Сохранить .
Зеркало Ника Дмитриевна Ракитина
        В одном городе объявляют заразными все зеркала…
        Ника Ракитина
        ЗЕРКАЛО
        И мир видит себя,
        и изумляется себе, и
        себя ненавидит.
        Книга Кораблей
        В утреннем парке плакала девочка. Плакала давно и устало, как охрипший от собственного крика котенок, и оттого тихий плач этот казался еще более безнадежным. И более важным, чем очереди за хлебом и грозящее повышение цен, как важно все искреннее. Девочка сидела на скамейке не первый час, она замерзла и проголодалась, но не уходила. Слезы выкатывались из бледно-голубых глаз, ползли по щекам, падали на колени, едва прикрытые мятым териклоновым платьем. У босоножки оторвался ремешок и был привязан веревочкой. А на скамейке лежали гроздья рябины.
        По парку вместе с моросью гулял серебристый туман, девочка ежилась, вздрагивала, когда опадали тронутые желтизной листья. Из тумана возник человек. Подошел по скату горы к одинокой скамейке, присел. Спугнутая девочка отодвинулась к краю. Не поворачиваясь, не делая резких движений, человек произнес:
        - Отдай зеркало и возвращайся домой.
        - Нет! - сказала она сипло. Вскочила и побежала с горы - голубая бабочка, застигнутая ненастьем, и босоножек, подвязанный веревочкой, мокро шлепал об асфальт.
        Девочка сидела на перилах балкона, перевесив ноги в пропасть. Правда, пропасть была ненастоящая, всего в два этажа, да и девочка не боялась высоты. А родители и тетя, которые боялись - были сейчас в другом месте. Девочка рвала вишни прямо с дерева и бросала их в рот. Продолговатые листья были запорошены августовской пылью, а вишни почти черные, с зеркальным блеском, сладкие до обморока, и с каменными косточками внутри.
        На балконе росли в ящике лопухастые георгины и при движении небольно ударяли девочку по голому колену, тогда она морщила облупленный нос с веснушками на переносице. Губы, подбородок и правая рука были липкими от сока.
        - Туська! - закричал снизу пегий пацан. - Эй, Туська!
        Девочка склонила голову с величием королевы.
        - Гвардейцы приехали! В «Красном петухе» будут жить. Айда посмотрим!
        Туська дернула узким плечиком: вида-али! О каких гвардейцах может идти речь, когда теплая мякоть щекочет губы и солнце пригревает кожу. Тем более кому-кому, а уж Миньке она бы никогда не показала, что заинтересована. Туська аккуратно обгрызла и выплюнула косточку. Та упала точно на Минькино темечко. Пацан отскочил и замахал кулаком:
        - Ну, Туська, погоди! Доберусь я до тебя!
        Девочка пренебрежительно фыркнула и уплыла в комнату, где сумеречно блестели зеркала и старинная посуда в стеклянной горке. Шторы были задернуты, создавая таинственный полумрак, пахло нафталином, пылью, немного кошками и вообще чем-то таким, чем пахнут очень старые дома. На плюшевом пледе, покрывавшем диван, дрых теткин кот Гематоген. Туська турнула его и уселась, расправляя воображаемые кружева с видом томной и скучающей королевы. Если бы ей не исполнилось двенадцать, отчего она считала себя уже взрослой, и если бы тетка не велела строго-настрого не выходить из квартиры, она была бы уже у «Красного петуха». Не так уж часто в их заштатный городок прибывают гвардейцы.
        Туська подумала, чего она лишилась, и вздохнула.
        - Видела?!
        Туська не поняла, чего от нее хотят, но на всякий случай кивнула.
        - Это возмутительно! - тетя сжала сухонькие ручки. Делиться впечатлениями было не в ее обычаях, и внутри Туськи заиграл колючий холодок приключения.
        - И магистрат не сказал ни слова против.
        - Но гвардейцы…
        - При чем тут гвардейцы! - тетка ожесточенно швырнула на колени Туськи газетный листок.
        - И в последних новостях будет то же самое.
        Но Туська уже углубилась в сообщения.
        - Ой, а они правда вредные?
        Тетя всплеснула руками и села на Гематогена. Мяв почти заглушил ее дальнейшие слова о шестнадцати поколениях благородных предков, на коих зеркала не оказали ни малейшего зловредного влияния. Туська зевнула.
        Когда грузили трельяж, тетя стонала, перевесившись через перила балкона:
        - Осторожнее!
        - А все одно! - ухмыльнулся надзирающий за погрузкой гвардеец. А шофер мрачно сплюнул сквозь открытое окно и пробормотал нечто не для женских ушей.
        Гематоген озабоченно принюхался к пустоте, а тетя, слюня палец, пересчитывала кредитки: «Трельяж, и из ванны круглое, и три пудреницы - и дали всего. Совести у людей нет…» Впрочем, по мнению тети, ее у людей никогда и не было.
        - А что, зеркала правда заразные?
        - Дура!
        Антошка крикнул так неожиданно зло, что не привыкшая к подобному обращению Туська заплакала. Нет, ей вовсе не хотелось плакать, но слезы как-то сами собой набухли в бледно-голубых глазах и вспрыгнули на ресницы. Губы задрожали.
        - Если хочешь… если хочешь… у меня есть зеркало!..
        - Дура! - поспешно и как-то испуганно прошипел Антошка. - Выброси. А лучше утопи. Весь дом за тебя посадят.
        И тогда Туська с кулаками кинулась на него, крича:
        - Я думала, ты человек!.. А ты трус! Трус! Верни мою шпагу, слышишь?
        Антошка пожал плечами.
        Через два часа Минька позвонил в двери и робко сунул ей шпагу. Туська среагировала на это гораздо спокойнее, чем сама ожидала, затолкала шпагу в щель за клавесином и постаралась о ней забыть. Потом сняла с книжной полки фотографию, где они были с Антошкой и улыбались, аккуратно вырезала себя, а остальное изорвала в клочки, бросила в унитаз и спустила воду. А себя поставила на прежнее место. Тетка заругает. Ну и пусть! Надо было решить, куда спрятать зеркало.
        Прежде, чем сунуть зеркало в щель между гаражами, Туська не удержалась, чтобы не полюбоваться им на прощание: старинное, Юр-Тогосской работы, на длинной ручке, в обрамлении серебряных веточек, - оно пускало круглые солнечные зайчики и отражало небо. Все казалось таинственно-волшебным в круглой глубине - и прозаичные ржавые стены гаражей, и облака, и по-августовски пышные заросли лопухов и полыни. Заигравшись, Туська едва не подскочила от оклика. Минька стоял, до колен утопая в зелени, испуганно таращился на нее. Туська быстро сунула зеркальце за пазуху:
        - Ты ничего не видел.
        - Туська… - он набрал дыхания. - Тетку твою…
        Она, не дослушав, бросилась к дому. Двое в форме удерживали тетку, а та цеплялась за перила балкона и кричала:
        - Настя! Настенька! Беги!
        Поспешно захлопывались открытые по случаю жары окна.
        - Это он, - подумала Туська. - Это он, предатель! - и бессильно погрозила кулаком спрятавшемуся за кронами высоких тополей дому. Хотелось плакать и очень хотелось есть. Туська с тоской вспомнила о теткиных борщах, которые так презирала, и сглотнула слюну. Побренчала в кармашке мелочью. Хватит на пирожок. И на переговорный пункт.
        Ей повезло: никто не стал особо приглядываться, и автомат оказался исправным, сработал с первого раза, но услышав в трубке знакомое «Але!», Туська разрыдалась.
        - Ника! Что там? Что там такое?! - басовито вмешался отец и, похоже, забрал у мамы трубку. - Ничего не слышно.
        В мембрану подули и постучали:
        - Анастасия, это твои фокусы? Анастасия!
        Туська так ничего и не сказала, потому что какой-то парень стал пристально всматриваться в нее через стекло. Аккуратно повесила трубку на рычаг, вытерла слезы. Что делать?
        Сельма, подумала она. Хорошо, если Сельма в городе. Парень утратил к Туське всякий интерес, но и она забыла про него, едва оказавшись на улице. Влезла в полупустой троллейбус, прикорнула на пыльном теплом сиденье. Сельма вела у них эстрахорнский, а еще театр, и походы - все-все-все. И не надевала на себя «маску стервы», как выражается психологица. К ней можно было прийти с любым, она понимала.
        Туська едва не прозевала остановку, выпрыгнула в последний момент, подумала, что это плохо, ее могли заприметить, но потом решила, что все слишком сонные от жары, чтобы обращать на кого-то внимание. Прижала руку к животу, который холодило зеркальце, и ей стало спокойнее.
        Сельма открыла, сказала обычным голосом:
        - Настя? Очень хорошо. Проходи.
        Но в глубине длинных глаз поселилось удивление.
        - Я обедаю. Будешь?
        Туська быстро закивала.
        Смывая с рук земляничную пену и вытирая их розовым махровым полотенцем, она изумлялась, что ничто не изменилось, что все та же ласковая и покойная жизнь вокруг и отчего же ей хочется спрятаться, забиться в угол, и те двое в форме, оторвавшие тетку от перил, а Гематоген… Минька его покормит, или забудет, он ненадежный, этот Минька…
        - Сельма, тетю арестовали!
        Она рассказывала, глотая слезы и путаясь в словах, а Сельма слушала, знакомо подпирая рукой подбородок, и в ее глазах виделись Туське внимание и сочувствие.
        Туська кончила и замолчала. Сельма положила ей руку на плечо, и Туська стерпела - Сельме позволялось многое. А больше всего хотелось уткнуться в горошковый халатик и, чувствуя себя под защитой, заплакать. И оттого слова Сельмы были как удар.
        - По-моему, ты должна отдать зеркало.
        Туська молчала, приоткрыв рот. А Сельма говорила, и слова ударяли, как молоточек по шляпкам гвоздей.
        - Понимаешь, иногда так бывает. Это долг, и ничего не изменишь. Ты уже взрослая, ты должна понимать, что жизнь человека дороже зеркала.
        - Но это несправедливо! Я не больная, и она не больная. Я докажу!
        Она стряхнула руку Сельмы, вскочила.
        - Ты веришь мне?
        - Я?.. Да-а..
        - Тогда послушай. Тетю надо спасти. Правильно?
        Туська покорно кивнула.
        - А для этого надо вернуть зеркало. И чем скорее, тем лучше. Объяснишь, что маленькая, перепугалась…
        - Я не маленькая!
        Сельма тряхнула плечом:
        - Неважно. Если хочешь, я позвоню, все объясню. Прямо сейчас.
        Она направилась к прихожей.
        - Нет!
        Когда Сельма обернулась, в глазах было все то же холодное удивление:
        - Ты не хочешь? Но так нужно!
        - Кому - нужно?! - она кричала на учительницу, которую любила… когда-то любила, уточнила Туська, в прошлой жизни. Которой нет. - Кому нужно-то? - повторила она тише. - Кому?
        - Твоей тете. Чтобы ее выпустили… из изолятора. Ведь ты ее любишь?
        Туська проглотила комок:
        - Но ведь оно последнее. В городе. В стране. А может, на земле.
        - Ты в это веришь?
        - А вы… верите, что зеркала несут зло?
        Она смотрела в коричневые глаза Сельмы и думала, что будет, если та солжет.
        Или ничего не будет, потому что взрослые всегда лгут, а им никогда ничего не бывает? Даже самые лучшие…
        - Я не знаю. Честное слово, не знаю. Но надо позвонить. Так будет лучше…
        - Оно красивое. Из Юр-Тогосского серебра. Очень старое.
        - Мне хотелось бы посмотреть, - сказала Сельма тихо. - Можно?
        - У меня его нет, - легко солгала Туська. - Я его спрятала. За гаражи. Принести?
        В глазах Сельмы что-то мелькнуло.
        - Нет. Тебе опасно. Я сама. Только ты объясни подробно, где искать. А сама жди меня. Поешь. После позвоним. Ведь тебя будут искать. Вечером объявят по «ящику». И фотография у них наверняка есть. А ты не сможешь долго прятаться.
        Туська кивнула. В этом Сельма была права. И все равно она сдаваться не собиралась.
        - Ну, я пошла.
        Туська подождала минут пять после того, как хлопнула дверь. Суп, пусть и остывший, пах так, что голова шла кругом. Но Туська не стала есть, взяла только кусок хлеба и, на ходу запихивая в рот, вылезла в окно.
        Толстый мальчик шел по улице и уплетал мороженое - со вкусом и знанием дела - выедал сливочную начинку, подольше сберегая шоколад. У Туськи слюнки потекли. Если мальчишка так произдевается еще минуту, она выскочит, стукнет его и отберет мороженое. Но мальчишка ушел. Зато к кустам, где она пряталась, подошел пес и стал нюхать воздух.
        - Кыш-ш, - зашипела на пса Туська. Не хватало еще, чтобы прибежал хозяин узнать, что его скотина унюхала. Пес, обиженно понурясь, отошел. В кустах было сыро, грызлись комары. Но Туська просто не решалась подняться в квартиру родителей: вдруг их тоже… изолировали… как тетю. Арестовали, поправила она себя, пусть взрослые лгут и притворяются. А она не станет. Назло всем! И тут из подъезда вышла мама. Отец вел ее под руку, рассказывая что-то, мама улыбалась.
        Туська медленно поднялась навстречу. Не кинулась, как всегда, не повисла с визгом, забывая, что взрослая. Ждала.
        - Анастасия, - сказал отец. - Нас предупредили, что ты можешь появиться. Идем.
        У Туськи дрогнули губы.
        - Куда?
        Отец (совсем как Антошка) пожал плечами:
        - Домой, конечно. Поешь, помоешься. Ты безобразно грязная.
        - А меня арестуют?
        Брови отца поползли вверх:
        - Арестуют? С чего ты взяла? Разумеется, тебя посмотрит врач. Мало чего ты могла подцепить за неделю…
        - А тетя?
        - Это было недоразумение, - с нажимом произнес отец. - Понимаешь, не-до-разу-ме-ние. Она звонила нам два дня назад, за тебя беспокоилась. Мы тебя к ней отвезем…
        - Если захочешь, конечно, - неуверенно вставила мать.
        - А зеркало?
        Она стояла и ждала, что они ответят, но уже сейчас полз из живота ледяной холодок, потому что Туська заранее знала ответ.
        - Понимаешь, так будет лучше. Понимаешь, мы хотим тебе только добра.
        - А мне не нужно ваше добро.
        Конечно, она могла попытаться им что-либо объяснить… про сказку, и что ее нужно защищать… даже если одна против всех. А они заладят свое. Она может утонуть в их вранье! Ненастоящие. Или это она ненастоящая? Когда она заглядывала в зеркало, то видела там чужую девчонку с ненормальным худым лицом и глазами. Может, они правы, а она ненормальная, когда прячется и всех боится и прячет зеркало, а может, надо наоборот? Она уже почти сдалась и поверила им, когда отец сказал, хватая ее за плечо:
        - Ну, хватит! Потом будешь разводить философию. Пошли.
        - Я не пойду.
        - Пойдешь. Как миленькая, - отец встряхнул ее, как деревянную марионетку.
        - Осторожнее, Андрей!
        - Хватит, доосторожничались, - он выплевывал слова, как болотную жижу, в которой лежал под Юр-Тогосом и откуда вынес шрам арбалетной стрелы. - Доигрались в гуманность. С этими учителями, с инновациями. Поздно ее арестовали.
        - Кого - арестовали? - переспросила Туська шершавым голосом. В ней словно хрустнуло все, переломилось, окончилось.
        - Сельма, - спросила она. - Сельма, да?
        И рванулась. Платье лопнуло не плече. Но она была свободна.
        Она бежала, как никогда в жизни. Босоножка подвела, ногу вывернуло, и Туська кубарем покатилась с обрыва, обдирая колени и локти, инстинктивно стараясь уберечь заткнутое за резинку трусиков зеркальце. Позади ломала кусты безнадежно отставшая погоня.
        Туську выкатило на пирс, к пустому морю и небу, проткнутому насквозь мачтой одинокой яхты. Плача (не потому, что горели синяки и царапины), сползла к воде. Пришла мысль спрятать здесь зеркальце и бежать. Пусть тогда ловят. Но это было бы как предательство.
        - Барышня!
        Туська резко обернулась.
        С яхты свешивался бородатый моряк с трубкой в зубах и пронзительно синими глазами. Таких рисуют на картинках старых книжек: докрасна загорелых, с волосатыми руками и ослепительной улыбкой, они щурят глаза от ветра и зычно изрекают: «Право руля! По бим-бом-брамселям!» Не хватало разве попугая на плече, вопящего: «Пиастры! Пиастры!» Туська попыталась улыбнуться и плеснула водой в лицо, на котором слезы вымыли две светлые дорожки.
        - Барышня, не желаете ли составить компанию старому морскому волку?
        Вместо ответа Туська стала пробираться к яхте по острым верхушкам камней, торчащих из воды.
        Когда подоспела погоня, на берегу уже никого не было, и только яхта резала крылом горизонт.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к