Коррупционер Роман Феликсович Путилов
        Оболочка цвета маренго #2
        Второй роман цикла о попаданце в самого себя, на тридцать пять лет назад. Детектив, расследование преступлений.
        Коррупционер
        Глава 1
        Глава первая. Трудные вопросы.
        
        Через полчаса УАЗ «домчал» меня до квадрата зданий областного УВД. Водитель, ругаясь вполголоса, потолкался в очереди на всегда заполненную парковку, и наконец, приткнулся на небольшом пятачке, сказал, что мы можем уе…. Высаживаться. Всю дорогу парни не сводили с меня глаз, один, полуобернувшись на переднем сиденье, рядом с водителем, а второй, сидя справа от меня, отсекая от незаблокированной двери, и это ревностное исполнение инструкции по доставке задержанного мне сильно не понравилось.
        В здание УВД меня завели не через «генеральский» вход, а потащили на скромное боковое крыльцо, через бюро пропусков.
        - Давай, удостоверение показывай - один из моих «охранителей», светловолосый, лет двадцати, с меня ростом, подтолкнул меня в бок.
        - Какое удостоверение?
        - Служебное…
        - На кой оно мне…
        - Да ты что…- ребята сердито оттащили меня от начавшей скапливаться за нашей спиной очереди, из гражданских и милицейских, желающих пройти внутрь здания. Злобно шипя, оперативники стали охлопывать мою одежду, в поисках красных корочек, чему я, кротко, как агнец, не препятствовал. Но, когда один из них, черненький, попытался засунуть руку мне в карман, я ладонью громко хлопнул его по руке. По лицу парня было видно, что меня сейчас ударят, но воровато оглянувшись, он понял, что очередь и постовой на турникете, только делают вид, что не смотрят в нашу сторону.
        - Ну и что будем делать? - светлый уставился на напарника. Тот сделал малозаметное движение головой. Светлый поморщился, но затем злобно посмотрел на меня:
        - Что, думаешь самый хитрый?
        Зажав с двух сторон, меня под руки, потащили к малозаметной двери с электрическим замком.
        Дежурная часть областного УВД напоминала Центр управления полетом в подмосковном Королеве. Светлые, обтянутые бежевым кожзаменителем стеновые панели, яркие лампы под потолком, несколько монохромных мониторов с радами зелененьких цифр, большой экран, занавешенный темной шторкой. Сотрудники не выглядят вахлаками, как в моем родном отделе, а как…. Короче выглядят. Меня поставили в уголок, и светлый двинулся к сидящему за отдельным столиком пожилому старлею. О чем-то поговорив, причем старший лейтенант, бросив взгляд на меня, поморщился, и стал что-то искать среди груды одинаковых амбарных книг. Через какое-то время, очевидно, найдя нужный, он стал его неторопливо пролистывать. Найдя нужную страницу, милиционер мотнул головой в мою сторону. Меня опять, легонько, толкнули в спину.
        - Фамилия, имя отчество, дата рождения, место жительства, место работы - при ответе на последний вопрос старший лейтенант хмыкнул, но записал.
        - За кем записать?
        - Свешников, Андреев.
        - КУСП какой?
        - Ну Николай Иванович, черканите какой-нибудь…
        - Не моя проблема, говорите КУСП или начальнику дежурной части….
        - Сейчас, Николай Иванович, одну минуту - темненький стал судорожно листать блокнот, после чего продиктовал шестизначный номер, который был аккуратно вписан в журнал доставленных
        - Все, валите - помощник дежурного удовлетворенно захлопнул журнал и уткнулся в другой, ничем не отличимый. Меня же, вновь подхватив под руки и зажав плечами, повели наверх, по широкой, отделанной гранитом лестнице. Наша цель была на четвертом этаже, солидная дверь, с большим списком сотрудников на черной табличке, которую я не успел прочитать. Подтолкнув в спину в очередной раз, меня завели в просторный кабинет на четыре стола, ничем, кроме свежего ремонта, не замечательный. В окне был виден уголок крыши театра «Парус». За столом у окна, сидел майор Гудима и улыбался мне, как родному:
        - Привезли, ну молодцы! Садись, Павел.
        Сел. Молчим. Мои «хранители», сняли куртки под которыми ожидаемо оказались желтые подмышечные «оперативки» с новенькими «Макаровыми», чинно расселись по своим столикам. Чувствую, как молодые, не разуверившиеся в жгут спину взглядами, не терпится меня в позу ответственности поставить.
        Гудима не выдержал первый:
        - Знаешь зачем тебя привезли?
        - Догадываюсь.
        
        Интерлюдия.
        Кабинет начальника Дорожного РОВД полковника милиции Дронова О.В.
        Звонок по телефону по городской линии, абонент неизвестен:
        - Привет.
        - Привет.
        - Еще работаешь?
        - Не понял?
        - А, что, не понял? М - твой зам был? Вчера твоего ППСика за убийство любовницы задержали, и судя по всему будут арестовывать. А сегодня еще одного привезли, областной УР, судя по книге учета, за грабеж в Кленовой роще. Фамилия его Громов, если ты не в курсе. Ты их надеюсь уже уволил?
        - Первого да, а про второго я от тебя впервые слышу.
        - Олег, я не понимаю, что у тебя в отделе творится, это уже….
        - Спасибо дорогой, все потом, мне сейчас надо вопросы порешать. Должен буду.
        Гудки, набор номера.
        - Сергей Геннадьевич? Сережа, ноги в руки, и ко мне, срочно….
        
        
        Майор Гудыма:
        - Знаешь зачем тебя привезли?
        - Догадываюсь.
        - Что-то хочешь рассказать?
        - Это не он.
        - Хм. Неожиданно. Ты Лену знал?
        - Не очень близко.
        - Что насчет их отношений можешь сказать?
        - Встречались, почти полгода, потом поссорились. Я понимаю, что она хотела за Ломова замуж, а он не был готов.
        - И?
        - Он думал, к решению не пришел.
        - А ты в курсе, что она была беременна?
        - Нет, когда мы дней пять назад об их отношениях говорили, он мне ничего такого не сказал. Просто сказал, что не готов жениться и, пока, ни к какому решению не пришел.
        - Ну почему? Очень даже пришел. Три дня назад встретился с ней, избил до смерти и черенком от лопаты абортировал, ток что там от матки и от плода только клочки остались.
        - Вы что тут на придумывали? Он в жизни ни одну женщину пальцем….
        - А что нам придумывать? На черенке его отпечатки, в сумочку записка от него о встрече, да еще много чего. Что, неожиданно? А теперь, еще раз, в свете фактов, что я тебе сказал, вспомни, вдруг что ни будь полезное нам расскажешь?
        - Еще раз говорю - это не он. Тем более, что если бы он узнал, что у Лены будет ребенок, то возможно, он бы на ней женился. Во всяком случае, ребенка он бы не бросил, да и мама Димы хотела внуков, ему каждый день мозг выносила. В принципе, как мне кажется, он просто боялся…. Просто боялся связать себя обязательствами.
        - То есть….
        - То есть, если бы я подозревал его, если бы у меня было что ни будь, я бы вам это сказал.
        - Но он же твой друг!
        - Тот, кто способен сделать такое с любимой, пусть и бывшей, ни другом, ни человеком считаться не может.
        - У Ломова родня есть в деревне или он рассказывал, что у кого-то мясо можно купить, свинину, например?
        - Про родню из деревни я не слышал, у него все в городе живую. Мясо ему без надобности, у него мама в магазине «Коопторга» работает, я думаю, что у них нет проблем с мясом.
        - Это все конечно хорошо, но все твои слова в отношении твоего друга… Вы же друзья? Так вот, все это перевешивается отпечатками его ладоней и пальцев на черенке. Вот так. Ладно, сейчас тебя допросят в качестве свидетеля, повторишь, все, что мне сказал и, наверное, будешь свободен.
        Майор поднялся и сделав какой-то знак операм, вышел из кабинета, буркнув на прощание:
        - Буду часа через три.
        - Ну что, давай, подсаживайся - темненький весело похлопал по стулу за столом у окна: - садись и пиши. Сам справишься или нам писать?
        - Сам справлюсь - я подтянул к себе бланк допроса свидетеля, и, вывел: «По существу заданных вопросов могу пояснить следующее….»
        Писал я долго, обдумывая каждое слово. Но, так как писать особо было нечего, то справился я минут за пятнадцать.
        - Готово - я оттолкнул от себя заполненный бланк, осталось только вписать данные сотрудника, проводившего допрос. Шушукающиеся опера подхватили бланк, и склонившись над ним, голова к голове, стали внимательно его читать.
        - Хорошо пишешь, грамотно - черноволосый сунул протокол в папку и сунул мне новый, чистый:
        - Но, не все написал.
        - В каком смысле - не все?
        - Ну ты не написал несколько важных фактов. Например, как вы с Ломовым и вашим подельником пытались похитить деньги у инкассаторов в Универсаме?
        
        
        
        
        
        
        
        -
        Глава 2
        Глава вторая. Однозначные ответы.
        
        - Ребята, вы охренели что ли?
        - Да нам то что охреневать? Это вы с Ломовым охренели. Интересно, на сколько денег рассчитывали?
        - На миллион.
        - О как! Ну вот видишь, как с тобой просто. Не пришлось, как дружка твоего, пиздить. Ты же умный, правда, ты нам все расскажешь?
        - Конечно расскажу, садитесь ребятишки поближе, и мы начнем.
        - Мне кажется, Серега - тёмненький повернулся к напарнику: - он над нами глумиться.
        - А ты поумнее Сереги оказался - приободрил я темненького.
        - Ну сейчас мы над ним сами поглумимся - Серега, обиженно бубня под нос угрозы в мой адрес, полез за шкаф, откуда появился с знакомым мне по прошлой жизни, но здесь не разу не виданной, резиновой дубинкой.
        - Во, видал - торжествующе потряс он передо мной коричневым «демократизатором».
        - Детишки, а ваш папа знает, что вы его штучку взяли, или он вам потом по попке ата-та сделает?
        Я конечно имел виду старшего в кабинете, но туповатый Серега уставился на второго:
        - Мишаня, а он, что, твоего отца знает?
        Мишаня схватился за голову:
        - Серега, заткнись.
        - Нет, ну а че….
        - Мишаня, а как ты говорил твоя фамилия? - ответ на этот вопрос в последние пару секунд стал для меня просто решающим.
        - Я не говорил.
        Зато я запомнил твою фамилию, Мишаня.
        Миша, между тем, своей спиной, оттер от меня агрессивного Серегу и начал второй заход:
        - Ну ладно, давай по чесноку. Твой подельник все равно все рассказал….
        - Поздравляю, тогда какие ко мне вопросы?
        - Ну ты же понимаешь, что надо показания от всех…
        - Ребята, я надеюсь, что вы шутите…
        - Слушай, давай вот без этого, расскажи, как было дело и пойдешь домой….
        - Ладно, я расскажу, но только вы сначала скажите - как вы догадались?
        - А что там догадываться, все элементарно- злоумышленник стреляет в тебя в упор, Ломов стреляет в злоумышленника, никто друг в друга не попадает. А пистолет у злоумышленника идентифицирован, как пистолет Мишина. Вчера заключение из Москвы пришло.
        - То есть, парней то же мы с Ломовым зарезали?
        Опера растерянно переглянулись - очевидно, что натянув нас с Димой на глобус нападения на Универсам, на убийство милиционеров они почему-то нас не примерили.
        - Ой ты ж сука- мечтательно протянул Сережа. Он, наверное, уже видел себя с новеньким орденом Красной Звезды у фотографии со знаменем, в благодарственном письме родителям.
        - Вот еще смотри - Мишаня сунул на стол передо мной картонную папку, прихлопнув ладонью по документу.
        Все-таки они меня поймали. Пока я пытался понять, какое отношение имеет к нам с Димой справка, набитая убористым текстом пишущей машинкой, да еще, наверное, третьей копией, ребята дружно, не отнимешь, навалились на меня, зафиксировав мою левую руку. Я попытался дернуться, но сидя на стуле, когда на тебя сверху легли два спортивных парня, сильно не воспрянешь. Поэтому, я с интересом смотрел на Мишанину кобуру, елозящую перед моим носом. Притягательно, блестяще- шоколадная бакелитовая рукоять новенького «Макарова» просто кричала мне - возьми меня, я твоя. Несерьезная, блестящая кнопочка застежки кобуры, открывалась даже не за секунду, а за сотую долю секунды, а уж взвести затвор одной рукой, зажав его коленями - это мы могем, тренировались. Парни, заполошно пыхтя, пытались дотянуть мою вертящуюся руку с одетым металлическим браслетом, до вертикальной трубы отопления, не понимая, что если бы я не считал их просто неопытными коллегами, то через секунду в комнате раздались бы выстрелы, или Мишаня стал бы первоклассным заложником.
        Наконец два балбеса отвалились от меня, довольно пыхтя, как насосавшиеся крови энцефалитные клещи. Сережа опять полез за резиновой палкой коллективного пользования.
        - Ну что, будем по-хорошему?
        Я подергал руку, браслеты глухо звякнули металлом о металл. Я, так понимаю, ребята решили заявить о себе, как о самостоятельных профессионалах. Наверное, папа Мишани - местный босс, притащил сынка после школы (интересна какая - наша средняя или Омская «вышка»?), а Сережа попал за компанию, чтобы не говорили, что только блатного сопляка тянут в элитный отдел. И теперь парням, как воздух, нужен успех, самостоятельный, ни в группе с опытными оперативниками, а именно самостоятельный. А, что может быть лучше, чем разоблачение банды «папуасов», убивших своих коллег, похитивших их оружие, а потом, с привлечением третьего члена банды, попытавшихся взять выручку крупнейшего в городе магазина. Мечта, а не цель. Осталось только «загрузить» тупого мента, выбить признание и отшлифовать мелкие нестыковки. И, наверное, время ребята выбрали удачное, что в ближайшее время никого не будет. Я понимал, что, чтобы они не делали, хрен они смогут меня сломать. Было бы трое суток, и людей побольше и поопытней, но не этим соплякам меня раздавить. Но, по морде, как-то, не хочется получать. А они вон, как тигровые акулы,
ходят кругами, подбираются. Но бояться. Я может одной рукой и зацеплен, но только, все равно, очково им ко мне подходить. Мне то шум на руку, а вот им скандал не нужен, вдруг кто-то придет, и разгонит этих гениальных сыщиков. Им сейчас, по-хорошему, мне бы вторую руку прицепить, чтобы я отмахнуться не сумел, и тогда мне будет очень грустно. Серега все тыкал в мою сторону своей палкой, Мишаня обходил слева, надеясь зафиксировать мою вторую руку. На улице раздались звуки сирены, и голос гаишника, дежурящего в желто- синей «Волге» напротив парадного входа в УВД, призывающего водителей транспорта остановиться. Значить, приехал кто-то важный, либо начальник УВД, либо какой-то гость из Москвы. Пора.
        Стул, старенький, с потертой полировкой и обивкой очень легкий, во всяком случае для того, кто периодически гирями балуется. Сережа, в этот момент, вновь сунувшийся со своей дубиной, чтобы меня по локтю «приободрить», еле успел уклониться от летящих по широкой дуге ножек стула, которые через удар сердца, с размаху, воткнулись в прозрачное стекло, легко прошли сквозь частый переплет деревянной рамы и пробили насквозь второй слой двухмиллиметрового стеклянного листа. Острые, как бритвы, осколки, с веселым звоном хлынули на улицу и во внутрь кабинета. Внизу раздались гневные начальственные крики.
        - Что ты наделал! - Мишаня бросился к окну, пытаясь оценить размер ущерба и наличие жертв. Сережа бросился от стула, который я, вывернув из переплета окна, бросил в него. А затем, Миша, вытянувшийся у деревянного переплетя, стараясь не порезаться о кинжально-острые лезвия стекол, торчащих во все стороны, и увидеть, что твориться внизу, почувствовал, как жесткая рука обхватывает его шея, вздергивая вверх беззащитный подбородок, и тот, кто только что, с растерянным видом, сидел за столом, дергая рукой, охваченной стальным кольцом, внезапно оказывается плотно прижавшимся за Мишиной тушкой, вынужденной изогнуться назад и привстать на носочки. А еще через мгновение, мигом вспотевший, лейтенант милиции Свешников почувствовал что-то острое, что впилось снизу в нежную кожу шеи, которую тут же опалило жаром, и даже шустрая струйка какой-то влаги, потекла вниз, под рубашку.
        Я пригнувшись, жестко обхватил сгибом локтя Мишину шею, второй пристегнутой рукой воткнув в кожу обмякшего от неожиданности Миши ноготь большого пальца и пристально грядя в круглые, как у совы, глаза Сережи, орал в Мишино ухо:
        - Папу, папу веди, бегом, Свешникова давай.
        На мое счастье, Миша палец у артерии воспринял серьезно, и не пытался сделать какие-то глупости, типа вытащить пистолет или активно отбиваться от меня, что могло привести к печальным результатам. В коридоре хлопали двери, в кабинет, через оставленную, ускакавшим от нас Сережей, открытой дверь, заглянуло несколько лиц, которые тут же прятались, после чего раздалось несколько характерных щелчков. Если Мишин папа не в здании, придется сыночка отпускать, иначе я это уже на тормозах не спущу.
        Наконец дверной проем заслонила крепкая фигура мужика в костюме и галстуке, который мгновенно оценив обстановку, крикнул в коридор, чтобы все убрали оружие. Потом мужчина обернулся к нам бледным лицом:
        - Что ты хочешь?
        - Всех убери подальше
        - Слышали, все отошли.
        Несколько силуэтов мелькнули за спиной мужика, лицом сходного с моим заложником.
        - Полковник Свешников?
        - Да, это я, что ты хочешь.
        - Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сами разберетесь со мной по справедливости, а не эти два солобона.
        - А ты - кто?
        - Милиционер Дорожного отдела. Меня Гудима вызвал, допросил как свидетеля, этим клоунам сказал меня отпустить, а они решили все «темняки» города на меня повесить. Начали бить, к трубе приковали, в процессе драки стекло разбили. И, мне кажется, сейчас здесь будет генерал, если на него стекло не упало.
        - Ты нож убери, потом я с тобой буду разговаривать.
        - У меня ничего нет! - Я оттолкнул от себя Мишу, вскинул в стороны пустые руки и тут же получил по носу от бледного сыночка.
        Полковник схватил Мишу за руку, не дав тому, ударить меня еще.
        - Да, я тебе дою слово офицера и коммуниста, что я с тобой разберусь сам. - - - Но папа….
        - Заткнись, Миша….
        - Миша, отойди от него, выйди вон….
        - Вы товарищ полковник скажите меня отстегнуть и пошли куда ни будь отсюда - я закинул голову вверх, чувствую во рту соленый привкус.
        - Зачем?
        - Минут через пять суда придут разбираться, почему на генерала стекла сбросили. И если я буду здесь, будет трудно объяснить, что рама была неплотно прикрыта и от ветра стекло разбилось.
        - Отцепите его и тащите в четыреста двадцатый кабинет
        
        Глава 3
        Глава третья. Слово чести.
        
        Меня завели в какой-то кабинет, после чего все разбежались. Со мной оставили Сережу, который, не выпуская из руки свою дубинку, сидел за столом у двери, перекрывая мне возможность побега. В коридоре громыхал чей-то начальственный голос. Очевидно, что на этаж поднялся главный шериф, и, то что с высоты четвертого этажа, падают стекла, пришлось ему не по вкусу.
        - Серега!
        Злобный взгляд из-под насупленных белесых бровей и презрительное молчание было мне ответом.
        - Серега, если генерал сюда войдет, тебе конец!
        - Почему?
        - Эту дубинку тебе не положено иметь, и даже в руках держать. А я весь в крови. А когда генерал войдет, то я сделаю вот так - я изобразил, как в испуге зажимаюсь в углу: - и тебе дубинку в попу засунут, до самой рукояти.
        - За что?
        - За то, что попался.
        Серега, со вздохом, попытался засунуть дубинку за шкаф с бумагами, но тот стоял слишком близко к стенке. Тогда он наклонился и закатил дубинку под шкаф.
        Минут через десять начальственный рык в коридоре прекратился, и в кабинет зашел раскрасневшийся полковник Свешников, который взмахом руки отослал Серегу прочь. Доставать дубинку из-под шкафа, на глазах у начальника управления розыска, Серега не решился.
        - И что ты тут расселся, как у себя дома? Я за этот выговор от генерала с тебя спрошу!
        - Так верните все назад. Позовите своих дебилов, я у них оружие заберу, и мы будем все по серьезному разбираться. Кстати, наручники сыну отдайте.
        - Я же не говорил с тебя их снимать.
        Я показал полковнику скрепку.
        - Ладно, почему мой сын с этим балбесом на тебя взъелись?
        - Они решили, что мы с Ломовым причастны к нападению на Универсам.
        - Почему?
        - Все стреляли, никто не попал.
        - И что ты скажешь.
        - Я не стрелял, мне оружие еще не дали. Кстати, там еще инкассаторы стреляли, тоже ни в кого не попали. Их ребятишки почему не отработали?
        - Ты знаешь, что у Ломова дома нашли патроны той же партии, что пропали, предположительно, у Мишина?
        - Нет, я вообще ничего не знаю.
        - И в Универсаме стрелял пистолет Мишина.
        - Можно мне почитать дело по Ломову?
        - Зачем?
        - Он же не признается?
        - Нет. Но завтра он в СИЗО поедет, там у нас будет больше возможностей, склонить его к раскаянью.
        - Вам жулик нужен, или признание?
        - Ты пацан не дерзи, я с тобой еще ничего не решил.
        - Извините, товарищ полковник, просто странная картина получается.
        - Какая?
        - Первое - я не верю, что он совершил то, что ему вменяется. Мы с Ломовым полгода на одном посту. Я его достаточно хорошо знаю, ситуации были разные. На работе как в семье - ты с напарником как голые, нельзя пять дней в неделю притворятся, чтобы не было тревожных звоночков. Но никогда он не давал повод заподозрить, что он способен с девочкой сделать то, что сделали с Леной. Никаких признаков неуравновешенности не было, никогда.
        - Допустим.
        - Но кто-то имеет кучу информации о Диме, и подставил его, и отомстил одновременно.
        - Ну и?
        - Тут еще пропавший пистолет фигурирует. Значить, все вертится вокруг работы. Но мне никто ничего не подкидывал, хотя мы вместе. То, что я сюда попал - это не подстава, а импровизация молодых сотрудников. Значить….
        - Что значить?
        - Товарищ полковник, дайте дело почитать….
        - Дело в прокуратуре.
        - Но у вас же здесь есть копия всех документов, и дело должно быть, параллельное.
        - Ладно, сейчас позвоню.
        Через пять минут перед мной лежала картонная папка оперативного дела, с скрепленными зажимами страницами начиная с одиннадцатой, видно, там был секретный раздел. Я попросил листок и карандаш и приступил к чтению. Свешников выходил, потом пришел обратно:
        - Закончил? У меня больше нет времени?
        - Да, спасибо. У меня три вопроса.
        - Давай.
        - Первое - зачем Диме стрелять свинье в ногу?
        - То есть?
        - Ну, допустим, это он принес домой свиное мясо, в мясе входной канал от пули, и, наверное, пуля из пистолета Мишина. Вопрос - зачем Диме стрелять свинье в окорок? Чтобы помучилась или бегать от боли начала? Ну, позвали его родственники, забить свинью. Ну, решил Дима повыпендриваться, выстрелил в свинью из пистолета, но зачем в заднюю ногу, а не в ухо?
        - Дальше.
        - Второй вопрос. Обыск у Димы был до обеда. За день до этого он, якобы, убил Лену. И весь в крови поехал к родственникам, забивать свинью, потому как ничем иным нельзя объяснить, откуда в одной сумке мясо, патроны и Ленина цепочка. Я не представляю, как человек, только что убивший бывшую подругу, измазанный в крови, едет до вокзала, а потом садиться в электричку, и на него никто не обращает внимание. А в другое время убить свинью у него не выходит по времени. Если раньше - мясо бы начало портится, и заветривается, а позже - просто времени нет.
        - Ну, как-то, рассуждаешь ты пространно, но твою мысль я уловил.
        - Ну и третье - что за стартер автомобильный изъяли у Димы дома?
        - Что за стартер?
        - Ну вот написано - стартер автомобильный.
        - Ну и в чем твой вопрос?
        - Ну стартер - вещь дорогая, номерная. А тут нет номера.
        - И что бы тебе дал номер стартера?
        - Можно по номеру отследить путь агрегата.
        - Ну и что? Узнаешь, что поступил в наш городской торг десять лет назад или год назад, что тебе это даст?
        - Да вы поймите - стартер от легковушки дефицит, от грузовика - в меньшей степени, но тоже просто так не купишь. Мне он не рассказывал, что купил такую деталь. У него самого машины нет, родственникам в деревню - я о таком тоже не слышал. Да и вообще странно - у вас лучшие сотрудники в области, а номерную вещь без номера и модели указали.
        - Ладно, сейчас все узнаем.
        - Леонид Борисович, добрый день, это Свешников беспокоит, по делу Ломова звоню. Смотрю протокол обыска, обратил внимание, что изъят стартер автомобильный, в коробке, но ни модели, ни номера в протоколе не указано. Вы не могли бы…Не стали брать? Ржавый и сгоревший? Климову отдали на хранение? Понятно, хорошо, спасибо. Слышал?
        - Ну да, Дима в новой коробке под кроватью хранил ржавый стартер. А у Климова, или у кого там в этой группе есть машина, наверное, сейчас под капотом новый стартер вжикает. Я могу идти?
        - Я со стартером разберусь, а вот ты куда собрался?
        - Вы меня тоже, задерживать собрались?
        - Нет, просто ты так все материалы по делу извратил, что мне даже как-то стало сомнительно. Но, пальцы на черенке все твои измышления перекрывают. Вот так. Ладно, давай я тебе пропуск на выход выпишу, а то не выпустят тебя внизу.
        - Да не нужен мне пропуск, у меня удостоверение в ботинке лежит. Вы лучше мне дайте телефон, куда я могу в любое время позвонить, и не прессуйте, пожалуйста, Ломова на тюрьме, хотя бы три дня.
        - А что за три дня изменится?
        - Я пройду по всем точкам, где мы с ним были, или куда он мог без меня зайти, если что-то покажется подозрительным, мне будет нужна срочная помощь.
        - На телефон, мой, домашний и служебный, звони. Если что-то реальное будет, звони даже ночью. А если за три дня не позвонишь?
        - Буду Диме искать вменяемого адвоката, больше вариантов я не вижу.
        - Ладно, можешь идти, надеюсь, что позвонишь.
        - Почему?
        - Видел я твоего Ломова, не похож он на убийцу.
        - Спасибо за это, до свидания.
        
        Вечер того же дня.
        
        - Павел, а ты что здесь делаешь? - ротный остановил меня в коридоре отдела.
        - На развод иду, в Ленинскую комнату, Сергей Геннадьевич.
        - Так тебя сегодня утром уволили, мне сказали, что за грабеж в районе Кленовой рощи, что, чуть ли не с поличным, тебя областной розыск задержал. А тебя что, под подписку выпустили?
        - Сергей Геннадьевич, я сегодня был в УВД на допросе по делу Ломова, допрашивался как свидетель, после допроса меня выпустили, претензий ко мне нет.
        - Писец…Пошли в кадры, может еще не успели в УВД материал увезти.
        Анна Гавриловна, обаятельная тридцати пяти летняя брюнетка с красивой грудью и тонкой талией, встретила меня не приветливо. Во всяком случае, ее карие глаза не обещали мне райского блаженства, как это было при устройстве на службу. Но моему приходу она была рада.
        - На, расписывайся здесь и здесь, и удостоверение давай! - барышня бросила передо мной две какие-то бумажки. Понятно, два экземпляра приказа об увольнении по собственному, датированный вчерашним днем. Я поставил подпись под своей пометкой «Не согласен, приказ не законен».
        - Удостоверение я потерял.
        - Что ты врешь! Не отдашь по-хорошему, заберем силой.
        - Обыскивать меня будете? Не советую, я сегодня очень нервный.
        - Зарплату не получишь, пока удостоверение не сдашь. Так, что ты здесь написал? Ты что творишь, мы тебе навстречу пошли, по собственному уволили, а не по отрицательным мотивам, а ты еще выпендриваешься.
        - Я не знаю, что вы за отрицательные мотивы взяли, я допрашивался по чужому уголовному делу, меня по разным делам два раза в месяц допрашивают, в качестве свидетеля. Вы за это меня уволили?
        - Анна Гавриловна - вмешался ротный: - может быть, там действительно, ничего не было….
        - С вами, Сергей Геннадьевич, начальник сказал, что у него будет отдельный разговор. Ломов, Громов- оба ваши человека. И вообще, мне Олег Владимирович утром дал команду Громова уволить, все подписал, завтра с утра в УВД отправим. Я к нему не пойду, что-то блеять, чтобы приказ отменить. А на Громова еще три заявления поступило, что он собаку свою, незаконную, на людей травит, есть покусанные. Так что какая разница, все равно увольнять.
        - Могу я узнать, кого моя собака покусала?
        - Можешь - очаровательная «кадровичка» быстро забегала наманикюренными коготками по стопке бумаг: - вот…супруги Козлицкие и гражданин Уваров.
        - Адреса их можно узнать?
        - Ты что, пойдешь к людям разбираться?
        - Нет, конечно. Скажите, хотя бы, где Демон их покусал?
        Майор назвала знакомый адрес.
        - Сергей Геннадьевич, пожалуйста, принесите из дежурки журнал происшествий, честное слово, вам понравится. За девятнадцатое сентября.
        Ротный хмыкнул, и вышел из кабинета отдела кадров.
        - Анна Гавриловна, можно два листочка и копирку?
        - Решил объяснительную по удостоверению написать? - она протянула мне требуемое.
        - Ага, что-то вроде.
        Ротный пришел минут через пять.
        - Сергей Геннадьевич, найдите грабеж у дома тридцать по улице имени Красного партизана, пожалуйста, и Анне Гавриловне зачитайте фабулу.
        - М-м-м… около тринадцати часов у дома Уваров, по наводке Козлицкого и Козлицкой, открыто завладел деньгами. Ущерб устанавливается.
        - Фамилии знакомые, да, Анна Гавриловна? Сергей Геннадьевич, а кто их задерживал?
        - ОВО, Галич и Самойленко.
        - Вот видите, тут Галич и Самойленко подсуетились, рапорта о задержании написали, а значить меня и Демона радом не стояло. А кто граждан покусал - Галич или Самойленко, вы уж сами разбирайтесь. Кстати, вот здесь распишитесь и дату поставьте, а вот ваш экземпляр.
        Анна Гавриловна, очевидно пораженная мыслью, что экипаж вневедомственной охраны кусает граждан, механически расписалась на листе и поставила дату.
        - До свидания, товарищи начальники…
        - До свидания… Громов, а ну ка стой!
        - Что такое?
        - Ты что мне подсунул?
        - Как что? Исковое в суд о восстановлении на службе вследствие незаконного увольнения. Буду сидеть дома и ждать решения суда, а потом средний заработок получу за время вынужденного прогула.
        - Стой, Громов… Сережа, скажи ему…
        Что отвечал командир я уже не слышал, да и не интересно мне было дальше играть в игру «Уволь сотрудника до того, как он что-то совершит»
        Глава 4
        Глава четвертая. Внезапная.
        
        Раз я уволен, то пошел домой переодеваться в «гражданку», а переодевшись, остался дома. Мыслей, куда бежать и с кем разговаривать - не было, от слова вообще. Когда на часах пробило одиннадцать часов вечера, я взял поводок, и повел гулять заскучавшего пса. На пустыре по улице Первого военного наркома почти никого не было. В стороне стояла пара малознакомых «собачниц», и о чем-то болтала, перемежая разговор затяжками сигарет. Я издалека пожелал барышням «Доброго вечера», но подходить и греть уши в женском разговоре не стал, стоял, бессмысленно рассматривая мерцающие звезды в бесконечном небе. В голове мелькнула фраза из фильма «А в тюрьме сейчас на ужин макароны», и я представил себя на месте Димы, в камере сборного изолятора, любимую шутку сотрудников СИЗО - ты извини, камеры БС заняты, побудь пока в общей… Ноги сами понесли меня в сторону бывшего поста. Около трех часов ночи я обошел наш бывший маршрут на два круга. Никаких мыслей, никаких идей, кроме…. Кроме любезного сторожа складской базы, который оказался дважды судим. Конечно судимости какие-то ерундовые, но все равно, это звоночек. Второй
звоночек - это информация, которой с нами щедро делился Павел Афанасьевич. И если первая информация, по тайнику в старом лабазе, была вполне правдоподобна, то вот вторая - про убитую женщину, воняла тухлой и дешевой голливудщиной. И только Дима, в своем желании самостоятельно что-то раскрыть, мог на это купиться. Потом я вспомнил, что Дима рассказывал о дефицитных запчастях для автомобилей, которые можно не задорого взять на складе Кудюмова, и продать их с накруткой. А когда я усомнился в правдивости информации об убийстве, он обиделся, и о запчастях больше со мной не разговаривал. Тут отлично вписывается стартер в коробке, изъятый дома у Димы. Я даже не сомневался, что агрегат поменяли опера, видно сильно кому-то нужен был новый стартер на свою «Ласточку» поставить. А стартер Дима мог взять у Кудюмова. А шустрый дедушка, за чаем с баранками, наверное, многое мог у Димы выпытать за неспешным, доброжелательным разговором. Интересно, кто сегодня на посту, Кудюмов, или его напарник, которого мы никогда не видели. Надо идти, и брать под наблюдение или склад, или деда, на месте разберемся, больше вариантов
у меня просто не было.
        На территорию склада я проник со стороны лабаза, почти бесшумно, наказав Демону сидеть на месте, потому как скребясь своими длинными когтями по бетонной плите забора, он бы разбудил всю округу. А поднять его на руках, чтобы перебросить через забор тихо, я бы не смог. Я выглянул из-за угла. Разворотная площадка перед ангаром была погружена во тьму. Неяркие фонари висели над воротами склада с различимыми отсюда, висящими на шнурках дощечками с пластилиновыми печатями, над входом в сторожку и в крытой курилке, где у стены были аккуратно составлены метла и лопаты. Меня пробил холодный пот - Дима рассказывал, что он здесь прокапывал канавку совковой лопатой, по просьбе любезного Павла Афанасьевича, который потянул руку. Я, вдоль забора, не выходя из тени, стараясь ставить туфлю на полную ступню, двинулся в сторону курилки. А вот и совковая лопата, с отпиленным черенком, след от сучка, в середине деревянной ручки удивительно напоминают спил на заляпанной темными пятнами палке, которой кто-то убил Лену. Я эти черно- белые фотографии, с места происшествия, запомнил на всю жизнь.
        - Вот, всегда я на мелочах попадаюсь - я обернулся на знакомый, мгновенно ставший ненавистным, голос. Павел Афанасьевич Кудюмов, не входя в круг света, стоял в трех метрах от меня, в тени. Но пистолет в его уверенной руке я заметил.
        - А я то думаю, кто там у меня бродит по двору, вышел, а это наша милиция пришла за мной. Здравствуй Паша.
        - Доброй ночи, Павел Афанасьевич.
        - Ну давай, заходи ко мне, чаю попьем, поговорим.
        - А, зачем, мне заходить? Сейчас ребята подойдут и, мы с вами, в отдел поедем.
        - Паша, если бы были ребята, они давно бы мне «Руки вверх» кричали. А ты сегодня один. Давай заходи!
        - Что бы вы меня там по-тихому удавили, как парней с автопатруля?
        - Что тебе старика то бояться? Да и не трону я тебя! Свяжу и уйду, засиделся я на этом месте, в дорогу пора старому бродяге.
        - Нет, я лучше тут, на воздухе постою.
        - Ну, как хочешь, хотя я тебя не обманываю.
        - Лене тоже, наверное, обещали жизнь оставить?
        - Да, с Димкиной шалавой грязно получилось. Но она сама виновата, не встал у меня на нее, видно возраст. Ну я тут разозлился, и ее палкой то истыкал, а она вишь, нежная оказалась, померла. Ну ладно, утро уже скоро…
        - Последний вопрос, Павел Афанасьевич… А почему Лена?
        - Да потому, что этот дуболом, меня в магазине том, чуть не застрелил, пуля у самого виска прошла, аж волосы на жопе дыбом встали. Ну ладно, некогда болтать. Во внутрь идешь?
        - Не, здесь помирать буду, вдруг кто-то услышит
        - Да кто услышит - старый упарь сунул кисть с пистолетом вглубь рукава фуфайки. В это время Демон, на удивление бесшумно пролезший под воротами и подошедший к убийце сзади, вцепился зубами в прикрытую лишь тонкими брюками ляжку, над обрезом грубого голенища кирзового сапога. Павел Афанасьевич, тонко, по заячьи взвизгнул, и изогнувшись вниз, два раза пальнул в сторону пережёвывающего его плоть пса. Стрелять через рукав фуфайки может быть и тише, но точность исчезает, поэтому Демон взвизгнул и разжал пасть только на втором выстреле. Злобно и торжествующе глядя мне в глаза, одной рукой инстинктивно зажав покусанное место, Павел Афанасьевич успел вскинуть мне навстречу свой рукав фуфайки, с тоненькой струйкой порохового дыма оттуда, а потом его лицо стало растерянным. А вот не хрен из автоматических пистолетов стрелять через одежду. Начитаются «Зеленых фургонов», где Червень из карманов пальто, с двух «наганов», людей пачками валил, и начинают обезьянничать.
        Видно сильно «Макаров» затвором ткань зажевал, и застрял намертво, поэтому почтенный сторож рывком скинул с себя ватник, и кривясь от боли в ноге, встал в классическую боксерскую стойку. Я за это время тоже успел вооружиться, только штыковой лопаты не нашел, пришлось подхватить метлу, с крепко насаженным на черенок новым березовым веником.
        - Что, старый, боксировал раньше?
        - А ты не смейся, сученок, я тебя сейчас уделаю. Я в свое время кандидатом в мастера был, пока волки позорные меня в пятьдесят восьмом не повязали.
        Я от досады чуть не стукнул себя черенком по голове - то же мне, юрист- всезнайка. Для меня Уголовный кодекс одна тысяча девятьсот шестидесятого года - седая древность, а тут передо мной, как Мухаммед Али, прыгает старикашка, которого судили по статьям кодекса двадцать шестого года, а там была совсем другая нумерация статей.
        - Как же- как же - статьи сто пятьдесят три и сто тридцать шесть …на!
        - Да, с-сука - дед не смог сблизиться со мной, а березовые прутья, через тонкую ткань рубашки, бьют очень больно: - не добил, сучку, а она на меня показания дала, вот за эту небрежность, мне пятнадцать лет впаяли.
        Через пять минут сохранялась патовая ситуация - дед получил один раз метлой в лицо и кровил из многих точек, меня он подловил один раз, чуть не вырвав метлу, но я смог пнуть его в колено, и Афанасьевич метлу отпустил. Зато я смог запнуть фуфайку с заклинившим пистолетом под тяжелую скамейку в курилке, и что бы достать ее оттуда надо было становится на корточки. Площадка позволяла нам гоняться друг за другом кругами очень долго, и мне кажется, что старый уголовник, уже, хотел бы убежать.
        Павел Афанасьевич, наконец, перестал прыгать вокруг меня, и остановился, тяжело дыша, выставив перед собой сжатые кулаки.
        - Жаль, что твоя шлюшка успела уехать, а то бы я ее во все щели поимел, да и сбросил под электричку, как и остальных….
        Если он думал, что я от этих слов брошусь на него в ближний бой, то дедушка, как-то, очень сильно ошибся. Я тоже устал скакать, ежесекундно отслеживая положение рук и ног старого боксера, и очень хотел, чтобы появилась конница из-за холмов. Но видно стрельба во дворе в четыре часа утра, покой наших граждан не обеспокоил, и я начал кричать. Я кричал не затыкаясь, только иногда жадно схватывая раззявленным ртом воздух. Через пару минут от моих криков стали зажигаться электрический свет в окрестных домах. Дед попытался убежать, но я успел сунуть ему между ног метлу, так, что он упал на четвереньки. На этом мои успехи закончились, старый хрыч пошел в атаку, заставив меня отступить на несколько шагов. И когда я уже понял, что еще пару минут, и горящее огнем горло я просто сорву, от ворот раздался грубый и долгожданный голос:
        - Так, милиция, замерли оба.
        Подобрав полы плаща, к нам, через ворота, полез некто в сером. Мы с Кудюмовым замерли.
        - Палку бросил - это ко мне. Я подождал, когда милиционер подойдет к нам ближе и отбросил метлу. Старшина глядел на меня в упор, он узнал меня, я узнал его. Это был или Галич, или Самойленко, я их фамилии то узнал только вчера. Кудюмов, оказавшийся за спиной «овошника» сделал шаг вперед, но его остановил голос раздавшийся от ворот:
        - И что тут у нас?
        Через ворота, задом вперед, лез еще один представитель вневедомственной охраны, а за воротами мелькала еще одна кокарда.
        - А, это, Серега, мент - рука старшины уперлась в мою грудь: - правда его сегодня уволили, но он, сука, успел оставить нас без премии
        Конец этой фразы я дослушивал в согнутом положении, пытаясь сделать хотя бы вздох, так как рука старшины, неуловимой молнией успела нанести мне удар в солнечное сплетение.
        - А этот - я не знаю, кто.
        - Ребят, я сторож этого склада. Услышал шум, вышел из сторожки, а тут этот пытается в склад залезть.
        - Понятно, оба поедете в отдел.
        - Ребят, но я же на службе….
        - Ничего не знаю, едем все. Здесь наш третий боец останется. Заявление с вас примем, и обратно привезем.
        - Ребята…
        - Идите в машину.
        - Старшина - я смог чуть- чуть отдышаться и начать шипеть: - ….
        - А ты заткнись, ты для меня никто. Еще хоть звук произнесешь, я тебе рот разобью, пошел в машину.
        На заднем сиденье жигулей мы молча сидели рядом с Кудюмовым. Старшина, обернувшись к нам с переднего сиденья, ни на минуту не прекращал нас контролировать. В отделе я попытался объяснить сложившуюся ситуацию дежурному. Капитан устало слушал меня, сочувственно кивая по ходу моего рассказа. Когда я закончил, меня, буквально, облили ушатом ледяной воды:
        - Паш, вот ты вроде бы недавно психологов проходил, но как? У тебя же мозги текут, как из сита. Тебя уволить не успели, а ты уже на склад забрался, человека избил. Какие пистолеты, какие убийства? Иди в камеру до утра, а мне сегодня психов уже хватило.
        - Мне позвонить надо.
        - Кому? Пол пятого утра, кому ты звонить собрался?
        - Свешникову Михаилу Алексеевичу, он сказал звонить в любое время.
        - Паша, в мое дежурство ты в половину пятого утра начальнику УР области со своим бредом звонить не будешь. Так, давайте в камеру его.
        - Нет, я ссать хочу. В туалет меня выведите, я терпеть больше не могу, иначе в камере нассу.
        - Как нассышь, так и вытрешь, и даже своей курткой.
        - Ты хоть что со мной делай, но убирать в «нулевке» я не буду - я упер взглядом в помощника дежурного, и тот первый их отвел.
        - Галич - спусти этого в уборную.
        - Да пусть под себя ссыт.
        - Я говорю, отведи его вниз.
        - Ну ладно.
        Понятно, Галич- это тот, кто меня приласкал:
        - Давай вниз, дорогу знаешь.
        Я дошел до конца коридора, спустился на один пролет, слыша за собой ленивый топот уставных ботинок. Потом я рванул вниз. Дверь в комнату нашей роты была фанерной, никто не предполагал, что ее будут выламывать молодецким ударом ноги в районе дешевенького накладного замка. После удара, замок повис на единственном шурупе, я толкнул тонкую преграду и рыбкой кинулся на составленные вместе рабочие столы командиров, сметая в стороны рабочие журналы, ручки и тетради для занятий. Нужный мне городской телефон стоял на подоконнике, под светом уличного фонаря.
        Когда, растерявшийся в первые секунды, Галич, панически перекрикиваясь с кем-то наверху, появился на пороге комнаты ППС, я уже успел набрать шестизначный номер, и подгребая под себя телефонный аппарат, слушал бесконечно длинные гудки в прижатой к уху трубке. Пока Галич нашел выключатель, сбоку слева на стене, пока кто-то еще спустился к нему на помощь, пока они в изумлении взирали на разгром, учиненный «Этим психом», я продолжал слушать гудки. Потом я стал махать ногами, изображая пловца, и не давая силам правопорядка приблизится ко мне. Когда меня попытались схватить за плечи, гудки прекратились, и заспанный голос что-то спросил, а я заговорил. Я говорил о убийце, пистолете в фуфайке и моей убитой собаке, о том, что деда сейчас отпустят, потому что он пострадавший, о черенке от лопаты, В это время мне проводили удушающий прием, пытались за волосы оттянуть от трубки мою голову, выворачивали ноги, и пытались сунуть руки под меня, чтобы нажать на рычаг аппарата.
        Наконец, меня сдернули со стола, и мое лицо, с высоты сантиметров семьдесят, упало с ускорением, на покрытый тонким линолеумом, но не менее бетонный пол, а сверху, устремившись по натянутому шнуру вслед за трубкой, в затылок мне попал пластиковый, но угловатый телефонный аппарат производства рижского завода.
        Глава 5
        Глава пятая. Мгновения осени и зимние узоры.
        
        
        Орлы Свешникова прилетели, когда врач «скорой», сочувственно слушая жалобы пенсионера на распоясавшихся бандитов, заканчивала обработку ссадин на лице, полученных от прутьев метлы. КМС не КМС, но трех оперативников обычно хватает, чтобы заломать любого спортсмена. Деда без долгих разговоров запихнули в специально освобожденную для него камеру «нулевки», у ошеломленного врача взяли справку, что пострадавший может содержаться в условиях изолятора временного содержания, дежурному категорически запретили подходить к камере и открывать ее. После чего меня той же скорой отправили в больницу, так как все признаки сотрясения мозга у меня были. На складе при участии полноценных понятых и срочно вызванного руководства предприятия провели полноценный осмотр, к результате которого изъяли фуфайку с инвентарным номером, полученную сторожем Кудимовым, со следами применения огнестрельного оружия - копоть и частички несгоревшего пороха на внутренней поверхности рукава, стрелянную гильзу от пистолета «Макарова», сам пистолет, находящийся в розыске, с заклинившим в задней точке затвором, вследствие сцепления с
материалом фуфайки. Во дворе была обнаружена тяжело раненная огнестрельным оружием собака породы немецкая овчарка, которая была отправлена в питомник УВД для оказания хирургической помощи.
        В складе номер шесть было обнаружено большое количество автозапчастей к автомобилям «Жигули», «Нива» и «Волга», переоформленные как устаревшее электрооборудование мобильных электростанций. В металлическом контейнере, за складированными там деревянными носилками, была обнаружена фальшивая стенка из оргалита, за которой было изъято большое количество одежды, в том числе женские шубы, три цветных телевизора, два магнитофона и другой ширпотреб.
        .
        
        Из больницы «скорой помощи» меня выписали через неделю, с диагнозом сотрясение мозга. Демона мне отдали через две недели. Ирина - ветврач питомника УВД, сказала, что пуля пробила лопатку и застряла между ребрами. Пулю она извлекла, ходить пес сможет, но бегать уже нет, слишком сильный был удар девяти миллиметровой тупоконечной пули, которая просто разорвало мышцы плеча, теперь я спускаю отощавшего товарища на руках вверх и вниз, а потом мы, как два инвалида, неспешно бродим вокруг дома. Расследование дела Павла Афанасьевича Кудюмова идет не просто медленно, а очень медленно.
        Выписка из протокола допроса:
        «Вопрос: - Павел Афанасьевич, во время обыска на охраняемом вами складе, в контейнере номер шесть, в тайнике были обнаружены вещи, в том числе телевизор «Изумруд» и две шубы из меха нутрии. Эти вещи вам принадлежат?
        - Ответ: - да, это мои личные вещи.
        - Вопрос - Откуда эти вещи у вас появились?
        - Ответ - Ребята приносили, просили продать.
        - Вопрос - А что за ребята?
        - Ответ - Я их только в лицо знаю, малознакомые ребята.
        - Вопрос - А вы знаете, что вещи эти с квартирных краж?
        - Ответ - Начальник, да мне без разницы, за эти кражи. Мне за другое «вышка» корячится, так что, твоя попытка мне еще скупку краденого навесить, смешна и нелепа.
        - Вопрос- Хорошо, давайте вернемся к серьезным вещам. Вы готовы на месте показать, где и как убивали милиционеров?
        - Ответ: - Вот ты начальник вывези меня с тюрьмы, подкорми, чай, папиросы цивильные подгони, вот тогда я тебе и покажу, где мы с ментами водочки попили, правда они ее с клофелинчиком выпили, куда мы поехали на берег за запчастями автомобильными, потому, как я сказал, что у меня там все в сарайке лежит. Где они отъехали, а я их электродиком немножко ткнул.
        И даже человечка тебе покажу, что клофелин мне с аптечного склада продавал.
        - Вопрос: - Так может мы ваши показания сейчас подробно запишем, чтобы мне было с чем к руководству идти?
        - Ответ: - Это твои проблемы начальник. Не хочешь идти к начальству - будь счастлив тому, в чем я покололся, мне этих двух девок из техникума хватит, чтобы лоб зеленкой помазали. Надо что-то еще - заинтересуй, тогда я тебе много что расскажу.
        - Вопрос: -Вы кличку такую - «Кузя» не слышали? Вор квартирный. Молодой такой….
        - Ответ: - Все начальник, утомился я, давай в камеру меня спускай, не будет у нас больше разговора.»
        
        Выписка из протокола допроса:
        «Вопрос: - Вениамин Васильевич, так, как у вас получилось, что по факту Кудимов был единственным сторожем на объекте?
        - Ответ: - Понимаете, товарищ следователь, Кудимову было негде жить, прописка у него где-то в области, а жилья нет. Ну, он и предложил мне, что бы он на объекте жил, и он в две смены выходить будет.
        - Вопрос: - А кто такой гражданин Юрьев, второй сторож?
        - Ответ: - А этого я не знаю. Кудюмов принес паспорт и трудовую, вот мы фиктивно и оформили Юрьева.
        - Вопрос:- А в ведомости за Юрьева дважды в месяц кто расписывался?
        - Ответ: - Это Кудюмов подпись ставил, половину денег мне отдавал, а я немного денег бухгалтеру давал, десять процентов.
        - Вопрос: - Ну хорошо. Теперь расскажите, откуда на складе появилось такое количество автозапчастей для легковых автомобилей.
        - Ответ: - Ну, это мы в рамках северного завоза получали, по защищенным статьям заявки проходили.
        - Вопрос: - Ну хорошо, получили, а дальше что?
        - Ответ: - Ну а дальше я запчасти накапливал…
        - Вопрос: - Зачем?
        - М-м-м…
        - Вопрос: - Вениамин Васильевич, мы вроде о чистосердечном признании с вами договаривались…
        - Ответ: - Да, извините. Я накапливал запчасти, потому что собирался приобрести их через кооперативную организацию и продать по свободным ценам.
        - Вопрос: - Так извините, вы же их на Север должны были отправить.
        - Ответ: - А нет у нас такого количества заявок на автозапчасти с Севера, нет у них там такого количества «Жигулей». А эти запчасти, стало быть, становиться неликвидом, и можно будет продать по сниженной цене.
        - Вопрос: - Дефицитные запчасти по сниженным ценам
        - Ответ: -Ну, понимаете, есть способы.
        - Вопрос: -Хорошо, а почему часть упаковок пустыми оказались
        - Ответ: - Ну, я так понимаю, что это Кудюмов их похищал. Видите ли, я, чтобы избежать проверок, запчасти в самый дальний склад определил, где у нас всяких хлам складирован. И сам там старался лишний раз не появляться. А этот жулик Кудюмов, подобрал ключ к замку, сделал оттиски печатей и лазил туда, когда ему вздумается.
        - Понятно, распишитесь здесь и здесь и на сегодня закончим.
        - Товарищ, ой, извините, гражданин следователь, а как бы мне с женой повидаться?
        - Я подумаю, как это удобнее сделать, наверное, после следующего допроса вы с супругой повидаетесь.
        
        Мы сидели с Димой на берегу Реки, слушали монотонный шум капель дождя, невесомо бьющих по прозрачной пленке, натянутой на каркасе, который мы собрали из сухих стволов молодых сосен, чтобы всегда можно было посидеть у костра. Три дня мы собирали бруснику, потом длинными вечерами сидели и пили бесконечные кружки с «чаем» из листьев брусники и лесной смородины. Между собой почти не разговаривали, наслаждаясь одиночеством, свободой и бесконечным, окружающим нас безлюдьем. Палатка была собрана. Десяток алюминиевых десятилитровых канистр с брусникой, залиты водой и распиханы в багажнике и салоне бежевой «шестерки», которую я выпросил у папы, обещая завалить родителей брусникой. Довольный и обессиленный Демон, вес облепленный желтой березовой листвой, валялся на сухой траве под багажником «жигулей». Надеюсь, что он катался не по какой ни будь падали, а то провоняет весь салон. Мы с Димой пьем по последней кружке, после чего останется только загасить костер и покинуть это гостеприимное место.
        - Дима, что надумал, восстанавливаться будешь?
        - Нет, Паша, не пойду.
        - Чем заниматься намерен?
        - Ремонты буду делать. Мать несколько журналов достала, с интерьерами импортными, вот буду по ним делать, а там, глядишь, бригаду организую.
        - Молодец, дело хорошее - я вспомнил инновации врывающегося в нашу жизнь «евроремонта»: - только на потолок кафельную плитку не клей, хорошо?
        
        После двух заседаний районного суда меня восстановили на службе, с выплатой среднего заработка до вынесения решения. И если на первом заседании юрист УВД с пеной из рта доказывал, что уволен я был законно, на основании собственноручно написанного заявления, то на второе заседание он уже прибыл с подписанным за неделю до того, приказом о моем восстановлении. К этому моменту я уже три дня как ходил на занятия в Учебном центре УВД.
        
        - Взвод, смирно, равнение направо - наш куратор, капитан Трехшапкин, лихо печатал шаг по вычищенному от снега плацу.
        Мы сцепили пальцы рук, и с криком «И, раз!» стали лупить сапогами по бетонным плитам с еще большим остервенением, проходя по плацу Учебного центра строевым шагом первый и последний раз, в связи с его окончанием и присвоением очередных званий. Три месяца учебы, в расслабленно-школьном режиме, с девяти утра и до трех часов дня, после чего официально отбывал домой на самоподготовку - что может быть прекрасней, разве не так?
        - Здравия желаю, Сергей Геннадьевич, разрешите поздравит вас с присвоением звания майора.
        - Привет, Паша, закончил курсы - ротный ответил на рукопожатие.
        - Так точно.
        - Ладно, давай, к заму - cдаешь зачет по оружию, потом ко мне, я приказ подготовлю. Завтра к двенадцати получишь у старшины оружие и сдашь его в дежурку, ну а послезавтра выходишь на работу.
        - Понял, еще вопрос разрешите - куда пойду и с кем?
        - Я пока не знаю, завтра решу.
        
        - Старшина, что за хрень - ствол ржавый.
        - Да тут чуть - чуть, тряпку с маслом возьми и потри, все отойдет. На кобуру.
        - Не, я за такую расписываться не буду.
        - Что тебе не нравиться, нормальная кобура, мягкая уже.
        - У нее здесь ниток нет, и она явно года три как ношенная.
        - Слушай, берешь шило, нитки я тебе дам, и по дырочкам шилом…
        - Старшина, я эту кобуру брать не буду.
        - Бля, молодежь совсем оборзела. Нет у меня кобур. Вон, «гаишную», белую, возьмешь?
        - ты так пошутил?
        - Пошутил, пошутил, на кобуру, расписывайся.
        - Стой, я этот шомпол не возьму.
        - Что опять не так?
        - У него конец обломан.
        - Да тебе какая разница, тряпку намотал и чисти ствол.
        - Да ты же сам на строевом смотре мне предъявишь, что шомпол сломан.
        - Ладно, пошли в дежурку, есть у меня там шомпол.
        - Вот дашь шомпол- потом я вернусь и, у тебя, в журнале распишусь.
        - Бля, вот не никакого доверия людям.
        Я стоял на крыльце, подставив лицо почти весеннему, февральскому, солнышку.
        - Здрасьте, дядя Паша.
        - О здорово Рыжий, ты что здесь?
        - На учет пришел становится, мне три года «условки» дали.
        - О как, ну молодец, отделался легким испугом. А остальным что… Э, Рыжий, ты меня слышишь?
        - Дядя Паша, а это кто?
        - Где? - я обернулся.
        Из взвизгнувшего тормозами «УАЗика» - «таблетки» выгружали нашего «доктора Лектора» - три милиционера под руки принимали закованного в наручники, с большим пакетом в руках, подследственного Кудюмова, прибывшего с очередной «проводки».
        - А это наш убивец, девчонок из техникума насиловал и убивал, слышал, наверное? А что?
        - Помните, тот вечер, когда мы на вас нарвались?
        - Конечно помню.
        - Так с этим дедом Длинный тогда сцепился, и мы его собирались по жесткому запинаться.
        - Лучше бы вы его тогда запинали.
        
        - Так, товарищи, слушаем расстановку на сегодня… пост двести двадцать три, идут Громов и Боголюбский, дальше….
        Ко мне повернулось усатое лицо старшего сержанта Боголюбского. Это было фиаско, мое фиаско.
        Глава 6
        Глава шестая. Новый напарник.
        
        
        Старший сержант Олег Боголюбский был легендой роты патрульно-постовой службы Дорожного района. В милиции, на момент моего появления, Олег отработал более десяти лет. Однажды, в начале карьеры, Боголюбскому очень не повезло. Его путь на работу пересекся с дорогой какого- то психа. На вежливое замечание Олега, что негоже приставать к женщинам, мужик без разговоров достал шило и выразил свое несогласие с мнением оппонента. К сожалению, у Олега не хватило ни сил, ни умения, справиться с обезумившим субъектом, пытающимся проткнуть его. Взаимные прыжки, удары и захваты на Привокзальной площади, среди бела дня, продолжались минут пятнадцать, пока водитель одного из стоящих в отстойнике на конечной остановке автобусов, не подошел, и одним ударом в голову не прекратил антиобщественное действия сумасшедшего. Козырек фуражки Олега был пробит в трех местах, на теле тоже было несколько кровоточащих отверстий. Командир роты долго думал, не дать ли Олегу медаль и, от греха подальше, отправить на пенсию по инвалидности, но сразу что-то не срослось, а потом забылось. Поэтому Олег продолжал, из всех своих сил,
тянуть лямку постового милиционера, каждый раз с гневом отвергая предложения уволится. Очень добрый, в чем-то, абсолютно, по-детски наивный, в купе с лицом, украшенным залихватскими рыжеватыми усами, которые не шли ему абсолютно, мой новый напарник, в странном возбуждении, сидел впереди меня, ежеминутно подпрыгивая и оборачиваясь ко мне, подавая какие-то таинственные знаки. Развод еще не успел закончиться, а Олег, пригнувшись, полез по ногам сидящих на стульях сотрудников, к выходу. Как только была дана команда «Вольно, разойдись», Олег, исчез из Ленинской комнаты, чтобы через несколько секунд, запнуться на крутой лестнице, ведущей вверх, чуть не разбив голову под веселое ржание личного состава. На мой недоуменный и вопросительный взгляд, мне пояснил что, пока я учился, наш отдел стал ближе к цивилизации - в дежурку поступила партия «демократизаторов», или «Палок Резиновых -73». Но, как всегда, спецсредств поступило меньше необходимого, и, сейчас, эти «вундервафли» выдаются дежурным персонально, с записью о факте выдачи в отдельном журнале. Так как, Олегу, за прошедшие десять лет, пистолет так и не
выдали, во избежание утери служебного оружия, последнюю неделю Боголюбский приходит на работу на пол часа раньше положенного срока, боясь, что единственное, доступное спецсредство ему не достанется. Дежурная же часть, как злые маленькие дети в детсаду, каждый день выдумывают новый повод помучить бедного Олега, рассказывая ему страшные истории, что вот, «только что последнюю палку выдали, пять минут назад», «осталась одна, но это резерв начальника отдела», «из управы позвонили, сказали, до особого распоряжения не выдавать». Конечно, в конце концов, под тихое хихиканье присутствующих, для Олега находилась резервная палка, он на полном серьезе рассказывал дежурному правила применения спецсредств, чтобы, в полнейшем благоговении, получить свою «прелесть». Вот и теперь, получив палку, Олег, в бурном восторге, стоял возле отдела, воинственно отрабатывая различные залихватские удары, заставляя выходящих из отдела сотрудников опасливо обходить его по большой дуге.
        - Ну что, Олег, пойдем?
        Старший сержант Боголюбский кивнул, встопорщил свои усы и весело, чуть ли не подпрыгивая, двинулся навстречу опасностям и тяготам службы.
        - Олег, мне командир сказал, что с завтрашнего дня, мы в день выходим, с двенадцати до девяти часов вечера.
        - Угу, хорошо. - Олегу все было хорошо.
        Территории нашего поста тянулась от самого центра Города в сторону вокзала, по прямому, как стрела, просматриваемому насквозь, Станционному Бродвею. Гости нашего города, которые не желали сразу, выйдя из здания главного Вокзала, нырять в метро, могли ознакомиться в центром, двигаясь строго по прямой, закончив свое пешее путешествие в сердце Города - на площадь Вождя, где бронзовый Основоположник и классик бессмертного учения, весом в десять тонн, возглавлял группу своих бронзовых сподвижников. А, чтобы экскурсия к Вождю проходила с пользой, власти Города установили вдоль всего Бродвея стройный ряд киосков из крашенного в белый цвет алюминия, заодно и показывая, как семимильными шагами двигается вперед коммерция, предпринимательство и кооперативное движение. Сейчас было уже поздно. Часть киосков, насытив граждан своими товарами, была закрыта, в остальных усталые продавцы собирали товар по коробкам и грузили их в многочисленные автомашины, приткнувшиеся у тротуара. Лишь пара киосков продолжала торговать каким-то барахлом, а вдалеке, на высокой мачте, болталось на ветру пышное, как взбитые сливки, и
посеревшее от пыли, свадебное платье. Я шел, в пол уха слушая болтовню Олега, как тяжело ему содержать трех дочерей, и с тоской думал, насколько я могу положиться на этого многодетного отца.
        - Олег, ты на ужин идешь?
        - Нет, я не хожу.
        - Понятно, тогда я пойду. Давай, через полтора часа у ЦУМа встречаемся, пока.
        
        Когда через полтора часа я быстрым шагом поднялся на высокие ступени возле ЦУМА, Олега нигде не было. С приближением ночи поднялся сильный ветер, и Станционный Бродвей превратился в одну большую аэродинамическую трубу. Одинокие прохожие, придерживая полы одежды, опробуемые на прочность порывами ветра, торопливо двигались мимо меня, чтобы скрыться в темных дворах. Я досадливо посмотрел на часы - вроде бы пришел вовремя, хотя времени доехать, выгулять пса и вернуться назад, было в обрез. Но моего новоявленного напарника поблизости не наблюдалось. Прождав пять минут, я решил пройти на проходную ЦУМа, чтобы с телефона сторожа, через дежурную часть, вызвонить Олега. Зайдя за угол огромного двухэтажного здания, я остановился. Завывания ветра здесь были ни так слышны, поэтому я различил, встревоживший меня, беспорядочный грохот по металлу. Судя по всему, кто-то ожесточенно разламывал темно- зеленную металлическую будку пункта приема стеклотары, притулившуюся возле трансформаторной будки, за крупнейшим универмагом Города. Я осторожно, очень медленно, выглянул из-за угла, ожидая увидеть толпу БОМЖей, с
целью наживы, выламывающие двери точки сбора вторсырья, чтобы завтра повторно сдать сюда стеклянную тару. С оттягом, вкладывая в каждый удар душу, старший сержант Боголюбский убивал спецсредством ПР73 многострадальную стену будки, выкрикивая при этом какой-то боевой клич. Он бил самозабвенно, зло, забыв все правила и нормы. Я, на всякий случай, не стал подходить ближе, я окликнул разбушевавшегося «центуриона» с безопасного расстояния:
        - Олег. Олег? Олег!
        - А? - милиционер, войдя в боевое безумие, не сразу услышал меня.
        - Олег, а ты что делаешь?
        - Тренируюсь, тренироваться то негде - Олег лихо сбил шапку на затылок, и гордо подкрутив щетку своих усов, уставился на меня.
        - Олег, эти палки на морозе ломаются , ты поосторожнее с ней будь. Да и вообще, если тебя граждане увидят, то будет стремно.
        - Не, никто не увидит. Где я тренируюсь, туда никто не ходит - логично рассудил сержант.
        Обоснованно. Если бы не чувство долга, я бы тоже сюда не пошел.
        Глава 7
        Глава седьмая. В круге первом.
        
        
        Для нас двоих собралось в ленинской комнате ровно пять начальников. Все было по-взрослому. Нарезали задачи - охрана общественного порядка, борьба с спекуляцией, ну и вообще… Задачу уяснили, ну и двинули. Пост наш начинался от комиссионного ювелирного магазина «Алмаз», у дверей которых толпился десяток пузатых цыган в норковых шапках.
        - Что командир, золото сдаешь? - улыбаются золотыми коронками, вставленными в челюсти в два ряда: - Давай к нам, цену дадим хорошую.
        Растолкал смуглых балбесов, зашел в магазин- темно, грязно, лишний раз заходить не хочется. Если уж сдавать, то развеселым ромалам. Вышел на улицу. Цыгане нашли новое развлечение- передавали по кругу плоскую бутылку, судя по этикетке - коньяк. На тротуаре, метрах в пяти, испуганным сусликом замер Олег.
        - Ну что командир, сдал золото? А что такой сердитый? На вот угостись, настроение поднимешь - смуглая рука с тремя огромными печатками протянула мне бутылку. Я не чинясь взял сосуд, понюхал, брезгливо сморщился от сивушного запаха:
        - Что за дрянь вы пьете? На нормальный коньяк денег нету?
        - Что ты говоришь, у нас денег - во - мне под нос сунули перевязанную резинкой неровную пачку мятых купюр: - Как Горбачев к власти пришел, мы уже лошадям зубы золотые вставили, га-га…
        - Ну значить в коньяке не разбираетесь, то же мне, баро… - я вновь распихал «золотников» и махнул Олегу: - Пошли…
        Сзади начался громкий бубнеж, наверное, началась дискуссия по качеству коньячного напитка.
        Бродвей встречал нас почти лиричной «пачкой сигарет» от группы «Кино», колонка висела на гвозде над заставленным грудой кассет окошком киоска. Ребро коробок «украшали» небрежно выведенные черным маркером наименования исполнителей. Метрах в пятидесяти дальше надрывался музыкальный агрегат конкурентов, бодря прохожих песней «Атас» от «Любэ». Три толстые цыганки, метя утоптанный снег набором цветастых юбок, раскинули веером, как игральные карты, пачки «Астры», «Родопи» и «Стюардессы». Дальше шел бесконечный ряд киосков, заполненных в основном женской одеждой в ярко-аляпистом китайско-тайском стиле, ярко-красно-желто-блескучем, что обожают жители Юго-восточной Азии, а для неизбалованных жителей позднего СССР было, как бальным платьем для Золушки. Народ активно мерял обновки, переодеваясь, несмотря на мартовскую стынь, за куцыми занавесочками в киосках, или меряя обувь на обрывках картонных коробок, брошенных на заснеженный асфальт.
        Вдали, на крыльце кондитерского магазина «Сокровища Буратино» шевелилась темная толпа, наверное, в магазин завезли немного конфет с одной из городских шоколадных фабрик.
        - Два два три, ответь Соколу, два два три, Соколу ответь.
        - Паша, не спи, это нас вызывают
        Точно, я уже забыл, кто я есть в эфире.
        - Два два три, слушаю тебя Сокол.
        - Два два три, на Тунгусской в вино-водочном драка, просят помощи.
        - Понял тебя, сейчас подойдем.
        Когда мы подошли к вино-водочному, драки уже не было. У входа бушевала толпа человек в триста, над которой густо висела тяжелая туча мата. Наиболее ярые и активные, плотно прижавшись к входным дверям, яростно трясли широкие деревянные ручки, выкрикивая, что магазин должен быть пятнадцать минут как открыт. За стеклом дверей, которое, кто-то умный, защитил металлической решеткой, стояли два грузчика, которые с равнодушными лицами показывали знаками, что пока толпа не отойдет от дверей и не изобразит очередь, калитку в мир волшебных радостей никто не откроет.
        - Олег, на рацию и дай мне палку. Сам постой в сторонке, если меня будут бить, вызывай подкрепление.
        - А что ты сам палку не получаешь?
        - Мне она не нужна. Не хочешь мне дать - давай ты пойдешь, толпу строить, а я в сторонке постою.
        Олег, что-то сердито бубня, протянул мне палку, а сам стал напяливать на себя перевязанную синей изолентой в нескольких местах сбрую «Виолы». Я, расталкивая мужиков, стал пробираться к дверям. Минуты через две мне удалось это сделать, после чего я, не мешкая, надел на металлические проушины дверей кольцо наручников (купил с рук за двадцать пять рублей, старшина, сука, предлагал выдать только сломанные и без ключей).
        Толпа, от неожиданности, на мгновение замолкла, потом взревела с новой силой.
        - Ты что творишь, козел! Открывай, пока эту халабуду не снесли!
        - Заткнитесь все - я придал толику истеричности своему воплю и аккуратно долбанул палкой по решетке дверей: - Сюда никто не войдет, пока не будет очереди. А будете орать - сейчас взвод ОМОНа подъедет.
        - Мы сейчас улицу перекроем, будете знать, менты позорные!
        - Кто сказал? Ты где, иди сюда!
        Народ начал растерянно переглядываться.
        - Я сказал, пока не будет очереди, сюда никто не войдет. Надо будет - я здесь час буду стоять, но никого не пущу. Теряем время, уже давно бы со своей водкой по домам разбежались.
        Мужики, обиженно и дерзко, но вполголоса, что-то ворча, начали формировать какое-то подобие очереди.
        - Нет, вдоль дома встали, по одному, тротуар не загораживаем.
        Через пять минут я разомкнул кольцо наручников и стал запускать в магазин группами, по десять человек. Давали по две бутылки коньяка в одни руки. Судя по небрежной этикетке, ВИНАП - крупнейший наш производитель, вскрыл свои запасы коньячных спиртов, наверное, с поставками спирта для водки начались проблемы. Через полтора часа коньяк закончился. Неудачники, тихонько матерясь и кидая на нас злобные взгляды, решали проблему, где найти выпивку, рассасываясь по окрестностям, а мы с Олегом двинулись в сторону ЦУМа.
        -Товарищи милиционеры, и куда вы смотрите! - дедушка в сером драповом пальто обличающе махал перед нами тростью: - спекулянты совсем обнаглели, а вы мимо проходите!
        - Что случилось, отец?
        - И он еще спрашивает, что случилось? Цыгане совсем обнаглели, три цены за сигареты просят. А у меня пенсия сто десять рублей…
        - Извините, дедушка, но дальше будет только хуже.
        - Да куда уже хуже?
        Что я мог сказать старику? Только позорно уйти.
        
        Цыганка, крупная тетка, лет пятидесяти, нагло улыбалась мне в лицо. С боков ее подпирали две товарки: одна совсем молодая, худенькая, с волосами, выкрашенными в какой- то нелепый желтый цвет, вторая была невысокой, полтора на полтора метра, на вид лет сорок, не больше.
        Метрах в трех, позади их, ел сопли из носа чумазый цыганенок, лет пяти, одетый в штопанную куртку и резиновые сапоги коричневого цвета.
        - Почем «Прима»?
        - Полтора рубля за пару. Тебе, милиционер, за рубль отдам, раз ты такой бедный.
        - То есть три цены магазинные ломишь?
        - Так иди в магазин и покупай, а мне детей кормить надо.
        - Тебя как зовут?
        - Аза я, а что?
        - Так вот, Аза, за свою наглость ты здесь торговать не будешь.
        - А что ты мне сделаешь, у меня восемь детей, я Мать - героиня!
        - То-то у тебя ребенок полуголый.
        - У меня денег нет, их всех одевать! Еще ты цепляешься. Что ты хочешь, денег? Так вечером подойди, как все ваши, я тебе твой рубль отдам! - Аза орала в полный голос, собирая любопытную толпу.
        - Так, ты меня достала - я схватил вопящую бабу за рукав кацавейки и поволок через арку во двор дома.
        Аза перешла на ультразвук, мелкий соплежуй, бросив свой обед, вцепился в юбку худенькой цыганки и тоже завопил. Товарки вцепились в другой рукав Азы, я дернул посильней, и бабища, с криком «Убили», шлепнулась задницей на лед, из-под юбки во все стороны посыпались пачки наших и болгарских сигарет. Народ, скучкававшийся вокруг нас, громко обсуждал происходящее, в основном побеждало мнение, что спекулянты обнаглели. Аза, чуть сбавив обороты, продолжала вопить, что я сломал ей ногу, две ее подружки начали теснить меня, мешая цыганские и русские слова, угрожая, что завтра я, да нет, еще сегодня, буду уволен и расстрелян. Не имея желания слушать этот бред, я с криком «кому сигареты бесплатно», стал аккуратными пинками отправлять рассыпавшиеся пачки в толпу, которые легко скользя по обледеневшему асфальту, мгновенно и безследно исчезали в куче галдящих людей. Цыганки бросились собирать свой товар, я, дав команду Олегу, с двух сторон, подняли Азу с земли, и подгоняя ее малозаметными пинками, погнали по короткой дороге, в сторону отдела.
        Для разбора с задержанными в Дорожном отделе, напротив дежурной части, располагался металлический стол с двумя тяжелыми лавками, куда мы и запихали немного угомонившуюся задержанную.
        - Паспорт давай!
        - Нет у меня, паспорта, дома лежит.
        - Хорошо, сейчас тебя засуну в камеру, через три часа приду, и буду с тобой дальше заниматься. Давай, вставай.
        - Я мать-героиня.
        - Откуда мне это знать, у тебя же паспорта нет.
        - Да на, подавись! - Азу сунула руку под вонючую кофту и вытащила оттуда мятое удостоверение о награждении Оглы Азы медалью «Материнская доблесть».
        - Тут написано шесть детей.
        - Двух еще не записали.
        Сверив мутную фотографию на удостоверении с экспрессивным оригиналом, и найдя отдаленное сходство я сунул Олегу бумагу:
        - Протокол составляй.
        - За что?
        - Торговля в неустановленном месте.
        Олег пожал плечами и потянул из планшета чистый бланк.
        - И что мне твой протокол? Мне твоя бумажка- тьфу на нее и на тебя - Аза затянула привычную песню.
        - Я знаю, только ты сейчас здесь просидишь три- четыре часа, завтра опять просидишь пол дня. И так будет каждый день. Я тебе сказал, что здесь ты торговать не будешь. И перед вокзалом не будешь, я лично за этим прослежу.
        - У меня дети маленькие, их кормить надо.
        - Вот и сиди дома, детей воспитывай.
        - У меня муж не работает, только с русскими проститутками водку пьет.
        - Вообще, не моя проблема. Сигареты доставай.
        - Нет у меня ничего.
        - Нет так нет, сейчас женщин позовем, тебя раздевать будут.
        - Да, на ты подавись, может злой такой не будешь, бери, бери все - Аза задрала свои юбки и стала вытаскивать из раздувшихся рейтуз спрятанные там пачки. Штук десять вытащила. Наверное, под кофтой еще больше найти можно, но ситуация поменялась.
        Олег не успел заполнить протокол, списывая данные с засаленного удостоверения, когда через окно я увидел многочисленные цветные платки, двигающиеся по улице в сторону входа в отдел.
        - Олег, иди в дежурке протокол допишешь - я сгреб со стола табачные изделия и сунул в окошко улыбающемуся помощнику дежурного.
        -А что? Я сейчас закончу…
        - Просто иди в дежурку - я выволок Азу из-за стола и впихнул ее за металлическую дверь. Через пару секунд после щелчка цифрового замка помещение наполнилось цыганками, впереди которых важно выступал невысокий кряжистый мужик лет пятидесяти в норковой ушанке и кожаной куртке.
        - Что хотели, уважаемые?
        - Несколько пальцев обличающе, уставились на меня:
        - Это он ее бил, он ее пнул…
        Мужик вальяжно подошел ко мне:
        - Мы хотели заявление написать начальнику, что ты избил нашу цыганку. А она мать- героиня.
        - Ты у них старший?
        - Я за старшего.
        - Так вот, старший. Эта цыганка здесь торговать не будет. Ты можешь хоть изжаловаться, но Азы здесь не будет. Хочешь ругаться со мной - потом пожалеешь. И запомни, я два раза повторять не буду. Хотите торговать - не наглейте. Увидели нас- спрятали товар, ушли. Пока нас нет - хоть заторгуйтесь. Ты меня понял?
        - Нет, не понял. Ты что, такой злой? Если тебе чего то надо - подойди, скажи, договоримся.
        - Я с будулаями дело иметь не собираюсь, вам поверить - себя обмануть.
        - Ну значить я пойду к начальнику.
        Я шагнул в сторону, сделав приглашающий жест. И в это время мне на шинель брызнула белая струя. Какая-то цыганка, из второго ряда зрительниц, достав грязную сиську, брызнула в меня молоком, под дружный смех товарок. Я достал из ушанки чистый бланк протокола, аккуратно стер белые подтеки с груди, повернулся к ухмыляющемуся у входа в коридор барону:
        - Что встал, миндч халованный? Джа, джа!
        Цыганки заткнулись как по мановению дирижерской палочки. Баро побледнел, наверное, очень хотел меня зарезать, но лишь повернулся и пошагал в сторону кабинета начальника отдела.
        А я повернулся к зрительницам:
        - Ну, а вам, девочки, хана вам пришла. Это я вам обещаю.
        
        Глава 8
        Глава восьмая. Пустое место.
        
        
        Следующий день был выходным. Весь предыдущий вечер дежурства прошел в пустой беготне и писанине. Хорошо, что Олег, впрочем, не проявляя инициативы, но помог в оформлении бумаг. Ну, а сегодня, с утра, я опять на работе. Вернее, не на работе, а в зоне вверенного мне поста. Одетый а-ля «мы из Пичуговой», в старых кирзовые сапоги, в которые заправлены темные застиранные брюки, черную шапку «петушок» и серую фуфайку, я стоял на высокой площадке перед ЦУМом, никому не интересный, и пил из горла «Мартовское» пиво. Пиво было теплым и противным, я делал вид, что пью и думал, почему пиво, купленное с рук у бабки, на улице, в марте, теплое? Причем, бабка была замершая, а пиво теплым. Либо замершей бабке заботливый внучок постоянно подносит новые порции товара из теплой квартиры, либо бабка подогревает пиво, чтобы у покупателя горло не заболело? Так и не придя к определенному выводу, я вернулся к функции наблюдателя. Многочисленные прохожие пробегали мимо меня, спеша в тепло магазина, чуть не снося меня своими плечами, такой я был малозначительный и неприметный в своем «колхозном» облачении. Мимо меня прошла
группа крепких парней, одетых примерно также, как я. Бросили на меня взгляд, но брезгливо сморщились, и прошли мимо. Очевидно, поняли, что их насущные финансовые потребности удовлетворить я не смогу, а отбирать у меня пиво - хлопотно и долго. В пятнадцати метрах ниже и справа от меня ударно работала бригада Азы почти в полном составе. Только, вместо жующего сопли цыганенка, вокруг барышень крутилась девочка лет десяти, в тонкой болоньевой куртке неопределенного цвета, с вырванным «с мясом» боковым карманом, из дырки которого торчала розовая матерчатая сумка. Периодически, по команде старших, девочка бегала в ЦУМ, откуда волокла розовую сумку уже наполненной. Цыганки становились в тесный кружок, набивали свои многочисленные рейтузы и кофты пачками курева, и вновь продолжали бойкую торговлю. Народ подходил каждые пару минут, кто-то покупал, не торгуясь, кто-то отходил с возмущением. Государственная розничная торговля городских курильщиков не баловала ни качественно, ни количественно. В оптовом звене торговых баз сигареты скупали мои подопечные, а то, что иногда попадало в магазины, исчезало под напором
предприимчивых пенсионерок, с утра совершающих свои «кровавые» набеги на торговые точки. Поэтому, в последнее время в табачных отделах я видел только кубинские сигары, стоимость которых начиналась от полутора рублей, и кое-где лежал еще табак «Капитанский» по четыре рубля за упаковку. Я хотел сунуть недопитую бутылку в переполненную мусорную урну, но тут же сзади выдвинулась сморщенная рука, торчащая из рукава фуфайки такого же, как у меня цвета:
        - Не выбрасывайте? пожалуйста.
        Получив бутылку, пожилой мужчина, одетый бедненько, но чистенько, одним глотком влил в себя содержимое, удовлетворенно икнул, зачем-то заглянул в бутылку, после чего сунул ее в видавшие виды авоську кирпичного цвета и шустро двинулся в сторону киоска по приему стеклотары, недавно избитого Олегом. Я же нырнул фойе ЦУМа, вызвав своим затрапезным видом презрительное фырканье парочки студенток, одетых в холодные, но ужасно модные полушубки из козлика, хотя я вежливо придержал перед девчонками тяжелую дверь. Наверное, с маскировкой, я, все-таки, немного перегнул. Пройдя через первый этаж, я затаился между бежевых, облицованных плитками ракушечника, колонн площадки между этажами. Маленькая цыганка не заставила себя долго ждать. Войдя в магазин, она весело прыгая по ступенькам, проскакала мимо меня, нырнула в огромный отдел женской одежды, сунула руку в ряд безликих, тоскливо-коричневых женских пальто, с безобразно торчащими во все стороны жестким ворсом, воротниками из нутрии, висящих на огромной вешале, вдоль окна. Вытащив из кучи мешков, по недоразумению обозначенных на ценнике «пальто жен зимнее»
большой мешок, девочка начала деловито наполнять свою розовую сумку новой партией товара, затем спрятала мешок обратно, и побежала наружу. Две молоденьких продавщицы, стоящие возле кассы, проводили девочку злыми глазами, но как я их прекрасно понимаю, скандалить с цыганками, девушки остерегались.
        Вторая бригада цыганок, торгующая никотином на ближе к Вокзалу, хранила свои сигареты у гардеробщицы парикмахерской. Шустрая бабка, с любезной улыбкой, выдавала посланнице этой бригады табачные изделия из больших целлофановых пакетов, спрятанных под прилавком. Причем, обычных посетителей бабка встречала без тени улыбки, вот что рыночные отношения делают.
        Часа через три моих блужданий, я решил передохнуть, ноги уже гудели. Хотелось вернуться домой, растянуться на матрасе, подтянув под бок теплого песеля, и читать кукую ни будь книжку, например, уже забытого Рекса Стаута. Взяв у торговки навынос от ресторана «Сибирск» горячий чебурек гигантского размера, отдав за него целый полтинник, я присел на сломанную скамью во дворе дома, тянущегося тонкой кишкой вдоль всего Станционного тракта, и с урчанием полного восторга, впился в горячую жирную мясную мякоть под тонким слоем прожаренного теста.
        Через широкую арку я наблюдал за суетой цыган - золотарей возле скупки «Алмаз». Народ вниманием скупщиков не обходил, но в основном о чем-то спрашивали и отходили. Что характерно, за все время в официальную скупку не зашел ни один человек. Но вот к будулаям подошли серьезные клиенты, как из старого советского "Голубого огонька" - Тарапунька и Штепсель. Штепсель был классический - плотный, веселый, подвижный, постоянно скалил зубы в веселой улыбке, с шутками и прибаутками общаясь с цыганами. Тарапунька же был похож на "арийскую бестию" - высокий, узкоплечий, но с мощной шеей, на которой возвышалась узкая головка с коротким светлым чубчиком. Небольшие светлые глазки настороженно зыркали во все стороны, постоянно высматривая неведомую опасность. Я, сидящий во дворе, вроде бы недалеко, от места событий, но как бы выпавший во второй план, как из зрительного зала, наблюдал, как злые глаза Тарапуньки проскальзывали сквозь меня, когда он, как опытный телохранитель, визуально обшаривал толпу. Я прикрылся чебуреком, продолжая наблюдать. Очевидно, что взвешивание на глазок улыбчивого Штепселя не
удовлетворило, в руках чернооких мужчин появились маленькие весы, на которые увесисто упало что-то желтое. Потом высокие договаривающие сторону долго вывешивали руку, держащую весы, горизонтально, при этом усатые мастера обмануть ближнего периодически взрывались гневными выкриками, которые мгновенно гасли после того, как «веселый» Тарапунька поворачивал к ним свою башку. Наконец вес золота всех удовлетворил, в руку Штепселя перешла пачка купюр, а сладкая парочка двинулась в сторону вокзала. Тут же к цыганам подошла пара - мужчина и женщина, солидно одетые, на вид лет сорока, которые до этого терпеливо ждали, когда «торговая» точка освободиться. После короткого разговора, от скупки отделился цыган, который что-то недовольно бормоча, прошел мимо меня. Чтобы проследить его путь, пришлось встать и выбросить в стоявшую в нескольких метрах мусорку недоеденную вкуснятину. Цыган, пройдя по улице Студенной метров двадцать, нырнул за здание поликлиники Стальных путей сообщения, чтобы через пару минут вернуться назад. Цыган достал из кармана несколько пар золотых серег, откуда-то появилось зеркало, и женщина
приступила к примерки украшений. Значить цыгане не только скупают золото, но и торгуют им тут же. Кое как оттерев жирные от чебурека пальцы куском бесплатной газеты, которую я утром достал из почтового ящика, я пошел вверх по Студеной. Брошенный мимолетом взгляд налево заметил уставшую ВАЗовскую «шестерку», в которой сидели, весело скаля зубы, двое из бродяжьего племени. Вот, теперь можно идти домой. Диспозиция и экспозиция для дальнейшей работы мне стала известно. Есть, о чем подумать и есть куда двигаться.
        Глава 9
        Глава девятая. Кто нас в бой ведет.
        
        Ленинская комната Дорожного РОВД, восемь часов сорок минут утра, селекторное совещание.
        
        - Доброе утро, товарищи, начинаем селекторное совещание, докладывает дежурный по городу полковник Сушко. За истекшие сутки на территории Города зарегистрировано……
        - Здравствуйте, на связи начальник ОУР области полковник Свешников.
        - Разрешите, товарищ генерал? Вопрос к Дорожному РОВД. Что сделано и какова последняя информация по разбойному нападению по адресу Зейский переезд один «А»?
        - Докладывает начальник Дорожного РОВД Дронов. Товарищ полковник, на данный момент информация, следующая. По квалификации преступления - следствие пока не подтверждает разбой, сегодня будут решать с прокуратурой, возможно дело будет возбуждено как грабеж. По ситуации: это здание - жилой барак, принадлежащий железной дороге. Там две комнаты сняла армянская семья, муж и жена, супруги Саркисян. К нам в Город приехали после землетрясения в Спитаке, так, как там, у них, квартира была разрушена. Здесь они торгуют обувью в киоске номер тридцать шесть на Станционном бродвее. После работы приехали к дому на машине, которую им дал в пользование родственник. Женщина зашла в дом, а мужчина стал из машины разгружать коробки с нераспроданным товаром. Около десяти часов вечера, женщина, услышав крик мужа, выскочила на крыльцо. Из темноты получила удар в лицо, после чего потеряла сознание. Со слов мужа, его ударили сзади, когда он наклонившись над багажником машины, складывал коробки с обувью в сумку. Проблема в том, что женщина по-русски не говорит, общение идет через мужа. Похищено - у мужа бумажник с
документами и деньгами, на сумму пятьсот рублей. Это со слов мужа. По словам опера, что с ними разговаривал, женщина пыталась настаивать, что похитили две тысячи рублей, но муж ее обругал, и сказал, что только пятьсот. Во всяком случае, наш сотрудник так понял их разговор. С женщины сорвали цепь золотую, ориентировочно десять грамм весом, три кольца, одно обручальное, примерно пять грамм, и два с рубинами. Еще серьги выдрали из ушей, с рубинами, одну с мясом, там застежка плохо открывалась. Как потерпевшая говорит, серьги и два кольца с натуральными камнями, поэтому заявила общий ущерб в тридцать тысяч рублей. Документов на камни нет, покупала, якобы, в Армении. Ну, как я понимаю, камни все-таки искусственные, таких больших рубинов, наверное, не бывает, но в фабуле следователь был вынужден указать вот такой ущерб.
        - Олег Владимирович, вы разобрались, почему ваша группа выехала на место в четыре часа утра?
        - Так точно, разобрались, Михаил Алексеевич. Первоначально потерпевшие обратились к своим родственникам, потом вызвали «скорую помощь» и позвонили в линейный отдел, а те в три тридцать утра сообщили нам, по территориальности.
        - Результат работы группы какой?
        - Потерпевшие опрошены. Допросим сегодня при переводчике. С места происшествия ничего не изъято. Поквартирный опрос жильцов ничего не показал, никто ничего не видел и не слышал. Стрелочник на переезде пояснил, что вечером через переезд проезжали только машины сотрудников дистанции пути, грузовики на разгрузку и машина потерпевших, посторонних машин он не запомнил.
        - Собака?
        - Собаку применили, но результата нет.
        - То есть и у вас результата нет.
        - Работаем, товарищ полковник.
        - Вечером мне позвоните, Олег Владимирович, доложите о том, что сделано.
        - Вас понял.
        ……………………………..
        - Дежурный по отделу, докладывайте.
        - Докладываю - за истекшие сутки на территории района зарегистрировано двадцать преступлений и происшествий, по горячим следам раскрыто три. В частности, …
        - Так наряды, работающие в день Станционному бродвею ?
        Мы с Олегом встали.
        - Боголюбский!. Не знаю, что будете делать, но цыган убрать с улицы. Мне надоели звонки из торгового отдела райисполкома, что у нас спекулянты стоят в три ряда на главной улице района.
        - Так точно - Олег встопорщил усы и принял вид в соответствии с Указом Петра Первого: «Подчиненный перед лицом, начальствующим должен иметь вид лихой…»
        ……………….
        - Участковые, антиалкогольные указы никто не отменял. Факты выявления торговли самогоном у нас, по сравнению с прошлым месяцем, упали на двадцать процентов. Старшие участковые, держите под контролем данную позицию, за оставшиеся две недели кровь из носа, но три протоколов мне на стол надо обеспечить. Далее…
        - Товарищи руководители, доведите до сведения личного состава, что деньги на выплату премий имеются. Пожалуйста, рапорт на стол о раскрытии преступления по линии работы уголовного розыска, и я, сразу, подписываю приказ. Но…если лейтенант Бочкарев, который из отпуска прибыл на трое суток позже, без всяких оправдательных документов, но со свежим перегаром, думает, что он завтра мне семейного дебошира с легкими телесными повреждениями, причиненными теще приволочет, то сразу денег получит, то это не так. Товарищ начальник участковых, вы озвучьте, что у Сережи два выговора, и пока он эти взыскания не погасит, премий никаких быть не может.
        …..
        - За работу, товарищи. Напоминаю, что совещание начальников отделений у меня в шестнадцать часов. Всем, без опозданий, с планами закрытия месяца.
        - Товарищ майор, разрешите две рации взять.
        - Бери, но если батарею забудешь на зарядку поставить, то я за тобой ночью машину пришлю. Понял, Громов?
        - Что сразу - Громов?
        - Просто так.
        - Тогда понял, товарищ майор.
        - Громов, а почему вторую рацию не взял?
        - Передумал, товарищ майор, ответственность слишком большая.
        
        Возбужденный Олег на крыльце схватил меня за рукав:
        - Слышал, что начальник сказал? Надо всех цыган разогнать. Что делать будем?
        - Блин, Олежка, он тебе же команду дал? Ты что мне скажешь, то я делать и буду. Ты же старший.
        - А, ну да! - Олег лихо попытался закрутить усы вверх, с одним получилось, ну а с другим… не очень.
        Через десять минут, пробарражировав вверенную территорию насквозь, растерянный Олег стоял на площадке перед ЦУМом, как Наполеон, потерявший армию Кутузова возле Москвы:
        - А, где?
        - Блин, Олег, время - еще десяти часов утра нет. Вся движуха здесь начнется часов в одиннадцать. Пошли в кафетерий «Буратино», кофе попьем.
        Сорок копеек, потраченные на многодетного отца, привели Олега в благостное настроение. Допив безобразного цвета приторную жижу, именуемую «Кофе с молоком сл.», и стряхнув в усов кусочек орешка, оставшийся, как память, после песочного кольца за двадцать две копейки, Олег в надеждой взглянул на меня, наверное, хотел повторить.
        - Олег, нам пора. Цыгане уже наверняка приехали - лишних денег у меня, как бы тоже, не было. Во всяком случае, пока.
        Олег крякнул, огладил шинель на груди, поправил резиновую «подругу», вдетую в самодельный держак, закрепленный на «офицерской» портупее, затем решительно махнул рукой:
        - За мной.
        Бригада Азы стояла на своем обычном месте. Вместо того, чтобы обойти «противника» сзади и сверху, Олег попер прямо, через переход. На его беду, перед нашим носом, загорелся «красный», и мы еще пару минут стояли, метрах в пятидесяти от спекулянток, подпрыгивая от нетерпения. В общем, когда мы подошли, молодая крашенная цыганка со своей «соплюхой» и розовой сумкой, раздутой от сигаретных блоков, улепетывали, практически достигнув угла ЦУМа, а Аза и ее напарница лет сорока, радостно улыбались нам.
        - Гражданка, вы задержаны, пройдемте в отдел - Олег ухватил могучее, объемом, как моя нога, плеча Азы и потащил ошеломленную цыганку в сторону отдела.
        - Олег, пошли через двор - я, прихватив вторую цыганку за рукав, крикнул в спину удаляющегося старшего.
        - Нет - Олег, как трудолюбивый муравей ленивую гусеницу, толкал задержанную по своему пути боли и страданий.
        - Олег, я пойду через дворы - я сделал приглашающий жест, и цыганка, обреченно вздохнув, пошагала в сторону музея любви к родному краю.
        Минут через пятнадцать, когда я в отделе немножко разгрузил Лалу (красивое имя - правда?), от мешающих ей идти картонных коробочек, помощник дежурного стал стучать мне в огромный лист оргстекла, отделяющего дежурную часть от коридора.
        - Что, я не слышу.
        - Где твой напарник?
        - Повел задержанную по бродвею, мы разделились.
        Помощник досадливо махнул рукой и кинулся к рации. Олег приехал через пятнадцать минут, на машине «охраны», с грязной спиной, и какой-то левой цыганкой. Оказывается, что по дороге, Аза, увидав десяток своих соплеменниц, стала орать. Естественно, Азу отбили, Олега уронили, хотели отобрать палку, но ее он отстоял. Экипаж "охраны" Олега выручил, и даже прихватил одну из злодеек, но на этом список наших побед был исчерпан. Стыдно мне не было.
        Глава 10
        Глава десятая. Прекрасный миньон.
        
        Олег мне ничего не сказал. Сказал ротный.
        - Почему Боголюбский остался один?
        - Так, я тоже, остался один.
        - Ты что, со мной в слова решил поиграть?
        - Никак нет. Докладываю. Старшим начальник отдела назначил старшего сержанта Боголюбского. Олег принимал решения по нашим действиям. Он потащил цыганку, с которой, и я бы с трудом справился, по Бродвею, хотя я два раза предложил ему пойти через дворы. Но он мое предложение проигнорировал, и поступил по-своему. Эта Аза, естественно, спровоцировала других цыганок, которых на Бродвее не могла не быть. Вы от меня что хотите? Чтобы я морду подставлял? Мне этого не надо, я извините, в форме, и с десятком бешенных баб драку устраивать не буду. Или вы меня от прокуратуры отмажете? Дайте мне с начальником отдела слово, что вы меня отмажете, и я даже с Олегом всех цыган разгоню, ну, наверное, за неделю. Они просто будут разбегаться при нашем виде….
        - Товарищ младший сержант, это что за разговоры? Вы с кем разговариваете? Кого мы с начальником отдела должны отмазывать? Вам задача поставлена? Будьте любезны, выполнять ее в соответствии с действующим законодательством.
        - Извините, товарищ майор. Виноват. Разрешите идти.
        - Куда ты собрался? Я разговор еще не закончил. Что ты предлагаешь?
        - Пока не знаю. Буду думать. У нас сегодня что получилось? Олега одного оставлять нельзя, во всяком случае, с цыганами. То есть мы задерживаем какую ни будь такую, не очень здоровую, доставляем в отдел, оформляем, изымаем десяток пачек сигарет из трусов. Протоколом она подтирается, а мы на оформление бумаг тратим часа три. Итого в день у нас двое задержанных, остальные, примерно восемь - десять человек, спокойно торгуют с одиннадцати утра до пяти вечера. Вас этот вариант работы устоит?
        - Меня да, устроит. Руководство не устроит.
        - Нет, был бы со мной Ломов, мы бы шороху навели….
        - С тобой на этом посту будет Олег.
        - Ну, значит, вы меня не дергайте, хотя бы, до конца недели, а я постараюсь что ни будь придумать.
        - Ладно, иди. Про соцзаконность, только, помни.
        Вечером, выйдя из отдела, я увидел подходящий к остановке троллейбус, который шел практически до моего дома. Спускаться под землю, а потом пятнадцать минут идти от Главного рынка по дороге, которая, в связи со строительством новой ветки метро, превратилась в полигон для танков, разбавленный заграждениями из бетонных плит, не хотелось совершенно. Поэтому я поднялся в пустой, по позднему времени суток, салон. Простояв на Привокзальной площади, буквально, пару минут, троллейбус, бодро постукивая неотрегулированным задним колесом, понес меня в сторону вожделенного дома. На «Колизее» в троллейбус вошла пышная барышня с сером пальто и шапке-формовке из меха коричневой норки. Девушка повисла на поручне, но, от рывка машины, плюхнулась на, потрескавшуюся от времени, кожаную подушку сиденья у окна. Ошеломленная приземлением, девица похлопала глазами, потом прислонила щечку к холодной поверхности стекла, смежила глазки, чуть ли не замурчав от удовольствия. Наверное, девушка немножко выпила, и головка начала побаливать. В этой ситуации холодное на голову, естественно, помогает. Четыре паренька, всю дорогу
недовольно поглядывающие на меня, быстро прошли с задней площадки, и заняли места спереди-сзади и сбоку от девушки. К их разговору я не прислушивался, но, кажется, барышня или дремала, или делала вид, что спит, поэтому что-то завлекательное говорили только парни. Троллейбус обогнул Главный рынок, и выкатил на узкую улицу Автора басен. До моей остановки оставалось ехать пару минут, я подошел к выходу. Двери с грохотом сомкнулись, до моей остановки остался последний перегон. На мой погон опустилось что-то увесистое, но мягкое, а ноздри встрепенулись от запаха хорошего шампанского и легкого аромата духов. Я даже не успел ничего сообразить, как сзади меня обхватили за пояс две руки в сером драпе - барышня переместилась мне за спину, положила подбородок на мое плечо, и повисла, крепко прижавшись всем телом. Романтику момента испортили ребятишки, которые, наверное, уже строили планы четверного (не знаю, правильно ли я дал определение) свидания. Самый борзый, в зеленой «аляске», схватил девушку за руку, остальные зло дышали в мою сторону из-за его плеча. Троллейбус остановился на моей остановке, двери, с
лязгом, распахнулись. Пассажиры и кондуктор старательно смотрели в окна, любуясь ночным Городом.
        - Что стоишь мент? Выходи - пацан зубы явно не чистил, целоваться девушке с ним сегодня будет неприятно. Я завис, как лодочник, в задачке с капустой, волком и козой. Спускаться из салона первым я не мог, девицу бы со мной не выпустили, а водитель, скорее всего, закрыл бы двери за мной, и нажал бы на педаль «газа», или что там, у троллейбусов, нажимать надо, чтобы ехать быстро и не оглядываться, ведь драка в салоне, ему точно, не нужна. Пропустить девушку вниз - я не был уверен, что она не выпадет куда ни будь, под колесо троллейбуса, как-то, уж очень безучастно она висела на мне, хотя за ремень держалась крепко. Выходить на следующей остановке мне не хотелось. Идти было далеко, по грязным, покрытым тающим снегом, темным переулкам. Я начал потихоньку разворачиваться к ребятам, перемещая девицу себе за спину.
        Обладатель зеленой «Аляски», перехватив руку девушки поудобнее, криво усмехнулся мне в лицо:
        - Ну че задумался? Отпусти мою жену и вали куда хотел.
        Его дружбаны тоже хотели пробиться ко мне поближе, но паренек, для остойчивости, держался за поручень, и мешал им, загораживая проход. Я вытащил из кармана шинели наручники и резко махнул черным увесистым железом перед носом парня. От неожиданности он вздрогнул и дернул головой назад, чувствительно стукнув затылком в нос стоящего за ним друга. Водитель попытался закрыть двери, но объемистая попа девицы, уже спущенная мной, потихоньку, на нижнюю ступеньку выхода, заклинила «распашонку» дверей, и троллейбус остался на месте. Пока травмированный парень матерился, зажимая свой пострадавший нос, а «зеленая «аляска» пыталась понять, что произошло, я сам схватил его за руку, прижав к его запястью свободное дужку «браслетов». Парень открыл рот, но я его опередил:
        - Заткнись сука! Вы меня, без базара, ушатаете, но ты в любом варианте будешь ко мне пристегнут, а через тебя твоих братанов вычислят. И кондуктор не отвертится. Ей объяснят, что правильней сказать, как вы девчонку прям в троллейбусе насиловать стали, а я за нее встрял. А это статья вплоть до расстрела!
        Пареньку мое бешенный шепот не понравился, он выдернул руку, я быстро соскользнул на асфальт, следом выдернув на улицу увесистую барышню. Умный водитель закрыл дверь, и троллейбус, натужно гудя электродвигателем, с ускорением покатил по улице вдаль, в сторону сквера имени Первого чекиста. За огромным задним стеклом удаляющейся машины показались четыре темных силуэта. Мне кажется, что парни очень хотели со мной еще поговорить, обсудить вопросы межличностных взаимодействий. Я развернулся к девице:
        - Ты где живешь, чудо?
        Нам надо было торопиться. До следующей остановки, со всеми поворотами, три минуты езды, еще столько же времени парням бежать обратно. Итого, пять минут на то, чтобы смыться с безлюдной остановки. Барышня, не открывая глаз, попыталась повиснуть у меня на плечах, коротко буркнув что-то типа «Я Эля».
        - Эй, открой глаза - я легонько встряхнул немаленькую соню: - где ты живешь?
        - В щежтиттии!
        Бля. Я с тоской оглядел два здания девятиэтажных кубов общежитий. В принципе, девушка могла жить в любом из них, но существовало большое "но". В общежитие текстильной фабрики милиционер мог притащить подвыпившую девицу, не опасаясь вредных последствий для ее чести и прав на проживание. Боюсь, что общежитие консерватории будущую преподавательницу музыки или заслуженную артистку республики, прибывшую на место жительства без сознания, и с моим кортежем, встретят не ласково.
        Подумав, я перехватил бесчувственное тело поудобнее, и потащил ее к своему подъезду.
        Когда я, тяжело отдуваясь, подтягиваясь на решетке перил, поднялся на пятый этаж, внизу хлопнула дверь и несколько человек решительно двинулись по лестнице вверх. Все-таки догнали. Я прислонил девушку в уголок, и спустился на несколько ступенек вниз. В узком месте у меня неплохие шансы отпинываться, даже от четверых нападавших, до тех пор, пока встревоженные шумом и криками старички-соседи не вызовут милицию. На четвертый этаж быстрым шагом, бросив на меня удивленные взгляды, прошли два парня и девушка. Наверное, новые соседи. Старики - ветераны постепенно уходили в мир доброй охоты, а квартиры заселяли их молодые наследники.
        Не знаю, возможно подраться на выгодной позиции было сейчас бы чуть полегче, чем еще четыре этажей тащить вверх бессознательную сущность, которая самостоятельно могла только стоять, навалившись на что-то твердое.
        Глава 11
        Глава одиннадцатая. И мстя моя страшна будет.
        
        Разбудило меня настойчивое тыканье чего-то мягкого в шею сзади. Я попытался уснуть вновь, но упорное бодание продолжалось. Наверное, кто-то очень хочет гулять. Я с ревом развернулся и схватил нарушителя спокойствия хозяина... но вместо мохнатых щек или длинных стоящих ушей мои руки схватили что-то округлое и мягкое.
        - Ай- крупная девица в темно-серебристом платье «с люрексом» с писком отпрянула от меня и шлепнулась на попу.
        - Привет - я вспомнил свой вчерашний тяжкий груз.
        - Привет, а ты кто и где я?
        - Ты в моей квартире, вроде. Меня Павел зовут.
        - Очень информативно, Павел. И что я делаю в твоей квартире?
        - Ладно, давай начнем с самого начала. Я вчера ехал на троллейбусе от Вокзала домой. На «Колизее» в троллейбус вошла ты. Судя по запаху шампанского, ты где-то что-то отмечала. К тебе подсели четыре парня, как я понял, надеялись увезти тебя в счастливое светлое будущее, но ты спала, или делала вид, что спала. На улице Скачек я собрался выходить, ты проснулась, и повисла на мне, тупо висела, ни на что не реагируя. Парни пытались тебя забрать с собой, один из них сказал, что ты его жена. Мы с ними немного поругались, и они поехали дальше. На улице ты сказала, что тебя зовут Эля, и ты живешь в общежитии, потом опять отрубилась. Но, так как общежитий несколько, то, я принес тебя к себе домой.
        Уже в середине о рассказа девушка спрятала лицо в ладонях, потрясенно бормоча:
        - Ой, как стыдно! Как стыдно.
        - Да ладно! Я и не таких видел.
        - А ты тут причем? Я вчера в кафе «Ваганты», к музыкантам в первый раз на работу вышла. Пока был перерыв, меня посетители уговорили пару бокалов шампанского выпить. А дальше меня развезло, и я остальное плохо помню. Вернее, вообще не помню. Наверное, я работу потеряла. Я во сколько в троллейбус села?
        - В девять тридцать вечера, примерно.
        - Ну, значить, выгнали. А у меня что ни будь с собой было? Футляр, сумка?
        - Я не видел. Мне кажется, что ничего.
        - Ой, надеюсь все в кафе осталось. Надо бежать, все забрать, если оно там. Сейчас сколько времени?
        - Семь утра.
        - Все, я побежала...- девушка вскочила на ноги, сделала два шага в сторону коридора и остановилась:
        - Ой, а тут собака.
        - Сейчас уберу. - я потянул Демона за шиворот от двери. Пес встал и, махнув мне хвостом, и сделал два шага в сторону кухни.
        - Ой, а что у песика с лапкой?
        - Бандитская пуля.
        - Это как? Как в кино про Мухтара?
        - Точно.
        - Ты меня, наверное, обманываешь.
        - Слушай, Эля...
        - Меня, вообще то, Инна зовут.
        - Я вчера вечером четко слышал -Эля. Да мне без разницы. Мне на работу надо собираться, а ты вроде бы уходить хотела. Так что пока - пока.
        Выпроводив Инну, я выгулял собаку, и выпив кофе, двинулся на работу. Мне предстоял трудный и длинный день.
        На утреннем селекторе, я прятался за широкую спину впередисидящего участкового. Глаза заместителя по строевой нашли только Олега:
        - Боголюбский!
        - Я!
        - Когда с цыганами разберетесь?
        - …….!
        - Сергей Геннадьевич, когда Боголюбский у вас будет результаты давать? Не хотят работать - пусть валят в народное хозяйство! Мы держать никого не будем.
        - Решим вопрос, товарищ подполковник - буркнул командир роты, не отрываясь от ежедневника.
        - Сегодня мне результаты доложите- заместитель начальника отдела хотел, чтобы его слово было последним.
        Когда всех объявили свободными, я схватил Олега за рукав и преодолевая его желание куда то идти и, кому-то что-то доказывать, потащил старшего сержанта к выходу.
        Ставший традиционным теплый кофе и трубочка с заварным кремом Олега успокоили, перспектива идти в народное хозяйство отступила, по крайней мере до вечера.
        - Ну, что, Олег, готов?
        - Угу.
        - Пошли за мной.
        Две фигуры в темных кацавейках и цветных платках помахали нам от ЦУМа, я махнул в ответ, а Олег нервно дернул усом и отвернулся от веселящихся цыганок. Мы двинулись в сторону центра Города, подальше от беспокойного ЦУМа. Пройдя квартал, я повернул Олега во дворы, откуда, никем из наших интересантов, не замеченные, мы вышли на задворки ЦУМа, и нырнули в боковой вход. По противоположной от нас лестнице, глядя себе под ноги, вниз сбежала шустрая смуглая девчушка с розовой сумкой.
        - Олег, за мной.
        В отделе женской верхней одежды наше появление вызвало определенный ажиотаж, а когда я стал раздвигать плотно висящие на вешале, одинаково унылые, серые пальто, в нашу сторону решительно устремилась дама лет сорока, одетая в серый, в клеточку, форменный сарафан.
        Две большие спортивные сумки, даже через плотную материю, навязчиво воняющие усманской «Астрой», я нащупал одновременно со строгим окриком за спиной:
        - Молодые люди, а что вы….
        Я обернулся и, усмехаясь в возмущенные глаза, обличающе смотрящие на меня из-под толстой роговой оправы очков, громко спросил:
        - Товарищи, внимание! Чьи это сумки?
        Взгляд заведующей секции женской одежды растерянно заметался из стороны в сторону, несколько покупательниц с любопытством уставились на меня.
        Я поднял сумки повыше:
        - Товарищи, повторяю! Чьи это сумки? Ваши?
        Главная по женской одежде возмущенно замотала головой:
        - Конечно нет. Наверное, кто-то из покупателей оставил. Оставьте, мы передадим.
        - Правда передадите? - я продолжал улыбаться: - Товарищи, подойдите сюда, пожалуйста.
        Я вжикнул молнией одной, а потом второй торбы:
        - И что тут у нас?
        - У! - на нас смотрели аккуратные блоки импортных сигарет и рассыпанные навалом пачки «Примы» и «Астры».
        - Мне, почему-то кажется, что это не покупатели сумки забыли. В любом случае, товарищ заведующая, если к вам кто-то обратиться, то направляйте всех в Дорожный отдел милиции.
        - Ну как же... - фразу, растерянная и взволнованная, работница советской торговли закончить не смогла.
        - У вас вопросы есть?
        Женщина помотала головой, выглядела она немного расстроенной.
        - Олег, бери сумку и пошли.
        Мы спустились на первый этаж. Я сунул Олегу вторую сумку, и стараясь выглядеть максимально убедительным, сказал:
        - Олег, ты сейчас, очень быстро, выходишь через боковой вход возле киоска стеклотары, и, не снижая скорости, дворами, повторяю - дворами! идешь в отдел. Никуда не заходишь, ни с кем не разговариваешь, сумки не открываешь. После чего, ждешь меня в комнате роты или в коридоре, возле комнаты. Мы меня хорошо понял?
        Олег, получив конкретное, понятное даже…, во-общем понятное задание, стал, как бы, выше ростом, демонстрируя служебное рвение.
        - Давай, Олег, мы за тебя всем отомстили.
        Дождавшись, когда спина, обтянутая серо-голубой шинельной тканью, благополучно скроется среди мешанины жилых домов, я отправился на второй этаж, где еще, в прошлый раз, приметил отличное место для наблюдения. Сначала появилась малолетняя цыганочка, которая привычно сунулась в ряд одежды, откуда я, пятнадцать минут тому как, обнаружил забытые кем-то сумки. Пока девочка растерянно шарила среди одинаковых хламид, к ней быстрым шагом подошла заведующая, что-то шепнула, отчего ребенок пулей бросился в сторону улицы. А я, с удовольствием, прилег на перила ограждения, надеясь досмотреть второе действие «марлезонского балета». Заведующая секцией нервно заламывала руки напротив входа, очевидно страшась предстоящего объяснения. Но я же не изверг какой-то, я не мог оставить бедную женщину наедине с рассвирепевшей цыганкой. Минут через пять, расталкивая испуганных покупателей, в дверях показалась знакомая фигура. Вид тяжело переваливающейся Азы, с натугой, втягивающей в себя воздух, смахивающей густой пот, текущий со лба, принес мне истинное наслаждение. Черные, сальные, с густой сединой волосы, заплетенные в
две толстые косы, выбившиеся из-под синего, с серебряной нитью, платка, выпученные в испуганном изумлении маслины глаз - был бы я художник, написал бы «нетленку» - «Азу Оглы жестоко поимели». Я никогда не имел и не буду иметь дела с цыганами, они своим «эмоциональным штормом» подставляют своего партнера в ста случаях из ста. Аза орала на неудачливую хранительницу «семейных ценностей», не обращая никакого внимания на собравшуюся вокруг приличную толпу покупателей и сотрудников магазина. Робкие попытки заведующей отделом перенести разговор в какое-то более удобное место пресекались на корню еще более громкими криками и взмахами толстых рук. Вдруг Аза замолчала на полуслове - мы наконец то встретились глазами. Оттолкнув что-то пискнувшую собеседницу с дороги, неукротимая цыганка рванула вверх по лестнице, ко мне. Хорошо, что лестничные проемы на второй этаж магазина длинны и круты, и, жаждущая мщения, Аза успела к концу пути немного запыхаться, иначе этот разъяренный «носорог» снес бы меня с ног, как пластиковую кеглю. А так, задохнувшись ко второму пролету, женщина вконец запыхалась, и выставленный в ее
сторону носок подкованного сапога, ее немного остудил.
        - Э, чтобы у тебя руки отсохли, бессовестный и ….
        - Аза, еще одно слово, и я тебя, на пинках, в отдел погоню. Мне похрену, кто ты, хоть летчик-космонавт, хоть героиня.
        - Зачем сигареты взял?
        - Они твои, что ли? Не знал. Бери документы, откуда ты их взяла, и иди в милицию, тебе все вернут.
        -Э-э, такой симпатичный парень и такой злой. Тебе женщины не дают, поэтому ты такой?
        - Ты ко мне не подкатывай, у тебя муж есть.
        - Ты такой черный, ты, наверное, сам цыган. Ты давай, у своих не бери ничего. Давай я тебе десять рублей дам, ты все вернешь.
        - Ладно, Аза. Был рад встречи, еще увидимся - я обошел дородную фигуру, и, не упуская женщину из поля зрения, во избежание всяческих провокаций, начал спускаться вниз.
        - У, ты злой, как черт! Что бы у тебя на лбу хуй вылез!
        Я обернулся и схватил Азу за ее бархатную куртку в районе лопаток:
        - Я тебя, тварь предупреждал, сейчас со мной пойдешь.
        Цыганка попыталась вырваться, но я вцепился в ее спину как клещ, и, подправляя ее траекторию левым или правым коленом, погнал ее вниз, к выходу. На улице Аза попыталась орать, но ее товарки, чьи головы, внизу, у подножья площадки ЦУМа, были еле видны вдалеке, за шумом машин ее отчаянных призывов не слышали. Остальному люду, в лице редких прохожих, до того, куда милиционер тащит явно криминальную личность, дела не было, поэтому через несколько минут все спектакли на публику прекратились, и дальше мы шли вполне спокойно.
        Поняв, что истории о ее голодных детях и муже, тратящем все деньги на русских шалав, меня не волнуют, вторую половину пути Аза шла молча. Так, как ее присутствие в отделе мне было не нужно, на крыльце органа правопорядка, я цыганку отпустил, подарив ей пустую надежду, что у меня доброе сердце или со мной можно договорится.
        Олег сидел на скамейке напротив комнаты роты ППС, запихнув обе сумки под лавку и прикрыв их полами длинной шинели.
        - Сидишь? Молодец. Ротного нет?
        - Командир взвода здесь, сейчас подойдет.
        Минут через пять, дробно стуча каблуками, вниз, в подвал, сбежал взводный.
        - Алексей Алексеевич, здравия желаем.
        -А, привет парни! Что здесь сидите?
        - Да мы вот - сумку нашли с сигаретами, дайте нам листок бумаги, рапорт написать.
        - О чем?
        - Ну как? Так и так, нашли две сумки с сигаретами, бесхозными. Кричали - кричали, хозяева не отозвались. Вот, в дежурку сдать хотим, как положено.
        - А, ну пишите.
        Закончив рапорт, я выгреб из сумок несколько блоков, запаянных в белоснежную бумагу, с надписями на заморских языках, и разложил их на подоконнике
        - Это что?
        - Это, товарищ старший лейтенант, гуманитарная помощь из Америки, парни вечером придут - вы уж раздайте курильщикам.
        Похудевшие, но еще вполне увесистые «бесхозные» сумки, сданные в дежурную часть, вызвали большой ажиотаж и обильное слюноотделение у присутствующего там личного состава. Думаю, что через несколько дней, в противовес данным современной научной мысли, сигареты в сумках усохнут, а потом вообще аннигилируются без всякого следа.
        Остаток дня прошел вполне спокойно. Мы с Олегом не спеша фланировали по Станционному Бродвею. Завидев нас, ромалы, сворачивали торговлю, и шустро разбегались в разные стороны. Вот, что людям мешало делать это с самого начала?
        Вечером командир взвода, благодушно дымя сигаретой, записал за нами нулевой результат и, ни слова плохого не говоря, отпустил нас отдыхать. Встречные милиционеры, почему-то, радостно жали нам с Олегом руки. Наверное, процесс усыхания содержимого сумок начался весьма активно.
        Я, вернувшись домой, будучи в хорошем настроении, целый час выгуливал соскучившегося Демона, параллельно развлекая стройную дамочку лет тридцати с шоколадным доберманом о особенностях жизни в Королевстве Таиланд. Барышня хохотала, не веря, что все эти подробности я узнал, внимательно слушая передачу «Клуб кинопутешествий». Сегодня лифт у нас в доме работал, тащить хромающего пса несколько последних этажей на руках не пришлось, поэтому, наличие дамы, с большим баулом в руках, с силой давящей пальцем на мой дверной звонок, было оценено мной весьма позитивно.
        - Привет, Эля, то есть Инна. Нашла свои вещи?
        Девушка повернула ко мне сердитую мордашку:
        - Ты где был? Я уже уходить собралась.
        Отставший чуть-чуть Демон, высунув голову из-за моих ног, вопросительно сказал:
        - Гав?
        - Я с собакой гулял. Зайдешь?
        - Зайду. - Инна показала мне бутылку шампанского.
        - Да ты даже не дорогой гость, а бесценный! Я люблю шампанское. Заходи скорее.
        За двадцать минут, пожарив картошки с яйцами на остатках подсолнечного масла, я пригласил гостью за стол. Шампанское негромко хлопнуло, обдав мой нос легким ароматом дрожжей и, с приятным шорохом, полилось по стенкам граненых стаканов. Молча чокнувшись и выпив легкого, пузырящегося напитка, девушка быстро заработала вилкой. Через несколько минут, утолив голод, я вновь наполнил стаканы:
        - За встречу?
        - Давай.
        Второй бокал я пил не торопясь, смакуя холодное игристое.
        - Ну как с работой?
        Инна с грустью махнула стаканом:
        - А-а-а, выгнали конечно. Сказали, что им своих алкашей хватает.
        - И что будешь делать?
        - Не знаю. Таких мест очень мало, люди за работу держаться.
        - Ты на чем играешь?
        - Сейчас, подожди - Инна вышла в коридор, а через минуту из маленького коридорчика донесся чарующий голос скрипки. Исполнив пьесу примерно до середины, Инна отняла смычок от инструмента и вопросительно взглянула на меня.
        - Паганини?
        - Да ладно. Ты же милиционер, откуда ты….
        Я грустно улыбнулся. В прошлой жизни моя женщина заявила, что при наличии меня, ходить на концерты классической музыки без своего мужчины просто неприлично. И я втянулся. Даже засыпать перестал, со временем.
        - Я люблю скрипку, в симфоническом оркестре она, по моему, самая душевная.
        - Да, наверное- глаза барышни затуманились.
        - Сыграй еще, что ни будь.
        - Ладно - скрипка уткнулась в подключичную впадину девушки, смычок легко скользнул по струнам. Девушка играла, закрыв глаза, казалось, взмыв над моей маленькой квартиркой к бесконечному звездному небу. А я вспоминал несравненную танцующую скрипачку Линдси Стирлинг, чьи изящные движения, вкупе с изумительной игрой, дарили столько эмоций…
        - Инна, ты танцевать умеешь?
        - Что?
        - Я говорю - ты танцевать умеешь?
        - Ну, умею, наверное.
        - Нет, не так. Дай инструмент, пожалуйста и пойдем в комнату.
        Конечно, танец Линдси Стирлинг, в моем, несравненном исполнении, при чем, я одновременно с танцевальными па, пытался изобразить игру на скрипке, закончился закономерно. Инна, с трудом справившись со смехом, попыталась отобрать у меня инструмент. Я пытался скрипку не отдать, потом, в пылу борьбы, мне удалось положить инструмент на стол. Но борьба продолжалась. Поборола Инна меня где-то через час. Правда я долго добивался реванша, но мне отказали. Короче мы уснули.
        Из омута сна я вынырнул, от звука, пронзающего мой мозг дверного звонка. На улице стояла темень, сегодня у меня был выходной, и я намеревался выспаться. Не вылезая из-под одеяла, где молодое тело моей соседки дарило мне тепло и уют, я с трудом дотянулся до кончика ремешка наручных часов, лежащих на полке книжного шкафа. Протерев глаза, я с трудом сфокусировал зрение, с трудом сообразив, что подсвеченные зеленоватым фосфором цифры говорят мне, что еще лишь восемь часов утра. Звонок электрической дрелью вновь впился в мой мозг. Я, чмокнув в плечико заворочавшуюся Инну, выполз на холодный пол и матерясь сквозь зубы, пошел к двери.
        Демон, припав к замочной скважине своим носом, помахивал хвостом. Я распахнул дверь и проглотил чуть не сорвавшееся с губ ругательства. На пороге моей квартиры стояла Настя
        Глава 12
        Глава двенадцатая. Опасные встречи.
        
        Интерлюдия.
        - Марина Николаевна, вы, когда закрываетесь?
        Марина выглянула из киоска- с неба падал мокрый снег. Мимо гостеприимно распахнутых дверей киосков, плотно установленных по Станционному Бродвею, высоко подняв воротники и не глядя по сторонам, торопливо бежали редкие прохожие. Похоже, день прошел впустую. Смурная погода стояла вторые сутки. Весна, подразнив несколькими солнечными днями одуревших от зимы жителей Города, казалось, сделала всем ручкой и удалилась до самой осени. Нормальной торговли не было, а в конце недели подходил срок уплаты аренды. Хозяин частного предприятия «Дружба», которому принадлежали все киоски в округе, Гасанов Махмед- оглы, был мужчина серьезный, и пустых разговоров, как-то: «Денег нет», «Завтра рассчитаемся», очень не любил. А в кошелек Марины, после снятия кассы, легла совсем тоненькая стопочка денежных знаков. Оставалась надежда на переменчивую погоду, горячие ветры из Средней Азии, или другие чудесные вещи, в которые очень хотелось верить. Марина убрала товар с витрины, погасила свет и опечатав двери киоска, с улыбкой кивнула уважительно попрощавшемуся с ней казаку. Слава богу, уже, как месяц, не требовалось
вывозить каждый вечер и завозить по утрам тюки с товаром. Союз Сибирских казаков, за вменяемую плату, взял под охрану торговые точки господина Гасанова, и пока, случаев взлома не было. Капитализм, улыбаясь своим ласковым и человеческим лицом, предлагал все новые и новые услуги изголодавшимся по европейскому сервису гражданам, только успевай раскрывать кошелек. Помахав рукой девчонкам из соседних киосков, Марина подняла куцый норковый воротник пальто и, из уважаемой хозяйки торгового предприятия, превратилась в безликую прохожую, спешащую по мокрым зябким улицам к теплу родного очага. Еще полгода назад Марина трудилась старшим продавцом в фирменном магазине «Южанка», продавая платья одноименного трикотажного предприятия местным жительницам. И все бы устраивало Марину, но вот денег молодой женщине отчаянно не хватало. Муж, теперь уже бывший, выпускник Городского речного училища, несколько лет назад завербовался в Дальневосточное пароходство, так как местная река покорителей водных просторов большими заработками не баловала. Муж приезжал несколько раз в год, привозил деньги, потом стал приезжать реже, ну
а потом, в очередной приезд, смущенно смотря в сторону, сказал, что им надо развестись. На Дальнем Востоке он встретил женщину, вдову, с двумя детьми, которых он собирается усыновить в связи с женитьбой на их матери. Марина поплакала, но развод дала. От бывшего мужа осталась однокомнатная квартирка в девятиэтажной "брежневке" в центральной части Города, и алименты на дочь, которые, через шесть месяцев после развода, кардинально сократились, наверное, в связи с усыновлением дальневосточных сирот. Марина погоревала, но потом, школьная подруга пригласила ее на свой День рождения, где, среди гостей, Марина увидела знакомое лицо. Еще один ее одноклассник, Тимофей, ее первая любовь. Молодой человек, с которым она начала встречаться после школы, и даже на втором курсе техникума у них «было». Но потом Тимофей ушел в армию. Несколько месяцев молодые люди писали друг другу исполненные юного жара письма, но, со временем, конверты стали приходить и отправляться все реже и реже. Марина вышла замуж, Тимофей, по словам их общих знакомых, тоже был не один. Весь вечер они проболтали, а потом мужчина предложил
проводить ее до дома. Нет, никакой пошлой банальщины не было. Тимофей просто предложил ей вместе работать. Он работал проводником поезда дальнего следования «Город- Батуми». В южном субтропике у него появились полезные знакомства, и, узнав, что Марина работает продавцом женской одежды, бывший возлюбленный предложил ей открыть на себя торговую точку, беря на себя обеспечение оной точки товаром. Марина подумала пару дней, и написала заявление об увольнении. Три месяца у них все шло хорошо. Яркие, необычные наряды от кавказских «цеховиков» (ой, простите - кооператоров), находили горячий отклик у внешне суровых, но в душе трепетных, сибирских дам. Марине нравилась ее работа. Она умела разговаривать с людьми, с полуслова понимать, чего хочет клиентка, и из горы разноцветного товара, безошибочно выдернуть вещь подходящего размера и фасона. Поэтому, молодая женщина была довольна жизнью и смело смотрела в будущее. Изрядно продрогнув, Марина быстрым шагом вошла в свой подъезд и вызвала лифт. Выйдя из лифта, Марина привычно толкнула дверь самодельной загородки, которые как грибы стали появляться в подъездах
Городских домов, отделяя еще по парочке дефицитных метров от общей лестничной площадки. Надо было торопиться, минут через сорок мама Марины приведет из садика дочь. За это время хотелось принять душ, а потом уже, спокойно, заниматься с ребенком. Ориентируясь на свет из подъезда, пока не захлопнулась дверь перегородки, Марина ловко вставила и повернула ключ в замочной скважине квартирной двери. Вдруг свет потемнел, кто-то больно схватил молодую женщину сзади за шею, и натянув ей на лицо, Маринину же, вязаную шапку, сильно согнув головой вперед, затащил в квартиру. Марина хотела закричать, но от страха и неудобной позы ее горло охватил какой-то спазм. Человек, сжимающий ее шею, на мгновение остановился, а потом потащил Марину дальше, так, что через секунду она оказалась лежащей животом на краю чугунной ванны. По дороге кто-то вырвал из ее руки сумочку. Из крана с шумом хлынула вода, и холодные брызги стали попадать на лицо и руки женщины, которыми она была вынуждена опереться о поцарапанное от времени дно ванны.
        - Молчи, сучка если жить хочешь - зловещий шепот ожег ухо: - Когда твои родственники появятся?
        Марина сглотнула, но смогла выдавить из себя:
        - Сейчас муж с ребенком придет…
        Через несколько секунд перед ее лицом появилась мужская рука с зажатыми рублями, наверное, из сумочки Марины:
        - Где остальные деньги?
        - Это все, торговли нет…
        - Врешь, сука! - острый край купюр больно ударил по векам девушки, от боли слезы хлынули из глаз.
        - Где деньги, золото?
        - В серванте, в вазочке и шкатулке!
        Раздались удаляющиеся торопливые шаги, чтобы через минуту вернуться:
        - Это что все? Одно кольцо и сто рублей? Ты за кого нас здесь держишь, тварь!
        - У меня больше нет, правда! - от страха голос превратился в писк.
        - Вайс, она не понимает, объясни!
        - Сейчас, она все скажет? - второй человек, который все это время тисками сжимал ее шею, внезапно, второй рукой задрал подол пальто и юбку, а затем, единым махом, больно корябнув ногтем по коже спины, стянул с Марины вниз рейтузы, колготки и трусики.
        - Сейчас она все скажет, правда сучка? - человек со странным всхлипом хохотнул, сунул сильные пальцы между, в ужасе сжатых, бедер женщины, и с силой дернул за волосы: - Правда, тварюшка, ты сейчас мне все скажешь?
        Марина попыталась сильнее сдвинуть ноги, но рука мужчины, уже вклинившись в промежность, с новой силой, ухватившись поудобнее, рванула так, что Марина почти потеряла сознание от резкой боли. Она только молилась всем богам, чтобы мама с дочерью не появлялись в ее квартире, пака не уйдут эти изверги. Только бы с мамой и малышкой ничего не случилось. Опять послышались шаги:
        - Все, надо уходить, соседи пришли….
        - А жаль - голос снова, со всхлипом, хохотнул и рука, по-хозяйски, огладила ее ягодицы: - бабенка уже готова, и тебя бы и меня обслужила….
        - Пошли, в следующий раз зайдем.
        - Если ты кому ни будь скажешь, или, не дай Бог, в ментовку заявишь, мы тебе матку наизнанку вывернем. Если поняла, то кивни.
        Марина еще нашла в себе силы мотнуть головой, и ее отпустили. Когда за спиной стихли шаги и с щелчком захлопнулась входная дверь, девушку стало рвать, разрывая спазмами пустой желудок. Потом она сидела на холодном полу ванной комнаты и беззвучно выла. Выла, пока в дверь не позвонили. Услышав звонок, Марина оправилась, плеснула холодной воды на лицо и пошла к двери. На счастье, молодой женщины, мама куда-то торопилась, и даже не спросила, почему в квартире темно, а дочь до сих пор одета в пальто. А от маленького ребенка Марина сумела скрыть тот ужас, в котором она пребывала. Но волнения Марины в этот вечер не закончились. Около полуночи во входную дверь тихонько поскреблись. Сердце лежащей без сна, в темноте, женщины, ухнуло вниз. Шуршание у двери продолжалось. Марина попыталась спрятаться под одеяло, но тихий шорох настойчиво проникал сквозь толстую ткань верблюжьей шерсти. Минут через пять, поняв, что ночной гость или гости не уйдут, Марина запахнув халат, подошла к двери:
        - Кто? - обмирая от ужаса прошептала она.
        - Марина, открой пожалуйста. Это я, Тимофей - раздалось из подъезда.
        Путаясь в замках и дверных цепочках, Марина бросилась открывать, а справившись с дверью, затащила мужчину в квартиру. Это был Тимофей, с разбитым лицом, разорванным в уголке ртом и вспухшими губами, из которых, от порывистого поцелуя Марины, выступила кровь.
        - Что с тобой, что случилось? - женщина, обхватив ладонями лицо компаньона, разглядывала следы побоев.
        - В Чечне поезд остановили местные, всех ограбили. У меня весь товар забрали. Я отдавать не хотел, стволом ружья в лицо ударили два раза. Все равно, все нашли и унесли. Остался я без денег и без товара, одни долги. Жена узнала, выгнала, сказала, что себе другого нашла. Очень часто, мол, меня дома нет, одиноко ей. Примешь?
        - Конечно, мой хороший, конечно приму. Раздевайся, пойдем на кухню.
        Через час, когда Тимофей неслышно вошел в ванну и обнял ее сзади, а Марина от испуга чуть не проглотила зубную щетку, и с ней случилась истерика. Воспоминания вечера накрыли ее с головой, и она, рыдая на надежном мужском плече, с облегчением все рассказала. Рассказала, а потом смогла уснуть. Засыпая, прижавшись к горячему мужскому телу, она, с счастливой улыбкой, слышала:
        - Все будет хорошо, к тебе больше никто не придет, я буду рядом.
        
        - Привет, Настя. Не ждал тебя. Заходи.
        Настя, смущенно опустив глаза, шагнула в мою квартиру, чтобы через несколько секунд, зашипеть рассерженной кошкой. А это просто любопытная Инна, в темноте комнаты, натянув платье на голое тело, выглянула в коридор.
        - Павел, а это кто? - мне показалось, или это они хором произнесли?
        - Знакомьтесь. Это Инна, моя знакомая, это Настя, моя знакомая.
        - Я вижу, какая это знакомая! - худенькая, но высокая, Настя как-то нехорошо начала сближаться с Инной.
        - Ха! Пашенька, а я что-то про эту дерзкую девочку не знаю? - Инна, наверное, надеялась на превосходство в количестве своих красивых килограмм, и отступать не собиралась.
        - Так, стоп - мне удалось втиснуться между двумя шипящими фуриями: - Предлагаю все раздеться и пойти в комнату, по-быстрому трахнуться.
        - Что?! Ты за кого меня принимаешь! Я что, тебе, потаскуха? - поток взаимной злости переключился, чуть не размазав меня в тонкий блинчик.
        - Что я такого сказал? - я плотоядно заглянул в низкий ворот платья Инны, и правда, залюбовался на парочку «дынек» с темными ореолами. Но, сильней, разозлилась, почему-то, Настя. Поняв, что теперь, возможно, будут бить меня, я схватил, вроде бы, примирившихся, с существованием друг друга барышень, и потащил их на кухню:
        - Пойдемте девчонки, я вас пирожными угощу.
        - Пирожными? А почему мне вчера не предложил? - опять решила обидеться Инна.
        - Утром хотел тебе в постель подать.
        - А мне никогда… - вспыхнула Настасья.
        - Так, хватит! Угомонитесь обе. Молча садитесь и ждите, сейчас я все подам.
        В ожидании кофе и пирожных, эти двое «коллег» опять стали фыркать друг на друга, и это продолжалось, пока я не заткнул им рот мягким бисквитом с розово-белыми, масляными, розочками.
        - Рассказывай, Настя, что у тебя случилось?
        - Пусть она выйдет - Настя невежливо ткнула в сторону Инны недоеденным пирожным.
        - Квартира маленькая, ей выходить не куда. А давайте, девчонки, я вам про каждую расскажу, при каких обстоятельствах я с вами встретился, и после этого, вы друг друга стесняться перестанете.
        Настя аккуратно доела пирожное, сделала скорбное лицо и пошла к выходу, где я ее поймал и вернул обратно за стол. Впрочем, девушка не сильно сопротивлялась, видно ее сильно была нужна моя помощь.
        - Рассказывай.
        Настя, с видом невинной жертвы, действующей только под давлением непреодолимой силы, вновь взглянула на Инну, но заговорила:
        - Займи мне сто рублей, с отдачей. Я расписку тебе напишу.
        - У меня нет, но я тебе их найду за пару дней, если объяснишь, что у тебя случилось.
        - Я зачет сдать не могу. Еще с прошлой сессии. У меня две недели осталось.
        - И?
        - «Препод» сказал, или сто рублей, или мне с ним надо переспать - Настя густо покраснела, а Инна громко фыркнула.
        -Инна, я думал, что ты взрослая. - я осуждающе покосился на «консерваторку», а потом развернулся к Насте: - Ну, так, чего же ты хочешь?
        - Я же тебе говорю - сто рублей. На время.
        - Нет, Настя, это не серьезно. Ты же работаешь. Работаешь еще? Ну вот видишь, работаешь. Значить, сто рублей ты найти сможешь. Но ты пришла ко мне. Поэтому я спрашиваю, что ты хочешь?
        - Я тебя не понимаю - Настя выглядела растерянно.
        - Ой ли? Ты пришла к милиционеру, просишь денег, говоришь, что преподаватель вымогает у тебя деньги или тащит в постель. Так? Так. То есть, я должен тебе предложить, как милиционер, три варианта действий. Первое - я даю тебе денег, ты даешь их «преподу», мы его ловим на взятке. Его или садят, или выгоняют, но скандал будет, и на тебя в техникуме все будут косо смотреть. Тебе это надо?
        Настя растеряно помотала головой.
        - Второй вариант. Так, сразу вопросы: у тебя еще будут у него экзамены или зачеты? И что это за предмет?
        - Нет, это все. Мне от него надо только зачет за зимнюю сессию получить. А предмет - «Бухгалтерский учет в общественном питании»
        - Прекрасно. Значить, второй вариант. Мы его ловим на взятке, но без скандала, он ставит тебе зачет, деньги остаются у нас, все танцуют, все свободны. Третий вариант - ты с ним спишь, мы его ловим в постели с тобой, обвиняем в изнасиловании, и заставляем жениться на тебе.
        Настя задумалась, на мгновение, но задумалась:
        - Нет, он старый, я с ним спать не хочу.
        - Старый - это сколько?
        - Ну, лет тридцать пять, наверное.
        Я усмехнулся:
        - Есть еще один вариант. Ты с ним переспишь, мы его на этом поймаем. А жениться заставим на ней - я кивнул на Инну: - Мне ее тоже куда то пристраивать надо.
        Бить девки меня стали одновременно, вроде бы шутя, но увесисто.
        - Демон!
        Прихромавший на кухню пес взглянул на разошедшихся барышень весьма неодобрительно, и этого хватило, чтобы меня оставили в покое.
        - Я, наверное, неудачно пошутил - зашипел я, обхватив мгновенно занывшие плечи: - Ну а серьезно, Настя, чего ты хочешь? В чем тебе помочь?
        - Я, пожалуй, предпочла бы дать денег, но без скандала.
        - Я понял. Давай, позвони мне завтра утром - я протянул Насте клочок бумаги с накарябанными на ней шестью цифрами.
        - У тебя что, телефон есть?
        - Ну да, на прошлой недели подключили. И ты мне завтра позвони, с утра - аналогичный клочок упал в ладонь Инны: - Сегодня выходной, буду думать, как тебе с работой помочь.
        К моему сожалению, вышли из моей квартиры девушки одновременно, остаться ни одна, почему-то, не захотела. А я выгулял пса, дождался обеда и пошел через Центральный парк в сторону ЦУМа. Очень мне было любопытно, как там дела идут.
        От Управления стальных магистралей, через дорогу от ЦУМа, я видел, как старшины милиции Муратов и Гусейнов, обходя вверенный им, в наше с Олегом отсутствие, пост, подошли к бригаде Азы, о чем-то весело поговорили, и двинулись дальше, насаждать законное, доброе, вечное. Дождавшись, когда милиционеры отошли от цыганок подальше, я подошел к мужикам, поздороваться.
        - Али, у тебя рубль из кармана торчит - я ткнул в краешек желтоватой купюры, неаккуратно всунутой к карман старшины Азой, или ее товарками.
        - Ой, как я сегодня замарался - старшина аккуратно вытащил рублевую бумажку из кармана и, любовно разгладив, сунул ее в удостоверение, где лежало еще несколько таких же: - А ты, что, дома не сидишь?
        - Не поверишь, случайно мимо проходил.
        - Нэт, не поверим - старшины улыбнулись мне и двинулись дальше по маршруту.
        Глава 13
        
        Инна позвонила тем же вечером:
        - Привет, что ни будь придумал?
        - Придумал, бери скрипку и приходи.
        Девушка постучала в мою дверь через десять минут.
        - Ну, и что ты придумал?
        - Ищешь себе группу единомышленников и начинаете выступать на улице. Например, ты и еще одна девочка, но твоя противоположность, как инь и янь.
        - Что?
        - Ну вот представь, ты - шикарная блондинка - я руками изобразил ее форм, что было принято весьма благосклонно: - И, например, худенькая брюнетка, а если, есть еще подружки, рыжие, например, ну чтобы, как говорится, на любой вкус и цвет. И вы танцуете играя на скрипках, и что там еще со скрипкой сочетается, саксофон?
        - И?
        - Закончили играть, поклонились эротично, а, потом, пошли по кругу со шляпой. Как ты думаешь, сколько вам денег в эту шляпу накидают?
        - Ты, что, дурак? Я то обрадовалась, что ты мне работу нашел, а ты.... Даже, если, я найду кого ни будь, кто согласиться со мной на улице играть и кланяться, то нас быстро увидят и в ректорат сдадут. А там за дискредитацию высокого звания….
        - Давай так. Если, я тебе, расскажу реальный, рабочий план, то ты, по-честному, извинишься и будешь привлечена, за такие слова, к половой ответственности.
        - К какой ответственности?
        - Ты слышала. К половой.
        - А, если, не признаю твой план реальным?
        - Тогда, просто, сможешь переночевать в моей квартире, без ответственности.
        - Хи-хи, ну, давай, рассказывай.
        - У вас комсомол еще работает?
        - Конечно, я комсорг группы.
        - Ну вот!
        - Что вот?
        - Собираете проверенных комсомольцев. Принимаете решение о создании фольклорной группы по изучению средневекового и прочего музыкального наследия, нашего и европейского, а также популяризации музыки среди населения Республики. Назовете, к примеру, арт- студия «Ваганты»….
        - Почему «ваганты»?
        - Ну не «скоморохи» же. Как-то это название, мне кажется, дискредитировано в СССР. Можете назваться «Трубадурами», если хочешь, это одно и тоже. Где ни будь там, в протоколе, между строк, пишите, что имеете право заработанные выступлениями деньги тратить на уставные и общественно значимые цели, как-то закупка сценических костюмов, инструментов, питание артистов, материальной помощи студентам консерватории. Заверяете решение в институтском комитете комсомола и вперед, зарабатывать деньги.
        - Где зарабатывать?
        - Слушай, у нас, на Станционном Бродвее толкается куча народу. Если вы днем будете выступать, особенно в выходные, мне кажется, на хлебушек с маслицем там можно будет заработать.
        - Слушай, а мне это зачем?
        - Что, зачем?
        - Ну, костюмы сценические, помощь малоимущим студентам. Я буду со скрипкой плясать, а кто-то будет помощь получать?
        - Сейчас объясню. Ты, кстати, кушать, хочешь?
        - Не откажусь.
        - Пойдем, там Демону много каши сварил, и тебе… Да, стой, я пошутил - я схватил поджавшую губы и шагнувшую к двери студентку за кисть: - Видно, голодные студенты, шуток о еде, не приемлют. Демону каша, тебе картошка тушеная, с мясом, иди руки мой.
        Когда Инна схомячила почти всю картошку, я продолжил:
        - Вкусно?
        - Угу.
        - Вот, и кто помешает, вам покупать на заработанные деньги себе еду. Только в решении напишите, что заработанные деньги тратятся на питание артистов группы.
        - А материальная помощь?
        - Себе оказывайте материальную помощь, тут противоречия не будет.
        - Ну, а сценические костюмы? Они, знаешь, сколько стоят?
        - Джинсы и клетчатая рубашка, с узлом на животе - сценический костюм для исполнения музыки в стиле американского кантри. Черные обтягивающие трико - моя рука скользнула по бедру Инны: - и, черная футболка, вполне будут смотреться, как наряд трубадура. Дальше продолжать, или сама сообразишь?
        - Ладно, вроде бы есть о чем подумать- Инна шлепнула меня по ладони: - иди брейся, а то ты колючий. Будешь меня к ответственности привлекать.
        
        Глеб Владимирович Касьянов с тоской наблюдал за вялой весенней мухой, проспавшей где-то все холода, а теперь, тупо, ползущей по стеклу, в поисках выходя из сложной жизненной ситуации. Минуты тянулись бесконечно, первый весенний дождю, бьющий под углом в стекло, был однообразен и бесконечен, как жизнь Глеба Владимировича. Приняв экзамены у двух «хвостистов» - толстой и некрасивой дурехи со специальности «Общественное питание», и бестолкового, но, единственного, парня на этом потоке, поставив им вымученные «трояки», молодой преподаватель ждал девушку с чудесным именем Настя, которой пересдачу он назначил с временным лагом от других студентов.
        - Извините, можно, я на минуточку - вместо долгожданной Насти, в аудиторию, заглянул незнакомый парень, облаченный в синий халат хозяйственной обслуги техникума: - я на минуточку, оборудование надо прикинуть на месте установки.
        Глеб Владимирович раздраженно кивнул, и, вновь уткнулся взглядом в экзаменационную ведомость. Неужели все срывается? Если этот балбес, что, высунув язык от усердия, что-то прилаживает к оконному стеклу напротив стола преподавателя, останется здесь, то он сорвет весь план Глеба, неоднократно проигранный в голове Касьянова, и признанный вполне жизнеспособным.
        - Вот и все - парень отошел на пару шагов и полюбовался на размещенный в углу оконной рамы, на стекле, пластмассовый прямоугольник датчика охранной сигнализации, с торчащими в сторону проводками электропитания: - как в аптеке. Еще раз извините.
        Глеб Владимирович проводил взглядом покинувшего кабинет «хозяйственника». Наверное, в связи с ростом преступности в Городе, руководство техникума решило поставить на «сигналку» и кабинеты второго этажа учебного корпуса. А, сейчас, прикидывают, на какой клей монтировать всю эту непонятную машинерию. Через пару минут в кабинет заглянула рыженькая девичья головка:
        - Можно? Здравствуйте, Глеб Владимирович. Я не опоздала?
        Глеб вскочил и, незаметно, вытер о спинку стула, мигом вспотевшие, ладони:
        - Проходите, присаживайтесь… Настя.
        Высокая, стройная девушка, звонко стуча каблучками, шла по старым доскам пола, красиво покачивая бедрами, плотно обтянутыми короткой юбкой - тюльпан. Теплая, мохеровая кофта, с широким воротом, открывала длинную шею.
        Девушка подошла к столу, уселась за стол и выложила зачетку.
        Глеб Владимирович, сглотнул набежавшую в рот слюну, тоже плюхнулся на свое место, взял Настину «зачетку» и стал ее перелистывать, делая вид, что изучает предыдущие оценки. Мысли, в панике, бились в черепной коробке, мешая сосредоточиться и вспомнить заранее отработанную нить беседы. В Настю, вернее, девушку, очень похожую на Настю, Глеб Владимирович был влюблен уже лет пятнадцать. Она появилась в его жизни и его дворе такой же поздней весной, внезапно, как будто неоткуда. Вот, юный Глеб, прикрывшись от маминого взгляда из окна, «солидно» прикуривает болгарскую «Родопы», предварительно угостив одобрительно гудящих приятелей из пачки, забытой на балконе отцом. А вот, в арке дома, появляется высокая стройная фигура, одетая в короткую юбку и красный, распахнутый не небольшой крепкой груди, плащ. Девушка, бодро стуча каблучками высоких сапожек, ловко крутя попой, идет через двор, с улыбкой грозит пальчиком, застывшим с сигаретами в руках пацанам и распахивает скрипучую коричневую дверь подъезда Глеба, а через секунду парень с воплем роняет дотлевшую до пальцев сигарету.
        - Ты чего?
        - А это кто?
        - Что влюбился? - хохотнули друзья: - Это твоя соседка. Позавчера, в квартиру над тобой, переехала. Алиной зовут. Но тебе не светит. У нее муж военный, летчик.
        С той поры Глеб потерял покой. Он часами был готов сидеть во дворе, чтобы, наконец дождаться, когда распахнется дверь подъезда, и красивые, стройные, бесконечно длинные ноги, начнут свой быстрый танец до арки двора. Вечером, будущий Глеб Владимирович, занимал позицию в подъезде, чтобы в урочный час, дождаться, когда, мимо него, пропорхнет, обдав неуловимым ароматом духов и молодой женщины, его мечта, а потом, хоть на мгновение, поймать глазами снизу, приоткрывшиеся сильные бедра соседки, бодро взбегающей по лестнице на верх. Правда, частенько, Алина возвращалась домой со своим мужем- высоким, блондинистым, офицером, с пропеллером и крылышками на голубых петлицах. Эти минуты Глеб не любил. В его, частых и влажных фантазиях, муж всегда трагически погибал, а Глеб находил рыдающую и потерявшую разум рыжеволосую вдову, в каких-либо кустах, или в лесу, приводил домой, деликатно держа под тонкий локоть своей сильной рукой, а уже дома…. Дома Алина понимала, кто все это время, безмолвным стражем, был возле нее, обвивала шею Глеба руками, впивалась в его рот поцелуем…. Через год Алина с мужем уехали из дома
Глеба, оставив в его сердце незаживающую рану. Потом окончание школы, институт, с множеством девиц на факультете «Бухучет», обмывание начала студенческой жизни с одногрупниками. Глубокой ночью девчонки стали особенно привлекательны. Маленькая, смуглая, как галчонок, Света, уже полчаса как, с видом победительницы, елозящая на коленях у Глеба, предложила пойти покурить в ванную комнату. Забранная юбка и приспущенные колготки с трусиками, не вытащенный вовремя из влажного отверстия Глебов «друг» …. Через три месяца, невысокая, смуглая, рано постаревшая, женщина, втащила за руку, в квартиру родителей Глеба, заплаканную Свету, которая, особо юноше, и, не нравилась, и громко крича, поздравила Глеба отцом. Скоропалительная свадьба, беспокойный ребенок, жизнь с нелюбимой женой, скучная специальность. Все это превратило жизнь Глеба в вечную, без светлых дней, увядающую осень. Пара случаев адюльтера с замужними коллегами на работе, которые, при этом, были постарше, а одна - значительно, старше - светлых полос в растительное существование Глеба не внесло. И вот, в январе, на консультации, Глеб увидел Алину, свою
первую, оставившую в сердце кровоточащую рану, любовь. Потом Глеб понял, что это не Алина. Но, девушка была так похожа, так хороша. Сердце Глеба вскипело, в его глазах появился блеск, жена стала подозрительно нюхать его рубашку после работы. И, Глеб решил действовать. Дважды «завалив» на экзамене Настю планом счетов и списком основных средств, Касьянов открытым текстом сказал, поймавшей его, в пустом коридоре, Насте, что экзамен она сдаст или за деньги, или через постель. После этого, молодой преподаватель, несколько дней вздрагивал, ожидая вызова в ректорат по жалобе Насти, но все было тихо и спокойно. И тогда Глеб понял, что его мечта может осуществится. Он съездил на, подаренной тестем, машине на в пустой, по ранней весне, дачный поселок, где, среди нерастаявших ноздреватых сугробов, стоял небольшой, дощатый домик, подаренный родителями Светы. Прибрав в домике, Глеб упал не диван, представив, как, через несколько дней, привезет в этот дом высокую, стройную девушку. Они выпьют сладкую настойку на коньяке, пока дом прогревается электрообогревателем, потом Глеб подтолкнет Настю на зеленое покрывало, с
рычанием вопьется в еекрепкие грудки, закинет длинные ноги девушки себе на плечи и будет долго изливать в нее свою боль и тоску по исчезнувшей в далекой юности любви.
        - Глеб Владимирович, мне билет брать? - сексуальный, до дрожи, голос Насти, внезапно, вырвал Глеба из эротических грез и заставил вздрогнуть.
        - Нет, Настя, билет пока не надо тянуть. Давайте просто побеседуем. Вы что решили?
        - Я вам деньги принесла. Как вы и сказали - сто рублей.
        - Настя, я не хочу брать у вас деньги. Я просто хочу стать вам другом. Давайте, скажите мне «да», я поставлю вам «хорошо» и мы поедем. Машина за углом стоит.
        - Куда поедем?
        - Настя, поедем просто, покататься на машине. Ну, может быть, заедем куда ни будь, не на долго, заедем, погреться. Одно свидание, Настя, решайтесь. Я вас очень прошу.
        - Нет, извините, Глеб Владимирович. Я не готова. Вот возьмите - Настя положила на стол белый дешевый конверт без марки и рисунка.
        Глеб отогнул клапан конверта- несколько десятирублевых купюр, выглядывало из-под серой бумаги конверта.
        Глеб с досадой хлопнул ладонью по столешнице:
        - Настя, поймите, я вас люблю. Если хотите, я разведусь с женой. Я готов женится на вас. Только скажите мне «да», и мы поедем. Смотрите, я вас не обманываю, вот, пишу в ведомости и в зачетке «хорошо». Видите?
        - Глеб Владимирович, я не могу. Возьмите ваши деньги и разрешите мне уйти.
        - Знаете Настя - преподаватель нервно смахнул конверт с деньгами в портфель: - я осенью, обязательно, поеду в колхоз, на картошку, и обязательно руководителем вашей группы….
        Кто вам разрешил войти? Здесь экзамен идет! -Окрик Глеба Владимировича был адресован наглому парню их АХО, который пол час назад уже приходил в аудиторию, устанавливать датчик сигнализации.
        Он, не обращая внимания на преподавателя, подошел к столу и спросил у Насти: - все нормально?
        - Что здесь происходит? Немедленно выйдите вон! - Глеб Владимирович вскочил, и указал работяге в синем халат на дверь: - вы не имеет права заходить в аудиторию, где проходит экзамен.
        - Настя, подожди за дверью - парень повернулся и ткнул Глебу в глаза красные корочки, заставив его, от неожиданности, плюхнуться на стул: - Гражданин Касьянов, вы задержаны по подозрению в получении взятки.
        - Какой взятки? Что вы говорите? Это провокация!
        - Сел, я сказал, пока к столу не пристегнул - парень задрал длинную полу синего хлопчатобумажного халата, и выудил из кармана брюк, зловеще лязгнувшие, черные, тяжелые наручники, брякнув их на стол.
        - Вы ничего не докажете, я не брал!
        - Господин Касьянов, процесс совершения вами преступления проходил под контролем Комитета, весь разговор был записан - парень оторвал белую коробочку от окна и продемонстрировал ее дно преподавателю. Оттуда торчала батарейка и что-то, похожее на микрофон: - Сейчас мы деньги под протокол изымем, и поедем к нам в гости.
        Из всего сказанного, пребывающий в панике Касьянов, различил только слово «комитет».
        - У вас же удостоверение МВД!
        - Вы, Глеб Владимирович, про документы прикрытия что ни будь слышали?
        - Н-е-е-т.
        - Мы действуем по документам МВД. Присаживайтесь пока - парень прошел до парты среднего ряда и достал из стола папу с бланками казенного вида: - давайте ваши документы, удостоверяющие личность.
        Папка, заранее заложенная в кабинете, Глеба добила окончательно. Значить, его ведут давно, и что-то делать бесполезно.
        - Что вы хотите?
        - Давайте, для начала, деньги изымем - «комитетчик» начал заполнять протокол.
        Глеб Владимирович вытащил из портфеля злополучный конверт.
        - Деньги доставайте и начинаем пересчитывать
        Глеб пересчитал купюры, потом продиктовал правоохранителю их номера, потом подписал объяснительную.
        - Ну что, Глеб Владимирович, зовем понятых и едем, или иные варианты будем искать?
        - Какие варианты? - в горле Глеба моментально пересохло.
        - Ну, например, вариант, что мы с вами начинаем дружить.
        - Я стукачом не буду!
        - А зачем нам стукач. У нас таких хватает Нам нужен, скорее, куратор, за вашим техникумом приглядывать. Человек, который будет здесь контролировать все. Ну, иногда, отдельные поручения выполнять.
        - А. какая разница со «стукачом»? - Глеб горько вздохнул.
        - Да, разница колоссальная. Например, я не буду наше сотрудничество регистрировать, соответственно, в архиве, которые, как известно, вечные, вашего имени не будет. Ладно, что я вас буду уговаривать. Вы вроде бы человек опытный, должны понимать, что в случае вашего несогласия, вы, прямо отсюда, поедете в тюрьма, а затем в лагерь, года на три-пять, как суд решит.
        Глеб подумал пару минут, затем, дергано, словно, боясь передумать, протянул руку:
        - Давайте, что надо подписать.
        Через несколько минут все было кончено. Глеб, закаменев лицом, смотрел на дверь, где скрылся «комитетчик». Взяв псевдоним «Филин», Глеб подписал согласие, на сотрудничество с конторой глубокого бурения», и даже написал пару сообщений, что парочка коллег почитывают издания «Демократического союза». Отказываться от постылой, но сытой жизни, ради непонятных принципов, и ехать в тайгу, осваивать пилу «Дружба»-2, Глебу не хотелось абсолютно.
        Глава 14
        Глава четырнадцатая. Вы как все.
        
        Утром следующего дня мы встретили с традиционным пирожным и эрзац-кофе в кафетерии магазина «Сокровища Буратино».
        - Как выходные провел?
        - Нормально - Олег старательно пытался слизнуть повисшую на усах сладкую массу кофейного цвета (сегодня он лакомился шоколадным бисквитом): - только, вчера тесть с тещей приехали в гости, я пошел в вино-водочный, а там очередь минут на тридцать. Когда отстоял ее, то перед моим носом коньяк кончился.
        - А водка?
        - А водки, вообще, не было.
        - И что?
        - Да ничего, тесть чаю попил, и сказал, что я у колодца службу несу, а воду не пью. В общем, остался недоволен.
        - Ладно, братан, надо эту проблему решать. Только чуточку попозже. Доел? Пошли, нас там уже заждались боевые трофеи.
        Отправив напарника имитировать бурную деятельность на маршруте, я зашел в парикмахерскую, поседел минут двадцать в продавленном кресле, дожидаясь своей очереди, и, наконец, был допущен к мастеру- суровой тетке лет сорока, в несвежем халате, не сходящемся на могучей груди.
        - Как будем стричься? - на меня сверху упала серая простынь и затянулась жестким узлом на моей шее.
        - Модельную, пожалуйста.
        Над ухом защелкали тупые ножницы, больно дергающие волосы, периодически мастер выдирала мою растительность не менее тупой электрической машинкой. Когда, примерно, половина головы была приведена в беспорядок, над ухом раздался писклявый голос:
        - Алена Максимовна, можно вас на минутку!
        Я оторвался от зеркала, через которое наблюдал, как пожилая гардеробщица передавала цыганке в синей джинсовой куртке упаковки сигареты, доставая их из глубин гардеробной. Моя цирюльница, как хирург, держа на отлете профилировочные ножницы и алюминиевую расческу, солидно, как броненосец, двинулась в сторону соседнего кресла, где молоденькая девушка с сухими, выжженными хлором волосенками, собранными в крысиный хвостик, увлекшись, чикнула ножницами ухо благообразного джентльмена с обширной лысиной на половину головы. На пол уже упали первые капли крови, мужчина замер, ухватившись руками за подлокотники кресла. Девица, тоже, замерла, держа, опасно посверкивающие, лезвия ножниц, рядом с окровавленным ухом.
        - Что ты шумишь? - Алена Максимовна оттерла мощным «фундаментом» практикантку, небрежно смахнула застиранной тряпкой особо густой, черно-красный, кровавый сгусток, с щеки клиента и продолжила незаконченную стрижку. Минут через десять, старательно зачесав волосы с боков и замаскировав лысину мужчины остатками прядей с висков, Алена Максимовна двинулась ко мне.
        - Стоп! - я встал и скинул надоевшую простынь на столик «мастерицы»: - вы что, уважаемая, хотите меня стричь инструментом с остатками крови вон того гражданина?
        - Какими остатками - Алена вытянула руку с ножницами, повернувшись к свету: - нет тут никаких остатков. Садись, не выпендривайся.
        - Олег! Вон того мужчину задержи- я махнул рукой на порезанного клиента, который испуганным кроликом замер возле кассы. Олег, появившийся в сем заведении бытового обслуживания населения в оговоренное заранее время, понятливо кивнул и замер, загородив выход.
        - Заведующая где?
        - Обедают - Алена ухмыльнулась мне в лицо: - Если нет денег, так и скажи, нечего тут скандал учинять.
        - Конечно - я улыбнулся, а потом гаркнул: - Заведующая!!!
        В женском зале прекратил гудеть стационарный фен, надеюсь, не перегорел от моего крика, в глубине парикмахерской что-то упало, а затем раздались торопливые шаги, и в помещение мужского зала вплыла почти близнец Алены, только, держащая в руках стакан с какао и надкусанную ватрушку с повидлом, стоимостью семь копеек, очевидно купленную в фирменном магазине «Колосок», в трехстах метрах отсюда.
        - Кто скандалит, что случилось? - добродушно спросила заведующая (надеюсь, что она), цапнув крупными белыми зубами новый кусочек мягчайшей сдобы.
        - Вот, милиционер платить за «модельную» стрижку не хочет и скандалит - Алена успела первая открыть рот.
        - Товарищ милиционер, вы почему не платите? Я сейчас вашему начальнику позвоню и….
        - И будет мне ата-та? А, пойдемте вместе звонить? Вы моему начальнику, а я в санэпидстанцию, посмотрим, кто к кому вперед приедет.
        - А что в СЭС звонить? Нас на прошлой неделе проверяли, у нас все хорошо.
        - Товарищ, подойдите сюда - я махнул рукой мужчине, который уже дважды пытался вырваться из рук Олега на волю.
        - А что я? У меня претензий нет. Подумаешь, порезали чуть-чуть.
        - Вы, товарищ, женаты, судя по кольцу? - я смотрел в ухмыляющиеся лица Алены и заведующей.
        - Ну да. А какое это имеет значение?
        - Вы про СПИД слышали? Передается через кровь, через половой акт, через поцелуй, если зубы больные. Эта ученица, за неделю сотню людей постригла, наверное, кого-то тоже оцарапала, потом вас поранила, тем же, грязным, инструментом, а эта тетя вашу кровь грязной тряпкой вытерла, и пошла меня стричь, не обработав инструмент после вашей крови. Вы, товарищ, можете идти, только когда вы, по незнанию, свою семью или еще кого заразите неизлечимой болезнью, то вас крайним сделают.
        Как-то мои собеседники побледнели, все трое.
        - Мы обрабатываем… - вякнула заведующая.
        - Где? Где на рабочем месте каждого мастера емкости с раствором для дезинфекции, где?
        - Нам не выделяют спиртосодержащие жидкости!
        -Ну, так что, товарищ, идете домой, или заявление, на всякий случай, пишите?
        -Пишу.
        - Олег, принимай заявление.
        - А как?
        - Все как обычно, только в конце пиши - прошу направить мое заявление в органы СЭС, для принятия решения, по существу.
        - А вы, дамочки, пойдемте со мной.
        - Никуда я с вами не пойду, вы не имеете права по этому вопросу меня допрашивать.
        - Хорошо, как скажите. Где телефон?
        - Телефон не работает.
        - Это вам не поможет - я раздвинул сбежавшихся на скандал клиенток, горячо обсуждающих на пороге мужского зала проблемы современной медицины, подошел к гардеробу:
        - Телефон, пожалуйста - я протянул руку, но бабка- гардеробщица, уловив отрицательный жест заведующей, смело заявила: - Нет у меня телефона, касатик.
        - Ну что ж, я не гордый - я перегнулся через барьер и прихватил телефонный аппарат светло-салатного цвета, спокойно стоящий на полке. Гардеробщица, как орлица, попыталась вырвать у меня казенное имущество, но мою руку, прикрывшую сверху аппарат, она задеть не посмела.
        - Сотрудник милиции вправе в любое время и беспрепятственно входить на территорию предприятия, проводить осмотр территории, беспрепятственно пользоваться средствами связи - начал я цитировать приблизительные положения, еще не существующего, Закона о милиции: - Воспрепятствование его законным действиям преследуется, в соответствии с действующим законодательством, в частности, арестом на срок до пятнадцати суток. Поедете на пятнадцать суток, гражданочка?
        Гардеробщица отпрянула и достав из тумбочки спицы с какой-то шерстяной заготовкой, стала старательно делать вид, что ни меня, ни заведующую, она не видит и не слышит.
        - Алена Максимовна, шаг влево, будьте любезны - тетка, от неожиданности слушается, и я начинаю крутить жужжащий диск, сверяясь с табличкой, где золотыми буквами на черном, наряду с прочими ноль один, ноль два и ноль четыре, выписаны телефон областного СЭС.
        - Здравствуйте. Телефонограмму примите! Пишите? Салон красоты «Локон», адрес - Станционный Бродвей, дом пять, полностью отсутствуют средства дезинфекции, инструмент не обрабатывается, человеку порезали ухо до крови, макнули грязной тряпкой по ране, и продолжили стричь, потом попытались этим же инструментом работать с другим клиентом. Материалы собраны Дорожным РОВД, передал Громов. Кто принял? Время? Ага, записал.
        В парикмахерской повисла тишина. Заведующая стояла, бледная, как жена Лотта, забыв укусить зависшую у рта ватрушку, с края которой повисла жидкая темно-коричневая капля повидла, готовая упасть на белоснежный лацкан халата.
        - Вы хотели моему начальнику звонить? - я отодвинул телефон от себя: - Звоните, только не забудьте сказать, что у вас тут, в салоне, спекуляцией занимаются, и, наверняка, с вашего согласия.
        - Ка-к-о-й спекуляцией?
        - Ну как же? Вот. - я откинул в сторону прилавок гардероба, перегнулся через старушку - гардеробщицу, которая старательно считала петли на недовязанном шарфике, и стал выставлять на гладкую поверхность из ДСП сумки с сигаретами: - раз, два, четыре, пять! Ну, спекуляция же, в чистом виде.
        -Роза Марковна! - заведующая сорвалась на крик: - что это такое?!
        Бабулька оторвала глаза от спиц:
        - Ну, Светлана Андреевна, вы же сами…
        - Заткнись, ста… - заведующая от волнения потеряла лицо.
        - Так чье это добро, гражданочки, кто с нами поедет в милицию?
        - Понимаете, товарищ сержант, это знакомые Розы Марковны, из деревни, попросили сохранить это. Они на всю деревню покупают, ну вот и…- заведующая Светлана Андреевна заискивающе улыбалась.
        - Ну, значит, пусть знакомые в течении трех дней с документами, подтверждающими законность покупки, приходят в отдел милиции. Если не успеют, то через три дня весь контрафакт будет уничтожен. Олег, бери сумки.
        - Кто будет уничтожен?
        - Предмет спекуляции будет уничтожен. Не скучайте, девушки - я нахлобучил фуражку на недостриженную голову. Ну их, нафиг, здесь стричься. Лучше, возле дома в учебной парикмахерской, за пятнадцать копеек достригусь.
        В дежурку мы сдали две сумки, в роту отдали еще две. Если бы сейчас были выборы, я бы прошел в верховный совет СССР, так я был популярен среди коллег.
        После того, как на привокзальной площади я угостился еле теплым, но не ставшим менее вкусным, беляшом из вокзального ресторана, а Олег пошел домой на обед, унося с собой сумку с самыми дорогими сигаретами, я решил совершить моцион, в виде неторопливой прогулке на подконтрольной территории. Цыганки с сигаретами куда то разбежались. Народ, ошалев от навалившейся, почти летней, погоды, как в последний раз расхватывал летнюю одежду и обувь в кооперативных киосках. Душа радовалась жизни, когда меня схватили за рукав кителя.
        - Товарищ милиционер, вы должны задержать вон того парня, он преступник, он мою жену в квартире ограбил и изнасиловал - невысокий мужчина, с безумными глазами, истерично приплясывал передо мной, периодически тыкая в сторону «Сокровищ Буратино»: - Бегите, а то он уйдет.
        - Кто уйдет?
        - Я же вам говорю - преступник.
        - Вы его узнали?
        - Жена узнала.
        - Где жена?
        - в киоске
        - Отойдите - я отодвинул искрящегося истерикой мужика и заглянул в будку киоска. В темном углу, зажавшись и обхватив плечи руками, тихонечко хныкала девушка лет тридцати, одетая в светло- серое длинное платье
        - Девушка, вас как зовут?
        - Марина.
        - Кого вы узнали?
        - Человека, ограбившего меня в моей квартире и чуть не изнасиловавшего…
        - Вы его по каким приметам узнали?
        - Он смеялся так, по дурацки
        - а в лицо?
        - Нет, он все время у меня сзади стоял - и девушка истерически зарыдала.
        - Заявление писали?
        - Писали, у нас его не приняли!
        Понятно. Совсем все плохо. Я обернулся к мужику:
        - Вы его видели сейчас?
        Да, Марина показала.
        - Пошли, быстро, но не бежать, пока идем -рассказывайте, как парень выглядел. Когда и если его увидите - не бежать, ни кричать, просто тихо мне сказать, кто этот парень и выполнять мои указания. Понятно?
        - Да понял я, понял! Бежим скорее!
        Ага, понял он. Пришлось все время придерживать мужчину за руку, а потом еле успел перехватить его руку, когда он увидел искомого злодея.
        - Вон, вон же он! Ну что, хватаем?
        - Нет. Вы сейчас идете в киоск, успокаиваете свою жену. Я попозже к вам подойду. Все идите, не привлекайте внимание.
        Подозреваемый, высокий, почти два метра ростом, блондин, стоял за, вынесенным из кафе, по причине теплой погоды, круглым столиком-стойкой, на котором присутствовали бутылка лимонада «Дюшес», какие-то пирожки и пара стаканов, в один из которых, думая, что делает это незаметно, разливал прозрачную жидкость улыбчивый дядечка, лет пятидесяти.
        - Добрый день, граждане. Милиционер роты ППС Дорожного отдела младший сержант Громов. Документики попрошу на проверку.
        - А в чем дело то, сержант? Отдыхаем, никого не трогаем. - длинный
        парень, с чисто арийской физиономией и еле скрываемой агрессией, начал осматриваться по сторонам, поверх моей головы, очевидно, с целью выявить потенциальных свидетелей.
        - Вы, уважаемый, головой то не вертите - я отступил на шажок и
        положил руку на застежку кобуры: - достаточно того, что распиваете спиртные напитки в общественном месте.
        - Кто распивает? - подключился дядечка.
        - Вы гражданин, в таком возрасте, что, даже, неудобно вас на вранье ловить. А ведете себя как малолетка. Сейчас у вас бутылка из-под локтя выпадет, и все увидят, кто тут и что, распивает.
        - Саша, успокойся - дядечка поставил на стол бутылку водки, которую он до этого прижимал к боку и успокаивающе потрепал высокого за плечо. Саша, который, по причине юношеского максимализма, все еще надеялся срезать настырного мента по куполу, перестал пыхтеть и бросил на липкую поверхность столешницы коричневую книжицу:
        - У меня с собой только это. Паспорт не обязан носить.
        Я, не теряя бойкого Сашу из вида, открыл книжку, оказавшуюся студенческим билетом учащегося сборочного техникума с закрепленным скрепкой на второй странице льготным проездным билетом на месяц. Я аккуратно переписал данные студента третьего курса, группа ТТМ-322, Белова Александра Геннадьевича, после чего положил студенческий на место.
        - Что у вас?
        Возрастной гражданин вытащил «права», данные из которых я также переписал.
        - Я вас, граждане, официально предупреждаю о незаконности распития спиртных напитков в общественных местах. Если, еще раз увижу - поедете в отдел для составления протоколов. Надеюсь, что мы друг друга поняли.
        Я пошел прочь, тревожно прислушиваясь, не рванет ли за мой излишне ретивый Саша, но - нет. Кроме невнятного, но неодобрительного бубнения, других звуков не раздавалось. Отойдя метров на сто в сторону ЦУМа, я встал у пешеходного переходя, периодически поглядывая в сторону летней веранды. Через некоторое время, к, недовольно поглядывающим в мою сторону собутыльникам, присоединился третий, судя по движениям, тоже молодой, лицо его было плохо видно. Судя по движения, мужчины обсудили меня, но видно, что мое присутствие портило людям настроение. Собрав пирожки и бутылки, собутыльники двинулись в сторону Центра, бросая на меня недовольные взгляды, а я двинулся к киоску Марины.
        - Ну что, вы их задержали? - мужчина смотрел с любопытством, а женщина - с откровенным страхом.
        - Нет.
        - Но почему?
        - А за что?
        - Я же вам сказал….
        - Это вас ограбили и изнасиловали?
        - Нет, конечно, но….
        - А вот Марина мне ничего не сказала.
        - Вы такой же, как все - женщина смотрела на меня, презрительно кривя губы.
        - Как кто?
        - Как все. Все говорите умные слова, за которыми просто нежелание ударить палец о палец. Все вы одинаковые.
        - Вы вообще, Марина, о чем?
        - Я открыла дверь своей квартиры, а они, их было двое, прятались в тамбуре квартир напротив моей. То есть они знали, где я живу. Меня затолкнули в квартиру, кто-то очень сильный схватил меня за шею и затащил в ванную, раком поставили над ванной, и начали спрашивать, где деньги и золото. А у меня нет ни денег, ни золота. Я просто продавец, на которого записан этот сраный киоск - Марина почти кричала мне в лицо: - А Тима возил из Грузии одежду и отдавал мне на реализацию. Когда я сказала, где лежат деньги и золото, один убежал смотреть, а второй продолжал меня держать. Я чувствовала, как он распаляется от того, что я в такой позе, не в силах ничего сделать, ничего не соображающая от страха. Он заводился и смеялся мне в ухо, с таким всхлипыванием, как слюной захлебывался. А потом прибежал второй и сказал, что нашел только кольцо мое, обручальное, и сто рублей на черный день. И тогда тот, что меня держал, обрадовался, и сказал, что он меня сейчас изнасилует, и я все расскажу. Он стянул с меня трусы и стал пихать свою руку мне между ног. Он схватил меня за волосы там, и стал их рвать. Вы понимаете? Ему
не деньги были нужны, а сделать мне больно, как можно больнее. Я плакала, но думала только об одном - чтобы сейчас не пришла моя мама, с дочерью из детского сада. Что если эта тварь будет пытать мою дочь - я все сделаю, что бы он оставил мою девочку в покое. Мне повезло, соседи стали возвращаться домой, и эти ублюдки убежали. А еще мне повезло, что в эту ночь ко мне Тима пришел. Их состав в Чечне разграбили, все забрали, Тимофея избили. Жена его из дома выставила, поэтому он пришел ко мне, а я его оставила. Иначе бы я сошла с ума. Он меня смог уговорить пойти в милицию, подать заявление. А там, такой же как вы, лейтенант только, слушал меня долго, а потом стал рассказывать, что мне придется пройти через тысячу рассказов, о том, как меня, и где трогали, сколько раз рвали волосы, куда он засовывал свои пальцы. Будут допрашивать мою дочь, мою маму. А я ведь ей до сих пор не сказала ничего. Я послушала этого лейтенанта, и сказала, что мне ничего не надо. Я поняла, что буду стараться жить, как будто ничего не произошло. Хотя это очень-очень тяжело. Мне по ночам ужасы сняться, как меня хватают какие-то
темные мужики… А сегодня мимо киоска шел высокий парень, и проход мимо меня, засмеялся. И я поняла, что это был он. Смех такой, неприятный, всхлипывающий. Он на меня так посмотрел, как будто сказал: - я знаю, я еще с тобой не закончил, я еще приду. Я не сдержалась, очень испугалась, сказала Тиме, он к вам обратился. А теперь вы, такой красивый, с гербами и пистолетом, мне рассказываете, что у вас нет оснований его задержать? Все говорят умные слова и ничего не делают, о этот упырь ходит вокруг и улыбается мне в лицо - женщина закрыла лицо ладонями и низко, с надрывом, зарыдала, а я согнал Тимофея с табуретки и уселся ждать, когда Марина успокоится.
        Глава 15
        Глава пятнадцатая. Ох уж эти женщины.
        
        Любовался я своим отражением в сапогах минут пять, прежде, чем Марина закончила хныкать.
        - Слушать готовы? Или еще немного подождем?
        - Готова. - Марина решительно оттерла лицо платком и подняла на меня красные глаза.
        - Вам все правильно сказали. И все вопросы вам будут задавать. В не только вам, но и дочери, и матери. И не только следователь, но и на суде - судья, адвокат, прокурор, подсудимый. Любой из них и любые вопросы. Единственное что - если речь будет о половой неприкосновенности, то суд будет закрытым. То есть, будут все перечисленные, но, не будет публики в зале суда. Но, тут неизвестно, что хуже. Те же ваши знакомые, узнав про закрытый суд, сами все додумают и со всеми поделятся, своим видением ситуации, со сколькими вы мужиками переспали, от кого у вас ребенок и насколько ветвисты рога у Тимофея. Поэтому, если вы не готовы через это пройти, то лучше не начинать. А во-вторых: вы тут меня обвинили, что я не задержал этого парня. Ну, я бы его задержал. А дальше, то что? Дела, как я понимаю, нет, вы от заявления отказались. Даже, если бы оно было, то единственным доказательством было бы опознание по смеху? Мне уже смешно. Естественно, что он будет на опознании смеяться по-другому. Его через несколько часов отпустят, а потом он придет к вам с претензией. Вы уверены, что вы к этому готовы?
        - И что теперь? Государство защищает преступников, а я должна по пол ночи не спать, потому что я боюсь, и выходить из дома только в сопровождении мужа, так что ли? Да, нахрен, нужно такое государство!
        - Вы, Марина, мои слова передернули, а то, что не сказал, сами додумали.
        Я вам говорю, что государство права преступников соблюдает очень строго, поэтому на основании только ваших слов его никто задерживать не будет. Нужно что-то более весомое. Я данные парня установил, он учится в сборочном техникуме. Думайте, откуда у него данные, где вы живете, ведь кто-то с ним вашим адресом поделился. Тот, кто что-то про вас знает, но не все подробности. Например, как я понимаю, Тимофей ваш - я ткнул пальцем в опешившего парня: - я думаю, что его из числа наводчиков можно вычеркнуть. Он же знал, что денег у вас нет. А хотя… Может быть Тимофей подговорил своих знакомых, чтобы этим нападением вызвать у вас нестабильное эмоциональное состояние, и, побыстрее, залезть к вам в постель.
        Я полюбовался на моих, растерянно переглядывающихся, собеседников и засмеялся:
        - Извините, я пошутил. Просто, подумайте сами, откуда у преступников взялась информация о вас, я тоже, в свою очередь, кое что сделаю. Через несколько дней к вам подойду, может быть что-то новое будет. А сейчас извините, меня вызывают.
        Я вышел из киоска и двинулся к ЦУМу, пытаясь связаться с дежуркой:
        - Я двадцать третий, кто меня вызывал?
        - Двадцать третий, как слышишь?
        - Двадцать третий, слышу хорошо.
        - Двадцать третий, Станционный Бродвей девять, первый подъезд, между первым и вторым этажом драка. Как понял меня?
        - Понял, выдвигаюсь.
        - Извините - запыхавшаяся Марина заступила мне дорогу.
        - Что случилось?
        - Извините, я не знаю, как к вам…
        - Меня Павел зовут.
        - Павел, если вы мне поможете, то я вас очень сильно отблагодарю.
        - Марина, вы конечно очень красивая, но как же Тимофей? - я кивнул в сторону тревожно выглядывающего в нашу сторону из киоска любовника молодой женщины.
        Марина сильно покраснела. По выражению ее лица, я было решил, что она хочет меня как-то обозвать. Но женщина сдержалась:
        - Я имею в виду деньги.
        - Хорошо, Марина. Меня столько раз уже обманывали в этом вопросе, но вам я поверю. До свидания.
        
        В первом подъезде, на момент моего прибытия, стояла относительная тишина. Где-то, из радиоточки в какой-то квартире, оптимистично заливался соловьем ведущий передачи «Рабочий полдень», зачитывая письма доярок и ткачих, с просьбой исполнить новую песню Ярослава Евдокимова «Фантазер». Я постучал в первую квартиру, потом позвонил в квартиру номер два. Дверь мгновенно распахнулась, и я охренел.
        На порогу квартиры стоял очень высокий дяденька, более двух метров роста, на вид лет пятидесяти. Его лицо, грубо вырубленное, как у римской статуи, с учетом почти полной темноты, густевшей у него за спиной, вызывал нешуточные опасения.
        - Здравствуйте, у нас вызов на этот адрес….
        - Проходите - сделав лопатообразной ладонью приглашающий жест, мужчина отступил в темноту коридора. Я заколебался на пороге. Коридор был жутко заставлен какими-то коробками, связками книг и картонок, в середине оставался узкий извилисты проход. Сунешься туда, я этот монстр тебя, среди коробок и придушит, а потом упакует в коробку, и отправит во Владивосток малой скоростью багажным вагоном. Но делать нечего, надо идти.
        Я нажал на тангенту рации, дождавшись шума эфира и громко сказал в пустоту:
        - Двести двадцать третий на связи, на адресе только хозяин квартиры номер два дверь открыл, сейчас объяснение с него возьму.
        Пусть этот Минотавр, затаившийся где-то в глубине темной квартиры, думает, что Родина знает.
        Протопав по лабиринту я вышел в сторону светлого пятна, оказавшейся кухней. Вся квартира была заставлена залежами книг, только на кухне было немного свободного места.
        - Присаживайтесь.
        - Спасибо. Нас на драку в подъезде вызвали…
        - Это соседи со второго этажа. Они пришли ко мне, устроили скандал.
        - А что случилось?
        - Жена моя бывшая и теща…
        - Как интересно. Но вам все равно придется ситуацию объяснить, мне в дежурку надо документ какой-то представить.
        - Меня зовут Кузнецов Василий Кириллович, двадцатого января одна тысяча шестидесятого года рождения.
        - …..?
        - Да, знаю, что выгляжу очень плохо, но так жизнь сложилась. В восемьдесят третьем году я женился на соседке из шестой квартиры - Наденьке Банниковой, а в восемьдесят четвертом году развелся. А через два месяца, после скандала с уже бывшей женой, медицинская бригада забрала меня из дома и увезла за Город в психиатрическую больницу на улице Кызылсукской. А пришел я в себя только в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Тогда модной стала тема карательной медицины, приехала комиссия из Москвы и многих из больницы выгнали по причине несоответствия диагноза. А моего лечащего врача сильно зацепили. У кого-то из его пациентов родственники настырные оказались, доказали, что он людям за деньги диагнозы ставил. Меня из больницы выписали, и я узнал, что развод мой с Наденькой Кузнецовой был признан незаконным, так как согласно представленного в отдел ЗАГСа заключения психиатра, расторгал я его в невменяемом состоянии. А, следовательно, моя, вновь законная жена, оказалась прописанной в этой квартире. Через год я добился, чтобы брак вновь был признан расторгнутым, на основании чего, Наденьку выписали
из квартиры. Вот только, как я понял, деньги они передавали через четвертые руки, и следствие им ничего не предъявило. Вот, теперь два года они пытаются меня обратно в психушку запихать.
        - Василий Кириллович, вы где работаете?
        - Инвалид второй группы. Поле того, как я два года практически без осознания себя находился, у меня тремор рук часто бывает, давление зашкаливает до двухсот, и печень с почками практически не работают.
        - А зачем сейчас то скандалить, она же бывшая жена?
        - Видите ли, товарищ сержант, если тебя один раз признали психом, то в любой момент можно вновь признать. А, при должном умении, можно, даже вас, признать шизофреником. А у меня после таблеток бывают судороги и припадки, сходные с эпилептическими, особенно когда волнуюсь. Хорошо, что сегодня вы пришли, а то наш участковый… как-то не складывается у меня с ним. Он даже в мою квартиру не заходит. Орет, из подъезда, что у меня помойка в жилом помещении и он меня выселит за антисанитарию.
        - Ну да, есть такая статья, если причиняешь ущерб состоянию жилища. Но, согласитесь, квартира у вас очень странная. Так, стоп, стоп, не надо волноваться! Просто объясните, вот это все - что такое?
        - Это книги.
        - Просто книги?
        - Ну, да, просто книги. Я как работать перестал, стал книги реставрировать, прошиваю, переплеты дорогие, подарочные делаю. Вот видите, кожа, тисненная. Чтобы запах химии в вентиляцию не шел, у меня вытяжка мощная стоит на кухне. А здесь просто книги. Сейчас много книг выбрасывают, а я езжу по библиотекам, в пункт приема вторсырья, ну и еще, в разных местах. Некоторые люди частным образом обращаются, чтобы я привел книгу в хорошее состояние, а потом можно как подарок кому-то вручить.
        - И куда вы потом отреставрированные книги деваете?
        - Продаю. По выходным езжу в Дом культуры имени Знаменитого Летчика, там коллекционеры и книжники собираются. Детективы, фантастику у метро продаю в будни, тоже хорошо расходится. Прихожу с обеда и, до темноты стою, на Привокзальной площади. Народ в дорогу хорошо книги берет.
        - Скажите, как часто на вас заявления пишут?
        - Часто. В выходные я рано выхожу из дома, чтобы в Дворце Культуры хорошие места занять, поэтому с бывшей не встречаюсь, она поспать любит. Когда на площадь хожу, то тоже обычно проскакиваю. А вот, стоит мне с кем-то о встречи договорится, то как по заказу, пока я дверь закрываю, Надька сверху бежит, орет, и пытается меня ударить, а за ней ее мамаша бежит, тоже самое. Я, хорошо, если успеваю дверь захлопнуть и на один оборот закрыть, убегаю. А на следующий день участковый приходит, объяснение требует.
        - Понятно. Так, прочитайте пожалуйста и вот здесь, здесь и здесь распишитесь. Ну, на этом, наверное, все. Хотя нет, еще один вопрос. Василий Кириллович, а вы не хотите расширит свой ассортимент и количество товарных позиций?
        
        - Здравствуйте. Мне бы Банникову Надежду Александровну.
        - Я Надежда Александровна, только фамилия моя - Кузнецова.
        - Понятно. У меня к вам вопросы по сегодняшнему скандалу в подъезде.
        - А почему вы пришли? Мы участковому, Боброву заявление отнесли, на опорный пункт.
        - Я не знаю, что там у вас с участковым, но меня направила дежурная часть Дорожного райотдела, по поводу драки в первом подъезде, между первым и вторым этажом. Вы что ни будь знаете б этом?
        - Конечно знаю, мой муж, Кузнецов Василий Кириллович напал на меня, когда я вышла из дома и избил.
        - А где ваш муж?
        - Во второй квартире.
        - а вы в этой квартире у соседки прячетесь?
        - Нет, эта квартира моей мамы. Во второй квартире я была прописана, но когда мужа выпустили из психбольницы, он меня выгнал из квартиры, и я, временно, нахожусь у мамы.
        - Как все сложно у вас. Ну, хорошо. А что конкретно сегодня случилось?
        - Ну я все в заявлении указала, как все было. Заявление у участкового
        - Хорошо, тогда здесь пишите, что пояснять ничего не желаете, но я бы вам не советовал.
        - Почему?
        - Ну, считается, что честному человеку скрывать нечего.
        - Хорошо, пишите: муж дождался, когда я вышла из квартиры, а потом выбежал в подъезд и набросился сзади.
        - Сколько он раз вас ударил?
        - Пять или шесть раз в голову, и около пяти раз в спину.
        - А следы побоев где?
        - Вы что, мне не верите? Просто мой муж обучался наносить удары так, чтобы следов не было видно.
        - Понятно, вот здесь распишитесь, хорошо. Все, до свидания, вас известят.
        
        За всеми этими хлопотами, время уже шло к вечеру, надо было еще успеть за сегодня разорить цыганскую «кладку» и подорвать экономическое благополучие противника. Но, к моему удивлению, поход по отделам ЦУМа положительного результата не дал. Уже вторую неделю, после моих регулярных набегов на «сигаретные поляны» молодые продавщицы, одним движением шаловливых глазок указывали мне места, где стоит поискать пахнущие табаком сумки. А я, никогда не забывал, на ходу, положить на прилавок пару узеньких пачек «Ст. Моритц супер лайф» или других, более-менее приличных сигарет из улова. Но сегодня везде было пусто. Бригада Азы, понеся существенные потери, решила сменить места хранения?
        Додумать эту мысль я не успел, в рации раздался голос ротного, немедленно требующего нас в отдел.
        - Товарищ майор, за время патрулирования на вверенном посту происшествий не случилось.
        - Где вы были с десяти до пол одиннадцатого утра?
        - Сейчас посмотрю, товарищ майор - я полез в постовую книжку: - у «Сокровищ Буратино» находились.
        - Отлично. Если вы там были, то как допустили разбой прямо возле магазина?
        - Товарищ майор, продавец кафетерия подтвердит, что мы там были! - влез, на удивление, несвоевременно Олег.
        - Короче, был разбой на точку от кафе «Снегурочка», которая в торце «Буратино» находиться. Дело на контроле у начальника областного УВД. Тот лично дал указание наказать милиционеров, якобы несущих там службу. Меня тоже накажут. Поэтому через десять минут объяснения мне на стол, где вы в момент разбоя, в каком кафетерии несли службу. Вопросы есть?
        - Товарищ майор, да как это случилось? Что за ситуация?
        - Ориентировка в дежурке, если по рации не слышали. Время пошло.
        - Да у нас рация выключилась, ничего мы не слышали - Олег, честно глядя в глаза командиру роты, крыл железными аргументами, нас, по его мнению, оправдывающие.
        - Пойдем, Олег, некогда нам - я потащил напарника из комнаты роты, пока он про нас еще чего ни будь не рассказал.
        Желтый, с неровно оборванными краями, лист ориентировки гласил, что сегодня, в период с десяти часов до половины одиннадцатого утра по адресу Станционный Бродвей дом одиннадцать в помещение киоска от кафе «Снегурочка», с применением физической силы ворвался неизвестный, который под угрозой ножа открыто завладел денежными средствами и двумя бутылками ликера. Приметы: на вид около сорока лет, высокий, около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, одет во все черное. Особых примет нет. Ущерб устанавливается.»
        Под сочувственными взглядами дежурных, мы написали рапорта, о том, как в указанное время добросовестно несли службу возле этого дома, но ничего подозрительного не заметили, и положили бумаги на стол дежурного по отделу. Олега, то, наверное, как блаженного, не уволят, а вот со мной- вопрос оставался открытым. Из того, что с нами произошло, хуже было только застрелить человека на улице или принять взятку на глазах у изумленных сотрудников КГБ. Но надо было жить дальше, и пытаться выкарабкаться из этой ситуации.
        -Ребята, я не знаю, что еще рассказать. Я это сегодня уже раз десять рассказывала - очень крупная женщина, лет сорока на вид, в белом халате, с плохо смытыми разводами потекшей туши на глазах, сметала веником осколки бутылки с пола, наверное, один из, упомянутых в ориентировке, ликеров был еще и разбит.
        - Ну значить, расскажите в одиннадцатый раз.
        - Хорошо. Сегодня я пришла пораньше, хотела вчерашнюю выручку отнести в кафе, в кассу сдать. Пересчитала деньги, а тут в дверь постучали. Я решила, что сменщица моя пришла зачем-то, дверь открыла, а там, за дверью, огромный мужик стоит. Он меня затолкнул в киоск, шагнул в след, а затем еще раз толкнул, ну я и упала сюда - женщина показала не липкий от ликера пол между прилавком и огромным ларем-холодильником, где морозилось мороженное. Я упала, хотела закричать, а он достает из кармана огромный нож и мне говорит «Заорешь - убью.». А у меня ребенок маленький, я зачем орать буду. Он через меня перешагнул, что мне в глаза песок с его ботинок просыпался, взял с кассы деньги, несколько бутылок лимонного и кофейного ликера, одну видите - уронил, а потом вышел. Перед тем как выйти, сказал, что будет под дверью стоять, и, если я заору, то он меня убьет. Ну я дождалась, когда дверь захлопнется, поднялась, выскочила на улицу, но уже никого не было. Я у прохожих спросила, не видел ли кто мужика. Люди сказали, что нет. Я побегала, и пошла в «Буратино» звонить, на работу и в милицию.
        - Понятно. Сколько денег было в кассе?
        - Семьсот четырнадцать рублей.
        - Это что. За один день выручка?
        - Нет, за полтора, позавчера я тоже не сдавала деньги.
        - А почему у вас халат чистый? Не вижу я, что бы в нем на пол падали.
        Продавщица взглянула на меня со злом и ехидцей:
        - Вы меня, товарищ милиционер на такую дешевку не ловите. Я в куртке была - она кивнула на теплую, стеганную куртку, висящую на крючке: - Я не переодевалась. Собиралась сразу в кафе идти, деньги сдать.
        Я подошел к вешалке. Действительно, спина куртки была грязной. Вроде бы, все верно, все логично. Но, что-то мешала мне смиренно принять ситуацию, что мы с Олегом весело дули кофе в тепле кафетерия, в десяти метрах отсюда, отделенной от мест происшествия только толстой кирпичной несущей стеной здания. Тонкие, фанерные стенки киоска я во внимание не брал.
        - Одевайтесь.
        - Что, опять? Ну сколько можно. - продавщица, в сердцах, сплюнула, отряхнула рукой куртку, одела ее на себя, взяла в руки ключи от киоска и нетерпеливо уставилась на меня.
        - Падайте.
        - Что?!
        - Я говорю - падайте - я ткнул пальцем в узкое пространство пола, покрытого затертым линолеумом, зажатым между мерно гудящем морозильным ларем и прилавком.
        - Да как вы смеете, на до мной издеваться! Я сколько это терпеть могу!
        - Я говорю, падай на пол, как ты упала от удара. Я отсюда вижу, что ты здесь не поместишься, больно много мороженного ела.
        Женщина пыталась, смело падала на спину, но протиснуться в указанное ей же место, смогла только боком. Потом она предложила нам сто рублей, потом сто рублей каждому. Больше не предлагала, наверное, все уже истратила.
        - Тебя как зовут, фантазерка?
        - Люба.
        - Вот смотри Люба, какой у тебя расклад вырисовывается: Ты сообщение сделала, как свидетель расписалась. Пока дело в общесоюзный реестр не внесен, номер делу не присвоен. Пока это не сделано, ты можешь написать явку с повинной, тогда дела уголовного, скорее всего, не будет. Я вот если ты протянешь время, ты все равно признаешься, но будет уже поздно. Дело по разбою будет возбуждено, и его уже не прекратишь. Тогда, тебя, на сто процентов, привлекут к уголовной ответственности за растрату и заведомо ложное сообщение о тяжком преступлении. Вот и думай, то ли тюрьма га сто процентов, или есть вероятность, что тебя просто уволят, а дальше уже от тебя все зависит. Ты все поняла?
        - А если заведующая кафе заявление заберет? - Люба трясла головой от внезапно посетивших ее слез раскаяния: - Дело прекратят?
        - Нет, это не та статья, чтобы заявление можно было забрать. Я тебе повторяю - твой единственный шанс спастись - быстро, обо всем, признаться.
        - Хорошо, дайте бумажку и скажите, что писать.
        - Пиши Люба - сверху слева дату, справа - название Города.
        
        
        
        
        
        
        Глава 16
        Глава шестнадцатая. Скандал в маленьком дворике
        
        - Здравствуйте, я с запросом - я протянул сотруднику учебной части требование о предоставлении сведений об студентах третьего курса техникума. Запрос я вчера сляпал на доставшейся мне в наследство от деда электрической пишущей машинке «Ятрань», поставил печатей из комплекта, лежащих в столе у дежурного по отделу. Главное сделать уверенное лицо, что ты имеешь полное право ставить печати и приносить запросы.
        Пожилая женщина в серой вязанной кофте и толстой, наброшенной на плечи шали, мельком взглянула в развернутое удостоверение, пробежалась глазами по запросу и тяжело вздохнув, подняла на меня глаза за толстыми стеклами очков:
        - Весь курс будете смотреть или сузим поиски?
        Опытный сотрудник техникума, чьи студенты, частенько, попадали в сводки ГУВД области, хорошо знала правила игры - милиция делала вид что проверяет всех подряд, а не собирает сведенья о конкретном человеке, а кадровики намекали, что таскать папки на тысячу человек - это перебор, и уровень маскировки интереса к конкретному подозреваемому, надо снизить.
        - Такелажный факультете интересует - я был открыт для сотрудничества.
        - Садитесь там, за шкафом, я сейчас дела принесу.
        Я перелистывал бесконечные папки, периодически, для вида, делал выписки в блокнот, стараясь выписывать данные трех - четырех человек с группы. Так, незаметно, мы добрались до группы ТТМ-322, и третьим в этой стопке было дело Штепселя. С фотографии "три на четыре сантиметра, с уголком", на меня, с улыбкой, смотрел круглолицый и обаятельный юноша. В моей памяти мгновенно всплыла картинка, как он, со своим высоким другом, сдавал золотишко цыганам у скупки «Алмаз» на Бродвее. Я открыл страничку блокнота, на которой у меня были записаны данные агрессивного студента Белова и, в задумчивости, замер. Фамилия возрастного собутыльника Белова Александра Ивановича - Крапивина Николая Алексеевича, которым я еще подробно не занимался, удивительным образом совпадала с фамилией Штепселя - Крапивина Станислава Борисовича. Я бросил взгляд на сотрудницу техникума - вроде бы в мою сторону она не смотрела. Я перелистнул несколько страниц дела, дошел до формы с родственниками. Отца Штепселя звали Олегом Алексеевичем. Как версию, мы можем принять, что с Беловым Сашей распивал спиртные напитки дядя его друга - Штепселя.
А, согласно моим записям, дядя был профессионалом в деле управления самоходными механизмами - категории «В», «С», и «Е» в «правах» дяденьки были проставлены. Значить, доступ к транспорту, у ребят, сдающих золото цыганам, имеется. Не знаю, что мне это даст, но интересно. Переписав максимально полную информацию из личных дел Штепселя и Тарапуньки, пролистнул еще пяток дел других ребят и откланялся, работа работой, но хочется и просто отдохнуть.
        
        - Громов, почему с нарушение формы одежды ходишь?
        Я судорожно осмотрел и ощупал себя, вроде бы все в порядке, даже ширинка застегнута.
        - На! - по гладкому оргстекло командирского стола в мою сторону скользнули две «лычки» из жёлтого лёгкого металла на проволочных креплениях: - прицепи и в кадры, в приказе распишись.
        Ротный широко улыбался, со всех сторон по моим плечам обрушились «поздравительные» хлопки от коллег.
        - Спасибо, товарищ майор! Служу Советскому Союзу!
        - Не мне спасибо, начальнику ГУВД спасибо скажешь, если встретишь. Он же вчера вечером ждал от начальника РОВД с приказом о вашем, с Боголюбским, наказании. А тут ему докладывают, что разбоя на территории поста не было. Ну, он и подписал приказ о поощрении внимательных милиционеров моей роты внеочередным званиями и по премии в размере должностного оклада. Тем же приказом объявили о неполном соответствии занимаемой должности всем членам выезжавшей по сообщению следственно-оперативной группы, кроме водителя, кинолога и собаки. Ну и еще, их на медкомиссию отправили, глазомер проверять. Так что вы, с Олегом, молодцы, ну и я, тоже, молодцом оказался. Олег, у меня старшинского галуна нет. Ты иди к старшине, я ему сказал, для тебя, ленту изыскать. Ну всё Давайте, несите службу так же хорошо.
        Мне казалось, что Олег, от радости, заплачет. Широкая старшинская лента вдоль погона ему не светила ни при каких обстоятельствах, ну кроме чуда. Вот, чудо и произошло.
        - Ну что, товарищ старшина Боголюбский, пошли твою проблему решать - настроение у меня, с утра, было хорошим. Через пару дней наступало двадцатое число месяца, и зарплата с премией в размере оклада, были приятным бонусом самостоятельному молодому человеку, имеющим, постоянно, на попечении парочку иждивенцев. Поэтому, я был готов сегодня дарить радость хорошим людям.
        - Какую проблему? - Олег, сбегавший до «Военторга», и красующийся новенькими, старшинскими, погонами, которыми он, ежеминутно, любовался, скашивая глаза то на левое, то на правое плечи, мне кажется, работать сегодня был не готов.
        - Олег, ты сам жаловался, что полчаса простоял в очереди и в результате, без водки остался. Пошли, решать вопрос, пока я в настроении.
        - О, здорово! А как?
        - Еще сам не знаю, на месте определимся.
        Возле вино-водочного магазина было непривычно пусто. В самом магазине, две юные барышни, лет под тридцать, громко обсуждали, сколько для их компании будет достаточно бутылок венгерского рислинга - двух или четырех. Я предложил им взять три бутылки. Девушки странно посмотрели на меня и взяли четыре. Наверное, в моду вошел фен-шуй, или другое какое учение, что количество выписки должно быть гармонично - четным. Кроме лимонно-желтых бутылок венгерской кислятины, выглядывающих из - за частой металлической решетки витрины, советская торговля своих клиентов ничем радовать не спешила. Кроме, фыркнувших мне на прощание, дамочек, умчавшихся со своим «интеллигентным» вином, других покупателей не было. Кто-то, невидимый из-за узкой амбразуры прилавка, подождал пару секунд, но, не дождавшись от нас желания приобрести спиртное, с грохотом захлопнул свою бронезаслонку. В пустом и мрачном магазине, погруженным в тревожную тишину, мыслей, как приручить «водочную» мафию, у меня не возникло, и я решил взять тайм-аут. Служебный вход вино-водочного магазина выходил в уютный дворик старой четырехподъездной «хрущевки»,
ограниченный с двух сторон решетчатым металлическим забором какой-то конторы, которую через пять лет снесут, воткнув на небольшой участок одноподъездный небоскреб в двенадцать этажей, что будет, в будущем, нелепо, как средний палец, торчать над крышами местных пятиэтажек, доминируя над окрестностями своими грязно-розовыми стенами. А пока, в уютном дворике, присутствовали целые окрашенные скамейки, песочник под красным грибком-мухомором, в котором возилось четверо карапузов, качели на два места, свежеокрашенные желтой и красной масляной краской, но без доски на одном из сидений. Пять старушек, присматривающих за внуками или просто, проводящих очередное ежедневное заседание политического клуба «Молодежь уже не та», пронзили нас с Олегом своими рентгеновскими взглядами, вооруженными мощной оптикой очков. Оценив нас, бабки стали горячо обсуждать, зашли мы с Олегом в их дворик выпить водки, или это засада на Ваську-алкоголика из седьмой квартиры, которого местный участковый безуспешно пытается упечь в лечебно-трудовой профилакторий.
        - Садись, Олег, передохнём - я указал на свободную скамейку, ближайшую к входу в магазин, и вытянул уставшие ноги. Олег, бросив радостный взгляд на левое и правое плечо, пристроился рядом. Отдыхать у нас получилось недолго. Примерно через пять минут, во дворе появился мужчина, на вид лет сорока, без особых примет, но с лицом много пережившего в этой жизни человека. Заметив нас, мужчина мудро остановился, потоптался нерешительно на месте. Очевидно, что жизненный опыт советовал ему не искать встречи в ментами, но чувство долга заставило продолжить путь к заветной двери вино- водочного магазина. Хитрым стуком в окрашенную мрачной, черной краской, грубо сваренную из листа толщиной в пять миллиметр, дверь, мужчина просигнализировал о своем прибытии. Дверь со скрипом отворилась, мужчина нырнул в темноту.
        - Олег, пойдем - я потянул напарника за рукав.
        - А? Что? - разомлевший на весеннем солнышке новоиспеченный старшина, наверное, задремал, видя во сне свой дальнейший карьерный взлет, но за мной пошел, как на веревочке. Мы встали с торца дома, чтобы через пару минут принять в свои заботливые руки радостно спешащего давешнего мужчину. За несколько минут он обзавелся потертой холщовой сумкой, в которой жизнерадостно позвякивали раз, два…пять бутылок «Столичной», с нелепым изображением гостиницы «Москва» на бело-красной этикетке.
        - А ты, Олег, меня уверял, что водки в продаже нет!
        - Где украли водку, гражданин? - я сделал суровое лицо.
        - Да, что, вы говорите такое. Купил я ее в магазине! - мужик попытался вырваться, но я крепко придерживал лямку торбочки пальцем, а дальнейшая борьба грозила целостности драгоценных сосудов.
        - В магазине, в продаже, водки нет. Где вы ее украли?
        - Но вы же видели, я в магазин заходил, там мне ее продали.
        - Не знаю. Если бы вы ее купили, у вас был бы чек, который вы должны сохранять до выхода из магазина. Где чек?
        - Был чек, наверное, я его уронил.
        - Товарищ, я конечно могу дойти до дверей магазина и вернуться, поискать на земле чек на пять бутылок водки, но если я его не найду, то ты, случайно, свою сумку уронишь, и бутылки, абсолютно точно, разобьются. Мне идти? Чек искать?
        - Не надо идти, не было чека. Водку я у грузчиков купил, за полторы цены.
        - Да ладно, не может быть. Ты, наверное, все-таки украл водку.
        - Ребята, ну пойдемте, к грузчикам подойдем, они подтвердят, что водку мне продали.
        - Пойдем, сумку только мне отдай, она у меня сохранней будет. Да, не бойся, не уроню, обещаю.
        - Ребят, я бы вам дал бутылку, но это мужики мне деньги собрали, бутылки по счету. Давайте, в следующий раз….
        - Иди давай, вызывай грузчиков.
        Через минуту, на условный стук дверь магазина вновь распахнулась, за дверью стоял, перекрыв все пространство, и хмуро взирал на нашу компанию здоровенный дядя в застиранной, когда-то черном, рабочем халате, с выражением презрения ко всему миру на круглом, опухшим лице.
        - Ну, что надо? - дядя дохнул на меня запахом свежего перегара.
        - Ты ему водку продавал? - я подтолкнул вперед своего пленника.
        - Я ничего не продавал, и никого не знаю. Еще вопросы есть, сержант?
        - Да, вопрос есть. Олег, отойди пока с гражданином в сторонку, на, сумочку не урони - я отдел Олегу сумку с водкой и, вновь повернулся к обозревшему грузчику.
        - Вопрос простой. Мы со старшиной здесь службу несем, и, хотелось бы, получать чудесную продукцию вашего магазина в разумном количестве, по государственным расценкам. Решим вопрос?
        - Знаешь, сержант, сколько вас здесь ходит? И все что-то просят, все ноют, и начальники твои, и другие начальники. А ты никто и звать тебя никак. Хочешь водки - люди тут с семи часов утра очередь занимают. Вот и ты с утреца приходи. Поэтому иди на …хрен - дверь с грохотом захлопнулась, внутри лязгнул засов.
        Значить, не договорились. Вот, что за люди. Обязательно все делать через боль, через слезы. Ну, значить, будем работать.
        - Олег, можно тебя на минутку? Сейчас мужика ведешь в отдел, берешь объяснение, и пожалуйста, сделай так, чтоб он там провел максимально долго. С помощником дежурного договорись. Понял? А сам возвращайся назад.
        - А, ты что?
        - Я здесь пока поработаю.
        В одиночестве я пробыл недолго. Через пару минут появился ещё один гонец, который, наверное, в предвкушении встречи с любимым напитком, пройдя мимо меня, как возле пустого места, постучал в заветную дверь, который через пару секунд распахнул тот же грузчик.
        С возгласом «Привет, Андрей Андреевич» мужик исчез в темноте подсобки, дверь с грохотом захлопнулась, что бы вновь распахнуться через пару минут. Мужчина, резко «стартанул» в сторону забора, за несколько секунд достиг его, и стал ловко взбираться на заграждения, опираясь на приваренные под углом перекладины. С крыльца, с злорадной усмешкой, наблюдал за мной Андрей Андреевич. Шансов догнать мужика, до того, как он перемахнет на ту сторону, у меня не было, да и желания бегать по двору, смешить публику, тоже. Когда мужчина, с торжествующей улыбкой перекидывал ногу через верхние прутья изгороди, случилась маленькая неприятность, переросшая в трагедию. Бутылка, серебристой рыбкой, выскользнула из кармана пиджака «спортсмена», и спикировала вниз, судя по звону, в конце траектории полета, встретившись с лежащим на земле обломком кирпича. Мужчина неловко спрыгнул к забору, в надежде протянул руки к блестящим осколкам….
        Андрей Андреевич с матами захлопнул дверь, а мужчина за забором, постояв пару минут, сгорбившись, удалился, нетвердой походкой.
        Через десять минут к крыльцу магазина подрулила «волга» ГАЗ-24, но не черная, номенклатурная, а белая, уровнем пониже. Из-за руля выбрался молодой мужчина, бодро взбежавший на крыльцо и, по-хозяйски, забарабанивший в глухой металл. Я встал, и неторопливо пошел к машине. Когда дверь магазина распахнулась снова, водитель быстро запихнул в багажник ящик, судя по этикетке, «Старки», и ловко скользнул за руль. Когда я постучал в водительское окошко, мужчина демонстративно опустил вниз стопор двери, и показав мне язык, завел двигатель. С характерным звуком включилась первая передача, «Волга» бодро взревев двигателем, двинулась к выезду со двора. Чтобы понять, что что-то не в порядке, водителю хватило проехать десяток метров. Заднее правое колесо давление не держало, потому что ниппель был в моих руках.
        - Ты что, творишь, урод - «водила» был растерян, но орал очень громко, брызгая слюной: - Да ты знаешь, чья эта машина! Да ты завтра на коленях приползешь ко мне с извинениями!
        Когда я шагнул к борзому «драйверу» и потряс его за лацканы пиджака из тонкой, черной кожи, мужчина лязгнул зубами и растерянно заткнулся, наверное, к такому общению, не привык, да и, похоже, язык прикусил.
        - Олег, придержи придурка - я толкнул номенклатурного холуя к, вовремя за рулившему во двор, Олегу.
        - Заведующую зови - я повернулся к растерянно замершему у двери Андрею Андреевичу: - быстро!
        - Ага- мужик испарился, даже, забыв замкнуть щеколду. Я открыл дверь и удивленно присвистнул - в коридоре у двери стоял штабель из пяти пластиковых, черных, ящиков с той же «Старкой», наверное, ожидался приезд других служебных автомобилей от любителей вкусного напитка.
        Из глубины магазина послышались торопливые шаги, ко мне спешило несколько человек. Впереди шла симпатичная женщина лет тридцати, в свежем белом халате, очевидно в второпях, наброшенном на плечи. Под халатом виднелось красно-оранжевое с «искрой» платье, облепившее стройную фигурку. Женщина остановилась, досадливо посмотрела на ящики, меня, побледневшего Андрея Андреевича она глазами просто обожгла. Я поманил женщину рукой, и вышел на улицу.
        - Здесь останьтесь - дама коротко бросила, потерявшему всякую вальяжность, Андрею Андреевичу и еще паре грузчиков, угрюмо стоящих за его спиной, и шагнула ко мне. На улице она с удивлением обозрела нелепо раскорячившуюся посреди двора «Волгу», водителя, морщащегося от боли, в объятиях Олега, повернулась ко мне:
        - Вы знаете, чья эта машина?
        - Наплевать. Я подошел к вашему грузчику, который Андрей, и, со всем политесом, обратился с пустяковой просьбой, периодически продавать нам спиртные напитки по государственной цене, так как мы несем службу здесь, пресекаем драки в вашем магазине, и стоять за водкой или коньяком в очереди мы не можем. Ваш кхм…чудак, послал меня по маме, очень долго, рассказывая мне, какое я дерьмо у его ног. Я обиделся. Как будем решать вопрос?
        - Вы знаете, чья эта машина?
        - Мне наплевать. Вчера, когда меня награждал начальник областного УВД, он сказал, что по любому вопросу могу обращаться к нему (ну, немного, соврал). Вы уверены, что если я сейчас подниму шум, то для всех это хорошо кончится? Вон, кстати, мои общественницы- я махнул рукой в сторону скамейки, где сидели, внимательно глядящие на нас, ветеранки труда, а может быть и войны: - они всюду подпишутся, как у вас тут весь день идет торговля с черного хода. Ну что, будем ругаться, или как?
        - Меня зовут Алла Петровна, ругаться мы не будем. Можете со своим сослуживцем в любое время стучать в эту дверь, вам продадут любой товар из имеющегося ассортимента. Мы договорились?
        - Меня зовут Павел Громов. Было очень приятно с вами познакомится, Алла Петровна. Надеюсь, что больше недоразумений у нас не будет. Хорошего дня, до свидания.
        Во дворе, я сунул в ладонь водителю ниппель от колеса и колпачок, и, добро улыбаясь, в его ошарашенное лицо, пообещал ему сломать руки, если он, кому-то, на нас с Олегом, пожалуется.
        Глава 17
        Глава семнадцать. Мы к вам приехали на час.
        
        Сегодня, половину выходного дня, потратил на привычную разведку на территории поста. Команда Азы, устав от моих регулярных набегов, подняла бучу, и теперь, на стоянке перед рестораном «Город» постоянно припаркована синяя, уставшая», вазовская «тройка» с молодым, чернявым водителем за рулем. Цыганенок бдительно следит за проходящими мимо людьми в форма, и в случае приближения к автомобилю любого милиционера, начинает движение. Даже если пригнать сюда пару автопатрулей, устраивать «пятнашки» с молодым балбесом, посреди толпы, спешащих по делам горожан, - не вариант, человеческие жертвы очень вероятны. Вторая же бригада продолжала прятать мешки, только отойдя, так сказать, на вторую линию от пляжа. Молодая цыганка с ребенком и мешком с сигаретами, сидела в дорожной поликлинике. Персонал и пациенты, смотрели на нее, конечно, без восторга, но пока не гнали. Да и Лейла вела себя прилично, ребенка от себя не отпускала, бдительно охраняя немаленьких размеров мешок. Я, как бесплотный дух, двигался среди цыган и цыганок, малолетних грабителей из городков- спутников Города, бабок, спекулирующих водкой и
самогоном. Главное, не встречаться глазами со своими «клиентами», смотреть на всех изподлобья, прикрывшись отросшей, в последние дни, челкой. Я завернул в темную арку, ведущую на улицу Студенную. За серым бетонным столбом возились мелкие пацаны, о чем-то шушукаясь. Я уже шагнул на освещенную улицу, когда сзади раздался глухой удар. Пришлось вернуться, и, очень тихо, заглянуть за угол. Ой-ей! Два мелких, лет по двенадцать «волчонка», худых и неряшливо одетых, держали в четыре руки своего сверстника, как говорится «приличного мальчика». Такое ощущение, что «приличный» пропустил удар в голову, так как его глаза, глядящие в мою сторону, закатывались ко лбу, а на ногах он стоял благодаря «помощи» одного из недоносков. Второй же усиленно обшаривал карманы своей жертвы, зажав между ног авоську с продуктами, явно, не «пацанского» вида.
        - Вы, что, охренели? Быстро отошли от него.
        Пацаны от неожиданности подпрыгнули, но очевидно, я не ошибся, пацаны реально охренели. Вместо того, чтобы бежать от появившегося, как будто, неоткуда, взрослого мужика, один из пацанов продолжил деловито шарить по карманам своего подопечного, а второй решительно, с каким-то блеском в глазах, двинулся ко мне, держа, в прижатой к бедру, напряженной руке, остро наточенную отвертку серьезного размера. Он, сука, все-таки ударил, вернее, попытался ударить меня, прямым, своей отверткой. Но, так как траектория удара была мне понятна, у руку с отверткой, сученок, перенапряг, то удар вышел какой-то медленный и слишком предсказуемый. Как на занятиях, я повернулся боком, пропуская тонкую руку, с нарисованными шариковой ручкой, зоновскими татуировками на кисти, мимо себя, перехватываю, слишком слабую, руку соперника левой рукой, и, со свей дури и без всякой жалости, бью маленький кулак с блестящим жалом о грань бетонного столба. Раздается болезненный крик, отвертка, слишком легкая, но опасная, с легким пластмассовым стуком катится по асфальту, а пацан с воем, прижав поврежденную, и начинающую кровить, кисть к
животы, скрючившись, падает на землю. Его подельник, уронив «приличного» мальчика под ноги, бросается к другу:
        - Костян, ты живой?
        Он, бы сука, еще бы спросил» «Костян, ты ОК!». Я пинаю откляченный мальчишеский зад, пацан падает рядам с другом.
        - Какой детдом - первый или третий? Быстро говори, а то, за брата, здесь же убью!
        - Не убивайте дяденька, третий детдом.
        Блин, что делать? «Приличный как-то лежит не хорошо, дышит, но глаза все еще закатившиеся. Я достаю из лежащей на боку авоськи бутылку «Озерной минеральной» и начинаю лить на побледневшее мальчишеское лицо. Очевидно, вода попала в нос, хотя я этого не хотел, пацан начинает кашлять, и переворачивается на бок. Я поднимаю сиротливо лежащую отвертку и держа ее за кончики, убираю в блокнот, других пакетов у меня нет. Два, маленьких упыря, подвывая и поддерживая друг друга, уже пошатываясь удалились от меня метров на пятьдесят. Пока я решал, что делать - вызывать помощь пострадавшему ребенку, или преследовать двух преступивших закон детей, ситуация разрешилась сама собой - детдомовцы скрылись в толпе. Я растолкал пытавшихся не пустить меня в скупку «Рубин» цыган, и крикнул приемщице, чтобы вызывала «скорую» в арку дома.
        - Телефон - автомат в пяти метрах, с нашего не положено. - обесцвеченная сорокалетняя дура даже не подняла глаза от какой-то книжки, обернутой в газету. Я ударил кулаком по прилавку:
        - Еще раз говорю тебе, звони в скорую, ребенок, двенадцать лет, в арке, травма головы, без сознания.
        - Мужик, ты что шумишь? Выйди отсюда, пока на сутки не уехал - из подсобки скупки вышел милицейский сержант из отдела охраны, держа в руке надкушенный бутерброд с вареной колбасой.
        - Ты же в нашем отделе работаешь? - я сунул милиционеру под нос свою красную «ксиву»: - Если пацан в арке умрет, вы оба сядете за неоказание помощи пострадавшему.
        - Лена, в «скорую» звони. Пошли - сержант аккуратно положил бутерброд на какую-то квитанцию на прилавке и подтолкнул меня к выходу. Пацан был в сознании, успел чуть приподняться, прислонившись к стене, а сейчас он заходился в бесплодных приступах рвоты. Вокруг стояли и тупо смотрели какие-то бабки, женщины и дети. Лет через тридцать они бы, наверное, начали снимать происходящее на телефоны, ну а пока, просто глазели.
        - Разошлись все - мы с сержантом осторожно уложили пацана, под головы ему я приспособил пакет с манной крупой, ничего другого, мягкого, я не увидел. Пацан дышал, сознание больше не терял, смог сказать только, что зовут его Кирилл, и живет он в доме двадцать четыре по Студенной улице. Минут через десять приехала «скорая» и мальчишку увезли в детскую больницу на Красивом проспекте.
        
        - Привет, Лена.
        - О, привет, сто лет тебя не слышала.
        - Не сто лет, а два года, с тех пор, как ты сказала, что замуж выходишь.
        - Я уже развелась.
        - Ты все там же живешь?
        - Губу закатай. Я пошутила, с мужем живем душа в душу, ребенка ждем, через три месяца.
        - Слушай, ты из нашего класса, наверное, первая мамой станешь?
        - М-м-м, пожалуй.
        - Как родиться, моим именем назовешь, в память о нашей любви.
        - Ну допустим, хотя я любви не помню. А если девочка?
        - Какая разница, мое имя всем идет. Ладно, было смешно, поздравляю с беременностью, бла-бла. У меня к тебе вопрос.
        - Я так и знала, что о любви речь не идет.
        - Лен, ты до сих пор в первом детдоме работаешь?
        - Я сейчас в отпуске, а так да, работаю.
        - Слушай, а как узнать, есть ли у вас мальчик Костя, лет двенадцати, на уголовной романтике повернутый, руки наколками из чернил разрисовывает. И еще, сегодня он руку повредил, кисть, правую.
        - Паша, ты же ментом работаешь?
        - Да, еще работаю.
        - И когда вы этого уродца маленького заберете куда ни будь.
        - То есть, ты его знаешь?
        - Знаю. Я тебе больше скажу, у нас весь коллектив знает, когда у него день рождение.
        - Такой хороший мальчик?
        - Да, каждый день или что ни будь крадет или кого-то избивает. Но, вчера ему наконец то исполнилось четырнадцать лет. Мы теперь ждем, когда он что-нибудь совершит, и уедет в спецшколу. А что он натворил?
        - Ну, если это он, то у нас, в Дорожном районе избил и ограбил пацана, того в больницу увезли.
        - Вот гаденыш. Пока тринадцать лет было, весь район обнес, ничего не боялся. А, теперь. Видишь, осторожный стал, через речку поехал. Ладно, мне тут в дверь звонят, муж с работы должен прийти. Если вопросы будут, что звони.
        Завтра, с утра, рапорт настрочу, что два маленьких упыря числятся воспитанниками детского дома номер один. Надеюсь, пацан в больнице оклемается. Вот, что за несправедливость. Растишь ребенка, душу вкладываешь, гордишься. А тут, вылезет такое, пьяное зачатие, и за три рубля твое продолжение либо убивают, или делают инвалидом на всю жизнь. А мы тут все ждем, когда же малолетнему ублюдку исполниться четырнадцать лет. Можно подумать, вчера он не знал, что брать чужое плохо, а бить людей - еще хуже.
        
        На следующий день ротный, увидев мой рапорт, сразу убежал к начальнику отдела, а через день мне позвонила Лена, и сказала, что мальчика Костю, как только он, после трехдневного бродяжничества, вернулся в детский дом, покушать сыто и перевести дух, сразу забрали в спецприемник, откуда, скорее всего, он переедет, лет на несколько, в спецшколу. Пока его вещи, для дальней дороги, собирали сотрудники милиции, Костя, по старой памяти, рассказал про полуслепую пенсионерку, которая не хотела отдавать свою сумку, поэтому с нее сбили очки, а потом ткнули пару раз отверткой в спину. Это чудовище, красуясь перед другими детьми, захлебываясь и похохатывая, громко вещал, как бабушка ползала в пыли, пытаясь найти, раздавленные «мальчиками», пока они, высыпав содержимое потертой дамской сумки на землю, собирали жалкую наличность женщины.
        Но все это будет позже. Пока же я набирал бесплатный номер «ноль два», найдя в череде телефонов-автоматов на привокзальной площади один рабочий, с неоторванной трубкой.
        - Тридцать шестая, говорите - приятный и равнодушный женский голос из трубки.
        - Доченька, меня вчерась в Дорожной поликлинике обокрали. Цыганка деньги забрала, сорок восемь рублей - тараторю я в трубку, зажав ее ладонью в трикотажной перчатку, и стараясь говорить со стариковской восторженностью: - я сегодня к тирапевту прихожу, а она, цыганка, то исть, опять там сидит, у бабок деньги выманивает. Вы уж поймайте ее, а я чичас в милицию побегу, заявление писать.
        - Представьтесь, пожалуйста.
        - Чаво?
        - Фамилию, имя, отчество и домашний адрес скажите.
        - А, дык это, я Петров Иван Федорович, улица Полярников дом пятнадцать, квартира три, ветеран труда.
        - Как цыганка выглядит?
        - Дык, это, красивая, молодая, в синей юбке, с девочкой сидит и всем гадает.
        - Хорошо, ваше заявление принято, приходите в дорожный отдел, с паспортом.
        - Спасибо, доча, дай бог тебе…
        Гудки в трубке. Минут через пять, пока сообщение спустилось из службы «ноль два» в нашу дежурную часть, рация захрипела:
        - Двести двадцать три, ответь…
        - Двести двадцать третий, слушаю тебя!
        - С «Ноль два» сообщение, зайди в Дорожную поликлинику, там должна быть цыганка с ребенком. Граждане сообщили, что он под предлогом гадания деньги выманивает. Потерпевшие идут в отдел, заявление писать.
        - Я через пару минут подойду туда. Ты машину мне отправь, но хочу ее один тащить в отдел.
        - Сейчас дежурку подошлю….
        Олег выпучил на меня глаза:
        - А зачем ты сказал, что один.
        - Так надо Олег, пошли.
        Цыганка, худенькая, в яркой, темно-синей юбке, широченной юбке, широко расправленной, на всю ширину, скромно сидела на стуле, в дальнем углу первого этажа, у не работающего, ввиду ремонта, кабинета рентгенографии. Я быстро подошел к ней и с=коротко бросил:
        - Пошли!
        - Эй, куда пошли? - мгновенно окрысилась девица.
        - В отдел.
        - Я с ребенком, я не пойду.
        На улице раздалось фырканье подкатывающего «УАЗика». Я не стал тянуть время, схватил цыганку за плечо, дернул так, что затрещал рукав ветхой кацавейки из потертого черного плюша, и потащил ее, под громкие вопли, на выход. Через минуту я забросил, не успевшую раздобреть, от жирной пищи и многочисленных родов, на заднее сидение дежурки, туда же подсадил ее девочку, своевременно прибежавшую на крики мамы или тети, утрамбовал из Олегом, чтобы ромалы не выскочили на ходу, и, помахав на прощание, бодро катящему по улице «УАЗику», пошел разбираться с цыганскими сокровищами.
        Ну, что, за широким занавесом цыганской синей юбки, под стулом, покоились два джутовых мешка, килограмм на двадцать пять каждый, которые уже, воровато оглядываясь, тянули из-под, не остывшего после цыганской попки, стула два шустрых деда.
        - Эй, отцы, а вам мамы не говорили, что чужое брать не хорошо?
        - Так, мы просто посмотреть, товарищ сержант…
        - Посмотрели? Отлично, давайте сюда.
        Я подхватил раздутые от сигарет мешки, и потащил их на улицу. По дороге, оглянувшись, не видит ли кто, один мешок я забросил в заброшенную кабинку в подвале старой «хрущевки», а второй мешок честно отдал в отдел, разделив содержимое между дежурной частью и родной ротой.
        Примерно через час, нас, с Олегом, привлек шум толпы, собравшихся у ступенек ЦУМа. Пробивший через столпившихся граждан, я оказался в первых рядах людей, образовавших большой круг. В центре стояли, о чем-то совещаясь, три девушки в черных трико, ближе к ступеням стояли два парня, устанавливающие металлическую растяжку с надписью на красном полотнище «Молодежная фольк-группа «Трубадуры». Девчонки закончили совещаться, и разошлись, образуя линию, синхронно и изящно, поклонились возбужденной публике, одновременно подняли скрипки, грациозно взмахнули смычками. Не, кто их учил, но барышни, одной из которых была Инна, успели хорошо потренироваться. И хотя, иногда, была некоторая асинхронность в их движениях, но публика, не привыкшая к танцевальным движениям музыкантов, была в восторге. Парни, скромно держащиеся сзади, подыгрывали на гитаре и кажется, мандолине, неловко притоптывая ногами на месте. А девчонки отжигали. Одетые в одинаковые, обтягивающие черные костюмы, они, не прерывая игру ни на минуту, кружились по площадки, иногда замирая в причудливых танцевальных па. Десять минут выступления
промелькнули очень быстро. Какой-то высокий блондин, балагуря, пошел по кругу, держа в руках широкополую шляпу, с пришитыми маленькими колокольчиками, копию тех, что носили жевуны и мигуны в сказке о девочке Элле. Народ щедро кидал в головной убор монетки и купюры. Скрипачки, собравшись в кружок, что-то оживленно обсуждали. По их раскрасневшимся, но улыбающимся лицам, было видно, что своим выступлением девушки довольны. Я прошелся в бок, и встал напротив Инны. Через пару минут моя подруга подняла глаза и увидела меня.
        - Привет - Инна с счастливой улыбкой подбежала ко мне: - как тебе показалось?
        - Инн, вот честно, все просто супер. Сейчас никто так не делает. Если уровень не опустите, то скоро о вас весь город заговорит.
        - Правда? Ты правда так думаешь?
        - Инна, а это кто? - парень, собиравший деньги в шляпу, подошел сзади и положил правую руку на плечо девушке, очень далеко положил. Так, что его кисть уютно устроилась на пышной груди моей, уже бывшей, любовницы.
        - Э-э, познакомитесь. - Инна покраснела: - это Павел, помнишь, я тебе рассказывала, он эту идею придумал. А это Игорь, наш руководитель из комитета комсомола,
        Это ту идею, которую мы с тобой две недели репетировали - Игорь пренебрежительно посмотрел на меня, а потом протянул мне левую руку, правой поглаживая Иннину грудь: - очень приятно.
        - Рад, Инна, что у тебя все случилось, а мне пора - я кивнул девушке, и стал пробиваться назад, сквозь плотно стоящих людей. Вот и увели скрипачку, обидно.
        Трубадуры выступали, с небольшими перерывами, около часу, толпа, не редела, деньги в шляпу высокого комсомольца, сыпались густо. По причине радостной рожи более удачливого соперника, мое настроение опускалось все ниже и ниже. Остаток дня тянулся очень медленно, да еще, в шесть часов вечера рация, голосом ротного, попросила-приказала мне задержаться до восьми часов вечера, пока в ресторане «Город», не отужинает делегация американских соотечественников, которые тонким ручейком стали появляться в городах Советского Союза.
        Дождавшись, когда последние соотечественники покинут ресторан и двинуться по переходу в одноименную гостиницу, самое высокое здание Города, ах в двадцать два этажа, я дождался кивка от незаметного товарища из Конторы Глубокого Бурения и выкатился из духоты помещения в свежесть весеннего вечера. А на улице меня ждал сюрприз. Напротив, входа в ресторан, у забора строящегося здания, собралась группа возбужденных граждан. Четыре «русака» окружили двух молодых цыган, в одном из которых я узнал водителя, подвозящего запас сигарет бригаде Азы. Недостаток личного состава ромалы компенсировали зловещего вида ножиками, которыми они активно махали перед отпрыгивающими парнями.
        Глава 18
        Глава восемнадцатая. Мелкие пакости.
        
        Цыганята, подбадривая себя гортанными криками, широкими махами, отгоняли своих оппонентов, но далеко от спасительного забора стройки отойти опасались, не забывая о численном превосходстве противника. В общем, сложилось неустойчивое равновесие, которое бы закончилось либо кровью, либо минут через тридцать, супротивники взаимно устанут, и разойдутся, обматерив друг друга на своем языке. Но, я склонялся к первому варианту развития ситуации.
        - А, что, кирпичами их не закидаете? - я похлопал по плечу одного из парней, в момент, когда он неудачно попытался ногой выбить нож у одного из цыган.
        - Кирпичами?! - парень возбужденно обернулся и увидел за плечом милиционера: - Ой, ебта!
        - Что не поделили?
        - Да он мою девушку в кафетерии гостиницы за зад хватил и за руку на улицу потащил, говорит, покатаемся - парень махнул рукой в сторону незнакомого мне цыганенка.
        - Понятно. Ладно. Все назад отошли! - я вытащил пистолет и передернув затвор, шагнул вперед: - Все назад я сказал, отошли бараны!
        Парни подались назад. Перед мной, тяжело дыша и сжимая в руках тяжелые, явно, не кухонные, ножи.
        - Знаешь меня? - я посмотрел на водителя из бригады Азы
        Тот присмотрелся ко мне, и, что-то ответил по-цыгански.
        - Я тебя не понял, но если не бросите ножи, застрелю обоих.
        Все замерли. Парни шушукались сзади, цыгане переглянулись, перекинулись парой фраз по-цыгански, но ножи все также смотрели в мою сторону, крепко сжимаемые смуглыми руками. У меня не было пути назад, убрать пистолет и сказать, что пошутил, я не мог. Этим бы я опустился на уровень моего напарника - Олега, и в жизни бы не исправил свою репутацию. Мне оставалась только медленно двигаться вперед, моля богу, чтобы стрелять не пришлось.
        Когда до намеченного рубежа мне осталась, буквально, по шага, тяжелые, выточенные из рессор, лезвия с глухим стуком упали на асфальт. Я ногой подвинул ножи в сторону, не сводя взгляда с «копченых» ребят, поднял ножи и сунул их в рукав кителя, сунул пистолет в кобуру.
        - Хорошего вечера - я двинулся в сторону отдела.
        Шесть пар глаз недоуменно проводили меня, затем за моей спиной раздался шум ударов твердого по мягкому, болезненный вскрик. Отойдя на десяток шагов, я обернулся. Все было закончено. Две скрюченные фигуры, закрыв головы в глухой защите, сидели, привалившись к бетонным плитам забора. Победители, шумно отдуваясь, замерли над ними, еще не веря в столь быструю победу.
        - Земляк, можно тебя на минуту.
        Парень, с которым мы разговаривали, с довольным лицом подошел ко мне:
        - Спасибо, командир, помог.
        - Я тебе еще помогу. Вон видишь, на стоянке, у кабака, синяя «трешка» стоит. Вот на ней твою подругу бы повезли в укромное место, где во все щели бы драли до утра. И поверь, не только эти двое. Если, эта машинка, случайно, сломается, то никто претензий предъявлять не будет.
        - Я понял, командир, должен буду.
        Водитель цыганского «пепелаца», вскрикнув, попытался вскочить. Наверное, хотел спасти свой драндулет, но от сильного встречного удара, парнишка вновь смирно присел к забору.
        Сдав оружие, я посетил подвал, где, чуть не переломав ноги о гнилые доски, извлек из моей ухоронки мешок с куревом, который, пользуясь темнотой, отнес моему торговому агенты, а по совместительству букинисту, для дальнейшей реализации по свободным, рыночным ценам. Я был встречен с большим энтузиазмом, товар был с благодарностью принят, мне сунули несколько, приятного цвета, купюр - мою долю за прошлую неделю. Надо будет завтра Олега порадовать, отстегнуть ему долю малую, пусть теперь он меня кофеем по утрам угощает.
        
        Следующий день прошел у меня в пустых хлопотах, малолетнего Костяна с его другом допрашивали, и со мной очные ставки проводили. У потерпевшего мальчугана ушиб головного мозга, поэтому он пояснить практически ничего, во всяком случае, пока, не может. Мальчик Костя, поняв, что для него началась взрослая жизнь, попытался отъехать назад, ввиду отсутствия мозгов, но пока у него плохо получается. Отпечатки пальцев пацанов на рукоятке отвертки, плохо затертая кровь на острие отвертки, совпадающая с группой крови пострадавшей пенсионерки. Попытка Кости жалобно заныть что я его избил и не представился сотрудником милиции, следователь отмела с ходу, предложив рассказать об этом на заседании суда. Поэтому, службу на посту сегодня нес Олег, который вечером поделился со мной новостями, что бригады Азы на работе сегодня не было, а на стоянке, перед рестораном, стояла грустная автомашина «ВАЗ-2103» синего цвета, с порезанными, с боку, всеми покрышками и разбитыми стеклами.
        
        Вечером я поспешил домой переодеться, а затем, бегом, вернулся в Дорожный район. Остались у меня дела незаконченные в сфере розничной торговли. Заведующая вино-водочным магазином Алла Петровна - это конечно хорошо, но остался у меня должок не погашенный перед грузчиком этого магазина, и вопрос этот хотелось решить в ближайшее время. То, что заведующая команду дала нам с Олегом спиртное отпускать на первый взгляд сняло все вопросы, но только на первый. По лицу Андрея Андреевича видно, что этот человек всегда хочет, чтобы его слово было последним, поэтому пакостник ситуацию будет менять под себя, начнет с мелких неприятностей, а закончит крупными. План мой был прост, как палка - установить, где живет зловредный грузчик и ловить его либо за появлении в пьяном виде, либо за распитие спиртных напитков в общественных местах. Пара бумаг за такие нарушения по месту работы, а это все еще было обязательным условием применения мер морального воздействия на правонарушителя - и никто тебя держать в таком месте не будет, какой бы ты ни был распрекрасный. Предложат написать заявление по собственному, и гуляй
Андрей Андреевич. В восемь часов вечера я стоял за углом дома, через дорогу от входа в вино-водочный магазин. Коллектив злачного заведения покинул рабочее место, как по расписанию, в восемь часов пять минут. Три продавщицы, заведующая и три грузчика (Боже мой, куда их столько, бедные, наверное, не знают, чем целый день заняться). Дождавшись, когда лампа, торчащая из серого, металлического ящика сигнализации, загорелась ровным, жёлтым светом, заведующая, величественно махнула коллегам рукой и коллектив побежал по своим делам. Андрей Андреевич, которого я чётко идентифицировал, так, как он был, значительно, крупнее своих коллег, пожал руки мужикам, кивнул женщинам и двинулся в сторону Тихого центра. Мужчина шёл спокойно, не проверялись, не оборачиваясь, а, я, так же неспешно, двигался метров в пятидесяти от него, по противоположной стороне улицы. Пройдя насквозь Тихий центр, грузчик зашёл во двор трёхэтажного бревенчатого дома, сохранившегося еще с военного лихолетья, по улице Светлого будущего. Я этот район знал очень хорошо. Через два двора, в ухоженном доме сталинской постройки находился мой
институт. Во дворе, под лампой в стеклянном шаре абажура, за вкопанном в землю металлическим столом, сидел десяток мужчин, с грохотом и азартными криками, «забивающих козла». Андрей Андреевич, без колебаний, двинулся к веселой компании. Значить, мой план начал реализовываться, надо только немного подождать. Такой мужчина, как Андрей, обожает быть на первых ролях, а с учётом его место работы и нынешнего дефицита любых спиртных напитков, быть очень популярным среди мужской половины населения маленького дворика - задачи абсолютно элементарная. Я же прошёл через двор соседнего дома, обогнул покосившийся деревянный сарай и замер в густой заросли молодых канадских клёнов, метрах в пяти от аккуратно выкрашенного столика, где на почётном мест сидел Андрюша, и благодушно, с хохотком отбивался от шуток соседей, что на сухую игра не идёт.
        - Ну а стаканы то у вас найдутся - решил наконец сдаться добрый грузчик.
        - Для тебя, уважаемый Андреевич, в этом доме стакан всегда найдётся!
        На металлическую поверхность, рядом с кучкой белых игральных костяшек домино, был водружен чисто вымытый, гранёный стакан, который тут же окружила стопка разномастных стопок. Тут же на газетку было выложена пара кусков чёрного хлеба, несколько ломтиков сала с тёмными мясными прожилками.
        - Вот это закуска, угодили - Андрей Андреевич выставил на стол бутылку «Посольской», с изящно склонившимся средневековым дипломатом на чёрной этикетке, и потянул к себе газетку. Чьи-то ловкие руки сковырнули блестящая «бескозырку» с горлышка водки, споро наполнили прозрачной жидкостью Андрюшин стакан, ровно до середины. Остальная посуда, подставляемая дрожащими от предвкушения, руками, с ювелирной точностью наполнялась до краёв. Все ожидающие замолчали, глядя на довольно улыбающийся грузчика. Андрей взял стакан, интеллигентно оттопырив мизинец, торжественно произнёс:
        - Ну, мужики, чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было!
        Затем аккуратно залил себя сорокоградусной отравы, занюхал рукавом, и, аккуратно, разложив ломтики сала на хлеб, не торопясь стал кушать. Народ, благоговейно, дождался, когда их водочный спонсор выпьет свою порцию, потом выпили сами. Андрей Андреевич, с аппетитом, «добил» бутерброды, не торопясь достал пачку «Казбека», щелчком пальца выбил наружу гильзу папиросы, прикурил от зажжённой, кем-то из соседей, спички, и стал пускать вверх дымные колечки. Докурив папиросу и раздавив окурок в банке из-под кильки, Андрей обвёл взглядом присутствующих:
        - Мужики, тут ко мне подойти должны. Вы, пол часика, погуляйте пока.
        - Конечно, как скажешь, Андреевич, мы же понимаем, дела - загалдели мужики, споро подхватились и пошли в соседний двор, где в сгустившихся вечерних сумерках тут же заалели огоньки сигарет. Минут через пять, в круг от света лампы, вступили двое мужчин, обликом похожие на коллег Андрея из вино-водочного магазина. Мужчины расселись, покурили, минут пять посидели молча.
        Потом один из них натужно заговорил сиплым, низким голосом:
        - Ну, что решили - делаем или не делаем?
        - Мы же, уже, всё обговорили - с напором ответил Андрей Андреевич: - У тебя, Славян как всё - на мази?
        К разговору подключился третий, по голосу, вроде, самый молодой:
        - Да, вроде всё на мази. Сеструха подходила к заместителю торга. Ну, знаете, наш куратор - Бородавко. Мол, так и так, образование, техникум торговый, соответствующее, имею, и хочу двигаться дальше, готова отблагодарить. А Алла Петровна не вывозит, нет у нее дальнейших перспектив. Бородавка покрутил, покрутил, но сказал, что пять «кусков» надо дать сразу, а три «куска» каждый месяц. Но, вопрос надо решать сейчас, он через две недели уходит в отпуск, на полтора месяца сроком. Поэтому он хочет получить всё авансом. Ну и заявление от нашей заведующей на увольнение.
        - Она заявление писать не будет. - опять подключился сиплый.
        - Да, тварь, такая! - Андрей с силой ударил по столу кулаком: - все себе и себе, нам на всех два ящика в день разрешает продавать, а сама по двадцать ящиков непонятно кому раздает. Да еще меня, из-за этого мента, из общей кормушки на две недели выбросила. Сам бы задушил, суку. Короче, у меня брат двоюродный, на Заречном кладбище работает копщик могил. Год назад вдовцом стал, с женой его, кто-то, кардинально, вопрос решил. Менты его три дня покрутили, но доказать ничего не смогли. Я с ним недавно общался, так и так, намекал. Он меня послушал, а потом прямо в лоб и сказал - цена вопроса полторы тысячи аванса. Деньги приносишь, и я, за три дня, вопрос решу. Я, мол, Андрюша, мотоцикл, «Яву» новую, хочу купить. Поэтому, мужики, если с Аллой вопрос решили, да еще Бородавка со сроками торопит, надо деньги собирать. Ну, сеструха твоя, Славян, больше всех должна дать, как будущая заведующая. Пять с половиной тысячи - нормально?
        - Я ей скажу. - у молодого голос дрогнул: - А, мы по сколько скидываемся, по тысячи, что-ли? С баб будем собирать?
        - Нет, баб не надо в дело пускать, потом твоя сестра с них сама возьмет. И сестре, не думай даже, ничего говорить. Скажи, что вопрос решишь с ее назначением, так как Алла уходить собралась. Но, Алле, ни слова, чтобы не говорила. А то, разнесут языками своими погаными, по всему свету, а мы потом сядем. Ну, что, такой расклад всех устраивает?
        - А, что ты, Андрюха, тут командуешь? - сиплый решил характер проявить.
        - Не, Вовчик, если что-то не нравится, решай вопросы сам, я только деньги сдам, и буду на попе ровно сидеть.
        - Да, не, мне все нравится, я просто… - сиплый быстро сдал назад.
        - Ну, а если все устраивает, то после завтра деньги на работу приносите.
        - Раз договорились, давайте разбегаться, а то наши мужики скоро подтянутся.
        Грузчики разошлись, а я всё ещё стоял в полном хранении. Три алкаша, блять, не забивая головы ненужными мыслями в стиле Достоевского, решили убрать мешающую им свободно обогащаться молодую женщину и за недорого, поставить на магазин молодуху, только после техникума. И киллера далеко искать не надо, есть брательник двоюродный, мастер штыковой лопаты, который, так просто, по-крестьянски, за ярко-красную железяку из Чехословакии, убьет Аллу Петровну. Ребята решили, что корова даёт молока и просто решили от буренки избавится. И еще до девяностых пару лет осталось, Советская власть себя вполне уверенно чувствует.
        Я, очень медленно, стараясь не потревожить тонкие ростки клёна, начал отползать назад. Кто его знает, вдруг Андрей Андреевич минут десять как скрывшийся в подъезде, сейчас стоит у окошка, выкуривает, с удовольствием душистую папироску, смотрит на чучело внизу, неуклюже задирающее ноги, чтобы ни за что не зацепится, и думает, что прежде чем решать вопрос с Аллой, надо к неугомонному менты послать гостя с кладбища, для кладбища, для кардинального решения скопившихся ко мне вопросов.
        
        
        Следующий вечер начался также суетно, как и предыдущий.
        - Здравствуйте - я, с трудом, обогнал быстро идущую молодую женщину заступил ей дорогу. Алла Петровна резко остановилась, с недоумением уставилась на меня, через несколько секунд на ее лице я смог последовательно прочитать узнавание и раздражение.
        - Вы милиционер, правильно? - она сделала движение, как будто щёлкает пальцами: - Простите забыла, как вас зовут. Что вы хотели? Опять вам водку не продали?
        - Не знаю, водку в вашем магазине я пока покупать не пробовал. У меня к вам дело. Мы не могли бы, где-нибудь, минут пятнадцать - двадцать поговорить?
        - Простите, как вас там?
        - Павел Громов.
        - Так вот Павлик, я замужем, а вы, для меня, даже, если бы я не была замужем, слишком молоды. Поэтому, разрешите я пойду дальше.
        Алла пыталась обойти меня, но, я сделал шаг, преграждая ей путь, и видя нешуточную злость, разгорающуюся в глазах женщины, быстро, пока не начался скандал, заговорил:
        - В принципе, этот разговор нужен вам, а не мне. Я, в любом случае, ничего не теряю. Если, вы со мной откажетесь говорить, то получу премию на работе.
        - Вы решили чем-то меня шантажировать, Павлик? Мне кажется, вам не стоит с этого начинать, у вас ничего не получится, большие дяди сделают вам потом ата-та.
        Разговор меня начал сильно утомлять. Эта красивая, умная, и, наверное, высоко себя ценящая женщина, меня воспринимала как колючку чертополоха, случайно зацепившуюся за одежду. Несколько мешает, но и только, отцеплю аккуратно, раздавлю, чтобы больше не цеплялся, и пойду дальше.
        - Возьмите. - я вытащил из кармашка бумажника две сиреневые купюры, по двадцать пять рублей: - Возьмите, возьмите!
        - Что это значит?! - барышня разозлилась и завела руки за спину, то ли, чтобы не влепить мне пощёчину, либо, чтоб даже случайно, не коснуться моих денег.
        - Давайте так. Вы, сейчас, просто пойдёте со мной, где-нибудь поговорить. Если тема разговора будет для вас неинтересной или оскорбительной, вы, в наказание, оставите деньги себе. Это же нормальная сумма за пятнадцать минут вашего времени? А, вот, если, тема будет вам интересной, деньги, естественно, вернутся ко мне.
        - Забавно - женщина хитро улыбнулась: - Хорошо, я согласна. Пойдёмте, вон там, за углом, кафе «Грезы», там нам никто не помешает.
        Глава 19
        Глава девятнадцать. Шокирующие подробности.
        
        Как я понимаю, мою спутницу в кафе хорошо знали, встретили с улыбками и поклонами, проводили в небольшой закуток с маленьким столиком на двоих. Наверное, для кафе, торгующего спиртным, знакомый директор винного магазина - очень приятный бонус. Выслушав заказ на кофе-глясе и пирожные, официантка сердечно улыбнулась, и исчезла, чтоб появиться с заказом через пять минут.
        - Ты, Павлуша, сказал, что у тебя разговор на двадцать минут - Алла Петровна откусила кусочек эклера и сделала маленький глоток из красивой чашечки, явно, для особых гостей: - Пять минут уже прошло.
        - Я уложусь - я улыбнулся, затем, размеренным и равнодушным, голосом, глядя в сторону общего зала, стал, в лицах, излагать подслушанный разговор, но только в версии «лайт». Об убийстве речи не было, я сказал, что женщину хотят сильно избить, чем добиться ее увольнения. И о двоюродном брате из ритуального хозяйства я не рассказал. У женщин часто эмоции преобладают над разумом, пусть пока часть подробностей останется моей тайной. Во время моего монолога Алла меланхолично прихлебывала кофе и потихоньку откусывала пирожное, не выказывая никаких эмоций. Закончив свой рассказ, я посмотрел в глаза женщины и испугался. Вместо красивых карих глаз на меня смотрели две черных, бездонных дыры.
        - Скажите, юноша, зачем милиция устроила эту грязную провокацию? Что вам надо? Кому нужно мое место? Начальнику БХСС? Торговому отделу райисполкома?
        - Вижу Алла Петровна, разговор не задался. - Я встал, бросил два рубля на столик и пошел к выходу.
        - Стоять! - визг раздавшийся за моей спиной заставил вздрогнуть посетителей кафе, сидящих в общем зале.
        Я развернулся и шагнул в закуток. Алла Сергеевна нервно рылась в сумочке:
        - Забери свои деньги…сученок.
        - Дура ты Алка, тебе эти деньги на лечение пригодятся, а когда тебя убьют, мне за эту информацию гораздо больше премию дадут.
        Она что-то еще кричала, но мне было все равно. Пройдя метров триста от кафе, я свернул за угол, в сторону дома, когда какой-то шум, еле слышный, на уровне подсознания, заставил меня остановится и выглянуть за угол. Женщина бежала в мою сторону, прижав к груди сумку и придерживая полы не застегнутого плаща. Увидев, что я остановился, Алла перешла на шаг, судорожно пытаясь отдышаться. Подойдя ко мне, она повисла у меня на руке, пытаясь восстановить дыхание.
        - Извините, Павел, я сорвалась. Наверное, вы мне не соврали, иначе, какая то очень сложная схема получается. Если у вас есть время, проводите меня, пожалуйста в сторону дома, по дороге я у вас еще кое что спрошу.
        - Хорошо, Алла Петровна, давайте прогуляемся.
        - Ну, если я для вас уже Алка-дура, то глупо дальше называть на «вы». Зовите на «ты» и по имени.
        - Хорошо, Алла, я Павел. Что вам рассказать?
        - Подождите, я себя в порядок приведу - Алла сунула мне в руки свою сумку, заколола, сбившиеся на бок, волосы и застегнула плащ, после чего приняв сумку, повисла на моем локте. Бег на двести метров дался заведующей винного нелегко.
        - Павел, еще раз извини, просто, я такого не ожидала. Конечно, у нас бывают конфликты, но я, вроде бы, стараюсь никого не обижать, всем даю заработать немножко. Да, я понимаю, это плохо, и, наверное, даже преступно, но такая жизнь. Пожалуйста, еще раз расскажи, что ты мне в кафе рассказывал. Честно говоря, я так разозлилась, наверное, часть твоих слов пропустила.
        Мы шли по темной улице, я периодически проверяя, чтоб за нами никто не шел, негромко повторил свой рассказ.
        - Павел, а как ты оказался в кустах возле дома Андрея?
        - Видишь ли, Алла… ты конечно сказала, чтобы нам продавали спиртное, но, по твоему подчиненному видно, что он не успокоится. Сделает вид, что подчинился, а сам будет пакостить, сначала по мелочи, потом все сильнее и сильнее. Я просто решил его убрать….
        - Что ты решил?
        - Уволить его из винно-водочного. Просто уволить, поймать несколько раз пьяным, и ты бы, получив бумаги из вытрезвителя, нашла бы повод его уволить.
        - Павел, но ведь это некрасиво и нечестно!
        - Алла, а я не красивый и не честный. Просто, такому человеку, как твой Андрюша, на таком месте, не место, извини за каламбур. А, теперь, оказалось, что я прав, и всему твоему коллективу не место, но кроме оставшихся двух продавщиц.
        - И что мне теперь делать?
        - Слушай, это тебе решать, ты б… женщина умная, руководитель. Я могу посоветовать, чтобы твой муж встречал тебя после работы и провожал утром до магазина, ну и дверь никому чужому не открывай.
        - К сожалению, это не возможно.
        - Тогда второй вариант- ты пишешь заявление в милицию….
        - И мне дадут охрану?
        - Нет, конечно. У нас такого не практикуют. Твоих работников, в лучшем случае, вызовут, и опросят. Они могут либо признаться, если совсем дебилы. Или, скажут, что это твои фантазии, и их просто отпустят. В любом случае, у тебя будут неприятности.
        - Почему?
        - Ну вот смотри, они признаются, что хотели тебя у.... избить, и посадить на твое место сестру Славяна, за то, что ты по двадцать ящиков в день спускаешь нужным людям, а им разрешаешь продавать по спекулятивной цене только пару ящиков. Ты будешь после этого директором магазина? Нет, не будешь. А сможешь куда ни будь в торговлю устроится?
        - Нет, Паша, после этого не возьмут. Во всяком случае, в хорошее место.
        - Смотри - второй вариант. Они не признались, но они знают, что ты знаешь. Ты им это простишь?
        - Нет, конечно.
        - И они знают, что ты им это не простишь. А от своих мест они отказываться не хотят. Значить история не закончится, и они, что ни будь еще придумают, только уже ты об этом знать не будешь. Значит, вариант с неравнодушным к тебе мужчиной наиболее благоприятный.
        - К сожалению, это не вариант. У меня сейчас никого нет.
        - Алла, не сочтите за комплимент, но ты же себя каждое утро в зеркале видишь…
        - Павел, я пять лет, как глубоко замужем. Но, это грустная история. Я вышла замуж, смогла устроить мужа дальнобойщиком в «Совтрансавто», в автокомбинат у Тещиного языка. Через год муж стал ездить за границу, сначала в Монголию, а потом в Иран. А два года назад, в Горьковской области, его фура врезалась в легковушку. И хотя вина была водителя легковушки, но погибли люди, а у мужа нашли остатки алкоголя в крови, и он был не местный. Короче, ему дали срок. Я смогла перевести его на «химию», ему там отбывать еще два года. Поэтому, меня никто не может провожать ни утром, ни вечером.
        - Извините, я не знал. А папа, брат? - Я единственная дочь в семье, папа старенький уже, живет в Нальчике. Ни брата, ни соседа нет.
        - Ну, тогда тебе осталось только заявление писать в милицию.
        - Павел, ты же понимаешь, что меня или посадят, или уволят. - Ну, посадят вас вряд ли, скорее уволят, но хоть живая останешся. - Павел, ты же сказал, что меня избить хотят?
        - Э-э, ну будут бить, могут перестараться, или лицо повредить, эксцесс исполнителя называется в уголовном праве. - Всё ясно. Скажи, Павел, а ты лично мне не можешь помочь? За вознаграждение, естественно… - Ты знаешь, я так часто слышал эту фразу... - Оплата ежедневно. - Надо подумать. Подумал. Нет. - Почему? Я же готова заплатить.
        - Как ты это представляешь? У меня работа с девяти утра до шести часов вечера. Ты где живетшь - На улице Анархиста-князя. - Ну вот, представь, вечером магазин же до восьми вечера работает… Допустим, я буду успевать вечером съездить домой переодеться, но вот утром? Ты же не будешь утром в половину восьмого выезжать из дома. - Если надо, то буду. - Да в том то и дело, что не надо. Надо, что бы ты на работе находились вместе с причастными лицами.
        - Почему?
        - Потому, что если в магазине будет находится кто-то из, скажем, заговорщиков, то в это время на тебя не нападут, так как этим людям нужно алиби на момент нападения. А если они будут в магазине, когда на тебя нападут, то алиби не будет.
        - То есть, меня все-таки хотят убить…
        - Я не знаю. Конкретно это слово никто не говорил.
        - Павел, помоги мне, пожалуйста.
        - Алла, я физически не буду успевать встретить тебя и успеть на службу.
        - Павел, а у тебя права есть?
        - На грузовик, а что?
        - А если я тебе дам машину, ты будешь успевать?
        - Какая машина?
        - «Жигули», ноль одиннадцатая, не знаю, что это значить, я плохо разбираюсь. На ней муж ездил, а так, она в гараже стоит… с того времени.
        - Ну, если машина на ходу, то надо подумать. Где гараж?
        - Возле моего дома. Мы кстати пришли.
        Алла жила в престижной кирпичной одноподъездной свечке, высотой в двенадцать этажей, с большими лоджиями и балкончиками, выходящими в подъезд.
        - Хороший дом.
        - Да, спасибо.
        - А гараж где?
        - Вон там - женщина ткнула рукой в сторону ряда капитальных гаражей, теснящихся у края лога.
        - Номер какой?
        - Я не помню.
        - Давай, завтра в одиннадцать ты подойди к тому углу. Увидишь меня, иди к гаражу, я подойду.
        - Так может быть, утром созвонимся?
        - Хорошо, давайте номер.
        Следующий день я провел в гараже. В «Жигулях» цвета кофе с молоком умер аккумулятор, два колеса были спущены в ноль. Хорошо, что на полке нашлось зарядное устройство, а масло и антифриз были на уровне. После промывки батареи, замены электролита, шестичасового цикла зарядки, стрелка зарядного устройства, уныло лежащая на цифре «ноль», чуть - чуть приподнялась, а через два часа стала показывать устойчивый заряд. Спущенные покрышки, накачанные ручным насосом, тоже внушали надежду, восстановив форму и, вроде бы, держа давление. Следующий день был посвящен танцам с бубнами вокруг бензонасоса и карбюратора. Часа через два, двигатель стал «кашлять», на села батарея. Вечером, уже в темноте, двигатель внезапно взревел, даря мне надежду на благополучную реанимацию машинки. Я осторожно, утопил дроссельную заслонку и стал собираться. С завтрашнего дня начиналась моя работа «секьюрити», на дополнительном окладе.
        
        Утром я ехал на работу, бросая машину в квартале от отдела. Отправив Олега пить традиционный кофе в «Буратино», я садился на «одиннадцатую», и сняв китель, ехал за Аллой. Бросив машину у соседнего дома, я поднимался на лифте на двенадцатый этаж, спускался пешком, проверяя подъезд и проходя по площадке десятого этажа, где проживал объект охраны, звонил в ее дверь, после чего ждал ее во дворе. После чего, я садился в машину, подхватывал девушку на дороге, чтобы высадить за квартал до винного магазина. До магазина провожал ее, находясь на разумном расстоянии, после чего одевал китель и искал на маршруте напарника. Конечно, такая система охраны зияла дырами, но я надеялся, что злодей не подозревает о моем существовании, и будет действовать незатейливо, подловив женщину на пути домой, по вечерней темноте. Развязка наступила на четвертый день.
        - Совсем забыла, у меня сегодня инвентаризация, придется задержаться на работе.
        - До какого часа?
        - Ну, наверное, до десяти часов, где-то.
        - Давай так, никого не отпускай, одна в магазине не оставайся…
        - Да там работы полно…
        - Я на всякий случай предупреждаю. Без десяти десять я буду стоять у стоматологической поликлиники. За пять минут до выхода, выключи свет в своем кабинете, чтобы я успел развернуться, и иди в сторону Арены, я тебя подхвачу. Все поняла?
        - Ну конечно! Сделаю все, как ты сказал. Пока, до вечера - и женщина выпорхнула из салона.
        Вечером было все как обычно, только время нашего прибытия к дому Аллы сдвинулось на два часа позднее.
        Я проверил подъезд, дождался Аллу, поднялся с ней на восьмой этаж на лифте, откуда пешком поднялся до одиннадцатого этажа, проверяя пространство за мусоропроводом и общественные балкончики. Сегодня в город вернулась зима. Несмотря на то, что, согласно календарю, была середина мая, по небу неслись тяжелые, темно-серые тучи. Днем в городе термометр опустился до шести градусов по Цельсию, а ночью обещали похолодание до минус трех градусов. Ветер, дующий со стороны Ледовитого океана, на высоте десятого этажа, казался просто пронизывающим. Я простоял на балконе, любуясь стремительным бегом мохнатых туч над головой, дождался, когда за женщиной захлопнулась дверь квартиры, и стал, не торопясь, спускаться вниз по лестнице. Дойдя до шестого этажа, я остановился. Наверху хлопнула дверь, потом раздался какой-то шум, еле слышный в завывании ветра на улице, с гулким грохотом, хлопнулось о бетонный пол и покатилось, что-то твердое, но легкое. Я, стараясь не шуметь, бросился на верх. На площадке десятого этажа лежало опрокинутое мусорное ведро, оранжевого цвета. На балкончике кто-то возился. Я шагнул вперед и
увидел худого мужика в черной «хебешной» рабочей куртке и толстом свитере с высоким воротом. Мужчина, с любопытством, как юный натуралист, наклонив вбок голову, вглядывался в глаза Аллы, которая, выгнув спину назад, и практически вывалившись через ограждение балкона, старалась отклонить лицо от, поблескивающего в свете уличных фонарей, лезвия опасной бритвы, зажатой в кулаке мужчины. Все происходило в полной тишине, под романтичное завывание ветра. Я сделал шаг. Мужик, почувствовав что-то, начал поворачивать голову, но я уже схватил его за худые щиколотки и рванул вверх. Мужик был жилистым, но легким. Бросив бритву, мужчина, поднимаясь вверх, над бетонным ограждением, инстинктивно схватился двумя руками за норковый воротник импортного кожаного плаща, в котором, по причине холодной погоды, с утра щеголяла Алла. Мы оба одновременно вскрикнули, он от отчаянья, я от натуги, и двоюродный брат Андрея Андреевича, вдовец и любитель чехословацких мотоциклов, отправился в свой последний полет. Воротник, за который он вцепился мертвой хваткой с оглушительным треском оторвался, и Алла, с белыми от страха глазами,
бессильно опустилась на пол. Внизу, еле слышно, звякнуло, затем глухо ударило об асфальт что-то тяжелое.
        Я схватил Аллу за руку, подхватил ведро, и потащил бесчувственную женщину в ее квартиру. Захлопнув дверь, я втащил ее в спальню и ударил по щеке.
        - Ой - в глазах девушки появились какие-то мысли.
        - Ты как в подъезде оказалась?
        - Ведро забыла с утра вынести, оно уже завоняло.
        - Бля. Снимай плащ! Быстро, давай, пошевеливайся.
        Я выдернул не пришедшую в себя Аллу из верхней одежды, плотно свернув тонкую кожу, запихнул узел в темную матерчатую сумку, висящую в коридоре.
        - Запри за мной, никому не открывай. Лучше выпей, немного, для запаха. Если придет милиция, откроешь дверь в присутствии соседей, типа, боишься, так как живешь одна. Говори только то, что пришла домой поздно, выпила и легла спать, ничего не видела и не слышала. Ты поняла? Кивни, если все ясно!
        - Не уходи, не оставляй меня! Я боюсь! Он умер, да? Я с ума сойду, если ты уйдешь - Алла схватила меня за шею и не собиралась отпускать.
        - Алла, пойми, нам надо избавится от плаща, иначе нас с тобой посадят. Ты понимаешь? Отпусти меня, я приду через час, обещаю. Отпусти, мне надо торопится, счет на минуты идет. Все, давай, закрывайся.
        Внизу уже собралась толпа, окружив нечто, темнеющие на асфальте. Я, вывернув в подъезде куртку оранжевой подкладкой наружу и накинув на голову капюшон, потоптался в задних рядах толпы, потом тихонечко двинулся со двора. Пройдя около километра, я, по пешеходному мосту, переброшенному через широкий лог, перешел на другую сторону, углубился в застройку старых «хрущовок», где, в каком-то дворе, который я, наверное, завтра, и сам не найду, сунул сумку в металлический ящик с мусором и двинулся в обратный путь. Во дворе, все также, стояли любопытные жители. Судя по количеству милиционеров в форме и в штатском, наличие норкового воротника в руках упавшего с высоты гражданина, не позволила, как основную, выдвинуть версию самоубийства. Я незаметно проскользнул в подъезд, на лифте поднялся на десятый этаж и постучал в дверь, которая распахнулась в тоже мгновение, как будто Алла ждала меня в коридоре.
        Глава 20
        Глава двадцатая. Заметаем следы.
        
        Дверь распахнулась, стоило мне, легонько, стукнуть по косяку костяшками пальцев. Бледная Алла стояла на пороге, одетая в толстый длинный свитер крупной вязки и тапочки. Я шагнул в квартиру, скинул куртку и ботинки и, взяв женщину за руку, прошел в зал.
        - Никто не приходил?
        - Пока нет.
        - Ты как?
        - Ты еще спрашиваешь! Я не знаю, как. Просто хочу проснуться, чтобы ничего этого не было.
        - Блин, я тоже, с удовольствием бы проснулся. Ладно, скоро в твою дверь постучат. Будут спрашивать, с кем ты живешь, когда пришла сегодня, видела кого-то в подъезде или возле дома. Ты готова отвечать?
        - Нет, я не смогу. Давай, не будем открывать дверь, и все.
        - Можно, но тогда придут завтра, а завтра отвечать будет сложнее. И еще… у тебя деньги есть?
        - Тебе нужны деньги? Сколько ты хочешь?
        - Это тебе деньги нужны. Если дверь не откроем сегодня, то они придут завтра. - я задумался:
        -Скорее всего вечером. Они, наверняка, будут спрашивать про норковый воротник… Опросят соседей по главному вопросу - у кого из женщин в доме есть вещь, на сегодняшнюю погоду, с норковым воротником. Хотя, есть же и мужские вещи с дорогими воротниками? В любом случае, про твой импортный плащ, соседки расскажут и в подробностях. Значить, завтра ты должна показать плащ, похожий на твой, с норковым воротником… Поэтому, я про деньги и спрашиваю.
        - Так не надо было плащ выбрасывать. Он почти новый был. Знаешь, сколько он стоил? Я бы сегодня знакомой скорнячке позвонила и, она бы, мне, к завтрашнему утру, новый воротник бы пришила, а ты сразу побежал выбрасывать. Может сходишь, найдешь?
        - Слушай, солнышко….
        - Я тебе не солнышко!
        - Солнышко, я же тебя не учу коньяком спекулировать? Так и ты, не рассуждай о вопросах, в которых ты…
        - Знаешь, что, а валика ты отсюда!
        - Как скажешь - взывать к голосу разума, взвинченной до крайней степени, торгашки было бесполезно, поэтому я стал открывать дверь, правда, делал это медленно, так как оставлять Аллу в таком состоянии было большой ошибкой. Когда, второму замку, оставалось сделать последний поворот, мою шею обхватили горячие руки, а одуряюще пахнущие, чем-то сладким, губы горячо зашептали в ухо:
        - Прости, прости меня, не уходи. Я веду себя, как дура. Я не могу с собой справится. Останься, пожалуйста.
        Я повернулся, ободряюще взял ее ладони в свои и, вдруг, случилось непонятное. Алла с силой притянула мои руки вниз, прижав из к низу живота, ее стало трясти мелкая судорога, голова откинулась назад, глаза стали закатываться. блин, у нее же муж сидит два или три года…Это надо лечить. Я подхватил, слабо трепещущую, женщину и потащил в дальнюю комнату, где, по моим расчетам, должна быть кровать. «Не надо» Алла сказала всего два раза, в перерыве между исступлёнными, частыми, поцелуями. А, через пять минут, она прогнулась, зарычала, стала царапать мне спину и, до крови, прикусила ухо. Когда закончились конвульсии, женщина откатилась к стене и замерла в позе эмбриона.
        - Не думай обо мне плохо. Я мужа последний раз видела год назад - Алла говорила глухим, тоскливым голосом: - Я, когда все вопросы о его переводе на «химию» решала, очень много денег отдала. И уезжала, денег ему оставила. А он, позже, стал просить, чтоб я заплатила, за его перевод на квартирное поселение, а не в казарменное, с остальными осужденными. Я выслала еще денег. А, когда через три месяца, снова приехала к нему на свидание, то пошла сразу в дом, где он квартирует. А он там в трусах сидит, и деваха, такая, знаешь, красивая, с сиськами, в халатике коротеньком, без трусов, на кухне хлопочет. Я не помню, как на вокзале оказалась. Сначала думала, что все, обломится, козел! Что, больше не буду денег посылать. Но, потом, подумала… и оставила все по-прежнему. Только развелась. Эта квартира, где мы с тобой сейчас, она мужу после бабушки с дедушкой досталась. Если, я, отсюда, выпишусь, она государству отойдет, и он, без ничего, останется. А я его, ведь, когда-то, любила, до безумия любила. А после того, как себя на вокзале осознала, кроме брезгливости ничего не чувствую. Ну, еще, и доброе что-то,
иногда вспоминается. Вот я и кручусь, как белка в колесе. Каждую копейку, или ему отсылаю, или на квартиру откладываю. Я на очередь на жилье встать не могу, потому что одна прописана в двухкомнатной квартире. А, через два года, мне придется, отсюда, выметаться, потому что с ним в одном помещении жить я не смогу. И, тогда, придется, как-то быстро, вопрос с жильем решать.
        Я провел пальцем по острым косточкам позвоночника. Алла хихикнула и развернулась ко мне, приблизив свои глаза к моим.
        - А «Жигули» - тоже его?
        - Совместно нажитое имущество. Тоже отдам, я все равно не вожу.
        - Алла, ты запомни, то что я скажу. Через два года разрешат квартиры в собственность оформлять. А потом, через какое-то время, позволят их продавать. Если будут деньги, то купить квартиру, можно будет, за два дня. Правда, потом, из всех щелей, полезут мошенники, будут квартиры чужие продавать, документы на квартиры подделывать
        - Ты откуда знаешь?
        - Ну я в юридическом учусь. Нашим преподавателям часто проекты законопроектов из Москвы присылают, чтобы отзыв или заключение дали, так что информация доходит.
        - Так ты учишься? Теперь понятно…
        - Что понятно?
        - Да, не бери в голову….
        В это время в дверь постучали. Мы обменялись взглядами и остались лежать на месте. Стук повторился, потом кто-то толкнул дверь, а через несколько секунд, зазвонил чей-то дверной звонок.
        - К соседям пошли - Алла зашептала, склонившись к моему уху, почти касаясь горячими губами моей кожи. Хотелось чего-то, но я постеснялся проявлять инициативы. Один раз не пи…., вдруг барышня уже десять раз пожалела о содеянном.
        - Алла, нам с тобой вставать рано, в шесть…
        - Нам?
        Я откинулся на спину и с удовольствием залюбовался красивыми плечами девушки:
        - Мы не договорили. Нам надо съездить с утра на «барахолку» и найти там похожий плащ, а твой вариант со скорняком - совсем не вариант. Во-первых, он не сможет добиться, чтобы плащ и новый воротник смотрелись сделанными, и самое главное, сшитыми на фабрике. Да и кожа, скорее всего, будет отличаться. А вот кожа плаща и обрывка воротника, который менты наверняка нашли совпадут по многим характеристикам.
        - Слушай, ты точно милиционер?
        - С утра им был, а сейчас уже не знаю. Может, уже в розыск объявили, вдруг кто-то, что-то видел. А что?
        - Не знаю, странный ты. Ладно, давай спать, но только спать…- женщина скользнула с кровати, выключила везде свет, а потом легла рядом, повернувшись ко мне спиной.
        Я повернулся к ней и подул на девичью шейку.
        - Щекотно- Алла: - Мы же договорились, что будем спать.
        А потом, в полном противоречии со своими же словами, Алла прогнула спинку и ткнулась в меня круглой попкой.
        - Извини, это не я, это инстинкты- я на автомате сжал попу, а потом схватил обоими руками довольно хихикающее сокровище и потянул его под себя.
        
        Утром я проснулся в пять утра, растолкал соседку и, осторожно, чтобы никого не встретить по пути, вышел на улицу, к машине, припаркованной в соседнем дворе. «Барахолка» официально открывалась в восемь утра, но в семь часов, через полуоткрытые ворота, были видны темные фигуры продавцов, раскладывающих свой товар на немногочисленных прилавках. Сначала, мы долго отбивались от двух десятков цыган, торговавших кожей, спортивными костюмами и коврами. Они, громко галдя, пытались хватать нас за руки, растащить меня и Аллу в разные стороны, приносили совсем не то, что нужно, обещали через пять минут принести плащ, и вновь приносили какой ни будь спортивный костюм или кожаную кепку. Потеряв с ними минут двадцать, я, просто, взял Аллу за руку, и потащил в угол, где стояли русские продавцы меха и кожи. К сожалению, был не сезон. Тут было все - от американской кожаной куртки коричневого цвета, привезенной в СССР в рамках ленд-лиза, до тяжелого плаща, вишневого цвета, с толстой меховой подкладкой, по весу близкой к постовому тулупу. Но, черного женского плащика из тонкой кожи, с норковым воротником, нам
предложить не могли. Опросив всех по два раза, мы двинулись к длинным рядам, состоящих из сомкнувших ряды плечом к плечу, осторожно зыркающих глазами по сторонам, граждан, бдительно сжимающих руками свой товар. По советскому законодательству, на «барахолке», «с рук», советский человек мог торговать только вещами, бывшими в употреблении. Любая вещь в упаковке, не имеющая следов эксплуатации, от губной помады до обуви, продавалась тут незаконно, и подлежала конфискации. Естественно, бывших в употреблении вещей тут практически не было. Товар радовал глаз красивой, завораживающей яркими наклейками и иностранными буквами, тарой, и не радовал ценой. Среди рядов продавцов периодически возникали крики, люди с дорогим и особо ценным товаром, куда-то бежали. Но большинство, с видом фаталистов, оставались на месте, лишь, стараясь не встречаться с бродящими меж рядов сотрудниками Декабрьского райотдела, на территории которого располагался вещевой рынок. Милиционеры, с видом заплечных дел мастеров, занимались привычной децимацией, выдергивая из замершей в ужасе шеренги людей, очередного «спекулянта» и, вместе с
товаром, волокли его в отдельно стоящий двухэтажный домик, где дежурный судья, со скоростью пять минут на решение, выносила постановления об административном штрафе и конфискации товара. Девушку, с черным плащом, я увидел издалека. С виду, она прижимала к груди именно то, что нам было надо. Я показал Алле на девушку, подтолкнул ее в нужном направлении, а сам двинулся сзади, прикрывая сумку королевы вино-водочного бизнеса от шаловливых ручонок карманников. Хотя пачка денег лежала в моем нагрудном кармане, но разрезанная сумка - это тоже печальное событие. Когда до заветной цели оставалось метров пять, на противоположном краю ряда показалась парочка моих озабоченных коллег. Девушка бросила в ту сторону взгляд, ойкнула и, на ходу запихивая плащ в черный пакет, стала проталкиваться через людской водоворот.
        - Алла, я за ней, давай, не теряй меня - обогнул свою спутницу и стал, извиняясь, втискиваться в соседний ряд. Девушка с плащом, на бегу оглянулась, встретилась со мной глазами и, еще сильней, ускорилась. Минут через пять мучительной погони, где я выслушал в свой адрес много чего, нелицеприятного, я смог загнать девчонку к забору вещевого рынка.
        - Ты куда убегала? Я задолбался за тобой гнаться - я, опершись руками в колени, пытался восстановить дыхание.
        - Дяденька, не забирайте меня, я правда не спекулянтка, мне плащ по размеру не подошел, узкий слишком я другой хотела купить. Ну пожалуйста - в глазах девушки стояли слезы.
        - Ты что, больная, мы у тебя купить его хотим!
        - Правда, а за сколько - слезы мгновенно высохли, девушка, осторожно оглядевшись по сторонам, стала вытаскивать товар из пакета.
        - Подожди, не вытаскивай. Сейчас девушка подойдет, а то я ни размера, ни цен не знаю. - я замахал руками.
        Минут через пять появилась, с трудом нашедшая нас, и злая как черт Алла. Но увидев, что я нашел то что нужно, она не стала сильно ругаться, а стала чирикать с продавцом на своем, птичьем языке. Мне отводилась только роль вешалки, которая попеременно держала черный плащ, курточку Аллы, пакет из-под плаща, показывала большой палец, всем своим видом, выражая восхищение видом Аллы в обновке. К моему облегчению, минут через десять с меня потребовали деньги, а затем, после того, как дамы раскланялись, довольные друг другом, мне попытались вручить большой пакет с покупкой.
        - Нет, милая, ты поедешь в плаще. Во всяком случае, до конца поездки.
        - Ты что? Сегодня тепло, я буду вся мокрая и вообще, выглядеть как дура!
        - Ничего не знаю. Посмотри, этот плащ выглядит не ношенным, на нем до сих пор складка видна от хранения в пакете. Одевай, пусть хоть на тебе разгладится.
        Когда мы дошли до машины, Алла была, действительно, мокрой и злой. Весна и май, снова вернулись в наш город, и в черном плаще, было, действительно, жарковато.
        Я завел двигатель и улыбнулся злой кошке на соседнем сиденье:
        - Ну что, куда поедем, а то мне скоро на работу.
        - Мне тоже.
        - Алла, я вот подумал, и считаю, что тебе на работу идти не надо.
        - Паша, а ничего, что меня за прогулы уволят. Просто уволят и все. Как я не приду на работу. Ты думай, что говоришь.
        - Подожди, давай ты меня выслушаешь. Допустим, ты не выйдешь сегодня. Просто не выйдешь. Магазин без тебя откроют?
        - Конечно, откроют. И закроют. А меня уволят.
        - Подожди. Допустим, ты не пришла, не позвонила, исчезла. Твой убийца тоже не появился, и братцу своему о результате работы не сообщил. Что на месте грузчиков ты подумаешь? И завтра ты не появишься. Ты на такое способна?
        - Нет конечно- Алла возмущенно фыркнула: - я, если не умерла, то обязательно или приду, или сообщу, что заболела. Но заболела - это самый крайний случай.
        - То есть, твои работники, всю ночь не спали, прислушивались к каждому шороху за дверью. Вдруг все пропало, убийцу менты повязали, и сейчас уже идут за ними. А утром, они приходят на работу, а их супер ответственной начальницы на работе нет. И телефон молчит. Что они подумают?
        - Что… что я умерла? - Алла как-то тоскливо посмотрела на меня.
        Умница, что ты умерла! Блин, ну извини, но я должен с тобой это обговорить.
        И вот, они считают, что ты умерла. А убивец не появляется, но и ментов тоже по их душу нет. Значить что?
        - Убийца где-то отсиживается?
        - Умница. Тебя нет, тишина, все спокойно. А значить что?
        - Что?
        - Надо приступать к следующему этапу. Какому?
        - Паша, я после вчерашнего, как-то не хочу разгадывать загадки. Давай ты просто мне, дуре необразованной все разжуешь и все.
        - Слушай, солнышко. Я вчера тоже человека первый раз убил. А тебя я просто пытаюсь расшевелить, разными способами. Извини, что выходит не очень.
        - Ладно, ты меня тоже прости - Алла потянулась и клюнула меня в щеку быстрым поцелуем.
        - Да, все, мир. У нас Бородавка уезжает на днях в отпуск. А значить, у злодеев пять дней максимум осталось, им надо ему деньги принести, восемь тысяч. И они понесут. А нам надо, что бы они деньги принесли, и их на этом поймали.
        - А потом?
        - Алла, я пока сам это не продумал, что потом, но я знаю, что эту компанию должны задержать при даче взятки.
        - А Борис Владимирович?
        - Какой Борис Владимирович?
        - Ну ты же сам сказал, что всю компанию будут ловить при даче взятки? Поэтому я и спрашиваю, с Борисом Владимировичем Бородавко что будет?
        - Алла, тебе его что - жалко?
        - Паша, мне не то что жалко, но он мужик не вредный. Я ему, конечно, каждый месяц тысячу рублей заношу, но от него, пока, подлостей не было. И еще, знаешь, я такую вещь заметила - у нас как новый начальник приходит, у них у всех аппетиты больше, чем у их предшественников. С этими я как-то сработалась, а как будет со сменщиками - вопрос.
        
        - То есть Бородавку не трогать?
        - Если можно, не трогай.
        - А что я за это получу?
        - а что ты хочешь?
        - Я потом скажу тебе, если придумаю, как бородавку сохранить. О, каламбурчик. Давай решать, что с тобой делать?
        - Паша, если я не выйду, мне нужен больничный, это обязательно. И в горторг надо позвонить…
        - Не надо никуда звонить, Ты же, типа, пропала, вроде бы как, стала жертвой преступления.
        Значить, больничный должен быть из больницы, тогда молчание потом сможешь объяснить тяжелым состоянием, нахождением в реанимации. У тебя есть знакомые врачи, которые в больнице работают? У меня есть один, но у него, к сожалению, больница тюремная, да и то, мужская.
        - Нет, Паша, к такому доктору я не поеду. У меня есть знакомая, она в гинекологической больнице работает. Подойдет?
        - О, вот это, то, что надо. Гинекология - дело темное, да и объяснять ничего не придется, не принято у нас про женские дела любопытство проявлять. Да, и тяжелые состояния там не редкость. Давай, поехали в больницу, а то совсем времени нет.
        Глава 21
        Глава двадцать первая. По подвигу и награда.
        
        - Привет - Алла спустилась в приемное отделение, шагнула ко мне и подставила губы, сложенные сердечком для поцелуя: - Принес?
        - Конечно - я протянул девушке туго набитый пакет с изображением какого-то импортного музыканта, на вклеенном между двух слоев пластика листе бумаги.
        - Все нашел?
        - Да, все по списку. Представляешь, чуть не запалился!
        - Что случилось?
        - Да вышел из квартиры, и запутался в твоих ключах. Пока один замок закрыл, слышу лифт едет. Ну, я, на всякий случай, ниже этажом спустился, постоял, послушал. Это к тебе местная милиция приехала. Ты, с норковым воротником, неопрошенная одна в доме осталась. А соседка слева тебя сильно не любит!
        - Тетя Клава? Ты ничего не путаешь?
        - Я не путаю, если у нее голос такой высокий, нервический.
        - Ну, да, это она всегда так говорит.
        - Так вот, рассказывала местным операм, что ты тварь конченная, мужа посадила, мужиков водишь, причем каждую неделю новых, а кожаных плащей у тебя два, и она удивлена, почему тебя не посадили еще лет на пятнадцать.
        - Слушай, такая женщина хорошая с виду. Когда я ей последний раз денег занимала, так меня жалела, что я одна живу.
        - Ну, ты имей ввиду.
        - И что милиционеры?
        - Да, ничего особенного. Записку тебе в дверь воткнули, чтобы ты с ними связалась, с номером телефона, да и ушли.
        - Паша, я так боюсь.
        - Не бойся, ты пока здесь, тебя никто не найдет.
        - Сколько мне здесь еще лежать?
        - Я думаю, что дня три, максимум пять. Я завтра к Бородавке собираюсь, а вечером к тебе приеду. Если буду поздно, ты спустишься? А то не хочется через окно тебе все подробности рассказывать. Ушей слишком много. Вон, что та деваха на нас вылупилась?
        - Завидует, она две недели лежит, к ней никто не разу не пришел. Она с выкидышем плохим суда попала, долго ее лечат. Мать в деревне, некогда ей, а муж бухает. Один раз пришел, свиноматкой обозвал, и пошел, дальше пить.
        - Ну, да, жалко, но всех не пожалеешь, сама мужа выбирала.
        - Да, тут уже сказали на посту, чтобы меня после семи вечера выпускали, так что покричишь, и я выйду.
        - Как тут вообще? Документы, что ты в тяжелом состоянии поступила, будут?
        - Да, все нормально, записали, что поступила с кровотечением, приехала самостоятельно. Но, потом состояние стабилизировали, так, колют витамины, так что все нормально.
        - Ладно, я побежал, до завтра.
        - Пока - на секунду прижавшись ко мне, Алла подхватила мешок и скрылась за покрашенной белой, казенной краской, дверью.
        
        К сожалению, визитировать Бородавку пришлось в половину десятого утра, так как раньше я не успевал, а позже чиновник, мог с концами умотать, по своим, загадочным, чиновничьим делам.
        Оставив китель с погонами младшего сержанта в эксплуатируемой в хвост и в гриву Аллиной машине, я накинул на форменную рубаху легкую ветровку, прихватил солидную кожаную папку, которую мне родители подарили на окончание первого курса и, деловито двинулся в сторону скромного здания городского торгового управления.
        - Один? - я ткнул пальцем в солидную дверь с красивой табличкой «Бородавко Борис Владимирович»
        - Он занят - секретарь, ухоженная дама лет сорока, с хорошо очерченным бюстом, скривилась на лампасы на серых, форменных брюках: - присядьте.
        - Меня примет - я ломанулся в просторный кабинет под возмущенный крик женщины. Во главе длинного стола для совещаний сидел худощавый мужчина, без особых примет. Серый костюм, синий дурацкий галстук, слишком короткий и широкий, немодные очки. Если не знать, что это начальник всех вино-водочных магазинов в городе, так и вообще, можно принять за рядового инженера номерного завода.
        - Борис Владимирович, я ему сказала, что вы не принимаете, а он все равно проскочил - секретарь продолжала меня преследовать.
        - Вы откуда, молодой человек?
        - Ключевой РОВД.
        - Хорошо, я приму вас. Ольга Павловна, все нормально. Давайте ваше письмо. Что там вновь потребовалось нашей милиции - двадцать ящиков водки?
        Я дождался, когда за возмущенно фыркающем секретарем закроется дверь, после этого плюхнулся на стул сбоку от чиновника и с улыбкой наблюдал за его ладонью, протянутой в мою сторону. Не дождавшись письма о срочном выделении водки, Борис Владимирович со стуком опустил свою протянутую руку на стол и стал наливаться дурной краснотой.
        - Я не знаю, про какую водку вы говорите. Я по другому поводу. Вам на днях взятку принесут, восемь тысяч - я любезно улыбнулся.
        - Что?! - чиновник стал багроветь.
        - Я говорю деньги принесут, взятку. Мы, сначала хотели задержать всех, включая хозяина этого кабинета, но собрали о вас лично сведенья, что вы человек честный и, возможно, что сведения о вашей причастности и готовности принять деньги - это какая то провокация. Поэтому, решили вас предупредить и задерживать жуликов с вашей помощью. Борис Владимирович, вам плохо?
        - Да, знаете, как-то вы очень неожиданные вещи говорите - Борис рванул узел галстука и мотнул головой, расстегивая тесную верхнюю застежку рубахи.
        - Водички?
        - Нет, спасибо. Мне уже лучше. Я ничего не понимаю, о чем вообще речь идет?
        - Тут ситуация, следующая. Алла Петровна Клюева, директор подведомственного вам магазина на Нерчинской... Знаете, же ее?
        - Угум….
        - Так вот, она в больницу попала. А тут нам птичка в клювике весточку принесла, что ее подчиненные - грузчики - дебилы и товаровед по фамилии Беседина, сестра одного из грузчиков, посчитали, что если вам денежку занести, то вы Клюеву с должности снимете, а на ее место Беседину назначите.
        - Что за чушь!
        - Вот и мы решили, что это чушь. Тем более, что Клюева, к которой мы с вопросом обратились, охарактеризовала вас самым положительным образом. Вот руководство меня к вам отправило, так сказать, за содействием. Вы же готовы содействовать в разоблачении взяточников?
        - Ну конечно, какие тут могут быть сомнения? Безусловно, готов … разоблачать и содействовать - Борис Владимирович обтер вспотевшее лицо большим голубым платком.
        - Отлично, мы в вас не сомневались. Вот здесь, пожалуйста, пишите шапку «Начальнику Ключевого РОВД подполковнику….
        - А что это?
        - Как что? Ваше заявление, чтобы ни у кого и тени сомнений не возникло, что вы берете взятки…вернее, не берете, оговорился, простите.
        Борис Владимирович завис в горестных раздумьях. Я его хорошо понимал. Сидит такой чиновничек, начальник очень важного отдела, деньги принимает, дальше, наверх, их отправляет, отщипывая маленькую толику себе лично. Периодически, кто-то из таких чиновников вытягивает черную метку, и за ним приходят. Если не успел конверт с деньгами в окно выбросить, пока опера БХСС рвались в твой уютный кабинет, значить ты не достаточно расторопен и осмотрителен, и тебя система извергает, хотя, после отсидки, снисходительно дает еще шанс, начать с низшего уровня. Тут все понятно и вопросов не возникает. А сейчас надо на подателей денег писать самолично заявление. А после того, как взяткодателей повяжут, возникнут вопросы - что же ты, сукин сын, пилишь сук, на котором сидит куча уважаемых людей. И никого не волнует, что мент, со смеющимися глазами, пришел и рассказал тебе весь расклад, даже подробнее, чем знал ты сам…
        - Пишите, Борис Владимирович, пишите. Без этого никак. Без вашего заявления все старания Аллы Петровны довести до моего руководства, что вы честнейший человек, пропадут даром. Поэтому, не теряйте времени, пишите.
        Интересно, у этого прожженного циника остатки совести еще есть? Вспомнит ли Бориска, что, как я ему, второй раз, вдалбливаю в мозг, только стараниями директора магазина, которую он «слил» за пять тысяч единовременно, и две тысячи в месяц, его через пару дней не повяжут, в этом же кабинете.
        Борис Владимирович тяжело вздохнул:
        - Диктуйте, что надо написать.
        Когда я шел к двери, положив в папку заявление начальника отдела, с просьбой оградить его от взяточников и применить к правонарушителем меры, предусмотренные уголовным законодательством, меня посетила тревожная мысль, заставившая обернуться:
        - И, еще, Борис Владимирович, должен вас предупредить… об этом - я хлопнул рукой по папке: - Знают только четверо - мой начальник, я, Алла Петровна и вы. Если жулики что-то заподозрят, то виновным сделают вас, просто отнесут в партийный комитет торга материалы, которые у нас есть, поэтому, мы на вас надеемся.
        Мужчина приложил руку к сердцу. То ли показал, что он меня понял, то ли плохо, уже от моего присутствия, стало.
        
        Через пол часа я стоял у стола другого секретаря и, вновь, пытался прорваться в кабинет ее начальника. Но, так как секретарь местного начальника щеголяла лейтенантскими погонами, то силой я решил не прорываться, а просто громко крикнул, надеясь, что хозяин кабинета услышит меня через щель между приоткрытыми дверями:
        - Владимир Николаевич, примите меня пожалуйста, мне очень надо.
        - Кто-там рвется - зайди. - недоуменно гаркнул местный хозяин.
        Я приоткрыл дверь и, изображая робость, заглянул:
        - Это я, можно к вам зайти, товарищ начальник?
        С местным «шерифом» мы проучились почти полтора года в одной группе в юридическом, пока, в ноябре одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, меня не призвали в ряды несокрушимой и легендарной. Владимир, на тот момент был солидным и лысоватым майором. Для дальнейшего продвижения по карьерной лестнице, профильного образования сильно не хватало.
        - О, здорово! Ты откуда здесь? - хозяин кабинета был искренне рад, даже проявил уважение, сделав пару шагов мне навстречу: - Присаживайся, рассказывай.
        - Да рассказывать особо нечего и некогда. Тебе, я вижу повысили и вторую звезду дали. Поздравляю, очень рад за тебя.
        - Чай кофе будешь? У меня есть пятнадцать минут.
        - Нет, спасибо, мне на службу надо. Просто дело очень срочное. Тебя реализация дачи взятки в городском торге интересует?
        - Слушай, меня все интересует, тем более ОБХСС не чешется. Прикинь, они в домовой кухне взвесили сначала двадцать свекольных котлет. Все совпало с техкартой. Тогда, эти упорные парни стали взвешивать по одной колете на весах. Естественно, нашлась развесовка, какая то котлета была тяжелее, какая то легче. Ну, вот, они с этим протоколом ко мне явились. Ну я их отправил, выяснять, кто в овощном цеху лепил легкие котлеты, а кто тяжелые. Вот, третий день выясняют.
        - Ну тогда на - я протянул начальнику Ключевого РОВД заявление Бородавко.
        Владимир Николаевич два раза внимательно прочитал бумагу, затем отложил ее в сторону:
        - И в чем подвох?
        - Да какой подвох. Птичка сообщила, что три грузчика из нашего вино-водочного на Нерчинской, знаешь же, возле Арены? Так вот, они решили директора магазина поменять, а на ее место посадить сестру одного из них, товароведа магазина Беседину Татьяну, год назад закончившую торговый техникум.
        - А, что своим информацию не отдал?
        - Но деньги то они понесут в ГорТорг, я это твоя территория. Короче, товарищ Бородавко, у которого ты регулярно водку просишь, готов всячески содействовать изобличению преступной банды. Он взял твой телефон и, когда к нему на прием придет Татьяна Бескова, он даст секретарю команду девушку придержать, а сам маякнет тебе. Ну, а твое дело организовать срочный выезд твоих оперов в ГорТорг. Единственное, что я не сделал - это формы из паспортного на подозреваемых не собрал, ну я думаю, что твои сами с этим справятся. Я думаю, что Бескова будет не одна, все-таки сумма немаленькая, восемь тысяч. Кто ни будь еще будет крутится в Торге. Поэтому вот тебе список соучастников, чтобы их заодно прихватить.
        - Слушай, Паша, а что ты в «пепсах» забыл? Давай ко мне….
        - Не, спасибо, у меня все нормально. Ну ладно, в пятнадцать минут уложился, был рад видеть. Потом, после реализации сообщишь, что и как.
        - А, кстати, когда взятку то понесут?
        - По моим прикидкам завтра-послезавтра, на следующей неделе Бородавко на месяц в отпуск улетает, поэтому ребята будут спешить.
        
        На следующий день, вечером среды, я позвонил в приемную Владимира Николаевича, но сообщений для меня не было. А, вот, в четверг, в районе обеда, секретарь буркнула в трубку «Переключаю», после щелчка в микрофоне раздался, довольный донельзя, голос начальника Ключевого РОВД:
        - Здорово, Павел. Все случилось. Мои ребята вчера сработали как надо, приняли девушку с деньгами и ее брата в холле. Бородавко плачет, правда, но делает вид, что доволен.
        - А что он плачет?
        - Так ведь ему следователь подписку о невыезде вручил, как главному свидетелю, какой такой отпуск до конца следствия. Правда начальник торга обещал его в августе в министерский санаторий отпустить и грамоту дать почетную. Но как-то он слабо утешился, ведь путевка в Болгарию пропадает, сам понимаешь.
        - Ну что же делать. Всегда сознательные граждане страдают, но выполняют свое долг строителя социализма.
        - Ага, точно. Я письмо подписал твоему начальнику на твое поощрение, так что имею ввиду. Мои ОБХСС кипятком писяют, ты им очень сильно показатель поднял. Что ни будь еще могу для тебя сделать?
        - Нет, спасибо, Владимир Николаевич, я доволен. До свидание.
        - Если передумаешь, насчет перевода, звони, я тебе что ни будь подберу.
        - Спасибо, подумаю.
        
        Закончив разговор я посмотрел на недовольное лицо стоящей в метре от телефонной будки
        Гражданки и достал еще одну монетку:
        - Здравствуйте, ординаторская. Ольга? А больную Клюеву вы можете пригласить к телефону. Спасибо. Привет Алла, ты можешь выписываться. Только дождись меня, обязательно, я в половине седьмого приеду. Я знаю, что выписывают до четырех, но тебе придется меня дождаться. Телевизор посмотри. Да, буду мчаться, как гонщик Спиди. Не знаешь кто это? Я тоже не знаю. Да, я странный, до встречи.
        Загрузив затосковавшую в лечебном заведении гинекологического профиля барышню в бежевые «Жигули», я сообщил ей последние известия:
        - Бескова и ее брат арестованы, Андрей Андреевич ушел. Со слов Славяна и Тани он их сопровождал, но остался ждать на улице, возле Торга, группа захвата его не заметила. Дома его не нашли, жена сказала, что уехал к родне в деревню, выставлен в розыск. Второго грузчика - Сергеева, тоже не смогли задержать, тоже в розыск выставлен. Теперь о плохом….
        - Паша, это что, хорошие новости были?
        - Ну, как бы да. А, еще, хорошая новость - Бородавка тебя очень любит. Я ему сказал, что его хотели вместе со всеми взяточниками задерживать. Но, когда мы приехали к тебе в больницу, задать ряд вопросов, то ты, вся такая красивая, бледная, подключенная к прибору искусственного дыхания в реанимации, м=смогла рассказать нам, какой это честный человек и коммунист, поэтому мы можем полностью на него рассчитывать. Короче, он главный свидетель и заявитель по этому делу. Правда в отпуск в Болгарию он не поехал, но ему, в компенсацию, путевку в Сочи в августе дадут и почетную грамоту от Облисполкома. И, теперь, Борис Владимирович Бородавко тебя нежно любит, имей это в виду.
        - Ты такой выдумщик!
        - Я всю правду тебе рассказал, честно-честно.
        - Ладно. Еще - тебя, по-прежнему придется охранять, пока этих двух беглецов не задержат.
        - Павел, я одна боюсь ночевать.
        - Алла, это вообще не проблема. Пока можешь у меня пожить, это только проще будет. А вот как тебя в магазине охранять, я не знаю. Но я подумаю. Ну что, куда поедем?
        - А у тебя горячая вода есть?
        - С утра была.
        - Тогда поехали к тебе, мне надо срочно в душ. Я в больничный один раз вошла, мне чуть дурно не стало. Давай, заводи, мне надо срочно помыться. А кофе у тебя есть?
        - Кофе есть, и пирожное тебе купил.
        Глава 22
        
        - Здравствуйте Марина! Как у вас дела? - я искренне улыбнулся женщине, пытаясь поделиться с ней частичкой своего спокойствия. Но, очевидно, с этим у меня плохо получается. Марина зыркнула испуганными глазами по сторонам, затем отступила в сторону, показывая тем, что хотела бы общаться со мной в темноте киоска. Пришлось протискиваться мимо вешалок с плотно висящими платьями и картонными коробками. Ассортимент у хозяйки за последние дни стал менее «вырвиглазным», наверное, товар пошел не только из Батуми, но и немножко севернее.
        - Здравствуйте, Павел! Чем ни будь меня обрадуете?
        - А чем я вас обрадую, Марина? Мы же договорились, что вы попробуете узнать, откуда могла информация о вашем месте жительства появится у преступников.
        - Павел, ну откуда я могу это узнать? Так, с девчонками поговорили, ни у кого никаких мыслей нет. Да тут, еще, Тимофей опять уехал за товаром. Обещал быть со мной, а никуда не денешься, товар сам не появится. Поэтому, я опять боюсь, закрываюсь, пока светло, на час раньше, чем все. Из садика с ребенком иду, пристроюсь к какому ни будь мужчине, что вроде бы мы вместе… А все равно страшно. Надеялась, что вы мне что новое скажете.
        Повисло неловкое молчание.
        - Ладно, Марина, пойду я, службу нести.
        - Идите - голос женщины стал совсем уж безнадежен.
        М-да, хотел переложить нудную, кропотливую работу на слабые женские плечи, но, в очередной раз получил подтверждение мудрости- хочешь сделать что-то хорошо, делай сам.
        - Привет девчонки, как дела, что нового? Жалобы по нашей линии есть? Как казачки, справляются? Деньги не пытались фальшивые подсунуть? А дома все в порядке? Дом спокойный? Не лазят к вам по квартирам? Ну, конечно, дверь железная… замки, хорошие, и, обязательно, разных систем. Выходите из квартиры - в глазок посмотреть желательно. Ну, да! Чтобы никто вместе с тобой в квартиру не зашел. Умница, возьми с полки пирожок. Нет, у меня пирожка нет… а хозяйка не жаловалась? А где она живет? А как все произошло? Вы товар на чем возите?
        И так нудно и бесконечно. Конечно, никто меня не посылал, все отвечали, но не все рассказывали правду. Пройдя половину ряда ларьков, я узнал, что, кроме Марины, были ограблены еще три кооператора. Одну ударили сзади по голове, когда она вечером шла к своему дому, по тихой аллейке Центрального парка. Очнулась хозяйка киоска по продаже сумок в сугробе, часа через три, обнаружила пропажу сумки и ключей от квартиры. Когда приползла домой, то обнаружила, что грабители, любезно не стали закрывать двери, положив похищенные ключи на трюмо в коридоре. Но, взамен, из квартиры вынесли небольшой черно-белый телевизор «Диамант» производства местного завода, а из морозилки умыкнули пакет с деньгами и золотыми украшениями. Норковые шапки и нутриевую шубу сложили в мешок, у входа, но, по непонятной причине, оставили в квартире. Вторая потерпевшая, сухо проинформировала меня, что ее ограбили в подъезде жилого дома у сада культуры и отдыха имени Первого Чекиста. Какие-то подробности произошедшего хозяйка киоска - брюнетка лет сорока, с жестким взглядом почти черных глаз, сообщать отказалась, перенаправив меня в
местный РОВД, где было, пару месяцев назад, возбуждено уголовное дело. Как я понимаю, милиция не преступников, ни похищенное не нашла. О третьем преступлении данных вообще не было. Хозяева - узбеки, торгующие каким-то трикотажем, в течении дня, закрыли киоск, и ничего не объяснив соседям, вывезли товар, после чего, больше не появлялись. Четвертый случай, когда была ограблена семья из Армении - был мне известен. Итого, как минимум пять преступлений на пятьдесят киосков. Это очень много. Профессия кооператора, внезапно, стала очень опасной.
        
        Потратив три часа на опрос и обход, я устал, как не уставал и в зрелом возрасте. Необходимость давить, давить на людей, улавливать в их словах малейшие нюансы, улыбаться, не переставая, вымотали меня до предела. Тетку, отправившую меня в далекий РОВД я бы конечно разговорил, но просто желания выделываться перед ней не было. Не хочет - не надо, кто сам себе злобный буратино. Можно, подумать, что у меня есть какой-то корыстный интерес разыскивать жуликов, покусившихся на ее собственность. Да и вообще, день был какой-то неудачный. Цыган с сигаретами в пределах видимости сегодня не было. «Трубадуры» по-прежнему пользовались популярностью и, вид счастливого "комсомольца" с увесистой шляпой, наполненной денежными средствами, меня серьезно расстраивал. Не то, что бы я, как-то, ревновал Инну, но просто рожа его счастливая, меня раздражала. Правда у скрипачек Инны появились конкуренты - ближе к вокзалу расположились какие-то пацаны с гитарами, но как говориться, уровень исполнения музыкальных произведений у них был пониже, а финансовый выхлоп - пожиже. Но, тем не менее, парни пели что-то ломкими,
подростковыми голосами, и денежку в чехол от гитары народ им изредка кидал. Послушав ребят, я понял, что репертуар «Битлз», по-прежнему не мое, я кинув свой трудовой рубль в россыпь желто-серебристой мелочи, и двинулся дальше. Дойдя до границы поста, я развернулся, но, замеченные периферийным зрением, знакомые силуэты заставили меня замереть на месте. Два бравых старшины - Муратов и Гусейнов, краса и гордость роты ППС Дорожного района, одетые в серые, похожие костюмы, по-русски, лузгали семечки, правда, культурно сплевывая шелуху в кульки, свернутые из обрывков газет. Оба черноусых красавца внимательно наблюдали за цыганами- золотниками у скупки «Рубин». А там шел торг. Десяток неопрятных пузанов, с огромными печатками желтого металла на толстых пальцах, окружили двух черноволосых мужчин в костюмах, и остроносых лаковых туфлях. Судя по всему, конфликта не было, просто стороны, очень громко и эмоционально, вели деловые переговоры. В руках экспрессивных мужиков мелькали калькуляторы, золотые цепи и весы.
        - Здорово, уважаемые - я, автоматически, требовательно протянул ладонь к Муратову, но, когда он, уже хотел, сыпануть мне семечек, отдернул руку: - Блин, я ж в форме. Работаете?
        - Да не, землякам маленько помогаем, по-братски. Они домой собираются, решили закупится.
        - А что уезжают? Надоело у нас?
        - Да нет, племянник у Ибрагима женится собрался, надо свадьбу организовать, дом потом построить, туда-сюда. Хозяйский пригляд нужен.
        - Ибрагим - это который Магомедов? Его ларьки там дальше?
        - Ага, Магомедов.
        - Так как он уедет, кто на хозяйстве останется?
        - Его брат приедет, присмотрит за всем, а потом поедет в Ярск, сам точки откроет, там торговлей займется.
        Тем временем золото поменяло хозяев, стороны рассчитались, о чем-то еще поговорили, и азербайджанцы, приветливо кивнув мне, двинулись в сторону ЦУМа.
        - Ладно, Паша, пошли мы, из проводим до киосков и по домам пойдем. А завтра опять их прикрывать. Слушай, а вы не могли бы завтра с Олегом….
        - Скажи во сколько и куда подойти.
        - К двадцать седьмому киоску подойди, к одиннадцати. Ну, и обратно, их проводить надо будет, а то у нас завтра….
        - Да, без вопросов, встречу, постою и провожу….
        - Должны будем, Паша… - повеселевшие южане поспешили за своими подопечными, а я увидав в толпе Олега, двигавшегося из РОВД, помахал ему рукой. Человек девчонок своих в пионерский лагерь оформлял, надеюсь, успешно.
        На следующий день, мы с Олегом встретили Ибрагима Магомедова и его, незнакомого мне, спутника, ровно в одиннадцать утра, в оговоренном месте. Мы не стали подходить, я кивнул азербайджанцам, показав, что мы на месте, и мы двинулись в сторону скупки, держась метрах в десяти от парочки, в костюмах в "искорку" и белоснежных рубашках. Неприятности начались, когда торг еще шел.
        - Двести двадцать три, ответь Тюмени, Двести двадцать три….
        - Тюмень, двести двадцать три на связи….
        - Драка у ЦУМа, как понял, драка у ЦУМа!
        - Понял тебя, выдвигаюсь.
        Я кивнул Олегу на азартно торгующихся мужиков:
        - Олег, я с ними останусь, я ты давай на ЦУМ, разберись, что там.
        Мой напарник лихо крутанул ус и, поглаживая дубинку, двинулся в сторону места происшествия. Благополучно сопроводив покупателей золота до их торговой точки, я, минут через десять, пришел к универмагу. Драки, естественно уже не было, но толпа любопытных, окружив Олега и какого-то парня, возбужденно шумела. Инна, со своими девчонками и парнями-музыкантами, стояли в стороне, и выглядели очень испуганно. Я двинулся к Олегу. Его собеседником оказался мой соперник Игорь из комитета комсомола. Сегодня красавец блондин выглядел не очень, был каким-то взъерошенным, а щека слева отсвечивала нездоровой краснотой.
        - Олег, что случилось?
        - А ты не видишь, что случилось? Ограбили нас, вот что случилось - «комсомолец», возбужденно брызгая на меня слюной, влез в разговор, отпихивая Олега литым плечом.
        - Юноша, я не с вами разговариваю! - я требовательно уставился на напарника.
        - Два человека подбежали к нему…. - Олег кивнул на «комсомольца», но тот опять влез в разговор…
        - Вы меня слушайте, нас ограбили, они с деньгами побежали туда - Игорь, отодвинувший все-таки Олега, махал рукой в сторону Сердца Города: - А вы вместо того, чтобы преследовать их…
        - Слышь, придурок, если не отойдешь, я тебе для симметрии лицо поправлю- я ладонью отодвинул онемевшего от изумления Игоря и вновь продолжил допрашивать напарника: - Ориентировку дал?
        - Сразу, как приметы узнал - закивал Олег.
        - Молодец, пошли отсюда.
        - В смысле - пошли? Вы что тут, совсем работать не хотите! - заблажил в голос «комсомолец»: - да вы завтра оба здесь работать не будете….
        - Если вы желаете заявить о совершенном в отношении вас преступлении - нечего здесь нарушать общественный порядок. Улица Полярников, дом два, дежурная часть, там заявления принимают круглосуточно - не слушая дальнейших воплей за спиной, я двинулся к шушукающимся скрипачкам.
        При моем появлении девицы замолчали. Я поманил Инну к себе:
        - Привет.
        - Привет.
        - Что случилось?
        - Игорь деньги собирал, я на него не смотрела, отвернулась. Слышу крики, обернулась, а там двое уже убегают, а Игорь на земле ползает, деньги собирает.
        - Много денег взяли?
        - Я не знаю, рублей пятьдесят, наверное.
        - Я тебе говорил, что надо вопрос безопасности решать.
        - Так мы решили, вроде бы. Игорь привел друга своего, Стасика, он, как бы, боксер, ну и вот….
        - Где ваш боксер был?
        - Ну, я как поняла, за пирожками отходил.
        - Понятно. Ну бывает, что я тебе еще скажу.
        - Паш, а можно я к тебе сегодня зайду?
        - Нет, ко мне заходить не надо.
        - Ну ладно, а поговорить в спокойной обстановке мы сможем?
        - Вон, через дорогу, в «Сокровищах Буратино» кафетерий, мы с Олегом там каждое утро, с половины десятого до десяти кофе пьем. Если хочешь, подходи.
        - Ладно, я буду.
        Когда мы отошли от ЦУМа на приличное расстояние, впавший в задумчивость Олег спросил:
        - Паша, а это кто был?
        По его волнообразным движениям руками, я понял, что он имеет в виду волнующий воображение бюст Инны.
        - Это восходящая звезда современного переосмысления классической музыки, а зовут ее Инна.
        - Понятно- Олег ушел в себя еще больше, и я его понимал - Инна, в обтягивающем трико, была чудо, как хороша.
        
        Вечер напоминал сплошную гонку. С восемнадцати часов я проторчал на Бродвее, отслеживая киоски азербайджанцев, благо располагались они достаточно компактно. В девятнадцать часов, Ибрагим со своим другом и женщиной - соплеменницей, загрузились в белую «ВАЗ-2104», и двинулись в сторону улицы Полярников, где, заехав во двор огромной панельной девятиэтажки, долго ехали вдоль дома- «кишки», уворачиваясь от бегающих по двору детьми. Я был вынужден припарковаться в самом начале дома, чтобы моя, вернее, Аллина машина, не бросилась кому ни будь в глаза.
        Белая «четверка», за рулем которой был Крапивин Николай Алексеевич, профессиональный водитель и просто отзывчивый человек, готовый всегда, за вполне умеренную сумму, отвезти, привезти и перевезти, все что угодно, припарковалась у последнего подъезда. Оттуда вышли двое мужчин и женщина, а машина покатила дальше, к выезду со двора. Пока шел через весь двор, к крайнему подъезду, я продолжал обдумывать самую вероятную версию. Есть отзывчивый дядька-шофер, с удобной и востребованной машинкой. А если груз не вмещается в кузов «вазовского» универсала, расторопный мужчина пригонит другое транспортное средство под управлением кого-то из его многочисленных знакомых. Роль дяденьки в преступной схеме понятна - наводчик, знающий, где жилище коммерсантов, где склады, когда поступила крупная партия товара, а когда она была распродана. Вертясь целыми днями в торговом ряду, очень легко собрать информацию о распорядке дня будущих жертв. Пазл сложился, только что с этим делать? Самым слабым звеном в их преступном звене, по-моему, являлся Штепсель. Тарапунька, нордическая бестия по фамилии Белов, судя по его лицу,
был парнем малоразговорчивым, в части чистосердечного признания. Хотя, фамилия студента, в ее немецкой интерпретации, хорошо билась с кличкой Вайс, которой звали того урода, что очень рвался ближе познакомится с самым сокровенным местом несчастной Марины, но это, к сожалению, даже косвенным доказательством не считалось. Значить брать ребятишек надо на горячем, с материальными доказательствами. А для этого мне надо взять под контроль квартиру Магомедова, хотя бы аудио. А для этого мне надо, хотя бы установить, где живет этот любитель золота. Обычно, обходы я делаю с верхнего этажа. А если в доме работает лифт, то это просто праздник, просто спускаешься, все время вниз. На мою удачу, лифт работал. Я вышел на, заставленную ящиками с картошкой, площадку девятого этажа, дождался, когда кабина лифта, с завыванием, покатит вниз и приложился ухом к крайне левой двери. Исходя из того, что азербайджанцы народ громкий и эмоциональный, я надеялся не сунуться с вопросом «А где тут у вас живут гости из южной республики?» в квартиру, снимаемую этими самыми гостями. В квартире было тихо, и я нажал на покрытую
подтеками известки кнопку звонка. Спустя десять минут и два этажа, я узнал, что Ибрагим живет на пятом этаже, квартира слева от лифта, двухкомнатная, комнаты смежные. На шестом этаже дверь мне никто не открыл, и я двинулся на четвертый. В квартире, расположенной под квартирой Магомедова, явно кто-то был. Но, открывать передо мной дверь, обитатели квартиры, явно, не спешили. Невнятное щелканье, шлепанье, шипение, длилось несколько минут, но так, как вариантов у меня оставалось немного, я упрямо стоял под дверью, периодически нервирую жильцов трелью электрического звонка. Внезапно дверь распахнулась. Передо мной, подслеповато щурясь стояла полная, невысокая старушка.
        - Здравствуйте. - я вежливо поклонился.
        - Здравствуй, сынок. Ты ко мне?
        - К вам. Разрешите войти?
        - Заходи - женщина развернулась, и, тяжело, переваливаясь, пошла в глубь квартиры. Я сбросил туфли и надеясь, что носки, за день носки, не сильно «ароматизируют», двинулся за хозяйкой.
        В зале женщина тяжело опустилась в широкое кресло, нащупала на подлокотнике очки с толстыми стеклами и приложила их к глазам, на манер лорнета:
        - А я то думаю, кто это ко мне пришел, а оказывается милиция. Что случилось?
        - Простите, вас как зовут?
        - Клавдия Васильевна Федотова, одна тысяча девятьсот двадцать девятого года рождения, ветеран труда. Паспорт надо?
        - Да нет, Клавдия Васильевна, паспорт мне не нужен - я записал данные пенсионерки в блокнот: - мы так, сведенья собираем.
        - А что за сведенья, или секрет?
        - Нет, не секрет. Обход квартир в целях выявления пьяниц, хулиганов, семейных дебоширов, да и вообще...
        - Ну… пьяниц…. - Клавдия Васильевна задумалась: - разве только Леха из триста сорок второй квартиры? И Любку он свои колотит, она часто по подъезду бегает, по соседям прячется… А больше то и нет у нас никого непорядочного. Все вроде бы люди спокойные…. Нет, не знаю.
        - Клавдия Васильевна, а соседи ваши, как себя ведут? Не топят вас, не орут по ночам? Тут, в этих домах, то слышимость дай боже.
        - Не знаю. Слышимость тут конечно еще та, особенно ночью, но, сильно, никто не скандалит. Нет, бывает конечно, ругается кто-то, но обычно без мордобоя. Покричат друг на друга, и опять тишина.
        Вдруг, на головой, ясно и четко заговорил гортанный голос. Звуки звучали громко и разборчиво, но, этого языка я не знал. Через несколько секунд раздался женский смех, шаги, затем все стихло.
        - Это что? - я ткнул пальцем в потолок.
        - Это нерусские, уже два года квартиру у Капитоновны снимают. Ничего про них плохого не скажу. Вежливые люди. Я пока из дома выходила, всегда поздороваются, дверь лифта придержат. Нет, люди хорошие.
        - Что у вас случилось, что вы из дома выходить перестали?
        - Что случилось? Случилось то, что и у всех случается - старость. Не могу уже из дома уходить, боюсь, обратно не дойду. А еще гипертония, давление и куча разных болячек.
        - А продукты? Кто вам продукты приносит?
        - Дочь соседки, Валечка. Такая хорошая девочка. Сейчас с мужем в соседнем дворе живут, двое деток у них. Сережа такой хороший парень. Валечка через день к матери ходит, и мне, старой, продукты покупает, а я ей заранее, половину пенсии отдаю. Спасибо ей конечно, а то, как мой Коленька пропал…
        - В смысле - пропал?
        - Сынок мой, Коленька, четыре года назад уехал в Якутск, в пароходстве работать. И уже два года ни письма, ни звонка. Я уже не знаю, что делать - на глазах у пожилой женщины навернулись слезы, и она стала шарить руками по подлокотникам, пока не нащупала большой платок. Промокнув глаза, Клавдия Васильевна снова взялась за очки и уставилась на меня, своими огромными, из-за линз, выцветшими, глазами.
        - Постойте, а вы звонили, писали?
        - Да я старая уже, куда то писать. Звонила я его подружке, Тане. Она с Коленькой на одном пароходе работали, и я знаю, что сошлись они. И другу его звонила, Андреем зовут. Сказали, что не знают, где Коля…Я же выйти не могу, куда я пойду, к кому? - женщина опять зарыдала.
        - Так, так, Клавдия Васильевна, стоп! Стоп! Успокойтесь - я побежал на кухню, сунул под кран чайную чашку с выщербленным краем, дождался, когда белые следы хлора, мелкими пузырьками, испаряться с поверхности воды и сунул чашку вздрагивающей от плача старушке.
        - У вас телефоны Тани и Андрея есть?
        - Где-то были - женщина начала шарить руками в своем необъятном кресле, после чего вытащила потрепанный блокнот, и поднеся его близко к глазам, стала нервно перелистывать пожелтевшие листы.
        - А, вот их телефоны - Клавдия Васильевна вопросительно и с надеждой посмотрела на меня.
        Я взял готовый рассыпаться блокнот, переписал несколько, написанных крупными рваными буквами, строк и встал:
        - Клавдия Васильевна, я узнаю, что с вашим сыном, только и вы мне помогите.
        Глава 23
        Глава двадцать три. Ловля на живца.
        
        Придя домой, я достал из морозильника «магазинные» котлеты по двенадцать копеек и положил их возле плиты размораживаться, а сам протянул из коридора телефон, осторожно разматывая длинный черный провод и пристроился за маленьким кухонным столиком, производства местного завода реактивных сеялок
        - Тридцать шестая, слушаю - сексуальный голос оператора, неожиданно, ответил после первого гудка. Сегодня мне повезло, служба «ноль девять», иногда, бывает наглухо занята.
        - Добрый вечер, барышня. Простите за странный вопрос, но не подскажете телефонный код Якутска?
        В трубке недовольно фыркнули, но, все-таки, мелодично ответили:
        - Минуточку….
        Последовавшие затем три цифры, были произнесены в спринтерском темпе, так, что мой мозг еле успел их запомнить, затем связь оборвали.
        Ну и ладно. Междугородняя телефонная связь всегда вводила меня в ступор, добавочные и уравнивающие коды вызывали тоску. Правда, альтернативой этому был ночной поход в круглосуточный переговорный пункт, с заказом телефонного разговора за полчаса, что порождало у меня полнейшую депрессию.
        Кое как совместив наборы цифр, с третьего раза я добился хоть какого-то соединения. Пошли бесконечные гудки, разбавляемые каким-то скрипом. Наконец, заспанный женский голос прошептал в трубку:
        - Алло? Алло? Кто это?
        - Здравствуйте. Это Город беспокоит.
        - Какой Город? Вы знаете, сколько времени сейчас?
        - Милиция работает круглосуточно.
        - Какая милиция? Я сейчас трубку бросаю, сумасшедший…
        - Вы Татьяна?
        - Татьяна, Татьяна….
        - Ну, значит, мне Николай нужен.
        - Здесь нет никакого Николая, до свидания!
        Раздались гудки, я ругнулся и снова начал набирать комбинацию цифр.
        - Татьяна! Если вы бросите трубку, завтра будете в отделе милиции объяснение давать. Это уголовный розыск, Город. К нам поступило заявление о розыске без вести пропавшего Николая Владимировича Кузнецова, от его мамы старенькой. Как я понимаю, вы - сожительница Николая. Если вы уверяете, что у вас нет никакого Николая, то я материалы направляю в Якутск, а сейчас ориентировку на вас отправлю. Если вы не знаете никакого Николая, то пусть местные товарищи выясняют, куда вы его дели.
        - Да я….
        - А я не знаю. Человек два года больной матери весточек не шлет, и не приезжает. Значить с ним что-то случилось. Короче, Татьяна, если завтра сам Николай не позвонит своей маменьке, я считаю, что его нет в живых. В таком случае розыск его начнут с вас. Да, и Николая я в розыск выставлю. Вот так. Спокойной вам ночи.
        - Ты с кем это так общаешься - из ванны вышла Алла с полотенцем, накрученным на голову.
        - С Якутией. Кинь пожалуйста котлеты на сковородку, я сейчас закончу и подойду - я закрутил диск телефона: - Здравствуйте, Якутск? Андрей? Уголовный розыск, Город. Звоню по такому вопросу….
        - Представляешь - я вилкой отломил от котлеты небольшой скворчащий кусочек, кинул его в рот, стараясь не обжечься, затем припал к стакану с янтарным «Жигулевским», сделал первый, самый-самый, горько-вкусный, глоток. Со стоном оторвавшись от ополовиненного, запотевшего, бокала, с легкой пенкой на наклонной поверхности стенки, я продолжил: - мужику сорок лет. Поругался с матерью, и уже два года, не звонит, не пишет, как сирота. Бабке шестьдесят всего, а она еле ходит по квартире, слепая, давление… короче, полный букет болячек. Так, этот сученышь, сказал сожительнице, что бы та говорила, если мать позвонит, что не знает, где он. Бабка каждый день плачет, одна в квартире кукует. А единственный сынок своей правотой, наверное, упивается, сволочь.
        - Пашь, а ты здесь, с какого бока?
        - Да, случайно зашел в квартиру. Надо было о жильцах одних справку получить, а соседка снизу, оговорилась, что сын два года, как пропал. Ну, я ей пообещал помочь, взял все контакты известные и начал звонить, запугивать. Ну, а если завтра не объявится, то бабкино заявление официально в ход пущу, пусть через местную милицию разыскивают. Ладно, расскажи, что у тебя нового. Только пойдем в кроватку, а то ноги гудят, бегать целый день пришлось.
        - Нового ничего у меня нет.
        - Ну как нет? Грузчиков нашла?
        - Нет, пришли двое по направления, но я их не взяла, видно, что через пол часа пьяные будут, причем оба. Взяла, пока не официально, дедка со двора, пенсионера, за десятку в день и бутылку. Но он огородник, сказал, что через неделю на дачу переезжает на все лето, так что вопрос стоит очень остро.
        - Понятно. Сегодня уже поздно, я завтра знакомых обзвоню и переговорю, может быть, кто-то согласится. Ладно, давай спать, завтра вставать, как всегда рано.
        
        
        Следующим утром Инна ждала меня в кафетерии. Я взял стакан чая, извинился перед недовольным Олегом, и подсел к великолепной скрипачке.
        - Привет, рассказывай, что у тебя случилось?
        - Да что случилось…. Игорь под себя все подмял, забирает себе половину суммы, прием сам же ее и высчитывает. А нам, на пятерых, вторая половина суммы остается. Вчера, вообще, ничего не дал. Сказал, что организационные расходы постоянны, и охраннику, в любом случае заплатить надо.
        - И?
        - Пашь, подскажи, что делать!
        - Инна, ну ты молодец! Я тебе раз подсказал, ты сказала «ага, спасибо» и, из моей жизни, исчезла. Через две недели я тебя совершенно случайно встречаю, и посторонний мужик, как за свое, лапает тебя за … грудь. А теперь ты что-то от меня хочешь? Ты же понимаешь, что твой Игорь….
        - Он уже не мой, он с Ольгой Луцкой, с параллели встречается….
        - Это какая из твоих?
        - Нет, она с нами не выступает, просто она в параллели учится…
        - И чего ты хочешь?
        - Паша, я хочу быть главной. Но я Игоря боюсь. И не знаю, кого охранником взять. Может быть ты…
        - Нет, Инна, я вас охранять не буду. Вон, Олега попроси. Он кстати, на тебя неровно дышит, так что, можно будет договорится. А я ему помогу. Относительно всего остального - давай, рассказывай, что у вас и как организационно устроено...
        - Да никак. Я к Игорю подошла, как к комсоргу курса. Он сказал, что идея отличная, и он все организует, а на мне подбор музыкантов, репертуар, ну и вообще. Вот, я этим всем занималась, а он вечером ко мне в общежитие заходил. Ну, вот…как-то все и произошло.
        - Подожди, а я тебе рассказывал, что надо комсомольскую музыкальную группу организовать, решение принять, о распределении дохода среди членов группы и выдачи материальной помощи нуждающимся студентам положение составить, в комитете комсомола это утвердить, взносы комсомольские с этих денег платить. Вы что ни будь сделали?
        - Паша, я не знаю. Игорь этим должен был заниматься.
        - Понятно. Тогда слушай сюда. Тебе надо охватить всю вашу группу. Кто-то игранет, кто-то помогает, кто-то поет. Кто-то, самый никчемный, денежку получает, но тоже что-то делает. Дальше….
        Инна добросовестно записывала, а я, в мучительных раздумьях, диктовал, что можно сделать, чтобы идею немножко заработать на любви к музыке, не загубили на корню.
        Вечером, из дома, я позвонил Клавдии Васильевне.
        - Коленька, сынок, это ты? - голос старушки был наполнен такой надеждой, что у меня заныло сердце.
        - Извините, Клавдия Васильевна, это Павел из милиции. Я так понимаю, что Николай не объявился?
        - Да, что вы, Павел. Я вам так благодарна. Сынок мой сегодня позвонил, мы с ним десять минут разговаривали. У меня такая радость, вы не представляете. У меня же внучка родилась, годик уже.
        Женщина замолчала, с трудом переводя дыхание.
        - Мы с сыном помирились, он прощение попросил. Обещал осенью, после навигации, с дочерью и женой приехать. Спасибо, вам, большое, Павел, не дали умереть в одиночестве.
        - Да, не за что, Клавдия Васильевна. Я очень рад, что у вас все хорошо. Ладно, не буду вас отвлекать…
        - Да, ничего страшного. Николай обещал только через десять дней позвонить, как из рейса придет. Я просто, на радостях, подумала, что он забыл что-то сказать, еще раз позвонил. А о нашей договоренности я помню. Но там тихо все, гыр-гыр, по-своему что-то говорят, но спокойно, как обычно.
        - Спасибо, Клавдия Васильевна, только вы мне, если что….
        - Да, Павел, я помню, в любое время, днем и ночью.
        - Да свидания, еще раз - очень рад за вас.
        Звонок телефона прозвенел в десять часов вечера следующего дня. Мы с Аллой смотрели телевизор, когда затарахтел поставленный на минимальный уровень звонка телефонный аппарат.
        - Слушаю, говорите…
        - Павел, это, я, баба Клава, звоню. Сейчас у соседей заорали, а потом телевизор громко заиграл, но кто-то громко разговаривает, как будто ругаются.
        - Спасибо, Клавдия Васильевна, вы, пожалуйста, к соседям, не русским, вызовите милицию, только через «ноль два», скажите, что слышали, как кричали «убивают, грабят».
        - Павел, я же не слышала…
        - Баба Клава, пожалуйста, сделайте, что я прошу. Хуже не будет, но мне кажется, ваших соседей и так грабят. Только, очень прошу, про меня, никому и ничего не рассказывайте.
        - Я уже соседки рассказала, как вы мне Коленьку помогли найти.
        - Ну, рассказали и рассказали, а сейчас звоните в «ноль два», ваших соседей там реально грабят. До свидания. Я вам потом сам позвоню.
        
        
        Утром, под угрюмые комментарии зама по службе, дежурный по отделу зачитал ориентировку, что около десяти часов вечера в квартиру, снимаемую семьей кооператора из города Кировабад, «на плечах» сына хозяина, бегавшего в дежурный гастроном за хлебом, ворвались двое неустановленных мужчин, и, под угрозой ножей, загнали семейство кооператора в ванную. Хозяину же, одели на голову ведро, привязали к креслу, и стали тыкать ножом, принуждая рассказать, где лежат хранятся гроши. Из квартиры было похищено деньги в сумме триста рублей и золотые изделия, общим весом в пятнадцать грамм. Примет преступников нет. Автопатруль, прибывший на место происшествия через девять минут после получения сообщения от службы «Ноль два», преступников на месте не застал. Организованные оперативно-розыскные мероприятия результатов не дали.
        - Очень плохо, товарищ дежурный по отделу - начальник РОВД смотрел на потупившегося капитана как солдат на вошь: - почему автопатруль прибыл так поздно?
        - Товарищ полковник, к дому АП двести девять подъехал через три минуты, но, подъезд последний, а, со стороны Арены, двор оказался перекопанным, там трубы меняют. Пока наши весь дом объехали, пока через двор обратно вернулись, вот девять минут и получилось. Да и в любом случае, преступники уже ушли….
        - Вы мне тут адвоката не изображайте, а то я ведь могу и с вами начать разбираться. Кто был старшим автопатруля?
        - Старшина Гусейнов - дежурный, покопавшись в куче материалов, выдал справку.
        - О ка! А старшина Гусейнов, Тофик Аслан-заде, не мог свое заде от сиденья оторвать, и пешком дойти до подъезда? Там же от угла десять метров, и тропинка, наверное, для жильцов проложена. Товарищ майор - начальник РОВД повернулся к командиру роты ППС: - чтобы я вашего Тофика на автопатруле больше не видел, вообще. Вон, Громова посадите, к примеру, а то он всю весь отдел сигаретами завалил, а на кроссе по первенству Города наша команда заняла почетное восьмое место, потому, что все пыхтят как паровозы, и курят все рабочее время.
        - Кто от розыска выезжал?
        - Старший лейтенант Веревкин.
        - Почему примет преступников нет?
        - Товарищ полковник! - вздыбил усы начальник розыска: - Я материалы читал. Там вина Веревкина не просматривается. Жулики прятались за мусоропроводом, лампочку на площадке вывернули. Сына хозяина за шею схватили сзади, он их не видел. Отцу сразу, с порога, в морду сунули, он и потерялся сразу. Наверное, сотрясение мозга получил. Баб и сына в ванной заперли, а отцу на голову ведро одели, хорошо, хоть не помойное, к креслу привязали, телевизор включили по громче и стали в шею ножом колоть. Как начали ухо пилить, он им и рассказал, где деньги и золото лежит. А ушли они по крыше. Мои пробежались, там следов нигде нет, но в четырех подъездах замки с лифтовых сдернуты, в любом месте можно выйти. По приметам, кроме того, что два мужика в черных женских колготках на головах, никто ничего рассказать не могут. Вроде бы оба очень высокие.
        - Понятно, все садитесь - полковник в раздражении зачиркал ручкой по ежедневнику: - Короче, так... Уголовный розыск - отрабатывайте все связи потерпевшего, особенно сына. С кем встречается, с кем гуляет. Скупщиков напрягите. Вечером мне доклад к пяти часам. Все, с этим закончили, что там по тяжким телесным по улице Машинистов?
        
        Не доходя до нашего, традиционного, места утреннего потребления кофе и других пирожных, я подхватил Олега под локоток и потянул его в сторону, припаркованной у старой мечети, машинки Аллы.
        - Мы, что, кофе пить не пойдем? - Олег не любил ничего нового и неизведанного.
        - Нет, завтра обязательно, а сегодня садись сюда - я повернул блестящий ключик, открыл водительскую дверь, вытянул шпенек запора пассажирской двери, открывая доступ в салон Олегу.
        - Чья это машина? Твоя? - Олег с любопытством погладил пластик торпеды.
        - Нет, знакомая дала, ей картошки надо из погреба привезти…
        - Какой картошки?
        - Олег, не бери в голову. Садись пониже, фуражку назад кидай. Постарайся сесть так, чтобы на тебе форму не было видно…
        - Паша, ты что задумал?
        - Олег, мы едем тебе за премией или медалью, хотя вру, медаль, точно не дадут, но премию дадут, сто процентов.
        Мы припарковались у тротуара, метрах в пятидесяти от скупки и приготовились ждать. До появления основных действующих лиц оставалось не меньше часа.
        Каюсь, фигуранта я проморгал. Когда я, в очередной раз, окинул взглядом кучку скупщиков у «Алмаза», нужное нам лицо было уже там. Весело скаля зубы с бородатыми «золотниками», он тревожно вертел головой, бросая быстрые взгляды поверх голов своих, невысоких, собеседников.
        - Олег, пригнись - я аккуратно отъехал от тротуара, чтобы, не торопясь, включив правый «поворотник», свернуть в арку, на улицу Студеную.
        - Олег, там среди цыган парень стоит, русский. Наша задача его задержать, и в отдел. Он, скорее всего, вчера азербайджанцев и грабил. Вопросы потом - Олег, с лязгом зубов, захлопнул рот.
        Мы спокойно вышли из арки, и, не глядя на цыган, двинулись в их сторону. Когда до веселой компании осталась два шага, кто-то из бородатых прошипел «Менты».
        Из кучки насторожившихся ариев, толкая их руками, выскочило, упругое, как ртуть, тело. Но, я был готов к его маневру, и начал разгонятся в момент, пока беглец еще разворачивался. Поэтому, два разделяющих нас шага, я отыграл, догнав, набирающего скорость, парня и, безыскусно толкнул его в спину, чуть зацепив ногу. Беглеца, от толчка, потянуло к земле, он напрягся, почти восстановил равновесие, но, зацепленная мной нога, переплелась со второй, и человек растянулся на асфальте во весь рост. Я прыгнул на широкую спину, ударив свою жертву коленями по открытыми ребрам, схватился за правую руку, и начал заводить ее назад, чувствуя за спиной судорожное дыхание, чуть приотставшего, Олега.
        - Вторую руку держи! - Оставалось только свести руки пленника за спиной и защелкнуть на сильных, широких запястьях черные браслеты.
        - Ага, сейчас - Олег упал на колени сбоку, стал вытаскивать, прижатую к груди, левую руку парня. Вдруг, левая рука, казалось бы, надежно спрятанная под животом Штепселя, резко выметнулась вперед, и мелькнув в воздухе серой птичкой, на проезжую часть Бродвея глухо шлепнулся увесистый матерчатый мешочек. Я замер. За спиной орали цыгане. Не многочисленные, по раннему времени, прохожие, как стая мальков, прыснули в стороны от драки. Олег пыхтел, постепенно заводя левую руку Крапивина Станислава, назад, к надетым на правую руку жулика наручникам. Машины медленно катили от ЦУМа в нашу сторону, только что, стартовав от светофора. А с противоположной стороны дороги, к мешочку с золотом, огромными прыжками приближался огромный, с перекошенным лицом, студент Белов, по кличке Вайс.
        Глава 24
        
        - Олег, держи его! - я бросил крутить руку Штепселя, оттолкнулся от его поясницы так, что он вскрикнул, и вскочил на ноги. Маленький, невзрачный мешочек, лежащий на сером, ноздреватом асфальте, был сейчас важнее и Штепселя и Вайса, каждого отдельно и вместе взятых. Это было доказательство причастности этой шайки к преступлению. Даже, если они оба от нас убегут, я оформлю и привяжу этот мешок к ним, вон сколько народу вокруг застыло, только лично купленных на свои кровные, наручников жалко. А вот, если этот лось Белов, убежит с золотом…Думать от этом не хотелось, да и было некогда. Я, с низкого старта, рванул вперед, успел сделать пару торопливых шагов, но, неожиданно полетел лицом вниз, только чудом успев выставить вперед ладони. Долбаный студент Крапивин, вырвав руки из захвата Олега, успел прихватить меня за щиколотку, не дав добежать до моей цели один шажок. Гигант Белов, в панике, прыгал в трех шагах от мешка, не решаясь перебегать дорогу перед, деловито проезжающем в притирку с бандитом, желтым «Запорожцем», с мешком картошки на верхнем багажнике, которым управлял флегматичный дедушка.
        - Сука, сука! - я в темпе швейной машинки стал пинать свободной ногой по кистям Штепселя, сзади раздалось болезненное «Ой», звякнули наручники и цепкие пальцы разжались на моей ноге. Тем временем «Запорожец» объехал Белова, и обдав на последок его вонючим дымом своего двадцати семи сильного подобия движка, деловито покатил в сторону Сердца Города. Вставать на ноги было некогда. Эта «машина смерти», выше меня, головы на полторы, уронит обратно на асфальт и не заметит. Я, как лягушка, прыгнул вперед из положения лежа на животе, дотянулся кончиками пальцев до ткани мешочка, и как вратарь в бескомпромиссном «рубилове» у ворот, сунул свою добычу под себя, и зажмурился, в ожидании неминуемого удара ногой в голову от подбежавшего ко мне Белова. Сердце билось, быстро, как у мыши, но удара всё не было. Я поднял голову. Широкая спина Вайса быстро удалялась от меня в сторону Привокзальной площади, в двадцати сантиметрах от моего лица застыл кованый бампер красной «Нивы», за стеклом который, беззвучно разевал рот и размахивал руками, явно матерящий меня, автолюбитель. Я изогнулся, охнув от вмиг пришедшей
боли, в ободранных от асфальт ладонях, разбитых при падении коленях и локтях, повернулся к Олегу, который, уцепившись за кольцо наручников, из последних сил, удерживал бешено извивающегося, почти вырвавшегося, Штепселя. Я, в голос подвывая от боли и прилива адреналина, в три приема, со скрипом разогнулся и шагнул к отталкивающему от себя милиционера студенту. Бросив на меня взгляд, почти задержанный, Станислав Крапивин, сделал плаксивое лицо, и со словами «Все, все, я не сопротивляюсь» опустил руки. И очень жаль. Меня трясло, очень хотелось найти повод не раз и не два ударить Штепселя, втоптать его в землю, тварь такую. Я перехватил кольцо наручников, с металлическим треском захлестнул вторую руку студента, потом медленно, с торжествующей ухмылкой, сунул увесистый мешочек отпрянувшему от меня студенту за пазуху:
        - Пойдём, будем изымать, что ты такое интересное носишь.
        - Ты не докажешь, ты мне сам его сейчас засунул - затянул Стасик привычную песню, но его уже никто не слушал. Через пятнадцать минут, поймав на улице двух недовольных понятых и истребовав у помощника дежурного фотоаппарат «Смену- 8М», которым в дежурке фотографировали на память задержанных, я, под возмущенные вопли дежурного майора, сдвинул его многочисленные журналы в сторонку и высыпал, под дружный «Ах!» присутствующих, на исцарапанную поверхность оргстекла содержимое мешочка, после чего раз «щёлкнул» фотоаппаратом, сфотографировав для дела Штепселя на фоне кучки ювелирных изделий желтого металла, состоящей из десятка цепочек и почти трех десятков колец. Больше часа я описывал изъятое, жестко стукая по рукам желающих повертеть в руках драгоценные безделушки, не зависимо от должности и звания. Когда я, в очередной раз, не поднимая головы, вознамерился стукнуть по руке, нагло схватившей со стола мужской перстень с вставкой черного камня, раздалось предостерегающее покашливание. Я вскинул глаза и ругательства застыли у меня на языке. В дежурку ввалилась полюбопытствовать делегация из начальника
РОВД, зама по службе и моего ротного. И, я, чуть было не врезал по руке начальнику отдела, который, не заметив опасности, любовался игрой полированного агата на свету. Я вскочил так резко, что стул от удара, опрокинулся назад:
        - Товарищ полковник, во время дежурства, под руководством старшины Боголюбского, задержали подозреваемого во вчерашнем разбое в квартире на улице Полярников….
        - Ты серьезно?
        - Так точно.
        - Почему ты так решил? Я в описи таких вещей не помню…
        - Я через пять минут допишу и с рапортом к вам подойду - я кивнул на активно «греющего уши» Штепселя.
        - Давай, заканчивай и ко мне, со всем что есть.
        Закончив протокол изъятия и дав его подписать понятым, а также заверив их подписями отказ Штепселя от подписания протокола, но заставив студента лично записать в протокол, что все эти сокровища ему подсунули в карман нечистоплотные на руку милиционеры, я, подхватив Олега, двинулся в кабинет начальника, торжественно неся перед собой опечатанный пакет с золотом. В рапорте я указал, что мы, со старшиной Боголюбским, несколько дней назад обратил внимание на группу молодых людей, постоянно что-то сдающих цыганским золотникам. Посчитав их поведение подозрительным, мы установил их паспортные данные, а также связь одного из них с родственником, осуществляющим перевозки по заказам коммерсантов, арендующих ларьки в зоне поста. Увидев сегодня гражданина Крапивина, что-то обсуждающего с цыганами, мы стали приближаться к подозреваемому, после чего Крапивин С.Б. попытался убежать, а, при его преследовании, пытался избавится от матерчатого мешочка с ювелирными изделиями из металла желтого цвета. Пока начальник розыска, как подорванный, бегал, организовывая мероприятия по задержанию Вайса и дяди Штепселя, мы с
Олегом, как именинники, лакомились в кабинете начальника чаем с печеньками, под ласковым взглядом получившего свою часть славы, ротного.
        - Слушай, Громов - начальник РОВД тщательно сличал протокол изъятия и срочно доставленное в кабинет уголовное дела по факту разбойного нападения на квартиру Магомедова Ибрагима: - Но ведь изъятое не бьется со списком похищенного. Совсем не бьется. Вот, только одна цепь, более-менее подходит по описанию. Вы конечно, молодцы, но…
        - Товарищ полковник, разрешите я одну мысль выскажу?
        Дождавшись милостивого кивка, я предположил:
        - Возможно, что Магомедов какие-то свои, коммерческие интересы, блюдет, и не хочет показывать свои доходы. Поэтому он и назвал только часть похищенного.
        - И что ты предлагаешь? Он же может не признаться, что золото его. Хрен его знает, что он там выкруживает.
        - Так, может быть, отдельно вызвать только его жену и дочь и при понятых устроить официальное опознание золота? На видеокамеру снять, допросить сразу, когда и где опознанную вещь купили. Магомедов куда после этого опознания денется? Скажет, что женщины ошиблись? Да, они его пристукнут сразу. Женщины, по-моему, тем более, мусульманки, на золоте повернутые, не смогут от такой кучи золота отказаться, когда вот оно, перед тобой, только кивни, на вопрос, что оно твое и забирай. Не выдержат жена и дочь такого искушения. А то что совпадает только одна цепь… Наверное, большая часть золота у Белова осталась, у него, наверное, все оставшиеся заявленные изделия найдутся.
        - Это ж сколько золота всего, я даже представляю плохо - полковник удивленно завертел головой: - ладно! Чай попили? Молодцы, не задерживаю более.
        Я подхватил, осоловевшего от начальственной ласки, Олега, и, откланявшись, выметнулся из кабинета:
        - Ну что, Олег, надо хоть на посту появится, да и машину отогнать, а то, с нее в арке, уже, наверное, дворники сняли.
        - Пашь, а что это за машина?
        - Олег, задрал. Продал цыганские сигареты и купил машину.
        - Врешь же!
        - Ну, конечно вру.
        - Эй, стой - гортанный крик раздался сзади. Мы обернулись, два чернявых мужичка в клочковатыми, с проседью бородами, стояли у черной «Шестерки», явно, перекрашенной не на заводе, и манили нас пальчиком.
        - Эй, иди сюда, не бойся.
        Я сплюнул сквозь зубы в сторону мужичков и потянул замершего Олега за собой.
        - Эй, погоди, разговор есть, да стой ты - цыгане заспешили за нами.
        - Олег, палку мне дай
        - Зачем?
        - Просто дай палку.
        Олег неохотно расстался со своим оружием. Я принял дубинку и стал охлопывать ею себя по ноге.
        Цыгане, опасливо уставились на дубинку в моей руке, и остановились где-то в метре от меня.
        - Ты маму свою зови «Эй» и пальчиком ее мани. Поняли, меня, ромы?
        - Эй, начальник, ты не ругайся, мы договариваться пришли.
        - Говори.
        - Ты зачем наших женщин бьешь? Зачем весь товар забираешь? Давай, по-хорошему, договоримся. Ты нас не трогаешь, мы тебя не трогаем….
        - О, классно. То есть вы меня не трогаете? Долго думал?
        - Ты Павел, да? - вперед выступил тот, у кого цепь на густо-волосатой груди была потолще.
        - Я то Павел, а ты кто?
        - Меня Рамиром зовут. Скажи, Павел, ты почему такой упрямый? Мы к тебе по-хорошему, со всем уважением…
        - Слушай, Рамир, я ваших баб и старшего, не знаю, как его зовут, предупреждал, что вам всем хана. Я же с ними пытался по-хорошему договориться, меня послали. Так что не обессудь, больше я с вашим племенем мирно жить не буду.
        _ Слушай, не будь таким злым, скажи, сколько ты хочешь, мы договоримся!
        - Десять тысяч.
        - Что?
        - Я говорю - десять тысяч рублей, и мы договорились.
        Цыгане переглянулись, и синхронно развернувшись, молча пошли к своей машине. Олег, выпучив глаза, как филин, молча стоял, пытаясь переварить размер моей коррупционной составляющей.
        - Паша, а зачем тебе десять тысяч?
        - «Ниву» новую возьму, буду на рыбалку ездить. Мне «Нива» нужна. Она скоро в кредит будет продаваться, без всяких очередей.
        
        
        Следующим утром, после развода, меня пригласили в кабинет замполита. Кроме него, в кабинете сидел незнакомый майор.
        - Разрешите, товарищ майор? - бодро ввалился я в логово политического руководителя, предвкушая заслуженное нематериальное поощрение, типа путевки в «Артек».
        - Присаживайся, Громов. - замполит указал на стул у стенки: - Хотим поговорить с тобой. - Слушаю вас, товарищ майор.
        - Громов, ты комсомолец?
        - Конечно.
        - И в чем твоя комсомольская активность проявляется?
        - Ну как в чем… Участвую в собраниях, взял обязательство в этом году бесплатно отработать не менее двухсот часов в личное время… Да, во всем, товарищ майор - я ничего не понимал, но чувствовал, что путевки в общесоюзный лагерь или снимок у развернутого знамени отдела, вкупе с благодарственным письмом родителям, мне выдавать не собираются.
        - Я председатель комитета комсомола городского управления майор Журавлев - включился в разговор гость: - И у комсомольской организации управления, к тебе, комсомолец Громов, возникли вопросы. А вопросы очень серьезные. Мы понимаем, что сейчас в стране объявлены плюрализм и демократия. Но, если ты член комсомола и сотрудник милиции, то антисоветской деятельностью заниматься тебе нельзя. Вон, рапорт пиши, и после увольнения делай что хочешь.
        - Писец, извините, товарищи майоры, вы, вообще, о чем говорите? О какой антисоветской деятельности? Я даже на оккупированной территории не жил!
        - Стелешься, да, Павел. А мне говорили, что ты тип очень мутный. А ты же в юридическом учишься? Я вчера вызов на сессию видел у начальника. А ты знаешь, что если твои товарищи проголосуют, что тебе не место в рядах ВЛКСМ, то из института тебя попрут очень быстро.
        - Так, стоп! - Я хлопнул ладонью по полированной столешнице: - Не хочу бередить старые раны, но ваш предшественник, товарищ замполит, не к ночи будет помянут, перед своим арестом тоже меня пугал исключением из института.
        - Нет, ты видел, какой наглец - обозленный замполит толкнул в бок городского «комсомольца»: - Он меня еще пугать будет! Вот, очень жаль, что не успел подполковник тебя выгнать, но ничего…сейчас я тебя….
        - Подожди, Вячеслав Семенович, давай спокойно - «городской» успокаивающе похлопал разбушевавшегося замполита по плечу.
        - На вас, товарищ Громов, пришло заявление, что вы позавчера сорвали проводимое под эгидой горкома ВЛКСМ культурно-музыкальный фестиваль народной и средневековой европейской музыки, а также спокойно смотрели на открытое хищение денег у руководителя фестиваля Бочарова И.Н., не принимая установленных законом мер по задержанию преступников. На заявление Бочарова И.Н. о грабеже, не реагировали, а в довершении всего допустили высказывания антисоветского и антикомсомольского содержания. Что-то можете объяснить, Громов?
        - Я что-то вообще не понимаю, о каком фестивале идет речь!
        - Короче, Павел, из Горкома ВЛКСМ пришло распоряжение о рассмотрении твоего поведения на комсомольском собрании комсомольцев РОВД. Готовься, завтра к шестнадцати часам в Ленинскую комнату чтобы пришел, для тебя явка обязательна. И комсомольский билет не забудь.
        
        
        Так как, с определенной натяжкой, музыкальным фестивалем можно было назвать танцы трио скрипачек возле ЦУМа, я проводив Аллу до квартиры и выгуляв Демона, не взирая, на полнейшее нежелание это делать, двинулся в сторону кубиков общежития консерватории, отстоящих от моего дома метров на пятьдесят.
        - Где триста двадцатая комната? - номер комнаты Инны я знал, поэтому с деловым видом двинулся в сторону нужной лестницы, пока пожилая вахтер не начала задавать вопросы, с какой целью я интересуюсь данной комнатой. Постучав в нужную дверь, и дождавшись, вроде бы, разрешительного звука из-за двери, я шагнул в тесную комнату на четыре кровати. Две барышни в коротеньких халатиках, сидящее рядышком на одной из коек, с ярким толстым журналом в руках, с изумлением уставились на меня.
        - Добрый вечер, девушки! А Инну могу видеть?
        - Здрассти. А Инка на кухне.
        - Подожду? - я уселся на колченогую табуретку, странно покосившуюся под моим весом.
        Девушки фыркнули и снова уткнулись в журнал, но примерно через минуту, одна из них не выдержала и выскочила из комнаты, чтобы через пару минут привести за собой Инну.
        - О, привет, а ты что….
        - Пойдем, на балкон, покурим.
        Мы вышли на общий балкон, расположенный в торце здания. Надеюсь, Алла не выйдет на наш балкон, чтобы полюбоваться на меня в интимной компании с фигуристой барышней.
        - Что у тебя с твоим Игорем?
        - Паша, я тебе говорила, он встречается….
        - Ты сделала, что я тебя просил?
        - Да, я с девчонками поговорила, они согласны. Парням, вообще, все равно, лишь бы деньги платили. Итого одиннадцать человек - больше половины группы. А остальные - ни рыба, ни мясо, на словах, вроде бы согласны, а делать ничего не собираются.
        - Ну, больше половины группы - этого достаточно, на первое время точно. Мне от тебя надо следующее…
        Выслушав начало моих требований, Инна отчаянно замотала головой:
        - Нет, Паша, давай ты это сам, без меня…
        - Инна, сам уже не получится. Подозревая, что твой бывший на меня в горком комсомола кляузу написал, а там все, вплоть до измены Родине. Поэтому, очень надо, тем более, что тебе от этого тоже польза будет. Почти, на сто процентов уверен. Так что давай, сделай это.
        
        
        Глава 25
        Следующий день тянулся, как резиновый. Экономическая война с цыганами вышла на новый, более кровавый виток. Теперь, за нами с Олегом, как привязанные, ходили два цыганенка, лет по двенадцати, на вид. Бригада торговок увеличились до пяти человек каждая. Стоило нам начать движение в сторону сигаретных спекулянток, пацаны, с громкими криками, бежали предупреждать своих теток. Навстречу нам, как тяжелые перехватчики, устремлялись по паре наиболее толстых цыганок, просто, заступая нам дорогу и громко выкрикивая какую-то чушь в лицо, а более, если можно так сказать, стройные, убегали вдаль, унося запасы товара. Пополнение распроданных сигаретных запасов осуществлялось регулярными рейсами четыреста восьмого «Москвича», чей цвет кузова, я затруднялся определить. Оставив Олега торговать лицом на маршруте, я, первым делом, избавился от слежки. Для этого пришлось пройти два перекрестка, и нырнуть в, единственный на квартале, проходной подъезд. Отвесив смачного пенделя сунувшемуся вслед за мной в подъезд цыганенку, я, с улыбкой на лице, проводил взглядом быстро удаляющееся смуглое тело, оживляющее тихую
улочку смертельными проклятиями в мой адрес, а потом, начал методично обходить район, двор за двором. Искомый «Москвич» нашелся в проезде между домами в на проспекте Резерва партии. Молодой цыган мирно спал, уронив буйную, кудрявую голову на руль. Я просто вытащил ключ зажигания из замка, торчащего на панели автомобиля слева, возле опущенного до упора бокового стекла, а потом, толкнув незадачливого водителя, изо всех сил, зашвырнул ключи на крышу, случившейся тут, трансформаторной будки. Пока, не проснувшийся толком ,цыганенок, с жалобными причитаниями, бегал вокруг кирпичного сооружения с черепами и костями на всех дверях, я, просто вытащив из багажника "Москвича" два больших мешка, нырнул в узкий проход между домами, бегом преодолел два двора, и зашвырнул мешки в один из заброшенных сараев возле барака по улице Машинистов. Через пол часа, обойдя Бродвей по большой дуге, я вынырнул со дворов у ЦУМа, и двинулся вдоль линии маршрута, в поисках напарника. Десяток цыганок и пара мужиков постарше собрались у, припаркованного на тротуаре, знакомого «Москвича», и как всегда, о чем-то орали. Когда я помахал
им рукой, типа «Добрый день, всем здравствуйте», буйная тусовка, как по команде, замолчала, и стала испепелять меня огнеопасными взглядами. Я чувствовал, что скоро меня, или попытаются подставить "старшим братьям", или без затей, подрежут. Но, это будет не сегодня. Сегодня у меня более опасные противники, комсомольцы из горкома. К шестнадцати часам, в просторной Ленинской комнате, собралась практически вся рота, и хотя, подозреваю, половина собравшихся уже вышла из комсомольского возраста, но послушать, какой же аморальный поступок совершил их коллега, было интересно всем. Да и подразнить, подрастерявших свое влияние, партийных или комсомольских бонз находилось много охотников. Ровно в четыре часа дня в зал, гуськом, прошли замполит отдела, уже знакомый мне майор из комитета комсомола городского УВД, какой-то прилизанный тип в сером костюме, которого через пять минут представили, как инструктора Горкома комсомола Пупкина, и ожидаемый мной Игорек. Правда, его я сразу не узнал, Серебристый с отливом костюм, какой-то нестандартный комсомольский значок, галстук на два тона темнее костюма. Выглядивший
очень представительно, Игорь скромно пристроился в боковом кресле на первом ряду. Последней вбежала наш полу освобождённый комсомольский вожак - Лидочка Савельева из отдела дознания.
        - Так товарищи - слово взял замполит: - давайте начинать. Времени очень мало, до пяти надо закончить. Предлагаю избрать председателем собрания товарища Савельеву, а секретарем….
        - Разрешите, товарищи, я буду протокол вести - с заднего ряда поднял руку старшина Быков Юра, самый результативный старший автопатруля в нашей роте.
        - Быков, ты же не комсомолец!
        - Товарищ майор, я же протокол вести хочу, а не голосовать - Юра, по-доброму, улыбался из-под смоляных волнистых усов. Почему-то, наличие человека, желающего добровольно вести протокол собрания, замполиту не понравился, но, других желающих не было, а собрание постановило. Лидочка, пошушукавшись с начальниками, сидящими в президиуме, предложила предоставить слово городскому «комсомольцу».
        - Товарищи, разрешите мне, как представителю к городского управления МВД и комсомольской организации, объединяющей милиционеров - комсомольцев города, начать данное собрание. Из Горкома ВЛКСМ пришло сообщение, что ваш сотрудник, комсомолец, сержант Громов, не обеспечил охрану общественного порядка на вверенном ему маршруте патрулирования. Вследствие халатного отношения данного комсомольца к своим обязанностям, на площадке фестиваля народной и средневековой музыки, проводимого силами комсомольцев оркестрового факультета нашей Городской консерватории, была допущена драка, переросшая в открытое хищение имущества, принадлежащего организатору фестиваля, присутствующему здесь. комсоргу факультета консерватории, Бочарову Игорю. Предлагаю, дать пострадавшему возможность самому рассказать о произошедшем, ну, а потом, дать комсомольцу Громову возможность объяснить свой неблаговидный поступок. Затем дать по одной минуты желающим выступить и принять решение. Со своей стороны, хочу сказать, что наш комитет комсомола, рассмотрев поступившие материалы, рекомендует первичной организации Дорожного отдела вынести
решение об исключении комсомольца Громова из рядов комсомольской организации. Товарищ Бочаров, пожалуйста, расскажите нам, как все произошло.
        - Товарищи комсомольцы - на трибуне Игорь смотрелся импозантно: - мы, комсомольцы консерватории постоянно ищем новые, современные формы приобщения наших граждан к великой силе искусства, в частности, к музыке. Недавно я с моими коллегами с оркестрового факультета, образовали комсомольский музыкальный коллектив «Трубадуры», основной целью которого стала развитие новых форм знакомства населения с такими, редко исполняемыми, видами музыки, как музыка европейского средневековья и музыка русских скоморохов. Мы, с нашим молодым, талантливым коллективом, решили внедрить хорошо забытые, но, очень интересные приемы и стили исполнения музыкальных произведений, как например танец. Да, товарищи, наши девушки -скрипачки, очень красиво танцуют во время исполнения музыкальных произведений. Наши советские граждане очень позитивно приняли результаты усилий студенческой молодежи. Наши выступления собирают большое количество публики. Два дня назад, во время проведения фестиваля на площадке у ЦУМа, какие-то хулиганы начали рваться на сцену, с целью сорвать выступление наших музыкантов. Когда я попытался призвать их к
порядку, меня ударили по лицу, сбили с ног, и пользуясь моим беспомощным состоянием, открыто похитили принадлежащие мне сто рублей. После этого, хулиганы убежали. Через некоторое время, появился милиционер, как я позже узнал, комсомолец Громов. Когда я обратился к нему за помощью, он отказался со мной разговаривать, а потом, вообще, допустил ряд антисоветских высказываний. В частности, когда он узнал, что это комсомольское мероприятие, он сказал, что, цитирую «вас, сволочи, давно пора к стенке поставить или утопить». В результате, товарищи, проведение фестиваля сорвано. Большое количество наших сограждан стали свидетелями этой криминальной выходки, отсутствие реакции милиции на факт совершения этого преступления. Мои артисты - музыканты, просто боятся работать в этих условиях. Поэтому, комсомольская организация консерватории, с поддержки Горкома комсомола, обратилась к комитету комсомола городского УВД о необходимости дать оценку действиям комсомольца Громова. У меня все, товарищи. Мои комсомольцы очень надеются на адекватную реакцию на проступок Громова со стороны своих товарищей-комсомольцев из
милиции.
        - Слово предоставляется комсомольцу Громову - Лидочка оторвала одобрительный взгляд от красавца-музыканта-комсорга и кивнула мне: - Регламент две минуты.
        - Не было такого регламента - проворчал я, аккуратно собирая разложенные на соседнем стуле бумаги: - На прения минута - был, а на мое выступление регламента не было.
        - Ты, Громов - влез с комментариями замполит: - там не бубни, правовед, то же мне. Тебя ни пять минут не спасут, ни бумажки твои вечные, прости господи.
        - Неправда ваша, товарищ майор. Поговорка ведь не зря говорит - без бумажки ты какашка. - я помахал перед замполитом заполненными листами, и пока замполит соображал, кого я назвал какашкой, я начал выступление.
        - Дорогие коллеги! Почти все мы здесь немножко юристы. Во всяком случае, те, кто каждый день, на улице, борется с преступностью, помогает гражданам, ежеминутно и быстро решая, на первый взгляд, простенькие, но очень важные юридические вопросы. И хотя, судя по сегодняшнему судилищу, наши комсомольские и политические руководители, страдают юридическим нигилизмом, я обращаюсь к вам - сотрюдникам нашей роты, как к людям, немного разбирающимся в законах и правовых вопросах.
        - Громов… товарищ Громов, вы что себе позволяете! - майор из городского комитета попытался меня перебить, но его оборвал секретарь собрания.
        - Товарищ майор - Юра Быков просто лучился от возможности поставить начальство на место: - Не прерывайте Громова. Вам будет предоставлено слово. Потом, по регламенту, в течении одной минуты.
        - Я продолжу, товарищи - я аккуратно разложил листы на трибуне: - Так вот, это фарс напоминает мне комедию «Ревизор» незабвенного Гоголя. Помните, там два дурачка, Бобчинский и Добчинский, увидели какого-то жулика и прибежали к городничему с вестью, что в город приехал ревизор. Так и у нас, наши комсомольские вожаки притащили сюда жулика и, на основании его лживых слов, собираются выгнать меня из комсомола.
        Орали все, и зал и президиум. Продолжалось это все минут пять. Я молча ждал, пока шум не стихнет, потом продолжил:
        - Продолжаю, товарищи. Меня обвиняют в срыве важного комсомольского мероприятия. У меня вопрос - есть хоть одна бумажка, что на территории перед ЦУМом проводится музыкальный фестиваль. И я вам отвечу - нет такой бумажки, потому что притворяющийся потерпевшим гражданин из консерватории жулик, всего лишь, наглый и жадный жулик, но не умный.
        Я обернулся к президиуму. Если наш замполит и Лидочка еще ничего не поняли, и не отрывали от меня испепеляющих взглядов, то майор из города и инструктор из Горкома комсомола, очевидно, стали что-то подозревать, во всяком случае в их глазах появилась растерянность.
        - Предыстория этого судилища такая - комсомолки консерватории решили повысить свой профессиональный уровень, и что греха таить, немного подзаработать. По случайности, я живу рядом с общежитием консерватории и, с некоторыми студентами, по соседски, знаком. Они ко мне обратились, как к студенту юридического, что надо сделать, что бы все было правильно. Я посоветовал провести комсомольское собрание, создать комсомольский музыкальный коллектив, на собрании решить, что эти деньги распределяются среди участников, какую-то сумму направлять на материальную помощь неимущим студентам, платить взносы и так далее. Короче, сделать все правильно, по-социалистически. И это не пустые слова, вот объяснительные от участников музыкального коллектива - я потряс бумагами.
        - Ребята пошли со своими вопросами к этому гражданину, притворяющемуся комсомольским организатором- я махнул рукой в сторону побледневшего Игорька: - он сказал, что все оформит, все согласует, а на ребятах лежит ответственность за музыкальную и артистическую часть. Через неделю гражданин Бочаров сообщил комсомольцам, что все оформлено, и можно выступать. Фестиваль, который я, якобы сорвал, выглядел следующим образом - пару часов в день, ребята из консерватории играли, танцевали и пели, а Бочаров регулярно обходил круг зрителей с шапкой и собирал деньги. Сколько денег он собирал почти каждый день - никому не известно. По вечерам он давал ребятам какие-то суммы, говорил, что сам он забирает на взносы, материальную помощь и организационные расходы тридцать процентов выручки. Несколько дней назад Бочаров привел какого-то парня, сказал, что это охрана, а за охрану придется платить еще двадцать процентов….
        Крик и ор поднялся снова. Игорь что-то гневно выкрикнул и выбежал из Ленинской комнаты. После этого все внезапно замолчали, потом, в тишине, впервые подал голос инструктор горкома:
        - Ну что, товарищи, подведем итоги. Предлагаю собрание прекратить, так как все стало ясно.
        Народ одобрительно зашумел и стал подниматься с мест. Я не сдержался и крикнул, хлопнув ладонью по крышке трибуны:
        - Ну ка, все сели, собрание еще не закончено. Извините, за несдержанность, но собрание заканчивается решением собрание, а я еще не закончил свои оправдания. Коллеги, скажите, а вам не надоело, вот такое, пренебрежительное и презрительное отношение к нам, рядовым сотрудникам? Приходит какой-то хмарь, который, в течении недели, прикрываясь комсомолом, открыто совершал преступление, предусмотренное статьей двести девять Уголовного кодекса РСФСР. Что, товарищи начальники, забыли статью такую? Так я процитирую: систематическое занятие попрошайничеством наказывается лишением свободы, ну, и так далее. А когда ему такие же жулики дали по морде и забрали деньги, полученные преступным путем, жулик стал снова притворятся комсомольцем, и попытался меня политически репрессировать. Благо, не на того нарвался. Но, если бы на моем месте был бы например, наш товарищь, скромный и тихий Олег Боголюбский, что бы тогда было? Уголовная шпана, прикрываясь коммунистическими лозунгами, смешали бы милиционера с дерьмом, а, специально обученные, товарищи, забыв, что они, в первую очередь, наши товарищи, призванные охранять
интересы рядовых комсомольцев, радостно бы кричали: Ату, его, козла! Так что ли получается? Поэтому, товарищи, что бы вновь такой бездоказательной травли рядовых сотрудников не было, я предлагаю вынести следующее решение комсомольского собрания: - первое - материалы, направленные в наш адрес из комитетов ВЛКСМ консерватории, Города и Городского УВД признать клеветническими.
        Второе - предложить комсомольским собраниям консерватории, Горкома ВЛКСМ и Городского УВД разобрать на собраниях роль присутствующих здесь комсомольских работников, а также, покинувшего нас гражданина Бочарова Игоря, на соответствие занимаемой должности и высокого звания комсомольцев. И третье- поставить перед партийным комитетом Дорожного отдела внутренних дел вопрос о партийной ответственности заместителя начальника Дорожного РОВД по политической работе за профессиональную безграмотность и политическую близорукость. Кто за - прошу голосовать.
        Члены президиума покидали Ленинскую комнату, бросая неприязненные взгляды на комсомольцев, единогласно поднявших руки за мою резолюцию.
        - Юра, давай протокол, я сегодня вечером в пяти экземплярах отпечатаю на машинке, а завтра разошлю по всем адресам, заказными письмами, а то реально, с дерьмом каждый раз мешают, а ты слова не скажи.
        - Лидочка не подпишет такое решение - Юра каллиграфическим почерком вписывал в протокол количество проголосовавших.
        - Юра, если она не подпишет, я в роту к пяти подойду. Мне надо будет пару человек, чтобы расписались, что комсорг отказалась поставить подпись под протоколом собрания. Ты впишешься?
        - Я то да - Быков весело посмотрел на меня: - ты же знаешь, у нас человек десять в роте, за любой кипишь, окромя голодовки. Ты главное скажи, как грамотно оформить, а людей мы соберем. На, не потеряй протокол.
        Да, после того, как предыдущего замполита, прямо в рабочем кабинете, КГБ задержало за взятку, авторитет политических, партийных и комсомольских органов в нашем отделе, очень сильно пошатнулись.
        Я уже подъезжал к дому, когда вспомнил, что в полуразрушенной сарайке на Машинистов у меня остались спрятанные два мешка с сигаретами. Пришлось возвращаться, и вовремя. Когда я открывал перекошенную дверь кладовой, от соседнего барака метнулись в темноту две тени. Наверное, бомжи собирались где-то здесь остановится на ночлег. Вот бы, рады они были, если бы нашли мой клад.
        Погруженный в мысли о том, куда заведет меня сегодняшний демарш на комсомольском собрании, я свернул с кольца у Арены в сторону рынка, когда из-за автобусной остановки, мне наперевес, вышел некто, в темном, но с белой портупеей через плечо и, энергично, замахал полосатой, черно-белой, палочкой. Я нажал на тормоз, а в багажнике глухо перекатились, сместившись по инерции, два мешка, полные сигарет.
        Глава 26
        
        Я конечно, признаюсь, немного растерялся. Наши, районные, гаишники свое уже отработали, так как работают, в основном до окончания часа пик. До создания «ночной» роты, с их ночными погонями и «пострелушками» по колесам, было еще пара лет. Нарвался на рейд областного ГАИ? Но как-то странно. Где машина в желто-синей «ливрее»? «Ряженый» бандит, но и они, обычно, хотя бы «гражданскую» машину «под попой» имеют. Ситуация была невнятной, с непонятными последствиями. И я продолжал сидеть в салоне, как какой-то американец, не глуша двигатель, положив руку на рычаг переключения передач, готовый рвануть по при первых признаках опасности. Человек в белой портупее подошел к водительской двери и, в нерешительности, затоптался на месте. Теперь я видел, что это «гаишный» старшина, худощавый мужчина лет сорока пяти- пятидесяти. Старшина, не дождавшись от меня положенных действий - вылезти из-за руля, на трясущихся ногах, с виноватой улыбкой и документами в подрагивающей руке, несколько озадачился и легонько постучал своим орудием труда по крыше машины.
        Я высунул голову в окно, как кукушонок из скворечника:
        - Что-то случилось товарищ старшина?
        - Нарушаем, товарищ водитель?
        - Что я нарушил, товарищ старшина?
        - Проехали на запрещающий сигнал светофора.
        Оп- па, ну это явно не рейд областной Госавтоинспекции. Так нагло, на деньги, меня ни разу еще не разводили. Да и старшина какой-то странный, и белая лаковая кобура явно пустая. Мой китель валяется на заднем сиденье, рубашка без погон, поэтому старшина видит перед собой какого-то железнодорожника, которых возле вокзала полно.
        - Товарищ старшина, вам что- то показалось, я на зеленый ехал!
        - Товарищ водитель, пререкаться прекращаем. Ездить надо аккуратнее. Давайте, не будем зря терять время. Я, так и быть, сегодня добрый. Давайте платите на месте три рубля и езжайте по своим делам.
        - Товарищ старшина, у меня только два рубля с собой.
        - Ладно, давай, говорю - добрый сегодня. - к обрезу стекла опустилась широкая ладонь, разложенная ковшиком.
        - Возьмите, пожалуйста - две монетки по рублю, серебристыми рыбками, нырнули в руку гаишника.
        - Езжайте, постарайтесь больше не нарушайте - тот легонько стукнул жезлом по крыше «Жигулей», ссыпал деньги в карман, и довольно посвистывая двинулся обратно, к металлической будке остановки. Я проехал двадцать метров, свернул на светофоре направо и почти сразу припарковался. Достав из багажника короткую штыковую лопату с «титановым», блестящим, лезвием и, накинув китель, я двинулся на поиски странного гаишника. Старшина, отлично различимый в темноте благодаря белым ремням гаишной экипировки, прятался за остановкой, высунув только голову, зажав фуражку подмышкой, высматривая очередную жертву, а за задней стенкой остановки стояли два мужика и, судя по движениям, пересчитывали деньги.
        Старшина, тем временем, остановил еще одну машину, коротко о чем-то переговорил, и отпустив автолюбителя, двинулся за остановку, к поджидавшим его подельникам.
        - Ну, че, Санек, сколько получается? - мужики обступили гаишника.
        - Вот щас нормально, хватает - голос старшины потерял начальственную строгость: - Где брать будем?
        - Какой у тебя, старшина, экипаж интересный - я шагнул к группе экспроприантов, скромно пряча лопату за спиной: - Что замолчали, товарищи гаишники?
        - Сержант, ты это, иди своей дорогой, не мешай проведению спецмероприятия - старшина нашелся, что сказать, секунд через десять.
        - Да, не вопрос, документы только покажите, будьте так любезны, товарищи гаишники.
        Мужики переглянулись, затем старшина полез в нагрудный карман кителя.
        - Вот мое удостоверение - старшина показал издалека, не разворачивая, «корочки» в кожаной обложке, с большой надписью «ГАИ СССР».
        Тусклый свет фонарей не давали мне рассмотреть все подробности этого документа, но, мне этого и не требовалось. Этих удостоверений я насмотрелся вволю. Вроде бы очень похожи на настоящие, со специальным званием владельца, фотографией. Только при внимательном прочтении текста внутри солидных корочек выходило, что его обладатель является пенсионером - бывшим сотрудником Госавтоинспекции. А изучил я их подробнейше, когда рулил очередью в вино - водочном магазине Аллы, когда такие же мужички, лет пятидесяти, с обветренными на ветру лицами и безжалостными, холодными глазами, ласково улыбаясь, рвались, размахивая такими удостоверениями, без очереди, отоварится водкой. А у конкретного, данного старшины, видно, деньги закончились, а выпить очень захотелось, да друзей - закадык угостить, а у таксистов цены не божеские. А может это его постоянный приработок, кто его знает.
        - Старшина, ты у меня деньги взял, нехорошо!
        Старшина пригляделся, на лице проступило узнавание, он грустно вздохнув, вытащил из кармана горсть монет и смятых купюр. Я сгреб их все, поднес ближе к лицу.
        - Нет, это не мои - я сунул деньги в карман: - наверное у вас, давайте сюда все, что от старшины получили!
        - Санек, что за дела? - один из обладателей похмельных рож, как-то резко дернулся, но замер, так как я перестал прятать свой сельскохозяйственный инвентарь за спиной, а отточенное, блестящее лезвие штыковой лопаты, замершее в паре сантиметров перед лицом очень нервирует.
        
        Заставив мужиков выгрести все наличность, я сложил добычу в карман брюк, пообещав, что потом посмотрю, какие из них мои.
        - Старшина, еще раз тебя за такими делами увижу - не обижайся…, ну ты понял. Всем хорошего вечера.
        - Ты же сам таким будешь, через несколько лет поймешь - старшина решил воззвать к моей совести. Я замер, попытавшись представить себя, лет в пятьдесят, как я одев старую, ставшую тесной форму, выворачиваю карманы припозднившимся пьяненьким гражданам, но не смог.
        - Нет, старшина, таким не буду, точно. А насчет себя - не забудь.
        - Вы молодые все так говорите, а станешь старым, и без удостоверения, сразу поймешь, что ты на хрен никому не нужен….
        - Слушай, ты меня не жалоби. Тебе сколько лет? Сорок восемь? Так, какой ты, сука, старый? Тебе работа нужна? Как тебя зовут? В понедельник приходи в вино-водочный, который здесь, за углом. Директора зовут Алла Петровна. Поговори с ней, возможно, она тебя грузчиком возьмет. Давай, удачи.
        Помахивая лопатой, я двинулся к машине, а сзади возбужденно забубнили хриплые голоса. Наверное, сейчас устроится в вино-водочный магазин, это как в будущем в Газпром попасть, на топовую должность.
        
        У Аллы сегодня был выходной, ночевала она у себя дома. Я позвонил по телефону, спросил, не хочет ли она завтра съездить на барахолку, так как наш отдел завтра, с утра, отправляют туда на усиление. Женщина подумала, и отказалась. Значить, с утра придется ехать в отдел, а оттуда уже, с отделом, на выделенном автобусе, на вещевой рынок. Вставать не свет не заря, и почти весь выходной день коту под хвост, так как обратно автобус поедет около трех часов. Согласилась бы Алла ехать на барахолку, поехал бы на ее «Жигулях», ну и обратно, пораньше бы оттуда уехали. Но, не судьба.
        
        На барахолке было все как обычно. Сбор в семь часов утра в Ленинской комнате Дорожного РОВД, инструктаж, проверка, чтобы все взяли с собой спецсредство ПР-73, так как огнестрельное оружие в местах массового скопления людей применять категорически запрещено. В половину девятого утра, нас, злых и сонных выгрузили у двухэтажного домика администрации вещевого рынка. Затем, на виду хихикающих граждан, новое построение и инструктаж, после чего нас отправляют на бесконечное хождение по плотным рядам торгующих граждан. Нырнув в плотную толпу, пристроившись за спиной какого ни будь крупного человека, бредущего вдоль бесконечного ряда продавцов, с красивыми, импортными упаковками в руках, начинаем бессистемное задержание спекулянтов с особо крупными сумками. А это почти каждый второй. Огромные горы импортного дефицита каждое утро завозится сюда, продаваясь за две-три, пять государственных цен, чтобы на следующее утро опять ввести через ржавые ворота новых товаров на миллионы- миллионы рублей. И люди едут в Город со всех ближайших областей, потому, что такого выбора, как на вещевом рынке Города, нет во всей
Западной Сибири. А мы как ужас, летящий на крыльях ночи, как неумолимый и слепой рок, останавливаемся напротив очередного спекулянта, и предлагаем гражданину последовать с нами. И люди идут, наверное, сохраняя в душе частичку надежды, что эта сумка, полная косметики или джинс, останется с ними. Человек заходит в комнату дежурного народного судьи, чтобы через пять минут выйти оттуда без товара, но с постановлением о наложении административного штрафа. Все шло по накатанной. Толпы народу, съехавшегося со всех окраин, мощными волнами втекали в широко распахнутые многочисленные ворота вещевого рынка, захлестывая тонкие ручейки счастливчиков, нашедших, в бесчисленных живых торговых рядах, то, что им нужно для счастья. А так как купить в государственных магазинах что-то ценное было невозможно, если не считать магазины столицы нашей родины - города-героя Москвы, то здесь продавали все - от лекарств до автомобилей. Я выкатился из административного здания, сдав на правеж мужика с большой спортивной сумкой, полной, якобы, польской губной помадой и двинулся в дальний угол рынка, где торговали авто- мототехникой.
Вдруг впереди раздались крики, народ, как испуганные мальки при появлении щуки, рванули в разные стороны. На освободившемся заасфальтированном пятачке, разбросав руки, лежал, беспорядочно мотая головой из стороны в сторону, молодой, прилично одетый мужчина. Не понимая, что произошло, я бросился к пострадавшему. Глаза мужчины закатились под лоб, черты лица периодически искажали судороги, зубы то сжимались в мертвой хватке, то начинали беспорядочно выстукивать дробь. Окружающие в ужасе, молча смотрели на ужасающую картину, не понимая, что случилось. Растолкав людей к лежащему подскочили молодая пара, упали рядом с ним на колени. Мужчина попытался что-то вставить рот больному, но с криком боли отдернул руку. По его пальцам побежали густые струйки крови. Женщина беспомощно оглянулась и закричала:
        - У него эпилепсия! Здесь есть врач? Помогите!
        Я толкнул стоящего передо мной, с открытым от любопытства ртом, парня и показал ему на домик администрации рынка:
        - Давай туда, там есть телефон. Вызови скорую, давай, не стой! - а сам подошёл поближе месту событий. У больного изо рта уже пошла пена, судороги продолжали сотрясать крупное тело, голова билась об асфальт.
        - Чем могу помочь? - я тронул за плечо покусанного парня, баюкающего кровоточащую ладонь. Тот недоуменно посмотрел на меня.
        - Не знаю! Ему надо что-то в рот вставить, чтобы он язык себе не откусил!
        - Понял, сейчас сделаем. Дайте мне место - я отпихнул покусанного, встал над лицом страдающего падучей человека, и, уловив момент, вставил ему конец дубинки в приоткрывшийся, на мгновение, рот. Челюсти больного, мгновенно, попытались сомкнуться, но было поздно. Зубы впились в черную резину, но, перекусить массивный жезл, сил, даже у нервнобольного не было.
        Я не знаю, сколько я простоял в такой позе. Я внимательно следил, за положением конца дубинки, чтобы она не нырнула слишком глубоко, раздавив человеку небо, или что там, у людей, во рту, над языком. И, нельзя было держать палку слишком высоко, чтобы больной не выплюнул из рта вонючий кусок резины. Постепенно судороги стали затихать, человек успокаивался.
        - Все, можете вынимать. Спасибо вам. - девушка подняла на меня заплаканные глаза.
        - Вы с ним? - мне надо было определится, что делать дальше с лежащим без движения эпилептиком.
        - Я его сестра, а это мой муж - девушка кивнула на искусанного мужчину:
        - У брата давно приступов не было, мы и потеряли его не пару минут из вида. - Сейчас «скорая» будет - к нам гордо подошел зевака, которого я посылал к телефону: - уже должна подъехать.
        - Да, дождитесь «скорую», да и вашему мужу надо руку перевязать - я кивнул на продолжавшую течь кровь.
        - Да, нет, спасибо, у нас поезд через полтора часа, все у нас в порядке будет - парень с девушкой подняли на ноги бледного родственника, и подставив ему плечи, осторожно повели в сторону трамвайной остановки. Я проводил их взглядом и пошел в администрация барахолки отменять вызов «скорой». Оставшиеся до отъезда домой время я потратил на ликвидацию следов зубов на конце резиновой палки, который выглядел, как будто, его собаки рвали Купив в ряду, где торговали всяким скобяным товаром и электрикой, металлическое полотно от ножовки по металлу, я просто отпилил от ПР-73 сантиметров пять и немного шлифанул место спила обрывком шлифовальной бумаги. Так, в хлопотах, не заметно, наступил обед, и мы стали собираться у администрации рынка, намекая отцам-командирам, что, сегодня, все-таки, наш законный выходной день, и пора ехать домой. Благо, в понедельник у меня начиналась сессия.
        Понедельник-вторник ушли на установочную лекцию и консультацию. Первый экзамен был назначен на одиннадцать утра среды.
        В среду я проснулся от телефонного звонка ротного, еще не зная, что я стал знаменитым, правда в достаточно узких кругах.
        
        - Давай, быстро в отдел приезжай.
        - Здравия желаю, товарищ майор. А вы помните, что я в учебном отпуске.
        - Приезжай быстро, у тебя залет - и ротный бросил трубку.
        
        Наскоро почистив зубы, одев костюм и накинув на шею заранее завязанный Аллой галстук, я прихватил с собой зачетку, решив, что с неприятностями я, до одиннадцати часов, разберусь.
        В коридоре отдела, когда я шагал в наш подвальчик, меня отловила секретарь
        Начальника РОВД, и впихнула в его кабинет, где сидел десяток наших небожителей.
        - Разрешите, товарищ полковник.
        - Видите, товарищ полковник, он даже к вам приходит, как отдыхающий в санатории - змеиное шипение замполита сразу объяснило, что просто не будет.
        - Громов, почему ты не в форме?
        - Извините, товарищ полковник. Я в учебном отпуске, ехал на экзамен, и узнал, что вы мен вызываете.
        - Кто тебе подписал этот отпуск? - взвился политический руководитель.
        - Кому положено, товарищ майор, тот и подписал - замполит, что, считает меня идиотом, что я к нему вызов на сессию пойду подписывать.
        -Товарищ полковник, я все-таки настаиваю, чтобы все отпуска у меня визировали - заместитель по политической части, аж, пятнами пошел.
        - Потом поговорим, Борис. Давай, показывай, для чего мы его вызвали - начальник РОВД недовольно мотнул головой.
        Замполит, улыбаясь, как будто выиграл в лотерею ДОСААФ тысячу рублей подтолкнул в мою сторону, уже изрядно зачитанную, многостраничную газетку:
        - На предпоследней странице посмотри.
        Газета областного комитета ВЛКСМ «Юная Сибирь», по вектору редакционной политики, была аналогом журнала «Огонек», то есть разоблачала, искореняла и открывала глаза. Под мрачными чёрными буквами заголовка «Кого же охраняет наша милиция» привольно раскинулась большая статья, посвящённая неспособности органов внутренних дел выполнять свои задачи в новых условиях демократии, гласности плюрализма. Статью дополняла качественная фотография, где, над лежащим, обессилевшим человеком, лежащим на земле, стоял, широко расставив ноги милиционер со знакомым мне лицом. С выражением лица садиста, отрывающего крылышки бабочке, милиционер ковырялся во рту беспомощной жертвы огромной черной дубинкой. Фотография была сделана мастерски, моё орудие и моя жертва, а также, мое лицо маньяка, были сняты хитрым объективом выпукло и четко, а всё остальное, что нас окружало, кто-то старательно размыл, не давая возможности рассмотреть, где и когда это происходит. И хотя в самой статье обо мне не было сказано ни слова, но, любому было понятно, что если милиционер, среди беда дня засовывает советскому труженику резиновую палку в
рот, то этот милиционер и есть символ грязного и отвратительного наследия тоталитарных времен.
        - Товарищ полковник, это я на барахолке мужчине помощь оказывал, чтобы он язык не откусил...- я растерянно замолчал. Присутствующие смотрели на меня, как на заговорившую гниду, даже не слушая мой лепет.
        - Борис, проведешь тщательную проверку и принесешь мне заключение - начальник подвинул к замполиту пару бумажек под скрепкой: - Как Громов выйдет с сессии, будем решать вопрос.
        Я развернулся и вышел, не слушая, что мне в спину орет замполит. В результатах проверки сомневаться не приходилось.
        
        Глава 27
        
        На время сессии дома я не жил, чтобы не давать замполиту возможность, раньше времени, отозвать меня из отпуска. Вечером я забирал Аллу от магазина, и мы ехали по забитому Народному шоссе в сторону поселка Гидростроителей, где, сразу за городской чертой, находилась доставшаяся мне от деда дача - небольшой дощатый домик на четырех сотках черноземной земли. Земля была конечно хорошей, но из-за того, что душа моя к земле не лежала, там росли, в основном, ягодные кусты, и урожаи сорняков, "радующие" меня до бешенства. Приласкав охранявшего участок Демона, я брал лопату и шел бороться с сорняками, которые перли, как на дрожжах на любом участке земли, а Алла готовила ужин. Покопав до заката солнца, и собрав сорную траву в очередную кучу, я долго отмывался в возле бочки с водой. Потом мы садились ужинать и пить чай, заваренный на молодых листьях смородины, и рано ложились спать. Подъем обычно проходил в шесть утра, после чего мы, наскоро умывшись и позавтракав, выезжали в сторону Города, где Алла высаживалась у своего магазина, а я ехал либо на экзамен, либо в научную библиотеку. Отстояв очередь из
научных работников, я обкладывался учебниками для средней школы милиции, и готовился до закрытия. Почему учебники для средней школы? А потому что, весь необходимый материал в этих учебниках по объему занимал в три-четыре раза меньше страниц, чем тот же самый материал, но изложенный в толстенных монографиях для студентов ВУЗов и аспирантов, авторы которых, казалось, соревновались друг с другом, кто сложнее изложит в общем то, примитивные вещи. Учитывая необходимость постоянно ссылаться на ПСС (полное собрание сочинений) В.И. Ленина, которого я уже изрядно забыл - сессия не была для меня самой легкой. Но, тем не менее, зачетка постепенно заполнялась, и до встрече с замполитом, оставалось не так много времени. Правда, кое что я уже успел сделать. Заполнив на пишущей машинке запрос, украшенный парочкой заранее поставленных печатей, я смотался в центральную диспетчерскую «скорой медицинской помощи» на улице Первого главнокомандующего, где заставил недовольных сотрудниц службы «03» найти запись первоначального вызова на вещевой рынок, пострадавший - парень лет тридцати, припадок и конвульсии, сопровождаемые
потерей сознания и пеной изо рта. Через десять минут в магнитофоне зазвучал мой, полностью неузнаваемый голос, где я, представившись, отменил вызов экипажа «скорой» на вещевой рынок, по причине, что больной эпилепсией, при помощи двух сопровождающих, самостоятельно покинул место происшествия. Попытка перезаписать аудиозапись с помощью выносного микрофона на, прихваченную с собой, кассетную магнитолу «Романтика -306» успеха не имела, перезаписываемую речь различить не удавалось. Тогда я, сбегав за вафельным тортиком «Север», воспользовался возросшей, под влиянием сладкого, лояльностью медицинского персонала ко мне, составил акт, куда дословно занес содержание обеих аудиозаписей и скрепил бумагу подписями трех сотрудников в белых халатах. Это было, конечно, замечательно, но, явно недостаточно, для моей полнейшей реабилитации. Парень, подвергшийся, согласно снимка, поруганию с моей стороны, на эпилептика похож не был, а казался типичной жертвой ментовского произвола. Значить, теперь необходимо поработать с автором снимка. Фамилию его я запомнил, Чугунов Михаил, фотокорреспондент. Осталось только
выяснить, где его искать.
        Я подошел к киоску «Союзпечати», расположенный на автобусной остановке, втянул носом запах ирисок, доносящийся с территории карамельной фабрики, чьи цеха располагались на этой же улице, и попросил у киоскерши газетку «Юная Сибирь». Расставшись с тридцатью копейками, я сразу стал изучать выходные данные, отпечатанные в самом низу последней страницы. Редакция «Юной Сибири» располагалась на шестом этаже высотного здания издательства «Народная Сибирь». До конца рабочего дня оставалось около двух часов и я двинулся в сторону рынка, чтобы перебраться в Левобережье Города на самом удобном виде транспорта - единственным за Уралом метро.
        Через полчаса, проблуждав по многочисленным подземных переходам конечной станции «Площадь предтечи», я двинулся мимо квадратного корпуса черного стекла универмага «Родина» в сторону длиннющей улицы Гвардейцев - героев. Между двумя серыми «хрущевками» мелькнули окна последнего этажа моей школы, в которой я проучился десять лет. В этом районе прошло мое детство, бедноватое, по меркам будущего, но счастливое. Пойдя метров триста я остановился. Через широкий проезд между двумя «сталинками», виднелся уголок моего дома, и даже, угловое окно моей комнаты, старый двор, по которому я безнадзорно, с утра до вечера, бегал с ключом от квартиры на шее. Детство, в котором каждый ребенок мечтал поскорее стать взрослым, мелькнуло, на мгновенье, вместе с тополями старого двора, и пропало, заслоненное огромной тушей старого троллейбуса ЗИУ-5, который с сердитым натужным жужжанием двигателя, с трудом втягивался на крутой подъем, тянущийся от обмелевшей речки Дулки. Я прошел мимо булочной, в которую я в детстве забегал купить булочку с помадкой за пять копеек или коричневую, пропитанную маслом трубочку с повидлом по
шесть. Дальше был овощной, в котором, кроме жухлой свеклы и мелкой, облепленной землей картошкой, и техлитровых банок с березовым соком, стояла пара деревянных бочек с, плавающими в мутном рассоле, солеными огурцами. Затем я прошел мимо огороженной территории детской больницы, и вот, передо мной, во всем великолепии, раскинулся огромный комплекс издательства «Народной Сибири». Нужный мне корпус, названный журналистским, где на одиннадцати этажах теснилась куча народу, имеющая отношения к издательству многочисленных газет, печатающихся в Городе, встретил меня густой шумной толпой на входе, отгородившимся газетой от ужасов этого мира вахтером, и очередью к единственному работающему лифту. Покрутившись пару минут, я понял, что проще подняться наверх по лестнице, так как кабина лифта была маленькой, в нее с трудом втискивались по четыре человека, а пишущей и другой окологазетной братии -много. Редакция «Молодежки» привольно раскинулась на целый этаж здания. Потребности экономить на аренде и плотненько садить сотрудников, у руководства многотиражки, еще не возникло. Проблуждав по этажу, среди шустро
носившихся или что-то весело обсуждающих сотрудников, я набрел на стоявший в тупичке кабинет с табличкой «Фотолаборатория. Не входить». Я попытался открыть дверь, но она была заперта, хотя изнутри раздавались какие-то лязгающие звуки. Я пнул дверь ногой и отошел к окну. Через минуту дверь лаборатории распахнулась, в узком проеме показалась злая голова красивого мужчины лет тридцати, с уже устаревшими, но все еще волнующими женщин усами - скобкой и вьющимися волнистыми темными волосами.
        - Что хотел? - грубо спросила меня голова голосом человека, оторванного от важного процесса.
        - Я? Ничего. Мужик какой-то прибежал, в дверь стукнул и опять убежал.
        Голова произнесла что-то неразборчивое, среднее между «Черт» и совсем уж нецензурным, дверь захлопнулась и внутри щелкнул замок. Я, было двинулся наружу, но внезапная мысль остановила меня, и я прошел мимо лестницы, ведущей на улицу, в противоположную часть коридора.
        Кабинет отдела кадров редакции был небольшой, всего на два стола. Но, все его обитательницы и еще две, явно сверх штата, сгрудились у окна, склонив головы к какому-то яркому журналу, кажется «Бурда моден».
        - Здравствуйте.
        На меня воззрились четыре пары любопытных женских глаз.
        - Я хотел бы к вам, в редакцию, фотографом на работу устроится. Я хорошо фотографирую.
        От группы барышень отделилась одна стройная фигура, надо полагать, работник кадровой службы, подошла ко мне и, с легким пренебрежением творческой личности ко всем остальным, произнесла:
        - Молодой человек, у нас в газете только одна штатная должность фотокорреспондента, и она занята мастером своего дела Михаилом Владимировичем Чугуновым. К нам очень многие талантливые фотографы рвутся, хотя бы, как "внештатники" сотрудничать, но не все подходят. Присылайте свои работы Михаилу Владимировичу, на адрес редакции и, если они действительно хороши, - девушка привпустила в голос иронию: - то возможно, вам будут даваться разовые редакционные задания. У вас есть еще вопросы?
        - Нет, извините меня пожалуйста - я изобразил сломленного тяжким роком человека, задом открыл дверь и, пятясь, и кланяясь, выполз в коридор.
        Через пятнадцать минут из высотного здания повалил радостно гомонящий народ, радующийся теплому вечеру. Я стоял метрах в пятнадцати от стеклянных двойных дверей, и внимательно наблюдал, боясь пропустить своего клиента. Но, не пропустил. Кроме красивой головы, гражданин Чугунов обладал высокой стройной фигурой, сиреневыми вельветовыми джинсами и спортивным пиджаком в крупную яркую красно-коричневую клетку. Я собирался двигаться за ним в сторону остановки общественного транспорта, но Михаил, важно помахивая ключами на ярком брелоке, подошел к ухоженному двухцветному «Москвичу» четыреста седьмой модели, и уселся в него. Прогрев насколько минут двигатель, «Москвич» гордо бибикнул и, шустро встроившись в поток транспорта, бодро покатил в сторону Задульского жилмассива. Я проводил его взглядом, записал в блокнот цифры и буквы с черно-белого государственного номерного знака и поехал домой. До позднего вечера в голову лезли различные планы решения вопроса с талантливым фотокорреспондентом, но все они сыпались, или за малой реальностью, или за неэффективностью. Так, ничего не придумав, я набрал номер
дежурки родного РОВД.
        - Да, Дорожный РОВД, говорите - заполошно ответил знакомый помощник дежурного, видно там было горячо.
        - Здорова, Стас, Громов беспокоит, скажи «дорожку» на сегодня.
        - Здорово, щас… - в трубку ворвался гул нескольких возбужденных голосов - «ястреб» сегодня….
        И трубку бросили, а я стал старательно набирать номер адресного бюро. С третьего раза мне повезло, короткие гудки «занято» сменились длинными, дающими надежду на взаимность.
        - Говорите, тринадцатая…
        - Добрый вечер, Дорожный, УР, Максимов - я назвал фамилию знакомого опера уголовного розыска - "ястреб" сегодня, мне бы одну выборку. Чугунов Михаил Владимирович, примерно шестидесятого года рождения….
        - Ждите….
        Через пять минут, казавшимися бесконечными, равнодушный голос сотрудницы Бюро продиктовал мне установочные данные на фотографа, его адрес и, уже известное мне, место работы. Узнав, что больше мне ничего не нужно, женщина положила трубку.
        План мероприятия с Михаилом я увидел во сне. Вынырнув из его омута, я судорожно прокручивал в голове сон, боясь забыть детали, приснившейся мне, блестящей операции. Нет, вроде бы все помню, все логично и складно.
        К удивлению Аллы, я стал обряжаться в форму.
        - Паша, у тебя вроде экзамен сегодня?
        - Нет, консультация, а экзамен завтра.
        - А зачем ты форму одеваешь?
        - Э-э…, преподаватель любит студентов в форме.
        - Да? Ну, ладно, тогда конечно, надо одеть, хотя странно….
        Доставив Аллу в магазин, я направил свой, вернее ее, «Жигуленок» в сторону гостиницы «Город». Мне нужны были немые.
        Глава 28
        
        Кафетерий гостиницы «Город», несмотря на свои циклопические размеры, был местом популярным. Люди, делающие свои дела, в бойком районе железнодорожного вокзала, часто собирались в этом огромном, полуподвальном и полутемном зале, чтобы отдохнуть перед рисковой работой, подкрепиться и обсудить важные вопросы. Я остановился на лестничной площадке и окинул взглядом многочисленные столики, раскинувшиеся внизу. Мои сегодняшние клиенты всегда выделялись в любой толпе. Немые были закрытой кастой, загадочной и пугающей. Мрачные лица, непонятная жестикуляция, странное мычание - все это заставляло людей держать дистанцию от этих немногочисленных, но дружных ребят. Став постарше, и столкнувшись с немыми по некоторым делам, я понял, что это вполне обычные люди, живущие достаточно обыденной жизнью, и, при необходимости, их агрессивное мычание превращается в речь, несколько искаженную, но вполне, при должной внимательности, различимую. При позднем Союзе, основной подработкой этих парней, помогающей выживать при небольшой государственной пенсии по инвалидности, была продажа в электричках, на вокзалах и прочих
местах скопления граждан, очень нужных в быту предметов - игральных карт. Но так, как обычными картами советская торговля, все-таки, народ снабжала, то инвалиды торговали картами порнографическими, изготовленными кустарным способом, на фотобумаге. С небольших кусочков картона, черно-белые «красотки» радовали, изголодавшихся по запретному, строителей коммунизма, своими прелестями. Милиция с инвалидами бороться… скажем так, брезговала, хотя статья 228 УК РСФСР «Изготовление или сбыт порнографических предметов», была вполне рабочей и, даже предусматривала, до трех лет лишения свободы. Но, вот сегодня, милиция, в моем лице, решила обратить внимание на этот порок нашего общества.
        Дружная компания, готовилась к очередному трудовому дню, обсуждая планы хором, одновременно жестикулируя двумя десятками рук, составив стулья вокруг большого стола. Второй стол был завален из сумками, пакетами и летними куртками. Я подошел к столику, выбрал одну из спортивных сумок средних размеров, и приподняв ее за ремень, громко спросил:
        - Граждане, чья сумка?
        Немые, если можно так сказать, замолчали, сверля меня недобрыми взглядами.
        - Я спрашиваю - чья сумка?
        Один из них, агрессивно мыча, вскочил со стула и двинулся ко мне.
        - Ваша сумка? Что там внутри?
        Парень, продолжая мычать, попытался выхватить у меня черный ремень, мне пришлось оттолкнуть его назад. Из - за стола поднялись еще парочка ребят, но остались на месте, когда из-за псевдо мраморной колонны вышел Олег, во всем великолепии старшинского обмундирования, весомо похлопывая концом дубинки по раскрытой ладони.
        - Я спрашиваю - что в сумке?
        Парень по-прежнему пытался вырвать у меня ремень, но вдруг ошарашенно замер. Вжикнув молнией, я раскрыл сумку и вытащил на всеобщее обозрение пачку картинок, с верхней из которых, перезрелая дамочка демонстрировала желающим висящую грудь и густую, черную поросль внизу живота. Народ восторженно ахнул. Агрессивный немой сделал шаг назад и активно замотал руками и головой, показывая, что он извиняется, так как сумка не его, в какого-то постороннего гражданина, который забыл ее на столике еще до моего прихода. Во всяком случае, я так расшифровал его гримасы и движения. Его друзья, стали очень быстро собираться, бросив недопитые стаканы с кофе и недоеденные пирожки. Подхватив оставшиеся вещи, они, почти бегом, двинулись на выход. Олег проводил их недоуменным взглядом и повернулся ко мне:
        - И что теперь?
        - Доставим сумку в отдел - громко, чтобы слышали все, сказал я, потом повернулся к хихикающему бармену за стойкой: - Товарищ, если хозяин сумки к вам обратится, отправьте его в Дорожный отдел.
        - Конечно, конечно - бармен закивал головой: - как только, так сразу. Всенепременно отправим.
        Бармен был выпускник филологического факультета университета, и любил блеснуть.
        - Тебя до дома подбросить? - спросил я Олега, когда мы с сумкой подошли к машине.
        - А мы в отдел сумку, разве, не понесем? - несмотря на длительную работу со мной, Олег продолжал воспринимать некоторые вещи за чистую монету.
        - Олег, это же не сигареты. Если мы карты отнесем в отдел, народ начнет играть и рассматривать по всему отделу, и обязательно попадутся на глаза начальству, которое обязательно начнет выяснять, кто принес в отдел эту гадость в таком количестве. Нам это не надо. И вообще, они мне самому нужны.
        - Зачем?
        - Братан, не задавай неудобных вопросов, не получишь уклончивых ответов. И кстати, ты мне вечером тоже нужен, так что встречаемся в четыре часа дня у твоего дома. Форма одежды - гражданка, скромная и неброская.
        - Мы с женой собирались….
        - Олег, я тебя, в кои веки, прошу что-то сделать для меня, что мне очень надо. Тем более в половину седьмого вечера ты будешь дома. Давай, не прощаюсь.
        
        Чугунов Михаил, как по расписанию, ступил на крыльцо Журналистского корпуса издательства «Народная Сибирь», в семнадцать часов ноль пять минут. Подойдя к своей машине, он галантно распахнул переднюю пассажирскую дверь перед высокой красоткой, в которой я узнал сотрудника отдела кадров, не далее как вчера, усомнившуюся в наличии у меня талантов к фотографированию.
        Аккуратно закрыв дверь ретро-автомобиля, Чугунов, улыбаясь красотке, быстро занял водительское место, прогрел двигатель, выехал на дорогу, чтобы остановится, буквально, через пару метров. Я, вышел из своей припаркованной машины и двинулся к беспомощно замершему «Москвичу» - заднее левое колесо было полностью спущено. Чугунов несколько секунд тупо смотрел на распластанную на асфальте покрышку, затем решительно двинулся к корме авто. Немного покопавшись в багажнике, фотомастер достал из его недр черный потертый насос с деревянной ручкой и стал накручивать непослушный резиновый шланг на вентиль пострадавшей покрышки. Я, небрежно помахивая самодельной черно-белой палкой на толстом шнурке встал за спиной активно работающего ручным насосом Чугунова:
        - Неприятности, гражданин?
        Чугунов недоуменно повернул ко мне голову, но потом, принялся вновь усердно качать воздух, в обоснованной надежде, что колесо не прокололось, а просто спустило:
        - Да, что-то спустила колесико, товарищ сержант. Сейчас все исправим.
        Я равнодушным взглядом проводил Олега, неспешным шагом прошедшего мимо нас по тротуару, дождался, когда Чугунов закончит качать и отсоединит насос. Потом мы с водителем глубокомысленно послушали, склонившись к самому колесу. Вроде, посторонних свистов и шипений не раздавалось, я же не садист, безвозвратно портить дефицитную авторезину гражданину. Затем, как бы невзначай, я проводил водителя «Москвича» до распахнутого багажника, а когда он попытался убрать на место насос, помешал ему это сделать, ухватив за руку.
        - Одну минуточку, гражданин. А это у вас что такое? - конец псевдо-гаишного жезла коснулся расстегнутой застежки "молнии" небольшой спортивной сумки, пристроившейся сбоку багажного отделения.
        Раскрашенная палка развела в сторону края сумки и, мы с фотографом увидели, заполнявшие ее наполовину, колоды срамных картинок.
        - Это не мое - Чугунов от неожиданности отскочил назад, а потом, от растерянности, в панике, попытался захлопнуть крышку багажника: - мне подбросили!
        - Не ваше, так не ваше. Сейчас, при понятых, изымем из вашей машины эту мерзость, а потом следствие разберется. Все-таки статья уголовного кодекса, преступление средней тяжести, это не шутки, изготовление и распространение порнографии. Девушка у вас в машине совершеннолетняя? Я ее понятой запишу. И кого ни будь вон из тех граждан позову - я кивнул в сторону куривших на крыльце издательства коллег корреспондента, с любопытством следящих за нашим разговором.
        - Товарищ сержант, а может быть, как ни будь, договоримся? - голос красавца- фотокорреспондента заметно дрожал, видно он живо представил себе реакцию коллег на изъятие из его багажника сумки с порнушкой.
        - Договориться? Ну пойдем в машину, поговорим. Багажник не закрывайте - я махнул в сторону моего «Жигуленка». Мы, под растерянным взглядом красавицы из чугуновского «Москвича», прошли и сели в мою машину.
        - Товарищ сержант, вы же понимаете, что это мне подбросили….
        - Еще скажи, что я? Вон видишь? Свидетели. - я махнул рукой через дорогу, откуда за нами ревниво наблюдали парочка гаишников. Очевидно, черно-белый жезл в моей руке их немного взволновал, конкурентов в своей работе они терпеть не собирались: - Они подтвердят, что я только что к тебе подошел и, от тебя, не отходил.
        - Но вы же не гаишник? - Миша кивнул на мою, явно кустарную, палочку - выручалочку.
        - Правильно, Миша, я не гаишник - я усмехнулся в удивленное лицо фотокора: - А ты меня не узнаешь? Правильно, ты же меня со спины снимал. Помнишь, две недели назад, на барахолке? Когда я эпилептику палку между зубов засунул, чтобы он язык себе не прикусил. А ты, сученок, снимок переработал и в какую статью его тиснул? Так вот, ты мне большие неприятности принес, обо мне не думая - получай теперь ответочку. Сейчас, при понятых. я порнографию из твоей машины изыму и тебя в местный отдел милиции доставлю. До утра ты там просидишь. А утром с обыском придут к тебе на работу, и домой тоже. Что там найдут?
        По побледневшему лицу Михаила, я понял, что на работе он занимался не только заданиями редакции.
        - А то, что ты сейчас говоришь, что тебе это подбросили, ты можешь хоть на каждом углу кричать. Вы, преступники. всегда так кричите.
        Фотограф впал в прострацию, уткнувшись взглядом в резиновый коврик на полу. Жалеть я его не собирался, и поэтому стал добивать до конца.
        - Теперь, Миша, ответь сам себе. Когда сегодня вечером, от твоих коллег - понятых, все это здание узнает, что ты порнухой занимаешься, как сложится твоя дальнейшая судьба? Как фотографа, как журналиста? В конце концов, как завидного парня? Я уверен, вон та красавица - я кивнул на девушку, тревожно вертящую головой за стеклом «Москвича»: - с тобой, после такого, даже разговаривать не будет, хотя сейчас она считает тебя гениальным фотографом.
        
        Миша был конечно беспринципным, но умным. Он собрался с силами, и спросил, срывающимся от волнения, хриплым голосом:
        - Раз вы сейчас со мной говорите, значить есть еще варианты?
        - Есть. Сам подумай, что ты можешь сделать для исправления ситуации.
        - Я не знаю, у меня мысли путаются. Скажите сами.
        - Хорошо. Сейчас ты пишешь объяснительную на имя начальника Дорожного РОВД - я скинул ему на колени папку с бланками: - что стал свидетелем того, что две недели назад, на вещевом рынке, мужчине стало плохо. У него начался эпилептический приступ. Когда к пострадавшему подошел, ранее не знакомый тебе милиционер, и спросил у родственников больного, чем он может им помочь, те сказали, что необходимо вставить больному что- ни будь между зубов, чтобы тот не откусил себе язык и, не истек кровью. Милиционер вставил между зубов припадочного конец резиновой палки и продолжал это делать до конца приступа. Ты сделал несколько снимков, а потом, когда тебе потребовался снимок к статье о недостатках в работе милиции, ты, поработав над снимками, чтобы нельзя было понять, что там происходит на самом деле, присовокупил снимок к статье. О возможных вредных последствиях ты не думал. В содеянном раскаиваешься, просишь милиционера, за сообразительность, наградить. Пиши, если понял.
        Чугунов не успел написать все, мной изложенное, когда к нам решительным шагом подошла его красивая пассажирка:
        - Миша, когда мы поедем? Что вообще происходит? Может быть, мне ребят позвать?
        Миша растерянно молчал, уставившись на девушку, в разговор пришлось включится мне.
        - Вот завидую я тебе, Миша - я дружески толкнул его в плечо: - какая у тебя ослепительная жена. Счастливый ты, все-таки, человек.
        Барышня, с деланым смущением улыбнулась мне, поправив прическу:
        - Ну, мы еще не женаты….
        - Я уверен, что это вопрос, максимум, пары месяцев, а то ведь уведут такое сокровище. А мы с Мишей по работе вопрос решаем, сейчас, через пять минут, он опять вернется к вам. Извините меня, что я вас задерживаю.
        - Хорошо, пять минут - девушка лукаво стрельнула в меня взглядом, ловко крутанулась на месте, так, что подол легкой юбки, взлетел вверх, приоткрыв стройные бедра, и танцующей походкой, пошла к «Москвичу».
        - Это все? - Чугунов протянул мне подписанное заявление.
        - Нет, конечно. Фотоаппарат есть?
        - Есть конечно, в машине.
        - Тащи. Только не вздумай попытаться уехать. Все равно не получится, но тогда всем нашим договоренностям конец.
        Миша достал из «Москвича» чехол с фотоаппаратом, протянул мне. «Зенит-12». Аппарат не знаком, но несколько снимков приоткрытой сумки в багажнике, так, что в кадр входил государственный регистрационный знак Мишиного автомобиля, я, все таки, сделал.
        - Все? - Миша протянул руку за аппаратом, но я прижал «Зенит» к себе.
        - Не так быстро, Мишенька. Завтра мы с тобой встретимся в шестнадцать часов, в Сердце Города, у памятника Основателя. Ты привезешь письмо из своей редакции, аналогичного содержания, за подписью главного редактора или его зама, с печатью, все как положено. И еще пятьсот рублей, в возмещение моего морального ущерба. Тогда получишь обратно свой фотоаппарат и забудешь эту историю, как страшный сон. А, чтобы тебе, всякие глупости в голову не пришли, пиши расписку, что ты мне должен деньги в сумме пятьсот рублей, срок возврата - завтрашнее число.
        Проводив взглядом Мишину машину, я забросил сумку с порнухой в свой багажник, и поехал в сторону ближайшего магазина «Культтоваров», предварительно забрав маячившего вдалеке, уже потерявшего терпение, Олега. Со своей задачей сегодня он справился блестяще, скинув на ходу спортивную сумку в зияющее чрево багажника "Москвача". Но, оставалось еще несколько дел. В магазине "Культтовары", у парка культуры имени Ленинградской жертвы, на мое счастье, в продаже был фотоаппарат «Зенит -12». Под пристальным взглядом продавца, я изучил инструкцию, как сматывать фотопленку и вынимать фотокассету из этой модели, затем, к разочарованию работника торговли, покинул магазин, не купив дорогую фототехнику. Время, когда советские фотоаппараты сметались с прилавков магазинов, чтобы вывести их за границу, еще не наступило. А кассету с пленкой Мише возвращать я не собирался. Если меня, завтра, прихватят на центральной площади за попытку вымогательства, никаких следов порнографии при мне быть не должно. Только фотоаппарат и расписка должника.
        В шестнадцать часов, я, на подгибающихся от волнения ногах, подошел к исполинскому ботинку основателя государства. Сегодня был сдан последний экзамен, через пару дней, в деканате, обещали выдать справку о моем переводе на третий курс института, с которой можно идти в кадры, для зачисления в резерв на офицерскую должность. Но, если сейчас меня задержат за попытку вымогательства, то я, конечно, отбрешусь, на уголовное дело меня натянуть не получится. Но скандал, в любом случае, выйдет знатный. А учитывая инстинктивное желание милицейского, да и вообще, любого советского начальство, любым способом, мгновенно, избавляться от проштрафившегося сотрудника, скорее всего, судьба моя будет грустной.
        Я, конечно, пришел заранее, пытаясь обнаружить "заряженных" на меня скорохватов, но, масса спешащего по центральной площади народа, кого-то подозрительного, обнаружить не позволила.
        Чугунов появился с опозданием на пятнадцать минут. Понятия, о недопустимости «проколотить стрелку», в сознание граждан, еще не вбили. Увидев крайне злое лицо фотокорреспондента, я вздохнул с облегчением. С таким лицом, под контролем милиции на встречу с преступником не ходят. С такой, красной от гнева, рожей, с материальными ценностями расстаются окончательно, навсегда, без вариантов. Миша, не здороваясь, ткнул в мою сторону дешевую картонную папку, на матерчатых завязочках, в которой лежало письмо из газеты, вроде бы, оформленное по всем правилам. На письме покоилась тоненькая пачка двадцати пяти рублевых купюр. Я не стал их пересчитывать, сунул кипящему от возмущения журналисту чехол с фотоаппаратом и расписку. Миша нервно расстегнул кожаный футляр, чуть не выронив дорогую аппаратура, а потом, с презрением глядя мне в глаза, стал тщательно рвать расписку на мелкие кусочки. Последний клочок бумаги, еще не успел коснуться асфальта, когда шум большого города прорезала пронзительная трель милицейского свистка.
        Глава 29
        
        Мы с Мишей ошарашенно уставились друг на друга.
        - Что, сука, решил поиграть со мной? - неуверенно спросил я. Все-таки, ошеломленное лицо фотокорреспондента, не позволяло мне, однозначно, считать его виновным.
        Из-за моей спины, к Мише, шагнул постовой милиционер, мазнув по мне равнодушным взглядом:
        - Гражданин, вы что себе позволяете? Памятник основателю государства вам что, мусорка?! Немедленно поднимите то, что бросили.
        Миша хотел вскипеть, но понял, что скандал по поводу мусора между ног вождя, по последствиям, будет чуть меньше, чем скандал с порнушкой. Во всяком случае, до конца августа одна тысяча девятьсот девяносто первого года.
        - Извините, я случайно - Миша покорно присел на корточки и, сметая пыль с асфальта полами длинного, фасонистого пиджака, стал собирать в ладонь многочисленные клочки.
        - Всего хорошего - я с облегчением покинул сакральное место.
        
        Следующее утро я встретил, как всегда, на утреннем селекторе, но к моему удивлению, в пару к Олегу назначили какого-то молодого милиционера, которого я до этого не видел. Меня же, после окончания развода, ротный поволок в кабинет зама по строевой. Подполковник делал вид, что изучает важные бумаги, я изображая подобие стойки смирно, изучал портреты Дзержинского и Ленина. Ротный, сидя в уголке, бросал на меня сочувственные взгляды, но, благоразумно, молчал. Наконец, через пару минут, в кабинет зашел оживленный замполит, неся в руках несколько листков бумаги, зажатых скрепкой.
        - Извините, бумаги собирал.
        - Докладывайте - зам по строевой благосклонно кивнул замполиту.
        Тот с важным видом разложил перед собой свои записи и начал:
        - Служебная проверка показала следующее… так, так…а вот. Милиционер ППС Громов прислал по почте рапорт - замполит повернул голову в мою сторону: - Натворил дел, а теперь боишься в отделе появится, да?
        Я, неопределенно, пожал плечами.
        - Так вот, прислал по почте рапорт, в котором сообщил, что вместе с отделом был на вещевом рынке, где стал свидетелем эпилептического приступа у ранее незнакомого ему гражданина. По просьбе родственников больного сунул тому в рот палку ПР-73, якобы, чтобы предотвратить прикусывание языка. Потом приступ закончился, и, якобы, больной, своими силами, покинул вещевой рынок. Громов утверждает, что снимок, помещенный в газету, сделан именно в этот день. Мной получено сообщение, со станции «скорой помощи», что примерно в это время на вещевой рынок вызывалась бригада врачей, на приступ эпилепсии. Этот вызов, через пятнадцать минут, был отменен самим Громовым, якобы, больной ушел с вещевого рынка самостоятельно. Имеется письмо из газеты «Юная Сибирь», полученное пять дней назад, что снимок взят из архива, когда и при каких обстоятельствах он сделан, редакции не известно. Опрос сотрудников отдела, бывших в этот день с рейдом на вещевом рынке, показал, что никто не видел, как Громов оказывает помощь пострадавшему. Самого приступа, так же, никто не видел. Установить гражданина, первоначально вызывавшего
«скорую», не представилось возможным, так как, он назвался, явно, вымышленными данными. Во всяком случае, подходящего человека мы, по данным адресного бюро, в Городе не нашли. Полагал бы проверку считать законченной, так как все возможные данные собраны в полном объеме.
        - Ваши предложения, товарищ майор?
        - Я, считаю, что снимок сделан при других обстоятельствах, а Громов, по своей привычке, пытается просто подогнать факты под случайно увиденный им на «барахолке» приступ. С одной стороны, вина его прямо не доказана, а с другой стороны, подозрение в жестокости и незаконном использовании спецсредства с Громова снять невозможно.
        - Ладно, я вас понял. Громов!
        - Я, товарищ подполковник.
        - Я бы тебя, с удовольствием, уволил, но начальник РОВД запретил принимать р, с утра, сиди дома. Как начальник РОВД с накопившимися делами разберется, тебя вызовут, пока свободен. Все, иди, что ты стоишь?
        - Жду бумаги о моем отстранении. Я вам, товарищи командиры, почему-то, тоже не доверяю. Сейчас уйду без бумажки, я вы меня за прогулы уволите.
        - Вот, скажи, мне Громов, почему ты человек такой? Никому не доверяешь, все какими-то бумагами обкладываешься. Ладно, иди в отдел кадров, они тебе распоряжение выдадут. Свободен.
        Ну, я и пошел на свободу.
        Переодевшись дома, я поехал к Алле, в винно-водочный.
        - Привет, а ты что пришел? - женщина, оторвав глаза от горы накладных на столе, с удивлением, уставилась на меня.
        - Привет. - я поцеловал «водочную королеву» в щеку: - от работы отстранили. Дома без тебя скучно. Как гаишник, трудится?
        - Алексей Иванович? Да, вроде, нормально. Сначала, конечно, друзья его сюда рвались, но я сказала, что если еще раз увижу посторонних, они все уйдут вместе и, навсегда. Он все понял с первого раза, сейчас нормально работает. Если до конца месяца ЧП не случится, оформлю его в штат.
        - Ну, вот и хорошо. Скажи, а тебе еще грузчик нужен?
        - Пашь, ты знаешь… - Алла задумалась: - Когда машина приходит, то бывает очень нужен. Одному разгружать тяжело и долго, а за простой машины меня автоколонна ругает. А что, у тебя есть, кто ни будь, на примете?
        - Ну, до понедельника - я. А там, как пойдет. Может уволят, так я, на постоянку, к тебе попрошусь.
        - Смешно. Ну, хорошо. Сегодня машина уже была, а завтра выходи.
        - Что по зарплате, хозяйка? - я картинное изогнулся в глубоком поклоне.
        - Не бойся, не обижу! Ладно, иди, а то у меня бумаг тут гора, не успеваю ничего. - Алла звонко рассмеялась и махнула не меня рукой.
        - Не прощаюсь.
        На следующий день, я привез Аллу, облачился в синий рабочий халат, уселся на пластиковый черный ящик, и задремал, в ожидании подвоза.
        Часов в десять пришла машина с водкой, которую мы, с бывшим гаишником, стали разгружать на пару. Сначала, с непривычки, работа не шла, но потом мы приноровились друг к другу, и в норматив времени уложились. Собравшаяся с приездом машины, толпа страждущих, сбежавшихся со всех окрестностей, уже шумела под закрытыми дверями магазина. Гаишник снял стальную скобу с дверей, и, быстро, юркнул в подсобку, пока разгоряченная толпа мужиков не размазала его по стенке. А затем мы два часа подносили полные ящики к окошкам, и оттаскивали пустые. А через два часа наступила тишина. Водка кончилась, народ исчез. Только, периодически, в магазин врывались, с выпученными глазами, отдельные мужики, опоздавшие везде, но видя пустые прилавки, громко матерясь и жалуясь на судьбу, исчезали. От непривычной работы, руки болели, ноги дрожали мелкой дрожью. Узнав, что машин сегодня больше не будет, я отпросился на часок, отдохнуть и пообедать. Купив в Гастрономе литровую бутылку молока, под белой крышечкой из фольги, и свежий, еще мягкий, калач, посыпанный маком, за пятачок, я прошел по улице Студеной и сел отдыхать на
скамейку во дворе ювелирной скупки. В пятидесяти метрах от меня бурлила толпа, орали цыгане-золотники, а во дворе было тихо и спокойно, как будто в спальном районе, на окраине города. Мимо арки продефилировал Олег, со своим новым напарником. Уловив мой взгляд, старшина встревоженно завертел головой, а заметив мою поднятую вверх руку, отправил молодого в сторону отдела, а сам подошел ко мне.
        - Здорово, Олег.
        - Привет - он пожал мою руку, затем удивленно кивнул на мой синий рабочий халат: -а ты что в таком виде?
        -До понедельника отстранили, начальника ждут, чтобы решение принял. Ну, я вышел, Алле в магазине помочь.
        Во двор, со скрипом влетел патрульный «УАЗ», взвизгнул тормозами, и остановился напротив нашей скамейки.
        - Что Олег, бездельничаешь, а мы тебя увидели! - из душной машины, потягиваясь, полез экипаж: - О, Паша, а ты что, в таком виде?
        - До службы не допускают, а жрать надо. Вот, по знакомству, на время, в вино-водочный грузчиком пристроился.
        Да, ты что! Ну, козырное место. У тебя водки взять нельзя?
        - Можно, но с условием. Во-первых, никому не говорите про меня, а то как чайки, налетят. А во-вторых, сегодня уже никак, я на себя не брал. А завтра, к восьми часам вечера во двор магазина подъезжайте, я вам оставлю. По две бутылки хватит?
        - Блин, Паша, да сколько дашь, все хорошо. Ну ладно, мы полетели, давай, до завтра.
        Мы проводили взглядом фыркающий «УАЗик».
        - Что, Олег, как дела?
        - Не очень. Скучно. Напарник какой-то дубовый, молчит все время и стоит, как истукан. Скажешь - шевелится, не скажешь - будет стоять.
        - Так, это же, круто, Олег. Дуболом - идеальный солдат.
        - Ну, значить, из меня командир хреновый.
        - Да ладно, не грусти. В понедельник начальник отдела выйдет, решит вопрос, я во вторник на работу выйду.
        - А если не решится?
        - Решится, Олег, решится. Давай, Олег. Увидимся. Хочу посидеть, подумать.
        Долго думать у меня не получилось. Я в очередной раз повел глазами, осматривая окрестности и, от удивления, чуть не упал со скамейки. Цыгане обступили высокую и, до боли, знакомую мне фигуру. Над, что-то сосредоточенно рассматривающими цыганами, на две головы, возвышался Белов Александр Иванович, по кличке Вайс. Сука, он же уже, наверное, во всесоюзном розыске числится. Подельники то его, в СИЗО, весь расклад дали по разбоям кооператоров, а он, опять, будулаям что-то сдает, особо не скрываясь. Белов, медленно поворачивая голову, незаметно сканировал пространство вокруг себя. Вот он отвернулся, я вскочил, сделал шаг, а потом, опустив голову, вернулся на скамейку, стараясь видеть Вайса только боковым зрением. Вот оно мне надо? Я от службы отстранен, стоит вопрос о моем увольнении. Да, и, говоря откровенно, этот гиббон, просто ушатает меня на раз - два. Были бы у меня хотя бы наручники, я бы постарался прорваться, хотя бы, к ноге его бы пристегнулся. Хрен, со меной на ноге, он куда бы убежал. Тем временем Белов получил от скупщиков пачку денег, небрежно им кивнул и перебежал через дорогу, а я,
быстро, пошел в противоположную сторону. Зашел в Дорожную поликлинику, попросил в регистратуре телефон, позвонить в милицию. Тупорылое создание в белой наколке в волосах, презрительно фыркнула и отвернулась. Пришлось перегибаться через стойку, доставать оттуда телефон, отходить к стене, и прикрыв телефон своей спиной от, стразу ставшей активной, сотрудницы регистратуры, звонить в «ноль два».
        - Ноль два, слушаю, седьмая.
        - Девушка, я только что видел на перекрестке улиц Студеной и Бродвей находящегося во всесоюзном розыске за разбои Белова Александра Ивановича. Он пошел в сторону театра «Рубиновое сердце». Приметы - на вид восемнадцать - двадцать лет, рост больше двух метров, телосложение среднее, волос светлый, короткий, одет -рубашка с коротким рукавом с маленькими цветными автомобильчиками, брюки коричневые.
        - Записала, кто говорит?
        - Грузчик мебельного магазина Федюлькин, ветеран труда.
        Я положил трубку, повернулся и сунул аппарат в руки, хлопающей глазами, регистраторше:
        - На, свой телефон, подавись им.
        Когда подходил к дверям, услышал в спину:
        - Гражданин, скажите…
        - Чего, вам, уважаемая?
        - У нас тут что, мебельный открыли?
        - Ну, конечно, открыли, тут, в трех домах отсюда - я неопределенно помахал рукой. Пусть поищет свой мебельный, курица.
        Вышел на крыльцо, аккурат в тот момент, когда, мимо меня, два цыгана, весело скалясь золотыми фиксами, протащили какой-то увесистый пакет. Пройдя здание поликлиники, они скрылись за металлическими гаражами, чтобы, через минуту, вернуться уже с пустым пакетом. Не похоже, чтобы они, за гаражами, выбрасывали мусор. Я, задумчиво глядя исключительно под ноги, двинулся вверх по улице Студеной. За гаражами стояла знакомая мне, бежевая «ВАЗовская» шестерка, с одним бдящим, а вторым дремлющем цыганом. Ромалский схрон еще действовал. От злости, мне жутко захотелось мяса, захотелось, просто до дрожи. Я сделала большой круг и вышел на привокзальную площадь. Взял пару, горячих еще, беляшей, в маслянистой коричневой корочке, заплатив за все восемьдесят копеек, я пошел на переходный мост, в надежде увидеть, ждущего электричку, Вайса, чтобы навести на него погоню. Но Вайса нигде не было, зато меня справа - слева, взяли в коробочку два худощавых паренька, с «голодными» глазами и сбитыми, до закостеневших мозолей, казанками рук.
        - Здорова. Ты откуда?
        - Пацаны, вам не обломится. Вы что-то в своем Цементске, совсем одичали.
        - Да ты… - один, что из них, с темными волосами, попытался кинутся на меня, но второй, посветлей, и, более сообразительным лицом, заступил ему дорогу.
        - С чего ты взял, что мы с Цементска?
        - Да хоть с Квадратово - я назвал другой город-спутник Города, славящийся, такими же, отмороженными пацанам: - все равно дебилы.
        - Ты че дерзкий такой?
        - Слушай, я вам один умный вещь скажу, только ты не обижайся. Вы сейчас на привокзалке кого ни будь нахлобучите, и поедете к себе обратно, на паровозе, в ваш Цементск….
        - Мы не из Цементска.
        - Да мне то, по барабану. Все равно на паровозе. А в районе Городка ученых, вас там же, на паровозе, и повяжут, потому что время прохождения ориентировки у железнодорожных ментов до Головино, до которого сто двадцать километров, ровно пятнадцать минут.
        - Ты че, мент?
        - Ага, в халате рабочем. Нам ментам, сейчас такую форму тайную дают. Да и вообще, за два рубля садится, это только ваши, с Цементска могут.
        - Мы не из Цементска.
        - Да не важно. Бабла срубить хотите?
        - Мы то хотим, а вот ты кто такой…
        - А на какой предмет, вы, пацаны, интересуетесь, кто я такой? Я вам тему предлагаю, а вы дальше думайте.
        -Че за тема?
        - Вон видишь, цыганье пасется?
        - Ну, вижу.
        - У них, у каждого, в кармане, вот такой пресс полтинников - я показал два своих пальца, и молодые Робин Гуды из Квадратова, округлили в изумлении глаза.
        - И у каждого, на всех пальцах, по печатке. Если их резко нахлобучить, знаете какой выхлоп сразу будет
        - Если тема такая вкусная, что сам по ней не двигаешься?
        - Пацаны, я с серьезными людьми работаю, каждую неделю этим тварям грамм по двадцать голды сдаю. Они меня знают, как облупленного. И тут я нарисуюсь, такой красивый. Меня же. на следующий день, найдут и на нож поставят.
        - Так и нас найдут.
        - А вы че, местные? Как вас и где искать? Ладно, я вам сказал, вы решайте, а я пойду. Цыгане, кстати, в пять часов уже домой сваливают, так что смотрите.
        - Слышь, зема! Если ты с ними работаешь, зачем нам их сливаешь?
        - Да, достало меня уже это зверье. То весы под углом держат, то на деньги кануть пытаются.
        Я махнул рукой и побрел через площадь. Отойдя, метров на сто, обернулся.
        Возле моих, недавних, собеседников, уже стояло человек десять, одетых как натуральные босяки, парней. Интересно, пойдут ребятишки сегодня бороться с несправедливостью? Хотелось бы, что бы пошли и, именно, сегодня. А мне, пока, надо найти детскую песочницу почище, где собачки лапки не задирают и не присаживаются.
        Началось все около шестнадцати часов, по случайности, одновременно, с началом развода роты ППС. По прямой между дракой у ювелирки и тридцатью милиционерами было всего метров пятьсот. Человек десять парней, одетых в цветастые, заношенные рубахи, с трех сторон, набросились на скупщиков у дверей «Алмаза». Сразу трое цыган легли и больше, участия в веселье, не принимали, очевидно решив, что безопаснее принять позу эмбриона и тоненько, жалобно подвывать. Да, периодически, им «прилетали» пинки от дерущихся, причем с обоих сторон, но это было лучше, чем пропустить прямой удар в нос от юного боксера, пылающего к тебе классовой ненавистью. Я стоял в узкой щели между гаражами, периодически выглядывая наружу, как кукушка из часов. Драка шла уже минуты три, кто-то еще упал, присоединившись к лежащим на асфальте цыганам. Скоро уже подоспеет доблестная милиция, охранник скупки, наверняка, закрыл изнутри дверь и вызвал наряды. А вот, сонные цыганские охранники из Жигулей, не спешат на помощь своим собратьям, а я на них очень рассчитывал. Тут, мимо меня, что-то громко крича, пробежал от арки цыганистый мужчина,
лет сорока, из особых примет имевший оторванный воротник рубахи и залитое кровью лицо. В двух метрах от меня, за гаражом, раздались крики, хлопнули двери машины, и два свежих бойца, сжимая в руках что-то увесистое, побежали к месту битвы. Я же, как улитка, стал протискиваться в узкую щель между двух ржавых гаражных стенок. Вывалившись из узкой щели возле багажника «шестерки», я стал медленно подкрадываться к пострадавшему цыгану, принявшему пост у золотохранилища. Я никогда не бил человека по голове сзади. Сегодня, это было, в первый раз. Пострадавший цыган, неотрывно смотрел в сторону арки, высунув голову из-за угла гаража, что-то непрерывно и горячо бормоча. Наверное, болел за своих. Удар хлопчатобумажным носком, до упора набитым песком из детской песочницы, получился, каким-то, не резким и мягким. Но, толи от ранее полученных в бою травм, то ли еще по какой причине, цыган, даже не обернувшись, стал медленно оседать на землю, пытаясь зацепиться руками за петли гаражных ворот. Не мешкая, я, через носовой платок, открыл двери «жигулей» и стал осматривать салон в поисках трофеев. Тяжелый пакет я нашел
на полу, между спинкой переднего и задним сиденьем. Он был завален какими-то грязными тряпками, и нашел я его, только потому, что знал, что в салоне, обязательно, что-то есть. За углом раздавались, становившиеся все громче, крики и торопливые шаги нескольких человек. Я подхватил свой носок и стал, вновь, втискиваться между гаражами. Меня едва не заметили. На последних двадцати сантиметрах, носок зацепился за какую-то металлическую заусеницу, порвался, из него стал широкой дорожкой сыпаться песок. Пришлось его бросить. Рабочий халат, порванный в одном месте и покрытый ржавчиной, выбрасывать я не стал. На нем, как мне кажется, были нашиты метки прачечной. Его я засунул, предварительно замотав в него увесистый пакет с трофеями, на школьной спортивной площадке, в широкое дуло макета танка, на дистанции для метания гранат. А сам, пробежав через двор, запрыгнул в подходивший к остановке троллейбус и, через пятнадцать минут, был уже дома. Вроде бы все прошло гладко, нигде я не напортачил. Осталось только одно - забрать добычу из тайника и вывезти ее в безопасное место.
        Глава 30
        
        В мутном отблеске света редких, неспящих окон соседнего дома, маленькие светло-зеленые точки на концах стрелок часов были еле заметны, но, с трудом, мне удалось понять, что сейчас два часа ночи. Я выскользнул из-под простыни и на цыпочках пошел в ванную. Алла что-то пробормотала во сне, провела рукой по покрывалу, где я был, еще минуту назад, разочарованно вздохнула и повернулась к стенке. Демон заинтересованной поднял свою большую голову, но увидев, что я зашел в туалет, снова, со стуком опустил ее на подстилку. Ничего интересного, хозяин через пять минут пойдет спать. Когда, через пять минут я вышел из ванной полностью одетый, пес мгновенно вскочил - намечалось что-то волнующее. Я медленно провернул ключ в замке, стараясь не греметь железом, подхватил поводок и ошейник и мотнул головой на выход:
        - Пойдем гулять, малыш.
        Демон выскочил в коридор, хотел рвануть на улицу, но после моего строгого шипения «Рядом», дисциплинированно уселся возле ноги, терпеливо ожидая, когда я запру дверь. К ночи погода испортилась, по небу сильный ветер гнал плотные серые тучи. Периодически, сверху сыпались мелкие, холодные капли. Погода, для моей цели была самая лучшая. Я шел по погруженному в темноту городу, так как уличное освещение гасло ровно в час ночи, в домах горело одно-два окошка, а самыми яркими источниками светы были редкие светофоры, периодически вспыхивающие тревожными желтыми лампами. Демон носился в темноте кругами, периодически подбегая ко мне, как бы, подбадривая, мол, не бойся, я с тобой. Через полчаса мы с Демоном вышли на футбольное поле школы, с боку от которого стоял выкрашенный в веселый салатовый цвет металлический танк с вздернутым по углом в сорок пять градусов металлической трубой, изображающей грозное орудие. Стояла тишина, только где-то, из соседней девятиэтажки, раздавались пьяные крики, но это было далеко. По дороге, я скрутил с бетонного забора «метростроя» кусок сталинистой проволоки, и сейчас,
ежесекундно оглядываясь, и вслушиваясь тишину, я засовывал острый крючок, вталкивая его до конца и активно вертел, стараясь зацепится за всунутый в ствол рабочий халат. Демон бегал на краю футбольного поля, громко фыркая, что-то искал в кустах. Это давало надежду, что здесь нет милицейской засады, и меня, внезапно, не осветят слепящие лучи нескольких фонариков. Когда я уже потерял надежду, и пожалел, что сбросил свою добычу в слишком длинную трубу, моя проволочка за что-то зацепилась, и я, затаив дыхание, как рыбак, подводящий тяжелого леща, стал потихоньку вытягивать, вмиг потяжелевшую, проволоку. На какое-то мгновение мне показалось, что добыча срывается с крючка и сейчас, махнув хвостиком, вновь уйдет в глубину. Но, сантиметр за сантиметром, проволока вытягивалась наружу, пока на срезе ствола не показалась темная ткань халата. Я подхватил тяжелый сверток, и еще раз оглянувшись по сторонам, двинулся к выходу со спортплощадки. Обратная дорога прошла без особых приключений. Правда у телефонной станции по улице Атамана Тимофеевича, из темноты мне навстречу шагнули пара ребят, наверное, хотели спросить,
который час. Но, на вопросительный «Гав?» Демона они отреагировали правильно, вновь скрывшись в проулке. Вернувшись домой, я сунул сверток в ящик с инструментом, протер лапы, довольному прогулкой, псу, выпил чаю. А потом не выдержал. Расстелив на столе газетку, я развязал узлы халата и осторожно, высыпал из пакета его содержимое. Как я понимаю, передо мной лежала основная доля золота, добытого Вайсом с разбойного нападения на квартиру Магомедовых, потому что среди массовых изделий, типа массивных обручальных колец, граммов на пять, было много предметов с полумесяцем и шестиконечной звездой, явно сделанных индивидуально, для мусульманки. Золота, но моим прикидкам, было около килограмма. А еще, в пакете, лежал самодельный револьвер, смахивающий на британский «бульдог», с коричневыми деревянными «щечками» на рукояти. В барабане, который держался на шомполе, было высверлено семь аккуратных отверстий, из которых выглядывали серые головки пуль калибра 5,6 миллиметров, от мелкокалиберной винтовки. А из ствола, с массивной, явно излишней, для такого оружия, мушкой, тревожно пахло свежим запахом пороха. Две
пачки червонцев, разной степени потертости, были уже мелким, но приятным бонусом. Не скажу, что мои ручонки мелко дрожали, но звук золотых изделий, пересыпаемых из ладони в ладонь, блеск цветных, преимущественно красных и зеленых камешков, ублажали зрение и слух. Робкое предложение честного милиционера и комсомольца, вернуть ценности гражданину Магомедову, или сдать в следственных отдел, я отмел сразу. Нет, эта была моя прелесть, мой малый, джентельменский набор, с которым можно было начинать новую жизнь при диком-диком капитализме. И не испытывать унижения, когда ты получал свои жалкие полторы - две тысячи с задержкой месяца на два, когда эти гроши, успели обесцениться, процентов на пять-десять, а день получки заканчивался раздачей долгов. Теперь же все будет несколько иначе….
        - Паша, а что это? - как в плохом романе, Алле не вовремя приспичило в туалет.
        - Клад.
        - Я серьезно!
        - Алла, я тебе обязательно все расскажу, но давай не сегодня - я не был готов к серьезному разговору в четыре часа утра. Внезапно, навалилась апатия, и я не мог подобрать слова, чтобы испуганно молчащая за моей спиной женщина приняла мои объяснения. Правду сказать, я тоже не мог, и больше всего корил себя за то, что не удержался и полез смотреть, что же я нашел. Алла выразительно помолчала, но, не дождавшись от меня еще чего ни будь, развернулась и ушла в комнату. А я остался сидеть на кухне, привалившись к стене, не имея сил присоединится к женщине. Просидев полчаса, бездумно глядя на начинающее сереть небо, я разложил золото по пакетам, отдельно из магазинов, отдельно из мастерских. Револьвер разрядил, и протерев тряпкой с машинным маслом, в эту же тряпку и завернул. Сделав все, стал ждать утра, периодически заваривая себе кофе в турке, а потом прихлебывая горький, темно-коричневый, напиток, без молока и сахара. С Аллой мы не разговаривали. Она молча выпила кофе, молча собралась, и погрузилась в автомобиль, а в магазине также молча прошла в свой кабинетик, сказав Алексею Ивановичу, что машина с
коньяком прибудет около одиннадцати часов утра. К трем часам дня торговля в магазине закончилась. Я сунул в багажник «Жигуленка» отложенные, для себя, шесть бутылок коньяка, ноунейм, три звездочки, и поехал на дачу. До вечера надо было рассовать по углам все, найденное ночью и вернуться к закрытию магазина. Золото я закопал возле сарая, безжалостно разорив подземный муравейник мелких вредителей, которые со своими верными миньонами-тлей, готовились испортить мне кусты смородины. Револьвер, вместе с деньгами, был всунут в небольшую нишу между балками крыши. Со стороны этой ухоронки было трудно заметить, над ней нависало старое осиное гнездо, отбивающее, своим видом, лишний раз соваться туда. Для вида, чтобы не возбуждать любопытство соседей, с часок покопал несколько грядок, чтобы не зарастали, попив чаю с купленными по дороге пирожками с капустой, двинулся к Городу. Лишний время возле рассерженной директрисы, а по совместительству, моей сожительницы, проводить не хотелось, поэтому я подъехал к магазину почти к восьми часам вечера. Оставив машину возле соседнего здания, я выгрузив в матерчатую сумку
четыре бутылки коньяка, для обещавших быть к восьми парней с автопатруля «двести шесть», я двинулся через двор, к служебному входу в магазин, чтобы сразу же, в полнейшем недоумении, остановиться. Массивная железная дверь была распахнута настежь, в подсобном помещении горела тусклая лампочка на сорок ватт. Неужели, Алла, специально, дала команду оставить дверь открытой, в пику моим, самым строгим, инструкциям.
        Я решительно двинулся к магазину, просто захлебываясь от желания устроить грандиозную выволочку одуревшей от обиды бабе. Внезапно на крыльцо выскочил мой протеже, Алексей Иванович, судорожно прижимая к животу черный пластиковый ящик, в котором звякали бутылки, и плескалось содержимое, цвета крепкого чая. Дико взглянув на меня, бывший гаишник, спрыгнул с крыльца, так что бутылки с коньяком звякнули особо зловеще, и побежал со двора, поминутно оглядываясь на меня, ежесекундно рискуя запнуться и разбить драгоценное содержимое.
        Да что тут случилось? Я зашел в магазин и услышал голоса, доносящиеся из кабинета директора.
        - Давай деньги, тварь! Давай, не доводи до греха! - голос был знакомый. Я замер, пытаясь вспомнить, откуда я слышал этот голос. Алла что-то невнятно отвечала, что, я разобрать не мог. Походу, местная алкашня, как-то проникла в магазин, а доблестный гаишник, проявив свое истинное мурло, сначала впустил, вольно или невольно, чужих, а потом сдристнул от неприятностей, прихватив самое для себя ценное.
        Моя взгляд заметался по подсобке, в поисках хоть какого-то оружия. Но, ничего подходящего не было, пустые ящики, спецодежда, связка ключей в кармане, лопата и лом, с, приваренной на конце, головкой топора. Вроде бы оружие грозное, но, не в тесном кабинете Аллы. А там, тем временем, что-то упало, Алла негромко вскрикнула. Времени не было совсем. Не знаю, люблю ли я местную директрису, но ответственность за нее я чувствую. Я подхватил из штабеля один ящик, вставил в него бутылку коньяка из сумки, и низко опустив голову, двинулся в кабинет директора.
        Глядя на носки своих туфель, краем глаза я видел, как два бомжа прижали Аллу к металлическому ящику, один, что поздоровее, уже накручивал на кулак ее длинные волосы.
        - Ты кто такой? Сказали же, съебаться всем! - бомжи замерли, уставившись на тупого грузчика.
        Я, не обращая внимание на грозный рык, подошел в живописной группе поближе, и пробормотав: - Хозяйка, а это куда деть? - стал настойчиво совать ящик в руки самого агрессивного бомжа. Он отпустил волосы женщины, и подхватил пластиковую тару с заманчиво торчащим горлышком бутылки коньяка. Я взял коньяк, аккуратно ударил бутылкой по уголку сейфа и обливая всех присутствующих коньячным напитком, махнул удачно получившейся «розочкой» перед глазами бомжа. Я не хотел его калечить, мне, достаточно было, чтобы бомжи, поняв, что богатенькая жертва уже не так беззащитна, просто ушли. Подняв глаза на своих оппонентов, я понял, что консенсуса не получиться.
        Глава 31
        
        На меня, изумленно выпучив глаза, опасливо отгородившись от меня ящиком из-под бутылок, смотрел несколько запаршивевший, растерявший всю свою импозантность, Андрей Андреевич, бывший грузчик этого магазина, уже почти месяц находящийся в бегах. Но, к сожалению, не только я запоминаю лица.
        
        - Сука, мент! Засада! - подельники ломанулись в коридор, но к моему великому сожалению, из кабинета не выбежали, застыли на пороге. Еще бы пара шагов, и я захлопнул бы металлическую дверь, но не судьба.
        - Стой, а че он без оружия - второй, а это был подельник Андрея, которого я помнил только по сипатому голосу, обернулся, и вытащил из кармана хозяйственный нож, конечно, к холодному оружию не относящийся, но, не менее опасный.
        Я задом оттеснил Аллу в угол, прихватил директорский стул в левую руку. Был шанс разбить стулом окно зарешечено окно в кабинете, выходящее на улицы. Звук разбитого стекла ударит по нервам бывших грузчиков, да и народ еще по улице активно передвигается, битье окон в магазине должно привлечь внимание населения.
        - Алла, присядь пожалуйста - я не мог отвлечься от двух лезвий, которыми жулики хотели меня потыкать. Надеюсь, женщина присела и осколки от окна не заденут ее. Мы замерли. Грузчики пытались понять, как в узком проходе, между стеной и тяжелым столом, умудрится ударить меня одновременно, и не помешать друг другу. Я напряг руку, чтобы швырнуть, назад и вверх, стул, и не задеть себя им по голове. А на улице раздался мой любимый звук - характерный скрип тормозящего «УАЗика», автопатруль «Двести шесть», опоздав на десять минут, все-таки, прилетел за обещанной выпивкой. В коридоре громко хлопнула дверь и раздались торопливые шаги нескольких человек.
        - Парни, тут двое в розыске с ножами, меня в угол зажали - очень, очень громко крикнул я. Шаги замерли, кто-то что- то неразборчиво произнес, раздались характерные щелчки предохранителей и затворов. Андрей Андреевич и «сипатый» не стали играть в захват заложников, побросали ножи и задрали вверх руки. И даже, особо не запирались, чуть позже, рассказав следователю о своих заключениях. Как прячась в деревне от милиции, а иногда, и в лесу, когда упрямый местный участковый пытался их поймать в домах родственников. Как поняв, что они изрядно поистрепались, решили отобрать деньги у бывшего руководителя. Постучались в дверь магазина, попросив у бывшего гаишника продать водка, а когда тот открыл дверь, просто ворвались в магазин, сказав, чтобы персонал бежал, пока может. И, ведь, не одна тварь, ни Алексей Иванович, ни одна из двух продавщиц не позвонила в «02», просто разбежались и все. Истребовали они от Аллы не «прожитие» пять тысяч рублей, обещая исчезнуть из ее жизни. Только Алла категорически отказывалась открыть сейф и рассчитаться казенными деньгами, а ехать куда-то за деньгами, бывшие грузчики,
справедливо опасались. Больше всего мне пришлось потратить, чтобы уговорить Аллу ехать в отдел, писать заявление о грабеже. Женщина уперлась, не желая больше не иметь ничего общего со своими бывшими сотрудниками. Пришлось долго запугивать ее, что по делу о взятке эти ребята могут и выйти на свободу очень быстро. А вот за попытку грабежа усядутся всерьез и надолго, и иных вариантов нет. Из отдела милиции мы вышли около трех часов ночи.
        - Куда едем?
        - Павел, отвези меня домой.
        - Как скажешь.
        Мы молча доехали до квартиры Аллы, она открыла дверь, шагнула за порог и повернулась ко мне, не давая войти:
        - Павел, я хочу побыть одна. Мне надо о многом подумать.
        - И правильно. Подумай. Тем более, с сегодняшней ночи ты снова можешь ходить домой одна. Во всяком случае, те неприятности, которые возникли в связи со мной, они закончились. Теперь все сели, и вряд ли выйдут в ближайшее время. А что бы тебе думалось лучше, отдаю тебе все, что у тебя брал - я сунул растерявшейся женщине техпаспорт на машину и все ключи, после чего нырнул в кабину лифта, не слушая то, что говорила мне в спину директор вино-водочного. Я шел по ночному городу, радующемуся приходу настоящего лета. Окна квартир были распахнуты, периодически ночную тишину волнующе разрывали ритмичные женские вздохи или довольные рыки самцов, в очередной раз, доказавших свою состоятельность. Периодически, над моей головой, что-то пролетала, либо летучие мыши, или, изредка залетающие в город ночные хищники, типа сычей. За час, что я добирался до дома, злость ушла, осталось только искреннее недоумение - за что? Решив, что завтра-послезавтра ситуация разрешится сама собой, я выгулял пса и завалился спать. Разбудила меня настойчивая трель телефонного звонка. С трудом сообразив, что это, я не открывая глаз,
стал шарить в поисках трубки, и, абсолютно случайно, сбросил звонок. Но, на той стороне телефонного кабеля был кто-то очень настойчивый. Не успел я порадоваться наступившей тишине, за телефон затрещал вновь.
        - Алл-ло! - губы сосна не хотели шевелится, я с трудом издал что-то похожее.
        - Спишь, что ли? - голос ротного был бодр по отвращения: - Подъем, через час чтобы был у начальника РОВД в кабинете. Ты меня услышал?
        - Так точно, товарищ майор, буду - я нашел силы внятно произвести эту фразу и опять упал на подушку, впав в состояние дремоты, чтобы заполошно вскочить. К моему счастью, продремал я всего минут пять, поэтому время еще оставалось.
        Начальник РОВД полковник Дронов Олег Владимирович смерил меня тяжелым взглядом, затем кивнул на стул в уголку, ну я и сел туда. Надо сказать, что чувствовал я себя абсолютно спокойно, на все измышления присутствующего здесь замполита, у меня были бумаги, кроющие его необоснованные фантазии как Бог черепаху. Олег Владимирович долго читал документы служебной проверки, поданные ему заместителем по политической части, затем обратился к моему ротному:
        - Сергей Геннадьевич, твое мнение?
        - Товарищ полковник, по-моему, это ерунда какая-то. Вот ни разу не замечал, чтобы Громов был способен на такое.
        - Конечно ерунда - я решил внести немного остроты в дискуссию: - и вообще….
        - Громов, помолчи, я тебе дам слово- шикнул на меня полковник.
        - Прошу прощения, Олег Владимирович, но товарищ майор провел проверку неполно, вот у меня есть документ, вносящий ясность в этот вопрос - я положил перед начальником РОВД письмо из газеты, с их извинениями, и отступил на место. Начальник отдела кадров Анна Гавриловна, до этого молча присутствующая на заседании, от возмущения сделала круглые, как у филина глаза.
        Полковник прочитал, ухмыльнулся, затем передал бумагу моему ротному, а не ерзающему на месте замполиту. Сергей Геннадьевич, сохраняя абсолютно непроницаемое лицо, кинул на письмо взгляд, затем вернул его полковнику.
        - Борис Иванович, ты этот документ видел?
        - Нет, Олег Владимирович - замполит, по разрешающему кивку полковника, подскочил к столу, впился глазами в письмо из газеты, через минуту его лицо пошло красными пятнами. Он поднял бумагу вверх, и стал на просвет рассматривать подпись главного редактора и печать затем подскочил к своей папке с материалами, судорожно перелистал бумаги, нашел свой вариант письма из редакции, и стал, судорожно сравнивать оба экземпляра. Через пару минут, надо полагать, объем криминалистических познаний майора закончился, и он сдался.
        - Товарищ полковник, я не знаю, почему они вдруг вспомнили про снимок. Я не верю Громову, считаю, он опять что-то смошенничал.
        - Борис Владимирович - ласково сказал товарищ полковник: - ты бумагу в руках держишь? Явные следы подделки видишь? Ну, а раз не видишь, иди заключение служебной проверки переделывай, и через час, оно у меня на столе должно лежать.
        - Товарищ майор, разрешите обратился? - робко спросил я в спину замполита до того, как он покинул кабинет начальника.
        - Ну? - лицо майора выражало только усталость проигравшего человека.
        - Я хотел сказать, что если письмо это потеряете, у меня несколько копий есть.
        - а ты не веселись- полковник, когда за майором закрылась дверь, рыкнул на меня очень свирепо. Ты почему замполиту письмо сразу не отдал? На хрена весь этот цирк?
        - Я товарищу майору не доверяю, как, впрочем, и он мне. Он об этом всегда говорит. Поэтому ждал человека, способного объективно разрешить ситуацию - я «лизнул» начальство и потупил глаза.
        - Ладно. Сессию закончил?
        - Так точно, закончил, числюсь на третьем курсе. Справка в кадрах.
        - Хорошо. Мы с Сергеем Геннадьевичем решали, что с тобой делать и решили тебя в командировку отправить.
        - Я не могу, товарищ полковник. Я один живу, а у меня собака. Я не могу ее оставить.
        - Это тот пес, с которым ты на службу выходил?
        - Так точно.
        - Ну так какая проблема? Бери пса с собой. Мы его в командировочный впишем. Только ты сегодня съезди, ему прививки от всего, что положено поставь, от бешенства, от чумы. Лишним не будет.
        - Товарищ полковник- Анна Гавриловна опять сделала большие глаза: - У нас собака не числится. Я не могу вписать…
        - Анна Гавриловна, меня областное УВД слезно просит какого-то офицера старшим над этой командой поставить. Твоя помощница, Алена, она ведь справиться, пока вас не будет?
        - Олег Владимирович, я неправильно, наверно выразилась, мы впишем Громову пса в командировочное.
        - Товарищ полковник, а куда и насколько ехать? - уезжать мне не хотелось, но, я понимал, что мой отказ принят быть не может.
        - Командировка на месяц, я поедешь ты сюда - крепкий палец полковника, после нескольких минут поисков ткнулся в ничем не примечательную точку на бескрайней территории Советского Союза.
        
        - Привет Алла, я хотел тебя предупредить, что на месяц уезжаю в командировку. Как доберусь, позвоню.
        - Здравствуй, Павел. Я хочу тебе сказать, большое спасибо за все, что ты для меня сделал. Но, пожалуйста, больше мне не звони, и встречи не ищи. Я возвращаюсь к мужу, поэтому, не порти мне жизнь.
        Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж»«Цокольный этаж»() , на котором есть книги. Ищущий да обрящет!
        Понравилась книга?
        Не забудьте наградить автора донатом. Копейка рубль бережет:
        КоррупционерКоррупционер()