Сохранить .
Загон Евгений Александрович Прошкин
        Тотальная Демократическая Республика, в которой жил Андрей Белкин, казалась ему образцом справедливости. В самом деле, каждый ее гражданин занимал место в обществе в строгом соответствии со своим интеллект-статусом, определяемым беспристрастным компьютером. Однако настал момент, когда Андрей понял, что все вокруг гораздо сложнее и судьбой человека играют незримые кукловоды. Остается или согласиться и стать разменной фигуркой на шахматной доске жизни, или, рискуя этой самой жизнью, попробовать прекратить игру.
        Евгений Прошкин
        Загон
        Homo homini lupus est
        (Человек человеку волк)
        Тит Макций Плавт
        Перед лицом этого неопровержимого факта с радостью осознаешь, что идеи, лежащие в основе романа, правильны.
        И. Ефремов
        Глава 1
        Понедельник
        Барсик был в настроении, сегодня он ел гораздо лучше.
        Андрей раскрутил вентиль до упора и навис над прозрачным колпаком. Темная пена в цилиндрическом баке ворочалась и толкалась, словно кого-то подгоняла. Это напоминало очередь за бесплатным супом и одновременно - сам суп, который варят дети из листьев и песка. Пена бурлила, выплескивала на позолоченные стенки какие-то комья и ввинчивалась в центр - туда, где, по представлениям Андрея, у Барсика был рот.
        Эльза Васильевна не обманывала: воронка в баке закручивалась против часовой стрелки. Андрей обошел стеклянный колпак и обнаружил, что от места наблюдения ничего не зависит. Откуда ни смотри - везде получится против часовой. Раньше это ему и в голову не приходило.
        Убедившись, что Барсик справляется, Андрей взялся за четвертую ручку. Четвертую трубу, резервную, он открывал редко, и вентиль успел закиснуть. Для того чтобы его сдвинуть, Андрею пришлось дернуть изо всех сил.
        Загустевшая пробка туго выдавилась из горловины и, плюхнувшись в супчик, раскидала по стенкам бурые кляксы. Андрей отшатнулся и, хотя кляксы остались на внутренней поверхности колпака, машинально огладил лицо - кажется, не забрызгало. Стекло стеклом, а умыться Барсиковой пищей было бы неприятно.
        - Эй, Белкин! - крикнула в ухе таблетка радио. - Белкин, что у тебя?
        - Ничего, - буркнул Андрей. - Нормально все.
        - Где ж нормально? - опять крикнул Чумаков. Он редко говорил тихо и еще реже называл людей по именам. - Какой нормально, когда у меня давление падает!
        - Я четвертый канал запустил.
        - А чудовище не подавится? Думаешь, сожрет?
        - Думаю, съест, - холодно ответил Андрей.
        - Ну, гляди… значит, сожрет? - Бригадир уловил его обиду и не отказал себе в радости обидеть Андрея еще раз. - Значит, у твоего гада аппетит прорезался? Это магнитные бури. Монстр их чует.
        - Вам виднее.
        - Чи-во-о?! - с угрозой протянул Чумаков.
        - У вас образование, статус высокий, - невозмутимо сказал Андрей. - А я что?.. Я так…
        - Статус, верно, - с достоинством заметил бригадир. - У тебя сколько в этом месяце?
        - Семьдесят пять баллов.
        - В прошлом больше было, а? - спросил он якобы сочувственно.
        - Было, - покорно отозвался Андрей. - А теперь меньше.
        - Опускаешься, Белкин. На самое дно опускаешься.
        - Опускаюсь, - подтвердил он и кивнул, как будто бригадир находился не в аппаратной, а здесь, в одной камере с Барсиком.
        - Ну, то-то. Не нарывайся, Белкин.
        Сделав длинную воспитательную паузу, Чумаков дал «отбой», но прежде чем отключить микрофон, сказал по обыкновению громко:
        - Эти черы совсем распустились.
        Других собеседников у бригадира не было - в аппаратную, как и в камеры, посторонние не заходили, и фраза предназначалась исключительно для Андрея.
        Андрей догадался, но стерпел. Не впервой. А если б и не стерпел - что тогда?.. С его семьюдесятью пятью баллами куда еще податься? И так выгнать могут. На конвертере ценз, не ниже семидесяти двух. Семьдесят один - это уже все. Это уже метла, или скребок, в зависимости от времени года. Желтые сапоги, желтая роба и форменная кепочка. И дети специально мусорят там, где ты недавно подмел. До семидесяти одного Андрей еще не падал, но и про кепочку, и про детей знал - соседи рассказывали.
        - Барсик. Ба-арсик, - ласково произнес он. - Кушаешь? Добавить тебе?
        Барсик, обитающий в огромной позолоченной емкости, слышать его не мог, но Андрея это не огорчало. Ему было не так уж и важно, слышит существо в баке или нет. Главное, что с ним можно говорить. С ними все операторы разговаривали - признавались, правда, немногие, но разговаривали все. Иначе на конвертере невозможно. Постоянно помнить, что ты обслуживаешь некий живой механизм и, соответственно, сам являешься неким живым механизмом, - это верный путь к смирительной рубашке. Лучше считать себя работником зоопарка. Только там, в зоопарке, существа природные, а здесь искусственные. Те орут, бегают и гадят, а эти лишь едят. То, что для одних существ отходы, для других пища. А также и наоборот. И к этому привыкаешь не сразу.
        В первый день на конвертере Андрей не расставался с пластиковым пакетом. Пакеты выдали вместе со спецовкой, и после очередного пояснения бригадира он едва успевал отворачиваться и наполнять свежий кулек.
        - Надо с пустым желудком приходить, - сказал тогда Чумаков. - Тут и без тебя дерьма хватает. Тридцать шесть труб, и в каждой - чистое дерьмо. Будешь им управлять, - объявил бригадир почти криком и, рассмеявшись, вытащил из кармана промасленный сверток.
        Увидев, как Чумаков кусает румяный пирожок, Андрей не выдержал и снова отвернулся.
        - Вообще-то, предприятие называется «М-конвертер», - продолжал бригадир. - «Мэ» - от слова «мусорный». Но мы говорим не «Мэ», а «Гэ». «Г-конвертер», вот так вот. Должен же кто-то этим заниматься. А еще иногда говорим «В-конвертер». «Вэ» - это от слова «вонь».
        - Вроде не воняет…
        - Конечно. Баки герметичные. Но иногда колпаки приходится открывать, - сообщил он, дожевывая. - Чудовища больше года не живут. Когда они сдыхают…
        - Вы их оттуда вынимаете?! - ужаснулся Андрей.
        - Не-е, - опять засмеялся Чумаков. - Мы их… ну ладно, это потом, а то все кишки выплюнешь.
        Он утер лоснящиеся губы и, без смущения заглянув к Андрею в пакет, бросил туда смятую салфетку.
        - Рвотный рефлекс блокируется, но у некоторых быстро, а у некоторых не очень. Испытательный срок - неделя. Ясно?
        - Ясно, - сказал Андрей.
        Из речи бригадира он понял не все, например, про рефлекс совсем не понял, но он к этому и не стремился. Интеллект-статус, никогда не поднимавшийся выше восьмидесяти пяти баллов, приучил Андрея относиться к непонятному спокойно. Люди вокруг часто говорили что-нибудь эдакое: «синтез», «концепция», «идеализм»… Еще они любили слова «весьма», «разумеется» и «непосредственно», однако Андрея это не касалось. Из мутного хоровода слов он всегда старался вычленить самую суть, и, пропустив
«рефлекс» мимо ушей, уяснил, что блевать на работе можно только до конца недели.
        Вот, собственно, и все, что сказал ему бригадир. Остальная тысяча слов просто отражала высокий статус говорящего. Баллов двести, прикинул Андрей. Или двести пятьдесят.
        Недели ему не потребовалось - дня четыре. На пятый его уже не тошнило, хотя пакеты он таскал с собой еще целый месяц. А еще через месяц Андрей начал брать на работу шоколадное печенье. Обедать в камере было намного удобней. Он только не помнил, когда заговорил с Барсиком и когда вообще появилось это имя. Где-то между первым и третьим месяцами, между пакетами и печеньем. Как-то незаметно и само собой.
        Андрей чуть прикрыл один из вентилей и уселся на шаткий стульчик в углу. С этого места он видел все четыре крана и стенку бака с выдавленной чертой максимального уровня. Рисовать внутри емкости было бесполезно - Барсик съел бы краску, как он ел поступающую по трубам массу.
        Кроме кранов, в поле зрения попадала железная дверь и площадка с двумя ступеньками, сваренными из толстых прутьев. Возле двери стояли шесть узких шкафов, по числу смен. Собственно, это все, что находилось в камере, - не считая Барсика. Над дверью темнело вентиляционное отверстие, но тяги не было; Андрею воздуха вполне хватало, а Барсик, если и дышал, то как-то иначе, не отсюда.
        Утопленный в потолке плафон светил довольно ярко, но свет падал строго вертикально, на стеклянную крышку. Со стула он казался желтым столбом, выросшим прямо из бака. Стоило окунуть в него лицо, и серые стены камеры исчезали. Если подержать голову в желтом потоке минуты три, то потом перед глазами будут прыгать цветные мурашки. Впрочем, развлекаться таким образом Андрею надоело еще в первый месяц. Он обвел взглядом дверь, вентили и бак, затем зевнул и разорвал скрипучую фольгу.
        - Что? А-а… Спасибо, Барсик. И тебе тоже - приятного аппетита.
        Андрей вытряхнул из упаковки круглый крекер и, понюхав, отправил его в рот.
        - Ты, Барсик, на Чумакова не обижайся, не надо. Глупый он. Обозвал тебя чудовищем? Так и меня обозвал. Чумаков всегда обзывается. И кричит всегда. Глупый потому что. Статус в три раза выше моего, а все равно - глупый. Он, Барсик, не понимает: если ты умнее другого человека, не надо ему об этом говорить. Тот, другой человек, не виноват. Вот ты, Барсик, разве в чем-то виноват? Мозга у тебя нету… Ну и не надо! Ты зато пользу приносишь, столько пользы, сколько ни я, ни Чумаков не принесем. Если б не ты…
        Андрей поднялся и достал из шкафчика пластиковую бутылку с лимонадом. Он немножко хитрил: пить ему пока не хотелось, просто он не знал, как объяснить Барсику принцип работы конвертера. Андрей и сам понимал не все.
        Барсик питался канализационным стоком, но на себя он тратил лишь малую часть. Остальное он отдавал - не в том виде, в котором поглотил, а в каком-то новом, полезном виде. Чумаков что-то рассказывал, но очень путано. Там были слова «атом» и «лекулы»… или «млекулы»?.. Андрей их сразу же забыл - незачем голову забивать.
        Короче говоря, выходило, что все: огрызки, бумага, протухший холодец и даже мебель, состоят из одного и того же. Надо только суметь разобрать их на маленькие дольки. Дольки окажутся одинаковыми, и из них можно будет снова собрать - и бумагу, и холодец. А кроме того - всякие ткани, удобрения, корм для животных и тысячу прочих вещей.
        Но это - в другом месте. Круглый бак с Барсиком не стоял на полу, а уходил сквозь бетон на нижний этаж. Здесь же Барсик только кушал. В коридоре этого уровня было десять дверей, значит, на конвертере трудилось десять существ - по одному на камеру.
        К бакам крепились номерные бирки, но номер своего подопечного Андрей прикрыл старой кепкой, благо над табличкой торчал длинный запорный винт. Кепка была явно не к месту, к тому же она давно пропиталась пылью, но никто из сменщиков ее не снимал.
        Когда обращаешься к существу по имени, зачем тебе его гражданский номер?
«С-НР-32/15», разве выговоришь? «Барсик» намного лучше. Если б называть друг друга номерами было удобней, то люди говорили бы: «здравствуй, номер такой-то», «я тебя люблю, номер такой-то»…
        Андрей прыснул и чуть не подавился пузырями. Закрыв бутылку, он убрал ее в шкаф и поискал на полке карточку.

«С-ЧР-45451/00016».
        - Не горюй, Барсик! У людей тоже номера. И у Чумакова есть свой номер. У всех есть. Только у людей цифр больше, так их и запомнить трудней. Ну, у меня «ЧР» написано. Подумаешь!.. У Чумакова стоит «Р» - «разумный». А у меня еще «Ч» добавлено. То есть «частично». Частично разумный. Чер. Ну и что? Чер - это когда интеллект-статус ниже ста пятидесяти баллов. Ну и что?! Зато я о тебе забочусь. А Чумаков только орет и обзывается. Вот возьмут все операторы, да уволятся с конвертера! Кто тебя кормить будет? Чумаков? Уж он поко-ормит!..
        Андрей захлопнул дверцу и вернулся к баку. Уровень пены постепенно поднимался - так много еды Барсику было не нужно. Дожевав крекер, Андрей отряхнул руки и закрутил четвертый кран.
        - Что, Барсик, аппетит пропал? Не переживай. Или ты из-за меня?.. Из-за того, что Чумаков меня чером?.. Да брось ты! Тоже мне, горе! Он потому такой злой, что у него самого всего двести баллов. Ну, или двести пятьдесят. Для меня это, конечно, много, но для тех, у кого не «ЧР», а одна «Р», двести пятьдесят - тьфу. Думаешь, Чумаков на конвертере по своей воле? Думаешь, он тоже не хочет кем-нибудь - министром или, допустим, диктором в Сети? Хочет. Но он почти чер, а почти - это еще хуже. Почти - это значит, боишься опуститься, получаешь в начале месяца пробойку по тестам и дрожишь: вдруг сто сорок девять? Тогда тебе заменят карточку, и дадут как у меня - «ЧР», и с работы выгонят, и друзья перестанут тебя узнавать, и ты переедешь в бесплатный квартал, и много чего с тобой случится. Вся жизнь переменится… Нет, Барсик, со мной этого не было. Я, слава богу, родился чером. Но людей таких видел. Опустившихся. Ох, и несладко им…
        Андрей потряс фольгой возле уха и, высыпав крошки на язык, бросил упаковку в пластмассовое ведро.
        - Нам, конечно, тоже… - вздохнул он. - Тем, которые с детства. Нам никогда ничего не светило. Учись, не учись - без толку. Я не спорю, это справедливо. Раз тупой, зачем соваться? Займи свое место и не мешай людям. Чтоб каждый занимал свое место. Правильно. Чер - это же не «чрезмерно разумный», а «частично»…
        Он замолчал и, обойдя бак, хлопнул себя по ноге.
        - Чрезмерно разумный! - засмеялся Андрей. - А, Барсик?! Или «чрезвычайно»? Может, я чрезвычайно разумный?
        Он вдруг удивился, откуда слова-то такие взялись. Вроде и не знал их никогда, а вот пришли же на ум.
        - Белкин!! - гаркнуло в левом ухе.
        - Слушаю, - прохрипел Андрей.
        Он представил, что его разглагольствования слышал Чумаков, и сразу почувствовал какую-то усталость. Однажды бригадир записал болтовню оператора с существом и прокрутил ее на весь конвертер. Над оператором никто не смеялся, но он все равно ушел. Ведь то, что говоришь одному, должен знать один.
        - Белкин, ты выпил?!
        - Лимонад…
        - Чего шипишь? Микрофон держи.
        Андрей прижал мембрану большим пальцем и, прочистив горло, сказал:
        - Я не пил.
        - Да?! А если проверю? Что у тебя там за лимонад? Ты учти, Белкин!..
        - Обычный лимонад, - пробубнил Андрей. - С пузырьками.
        Чумаков оглушительно расхохотался и что-то сказал - не ему. Теперь он не глумился, теперь в аппаратной точно кто-то был.
        - Так, ладно, у тебя до смены двадцать минут осталось. Сейчас к тебе человек придет, покажешь ему все.
        - Я… я уволен?!
        - Не ты, а профессор. Он что-то совсем съехал. Человек вместо него поработает. Неделю, как всегда, а там видно будет. Все, отбой.
        Андрей снова подошел к баку, проверил уровень пены и на всякий случай потрогал вентили. Думал он совсем о другом - не о себе и не о Барсике.
        Бедный профессор…
        Сменщик Никита Николаевич и вправду был профессором. Когда-то был, давно… О своем интеллект-статусе он не распространялся, но Андрей сам посмотрел по таблице. ИС профессора - около тысячи баллов. Не только у Никиты Николаевича - вообще, у любого профессора. Значит, и у Никиты Николаевича было примерно столько же. А стало сто сорок. На конвертере говорили - судьба…
        В свои пятьдесят два профессор выглядел на семьдесят. Развалина, выживший из ума старик. Но оператором он был хорошим. Он называл Барсика иначе, его все называют по-своему, но это не важно, ведь Барсик не слышит. Главное, что профессор с ним разговаривал.
        А новый оператор - будет ли он разговаривать с Барсиком, будет ли он его любить? Он же чувствует, Барсик. Он все чувствует, даже лучше, чем люди.
        - Ты, что ли, Белкин?
        Незнакомец захлопнул дверь ногой и не спеша спустился с площадки. Лестница состояла всего из двух ступенек, но он сошел по ним так вальяжно, будто находился не на Г-конвертере, а на кинофестивале.
        - Пакеты приготовь, - предупредил Андрей.
        - Зачем?
        - Вырвет.
        - Серьезно? - Мужчина остановился возле стула и протянул руку. - Илья.
        - А я Андрей. Доставай свои пакеты.
        - Я не впечатлительный, - улыбнулся Илья. Потом равнодушно заглянул в бак и пожал плечами:
        - И не такое видали.
        - Уже работал на конвертерах?
        - Какая разница? - Он сунул руки в карманы и, выпендрежно подшаркивая, прогулялся по камере. - Четыре крана. Следить, чтоб емкость не была пустой и не переполнялась. Все? Справлюсь. Тесновато у вас тут…
        Андрей ходил за ним по пятам, словно опасался, что сменщик что-нибудь сопрет. Сначала Илья ему просто не понравился, но после этих слов он не понравился Андрею категорически.
        Черы могут быть и самодовольными, и самовлюбленными, и какими угодно, однако, устраиваясь на работу, они всегда волнуются - это закон. Земле нужны дворники, грузчики и разные операторы, но не в таком количестве. Черов слишком много, и большинство сидит дома - не потому, что не хочет работать, а потому, что негде.
        Новый сменщик был аккуратно подстрижен и гладко выбрит. Кажется, у него были причесаны даже брови - столько блеска и обаяния исходило от его холеного лица.
        Лет тридцать пять, оценил Андрей. Бабы небось от него млеют. Что такому красавцу делать у бака с дерьмом? Шел бы в эскорт-услуги, там платят больше. Или в эротик-шоу, если насчет услуг здоровье слабое.
        - Нет, не все, - обозлился Андрей. - Кормить - это еще не все. Надо… надо, чтоб… заботиться надо, вот что!
        - О чем заботиться? - удивился Илья.
        - Не о чем, а о ком. Эх, ты! Лучше б тебя тошнило…
        - Андрюшка, привет! - сказали сзади. В камере появился сменщик - настоящий, не практикант. Открыв шкаф, он достал таблетку радиодинамика, затем наклеил на горло голубую пленку и доложил:
        - Я принял.
        - Я сдал, - сказал Андрей Чумакову.
        - Свободен, - отозвался тот. - Нет, погоди! Белкин, слушай: у тебя смена отодвигается. Завтра ты не нужен, придешь в среду, заступишь после новенького, этого… Царапина.
        - Какая царапина? - не понял Андрей.
        - Фамилия у меня - Царапин, - пояснил Илья. Андрей молча снял халат, выковырял из уха динамик, отлепил от горла мембрану и сложил все это на верхнюю полку, рядом с недопитой бутылкой лимонада.
        - Ну, и я пойду, - сказал Илья. - Чего тут постигать? Работа для дураков. Ты в каком блоке живешь?
        - В тридцать седьмом, - ответил Андрей.
        - Хо, соседи! - неизвестно чему обрадовался он.
        - Что-то я тебя не видел.
        - Я позавчера вселился. Не познакомился еще ни с кем.
        - Успеешь…
        Андрея удручало то, что встречаться с Ильей, с этой царапиной, придется не только на работе, но и, по-видимому, во дворе. Андрей не был сильным психологом, не был даже и слабым, но какой-то внутренний голос настойчиво твердил: этот лощеный - совсем не тот, за кого себя выдает. Или так: не совсем тот. К тому же от Царапина пахло одеколоном - тем самым, из рекламы.
        Извращенец, решил Андрей.
        - Я не сразу на станцию пойду, - сказал он Илье. - У меня дела.
        - Какие у тебя могут быть дела? - воскликнул Царапин.
        - Какие надо.
        - Ладно, я с тобой, - заявил он.
        - Давай лучше без меня.
        - Одному ехать скучно.
        Андрей хотел возразить, но растерялся: такого давления он не ожидал. Ясно же, что общество Царапина ему неприятно. Нормальному человеку должно быть ясно. Этому же - нет.
        - Не люблю алкоголиков, - сказал он, стараясь не отводить глаз.
        - И я не люблю.
        - А пьешь зачем?
        - Чего пью?
        - Одеколон пьешь, «чего»! Водка дешевле.
        - Одеколон?! - изумился Царапин. - Ну ты… ну ты и дура-ак, Белкин. Это, во-первых, туалетная вода. А во-вторых, я ее не пью.
        - То-то вонища по всему конвертеру.
        - Я ей пользуюсь, дурень. Брызгаю, понимаешь? «Пшик-пшик».
        - В общем, я с тобой не поеду, - отрезал Андрей. - И в друзья мне не набивайся.
        - Я - к тебе? В друзья?! Да ты спятил.
        - Вот и отлично.
        Он поднялся на площадку и, махнув сменщику, вышел в коридор. Царапин шагал сзади, и Андрей, чтобы потянуть время, завернул в туалет. Илья прошел мимо.
        Через несколько секунд лязгнули раздвижные двери. Андрей постоял еще минуту, от нечего делать вымыл руки и направился к лифту.
        Вечером помойка возле конвертера выглядела не так, как утром. Когда включались прожекторы на заборах, за огромными отвалами протягивались длинные острые тени. Все увеличивалось в размерах и будто отгораживалось от внешнего мира.
        Какая-нибудь консервная банка в куче хлама сияла ярче луны, а черный пластиковый мешок превращался в переливающийся плащ Прекрасной Незнакомки. Рокочущие измельчители становились похожими на гигантских жуков, но жуков добрых; сидевшие в них операторы исчезали. Если же комбайн проезжал между Андреем и фонарем, то в кабине на миг возникал силуэт водителя. Андрей давал им прозвища: «вихрастая голова», «монашка», «толстолобик»… Прозвища никогда не повторялись, ведь все силуэты были разными.
        В первый месяц на конвертере Андрей подолгу наблюдал за работой измельчителей. Здесь, на вечерней помойке, среди гуляющих теней, он ощущал зарождение какого-то карнавала. Этот скрытый праздник был дорог еще и тем, что о нем никто не знал. Праздник в отвалах мусора вызревал и в феврале, и в марте - тогда еще невидимый, хоронящийся под серым снегом. Теперь, в конце мая, он расцвел по-настоящему.
        Выйдя из периметра освещения, Андрей начал различать внешние объекты, не относящиеся к помойке: павильон станции, кабельные мачты и зарево над далеким городом.
        Было еще не очень темно, и у самой станции Андрей разглядел спину Царапина. Справа, из надвигающегося мрака, появилась ползущая линейка - двенадцать вагонов с желтыми квадратами окон. Царапин на нее успевал, и Андрея это радовало.
        Вскоре подошла следующая - к концу дневных смен линейки ходили чаще. Андрей добежал до платформы и вскочил на подножку. Следом за ним, тяжело дыша и перебрасываясь какими-то ненужными репликами, втиснулось еще человек семь.
        В вагоне мест не было, и Андрей остался в тамбуре. Он не помнил, чтобы ему когда-нибудь удавалось сесть. Утром, вечером, днем - линейка всегда была забита до отказа. Заводы и помойки простирались километров на сто, дальше шли фермы и птицефабрики, а потом опять заводы. Город, как и Барсик, ел - много, без перерыва. Ел и выплевывал пищу для Барсика, для тысяч Барсиков. Выплевывал - и снова ел.
        Мимо, гуднув и ошпарив ветром, промчалась электричка. Линейка еще не разогналась, а второй поезд, почти такой же, уже прибывал в Москву. Они мало чем отличались - разве что скоростью и комфортом. В электричках никто не стоял, там были глубокие кресла с ремнями и встроенными мониторами. Экраны в спинках показывали двадцать четыре общегосударственных и десять городских программ, и стюардесса в любой момент могла принести стакан сока. Но за все это нужно было платить - в отличие от бесплатной линейки.
        Платить. Больное слово. Черам, как правило, платить было нечем. То, что удавалось заработать, тратилось на самое необходимое и, хотя все жизненно важные товары выдавались бесплатно, у каждого человека найдутся потребности, не входящие в гарантированный минимум. Каждому есть, о чем помечтать: женщинам - о помаде и всяких одеколонах, детям - об игрушках и пирожных, мужчинам… да мало ли о чем! Бесплатных наборов хватало для того, чтобы не умереть, но для того, чтобы жить, их было недостаточно.
        Андрей не очень хорошо представлял, на что он копит, но так делали все работающие, они все копили, и он копил вместе с ними. Возможно, когда наберется крупная сумма, он отправится в круиз или купит сетевой терминал, строгий чемоданчик с кнопками. В кино и новостях терминалы показывали так часто, что, казалось, исчезнут они - исчезнет и весь мир.
        - Бибирево-12, - объявили в динамике. - Следующая - Бибирево-6.
        Андрей протолкнулся ближе к дверям и уперся ладонью в теплое стекло.
        Линейка тормозила не как электричка, а рывками. Вагонные сцепы поочередно грохотали - волна лязга катилась от головы состава к хвосту, и лишь только она стихала, за ней тут же начиналась другая.
        Содрогаясь и скрипя, поезд наконец встал. Гася остатки инерции, пассажиры влипли в переднюю стенку тамбура, при этом Андрею наступили на ногу.
        Обменявшись с какой-то блеклой женщиной неприязненными взглядами, он вышел на улицу и осмотрел правый ботинок. Подошва была цела - при исчерпанном лимите она просто не имела права отрываться. В принципе, Андрей мог себе позволить новые ботинки, но покупать - значит тратить. А чем больше тратишь, тем дальше отодвигается вожделенный терминал. Или все-таки круиз…
        Проходя мимо гуманитарной лавки, Андрей потоптался у витрины. Ничего интересного - те же крупы, консервы и хлеб. В соседней секции возвышались штабели из литровых пакетов молока и двухсотграммовых упаковок вязкого, кислого сыра.
        Через перегородку лежали глыбы мороженой мойвы и банки с сублимированным мясом. Продукты можно было брать в неограниченном количестве, но помногу никто не брал. Бесплатные холодильники все использовали в качестве обычных шкафов, иначе месячного энерголимита не хватит и на три недели.
        В отделе мебели и одежды ассортимент слегка поменялся: там появились симпатичные голубые дождевики и - еще одна мечта Андрея - телемониторы «Хьюлетт, Паккард & Кузнецов». Однако весной он предъявлял в лавке лимитную карточку слишком часто, и на хороший монитор не рассчитывал. С этим, как и с новыми ботинками, придется обождать до осени.
        Андрей поцокал языком и направился к блоку из четырех панельных высоток. Поворачивая за угол, он неожиданно услышал стон - вроде жалобный и чуть ли не предсмертный, но в то же время громкий. Звук доносился с детской площадки, густо обсаженной кустами. Свет от фонарей над гуманитаркой сюда не доходил, а лампочки у подъездов то и дело перегорали - лампочки поступали тоже из гуманитарки.
        Садик был черен и непроницаем, как лужа гудрона. Где-то в противоположном углу хлопнула входная дверь, и Андрей только сейчас заметил, как здесь пусто. Любителей ночных прогулок во дворе было немало, но сегодня они все куда-то подевались.
        - Помогите! - раздалось из-за кустов. Голос был женским и довольно приятным.
        - Что с вами? - спросил Андрей, не двигаясь с места.
        - Помогите… мне плохо!
        - А что случилось?
        На площадке помолчали, потом ответили:
        - Помогите мне. Мужчина вы или нет? Или вы кисель в носках?
        Андрею стало стыдно, и он уже перекинул ногу через куст, когда на улице, как раз в освещенном прогале перед витриной, показалась оранжевая патрульная машина.
        - Стойте! Полиция! - крикнул он, выдергиваясь из цепких ветвей. - Не уезжайте!
        Он с треском вырвал брючину и помчался к гуманитарке, но патруль уже скрылся за поворотом. Андрей беспомощно побродил по тротуару и пошел назад. Когда он вернулся, за кустами уже не стонали. Встревожившись, Андрей попер напролом, но на детской площадке никого не оказалось.
        В песке лежало забытое кем-то ведерко и пластмассовые формочки в виде утят, однако женщины, звавшей на помощь, словно и не существовало.
        Поднимаясь в лифте, Андрей все обдумывал эту нелепую историю, вертел ее в голове так и сяк, пока не наткнулся взглядом на порванную штанину. Запасные брюки у него были, но их он назначил парадными. Лимита по карте могло хватить еще на одну бесплатную пару, но если его израсходовать, то придется сидеть на полном нуле до середины июня.
        Зайдя в квартиру, Андрей на ощупь разыскал коробку со швейными мелочами.

«Чрезмерно разумный», - почему-то вспомнил он и рассмеялся.
        - Да уж, чрезмерно! - сказал Андрей вслух. Он снял штаны и, положив их на стол, включил свет. Отматывая остатки дармового электричества, зажужжал счетчик.
        Андрей послюнявил нитку и потыкал ею в игольное ушко. После десятого или пятнадцатого промаха он устало опустил руки. Чтобы попасть, нужно было зажечь вторую лампочку, а этого Андрей себе не позволял.
        - «Чрезмерно»! - весело повторил он. - Чрезмерно разумный кисель в носках!..

* * *
        Илья зашвырнул кепку в угол и, выбравшись из продавленного кресла, подошел к окну. Внизу, в неосвещенном дворе, кто-то голосил, но слов было не разобрать.

«Небось бабенку в кусты потащили», - равнодушно отметил он.
        Илья по привычке поискал глазами монитор и, не найдя, выругался. В углу, там, где должен был стоять телик, лежала, лыбясь козырьком, пыльная кепка.
        Это тоже по привычке. Не хотел, да руки сами сработали: секунда, оба кретина отвлеклись, и кепка уже в кармане. С чего он взял, что там заначка? Деньги прячут и в носки, и в трусы, и пес знает еще куда. А иногда их просто не бывает, денег.
        Илья попинал кепку и, потеряв к ней интерес, рухнул обратно в кресло. Затем достал жесткий пластиковый прямоугольник и, ловя блики от люстры, покрутил его в пальцах.
«С-ЧР47774/10008». Такой красивый номер ему еще не попадался…
        Да, монитор необходим. Лимитная карточка пока полная, без списаний, и в гуманитарке можно выбрать самый шикарный.
        Илья криво усмехнулся. В окраинном блоке это слово звучало издевательски. Шикарная морально устаревшая аппаратура, шикарная подержанная мебель и нелепая одежда, сшитая по одним лекалам, - тоже шикарная…
        Илья убрал карточку и подпер щеку кулаком. Скучно. Зевнув, он медленно оглядел комнату. Новое жилье ничем не отличалось от старого: сальные обои, перекошенный пластмассовый шкаф, кровать с выемкой от чьей-то спины, сверху - квелое покрывальце. А, ну и креслице еще… В каждой квартире почему-то обязательно стояло кресло.
        Кроме этого, в жилищный минимум входил вертикальный гроб душевой кабины и так называемая кухня - тоже гроб, разве что двухместный. Кухню Илья уже смотрел: столик, табуреточка, все такое. Шнур у холодильника был, как всегда, обрезан, а внутри лежало свернутое одеяло и пачка соли. Илья не удивился. На окраине все квартиры одинаковые, и эта была такая же, только без телемонитора.
        Значит, завтра - за шикарным монитором, напомнил себе Илья. Или за роскошным, какой уж попадется.
        Глава 2
        Вторник, утро
        - Белкин?..
        Андрей молча кивнул и, увидев полицейский жетон, сделал шаг назад.
        - Я, между прочим, тоже Белкин, - сказал седой мужчина с опухшим, но добрым лицом. - Дознаватель из районной управы. Иван Петрович. Так ко мне и обращайся.
        - Как у Пушкина, - улыбнулся Андрей.
        - У кого?..
        - У писателя Пушкина, - повторил он громче, словно для глухого, и смутился. - Да вы проходите.
        Иван Петрович аккуратно прикрыл дверь и, расстегнув легкий бежевый плащ, повесил его на крючок.
        - Не работаешь? - спросил он, осматриваясь.
        - Вообще, работаю. - Андрей замер в неловкой позе. - Сегодня выходной.
        - Молодец, - похвалил дознаватель. - На что деньги тратишь? Не пьешь?
        Он продолжал изучать обстановку, хотя изучать было особенного и нечего. У Андрея появилось ощущение, что Иван Петрович смотрит не на поверхность предметов, а вглубь. Это немного напоминало прием у врача, и Андрею стало приятно. В нем с детства жила уверенность, что поход в клинику сам по себе уже является частью лечения и поэтому прибавляет здоровья.
        - Не пью, - сказал Андрей. - Я этого не люблю.
        - Копишь? На что?
        - Не решил еще. Может, круиз…
        - Молодец, - снова сказал Иван Петрович, и Андрей понял, что дознавателю все равно.
        Походив по комнате еще с минуту, полицейский извлек из кожаного футляра плоский диск и демонстративно положил его на стол. В центре диска загорелся зеленый огонек.
        - Предупреждаю: разговор записывается, и твои ответы имеют юридическую силу.
        - Если навру, меня посадят, - догадался Андрей.
        - Вроде того, - сказал он с неохотой. - Вчера вечером ничего подозрительного не заметил?
        - Еще как заметил! Женщина во дворе кричала.
        - Дальше, - поддержал Иван Петрович.
        - А потом исчезла. Я полез ее спасать, а ее уже не было. А я себе штаны испортил.
        - Куда полез?
        - В кусты. И об кусты разорвал. - В подтверждение Андрей потеребил неровный шов на брюках.
        - Значит, женщина в кустах кричала? Дальше.
        - Все. Потом она пропала, и все.
        - Думаю, к делу это не относится, - проговорил дознаватель. - Но, если хочешь, можно оформить как официальное заявление. Тогда придется рассказать еще раз и поподробней.
        Андрей пожал плечами.
        - Нет, наверно…
        - Что-нибудь еще? Кроме женщины.
        - Больше ничего.
        - В соседнем доме совершено убийство, - неожиданно и как-то бесцветно сообщил Иван Петрович.
        - Убийство?! - с ужасом воскликнул Андрей. - Кого?
        - Гражданина Аристарха Павлова, пятидесяти одного года от роду. Ты был с ним знаком?
        - Нет, не был.
        Дознаватель выразительно посмотрел на диск.
        - Аристарх?.. Павлов? - переспросил Андрей. - Нет, я его не знаю… не знал. Так если это в соседнем доме, вам лучше туда пойти!
        - Спасибо за совет. - Иван Петрович приблизился к окну. - Вон там он жил, на двенадцатом этаже. Занавесок у него тоже нет. Вечером, когда включается свет, отсюда все видно. Я хочу сказать, ты мог это видеть.
        Андрей встал рядом и отсчитал на противоположной стене двенадцатое окно снизу.
        - Правда, - сказал он. - Видно…
        - Продолжай, - встрепенулся Иван Петрович. - Что видно?
        - Окно видно. Когда стемнеет, я посмотрю.
        - Ду… - начал дознаватель, но осекся и лишь кашлянул. - Убийство уже произошло. Теперь смотреть поздно.
        - Раз поздно, тогда не буду.
        Иван Петрович взял со стола диск и убрал его в футляр.
        - Вот тебе адреса, - сказал он, вручая Андрею визитку. - Здесь и управление, и мой личный. Не потеряй!
        - Я не потеряю… Иван Петрович!
        - Да? - отозвался он, надевая плащ.
        - Интересно, а сколько у вас баллов?
        - Ты разве не знаешь, что это нескромный вопрос?
        - Почему нескромный? У меня все время спрашивают. Что тут нескромного?
        Дознаватель вздохнул и, оперевшись ладонью о стену, сказал:
        - В мае у меня семьсот пятнадцать.
        - А ценз в полиции какой?
        - Для моей должности - шестьсот пятьдесят.
        - У-у-у!.. - покачал головой Андрей. - Вам хорошо, у вас с запасом.
        - С запасом, - подтвердил Иван Петрович, улыбнувшись. Он уже открыл дверь и вынес ногу за порог, но остановился. - Как, говоришь, то произведение называется? Которое Пушкин написал.
        - «Повести покойного Ивана Петровича Белкина».
        - Покойного? - нахмурился он.
        - Ну, это давно было… Пушкин и сам уже умер.
        - Ладно, почитаю. Адрес не потеряй!
        Выйдя из квартиры, он с кем-то столкнулся, пробормотал «извините» и, уже на полпути к лифтам, крикнул:
        - Счастливо, Белкин!
        - До свидания? - крикнул в ответ Андрей. - Ой, здрасьте…
        За дверью возникла Эльза, то есть Эльза Васильевна, его наставница. Она пришла не одна, с ней был какой-то мужчина лет сорока - сорока пяти.
        - Привет, - молвила Эльза. - Ты не занят?
        - Добрый день. - Андрей прижался к косяку, пропуская в комнату обоих. - Чем я могу быть занят?
        - Меня зовут Сергей Сергеевич. - Мужчина посмотрел Андрею в глаза - строго, но доброжелательно.
        - Очень приятно, - подсказала Эльза.
        - Да. Приятно… - промямлил Андрей.
        - И мне, - ответил Сергей Сергеевич. - Будем с тобой работать. Надеюсь, плодотворно.
        Андрей беспомощно оглянулся на Эльзу.
        - Уезжаю, - она развела руками.
        - Уезжаете?.. - совсем растерялся он.
        - Получила вызов из Кембриджа. В университете освободилось место. Я давно об этом мечтала.
        - Если мечтали, то конечно… Но в Москве тоже университет есть.
        - В Кембридже совсем другое, - грустно сказала Эльза. - Я привела тебе хорошего наставника. Я буду по тебе скучать.
        Они с Сергеем Сергеевичем обменялись сочувственными взглядами, и тот, приобняв Андрея, подал ей какой-то знак.
        - Ну, пойду… - произнесла она.
        - Прямо сейчас?!
        - Самолет скоро… Хорошо, что ты не на работе. Расставаясь, люди должны прощаться.
        - Мы же еще увидимся? - Андрей попытался выбраться из тяжелых объятий нового наставника, но у него не получилось.
        - Конечно, - подмигнула Эльза. - Когда-нибудь. Счастливо, Белкин.
        - Не горюй, - сказал Сергей Сергеевич, когда она ушла. - Эльзе пора подумать о карьере. Наставничество - это так, вроде хобби. Ей всего двадцать один, молодая. А тебе тридцать два, да?
        - Тридцать три скоро будет, - мрачно ответил Андрей.
        Сергей Сергеевич убрал руку и позволил ему отстраниться. Затем медленно прошел вдоль шкафа - при этом, казалось, он еле утерпел, чтоб не раскрыть дверцы, - и остановился у стола. Внимательно прочитав визитку полицейского, он положил ее на место и уселся в кресло.
        На его макушке под зачесанными волосами блеснула нарождающаяся лысина. Компенсируя неизбежную плешь, Сергей Сергеевич отпустил идеально ровные, будто наклеенные, баки. Глаза у него были самые обыкновенные, не запоминающиеся.
        - Я и говорю, несерьезно это, - сказал он, постучав пальцем по подлокотнику. - Наставник должен быть старше. Строго между нами: у меня интеллект-статус на сто баллов выше, чем у Эльзы. К тому же она слишком красива. Меня бы это отвлекало. А тебя?
        - Я не отвлекался.
        - Проверим. Хронологические рамки Новой Эры.
        - А? - Андрею показалось, что он не расслышал.
        - Новая Эра, это же просто, - сказал Сергей Сергеевич. - С первого года по… ну?..
        - Я не в курсе, - признался он.
        - По две тысячи шестьдесят второй, - с укоризной произнес наставник. - А после?.. Что у нас сейчас? Ну?! Эх, Андрей… Новейшая! После две тысячи шестьдесят второго года наступила но-вей-ша-я. Новейшая Эра. Не понимаю, чем вы тут с Эльзой занимались.
        - Ей за меня попадет?
        - Ничего твоей Эльзе не будет. Ну, а предпосылки?
        - Какие еще посылки? - озадачился Андрей.
        - Почему возникла Новейшая Эра, - раздраженно проговорил Сергей Сергеевич. - Чем она отличается от предыдущей. Ведь не с бухты-барахты ее так стали называть, правда?
        - Не знаю…
        - Эльза тебе хоть что-нибудь рассказывала?
        - Книжки приносила.
        - Какие книжки? Учебники?
        - Не знаю… Пушкина, Свифта. Всякие приносила… Это учебники?
        - Нет, Андрей, это не учебники.
        - И еще она мне фильмы в Сети искала. Там же все фильмы есть. Эльза мне хорошие находила. Мы их вместе смотрели… Я ерунду говорю, да?
        Наставник запрокинул голову и начал что-то насвистывать.
        - Она же с тобой больше года возилась, - сказал он, глядя в потолок.
        - Год и два месяца, - уточнил Андрей.
        - А в итоге? Фильмы, Свифт… Вот что, Андрюша. У нас с тобой грандиозные планы. Я тебя буду обучать по новой системе, но для начала нам надо ликвидировать некоторые пробелы. Согласен? Постарайся запомнить побольше, ведь нельзя же так, в самом деле! Это - «не знаю», то - «не знаю»… Жить во втором веке и быть таким инертным!
        Он развернул кресло к центру комнаты и указал на кровать. Андрей покорно сел и сложил руки на коленях.
        - До две тысячи шестьдесят второго года на Земле было почти двести стран, каждая со своим правительством, границами, армией и так далее. Некоторые из них объединялись, некоторые, наоборот, распадались, многие воевали. Люди гибли миллионами…
        - Да, я видел в фильмах, - вставил Андрей.
        - Это хорошо… Все конфликты между странами происходили из-за товаров. Иногда это было очевидно, иногда не очень, но если разобрать историю любой войны, то она всегда начиналась либо из-за денег, либо из-за территории, либо из-за возможности влиять на другие страны. Все это нужно опять же для того, чтобы иметь больше товаров. В двадцать первом веке Новой Эры ученые сделали крупное открытие. Генетики создали существо, решившее сразу две проблемы: утилизацию отходов и производство сырья. За несколько лет на Земле построили тысячи молекулярных конвертеров…
        - Конвертер! - хлопнул себя по ноге Андрей. - Я же на нем работаю, на М-конвертере!
        - Гордись. Возможно, твоя работа - единственное, что удержало мир от последней войны. Это существо, поглощающее мусор… потомки ему еще поклонятся.
        - Он не поглощает, он ест. Как мы.
        - Прекрати, Андрей. Если не возражаешь, я продолжу. Конвертер не снабжает готовыми товарами, но он дает бесплатные материалы. Раньше на это тратили уйму энергии, а теперь она пошла на другие нужды. Химики изобрели новые полимеры, и впервые за всю историю человечества добыча металлов начала сокращаться. Люди перестали зависеть от урожаев, ведь конвертер производит любые органические соединения, в том числе и белки для продуктов питания. Поскольку конвертер использует отходы, больше всего от этой технологии выиграли страны с населением свыше ста миллионов - как раз те, что традиционно конкурировали и создавали нестабильность в мире. Сотрудничать стало выгодней, чем соревноваться, и в две тысячи шестьдесят втором году крупнейшие державы объединились в Федеративную Демократическую Республику Земля. На этом Новая Эра закончилась. Маленькие страны, которым было трудно выживать в одиночку, потянулись к Республике, и через одиннадцать лет - это уже был первый век Новейшей Эры - к ФДРЗ примкнули последние, самые отсталые и упрямые государства. Вся Земля превратилась в одну страну. Вместе с внешней угрозой
исчезла необходимость тратить средства на содержание армии. Это дало мощный толчок развитию экономики. В двенадцатом году Новейшей Эры Федеративная Демократическая Республика Земля была преобразована в Тотальную Демократическую Республику. Поэтому мы и отмечаем День Единения Народов два раза: двадцать седьмого февраля и двадцать девятого мая. Майский праздник, тот, что будет в эту пятницу, как раз посвящен окончательному слиянию человечества под общим небом ТДР. Вот это Эльза и должна была тебе рассказать в первую очередь.
        - Сергей Сергеевич, хотите чаю? - неожиданно спросил Андрей.
        - Не откажусь.
        Андрей вышел на кухню и, задвинув табуретку под стол, протиснулся к плите. Сахар у него постоянно кончался, точнее, Андрей почти всегда пил чай без сахара - просто потому, что забывал взять его в лавке. Зато запасы печенья были неистощимы. Заходя в гуманитарку, он обязательно брал большой пакет, на случай каких-нибудь гостей. Гостей, кроме Эльзы Васильевны, у него не было уже года два, но пакеты с печеньем стали традицией. Тем более что выдавали их бесплатно, без списаний с лимитной карточки.
        Наполняя чайник, Андрей мысленно проговаривал услышанное и не переставал удивляться, как хорошо Сергей Сергеевич обо всем рассказал. За каких-то полчаса он объяснил то, что прежде представлялось Андрею темным лесом. Если выбросить некоторые заумные слова, то получалась незатейливая, но интересная история, и он пожалел, что раньше читал все о помещиках да о кораблях. Там тоже были сказки, но эта оказалась на редкость увлекательной.
        У Андрея, правда, остались кой-какие сомнения, например - про товары. Сергей Сергеевич говорил, что товаров хватает на всех. Андрей не спорил, ему хватало - и печенья, и одежды, и сахара, надо только не полениться зайти в гуманитарную лавку. Однако нового монитора ему не видать до осени, и то - при условии, что летом он не будет транжирить. Стало быть, телемониторов на Земле меньше, чем нужно. Или они относятся не к товару, а к чему-то еще?..
        Дергая на плите разболтанные ручки, Андрей вспомнил про сетевой терминал и круиз, и сообразил, что это тоже не товары. Как бы много ни списали с карточки за новый монитор, его все же можно получить бесплатно. Круиз и терминал - никогда.
        Андрей протер поднос влажной тряпкой и поставил на него две чашки: пожелтевшую, с трещинкой - для себя, и праздничную, в цветочек, - для Сергея Сергеевича. Ближе к цветастой он водрузил прозрачную пластмассовую вазочку и с горкой насыпал в нее печенья. Андрею хотелось, чтобы все было красиво. В конце концов, Эльза Васильевна улетела в свой университет, и надо было привыкать к новому человеку.
        - Сергей Сергеевич, - сказал Андрей, занося чай в комнату. - А этот Кембридж, он далеко отсюда?
        - На линейке не доедешь, - снисходительно произнес наставник. - И на электричке тоже. Только на самолете.
        - Билет покупать надо? А это дорого?
        - Я туда не летал, но думаю, где-то пятьсот кредит-пунктов или около того.
        - Пятьсот крепов? - изумился он. - Да это же половина терминала!
        - Терминал?.. Ты копишь деньги на сетевой терминал?
        - Коплю. Пока у меня четыреста. Три крепа за смену, до тысячи - еще двести рабочих дней.
        - Долго, - посочувствовал Сергей Сергеевич. - А зачем тебе терминал? Есть же монитор.
        - Он только показывает.
        - По нему можно и запросы рассылать. Вся Сеть к твоим услугам.
        - Монитор показывает и отвечает, но сам-то он ничего не делает. Он как простое окно.
        - «Не делает»! - хмыкнул наставник. - И что же ты собираешься на своем терминале делать?
        - Когда у меня будет тысяча крепов, тогда и посмотрим, - серьезно сказал Андрей. - Может, мне станет жалко, и я куплю что-нибудь другое. Ой, вы пейте чай-то! - хватился он.
        - Я пью, это ты не пьешь. - Сергей Сергеевич громко прихлебнул и взял из вазочки темный, крошащийся крекер. - У тебя никаких вопросов нет? Про Новую Эру все понятно?
        - Ага. - Андрей набил рот печеньем и сосредоточенно прожевал. - Нет, не все. Эльза Васильевна мне читала одну книгу, там люди встретили человечков с далекой планеты. Где они?
        - Кто «они»?
        - Эти, с планеты.
        Сергей Сергеевич с трудом проглотил, затем покхекал и растерянно посмотрел на свою чашку.
        - Неужели ты не отличаешь?.. Это же вранье.
        - Я сразу догадался, - покивал Андрей. - Никто никуда не летал. Ни к каким планетам.
        - А вот и летали, - с улыбкой возразил наставник. - На Луну, на Марс. Никого там, естественно, не нашли. Еще отправляли автоматические станции - это все было в конце Новой Эры, в последние сто лет.
        - А сейчас?
        - Сейчас прекратили. Только спутники на орбиту выводим, чтоб погоду знать и связь поддерживать. В Солнечной системе, кроме нас, никого нет, а лететь к какой-нибудь звезде - занятие бессмысленное.
        - Все равно, что пытаться на линейке доехать до Кембриджа…
        - Во-во, - довольно заметил наставник. - Точно. На линейке - и до Кембриджа. Или то же, что копить на сетевой терминал, который тебе не нужен. По-моему, тысячу кредит-пунктов можно потратить интересней.
        - Да?.. - с сомнением сказал Андрей. - А на что?
        - Не знаю, тебе видней. Ну, допустим, на круиз… А ведь верно! - оживился Сергей Сергеевич. - У меня есть друг в туристической компании, он что-нибудь посоветует. Как тебе идея? Выберем самое лучшее, самое длинное путешествие, чтоб все материки посмотреть, и все океаны. Вокруг всей Земли!
        - Да, это было бы здорово, - согласился Андрей. - А про какие вы говорили планы?
        - Про наши с тобой? Планы грандиозные. Но предупреждаю: это секрет. Друзья дали мне на время один прибор, он должен повысить твой интеллект-статус.
        - Мы и так его повышаем. Мы же занимаемся.
        - Это не то. Ты с Эльзой больше года просидел. Сколько у тебя баллов?
        - Семьдесят пять, - виновато сказал он.
        - А будет - сто двадцать.
        - Как?! - отшатнулся Андрей. - Как сто двадцать?
        - Или сто сорок. Если, конечно, повезет.
        - Откуда у меня возьмется сто сорок баллов? Сроду сто сорок не было!
        - Это экспериментальная модель, ее недавно создали. Ученые еще долго в ней будут копаться, состариться успеешь. А мы ей воспользуемся. Только тихо, никому ни слова!
        - Хорошо, когда друзья - ученые и эти, из туристических компаний. У меня-то все друзья… сами понимаете, кто.
        Наставник сделал вид, что рассматривает ногти.
        - Я даже с Павловым не был знаком, - сказал Андрей.
        - С каким Павловым?
        - С Аристархом, которого убили вчера. Он в соседнем доме жил, вон его окна, на двенадцатом этаже. А я его не знал.
        - У тебя не тем мозги забиты, - сурово проговорил наставник. - Ты о себе думай, о своем будущем.
        - Сергей Сергеевич… - Андрей потупился и отодвинул от себя вазочку. - А если очень постараться, очень-очень сильно… Можно ИС еще выше поднять? Чтоб не сто сорок баллов, а сто пятьдесят?
        - Ты же тогда пособие перестанешь получать. У тебя отнимут лимитную карту. Будет обычная кредитка, а по ней просто так ничего не дают.
        - Я найду нормальную работу.
        - Андрей, ты не представляешь, что это такое - у тебя не только карточку заберут, но и квартиру. Тебе придется за все платить, все покупать за деньги. У тебя останется лишь возможность ездить в линейке, но ты и сам в нее уже не сядешь, это я тебе обещаю.
        - Мне не нужна бесплатная линейка, - упрямо сказал Андрей, не поднимая лица. - И квартира мне бесплатная не нужна. Мне ничего не нужно. Я не хочу быть чером…
        Сергей Сергеевич посмотрел на его макушку, на свесившуюся челку, и вдруг заметил, что рядом с недоеденной половинкой печенья падают крупные капли. Он перегнулся через стол и, притянув голову Андрея к своей груди, тяжело вздохнул.
        - Мы попробуем, Андрюша, обязательно. Завтра.
        - Завтра мне на конвертер, - всхлипнул он. Сергей Сергеевич отпустил его затылок и вернулся к креслу. Погладив цветок на чашке, он снова вздохнул.
        - Послезавтра. Я буду в двенадцать, никуда не уходи.
        Андрей утерся рукавом и жадно допил чай.
        - Здесь идти-то некуда, - сказал он.

* * *
        Илья укрепил монитор и, отойдя на середину комнаты, полюбовался. Плоский экран висел кривовато, но чтобы его поправить, пришлось бы ввинчивать в стену новые кронштейны. Ничего, так тоже нормально.

«Хьюлетт, Паккард & Кузнецов», в серебряной раме, без единой царапинки, выглядел роскошно.
        Модель позапрошлого года, оценил Илья. В магазинах такие уже не продаются, но у некоторых скряг, наверно, еще остались. Через пару лет ими обзаведутся все черы до последнего.
        - А я, значит, один из первых… - сказал он и невесело рассмеялся.
        Собрав с пола мягкий упаковочный пластик, Илья завернул в него чужую кепку и сунул все это в коробку из-под монитора.
        Внезапно защекотало запястье; Илья собрался почесать руку, но вовремя вспомнил, что это виброзвонок, и поднес часы к губам.
        - На связи, - буркнул он.
        - Какие новости? - спросил монотонный голос. Микродинамик Илье вшили за левое ухо, и каждое слово отдавалась нестерпимым зудом.
        - Монитор взял, - похвастал он. - И гречки два килограмма. Буду кашу варить.
        - Кашу?.. Мне не до шуток, Царапин.
        - Больше новостей нет.
        - И контакта нет, - сказали где-то под кожей. - Проблемы?..
        - В общем, да. Но я что-нибудь придумаю.
        - Ты уж постарайся, Царапин.
        - Хорошо. Все, отбой?
        - Отбой.
        - «Постарайся, Царапин!..» - раздраженно повторил Илья. - Стара-аюсь, господин начальник, я стара-аюсь! А если он мне в глаза сказал, чтоб я к нему не лез! Друзья ему, понимаешь, не нужны!..
        Чер Андрей Белкин не понравился Илье сразу. Илья ожидал увидеть либо заторможенного дебила с квадратной головой, либо что-нибудь тщедушное, с кривой шеей и дрожащими руками. Белкин же был физически здоровым - небритым, взлохмаченным, с черной каймой под ногтями, но все же не увечным, не жалким типом из ролика социальной рекламы.
        - Постарайся, постарайся… - пробормотал Илья. - Самих бы сюда, в этот отстойник!..
        Он заметил, что продолжает говорить вслух. Эту привычку Илья приобрел еще в юности, с тех пор, как начал оставаться в одиночестве - в основном на сроки от года до трех. Он успел сменить много комнат - некоторые не имели окон, в некоторых унитаз стоял прямо у кровати, но такие, чтоб без телемонитора, ему еще не попадались.
        - Это вам, конвой собачий, не просто так, а права человека! - изрек Илья. - Без окна жить можно, без бухалова тяжело, но тоже можно, а без телика?.. Свихнешься!
        Он нашел в стене разъем и, откинув защитную крышку, подключил кабель. Экран мягко засветился, в углу замигала пиктограмма автонастройки.
        Илья в ожидании прилег на кровать и поправил под головой твердую подушку. Обустраивать быт по-человечески он не собирался. Когда-то это его увлекало, но теперь надоело. Всегда одно и то же: только приведешь квартиру в порядок, уже пора переезжать. Единственное, чего Илья не мог терпеть, - это тараканы и отсутствие монитора. Тараканы здесь, кажется, не водились.
        Тонкий рубец за ухом все еще свербел, так бывало после каждого сеанса связи. Илья выругался, но - мысленно. От вредной привычки разговаривать с самим собой он постепенно избавлялся, ведь прошлое было позади. Хотя настоящее мало чем отличалось.
        Глава 3
        Вторник, вечер
        Проводив Сергея Сергеевича, Андрей не спеша сполоснул чашки, убрал печенье и рассеянно опустился на кухонную табуретку между столом и плитой. Последние полчаса он двигался скорее по инерции, чем осознанно: ходил по комнате, сметал крошки, делал что-то еще… Он не помнил, как открыл кран, как поставил чашки на полку, - не помнил почти ничего. В мозгу пульсировала лишь одна мысль: «послезавтра, в двенадцать».
        Послезавтра, в полдень, Сергей Сергеевич принесет «экспериментальную модель», - уж это название Андрей заучил крепко-накрепко - и интеллект-статус повысится. Конечно, не до ста пятидесяти, но даже прибавка в пять-семь баллов была бы настоящим чудом. А чуда Андрей желал всем сердцем. Когда видишь чудо, появляется и вера.
        Он посмотрел на будильник - секунды сменялись фантастически медленно. Минуты, без толку моргая, вообще застыли на месте. В левом окошке оцепенели единица и четверка: начало третьего. Вечера не дождаться. А послезавтра - это так далеко, что и представить трудно.
        Андрей заставил себя встряхнуться и, переобувшись, вышел на лестничную площадку. Собственно, площадкой это назвать было нельзя: по этажу тянулся узенький коридор с бордовыми прямоугольниками дверей и двумя лифтами в торце; где-то посередине, за такой же дверью, находилась пожарная лестница. Понятно, что в отсутствие пожара ею не пользовались.
        Ни в коридоре, ни в подъезде Андрей никого не встретил. Он не особенно интересовался тем, сколько народу живет в его доме, порой он не знал, какие квартиры на этаже заняты, а какие свободны. Соседи появлялись и исчезали, переезжали в другие блоки, кто - поближе к работе, кто - потому, что надоел вид из окна. Андрей был уверен, что из всех окон видно одно и то же, и никуда особенно не рвался. На новом месте пришлось бы как-то знакомиться, как-то привыкать, а это его тяготило.
        Прожив в тридцать седьмом блоке больше десяти лет, он завел пять или шесть приятелей, с которыми иногда обсуждал фильмы. Это было скучновато, но не очень обременительно, как и вся его жизнь - вплоть до сегодняшнего дня.
        К двадцатым числам мая наконец потеплело. Мужчины сняли надоевшие черные ветровки и ходили в рубашках. Женщины красовались в удивительно похожих розовых блузках. По сути, это была одна и та же кофта, растиражированная в умопомрачительном количестве. Блузы появились в гуманитарной лавке где-то в марте, еще в холода. Тогда все носили пальто - синие и коричневые, прошлого завоза, - и, в надежде приобрести к лету нечто оригинальное, бросались на розовый эрзац-шелк, как голодные. Женщины знали: на всех может не хватить. Но в этот раз хватило. Блузки были в витрине, блузки были на юных кокетках и старых грымзах, и даже на некоторых мужиках - в слегка перешитом виде. Вся улица была нежно-розовой, и от этого поднималось настроение.

«Блузки - точно товар», - машинально отметил Андрей. Если б они еще были разными… Но Сергей Сергеевич сказал определенно: основное свойство товара в Новейшую Эру - это изобилие. Изобилие было налицо.
        Андрей, насвистывая, завернул в гуманитарку и взял пачку сыра. К соседнему прилавку стояла очередь, там давали растворимый кофе, и он подумал, не прихватить ли пару банок - себе и Никите Николаевичу. Однако люди брали коробками, обслуживали их медленно, и он пожалел времени.
        К профессору, бывшему сменщику, Андрей собирался уже давно, да все как-то откладывал. Сегодня оставаться дома было невозможно, и ноги сами несли его в гости.
        Никита Николаевич жил в тридцать шестом блоке, напротив через шоссе от тридцать седьмого. Андрей пересек дорогу по застекленному мосту и, миновав стандартный двор с каруселью и песочницей, зашел в подъезд.
        Профессор открыл сразу, словно стоял под дверью и кого-то ждал. Впрочем, если и ждал, то явно не Андрея. В глазах Никиты Николаевича был страх. Он так и вышел на лестницу - заранее испуганным.
        Испуг постепенно сменился удивлением, и профессор, расслабляясь, длинно выдохнул.
        - Чего тебе, Андрюшенька?
        - Я… это… не вовремя я, Никита Николаевич?
        Профессор подвинул Андрею тапки и не оборачиваясь потащился в комнату. Сзади он выглядел еще хуже - жалкий, немощный старик. На сутулой спине, даже сквозь жилетку, проступали острые углы лопаток. Брюки висели на одном ремне, и так трепались, точно в штанинах были не ноги, а проволока.
        - Я вам, Никита Николаевич, сыру принес, - сказал Андрей, доставая из кармана влажный сверток.
        - Сыр?.. - озадачился профессор. - У меня есть. Спасибо, положи куда-нибудь.
        - Как у вас дела, Никита Николаевич?
        - Дела?.. - опять задумался он. - Плохо, Андрюша. Чего скрывать, плохо. Особенно теперь, когда уволили.
        - Это случается. ИС то понизится, то повысится… Его не угадаешь. В следующем месяце, глядишь, больше будет. Чумаков вас обратно возьмет.
        - Сомневаюсь, - сказал Никита Николаевич. - И насчет Чумакова, и насчет статуса тоже, будь он проклят. Ты садись. Хочешь - в кресло, хочешь - на кровать. Где тебе нравится.
        Типовая мебель была расставлена по шаблону, и путь от двери до кресла Андрей прошел, как у себя дома: на третьем шаге обойти угол шкафа, на пятом - вильнуть влево от круглого стола. Он все-таки выбрал кресло. Сидеть на чужой кровати было не очень удобно.
        - Никита Николаевич, а что же вы старые вещи с собой не привезли? Когда из центра сюда переселялись.
        - Им тут делать нечего, - хмуро произнес профессор. - Они из прошлого, а его уже нет. Впереди, Андрюшка, у нас только будущее. Одно сплошное будущее, - добавил он с непонятной горечью. - Чего там новенького?
        - Где?
        - Ну… там, - он показал большим пальцем то ли за окно, то ли в небо.
        - Ничего, - растерялся Андрей. - Вообще, убили кого-то.
        - Н-да? - Никита Николаевич прилег на кровать и скрестил руки на груди. - И кого же у нас могут убить?
        - Павлова какого-то.
        - Аристарха?!
        Профессор вскочил и, беспомощно подвигав руками, сел обратно.
        - Аристарха, - подтвердил Андрей.
        - Из тридцать седьмого?
        - Да, он в моем блоке жил. В тридцать седьмом.
        - Боже… Его-то зачем?.. Он-то что?.. А это точно?
        - Ко мне сегодня полицейский приходил, - с гордостью поведал Андрей. - Допрос мне делал, чтоб убийцу найти. Сказал, из моего окна все видно. А я не видел… А кто этот Павлов?
        - Аристарх? Так, человек был… Чер, вроде нас с тобой. Убийцу они, значит, ищут? Ну-ну.
        - Никита Николаевич, вы как будто сами что-то знаете?
        - Не знаю. Сомневаюсь… Слишком их много, этих несчастных случаев. Вот и с Аристархом… Вот и он угодил.
        - Нет, Никита Николаевич, полицейский сказал - убили.
        - Что он еще сказал?
        - Это я говорил, а он спрашивал. А я - что?.. Я у окна не дежурю. Зато про женщину ему рассказал.
        - При чем тут женщины?! - рассердился профессор.
        Андрей задрал ногу выше подлокотника, так, чтоб было видно с кровати.
        - Штаны из-за нее порвал, - пожаловался он.
        - Да, штаны жалко, - покачал головой профессор. - Красивая была или так себе?
        - По голосу - очень красивая. Бойкая такая, звучная. А лица не разглядел. Пока лез, пока за патрулем бегал…
        - Стоп, стоп! Снова и по порядку. - Андрей пересказал вчерашнюю историю с того момента, как вышел из линейки. Все, что было раньше, он пропустил - в противном случае пришлось бы начинать с конца Новой Эры.
        - Паршиво, - помолчав, заметил профессор. - Могу поспорить, девица была симпатичная.
        - Мне тоже обидно. Брюки вот изуродовал, а толку…
        - Дурак. Тебя патрульная машина спасла. Незнакомка в кустах - это не к добру. Они у тебя еще будут, незнакомки. И друзья, неизвестно откуда взявшиеся. Раз уж прицепились, не отстанут. Запомни, Андрюша: к лучшему жизнь меняется только в центре. А у нас - нет, у нас тут другое. И если вокруг начинают происходить всякие странности, не надейся, что это совпадение.
        - Да ладно вам! Какая-то дамочка на детской площадке…
        - Не понимаешь? Хорошо, что не понимаешь. Тебя это не касается. Понюхают и отвяжутся. Но все же, Андрюша, будь осторожен, прошу тебя. Не рвись ты никого спасать!
        - Постараюсь.
        Он сказал это лишь для того, чтоб не тревожить старика. Похоже, профессор совсем расклеился.

«Вот оно, понижение статуса, - подумал Андрей. - Сам Никита Николаевич, наверно, и не замечает для него все по-прежнему. А со стороны… страшно это. Глупеет профессор, на глазах глупеет. Окончательно и бесповоротно».
        - Я из ума не выжил!! - Профессор капризно тюкнул кулачком по колену и, поднявшись, подошел к креслу. - И ты меня не жалей!
        - Да я ничего, Никита Ник…
        - И не смотри на меня так! Я что, не понимаю? Смотрит он на меня!.. На работе обсуждаете небось? «Бедный профессор! Статус у него упал!» А я не против. Ниже статус - крепче сон. Кто не в меру высовывается, с тем происшествия разные случаются. Подоконники сами собой намыливаются, товарищи попадаются вспыльчивые, с ножницами и колотушками…
        - С какими колотушками, Никита Николаевич? - опешил Андрей.
        - Которыми по башке лупят. Все! - отрезал он. - Разболтался я.

«Вот уж правда, - подумал Андрей. - Старик-то не просто опустился - натурально, спятил. Сначала в черы записали, а теперь он и среди черов почти ноль. Есть от чего свихнуться».
        Андрей пожевал губами, нерешительно погладил грубую обивку кресла и, проклиная себя за длинный язык, сказал:
        - Я вам помогу, Никита Николаевич. Про статус - это не шутка была. Его на самом деле можно повысить. Ученые специальный приборчик изобрели, но он пока под секретом. Я тут с одним хорошим человеком познакомился…
        - Та-ак, - протянул профессор. - И когда ты с ним познакомился?
        - Сегодня. Он после полиции пришел. Да вы не волнуйтесь, это мой новый наставник.
        - У тебя еще и наставник поменялся? - спросил он, сузив глаза.
        - Его Эльза привела. Ну, Эльза Васильевна, моя старая… то есть она не старая, конечно…
        - Ближе к делу!
        - Наставник хороший, он мне ИС поднять обещал, - волнуясь, затараторил Андрей. - Насколько - неизвестно, как уж получится. Меньше-то не будет. Но это тайна!
        - Тайна, хорошо. Что еще он тебе обещал?
        - А этого мало?! Или вы не верите?
        - Почему же?.. - грустно сказал профессор. - Придет добрый дяденька, обмотает тебе голову проводами, и ты станешь умнее. Обычное дело. Кстати, когда он придет?
        - В четверг. В двенадцать часов.
        Андрей уже каялся, что проболтался. Не стоило все-таки рассказывать безумному старикану про «экспериментальную модель». Ведь просил же его Сергей Сергеевич! А он как дырявый мешок. Такой большой секрет - и такому больному человеку.
        - Послезавтра, в двенадцать, - повторил профессор как бы для себя. - Чаю попьешь?
        - Я дома уж напился. Так что с приборчиком, Никита Николаевич? Рискнете?
        - Спасибо за заботу, Андрюшенька. Не переживай, я в полном порядке. На конвертере - всем привет и так далее… Ну, ты молодой, тебе со мной неинтересно. Проведал, и ступай.
        - Ага… пойду.
        - Иди, Андрюша, иди.
        Никита Николаевич довел его до двери и подтолкнул ногой ботинки.
        - Про новые знакомства… - молвил Андрей. - Мне что ж, ни с кем не знакомиться?
        - Знакомься, если хочешь, - ответил профессор, и Андрею почему-то стало не по себе. - Четверг, да? ровно в двенадцать?
        - Ровно, - кивнул он, выходя в коридор.
        Андрей редко о чем-то сожалел, но сегодня ему казалось, что он ошибся по-крупному. Да, про экспериментальную модель надо было молчать, а то как с психом свяжешься… И зачем, спрашивается, таскался?
        Преодолев последние ступени надземного перехода, Андрей остановился возле стеклянной стенки и посмотрел на шоссе. Внизу проносились яркие, как игрушки, автомобили: полосатые «под зебру», пятнистые «под леопарда» и вовсе неописуемых расцветок. В город и из города машин ехало примерно поровну. Строго говоря, там, где стоял Андрей, тоже была Москва - юридически, географически и как угодно, однако городом в окраинных районах называли только центр. Город - это место, где живут люди, владеющие личным транспортом. Место, где живут люди без транспорта, - это блок. В блоке живут черы.
        Послезавтра, подумал Андрей. Подумал - и почувствовал что-то щемящее, похожее на неуловимую вибрацию.
        Он представил, как внутри, в голове или в животе - неважно, заводится некий моторчик. Скоро моторчик закрутится и понесет его в центр. Пусть медленно. Лишь бы вырваться из блока. Послезавтра…

* * *
        - Выкобениваешься, Царапин?
        Вопрос прозвучал так близко, что Илья вначале принял его за реплику героя из сериала.
        - Вы чего, овчарки лишайные, мозгами попутались?! - прошипел он. - Только недавно вызывали, и опять… Ни минуты покоя!
        Затем выключил монитор и, придавив микрокнопку в часах, сказал:
        - На связи… Не выкобениваюсь я. Лежу, никому не мешаю. Телик смотрю.
        - Телемонитор надо было обычный брать, как у всех соседей, а ты самый модный хапнул. Хуже ребенка!
        Голос звенел в районе левого уха и резонансом разносился по всему черепу.
        - Через Сеть определили? Вы мой монитор не трогайте. Имею право. Лимит по карте я рассматриваю как свои командировочные.
        - Рассматривай как хочешь, - вяло отозвался голос. - Я тебя не для этого вызвал.
        - Догадываюсь, - буркнул Илья в браслет. - Что-то срочное?
        - Во-первых, мы решили облегчить тебе задачу. Завтра организуем подставочку - будет возможность сойтись с объектом поближе. И попробуй ее упустить!
        - Завтра я иду на конвертер, - возразил он. - Дерьмо в чан заливать. Сами же велели…
        - Опоздаешь немножко. Подробности получишь позже, это не главное. Главное - то, что во-вторых. Тебе поручается акция устранения.
        - Как-как? Устрашения?
        - Ты все понял, Царапин. Прекрасно понял. И незачем переспрашивать. Лучше, если это будет несчастный случай, правда, на такой класс я не рассчитываю. Сойдет и бытовуха. Адрес запоминай сразу…
        - Погодите! Вы что же, палача из меня делаете?!
        - Универсала, - веско произнесли в динамике. - Надо уметь не только щупать, но и за горло брать. Все надо уметь.
        - Нет.
        - Да, гражданин Царапин, да, - сказал голос, особо выделив слово «гражданин».
        Намек был вполне ясен. Выбора ему не оставляли.
        Как и в тот раз, в самом начале. Тогда он тоже не выбирал. Ему просто объяснили, чего от него хотят, и он согласился. Но это не было ответом на вопрос, потому что и самого вопроса не было. Никто не ожидал, что он откажется, - потому, что отказаться Илья не мог.
        - Адрес… - раздалось за ухом.
        - Да… - выдавил он. - Говорите, я слушаю.
        Ему назвали номер блока, дом и квартиру. И пожелали удачи. Кто называл, кто желал - Илья не имел об этом ни малейшего представления.
        За все время сотрудничества с «неотложкой» он видел лишь двоих, и то в сумерках, без лиц. Его перевозили в закрытой кабине, водили по глухим коридорам, всегда - с завязанными глазами. Он даже оправлялся, не снимая повязки. Это было противно, но все же не так, как тридцать лет каторги.
        Когда огласили приговор, стоявший рядом охранник ввел Илье антишок. Возможно, в инъекторе было что-то еще - после укола Илья почувствовал симпатию ко всему миру, включая судейскую комиссию. С этим настроением он и добрался до «шкатулки» - узкой комнатки с мягкими стенами. Там Илья мог биться головой сколько угодно. И он бился. И выл, и катался по полу - тоже мягкому…
        Адвокат предупреждал, что наказание будет серьезным. По мнению Ильи, серьёзно - это лет пять или семь, и не на каторге, а в обычной тюрьме. Больше трешки ему никогда не давали, и семилетка была бы для него достаточно суровой карой. Но не тридцать.
        Прежде, получая то двушку, то трешку, Илья почти не расстраивался, ведь он рисковал сознательно. Вор ворует, полиция ловит - в этом была какая-то глубинная справедливость, некое подобие закона природы.
        Иногда охотник побеждал, и Илья, с прибаутками, с воздушными поцелуями в сторону судейской комиссии, отправлялся в тюрьму. Больше всего ему нравилось судиться на западе Европы. Тюрьмы там были хорошие, во многих устраивали «день открытых дверей». Этот праздник называли по-разному, но аббревиатура «DOD» была единой для всех языков. В тюрьмах вообще принято сокращать слова. Быстрее говоришь - быстрей понимают.
        ДОД в тюрьме - это то, ради чего стоит соблюдать дисциплину, участвовать в общественно-полезных работах и улыбаться охранникам. В ДОД на территорию пускали всех: торговых агентов, независимых священников, друзей и жен, а также шлюх и честных нимфоманок. Посетители приносили с собой всякие порошки и таблетки полумедицинского назначения. После обеда в камерах пыхтели и стонали, и до следующего ДОДа заключенные смотрели забавные цветные сны - разумеется, не без помощи порошков.
        Руководство на подобные шалости закрывало глаза - ДОД снимал стресс эффективней, чем сотня психологов. По крайней мере, это было лучше, чем массовые побоища и столь же массовые изнасилования.
        Однако Илья ни разу не слышал про «дни открытых дверей» на каторге. В неосвоенных районах центральной Австралии никого, кроме ящерицы, в гости не пригласишь.

«Наверно, я не выживу, - решил Илья. - Или не доживу, если в этом есть какая-то разница».
        Тридцать лет за то, что всегда оценивалось не выше трех. Пожалуй, на каторге эта история будет иметь успех. Илья воскресил в памяти роковую строку из выставочного каталога:

«М. Куркина. ЖИРАФ ОБЕЗГЛАВЛЕННЫЙ. Середина XXI века Новой Эры. 20х18 см. Холст, масло».
        Многие считали этот случай курьезом, но для Ильи он стал катастрофой. По какому-то идиотскому совпадению, в ту самую минуту, когда Илья взламывал охранную систему Пражского музея, в Южно-Сахалинске состоялась конференция ЮНЕСКО, объявившая
«Жирафа» достоянием мировой культуры. Когда Илья упаковывал картину в пенал, она уже не принадлежала частному коллекционеру Солу Вайсбергу, она являлась собственностью Тотальной Демократической Республики.
        Если б Илья отложил поход в музей на пару часов, все было бы иначе. Старое воровское правило «крадешь у Республики - крадешь у себя» он соблюдал отнюдь не из кокетства. Покушений на государственное имущество правосудие не прощало. Тридцать лет каторги - за картинку размером двадцать на восемнадцать. Аккурат по месяцу за квадратный сантиметр, подсчитал Илья. Сама художница, госпожа Куркина, едва ли потратила на нее и сотую часть этого времени.
        Илья лежал на мягком полу «шкатулки» и плакал от отчаяния. И тут появились эти двое. Точнее, сперва погас свет.
        В полной темноте ему рассказали про эпидемию среди черов и про неотложную психиатрическую помощь - не то, чтобы очень секретную, но как бы слегка негласную. Илья еще не знал, чего от него хотят, но заранее был готов на все. Другой возможности избежать каторги ему бы не представилось. Илье завязали глаза и куда-то отвезли. Через месяц, после короткой подготовки, его отпустили - с новыми документами и первым заданием. Задание было легким, почти смехотворным. Ему поручили какую-то мелочь: встретиться, познакомиться, выспросить…
        Голос во вшитом динамике обещал когда-нибудь отпустить его по-настоящему, насовсем. Временами ему казалось, что этот счастливый миг уже близко. Впрочем, собеседников Илья не видел. Врали они или говорили правду - он не знал.
        Теперь он понял: ему врали. Он и так не принадлежал себе, и у хозяев не было причин специально мазать его кровью, чтобы привязать крепче. Крепче уже некуда. Его элементарно продвигали по службе - из простых наблюдателей в… исполнители?.. В
«универсалы», так сказал голос под кожей.
        Илья дошел до кухни и налил в чашку воды. Жадно выпил и налил вторую - это позволяло отложить окончательное решение еще на несколько секунд.
        Выполнить работу качественно - значит убивать и дальше. Завалить дело - значит поехать на каторгу. Можно удрать, но кто поручится, что вместе с динамиком ему не вшили маячок? Можно достать терминал и учинить скандал на всю Сеть. Только что он поведает миру? Лиц не видел, имен не знает… И даже если люди поверят, каторги ему не избежать. Такие приговоры не обжалуют.
        У Ильи снова не было выбора - как и в тот день, когда в камере погас свет и открылась дверь…
        Он достал из выдвижного ящика здоровый хозяйственный нож и попробовал лезвие на ноготь. Совершенно тупое. Илья поискал в шкафчике точилку. Загадал: найдет или не найдет?
        Точилки в доме не было, и это значило… это значило, что…
        - Значит, чер умрет больно, - сказал Илья вслух.
        На улице происходило какое-то розовое столпотворение. Половина женщин щеголяла в одинаковых кофтах - зрелище было и смешным, и жутким. Илья провел в окраинных блоках уже достаточно, но такого единообразия в одежде еще не видел.

«Черы все глупеют и глупеют, - отметил он с брезгливостью. - Однако „неотложке“ надо подумать о методах более гуманных. Черы - пусть безмозглые, но все-таки люди, и резать их, как скот, не годится».
        Илья вышел на площадке семнадцатого этажа и остановился у двери с рукописной табличкой: «Тарасов А. В. ЧЕР».
        - Ох ты, боже ж мой… - язвительно пробормотал. - Оскорбленное самолюбие, да?
        Он положил палец на звонок, но передумал и врезал ногой по металлической пластине замка. Дверь, вместо того чтобы затрещать, легко распахнулась и ударилась о какие-то коробки в прихожей.
        - Открыто! - крикнули из квартиры.
        - Еще бы…
        Илья отпихнул коробки и неслышно сдвинул ручку замка. Затем расстегнул на рубашке среднюю пуговицу и достал завернутый в газету нож.
        - Открыто, что вы там стоите? - раздалось из комнаты.
        - Уже нет… - Он бросил газету на пол и, заглянув для порядка на кухню, протиснулся между шкафом и углом кровати.
        Посторонних в квартире не было. Чер Тарасов занимался не то генеральной уборкой, не то переездом - повсюду лежали какие-то тряпки, омерзительно заношенные носки, книжки, перевязанные бечевкой пачки дешевой серой бумаги и прочее барахло. У стены возвышалась стопка из картонных ящиков, вероятно набранных в овощной лавке.
        Чер оторвался от полупустой коробки и посмотрел на Илью - иронично, поверх допотопных очков в роговой оправе. Тарасову было около шестидесяти, но он был еще крепок - с крупным лицом, большими руками и довольно мощным торсом. Очки его только портили.
        - Вот такие вы, да? Неотложка…
        Ножа Тарасов не испугался, и это было неприятно.
        - А я вас завтра ждал, - сказал он. - Ошибся.
        Тарасов снял очки и покусал толстую дужку. Без очков он выглядел солидней.
        - Мы с тобой нигде не встречались? - спросил Илья. - Погоди… Ты вчера на конвертере не был?
        - Был.
        - Ты работаешь? Ну вот, статус у тебя приличный.
        Илья повернулся к ящикам и полоснул ножом по влажному картону. Внутри оказались те же пачки бумаги.
        - И чего тебе неймется, чер Тарасов? Не жизнь - красота! Линейка - бесплатно, сел и поехал. В лавке тоже все бесплатно. Харчи, шмотки - чего душе угодно! Хочешь - ходи на работу, не хочешь - на кровати валяйся, кино смотри с утра до вечера. А ты мешаешь…
        - Кому же я мешаю?
        - Всем! Всем мешаешь, чер.
        - И тебе?
        Тарасов говорил, как нормальный человек, и вел себя тоже - как нормальный, но Илья знал: это фикция. Ему еще на первом инструктаже объяснили, что настоящее сумасшествие умеет маскироваться. Тот, кто гуляет по улице без трусов или мнит себя Наполеоном, практически безвреден. Хуже с такими вот «нормальными». Пока они не начнут действовать, их не определишь. А когда начнут, бывает уже поздно.
        - Ты обществу мешаешь, - нашелся Илья.
        - А общество твое - это кто?
        - Вообще… - он широко повел рукой. - Люди.
        - А я - кто?
        Илье захотелось ответить позаковыристей, но на ум ничего не пришло.
        Пора кончать, понял он. Этот восьмидесятибалльный дебил нарочно голову дурит, отвлекает.
        - Мне не избежать… - сказал Тарасов. - Судьба человека не может отличаться от судьбы человечества. Сознательное упрощение… автоэнтропия, если угодно, и как результат - самозаклание. Я к твоим услугам, палач.
        Илья кончиком ножа почесал себе спину.
        - Я не палач.
        - Тогда санитар. Любая мотивация хороша, если она действенна.
        - Тарасов… сколько у тебя баллов?
        - Ты в курсе. - Он медленно надел очки и расправил плечи. - Режь меня, санитар. Спасай свое общество.
        Что-то было не так. На месте врача Илья, без сомнения, поставил бы диагноз «болен мозгами». Но сейчас он играл роль не медика, а судьи, и диагноз приравнивался к смертному приговору. Тарасовым, конечно, надо было заниматься - лечить, лечить и лечить. Но не убивать. Если казнить всех странных людей, то на Земле, считай, никого и не останется.
        - Царапин! - проскрежетало в динамике. - Ты сделал?
        - Нет… - обронил он.
        - Связь!
        Илья выругался и, нажав кнопку, ответил:
        - Нет еще. Но я на месте. Кое-что выясню…
        - Царапин, не трепись с ним. Выполняй и уходи. Быстро!
        - Начальство беспокоит? - улыбнулся Тарасов, снова снимая очки.
        - Что ты молчишь, Царапин? - гаркнули за ухом. Тарасов, глядя на Илью, затрясся от безмолвного смеха и потянулся к карману, из которого торчал белоснежный платок.
        - Царапин! Вопросов объекту не задавать! - надрывался динамик, тревожа какой-то хилый нерв возле уха. - Объект опасен. Предупреждаю тебя, Царапин!..
        - Да все, все!.. Все! - повторил Илья, прижимая часы к подбородку.
        Он на секунду выпустил чера из поля зрения, а когда шевельнулся, увидел, что тот находится гораздо ближе, чем раньше. Тарасов завершал длинное движение правой кистью, в которой вдруг что-то блеснуло. Не позволяя себе анализировать, Илья выбросил вперед руку с ножом, выбросил так резко и далеко, как только мог. И, почувствовав, что попал, провернул лезвие в обе стороны.
        Рефлексов за четыре года спокойной жизни он не утратил. Илье приходилось сидеть не только на западе Европы, но и в местах менее комфортных, например, в Африке или на юге Камчатки, где слово «юг» кажется издевательством. Правильно вести себя в тюрьме Илья научился еще в первый срок, и особых проблем у него не возникало, но, кроме проблем особых, были и рядовые, каждодневные - они-то и дали ему множество полезных навыков.
        Голос за ухом все говорил и говорил, но Илья уже не слушал. Голова кружилась от зуда, и чтобы как-то занять руку, он продолжал колоть тело - сначала сползающее, а потом и лежащее. Силы в этих ударах было меньше, тупой нож не входил и на половину, но прежде чем Илья выдохся и упал в кресло, вся комната покрылась мелкими бордовыми брызгами.
        - Заткнитесь вы там… - прошептал он.
        - Выполнил? Как?
        - «С особой жестокостью», - безразлично произнес Илья.
        - Результат гарантирован?
        - Да уж…
        - Хорошо, уходи. Не забудь о следах!
        - Не забуду. - Он внимательно осмотрел заляпанные ладони. - Следы уберу. Вот отмоюсь ли…
        - Что?! Царапин, что у тебя?
        - Ладно… отбой.
        Тарасов, распластавшись, занял все свободное пространство, и чтобы выйти из комнаты, Илье пришлось оттаскивать его в сторону. Правый кулак мертвого чера задел за ножку кровати, и из него что-то выскользнуло. Илья присел на корточки и подцепил предмет ножом.
        Одна из дужек отломилась, а стекла были измазаны кровью, и уже не блестели.
        Зайдя на кухню, Илья пустил воду и нагнулся над раковиной. Поплескавшись минут десять, он достал расческу и машинально причесался.
        Нож он хотел протереть и оставить в квартире, но, поразмыслив, завернул в принесенную газету и сунул обратно под рубашку.
        Оказавшись на улице, Илья еще раз посмотрел на свои руки. Чистые. Не очень-то он и замарался.
        Глава 4
        Среда
        Сегодня Барсик почти не кушал. Андрей со вздохом закрутил вентиль и, оперевшись о прозрачную крышку, грустно подмигнул. Пена в баке бурлила, но уже не так оживленно, как раньше, - работала всего одна труба, да и та не в полную силу. Переваривать быстрее Барсик сегодня не мог.

«Небось не тем накормили», - озаботился Андрей. И хотя он помнил, что Барсик поглощает все, кроме камней и железа, он продолжал развивать эту мысль, поскольку ни о чем другом думать был не в состоянии.
        - Ясно, отравили, - сказал Андрей вполголоса. - Дрянь какую-нибудь тебе подсунули, а ты, глупенький, стрескал. Им-то что, им главное производительность, объемы. А ты и веришь. А придет какой-нибудь Царапин - ему же наплевать. Он только о себе… Или не отравили - слово плохое сказали. Ты же понимаешь. Ты такой, да…
        Андрей погладил стеклянный колпак и взял из шкафчика позавчерашнюю бутылку лимонада.
        - Белкин, как дела? - прожурчала в ухе радиотаблетка.
        - Худо ему.
        - Да что ж вы все заладили?! - раздраженно крикнул Чумаков. - Третья смена уже талдычит: «больной, больной!..» Болеет - прооперируем. Ты второй вентиль не пробовал?
        - Закрыл я его. Столько он не ест.
        - Что, уровень повышается?
        - Он и из одной трубы - с грехом пополам.
        - Ну, черт с ним. До вечера подождем, а там решим. Если не очухается, будем резать.
        - Оперировать? - уточнил Андрей.
        - Как хочешь, так и называй. Молись, чтоб не в твою смену.
        - Это страшно?
        - Да. Вонища жуткая. Крышку же снимать придется.
        - К нему придут ветеринары?
        - Сами управимся. Опустим в бак мясорубку, и вперед.
        - Мясорубку?!
        Андрей надеялся, что бригадир, как всегда, глумится.
        - Не настоящую, конечно, - сказал Чумаков. - Но они похожи. Винт огромный, по диаметру бака, и лопасти у него острые как бритва. И с зубцами. Порубим твоего монстра и сольем в соседнюю емкость, а сюда нового запустим.
        Чумаков не скрывал, что разговор доставляет ему удовольствие.
        - Естественная ротация, - пояснил он. - Трое суток новый монстрик будет расти, набирать массу, а на четвертые включится в наше грязное дело. Ты его от старого фиг бы отличил. Если б я тебе не сказал.
        - Вы хотите его убить?! - воскликнул Андрей. - Но его можно вылечить! Те, кто его создал…
        - Ты рехнулся, Белкин. Все, мне некогда. Отбой.
        Андрей судорожно глотнул из бутылки и сел на стульчик. Такой жути он еще не слышал. Сунуть в живое существо пропеллер!.. И скормить останки его родственнику!
        Какая-то «ротация»… Не иначе, от слова «рот». Но почему естественная? Что, жрать друг друга - это естественно?!
        - Барсик… - робко позвал Андрей. - Барсик! Неужели и ты?.. Ты тоже ел кого-то из своих? Нет. Ты бы не стал. Я надеюсь, ты на такое не способен.
        Существо в баке молчало.
        Андрей допил лимонад и метнул бутылку в ведро. Бутылка пролетела мимо, и он, крякнув, пошел ее поднимать. Обходя круглую емкость, он краем глаза заметил, что на ней чего-то не хватает. Рывком повернув голову, Андрей увидел Барсикову бирку -
«С-НР-32/15». Кепка, висевшая на запорном винте, пропала.
        Вот в чем дело! Кто-то убрал кепку, и номер с позорным кодом «НР» - «неразумный» оказался на всеобщем обозрении. И Барсик… он так этого стеснялся… вот от чего он болеет. Черствые люди… Рубить живое! Он же просто обиделся. За это не убивают.
        Андрей пробежался по личным шкафам - кепки нигде не было. Ценности она не представляла, в гуманитарке таких навалом, а с карточки за нее спишут не больше, чем за пару шнурков. Позариться на нее никто не мог, значит, специально убрали. Чумаков?.. Нет, он сюда заходит редко. Из своих кто-то?.. Но зачем?
        Андрей снова проверил шкафчики - тщательно, каждую полку, и, не найдя кепки, снял свой халат.
        - Не печалься, Барсик, мы все прикроем. Пока будет так, а потом я что-нибудь из дома принесу. Или, хочешь, краску в лавке возьмем? Замажем твою табличку в несколько слоев, чтоб больше никто и никогда…
        Убедившись, что халат держится на винте крепко, и бирку ни с какой стороны не видно, Андрей вгляделся в бурлящую пену.
        - Надо, Барсик, пойми, - ласково проговорил он. - Надо кушать больше. От этого и тебе будет хорошо, и остальным. И Чумакову тоже. Простим его, Барсик, правда? Он как бы инвалид, Чумаков этот. Так, вроде незаметно, а поближе его узнаешь, и жалко становится. У него нет чего-то важного. Может, половину души отрезали, или в сердце что-то нарушено. И еще… они ведь не черы, тоже со своими проблемами… Им за все платить надо. Вот я тебе краску задаром возьму, а Чумаков бы за деньги…
        Андрей прижался щекой к теплому стеклу и продолжал нашептывать. Он рассказывал Барсику о странном поведении Никиты Николаевича, о бывшей наставнице Эльзе Васильевне, о Сергее Сергеевиче и его замечательном приборчике, и о повышении интеллект-статуса, и о покупке терминала…
        Когда Андрей оторвался от колпака, то обнаружил, что пены в емкости стало чуть меньше. Вторую трубу он закрыл, когда количество массы достигло максимальной отметки, теперь же темные хлопья плескались сантиметрах в пяти от рельефной линии. Андрей приблизил лицо к краю бака. Уровень падал - не так быстро, как хотелось бы, но все же Барсик начал есть активней.
        - Какой же ты молодец!
        Андрей несмело тронул рукоятку второго вентиля и вновь заглянул в емкость. Затем крутанул штурвал еще, и уровень пополз вверх.
        - Ничего, Барсик. Потихоньку, не сразу… Нам не до рекордов.
        Скорость поглощения то увеличивалась, то уменьшалась, и Андрей был вынужден постоянно подкручивать ручки. Где-то через час, после долгих увещеваний, ему удалось запустить вторую трубу на полную мощность. Это была победа.
        Он вызвал бригадира и дрожащим голосом сообщил, что операция Барсику уже не требуется. Чумаков пролаял что-то невнятное и отключился - кажется, он был занят.
        До вечера Андрей так ни разу и не присел. У Барсика еще случались кризисы - он то взбрыкивал и отказывался есть совсем, то опять брался за ум, заставляя Андрея бежать к трубе и раскручивать вентиль до упора. Андрей даже подумывал, не попроситься ли ему на следующую смену - естественно, бесплатно. Раньше, когда его менял профессор, он уходил с конвертера со спокойной душой, но на новенького, Царапина, полагаться было нельзя.
        - Угробит он моего Барсика, - бубнил себе под нос Андрей. - Окончательно угробит, ему же наплевать. Этой царапине даже интересно, как Барсика рубить будут…
        - Белкин, как дела? - проревело в ухе.
        - Два канала, - доложил он с гордостью.
        - Два?.. - задумался бригадир. - Штатный минимум… Добро, пускай пока поживет. Да, вот что! После тебя сегодня Новиков заступит.
        - Новиков?! - Андрей подпрыгнул от радости.
        - Царапин опаздывает, просил подменить. Он, видишь ли, плохо себя чувствует. Трудяга!.. - хмыкнул Чумаков. - Еще раз почувствует себя плохо - будет себя чувствовать безработным. Нам тут хворые не нужны. Верно говорю, Белкин?
        - Верно! - звучно ответил Андрей.
        Новиков пришел минут через десять. Андрей пожал ему руку, вкратце обрисовал ситуацию и молча показал на висящий поверх таблички халат. Сменщик так же молча покачал головой. Кепку снял не он, конечно. Андрей на него и не думал. Новиков, с виду неприступный и вечно злой, был человеком неплохим.
        На улице еще не стемнело, и у помойки Андрей решил не останавливаться. В следующий раз смена закончится позже, вот тогда можно будет полюбоваться, а сегодня он что-то уморился. Барсик, стервец, совсем его загонял.
        Андрей с тревогой подумал о мясорубке с острыми зубцами, но тут же вспомнил про Новикова. С Новиковым Барсик не пропадет.
        На полпути к линейке, когда Андрей проходил мимо искусственной лесопосадки, ему вдруг показалось, что из деревьев доносятся какие-то вопли. Березовая рощица была довольно жидкой, но с дорожки он ничего рассмотреть не мог.
        Он нерешительно встал и оглянулся - по территории конвертера ползало четыре комбайна, у станции виднелась чья-то спина; больше вокруг никого не было.
        Крик послышался снова, на этот раз - уже отчетливо. Ему не померещилось, кто-то звал на помощь.
        Андрей стоял на узкой полосе асфальта и боролся с самим собой. Если его о чем-то просили, то он, как правило, откликался. Однако слова профессора насчет незнакомки в кустах имели смысл.
        Сделав шаг в сторону березок, он опять остановился и закусил губу. Хоть Никита Николаевич и ослаб рассудком, до полного маразма ему еще далеко. Профессор по-прежнему был для Андрея авторитетом.
        - Убива-ают!! - надсадно заорали из рощи.
        Срывающийся в хрип голос принадлежал явно не женщине, и Андрей, обругав себя трусом, помчался к деревьям.
        До рощи было около ста метров. Андрей влетел в березки и на ходу подобрал толстую палку.
        Дрались трое, точнее, драка уже закончилась, и началось дикое, жесточайшее избиение. Молодые парни в разодранных майках лупили ногами едва шевелившееся тело. Человек на земле вяло перекатывался и лишь мычал. Все, на что у него осталось сил, - это подтянуть колени к животу и закрыть лицо.
        Андрей, не сбавляя скорости, отвел дубину назад и врезал одному из подонков по спине. Палка с чавканьем разломилась, и у него в руках остался короткий огрызок, из которого посыпалась рыжая труха.
        Парень прекратил пинать лежачего и недоуменно обернулся. Андрей сжал деревяшку еще крепче, будто она могла чем-то помочь.
        - Ты кто?..
        - Я… дознаватель! - ответил Андрей. - Что вы тут делаете?
        Обе реплики прозвучали настолько глупо, что второй тоже отвлекся и, сплюнув, часто заморгал.
        - Гоша, это кто? - спросил он.
        - Хрен знает… - проронил Гоша.
        - А чё он тут?..
        - Щас спросим. Вообще-то, он меня стукнул, - с картинным спокойствием произнес он.
        - Да-а?! Во, народ свирепый пошел!
        Андрей покосился на короткий обрубок и бросил его на землю.
        - Что же вы делаете, гады? - выдавил он. - Вдвоем на одного!..
        Кулак возле челюсти появился, не сказать чтоб внезапно, но совсем не оттуда и не в тот момент, когда Андрей ожидал. Он честно пропустил удар и, потеряв равновесие, завалился на утоптанную траву.
        В небе крутанулись светло-зеленые кроны. Андрей впал в какое-то неясное состояние, при котором лень не только двигаться, но и думать.
        Из этой неопределенности его вывел резкий тычок под ребра. Андрей запоздало прикрыл печень локтем и получил еще один, слева.

«Сразу надо было вставать, - с тоской подумал он. - Теперь уж не позволят…».
        В подтверждение пришло еще четыре удара, и Андрей обреченно отметил, что после такой серии точно не поднимется.
        Парни били наотмашь - переменяя ноги легко и споро, словно в некой задорной пляске. Боль возникала то тут, то там, и распространялась по телу так стремительно, что через несколько секунд была уже везде. Однако она почти не беспокоила. Наоборот, с каждым ударом боль отходила все дальше, становясь какой-то отвлеченной, существующей отдельно от Андрея.
        Переворачиваясь с боку на бок, он иногда успевал поймать мгновение и взглянуть на небо с вращающимися облаками. Остальное его будто бы и не касалось.
        Он не помнил, когда отключился; облака застыли, как на фотографии, а шелест листьев стал отчетливым и нестерпимо громким. Андрея больше не трогали. Сбоку что-то трещало и пыхтело, но это относилось не к нему.
        Подняв голову, он обнаружил, что находится в сознании. Цепляясь за жесткую траву, Андрей перекатился на живот и кое-как встал. Драка продолжалась - видимо, мужчина очнулся и вызвал бой на себя. Парни нападали с двух сторон, но им редко удавалось достать его по-настоящему, и даже когда они прорывали оборону, мужчина великолепно держал удар.
        Помедлив, Андрей до хруста в пальцах сжал кулак и впечатал Гоше в ухо. Тот не упал, но отвлекся, и мужчина добил его прямым в нос.
        Второй перешел из нападения в защиту и начал потихоньку отступать. Споткнувшись о торчавший корень, он повалился на землю и по-собачьи, на четвереньках, побежал куда-то в глубь рощи.
        - Спасибо, выручил…
        Андрей посмотрел на мужчину и с удивлением узнал в нем Царапина.
        - Как ты здесь оказался?
        - Случайно. Позвонил бригадиру, отпросился, а потом все-таки решил выйти.
        - Тебя уже заменили.
        - Ну и хорошо. Какой из меня работник? - Илья с кряхтением доковылял до пенька. - Этого урода надо в полицию сдать, - показал он на Гошу.
        - А что тут случилось?
        - Шел от станции, увидел, как они в лес девчонку тащат. Та кричит, а вокруг нет никого. Я, пока их догнал, они на ней уже кофту разорвали.
        - И ты ее… спасать?
        - Нет, очередь занял! - раздраженно ответил Илья. - Я надеялся, она полицию вызовет, до вот ни черта. Смылась куда-то. В следующий раз пусть сами отбрыкиваются. Может, она только так, для порядка сопротивлялась? Стерва!
        История про девушку Андрею не понравилась. Что-то они, девушки, зачастили в беду попадать.
        - Красивая? - спросил он.
        - Кто, баба? Так, средняя. Вся в розовом… Спасибо тебе, Андрюша.
        - За что?
        - Пока тебя хайдакали, я отлежался немножко. А то насмерть забили бы. Ребята, кажись, под кайфом. Ладно, кайф уходит, статья остается. Слышь, эротоман? Покушение на изнасилование, плюс злостное хулиганство - это до десятки. А за десять лет тебе такую шахту продолбят, что проктолог будет заходить, не нагибаясь.
        - Ты откуда знаешь?
        - Сиживал я там, Андрюша, - спокойно сказал Илья. - Брезгуешь?
        - Да я… нет… - смутился он.
        - Все, что положено, я отбыл. Чист перед обществом.
        - Да я ничего… А что с ним в тюрьме будут делать?
        - Примерно то же, что он с этой девочкой собирался, - ответил Илья не без удовольствия. - Но гораздо дольше и разнообразней.
        - Кошмар…
        - Святая традиция, не я ее придумал.
        - Мужики, отпустили бы… - оживая, пролепетал Гоша.
        Он попытался сесть, но Илья ударил его по лбу - несильно, для острастки.
        - Не успели же, она только испугалась… - захныкал Гоша. - Гришаня все, скотина! Я его отговаривал…
        - А по-моему, ты первый ей в трусы полез. Следствие разберется.
        - Илья… правда, - сказал Андрей. - И девушка эта, жертва… Где ее искать-то?
        - Не переживай. Они завтра еще одну поймают. Если мы его отпустим.
        - Не, мужики! - горячо воскликнул Гоша. - Чтоб я!.. Когда-нибудь!.. Это Гришаня, он позарился. А я… да я практически девственник!
        - Вот в камере и лишишься.
        - Надо его отпустить, - сказал Андрей. - Если впредь пообещает…
        - Ты серьезно? Он - пообещает?! И ты поверишь?..
        - Иногда люди обманывают, но он получил хороший урок.
        Илья подобрал трухлявый обломок и задумчиво раскрошил его пальцами.
        - Наивный ты человек, Андрюша… Пес с ним, пойдем. А ты чтоб лежал, ясно?
        - Ну! - счастливо затряс головой Гоша.
        - Еще раз мне попадешься…
        - Я?! Ни в жизнь!..
        Внутри у Андрея вроде все было цело, но едва он вышел из рощи, как в боках закололо. В животе что-то беспрестанно екало и шевелилось, а на подходе к станции его разобрал болезненный, непрекращающийся кашель.
        - Полечиться тебе надо, - сказал Илья.
        Он держался бодрее, о побоище напоминала лишь опухающая губа и вымазанная в глине рубашка. Илья немного прихрамывал, но без него высокие ступени тамбура Андрей не одолел бы.
        В вагоне Илья наорал на какую-то бабку и заставил ее уступить Андрею место. Андрею было страшно неудобно, но от возможности сесть он отказаться не мог. Он опять куда-то уплывал - дурнота то исчезала, то накатывала с такой силой, что темнело в глазах. Илья всю дорогу стоял рядом и придерживал его за плечо.
        От станции до дома Илья тащил Андрея на себе.
        - У тебя же нога… - слабо протестовал Андрей.
        Илья весело матерился, называл его захребетником и приказывал заткнуться. Он говорил, что скулеж ему мешает, и если Андрей произнесет еще слово, то он его бросит. Андрей благодарно умолкал, но через пять шагов снова начинал сетовать.
        Так они и плелись - мимо гуманитарки, мимо детской площадки и смеющихся женщин в розовых блузках.
        Ввалившись в квартиру, Илья уложил Андрея на кровать и велел раздеваться. Сам он снял рубашку, вымыл руки и пошел на кухню. Минут двадцать оттуда доносилось какое-то позвякивание. Андрей подумал, что время для обеда выбрано не очень подходящее, но спорить не стал.
        Из кухни Илья вернулся с большой кастрюлей, в которой находилось что-то густое и черное.
        - Я это есть не буду, - заявил Андрей.
        - Я тоже, - сказал Илья. - В туалет хочешь?
        - Как?..
        - Как-как!.. По-маленькому.
        - В смысле?..
        - Не в смысле, а в кастрюлю. Давай, заодно посмотрим, что у тебя с почками. Будет кровь - связываюсь с клиникой. Не будет - без врачей обойдемся. Давай, говорю! - прикрикнул он. - Или я пописаю, если тебе приятней.
        Андрей, глупо улыбаясь, повернулся на бок и исполнил распоряжение.
        - Жить будешь… - промолвил Илья.
        - Что здесь? - осведомился Андрей с отвращением.
        - Народное средство. Чай, тертая картошка, сода и геркулесовые хлопья, - перечислил он. - И еще кое-что.
        Илья воткнул в черную массу любимую ложку Андрея и принялся перемешивать.
        - Ты где этому научился? - спросил Андрей.
        - Там, - нехотя бросил он. - Не дергайся, щипать будет. А потом будет чесаться. Терпи. Когда совсем невмоготу станет, пойдешь мыться.
        Илья зачерпнул народного средства и без предупреждения вывалил его Андрею на грудь.
        - Поздно, уже в дерьме, - сообщил он, опережая все возражения.
        Размазав по телу горячий ком, Илья зачерпнул еще и шмякнул ниже, на живот.
        Андрей подставлял синяки и меланхолично следил за возносившимся к потолку паром. Особой вони, против ожидания, не было, однако мысль о последнем ингредиенте, как выразился Илья - «растворителе», удовольствия не доставляла.
        - Ты точно соду туда добавил? - спросил Андрей. - Не соль? Ты из какой баночки брал? Та, что со слоном? Или с котятами?
        - Щиплет, да? Хорошо, - умиротворенно сказал Илья. - Если щиплет, значит ты живой.
        - «Щиплет!» - с сарказмом повторил Андрей. - Так дети говорят: «щиплет»… а это не щиплет, это… как будто меня жрет кто-то!..
        Илья включил монитор, и он на какое-то время отвлекся. По четвертой программе показывали шестьсот седьмую серию исторического детектива «Московские тайны». Андрей в этом фильме ничего не понимал, но его увлекали длинные планы городских пейзажей, в которых, по заверениям съемочной группы, каждый кирпичик был воссоздан в соответствии с оригиналом.
        В «Московских тайнах» рассказывалось о каких-то странных, никому не нужных интригах. Андрей в них запутался еще на первых сериях, и дальше было совсем неясно, тем не менее он продолжал смотреть. Ему нравилось любоваться домами - чудными, но разными. И людьми - ни капли не изменившимися. Единственное отличие заключалось в том, что во времена «Московских тайн» никому не приходило в голову определять интеллект-статус человека, поэтому многие на работе и в жизни занимали чужое место. Начальник часто оказывался глупее подчиненного, а жена умнее мужа, - ничего, кроме беды, это не сулило.
        Илья устроился в кресле и не переключал программу, хотя сегодняшняя серия была скучной. Герои не покидали помещений и вели нудные разговоры про деньги и про любовь.
        Когда лысый человек в блестящей куртке достал автомат и крикнул: «Грохну, падла!», Андрей наконец-то уснул.
        Проснулся Андрей от невыносимого зуда. Черная корка уже подсохла и кое-где осыпалась круглыми чешуйками, но тело от этого чесалось не меньше.
        Он вскочил с кровати и, не говоря ни слова, понесся в душ.
        - Рано, рано! - крикнул Илья. - Потерпи еще.
        - Все, не могу! - отозвался Андрей, судорожно хватая краны.
        Струя, рванувшая из рассекателя, была слишком горяча, зато чесотка тут же унялась. Андрей постоял, переминаясь с ноги на ногу, пока не догадался сделать воду холоднее.
        Самочувствие было сносным. Синяки на ребрах не пропали, но выглядели какими-то выздоравливающими и благодарными. Андрей, проверяя мышцы, помахал руками, понагибался - насколько позволяли габариты душевой - из стороны в сторону и пришел к выводу, что способен спасти кого-нибудь еще.
        - Простыню уже не отстираешь, - задумчиво сказал он, одеваясь.
        На штанах появились две новые дырки - не считая той, от кустов. Рубашка пострадала не так сильно, но тоже нуждалась в ремонте.
        - Простыню? Нашел, о чем горевать, - сказал Илья.
        - Ты-то как?
        - В норме. Мне бы рубаху… Одолжишь?
        Андрей открыл дверцы шкафа и заглянул туда так, словно менял наряды по десять раз в день. Парадные брюки и две рубашки - вот все, из чего он мог выбирать. Одну, ношеную, он взял себе, вторую, ненадеванную, положил перед Ильей. Возможно, для кого-то ему было бы жалко. Для Ильи - нет.
        - Что делать будем? - спросил Илья.
        - А чего нам делать-то?
        - Я тут мест никаких не знаю. Я же у вас недавно, в тридцать седьмом. Развлечься бы как-нибудь.
        - Какие у нас развлечения?.. Как везде. Чаю попьем, да телик посмотрим.
        - Э, нет. Дома я торчать не могу.
        - А где же нам торчать?
        Илья оделся и расчесал волосы. Рубашка сидела сносно - шили их настолько приблизительно, что даже не указывали размеров.
        - Кошмар… - молвил он, подворачивая рукава. - Нет, ты серьезно собрался тут до вечера околачиваться? У тебя друзья-то есть?
        - К ним, что ли, пойти?
        - Лучше, конечно, к подругам.
        - Подруга у меня была, - оживился Андрей. - Наставница, Эльза Васильевна.
        - Тьфу, ты! Ей небось лет шестьдесят?
        - Нет, не шестьдесят. Но она уже улетела.
        - Тогда что о ней говорить? Еще кто-нибудь остался? Из работоспособных.
        - Ну, Вадик. Он тоже работает.
        - Вадик?.. - разочаровался Илья. - А таких Вадиков, чтоб юбки носили, и желательно покороче, у тебя нет?
        Андрей сообразил, что Илья шутит, но самой шутки не понял.
        - Таких нету, - сказал он. - Вадик - художник…
        - Худо-ожник?! Давненько я с ними не общался. Что ж, веди.
        Вадик жил в одном корпусе с Андреем, этажом выше. Иных знакомых у него быть и не могло - все, что находилось за пределами родного тридцать седьмого блока, Андрею казалось несусветной далью. Единственным островком посреди чужой земли он считал конвертер. Между блоком и конвертером простиралась та же чужая земля, которую он проезжал, не выходя из линейки.
        - Здравствуй, Вадик. А я к тебе… с другом, - сказал Андрей, чуть запнувшись. Для него это было непросто.
        - Привет, - Илья широко улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату.
        Вадик недоуменно изогнул брови. Он почти все делал так - одними бровями, это была единственная выразительная часть его лица. Остальное терялось в его вечной щетине, удивительно густой для двадцатилетнего молодого человека.
        - Кто это? - спросил Вадик.
        - Очень хороший человек, - отрекомендовал Андрей. - Благородный и смелый. И вообще…
        - О-о-о! - протянул Илья, останавливаясь перед импровизированным мольбертом - двумя раскуроченными тумбочками. - Опыты с формой? Два треугольника, между ними зигзаг и еще маленький треугольничек… Свежо.
        Было видно, что он и рад бы не издеваться, да не может. Действительно, картина получалась так себе. Половина была еще не дорисована, но то, что уже находилось на холсте, вызывало лишь недоумение.
        Андрею за Вадика стало неловко. Он верил, что Вадик настоящий художник. Да и как не верить? Вадик, обладая довольно высоким ИС, два раза в неделю мыл вагоны - на краски этого хватало. Он был либо талантлив, либо безумен. Большинство, естественно, усматривало второе. Но Андрей в него все-таки верил.
        - Это не картина, - равнодушно сказал Вадик. - Вернее, не совсем картина. Не моя. Соседка ходит заниматься. Наташенька, ей восемь лет.
        - А-а-а! - Илья расхохотался и хлопнул себя по ноге. - Купи-ил, купил!
        Андрей почувствовал облегчение.
        - Вадик, покажи что-нибудь из подлинного искусства, - сказал он.
        - Из подлинного?.. - Тот, прищурившись, поскреб шею и вытащил из-за шкафа квадратное полотно. - Ты это еще не видел.
        - Да я что… - отмахнулся Андрей. - Я не разбираюсь… Мне у тебя все нравится. Ну, кроме треугольников Наташенькиных.
        Вадик укрепил картину на тумбочке и отступил в сторону.
        - Прошу!..
        Андрей увидел дерущихся людей. Потасовка была порядочная: человек сто, и все - по колено в крови.
        Дрались люди не так, как Андрей с Ильей, а немного по-бабьи - кусая и таская друг друга за волосы. Впрочем, нарисованы они были хорошо, как настоящие, правда, очень мелко.
        - Оп-ля… - растерянно сказал Илья. - Слушай, дружище… ты не обижайся, но это не ты писал.
        - Я. Больше некому.
        - Как назвал?
        - Номер двадцать один.
        - Двадцать первая работа? - спросил Илья уже без насмешек.
        Кажется, он был шокирован, и удовольствия от этого Андрей испытывал больше, чем сам автор.
        - Название ни к чему, - заметил Илья. - Название - это слова, литература, а в живописи все должно быть здесь, на холсте. В пределах рамки. Верно?
        - Абсолютно, - сказал Вадик.
        - А где предыдущие двадцать?
        - За шкафом, под кроватью… Места у меня маловато.
        - Да-а… - снова протянул Илья. - С композицией ты наворочал… Но это дело хозяйское. Отнесем на своеобразие манеры. А вот в рефлексах ты ошибся серьезно, тут уж тебя никакое своеобразие не оправдает.
        - Согласен. Если смотреть так, то это ошибка. Но она же стоит неправильно.
        - Чего? - нахмурился Илья.
        Вадик, млея, перевернул картину. Андрей увидел те же сто человек, только вверх ногами. Вряд ли рисунок мог от этого что-то выиграть. Вдобавок Андрею не нравились туманные разговоры про «рефлекс». Это напоминало о бригадире.
        - Невозможно… - выдавил Илья. Он был ошарашен.
        - Если повернуть обратно, то ничего не найдешь. Хочешь убедиться? - сказал Вадик, переворачивая картину обратно.
        Андрей молча пожал плечами. На его вкус, так было лучше. Люди не должны стоять на голове.
        - Да… - произнес Илья скорее подавленно, чем восхищенно. - Кто тебя учил?
        - Никто. Жизнь.
        - Я не буду говорить, что ты гений… - начал он.
        - И не говори…
        - Но где твои выставки? Это должно быть доступно всем!
        - Выставки?! - хмыкнул Вадик. - Ты с луны свалился! Какие у чера выставки? Мне даже в блоке их проводить запретили, я во дворе хотел… Спасибо, кисти не отнимают. А так - кто в гости придет, тот и посмотрит. Да это и не нужно никому.
        - Даже во дворе не разрешили?! - возмутился Илья, но что-то вспомнил и осекся. - Вот сволочи… - буркнул он.
        Вадик продемонстрировал Илье остальные работы, с первой по двадцатую. Андрея эти номера сбивали с толку, он бы предпочел, чтоб картины имели нормальные названия. Минут через сорок он откровенно заскучал.
        Илья, напротив, все больше возбуждался. Под конец он уже не стоял, а нервно расхаживал по комнате, тревожа соседей своими возгласами.
        У Вадика они пробыли до самого вечера. Новоиспеченные приятели обменялись сетевыми адресами, при этом Вадик сказал, что будет рад видеть Илью в любое время. Сам Андрей от него ничего подобного не слышал.
        - Здорово ты в картинах разбираешься… - молвил он, садясь в лифт.
        Илья щелкнул по кнопке и лукаво улыбнулся.
        - Как же мне не разбираться? Я их ворую с шестнадцати лет. Воровал, раньше. Тебя это напрягает?
        - Меня ваши «рефлексы» бесят. Я Вадика люблю и уважаю… но зачем вы картины вверх тормашками смотрели?
        - Не знаю… наверно, я не смогу объяснить. Ну, вот представь себе добро. Добро в принципе, как образ.
        - Ну, представил, - сказал Андрей, хотя это была не правда.
        Они вышли на площадку, но Илья остался возле кабины.
        - И представь себе зло, тоже образ, - продолжал он. - А теперь представь, что Добро и Зло - это одно и то же. И ты это увидел. Идея, конечно, старая, но твой Вадик ее по-новому показал. И почти доказал. Нет… Я же говорил - не поймешь.
        - Чего ж непонятного? - насупился Андрей. - Слушай! А ты в тюрьме часто сидел? Как там? Вообще.
        - Там-то?.. Хреново. Везде хреново. Столько тюрем повидал, а такой, чтоб хорошо было - нет. В Архангельске холодно. Под Рейкьявиком тоже холодно. Не как в Архангельске, но все равно не курорт. В Лиссабоне жарко. В Банджармасине тоже… Ты бывал в Банджармасине? Ну и правильно. Очень жарко… И сыро. Под ногтями все время нарывает, и писаешь, как будто подцепил чего… А в Тегусигальпе мотыльки, столько мотыльков, что с ума сойти. От них ночью вентиляция гудит громче вертолета. Попробуй, засни! Однажды сетка порвалась, и они ко мне в камеру повалили. Вот где мрак-то был. Пока охрана с гидрантами разобралась, эти твари на мне майку сожрали. Месяц в больнице… Потом, правда, половину срока скостили, как психически травмированному, но оно того не стоило.
        - Неужели везде климат плохой?
        - Почему? Во Флориде нормальный. Только там с педиками проблема.
        - А в чем проблема-то?
        - Да много их там очень, вот и проблема. Тебе любой подтвердит: во Флориде самая паршивая отсидка. Лучше в Якутске, и больным, чем во Флориде, и здоровым.
        - Это что, стихи такие?
        - Стихи?.. Нет, проза, - усмехнулся Илья. - Но меня это уже не касается. Покончено. Навсегда. Видишь, на работу устроился. Все, как у людей.
        - Да, работа у нас хорошая. Барсик только болеет. Какой-то гад снял кепку с таблички… Если честно, я ведь сперва на тебя подумал, - признался Андрей. - Но ты на такое не способен.
        - Барсик?..
        - Наше существо. Чумаков его чудовищем называет. Сам он чудовище…
        - А при чем тут кепка?
        - Не поймешь. Это тебе не картинки. Это живое… Давно ты опустился? - спросил Андрей.
        - Я с детства такой… чер.
        - Не ври.
        - Хорошо, не буду. Но как ты догадался?
        - Когда ты Вадику про выставку начал… Черы об этом не думают. Мы просто живем, и все.
        - Я не хочу, чтобы кто-то знал. Ну, что я чужой.
        - Здесь все чужие.
        - Ты меня не выдашь?
        - Я?!
        Андрей вытаращил глаза. Его давно уже подмывало раскрыть Илье свою тайну, но выдать кого-то другого…
        Он почувствовал, что сейчас начнет рассказывать про Сергея Сергеевича, и достал ключи. Хватит и того, что он проболтался профессору.
        - Я могу на тебя надеяться? - спросил Илья.
        - Я ведь обижусь…
        - Извини. Спасибо.
        Илья махнул ему рукой и зашел в лифт. На душе было как-то странно. Он не догадывался, что среди черов тоже есть талантливые люди. И он не предполагал, что когда-нибудь скажет вонючему черу два таких слова подряд: «извини» и «спасибо»…
        Андрей, не включая свет, прошел на кухню. В банке оставалось еще немного заварки, а печенье у него не кончалось никогда. Поставив чайник, он вспомнил, как Илья с Вадиком обсуждали картины, как им обоим было приятно, и улыбнулся. Вот если б еще самому так же все понимать… а то - «добро», «зло», всякая философия… Нет, для этого нужны мозги покрепче. Разве что Сергей Сергеевич поможет…
        Завтра, уже скоро. Если все получится… Ух-х!! А вдруг он тоже начнет разбираться в картинах? Или нет, лучше в чем-нибудь другом, специалистов по картинам и без него хватает. В чем же тогда?
        Андрей положил подбородок на кулаки и задумался. До ночи он так и не нашел себе подходящего дела, зато интересно провел время. Перебрав в уме сотни профессий, он пришел к выводу, что занятия лично для него пока еще не изобрели.
        Это должно быть что-то немыслимое, решил Андрей.
        Глава 5
        Четверг, утро
        До двенадцати часов было еще далеко, но Никита Николаевич уже начал готовиться: открыл шкаф, вытряхнул из него разное тряпье и отвинтил на дне секретные шурупчики. Секретными эти шурупы были, понятно, только для соседей - в случае обыска фальшивое дно обнаружили бы мигом. Однако, кроме как в шкаф, терминал положить было некуда, а прятать его на улице профессор не рискнул.
        О том, что на конвертере его называли профессором, Никита Николаевич знал. К прозвищу он относился спокойно: во-первых, он на самом деле был профессором - когда-то, в прошлой жизни, а во-вторых, за годы преподавания в Московском университете он так привык к студенческим кличкам, что считал их нормой. Правда, в университете его звали «академиком», ну так на то оно и понижение. Не околачиваться же «академику» у корыта с фекалиями. «Профессору» - еще куда ни шло…
        Приподняв толстый лист фанеры, Никита Николаевич извлек из-под него терминал и забросил весь хлам обратно в шкаф. Бережно устроив чемоданчик на кровати, он утопил маленькую панель замка.
        Пару лет назад этому терминалу завидовал весь университет. То, чем обладал Никита Николаевич, сравнивали с ласточкой. Два года назад его терминал легко вскрыл бы любую систему, от банковской до полицейской. Ласточка могла озолотить и разорить, сделать человека счастливым и сломать ему жизнь, а потом уничтожить все следы - еще до того, как сторожевая программа обнаружит вторжение. Но то - раньше.
        Однако постаревшая ласточка и теперь кое на что годилась.
        Никита Николаевич аккуратно размотал шнур и, выдернув из стенного разъема штекер монитора, подключил терминал к Сети. Затем легонько провел пальцем по откидному экрану - тот засветился и показал лицо диктора. По первой государственной программе шли новости. Профессор посмотрел на часы - половина двенадцатого. Скоро можно будет начинать.
        Обещания наставника увеличить ИС - это, конечно, полная чушь. Андрей зря надеется. Прибора, повышающего интеллект-статус, не существует. Белкин - славный малый, но безнадежно тупой, и в жизни ему ничего не светит. И его наставник, вернее, человек, изображающий наставника, скоро это поймет.
        Их - псевдонаставника и того, кто за ним стоит, - ожидает разочарование. Сейчас они убедятся, что Андрей - это ложный след. Он настоящий чер, стопроцентный мусор, генетический брак. Природа не то чтобы уж очень сильно на нем отдохнула, но и не перетрудилась. Не самые политкорректные студенты называли таких людей «дважды два»: две руки, две ноги, а остальное ни к чему. И все же в Белкине что-то нашли.
        Никита Николаевич скривил губы и по-стариковски сам себе хмыкнул. Посмотрим, посмотрим…
        Наставник сказал Андрею, что придет в двенадцать. Он, естественно, не опоздает. Белкин, бедолага, размечтается, планов настроит… Жалко дурачка. Ну, добавят несколько баллов - мол, сеанс подействовал. Какой у него ИС? Восемьдесят, примерно. Будет восемьдесят пять. Что изменится? Ничего. Тот же бак, те же вентили - в лучшем случае. А в худшем?..
        Профессор покачал головой и, придвинув кресло ближе к стене, снова тронул экран - новости кончились, пошла реклама.

…Нет, худшего случая у Белкина быть не должно. Андрей, безусловно, обычный чер. Зауряднейший. Такие, как он, сюрпризов не преподносят. Его ведь еще на первом контроле опустили. Контроль-два - другое дело, но контроль-один проходит, как правило, честно.
        У пятилетнего ребенка устанавливают тип личности и уровень интеллекта. Некоторые, с выраженными способностями, направляются в специализированные школы. Этим детям уже повезло: государство даст им превосходное образование и будет полностью обеспечивать до двадцати лет - при условии, что они не решат сменить профессию.
        Еще одна часть, также немногочисленная, аналогично вундеркиндам поступает в особые школы, правда, совсем иные. Они получают минимальный объем знаний, ровно столько, сколько необходимо для примитивного быта: чтение, письмо и арифметика. Юридически они обычные дети, фактически - уже черы. Каждый из них имеет либо скверную наследственность, либо неустранимые пороки в развитии. Чаще бывает все вместе: потомственные алкоголики рожают таких же потомственных алкоголиков и навязывают им извращенные поведенческие нормы.
        Остальные, пройдя контроль-один, надолго забывают о мягком обруче, который им надевали на лоб.
        Надолго - до двенадцати лет, пока тестирование не повторяется. К этому возрасту окончательно формируется мотивационная база, иначе говоря - личность. Цель у контроля-два та же: определить склонности и рассортировать. Подросткам достается либо направление в профессионально ориентированные лицеи, либо сразу - лимитная карта и бесплатная квартира на окраине. Таких при втором контроле оказывается около десяти процентов. Это не полные кретины, хотя от последних их порой отличает лишь более качественное образование.
        Третье тестирование, или контроль-три, происходит в двадцать лет, перед выдачей гражданских документов. Человек подвергается всестороннему обследованию и получает свой ИС - интеллект-статус. Присвоение ИС дает право на работу, и большинство граждан это право немедленно используют, устраиваясь служащими или руководителями низшего звена. Единицы продолжают образование и впоследствии становятся учеными, юристами, а то и политиками - словом, кем-то становятся, если их интеллект-статус соответствует требованиям профессионального ценза.
        С двадцати лет гражданин обязан подтверждать свой ИС ежемесячно. Эта процедура гораздо проще: достаточно подойти к любому тест-автомату и заглянуть в сканер. Автомат считывает информацию с сетчатки и выплевывает новую карту, действительную в течение тридцати двух суток. На карте проставлен персональный гражданский номер, интеллект-статус в баллах и совершенно ненужные литеры «СР». Или «СЧР», если статус оказывается ниже ста пятидесяти.
        Вот так же было и с Никитой Николаевичем. Подошел к автомату, чтобы исполнить обычную формальность, и вдруг получил карту чера. В ней стояло сто сорок баллов и его собственный гражданский номер - перед ненужной буквой «Р» появилась еще и «Ч».
        Профессор - тогда еще «академик» - разумеется, затребовал повторный тест. И получил то же самое. И в придачу - вторую карту, пошире, похожую на обычную кредитку. Только это была не кредитка, а лимитная карта, на которую каждый месяц и каждый квартал поступает социальное пособие. Со времени окончания университета государство впервые что-то предлагало Никите Николаевичу бесплатно. Но это его совсем не радовало. Впрочем, и не огорчало - тогда, два года назад.
        Он долго не мог избавиться от мысли, что его разыграли, - умело и весьма жестоко. Грешил и на коллег-преподавателей, и на студентов. Долго - это потому, что попал в пробку на старой развязке. Долго - пока не пришел к себе на кафедру. Там - опять же, формальность! - нужно было предъявить карту.
        Он предъявил. И с ним даже не стали разговаривать.
        У Никиты Николаевича ничего не отняли, но в центре с картой чера он мог устроиться лишь консьержем или дворником. Работай он хоть круглые сутки, зарплаты не хватило бы и на половину текущих расходов. Он предпочел не работать вообще.
        Это была стандартная ошибка всех опустившихся: ждать и надеяться на лучшее. Он мог бы продать квартиру, машину и кое-что еще, потом перебраться в какой-нибудь блок и преспокойно доживать - почитывая книжечки и внушая себе, что находится в неком сказочном путешествии.
        Однако Никита Николаевич ждал и надеялся. Он искренне верил, что в следующем месяце все образуется, встанет на место, и тогда он о-го-го как отомстит!.. Кому?.
        К концу месяца уже нашлось, кому.
        Через тридцать дней у него были те же сто сорок баллов. Никита Николаевич погоревал и настроился на новое ожидание.
        Поскольку на прежней должности он получал немало, привычка к экономии появилась слишком поздно - как раз к тому моменту, когда из банка прислали напоминание о том, что он просрочил очередной платеж по процентам. Телемонитор поминутно выкидывал сообщения о неоплаченных счетах за квартиру, штрафах за парковку, фактурах на продукты, которые он по рассеянности продолжал заказывать в дорогих магазинах, - словом, о всех тех грошах, что составляли сотую часть его прежнего жалованья.
        Суммы в счетах стояли смехотворные, по сто-двести кредитпунктов, но эти пушинки довольно быстро слиплись в тяжеленный ком, придавивший Никиту. Николаевича так, что он уже не выбрался.
        Вскоре его посетила бригада судебных приставов, и все имущество пошло за долги. Он пытался занять у знакомых, молил о помощи, но никто не помог, поскольку ситуация была стандартной - абсолютно. Он в таких случаях тоже не давал. Черы денег не возвращают, откуда у них деньги? Да и сами люди - не возвращаются. Уехав из центра и поселившись в окраинном блоке, человек остается там навсегда.
        Никита Николаевич пробовал добиваться пенсии, но в социальном фонде ему объяснили, что он ее уже получает - средства идут прямиком на лимитную карту, которую он без проблем может отоварить в любой гуманитарной лавке. Правда, лавки эти по большей части находятся на окраинах, ну так и жить он будет там же. Удобно. Что?.. Непонятно?.. Хорошо. Ему объяснили еще раз, как ребенку. Что?.. Деньги?.. А зачем они вам? Вы ведь теперь…

«Ты ведь теперь чер», - сказала ему какая-то пигалица. Одним взглядом сказала, но он все услышал. И сдался. Сходил для самоуспокоения к ближайшему автомату, удостоверился: ровно сто сорок баллов, и вечером уехал в Бибирево-6. Просто так, наугад.
        Первую половину жизни он учился сам, вторую - учил других, и учил неплохо, а под старость оказался в одной смене с Белкиным. В пять лет судьба развела даровитого Никиту и невезучих сверстников по разные стороны от интеллектуальной нормы - чтобы в пятьдесят свести их вновь. Верно говорят: от кладбищенской травки и гуманитарной лавки не зарекайся.
        Единственное, что у него осталось от прошлой жизни, - это терминал. Еще оставались ботинки из натуральной слоновьей кожи, выигранные в лотерею во время последнего круиза. Никита Николаевич ни разу не надевал их в городе, и тем более берег в блоке - все ждал подходящего случая. А недавно его ИС упал до шестидесяти баллов, ниже всяких цензов. Профессора отстранили даже от корыта с дерьмом. Он осознал, что подходящих случаев уже не будет никогда, и презентовал ботинки какому-то бродяге.
        Очнувшись от раздумий, Никита Николаевич проверил часы и набрал на тактильной клавиатуре сетевой адрес Андрея. Маленький экран мигнул и передал картинку с монитора Белкина - тот, как обычно, смотрел «Московские тайны». Конечно, боевик, что же еще?
        Нет, все-таки зря ему голову морочат. Чер - он и есть чер.
        Вот с Тарасовым они не ошиблись… Сволочи. Двадцать семь ножевых ранений - «с особой жестокостью», как в той газетенке написали.
        Тарасов профессору был далеко не симпатичен, ко многим вещам они относились по-разному, но чтоб ножом… двадцать семь ударов! Того, кто это сделал, их разногласия не волновали. С оппонентом спорят, а эти подонки приходят и убивают. Это не противники, это враги.
        Никита Николаевич не понимал, почему до сих пор не пришли за ним. И Владимира Тарасова, и Аристарха Павлова вычисляли - как и многих других. Его же вычислять было не нужно: вот он, вчерашний преподаватель, с тысячью тремястами баллами интеллект-статуса.
        Но Белкин… На что им сдался дурачок Белкин?
        Профессор вызвал из памяти терминала порнографический сборник и наиграл на плоских клавишах бессмысленную на вид команду. Имитация видеофайлов расшифровалась и активировала развед-программу.
        По быстродействию аппарат отстал на целый порядок и штурмовать в лоб уже был не в состоянии, но тихой сапой, маскируя сигнал под помехи и ложные запросы, он еще мог проникнуть в чужой канал - не в любой и не всегда, но мог.
        Никита Николаевич задал параметры поиска и включил караульный режим. Теперь все зависело от Белкина, то есть от его наставника. Какой канал он откроет, в таком профессор и пошарит, сколько линия продержится, столько развод-программа и скачает.
        Профессор догадывался, куда его выведут, однако он ни разу не успевал дойти до самого конца. Операция заканчивалась слишком быстро, и он получал не полные данные, а фрагменты: куски досье, отдельные строки из отчетов, при большой удаче - адреса новых поднадзорных. Собственно, про покойного Тарасова он узнал именно через Сеть. Тарасова разрабатывали около года, и профессор его об этом предупреждал. И Аристарха - тоже, но, как видно, поздно.
        Лишь на себя Никита Николаевич не нашел ровным счетом ничего. Словно он был чер - благонадежный и совершенно безвредный.
        - Посмотрим, кто из нас чер, - обратился он к экрану. - Шестьдесят баллов мне сделали? Да нарисуйте хоть ноль, хоть минус, мозги-то все равно при мне!
        Никита Николаевич чувствовал себя и дряхлым, и нищим, и жалким - но не поглупевшим. К двадцати годам его интеллект-статус достиг тысячи двухсот баллов, и с тех пор только повышался. Перед падением ИС вырос почти до тысячи трехсот, а это уже ценз члена Этического Совета Республики. Еще пару лет, и ему предложили бы место в Совете. Он бы, конечно, отказался - дело хлопотное, но… кто же знал, что он откажется?
        Профессор погладил лоб и прикрыл глаза. Как тривиально… Он два года искал причины, изобретал гипотезы, а все объяснение - вот оно, на ладони. Кто-то не хотел его участия в Этическом Совете. Смешно. Он туда и не собирался. Достаточно было сообщить об этом заранее, и…
        Нет. Завистники с кафедры, будь они трижды коварны, на такое не способны. Физически не способны. Отправить человека на дно и держать там два года может только железная система. Не отдельный подлец, и не группа злоумышленников. Система. Не менее могущественная, чем та, что отслеживает и устраняет черов - не всех, конечно, но самых странных из них.
        Например, беднягу Тарасова. Он увлекался античной философией, читал по памяти Петрарку и Данте и, кажется, сам что-то пописывал. Или Аристарха Павлова, который от скуки взялся за изучение химии и вроде бы преуспел. При этом оба они имели по сотне баллов - ровно столько, чтобы таскать кабели на зарядной автостанции. Пять кредит-пунктов за смену, по меркам центральных районов - это пакетик леденцов. За шесть часов каторжного труда.
        Никита Николаевич открыл глаза и увидел, что экран стал черным. Идиотский фильм пропал; в левом верхнем углу подмигивала точка курсора - значит, телемонитор у Белкина уже отключили.

«При чем тут Андрей? - разозлился профессор. - Зачем Системе какой-то несчастный Белкин? Что им от него надо?»
        Экран ярко вспыхнул, но тут же потемнел - развед-программа вышла из караульного режима и сунула в открывшийся канал свой длинный-предлинный нос. Индикаторы на нижней панели показывали максимальную скорость обмена.
        Профессор, боясь сглазить, затаил дыхание. Улов обещал быть богатым.

* * *
        Андрей вымыл полы и, немного передохнув, попил чаю. Больше заняться было нечем.
        Он включил монитор, но короткие реплики героев пролетали мимо ушей - Андрей даже не разобрался, о чем там идет речь.
        Времени до прихода наставника было еще полно. Андрей мог бы сбегать в лавку за краской для Барсика или снова выпить чая, но и то и другое одинаково напрягало. Не хотелось ни стоять, ни сидеть, ни лежать, и видеть тоже никого не хотелось - за исключением Сергея Сергеевича и его «экспериментальной модели».
        Неожиданно Андрея посетила одна озорная мыслишка. Покопавшись в шкафу, он нашел
«Братьев Карамазовых» писателя Федора Достоевского и убавил на мониторе громкость. Эльза Васильевна советовала ему прочитать эту книгу, и он несколько раз принимался, но всегда засыпал еще на первой главе.
        Андрей решил прочесть какую-нибудь незнакомую страницу, а после занятий с прибором перечитать и сравнить ощущения. Вдруг что-то изменится?
        По крайней мере, таким образом можно было убить лишние полчаса.
        Андрей уселся на кровать и, подложив под спину подушку, раскрыл книгу ровно посередине.
        Первое время чтение его забавляло, потом начало раздражать. В длинных и вязких, точно пластилин, фразах он не видел ни капли смысла.
        Андрей приказал себе дочитать большой абзац и на этом самоистязание закончить. Вслед за большим абзацем он незаметно прочитал и маленький. На следующей странице был диалог - Андрей по инерции проглотил и его, а затем еще два абзаца: маленький и опять большой.
        Ему почему-то стало интересно. Что будет дальше, его не волновало, ведь и того, что было в начале книги, он тоже не знал. Андрей воспринимал лишь сиюминутное: постижение чужого слова, ценного уже тем, что оно существует.
        Он читал и раньше, у Эльзы попробуй не почитать! Много читал: и Пушкина, и Сервантеса, и других авторов, но там все было иначе. Там Андрей следил за увлекательной историей, а здесь старался найти суть.
        История, сказка - это только фантик для идеи, понял Андрей. Понял и растерялся: он что, уже поумнел? Сам по себе, без прибора?
        Он едва успел закрыть книгу и поправить кровать, как раздался звонок. Мгновенно выкинув из головы Достоевского с его братьями, Андрей устремился к двери.
        Сергей Сергеевич, как и обещал, пришел ровно в двенадцать, и не с пустыми руками: в левой он нес плоский чемодан, в правой, точнее - под мышкой, держал какую-то квадратную коробку. Андрей хотел помочь ему перенести все это в комнату, но наставник отказался. Наверное, коробка и чемодан были очень ценными.
        - Кино смотришь? - отрешенно спросил он, распаковывая на столе гостинцы.
        Андрей взглянул на монитор - показывали «Московские тайны».
        - Я выключу?
        - Не нужно. А это что у тебя? - Сергей Сергеевич на время оставил чемоданчик и, подойдя к креслу, взял в руки «Братьев Карамазовых». - Тяжелая… Читаешь? Нравится?
        - Да так… - смутился Андрей. - Эльза Васильевна советовала.
        - А я - не советую, - сказал наставник довольно резко. - Перегружаешься всяким… Жить надо легче, Белкин! Вон, фильмы хорошие целый день крутят. Не нравится этот - переключи на другой.
        - Эльза Васильевна советовала… - повторил, оправдываясь, Андрей. - Потому, что книжки развивают.
        - Ей сколько? Двадцать два?
        - Двадцать один.
        - «Двадцать один»… - передразнил Сергей Сергеевич. - Ей самой еще развиваться!
«Советовала»!.. Она насоветует! Эх, не хотел говорить… Но чтоб ты знал: твоя Эльза - обычная пошлая карьеристка. Для чего она с тобой занималась? Чем - другой вопрос, еще разберемся, но для чего? Для карьеры, мой дорогой, - сказал он, понизив голос. - Она тебя использовала. Наставничество отмечается в анкете как общественно-полезное дело. За него льготы полагаются. Думаешь, обломилось бы ей место в Кембридже? Ни-ког-да. А так - вне конкурса прошла. А если б не это, ты бы ей сто лет не уперся. Охота было молодой девке сюда ездить! Ей со сверстниками пообщаться, то-се, пивка на природе попить…
        - Пивка?.. Эльза пьет пиво?! - ужаснулся Андрей. - Васильевна… Оно же горькое! Я пробовал.
        - О-о-о! Сейчас такая молодежь!.. Черт-те что, а не молодежь.
        Сергей Сергеевич распахнул на столе чемоданчик, который оказался - Андрей ахнул от восторга - сетевым терминалом. В верхнем отделении был экран, в нижнем - плоская, похожая на нарисованную, клавиатура.
        Открыв квадратную коробку, Сергей Сергеевич извлек из нее прозрачный обруч, гибкий и мягкий. Следом он достал какой-то черный предмет, с виду - действительно прибор, хотя коробка была явно не от него.
        - Начнем? - спросил Сергей Сергеевич. - Или ты передумал?
        Он театрально нахмурился и как бы в шутку собрался положить прибор обратно.
        - Нет-нет, я не передумал!
        - А кто твой наставник?
        - Вы, Сергей Сергеевич.
        - А чьи советы слушать будешь?
        - Да я что?.. Я так… - потупился Андрей. - Ваши, конечно.
        - Это хорошо, что наши. Садись. Книжку вон! - Он схватил «Карамазовых» и не глядя зашвырнул их куда-то в угол. - Книжка нам мешать будет… Удобно?
        Андрей поерзал в кресле и откинулся на спинку.
        - Волосы убери… - наставник натянул ему на лоб тот самый обруч. - Ты давно не стригся. Лень?
        - Да я это… с парикмахершей поругался.
        - Надо помириться. И подстричься.
        - Помирюсь, - заверил Андрей.
        Голову ему проводами Сергей Сергеевич не обматывал, и это было особенно приятно. Профессор тогда ерунду спорол: «проводов намотают». Никаких проводов не наблюдалось - только шнур, соединявший прибор с терминалом.
        - Это и есть «экспериментальная модель»?
        - Ты ее не помнишь?
        - Как я могу ее помнить?
        - Ты такую же в пять лет видел, при первом контроле. И обруч, и ящичек. Просто раньше они с проводами были.
        - С проводами?..
        Андрею отчего-то стало досадно.
        - Но, кроме корпуса, тут все другое, новое.
        Наставник продолжал возиться с терминалом. Андрей, как мог, вытягивал шею, но экрана все равно не видел. Он хотел передвинуть кресло, но самовольно это делать побоялся, а спрашивать разрешения побоялся тоже.
        - К празднику готов? - деловито спросил наставник.
        - К празднику?..
        - Вот те на! - Сергей Сергеевич оторвался от чемоданчика. - Завтра же День Единения Народов!
        - Ах, это… Гулянья по монитору посмотрю, и спать. Мне в субботу на конвертер.
        - Ну, брат! - хмыкнул он. - Надо готовиться! Такой день два раза в год. Подарки надо дарить, поздравлять всех.
        - Я поздравляю, - уныло ответил Андрей. - Когда работаю - на работе, а так - кого на улице встречу из знакомых. Того и поздравляю.
        - Это правильно, - сказал Сергей Сергеевич. - Расслабься, постарайся ни о чем не думать… если не получится - не страшно. Главное, не беспокойся. Ну что, поехали?
        - Поехали!!
        Наставник отключил монитор и вместо него воткнул в разъем терминал.
        У Андрея от восторга захватило дух. Мягкий обруч на лбу был связан с
«экспериментальной моделью», а та - с сетевым терминалом. Значит, штуковина на голове объединяла его со всей Сетью! В это трудно было поверить, еще трудней это было представить. В сериале про кибернетических панков люди, сливаясь с Сетью, попадали в какой-то угрюмый город и встречались там со всякими удивительными существами. Андрей же по-прежнему находился в кресле, и все вокруг оставалось до обидного реальным.
        - Я уже начал?.. Я начал умнеть? - спросил он взволнованно.
        - Заткнись! - рявкнул наставник.
        Он тронул на терминале пару кнопок и снова вперился в экран. Андрей подумал, что все идет как надо, и закрыл глаза, но в этот момент позвонили.
        - Кто это? Кто приперся? - прошипел Сергей Сергеевич.
        - Не знаю. Никто не должен… Разве что Илья.
        - Какой Илья?
        - Друг, - молвил Андрей, поднимая голову. Наставник сидел не двигаясь. Кажется, он принимал какое-то важное решение, но какое именно - Андрею было невдомек.
        В дверь позвонили еще раз. Сергей Сергеевич вздохнул и щелкнул по клавише.
        - Не отвяжутся. Сюда их не зови. Скажи, что занят, и иди назад. И быстро.
        Андрей снял обруч и, почесав лоб, пошел открывать. Он готов был придушить любого, кто бы там ни оказался.
        Душить, однако, никого не пришлось - в коридоре, не отрывая пальца от звонка, стоял дознаватель Иван Петрович Белкин.
        - Долго идешь. Квартира слишком большая? - Белкин переступил через порог и махнул в воздухе пластиковым жетоном. - Ты не один? Дама?.. - Он заглянул в комнату и кивнул наставнику. - Я ненадолго. Пара вопросов, и все.
        - На сегодня мы закончили, - молвил Сергей Сергеевич.
        - Что вы сказали? - спросил полицейский.
        - Я не вам, я Белкину. - Наставник принужденно улыбнулся и протиснулся к двери.
        Неизвестно, когда он свернул свое хозяйство, но прибор уже лежал в коробке, а терминал стал обычным чемоданчиком.
        - А-а!.. А то я ведь тоже Белкин. Иван Петрович.
        - Сергей Сергеевич. Очень приятно.
        - Мы с вами уже виделись.
        - Возможно. Не уверен.
        - Мы успели? - спросил Андрей. - Хоть что-нибудь успели?
        - Что мы могли успеть? После закончим. Я зайду как-нибудь, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Кто такой? - спросил дознаватель, закрывая за ним дверь.
        - Мой новый наставник.
        - Наставник?.. - задумался Белкин. - Любопытно…
        Он вошел в комнату и, поправив полы пиджака, уселся в кресло. Он все делал нарочито медленно, словно показывал, что обещанная пара вопросов может продлиться до вечера.
        Андрей его ненавидел. Он так надеялся на «экспериментальную модель», так ждал этого дня, что еле до него дожил, а тут появляется какой-то тип с жетоном и выгоняет единственного человека, единственного во всем мире…
        - И чего же вы тут не успели? - резко спросил дознаватель.
        - Иван Петрович!.. - страдальчески произнес Андрей. - Опять кого-то убили? И опять под моим окном? Может, мне к вам в участок устроиться, а? Найдется у вас вакансия на семьдесят пять баллов?
        - Тихо, тихо! Ты что это развоевался? Вакансий у нас нет, а труп есть, - сказал Белкин. - Не под твоим окном, подальше чуть-чуть. Но из той же серии.
        - Из какой «серии»?
        - Из странной. Мы с тобой поговорили во вторник утром. А вечером, во вторник, был уже следующий, гражданин Тарасов Вэ-Вэ.
        - Так это… - оторопел Андрей. - Это не я!
        - Ну, слава богу! А то пришлось бы тебя арестовать.
        Иван Петрович смотрел в сторону, и Андрей не понял - дурачится он или говорит всерьез.
        - Кстати, прочитал я Пушкина.
        - Вы не забыли?
        - Я, гражданин однофамилец, ничего не забываю. Повести покойного гм-гм… меня.
        Андрей сообразил, что Белкин все-таки смеется.
        - Не понравились мне эти повести, - продолжал дознаватель. - Они все хорошо кончаются.
        - Что же в этом плохого?
        - В жизни так бывает не всегда.
        - Вы пессимист, Иван Петрович? Чаю хотите?
        - Давай… А насчет пессимизма ты зря. Работа проклятая… Меня же ни на свадьбу, ни на юбилей не позовут - кроме друзей, конечно. А так вызывают, когда труп где-то образуется.
        - Ну, убийцу найдете…
        - Найду, найду, куда он денется? Но жертве не все ли равно? Она уже труп. Или он. Откуда здесь возьмется хороший конец? Ты вроде чаем грозился… Печенье у тебя есть? - крикнул он вдогонку. - Люблю с печеньем.
        Андрей сполоснул без того чистые чашки и налил в них заварки, Белкину - побольше. Он потихоньку оттаивал. Во-первых, у Сергея Сергеевича все равно что-то не ладилось - Андрей это определил по ощущениям в голове. Вернее, по отсутствию всяких ощущений.
        Во-вторых, Белкин прочел «Повести Белкина» - прочел с его подачи, и Андрей испытывал такую гордость, точно написал эти повести сам.
        И еще - ему льстило, что он может запросто попить чайку с полицейским, у которого статус аж семьсот пятнадцать баллов.
        - Иван Петрович! - позвал он из кухни. - Правда, что наставниками становятся не ради гуманизма, а для карьеры?
        - А гуманизм - это, по-твоему, что?
        - Не знаю… Наверное, любить людей.
        - Ну вот! Наставники - тоже люди. Вот они себя и любят. Получается как раз гуманизм.
        Андрей перенес чашки в комнату и сходил за пакетом с печеньем. Белкин снял пиджак и, кинув его на кровать, придвинулся к столу. Затем шершаво растер ладони и выудил из пакета румяную фигурку девочки в треугольном платьице.
        - Да ты не огорчайся, - сказал он. - Наставники не все мерзавцы. Я встречал и нормальных, в основном из молодых.
        Иван Петрович откусил девочке голову и лукаво посмотрел на Андрея.
        - Медлительный он какой-то, наставник твой. Не успевает…
        - Что не успевает? - насторожился Андрей.
        - Тебе виднее. Что вы с ним не успели?
        - Да ничего… Ничего не успели…
        - Я и говорю - медлительный. Ничего не успевает…
        Белкин слазил за следующим крекером - жирафом. Откусить голову жирафу было более чем естественно.
        - Как там Никита Николаевич?.. - спросил он внезапно. - Не хворает?
        - Никита Николаевич?..
        - Да, ваш «профессор». И не надо постоянно переспрашивать! Если человек задает ненужные вопросы, это значит, он тянет время. Тянет время - значит долго обдумывает ответ. Значит, что-то скрывает. А от меня скрывать опасно. Когда сам раскопаю, будет хуже.
        Белкин сделал большой глоток и положил рядом с чашкой диктофон. В центре диска горела зеленая лампочка.
        - Итак, что ты можешь сообщить об этом человеке?
        - Никита Николаевич никого не убивал, - отчеканил Андрей.
        - Почему ты в этом уверен?
        - У него здоровья не хватит. Вы его видели? Он же еле ходит. Как с конвертера выперли, скуксился старикашка…
        Андрей вдруг сообразил, что старикашка профессор и дознаватель Белкин примерно одного возраста. Только Белкин гораздо крепче и бодрее. Он бы, вероятно, и с молодым справился.
        - Вы, Иван Петрович, чем приличных людей подозревать, лучше бы в лесу порядок навели.
        - Откуда здесь лес?
        - Не здесь, а у конвертера, в Бибирево-36.
        - Не моя территория, - отозвался Белкин. - Еще чаю можно? Ну и что там, в лесу?
        - Насильники орудуют. Средь бела дня, - заявил Андрей, наполняя его чашку.
        - Истории у тебя какие-то… с душком. То девица в кустах, то секс-маньяки за деревьями. Ну-ка, подробнее.
        Андрей рассказал, как все было, - толково рассказал, с деталями, но без лишних эмоций. Даже сам удивился.
        - А потерпевшая исчезла, - подытожил Белкин.
        - Она испугалась. Да и стыдно к тому же.
        - Стыдно?! Насколько я понял, они не успели ничего. Ну прям как твой Сергей Сергеич! - Он скривился и бросил в рот очередную девочку-треугольник. - Стыдно ей! . Знаешь, что такое страховка за моральный ущерб? Пострадать от маньяка - это лучше, чем в лотерею выиграть.
        - Она не пострадала…
        - Приз поменьше, но все же приличный. На машину хорошую хватит.
        - Может, машина у нее уже есть?
        - Может. Поэтому она и ездит на линейке. Имеет право.
        - Вы намекаете, что я вру? Но я все честно!.. Зачем мне врать-то?
        - Как зачем? - всплеснул руками Белкин. - Чтобы тему сменить. Я тебя об одном спрашиваю, а ты мне про другое. Вот это видишь?
        Он ткнул пальцем в диктофон - возле зеленого огонька горел второй, желтый.
        - Это называется «пауза».
        - Вы не записывали?! - возмутился Андрей.
        - Для твоего же блага. Два злодея, два героя и пропавшая принцесса… Абсурд! Синяки остались?
        - Нет, прошли. Илья меня мазью мазал. Народной.
        - А себя он тоже мазал?
        - Н-нет, кажется.
        - Почему? Его ведь били сильнее. Правильно?
        - Весь кровью обливался! - горячо подтвердил Андрей.
        - Весь?! Уж-жасно! - зажмурился дознаватель. - И где та кровь? Слушай, Белкин, еще слово про насильников, и я не поленюсь внести твою ахинею в протокол. И буду по три раза в день брать у тебя свидетельские показания - не дома, а в участке. А то пригласим второго героя, Илью. Интересно, он так же складно брешет или запнется где-нибудь?
        Илью звать нельзя, смекнул Андрей. Он в тюрьме сидел, у него проблемы будут. У полиции к таким отношение особое. Жалко. Они бы этому Белкину доказали… Жалко, что нельзя.
        - Тему закрыли? - спросил Иван Петрович. - Вернемся к делу. Никита Николаевич, твой бывший сменщик… Ну?
        Андрей обратил внимание: желтая лампочка погасла.
        - Чего?
        - «Каво»? - передразнил Белкин. - Когда вы последний раз виделись?
        - Недавно. Я проведать его хотел… Сыру ему взял.
        - Когда? Какой день? Конкретно!! - остервенел дознаватель.
        - Во вторник, - потупился Андрей. - После вашего прихода. Вернее, после вас наставник был, а потом я к Никите Николаевичу… в гости. Но он не убивал! Никита Николаевич не мог!
        - Сам знаю, - буркнул Белкин. - Если б мог, давно бы в клетке сидел.
        - Тогда чего вы на него?..
        - Прекрати чивокать! О чем с ним говорили? О Тарасове?
        - Нет.
        - О Павлове?
        - Об Аристархе? Да, я сказал, что его убили.
        - Ну!..
        - Никита Николаевич расстроился. Любой бы на его месте…
        - Ты, по-моему, не очень расстраивался.
        - Так я этого Аристарха не знал… А он знал! - осенило Андрея. - И Тарасова знал?
        - И многих других, - сказал Белкин. - Ныне покойных. Не везет ему с друзьями. Только с человеком сойдется, того уже в землю закапывают.
        - Вообще-то… да! Профессор тоже про это… про совпадения всякие и случайные смерти…
        - Наконец-то! Рожай, Андрюша. Не хочу я тебя к этому делу прикручивать. И чтоб людей в вашем районе убивали - тоже не хочу. Не правильно это, когда людей убивают. Надеюсь, ты согласен? Что еще твой профессор?..
        - Ну, меня предупреждал, чтобы не совался.
        - Куда не совался?
        - Не помню… А! И про колотушки рассказывал.
        - Колотушки?!
        - Которыми по башке лупят. Или колотят…
        - Вы с ним спятили. Оба.
        - И Аристарх этот… он сказал: «Аристарх угодил». Так прямо и сказал.
        - Ясно. Придется его в клетке подержать. Пока еще кто-нибудь не угодил… куда-нибудь. Сутки поскучает - вот тогда и про колотушки поведает, и про все…
        Белкина прервал протяжный звонок в дверь. Кнопку отпустили и тут же нажали снова.
        - Это кто еще приперся? - недовольно произнес дознаватель.
        Андрей прыснул - наставник спрашивал то же самое.
        - Что-то сегодня зачастили, - сказал он. - Гости всякие… Я сейчас.
        - Сиди смирно, я сам.
        Иван Петрович встал из-за стола и надел пиджак. Андрей вывалил из пакета остатки печенья и прислушался. Он опасался, что это Илья, - сводить Илью с полицией ему не хотелось. С другой стороны, кроме Ильи, никто прийти не мог. Андрей выбрал черепашку с маковыми зернышками на панцире и тревожно замер.
        Щелкнул замок.
        - Ба-а! - воскликнул Белкин полуудивленно-полурадостно.
        У двери послышалась короткая возня, затем в комнату кто-то вбежал.
        - Живой, нет?!
        Андрей обернулся.
        - Живой! Я уж думал - все, - выдохнул профессор.
        Следом зашел Белкин.
        - А вот и вы, - сказал он. - Поговорим, Никита Николаевич? Про колотушки и всякое такое.
        Профессор посмотрел на стол, на монитор и на предложенное дознавателем кресло.
        - Ну и дурак же ты, Андрюшенька…
        Глава 6
        Четверг, вечер
        - Хотел связаться, - сказал Никита Николаевич, отдышавшись. - Предупредить хотел, да у тебя монитор не работает. Зачем ты его отключил?
        - Вот и я о том же, - заметил дознаватель. - С наставником они тут что-то мудрили, - пояснил он специально для профессора. - В Сеть лазили?
        Андрей обернулся на стену - гнездо разъема было пустым, шнур от монитора лежал на полу.
        - Ну и как результаты? - спросил профессор. - Сильно поумнел?
        - Никита Николаевич!.. - Андрей многозначительно изогнул брови и показал глазами на полицейского.
        - Ты рожи мне не строй! - прикрикнул Белкин.
        - Нет, не сильно, - выдавил Андрей. - Не успели мы…
        - Что не успели?
        - Это… секрет. Это личное, Иван Петрович. К делу не относится.
        - Черт с тобой. Пускай у сетевого надзора голова болит. Теперь с вами, Никита Николаевич. То, что вы пришли, - это просто замечательно. Выкладывайте.
        - Что я вам выложу?
        - Гипотезы, догадки.
        - Нет у меня никаких гипотез, - отрезал профессор. - Я, гражданин дознаватель, от научной деятельности отошел. Пенсия у меня.
        - Либо гипотезы, либо преступные замыслы. Выбирайте, что вам по душе. Наручники у меня с собой.
        - Давайте, Никита Николаевич, - мстительно улыбнулся Андрей. - Подоконники у кого-то там скользкие, друзья с ножницами… Колитесь!
        - Э-э-э!.. Дурак ты, - повторил профессор. - Хорошо. Раз уж все так получилось… Были б вы из «неотложки» - по-другому бы со мной разговаривали.
        - Я не врач, я полицейский, - напомнил Белкин.
        - Там тоже не врачи. Я про другую «неотложку», которая людей убивает.
        - Так-так, интересно… - дознаватель протянул руку к диску, но передумал. Диктофон продолжал записывать. - «Неотложка», дальше.
        - Начать нужно с того, что мой интеллект-статус составляет не шестьдесят баллов и не сто сорок. А тысячу триста.
        - Тысяча триста? - картинно изумился Иван Петрович. - Надо же, больше, чем у меня. Но вам нравится жить в Бибиреве-6. Здесь воздух полезней.
        - Не паясничайте! У многих местных ИС выше того, что стоит на карточке.
        - У Павлова, у Тарасова…
        - Да. У них на самом деле было не по сто баллов.
        - И за это их убили, - догадался Белкин. - Кто? Врачи из «неотложки»?
        - Это совсем не та «неотложка», я уже сказал.
        - Понимаю. - Иван Петрович все-таки выключил диктофон и отодвинул чашку. - Кого еще можете назвать?
        - Конюхов, Гриценко. Филимонова Мария.
        Дознаватель мгновенно помрачнел:
        - А из живых?
        - С этим сложнее. Я, Эйнштейн…
        - Кто?! - подпрыгнул Белкин.
        - Другой Эйнштейн. Григорий Исаакович, из тридцать третьего блока. Да и у нашего общего знакомого… - профессор покосился на Андрея, - тоже не все ладно. В ближайшее время его трогать не будут, но определенная опасность существует. Не такая, конечно, как у меня. Мне-то буквально несколько дней осталось. Я недавно узнал.
        - Вам угрожают?
        - Они не угрожают, - покачал головой профессор. - Они приходят и убивают.
        - «Неотложка», - уточнил Иван Петрович.
        - Она самая.
        - С официальным заявлением обращаться будете?
        - Вы же мне не верите. Сумасшедшим считаете. И к тому же они сильней.
        - Сильнее полиции? Я обижусь, Никита Николаевич!
        - Их сила в том, что их нет. Как бы нет, - произнес он с ударением. - Пока вы не поверите, вы нам не защита. Наоборот, половина их работы вашими же руками делается. Даже Андрей не верит… Что ты скалишься, дурачок? Другие хоть осознают… А ты глупый. Как барашка прирежут, и не сообразишь - кто, зачем, почему…
        - Никита Николаевич! - вмешался Белкин. - Вы мне свидетеля не запугивайте!
        - Чего уж там… Он не боится. Лихой да удалый! Сейчас ему еще ИС приподнимут, ха-ха… Невозможно это, Андрюшенька, не-воз-мож-но!
        - Все, Никита Николаевич! - оборвал его Андрей. - Поблажили, и будет. У меня тут не камера для допросов! Это я вам, Иван Петрович. Слышите? Нечего тут… Все! Вот когда я, лично я, кого-нибудь убью, тогда и приходите. А так - без меня разбирайтесь, у меня еще дел по горло. Мне еще за подарками идти. Для друзей. Завтра же праздник, День Единения Народов.
        Профессор посидел, раскачиваясь, и медленно встал.
        - Благодарю за угощение… чер Андрей Белкин, - добавил он после паузы. - Полиции я не нужен? - обратился он к дознавателю.
        - Если готовы сообщить что-нибудь конкретное - милости просим. А нет - дело ваше. Про «неотложку», извините, в протокол заносить не буду. С таким протоколом, и меня в клинику отправят, за компанию.
        - Ну да, ну да, - пробормотал профессор. - Всего хорошего.
        Андрей не тронулся с места. Никита Николаевич сам доковылял до двери, сам себе открыл и сам же закрыл.
        - Взял и обидел человека, - равнодушно сказал Белкин.
        - А вы что не обиделись? - так же равнодушно молвил Андрей.
        - Мне по должности не положено.
        - А что за ним не пошли? Вы им так интересовались…
        - Ты теперь представляешь куда больший интерес.
        Иван Петрович собрался сесть в освободившееся кресло, но что-то углядел возле кровати и, нагнувшись, подобрал книгу.
        - Федор Достоевский, - прочитал он на обложке - Ты это серьезно?.. У меня дочь на него жалуется, говорит - лучше метлой махать, чем экзамен по литературе.
        - Хочет - пусть машет.
        - Ей всего семнадцать лет, и уже четыреста баллов. У меня на нее большие надежды. Обгонит отца, как пить дать. Еще и гнушаться будет.
        Андрей разгреб на столе горку крекеров и молча сгрыз какое-то животное.
        - Я тоже в свое время споткнулся, - продолжал Белкин. - Об этих, Карамазовых. Спасибо, юридическая академия - не филфак. Кодексы, психология, тактика допроса…
        Он громко захлопнул книгу и посмотрел Андрею в глаза.
        - Что тебе сказал наставник? Язык проглотил? Хорошо, только «да» и «нет». Ты на голову что-нибудь надевал? Кольцо такое, с проводами.
        - Нет, - честно ответил Андрей. Ему даже не пришлось складывать пальцы «крестиком» - проводов действительно не было.
        - Тебя в пять лет забраковали. Ты, наверное, уже и не помнишь, как контроль проходил. Датчики и считывающий блок. Блок через терминал подключается к Сети и связывается… с чем-то там связывается. Я не инженер, ты понимаешь. Но это делается только три раза, после двадцати лет полному контролю никто не подвергается. Потом уже проще, по сетчатке. Это тебе знакомо, это мы все каждый месяц…
        Иван Петрович подошел к окну и застыл, будто хотел увидеть, как в доме напротив убивают Аристарха Павлова.
        - Зачем тебе статус мерили? Тебе тридцать два года, твой ИС давно сложился, и ничего нового в тебе уже не появится. Плюс-минус процент, ерунда.
        - Это незаконно?
        - Если б было незаконно, я бы кинул твоего наставника мордой в пол, и все показания он давал бы, лежа на животе. Но это всего лишь непонятно. Всего лишь. Задержать его я не могу. Блок считывающий был? - резко спросил Белкин. - Был блок?
        - Я знаю только один блок. Номер тридцать семь. Я в нем живу, - раздельно проговорил Андрей.
        - Не желаешь, да?..
        Иван Петрович взял со стола диктофон и убрал его в карман, при этом Андрей не успел заметить - горят на диске какие-нибудь лампочки или нет.
        - Хозяин - барин… - сказал Белкин. - По крайней мере, я знаю, из кого жилы тянуть. В случае, если тебя убьют, Сергей Сергеич запираться не станет, всех назовет. И все кончится хорошо - как у Пушкина. Счастливо.
        - Ага. Может, еще чайку? Глядишь, еще кто-нибудь пожалует.
        - Счастливо, - повторил дознаватель и, хлопнув его по плечу, вышел.
        Андрей сидел еще минут десять, пока не доел печенье, затем встал и со стоном завалился на кровать. Сбоку зашуршала книга, и он, повертев ее в руках, сунул под подушку. Рывком поднявшись, он воткнул монитор в разъем и вернулся обратно к кровати.
        Показывали что-то обыкновенное - со стрельбой и длинными разговорами. Разговорами Андрей был сыт по горло, но все же смотрел. Его не волновало, кто из героев победит - рыжий, со шрамом, или лысый, в блестящей куртке. Кто бы из них ни выиграл, для него, чера Андрея Белкина, уже ничего не изменится.
        Разве что «плюс-минус процент» интеллект-статуса. Но это и впрямь ерунда, не стоит и заводиться.
        Разве что убьют - вместе с рехнувшимся профессором и его знакомым Эйнштейном.
        Андрею было совершенно неинтересно, но он продолжал смотреть фильм. Рыжий и лысый уже полчаса лупили друг друга железными палками, а крови все не было…

* * *
        - По отчету Георгия, все прошло нормально, - сказали где-то за левым ухом.
        Илья машинально обернулся, хотя давно уже привык, что слева никого не оказывается. И все-таки иногда он оборачивался - даже по прошествии стольких лет.
        - Он на самом деле Гоша? - спросил Илья. - Передайте своему Гоше, что он осел. И Гришаня - тоже. Так парня отделали, я его еле довез.
        - Парня?.. - озадачился голос.
        - Объект, - поправился Илья.
        - А-а… Это для правдоподобия. Не понарошку же им его бить. Ну, и как ты вышел из положения?
        - Я его танозином намазал. Не чистым, конечно. Картошки добавил, геркулеса. И еще мочи.
        - А это зачем?
        - Для правдоподобия.
        - Все в игрушки играешь? Следующие шаги, - потребовал голос.
        - Уже предпринял. Изучаю окружение.
        - И что у него с окружением?
        - Есть некий Вадик, живет в том же корпусе. Между прочим, он…
        Илья посмотрел на стену и вдруг представил, как убивает художника, ножом ли, вилкой - все равно. Убивает, и сжигает картины, потому что взять их себе невозможно, а оставить, чтоб тупые черы закрывали ими дырки в обоях, - невозможно вдвойне.
        - Ну?! Царапин! Что он там «между прочим»?
        - Да… ничего особенного. Такой же, как объект.
        - Такой же?
        - Нет, нет, - спохватился он. - В смысле, чер обычный. Все разговоры - про женщин, про сериалы… Мусор, а не человек. Буду щупать дальше.
        - Ну, щупай, щупай. Запоминай новый адрес.
        - Что?! - вскричал Илья. - Опять адрес?! Я в палачи не нанимался! Завтра праздник всенародный, а вы меня на такой грех толкаете.
        - Грешить придется сегодня, на завтра планы особые. Поэтому не ершись и запоминай.
        Илье назвали дом и квартиру. Ехать предстояло далеко, аж в тридцать третий блок.
        - Зовут Григорий, - сказал голос. - Фамилия - Эйнштейн.
        - Потомок, что ли? - хохотнул Илья.
        - Нет. Но такой же нездоровый.
        - Лечить бы их, а? Убивать-то что ж…
        - Наследственные болезни не лечатся. Все, много болтаешь.
        - Овчарка ты лишайная! - бросил Илья в отключенный браслет и пошел на кухню.
        Достав из стола нож, он внимательно его осмотрел и почувствовал, как между лопаток пробежала холодная капля: на лезвии, у самой ручки, осталось темное пятнышко - не смытая кровь.
        Илья открыл кран и схватил мочалку, но сколько он ни тер, пятнышко оставалось на месте. Он потратил всего пару минут, но за эти две минуты чуть не лишился рассудка: сыпал соль, скоблил лезвие другим ножом - без толку. Илья уже готов был выть от отчаяния, когда понял, что пятнышко - это вовсе не кровь, а брак закалки.
        Он опустился на табуретку и перевел дыхание. Рубашка была насквозь мокрой, а руки ходили ходуном, словно с перепоя. Хорош палач, ничего не скажешь…
        Илья вытер нож и швырнул его в ящик. Нет уж, больше рисковать он не станет. Лучше зубами рвать, чем вот так потом трястись. На месте что-нибудь найдется, а не найдется - можно элементарно задушить. Лишь бы не таскать эту дрянь к себе домой.
        Приняв душ, Илья расчесал волосы и оделся в чистое. Глянул в зеркало - совсем другой вид. И руки уже успокоились. Там же, на ноже, не кровь была - просто сталь паршивая. При чем тут кровь? Никакой крови.
        Нормально все.
        Надо будет заняться гардеробчиком, отметил Илья. Комплект одежды номер первый и номер второй - скудновато даже для чера. Ботинки купить бы человеческие, а не эти, на пластиковой подошве, по полкило весом. Деньги, конвой собачий, деньги!..
        Деньги у него были и, по словам начальства, немалые. Илья получал на кредитку ежемесячно, плюс разово - за отдельные мероприятия, плюс премии - так, от хорошего настроения. Однако воспользоваться деньгами Илья не мог, ни единым кредит-пунктиком, - карта до поры до времени хранилась у того же начальства.

«Где ты видел богатых черов?» - вопрошал незримый голос, и Илья, скрипя зубами, соглашался. Богатых черов не бывает.
        Зато к моменту отставки должно было накопиться прилично. Илье, опять же с чужих слов, потихоньку готовили легенду о наследстве. Его это радовало, но денег на текущие расходы не прибавляло, а три крепа за смену, что он получал на конвертере, сулили новые летние туфли аккурат к зиме.
        Впрочем, кое-какой вариант у него появился. Илья не случайно задумался об одежде - он редко думал о чем-то случайно, без повода.
        Пока Белкин, намазанный танозином, валялся в отключке, Илья слегка пошарил в его вещах и наткнулся на кредитную карту. Андрей ее особенно и не прятал - по крайней мере, не так старательно, чтоб Илья не нашел. Конечно, в шкафу, конечно, в стопке постельного белья. Кепку можно было и не трогать. А то, видишь ли, чудовище у них там болеет…

«У нас, - оговорился Илья. - Там - это у нас, на дерьмофабрике».
        Вчера он кредитку не взял - слишком рискованно, но деньги уже считал своими. Перемещение карточки из одного кармана в другой было вопросом сугубо техническим, и при том не самым сложным.
        Интересно, сколько на ней? Сто, двести? Лучше двести, тогда и на ботинки хватит, и еще бухалова запасти останется.
        Выйдя на улицу, Илья миновал так называемую детскую площадку и подошел к остановке. Районный автобус, как и линейка, был бесплатным, хотя Илья предпочел бы платить, но ехать сидя. В муниципальном транспорте подобное излишество было не предусмотрено.
        Дождавшись автобуса, пыхтящего сарая из некрашеной нержавейки, Илья поднялся по высоким ступеням и встал в углу, возле округлого окна. Народу было мало, и, окажись в салоне кресла, мест хватило бы с избытком, но гуманитарная служба, видимо, полагала, что кресла - это чересчур комфортно. Из всех удобств автобус был оснащен лишь телемонитором, вечно настроенным на первую государственную программу.
        За окном было скучно и противно. Дамы почти поголовно ходили в розовых блузках, и Илья их за это презирал. Любая, одетая не в розовое, казалась ему привлекательной - независимо от прочих достоинств.
        Илья решил, что никогда не ляжет в постель с женщиной в розовом, - даже если это будут затейливые трусики из шикарного магазина в самом центре. Если розовые - все, облом.
        Он перевернулся, чтобы видеть противоположную сторону улицы, но и там не было ничего нового. Розовые кофты. Одинаковые лица.
        Зачем черам разные дома или разные квартиры? Им нравится быть похожими друг на друга, и они имеют то, что хотят.

«Эти люди счастливы», - с отвращением подумал Илья.
        Мимо проплывали темно-серые скалы жилых блоков - квадратные дома, построенные квадратом и образующие квадратные дворы. Здесь все было правильно и спокойно, все имело четыре угла: и камень, и пустота в камне. И, вероятно, сама жизнь. За четыре года Илья ее так и не понял, этой жизни в блоке. Чтобы ее понять, надо быть чером.
        Илья вышел у блока тридцать три, вернее, чуть позже, проехав лишние пятьсот метров. Учить его осторожности было не нужно, он и сам бы кого угодно научил. Он слыл удачливым вором, хотя будь он удачлив по-настоящему, на службу в неотложку не попал бы.
        Возвращаясь к дому Эйнштейна, Илья заглянул в гуманитарную лавку и, чтобы его запомнили, задал обслуге пару дурацких вопросов. Тучная дама - белый халат поверх розовой кофты - отвечала в том же духе, словно сама стремилась врезаться ему в память.
        Проверив номер дома, Илья ненавязчиво, но внимательно осмотрел двор и юркнул в парадное. Лифт, вполне исправный, но далеко не идеальный по конструкции, на двадцатый этаж тащился минуты две. Илья успел почесаться, повздыхать, а также изобрести несколько подходящих сценариев: удушение, перелом шейных позвонков, удар по голове. В конце концов, у чера Эйнштейна должен быть и свой нож.
        На площадке кто-то стоял - Илья это учуял еще в кабине, едва створки раскрылись. В голове мелькнуло: либо вообще не начинать, либо убрать и свидетеля - других вариантов нет. Благоразумно выбрав первое, Илья стукнул по нижней кнопке, но дверцы не реагировали.
        - Если ошибся этажом, надо сначала выйти из лифта, а потом снова зайти, - сказал кто-то. - Такой уж лифт, ничего не поделаешь. Зато аварий меньше.
        Илье пришлось покинуть кабину. Назад он уже не попал - створки с удивительной прытью захлопнулись, и лифт отправился вниз.
        - Второй не работает. Жди, когда этот назад приедет.
        Говорил высокий седой мужчина в более чем приличном костюме. Под глазами у него были тяжелые мешки - не то от пива, не то от пива с водкой, не то от почек. Почки, предположил Илья.
        На сегодня все отменяется, седого голыми руками не одолеть. Да и с ножом не справиться. И с пистолетом тоже. Что-то в этом седом было не так - во взгляде или в голосе. Что-то в нем было… словно он не отсюда.
        - Заблудился? - спросил мужчина. - Или в гости к кому?
        - А чего? - ответил Илья в меру нахально.
        Седой достал жетон и, подержав перед его носом, представился.
        - Дознаватель районной управы, Белкин.
        - Белкин?..
        - Белкин Иван Петрович, как у Пушкина. Ты читал Пушкина?
        Вот что в нем было чужого! Он не чер. Поэтому на него рука и не поднялась бы.

«А что ж сразу не разглядел, - укорил себя Илья. - Совсем одичал в этой конспирации!»
        - Нет, не читал, - сказал он без сожаления.
        - Напрасно. А здесь какими судьбами?
        Илья покосился на ближнюю дверь - к бордовой поверхности была приколота табличка:
«Г. И. Эйнштейн, чер». Как же они все похожи…
        - Судьбами-то?.. - улыбнулся Илья. - Квартиру ищу. Хочу на верхних этажах где-нибудь, чтобы это… короче, обозревать.
        - Работаешь? Ну-ка, встань к стене, - распорядился полицейский. - Лицом к стене.
        Илья не возражал. В этой команде было столько всего - старого, родного, что он ее выполнил чуть ли не с удовольствием.
        - Работаю, да, - сказал он, разглядывая потрескавшуюся краску. - В Бибиреве-36, на конвертере.
        - О, я там многих знаю. Но тебе же не здесь жить надо, отсюда добираться неудобно - линейка, еще автобус… Тебе бы в тридцать седьмой блок, он у самой станции.
        Полицейский ощупал его рубашку, затем брюки. Не побрезговал и носками. В носках, кроме ног, у Ильи ничего не было.
        - А раньше где работал?
        - Нигде.
        - А сейчас что же? Деньги понадобились?
        - Подружка подарков требует.
        - Можешь поворачиваться. И что дарить будешь? Завтра же двадцать девятое мая, праздник.
        - Духи. Бабы это любят.
        - Правильно. Фамилию свою назовешь? Предупреждаю: имеешь право не называть, но…
        - Да чего там, - покладисто отозвался Илья. - Царапин моя фамилия. Смешная, правда?
        - Не знаю, мне не смешно. Вон, твой лифт приехал.
        - Ну, до свидания тогда. Значит, в тридцать седьмом жить советуете?
        - Советую. До свидания.

«Царапин, Царапин… - повторил про себя Белкин. - Из новых кто-то? Надо будет навести справки». Иван Петрович прогулялся по площадке и, остановившись у двери Эйнштейна, склонил голову набок. На кривоватой табличке было написано «чер». Никто, кроме самого Григория Исааковича, этого сделать не мог.

«Мода, что ли, у них такая? - рассердился Белкин. - Или это из протеста? Против чего?»
        Протестующий чер Эйнштейн даже не догадывался, что с сегодняшнего дня его собираются охранять - и дома, и на улице. День и ночь.
        Илья выскочил во двор, будто за ним гнались собаки. От возбуждения мышцы мелко подрагивали, и это тоже напоминало о прошлом, хотя и не о лучших его моментах.
        Он чуть не попался. Откуда там полицейский? Случайно? Прямо под дверью этого чера…
        Если неотложка хотела от него избавиться, то… Нет. Неотложка избавляется иначе, а посылать его на убийство районного дознавателя - глупо.
        Надо было срочно связаться и доложить, но общение с начальством Илья решил перенести на потом. Чего доброго, новое задание дадут, с них станется. А у него руки трясутся - стакан не удержат.

«Какой стакан-то?! - обругал себя Илья. - Где стакан увидел? Разве что с ряженкой».
        Он запрыгнул в подошедший автобус и встал сзади в углу, - это было его любимое место, если, конечно, в скрипучих железных сараях бывают любимые места.
        Женщины по-прежнему носили розовое, дома все так же мяли небо квадратными крышами, но сейчас Илью это не волновало. Он избежал пожизненного срока за убийство. Адреналин постепенно выветрился, осталась лишь детская бесшабашная радость. Илье хотелось хохотать, размахивать руками и разговаривать с людьми - обязательно о чем-нибудь приятном, но, оглядев лица пассажиров, он понял, что к приятным разговорам люди не расположены.
        Сойдя на остановке, Илья направился к блоку и как-то неосознанно свернул к дому Андрея. Больше в этом районе поговорить было не с кем.
        Дверь почему-то открыл Вадик.
        - Привет, - сказал он. - Хорошо, что зашел. Может, ты его расшевелишь?
        Андрей лежал на кровати и смотрел в одну точку.
        - Эй! - позвал Илья. - Ты чего? Влюбился? Это, старик, весна. К осени пройдет, ручаюсь.
        - Представляешь, - молвил Вадик, скрываясь на кухне, - полчаса вот так валяется и не реагирует. Не поймешь - счастье у него или горе.
        - Так горе или счастье, гражданин Белкин? - строго спросил Илья.
        - Горе. Отстаньте.
        - Где у тебя сахар? - крикнул через стену Вадик.
        - Нету, - буркнул Андрей.
        - А?! Не слышу!
        - Сахара нет, - громко сказал он. - С солью пейте!
        - Давай с нами. Я тебе сыр принес.
        - Вот повезло… - процедил Андрей. - Сыра я твоего не видал…
        - А?! - крикнул Вадик. - Ничего не слышу! Где у тебя заварка?
        Андрей, зарычав, поднялся и пошел на кухню.
        Илья проводил его взглядом и включил монитор - чтобы заглушить скрип шкафа. Насколько он помнил, левая дверца у Андрея перекосилась, и зажатые петли издавали тонкий, пронзительный визг. Левая дверца - та, за которой находится стопка белья.
        Случай был самый что ни на есть подходящий. Андрей пребывал в прострации, к тому же здесь был Вадик, а двое подозреваемых - это лучше, чем один.
        Илья сунул пальцы между пододеяльниками и уже нащупал жесткий угол кредитки, но в этот момент где-то внутри зазвенел тревожный колокольчик. Отдернув руку, он быстро притворил дверцу и напряг слух - Вадик с Андреем продолжали клацать посудой.
        Значит, это были не шаги. Илье показалось - кто-то идет, но нет, это было нечто иное. Он снова повернулся к шкафу и нерешительно замер. Что-то ему мешало. Что-то странное и новое - пугающе новое.
        Он… он просто не хотел воровать у Андрея. Вернее, - желание было - не столько украсть, сколько купить ботинки, однако поверх этого желания наслаивались неведомые ранее чувства - жалость и стыд.
        - Лучше б ты печенья притащил, - повысив голос, сказал Андрей.
        Вместе с Вадиком они заносили в комнату чашки, тарелки и пузатый керамический чайник. Илья помог им все это расставить и подцепил кусочек сыра. Сыр был отвратительный.
        - Погодите садиться, - обратился к ним Андрей. - Завтра же у нас День Единения, да? Пока не передумал…
        Он подошел к гардеробу и, распахнув левую дверцу, порылся в белье.
        - Где же она?.. Была тут… А, вот! Вот она, - он достал карточку и торжественно положил ее на стол. - Четыреста крепов. Их ведь можно разделить?
        - Ты что это удумал? - настороженно спросил Илья.
        - Вадику - на кисточки, тебе… не знаю. Одеколон какой-нибудь?.. Каждому по двести, - объявил Андрей. - С праздником, мужики. Завтра надо было, да завтра, боюсь, настроение пропадет. Зажму.
        - Нет, - твердо сказал Вадик. - Спасибо, но нет. На кисти мне хватает.
        - Я тоже не возьму, - подал голос Илья.
        - Копил я на терминал… Но не судьба. Зачем он мне? Люди не меняются. Рожденный чером… как там дальше? Забыл… Так что не кочевряжьтесь и берите.
        - Ну ты, Андрюха!.. - восторженно пробормотал Вадик. - Нет слов, одни междометия… Тогда я тебе картину подарю. Бери, какая понравится. И краску. Ты же хотел для этого… своего… Будет тебе завтра краска, самая лучшая. И тебе, Илья, тоже картину. С праздником!
        - А я вам что?.. - растерялся Илья. - Мне и подарить-то нечего.
        - А ты человек хороший. Это и есть подарок, - сказал Андрей.
        - Спасибо, но этого маловато. Хороший!.. Нашли тоже, хорошего. Во!.. Вот я вам чего подарю! Вы в центре давно не были?
        Вадик с Андреем синхронно почесали затылки.
        - Ясно. День Единения надо не в блоке встречать, а в городе. Здесь вы такого не увидите. Буду у вас экскурсоводом. Надо же деньги отрабатывать!
        Пожав друг другу руки, они сели пить чай. В новостях рассказывали о грандиозных приготовлениях к завтрашнему празднику. Андрей и Вадик зачарованно смотрели в монитор, Илья же не сводил глаз с кредитки.
        Нельзя сказать, чтоб Илье ничего не дарили, но ни один из подарков не доставлял ему такого удовольствия. И это его печалило.

* * *
        Вызов пришел глубокой ночью, между четырьмя и пятью часами. Монитор включился и начал увеличивать яркость, пока Белкин не ответил.
        - Да… чего надо?.. - бросил он, щурясь и натягивая одеяло к подбородку.
        - Извините, Иван Петрович, - сказала дежурная по участку. - Извините, что разбудила, но вы приказали в любое время.
        - Да…
        - Эйнштейн Григорий Исаакович…
        - Да?! - рявкнул Белкин, окончательно просыпаясь. - Я же велел охрану!..
        - Охрана и сообщила. Он сам, Иван Петрович, он в окно выбросился.
        - Это точно? Точно сам?
        - Точнее некуда, два свидетеля. И еще есть записка. Транслировать?
        - Что спрашивать-то?!
        Дежурная исчезла, и на экране появился листок серой бумаги, исписанный по диагонали:

«Дорогая неотложка! Ухожу по собственной воле, не дожидаясь твоего палача. Ухожу, чтобы попасть в ад и отдохнуть от тебя, от себя, от этой жизни. Надеюсь, в аду будет лучше. Там мы с тобой и встретимся. Г. И. Эйнштейн, чер».
        - Ох ты, черт!.. - выдохнул Белкин.
        Он утер лицо и, отбросив одеяло, сел на кровати. На часах было почти пять. Почти утро. Праздник начинался паршиво.
        Глава 7
        Пятница, утро
        - Не бойтесь, - сказал Илья. - Здесь такие же люди, как и мы. ИС у них повыше, ну и что? Это на лице не написано. Но если будете вот так смотреть…
        - А как мы смотрим? - спросил Вадик.
        - Как звери в клетке. Лоб не морщить, брови раздвинуть! И ничего не стесняйся. Сделал что-нибудь неправильно - не вздумай краснеть. Сделай еще раз, пусть все увидят, что это не промах, а индивидуальность. Убогим людям это нравится.
        - Кто убогие-то?
        - Они, Вадик, они. Будешь думать иначе - лучше сюда не соваться. В городе средний балл - пятьсот, а у тебя пятьсот десять, понял? Внуши это себе как следует.
        Муниципальный автобус заехал на стоянку возле большого объездного кольца и пшикнул дверьми. Водитель в зеркало наблюдал, как трое черов отлепились от окна и вышли на улицу. Салон опустел. До конечной доезжали лишь те, кто хотел попасть в город, - таких бывало не больше двух-трех за день, и они всегда вызывали интерес.
        Водитель проследил, как черы поднимаются к трубе надземного перехода, и вывернул руль. Затем с привычной завистью посмотрел на разноцветные крыши по ту сторону от кольцевой и направился обратно в блок. Ничего, кроме крыш, из кабины он не видел, но ему хватало и этого.
        За дорогой находилась еще одна стоянка, тоже для общественного транспорта, но совсем другая. Половину тротуара занимал прозрачный голубой козырек. Под навесом оказалось несколько кресел - гораздо удобней тех, что выдавались в гуманитарной лавке под видом домашней мебели. Тут же, возле козырька, выстроилась шеренга торговых автоматов, оформленных так, что от одного взгляда на них рот наполнялся слюной.
        - Дорого, - сказал Илья. - На остановке ничего покупать не будем.
        Андрей приблизился к автомату с большим бутербродом за прозрачной стенкой и медленно провел рукой по этикеткам.
        - «Колбаса, сыр, салат, горчица, майонез», - прочитал он. - «И хрустящая булочка»… Сыр такой же мерзкий, как у нас?
        - Кто его купит, мерзкий?
        - И сколько это стоит?
        - Меньше вопросов. Там все написано.
        Рядом с прорезью для карты Андрей нашел ценник:
«- 10 к/п».
        - Десять кредит-пунктов… Славно. Мне за эту «хрустящую» три смены работать, даже больше. Ровно двадцать часов корячиться. Славненько.
        Автобус подошел минуты через две, и он так же отличался от автобусов в Бибиреве-6, как и остановка. В том числе - тем, что в нем надо было платить.
        Андрей трижды сунул кредитку в щель у двери и трижды увидел сообщение: «- 7 к/п». С карты списали двадцать один креп - как за два бутерброда.

«Два бутерброда и еще ма-аленький кусочек, - уточнил Андрей. - Сорок два часа работы, ровно семь смен у бака. Охо-хо…»
        Автобус был маленьким, но не таким, как стандартная квартира в блоке или что-нибудь подобное, - он был маленьким как-то по-уютному. В салоне находилось шесть фантастически удобных сидений, хотя Андрей предпочел бы ехать стоя - и бесплатно.
        Машина тронулась мягко, будто кошка. Андрей не успел моргнуть, как они уже вылетели на шоссе, вспорхнули на эстакаду и, пронесясь над встречным уровнем, затормозили у следующей остановки.
        В салон, пригнувшись, влезли двое мужчин, и с ними мальчик лет семи. На всех троих были короткие рубашки и широченные штаны, косо обрезанные у колен.
        - Чего это они? - прошептал Андрей.
        - А чего? - спросил Илья.
        - Ребенок - ладно, куражится, а мужики-то? Как из мультфильма.
        - Это мы с тобой из мультфильма. Мода меняется, люди другую одежду выбирают. А мы не выбираем, мы берем то, что в лавке дают.
        - Я бы этот срам все равно не выбрал.
        - Тебе и не предлагает никто.
        - И предложат - не возьму, - настойчиво повторил Андрей.
        - Не предложат. Так что успокойся.
        Свободных мест не осталось, поэтому еще два козырька с торговыми автоматами автобус проскочил без остановок. Мальчик сидел тихо - слишком тихо для своего возраста. Определенно, он был либо болен, либо умен; если умен, то, опять же, слишком.
        Впереди начинался неестественно ухоженный парк. Машина юркнула в стеклянный тоннель и помчалась по зеленой трубе.
        Тоннель и деревья оборвались одновременно и так неожиданно, что Андрей вздрогнул. За окнами вспыхнули яркие пятна домов, машин, каких-то плакатов на земле и в воздухе, точки синих и красных огней, и еще что-то далекое, неразличимое - все это засияло, завертелось, слилось в ослепительную панораму и захватило дух.
        До геометрического центра с реконструированным Кремлем было еще далеко, однако все, что лежало в пределах малой объездной дороги, традиционно называлось центром. Возможно, здесь тоже делили районы на центральные и окраинные, но с точки зрения обитателей блоков, центром была не отдельная часть города, а город вообще.
        Автобус снизил скорость и покатил по просторной улице. Андрей догадывался, что вертеть головой неприлично, - его почему-то волновало, что о нем подумает мудрый ребенок. Некоторое время Андрею удавалось сдерживаться, но вскоре он забылся и восторженно вытаращился в окно.
        Дома вдоль дороги были не просто разноцветными - они были по-настоящему разными. Невысокие корпуса в три-четыре этажа стояли и фасадом, и боком, и углом - так, чтобы разрушить всякую симметрию.
        Из-за ближних домов выглядывали другие, из-за тех выглядывали следующие, относившиеся к параллельной улице, или к диагональной, - в окно было не разобрать.
        Андрей видел центр и прежде, видел много раз - в новостях и фильмах, но это было совсем не то. Еще не успев выйти из автобуса, он уже получил столько впечатлений, что хватило бы на всю жизнь. И дело было не в празднике. Наоборот - гирлянды, плакаты и пестрые флажки сбивали с толку и заслоняли собой истинную красоту центра.

«Тут и без праздника праздник», - подумал Андрей.
        Главное, что он уловил в городе, - это приближение какого-то вселенского карнавала. Не ежегодного Дня Единения Народов - ведь ежегодное не может быть вселенским - а именно того скрытого карнавала, предощущение которого Андрей испытывал, глядя на помойку возле конвертера. Да, пожалуй, город был похож на помойку. В хорошем, конечно, смысле.
        Так Андрей подумал. Но делиться этой мыслью ни с Ильей, ни с Вадиком он не стал.
        Людей на улицах было не то чтоб очень много, - по крайней мере, обходилось без толкотни, - но все же достаточно для официального праздника. Андрей заметил, что мулатов и монголоидов в центре живет больше. В Бибиреве-6 они тоже были, но не в таком количестве. В блоках, разбросанных вокруг Москвы, преобладали европейские типы, в основном - со славянской и немецкой кровью, здесь же, в городе, перемешались все формы глаз, носов, подбородков и, не исключено, чего-нибудь еще.
        Одеты люди были разношерстно, но одинаково чудно, хотя, насмотревшись на пассажиров в перекошенных портках, Андрей уже не удивлялся. Его беспокоило другое: он, Илья и Вадик в своих, так сказать, консервативных нарядах явно выделялись.
        - Плюнь на это, - посоветовал Илья. - Им на тебя наплевать, и тебе должно быть так же.
        - Они знают, что мы черы, - мрачно произнес Вадик. - У нас брюки из гуманитарки. И ботинки, и все остальное.
        - В гуманитарку они не заходят, а блоки они видят только в кино или из окон своих тачек. Ну, кто-то тебя и признает - наставники, допустим. Что из этого?.. Плюнь, говорю.
        Мужчины вместе с серьезным ребенком высадились у большого стеклянного павильона - не то театра, не то гигантской столовой, Андрей так и не понял.
        На остановке никого не было, но со стороны театра-столовой к автобусу приближались две девушки, и водитель на всякий случай ждал.
        - Вот теперь можешь купить свой бутерброд, - сказал Илья. - Здесь дешевле.
        Андрей сглотнул и, выскочив на улицу, подбежал к автомату. Дамочки не торопились, но шли несомненно к автобусу.
        Колбаса, сыр и так далее, вплоть до хрустящей булочки, - бутерброд здесь был тот же, что и на конечной. Андрей приготовил карточку, но, поднеся ее к прорези, осекся: «- 9 к/п».
        - Это и есть «дешевле»?! - возмущенно спросил он, плюхаясь обратно на сиденье.
        - А разве нет? Девять меньше, чем десять, ты же не станешь спорить?
        - Я за это «меньше» три дня вкалываю. Как они тут живут?
        - Как-то умудряются, - улыбнулся Илья. - Не купил? Пожалел?
        - Я не денег пожалел, а своего труда. Деньги, я смотрю, у них ничего не стоят.
        - Деньги-то? Это ты зря. Работа наша ничего не стоит, вот в чем дело.
        - Мне без разницы, - ответил Андрей. - Карта ваша, как хотите, так и тратьте. Вадик, бутерброд будешь?
        - За девять крепов?! Я лучше коры с деревьев пожру.
        - Я тоже воздержусь, - сказал Илья. - А карточку себе пока оставь, ее на части не разрежешь.
        Девушки не спеша дошли до автобуса и, уплатив, сели. Та, что оказалась прямо напротив Андрея, была одета в какую-то переливчато-блестящую курточку и очень-очень короткую юбку, к тому же слегка задравшуюся. Андрей попытался повернуть голову, поднять глаза к потолку, опустить их в пол - все без толку: тонкие белоснежные трусы было видно отовсюду.
        Вторая девица носила ядовито-зеленые штаны и сетчатую майку с такими крупными дырками, что сквозь них как раз пролезли неестественно длинные розовые соски.
        Вадик кашлянул и прикрыл глаза ладонью, но это тоже был не выход, и он принялся изучать свои руки.
        Илья посмотрел на Андрея, потом на Вадика и, развеселившись, похлопал обоих по плечам.
        - А вы говорите «бутерброды»! - ухмыльнулся он.
        Барышни вроде бы ничего не замечали. Они продолжали какую-то бесконечную беседу, начатую, не исключено, еще в детстве.
        Та, что в трусах, кроме прочих приятных черт, имела еще и нос с горбинкой - эта горбинка и привлекала Андрея особенно сильно, даже сильнее, чем узкая белая полоска между ног, хотя взгляд по-прежнему стремился под юбку.
        Вторая, с грудью, была тоже ничего, но не в его вкусе. Почему Андрей решил, что рыжие и веснушчатые хуже, чем брюнетки, он не знал и сам, сравнивать ему еще не приходилось.
        - Во! Анекдот! - воскликнула первая. При этом она шевельнула коленями, и юбка вспорхнула еще выше.
        Андрей почувствовал, как у него потеют ладони.
        - Ой, я тоже расскажу, - ответила соседка.
        - Сначала я, а то забуду.
        Андрей прислушался. Анекдоты он любил. Ему уже казалось, что он любит в этой девушке все, - и нос, и трусы, и вот анекдоты. И голос. У нее был низкий, странно знакомый голос. Он не вызывал каких-то определенных ассоциаций - просто голос, почему-то слегка тревожащий.
        - Это артистка, - шепнул Андрей.
        - Из цирка? - спросил Илья.
        - При чем тут цирк? - оторопел он.
        - Ноги подходят.
        - Послали однажды чера на Альфу Центавра… - начала девушка, и Андрей сразу же потерял к анекдоту интерес.

«В принципе, смешно, - подумал он. - Чера на Альфу Центавра… смешно, да».
        - …а чер прилетает и говорит…
        Рыжая подруга заранее прыснула.
        - При чем тут ноги? - прошептал Андрей. - Я про голос ее… где-то я его слышал.
        - Погоди, не мешай, - отмахнулся Илья.
        - Купил однажды чер сетевой терминал… - завела рыжая.
        Вадик исподлобья глянул на Андрея и покраснел. Тот отвернулся к окну - разномастные домики все не кончались. Вдоль дороги стали появляться клумбы и висячие цветники. Андрея от этой назойливой красоты Уже подташнивало.
        - Заходит однажды чер в ресторан…
        - Черы не ходят по ресторанам, - не выдержал Андрей. - Это очень дорого.
        - Дорого?.. - растерялась девушка в трусах. - Но у них же свои рестораны есть, бесплатные…
        - Бесплатных ресторанов нет, - заявил он. - Расскажите что-нибудь другое.
        - А, вот еще, - оживилась девушка с грудью. Решил однажды чер проверить ИС своей собаки…
        - У черов нет собак, - отрезал Андрей.
        - Как это?..
        - Собак им заводить не разрешают.
        Он чуть было не сказал: «нам не разрешают», но Илья толкнул его в бок, и Андрей вовремя спохватился.
        - Черам можно держать кошек. А собак нельзя. Вы находите это забавным?
        - Но это всего лишь анекдот. А про собак… неужели правда?!
        - К сожалению, правда, - сказал Илья. - Мы наставники, и для нас это не отвлеченная тема.
        - Простите, мы не знали…
        Девушка в блестящей куртке смутилась и, поправив юбку, закинула ногу на ногу.
        - Ничего страшного. Давайте знакомиться.
        - Лена, - представилась рыжая.
        Ей, в отличие от подруги, поправлять было нечего, поэтому соски так и остались торчать сквозь редкую вязку майки.
        - Гертруда, - сказала брюнетка. Имя, как и голос, Андрею что-то напоминало - что-то абстрактное и до крайности расплывчатое.
        - Вы не на башню едете? - спросила Лена.
        - Да, на смотровую башню, - сказал Илья. - Хочу друзьям Москву показать.
        - И мы туда же. А откуда ваши друзья?
        - Из Гамбурга, - быстро ответил Илья. - Они здесь впервые.
        - Почему Гамбург? - буркнул Андрей.
        - Я там сидел, - процедил Илья. - Замечательный город, - сказал он девушкам. - Музеев много. И пива.
        - Значит, вы наставники? - спросила Гертруда. - Любопытно… Андрей, неужели и вы наставник? Вот не поверю. У вас такое доброе лицо…
        Андрей вздохнул, при этом у него в горле послышались тонкие хрипы. В груди все перехватило, в животе тоже. Андрея никогда не называли на «вы», и то обстоятельство, что ему пришлось увидеть тонкую полоску ткани, врезавшуюся глубоко в тело, ставило его с девушкой на новый, более интимный уровень общения. Во всяком случае, так он это понимал.
        Гертруде было лет двадцать пять - двадцать семь. Она была брюнеткой, но не жгучей, - к цыганскому типу Андрей испытывал недоверие.
        - Что же, наставник должен быть злым? - выговорил Андрей, справляясь с нервной икотой.
        - Не злым, а строгим.
        - Не обязательно. Я ведь не полицейский, не дознаватель. Моя задача - расширить кругозор подопечного, повысить его интеллект-статус. Насколько это возможно, разумеется. И, очень вас прошу, не называйте их черами. Они люди - как я и как вы.
        - Слушай, а хорошо! - потряс головой Вадик. - Хорошо сказал!
        Андрею и самому понравилось. Он и не думал, что способен так… «формулировать», что ли? Да, формулировать. Не такое уж мудреное слово.
        К смотровой башне автобус подъезжал по спирали и на протяжении трех кругов ее ствол оставался у Андрея за спиной. Для него башня вынырнула внезапно - если километровое сооружение может откуда-то выныривать, - загородила полнеба, проглотила автобус черной тенью и сплющила пассажиров своим величием.
        Вход, как и проезд на общественном транспорте, стоил семь кредит-пунктов. Андрей рассчитался за троих - Лена и Гертруда платили сами - и зашел вместе со всеми в цилиндрическую кабину лифта.

«И еще обратная дорога, - сокрушенно отметил он. - Итого - шестьдесят три крепа».
        Андрею было обидно. Он полагал, что кого-то осчастливил, на самом же деле его сбережения оказались пшиком. Подарил друзьям карточку, а что на ней останется? Еще по бутерброду, то да се - вот и весь День Единения, вот и все его деньги. Может, после кино на лимонад хватит. А может, и не хватит уже.
        На обзорной площадке было суетно и невообразимо тесно. Башня, у основания такая широкая, что и за полчаса не обойдешь, вверху сужалась до круглого зала метров десяти в диаметре. Восемь скоростных лифтов привозили все больше и больше народу, тогда как покидали площадку немногие.
        Андрей попытался протолкнуться к прозрачной стене, но впереди мельтешила группа детей, и за чубами-хохолками-косичками были видны только серые, какие-то несвежие облака.
        - Давай руку, - сказала Гертруда ему прямо в лицо, придвинувшись так, что пихни кто-нибудь Андрея сзади, они бы ударились лбами. - Давай руку, потеряемся. И Вадик пусть возьмется, и третий ваш… Илья, да? Держитесь все вместе. А то аукаться тут… Внизу тоже не встретитесь, там скоро такая же давка будет. Люди к салюту подтягиваются.
        Она говорила что-то еще - покачивалась, пропуская к окнам особо нетерпеливых, рассерженно оглядывалась, пока не оказалась прижатой к Андрею вплотную.
        Он вдруг обнаружил, что ее нос с симпатичной горбинкой - ничто по сравнению с пушистой, отливающей фиолетовым челкой и голубыми глазами. Остального он уже не видел - Гертруда подошла слишком близко, и взгляд расфокусировался.
        Какая-то грудастая дама, протискиваясь, толкнула его в спину - или Андрей сам толкнулся, чтоб отшатнуться обратно, - и они с Гертрудой прилипли друг к другу. Андрей помнил, что юбка на ней легкая, практически несуществующая, однако теперь он это не только знал, но и ощущал. За то мгновение, пока Гертруда отступала, он успел почувствовать ее мягкий живот, ее ноги - сильные и теплые, как будто его собственные, и узкую полоску ткани, при мысли о которой кружилась голова.
        - Что у тебя в кармане? - спросила Гертруда.
        - В кармане?.. Носовой платок… кажется.
        - Давно не стирал? Очень жесткий. - Она улыбнулась левым уголком губ - вроде как полуулыбнулась, и подвела Андрея к освободившемуся у окна месту.
        Сквозь рваную летящую дымку проглядывали квадратные горошины домов. Красные, желтые, голубые крыши были рассыпаны в невероятном беспорядке - градостроители боролись с любой, даже самой ненавязчивой системой и разбросали строения так, что в городе нельзя было найти двух хотя бы приблизительно похожих кварталов.
        Улицы, немотивированно изгибаясь, пересекались где под прямым углом, где под острым, а иногда сходились настолько плавно, что на перекрестках умещались лишь узкие косы газонов.
        Далеко, почти на пределе видимости, громоздился темный остров с тонкими, как карандаш, высотками и многоуровневыми эстакадами - Андрей угадал в нем деловой район, пресловутый Москва-сити. Все остальное пространство, до самого горизонта, было усеяно разноцветной мозаикой жилых домов.
        - Вот такая она, наша Москва. Второй город после Токио. Ты бывал в Токио?
        - Да… давно. Москва лучше.
        - Красиво, правда?
        - Ты красивее, - коряво высказался Андрей.
        - Благодарю… - отстраненно произнесла Гертруда. - А где твой Гамбург? В какую он сторону?
        - Вон в ту, - наугад показал Андрей.
        - А я думала, там Бибирево.
        - Сначала Бибирево, потом Бибирево-2, Бибирево-6 и так далее. А потом будет Гамбург.
        - Как-нибудь слетаю. Ты мне его покажешь?
        - Гамбург?..
        - Ну не Бибирево же! - рассмеялась Гертруда, и Андрей рассмеялся вместе с ней. - Ой, а где твой Вадик? И этот… Илья, да?
        - И Лена исчезла, - спохватился Андрей.
        - Ленка-то не пропадет. Домой, наверное, поехала. Хорошо, если Вадик с Ильей. Илья ведь Москву знает, да? Или с Ленкой… Она на него запала. Но это по секрету!
        - Договорились.
        - А Илья этот… ты уж извини, но он какой-то… Дед у меня про таких говорит:
«продуманные». Продуманный твой Илья, вот что.
        - Тебе обязательно оценивать каждого человека? - спросил Андрей.
        - Я работаю с людьми, и должна уметь в них разбираться.
        - С людьми?.. Это кем?
        - Как-нибудь расскажу… А ты кем работаешь?
        - Ты же должна уметь. Разбираться.
        - Та-ак, - задумалась она. - То, что ты наставник, это неспроста, с черами ты не для карьеры возишься.
        - Гертруда, не надо…
        - А, извиняюсь. Граждане «дважды два». Возиться - это твое призвание. Ну, тут много вариантов: учитель, педиатр… нет, ты не с детьми нянчишься. С животными! - осенило ее. - Точно! Ты обожаешь животных. Испытательная лаборатория? Или нет, мучить ты их не станешь. Что-нибудь вроде зоопарка. Да?
        - Да. Что-то вроде, - подтвердил Андрей. Разговор сразу перестал ему нравиться.
        - Молодые люди, - сказали у него под ухом, - пустите нас, пожалуйста.
        Народу на площадке набилось столько, что тесно было везде - и у окон, и в самом центре. Андрей шел за Гертрудой, держа ее за руку и каждую секунду натыкаясь пахом на ее ягодицы - и гадая, доберется ли он до лифта, не замарав брюки, и проклиная лифты за то, что они расположены так близко.
        У самой кабины Гертруда развернулась к Андрею лицом и внимательно посмотрела ему в глаза.
        - Салюта ждать не станем, - сказала она. Андрей машинально кивнул, хотя и не понял.
        - Ребят бы найти, - пробормотал он, проклиная себя за робость.
        - Ребята никуда не денутся. Вадик, сто процентов, с Ленкой поехал, а Илья местный, не заблудится. Ты где живешь?
        - Да где-то… - замялся Андрей. - У Ильи мы живем. В гостях.
        - Значит, ко мне.
        - К тебе, - глупо повторил он.
        Дом Гертруды - такой же небольшой, асимметричный, раскрашенный в салатные кубики - стоял неподалеку. Андрей про себя удивился, какого черта она тащилась в автобусе через весь город, но решив, что девушки ехали от рыжей Лены, успокоился. Думать хотелось о другом, например, о том, что под курткой у Гертруды наверняка ничего нет, - конец мая, на улице теплынь. Но если там что-то и есть, то скоро, очень скоро не будет.
        Кроме ее куртки, Андрея слегка беспокоило его собственное белье - он не был уверен, что надел носки без дырок. Парадных носков, в отличие от брюк, он не имел.
        Однако по-настоящему Андрея волновало другое: вечером, в крайнем случае утром, ему придется уходить. Завтра на работу, к Барсику. Три крепа за смену, нормально. Что на них можно купить? Пакетик воздушной кукурузы, притом маленький пакетик. Большой стоит четыре…
        То, что Андрей принял за квартиру Гертруды, оказалось прихожей. Пройдя дальше, он поцокал языком, но и это была еще не квартира, а лишь преддверие под названием
«холл».
        Гертруда что-то где-то нажала, и боковая стена отползла в сторону, открыв свободный отсек, никак не меньше площадки на башне.
        Она зашла в комнату, пнула ногой валявшуюся на полу подушку и, заведя руку за пояс, чем-то там тихонько щелкнула. Из-под юбки выпала белая полоска, с одной стороны шелковая, с другой - бархатная.

«Во дают! - подумал Андрей. - У них уже и трусы сами снимаются».
        - У нас в Гамбурге таких не носят, - сказал он, дергая на штанах заевшую «молнию».

* * *
        - Вы уже знаете? - спросил Иван Петрович.
        - Знаю, - сказал профессор. - Проходите. Вы ведь пришли не для того, чтоб меня известить? Поверили, наконец?
        - Я еще раньше поверил. Не полностью, но… Но он сам. Я выставил охрану, а Эйнштейн… Не вязать же ему руки!
        - Гриша давно их ждал. Вот нервы не выдержали. Вы представляете, что это такое - ждать? Ждать каждый день… Да заходите же!
        Белкин старательно вытер ноги и, посмотревшись в зеркало, прошел в комнату. Никита Николаевич молча указал ему на кресло и скрылся на кухне.
        - И давно он их ждал? - спросил Белкин, неторопливо осматривая мебель. - То есть ее. «Неотложку».
        - Около месяца, - отозвался через стену профессор. - Вы не голодны?
        - Нет, спасибо. Если собирались обедать, не стесняйтесь.
        Иван Петрович отодвинул тяжелую штору и выглянул в окно, затем подергал раму и, развернувшись на каблуках, задрал голову к потолку. Сверху, покачиваясь от сквозняка, свисал провод с пыльным абажуром. Крюка для люстры - или, допустим, петли - в потолке не было.
        На кухне что-то скрипнуло, послышался шум воды. Профессор наполнял кастрюлю.
        - Надеюсь, вы там не яды смешиваете?
        - Что?.. А, так вот вы зачем пожаловали! Оберегать меня собрались? Благодарю. Поздновато, правда, но все равно - спасибо. Если вы, конечно, сами не оттуда.
        - Из «неотложки»? - уточнил Иван Петрович.
        - Во-во. Из нее.
        - Никита Николаевич, у меня уже была возможность вас убить, - благостно проговорил дознаватель, усаживаясь в кресло.
        - Ну, если б она занималась одним этим…
        - А чем еще?
        Профессор закрыл кран и переставил кастрюлю на плиту.
        - Это не простая бойня, это некий отбор, - сказал он, появляясь на пороге. - Весьма осмысленный. Своего рода селекция.
        - Значит, Григорий Исаакович Эйнштейн был отобран… - молвил Белкин. - Кем? Для чего? По какому принципу?
        - Не он один. Нас довольно много. Но принцип отбора общий - интеллект-статус.
        - Понятно…
        - Понять в данном случае недостаточно. Нужно еще и поверить. А вы, как я вижу…
        - Тяжело, Никита Николаевич, - признался Белкин.
        - Вы верите одним фактам, - заметил профессор. - А факт - это то, что уже произошло. Вот Гриша руки на себя наложил - вы верите. А то, что и меня через пару дней накроет, - это под сомнением, правильно? Ничего, скоро и это станет фактом. Два-три дня, максимум - неделя.
        - Эйнштейн перед смертью написал записку.
        - Я так и думал. Гриша был невротик, позер. Наверняка ничего интересного.
«Прощайте», «встретимся на том свете»… что-нибудь в этом роде.
        - А вы психолог! Я, кажется, начинаю верить. Ваш интеллект-статус не ниже трехсот баллов, - уверенно произнес он.
        Профессор снисходительно посмотрел на Белкина и расхохотался.
        - Прибавьте еще тысячу.
        - А у Эйнштейна? Сколько было у него?
        - Где-то так же, - сказал Никита Николаевич. - Тысяча сто или тысяча двести… Особой разницы нет. Простите, по-моему, закипело.
        Он поднялся с кровати и, подшаркивая рваными тапочками, удалился на кухню.
        - Итак, «неотложка» уничтожает тех, чей статус превосходит… допустим, тысячу, - сказал Белкин, повысив голос.
        - Черов, Иван Петрович, черов, - ответил профессор. - Умных людей на Земле много.
«Неотложка» занимается только черами.
        - Но… чер не может иметь тысячу баллов.
        - Почему же?
        - По определению.
        - Вы ошибаетесь, - спокойно возразил Никита Николаевич.
        - В таком случае, ошибается все наше государство, ошибаются все люди и…
        - Вы хотели сказать - система? Нет. Хорошая система не ошибается. А у нас она хорошая, Иван Петрович. Очень хорошая.
        - Вас подобные мысли не пугают?
        - Раньше - да. Пугали. Теперь я боюсь совсем другого.
        - «Неотложки»?
        - Да ну, перестаньте! Я старый и нищий, что мне терять? Боюсь я не за себя, а за нее, за систему. Она все-таки не идеальна. И я бы не хотел видеть, как она рухнет. Но когда-нибудь это произойдет. Вот этого я и опасаюсь.
        Белкин погладил макушку и с тоской посмотрел на окно.
        - Вернемся к делу, Никита Николаевич. Что мы имеем? Некоторые люди, далеко не дураки, попадают сюда, в блок. С этим можно согласиться - либо ошибки в тестах, либо чей-то злой умысел… Ладно, приняли за версию. А некая организация под названием «неотложка» их убивает…
        - Говоря «организация», вы локализуете явление. Вы ее как бы отгораживаете от системы, а это, между прочим, ее часть. Именно так. «Неотложка» - институт государства, вроде Гуманитарной Службы или Этического Совета. Или вашей полиции.
        - А вам не приходило голову поделиться этими соображениями с Советом? Да что ж это я!.. - рассердился Белкин. - Никита Николаевич, вы опять уводите меня в сторону! Мы остановились на «неотложке». Система, не система - бог с ней! Она выбирает или отбирает… ну?!
        - Сначала она проверяет, долго и тщательно. Если подозрения подтверждаются, следует тестирование. Не обычное, ежемесячное, а всестороннее - через федеральный исследовательский центр. То, что мы последний раз проходим в двадцать лет. После двадцати проводить контроль нет смысла - так считается. Но у «неотложки» свои резоны.
        - И Андрея Белкина…
        - Да, вчера его подвергли полному контролю. И знаете, что странно? Я давно уже ничему не удивляюсь, но вчера…
        В дверь позвонили, и на кухне раздался грохот - Никита Николаевич что-то выронил из рук.
        Белкин вскочил с кресла и, скинув ботинки, тихонько перебежал к профессору.
        - Никого не ждете? - спросил он одними губами.
        - Кроме «неотложки».
        - Не ошпарились? Хорошо, встаньте за стену, чтобы вас из коридора не было видно. И не дышать!
        В дверь позвонили снова.
        - Ну иду, иду! - по-стариковски проблеял Иван Петрович. - Кому там неймется?
        - Никита Николаевич, откройте!
        - Ну открываю, открываю уже. А кто это?
        - Полиция.
        Белкин достал из-под пиджака разрядник и переставил флажок на малую мощность, но подумав, сдвинул его вверх, к самому ограничителю. Пистолет он оставил в кобуре, лишь отстегнул клапан. Иван Петрович надеялся, что стрелять все же не придется.
        - Откройте немедленно! Полиция! - повторили в коридоре.
        - У меня тут заело!.. Вы не могли бы оттянуть ручку на себя? Эти замки, беда с ними… Я открываю, надо только подержать…
        - Да держу я, держу!
        Дверь скрипнула и плотно вжалась в коробку. Белкин коснулся контактным усиком алюминиевой ручки, и, мысленно помолившись, тронул курок.
        Секунд пять снаружи не было слышно ни звука. Потом дверь отпустили, и чья-то голова гулко стукнулась о кафель.
        Глава 8
        Пятница, вечер
        С обзорной площадки Илья ушел не сразу. Потеряв сначала Вадика, а вскоре и Андрея, он хотел спуститься вниз, но передумал и решил посмотреть на салют - когда еще удастся!
        Хвостатые звезды, словно всплывая из омута, втыкались в темнеющее небо и разбухали разными, на любой вкус, букетами. На башне выключили свет, и огненные блестки, пролетая мимо окон, отражались в лицах желтым и голубым.
        Каждый залп сопровождался криками «ура!», и Илья с внезапным раздражением подумал, что со времен первых китайских фейерверков вряд ли что-то изменилось.
        Незадолго до конца представления он протиснулся к центру площадки и зашел в пустой лифт. Самые предусмотрительные последовали его примеру, большинство же осталось в зале, чтобы через несколько минут устроить свалку и в переполненных кабинах отдавить друг другу ноги.
        Когда Илья оказался на улице, техники уже начали разбирать пусковые установки. Короткие квадратные фургоны с эмблемами Дня Единения Народов подъезжали к площади и выстраивались в четыре колонны.
        Илья прошел вдоль вереницы одинаковых грузовиков и, остановившись у торговых автоматов, нажал кнопку на своем браслете. Затем поднял руку и, изобразив задумчивое ковыряние в ухе, сказал:
        - Царапин вызывает.
        - Секунду, Царапин, - отозвалось в черепе. - Связь не прерывать. Жди.
        - Хорошо, жду.
        - И не трепись, - велел голос. - Стой молча!
        Кожу на затылке защекотало, но почесаться Илья не решился - кругом были люди.
        Колонны раскрашенных фургонов постепенно сдвигались вперед. Когда с Ильей поравнялась очередная машина, он не обратил на нее внимания - разве что ход у нее был полегче, без вибрации и гула.
        Внезапно три буквы в слове «Единения» выделились из ряда и скользнули вверх. В черном проеме появились руки и медленно, как во сне, взяли Илью за шкирку.
        Спустя мгновение он оказался внутри. В кузове было темно - как раз настолько, чтобы не увидеть лиц двоих сидевших там мужчин. Илье надавили на плечи, и он волей-неволей опустился на жесткую скамейку - попутно соображая, что за спиной тоже кто-то есть.
        - Докладывай, - сказал голос.
        Впервые за эти годы Илья слышал его не через вшитый за ухо динамик, а естественным образом - самими ушами, причем двумя.
        - Я их передал, - молвил Илья.
        - Это и так ясно. Кто второй?
        - Вадик, я говорил уже. Он просто сосед. Увязался, куда ж его денешь…
        - Просто? Уверен?
        - Конечно. Псих обычный. Шваль. Мусор, а не человек. Он, понимаете…
        - Достаточно, - прервали Илью. - Художника мы сами прощупаем, без тебя.
        - Художника?..
        - Да, Царапин, чера Вадима Ветрова. Художника. Спасибо за сотрудничество…
        Голос закончил, хотя, судя по интонации, он хотел добавить что-то еще.

«Спасибо за сотрудничество, но…» - представил себе Илья и оцепенел в ожидании. Либо удар, либо инъекция, но обязательно - сзади. Там еще двое, с крепкими руками. С крепкими и цепкими. Прямо стихи…
        В нависшей тишине было слышно, как загомонили на улице - мимо фургона брела толпа из смотровой башни. Люди делились впечатлениями и что-то выкрикивали - скорее по инерции, чем от веселья. Кто-то пробарабанил по стенке нехитрый ритмический рисунок: «та-та-тратата».
        Илья вздрогнул.
        - Ой, забыл! - выпалил он.
        - Тише. Что забыл?
        - Вчера вечером… Виноват, закрутился. Надо было сообщить, а я… Этого Эйнштейна…
        - Следы оставил?
        - Я? Нет. Я до него вообще не добрался.
        - Что ты сказал? До Эйнштейна? Ты не добрался?!
        - Там у двери дознаватель стоял. По-моему, не случайно. Белкин его фамилия. Как у объекта. А зовут… не то Иван Иваныч, не то Петр Петрович.
        - Царапин, ты ничего не путаешь?
        - Как это, интересно?
        - А вот так. Акция по Эйнштейну прошла успешно. На твой счет переведены еще десять тысяч.
        - Кстати, нельзя ли часть денег…
        - Нельзя. Пока ты в легенде - нельзя. Насчет Эйнштейна…
        - Не убивал я его! - взмолился Илья.
        - Ясно. С этим тоже разберемся. Как, говоришь? Белкин? Дознаватель из управы?
        - Если жетон не фальшивый… да нет, не фальшивый. Я их столько перевидал… И вел он себя уверенно. Это самое главное. Как хозяин себя вел. Белкин, да. То ли Иван Иваныч, то ли…
        - Достаточно. Значит, ты остаешься. Еще немного поработаешь.
        Илью качнуло в сторону. Загудели, сливаясь в унисон, сотни скатов - фургон двигался в колонне. Спустя десять минут машина начала разгоняться - похоже, водитель покинул строй и свернул на свободную улицу.
        - Мне нужны деньги, - снова сказал Илья. - Немного, на карманные расходы. Ботинки человеческие купить.
        - Тебе за ботинки три месяца пахать положено. Получишь в гуманитарной лавке и будешь ходить, как все ходят. А сейчас… держи.
        В темноте Илья разглядел протянутую руку и на ощупь взялся - это было горлышко. По весу - литр.
        - Желательно без эксцессов, - предупредил голос. - На два подхода разделить сможешь? Или половину на дорогу вылить?
        - Не мальчик, - огрызнулся Илья. - А деньги? Мне за проезд заплатить нечем.
        - Даром довезут.
        Машина резко затормозила, и в стене открылась панель. Сквозь узкий прямоугольник в кузов влился слепой лунный свет. Илья увидел самого себя и бутылку; все, что было вокруг, стало еще более черным.
        - Вон там объездная, - сказали ему из мрака. - На той стороне автобусная остановка. Сам знаешь.
        Илья спрыгнул на землю и пошел к переходу. Поднявшись по крутой лестнице, он обернулся. Фургон уже исчез за деревьями. По объездному кольцу проносились редкие автомобили, но смотреть на них было скучно.
        Он с треском открутил пробку и, сделав большой глоток, поднес этикетку к глазам.
«Праздничная особая».
        Что в сегодняшнем празднике было особенного, Илья не понимал. Ну, отработал для
«неотложки» еще двух черов. Один - замечательный художник, второй… просто человек. Хороший. За неубитого Эйнштейна - десять тысяч, за этих двоих - литр водки. Что особенного? Ничего.
        Илья глотнул еще и, завинтив крышку, направился к остановке.
        Ничего, ничего… Еще два чера, подумаешь! А третьего, стало быть, без него как-то… Деньги-то с карточки не отзовут? Десять тысяч - сумма серьезная. Боже, сколько же за них надо работать? Если на конвертере, то всю жизнь. Андрюха, бедолага, тысячу накопить не мог, а тут - десятка.
        Илья замер и приложил ко лбу ладонь. Андрюха… Андрюху-то он больше не увидит. Никогда.
        Он яростно размахнулся, но в последний момент опомнился и удержал бутылку в руке. Не-е… От этого легче не будет.
        Сорвав пробку, Илья вставил горлышко в рот и запрокинул голову.
        Вот, как раз половина. Теперь бы добраться… И дом не перепутать. И не решиться на что-нибудь такое, чего по трезвости не сделаешь. На что-нибудь отважное и страшно глупое. Потому что потом, по трезвости, будешь жалеть. А трезвость - она как смерть: приходит, не спрашивая.
        Илья дотащился до автобуса и сел на грязный пол.
        Водитель с интересом глянул в зеркало - как-никак человек возвращался из центра, да еще с праздника. Похоже, устал неимоверно.
        Илья сидел в углу, положив голову на согнутые колени. Он знал, что за ним наблюдают, но все, что он мог, - это спрятать лицо.
        Он хотел выпить еще, но чувствовал, что на сегодня хватит. Он хотел заплакать, но у него не получалось.

* * *
        Белкин дождался, пока окошко индикатора не нальется зеленым, и, приготовив разрядник, рывком открыл дверь. В коридоре лежал молодой мужчина, одетый как нельзя более заурядно: поношенные брюки, ботинки со сбитыми носами, брезентовая куртка нараспашку. Из особых примет - волосы, распушившиеся пшеничной шапкой и качавшиеся от сквозняка. Но это временно.
        Чер, - сразу определил Белкин.
        Дознаватель занес его в квартиру и обыскал. Ничего колющего, режущего, тяжелого. Карты с гражданским номером у мужчины тоже не было - только часы с широким браслетом, но ими не убьешь.
        - Никита Николаевич, может, он просто в гости?
        - Впервые вижу, - отозвался профессор.
        - Подумайте хорошенько. Сосед, или с работы кто-нибудь. Случайный знакомый. Разговорились на улице, пригласили…
        - Нет.
        Белкин перевернул незнакомца на живот и, скрестив ему руки за спиной, накинул на большие пальцы пластиковую стяжку. После этого отволок его к креслу и, приподняв, усадил.
        - Чашку холодной воды, пожалуйста, - сказал он профессору.
        Выплеснув воду мужчине в лицо, Иван Петрович похлестал его по щекам и проверил зрачки.
        - Сейчас очнется.
        Он выложил на стол диктофон и тронул маленькую кнопку.
        - Вы… - сонно сказал человек в кресле.
        - Уже?! - обрадовался Белкин. - Имя, фамилия, номер.
        - Вы… кто?.. Почему?..
        - Имя, фамилия, номер, - благодушно повторил дознаватель. - Отвечать быстро.
        - Ничего вы от него не добьетесь, - сказал профессор. - Я вам не нужен? Пойду, приготовлю что-нибудь. К ужину как раз и пообедаю…
        - Ну, палач, как зовут? - спросил Белкин. Мужчина заерзал, но, осознав, что рук ему не освободить, угомонился и с упрямой улыбочкой уставился в пол.
        - Имя, фамилия. Давай!
        - Хрен Моржов, - ответил он.
        - Это тебя родители так назвали? Повезло же тебе… Номер!
        - Не помню.
        - Ничего, бывает. Документы?
        - Дома оставил.
        - А где живешь?
        - Не помню, - снова сказал он и, подняв глаза, опять улыбнулся. Нагло и уверенно.
        - Ты зря скалишься. Покушение на убийство - это не с балкона помочиться. Если сильно не повезет, сядешь навсегда. Но можно и смягчить. «Неотложка»…
        - Это когда не ты к врачу идешь, а он к тебе едет.
        - Погоди, куда ж ты торопишься? Я ведь еще не спросил ничего. Заранее ответ приготовил? Молодец. Значит, был повод, правильно? Значит, ты и про другую
«неотложку» знаешь, которая тоже на дом приезжает, но не лечит. Итак?..
        Мужчина смутился, но не сильно. По крайней мере, он не боялся. Или здорово играл.
        - Я не доктор, - сказал он.
        - Легко догадаться. Зачем пришел?
        - Соли взять. Взаймы, конечно. Я бы потом отдал.
        - Почему назвался полицейским?
        - Так я пошутил.
        - Разумеется…
        Белкин перестал расхаживать по комнате и, схватив его за плечо, надавил на ключицу.
        - Слушай, умник! Насчет покушения не выгорит, ты прав. Рано я тебя прищучил, надо было позволить тебе что-нибудь сделать, да рисковать не хотелось. А вот с шуткой про полицию у нас все складывается. Тут и свидетели, и твое признание.
        Иван Петрович потряс диктофоном и положил его обратно на стол.
        - Ничего я не говорил… - выдавил мужчина.
        - И отказ от собственных показаний - тоже тут. А что такое два взаимоисключающих высказывания? Не понимаешь? А я тебе объясню. Одно из них ложно, вот и все. Заведомо ложно, - уточнил дознаватель. - Еще полчаса с тобой пошутим - глядишь, года на два и наскребем.
        Отвернувшись, он достал цилиндрик микротерминала и, не включая, скороговоркой произнес:
        - Белкин запрашивает наряд. Нарушение статей «семьсот три» и «тысяча пятьсот двенадцать»… Нет, не опасен… Да, я жду…
        Затем убрал цилиндр в карман и склонился над креслом.
        - Минут десять у тебя еще есть. Но я бы на твоем месте постарался уложиться в пять. Вдруг у меня настроение изменится? - Он придвинулся еще ближе и прошептал:
        - Про «неотложку» записывать не будем. Ты мне расскажешь по секрету и спокойно пойдешь домой. С нарядом я как-нибудь улажу.
        - Как же ты с ним уладишь? - спросил мужчина, тоже шепотом. - Если наряд не приедет? Потому что ты в свою палочку адрес не назвал. А еще она должна пищать, твоя палочка. Когда дежурная по участку на связь выходит. А она у тебя не пищала. Клоун ты дешевый.
        - Отлич-чно, - процедил Белкин. - Оскорбление должностного лица. Продолжай.
        - Я полагаю, продолжать мы не станем, - сказали в дверях. - Этот произвол необходимо закончить. Немедленно.
        На пороге стоял высокий пожилой человек с таким знакомым лицом, что представляться ему не имело смысла. И тем не менее он представился:
        - Иващенко. Член Этического Совета Республики.
        Из-за его широкой спины появились двое бойцов в черных комбинезонах и тонированных бронешлемах. Оба держали длинные тепловые винтовки, и оба целились не в кого-то, а в Белкина.
        - Извольте предъявить удостоверение, - сказал Иващенко.
        Дознаватель медленно, чтоб не тревожить стрелков, сунул руку в пиджак и вытащил жетон.
        - Угум… - молвил Иващенко, возвращая карточку. - Прошу вас дать отчет, на каком основании нарушены права гражданина.
        - Никита Николаевич, это ты их вызвал? - спросил Белкин.
        - Не сходи с ума, Иван Петрович. Их вызвал палач. Не сам, наверное, а через начальство.
        - Никита Николаевич! - вмешался Иващенко. - Никакие прошлые заслуги не позволяют вам оскорблять гражданина…
        - Гражданина Хрена Моржова, - продолжил Белкин. - Неизвестный задержан за сопротивление правосудию.
        - Я не вижу здесь никакого правосудия. Чем вы тут занимаетесь?
        - Расследую убийства Тарасова и Павлова.
        - Очень хорошо, что расследуете. Задержанный в чем-то подозревается? Почему допрос идет не в участке, а на квартире? - Иващенко, не переставая говорить, подошел к столу и двинул пальцем плоский диск. - Вы предупредили задержанного, что записываете?
        - Не предупредили! - мгновенно ответил мужчина. - Меня ни о чем не предупреждали!
        - Что же вы, Белкин? Я не пойму, кто из вас двоих преступник?
        - У меня есть информация, что здесь готовилось убийство.
        - Да-а? - деланно удивился Иващенко. - У вас, у полицейских, всегда найдется какая-нибудь информация. Вот убийцы у вас не находятся, ну никак! А информации - этого у вас навалом. Надеюсь, она задокументирована? Хотелось бы ознакомиться.
        Иван Петрович взглянул на профессора - тот лишь скорбно опустил веки.
        - Нет, - сказал Белкин. - Она не на бумаге, а в голове.
        - Надо же, какая у вас замечательная голова, - с издевкой произнес Иващенко. - Обладает юридической силой! Ну, а санкция? Санкция на допрос? Тоже в голове?!
        - Разве это допрос? Так, беседа. Дружеская.
        - Дружеская?! Вот уж, не хотелось бы числиться в ваших друзьях, господин дознаватель!
        Он жестом велел одному из бойцов снять с мужчины наручники. Второй продолжал водить стволом за Белкиным.
        - Неизвестный! - обратился к нему Иващенко. - Как вас там?..
        - Соколов. Георгий, - ответил он, массируя онемевшие пальцы.
        - Соколов Георгий, вы находитесь под неоспоримой правовой защитой Этического Совета Тотальной Демократической Республики, - без энтузиазма объявил Иващенко. - Любые ваши жалобы, касающиеся данного инцидента, будут рассмотрены во внеочередном порядке. Меры будут приняты незамедлительно.
        - Вы же сами все знаете.
        - Я должен услышать от вас, гражданин… Соколов, да? Не бойтесь, вы в полной безопасности.
        - Я и не боюсь… Электрошок, задержание, обыск, наручники, допрос. На два года наберется, а? - подмигнул он Белкину.
        - Не так скоро. - Иващенко достал свой диктофон и демонстративно включил запись. - Еще раз, и подробнее.
        Профессор поймал взгляд дознавателя и, извиняясь, развел руками. Тот равнодушно повел подбородком - ничего, выкрутимся.
        - Говорите, я жду, - напомнил Иващенко.
        - А?.. - Соколов потер затылок возле левого уха и странно посмотрел на Ивана Петровича. - Что говорить-то?
        - Все, что перечислили, - ответил Иващенко. - Задержание, допрос и так далее.
        - А-а!.. - Он снова почесал за ухом и вполголоса чертыхнулся. - У меня претензий нет.
        - Постойте! А электрошок?
        - Я пошутил, - бесхитростно ответил мужчина. Все, кто находился в комнате, даже второй стрелок, удивленно повернулись к креслу. Соколов-Моржов сидел, по-детски хлопая ресницами. Он, кажется, понимал, что ведет себя нелепо, но давать показания против Белкина не собирался. Он почему-то передумал. Почесал голову - и тут же передумал.
        - Когда мы пришли, на вас были наручники, - сказал Иващенко. - Это противозаконно, и вы…
        - Претензий не имею.
        - Вас допрашивали без санкции…
        - Претензий не имею.
        Иващенко тяжко вздохнул.
        - Вы желаете что-нибудь сообщить?
        - Попросить, - сказал Соколов. - Помогите мне отсюда уйти. Доведите до остановки, дальше я сам.
        - Вас здесь удерживают силой?
        - Нет, просто эти люди мне неприятны. Но претензий к ним…
        - Да, я уже слышал. Что ж, ступайте.
        Иващенко дал знак бойцам, и те вымелись в коридор.
        - А вы, Белкин, учтите: без последствий все равно не обойдется. Полицейского произвола я не допущу. Не для того меня в Этический Совет выдвигали.
        - Я принял к сведению, господин член Совета, - сухо отозвался Иван Петрович.
        - Учтите, Белкин! - дурашливо повторил Соколов-Моржов. И при этом посмотрел ему в лицо.
        Иван Петрович широко улыбнулся.
        Палач тоже улыбнулся, но одними глазами. Его улыбка получилась злее.
        - Скотина… - прошипел Белкин, когда они с профессором остались вдвоем. - Клоуном меня обозвал!
        - Клоуном?
        - Да. Дешевым.
        - Этот молодой человек не чер, вот что я вам скажу. В блоках слово «дешевый» не обладает дополнительным значением. У нас нет ни дешевого, ни дорогого. У нас все бесплатное.
        - Никита Николаевич, не нужно меня убеждать. Я все вижу. Неужели в этом замешан Совет?
        - Сомневаюсь. В противном случае…
        Профессор болезненно прищурился и, взявшись за поясницу, присел на кровать.
        - Что «в противном случае»? - нетерпеливо спросил Белкин.
        - Вероятно, политкорректных маразматиков из Совета используют как слепой щит. Иначе все было бы необратимо. Это был бы тупик. И мы бы не сопротивлялись.
        - Продолжай, Никита Николаевич. Раз уж начал.
        - Вчера Андрея Белкина подвергли полному контролю. Я знал об этом заранее и успел кое-что…
        Под пиджаком у Ивана Петровича отчетливо пискнуло.
        - Секундочку…
        Он достал микротерминал и, бледнея, выслушал чей-то монолог.
        - Есть… - сказал он в конце и убрал цилиндрик. - Начальство требует. Срочно.
        Профессор грустно покивал.
        - Но я скоро вернусь. Надо же мне узнать, что с этим Белкиным, с однофамильцем моим. Кстати, неглупый парень.
        - Неглупый, неглупый… А может, и не надо тебе ничего узнавать… Спасибо, Иван Петрович.
        - Не стоит. Мне за это платят.
        - Я тебя благодарю не за то, что ты меня спас. Скорее не спас, а еще хуже сделал… За участие спасибо.
        Никита Николаевич проводил его до коридора и протянул руку.
        - Я вернусь, - пообещал Белкин. - Или пришлю кого-нибудь. А ты пока поберегись.
        - Поберегись… - с усмешкой сказал профессор. - В шкафу мне, что ли, прятаться? Там тесно.
        - Да вроде нет, он у тебя просторный, - хохотнул Иван Петрович. - Ты постарайся. Хоть бы и в шкафу.
        - Двум скелетам в шкафу не место, - туманно ответил он.
        Белкин пожал плечами и скорым шагом направился к лифту.
        - Как приеду в участок, сразу с тобой свяжусь! - крикнул он с полдороги, но профессор уже закрыл дверь.
        Глава 9
        Суббота, утро
        - У тебя есть печенье? - спросил Андрей. - А, ладно, уже бежать надо.
        - Бежать? Куда?
        Гертруда вышла из спальни в чем-то прозрачном. Андрей покосился на ее торчащую грудь и решил, что лучше бы она не одевалась совсем.
        Это называлось «пеньюар», Андрей уже знал. За ночь он узнал столько всякого, что, казалось, в голове должен был вырасти второй мозг. Например, «спальня»… Комнаты, как и одежда, отличались и служили каждая для своего. Раньше Андрей это видел в фильмах, теперь он очутился в фильме сам.
        Много, слишком много нового за одну серию. В том числе - того, чего в приличных фильмах не показывают. Такое можно посмотреть лишь по платному каналу. И, конечно, не в Бибиреве-6.
        - Куда ты собрался? - обиженно повторила Гертруда.
        - Я ненадолго. Вечером приеду обратно. Если ты хочешь.
        - Но это даже неприлично!
        Андрей промолчал. За прошедшую ночь он многое сделал единственно из опасения, что отказываться неприлично. В итоге это слово все равно его настигло. Он-то считал, что неприлично - это когда трусы из-под юбки выглядывают. И когда их снимают перед первым встречным - это тоже неприлично…
        Нет, Андрей не думал о Гертруде плохо. Он ей был благодарен, и все такое… Скорее, он вообще о ней не думал. Он думал о Барсике и о том, как будет добираться до конвертера. Смена начиналась через два часа, и он не был уверен, что успеет.
        - Не знаю, как у вас в Гамбурге, а у нас в Москве мужчины по утрам не сматываются, - сказала Гертруда. - Я тебе что, девка одноразовая?
        - Ну зачем ты?.. Я же вернусь. Честно!
        Она прошелестела мимо и, открыв в стене одну из многочисленных дверок, достала узкую черную бутылку.
        - Не пей вина, Гертруда… - покачал головой Андрей.
        - Чего?.. Не твое дело!
        - Ничего. Это из «Гамлета».
        - Ох, боже мой! А я не читала, понятно?
        Гертруда с красивым звуком откупорила бутылку и наполнила стакан тяжелой темно-вишневой жидкостью.
        - Все-таки уходишь? - спросила она, насупившись.
        - До вечера. Мне вернуться?
        - Ты же орал «честно»!
        - Так мы не поссорились?
        - Поссорились, конечно. Ты хам и бабник. «Вечером» - это во сколько?
        - Вечером - это вечером.
        - Не придешь - я твой Гамбург вверх дном переверну.
        Андрей двумя пальцами взял ее за ткань пеньюара и чмокнул в приторные от вина губы.
        - Не скучай, Гертруда.
        Если б ему месяц или неделю назад - да хоть бы и вчера! - сказали, что он вот так запросто будет обращаться с полузнакомой женщиной, он бы не поверил. Андрей не был девственником, в тридцать два года это невозможно, однако его интимная жизнь имела характер столь эпизодический, что ее, считай, и не было вовсе.
        Выйдя от Гертруды, он оказался в громадном восьмиугольном холле. В этом доме было мало коридоров, мало замкнутого пространства, и много открытого, с асимметрично расставленной мебелью. Здесь и дышалось легче, хотя Бибирево-6, как и все окраинные районы, было окружено лесом.

«Наш Гамбург, - горько подумал Андрей. - Пора ехать в наш Гамбург…»
        Он сбежал по лестнице и встал - между двойными дверьми ковырялся какой-то сгорбленный тип. Мужчина вроде как спорил с самим собой и покидать тамбур не собирался. Андрей немного постоял и потянул за ручку. Субъект что-то пробубнил и, вывалившись, уперся макушкой ему в живот.
        Это был Вадик, собственной персоной. Пьяный вдрызг.
        - Ба-а!.. - воскликнул он, силясь зафиксировать взгляд на одной точке. - И ты, Андрюшка?
        - Ты как сюда попал?
        - А во!.. - Вадик взмахнул руками - в каждой было по бутылке.
        - Прямо с утра? Эх-х!
        - С како… какова утра? А-а-а!.. Тс-с-с! У меня утра не было, Андрюшка. У меня еще ночь. И Ленка у меня. Тс-с-с… Такая баба!..
        - Ленка? Это та, рыжая? Где «у тебя»?
        - Тут. На третьем этаже, - невообразимо медленно вымолвил Вадик.
        - Она здесь живет?
        - Да. Мы с ней. Живем.
        - Деньги на водку у тебя откуда?
        - А у Ленки кредит. Неог… неаг…
        - Поехали домой, чудо!
        - Ну, - ответил Вадик и, закатив глаза, начал сползать вниз.
        Андрей подхватил его у самого пола и приставил к стене.
        - Идти можешь?
        - Куда? - спросил он, мучительно возвращаясь в действительность.
        - Домой, Вадик. В Бибирево.
        - Не… Тут Леночка. У нее такая… И ты не едь, Андрюшка.
        - Мне на работу надо. И тебя по дороге заброшу.
        - Ты больной человек…
        - Я-то в порядке. Барсик себя плохо чувствует.
        - Бар… Бар?.. Который в баке с говном плавает?
        - Он там не плавает, - терпеливо произнес Андрей. - Он там живет.
        - Я и говорю. Ты же с Гер… с Гер… ты с ней был? Тоже вариант. А ты от нее уходишь. От такой. К Мур-зику своему говняному.
        - Слушай!.. - Андрей еле сдержался, чтоб не вцепиться ему в горло. - Половину того, что ты ешь, сделал мой Барсик! Не Мурзик, а Барсик! Запомнил, дрянь пьянчужная? Ты едешь? Остаешься? Ну и черт с тобой!
        Он хлопнул Вадика по сальной небритой щеке и, оттолкнув его в угол, пошел к дверям.
        - Андрюшка! - позвал Вадик жалобно и почти трезво.
        - Что, передумал?
        - Андрюша… ты болен. Выздоравливать пора.
        - Тьфу!
        Он выскочил на улицу и, заприметив невдалеке знакомый голубой козырек, помчался к автобусу. Вокруг было пусто - насколько это возможно в живом городе. По вылизанному тротуару шли, никуда не спеша, человек пять или шесть. Машин было мало, и те тоже ехали как-то с ленцой, точно на экскурсии.
        Сориентировавшись в маршрутах, Андрей скормил автомату карточку и зашел в салон. Минус семь кредит-пунктов. Странно: он торопился на конвертер, чтобы получить три крепа за рабочую смену, и ради этого тратил семь. А еще возвращаться… Андрей не был уверен, что приедет обратно, но в то же время сомневался, что у него хватит сил усидеть дома, - когда здесь его ждет такая большая спальня и такой прозрачный пеньюар…
        Поездка в автобусе заняла полчаса. Первые десять минут Андрей не сводил глаз со смотровой башни, потом она переместилась вбок и вскоре растаяла в молочной дымке.
        Рассматривая аккуратные домики за окном, Андрей вспомнил, как, борясь с собой, заглядывал Гертруде под юбку, и снова подумал о том, что до башни они с Леной могли бы добраться гораздо проще. Им же почему-то понадобилось учесать к самой кольцевой, и оттуда тащиться обратно.
        Андрей размышлял об этом до тех пор, пока не поднялся в трубу перехода, но как только он спустился на другой стороне, в мозгу будто что-то переключилось.
        Барсик. Как он там, бедный? Поправился или все еще хворает?
        По монитору в муниципальном автобусе Андрей узнал, что за прошедшие сутки ничего экстраординарного в Тотальной Демократической Республике не произошло. Народы достойно отметили весенний День Единения и начали готовиться к следующему, зимнему.
        Чтобы не слышать диктора, Андрей ушел на заднюю площадку. За гущей темного непричесанного леса появились первые блоки - четверки высотных зданий, пугающие своей нарочитой железобетонной схожестью.

«Их можно было бы раскрасить», - подумал Андрей. Если дать Вадику море краски и главное - разрешение, он бы превратил эти дома в произведения искусства. «Ну, пусть и не искусства», - оговорился Андрей. Дом - не картина, его вверх ногами не перевернешь. И все же так будет веселее.

«Было бы, - опять оговорился он. - Было бы веселее. Если б разрешили. Но ведь не разрешат же».
        Из автобуса Андрей пересел в линейку, точнее - перешел, поскольку свободных мест в вагоне, как всегда, не оказалось. Через полчаса он уже был возле помойки, которая после праздника украсилась грандиозными отвалами мусора. Барсику и его собратьям предстояло все это переработать - не считая штатных ежедневных поступлений.
        В камере, кроме сменщика Новикова, Андрей обнаружил троих незнакомых операторов и самого Чумакова. Андрей почувствовал неладное - бригадир к бакам без причины не спускался. Значит, был особый повод.
        Уже догадываясь, но еще не веря, он молча подергал Новикова за локоть. Тот поджал губы и провел в воздухе указательным пальцем: два раза, крест-накрест.
        - Жив пока, - сказал Новиков. - Но они его собираются заменить.
        - Как это заменить?! - воскликнул Андрей. - Кем?
        - Хочешь - сам полезай, - не оборачиваясь, ответил Чумаков. - Наверху видел? Работы по горло. А ваш не справляется.
        - Он выздоровеет! Я сегодня подежурю, все будет нормально!
        Андрей заметил, что табличка на баке не прикрыта, и стиснул зубы - он обещал Барсику краску. Он замазал бы этот злополучный номер, и тогда Барсик обязательно поправился бы, и…
        Один из операторов приставил к табличке отвертку и с противным жужжанием начал выкручивать винты. Андрей не сразу сообразил, что это значит. Когда он понял, к баку уже привинчивали новую бирку - с новым номером. С новым именем.
        - Нет, не надо! - крикнул он.
        - Поздно, Белкин, - ответил Чумаков. - Уже звереныша привезли. Они, когда маленькие, в ведре умещаются. Хочешь посмотреть? Жуть! А этого мясорубкой… Ребята там налаживают. Ну, и ножи поточат, чтоб быстрее. Вж-ж-жик!.. И все. Так что если проститься желаешь, последнее слово, или еще чего - сейчас самое время.
        - Не смей этого делать, - тихо сказал Андрей.
        - Угрожаешь? Работу потерять не боишься?
        - А ты? Ты чего-нибудь в жизни боишься?
        - Белкин! Я философов не люблю, - с угрозой проговорил Чумаков. - И, кстати, на брудершафт я с тобой не пил.
        - Так и я с тобой - тоже.
        - Я гляжу, тебе деньги совсем не нужны.
        - Деньги?! Три крепа за шесть часов!
        - Белкин, ты свихнулся? Три крепа его не устраивают! Где тебе заплатят больше?
        - Грабить буду. По башке лупить, животы вспарывать. И начну с тебя, садист поганый.
        - Уволен, - мгновенно отозвался Чумаков. Андрей достал из своего шкафчика последнюю бутылку лимонада и, отпив половину, вылил остальное Чумакову под ноги.
        - Ты и правда помешался, - пробормотал Новиков. - Кто убирать-то будет?
        - Тот, кому за это платят. Счастливо вам тут… повеселиться.
        Андрей хлопнул дверцей и внимательно посмотрел на Чумакова, словно запоминая его навсегда.
        Громыхающая платформа с раздвижной решеткой сегодня ползла особенно долго - Андрей успел воскресить в памяти и свой приход на конвертер, и пакеты, без которых вначале не обходится ни один оператор, и первую пачку печенья, съеденную возле бака, и свои беседы с Барсиком. Сможет ли он так же откровенно поговорить с кем-нибудь еще? Андрей сомневался. Поднявшись на поверхность, он миновал проходную с символическим турникетом и вышел к свалке.
        Комбайны по-прежнему рубили мусор и выгружали его в зев транспортера. Водители тряслись в своих кабинах и иногда, съезжаясь ближе, перебрасывались короткими фразами. Внизу, под бетонным основанием, трудились, переваривая отходы, искусственные существа. На конвертере ничего не изменилось. Только Барсика убили.
        Андрей зябко задрал воротник и, сунув руки в карманы, пошел на станцию.
        Линейка по расписанию прибывала через десять минут, и, чтобы чем-то заняться, Андрей стал рассматривать рекламные плакаты. Каким-то чудакам взбрело в голову призывать черов к покупке особо мягкой туалетной бумаги и высокоинтеллектуальных зубных щеток.
        Похмыкав над глупостью рекламщиков, Андрей вдруг сообразил, что плакаты предназначены для пассажиров обычной электрички, которая здесь не останавливается, но слегка притормаживает. Скучающие граждане зацепятся взглядом за голую девичью задницу или девичий же разинутый рот и, не исключено, приобретут - кто бумагу, а кто щетку. В зависимости от потребностей.
        Андрея все это не касалось. Его потребности были регламентированы гуманитарной службой, а она подобных излишеств не предусматривала.
        Побродив по перрону, он присел на каменный парапет. В ту же секунду сбоку раздался протяжный автомобильный сигнал. Андрей покрутил головой - кроме него, на станции никого не было, лишь у конвертера топали несколько освободившихся операторов.
        Андрей поднялся и, обойдя заклеенный плакатами павильон, присвистнул. На узкой трехполосной дороге за полотном линейки стояла черная машина с алыми сердцами на дверях и капоте. В марках Андрей не разбирался, но, судя по форме, это было что-то дамское и весьма изысканное. И, наверно, безумно дорогое.
        Левая дверца откинулась, и из нее появились: туфля на высоченном каблуке, нога безо всяких признаков юбки, затем все же юбка, под которой мелькнуло что-то белоснежное и ослепительное, и наконец остальное - тонкая ручка, талия, грудь, лицо.
        Гертруда.
        Андрей, задохнувшись от испуга, дернулся было за стену, но не успел.
        - Попался? - радостно крикнула девушка. - Иди сюда, чего тебе на линейке делать? Я довезу.
        Первым желанием Андрея было отказаться, однако он понял, что уже ничего не изменишь. Он мог бы сочинить какую-нибудь историю - например, что ходил на конвертер из любопытства, но это уронило бы его достоинство еще ниже. К чему валять дурака? Надо подойти и признаться: «да, я чер». Авось небо на землю не упадет… Признаться и проехаться в шикарном автомобиле, если уж предлагают. Хоть раз в жизни.
        Он перебрался через железнодорожные пути и пошел к машине - сначала робко, но с каждым шагом все смелее и смелее. Когда нечего терять, нечего и бояться. Останавливаясь у открытой дверцы, Андрей уже улыбался.
        - Как ты меня нашла? - спросил он. - Вадик растрепал? Товарищ, называется…
        - С Вадиком твоим я не общалась. Он у Ленки лежит.
        - Пьяный?
        - Голый… Что же ты мне наврал? - сказала Гертруда, впрочем, вполне дружелюбно.
        - Про то, что я чер? Вернее, что не чер…
        - Про то, что в Гамбурге живешь. Ладно, садись.
        Операторы с конвертера уже зашли на перрон и ошеломленно замерли - девушка, автомобиль и Андрей никак не увязывались. Был среди них и сменившийся Новиков. Андрей помахал ему рукой и, обойдя машину, утонул в спинках-подушках-подлокотниках.
        Гертруда поправила прическу и, прежде чем вернуться взглядом к дороге, рванула вперед. Где-то у самого уха взвизгнули колеса, и машина, оставив позади тучу оранжевой пыли, вылетела на среднюю полосу.
        За рулем Гертруда держалась еще лучше, чем в постели. Андрею стало интересно, какое из этих удовольствий она попробовала раньше. Ответить определенно он не смог, зато окончательно понял, что автобус Гертруде без надобности.
        - Откуда ты знаешь, где я работаю? - спросил Андрей.
        - Я все про тебя знаю, - ласково произнесла она. - Я даже знала длину твоего члена - еще до того, как ты разделся.
        Андрей озадаченно помолчал.
        - И что скажешь? - выдавил он.
        - Что? А, ты об этом… Не надо цинизма. Я в медицинском смысле.
        - Ну и куда мы едем?
        - Только не в Гамбург, - усмехнулась она. - Ко мне, конечно.
        - Я не хочу.
        - Ой, не будь таким киселем! - капризно протянула Гертруда.
        - В носках? - спросил Андрей.
        - Что?..
        - «Не будь киселем в носках». Ты это хотела сказать? Я все не мог вспомнить, где я твой голос слышал. Тогда, вечером. В кустах.
        - Да, это была неудачная попытка, - спокойно сказала Гертруда.
        - Меня ведь предупреждали…
        - О чем же?
        - Что появится незнакомка, и…
        - Надеюсь, прекрасная? - вставила она.
        - Да. Профессор был прав.
        - Спасибо. И что дальше?
        - Ничего. - Андрей испытующе посмотрел на Гертруду и невольно залюбовался ее профилем. - Ничего хорошего.
        - Тебе удобно? - невпопад спросила она. - Сиденье удобное?
        Андрей поворочался - упругие сегменты кресла неизменно оказывались на нужном месте.
        - Мне не с чем сравнить.
        - Можешь сравнить с пластиковым стулом в Бибиреве-6, - сказала Гертруда. - Ошибается твой профессор. Ничего хорошего у тебя не было раньше.
        - А теперь пойдет не жизнь, а сметана, - догадался он. - Я выиграл в лотерею? Не помню, чтобы покупал билеты.
        - Билетик тебе родители подарили - в тот момент, когда твой папа в твою маму… все, все, не буду. Я знаю, как трепетно черы относятся к родственникам. Неизвестно, правда, почему. Они вас помнят? Они о вас заботятся?
        - Еще раз тронешь моих родственников, и у тебя на носу будет не одна горбинка, а две. Или все-таки одна, но большая.
        Гертруда резко остановила машину и, положив локоть на спинку, повернулась к Андрею.
        - Ты же культурный человек, гамлетов читаешь… Ты чего такой злой?
        - Извини, - тихо сказал он. - У меня Барсик умер.
        - Соболезную.
        - А ты это умеешь?
        - Уметь - не значит демонстрировать, верно? Надо быть менее проницаемым и не рисовать на лице все, что чувствуешь. Это первое, к чему тебе придется привыкнуть. В городе живут по-другому.
        - Мне-то что? Я в блоке…
        - В блок ты больше не вернешься.
        - Это почему же?
        - Потому, что ты не чер. Ты никогда не был чером, Белкин.
        Автомобиль стоял у самой обочины. В сантиметре от окна качнулась потревоженная ветка, и на капот вспорхнула маленькая птичка с пестрым хвостом. За узкой лесопосадкой с лязгом пронеслась линейка…
        Андрей все сидел, оцепенело глядя на переднюю панель. Странно, но радости он не испытывал.
        Тридцать два года в окраинных блоках. Тридцать два года - продукты из гуманитарки, одежда из гуманитарки, электричество и вода по лимиту… Вся жизнь за счет государства. Бесплатная, никчемная, напрасная. Жизнь среди черов. Кто же он, если не чер?
        - Продолжай про билетик, - попросил Андрей. - Про счастливый.
        Гертруда запустила ему пальцы в загривок и поцеловала в щеку.
        - Ты когда-нибудь причесываешься?
        - Когда стригусь, а что?
        - Значит, пора подстричься. Кстати, и переодеться. Не будет же весь город изображать, что не замечает.
        Она легонько тронула руль, и машина с заносом вылетела на дорогу.
        - Тебя долго искали и очень долго проверяли, - сказала Гертруда. - Так что можешь не сомневаться.
        - Я и не сомневаюсь…
        - И не удивляешься?
        - Учусь быть непроницаемым.
        - А-а… Быстро учишься, молодец.
        - Сколько же ты получаешь?
        - Такие вопросы у нас не задают.
        - Урок номер два, да? Понятно, - сказал Андрей. - Нет, мне интересно, сколько все это стоит. Квартира, машина. Платьица всякие красивые. Что надо делать, чтобы так жить? Кем я у вас буду работать? В центре освободилась вакансия дворника?
        - Работать ты не будешь, у тебя для этого слишком высокий статус. Работать приходится таким, как я. У кого от двухсот до тысячи баллов.
        - Соболезную! - театрально развел руками Андрей. - У меня-то и подавно - семьдесят пять.
        - Гораздо больше, - возразила она. - Немногие могут похвастаться таким интеллектом.
        Андрей засмотрелся на приближающийся город и не сразу уловил смысл сказанного.
        - О чем ты?.. - молвил он, не решаясь повернуться к Гертруде. - У меня семьдесят пять, даже для конвертера маловато.
        - Мы все проходим три контроля.
        - Это известно. Мне Эльза Васильевна говорила. То есть Эльза, наставница. Сам я не помню, меня до второго не допустили. И так все ясно было. Уже в пять лет.
        - Процентов на девяносто бывает ясно, - кивнула она. - Основные свойства личности в пять лет уже сформированы. Потом остается определить второстепенное - склонности, способности.
        - Второстепенное?!
        - Второстепенное, - подтвердила Гертруда. - И еще кое-что. Насколько человек со своими талантами окажется полезен обществу.
        - Значит, все эти годы я со своими талантами… - начал Андрей.
        - Да, - сказала она.
        - А теперь, значит…
        - Да.
        - И кто же это решает? Насчет пользы? - сдавленно проговорил Андрей.
        - Не заводись, не надо. Наша роль сравнима с ролью рядового оператора. Мы делаем то, что от нас требуется, - не больше и не меньше.
        - И ты - один из них, из этих операторов? Нашего общего конвертера… Но я все равно не понимаю. Я каждый месяц прохожу тест…
        - Нет, - покачала головой Гертруда. - Это не тест интеллекта, это фикция. Автомат по сетчатке распознает твою личность и отсылает запрос в координационный центр. А там уже готов результат - на тебя и таких, как ты. Независимо от вашего реального статуса. Вам просто накидывают пару-тройку баллов. Или, наоборот, отнимают. Разницы-то нет. Главное, чтобы ИС не превышал ста пятидесяти.
        Андрей задумался. Он мог бы жить в центре - с детства. Мог бы иметь такой же автомобиль, такую же квартиру… Он мог бы себя уважать.
        - Сколько у меня на самом деле?
        - Это секретная информация.
        - Для меня?!
        - Для меня, - усмехнулась Гертруда.
        - Но почему сейчас?
        - Мы ждали подтверждения. Как только мы его получили, я тут же поехала за тобой.
        - Я не про сегодня, я вообще.
        - Возможно, Республике потребовались твои способности.
        - И в чем они заключаются, эти мои способности?
        - Не знаю, - ответила она. - Действительно, не знаю. И не хочу знать.
        Гертруда, не снижая скорости, промчалась по пустым улицам и затормозила у своего дома. Андрей узнал его безо всякого труда: салатные кубики на небесно-голубом. В Бибиреве-6 ориентироваться было несравненно сложнее.
        За входными дверьми Андрей заметил пару мелких осколков и сырое пятно. Интересно, сберег ли Вадик вторую?
        Зайдя в квартиру, Андрей почувствовал чье-то присутствие. Он замешкался, но Гертруда ободряюще похлопала его по спине. Андрей остановился у закрытой гостиной и, положив ладонь на ручку, снова обернулся.
        - Нас не ждали так рано, - пояснила Гертруда.
        Андрей толкнул тяжелые двери.
        На круглом столе в центре комнаты лежала знакомая квадратная коробка. Рядом, скрестив руки на груди, стоял его новый наставник, Сергей Сергеевич.
        - Здравствуй, Андрюша, - сказал он. - Проходи. Здесь нам мешать не будут.
        Глава 10
        Суббота, день
        - Царапин?..
        - Нет, это покойный Эйнштейн.
        - Ха-ха… смешно. Слушай меня, Царапин.
        Голос за ухом звучал вкрадчиво, голова у Ильи почти не чесалась.
        - Слушай внимательно, Царапин. Сейчас ты поедешь в другой блок. Зайдешь в хозяйственную лавку…
        - Тут недалеко есть, рядом с домом.
        - Не перебивай. Отъедешь как можно дальше и возьмешь в гуманитарной лавке отвертку. Жало должно быть сантиметров двадцать, из хорошей стали.
        - За хорошую много спишут, - вяло возразил Илья.
        - Не важно. Лимитная карта тебе больше не понадобится. Запоминай адрес…
        - Отверткой?! - ужаснулся он. - Вы за кого меня принимаете?!
        - Царапин, надо сделать грязно, - просительно, чуть ли не жалобно, произнес голос. - Нужна не просто акция, а… ну, ты понял. Зато это в последний раз. Не откажешь - получишь вдвойне, плюс за Эйнштейна. Который, сам знаешь, без твоей помощи обошелся.
        - Но отверткой!.. Нет.
        - Царапин, сделай. И больше таких поручений не будет. Мы же тебя выводить собирались, ты видел. Основную задачу ты уже выполнил, но вокруг объекта что-то возни многовато. Придется почистить.
        - Отверткой!..
        - Что ты заладил? Да, отверткой! И полиции поможем - на маньяка спишут, и другим психам наука.
        - Ладно, - бросил Илья. - Но после этого - все! Заберу кредитку, смоюсь, чтоб никогда, никогда в жизни…
        - Это сколько угодно. Динамик мы тебе удалим, и смывайся хоть на Северный полюс.
        - Потеплее места найдутся, - проворчал он. - Давайте свой адрес.
        Голос продиктовал номер блока, дома и квартиры. Илья, закрыв глаза, повторил и яростно почесал затылок.
        Последний раз. Что ж…
        Он зашел на кухню, достал из шкафчика бутылку и перевернул ее над чашкой.

«Праздничная особая» прижгла язык и потекла вглубь - через горло, через желудок, к самому сердцу.
        - Вот и весь праздник, конвой собачий… - сказал Илья вслух.

* * *
        Сергей Сергеевич отключил прибор от терминала и аккуратно снял с Андрея обруч.
        - В общем, все хорошо, - сказал он.
        - Вы прямо как доктор. «В общем хорошо, а в частности - завтра умрете».
        Наставник рассмеялся и уложил прибор в коробку.
        - Экспериментальная модель, да? - с укором спросил Андрей. - Что же вы, Сергей Сергеевич? Стыдно.
        - Отнюдь. Ложь - слишком привлекательное и притом гуманное средство, чтобы от него отказываться.
        Гертруда закрыла стенную панель и поставила на стол три высоких стакана. Андрей понюхал - вроде без алкоголя. Попробовал - кажется, сок. Он уже ни в чем не был уверен.
        Наставник тоже отпил и, почмокав, продолжил:
        - С другой стороны, нельзя человека обнадеживать, если сам не уверен.
        - В чем не уверены, Сергей Сергеевич?
        - В том, что ты за тридцать лет не растерял своего дара. Обычно бывает так: внуши умнику, что он кретин, и он станет кретином. Но тебя это не касается.
        Андрей задумчиво погладил расшитый золотом диван и наконец не выдержал:
        - Так сколько у меня баллов?
        Наставник довольно посмотрел на Гертруду.
        - Пять минут терпел, надо же!
        - Да, это показатель, - в тон ответила она.
        - В нем уже проснулось чувство собственного достоинства.
        - Эй!.. Я все еще здесь, вы не забыли? Не надо обо мне в третьем лице!
        - Раньше ты этого не сказал бы, - заметил Сергей Сергеевич.
        - Это плохо?
        - Хорошо, Андрей. Я же говорю: хорошо!
        - Ну так сколько?
        Сергей Сергеевич встал с дивана и что-то шепнул Гертруде. Та торопливо вышла из комнаты и плотно затворила двери.
        - Две тысячи, Андрюша. За твои две тысячи… - наставник поднял стакан и сделал большой глоток.
        - Две ты?.. - У Андрея перехватило дыхание. - Тысячи?.. Две тысячи баллов?!
        - Тебе бы сейчас расслабиться как следует. До вечера уж подожди. Вечером Гертруда вернется, она тебя расслабит.
        - Ага… - идиотски затряс головой Андрей. - Две тысячи?! У меня?! Две тыщи… больше, чем у профессора!.. Спасибо.
        - Не за что, - улыбнулся наставник. - Папе с мамой… но это тебе уже говорили.
        - Вы слышали?
        - Привыкнешь, - коротко отозвался он. - Ладно, соберись с мыслями. У меня еще дела кой-какие… Не уходи никуда.
        Сергей Сергеевич подхватил коробку и последовал за Гертрудой.
        - Куда ж я от вас?.. - зачарованно произнес Андрей.
        Восторг, застрявший где-то на полпути от конвертера, теперь его настиг. И оглушил. Теперь Андрей поверил.
        Тридцать два года по блокам, среди черов. Гуманитарная лавка и конвертер. До конвертера - мойка вагонов, погрузка-разгрузка, чистка парков… много всякого. Пакостная, убогая жизнь.
        И не тридцать два, а меньше, поправил себя Андрей. И ничего смертельного там не было. Лежал на кровати, книжки почитывал.
        Он уже заранее испытывал какую-то плаксивую, ханжескую ностальгию по своему прошлому. Он уже почти тосковал - по одинаковым домам с узкими душевыми кабинами, по однообразной и невкусной еде, и даже по бригадиру Чумакову. Все это вдруг оказалось так далеко, что перестало раздражать. А впереди…
        Андрей закатил глаза и с опаской взялся за сердце.
        Тридцать два - не возраст, у него еще много времени. Он еще успеет насладиться - за все, как говорил классик, бесцельно прожитые. На полную катушку.
        Он залпом осушил стакан и, легко найдя в стене фальшпанель, заглянул в бар. Там его встретила шеренга бутылок - стеклянных, металлических, глиняных и черт знает еще каких. В блоке любую из этих посудин приспособили бы под вазочку. Здесь же, Андрей не сомневался, их просто выкидывали. И в одном только этом поступке - выбросить ненужное, не колеблясь, - уже виделось что-то величественное и свободное.
        Андрей по запаху разыскал сок и налил себе еще. В гуманитарной лавке такого не давали…
        Он подумал, что уже обзавелся первой из новых привычек - все сравнивать с прошлой жизнью. И эта мысль тоже была приятна.
        Поигрывая стаканом, как это делали крутые мужики из кино, Андрей прошелся по комнате и встал у окна. На детской площадке, сильно отличавшейся от дворов между блоками, возились ребятишки.
        Года по четыре, оценил Андрей. Скоро контроль-один. Кому-то из них не повезет, и они… Да ну их!
        Он сел на диван и задрал голову к высокому потолку. В желудке постепенно созревал голод, но Андрей не беспокоился. Он знал, где у Гертруды можно поесть, и знал, как заказать продукты, если самому идти за ними лень. Он провел в центре меньше суток, но уже не чувствовал себя здесь чужим. Ему оставалось переодеться, и тогда он нормальный гражданин.
        Его лишь немного смущало, что он торчит в чужой квартире и ждет благодетеля, который, в сущности, ничего пока не объяснил. Но он скоро придет, благодетель Сергей Сергеевич. Он же обещал. Придет и объяснит. Вот тогда-то Андрей им и станет - нормальным гражданином.
        Он заметил, что Сергей Сергеевич забыл выключить терминал, и подсел ближе. Заветная игрушка была похожа на распахнутый альбом: одна сторона - экран, другая - кнопочки. Терминал не издавал ни звука, но по плывущей картинке было ясно, что он работает.
        Андрей воровато оглянулся на закрытые двери и придвинулся к самому столу. Склонившись к рядам кнопок, он с детской радостью обнаружил, что половина из них ему известна.
        Все больше отдаваясь какому-то внезапному ребяческому настроению, Андрей тюкнул по клавише «9». Бесконечный косяк перламутровых рыбок разлетелся в стороны, и на почерневшем экране замигала белая точка. Левее от нее горела «девятка».
        Андрею на ум пришли сразу две мысли: первая - что он все сломал, вторая - что от нажатия кнопки терминал ломаться не должен. Вторая мысль казалась более здравой, тем не менее Андрею остро захотелось вернуть на экран рыбок. Он догадывался, что нужно убрать «девятку», но как это сделать, не представлял.
        Тихо паникуя, Андрей снова осмотрел все кнопки. Справа отыскалась знакомая по фильмам клавиша со словом «Ввод». Палец как-то сам до нее дотянулся и, не спрашивая разрешения, нажал.
        На экране появилось:

«Адрес набран неверно. Повторите вызов».
        Желание стереть «девятку» усилилось, и Андрей машинально стукнул по «Вводу» еще раз.

«Адрес набран неверно. Повторите вызов».

«Адрес», - осознал он с тоской. Цифра «девять» не может быть адресом, в нем же двенадцать знаков. Андрей перебрал в памяти известные ему сетевые адреса - все начинались именно с «девятки», но связываться ни с кем не хотелось.

«Привет. Чем занимаешься? - Кино смотрю. - Ну и дурак. А я сижу в центре и пью вкусные соки. - Ну и!..» В таком примерно духе.
        Он вдруг понял, что ему совершенно не о чем говорить. И, главное, не с кем. Он мог бы послать вызов самому себе, но это не имело смысла. Однако с проклятой
«девяткой» надо было что-то делать.
        Вздрагивая от напряжения, он набрал остальные одиннадцать цифр. В принципе, это оказалось так же легко, как и на домашнем телемониторе, с той лишь разницей, что там на кнопках были изображены пиктограммы - ухо, рука, карандаш и так далее. Андрей напоследок поискал «отмену» - перечеркнутый квадратик - и, окончательно убедившись, что такая клавиша отсутствует, нажал «Ввод».

«Пусть бы профессор куда-нибудь ушел, - подумал он. - Или заснул. Или застрял в туалете».
        После седьмого сигнала вызов сбросится, и по экрану опять поплывут рыбки - во всяком случае, Андрей на это надеялся.
        - Да? - недовольно сказал профессор, но тут же вытаращил глаза и подался вперед. - Андрюша?!
        В экранчике терминала его лицо было маленьким и смешным, как у воробья.
        - Здрасьте, Никита Николаевич… Я вас так просто вызвал, чтоб от девятки этой избавиться.
        - От девятки?.. Какой девятки? - Профессор обеспокоенно глянул куда-то вниз, под объектив своего монитора. - Ты не из дома? Откуда ты говоришь, Андрей?
        - Это не важно, Никита Николаевич. До свидания.
        - Стой, не смей! - крикнул он. - Ты что, в городе? Как ты туда попал?
        - В городе, - неохотно ответил Андрей. - Мне бы рыбок…
        - Что за рыбки?
        - Пестренькие, по экрану плыли. Я сдуру нажал кнопку, они и того… Мне бы их назад…
        - У тебя терминал?! - воскликнул профессор. - Андрей, ты… в «неотложке»?!
        - Здоров я, здоров, - сказал Андрей.
        Ему не терпелось побыстрее закончить этот нудный разговор. Он проклинал себя уже не столько за «девятку», сколько за следующие одиннадцать знаков. Если б он знал, как прервать сеанс связи, то давно бы оставил профессора наедине с его химерами. Но Андрей не знал. Сетевой терминал - это все-таки не монитор.
        - Ты попал в «неотложку», - скорбно повторил Никита Николаевич.
        - Да нет же! Что вы заладили?! Со мной все в порядке. Я у Сергея Сергеевича.
        - Это тот, наставник? Это он тебе статус поднять собирался?
        - Мне поднимать ничего не надо, - обиделся Андрей. - У меня и так…
        - Так?.. И ты уже?.. Постой, Андрюшенька, секунду, - нервно залебезил профессор. - Секундочку, я тут включу…
        - Нет у меня времени! Сейчас войдет кто-нибудь, а я с чужой вещью… некрасиво получится.
        - Тогда вот что. Набери еще один номер.
        - Где набирать-то?! - разозлился Андрей. - Здесь ваш лик. Все место занимает.
        - Внизу, под активным окном… ну, под моим ликом, - пояснил он, - есть черная полоска, командная строка. Ты набирай, набирай, увидишь.
        Никита Николаевич начал торопливо диктовать цифры вперемежку с буквами. Андрей, не в силах ослушаться старшего, тюкал по клавишам - ничегошеньки не понимал, молча называл себя дубиной, но продолжал тюкать. Длилось это вовсе не секунду, гораздо дольше. Когда Андрей уже готов был сорваться, профессор остановился и сказал:
        - Все. Жми на «Ввод».
        Андрей нажал. Экран потемнел, и по нему помчался столбец текста, такой быстрый и такой мелкий, что разобрать слов было невозможно.
        - Никита Николаевич!.. - взвыл Андрей.
        - Да, да, я здесь, - отозвалось из терминала. - Отлично, Андрюшенька.
        - Какой там «отлично»?! Я думал, мы выключаем все!
        - Выключим, обязательно выключим. Еще немножко, и…
        Что-то заставило Андрея насторожиться, и за мгновение до того, как двери открылись, он панически захлопнул чемоданчик.
        В комнату вошел Вадик, бодрый и свежий. За ним появился Сергей Сергеевич.
        - Садись, не стесняйся, - сказал он. Андрей, освобождая место, сдвинулся подальше от терминала.
        - Когда ты протрезветь успел? - спросил он.
        - У них тут таблетки, - ответил Вадик, усаживаясь. - Съел, и все сгорело.
        Он задумчиво погладил пластмассовый угол терминала и, не выдержав соблазна, заглянул под крышку. Андрей с облегчением вздохнул - по экрану опять плыла стая рыбок.
        - Смелее, - поддержал Сергей Сергеевич. - Привыкай к технике, в городе она повсюду.
        - Сколько нас, таких? - спросил Андрей. - Остальных тоже просвещают?.. Или посвящают?
        - Сообразно способностям.
        - Сергей Сергеевич мои картины видел, - пояснил Вадик.
        - А ты, Андрей, их видел? - поинтересовался наставник.
        - Конечно. Но я не разбираюсь. А вы-то когда успели?
        - Успел, успел.
        - Да, а как твой Мурзик поживает? - спросил Вадик.
        - Помер он. Если б ты мне дал краски… Ладно, уже поздно.
        Сергей Сергеевич, не глядя на терминал, отключил его от Сети, и Андрей окончательно успокоился.
        - Сейчас посмотрим кое-что, - сказал наставник, взмахивая штекером от монитора. - Кое-что познавательное. Про живопись. Специально для тех, кто не разбирается.
        Андрей смутился и бестолково потрогал пустой стакан. Вадик глянул на него с превосходством, но говорить ничего не стал.
        Сергей Сергеевич откинул одну из стенных панелей и чем-то там пискнул - снаружи на окнах начали опускаться металлические жалюзи. Комната постепенно погружалась в сумерки.
        - Как в кинотеатре, а? - благоговейно шепнул Вадик.
        Андрей промолчал. Он обратил внимание, что двери тоже перекрываются, и это ему не понравилось.
        Когда в комнате воцарилась кромешная тьма, перед диваном загорелся большой экран. В центре монитора сиял белый ромб кровати - вероятно, камера висела под самым потолком, в углу. Из динамика доносились парные хрипы, но людей в кадре не было. Справа на миг показалась и исчезла пятка, мужская или женская - не разобрать.
        Хрип неожиданно прекратился, и мужчина что-то недовольно пробубнил, Голос принадлежал Вадику. Андрей услышал, как Вадик - не на экране, а тот, что рядом, - сопит и ерзает.
        - Бля! - сказал Вадик. Тот, что на экране.
        - Ничего, мне и так хорошо, - ответила женщина, и, не вставая с пола, заползла на постель. Это была рыжая Лена.
        Она улеглась на спину и раскидала руки-ноги по сторонам.
        Андрей задумался, нужно ли ему смотреть дальше, и решил все же посмотреть.
        У кровати возникло худое тело Вадика и рухнуло возле женщины.
        Андрей и не предполагал, что два голых человека, не занимающихся любовью, выглядят еще похабней. Он чувствовал, как у него горят щеки, - не исключено, их с Гертрудой тоже снимали.
        - У тебя странные символы, - томно произнесла Лена.
        - Чё? - сказал Вадик.
        Звук был записан потрясающе. Казалось, микрофоны стояли прямо в кровати.
        - Я про картины твои. Символика необычная. Но доступная. Почему раньше никто к этому языку не пришел?
        - А… Да, это у меня есть, - отозвался Вадик и, приподняв бок, почесал ягодицу.
        - Только я идею не улавливаю, - Лена словно вспомнила, что из угла на нее таращится объектив, и лениво прикрылась. - Язык понятен, а сверхидея не расшифровывается.
        Разговор в постели про символический язык и сверхидею Андрея немного забавлял. Но - лишь немного. Он все не мог выбросить из головы металлические ставни на дверях.
        - Так чего ты хотел добиться? - спросила Лена.
        - Да ничего особенного… - сказал Вадик. - Чтоб, допустим, посмотрел человек на картину - и пошел, повесился. Или вены вскрыл.
        - Это шутка?
        - Нет, конечно.
        - Ну и что? Повесился, а потом?
        - Да ничего… - повторил он. - Потом другой посмотрит и тоже вены вскроет.
        - А цель?
        - Цель?.. О-о-о! Цель у меня глобальная.
        - Догадалась… Ну, а когда все умрут? Что будет?
        - Тогда и я вскроюсь, - спокойно сказал Вадик.
        - А смелости хватит?
        Он оторвал от простыни левую руку, Андрей сначала подумал - чтобы обнять Лену, но Вадик надолго задержал предплечье у ее лица.
        - Что ж ты все левую?.. - растерянно сказала она.
        - На правой тоже шрамы есть, двенадцать штук.
        - А на этой?..
        - Четырнадцать. Хочешь - посчитай.
        - Не… не хочу.
        В комнате вспыхнул свет, и Андрей зажмурился.
        - Пожалуй, закончим, - сказал Сергей Сергеевич откуда-то сзади. - Впечатления?..
        Андрей медленно открыл глаза - Вадик подавленно изучал носки своих ботинок.
        - Меня что-то не впечатлило, - признался Андрей.
        - Я имею в виду не эротический аспект фильма, а мировоззрение нашего героя, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Треп юношеский. Бахвальство. Неумное к тому же.
        - Самое досадное в том, что это талантливо. Я про картины. И ведь найдутся особо восприимчивые, и повесятся. Или… как это?.. вскроются, во. Да уже, собственно, нашлись. Однажды это сработало. Правда?
        - Он понял, что жизнь - дерьмо, - отрывисто произнес Вадик.
        - Но ты ему в этом помог - понять. Поэтому твой статус и упал до ста баллов. А не от шока и угрызений совести. Я сам лично вводил корректировку.
        - Так это вы меня в черы записали?!
        - С тех пор прошло пять лет, и ты сильно изменился. В худшую сторону.
        Сергей Сергеевич, все еще находясь за спинкой дивана, положил ладони Андрею на плечи. Сбоку повеяло чем-то незнакомым, тяжелым. Андрей скосил глаза и заметил у своего горла белую матовую сталь. Чуть шевельнув подбородком, он разглядел пистолет полностью: рукоятка, ствол и курок. Как в кино. Вадик сидел, понуро опустив голову, и ничего не видел.
        - Тебе придется, - вполголоса сказал Сергей Сергеевич.
        - Мне?.. - проронил Андрей.
        - Кто-то должен этим заниматься.
        - Почему?..
        - Ты хотел знать, в чем твое предназначение. В том, чтобы брать на себя ответственность. Это трудно. Но ты к этому приговорен.
        - И вашему обществу… нужно от меня только это? И ничего больше?
        - Да. Ничего больше.
        Вадик встревоженно повернулся. Он сообразил, что речь идет о нем.
        Сергей Сергеевич, помахивая пистолетом, обошел диван и остановился возле стола.
        - Устройство элементарное, - продолжал он уже в открытую. - Предохранитель, спусковой крючок, замок магазина. Окошко с цифрами - индикатор боезапаса. Магазин расположен в рукоятке, емкость - сто двадцать выстрелов. В общем, это все. И так сказал больше, чем нужно. Запомнил? Здесь - предохранитель, здесь - курок. Не перепутаешь.
        Он вручил Андрею пистолет и буднично сказал:
        - Стреляй.

* * *
        Никита Николаевич по примеру дознавателя скинул тапочки и приложил ухо к двери.
        - Кто там?
        - Никита Николаевич, я от Белкина.
        - От какого Белкина? - строго спросил он.
        - Как «от какого»?! - возмутились за дверью. - От Ивана Петровича, из полиции.
        Профессор удовлетворенно кивнул и, обувшись, открыл.
        Перед ним стоял мужчина тридцати с небольшим лет. Одет он был, как все: в простую куртку и брюки из грубой ткани, но по ухоженному лицу Никита Николаевич сразу определил, что это не чер.
        - Маскируетесь? - Профессор запер дверь и проводил гостя в комнату.
        - Приходится, - ответил он, задержав взгляд на мониторе.
        По экрану бежала бесконечная строка:

«Сеанс прерван абонентом. Абонент недоступен». На столе в беспорядке валялись листы бумаги, заполненные не то стихами, не то какими-то списками.
        - Я вас отвлек?
        - Нет, нет, я уже закончил. Так что, у Ивана Петровича проблемы? Когда его вчера вызвали, он обещал связаться… Вы не подумайте, что я привередничаю! Волнуюсь я за него.
        - Спасибо, но не стоит. У Белкина все в порядке. Ну, или почти все.
        - Ох, темните!..
        - Выговор он получил. От этого не умирают.
        - А… - профессор замялся. - С другой стороны неприятностей у него не будет?
        - С другой?.. Что вы имеете в виду?
        - Впрочем, да… не обращайте внимания. Как мне вас называть, молодой человек?
        - Илья, - сказал он.
        - Да-а?! Представьте, я знаю еще одного Белкина, а он, в свою очередь, еще одного Илью. Но я что-то разболтался… Нервничаю, извините.
        - А вы не нервничайте.
        Илья взял профессора за локти и заботливо усадил в кресло. Затем достал из-за пояса длинный промасленный сверток и бросил на стол, к стихам.
        - Имя у меня редкое, - сказал он. - Вероятность встретить в Бибиреве второго Илью крайне мала.
        - Я же… - начал профессор, но осекся. - Я, кажется, понял, кто вы, - прохрипел он.
        - Правильно поняли, Никита Николаевич.
        Илья снял куртку и пристроил ее на спинку стула.
        Профессор попытался подняться, но он удержал его в кресле.
        - Лучше сидите. Так будет удобней.
        Глава 11
        Суббота, вечер
        Стрелять Андрей не собирался, но почему-то взял пистолет - не хотел, да взял. Сергей Сергеевич был старше, и он был наставником. А наставников надо слушаться.
        Пистолет оказался легче и удобней, чем Андрей ожидал. И… приятней, что ли? К рукоятке не нужно было привыкать - она естественным образом расположилась в ладони и назначила место для каждого пальца. Указательному ничего не оставалось, как только лечь на курок.
        Жалюзи на окнах и дверях по-прежнему были опущены - никто не увидит и, наверное, не услышит.
        - Куда? - спросил Андрей. - Куда стрелять?
        - В сердце, - сказал наставник. - Оно у людей слева, если ты не в курсе.
        Андрей задумчиво покачал пистолетом и исподлобья глянул на Вадика - тот, побелев, вжался в спинку дивана. Затем он ненароком направил ствол на Сергея Сергеевича. Наставник иронически шевельнул бровью - в его глазах не было ни страха, ни сомнения.
        Андрей проверил, снял ли предохранитель, и, снова повернувшись к Вадику, дернул курок.
        Раздавшийся звук не был похож на выстрел. Это и не было выстрелом. Вадик сидел живой - смертельно напуганный, но без дырки в груди. И от него жутко воняло.
        - Это что, проверка? - молвил Андрей.
        - Кто ж тебе позволит пачкать служебную квартиру? Хотя, наш дорогой художник… Ладно, диван давно пора было заменить. А пистолет ненастоящий. Муляж. Неужели я стал бы рисковать? Да и убивать тебе никого не придется, этим другие занимаются. Такие, как Царапин.
        - Проверка… - разочарованно повторил Андрей. - И что дальше?
        - Увидишь.
        Наставник открыл фальшпанель рядом со встроенным баром. Вадик, все это время не шевелившийся, внезапно вскочил и, схватив терминал, с размаху ударил его по затылку. Сергей Сергеевич ткнулся лицом в стену и, оставляя на облицовке кровяную дорожку, сполз вниз.
        - Ну и дурак же ты! - воскликнул Андрей. Он осмотрел терминал и сокрушенно покачал головой. Крышка отломилась и болталась на тонком цветном жгутике. Через экран пролегла диагональная трещина.
        - А ты не дурак?! - взвизгнул Вадик. - Ты же меня прикончить мог! Откуда ты знал, что он игрушечный?
        - Пистолет? В кино такое часто показывают. В «Московских тайнах» тоже было… не помню, в какой серии.
        - Я сериалами не увлекаюсь, - буркнул Вадик. - А терминал мы починим, не ори. В экране жидкие кристаллы должны быть. Вытекли небось… Сейчас найдем, зальем обратно.
        - Сиди уж! Вони тут наделал…
        - А ты бы не наделал?! - вскинулся он. - Когда в тебя… черт! А этот урод… диван я ему, видишь ли, испачкал! Ничего я не испачкал, я только…
        - Заткнись, - велел Андрей. - Ремень снимай!
        Они связали Сергею Сергеевичу руки и ноги и оттащили его от стены. Ремни затянулись плохо, и Андрей догадывался, что наставник быстро освободится. Быстро - но не раньше, чем они уйдут.
        Сергей Сергеевич коротко мыкнул и пошевелился. Андрей поставил ботинок ему на горло и дернул за петлю. Шнур у терминала был гладкий, узел двигался свободно.
        - Окна и двери управляются отдельно? - спросил Андрей.
        - Х-х… х-х-х… - произнес Сергей Сергеевич, дико выпучивая глаза.
        - А?.. Громче говори! - Андрей чуть ослабил удавку, позволяя ему набрать воздуха.
        - Да. Отдельно…
        - Ну и как? Нам только дверь, чтоб без окон.
        - На табло… Тридцать шесть… Она откроется.
        - Ага, «тройка» - дверь, «шестерка» - сигнализация. Или наоборот?
        - Ты зря это делаешь, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Ну-ну-ну! - предостерег Андрей, стягивая шнур. - Я зря в «неотложку» не верил - вот что я делал зря. А все остальное я делаю не напрасно.
        - Как знаешь, - просипел наставник.
        - Где мне найти «неотложку»?
        - Нигде.
        - Но она существует?
        - Андрей, пойдем отсюда, - позвал Вадик. - Вдруг эти явятся? Лахудры. Или еще кто-нибудь.
        - Погоди! Итак, Сергей Сергеевич. Где «неотложка»?
        - «Неотложка» - не офис, и не дом с вывеской. Это люди.
        - Люди?! Такие, как Илья Царапин?
        - И как ты.
        - Скольких он убил?
        - Ерунду всякую спрашиваешь…
        Андрей посмотрел на Вадика и нервно засмеялся. Его и впрямь интересовало другое. Наставник - под ботинком, со шнуром вокруг шеи - все еще продолжал учить.
        - Почему вы нас убиваете?
        - Кого «вас»?
        - Черов.
        - Черов мы не трогаем. Кому они мешают? Сам подумай.
        - Верно! - осенило Андрея. - Вы не черов убиваете! Тех, у кого статус нормальный, а они…
        - Таких в блоках тоже полно.
        - И вы, «неотложка», решаете - кому жить, а кому сдохнуть?!
        - А кто же решать будет? - спокойно сказал он. - Художник твой? Тогда вообще все сдохнут.
        - Пошли, Андрей, - заныл Вадик.
        - Пошли… Но я еще вернусь!
        - Я на это надеюсь, - отозвался наставник. Андрей доволок его до дивана и привязал к ножке.
        - Не волнуйся, я не убегу, - сказал Сергей Сергеевич. - Бегать тебе придется.
        Вадик достал из кармана носовой платок и, скомкав, забил ему в рот. Потом выпрямился и врезал ногой по ребрам. Наставник застонал, но странное выражение благости с его лица так и не пропало.
        Андрей, немного помедлив, набрал на табло «36». Металлический занавес на двери поехал вверх. Вадик уже приплясывал возле открывающегося прохода. Как только жалюзи поднялись до пояса, он нагнулся и, толкнув двойные двери, вылез в холл.
        Андрей завязал ремни покрепче и выскочил за Вадиком. Тот стоял в прихожей и ковырял мудреный замок.
        - Не выберемся, - сказал он. - Я без понятия, как это штуковина работает. Мне Ленка все время открывала.
        - А мне Гертруда…
        - Надо было у Сергеича твоего узнать. А ты допрос идиотский… Он, по-моему, совсем тебе голову заморочил.
        - Да… - невпопад ответил Андрей.
        Вадик был прав - насчет головы. А что касается допроса, так его вроде и не было. Наставник сам все рассказал. Или не все, а лишь то, что считал нужным. Пожалуй, это вернее. «Убивают - не убивают»… Действительно, глупо. Известно - убивают. Что Андрей хотел выяснить?.. Почему его до сих пор не убили? Так это же ясно. Теперь-то уж точно.
        - Идем назад, - сказал он.
        - Сбрендил?!
        - Заодно и про замок спросим.
        Андрей подошел к наставнику и, присев на корточки, вытащил у него изо рта кляп.
        - Так быстро я тебя не ждал, - сказал Сергей Сергеевич, отплевываясь.
        - Я за приборчиком. За «экспериментальной моделью». Где она?
        - Контроллер? Ты его не получишь.
        - Спорим, что получу?
        - Эй! - опомнился Вадик. - Какие еще приборы? Нам смыться отсюда поскорее!
        Сергей Сергеевич молча поднял глаза к потолку. Андрей взялся за петлю и нешуточно рванул ее вверх.
        - Сомневаешься, что смогу тебя удавить? Сам же говорил, что я должен брать на себя ответственность. Вот я и возьму. Грех на душу.
        - Слышь, чучело! - снова встрял Вадик. - Как тут у вас дверь открывается? Входная, на лестницу.
        - Там… тоже табло… - прошипел Сергей Сергеевич. - Тридцать шесть…
        - А контроллер?
        - На кухне… сейф. Найдешь…
        - Тоже «тридцать шесть»?!
        - Не заперт… - с трудом выдавил он.
        - Какой сейф, Андрюша? - взмолился Вадик. - У них небось давно тревога сыграла! Не ровен час, «неотложка» нагрянет, или сразу - труповозка!
        - А говоришь, сериалы не смотришь. Сходи на кухню, - сказал Андрей и тихонько, для острастки подергал шнур. - Ох, Сергей Сергеевич, если ты ошибся!..
        - Я не ошибаюсь. Вот и в тебе… Ты для этой работы годишься. Тебе же нравится.
        - Что нравится?
        - Все. Руки связывать, удавки на горло надевать… Приятно, правда?
        - Противно.
        - Просто боишься признаться… Все равно - либо ты с нами, либо ты в земле.
        - А, допустим, у Вадика такого выбора нет?
        - Я за него выбрал. Поверь, выбирать за других - еще приятней, чем душить. Мы выбираем не по прихоти, а в соответствии с нуждами общества. Но абсолютной свободы нет ни у кого. Надо уметь пользоваться относительной.
        - Что-то ты разболтался, Сергей Сергеевич. Не иначе, кислородное опьянение.
        В дверном проеме показался Вадик.
        - Это? - спросил он, потрясая квадратной коробкой.
        - Обруч там есть прозрачный? И еще черненькая, железная.
        - Есть, - сказал он, сунувшись внутрь. - Только не черненькая, а темно-серая.
        - Боже, ну и засранцы… - пробормотал Сергей Сергеевич.
        Вадик прищурился и застыл на месте. Потом решительно вошел в комнату и, передав коробку Андрею, взял со стола терминал. Приблизившись к наставнику, он шарахнул его по макушке. Терминал окончательно развалился на две половины, при этом из разбитого корпуса посыпалось что-то мелкое и сухое, как чай.
        Сергей Сергеевич, не издав ни звука, уронил голову. С правой мочки на белую рубашку часто закапала кровь.
        Андрей пнул ногой крышку от терминала - она долетела до стены и, ударившись углом, рассеяла по полу острые осколки. Заметив на диване брошенный пистолет, Андрей механически сунул его в карман и поспешил за Вадиком.
        Неизвестно, сработала ли где-то сигнализация, но дверь на цифры «36» реагировала положительно.
        На лестнице никого не было. Андрей с Вадиком прислушались и, стараясь не шуметь, пошли вниз. До самого парадного они не встретили ни души. Вадик этому обрадовался. Андрея это немного смутило.
        К вечеру улица взбодрилась: проезжая часть наполнилась сверкающими автомобилями, а на тротуарах появилась масса праздношатающегося народа. Почувствовав себя в безопасности, Вадик расправил плечи и начал разглядывать проходивших мимо девушек. Некоторые смотрели в ответ - скорее с интересом, чем с недовольством.
        - Нам бы переодеться, - молвил Андрей. - Мы среди них, как в аквариуме.
        - Перестань. Помнишь, что Илья говорил? Им безразлично.
        - А Гертруда говорила другое. Вообще-то, оба они…
        - Гады, - поддержал Вадик. - И Ленка тоже. А Сергеич твой - тем более. Нашел ты себе наставничка!
        - Он сам меня нашел. Старая, Эльза, в Кембридж улетела.
        - Эльза? Разве она старая? Мы же с ней ровесники… И не улетела она никуда, - возразил он, подумав. - Я ее утром видел, когда за водкой ходил. Здесь, недалеко.
        - Эльза в Кембридже.
        - В каком еще Кембридже?! - с обидой сказал Вадик. - Я художник, у меня память на лица!
        - Зато на краску памяти нет.
        - Ты все про Мурзика этого несчастного?
        - Может, Барсик не заболел бы…
        - И бегал бы сейчас по зеленой травке, - насмешливо проговорил Вадик. - Ему что жить, что не жить - одинаково тошно. А Эльза в Москве, и ты мне мозги не пудри.
        - Уверен?
        - А то! Ростом где-то по мое плечо, волосы прямые, черные, как у вороны, стрижка короткая, носик маленький, пуговка такая, глаза раскосые… Да я ее нарисовать могу!
        - А она тебя видела?
        - Нет, кажется. Или не узнала, мы же с ней раза два всего встречались, и то случайно, у тебя. Мне утром как-то не до нее было. Ты понимаешь. На кой она мне когда тут Ленка, голая… Нет, но я-то ее узнал!
        - Выходит, Эльза Васильевна не улетела… - грустно сказал Андрей.
        Он не удивился. Как еще к нему подобраться? В качестве нового наставника. Эльза, умница, подготовила почву и привела Сергея Сергеевича. А то все «Пу-ушкин»…
«Серва-антес»… А тут вон - сердце слева, бери и стреляй. И «Повести Белкина» - прав был Иван Петрович! - несовременны. Они все хорошо кончаются. В них все - вранье.
        - Из города в этом тряпье нас не выпустят, - сказал Андрей.
        - Ну и что ты предлагаешь? Сколько у тебя на карте осталось - триста? На трусы хватит.
        - В одних трусах шляться нельзя.
        - Особенно, когда одни на двоих.
        - Логично рассуждаешь, - похвалил Андрей и, заприметив на противоположной стороне витрину со словом «Одежда», придержал Вадика за рукав.
        Дождавшись, пока в потоке машин не образуется прогал, они перебежали через дорогу и на полном ходу влетели в магазин.
        Помещение оказалось маленьким, под стать гуманитарной лавке в Бибиреве-6, вот только товары были совсем другие. Поначалу Андрей растерялся: как здесь можно что-то выбрать? Вдоль стен в несколько рядов висели рубашки, жилетки, куртки и еще какие-то странные хламиды без названия - на пуговицах, «магнитках» и поясах, в кубик, в полосочку, переливчатые, с известными физиономиями, а также и неизвестными.
        Людей в магазине не было - кроме них двоих, между вешалок шлялся худой тип с орлиным носом и выдающимся кадыком.
        - Приветствую вас, - прогундосил он. - Вам повезло, сегодня еще действуют праздничные скидки, а покупателей, как видите… Вы без суеты подберете себе что-нибудь достойное, и это обойдется вам дешевле, чем если бы вы пришли завтра.
        Продавец говорил очень быстро, и Андрей мало, что понял.
        - Да, нам нужно достойное, - подтвердил он.
        - Вы на нас так не пяльтесь, - дружелюбно сказал Вадик. - Мы с карнавала вчерашнего загулялись.
        - Что вы! Я не… гхм… Жалко, я на карнавал не попал. На башне был, а карнавал упустил как-то.
        - Это был очень скромный карнавальчик. В узком кругу, - пояснил Вадик. - Деньги-то у тебя откуда? - шепотом спросил он.
        - Гертруда подарила, - громко ответил Андрей и невзначай переложил из кармана в карман свою кредитку. - Здесь на машину должно хватить. Или на две.
        На продавца это заявление не подействовало. Андрей думал, что мужчина, как в кино, начнет танцевать вокруг и закидывать их самыми дорогими шмотками, но тот остался возле стеллажа и лишь пошевелил ладонями, как бы приглашая к обозрению.
        - Гертруда? - оскорбленно сказал Вадик. - А мне Ленка - шиш…
        - Значит, не заслужил.
        - Возможно, я буду вам полезен, - снизошел продавец. - Какого рода одежда вас интересует?
        - Нам что-нибудь обычное. Но хорошее. И штаны, и рубашки, и ботинки… Карнавал-то закончился.
        - Могу предложить замечательные…
        Он скрылся за хромированной вешалкой с костюмами и оттуда, из тряпочной глубины, продолжал что-то говорить, но его гнусавый голос тонул по пути.
        Сделав круг по магазину, мужчина вернулся с большой стопкой хрустящих пакетов.
        - Скоро лето, - изрек он. - В этом сезоне особенно популярны укороченные…
        - Портки? - перебил его Андрей. - Это те, что по колено? Отпадает. Мы за модой не гонимся.
        - Хорошо. - Продавец равнодушно отложил пару упаковок и кивнул на узкую зеркальную дверцу. - Примерить можно там.
        Андрей и Вадик вдвоем втиснулись в кабину и, задевая друг друга локтями, облачились во все новое. Одежда казалась не очень удобной, но в этом неудобстве было что-то торжественное, похожее на ожидание праздника - того, который еще впереди.
        - Две тысячи двести сорок три кредит-пункта, - объявил продавец. - Это с учетом скидки. Вы экономите около пятисот…
        - Ясно, ясно, - прервал его Андрей. - Дороговато, конечно, но…
        Он поставил коробку с контроллером на стеклянную этажерку и посмотрел в зеркало. Он и не представлял, что серый свитер, ярко-голубые брюки из плотного хлопка и рыжие туфли могут как-то сочетаться. Тем более - так здорово.
        На Вадике, помимо черных брюк и ботинок, была белая безрукавка и тонкая темно-синяя куртка. Все сидело отлично. В блоке от этого наряда сошли бы с ума не только люди, но и кошки.

«За кольцевой придется снимать», - подумал Андрей.
        Он потянулся к своей коробке, как вдруг напоролся взглядом на сетевой терминал.
        - Сколько такой стоит? - спросил он.
        - Это служебный. Если вам нужен терминал, то через два квартала есть приличный магазин бытовой техники, и там…
        - А все-таки?
        - Этот? Ну, тысяч пять.
        - Пять?! - изумился Андрей.
        - Или шесть… Я не специалист.
        - Мне говорили, бывают по тысяче.
        - Не уверен. Разве что игровые версии, для детей. Но это несерьезно. Я своему сыну приобрел настоящий. Пусть учится. Ему семь.
        - Тысяч?!
        - Лет.
        Андрей нахмурился. Он вспомнил, как копил те паршивые четыреста крепов, - как торчал у вентилей, регулируя напор в трубах, как слушал удручающий юмор Чумакова и терпел. Слушал и терпел - потому что на конвертере больше платили. Шесть тысяч кредит-пунктов - всего-то две тысячи рабочих смен, двенадцать тысяч часов возле бака. Почему?! Так за него решил Сергей Сергеевич. «Неотложка» так решила…
        - Он ведь у вас включен?
        - Терминал? Само собой, как же мы деньги с карты спишем?
        - Нельзя ли им воспользоваться? Мне необходимо найти одного человека.
        - Ради бога. - Продавец развернул к нему экран и тактично шагнул назад.
        Андрей поводил рукой над кнопками и беспомощно оглянулся.
        - Вы мне не поможете? Я был в э-э… экспедиции, так сказать. Отвык.
        Мужчина посмотрел на него с явным сомнением, но к терминалу все же подошел.
        - Ваш человек живет в Москве?.. - Проворный клекот клавиатуры. - Как фамилия?.. Да, фамилию обязательно. Хон? Из трех букв? Вьетнамец, наверное. В смысле, корнями. Как?.. Эльза? Простите, вьетнамка, а не вьетнамец. Васильевна, да? - Он погладил себя поносу. - Нет… Боюсь, что в Москве ее нет.
        - Чей портрет ты мне рисовать собирался?
        - Я ее видел, - с каменным лицом повторил Вадик. - Что я тебя уговариваю? Не веришь - не надо!
        - Оплачивать будете? - покхекав, осведомился продавец.
        - А как же!.. Иди к дверям, - сквозь зубы приказал Андрей Вадику.
        Пошарив в коробке, он вытащил из нее пистолет. В искусственном освещении магазина матовый ствол благородно поблескивал желтым.
        - Устроено очень даже элементарно, - улыбнулся Андрей. - Тут предохранитель… ага, сняли…тут - индикатор, и все такое. А это курок.
        - Это муляж, - в тон ему произнес мужчина. - Я сыну на праздник купил похожий. Скидка отменяется, пятьсот крепов - на мою карту. Полиция, кстати, уже едет. Я могу им сказать, что тревога ложная. Или не сказать.
        Андрей глупо моргнул и перевел взгляд на пистолет. Что делать дальше, он не представлял. Продавец тем временем обошел его сбоку и загородил выход.
        - Мы это… грабим?! - запсиховал у дверей Вадик. - Отдай ему карту!
        - Напрасно ты так… - протянул Андрей, медленно поднимая ствол. - Смерти ищешь?
        Следующую реплику из фильма он забыл. Он нервно переступил с ноги на ногу и прерывисто вздохнул. Кажется, после этих слов положено стрелять…
        - Пушка твоя водой брызгает, - с издевкой сказал продавец. - От воды никто еще не помер.
        - Ах, водой?.. Водой, да?.. - раздосадованно прошипел Андрей и неожиданно для себя завопил:
        - Грохну, падла!!
        При этом он затеребил курок - скорее от безысходности, чем в надежде напугать. Мужчина двинулся навстречу, но споткнулся и быстро, не шатаясь, упал - почему-то не вперед, а на спину.
        Андрей с опозданием сообразил, что при стрельбе пистолет вроде вибрировал - не от пальца, а сам по себе. Хотя, какая стрельба?.. Игрушечный же…
        Он растерянно опустил руку и нажал на курок. Пистолет чуть дрогнул, и мраморная плита под ногами раскололась на три неравные части. В центре, там, где трещины сходились, виднелось маленькое круглое отверстие.
        - Ты его… ты же его… - забормотал Вадик, отступая.
        Мужчина не шевелился. Андрей было подумал, что продавец подыгрывает, что он принял ограбление за шутку и схохмил в ответ - про полицию и пятьсот крепов. И про свою смерть - тоже…
        Так Андрей думал вначале. Первую секунду. Потом он наклонился и все увидел.
        Лоб продавца стал белым, как мрамор на полу, и в нем выделялись три дырки - словно от вынутых из стены гвоздей. Совсем как в мраморе, только трещин не было.
        Андрей поднес пистолет к глазам - в окошке индикатора горело «116». Направив ствол вверх, он снова выстрелил. Теперь индикатор показывал «115». Один в потолок, один в плитку, и еще три…
        Три - в голову.
        Осознав это, он мгновенно очнулся. И магазин, и труп, и теплый пистолет в руке - все вдруг стало более реальным, почти осязаемым. Одежда на вешалках и стеллажах приобрела новую фактуру, точно раньше, до этого момента, была нарисованной. Воздух казался прозрачней и чище - сквозь него Андрей легко рассмотрел жирный отпечаток на зеркале в примерочной. Такие же, свежие, были на этажерке и, особенно, на двери - Вадик успел захватать ее основательно. Кроме следов на стеклах, Андрей обнаружил множество других мелочей, которые пять выстрелов назад не замечал.
        Вряд ли в помещении что-то изменилось, по крайней мере - существенно. Изменилось в нем самом. К нему пришла какая-то удивительная ясность. Это ощущение не было приятным. Оно было нормальным.
        - Стоять, ничего не трогать! - крикнул он Вадику.
        Убрав пистолет за пояс, Андрей взял с витрины пару носков и начал затирать гладкие поверхности. Что-то неосознанное, сидящее глубоко внутри, подсказывало: лучше потратить лишнее время, чем оставить свои отпечатки.
        Это тоже было из фильма - как и бессмысленная реплика про неведомую «падлу». Самого фильма Андрей не помнил, за всю жизнь он посмотрел их столько, что они давно смешались и растворились в общем бульоне. Вероятно, эта масса и сформировала некий жизненный опыт - абстрактный, обезличенный, но в эту минуту крайне полезный.
        Покончив со стеклами, Андрей раскрыл упаковочный мешок и сложил в него старую одежду. Вещи он кидал, не считая, но, когда дошла очередь до обуви, Андрей остановился. На коврике лежали три ботинка: два левых и один правый - естественно, из гуманитарки, поэтому похожие, как братья. Впрочем, братьев должно было быть четверо.
        - Вадик! Ты куда правый ботинок дел? - спросил он.
        - Какой ботинок?! Пошли отсюда! - заканючил тот.
        - Надо найти.
        - Все, Андрюха! Ты как хочешь, а я…
        - Уйдешь без меня - догоню, - монотонно сказал он. - И застрелю. Как падлу.
        - Он полицию вызвал!
        - Полиция бы уже приехала, - веско заметил Андрей. - Ботинок ищи, а я на входе постою. И не лапай там ничего!
        Вадик доплелся до кабинки и, со стоном опустившись на колени, принялся обшаривать закутки между стеллажами.
        Андрей положил ладонь на пистолет под свитером и, прислонившись к двери, выглянул на улицу. Народу было много, но покупками никто не интересовался. Люди просто шли по тротуарам - веселые, улыбающиеся. Совсем чужие.
        Патрульные машины не появлялись, продавец все-таки соврал.
        На дороге кто-то прогудел, и Вадик, засучив ногами, повалил ряд манекенов.
        - Все, Андрюха! Все, попались мы!
        Андрей оглянулся на дверь и подошел к примерочной. Вытащив из-за пояса пистолет, он упер ствол Вадику в щеку.
        - Без истерик, если можно, - сказал он. - Ну?..
        - Нету…
        - Везде искал?
        - Везде, везде. Не убивай, а?..
        - Черт…
        Андрей обнаружил, что забыл защелкнуть предохранитель. Он прислушался - сирена не повторилась.
        Тем не менее находиться в магазине становилось все опасней, и Андрей решил, что ботинок можно бросить. Не такая уж это улика - стандартная обувь из гуманитарной лавки.
        - Ладно, пора, - сказал он.
        Вадик отряхнул брюки и шмыгнул к выходу.
        - Не спеши!
        Вадик покорно замер.
        Андрей умял в мешке одежду и положил сверху коробку с контроллером. Подойдя к терминалу, он проследил, куда ведет шнур. Разъем оказался в углу, за стендом с нижним бельем. Андрей протянул руку к штекеру, но что-то его смутило. Помедлив, он все же дотронулся до шнура, но снова передумал и протер его рукавом. Знаний о Сети базовое образование давало лишь самый минимум, и Андрей скорее учуял, чем понял: магазинный терминал отключать нельзя.
        - Не бежать! - предупредил он Вадика, выходя на улицу.
        - Куда уж… Ноги подкашиваются.
        - Это хорошо. Полиция будет искать хромого убийцу.
        - Меня?! Меня-то за что?
        - Ты б рожу свою видел. Убийца и есть.
        Вадик на ходу посмотрелся в темную витрину и взъерошил волосы.
        - Теперь точно никто не догадается, - усмехнулся Андрей.
        Дойдя до перекрестка, они свернули на улицу пошире, с пирамидальными и сферическими зданиями из тонированного стекла. Народу здесь было еще больше, и это уже напоминало не брожение, а целое шествие.
        - Они тут работают когда-нибудь? - процедил Вадик.
        - Сегодня суббота.
        - Ну да. А завтра - воскресенье. А там уж и февраль не за горами, второй День Единения, опять праздник…
        Они прошли еще метров пятьсот, вокруг были все те же дома-стекляшки с ресторанами, клубами, барами, танц-полами и прочими кафе. Разницы Андрей не видел, и вскоре вовсе перестал обращать внимание на рекламные финтифлюшки - в стремлении переплюнуть и затмить друг друга, они были до омерзения похожи.
        - Тебе мужика того не жалко? - спросил Вадик.
        - Я не виноват. Нам же только одеться надо было. Куда б мы делись в этих дерюгах?
        - А мужик лежит… Мужик-то мертвый.
        - Давай лучше об искусстве поговорим. Это ведь правда - насчет того парня, который руки на себя наложил?
        - Один - один.
        - Я с тобой соревноваться не собираюсь, - отрезал Андрей.
        - Конечно. Ты выиграешь… Ничего, - сказал Вадик. - Ночью помучает немножко, потом отпустит.
        - Кто?
        - Совесть.
        - Заглохни!
        - А Сергеич не ошибся… Талант у тебя.
        - К чему?
        - Чик-брык. Людей на тот свет отправлять.
        - Бред какой-то. Ты в это веришь?
        - Главное, что поверил ты. В искусстве самое важное - верить в свои силы.
        Андрей скривился. «Талант», «искусство»… От этих слов его мутило. По крайней мере, когда искусством называли умение довести человека до самоубийства, а талантом - способность выстрелить в лоб. Андрей хотел бы найти себя в другом, в чем конкретно - он и сам не знал, но, уж конечно, не в этом.
        Вадик постепенно приходил в себя. Спина у него выпрямилась, колени уже не подгибались, а взгляд перестал метаться в поисках полицейской формы и вновь начал ощупывать женщин, преимущественно блондинок.
        Андрею же приходить в себя не требовалось. Он и был в себе - с того момента, когда осознал, что убил человека. Наоборот, он страшился утратить это состояние, эту легкость, прозрачность, ясность.
        Одно его по-прежнему тревожило. Он знал, что выехать из города, особенно после стрельбы в магазине, будет трудно. Еще труднее - скрыться в блоке. Но там был дом.
        Андрей остановился у края тротуара.
        - Ты чего? - спросил Вадик.
        - Такси надо поймать.
        Напротив, то и дело отвлекая внимание, мерцал гигантский экран. Мониторов размером с дом Андрей еще не видел и против воли косился на скачущие по стене картинки. Звук из-за дороги не долетал, но в нижней части экрана по выделенной полосе скользила бегущая строка, и при желании все слова можно было прочесть.

«Вода, волна, луна… А я совсем одна… Луна, волна, вода… Да-да, да-да, да-да…»
        Стихи были субтитрами к популярной песне. Над ними, плескаясь в лазурной воде, танцевали две девушки. Андрей видел этот клип сотни раз, клип ему не нравился, тем не менее оторваться он не мог.
        За девушками появились юноши.

«Ночь! Улица! Фонарь! Шлюхи! Ко мне они липнут, прямо как мухи!»
        - Их, наверно, как-то по-другому ловить надо, - подал голос Вадик. - Такси эти…
        Андрей стоял уже минуть пять, но все машины проносились мимо.
        - Кто их знает… Я всю жизнь на пособии.
        - А я с двенадцати лет, - гордо объявил Вадик. - Но на такси я в детстве не очень-то…

«Я уже вам не сынок! Мама, я поехал в блок!»
        Строка еще не добежала до конца, когда песню прервали. На экране возник полицейский с тонкими злыми губами.

«Экстренное сообщение, - задвигались губы. - Только что на Двадцать Седьмой Восточной улице убит продавец из магазина одежды…»
        - Вот те раз… - растерянно проговорил Вадик. - Какой «только что»? Полчаса уж…

«Убийц предположительно двое, - продолжал полицейский. - Первого сняла автоматическая охранная система. Портретом второго мы пока не располагаем…»
        Огромный монитор показал Вадика: фас и два профиля, слева и справа. Фотографии были качественными, словно он нарочно позировал перед объективом. Не хватало лишь улыбки. Лицо высотой в два этажа было перекошено от страха.
        - Рожи не корчь, - сказал Андрей. - И без этого узнают.
        - Андрюша!.. Как же, а?..
        - Тихо! Никто на тебя не смотрит. Успокойся.
        - Весь город!.. А в блоке меня найдут?
        - Если захотят.
        - Нет, ну почему я? Ведь это ты его!.. Несправедливо, а?.. - замямлил Вадик. - Ехать надо! Ехать отсюда! Тут у них везде камеры… Андрюша, где такси?
        - Ловим, - коротко отозвался он.
        - С тобой наловишь!.. - Вадик исподлобья посмотрел на монитор и, отчаянно мотнув головой, выскочил наперерез ближней машине.
        Маленький автомобиль, раскрашенный под птицу, вильнул вбок, но соседняя полоса была занята. Водитель, то ли вопя, то ли хватая воздух, раскрыл рот. Машина взвизгнула и пошла юзом, но все же успела затормозить и лишь легонько толкнула Вадика бампером.
        Водитель, мужчина лет сорока со светлой бородкой и белесыми ресницами, убедился, что Вадик не пострадал, и вопросительно глянул на подбежавшего Андрея.
        - О-о-о! - протянул он, увидев перед собой пистолет. - Неужели настоящий?
        - Не заставляй меня доказывать.
        Андрей дождался, пока Вадик поднимется, и, медленно обойдя машину, сел рядом с водителем.
        - Вы ужасно рисковали… - промолвил тот. - Нельзя же так… Чего хотите-то? На карте у меня не густо, а машина…
        - Быстрой езды хотим, - перебил его Андрей.
        - Ну, поехали, - недоуменно сказал водитель. Несколько прохожих, остановившихся поглазеть, поняли, что инцидент исчерпан.
        - Всем канарейкам!.. - раздалось в салоне. Водитель откинул возле руля закругленную панель - с внутренней стороны в нее был встроен сетевой терминал.
        - Вызов для всех канареек, - повторил голос.
        - «Канарейки» это кто? - спросил Вадик.
        - Мы. Таксисты.
        - Ты таксист? Надо же, какое совпадение… А почему вы, таксисты, не останавливаетесь?
        - А потому, что вы никогда не платите.
        - Мы?..
        - За совершение убийства разыскиваются двое преступников, - сказали откуда-то из терминала. - Вооружены. Могут находиться в районе Двадцать Пятой, Двадцать Седьмой и Двадцать Девятой Восточной…
        - Выключи! - велел Андрей.
        Таксист без возражений захлопнул крышку.
        - Кто это «мы»? - продолжал настаивать Вадик.
        - Ну, вы… гм…
        - Черы? - подсказал он.
        - Я вас так не называл. Вы сами.
        - А что, по нам видно? Мы же переоделись!
        - Где? На Двадцать Седьмой Восточной? - сказал водитель. - Уже три раза передавали… Нет, не очень, - добавил он. - Не очень видно. Но у нас, таксистов, глаз наметан. Садится человек, показывает карту, а потом выясняется, что на ней три крепа…
        - Мне за три крепа целый день горбатиться! - не выдержал Андрей.
        - Сочувствую…
        - Ни хрена ты мне не сочувствуешь!
        - Куда едем-то? - спросил водитель, делая вид, что совсем не боится.
        - В сторону кольцевой. Дальше покажем, - ответил Вадик.
        - В Бибирево-6, - приказал Андрей. - К одному хорошему человеку, - пояснил он для Вадика. - Короче, в полицию.

* * *
        - Место надежное, - Царапин недобро усмехнулся. - Надежней уже некуда. Хорошо, что вы меня на конвертер устроили. И Никиту Николаевича туда без проблем пустили. По старой памяти.
        - Конвертер?..
        - Через пару дней зайдите в магазин и что-нибудь купите. Если повезет, увидите в этой вещи последнюю улыбку профессора.
        - Все, хватит! - Сергей Сергеевич сообразил, о чем идет речь, и брезгливо передернулся. - Прошу без подробностей, а то я есть не смогу.
        - Ясное дело, - отозвался Царапин. - Половина еды тоже синтетическая.
        Сергей Сергеевич озадаченно посмотрел на Гертруду.
        - Ты там соберись, - сказал он в микрофон. - Не исключено, скоро встретишься со своим объектом.
        - Нет!
        - Сначала дослушай. Задания на его ликвидацию не поступит, это я обещаю.
        - Вы мне столько наобещали - жизни не хватит выполнить, - раздалось из терминала. Экран не горел, работали одни динамики. - Конец командировки, легализация, деньги. Сколько я этого жду?! А тут - опять Белкин!..
        - Трогать его не надо. Смотри, чтоб он сам тебя… Как увидишь - сообщи. На этом все. Отбой!
        - Сергей Сергеевич, а может, зря вы все это затеяли? - спросила Гертруда.
        - Я ничего не делаю зря! Тьфу, уже как Белкин заговорил… Налей мне чего-нибудь. - Он промокнул нос и, бросив салфетку на пол, взял из пачки свежую. - Запись хорошо отредактировали, Белкина совсем не видно. А ботинок там чей нашли?
        - Ботинок принадлежит художнику. Я его заменила. Но… зря вы Белкина с пистолетом отпустили.
        - Нет, не зря! Давай… - Он взял у Гертруды стакан и, хлебнув, прижал салфетку к губам. - Щиплет… Не зря, ясно? Пусть почудит немножко. Покрепче увязнет.
        - Как вы это сделали? Как нестреляющий пистолет превратился в стреляющий?
        - Это, дорогая моя, целое искусство - превращать одно в другое. Кстати, от Гертруды уменьшительно-ласкательное… Гертрудочка? Что-то не звучит.
        - Смотря что вы хотите - ласкать или уменьшать… Да никак не будет. Мама с папой о таких пустяках не заботились. Они у меня в блоке жили, вам это известно.
        Сергей Сергеевич осторожно потрогал нос и скомкал очередную салфетку. Кровь остановилась.
        Поднявшись с дивана, он подошел к стене и набрал на табло код. Оконные жалюзи бесшумно поползли вверх.
        - Смотри-ка, ночь уже… Ну, а что с тем полицейским? Ты уладила?
        - Вы не представляете. Они, оказывается, родственники. Дознаватель Белкин - дядя нашего Белкина.
        - Ты уладила? - требовательно повторил он.
        - Да.
        - Ну и отлично.
        Сергей Сергеевич расшвырял ногой обломки терминала и задумчиво повернулся к Гертруде.
        - Что они в родстве, я и без тебя знаю. Но! Во-первых, этого не знает Белкин - наш, племянник. Да и дядя скорее всего тоже не в курсе. Во-вторых, на племянничке покойник висит. Ничего не поделаешь, висит! - пожал он плечами. - И, в-третьих, ты же говоришь, что все уладила.
        - Уладила, - подтвердила Гертруда.
        - Итак, дознаватель из Бибирева отпадает. Квартиры самого Белкина и этого маньяка с мольбертом отпадают тоже. Царапин для него злейший враг. Профессор… гхм… профессору пожелаем удачных реинкарнаций. Вот и выходит, что выбора у Белкина не осталось. Кроме…
        - Сергей Сергеевич, я хочу спросить, - сказала Гертруда.
        - Спрашивай.
        - Вас ведь не так на службу брали?
        - Меня? Да, меня по-другому.
        - И меня.
        - Мы с тобой, Гертруда… Гертрудочка… мы с тобой меньше весим. Я понятно выражаюсь?
        - То есть, если нам удастся Белкина уломать, он станет нашим начальником?
        - Уломать - плохое слово, Гертрудочка. Убедить.
        - Теперь понятно… И где же вы его ловить будете? Чтобы убедить.
        - Сомневаешься, что поймаем? Деваться-то ему некуда. Кроме одной… Да!..
        Сергей Сергеевич азартно щелкнул пальцами и подсел к терминалу.
        - …кроме одной лазейки, - закончил он. - Вот пусть в нее и влезет.
        Глава 12
        Суббота, ночь
        Пока такси доехало до кольцевой, на улице уже стемнело.
        - Бибирево-6? - переспросил водитель. - Сдаться и в городе можно. Вас все равно сюда отправят.
        - Сдаться?.. Сдаваться никто не собирается.
        - Андрей, ты что задумал? - тревожно спросил Вадик. - Мне-то, сам понимаешь… А вот тебе…
        - Так куда едем?
        - В полицию, - уверенно ответил Андрей. Таксист откинул панель терминала и провел пальцем по тактильной клавиатуре. На экране появилась карта. Он снова дотронулся до панели, и карта начала наплывать, пока на ней не осталось две улицы и четыре дома.
        - Через двадцать пять минут будем на месте, - сказал водитель, въезжая в сложный лабиринт развязки.
        - Значит, на раздумья осталось двадцать четыре, - усмехнулся Андрей. - Я смотрю, у тебя терминал… Человека по нему можно найти?
        - Все можно.
        - Тогда ищем. Белкин Иван Петрович.
        Таксист потянулся к клавишам, но Андрей его остановил:
        - Я сам. Надо же учиться когда-то. Куда здесь тыкать?
        - Не тыкать, а нажимать. Вот сюда…
        Он объяснил, как вводятся данные, - Андрей, чертыхаясь и путаясь, набрал фамилию, имя, отчество и необходимую команду. Терминал пиликнул и выдал список. Это оказалось не так уж и сложно.
        Белкиных Иванов Петровичей в Москве было зарегистрировано семнадцать, двое - дряхлые старики, остальные младше сорока лет.
        - Не те…
        - Эльзу свою проверь, - посоветовал Вадик.
        Андрей повторил операцию.
        Эльза Васильевна Хон в Москве не проживала.
        - Да он у тебя не работает! - воскликнул Вадик.
        - Работает, - сказал таксист. - Вы, наверно, не там ищете.
        - А Кембридж… Есть такой город?
        - Понятия не имею. Надо посмотреть.
        - Я сам!
        Андрей, следуя инструкциям водителя, задал вопрос терминалу. Кембриджей нашлось аж две штуки - в Северной Америке и в Западной Европе. Ни в том, ни в другом Эльзы не было.
        - Точно не работает, - сказал Андрей.
        - А кто она, эта Хон?
        - Моя старая наставница.
        - Можно в блоках поискать.
        - Чего?!
        - Такое с людьми бывает, - сказал таксист. - Я уже сталкивался. Вот недавно тоже. Вез мужика к подружке, приехали - ее нет. Пропала. Я говорю: адрес не тот, а он мне: не делай из меня дурака, я тут на прошлой неделе был. Начали выяснять. Ну, и выяснили. Баба эта в Ясеневе-16 обитает. Статус у нее рухнул - с пятисот сразу до восьмидесяти. Вот такая беда…
        - А мужик?
        - А что мужик?.. Поехал к другой. Не в блок же ему переться, к черке… - водитель осекся и ненароком глянул на пистолет. - Извините.
        - Извиняем, - сказал Андрей. - Значит, в блоках? Посмотрим…
        Он по памяти набрал команду и, увидев ответ, невольно сжал рукоятку.

«Хон Эльза Васильевна, 21 год. Бибирево-6, блок 23, дом 2, квартира 113».
        Терминал подержал сообщение и, не получив дальнейших указаний, выдал на экран крупную карту с пунктирной стрелкой наиболее удобного маршрута.
        Таксист свернул с кольцевой и предупредил:
        - До полиции минут семь.
        - Едем по стрелке, - решил Андрей. Водитель покосился на карту и опять свернул. При этом он вроде повеселел.
        Двадцать третий блок вынырнул из темноты, как ледокол. Фонари вдоль дороги не горели, а луна висела слишком низко, поэтому, когда из-за деревьев появились четыре дома - грязно-серых, с редкими квадратами тускло светивших окон, Андрею стало не по себе.
        - Квартира сто тринадцать - это в первом подъезде, - сказал водитель.
        Андрей вылез из машины и помог Вадику вытащить мешок. Затем сунулся в салон и три раза выстрелил по терминалу.
        - Ого! - крякнул таксист. - Погоди!
        - Что, деньги?
        - Еще в дверь. В мою, левую. Пальни, пожалуйста.
        - Страховка? - догадался Андрей. Он проделал в двери несколько отверстий и убрал ствол.
        - Благодарю… Связи у меня больше нет, в блоке я обращаться не буду. До первого поста в городе доберусь через десять минут. И… боюсь, мне придется назвать адрес.
        - Не бойся, называй.
        Андрей вручил пакет Вадику и, хлопнув его по спине, направил к дому с большой цифрой «2».
        Зайдя в подъезд, Вадик остановился у лифта, но Андрей приложил к губам указательный палец и повел его к пожарной лестнице.
        - Куда мы? - шепнул Вадик.
        - Так надо.
        - Нет, я вообще… Зачем мы сюда?
        - Раздевайся. - Андрей бережно извлек из мешка коробку с контроллером, остальное вывалил на пол. - В Бибиреве модные тряпки не нужны.
        - Ты за эти тряпки человека убил!
        - Не за тряпки, за принцип. Снимай штаны, а то и тебя…
        Вадик, беспомощно улыбнувшись, посмотрел ему в лицо - и отпрянул назад. В лестничном полумраке ему померещилось, что перед ним стоит не Андрей, а кто-то другой, чужой и незнакомый. Кто-то хищный.
        - Ты изменился… - молвил он, расстегивая пуговицы.
        Андрей переоделся первым и, свернув вещи, уложил их обратно в пакет.
        - Готов? Значит, так. Ждешь меня здесь, сторожишь тряпки и никуда не рыпаешься. Не орешь, не сопишь, воздух не портишь. Это легко, ты справишься. А я за тобой приду. Тоже справлюсь, и приду.
        Вадик собирался что-то возразить, но Андрей тихонько постучал стволом ему по макушке и, не оборачиваясь, пошел наверх.
        Поднявшись до шестого этажа, он постоял на внутренней площадке, пока не успокоилось сердце. Вскоре пульс выровнялся. Кроме быстрого подъема, его, пульс, ничто не сбивало.
        Андрей прижался к стене и тронул дверь. Закисшие петли негромко клацнули. В коридоре никого не было. Он прикинул, где находится сто тринадцатая квартира, - получалось, что она расположена почти напротив лестницы, немного левее.
        Андрей открыл дверь пошире и, отойдя назад, поднял ствол на уровень лица. В щель было видно половину коврика, облезлую алюминиевую ручку и кнопку звонка.
        Пистолет сработал бесшумно. По крайней мере, звонок в сто тринадцатой квартире тренькнул гораздо громче - тренькнул и умолк. Пластмассовые осколки осыпались на чистенький коврик.
        Дверь медленно отворилась. В проеме показался мужчина - молодой, крепкий, весь какой-то напружиненный. В хорошей одежде и с опрятной прической. Правую руку он держал чуть за спиной.
        Молодой человек осмотрелся - одними глазами - и застыл, прислушиваясь. Вместо того чтобы хмыкнуть или, на худой конец, обозлиться. Когда он начал поворачиваться к разбитому звонку, Андрей выстрелил ему под колено.
        - Хахх!.. - вскрикнул мужчина и, выронив оружие, схватился за ногу.
        В квартире раздался какой-то шум, и оттуда выскочил второй - тоже спортивный, тоже с пистолетом.
        Андрей, не целясь, вогнал ему две пули в живот. Если в магазине он поддался горячке и убил случайно, то сейчас действовал абсолютно осмысленно. Сознание оставалось ясным, как летнее утро. Именно рассудок, а не страх, диктовал Андрею, что делать. Никогда раньше он не чувствовал себя таким собранным и свежим.
        - Мыхх… - выдохнул второй мужчина, тяжело опускаясь на пол.
        Андрей врезал по своей двери и отпрыгнул в сторону. Раненые продолжали ворочаться на пыльном кафеле. Маленькие блестящие пистолеты лежали совсем близко, но применить их парни даже не пытались.
        - Третий будет? - крикнул Андрей из-за простенка. Из квартиры снова донеслись какие-то звуки, на этот раз они напоминали борьбу. Потом послышался щелчок и чье-то падение.
        - Андрей? Андрей, это я!
        В коридор выглянула Эльза - растерзанная, с поцарапанной щекой и, кажется, в слезах.
        - Третьего не будет. Можешь выходить.
        - Я сам решаю, когда и что делать! - отозвался он, не выпуская из виду ни Эльзы, ни двоих на полу. - Пушки у них забери!
        - Они не стреляют.
        - Забери, сказал! Кидай сюда.
        Он схватил проехавшие по полу пистолеты и вновь скрылся за стеной. Пистолеты оказались разрядниками. Андрей поставил флажки регуляторов на «ноль» и рассовал разрядники по карманам.
        - Андрей, я одна! Выходи!
        - Серье-езно? А по-моему, у вас тут целая…
        Не договорив, он бросился вперед - сбил Эльзу с ног, метнулся на кухню, сорвал занавеску в душевой и, наконец, влетел в комнату. Под столом лежало неподвижное тело, больше в квартире никого не было.
        - Я его сама, - всхлипнула Эльза. - И еще током, для гарантии. Ты все-таки пришел! - добавила она восторженно. - Я ждала…
        - Не ты одна.
        - Они появились час назад. Сказали, ты убил кого-то. Продавца какого-то. Но я-то понимаю, зачем ты им нужен.
        - А я - нет, - ответил Андрей, забирая со стола еще теплый разрядник.
        - Ты ведь не убивал? Продавца этого. Верно?
        - Эльза… В смысле, Эльза Василь… - Андрей зажмурился и потряс головой. - Лучше просто Эльза.
        - Лучше, - согласилась она.
        - Эльза, - повторил он. - Сколько мы с тобой знакомы? Год?
        - Год и два месяца…
        - Как я могу убить? Ты меня за Барсика ругала, что я с ним чересчур нежен, а тут люди! Те, в коридоре, - не люди, - быстро поправился Андрей. - Подонки…
        Ему почему-то было важно, чтобы Эльза, Эльза Васильевна, его наставница, не разочаровалась и не заподозрила в нем злого человека. Хотя сегодня эти категории уже казались Андрею смешными. Тем не менее его это по-прежнему волновало.
        Андрей хотел оправдаться получше, возможно - дать клятву, лишь бы Эльза не сомневалась, но вместо этого он спросил:
        - Ну, как твоя учеба? Как твой Кембридж? Кстати, какой из двух?
        - Оба неплохие… - рассеянно произнесла она. - Меня заставили, Андрей! Неужели ты подумал, что я с ними, с «неотложкой»?!
        - Я не думал, я был уверен. А что еще прикажешь?.. Ладно, собирайся. Вещи возьми какие-нибудь. Продукты, если есть.
        - Я только утром переехала. Вчера тестирование проводили - выборочное, внеплановое. Праздничное… При чем тут праздник?.. Выяснилось, что мой интеллект-статус ниже ста пятидесяти. Разве не чушь?
        - Чушь… После расскажешь. Уходить надо.
        Он взглянул на индикатор боезапаса. «104». Сто четыре выстрела каким-то образом умещались в небольшой и не очень массивной рукоятке. Возможно, это было не самое грандиозное достижение науки, но Андрея оно поразило. И еще он подумал о том, что в свои тридцать два года впервые воспользовался сетевым терминалом. Люди наизобретали много всякой всячины, и Андрей не понимал, почему он раньше этим не интересовался. Он чувствовал себя варваром. Но самым странным было то, что это чувство ему почти нравилось.
        Андрей убрал пистолет за пояс и выволок из-под стола парализованного бойца. Его правая скула была длинно рассечена по горизонтали и уже успела опухнуть. Мужчина был полностью обезврежен. Что подействовало сильнее - электрошок или удар по голове, мог определить только врач.
        - Ты левша? - спросил Андрей.
        - Что?.. - сказала Эльза, не переставая укладывать сумку.
        Одежды у нее было порядочно - красивой, не затасканной одежды, которую новоиспеченные черы привозят с собой в блок. Первые два-три года такого человека видно издалека. Но постепенно вещи изнашиваются, и однажды настает время, когда дорогой костюм из центра выглядит паршивей, чем барахло из гуманитарки.
        Андрей с сожалением наблюдал, как Эльза сворачивает короткое ярко-синее пальтишко.
        - Левша, говорю? Этому, по морде…
        - А-а… я ногой, - не отвлекаясь, ответила она. Андрей выгнул брови, но говорить ничего не стал. Вежливо отобрав у Эльзы пальто, он положил его на кровать.
        - Уже тепло, оно тебе не понадобится. А к осени… Осенью все переменится.
        Застегнув сумку, он закинул ее на плечо и повлек Эльзу к выходу.
        Первого, раненного в ногу, в коридоре уже не было. Лифт надрывно гудел - судя по редким каплям на полу, боец добрался до него довольно быстро. Второй, с большим пятном на рубашке, неподвижно лежал возле двери. Из его ладони выкатился карандаш микротерминала с подмигивающим огоньком на конце.
        - Они вызвали подкрепление, - сказала Эльза.
        - Таксист тоже вызвал.
        Эльза не поняла, но решила, что донимать Андрея вопросами сейчас не время.
        Они кинулись, к пожарной лестнице и побежали вниз. Между этажами на ступенях сидел Вадик.
        - Знакомьтесь…
        - Да мы знакомы, - отозвался он.
        - Пошли, пошли! - поторопил Андрей. Он запихнул сумку в мешок и, утрамбовав, взвалил его на Вадика.
        - Что у вас там? - спросила Эльза.
        - Гостинцы из центра. Я раздобыл контроллер.
        - Для чего?
        - Пригодится. Можно твой ИС проверить.
        - И ты ради меня тащил его из города?
        - Сам контроллер весит немного… - начал Вадик, но Андрей невзначай наступил ему на ногу.
        - Я тебя, вообще-то, убить собирался, - сказал он Эльзе.
        Снаружи хлопнула парадная дверь. Андрей достал ствол и, отщелкнув предохранитель, вышел к лифтам. Сквозь мутный витраж было видно, как от подъезда удаляется хромающий человек. Лампа над крыльцом еле светила, и через два шага скособоченный силуэт растворился в черном дворе.
        Андрей выглянул на улицу - раненый, не оборачиваясь, ковылял в сторону детской площадки. Андрей вытянул руку и прицелился ему под левую лопатку, но, поразмыслив, опустил пистолет и вернулся на лестницу.
        - Быстро! - бросил он.
        Когда они вышли, боец уже скрылся. Из кустов раздавался треск и сдавленные стоны.
        - Не пройдет, - заметил Вадик. - Тропинки только по углам.
        - За мной! - скомандовал Андрей. - Мешок донесешь?
        Не дожидаясь ответа, он ободряюще потрепал Вадика по плечу и направился вдоль домов. Обойдя двор по периметру, он жестом велел пригнуться.
        Из-за кустов все трое наблюдали, как перед подъездом остановился легкий фургон с нарисованным эскимо. Задняя стенка откинулась вверх, и на землю спрыгнуло человек десять в непроницаемых шлемах. Каждый держал какую-то палку, слишком короткую для обычной дубинки. Двое из группы встали по бокам от крыльца, остальные без звука забежали внутрь.
        - Многовато, - сказала Эльза.
        - Это еще не все.
        Спустя минуту у парадного затормозили три патрульных машины. Оглушительно захлопали дверцы. Полицейские - без шлемов, зато с тепловыми винтовками - устремились к подъезду, но люди из фургона преградили им дорогу. Слов разобрать было невозможно, но разговор явно шел на повышенных тонах.
        - Вот мы и выяснили, - молвил Андрей.
        - Что мы выяснили? - спросила Эльза.
        - То, что «неотложка» - не государственная организация. По крайней мере, официально.
        - Я бы и сама тебе это сказала.
        - А ты много про нее знаешь?
        - Немного… так, кое-что.
        - Еще обсудим. Пошли. Потихоньку.
        Андрей не разгибаясь двинулся в сторону темно-синего прогала улицы. Эльза семенила слева, Вадик, пыхтя, плелся позади.
        Добравшись до соседнего блока, Андрей разрешил выпрямиться. Вадик со вздохом опустил мешок и утер пот.
        - Дальше сам неси, - сказал он.
        - Без проблем. А ты, если что, стрелять будешь.
        Андрей сделал вид, что собирается отдать пистолет, и Вадик тут же поднял пакет.
        - Куда идем-то?
        - Туда, где не будут искать.
        - Поясни, пожалуйста, - сказала Эльза.
        - Они думают, что я не чер. Я тоже так думаю, но на время готов об этом забыть. От меня ждут нормальных, трезвых поступков. Но здесь не город, здесь иная логика, черовская. Будем вести себя предельно глупо.
        - Красиво, - оценила Эльза. - А конкретнее?
        - Конкретней - идем ко мне домой. Надо же нам где-то переночевать.
        - К тебе? - ужаснулся Вадик. - Там, наверно, человек сто, с ружьями и собаками.
        - Андрей прав, - согласилась Эльза. - Чтобы после этой заварухи прийти домой, нужно быть полным кретином. Кретином тебя, похоже, не считают.
        - А почему тогда не ко мне? - с ревностью спросил Вадик.
        - Тебя тоже проверим, - отозвался Андрей. - Сомневаюсь я, чтоб у тебя ниже ста пятидесяти было.
        - Я и сам сомневаюсь. Какой я чер?! Баллов семьсот, не меньше! Вон, Ленка сказала - у меня собственная система символов. Ясно? Если б у всех черов были собственные системы…
        - Пойдем. - Андрей подтолкнул его в спину и, улучив момент, когда Эльза отвернется, шепнул:
        - Ни слова про магазин.
        - А я-то уж объявление в Сети давать хотел, - огрызнулся Вадик.
        До тридцать седьмого блока они добрались примерно через час. Окон в домах горело все меньше - в окраинных районах энерголимит попусту не тратили, и спать ложились рано. Те же, у кого еще были дела, предпочитали сидеть в сумерках при лампочке в двадцать ватт.
        Улица все время оставалась справа. Света от ее фонарей во двор попадало ровно столько, чтобы приклеить тусклые отблески на лица. Напротив тридцать третьего блока по дороге лениво прокатила патрульная машина. Чуть позже, разбрызгивая лужи, проехал пустой автобус - видимо, последний рейс. Где-то в дальних дворах орали коты. Других признаков жизни Бибирево-6 не подавало.
        Интуиция Андрея не подвела: ни в коридоре, ни в квартире засады не было. Осторожность требовала забыть о лифте, но все слишком устали, чтобы тащиться на пятнадцатый этаж по лестнице.
        Андрей запер дверь и, приняв у Вадика мешок, вынул контроллер. Сумку с вещами Эльзы он поставил у кровати - другого места в комнате не было. Костюмы от убитого продавца он, не вынимая из пакета, бросил в гардероб - показывать их Эльзе было бы неразумно.
        Наведя порядок, Андрей осмотрелся. Кажется, он не был дома целую вечность. Все вокруг было до тошноты знакомое и - какое-то чужое. Прожив в этой квартире многие годы, он почему-то чувствовал себя в ней посторонним. Всего сутки в центре - и так возненавидеть свой дом… Впрочем, нет, ненависти Андрей не испытывал - разве что к тем людям, по чьей воле он был записан в черы. Но то - люди, а стены и мебель ненавидеть нельзя. Это можно лишь презирать.
        - Андрюш, я тут в кресло… - промолвил Вадик. - Отдохну, а? Уморился…
        - Андрей, ты что, переезжать хотел? - спросила с кухни Эльза.
        - С чего ты взяла?
        - Еды нет никакой. Ладно - у меня, я еще не устроилась. А ты чем питался-то?
        - Чем питался… - буркнул Андрей, заходя на кухню. - Сама не знаешь?
        - Ты чаем постоянно угощал, это я помню. Если честно, я тебя просто обижать не хотела, а так меня от твоего печенья… - она запнулась и подняла голову. - Опять печенье?!
        - Мне и самому противно, веришь?
        - Это не очень полезно для здоровья.
        - Иногда еще суп. - Андрей томно хрустнул суставами и сел на табуретку. - Но суп - такая проблема! Варить его, то-се… У меня перловка есть. И горох. И мяса немножко сублимированного. Или это рыба?..
        - Отодвинься, мешаешь, - бросила Эльза, доставая кастрюлю.
        Андрей пересел в угол и минуты две молча наблюдал.
        - Ты прямо как в фильме, - сказал он наконец.
        - В каком фильме?
        - В дурацком. При тебе в людей стреляли, сама пяткой головы расшибала, а теперь стоишь тут, вся из себя невозмутимая, супец готовишь. Хозяюшка примерная, да? В жены набиваешься?
        - В же-ены?! - возмущенно протянула Эльза, но вдруг перестала притворяться и, отложив нож, без сил опустилась на соседнюю табуретку. - Это я… это я от страха, Андрей.
        - Ты кушать хочешь?
        - Нет.
        - И я не хочу. Сейчас чайник поставлю.
        - Спасибо. А суп… ну его! Завтра сварю.
        - Мне кажется, сегодняшний день не кончится никогда, - признался Андрей. - Как утром приехал на конвертер, так все и завертелось - не остановить. Или нет, это еще вчера началось. Праздник… Праздничек… Слушай, ну как ты ему ногой-то? Под глаз!
        - В детстве занималась, - скромно ответила она. - Все уже потеряла, одни рефлексы сохранились, да и то примитивные. Ты лучше расскажи, как в кнопку попал.
        Андрей задумался над словом «рефлекс», и вопрос про кнопку пропустил мимо ушей.
        - Где стрелять научился? - повторила Эльза. - От пожарного выхода до моей двери метров семь. А звоночек - ма-аленький.
        - Не знаю. Я старался, прицеливался.
        - Если б я прицелилась, я бы промазала, - многозначительно сказала она. - При том, что ты пистолет первый раз в руки взял. Или до этого практиковался?
        - Где? У нас тут тиров нет… Странно, что он вообще стреляет. Утром пистолет был моделью, пугачом. Для Вадика пугачом. Для меня - испытанием… Не стрелял он утром!
        - Тебе его Сергей Сергеевич подарил?
        - Не совсем подарил, но… А откуда ты знаешь?
        - Нетрудно догадаться. Когда мне сообщили, что у тебя меняется наставник, я это вначале приняла на свой счет. Подумала - чем-то не устраиваю гуманитарную службу. Про Кембридж почему наврала? Да чтоб тебя не травмировать. Это они мне так объяснили. Вернее - он, Сергей Сергеевич. Я тогда еще не подозревала, что он из
«неотложки». А про саму «неотложку» у нас давно слухи ходят. И про то, что среди черов… ой, извини…
        Андрей махнул рукой - к нему это уже не относилось.
        - …что в блоках у некоторых людей интеллект-статус повыше, чем у членов Этического Совета, - закончила Эльза. - Чайник закипел. Я налью?
        Андрей усадил ее обратно и полез на полку за чашками. Вместе с чашками он по привычке достал и пакет печенья.
        - Давай, - обреченно согласилась Эльза. - Его зато варить не надо.
        - Слухи про «неотложку», - поддержал Андрей. - Что за слухи?
        - Сюда, в блоки, попадают асоциальные элементы. Это известно, правда? Дело в том, что асоциальным элементом принято считать… кого? Лентяя, алкоголика, тупицу - тех, кто будет обузой для общества. Гораздо спокойней загнать их в такие вот резервации. Не силой, конечно, не принуждением, а мягко - создать им условия, при которых среди нормальных людей они жить не смогут. Загнать и бесплатно обеспечить всем необходимым - это дешевле, чем позволить им куролесить на воле.
        Эльза отхлебнула чаю и надкусила крекер.
        - Далее. Ты ведь имеешь право голосовать на референдумах? И учиться. И работать. Ты полноправный гражданин. Попробуй найти в Конституции хотя бы один пункт, по которому твои права ущемлены, и ты станешь героем года!.. Не найдешь, не пытайся. Все твои права реализованы, в полном объеме. Но в действительности от социального процесса ты отстранен. Это самое большое достижение нашей цивилизации. Мы построили замечательную машину: в ней все винтики смазаны, но крутятся лишь те, что нужны в данный момент. И к асоциальным элементам, оказывается, относятся не только тупицы, но и… пардон, гении. Что нужно любой системе? Стабильность. А что эту стабильность подрывает? То, что не укладывается в рамки. Современные гуманисты, унаследовав машину, сумели ее модернизировать: понятие «социально бесполезной личности» они слили с понятием личности «социально опасной».
        - И в блоках поселились те, кому не нравится этот мир, - заключил Андрей.
        - Рядом с типами, ведущими растительный образ жизни. Рядом с идиотами - и в статусе идиотов. Институт тестирования ИС превратился в социальный регулятор. В четверг утром я хотела с тобой связаться. Вечером мне прислали уведомление о необходимости пройти внеочередной тест. Праздничный. В пятницу я его прошла. В субботу мне предоставили бесплатную квартиру в блоке.
        - Боже, какая дрянь… Все так здорово начиналось - прогресс, объединение. Новейшая Эра в две тысячи шестьдесят втором году…
        - О-о-о! - удивилась Эльза.
        - Это Сергей Сергеевич, его лекции.
        - Начиналось, Андрей, тоже не здорово. Хочешь настоящей жути - загляни в учебник истории. Люди никогда не жили в справедливом обществе. Каждая система объявляла себя идеальной, но ей на смену приходила другая и объясняла недостатки предыдущей. А ту, естественно, меняла третья… Тотальная Демократическая Республика появилась на основе Федеративной Демократической Республики Земля. В нее входило всего пять стран: Китай, Объединенная Европа, Россия, Соединенные Штаты и Япония. И эти пять стран создали новый мировой порядок. Остальные государства присоединились уже после - некоторые охотно, некоторые под давлением, а некоторые… Рядом с материком Северная Америка раньше был остров под названием Куба. Теперь его нет. А на месте Беловежского моря когда-то была суша. И люди. Были. Это не из жестокости, это ради всеобщего блага. Просто они его так понимают - благо.
        - ТДР - плохая система, - вполголоса повторил Андрей. - И хорошей никогда не было…
        - Ее и не может быть. Общество в первую очередь заботится о себе, и во вторую - о человеке. Хотя общество, казалось бы, это и есть - че-ло-ве-ки. Много человеков. Но наши интересы часто не совпадают. Однако и вне системы мы не живем, вот в чем штука. Мы выбираем разные системы по принципу наименьшего зла. Получается, мы всегда выбираем заведомое зло.
        Андрей долил чай и высыпал в вазочку остатки печенья.
        - Тебе дали квартиру сегодня утром? - спросил он. - Сразу эту? Обычно предлагают несколько.
        - Несколько, - сказала Эльза. - Четыре разных квартиры в разных блоках. На выбор. Только квартиры здесь все одинаковые, это я уже знаю. А блоки… девятнадцатый, двадцать первый, двадцать третий и двадцать пятый. Все - в Бибиреве-6.
        - И даже по одной стороне от шоссе. Кому-то очень не хотелось, чтоб мы с тобой разминулись.
        - Мы и не разминулись…
        - «Неотложка» постаралась? Но в чем ее функция?
        - Вероятно, поддерживать порядок. Не «новый мировой», а самый банальный, на бытовом уровне. «Общество», «система» - понятия достаточно отвлеченные. Кто-то должен все это делать физически.
        - Опускать ИС, ликвидировать тех, кто лезет не туда…
        - Так это тоже правда?!
        - Тоже. Я познакомлю тебя с одним интересным стариком. Все считают его полудурком… и я считал… По-моему, он копнул это дерьмо основательно. Он что-то там нашел.
        - А ты? Что нашел ты? Почему за тобой гоняются целые отряды?
        Андрей долго думал, прежде чем ответить. Эльза за это время успела допить вторую чашку и схрумкать несколько пересушенных крекеров.
        - Я нужен «неотложке», - сказал он. - Лучше б я понадобился дьяволу. Гореть в аду с чистой совестью или ходить в штиблетах из крокодиловой кожи. Но по колено в крови… Это смахивает на то, о чем ты говорила. Они хотят, чтобы я выбрал их.
        - Я слышала… - неуверенно начала Эльза, но умолкла.
        - Что ты слышала?
        - Якобы «неотложка» наполовину состоит из бывших черов. Они отбирают потенциальные кадры для своего ведомства еще на первом контроле, в пять лет. И выращивают эти кадры в блоках. Меньше образования - меньше рефлексии. Девяносто девять процентов не выживают, я имею в виду - интеллектуально. Люди становятся подлинными черами, попросту тупеют. Но тот, кто умудряется сохранить себя…
        Эльза закрыла лицо ладонями.
        - Ты… когда ты стрелял по кнопке звонка… тебе было трудно? Я хочу сказать… с чего ты взял, что попадешь?
        - Я видел в кино… - пробормотал Андрей и сам себе не поверил - настолько нелепо это звучало.
        - Врожденное… - молвила Эльза. - У нас в секции русбоя занималась девочка… Ее никто ничему не учил, но она… Потом она куда-то пропала… не важно… Боюсь, они в тебе не ошиблись, Андрей. У меня было подозрение - когда эти трое уродов явились засаду устраивать. Но я все же надеялась… А так у тебя нет выбора даже из двух зол. За тебя давно выбрали. И я не знаю…
        Свет на кухне внезапно погас. Андрей, успокаивая, погладил Эльзу по ноге и вышел в комнату. Вадик похрапывал, нелепо раскидавшись в кресле. Света в комнате не было.
        Андрей пощелкал выключателями в душевой и возле двери - лампочки не загорались. Он подошел к счетчику и, прищурившись, попытался разглядеть цифры. Разглядывать там было особенно нечего - бесплатный энерголимит закончился, и в окошке мерцал круглый ноль.

«Как всегда, - раздраженно подумал Андрей. - Одного дня до следующего месяца не дотянул».
        Вернувшись на кухню, он застал Эльзу за мытьем чашек.
        - Тебе это обязательно? - спросил он. - Все равно не видно.
        - Я так нервы успокаиваю.
        - У тебя дома должно быть чисто.
        - Нет, - сказала она. - Дома у меня больше нет. И друзей. И родственников. Все реагировали на редкость однообразно.
        - У меня и того не было. Мать помню очень смутно… Вернее, не мать, а грудь. Представляешь? Закрываю глаза, хочу вспомнить маму… а перед глазами - сиська. И сейчас… темно… как будто глаза закрыты.
        Андрей прижал Эльзу к себе и ткнулся носом в ее жесткую макушку.
        - Мне вот кажется… кончится этот день - и кончится весь этот кошмар, - сказал он.
        - И наступит новый.
        Она на ощупь поставила чашку в раковину и, повернувшись, так же на ощупь нашла его лицо.
        - Ты бы здесь убрала… А то в комнате Вадик.
        - С бывшим подопечным… с будущим сотрудником «неотложки»… Меня, наверное, должна мучить совесть, - сказала Эльза, покорно освобождая стол.
        Этот день все-таки закончился - но гораздо позже, когда за окном уже рассвело.
        Глава 13
        Воскресенье, утро
        - Да, - это контроллер, - сказала Эльза, взглянув на прибор в коробке. - Я последнюю проверку в прошлом году проходила, там был точно такой же. Но к нему терминал нужен. Желательно хороший.
        - Зачем? - спросил Андрей.
        - Контроллер сам ничего не определяет. Он задает вопросы и считывает ответы. Не твои, а мозга. Затем их надо обработать. Это происходит на сервере. А для того, чтоб с ним связаться, требуется терминал.
        - На сервере… - повторил Андрей. - Никогда не слышал.
        - Сетевой сервер. Вроде того же терминала, но большой и умный.
        - И как его найти?
        - Программа сама находит.
        - Нет, не в Сети. В жизни. Он же где-то стоит?
        - Ну-у… Я об этом даже не думала. Сетевых серверов миллионы - на телестудиях, на городских станциях связи, где угодно. Часть из них занимается тестированием интеллекта. Они могут быть расположены в соседнем доме, или на Земле Франца-Иосифа, или в Кембридже, причем неизвестно, в каком из двух.
        - Короче, это путь тупиковый, - подытожил Андрей.
        - Путь к чему?
        - Я еще не решил…
        Он взял стопку потрепанных книг и перенес на кровать. Разложив их в произвольном порядке, Андрей принялся перетряхивать каждую. Эльза хотела было помочь, но получив отказ, удалилась на кухню доваривать суп.
        Вадик дрызгался в душе. Едва проснувшись, он скрылся за занавеской и не выходил оттуда уже полчаса. Когда он появился - дрожащий, завернутый в мокрое полотенце, Андрей как раз наткнулся на то, что искал.
        - У тебя вода горячая кончилась, - недовольно сказал Вадик.
        - Не вода, а месячный лимит, - возразил Андрей, рассматривая маленький картонный прямоугольник. - Ты о других подумал, чистюля?
        Вадик покраснел и начал одеваться. Андрей сбросил книги на пол и сел к монитору.
        - Вот черт, забыл! - пробормотал он. - Электричество у нас фью… Что-то я в мае растранжирился…
        - У меня есть, - сказал Вадик. - Еще киловатт пять на счетчике.
        - Помалкивай! Твою фотку вся Европа видела.
        - А что мою-то?.. - плаксиво спросил он. - Я-то при чем? Это ты его…
        - Тихо! - цыкнул Андрей. - Мордой вертеть не надо было. Меня там почему-то нет, а ты - во всех позах.
        - Вот именно. «Почему-то». Почему, интересно?
        - Хватит ругаться! - крикнула Эльза. - Идите завтракать!
        - А что у нас?
        - Суп из амфибии.
        - Из какой амфибии?
        - Ты вчера говорил, что у тебя в банке то ли мясо, то ли рыба, - пояснила Эльза, заходя в комнату. - Я тоже не разобралась.
        - Ну, вы пока поешьте, а у меня еще дела. - Андрей повернулся к Вадику и протянул ладонь. - Ключ.
        - Вместе поднимемся.
        - Это опасно.
        - На пятнадцатом этаже не опасно, а на шестнадцатом - опасно? Если б меня всерьез искали, давно бы сюда приперлись.
        - Нас с тобой разные люди ищут. И по-разному. Я пойду один, - твердо сказал Андрей.
        Он поднялся на следующий этаж - не в лифте, а по пожарной лестнице. Эта предосторожность вряд ли имела особый смысл, но к кабине ноги как-то не пошли.
        Засады у Вадика, естественно, не оказалось. Вздумай полиция его взять - она была бы повсюду. Да и друзья - как не проверить друзей? А про Вадика все соседи скажут, что он либо дома, либо этажом ниже.
        Не хотели они Вадика брать, вот в чем дело. И Андрей об этом догадывался - хотя бы потому, что в его квартиру тоже никто не наведался. Однако попугать художника было необходимо. Разговаривать с Иваном Петровичем Андрей собирался без свидетелей.
        Включив монитор, он посмотрел на визитку и ввел адрес полицейского участка, затем, через дробь, личный номер.
        На экране появилась женщина - не красивая, но эффектная, как все женщины в форме.
        - Я вас слушаю.
        - Здравствуйте. Мне нужен дознаватель Белкин.
        - Дознаватель Белкин? - переспросила она, словно Андрей попал не в полицию, а на кондитерскую фабрику.
        - Иван Петрович, - уточнил он.
        - А-а… Белкина нет, - быстро проговорила женщина и принужденно улыбнулась. - Белкин у нас больше не работает. Если вы по одному из его дел, то он их уже сдал. Если по общему вопросу, то я могу вас связать с любым дознавателем.
        - Белкин… он что, в другом районе? В другом управлении?
        - Это частная информация, мы ее не даем.
        - Подождите! Он мне как раз по частному… Он мне… дядя! - брякнул Андрей.
        - Дядя? - озадачилась женщина. - И вы, племянник, не знаете его домашнего адреса?
        Он уставился на визитную карточку и пожал плечами.
        - Знаю…
        - Всего хорошего.
        Андрей поглазел на заставку-меню и, повинуясь какому-то внезапному порыву, перешел к разделу «Городские новости», а из него - к пункту «Преступления».
        До обеда было еще далеко, но в Москве уже порядком набедокурили. Список сегодняшних злодейств занимал семь стандартных экранных страниц, и под нижней строкой постоянно выскакивала новая.
        Андрей ввел дату: «29 мая». Монитор показал сводку субботних преступлений - почти сорок листов, около полутора тысяч позиций.
        Интересовавшие его строки Андрей разыскал ближе к концу.

«21-20. Убийство в магазине „Одежда“ на улице Двадцать Седьмая Восточная».

«21-55. Захват такси вместе с водителем на Весеннем проспекте».
        За тридцать пять минут от убийства до угона народ успел многократно подраться, изнасиловать, украсть и просто оскорбить, поэтому сообщения шли с большим интервалом, и Андрей не сразу заметил, что между ними есть одно любопытное сходство. Правее, в графе «Стадия расследования» в обоих случаях было указано:

«Раскрыто. Преступники задержаны».
        Первая мысль касалась Вадика - его могли взять минуту назад. Это предположение Андрей отбросил - при всех скоростях, так быстро полиции не управиться.
        Второй вариант - ошибка. Но в ошибке Андрей сомневался еще сильней, чем в феноменальной расторопности полиции. Нет, здесь было что-то иное, что-то намеренное… Или не было?..
        Не было, осенило Андрея. На записи, сделанной в магазине, не было его лица! Вадика - сколько угодно, а от него самого даже затылка не осталось. Случайность?.. Куда там! Магазин-то небольшой, все толклись на одном месте.
        Значит, его прикрывают. И неприятностей от полиции можно не ждать. Дали пистолетик, а в придачу - полный карт-бланш. Или индульгенцию?.. А в чем разница-то?

«Есть, есть разница, - сказал себе Андрей. - Не для них разница, для меня».
        Ему захотелось тут же, прямо на пыльном экране, написать что-нибудь вроде «спасибо дорогому Сергею Сергеевичу».
        - А что ты еще мне можешь простить? - спросил Андрей у монитора. - Если твоих детишек прикончу, тоже простишь? До какой грани ты готов дойти и через что перешагнуть - ради всеобщего блага…
        Он сбросил полицейский канал и, сверившись с визиткой, набрал домашний адрес Белкина.
        Экран вспыхнул так, что у Андрея навернулись слезы. Комната была белоснежной, даже светящейся - непонятно, как в ней не слепли. Посередине лежало нечто пушистое - не то ковер, не то матрас. На нем, скрестив ноги, сидела молодая девушка в чем-то таком же пушистом и белом. Она нетерпеливо потрясла пультом и сказала:
        - Ага.
        Андрей убавил яркость и, спохватившись, что его тоже видят, невольно обернулся. У задней стены в три ряда стояли безумные картины Вадика - зрелище специфическое, но все же лучше, чем сальные обои.
        - Здравствуйте, - сказал он.
        Теперь ему не нужно было щуриться, и он мог внимательно рассмотреть девушку. Белкин как-то упоминал, что ей семнадцать, - пожалуй, ровно на столько она и выглядела. Поздний ребенок, стало быть. Миленькая, немного похожая на отца. Такая же обаятельная. С короткой стрижкой и выбритым над ушами орнаментом. Наверно, жутко избалованная.
        - Ага, - сказала она.
        - Вы дочь Ивана Петровича?
        - Ага.
        - Мне бы с папой пообщаться. Он дома?
        - Папаша в блоке.
        - Я связывался с участком, на работе его нет, - признался Андрей, запоздало соображая, что, возможно, выдает какую-то тайну.
        - Ага… Папаша не работает. Он там теперь живет, - безо всяких эмоций ответила девушка. Андрей почувствовал, что врастает в кресло.
        - Как?! Как это живет?.. В блоке?!
        - Ага. Все?..
        - Нет, не все! Постойте!.. Где? В каком блоке?
        - Для этого есть справочная, - сказала она. - Все.
        - Какая, к черту, справочная?! - заорал Андрей, но белая комната уже пропала.
        Он повторил вызов и просидел перед пустым экраном минут пять - пока эта цаца не соизволила переключить монитор.
        - Ты, дочка!.. Отца родного знать не желаешь?! Слушай, дочурка. Доступ в справочную по терминалу, а у меня его нет. Зато у меня есть возможность отправить тебя вслед за папой. Я не вру. Хочешь убедиться?
        Андрей и сам в это верил. Сейчас - верил. На автобусе до кольцевой, потом опять на автобусе - к дому в салатную шашечку. К Сергею Сергеевичу в объятия… Сейчас он это сделал бы - ради Белкина, ради того, чтобы его дочь не плевала на святое. На то, чего у Андрея никогда не было.
        - Ага… - обронила девушка. - Не хочу.
        - Тогда вызови справочную и все узнай. Я с тобой еще свяжусь.
        Андрей сбросил адрес и судорожно набрал новый. Он должен был поставить в известность Никиту Николаевича. Нет, профессор не блажил, когда рассказывал о черах, у которых ИС аж за тысячу баллов. Да и сам Никита Николаевич… разве он дурак?! Дураки совсем не такие.
        Профессор не отвечал.
        Андрей встал и тревожно побродил вдоль сумасшедших картин. Затем резко повернулся к экрану, будто хотел застать кого-то врасплох. Ничего. Зеленый фон и мигание курсора.
        Он набрал номер снова. Снова молчание. Усевшись в кресло, Андрей решил достать профессора во что бы то ни стало, но его прервал посторонний вызов.
        - Это я, - сказала Белкина. - Ваш адрес в памяти остался… Я выяснила, где отец.
        - Секунду!
        Андрей вскочил и, порывшись у Вадика на полках, взял какой-то толстый грифель.
        - Только у него дома никого нет. Автоответчик передал, что отец на работе. Где работа, я тоже записала. Бибирево-36, конвер… конверт… - Она запнулась и посмотрела в мятый листок.
        Андрей отложил грифель в сторону.
        - Конвертер?!
        - Ага. Конвертер. Еще у автоответчика специальное послание для Белкина - однофамильца или родственника, там не указано.
        - Диктуй!
        - А чего диктовать? Это я так запомнила: «Не рой яму глубже».
        - Что? Может, «себе яму»? Ты не перепутала?
        - Нет. Просто «яму», без «себе». «Не рой глубже» И все.
        Андрей откинул голову на спинку и бездумно уставился в потолок. У него, у чера, контроллер определил две тысячи баллов интеллект-статуса. У дознавателя Ивана Петровича - меньше ста пятидесяти. Андрей всю жизнь мечтал поменяться местами с кем-нибудь из нормальных людей. Но он и представить не мог, что однажды это произойдет.
        - Вы ведь где-то недалеко? - спросила девушка. - Тоже в каком-то Бибиреве? Их так много…
        - Много. И не дай тебе бог научиться их различать.
        - Но вы же не из блока. Вы из… «неотложки»?..
        В ее глазах впервые возник интерес, она даже скинула со лба светлую челку - чтобы лучше видеть своего героя.
        - Оттуда, - кивнул Андрей. - О моем вызове ты навсегда забудешь. А отца забывать не смей. Навещай его.
        - Ага… Каждый месяц? - осторожно осведомилась она. - Или можно реже?
        - Бесполезно… - сказал Андрей. - Просить, убеждать… Все бесполезно. Отбой.
        Он выдернул монитор из Сети и, обойдя стопку загрунтованных холстов, запер дверь. На пятнадцатый этаж он из принципа спускался в лифте, хотя по лестнице было и проще, и быстрей.
        - Ты что такой расстроенный? - спросила Эльза. - С кем разговаривал?
        - Ни с кем. Никого нигде нет.
        - Долго ты это… «ни с кем», - заметил Вадик.
        - Еще картины твои рассматривал.
        - Ну?! - оживился он.
        - Шедевры, - без энтузиазма ответил Андрей. - Так… Супа я похлебал бы, да времени мало. Мне еще съездить кой-куда. Вы остаетесь здесь! - не давая возразить, объявил он. - Здесь безопасней.
        - Ты уверен?
        - Во всяком случае, пока они не поняли, что самый умный поступок и поступок дурацкий иногда совпадают. Да!.. - сказал он Вадику. - Тебе высовываться вообще противопоказано. Сюда полиция не придет, но это единственное, что я могу гарантировать. Заодно и контроллер посторожишь.
        - Отвечаю головой, - легко догадался Вадик. - Благодарю. Ты настоящий друг.
        Эльза обескураженно наблюдала за тем, как Андрей распихивает по карманам оружие.
        - Здорово ты нами распорядился, - сказала она. - И надолго мы тут застряли?
        - Это будет зависеть от… э-э…
        Он нахмурился, но подходящего ответа так и не придумал.
        - От продолжительности нашей жизни, - усмехнулся Вадик.
        Андрей ласково моргнул Эльзе и вышел из квартиры. Спорить с Вадиком ему не хотелось - Вадик мог оказаться прав.
        Путь на конвертер был привычным, как утренний маршрут «кровать-туалет-кухня». Андрей пешком добрался до станции и запрыгнул в тамбур отъезжавшей линейки. Сидячих мест, как всегда, не было, и он остался у дверей.
        Сквозь залапанное стекло он видел мучительно просыпающееся Бибирево-6, затем Бибирево-12 - район, выросший возле формовочного завода. Бибирево-24 было значительно чище, но и тут торчали те же блоки из четырех корпусов.
        В Бибиреве-36 жилых домов не было. Все вокруг конвертера служило ему одному: станция линейки, две автодороги и огромная территория свалки-накопителя.
        Проходя мимо помойки, Андрей испытывал странное чувство ностальгии и еще более странное - стыда. Он вспоминал, как совсем недавно восхищался всеми этими бумажками и баночками, и не понимал самого себя. Раньше в горах мусора ему мерещился веселый карнавал, а теперь он не мог в них разглядеть ничего, кроме грязи. И к тому же здесь стояла невыносимая вонь.
        - Белкин?.. - спросил дежурный. - Белкин в камере. Чумаков его хвалит. Вчера дублером отработал, а сегодня уже один. Да он на твоем месте. А ты чего, в гости? Не положено, ты же уволен, Белкин… Ой, я и не сообразил! Вы родственники с ним? Ладно. Но чтоб Чумаков не видел!
        Андрей обменялся с дежурным рукопожатиями и направился к платформе лифта. Спустившись в бункер, он миновал вереницу полукруглых люков и толкнул знакомую дверь.
        Иван Петрович раскачивался на маленьком стульчике и был увлечен созерцанием вентилей. Белкин заметно сдал: его багровые щеки обвисли и оттянули уголки губ вниз, придав им выражение вечной печали, а волосы сделались совсем белыми и редкими, как пух.
        - Доброе утро, Иван Петрович, - сказал Андрей. Белкин прекратил качаться и оторвался от кранов.
        - Все-таки пришел? - проронил он. - Зря пришел.
        - Я ничего не делаю зря, Иван Петрович, - ответил Андрей, подходя к баку.
        - А ты изменился, - сказал Белкин и, мельком взглянув ему в глаза, снова уставился на вентили. - Даже говоришь по-другому. Хорошо говоришь, уверенно. Только ты это… без Петровича обойдемся. Какой я теперь Петрович? Ваня я. Ваня Белкин. Для Петровича у меня ИС жидковат.
        - Бросьте, Иван Петрович! Вы же сами все знаете - от профессора. Да и без него ясно…
        - Что тебе ясно?
        - Никакой вы не чер. У вас же семьсот пятнадцать баллов!
        - Было когда-то. А в пятницу я под тест попал, внеочередной…
        - Праздничный, - добавил Андрей.
        - Да. Праздничный. Кто-то усомнился в моем статусе.
        - И сколько вы получили?
        - Ровно сто. Одна палочка и два нуля.
        - Но вы-то!.. Вы-то, Иван Петрович, не усомнились? Это главное.
        - А мне, знаешь… Одна палочка и два нуля. Мне без разницы. Вот так-то. Надоело быть умным, Андрюша. С них, с умных, спрос больше.
        - Так быстро поглупеть нельзя!
        - А что?.. Плюсы тоже есть. Времени свободного навалом. Отдохну. «Повести Белкина» перечитаю. Повести покойного Ивана Петровича…
        Белкин резко поднялся со стула и подкрутил кран на второй трубе. Андрей машинально отметил, что существо в баке справляется неплохо.
        - Иван Петрович, вас от этого не тошнит?
        - Меня-а? Ты б видел, на какие я трупы выезжал! Когда жена мужу голову отрежет, да еще в кастрюлю, и на плиту… А здесь что? Ну, дерьмо. Подумаешь! Оно и так повсюду, Везде, Андрюша, одно сплошное дерьмо… И не Иван я тебе не Петрович. Перестань над бедным чером глумиться. Над Ванькой Белкиным…
        - Сдались… - разочарованно произнес Андрей. - Неужели вы сдались?!
        Тот посмотрел на пену под колпаком и вернулся к стулу.
        - Его больше нет, - буркнул он. - Того, который мог сдаваться или не сдаваться. Я за него. Но я другой человек. Чер Иван Белкин. Для друзей - Ваня.
        - Быстро они вас… Никиту Николаевича они не сломали, хотя над ним даже мы посмеивались. Вся смена. А он крепкий, наш профессор. Не такой, как вы.
        - Ваш крепкий профессор - обыкновенный параноик. У него что ни слово, то загадка.
«Неотложки», скелеты в шкафу… Я предпочитаю верить только в то, что знаю, а знать только то, что вижу.
        - И поэтому предпочитаете видеть как можно меньше, - грустно сказал Андрей. - Из вас выйдет отличный работник. Вам уже и смену самостоятельную поручили, и без пакетика вы уже обходитесь. Скоро станете обедать прямо тут, в камере, посреди этих труб. А после…
        Андрей обошел бак и увидел, что бирка с номером существа прикрыта старым халатом. Якобы случайно, якобы просто так - подвернулся штырь, на него и повесили.
        - А после, Иван Петрович, вам захочется назвать существо каким-нибудь именем. Не человеческим, это уж слишком. Допустим, как кота.
        - Кот? Он что, мужского пола? - спросил Белкин.
        - А вы уже Муркой назвали? Муськой?.. Матильдой?.. Зовите как угодно, оно вас не слышит.
        - Да все эти цифры… - принялся оправдываться он. - Все эти «НР», «ЧР»… Мерзость и вранье.
        - Вранье, - согласился Андрей.
        - Ты меня на слове не лови, не надо. Что толку? Они мне статус изменили. Не в баллах дело. В статусе. Был дознаватель районной управы, стал - оператор конвертера. Тебе не все равно, что я об этом думаю? Как к этому отношусь? Статус у меня поменялся, понятно? И может опять поменяться.
        - Чем вы дорожите? Вот этими четырьмя кранами?
        - Что имею, тем и дорожу.
        - Надеетесь, вас снова поднимут? Вернут ваши семьсот баллов? Уважение дочери?
        Белкин резко вскинул, голову и, болезненно сощурившись, спрятал лицо в багровых ладонях.
        - Это я, наверно, зря…
        - Нет, Андрюша. Ты зря ничего… Правильно. Ты, Андрюша, иди, - сказал он, не отнимая рук. - Иди… И прощай.
        - Да лучше тараканы в башке! - воскликнул Андрей, срывая с запорного винта линялый халат. - Лучше скелет в шкафу, что угодно, чем вот так сгнить заживо! Счастливо!..
        Он взбежал по короткой лесенке и распахнул дверь.
        - Успешной тебе карьеры, Ваня Белкин. Мурку не перекармливай.
        Андрей выскочил в коридор и скорым шагом направился к подъемной платформе. Остановившись у шахты лифта, он обнаружил, что все это время тащил халат за собой - синяя тряпка прицепилась к ботинку и ползла, как хвост, собирая по полу мелкий мусор. Андрей разъяренно потряс ногой и отпихнул халат к урне. Не страшно, Белкин найдет что-нибудь еще. Табличка с номером будет закрыта, в этом Андрей не сомневался.
        Платформа, лязгнув, совместилась с ребристым железным порожком, и Андрей уже сдвинул решетку, как вдруг в конце коридора раздался крик. Он отклонился назад, но увидеть, что там происходит, мешало широкое бетонное ребро.
        Вопли повторились - на этот раз голосили двое. Где-то рядом с его камерой.
        У Андрея екнуло сердце. Одолеваемый смутной тревогой, он помчался обратно. Навстречу бежали двое незнакомых операторов, следом за ними, держась за рот, ковылял Новиков.
        - Что у вас тут? - спросил Андрей, хватая его за плечи.
        Новиков вывернулся и припал к урне.
        - У нас… - простонал он, отплевываясь. - У тебя… на это… сам смотри!..
        Андрей оставил его в покое и побежал дальше. В нескольких метрах от двери он почувствовал тяжелый запах кислоты и еще чего-то тошнотворного. Отсюда он уже различал отдельные реплики. Кто-то ругался, кто-то требовал закрыть вентили, но в основном все звали Чумакова.
        Влетев в камеру, Андрей закашлялся и схватился за тонкие перильца. Такой смрад мог источать лишь Барсик, Мурка или «С-НР» с номером через дробь - как его ни назови.
        Емкость была открыта, стеклянный колпак лежал рядом со стулом. Возле бака, зажимая лица платками, возились четыре оператора. Из-за их спин Андрей не сразу разглядел, что здесь произошло. А когда все же разглядел, то не сразу понял. А когда понял - не смог поверить.
        Из емкости торчала нога. Одна только нога - от колена до подошвы, остальное находилось внутри. Бак был большой, и человек там поместился бы - если б не существо. Существо, «НР» с номером, занимало почти весь объем, кроме узкого пространства для залива сырья, поэтому Белкина в баке фактически уже не было. Была одна нога, и она продолжала медленно погружаться.
        Операторы ее не трогали, они не хуже Андрея знали, что исправить ничего нельзя.
        Перед тем, как нога совсем исчезла за бортиком, кто-то снял с нее тапку. И, растерянно ею помахав, бросил туда же, в бак.
        Андрей до хруста стиснул зубы и, выйдя в коридор, столкнулся с Чумаковым. Они угрюмо посмотрели друг на друга и молча разошлись.
        Лифт привез троих медиков с каталкой. Андрей проводил их долгим взглядом и встал на платформу. Он ударил по грубой эбонитовой пластине, и лифт с воем поехал вверх. Снизу в колодце тянуло сквозняком. В теплом воздухе витали пары кислоты - это было дыхание существа без имени, существа с номером, созданного для переработки материала. Существа, доказавшего Андрею, что человек - такой же материал, ничем не хуже любого другого.
        Как он шел к линейке, как возвращался в Бибирево-6, Андрей не помнил. Все мысли были заняты внезапно возникшей аналогией между конвертером и системой под названием «человеческое общество». Сходств было не сказать, чтоб очень много, но отличий - и того меньше.
        Андрей очнулся уже перед дверью, в тот момент, когда в квартире заверещал звонок. Он убрал палец с кнопки и надавил еще раз. Никита Николаевич не открывал.
        Андрей прислушался и снова позвонил. Сообразив, что ответа не будет, он оглянулся по сторонам и достал пистолет. После седьмого выстрела дверь зашаталась, и замок вместе с трухой выпал прямо в руку.
        Внутри был страшный бардак. Профессор, вечный аккуратист, терпеть не мог, когда что-то лежало не на своем месте. Здесь же в одну кучу было свалено все: книги, одежда, посуда и еще масса каких-то мелких вещиц и осколков. Это не было обыском, при обыске не рвут тряпки и не ломают стулья. Это был настоящий погром.
        Андрей опустошенно бродил по комнате, пытаясь найти пятна крови или что-нибудь подобное. Крови нигде не было, но это не особенно утешало. Сам Никита Николаевич такого бесчинства не устроил бы, значит, ему помогли - либо в его присутствии, либо уже после того, как…
        Об этом думать пока не хотелось. Андрей прошел на кухню - та же картина: шкафчики были распахнуты настежь, а все их содержимое лежало на полу.
        В комнате, сдвинутый экраном к стене, работал телемонитор. Андрей развернул его на себя и прочитал бегущее справа налево сообщение:

«Сеанс прерван абонентом. Абонент недоступен».
        Он пощелкал каналы - монитор был в порядке, однако Никита Николаевич оставил его в режиме связи. Когда и с кем он разговаривал, Андрей догадался, но почему профессор не переключил монитор на обычную программу?.. Видимо, такой возможности ему не дали.
        Андрей облокотился о шкаф и, прикрыв веки, представил, как они врываются - бойцы в черных шлемах, с короткими дубинками…
        Сергей Сергеевич наверняка засек вчерашний контакт из дома Гертруды, когда Андрей маялся с этим поганым терминалом. Возможно, наставник специально его не убирал, чтоб Андрей вывел «неотложку» на кого-нибудь из неблагонадежных.
        И вот они вламываются… или нет, дверь цела… тогда - подбирают ключ, если это что-то меняет. Они заходят к Никите Николаевичу, и он даже не успевает отключить связь. А после… Он же старик, притом немощный… И он знал фамилии черов, с которыми происходили несчастные случаи. И фамилии тех, с кем еще только случится… Профессор называл много фамилий - тогда, в разговоре с Белкиным. С Иваном Петровичем, покойным. И Белкин - не тогда, так теперь - увидел, что за сила стоит за всеми этими нелепыми смертями. И не захотел быть в черном списке. Скелету в шкафу он предпочел место у трубы с дерьмом. А какая разница?..

«Скелет в шкафу», - повторил про себя Андрей. Странная метафора. Какая-то архаика. Что Белкин имел в виду? Или это выражение профессора? Ну, хорошо: что профессор имел в виду?
        Андрей взъерошил волосы и вновь прислонился к поцарапанной стенке, потом отступил назад и с сомнением посмотрел на гардероб. В отличие от остальной мебели, он был как будто не тронут, по крайней мере, снаружи.
        Андрей отворил дверцы - в обоих отделениях ничего не было, на перекладине висели голые вешалки, и только на дне валялась пачка печенья, совершенно здесь неуместная. Андрей присел на корточки и взял в руки упаковку. Пустая. Отбросив ее за спину, он погладил нижнюю панель и неожиданно нащупал по углам четыре винта.
        Раскидав хлам на полу, Андрей выбрал из мусора столовый нож с закругленным концом. Медленно, то и дело срывая шлиц, он выкрутил первый шуруп. Со вторым получилось чуть быстрее, к четвертому Андрей уже приноровился. Подцепив фальшивое дно, он вынул его из шкафа. Под панелью, в неглубокой нише, лежал какой-то плоский предмет. Сетевой терминал.
        Андрей проверил, нет ли кого в коридоре, и, вернувшись в комнату, нетерпеливо открыл чемоданчик. Экран в крышке засветился сам, без дополнительных команд. Желтый цвет плавно перешел в темно-зеленый, и на этом приятном для глаз фоне проявился текст:

«Здравствуй, Андрей. Надеюсь, это ты, а не кто-то другой. Если терминал у тебя, то я, очевидно, уже мертв…»

* * *
        - Царапин!.. Царапин!!
        - Здесь я.
        - Почему не отвечаешь?
        - Занят был.
        - Чем ты можешь быть занят, Царапин?
        - Вам сказать, или не надо?
        - Ну, скажи, скажи.
        - В туалете сидел. Запор у меня от этих продуктов.
        - Мог бы и не говорить, - сморщился Сергей Сергеевич.
        - Я бы в туалете ответил, но там эхо. Всех соседей слышно, особенно у кого проблемы с пищеварением. Меня небось тоже…
        - Все, хватит! Испортили тебя командировки, Царапин. Был таким эстетом, а стал черт-те кем. Пора тебя отзывать. - Сергей Сергеевич помолчал, позволяя абоненту разбухнуть от радости, и монотонно добавил:
        - Последнее задание…
        - Последнее уже было.
        - То было предпоследнее.
        - А предпоследнее было еще раньше.
        - Прекрати торговаться. Какой у тебя срок-то? Я все время забываю.
        Теперь умолк Царапин. Сергей Сергеевич его не торопил - пусть взвесит как следует. Пока Илья взвешивал, он поднялся с дивана и смешал себе коктейль: водка и томатный сок. С напитками Сергей Сергеевич предпочитал не мудрить.
        Глотнув «Мэри», он приблизился к терминалу и поскреб ногтем микрофончик.
        - Двадцать шесть лет, - сказал наконец Царапин. - Только не тюрьмы, а каторги.
        - И не двадцать шесть, а тридцать, - поправил его Сергей Сергеевич.
        - Четыре я уже отбыл - на ваших заданиях. Ладно… Что мне делать?
        - Не бойся, не перетрудишься. Кстати, ты с объектом не встречался?
        - Я бы дал знать, вы же велели.
        - Надо к нему сходить. К Белкину домой.
        - И что дальше?
        - Ничего. Посмотришь - там он или нет. Если там - сообщишь.
        - А если нет?
        - Тогда до связи.
        Сергей Сергеевич резко захлопнул терминал, словно поставил точку. Хотя точка в этом деле пока не вырисовывалась. Он полагал, что Белкин растеряется, - такой информации не было. Он надеялся, что Белкин запаникует и придет - сам придет, осознанно и добровольно. Это все, что от него требовалось. А Белкин не пришел. Сергей Сергеевич думал, Белкин никуда не денется, - а он делся. Куда-то.
        Единственное, что удалось рассчитать верно, - это визит к Эльзе Хон. Визит действительно состоялся, но вместо нервного срыва привел, кажется, к прямо противоположному. Белкин спрятался - быстро, надежно и, не исключено, надолго. Ценнейший навык - при условии, что он станет сотрудничать. И навык далеко не единственный.

«Стрельба» - отлично, «тактика» - отлично, «самоконтроль» - отлично, перечислил в уме Сергей Сергеевич и, покачав головой, крякнул:
        - Обыграл, гаденыш!

«Царапина пора выводить, - решил он. - Не ровен час, сам сорвется, агент хренов». Отдохнуть, на солнышке полежать, деньжатами пошвыряться, а через полгодика обратно в командировочку. На тридцать лет он никому не нужен, да и на двадцать шесть тоже, но покуда здоровье не кончилось - будет работать. Такая уж у человека планида. А сейчас - выводить, непременно. Вот только последнее задание выполнит.

«Задание», хмыкнул Сергей Сергеевич. Делов-то! Перейти через двор и убедиться, что у Белкина пусто. А пусто ли?..
        Он нахмурился и посмотрел стакан на просвет. Томатный сок, как и положено томатному соку, был непрозрачен.
        Нет, ерунда. Монитор Белкина давно щупается - тишь да гладь, никаких контактов, никакого кино. Сегодня с самого утра и электросеть под контроль взяли. Расход нулевой.
        Сергей Сергеевич глотнул еще водки и окончательно успокоился. Конечно, ерунда. Беглецы дома не отсиживаются, даже самые тупые. А Белкин не тупой. Про то, что от полиции его прикрыли, он, наверно, уже знает, но пуще того знает, что им
«неотложка» интересуется, а от нее не прикроет никто. И это он тоже знает. Не тупой же.
        Сергей Сергеевич вспомнил, как Гертруда спрашивала, будет ли Белкин ее начальником. Он одним махом допил коктейль и, поставив стакан на крышку терминала, сказал:
        - Будет, Гертрудочка. Таким будет начальником, что не приведи господь!
        Глава 14
        Воскресенье, вечер
        Я очевидно, уже мертв. Плакать не надо, хотя я знаю, ты сентиментален. Для мужика это скверно. Это, Андрюша, признак жестокости. Но хватит лирики, времени у тебя немного. Ты должен был убедиться, что система тестирования интеллекта выродилась в настоящее чудовище. И дело не в том, что ты, я и многие другие попали в блок незаслуженно. Самое страшное, что это может случиться с любым, такова наша система. И - это не уровень развития человека, это степень его полезности для общества. Пример тому - программы освоения космоса, которые были свернуты еще в начале Новейшей Эры. Космос не приносит практической пользы, поэтому все специалисты оказались в блоках. В нашем и соседних районах среди черов живут умные и талантливые люди. Я хотел собрать их побольше, но «неотложка» начала действовать первой. Скоро она истребит нас всех. Надо попытаться что-то сделать малыми силами, хотя бы так. Боюсь, это заранее обречено на провал, но наша акция даст толчок кому-то еще. По моим прикидкам, до пяти процентов живущих в блоках - не черы. В масштабах планеты это огромная цифра, а с нашими мозгами мы превзойдем все
полицейские подразделения. Подумай, прежде чем соваться в это дело, но если уже сунулся, действуй немедленно. В базе данных ты найдешь двадцать семь адресов. Разошли по ним «БОЛЬШОЙ ПРИВЕТ ОТ АКАДЕМИКА». С тобой свяжутся.
        Андрей мчался домой, на ходу проговаривая послание от Никиты Николаевича - сбиваясь и снова вспоминая каждую запятую. Спустя десять минут после того как он открыл чемоданчик, письмо стерлось, остался лишь список из двадцати семи сетевых адресов. Андрей плохо представлял, как отправить «приветы от академика», - разве что опять использовать монитор у Вадика.
        Завернув терминал в полотенце, Андрей нес его по улице, как внебрачного ребенка - со смешанным чувством гордости и вины. Прохожие не обращали на сверток внимания, и от этого Андрею чудилось, что все намеренно отводят глаза, сторонятся - подальше от профессорской «акции». В чем ее суть, он не знал, но надеялся, что для Республики это будет достаточно болезненно.
        Подойдя к лифту, Андрей хотел сразу подняться к Вадику, но все же решил, что сначала нужно зайти к себе.
        Гостей он учуял еще в коридоре. Тряпка у порога была сдвинута в сторону, а из квартиры доносились приглушенные голоса - два мужских, как минимум. Андрей положил терминал к стене и снял пистолет с предохранителя. Окошко над рукояткой показывало
«97». Хватит. Много народу там быть не могло. Много у Андрея в квартире не поместилось бы.
        Он сделал шаг назад и глубоко вздохнул, затем отвел пистолет к плечу и, собравшись с мыслями, врезал ногой по замку.
        Дверь треснула и отвалилась набок, Андрей упал на одно колено и направил ствол вперед. Еще не разглядев, что там, в прихожей, он заорал:
        - Все легли-и!!
        В квартире раздался мягкий стук локтей - люди укладывались на пол. Когда последнее тело приняло горизонтальное положение, воцарилась могильная тишина. Потом из-за косо повисшей двери сказали:
        - Белкин… Ты, что ли?
        - Профессор?!
        - Ну я, я. Давно не виделись?
        - А я вас… письмецо ваше получил. Думал, уж все…
        - У тебя терминал?!
        Никита Николаевич кряхтя поднялся и выглянул в коридор.
        - Вот молодец, Андрюшенька!
        - Вы живы?..
        - Глупый вопрос, согласись. - Профессор принял у него сверток и тут же начал разворачивать.
        Изнутри послышался шорох - люди вставали и отряхивались.
        - Чужих нет? - спросил Андрей, заходя внутрь.
        - Откуда? Мы вдвоем пришли. Я и дружок твой… Да погоди ты, погоди! - крикнул профессора но Андрей уже ворвался в комнату.
        Забыв про пистолет, он сшиб Илью с ног. Тот налетел на стул и вместе со стулом опрокинулся назад. Не давая Илье опомниться, Андрей ударил его носком в пах. Повторив, уже по пальцам, он наступил ему на горло и направил ствол в лицо.
        Илья инстинктивно закрылся ладонью. Он был так противен, что Андрей его мог бы убить за одно только это.
        - Не стреляй!! - рявкнул Никита Николаевич. - Не стреляй, он с нами!
        - С вами?!
        - Не с «вами», а с «нами». Со всеми нами, и с тобой тоже.
        Эльза, ошеломленная таким натиском, мелко закивала. Вадик, выдвигаясь из-за ее спины, жестами подтвердил: «с нами».
        - Не чуди, - сказал профессор. - Отпусти человека, нас и так мало.
        - Он же из «неотложки»!
        - Это ничего. Мы всем рады.
        - Был, был… - прохрипел из-под подошвы Илья. - Был в «неотложке». Раньше. Черт!.. Да сойди ты с меня!
        - Не понимаю… - молвил Андрей, но ботинок убрал.
        - Если я еще жив, то исключительно благодаря ему, - сказал Никита Николаевич.
        Андрей с сомнением посмотрел на Царапина.
        - И ты тоже, - проворчал Илья. - Благодаря мне… Часы видишь? - Он потряс массивным браслетом. - Мне только кнопку нажать. Я бы успел, даже с отбитыми яйцами.
        - И сюда мы пришли, потому что это единственное место, где тебя не ищут, - добавил профессор. - Раз Илью к тебе послали без поддержки и без оружия, значит, не верят, что ты у себя. Значит, именно здесь ты и находишься. Но, кроме нас, этого пока никто не понял. А Илья при мне с начальством связывался, докладывал, что здесь пусто.
        - Докладывал, - поддержала Эльза.
        - Когда это было?
        - Давно. Если что не так, они бы уже приехали, - сказал Никита Николаевич. - Тебя самого-то где носило?
        - На конвертер ходил, к Белкину. К тому, дознавателю.
        - Иван Петрович на конвертере? Что он там забыл?.. А-а-а!.. - догадался профессор. - Вот оно что… Праздничный тест? Нашего полку прибыло.
        - Убыло, - возразил Андрей. - Дознавателя Белкина больше нет.
        - Что, сломался?
        - Да… вроде того. В общем, на Ивана Петровича не рассчитывайте.
        Он убрал пистолет и, протянув Илье руку, помог ему встать.
        - Озверел ты, Андрюша! Совсем озверел, - сказал Илья, ковыляя к кровати.
        - Это тебе за ту драку в лесу. С тобой они, конечно, спектакль устроили, а меня-то всерьез лупили.
        - Тогда был уговор - святые места не трогать. А ты?.. Мне теперь месяц сметану с орехами жрать!
        - У нас есть суп, - напомнила Эльза. - Из мяса амфибий.
        Секунду все молчали, затем дружно расхохотались.
        - Вы ешьте, а я поработаю, - сказал Никита Николаевич. - Все равно на пяти метрах не усядемся.
        - Он счетчик чинит, - пояснил Вадик. - Чтоб электричество было.
        - Никита Николаевич, у меня все исправно. Лимит закончился.
        - Как закончился, так и начнется, - ответил профессор, шутливо грозя отверткой. - Давно надо было сделать, не пришлось бы экономить. Подкрепитесь как следует, у меня к вам еще поручение.
        - Поручение?
        - Ну, просьба. Ты письмо мое читал? Разжевывать нужно, или сам уже допер?
        - Про «акцию»? Не допер, - признался Андрей.
        - Иди, кушай, - буркнул Никита Николаевич. Табуреток на кухне было всего две, поэтому Илья с Андреем ели стоя. Сердобольная Эльза несколько раз предлагала Царапину сесть - пока тот не сказал напрямую, что сидеть с такой травмой еще хуже.
        - Вкусно, - похвалил Андрей, отставляя тарелку в сторону.
        - Добавки?.. Супа еще много.
        - Н-нет, спасибо.
        - А мне налей, - сказал Вадик. - Мне сил набираться… полотна таскать. Я прикинул - ходок восемь, не меньше.
        - Куда таскать?
        - Сюда. Сейчас электричество наладят, а ты как раз терминал приволок.
        - Ну и что?
        - Он картины свои хочет в Сеть запустить, - сказал Илья. - С Сетью ему и выставка не потребуется. Разошлет в режиме почты по всем адресам.
        - Не по всем, конечно, - засмущался Вадик. - Их, адресов, много. Но сколько успеем - отправим.
        - Ты думаешь, профессор курочит счетчик ради твоего вернисажа? - хмыкнул Илья.
        - А что за вернисаж? - встрепенулась Эльза. - Я не в курсе.
        - Вадик - гениальный художник, - торжественно произнес Андрей. - Давай, поведай Эльзе о своей творческой программе.
        Вадик покраснел от удовольствия и объявил:
        - Программа простая. Доказать людям, что они… как бы… К присутствующим это не относится! - торопливо оговорился он. - Доказать людям, что они твари. И мрази. Все до единого…
        - Продолжай, Вадик, - улыбнулся Андрей.
        - Чего там… Мои картины показывают людям их суть. В идеале нормальный человек должен покончить с собой - не для того, чтобы совершить крутой поступок, а потому, что… ну, жить-то, если честно, незачем.
        - А сам? - спросила Эльза. - Сам зачем живешь?
        Вадик многозначительно улыбнулся и с нескрываемым пафосом закатал левый рукав. Все предплечье, от запястья до локтя, было покрыто тонкими белыми линиями. Шрамы шли строго параллельно - видимо, вскрывая вены, Вадик не забывал и об эстетической стороне дела.
        - Что ж ты с собой?.. - растерялась Эльза. - И на правой?..
        - Там меньше. Всего двенадцать.
        - Двенадцать?! А на левой?
        - Четырнадцать, - высокомерно ответил Вадик. - Посчитай, если хочешь.
        - Да нет, я на слово поверю. А почему же… почему не довел до логического завершения?
        - Банальный вопрос, - отмахнулся он. - Если я умру, кто всем этим заниматься будет?
        - Ты про картины? Значит, ты покинешь этот мир последним?
        - Я так решил.
        Андрей заскучал еще на стадии демонстрации шрамов, но все же остался послушать - скажет ли Вадик что-нибудь новенькое. Ничего нового Вадик не сказал, более того, повторил свои откровения почти слово в слово.
        - Никита Николаевич! - окликнул Андрей, выходя из кухни. - Место у стола освободилось.
        - Иду, иду. Включи свет, Андрюша. Горит? Вот так-то! Вот вам мои шестьдесят баллов! - Профессор слепил кукиш и потыкал им куда-то в потолок.
        - Сеть заработала? Будете рассылать «приветы от академика»?
        - И не только. Напарник твой пообедал?
        В прихожей показался Илья, деликатно промокающий губы несвежим платком.
        - Он мне не напарник, - сказал Андрей.
        - Если акцию не провести сегодня, надо будет ждать еще месяц. За месяц «неотложка» нас в пыль сотрет.
        - А что требуется-то? Для вашей акции. И что за акция?
        - Завтра первое число, - сказал Никита Николаевич. - Завтра - общий тест интеллект-статуса. Народ с утра выстроится у автоматов, будет подставлять глаза к сканерам. К так называемым сканерам, - добавил он со значением.
        - «Называемым»? Что вы имеете в виду? - спросил Илья.
        - Что у некоторых граждан ИС фальшивый, - сказал Андрей. - Не соответствует действительному.
        - У некоторых?! - воскликнул Никита Николаевич. - У всех, Андрюшенька! У всех!! Сканеры не проверяют интеллект, а лишь устанавливают по сетчатке личность и отправляют запрос на сервер. На серверах хранятся досье. Не только на нас с вами - на каждого человека, достигшего пяти лет и прошедшего контроль-один. Сервер отвечает - мол, у этого гражданина столько-то и столько-то. Автомат выплевывает карточку. Человек видит, что его ИС за месяц поднялся на три балла, и прыгает от счастья. Или не прыгает, если ИС опустился. Но к тестированию интеллекта эта процедура отношения не имеет.
        - Здорово нас еб… гхм… - Илья глянул на Эльзу и поперхнулся. - Здорово… Если это, конечно, не ваши фантазии.
        - Не фантазии, - ответил Андрей. - Но я думал, они не всех дурачат, а избранных.
        - А я думал, они другим занимаются, - молвил Илья.
        - Есть старая притча о том, как трое слепцов пытались понять, кто такой «слон». Первый щупал ногу, второй - хобот, а третий - хвост. Первый сказал, что слон - это столб, второй сказал - змея, третий - веревка.
        - Ну и что, профессор?
        - «Неотложка» - это и веревка, и змея одновременно. И хвост, и хобот. И что-нибудь еще, о чем мы и представления не имеем. Всё вместе - это исполинский организм. Сегодня мы его можем больно укусить. Сегодня, или через месяц, тридцатого июня. Но столько времени у нас в запасе нет. Мы вычислили несколько серверов. Сегодня ночью мы до них доберемся и уничтожим базы данных. Многие жители Москвы завтра не получат никакого ответа - их досье будут стерты. Интеллект-статус придется определять заново, при помощи контроллеров, - по-честному, как его определяют в пять, двенадцать и двадцать лет. Все окажутся в равных условиях, тогда и посмотрим, у кого сколько баллов. Но если это сделать в середине месяца, то к первому числу «неотложка» восстановит информацию. А за ночь не успеет точно, на тех серверах около миллиона досье.
        - Вы сказали «мы», - заметила Эльза. - «Мы» - это кто?
        - Дураки, - хмуро отозвался он. - Дураки, болваны и недоумки. Люди, списанные в отход, в мусор. Нам понизили официальный ИС и дали в руки лопаты, но нам не отрубили головы. Нас не отучили шевелить мозгами. По крайней мере, не всех.
        - Нам-то с Ильей что делать? - осведомился Андрей. - Пойти и сломать эти чертовы серверы? Раздолбить их кувалдой? Вдвоем, да?.. Илья, у тебя есть кувалда?
        - Кувалда не нужна, нужны сетевые терминалы, - сказал профессор. - Хорошие. Один для меня и двадцать семь для моих друзей. Всего - двадцать восемь.
        Илья присвистнул.
        - У меня на карте триста крепов, - ответил Андрей. - Уж чем богаты…
        - Покупать мы ничего не будем. У Ильи есть опыт краж, у тебя есть пистолет.
        - Ясненько… - процедил Илья. - Кража с пистолетом - это уже грабеж, Никита Николаевич.
        - Естественно, преступление. Так же, как и то, что они с нами сотворили. Тебя вроде пока не касается, да? Когда коснется, мы уже будем мертвы - я и двадцать семь сетевых специалистов, которых я год разыскивал по блокам.
        - Нет! - воскликнула Эльза. - Не надо этого!.. Как-то по-другому, мирно… по-человечески!
        Андрей мягко ее отстранил и, открыв шкаф, вытащил черный мешок. Потом оценивающе посмотрел на Илью - подойдет ли ему одежда Вадика. Решив, что должна подойти, он понес мешок к выходу. В дверях Андрей остановился и, не глядя на Илью, спросил:
        - Нет?
        - Да, - сказал Илья. - Я с тобой.
        - В кого ты превратился, Андрюша?! - протянула Эльза.
        - В себя. Кажется, я просто проснулся.
        Он вышел в коридор, но Эльза его догнала и схватила за руку.
        - Ты не проснулся, ты в бреду! - горячо заговорила она. - Кто тебя окружает? Вор, старый психопат и этот… Вадик, истеричка в штанах!.. Он это что, серьезно?.. Насчет самоубийств…
        - Серьезней, чем ты полагаешь, - хмуро ответил Андрей. - Илья видел его картины, а уж он-то разбирается.
        - Но это ужасно!
        - Не более ужасно, чем то, что с нами случилось. Профессор прав. А Вадик… по-моему, он просто мстит - всему миру. Ты не дай ему этого сделать, хорошо? Весь мир не виноват, так не бывает. Удержи его. Не нужно эти картины в Сеть запускать. Бардака и без них хватит. Завтра.
        Андрей чмокнул Эльзу и зашагал к лифту. Илья уже стоял у кабины.
        - Что в мешке? - поинтересовался он.
        - Одежда. Людям в городе не безразлично, какие на нас вещи, - выразительно произнес Андрей.
        - Всю жизнь меня корить будешь? - спросил Илья после паузы. - Если б с тобой поработали, как со мной… Ты же у них был.
        - Был. Пряника попробовал, кнутом пока не угощали. Но кнут у них тоже есть, я уверен.
        - Есть, - сказал Илья. - На каждого.
        Они вышли из дома и направились к автобусной остановке.
        - А упрекать… - сказал Андрей, подумав. - Нет, я тебя не упрекаю. Но мне не совсем понятно, зачем ты в это впутался. Ты же не чер, тебе ИС не опускали. Мы за свое глотки рвем, а ты?
        - Так и я за свое. Меня ведь отсюда не вернут, из командировки. Никогда не вернут. Будут использовать до последнего. Меня уже заставили… заставили убить, Андрей. На вербовке об этом и речи не было - только наблюдение, а тут вон чего… Убил… И дальше убивал бы… На моей кредитке хренова куча денег, Андрей! А живу в блоке. Чем я отличаюсь от черов? Ношу то же самое, из гуманитарки, ем то же самое… Между нами нет разницы. Вернее, есть: обычным черам никто не приказывает, они свободней, чем я… Если так не объяснил, то лучше не получится.
        - А со мной какое задание было?
        - Вначале по схеме: познакомиться, проверить связи. Попытаться определить интеллект - не по прибору, а так, общее впечатление. Потом я стал подозревать, что они потребуют тебя ликвидировать. А потом надо было свести вас с этой дамочкой. Когда я почувствовал, что Вадик попрется с нами, передал, чтоб готовили вторую - для него. Он же клиент «неотложки», у него на лбу написано.
        - А что она от меня хочет? - спросил Андрей. - Эта твоя «неотложка».
        - Эта моя «неотложка», - сказал Илья с обидой, - если чего-то хочет, то говорит прямо. А если тебе не сказали, то мне-то откуда знать?
        - Мне сказали. Да я не больно им поверил.
        - Может, и зря… Они не всегда врут.
        Илья забрался в салон автобуса и, загородив пакет от пассажиров, с любопытством заглянул внутрь.
        - Ого! Шмотки дорогие. Откуда? О-о!.. а ботинки-то! Это вы магазин почистили, - сообразил Илья. - Но постой… там же всех поймали.
        - Получается, не всех, - загадочно улыбнулся Андрей.
        - И… там же продавцу репу просверлили…
        - Чего? - спросил Андрей, быстро теряя улыбку.
        - Труп, - коротко отозвался Илья. - Ты?.. И я перед тобой оправдывался?!
        - Не ори, люди кругом.
        - Конвой с-собачий!.. Он меня еще стыдит!
        Сойдя на конечной, они миновали площадку-отстойник и углубились в лес. Когда рокот автобусов стих и просветы между тощими березками исчезли, Андрей свернул к удобному раздвоенному пеньку и высыпал одежду на землю.
        - Я не собирался стрелять, - сказал он. - Мне его дали как муляж, я так и использовал. Попугать, и все. Я вообще не знал, что он стреляет! А он выстрелил… Он не должен был. Вот, посмотри.
        Андрей задрал рубашку и вынул из-за пояса пистолет. Илья повертел его так и сяк, затем выщелкнул магазин и вставил обратно.
        - Никакой не муляж. В стволе электромагнитный ускоритель, в рукоятке аккумулятор и сто двадцать стальных шариков. Нормальное, надежное оружие.
        Он сдвинул флажок предохранителя и выпустил две пули в пень.
        - Дырки есть? Есть. Должен стрелять и стреляет.
        Илья вернул пистолет и нагнулся, выбирая из кучи одежду.
        - Обувь вместе с тряпками… - проворчал он. - Все пыльное, неглаженое… Свалил, как картошку! На конвертере ты за этот гардеробчик полжизни пахал бы.
        - Три с половиной года, - уточнил Андрей. - Не нравится - иди в этом, в брезентовом.
        Илья вырвал у него брюки и, встряхнув, надел.
        - Тесноваты… Ладно, застегнулись. Если ботинки… нет, размерчик мой, - приятно удивился он. - И куртка… А ничего!
        Андрей тоже переоделся и собрал старые вещи.
        - В город мешок не попрем, - сказал он.
        - Не попрем, - согласился Илья. - Нам и без него забот хватит. Ночью профессор с Сетью поковыряется, а завтра уже совсем другая песня будет. Если профессору удастся это сделать…
        - Завтра люди проснутся уже в другом обществе, - закончил Андрей.
        - В справедливом, - поддержал Илья.
        - Если только такие бывают…
        Андрей вручил ему два разрядника, себе же оставил третий и пистолет. Они разложили оружие по карманам и, не сговариваясь, присели на пенек.
        Илья вздохнул и побарабанил пальцами по колену.
        - Во сколько в городе магазины закрываются? - спросил Андрей.
        - В десять.
        - Тогда пора.
        Андрей рывком встал и, закинув пакет подальше в чащу, направился к дороге. Он не оборачивался, но знал, что Илья идет сзади, что спина прикрыта, и от этого испытывал какое-то невероятное спокойствие, почти умиротворение. Это чувство было незнакомым, вернее - полузнакомым, как и нахлынувшая после первого выстрела трезвость.
        Он должен был бояться - тюрьмы, смерти или того, что не достанет терминалы и провалит акцию. Но он не боялся. Возможно, потому, что необычная ясность заполнила все его сознание и не оставила для страха места. Возможно, потому, что отступать было и поздно, и некуда.
        Пройдя по длинному мосту, они оказались на внутренней стороне кольцевой дороги.
        - Машину водишь? - спросил Андрей.
        - Давно не практиковался. А что?
        - Лови такси.
        Илья недоуменно подвигал бровями и подошел к бордюру. «Канареек» проезжало много - но все они были заняты.
        - Кого же арестовали, если не вас с Вадиком? - вспомнил Илья. - В новостях говорили, убийцы найдены.
        - Ты про магазин? Такое впечатление, что «неотложка» это дело притушила. И второе - тоже.
        - У вас еще и второе было?!
        - Не пешком же мы вернулись.
        - А, понятно. Вышел в свет, парнишка, ничего не скажешь!
        - К Эльзе полиция нагрянула, а там уже эти были… С палочками своими бестолковыми.
        - С шокерами, что ли?
        - Откуда мне знать? Черные такие, сантиметров по двадцать.
        - Это шокеры, и они, Андрюша, очень даже толковые. Если ты их в действии не видел, то тебе крупно повезло. Они электромагнитные, как твой пистолет, но стреляют не шариками, а металлическими стрелками. Стрелка попадает в тело и растопыривается - вроде зонтика. Боль непередаваемая. А кроме того, сплав окисляется. Если этот зонтик не удалить, через шесть часов сдохнешь от заражения крови. Кто и умудрялся с ним удрать, потом сам в полицию приползал.
        - Это же варварство…
        - Санкционировано Этическим Советом. Вон, свободная! - Илья встрепенулся и вытянул большой палец.
        У обочины остановилась пустая «канарейка». Водитель, сплошной живот с руками и головой, подозрительно покосился на пассажиров и сказал:
        - Карточку в счетчик вставьте. Если она у вас вообще есть.
        Андрей, изобразив оскорбленное достоинство, вручил ему кредитку. Узкое окошко на приборной панели высветило «302 к/п».
        - А ехать куда? - спросил таксист.
        - К смотровой башне, - помедлив, ответил Андрей. - Дальше покажем.
        Они с Ильей устроились на заднем сиденье, и машина рванула с места.
        - Поиздержались вы, однако, - заметил водитель. - И видок… На черов каких-то похожи. Что, праздник продолжается? - ухмыльнулся он в зеркало.
        - Третьи сутки гудим, - сказал Илья. - Сил уже нет.
        - Так что, домой?
        - Домой… - устало произнес он.
        - Адрес-то вы не назвали. Может, мимо башни и не надо, покороче дорога найдется. А то у вас впритык. Адрес… - таксист выжидательно замолчал. - Адрес-то?..
        - Двадцать Седьмая Восточная улица, - механически выдал Андрей.
        - Конечно, к смотровой вам не надо. Сейчас бы накрутили!..
        Водитель попытался обернуться, но уперся животом в руль и лишь неопределенно пошевелил в воздухе пальцами.
        - Крюки по городу делать - это не с вашими финансами. Нет, ну и довели вы себя праздничком…Черы, натуральные черы! Я и останавливаться-то не хотел. От них неприятности одни.
        - А правда, что вы за это страховку получаете? - спросил Андрей. - За всякие там неприятности.
        - Ты что, Конституцию не читал? - искренне удивился водитель. - Государство гарантирует безопасность. Черным по белому.
        - Ага… А что оно еще гарантирует?
        - Ну, эту… самореализацию личности. Полную и всестороннюю. Нет, ты что, не читал?
        - А сколько можно получить, если, допустим, машину отберут?
        - «Канарейку»-то? - весело отозвался таксист. - Полная стоимость, плюс моральный ущерб.
        - Это сколько будет? Примерно.
        - Сумма какая? В зависимости от машины. И от того, как отнимут, - по-плохому, или совсем по-плохому. А так… ну, тысяч двести. Эх!.. Мне бы двести тысяч! - мечтательно проговорил он. - Бросил бы эту баранку, похудел бы. Завел бы себе магазинчик. Аккуратненький, на уголке, чтоб с двух сторон витрина. Торговлю бы открыл. Можно шмотками, можно аппаратурой. Только не овощами, они портятся.
        Илья с Андреем напряженно переглянулись.
        - Ни тебе пробок, ни аварий, ни придурков на встречке, - продолжал таксист. - Сидишь, а денежки капают. Эх-х!.. Двадцать Седьмая, да? А дом какой?
        - Двадцать седьмой, - брякнул Андрей.
        - Значит, двадцать семь - двадцать семь. Не забудешь, - сказал он, поворачивая на развилке влево.
        Дорога плавной дугой уходила за парк. Описав полукруг, машина въехала в рощу - не слишком широкую, но достаточно плотную для того, чтобы скрыться от ближних домов.
        - А если не просто отнимут, а еще по башке дадут? - поинтересовался Андрей. - Если совсем по-плохому?
        - Вот ты настырный!.. По башке - это тоже смотря как. С сотрясением или нет. За сотрясение, конечно, тысяч пятьдесят государство накинет. Родная Республика в беде не бросит, - добавил он без иронии, даже с гордостью.
        - Тут останови, - сказал Андрей.
        Илья перестал качать ногой и сел поудобней.
        - Зачем? - спросил водитель. - У вас еще полторы сотни на карте.
        - Мы лучше пива выпьем. А доедем на автобусе.
        - Да где вы здесь пиво увидели? И автобусы здесь не ходят.
        - Тормози, сказал!
        Андрей дождался, пока машина не встанет, и ударил таксиста по затылку.
        Илья выскочил на улицу и распахнул переднюю дверь.
        - Тяжелый!..
        Андрей обежал машину и взял водителя за плечо. Вдвоем они кое-как вытащили его на дорогу и заволокли в кусты.
        - Ты богатый человек, - отдуваясь, проговорил Илья. - Открывай торговлю. И худей.
        - Без театра! Он все равно не слышит.
        Илья сел за руль и, держа руки на весу, осмотрелся. Затем поддел ногтем плоскую крышку на панели и провел по кнопкам.
        - Так… Магазин нам нужен не большой. Из большого мы не уйдем.
        - И не маленький. В маленьком двадцать восемь терминалов может не найтись.
        - Средний, - заключил Илья. - Так… так… Слушай! В Москве столько средних магазинов!..
        - В переулочке.
        - В переулочках тоже… Вот нормальный, - он ткнул пальцем в красную изломанную линию на карте.
        Илья снова осмотрел приборы, робко повращал руль и, выжав из машины надсадный скрежет, тронулся вперед. Проехав метров сто, он осмелел и увеличил скорость. Еще через пятьсот Илья окончательно вошел во вкус и принялся разгоняться, пока не запищал зуммер в бортовом терминале.
        Выехав из парка, они влетели в пестрый квартал. Дорога слилась с широкой улицей и разделилась на четыре полосы.
        - А, черт! - прорычал Илья и накрыл правой ладонью часы.
        - Не выкобенивайся, - предупредил Андрей. - Двумя руками руль держи.
        - Тихо!.. Да, на связи, - ответил он, поднося часы к лицу. - Да… Я? В Бибиреве, где мне еще быть… Нет, не попадался… Хорошо.
        Он опять потрогал браслет и неистово почесал голову.
        - Про тебя узнавали.
        - Я понял. Что еще говорили?
        - Что скоро отзовут из блока. Они мне это уже сто лет обещают… Вот он, наш средний магазин, - сказал Илья, заворачивая в переулок и указывая на витрину с мониторами. - Где остановимся? Давай у самого входа. Носить ближе.
        - У самого не надо. Посередине.
        - Где?..
        - Да прямо здесь. Вставай лицом к перекрестку. Чтоб тебя никто не объехал.
        - Далеко до магазина-то, - возразил Илья.
        Андрей лишь строго на него посмотрел и, приготовив разрядник, вышел из машины. С тротуара он любовался, как Илья неуклюже, в три приема, разворачивается и перегораживает узкую проезжую часть.
        Вскоре в переулке появился громоздкий, как айсберг, голубой автомобиль. Водитель с иронией следил за эволюциями «канарейки» и, судя по губам, язвительно комментировал. Пассажир на первом сиденье ухмылялся.
        Завершив разворот, Илья окончательно закупорил дорогу. Водитель «айсберга» растерянно поморгал и мимикой выразил желание проехать на перекресток. Андрей махнул ему рукой и пошел навстречу, якобы собираясь что-то спросить. Пассажир опустил стекло и придал лицу выражение предельной любезности.
        Подойдя к голубой машине, Андрей склонился у окна и прижал к полированному кузову разрядник. Индикатор показывал максимальную мощность: пять зеленых точек, и шестая - красная.
        - Здравствуйте, - сказал мужчина.
        - Здорово, - сказал Андрей.
        Автомобиль чем-то фыркнул, потом зашипел и замер. Из-под капота заструился тонкий дымок. Люди в салоне оцепенели.
        Андрей подергал пассажира за локоть - тот зашатался всем телом, как восковая фигура.
        Сбоку длинно просигналили - за голубым «айсбергом» пристроилась вторая машина. Илья поприветствовал водителя и дотронулся контактным усиком до крыши. Мужчина за рулем вздрогнул, будто икнул, и уставился в одну точку.
        В течение минуты Илья с Андреем вывели из строя еще две подъехавших машины и все, что были припаркованы у тротуара. Переулок подавился глухой пробкой. Больше сюда никто не заезжал - при виде затора люди сразу сворачивали.
        Убедившись, что дорога забита надежно, Андрей кивнул Илье и, спрятав разрядник, направился к магазину.
        Внутри у самого входа они наткнулись на немолодую женщину с ярким макияжем и тусклыми, как пуговицы, глазами.
        - Добрый вечер, - промолвила она. - К сожалению, мы закрываем. Зайдите завтра.
        Андрей положил ладонь на пояс, но Илья едва заметно потеребил его за рукав.
        - Что, уже десять? Жаль, - сказал он. - Вы не подскажете, кто в этом районе работает до одиннадцати? У кого мы могли бы приобрести крупную партию терминалов.
        - Крупную партию?..
        - Не знаю, может, для вас она и не крупная. Для нас - крупная. Нам нужно двадцать восемь штук.
        - Подержанных?
        - Нет, конечно. Новых.
        - Но… новых?.. Двадцать восемь?!
        - Если вы будете переспрашивать, мы и к одиннадцати не успеем.
        - Секундочку. Алексей Валерьевич! - крикнула женщина куда-то в сумрачный зал. - У нас клиенты! Пожалуйста, - проворковала она, вновь обращаясь к Илье. - Разумеется, мы вас обслужим.
        Переступив через порог, Андрей ахнул - магазин от пола до потолка был заставлен мониторами, ресиверами для спутниковых программ, сетевыми терминалами, комбайнами, совмещающими все эти функции, и еще такими аппаратами, о которых он даже не слышал.
        Особенно Андрея поразила правая стена - она целиком состояла из экранов. Все экраны были включены, и все показывали его, Андрея. В грязных штанах и отвратительно мятом свитере.
        - Наша фирма проводит полную замену техники, - сообщил Илья.
        Он оглядел шеренгу терминалов и, выбрав самый дорогой, сказал:
        - Эта модель нам подойдет.
        - Алексей Валерьевич, - отчаянно позвала женщина. - Где вы?
        - Да-да!
        Из-за ближнего штабеля появился худенький старичок.
        - Двадцать восемь штук, - солидно изрек Илья. - Вот этих.
        - Двадцать восемь, - повторил себе под нос старик. - Вы заберете сейчас, или вам их доставить завтра утром?
        - Сейчас, - сказал Андрей. - Тележка у вас найдется?
        - Конечно. Я распоряжусь. Но вы не подъедете, у нас тут какое-то столпотворение. Никогда ничего подобного не было.
        - Мы остановились у перекрестка.
        - Прекрасно. Грузчик довезет на тележке и все вам аккуратно уложит. Позвольте карточку…
        Андрей протянул ему кредитку, но в последний момент отдернул руку.
        - Сначала мы убедимся, что техника в порядке. Пусть ваш грузчик принесет терминалы сюда. Мы их проверим и после этого оплатим.
        - Да, безусловно. Верочка, сходи, поторопи Ивана. Двадцать восемь, Верочка!
        - Я помню, Алексей Валерьевич.
        Женщина скрылась в боковом проходе. Старик нетерпеливо прогулялся вдоль ряда ресиверов.
        - И что, большая у вас фирма? - спросил он.
        - Средняя, - ответил Илья. - А у вас как дела? Трудно, наверное, с магазином управляться?
        - О, нет. Я унаследовал бизнес от отца, всю жизнь торговал аппаратурой. Для меня это вовсе не трудно. Я ничего другого и не умею… Верочка! Где вы там?
        Женщина, цокая каблуками, вернулась в зал. Следом показался какой-то увалень, толкавший тележку с плоскими коробками.
        - Двадцать восемь? - уточнил Андрей. - Мы будем проверять каждый.
        - Конечно, конечно.
        - И все-таки мне кажется, торговля - дело непростое, - заметил Илья. - У вас большой коллектив. Неизбежны конфликты…
        - Какой же большой? Верочка - продавец, Иван - подсобный рабочий. Ну, и я. Мы не конфликтуем.
        - Три человека - и на такой магазин? - усомнился Илья.
        - Зачем мне вас обманывать?
        - Иван, будьте добры… - сказал Андрей, взмахивая пистолетом. - И вы, Вера. И вы тоже. Встаньте в центр. Руки спереди, чтоб я видел.
        Все трое сгруппировались, как на семейном фото.
        Илья вытащил из кармана разрядник и довез тележку до дверей.
        - Не волнуйтесь, у нас товар застрахован, - проговорил старичок.
        - Это вы мне? - спросил Андрей. - Я и не волнуюсь.
        - Сигнализации у нас нет. Вы только не стреляйте.
        - Выходим и медленно идем к перекрестку, - сказал Андрей. - Порядок такой: хозяин, Иван и Вера. Желательно смеяться, но не очень громко. Одно подозрительное движение, и вашу страховку получат родственники. Когда дойдем до машины, Иван начинает перекладывать, остальные продолжают смеяться. Потом возвращаетесь сюда. В том же порядке. Вперед!
        Илья выкатил тележку на улицу. Персонал магазина покорно плелся за ним, замыкал цепочку. Андрей. Хозяин выглядел человеком здравомыслящим, однако ствол под курткой Андрей не опускал.
        Все прошло на удивление гладко. Иван, не делая ничего лишнего, перегрузил коробки на заднее сидение.
        - Теперь уходить? - сквозь зубы спросил он.
        - Валяй… Стоп!
        Андрей заметил на сером асфальте дорожку из черных капель, и левой рукой взял Веру за щеки. Ее окаменевшее лицо не выражало ни страха, ни отчаяния - лишь дикое, нечеловеческое напряжение, а из носа, перечеркивая губы крестом, стекала струйка крови.
        - Не надо так бояться, Вера. Мы не желаем вам зла.
        У нее заиграли желваки.
        - Не реветь! - процедил Андрей. - Обратно. Марш!
        Троица выстроилась гуськом и отправилась к магазину.
        В переулке было все так же тихо и по-летнему безмятежно. Автомобили стояли, словно в ожидании сигнала светофора. Люди в салонах не шевелились. Издали их можно было принять за спящих - если не знать, что все они спят с открытыми глазами.
        На самом перекрестке затора не возникло. Юркая «канарейка» срезала угол по тротуару и выскочила на соседнюю улицу.
        Илья вызвал на бортовом терминале карту и проложил кратчайший путь до кольцевой.
        - К двенадцати, тьфу-тьфу, поспеем, - сказал он. - Нет, ничего… Нормально, а?
        - Нормально… - задумчиво произнес Андрей. - Только дед мне не понравился. Дедок непростой какой-то…
        - Да ладно тебе! У него все застраховано, ему не жалко. Когда бы он их продал, двадцать восемь штук! А тут мы. А деньги он свои получит, не переживай.
        - Я не за него переживаю, - ответил Андрей. Он взял из стопки верхний терминал и, справившись с мудреной упаковкой, достал плоский чемоданчик. Затем разорвал вакуумную пленку и, нерешительно побарабанив по сияющей крышке, откинул ее вверх.
        - Вроде хороший, - сказал Илья. Андрей запихнул терминал в коробку и бросил ее на сиденье.
        - Профессор разберется, - беспечно добавил Илья. - На то он и профессор.

«Канарейка» пересекла какой-то широкий проспект, нырнула в тоннель и, наконец, встала на прямую дорогу, ведущую из города.
        Впереди уже замаячила развязка у малого кольца, когда Илья раздосадованно хлопнул по рулю и сказал:
        - Вот и они…
        Андрей посмотрел в зеркало - их догонял большой автомобиль тревожно-оранжевого цвета. Патруль.
        - Ствол доставай, чего ждешь! - воскликнул Илья.
        - Нет… Не отстреляемся мы от них. Вот что… Тормози.
        - Спятил?
        - Останавливайся! - приказал Андрей. Илья тяжко вздохнул, но спорить не посмел. Снизив скорость, он принял вправо и… оторопело проводил взглядом оранжевую машину. Патруль обогнал «канарейку» и понесся дальше.
        - Черт-те что… - выдавил Андрей. - Комедия какая-то.
        - Ты чем-то недоволен?
        - Старик должен сообщить в полицию. И нас должны искать.
        - И если бы нас положили на землю, надели бы наручники - это было бы лучше… Да?!
        - Хуже, - ответил Андрей. - Зато натуральней.
        - Знаешь, что? Философ ты вонючий!.. Первый срок отсидишь, вот тогда и будешь рассуждать, что - натурально, что - не натурально… А я так скажу: повезло - радуйся. Радуйся, что все так закончилось.
        - Я радуюсь, Илья, - невесело сказал он. - Радуюсь. Но не очень сильно. Потому, что ничего еще не закончилось. И даже не начиналось.
        До блока они добрались глубокой ночью. Илья пропустил поворот с кольцевой, и им пришлось ехать к следующей развязке. Когда «канарейка» с выключенными фарами подкатила к дому, на небе уже горели все звезды до единой.
        Во дворе и на прилегающей улице не было ни души, лишь у гуманитарной лавки темнел фургон с надписью «Продукты долгого хранения».
        Андрей прислушался.
        - Чего встал? - вполголоса спросил Илья. - Давай перетащим, потом я машину отгоню куда-нибудь.
        - Давай… - отрешенно ответил Андрей.
        Они взяли по четырнадцать терминалов - стопки доставали до самого подбородка. У подъезда Андрей оглянулся - возле «канарейки» величаво прошел упитанный кот. Больше никого не было.
        - Вот молодцы! - сказал Никита Николаевич. Приняв у Андрея часть коробок, он отнес их к монитору и тут же начал распаковывать. Остальные Андрей сложил на кровать и бросил сверху пистолет с разрядником.
        Пространство между кроватью и шкафом было забито картинами. Вадик, царапая обои, перекладывал полотна - Эльза смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
        - Что ваши друзья, профессор? - спросил Андрей. - Не пришли еще?
        - Я связался, они готовы. А не пришли, Андрюшенька, потому что я не был уверен в вашем возвращении. Но раз вы живы и не с пустыми руками… скоро они явятся.
        - Какая же вы сволочь, Никита Николаевич! - выпалила Эльза.
        - Мы тут, девочка, не дискуссию затеяли, а войну, - спокойно реагировал профессор. - На войне все сволочи находятся по ту сторону. А все, кто по эту, - союзники.
        Он отодвинул от себя ворох пустых коробок и потянулся за следующей партией.
        - Подвиньте, пожалуйста… Терминалы вы привезли отличные. Конечно, не последнее поколение, но техника весьма достойная. Повоюем.
        - Воюйте, а мне еще машину убрать, - проговорил Илья.
        - Погоди! - остановила его Эльза. - И ты, Андрей. Что с вашим художником делать? Он собирается все картины отсканировать, и в Сеть… Я не могу!.. Я ему серьезно, а он отшучивается!
        - Да пусть люди посмотрят… - сказал Илья, порываясь уйти.
        - Но как же?! - вскричала Эльза. - Ой, а что это на вас?.. - насторожилась она. - Где вы одежду новую взяли? Дорогая… Тоже украли?
        - Нет, они у Андрюхи еще с прошлого…
        Андрей выразительно посмотрел на Илью, и Эльза, перехватив его взгляд, начала отступать.
        - Так это ты?.. Ты убил?!
        - Нет, Эльза! Послушай…
        - Ты продавца убил. Это ты… Те трое не врали. Вадик! - требовательно позвала она, но тот притворился, что занят с картинами.
        Эльза продолжала пятиться, пока не уперлась спиной в шкаф.
        - Вы все… - сказала она. - Все вы здесь… А сейчас?.. Сколько вы убили за эти терминалы?
        - Ну что ты… Обошлось. Я его и с предохранителя-то не снимал.
        Андрей попытался ее погладить, но Эльза оттолкнула руку и неожиданно схватила его запястье.
        - А это?! - крикнула она. - Это, на манжете!.. Это же кровь!!
        Он покосился на свой свитер - рукав действительно был испачкан.
        - Кровь не оттуда… - беспомощно произнес Андрей. - Это бабы той… в смысле, мы ее не убили… она сама…
        - Эй, ребятки! - подал голос Никита Николаевич. - Что вам подсунули?
        - Бракованные?!
        - Нет, все исправные, но один… ерунда…
        Никита Николаевич открыл терминал и, шумно сглотнув, поднялся со стула.
        - Это же… смахивает… Андрюша, вы маячок привезли. Радиомаяк, да. Сволочи…
        Все замерли и перестали дышать, будто из комнаты выкачали воздух. Кажется, даже сердца начали биться медленней и слабее. Повисла нервная тишина - как перед взрывом.
        Где-то во дворе мяукнула кошка.
        А потом взорвалось.
        Рама с оглушительным звоном влетела внутрь и опала водопадом осколков. За окном включился прожектор - в слепящем белом квадрате возникли две фигуры на тросах. Одновременно, ни секундой позже, обрушилась часть потолка, и из отверстия на пол спрыгнули еще двое в бронешлемах.
        Четыре бойца тут же заняли места по углам и выставили шокеры. На какое-то мгновение снова стало тихо, потом в дверях раздались шаги.
        Скрипя бетонной крошкой, в комнату вошел Сергей Сергеевич.
        - И вы здесь, профессор? - спросил он с некоторой иронией, но без позерства. - Я-то думаю: кто это свои «приветы» по Сети рассылает? Двадцать семь приветиков насчитали. Не ошиблись мы, нет?
        Никита Николаевич ринулся к монитору, но ближний боец опередил его выстрелом. Экран глухо лопнул и исторг облачко сиреневой пыли.
        - Не надо, профессор, не мельчите. Все уже у нас. Причем давно.
        - Почему давно?.. Как давно?.. - бессмысленно проблеял тот.
        - А, вы про маячок? Это так, страховка. Ваших людей мы начали брать еще час назад.
        Сергей Сергеевич заложил руки за спину и, насколько позволяла комната, прогулялся туда-сюда.
        - Значит, воришка… к тому же, изменник, - он зыркнул на Илью. - И маляр, мечтающий умертвить все человечество. И великий революционер… И с ними неумная девица, опущенная за излишнее любопытство. За пошлое женское любопытство…
        Сергей Сергеевич остановился и с искренним удивлением посмотрел на Андрея.
        - Что ты здесь потерял? Среди этих странных людей.
        - Я не потерял, я нашел. Себя нашел.
        - Эт-то ты, братец, заблуждаешься. Нашел тебя я. Лично. Двадцать семь лет назад, после первого контроля, тебе присвоили код «ЧР». Почему? Сказать? Да потому, что тебя испугались. У Республики был интерес к биологам. Ну, к потенциальным, конечно. И к математикам. А ты для другого рожден, Андрюша.
        - Для работы в «неотложке», да?
        - Куда ж без нас? Кто бы твоего Вадика укоротил, если б не мы? Будь у него выставки, одной жертвой не обошлось бы.
        - Какой еще жертвой? - спросила Эльза.
        - Обыкновенной. Попался внушаемый, слабовольный человек.
        - И… что?..
        - Он понял, что жить ради самой жизни не стоит, - ответил Вадик. - А больше в ней ничего нет, в жизни.
        - Остается лишь напомнить, что внушаемый человек был его младшим братом, - сказал Сергей Сергеевич.
        - Брата?! - воскликнула Эльза. - Ты своего брата?.. И ты хотел это в Сеть?!
        Она бессильно опустилась на кровать и с надеждой посмотрела на Андрея.
        - Это правда, - сказал он. - Мы все кого-то убили. Кроме профессора, наверное.
        - Я не убил, я объяснил, - отозвался Вадик. - И никто мне не помешает. Мне только краски… Но на краски я всегда заработаю.
        Он хотел сказать что-то еще, но вдруг согнулся и, издав короткий стон, повалился на бок.
        Эльза вскрикнула и отбросила пистолет - он проехал по полу и уткнулся Андрею в ботинок. Андрей быстро поднял ствол, но увидел нацеленные на него шокеры.
        - Хочешь меня прикончить? - разочарованно спросил Сергей Сергеевич. - Да за что же? Впрочем, если уж так хочется… Убей меня, чер Белкин.
        Андрей обвел взглядом комнату. Эльза каталась по кровати и выла - рукав на ее рубашке был разодран черным «зонтиком». Вадик лежал возле шкафа, откинувшись на картину «Два человека, поедающие друг друга». Хотя картины у него были без названий - с одними номерами… Никита Николаевич сидел, ссутулившись, возле пустого монитора. Илья стоял рядом, бесконечно качая головой: «не надо, не надо, не стреляй…»
        Андрей шевельнул стволом и нажал на курок. И еще раз. И еще.
        Пистолет молчал.
        - Он стреляет, когда я позволю, - сказал Сергей Сергеевич и грустно улыбнулся.
        - Вы им управляете?!
        - Как монитором, с дистанционного пульта. - Он показал маленький пластмассовый кругляшок и сунул его в карман.
        - Вы им… вы мной!..
        - Не расстраивайся. Всеми кто-то управляет. Кем жена, кем судьба… А кем-то - я. Профессор, вам вернут вашу тысячу триста баллов, - сказал Сергей Сергеевич безо всякого перехода. - Даже полторы. Считайте, за моральный ущерб. Вроде страховки. Вы согласны?
        - На что? - спросил Никита Николаевич, глядя в пол.
        - А ни на что. Условий нет. Завтра, первого числа, будет тест. У вас будет тысяча пятьсот баллов. Мне ничего не надо взамен, вы просто вернетесь в город. Вас это устраивает?
        Никита Николаевич облизнул пересохшие губы.
        - Устраивает… Да.
        - Ты, Царапин, - обратился Сергей Сергеевич к Илье. - Завтра получишь новые карты, за исключением кредитной. Кредитка у тебя своя - та, на которой полмиллиона. И вали хоть на север, хоть на юг. Устраивает? Вот и славно… И вы, милочка.
        Эльза отозвалась жалобным мычанием.
        - Вам-то, я полагаю, сейчас одного хочется - от стрелки в руке избавиться. Это само собой, мы же гуманные люди. Ну, а кроме того, - обещанный Кембридж. Поедете? Поедет, куда денется, - уныло сказал он Андрею. - Так кто с тобой остался? С кем революцию делать будешь? С ними? Они уже не желают. Их уже все устраивает. С этого момента твои друзья - самые лояльные граждане Республики. Эх, Белкин… На кого ты нас променял? Меня и Гертруду. Кстати…
        Он щелкнул пальцами, и один из бойцов выбежал из комнаты. Спустя минуту из коридора донеслись парные шаги: военные ботинки и легкие туфельки.
        Боец появился уже без шокера, а может, это был и не тот - они все носили непроницаемые шлемы и казались похожими, как консервы в гуманитарке. Посторонившись, он пропустил вперед Гертруду.
        - Здравствуй, Андрей, - кивнула она.
        - Зачем ты здесь?
        - Сообщить тебе одну новость. Вчера я прошла тест… Не интеллекта, другой. Эти тесты только женщины проходят. Поздравь меня, результат положительный. Или себя поздравь… это уж как решишь. Так что придумывай имя. Сроку - до февраля, как раз до зимнего праздника.
        Гертруда могла и врать, но что-то Андрею подсказывало: она говорит правду.
        Он расшвырял ногой коробки из-под терминалов и сел на стул. Потом растер по лицу грязь и пот и снова осмотрелся.
        Вадик лежал на полу, заливая «поедающих людей» кровью. Никита Николаевич увлеченно исследовал бусинку радиомаяка. Илья переминался с ноги на ногу, однако по глазам было видно, что мысленно он находится уже не здесь, а в каких-то теплых краях. Эльза мучительно ворочалась, баюкая раненую руку.
        Андрей поиграл нестреляющим пистолетом и отбросил его в сторону.
        - Не думал, что буду кому-то так нужен, - задумчиво произнес он. - Кроме Барсика… кроме существа.
        - Твой Барсик умер.
        - Да. Барсик умер. И его скормили другому.
        - Значит, так надо, - отозвался Сергей Сергеевич. - Мы все что-то едим.
        - Или кого-то…
        Глава 15
        Спустя несколько месяцев
        Андрей переплыл бассейн по диагонали и, поднявшись по хромированной лесенке, накинул теплый махровый халат. В зале было совсем не холодно, скорее даже жарко, но за окном творилось такое, что кожа покрывалась мурашками.
        На улице второй день бушевала вьюга, и в завтрашнее прояснение Андрей верил с трудом. Разве что метеорологи расстараются, наведут в небе порядок. И пусть попробуют не навести. Двадцать седьмого февраля на всей территории ТДР должно быть солнечно круглые сутки, как пошутил один академик.
        Андрей вытер лицо и, кинув полотенце на мраморный бордюр, со сладким стоном ухнул в виброшезлонг. Жизнь в блоке научила его ценить маленькие радости, и он их ценил. Андрей достал пальцем ноги низкую тележку на колесиках и подкатил ее к себе. Много соков и лимонада. Алкоголя он в доме не держал.
        Телемонитор под высоким потолком, здоровенный «Тошиба-Рубин Электронике», сыграл тему из Вагнера, и Андрей, отыскав среди стаканов радиопульт, ткнул в кнопку.
        На экране возникло псевдообъемное изображение:
        Эльза, тоже в шезлонге и тоже возле бассейна, только поскромнее.
        - Привет, - сказала она.
        Ей явно льстило, что она вот так может поздороваться с Андреем. Просто «привет».
        - Привет, - повторила Эльза. - Не отвлекаю?
        - Отвлекаешь, конечно. От мыслей о тебе.
        - О-о!.. У меня учащается пульс. Поздравляю с рождением сына, - улыбнулась она. - Имя уже дали?
        - Нет еще. А кто протрепался?
        - Илюша. Мы с ним часто видимся. Он в Гамбурге галерею открыл. Самое модное место в Европе.
        - Слышал. Те картинки там тоже висят?
        - Ну! Гвоздь программы.
        - И как? Никто пока не вздернулся?
        - Вроде нет.
        - И не вздернется, - спокойно сказал Андрей. - Вадик был большим идеалистом. А что там у вас с погодой?
        - В Кембридже неделю снег с дождем идет. Слякоть, противно.
        - Ничего, завтра будет лучше.
        - Естественно, - отозвалась Эльза. - Ко Дню Единения всегда лучше. Народная примета.
        - Как учеба? Сергеич тебя в аналитический отдел прочит. Ты уж не подведи. И вот… У вас на факультете есть некая Белкина…
        - Я понимаю, о ком ты. Если честно, у нее еще ветер в голове.
        - Молодая… Присмотрела б ты за ней. Все-таки наставником была, у тебя опыт.
        - Это можно…
        Эльза опустила глаза и, помедлив, спросила:
        - Вы с Гертрудой отношения оформлять не собираетесь?
        - Что оформлять, если их нет?
        - Да?.. Хочешь, я тоже тебе кого-нибудь рожу?
        Андрей засмеялся.
        - «Кабы я была царица»… О'кей, приезжай на каникулы, поработаем над этим вопросом.
        - «Царица»! - фыркнула она. - Сказки читаешь?
        - Рад бы, да времени нет. Приезжай, я серьезно.
        - Каникулы не скоро, весной.
        - Это мы уладим. Значит, завтра я тебя жду. День Единения как-никак.
        Эльза кокетливо наморщила носик:
        - Уломал. Тогда до завтра.
        Андрей выключил монитор и, хлебнув сока, взял с пола терминал. Введя пароль, он открыл список кандидатур на внеочередной праздничный тест. Сергей Сергеевич наметил шестьдесят одного человека - разумеется, только по Москве, за остальные регионы отдувались другие. Сергеичу Андрей доверял, но список хотел проверить лично.
        Пролистав шестьдесят один отчет, он пришел к выводу, что ошибок нет, и дал указание социальной службе готовить места в Бибиреве-6, Бибиреве-12 и Ясеневе-16. Этой зимой на конвертерах не хватало рабочих рук, поэтому Андрей дописал: «всем - от 73 до 80 баллов».
        Задумчиво поводив пальцем по экрану, он вернулся в конец списка. Между гражданами ТДР Чуваевым и Чусовой он вставил гражданина Чумакова, а в графе «Отметки» указал:
«особое решение». С особыми решениями никто спорить не станет, тем более - с его, Андрея Белкина, решениями. А шестьдесят один или шестьдесят два - это для Тотальной Демократической Республики не принципиально.
        Андрей отложил терминал и, сняв халат, с разбега прыгнул в воду. Вынырнув, он услышал, что его опять вызывают.
        - Да? - сказал он, подхватывая с бордюра полотенце.
        На экране показался Никита Николаевич. От его былой немощи не осталось и следа - худенькая спинка выпрямилась, лицо порозовело, серая пакля на голове превратилась в аккуратную прическу. Никита Николаевич стал свеж и благообразен.
        - Что ж ты начальство голяком встречаешь? - спросил он.
        - Когда это ты был моим начальством?
        - Всегда был, - удивленно вздернув брови, ответил Никита Николаевич. - Еще с тех времен, Андрюша.
        - В те времена начальник у нас был один. Если помнишь.
        - Бригадир? Помню, как не помнить…
        - Академик, ты по делу или от скуки?
        - По скучному делу, Андрюшенька. Ты знаешь наши проблемы…
        - У вас в Этическом Совете всегда проблемы. Хоть бы раз связался просто поболтать. На чаек зашел бы. С печеньицем.
        - Чаек? Я больше коньячок… Так проблемы-то… Иващенко совсем распоясался. Он в Совете дольше всех, ну и решил, что главнее всех. Командует, людей баламутит. Если это будет продолжаться, Совет на фракции расколется. Нельзя этого допустить.
        - Смутьян-ветеран… Он нам полезен. К тому же Иващенко в курсе многих вопросов, тут праздничным тестом не обойдешься. И подоконники у него… слышь, академик? - подмигнул Андрей. - Подоконники у Иващенко не скользкие. Очень не скользкие.
        - Не скользкие, так намыльте, - медленно проговорил Никита Николаевич. - А мы поможем.
        - Ты настаиваешь, - уточнил Андрей.
        - И не я один.
        - О'кей, уладим. А что, погода завтра будет?
        - Будет, куда она денется. Ты бы сам спросил. «Граждане метеорологи, вы еще не в блоке? Кстати, сколько у нас завтра градусов?» Ха-ха!.. Они тогда с ложками на улицу выйдут - снег убирать.
        - Смешно…
        - Ну все, Андрюша, спасибо тебе, и прости, что я так скоренько. Дел невпроворот. Да, поздравляю с сыном! - спохватился Никита Николаевич. - Имя не подобрал еще? Нет? Ну, счастливо!
        Андрей посидел, глядя на погасший экран, и снова взял терминал. Вызвав документы по завтрашнему тесту, он нашел Чумакова и вычеркнул его из списка. Шестьдесят один - вполне достаточно.
        Шестьдесят один, столько завтра сожрет конвертер. Сожрет и переварит.
        Андрей поднялся и подошел к бронированному окну. С холма было видно почти весь город - плоский и пестрый, точно утрамбованный мусор.
        За спиной у Андрея находился мраморный бассейн, виброшезлонг и ассортимент натуральных соков - то, чего он не имел в блоке. А также мощный терминал, квартира в десять комнат и карта с неограниченным кредитом. За его спиной стоял Этический Совет, а значит, и Республика. Но впереди…
        Впереди, на равнине, расстилался чудовищно знакомый пейзаж. Издали дома напоминали коробочки с цветными этикетками - припорошенные снегом, ждущие переработки.
        Метель понемногу стихала. К утру тучи разбегутся и над Тотальной Демократической Республикой засияет солнце. Завтра на всем конвертере обещали хорошую погоду.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к