Виса-а-Сунниве Ника Дмитриевна Ракитина
        Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее - стрелы огненные; она пламень весьма сильный.
        Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем. (с) Песнь Песней.
        Ника Ракитина
        Виса-а-Сунниве

1. В год Последний до Черты Серое воинство вошло в людские пределы. Неостановимо текло оно к неведомой цели, и воронье реяло над ним днем, а по ночам крылья нетопырей разрывали воздух. И горе было тому, кто не успевал уйти с пути их. И раскаялись те, что пытались воспрепятствовать им. Ибо шли они по костям, и земля, цветущая перед ними, позади обращалась в прах. И стонали жены у разоренных жилищ, и покинутые дети рыдали на дорогах. И ночи горько пахли гарью и сладко - разлагающимися трупами; и серые кони их топтали жнивье.

2. Но была Серая Дева, идущая рядом с ними и впереди их. То исчезая, то появляясь, шла она, и ветер рвал ее серые одежды. И коня она не имела, но была быстрее конных, и часто видели ее на холме подле Идущих. Совсем слабой казалась она, одинокая, но была страшнее их, ибо Серое воинство не ведало Цели, а ей Цель была известна.

3. Был белым шатер ее с золотым шитьем. Зеленым было знамя ее. Огромными были полки ее, как вырвавшийся из теснины ураган. Сине-серым смерчем закручивался он, сине-серым от харарских доспехов; и как кровь, рубины горели на них, и острия мечей горели белым острым огнем, а стрелы, спущенные с тетив, затмевали солнце. Земля дрожала от топота их коней. Земля лежала в ямах нагая, и ветер играл ее прахом. Кони, сойдя к воде, до дна выпивали реку, и желтый и серый ил оставался на дне ее, и в нем бились красноперые рыбы. Застилал небо дым оранжевых костров и пестрые бунчуки бились над шатрами.

4. Ей во власть дана была третья часть земли. И боялись слуги ее, ибо нрав владычицы был переменчив, как месяц вьюжень. И покорялись ей во всем. Столько золота было на ней, что хватило бы затопить шатер; ее кольчуга шуршала и переливалась, как чешуя боевых змей, а в налобнике сиял косо застрявший в серебре синий камень. И кольчужная сетка шлема была тонка, как паутинка, из скрепленных лучами золотых монеток, но ее не взял бы и орихальковый меч. За шлемом не было видно лица, разве скошенные глаза над высокими скулами и презрительный маленький рот. Ниже литые доспехи, чешуйчатые рукава до локтей, а от них та же сетка, собранная наручами. От наручей цепи к диску, прячущему ладонь, и от него к перстням с остроконечными пластинами, среди которых узкое золотое кольцо терялось совершенно. И нож в простых ножнах у бедра, нож шириной в ладонь, с черным лезвием и золотыми письменами по нему.

5. От рождения ему было дано имя Энлиль. Прозывали его Райнар, что значит «Серебряный Всадник». Ему грянуло семнадцать, и он пришел. И серебряное кольцо было на руке его, как память о долге воина. И конь его был бел, и душа чиста, и доспехи светлы, как снег на горных вершинах. И он имел руки воина и глаза ребенка; и волосы его были подобны дыму, и глаза синие, как предвечерний свет. И тяжкий меч висел у бедра его. И дано было ему обращать души к свету, и исцелять незрячих, и прощать раскаявшихся. И бежали враги его. И люди шли за ним, но он был одинок.

6. Море было зеленое и золотое от солнца. Над ним реяли белые чайки, в нем дрожали прозрачные медузы; лепестки пены сохли на слежавшемся песке. Море шумело. Оно выбрасывало обломки досок, и бурую траву, и осколки ракушек, и блестящие гладкие камни. Море лизало ноги идущей. Девочка была одна на берегу. Босоногая девочка в голубой линялой юбке. Были исцарапаны руки и ноги ее, но девочка не замечала этого и смеялась. И море было в ее зеленых глазах, и зеленая косынка подобна краешку волны. Смеясь, собирала она раковины на песке - рогатые и гладкие, и закрученные в спираль, раковины синие, как кобальт, и пурпурные, и померанцевые, и складывала их в передник. И тогда Энлиль увидел ее, такова легенда.
        - Кто ты? - спросил он, удерживая коня.
        - Я Герти.
        Она подняла смеющиеся глаза, и в них было море. И Серебряный Всадник затрепетал. А она уронила раковины.
        - Герти, - повторил он. - Виноградинка. Сколько тебе?
        - Мне тринадцать. Я уже взрослая.
        И прикрыла косынкой маленькую грудь. Энлиль закусил губу.
        - Я ищу дорогу.
        - Город вон там, за холмом.
        Она указала рукой.
        - Да.
        - Почему ты не уезжаешь?
        Мука была в глазах его. Девочка перестала смеяться. Она протянула ему рапан, так говорит легенда. Он был еще влажный, серо-зеленый снаружи и оранжевый изнутри. Энлиль принял его (винол рос), и пальцы их соприкоснулись.

7. Два воина стояли на холме, два воина из разбитого отряда. А Серое воинство текло по ущелью у его подножия. Неостановимо текло оно, как река; и плащи и гривы коней реяли на ветру. Слитно текло оно, как безглазая змея, повинуясь неслышимому зову. И ощутили отвращение воины, и отшатнулись.
        - Крысы, - сказал один.
        Больше он не сказал ничего. Друг его увидел рукоять ножа, торчащую меж лопаток. И обернувшись, серую деву увидел он на холме (клинол лам ев сабр). Она смеялась.
        И спрятала она нож в складки плаща и глядела странно.
        И спросил Энлиль:
        - Зачем ты убила друга моего?
        - Не знаю.
        И куталась в плащ она, точно ей было холодно, и была похожа на дым. И спросила она:
        - Зачем ты пришел сюда? Что ты ищешь в моих пределах?
        - Я хочу убить зло.
        - О-о… - брови ее изогнулись круто. - Ты, побежденный, хочешь побеждать? Ты, раб?!
        - Я человек.
        Звонко засмеялась она - как живая. А затем сказала:
        - Как жаль… Кровь не течет в моих жилах, а то бы я любила тебя. И сказала она:
        - Если я позову, придешь? Или трусом назвать тебя сразу?
        И Энлиль ответил:
        - Приду.

9. Владычица сидела в белом шатре своем, и тишина была вокруг, и только мерно и тяжело шагали снаружи часовые. Полог трепетал от ветра; оживая в ночи, пахли степные травы, и в отверстие крыши заглядывала влажная большая звезда.
        Служанка спала в углу, всхлипывая во сне. На жаровне вспыхивали и гасли синие угли. В походном кресле сидела Сунниве, задумавшись, и черный нож лежал у нее на коленях. Потом наруч отстегнула владычица, и он золотой змейкой скользнул к ногам ее. Сунниве наступила на него. Завернув кольчужный рукав, обнажила до локтя руку. В свете жаровни кожа казалась голубой. Задумчиво глядела Сунниве, сжимая в ладони костяную рукоять ножа. Потом полоснула по напрягшейся руке.
        Верна была рука владычицы (кил ханиран). Распластала кожу от локтя до запястья. Та раскрылась, как цветок, сахарно забелела в ней кость. Но ни капли крови не вытекло из раны.
        На голубое, на сахарно-белое распластанное тело свое глядела Сунниве, и свет меркнул в ее глазах.

10. И Серая Дева позвала.
        На холме стояли они, и степь, как море, колыхалась вокруг. И белые кони паслись в траве. И полынные горькие запахи плыли над землей. И колючий татарник пах сладко розовыми цветами, и ветер гнал волны по ковылю. И степь пахла мятой и сухой степной земляникой, и ягоды мерцали в переплетениях трав.
        На холме стояли они под закатным солнцем, и холм возносился среди трав, как корона. И к небу возносил их среди волнующейся травы.
        И сказал Энлиль:
        - Я пришел.
        И грозная Дева (нэна фенри) отбросила серый плащ свой, вьющийся на ветру.
        И в золоте сверкающая, владычица предстала перед ним. Владычица Сунниве стояла перед ним в золоте, шуршащем, как чешуя. Энлиль отшатнулся.
        Рукой, закованной в золото, коснулась она волос его, и голосом тихим, как дуновение, молвила:
        - Не уходи…

11. Равного себе искала я и не находила. И вот пришел ты, равный мне; и я хочу тебя.
        И сказала Сунниве:
        - Ты мой.
        И шагнула к нему, протягивая руки. И поцеловала в лоб, там, где сходятся брови. И обвила руками шею его.
        - Ты мой! - сказала Сунниве. - И никто не посмеет стать между нами, или степь, цветущая вокруг нас, обратится в пепелище.
        И сжал ее Энлиль в руках своих, невольно отвечая на объятия. И сильны были руки его на плечах ее. И шептала Сунниве, целуя его:
        - Это судьба.

12. Страшна была гордыня ее. А у него были глаза безумца или больного, и, похоже, он не понимал, кого держит в объятиях.
        Он сжимал ее так, что хрустели кости.
        Сунниве смеялась.
        Золото сыпалось с нее, как чешуя, как старая глина с сосуда прекрасной формы. Золото сдиралось вместе с кожей.
        Сунниве смеялась. Потом он обнажил ее.
        Он был первый, кто узрел ее без доспехов. Ее тело было как пена и серебряный лунный свет (гэль арини).
        Потом Энлиль взял ее. Взял не как берут любимую, а как солдаты женщин в сожженных ими же городах.
        В бешеной радости она принимала его, и им обоим было больно.
        Потом он, глядя в землю, седлал коня.
        Степь зазвенела под копытами, и его скрыли окрашенные в кровь зарею травы.
        Сунниве сидела на песке. Все тело ее было в ранах, кровь текла по ногам. Она сидела на песке и хохотала.
        Серый Призрак перестал тревожить людские пределы.

13. Кшишей в плавнях, змеею в травах скользила она, и никто не заметил ее. Пробралась она спящим лагерем и узрела: голубой стяг над шатром, белый конь у шатра.
        Был беден шатер его: слева оружье, справа ложе из шкур. И Энлиль спал распростертый. И легла с ним Сунниве. Полог трепетал натянутый; оживая в ночи, пахли степные травы, и в отверстие крыши заглядывала большая звезда. И напряглось тело ее, но он не проснулся.
        И стала Сунниве будить его, и ласкать кудри его, и целовать руки и бедра его.
        И проснувшись, увидел Энлиль ее в шатре своем и сказал:
        - Зачем ты здесь?
        И положил он меч между ними, и не могла Сунниве более прикоснуться к нему.
        И с болью сказала она:
        - Еще не зажили раны мои, а ты меня больше не хочешь?..
        И ночевали они, как братья, в одном шатре, и меч лежал между ними.

14. И вернулась Сунниве в шатер свой и призвала раба своего, и легла с ним, но невесомы были поцелуи раба и ласки не грели. И велела Сунниве убить его и бросить псам, и лежала одна в шатре своем, тоскуя; и разрывалось сердце ее. И звала она Энлиля сердцем своим, но он не услышал ее.
        И встав с подушек, увидела Сунниве кровь на белом шелку. То были обычные женские крови, и Сунниве поняла, что надежда для нее погасла.
        И отбросив подушки, позвала Сунниве соглядатаев своих и сказала:
        - Идите.
        И сказала она соглядатаям своим:
        - Узнайте: отчего меня не хочет Энлиль Райнар и нет ли у него девы другой?
        И пошли соглядатаи и узрели Райнара с Герти у градских ворот. И Райнар целовал ее.
        И вернулись соглядатаи к владычице и сказали:
        - Видели мы Райнара с девой у градских ворот, и он целовал ее.
        И гневно спросила Сунниве:
        - Отчего вы не убили их на месте?
        И сказали соглядатаи:
        - Мы не можем убить его, ибо он серебряное кольцо носит на руке своей.
        И вздохнула Сунниве тяжко и прогнала их.

15. И послала гонцов в Город она и сказала:
        - Деву отдайте мне - ту, что любит Райнар. Или город ваш ляжет в прах.
        И услышала Герти весть эту и вышла к гонцам. И сказала Герти гонцам:
        - Город славы моей и любви моей не отречется от меня.
        И сказали гонцы:
        - Отречется он от тебя, как Райнар от тебя отрекся.
        И заплакала Герти и сказала:
        - Не верю. Град печали моей и боли моей не отречется от меня.
        И люди сказали: Так.
        И ушли ни с чем гонцы.
        И шатры лежали под городом, как звезды. Злые звезды поруганной земли. И сказала Сунниве, чтобы город сдался ей, но они отказали.
        И сказала Сунниве, что возьмет град сей, измором ли, приступом - но будет так. Но были опущены решетки в граде сем и захлопнуты ворота, и довольно было оружья и всякого припасу, и не отрекся град от дочери своей.
        И началась осада и длилась, и было воинов Сунниве, как песчинок на берегу, но таяли они; а город стоял нетленно.
        И подвели стенобитные машины к стенам и камнеметные машины к стенам (монэн од ролэн), но разрушенное за день подымали ночью. И не отрекся град от дочери своей.
        И стрелы метали огненные на город сей, но тушили огонь.
        И тогда велела владычица повернуть реку, в град идущую. И трудились воины ее с утра до вечера, и покрылись кровавыми мозолями руки их, но повернулась река и устремилась в русло иное. И высохли колодцы в городе, и источники истощились. И настала великая жажда в граде сем. Но не отрекся он от дочери своей.

16. И как служил град дочери своей, так она ему служила. Тайным ходом ходила за стены к берегу, где в колодце оставалась вода, и носила Герти с девами воду ту в город свой с вечера до рассвета. Но узнали про то соглядатаи Сунниве и схватили Герти, и привели Герти к шатру ее, а колодец забросали каменьем. И вели Герти к шатру и били ее, но Герти молчала. И служанкам бросили соглядатаи ее, и служанки били, и щипали и царапали ее, но Герти молчала.
        В походном кресле сидела Сунниве перед шатром своим. И сведены были брови ее, и глаза подобны углям. И бросили Герти на колени перед ней, но Герти молчала.
        - Он мой! - сказала Сунниве, и страшен был голос ее, как камни, сорвавшиеся с горы.
        - Он мой! Не тебе владеть им, безродная.
        Но Герти молчала.
        - Я уничтожу тебя…
        Тихо сказала Сунниве, и глаза ее были беспомощны.
        И били ее, но Герти молчала. И огнем и раскаленным железом жгли ее, но Герти молчала. И Сунниве отдала ее солдатам. И солдаты смеялись за шатрами.
        И Герти закричала. И возрадовалась Сунниве, услыхав этот крик.

17. До вечера глумились солдаты над девочкой, и усладили жажду свою, и она не была нужна им более. И бросили Герти на песке, и ушли. И был песок раскален, и солнце палило ей спину. И встала Герти в лохмотьях своих и пошла нагая, и море лизало ноги идущей.
        Раздвинув ноги, шла девочка, и болело ей, и кровь текла по ногам. Раздвинув ноги, шла она, и тень ее раскорякой шла за нею. И солнце слепило глаза ее, и море плевалось пеной и смывало следы ее. И она не могла больше идти. И она легла на песок, и осколки раковин царапали ей лицо. И страшно без слез зарыдала она:
        - Сына рожу я маленького, и он узнает тысячу отцов своих!.. Тысяча отцов у сына моего, но не единственный, которого я хотела бы назвать отцом сына моего…
        И захлебнулась она рыданием, и затихла, ибо душа ее была сожжена.

18. И нашел ее на берегу Энлиль. И звал ее, но она молчала, ибо душа ее была сожжена. И омыл он слезами раны ее, и прикрыл плащом тело ее. И глаза его были страшны. И снял Энлиль с руки серебряное кольцо свое и надел на руку возлюбленной своей. И открылись глаза ее, и было в них - страдание?
        И ни о чем не спросил у нее Райнар, лишь целовал глаза ее, и почерневшие губы ее и плакал. И заслонилась от него Герти и закричала в тоске:
        - Я грязная!
        И отвечал ей Энлиль:
        - Тело твое истерзано, но душа не запятнана; а каким судом судить мне душу мою?!
        - Я грязная. Ты меня не захочешь.
        И сказал он, что это не так.
        И целовал он руки ее, и лоно ее, и врачевал раны ее.
        И под звездами жемчужными он взял ее, как берут солнце. И баюкал ее на груди своей.
        И в ту ночь Герти зачала от него (вентул до лам).

19. И поняла Сунниве, что Райнар отрекся от нее, и сердце ее болело. И именем ведомым и кольцом золотым своим закляла Идущих. И обратились они к граду тому, и была битва. И вывел Райнар воинов своих, и схлестнулись они в степи, как две волны сшибаются, конные. И бились, пока солнце светило им, и одолеть друг друга не сумели.
        И выехала к полкам своим владычица на коне белом и поскакала впереди знамени своего. И смели они войско Райнара и к городу погнали его. И войска Сунниве были уже у стен его, и не мог Райнар повернуть бегущих.
        И тогда метнул он нож свой, и нож ударил Суннивэ в плечо. И увидала она, как небо запрокидывается над ней и становится багровым и метелки травы хлестнули по глазам. И понес конь ее, и тело ее волочилось за ним по земле.

20. И остановили коня воины, и затянули рану ее полотном поверх доспехов, и отнесли владычицу в шатер.
        И лежала Сунниве в шатре своем, и рана ее болела, но ни капли крови не выступило из нее. И суетились служанки вокруг ее с плачем, но она велела прогнать их.
        И лежала Сунниве в шатре своем, и вожди стояли над ней. И хотели снять доспехи с нее, но она запретила.
        И тошнило, и свет мутился в глазах ее, и сказала владычица:
        - Худо мне.
        И мокрое полотно положили на грудь ее, раздвинув доспехи, и ей стало легче.
        И тогда спросила она:
        - Что, Локнар?
        И вождь, склонившись, ответил ей:
        - Худо. Почти разбиты войска твои и отступают.
        Он не хотел лгать ей, да и не мог - шум битвы слышен был уже у шатров. И тогда встала Сунниве и багряным плащом скрыла рану свою. И возгласила гневно:
        - Отчего мы здесь, когда в поле сейчас быть должно?
        И подвели ей коня к шатру ее. И понеслась она конная среди вои свои, и одушевились они, видя багряницу ее, и погнали врага. И хотел Райнар остановить бегущих, но уже затянулся аркан на шее его. И судьба его и града была решена.

21. И пепелище было вокруг нее, и трава обратилась в пепел. И нечего было делать победителям в граде сем, и ушли они из развалин, и стояли станом в степи у берега моря, но горький запах пепла настигал их и там.
        И лежала Сунниве на плащах у шатра своего, и потомки лунных волков, пятнистые псы, лежали у ног ее, и болела рана ее, не давая шевельнуться. И сняла Сунниве золотое кольцо свое и швырнула в травы, но легче ей не стало.
        Копья остриями вонзались в небо, и солнце висело на остриях.

22. И сказала Сунниве:
        - Приведите его!
        И привели Энлиля, и он стоял перед ней, и кровь запеклась в его дымных волосах. И лязгнули цепи на руках его, когда он стоял перед ней.
        И застонала Сунниве, и приподнявшись, пала к его ногам, и целовала цепи на руках его, а он молчал. Лишь отстранился, когда она коснулась губами руки его. И сказал:
        - Не надо.
        Кровавыми слезами зарыдала Сунниве, стоя на коленях у ног его. И смела золотой доспех с плеча своего, так, что разорвались проволоки золотые и кольца золотые посыпались в траву. И сорвала повязку с плеча своего, и сине-багровую рану на плече лебедином увидел Энлиль. И сказала Сунниве:
        - Вот рана, твоей рукой нанесенная, на плече моем, но я благословляю ее, ибо она от тебя.
        И была она полунагая перед ним, и грудь открыта. И Энлиль отвел глаза.
        - Душу свою я на цепь взяла по воле твоей. Вот я, как рабыня низкая (све-рота оли), у ног твоих. Кто может сделать больше?!
        И поднял глаза Энлиль, и увидел небо над шатрами, и в небе солнце. Копья остриями вонзались в небо, и солнце висело на остриях.
        И прошептал как в беспамятстве Энлиль:
        - А гэлианна! (О возлюбленная моя!) Сына ты носишь в лоне своем под грудью своей, сына голубишь ты моего, и будет он мне прощением. Кто может сделать больше…
        И слышала это Сунниве, стоя на коленях у ног его, и душа ее разрывалась на части.
        И закричала она, обнимая колена его:
        - Дай мне сына!
        И сказал Энлиль:
        - Я не могу сына дать тебе, ибо зло бесплодно.
        И пала Сунниве у ног его бездыханная, но он не пожалел ее и не прикоснулся к ней.
        Копья остриями вонзались в небо, и солнце висело на остриях.

23. И сказала ему владычица:
        - Я убью ее.
        И ответил Энлиль:
        - Слуги твои не отыщут ее, ибо я надежно сокрыл ее от слуг твоих (до сервен каин).
        И гнев владычицы был не утолен.
        И глядела она на лицо его и на руки в цепях. И ощущала руки его на плечах своих.
        Как сильны были руки его на плечах ее…
        И сильны были руки его на мече его! И тело возлюбленной, и твердую сталь сжимали равно.
        И как целовала она руки его, ее оттолкнувшие…
        Сердце сладко заныло в ней, и потянулась она к рукам его, но замерла, отпрянув.
        И нестерпимо было думать о том, что руки его обнимут другую.
        И тогда поклялась Сунниве, что не взять больше меч рукам его. И рукам, оттолкнувшим ее, на чужих плечах не сомкнуться.
        И сказала Сунниве ему о том, но он молчал. И сказала Сунниве, что будет ждать до рассвета. И ждала его до рассвета в шатре своем, но не пришел он в шатер ее.

24. И тогда призвала вождей она, и они пришли в шатер ее.
        - Он не будет просить пощады, владычица.
        - Я знаю.
        И поставили к плахе Энлиля, и зажали в колодки руки его, но лицо его не дрогнуло.
        И смотрел он поверх врагов своих и их не видел, а видел небо над шатрами, и солнце, плывущее в нем; и слышал ржание коня.
        И по локоть отсекли руки его, и пятнистые псы слизали кровь, брызнувшую на песок.
        И вскрикнула Сунниве так, будто исторгли у нее сердце. А Энлиль встал, шатаясь, и кровь стекала с обрубков и кропила песок.
        Светлым взором обвел он небо над шатрами и солнце, плывущее в нем, и улыбнулся. И растворилось Серое воинство в песке, окропленном кровью его. Но он этого не увидел.

25. Море было зеленое и золотое от солнца. Над ним реяли белые чайки, в нем дрожали прозрачные медузы. Лепестки пены сохли на песке.
        Безрукий воин сидел на пепелище, и ребенок играл у ног его раковинами синими, как кобальт, и померанцевыми, и пурпурными, как заря.