. Все остальное лишь повод. Чубака и Медвежутин - оба хороши… Два сапога пара."
        - Картвельцы сжигают в Абхатии целые деревни, убивают детей и стариков. - гнев ведущей был отлично отрепетирован: в актрисы бы идти, не тратя жизнь в телестудии
        - Рабсия вынужденна начать операцию по принуждению к миру зарвавшегося маньяка Чубакошвили. Для установления мира используются реактивные бомбовые турбопланы, артиллерия и танки. Народ Рабсии единодушно приветствует гуманную акцию рабсийских миротворцев. Наблюдается огромный патриотический подъем. Из любви к Отечеству, рабсийские патриоты благородно разгромили в Моксве два картвельских ресторана, доблестно разбили три магазина, рыцарски сожгли на площади пластинки картвельских певцов и музыкантов.
        На экране замелькали сцены народного гнева.
        "Стоит быть космополитом хотя бы ради того, чтобы не быть таким "патриотом" - подумал Алеша, наблюдая на экране зверские рожи погромщиков.
        - Тут же был развернут пункт приема добровольцев на войну, однако данная инициатива, в отличие от предыдущих, пока не вызвала особого энтузиазма собравшихся. - тараторила журналистка - Тем не менее, уважая инициативу митингующих, рабсийская полиция с сегодняшнего дня закрывает картвельские школы, клубы, рынки, национально-культурные центры, находящиеся на территории Рабсии. Прекращены занятия в школах, где учатся картвельские дети. Все ученики под конвоем отправлены в аэропорт для депортации. Сообщения о том, что часть детей погибла при высылке - гнусная клевета. Патриотические чувства облагораживают рабсиян. Совсем другое дело - картвельцы. В Картвелии они разбойничьи атакуют магазины и рестораны рабсийской диаспоры, варварски сжигают пластинки рабсийских музыкантов, злодейски глумятся над рабсийскими детьми, женщинами и стариками. Их подлый вождь Чубака, в отличие от нашего великого Медвежутина, установил в своей стране диктатуру, ввел цензуру над прессой, штампует один грабительский закон за другим, и тащит Картвелию к фашизму и средневековью. Как это отличается от демократической политики
нашего любимого Медвежутина, от полной свободы, которая позволяет нам честно и откровенно выступать перед вами в этом выпуске! Как отличается картвельская нищета от неуклонного роста благосостояния простых рабсиян, особенно пенсионеров, студентов и безработных! Как отличается гнусная клерикальная политика Чубакошвили от той чуткой заботы по окормлению граждан рабославной духовностью, которую проводит наш любимый Медвежутин! Дорогие рабсияне! Встанем как один на защиту своей родины, и ее неотъемлемой части - Южной Абхатии! В главном рабославном храме этой области, чудотворная статуя плачет кровавыми слезами, она простирает руки к нашим солдатам, моля о спасении! Сплотимся вокруг национальной идеи! Дадим отпор картвельским войскам и их пособникам, внутренним врагам Рабсии: смутьянам, забастовщикам, и междугородным ужасистам из Союза Повстанцев. Контрразведка недавно выяснила, что повстанцы получают финансовую помощь из рук кровавого пса Чубакошвили. Позор подлым предателям! Да здравствует рабсийское национальное единство! По просьбе профсоюза "Трудовой фронт", Государственная Дурка в кратчайший срок
примет закон об 11-и часовом рабочем дне! Зарплата всем рабочим будет уменьшена на пять процентов - все мы должны затянуть пояса ради помощи братскому народу Южной Абхатии! Это наш патриотический долг!
        Алексей Чершевский безнадежно махнул рукой, переключил на второй канал. Там шла "Мезлянская панорама". Небритый обозреватель хриплым голосом рассказывал о международном отклике на вспыхнувшую войну.
        - Правомерное применение Рабсией вооруженной силы ради принуждения к миру подлого Чубакошвили, вызвало неадекватную реакцию в ряде стран. Лидер Оркаины пан Чущенко пытался воспрепятствовать выходу рабсийских кораблей в Воронье море, лицемерно прикрывая антирабсийскую политику пацифистскими лозунгами. Наглые претензии оркаинского лидера были проигнорированы, рабсийские корабли вошли в территориальные воды Оркаины - однако были задержаны оркаинскими крейсерами. Рабсийский МИД заявил Оркаине ноту протеста, угрожая санкциями, в частности прекращением поставок природного газа. В ответ пан Чущенко обратился к верховнику Объединеных Штатов, и мистер Бушлинтон направил в Вороное море седьмую эскадру армариканского флота. Кроме того, мистер Бушлингтон приказал расконсервировать стратегический запас - газовое месторождение, разведанное недавно армариканцами в шельфе Верландского моря…
        - Ну все… - охнул Николай - Песец пришел со льдов Верландии. До этого Медвежутин еще мог лавировать… Бросал рабочим подачки за счет распродажи нашего газа… А теперь, после открытия Верландского месторождения, мы в полной…
        - Присуствие армариканских авианосцев у границ Рабсии - хрипел ведущий - заставило наше правительство сосредоточить в районе их дислокации ракетные подводные лодки. Лживо прикрываясь пустословием о "миротворческой миссии", премьер-министр Инглезии сэр Бони Клэр направил в район конфликта инглезианские противолодочные корабли, что является грубым нарушением международных соглашений. В ответ союзники Рабсии, республики Лапания и Валисуэла, активизировали боевые действия против стран-сателлитов Инглезии и Армарика, чтобы отвлечь обе великие державы от района Вороньего моря, и тем принудить к миру…
        Рэд крадучись вошел в гостиную и завороженно воззрился на экран. Ведущий надрывался:
        - …Клеветнически утверждая, будто войне наших союзников помогают рабсийские военные инструкторы, армариканские корабли блокировали выход рабсийских грузовых судов из портов этих стран, лживо обвинив Рабсию в поставках оружия. Они подло маскируют корыстные интересы лозунгом "принуждения к миру". В ответ Рабсия планирует заключить военный союз с Франконией и Чинайской Народной Республикой, чтобы дать отпор недружественным действиям Армарика, Инглезии, Картвелии, Оркаины, и принудить их к соблюдению мирных договоров. Рабсия отзывает из четырех враждебных стран дипломатические миссии. Что до правительства Алемании - оно пока не выбрало, в какой блок войдет, и кого будет принуждать к миру….
        - Да… - схватился за голову Чершевский - Я вижу, на Мезле пошла такая борьба за мир, что камня на камне скоро не останется…
        Рэд же бросил сквозь зубы одно лишь слово:
        - Началось!
        - Как ни печально, вы оказались правы… - горько вздохнул Николай - Что ж… Теперь шансы у вас есть.
        ВОИН МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ - II
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ГЕНЕРАЛ ХАРНАКИН)
        Старик со шрамом - отставной генерал Харнакин, глядя в своем особняке репортаж о войне с Картвелией - вспомнил иную войну, иные горы. Хребты района Каймонг. Перед ним вновь проплывали картины тридцатилетней давности… Над болотами партизанского района Каймонг стоял утренний туман. Илистые берега обрамляли приземистые, корявые мангровые деревья с острыми кожистыми листьями. За ними вставали непроходимые джунгли - колючие пальмы и гигантские папоротники, опутанные веревками лиан. Заросли скрывали от глаз небо. Сверху, из кабин армариканских бомбардировщиков, не видна была бурная жизнь, кипевшая в тропическом лесу.
        Тому, кто на миг убрал бы буйный зеленый покров, предстала бы удивительная картина огромного муравейника, кишевшего разумными муравьями - солдатами, и носильщиками, связными и торговцами.
        Неприхотливые воины товарища Нгуен Вена называли себя Красными Вьентами. Они обходились чашкой риса в день, собирали орехи и бананы, ловили рыбу и лягушек в лесных ручьях, подстерегали змей и пекли их на углях в пальмовых листьях. Они избегали собираться большими группами, опасаясь попасть под бомбы. Ходили по трое
        - первый нес гранатомет, второй тащил боезапас, третий волок на себе мешок с рисом и медикаментами. Подорвав армариканский блок-пост или склад горючего, обстреляв из зарослей автомобильную колонну, тройка возвращались на базу, получить новое задание. Другие тройки охраняли небо от Каймонга от воздушных налетов: их вооружением служили новейшие переносные ракетные комплексы "Спица", поступившие с баз Северного Вьентама. Боевые расчеты ежедневно меняли свое местоположение, передвигаясь на велосипедах, с велосипедных рам и вели огонь. Были и отвлекающие группы - в случае высадки вражеских войск, они принимали огонь на себя, давая зенитчикам время скрыться.
        Джунгли скрывали двести тысяч выносливых носильщиков, для которых бездорожье не было помехой - по тайным тропам, с севера на юг они тащили на собственных спинах боеприпасы и оружие, снаряжение и технику. Другие группы шли в район Каймонг с юга на север, минуя рисовые поля и банановые рощицы - из оккупированных районов Южного Вьентама, от сочувствующих крестьян, они поставляли рис и вяленое мясо, сведения тайных агентов и образцы вражеской техники - и уносили подпольщикам листовки и газеты, средства тайнописи и сильнодействующий яд, магнитные мины и оружие скрытого ношения.
        Был и другой поток носильщиков, переодетых торговцами и крестьянами - засекреченный, не числящийся в партизанских реестрах. Поток шел с запада, из Тамбоджи. В домотканных мешках, в бамбуковых носилках, на лодках и гужевых повозках, доставлялась в партизанский лагерь смертельная трава коматай. Гибельный экстракт, продукт партизанской лаборатории, потоком шел на юг, в окрестности вражеских авиабаз и пехотных частей. Командование строго следило за тем, чтобы коматаин не употребляли местные жители, они и сами не имели к тому склонности. Но если армариканскому летчику, офицеру, морскому пехотинцу требовалась ампула наркотика, он мог достать ее повсеместно - в любой крестьянской хижине, на восточном базаре и в ресторане, у гостиничных слуг и швейцаров, паромщиков и лавочников. Наркомания среди армариканских войск приняла устрашающие размеры - за два года число преступлений, связанных с наркотиками, выросло в семь раз, прием наркотиков - в пятнадцать. Вражеское командование не знало, как относиться к наркоманам - если считать их преступниками, пришлось бы пересажать четверть армии. Было решено считать их
больными - безнадежных отправляли на лечение. Несмотря на все запретительные и лечебные меры, наркомания превратилась в повальный мор. Обратно, с армариканских баз, шла выручка в сотни тысяч штатовских таллеров, оседавшая на счету генерала Казаркина, в отделении Чинайского банка. Случаи присвоения денег торговцами и переносчиками были крайне редки - за это грозила смерть. В то же время, партизанские патрули курсировали вдоль границы с Тамбоджей, вылавливая и расстреливая на месте "диких" торговцев с их "нехорошими" караванами, о чем печатались сообщения в прессе Красных Вьентов. Оттуда же, из Тамбоджи, шел еще один поток - с чинайскими гранатометами, обмундированием и рисом.
        Все эти группы и колонны, тройки и пятерки, были тысячами стеклышек гигантского калейдоскопа, внешне не взаимосвязанных. Но калейдоскоп вращала одна рука - рука офицера ГРО Харнакина. Его резиденцией был хребет Ладайрунг, высившийся посреди непролазной топи. В бесчисленных карстовых пещерах Ладайрунга были устроены склады оружия, боеприпасов и продовольствия, размещались оружейные и швейные мастерские, казармы, госпитали и даже школы. Подземные переходы внутри горы достигали полутора тысяч верст в длину, охраняемые тайные лазы имели выход в джунгли. Вся жизнь партизан, исключая моменты атак, протекала под землей. В недрах горы было налажено водоснабжение, от подземного водопада работал электрогенератор. Штаб представлял собой огромный сводчатый зал: колонны из сталагмитов, ноздреватые стены. На огромном столе из бамбука лежала карта, с тысячами красных жетонов - треугольники, круги, ромбы, квадраты. Над этим игровым полем Игорь корпел уже второй год. Сначала было трудно, затем пошла череда успехов. Его единственными собеседниками все это время были вьентамцы, он даже думать начал по-вьентамски.
Впоследствии ему приходилось слышать, как Савейский союз называли "империей" - но имперского сознания он был лишен напрочь. Империи грабят своих подвластных, а савейская помощь предоставлялась бескорыстно, из идейных соображений. Именно здесь, среди вьентамских товарищей, Харнакин стал настоящим интернационалистом не только по взглядам, но и по чувству. Нгуен Вен, Хао Тунь, Куан Ким и Чи Бао стали для него братьями. Только здесь, плечом к плечу организуя партизанскую войну, он стал из патриота страны фанатиком идеи, воином Мировой Революции. Его "красный космополитизм" не знал рас и границ, наций и стран. Друга от врага он отличал не по языку и цвету кожи, а по взглядам и действиям, по отношению к идее социализма.
        В душе Харнакина за годы войны произошли и другие перемены - он ожесточился, стал непримиримым. На зверства армариканских вояк приходилось отвечать жестокостью, а слова крестьян о сожженных деревнях перестали быть абстракцией. Игорь видел в госпиталях муки раненых, обожженных напалмом. Он прочувствовал все варварство капитализма, все лицемерие его моральных проповедей. Речь Туи Зиапа о морали стала его внутренним кредо. Цель оправдана, если она служит революции, служит социализму! Допрашивая похищенных подпольем оккупационных чиновников, Харнакин был беспощаден.
        Вот и сейчас ему предстоял допрос. Боевая группа товарища Чанга похитила из приморского городка армариканского полковника и его секретаря. Полковник тряся от страха, корчась в углу, а пожилой секретарь с крысиным лицом холодно и прямо смотрел в глаза Харнакину. "Начну с секретаря" - подумал Игорь - "Обойдусь с ним сурово, это произведет впечатление на его хозяина".
        - Ваша фамилия, звание, личный номер - насупившись, спросил Харнакин на армариканском диалекте.
        Допрашиваемый нагло взглянул в глаза Харнакина, и ответил на чистейшем рабсийском языке:
        - Хватит комедию ломать, начальник. Ничего я тебе не скажу.
        - Вы… наш соотечественник? - изумился Харнакин
        - Мы таких соотечественников живьем в землю зарывали - рассмеялся ему в лицо пленный. - Скрывать мне нечего, если я к вам попал, то обратной дороги нет, я обречен. Эмигрант я. Всю жизнь против вас воевал, красноперый. И во время Антифашистской войны шел с Хитлером, под трехцветным флагом антисовейской армии генерала Власоглава.
        Харнакин изумленно оглядел наглеца. Никем не прерываемый, тот продолжал:
        - Я ваши повадки знаю, и меня все равно шлепнут, если я попал к вам в руки. Но вашу юго-западную тропу вам все равно не спасти - сейчас там добивают ваших партизан, она перекрыта. Я подсказал эту операцию! Армариканцы разве ж догадаются… Я давно слежу за тем, как наносят удары Красные Вьенты. У меня в отеле, откуда вы меня выкрали, лежит такая же карта с фишками, как у тебя. Я твои хитрости просек, еще с Антифашистской войны насмотрелся на такое. Тогда против нас воевали савейские партизаны. Мы разгромили тогда отряд в лесах, и маневры его были один в один… Так же школа. Я давно понял, что за спиной вьентов стоит савейский планировщик. А савейских партизан мы тогда саперными лопатками забивали… в висок - мутные глаза бывшего фашистского пособника блеснули звериной злобой - И многих в землю зарыли, еще живыми. Это я тебе в лицо говорю, давно мечтал плюнуть в лицо красным выползням… Перед смертью…
        Волна гнева начала вскипать в душе Харнакина, он еле сдерживал себя. Пленный мерзавец, меж тем, продолжил:
        - Но вот что я тебе скажу, красный. Победим в этой войне все равно мы. Ты можешь придумывать любые хитрости, просчитывать гениальные операции - но мы вас одолеем. Одолеем руками твоих же начальничков. Пока ты здесь сидишь, в пещере, среди желтых, на голодном пайке - знаешь, что они делают? Твои начальнички? Они пьянствуют на чиновничьих дачах. Они берут взятки у подпольных савейских буржуев-цеховиков - пока еще подпольных, красный, пока еще! Они определяют сыновей в дипломаты, пользуясь клановыми связями - не ради страны, а чтобы дети их насладились потребительским раем западного мира. Там, в вашей савейской верхушке, цветет клановость, чиновники стали кастой, куда закрыт вход чужим. Отсюда их национализм… Пока ты здесь жертвуешь здоровьем, рискуешь всем ради интернациональной помощи, они в свои ряды принимают только выходцев из своей нации, своего города, своего клана. И рано или поздно это разорвет вашу страну на куски.
        Харнакин побледнел. Он смог преодолеть ярость, вслушался в смысл речей изменника. Больно было осознавать, что под словами предателя и фашистского пособника были основания - савейская верхушка действительно разлагалась в последние годы. Игорь, обуздывая себя, продолжил слушать военного преступника. А тот продолжал куражиться:
        - Тебе этого не понять. Идеи, ради которых ты воюешь, у тебя на родине - уже предмет осмеяния, сейчас над ними смеются сотни, но скоро этих циников станут тысячи. Припав к радиоприемникам, они со слюнками слушают рассказы армариканских дикторов о капиталистическом рае. И скоро уже, скоро ваш красный проект умрет! Ваш Савейский Союз разлетится в прах! Ваше начальство растащит и разворует все по своим карманам, разорвет на куски твою страну, обманув народ мнимой свободой, посулив каждому стать лавочником. Ваши савейские идиоты поначалу и не поймут, что капитал и власть, раздробленные на кусочки, быстро слипаются, попадают в одни беспощадные руки. И все, кто мечтал стать лавочниками - очень скоро сделаются нищими рабами, а править ими будут дети твоих нынешних начальников! Они разрушат систему образования, насадят выгодную им рабославную религию вместо знаний… Осквернят и вашу святыню - мавзолей Ильича Нелина, осквернят и тело его, похоронив этого атеиста по нашему рабославному обряду.
        Лицо Харнакина исказилось: кощунства пленного были беспредельны. При всей выдержке, офицер ГРО на миг ощутил ужас. Никем не остановленный, прихвостень фашистов продолжал выплевывать фразы в лицо Харнакину:
        - Вместо вашего мавзолея, святыней объявят имперского цесаря Недворая Кровавого - того, что вешал и стрелял ваших дедов! А вослед придут болезни, голод, развал… Начнутся войны между нациями вашего поганого Союза. И он развалится. И в каждом его осколке придет к власти местный Хитлер! Мы победим, красный! И ты склонишься перед нашей победой! Из революционного фанатика ты станешь продажным циником, из интернационалиста - рабсийским шовинистом, из воинствующего атеиста - разносчиком рабославия. Сожжешь то, чему поклонялся - и поклонишься тому, что сжигал! А если не сделаешь этого - то будешь иностранцем в собственной стране. Будешь воевать против своих, ведь все они перейдут на нашу сторону. Будешь воевать против святой рабославной Рабсии! Против нашей Рабсии!
        По мере того, как реакционный подонок выплевывал из себя страшные пророчества, Харнакин, ошарашенный его наглостью, шумно дышал, скрипел зубами, то краснел то белел, и на лице его выступила испарина. Наконец, он вскочил, опрокинув бамбуковый стул, и заорал:
        - Заткнись, падла! Подонок, трехцветный предатель! Не пори свою бредятину! Ты понял куда ты попал? Я тебе, гад, устрою! На Савейский Союз, на Ильича Нелина замахнулся! Врешь, гад! Ничего у вас не выйдет, бьем вас мы, в хвост и в гриву, вот ты и шипишь из подворотни. Мы победим! Построим наш новый мир! А таких сволочей как ты, я всю жизнь давил и давить буду!
        Зрачки Харнакина сузились, вне себя от ярости, он схватил со стола плоскогубцы, и с размаху ударил ими в ненавистную морду фашистского пособника. Черная, реакционная кровь брызнула из носа гада.
        Теряя контроль над собой, Харнакин выкрикнул: "Нового Хитлера в вожди захотел? Недворая Кровавого в святые? Ах ты мракобес фашистский! К-к-онтра!" - и, не сдержавшись, вновь ударил подлеца. Будто сама контрреволюция корчилась под рукой офицера ГРО. Пленный мерзавец охнул от боли, падая лицом на стол, но Харнакин, ударом могучего кулака, сбросил реакционного гада на пол.
        - Больно, урод? А когда ты савейских солдат убивал саперной лопаткой, не было им больно? Нашим детям желаешь фашистского рабства - им не будет больно? Тварь помойная…
        Пленный армариканец, не понимавший рабсийского языка, сидел связанным в углу и наблюдал сцену допроса с невыразимым ужасом. Лицо его побелело, и он был готов рассказать все, что знает. Поймав затравленный взгляд армариканца, Харнакин начал приходить в себя.
        Он кивнул начальнику патруля Красных Вьентов, с тем чтобы тот отвел в камеру окровавленного подонка, сам же решил допросить армариканца. Однако вьентамец понял Харнакина неверно - он решил, что Игорь задумал демонстративно расправиться с избитым секретарем, дабы сделать армариканца сговорчивей. Вьентамец приподнял за шиворот фашистского пособника, и молниеносным движением вооруженной руки взрезал мерзавцу живот. Харнакин не успел и глазом моргнуть. Черные, дымящиеся от реакционной крови кишки негодяя вывалились на пол пещеры. Пленный армариканец, глядя на это, потерял сознание.
        Игорю тоже стало дурно. Взглянув на невозмутимое желтое лицо патрульного, он безнадежно взмахнул рукой и вышел в коридор. Савейского офицера трясло и тошнило - вообще говоря, он не был садистом, и от жестоких сцен удовольствия не испытывал. Но война есть война…
        Некоторые моменты впечатываются в память навечно. Отвратительно было и собственное насилие - не сдержался - и вид дымящихся потрохов на полу. Но еще страшнее были слова пленного, звучавшие в ушах Харнакина. Страшно было от того, что разрушительные процессы, которые смаковал убитый мерзавец, действительно были в савейском Союзе, хоть пленный, вероятно, и преувеличил их в миллионы раз…
        На душе было тяжело и неуютно. Игорь прислонился к ноздреватой стене. Ему впервые захотелось умереть. Вдруг дальняя дверь тоннеля отворилась. Прибыл очередной караван носильщиков, с медикаментами для партизан. Подняв глаза, Харнакин с удивлением увидел савейскую девушку удивительной красоты. В руках она несла фельдшерский чемоданчик. Заметив, в каком состоянии находится Игорь, она подошла к нему, и молча, нежно коснулась рукой его лба.
        Через два месяца эта девушка - медсестра, присланная из центра - стала его женой.
        За эти месяцы ярость схваток с оккупантами, казалось, вытеснила из сознания офицера гнусные пророчества фашистского пособника. Но по ночам пленный снился ему
        - и произносил все ту же речь. Угроза развала Союза изнутри, силами бюрократии, стала для Харнакина иррациональным кошмаром. Он стал задумываться: почему армию армариканцев приходится разлагать наркотиками, почему не удается убедить их, остановить путем пропаганды? Ведь в Славном Семнадцатом армариканские солдаты и рабочие сами отказывались воевать против колыбели революции, из идейных соображений - а теперь приходится пускать в ход наркоту. Несомненно, это признак слабости. Признак начавшегося распада, предвкушаемого казненным предателем.
        Пусть говорят все что угодно, но торговля спецтоваром - не наш метод…
        Об этом Харнакин начал осторожный разговор с генералом Казаркиным, при очередной тайной встрече в бамбуковой хижине, на границе Вьентама и Тамбоджи. Первые же намеки на несогласие вызвали ярость Казаркина.
        - Приказы не обсуждают! Их выполняют! - рубил тот, поднявшись с циновки - Более того, торговлю спецтоваром надо расширить. Она себя оправдывает, как метод войны. Разлагает противника, приносит нам финансовые средства, позволяет закупать в Чинае оружие и обмундирование. Недопустимы малейшие сомнения в эффективности этой операции. Если бы я тебя не знал, как блестящего тактика партизанской войны в Каймонге, то приказал бы немедленно отправить в Союз. В наручниках, как изменника! Надо же додуматься!
        Харнакин умолк - возражать командиру было бессмысленно и опасно. Казаркин долго не мог успокоиться. Наконец, командир сменил гнев на милость.
        - Вот что. Сейчас мы должны отправиться в город Хлампень, чтобы проконтролировать поступление на счета сумм от продажи спецтовара за последнюю неделю. Разведка сообщила, что на тропе в джунглях армариканцы разбомбили мост. Времени у нас нет, придется рискнуть - поедем другой дорогой, через рисовое поле.
        - Товарищ генерал, там же нет укрытий на случай налета с воздуха, это голая равнина. Наш джип будет на ней как на ладони, это неоправданный риск. Может, стоит подождать починки моста на старой тропе?
        - Еще и трусишь? - усмехнулся Казаркин - Нечего медлить. Как-нибудь проскочим. Пару раз уже там ездил.
        - Есть! - отчеканил Харнакин. Прослыть трусом ему не хотелось.
        Почти в конце пути - когда савейский джип проехал пятьдесят верст сквозь рисовые поля, частью выжженные фосфорными бомбами, когда древние храмы Хлампеня уже виднелись на горизонте - в небе послышался гул армариканских турбопланов. Воздушные корабли шли на бреющем полете, оставляя за собой в небе инверсионные следы горящей плазмы.
        - Тормози! Прыгнем в кювет! - воскликнул Харнакин
        - Ерунда! Проскочим! - рычал Казаркин - Проскочим, немного осталось!
        Раздалась пулеметная очередь, тут же - лязг и скрежет. Капот машины покрылся лучистыми отверстиями от пуль.
        - Проскочим! - хрипел Казаркин, нажимая что есть силы на педаль акселератора.
        Дождь осколков хлынул на савейских офицеров - пуля разбила лобовое стекло. Будто острый нож резанул по лицу Харнакина. Боли он не почувствовал. В лицо ему словно плеснули горячей водой. То была кровь - щека оказалась глубоко порезана. Повернувшись, он увидел: Казаркин тоже залит кровью. Рука его пробита, лицо изрезано, вытек левый глаз. Тело генерала сползло на пол. Джип, по инерции, катился вперед. Харнакин занял место водителя, резко нажал на тормоз. Автомобиль заскрипел, накренился, и медленно повалился. На этот раз Харнакин почувствовал боль - сломана была нога. Игорь выполз из разбитой машины, волоча на себе раненного товарища.
        С неба донесся вой турбины - армариканский турбоплан заложил вираж, стремясь добить сокрушенный джип. Харнакин прижался к земле, закрывая командира своим телом.
        - Игорь… - прохрипел Казаркин, истекая кровью - Слушай… Запомни… Номер секретного счета в чинайском… банке… Эс… Че… Пять… Один… Ноль… Пять… Семь… Если… я умру… продолжи… нашу опера…
        Мощный взрыв сотряс грунт, разлетелись искореженные железные осколки того, что недавно было джипом. Горячая волна ударила Харнакина. Он потерял сознание.
        Очнулся Игорь под капельницей, в столице Вьентама, в центральном госпитале: санитарная дружина успела вынести его живым. Генерала Казаркина нашли уже мертвым
        - он погиб от потери крови.
        Харнакину предстояли сложные пластические операции: лицо офицера было навеки изуродовано. Память оставалась ясной. В ней сохранился номер секретного счета: СЧ51057.
        Если бы Харнакин был в состоянии передвигаться, то увидел бы под окнами госпиталя пышную похоронную процессию. Вьентамский лидер Туи Зиап неожиданно скончался от инфаркта, унеся в могилу свои тайны.
        На секретном счету в Чинайском банке лежали пятьдесят миллионов штатовских таллеров, выручка от продажи спецтовара. Волею случая, Игорь Харнакин - боец Мировой Революции - оказался единственным наследником огромного состояния.
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ПРОПАГАНДА: КУРАТОР, КОНТРРАЗВЕДЧИК, СВЯЗНИК)
        Журналист Клигин, вернувшись домой после инструктажа, снял в прихожей щегольские оранжевые ботинки. Один из них, очевидно, натирал ногу - под его задник была подложена скомканная бумага. Клигин вынул ее, однако не выбросил.
        Он вспомнил, что к Рэду их троица пришла почти одновременно. Нервный торговец Пенкин, будущий повстанческий контрразведчик, уже сидел в комнате, когда Клигин вошел. Веселый рассыльный Вадим Гуляев подтянулся последним. Они видели друг друга, ибо им предстояло работать вместе. Однако Клигин задержался дольше других - его инструктаж был самым подробным. Именно Валентину предстояло курировать всю пропагандистскую группу…
        Вспоминая о прошедшей беседе, Валентин прошел к себе на кухню. Будущий куратор группы пропаганды бережно развернул и аккуратно разгладил скомканный лист.
        Затем включил конфорку, приподнял листок над пламенем.
        Выступили коричневые буквы - надпись была сделана раствором соды. Запомнить со слов Рэда длинный инструктаж не было возможности. Писать чернилами опасно. Что ж - прибегли к тайнописи. Шифровать запись, однако, не стали. Содержание инструкций Клигину предстояло запомнить, потратив на это сутки, а затем лист нужно было сжечь.
        Валентин углубился в чтение. Имена и фамилии в документе не упоминались, их заменили конспиративные клички. Множество сокращений, фрагменты на инглезианском языке, рисунки вместо многих слов - делали проявленную рукопись неудобочитаемой.
        В расшифрованном виде это выглядело так:
        ПЛАН РАБОТЫ ГОРОДСКОЙ ГРУППЫ ПРОПАГАНДЫ.
        ЦЕЛЬ ГРУППЫ: ВЫПУСК И РАСПРОСТРАНЕНИЕ НЕЛЕГАЛЬНОЙ ГАЗЕТЫ РАЗ В НЕДЕЛЮ, ТИРАЖОМ 20.
00 ЭКЗЕМПЛЯРОВ.
        КУРАТОР ГРУППЫ: ВАЛЕНТИН КЛИГИН
        ПОДЧИНЕННЫЙ КЛИГИНУ АППАРАТ: ФИНАНСИСТ СИРОТКИН, ВОДИТЕЛЬ КАРШИПАЕВ, СВЯЗНИК ГУЛЯЕВ, КОНТРРАЗВЕДЧИК ПЕНКИН. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ЗВЕНЬЯ:
        - РЕДАКТОР ГАЗЕТЫ НОВИКОВ
        - ТИПОГРАФЩИКИ ИЗОТОВ И ИСТОМИНА
        - ПЕРЕНОСЧИКИ ПРЕССЫ БЕЛКИН, ЮРЛОВ, ПРЫГАЧЕВ
        - РАСПРОСТРАНИТЕЛИ ПРЕССЫ РЫСАЦКИЙ, СКОРОХОДОВ, ЗАЙЦЕВ. ИЗОЛЯЦИЯ ЗВЕНЬЕВ ГРУППЫ
        КУРАТОР (В.КЛИГИН) ПЛАНИРУЕТ РАБОТУ ГРУППЫ. ЧЛЕНЫ ГРУППЫ НЕ ЗНАКОМЫ СО СВОИМ КУРАТОРОМ. ИСКЛЮЧЕНИЯ: КОНТРРАЗВЕДЧИК ПЕНКИН И СВЯЗНИК ГУЛЯЕВ[22]. ВСЕ КОНТАКТЫ ИДУТ ЧЕРЕЗ СВЯЗНИКА. УСТНЫЕ ИЛИ ШИФРОВАННЫЕ УКАЗАНИЯ КУРАТОРА СВЯЗНИК ГУЛЯЕВ ПЕРЕДАЕТ, ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ, ТОМУ ИЛИ ИНОМУ ЧЛЕНУ ГРУППЫ.
        ВОДИТЕЛЬ КАРШИПАЕВ РАБОТАЕТ В ФИРМЕ ФИНАНСИСТА СИРОТКИНА, Т. Е. ОНИ ЗНАКОМЫ. НО О РАСПРОСТРАНИТЕЛЯХ И ПЕРЕНОСЧИКАХ ПРЕССЫ ФИНАНСИСТ И ВОДИТЕЛЬ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ.
        РЕДАКТОР НОВИКОВ СВЯЗАН ЛИШЬ С ВОДИТЕЛЕМ КАРШИПАЕВЫМ, КОТОРОМУ ОН ПЕРЕДАЕТ ФЛЭШКУ С ФАЙЛОМ ГОТОВОГО НОМЕРА, ПРИ МОМЕНТАЛЬНОЙ ВСТРЕЧЕ В УНИВЕРМАГЕ. УКАЗАНИЯ ОТ КЛИГИНА РЕДАКТОР ПОЛУЧАЕТ БЕСКОНТАКТНО, ЧЕРЕЗ ТАЙНИК. ОСТАЛЬНЫХ ЧЛЕНОВ ГРУППЫ РЕДАКТОР НЕ ЗНАЕТ.
        ТИПОГРАФЩИКИ ИЗОТОВ И ИСТОМИНА СВЯЗАНЫ ЛИШЬ С ВОДИТЕЛЕМ КАРШИПАЕВЫМ, ДОСТАВЛЯЮЩИМ БУМАГУ, РАСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ, ПРОДУКТЫ ПИТАНИЯ, И УВОЗЯЩИМ ГОТОВЫЙ ТИРАЖ. ОСТАЛЬНЫХ ЧЛЕНОВ ГРУППЫ ТИПОГРАФЩИКИ НЕ ЗНАЮТ.
        ТИРАЖ ЗАКЛАДЫВАЕТСЯ ВОДИТЕЛЕМ КАРШИПАЕВЫМ В ТАЙНИКИ ДЛЯ БЕСКОНТАКТНОЙ ПЕРЕДАЧИ. ПЕРЕНОСЧИКИ, ИЗЫМАЮЩИЕ ПРЕССУ ИЗ ТАЙНИКОВ, С ВОДИТЕЛЕМ НЕ ЗНАКОМЫ. ДРУГ С ДРУГОМ ТАКЖЕ НЕ ЗНАКОМЫ. КАЖДЫЙ ПЕРЕНОСЧИК ЗНАЕТ ЛИШЬ "СВОЕГО" РАСПРОСТРАНИТЕЛЯ, КОТОРОМУ НЕСЕТ ГАЗЕТЫ. (ПАРЫ: БЕЛКИН-РЫСАЦКИЙ, ЮРЛОВ-СКОРОХОДОВ, ПРЫГАЧЕВ-ЗАЙЦЕВ). ОСТАЛЬНЫХ ЧЛЕНОВ ГРУППЫ КАЖДЫЙ ИЗ ПЕРЕНОСЧИКОВ НЕ ЗНАЕТ.
        ТАКИМ ОБРАЗОМ, ТРИ ЦЕПИ ТРАНСПОРТИРОВКИ - ВЗАИМНО ИЗОЛИРОВАННЫ: РАБОТНИКИ КАЖДОЙ ЦЕПИ О РАБОТНИКАХ ДВУХ ДРУГИХ ЦЕПЕЙ НЕ ЗНАЮТ.
        В КАЖДОЙ ЦЕПИ ПЕРЕДАЧА ГАЗЕТ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ПОСЛЕ ОБМЕНА ПАРОЛЯМИ МЕЖДУ ПЕРЕНОСЧИКОМ И РАСПРОСТРАНИТЕЛЕМ - ИЛИ ЖЕ БЕСКОНТАКТНО, ЧЕРЕЗ ТАЙНИК.
        К ЛЮБОМУ ИЗ ЧЛЕНОВ ГРУППЫ С УКАЗАНИЯМИ ОТ КЛИГИНА, ИЛИ ЖЕ ДЛЯ ПЕРЕДАЧИ ДЕНЕГ И ПАСПОРТОВ ДЛЯ ПОБЕГА, МОЖЕТ ПРИЙТИ СВЯЗНИК ГУЛЯЕВ.
        ЗА БЕЗОПАСНОСТЬЮ РАБОТЫ ГРУППЫ НАБЛЮДАЕТ КОНТРРАЗВЕДЧИК ПЕНКИН[23] - ОН, БУДУЧИ УЛИЧНЫМ ТОРГОВЦЕМ, ОБХОДИТ ГОРОД С ЛОТКОМ В РУКАХ ПО ЗАДАННОМУ МАРШРУТУ, НАБЛЮДАЯ ЗА СИГНАЛАМИ БЛАГОПОЛУЧИЯ ИЛИ ПРОВАЛА. СИГНАЛЫ ЭТО СЛЕДУЮЩИЕ: ПОЯВЛЕНИЕ ПОДПОЛЬЩИКОВ В ОПРЕДЕЛЕННОМ МЕСТЕ В ОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ, УСЛОВНЫЙ ЖЕСТ, ДЕТАЛЬ ОДЕЖДЫ, ЦВЕТНАЯ ШТОРА НА ОКНЕ, НАДПИСЬ НА СТОЛБЕ, УСЛОВЛЕННОЕ БЕЗОБИДНОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ У ПОДЪЕЗДА[24]. НИ ОДИН ИЗ ПОДПОЛЬЩИКОВ НЕ ЗНАЕТ КОНТРРАЗВЕДЧИКА ПЕНКИНА, НАБЛЮДАЮЩЕГО ЗА ИХ БЕЗОПАСНОСТЬЮ. ОТЧЕТЫ О БЕЗОПАСНОСТИ ВСЕЙ ГРУППЫ ПЕНКИН ЕЖЕДНЕВНО ПРЕДОСТАВЛЯЕТ КУРАТОРУ КЛИГИНУ."
        Далее было расписано по дням, очень подробно - кто и где должен быть и что делать в каждый из дней недели, расписана была логистика, бесперебойная работа машины заговора. К примеру, водитель в типографию должен приезжать по понедельницам, в
13-00. Связника Гуляева нужно ждать в типографии - при необходимости - в средовицу, в 10 утра. Белкин будет забирать газеты из тайника в понедельницу, а отдавать газеты распространителю, обменивая полную сумку на пустую в парикмахерской - на следующий день, в 11-00, выслушав пароль пришедшего… Так был расписан каждый день, действия каждого из подпольщиков - и в случае бесперебойной работы, и на случай провала.
        При опасности требовалось подать сигнал. Однако никто из подпольщиков не знал, что именно торговец Пенкин будет фиксировать эти сигналы тревоги - контрразведчик был неизвестен рядовым членам группы.
        Упоминались в документе мотивы подпольщиков, возможные проблемы и уязвимости каждого из них, излагались советы и рекомендации. В приложении были схемы городских улиц. Адреса типографии, жилища активистов были отмечены квадратами и ромбами. На отдельном листе был список кодовых фраз. Для каждого из повстанцев - свой пароль, которым связник Гуляев должен обменяться с данным подпольщиком, принося очередной приказ куратора.
        Наконец, рассказывалось и о том, что куратор группы, Клигин, должен регулярно встречаться со своим шефом, лидером городского подполья. Необходимо получать от него данные о новых преступлениях, планируемых властями против народа (эти сведения добывала разведка), а также описание подвигов, намечаемых силовой группой для защиты народа и наказания правящих мерзавцев. В случае опасности для кого-либо из членов группы пропаганды, лидер подполья мог выдать Клигину фальшивый паспорт с фотографией этого активиста, чтобы тот мог бежать от полиции.
        Короче говоря, встречи с лидером подполья связывали пропагандиста Клигина с иной, не-пропагандистской, деятельностью повстанцев - силовой, разведывательной и обеспечивающей безопасность. Лишь тогда пропаганда будет вестись эффективно и адресно, бить в яблочко.
        Журналист Клигин еще раз перечел инструкцию. Все эти данные предстояло хранить в голове. Надо было их запомнить. Клигин мастерски владел мнемоникой: финансист Сироткин осиротел, потерял сына; водитель Каршипаев - похоже на "подшипник"; связнику Гуляеву предстоит много "гулять", разнося по городу приказы, Пенкин - судя по описанию, нервен и вспыльчив, "пенится"; распространитель Скороходов бегает с газетами - поистине "скороход"…. Заучить логистику на память перед сожжением бумаги - требовалось непременно[Если бы на Мезле знали о китайских Триадах, то обязательно приклеили бы куратору Клигину прозвище "фу шан шу", финансисту Сироткину титул "пак тсе син", а связнику Гуляеву - имя "шо хай", что значит "соломенная сандалия". Не остались бы без прозвищ и активисты, не входящие в группу пропаганды - вербовщик Зернов именовался бы "синг фунг", командир городской организации - "лунг тао", то есть "голова дракона". Лидер силовой подгруппы звался бы "красный шест", или "хун кванг". А рядовые активисты носили бы имя "сей коу джай". Однако на Мезле о тысячелетней истории неуязвимых Триад ничего не было
известно.] .
        Через месяц группа пропаганды должна быть готова к своей благородной миссии.
        Именно этой группе предстояло разоблачать шовинистическую и рабославную ложь медвежучьих нелюдей, толкающих Рабсию в средневековье.
        Именно этой группе предстояло нести рабсиянам свет разума и науки, истины и свободы.
        ЗАТРАВЛЕННЫЙ КОТЕНОК ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ТИГРА
        (ЗЕРНОВ, ЯНЕК БАТУРОНИС)
        Жители планеты Мезля обладали обостренной интуицией. Проявлялась она в переломные моменты. Прижатый к стенке Янек обрел удивительно тонкое восприятие природы, людей, красок и звуков. Эта способность прорезалась вчера, когда он узнал об аресте любимой девушки. А сегодня ему предстояла встреча в кинотеатре с неизвестным, нежданным помощником. Янек сжимал в кулаке мятый билет, оглядывая улицы. Тонкие ветви рябин, птичьи трели, солнце сквозь прозрачные липовые листья, белые клубки облаков на лазоревом небе, тени на асфальте, яркие полосы клумб, шатры уличных кафе, изумрудная трава газонов - все было чётче, резче, пронзительней, чем до трагедии. Студент впивал жизнь, со всеми ее мельчайшими оттенками. Впивал жадно, как будущий самоубийца, наметивший день ухода. В обыденных уличных картинах Янеку чудилась элегическая грусть, нездешняя печаль, коснувшаяся темным крылом деревьев и трав, птиц и прохожих.
        Янек поэтически, тонко воспринимал мир - он был молод и впечатлителен. Кроме того, юноша был ценителем литературной классики: именно она и толкнула его выйти на митинг, в защиту униженных и оскорбленных. Все это вместе, под ударами РСБ, спрессовалось в подсознании… Так родилось новое качество восприятия.
        Студент кожей чувствовал взгляды горожан - их теплоту и холод, цвет и настрой. Тем, кто лишен внутреннего зрения, сложно в это поверить. Янека потрясла новообретенная способность.
        Не обладая конспиративными навыками, парень шестым чувством угадал за собой слежку. Агент наблюдения был одет, как тысячи молодых людей вокруг - синяя кепочка, белая футболка с вертикальными бежевыми полосами по краям, жеванные черные брюки, да серые шлепанцы на босу ногу. Безвкусица, но не столь кричащая, чтобы привлечь внимание. Неспособность или нежелание подобрать слаженный ансамбль одежды присущи многим мужчинам в период отпуска. Потому агент из толпы не выделялся. Но глаза на его узком костистом лице - настороженные, служебные глаза - выдали его.
        "Что же делать?" - напряженно думал Янек. Беда - лучший учитель. Стихийно студент нашел верное решение: медленно поковылял мимо автобусной остановки, как бы и не думая к ней сворачивать. Тут к навесу из белого пластика подкатила маршрутка. Водители этих юрких скоростных микроавтобусов гоняли по Урбограду как придется, не соблюдая расписания, часто нарушая правила движения, срезая углы на поворотах. Молниеносно развернувшись, Янек прыгнул в салон за секунду перед тем, как двери закроются. Взвыл мотор, и маршрутка понеслась.
        Сыщик РСБ не успел опомниться: он не ожидал от юного "объекта" подобных сюрпризов. Шепотом бранясь, филер полез в карман, вынул рацию, обрисовал положение начальству. Номер маршрутки он, конечно, запомнил. Что ж… Оснований для тревоги не было: путь микроавтобуса известен, а группы переодетых в штатское РСБшников стояли в эти дни вдоль проспекта - операцию "Вихрь" никто не отменял, автобусные остановки были под контролем. Лейтенант Подлейшин - а отвечал за слежку именно он
        - описал по рации внешность Янека, и приказал оперативникам, не задерживая студента, проследить за ним.
        Янека спасла болезненная тонкость восприятия. Пугающая яркость и отчетливость предметов были для него в новинку, приключений в последние дни было слишком много… Студент почувствовал недомогание. Кружилась голова, сердце колотилось и прыгало в груди, в глазах пошли пятна.
        - Остановите… - прохрипел Янек, когда маршрутка, бренча, проезжала под мостом - Остановите! Стойте! Мне плохо!
        Отчаянно выругавшись, шофер притормозил. Янек спрыгнул на траву. Ему бросилось в глаза, что одна ветка торчит из куста, как воздетый к небу указательный палец: начальственно и грозно. Автобус давно уехал, а парень все сидел на газоне, под мостом. Он осваивался с новым восприятием, позволявшим видеть мир по-иному. Наконец, Янек пересек шоссе, и зашагал сквозь кварталы одноэтажных частных домиков… Пешком, пугливо озираясь, юноша добрался наконец до кинотеатра "Орион", где была назначена встреча.
        Здание было старым и обшарпанным. "Орион" был построен очень давно: сразу после Антифашистской войны. Лепнина с тех пор обвалилась, штукатурку привели в негодность бактерии. Сзади к сооружению был пристроен уродливый пивной зал, из коего доносились пьяные крики. Превратить бывший очаг культуры в низкопробный кабак "индустрии развлечений" было неимоверно сложно, однако частным владельцам это удалось. Сказались и новые "патриотические" веяния: с крыши кинотеатра скульптуру воина-освободителя при Дельцине просто сбросили, а при Медвежутине на ее место водрузили трехцветный флаг, под которым сражались фашистские пособники. Янек был молод, но знал историю флага - и покривился, завидев новшество.
        Он зашел в фойе: в нос ударил запах жареной кукурузы. Продавала ее недобрая карга. Студенту почудилось, будто она вампирски скалится: один зуб заметно больше и чище остальных. Интерьер выглядел пристойно: панели темного дерева вдоль стен, витые чугунные стулья, зеркала, хрустальные люстры. Пластмассовые пальмовые листья свисали из берестяных кадок, касаясь голов посетителей. Сеанс собрал толпу народа: буйная "золотая молодежь", воспринимавшая кинотеатр как ресторан, и состоятельные городские обыватели. Билеты стоили дорого. Бабушка в драной кофтенке, черных чулках и ободранных туфлях, выделялась на общем фоне. Студент понял: она привела внучат, а деньги на кино дали их родители.
        Поглядывая на зеленые цифры часового табло, Янек ждал сеанса и наслаждался живой музыкой. Маэстро Артем Зернов - а играл именно он - старался на совесть, получая аплодисменты после каждой композиции. Повстанческий вербовщик не зря выбрал для встречи с Янеком именно тот кинотеатр, с которым заключил договор о концерте. Во всех общественных местах, велось видеонаблюдение. Конечно, у РСБ не хватит штата, чтобы засечь в режиме реального времени каждого из посетителей городских кинозалов. Однако есть вероятность, пусть ничтожно малая, что спустя мясяц-другой РСБшники захотят получить у администрации запись сегодняшних событий. Что ж… Музыкант, играющий в фойе, решил совместить приятное с полезным, посетить после концерта модную премьеру: мотивировка безупречна. Зернов создавал себе алиби загодя, для каждого перемещения по городу. Он страховался тщательно и всесторонне.
        Янека била дрожь. "Кто придет ко мне? Чем поможет мне и Наташе?" - думал студент - "А что, если Новиков тоже участвует в провокации РСБ, и все это ими подстроено? Да и придет ли кто-то? А может быть, я перепутал время? Или опоздаю к началу сеанса?" Руки покрылись пупырышками гусиной кожи, стало холодно и неуютно. Задолго до звонка, парень прошел в зал. Вцепившись в потертое кресло с красной бархатной обивкой, юноша терзался бесконечными страхами.
        Зернов же и не думал переходить в зал, раздавая автографы поклонникам еще минут десять после начала сеанса. Наконец, Артем неслышно вошел в темный зал.
        На экране уже прошли титры, и появились первые сцены пропагандистского фильма "Флотоводец". Фильм рассказывал о бывшем адмирале. Талантливый мореплаватель, в силу реакционных убеждений, после революции в Славном Семнадцатом начал бороться против восставшего народа на деньги зарубежных империалистов: сжигал деревни, порол крестьян ружейными шомполами, вешал и расстреливал инакомыслящих. Вся эта деятельность подавалась как образец. Потомки тех, над кем издевался адмирал - а большинство зрителей вышло из простонародья - восхищенно глядели на экран и радовались "подвигам" своего поработителя, желавшего оставить Рабсию в прежнем пьяном, отсталом, рабском состоянии. Стандартный образец пропаганды медвежучьих нелюдей…
        Янек с отвращением глядел на экран. Обретенная студентом локаторность позволила учуять: в кресло позади опустился некто. Янек хотел обернуться. Предваряя это желание, тихий голос за спиной произнес:
        - Глядите на экран. Что на меня любоваться? Я не девушка.
        Лишь затем парень услышал кодовую фразу:
        - Эту картину я видел три года назад, на широком формате.
        Янек понимающе кивнул, приготовился слушать советы.
        - Итак, внимание. - шепот был чуть слышным - Не перебивайте, очень важно. После митинга Вы оказались в поле зрения врагов, вас вызывали на беседу. За вами следят. Ваш телефон прослушивается. Квартира тоже.
        Янек вновь кивнул - советчик был целиком в курсе происходящего.
        - Они мою подругу Наташу вчера арестовали - дополнил студент жарким шепотом - Они ей подбросили наркотики.
        - Вот как? Судя по всему, они взялись за вас всерьез. Ну, можно было ожидать. Теперь они от вас не отвяжутся. Их задача - заставить вас помогать Злу против Добра, против повстанцев. Не надейтесь перехитрить их. Не надейтесь, что удастся служить им для вида. Такое было возможно в старой империи: один народный мститель даже застрелил премьер-министра, войдя в доверие к охранке. Сейчас такие штуки не проходят: они извлекают уроки, оснащены электроникой, научной психологией…
        Янек знал об этом - ему и в голову не приходила вздорная мысль о том, чтобы "перехитрить РСБ", дав сыщикам фиктивное согласие. Очевидный абсурд. Череда проверок и провокаций моментально выявляет наивный обман дилетанта.
        Студент обратился в слух, стремясь не упустить главного: что же ему делать?
        - Наташу мы постараемся выручить - обнадежил шепот - А вам придется исчезнуть. Уйти на дно. После нашей встречи, вы не должны возвращаться домой. А тем более, встречаться с тем, кто вас допрашивал.
        - Он назначил встречу в пятницу.
        - До этого времени вы успеете скрыться.
        - Да, но как я, прямо отсюда?… А на что же я…
        - Вот пакет…
        Узкие пальцы музыканта вложили в холодную руку Янека брезентовый мешочек.
        - … В пакете все необходимое. Студенческое удостоверение на другую фамилию, но с вашим фото. Выучите ваше новое имя. Там же, в пакете, купюры… Там десять тысяч…
        - Ой, но это же целое состояние…
        - Не радуйтесь, это на полгода. Вам надо выбраться из города как можно дальше. Снять угол в какой-то захолустной деревушке. Еще лучше - снять там пустующий домик, флигель. Документов у вас даже не спросят, нищие старухи в разоренных деревнях рады любому заработку. Имя вы им назовете фиктивное. На еду денег хватит, хоть и в обрез…
        - Хм… Да… А как я потом с вами…
        - Вы знаете пригородную автобусную станцию "Урбоградская ТЭЦ"?
        - Да.
        - Когда подъезжаешь к городу, там перелесок, через него проходит линия электропередач. Через два месяца, двадцатого октобера, вы должны прибыть на попутной машине с места вашего проживания к этому перелеску. У четвертого столба, слева от дороги, если глядеть на город, мы в этом лесу и встретимся.
        - Значит, я два месяца должен шататься вообще неизвестно как и где? - с ужасом вопросил Батуронис
        - Почему? В свободном полете! - Зернов, давно связанный с подпольем, не учел одного: внезапный переход на нелегальное положение очень труден для обычного современного студента, ничем кроме любви к литературе, не отличавшегося. Чувствуя упорное непонимание, Артем быстро зашептал: - Ну, спасайте же себя! Шевелитесь! Кроме вас, никто вас не спасет!
        - А как же родители? Как мама? Она же с ума сойдет, если я…
        - Мы найдем способ маму предупредить… Она узнает, что с вами все в порядке. Нас она при этом не увидит.
        - Хм… Как-то это… очень непривычно… И непосильно для меня, наверное… - уныло пробормотал Янек - А что еще в пакете вы мне…
        - Да стандартный набор - Зернов, желая обнадежить парня, положил ему руку на плечо и перешел на "ты". - Ну, смотри ты, холодный как лед… Ну что там? Ну, деньги, десять тысяч. Набор выживания: иголка с ниткой, спички, бритва, мыло. Многоцелевой инструмент, плоскогубцы складные. Да, кстати, не забудь спрятать получше стреляющую ручку…. Думаю, она не понадобится, но входит в стандартный набор. На случай задержания, конфликта с полицией. Это не я придумал, так заведено у нас. Да там и вобще ненужные вещи накиданы, просто принято так… Ну, ампула с ядом, к примеру. Ты смотри, с ней осторожнее. Не расколи, в еду не пролей.
        - А это зачем?
        - Ну, это если матерых подпольщиков, много знающих, ловят - они, чтобы не выдать…
        - Хм… Понял.
        - Но тебе она не понадобится. Что ты знаешь-то? Даже если поймают… Ты ведь не источник ценной информации. Просто заставят на них работать.
        - Это для меня хуже всего на свете…
        - Знаю, знаю… Потому и говорю: должен ты бежать. Лечь на дно. Ну, пройдет время, они от тебя отвяжутся…
        - Спасибо вам, спасибо за все - только смог вымолвить Янек.
        Оставив студента в темном кинозале, повстанческий вербовщик отправился в туалет. Дождавшись конца сеанса, Зернов покинул уборную - и под прикрытием высыпавшей в холл толпы, незаметно юркнул в боковой выход.
        Рыба, вытащенная из воды….
        Так точнее всего описать состояние парня после беседы с Зерновым. Вчера, слушая на лавочке Подлейшина, студент, казалось, бесповоротно решил примкнуть к повстанцам. Но только сейчас Янеку открылось, что его импульс был чисто эмоциональным, что у него нет навыков, способностей, да и психологической готовности для этого.
        Повстанческий вербовщик совсем недавно узнал о самом существовании Янека Батурониса, и не мог просчитать его дальнейших действий. Не было ни досье, ни результатов тестирования, ни личных бесед. Были два рассказа его соседа: один про то, как Янека избили на митинге, а второй - как вызвали его в РСБ. Случившееся в этот день было крупнейшей ошибкой Зернова - вообще-то психологически грамотного, но к данной беседе не подготовленного. Янек не был подпольщиком, политическим деятелем, разведчиком, революционером или заговорщиком. Он был просто честным парнем, сочувствовал обездоленным, презирал режим и его ищеек. Но к тому, чтобы жить нелегально, уйти на дно, сломать привычный образ жизни и учебы, расстаться с родными, жить под конспиративными кличками с чужим удостоверением, самостоятельно поселиться в глухой деревне и обживаться там, к уходу в подполье - этот юноша, почти мальчик, не был готов никоим образом. Он и на митинг-то пошел из гуманных соображений, сострадания, а вовсе не из желания стать политиком.
        Уйти в подполье? Невозможно и немыслимо. Помогать РСБ? Гнусно и подло. Между этими двумя полюсами, между тигром и львом, разрывалась душа Янека. Тонкое, поэтическое восприятие мира делало внутренний конфликт непереносимым, жгучим, смертельным.
        Янек невидящими глазами оглядывал стены и потолок, механически, как робот, спускаясь с лестницы. На грязно-серой стене он увидел надпись черным маркером, надпись с грубой ошибкой: "остАрожно". Под нею красовались череп и кости. Безыскусное детское граффити в иных условиях, не приковало бы внимания Батурониса. Но сейчас, при виде черного черепа, парня будто ударило молнией. Его решение было внезапным, импульсивным, эмоциональным. "Вот оно!" - подумал он - "Так будет лучше всего… Бежать мне некуда… А если я сбегу - чем это поможет Наташе? И могу ли я верить повстанцам? А может, это и не повстанец был вовсе, может встреча эта просчитана в РСБ заранее? Мной играют? Нет, собаки!" - подумал Янек с внезапным ожесточением человека, разрубающего гордиев узел - "Думаете, я - пешка? Будь вы повстанцы или РСБшники - вы думаете, будто я ваша пешка… Я не пешка! Я чувствующий, думающий! Я сделаю то, чего никто из вас не ждет! Так будет лучше для всех!"
        Эмоции теперь бушевали в нем неудержимо, краски и звуки мира воспринимались всем нутром, лирическое восприятие одушевляло мертвые вещи. Он вышел на улицу. Желтые и красные полосы цветов на клумбах пылали нездешним огнем. Косматая и высокая прическа проходящей дамы представилась клубящимся вулканом. Стая белых голубей описывала круги над сквериком близ кинотеатра - и Янеку казалось, что это души невинных жертв РСБ. "В этой стае один голубь не похож на других" - подумал студент
        - "Пестрый голубь. Может быть, и мне предстоит перевоплотиться в пестрого? "
        Студент не бросился на автовокзал, не выбрался за город, вопреки советам Зернова. Содержимое пакета студент разделил на две неравные части. Большую часть вещей он спрятал в дупле старого дуба, в сквере близ кинотеатра. Вторую, меньшую часть полученного, Янек оставил при себе. Юноша, доведенный до отчаяния преследованием, решительно зашагал домой. В кармане его лежали: стреляющая авторучка и отравленная ампула.
        "ЧЕМ ВАША БАНДА ЛУЧШЕ?"
        (РЭД, БРАТЬЯ ЧЕРШЕВСКИЕ)
        - … И на этот вопрос вам будет ответить труднее всего… - продолжил мысль Алеша - Все понимаю: режим у нас мерзкий, Медвежутин негодяй, РСБ преследует инакомыслящих. Вы с ними воюете, актами возмездия подымаете свой авторитет среди пострадавших слоев. Ищете обиженных режимом. Создали среду сочувствующих. Пополняете ряды за счет этих резервов. Кризисы при капитализме закономерно ведут к войнам. И вы, имея авторитет, способны на фоне стихийного бунта озлобленных масс захватить власть. Но чем этого улучшит жизнь простого, среднего человека с улицы? Обывателя, угу. Который вашего фанатизма не разделяет. Придет к власти новая банда. Ваша банда. А чем ваша банда лучше правящей? Чем лучше любой другой, из множества банд? Чем лучше-то? Узкая комнатушка, где Рэд среди запыленных книг отдыхал от приема гостей, теперь казалась заговорщику уютной, почти родным домом. Алексей казался чуть ли не родственником. Развалившись в кресле, заговорщик возвел к потолку серые глаза. Растягивая слова, он произнес:
        - Я бы мог вам ответить поверхностно. Но я вас считаю человеком умным, и потому глубоко рассмотрю проблему.
        - А как звучит "поверхностный" ответ?
        - Ну, я бы мог сказать, что у нас идеология лучше. Например, я бы мог сказать, что сейчас в Рабсии стрежнем всей морали является рабославная ложь, основанная на древних мифах. Эти мифы отрицают самые первейшие законы природы, отвергают даже законы сохранения массы и энергии. Выдумки о создании живых существ богом противоречат исследованиям биологов. Возраст планеты в религиозных книгах указан неправильно, противоречит данным геологии. Форма планеты в этих книгах определена как плоская, на деле она сферическая…
        - Там же, в мифах, россказни о чудесах: превращении воды в вино, хождении пешком по морю, воскрешении мертвецов… - рассмеялся Алеша - Короче, фантазии древних людей.
        - Это вранье далеко не безобидно - нахмурился Рэд - на мифах и лжи построили целую систему, чтобы оправдывать преступления властей вымышленной божьей волей, внушать подвластным смирение перед несправедливостью, создавать у людей комплекс вины, а затем играть на нем. Если мы сторонники Истины, то мы должны не терпеть ложь, а ненавидеть ее. Уничтожить.
        Раздался звонок. Алеша отлучился в прихожую. Через минуту он вернулся вместе с Николаем - писатель, как всегда, приехал в гости к брату под вечер.
        - Придя к власти, - продолжил подпольщик - наш Союз Повстанцев, конечно, использовал бы все возможности, что бы с этой ложью бороться. Запретил бы преступные организации, которые в корыстных целях ее проповедуют, глумясь над логикой и разумом, навязывают искаженную картину мира и уродуют души комплексом греховности. Победа правды над ложью, разума над недоумием, научной картины мира над религиозной - это само по себе огромное достижение, это улучшит и украсит наш мир.
        - Да - подал голос вошедший литератор - Это избавит людей от страха перед выдуманными фетишами, и даст каждому ясное представление о том, как устроен мир на деле. Ведь любое разумное существо живет ради постижения Истины, стремится к знаниям…
        - Да. Конечно, мы снимем религиозную пелену с глаз народа.
        - Хм… Ну, я с вами согласен, это будет огромное достижение.
        - А почему этот ответ "недостаточен"? - спросил Алеша
        - Потому, что сама религия тоже вытекает из чего-то. Из бессилия людей перед природной и общественной стихией, над которой они не властны. Об этом после… Также я мог бы сказать, - Рэд взял со стола пластмассовую головоломку - что мы дадим народу социальные гарантии: дешевое жилье, бесплатное здравоохранение и образование, достойные пенсии, в общем - чувство защищенности. Еще я мог бы пообещать, что мы покончим с фашизмом и национализмом, с рознью между трудящимися разных народов, ведь им нечего делить между собой. Наша идея - космополитизм, мы стремимся к слиянию всех наций в единое человечество. Исчезнут войны и границы между государствами…
        - Да, эта идея благородна, даже величественна. Но это тоже, по-вашему, недостаточный ответ?
        - Угу. - Рэд недовольно покосился на Алексея: заговорщик развивал мысль последовательно, не желая чтобы его перебивали.
        Хозяин квартиры понял это, и умолк. Рэд благодарно кивнул в ответ.
        - Также я мог бы сказать, что мы вернем смысл жизни и гибели тысяч героев прошлого, погибших в прежние времена за революцию, ради счастья людей - ведь если нынешний режим будет царить, то получается что все революционеры жили и погибли зря… Придя к власти, мы дали бы людям верную картину истории, не только природы. Я мог бы сказать, что наша система будет демократичнее нынешней, больше учитывать мнение граждан, самого народа. Мы не хотим очередной казармы.
        - Это очень важно - взволнованно произнес Чершевский. - В восприятии многих, вы лишь претенденты на трон тирана…
        - Нет конечно - улыбнулся Рэд - Мы боремся с диктатурой не для того, чтобы установить вместо нее свою тиранию…
        Чершевский кивнул.
        - Но обратите внимание - продолжил подпольщик - это всё мои слова, а голым словам в политике верить нельзя. Потому я и говорю: все эти ответы поверхностны. В них - наша идеология, благие намерения. Благие пожелания. Любой проницательный человек обязательно спросит: где гарантия выполнения ваших красивых обещаний? Революцию делают для того, чтобы большинству людей лучше жилось. А при вас будет ли лучше? Да? Обоснуйте. И без голых слов, а фактами. Вот что спросят в первую очередь.
        - И как вы ответите на этот вызов? - Алеша склонил голову набок.
        - Давайте рассмотрим простого человека, не интеллигента, а работягу с конвейера. Социалисты прошлого, в том числе и Марел Карс, видели причину его бед в эксплуатации: половину рабочего дня он работает на себя, вторую половину - на дядю, на капиталиста.
        - Да, Карс именно в этом видел главную проблему.
        - Кроме того, рабочего подстерегают голод, болезни, угроза безработицы. Он беззащитен и перед природными катастрофами. Значит, он обязательно выдумает какого-нибудь бога, чтобы молитвой "влиять" на эти стихийные беды, от него не зависящие. Капиталисты разных стран, чтобы отвлекать внимание угнетенных от себя, от угнетателей-единокровцев, переключают возмущение людей на иностранцев, делят рынки сбыта, ведут для этого войны. Монополиям нужно и сильное государство, жесткая власть, преследование бунтовщиков - чтобы стабильно получать прибыль. То есть причины религиозного обмана, национализма, фашизма, войн, тирании - лежат в экономике. В капитализме.
        - Да, так считал Марел Карс.
        - Но что он предлагал вместо этого? - заговорщик Рэд воздел палец к потолку, требуя внимания - Он предлагал рабочим взять власть в свои руки, свергнуть капиталистов. Передать их собственность в распоряжение общества. Не "поделить", конечно. Наоборот, централизовать в руках ассоциации работников. Это все, что он предлагал. Его конструктивная часть, как мы считаем, совершенно недостаточна… Я буду жестко ее критиковать.
        В комнате воцарилось недоуменное молчание. Николай Чершевский знал Рэда как убежденного социалиста, уважающего революционные традиции прошлого. И тут вдруг - критика древнего ученого. Что бы это значило? Алексей обратился в слух, а Николай воскликнул:
        - Вот не ожидал! Вы же социалист, насколько я понимаю? Почему вдруг вы против предложения Карса?
        - Да ведь такая революция не решает ни одной проблемы. Сама по себе.
        - Вот как? - развел руками литератор - Смелое заявление!
        - Судите сами. Возьмем того же работягу на второй день после этой революции. Был он вынужден приходить на фабрику в один и тот же час, повторять у конвейера рутинные стандартные движения, глушить утомление от этого водкой и религией. Да, он придаток машины, это мучительная, недостойная, ужасная роль для разумного существа. - Рэд вновь воздел палец к потолку - И что? Он после революции будет приходить на работу когда пожелает? Творчески вертеть любые рукоятки вопреки технологии? Заниматься рисованием и поэзией, когда мимо идет лента конвейера? В таком случае, фабрика взлетит на воздух. А не будет фабрики - не будет бытовой техники, лекарств, мебели, автомобилей, компьютеров, электрогенераторов. Города погрузятся во мрак, начнутся эпидемии и человечество откатится вспять. Остановите конвейер - и миллиарды жителей Мезли умрут от голода и болезней.
        - Хм… Ну конечно, конвейер объективно нужен. Но ведь рабочий день уменьшится.. - возразил Алексей - Работник уже не будет полдня работать на капиталиста.
        - Давайте посмотрим, куда деваются эти полдня. Задайтесь вопросом: сколько минут из этого времени рабочий работает на личное потребление капиталиста? На его автомашины, шмотки, курорты, рестораны, бассейны, дворцы… Ну? - Рэд жестом пригласил собеседников быть активнее в споре. - Если завод огромен, если на нем десятки тысяч рабочих, то доля потребления капиталиста в рабочем дне каждого составляет минут пятнадцать, не больше. Не может капиталист носить сотню костюмов и разъезжать на ста машинах сразу. Чисто физически, его потребности ограничены - а заводы на него работают гигантские.
        - Хм… - почесал в затылке Николай - Ну, остальная прибыль идет на поддержание и расширение производства.
        - Как вы думаете, после революции надо будет производство расширять и поддерживать? Или деньги, которые на это шли, можно проесть - выплатить в виде зарплаты? А может, вообще не производить прибыль, вдвое уменьшив рабочий день? Тогда пройдет пять лет, и заводы обветшают, рухнут.
        - Хм… Да… Работать придется почти столько же… - после долгого молчания протянул Николай - Но все же у рабочего появятся социальные гарантии, ему будет доставаться большая часть национального продукта…
        - Угу, угу. - закивал Рэд - Он, как и прежде, придаток машины, подчинен дисциплине. Получает рабочий больше, лечится бесплатно, учит детей бесплатно. Запрещена религия, ведется научное просвещение. Нет безработицы, все трудоустроены.
        - Ну вот… В этом и прогресс! - улыбнулся писатель.
        - Да. - хитро прищурился Рэд - Но почему вот это - социальная революция? Это что, новый способ производства? Это же игра с нулевой суммой, перераспределение уже созданных на конвейере благ. При сохранности конвейера и всего с ним связанного. Это социальная революция? Нет. Передел собственности, и только. От рутинного труда рабочий не избавлен, от профзаболеваний не избавлен, от природных стихий по-прежнему незащищен. Подчинен фабричной дисциплине на работе, и решениям рабочей ассоциации вне работы. Как был пешкой в чужих руках, так и остался. Ну, построили корове теплый хлев, убили прежнего хозяина. По-прежнему она в положении дойной коровы… Это - революция?
        - Хм… Вот не ожидал от вас таких анти-социалистических выпадов….
        - Николай, это не выпады, а проблемы, и чтобы людям не врать, мы должны проблемам глядеть в лицо. Без страха, как исследователи общества. Учение Карса - это ведь не религия, а наука. В обществе идут изменения, накапливается опыт. Необходима критика.
        - Ну… - писатель на миг замешкался, затем азартно возразил: - Хорошо, я отвечу так. Рабочего утешит сознание, что раньше им управлял диктатор, а теперь управляет он сам, совместно с другими. Допустим, через компьютерную сеть он голосует и принимает решения… В общих решениях есть и его капелька. Он не корова, как вы говорите, а хозяин своей судьбы…
        - "Утешит сознание" - передразнил Рэд - Это не революция, а знаете что?
        - Что?
        - Это психотерапия. - Рэд улыбался тонкими губами. Серые его глаза лукаво и добродушно глядели на Чершевского - Психотерапия для рабочего. Раньше он каждый шаг, на работе и вне работы, подчинял дисциплине - и теперь то же самое. Раньше он страдал от болезней, стихий, голода, холода - и сейчас тоже. Раньше он полдня работал на расширение производства - и сейчас тоже. Но вот раньше его "утешала" рабославная религия, а теперь "утешит" сознание причастности к принятию решений.
        - М-да… - вставил реплику Алеша - А ведь "общее решение" может быть и таким: дом его снесут, проведя шоссе на этом месте. Его единственный голос против большинства ничего не весит в этом решении.
        - Верно - подтвердил заговорщик - Думаете, "община равных" не может быть деспотом и тираном по отношению к каждому из своих членов? Еще как может!
        - В первобытном обществе, в крестьянской общине именно так и было. - дополнил Николай - Я встречал горе-социалистов, которые в этом "психологическом комфорте" видели золотой век, и звали к нему вернуться. А тех, кого приказ общины тяготит не меньше приказа буржуя - призывали расстрелять, уничтожить в концлагерях.
        - Если это социализм, то я не социалист! - возмутился Рэд - Вы правы, Алексей: решения общины могут быть и тираническими, и зверскими, и некомпетентными, и преступными. Община, "электронное вече", не является непогрешимой и мудрой. И не скорость обмена информацией, а скорость и глубина осознания проблем помогает выработать верный план. Именно здесь лимитирующее звено в принятии решений. Власть общины, "сознание причастности", "всеобщие голосования", отсутствие резких имущественных различий - не исключают ни бед, ни тирании, ни трагедий.
        - Все это и в казарменном лже-социализме присутствует. - кивнул Алексей - А если запретить религию, не устранив ее почвы - бессилия и бед - то верующие будут собираться подпольно, рабославная церковь уйдет в катакомбы. И пьянство никуда не исчезнет - ведь его тоже порождают страдания людей.
        - И вандализм, как стихийный ответ на горькую участь, тоже при этом не исчезнет. - добавил подпольщик - Карать, запрещать? Но это и Медвежутин делает сегодня. Так что предложение Карса - неполно, а революция сама по себе вопрос не решает.
        Собеседники надолго умолкли.
        - Но если вас послушать, то проблема и вовсе не имеет решения… - протянул писатель.
        - Вы не дослушали меня. Главный ключ к свободе - технический прогресс. Давайте отвлечемся от красивых лозунгов, и взглянем на корень, основу проблемы. А она - не в злых капиталистах. Она - в объективной необходимости конвейера.
        - Вот как? Ну, и как же без него обойтись?
        - У нас есть множество разведчиков, из числа инженеров. Работают они в секретных институтах, на передовом рубеже науки. Разведчики сообщают нам, что сумма научных знаний на планете подошла к новому качественному рубежу.
        - Новое открытие?
        - Изобретение. - уточнил Рэд - Недавно изобретен новый прибор: трехмерный принтер. Это мини-станок, позволяющий собирать вещи по компьютерным чертежам. Внутрь заливают сырье, а на выходе получают, к примеру, пластмассовые кружки. Или фотоаппарат. Или блокнот. Или буханку хлеба. Это уж зависит от сырья и от назначения станка. Достаточно иметь электронный чертеж нужного продукта, и станок соберет его.
        - Да… - почесал бороду литератор - В отличие от религии, техника реально способна творить чудеса и двигать горами…
        - Теперь представим себе, что такой миниатюрный принтер есть дома у каждого. - продолжил Рэд - Или стоит в вестибюле подъезда, как сейчас банкоматы. Представим, что он производит, к примеру, кастрюли по нажатию кнопки. Нужен тогда завод по производству кастрюль? Нужен конвейер?
        - Нет.
        - Ну вот. В этом случае бывшие рабочие кастрюльного завода объективно, самой технологией, способом производства - избавлены от фабричной дисциплины и рутинных операций.
        - Тут ведь сам завод исчез. - пожал плечами Николай Чершевский - Исчез и труд рабочих. Как категория необходимости.
        - Исключая наладку автоматов - улыбнулся Алексей, пересаживаясь ближе к столу.
        - Ее может делать единственный на весь район монтер. - пояснил брату Николай.
        - Ну вот - продолжил Рэд, вертя в руках головоломку - А бывшие рабочие, при определенных условиях, могут посвятить свободное время творчеству, живописи, литературе, саморазвитию, науке.
        - Кстати - дополнил Алеша - В такой ситуации потребителям кастрюль тоже веселее: они избавлены от однотипности. Моделируют на компьютере чертеж той кастрюли, что нужна им - и введя его в автомат, получат уникальный шедевр, а не стандартную серость.
        - Да, это расширяет свободу как рабочих, так и потребителей - приветливо откликнулся Рэд - А теперь представим, что пользование автоматом бесплатно и доступ к нему открыт для каждого. Представим, что готовые чертежи всех пользователей общедоступны.
        - Хм… Да… Но при нынешней системе - внезапно омрачился Алексей - бывшие рабочие кастрюльного завода станут безработными. Умрут с голоду..
        - Почему это произойдет? - подхватил Рэд - Только из-за юридических норм! Нынешние законы и правительство не дадут этим бывшим рабочим средства к жизни. А общество, за которое боремся мы - позволит им выжить, поддержит их. Но прежде надо внедрить эту новую технику - трехмерные принтеры. Иначе будет просто передел собственности, игра с нулевой суммой. Таким образом, научно-техническая революция, переворот в технологии, в способе производства - это основная пружина прогресса. Это главное звено революции социальной.
        - Хм… Звучит необычно…
        - Почему? Это основы материализма. - заговорщик назидательно покачал головой - Наука стала производительной силой: с этого момента и начинаются революции, а не бунты. Как произошла революция во Франконии? Первой революцией была научная: изобрели паровую машину! Затем была политическая революция: интеллигенция, передовые люди, сплотились в "банду"….
        Братья рассмеялись, уж больно не подходил уголовный термин к депутатам франконского Конвента.
        - …Подстерегли момент стихийного бунта - улыбаясь, продолжил Рэд - и на этой волне свергли короля, захватили власть. Новыми законами они ударили по церкви, тормозившей развитие науки и техники, по земельной аристократии, не заинтересованной во внедрении паровых машин и фабрик, по пережиткам феодальной раздробленности, мешавшим фабричному производству. Король такие преобразования провести не мог и не желал: его опорой были церковники - враги науки. И помещики, конкуренты фабрик.
        - Потому и потребовалось истребить короля вместе с семьей, истребить церковников и помещиков?
        - Именно. Политическая революция стремительна. Захватить дворец, убить короля, потопить в баржах клерикалов, издать новые законы, разбить на войне врагов - все это делается быстрым ударом.
        - Но ведь повседневную, бытовую жизнь и работу каждого в миг не изменишь?
        - Поэтому и был после революции долгий период роста: внедрение машин, развитие фабрик. Бывшие крестьяне уходили в города. А горожанин - совсем другой тип личности!
        - Что верно то верно! Он грамотен, пользуется в быту новыми вещами. Работает на фабрике с новой техникой. И даже общается с путешественниками из дальних стран…
        - Видите, это совсем иной человек, чем неграмотный крестьянин, кругозор которого ограничен околицей родной деревни… И когда изменения затронули жизнь каждого, проникли в быт, в речь, в сознание и поведение масс - только тогда и завершилась социальная революция, которая длилась целое столетие после переворота.
        -. Оказывается, социальную революцию не сделаешь захватом дворца… - лукаво улыбнулся Алексей
        - Так-то оно так… - дополнил Николай, расправив бороду - Но без политической революции, без захвата власти, без свержения короля - социальная революция была бы невозможна.
        - А если бы все только этим и ограничилось?
        - Был бы дворцовый путч, и только. - махнул рукой подпольщик.
        - Хм… Понятно.
        - Как видите, у социальной революции четыре необходимых стадии. - Рэд, перечисляя, загибал палец за пальцем - Научная революция изобретает новую технику. Политическая революция мечом расчищает дорогу для ее внедрения. Технологическая революция меняет производство. Ну, а изменение производства приводит к социальной революции: меняется все общество, жизнь, быт, сознание и отношения людей.
        - То, о чем вы говорите, было и в нашей стране… - заметил Алеша - Сотню лет назад, в Славном Семнадцатом…
        - Разница в том, что в Рабсии новой технологией стала электрификация, а не паровая машина. Ведь наша страна очень холодная, тут нужна иная энергетическая база… - вставил реплику Николай - Паровым котлом не обойдешься.
        - Да - подтвердил Рэд - Ильич Нелин в Славном Семнадцатом именно и расчистил мечом своих декретов дорогу новой технике, электростанциям, индустрии, строительству городов… А городская жизнь, новые станки и машины, электрический свет, транспорт, телефонная связь - требует нового уровня знаний, и в свою очередь помогает узнать больше. Результат революции: дикая аграрная страна стала индустриальной, городской, поголовно грамотной. Покончили с эпидемиями. Почти ликвидировали религиозные предрассудки. Кругозор каждого гражданина расширился от сельской околицы до масштабов планеты: ведь именно Савейский Союз запустил первый спутник…
        - Хм… Я вас понял… Вы намекаете, что новая революция, за которую сражается Союз Повстанцев, пройдет в те же четыре стадии?
        - Судите сами: изобретена технология, позволяющая перейти к производству не-индустриальному, не конвейерному. Представьте: каждый собирает дары "искусственной природы", техносферы, как первобытный дикарь собирал дары природы в древности…
        - А вы - подытожил Чершевский - наработав в народе авторитет путем серии актов возмездия, дождетесь очередной войны…
        - Да, они ведь неизбежно порождаются капитализмом. - быстро вставил Рэд - Кризисами. Дележом рынков.
        - Ясно. ….А во время войны, на гребне стихийного бунта, вы надеетесь организованно взять власть. Как Ильич Нелин.
        - Да. Чтобы принять законы, благоприятствующие внедрению этой новой технологии. А технологическая революция приведет к революции социальной, изменит к лучшему жизнь всех жителей планеты. Вот в чем наша гарантия! Не в переделе существующих благ, а во внедрении новых технологий, новой техники.
        - Что ж - задумчиво молвил Алексей - это весьма интересный, нестандартный, новый подход…
        - Ну, не такой уж новый. Он вписывается в учение Карса: технология - базис, а все остальное надстройка. Культура, идеология, религия, законы, отношения - это вещи не материальные. А ведь материя первична! Значит, пока технология не изменится - будет и централизм, и дисциплина, и эксплуатация. Способ производства надо менять! А не способ распределения.
        - Что ж… Мне встречались попытки некоторых ученых вывести предпосылки социализма из компьютерных голосований, к примеру…
        - Не то. - Рэд отрицающе выставил барьером ладонь - Те, кто это предлагали, хотели менять лишь способ управления и распределения. Сетевые референдумы и принудительный коллективизм. Стирание личности… У них получалась община-вампир, община-тиран, довлеющая над индивидуумом. Это опять игра с нулевой суммой, это возня вокруг распределения благ. А вот личные трехмерные принтеры, в сочетании с компьютерными сетями и доступностью чертежей - это именно производство! Производство новым способом, не индустриальным. Это расширение свободы каждого! При внедрении этой технологии, каждый - собиратель благ техносферы, свободный творец, личность. Он может проектировать и собирать какую пожелает мебель, посуду, одежду. На свой вкус! Нет единого шаблона, нет регламентации, нет казармы. В то же время нет рынка и денег. Есть - безграничная свобода.
        - Хм… - задумался Николай Чершевский - Но у меня возникает сразу целый комплекс вопросов. К примеру, экологическая нагрузка на ресурсы. Ведь от ограниченности ресурсов ваши чудо-машины не спасают.
        - И еще один вопрос - подал голос Алексей - может, не нужно вам лить столько крови, если все дело во внедрении новой техники? Может, и Медвежутин, или его преемник, со своей командой, способны такую технику внедрить? Тогда зачем вообще ваша…
        - Извините - Рэд устало опустил тяжелые веки - Я не сплю уже третью ночь… Завтра я обещаю вам продолжить этот разговор. Тем более, что затронули вы взаимосвязанные вещи. Завтра я расскажу вам, что такое ловушка ограниченных ресурсов - когда уменьшение ресурсов ведет к ограничению научного творчества, а это в свою очередь мешает создать технику, способную преодолеть ресурсный кризис. Я расскажу о той роли, поистине страшной, которую играет рабославная церковь при попадании страны в эту ловушку. Я расскажу, как реакционная идеология, взятая государством на вооружение, может затащить страну в средневековье. Расскажу о том, что развивать научно-технический прогресс не станут те, кто в нем не заинтересованы - медвежучьи нелюди, реакционеры, из числа монополистов и церковников.
        Литератор кивнул в знак понимания.
        - Не разовьют прогресс и мерзавцы, заинтересованные в монополии на знания, на патенты, на те самые чертежи. - продолжил Рэд - Не станут развивать технику и монополии, им выгоднее положить под сукно новые изобретения или использовать их в военных целях. Я расскажу, чем казненный франконский король и расстрелянный рабсийский цесарь похожи друг на друга. И чем они похожи на Медвежутина.
        - Догадываюсь - хмыкнул Чершевский - И нынешние, и тогдашние стали тормозом прогресса. Со всеми вытекающими последствиями.
        - Верно. И об этом стоит поговорить подробнее. А кроме того, я расскажу об экологических технологиях утилизации, о "живых вещах", которые можно не только собирать, но и разбирать на атомы, если вещи не нужны. Но, извините, об этом завтра. Простите великодушно… Очень устал.
        ГЛАВА IX
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

20 АВГУТСА. ЧЕТВЕРНИЦА.
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ДЕЙСТВИЕ: ПАРТИЗАНЫ, ДОБЫТЧИК ОРУЖИЯ)
        Илья Риманев скрывался в Урбограде от розыска под чужими документами. Он был участником нападения на приемную рабсийской охранки. До того, как войти в Союз Повстанцев, их группа именовалась "Армией Народных Мстителей". В ней состояло несколько сот молодых рабсиян. В Урбоград, после дерзкой акции, были переброшены пятеро из них. Контакты "мстителей" с Артемом Зерновым, вербовщиком Союза Повстанцев, шли через Надежду Лакс, бывшую учительницу литературы. Она тоже участвовала в акции возмездия, а теперь жила в Урбограде нелегально.
        Пятерка редко собиралась вместе. Но сегодня пришлось изменить установленному правилу. Сходка будущих городских партизан была намечена в подвале магазина, где Илья работал грузчиком. Помещение использовалось как склад. Грязный цементный пол был уставлен батареями ящиков с пивом. Обшарпанный стол и рваные матрасы на полу дополняли отвратное впечатление.
        Риманев ждал гостей, расчесывая длинные волосы перед треснувшим мутным зеркалом. Он глянул на свое отражение: типичный грузчик-работяга, скуластое лицо загорело до черноты, воротник хлопковой куртки грязен…. Вид бедняка, почти бродяги. "Что ж, это и хорошо." - подумал Илья с удовлетворением - "Такими РСБ не интересуется. Молния не ударяет в овраги. А магазинный грузчик - это, уж конечно, не гора в нашем обществе. Скорее, глубокая яма." Раздался условный стук. Илья поднялся к железной двери, обменялся паролем с вошедшим, впустил его. По крутым ступеням, вслед за Ильей, спустился Игорь Данилин - худой парень с бледным лицом и волнистыми белокурыми волосами. Вошедший настороженно оглядел подвальную конуру, смущенно улыбнулся, присел на пустую коробку из-под пива. Одет он был довольно неряшливо, в почтовую униформу. На плече висела объемистая сумка - Данилин зарабатывал на жизнь, разнося рекламную газету "Из уст в уста".
        - Ну и свинарник у тебя - гость поморщился - Еще и лужи на полу…
        - Сменщик приводит компанию алкоголиков каждую ночь - пояснил Илья - напиваются здесь как скоты. Блюют, бьют бутылки об пол.
        - Надеюсь, ты мне пиво совать не будешь?
        - Нет. Ты же не пьешь…
        - И тебе не советую. - откликнулся Данилин - Ты вот иногда позволяешь себе пару бутылочек… Но имей в виду: из ребят, что воевали со мной рядом в горах, только трое погибли от пуль вахасламских боевиков. А шестеро умерли уж после войны. И смерть их так или иначе, связана с выпивкой. Пьянствовать - идиотизм…
        - А на войну поехать добровольцем? - саркастически поддел Риманев
        - Ну… Молодой был… Вот и поехал. Глупость, конечно. Сейчас-то я все отлично понимаю. Главный враг - в своей стране.
        Данилин взял со стола рваный журнал, бегло пролистал: бульварщина, светские сплетни. Ничего интересного. Видя, что Риманев победно улыбается, Данилин хмыкнул:
        - Думаешь, взял реванш, поставил меня на место? А я вот не жалею, что на войне был. Там, в горах, я многому научился. Машину водить, в том числе. Это нам понадобится…
        - О, в этом ты вообще ас. Но машины-то нету. - Риманев добродушно высунул язык.
        - Будет. - усмехнулся бывший солдат - Угоним. С этого придется и начать. Сперва нужна будет машина. Потом деньги. А уж после этого оружие и взры..
        В дверь вновь постучали. Риманев пошел открывать, Данилин спрятался за батарею ящиков. Там был каменный узкий лаз, дверь из него вела в магазин. Подвал не был мышеловкой, имел два выхода. Тревога оказалась ложной: пришла не полиция, а еще один товарищ - Алан Бурнаков.
        - Легок на помине! Стоило припомнить волшебное слово - рассмеялся Данилин, вновь усевшись на ящик - и наш специалист по подрывному делу тут как тут.
        Взгляд Бурнакова был серьезен и грустен, но собравшиеся этого не видели: Алан всегда ходил в дымчатых очках. Это придавало Бурнакову интеллигентный вид. Он и был народным интеллигентом-самоучкой, хоть не закончил даже средней школы. Бурнаков предпочитал самообразование, сам выбирал для этого нужные книги. Эрудиция его была обширной, он мог предвидеть события далеко вперед. В годы массовых иллюзий, когда многие еще связывали демократию с капитализмом, Бурнаков записал в дневнике: "Скоро у нас отберут право на сопротивление. В одних странах власть устраняет причины критики, а в других - устраняет самих критиков. Рабсия идет по второму пути". Так и случилось. Видя, что страна сползает к диктатуре, Алан одним из первых вступил в "Армию Народных Мстителей", участвовал в атаке на офис РСБ, а теперь скрывался в Урбограде под чужой фамилией.
        - Я - специалист? - Алан рассмеялся: - У специалиста узкий профиль. А я, как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец.
        - Игрец, игрец - подхватил с улыбкой Риманев - Помню, ты мне рассказывал, как в подземном переходе на флейте дудел…
        - Да уж получше была работа, чем сейчас…. Чернорабочим в цеху… - откликнулся Алан, садясь на коробку - В переходе мне кидали мелочь, и довольно щедро.
        Данилин налил кипяток в щербатую кружку, стоявшую на пыльном столе. Риманев все подтрунивал над Аланом:
        - Ты мастер на все руки, я смотрю… Химик, флейтист, подрывник… Да еще и теоретик… Настоящий комиссар… - тут Илья прервался, предостерег Данилина: - Не пей из этой кружки, видишь, тут тараканы бегают.
        Игорь Данилин отставил кружку в сторону, смахнув со стола насекомое.
        - Ну, теоретик из меня может и хороший - потупился Бурнаков - а практик вышел пока никудышний.
        Увидя на полке шахматную доску и фигуры, Алан принялся, от нечего делать, расставлять их. В мезлянских шахматах было полсотни фигур с каждой стороны - у жителей планеты интуиция была обостренной… Вертя в руках одну из пешек, Бурнаков продолжил:
        - Практик никудышний… Затея с "Армией Народных Мстителей", как я понимаю, была авантюрой. Но до этой мысли я дошел спустя два года после той акции… Да, школа солидарности, но… Что сказать? Тупость. Никакой подготовки.
        Алана друзья уважали, он был признанным теоретиком и хорошим оратором. Потому в подвале, при его словах, воцарилась почтительная тишина.
        - Теперь-то я понимаю… Сбор информации нужен, о положении в городе. Кропотливая работа по вербовке кадров. - Бурнаков постукивал пешкой о доску - Финансирование. Автотранспорт. Контрразведка. Организация связи.
        - В том числе тайников - добавил Игорь Данилин - тайники надо уметь оборудовать. Мы этому не учились.
        - А шифрованию учились? - иронично поддел Романов - Можно подумать, и тайнописи учились? -
        - Э-хе-хе - вздохнул Алан - Насмотрелись фильмов по телевизору, там ведь как это все показано: пушку в руки, и вперед. В кино не покажут ни разделения труда, ни руководства, ни связников, ни обеспечения… Уж тем более ни слова о том, что газета потребна. Объяснить ведь надо народу, объяснить, за что мы боремся. А чтоб газету создать, редактор нужен.
        - Угу - Риманев сокрушенно покачал головой - А чтоб ее переносить и раздавать, вообще целая сеть… Ничего этого не сделали тогда. Сразу в атаку. Удивительно, как мы вообще ноги унесли.
        - Если бы не помощь Союза Повстанцев - потупил голову Бурнаков - мы давно бы оказались в застенках …
        - Да разве я не видел, что затея сырая? - улыбнулся Риманев - А все ж ничего не оставалось…. Пришлось с вами пойти…
        - Ну, еще бы - согласился Бурнаков - Когда была нормальная обстановка в стране, ты нормальной деятельностью и занимался. Статьи в газете писал, выступал с лекциями… Да и в профсоюзном движении участвовал. А когда началось черт знает что, РСБ тебе подкинула наркотики. Ну и скрываться пришлось, уйти в подполье.
        - А там вы… - подхватил Илья, углубившись в воспоминания - Так все и было. А вот мне интересно: сейчас нам Союз Повстанцев обеспечит все о чем ты говоришь? пропагандистское обеспечение, паспорта, правильное руководство группой? Да и оружие потребуется…
        - Тебе же старый знакомец выносит стволы с "Калибра". - заметил Данилин - Чего тебе еще надо?
        Встав из-за стола, Игорь отправился в туалет, в закуток подвала. Заходить туда было противно: унитаз разбит, на полу мокрицы, на стенах - фотографии кинозвезд из бульварных журналов…
        Вернувшись, Данилин сказал:
        - Илья, как ты работаешь в этой дыре?
        - Да я сюда только захожу грузить ящики… Мне хозяин доверяет ключ от склада, когда нужно мы заходим и грузим… Другим грузчикам он ключ не дает, конечно: напьются тут, пожар устроят. Мне доверяет. - рассмеялся Риманев - Да ладно, Игорь, ночным охранникам хуже приходится… Они тут всю ночь сидят, в этой грязи.
        - М-да… Так что я пропустил, пока вашу комнату отдохновения осматривал?
        - Да про добытчика говорили. Который нам с "Калибра" выносит стволы. Алан говорит, что это несерьезно…
        - Ну а как еще сказать - пожал плечами Алан, и передвинул пешку на доске - Илья, конечно, умеет собирать из запчастей оружие. Наш добытчик вытаскивает эти железяки через проходную… Вот с ним, кстати, тоже… Обычная история. Профсоюзный активист был, мирный работяга… И до чего довели? Когда рабсийские профсоюзы объединили в "Трудовой фронт" и подчинили РСБ, элементарные вещи стало опасно делать на заводе… Рискуешь по зубам получить.
        - Да, он говорит: в цехах пыльно, сверхурочно заставляют работать. Доходит до крайности: на проходной рабочих обыскивают и отбирают домашние завтраки, чтобы они в заводской столовой обедали, прибыль заводу приносили. Там знаешь какой дрянью кормят? - покривился Риманев - Он говорит: начальство хамит рабочим, а ответить нельзя, посадят за крайнизм. Как отомстить за унижение? Вот он и таскает нам детали. Классный токарь, между прочим. Золотые руки. Притворяется простаком, а сам отлично знает историю. В том числе и революционную. О рабочем движении много читал….
        - Ну, добытчик твой молодец… - Алан прикусил губу - Но я же говорю, хлипко это выглядит. Нам нужна организация, которая все снабжение, пропаганду, и прочее - возьмет на себя. А мы должны заниматься прямым своим делом.
        - Верно. Если нам противостоят рабсийские спецслужбы - с улыбкой заметил Риманев - то мы и сами дожны действовать, как спецслужба. А не как шайка лопоухих чепундеев.
        Партизаны рассмеялись.
        - Кстати, вы тренировки продолжаете, ребята? - посерьезнев, спросил Бурнаков
        - Да, в лесу тренируюсь еженедельно. - ответил Данилин - Из пневматики, правда. Нельзя терять квалификацию…
        Вскоре к собравшимся на складе дружинникам присоединилась жена Ильи - Лариса Риманева: она принесла румяные пирожки в эмалированной кастрюле. Ребята проголодались, на угощение набросились жадно.
        Партизаны готовились к смертельному бою с реакционной нечистью. В их душах не было чувства обреченности, надрыва, предвкушения трагедии. Напротив, настроение было приподнятым - бойцы давно все для себя решили. Дружинников согревало чувство братства, общее стремление к борьбе и победе.
        - Мы-то тренируемся - невнятно произнес Илья, жуя горячий пирожок - а вот ты, Алан, свою работу делаешь? Ты ж у нас теоретик… Изучал за этот год теорию партизанской борьбы в городе? Или нет?
        Он поглядел на худое лицо Бурнакова: тот производил впечатление прилежного студента.
        - О, я проштудировал множество источников - поправив очки, откликнулся Алан, - Пишут, что основные методы - нападения на посты противника, экспроприации банков, рейды на городские объекты, засады, диверсии… Освобождение заключенных из тюрем тоже входит в тактику партизан.
        - А наказание негодяев? Я вот читал недавно про похищение одного министра, фашистского преступника. В Алемании дело было, после войны. Он воображал, что останется безнаказанным за преступления. Но его похитили и убили. Правда, это было за рубежом… В Алемании тоже прогрессивная организация есть, вроде нашей. Борется с подонками.
        - Удары по негодяям? Ну конечно же. - кивнул Алан - Очевидно, после того как мы раздобудем автомобиль, оружие и деньги, придется нам провести ряд акций возмездия. Есть в городе уроды, которые бесят всю интеллигенцию своими публикациями: расхваливают имперские времена, требуют завинчивания гаек и окормления всех рабославной сивухой. Наказание любого из подобных мерзавцев привлечет к нам симпатии людей думающих. Тут главное - систематически карать подлецов. Регулярно. Тогда к нам студенты, интеллигенция - валом хлынет, ряды начнут расти, и можно будет начать что-то посерьезнее…
        Под сводами раздался нежный женский голос:
        - Это все хорошо… Вы о другом не забывайте. Раненых нам придется где-то лечить. Друзей нельзя бросать в беде.
        Надежда Лакс вошла незамеченной - ее впустила Лариса Риманева, пока партизаны слушали Бурнакова. В группе Надя была хранительницей идеалов. К ней прислушивались, когда речь шла он допустимом и недопустимом, об этике, о разграничении добра и зла. Надежда Лакс морально цементировала группу.
        - Нам нужен тайный госпиталь в городе - продолжила Надежда, пригладив русые пряди и поправив костюм - Надеюсь, Союз Повстанцев обеспечит нам и это. Ведь медвежутинцы взяли подписку с врачей: если к ним обратиться раненый, медики обязаны сообщить в полицию. Значит, нам потребуется свой врач.
        - Привет, Надя! А я, между прочим, окончил медицинские курсы - Риманев галантно уступил место девушке, но та отказалась присеть на грязную коробку.
        - Здравствуй, Илья… - Лакс пожала руку боевому соратнику - Рада видеть! Да, ты мне рассказывал об этих курсах, я помню. Но боюсь, твоих знаний не хватит. Врач должен практиковать постоянно. Иначе потеряет квалификацию…
        Бойцы будущей "группы действия" приветствовали Надю. Они с нетерпением ждали от нее новостей.
        - Я встретилась с Кинокрутом - произнесла Надежда
        Под кличкой "Кинокрут" девушка знала Зернова - он всегда встречался с нею в темных кинозалах или театрах.
        - Ну, и? - нетерпеливо произнес Данилин, машинально постукивая пальцем по столешнице.
        - Сегодня будет совещание. От нас всех пойдешь ты. Все же у тебя есть опыт боевых действий в горячей точке. А я всего лишь учительница - лукаво улыбнулась Надя - Ты лучше поймешь план операции.
        - Хм… Ну да, понятно. - дружески усмехнулся Игорь - Ты учительница, Риманев журналист, его жена адвокат… Прямо какой-то научный симпозиум.
        Партизаны рассмеялись: что поделать, если Медвежутин довел интеллигенцию до актов возмездия?
        - Ну ладно, не все так страшно - шутливо возразил Данилин - Я вот почтальон, на одних макаронах и картошке сижу. Только на это зарплаты и хватает. А уж кто у нас рабочий, так это Алан.
        - И этот рабочий у нас теоретик! - Риманев воздел палец к потолку, требуя внимания
        - Вот вам доказательство, что социальный статус - чистая формальность. Главное ум и способности.
        - Верно. - Алан тяжко вздохнул: - А все же маловато нас для начала борьбы. Одно из двух: или таких пятерок в городе несколько, или нам предстоит постепенно наращивать ряды. В таком случае, каждый из нас станет командиром своей пятерки… Изолированной от остальных.
        Бурнаков не знал и не мог знать, что Рэдом намечен второй вариант.
        - Война план покажет - задорно откликнулся Данилин - "Союз Повстанцев" организация серьезная. Да что там, почти уверен в успехе.
        - Ребята, не преувеличивайте - Бурнаков погрозил пальцем - Вредит нам бездумный оптимизм. Даже если повстанцы обеспечат нас всем необходимым и подключат подпольную прессу - это еще не даст верной военной тактики. Ну да, у тебя есть боевой опыт, но ты же рядовой. Твой опыт - заряжать и стрелять… А мой - собирать жуткие машинки из подручных материалов.
        Партизаны вновь рассмеялись.
        - Кстати, для этого нужна лаборатория. - отметил Бурнаков. Помолчав, он спросил: - А вот кто из вас, ребятишки, знает тактику партизанской войны в городских условиях?
        - Ты! - недоуменно повел головой Риманев - Ты же теоретик, ты изучал ее.
        - Глазами дилетанта - вздохнул Алан - Здесь нужен знаете кто? Нужен офицер. Профессионал с опытом городской войны. Участник боевых операций, способный их планировать. Но где найти такого?...
        ВОИН МИРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ-III
        (ПРЕДЫСТОРИЯ: ГЕНЕРАЛ ХАРНАКИН)
        Игорь Харнакин, отставной генерал ГРО, стремился поддерживать форму. Тренировался он регулярно, и все же чувствовал приближение старости: кости по утрам ломило от ревматизма, ныла раненая рука. Он подбросил вязанку дров в жарко натопленный камин. "Все проходит" - с неудовольствием подумал Игорь - "Я старею, да и прежнего ГРО больше нет. Медвежутина к власти выдвинули наши вечные конкуренты из РСБ. Войдя в силу, диктатор ликвидировал военную разведку, как угрозу для себя. Наши функции перешли к РСБ. А вот не сидели бы офицеры ГРО как мыши, когда расстреливали парламент - и ничего бы этого не было." Харнакин горько усмехнулся. "Забавно… Память о былой драке ведомств до сих пор влияет на меня… Хоть я давно уж не у дел… ".
        Руку вновь заломило, генерал глухо застонал, его лицо покрыла пергаментная бледность. "Черт возьми… Время не обсчитаешь… Я тогда, тридцать лет назад, после операции как ни в чем ни бывало отправился в туалет пешком, еще от наркоза не отойдя… Даже, помню, сделал комплимент молоденькой связистке в коридоре… Перед глазами туман, упал, треснулся о косяк… Шов разошелся. Потом наркоз прошел, я от боли выл. Зашили заново. В госпитале Вьентама анестезия была хреновая… Все ж думал, заживет как на собаке… А вот пойди ж ты…"

***
        Тогда, после второй операции, сознание Игоря было туманным и путанным. Все же раненому хватило сил принять товарища Нгуен Вена, лидера вьентамских партизан, поручить ему немедленно завести новый счет в Чинайском банке. Отныне суммы от продажи наркоты армариканским воякам были под контролем вьентамцев. О прежних накоплениях Нгуен даже не спросил - не в его компетенции. Харнакин регулярно увозил вырученные суммы, об их дальнейшей судьбе Нгуену знать не полагалось. Вьентамец лишь порадовался, что данная операция отныне переходит под контроль родной республики. Рад был и Харнакин, сбросив с души тяжкий груз. В наркоторговле, пусть и навязанной государством, офицер больше не участвовал. Оставалось передать номер старого счета представителю из Моксвы. Прошло два месяца, Харнакин полностью оправился от ранения. За это время Красные Вьенты атаковали врага по всему фронту. Оккупанты в панике бежали, конец войны был близок. По радио зачитывали победные сводки. Наконец, в госпиталь прибыл савейский дипломат, он лишь вчера приехал во Вьентам из Моксвы.
        - Здравствуйте, товарищ Харнакин!
        - Здравия желаю - бодро откликнулся раненый
        - Поздравляю с правительственной наградой: медалью "Боец-интернационалист". Командование ходатайствует о присвоении вам нового звания.
        - Служу Савейскому Союзу.
        - Выздоравливай давай. - фамильярно произнес гость, переходя на "ты" - Твой боевой опыт еще пригодится. Как самочувствие-то?
        - Самочувствие отличное! Готов к выполнению новых заданий…
        Оглядывая гостя, Харнакин чувствовал растущую неприязнь. В штатском, тыловая крыса, типичный представитель "выездной" савейской элиты. Розовый, сытенький, шикарно одет. Ручка с золотым пером наверняка куплена у фарцовщиков. Игорь вспомнил слова пленного фашистского пособника: "Пока ты сидишь среди желтых, на голодном пайке - твои начальнички пьянствуют на чиновничьих дачах. Они берут взятки, определяют сыновей в дипломаты… Там цветет клановость и коррупция… Ваше начальство растащит и разворует все по своим карманам, разорвет на куски твою страну". Неужели подонок был прав?
        Тут гость, лукаво подмигнув Харнакину, наклонился к его постели, и шепнул еще фамильярнее:
        - А слушай, друг… Ты мне не подскажешь, где тут можно кабачки найти, с выпивкой и девочками… в азирийском духе… Ну, ты ведь сам небось…
        "Этот посольский толстячок даже и понятия не имеет, в каких условиях мы тут воевали" - гневно подумал Игорь - "Воображает, будто здесь курорт, увеселительный тур… Вот уж подлинно: кому война, а кому мать родна… Да, опасность вырождения Союза более чем реальна. В руки этих бюрократов деньги отдавать нельзя. Прожрут, пропьют и прогуляют. Могут и с целой страной так сделать."
        Еле сдерживаясь, Игорь ответил чиновнику, что географии бардаков не знает. Он твердо решил держать при себе номер секретного счета. Поскольку организатор операции Туи Зиап и шеф Игоря генерал Казаркин были мертвы, израненный офицер оставался единственным тайным владельцем пятьдесяти миллионов таллеров.
        Еще через месяц к Игорю прибыл эмиссар ГРО. Он был полной противоположностью дипломата: в форме, скромен, аккуратен и корректен. Однако Игорь не менял решений. Новый гость, поздравив Харнакина с наградой, званием и выздоровлением, сказал:
        - Командование поручает вам новое задание. Вы ведь знаете гишпанский язык?
        - Так точно. Гишпанский, инглезианский, вьентамский и алеманский.
        - Вам дается еще неделя на восстановление сил. Затем предстоит вылет из Вьентама в западное полушарие. Врачи утверждают, что жаркий тропический климат пойдет вам на пользу, в отличие от местного влажного…
        - Пункт назначения?
        - Сьерра-Гранде. Столица республики Перугвай.

***

…В Перугвае он и впрямь чувствовал себя лучше: яркое безоблачное небо, зажигательные карнавальные ритмы, веселая портовая суета, кофейные фермы, сахарные плантации, колониальная архитектура и легендарные мулаты в белых штанах. Лавки на узких улочках торговали узорчатыми коврами, керамикой, плетнеными фигурками из тростника и соломки. Мимо проходили аборигены в традиционных красных пончо, расшитых белым орнаментом. Носильщики тащили к порту корзины. Ребята играли в догонялки, оглашая улицу радостными кликами. С гор Лимчи-Пикчи дул жаркий сухой ветер. На склонах росли вечнозеленые тропические леса, совершенно не похожие на вьентамские.
        Харнакин прислонился к теплой стене: здание ратуши было выстроенно на фундаменте древнего храма Вицалькоатля, кровавого бога аборигенов. Игорь обосновался в Сьерра-Гранде первым из группы. Переодетые бойцы савейского спецназа ГРО прибывали в Перугвай через сопредельные страны, по одиночке. В паспорте Игоря значилось гражданство Инглезии.
        Завидев вдали военный грузовик, Игорь нырнул под каменную арку: головорезов диктатора Чернаунде стоило опасаться. Впрочем, Чернаунде правит последние дни, если все пойдет по плану ГРО. Пропустив грузовик, Игорь выбрался из темной ниши, и направился к окраине города.
        Через два часа он был в роскошном сахарно-белом дворце, на асиенде Санта-Розита. Ему предстояла встреча с будущим революционным лидером. Полковник Веласко Альварес планировал в Перугвае военный переворот, чтобы провести социалистические преобразования.
        Приветливый, умный Веласко произвел на Игоря незабываемое впечатление. Да, этот лидер по праву должен возглавлять Перугвай. Выходец из бедной семьи, Веласко начал службу с простого пехотинца, за успехи в учебе был отобран в военную академию. Симпатизируя социализму, Веласко подбирал единомышленников путем осторожных личных бесед в офицерских тавернах и кабачках. Вскоре он возглавил подпольную ложу прогрессивно настроенных военных. Члены ложи были разделены на изолированые пятерки, друг с другом были знакомы лишь командиры пятерок, каждый офицер знал только свой участок работы. Шифрованные директивы шли от лидеров через связников, закладывалась в тайники. Заговорщики связались с савейским посольством. В эти недели заговор должен был реализоваться.
        - Меня всегда интересовала история Рабсии - откровенно поделился перугваец - Особено революция в Славном Семнадцатом. Я читал книги товарища Доброцкого, одного из ее лидеров.
        - Книги Доброцкого запрещены в нашей стране, его идеи считают ложными. - нахмурился Харнакин - Пишут, что он предатель.
        - О, это лишь внутрипартийная склока. Уверен, его оклеветали. Вы ознакомьтесь с его работами, он пишет много о том, как брать власть. Мне его советы помогают на практике.
        Полковник Веласко подвинул к Игорю стопку книг.
        - Вот смотрите, он пишет: "Восстание - это машина. Чтобы завести ее, нужны специалисты-техники. Ничто не сможет ее остановить. Остановить ее смогут только техники"
        - Хм… Умно подмечено… Мне и предстоит сыграть роль такого техника - улыбнулся Харнакин - Ну-ка, что тут еще? "Физический барьер на пути к власти надо преодолеть ударом. В обществе достаточно противоречий, чтобы в щелях построить заговор…."
        Офицер ГРО вбирающе читал книгу Доброцкого, извлекая полезное для себя:
        "…Элемент заговора всегда входит в народное восстание. Чем выше по уровню революционное движение, чем серьезнее его руководство, тем большее место занимает заговор в народном восстании. Нельзя голой рукой схватить раскаленное железо: для взятия власти нужна заранее подготовленная организация. Заговор - сложная и ответственная область революционной политики. Он предполагает правильное руководство, гибкую ориентировку в изменяющихся условиях, продуманный план наступления, осторожность технической подготовки и смелость удара… "
        Видя, что книга Доброцкого полезна и написана умно, офицер ГРО просительно глянул на полковника Веласко. Перугваец ответил на его немой вопрос:
        - Эти труды я приготовил для вас! Пока не прибудет ваша группа, вам предстоит жить тайно здесь, на асиенде. Обдумывайте план заговора, читайте Доброцкого, ждите приезда товарищей.
        Харнакин поблагодарил и удалился в покои, предназначенные для гостей. В книги Доброцкого офицер впился ожесточенно: стиль их был блестящим, автор фанатично верил в революцию и знал как ее делать. Кроме технических советов, Харнакин извлек из этих книг и другое: он читал предупреждения, что бюрократия может развалить, уничтожить Савейский Союз, разграбить по своим карманам государственную собственность, отбросить социалистическую идею. Со времен допроса пленного, перерождение Союза стало кошмаром для Харнакина. Теперь офицер понял, что угроза совершенно реальна. Автор книг предостерегал: "Если Савейский Союз рухнет, то на его место придет упадок хозяйства и культуры. Новый капитализм будет с тиранией, шовинизмом и рабославием - всем, что нужно душегубам для души. Боритесь против этой угрозы! Боритесь всеми силами." Этот завет стал для Харнакина программой на всю оставшуюся жизнь.
        Через неделю прошло совещание перугвайских военных заговорщиков. Харнакин представлял на нем прибывшую группу савейского спецназа ГРО.
        Заговорщики обсудили детали. Аналитическая работа, вербовка и расстановка кадров были завершены еще до приезда Игоря. Оставалась техника восстания: мятежникам предстояло действовать малыми группами на тесных городских улицах. Военные обсуждали захват телецентра, радиостанции, газетных редакций. Решено было взорвать электроподстанцию, питавшую полицейское управление. Для этого выделили три группы: первая снимает охрану, вторая устанавливает мины, третья прикроет отход, обстреляв прибывающие части полиции. Было расписано, как солдаты блокируют подходы к вокзалу и аэропорту Сьерра-Гранде. В те же часы бронетехника перекроет движение по основным автомагистралям. Это делалось для того, чтобы в город не провались части, верные диктатору Чернаунде. Кроме того, мятежники хотели предотвратить бегство ненавистных перугвайцам чиновников и олигархов, утечку их капиталов. Завершающим эпизодом был штурм правительственных зданий: ратуши, парламента, тайной полиции, генштаба и резиденции диктатора. Дворец, ртаушу и парламент должны были взять бойцы Веласко Альвареса, штурмовать генштаб и тайную полицию предстояло
спецназу ГРО.
        - Обзор местности на узких улочках Сьерра-Гранде затруднен - делился соображениями Харнакин - Трудно наблюдать за противником, затруднено и управление войсками. Непросто организовать связь. С другой стороны, эти каменные лабиринты защитят от автоматного огня, и обеспечат внезапность нападения. За нами преимущество: мы нападающая сторона. Главное - не дать противнику опомнится…
        Игоря слушали внимательно. Перугвайцы искоса поглядывали на свежий шрам, пересекавший лицо офицера. Вид Харнакина внушал уважение.
        -.. Основная задача - уничтожить пулеметные посты охраны дворца. Для этого надо использовать гранатометы и ручные гранаты.
        - Опасна воинская часть 35. - заметил черноглазый перугвайский лейтенант - Это внутрение войска, верные диктатору.
        - Хм… Где она расположена? Здесь? Предлагаю устроить автомобильную пробку на улице Сан Мартин, по которой они только и могут проехать ко дворцу.
        - А что, если на крышах домов нам разместить своих пулеметчиков?
        - Замечательное предложение. - кивнул Харнакин - Но главный удар все же нанесут боевые пятерки. Им придется действовать на улицах совершенно автономно. Мы обеспечили их всем необходимым: гранаты, автоматы…
        - Не забудьте еще об одном. - произнес полковник Веласко - Вот список наиболее вредных реакционеров во власти, из числа чиновников, монополистов, генералов. Второй список содержит имена и адреса церковников и журналистов, способных поднять против нас несознательную часть народа лживыми выступлениями в СМИ. Тех, кто в первом списке, боевые группы должны изолировать радикально. А фигурирующие во втором списке, должны быть задержаны, хватит с них домашнего ареста.
        Офицеры кивнули.
        - За административными зданиями давно велось наблюдение - произнес Харнакин - известна система их охраны, расположение пулеметных гнезд, время смены часовых, планировка. Внезапность, подвижность, скорость и знание города помогут нам.
        Через три дня, ранним утром, на улицах Сьерра-Гранде появились танки. Генштаб был взят в первую очередь. Когда диктатор Чернаунде позвонил туда с приказом поднять верные войска, Игорь Харнакин ответил на безупречном гишпанском, что выступление группки отщепенцев уже подавлено, а лидеры путча арестованы. Тем временем, было обесточено полицейское управление. Пулеметные гнезда в здании тайной полиции савейские спецназовцы подавили залпами гранатометов. Революционные офицеры Альвареса взяли под контроль телецентр и радиостанцию. Был блокирован вокзал и аэропорт. Идя по спискам, боевые группы обезвредили реакционных уродов. Мобильные пятерки атаковали казармы и полицейские участки, завладели аресеналами. Уличная пробка не позволила отряду внутренних войск проехать в центр города. Наконец, была взята резиденция диктатора.
        Веласко Альварес, новый лидер страны, выступил по телевидению с обращением Революционной Хунты. Зарубежных послов предупредили, что происходящее - внутреннее дело Перугвая, жизнь и собственность иностранных граждан вне опасности. Альварес назначил нового министра обороны и начальника народной милиции, утвердил состав революционнного правительства.
        - Потери минимальны! - широко улыбнулся Веласко. Он вновь встретился с Харнакиным в светлых покоях загородной асиенды - Все прошло по плану. Сколько предстоит сделать! Аграрная реформа, бесплатное здравоохранение, школы для бедняков…
        Новоиспеченный лидер Перугвая был великодушен.
        - Игорь, - понизив голос, произнес Веласко - Мне бы хотелось отблагодарить вас лично. Понимаете? Не как савейского офицера ГРО. Для вас лично сделать что-то полезное. В вашей стране офицеры не имеют права вести бизнес. Будь вы гражданином Алемании, я дал бы вам почетное перугвайское гражданство, и отдал в ваши руки акции одной из перугвайских фирм. Хоть мы и вступили на социалистический путь развития, но частный сектор у нас имеется. Тотальной национализации не планируем, у нас ведь крестьянская страна, и… Впрочем, я не об этом. Подумайте, чем бы я мог помочь вам?
        Что ж… Харнакин был давно обеспокоен судьбой денег, лежавших на секретном счету. В Чинайской Народной Республике счет могли аннулировать, там Игорь лишь один из тысяч иностранных вкладчиков. А здесь, в Перугвае, за сохранность денег ручается сам председатель Революционной Хунты…
        Через неделю Игорь Харнакин получил от Альвареса перугвайский паспорт на имя синьора Иржи Куэрво, и документы на владение частной фирмой "Окциденталь дистансьон". Профилем фирмы были некие "консультационные услуги".
        - Вы ведь меня консультировали - подсмеивался Веласко Альварес - без ваших советов я не сидел бы в кресле председателя….
        На счет фирмы "Окциденталь дистансьон" Игорь Харнакин и перевел 50 миллионов таллеров, полученных от торговли спецтоваром во Вьентаме. Помня о происхождении этих денег, Харнакин их не считал своими. Также нельзя было назвать их вьентамскими или савейскими. Харнакин окрестил их "фонд Мировой Революции". Это был его секретый резерв на случай распада Савейского Союза. Никто еще не верил в возможность распада могучей страны, но блестящий аналитик Харнакин, прочитав книги Доброцкого, понял: мрачные прогнозы теоретика верны.
        Путч в Перугвае был последним успехом савейской внешней политики. До распада Союза оставалось не так уж много времени.
        Вернувшись на родину, офицер Харнакин, воин-интернационалист, получил генеральский чин за перугвайскую операцию. Пользуясь доступом в высокие кабинеты, он пытался создать, на случай распада страны, сеть партизанских баз, складов оружия, тренировочных лагерей - для тех, кто останется верен социализму. Он выходил к руководству с предложениями, но его не слушали: бюрократия видела лишь угрозу в попытках обучать савейский народ навыкам партизанской войны.
        - На случай чрезвычайной ситуации? Да какая у нас может быть ситуация?!
        Единственным, кто прислушался к нему, был престарелый савейский лидер Юрий Антропов. Видя рост проблем и предчувствуя катастрофу, он одобрил план Харнакина - в усеченном, экспериментальном варианте. Была созданы двадцать складов оружия, пять тренировочных лагерей, оборудованы три горные базы… Капля в море. Этот проект
        - подготовить боевиков-партизан, на случай если страна свернет с пути прогресса, получил название "Красный меч".
        Спецпроект был свернут сразу после смерти Антропова. Но за краткий период работы по проекту, Харнакин успел подобрать надежные кадры: группу офицеров ГРО, фанатично преданных идее социализма. Их была горстка. В этот кружок, организованный Харнакиным по образцу перугвайской военной ложи Веласко Альвареса, вошли, в числе других, молодые офицеры Валерий Дареславец и Владимир Ваюршин…
        Савейский Союз рассыпался вдребезги, с катастрофической быстротой. Как и предостерегал Доброцкий, бюрократия превратила власть в частную собственность. Страна раскололась на куски, националисты рвали Союз по швам, бандиты и чиновники превратились в монополистов, и спустя недолгое время на осколках Союза воцарились реакционные диктаторы. Из армии Харнакин ушел еще при Дельцине. Чтобы не участвовать в расстреле парламента, он симулировал сердечный приступ. Игорь покинул столицу, жил на пасеке в глухой деревне. Мотивация была безупречна: советы врачей, опасность нового инфаркта. Он жил на пасеке с женой, на окраине деревеньки в восемь дворов, где доживали век дряхлые старики: вся молодежь подалась в город. Никто, кроме торговцев медом, не посещал Харнакина в течение долгих семи лет. РСБ пять лет наблюдала за генералом, затем наблюдение было снято. Прошло еще три года. И тогда, под видом шоферов, увозящих мед, к отставному генералу стали наведываться связники офицерского кружка - как и было условлено. Чаще всего за медом приезжал его бывший адьютант Владимир Светлов: небритый, в ватнике, промасленных
рукавицах. Когда-то он был поднят Харнакиным в Генштаб с самого низа, из рядовых. Светлов был предан Харнакину беспредельно. Преданность эта была личной, не политической.
        С момента отъезда генерала из столицы прошло одиннадцать лет. РСБ и думать забыла о наблюдении за престарелым пасечником, жителем глухой деревни. Тогда Харнакин и переехал в провинциальный Урбоград. К тому времени в стране развернулось повстанческое движение. Члены тайного кружка офицеров установили контакт с Союзом Повстанцев. Часть денег со счета "Окциденталь дистансьон" сняли доверенные лица Харнакина, эти деньги теперь крутились в фирме Арсения Рытика, повстанческого разведчика. Внедренный в мэрию Дареславец, бывший офицер, вербовал в Союз Повстанцев чиновников и хозяйственников. Другой сослуживец генерала, Владимир Ваюршин, устроился в полицию и привлекал к подпольной работе полицейских. Групповодом этой вербовочной сети был Харнакин. Арсений Рытик не знал Ваюршина и Дареславца, а с Игорем переписывался бесконтактно: через тайничок близ генеральской дачи Сейчас Харнакину предстояло изменить подпольную профессию: из лидера вербовщиков он должен был перевоплотиться в куратора боевой группы - вспомнить военные навыки времен Вьентама и Перугвая.
        Харнакин еще не знал своих будущих бойцов. Чтобы установить с ними связь, он должен был сегодня направиться на совещание, к подпольщику Рэду.
        ПЛАН "ГЕНЕЗИС"
        (ДЕЙСТВИЕ: СВЯЗНИК)
        Сотрудники мэрии не знали подлинного Валерия Дареславца - бывшего офицера, повстанческого вербовщика - но думали, что знают всё об этом чернобородом красавце, общительном радушном хозяине и ценном работнике. Два месяца назад он сокрушенно поведал коллегам: здоровье подводит, пошаливает печень: видимо, придется свернуть все дела и срочно ехать на целебные курорты Южных гор. Теплое море, минеральная вода, размеренный режим - вот что нужно для восстановления. Коллеги участливо кивали. Страдавшие той же болезнью давали наперебой ценные советы. Дареславец слушал, иногда записывал. Когда совета просили у него, с улыбкой рассказывал о чудодейственной силе мёда - янтарный, густой, золотистый продукт спасал от болей, подкреплял силы. По словам Валерия, мёд годами поддерживал его в добром здравии. Лишь в последнее время мёдотерапия стала недостаточной - но прекращать ее чиновник отнюдь не собирался. Потому никого не удивляло, что Валерий в свободные минуты заглядывал в крохотную медовую лавку, в двух шагах от места службы. Хозяин лавчонки Захар Фальков, считал Дареславца своим благодетелем. К тому были все
основания. С тех пор, как честного парня уволили с химкомбината за смелое интервью о нарушении экологических норм, Захар не мог устроиться на работу по специальности: директора предприятий были членами партии "Единая Рабсия", и запрещая классовую борьбу всем вокруг, сами вели ее неуклонно: черный список смутьянов был один на всех.
        Бедняга перебивался случайными заработками, работал ночным сторожем на складе частной фирмы. С началом кризиса фирма разорилась, Фальков потерял и эту работу, над ним нависла угроза выселения. Именно в тот миг, будто ангел-хранитель, явился к нему на порог Дареславец, сразу взяв быка за рога: "С вами поступили несправедливо".
        Уж теперь-то выселение Фалькову не угрожало. Бывший сторож поправил свои дела, открыв медовую лавку. Кредит получен совершенно легально: большой, но под людоедские проценты (деньги пришли тут же, "черным налом", из рук Валерия). Поставщик меда тоже не подводил: старую пасеку отставник Харнакин, по документам, продал - фактически же отдал "в кормление" подставному лицу из той же деревни. Шоферы-скупщики соблюдали график. Мед в лавке целебен, отменно чист.
        Захар Фальков умел быть благодарным. Его лавке предстояло стать "почтовым ящиком", ему самому - связником силовой группы (в группе пропаганды ту же роль играл Вадим Гуляев). Именно через связников кураторы групп передавали шифрованные приказы подчиненным. Выходит, Фалькову предстояло общаться с Харнакиным. Для стороннего наблюдателя вполне объяснимо: отставник прожил на пасеке долгие семь лет, вот и заглядывает в медовую лавку - проведать, как идут дела в той глухомани…
        Банки с медом имели хитрую конструкцию: берестяные крышки на пружинках, с двойным дном - идеальный контейнер для шифровок.
        Сейчас Фальков принял Дареславеца с распростертыми объятиями. Все инструкции получены загодя, но расставание надо отметить.
        "Жаль, конечно…" - с горечью думал Захар, накрывая на стол - "Благодетель мой покидает Урбоград. Конечно, обо мне позаботятся… но ведь Валера не просто спонсор, а лучший мой друг! Надеюсь, мы еще свидимся… Чего не бывает в жизни?"
        Дареславец, при всем расположении к Фалькову, не мог задержаться долго у него в гостях. Сегодня Валерию еще предстояло съездить в промзону: под "крышей" лаборатории пивзавода инженер Муравьев собрал коллектив химиков.
        "Программа экспериментов рискована. Зато не имеет отношения к алкоголю. Это радует…" - усмехнулся Дареславец - "А бороду перед отъездом надо все ж постричь, так? Совершенно разбойничья…"
        ИСКУССТВО КОНСПЕКТА
        (ГЕНЕРАЛ ХАРНАКИН)
        В камине весело потрескивали дровишки. Старческая зябкость покинула отставника, боль в руке унялась. Голова была необыкновенно ясной. "Что ж" - думал Харнакин неспешно - "остается совещание с лидером боевой пятерки. Ежели пойдет, из этой искорки должно разгореться партизанское движение. Сейчас ее может затушить случайный ветерок, малейшая неточность… Труднее всего начать. Потом, когда искра зажжет пороховой склад накопившегося недовольства урбоградцев - взрыв будет сокрушителен. В первые дни все зависит от меня. Задачи бойцам надо ставить ясно и точно. Сделать выжимку. Дело осложняется тем, что они дилетанты. Что им потребуется, в первую очередь? Автомобиль? Деньги? Оружие? Боеприпасы? Взрывчатка? Эх, придется мне начать инструктаж с азов, а времени мало. Нужен мысленный конспект."
        Игорь вспомнил, с какой предусмотрительностью его инструктировал во Вьентаме товарищ Зиап. Он вновь увидел желтое непроницаемое лицо вьентамского вождя, узкую бородку, белый веер.
        "Мне тогда казалось, что он старик" - усмехнулся генерал - "Сейчас я в том же возрасте".
        В памяти всплыли слова вьентамца: "Наша цель - не захватить вражескую территорию, а измотать противника. Ударил-отступил-скрылся… Перерезать дороги, подрывать мосты и электроподстанции, разрушать электрические сети и узлы связи, взрывать радиостанции и склады горючего, уничтожать штабы и аэродромы. Необходимо организовать диверсии и взрывы в местах дислокации противника, убивать вражеских офицеров, захватывать вражеские склады оружия и боеприпасов…"
        Та краткая аудиенция лаконично обрисовала план будущей операции в Каймонге: Игорь планирует операции - вьентамцы сражаются, вербуют кадры, ведут разведку, обеспечивают паспортами, оружием и взрывчаткой.
        Замелькали яркие картины прошлого: партизаны спиливают телеграфные столбы, забрасывают проволоку на провода электропередач, устраивают засаду на дороге, поджигают стоянку полицейских грузовиков, похищают оружие с армариканских складов, наблюдают за пособниками врага, карают вражеских офицеров и провокаторов, собирают вещи и документы для партизан… Неожиданность. Ночь. Быстрота. Удар-отход… Удар-отход… Вспомнилась партизанская типография, подземные лаборатории в пещерах.
        "Опять двадцать пять" - вздохнул старик - "Как новичкам на пальцах растолкуешь? Эх… Понимаю Валеру Дареславца. Выступая перед солдатами и курсантами, он всегда выражал мысли как можно проще. Так, чтобы его поняли даже малограмотные, даже выходцы с окраин, плохо владеющие рабсийским языком. Отсюда его бесконечные повторы и такание: так? так? Горожане дивятся, а ведь привычка у него профессиональная… Сейчас и мне придется инструктировать с нуля. Лаконично. Сжимать. Обобщать."
        В сознании Харнакина потянулась цепь ассоциаций: штаб, узел связи, блок-пост, арсенал, склад горючего, подстанция, аэродром… Банк, ратуша и полицейский участок укладывались в тот же ряд: здание.
        Игорь мысленно перенеся в Сьерра-Гранде: вспомнилось, как офицеры Альвареса наблюдали за ратушей и дворцом. Выяснить им предстояло многое: как подкрасться к строению для атаки, куда ускользнуть и спрятаться при неудаче, какова численность и система охраны, где проведена сигнализация, какова внутренняя планировка? В какие часы учреждение работает? Важен был и распорядок дня в соседних офисах. Заговорщики изучали транспортные потоки: часто ли проезжают автомашины близ дворца, в каком направлении, чем вооружены патрули на джипах. Внимания заслуживала каждая мелочь, даже регулярный полуденный звон колоколов ближайшей церкви Сан-Мартин, как шумовое прикрытие. О внутренней планировке дворца офицеры Альвареса узнали заранее, внедрив туда агентов под видом слесарей-ремонтников. Чертежи ряда министерств скопировали в архитектурном бюро. Другие офисы имели планировку стандартную: ее можно было понять по аналогии.
        Предварительная разведка была долгой, но окупилась сторицей… Харнакин с теплой приязнью вспомнил открытое лицо перугвайского лидера, его мягкий юмор и великодушие.
        Ему вспомнилось, как профессионально была в Сьерра-Гранде взята и взорвана электроподстанция. Ударная группа тогда обезвредила охрану. Резервная группа вошла в здание, разместила мины, организовала взрыв. Группа прикрытия, замаскировавшись близ дороги, ждала грузовиков с подкреплением противника - при их появлении открыла огонь из пулеметов… "Да" - подумал Харнакин - "Типичный метод штурма. Разница невелика: подстанция, склад горючего, дворец или еще что… Но если это полицейский участок или арсенал, то резервной группе пришлось бы собирать оружие и вывозить его. Если невозможно унести - уничтожить. Вот и вся разница…"
        Старик пожевал бескровными губами. Конспект медленно складывался в его сознании..
        "Захват оружия для нас еще непосилен. Для этого нужно бойцов тридцать-сорок, как минимум. Односторонний опыт у меня." - с досадой подумал Игорь, шевеля кочергой в камине - "В Перугвае была организация офицеров, во Вьентаме и вовсе партизанская армия. Куда хуже пришлось савейским подпольщикам в годы войны с фашизмом. Они как раз начинали с пятерок… И первыми акциями этих пятерок были убийства гауляйтеров, полицаев, бургомистров и прочей фашистской сволочи. В учебниках того времени эта тактика прямо именуется первым этапом любого партизанского движения. И только за ней, под ее влиянием, начинается второй этап - массовый, налетно-набеговый."
        Угли в камине тлели, поверх змеились алые огонечки. Угнездившись в кресле, старик задумчиво всматривался в мерцание очага. Вошла жена Люся, с чайным подносом в руках. Молоденькой медсестрой он впервые увидел ее в пещерах Каймонга. С тех пор прошло тридцать лет. Усталое лицо женщины хранило приметы былой красоты. Поставив на журнальный столик чай и печенье, Люся на цыпочках покинула зал. Она поняла: муж сосредоточен, думает о своем, о важном.
        "Да, в годы той войны, пришлось бы начать с охоты на гауляйтера или бургомистра."
        - предположил Харнакин. Мысленный набросок беседы с партизанами был почти готов. - "В общем случае, здесь нужны две подгруппы: наблюдения и огневого поражения. Пришлось бы выяснить адрес жилища негодяя, адрес его конторы. Самое уязвимое место, в таких случаях - это, конечно, пути следования. Устроить засаду на дороге… Впрочем, можно и в автомобиль оккупанта подложить гостинец. Отравить мерзавца, черт возьми. Или похитить для допроса и казни. Все это, конечно, требует навыков слежки. Охотник должен знать образ жизни дичи, ее распорядок, привычки, любимые места - тогда у него большие шансы на успех. Но и после операции нет покоя - надо маскироваться, прятаться, скрывать улики, обеспечить алиби, иметь убежища и паспорта. Иметь в запасе врача для раненых, группу поддержки: накормит, снабдит деньгами и оружием… Впрочем, оружие партизаны добывали тогда сами, у пленных и мертвых фашистов."
        Харнакин отпил из тонкой чашки ароматный золотистый чай.
        "У фашистов…" - с болью в сердце повторил он мысленно - "А что такое фашизм? Это реакция. Воскрешение отживших самодержавных порядков. Диктатура национальных монополий. Дутое "национальное единство" при бесправии масс. Угнетение. Шовинизм. Мистика вместо науки. Откат в средневековье. В Рабсии за последние двадцать лет - не ползучая ли фашизация?"
        Вопрос был слишком мучителен, а ответ очевиден. Игорь тяжело вздохнул.
        План "Генезис"
        (Действие: химики, финансист)
        Дареславец подъехал к заводоуправлению чуть раньше срока. Поставив сверкающий "Итильваген" на автостоянку, чиновник поправил галстук, предъявил удостоверение на проходной, и с важным видом прошествовал внутрь. Над ферментерами клубились облака пара, с обшивки труб капала теплая вода. Недавнее медовое чаепитие обострило зрение и слух Валерия.
        Он подошел к двухэтажному зданию лаборатории, оглядывая пятачок для курения: унылая асфальтовая площадка, ящик для песка, кошма, стенд с багром и лопатой. Посреди - железная скамья. Сидевшие на ней рабочие - молодой монтер в спецодежде и пожилой уборщик в черном халате, смолили папиросы. Увидев Дареславца, они поздоровались. Тот ответил с достоинством, прошел вовнутрь. Чиновник ждал инженера Муравьева, присев на подоконник в глухом закутке коридора. Стекло здесь было выбито, и Валерий прислушался к беседе пролетариев.
        - Эх-хе-хе - глухо покашливая, кряхтел уборщик - Вишь, друг любезный, какой гусь опять из мэрии приехал… Холеный, ничего не скажешь… Борода…
        - Ладно хоть улыбается - примирительно заметил монтер
        - Так што ж ему не улыбатси-то, мил человек? Контролеры-то ездют и ездют, а толку чуть. Энтот тож приехал, небось, взяточку содрать опять… Ить черт знает как площади сдают у нас. От хотя бы эта…
        - Лаборатория? А, ну да… - лениво ответил электрик - Только что ходил… Вытяжку чинить заставили. Ты видел там склад большой, синяя дверь, слева от входа? Видно, его арендовал крупный магазин садоводческих товаров… Ну, грабли там, лопаты да мотыги… Удобрения азотного целые горы, полкомнаты забито этими мешками… Даже чуть больше. Еле протиснешься. Остальное все завалили банками с краской-серебрянкой… Оградки садовые красить… При чем тут наш завод, хотел бы я знать? Мы в пиво что, удобрение сыплем, а порошком люминевым закусываем?
        - Ой, милок - затряс головой дед - Там вытяжку надо наладить, эт да. А то с удобрением, когда я в деревне жил, знаишь какие были уже случаи… В комки слежится, а потом как…
        - Да вентиляция там отличная, я ведь сам ходил ее налаживать… - откликнулся электрик - только что оттуда. Зам главного утром вызвал, сказал починить. Проверить грозился… работает вытяжка или нет… Если нет, говорит, голову оторву.
        - Ну, Муравьев, знамо дело, мужик башковитый… Краску, да еще с удобрением держать… Эт знаишь, вдвойне… Нарушение энто… техники безопасности… Может, краску в каптерку бы перетащить, а? Ну, знашь, в другом конце… Направо, рядом с часами…
        - Ну, это самое нормальное, в каптерку. - электрик прищелкнул пальцами - А не получится! Ее тоже под склад сдали.
        - От жулье-то! А тама чиво, сынок?
        - Да черт знает, мелкий магазинчик видно хранит свои товары… Косметику бабам… - монтер сплюнул на асфальт - Ну, вот эту фигню… Снимать лак для ногтей там..
        - Ацетон, что ли?
        - Вроде. И там еще пакеты краски для волос… Как ее, черт… - почесал в затылке электрик - В общем, краска самая простая. Чтоб волосы сжечь да блондинкой обернуться…
        - А… ет панятна, милок. Эх, склероз… Уж я и забыл, как называется-то она… Ну, общем, ясно.
        - Ясно - передразнил монтер - Ты ходи осторожней там… Вчера там, видно, аккумулятор заправляли, бутылку с кислотой на полу оставили. Не задень в темноте бутылку-то…
        - Эх, мил человек… Что на свете деется? Сплошные нарушения ТБ. Что на складе, что в каптерке… От ведь, а… Ну ладно, пойдем новости смотреть… Как там на картвельско-рабсийском фронте? Скорей бы уж победа… За внучка тревожусь, хоть бы на войну не отправили…

…Этот диалог, совершенно пустяшный, Дареславец внимательно впитал в себя, сделав некий вывод. Как ни странно, на лице Валерия довольная улыбка, несмотря на подслушанный упрек в получении взяток. Что же обрадовало его? Спишем улыбку на загадочность рабсийской души.
        Продолжая улыбаться, Валерий на цыпочках отошел от разбитого окна, мягко прокрался по коридору к приоткрытой двери лаборатории. Оттуда пахло резко, неприятно. В носу зачесалось. Сдержав дыхание, Валерий прислушался.
        Беседовали химики, Руслан Ахримов и его ассистент - те, что обедали в "Кванте" четыре дня назад. Официант не знал тогда, с какого конца к ним подступиться, но его инициатива была излишней. Главный инженер пивзавода, Ярослав Муравьев, сам выбрал из множества лаборантов именно этих двоих - совпали взгляды и оценки.
        - М-ням - пробурчал с набитым ртом Тимофей, молодой ассистент химика.
        - Опять жуешь пирожное? С яблоками? - покосился Ахримов - Нельзя в лаборатории пищу принимать.
        Косые лучи Слунса падали сквозь жалюзи на голубоватый пластиковый стол, уставленный штативами, колбами, пузырьками.
        - Да ладно… - улыбнулся парень - Как нибудь уж не отравлюсь… Я его, поглядите, на стол не клал…
        - Смотри, Тима! Мне потом возиться… - упрекнул Руслан. Его черные глаза блеснули, бородка-эспаньолка агрессивно встопорщилась на худом треугольном лице.
        Тимофей потупился и смолчал. Что поделаешь, приходится слушать нотации, таков его научный руководитель… Излишняя самоуверенность, подчас высокомерие, склонность перебивать и упрекать окружающих в невежестве… Конечно, под этим есть основания. Целеустремленный, упорный Руслан окончил престижный ВУЗ в столице, жил там в общежитии впроголодь, блестяще защитил диссертацию… Тем временем рабсийская наука деградировала. Руслану, по возвращении в Урбоград, пришлось устроиться на пивзавод
        - а ведь он мечтал о науке! Капитализм вынудил гениального синтетика следить за качеством пива. Нелюбимая работа, распад системы образования, закрытие университетов, отмена стипендий, платное обучение - приводили Ахримова в ярость. О режиме Медвжутина ученый не мог говорить спокойно: белело лицо, сжимались кулаки.
        В этом, в главном, чувства химиков совпадали. А уж манера общения - дело второстепенное. Тима и сам был самолюбив: задевало пренебрежение окружающих к его юному возрасту. Потому в свои двадцать четыре года молодой научный сотрудник отрастил рыжеватые усики - для солидности.
        - Удивительную книжку вы мне дали - произнес Тимофей, покончив с булкой - детектив лихой, но больно уж неправдоподобно…
        - А что тут такого? История мафии в городе Нью-Арке. Гангстерская сага. - усмехнулся Руслан Ахримов, облачаясь в синий халат. - Уверен, эта повесть на документах основана. Откуда твое недоверие?
        - Да ведь у автора, куда ни плюнь, попадешь в мафиози - пошевелил пальцами Тима - Такое впечатление, что в Нью-Арке только одни гангстеры и живут.
        - Наивный ты - снисходительно улыбнулся Ахримов - Неужели надеялся в гангстерской саге найти рассказ о всех десяти миллионах жителей Нью-Арка? Эти массы - фон для основной картины…. Вон, видишь за окном грузчики идут? Вот пожалуйста… Фон. А на картине автор рисует мафию. Из миллионов горожан он выхватил полсотни гангстеров и полсотни полицейских. Закон жанра.
        - А… - зевнул Тимофей - теперь понятнее.
        Застегнув халат, Ахримов направился к вытяжному шкафу, присел на корточки и отворил дверцу. Его щуплая фигура скрылась за створкой. Руслан отобрал реторты, выставил на линолеум чугунный штатив, вакуумный насос, колбу и воронку для фильтрования.
        - Рассеянность меня замучила - сокрушенно произнес химик - Как эксперимент вести, так проблем нет, сосредоточен. А вот график работы из головы вылетает. Два дня в неделю на смешивании работать, день - на синтезе. Путаю дни. Но спасибо тете Клаве, вахтерше. Когда я на смешивании, она заранее открывает нужную дверь - синюю, со стороны склада. А в дни когда я на синтезе - открывает справа, у часов… Мимо каптерки иду… Чтобы уж по пути прихватить все необходимое…
        - Да, рассеянность - беда… - хмыкнул Тимофей, катая по столу коробок спичек - Впрочем, эта проблема у многих ученых возникала. Что посоветую: крупу надо кушать, орехи…
        - Угу - кивнул Руслан, аккуратно ставя колбы в вытяжной шкаф - Черника еще помогает. Рыба. Помидоры. Черная смородина… Читал недавно книгу, "О пище с точки зрения химика". Но пока своей надобности нет, пока тетя Клава открывает дверь с нужной стороны - видно, память не улучшится. Так и буду надеяться на вахтершу.
        - Хм… Да. С одной стороны, хорошо что ей Муравьев сказал о нашем графике. А с другой, поди ж ты, память не развивается…
        Друзья помолчали. Затем молодой сотрудник перешел к предстоящей работе:
        - Смешивание - дело простое…
        - Тут и образования не надо. - кивнул Ахримов - Деревянной лопаткой, вручную, как в огороде - шестьдесят процентов того и сорок другого.
        - А синтез? Наверное, сложно эту пластмассу делать?
        - Тима, саму пластмассу делать проще простого - подбодрил Руслан - в растворитель пенопласта насыпь, возьми его процентов пять по объему, и жди пока застынет. Сложнее всего создать наполнитель, который придаст этому пластику новые ценные свойства.
        Химики понимающе переглянулись
        - Собственно, это нам и поручили. Исследовать добавление к пластмассе новых свойств. - хищно улыбнулся старший лаборант - По контракту с НТЦ "Урбополимерлаб". По крайней мере, так написано в плане работ.
        - Да, вот новый наполнитель к пластмассе… В нем-то и вся загвоздка.
        - В результате пластмасса становится такой инициативной, что я сам завидую ее способности инициировать.
        Химик нервно рассмеялся. Впрочем, язвительная улыбка быстро сошла с его худого смуглого лица:
        - Тима, ты поаккуратней с техникой безопасности… Тут ведь дело сам знаешь какое… Для синтеза не тронь стеклянную посуду, ни в коем случае. Только полимерную, ага? Никаких притертых пробок на шлифе… Посуда должна быть пластмассовой. Запомни это раз и навсегда. Растворы нужны концентрированные.
        - Ну, ты уж сто раз говорил. Ну первого налью… воняет он сильно… боюсь, глюки пойдут… Не люблю я мультиков…
        - Повзрослел что ли? Вышел из мультяшного возраста?
        Химики вновь рассмеялись.
        - Ну вот. Очень важный момент: эту вонючую пакость надо перед синтезом охладить как следует, заморозить в холодильнике! Обрати на это особое внимание!
        - Угу - кивнул Тимофей - Значит, две трети охлажденной вонючей пакости, и треть прозрачного раствора…
        - Да, раствора. Белый порошок разведешь…
        - Ладно, Руслан, я утешен: раствор порошка хоть и жжется, зато без запаха.
        - Кислота тоже жжется. Но ее капнуть-то в смесь две-три капельки… и хватит. Но ты ведь забегаешь вперед! Ты перед работой обязательно проверь реактивы на чистоту. Капни растворитель на порошок, если пожелтеет или затрещит - значит, грязный реактив или растворитель. Придется новый подбирать.
        - А если нормальные, чистые компоненты - что будет? Греться начнет, когда сольешь растворы?
        - Угу. Смотри на термометр. Если подымется выше трети от температуры кипения воды, быстро драпать надо отсюда… Плохой признак.
        - Ну, я прослежу, как греется. Чтоб не очень-то…
        - Если очень греется, то вообще песец. А если нормально - через пару часов на донышко выпадет снегопад… Красиво…. Махонькие кристаллики… Не крупные, ни в коем случае! Если крупные, значит опять песец к нам в двери стучит.
        - Никакого песца пока не видел - ухмыльнулся Тимофей - вчера с улицы киса зашла, и только…
        - Ладно, не отвлекайся, слушай. Ты маленькие кристаллы отфильтруй… Красивые они, залюбуешься! Фильтруй через тряпку, потом скрути в ней осадок.
        - Ну а дальше?
        - Я тебе сам покажу, как делать. Раствором соды надо промыть, пятипроцентным. Ну и водой потом еще. И все, сушить при комнатной… Проверь продукт: насыпь четверть чайной ложки, и подожги. Должно вспыхивать, а не гореть. Это мы сделали наполнитель к пластмассе.
        Ахримов заправил спиртовку, чиркнул спичкой. Над горлышком взметнулся синий язычок.
        - Саму пластмассу сделать просто, я уж говорил: пенопласт растворить в том же растворителе, его процентов пять надо взять, по объему. Туда и нашу добавку засыплем, как сметана растворчик будет.
        - Его в бумажную форму вылить надо? - осведомился Тимофей, укрепляя в чугунной подставке штатив.
        - Угу. Застынет - выйдет пластмассовый цилиндрик. Похож на прежний пенопласт, но уже с ценными свойствами. Из-за наполнителя. - Ахримова аккуратно отцепил край халата от зазубрины на спинке стула, и повторил: - Цилиндрик… Ты ни в коем случае не ковыряй его, не бей по нему и не роняй, когда застынет… Иначе весь опыт насмарку…
        - Я буду осторожен.
        По тону чувствовалось: молодой лаборант вмиг посерьезнел
        - Техника безопасности вообще для химика основное - нравоучительно произнес Ахримов. - Кто играет с динамитом, тот придет домой убитым.
        Ответом был нервный смешок Тимофея. Парень тоже пытался шутить, вышло натянуто:
        - Главное во время опытов - не включать радио. А то у кого-нибудь из нас точно руки затрясутся от ярости, при очередных политических новостях.
        - Эх… Было бы чему трястись - прикусил губу Ахримов, проверяя медикаменты в висящей на стене аптечке - Наполнитель еще тот… Сколько случаев было: у кого пальцы, а у кого и всю руку… Тима, первые три синтеза я один проведу, у меня опыт. Ты рядом стой, смотри, учись. Потом сам попробуешь…
        Валерию надоело подслушивать. Бесшумно, на цыпочках, чиновник отдалился от двери. Спустя еще пять минут в коридор вошел инженер Муравьев. Они поздоровались - отчего-то заговорщическим шепотом, и крепко пожали друг другу руки.
        Улыбаясь в бороду, чиновник хмыкнул:
        - Час от часу не легче, Ярослав. Ух, продолжаете вы безобразия! Нецелевое использование помещений, шабашка в лаборатории, вообще черт знает что. Так? Оштрафую вас как-нибудь…
        Произнося эту шутливую угрозу, Валерий нахмурился и погрозил пальцем. Как всегда, он хотел успокоить собеседника, поднять настроение, подбодрить. Дело предстояло очень серьезное - начинать такое лучше с улыбки.
        Ярослав Муравьев был, как всегда, скорбен, серьезен и деловит. Его желтое прямоугольное лицо оставалось бесстрастным, черные глаза-буравчики смотрели на мир настороженно. Инженер не поддержал шутку Валерия, суховато спросив:
        - Вы уже успели ознакомиться с работой складов и химиков?
        - Детально не вникал, химиков в лицо не видел. Меньше знаешь, меньше расскажешь, так? Но реплики слышал у двери, не глухой… Понял уже, работа поставлена.
        - Что ж. Тем лучше. Наша беседа укоротится на две трети. Все финансирование, материальное обеспечение, документы прикрытия, фиктивные договоры я взял на себя. Ведь и вообще весь хозяйственный менеджмент по… этой линии… через меня будет идти. Сейчас пойдемте, осмотрим склады…
        Выйдя из химкорпуса, друзья направились к одноэтажному длинному зданию. Потянулись ряды контейнеров с солодом, электрокары перевозили тюки. Валерий натянул на себя маску инспектора. Муравьев пояснял, жестикулируя:
        - Вот основной склад. Как видите, противопожарная безопасность обеспечена: трехслойные панели из негорючих жаростойких материалов, антипылевые сверхпрочные полы. Отопление идет через инфракрасные излучатели… Никакого открытого огня. Курение здесь строжайше запрещено… Вот поглядите, в каждом отсеке - модули пожаротушения. Порошковые. Все по стандарту, даже с запасом.
        - А мы куда идем, в какой отсек?
        - Мы пройдем сквозь корпус, там в торце примыкают конторы, магазин, столовая… Склад ведь новый, он пристроен недавно. А там, куда мы идем - лабиринты старых кирпичных зданий… Кривые узкие кишки коридоров, планировка запутанная. Вот в один из аппендиксов этого кишечника мы и отправимся. Я сомневаюсь даже, что он указан в плане завода с достаточной точностью.
        Они прошли сквозь склад, спустились в цокольный этаж, некоторое время петляли в коридорах, перешагивая через трубы отопления, нагибаясь чтобы не задеть свисавший с потолка электрический кабель. Под лестницей легкий фанерный стеллаж прикрывал вход в узкую арку галереи. Петляя, она вела в глухой тупичок - он заканчивался металлической дверью: очевидно, вход в бойлерную. У Дареславца вновь зачесалось в носу, на сей раз от пыли. Он чихнул.
        - Будьте здоровы - откликнулся корректный Муравьев - Итак, вот мы и пришли. Инженер порылся в кармане, извлек связку ключей, открыл дверь в каморку, включил фонарик. Интерьер старой бойлерной удивил Дареславца: он ожидал увидеть захламленную пыльную нору, но перед ним открылся мини-склад, оборудованный по последнему слову техники. Особое внимание, насколько мог судить Валерий, уделялось тут пожаро - и взрывобезопасности.
        - Как видите, это достаточно близко чтобы перенести товар, но и достаточно далеко чтобы представлять опасность для работников завода. - сухо комментировал Муравьев
        - Тут я все почистил, не валяется ветоши, хвороста, травы, железяк и прочего. Температурный режим идеально выверен, работает закрытый кондиционер. Присутствие посторонних исключено, ключ от бойлерной только у нас. Химики инструктированы: никакого курения…
        Дареславец огляделся пристальней. Планировка тут была оригинальной: бойлерная амфитеатром уходила вверх, от подвала до первого этажа. Сверху, под аркой, располагалась запертая дверь. Она вела в тупичок одного из переулков, примыкающих к заводу. Легковой автомобиль мог подъехать вплотную к двери, при этом будучи скрыт фланговыми кирпичными башенками от сторонних наблюдателей…
        - Я вижу, тут все инструменты из дерева и пластмассы… - задумчиво произнес Валерий
        - Даже вместо железного лома здесь на стенде деревянный клин, так?
        - Угу. - хмуро кивнул Муравьев. - Вот так все и организовано. Большие коробки с садово-огородной смесью хранятся на складе. Конечно, отдельно и далеко от пластмассовых цилиндриков. Сюда коробки будут тащить лишь за день до приезда клиентов.
        - Угу. Делать оболочки и начинять гостинцы - это уж дело не ваше, так?…
        - Об этом я даже и спрашивать не буду. - буркнул инженер - Мое дело - произвести. Так вот: готовый продукт оставят здесь, а на следующий день клиент с улицы откроет дверь и вынесет коробки в автомобиль. В другие дни здесь химики оставят цилиндрики. С таким расчетом, чтобы вместе с коробками никогда они рядом не лежали. Это правило надо соблюдать неукоснительно…
        - Что ж, Ярослав… Ваша точность, надежность и обязательность никогда не вызывала сомнений. Так…Но меня еще один маленький вопрос: а не возникнет ли проблем с охраной? На некоторых заводах сейчас используют кинологов, служебные собаки натасканы на запах продукта…
        - Ну… - язвительно протянул инженер - В первую очередь, наш директор воспротивился бы этой новинке. Он сдает частным фирмам куда большие площади, чем выделил я под наше дело. На всех его складах есть нитросодержащие реактивы. Представляете, какой лай подняли бы собаки. Куда ни плюнь, везде нитраты… Кстати, хорошо что в наших цилиндриках этого нет. Их собака не учует. А вот коробки с огородной смесью бы учуяла. Но у нас на заводе таких псов все равно нет, что напрасно тревожиться?
        Дареславец почувствовал уверенность в успехе: подготовка была скрупулезной. Оставалось уточнить последнюю деталь.
        - А как насчет сигнализации? Ведь при открытии двери снаружи, когда приедет машина за товаром, сигнализация сработает, так? Сторожа прибегут?
        Муравьев отрицательно качнул головой:
        - Эту ветку сигнализации я самолично вычеркнул из технического регламента. Она не работала и до ремонта. Все уж забыли, что из бойлерной есть выход за территорию завода, им не пользовались десятки лет, попыток проникновения не было. Затерянный тупичок в лабиринтах подвала. А по документам, подправленным мною, тут вообще голая стена. Дверь всегда была заставлена листами шифера, Пришлось мне вспомнить кое-какие чертежные навыки… Убрать ее с план-карты было несложно.
        Что ж, дело движется, взялись ответственно…
        Ключ от наружной двери именно этой бойлерной Дареславец вчера заложил в тайник, вблизи от жилища Игоря Харнакина. Копаться в железном ящике, с черепом и костями на дверце, никому не хотелось. Меж тем, щиток был обесточен и служил контейнером для подпольщиков. Там и покоился ключ.
        Валерий искоса поглядывал на Муравьева - классический черный костюм сидел на инженере чуть мешковато, лицо оставалось бесстрастным. В черных глазах финансиста "группы действия" притаилась настороженность, а еще глубже, под нею, лежали скорбь и месть.
        Сдержанный, скрытный Муравьев знал, что с Валерием они расстаются надолго, возможно навсегда. У заводских ворот, получив последние инструкции: брать дальнейшие указания в медовой лавке связника Фалькова; регулярно в назначенное время появляться в цветочном магазине с ивовой корзинкой в руках - Ярослав крепко пожал руку повстанческому вербовщику, зашептал ему на ухо страстно и убежденно:
        - Все получится, Валера. Без сучка и задоринки. Если ОПОНовцы, вроде тех зверей, что изуродовали Наташу при погроме, не получат наших гостинцев - значит, на свете нет справедливости… Жить тогда незачем…
        Под маской холодности, в душе инженера бурлили сильные страсти. Дареславец поежился: "А что если с моей Еленой вот как бы… Я ведь тоже от горя места бы себе не находил… "
        - Но справедливость есть, все-таки есть. - хрипло шептал инженер - Это дело наших рук, нашей мысли и воли. Будь спокоен. Даже если предположить невероятное… Если провал… Я скорее покончу с собой, чем предам вас… Ты мне открыл глаза, Валера. Ах, каким я был идиотом…Ты прав тысячу раз, нельзя наказывать кого попало, нельзя травить крысиным ядом всех подряд. Ты прав - нужна адресность. Негодяи, только негодяи должны быть наказаны. Но уж они-то обязательно. У Наташи - шрам через все лицо, хромота… А какой она была красавицей… Удивительной… А медвежутинская нечисть ее вот так вот… Ну, ничего… Ничего… Мы им еще… покажем…
        По желтому, окаменевшему от горя лицу поползла кривая дрожащая усмешка. Дареславец почувствовал озноб - он впервые видел улыбку Муравьева, она была ужасна: гримаса раненого животного, предвкушение праведной мести, ничего более. У проходной Валерий крепко пожал холодную жесткую руку инженера - и молча, без цветистых слов прощания, покинул завод.
        Старик, стрелок и список.
        (Действие: куратор, бойцы)
        Двухэтажный кирпичный особняк Харнакина был скромен, в сравнении с демонстративной роскошью силовиков и олигархов нового времени. Увитый живой изгородью, дом стоял на склоне горы, среди зелени садов. Окраина элитного района, старый город… Эта каменная мостовая помнила еще времена имперских цесарей.
        Высокая атлетическая фигура Харнакина казалась муравьино малой с баллюстрад верхнего яруса, где частные коттеджи сменялись белоснежными многоэтажками. Генерал бодро, широким шагом, подымался в гору. В ответ на приветствия соседей он лишь сдержанно кивал. Скороспелые богачи, отгрохавшие здесь апартаменты, избегали старика: его всегдашняя суровость, шрам, военная выправка, немногословие и трезвость не вписывались в их разгульные нравы. Год назад кто-то пустил слух, что пенсионер со шрамом - бывший следователь Службы Безопасности, другие настаивали на "генеральской" версии, третьи считали его бывшим директором оборонного завода. Все уважали, никто не откровенничал.
        Игорь перевел дух: до вершины горы оставалось шагов пятьсот. Обернувшись, он поглядел вниз, туда где кончались ряды пышных коттеджей. Вдали, под холмом, вилась тонкая ниточка рельсов, за ней теснились чумазые бедняцкие домики Нижней Слободки, а у горизонта вздымались портовые краны пристани.
        "Если мы победим" - подумал Харнакин, утирая пятерней пот со лба, - "работяги из слободки напишут в учебниках истории, что я работал для них. Если мы проиграем, богачи из коттеджей напишут, что я рисковал шкурой ради пристройки к своему особняку пары новых этажей. Ошибутся и те и другие. Я работаю, конечно, на себя. Если забитые, обманутые бедняки прикажут мне остановится, примириться, стать покорной овцой - я рассмеюсь им в ответ и продолжу идти своим путем. Я работаю на себя. Но я - это не мой бумажник. Я - это мой взгляд на мир. На добро и зло…"
        Харнакин вновь окинул взглядом мирный пейзаж. На миг ему показалась недопустимой сама мысль о том, что эту тишину разорвут звуки выстрелов, крики убитых, а виной тому будет он - Игорь Харнакин. Разумом он понимал, что порядок в обществе несправедлив и надо менять его - но ощущение мира и покоя, хрустальное безмолвие, спокойная красота природы настраивали на иной лад. Разноречие разума и чувства… Такого с ним еще не бывало.
        "Нет" - тяжело вздохнул он, справившись с собой - "Под личиной гармонии в природе скрывается гибель слабейших, а в обществе - нищета и бесправие миллионов. Борьба со злом и реакцией - мой долг, в этом смысл разумного бытия. Убивать реакционных нелюдей было правильно тогда, в джунглях Вьентама… Неужто верное может стать неверным из-за победы алкоголика Дельцина и указов подлеца Медвежутина, с его поджогами домов и идейной ветошью времен самодержавия? Добро, социализм и прогресс
        - понятия универсальные. Для всех времен и народов. А значит, защищать их силой оружия надо всегда и везде. Конечно, моих мотивов не понять жирующим обитателям коттеджей… Но поймут ли меня бедняки из слободки? Впрочем, какой толк думать об этом сейчас…"
        Горько вздохнув, он шагнул с древнего тракта в сторону, на узкую желтую тропинку, петлявшую средь буйных зарослей терновника. Миновав черный обгоревший сруб на краю оврага, Игорь прошел к заброшенному зданию: старый кирпич стен искрошился, на месте окон зияющие проемы, сквозь прогнившие доски на полу пробивается крапива и лебеда… Когда-то здесь размещалась электроподстанция. После карстового обвала оборудование перевезли, а постройка служила общественной уборной. Новые коттеджи богачей были снабжены канализацией, теперь строение не использовалось вовсе. Здесь, в обесточенном щитовом отсеке, был оборудован тайник. Игорь открыл железный ящик, извлек черную барсетку и ключ от бойлерной пивзавода. Харнакин мысленно похвалил Валеру Дареславца за исполнительность. Отставник неспешно возвратился на мостовую тракта. Он отряхнул пыль с тщательно выглаженной рубашки. Из-за ограды взахлеб лаял черный пес. Добродушно погрозив зверю пальцем, старик зашагал вверх, в город. Планировалась важная встреча.
        Добраться до места предстояло на автобусе. Машину Харнакин оставил в гараже: пешими прогулками он поддерживал физическую форму. В случае нужды он чаще ездил на общественном транспорте. Соседи-толстосумы считали аскетизм старого генерала безобидным чудачеством.
        Поднявшись к остановке, Харнакин увидел толпу: прохожие с тревогой взирали на гигантское электронное табло. Передавали сводки с картвельско-рабсийского фронта. Рабсийские танки, прорвав оборону картвельцев, продвигались вглубь Южной Абхатии. Несмотря на победные новости, голоса горожан звучали подавлено: в связи с войной подскочили цены на транспорт, топливо и продукты. Сложной была и мировая обстановка: лидер Оркаины пан Чущенко истерично требовал от Объединенных Штатов оказать давление на Рабсию. Все это сопровождалось бешеной скачкой биржевых котировок. Оборонные заводы выигрывали, мирные предприятия разорялись, рвались хозяйственные связи, лихорадочно заключались новые альянсы. Диктатор Медвежутин готовился к визиту в Чинайскую Республику, намереваясь заключить договор о военном союзе. Планета Мезля вступала в полосу нестабильности и потрясений.
        К толпе зевак направилась тройка полицаев с дубинками:
        - Расходись! Не тесниться! Расходись! - монотонно покрикивали стражи порядка.
        Ворча и сокрушаясь, толпа горожан рассеялась. Полицай хотел было прикрикнуть и на Харнакина, но поспешно извинился и робко отступил - начальственный вид, хмурые брови, седина, выправка и стальной холодный взгляд генерала произвели на патрульного неотразимое действие.
        Подошел автобус. Часом позже бабушки на лавке, перед подъездом доктора Чершевского, с восхищением оглядывали бравую, подтянутую фигуру отставника. У Игоря было запоминающееся лицо. Он шел на явку открыто, не конспирировал - мотивом визита к врачу была старая рана. Поднявшись по лестнице, старик позвонил условным звонком, пожал в прихожей руку хозяина квартиры, и прошел по узкому коридору в обиталище Рэда.
        Заговорщик поднялся из-за стола и поклонился вошедшему. Изучая материалы досье, Рэд проникся к Харнакину глубоким уважением. Отставной генерал мог провести остаток жизни в роскоши и комфорте - однако предпочел опасную игру, где ставкой была насильственная смерть. Очень необычно в эру эгоизма.
        Само по себе это, быть может, и не повод для преклонения - игрок и властолюбец тоже способен поставить на карту жизнь, ради власти и острого чувства риска… Но ведь именно он, генерал Харнакин, подобрал будущего руководителя городской организации, согласился подчиниться ему. Это говорило о скромности отставника, об умении соизмерять свои силы и способности с потребностями борьбы, отбросив честолюбие. Рыцарь революции, интернационалист и полиглот, смелый и скромный, решительный и мудрый… Это ли не идеал?
        Кроме того, Харнакин был военным профессионалом с разносторонним боевым и командирским опытом. Выходцы из бывшего ГРО - это каста, лучшие из лучших. Рэд, защитник парламента и участник всего нескольких вооруженных атак, преклонялся перед профессионализмом. Чтобы обеспечить успех малой горстки в борьбе с огромной государственной машиной - нужна высочайшая подготовленность, глубокие знания.
        - Приветствую! - в голосе Рэда звучала неожиданная робость - Наслышан о вас.
        - Здравствуйте - кивнул Харнакин
        Рэд жестом предложил гостю присесть, тот опустился в кресло и прищурился, вглядываясь в собеседника.
        - Уважаемый, ваша работа вызывает восхищение - произнес подпольщик
        - Лестно. - холодно усмехнулся старик
        - О, это не комплимент - понимающе улыбнулся Рэд. - Я лишь констатирую…
        Согнувшись над столом, он проверил электронный заслон компьютера "Пелена", оберегающий от прослушки: диалоги предстояли сверхсекретные. Его узкие пальцы ощупывали пластиковый корпус. Занимаясь настройкой, Рэд сухо перечислял факты:
        - В финансировании основная заслуга ваша, вербовку в полиции и мэрии вели ваши люди, вы подобрали лидера городской организации, и вам же предстоит возглавить силовую подгруппу. Ваш вклад решающий.
        В досье об этом было написано обзорно, одной строкой: "имеет боевой опыт, был групповодом вербовщиков, действующих в мэрии и полиции, предоставлял значительные средства для Союза повстанцев… "Конечно, Рэд не знал, что вербовщики Харнакина вышли из тайной организации офицеров, не ведал о спецпроекте "Красный меч". Не упоминалось в досье и о фирме "Окциденталь дистансьон", не указывалось, что воевал Игорь во Вьентаме и Перугвае… Но и того, что Рэду было известно - вполне хватало для высокой оценки.
        - У меня возможностей поболее. - пожал плечами Игорь, наблюдая за настройкой "Пелены". Похожие скремблеры он видел в стеклянном здании ГРО, в столице. Как давно это было….
        - Я восхищен также и тем, - признался Рэд - что вы, будучи столь сведущи в логистике и командовании, добровольно уступили другому лицу роль лидера.
        - Мой опыт специфичен. - откликнулся Харнакин - Я профессионал, но в узкой области. В военной области. А ведь плохо, если заводом руководит начальник цеха.
        - Завод? Верная аналогия. - Рэд поймал себя на том, что бессознательно подражает лаконизму собеседника.
        - Слово "корпорация" подходит еще лучше. - Харнакин кашлянул - Отделом в ней я заведовать могу. А общее руководство лучше выйдет у Антона.
        - Хм… Да… Корпорация… - протянул Ред, размышляя - Все чин по чину: отделы рекламы, найма, коммерческой разведки, отдел документов… Отдел поиска и расстановки кадров…
        - И силовой отдел… - подхватил Харнакин. - Моя забота. В крупных компаниях отделы охраны часто возглавляют выходцы из РСБ или ГРО. Наша с вами фирма не исключение.
        - Ну что ж… Двести лет назад мышление рабсиян было общинным, сейчас оно корпоративное…. Надеюсь, бюрократия нас не заест. А все же, в корпорации каждый достигает уровня своей некомпетентности… - пошутил заговорщик. - После чего она рушится.
        - Верно. Вот потому я и не лезу в лидеры. Чтобы не достичь потолка некомпетентности. - кивнул Харнакин
        Улыбка впервые за беседу озарила суровое лицо старика.
        Слушая его, Рэд почувствовал себя комфортно: в диалоге не требовалось подстройки к собеседнику. Оба они отставили в сторону все психологические ухищрения, действующие на людей неискушенных. Это создало атмосферу доверия. Как и в беседе со Стрижом - долгих восемь дней назад - Рэд чувствовал, что может говорить без обиняков.
        Отставник, меж тем, продолжил:
        - Координировать и пропаганду, и вербовку, и силовые акции я бы не смог. Лезть в лидеры ради власти? В моем возрасте? Смешно. Важен успех целого. Думаю, штатский управленец сделает систему эффективной. Тем более такой управленец, как Антон. Это гений менеджмента…
        Рэд кивнул: его предположения подтверждались.
        - Вы не преуменьшайте роли остальных. - продолжил Игорь Харнакин - Да, силовая часть самая опасная и жестокая. Но мы оба знаем: возмездие подчинено пропаганде. Если об акциях никто не узнает, значит их провели зря. Предполагаю, именно вы инструктировали пропагандистов, типографщиков, редакцию, распространителей?
        Рэд вновь кивнул, на сей раз чуть заметно.
        - Это краеугольный камень. - отрезал Харнакин - Не так важно наказание мерзавцев, как осведомленность людей, что мерзавцы наказаны - и наказаны нами. Не стоит нам, силовикам, зазнаваться. Наше дело - стреляй-руби. В конце концов, это не главное. Отмщение должно прийти - но куда важнее, чтобы газеты сообщили о нем.
        - Наша война это прежде всего медиа-война - согласился Рэд - У горстки бойцов сил не хватит на всех мерзавцев. Горстка может лишь подключить к борьбе сотню-другую горожан, показав пример. Но этот пример нужен! Так что и вы своей роли не преуменьшайте. Сейчас нам нужно облако сочувствующих. Тех, кто видит в нас защитников. Для разведок таким "питательным бульоном" служат эмигранты из их стран, для этнических преступных группировок - выходцы из определенных этносов. А для нас это все, кто угнетен режимом. Именно они предоставят квартиры, пищу, гаражи, связь, убежища, автомобили…
        - Верно. Без тысяч мирных сочувствующих никакая операция невозможна. - подтвердил Харнакин. - Как же без них? Кто даст почтовый адрес для переписки? Кто оплатит счёт за электричество для тайной квартиры-убежища? Кто, в конце концов, вынет рекламные газеты из почтового ящика пустой съемной квартиры, чтобы создать впечатление будто она жилая? Это всё - мелкие дробные функции, но они нужны. За их выполнение взялись бы сотни обиженных граждан…
        - Но для этого мы должны их активизировать! - подхватил Рэд - Они должны знать, что именно мы их защищаем от насилия полицаев, от лжи телевидения, от мракобесия рабославных жрецов, от грабежа монополистов. Угнетенные нам помогут, если увидят в нас защитников. Роль силовой группы тут неоценима…
        - Спор пера и шпаги. - Харнакин растянул в улыбке бледные губы. - Сойдемся на том, что правы обе стороны.
        - Ладно - хмыкнул Рэд. Ему показалось, будто он знаком с Харнакиным целую вечность
        - А координировать работу боевую с пропагандистской вам придется через шефа, через Антона. Вы хорошо знакомы с ним, сами его привлекли. Не мне вам давать об этом инструкции. Время и способ встреч с ним вы вероятно уже наметили?
        - Да.
        - Что ж. Сейчас сюда придет лидер боевой пятерки. Его тоже зовут Игорь… Ваш тезка… В вашу с ним беседу я лезть не буду, я ведь штатский. Обсудите все необходимое… Планы акций… Списки гадов на ликвидацию… А лаборатория в городе поставлена?
        - Поставлена. У нее хорошая крыша. Я передам ему ключ…
        - Обойдемся без конкретики. - торопливо и протестующе махнул рукой Рэд - Меньше расскажу в случае поимки. Повторю, я при вашей беседе присуствовать не буду…
        Собеседники умолкли. Рэд привстал, и механическим жестом стер пыль с корешков книг на верхней полке.
        - Лидер бойцов скоро придет… - промолвил он задумчиво - А у меня созрел еще один вопрос… Личный, если можно так выразиться…
        - Задавайте - добродушно разрешил Харнакин
        - Я смотрел ваше досье… У вас генеральская пенсия, особняк, дорогая автомашина, вы женаты… Многие ваши коллеги, с таким же уровнем жизни, всем довольны. Даже после разгона ГРО они живут неплохо. Другие обиделись, фрондируют, но при этом именуют себя патриотами Рабсии…
        - А я патриот идеи. - отрубил Харнакин - Той, что я присягал в Савейском Союзе. Той, которой нас учили. Той, ради которой мы проливали кровь и во Вьентаме, и в Антифашистской войне. А идея эта, если она правильна - для всего мира правильна. Поскольку Рабсийское государство сейчас враг этой идеи - оно и мой враг. Надо уметь идти против течения. Надо быть верным. Несмотря ни на что. Быть верным идее, а не территории.
        - Жаль, что таких как вы единицы… - вздохнул Рэд - Да что там… Говоря откровенно, ГРО дала себя разогнать, как стадо баранов, и никто не пикнул.
        - Двадцать лет назад они перенесли патриотизм с Савейского Союза на буржуазную Рабсию - Харнакин досадливо повел плечами - Этот патриотизм прибил их к колеснице новых властей. Теперь Медвежутин из них может веревки вить. Но не из меня. Я ведь не патриот государства, повторюсь - я служу чистой идее. Социализму. Рабсийские власти мне не свои, а Медвежутин мне не родич. И потому я способен бороться с властями.
        Харнакин вопросительно глянул в сторону прихожей: лидер боевиков Данилин должен был прийти через пару минут. Тикали стенные часы.
        Прервав тягучую паузу, подпольщик доверительно спросил отставника:
        - А вот интересно… Многие ли ваши коллеги по ГРО согласились бы нас поддержать? Ведь при ликвидации этой структуры сотни офицеров были уволены. Виновник их увольнения - Медвежутин, выходец из РСБ. Кажется, им прямая дорога в революцию….
        - Не стоит на это надеяться - горько вздохнул Харнакин - Убежденные противники режима, вроде меня, в системе редкость. Куда больше офицеров ГРО ворчит и бездействует. Часть готова к фронде под державно-патриотическим соусом, а это капитализму не угрожает… И все же… Есть выходцы из ГРО, которые в мелочах лично мне помогли бы. В отместку за их увольнение, да и просто ради того, чтобы натянуть нос конкурентам из РСБ. У них мотивы не идейные. Тут все прозаичней. Но вы правы - такие настроения существуют…
        Тут раздался долгожданный звонок в дверь. Через полминуты к Рэду и Харнакину присоединился Данилин - лидер боевой пятерки. В отличие от старика, он прошел в подъезд никем не замеченный. Будучи почтальоном, разносчиком газеты "Из уст в уста", парень ходил в униформе, с фирменной сумкой. Почтальоны и работники коммунальных служб, дворники и швейцары, пожарные и железнодорожники - это "психологические невидимки". Прохожие видят в них лишь функцию, не замечая лиц. Данилин широко пользовался этим преимуществом униформы: в сочетании с неброской внешностью, она позволяла ему безопасно перемещаться по городу. Это было важно для нелегала, живущего в Урбограде под чужими документами.
        Подпольщики приветствовали гостя. Харнакин особенно пытливо оглядел вошедшего, и остался доволен первым впечатлением.
        Худощавый белокурый парень с бледным ромбовидным лицом производил впечатление человека из толпы. Синяя форма почтальона была ему чуть велика, джинсы смотрелись неряшливо - дыры на коленях, наспех заштопанные вкривь и вкось. Низкий скошенный лоб, прижатые к голове уши, настороженный взгляд исподлобья - придавали сходство с волком. Стальные глаза Данилина отражали волю и целеустремленность.
        - Оставлю вас вдвоем - произнес Рэд - это ваш участок работы, мне о нем лучше не знать.
        После этих слов, Рэд привстал с неприбранной кровати, уступая место Данилину, и вышел из книгохранилища, закрыв за собою дверь. В коридоре он все же расслышал первый вопрос старика к будущему лидеру бойцов:
        - Ты пришел к этому… сам?
        Это "сам" звучало совершенно по-особому. Рэд пожалел, что не может видеть сейчас мимики беседующих, их жестов и поз, выражения глаз, всех мельчайших признаков, которые дают возможность читать в сердцах и понимать без слов… Ответное "да" было сказано спокойно, бесстрастно, чуть утомленно. Пауза затянулась. Очевидно, старик остался доволен ответом и настроем молодого собеседника.
        - Отлично… Тогда давай кратко и по деловому…
        - Угу. - буркнул в ответ Данилин

…Рэд отошел от двери.
        Отставной генерал ГРО остался наедине с будущим лидером боевой пятерки.
        Их отличало многое: возраст, воспитание, образование, благосостояние, кругозор.
        Их объединяла идея революции.
        Но была и иная, психологическая схожесть. И тот и другой в детстве воспитывались в духе общепринятой морали: не убий, не укради. Оба они попали, с таким настроем, в горячие точки. Обоих государству пришлось переучивать. Вместо "не убий" им было сказано: "нужда государства выше всего". Неприятельских солдат вычеркнули из числа разумных существ - теперь это была "живая сила противника", которую следует поражать и уничтожать. Мишени в тире. Чем сильнее отождествляешь противника с мишенью, чем меньше видишь в нем себе подобного - тем более успешен в бою… Это в свое время понял каждый из них. А потом… Оба дожили до момента, когда политика государства стала отвратительной, революция необходимой. И оба сказали себе: "нужда революции выше всего". И контрреволюционные правители обратились для них обоих в мертвые мишени.
        Отставник пристально взглянул в волчьи глаза собеседника, и жестко усмехнулся уголком рта.
        - Начнем с главного. В городе назрело массовое недовольство. - Харнакин затянул паузу - Без этого вся наша возня была бы преступным идиотизмом. А горожане посчитали бы нас бандитами.
        Данилин кивнул: это он и сам отлично понимал.
        - Однако - продолжил старик - скрытая напряженность в Урбограде очень велика. Аналитики подполья просчитали это на компьютерах. Часть горожан готова нас поддержать. В последние полгода полицаи на улицах распоясались окончательно, от них пострадали тысячи прохожих. И если бы только это… Что ж. Ко всем пострадавшим, избитым, ограбленным - мы обратимся действием. Мы накажем их обидчиков. Каждый наш удар по врагу - послание потенциальным сторонникам. Надо расшевелить всех недовольных. Мы выберем такие мишени, что оправданность возмездия будет очевидна всем. Тогда нас поддержат. Сотни горожан помогут в мелочах, а несколько десятков вступят в ряды бойцов. В этом первая задача: набрать популярность, умножить численность.
        Харнакин закашлялся. Его собеседник хмуро молчал, перебирая никелевые звенья часового браслета.
        Старик принялся задавать вопросы.
        - Кто в вашей пятерке пользуется авторитетом? Каков настрой бойцов?
        - За практическую сторону отвечаю я. Но у нас есть и теоретик, он же специалист по электричеству и подрывному делу. У каждого в пятерке своя специализация… Боевой опыт есть только у меня, воевал в Южных горах. Я неплохой стрелок. У нас в группе разделение труда. По способностям. Ни обид, ни грызни за власть, если речь об этом. Климат братский. Товарищей знаю давно, готов ручаться за каждого. Настроение боевое, здоровье у всех в норме.
        - А навыки?
        - Навыки? - Данилин потер лоб и задумался. В ответах он старался не упускать деталей - Конечно, общие правила конспирации нам известны. Строго соблюдаются. Товарищи живут тихо. Я вот почтальон. Другие тоже работают на незаметных должностях. Все одеваются скромно, вид средне-привычный. Из среды ничем не выделяются, ни на работе ни по месту жительства.
        - Вы хорошо знаете город?
        - Разведали вдоль и поперек: проходные дворы, закоулки, ряды гаражей, подземные коллекторы, все места где можно ускользнуть… На это ушли последние месяцы. Стараемся поддерживать физическую форму. Изучали топографию. Тренируемся в стрельбе, хоть мало оружия. Имеется специалист по электротехнике и химии, он может собирать из деталей огнестрел, собирать… устройства.
        Данилин умолк. Старик обдумывал сказанное. В глазах собеседника он прочел немой вопрос.
        - Что-то спросить хотел? - осведомился Харнакин
        - Да. - кивнул парень - Вы сказали, дело начнется с акций возмездия…
        - Верно.
        - Хм… Но ведь обычно все начинается с обеспечения. С добывания автомобиля, денег, оружия, боеприпасов и взрывчатки… Это очень рискованно, пятерых бойцов тут мало. - Данилин недоуменно приподнял широкие брови, и нервно постучал пальцем по столешнице - Машину можно еще угнать безнаказанно. А деньги уже просто так не возьмешь: в банках вооруженная охрана, сигнализация. Оружие обычно захватывают у противника. Значит, нам придется атаковать патрульных, ведь на штурм арсенала или оружейного магазина сил у нас нет. Сейчас у группы два автоматических пистолета, обрез и самодельный револьвер. Патронов мало. Взрывчатки нет, лаборатории нет.
        - Теорию городской войны ты знаешь. - одобрительно кивнул парню старик - Но жизнь богаче схем. Есть ведь поправки на местные условия. Ты прав, автомобили вам придется брать самим, и часто их менять. Но остальное мы берем на себя. Деньги, поначалу, вот…
        Харнакин вынул барсетку, и отсчитал пятьдесят тысяч таллеров, подготовленных заранее для этого случая.
        - На первое время вам хватит, так что обойдемся без экспроприаций. Плюс к тому, группе не придется тратится на гаражи и съем тайных убежищ - все это подготовленно заранее.
        Старик усмехнулся: средства, доставшиеся ему во Вьентаме и тридцать лет прираставшие на перугвайском счету, перекочевали в фирму Арсения Рытика, и теперь исправно служили революции.
        - Запомни адресок, не записывая - продолжил старик, чиркая карандашом на клочке бумаги. Речь шла о медовой лавке Фалькова. Данилин запомнил адрес, бумажку сжег на зажигалке.
        - Хозяин заведения - наш связник. - пояснил Харнакин - Я опишу его тебе, дам пароль. От него, перед каждой акцией, будешь получать шифрованные инструкции. А также получать списки мерзавцев, информацию об их распорядке дня, маршрутах, резиденциях, путях следования. На втором этапе, когда наши ряды умножатся, через эту лавку вам пойдут сведения о внутреннем распорядке ряда учреждений… Я имею в виду банки, администрации, редакции газет, арсеналы.
        - То есть нам предварительно передадут все сведения о системах охраны, планировке и сигнализации?
        - Да. Но текущую разведку, непосредственно перед акцией, придется вашей пятерке вести самостоятельно. Деньги, ключи от съемных квартир и гаражей - также пойдут через лавку.
        - Квартир?
        - Да. Всегда будет два-три убежища, в разных частях города.
        - Великолепно! - Данилин наклонился над столом, задумчиво потирая подбородок - Но там ведь нужно поддерживать порядок. Вовремя закупать продукты и размораживать холодильник, в конце концов… Этим должен заниматься кто-то из нашей группы?
        - Нет. - пояснил отставник - Ваши задачи будут только боевыми. Остальное выбросьте из головы. Квартиры-убежища будет нанимать, содержать и обслуживать наша организация.
        Харнакин умолчал, что наймом квартир и подбором обслуги займется инженер Муравьев
        - финансист группы действия, а деньги на эти цели уже сняты со счетов Арсения Рытика.
        - Итак, инструкции, деньги и ключи от съемных убежищ вы получите в медовой лавке. Эта связь будет односторонней - от меня к вам.
        - А от нашей группы к вам? В случае экстренной надобности?
        - В районе заброшенных садов на этот случай оборудован тайник. - Харнакин ткнул пальцем в карту города. - Тут, вторые ворота, третий участок слева, крыльцо под садовой будкой. Под ним будет жестяная банка, контейнер.
        - Что ж. Я понял. Это на случай, если у нас появятся неотложные нужды или новые сведения, о которых потребуется срочно сообщить. Вообще-то, опасна такая передача. может вас засветить, тогда всему делу конец. Мы этим тайником будем пользоваться лишь в крайних случаях.
        - Верно поняли дело - Харнакин тяжко вздохнул - А теперь об оружии. На окраине есть заброшенная штольня…
        - Да, я слышал - кивнул Данилин - Это в глубине известковой горы, на берегу Урбинки.
        - Верно. Огромный разветвленный лабиринт, там опасно ходить, своды осыпаются. Внутри протянута узкоколейка для вагонеток. Вот план, смотрите: сначала в этот лаз, потом в этот проход. Там за камнем, помеченным цифрой 57, вы найдете оружие, боекомплекты, топографические карты, бинокли…
        Данилин благодарно и завороженно внимал старику: медлительная, хрипловатая речь снимала одну тяжкую проблему за другой.
        - Пользоваться этим хранилищем для первых акций вам не придется. Обойдетесь химией. Подъезжать за ней потребуется в этот узенький тупичок, вплотную к пивзаводу - уточнил меж тем отставник, набрасывая схему на бумаге - Вот здесь неприметная дверь в бойлерную, она скрыта башенками от обзора. Держите ключ…
        Куратор группы действия протянул Данилину ключ с фиолетовой рукояткой, недавно извлеченный из тайника.
        - Ездить туда придется в условленные дни. Будьте осторожны при хранении компонентов. Ты говорил, один из вас умеет собирать машинки?
        - Да, у нас есть специалист… Как я вижу, Союз Повстанцев целиком взял на себя обеспечение. - в голосе Данилина слышалась радость - Великолепно! А будут ли освещаться наши акции в газетах?
        - Будут. - веско обнадежил Харнакин - В городе поставлена тайная типография, создана сеть распространителей прессы.
        - Да, подготовка основательна. - лидер бойцов задумчиво почесал подбородок - Целая инфраструктура. На пятерку бойцов, наверное, полсотни обеспечивающих…
        - Тут есть еще один момент: ваша безопасность - озабоченно заметил Харнакин - Лучший способ избежать слежки, это контрнаблюдение. Вот вам графики проверочных маршрутов. В этой шифровке написано, кто из вашей пятерки должен проходить маршрут, в какое время. В контрольных точках наш контрразведчик поглядит - не идет ли кто следом за вами?
        Контрразведчиком группы действия, был преданный помощник старика - Владимир Светлов. Но знать об этом Данилину было не обязательно.
        - На ваших маршрутах - продолжил Харнакин - отмечены точки легендированных разворотов. Это места, где каждый из вас должен развернутся. Так, чтобы это выглядело оправданно. Сделать вид, что вернулся за потерянной вещью, резко повернуть к киоску с газетами, внезапно пойти к таксофону, оставшемуся за спиной… И при развороте поглядите, кто идет следом. Впрочем, следить могут и с забеганием вперед, и с параллельных улиц. Вы это имейте в виду.
        Данилин понимающе кивнул. Он слушал, не перебивая.
        - Также мы обсудим сигналы провала и успешной работы: какими они будут, где их оставлять каждому из вас, как часто их возобновлять.
        Старик сделал краткую паузу, и заговорил о другом.
        - Теперь по транспорту. Я в курсе, что ты хорошо водишь машину. Ты единственный в группе водитель?
        - Нет. Еще один член группы имеет навыки вождения. Вполне сносные.
        - Это хорошо. Нужно дублирование. Надо и преемника заранее указать. Кто будет командовать пятеркой, если с тобой что-то случится?
        - Я уже прикинул, кто это будет. Думаю, остальные согласятся. Посоветуемся.
        - Ну что ж, в добрый час…
        Харнакин встал из-за стола, покинув дубовое кресло с кожаными подлокотниками. Он прошелся вдоль узкой комнаты, оглядывая книжные шкафы. Старик давал парню возможность уложить в голове все сказанное, сформировать общую картину.
        Выдержанный, лаконичный, негромкий диалог двух профессионалов был совершенно непохож на карикатурные сцены из рабсийских пропагандистских фильмов. Там рисовали заросших и пьяных "междугородных ужасистов", истеричных непредсказуемых убийц. Тупоумие авторов было беспредельно: в их фильмах отрицательные герои даже в момент изготовления бомб нюхали наркотики, после чего благополучно гибли от самоподрыва. Однако эти бездарные кино-поделки показывали лишь степень презрения режиссеров к публике, а вовсе не реальность.
        Пьянство, наркомания, неуравновешенность, патологическая кровожадность, вызывающая внешность, бандитская речь - демаскируют и мешают работать нормально. А потому носители этих качеств отсеивались повстанцами с порога, на первых же этапах вербовки.
        Бойцы "групп действия" были своего рода спецназом революции. Требования к ним предъявлялись очень жесткие. Высочайшая идейность, жертвенность, и самообладание, трезвость и выдержка, физическая и политическая подготовленность, практическая сметка, сообразительность, чувство товарищества - вот перечень качеств, необходимых партизану.
        Все это было свойственно и Данилину. Парень, казалось, пристально рассматривал бронзовую люстру на потолке - но в действительности ушел в себя, обдумывая ситуацию. Наконец, лидер пятерки произнес:
        - Я недооценивал мощь Союза Повстанцев, хотя и надеялся на помощь. Нам предоставили деньги, оружие, лабораторию. Сняли квартиры и гаражи.
        Старик присел рядом с Данилиным, желая перевести разговор в задушевное, товарищеское русло.
        Рассматривая глубокий косой шрам на лице собеседника, парень подумал: "Дед, видать бывал в переделках, знает о войне не понаслышке. Рассуждает со знанием дела. Похоже, классный профессионал". Вслух же спросил:
        - Неужели в каждом городе так?
        - Условия везде свои - вздохнул старик - В чем-то у вас положение лучше. А в другом куда хуже. Обычно начинают с двадцати-тридцати бойцов, не меньше. Вас всего пятеро. Значит, самые первые акции могут кончится гибелью.
        Данилин прикусил губу, лицо его стало напряженны, стальные глаза неотрывно смотрели на куратора.
        - Поэтому - продолжил Харнакин - первые акции должны быть филигранно выверены, множество раз отрепетированы. Ширина улиц, планировка зданий, пути отхода с места действия - все будет циркулем размечено на карте. Действия каждого бойца, вплоть до жеста, походки, одежды, времени появление на месте действия - должны быть доведены до автоматизма. Координация и слаженность действий внутри пятерки должны быть абсолютны. План каждой операции - продуман до мелочей. Как и вариации на случай провала. Тогда пятерка уцелеет.
        Данилин кивнул.
        - На моей штабной карте вы будете фишками и кружкочками. Но я всегда буду помнить о вас как о живых бойцах, и беречь вас. - голос Харнакина потеплел - Сохранить бойцов пятерки живыми и здоровыми…. Чувство сострадания совпадает здесь с военной необходимостью. Надо сберечь искорку, из которой вспыхнет пламя. Ну, а теперь о конкретике. Что сам думаешь?
        - По акциям возмездия? - Данилин понял старика с полуслова - вот наш вариант списка. Десять негодяев, на первый случай.
        Порывшись в почтальонской сумке, лидер бойцов извлек из-под стопки газет свернутый вчетверо тетрадный лист, протянул Харнакину. Фамилии перечислялись друг за дружкой, синими чернилами, аккуратным и крупным почерком с легким наклоном вправо. Прищурившись, куратор группы оглядел список, пренебрежительно хмыкнул и бросил лист на стол.
        - О, святая простота. - Харнакин укоризненно прищелкнул языком, отрицательно покачал головой - Категорически не пойдет. Небось, ваш теоретик составлял?
        - А как вы догадались?
        - Ну, кое в чем революционный теоретик похож на своего противника, на жреца. "Нет хуже преступления, чем против святого духа". В его случае, против революционной идеи. Погляди только, кого он вписал! - старик ошарашенно пожал плечами и ткнул мясистым пальцем в лист - Публицист "Урбоградских ведомостей". Зав. отделом пропаганды партии "Единая Рабсия". Городской архижрец. Историк, восхвалявший древних жандармов. Автор клеветнических статей об Ильиче Нелине. Профессор философии, разработавший идею смирения низших перед высшими. Фальсификатор статистики о жертвах революции. Реакционный школьный преподаватель. И так далее, и так далее.
        - А что, разве все перечисленные не уроды? Разве они не заслуживают уничтожения? - хмуро спросил Данилин - Ведь именно стараниями таких вот идеологов и пропагандистов оказалась оплевана идея прогресса! Они виновны даже больше, чем законотворцы и охранители несправедливой системы. Они подводят философский и религиозный базис под действия правящих подлецов, под реставрацию средневековья. Они чернят все попытки сопротивления простых людей безобразию! Каждая газетная статья против революции воспитывает овечье терпение масс - а разве не в этом смирении причина тысяч избиений прохожих безнаказанными полицаями? Проповедь послушания и национального единства с угнетателями - разве не на ней держится эксплуатация рабочих, безработица, милитаризм, все уродства нынешней системы? И разве не идеологи этой системы повинны во всем? Так накажем их!
        - Ты ведь повторяешь чужие доводы - усмехнулся Харнакин - Доводы автора списка. Вспомни, с чего мы начали беседу. Цель партизан сейчас не в том, чтобы истребить всё зло. На это у нас пока силенок нет. Цель в том, чтобы активизировать граждан. А простому горожанину глубоко плевать на статьи в "Ведомостях", на события столетней давности и на речи пропагандиста "Единой Рабсии" по их поводу. Оскорбления в адрес Ильича Нелина только для нас, памятливых, звучат кощунством - а массы к этому равнодушны. Что до покушения на архижреца, оно принесет лишь вред. Дело представят так, что мы против рядовых верующих, а не против церковной верхушки, обслуживающей власть. В общем, список наивен. Тут полная оторванность от жизни, от нужд нашей аудитории. То, что мы делаем, должно нравиться в первую очередь простым людям, а не нам.
        Харнакин скомкал листочек, и сжег его в пламени зажигалки.
        Лидер бойцов, потупив голову, вздохнул:
        - Эх, вот не слушал Бурнаков меня… Я хотел по-иному составить, более практично. Я бы выбрал реальные ключевые фигуры в аппарате власти. Удар по ним внесет дезорганизацию в ряды врага. К примеру, начальник полиции, мэр, зам. мэра, и так далее…
        - Логически правильно. Тактически ложно. - отрубил Харнакин - Твой приятель, видно, думает, что цель пятерки - мечом установить царство Истины. Сам ты хочешь свержения правителей. Я повторяю: цель куда скромнее. Всего лишь - активизировать граждан.
        - Да, вы правы. Это посильная задача, в отличие от прочих.
        - Под эту задачу и список особый - логически вывел отставник - Тут не идейную зловредность и не политическое влияние врагов надо высчитывать. Эти тонкие материи неочевидны для профанов. Ведь чтобы увидеть корень зла, требуется научное мышление, способность к анализу, глубокая эрудиция. У простых людей этого нет. Они не поймут наших ударов по идеологам и правителям. А вот удары по прямым обидчикам
        - поймут и поддержат! Можно даже подсчитать "коэффициент активизации": сколько новичков к нам после этого примкнет? Сколько согласится помогать в обеспечении? Сколько решит взяться за оружие? Это и должно нас заботить. Вот, держи нормальный ликвидационный список. Здесь все кандидатуры загодя просчитаны нашими аналитиками, исходя из жалоб населения. И первым из них будет…
        - Хм… - пожал плечами Данилин, вчитываясь в документ - лейтенант полицейской постовой службы… Извините, эта фамилия мне ничего не говорит…
        - Ну, как же… Пост в районе трех проходных. - подсказал Харнакин.
        - Батюшки мои… Так это ж Ленька Вурдалак! Как нам сразу это в голову не пришло!
        - Угу. Знаешь. Вот и все рабочие трех заводов его знают. Как они в день получки с деньгами идут с проходных, так он со своими дружками-полицаями выходит на охоту. Иной раз отнимал и четверть зарплаты. А ведь по этой сволочи давно тюрьма плачет. Он вниз слетел, до патрульного, после грязной истории. Очень грязной. Подкарауливал на автомобиле около института студенток, предлагал подбросить, завозил в лес, ну и… Одна в больницу попала, с переломами и разрывом почки, она сопротивлялась и он ее избил, тварь. Кстати, местные рабочие эту историю тоже знают. И удивляются, как его не выкинули из полиции, ведь была статья в газете, что вообще-то редкость для нынешнего режима. Это значит, вообще беспредел. А все дело в том, что его отмазал Душегубцев, капитан полиции и член "Единой Рабсии". Кстати, этот капитан через связи в уголовной среде организовал убийство собственного дяди из-за квартиры…
        Этот инсайдерский компромат Харнакин получил через своего агента в полиции - Владимира Ваюршина. Но Данилину об источнике знать было не обязательно.
        - Ну, дело замяли, а Леньку кинули на низовую работу. Отрабатывать взятку, собирать для Душегубцева деньги с рабочих. Ленька себе подобрал в напарники таких же бандитов: Грязенко, его дружок, в пьяном виде избил дубинкой женщину, просившую о помощи. Глушебоев открыл в пьяном виде стрельбу из табельного оружия около магазина - хорошо хоть покупатели не пострадали, только один стеклом порезался. Скунсов сбил ребенка, управляя машиной, опять же, в пьяном виде. В общем, банда. И приносит солидный доход своему покровителю…
        - Да, все знают их шестигранную будку на холме. Работяги так и называют, "гнездо Вурдалака". Страшатся туда попасть. Эти уроды тащат туда и пьяных и трезвых, всех подряд…
        - Вот это самое гнездо, со всеми его обитателями, и должно разлететься вдребезги. Причем на глазах у тысячной вереницы рабочих, которая проходит под холмом, когда кончается смена.
        - Элементарно! - глаза Данилина сверкнули - Химия! Работяг не заденет, будка высоко на холме стоит… Пластик?
        - Да, пластифицированный эксплонит. И начинена им будет широкая палка колбасы. Сыграете спектакль: пьяненький рабочий, без гроша, попадает внутрь. Через десять минут появляется рыдающая жена, сует полицаям пачку денег, уводит непутевого супруга. А в будке оставляет, по рассеянности, сумку с хлебом, сыром, конфетами… И с колбасой.
        - А что если химический запал сработает прежде чем нужно?
        - Так у вас же есть электротехник. Купите радиомаячок, знаете, школьники носят сейчас, чтобы о себе сигнал подать родителям… Перепаять придется пару проводов. Ты будешь стоять с биноклем вот здесь, на мосту, в ста пятидесяти шагах от будки. Как только "жена" и "муж" отойдут достаточно далеко, жми на кнопку. Потом брось прибор в воду с моста, и сразу уходи. Жми в перчатках, естественно. Детали мы сейчас обсудим. Тут как в театре, каждый актер должен знать мизансцену.
        Харнакин извлек подробную топографическую карту участка будущей акции, циркуль и линейку, придвинул карандаш. На обсуждение ушло полчаса.
        "Ну и голова! Варит котелок у деда!" - после инструктажа Данилин молча восхищался. Он вспомнил подвал, недавнюю партию в шахматы. - "Тяжелые фигуры противника против пяти наших пешек. Но если играть как этот старик, на уровне гроссмейстера, авось чего и выгорит."
        - Так, с этим понятно. А второй в списке кто?
        - Мастер кондитерской фабрики. Точнее, можно его назвать надзирателем: с работницами он иначе как матом не разговаривает, порядки установил как в зоне, запрещает отлучаться даже в туалет. А этих девушек при найме еще и обманывают, нанимают через фирмы-однодневки, и платят зарплату в трое меньше обещанной. Фабрика тоже рядом с теми заводами, в промзоне Северного района. И первые два акта должны последовать почти одновременно, чтобы район забурлил слухами. Ну, а подпольная газета завершит дело: свяжет все это в умах граждан нитью обобщения. И от безобразий на отдельных участках перекинет мост к негодности всего политического порядка.
        Они детально обсудили вторую акцию. "Кондитерский" садист любил в обеденный перерыв пропустить рюмочку в пивной через дорогу от фабрики. Путь и временной график хама были хорошо изучены разведчиком Аресния Рытика, пенсионером Тороповым. Оставалось лишь наказать подонка. Был рассмотрен план, ушло на это минут десять.
        - И обрати внимание, что на фабрике работают в основном женщины… Они более разговорчивы, чем мужчины. Любят делиться новостями. А это значит, что слухи об акции возмездия, в благожелательном освещении, вскоре расползутся по всему Урбограду. И никто не сможет этому препятствовать. Они, от подруги к подруге, будут передавать именно нашу версию событий: "мастер над нами издевался, а повстанцы его грохнули - вот молодцы!".
        Данилин еще раз подивился продуманности всех сторон операции, в том числе и пропагандистской части. Теперь его переполняла уверенность в успехе.
        - О! - удивленно вскричал парень, глядя в конец списка - А одного жреца-то вы все же включили.
        - Это особый случай. - пояснил Харнакин - Слишком рьяное миссионерство. Жрец досадил сотням учащихся, агрессивно навязывая свои глупости. В этой школе силен дух вольнодумства, а он пробует его сломить. Для выявления юных бунтарей мракобес ничем не гнушается, привлек даже полицию. Подростки возмущены. Вот ради притока из этой аудитории - а учащихся в школе несколько сот - мы и покараем их притеснителя. Грош цена той партии, что не умеет вести за собой мальчишек. Если ученики нам будут благодарны, поверят, помогут - это многократно расширит наши возможности. Мятежные школьники могут выводить из строя автомобили полицаев: резать шины, жечь бензобаки. Могут устроить войну камней, кидая кирпичи из окон в головы медвежутинских псов. Да и вообще, устроят реакционным нелюдям веселую жизнь. Но сперва им должны помочь мы.
        - Что ж, я понял с какого конца взяться за дело. А как быть, если кого-то из пятерки ранят, или что похуже? Откуда возьмем смену, пополнение?
        - Вы проводите акции, затем в заинтересованной среде об этом сообщит наша газета. Без обратного адреса, раздается из рук в руки. А уж вербовщики повстанцев будут в той среде вращаться, с читателями беседовать, выявлять и привлекать сочувствующих. Ступенчато.
        Харнакин знал, что два его вербовщика, бывших сослуживца: Дареславец и Ваюршин - в ближайшее время покинут город. Но ему не было известно, что навсегда уедет из Урбограда и третий вербовщик, музыкант Зернов, о существовании которого старик не подозревал. И уж тем более не знал он команду новых вербовщиков, набранных Рытиком взамен прежних - с целью поддерживать организацию в стабильном рабочем режиме.
        - М-да… Хорошо бы обойтись одной лишь пропагандой… - неожиданно протянул Данилин. Насилие само по себе его не привлекало, боец видел в нем лишь вынужденное средство. Помрачнев, он продолжил: - Что поделаешь? Все, что тише пулемета, общество не слышит.
        Они молчали некоторое время. Затем Харнакин встал и принялся широким шагом расхаживать взад-вперед по узкой комнате:
        - Тактика будет наступательной. - старик рубил воздух рукой - У пятерки преимущество внезапности. Вы слабее, но вы нападаете. В неожиданном для противника месте. А ты задумывался о будущем, когда подвижных пятерок станет хотя бы десять?
        - Ну, опасно загадывать… - Данилин, сидя на кровати, прислонился к стене.
        Собеседники заговорили о том, как проводить нападения, рейды, засады на дорогах, экспроприации денег и оружия…. Шла речь и о способах освобождения заключенных. Подробно остановились на похищениях и казнях негодяев. Речь изобиловала специальной терминологией: "электрическое детонирование", "запальный капсюль", "огнепроводной шнур", "круговое поражение", "прицельная дальность"…
        К двери хранилища подошел Рэд. Все это время подпольщик рассматривал в экзотические статуэтки в соседней комнате, но сейчас подумал: "Беседа затянулась, а график нарушать не следует. Ведь скоро придет Петлякова, куратор паспортной подгруппы. Видеть Харнакина и Данилина она не должна. Каждый должен знать лишь свой участок."
        Из-за прикрытой двери донесся обрывок фразы: "..и в самый момент изъятия денег надо вести агитацию, раздавать кассирам нашу прессу, а то за уголовников примут".
        Рэд взглянул на табло в коридоре, и покачал головой: эти часы давали еще сорок минут времени, а напольные старинные часы в зале, очевидно, спешили. Он вернулся назад и уселся в кресло, разглядывая картину с вьентамским дворцом.
        Меж тем, Харнакин в соседней комнате отговаривал Данилина от нападения на корпус городского архива. Парень мечтал похитить компромат на чиновников, для публикации его в подпольной прессе. Однако на архив у подполья были свои виды, туда имелся доступ без всяких силовых атак. Харнакин запретил трогать архив, не объясняя причин. Зато старик одобрил другой план, вооруженную пропаганду - захват радиорубки в многолюдном торговом центре, с целью пятиминутного обращения к гражданам. Обсуждалось много специальных вопросов и проектов - возможный переход солдат на сторону повстанцев, силовое прикрытие забастовщиков при стачке, саботаж на заводах, возможные лозунги и политические граффити на улицах, в чем должны бы помочь подростки. Но это была, пока что, музыка будущего…
        Наконец, Игорь Данилин, перекинув через плечо синюю сумку почтальона, направился к выходу из книгохранилища. У двери отставник крепко пожал ему руку, сказав на прощание:
        - Ну, будь здоров. И помни главное: ни одного невиновного! При малейшем риске задеть невиновных - сворачивайте и переносите операцию. Одна малюсенькая царапина у мирного жителя - и вся наша работа летит псу под хвост. Мирное население не должно страдать от наших акций. Это важней всего!
        После ухода парня, отставник некоторое время беседовал с Рэдом. Была еще одна проблема: тайный госпиталь. Один из бойцов, Риманев, окончил медицинские курсы, но долго не имел практики. Обдумав этот вопрос, Рэд решил просить помощи у хозяина квартиры, доктора Николая Чершевского. Чем больше тот узнавал о целях повстанцев, тем более проникался к ним симпатией. Но его окончательным согласием лишь предстояло заручиться.
        Обсудив все необходимое, старик попрощался с Рэдом и покинул дом. Выйдя во двор, Харнакин оглядел изумрудно-зеленую траву газонов, и принялся перебирать в памяти проведенный инструктаж. Вдруг он увидел, что карапуз в яркой красной футболке пытается, раз за разом, влезть на корявое дерево. Уже третий раз попытка срывалась, мальчуган насупился и готов был разреветься. Харнакин подошел ближе к дереву, и увидел: меж ветвями застрял полосатый резиновый мячик. Старик, десять минут назад планировавший серию убийств, осторожно снял мяч с дерева огромной ручищей и протянул мальчонке.
        - Деда, спасибо! Спасибо, деда! - обрадованно вскричал хлопчик, и набежавшие было слезки вмиг высохли у его глаз.
        "Благодатная сцена для детективщиков" - усмехнулся про себя куратор боевой группы
        - "Любят они расписывать сентиментальных убийц. А вот никакой сентиментальности, никакой экзальтации. Для кого мы все это делаем, как не для этого мальчишки? Чтобы не лгали ему в школе о всяких нелепостях, а когда он вырастет - не угнетали бы, не использовали как пушечное мясо в войнах, не лишали правдивой картины мира… И чтобы мир вокруг него был справедливым. Ведь цель каждого бороться за лучший, новый мир! Вот мы и боремся, как можем… "
        Полюбовавшись сиреневыми цветами - у него перед особняком тоже был разбит пышный цветник - Харнакин направился к остановке. В автобусе он услышал, как болтливая кумушка жалуется соседке: в связи с картвельской войной подскочили цены на топливо, а значит все товары станут еще дороже.
        План "Генезис"
        (мастерская паспортов: Петлякова и другие)
        Эта романтическая история началась вдали от Урбограда, в тихом приморском пансионате. Волны ласкали безлюдный песчаный берег, с трех сторон окруженный лесистыми отрогами Южных гор. Картвельско-рабсийская война тогда еще не вспыхнула: царили мир и покой. Хребты защищали курорт от холодного ветра, теплый морской воздух удерживался здесь, как парное молоко в бидоне. Густые хвойные заросли, простиравшиеся вокруг на многие версты, делали атмосферу целебной: дышать было приятно. Размеренная жизнь уютного уголка весьма отличалась от суеты крупных приморских городов, с их шумными и грязными пляжами. Именно в такой умиротворенной обстановке любила отдыхать Елена Петлякова - сорокалетняя заведующая одного из корпусов урбоградского архива. Осмотру древних памятников она здесь уделяла куда больше времени, чем купанью. Одна лишь мысль о мимолетных курортных романах вызывала брезгливость - Елену с детства воспитывали в строгих правилах. Елена была замужем, и слова "долг" и "ответственность" играли ключевую роль в ее духовном обиходе. Но, между тем, Петлякова была несчастна - ее брак был "одиночеством вдвоем".
Она вышла замуж под давлением родителей, которых очень уважала. У них были свои представления о том, что такое "идеальная пара": это непьющий, вежливый, успешный и богатый муж. Выяснилось - но поздно для Елены - что этого недостаточно. Муж ее, незаметный референт в аппарате партии "Единая Рабсия", часто ездил в столицу, исправно обслуживая существующий режим. Когда он возвращался из командировок, поговорить им было не о чем: подковёрные интриги столичных чиновников Елену не интересовали, а в остальном супруг проявлял поразительное невежество. Он не интересовался искусством, философией, историей или техникой. Красоты природы тоже оставляли его равнодушным. Единственное, что волновало его - карьера и материальные блага. Детей у них не было. В огромной квартире, обставленной богатой мебелью из темного дерева, Елена чувствовала себя, как птица в клетке. У нее и жила певчая птичка, забота о которой только и скрашивала тоску и одиночество.
        Тогда, на курорте, Елена подымалась по горному серпантину, желая осмотреть развалины старой крепости. Одета женщина была скромно и просто: белая блузка, прямая серая юбка, из косметики - неяркая помада. Фигура Петляковой напоминала шахматную ладью: не худая и не полная, скорее коренастая, чуть округлая. Легкий ветерок трепал светлые пряди волос: уезжая на курорт, Елена пренебрегла своей привычной короткой стрижкой. Дорога впереди была пустынна. Вдруг боль пронзила ногу: подвернулась босоножка. Петлякова вскрикнула - но чья-то сильная рука удержала ее от падения. Елена обернулась: под локоть ее подхватил чернобородый улыбчивый красавец. Поблагодарив за помощь, на миг она почувствовала себя неуютно: среди лесистых гор, в безлюдной местности, с незнакомцем надо быть настороже. С незнакомцем? Незнакомцем ли? Пансионат ведомственный, тут все свои, урбоградские. Третий корпус архива, серый и неприглядный, где она работала - располагался в рабочем районе, но управлялся из мэрии. Ей вспомнилось: оттуда и приезжал на сверкающем "Итильвагене" этот бородач. Бывал он в их районе редко, но ей запомнился:
всегда подтянутый, спортивный, безупречно вежливый с сотрудниками… И голос у него, помнится, звонкий. Валерий Дареславец - а это был именно он - не замедлил подтвердить вспомянутое. Широко улыбнувшись, чернобородый атлет зычно воскликнул: "Не стоит благодарности". В голосе его была теплота и приязнь. Елена все еще опасалась нескромных поползновений, и приготовилась дать им отпор. Для тревоги, однако ж, не было причин. Зато по дороге выяснилось, что новый знакомый тоже обожает архитектуру. При осмотре старой крепости, его разъяснения об исторических корнях старинных гипсовых орнаментов заворожили Петлякову: чувствовалось, что интерес к теме у него искренний и глубокий. А какой рассказчик! Этот любознательный эрудит обладал всеми качествами, по которым Елена тосковала - и которые напрочь отсутствовали у ее бесцветного мужа. Отношения Елены и Валерия развивались: вместе они посетили местный театр и музей ковроткачества, бродили по лесным дорожкам близ курортных коттеджей, в столовой оказались за соседними столиками… Петлякова поняла, что встретила свою судьбу. Но она была замужем, душа ее терзалась
противоречиями. А Валерий Дареславец с удивлением осознал, как трудно ему придется без этой скромной, внимательной, развитой подруги. Нарождавшаяся любовь была взаимной. Последние дни они провели на море, у пустынных скал, где их слышал один лишь ветер…
        Вернувшись в Урбоград, Петлякова поставила на рабочий стол фотографию, немало удивлявшую посетителей архива: пустынный морской берег, тронутый оранжевыми предзакатными лучами Слунса. Она хотела сохранить навсегда память об этих днях. Но фото возлюбленного на столе замужней дамы - вещь недопустимая. Что ж… Пусть будет
        - безлюдный пейзаж.
        Валерий приехал к ней в архив через неделю: работать с документами. Дальнейшее предсказать несложно. Они украдкой встречались в тихих кабачках на окраине города. Пятлякова чувствовала себя преступницей, но была счастлива. Елене даже казалось, что её певчая птичка веселей щебечет в ажурной клетке… Влюбленные посещали городские театры и музеи, ездили отдыхать в лес и на озеро, бывали на выставках. Их встречи были тайными. И когда Валерий открылся ей, рассказав о своей работе на повстанцев, когда она решила стать его соучастницей во всем и до конца - то поймала себя на том, что уже много месяцев жила конспиративной двойной жизнью.
        Сегодняшняя встреча была намечена в пригородном кафе "Лазурная аркада". Она была прощальной: Валерий Дареславец покидал Урбоград. Вербовщик привлек в подполье очень многих, знал их лично - и при его поимке РСБ могла бы размотать весь клубок. А значит, Валерий должен был исчезнуть. По тем же причинам, отъезд предстоял и другим вербовщикам - музыканту Зернову, полицейскому Ваюршину. Тайный шеф Дареславца и Ваюршина, старик Харнакин - оставался в городе: управляя вербовщиками, он лично никого не вербовал, и потому никто из новичков не знал его. "Хорошо старик устроился" - думал Дареславец с ноткой зависти. Валерий и не подозревал, что старик сейчас взвалил на свои плечи куда более тяжелые обязанности, став куратором силовой группы.
        Как бы там ни было, Дареславец готовился к отъезду. А Елена? Перенесет ли она разлуку? Их любовь была искренней, взаимной и глубокой. При таких отношениях соблюдать конспирацию сложно. Нарушая неписанный запрет, Елена рассказывала Валерию о наставлениях, полученных через тайник. Женщина часто советовалась с ним, и он хорошо представлял себе ее будущее хозяйство - паспортную мастерскую. Хотя, как вербовщик, он не должен был этого знать - не его сфера. Но чувства ломают переборки, воздвигнутые логикой конспирации. Сейчас история повторялась: регулярное общение бывшего вербовщика и привлеченной им женщины, ставшей во главе паспортной подгруппы, могло закончиться очень печально. Если эту связь обнаружит РСБ, следя за Петляковой - сыщики присмотрятся к биографии Дареславца, припомнят что в армейские годы он был коллегой Ваюршина и подчиненным Ханакина, пойдут по ниточке, и провалена будет вся цепь. Раскроют силовую группу, может рухнуть и организация целиком. От такого сценария ныне спасало лишь то, что Дареславец имел незапятнанную репутацию, без всяких порочащих связей и контактов. Малейший след к
нему от активных деятелей подполья мог загубить все дело на корню. И надо же такому случиться, что без этого "следа", без общения и встреч с Петляковой, он не мыслит свою жизнь! Вот дикий переплет, ничего не скажешь!
        Все это предстояло обдумать, примирить чувства и разум, найти выход. Валерий начистоту признался во всем Харнакину. Старик поблагодарил его за откровенность и обдумал проблему. Был найден компромисс: друзьям из мэрии Дареславец скажет, что увольняется и едет на юг, в санаторий, на долговременное лечение от тяжелой болезни. О том были подготовлены фиктивные справки, оформлены авиабилеты - легенда целиком подтверждалось документами. На самом же деле, Дареславцу предстояло жить в частном доме, близ другого санатория, у подножия Урбальских гор, всего в сотне верст от Урбограда. Под предлогом лечения, в санаторий будет наведываться и Петлякова. Там, в горах, возлюбленные смогут встречаться. Если, конечно, Елена не притащит за собой "хвост". Впрочем, слежку в той безлюдной местности легко обнаружить.
        Сидя за мраморным столиком "Лазурной аркады", Дареславец нервно постукивал о сахарницу серебряной ложечкой. На длинном столе перед ним высился шоколадный торт, усыпанный сахарной пудрой. Сверкал начищенными боками чайничек с настоем целебных трав. Бутылка темного гишпанского вина и ваза с фруктами довершали картину. На другом столике - салат из крабов, плотно прикрытая кастрюля супа. В микроволновом шкафу на вертеле поджаривалась утка.
        "Аркада" была выбрана не случайно. Дареславцу хотелось, чтобы прощальный обед напомнил Елене их первую встречу на спокойном морском берегу. Плети вечнозеленых растений, обвивавшие столбы арок, огромный бассейн в саду перед заведением, обилие зелени, чугунные скамьи с завитушками, мраморные глыбы и вымощенные речным камнем дорожки - воссоздавали, хотя бы отчасти, ту гармонию седой старины, южной пышности и тихой безмятежности, что окружала их в первые дни знакомства. Здесь влюбленных никто не потревожит - других посетителей в кафе не было, музыка не играла. Дареславец прошелся по светлому застекленному портику, разглядывая сверху сад и бассейн - и увидел, как милая Елена подходит к входной арке.
        - Ну, здравствуй! - в руке она держала всегдашнюю узкую сумку. Елена чуть запыхалась, её лицо, вечно румяное, сейчас раскраснелось еще больше. На красном деловом пиджаке поблескивала скромная брошь, изображавшая птицу на ветке. Они обнялись, он поцеловал ее…
        - Вот это да… - восхищенно всплеснула руками Елена, оглядывая стол - Настоящее пиршество!
        Ей было грустно: предстоящая разлука тяготила. Но она держалась молодцом. В первую очередь она думала о любимом, и вовсе не желала портить ему отъезд слезами и упреками. Надо - значит надо. Впрочем, истерика всегда была ей чужда. С детских лет Елена была флегматичной, среди подруг славилась мудростью и выдержкой. Ей всегда можно было поплакаться в жилетку. Она прекрасно разбиралась в отношениях людей, в их эмоциях и симпатиях. Заведуя архивом, Петлякова была для подчиненных "заботливой матушкой". Пунктуальность и дисциплина заведующей вызывали уважение коллег. Но подлинную любовь Елена снискала задушевностью, отзывчивостью, сочувствием к чужой беде. Лишенная детей и тепла семейных отношений, она переносила на коллектив материнские чувства. Мало по малу это превратилось в стиль работы.
        Тот же стиль "заботливой матери" она перенесла и на подпольщиков из паспортной группы, курировать которую ей поручили (директивы на этот счет она получила от Рытика, через тайник). Сейчас, обедая с Дареславцем, Петлякова не удержалась: после разговора о личном, она перешла к беседе о делах. Её ждала подпольная работа в городе, в одиночку, на свой страх и риск. Елене отчаянно захотелось поделиться с любимым опасениями, похвалиться успехами, спросить совета.
        Дареславец, чуткий к настроению возлюбленной, заметил её беспокойство: положив на стол руку, Елена сжимала и разжимала кулачок, вертела головой из стороны в сторону, и приоткрыв рот поглядывала на любимого. Очевидно, она хотела о чем-то спросить, но не решалась.
        Разговаривать о деле за столиком Валерий опасался: конспирации учен со времен кружка офицеров. В первые же дни знакомства с Еленой, он запретил ей звонить на его мобильник, запретил присылать электронные письма. Объяснил так, чтобы ей - в то время не подпольщице - было понятно: всю переписку и звонки ловит РСБ, а поскольку муж Елены большая шишка, то может затребовать у ищеек разговоры жены, и узнать об ее встречах с другим мужчиной. С тех пор беседовали влюбленные только при встречах, там же назначали место следующего свидания. Через много месяцев, Елена искренне смеялась своей тогдашней наивности. Бдительность прежде всего! Вот и сейчас нужна подстраховка. Валерий не был завсегдатаем этого кафе, обедал тут впервые, но угроза случайной прослушки была вполне реальна. Он показал взглядом на арку, ведущую в сад с бассейном. Петлякова поняла его без слов.
        Выйдя в сад, влюбленные соратники сели на чугунную скамейку. Лазурная гладь бассейна умиротворяла, мокрая галька на дорожках вызвала у обоих воспоминания о первом знакомстве. Нежно взяв руку Петляковой в свою, Дареславец погладил ее пальцы.
        - Ну что такое? - спросил он, улыбаясь в бороду - Ты же у меня умница, так? Не волнуйся, всё отлично получится…
        - Валера, милый… - отозвалась она, потупив голову - Вот никогда не боялась, а теперь тревожно мне что-то… Ну, как мне без твоего совета? Как ими управлять, если половину из них я даже не видела в лицо… Знаю только под кличками…
        - Справишься. - Дареслвец обнял ее за плечи - Ну, меньше знаешь, так меньше и расскажешь. Так?
        - Сегодня Мишель заходил ко мне на работу. Конфеты принес. Все ухаживать пытается
        - Елена рассмеялась с наигранной беззаботностью - Где ты его только откопал?
        Финансист паспортной группы, известный ей под именем Мишель, был одним из мелких бизнесменов, отодвинутых "Единой Рабсией" от пирога. Ключевые отрасли бизнеса правители отдали своим родственникам и клевретам - в ходе этого, полиграфическая фирма Мишеля чуть не обанкротилась. Внешне этот ловелас, нервный и взвинченный, с рубиновыми запонками на рукавах шикарного костюма и ухоженными белыми руками вовсе не производил впечатления бунтовщика. Однако Дареславец, работая в мэрии и зная ситуацию с фирмой, привлек Мишеля к сотрудничеству с подпольем, тонко сыграв на чувстве обиды. Опальный бизнесмен, приезжая в архив, всякий раз заигрывал с Еленой: подмигивал, отпускал двусмысленные шуточки. Поначалу она тревожилась, но Дареславец успокоил: Мишель вел так себя с каждой женщиной, это был его стиль. В архив этот повеса приносил деньги для обеспечения паспортной подгруппы. Мишель открыл в южной части города маленький пункт цифровой фотопечати. То были две комнатки с выходом на улицу: салон и мастерская. У входа, за стойкой, работала глуповатая блондинка с кукольным личиком, недавно приехавшая в Урбоград из
деревни
        - она печатала фотографии на заказ. Вторая же комнатушка, позади салона, предназначалась для ремонта оборудования, а также печати крупных оптовых заказов: буклетов, бланков, рекламных проспектов. Такова была легенда. На самом же деле именно в этой тесной мастерской располагалось "паспортное бюро" подпольщиков.
        - А что Мишель? - Дареславец иронически хмыкнул - Мишель совершенно безобиден, ты уже в этом убедилась… Так?
        - Валера, как я люблю твоё вечное "так"! - Петлякова, улыбаясь, качнула головой. Ее светлые волосы на сей раз были аккуратно пострижены - Знаешь, мне просто интересно, у кого берет Мишель эти сотни адресов… Сегодня опять принес целую пачку…. Фамилии горожан, их адреса, серии и номера паспортов… Даже сведения о том, каким участком полиции они выданы… У меня в инструкции указано, что эти данные нам поставляет Добытчик. Но кто он? Я его, знаешь, представляю гостиничным портье или каким-нибудь швейцаром… Через руки этого Добытчика должны проходить сотни паспортов, у него есть время выписать оттуда все данные… А может, это и вовсе женщина? Скажем, работница почты?
        - Ты у меня выдумщица - Дареславец погладил Елену по коротким волосам - Ну, какой прок фантазировать? Ведь все равно мы этого не узнаем…
        Валерий лукавил. "Добытчика" он сам завербовал в мэрии, им был Леонид Ермаков, молодой парень. Этот клерк работал в отделе недвижимости, где оформлялись все сделки по покупке и продаже жилья, садовых домиков, гаражей, земельных участков. Продавцы и покупатели оставляли при этом паспортные данные. Дубликаты шли подполью через Мишеля, бывавшего в мэрии регулярно: бизнесмен оформлял там документы, получал лицензии, давал взятки чиновникам и пытался заручиться их дружбой. Заодно он посещал тесный кабинетик Ермакова, унося списки персональных данных. В случае поимки, Мишель бы "сознался", что купил у Ермакова адреса горожан для рассылки им рекламы своей фирмы, для поиска новых клиентов.
        - …А хотелось бы мне поглядеть, как все это делается. - мечтательно произнесла Елена, подняв глаза к небу. - В мастерской работает какой-то Колдун… Вот еще один из тех, кого я не увижу. Почему Колдун? Клички берут с потолка, или что-то колдовское в нем все же есть?
        Задавая эти пустяковые вопросы, Елена нервно покачивала на ноге босоножку… Она пыталась избавиться от беспокойства. Это не укрылось от Дареславца.
        Он успокоительно погладил руку возлюбленной, и приняв ее игру, ответил шутливо:
        - Видно, в своем деле он волшебник…
        Так оно и было. Если бы Елене довелось заглянуть в тесную каморку, устроенную позади фотосалона, она узрела бы лабораторию современного алхимика. В левом углу - громоздкая копировальная машина с цветными картриджами. В правом загадочно мерцают зеленые огоньки на табло аппарата фольговой прошивки. Вдоль стены, на длинной полке - бутыли с притертыми пробками. Тут есть всё для выведения чернильных надписей: хлорная известь, уксусная эссенция, марганцовка. Застекленный шкафчик в торце набит брошюрами: руководства по гравировке и гелиографии, гальванопластике и фотоскульптуре. Меж ними втиснута потрепанная книжка в красной обложке: рабсийский паспортный устав. Внизу, в железных выдвижных ящиках, фальшивые печати учреждений, самодельные каучуковые штемпели, краски разных цветов и оттенков, поролоновые подушки, цветные карандаши, калька и воск.
        Но главным богатством были аккуратные бумажные стопки: образцы справок и формуляров, пропуска и водительские удостоверения, свидетельства и дипломы, бланки и аттестаты. Заботливо расчищено было место для чистых паспортных книжек - их поставки еще не начались.
        Посреди этой сокровищницы, в свете тусклой лампы, горбился над столом Колдун. В руке он держал гравировальную иглу, и с головы до пят был затянут в черное. Дамир Хампаев не был чернокнижником - просто в его родном Румистане цвет ночи считался цветом удачи. Хампаев был смугл, черноволос и черноглаз, как все румистанцы, и к тому же носил черные очки. Впечатление выходило колоритным. В каморке стоял дурманящий аромат курительных трав - чародей не выпускал изо рта изогнутую трубку-носогрейку.
        Своим творениям - поддельным документам - он придавал изящную законченность, отличавшую искусных ремесленников Востока. Инструменты его были стары как мир: игла на пробке, хирургический скальпель, кисти, карандаши. Недавно к набору добавилась ванночка для гальванопластики: слой меди осаждался в ней под током на пластилиновый слепок с очередной печати. С электронным оборудованием Хампаев управлялся не хуже, но в глубине души был верен дедовским методам. Привычка к добросовестной работе заставляла его тщательно выделывать даже "одноразовые паспорта", куда вписаны были данные несуществующих лиц. И уж тем более ответственно подходил Дамир к производству "железных" паспортов. Под чужими фото в них стояли фамилии и адреса реальных горожан, указано реальное место выдачи. Патрульный, проверяя такой паспорт, мог свериться с базой - убедиться, что носитель такой фамилии живет в городе по указанному адресу, и что паспорт ему выдал данный полицейский участок.
        Хампаев, сняв гербовый рисунок на тонкую кальку, криво усмехался. Верно в Рабсии говорят: не знаешь, где найдешь где потеряешь. Когда он, работая в миграционном отделе, взялся частным образом изготовить паспорт какому-то бандиту - думал, что дело верняк. А вышел полный провал: бандита задержал майор Ваюршин, изъял фальшивый паспорт, и тот раскололся до дна. Ваюршин пришел за Хампаевым. Чародей собрался было в тюремную камеру. Ан нет! Майор-то оказался щедрее уголовника! Да и условия предоставил такие, что можно лишь мечтать… Но для чего ему это понадобилось? "Впрочем, мое дело получать деньги" - думал Хампаев - "Благо, платят здесь обильно". Покачав головой, Колдун тянулся к пузырьку с клеем. На его короткой руке, волосатой и темной, странно смотрелись длинные и нервные пальцы - пальцы хирурга или музыканта. Наклеив рисунок на плоский кусок черного сланца, и дождавшись пока высохнет клей, Дамир вздыхал. Сгорбившись над столом, румистанец гравировал на сланце контур будущей печати. Движения его были неторопливы и точны…
        Всего этого Елене, однако, не суждено было видеть: о Колдуне и мастерской она знала лишь из инструкций. Прикусив губу, женщина сосредоточено теребила брошку на вороте пиджака. Дареславец наклонился к ней и спросил, с тревогой и лаской:
        - Лена, да что с тобой? Ты нервничаешь, так? Вот уж на тебя не похоже…
        - Валера, ну не могу я - виновато улыбнулась она, отняв от брошки дрожащие пальцы.
        - Вроде все помню, как и что надо делать, кому и в каком порядке… А вот сейчас ты уезжаешь, и в голове у меня все как-то сумбурно мешается, кажется что я как девчонка-неумеха, все провалю, и всех подставлю под удар… Ну, извини, родной, я ничего не могу с собой сделать… Какой-то трепет и дрожь… Это пройдет….
        Петлякова умолкла, собираясь с мыслями. Дареславец понял, что лучший способ успокоить её - дать возможность выговориться, провериться, аккуратно расставить все по полочкам.
        - Знаешь, Лена - сказал Валерий, потрепав её по плечу - Раз уж так вышло, что я в курсе твоей работы, давай повтори по дням, а я проверю, так?
        Она беспомощно взглянула на него, медленно кивнула. Склонившись к собеседнице, Дареславец приготовился слушать.
        - Ну общем… - пальцы её нервно барабанили о чугунный подлокотник - В общем… Раз в месяц, в условленный день, я иду за покупками в центральный универсам. Кладу сумочку в камеру хранения. Вешаю ключ от нее в каптерку под лестницей, на крючок - и ухожу на полчаса бродить по торговым рядам….
        - Правильно. - полушепотом отозвался Валерий - Как видишь, ничего опасного.
        - За это время ключ из каптерки возьмут - продолжила Петлякова - и в мою сумку в камере хранения положат фотографии лиц, на которых надо оформить фальшивые документы. Рядом положат и шифровку, с описанием типа документов. После этого ключ от камеры хранения вернут на крючок. Я, значит, возвращаюсь через полчаса, забираю этот ключ, беру из камеры сумочку - уже с фотографиями подпольщиков… И уношу домой.
        Голос Елены стал спокойнее, пальцы перестали плясать на подлокотнике. Валерий тут же поощрил:
        - Всё верно! Получишь паспортные фотографии через камеру хранения. И даже не увидишь руководителя, который их тебе положил. А дальше?
        - На второй день ко мне приходит Мишель. Передает фамилии и паспортные данные простых горожан, взятые им у Добытчика. Также Мишель дает деньги… Ну… на оплату работы Колдуна, на покупку инструментов, на прочие расходы.
        - Угу. Так, продолжай…
        - На третий день Гена в обеденный перерыв идет к тайнику, и вынимает оттуда чистые паспортные бланки.
        Гена Обручев… Этот курносый и светлоглазый парнишка, родом из деревни, тоже работал в архиве. Однажды Елена, его начальница, сделала так, что на стол Обручева попал секретный документ. Выяснилось: близ его родной деревни власти собираются захоронить ядовитые отходы. Это угрожало жизни его отца и братьев. Гена был в отчаянии. Подпольщики пришли на помощь - снабдили парня деньгами, помогли его родственникам переехать в другую местность. В благодарность, Геннадий согласился быть связником. Парень был осмотрителен и осторожен, пожалуй даже труслив. На лице его вечно играла смущенная улыбка. Он таскал с собой повсюду электронную игру "Тетрикус", вел себя в быту как наивный подросток - что отводило от него подозрения.
        - Итак, Гена идет к тайнику и вынимает бланки… - одобрительно кивнул Дареславец (о том, что бланки в тайник закладывает Ольга Миловидова, завербованная в Ваюршиным в паспортном отделе, бородач конечно не знал) - Гена приносит их к себе работу, то есть в архив. А на следующий день?
        - Ну, на четвертый день, тот же Гена собирает в пакет всё: фотографии подпольщиков, личные данные горожан, деньги и чистые бланки паспортов. - Петлякова чувствовала себя уверенней: хаотичный ураган её мыслей мало по малу укладывался в систему. - Берет все это, и идет в закусочную - через дорогу от нашей мастерской, замаскированной под фотосалон. Там, в камере хранения, Гена оставляет свой пакет. Прямо в салон идти с пакетом нельзя - если там полицейская засада, то Гена с ним не отмоется. Вот он и оставит пакет в закусочной через дорогу, тоже в камере хранения.
        - Далее?
        - Тут же Гена перейдет дорогу и зайдет в фотосалон. Закажет пейзажи у дурочки за стойкой, а в коридоре отдаст ключ Колдуну, и сразу уйдет. А Колдун тут же бежит в закусочную, для отвода глаз купит там пирожки - и заберет из камеры хранения пакет с бланками, деньгами, адресами и прочим. Несет его к себе, изготовляет нужные паспорта.
        - Умница, Лена! - звонко поощрил Дареславец - Молодец, все четко… Хорошо придумано это, с камерами хранения. Итак, вы набрали все компоненты для изготовления паспортов, и передали их в мастерскую через камеру хранения закусочной. А потом?
        - Через месяц Гена опять идет в фотосалон, и трюк с камерой хранения повторяется в обратном порядке. В закусочной через дорогу Колдун оставляет готовые паспорта, Гена их оттуда забирает. Приносит мне.
        Елена с улыбкой подняла голову и взглянула на Дареславца. Пальцы её больше не дрожали, волнение улеглось. Выговориться и привести в порядок свои мысли - как мало надо, чтобы успокоиться! Сейчас перед Валерием была прежняя Елена, чью выдержку и рассудительность коллеги ставили в пример.
        - Получив паспорта - продолжила она твердо и отчетливо - Я пойду на другой день в универсам. И через камеру хранения передам готовые паспорта руководителю. А взамен получу к себе в сумочку новые фотографии подпольщиков, нуждающихся в документах. Так и крутится весь цикл.
        - Ну вот видишь, отлично! - восхищение Дареславца было искренним - Великолепно! Ты все прекрасно помнишь, нет причин сомневаться!
        - Погоди, Валера! - Лена взяла милого друга за рукав - Это еще не все. После похода в универсам, придется мне встречаться с контрразведчиком, контролером. Чтобы узнать, нет ли провала в каком звене. А то Гена пойдет в тайник или в салон
        - и попадет в засаду. Контролер должен гулять в условленных местах, и в этих контрольных точках должны вовремя появляться Колдун, Гена, Мишель. Да и рядом с тайником должен быть сигнал безопасности. Без этого никак. Он все это должен проверять. Меня смущает, что контролер в полицейской форме… Я думала, это маскарад
        - но нет, он действительно работает патрульным в полиции!
        Если Леньку-Вурдалака разжаловали в патрульные за бесчинства, то Артачева - за честность. Он отказался избивать заключенного, из-за чего был отправлен начальством сперва на экспертизу психиатров, а затем патрульным в гиблый район трущоб. Все происшедшее было оскорблением. Его наивные понятия о полицейском как страже закона пошли прахом. Ваюршину не составило труда убедить честного парня работать на подполье: бороться против системы, для которой честность лишь помеха.
        - Он патрульный? Вот как? - нахмурился Дареславец. сокрушенно качая головой. - Лена, опять подробность, которой я знать не должен… Ну, что мне с тобой делать!
        - Милый, принимай меня такой как есть… Ведь любовь это полное растворение друг в друге, я не представляю, как могу от тебя что-то скрывать… - прижавшись к его плечу, Елена потрепала черные волосы возлюбленного - Ну, уж такой дефект в нашей системе конспирации…
        - Это дефект, но это чудо! - голос его был нежен - А помнишь, как мы кидали в море гальку?
        Подняв камешек из-под ног, Дареславец лихо швырнул его в бассейн. Плоский голыш запрыгал по лазурной воде, оставляя круги.
        - Помню… - улыбаясь, прошептала она, - Но ты слушай, а то совсем разнежился… Вдруг я что-то напутаю… Под самый конец. Обидно будет до ужаса. В общем, в обеденный перерыв пойду в кафе "Квант", и там этот контролер, патрульный полицай, тоже будет обедать… Если он повесит фуражку на спинку стула, то все нормально, провалов нет. Тогда я к нему и подходить не буду. Если же провал, то он положит фуражку на стол перед собой. Тогда я выйду из кафе, и мы встретимся во дворике неподалёку. Он расскажет, с кем стряслась беда, где опасность - и мы отменим операцию по данному узлу, чтобы товарищи не попали в ловушку.
        - Ну вот… Теперь всё… - Дареславец обнял ее за плечи - Вечером пойдешь на собеседование, и все это повторишь… Получишь график работы. Уточните детали…. В общем, ты у меня молодец, Лена! Ну, пойдем в зал, нас ждут остатки жаркого, вино и шоколадный торт…
        - Я буду к тебе приезжать…Часто. - на глазах ее заблестели слезинки.
        - Ну не надо, Лена… не надо… не плачь. Все будет хорошо. Все у нас получится!
        Она обняла Валерия, и влюбленные поцеловались так жарко, будто им было по двадцать лет.
        Субъективный фактор: кулаки добра
        (Рэд, братья Чершевские)
        Проводив Елену Петлякову, заговорщик Рэд ликовал. Беседа с аккуратной, по-деловому одетой, собранной женщиной убедила заговорщика, что паспортная группа поставлена надежно. - столь же надежно, как боевая и пропагандистская. Удача придает бодрости. Подпольщик чувствовал прилив сил, усталось прошла. Потянуло к общению - так всегда бывало в часы успеха. Будто угадав его желание, братья Чершевские, постучав, зашли в книгохранилище. Рэд искренне улыбнулся вошедшим, и широким жестом предложил сесть на кровать. - Вчера вы удивительные вещи рассказывали… - приветливо начал Алексей - О новых технологиях…
        Глаза Рэда привыкли к тусклому свету лампы: теперь он отчетливо видел веснушки на лице хозяина квартиры.
        - Да, о трехмерных принтерах. - откликнулся Рэд - Станочек в подъезде или квартире, загружаешь в него чертеж, внутри у него емкость с жидкой пластмассой - и по чертежу станочек делает чашки. В итоге, завод по производству чашек становится излишним. А рабочие освобождаются от прежнего рутинного труда, от фабричной дисциплины. При капитализме эти безработные обречены на голод, а при разумном устройстве общества они будут заниматься творческим трудом. Изобретать, рисовать, заниматься наукой… Труд перестанет быть тяжким проклятием. Труд исчезнет как необходимость, и сохраняется лишь как хобби, как любимое творческое занятие.
        - Вы так убеждены, что именно эти принтеры станут технологией будущего?
        В вопросе Алексея чувствовался искренний интерес.
        - Не обязательно принтеры… - гость покачал головой - Путей много, но ведут они к одному результату. Есть и более передовые наработки…
        - К примеру?
        - Вот скажем, представьте вместо одного большого принтера тысячу мелких электронных "муравьев". У каждого из них - маленький энергоблок и крохотные бункеры для сырья. На выходе из сырьевых компонентов получается металл, пластмасса, подобие бумаги, и так далее…. Представьте: эти роботы-"муравьи" по чертежу собирают вещь, к примеру ту же чашку. Управляются они через компьютерную сеть, и работают согласованно. Плетут изделие из тонкой пластмассовой паутины, со всех сторон - так же, как живые муравьи строят муравейник.
        - Звучит фантастично - вступил в беседу Николай, садясь на краешек тахты.
        Рэд усмехнулся. Не будучи изобретателем, заговорщик не мог сам выдумать такие тонкости - об этой технологии он слышал года три назад, из первых уст, от участника лабораторных испытаний. Сеть "электронных муравьев" была неуклюжим подобием утерянной сети "Нанотех". Чтобы из первой вышла вторая, оставалось уменьшить "муравьев" до размеров бактерии, а вместо сырьевых бункеров использовать для сборки атомы окружающей среды. До этого шага ученые еще не додумались: им не хватило смелости мысли, проницательности. Но сам факт проведения таких опытов доказывал: если новая технология назрела - научная мысль медленно подберется к ней, с того или иного края. Невзирая на трагическую гибель отдельных гениев, опередивших свое время.
        Конспиратор не стал подтверждать достоверность своего рассказа ссылками на источник. Он избегал засвечивать свои контакты в научной среде, оставшиеся со времен работы в подпольном журнале "Просвещение".
        Повисла пауза.
        - Что ж… Если вы об этом говорите - проницательно заметил Николай - то, очевидно, у вас есть сведения о подобных экспериментах. Конечно, внедрение таких технологий изменило бы положение большинства народа, изменило бы промышленность… Это путь к обществу изобилия.
        - А все же - Алексей нетерпеливо перебил брата, обращаясь к гостю - Вы так и не ответили на мой вчерашний вопрос. Если такие разработки ведутся, то почему нынешний режим не может внедрить их в производство, без всяких политических революций? Зачем вам браться за оружие, если все проблемы решаются технически?
        - Как вы понимаете, разработки ведутся на уровне лабораторных экспериментов. - пояснил заговорщик - Причем, с прицелом на военные нужды. А теперь представим себе: их внедрили в мирное производство. Что произойдет с капиталистической экономикой?
        - В смысле?
        - Ну, кто пойдет покупать чашку в магазин, если ее можно сделать на домашнем станочке, нарисовав чертеж или использовав готовую схему?
        - Хм… Да, обрушатся продажи всех товаров. - хозяин квартиры растеряно покачал головой - Обанкротятся фабрики.
        - Причем, заметьте, летит к черту вся технологическая цепочка! - Рэд стремился показать логику системы - Не нужны фабрики - значит, рушатся и механические заводы по производству деталей к старым станкам, закрываются шахты для добычи железной руды для производства этих деталей, становятся излишними целые градообразующие предприятия, а вместе с ними на улице оказываются врачи, учителя, официанты, мелкие торговцы, уборщицы, работники ЖКХ, водители транспорта - все, кто обслуживал жизнь этих городов и рабочих прежней производственной цепи… Безработица достигает огромных размеров. Начинается массовый голод, за ним следуют эпидемии…. Вот парадокс капитализма: автоматизация при неразумном строе ведет не к изобилию, а к безработице и голоду.
        - Тут и еще одна проблема - дополнил Николай - При капитализме те чертежи, по которым можно изготовить вещи на 3D-станках, запатентованы. Предоставляются по лицензии, за плату. Конечно, не изобретателям и авторам идут эти деньги - им достаются крохи, на уровне зарплаты рабочего… Вся прибыль идет корпорациям, монополистам, управляющим. Получается, что небогатый человек отсечен от благ новой техники… Ведь пытаются и информацию превратить в дорогой товар. Хотя роль товара ей не свойственна: материальная вещь у торговца исчезает после покупки, а информация остается - она копируется, не убывая из источника. Чтобы закрепить за информацией роль товара, государство все чаще прибегает к насилию. Между тем, любой изобретатель стоит на пирамиде предыдущих знаний и технологий человечества, которыми он пользовался бесплатно: начиная от азбуки, огня и колеса - и кончая компьютерами и самолетами. И потому продажа информации не только противоестественна, но и несправедлива. Без обобществления и общедоступности информации - новым технологиям не послужить на пользу человечества.
        - Обобществление информации один ключевых пунктов нашей программы. - заметил Рэд, все более увлекаясь темой - Из общественного фонда, минуя посредников-монополистов, изобретатели могли бы получать больше за свой труд. Но однократно, а не в виде ренты. Впрочем, после автоматизации, при высвобождении для творческого труда миллионов бывших рабочих - из них выйдут миллионы изобретателей, самодеятельных авторов, неформальных музыкантов и программистов-любителей, создающих свои творения в свободное время, ради удовольствия. Это не при капитализме, а при разумном строе, где общество о них позаботится. Мечта и творчество свойственны человеку. В будущем, которое мы планируем, человек будет творить интеллектуальный продукт из чистой жажды творчества. Наживаться на нем будет строжайше запрещено. Ограничивать доступ людей к знанию из соображений алчности - одно из самых страшных преступлений. Так мы считаем. И если победим, карать за это будем беспощадно.
        - С этим, пожалуй, соглашусь - кивнул Алексей - А вот с тем, что при автоматизации все производство рухнет, я бы поспорил! Просто изменит структуру. 3D-принтеры или "электронные муравьи" тоже ведь заправляются сырьем, а значит шахты для них тоже нужны, и детали для них требуется изготавливать. Технологическая цепочка меняется, но не исчезает. Это не революция, всего лишь реформа. И в политике она потребует лишь мирной реформы.
        - А разве настроено на такую реформу правительство Медвежутина? - с иронией спросил Рэд. - Правящая "Единая Рабсия" открыто заявляет, что ее идеология - консерватизм.
        Заговорщик поднялся с кресла, и снял с полки книгохранилища запыленный том энциклопедии.
        - "Консерватизм" - прочел он - "приверженность ко всему устаревшему, отжившему, косному; враждебность и противодействие прогрессу, всему новому, передовому в общественной жизни, науке, технике." Такая идеология выбрана ими не случайно. Монополисты, стоящие за Медвежутиным и "Единой Рабсией", и лоббирующие свои денежные интересы в Государственной Дурке настроены на устоявшийся, старый способ производства. Масштабная реформа, смена всех старых хозяйственных цепочек - совершенно не в их интересах, она им принесет миллиардные убытки. Через свое государство, законами и запретами, они сделают все чтобы не допустить внедрения новой техники. Тут единственный выход - срезать ножом революции всю старую элиту. И на ее место поставить группу с идеологией прогрессивной.
        - Единственный выход? Сомневаюсь. - неисправимый пацифист не уступал, отстаивая возможность мирного пути - Ведь доступ к новым 3D-принтерам тоже можно предоставлять за плату, а монополисту нет никакой разницы, какая технология приносит ему прибыль. Возможно, автоматизация для него будет даже прибыльней! Хотя сперва придется раскошелиться на её внедрение…
        - В старое оборудование монополисты вложили огромные капиталы. Нынешнее монопольное положение не требует от олигархов развивать технику. Для чего им это? Снижать цены? Чтобы разорить конкурентов? Но с конкурентами они сейчас расправляются иначе: лишением сырья и кредитов, политическим давлением - ведь государство в их руках. Кроме того, вы забываете о емкости рынка, о покупательной способности - усмехнулся Рэд - Товары при капитализме производят, чтобы продать. А если исчезнут заводы, и рабочие не получат там зарплаты, то у этих бедняков не будет и денег на пользование 3D-принтерами. Спрос при капитализме определяется не пустотой желудка, а толщиной бумажника. Нищих и голодных граждан рынок просто "не видит". Они не потребители, не платежеспособны. Для обслуживания новых хозяйственных цепей рабочих потребуется в сотни раз меньше, миллионы бывших рабочих уйдут с рынка, превратятся из потребителей в нищих. Наступит кризис перепроизводства: товаров экономика может произвести больше, чем имеется на них покупателей. Это крайне невыгодно правящей элите. А свои прибыли она охраняет законами и дубинками,
судами и тайными убийствами, всей машиной государственного подавления. И она защитит свои интересы, новых технологий не допустит. Если ее не свергнуть.
        - Но ведь всякая революция - возразил Алексей - сопровождается разрухой, техническим откатом назад.
        - Разруха в ходе революции - это разбег перед прыжком. Выигрыш от прыжка многократно перекрывает потери от разбега. - разъяснил Рэд - Обратитесь к статистике. В Славном Семнадцатом разруха длилась лет пять, а последующий гигантский прыжок из аграрного средневековья к индустриальному государству с городами, всеобщей электрификацией, атомным оружием и космическими ракетами - для которого революция и создала предпосылки - с лихвой перекрыл временные перебои первых лет. Нынешние власти скрывают статистику дореволюционной Рабсии, приукрашивают проклятое прошлое - но мы-то знаем, какой была Рабсия времен цесарей: 80 % сельского населения, эпидемии, неграмотность, экспорт необработанного сырья и зерна, гужевой транспорт, освещение лучиной и керосином. В
10-15 раз страна отставала от развитых. А в результате революции - гигантский прыжок вперед!
        - Хм… Да, в этом вы правы. Но все же, я думаю, возможно и постепенное внедрение новой техники. Пусть оно растянется на целое столетие, но зато мы избежим кровопролития.
        - Столетие? В нашем распоряжении его нет.
        - Вот как? Отчего же такая торопливость?
        Ключевой вопрос! Рэд задумался: как объяснить понятнее и проще? Наконец, он ответил:
        - Наши противники выступают за стабильность. Но стабильности не бывает. Стоять на месте - значит идти назад. Вот смотрите: у меня на столе "стабильно" горит люстра. Каждую минуту для ее питания сгорают килограммы мазута и петройлевого масла, на тепловой электростанции. Это стабильность? Нет, это медленное движение в пропасть, к исчерпанию ресурсов. По прогнозам ученых, запасов топлива в Рабсии хватит лет на пятьдесят, в лучшем случае. Допустим, цифры преувеличены. Но проблема-то остается: углеводороды, минералы, металлические руды, другие невозобновимые ресурсы идут к исчерпанию. Очень быстрому, по историческим меркам. Тут никакой стабильности и устойчивости быть не может. катимся под горку. Выход из положения надо искать срочно. А выходов тут два.
        - Вот как? И какие же?
        - Первый способ - ограничить потребление жителей. Не всех, конечно. Элита, монополисты сохранят за собой привилегии, право ездить на автомобилях, пользоваться лучшими ресурсоемкими товарами, использовать новые технологии для бизнеса, лечения, образования и развлечений. Но элиты у нас пять процентов. А к остальным приставят полицейского с дубиной, и прикажут "затянуть пояса". Ссылаясь на исчерпание ресурсов.
        - У них не получится… Массы восстанут…
        - У них получится, поскольку ресурсов действительно на всех не хватит. Требование потреблять меньше - будет, к несчастью, объективно обоснованным. Это будет не каприз, а необходимость. То есть, программа "Единой Рабсии", программа "стабильности" и "консерватизма" - не сохранит нынешний уровень жизни, а будет его все снижать и снижать. Ведь ресурсы-то не стабильны, они исчерпываются.
        - Очень сомневаюсь, все же, что граждане потерпят роскошь одних на фоне нищеты других.
        - А допустим даже, что не потерпят. Восстанут, перебьют элиту, разрушат ее автомобили и дворцы, установят равенство… Равенство в нищете, конечно… А вместо прежней элиты будет власть общих собраний, или там сетевые голосования… Один черт, лучше от этого не станет. Ресурсы продолжат исчерпываться, промышленность придет в упадок. Начнется голод - ведь без химических удобрений урожайность упадет в десятки раз. Начнутся эпидемии, когда исчезнет фармацевтика. Города превратятся без тепла и электричества в мерзлые бетонные могильники. Ну, и так далее. Повальный мор, деградация. И каждая новая "стабильность" на ступеньку ниже предыдущей, ресурсов-то все меньше и меньше. Шаги по лестнице, ведущей вниз.
        - Какой ужас… Не желаю верить в это…
        - Более вероятный вариант этого сценария: элита удержит власть, массы не восстанут.
        - А как же элита удержится? - недоверчиво хмыкнул Николай - Ведь явная роскошь единиц при нищете большинства всегда ведет к бунту…
        - Не всегда. - криво усмехнулся Рэд - В руках правителей есть методика массового обмана, способная предотвратить бунт. Называется она религией. Нет сил приставить к каждому полицейского, но зато есть возможность посадить каждому в голову персонального полицейского - страх перед богом. Решения бога, как вы понимаете, всегда совпадают с приказами диктатора - поскольку "вся власть от бога". Кроме того, религия сулит вечное райское блаженство в обмен на несколько десятилетий нищенской жизни в этом мире.
        - Но ведь современные развитые люди не поверят в этот бред, придуманный дикарями тысячи лет назад! Там ведь глупость на глупости сидит, и в эпоху спутников и атомных электростанций этому…
        - Этому абсурду могут поверить! - раздраженно перебил Рэд - Могут. Если власти перекроют все иные источники информации, отдадут под контроль церкви школу, обрушат гонения на атеистов, материалистов, свободомыслящих… Что и делается. Это и называется: новое средневековье. Многие бойцы подполья, из бывших либералов, пришли в наши ряды именно протестуя против этого. Эти близорукие деятели, в свое время, радовались реставрации капитализма - а следующей логической стадии, отката к феодальному мракобесию, они не предвидели. И для лучших из них, для искренних демократов, это невыносимо. К примеру, после телерепортажа о том, как жрецы "освящают" ядерные ракеты, в Союз Повстанцев вступили десятки мыслящих людей, разгневанных этим абсурдом. Однако критически мыслящие личности все же исключение… Но мы отвлеклись, речь сейчас не о политике. Важно другое…
        - Что же?
        - Идеология нынешних правителей - религия и консерватизм - поможет им сохранить власть. Но от падения в колодец ограниченных ресурсов такая идеология не спасет. Более того, она и толкнет страну в этот колодец, в эту ловушку. Судите сами. Навязывание абсурда - потребует тотальной цензуры, запрета на мысль, то есть на разоблачение вранья. Следующий этап - регламентация одежды и поведения… В общем, рабство и унылый шаблон во всем. Рано или поздно психология рабов, навязанная массам, вступит в конфликт с развитием науки. Ведь с детства всем будут прививать веру в чудеса, нелогичное иррациональное мышление, терпимость к несуразной лжи и отвращение к поискам истины. Наука - это опора на разум, это дерзость гипотез и сомнение в общепринятых догмах. А религия не терпит сомнений, требует слепой веры. Два несовместимых типа мышления! Религия и консерватизм создают психологический климат для выращивания фаталистов, смирившихся с будущей гибелью цивилизации. Лентяев, которые вместо надежды на свой ум и силы, на свою науку и технику - надеются на рай после смерти или на помощь божества. Под нажимом церковной
цензуры, растущего невежества и фанатизма - застопорится научный прогресс. Ресурсов будет все меньше. И возникает черный водоворот, порочный круг: меньше ресурсов - надо ограничить потребление - больше религиозных и законодательных ограничений - меньше простора для мышления и научного творчества - деградация - еще меньше ресурсов… В конце концов, мы потеряем возможность выхода из ресурсного кризиса, и человечество Мезли погибнет. Или постепенно деградирует до первобытного уровня. Из-за исчерпания ресурсов и краха промышленности.
        - Вы описали чудовищную картину гибели цивилизации. - Алексей вздрогнул, как от холода - Может быть, и гибели всей разумной жизни на планете… Неужели нет выхода, кроме затягивания поясов и падения в пропасть?
        - Второй выход, сценарий спасения мы и предлагаем - улыбнулся Рэд - В этом стратегическая цель Союза Повстанцев, сердцевина всей нашей идеологии. Мы хотим опереться на новые разработки, о которых я рассказывал. Нужен дерзкий государственный план по освоению ресурсов океана и космоса. План централизованный, проводимый ради блага человечества, и вопреки интересам горстки монополистов. Потому у нас в программе и стоит "социализм". План грандиозный, планетарного масштаба, требующий дружной работы всех жителей Мезли - потому у нас в программе и "космополитизм". План, опирающийся на научное мировозрение, которое сознательно будут культивировать - в противовес религиозным мифам и слепой вере. Потому у нас в программе и "атеизм". Наконец, план решительный, революционный - он войдет в противоречие с денежными интересами монополий, с притязаниями церкви, с нынешним государством.
        Воцарилось молчание. Братья обдумывали слова подпольщика. Реализацию гигантского замысла по спасению планеты каждый слушатель представлял по-своему, но но масштабность задачи, в любом случае, поражала воображение.
        - Хм… Теперь я, кажется, понял вашу идею до конца. - нарушил молчание Николай - Действительно, группа с такими взглядами, взяв власть и подавив сопротивление противников, может начать этот колоссальный проект… С помощью автоматизированной новейшей техники. Прыжок за ресурсами… Космос и океан… Пожалуй, иного спасения от ресурсной ловушки не найти. А новая промышленность, обходящаяся без фабрик -
3D-станки, "электронные муравьи", собирающие вещи по мере надобности - тут очень пригодятся. Без этих технологий наверное и невозможно будет осуществить проект такого масштаба…. А затем они перейдут и в быт, станут всеобщим достоянием… Место старого индустриального производства займет новое, автоматизированное. На этой технической базе и вырастет новый общественный строй - строй свободных творцов, где каждому достается "по потребностям", где каждый защищен от стихий природы, имеет материальную и общественную возможность для творчества и развития индивидуальности, может получить хорошее здравоохранение, жилье, достойный уровень жизни - в том числе и в старости. Где образование даст каждому четкую материалистическую картину мира, цельное мировоззрение без предрассудков. Где исчезнут войны, порождаемые грызней за ресурсы….
        Собеседники вновь умолкли.
        - Это величественно! Но все же, это экстенсивное развитие - заметил Алексей - Исчерпаются и ресурсы океана, когда-нибудь.
        - Дополнительную перспективу дает многократное использование сырья - успокоил Рэд
        - Те же "электронные муравьи", способны разбирать собранную вещь, на период пока вещь не нужна. И использовать ее составные части для создания других вещей, в данный момент нужных. Составные части, о которых я говорю - это малюсенькие блоки, как в конструкторе… По этому направлению - проект "Живые вещи" - также проводились эксперименты. Но тоже в закрытом режиме: рабсийская пресса о них не сообщала.
        Братья зачарованно смотрели на подпольщика: рассказы о научных достижениях, умение мыслить смело и увязывать общественные проблемы с техническими - все это произвело неизгладимое впечатление на слушателей. Наконец, Алексей смущенно развел руками:
        - Цель ваша прекрасна. Но, несмотря ни на что, я против насилия. Если есть шанс решить дело мирно, надо найти это шанс…
        Голос доктора звучал неуверенно, говорил он теперь извиняющимся тоном.
        - Уговорами? - язвительно усмехнулся Рэд, и перешел в атаку - "Олигархи, откажитесь от своих миллиардов во спасение человечества!". Вот уж бесполезное занятие. У нас есть отличный исторический образец, как нам действовать. В Славном Семнадцатом страну развернули к прогрессу волевым усилием. Передовые люди, захватив государственную машину, разгромили сословные и церковные ограничения, уничтожили церковную цензуру над научными работами, ликвидировали безграмотность, создали технические университеты, подготовили специалистов, провели электрификацию страны. Так и только так - волевым, динамическим вторжением, усилиями людей, действиями живых субъектов - можно убрать гири с ног технического прогресса. Отсечь их мечом. Другого способа нет.
        - Он прав! - решительно поддержал Николай Чершевский - Алеша, не все проблемы решаются технически. Если вещь понята или изобретена, это еще не значит, что она создана и внедрена. Внедрению мешает отживший социальный строй. Примеров тому уйма. Скажем, паровоз был одновременно изобретен и в отсталой самодержавной Рабсии, и в передовой Инглезии. В Рабсии локомотив использовался как игрушка, сгнил невостребованным. А в Инглезии железные дороги стали основой для промышленного подъема. Вчера мы, помнится, разобрали схему всех революций: изобретение ученых, препоны со стороны отжившего строя, а в ответ - политический переворот… Передовые деятели свергают прежнюю власть, берут управление в свои руки, принимают новые законы, благоприятные для прогресса… И вот результат: новая техника входит в производство. Под ее влиянием меняется экономика, быт, вся жизнь общества - вот это происходит постепенно. А все же без революционного насилия, на начальном этапе, дело не обошлось. Революции - локомотивы истории!
        - Лет десять назад, когда в Рабсийской компьютерной сети еще не было цензуры - робко улыбнулся доктор Алексей - мне доводилось читать о вполне мирных способах. Выглядело очень привлекательно. Утописты, проникнутые миролюбием, предлагали устройство школ, коммун и прочих фаланстеров… Это было еще до запрета всех неправительственных организаций под предлогом "крайнизма и шпионажа"… Организаторы воскресных школ и мирных кружков хотели разъяснить людям преимущества научного мировоззрения, безупречной логикой убедить общество следовать по пути прогресса. А часть из них даже надеялась, что развитие науки и техники само собой решит все проблемы.
        Заговорщик шумно вздохнул, стирая пот со лба:
        - В свое время им прекрасно ответил Ильич Нелин: "ученые разрешили сложнейшие вопросы техники, а общественной строй застопорил проведение в жизнь этих улучшений из-за тупой скаредности горстки миллионеров". Тех самых миллионеров, что кладут под сукно патенты и присваивают себе монополию на знания, объявляя их "интеллектуальной собственностью". Тех самых миллионеров, что навязывают нам религиозное мракобесие через государство и систему образования, чтобы обеспечить покорность угнетенных ими масс.
        Николай Чершевский снисходительно потрепал брата по плечу:
        - Алексей, тут тебе трудно придется. Доводы нашего гостя убедительны. Сладенькие мечтатели забыли, что материальные интересы монополистов, чиновников и жрецов неуязвимы для логических доводов и лежат вне логики. Спор прогресса и реакции - не шахматная партия, где выигрывает умнейший.
        - Какие там шахматы! Рукопашный бой без правил. - Рэд расстегнул воротник, в комнате было душно - Это битва материальных интересов, тут на кону стоит сытое благополучие мерзавцев, тормозящих прогресс. И чтобы победить, идея прогресса не должна быть бесплотной. Она должна нагулять себе общественную мускулатуру, отрастить крепкие зубы и когти, опереться на субъективный фактор - и воплотится в учреждениях. Захватить государство. Делается это через политический переворот. Все другие способы - беззубая утопия. А для переворота надо поднять всех недовольных.
        - Что ж, нынешний строй порождает их во множестве - понимающе кивнул Николай - Порождает своих могильщиков. Одни сейчас возмущены падением уровня жизни. Другие недовольны отсутствием политической свободы. Третьих возмущает покушение на свободу личную: навязывание патриотизма, религии и морали, разработанных негодяями для порабощения масс. У иных вызывает гнев цензура над прессой и компьютерной сетью, регламентация мыслей, одежды, искусства, субкультур. К активной позиции, к борьбе с режимом рабсияне подходят с разных сторон. Тут и анархисты, и социалисты, и демократы, и просто униженные граждане…
        - Государство объявило их борьбу "политическим крайнизмом". - голос Рэда звучал глухо, он уже устал объяснять - На них обрушились репрессии. Хочешь-не хочешь, а под свирепыми ударами все недовольные сплотились в единую тайную организацию. Наш Союз Повстанцев - это база, к которой каждая горстка недовольных рано или поздно приходит за помощью. Мы растем каждый день в числе, у нас есть четкая программа. А поскольку войны и экономические кризисы с безработицей никуда не делись, капитализму присущи - нам сейчас надо лишь наработать авторитет. Акциями адресного возмездия. И дождаться войны, кризиса, всплеска недовольства… В нужный момент потребуется возглавить бунт масс, дополнить стихию заговором, внести в события план и цель. После победы, Союз Повстанцев займется не переделом имеющихся скудных благ, а внедрением в широком масштабе новой техники. Но первая задача новой власти
        - сломить сопротивление реакционеров. Мечом и гильотиной срезать с лица Мезли всякую нечисть! Всех, кто путается под ногами прогресса и тащит нас в средневековье, или хуже того - к гибели. Таких уродов процентов пять, не больше. Одолеть их - вопрос силы. Это не бунт, бессмысленный и беспощадный. Это революция
        - беспощадная, но осмысленная.
        - Возможно, вы и правы - медленно произнес Алексей Чершевский, и горько вздохнул - Видимо, без революции не обойтись… Теперь я отлично понимаю ваши мотивы, представляю вашу программу. Повстанцы, значит, субъективный фактор развития, да? Меч в руках прогресса? Есть, правда, вопросы - что будет после вашей победы… Не ждет ли вас перерождение, как это уже было однажды с другими? Как будет выглядеть строй, к которому вы стремитесь? И как личности отдельной будет при этом строе - лучше или хуже? Я понимаю, что под словами "социализм" и "коммунизм" вы не имеете в виду казарму. Ваша цель - свободное общество, без угнетения. Но и в самом светлом будущем останется эта проблема: личность и общество. А вдруг, заполучив ваш чудо-станок, кто-то захочет собрать себе атомную бомбу? Что сделают с таким маньяком? Ему тоже "по потребностям", пусть себе бомбит? Или с ним поступят иначе? Но ведь это уже подавление…
        - Завтра мы обсудим и вопрос о "светлом будущем", и опасность перерождения. Скорей всего, эта дискуссия будет у нас последней. Мне пора в дорогу. - Рэд устало вздохнул, почесал в затылке. Продолжил отрывисто и лаконично: - Вы верно сказали о нашем Союзе Повстанцев: "Меч в руках прогресса". Мускулы идеи. Стальная плоть медиа-вируса. Острые зубы ученой теории. Кулаки добра. Субъективный фактор. Как вы знаете, история движется через сознательную деятельность людей. Желаете участвовать?
        Именно в этот вечер, после этой беседы - Алексей Чершевский согласился укрывать и оперировать раненых бойцов "группы действия".
        ГЛАВА X
        ПЛАНЕТА МЕЗЛЯ.
        РАБСИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ.

4004 ГОД БРОНЗОВОГО ВЕКА.

21 АВГУТСА. ПЯТНИЦА.
        Прозрение
        (Доброумов и нечисть)
        Бар "Субмарина" проигрывал другим кабакам в роскоши, но выигрывал в престиже. Стильный интерьер точно подходил к его названию. Посетитель ощущал себя здесь, как в кают-компании подводного корабля. Со сводчатых потолков свисали черные конусы фонарей, тускло освещая кабинеты-отсеки с круглыми иллюминаторами вместо окон. На стенах, облицованных рифленым железом, висели старинные морские карты, штурвалы, картины известных маринистов.
        Уникальность заведения была в его закрытости: туда имели доступ исключительно сотрудники РСБ. Да и располагалась "Субмарина" в трех шагах от Управления. Владелец бара, доверенный агент, в свое время получил от спецслужбы деньги на его обустройство. Посторонних внутрь не пускали: требовалось удостоверение. А сотрудники Рабсийской Службы Безопасности использовали бар для встреч и бесед "в неформальной обстановке".
        К двери этого бара и направлялся сейчас Никита Доброумов. Как подобает настоящему ученому, он стремился испытать на практике свою модель - невзирая на риск. Лабораторные опыты его не удовлетворяли: с новинками он выходил прямо "в поле". А для разработанной в его секретном НИИ новейшей системы прослушки, оптимальным полигоном был именно этот бар. Никита и прежде проверял здесь подслушивающие устройства. Тайком от начальства, рискуя увольнением.
        "Что поделать" - думал энтузиаст науки - "Уволят так уволят, но… Эта площадка будто создана для таких испытаний! Здесь условия приближены к боевым."
        "Субмарину" всячески страховали от утечки информации. В баре действовал запрет на мобильные телефоны. Генератор помех глушил радиоволны, подавляя возможное подслушивание. По вечерам специально обученный контрразведчик обходил заведение по установленной схеме, для обнаружения радиозакладок. Скрупулезно осматривались столики и стулья, стойка бара, светильники, жалюзи, портьеры и картины, все укромные уголки. После осмотра каждый зал запирали на ключ. Здесь работали пеленгаторы, способные засечь передачу информации в радиоэфир.
        "Да, лучшего места для проверки не найдешь." - с хитрецой улыбнулся Никита - "Разве что, в здании Управления. Но туда вход только по пропускам, и по официальному делу. А здесь лишь удостоверение просят. Доброумов нажал кнопку звонка, помахал красной корочкой перед иллюминатором. Стальная дверь отворилась. В вестибюле охранник тщательно проверил документ, и гостя пропустил. Исследователь миновал компьютерный пункт, звавшийся тут "рубкой" - и сошел по металлическому трапу в подвальчик, в "общий отсек". Здесь мерцала сине-красная подсветка, у самого потолка висела резиновая надувная торпеда. Оглядевшись в полутьме, Доброумов с удовольствием отметил: бар пустует. Похоже, дело выгорит…
        Молодой официант у стойки (без сомнения, информатор РСБ - других сюда не брали) - приветливо улыбнулся и кивнул посетителю:
        - Здравствуйте, уважаемый! Рад видеть!
        - Привет, привет… Что, пока никого? Ну конечно, раннее утро…
        - Да, сегодня вы у нас первый посетитель! Что закажете на этот раз? Как всегда?
        Никита посмотрел меню: уха, рыба жареная, рыба запеченая, вареные кальмары, салат из креветок, съедобные моллюски…
        Надо было спешить. Доброумов, глянув поверх головы официанта, на микроволновую печь, заметил: внутри поворачивалась стеклянная кастрюлька с кальмарами.
        - На сей раз обойдемся без первого… Что-нибудь легкое. Кальмары готовы?
        - О, это быстренько! - улыбнулся официант - Я их первыми с утра поставил…
        Он обернулся к стойке.
        - Да уже сварились. Сейчас. Что-то из напитков?
        Алкоголя здесь отродясь не водилось.
        - Кофе с утра неплохо бы…
        Через пять минут Никита, неся в одной руке дымящуюся салатницу с кальмарами, а в другой - стакан кофе, прошел в "хвостовой отсек" - узкий длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались "каюты" - стилизованные кабинки. Они были отделены друг от друга толстыми переборками. Дверь "каюты" посетитель мог запереть изнутри, а окошечки-иллюминаторы - прикрыть герметичной стальной крышкой на петлях. Тем самым, обеспечивалась абсолютная конфиденциальность беседы.
        Абсолютная ли? Доброумов решил вновь испытать ее на прочность, проверив новинку подслушивающей техники. Пройдя мимо первой "каюты", он свернул во вторую справа, поставил на стол кофе и салатницу, а затем вернулся в первую. Там он извлек из кармана рубашки горсть мелкого черного бисера, и аккуратно разложил его крупицы на полу, в определенном порядке. Со стороны это занятие выглядело нелепо. На самом деле, бисеринки были особыми: каждая из токопроводящей керамики, с емкой миниатюрной батареей и хитрой электронной начинкой. Каждая из них "чувствовала" соседнюю, ближайшую. Как стрелка компаса, одна бисеринка оборачивалась к другой - и передавала на ее фотоэлемент луч света, в невидимом инфракрасном диапазоне. Вторая бисеринка проделывала то же, пересылая луч третьей, и так далее - по установленной заранее программе. Первоисточником луча была тонкая мембрана, в точности похожая на огрызок липкой ленты. Надев тонкие резиновые перчатки, Доброумов прилепил ее под столешницу. Мембрана это улавливала разговор, преобразуя звуковые колебания в световой импульс. Через цепь "бисеринок" луч передавался за
пределы каюты, даже и при закрытой двери - малюсенький зазор под дверью все же был. "Фактически, тут реализован эффект передачи по оптоволоконному кабелю" - ухмыльнулся Доброумов - "С той разницей, что кабель виден всем, а эти бисеринки почти недоступны для глаза. Да и магнитным искателем ее не засечь - тут одна керамика… Сейчас посмотрим. кто попадет на удочку…"
        Сняв перчатки, Доброумов вернулся во вторую "каюту". За собой в коридоре он оставил еще пять крохотных зернышек - одна от другой на расстоянии шага. Ожидая посетителей, Никита жадно уплетал остывших кальмаров: с утра он ничего не ел. Звякнула рында, висевшая над входом в "хвостовой отсек": очевидно, вошедший был высокого роста. Осторожно выглянув в коридор, Доброумов тут же отпрянул и отчаянно покрутил головой: в его сеть попала рыба слишком крупная, а к тому же и отвратительного вкуса. Три дня назад Никиту чуть не стошнило от выступления этого Шкуродерова, на лекции по "крайнизму и ужасизму". И надо же такому случится, что областной глава политического сыска - а с ним, как всегда, его клеврет Подлейшин, зашли именно в первую каюту… Одно дело прослушивать рядовых оперативников, совсем другое - такой уровень. "Если дело раскроется" - ужаснулся Доброумов - "То увольнением они не ограничатся. Могут и убить, заподозрив в работе на повстанцев. Проклятье! Ну, не отступать же теперь…"
        Он вынул из кармана миниатюрный наушник, вставил в ушную раковину. Система прослушки работала отлично: в ухе послышалось сопение Шкуродерова.
        - Надо закрыть дверь и задраить этот чертов иллюминатор. - Шкуродеров закашлялся.
        - Уже готово - звонко отозвался Подлейшин.
        - Так вот, продолжим беседу, но сперва отдадим должное салату.
        Доброумов почувствовал боль в ухе - металлические ложки звякали оглушительно. Испугавшись за барабанную перепонку, он быстро снял наушник. Через четверть часа он продолжил эксперимент.
        - …так что придется тебе ехать в Горный Юрт - раздался в наушнике глухой бас Шкуродерова - Сегодня кончай побыстрее со всякой мелочевкой, вроде этого студента Янека, а завтра утром уже отправишься туда.
        - Может, как нибудь местными силами справимся? - робко предположил Подлейшин
        По тону их беседа напоминала скорее разговор на равных между сообщниками, чем отдачу приказа от высшего к низшему. Все же Доброумов удивился, что Подлейшин смеет возражать своему начальнику. Видимо, сказывалось их давнее знакомство - четыре года назад эти двое вместе прибыли в Урбоград из столицы. Для местных РСБшников они еще не успели стать своими, хоть Шкуродеров и занял ключевую должность в аппарате.
        - Справится мы можем, нам все по плечу - с насмешкой возразил Шкуродеров - но тут по роду операции требуются чужаки. В случае провала, на них можно все и свалить. Надо подстраховаться. Хотя я убежден, что никакого провала не будет. Ручной отлично справится с поставленной задачей.
        - Да, у Исанбара уникальный опыт в таких делах - почтительно согласился лейтенант Подлейшин - А все-таки жаль, что приходится идти на крайние меры…
        - Это лишь социальная профилактика - в голосе Шкуродерова была железная уверенность в своей моральной правоте - Если мы упустили этого Сероглазого - а мы его, судя по всему, уже прошляпили - это значит только одно. Я ведь рассчитываю на худшее. Представим, что ему и здесь удалось создать подпольную организацию. Метод у них, во всех городах, один и тот же - адресные удары, как они считают, по негодяям.
        Шкуродеров откашлялся, и продолжил:
        - Причем они атакуют не представителей власти, не охраняемых лиц - а какую-то мелочь. Но из тех, на кого жители озлоблены. Честно говоря, таких плутов и самодуров уйма. Ведь не приставишь охранника к каждому патрульному, жрецу или мелкому щелкоперу из "Урбоградских ведомостей"?… Как их удержишь в узде приличия? Для этого всю систему менять надо… А у нас обратная задача - сохранить систему, сохранить конституционный строй и обеспечить стабильность. Чтобы не было еще хуже.
        Все это Доброумов уже слышал на лекции по правопорядку, три дня назад. Однако продолжение, на сей раз, было куда интереснее:
        - Поэтому, мы должны опорочить в глазах горожан все акции повстанцев.
        Шкуродеров рубанул по столу ладонью. Доброумов поморщился и чуть отодвинул наушник
        - Превентивно опорочить. - продолжил глава политического сыска - Так, чтобы всякая мысль о насилии в политике, безразлично к кому, вызывала бы у горожан страх и отвращение. Тогда повстанцы лишатся сочувствия масс и притока кадров. От них все отшатнутся. Для этого и надо пригласить сюда Исанбара. Представь себе: взрыв на городском рынке… Десятки жертв… После этого, ни один нормальный урбоградец не пойдет к подпольщикам! Их будут сдавать нам, в РСБ. При первых же попытках агитации. Ведь по телевидению мы определенно обвиним в этом взрыве Союз повстанцев.
        - С моральной точки зрения наша операция тоже оправдана - ввернул Подлейшин - Она, в конечном счете, укрепляет конституционный строй, и пресекает антигосударственную деятельность.
        - Данную операцию надо провести срочно - уточнил начальник - до того, как повстанцы казнят первого из их черного списка. Массы не должны учуять разницы между тотальной бойней в духе вахасламских боевиков, и адресным возмездием повстанцев.
        Доброумов похолодел: он начал понимать. Упоминавшийся в разговоре "Исанбар" был печально знаменитым массовым убийцей. Кто же о нем не слышал? Даусид Рахан аб Иснабар, полевой командир вахасламских боевиков… Эти боевики утверждали, что ведут "священную войну" против "неверных". Их религия называлась не рабославие, а покорнославие. В Рабсию она пришла с юго-востока, из Вахасламского Эмирата. Вслед за проповедниками, в Южные горы потянулись оттуда боевики-фанатики. Вспыхнула война. К ней относились по-разному.
        Скажем, атеисты-повстанцы считали её бессмысленной, не видя особой разницы между "рабством" и "покорностью", отрицая оба заблуждения. С их точки зрения, эта война велась за прибыли монополий. У Рабсии и Эмирата были одинаково тиранические правительства, народ и там и здесь был отсечен от управления, да и предрассудки обеих сторон были одинаково нелепы. Что рабославие, что покорнославие - один миф другого стоит. Зато верующим эти тонкости теологии казались очень важными.
        Повстанцы отличались от религиозных фанатиков не только по убеждениям, но и по образу действий.
        Революционеры адресно наказывали конкретных негодяев.
        Религиозные фанатики, напротив, проводили взрывы с массовыми жертвами. Вахасламские боевики считали всех рабсиян - и правителей, и простых граждан - одинаково "неверными". Отсюда неразборчивая жестокость.
        Меж тем, рабсийская пресса пыталась уравнять повстанцев с вахасламскими боевиками, смешать их в одну кучу. Официальные лгуны рассчитывали на лень, тупость и невежество обывателей, и нежелание разбираться в отличиях. Ставка на глупость не была пустой. Черная тень от преступлений вахасламских боевиков несправедливо легла и на Союз Повстанцев, хотя подпольная пресса без устали разоблачала клевету властей.
        Что ж, оценки были разными, но факт оставался неизменным: с вахасламскими боевиками Рабсия вела войну. Каково же было удивление Доброумова, когда он понял: начальник отдела по борьбе с "крайнизмом и ужасизмом" прекрасно знает, где скрывается Иcнабар… И вот столп закона и порядка шлет к нему гонца, чтобы…
        "Погодите… погодите… Ведь это в голову не лезет!" - Доброумов не пасовал перед сложнейшими научными проблемами, но сейчас ему показалось, что стены бара поплыли перед его глазами, пол упал на потолок, стол завилял хвостом, и вообще случилось невообразимое… - "Какой взрыв? На каком еще городском рынке? У нас, в Урбограде? Слышал я версию, что Медвежутин поджег дома в Моксве, используя нашу контору. Но внутренне так и не верил… Неужели у нас есть сотрудники, способные на такие злодейства? Умом я понимал, что это возможно… но как-то отстраненно, логически… А тут я слышу собственными ушами… Приходится верить. Или я что-то неверно понял? Ну да, неверно понял! Послушаем дальше, может все и выяснится?"
        - Что ж… - отозвался меж тем Подлейшин - Ручной хорошо подготовлен. Но можно ли положиться на его группу?
        - Даже при поимке они будут молчать. Они его считают святым воителем за веру… Это наивные выходцы из сельской местности, он таких специально подбирал. Сам-то Иснабар вкусил все плоды городской цивилизации, распробовал вкус больших денег… В какой-то момент ему стало абсолютно все равно, откуда получать их. На этом его и взяли. Просто купили. Теперь он полностью управляем. Одно слово: Ручной.
        - Итак, завтра я выезжаю в Горный Юрт. И Казрам организует мне встречу с Ручным.
        - Да. - подтвердил Шкуродеров - Ты ведь помнишь Казрама? По той операции… по самой главной….
        - "Шторм в Моксве" - понизил голос Подлейшин - Угу. Он был в той пятерке, которую я прикрывал… Они гнали бензовоз к намеченному дому, а я тогда ехал на легковой следом… На случай если их полиция тормознет… Забудешь такое…
        - Причин для беспокойства, в общем-то не было - благодушно отозвался Шкуродеров. Судя по всему, начальнику было приятно вспомнить одну из самых головоломных и засекреченных своих операций - Формально горючее перевозили из Противопожарного центра при РСБ. На склад, с экспертизы пожароопасности. Увидев, откуда его везут, полицаи пропустили бы машину без всяких разговоров. Но для подстраховки твое сопровождение, конечно, требовалось. Тут мелочей быть не может. Уже и без того напортачили. А ведь на бумаге все было гладко, в планах этих умников из отдела "Кси".
        - Фактически, только мы в Моксве нормально справились, ну и группа в Долгодонске.
        - Нормально, да не совсем. Кто мог знать, что у Вальтера сдадут нервы… Когда он осматривал пепелище после пожара, он почувствовал, что проклят… Он так писал после побега в Инглезию, во всяком случае….
        - М-да… Его книга "РСБ сжигает Рабсию" немало нам навредила. Подорвала международный престиж нашей страны.
        - Хорошо еще, что внутри Рабсии она запрещена.
        - …За "разглашение государственной тайны". Все же нашим цензорам не откажешь в юморе - ухмыльнулся Подлейшин - У нас в Рабсии все секрет, но ничего не тайна. А все же книга просачивается в страну контрабандой, и сейчас большинство интеллигенции убеждено в той же версии… Если бы не виртуальный рабсийский файервол, ее и в компьютерной сети читали бы… Сейчас вот повстанцы издают эту книгу нелегально, распространяют из рук в руки….
        - Мы их ловим достаточно быстро - возразил Шкуродеров - Изымаем тиражи. Плюс постоянная контрпропаганда по телевидению. У них нет доказательств. Конечно, будь Вальтер жив сейчас, он мог бы рассказать еще много лишнего… Я тогда приказал испортить тормоза в его машине, но он вовремя это заметил и направил в реку свой автомобиль… Спасся. И сразу бежал в Инглезию. Нашим ребятам пришлось выехать туда и доделать работу, решить с ним вопрос. Радиоактивный изотоп N84. Перебежчик не ушел от возмездия.
        - Но книгу он все же успел издать. - сокрушенно вздохнул Подлейшин - И растрепал о Департаменте долгосрочных проектов. А ведь этим мирным названием в РСБ скрывался отдел по внесудебной ликвидации… Инглезианская публика была в шоке… А нашему начальству пришлось опять переименовывать эту шарашку.
        - Нас с тобой это уже не касается - успокоил Шкуродеров - Не зря я настоял на нашем переводе в провинцию, в Урбоград. Как чувствовал, чем закончится дело… Много ляпов было. В Грязани и вовсе - группу РСБ поймали жильцы дома в подвале, когда ребята разливали там горючее. Пришлось потом врать, что это учения, что разливают воду. Для маскировки, РСБ срочно провела такие "учения", уже с водой, по всей стране: то в цеху автозавода, то на мясокомбинате, то в гостинице… И все равно, прежний шеф РСБ оказался выставлен в идиотском виде, вынужден был уйти с поста… Да ладно, выгода-то больше оказалась… У Медвежутина до этих поджогов был рейтинг три процента, а после них восемьдесят. Все рабсияне как бараны к нему шарахнулись, чтоб он их спас от поджигателей… Железной рукой.
        - Да, вы правы - кивнул Подлейшин - Без этого не удалось бы уничтожить оппозицию и устроить нормальную вертикаль власти… Зато сейчас наша РСБ - полновластный хозяин страны. Конечно, в союзе с партией "Единая Рабсия", крупными монополиями и рабославной церковью. Наведен порядок. Все смирились с отменой прежних социальных льгот, никаких митингов, пресса в руках цензуры, в стране стабильность.
        - Что ж - отметил Шкуродеров - Если у нас тогда получилось, то почему бы не использовать это как постоянный метод? Метод вполне рабочий. Так что, пригласим Исанбара, и пусть он проведет на городском рынке свою акцию. Тогда и здесь, в Урбограде, воцарится стабильность на долгие годы. Горожане прижмутся к нам, как к спасителям. И проклянут повстанцев, на которых мы спишем этот взрыв.
        - Горный Юрт - в голосе Подлейшина слышался страх - А как там ситуация после начала войны с Картвелией? Это ведь недалеко от линии фронта?
        - Там вполне безопасно. - успокоил Шкуродеров - Утром смотрел сводку: наши войска осуществили танковый прорыв, и потому Горный Юрт сейчас уже - глубокий тыл. Встретишься, и дашь задание. Все пройдет нормально.
        Собеседники принялись за кофе, замолчали.
        Сидя за стеной, Доброумов устремил оцепеневший взгляд на синюю голограмму со звездчатым кораллом. Сказать, что он был ошарашен - значит, ничего не сказать. Вопреки мнению обывателей, далеко не все сотрудники РСБ знали о преступлениях, исходящих из недр этой службы. Большинство рядовых сотрудников, оперативников, работников научного или обеспечивающего сектора - даже не подозревали, кем и как организуются эти грязные и кровавые дела. Причиной тому была секретность и узкая специализация. РСБ непроницаемыми переборками разделялась на закрытые отделы и секторы, где каждый знал лишь свой участок работы. Порочащие слухи возмущали большинство РСБшников совершенно искренне. Они считали: все это "клевета желтых газет, предателей и перебежчиков". Эту оценку они высказывали и в беседах с Доброумовым, и в его отсутствие. В их словах не звучало фальши.
        Так уж была организована работа этой спецслужбы: в одном секторе трудились над предотвращением взрывов и поджогов - а за стеной, в соседнем отделе и в тот же момент, другая группа планировала эти злодеяния - исходя из своих соображений или по команде сверху…
        Пальцы Никиты чуть заметно дрожали, он прижал наушник плотнее:
        - Пора собираться. - Шкуродеров откашлялся и тяжко вздохнул - Бизнес. Через два часа у меня встреча с Крюком, на конспиративной квартире. Надо договориться об очередной поставке, и получить деньги от продаж за текущий квартал.
        - Что-то Крюк нахально себя ведет, в последнее время - заметил Подлейшин - Он берет 15 процентов с каждой партии коматаина - не слишком ли много? Мы взяли на себя все: закупки в Азирии через агента, транспортировку на самолетах. Да и хранение на складе. Ему остается только розничная продажа, через своих бандитов. А
15 % это, как ни крути, пять миллионов таллеров за квартал. Ну и аппетит.
        - Думал я было уменьшить до пяти, но не хочу конфликтов. Не мудро это. В конце концов, если он бросит этот бизнес, как мы будем сбывать тут дурь? Не самим же этим заниматься. Риск. Будет шумиха. Да и хлопотно. Пусть получит дополнительную прибыль, и будет доволен. 15 % для нас это мелочь. После ликвидации ГРО, перевозившей наркотики за рубеж, РСБ перехватила у них азирийские источники поставок, и быстро освоила внутренний рынок. Продажи за последние два года очень расширились, ампулы подешевели. Демпинг.
        - Не дестабилизирует ли это обстановку в городе? - в наушнике послышался шорох: лейтенант Подлейшин почесал в затылке - Уж больно размахнулись…
        - Дестабилизирует? О нет! - возразил Шкуродеров - Наоборот, наша торговля это фактор стабильности. В первую очередь коматаин покупают недовольные и отчаявшиеся. Представляешь, что они натворили бы, не будь у нас коматаина? Торговля Крюка гасит народное недовольство. А мелкие нарушения порядка, возникающие из-за этого, уладит полиция. В конце концов, ловить наркоманов - ее забота, а не наша. А вот нашим целям, охране конституционного строя от революции - торговля Крюка служит исправно… Так пусть каждый делает свое дело и руководствуется своими интересами. Тем более, дело прибыльное. Мы соединяем доходное с общественно-полезным. А когда вертикаль окончательно укрепится, мы ограничим Крюка пятью процентами - и он не пикнет, бежать ему некуда: мы хозяева Рабсии. Да и за рубежом достанем кого угодно. Как Вальтера тогда…
        - Эх… Вальтер… С ним тоже вот не чисто сработали. Наследили радиоактивным изотопом. Инглезианская полиция начала мотать… Газетчики, шумиха. Международный скандал. Выслали из Инглезии нашего дипломата. Репутации РСБ нанесен ущерб.
        - Ты взгляни с другой стороны. Престиж вырос в том плане, что каждый будущий перебежчик тысячу раз подумает, преде чем бежать за рубеж. Мы показали эффективность. Для того и было приказано использовать редкий изотоп, чтобы все поняли - это мы. Его можно было ведь прикончить тысячей незаметных способов. Умертвить чем угодно, вплоть до кухонной скалки. Нет, выбрали вещество, которым располагают только государства, а не частные лица.
        - Да, конечно… Это демонстрация нашей силы и возможностей.
        - Ну а что до шумихи… - задумчиво протянул Шкуродеров -. Эти иностранцы сами не знают, чего им надо. Как скандалить, так "кровавая РСБ", а как им требуются органы для трансплантации - их клиники опять к нам на поклон. Для них прибыль, в конце-то концов, важнее всей болтовни о гражданских правах. Логика капитализма. Что у нас, что там. Кстати, о трансплантантах для клиники доктора Гиксбрюгера. Я тут новую схему добычи набросал. С этими похищениями на дорогах, после которых нам головорезы Крюка доставляют сырье - надо кончать. Они то бродягу дохлого норовят подсунуть, с кончеными почками, то наркомана какого-то найдут. А нам потом идут рекламации из Алемании, перед партнерами неудобно….
        Доброумов вспомнил о серии загадочных исчезновений горожан. Пропадали они всегда на пригородных шоссе, садясь в попутные машины. Ему не составило труда связать подслушанные реплики с цепочкой похищений на дорогах. Взгляд ученого остекленел, и кровь застыла в его жилах. Меж тем, в наушниках он слышал глухой голос Шкуродерова:
        - Эффективнее будет, думаю, такой вариант: среди врачей в городских больницах имеются наши агенты, эту сеть надо расширить… И попросить по-дружески с нами поделиться. Ну, какая разница - умрет безнадежный пациент чуть позже или чуть раньше… С капельницей или инъекцией можно чуточку смухлевать, повременить. Или даже так: назначить операцию без достаточных показаний. Тогда эти… запчасти… будут качественными и свежими.
        - Верно. - откликнулся Подлейшин - Чем раньше будет пересажен орган погибшего донора, тем выше шансы что он приживется. Да и стерильность, и выбор нужного донора с органами неповрежденными… Все это можно обеспечить только в больнице. Но как нам переправлять трансплантанты за рубеж? После начала картвельской войны, таможенный контроль в Алемании свирепствует…
        - Эту проблему я решил. Органы будем перевозить не мы, а "Ветвь мира". Фирма при рабославной церкви… Занимается в основном благотворительностью. Нужны ведь ей деньги на благотворительность? Ну вот, я договорился с архижрецом. Он просит двадцать процентов, аппетит больше чем у бандита Крюка.
        - Хм… Ну да, логично. Если они, проповедуя воздержание, торгуют водкой и сигаретами - то почему бы не перевозить донорские органы за рубеж? И то и другое - бизнес. - ухмыльнулся Подлейшин - Я сам подумывал, что это недопустимо. Но в конце концов, если на рынке есть эта ниша, то ее займет кто-то другой. А почему не мы?
        - Да, в наших руках деньги принесут больше пользы стране - подтвердил Шкуродеров - опять приятное с полезным…
        Он с шумом втянул в себя остатки кофе, встал из-за стола и произнес:
        - Ладно, все, я поеду, а ты давай в сквер, завершай с Янеком. Что-то не нравится мне этот парень. Прыгнул в маршрутку, ушел из-под наблюдения на пять часов. Это не к добру. Интересно, с кем он встречался, уж не с самим ли Сероглазым? Ты давай расчитывай на худший вариант, держи ухо востро. В их психологии сам черт не разберется!
        - Да кто он такой, этот Янек. Не более чем щенок. Не идти же мне туда с металлоискателем - рассмеялся Подлейшин - Перестраховка это.
        - Все же поосторожней. Он-то может и щенок, но если за ним стоят повстанцы… Их нельзя недооценивать.
        - Да все будет нормально! Мы здесь хозяева! Хозяева Рабсии! - в голосе Подлейшина был оттенок самолюбования.
        - Мы хозяева Рабсии - веско и бесстрастно повторил Кондратий Шкуродеров, констатируя факт.
        Заскрипел отодвигаемый стул. Никита Доброумов понял, что посетители уходят. Он быстро и осторожно убрал со стола посуду, отшатнулся к стене - и вовремя. Подлейшин открыл окошечко-иллюминатор, заглянул в соседнюю кабинку-каюту. Там было темно и пусто.

…Когда негодяи покинули бар, Доброумов проявил железную выдержку. Он бесшумно и осторожно вошел в кабинку, где только что шла беседа, снял мембрану-подслушку, вынул из кармана брюк маленький веничек, смёл в угол черные бисеринки, лежавшие на полу, собрал.
        "Кажется, не упустил ни одной… Впрочем, даже если осталась пара крупинок - местный контрразведчик, скорее всего, не поймет, что эти мелкие керамические зернышки - светопроводящий элемент подслушивающей системы… А Шкуродеров… Ай да борец за правопорядок…. "
        Никита, с неприязнью относясь к официальной идеологии, продолжал тем не менее работать в РСБ, в секретном НИИ, на чисто научном направлении, и ни в каких злодействах замешан не был. А сейчас он узнал о них из уст самих организаторов. Взрывы и поджоги в городах Рабсии, торговля наркотиками, похищения людей для добычи донорских органов, а одновременно - преследование инакомыслящих и полнейшая уверенность в собственной идейной правоте и полезности для страны…
        Доброумов еще полчаса провел в общем зале, уже не пустовавшем. Лицо его ничего не выражало, остекленевший взгляд был устремлен на кофейник. Глава секретного НИИ в наполнял чашку за чашкой, обсуждая с коллегами пустяковые городские новости. Наконец, он вышел в переулок. Лучи Слунса ослепили его. Он был бледен смертельной бледностью. Сев на скамейку близ пышной клумбы, он хрустнул пальцами и сцепил запястье ладонью.
        Для морального негодования не было сил - масштабность лицемерия и беззакония оглушала нравственное чувство. Политических выводов - о гнусности системы и правоте повстанцев - Доброумов тоже не делал. Не замечал он и того, что все "честные" сотрудники РСБ, такие как он, объективно укрепляли именно ту гнусную систему власти, под сенью которой творились эти злодеяния.
        Недавний комплимент профессора: "у тебя типичное мышление политика" - был преувеличением. В той беседе Доброумов просто применил к политике научную логику. Работая в РСБ, он конечно знал ситуацию лучше простых горожан, мог делать обоснованные прогнозы. Но "политиком в душе" он не был - его мощная воля была целиком направлена на исследования в области техники. Профессия была для него той берлогой, где можно спрятаться от мерзостей окружающего мира. Да что там, он ведь даже о своей жене забывал, неделями ночуя в лаборатории… Забывал… Они расстались… Сейчас Маша живет в другом районе, около рынка….
        Около рынка! Мысль об этом и переключила волю Никиты на новые рельсы. Да, они не сошлись характерами… Но можно ли допустить, чтобы Машу разорвал в клочья взрыв, который сейчас готовили Шкуродеров и Подлейшин? Сочувствие к ближнему, раз проснувшись, не могло утихнуть в его душе - из привычной области абстрактного холодного мышления Доброумов рухнул в водоворот эмоций. Подумав о судьбе жены, он смог почувствовать и боль других жертв предстоящего массового убийства, ощутить ее как свою. И только тогда его ум - мощный ум узкого специалиста - взялся за решение новой задачи. Впервые она была не технической, а социальной.
        "Как предотвратить взрыв на рынке? " - жгучий вопрос овладел сознанием Доброумова так же властно и полно, как захватывали его научные проблемы. - "Конечно, этих злодеев прикрывают с самого верху - сам Медвежутин поручил им операцию с поджогом домов, да и прибылью от наркотиков они делятся с его окружением… Значит, ни суд, ни жалоба по начальству тут ничего не даст… Меня убьют в тот же миг…. Здесь нужна контр-сила. Независимая от РСБ, не связанная никакими законами, сравнимая с РСБ по возможностям. Кто это? Такой силой была ГРО, за это ее и разогнали. Отпадает. На кого еще можно опереться? Журналисты? В Рабсии они подконтрольны цензуре. Значит, иностранные журналисты. Еще надежнее - иностранные спецслужбы. Пойти дорогой перебежчика Вальтера? Нет, не пойдет… Тут решает фактор времени - Подлейшин выезжает в Горный Юрт уже завтра. Кто же сможет предотвратить гибель горожан, или хоть оповестить их о готовящемся взрыве? Розовая и Трехцветная партии? Нет, это те же отделы РСБ, и руководят ими агенты. "
        Отпадал вариант за вариантом. У РСБ все под контролем. Все… Кроме разве что…
        "Повстанцы!" - вдруг осенило Доброумова - "Вот она, контр-сила, на которую можно опереться! У них есть тайная пресса, обличающая врагов. У них есть боевые группы. Возможно, они способны истребить этого мясника, Исанбара… Ах, если бы они могли покарать и зачинщика преступления - лейтенанта Подлейшина. Жаль, Шкуродерова им не достать, большая шишка…. Да… Но ведь революционеры скрываются в подполье, выйти на них не так-то просто. Время… Не хватает времени… Завтра лейтенант уже выезжает… Как же выйти на подполье? Через кого? "
        Доброумову, однако, не пришла в тот момент мысль поделиться с повстанцами знанием о секретном проекте "Нанотех".
        "А может, лидеры подполья ничем не лучше кровавых лицемеров из РСБ?" - опасался Доброумов - "Теперь никому нельзя верить. Но о планах взрыва я должен в любом случае сообщить подпольщикам. Войду в контакт с этой средой… Погляжу, что представляют собой революционеры… А там видно будет, как сложатся наши отношения. Но если уж идти с повстанцами - то до конца… Обратной дороги нет… Тогда прощай, Рабсийская Служба Безопасности."
        План "Генезис"
        (Окончание: Большой Шеф)
        Сон в это утро Рэду приснился дурной. Да что там дурной - кошмарный! Заговорщику снилось, будто он плывет на плоту вниз по широкой реке. Русло протянулось по долине, вдали у горизонта - огромные скалы, поросшие высоким лесом. Лиловая гладь вод спокойна, по берегам - мирный деревенский пейзаж. Звенящую тишину лишь изредка нарушает крик петуха, дальний звон колокольчика… Колокольчики все звонче… К водопою идут коровы, козы, барашки… Рэд слышит жалобное блеяние, оборачивается. Он видит тонущего ягненка: малыш запутался в водорослях. Как безнадежно он кричит! С какой надеждой смотрит, обернув к Рэду курчавую головку, распахнув глаза с длинными белыми ресницами… смотрит в сторону плота! Надо спасти его! Орудуя шестом, Рэд подгребает к несчастному ягненку. В чем его беда? Ах, не в водорослях тут дело! Малютку схватило ужасное речное чудовище: вот оно смотрит из-под воды рачьими глазами на стебельках… Рэд бьет шестом ненавистного монстра, вырывает из его клешней дрожащего ягненка, опутанного тиной… Подымает на плот… Но что это? Отчего у барашка такие клешни? Да это же вовсе и не барашек - детеныш речного
чудища, в овечьей шкуре. Рэд пытается оторвать его от себя, но не может, страшилище вцепляется в него. Рэд чувствует, как оно тяжелеет: будто кусок свинца на его руках, его не оторвешь, он как приклеился… Плот под этой тяжестью идет вниз, в темный водоворот. Дышать Рэду труднее и труднее, руки будто связаны… А к горлу его, среди плещущей воды, уже подбираются страшные клешни оборотня…
        Тут Рэд проснулся, со сдавленным криком. Суеверным он не был, и сны такого рода привык объяснять рационально. Очевидно, сказывалась духота тесного книгохранилища, недостаток света, усталость и тайные опасения.
        "Опасения?" - подумал подпольщик - "Они беспочвенны. Все идет по плану… Просто в этой норе спертый воздух, уже неделю я живу без движения, а вечерние беседы с братьями Чершевскими не позволяют выспаться как следует. Вот и вся причина. Б-р-р… Какой, все же, мерзкий сон. Займусь работой, и вся эта муть вылетит из головы".
        Рывком поднявшись с узкой деревянной тахты, Рэд залез рукой под оконные жалюзи, приоткрыл форточку. В комнатушку ворвался свежий ветерок. В воздухе уже чувствовалось дыхание осени, по утрам было прохладно.
        Усевшись за письменный стол, Рэд потер виски, и потянул к себе выносной монитор "Пелены". С утра память работает лучше, надо вспомнить систему кличек. Именно кличками придется оперировать в предстоящем собеседовании. Да, вот уже и завершающий инструктаж…
        "Фигуры для будущей игры расставлены" - неспешно размышлял заговорщик - "Но игроком буду не я. Место за доской займет коренной житель Урбограда, знающий город. Тот, о ком вчера говорил Харнакин. Гениальный менеджер, пострадавший от властей. Антон Железнов. "
        Осталось передать будущему командиру схему построенной организации. Все активисты в схеме проходили под кличками. Их подлинные имена и фамилии будущему шефу знать излишне… Не обязан ведь директор завода помнить имя каждого рабочего… При такой системе, даже захватив шефа, полицаи не смогут выяснить персонального состава. Лишь трех кураторов групп шеф должен знать по фамилиям: Клигина, Харнакина и Петлякову. А уж каждый из этих кураторов, через своего связника, контактирует с подчиненными из своей группы. Каждый куратор не знает остальных двух кураторов - знает только шефа. Конспирация продумана на совесть… Провал одного лица, звена или даже группы - не означает провала всей организации.
        "Что ж" - вздохнул Рэд - "Займемся кличками.."
        Клички присваивались по системе: в большинстве случаев, они указывали на характер и личные качества носителей. Иногда - на их подпольную профессию. Но прозвища не говорили об их легальном статусе и половой принадлежности. Так, женщины в организации: типографщица Юлия Истомина, партизанки Надежда Лакс и Лариса Риманева, куратор паспортной группы Елена Петлякова, добытчица паспортных бланков Ольга Миловидова - именовались, соотвественно, Кегль, Совесть, Ларчик, Енот и Мазурик. С другой стороны, многие мужчины - редактор Новиков, переносчики Юрлов и Белкин, контрразведчик силовой подгруппы Светлов, добытчик оружия рабочий Фаритов
        - звались Перо, Грусть, Челка, Тень и Шайба. Вот и догадайся тут, что "Челка" указывает на работу парикмахера Белкина, "Грусть" - на депрессию художника Юрлова, а "Енот" - на чистоплотность Петляковой… Были также исключения из правила: к примеру, химики получили псевдонимы Ион и Атом. Исключения тонули в правиле, женщины прозывались в мужском роде, мужчины в женском, среднем и мужском - в общем, вполне добротный хаос. Дополнительная подстраховка на случай, если схема попадет в руки врага. В будущем, систему кличек шефу предстояло менять ежемесячно…
        А вот и он сам! В дверь раздался звонок, и доктор Чершевский, уже собиравшийся в клинику, впустил последнего из своих гостей. По длинному коридору в книгохранилище прошел Антон Железнов.
        Рэд оторвал взгляд от столешницы, где лежала почти собранная пластмассовая головоломка (на ней оставалось загнуть последний угол), и напряженно всмотрелся в собеседника.
        Высокий лоб, самоуверенная улыбка, со вкусом подобранный классический черный костюм, подтянутость, твердый взгляд в глаза - все производило впечатление надежности. О той же крепости натуры сообщало сильное рукопожатие гостя. Подойдя к столу, он без приглашения подвинул к себе кресло и устроился в торце.
        - Доброе утро, уважаемый! - заговорил Железнов, уверено беря инициативу беседы в свои руки - Готов принять хозяйство. Игорь мне сообщил, что городская организация вполне сформирована, остается развить начинание.
        - Здравствуйте! Все верно - улыбнулся Рэд, чуть отстранившись от собеседника - Я должен вас ввести в курс дела, как оно обстоит на данный момент.
        - Что ж, давайте без предисловий, сразу быка за рога.

***
        Железнов был воплощением хозяйственника-интеллектуала - из тех, чей мощный ум не витает в теоретических абстракциях, а крепко связан с жизнью. Именно его историю - грустную повесть о том, как прибыльный завод удушили совместными усилиями бандиты, РСБшники и тузы-взяточники из "Единой Рабсии" - листал четыре дня назад в мэрии вербовщик повстанцев Валерий Дареславец. Привлек же Антона в подполье, три года назад, нынешний куратор боевой группы - отставник Харнакин.
        Обращение Антона в революцию шло от интеллекта, эрудиции, системного мышления. Сейчас ему было сорок девять. К сорока годам он прошел путь от рабочего до директора - в те времена общество еще не разъела кастовость, и подобная карьера была возможна. Организаторские способности Антона поражали: там, где другие директора сворачивали дело из-за дефицита времени и средств, Железнов достигал успеха, выбирая единственно верную стратегию. Он мыслил нестандартно - рождал идеи, невзирая на шаблоны и насмешки, а уж затем обуздывал полет фантазии и критически разбирал свои же планы. В эти часы он превращался из фантазера в придирчивого буквоеда. Скучные для других схемы тепловых и электрических потоков, алгоритмы подачи сырья и производственных линий - для него были говорящими, волшебными письменами, дающими власть над сложной машиной современного предприятия. Алгоритмизация, разрешение противоречий в пространстве и времени, гармоничная стыковка разностей - вот в чем заключался его управленческий талант.
        Железнов уникально сочетал в себе черты романтика и генштабиста. После трагической смерти жены, погибшей в автокатастрофе, после отъезда двадцатилетнего сына на учебу в Армарик, он видел счастье и усладу жизни лишь в одном. Стоять на вышке, уверенно оперируя мощным механизмом, в недрах коего технология переплеталась со сбытом, реклама с наймом, требования заказчиков с возможностями исполнителей, жесткие ограничения государства и рынка - с широкими возможностями небывалых прежде схем.
        Этой радости, этого наслаждения и лишили Антона подлые медвежутинцы. Железнов, неискушенный в политике, имел несчастье поверить, что борьба с мафией ведется в стране всерьез - и попытался сбросить финансовое бремя поборов бандита Крюка. За это строптивого директора лишили всего… Работающий завод, его детище - разорили и распродали, возведя на его месте гнусную шарашку по разливу паленой водки.
        Выброшенный на обочину хозяевами жизни, Железнов долго не находил себе места. Он пробовал найти забвение в природе: теперь его страстью стала охота. Бывший директор неделями бродил с ружьем в глухих дремучих лесах, у подножия Урбальских гор, стреляя осторожных куропаток… И все же новое увлечение не принесло покоя.
        С той же основательностью, что прежде отличала его в руководстве заводом, Железнов начал осваивать иную схему - схему взаимоотношений в обществе, сложное переплетение философских проблем, исторических законов и общественных коллизий, столь больно ударивших по его фирме. Восприятие Железнова не оставляло место категориям "случайность" и "неудача". Его личный крах был результатом чьего-то злодейского умысла и социальной закономерности. Оставалось найти злоумышленников и выявить закономерность. Он решил посвятить остаток жизни тому, чтобы переломить враждебную тенденцию. Антон верил, что это в его силах.
        Теперь он, с прежним трудолюбием и дисциплиной, просиживал неделями в тихом читальном зале библиотеки - сквозь зубы шепотом желая смерти депутатам Государственной Дурки, по недавнему распоряжению которых читатели не имели права фотографировать нужные страницы книг. Он брал тома древних философов, книги об изобретательстве и истории науки, открывал для себя труды энциклопедистов времен Франконской революции… То было классическое и добротное самообразование.
        РСБ установила за ним слежку - обижен режимом. Сыщики затребовали из библиотеки формуляр Железнова. Результаты наблюдения, однако, не вызвали подозрений: мелкотравчатая политическая возня клоунских "партий", Розовой и Трехцветной, не волновала Антона вовсе, как и современность вообще. Невежды из РСБ (общее падение образованности в стране не могло не сказаться и на кадрах спецслужб) - не подозревали, что Железнов ковал в эти недели системное мировоззрение, начиная понимать весь ужас реакционной политики Медвежутина и его сатрапов, толкающих Рабсию в средневековье. Железнов сумел воспринять философские идеи повстанцев, их основные цели, связанные с изменением производства и технологии - а уж исходя из этого, принял для себя политическую доктрину революции.
        В библиотеке с Железновым и познакомился худощавый, очкастый, замкнутый аспирант - знакомец Арсения Рытика, вербовщик-наводчик тайной сети повстанцев. В беседах со стеснительным молодым ученым, Железнов был откровенен более, чем когда либо. Но и эти разговоры не касались политики. За исключением, пожалуй, одной фразы. Глядя в библиотечном холле телевизор - а показывали "освещение" очередной церкви на колесах, в окружении жрецов и мерзавцев из "Единой Рабсии" - Железнов устремил на собеседника карие глаза, вспыхнувшие неожиданной яростью, и тихо бросил скозь зубы: "Эти хряки, засевшие у власти, затащат нас в дикость - если мы не избавимся от свинарника!".
        Для понимающего достаточно…
        Неделю спустя, Антон вновь выехал на охоту в таежные дебри. Над ночной черной гладью горного озера ползли клочья тумана. Он грелся у костра. Почувствовав на себе чей-то взгляд, охотник обернулся. На пустынном берегу, за пятьдесят верст от человеческого жилья, стоял старик в камуфляже и с ружьем. Антон встревожился: "Уж не подводит ли меня слух? В полной тишине не услышал ни треска веток, ни чужого дыхания." Удивляться, однако, было нечему: отставной сотрудник ГРО Харнакин умел передвигаться в темном лесу скрытно и бесшумно. Нежданный гость подошел к костру, посетовал что заблудился, и попросил ночлега.
        Сейчас - через три года после той знаменательной встречи - Антон стоял в книгохранилище, горя нетерпением. Ему предстояло встать на командный пункт новой сложной махины, сменившей отнятое предприятие. Возглавить подпольную организацию города Урбограда.

***
        - Быка за рога? Вы правы. - задумчиво отозвался Рэд - Не будем тратить время на сантименты. Итак. Всего в организации тридцать пять активистов. Включая вас.
        - Тридцать пять? На миллионный город? Впрочем, при хорошей постановке дела этого хватит.
        - Многое тут зависит от вас. Под вашим началом будут три группы. Они взаимно изолированны. Их кураторы друг с другом не знакомы. Не говоря уж о рядовых активистах. Каждый подпольщик знает лишь тех, с кем он будет вести дело непосредственно.
        - Три группы? Я в курсе - кивнул Железнов - Группа пропаганды, группа действия и группа паспортная.
        - Верно. Разберем работу каждой по отдельности. Я буду использовать систему кличек. Под кличками пойдут и кураторы групп, хотя их фамилии вам известны, а один из - Игорь Харнакин - даже привлек вас к подполью. А все равно, пишите под кличками… Вам ведь сейчас придется записывать на бумаге.
        Рэд снял с полки приготовленный с вечера раствор соды, перьевую ручку, три клочка тончайшей папиросной бумаги - и протянул Железнову эти принадлежности для тайнописи. Антон приготовился записывать, обратился в слух.
        - Куратор пропаганды - сотрудник редакции краеведческого журнала Валентин Клигин, в прошлом умеренный демократ. Вы запишите его псевдоним: Рупор. Через связника Бродягу, он держит контакт с подчиненными. Его аппарат: финансист Тятя, водитель Воз, контролер-контрразведчик Нерв. Также подчинены ему редактор тайной газеты Перо, типографщики Скрипт и Кегль. Водитель доставляет в типографию расходные материалы и флешку от редактора со сверстанным номером, а из типографии развозит готовую прессу в три тайника. От первого тайника идет цепочка: распространитель След - переносчик Грусть. От второго тайника цепочка Еретик-Лось, от третьего Шут-Челка. Переносчики друг с другом не знакомы, распространители прессы тоже. Три цепочки взаимно изолированны.
        - А тонкости, логистика? Временной распорядок? - спросил Антон, облокотив руку на руку
        - Все это мы обговорим отдельно. Вам придет и шифровка через тайник, с подробным графиком. Сейчас пока в самой общей форме.
        - Продолжайте - кивнул Антон
        - Теперь о второй группе.
        Железнов устремил авторучку к следующему бумажному клочку.
        - Группа действия. Ее куратор - "Магистр" - знакомый вам отставник Харнакин. Финансовый менеджер группы - инженер Муж. Связь идет через хозяина медовой лавки, пишите просто "связник Воск". Сформирована первая пятерка партизан: Удар, Стопин, Совесть, Ларчик и Лекарь. В ней Удар - лидер, стрелок и водитель, Лекарь также водит машину и оказывает первую медпомощь, Стопин - специалист по подрывному делу, остальные бойцы на подхвате. Запчасти с оружейной фабрики добывает рабочий Шайба. Под крышей пивзавода организована эксплонитная лаборатория для нужд партизан, где трудятся химики Атом и Ион. Контрразведчик, наблюдающий за безопасностью группы и сигналами провала - носит прозвище Тень.
        - Записал.
        - Ну, и группа паспортная. Ее куратор - Енот… Аккуратная исполнительная женщина. - Рэд помедлил - связником, от куратора к членам группы, выступает Отрок. Это ее коллега по работе. Финансирует мастерскую коммерсант Шалун…
        Железнов улыбнулся, услышав прозвище бизнесмена-ловеласа.
        - Шалун?
        - Угу - откликнулся Рэд - с ним случилась примерно та же история что и с вами. Чиновники из "Единой Рабсии" потеснили его фирму.
        - А кто добывает бланки паспортов?
        - Мазурик, из полиции. А имена жителей города коллекционирует незаметный клерк Тихий. Собственно изготовлением занят Искусник… хороший специалист, настоящий колдун…. Контрразведчиком группы выступает Неслух, сочувствующий подполью полицейский. Вот собственно и все. Бланки, списки фамилий и готовые паспорта циркулируют из рук в руки через камеры хранения. Подробно это будет расписано в шифровке, которую вы возьмете из тайника вот здесь, через две недели после нашей беседы.
        Рэд указал на карте местоположение тайника.
        - Что ж - вздохнул Железнов, отодвигая клочок бумаги - схема ясна. Я тут даже набросал, как связаны между собой активисты внутри каждой группы. Не только имена, но и структурную схему. Но у меня еще пара вопросов.
        - Я слушаю внимательно.
        - В схеме упущена разведка. Информационное обеспечение. Нам для успешного действия нужен постоянный сбор сведений, анализ и классификация. На каких предприятиях, в каких районах нам сочувствуют больше? Как сказываются акции подполья на разных слоях общества, в том числе и в разных кланах во власти? Каков уровень безработицы, нищеты, бездомности? Какие изменения в пропаганде властей произойдут в скором времени? Какие изменения в экономике нас ждут? Ну, и так далее.
        - Вопросами разведки занимается в городе отдельное подразделение, вам напрямую не подчиненное. Вам достаточно знать псевдоним лидера этой группы: Крот.
        Под этой кличкой проходил Арсений Рытик. Рэд продолжил:
        - Крот здесь работал еще до создания организации, несколько лет вел предварительную работу. Когда вам потребуется выяснить какие-либо аспекты жизни города, составьте опросные листы - и заложите их в тайник. Ребята из команды Крота займутся поиском нужных вам сведений.
        - Отлично. То есть моя задача: увязывать боевые акции, пропаганду, снабжение паспортами, информационный поток о жизни города….
        - И страны - дополнил Рэд - в разведывательную группу Крота приходят обзоры и прогнозы из столицы, из Центрального Совета нашего Союза Повстанцев.
        - Понял… Также мне необходимо увязать финансовые потоки внутри групп, и расстановку набранных вербовщиками новых кадров. Вот кстати, мы упустили вопрос: кто будет привлекать в подполье новичков?
        - Не ваша забота. - улыбнулся Рэд - Этим тоже займется разведывательное подразделение Крота. Старая команда вербовщиков, которая набрала нынешних активистов, сейчас покидает город. На ее место заступает новая команда. Вербовщики будут вращаться в самых разных общественных кругах: среди рабочих, студенчества, интеллигенции, чиновников, и так далее. Особенно же в тех районах и на тех предприятиях, где будет распространяться наша пресса. На запрещенной газете, сами понимаете, обратный адрес не напишешь - вот вербовщики и будут в устных беседах узнавать мнение читателей о нашем издании. И кто проявит интерес, того попытаются привлечь к сотрудничеству. Присматриваться к новым кадрам они будут долго, а привлекать ступенчато. Чтобы не допустить внедрения в организацию провокаторов. Думаю, приток новых кадров удастся обеспечить. За год организация должна развернутся. Число боевых пятерок, к примеру, нужно дотянуть хотя бы до пяти.
        - Ясно. - кивнул Железнов - У меня тут есть ряд своих наработок. Я планирую, при развертывании, дополнить нашу структуру новыми подразделениями: тренировочным лагерем для бойцов, к примеру… под крышей туристического клуба. Это в перспективе, когда вырастет численность.
        - Умно придумано. - Рэд на мгновение замялся - Извините… Тут еще кое-что. Важный момент.
        Антон выжидательно умолк и склонил голову на бок.
        - Надеюсь, вы с пониманием и без обид отнесетесь к тому, что я сейчас скажу - Рэд откашлялся и прищурил глаза - Как видите, структура ступенчатая, иерархическая. Собирать съезды тут возможности нет, каждый знает лишь свой участок работы, это и страхует от провалов. Казалось бы, идеальное устройство… За исключением одного чудовищного варианта. Если сам лидер такой организации перекинулся к противнику - то вся эта разветвленная сеть перейдет под контроль врага. В давние времена, в Рабсийской Империи, провокатору удалось даже стать во главе боевой организации, в одной из революционных партий….
        - Да, риск такого рода существует - рассудил Железнов - Конечно, обижаться тут глупо, вы же это говорите не потому, что подозреваете меня лично… Просто случайности такого рода не исключены. Это порок самой схемы. Я понял. И как Союз Повстанцев решает это затруднение?
        - При Центральном Совете у нас имеется контролирующий орган. Это глаза и уши Центрального Совета.
        - Смотрите-ка, у нашего Центра есть внутренняя контрразведка! Да, не зря Союз Повстанцев называют "государством в государстве"!
        - Что делать, борющиеся армии всегда симметричны. Так вот, мой долг вас предупредить: в Урбоград из центра приедет тройка наблюдателей… Вы постоянно будете находиться под их плотным незримым контролем. Наблюдение за вами - единственная задача этой тройки. Если до вас доберется РСБ, вы должны подать тройке условный знак провала. Если тройка зафиксирует ваш уход из-под её контроля, ваш контакт с сотрудниками РСБ, вообще что-либо подозрительное - и не получит от вас разъяснений или условного сигнала о провале - с вами поступят как с предателем.
        - Что ж. Я понимаю вас. - Антон грустно усмехнулся и покачал головой - Я знаю, на что иду. Согласен, это вполне разумная мера. Воцарилось долгое молчание.
        - Что ж, я рад, что вы все верно поняли. А теперь разберем некоторые детали. Вы, в рамках города и области, будете пользоваться относительной автономией. В пределах вашей компетенции следующее…
        Уяснение тонкостей заняло полчаса. Беседуя с Железновым, Рэд ловил себя на мысли: "Без сомнения, как организатор он меня превосходит. Я тоже влюблен в абстрактные схемы и алгоритмы - но он умеет их прилагать к практике. Не витает в облаках… Все ресурсы использует мастерски: кадровые, денежные, информационные… Кропотливо и досконально вникает в дело. Как раз то, что нужно".
        Между тем, Железнов словно бы таил про себя невысказанный вопрос. Рэд, однако, не спешил помочь ему изложить затаенную мысль, опасаясь показаться навязчивым и задеть самолюбие собеседника. Наконец, после обсуждения всех практических нюансов, Антон искоса и быстро взглянул на заговорщика, откашлялся, и нерешительно начал:
        - Дело мы начинаем крупное. Соподчинение узлов - это, в общем-то, моя профессия. Я вполне готов взять на себя ответственность за руководство. Но у меня к вам, извините, встречная просьба….
        - Внимательно слушаю, сделаю все что в моих силах - поощрительно кивнул Рэд - Чем я могу помочь?
        Железнов начал издалека:
        - Вы, наверное, очень скрупулезно изучали мое досье и мотивы, прежде чем остановиться на моей кандидатуре?
        - Я всего лишь кадровик. Выбрал вас Центральный Совет, я лишь довожу его решение. Но, конечно, ознакомился с досье.
        - Вы, как я понимаю, входите в кадровое ядро Союза Повстанцев? Вы профессиональный революционер?
        - Совершенно верно. Чем я могу вам помочь, в таком качестве?
        - Хм… - замялся Железнов - Вы достаточно проницательны, чтобы понять: обида на мерзавцев, разоривших мой завод, была лишь поводом для моего прихода в революцию. Не причиной, а поводом…
        - Понимаю всю тонкость разграничения. - Рэд уже начал догадываться о просьбе Железнова. - Вами движут скорее идейные мотивы, чем личная месть и ненависть.
        - Да. Идейные мотивы. - волнуясь, повторил за ним Антон - Но вы должны понимать, насколько они глубоки. Я сидел месяцами в библиотеках, изучая историю развития технологий с одной стороны, и революционных движений с другой. Я знаю "пять принципов", обязательных для каждого повстанца: социализм, свобода, революция, атеизм, космополитизм. Согласен, разделяю их. Но смею вас заверить, мое понимание простирается еще дальше. Мне хватило терпения и аналитических способностей, чтобы вникнуть в теорию как следует. Основная пружина прогресса - это техника. Без новой технической базы, без тотальной автоматизации, без общедоступности информации, без новых производительных сил и ресурсов - нового общества не построишь. Вот… Изволите ли видеть, я претендую на то, что понял самый стержень теории. Дальняя цель всей нашей борьбы - расчистить дорогу для технического прогресса, который и обеспечит потребности всех членов общества. Ведь так?
        - Вы уяснили сердцевину теории. Это уровень даже не рядовых повстанцев, это уровень кадрового ядра. - с готовностью п о м о г Рэд - Таким образом, вы хотите…
        - Да. Все верно. Я мечтаю быть принятым в кадровое ядро, в орден профессиональных революционеров. Думаю, по своим практическим качествам, мировоззрению и теоретическим знаниям… надеюсь… подойду… - сейчас Железнов говорил о сокровенном, во взгляде его читалась мольба - Если нужны доказательства моей дееспособности, за этим дело не станет. Поверьте, это не пустое бахвальство. При возможности… очень вас прошу… передайте мою просьбу Центральному Совету.
        Рэд не спешил отвечать, пряча горькую усмешку. Да, полноценное мировоззрение, которое выводило из материализма опору на технику для решения общественных проблем, было одним из требований для кадровых подпольщиков. Но другим требованием этого ордена было безбрачие: только так обеспечивалась мобильность, неподкупность, неуязвимость для шантажа. А у Железнова, после смерти жены, остался сын. Хоть он и учился сейчас в Армарике, за рубежом - но руки у РСБ были длинными… Очевидная уязвимость! Шансы на прием Железнова в кадровое ядро практически нулевые.
        "Сейчас его надо обнадежить. Нельзя расхолаживать перед началом дела" - подумал Рэд - "Пообещаю передать просьбу. "
        - Как вы понимаете, не я такие вопросы решаю - развел руками Рэд - Но просьбу вашу передам… Образ жизни у меня кочевой, рисковый… Мало ли что может случиться. Вы ее лучше продублируйте, через разведывательное подразделение. У Крота налажена шифросвязь с Центральным Советом, так что и ваше письмо будет им отправлено по назначению. С большей гарантией, чем устная просьба. Хотя, со своей стороны, постараюсь сделать все возможное.
        - Я очень вам благодарен, это крайне важно для меня - Железнов улыбнулся и доверительно раскрыл ладони навстречу собеседнику.
        - Что ж, в добрый час. - Рэд широко улыбался, его окрыляло сознание выполненного долга - Повторю, в Урбограде тридцать пять активистов.
        - Тридцать пять, на миллионный город. Но и такая горстка, при хорошем руководстве, может творить чудеса.
        - Желаю вам победы!
        Будущий лидер городской организации Союза Повстанцев извлек из кармана пиджака узкий серебряный портсигар, вынул три сигареты. Аккуратно высыпав табак, он свернул клочки пергамента, исписанные содой, и поместил в пустые гильзы. Свободное пространство сверху вновь набил табаком, вернул сигареты-контейнеры обратно. На письменном столе остались рыжие табачные крупинки. Вместо того, чтобы смахнуть их, Железнов потянулся к пластмассовой головоломке. Подсознательно он тянул время, обдумывая - не упустил ли чего-то важного. Рэд понимающе и выжидательно склонил голову набок.
        Помолчав минуты три, Железнов завернул последний угол мудреного пазла, и решительно встал из-за стола.
        Гамбит: офицер за пешку
        (Янек Батуронис, лейтенант Подлейшин)
        Мирный студент Янек, равнодушный к политике, оставил из набора выживания лишь два предмета. Стреляющую ручку, чтобы покончить с гонителем - и отравленную ампулу, чтобы умереть.
        Нет следствий без причин. Значит, и у такого поведения, неадекватного по общим меркам, были свои резоны. Обыватель махнул бы рукой: "мальчик потерял рассудок". Это объяснение ничего не объясняет.
        Не объясняет и справочник, с его наукообразием: "сумеречное состояние… неспровоцированный эпизод поведения, грозящего убийствами, телесными повреждениями или разрушениями. Часто сопровождается также саморазрушительным поведением, нанесением себе травм, вплоть до суицида".
        Неспровоцированный? Сомнительно… Ведь еще две недели назад, до того как впервые в жизни отправиться на митинг, Янек не помышлял об убийстве и самоубийстве.
        Да и сейчас, монотонно шагая по урбоградским улицам навстречу гибели, он не трепетал от ярости. Напротив, в его душе царила холодная пустота и обреченность.
        Биохимик, не разводя гнилой достоевщины, сухо пояснил бы: "Эндорфинный дисбаланс! Угнетение метаболизма, ведущее к депрессии."
        Физиолог бы прибавил: "Такое о происходит, когда не удовлетворены базовые потребности, срывается программа социального самоутверждения. Отсюда тоска, страх, нежелание жить."
        Но что же именно "не удовлетворялось"? Почему Янек впал в депрессию молниеносно? Почему он не ограничился собственным уходом, а решился на покушение? Почему в мишени он выбрал не случайного прохожего, а лейтенанта Подлейшина?
        На эти вопросы не ответит физиолог и биохимик. Лишь писатель, "инженер душ", способен понять эти сложные коллизии. Впрочем, без помощи социолога не справится и он.
        Непросто вникнуть в душу земного человека, а внутренний мир жителей Мезли был на порядок сложнее. Роковое решение Янек принял внезапно, под влиянем разбушевавшейся интуиции. В нем пробудилось "шестое чувство", которое позволяло подпольщикам видеть кровь реакционеров "черной" (хотя физически цвет ее не менялся), а у Никиты Доброумова вызвало приступ рвоты при выступлении Шкуродерова. Просыпалась эта интуиция не у всех мезлян, и возникала обычно под влиянием шока.
        Круговерть событий: митинг, избиение, привод в РСБ, диалог со Шкуродеровым и Подлейшиным, совет Артура, арест Наташи, предложения Зернова - вся адская катавасия последних дней - и вызвала этот шок. Янек заполучил удивительный дар внезапно, не освоившись с новой способностью, не умея управлять ей.
        Он обрел способность отчетливо видеть скрытое, мгновенно уходить в транс. Ощущение времени при этом исчезало, мыслитель растворялся в окружающем, и воспринимал мир не кусочно, а как единое целое, где все связано со всем. Талант видеть больше, чем лежит на поверхности. Грозный дар!
        Интуиция… Что это? В чем ее сущность? Кто владеет ею - может ухватить положение вещей, минуя рассуждения и логику. Интуиция постигает истину "одним махом", не выводя ее из других истин. Картина мира, во всей ее сложности, сразу встает перед глазами.
        Но интуитивное познание не безумно. Личность в этом случае просто не осознает, какими извилистыми путями она продвигается к выводам - и воспринимает их как озарение. Промежуточные звенья не осознаются, мелькают очень быстро. Остается лишь итог. Между тем, эту скрытую цепочку можно размотать логически от начала к результату - было бы желание…
        Если ограничиться событиями последних недель, то решимость Янека на самоубийство еще можно объяснить, с грехом пополам. На митинг он пошел из чувства сострадания к ограбленным пенсионерам, после избиения в полиции и беседы с Артуром - начал задумываться о силовой борьбе, будучи доставлен в РСБ ощутил себя обреченным (все рабсияне знали мрачную историю и зловещие происки этой спецслужбы), в беседе с лейтенантом юный миролюбец уже мыслил категориями "бомб", узнав об аресте возлюбленной почувствовал себя прижатым к стенке, и наконец отверг предложение Зернова уйти в подполье - понял, что у него нет на это сил и навыков. Ни одно из требований обстановки не мог он выполнить. По соображениям идейным, не мог принять предложение Подлейшина и тем спасти Наташу. Не мог принять и предложения Зернова, жить нелегально. Янек попал меж двух огней. В этой системе выхода не оставалось. Известно, что смерть - это путь наименьшего сопротивления. Жить с поддельным паспортом, бросить учебу и родных, обживаться самостоятельно в чужом деревенском доме, скрываться от полиции - все это гораздо сложнее, чем разгрызть
стеклянную ампулу и одним махом разрубить все узлы.
        Но и здесь возникают вопросы. Если покопаться, выход все же был: Янек мог повредить себе ногу, броситься с высоты или под автомобиль, с таким расчетом, чтобы смерти избежать - просто выйти из строя на ряд месяцев. В этих условиях шантаж РСБ терял смысл: кому нужен агент-калека? Очевидно, такого агента не вовлекут подпольщики, ценных сведений он доставить не сможет, да и чисто физически ограничен в возможностях… Такой вариант мелькал в сознании Янека, но парень его отбросил. Интуитивно выбрал убийство лейтенанта и собственную смерть.
        Но почему же, почему? Ответить на это невозможно, рассматривая события последних недель в отрыве от его биографии, от дальних предпосылок.
        Янек родился в 3986 году. Когда бюрократия Савейского Союза принялась растаскивать собственность и восстанавливать капитализм, бросив народу взамен отнятых социальных благ кое-какие политические свободы - малышу было пять лет. Когда, наплевав на "законность" и "демократию", расстреляли парламент - он только пошел в школу, не понимая смысла происходящей борьбы. Мировоззрение юноши начало складываться еще лет через пять. К тому времени страна уже на всех парах катилась к диктатуре. По инерции, власть еще болтала тогда о "законности" и "демократии", Однако эти принципы нарушались, и чем дальше тем больше. Как тут было не прийти к выводу: нормы закона хороши, вся беда в их нарушении чиновниками и властями. В те годы была массовой иллюзия о "правовом государстве". Янек, отзывчивый к любой несправедливости, решил стать стать правозащитником, адвокатом - для того и поступил на юридический.
        Всю сознательную жизнь Янек видел только одно: стеснения, ограничения, урезания, а под конец и просто попрание ногами тех демократических норм, что по праздникам провозглашались с высоких трибун. Разноцветье партий сменилось унылым единообразием, возможность контроля граждан над ходом выборов была полностью уничтожена, выборных губернаторов сменили назначенные наместники, экономическая удавка и рейды полиции покончили с легальной оппозиционной прессой, на телевидении закрывались одна за другой острые и критические программы, власти изгоняли из эфира неугодных сатириков и телеведущих, на улицах городов воцарился произвол полиции. Неугодных журналистов, правозащитников, редакторов подстерегали убийцы, нанятые РСБ. Наконец, диктатура из области "высокой политики" вторглась и в частную жизнь каждого: обнаглевшая рабославная церковь при поддержке государства насаждала клерикальное мракобесие, что требует тотального контроля за мыслью и унификации культуры. В 4002 году в Рабсии ввели предварительную цензуру в компьютерной сети. Все СМИ, прислуживая государству, изрыгали миллионными тиражами реакционную
ложь. Отныне критику властей можно было увидеть лишь в подпольных изданиях. Против оппозиции власти развернули массовые репрессии за "крайнизм". Над Рабсией все темнее сгущалась ночь реакционной диктатуры. В таких условиях рос и формировался Янек. Вся его сознательная жизнь проходила как бы в стальных тисках, которые все завинчивались и завинчивались. По мере того, как чуткий к чужой беде парень изучал нормы права, они становились все бесполезнее и бесполезнее, на них обращали все меньше и меньше внимания, перелицовывали, применяли "избирательное правосудие", и наконец полностью растоптали.
        Однако Янек упрямо цеплялся за "конституционную законность". Кто не видел, как и из чего изготавливают колбасу - ест ее с аппетитом. А Янек не помнил, в силу возраста, что "священную" нынешнюю конституцию принимали под аккомпанемент танковых залпов, расстреляв законный парламент. Потому и воспринимал основной закон, как непогрешимые скрижали. Чтобы рухнули его иллюзии о "правовом государстве" и "конституционных гарантиях", Янеку понадобилось испытать на своей шкуре полицейские дубинки в участке, столкнуться с бандитским шантажом РСБ - в общем, пережить именно то, что случилось с ним в последние недели.
        Но все эти события вырвали у него из под ног ту почву, которая только и связывала его с жизнью. Помимо биологического круговорота, еды и сна - у каждого есть какая-то мечта, что и отличает разумное существо от скотины. Янек мечтал защищать права униженных и угнетенных, опираясь на закон. Этому он подчинил свои силы, всю перспективу жизни. Резко отвергая идеологию правителей, Янек не интересовался и движением повстанцев: он прилежно учился на юридическом, и надеялся решать проблемы мирно, по закону. Надежды юноши рухнули в эти недели. И тут же Янек убедился, что к другой деятельности - нелегальной, боевой, единственно возможной в условиях диктатуры - он совершенно не готов. Вся его жизнь, до мелочей, была настроена по иному камертону, менять ее в основах было поздно.
        Два дня назад, когда волна интуиции отхлынула, вынеся на поверхность горький итог
        - Янек почувствовал себя опустошенным. Ничто отныне не доставляло ему радости. Он устремлял невидящий взор на мебель, ковры, стены квартиры - и думал: "Все это не мое. В этом государстве РСБ может отобрать у меня все что угодно и в любой момент. Нет ничего моего. Так стоит ли жить в таком государстве?". Он подходил к стеллажам с юридическими трактатами и трудами по истории права, когда-то столь манящими, и с горькой усмешкой повторял: "Макулатура!". Он открывал страницы других книг: приключенческих, развлекательных - но не мог избавиться от тоски: страницы казались ему серыми и пустыми. Он отбрасывал книгу за книгой. Парень был сугубо городским жителем, любовь к природе тоже не могла стать для него отдушиной. Страстный читатель, он однако не имел склонности к писательству, и в творчестве тоже не мог найти исхода. Ничто не спасало от смертельной депрессии.
        Вечером, 19-го, домой ему позвонил лейтенант Подлейшин, перенес встречу на два дня: "изменилась оперативная установка". Место оставалось прежним: сквер.
        В оставшиеся два дня тоска душила Янека все нестерпимей. В добавок, пришла странная бессоница: ни сна, ни бодрствования.
        "Вот и побывал на митинге… Вот тебе и свобода собраний… Бедняков, пенсионеров - обрекают на муки, а я, как гражданин, ничем не могу этому препятствовать… Бьют в полиции, а сейчас и вовсе обложен со всех сторон… Зачем жить в таком государстве? Надо мной плита… Жить, видеть мучения других и не сметь даже закричать в их поддержку, не сметь кричать о ненависти к мучителям, так невозможно… Невозможно и не нужно… Бессмысленно…"
        Янек прекрасно видел источник своих терзаний. Подобно всем рабсиянам его поколения, парень всю жизнь сгибался под плитой страха перед РСБ и государством, жил меж давящих тисков диктатуры, которые все туже сжимали его личность, грозя раздавить в лепешку. Как и большинство аполитичных рабсиян, студент прежде лишь чувствовал эту удавку на горле - и только в последние недели ясно осознал, кто и что его душит.
        "Но если я не могу ускользнуть от давящих тисков, то быть может в силах нанести удар по ним, пусть и ценой своей жизни? Она и без того обесценена. Нет ничего моего - все в этой стране принадлежит РСБ… Неужели я умру, раздавленный ими, превращенный в покорную скотину? Или все же, обменять ненужные и пустые десятилетия загнанного и запуганного существования, предстоящего мне, на один миг гибели - но достойной? Я хоть на миг одержу победу над этой системой, над этим государством. Я ударю по этим тискам, которые жмут не только меня а всех честных и умных рабсиян! Артур давал мне книгу Ильича Нелина. Там сказано, что глупо отдать жизнь революционера за убийство жандарма. Но ведь я не революционер… К подпольной борьбе я не способен, повстанцы не обучали меня, не тратились особо на мое содержание… Кто я? В этом море я бессильная креветка… Неужто так уж убыточно для революции обменять жизнь ничтожной креветки на жизнь такого кита, как лейтенант Подлейшин? Сколько средств затратило государство на его подготовку! Сколько зла и вреда может он еще нанести революционерам?! Скольких выследить? Скольких
доносчиков найти? Офицер РСБ - мишень почти недостижимая, даже повстанцам редко удается обнаружить, выследить и истребить такую важную птицу… А тут… Если я смогу это сделать, то быть может и мою жизнь повстанцы вспомнят как осмысленную, а мое имя впишут в ряды достойных, не зря погибших? Революция только выиграет от такого неравноценного обмена…"
        В этих рассуждениях проявлялся, конечно, глубокий комплекс неполноценности. Но попробуй избежать его в том государстве, где РСБшники обладают ореолом всесилия и неуязвимости! Поддерживая этот ореол, газеты и телевидение поставили сотрудников РСБ над обычными разумными существами планеты - и тем самым превратили их в хтонических чудовищ. Истребление которых, если верить древней мифологии - удел героев. Так стоит ли удивляться, что Янек поддался этой логике? Лейтенанту Подлейшину предстояло пасть жертвой того самого превосходства, которое позволяло ему высокомерно и презрительно смотреть на всех непосвященных, вне РСБ стоящих граждан. Такая вот диалектика…
        "Ничто не доставляет радости… Жизнь кончена" - думал Янек - "Значит, не жить… Покончить с собой… Умереть… Но - как умереть? Умереть тоже можно по-разному. Смерть может быть гражданственной и героической. В один голос учат, что на них невозможно поднять руку, что они - некие сверхсущества. Доказать их уязвимость и смертность - какое наслаждение, какая победа может быть выше и слаще этой для любого недовольного рабсиянина?"
        Рассуждая в подобном духе, Янек заметил: к нему возвращается активность. Теперь он знал, что предстоит сделать. Не желая быть пешкой ни у повстанцев ни у РСБ, Янек вдруг ощутил себя карающим мечом, призванным отомстить за страхи и запуганность всего поколения. Нажать на кнопку, потому разгрызть ампулу…. Потерять всего-то жизнь запуганной креветки - и отнять у противника жизнь целого офицера РСБ - какой неравноценный обмен! Какая предсмертная пощечина государству!

***
        Янек двигался к скверу как робот, монотонной походкой. Шумная суета улиц его не трогала. Перед мысленным взором стояло вовсе не то, что окружало его сейчас.
        "Только бы не сорваться, доиграть эту партию до конца… Они воображают, что уже расставили силки и навяжут мне свои правила… Но я порву силки, и навяжу им - им, всесильным! - свой вариант развития событий… А Наташу отпустят… После моей смерти держать ее в заложниках бессмысленно… Вот и сквер. Как тепло вокруг, и как холодно на сердце! А вот и мишень на горизонте… Вот он, Подлейшин."
        Лейтенант приближался молодцеватой упругой походкой, со стороны бара "Субмарина". В этот момент он обдумывал предстоящую поездку в Горный Юрт, и не считал, что диалог со студентом будет особенно сложен: куда ему деваться, обложен со всех сторон… Конечно, прав Шкуродеров: исчезновение Янека из-под наблюдения весьма подозрительно… Но, черт возьми, мы здесь хозяева!
        Миновав памятник древнему поэту, Подлейшин обратил внимание: студент, завидев его, нервно привстал со скамьи. "Еще, чего доброго, подает кому-то знак…" - сердце лейтенанта кольнула игла подозрительности. Ему вдруг вспомнился эпизод из истории революционного движения: однажды завербованный агент покаялся перед революционерами и заманил своего куратора в ловушку, где того и убили ударом лома[Именно так - ударом лома - 16-го декабря 1883 г. был убит подполковник Г. П. Судейкин, на квартире своего агента Сергея Дегаева.] . Эге, уж не притащил ли парень с собой товарищей? Не страшно… Сквер близ РСБ особый: здесь на углу бессменно дежурят два вооруженных шпика, а на фонарных столбах укреплены видеокамеры. Незамеченным не подберешься… Он окинул взглядом окрестные лавочки: ничего подозрительного… На дальней скамье примостилась старушка, у мраморного бортика стайка студентов попивает лимонад… Не запретишь ведь им по скверу ходить…. Ну-ка…
        Широко улыбаясь собеседнику - на этот раз с победным высокомерием - сыщик решил проверить догадку.
        - Здравствуйте, уважаемый Янек!
        - Здравствуйте! - в ответе не было иронии. Губы Янека побелели, он сосредоточился на одном: "хоть бы мне удалось!".
        - Эх, погода-то какая чудесная… - лейтенант блаженно закатил глаза - Птички поют… А знаете, поблизости открылся луна-парк, там фонтанчики плещут… Кафе работает… Может, зайдем и перекусим? Что здесь-то сиднем сидеть?
        "Если он кого-то привел, то идти откажется" - такова была затаенная мысль лейтенанта. И вправду, Янек отказался - поглощенный тем, что ему, предстояло, парень оцепенел. Встать со скамьи он уже не мог физически.
        - Д-да нет, с-пасибо… - процедил Янек, запинаясь.
        Такой ответ заставил Подлейшина еще раз пристально оглядеть окрестные скамейки. "Хм… Никого… Вот и студенты ушли… Да нет, просто это шок… Сидит, как пень, окаменел весь… Ничего, сейчас предложу ему план спасения его Наташи, и парень сразу оживиться.."
        - Я слышал, у вашей подруги какие-то неприятности… - участливо поинтересовался лейтенант - Может быть, наша организация могла бы вам помочь? Вы изучаете право, но некоторые тонкости в таком деле, возможно, упустили…
        - В-вот как?
        - О, да… Уверен, тут есть кое-какие лазейки… Их можно использовать! Я вам сочувствую и готов выручить…
        - Хм… Н-но вы же н-не просто так… предлагаете… п-помощь?
        - Почему же? Поддерживать правопорядок и пресекать необоснованные преследования - наша прямая обязанность. Вот запишите пожалуйста мой телефон, и надеюсь, что вы скоро убедитесь в нашей объективности… Думаю, история с Наташей - просто недоразумение… Все выяснится. Конечно, если вы лояльный гражданин, и настроены всеми силами защищать законность и порядок, то почему вам не помочь? В этом мы союзники, не правда ли? Ведь так, согласны?
        Оставалась сущая формальность: кивнуть и ответить "да". Подлейшин удовлетворенно отметил, с какой готовностью Янек сам полез в карман за авторучкой.
        - Да не стоит трудиться, у меня и своя есть… Вот, давайте, я вам продиктую. Потом вы мне напишете еще один малюсенький текст на бумажке, и…
        Янек, направив ручку стержнем к себе, а огнестрельным концом - в лоб Подлейшину, подвинул вперед ребристый металлический ползунок. Выстрела он не услышал. С удивлением Янек поднял глаза: уж не осечка ли? Тут он увидел на асфальте какие-то странные комья, подернутые, как ему казалось, черной дымкой…
        "Холодец? Кто же его тут опрокинул? Откуда ему тут взяться?"
        И только сейчас Янек понял: эти комья - мозг лейтенанта Подлейшина.
        "Черные мозги…" - подумал Янек - "Я не ошибся - он был реакционером! Да еще властным! По совокупности - медвежучий нелюдь. Значит, я стер с лица Мезли крупинку Зла, убрал действительного негодяя! Но как же так быстро? Как я вообще это смог? Всего лишь я - и убил целого РСБшника?! Их ведь считают неуязвимыми! Неужто вся государственная машина, что за ним стояла, не помогла ему? А может, это сон? Может, это гипноз, и я сейчас проснусь, а РСБшники будут смеяться мне в лицо? Нет… Вот он… Действительно мертв… Ничего сверхобычного не происходит. Значит… Значит и они смертны! Значит, даже их можно победить! Теперь я достоверно это знаю… С таким знанием умирать не страшно! Добро может побеждать! Если можно убить одного злодея, то можно истребить и их всех! А значит когда-то, кем-то, это будет сделано… Не все так безнадежно на нашей несчастной Мезле… И они тоже смертны! "
        Счастливая улыбка блуждала на губах затравленного студента. Ни один наркотик во всей галактике не мог бы дать ему той эйфории, что он испытывал сейчас…
        Он не видел сквера, не видел деревьев и фонтанов, не видел сыщиков, что опрометью, сбивая друг друга с ног, бросились от угла улицы к скверу, не слышал их криков. Сжимая зубами стеклянную ампулу, парень думал об одном: "Они тоже смертны!".
        И когда подбежавшие филеры схватили юношески тонкие руки мертвеца, их поразило выражение нездешнего блаженства на коченеющем лице Янека.

***
        - Шут вас раздери совсем! Где вы работаете? Нет, я вас спрашиваю: где вы работаете! В богадельне? Всех разгоню к свиньям собачьим! - бушевал Шкуродеров - Вас что, как статуи для украшения поставили там стоять?! Немедленно удостоверения на стол! Под суд пойдете! Сорву погоны!
        - Но кто этого мог…
        - Ты мог! И не предотвратил! Тебе что поручено: обеспечивать! Ты хоть крабом под скамейками лазай, мне плевать как ты это сделаешь, но ты обеспечивай! Вы… калеки чертовы… Слепо-глухо-немые что ли? Увечные?! Нам таких и даром не надо. На комиссию и немедленно под суд! Все, убирайтесь к чертовой матери! Пшли вон! Э, нет, погоди! Оба ждите в прихожей, мы с вами еще разбираться будем! Это вам так даром не пройдет!
        Кондратий Шкуродеров лютым зверем глянул на сыщиков-растяп. Втянув голову в плечи, они бесшумно покинули начальственный кабинет.
        "Черт побери! Кому теперь ехать в Горный Юрт? Чужому такое дело не поручишь… Эх, Подлейшин - Подлейшин… Как мы славно сработались… И вдруг такой финт! А этот щенок Янек… Ну и фанатик… А ведь я предчувствовал… Я ведь лейтенанта пре-ду-пре-ждал! Еще утром, в "Субмарине". Что в лоб, что по лбу… Какой-то глупый каламбур получается… В лоб он и выстрелил… Эксперты говорят: ручка стреляющая сделана в мастерских Союза Повстанцев… Это их стандарт. Ай да Сероглазый… Переиграл меня в первых же ходах. Вот это гамбит! Офицер за пешку. Ну как им удалось этого кутенка превратить в убийцу-смертника?"
        Вины своей и государства за случившееся - Шкуродеров, естественно, не чуял. Он валил все на сверхъестественные агитационные способности Сероглазого. Между тем, Рэд с Янеком даже не встречался, а Зернов сделал все для спасения парня. У Шкуродрова не укладывалось в голове, что государственная политика "закручивания гаек" за десять лет может сжать сознание обычного студента до взрывчатки, детонирующей столь мощно и разрушительно.
        "Что ж… произошло то что произошло. Теперь начнут копать, с кем Подлейшин с утра разговаривал, кто его видел. А видел нас с ним в "Субмарине" официант. Так что с официантом надо решать по-быстрому. Сегодня же вечером зайду, кофе попьем, и придется сыпануть ему. кулечек… из заветного сейфа. Естественная смерть, отек легких. Никто не догадается. Так, с этим понятно. Ну ладно, раз некому ехать, взрыв на рынке пока отложим… "
        Если бы Янек знал, что убийством лейтенанта Подлейшина он предотвратил гибель сотен горожан!
        "..Так. Иснабара я вызову через месяц, шифрованным письмом… Отправлю связника к Карзаму, в темную. Но переговоры связнику поручать нельзя - он не в теме. Исанбар приедет, мы с ним здесь, в Урбограде, обговорим условия… Но сначала придется разгребать случившееся. Смерть офицера РСБ не шутка, затронута честь мундира. Если Сероглазый ускользнет после такой дьявольской проделки - начальство меня, глядишь, свиней пасти отправит… "
        - Шкуродеров на связи! Ну что, эксперты завершили работу? Вызывай телевизионщиков. В общем, ситуацию подай так: междугородные ужасисты убили офицера РСБ, раскрывшего банду торговцев наркотиками. По заказу криминальных структур, угу. Так. Дальше. Всех сотрудников на склад, переодеть в штатское, и немедленно бросить на патрулирование улиц. Перекрыть все выезды из города: вокзалы, пристани, полустанки, автобусные стоянки. На всех дорогах расставить посты автоматчиков. Связаться с полицией и внутренними войсками. Завтра мы начнем серию обысков на квартирах, и не только подозреваемых в оппозиционности, но и связанных с ними лиц: родственников, друзей и так далее. Что? Переполох? Не обращайте внимания, сейчас это можно и нужно. Угу. Наша активность должна быть зримой. Всем раздать фоторобот Сероглазого, напечатать дополнительные тиражи, расклеить по улицам. Угу. И телефон доверия. И сумму в двести тысяч укажите, что мелочиться… Прочесать все подвалы и чердаки, заброшенные дома, садовые участки в черте города. Отчеты ко мне на стол.
        Положив трубку, начальник политического сыска углубился в сводку наружного наблюдения за Янеком. "Ага! После первой беседы с лейтенантом, по дороге домой, парень долго беседовал с каким-то водителем… Машина рядом притормозила. Номер автомобиля зафиксирован. Отлично! Владельца срочно найдем, и немедленно в камеру. Наверняка это повстанческий связник. А если даже и не связник…" - Шкуродеров ухмыльнулся - "Что ж, если это не связник, а обыски и проверки ничего не дадут - мы из него связника все равно сделаем. И выведем на процесс. Да и контакты его надо покопать… Авось знаком с кем-то из оппозиции: вот вам уже и раскрытый заговор. Начальство будет довольно: хоть какие-то результаты… "

***
        Репортаж об убийстве видел в "Криминальной хронике" отставник Игорь Харнакин, куратор силовой группы повстанцев. Случившееся было неприятным сюрпризом.
        "Вот черт… Кого-то шлепнули, свалили на нас, и сейчас начнется шухер по всему городу… Как там наши бойцы, под чужими документами? Не зацепит ли их полицейская сеть? РСБшники взялись основательно… Ну и переплет… Это нам всем большая проверка. Теперь не раньше чем через два месяца придется первый акт ставить, против Леньки Вурдалака… Мы-то хотели рассеять ореол полицейской неуязвимости, а тут кто-то пошел на убийство аж лейтенанта РСБ! И того круче… Такого не только убить - такого и выследить-то трудно… Кто же это сделал? Какие-то внутренние разборки? Или криминальные? Эх, проклятье - из их репортажей правду не выцедишь… Приписывают нам. Что ж, опровергать не будем! Но если все утихнет, а через два месяца вслед за жандармом отправится к праотцам банда полицая Лёньки, тогда горожане и вправду стряхнут с себя оковы страха, поверят в мощь повстанцев. Пережить бы эти месяцы… Ничего. Конспирация вполне герметична."

***
        Видел репортаж и повстанческий вербовщик Зернов. В отличие от Игоря, он знал предысторию убийства, и мог догадаться о мотивах Янека.
        "Эх… Ведь я ему дал все для выживания… Паспорт, деньги, инструменты, адрес… Ну какого же черта он решил покончить с собой? Очевидно, не готов был уйти на дно. Или уж так обозлился на этого Подлейшина? В любом случае, я чувствую вину за его гибель. Эх, надо было мне пакет раскурочить, ампулу и ручку не давать… Но кто мог знать его психологию? У меня и досье-то не было, все в спешке…"
        Артем Зернов пил умеренно и только в компании - но на сей раз до краев наполнил стакан коньяком. Музыкант сел за синтезатор, и заиграл тоскливую минорную композицию. Когда его жена вошла в комнату с сумкой в руке, она поразилась: по щекам неугомонного весельчака текли скупые холодные слезы.

***
        Братья Чершевские об убийстве не знали - телевизор они не смотрели принципиально. Потому и Рэд, скрывавшийся у них, не ведал о масштабной полицейской операции. Сейчас он сидел у зеркала и накладывал грим: операция "Генезис" завершена, из города пора уходить.
        Рукотворный рай
        (Рэд, братья Чершевские
        - Все бредни о "лимитах на революции" это мракобесная чушь. В духе лакеев из Розовой партии. - Рэд брезгливо сморщил нос, припомнив их дебильную писанину - Тут даже и обсуждать нечего. Никуда не делись причины революций - кризисы капитализма и вызываемые ими войны за передел мира. Причины в сохранности - будут и следствия. И не нам, революционерам, ужасаться по этому поводу.
        Заговорщик осторожно провел по щеке упругой нейлоновой кистью. Короткими мазками он принялся наносить на лицо грим. Вчера ночью конспиратор изготовил состав, а утром извлек из морозилки: светлый тональный крем, вязкая палевая гуашь, растительное масло. Подпольщик менял внешность и готовился к отъезду.
        Алексей Чершевский, закончив с делами в клинике, поспешил домой: он считал своим долгом проводить гостя. Сейчас, сидя напротив, он готовил возражения. Помешал звонок в дверь.
        - Привет, Алеша! - войдя в каморку, Николай положил на тахту увесистый сверток - Здравствуйте и вы, гость дорогой! Вот, принес все, что просили. Коробочка с тальком…
        - Благодарю. - Рэд оторвался от растушевки - Грим самодельный, на свету блестит. Припудрить надо. Тальк в самый раз.
        - Да, как я погляжу, вы из смуглого превратились в бескровного кащея. Плюс еще мешки под глазами…
        - Это от недосыпания - Рэд криво усмехнулся - Что, удалось ли достать парик в театральной лавке?
        - Вот поглядите… Тамбурованный, как и просили… Черные волнистые. Вихор упрямый торчит…. С вашим светлым ежиком - ничего общего.
        - Ну-ка, ну-ка… Дайте пощупать… Ой, спасибо! Парики с рынка ведь не годятся. А вот эти, плетеные на тонком тюле, в самый раз… Искусством постижера владеет не всякий.
        - Что ж, это все понятно. Но я в толк не возьму, на что вам сдался коричневый карандаш для бровей? Ведь волосы-то парика черные…
        - Уважаемый, родинка на щеке тоже не помешает. Чем меньше новый тип походит на ветхого, тем безусловно лучше.
        Собеседники рассмеялись.
        - Николай, а ведь ты своим приходом прервал рассказ нашего гостя. - нетерпеливо воскликнул Алексей - Он мне вчера обещал рассказать: как они планируют, в случае победы, избежать перерождения. Сейчас вот опять уверяет, что революция неизбежна. Но как они прыгнут от нынешней деградации к новому обществу? И не сорвутся ли при этом в пропасть?
        - Ну-ка, ну-ка… Мне тоже интересно, это ключевой момент!
        - Времени у меня мало. - Рэд говорил сухо и быстро - Буду краток. Итак, причины революций никуда не исчезли. Капитализм по-прежнему производит внутри страны товаров на 500 миллиардов, а зарплату работников платит 100. Это его сущность, иначе не было бы прибыли. Значит, товаров на 400 миллиардов продать внутри страны нельзя - не позволяет покупательная способность населения. Излишки товаров продают за границу. Но планета не безгранична - другие страны тоже хотят продать излишек товаров. Возникает столкновение интересов. Это ведет к борьбе за передел рынка Периодически противоречия доходят до мировых войн. У правителей хватит ума, чтобы не применить в будущей войне ядерного оружия, и воевать чужими руками - на границах, локально. Отсюда такие войны, как сейчас между Рабсией и Картвелией. Число таких войн постепенно растет, в них втягивается все большая часть населения. В условиях бед и лишений солдаты разочаровываются в патриотизме и в правителях, становятся революционными. Такие войны - первый источник революции.
        Николай кивнул в знак понимания. Рэд продолжил:
        - Другая причина: концентрация капитала. Двадцать лет назад каждый мог открыть ларек на улице, сейчас их вытеснили торговые центры. Мелкие мастерские вытесняются трестами… Вот вам второй источник недовольства - разорение мелких предпринимателей под напором монополий.
        Николай кивнул. Рэд продолжил:
        - Капитал сращивается с государством, подкупает чиновников. Конкуренция исчезает и из политики - вместо мелких партий правят "Единая Рабсия" и РСБ, остальные партии превратились в бутафорию. Против оппозиции начинаются гонения, недовольных преследуют за "крайнизм", отсекают активных граждан от возможности влиять на события в стране, и тем озлобляют их. Вот и третий источник революции: политическая диктатура одних и бесправие других.
        Рэд погляделся в зеркальце, откинулся на спинку кресла и продолжил:
        - Политическое бесправие переходит в бытовое: правители начинают диктовать подданным, как им одеваться, какую музыку слушать, во что верить. Начинается духовное порабощение масс пропагандой и церковью, работающими на власть. При этом грубо вторгаются в сферу убеждений каждого: например, заставляют атеистов вставать и подпевать гимн со словами о боге. В общем, проявляются черты тоталитарного режима, "нового средневековья". Под этим лежит исчерпание ресурсов и желание властей ограничить потребление простонародья, путем моральных и религиозных запретов. Но такие вещи озлобляют население куда больше, чем политическое бесправие - ведь они удавкой ложатся даже на тех, кто равнодушен к политике. Моральные и религиозные ограничения, абсурдные и выгодные только властям - проникают в быт, в стиль жизни каждого, вызывая всеобщую ненависть. Вот и четвертый источник революции.
        Подпольщик остался доволен новым цветом лица. Оставалось наметить бородку. Поставив на стол стаканчик с красителем, Рэд извлек из жилетного кармана сверточек собственных волос - он аккуратно выбирал подходящие в ту в пору, когда стригся на лесной заимке. Нарезав пряди, Рэд макал их в краситель и аккуратно раскладывал на бумажный лист, не прерывая нить рассуждений:
        - Итак, растет недовольство. Оно охватывает общество неравномерно. Сначала возникает узкий кружок передовых людей. Тут и выходцы из оппозиции: анархисты, социалисты, демократы. Тут и просто интеллигенты, критически мыслящие. Тут и вообще пострадавшие от режима. У всех разный уровень понимания, разные подходы. Репрессиями само правительство сплачивает их, загоняет в подполье и толкает на крайние методы борьбы, не оставляя легальных возможностей. Так возник Союз Повстанцев.
        - Далее… - поощрил Николай
        - У повстанцев формируется идеология. Она во всем противоречит правительственной, иначе бы к нам не шла оппозиция. У правительства идея такая: диктатура, капитализм, шовинизм, власть церкви и ненависть к революции. Значит, у нас должно быть: свобода, социализм, космополитизм, атеизм и революция. Так и есть. Это наши "пять принципов".
        Заговорщик. держа тюбик медицинского клея, наживлял на подбородок прядку за прядкой, от центра к краям. Концом расчески он прижимал волоски к коже, смазанной клеем, добиваясь надежной фиксации. Шевелить челюстью в такой ситуации было неудобно, речь стала чуть косноязычной.
        - Голых принципов недостаточно: надо понять глубинную причину бед. А она в скудости ресурсов и недостаточном развитии техники. Именно это и заставляет правителей жестко регламентировать потребление и поведение подвластных. Если эту причину не уничтожить, то все кончится просто сменой власти, и даже при победе Союз Повстанцев превратится в нового деспота. Значит, основной задачей надо поставить техническую модернизацию, внедрение новых технологий. По счастью, такие технологии сейчас созданы. Но монополии, правители и церковь сдерживают их внедрение, так это не в их интересах и приведет к краху рыночной системы, краху нынешней власти и краху религиозных иллюзий о мире.
        Рэд завершал наклейку волос. По мере приближения к скулам, пряди шли все реже, были все короче. Время от времени он обмакивал липкую расческу в растворитель, смывая засохший клей, и протирал ее ватой. Занятие было кропотливым и муторным, но результат - выше всяких похвал. Неделю назад в Урбоград вьехал смуглый заводчанин, сейчас из зеркала глядел рафинированный интеллигент с аккуратной бородкой-"якорем".
        - Итак, задача повстанцев - сломить сопротивление верхушки и внедрить эти новые технологии.
        - У горстки повстанцев не хватит сил на свержение правительства! - воскликнул Алексей.
        - У горстки не хватит… - кивнул Рэд - Но тут нам помогают тенденции нынешней системы. Если граждан постоянно кидают на фронты войн, отсекают от политики, преследуют за инакомыслие и силой навязывают нелепые идеи, то рано или поздно они взбунтуются. Любой, кому под кожу втыкают раскаленную иглу, а на шее затягивают удавку - обязательно взбунтуется! Несмотря ни на какие репрессии и законы против "крайнизма".
        - Стихийный бунт?
        - Да… Мы пытаемся просвещать массы, но силенок у нас и на это не хватает… Так что бунт будет стихийным. Но на пике этого бунта мы должны внести в него сознательность, дополнить его заговором. И превратить бессмысленный бунт в осмысленную революцию. На фоне бунта, отряды повстанцев организованно возьмут под контроль ключевые центры власти: дворцы правителей, телебашни, узлы компьютерной связи, казармы, арсеналы, вокзалы, и так далее. Как в Славном Семнадцатом.
        - Как я понимаю - заметил Николай - эта революция не совсем пролетарская?
        - Ударной силой стихийного бунта, по нашим прогнозам, станут наемные работники, пролетарии физического и умственного труда. Это большинство, которое угнетено сегодня. Сложнее с ударной силой ре-во-лю-ции… Революции, а не бунта…
        - То есть с активистами?
        - Да, с авангардом. Наши двери открыты для выходцев из всех классов общества. Никакой социальной дискриминации! В рядах повстанцев есть и богатые люди, и те кто сейчас вынужден работать в полиции, в аппарате, в бизнесе. Мы требуем от наших товарищей только одного - согласия с нашей идеологией. В Союзе Повстанцев нет разве что церковников - именно потому, что сама их идеология противоречит нашей. Мы принимаем всех, кто согласен с программой, будь он буржуа или пролетарий. Уж тем более нет у нас дискриминации по принципу нации или подданства - мы ведь космополиты.
        - То есть вам важно одно: работает данное лицо на реакцию или на прогресс?
        - Да. Тут не "классовая борьба", а борьба между Добром и Злом. Ведь властные реакционеры, те кто тащит страну в средневековье - это, объективно, злодеи! По результатам их действий. Злодеев мы караем сейчас, а в будущем истребим.
        Рэд одел на нос очки с простыми стеклами, в толстой роговой оправе: меняют лицо до неузнаваемости. Вдумчивое молчание слушателей поощряло его.
        - Злодеев правящих - крохотная горстка. Есть и злодеи помельче - обычные садисты и уголовники, прикрывшиеся погонами полицаев и статусом начальников. Нынешняя система их поощряет. А мы их караем, чем завоевываем симпатии населения. Возмездием заняты наши "группы действия". Набранный таким образом авторитет как раз и позволит нам лидировать в будущем бунте. Массы увидят в нас защитников задолго до восстания.
        - Логично, что и говорить - протянул Алеша - Итак, боевые отряды Союза Повстанцев на фоне бунта захватывают центры власти, берут власть в свои руки. И, как мы вчера говорили, принимают законы и планы, помогающие внедрению новой технологии. Я верно понял? Это как план электрификации, в Славном Семнадцатом: был принят в первые же годы после революции. Так?
        Рэд кивнул.
        - Революционеры прошлого, сто лет назад, внедрили ту технологию, которая у них была - электростанции, ЛЭП, энергосистему. Строили новейшие заводы по иностранным образцам. С этим они справились. И многие проблемы были решены. Но технологии, которая могла бы освободить массы от труда и дать каждому по потребностям, у них не было. Просто не было. Нельзя внедрить то, чего нет. Развитие революции тогда уткнулось в отсутствие технологии, и революция переродилась. - Рэда затянул паузу, перед тем как высказать ключевой аргумент - Другое дело сейчас. Такая технология имеется, как опытный образец. А способность внедрять технику по готовым образцам, при современном производстве возросла тысячекратно - уже не потребуется для этого осваивать непроходимые нежилые районы, прокладывать в тайге железные дороги, электросети, налаживать компьютерную связь. Это все уже есть, а на такой базе строить новое куда легче.
        - Вы говорите, технология быстро внедрится, поскольку уже построена инфраструктура… - заметил Николай, писатель и гуманитарий - Я хотел бы дополнить: быстрее пойдет и просвещение масс. Сто лет назад учителям приходилось ехать в глушь создавать ликбезы… А вы, сегодняшние революционеры, способны поднять уровень масс за год или два, используя компьютерную сеть. Просто издав декрет об отмене всех ограничений доступа к информации, принятых прежним режимом. Сделать информацию общественной собственностью, смести все барьеры на пути к ней, как политические так и коммерческие… С компьютерной сетью, эта задача решается одним революционным декретом.
        - Вы совершенно правы. - кивнул Рэд.
        Он одел встрепанный парик на коротко стриженую голову и принялся расчесывать.
        - М-да, барьеров правительство установило много - подал голос Алексей, уводя разговор чуть в сторону - с 4002 года в Рабсии ввели предварительную духовно-полицейскую цензуру над сетью.
        - Это и привело к тому, что подполье сейчас для связи использует лишь тайники и связников-курьеров, а не сеть. - заметил Рэд - Раньше у многих и в голове не умещалось, что децентрализованную сеть могут так зажать в одних руках. Логика нового средневековья, ничего не попишешь - чтобы навязать массам абсурд, контроль над информацией должен быть тотальным. Но нет худа без добра! Если управление сетью собралось в немногих узлах, то узлы эти можно штурмовать! Отряды повстанцев смогут взять их под контроль так же просто, как телебашни и редакции газет. Технически сеть была перестроена еще в 4002-м, сейчас она предельно централизована. Захватив эти пункты и перебив цензоров, можно использовать сеть для просвещения - пресекая разве что контрреволюционную пропаганду. Централизация, как видите, палка о двух концах. У нынешних правителей в сети свобода только для мракобесов, а у нас будет - для всех, кроме мракобесов.
        - Постойте - недоверчиво возразил Алексей - Если нынешнее правительство зажало сеть в своих руках, то почему мы должны верить вашему новому? Это не только информации касается. Вопрос шире: что вам поможет избежать перерождения? Ведь был уже негативный опыт. Да, революция в Славном Семнадцатом многого добилась, превратила страну в индустриальную. Но ведь потом революционеров сменили бюрократы, они растащили собственность по своим карманам и революция умерла. Почему при вас будет иначе? Это же главнейший вопрос. Я вам вчера его задавал, ответа так и не услышал.
        - Сейчас я вам отвечу. - Рэд сделал отстраняющий жест ладонью - Прошлая революция переродилась потому, что не было технологии, позволяющей преодолеть скудость. Возникала нехватка благ, нужен был распределитель, им стал чиновник. Какое-то время по инерции он играл прогрессивную роль, а затем началось гниение, деградация, распад.
        Подпольщик взглянул на часы: для беседы время выкроить еще можно. Он поуютнее расположился в кресле.
        - Что будет в этот раз? Мы уже говорили: внедрять новую технику на современной базе намного проще, чем сто лет назад. Более того, часть мощностей первых
3D-станков переключат на производство деталей для таких же машин, то есть на саморепликацию.
        - Это означает не линейный рост, а рост по экспоненте. - понимающе отметил Николай.
        - Верно. Потому для внедрения новой технологии понадобится не сотня лет, а от силы лет двадцать. Проблема в том, чтобы за этот короткий период авангард не переродился, не утратил способность и желание модернизировать производство. А уж после этой модернизации, гос. аппарат в прежнем его виде станет излишним. Когда благ вдосталь, не нужен чиновник-распределитель.
        - До этого еще дожить предстоит! - перешел в атаку Алексей - А ведь сразу после революции вы окажетесь в том же мире скудных благ и ресурсов. "Гонку свою продолжали трамваи, уже при социализме" - какой ошибочный взгляд! Трамваи, увы, будут ехать в том же мире что и до переворота - в мире, где всего не хватает. По мановению волшебной палочки новая техника не появится на второй же день.
        - Вы правы - заметил Рэд - В день переворота изменится только одно: вектор движения общества. Новые законы и декреты развернут общество от деградации к развитию, сознательно поставив эту цель.
        - Значит, потребуется переходный период. А что, в этот период государством будут управлять ваши активисты, или все граждане путем референдума? Или будет власть общих собраний? Как себе это представляете?
        - На массы особо надеяться не стоит - вздохнул Рэд - И вот почему. Революционеры прошлого напрасно представляли и конструировали всех по образу и подобию своему. Все люди разные! У многих интересы и воля сосредоточены на искусстве, технике, философии, спорте, различных хобби, а вовсе не на политике. И никак не сделать из них - нас. И не нужно этого делать: ломать их через колено, загонять на собрания силком. Хотя просвещение и необходимо. Но просвещение воздействует лишь на ум, а участие в политике - вопрос направленности воли. Воли, а не ума, понимаете?
        - Однако ж взбунтуются они солидарно!
        - Массы быстро вспыхивают и быстро остывают. Для бунта они сплотятся поневоле, в экстремальной ситуации войны и кризиса. Но политическая борьба для них не поглощающая страсть, а лишь временное состояние. Устойчиво они хотят только одного: жить нормально.
        - То есть удовлетворения материальных и культурных потребностей, да?
        - Угу. Их общественная активность в период бунта - вынужденная. А значит, кратковременная. После исчезновения условий, которые их сплачивали, массы сразу распылятся на единиц. На индивидуумов. Ничего не попишешь. Воспитание у всех разное, к политике тянется меньшинство.
        - Хм… Распылятся… А какой же социальный "движок" будет толкать общество к техническому развитию?
        - Я убежден, что таким "движком" станет кадровое ядро Союза Повстанцев. - произнес Рэд - Это лишь мое мнение, а выходцы из анархистов выше оценивают способность масс к самоуправлению.
        - Нам именно ваше мнение интересно - поощрил Николай Чершевский
        - Я-то уверен, что общинная сплоченность безвозвратно ушла в историю. Лучше нам исходить из разнообразия - оно ведь факт! Да, каждый следует своим интересам, но интересы-то эти разные… Условия воспитания были разные у всех. И вот есть немногочисленная категория лиц, интерес которых состоит в альтруистическом служении обществу. К нам в Союз Повстанцев, как я уже говорил, вступают богатые люди, жертвуя своим прежним положением, идя под пули, под угрозу ареста, всем рискуя, бросая деньги и силы на революцию. Что ими движет?
        - Хм… Тоже своеобразный интерес…
        - Именно! Интерес! Хоть и не шкурный экономический - но и не "чисто духовный".
        - Понимаю… Любая идея это обобщение чьих-то материальных нужд, она имеет корни в материальной жизни, воспитана бытием.
        - Это так. Но для некоторых лиц абстрактный всеобщий интерес становится их личным интересом. Перевесив шкурные соображения.
        - Таких вы и отбираете целенаправлено в кадровое ядро, как я понял?
        - Верно! Мы сознательно отбираем тех, кто готов всем - богатством, здоровьем, жизнью - пожертвовать ради блага других. И знает, что это благо может дать лишь внедрение новейшей техники. Уже сейчас кадровое ядро представляет собой орден фанатиков, отказавшихся от семьи, детей, богатства. Все имущество в этом ордене принадлежит организации.
        - Надеюсь, вы не вздумали навязывать этот аскетизм обществу?
        - Конечно нет! Мы приняли его лишь для себя. Только единицы из миллионов могут жить так, и находить в этом удовольствие. Но вот им-то и предстоит стать будущими лидерами, при успешной революции.
        - Так, психологически понятно. Но как они удержат этот огонь альтруизма? Вы предлагаете положиться на их психологию? На честность и порядочность? Ненадежно и неубедительно.
        - Не забывайте: психология пристегнута к организации. Как только данный активист уклоняется от ее программных целей и этических норм - его изгоняют прочь. А его место занимает другой. Именно так абстрактная идея может править реальными людьми. Через механизм организации, записавшей идею в программу и устав. На период скудости и грызни за ресурсы, мы впишем в устав ограничение: член Союза повстанцев не будет иметь права получать зарплату больше средней по стране, независимо от должности.
        - Это было у Илича Нелина и его партии. Но продержалось недолго. Через 20 лет произошло перерождение, через сто лет - крах.
        - Крах вышел в том числе и потому, что новые поколения чиновников имели семьи, детей. И мечтали растащить гос. собственность чтобы оставить эти богатства в наследство детям. Мы учли этот мощнейший фактор разложения. Мы предотвратили его. В кадровом ядре введен обет безбрачия и бездетности. В этом мы копируем церковников, наших противников - отвергая их цели, заимствуем их структуру. Наше ядро это военно-монашеский орден, с тою разницей, что служит он не вымышленному богу, а материальным интересам человечества.
        - Но ведь в руководство такой организации может проникнуть негодяй. - возразил литератор - Таким был Юзеф Слатин, истребивший репрессиями всех соратников Нелина. Путем ряда интриг он убрал от руководства своих противников, а потом началось: привилегии чиновникам, шовинизм, восстановление погон, чинов и вицмундиров, запрет абортов и разводов, замирение с церковью, ну и так далее. Оказывается, он тайно восхищался многими чертами прежней Рабсии, и восстановил их при первой возможности. Хоть и не полностью. А все же успел нанести огромный ущерб революции. Как с этим быть?
        - Мы учли опыт прошлого. Управленцев, с учетом развития средств связи, сегодня требуется меньше, а требования к ним могут быть куда строже. В Центральном Совете коллективное руководство, единого вождя там нет. А наша система фильтров исключает проникновение туда негодяя. Что мы сделали? Мы использовали прибор, о котором сто лет назад никто и понятия не имел. Цифровой детектор лжи.
        - Я слышал, профессиональных революционеров на нем тестируют. Уже сейчас.
        - Именно. Мне тоже пришлось через это пройти. Там комплексно изучают пульс, давление, дыхание, кровенаполнение сосудов, электрическое сопротивление кожи, нервный тремор, фонограммы голоса, мимика. Все это оцифровывается и анализируется компьютерной программой.
        - А что спрашивают при тестировании?
        - Зачитывают ряд слов и фраз, связанных с реакционной дрянью. С шовинизмом, ксенофобией, монархией, официальной религией… Отклик организма, даже на подсознательном уровне, должен быть резко отрицательным. Понимаете, рефлекторное отторжение всего этого дерьма! Если этого нет, кандидата изгоняют. Сто лет назад подобной техники просто не было на вооружении революционеров. Сейчас она у нас есть.
        - Это все полумеры. - махнул рукой упрямый Алексей - Безбрачие, аскетизм, партийный максимум, наследование личного имущества организацией, детекторы лжи, коллегиальность руководства, строгость отбора… Полумеры.
        - И вправду - Николай вступился за брата - Я допускаю, первое поколение "ядра" будет ненавидеть реакцию, оно ведь выросло в борьбе с ней. А второе поколение лидеров - пусть и набранное по идейному принципу - уже не будет проникнуто духом борьбы, и станет заученно повторять остывшие догмы программы. А следующие поколения чиновников осознают свой коллективный интерес и опять затормозят развитие техники, чтобы их государство не сдали в музей за ненадобностью.
        - Некоторое время такая система потянет, движком послужит. А потом, рано и ли поздно, мотор начнет остывать. В этом вы правы. - спокойно согласился Рэд - Потому и нельзя раздавать в истории абсолютные гарантии. Так шарлатаны делают. Вопрос лишь в одном - удастся ли, за жизнь одного-двух поколений, реконструировать производство. Если да - то в новой реальности, где всем всего хватает, "ядро" будет уже застраховано от перерождения в силу других причин.
        - Каких же?
        - Во-первых, новый способ производства не требует прежней чиновничьей машины. Тут нужны скорее инженеры и сетевые модераторы, чтобы наблюдать за безопасным использованием 3D-станков. Поневоле органы государства превращаются в органы технического администрирования, и управляют больше технологией, чем работниками. Исчезает вынужденный труд. Нет фабрик - нет и фабричной дисциплины. Погонщик не нужен свободным творцам, пользователям 3D-автоматов.
        - А кроме этого, возникнут какие-то факторы сдерживания?
        - Да. Такой фактор - изобилие, порожденное новой техникой. При изобилии власть не дает привилегий. У всех и так все есть, технически каждый может получить любой нужный продукт в любой момент. В таком обществе у чиновника - вернее, у инженера-модератора, лишь одно отличие - обязанностей больше, хлопот больше. А материальные возможности так же безграничны, как и у всех остальных. Кто в таких условиях пойдет на эту должность? Да только альтруисты! Кроме того: раз нет бедности, исчезают социальные корни для преступности. Да и вообще государство нужно для распределения скудных благ, а где нет скудости - не нужен и распределитель с дубинкой.
        - Убедили… Если удастся вам проскочить переходный период, если технические новинки будут внедрятся быстро - вы достигните общества, где риск перерождения сведен к нулю.
        - Именно. А если технологическая революция забуксует - горько вздохнул Рэд - то мы откатимся назад. И рано или поздно возня вокруг дележки скудных благ разъест наш революционный Орден. Итак, все дело в технологии и в скорости ее внедрения. Эх, если бы мы имели возможность сократить переходное время хотя бы лет до десяти… Тогда я бы мог ручаться за успех… А при нынешней ситуации в науке и технике, перерождение не исключено. Об этой опасности мы помним, и потому безусловных гарантий не даем.
        Молчание после этих слов длилось долго. Рэд не знал и не мог знать, что Никита Доброумов, сегодня утром решивший порвать с РСБ и искать дорогу к повстанцам - на пути как раз к той новой технологии, что поможет сократить "переходный период" в десятки раз. Саморазмножающиеся роботы с бактерию размером, их сетевая связанность и способность синтезировать молекулы из атомов - это был качественно-новый виток развития техники, по сравнению даже с 3D-принтерами, не говоря уж о конвейерной индустрии. Но Рэд сказал то, что знал. Он был честен и не сыпал обещаниями направо и налево. Революция могла кончиться как перерождением, так и победой нового строя, рукотворным раем. Все решала технология и период ее внедрения.
        - Что ж… Понятно… - протянул Алексей - Целый ряд паллиативных мер против перерождения вы предусмотрели, о его опасности не забываете. Но поскольку все упирается в скорость модернизации технологий, то абсолютных гарантий не раздаете. Наверное, их в истории и быть не может. А в случае успеха, каким вы видите общество будущего? Ведь у многих слово "коммунизм", к примеру, ассоциируется со словом "казарма", а "равенство" они мыслят как принудительное…
        - "Коммунизм" мы понимаем как строй, где каждый получает "по потребностям" за счет развития новой техники и изобилия благ. Ничего больше мы в это слово не вкладываем. Ни уравниловки, ни принудительной солидарности. А "равенство" для нас
        - это равный доступ к новой технике. И только.
        Рэд решил подробнее раскрыть эту мысль.
        - Важно предоставить каждой личности доступ к безграничным ресурсам и мощнейшим технологиям, а уж как его использовать: какую одежду, мебель создавать, какие книги читать, что исследовать из тайн природы - должна решать сама личность. Интерес ее понятен: удовлетворение материальных благ, а на этой основе и культурных потребностей. Но потребности у каждого разные, оригинальные. В этом и цель нового строя: дать возможность каждому конструировать и создавать для себя продукты, какие он сам хочет. Никакого стандарта, ранжира и обязаловки. Никакой казармы. Цель не в том, чтобы всех одеть в униформу и построить в колонны. Цель в том, чтобы каждая личность могла удовлетворять именно свои неповторимые запросы, сложившиеся с детства, в ходе воспитания, под влиянием тысяч причин. Бывает единственно верный, научный метод мышления - но не бывает единственно верного стандарта для ложек и ковров, ботинок и брюк. Используя личные 3D-станки, каждый будет творить свое, то что ему нравится. Без вмешательства государства и общества. Если всем всего хватает, то чем меньше вмешивается общество в жизнь индивида, тем
лучше.
        - Вот как? - хмыкнул Николай - Очень индивидуалистический коммунизм! Не похоже на движения прошлого…
        - Все прошлые движения подсознательно исходили из нехватки ресурсов и благ. А дальше разница была уже в мелочах. Анархисты хотели, чтобы скудные блага распределяла община, социалисты считали справедливым государственное распределение, а либералы надеялись на "невидимую руку рынка", которая раздаст всем по труду. И то, и другое и третье - разные варианты ограничения свободы. Ограничена она не устройством общества, а беспомощностью перед природой, неразвитостью техники и производства. Это куда сильнее ограничивает, чем любой юридический кодекс. Вот это-то, главнейшее ограничение, все политики прошлого молчаливо признавали вечным. - и тут Рэд, сухой логик, вдруг заговорил мечтательно и вдохновенно: - Мы ставим его под сомнение! Наука и техника способна преодолеть скудость, освоение космоса и океана избавит от исчерпания ресурсов. Представьте общество, где всем всего хватает, труд автоматизирован. Гражданин такого общества
        - собиратель даров техносферы. В этой экономике не нужны деньги. Здесь личность творит тот вариант счастья, который ей нравится. Личности нравится, понимаете - а не диктуется общиной, государством и рынком.
        - Как же без контроля?… - неуверенно начал Николай
        - Контроль тут нужен разве что в особых случаях: скажем маньяк пытается заказать на 3D-принтере атомную бомбу. Но с такими попытками справятся инженеры-модераторы, лишив дурака технической возможности вредить. А по мере роста культуры масс, исчезнет нужда и в модераторах. Наша цель - это максимально свободное общество, "наибольшее счастье для наибольшего числа граждан". Или, как говорил Доброцкий, "укрепление власти человека над природой и уничтожение власти человека над человеком".
        - Помню, вы мне эту фразу цитировали в первый день нашего знакомства. Но тогда это был голый лозунг, а сейчас вы развернули мне перспективу. Я понял вашу тактику и стратегию. А ведь и в будущем обществе без разногласий не обойдется?
        - Конечно! - лихо подмигнул Рэд - Без них нет развития. Но это будет борьба за свое мнение, за свою научную гипотезу, за свой эстетический вкус. Под ней не будет корыстной подкладки, и непримиримого конфликта интересов. В развитии целого, в познании истины тут одинаково заинтересован каждый спорщик. Это ведь не драка за кусок.
        - Что ж… Выходит, Союз Повстанцев хочет своей революцией вырвать научные открытия у нынешней гнилой реакционной власти - как древний титан вырвал огонь у богов, чтобы дать его людям?
        - Верно. И воздвигнуть на Мезле, путем внедрения новых технологий, рукотворный рай. Не вымышленный, не религиозный - а вполне материальный, доступный каждому. Это в наших силах.
        - Величественная задача… Задача планетарного масштаба… Но позвольте, вы ведь действуете только в Рабсии…
        - Вы плохо информированы - улыбнулся Рэд - Впрочем, при нынешних стенах цензуры, это не ваша вина. В других странах идут сходные процессы, и там наши единомышленники не менее активны. Мы не зря говорим, что мы космополиты. В Центральный Совет входят уроженцы всех регионов планеты. И для каждого из нас главный враг - реакционеры "собственной" страны, ведь именно по ее территории проходит его участок фронта. А в случае победы - именно "его" страна станет плацдармом и базой для развития революции в мировом масштабе. Для нас разные страны - это не "родины", а лишь территории. Плацдармы для реализации идеи. Мы не влюблены в кусочки, обмотанные проволокой границ. Понимаете, мы патриоты планеты, патриоты человечества. А по отношению к нынешним государствам - мы космополиты. Нам плевать на патриотическую демагогию правительств. Казенный патриотизм лишь рычаг в их руках. Мир един. Сейчас он движется на всех парах к пропасти исчерпания ресурсов. Слепые оптимисты делают вид, что все идет нормально, ретрограды-пессимисты кричат: нажмите стоп-кран поезда, притормозите прогресс, ограничьте потребление! Но
остановка приведет к тому, что поезд медленно покатится на дно той же пропасти: ограничения сдерживают не только "безумное потребительство", но и научное творчество, способное вытащить нас из ловушки. Быстро или медленно, существующие ресурсы все же исчерпаются. Выход один: с помощью техники разогнать поезд прогресса до огромной скорости, чтобы он мог перепрыгнуть через пропасть! Приделать к нему крылья! Тогда спасемся. Исходов всего два: научный и технический прогресс, освоение океана и космоса - или же деградация и гибель от исчерпания ресурсов. Политическая революция расчистит дорогу для технического прогресса - и тем спасет человечество!
        Устыдившись неожиданного пафоса последней фразы, которую могли принять за самовосхваление - в то время как Рэд говорил больше о товарищах, чем о себе - подпольщик смущенно улыбнулся, и прибавил:
        - Вот так. Ни больше ни меньше…
        Братья раздумывали: в словах гостя была определенная логика, они поняли ее. Между тем, Рэд решительно поднялся с кресла. Он внимательно осмотрел книжные полки и тахту: никаких следов пребывания, ничего здесь не оставил. Что ж. Время. Пора уходить.
        - Ну ладно, спустимся с этих небес - произнес он, протирая очки - спасибо вам огромное за помощь, за приют. Надеюсь, я не очень обременял вас все эти шесть дней.
        - Что вы… - добродушно улыбнулся Николай Чершевский - Напротив, я у вас в долгу. Наши беседы дали мне пищу для нового романа. Помните, я говорил вам? Фантастического….
        - Вот как? - Рэд несколько даже опешил - Я польщен…
        - Просьбы ваши тоже не обременяют… Костюм вам купил без труда, какой просили…. Вы, я вижу, мастер конспирации. А цвет глаз вот изменить не удастся - шутливо продолжил писатель - Хотя очки с простыми стеклами я принес. Роговая оправа, без сомнения, меняет ваше лицо, а глаза-то прежние… Тут уж ничего не поделаешь.
        - Ошибаешься, братец - возразил доктор Алексей - Продаются и контактные линзы, позволяющие менять цвет глаз. Правда, они дороги. Товар для богачей.
        - Кстати о богатстве - нахмурился Рэд - Тех денег, что я вам дал, хватило? Очки и косметика дешевы, а вот костюм… В связи с войной все дорожает, в том числе и одежда.
        - Нет, на этот костюм цена приемлемая… Товар вы указали неходовой. У молодежи классика не пользуется спросом. Хотя Медвежутин снова обмундировал учащихся в форму, но вне школы и университета они по-прежнему предпочитают яркие тона. А тут такое: размер для молодого, цвет и фасон для взрослого… Торговец не дорожился, рад был что взяли.
        - Мой персонаж, по легенде, молодой успешный аспирант, всего добился сам, тщеславен и гордится заслугами. Жаждет признания. Я, знаете, даже для эпизодических превращений продумываю мелочи. Не только внешность и походку, но и психологию. Учебники по актерскому мастерству читал с увлечением. Подойдет именно тот костюмчик, что я описал. Так-с… Можно взглянуть?
        - Вот, пожалуйста… Классический черный. Шелковая белая сорочка. Ботиночки стильные, с претензией. Галстук легкомысленный, как просили, пестренький. Не забыл даже запонки… Ну и плоский чемоданчик-дипломат очень подходит к вашему образу.
        - Дом кладут по кирпичу, а роль… Впрочем, это не мои слова. А то вы их, чего доброго, впишете в роман… - пошутил Рэд, переодеваясь. Разгрузочный жилет с набором выживания он надел под широкий пиджак.
        - Нет, серьезно - пригладил круглую бороду Николай Чершевский - То, что вы мне рассказали в эти пять дней, начиная от психологии личности и кончая прогнозом о рукотворном рае - настолько цельно и закончено, что я пожалуй выведу героя, на Вас похожего… В будущей книге…
        - Ну, спасибо. - Рэд даже прижал руку к сердцу, от избытка чувств - Вы решили мне подарить бессмертие… Ведь для нас, материалистов, оно в памяти других. В том следе, который личность оставляет после себя в истории.
        - Да, в этом смысле, писатель волшебник. - весело откликнулся Алексей. - В отличие от нас, докторов, он способен дарить вечную жизнь… Свом героям, естественно.
        - Будьте осторожны - напутствовал Николай Чершевский
        - Николай, уж коль скоро я попаду на острие вашего пера, то смерти мне бояться нечего…. - Рэд теперь и улыбался по-иному, он без остатка растворился в образе самоуверенного аспиранта - Сейчас выключу "Пелену" и положу ее в карман. Потом вы откроете дверь, и я исчезну. Но хочу сказать напоследок: искренне рад, что нашел здесь приют и провел эти дни в вашем обществе. Прощайте, дорогие!
        Он окинул взглядом тесное книгохранилище, массивные дубовые шкафы, узкую тахту и неказистый письменный столик, за которым ключевые игроки будущего подполья обсуждали тайные дела. На краю столешницы лежала черная коробочка "Пелены".
        Уход
        (Рэд, бессмертие)
        Толкнув обшарпанную дверь подъезда, Рэд впервые за шесть дней очутился на улице. Свет, тепло, звуки и краски мира с такой силой нахлынули на него, что с непривычки заговорщик опешил и остановился как вкопанный. Щурясь от нестерпимо ярких лучей, он оглядел двор. Кажется, ничего подозрительного. Безлюдье. Тишь. Буйные раскидистые деревья шевелят кронами под ветром. В живительной тени, у качелей, беседуют мамаши, покачивая коляски с детьми. Заперты и мертвы автомобили на парковочной площадке. На асфальт уже легли кое-где желтые листья. Подпольщик судорожно перевел дух. С непривычки кружилась голова. Он сощурил глаза, жадно вбирая новые впечатления - недельное затворничество обострило чуткость к природе. Городское небо, в легких перистых облачках, радовало его также остро, как синий купол над Урбальскими горами. Оно казалось живым и ласковым. Даже тонкие черные нити проводов, перечеркнувших лазурь, не портили впечатления. Придя в себя, подпольщик неторопливо двинулся вдоль исписанных стен, миновал футбольную площадку: там сейчас не звучали удары мяча и ребячьи голоса. Он прошел под арками, крашенными
желтой охрой. Пересекая спокойный проулок, Рэд оглянулся по сторонам, еще раз убедился: слежки нет. Шел он через дворы, избегая людных мест, оглядывал дворовые скверики, и поймал себя на том, что тревожится за судьбу этих зеленых оазисов: ведь рано или поздно варварская "уплотнительная застройка" доберется и сюда… С элегической грустью, смешанной с радостью от чудной картины, подпольщик любовался маленькими фонтанчиками, роскошными бархатными цветами на клумбах, алыми гроздьями рябин. У него вдруг возникло щемящее чувство, будто он любуется природой в последний раз.
        Усилием воли прогнав нелепое предчувствие, Рэд зашагал вперед. Покинув уютные дворики, он направился к шумному перекрестку городских магистралей - туда, где высились две старинные высотки, все в гипсовых завитушках. Вой моторов, рев сигнализаций и звуковых сигналов, трепетание горячего воздуха, гул людских голосов и суета прохожих - помогли подпольщику преодолеть разнеженность.
        Сосредоточенно оглядывая широкие тротуары, Рэд примечал неладное: у обочины примостилась патрульная машина, и тройка полицаев с автоматами наизготовку проверяла документы у водителей легковушек. Поодаль, близ полицейской будки, занял пост кинолог с собакой, а внутри за стеклом виднелись автоматчики в бурых касках. На стороне, где пролегал его маршрут, вооруженных стражников не было - но в толпе у остановки наметанный глаз конспиратора сразу выделил нескольких мужчин в черных отглаженных брюках и белых рубашках. Дюжие молодцы походили друг на друга как близнецы: короткая, по-уставному опрятная стрижка, начищенные тупоносые ботинки единого фасона, крепкое телосложение, лица незаметно-стертые. Именно по нарочитой неприметности Рэд и засек их. "Это не полиция" - понял он - "Это РСБ. Причем не служба наблюдения. Очевидно, всех сотрудников кинули на патрулирование улиц. Крупная операция. Скорее всего, охота идет за мной."
        Заговорщик лениво прошествовал мимо остановки, качая в руке чемоданчик. В любой момент он был готов подорвать "Пелену" в кармане, а вслед надкусить ядовитую ампулу. Ух… Кажется обошлось… Тех, кто шикарно одет, полицаи трогать боятся - мало ли какие связи у задержанного. Но ведь это РСБ, могли и задержать. Очевидно, маскарад и грим сделали свое дело. Вьехал в город загорелый, светлорусый, небрежный "мастер химкомбината" - уходит бледный и щеголеватый черноволосый аспирант, облеченный в классический костюм. Молодой всезнайка в претенциозном галстуке, с узенькой бородкой-"якорем"…
        Итак, не задержали. Теперь проверим, увязался ли хвост…
        Рэд неторопливо поднялся на высокое железное крыльцо магазина бытовой химии. Даже в этот момент заговорщика не оставила ирония. Он хмыкнул: хозяева магазина, дабы пластиковая дверь не захлопнулась, прижали её зеленой мусорной урной, лавочку отнюдь не украшавшей. Взойдя по ступенькам, Рэд глянул вниз: тротуар был как на ладони. Худшие опасения подтвердились: один из безликих следовал за ним.
        "Черт, и откуда берутся такие одутловатые рыла с пегими ресницами." - выругался про себя заговорщик - "В чем же мой прокол? Выгляжу пристойно. Слишком улыбчив и роскошен, видимо. Похож на иностранца? Так, начинается… Посмотрим еще, для верности".
        Он быстрой походкой проследовал в торец торгового зала, медленно развернулся. Выбирая у полки мелочь - медицинский клей, школьные акварели, ватные тампоны и перчатки для мытья посуды - он украдкой посматривал на соглядатая. Здоровенный бугай, обливаясь потом, бестолково скитался меж рядов, ничего не покупая. Все ясно, денег на оперативные нужды патрульным не выдали, срочно бросили на улицы весь состав….
        Теперь, когда Рэд уверился в наличии слежки, им овладел мальчишеский азарт - "Ну, даже лучше, что это произошло здесь. До ближайшей точки пятьдесят шагов". Две точки, для ухода от слежки, были намечены и оснащены Рытиком заранее, они входили в стандартный план отхода, которым Рэд и воспользовался.
        Сунув покупки в карман, он вальяжно и неторопливо вышел из магазина и направился вниз по тротуару, к химчистке за углом. Миновав торговок цветами и свернув, Рэд мгновенно ускорил шаг. В салон химчистки почти вбежал, и при такой жаре сбившееся дыхание скрыть не удалось - но это было и не нужно. Сконфуженно улыбнувшись, Рэд обратился к девушке за барьером:
        - Скажите пожалуйста, где здесь туалет?
        Приемщица была снисходительна: ишь как запыхался прохожий, видно нужда неотложная
        - и быстро указала на служебный вход. Юркнув туда, Рэд уверенно поднялся на второй этаж - он хорошо изучил планировку - зашел в кабинку уборной и запер дверь изнутри. Открыв зеленый шкафчик, подпольщик извлек оттуда драный дерюжный мешок - три часа назад его принес пенсионер Торопов, по указанию Рытика - и быстро вынул оттуда новый костюм: изодранные лохмотья бродяги. Там же лежал театральный парик (буйные грязно-седые космы), и длинная широкая накладная борода, столь же неопрятная.
        Быстро натянув перчатки, Рэд переоделся, открепил спинку жилета, извлек капроновый тросик с карабинами и положил на подоконник. Затем Рэд небрежно посадил на медицинский клей новую шевелюру. Пальцем он быстро растер на щеке голубую акварель, по краям смазал желтым, стушевав края мазни внутрь и наружу, а в центре ватным тампоном нанес алые пятнышки. Синяк вышел знатный: трехдневный, буро-зеленый, с кровоизлиянем. Рэд глянул в мутное зеркало: теперь там отражался не щеголеватый молодой аспирант со стильной бородкой-"якорем", а чумазый рваный алкоголик-бродяга с фонарем под глазом, заросший спутанными волосами.
        - Ух ты… Страсти-мордасти! - не сдержавшись, заговорщик бросил реплику вслух.
        Сложив прежний шикарный костюм в чемоданчик, Рэд лихо вышиб кейсом стекло в уборной, сбросил конец длинного троса в колодец хоз. двора, а другой конец веревки укрепил на батарее отопления. Спустившись вниз, на гаражную крышу, заговорщик спрыгнул в пустой сквер. Там он выбросил кейс в колодец, и поплелся к помойке - шаркая ногами, пьяно покачиваясь.
        Сосредоточенно роясь в отбросах, Рэд украдкой зыркал по сторонам. Он видел, как безликий детина пулей выскочил из химчистки. Шпик заполошно метался по двору, его потная рожа раскраснелась, она сияла как медный самовар. Наконец, став от Рэда в пяти шагах, охотничек вынул мобильный телефон и бросил в трубку: "Ложная тревога. Очкарик живет в доме у химчистки. Его во дворе жена и дети ждали с покупками. Зачем? Ну, ключ забыли… Ага, я сейчас… "Признаваться в провале не хотелось - у начальства с неумехами разговор короткий. Еще минут пять горе-сыщик приходил в себя, стирал пот со лба, курил - и бросив под ноги Рэду окурок, направился на исходный пост…
        Наблюдая за кульбитами РСБшника, Рэд позабыл о других опасностях. И потому, когда на плечо его легла тяжелая ручища - вздрогнул всем телом, пружинисто отпрыгнул в сторону. С образом спившегося бродяги такое поведение не вязалось.
        - Н-ну ты, козел - его сосед, подлинный бездомный, с сизыми прожилками на обожжённом лице, трясся от ярости и похмелья - Ты чё на мой участок пришел..
        Неизвестно откуда, но с поразительной быстротой, к пьянчуге пришло подкрепление - еще тройка местных люмпен-пролетариев.
        - Ты урод, погань… Чё, порядка не знаешь… Я сейчас покажу… твою мать…
        Рэд не нуждался в том, чтобы урбоградские алкоголики показывали ему кого-то из родных. Он задумался, как доходчивее растолковать им это. Худощавый и хрупкий заговорщик не отличался физической мощью, но знал двадцать смертельных зон точечного удара. Этого был достаточно, чтобы отправить к праотцам любого пьяного задиру.
        "Все же, оборванец не виноват в своей деградации" - сочувственно помыслил Рэд - "Это режим Медвежутина и капитализм низвели беднягу на скотский уровень. Ладно, не стану калечить нищеброда…"
        Меж тем, агрессор схватил палку и грозно надвигался, запрокинув лохматую голову. Усмехнувшись, Рэд собрал тонкие пальцы клювиком, и легонько ударил его чуть пониже кадыка, меж ключиц. Бродяги сперва не поняли, что произошло: забияка повалился на асфальт - кашляя, задыхаясь, обливаясь слезами. После же взглянули на Рэда с опаской: им стало ясно, что ловкий боец лишь выдает себя за старого бомжа. Оставив приставалу на попечение собутыльников, Рэд направился в дальний угол сквера, и исчез в подземном коллекторе.
        Через двадцать минут, в полном соответствии с картой маршрута, Рэд вынырнул из тоннеля у поворота железной дороги. Товарные поезда тут замедляли ход - эта деталь была вовремя замечена и оценена командой Рытика. Иного пути и не оставалось: все выезды из города были перекрыты, на вокзале шла облава, платформы полустанков топтали сапоги автоматчиков, автомобильные пробки возникали на мостах по причине повальных проверок, в аэропорту и на речных пристанях творилось черт знает что.
        Отдышавшись под кустом, Рэд дождался, когда грохочущий товарняк притормозил на излучине. Схватившись за чугунные ступеньки платформы, заговорщик перевалил через борт.
        "Эх, уголь, будь он не ладен! Да все равно уж, весь в грязи… Картофельные очистки… Коллекторная ржавчина…" - Рэд с облегчением вздохнул, привалившись к торцу платформы и наслаждаясь мерным стуком колес - "Поезд-то идет не к Урбальским горам, а в другую сторону… Да и черт с ним… Сейчас главное выехать за пределы городской черты, верст за пятьдесят… В любом направлении… Потом как-нибудь доберусь… А все же, возраст чувствуется… Чем дальше, тем сложнее участвовать во всей этой кутерьме… Или это от того, что хозяин не давал мне спать? Три ночи без нормального сна, как минимум… Все, пора просить у подполья другое ремесло. Как пить дать, попрошусь работать с бумажками…"
        "С бу-маж-ка-ми… с бу-маж-ка-ми…" - пели стальные колеса. Запрокинув голову, подставив щеки ласковому ветру и вглядываясь в прозрачную синь, подпольщик забылся сладким сном. ***
        Ред неутомимо и споро шагал по проселку. Стоял зной. Бескрайние поля по обочинам дороги звенели стрекотом кузнечиков. Из под ног вилась сухая бурая пыль. Но о чистоте брюк пешеход не думал - они были прежними, бродяжьими.
        Лохмотья старой кофты и парик подпольщик давно выбросил под куст в перелеске, у берега узкой мутной речки. Голубой ключ, питавший ее, оказался очень кстати: ледяной водой заговорщик смыл с лица остатки грима, волоски приклеенной бороденки, угольную пыль и нарисованный синяк. Все же путник являл собой забавное зрелище: драные бордовые штаны и разгрузочный жилет защитного цвета, накинутый на шелковую рубашку "аспиранта". Трудно поверить: всего пять часов назад эта сорочка была белоснежной… Впрочем, селян это не шокирует.
        Две колеи, проделанные тракторами, уходили в даль, прямая тропа стрелой пересекла равнину, плоскую как стол. До Урбальских гор было очень далеко - Рэд проспал в поезде дольше нужного, и оказался на двадцать верст западнее, чем расчитывал.
        "Итак, поселок Ячменево." - думал Рэд - "Где же он? Междугородные автобусы делают там короткую остановку. А рядом, как всегда, крутятся частники, подрабатывая извозом. В кассе автобуса требуют паспорт, но "дикий" таксист без вопросов везет куда угодно. Путь мой - северо-восток. Подбросят до Пятигорья, там заночую где-нибудь на старом сеновале… А потом пешочком, по пустынной дороге - разве что лесовозы ездят - на кордон, на таежную заимку…. Домой… "
        Он отчетливо вспомнил запах хвои, подымающиеся у горизонта хребты Урбальских гор - поросшие буйной чащей, но с голыми кремнистыми верхушками. В его памяти навек запечатлелись величавые "каменные реки" из огромных обломков скал, заросших мхом и лишайниками. Незабываемы были горные, извилистые холодные ручьи: их струи весело прыгали по камням, в брызгах играла радуга…
        Густое благоухание медуницы, настоянный на травах воздух, тишь и благодать - все сейчас воскрешало память о счастливых месяцах, проведенных Рэдом на заимке. Он торопил себя, желая как можно скорее оказаться на базе…
        "Вот уже и домом называю тот кордон… Что ни говори, в моем возрасте уже хочется оседлой жизни. Привязался я к лесному логову…" - Рэд замедлил шаг - "А ведь давал себе зарок: не привязывайся ни к чему… Очевидная уязвимость."
        В сладкий запах медуницы вплетался аромат спелых яблок.
        "Откуда это?" - удивился подпольщик - "Садов поблизости нет, кажется… А… Вот в чем дело…"
        Красное яблоко, спелое, с желтою трещиной, лежало на пне у дороги: очевидно, деревенские оставили его здесь, возвращаясь с покоса. Значит, до Ячменева уже близко. Рэд миновал перелесок - верхушки берез были уже тронуты желтизной - и наконец, увидел вдали белые аккуратные домики. Среди них, на площади, белело двухэтажное здание автобусной станции. Чуть ближе сверкали полосы рельс: в Ячменево был и железнодорожный полустанок.
        "Это мне не по дороге: либо на восток в Урбоград, либо на запад… Мой курс - северо-восток." - повторил Рэд про себя.

…Пешеход уже чувствовал усталось, но тем же упругим и размеренным шагом двигался вперед, минуя беленые известью хаты, и усыпанные яблоками палисадники. Лишь однажды он остановился: на бортик одного из домишек вскочил черный козел с неправдоподобно длинной бородой, застыл в гордой позе. Рэд минуты три любовался забавной картиной. "И дался мне этот козел" - подумал он - "Начинаю хитрить с самим собой… Просто выгадываю время для отдыха. Природа великолепна, а вот зной изматывает. Напиться бы…"
        Подпольщик свернул с дороги, прямой как стрела, на ухабистый и заросший муравой переулок. Путь этот вел к полустанку, но Рэд его прошел на три четверти: до деревянной будки, скрывавшей колонку с водой. Умывшись и напившись, путник извлек из жилетного кармана остатки вяленого мяса и перочинный нож, присел на рассохшуюся лавку. Перед дорогой надо подкрепиться… Грохот подошедшей электрички не помешал обеду. Умяв последний кусок, Рэд смахнул крошки на траву и резко поднял голову.
        Среди мирной сельской картины было какое-то пятно, мгновенно вызвавшее тревогу. Это не была привычная конспиративная тревога - опаска дичи перед охотником. Нет, это было чувство страха за близкого, сочувствие беззащитному…
        "В чем же дело… В чем причина беспокойства? " - недоуменно спросил себя Рэд. Он чутьем схватил неладное, и силился понять источник дискомфорта. А… Вот оно… Вот оно!
        Две фигуры, стоявшие на платформе, притянули его взгляд: огромный силуэт, затянутый в серое - и маленькая куколка со светлыми локонами. В их сочетании было что-то неуместное и противоестественное, режущее глаз. Рэд вгляделся пристальней. В серой фигуре было что-то неуловимо знакомое. Великан пошатывался, сбоку свисало что-то длинное и черное… Фотографическая память пришла на помощь: грабитель-полицай из поезда… Ну да, именно он! Один из тех, кто избивал Васю Крылова. Как он тут оказался? Впрочем, ясно: он патрульный в электричке. Приехал, значит. А этот опрятный чистенький мальчишка рядом? Неужели его сын? Вот уж не похож на отца. Но если сын, то почему он пытается вырвать ладошку, почему рвется от пьяного остолопа назад к поезду? Неуверенно, со страхом, но тянется к в вагону… Он плачет, другой ладошкой размазывает слезы по щекам… Где уж там вырвать ручонку из такой лапищи… Нет, это не сын… Но куда и зачем, в таком случае, пьяный зверь тащит двенадцатилетнего пацаненка? На неформала мальчишка совершенно не похож, одет пристойно, даже празднично…
        Неосознанный мощный импульс поднял Рэда с лавки, и заставил пройти к станции. Скрывшись за углом билетной кассы, он услышал, как мальчик молит, всхлипывая:
        - Ну дядя полицейский, отпустите… У нас ведь хор в Пригородном… у меня выступление…
        - По-а-а-ди… Сейчас… У теее-я ес-сь мо-би-ль-ник? - полицай не вязал лыка, и слова его невозможно было разобрать, да парнишка и не прислушивался.
        - Ну, поезд ведь уйдет! Отпустите, дяденька!
        - Пой-дем, мне проверить надо… Вдруг ты… п-п-отеря-ялся… из дому сбе-е-жал… Для п-по-рядку…
        Рэд понял, что происходит. Банда мерзавцев-полицаев - сейчас он вспомнил их фамилии: Кнутов, Паскудников и Гнилодеев - воспринимала электрички как вотчину, отданную им "в кормление", и потрошила пассажиров. Когда Рэд ехал в Урбоград, они крепко избили школьника Васю Крылова. Быстро нашли повод докопаться: неформал, взгляд волчий, неуступчивый, да и лет ему было поболе… Но здесь-то? Впрочем, такие не пощадят ни старика, ни пятилетнего ребенка. Еще тогда, видя их мерзости, Рэд с трудом сдержал желание вмешаться, его удержала только ответственность за операцию "Генезис". Сейчас дело было сделано - а происходящее - даже по сравнению с тем что было - это полный беспредел. Как мальчик доберется с пустынного полустанка до дома, без денег и мобильника, да еще как знать - не искалеченный ли на всю жизнь?
        Под холодной оболочкой сухого логика, в душе Рэда жило горячее сострадание к угнетенным. У сострадания есть и обратная сторона - ненависть к мучителям и угнетателям. И, как сострадание, ее порождающее - эта ненависть не умрет, какими бы законами о "политическом крайнизме" мерзавцы ее ни запрещали. Праведный гнев медленно овладевал Рэдом. Повстанец прислушался.
        - Ну дя-я-денька - жалобно тянул мальчуган - Я же в хоре пою… И при церкви пел, и в школе… У нас в Нижнеурбинском был конкурс… Ну отпустите…
        Паскудников - это был именно он - скривил одутловатую синюшную харю, и на миг было отказался от своего намерения. Но денег на водку не было, а выпить очень хотелось. "Сейчас возьму мобильник, а самогонщик-то уж на следующей станции… Нальет за него бутылку, как всегда… Ну, как назло в вагоне только этот пацан был… И… Не пропадать же добру…"
        Полицай завел мальчишку в темный лабиринт, посреди штабелей из бетонных балок. Рэд бесшумно и осторожно следовал по пятам, выглядывая из-за углов прежде чем свернуть. Неизвестно откуда в его в руке появился короткий железный обломок штыковой лопаты: деревянная ручка в локоть диной, железная плоскость с острой кромкой… Сойдет. Рэд уже понял в каком тупичке совершится будущее ограбление. Туда он решил подобраться сверху, ползком по штабелям. Балки, при близком рассмотрении, оказались бетонными шпалами. Хватаясь за новенькие железные болты на этих шпалах, заговорщик подтянулся на самый верх, и пополз в направлении тупичка. Предчувствие его не обмануло: пьяный скот наклонился к мальчонке, принялся шарить в его карманах. Он уже держал в руках мобильник и деньги, которые заботливая мама дала юному певцу, на случай если тот отстанет от поезда. Картонный прямоугольник билета упал в грязную лужу.
        - Мой билет! Билет! - всхлипнул парнишка, и громко зарыдал.
        Рыдания эти взбесили пьяного подонка, он зажал рот жертве волосатой ручищей, а другую руку занес для удара… И тут что-то черное накрыло его сверху - так в джунглях атакует леопард, затаившийся среди ветвей.
        Рэд убил мерзавца так, как мечтал это сделать при первой их встрече: железная кромка лопаты одним махом разрубила хрящи и шейные позвонки, взрезала артерии. Рэд отбросил к штабелю уродливый труп с рассеченной до середины шеей. Кровь дохлого скота, вопреки ожиданию, не была черной: сознательным реакционером он не был. Но лишь потому, что давно пропил свое сознание. От бурой лужи на земле разило алкоголем.
        "Тьфу ты" - подумал Рэд, утирая пот со лба - "А еще говорят, что труп врага всегда хорошо пахнет. Разве в переносном смысле… Такое амбре, будто в кабаке сижу…. А все же, это счастье - освободить мир от очередной крупинки Зла, выполнить свой долг! Гад ничего и понять-то не успел… Так. Теперь займемся спасённым…"
        Рэд протянул руку в направлении, где он ожидал увидеть перепуганного хлопчика. Заговорщик ничего не ощутил, и недоуменно обернулся … Сквозь щели в штабелях он увидел: парнишка давно вырвался из тупичка и пустился прочь… Вот он он подбегает к платформе…
        - Эх - досадно молвил Рэд, опустив голову - Даже спасибо не сказал. Впрочем, понятно: шок.
        Он выпрямился, ожидая увидеть, как спасенный мальчик садится в поезд. Но Рэда ожидала иная картина: кудрявый мальчуган, стоя рядом с подельниками убитого мерзавца, указывал пальчиком на бетонный лабиринт. На него, Рэда!
        - Ужасист! Междугородный ужасист!!! Он полицейского убил! - ветер донес до подпольщика эти слова, испуганный визг ребенка резанул его слух. - Ужасист, как по телеку! Там ужасист! Держите его!
        - Вот дурошлеп! - Рэд похолодел, не так от страха, как от внезапной и глубокой обиды. "Черт, его и винить-то нельзя… Телека насмотрелся, да и в церкви пел… Вот и вбили в его головенку, что революционеры - какие-то чудовища… Ладно, на малолетних зомби не обижаются… Бежать!"
        Рэд рванулся из тупичка, но все выходы из лабиринта вели к станции. Так… А их старший, Гнилодеев-то, смотрю уже к станции бежит… Видно, память еще не пропил, а в Урбограде им инструктаж давали и фоторобот мой показывали. Черт… Вот уже и местная полиция нарисовалась. Сколько их тут… А если даже вылезу поверху, по штабелям - там же равнина! На двести-триста шагов их пистолеты берут… Не скроешься… Рэд вернулся к дохлому Паскудникову, опустошил его кобуру. В обойме у негодяя было пять патронов.
        "Так, ствол есть. Ну, по верхам, пошли-пошли! И - добежать до поселка, а там среди улочек уж как-нибудь.."
        Рэд вновь вскарабкался на штабеля, полз по холодным шпалам. Еще немножко… Так… А это что такое?
        - Стой! Стрелять буду! Стреляю!
        Грохот выстрела распорол тишину сельского вечера. Послышались свистки, крики, топот ног. Штабеля брали в оцепление. Со стороны поселка стояло лишь двое полицейских, и Рэд снял их прицельно.
        "Еще не разучился… Выберусь! Не впервой… А пацан… Вот свиненок-то… Нет, даже больше на барашка похож… Барашек! Вещий сон! Эх…"
        Нелепые ассоциации не помешали Рэду спрыгнуть со штабеля и опрометью броситься к белым хатам поселка. Сейчас через овраг, и…
        - Стоять! Стой!
        Рэд не слышал свиста пуль, он карабкался по склону оврага вверх, сжав зубы, не замечая что руки и лицо его люто обожжены крапивой. Так… Через плетень… Вперед… Комп на всякий случай ликвидируем… Левую руку он сунул в карман жилета, вдавил кнопку на корпусе "Пелены", и мощные миниатюрные дробилки превратили диск компьютера в пыль. Вот плетень над оврагом… Ах, как простреливается тут все… Ну, прыгаем и цепляемся!
        Рэд не почувствовал, как пять пуль пригвоздили его к плетню, увитому диким виноградом. Когда же окровавленное тело сползло вниз, жизнь покинула его.
        Подбежали запыхавшиеся полицейские.
        Тело подпольщика было изуродовано, голову пули пощадили. Серые глаза мертвеца смотрели в небо. На смуглом лице застыла гримаса тяжкой обиды.
        Не спасенного ребенка Рэд укорял в последний миг - а тех лже-учителей, журналистов и церковников, что настроили этого мальчишку против революции, превратили в зомби, отравили юную душу покорностью перед Злом….
        Сообщники палачей!
        Кто виноват? Что делать? С чего начать?
        (Николай Чершевский)
        Классическая традиция рабсийской литературы требовала ответа на ряд вопросов. Писатель, не отвечавший на них, терял право именоваться серьезным.
        Николай затрагивал эти вопросы в каждой из книг. Именно это выделяло повести Чершевского из общей массы. Всякий свой политический детектив автор превращал в глубокое философское произведение.
        После бесед с подпольщиком Николая Чершевского охватило вдохновение. Сейчас его раздражала необходимость отвлекаться на еду, сон, прогулки. Писатель, вернувшись от Алексея днем, еле вынудил себя приготовить обед. Голод ведь тоже помеха делу, а в такие моменты он ярился на все, что сбивало мысль с творческой задачи.
        Зная за собой эту черту, литератор обставил рабочий кабинет своеобразно: минимализм в сочетании с ретро.
        В других комнатах хранились богатые коллекции, награды, грамоты. На стенах и полках там громоздились диковинные подарки, привезенные из экзотических стран. Лишь малую часть этих сокровищ Николай передал брату. Каждый предмет такого рода вызывал цепь ассоциаций, воспоминаний, чувств - не всегда созвучных с настроением новой книги. Потому Чершевский и держал сувениры вне рабочего кабинета.
        Здесь же, за работой - ничего лишнего! Однотонные, без рисунка, обои цвета топленого молока. Неброский палевый ковер. Суровые прямоугольные шкафы без завитушек - темно-коричневые, почти черные. На полках - только нужные для работы книги: справочники по странам мира, статистические сборники, путеводители, словари и учебники иностранных языков, солидные труды по истории, философии, психологии. Богатая подборка биографий из серии "Жизнь замечательных мезлян". За ней, во втором ряду, крылись сочинения гонимых ныне авторов: Марела Карса, Ильича Нелина. В торце кабинета примостились высокие и узкие напольные часы с бронзовым циферблатом.
        В центре же - святая святых, широченный прямоугольный стол с пишущим прибором и кипой белой бумаги. Внушительную черную площадь освещала старинная коротенькая лампа с широким желтоватым абажуром.
        Игольчатые растения с бордовыми листьями, что вились на подоконнике, вносили живую нотку в суровый аскетизм кельи.
        В такой обстановке творческой мысли не на чем поскользнуться, все помыслы сосредоточены на одном.
        Николай Чершевский прикрыл дверь кабинета, спасаясь от запаха душистой ухи. Пряный аромат еще недавно дразнил аппетит - а теперь, после обеда, просто нервировал. Писатель опустился на массивный и жесткий деревянный стул, охватил рукой седеющую полукруглую бороду, глубоко задумался.
        Смутный замысел новой книги возник в его сознании еще года два назад. Он даже знал, как начнет эту обличительную, эзоповым языком написанную вещь: с картины расстрела законного парламента на вымышленной планете. После такого зачина читатель сразу поймет, что существующая там власть преступна, ее "конституция" - принятый на крови клочок бумаги, а ее "законы" - не более чем бандитские малявы. Это повторяло ситуацию в Рабсии, указывало на корни возникшей в стране диктатуры. Да, обличение и ярость имели тут все основания.
        Чершевкий поднялся со стула: не давала покоя летняя духота, с высокого морщинистого лба катился градом пот. Он принес из зала широкий вьентамский веер, подаренный ему тридцать лет назад - в ту войну Харнакин был военным советником, а он, Чершевский, фронтовым корреспондентом. Разглядывая причудливый орнамент костяного веера, Николай вдруг вспомнил интервью, взятое им в ту пору у вождя Красных Вьентов. Старый Зиап разъяснял ему тогда роль деятелей искусства в революционной войне: "Писатели и поэты в своих произведениях должны клеймить врага и поднимать народ на борьбу. Их задача исключительно важна. Но воплощать ее надо тонко, под псевдонимом."
        Впрочем, рабсийским писателям этого объяснять было не нужно - сама история тиранической страны учила их тайному, эзопову языку, позволявшему выражать мысли о развитии общества в завуалированной форме. Обида опального писателя на режим была глубокой, мерзости последних лет ужасали, а горячее желание перемен побуждало призвать рабсиян к действию.
        Но Чершевский был слишком ответственен и серьезен, чтобы ограничиться голым призывом к бунту. Конструктивная, созидательная часть была не вполне ясна - а звать к топору, не имея позитивной программы, литератор не считал себя в праве. Лишь последние беседы с Рэдом вдохнули в творца нужную уверенность.
        В какой-то мере, тираническая политика рабсийских властей даже облегчала Чершевскому задачу. В современной ему Рабсии монополисты и чиновники, генералы полиции и спецслужб, верноподданные журналисты и церковные иерархи сложились в узкую господствующую касту. Если материальное, силовое и духовное угнетение исходят из единого центра, а органы этого подавления организованы в стройную вертикаль - несложно ответить на вопрос "кто виноват?".
        Куда сложнее было с другим вопросом: "что делать?". Горький опыт истории учил: недостаточно убрать прежних угнетателей. Ибо вслед за "что делать?" встают другие вопросы: "Что взамен?", "Из чего и чем строить новое?".
        Литератор угрюмо сдвинул косматые брови: этот вопрос, оставаясь без разъяснения, уже два года загораживал путь к новой книге.
        На вопрос "Что взамен?" охотно отвечали социальные утописты. Однако их ответы не удовлетворяли Чершевского. У них все сводилось к новым, более "справедливым" способам дележки пирога. Меж тем, этот пирог, под давлением промышленности на природные ресурсы планеты, все убывал. На какие бы "справедливые" и "равные" куски пирог ни делили, эти кусочки становились все скуднее. Чершевского не устраивал ответ социалистов, предлагавших разделить пирог по-братски с помощью государства. Критически он оценивал предложения анархистов - делить куцый пирог через общину, через всеобщее голосование. Вызывали недоверие рецепты демократов, утверждавших что "невидимая рука рынка" раздаст каждому кусок по труду: слишком явно было видно, в предыдущие годы, что рынок собирает все куски в руках монополий и платит киллеру больше чем библиотекарю.
        Таким образом, на первое место выдвигался вопрос: "А как испечь новый пирог?" Как изменить мир таким образом, чтобы новый строй не сводился к переделу существующих благ, и создал то изобилие, на базе которого только и возможно счастливое общество? Из чего и с помощью чего строить это новое?
        Лишь теперь, после бесед с подпольщиком, Чершевский понял: искомый ответ давала скорее научная фантастика, чем политическая утопия. Именно научная фантастика могла за десятилетия вперед предсказать появление новых изобретений. Технология - вот архимедов рычаг, который перевернет мир, откроет путь к освоению новых ресурсов, открытию новых источников энергии, и организации производства таким образом, чтобы исчез рутинный, не-творческий, подневольный труд. Став всесильной, техносфера порождает изобилие, а значит исчезают социальные конфликты вокруг дележки пирога: в мире обеспеченных свободных творцов, с равным доступом к этой новой технике, нет причин для вражды.
        Однако ж, построению такого общества, использованию новых технологий во имя всеобщего блага, сопротивляются силы регресса, взявшие на вооружение идеи консерватизма и религии. В их руках сейчас - государственная машина подавления. Это серьезное препятствие, но оно вполне преодолимо: революции - локомотивы истории…
        В эти дни Чершевский решил для себя основную проблему: чем заменить старое.
        Решительно отбросив веер, Николай встал из-за стола, извлек из шкафа старинную пишущую машинку. Прежний компьютер его сгорел - а нового писатель не купил, опасаясь электронной слежки РСБ. Не беда: машинка привычней. Он потревожил аккуратную пачку бумаги, разложил на широком письменном столе белоснежные листы. Не трогая клавиш, писатель сперва взял авторучку и принялся набрасывать план. Николай наметил сюжет и фабулу будущего романа, экспозицию и завязку.
        Работать приходилось в новом для него жанре фантастики. Прикрывшись инопланетным антуражем, писатель мог бы обрушиться с критикой на нынешний рабсийский режим. Однако Николай решил иначе. События он поместил в мрачное будущее - в "новое средневековье", ожидавшее страну лет через двадцать, если тиранические тенденции не сметет к тому времени волна революции. Героям предстояло действовать и бороться в условиях, где гнет деспотии сгустился до атмосферы застенка.
        Перелицевав мелкие детали на инопланетный лад, Чершевский в целом сохранил привычный ему стиль. То была плетеная композиция. Действующие лица, поначалу не знакомые друг с другом, сперва описывались порознь, и лишь впоследствии знакомились, враждовали, дружили. Переходя от одного героя к другому, писатель часто возвращался к их прошлому, к былым событиям, построившим их личность. Затем он перекидывал русло сюжета в настоящее. Кружева повествования показывали взаимосвязь явлений вымышленного мира, придавали книге панорамную масштабность. Каждый эпизод иллюстрировал мысль автора. Николай пренебрег литературными красотами, не заботился о детальном выписывании фигур, частенько жертвовал эстетикой ради общественной идеи.
        Сочинитель встал из-за стола и открыл окно. В душный кабинет ворвалась вечерняя прохлада. Огромная синяя Мезля завершала поворот вокруг оси, на западе догорали лучи заходящего Слунса, окрасив стекла дальних многоэтажек оранжевым огнем. С востока на сизом горизонте всходил на небо серебристый Селен - спутник планеты. Минут десять Николай наслаждался великолепным зрелищем, вдыхая полной грудью хрустально-чистый воздух. Затем вернулся к темному столу и вновь склонился над исписанным листом, намечая биографии героев романа, шлифуя экспозицию.
        "Инопланетный" камуфляж поначалу лишь мешал, но вскоре писатель обратил вынужденный прием себе на пользу. Герои книги, по врожденной природе, оказались проницательнее, смелее, умнее, чем реальные современники Чершевского.
        Преступления злодеев литератор также сгустил, о сравнению с реальностью. Гнусности он черпал из жизни, но злодейство пятерых мерзавцев приписывал одному. Это придавало злодею плакатную резкость, превращало его из реального лица в символическую фигуру, в ходячее олицетворение преступлений режима. Художественность от того страдала - но ведь внутренняя достоверность не всегда определяется протокольной сухостью детали. Где речь идет о больших событиях, собирательные фигуры скажут больше.
        Итак, герои и злодеи были выписаны густыми красками.
        Хватало в новой книге и приключений. Стержнем был бунт - бунт повстанцев против властей, против навязанной лживой морали, против деспотизма. Остроту придавало неравенство соперников: горстку бунтарей давил мощнейший аппарат государства. Немалую роль в отношениях персонажей занимали обида и месть: они обладали не только разумом, но и чувством. Повстанцы, на страницах романа, мстили правящим преступникам. Те, в свою очередь, считали преступниками революционеров. В ткань повествования вплетались и личные драмы: под удар попадали родные и близкие подпольщиков, принципиальная борьба обрастала мотивами личной мести. Писатель показывал и обратное: личная месть персонажа, осознавшего причину своих бед, перетекала в войну против несправедливого общественного строя. Большинство значимых героев книги, как отрицательных так и положительных, не были свободны от честолюбия. Тут нашлось место и для бедняг, затравленных, потерявших верную дорогу, и для героев, жертвующих собой в борьбе со злом. На страницах новой книги встречались таинственные загадки, похищения, внезапные катастрофы. Отважные попытки героев
улучшить мир, их победы и поражения, спасение и гибель - что еще нужно для авантюрного романа?
        Однако, за всеми зигзагами фабулы, Чершевский ни на минуту не упускал главную цель: помочь читателю практически, дать совет - "с чего начать?". Будучи автором детективов, Николай в общих чертах знал тактику спецслужб. Прежде, живя в столице, он водил знакомство с отставными разведчиками, работавшими за рубежом. В книгах о прошлой войне ему приходилось описывать разведсети, диверсионные группы и партизанские отряды - всякий раз вникая, по архивным документам, в их структуру и методы. Хоть Рэд в эти дни молчал о своей миссии, но Чершевский о ней догадывался: помогло многолетнее чтение подпольной прессы, прослушивание зарубежных радиостанций, развитая политическая интуиция. Отчасти по аналогии с разведками, отчасти по богатейшему историческому опыту рабсийского революционного движения, Чершевский неплохо представлял устройство новорожденной организации. В новом романе он хотел описать все нужные подразделения: явить радикальному молодому читателю пример дееспособной подпольной группы, предупредить о возможных проблемах, ознакомить с рядом конспиративных тонкостей. Любой группе молодых и недовольных,
собравшихся вступить в борьбу со Злом - такая книга указала бы верный путь.
        Чершевский писал роман, чтобы показать дорогу к лучшему новому миру. Без него и до него социальные утописты выдвигали проекты лучшего общества. Без него и до него научные фантасты описывали чудеса техники будущего. Но эти книги не давали совета о путях и средствах. Цель ясна: рукотворный технологический рай. Но какая социальная сила будет за него бороться? Какова психология и мотивы этих борцов? Какую идеологию и почему они исповедуют? Как они должны организоваться для победы?
        Утописты и фантасты отыскали на черном небе реакции путеводную звезду, ориентир по дороге в светлое будущее. Чершевский высоко ценил их творческий подвиг. Верный конечный пункт отметили на карте мечтатели. Но вести корабль предстояло личностям иного типа: революционным фанатикам. Мечтатели забыли, что путь к новому миру лежит сквозь льды реакции и лютую стужу тирании. Эти торосы нельзя преодолеть на хрупких клиперах просветительских кружков и воскресных школ. В торосах реакции увязнет и тупоносая тихоходная баржа "мирного прогресса". Утлые шлюпки общин и коммун будут затерты во льдах.
        Через реакционные завалы, к техногенному раю проложит путь лишь одно судно - ледокол. Все преграды на пути он разобьет силой и только силой.
        Таким ледоколом и была организация Союза Повстанцев. Чершевский решил описать в своем романе этот корабль от носа до кормы, от гребного винта до командирской рубки. Предстояло рассказать и о сборке судна "с нуля". Несложно догадаться: уехавший утром гость в эти шесть дней скрупулезно собирал один из его двигателей, прилаживая по схеме деталь за деталью: винты и лопасти, камеры сгорания и насосы, клапаны и шестерни.

***
        Машина исправно крутилась и после смерти механика, собравшего ее.
        Валентин Клигин, "золотое перо Урбограда", набрасывал этим вечером концепцию пропаганды. Артур Новиков, будущий редактор тайной газеты, отходил от шока, вызванного смертью его соседа, и возвращался мыслью к компоновке номера. Водитель Каршипаев, в замасленной спецовке, шел из гаража, весело напевая: сегодня он раздобыл жестяные листы для оборудования двойных стен микроавтобуса. Задержавшись на работе в мэрии, клерк Ермаков перебирал исписанные мелким почерком листы с адресами и паспортными данными горожан. Химик Руслан Ахримов мыл перед ужином руки, тщетно пытаясь оттереть с ладоней желтые кислотные пятна. Типографщик Иван Изотов, развалившись на диване, листал техническое руководство по офсетным и трафаретным машинам печати. На тайных квартирах скрывались бойцы "группы действия", пережидая грозу полицейской операции. Контрразведчик силовой группы, Владимир Светлов, которого партизаны не знали, обсуждал с Игорем Харнакиным будущий контрольный маршрут. Мирно дремал связник Фальков, владелец медовой лавки, превращенной в "почтовый ящик". Раздумывал о будущих соратниках Никита Доброумов,
исследователь уникальной технологии, решивший сегодня порвать с гнусной РСБ и примкнуть к подполью. А двоюродный брат Чершевского, доктор Алексей, давший согласие укрывать и лечить раненых партизан, быстрым шагом направлялся к брату, чтобы сообщить ему новость об убийстве офицера РСБ (выпуск криминальной хроники он случайно увидел на уличном телевизионном табло; через пятнадцать минут после его ухода в квартиру Алексея бесшумно вошла спецгруппа; обыск ничего не дал: оглядев тесное книгохранилище, сыщик вздохнул, смел со столика рыжие крупинки табака, и отправился по другому адресу). Между тем, прежние вербовщики подполья: Зернов, Ваюршин и Дареславец - готовились к отъезду, уступая место новой команде.

***
        Не зная имен подпольщиков, Чершевский пытался реконструировать саму логику их взаимоотношений, потоки информации, денег, прессы, взаимодействие подразделений и звеньев.
        "Возможно, я ошибаюсь" - думал он - "Возможно, моя схема несовершенна. Но если я не предложу ее, велика опасность что этого не сделает никто. Ведь до сих пор мне не доводилось видеть таких книг… Наверное, это не случайно. Тут нужна определенная дерзость. Конечно, о публикации романа в условиях даже нынешней Рабсии и речи быть не может. Книгу запретят. Ничего, ее издадут повстанцы в тайных типографиях. Возможно, у меня будут неприятности. Но в моем возрасте это уже не страшно… Мой роман, скорее всего, последний. Лебединая песня. Если революция не произойдет, и цензура укрепится - даже из компьютерной сети мою книгу вытравят. Хотя повстанцы периодически будут закидывать ее в киберпространство: у них есть команды хакеров. Эх, как хотелось бы крикнуть читателю: скачивай роман, пока не поздно! Не читай из сети, скачивай на диск! Так-то сохраннее будет!"
        Литератор знал, что в ТАКОЙстране и в ТАКОЕвремя ТАК писать нельзя - и писал именно ТАК.
        Он ждал от аудитории не только пассивного чтения. Николай призывал читателя к сотворчеству и собеседованию с книгой. А если бы кто-то из молодых создал лучшую схему чем он, или написал роман на революционную тему - лучший, чем вышел у него - писатель был бы счастлив. Значит, тема увлекает, задевает за живое, заставляет думать. Не страшно, если мысль юных беспощадно оценит труд и вклад его самого - молодым жить, молодым идти вперед. Кто может, пусть сделает лучше.
        Чершевский вдруг решил, что отдаст роман в подпольные издательства без указания имени, даже без авторского псевдонима. Известность его и так велика. Движет им не корыстный интерес, не личное честолюбие - его книга должна стать всеобщим достоянием, служить прогрессу родной планеты.
        "А как завершить мою книгу?" - Николай задумался и щелкнул пальцами - "Нашел! Тою же фразой, что начнет круговерть событий!"
        Пронзительный, нетерпеливый, внезапный звонок грубо вырвал писателя из волшебного мира сцен и образов. Двоюродный брат его, доктор Алексей Чершевский, вбежал в кабинет, и возбужденно жестикулируя, поведал горячую новость: о недавнем убийстве лейтенанта РСБ, о полицейской операции, о розысках Рэда, о собранной в подпольных лабораториях стреляющей авторучке.
        Николай, оторвавшись от книги, мгновенно осознал: война добра и зла, прогресса и реакции уже пришла на сонные улицы Урбограда. Сегодня на этом участке фронта прозвучал первый выстрел.

2008-2009 гг.
        КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
        notes
        Примечания

1
        Повесть во многом автобиографична. Янек Батуронис - вымышленный персонаж, а событие, подобное описанному, произошло с автором 22 января 2005 года. - прим. авт.

2
        Новиков цитирует по памяти книгу С.М. Кравчинского "Подпольная Россия" - прим. авт.

3
        На планете Мезля кровь угнетателей действительно чуть отличалась по цвету от красной крови угнетенных. Реакционеры утверждали, что их кровь голубая, но знаменитый мезлянский врач в 3837 году открыл, что кровь негодяев черная. Результаты своих исследований медик изложил в стихотворной форме.- прим. авт.

4
        Нелюдями (инопланетянами) были, строго говоря, все жители планеты Мезля. Но перечисленные в этом абзаце были нелюдями в куда большей степени, чем угнетенные мезляне. Последние даже назвали себя между собой "людьми", а угнетателей продолжали называть нелюдями - прим. авт.

5
        Имеется в виду, конечно, Н.Г. Чернышевский, тоже писавший завуалированно. - прим. авт.

6
        Выражение В. Пелевина. - прим. авт.

7
        Диалог про обывателей построен на основе статьи Олега Арина. - прим. авт.

8
        Бунтарство либерального журналиста и "красного" чиновника мэрии (как впрочем и их дружба), выглядят фантастикой. Между тем, оба персонажа взяты из реальности, как и манера их разговора. Конечно, такие люди исключение. - прим. авт.

9
        Радиостанция называлась иначе, но история ее штурма списана с реальности. - прим. авт.

10
        Убийство наблюдателя на избирательном участке - не вымысел, а трагический факт. - прим. авт.

11
        Читателям из Благовещенска (под Уфой), данный отрывок скажет многое - прим. авт.

12
        Цитируется С.М. Кравчинский - прим. авт.

13
        См.: Г.К. Честертон, "Человек, который был Четвергом"

14
        В песне Виктора Цоя "Стань птицей".

15
        Эта выражение, как и остальные фразы Доброцкого в романе, принадлежит его "земному" прототипу - Л.Д. Троцкому

16
        См. Г.К. Честертон, "Сломанная шпага"

17
        В действительности - фраза В.Г. Белинского, литературного критика (прим авт.)

18
        О подобном вопиющем случае писали уфимские газеты.

19
        Выступление Кондратия Шкуродерова написано по мотивам весьма откровенной книги Г. . Водолеева 'Люди и спецслужбы'.

20
        См. речь Александра Ульянова на суде.

21
        По выражению Александра Михайлова.

22
        Если бы на планете Мезля знали о земной итальянской мафии, то сказали бы, что в группе пропаганды связник Гуляев играет роль "подручного", называемого иначе underboss. Все приказы отдаются ему боссом с глазу на глаз, а затем underboss доводит приказы до сведения каждого из капитанов мафии (caporegime). А уж от них инструкции о своей части работы получает каждый солдат мафии (soldier).

23
        Если бы на планете Мезля знали о земной партии "Народная Воля", то обязательно бы отметили - такую роль "контрразведчика" играл в ней Александр Михайлов.

24
        В документе эти места, часы и сигналы были расписаны для каждого из подпольщиков.

25
        Если бы на Мезле знали о китайских Триадах, то обязательно приклеили бы куратору Клигину прозвище "фу шан шу", финансисту Сироткину титул "пак тсе син", а связнику Гуляеву - имя "шо хай", что значит "соломенная сандалия". Не остались бы без прозвищ и активисты, не входящие в группу пропаганды - вербовщик Зернов именовался бы "синг фунг", командир городской организации - "лунг тао", то есть "голова дракона". Лидер силовой подгруппы звался бы "красный шест", или "хун кванг". А рядовые активисты носили бы имя "сей коу джай". Однако на Мезле о тысячелетней истории неуязвимых Триад ничего не было известно.

26
        Именно так - ударом лома - 16-го декабря 1883 г. был убит подполковник Г. П. Судейкин, на квартире своего агента Сергея Дегаева.