Сохранить .
Молот Одина Александр Дмитриевич Прозоров
        Ариец #2
        Викентий, за любовь к скандинавской мифологии прозванный среди реконструкторов Одином, с детства ощущал в себе странности. Он был сильнее, быстрее, выносливее всех друзей, а любые царапины на нем заживали буквально на глазах. Викентий был доволен своими суперспособностями, но тайна их происхождения не давала ему покоя. Он и не подозревал, что скоро ему придется узнать эту тайну, правда, для этого придется перенестись на сто поколений в прошлое. Ведь божеству древних славян Сварогу нужны могучие колдуны и воины, чтобы они могли сразиться с полчищами оборотней и самой Табити - змееногой богиней скифов…
        Александр Прозоров
        Молот Одина
        

* * *
        Пролог
        Тесовая дверь распахнулась, и в просторную горницу, деревянный потолок которой подпирался в центре толстым резным столбом, а бревенчатые стены закрывала темно-бордовая кошма, вбежала пожилая женщина в изрядно потертом сарафане из тонкой сыромятной кожи, с серебряными кольцами на висках и в легкой шапочке с наушами, из-под которой падала на спину толстая, но уже почти седая коса.
        - Богиня, Репка-свечница утопилась!
        Сидящая на высоком кресле Макошь, молодая кареглазая и круглолицая женщина, чью голову венчал усыпанный жемчугом кокошник, а крупное тело плотно облегала мягкая бирюзовая замша, лишь на плечах замененная шелковистым мехом песца да прикрытая россыпью золотых пластин на груди, резко поднялась, взмахнула рукой:
        - Ступайте! - и стремительно скрылась в дверце возле трона.
        Мелкие седовласые старушки вострухи - духи-защитницы дома - мигом попроваливались сквозь плотно сбитые доски пола. Остальные оставшиеся в комнате женщины неуверенно переглянулись.
        - Чего там, Ласточка? - спросила одна.
        - Потом! - отмахнулась тревожная вестница и нырнула вслед за повелительницей.
        Макошь миновала одну светелку, другую, повернула и оказалась в комнатенке, единственным украшением которой было огромное - в рост человека - овальное зеркало из черного, как ночь, обсидиана. Богиня на миг замерла, чуть приопустив веки, потом вдруг резко наклонилась вперед, погрузив обе руки и голову в полированный камень, тут же откинулась назад - и выдернула из черноты девушку в мокром платье.
        Ее добыча распласталась на полу, натужно кашляя. А Макошь невозмутимо сняла кокошник, внимательно осмотрела его, что-то сдула, пригладила волосы, стряхнула с ладони несколько капель:
        - Хорошо… Почти не намокла. - Она вернула украшение обратно, с некоторой брезгливостью глянула на распластанную жертву, кивнула: - Сказывай, Ласта…
        Имя Ласточка, данное когда-то маленькой девочке, а ныне пожилой вестнице, и вправду уже давно не подходило. Посему служанка никакой обиды на снисходительное прозвище не выказала, торопливо заговорила:
        - В людской мы были, богиня… Ну, поручения нам раздавать стали… К свадьбе готовиться то есть. Репа же, смотрю, руки к губам вскинула, и глаза намокли. И зараз: шасть к дверям! И слышно - побегла. Мне сие странным показалось, я из людской вышла да на башню привратную поднялась, к караульным. Оттуда, знамо, весь двор виден. Глянь, а она не к себе в мастерскую, а за стену выскочила и к реке. И с мостков, с коих белье полощем, в воду кинулась! Коли в одежде-то, так, знамо, не купаться? Там, правда, мелко, по пояс. Она дальше к стремнине пошла, на глубину. Я же к тебе…
        - Ты молодец, Ласта, я тобой довольна, - величаво кивнула Макошь. - Коли спросит кто, отвечай, что я тебя сюда не впускала и о судьбе служанки сгинувшей ты ничего не ведаешь.
        - Воля твоя, богиня, - склонилась в низком поклоне женщина, вышла из комнаты, притворила за собой дверь.
        А правительница поджала губы, снова опустив взгляд на лежащую перед ней мокрую девушку.
        - Значит, при известии о свадьбе моего сына ты решила утопиться? - задумчиво произнесла она. - Интересно, как ты выражаешь радость за своего господина!
        Богиня толкнула тяжело дышащую жертву ногой в плечо, опрокидывая на спину, погладила ладонью себя по волосам, вытянула из-за спины косу, сняла вплетенную в ее кончик жемчужную нить, повесила ее на средний палец раскрытой правой ладони, провела над телом. Возле низа живота нить крутанулась.
        - Какая невероятная преданность, Репа! - покачала головой Макошь. - Посвятить моему сыну всю себя без остатка. И как давно вы с ним совокупляетесь?
        - Прости меня, великая богиня… - прошептала девушка.
        Правительница провела над ней ладонью еще раз, покачала головой:
        - Нет, распутница, простым прощением ты уже не обойдешься. Вставай!
        Служанка поднялась. Замерла, понурив голову. Выглядела она довольно жалко: сарафан обвис, по всему телу налипла ряска, на ногах повисли водоросли, в волосах запутались какие-то букашки. Ни дать ни взять - утопленница, вылезшая в лунную ночь погреться о живую плоть. Богиня протянула руку в ее сторону, резко сжала пальцы. Девушка охнула, застонала. Ее ступни оторвались от пола, и теперь несчастная растерянно перебирала руками и ногами в поисках опоры. Макошь взмахнула рукой, отправляя ее в зеркало, и тут же нырнула следом сама.
        По ту сторону вулканического стекла обнаружилась каменистая прогалина, окруженная многовековыми соснами. Деревья стояли редко, и между стволами, в какую сторону ни посмотри, можно было различить только воду. Они находились на острове.
        - Ты хочешь заточить меня здесь, богиня? - зябко поежилась девушка.
        - Вижу, ты набралась храбрости, моя маленькая Репка, - скривилась правительница. - Смеешь задавать вопросы своей госпоже?
        - Если я все равно умру, чего теперь бояться?
        - Ты не умрешь, - покачала головой богиня богатства. - И не вздумай броситься со скалы! Я упрежу Мару, что не желаю твоей смерти, и она не примет твою душу. Ты все равно останешься жива, но в искалеченном теле.
        - Это моя кара, богиня? Вечная жизнь?
        - Хватит стенать, Репка, - поморщилась Макошь. - Ты станешь смотрительницей в моей священной роще. Вернее, в моем священном лесу. На моем священном острове. Это озеро Нево, любимое штормами, самая его середина. Здешние острова - это просто скалы, с воды на них не забраться. Но пригляд все же надобен. Мало ли что? Не хочу ощутить, как погибают мои олени.
        - Но как здесь можно жить? - неуверенно переспросила служанка.
        - Зенка считает, что неплохо, - одними губами улыбнулась женщина. - Вон она идет!
        На тропе показалась фигурка в меховом плаще с капюшоном. По мере приближения стали различимы черты лица маленькой морщинистой старушки, которую можно было бы принять за воструху или травницу - да только духи домов и леса никогда не стареют, а духи полей никогда не мерзнут.
        - Рада видеть тебя, сестра! - без особого преклонения поздоровалась с богиней старушка и сложила ладони на животе. - Что-то одета ты невместно, не по нонешней погоде.
        - Я ненадолго, сестренка. - Макошь толкнула девушку вперед: - Вот, прими, к делу приставь. Здесь она себе всяко лишнего не позволит.
        - Великие небеса, да ты же вся мокрая! - всплеснула руками Зенка. - Беги в избу, девка, а то простудишься! Вон, вниз по тропе, там увидишь. Одежку свою там сразу сбрось да в одеяло завернись и на печь забирайся. Поутру топила, еще горячая.
        Два раза повторять не пришлось - порядком озябшая Репа припустила в указанном направлении.
        - Я хочу, чтобы она была в тепле, в сытости и родила здорового мальчика, - тихо распорядилась гостья. - Однако спуску ей не давай. Пусть не догадывается, какую ценность для меня представляет.
        - Она зачала от бога? - сразу сообразила смотрительница рощи.
        - В нашем роду с каждым поколением рождается все меньше и меньше детей, - вздохнула правительница. - Ребенок, появившийся у братьев или сестер, вызывает уже не отраду, а зависть и беспокойство. Тем более - мальчик. Не хочу, чтобы о малыше этой сомлевшей пред господином дурочки узнали другие семьи. Мало ли что? Здесь же она будет в безопасности.
        - Дети смертных чаще всего рождаются без дара могущества, сестра. Посмотри на меня. Я есть простая смертная. Хотя у нас с тобой общий отец.
        - Я не жду от глупышки многого, Зенка, - пожала плечами богиня. - Но ведь случаются и потомки, превосходящие отцов! Узнаем, когда родится.
        Макошь обняла старушку, повернулась ко вмурованному прямо в скалу высокому обсидиановому зеркалу и шагнула в его черноту.
        В зеркальной светелке правительницу уже ждали. Суетливая воструха, ростом немногим выше пояса хозяйки, наряженная в расшитое костяными шариками платье, несколько раз торопливо поклонилась:
        - Ладья по Сухоне поднимается, богиня, с крестом алым на парусе и песьей головой на носу. Вестимо, гости с Двины.
        «Интересно, отчего вострухи всегда старые и морщинистые, но дряхлыми никогда не бывают? - подумалось Макоши. - Они словно сразу рождаются древними в темных углах и подклетях новых домов, со временем становясь лишь крепче. Неужели молодеют? И обретают юность лишь тогда, когда избы начинают ветшать?»
        - Вот-вот до причалов доберутся, богиня, - тревожно зашевелила губами воструха. - Велишь встретить?
        - Крест и песья голова? С Двины? - переспросила Макошь. - Не иначе Стрибог с Немизой явились. Братик не любит ходить через зеркала, вольный воздух для него милее дома. Проверь, готовы ли их светелки? Пойду обниму родичей на причале.
        И женщина решительно толкнула створку дверей…
        Дворец великой богини, хозяйки Вологды и Славянского волока, повелительницы богатств и доходов, сильно отличался от домов обычных славян. Если простые смертные жили целыми поселками в одном или нескольких длинных бревенчатых домах, вовсе без окон и с одним очагом на всех, с земляным полом, застеленным лапником и шкурами, - то хоромы Макоши возвышались на каменной подклети и поднимались аж в три жилья - одно поверх другого. Слюдяные окна были окружены резными наличниками, крышу в два слоя покрывал толстый тес, черный от пропитавшего древесину дегтя; ступени, резные столбы и поручни высокого крыльца отливали желтым блеском от нескольких слоев олифы, закрывавшая стены чешуя остроконечной дранки была крашена в разные цвета и придавала дворцу радостный вид.
        Обычные смертные топили дома по-черному, костром в очаге - дворец же обогревался горячим воздухом, идущим по коробам от подклети с большой печью; обычные смертные прятали хлеб, ячмень, овес в тайных глиняных ямах - а у богини все это хранилось в высоких амбарах. Смертные сберегали репу, свеклу, морковь в буртах - на дворе Макоши для всего этого имелся погреб; обычные славяне солили мясо в бочках, вялили и лишь на зиму морозили в корзинах - у богини же был выкопан ледник, сохраняющий продукты свежими в любую жару.
        Все сие богатство хранила от опасностей высокая, в четыре человеческих роста, крепостная стена с четырьмя смотровыми башнями, окружающая дворец и все его амбары, мастерские и склады.
        Многочисленная дворня богини жила побогаче простых смертных. Составленная из крепких рубленых клетей крепость имела достаточно комнат, чтобы каждая семья могла занять свою светелку. В Вологде только юные слуги да старые девы и одинокие бобыли жили в общей на всех людской, завидуя любящим парам, давшим друг другу клятву верности. Надежная стража, крепкие стены и близость могучих богов даровали безопасность, а обширные погреба и амбары позволяли не знать голода. Посему больше всего на свете обитатели Вологды боялись прогневать Макошь и быть изгнанными в обычную, бедную и голодную жизнь - и их преданность и услужливость правительнице воистину не знали границ.
        - Хорошего дня тебе, богиня! Радости и мудрости, богиня! Здравия тебе и счастия, великая Макошь! - Дворня, бросая все дела, издалека кланялась своей повелительнице. - Долгие лета!
        Хозяйка Вологды - статная и широкобедрая, высокая, белокожая, с толстой русой косой, осыпанная жемчугом и золотыми пластинками, с окрашенными в золото длинными ногтями, - уверенным шагом прошла через двор, миновала распахнутые ворота, спустилась к реке, ступила на причал, набранный из полутеса. И поспела как раз к тому моменту, когда к причальным быкам подвалила огромная - никак не меньше полусотни шагов в длину и двух десятков в ширину - расписная крутобокая ладья. Еще до того, как проворные корабельщики успели сбросить сходни, в воздухе мелькнула неясная тень, в лицо правительницы ударил ветер, и перед Макошью возникла совсем еще юная пара.
        Все богини славян пребывали в состоянии вечной молодости, а боги - мужской зрелости. И только Стрибог выбрал для себя безусую юность, представая перед людьми в облике розовощекого кудрявого паренька. Супруга повелителя ветров была ему под стать - тоже курчавая и светловолосая, голубоглазая Немиза выглядела лет на шестнадцать, не более. И кто бы мог подумать, что за минувшие полтора столетия она успела родить мужу аж троих сыновей?
        «Трое сыновей и ни единого внука…» - мысленно уточнила Макошь, широко улыбнулась и раскинула руки:
        - Рада видеть тебя, брат мой!
        - И я соскучился по тебе, сестренка, - обнял богиню юноша. - Надеюсь, мы тебя не очень стесним?
        - Ну что вы, какое стеснение… - тихо засмеялась Макошь, отпуская Стрибога и обнимая его жену. - Гостям я всегда рада, да токмо родичи завсегда лишь на самое торжество через зеркало являются, а ночевать через него же домой сбегают. Так что комнаты токмо вам да Трояну надобны. Он тоже с зеркалом не в ладах.
        - Да, забавно. - Стрибог издал короткий смешок. - Повелитель времени и пространства никак не научится оное пространство одолевать. И где он ныне?
        - В святилище. Возносит молитву сам себе, - ответила богиня и отступила. - Чем удивляешь в сей раз? Сказывай сам, все равно ведь не догадаюсь!
        В отличие от прочих сварожичей Стрибог любил путешествия в дальние неведомые края и возвращался неизменно в странных одеждах из неизвестных материалов. Вот и сейчас он был в длинной, очень тонкой и белой рубахе, из-под которой выглядывали заправленные в сапоги штаны, а Немиза - в платье, собранном из тонких алых нитей.
        - Рубаха из египетского льна, штаны из кашмирской шерсти, платье же из крапивных нитей, - с удовольствием поведал вечный странник. - В жаркую погоду сии тканые наряды куда приятнее наших кожаных…
        Однако поболтать вдосталь хозяйке с гостями не удалось. К причалу подбежала великовозрастная Ласточка, сообщила:
        - Шум в светелке зеркальной, богиня!
        - Прости, брат, нужно встречать гостей, - виновато развела руками правительница и направила палец на служанку: - Проведи гостей в их покои, Ласта, и останься при них, выполняя все пожелания. Дозволяю тебе повелевать от моего имени, коли в сем возникнет нужда для твоей службы.
        - Благодарствую за доверие, богиня, - склонила голову женщина.
        Макошь не ответила, торопясь обратно в крепость. Быстро поднявшись по крыльцу, она пробежала через нарядные горницы - и в комнате с троном застала сразу нескольких гостей: тощего огненно-рыжего Хорса с густой и курчавой русой бородкой и низкорослого рыжебородого крепыша Перуна, бреющего голову наголо, могучего Даждбога в выбеленной куртке и штанах, превышающего всех вокруг на голову, а рядом - круглолицего смешливого Коляду, лохматого и седобородого. Жены гостей - пышнотелая Додола и стройная большеглазая Жива, смуглая бледногубая и тонконосая Среча, угрюмая Карна уже успели затеять о чем-то горячий спор, сути которого хозяйка уловить не успела.
        - Прошу простить, что с запозданием… - начала было Макошь, но дверь возле трона распахнулась, в комнату ввалился Похвист, белокожий и совершенно седой, с белой бородой, одетый в плотно облегающую грудь кожаную кирасу и толстые штаны из серого войлока.
        - Нешто с поля брани? - удивился Перун.
        - Насилу волков от Бярмы отогнали, - вздохнул сын Стрибога.
        - А чего меня не позвали? - возмутился рыжебородый.
        - Кабы знать, что кинутся, всех бы собрал…
        И опять распахнулась дверь, впуская остроносого мужчину с черными глазами и ярко-пунцовыми большими губами, чернобородого и черноволосого. Следом скользнула женщина в длинном черном сарафане, очень похожая на спутника, но все черты ее лица были куда тоньше и острее. Тонкие пунцовые губы, узкий подбородок, точеный нос, собранные в косу смолистые кудри. Карачун и Мара, бог зла и богиня смерти.
        - Мои поздравления, великая Макошь, - склонил голову Карачун. - Свадьба сына - это важный день для любой матери. А почему я не вижу твоего супруга, премудрого Волоса?
        - Он на наволоке, за городом, - ответила хозяйка. - Готовит пир для смертных и развлекает скифских послов. Они, как вы знаете, теплым домам предпочитают походные шатры.
        - Тогда и нам туда надобно, - решил Карачун. - Хозяину компанию составить да со стола чего-нибудь сжевать, пока не началось. Пока еще до пира дойдет!
        Остальные боги согласно закивали и потянулись к парадным дверям. Макошь собралась было их проводить - но дверь возле трона снова распахнулась. Гости продолжали прибывать. Световид и Триглава, Ситиврат и Дива, Крышень, Зимун, Ярило…
        - Мама, где она?! - вбежал через парадные двери выхрастый парень лет семнадцати, кареглазый, веснушчатый, тощий и длинный, еще не успевший нарастить настоящего мужского тела.
        - Ты о ком? - с тревогой посмотрела на проход за троном правительница.
        - Она жива, я знаю! - Паренек раскрыл кулак, и богиня увидела камушек янтаря с коричневой каплей в серединке. Камушек оборачивали несколько витков тонкой мохнатой нити. - Видишь, он без трещин!
        - Амулет любви, - поморщилась Макошь. - Какая досада… Придется найти и отобрать.
        - Верни ее, мама!
        Женщина опять опасливо глянула на ведущую к зеркалу дверь, схватила сына за руку, увела в соседнюю светелку, толкнула к окну:
        - Нешто ты обезумел, Орей?! Ты забыл, что есть бог и сын богов? Половина твоей силы не в крови, сын! Могущество богов набирается из молитв, кои стекаются, как малые ручейки, в наши руки, дабы стать могучим потоком, каковым мы направляем дожди и судьбы, из какового черпаем силу и бессмертие! Ты же бесчестишь смертную девку, как перепивший меда бортник! Кто после этого станет приносить тебе требы? Кто станет тебе молиться?
        - Я не бесчестил ее, мама! Мы любим друг друга!
        - Еще того хуже! - всплеснула руками женщина. - Ты же бог, Орей! Ты понимаешь это? Ты бог!!! Смертные должны смотреть на тебя, как на великое, непостижимое, недоступное существо! Если ты кувыркаешься с их дочерьми и подругами, если пьешь с ними за одним столом, споришь или советуешься с ними, они начинают принимать тебя за равного. И это все, это смерть! Хуже того, это ничтожество! Смертные перестанут отличать тебя от обычных деревенских знахарей. А уж про молитвы можешь и вовсе забыть. Ты не имеешь права нисходить до смертных, Орей! Тебе надлежит касаться только равных!
        - О нашей любви никто не знает и не узнает никогда, - упрямо набычился парень. - Просто верни ее. Я хочу, чтобы она была рядом.
        - Рядом с тобой будет Ящера, дочь праматери скифов Табити, ты забыл? Через час твоя свадьба!
        - Я знаю, мама, этот союз очень важен для тебя, для всей нашей земли. - Парень сглотнул, и на лице его выступили капельки пота. - И я не отказываюсь от него, хотя Ящера, сказывают, ужасно уродлива. Но я хочу, чтобы Репа была рядом!
        - Еще не успев жениться, ты уже замыслил измену, Орей? - гневно повысила голос Макошь. - И думать о сем забудь! Ты хочешь прогневать Табити, разозлить скифов, пустить прахом все мои старания?! Все, забудь про свою Репку раз и навсегда! Больше ты ее не увидишь! Никогда в жизни! Пора становиться взрослым! Ящера не уродлива, она богиня во втором поколении, и все свое семя ты обязан отдать ей! Пусть ваши дети унаследуют всю вашу силу, и твою, и ее!
        - Верни мою любимую, мама, или свадьбы не будет, - тихо и мрачно ответил паренек.
        - Забыл, с кем разговариваешь?! - Богиня влепила сыну звонкую пощечину. - Родительской воле перечишь?! С отцом и матерью спорить посмел?! Закрой свой рот, убирайся и одевайся в праздничные одежды! Сегодня в полдень ты породнишь нас со скифами, скрепив союз великих богов! Такова воля батюшки твоего, могучего Волоса, и моя!
        - Верни мне Репу, мама, - тихо, но упрямо ответил Орей. - Ты еще успеешь.
        Только после этого он развернулся и ушел, громко топая по скрытым коврами доскам пола.
        - Что за дети ныне растут? - недовольно покачала головой Макошь. - Одно баловство на уме. Ни о будущем не думают, ни о делах насущных, ни о долге своем пред родом и домом. Пока не рявкнешь хорошенько, ничего делать не хотят!
        Она вернулась в тронную палату, поклонилась поджидающим там низкорослому чернобородому толстячку, голубоглазому крылатому псу и стройному мужчине с длинной тонкой бородкой, заплетенной в косицу:
        - Рада видеть вас, гости дорогие! И тебя, Чур справедливый, и тебя, Семаргл крылатый, и тебя, Усень добродушный! Прошу всех к наволоку у Сухоны пройти. Там торжество главное ныне случится. - Правительница хлопнула в ладони, кивнула появившейся рядом вострухе: - Передавай мои извинения всем, кто явится позднее, добрая помощница. Похоже, на главное торжество они опоздали.
        Богиня поджала губы, раздумывая над чем-то, кивнула и вышла вслед за развернувшей пестрые широкие крылья собакой.
        Обширный наволок, раскинувшийся чуть выше по течению, между стенами Вологды и поднимающейся в полуверсте дубравой, каждую весну затапливался половодьем. Когда по колено, а когда и на полную сажень, скрывая человека с головой. Посему здесь никто никогда не строился, и гуляний никаких на вечно сыром лугу не случалось. Разве токмо русалки, каковым именно вода и требовалась. Скот сюда тоже не выгоняли, дабы грязь копытами не месил, а зеленую траву несколько раз за лето просто скашивали, сметывая в стога для долгой зимы.
        Однако здесь, у самого берега, росло несколько высоких и густых ракитовых кустов - прочные и гибкие ветви которых издавна символизировали крепость брачных уз. Когда зашла речь о свадьбе, Волос сразу вспомнил о сем ровном, просторном и чистом месте, никогда не знавшем навоза. Лучшего места для торжества трудно и придумать! А что до сырости - так после двух недель сплошного зноя, вызванного богами, наволок успел не просто просохнуть, но и затвердеть.
        И вот теперь луговина была заставлена шатрами, перетянута пологами, перечерчена столами, а один из кустов - перевязан цветными лентами, украшен костяными амулетами, а вокруг него лежали цветастые скифские ковры. И над всем этим витали едкие запахи жареного мяса, ароматы пива и меда, сладость фруктов, кисловатый дух моченых яблок и квашеной капусты.
        Мужчины оказались верны себе - нашли общий язык возле бочонка со стоячим медом, зачерпывая из него хмельной напиток и пуская ковши по кругу, не делая разницы между богами и скифскими послами.
        Впрочем, степняки и без того мало отличались от властителей лесистого севера: тот же рост, та же белая кожа и большие глаза, те же богатые одеяния и такие же украшения из приклепанных золотых бляшек и нашитых костяных шариков. Разве только подбородки у скифов были бритые да ножи на поясах висели не железные, а бронзовые.
        Женщины разбились на несколько кружков, болтая и подъедая с деревянных блюд спелую вишню и привезенную степняками сладкую, как мед, желтую сочную курагу.
        Отсутствовал на торжестве только главный его герой - младший сын Волоса и Макоши Орей.
        Богиня медленно пошла между столами, обдумывая возможные способы привести сына в чувство, но тут среди гостей пронесся шепоток, хозяйка оглянулась и облегченно перевела дух: ее сын в сопровождении двух столь же молодых, как он сам, слуг вышел из ворот. Замшевая куртка жениха была украшена скупо, но изящно: тремя линиями золотых клепок поперек груди. Пояс светился янтарными накладками, на штанах висели кисточки из соболиной шерсти, на синих сапогах вышиты руны с защитными заклинаниями.
        «А он красив!» - с гордостью подумала Макошь и повернула голову к мужчинам.
        Впрочем, муж и без нее понял, что настала пора начинать торжество, сказал что-то скифам. Послы бросили ковш в почти уже опустевший бочонок, ушли в центральный шатер. Волос же направился к украшенному ракитовому кусту. Здесь супруги встретились, взялись за руки.
        Степные послы торжественно вышли из шатра - старший из них нес в сложенных ладонях небольшой огонек. Опустившись на колени перед заготовленной кучей хвороста, скиф зажег от спрятанной в руках лампады нижние ветви, и пламя с громким хрустом стало разбегаться во все стороны, быстро обращаясь в ревущий огненный столб, дохнувший жаром далеко в стороны.
        Орей наконец-то добрел до родителей.
        - Молодец, сынок, - похвалил его Волос, взял за плечи и поставил перед собой.
        - Где она, мама? - через плечо оглянулся на Макошь паренек.
        - Жаждешь испытать силу моего гнева?! - скрипнула зубами богиня. - Молчи и делай, что положено!
        - Я хочу ее видеть!
        - Заткни свой рот, щенок! - сжала кулак правительница. - Токмо попробуй ослушаться! Изведу!
        - Вы о чем? - удивился Волос, но ни жена, ни сын ему не ответили.
        Между тем пламя костра внезапно обрело формы человеческого тела, мелко задрожало и выпустило из себя женщину в длинном платье с очень широкой юбкой. Правильные черты чуть продолговатого лица, зеленые глаза, высокий золотой кокошник с самоцветами на прямых волосах соломенного цвета… Все бы ничего - вот только из-под просторной юбки то и дело выглядывали глазастые головы крупных гадюк, что несли на себе тело праматери всех скифов.
        С собою, обнимая, Табити вывела из огня невысокую девушку лет пятнадцати. Несчастная приволакивала кривые ноги, загнутые ступнями внутрь, лицо ее покрывало множество темных пятнышек, подозрительно смахивающих на чешуйки. Похоже, что слухи о «красоте» Ящеры, дочери богини Табити, истину ничуть не преувеличивали. Но как бы то ни было - она являлась богиней, мало уступающей матери в своей силе.
        Скифы, все как один, опустились на колено и склонили головы.
        - Мир и богатство дому сему! - произнесла праматерь воинственных степняков. - Пусть будут покойны его ночи и обильны чресла его обитателей!
        - Мира и мудрости тебе, великая богиня Табити! - ответствовали ей Волос и Макошь. - Благодарим тебя за добрые слова и щедрые пожелания, да воплотятся они в жизни нашей. Какой добрый случай привел тебя к нашему порогу?
        - Хожу с сокровищем великим, добрые хозяева. Ищу ему приюта, прочной крыши и горячего очага, ибо мне богатства сего уже не удержать, самой не приумножить.
        - Есть у нас и сторож добрый, великая богиня, и крыша крепкая, и очаг горячий, - ответил скотий бог. - Да токмо разве сокровище не в амбаре прячут, не в сундуках хранят, не в погребах укрывают?
        - Истинное сокровище не в темноте страж мудрый держит, а всего себя ему посвящает, губами своими греет, лаской ладоней тешит, дыханием нежит и за то радость великую имеет и прибыток таковой, что златом и стадами измерить не получится.
        - Найдется у нас страж зело старательный для сокровища такого, - пообещала гостье Макошь. - Глаз ни на миг не отведет, из объятий ни на миг не потеряет. Днем налюбуется, ночью согреет. Отдай свое богатство нашему сторожу, он его приумножит!
        - Посулы сии заманчивы, да есть ли в них правда? Покажите нам стража сего! Может, сокровище и согласится…
        - Стражу сему Орей имя. - Волос положил ладонь на плечо сына и чуть подтолкнул его вперед. - Он готов ценность великую холить и беречь.
        - Экий славный воин сторож Орей, - улыбнулась одними губами змееногая Табити. - Пойдешь ли ты в его сокровищницу, драгоценная моя Ящера?
        - Пойду, матушка, - проковыляла на два шага ближе к пареньку невеста.
        - А ты, сын мой Орей, примешь ли столь великий дар от гостьи нашей, великой Табити? - спросил Волос.
        Паренек снова глянул на Макошь, одними губами спросил:
        - Где она?
        Богиня богатства в ответ сделала большие глаза, стиснула зубы и кивнула на гостей.
        Орей оскалился, повернулся к женщинам и решительно мотнул головой:
        - Нет, отец, не приму! Пусть обратно свое чудовище забирает!
        Над наволоком повисла гнетущая тишина.
        - Мама? - жалобно выдохнула юная девушка, обернувшись к родительнице.
        - А-а-а-а!!! - утробно взревела Табити, вытянула руку, и глаза ее сверкнули. Послышался треск, появился сухой запах, словно от близко выбитого половика. Взметнулся вверх подол, выпуская змей, богиня подхватила дочку и стремительно скользнула обратно во все еще пляшущее пламя костра.
        Далеко не сразу собравшиеся поняли, что именно произошло, пока кто-то не выкрикнул:
        - Она убила Орея!
        Несостоявшийся жених, стоявший между родителями и костром, больше не был ни богом, ни человеком. Он обратился в единый монолит из серого, с красными прожилками, гранита.
        - Бей скифов! - Над наволоком моментально сгустились тучи, ударили порывы ветра, закружились упругие вихри, разбрасывая столы, пологи и угощение. Сварожичи выхватили ножи. Скифы, сбившись спина к спине, обнажили свои.
        - Остановитесь все! - громогласно потребовала Макошь. - Я не допущу убийства гостей в моем доме!
        - Но наш сын?! - возмутился Волос.
        - Наш сын взбунтовался против родительской воли и понес наказание, - ответила богиня. - Теперь надобно исправлять то, что он натворил…
        Правительница сжала и разжала кулаки, глубоко вдохнула и сделала пару шагов в сторону все еще готовых к схватке послов:
        - Передайте богине Табити, скифы, что я не стану искать мести за смерть моего сына. Передайте ей мое сожаление.
        - Твой сын жив, Макошь, - ответил один из степняков. - Великая праматерь способна вернуть камню жизнь так же легко, как легко обращает жизнь в камень. Но забыть столь вероломное оскорбление Табити не сможет. Готовьтесь к большой войне, дети великого Сварога.
        - Мы надеемся на ее мудрость и не начнем первыми, - ответила Макошь и хлопнула в ладоши: - Проводите послов к Шексне и дайте им хорошие лодки! Пусть плывут по Итилю до своего дома.
        Затем повернулась к каменному истукану, посмотрела в его холодные неподвижные глаза и вздохнула:
        - Прошу всех в пиршественную палату, братья мои и племянники, сестры родные и двоюродные. Пировать нам ноне не с чего, но побеседовать надобно.
        Просторное помещение, в котором правители Вологды устраивали пиры и торжества, находилось на самом верху дворца, на третьем жилье. Роскошные девятистолпные хоромы - девять стоящих в три ряда резных столбов поддерживали толстые, двухохватные дубовые балки, на которые, в свою очередь, опиралась кровля. Тут без труда могло пировать не менее трех сотен гостей, и потому полсотни богов разместились без особого труда, устроившись за уставленными яствами столами. Но к угощению никто не притронулся - настроение не позволяло.
        На правах хозяев во главе стола сели седовласый, широкоплечий Волос с курчавой русой бородой, ниспадающей на украшенную золотыми пластинами куртку, и Макошь, скинувшая прямо на пол кокошник и в знак траура оставшаяся простоволосой.
        - Говорить я стану, родичи, не о сыне своем заблудшем, а о беде, что пришла на наши земли из-за его неповиновения, - сглотнув, негромко начала свою речь богиня богатства. - Все вы знаете, что появился у народа лесного вождь новый, именем Любый. И под рукою сего вождя лешаки никчемные силу внезапную обрели, на все порубежье наше нагло напирая. Битв и славы они не ищут, посевы лишь травят да стада режут. Правнуки наши, смертные славяне, из-за того бросают селения свои и святилища и уходят в места спокойные. Иные же и вовсе с Любым уговариваются и требы духам лесным приносить начинают, а наши камни священные топят, святилища чужим идолам посвящают, церкви сварожские жгут. Из-за напасти сей за два года минувших мы не одну сотню храмов своих потеряли, из земель по берегам Печоры изгнаны вовсе, ныне верховья Камы теряем, к Двине лесовики подбираются, Бъярму обкладывают, у Каргополя появляются. Еще немного, и Заволочье все отберут, токмо Итиль да Онегу нам оставив. Да и то - надолго ли?
        - Собраться надобно мужам всем великим, смертных вооружить и поход супротив лесовиков сих затеять! - громко перебил ее рыжебородый крепыш. - Вдарить разом хорошенько да и извести под корень!
        Воинственный бог с такой силой ударил по столу, что все блюда на нем подпрыгнули, а бочонок упал набок.
        - Пробовали, Перун, и не раз, - вздохнул Волос. - Да походы сии в пустоту проваливаются. Нет у лесовиков лосей и повозок и дорог, для них проложенных, нет ладей и причалов. Как в чаще лесной нетронутой селения их для разорения найти? То наши деревни завсегда на берегах выстроены да поля кругом возделаны; издалече заметны, и подступы удобные имеются. В землях же лесовиков лес везде нетронутый стоит, и все. Где там ворог, где города и столица? Поди угадай!
        - Остроги надобно ставить, подходы к нашим землям закрывать!
        - И это пробовали, - кивнул правитель Вологды. - Да токмо для сотен больших крепостей славян ратных нам не напастись, малые же крепостицы лесовики разоряют с легкостью. Перед самой свадьбой беженцы Горчаковы в Вологду приплыли. Все, Перун, нет больше в Ембе нашей власти, захватили волки острог! Теперича по реке двинутся и деревни беззащитные окрест тоже приберут.
        - Мы же боги, братья! - вскинул руки Перун. - Нешто не можем смертным своим подмогу в нужный час оказать?!
        - Мы не можем поставить по большому зеркалу в каждый город и каждую деревню, дабы переместиться в них в тревожный миг, - покачала головой Макошь. - Где их взять столько, откуда? На серебряное полированное полпуда металла на каждое уходит, обсидиановые же и вовсе по кусочкам приходится собирать. Мыслю, у каждого из нас таковых два или три всего имеется, не более. В Бъярме и Каргополе зеркала стоят, от них мы лесовиков отогнали. А в каждый острог таковую ценность поместить невозможно.
        - Скифы тоже не дремлют, - теребя бороду-косичку, добавил скуластый Усень. - Они издавна мечтают до наших полей и крепостей с полными амбарами добраться. Коли заберете оружных смертных на восток с лесовиками биться, то, считай, все южные земли и города своими руками богине Табити подарите.
        - Именно потому мы так стремились со степняками союз брачный заключить, племянник, - ответил ему Волос. - Несколько лет мира на порубежье южном нам ныне как воздух нужны! Кабы богиня Табити нам по-родственному еще и воинов своих дала для усмирения лесовиков, тогда бы и вовсе все на прежний порядок обернулось. Мы бы и святилища потерянные вернули, и земли, и Л?бого самого отловили да в клетке у ворот на потеху горожан выставили.
        - Токмо теперь заместо помощи от степняков у нас с ними война со дня на день начнется! - с силой дернул себя за бороду Усень.
        - Видать, приходят деньки последние корню Сварогову-у, - заунывно потянула смуглолицая Карма. - Пожили мы на земле срок предначертанный, пора и в землю-матушку возвертаться, храмы свои богам новым отдавать…
        Недаром эту извечно мрачную, ждущую неприятностей богиню почитали как покровительницу похоронных плачей. Что, впрочем, делало Карму одной из сильнейших сестер в роду. Ведь с каждых похорон она получала свою долю молитв, а с ними - и силу для чародейства.
        - Хватит спорить! - внезапно перебила родственников сидящая слева от Макоши Триглава, богиня земли. Одна из древнейших в роду сварожичей, она уже давно оставалась самой почитаемой смертными и потому самой могучей властительницей. Эта крупнотелая богиня даже позволила себе пустить в волосы немного седины, доказывающей ее мудрость и старшинство. - Я полагаю, сестра моя зачала сию беседу не для того, чтобы пожалиться нам на лесные бесчинства. Макошь умна и многоопытна и даже в сем тяжелом положении, несомненно, успела найти спасительный замысел. Ведь так, сестра?
        Триглава повернула к хозяйке седую голову, украшенную только полукруглым гребнем с россыпью самоцветов. Остальные сварожичи примолкли.
        - Квасур! - нашла глазами одного из гостей хозяйка Вологды. - Повтори родичам нашим, о чем мне минувшей весною сказывал.
        Щекастый и рыхлоносый толстяк, покровитель бортников и медовых напитков, поднялся, прокашлялся в кулак:
        - Стало быть, три года тому казус у нас забавный приключился. Пришел ко мне в Москву зело странный муж, в одеяниях непривычных, на странном наречии речи ведущий и с повадками смешными. По крови - явный чужак, не сварожич. Лесовик лесовиком. Назвался же он потомком нашим далеким, из времен, что спустя сто поколений токмо наступят. От меня же помощи в чародейской мудрости запросил. Не без дара сей путник случился, не без этого. Но не наш.
        Я, знамо, его за шутку сию бесстыжую выпороть повелел да прогнать пинками за ворота. Сим глупость случившаяся и кончилась… - Квасур погладил окладистую, любовно вычесанную бороду, украшенную лишь одиноким цветком василька. - Однако же в памяти моей столь странный гость отложился, и когда беглые смертные, Л?бым с Печоры согнанные, у Москвы оседать начали и главного из лесовиков проклинать, то, по описанию, уж очень он на чужака, мною поротого, похож оказался…
        - На Л?бого-лесовика все мы и гадали, и ворожили, судьбу его искали, - перебила бога-бортника Макошь, - однако же нет в сем мире его следов. Либо прячется хорошо, колдовства остерегаясь, либо и вправду не из земель иных он к нам заявился, а из времен чужих и далеких. Возможно ли сие, Троян?
        Худощавый и безбородый, с широко раскрытыми глазами, придающими круглому лицу малость испуганный вид, рыжий и курчавый бог пространства и времени запустил пятерню себе в прическу, почесал голову.
        - Ну-у, как бы… Кабы не имелось времен иных в виде сложившемся, как бы ворожбой своей мы прошлое и будущее поверять могли? Коли смотрим в годы иные, словно на двор через калитку, стало быть, существует он, сей двор-то иновременный. А коли есть, то почему бы из него к нам не перебраться? Ворота, понятно, в другие годы забиты накрепко, ну так ведь при нужде особой и через тын завсегда перелезть возможно…
        - Меня, родичи, замысел сей безумный с самой весны мучает, - призналась Макошь. - Однако же, покуда оставалась надежда на союз со скифами, я его от себя отгоняла. Коли на ворога управа простая и надежная имеется, к чему безумствам предаваться? Ныне же сложилось так, что ворогов у нас стало вдвое более, а союзники пропали начисто. И потому хочу совета испросить у вас, родичи. Как вы приговорите, так и поступим… Коли един пришелец из времен грядущих смог таково лесовиков изменить и силы их приумножить, что, еще недавно гонимые, они теснить нас стали во всех местах и реках, то, может статься, пятеро потомков наших, корня Сварогова, впятеро сильнее лесовика окажутся и помогут нам и волков обратно в чащи загнать, и богиню Табити в войне неминуемой одолеть?
        Хозяйка Вологды оглядела гостей внимательным взглядом.
        - Смогут, не смогут, а отчего бы и не попытаться? - громко согласился Стрибог. - От сего чародейства дела наши всяко хуже не окажутся. Токмо средь потомков надобно не абы кого, а самых лучших, самых родовитых и чистокровных отобрать! Тогда, глядишь, с бедой и управимся.
        - Попытка не пытка, - пожал плечами Даждбог. - Хуже нам всяко не станет, то брат верно заметил.
        - Три тысячи лет? - Усень протянул бороду-косичку между ладоней. - Просто глянуть, каковы наши дети через сто поколений станут, и то любопытно. Но сможешь ли ты сотворить сие, Троян?
        - Все мы из зеркала в зеркало переходить способны… Разница же меж верстами и годами токмо лишь в дальности пути, - пожал плечами бог времени и пространства. - Я так мыслю, зеркала у потомков наших имеются. А значит, коли силу крепкую приложить, можно из наших зеркал в зеркала потомков и заглянуть, и дотянуться, и посланника туда отправить. Коли заклинание верное составить, в Москву поехать и обряд там правильно провести, то может и получиться.
        - Почему в Москву? - не понял Волос. - Отчего не здесь, в центре мира?
        - Коли чужак в Москву явился, дядюшка, вестимо, причина была тому, - опять запустил пятерню в прическу Троян. - Зачем через неведомые места новый путь торить, коли тропинка хоженая уже имеется?
        - И то верно, - осклабился Квачун. - Я уж и встречу, и привечу, и обогрею, и попарю, и напою…
        - Вот токмо как чистоту крови понять, сего не ведаю, - покачал головой Троян. - Путь через времена сотворить сумею, на то моей власти хватит, особливо коли кто-то из вас силой со мной поделится. Но вот как выбрать и забрать… Тут разума моего не хватает.
        - Ты не один, племяш! - захохотав, хлопнул его по плечу рыжебородый Перун. - Поможем, присоветуем, гонца снарядим, за ноги подержим. Не боись, родичи не бросят.
        - Заклинание на чистоту крови я составлю, - спокойно сообщила Триглава. - Но как его доставить?
        - С птицею послать, сестра! - пугающе человеческим голосом промолвил Семаргл. - Соколы небесные зорки и стремительны, за день половину мира осмотрят. Надобно послать через зеркало заговоренного кречета. Пусть летает, ищет, выбирает.
        - Наложить чары озерной петли, - добавил Волос. - На кого та птица посмотрит, того чары к нам и утянут.
        Выслушав всех, Макошь поднялась, оперлась ладонями на стол и твердо подвела итог семейному разговору:
        - Троян! Ныне же ты пробьешь в Москве ход на сто поколений вперед. Мы запустим в него сокола, который заклинанием Триглавы найдет пять самых сильных, чистых и родовитых сварожичей из будущего мира и накинет на них чары озерной петли. Мой муж перенесет потомков сюда и… И мы посмотрим, на какую пользу они способны!
        Любящий сын
        Кривая татарская сабля с шелестом резанула воздух и звонко цокнула по макушке похожего на огромный стальной желудь скандинавского шлема, соскользнув в сторону. Викинг вскинул щит выше, длинным выпадом достал тело степняка чуть ниже ребер, однако меч на излете не пробил толстую стеганку, лишь слегка разодрал ткань. Противники чуть разошлись и хищно закружили вокруг друг друга - татарин в плоской мисюрке с кольчужной бармицей, в цветастой, бело-красно-синей ватной куртке, похожей на лоскутное одеяло, в толстых суконных шароварах, заправленных в высокие сапоги, с круглым щитом и кривой саблей, - и высокий, плечистый и поджарый викинг в шлеме с посеребренной личиной, хищно шелестящей кольчуге, опоясанной широким кожаным ремнем, и грубо кроенных штанах сыромятной кожи, уходящих в короткие поршни, обвязанные тонкими ремешками наподобие сандалий. Щит скандинава, понятно, тоже был круглый, а меч прямой и широкий, полтора локтя в длину.
        - Иншал-л-а-а-а!!! - Степняк кинулся вперед, ударил окантовкой щита, тут же дважды уколол саблей, метясь острием в грудь. Викинг свой щит вскинул, прикрываясь от сабли, принял выпад на лезвие, позволив окантовке скользнуть до перекрестья рукояти, поднял вверх, тут же рубанул врага понизу, по открывшемуся животу. Татарин с криком отпрянул, закрылся, торопливо полоснул воздух перед собой клинком - но остановить этим викинга не смог. Северянин подставил под удары щит, напирая с торжествующим криком, пнул вражеский деревянный диск в нижний край, уколол поверху, еще и еще раз.
        Татарин, пригибаясь, отбежал, крутанулся, пытаясь встать в боевую позицию. И тут вдруг у северянина с легким позвякиванием завибрировала кольчуга, громко запела:
        - Иду! Курю. Иду! Курю…
        Викинг от неожиданности опустил взгляд - степняк тут же в длинном прямом выпаде уколол его в грудь, сделал шаг вперед, вскинул клинок выше, к шее северянина, и резанул его по горлу…
        - Стоп, поединок закончен! - хлопнул в ладони священник в длинном сером балахоне из грубой мешковины, опоясанный простой веревкой с несколькими мешочками на ней. - Чистая победа булгарина!
        - Й-ес-с! - Татарин торжествующе вскинул клинок, покрутился перед аплодирующей публикой, спрятал саблю в ножны и направился к викингу, протягивая руку с раскрытой ладонью.
        - Пошел ты на хрен, басурманин криворукий! - зло сплюнул ему под ноги северянин. - Просто повезло с этим чертовым телефоном…
        Викинг грубо отпихнул победителя кулаком с зажатым в нем мечом и широко зашагал в сторону полотняных палаток, на ходу убирая меч. Расстегнул шлем, снял, кинул на циновку перед одной из палаток. Расстегнул ремень, кинул следом, стащил через голову кольчугу, расстегнул карман надетой под нее косухи, достал смартфон, посмотрел на экран. Вздохнул, нажал вызов, поднес к уху:
        - Да, мама. Ты звонила? - С той стороны послышалось жалобное всхлипывание, и викинг встревожился: - Мама, что случилось?! Мама, ты в порядке? Мама, мне приехать? Мама, скажи хоть слово, я ничего не понимаю!
        - Вик… Викентий… Меня… Обвесили… - между всхлипываниями наконец призналась трубка. - На целый… килограмм…
        - Кто?! Где?! - закрутился на месте викинг.
        - В лавке… У дома… Деньги взяли… Смотрю, а бананов нет…
        - Может, положить забыли?
        - Я ходила… - Трубка снова всхлипнула. - Говорят, забрала. Но я ведь вижу! Сумка-то одна! Я же из ума еще не выжила! Совсем уже за дуру старую держат…
        - Мам, мама… Мамочка… - Викентий опять крутанулся на пятках, наклонился над шлемом: - Мама, я завтра приеду и все решу. Хорошо? Успокойся пожалуйста. Они все вернут и извинятся. Я тебе обещаю! Успокойся, мамуль… Чаю с шиповником выпей, ты же любишь. Телевизор посмотри. Ничего не делай. Я приеду и разберусь, хорошо? Слышишь, мама? Ты поняла? Просто посиди, чаю попей. Успокойся. Я разберусь. Ладно?
        - Хорошо, Вик… - между всхлипами согласилась женщина. - Посижу.
        - Я люблю тебя, мам! Скоро вернусь.
        Викентий отключил телефон и выпрямился. В задумчивости поворошил коротко стриженные темные волосы.
        В проигравшем дуэль викинге было под два метра роста, плечи и высокая грудь распирали клепаную куртку-косуху. Глаза под густыми черными бровями сияли пронзительной синевой, на породистом носу глубокий отпечаток от маски шлема - посеребренной «личины». Бородой и усами молодой человек еще не обзавелся, однако густой пушок на его подбородке и вокруг рта уже начал темнеть.
        - Ту-ду-ду-ду-ду-у-у-у… - протяжно пропел он. Не расстегивая, через голову содрал с себя косуху, оставшись в полотняной рубахе с длинным разрезом на груди, стянутом завязками. Куртку Викентий бросил в палатку, достал оттуда увесистую матерчатую сумку. Тяжело вздохнул и отправился через лагерь реконструкторов к единственной среди серых и белых палаток разных типов и конструкций юрте. Остановился на брошенной перед входом пожухлой траве. Громко произнес: - Тук-тук-тук! Хозяин дома?
        - Чего надо? - хмуро отозвались изнутри.
        - Извиниться хочу, Иншала! Выходи, мириться буду.
        - Я не сержусь, -дин! Иди с богом.
        - Выходи, раз не сердишься! Чего через дверь разговариваешь?
        - Устал, отдыхаю.
        - Понятно… - Викинг разжал пальцы, роняя тяжело звякнувшую сумку, привалился спиной к стойке рядом с пологом юрты. - Иншала, ты же сам знаешь, что это такое! Горячка боя, злость, адреналин. Я же не робот с выключателем, чтобы по хлопку азарт и ярость исчезали. Ну, не смог сразу в руки себя взять. Ну нахамил сгоряча. Признаю, был неправ, Иншала! Честно прошу прощения. Выходи, дружище! Хорош дуться, ты же не девчонка-недотрога! Давай вылазь. Пожмем друг другу руки, выпьем пива, у костра вместе посидим.
        - Мне нельзя пиво, Один. Я же басурманин, мне Аллах не велит.
        - Ну это вовсе гнилая отмаза, Иншала! - От возмущения Викентий даже передернул плечами. - В Коране про пиво ничего не сказано! Только про вино!
        - Давно ты стал толкователем Корана, морской разбойник?
        - Да ты мне сам рассказывал, Иншала, что под крышей даже вино пить можно! Под крышей Аллах не видит! Хорош, татарин, вылазь! Настоящий мужик должен уметь две вещи: драться в кровь при каждой возможности и честно мириться после драки. Если бы воины не умели мириться, человечество уже давно бы вымерло, потому как мы резали бы друг друга без конца и края. Вылезай, Иншала, мужик ты или нет?
        - На слабо берешь, скандинавский голодранец? - Полог откинулся, и наружу вышел недавний боец, но одетый теперь в длинный ватный халат, обшитый сверху глянцевым шелком с изящным рисунком, изображающим пляшущих журавлей, и в чалме с огромным изумрудом в золотой оправе на лбу. Правда, позолота в нескольких местах стерлась, выдавая дюралевое нутро украшения. Да и драгоценность, несмотря на огранку, подозрительно походила на цветное стекло. Вместо сабли воина опоясывал широкий кушак с торчащим из него ятаганом.
        - На древний обычай, татарин! Каждая хорошая драка всегда должна заканчиваться дружной пьянкой! - Викинг сунул руку в сумку и достал две бутылки пива.
        - А каждая пьянка хорошей дракой, - усмехнувшись, отер указательным пальцем узкие усики степняк и потянул ятаган из ножен.
        - По совести, конечно, я сам виноват, - признал Викентий. - Отвлекаться в схватке нельзя. Телефон - не телефон, вовремя - не вовремя, а будь у тебя настоящий клинок с правильной заточкой, валялся бы я сейчас под кустом дохлой тушкой, и хрен бы было кому рассуждать о честности. В настоящем бою честность одна: кто победил - тот и прав.
        - По совести, ты меня тоже несколько раз хорошо достал. - Татарин сбил ятаганом пробки с бутылок, убрал клинок, взял одну из бутылок. - Если бы у тебя не меч был, а топорик или палица, хрен бы я после попадания в голову смог бы дальше с сабелькой прыгать…
        Они чокнулись бутылками, сделали по глотку.
        - Кто бы спорил, - согласно кивнул викинг. - Мечи, сабли, шашки - это ведь оружие скорее ритуальное, чем боевое. Оно только голых и бездоспешных противников рубить годится. А достаточно человеку хотя бы ватник надеть, и уже хрен, так просто до его шкурки клинком не достанешь. Тут уже топорик нужен. Или палица.
        - Ты не совсем прав, Один, - покачал головой татарин, в несколько больших глотков одолел половину бутылки, вскинул ее чуть выше. - Во время ритуалов воинских символом власти у нас что является? Разве меч? Али топор? Да вот хрен там, дружище! Скипетр, булава, маршальский жезл! А все это суть палица и есть. Шестопер, боевой молот, моргенштерн.
        - Положим, моргенштерн - это уже кистень! - вскинул палец викинг. - Ну, или цеп. Это уж кому как нравится.
        - Суть-то от этого не меняется, - развел руками татарин. - Настоящее оружие должно быть ударно-дробящим. Что кистень, что шестопер, что топорик, коли они в цель попадают, то будь ты хоть в кольчуге, хоть в кирасе, хоть в ватнике, все равно тебе кранты. До конца боя ты выбываешь. И хорошо, если не до конца жизни. А мечи и сабли - это так, баловство… Старого друга на турнире безопасно погладить, собственное эго потешить, перед соседями игрушкой дорогой похвастаться да бродяг в лохмотьях по дороге со скуки рубить, как принято у самураев…
        Иншала запнулся, с удивлением глядя на вдруг опустевшую бутылку. Его гость допил свою и жестом фокусника достал из сумки еще две.
        - Что мы тут мнемся, как чужие? - спохватился татарин. - Пошли к костру. Жена брынзу в кляре нажарила, к пиву самое то! Но смотри у меня, опять начнешь ее формы хвалить, точно в глаз получишь!
        - Хорошая пьянка должна заканчиваться хорошей дракой! - расхохотался Один. - Иначе какой в них смысл?
        - Посидеть, поговорить, почитать стихи, обсудить мудрость Востока и красоту женщин, - развел руками татарин.
        - Жеманство все это, Иншала! - презрительно фыркнул викинг. - Мужчина должен думать об оружии и мечтать о битвах! Все остальное - блажь, туфта и провокация!
        - А женщины?
        - Женщины - это добыча! Их нужно просто брать при каждой возможности! У поверженных врагов!
        Иншала пнул северянина в плечо, опасливо глянул на хлопочущую возле костра стройную большеглазую девушку в атласных шароварах и короткой войлочной жилетке, покрутил пальцем у виска и громко вернулся к прежней теме:
        - Как же все-таки правильно, что в реконструкторских сражениях запрещены топоры, кистени и палицы! Если бы не это, у нас после каждого слета половину участников «Скорая» с переломами увозила бы.
        - А другую половину - сразу катафалки! - радостно подхватил викинг. - Ты даже не представляешь, дружище, как я мечтаю подраться в настоящей схватке с шестопером в руке! Ты видел, каких красавцев ковали наши предки? Это же просто настоящие цветы любви! Перышко к перышку, узорчатые, легкие, быстрые…
        - Один заговорил о цветах? - повернулась на звук голоса склонившаяся у котелка татарка, с улыбкой вскинула тонкие серые брови. - Он заболел? У него грипп или клаустрофобия?
        - Не беспокойся, Асия, - обнял и поцеловал жену Иншала, - эти его цветочки пригодны только ребра ломать. Наш гость здоров. Принеси, пожалуйста, закуску.
        - Мое почтение, прекраснейшая из женщин! - приложив руку к груди, поклонился Викентий хозяйке. - Могу я предложить бутылочку пива обладательнице столь пронзительных глаз, алых губ и точеных ушей?
        - Я думала, Один, ты способен любоваться только тем, что калечит и убивает… - зарделась от неожиданного комплимента Асия.
        - Все правильно, - кивнул викинг. - Именно ради таких женщин калечат и убивают соперников чаще всего! И пусть хоть кто-то здесь посмеет поспорить, что ты прекрасней всех! Я порву его на куски!
        - Один, вообще-то это моя жена, а не твоя, - напомнил татарин, похлопав друга-соперника по плечу.
        - Так это здорово! Значит, мы будем драться на одной стороне! Глядишь, и мне какую-нибудь кралю отбить удастся!
        - Если ты сейчас устроишь драку, мы не успеем на награждение, - предупредил Иншала.
        - Прости, совсем забыл, - поморщился Викентий. - Ты же сегодня победун! Тебя награждать будут… Тогда по пивку? Ты был молодцом. Со звонком тебе повезло, но удача приходит к сильным…
        Мужчины открыли еще по бутылке, сели на мешковину, глядя на бодро приплясывающий под котелком огонь.
        - Надо бы нам возродить турниры за любовь прекрасных дам, - почти спокойным голосом произнес викинг. - Ведь отличный был обычай!
        - Ага! И чтобы дама доставалась победителю? Вот это видел? - татарин сложил фигу.
        - Я же про Асию даже не намекал! - возмутился Викентий.
        - Если я стану драться за кого-то другого, меня убьет Асия, - резонно предположил Иншала. - Если за нее, то мне придется убить всех остальных… Не-е, глупая затея. Лучше сражаться за платок.
        - Какая разница, за что? - пожал плечами Один. - Главное, чтоб было весело.
        От юрты подошла Асия, поставила между мужчин большую пиалу с кубиками, покрытыми коричневой обжаркой, и тихо предупредила:
        - Только не увлекайтесь, мальчики. Завтра за руль.

* * *
        Овощной ларек притулился под стеной большого супермаркета. Казалось бы - откуда взяться тут покупателям, если рядом есть все что угодно и вдобавок заметно дешевле? Однако очень многие люди предпочитали закупаться именно в этой лавочке. Причем даже заворачивали в нее уже после супермаркета. Ведь купленные здесь продукты почему-то всегда оказывались и свежее, и вкуснее, и ароматнее «пластиковых» магазинных.
        Викентий, одетый во все ту же косуху, что и на фестивале, в те же штаны, и только поршни поменявший на кроссовки, вошел в нее спокойно. Постоял у витрины, дожидаясь, пока закупится и выйдет за дверь пожилая женщина.
        - Чего желаете, молодой человек? - поинтересовалась дородная продавщица в клеенчатом фартуке поверх синего халата, вытирая руки полотенцем.
        - Хочу знать, кто здесь позавчера работал?
        - Ну я, - хмыкнула дама и поправила явно крашенные редкие волосы, поверх которых красовался криво завязанный платок.
        - Значит, это вы обсчитали человека на килограмм бананов?
        - Не было такого! - истошно взвизгнула продавщица. - Кукиш тебе, а не деньги! Ходит тут алкотня поганая, на водку шибает! Пошел вон, пока полицию не вызвала…
        Увидев, как тетка достает из кармана телефон, Викентий ударом ноги выбил дверцу, отгораживающую помещение от пространства за прилавком, шагнул туда, перехватил руку, крепко сжал удерживающие телефон пальцы.
        - Помогите-е-е!!! Грабя-ят!!!
        - Эй, тебе чего тут… - В лавку заскочил какой-то плохо бритый парень в джинсах и футболке. Викентий метнулся навстречу, подбил вытянутую руку, правой поймал его за горло и что есть силы впечатал в стену - ларек аж загудел, словно большой барабан.
        - Это ты тут позавчера работал, мальчик? - ласково спросил его недавний викинг.
        - Не-ет… - прохрипел парень, лицо которого стремительно наливалось краской.
        - Тогда чего скачешь? Пошел вон! - Викентий отпустил жертву, развернулся к продавщице.
        У дамы округлились глаза. Она чуть присела и тихонько, на одной ноте, завыла.
        - Не истери, я женщин не бью. - Молодой человек поднял с пола телефон и протянул собеседнице. - Зови хозяина. С ним разберусь.
        Дама часто-часто закивала, что-то нажала, вскинула трубку к уху:
        - Самуил… Приезжай, срочно… Здесь покупатель… Жалуется…
        - Молодчина, - кивнул Викентий, осторожно вынул у нее из пальцев телефон, положил на прилавок и отступил: - Можешь работать, я тебе мешать не стану.
        - Ты мне пальцы сломал, сволочь! - чуть осмелела дама.
        - Обманывать покупателей - плохая привычка, - покачал головой Викентий. - В следующий раз руки сломаю. Веришь?
        Продавщица предпочла не отвечать.
        Хозяин примчался минут через десять и оказался крепеньким армянином ростом Викентию по плечо, голова его была совершенно седой и коротко стриженной - и борода, и усы, и волосы торчали одинаковым крепким бобриком. Одет мужчина был в чуть великоватый джинсовый костюм, и мозолистые крупные ладони выглядывали из длинных рукавов всего до половины. Быстрыми короткими взглядами мужчина оценил обстановку, тяжко вздохнул, заметив отставленную к стене выломанную дверь.
        - Позавчера в этом магазине очень хорошую женщину обманули на килограмм бананов, Самуил, - чуть выждав, произнес Викентий. - Ты ведь здесь хозяин, правильно?
        - Зина женщина честная, она обманывать не станет! - мотнул головой армянин.
        - Мы же не станем втаскивать баб в мужские разборки, Самуил? - склонил голову набок реконструктор. - Ты хозяин этого магазина. Позавчера здесь обвесили человека на килограмм бананов. Человек обижается. Нужно отвезти ему недостачу и принести извинения. Вот, я записал телефон и адрес.
        Викентий достал из кармана косухи сложенную вчетверо бумажку и протянул армянину. Широко улыбнулся:
        - Надеюсь, ты понимаешь, почему я не скрываю никаких контактов, Самуил? Если вдруг, боже упаси, пострадавшей станут поступать какие-то угрозы или у нее случатся странные неприятности, я буду знать, кто во всем этом виноват. Полагаю, Самуил, сегодня с этим недоразумением все благополучно разрешится. Удачи!
        Реконструктор похлопал армянина по плечу и вышел из лавки. От стоящей напротив машины в его сторону развернулась троица мужчин кавказской наружности, в одном из которых Викентний узнал уже помятого парня, рассмеялся и направился к ним:
        - Ребята, есть какие-то вопросы?
        - Стоим, разговариваем, - развел руками крайний мужчина. - Тебе что за дело?
        - Да так, гуляю, - разочарованно вздохнул недавний викинг, развернулся на пятках и зашагал на парковку супермаркета, на ходу пролистывая адресную книгу в своем смартфоне, вскинул трубку к уху: - Леночка, привет, это я. Заказы на сегодня есть? Нет-нет, я вернулся! Через полчаса буду!
        Викентий обошел вокруг изрядно потрепанной коричневой «девятки», попинал ногами колеса, вздохнул:
        - Ладно, еще поездим! - Он осторожно открыл жалобно скрипнувшую дверцу, скользнул внутрь. Двигатель дважды натужно скрипнул, рыкнул, загудел откровенно полудохлым глушителем. Машина чуть откатилась, скрежетнула коробкой и выехала с парковки.
        Спустя час в ней уже лежали пять красно-белых коробок, каждая ценою в две такие «девятки», а Викентий мчался через город, на ходу набирая номер:
        - Добрый день, доставка заказов! Планшет четыре МД синего цвета, правильно? Если я подъеду через четверть часа, вы будете дома? Очень хорошо. Приготовьте, пожалуйста, восемьдесят четыре тысячи за заказ и тысячу двести рублей за доставку.
        Первой из клиенток оказалась милая зеленоглазая девушка лет двадцати. У реконструктора даже появилось желание пригласить ее на прогулку… Однако трудно договариваться о свидании с женщиной, которая платит тебе за работу, - и потому Викентий помчался дальше, доставив ноутбук какому-то нескладному очкарику, потом еще один малолетнему жирдяю, после чего пообедал в попутной кафешке и позвонил на четвертый адрес:
        - Добрый день, доставка заказов. Вы заказывали мси-титан на восемнадцать дюймов?
        - Какой «мси»? - удивился на той стороне хриплый женский голос.
        - Ноутбук с экраном восемнадцать дюймов в ударопрочном металлике черного цвета… - опустил глаза на бланк заказа Викентий.
        - Э-э… да, я вспомнила. Ноутбук, - с некоторым промедлением ответила женщина. Сглотнула, добавила: - Да, везите. Вы адрес знаете?
        - Само собой, - усмехнулся реконструктор. - И даже телефон. Буду у вас через десять минут. Приготовьте, пожалуйста, пятьсот пятнадцать тысяч за ноутбук, тысячу двести рублей за доставку либо пять тысяч за ложный вызов.
        - Что? - удивились с той стороны.
        - Если передумаете, то ложный вызов курьера с товаром стоит пять тысяч рублей. Приготовьте, пожалуйста, всю сумму без сдачи.
        Викентий отключил трубку, с усмешкой бросил на соседнее сиденье. По его спине пробежал острый холодок предвкушения… Молодой человек быстро закрутил руль, сворачивая в проулок между блочными пятиэтажками, углом втиснулся в просвет между двумя иномарками, заглушил мотор.
        - Иди сюда, моя противоугоночка. - Недавний викинг выдернул из гнезда рычаг переключения передач с навершием из полированной нержавейки, забрал с заднего сиденья сумку, набросил через плечо. Весело насвистывая, пересек двор, остановился перед металлической дверью, набрал на панели домофона номер квартиры: - Открывайте, доставка.
        Послышался частый писк, дверь чуть приоткрылась. Викентий потянул створку к себе, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Сделал осторожный шаг вперед, стрельнул зрачками по сторонам.
        Никого.
        Он сделал еще шаг, и створка хищно лязгнула за спиной, отрезая путь к свободе.
        Еще шаг…
        - Ни звука, крысеныш! Глотку распорю! - Из-за второй створки появились сразу двое крупных мужиков в вязаных шапках с прорезями для глаз и большими кухонными ножами. - Руки…
        Дослушивать Викентий не стал, взмахнул левой рукой, отвлекая внимание, ударил правой - и стальной набалдашник рычага КПП врезался в ближний кулак с ножом, дробя суставы пальцев. Реконструктор сделал шаг влево, прячась за раненого врага, вторым взмахом саданул его чуть ниже уха, пнул ногой, заваливая на подельника, и тут же прыгнул следом, снова вскидывая импровизированный шестопер. Удар пришелся точно в лоб, и второй грабитель, к разочарованию викинга, тут же обмяк.
        - Ну вот, а я только разогреваться начал… - Викентий прошел прямо по лежащим, быстро поднялся на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка.
        - Кто?.. Там?.. - неуверенно спросили изнутри.
        - Служба доставки! - весело ответил молодой человек. - Получите ваш заказ, будьте так любезны.
        - К-какой заказ?
        - Вы помните мое предупреждение, миледи? - постучал рычагом по двери Викентий. - Ложный вызов стоит пять тысяч рублей. Я считаю до десяти, и если вы не заплатите, то разбираться будем с участием полиции. Думаю, лежащие внизу тушки доставят мусорам огромное удовольствие. Это же сколько глухарей они разом закроют! Итак… - Он снова ударил рычагом в дверь: - Один… Два… Три… Что же вы заранее все не приготовили? Четыре! Пять! Я ведь предупреждал. Шесть! Семь… Тюрьма или деньги? Восемь, девять…
        - Сейчас, сейчас! - Щелкнул замок, створка приоткрылась и замерла на короткой цепочке. В щель просунулась рука с длинными красными ногтями.
        Викентий забрал скомканные купюры, сунул в карман:
        - Благодарю вас за щедрость, миледи!
        - Да иди ты! - не выдержала женщина внутри.
        - Передайте своим рыцарям, миледи, - рассмеялся Викентий, - что грабить курьеров с дорогим товаром - непостижимо свежая мысль! В этом месяце они у меня уже третьи. В следующий раз пусть попробуют ствол. Вдруг чего и обломится?
        Дверь захлопнулась.
        - Легкие деньги… - Викинг побежал по лестнице вниз, на нижнем пролете увидел вцепившуюся в поручень фигуру, походя ударил мужика набалдашником в солнечное сплетение, поднырнул под падающее тело и распахнул дверь на свежий воздух. - Обожаю свою работу!
        Доставка последнего заказа прошла без накладок. Принявшей его сонный мужчина проверять коробку не стал. Расписался, заплатил и даже триста рублей «на чай» накинул. Так что в девять вечера реконструктор уже припарковался возле дома. Пересчитал деньги, распихал по карманам, выдернул рычаг, закинул опустевшую сумку на плечо. Закрыл дверцу на ключ, прошел вдоль тесно стоящих вдоль проезда легковушек, заметил курящую возле подъезда компанию, и веселый холодок предчувствия опять бодрой волной прокатился по телу.
        Увидев Викентия, парни, одетые в джинсу и спортивные костюмы, торопливо затушили сигареты и разошлись в стороны. Викинг сделал вид, что ничего не заметил, небрежно перебросил сумку за спину и прикрыл левой рукой зажатый в кулаке рычаг коробки передач. Парни тоже старательно отворачивались. Лишь когда молодой человек свернул на дорожку к парадной, троица в спортивных костюмах перегородила путь.
        - Ты связался не с теми людьми, гой поганый… - оскалился незнакомый кавказец.
        Дослушивать и на этот раз реконструктор не стал, с ходу врезав ему ногой в пах, чуть отпрянул в сторону с приседанием - кулак просвистел над головой, - в ответ с короткого замаха ударил рычагом по голени, выпрямился, подставил железяку под кулак белобрысого паренька, оставил его выть и скользнул влево, отпрыгивая и поворачиваясь. Двое уцелевших гопников сверкнули ножами, и викинг невольно захохотал от шипучего восторга, что раскатился по его венам. Восторга от настоящей, смертельной схватки, скользящей по грани между жизнью и небытием.
        - Н-на! Н-на! - Один из парней кинулся вперед, взмахнул коротким клинком. Но метился не в корпус, а по руке с импровизированным шестопером. Выпад, еще… В это время его приятель быстро забежал викингу за спину, и Викентий кинулся вперед, левой рукой ловя клинок, а правую занося для удара.
        Враг отпрянул. Реконструктор сделал шаг влево и ударил по затылку согнувшегося там кавказца, выключая его, пока не пришел в себя. Врагов и так слишком много, к чему рисковать?
        - Ах ты! - Парень разозлился, кинулся в атаку. Викентий отбил нож рычагом, тут же с левой врезал нападавшему кулаком в нос, добил шестопером в голову и… И охнул от боли в спине.
        - И еще разик! - Подобравшийся сзади гаденыш выдернул нож и вонзил снова.
        Викентий попытался ударить его локтем в лицо - но парень отскочил, подхватил под локоть подельника со сломанной голенью:
        - Уходим! Уходим быстро.
        Викентия качнуло от внезапной слабости. Он сделал пару мелких шагов назад и бухнулся на скамейку, хватая воздух широко открытым ртом.
        - Уходим!
        Парень с разбитым кулаком подскочил к распластанному кавказцу, вцепился здоровой рукой в шкирку, потащил за собой. Последний из нападавших, согнувшись и сжимая руками голову, широко раскачиваясь из стороны в сторону, поковылял следом.
        Викинг сунул руку за спину, вытащил. Ладонь была вся в крови, а перед глазами уже плясали радужные мухи. Викентий торопливо достал смартфон, вдавил палец в верхний адрес, поднял к уху:
        - Дядя Федя… Я у дома, меня опять порезали… Выручай… - Реконструктор полуприкрыл глаза и мелко задышал, стараясь сдержать частоту сердцебиения. Авось поможет хоть немного сдержать кровотечение.
        Спустя пару минут хлопнула входная дверь, бородатый мужчина закинул его руку к себе на плечо, затащил в дом, в кабину лифта… И вскоре бросил лицом вперед на белый кухонный стол.
        Федор Семенович был соседом семьи Шрунниковых и несколько лет назад вполне успешно ухаживал за мамой Викентия. Семейная идиллия в итоге почему-то не сложилась. Но дружеские отношения остались. И потому реконструктор довольно часто обращался за помощью к «почти отчиму», на удивление удачно имевшему профессию врача-травматолога.
        - Та-а-ак. - Мужчина действовал быстро и уверенно. - С курточкой можешь распрощаться, я ее срежу. Один черт, она теперь в крови и порезах. Толстая, однако, какая, прямо хоть за ножницами по металлу беги… Вик, тебе такая жизнь еще не надоела? По три раза в год тебя штопаю! Иногда мне кажется, на твою шкуру проще молнию пришить. Хочешь помереть - расстегнул, хочешь обратно жить - застегнул… Сейчас будет немного больно…
        Послышался легкий треск.
        - Та-ак, сейчас промою… Теперь новокаин… Завязывал бы ты с такой жизнью, парень! Нашел бы себе работу нормальную, специальность, остепенился. С драками всеми этими прекращал. Не мальчик ведь уже! Учиться тебе надо, Вик, а не палками железными по лесам махать. Или ты до самой смерти собираешься курьером на посылках бегать? Хочешь, у знакомых поспрошаю? Может, место у кого приличное есть?
        - А что, дядя Федя, еще где-то есть места, где можно по пять тысяч в день честно зарабатывать?
        - Ты ври, да не завирайся! Если бы у вас так платили, там на каждую вакансию очередь на три квартала стояла бы. С конкурсом в двести рыл на место. А про желающих почему-то не слыхать.
        - Конкурс, дядя Федя, рассасывается сразу, как только желающие узнают, что курьеров примерно раз в неделю пытаются зарезать и ограбить. У меня в карманах и в сумке почти два миллиона рублей. Не с каждого банка такой куш за один раз снять можно.
        - Лежи смирно, раневые каналы проверю…
        На кухне наступила тишина. Викентий не выдержал первым:
        - Ну что там, дядя Федя?
        - Поздравляю племянничек, ты труп! Два глубоких ножевых, и оба в печень! Даже не знаю, почему ты прямо там, на скамеечке, не преставился.
        - Не попали, наверное, - пожал плечами реконструктор.
        - Везучий ты, Вик! Уже, наверное, пятый раз с почти смертельной раной тебя вижу. И каждый раз каким-то чудом выкручиваешься. Ты все-таки подумай. Всех денег не заработаешь. А жизнь - она одна. В следующий раз может уже не повезти. И так на грани фантастики живешь… Не крутись, швы накладываю! В общем, дурацкая у тебя работа, если из-за нее каждую неделю тебя убить пытаются. Мертвым деньги не нужны.
        - Зато живым очень нравятся, дядя Федя. Ты ведь от зарплаты не отказываешься?
        - За мою работу нож под ребра не суют. Все, можешь вставать. Через неделю приходи, снимем. И пару дней воздерживайся от ванны и парилки. Душ дозволяю.
        - Спасибо, дядя Федя, - поднялся молодой человек. - Я твой должник.
        - Спасибо не булькает, - хмыкнул бородач. - Но тебе «булькать» еще рано. Так что потом. Иди домой, отлежись. Настене привет. И тряпье свое по дороге в мусоропровод выброси, мне чужого не надо.
        До своей квартиры Викентию нужно было спуститься всего на два этажа, так что даже полуодетым он не замерз. Открыл своим ключом, вошел, скинул ботинки, заглянул на кухню, откуда слышалось позвякивание и голоса.
        - Привет, мама! У нас гости?
        - О, Вик вернулся! - обрадовалась женщина. - Познакомься сын, это Самуил.
        В свои сорок четыре года Анастасия Шрунникова не располнела, не обрюзгла, не сгорбилась, сохранив все обаяние юности - правда, слегка стершееся, словно у антикварной драгоценности. Круглолицая, розовощекая, голубоглазая, с чуть вздернутым носиком. Просто черты лица, линия бедер, подъем груди стали более сглаженными, у глаз и на шее появились слабые морщинки, брови выцвели, губы поблекли. Однако она все еще оставалась достаточно яркой красавицей, а халат и отсутствие макияжа придавали женщине некую уютную домашность… Так что Викентий вполне резонно забеспокоился, обнаружив, что лавочный армянин все еще находится здесь, несмотря на позднее время.
        - К столу проходи, сынок, садись. Ты почему голый?
        - Нет, мам, спасибо, днем перекусил. Так спать хочу, еще на лестнице раздеваться начал… - Викентий прищурился, раздумывая, но на кухонном столе стояли только чай и половина торта, никакого вина или водки, и викинг немного расслабился. - Самуил, можно тебя на два слова?
        - Ага… - Армянин нервно почесал в затылке, но поднялся, вышел в коридор.
        - Скажи мне честно, Самуил, - понизил голос почти до шепота реконструктор, - ты никого не просил со мной разобраться?
        - Зачем мне это, дорогой? - развел руками ларечник. - Ты видишь, я сижу, я пью чай, я познакомился с очень милой и просто прелесть хорошей женщиной. Ей хорошо, мне хорошо, всем хорошо. Зачем еще кого-то о чем-то просить?
        - Может, ты просто готовил себе алиби?
        - Ай, ты не понимаешь, дорогой, - хлопнул его обеими ладонями в грудь ларечник. - Редко случаются недопонимания. И что? Килограмм бананов, маленький торт, три стакана чая, и это всем хорошо. Начнешь просить, как ты это сказал? «Разобраться»? Начнешь просить «разобраться», это будет уже совсем не килограмм. И совсем не редко. И совсем потом не избавиться. Только плати, плати и плати. Зачем мне это, дорогой? Я лучше раз в месяц кило бананов хорошей женщине подарю.
        - Значит, просто совпало, - пожал плечами Викентий. - Я вижу, ты мужик нормальный оказался, так что… Без обид? - Он протянул армянину руку.
        - Какие обиды, дорогой?! - с явным облегчением пожал тот открытую ладонь.
        - А ты знаешь, сколько сейчас времени, Самуил?
        - Какое время, дорогой? - изумленно вскинул брови армянин. - Твоя мама такой вкусный чай заваривает, просто пальчики оближешь! Про любое время сразу забываешь!
        Крепыш отступил, развел руками и бочком, бочком скользнул обратно на кухню.
        - Ох, мама… - покачал головой викинг, вздохнул и отправился к себе в комнату.
        Не то чтобы он так уж верил седому лавочнику. Однако, надо признать, армянин был далеко не единственным подозреваемым. Даже если забыть регулярные попытки ограбить Викентия, которые неизменно заканчивались увечьями для нападающих, у курьера случались регулярные споры на парковках, когда он не всегда удачно бросал машину на необходимые для доставки пять-десять минут, случались драки на дорогах - викинг не имел привычки пропускать нарушающие правила «Роверы» и «БМВ», а кроме того, викинг мог припомнить изрядное количество свар и просто ругани с излишне буйными или пьяными гопниками, попавшимися под руку в минуты плохого настроения. Так что связка бананов была не самым большим разногласием Викентия с окружающим миром. Неприятности реконструктора любили. Даже - обожали.
        Притворив дверь, молодой человек встал боком перед висящим на стене зеркалом. На спине белела одинокая прямоугольная блямба: дядя Федор залепил обе раны одним куском пластыря. Никаких иных следов недавней схватки на теле не осталось.
        - Ну и слава богу, - облегченно кивнул реконструктор. - Маме можно ничего не говорить. Надо и правда спать ложиться, пока новокаин не отпустил. Авось к утру рассосется.

* * *
        Проснулся Викентий поздно, почти в половине одиннадцатого. Чертыхнувшись, он перекатился по тахте, подтянул сумку, вытащил смартфон, вызвал диспетчера:
        - Привет, Леночка, это я. Заказы есть?
        - Ничего, Вик. Можешь отдыхать.
        - Что, совсем?
        - Ты же знаешь, как это бывает. То густо, то пусто. Вчера телефон обрывали, сегодня ни одного звонка.
        - Ну так оно даже лучше, - произнес молодой человек. - Давай тогда я выручку завтра сдам, лады?
        - А если после обеда работа нарисуется?
        - Завтра выполню. А сегодня, раз уж окно выдалось, за город смотаюсь. Договорились?
        - Смотри сам. Ты у нас птица вольная, на сдельщине сидишь.
        - Спасибо, Лена! Ты моя благодетельница! Тогда до завтра… - Он отключился, промотал номера на экране, выбрал нужный, снова вскинул трубу к уху: - Кеша, привет. Можно я сегодня к тебе в кузню подскочу? Мне Иншала четыре кольца намедни на кольчуге порвал, заклепать нужно. Ну и меч полирнуть. Потускнел он чего-то. Обтерся.
        - Приезжай, - лаконично ответил его товарищ.
        - Отлично! - Викентий отключился, вышел из комнаты. Услышал из кухни негромкие напевы, выглянул туда: - Мама? Ты уже поднялась? Разве тебе не во вторую смену?
        - Просто настроение хорошее, - отозвалась женщина. - Солнце, лето, птицы за окном поют.
        - Та-а-ак… - Молодой человек остановился возле холодильника, привалившись к нему плечом. - Армянин вчера поздно ушел?
        - Очень хороший человек, кстати, оказался. Веселый, непьющий совершенно… - нервно пригладила волосы хозяйка.
        - Только не говори, что сегодня он опять к нам в гости собирается!
        - Да не знаю… - неуверенно ответила женщина. - Он меня после работы обещал подвезти, чтобы одной поздно не возвращаться. Неудобно будет совсем уж не пригласить… Тебе чаю налить? У нас еще торт остался.
        - Ох, мама… - Викентий покачал головой и отправился в душ.
        - Ну так я тебе наливаю!
        Во избежание ссоры возвращаться к теме ларечника викинг не стал. И даже от кусочка армянского торта не отказался - после чего взял под мышку тяжелый сверток из мешковины с торчащей из него рукоятью меча, чмокнул маму в щеку и побежал вниз.
        Больше всего Викентий боялся, что машина окажется сгоревшей или стоящей с выбитыми стеклами - бывало после драк и такое. Но в этот раз обошлось. Посему реконструктор бросил сверток на заднее сиденье, воткнул рычаг в гнездо коробки, завелся и выкатился со двора, не спеша пробираясь на юг через городские пробки. За полчаса доехав до проспекта Славы, он заблаговременно перебрался в правый ряд, чтобы не толкаться перед развязкой, пристроился за ярко-красной новенькой «Хондой», чем-то похожей на свежевыкрашенные женские ногти.
        Спустя несколько минут, перед заправкой, «Хонда» замигала правым поворотником, обогнула темно-синий «БМВ», стала поворачивать на съезд - и тут «бомба» сорвалась с места, коснулась бампером «хондовской» дверцы, громко забибикала и заморгала аварийкой.
        Красная машинка тоже замерла. Внутри растерянно мотала головой плохо различимая девица.
        Из «БМВ» вышли четверо мужиков - двое в хороших костюмах, прилизанные, как фотомодели, и двое в джинсах и кожаных куртках, наголо бритых, да еще и с наколками на черепушках.
        - Это ведь подстава! - пробормотал Викентий, поневоле остановившийся чуть сзади. - Откровенная подстава…
        Мужики уже начали «прессовать» свою жертву: один осматривал «бомбу», размахивая руками и ругаясь, другой забежал перед капотом «Хонды», третий стучал красную машину по крыше, четвертый бил кулаком в стекло правой дверцы.
        - Вот козлы! - Реконструктор принял вправо, пристроившись к газону сразу за «БМВ», привычно выдернул рычаг, вышел наружу. - Эй, уроды! Ну-ка, отойдите от девушки!
        Хозяйка «Хонды», черноволосая, стриженная под каре, с ямочкой на подбородке, со вздернутым розовым носиком и растерянным взглядом, уже стояла на дороге, вскинув руки.
        - Тебе чего, больше всех надо?! - Бритый мужик с татуировками свастики у висков и Ленина на макушке ринулся ему навстречу, выдернул из-под курки пистолет, с силой вдавил Викентию в лоб. - Маслину хочешь схлопотать, говнюк?! А ну быстро свалил отсюда! Бегом, не то мозги по асфальту собирать будешь!
        Под давлением ствола реконструктор попятился, открыл дверцу, бросил рычаг на пол, тихо попросил:
        - Подождите минуточку… - наклонился, сунул руку в сверток и сразу нащупал рукоять меча.
        По телу викинга прокатилась волна щемящего блаженства, на губах появилась широкая улыбка предвкушения.
        Викентий выпрямился, глубоко вздохнул и встретился взглядом с подставляльщиком. Бритый сразу все понял - но едва его палец дернулся, викинг уже качнулся в сторону. Хлопнул выстрел, потом еще один. Что-то дважды прошелестело у самой щеки Викентия, а потом меч врезался в руку уголовника чуть выше запястья. Увы, не перерубил: рука просто повисла, пистолет упал вниз - а клинок уже рубил подставляльщика поперек живота. Кожа куртки расползлась, мужчина сложился пополам, и Викентий ринулся вперед, снова вскидывая оружие.
        - Бля! - Вымогатель в костюме отпрянул, и меч вместо его головы врезался в крышу «БМВ» прорубив тонкую жестянку насквозь. - Псих!
        От прямого укола красавчику увернуться не удалось - острие пробило пиджак и вошло на пару пальцев в тело, ощутимо врезавшись в грудину. Уголовника отбросило - реконструктор, услышав шорох за спиной, крутанулся, сразу рубя на уровне плеч. Второй бритый подставляльщик пригнулся - меч прорубил заднюю стойку; стекла дверцы и кузова лопнули и посыпались вниз. Викинг отскочил, оберегаясь от возможного нападения. Грохнул выстрел - рядом прошелестела пуля. Еще один.
        Викентий резко пригнулся, кувыркнулся вперед, уходя с линии огня - оказался за спиной не столь расторопного врага и со всего размаха рубанул его поперек позвоночника. Бритый молча рухнул рядом с хрипящим подельником.
        Еще выстрел - и в голове викинга словно взорвался фейерверк. Викентий замер, тряхнул башкой.
        - Получи! Получи! Получи, тварь! - Подставляльщик, обходя красненькую машину, стрелял и стрелял. И - мазал.
        Реконструктор тряхнул головой снова, пощупал место попадания левой рукой. Посмотрел на ладонь, перевел взгляд на совсем близкого мужчину:
        - Это же просто травматик!
        Мужчина в костюме остановился. Викинг взревел, рубанул воздух мечом и ринулся на него. Подставляльщик взвизгнул, кинулся наутек, продолжая палить себе за спину, пока обойма не опустела. Три пути попали в цель - но Викентий даже не замедлил бега.
        - А-а-а! - Мужик перекатился через капот «Хонды», обежал «бомбу».
        Викинг метнулся следом, взмахнул клинком - лобовое стекло «БМВ» лопнуло в брызги. Подставляльщик опять визгнул, резко пригнулся - и новый удар прорубил крышу над пассажирской дверцей. Мужик нырнул в салон, плюхнулся за руль. Викентий прыгнул на капот, попытался уколоть в грудь - но каким-то непостижимым образом промахнулся.
        Взревел мотор, машина сорвалась с места. Падая в сторону, викинг все же выбросил вперед руку с мечом. Клинок пробил дверцу, но «БМВ», перепрыгнув бордюр, заскакала по газону.
        - Стой, гад! - Викентий рубанул снова, но смог лишь рассечь крышку багажника. «Бомба», прыгая, словно кенгуру, и разбрасывая грязь из-под колес, отчаянно виляя, промчалась по газону до съезда к заправке, скатилась на трассу и рванула по ней вперед. Туда же трусил подставляльщик с пробитой грудью. Бритая парочка все еще валялась на дороге. Крови вокруг них не было. Похоже, уроды отделались переломами.
        Викинг положил меч на плечо, обогнул машину, остановился перед молодой женщиной, одетой в легкое ситцевое платье, замершей со вскинутыми руками. Челюсть дамочки расслабленно отвисала вниз, отчего ротик превратился в розовое колечко, а глаза были круглыми, как пятирублевые монеты. В общем, выглядела она так, словно только что получила по голове «гасилом».
        - Девушка, вы в порядке? - спросил Викентий.
        Дамочка медленно покачала головой из стороны в сторону, не отрывая взгляда от его переносицы.
        - Машину вести сможете? - сделал еще попытку реконструктор.
        И опять голова качнулась из стороны в сторону.
        Ругая себя за излишнюю вежливость, Викентий вынужденно задал третий вопрос:
        - Вас подвезти?
        Девушка молча протянула ему ключи.
        - Я сейчас, вещи заберу. - Викинг сходил к «девятке», забрал броню, запер дверцу. Когда вернулся к «Хонде», девушка испуганно притихла на пассажирском сиденье. Молодой человек вздохнул, сел за руль: - Куда едем?
        - На заправку… - прошептала девушка. - Девяносто пятый бензин.
        - Хорошо. - Викентий включил передачу, тронулся с места.
        - А там у вас что? - так же шепотом спросила девушка, указывая на сверток.
        - Кольчуга, - пожал плечами викинг.
        - Можно? - Она протянула руку, приподняла край дерюги. Вскинула брови и испуганно отдернула пальчики.
        - У вас бак с какой стороны?
        - Слева… - еле слышно прошелестела дамочка. Подтянула сумочку, открыла, достала банковскую карточку и протянула Викентию.
        - Нормально… - хмыкнул молодой человек. - Я уже в слугах.
        Впрочем, девушка явно пребывала в шоке, так что следовало проявить снисходительность. Он притормозил у колонки, вышел, заправил полный бак. Расплатился, вернулся к машине.
        - Нам на Суздальскую улицу, - спрятала в сумочку телефон девушка. - Там ресторан «У Герасима», знаешь?
        - Знаю. - Реконструктор выехал с заправки, встроился в поток. Через несколько минут не выдержал, спросил: - Что ты на меня смотришь, как на призрака?! Дырку скоро взглядом протрешь.
        Девушка кашлянула, вытянула руку, потрогала его плечо, локоть, пальцы на рычаге. Снова кашлянула - но ничего не сказала.
        Еще минут через двадцать они въехали на парковку ресторана.
        - Пойдем… - Девушка вышла, обогнула машину, взяла его за руку, повела за собой. В полутемном зале нашла столик с двумя длинноволосыми девчушками в белых блузках, очень похожих на униформу. Пошепталась с одной, забрала у нее ключи, пошла обратно, не отпуская Викентия. Возле машины сообщила: - Теперь нам на «Славу».
        - Может, дальше ты сама? - предложил реконструктор.
        - У тебя голова в крови, - сообщила девушка. - И футболка в нескольких местах. Поедем, я тебя хоть отмою.
        Викентий глянул в стекло на свое отражение, хмыкнул и сел за руль.
        - Тут рядом, пять минут, - пообещала спутница.
        Девушка не обманула. Через пять минут они вошли в чистенькую, пахнущую жасмином однокомнатную квартиру. Белые обои с лилиями, шкаф, трюмо, телевизор и широкая постель. Тюлевые занавески, вешалка с несколькими шарфами, курткой и плащом. Судя по скромности обстановки, квартира была съемной, и потому нажитым добром ее никто не захламлял.
        - Давай посмотрю. - Скинув туфли, девушка провела его через комнату, посадила на постель. Присесть где-то еще было просто негде. - Снимай футболку.
        Викентий послушался.
        - Сейчас я губку влажную принесу, - потрогала пальцами рану на голове девушка.
        - Подожди. - Молодой человек, поднявшись, удержал ее за руку. И расстегнул молнию платья на спине.
        - Что ты делаешь? - Девушка передернула плечами, и одежда соскользнула к ее ногам. Она сделала шаг вперед, переступив опавшую кружком ткань, и оказалась в крепких объятиях викинга, легко оторвавшего ее от пола и уложившего на постель. - Обожди, я просто хотела поцеловать твои раны… Хотя какая разница?
        Лифчик и трусики отлетели в сторону подоконника, их обладательнице осталось лишь смириться, закрыв глаза и позволяя грубым ладоням скользить по своему нежному телу, сильным губам целовать острые розовые соски и жесткой каменной плоти покорять горящее покорное лоно. Забыть про разум, планы и желания и провалиться в бездну, в страстный и бездонный омут сладкого безумия. Всплывать, хватать глоток воздуха - и проваливаться обратно, снова и снова, не в силах отличить реальность от пылающих грез.
        Девушка дважды пыталась исполнить свое обещание и промыть рану на голове Викентия. Но каждый раз, когда ее обнаженные бедра оказывались перед лицом молодого человека - тот не выдерживал и через себя отправлял ее на кровать. К шести вечера дамочка смирилась и, отдохнув после очередной любовной схватки, поднялась, отправилась к трюмо, придирчиво себя осмотрела.
        - Ты хоть понимаешь, что ты меня изнасиловал, призрак средневековой древности? - покачала головой она. - Если муж заметит синяки, он меня убьет.
        - Ты замужем? - удивился Викентий.
        - Не притворяйся, что разочарован. Я слышала вздох облегчения.
        - Не притворяюсь, - усмехнулся реконструктор. - Я не суеверен.
        - Черт тебя побери! Неужели нельзя было относиться ко мне хоть чуточку нежней? Не стискивать, а гладить, не кидать, а укладывать, не кусать, а целовать, не втыкать, а касаться губами?
        - Когда началась драка, - хмыкнул Викентий, - тебе следовало позвать более гламурного бойца.
        - Какие вы, мужики… неправильные. Если хорошо языком работаете, то и в постели, и в жизни. Если кулаком, то и в жизни, и в постели. А коли одного для жизни выбрать, а другого для алькова, то сами обижаетесь, - посетовала женщина. - Хочется ведь, чтобы в бурю каменной стеной становился, а под одеялом ласковым теленком. Вы же все наоборот норовите…
        - Правда? - вскинул брови викинг.
        - Только не говори, что ты принял это на свой счет. - Женщина подняла бюстгальтер, надела. - Ты, как я поняла, всех, кого встречаешь, или убиваешь, или насилуешь.
        - Не всех, - покачал головой Викентий. - Некоторым удается удрать.
        - Ну хоть чувство юмора у тебя есть, мой малыш, - усмехнулась она, наклоняясь за кружавчиками. - Как тебя хоть зовут, средневековый дикарь?
        - Вик, - кратко представился реконструктор.
        - Ну вот, ты еще и трусики порвал! - смяла в кулаке кружавчики красотка. - Будем надеяться, сегодня ко мне под юбку больше никто не полезет.
        - Я провожу…
        - Нет! - вскинула она палец. - Вот этого не надо. Мало ли кто заметит? Хватит с меня синяков. Ты лучше вот что, Вик… Я у Жени квартиру до семи просила, так что ключи отвезти уже не успеваю. Ты их дождись и впусти, ключи на полочке. Успеешь, кстати, душ принять, раз уж помыть тебя не удалось…
        Она через голову накинула платье, оправилась. Реконструктор, поднявшись, застегнул молнию на спине.
        - Ничего не забыла? - Она снова подошла к зеркалу, поводила плечами, выставила губы. - Перед домом покрашусь.
        Девушка метнулась через комнату, но у двери замерла. Присела и осторожно развернула мешковину. Взяла в руки меч, взвесила. Потом расправила и попыталась поднять кольчугу. Крякнула от натуги:
        - Тяжеленная-то какая! - Она уронила броню обратно на мешковину, положила меч сверху. Подошла к Викентию, закинула руки ему за шею. - Я думала, у меня от ужаса галлюцинации начались. Явился рыцарь с мечом, порубивший напавших на меня разбойников. Спасибо тебе, что ты не призрак, Вик. - Она крепко поцеловала молодого человека, растрепала ему волосы и пообещала: - Еще увидимся, мой герой.
        Девушка подмигнула ему и выскочила за дверь.
        Викинг закрыл замок, посмотрел на часы.
        Если хозяйка должна прийти в семь, то в душ он действительно успевал.
        Избавившись от запекшейся крови и освежившись, Викентий натянул штаны, вышел к трюмо, рассматривая через зеркала швы на спине. Пластырь, понятно, оторвался. Однако раны, по счастью, не открылись. Ни во время схватки с уголовниками, ни в любовных поединках с молодой женщиной.
        - Спасибо, дядя Федя. У тебя золотые руки, - пробормотал викинг.
        Мелодично тренькнул звонок. Молодой человек секунду поколебался и не стал бегать в поисках футболки, открыл дверь.
        - Опаньки, кто у нас тут такой! - рассмеялись две девчушки. Те самые, что сидели в ресторане. Правда, теперь они были не в блузках, а в обтягивающих футболках. Причем у обеих имелось что обтягивать. - Как же это Любавушка тебя не прибрала?
        Красотки прошли в квартиру, весело рассматривая гостя.
        - Опаздывала, - пожал плечами Викентий. - Велела дождаться и отдать ключи.
        - Тошка, смотри! - Девушка с более светлыми волосами присела возле кольчуги, поверх которой лежал тускло сверкающий меч. - Это чего, настоящий, что ли?
        - Ты действительно напал с мечом на банду бандитов с пистолетами? - изумленно развела руками та, которую подруга назвала Тошкой. - Мы думали, Люба так пошутила. Впечатление свое приукрасила.
        - Охренеть! - Светлая девчушка подняла клинок, вскинула к потолку. - Я призываю тебя, король Артур, к рыцарям Круглого стола! Ты ведь рыцарь Круглого стола, незнакомец?
        - Я скорее рыцарь весла и паруса, - улыбнулся викинг. - У меня нет Росинанта, и я не нападаю на ветряные мельницы.
        - Чем же ты тогда занимаешься? - поинтересовалась девушка.
        - Сражаюсь с мужчинами и люблю женщин… - Левой рукой Викентий перехватил рукоять меча вместе с девичьими пальцами, завел ее светленькой за спину, прижал девушку к себе, прильнул губами к ее холодному рту, а правую ладонь запустил жертве под футболку и скользнул ею вверх, одновременно и лаская хрупкое тело, и обнажая его. Шрамы на спине кольнуло прикосновением, что-то бархатистое скользнуло по ним вверх. Молодой человек оторвался от губ светлой девушки, повернул голову - и был вознагражден поцелуем второй красотки.
        Меч гулко рухнул на пол. Ладони заскользили по его телу - девушки кружили, словно акулы вокруг добычи, хищно облизываясь. Викинг усмехнулся, чуть присел, подхватил под попки сразу обеих, донес до постели, уронил на мятое одеяло. Красотки стянули с себя футболки - и Викентию тоже пришлось снова раздеваться, целуя при этом бархатистый животик одной чаровницы и лаская маленькую, упругую грудь другой…
        Поспать в эту ночь никому из троих так и не удалось. Однако в восемь утра девочки дисциплинированно стали собираться на работу - и для начала вместе убежали в душ. Викентий, натянув штаны и драную футболку, распахнул окно, сел на край подоконника, прихлебывая пиво и закусывая его ломтем обветрившейся пиццы - ничего другого заказать вчера по телефону не удалось.
        Снаружи, в старом дворике, зеленели вокруг детской площадки деревья, чирикали воробьи, тут и там попискивала узревшая владельцев сигнализация.
        - Ты в душ пойдешь, рыцарь весла и паруса? - спросила неслышно подкравшаяся Тошка.
        - Мы люди дикие, к удобствам непривычные, - покачал головой реконструктор. - Дома вечером ополоснусь, и ладно.
        - Кофе будешь?
        - Мы, варвары, баловства сего не понимаем, - сделал еще пару глотков Викентий. - Наше питье - это вода за бортом али бражка хмельная, коли праздник на дворе.
        - Разве у тебя сегодня праздник? - Девушка отбросила на постель полотенце, которым сушила волосы, запустила ладони ему под футболку. - Это какой?
        - Хорошая драка днем и прекрасные девы вечером. О чем еще может мечтать человек в этой жизни?
        - Откуда у тебя эти швы? - наткнулась на нитку Тошка.
        - Совсем забыл, - поежился Викентий и отставил бутылку. - У тебя ножницы маникюрные есть? Сделай доброе дело, разрежь и выдерни нитки. А то мне на спине не достать.
        - Может, лучше в поликлинику сходишь?
        - Не смеши меня, из-за такой ерунды время терять!
        - Совсем забыла! - хмыкнула девушка. - Для тебя настоящая медицина - это лубки из кленовой коры, а настоящее обезболивание - это киянкой по голове.
        - Именно! - даже не подумал спорить викинг. - Так что, ты нитки выдернешь?
        - Задирай футболку, - ответила Тошка. - Помнится, в детском садике я как-то солнышко маме на день рождения сшила. Так что нитками пользоваться умею.
        Викентий встал, опершись руками на подоконник, лицом к окну. И вдруг увидел, как на ветку старого, коротко стриженного тополя, стоящего между проездом и песочницей, опустился кречет. Настоящий, кривоклювый и когтистый крылатый хищник с черными глазами в желтом обрамлении.
        - Обалдеть! - прошептал в изумлении молодой человек. - Ты здесь откуда?
        Кречет склонил голову чуть набок, вперясь зрачками в его зрачки. И от этого взгляда по телу реконструктора стал расползаться некий странный щемящий зуд.
        - Тебе нужно было родиться в Средневековье, Вик, раз уж ты так любишь пиво, драки и антисанитарию. - Викинг ощутил холодное прикосновение к спине, слабый укол, как это бывает при выдергивании хирургических нитей. - Ты явно ошибся эпохой. Веков этак на тридцать.
        - Сто поколений, - прошептал Викентий, не понимая, откуда в его сознании появилась эта мысль. - Сто поколений назад.
        Черные зрачки сокола не давали ему отвести взгляд, они завораживали, влекли, тянули, словно прочным жгутом, кружили, затягивали, всасывали, опрокидывали в пропасть - молодой человек уже падал в нее, проваливался в бездну невесомости и небытия…
        Викентий тряхнул головой, разгоняя наваждение, открыл глаза и…
        - Какого хрена?
        Он лежал на толстой охапке сена у покрытой смолистыми каплями бревенчатой стены. Потолком небольшого сруба служили плотно сбитые жерди толщиной в руку, а освещали его четыре узких оконца, больше напоминающие бойницы. У других стен досматривали сны две девушки и парень. А еще один хлопец, в штанах из плащевки со множеством карманов и в клетчатой рубашке, с невозмутимой деловитостью ощупывал бревна, к чему-то принюхиваясь.
        Викентий тоже поднялся, повел плечами - ничего не болело, не беспокоило. Даже голова не гудела, хотя после бессонной ночи с пивом и красотками имела на это полное право. Реконструктор выглянул в окно и… остолбенел. Остолбенел ничуть не меньше, чем вчерашняя дамочка, которую он с мечом в руке отбил у банды подставляльщиков.
        За окном лежал древний город. Небольшой, от силы сто метров в окружности. Но именно такими они и были до самого Позднего Средневековья. Бревенчатые стены, жердяные навесы, загончики для поросят, высокий стог сена, изрядная груда камыша, который деловито разделывали три сидящие полукругом женщины. Причем одеты они были в остроконечные шапочки с наушами, невероятно похожие на буденновки, и в кожаные платья, украшенные нашитыми на груди белыми костяными шариками.
        Срезанные кисточки женщины складывали в одну кучу, содранные листья - в другую. Скучная и обыденная подготовка к плетению циновок. Однако острый взгляд викинга отметил, что только одна из работниц пользовалась железным ножом. Остальные - каменными лезвиями, вклеенными в деревянную рукоять.
        Послышались громкие голоса, фырканье, и во двор вошел крупный лось, по бокам которого свисали охапки хвороста.
        - Вот хрень собачья! - не выдержав, громко выдохнул Викентий. - Эта ведьма забросила меня в неолит!
        - Какая ведьма?! Куда забросила?! - Кто-то схватил его за плечо, попытался повернуть. - Ты что-то знаешь?!
        - Кажется, это устроила Тошка, - покачал головой викинг. - Вот уж не ожидал!
        - Какая Тошка?! При чем тут я?! - переспросили его сразу несколько голосов.
        Реконструктор покосился через плечо на остальных пленников поруба. Все они были уже на ногах и теперь ждали ответа.
        - В общем, дело было так… - вздохнул Викентий. - Провел я бурную ночь с парой сладких нимфеток. Возможно, оказался немного грубоват. Секунду назад одна из них сказала, что лучше бы мне очутиться в Средневековье. Хлоп, и вот я уже здесь.
        - Зар-раза! Я не знаю никаких нимфеток! - рявкнула раскрашенная под «гота» коротко стриженная черноволосая девка в красном топике и джинсах, с татуировкой в виде обнимающего нож пламени на левой руке. - Что я, по-вашему, лесбиянка?!
        - И я не знаю, - тихо согласилась девушка с длинными и прямыми каштановыми волосами, одетая в легкое цветастое ситцевое платье, короткие гольфы и сандалии.
        - Бред собачий! - Русый парень в выпущенной поверх штанов фланелевой рубахе вытянул из кармана смартфон. - О'кей, Гугл! Покажи карту! О'кей, Гугл! Где я нахожусь? Черт, сигнала нет…
        - Какой сигнал, дурень?! - фыркнул Викентий. - В окно выгляни. Каменный век на дворе.
        Парень последовал его совету, почесал в затылке, пожал плечами:
        - Может, это какая-нибудь экодеревня? Люди живут по законам предков, пользуются старыми технологиями. Сейчас это модно. Наверное, это программа «Розыгрыш». Нас усыпили, перебросили в деревню и теперь снимают скрытыми камерами.
        - Хотелось бы верить, - вздохнул реконструктор. - Но есть одна маленькая закавыка. Ты знаешь, что семьдесят процентов костей, найденных на стоянках древних славян, принадлежит лосям? На этом основании археологи сделали вывод, что домашними животными у славян неолита были не лошади или коровы, а лоси. Теперь посмотри на загон у дальней стенки. Узнаешь зверька?
        - Ну, лось, - неуверенно пожал плечами парень.
        - Угу, оно самое. Не знаю, как тебе, но мне проще поверить в путешествие во времени, чем в то, что журналисты знают такие тонкости из нашего прошлого. И еще меньше в то, что ради розыгрыша они смогли приручить сохатого и пристроить его к работе.
        - Они могли найти хорошего консультанта. Особенно если знали, что будут разыгрывать специалиста.
        - У них мозгов не хватит правильного консультанта найти…
        - Мальчики… - Тихий проникновенный голос готки прервал спор. Девушка многозначительно вскинула брови и указала большим пальцем в сторону пятого пленника, парня в клетчатой рубашке. Тот, не принимая участия в споре и не проявляя особого беспокойства, продолжал деловито исследовать бревна.
        - Эй, братан! - окликнул его Викентий. - Ты ничего не хочешь нам рассказать?
        - Разве только очень кратко, - оторвался клетчатый от своей работы. - Вы в Москве, это девятый век до нашей эры, вас вызвали из будущего славянские боги, вы прямые потомки великого Сварога и являетесь носителями наиболее полного его генотипа из всех прочих представителей гаплогруппы «I».
        - Москве же всего восемьсот лет! - не выдержала девушка в платье.
        - Что, правда? - широко улыбнулся клетчатый. - А термин «дьяковская культура» вам о чем-нибудь говорит?
        - Ну-ну… Очень древняя страна городов на территории России.
        - Он намекает на то, что даже само свое название эта культура получила от крепости, с девятого века до нашей эры стоявшей возле станции метро «Лефортово», - вмешался Викентий. - Формально говоря, Москва выросла из пяти довольно крупных городов дьяковской культуры, лет триста назад слившихся воедино. И если мы находимся в любом из них, то да: технически мы пребываем в столице нашей Родины.
        - Сам-то ты откуда это знаешь? - спросила клетчатого готка.
        - Знаю потому, Валентина, что меня к этому переносу готовили всю жизнь, - пожал плечами парень. - Я воспитан братством солнценосной Купавы именно ради сего часа. Я должен попасть в прошлое, найти и убить колдуна, угрожающего судьбе Вселенной, или хотя бы разорвать его связь с будущим. Ради этого меня с самой колыбели учили сражаться, ворожить и чародействовать.
        - Откуда ты знаешь мое имя?! - вскинула руку к шее девушка.
        - Мы же в прошлом, разве вы забыли? - покачал головой паренек. - Ваши имена и ваши судьбы сохранены в летописи братства. Викентий по прозвищу ?дин, Матвей-кузнец и Света-травница… - по очереди указал он пальцем на остальных молодых людей. - Самое забавное в сложившейся ситуации то, что прочитанные мною в босоногом детстве записи о вас и ваших приключениях оставлю именно я. Смешно, правда?
        - Самого-то как зовут? - поинтересовался реконструктор.
        - Степан Золотарев, к вашим услугам, - с улыбкой поклонился паренек.
        - И какого хрена мы тут делаем, Степа?
        - Как бы это объяснить попроще, - вскинув руки, пошевелил пальцами Золотарев. - Вы знаете, что такое рецессивные гены?
        - В школе, слава богу, учились, - кивнула Валентина. - А что?
        - А вот что… - Парень хлопнул в ладоши, в его руках оказался длинный сверкающий меч, каковой он стремительно вогнал готке в грудь.
        Девушка завизжала. Степан хлопнул в ладоши снова - и клинок исчез так же внезапно, как появился.
        - Ты дебил?! - торопливо ощупала себя Валентина. - Я чуть не обделалась!
        - Извини, но я должен был доказать вам, что колдовство существует.
        - Я это и так знаю, даун! - Девушка оттянула ворот, заглянула себе под футболку. - Я ведьма, я умею видеть мертвых, высасывать души живых, вызывать призраков, развеивать демонов и еще целую кучу подобной фигни.
        Степан перевел взгляд на Свету.
        - Я умею лечить, снимать порчу, снимать обет безбрачия, избавлять от бесплодия, - призналась та.
        - А ты? - чуть повернул голову Золотарев.
        - А я студент-технолог из Машиностроительного, - ответил Матвей.
        - А я вообще мальчик-курьер, - широко улыбнулся викинг.
        - Не важно. Если вы носите гены богов, то не могли этого не заметить, - покачал головой Степан. - Вы наверняка никогда не болели, всегда были быстрее, сильнее, выносливее своих товарищей, вам постоянно везло, вы предчувствовали неприятности, а ваши травмы зарастали с такой скоростью, словно вы вампиры из голливудской саги. Правильно?
        Реконструктор и студент переглянулись. Клетчатый собеседник попал в самую точку.
        - А теперь теория, - вскинул палец Степан. - Как выяснило в последний век наше братство, геном всемогущего Сварога эффективен только и исключительно в комплекте. Однако ген, позволяющий накапливать энергию, рецессивный. Ген, позволяющий ею управлять, уже другой, и тоже рецессивный. Подавлять волю позволяет рецессивный, преобразовывать структуру материи тоже рецессивный… Ну и так далее, полтора десятка выявленных геномов. Причем поодиночке эти гены бессмысленны, а иногда даже вредны. Могут приводить к самовозгоранию или непроизвольному созерцанию мира мертвых вместо мира живых. Есть и доминантные «магические» геномы, такие как предвидение, способность к ментальной связи. Поэтому пророчествовать и чувствовать близких на расстоянии могут многие люди. А вот перемещаться с помощью зеркал или менять погоду - считаные единицы.
        - Это что, научное обоснование колдовства? - попытался пошутить Матвей.
        - Когда-то, очень давно, естественный отбор успешно зачищал голокожих зверьков без клыков и когтей, если те не имели магической силы, - невозмутимо продолжил ученик братства Купавы. - Если они не были быстрее волков, сильнее тигров, если не умели наводить мороки на медведей и насылать бурю на саранчу. И хромосомный набор пребывал в целости. Однако потом наши предки начали строить крепкие дома и обжигать копья, создавать некие цивилизации, придумывать всяческие инструменты, и в человеческих семьях стали выживать не только самые сильные из потомков, но и самые слабые. Доминантные гены начали стремительно расползаться по планете, и число людей с магическими способностями упало ниже плинтуса. А если добавить к этому тот факт, что носители рецессивных генов имеют хронические проблемы с продолжением рода, то всего за несколько веков считаные сотни «всемогущих богов» просто растворились в толпе «доминантов». Теперь боги рождаются в одном случае на миллиард. Полубоги чуть чаще - ребенок на десять миллионов. Вы все - невероятные счастливчики.
        - Всесильные боги не способны избавиться от бесплодия? - не поверила Света.
        - Милая, у людей банальное расхождение резус-фактора никакая медицина до сих излечить не способна, - покачал головой Степан. - А здесь прорисовываются проблемы серьезных расхождений хромосомного набора. Причем в эпоху, в которой никто и слов-то таких еще не придумал. Эту проблему без лабораторного генного модифицирования не разрешить. Но это вопрос двадцать первого века.
        А здесь…
        Он сделал два больших шага назад.
        - Ребята, я вас поздравляю. Вы попали в эпоху, в которой смертными все еще правят первородные боги. Постарайтесь их не раздражать. Ваше везение и бессмертие против гнева настоящих богов не продержится и секунды. Им нужна ваша помощь. Советую постараться. Что до меня… - он широко улыбнулся, - то я нашел заколдованный выход. Удачи!
        Клетчатый сделал еще шаг назад - и исчез.
        - Что за хрень?! - кинулся вперед Викентий, уперся ладонями в бревна, ударил по ним кулаком. Стена стояла прочной и недвижимой, словно отлитая из бетона. - Вот гаденыш! Сбежал!
        Реконструктор повернулся к девушкам:
        - Вы же вроде как ведьмы, милашки? Так давайте доставайте свою магию. Открывайте дорогу.
        - Я больше привыкла иметь дело с мертвецами, - неуверенно пожала плечами Валентина и повернула голову к Свете.
        - Можно попробовать снять, словно порчу, - одернула платье девушка. - Вроде бы заговор одинаково разрушает любые чары.
        - Тогда вперед! - посторонился Викентий.
        - Сейчас… Чуть сосредоточиться надобно… - Светлана дважды ладонями пригладила волосы на макушке, что-то пробормотала, опустив веки, сделала пару шагов вперед, вскинула ладонь. Стена дрогнула, словно растворяясь в горячем мареве, и пленники увидели перед собой связанную из сосновых жердей дверь.
        - Ну ты крута! - восхищенно цокнул языком викинг.
        - Не уверена, что это я… - пробормотала девушка, опуская руку.
        Створка распахнулась, в поруб заглянул тощий паренек, рыжий, большеглазый и лопоухий, одетый в «вестерном» стиле: замшевая куртка чуть ниже бедер, украшенная нашитой поперек груди бахромой, и такие же штаны, на которых бахрома шла по наружному шву. Опоясывал его ремень с золотыми клепками, увешанный ножнами, чехлами и подсумками.
        - Рад вас приветствовать у нас в гостях, детки… - Мальчишка с немалым интересом окинул молодых людей взглядом. - Надеюсь, добрались вы сюда в целости и полном здравии.
        - Какие мы тебе детки, щенок?! - хмыкнул Викентий. - На себя посмотри!
        - Мне недавно уж пять веков исполнилось, - беззлобно ответил паренек. - Вы же еще и не родились вовсе. Посему годами рядиться не стоит. Я с детства Трояном наречен, богом пространства и времени почитаюсь. Я проход к вам чрез века и версты прокладывал. Вижу, сокол Волоса выбрал сварожичей молодых и сильных. Значит, все получилось в точности, как было замыслено.
        - Если мы в далеком прошлом, Троян, то почему так хорошо понимаем твою речь? - поинтересовалась Света.
        - Вы же боги, - недоуменно пожал плечами паренек и посторонился: - Следуйте за мной, сварожичи. Великая Макошь, богиня силы и богатства, храбрый Перун, бог грозы и справедливости, и Квасур-медовик желают узреть желанных потомков!
        Выбравшись из сруба - как выяснилось, стоявшего над воротами крепостицы, - четверо молодых людей прошлись по узкому помосту вдоль стены, спустились по приставной лестнице на засыпанный камышовыми листьями и кисточками двор, обогнули загончик с веселыми розовыми поросятами, прошли за стог и оказались перед крытым крыльцом, ведущим к двери на уровне второго этажа. На крыльце, созерцая сверху гостей, стояли двое: крупная статная женщина в замшевом платье, украшенном золотыми пластинами, расшитом жемчугом, с полосами собольего меха на плечах, и в некоем подобии короны, венчающем волосы; и кряжистый рыжебородый мужчина лет сорока на вид, в кожаных, ничем не украшенных одеждах, но с топориком за поясом.
        - Наши гости приветствуют тебя, великая Макошь! - почтительно поклонился Троян.
        Викентий, следуя совету исчезнувшего колдуна, тоже склонил голову - не стоило начинать знакомство со взаимных обид. Его друзья по несчастью последовали примеру товарища.
        - Их же должно быть пятеро, Троян? - мелодичным голосом удивленно спросила женщина.
        - Возможно, сокол больше никого не нашел? - запустил пальцы в кудри моложавый бог. - В каждом поколении детей становится все меньше. До эпохи наших гостей прошло тридцать веков.
        - Это так? - окинула взглядом гостей богиня.
        - Пятый сбежал, - признался Матвей.
        - Смог одолеть мои заклинания? - вскинула соболиные брови женщина. - Хороший признак. Есть надежда, что в наших потомках сохранилась сила.
        - Зачем ты притащила нас сюда, ведьма?! - вдруг выкрикнула девушка-готка. - Что за дурацкие шутки?
        - Назови свое имя, несчастная! - нахмурившись, шелестящим шепотом потребовала Макошь и быстро спустилась на несколько ступеней.
        - Меня зовут Валентиной! - выступила вперед юная колдунья. - И поменьше гонора, Макошь.
        Или я подниму против тебя всех мертвецов твоего дома!
        - Вряд ли Мара позволит тебе такую наглость, - хищно скривилась богиня. - И раз уж ты так любишь смерть, стоит отдать тебя ей на воспитание.
        - Не сердись, великая богиня. - Света положила ладонь на плечо Валентины. - Мы напуганы и не знаем, куда попали. Зачем, почему?.. Сделай милость, просвети, чего ты от нас желаешь? И позволь представиться: меня зовут Светлана.
        - Какое благонравие. - Голос Макоши вновь стал мелодичным. - Твой дар прекрасен, дитя света. О своей судьбе можешь не беспокоиться. В моем доме ты станешь желанной гостьей. И ты права, не стану томить вас неизвестностью. В наших землях завелся враг, справиться с которым нам не удается. Мы надеемся одолеть его с вашей помощью.
        - Дайте мне меч и покажите этого несчастного! - встрепенулся Викентий.
        - Он оборотень, дитя, - перевела взгляд на реконструктора богиня.
        - Тогда с вас меч и пиво, - пожал плечами молодой человек.
        - Он создал целую армию оборотней!
        - Меч, пиво, еда и комната, где можно отоспаться, - загибая пальцы, перечислил необходимое Викентий.
        - Мне нравится этот парень, сестра! - расхохотался до того молчавший крепыш, сбежал по ступеням, встал перед гостем. - Отдай его мне! Двери моего дома открыты для тебя, незнакомец. Что скажешь?
        - Друзья прозвали меня ?дином, друг мой, - ответил реконструктор. - В детстве наречен Викентием, но о такое имечко все язык ломают.
        - Один потому, что сражаешься в одиночку?
        - Просто из всех людей я единственный, кто верит в могучих норманнов, - пожал плечами Викентий. - Но вас этот вопрос вряд ли беспокоит.
        Рыжебородый бог оглянулся на Макошь. Та пожала плечами.
        - А когда мы справимся с оборотнями, вы вернете нас домой? - спросил Матвей.
        - Вы же боги, вы бессмертны, - вновь пожала плечами богиня богатства. - Вам достаточно подождать сто поколений.
        - Вот это попали! - присвистнула Валентина.
        - Я полагаю, брат, не стоит сразу разлучать наших гостей, - задумчиво спустилась еще на пару ступеней Макошь. - Наш мир им незнаком, и им нужна взаимная поддержка. Прости, но я приму их у себя. Приму со всем уважением. Каждый получит комнату, постель, место за столом, одежду, а юноши - красивую, ласковую, заботливую жену.
        - Зачем? - попятился Викентий и мотнул головой. - Нет, не надо!
        - Ты не хочешь иметь женщину? - замерла богиня.
        - Воин должен быть голодным и одиноким! - отчеканил викинг. - Если у бойца дома жена и дети по лавкам сидят, он будет думать не о победе, а о том, как скорее к ним вернуться. Если воин рискует оставить вдову и сирот, он перестает искать битвы и начинает бояться смерти! Не-ет, богиня, такой подарок мне ни к чему. Дай мне меч, пиво и покажи врага. Все остальное можешь оставить себе.
        Макошь постояла на месте еще пару секунд, потом спустилась, величаво приблизилась к Викентию, обошла его кругом, с интересом осматривая с ног до головы, и негромко произнесла:
        - Похоже, Трояново заклинание творилось не зря. Мы призвали из будущего бога войны.
        Праздник воина
        - Значит, парням полагаются жены? А как насчет мужей для нас? - возмутилась Валентина.
        - Вы ведь не захотите принадлежать смертным? - снизошла до ответа великая Макошь. - Найти же равного вам и не имеющего супругу бога отнюдь не просто. Мне таковые просто неизвестны… - Она перевела взгляд на Свету и чуть смягчилась: - Увы…
        - Ничего страшного, прекрасная богиня, - покачала головой девушка. - Мы не спешим. Ведь у нас впереди вечность.
        - Умница… - Женщина провела по ее щеке кончиками пальцев. - Я чувствую, ты тоже принесешь мне удачу.
        Макошь резко повернулась, поднялась на крыльцо. Торжественно провозгласила:
        - Заклятие премудрого Трояна принесло удачу! Мы обрели сильных помощников, наследников корня Сварожьего и его силы! Пусть трепещут наши враги, грядет их смертный час! Я приглашаю вас в свои хоромы в Вологде, дети. Следуйте за мной!
        Богиня вошла в дверь.
        - Пошли, брат мой. - Перун хлопнул Викентия по плечу, двинулся за сестрой. - Полагаю, вы там, в будущем, не разучились пользоваться зеркалами?
        - Чего там ими пользоваться? - презрительно скривилась Валентина.
        - А как ими пользоваться? - Почти тот же вопрос в устах Матвея стал вопросительным.
        - Ну, перемещаться, - чуть повернувшись, ответил Перун.
        - Это как?
        - Через зеркало.
        - Боюсь, дружище, мы привыкли к другим способам, - вмешался в их разговор Викентий.
        - Ничего, я тебя проведу, - не особо удивился бог грозы.
        За дверью оказалась достаточно просторная комната, пол которой застилала изрядно затоптанная кошма, ею же были обиты стены. Возвышение с коврами и звериными шкурами, видимо, служило постелью. В одном углу теснилось несколько копий, лежали щиты, каменные и железные топорики, в другом - возвышался сундук. Обстановку завершало овальное черное зеркало возле ложа.
        - Пипец, ну мы и попали, - пусть шепотом, но достаточно ясно пробормотала Валентина. - Если это дом здешнего хозяина, то остальные, выходит, и вовсе в полной жопе корячатся. Безумная нищета…
        - Твое счастье, что Квасур не слышит тебя, несчастная, - заиграла желваками великая Макошь. - Если тебе не нравятся наши дома, ты можешь жить в могиле!
        - ?дин не умеет ходить через зеркала, сестра, - сообщил Перун. - Придется тянуть…
        Он взял Викентия под локоть и сделал решительный шаг в темноту овала, удерживая гостя рядом. Реконструктор не сопротивлялся, и исчезли они легко и быстро.
        - Квадратуру мне в тангенс… - изумленно пробормотал студент-технолог, подойдя ближе и трогая зеркало. - Это что, портал? Плоскость сингулярности? На ощупь просто камень… Холодный… Интересно, какой тут источник питания?
        - Это просто обсидиан, мой мальчик, - ответила ему богиня. - Кстати, ты единственный, кто так и не назвал своего имени.
        - Матвей, великая Макошь, - повернулся к ней юноша.
        - Я запомню, - кивнула женщина и толкнула его в грудь.
        Студент что-то неразборчиво вякнул и провалился в черноту овала.
        - Или сюда, дитя, - поманила Свету богиня. - Дай руку. Держись поближе, зеркало может отрезать слишком дальние края…
        Макошь сделала легкое движение ладонью, от которого ее гостья чуть воспарила, и с полупоклоном нырнула во мрак, затянув с собой девушку.
        - Ты зря гневишь богиню, павушка, - негромко укорил гостью Троян. - Она достаточно сильна, чтобы изгнать в небытие даже сварожича.
        - Как ты меня назвал? - зло прищурилась Валентина.
        - Павушка… - чуть стушевался пятисотлетний паренек. - Юная пава.
        - Это самка павлина, что ли?
        Троян поджал губы, пожал плечами. Посмотрел на зеркало и спросил:
        - Тебя провести во дворец Макоши или остаешься?
        Валентина еще раз осмотрелась и отрицательно замотала головой:
        - Не-не-не, только не здесь! Авось хоть дальше станет чуточку веселее. Тащи в стекло… - Девушка протянула ему руку.
        - Я не так силен, как богиня богатства, - покачал головой Троян. - Прижмись плотнее, иначе тебя отрежет.
        - Могу прыгнуть на ручки.
        - Это излишне. - Бог времени и пространства обнял Валентину за талию и увлек в полированный овал.
        Помещение по другую сторону портала оказалось еще теснее обители московского градоначальника. Однако когда Троян отпустил талию девушки и за руку провел ее через две двери, они очутились в просторных тронных палатах. Чем еще могло быть обширное помещение с одиноким креслом на возвышении?
        После Москвы, напоминающей очень большую деревенскую избу, гости словно попали в богатую усадьбу, стилизованную под русскую старину: белый пол из плотно сбитых досок, обитые бордовой тканью стены, ровный потолок, большие светлые окна, забранные слюдяными пластинками. Богиня и молодые люди заметно опередили ее, и Валентине пришлось перейти на бег, дабы нагнать остальную компанию.
        Миновав освещенный масляными лампами коридор, Макошь взмахнула рукой, справа от нее распахнулась дверь.
        - Полагаю, вы притомились с дороги, - развернулась она. - Я велела накрыть для вас стол. Пока будете кушать, вострухи приготовят вам опочивальни.
        - А куда исчез наш рыжебородый друг? - остановился у порога Викентий.
        - Мой брат повелевает Биармией, и ему надобно посетить свою столицу. Богам нельзя надолго покидать своего дома. Мы обязаны заботиться о своих подданных, их покое, здоровье и благополучии, - с вежливой улыбкой поведала женщина. - Однако я уверена, вскоре вы встретитесь. Храбрый Перун не любит пропускать сражений, а они, увы, случаются все чаще и чаще.
        - Если он возьмет меня в компанию, мне понадобится снаряжение.
        - Ты получишь все желаемое, юный Один, - пообещала богиня.
        Валентине надоело ждать завершения их разговора - она чуть отодвинула молодого человека, первой прошла в просторную горницу со стенами из струганых бревен, дощатым полом и широко распахнутым окном. Там, снаружи, синело небо, шелестели березовые кроны, пели птицы, журчала вода близкой реки. А по эту сторону твердо стоял на толстых ножках стол с самыми разными лакомствами в деревянных мисках. Тут были и соленые грибы, и моченые яблоки, и квашеная капуста, и тушеное мясо, и запеченная рыба. Однако не имелось ни тарелок, ни ложек с вилками.
        - Однако хозяйка нас уважает, - громко заметил Один, притворяя за собою дверь. - Не в людскую отправила, вместе со всеми обедать. Отдельно угощает! Хороший знак.
        Молодой человек двумя пальцами выхватил из миски кусок влажного от соуса мяса, отправил в рот, с видимым удовольствием прожевал:
        - Да, это вам не пицца! Налетай, чего смотрите? Официантов не будет.
        - Что, руками? - поморщилась Света.
        - Вообще, по русскому обычаю ложку и нож полагается иметь свои, - ответил Викентий, запуская пальцы в капусту. - Но раз у нас их нет, придется обходиться пальцами.
        - Я вижу, тебе тут нравится? - поинтересовался Матвей.
        - Зарекаться не стану, - мотнул головой Один. - Но есть ощущение, что я попал в рай!
        - А я - в ад, - вздохнул студент и осторожно, двумя пальцами, поднял с низкого широкого блюда толстого глазастого судака.
        Валентина первым делом взяла свисающий с борта деревянной бадейки ковшик, зачерпнула мутную жидкость из емкости, пригубила… Почмокала - и осушила ковшик до дна.
        - Похоже, что квас. Чуть кисловатый, но вкусный, - порекомендовала она. И тоже потянулась за мясом.
        - Что, малышка, жизнь налаживается? - улыбнулся ей высокий и плечистый Один.
        - Добровольно помирать не собираюсь, - ответила Валентина. - Им придется меня убить.
        - Оптимизм бьет ключом! - расхохотался Викентий. - Света, бери пример.
        Девушка с каштановыми волосами вздохнула и потянулась за яблоком.
        - Может, это все-таки сон? - понадеялся студент, постепенно управляясь с аппетитной рыбиной. - Не хотелось бы остаться без диплома.
        - Не боись, парень! - подмигнул ему Один. - Богиня же объяснила: достаточно подождать три тысячи лет, и ты сможешь спокойно пересдать все хвосты.
        - Вот ни капли не смешно!
        - А еще ты можешь построить машину времени и быстренько перенести нас всех обратно домой, - предложил реконструктор.
        - Путешествия во времени невозможны!
        - Матвей, дружище… - Один старательно осмотрелся по сторонам. - Ты в этом абсолютно уверен?
        - Даже если это не сон, - тихо ответил студент, - мне подобная технология неизвестна.
        - Ничего сложного, - неожиданно сказала Валентина. - Достаточно погрузиться в летаргию. Глубокую, как сон. И проснуться через оговоренное время. Мы же со Светой ведьмы. Если верить Макоши, то не просто колдуньи, а настоящие родовитые богини. Мы сможем придумать нужные заклинания. Правда, подруга?
        - Вы как знаете, девочки, - покачал головой реконструктор, - но я свою тушку друзьям-археологам не доверю.
        - При чем тут археологи?
        - Так ведь выкопают, на кусочки разделают и по музейным витринам разложат! Я этих архаровцев хорошо знаю.
        - Нужно сделать крепкий и глубокий склеп. Такой, чтобы никто не нашел и не добрался. Чтобы за тридцать веков даже не осыпался.
        - Не сочти за намек, Валенька, но кое-кто с этой целью даже пирамиды строил. - Викентий заговорщицки подмигнул: - Рассказать, чем дело закончилось?
        - Пещеры они тоже рыли, - вдруг вспомнил Матвей. - Рамзеса, например, в пещере откопали.
        - Лежащего в крепком и глубоком склепе! - вскинул палец реконструктор. - Мудрые мысли буквально носятся в воздухе…
        Внезапно дверь отворилась, на пороге появился совершенно седой мужчина, белобородый, в кожаной кирасе и серых шерстяных шароварах, заправленных в сапоги с широкими голенищами.
        - Это вы молодые боги? - обвел он взглядом пирующую компанию. - Оборотни осадили Сарвож!
        - Веди! - тут же посерьезнел самый рослый и могучий из выбранных соколом сварожичей. - Подробности по дороге.
        Новый знакомый пришельцев из будущего прекрасно знал все закоулки просторного дворца повелительницы Вологды, быстро и уверенно провел молодых людей в маленькую комнатушку с зеркалом, и здесь старший из гостей вскинул ладони:
        - Прости, друг, забыл представиться. Меня зовут Один.
        - Я Похвист, хозяин ветров.
        - И еще я забыл сказать, что мы не умеем пользоваться этим порталом, - указал на зеркало гость Макоши.
        - Чего тут сложного? - пожал плечами седобородый бог. - Представляете место, где нужно очутиться по ту сторону, и входите в зеркало.
        - Но мы не знаем, куда должны попасть!
        - Да, - после короткого колебания согласился Похвист. - О сем я не помыслил. Подходите сюда…
        Мужчина оказался силен - одного за другим он похватал гостей за пояс и отправил в зеркало. Причем без особого труда оторвал от пола даже Викентия и прошел вместе с ним.

* * *
        Сарвож доказал, что Москва на самом деле - крупный и зажиточный город. Крепость, в которую буквально выкатились по шелестящим травяным тюфякам молодые люди, оказалась куда более скромной, если не сказать - бедной.
        Нет, размерами стоящая у слияния двух рек твердыня будущей столице ничуть не уступала. Но здесь бревенчатой была только одна из стен, высотой примерно в три человеческих роста и шагов полтораста в длину. Укрепления, стоящие вдоль речных берегов, представляли собой всего лишь плотный частокол в полтора роста в высоту и даже без помоста для защитников. Правильных ворот здесь тоже не имелось. Вход был сделан от берега, через широкую калитку. Правда, чтобы попасть в него, следовало пройти мимо бревенчатой стены - и защитники вполне могли перебить атакующих, закалывая их сверху копьями.
        - Приветствую вас, великие боги, - почтительно встретил гостей чернобородый воин в толстой кожаной куртке и в шапке с нашитыми на нее костяными пластинами. С его пояса свисали длинный нож и палица с каменным навершием. - Благодарим за столь скорое появление!
        - Показывай! - распорядился Похвист и быстро вскарабкался наверх по приставной лестнице.
        Молодые люди забрались следом.
        Сверху во все стороны открылся прекрасный вид. Почти к самым ногам воинов стекались две спокойные медлительные реки, каждая шагов двадцати шириной. Обе - с обрывистыми берегами высотой примерно в пару метров. По ту сторону почти к самой воде подступал густой березняк, ольховая роща начиналась и перед крепостью, за длинными грядками с капустой, свеклой и морковью.
        - Они прячутся вон там, - указал в сторону ольховника чернобородый, - по сторонам от лосиной тропы. Не знаю, уцелело наше стадо или нет? Сигнал мы подали сразу, едва оборотни вышли к грядкам. Но заметили его лесорубы али нет, неведомо. Если заметили, то стадо увели…
        - Они вышли к грядкам, и что? - поинтересовался Викентий, стоя на самом краю стены.
        - Мы отогнали их стрелами, великий.
        - Их было много?
        - Мы видели десятерых. И еще кто-то прятался среди деревьев.
        - И вы не попытались их перебить?
        - В крепости всего восемь взрослых мужчин, умеющих сражаться, великий, - ответил чернобородый. - И еще десятка полтора мальчиков и неопытных юношей. Все остальные ушли с лосями на работу.
        - Еще с десяток? - наугад предположил Викентий. Он прошел вдоль стены, осматривая готовых защищать родной город мужчин.
        Все они были похожи, как братья: суровые обветренные лица, густые курчавые бороды, шапки из толстой кожи, сшитые мехом внутрь, для смягчения ударов, такие же простые добротные куртки. Из оружия - квадратные щиты, пики с короткими узкими наконечниками, ножи, палицы.
        - Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор, - пробормотал реконструктор. - Ну-ка дай!
        Он решительно забрал у одного из бородачей копье и щит, вернулся к Похвисту, не спрашивая разрешения, вытянул у него из петли топорик, сунул себе за пояс, резко выдохнул, запрыгнул на край стены.
        - Во славу Одина!!! - С торжествующим криком Викентий вскинул над головой щит и копье и прыгнул наружу. Приземлился, как после парашюта - на полусогнутые; гася удар, кувыркнулся вперед через плечо и со всех ног побежал к врагам, ощущая наполняющий жилы холодный восторг, пенящийся, как газировка, бодрящий и умножающий силы. - По-о-оберегись!!!
        В роще наметилось некое движение. Реконструктор пробежал уже половину пути, когда на открытое пространство наконец-то вышли два лучника, вскинули оружие. Мелькнули в воздухе темные штрихи - Викентий вскинул щит, ощутил стук от попадания стрелы, опустил прямоугольник, открывая себе обзор, снова вскинул, ловя стрелы, опустил и с резким выдохом метнул копье.
        Кувыркнулся, потеряв равновесие, снова вскочил и в два последних прыжка налетел на выжившего лучника.
        - О-один!!! - Викентий обрушил топор на голову несчастного. Тот подставил лук, отпрянул. Оружие переломилось, но враг сумел увернуться, отскочить, на его место из ольховника выскочили несколько других со щитами и копьями. На солнце сверкнули кремниевые наконечники. - Х-ха-а!
        Хохоча от восторга, Один принял на щит первый выпад, отбил в сторону второй и, стремительно сближаясь, цепанул топориком за верх щита, рванул к себе, тут же ударил вперед, разбивая лицо врага, поднырнул под копье, с размаху ударил в щит другого чужака, глубоко всаживая лезвие, рванул к себе и вниз, с размаху ударил сверху, в открывшееся пространство, краем своего…
        Топорик, как назло, глубоко застрял во вражеском щите. У реконструктора в руках оказалось два деревянных прямоугольника - и никакого наступательного оружия. Однако времени разбираться не имелось - вместо погибшего врага уже заносил дубинку другой смуглый бородач.
        Викентий резко присел, закрылся щитом от палицы, другим, застрявшим на топоре, ударил врага по ногам, вскочил, опять подставил под наконечник копья застрявшую на лезвии деревяху. Та наконец-то раскололась, и реконструктор толкнул оружие вперед, дробя сжимающие ратовище пальцы, и снова захохотал: наконец-то все по-настоящему! Наконец-то всерьез, без поддавков!
        Словно подтверждая это, в плечо вонзилось копье. Храбрый Один охнул от боли, повернулся, отводя плечо назад и метясь топориком по руке врага. Но тот успел отскочить. Копье упало, освобождая рану. Викентий приподнял щит, закрывая больное место, и, рыча, ринулся вперед, пытаясь достать улепетывающего долговязого бородача.
        Кто-то прыгнул справа - реконструктор отбил копье наверх, резко опустил топорик - основанием рукояти на чужое колено, - тут же хлестнул лезвием в грудь, сделал еще шаг за долговязым, но увидел распластавшуюся в прыжке рысь, вскинул щит, крутанулся, стряхивая зверя, встретил обухом в лоб другого хищника, прыгнул за первым - но оборотень удрал, а справа и слева зарычали другие.
        - Кис-кис-кис… - весело оскалился, крутясь, великий Один.
        Звери метнулись разом. Двух он встретил щитом, одного отбил топориком, однако жирный барсук все же вцепился реконструктору в ногу, а рысь повисла на Одине, глубоко вогнав клыки в плечо, а когти - в ребра и живот.
        - Прочь, проклятые лесовики! - Тело рыси пронзила стрела, еще две впились в древесные корни рядом с барсуком. - Бей оборотней!
        Зверюга предпочла разжать пасть и юркнуть в кусты, туда же метнулись росомахи. Однако одну все же догнало копье Похвиста, и оборотень заскулил, крутясь и пытаясь достать древко зубами. Еще миг - и его добили подскочившие бородачи.
        - Ты цел, Один?! - Седовласый бог попытался положить руку реконструктору на плечо, и Викентий вскрикнул от боли. Похвист отдернул ладонь, осмотрел гостя из будущего и вскинул брови, ограничившись одним словом: - Ого!
        - Фигня, бывало и хуже. - Викентий протянул топорик богу ветров: - Благодарю.
        - Теперь он твой по праву! - отказался Похвист. - Но как ты? В одиночку против десятков оборотней! Тебе могли отрубить голову, тебя могли порвать на куски, связать и сжечь. Мы, конечно, боги… но у всего есть предел. Ты мог погибнуть!
        - А ты что, собираешься жить вечно? - рассмеялся Один.
        Похвист только покачал головой.
        - Безумец… Однако пятерых ты сразил. Смертные, увидев твою ярость, сами на выручку кинулись. Я лишь немного их опередил. Славная победа. Боюсь только, ты теперь мне не помощник. Ведь наша главная схватка случится ночью.
        - Ерунда, - тряхнул топориком Викентий. - Держать оружие я могу.
        - Ночью важно другое, храбрый Один. Оборотни это ведь звери. У них особый нюх, чуткий слух, быстрота. Ночью, когда мы слепы, каждый из них стоит десяти богов. Они крадутся на запах, они охотятся на биения сердца. Поэтому мы способны держаться, лишь пока горят факелы и костры. Ночью шаманы лесовиков наводят на нас дожди, дабы потушить огонь. А мы своею силой эти тучи рассеиваем. Побеждает тот, кто удержит власть над небом. А тебе нужно залечивать раны.
        - Ты немного потеряешь, дружище, - утешил его Викентий. - С небесами я все равно не в ладах.
        Тем временем чернобородые воины споро разорили стоянку врагов. Забрали медный котелок, мешки с припасами, подстилки, оружие - и вообще все, что нашли, - и триумфально направились в крепость, вскидывая щиты в приветственных возгласах:
        - Слава Одину! Слава Одину!
        Викентий никогда не считал себя падким на славу, однако он должен был признать, что это восхищение его приятно взбодрило. Даже раны вроде бы меньше болели и кровоточили, чем обычно.
        В общей с местными воинами колонне реконструктор вошел в крепость - и тут же к нему кинулись здешние женщины:
        - Испей кваса с устатку, великий Один! Позволь тебе помочь, великий Один! Разреши омыть твои раны, великий Один! Твоя одежда испорчена, великий Один! - Юные хрупкие девы обхватили Викентия, подобно стайке бабочек, и увлекли в глубину двора, усадили на иссеченную топором колоду. Молодой человек попил из одного ковша, из другого, потом с него срезали изодранную когтями рыси футболку, и сразу три круглолицые голубоглазые красотки стали промакивать его раны влажными тряпицами.
        Похвист, издалека полюбовавшись сим зрелищем, усмехнулся, забрался на стену. Света, напротив, направилась к раненому, решительно потребовала:
        - Пропустите! У меня получится лучше… - Девушка полуприсела, прищурилась, провела ладонью над оставленной копьем раной, другой скользнула по израненному когтями и зубами оборотня боку. Раны ощутимо защипало. - Вот и все. Кровь запеклась, больше ничего опасного не чувствую.
        Ведьма из будущего поднялась.
        - Это нечестно, Света! - возмутился реконструктор. - Могла бы одарить вышедшего из сечи воина хотя бы парой лишних минут!
        - У тебя и так аншлаг, храбрец. - Девушка провела пальцами по его щеке, улыбнулась. - Обещаю удачу в любви и не стану тебе мешать.
        - Твои бы слова да богу в уши!
        - Если премудрая Макошь не врет, - наклонилась к его уху Света, - то бог - это ты самый и есть.
        Она легонько дернула молодого человека за мочку и пошла к стене.
        - Это твоя жена, великий Один? - завистливо спросили сразу две местные селянки.
        - Воину нельзя иметь семью, - покачал головой Викентий. - Он должен думать о битвах, не опасаясь оставить дома вдову и сирот.
        - Но ведь любить ему можно?
        - Любить нужно! - Новоявленный бог поймал задавшую вопрос красотку за плечо, привлек и крепко поцеловал. И поднялся: - Однако я засиделся. Война ждать не будет.
        Раны больше не кровоточили, болели не очень сильно, ощущал себя Викентий на удивление бодро. Прямо хоть сейчас снова в драку! Так что новоявленный бог пробежался через двор и легко взбежал на стену.
        Однако отвага воинственного Одина крепости покамест не требовалась.
        - Оборотней не видно, - сообщил Похвист, когда гость из будущего появился рядом с ним. - В чаще, вестимо, отсиживаются. Ждут темноты.
        - Трусливые собаки!
        - Умирать-то никому не хочется, - пожал плечами бог ветров. - Оборотни сторонятся прямых схваток. Когда они хотят захватить город или деревню, то начинают с того, что разоряют посевы, режут домашних лосей, устраивают засады на лесных тропах. Трудно выжить, если не удается добывать дрова и собирать грибы, а грядки не приносят урожая. Многие славяне смиряются или уходят. Лесовики штурмуют только те деревни и города, жители которых выдерживают подобную осаду. Но и тогда нападают лишь по ночам, когда воины слепы. Даже свет костров способен их отпугнуть, ибо они теряют преимущество острого слуха и обоняния. Но оборотни терпеливы и рано или поздно дожидаются дождливой ночи.
        - Обороной войны не выигрываются! - положил руку на засунутый за пояс топорик Викентий. - Нужно атаковать самим.
        - Вот лес, оборотни где-то там, - широким жестом указал на рощи вокруг Похвист. - Начинай, мы поддержим!
        - Где же их там искать? - не понял пришелец из будущего. - Лес большой.
        - Именно, - согласно кивнул бог ветров. - Лесовики никогда не дерутся там, где хотим мы. Только там, где удобно им самим. В этом-то и беда.
        - Хреново… - Один опустил взгляд за стену, еще раз провел пальцами по лезвию. А затем выдернул топорик и вытянул перед собой: - Что за черт?!
        Лезвие его оружия было изрядно вмято в нескольких местах, верхняя часть загнута, режущая кромка практически исчезла. Создавалось впечатление, что топором только что рубили гранит, а не деревянные щиты и костяные черепа.
        - Так ведь в бою побывал, - пожал плечами Похвист. - Поправить надо. Кряжич, покажи Одину, где вы инструмент латаете.
        - Пойдем, великий, - отозвался чернобородый воин, что встречал гостей у зеркала, и указал в сторону лестницы.
        Они спустились во двор, к крупному, выровненному сверху валуну. Воин взял из рук новоявленного бога топор, положил на камень и принялся быстро и часто простукивать одним из лежащих рядом булыжников. Под ударами топорик всего за несколько минут принял прежнюю, правильную форму.
        - Самое главное - это кромку хорошенько простучать, великий, - пояснил Кряжич, работая камнем. - Она при сем твердеет, остроту хорошо держит и при ровном ударе почти не заминается.
        Воин закончил работу и с поклоном протянул оружие Одину:
        - Да пребудет с тобой сила и храбрость, великий!
        - Спасибо, воевода, - вежливо кивнул в ответ Викентий, но на топорик теперь взглянул без особого энтузиазма.
        На стене к их возвращению воцарилась некая расслабленность. Оборотни никак не проявляли своего присутствия, и воинам надоело таскать щиты и копья. Многие сложили оружие вдоль зубцов, сами расселись на уступы. На дальнем краю мужчины даже затеяли игру в кости. Во дворе тоже появились первые признаки мирной жизни: прятавшиеся в длинном доме женщины и дети выбрались на свет. Бабы занялись своим делом - принялись мять в давилках стебли какой-то травы, мальчики принялись строгать сложенный на козлы тес, голопопые малые детишки увлеченно дрызгались в большой луже возле тына.
        Викентий потоптался у бойниц, потом подошел к Матвею и показал свое оружие:
        - Ты у нас вроде технарь? Можешь сказать, что за хрень с топориком? Я им только кости и мясо рубил да дерево немного. А он весь измочалился, словно под кувалду попал.
        - Давай, - зевнул студент. Взял оружие, осмотрел, погладил. Тронул за плечо ближнего бородача: - Вы не одолжите ненадолго свою палку?
        - Да, великий! - Местный воин с готовностью передал богу в незнакомых одеждах палицу с ребристым гранитным навершием.
        Матвей примерился и несколько раз с размаху ударил по топору, по обуху и лезвию. Вскользь, высекая длинные искры. Удовлетворенно кивнул, вернул палицу владельцу:
        - Спасибо.
        - Ну, чего настучал?! - нетерпеливо потребовал ответа Викентий.
        - Сыромятина, - пожал плечами студент-технолог. - Мягкое низкоуглеродистое железо. Из такого хорошо консервные банки делать или автомобильные кузова штамповать. Оно пластичное, хорошо заполняет форму. Думаю, это криничное железо. Низкая температура восстановления.
        - Ты это «тюк-тук» и сразу все понял? - с подозрением прищурился Один.
        - Низкоуглеродистое железо при ударе дает длинную желтую искру, углеродистое - искру со звездой, как при салюте, только маленькую. Это, кстати, как раз углерод и горит. Среднеуглеродистое дает короткий разлет с красными звездочками. Но для холодного оружия пригодна только инструментальная сталь, это красные искры без звезд, или марганцевая, которая отличается белыми искрами.
        - Понял, - после краткой заминки признал Викентий. - В вопросе ты сечешь. Сделать из этого топорика боевой сможешь?
        - Как? - развел руками Матвей. - Дернуть волосок и сказать: «Трах-тибидох»? Ты меня за старика Хоттабыча принимаешь?
        - А чего тебе для этого нужно?
        - Конвертер и кислородное дутье.
        - Вот хрень! - в сердцах сплюнул Викентий. Покрутил топорик в руках, сунул за пояс: - Ладно… Будем воевать тем, что есть. Было бы с кем.
        Он с надеждой посмотрел на лес за грядками, но ольховник оставался тих и спокоен.
        Однако Похвист, похоже, придерживался другого мнения. Седовласый бог, прохаживаясь по стене из края в край, с явной тревогой смотрел на ползущие по небу облака, становящиеся все гуще и гуще. Наконец остановился, пригладив бороду, развел руки. Почти сразу налетел свежий ветер, закружил мусор, кусочки коры и древесную щепу, огладил холодом обнаженный торс Одина, растрепал черные волосы Валентины и взметнулся ввысь. Тут же, прямо на глазах, облака шарахнулись далеко в стороны, открывая над славянами голубое небо.
        Где-то далеко в лесу застучали бубны. Облака остановились, попытались заползти на открывшееся пространство. Однако Похвист передернул плечами - и их просто порвало в клочья. Голубизна над городом стала шире. Прочие облака начали темнеть, стремительно обращаясь в тучи. Потянуло влажностью - округ города начался дождь, березняк скатился в сумерки. Чистый круг над крепостью тоже постепенно темнел, на нем появились первые звезды.
        - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил седобородого бога Один.
        - Ступай отдохни, - посоветовал Похвист. - Завтра тебе могут понадобиться силы. С погодой лесовикам меня не одолеть. Я ветра лучше собственного дыхания чувствую, словно руками, ими шевелить могу, любую грозу развею. Вот если кость в кость рубиться доведется, тогда тебя и кликну.
        Викентий спорить не стал. Спустился - и сразу очутился в окружении нескольких молодых славянок, увлекших его в сторону ворот.
        - Идем к костру, великий Один! - звала одна.
        - Позволь, я тебя водой чистой напою! - обещала другая.
        - У меня репа в углях закопана, - уверяла третья.
        Вскорости реконструктор уже сидел на слегах, заменяющих скамью, через костер от своих товарищей, подобного ажиотажа среди местных селян не вызывающих. Впрочем, голодными их тоже не оставили. И репу печеную веточкой из костра выкатили, и глиняные блины на колени положили.
        - Что это? - удивился Викентий, получив от почтительной девушки корявый коричневый кирпич.
        - Сломай! - посоветовала та.
        Бог пожал плечами, расколол «кирпич» о колено - и тут же ему в нос ударил густой аромат запеченной рыбы. В животе весело заурчало, и Викентий принялся за трапезу.
        После упитанного сазана и трех сладко-рыхлых клубней настроение воина стало благодушным, глаза начали слипаться. И тут перед ним опустилась на колени уже знакомая круглолицая красавица с голубыми глазами.
        - Дом мой обороняя, ты всю свою рубаху в клочья изорвал, - сказала она, поднимая на вытянутых руках какой-то сверток. - Вот, прими от меня сей дар! Своими руками вышивала!
        Викентий, вскинув брови, взял подношение, развернул. Это оказалась длинная и просторная куртка из сыромятной кожи, скроенная по типу гимнастерки - надевать ее следовало через голову. Новоявленный бог так и сделал. Провел пальцами по груди, тряхнул бахрому, потрогал костяные шарики.
        - Кажется, впору, - расправил Один складки. - И очень вовремя.
        - Меня зовут Уряда! - улыбнувшись, прошептала девушка.
        Молодой человек поднял ее с колен, крепко поцеловал в губы, тихо спросил:
        - Как же мне отблагодарить тебя, Уряда?
        Девушка крепко ухватила его за руку - и увлекла прочь, куда-то в темную глубину двора, куда еле дотягивался свет факелов, затянула в простенок между частоколом и стопкой теса, засыпанный изрядным количеством свежего сена. Настолько свежего, что правильнее было бы назвать его просто травой. Распустила узелки ворота, стянула с себя платье - оказавшись полностью обнаженной. Вестимо, нижнего белья в этом мире еще не изобрели.
        - Подари мне сына, храбрый Один, - прошептала девушка, закидывая руки ему за шею.
        - Охренеть, до чего же ты красива! - выдохнул воин.
        - Правда? - улыбнулась Уряда.
        - Я никогда не вру! - соврал Викентий, обнимая девушку. Снова крепко поцеловал и предупредил: - С первого раза может не получиться. Нам придется встречаться снова и снова.
        - Давай помогу раздеться, - потянула наверх его куртку девушка. - Твои раны тебя не тревожат?
        - Какие могут быть раны, когда рядом такое чудо? - Избавившись от одежды, Викентий увлек ее на траву, вытянулся рядом, целуя юное тело, алые губы, белую шею, высокую грудь… Но тут у девушки лопнуло терпение, и, оборвав ласки, она вдруг опрокинула его на спину, села сверху… И новоявленный бог утонул в блаженном пламени единения.
        У великого Одина выдался длинный день. Длиною почти в двое суток и три тысячи лет, начавшийся битвой возле красной «Хонды», ночным сражением с двумя жадными до любви прелестницами, полетом сквозь века, дневной схваткой против оборотней. Посему ему можно было простить то, что после огненного взрыва сладострастия он поддался усталости и провалился в глубокий, безмятежный сон, больше похожий на небытие. И в этом небытии его разум щекотно тешили голоса, на разные лады поминая его имя.
        «Все будет хорошо. Великий Один не даст нас в обиду».
        «Великий Один храбр и непобедим. Он одолеет оборотней».
        «Как лихо дрался Один! Рядом с таким сражаться не-страшно. Он обязательно победит».
        «Нам повезло с Одином. В этот раз лесовики точно обломают о нас зубы».
        «Каков храбрец этот великий Один! Он кинулся против целой стаи и разогнал оборотней!»
        Что странно, в этом сне Викентий достаточно ясно ощущал, кто именно обращается к нему с этой благодарностью или надеждой: мамаша с толстой косой, убаюкивающая ребенка, и засыпающая там же девушка, молодой воин с факелом, несущий на стене службу, пожилой Кряжич, улегшийся спать возле ворот, и юный парнишка рядом с ним. Они словно молились Одину, благодаря и надеясь на помощь, - и Викентий буквально физически ощущал тепло этой благодарности.
        Из странного наваждения его вытянули прикосновения губ Уряды, ее осторожные ласки, жар внизу живота, текущее по жилам напряжение, переносящее воина из дремоты прямо в бездну взрывного наслаждения. Тяжело дыша, он открыл глаза - сидящая на нем девушка наклонилась, нежно поцеловала:
        - Благодарю тебя, о великий. - Она поднялась, быстро нырнула в платье, побежала к стене.
        Над крепостью уже занимался рассвет. Похоже, за ночь шаманам лесовиков так и не удалось стянуть черные тучи к славянскому городу. Похвист победил в этой невидимой и бесшумной битве.
        Один стремительно оделся, подхватил выправленный, готовый к бою топорик, метнулся к стене, забежав наверх и встав плечом к плечу рядом с седобородым и могучим богом ветров.
        - Устал, дружище? - спросил он. - Иди отдохни. Когда появятся звери, я справлюсь.
        - Предпочту поспать в своей постели, - широко зевнул Похвист. - Похоже, лесовики ушли. Вчера ты их крепко напугал… дружище. Кому хочется погибать в схватке с сильным врагом, если можно отыскать противника послабее? Я ничего не слышу, не вижу, ветра не шепчут мне о близких кострах и таящихся ворогах. Их нет.
        - Выходит, мы победили? Война кончена?
        - Кто знает? - пожал плечами седовласый воин. - Оборотни стремительны, как молнии. Они способны перемещаться на сотни поприщ за день. Мы начинаем сечу в одном месте, сбираем силу, созываем богов. И вдруг р-р-раз-з-з… И они уже лезут на стены беззащитного города на другом конце наших земель.
        - Как я мог заметить, Похвист, вы тоже умеете носиться с места на место с космической скоростью. Благодаря зеркалу вчера днем я был в Москве, через час в Вологде, а еще через час здесь, в сибирской глуши.
        - Не все так просто, сварожич, - со вздохом пригладил бороду бог ветров. - Городов и крепостей много, зеркал мало. Мы не способны поместить в каждое селение хотя бы по одному.
        - Так это мы сейчас исправим! - встрепенулся Викентий, закрутил головой, махнул рукой: - Эй, Матвей, иди сюда! Тут возник такой вопрос: нам нужны большие зеркала. Хотя бы пару тысяч. Сделаешь?
        - Как два байта переслать! - так же весело отозвался студент. - С тебя прокатный стан, природный газ, кислородное дутье, конвертер и электростанция.
        - Вот сейчас не понял… - развел руками Один.
        - Ты что, не знаешь, как делаются зеркала? - изобразил клоунскую рожу паренек. - Это же элементарно! Берешь бассейн с расплавленным стеклом и тянешь из него вязкую массу полированными валками. На получившуюся ленту наносишь алюминиевое покрытие, остужаешь и режешь. Элементарно, правда? Любой дурак способен.
        - Подожди! Но ведь до изобретения кислородного дутья, прокатных станов и прочей хрени зеркала тоже делали?
        - А то! - хмыкнул студент. - Грели стекло в угольных печах, выдували из расплава огромные шары, заливали амальгамой. А потом аккуратно разбивали. Получившиеся осколки выравнивали и заправляли в рамки. В результате зеркала получались неизменно чуть кривыми, с искажениями, и размером самое большее в две-три ладони. Не думаю, что тебе удастся протиснуться в подобный портал.
        - Ты смотри, какая забавная хрень получается, - похлопал Матвея по груди ладонью Викентий. - Вот вроде все ты знаешь и понимаешь… И умный, и образованный… Но сделать ничего не можешь… Или не хочешь?
        - Три тысячи лет, Вик, - пожал плечами студент-технолог. - Нам достались от предков не только знания, но и накопленные ими припасы, труд сотен поколений. Дороги, города, карьеры, цеха и домны. Я не могу сделать электрическую дугу пальцами! Для организации даже такого мелкого пустяка мне нужны тонны меди, тонны стали, тонны бетона, тысячи рабочих рук и десятки лет времени. И что, все это тут есть?
        - Мне неинтересно, чего у тебя нет! - рыкнул Викентий. - Скажи, что у тебя есть! Мне нужны зеркала. Где их взять, отвечай?!
        - Можно расковать и отполировать самородное серебро, - почесал в затылке Матвей, - или отполировать природное стекло. Поскольку амальгамы нет, то черное. Обсидиан.
        - Зеркало из обсидиана мастера изготавливают по десять лет, сварожичи, - вступил в разговор Похвист. - Добываемого серебра хватает на одно зеркало в год. Крепостей же мы построили сотни, прочих селений и вовсе без счета. Зеркал для всех не хватает.
        - Неужели нет другого способа перемещаться, сварожич? - уловил правильное обращение между богами Викентий.
        - Нужна зеркальная поверхность, чтобы войти, и такая же, чтобы выйти, - ответил бог ветров. - Вы представляете место, куда хотите попасть, и шагаете туда… Поскольку темная вода подобна зеркалу, то выходить можно не только из серебра или камня, но и из нее. Однако войти в воду никогда и никому не удавалось. Ее поверхность слишком переменчива, не принимает. Мы, боги славного народа, способны прийти на помощь любому селению, выйдя к нему из воды. Но возвращаться из таких мест нам придется пешком.
        - Боитесь ножки истоптать?!
        - Боимся, что не сможем помочь другим городам, если окажемся вдали от них в десятках дней пути.
        - Вот хрень! - сжал кулак Викентий. Мотнул головой, поднял взгляд на седовласого, седобородого повелителя ветров: - Прости, Похвист, погорячился. Ляпнул прежде, чем подумал.
        - Я не сержусь, Один, - покачал головой сварожич. - Ведь ты радеешь о нашем общем деле, о благополучии славного народа.
        - Значит, зеркала наперечет… А к прочим крепостям путь в один конец… - Викентий потер подбородок, вздохнул. - Нет, с ходу ничего придумать не получается.
        Он повернулся в сторону Сарвожа, во дворе которого жители уже занимались насущными хлопотами: вычесывали от шелухи мятые накануне стебли, коптили развешанную в берестяных коробах рыбу, корили древесные стволы. Реконструктор попытался отыскать взглядом Уряду - но не нашел. Повернулся к Похвисту:
        - Скажи, сварожич, коли зеркала такая ценность и редкость, откуда одно из них здесь? За что такая честь столь маленькой крепостице?
        - Это Сарвож, - указал на одну из текущих под твердыней рек бог ветров, затем показал на другую: - А это Киваж. Вниз по реке открывается путь к Вологде. Вверх по рекам, на несколько дней пути, стоят старые, зажиточные деревни. Если оборотни захватят эту крепость, они перекроют жителям верховий путь к славянским землям, а нашим ладьям дорогу наверх. И тогда всем здешним родам придется или уйти, или утопить священные камни и поклониться духам леса и идолу Любого. Лесовики станут еще чуточку сильнее, а мы немного слабее. В этот раз мы победили, Один. Но оборотни наступают. Месяц за месяцем откусывают по реке, по притоку, по озеру. Если их не остановить, лет за десять они заберут все Заволочье.
        - Мы чего-нибудь придумаем, - пообещал Викентий. - Матвей нам нормальную сталь и правильные зеркала состряпает, он у нас парень головастый. А я самые буйные головушки оборотням поотшибаю. Глядишь, и пропадет у зверья желание на чужие земли пасть разевать.
        - Мы надеемся на вас, сварожичи. - Похвист прижал ладонь к сердцу, опустил вниз. - Полагаю, нам пора возвертаться в Вологду. Здешним селянам опасность больше не грозит. Раз уж все пробудились, то пойдем…
        Спустя несколько минут все они стояли в тихой и полутемной тронной палате вологодских хором Макоши.
        - Матвей-сварожич, дозволь в светелку, богиней отведенную, тебя отвести? - Откуда-то из полутеней возникла фигурка хрупкой бабульки ростом немногим выше колена, одетой в вышитую юбочку и кофту, с заплетенными в косу седыми волосами.
        - Ой, ты кто?! - испуганно взвизгнула от неожиданности Света.
        - Воструха сие, - успокоил ее Похвист. - Добрый домашний дух. Коли она вас привечает, я тут более не надобен. Тоже в свой город отправлюсь.
        - Разве не домовые этим занимаются? - громко спросил Викентий. - Ну, порядком в доме?
        - Вострухи порядком занимаются, домовые - хозяйством. И ребята сии отнюдь не добрые, - покачал головой бог ветров. - Полагаю, вскорости мы еще увидимся, храбрый Один! Хорошего тебе отдыха.
        - Света-богиня, - задергала девушку за юбку другая маленькая старушка. - Дозволь опочивальню твою показать.
        - Один-сварожич. - Перед Викентием, проводившим взглядом уходящего за трон седовласого воителя, возникла воструха в длинном замшевом одеянии с жемчужинами округ шеи. - Идем, место твое укажу.
        Старуха исчезла и тут же возникла снова, но еще в нескольких шагах ближе к двери. Глаза вострухи были черными, почти без белков, носик маленький, кожа белая, губы серые… Ни дать ни взять - древний замковый призрак. Да и ростом она вымахала выше пояса. Кабы не морщинистое лицо и седые волосы - можно и за девочку принять.
        - Пойдем, коли зовешь, - согласился воин. - Имя у тебя есть, воструха?
        - Нет. - Старушка исчезла и появилась еще ближе к двери.
        - Как же к тебе обращаться, милая?
        - Никак… - Воструха сместилась еще дальше.
        - Намек ясен, - зашагал вслед за нею Викентий. - А просвети меня, милая, чем же домовые вам так не угодили?
        - Домовые хорошие… - Воструха сместилась чуть не к самому концу коридора.
        - Похвист же только что сказал, что ребята они не самые добрые.
        - Они работящие, сварожич, - дождалась его старуха. - Кто славно трудится, тем помогают. Кто ленится, наказывают. Плохо сделанное порушат, забытое попортят, самого лентяя накажут. Могут побить, могут порчу навести. По лестнице наверх ступай.
        Викентий повернул в указанном направлении, за углом обнаружил сколоченную из полутеса лестницу с широкими ступенями, поднялся. Высокая старушка ждала его здесь - юркнула в коридор, замерла у дальней двери:
        - Сюда.
        Она исчезла, изнутри послышался стук засова. Новоявленный бог толкнул створку, вошел в комнатушку размером от силы пять на пять шагов, с небольшим оконцем под самым потолком. Свет оно давало, однако выглянуть наружу через него было невозможно - и высоко, и затянуто пузырем, даже не слюдой.
        - Тут чего, кладовка раньше была? - спросил молодой человек. Однако ему никто не ответил: воструха исчезла.
        Однако чем бы ни была эта комната раньше, ради гостя ее старательно отделали: застелили пол коврами, стены и потолок зашили кошмой. В углу под окном стояла сплетенная из толстой ивы прямоугольная корзина, скамья из полутеса, у стены напротив имелось небольшое возвышение, тоже накрытое кошмой, но с набросанными сверху бараньими шкурами. Викентий приподнял край: большой короб с ивовыми бортами был плотно набит свежим сеном.
        - Ну да, конечно, - вслух проронил он. - Не водяную же постель я надеялся тут увидеть?
        Молодой человек опустил кошму обратно, бросил на пол топорик и вытянулся на возвышении во весь рост, закинув руки за голову. Немного поворочался. Постель из сена оказалась очень даже удобная, мягкая. Спать можно.
        - А жизнь ничего, налаживается… - усмехнулся он.
        Снаружи послышались голоса - реконструктор отчетливо слышал шепот внутри себя, в своей голове, в своем разуме:
        «Обереги нас, Один, от возвращения оборотней…»
        «Не попусти, Один, кровожадности лесовиков диких…»
        «Не оставь, Один, своим покровительством…»
        И опять - молодой человек явственно ощущал, от кого именно исходили эти обращенные к нему желания! Его имя нашептывали Кряжич, молодые воины и несколько женщин небольшой лесной крепостицы.
        - Вот только свихнуться мне и не хватает, - пробормотал Викентий и опустил веки, надеясь подремать. Но сон не шел. К тому же пустой желудок настойчиво требовал пиццы, бутерброда с колбасой или хотя бы банки консервов.
        Не дождавшись сна, воин сел на краю постели, и… прямо перед ним возникла старушка в кофте и юбке.
        - Тьфу, черт! - вздрогнул от неожиданности Викентий. - Стучаться надо!
        Воструха похлопала глазами - и комната наполнилась грохотом.
        - А если бы я был голым? - вздохнул молодой человек.
        - Тебе пришлось бы одеться. Великая Макошь желает тебя видеть, Один-сварожич.
        - Веди! - Новоявленный бог подобрал топорик и выпрямился, развернув плечи.
        В этот раз хозяйка Вологды встретила гостя в небольшой горнице с тремя квадратными окошками, скамьями вдоль стен и прочным столом из полутеса в центре. Пол, понятно, был застелен коврами, а вот стены украшали сплетенные из ветвей колечки с кисточками, ленточками, резными деревянными фигурками, солярными дисками. Возникало ощущение, что сюда были собраны все амулеты и обереги, придуманные местными колдунами и шаманами. По всей видимости, светелка являлась чем-то вроде комнаты безопасности для обитателей колдовского мира. Мира богов, оборотней и иных неведомых существ, с которыми Викентий еще не успел познакомиться.
        Великая богиня была не одна. У ближнего к ней окна стоял, сложив руки на груди, крупный мужчина, густые седые волосы которого перехватывала лента со вклеенными в нее самоцветами, а широкая русая борода падала на украшенную золотыми пластинами куртку. Опоясывал богатыря ремень, желто отливающий янтарными пластинами; поясную сумку украшало тонкое тиснение, рукояти ножей и ножны сверкали рубинами и изумрудами, мягкие войлочные шаровары заправлены в высокие красные сапоги.
        - Поклонись мужу моему, всемогущему Волосу, храбрый Один! - потребовала женщина, облаченная в скромное замшевое платье с длинной просторной юбкой и кокошник.
        - Приветствую тебя, сварожич, - не стал выпендриваться Викентий и поклонился.
        - Рад видеть тебя, мой дальний потомок, - степенно склонил голову богатырь. - Благодарственные молитвы смертных донесли мне о твоих успехах. Ты здесь всего один день, а уже качнул чашу весов в нашу сторону. Скажи, чем я могу наградить тебя за доблесть?
        - Мне нужен круглый щит с железной окантовкой, - тут же выпалил Викентий, - а еще - кираса и шлем.
        - Вот как? - добродушно рассмеялся Волос. - Ты не просишь ни женщин, ни святилищ, ни селений?
        - Зачем они мне? - пожал плечами Викентий. - Лишнее барахло - лишние хлопоты. Лучше дайте мне меч и покажите битву!
        - Я же говорила тебе, милый, - полушепотом поведала богиня богатства, сделав пару шагов к мужу. - Мы нашли бога войны.
        - Ты получишь все желаемое, храбрый Один, - кивнул богатырь. - И покажи лесовикам, кто истинный хозяин на наших реках!
        - Не сомневайся, сварожич! - оскалился в хищной улыбке Викентий.
        - Как проявили себя остальные, милая? - повернулся к супруге Волос.
        - Сварожич Матвей, как заметил Похвист, больше склонен повелевать стихиями, нежели рубиться с врагами, - приблизилась еще на шаг великая Макошь. - Полагаю, место его в кузне отца нашего, мудрого Сварога. Юная Светлана склонна к миролюбию, при мне дважды гасила споры и помогала исцелить раны храброго Одина. Я буду рада такой помощнице…
        - Мы вызвали пятерых, - после малой заминки напомнил богатырь.
        - Пятый сбежал, пронзив мои заклинания, а дева Валентина никаких способностей не проявила.
        - Такова судьба. - Богатырь вскинул ладонь к сердцу, опустил вниз. - Она подарила нам трех помощников, и, мыслю, теперь мы сможем вернуть миру прежний порядок. Надеюсь, тебе понравилось мясо вепря, добытое мною на вчерашней охоте?
        Последние слова, обращенные к гостю, показались Викентию непонятными, и богиня поспешила вмешаться:
        - Слуги уже накрывают вам стол, сварожичи. Вепрятина на нем будет от моего мужа. Понимаю, что вы проголодались с дороги, однако же вы воротились зело раньше, нежели я ожидала. Посему заминка и случилась. Воструха проводит тебя, сварожич.
        К угощению храбрый Один, понятно, опоздал - в горнице с накрытым столом его сотоварищи уже успели ополовинить выставленные миски и подносы.
        - Чего такие хмурые, славяне? - поинтересовался Викентий, с ходу отправляя в рот кусок мяса и зачерпывая пальцами капусту. - Опять еда недосолена?
        Матвей и Светлана промолчали, а Валентина тихо буркнула себе под нос:
        - Клоповник…
        - Неправда! - неожиданно подняла голову Светлана. - Там, в траве, много полыни подмешано. Ее насекомые не любят, паразиты не заводятся. И, кстати, от порчи и колдовства она тоже оберегает.
        - Клопов, может статься, и нет! - вскинулась готка. - Но вот само жилье больше на конуру собачью похоже. Четыре стены и ящик с сеном. Это что, жизнь?!
        - Телевизора не хватает? - усмехнулся Викентий, за обе щеки уплетая грибы и мясо. - Так здесь все боевики можно в формате «четыре дэ» смотреть, с полным эффектом присутствия. Так натурально, что когда в лоб дают, искры из глаз сыплются. Очень рекомендую!
        - Смотри, чтобы тебе лоб не проломили такой «натуральностью»!
        - А ты что, собираешься жить вечно? - Новоявленный бог буквально светился восторгом. - Пей, дерись, люби! И пребудет с тобой счастье!
        Он зачерпнул ковшом квас, осушил большими глотками. Отер запястьем губы и неожиданно наклонился к уставившейся в стол Валентине, откинул ее голову и крепко поцеловал в губы.
        - Ты сбрендил?! - Она вскочила и с размаху влепила ему пощечину.
        - Классный топик, - отступив на шаг, вскинул большой палец Викентий. Девушка все еще была в красной маечке, джинсах и кроссовках.
        - Дебил! - Валентина замахнулась снова, но в этот раз ее ладонь врезалась в поднятую руку Одина.
        - Одной пощечины достаточно, - твердо сообщил реконструктор. - Намек понят, больше приставать не буду.
        Под ненавидящим взглядом готки молодой человек снова наклонился над столом, сунул в рот яблоко, зачерпнул грибов, прожевал. Прихватил еще два куска мяса.
        - Вы как хотите, а я буду строить склеп! - зло выдохнула Валентина и выскочила из комнаты.
        - Склеп надо копать, ведьма! - крикнул ей в спину Викентий. - Строят пирамиды!
        - Положим, склеп - не землянка. Это сложное инженерное сооружение, - покачал головой Матвей. - Его требуется именно строить.
        - Не придирайся к словам, студент! - отмахнулся новоявленный бог войны. - Лучше сделай мне меч! Нормальный, длинный, прочный и острый меч, который не погнется при ударе о деревянный щит и не затупится о вражескую черепушку. Вы посмотрите вокруг, - раскинул Один руки. - В этом мире никто еще не знает о шлемах и кольчугах, не говоря уж о юшманах и кирасах. Для сабли или меча тут самое что ни на есть раздолье! Режь, руби, коли - каждый удар в цель придется!
        - Упырь… - негромко произнесла Света.
        - Что? - осекшись, повернул лицо к хрупкой девушке могучий воин.
        - Ты кровожадный, кровавый упырь, Викентий, - с легкой улыбкой сообщила Одину Света. - Ты жаждешь убивать, калечить и насиловать.
        - Чтобы ты могла спокойно собирать цветочки на лесной полянке, лапуля, - наклонился вперед Викентий, - рядом всегда должен скрываться кто-то, готовый вспарывать животы дикарям, желающим изнасиловать уже тебя.
        - Ты наслаждаешься этой возможностью, Викентий. Ты не принимаешь это как тяжкую необходимость.
        - Работа должна приносить радость, Светочка!
        - Именно это меня и печалит, мой мальчик, - нежно провела ладонью по близкой щеке воина девушка. - Ты не страшишься кровавой работы. Ты рвешься в мясники всей душой.
        Викентий отпрянул, скривился:
        - Будем считать, Света, твою пощечину я тоже получил. Искать дружбы не стану. А ты, Матвей…
        Дверь распахнулась, в горницу заглянул вихрастый розовощекий мальчишка лет двенадцати, в длинном сыромятном балахоне, опоясанном веревкой, без штанов, но в коротких сапожках на босу ногу.
        - Прощения прошу, сварожичи, но великий Один не средь вас пребывает?
        - А ты еще кто? - развернул плечи Викентий.
        - Третьяк Рыжий, великий! Отец мой, Колобой-старший, веление от самого Волоса получил - панцирь боевой молодому богу Одину изготовить!
        - Волос ваш, похоже, человек слова. Уважаю! - Викентий прихватил со стола еще кусочек мяса, кинул в рот и кивнул пареньку: - Веди, Рыжий!
        Шустрый малец сбежал по лестнице вниз, свернул за один угол, другой, толкнул дверь из толстого теса - и вслед за ним Викентий вышел на высокое крыльцо, залитое солнцем, глубоко и с наслаждением вдохнул полной грудью свежий воздух, пахнущий смолой и пряными травами.
        Вид отсюда был не самый роскошный - засыпанный желтым песком двор впереди, белые сарайчики по сторонам, высокая и черная бревенчатая стена в сотне шагов впереди. И все же становилось ясно, что Вологда раз в двадцать превосходила размерами и Москву, и Сарвож вместе взятые.
        - Сюда, великий! - помахал снизу малец, и новоявленный бог сбежал по ступеням, свернул влево, обогнул набитые дровами навесы, миновал загон с упитанными хрюшками, поднялся на небольшое возвышение к еще одной жердяной загородке, примыкающей к стене. К его удивлению, увидел воин здесь отнюдь не кузню с горнами и наковальнями, а горшечную мастерскую, в которой двое мальчишек месили в деревянном корыте серую влажную глину.
        - Приветствую тебя, великий Один, - поклонился ему бритый мужчина средних лет, одетый в замызганный фартук. - Сказывают, не успев родиться, ты уже свершил великие подвиги. Стать твоим оружейником великая честь! Раздевайся и ложись на стол.
        Викентий с явным сомнением осмотрел замызганную глиной загородку, но решил не спорить - в чужой монастырь, как всем ведомо, со своим уставом не лезут. Если в этом мире оружием занимаются горшечники - пусть будет так.
        - Полностью? - лишь уточнил он.
        - Знамо, все снимай, великий, - кивнул мужик. - Попачкаем изрядно.
        Гость из будущего отложил топорик, стянул подаренную куртку, расстегнул ремень штанов. Подумал и вместе со всем остальным стянул и трусы. Их тоже было жалко.
        Колобой и мальчишки помогли воину лечь на помост на спину, завели ему руки за голову, накрыли плетеным коробом от бедер до шеи и принялись старательно обмазывать тело жирной влажной глиной, затем закидали более плотными комьями, старательно утрамбовывая слой за слоем, пока короб не наполнился до краев.
        - Теперь осторожно переворачиваем… - скомандовал горшечник.
        Мастера ловко перекинули Викентия на грудь вместе с коробом.
        - Вставай! - Колобой дождался, пока воин выпрямится, осмотрел получившуюся форму.
        - И что дальше?
        - Теперь на живот ложись, великий, со спины слепок снимем.
        - Зачем они тебе, Колобой?
        - Дык панцирь ведь сотворить велено! Мы формы сии в тени ден на десять оставим, а как только обсохнут, отожжем. Потом обратный слепок сделаем. Опосля кожу влажную и мягкую на палец толщиной я в слепок наложу, обороткой прижму и в печь! Кожа затвердеет…
        - …и у меня будет анатомическая кираса в точности по форме тела! - сообразил Викентий. - Круто, Колобой. Когда за броней готовой приходить?
        - Дык… Хорошо, коли в месяц уложусь… - развел руками «бронегоршечник». - Коли форму обжигать поторопишься, растрескается. Сушить со всем тщанием надобно.
        - Ничего, сварожич, - похлопал его по плечу Викентий. - Ради такого дела можно и потерпеть.
        - Я буду стараться, великий, - поклонился мастер. - Коли желаешь знак какой на панцире иметь, то ныне поведай. Сразу его нанести надобно, пока глина мягкая.
        - Знак? Пожалуй, что-нибудь этакое свое иметь на груди неплохо… - задумался Викентий, прищурился и щелкнул пальцами: - Придумал! Пирамиду!
        - Э-э-э… Как оной выглядеть надлежит? - неуверенно спросил Колобой.
        - Как тебе объяснить? - почесал в затылке пришелец из будущего. - Пусть будет простейший вариант. Вот так!
        И он начертал в воздухе равносторонний треугольник, направленный вершиной вверх.
        - Сделаю, великий, - расслабился горшечник. - Ложись на живот, сделаем слепок со спины.
        Спустя полчаса все было кончено. Викентий сел на стол рядом с формой. Цыкнул зубом, поглаживая склизкий коричневый живот.
        - Здесь калитка тайницкая есть, великий, - догадался о его мыслях мастер. - Аккурат к реке выводит. Третьяк одежду следом принесет, дабы не испачкалась.
        - Благодарю, Колобой, - кивнул ему воин. - Удачи тебе во всем, мастер!
        Смертный склонился в благодарственном поклоне, а новоявленный бог легким шагом отправился в указанном направлении, шагнул в узкий просвет между срубами, толкнул калитку - и оказался всего в полусотне шагов от заставленной причалами широченной реки. Судя по внушительным размерам разгружаемых ладей, глубина здесь была изрядная. Посему Викентий спокойно прошел до края ближнего помоста, сшитого из толстого полутеса, и нырнул в черную глубину.
        Прохлада обняла сильное тело, освежая и очищая его, серым облаком соскользнула прочь глина, растрепались волосы. Достигнув дна, Викентий поплыл вдоль него, распугивая мелких рыбешек и скользя между водорослей, а когда легкие сперло от нехватки воздуха - устремился вверх, вырвался на поверхность, хватанул ртом воздух и быстрыми саженками поплыл обратно к берегу.
        Со стороны причалов послышались одобрительные возгласы. Похоже, за него испугались.
        Выбравшись на сушу, Викентий забрал у мальчишки свою одежду. Без спешки оделся, позволяя солнцу согреть и подсушить тело.
        Отсюда, снаружи, Вологда выглядела куда как величественнее, чем изнутри. Уходящие далеко в стороны бревенчатые стены в три человеческих роста высотой, башни с островерхими шатрами, парящие чуть далее красочные хоромы с золотыми луковками и шпилями, с черными крышами, обшитыми дранкой стенами. Славяне не задумывались особо над сочетаниями цветов, и потому дранка была красной, синей, желтой, малиновой, фиолетовой, волнами переходя от одного оттенка к другому.
        Город окружали местами луга, местами слободы, активно дымящие печами. Судя по тому, что густой высокой травой зеленели низины - люди селились там, куда не доставало половодье, а постоянно затопляемые наволоки даже не вскапывали под огород.
        От нечего делать молодой человек прошелся вдоль берега, жуя сорванный колосящийся стебель и поглядывая по сторонам. По реке плыли корабли, лодки, плоты, над деревьями носились ласточки и стрижи, в траве стрекотали кузнечики, воздух пропитывали гарь печей и кислота квашеной кожи, где-то вдалеке пели невидимые девушки. В общем - все вокруг больше походило на декорацию к историческому квесту, нежели на реальный мир.
        Далеко впереди Викентий заметил скучающих между деревьями воинов и, как полагается в квесте, направился к ним - за бонусами.
        Стражники, заметив одинокого путника, напряглись, выступили навстречу, опираясь на копья и вскинув щиты. Трое молодых бойцов с пушком вместо бороды на лице; все трое в длинных кожаных куртках, в сшитых мехом внутрь шапках, однако сверх того - с меховыми плащами на плечах. В летнюю жару это могло означать только то, что на посту им приходилось ночевать.
        Викентий проверил, на месте ли сунутый за ремень штанов топорик, - и стражники всерьез забеспокоились, попятились, сомкнули щиты.
        - Не дрейфьте, служивые, - попросил новоявленный бог. - Я лишь хочу посмотреть, что вы тут, на отшибе, охраняете?
        - Мы… - воины, продолжая держаться настороже, слегка сдвинулись, - мы оберегаем сына великой Макоши, Орея.
        Только теперь Викентий заметил в тени прибрежных кустарников гранитную скульптуру фантастически тонкой работы: твердо стоящего на земле молодого человека, гордо вскинувшего подбородок. Руки за поясом, богато украшенная куртка, свободные штаны, высокие сапоги - каждая складочка, каждый изгиб тела и одежды были выточены с непостижимой аккуратностью и тщанием, пышные волосы, казалось, вот-вот начнут колыхаться ветром.
        Внезапно под берегом громко всплеснулась вода, и из реки поднялась великая богиня Макошь - строгая в своей суровой красоте, с жемчужной сеткой на волосах, в платье из зеленой замши, украшенном бобровым мехом на плечах, золотыми пластинками на груди и самоцветами вокруг шеи.
        - Это Орей. Много дней назад богиня скифов Табити обратила моего сына в камень, - спокойно поведала властительница Вологды. - С тех пор он стоит здесь, самоуверенный непослушный отрок.
        - Полагаю, ты убила эту ведьму, богиня?
        - Мне пришлось подавить свой гнев, Один, - покачала головой женщина. - Во имя рода сварожичей, во имя благополучия земель славянских. Война с лесовиками слишком тяжела для нас, чтобы начинать в пару к ней вражду со скифами. Ради покоя южного порубежья я отпустила убийцу с миром.
        - Это был тяжелый выбор, богиня, - склонил голову Викентий. - Сочувствую. Но почему он оставлен здесь, почему ты не перенесла сына во дворец?
        - Я ворожила на его судьбу, храбрый Один, - ответила Макошь. - Вода и кости сказывают, что, оставаясь здесь, Орей почти наверняка возродится. Но он вряд ли вернется к жизни, оказавшись в другом месте. И хотя мой сын поднял против меня мятеж, я все равно желаю ему жизни.
        - Мятеж? - изумился Викентий.
        - Он отказался принять мою волю и жениться на Ящере, дочери скифской богини.
        - Здесь это считается бунтом? - Молодой человек нервно облизнул губы.
        - Он отказался принять родительскую волю, - слабо улыбнулась женщина. - Но ты мне не сын, храбрый Один, и принуждать тебя к венчанию я не стану.
        - Благодарю, великая богиня, - склонил голову пришелец из будущего.
        - Подойди ближе, - поманила Викентия женщина.
        - Слушаю, великая Макошь. - Молодой человек шагнул к ней.
        - Я заметила, что ты живешь беззащитным, - открыла поясную сумку правительница Вологды. - На тебе нет ни единого оберега, амулета, никаких защитных наговоров. Вот, прими от меня сей подарок…
        Богиня повесила ему на шею странное ожерелье: толстая плетеная нить, на ней звериный клык, две деревянные палочки, покрытые рунами, оправленный в серебро красный камушек, ивовое колечко, кожаный лоскуток.
        - В эту нить навязан заговор от всякого зла, камень от кровавых ран, клык от болезней, мертвый лист от порчи, амулеты от дурного глаза, - пояснила богиня. - Держи их на теле, коли желаешь, чтобы пользу принесли.
        - Благодарю, великая Макошь. - Молодой человек спрятал подарок под ворот куртки, приложил руку к груди, уважительно поклонился. - Скажи, чем я могу отплатить за подобную щедрость?
        - Ты знаешь, чем, бог войны, - вскинула брови женщина. - Уничтожь врагов нашего рода, сварожич!
        - С великой радостью, богиня! - широко улыбнулся Викентий. - Оружием бы только добрым разжиться.
        - Ты получишь все желаемое… - Макошь смотрела мимо него, и молодой человек отступил в сторону.
        Женщина подошла к своему окаменевшему сыну. Постояла рядом, глядя в мертвое лицо, в белые бесцветные глаза. Спустя несколько минут печально вздохнула, прошла мимо преклонившей колено стражи.
        - Скажи, великая богиня, не будет ли нарушением здешних обычаев, если я предложу тебе руку и провожу в город?
        - Пожалуй, нет, - не очень уверенно ответила женщина.
        Молодой человек протянул ей правую руку. Макошь положила свою ладонь на его пальцы. Викентий галантно, по средневековым правилам, поцеловал ее запястье, после чего опустил руку богини себе на изгиб правого локтя, слегка придерживая левой рукой, и направился к Вологде.
        - Забавный обычай, - улыбнулась богиня. - У вас, в будущем, принято так ходить с женщинами?
        - Мир будущего настолько отличается от здешнего, великая Макошь, что в вашем языке просто нет слов для его описания, - чуть пожал плечами Викентий. - Про наши нравы и привычки здесь лучше не вспоминать.
        - Ты ведь только разжигаешь мое любопытство, храбрый Один! Иметь рядом потомка в сотом поколении и не узнать, как живется моим детям… Это похоже на пытку.
        - Хорошо. - Ссориться с одной из величайших богинь Викентию отнюдь не улыбалось. - Я постараюсь рассказать. Итак… Мы научились превращать ночь в день, и потому многие живут по ночам, а днем отсыпаются. Мы научили работать вместо себя воды рек, текущее из земли горючее масло и железо. В нашем мире именно они пашут, строят, возят людей с места на место, обогревают их, одевают и обувают. В итоге работать людям нужно мало, они не знают голода и холода, а главной бедой человечества стала скука. Поэтому превыше всех ученых и работяг в будущем мире почитаются певцы, артисты, болтуны и прочие скоморохи, а еще - изобретатели различных красочных игрушек. Главной болезнью нищих духом стало ожирение и обжорство, а главной проблемой - отключение своего разума с помощью наркотиков или вина. Вот таков он вкратце, мир через три тысячи лет.
        - Сытость - как болезнь и скука - как образ жизни… - после долгой паузы откликнулась богиня. - Ты прав, храбрый Один, мне трудно представить подобный мир и трудно понять, как можно в нем жить. Кажется, я начинаю догадываться, почему ты с такой страстью ищешь себе смерти.
        - Дозволь и мне задать вопрос, великая Макошь. Я не могу понять, кто правит в Вологде? Великий Волос, муж твой, ведет себя во дворце как хозяин. Однако же это ты отдаешь приказы, принимаешь гостей или отказываешь от дома, тебе подчиняются воины, ты судишь, караешь, направляешь иных богов… Прости за такой вопрос, но я пришел сюда из совсем другого мира. Надеюсь, я не оскорбляю тебя своим недоумением.
        - Странно слышать такие вопросы от воина, не желающего иметь свою женщину, - добродушно улыбнулась богиня. - Вы, мужчины, издревле воюете, охотитесь, добываете, строите, растите. Это вы возводите дом, приносите в него мясо и защищаете от беды. Однако только женщина способна создать в доме уют, превратить мясо в ужин и подарить вам детей. Вы можете созидать, добывать и защищать, храбрый Один. Но только женщина умеет владеть. Женщина принадлежит мужу, дом принадлежит женщине. Поверь, сварожич, я знаю свое место и признаю право супруга моего Волоса повелевать мной и всеми землями вологодскими! Но…
        - Но приказы отдаешь ты, - понял ее мысль реконструктор.
        - Мой любимый, храбрый и могучий муж не ведает даже, сколько смертных ныне обитает в твердыне нашей, насколько полны амбары и погреба, сколько у нас имеется копий, ладей или лосей, кто из воевод ныне ранен, отдыхает али пребывает в походе… - едва заметно пожала плечами великая Макошь. - Однако же он много дней проводит на охоте и очень часто доставляет к столу нашему секачей, медведей, зубров, оленей.
        Викентий посмотрел на возвышающийся впереди громадный город и малость усомнился, что вклад великого Волоса в обеспечение Вологды продовольствием столь уж весом.
        - Коли случится беда, он станет сражаться за нашу землю и наш град, не жалея сил и самой жизни! - твердо добавила Макошь.
        - Могу спросить, богиня, а кто правит всеми землями славян? - поинтересовался пришелец из будущего.
        - Разумеется, отец наш, великий, мудрый и могучий Сварог, прародитель всего народа нашего! - Женщина поднесла правую руку к сердцу и опустила вниз.
        Викентий промолчал, ожидая продолжения, и оно последовало:
        - Однако же отец наш за века долгие притомился в хлопотах и ныне мало уделяет внимания мирской суете, - посетовала великая Макошь. - Он придумал недавно из грязи болотной железо сверкающее и твердое создавать и теперь весь увлечению сему отдается, надеясь оное в главное сокровище земное обратить. Ворожба соглашается, что так сие и выйдет.
        - Я тому свидетель, - согласился с предсказанием Викентий. - Мир будущего вырос из этого изобретения великого Сварога. Но коли он отошел от дел, кто стал правителем?
        - Для решений важных семья наша вместе сбирается, все братья и сестры. Обсуждаем, как поступить надобно, чего добиваться, чем поступиться? Вызвать вас, потомков наших в сотом поколении, на таком совете семейном боги порешили.
        - Ради каждого пустяка совет собирать не станешь, - покосился на спутницу новоявленный бог.
        - Так судьба сложилась, - прищурилась на купола Вологды великая Макошь, - что в руки мои урожаи, добыча и прочие ценности стекаются, что хозяйство мое крепче всех прочих, стада тучнее, луга зеленее, земли плодороднее, торги прибыльнее. За то в мире сем меня богиней богатства, богиней полных амбаров, тугих кошелей и обильных домов почитают. Посему, по общему мнению, для рода нашего полезнее всего выйдет, коли насущными хлопотами мирскими стану заниматься именно я!
        - Так я и думал, ваше величество, - склонил голову молодой человек.
        - Что означает сие обращение? - спросила женщина.
        - Старинное приветствие для тех, взял на себя бремя мирских хлопот, - ответил Викентий. - Кстати, а почему ко мне обращаются то «сварожич», то «великий»?
        - Потому что сварожичи мы все, все славяне, и боги, и смертные. Кто сын, кто внук, кто правнук, а кто и «прапра…» в сотом поколении. А «великие» - это только боги. Те, кто умеет впитывать и направлять силу молящихся, управлять погодой, исцеляться, не стареть, делить свою душу…
        - А еще я несколько раз видел такой жест: ладонью от сердца и вниз.
        - От души к матери сырой земле, - объяснила богиня. - Это может быть клятва либо жест уважения, почтения.
        За разговором боги дошли до самых стен Вологды, и женщина высвободила руку:
        - Однако ты оказался интересным собеседником, храбрый Один из неведомого будущего. Пожалуй, отныне я стану приглашать тебя к общему столу. Ты достоин этого и происхождением, и воспитанием.
        - Благодарю за честь, великая Макошь…
        - Мне нужно осмотреть доставленные товары и узнать у варягов новости, - сказала она. - Ступай, воин. У тебя свои хлопоты, у меня свои.
        Викентий поклонился, поднеся ладонь к сердцу и опустив вниз, и отправился к распахнутым воротам неподалеку.
        - Кто бы мог подумать, что дурацкая игра в средневековых рыцарей и галантных дам окажется такой полезной, - пробормотал он себе под нос. - Я - и вдруг «интересный собеседник»!
        Дворец великой богини он нашел без труда - трудно было ошибиться. Поднялся по роскошному крыльцу - высокому, до второго этажа, широкому, с резными столбами, крытому тесом, прошел через двойные двери, поднялся на «гостевой этаж» и у себя в комнате упал на постель. Закинул руки за голову и закрыл глаза.
        И опять по его разуму поползли, подобно муравьишкам, тихие вкрадчивые голоса:
        «Не оставь нас своим покровительством, могучий Один…»
        «Оставайся с нами, храбрый Один…»
        «Да пребудет с нами сила Одина…»
        Спас воина от этого бедствия лишь глубокий и спокойный сон.

* * *
        - Один, ты здесь? - Дверь распахнулась с грохотом, ударившись о стенку.
        Викентий скатился с постели, цапнул лежащий на полу топорик, вскочил на ноги, глядя на рыжебородого крепыша в толстом кожаном панцире с застежками на боках.
        - Перун?
        - Сейчас и Похвист из дома вынырнет! Скорей… - Бог грозы и справедливости развернулся и быстрым шагом устремился по коридору. Викентий кинулся за ним:
        - Что происходит, сварожич?
        - Оборотни у Чердыня! Много! - Перун сбежал вниз по лестнице. - Выходить будем из воды, пастухи гибнут.
        Они пробежали тронную палату, комнаты за нею. Перед зеркалом переминались двое воинов в летах, бороды с проседью и лица в морщинах. Молодой человек успел отметить на обоих кожаные кирасы, формой точно повторяющие контуры тела, но тут Перун рявкнул:
        - Задержи дыхание! - и толкнул реконструктора в черный овал.
        Тело обожгло неожиданной водой, глаза защипало, между волосами прокатился ледяной холодок. Викентий забарахтался - увидел свет, метнулся к нему. И высунул голову на воздух, оказавшись по пояс в воде. Прямо перед ним полтора десятка бойцов с квадратными щитами и короткими копьями пытались не пропустить стаю волков, рысей и росомах к зажатому на мысу стаду лосей. Понятно, что люди справились бы со зверьем без труда - но хищников прикрывали лучники, вынуждающие пастухов прятаться за щиты, мешающие наносить точные уколы. Между тем напирающие оборотни прихватывали славян за ступни, дробили клыками кости. Несколько мужчин уже катались по земле, разбрызгивая кровь и крича от боли.
        - Чтоб мне сдохнуть… - Викентий рванулся вперед, пробиваясь через вязкую, плотную жидкость. А рядом, тут и там, вдруг поднимались пузыри, вода как бы закипала, и из нее поднимались воины, словно рождаясь из глубины реки.
        Лучники повернулись, принялись торопливо метать стрелы в нового врага. Пришелец из будущего прикрыл топориком горло - на большее его защиты не хватало. Однако и в этот раз ему повезло - появившийся рядом воин, восстав из бурлящих пузырей, принял на себе две летящие в бога стрелы. Мужчина заругался, застонал, проседая вниз, вокруг стало расплываться кровавое пятно. Викентий подхватил его щит и, прикрываясь от стрел, большими прыжками вырвался на сушу:
        - Побереги-и-ись!!! - Ворвавшись в звериную стаю, он раскроил череп одному из волков, откинул пинком другого, опустил топорище на росомаху. Прикрылся щитом от прыгнувшей рыси, тут же отшвырнул кошку на середину реки, присел на колено и что есть силы ударил краем истыканного стрелами щита в брюхо вставшего на дыбы медведя, скользнул дальше и добил его топориком в голову.
        Кто-то прыгнул ему на спину, едва не сбив Одина с ног, - но бог воинов устоял, а оборотня пронзило стремительное копье.
        - Боги! Боги с нами!!! - Воодушевленные пастухи кинулись в атаку, нанизывая оборотней на острые наконечники пик. Те рычали и крутились, щелкали клыками, пытались дотянуться, порвать ноги или руки, однако без прикрытия лучников устоять не смогли… Вдруг все они сразу сорвались с места и молниеносно исчезли в ивовых зарослях. Туда же со всех ног устремились и лучники: то ли испугались Перуна и Похвиста, то ли у них просто опустели колчаны, а драться врукопашную лесовики не рискнули.
        На залитом кровью мысу осталось лежать с десяток звериных туш и столько же раненых славян - лучники лесовиков удрали без боя.
        - Разве оборотни не должны после смерти снова превращаться в людей? - посмотрел на других богов Викентий.
        - Кто их знает? - пожал плечами Перун. - Пока у лесовиков не появился Любый, это колдун их главный, никаких оборотней отродясь не случалось.
        - Но зверей Любый и впрямь умеет заместо себя в сечу направлять, - вдруг вспомнил Похвист. - Сколько раз славяне жаловались, как он при осаде мышей и птиц насылал припасы разорять, а бобров - лодки и верши портить. Ладно, бобры перекинувшимися людьми быть способны. Но ведь не мыши же!
        - Если это просто звери, то беда, - положил топорик на плечо Один. - Хищников по чащобам полно. Получается, мы людей теряем, а лесовики просто развлекаются.
        - Великие, возвертаться в город надобно! - взмолились тяжело дышащие, потные пастухи. - Как бы не вернулись лесовики, с силами собравшись.
        - Выдвигаемся! - провозгласил Перун, подняв над головой палицу с гранитным навершием. - Раненых подберите.
        Славяне подозвали лосей и стали поднимать увечных на их спины, закрепляя стонущих людей веревками. Боги и несколько пришедших с ними воинов держали наготове оружие, вглядываясь в кустарник и высокую траву перед сосновым бором за поляной.
        - Перун, - негромко окликнул бога справедливости Викентий. - Скажи, а как ты догадался, что нам нужно попасть именно сюда? Через воду, не зеркалами. Мы ведь прямо в самую гущу драки врезались! Ни за что не поверю, что это случайность.
        - Так и не верь, сварожич, - усмехнулся рыжебородый крепыш. - Пастухи нас сами позвали. Они от всей души о спасении мне и Похвисту взмолились, вот мы и пришли.
        - В смысле? Вы услышали молитву о спасении?
        - Ну да, - не понял удивления воина Перун. - Смертные нам молятся, мы слышим их молитвы. Мы же боги! Мы должны помогать сварожичам всегда и везде, где только можно. Иначе они начнут молиться кому-нибудь другому…
        - Подожди… Значит, голоса в моей голове… - вскинул палец к виску Викентий.
        - Это молитвы, сварожич, - похлопал его ладонью по спине Похвист, длинные белые волосы которого лежали по плечам и груди мокрыми прядями. - Ты смог себя показать. И у тебя появились свои прихожане. Чем больше людей тебе поклоняются, тем мощнее ты станешь. Их любовь дарует тебе часть их силы. Как пчелка с каждого цветка по невесомой капле нектара сбирает, но в итоге мед бадьями скапливается, так и боги. С каждого смертного по толике силы, а в итоге мы невиданную мощь обретаем.
        - Мы готовы, великие! - подбежал к богам один из пастухов.
        - Выступаем, - указал палицей вперед Перун.
        - То есть это навсегда? - спросил Викентий. - Я про голоса.
        - Ты привыкнешь, - пообещал Похвист. - Тебе даже понравится. Да так, что когда голоса порой иссякать начнут, будешь мучиться, будто от жажды.
        - От тишины в мозгах?
        - Слабостью будешь страдать и никчемностью. К силе легко привыкнуть и трудно о ней забыть.
        Стадо из тридцати лосей, крупных сохатых, самок и длинноногих малышей, тем временем выбралось с песчаного мыса, степенно зашагало через поле, по широкой дуге заворачивая влево.
        - Куда мы, сварожич? - спросил ближнего пастуха Викентий.
        - В город, великий, - махнул рукой вдоль реки смертный. - За перелеском еще луговина будет, опосля через бор, а там уж Чердынь видать, не заблудимся.
        - Понял. - Молодой человек перехватил топорик за низ рукояти и ускорил шаг.
        - Ты куда, Один?! - крикнул Перун.
        - Перелесок проверить, дружище, - обернулся воин. - Как бы лесовики там лучников в засаде не укрыли. Коли толпой подойдем, перебьют в упор, мяукнуть не успеем.
        - Так чего один?!
        Перун и Похвист бросились догонять соратника.
        Викентий оказался прав - когда боги приблизились на два десятка шагов, среди деревьев поднялись неясные фигуры, одетые в шкуры и обвешанные ветками да пучками травы. Затренькали тетивы, подобно шмелям, зажужжали стрелы. Трое могучих воинов прикрылись щитами, метнулись вперед и… и никого не застали. Лесовики предпочли исчезнуть без боя, оставив о себе на память по нескольку стрел в каждом щите.
        - Сурово. - Викентий мрачно потрогал острие каменного наконечника, пробившего щит насквозь и почти на ладонь вылезшего с внутренней стороны. - Даже не затупился.
        - Лесовики ими медведей и зубров валят. - Похвист одним взмахом палицы обломал торчащие из своего щита стрелы. - Человека же и вовсе насквозь прошивают.
        Боги уселись в тени сосновых крон на рухнувшее и уже изрядно подгнившее дерево, дожидаясь подхода пастухов со стадом.
        - Значит, чем больше молящихся, тем сильнее бог? - вернулся к недавнему разговору Викентий. - Сами по себе мы ничто?
        - Если ты чистокровный сварожич, Один, - пригладил курчавую бороду Перун, - то, знамо, не ведаешь старости, умеешь ходить через зеркала, ты сильнее, быстрее, выносливее любого смертного. Однако же ветра тебе не поднять, туч не разогнать, дождя не вызвать. От ран тяжелых вполне можешь чашу Мары до дна испить и в Золотой мир отправиться; копья на сотню шагов не метнешь, ладьи не поднимешь, души не разделишь. Много чего не сможешь, ибо одной человеческой силы для этого мало. Нужно собрать сотни молитв, а лучше - тысячи. Посему, сварожич, на молитвы смертных нам надобно откликаться. Без их поклонения мы уже не боги, а так… долгоживущие переростки.
        - Спасибо за совет, дружище, - кивнул Викентий, наблюдая, как мимо по лесной тропе двигаются сохатые великаны. - Теперь я хоть понимаю, что к чему и как работает.
        - Мы нужны смертным, смертные нужны нам, - пожал плечами Похвист. - Вот и вся премудрость.
        Пастухи вышли на луг за перелеском, и Викентий первым спрыгнул со ствола:
        - Впереди еще один лес, сварожичи. Айда проверим?
        Лосиное стадо боги обогнали по траве, вернулись на тропу. Похвист что-то насвистывал, повесив палицу на пояс и подставив ладонь солнцу, и вроде как пытался схватить его лучи, Перун на ходу пальцами вычесывал бороду. А может - старался выщипать застрявший мусор. До леса оставалось еще метров двести - для здешних луков дистанция неодолимая, и потому трое воинов вели себя спокойно и даже расслабленно. И вдруг…
        Зловеще зашелестела трава - и из нее серыми тенями выскользнули шестеро крупных волков.
        Все, что успел сделать Викентий, краем глаза заметив движение, - это вскинуть топор. Рукоять оказалась в пасти зверя и захрустела, рассыпаясь под прочными белыми клыками, второй волк вцепился ему в правую ногу, и невыносимая боль пронзила все тело воина.
        - А-а-а… - Один, падая, что есть силы ударил вниз ребром щита, ломая мохнатый загривок, резко повернул топорик, высвобождая из пасти оборотня хотя бы половину рукояти, тут же им отмахнулся. Зверь отскочил, снова ринулся вперед. Стоя на колене, Викентий резко пригнулся еще ниже, почти к самой земле, накрылся щитом, а когда тот дрогнул - резко вскинул вверх и выпрямился.
        Каким местом оборотень оказался на щите, он не понял - но подброшенный вверх зверь на миг потерял опору и не смог увернуться от влетевшего в ребра топора.
        Взгляд по сторонам: справа на помощь со всех ног бежали пастухи, слева так же стремительно мчались увешанные ветками лучники в мехах, с ходу пуская в славян стрелы. А совсем рядом хищники азартно рвали сбитых с ног богов.
        - Ко мне, твари! - Толкнувшись здоровой ногой, Один не столько прыгнул, сколько упал в ту сторону, краем щита ударил по задним лапам одного зверя, метнул обломок топорика в другого. Попал. Зверь крутанулся, зарычал, взметнулся в прыжке. Все, что оставалось сварожичу, так это ударить встреч пустым кулаком и вогнать его в распахнутую пасть до самого горла. Волк дернулся - но Один, бросив щит, схватил его за мохнатый загривок и навалился сверху.
        Окровавленный Перун каким-то чудом смог поймать оборотня за челюсти - и рывком порвал ему пасть, последнему Похвист проломил палицей голову. И тут же на богов обрушился целый ливень стрел. Викентий рывком опрокинулся на спину. Волк в его руках несколько раз дернулся и затих.
        Этим схватка и закончилась - лучники, опустошив колчаны, развернулись и почесали к лесу.
        - Догнать!!! - во всю глотку закричал Викентий, указывая в их сторону. - Не дайте им перезарядиться!
        Воины и несколько пастухов послушались, кинулись в погоню. Остальные славяне столпились вокруг богов.
        - Вот хрень! - бессильно опустился в пыль пришелец из будущего. - Кажется, сегодня я больше не боец…
        Однако, как ни странно, ему в схватке досталось меньше всех. Раздробленная правая голень да обслюнявленная рука. Похвисту и богу справедливости оборотни прокусили ноги и руки, изрядно изгрызли мясо, вдобавок в каждого попало по несколько стрел, к чему добавлялась понятная слабость из-за потери крови.
        - Поднимайте его! Осторожно!
        Викентий ощутил, как туго стянулись штанины и куртка, тело его взметнулось ввысь и опустилось на что-то теплое и мягкое, живое и шевелящееся. Веревки крест-накрест перехватили живот, прижали ноги и грудь - и храбрый Один начал первое в своей жизни путешествие верхом на лосе. Отсюда, с высоты звериного загривка, он и увидел впервые полумифический Чердынь.
        Выросший среди могучих северных лесов, сей град мало уступал размерами Вологде. Его стены венчали целых пять башен, многоярусный дворец в центре украшали золотистые луковки, а между чертогами хозяина и внешними укреплениями возвышались еще три ряда стен, одновременно служивших и домами для здешних обитателей, и их амбарами, и хлевами.
        Раненых сварожичей встретил сам Дый-громовержец в красном плаще и островерхом кожаном шлеме; плечистый и высокий, как положено богу, - однако же с серым морщинистым лицом, из-за которого выглядел на все шестьдесят лет, если не больше. Правитель Чердыня самолично помог снять с лосей богов, осмотрел, покачал головой:
        - Крепко вам досталось, братья. Поклон вам низкий за спасение стада дальнего и пастухов моих. Но теперича вам токмо об исцелении думать надобно… - Он выпрямился и приказал слугам: - К зеркалу их несите! Восвояси отправлю, дома и стены помогают.
        - Не-не-не! - приподнялся на локте Викентий. - Какого хрена? Я не для того в такую даль добирался, чтобы меня, как мячик, тут же обратно отфутболивали! Валяться в койке я и здесь могу. Когда драка начнется, обязательно пригожусь. На ноги не встану, так хоть камнями с крыши могу покидаться.
        - А ты еще кто? - удивился старик.
        - Я великий Один, бог войны и сражений! - не стал скромничать Викентий.
        Дый рассмеялся и щелкнул пальцами:
        - Отнесите этого сварожича в светелку верхнего жилья. Гостя насильно прогонять - плохой знак. Пусть остается.
        После этих слов молодой человек немного расслабился, позволил отнести себя куда-то наверх и уложить в шелестящую сеном постель. Закрыл глаза, прислушиваясь к боли в ноге.
        Раны у Викентия всегда зарастали быстро, обычно к утру он уже бегал. Но вот как долго станут срастаться кости?
        Сварожич внезапно ощутил дуновение ветерка, легкий холодок - поднял веки и увидел прямо над собой дородную даму с полным, румяным лицом, лучащимся золотистым светом.
        - Меня зовут Додола, я хозяйка Чердыня, - низким мягким голосом произнесла она.
        - Жена бога Дыя? - переспросил Викентий.
        - Да, - согласно кивнула женщина и положила ладонь ему на лицо: - Спи!

* * *
        Великий Один очнулся от режущей боли в ноге - от колена до ступни ее плотно стягивал лубок из липовой коры. И то и другое Викентия не удивило. Он имел некоторое представление о древнем врачевании и хорошо понимал, что раздробленная волчьими клыками кость так просто не восстановится. Однако - он был богом! И потому молодой человек попытался подняться. Боль резко усилилась, но нога выдержала, не подломилась.
        - Отлично, - выдохнул он. - Значит, еще поживем.
        Воин осторожно дохромал до двери, толкнул створку и оказался на балконе с высокими резными перилами. Балкон шел по кругу, опоясывая изнутри просторный дворец, а напротив была видна лестница. Похоже, вся планировка дома строилась вокруг светового колодца в центре. Здешние могучие боги, увы, не знали электричества и потому были слишком зависимы от естественного освещения.
        Викентий доковылял до перил, поднял голову. В центре, на шести столбах, возвышалась кровля, а между столбами тянулись ряды слюдяных окон.
        - Все великое просто, - пробормотал реконструктор.
        - Ты должен лежать! - возникла перед ним старушка ростом с десятилетнюю девочку, в мешковатом дерюжном балахоне.
        - Я должен сражаться! - отрезал молодой человек. - Сейчас вечер или утро?
        Воструха исчезла, не удостоив его ответом. Викентий чертыхнулся. Опираясь рукой на перила, доковылял до лестницы, спустился на два этажа, очутившись возле вырезанного из темного гранита кресла, разглядел в сумерках напротив трона дверь, двинулся к ней.
        - Полдень! - прозвучал откуда-то низкий мягкий голос.
        - О чем ты, великая Додола? - сразу узнал голос хозяйки молодой человек.
        - Ты спрашивал, что сейчас за время, - величаво подплыла к нему женщина в опрятном, усыпанном жемчугом платье, с жемчужной сеткой на волосах. В руках она держала деревянный корец, сделанный в форме уточки: большое тело-ковш, острый хвостик с одной стороны, высокая шея и длинноклювая голова с другой. - Полдень. Ты проспал остаток дня, ночь и все утро. Я чувствую в тебе силу, сварожич, однако она не столь велика, чтобы исцеляться за считаные часы. Тебе надобно полежать хотя бы три дня.
        - Бока пролеживать, пока другие жизни кладут?
        - До чего же вы все упрямы, мужчины, - укоризненно посетовала богиня. - Но это твоя нога и твоя жизнь. Поступай как знаешь. Только поперва испей мой настой.
        Викентий спорить с хозяйкой не стал. Принял из ее рук тяжелый резной ковш, поднес к губами… Внутри оказался кисель, густой и тягучий, пахнущий малиной, медом, гвоздикой и еще какими-то неведомыми пряностями. Каждый глоток наполнял тело воина сытостью, уверенностью и спокойствием, боль ослабла. Незаметно для себя молодой человек допил все до капли и с поклоном вернул ковш богине:
        - Благодарю за заботу, хозяюшка. Я твой должник.
        - Нам с тобой считаться ни к чему, сварожич. Мы ведь одна семья. - Женщина посторонилась.
        Викентий, сильно прихрамывая, прошел к двери, толкнул тесовые створки, еще одни и оказался на крыльце. Спустился по ступеням, оглянулся. Перед ним стоял классический русский рубленый собор - с луковками, гнутыми крышами, с расходящимися во все стороны приделами.
        - Обитель богов, - прошептал реконструктор себе под нос. - И ведь попробуйте сказать, что это не так!
        Крыльцо храма Додолы и Дыя выходило на глухую стену, возле которой рассевшиеся на кошме девицы неторопливо мездрили большущие лосиные шкуры. Небрежно ответив на их поклоны, Викентий нашел распахнутые ворота, вышел в похожий на бревенчатое ущелье второй двор, чертыхнулся и похромал по нему.
        С точки зрения обороны город был выстроен безупречно. Враг, прорвавшийся в одни ворота, должен был долго и муторно прорываться по кругу через всю крепость, чтобы просто дойти до следующих дверей. Вот только выходить из внутренних строений наружу приходилось тоже долго и муторно. Пока Викентий добрался до внешней стены, у него опять разболелась нога, и ступать на нее стало крайне неприятно. Наконец он увидел входные ворота, поднялся наверх, на просторную боевую площадку со множеством направленных наружу и вдоль стен бойниц для лучников.
        Дый стоял здесь, могучий и мрачный, в темно-красном плаще, в кожаной кирасе с золотыми неизвестными Викентию рунами, идущими по груди и плечам. На голове бога красовался меховой шлем с серебряными пластинами, седая борода была заправлена в два нефритовых кольца и свисала на грудь толстым плотным жгутом. Точно так же, но только в золотые кольца, правитель Чердыня заправил волосы. С его широкого, украшенного золотыми пластинами пояса свисали два ножа и булава с железным звездчатым навершием, а руки опирались на огромную секиру. Причем секиру - нефритовую!
        - И что тут? - Растолкав окружающих бога воинов, Викентий пробрался вперед, выглянул через бойницы.
        Снаружи происходило что-то странное. Там, на удалении примерно двух сотен метров, покачивалась плотная стена белого густого тумана. На самом краю этой белой дымки тут и там стояли одетые в меховые балахоны шаманы - мерно стучащие в бубны, протяжно воющие, мелко подпрыгивающие. Их волосы ниспадали множеством мелких косиц с вплетенными в них лентами, ремешками, костяшками и веточками, на поясах покачивались ивовые диски с нитчатыми «ловцами снов», мешочки, звериные челюсти…
        Викентий повернул голову к правителю Чердыня.
        - Они пытаются разрушить защитное кольцо, - негромко поведал Дый. - Каждую весну я самолично трижды опахиваю город, а затем моя любимая супруга, Додола, сестры Триглава и Макошь и чердынские ведьмы заговаривают борозду на защиту от порчи, сглаза, болезни и чуждого колдовства. Оборотни не в силах ни пройти через этот круг, ни послать в него лесных зверей. Их чары разрушаются, звери обретают свободу и разбегаются, мороки развеиваются, проклятия не долетают до стен. Поэтому лесовики созвали своих самых сильных шаманов и разрушают обережные чары.
        - Так чего же вы смотрите?! Их нужно перебить!
        - Не все так просто, сварожич, - покачал головой бог-громовержец. - Чем дальше борозда, тем больше земли под защитой, тем граду спокойнее. Посему вскопал я ее так далеко, что стрелой не достать.
        - Так выйдем и врежем по лесовикам, дабы и саму дорогу сюда забыли!
        - Их многократно больше, нежели нас, сварожич, - вместо Дыя ответил пожилой воин. - Коли в тумане таится засада и кинется на вышедших воинов, нам придется закрыть врата, дабы не пустить оборотней в город. И все мужи, кто останется снаружи, погибнут.
        - А вы что, собираетесь жить вечно?! - оскалился на него Викентий. - Ну-ка, дай сюда…
        Бог воинов снял с пояса сварожича палицу, повесил себе на пояс, вытянул у него топорик, взял щит и копье. Смертный перечить богу не рискнул, лишь глянул на Дыя за поддержкой:
        - А как же я?
        - А ты будешь стоять здесь и бояться! - громко ответил Викентий, отступил к лестнице, окинул воинов хмурым взглядом. - Запомните раз и навсегда, славяне! Лишь тот имеет право жить на своей земле, кто готов в любой день и час без колебаний жизнь за ее спокойствие отдать. Плевать на то, уцелеем мы или нет в этой схватке. Главное, чтобы сдохли чужаки, на нашу землю ступившие! Нет большего позора, чем стоять, смотреть на врага у твоего порога и ничего не делать! Никто не живет вечно. Так умрем со славой! За мной, сварожичи! Открывайте ворота!
        Отчаянно хромая на больную ногу, реконструктор спустился вниз, вошел в арку ворот. Створки медленно поползли в стороны. Викентий пристукнул древком копья о землю:
        - Во славу Одина! - и вышел на свет.
        Приволакивая ногу, он двинулся в сторону ближнего шамана, с наслаждением ощущая, как шипит и пузырится в жилах кровь, разгоняя по телу волну ярости, как душа наполняется восторгом от предвкушения новой, безнадежно смертельной схватки, как сердце разрывается неодолимой мощью от того восхищения, с которым смотрят на него многие десятки славян, столпившихся на стене, как исчезает боль в стремительно крепнущей ноге.
        - По-о-оберегись!!! - Викентий с силой толкнулся левой ногой и стремительно ринулся вперед. Вскинул щит, принимая на него шелестящий рой стрел с тяжелыми каменными наконечниками, опустил, с широкого замаха метнул копье: - Лови!
        Копье описало короткую дугу и легко пронзило шамана, воткнувшись в землю за его спиной. Викентий резко повернул голову, посмотрел на другого колдуна, широко ему улыбнулся. Поймав взгляд кровожадного Одина, чародей лесовиков осекся и торопливо попятился, растворяясь в тумане.
        Снова взвыли стрелы, застучали по вскинутому щиту и обнимающему ногу лубку. А вслед на ними из белой пелены вырвалась целая толпа одетых в шкуры лесовиков. Но это были всего лишь смертные… Великий Один выхватил из-за пояса топорик, вскинул его и щит и оглушительно, торжествующе захохотал.
        Лесовики, словно споткнулись, замедлили шаг и вместо того, чтобы скопом накинуться на смельчака, стали обходить его справа и слева, пытаясь взять в кольцо. Но не тут-то было! Выбегающие из города чердынцы быстро пристраивались рядом с Викентием, смыкая щиты в стену и выставляя копья. Ненадолго возникло зыбкое равновесие. Лесовики не решались напасть, сварожичи просто держали строй.
        - Убейте старшего! - громко приказал кто-то из толпы лесовиков.
        Воины в шкурах зарычали и принялись метать копья.
        - Вот хрень… - Викентий опустил голову и присел на колено, полностью прячась за щит, удерживая его плечом и топорищем. Деревяшка затряслась, затрещала, захрустела. Воин ощутил холодное прикосновение к пояснице, удар в ступню, по голове, по колену и резко распрямился, отшвырнул растрескавшийся, переломанный щит, отмахнулся топориком от одного копья, от другого, левой рукой нащупал на ремне палицу, дернул, отмахнулся…
        Поток копий иссяк, и Один, передернув плечами, скрестил перед собой оружие:
        - Чего ждете, волчата?! Вам приказано меня убить!
        Лесовики хищно взревели, кинулись вперед…
        Весело фыркнув, Викентий отбросил палицей чужую дубинку, тут же ударил топориком, откачнулся от каменного топора, отбил другой, что есть силы засадил палицей по ребрам, по вскинутой руке, топориком перебил другую, отмахнулся от брошенного ножа, с замаха рубанул топориком в центр близкого щита, надеясь пробиться лезвием до держащих рукоять пальцев, поднырнул под взмах вражеской палицы, ударил своей по колену лесовика, добавил топорищем - в открытый живот и снизу вверх в челюсть.
        Волна лесовиков накатилась и отхлынула, оставив раненых и увечных. Бога славян защищали не только палица и топорик, не только его быстрота и опыт, но и полтора десятка копий, разящих врагов с безопасного расстояния - так что достать Одина хозяевам леса оказалось не так-то просто.
        Снова возникло неустойчивое равновесие. Воины застыли напротив друг друга на удалении нескольких шагов.
        - Пятимся! - громко приказал Викентий. - Щиты поднять, назад быстрым шагом! Пошли, пошли, пошли…
        Сварожичи послушались - и потому первая волна стрел обрушилась на землю перед лесовиками, и только вторая накрыла отступающих защитников, застучав по щитам, по древкам копий…
        - Да едрит-мадрид! - Отважный Один вскинул палицу и топорик, спасая голову, но на большее его защиты не хватило, и прежде чем сварожичи сообразили, прежде чем сомкнули над ним щиты, Викентий уже оказался истыкан стрелами, как подушка для булавок иголками. - Чертовы оборотни!
        Преследовать славянский отряд лесовики не рискнули, и чердынцы успешно скрылись в городе. Тяжелые створки ворот сомкнулись, защитники накинули два тяжелых засова - каждый выточен из цельного ствола сосны, и Викентий закрутился на месте, громко ругаясь:
        - Вот хрень, больно-то как! Проклятые лесовики, что же они так метко стреляют?!
        - Тебе к целителям надобно, великий… - забеспокоились воины.
        - Все это блажь и предрассудки, - мотнул головой пришелец из будущего. - Бог я или нет? Слушай меня внимательно, сварожичи… Сейчас я наклонюсь. Каждый из вас возьмется за пару стрел и, как скомандую, сразу их выдернет. А если еще останутся, то и их выдергиваете без промедления… - Викентий чуть пригнулся. - Все готовы? Начали!
        Воины заработали руками, древки с окровавленными наконечниками посыпались на землю. Викентий завопил от острой, нестерпимой боли… Но все кончилось в считаные мгновения, и реконструктор закрутился, шипя и переводя дух. Выпрямился:
        - Чертовы лесовики…
        - Тебе надобно пройти в мои хоромы и промыть раны. - С надвратной площадки спустился громовержец Дый. - Кто знает, что за отрава могла оказаться на наконечниках стрел?
        - Ерунда, великий, зарастет, - отмахнулся Викентий.
        - Воистину ты бог войны, храбрый Один, - подойдя ближе, признал правитель Чердыня. - Вряд ли теперь шаманы рискнут выйти к борозде до темноты. Ты отвоевал нам целый день спокойствия. Его нужно употребить с пользой. Пойдем к моей супруге, она исцелит твои раны. Мы разделим общую трапезу и решим, как поступать дальше. Не отказывайся от моего приглашения, сварожич, не чини обиды.
        - Коли приглашаешь, великий Дый, я с радостью, - склонился пред волей правителя гость из будущего.

* * *
        Вопреки ожиданию Викентия, стол для ужина был накрыт не в тронных палатах, а в просторной горнице на нижнем этаже. Великий Один пришел сюда последним и, войдя в двери, поспешил поклониться, приложив ладонь к груди и опустив ее вниз:
        - Прошу прощения, великий Дый, за опоздание. Мне пришлось переодеваться. И надеюсь, ты не обидишься, что я облачился в твою одежду. Моя, увы, вся изодрана стрелами. Но я попросил твою премудрую супругу, чародейницу Додолу, дать мне только самое-самое старое из всего, что есть.
        - Как можно, сварожич! - вскочил правитель города и хлопнул в ладони. - Я велю принести тебе самое лучшее!
        - Ни в коем разе! - вскинул руки Викентий. - В этом мире мне не везет с одеждой. Я пришел сюда в футболке, но в первый же день ее разнесло в клочья. Милая местная девушка подарила мне красивую куртку, но не прошло и нескольких дней - она уже вся рваная и в крови. Если завтрашний день окажется столь же веселым, как сегодня, эти штаны и рубаху тоже придется выбрасывать. Поэтому лучшего не нужно. Мне следует носить только то, чего не жалко.
        - Как это ужасно, - вздохнула Додола, сидящая во главе стола слева от мужа. - Дева красная старалась, кроила и вышивала, десятки вечеров, верно, потратила. А мы за раз все по ветру пустили.
        - Быть вечным воином - тяжкая ноша, милая, - привстал хозяин дома и указал на свободное место справа от себя: - Прошу сюда, храбрый Один, чашу общую испить.
        - Благодарю тебя, великий Дый. - Гость прошел к самому почетному, после хозяйского, месту за столом, с интересом посматривая на уже сидящих мужчин, бороды и обветренные лица которых выдавали людей бывалых.
        - Ты хорошо показал сегодня, храбрый Один, за что получил звание бога войны, - сказал правитель, - и сейчас здесь собрались лучшие богатыри Чердыня, дабы выказать тебе свое уважение. Бастаран, воевода главной стражи. Вирит, привратный воевода. Чурила, воевода дворовой стражи. Слуд, воевода ночной стражи…
        Воины один за другим вставали и кланялись:
        - Приветствую, тебя, могучий Один! - садились обратно, брали ковш, приподнимали, делали из него несколько глотков. - Долгих тебе лет, великий!
        Слушая правителя, Викентий моментально уловил, что среди воевод Чердыня не имелось ни единого сотника. Скорее всего, это означало, что отряды каждого измерялись десятками. А вся вместе рать древнего города едва ли насчитывала больше двух сотен бойцов. Так что на эпохальную битву рассчитывать здесь явно не стоило. Уцелеть, не сдаться - уже достойная победа.
        - За вашу храбрость, воины! - приподнял стоящий перед ним корец Викентий, когда Дый закончил представлять воинов. Отпил шипучего пенистого кваса. Поставил на стол, спросил: - Сколько оборотней осаждает город, известно?
        - Ворожба говорит, больше двенадцати сотен, но меньше шестнадцати, - ответила Додола.
        - Изрядная сила, - кивнул Викентий.
        - Все еще хуже, храбрый Один, - вытянул короткий железный нож правитель Чердыня. - Оборотни сильны и стремительны, простому смертному с ними не справиться. Богов же в городе всего двое. Ты и я. Мой зять и друг тяжело ранены, другие друзья и родственники далеко: кто занят в своем городе, кто бьется с лесовиками в иных местах, кто стережет от скифов южное порубежье.
        - Смертному совсем не совладать с таким врагом? - нахмурился Викентий.
        - Если оборотня зажмут несколько умелых бойцов, то управиться можно, - произнес Бастаран, русая борода которого была заплетена в три косицы, в средней из них сверкал маленький изумруд. - Однако же в стычках такое случается редко. Когда дерутся многие против многих, до десяти человек супротив каждого сраженного оборотня порою погибают. Но и сие есть большая удача, ибо в города оборотни врываются по ночам, когда людям в темноте их и вовсе не разглядеть. Они не любят умирать, могучий Один. Они действуют наверняка.
        - Я помню, - кивнул Викентий. - Дождь, мрак, охота на звук и запах. Великий Похвист меня просветил. Так каков ваш план обороны, сварожичи?
        - Держаться. - Дый наклонился вперед и наколол на нож кусочек мяса. Отправил в рот.
        - Просто держаться? - удивился гость.
        - Судьба привела тебя в наш город, храбрый Один, бог войны и сражений, - приложил ладонь к сердцу черноволосый и чернобородый, кареглазый Слуд. - Нам хочется услышать твой совет.
        Викентий немного помолчал и потянулся к блюду с жареными пескарями:
        - Давайте сперва поедим, сварожичи. Потом решим, что делать.
        Кушали чердынцы молча и не торопясь, запивая капусту и рыбу квасом, накалывая ножами мясо, щурясь на свет постоянно потрескивающих и неимоверно чадящих свечей. Эта неторопливая трапеза дала пришельцу из будущего больше часа на размышления и оценку самых разных вариантов. Но какие бы чудные фантазии ни посещали разум бога войны, как бы ни преувеличивал он доблесть сварожичей и ни приуменьшал ловкость лесных зверей, однако оборона силами смертных не складывалась никак. Двести копий запросто удержали бы город против многотысячной армии людей. Но зверей, рысей и медведей, бревенчатые стены не остановят, для них это не препятствие. Для когтистого воинства битва на стенах ничуть не отличается от сражения на равнине. А значит…
        - Я надеюсь, в городе есть деготь и веревки? - спросил Викентий, отставляя опустевший ковш. - Много дегтя и много веревок? А еще бревна, корзины, камни… И умелые рабочие руки.
        - Ты что-то придумал, храбрый Один? - встрепенулся Дый-громовержец.
        - Все эти оборотни, зомби, упыри, вампиры могут быть хоть в сто раз быстрее, сильнее, выносливее, бессмертнее людей, - взял с блюда последнего пескаря бог войны, - но они все равно остаются всего лишь обычными зверьми. А отличие человека от животного не в когтях и рогах. Оно в разуме! Нам придется поддаться и впустить врага в Чердынь…

* * *
        Успешная атака бога войны отбила у лесных шаманов охоту появляться в виду города в светлое время. И потому заговоренная борозда продержалась еще целый день, рухнув только на третью ночь осады. Пахнущий вереском туман докатился до Чердыня, колыхаясь у самых ног оберегающих стены стражников, в нем двигались неясные тени, слышалось сдавленное рычание, неразборчивые голоса, стучали бубны и колотушки. Стремительно начала портиться погода.
        Война ушла с земли высоко в небеса, где схлестнулись в тяжелой схватке чары лесных шаманов и магия великой Додолы, помноженная на могущество громовержца Дыя. Черные тучи раз за разом накатывались на чистое голубое небо - но скручивались в вихри, опадали ливнями, разрывались разрядами молний.
        Тем временем в городе от рассвета до заката шла напряженная работа. Дети и женщины торопливо промазывали бревна дегтем, на долгие десятилетия спасая их от гнили, наполняли землей и песком корзины и плетенные из рогожи мешки, таскали на стены тяжелые камни, плели новые и новые веревки из оставшихся в городе припасов крапивы, камыша и конопли, резали нераскроенные шкуры на тонкие ремешки. А мужчины работали топорами и долотами, дубовыми клиньями, разделывали бревна и слеги, затачивали шипы и клинья.
        На шестой день боги Чердыня стали ощутимо сдавать в противостоянии с лесным народом - голубое пятно над городом уменьшалось час за часом и незадолго до сумерек исчезло совсем. Очень быстро сгустились тучи, и одновременно с наступлением ночи на город обрушился ливень, превращая улицы во влажное месиво, пропитывая хворост и дрова, заливая осветительные костры на стенах.
        Над костром невозможно сделать навес - полог сгорит от первой же охапки хвороста. А без хвороста - нет света. И потому пылающие на глиняных площадках костры сдались первыми. Затем поднявшиеся порывы ветра стали бросать влажные шквалы на башни и надвратные укрепления, укрытые шатрами. Некоторое время стражникам удавалось спасать пламя от непогоды, но стихия сделала свое дело - один за другим факелы погасли, и к полуночи город погрузился в полную непроглядную темноту.
        Стихия слегка успокоилась - стихли порывы ветра, заметно поредел дождь. Стало тише. И в этой тишине отчетливо прозвучал хруст вонзающихся в древесину когтей - оборотни карабкались на стену.
        Армией детей небесных духов повелевал Рыжун из племени рысей, храбрость и сила которого признавались всеми воинами всемогущего Любого. Как положено воеводе, он шел первым в головных рядах своего воинства. Как положено воеводе, он атаковал самый важный и опасный участок города - его ворота, защищаемые здешними богами, сила, ловкость и живучесть которых были опасны даже для детей небесных духов.
        Перекинувшись в крупную, широкогрудую клыкастую рысь, Рыжун первым взметнулся на стену и на миг замер, принюхиваясь и прислушиваясь к происходящему вокруг. Увы, все запахи перешибала жуткая вонь дегтя, каковым славяне, похоже, залили всю крепость. Однако слух оборотня подсказывал, что звериные рати успешно поднимаются наверх, покамест не встречая сопротивления, и выдавал присутствие небольшого отряда двуногих воинов - они испуганно, очень часто, дышали и перетоптывались на месте, явно догадываясь о смертельной опасности - но не в силах ее предотвратить.
        Рыжун беззвучно оскалился, метнулся вперед и… и ощутил легкое прикосновение к груди. Потомок лесных рысей замер, почуяв неладное, но было поздно. Натянутая поперек его пути нить всего лишь на полпальца сдвинула рычаг, освобождая стопор - и пятипудовая корзина земли рухнула вниз, натягивая привязанную к комлю слеги веревку. Тяжелое бревно стремительно повернулось поперек стены, пробивая острыми длинными шипами все, что находилось на его пути, и Рыжун взвыл из-за нестерпимой боли сразу от трех глубоких ран, задергался, заскреб когтями настил - но вырваться на свободу так и не смог.
        Непроглядная ночь быстро наполнялась щелчками, стуками, шелестом, свистом - и воем, рычанием, жалобным скулежом, тяжелыми стонами. Воины на башнях и надвратных площадках слушали все это, с тревогой стискивая ратовища копий и рукояти щитов, пытались всмотреться во мрак, готовясь к битве и смерти, но… Но до самого утра на них так никто и не напал.
        С рассветом стало видно, какую жестокую шутку сыграла с армией оборотней их любовь к ночным атакам. Тут и там лежали мертвые или еще шевелящиеся тела, пробитые кольями и шипами, рогатинами, унизанными клиньями поворотными бревнами, удушенные петлями и силками, настороженными у верхнего края стены. Невидимые в темноте, не ощутимые в общей дегтярной вони капканы победили могучих стремительных зверей без какой-либо человеческой помощи - причем больше половины капканов даже не сработали, и их пришлось осторожно снимать, дабы в смертельную ловушку не попали сами чердынцы.
        - Вот и все, - подвел итог простоявший всю ночь над главными воротами бог войны. - Я здесь больше не нужен. Пора искать новую драку.
        Воплощение смерти
        «Не оставляй нас, Один, своей милостью...»
        «Да славится имя твое, храбрый Один...»
        «Велик Один, и он наш бог...»
        «Как же прекрасен Один в своей ярости...»
        Викентий тряхнул головой, изгоняя сотни вкрадчивых шепотков из своей головы, нервно передернул плечами.
        - Что-то не так, великий Один? - спросил его Дый, положив ладонь на плечо героя.
        - Здесь слишком мирно и спокойно, сварожич, - ответил Викентий. - Мне это не нравится.
        - Тогда пойдем пошумим. - И ладонь правителя Чердыня легко толкнула его.
        Первый день после победы над оборотнями бог войны банально проспал. Бессонная ночь и напряженная работа до нее дали о себе знать. На второй - хозяева города его просто не отпустили. Чердынцы желали устроить пир в честь великого Одина, спасшего их свободу. Викентий, понятно, не стал отказываться. Хмельные пирушки он любил ничуть не меньше, чем хорошие драки.
        - Пошли, - кивнул молодой человек, и они все вместе шагнули из тяжелых тесовых дверей на крыльцо: громовержец Дый, обнимающий гостя за плечо, и великая Додола, в свободном замшевом платье и высоком, усыпанном самоцветами кокошнике по другую сторону от супруга.
        - Это храбрый Один, дети мои! - провозгласил правитель города, и собравшиеся перед хоромами чердынцы вскинули руки:
        - Любо Одину! Слава великому Одину! Храбрецу слава, слава, слава!!!
        Викентия буквально ударило этой волной восхищения, обдало жаром, закружило голову, словно от бутылки водки, взбодрило - и одновременно перехватило дыхание, а в жилах запенилась, зашипела пузырьками кровь.
        «Тебе все это еще понравится, - вдруг вспомнились Викентию слова бога Похвиста. - Без этого всего мучиться станешь, словно от жажды…»
        Пришелец из будущего взял со стоящего на крыльце стола ковш, зачерпнул из бадейки чего-то желтого, пенящегося и вскинул над головой:
        - Слава храбрым чердынцам, не дрогнувшим перед армией непобедимых оборотней! Любо!
        - Любо-о-о-о!!! - восторженно отозвалась толпа.
        Викентий отпил сладковатую жидкость из ковша - и понял, что это отнюдь не сыто и даже не квас, а что-то всерьез хмельное, как хорошее вино.
        Победный пир нравился ему все больше и больше.
        Непривычным в гулянье стало то, что единственным столом оказался водруженный на крыльце, за которым восседали боги. Для всех прочих по двору были расставлены бочки с хмельной брагой, соленой рыбой, грибами, огурчиками, яблоками и капустой. Чердынцы черпали пенную жидкость ковшами, кому сколько хотелось, кричали здравицы правителям города и их гостю, набирали закуски, отходили к стенам или собирались в компании. Слышались громкие мужские голоса, женское хихиканье, кое-где возникали споры, где-то раздавался хохот.
        Дав людям подкрепиться и утолить первую жажду, Дый поднялся, хлопнул в ладоши.
        Откуда-то снизу слуги выволокли к бочкам огромный серый валун, разошлись.
        - Слушайте меня, дети мои! Все мы убедились в могуществе несокрушимого Одина, бога войны! Что может быть лучшим его воплощением, чем крепкий, несокрушимый кремень? Я и любимая супруга моя великая Додола повелеваем поставить сей валун в чердынском святилище знаком гостя нашего, храброго Одина, дабы каждый мог поклониться богу сему, выказать ему благодарность и уважение и сотворить положенные требы!
        - Любо великому Дыю! Слава Дыю! Слава Одину! - снова воодушевились смертные.
        Викентий осушил ответный ковш, наклонился к богине, негромко спросил:
        - Вы ставите в святилище камни, великая Додола?
        - Камни вечны, как сами боги, - ответила женщина. - Что может быть лучшим воплощением нас, бессмертных и всемогущих, нежели священный камень?
        - Истинно так, - согласился Викентий. - Крепче людей может быть только гранит или кремень.
        Хозяйка Чердыня улыбнулась, и гость снова потянулся к ковшу:
        - За тебя хочу выпить, прекрасная Додола! За руки твои чудесные, что раны мои столь быстро исцелили.
        - Благодарю тебя, храбрый Один, за уважение, - кивнула в ответ женщина. - Тебя исцелить мне удалось, а вот одежду твою - нет. Посему хочу сделать подарок той неведомой красавице, что вышивала для тебя погибшую в битве куртку. Поклон ей и наша благодарность.
        Додола расстегнула поясную сумку, достала из нее жемчужное ожерелье в три длинные нитки и положила перед гостем.
        - Благодарю тебя, великая богиня, - кивнул Викентий. - Красавицу эту зовут Уряда…
        Он полуприкрыл глаза, пытаясь воскресить образ порубежной селянки - и понял, что совершенно ее не помнит! Всего лишь одна из многих, многих и многих девушек, с которыми он успел развлечься в своей жизни.
        - Я заговорила украшение на любовь и удачу, - поведала Додола. - Это именно то, что нужно каждой лебедушке.
        - Я передам твой подарок мастерице, - пообещал воин.
        Пир между тем продолжался - слуги начали выкатывать полные бочки браги и корзины угощения взамен опустевших, выносили вязанки копченой рыбы и окорока буженины. Юные девушки сменили угощение и на крыльце, убрав со стола вяленых и жареных пескарей, капусту, яблоки и грибочки. Вместо них появились блюда с цельнозапеченной белорыбицей, гусями, мясной вырезкой.
        - Встань, храбрый Один, - попросил бог грозы и тоже поднялся. - Ты, великий бог войны, спас город наш от погибели верной. И за то от Чердыня всего дозволь подарок тебе искренний понести…
        - Охренеть… - только и выдохнул Викентий, увидев в руках могучего Дыя роскошный боевой пояс. Широкий, почти в две ладони, с наклепанными поверх кожи серебряными пластинами, причем в центре каждой желтел янтарный глазок; с несколькими петлями и крючками для оружия, с поясной сумкой, украшенной золотыми снежинками, и двумя ножами разной длины.
        Поддавшись порыву, он крепко обнял правителя города, а потом вышел к ступеням и вскинул пояс над головой, демонстрируя награду смертным.
        - Любо-о-о!!! - вскинули ковши мужчины и женщины. - Слава Одину!!!
        Теперь Викентий мог вернуться к столу и наконец-то спокойно поесть. Он вытянул ножи - один из которых оказался железным, а другой обсидиановыми, одним наколол мясо, другим отрезал ломтик, перекинул в рот. Отрезал, покушал. Наколол, отрезал… На губах бога войны возникла улыбка. Впервые за минувшие дни он ощутил себя нормальным человеком.
        Да и ожерелье теперь нашлось куда убрать.
        - Твое здоровье, великий Дый! - поднял ковш с хмельным медом пришелец из будущего. - Я рад встретить здесь столь славного мужа и хорошего друга! Ради этого стоило одолевать века и версты! Да прогремит твое имя в вечности! Любо Дыю!
        - Слава-а-а!!!
        Как-то незаметно исчезла великая Додола, испарились служанки, а бадейки с медом меняли уже крепкие молодцы. Один и Дый пили и закусывали, обнимались. Что-то рассказывали друг другу, что-то обещали…
        …а потом Викентий проснулся в своей постели, раздетый и накрытый теплой, но колючей кошмой.
        Молодой человек рывком поднялся - и облегченно перевел дух. Его пояс находился здесь, это был не сон. Мало того, он обогатился вставленным в петлю правленым топориком на новой рукояти, палицей с ребристым гранитным навершием и легким кистенем на плетеном ремешке.
        - Мечта… Теперь живем!
        Викентий тряхнул головой - но она, как это ни странно, не болела. И тем не менее на скамье у стены для гостя была заботливо приготовлена мисочка с квашеной капустой.
        - Славный город, славные люди. Но пора и честь знать… - Гость из будущего поднялся, оделся. С наслаждением опоясался. Вышел на балкон - каковой, впрочем, здесь надлежало звать гульбищем, - хлопнул в ладоши: - Кто тут есть? Известите хозяйку, что я поднялся.
        Он стал спускаться с балкона и ничуть не удивился, что внизу его встретила Додола, отчего-то закутанная в меховой плащ с высоким бобровым воротом.
        - Вострухи собирают завтрак, храбрый Один, - сказала женщина.
        - Только не это, - покачал головой Викентий. - В вашем доме слишком хорошо для бога войны. Моя душа просит битв и скитаний. Покажи, прекрасная хозяюшка, где вы храните зеркало, и отправь меня в Вологду. Сам я, увы, перемещаться не умею.
        Женщина согласно кивнула, обогнула нижний зал, вошла в дверь за троном, прошла через небольшую светелку и остановилась в следующей, перед огромным полированным овалом из серебра. Молодой человек встал к нему спиной и спросил:
        - В вашем мире допустимо касаться запястья замужней женщины, прекрасная Додола?
        Хозяйка Чердыня улыбнулась, чуть повернулась и протянула из щели плаща обнаженную руку. Викентий склонился к ладони, поцеловал:
        - Благодарю за доброту, великая богиня.
        - Прощай, храбрый Один, - улыбнулась Додола и толкнула его в грудь…
        - Вот хрень! - Викентий зацепился за край зеркала и в комнату по ту сторону овала не шагнул, а упал, шумно грохнувшись на спину. Молодой человек мигом вскочил, зачем-то попытавшись отряхнуться, хорошо знакомым путем миновал одну дверь, вторую и оказался в тронной палате. Увидел стоящую у окна женщину, торопливо поклонился: - Доброго тебе дня, великая Макошь!
        Богиня богатства была облачена в платье из беличьих шкурок, сшитых так, что рисунок складывался в ровные рыже-бурые полоски от подола до плеч. В глубине меха ярко белели поперечные линии жемчуга, подчеркивающие не особо узкую талию и высокую грудь.
        - Слава бежит впереди тебя, великий Один, - повернулась к нему хозяйка Вологды. - Тебе удалось уничтожить почти всех пришедших к Чердыню оборотней. Пожалуй, это первый успех славного народа за два минувших года. К сожалению, пока ты оборонял северную твердыню, мы потеряли две заставы на Ирве и Вычегде.
        - Отправь меня туда! - опустил руку на топорик Викентий.
        - Поздно, сварожич, - вздохнула богиня богатства. - Они утопили священные камни.
        - Неужели ничего нельзя было сделать?
        - В нашем роду не так много богов, а в наших кладовых не так много зеркал, дабы направить их в каждое селение… - Великая Макошь подошла ближе к своему гостю, заглянула в глаза воина: - Но ведь ты сможешь что-то придумать, бог войны? Что-то, что сделает славян сильнее оборотней?
        - Чтобы это сделать, мне нужно подробнее изучить повадки лесовиков, побывать на дальних заставах, великая богиня.
        - Выбирай любую, - предложила Макошь.
        - Забрось меня на ту, которую пытаются захватить.
        Великая богиня опустила веки, помолчала, снова открыла глаза:
        - Слава небесам, ныне никто не молит меня о помощи! Но как только нагрянет беда, я выполню твою просьбу.
        - Если случилась передышка, то отправь меня ненадолго в Сарвож.
        Макошь удивленно приподняла брови:
        - Могу я узнать, с какой целью, храбрый воин? Так мне будет легче выполнить твое желание…
        - Я хочу встретиться с одной тамошней жительницей, Урядой.
        - Боюсь, великий Один, тамошние жительницы сейчас на работах, - улыбнулась женщина. - День в разгаре. Пока светло, славянки обычно заняты огородами, грибами-ягодами, травами-камышами. Лучше я отпущу тебя в Сарвож вечером, а вернешься на рассвете. Ты не против?
        - Полагаюсь на твою мудрость, великая богиня, - вежливо поклонился Викентий.
        - Прекрасно! В таком случае, победитель оборотней, надеюсь увидеть тебя на сегодняшнем обеде.
        - Благодарю за честь, великая богиня, - поклонился молодой человек и вышел из тронных палат.
        Поднялся наверх - и у самой лестницы столкнулся с Валентиной.
        - Ого! - хором воскликнули оба, изумленно оглядывая друг друга.
        Девушка, округлив глаза, вытаращилась на роскошный пояс бога войны. Викентий же изрядно удивился ее топику и джинсам. Он уже успел отвыкнуть от подобных нарядов.
        - Это серебро? Золото? Где разжился? - Гостья из будущего с явной завистью потрогала янтарные вставки и изящные накладки поясной сумки.
        - Ерунда, ломбард грабанул, - усмехнулся молодой человек. - А ты как? Склеп для мертвого сна уже сотворила?
        - В этом чертовом мире нет даже лопат! - запустила пятерню себе в волосы Валентина. - Тут вообще ничего нет! Мотаюсь, как дура, из угла в угол… Спасибо, хоть кормят… В уголке, как никчемную дворнягу.
        - Это как?
        - Светка примазалась к Макоши, - поморщилась девушка. - Ходит вся расфуфыренная, в святилище поклоны принимает, заговоры и амулеты раздает. Матвей отвалил к Сварогу. Даже ночевать не всегда приходит. Мы ведь все из одного времени, Вик! Мы должны вместе держаться, выход из этой задницы искать! А кроме меня, этим, похоже, никто не озабочен. Чего ты ржешь?!
        Викентий взял ее за щеки, привлек, крепко поцеловал в губы, отпустил и выдохнул:
        - А мне тут нравится!
        - Дурак, - отерла губы Валентина.
        - Хочешь совет? - Молодой человек наклонился к самому ее уху. - Богу помолись, он поможет. Здесь боги отзывчивые.
        - С чего ты взял?
        - Потому что в этом мире я сам бог! - Викентий снова рассмеялся и пошел дальше. На полпути обернулся: - Тоскливо станет, Валенька, - заглядывай. Пожалею!
        В светелке его ждал сюрприз: круглый щит, сшитый из легкого тополиного теса, чуть больше метра в диаметре, с кованым железным умбоном в виде женского лица и широкой окантовкой по краю.
        - Моя мечта! - обрадовался бог войны, подхватил новую игрушку, покружился с нею, отрабатывая защиту и выпады. Устав прыгать, положил щит на корзину, сверху водрузил пояс и отправился вниз.
        Что удивило реконструктора в здешнем мире - так это то, что его ни разу не пригласили в баню. Вроде как не по обычаю. Даже Баба-яга своих гостей сперва кормила-поила да в баньке парила и только потом пожирала. А здесь… Как нерусские, право слово!
        Знакомым путем он спустился к реке, разделся на причале, нырнул, смывая накопившиеся пыль и пот, быстрыми саженками сплавал на противоположный берег и обратно. Отерся от воды, оделся. Подмигнул собравшимся ради редкого зрелища смертным:
        - Теперь, освежившись, можно и к столу!

* * *
        Обед для приближенных великого Волоса был накрыт под самой кровлей вологодских хором. Обширный чердак здания был хозяйственно превращен в огромный зал, способный вместить, наверное, половину города. Однако к столу оказались приглашены лишь три десятка мужчин и несколько женщин. Кто из них кто - Викентию представлять не стали, а сам он проявлять любопытство поленился. Будет нужно - по ходу дела разберется.
        Правда, двоих из свиты он знал. Слева от хозяйки города - место весьма почетное, означающее сердечную близость, - восседала Светлана. Платье - из замши с вышивкой, украшенное бахромой и самоцветами; длинная коса с золотой заколкой ниспадала за спину, в волосах поблескивал янтарем гребень, лоб перехватывала лента с какими-то рунами. Судя по всему, девушка в этом мире отнюдь не пропадала. Вторым знакомцем был Матвей. Одетый в куртку из толстой грубой кожи, опоясанный широким ремнем с ножами и вытертой сумкой, он пахнул дымом и дегтем, а волосы парня перехватывал обрывок толстой пеньковой веревки. Место студенту было отведено справа от Викентия. Сиречь - третье после хозяина, на один ранг ниже бога войны. Уважения студент, сразу видно, добился.
        - Все вы знаете, сварожичи, что гость наш желанный, храбрый Один, бог войны, под Чердынем наконец-то разгромил рати лесных оборотней! - поднявшись во весь рост, объявил могучий правитель Вологды, русая борода которого ради праздника была украшена косичкой с несколькими вплетенными в нее небольшими костяными амулетами. - Выпьем же здравицу за отвагу потомка нашего славного, и пусть его победа станет началом многих успехов!
        - Слава Одину! - поднялись мужчины, вскинув резные ковши. - Слава сварожичу!
        - Благодарю за уважение, славяне! - поднял в ответ свой ковш Викентий. - Клянусь и впредь быть достойным уважения вашего и высокого звания настоящего сварожича!
        Он выпил хмельного меда, опустился на скамью и тихо добавил в сторону соседа:
        - У меня топорик после первой же схватки в котлету превратился, студент! Ты когда-нибудь дрался тупым топориком, Матвей? Хочешь попробовать?
        - Это криничное железо, Вик, - напомнил тот. - Малоуглеродистое…
        - Мне плевать на то, как называется подобная хрень, студент, - прошипел Викентий, отсекая себе шматок мяса. - Мне нужно нормальное оружие, а не пластилин! Мне нужен меч!
        - Медные клинки еще хуже, - попытался оправдаться Матвей. - Они тяжелее и тоже гнутся…
        - Да мне плевать, что бывает дерьмо еще хуже этого! - оскалился бог войны. - Мне нужна сталь! Ты же технолог, черт тебя побери! Свари мне сталь!
        - Вы о чем спорите, великие? - не выдержав рядом злого шушуканья, спросил седовласый Волос.
        - Великий Один желает, чтобы я сделал железные ножи и топоры такими же острыми и крепкими, как нефрит, - ответил Матвей.
        - Увы, но это не по силам даже мудрому всемогущему Сварогу, отцу нашему! - развел руками правитель Вологды.
        - У Матвея на сто поколений больше знаний, чем у праотца нашего, - возразил Викетний. - Пусть докажет, что достоин крови сварожича, которая течет в его жилах! Пусть оправдает эти сто поколений и сварит нам из сварожьего железа эту чертову оружейную сталь!
        - Они с отцом нашим нашли понимание, храбрый Один, - примирительно произнесла великая Макошь. - Будем надеяться, что мудрость Сварога и знания Матвея вскорости принесут успех их стараниям.
        - Ты познакомился со Сварогом? - удивился Викентий.
        - Я работаю в его кузне, - гордо вскинул подбородок студент и тут же поправился: - Мы! Работаем… Ты хоть представляешь, как трудно науглеродить сыромятину?
        - Ты у нас технолог, а не я, - парировал бог войны. - Просто сделай это!
        - Может быть, ты просто поменяешь топорик на нефритовый? - предложил Матвей. - Он ни по прочности, ни по вязкости, ни по остальным качествам от стального не отличается.
        - Если это так, почему здешние воины пользуются железными?
        - Ты меня плохо расслышал? - хмыкнул студент. - Нефрит по своим качествам почти не отличается от стали! Пока из него топор изготовишь, пупок развяжется камень обтачивать. Железные великий Сварог по десятку в день запросто кует, а нефритовых на всей планете хорошо если сотня наберется. Но для тебя, я думаю, найдут. Купят или выменяют. Или закажут. Лет через пятнадцать будет готов.
        - Один топорик погоды не сделает, - после короткого колебания ответил Викентий. - Оружие должно быть массовым. А еще я хочу меч! Настоящий меч! Так что напряги свой мозг, студент, и свари мне эту долбаную сталь!
        - Может, сам к горну встанешь?
        - Может, сам с оборотнями схватишься?
        - Каждому овощу свое место, - неожиданно вклинилась в их перебранку Светлана.
        - Что?! - вскинулись молодые люди. - Что ты сказала?!
        - Я? - удивилась девушка. - Так я не вам. Я про угощение. Яблоки с капустой и репой попробуйте, удивительно вкусное сочетание. Неожиданное. Грибы белые с яйцом, огурцы с гвоздикой. Хотя вам, наверное, больше по душе мясо? Зайцы, целиком запеченные, хороши. Вы кушайте, кушайте.
        Спор затих, перейдя в обычную трапезу. В конце обеда, когда Волос поднялся из-за стола, Викентий положил ладонь Матвею на плечо и уже вполне мирно попросил:
        - Ты уж постарайся, студент. Выручай!
        - Мы стараемся, Вик, - ответил тот. - Раньше Сварог просто гадал и пробовал. Теперь мы хотя бы знаем, чего нужно добиться. Но пока не понимаем как. Простейшая цементация проводится минимум десять часов при девятистах восьмидесяти градусах в герметичной емкости с пиролизом керосина. Где я здесь все это раздобуду?
        - Придумай, студент, - подмигнул ему Викентий. - Ты ведь здесь не просто технолог. Ты еще и бог!
        Он пожал пареньку руку, отпустил и нагнал Свету.
        - Привет, красотка!
        - Здравствуй, упырь, - кивнула та. - Сколько людей ты убил за вчерашний день?
        - Пьяный был, не помню, - пожал плечами Викентий. - Скажи, а почему Валентины на обеде не было?
        - Не приглашают, - спокойно ответила девушка. - Но, насколько я знаю, ее никто не обижает. Она сыта, имеет свою комнату, работой не обременена.
        - Слова-то какие! - хмыкнул Викентий. - Ты у нас ныне кто? Богиня лингвистики?
        - Богиня любви и согласия, - остановилась Света. - Ты не против?
        - Совершенно согласен! Скажи, великая, а Валентина случайно не нуждается в любви и согласии?
        - Приворожить? - мягко улыбнулась девушка.
        - Только без угроз! - вскинув ладони, отступил молодой человек. - Намек понял, смываюсь.
        - Стой. - Викентий замер от тихого приказа, Света подошла ближе, негромко поведала: - Как я поняла, храбрый Один, наша Валентина принадлежит к роду далеких потомков Мары, богини смерти. Она - ловец мертвых душ. Увы, но такому таланту очень трудно найти применение. Одной смерти на всех миру хватает за глаза и за уши. У меня при ее появлении мурашки по коже бегают. Сам понимаешь, подружиться трудно. Но ты, кровожадный маньяк и серийный убийца, можешь попробовать.
        - Кажется, дружба со мной у тебя тоже не сложится, - покачал головой молодой человек. - Странная из тебя богиня согласия, Светочка.
        - Да уж какая есть… - Великая улыбнулась. - Зато я умею путешествовать через зеркала. Меня Макошь научила. Ей не нравится работать почтальоном, несолидно. Поэтому теперь она снисходит до самоличной отправки людей или предметов через портал только в особых случаях. А всякую повседневную текучку спихнула на меня.
        - Ладно, можешь называть меня упырем, светлая эльфийка, - вздохнул Викентий. - Но это больше похоже на препирательство, чем на дружбу.
        - Зато мы достигли и взаимопонимания, - склонила голову набок девушка.
        - Меня научишь подобным путушествиям?
        - Давай попробуем, - не стала выпендриваться Света. - Ты, кажется, хотел попасть вечером в Сарвож?
        - Откуда ты знаешь?
        - Считай, что я при Макоши личный секретарь-референт. Она сваливает на меня все, что только может. Пойдем…
        Боги спустились вниз, миновали тронные палаты и светелки за ним, остановились перед темным овалом.
        - Чтобы попасть через зеркало в другое место, нужно соблюсти два условия, - поставила Викентия перед рамой девушка. - Во-первых, точно знать, куда именно ты хочешь проникнуть. Во-вторых, иметь уверенность в том, что ты способен это сделать. Готов?
        - Да ни хрена! - Молодой человек вытянул руку и потрогал холодный полированный камень. - Как в это можно войти?
        - Ты когда-нибудь в жизни пользовался дверью? - спросила Света.
        - Это был сарказм?
        - Ты подходишь к стене, в которой имеется дверь, - пропустила его вопрос мимо ушей юная богиня любви и согласия. - К прочной, бетонной, непробиваемой стене. Но ты нажимаешь ручку, открываешь створку и делаешь шаг вперед. И твердо знаешь, что сейчас пройдешь сквозь стену и окажешься в соседнем помещении. Уверен в этом, не сомневаешься, не колеблешься. Знаешь, что стена тебя не остановит, что это больше не препятствие. Вот и здесь то же самое. Выключатель не тут, - девушка постучала костяшкой согнутого пальца по обсидиану, - он тут! - она указала себе на голову. - Внутри тебя должна сохраняться уверенность в том, что ты проходишь через дверь, и понимание того, что ты увидишь за нею…
        Света скользнула мимо парня и бесшумно, словно призрак, исчезла в овале.
        Несколько мгновений - она возникла снова, держа в руках полевую ромашку.
        - Ни хрена себе! - повел плечами Викентий. - Слушай, а…
        - Уже пробовала, - ответила Света. - Чуть нос не разбила.
        - Ты о чем?
        - Ты ведь хотел спросить, нельзя ли через зеркало вернуться обратно в будущее? - скривилась девушка и отрицательно покачала головой. - Нет, не получается. Наверное, нашей мощности просто не хватает, чтобы пробить толщину веков. В смысле, силы нашего организма. Про проходе сквозь зеркала мы являемся чем-то вроде блока управления и одновременно батарейки. Этакий живой блок питания. Для горизонтального перемещения, на расстояние, нас хватает. А вот для ухода «на вертикаль», сквозь время, мы уже не тянем. Кстати, чтобы затянуть нас сюда, пришлось объединить свои силы трем десяткам сильнейших богов. Так что… Ты будешь пробовать или нет?
        Викентий посмотрел на зеркало, подумал и вздохнул, качая головой:
        - Нет. Я не верю…
        - Давай вместе. - Света встала рядом, обняла его за талию. - Нам нужен Сарвож. Вместе, Вик!
        Ш-ш-шаг…
        Бог войны шагнул в зеркало - и оказался в бревенчатом, пыльном и полном мешков помещении.
        Девушка убрала руку, отодвинулась:
        - Возвращаться назад получается проще. Хорошо помнишь светелку Макоши и знаешь, что в нее можно вернуться. Попытайся!
        Викентий встал перед зеркалом, прикусил губу, вглядываясь в отражение. Вытянул руку, щелкнул серебро ногтем и покачал головой:
        - У меня не получится. Я не верю. Ты заберешь меня отсюда?
        - Конечно, - согласно кивнула юная богиня. - Завтра на рассвете. Пока…
        Она качнулась вперед и растворилась в серебре.
        Викентий потрогал зеркало кончиками пальцев, хмыкнул и развернулся. Вышел во двор и поймал за локоть пробегающую мимо селянку:
        - Ты знаешь, где сейчас находится Уряда?
        - Один?! - охнула женщина и закричала во весь голос: - Великий Один вернулся!!!
        В крепости началась суета, беготня, славяне стали собираться поближе к нему. Викентий явственно ощутил их радость, восхищение - и текущие от людей волны тепла… Их силу!
        - Мир и покой Сарвожу! - поднял руку над головой бог войны. - Вам не о чем тревожиться! Мы разгромили армию оборотней возле Чердыня, перебив почти всех зверей и прогнав уцелевших обратно в леса. Теперь им не до войны, раны зализывают. Живите спокойно!
        - Слава Одину! Слава воителю! - обрадовались сварожичи.
        И тут Викентий увидел ее - девушку с голубыми глазами с длинной толстой косой. И узнал:
        - Уряда!
        Горожане посторонились, открывая взору великого бога его избранницу. Красавица зарделась, потупила взор. Викентий сам подошел к девушке. Несколько мгновений помолчал, глядя в ее большие глаза. Потом расстегнул сумку, достал жемчужное ожерелье, расправил нити и повесил на шею Уряды.
        - Это тебе, - сказал он.
        Горожане охнули в восхищении. У девушки округлились глаза. Не сдерживаясь, она прыгнула на шею Одину, крепко прижалась щекой к щеке. На миг Викентию померещился на губах солоноватый привкус - а потом красавица отступила.
        - Я сейчас, великий Один. Я быстро!
        Уряда убежала куда-то в глубину двора, вернулась с корзинкой, схватила гостя за руку, повела к калитке и наружу, за огородные грядки. Они миновали ольховник, ивовые заросли и оказались на просторной поляне, на краю которой был сметан небольшой стожок. Без каких-либо предисловий девушка стянула через голову платье и выпрямилась перед ним, розовая от лучей заходящего солнца. Высокая грудь с большими розовыми сосками, неожиданно широкие для столь хрупкой девушки бедра, сильные ноги и ярко-рыжий пушок внизу живота.
        От такого зрелища Викентия бросило в жар. Он вдруг понял, что в этом мире есть вещи куда более важные, чем смертельные сражения, куда более желанные, чем шестоперы, куда более яркие и живые. Через миг он уже целовал губы Уряды, ее шею, грудь, ее живот, пупок, пока не опустился до того самого рыжего пушка… А когда девушка застонала от страсти и нетерпения - он резко выпрямился, быстро скинул одежду, опустил столь желанную красавицу в стог и накрыл собой, сливаясь с ней в единое целое, погружаясь в пламя страсти, огня, наслаждения, взрываясь сладострастием, на несколько минут переводя дух - и снова проваливаясь в безумие.
        Викентий смог остановиться, лишь когда услышал первое, сонное еще стрекотание птиц, предупреждающее о приближении утра.
        - Мой бог, ты неутомим… - Уряда несколько раз поцеловала его в грудь.
        - Да, я бог, - рассмеялся великий Один. - И я твой. Жаль, что с рассветом мне надлежит стоять перед зеркалом. Мне не хочется с тобой расставаться.
        - И мне… Мой бог… - Девушка села, утонув внутри стога. - Получается, я собирала корзинку зря?
        - Что там?
        - Копченые окуни, репа, огурцы.
        - Так это же здорово! - Викентий взял корзину, утонул в стоге рядом с Урядой, поставив корзину на колени. - Именно то, что нужно после ночи любви с самой прекрасной девушкой на свете.
        - Ты правда так думаешь? - Уряда затаила дыхание.
        - Не спрашивай меня, иначе мы застрянем тут на весь день! - Воин поцеловал девушку и запустил руку в корзину. - Та-ак, что тут у нас запасено?
        Утолив голод, они оделись, почти бегом домчались до крепости, скользнули в калитку, в дом-стену, оказавшись перед зеркалом вдвоем.
        - Великая Макошь уже справлялась о тебе, Вик. - Света поднялась с мешков у них за спиной. - Твоя кровожадность снова нужна славному народу потомков Сварога.
        Она внимательно, с явным интересом осмотрела девушку.
        - Уряда?
        - Да, великая, - склонила голову смертная.
        - Хорошего дня тебе, Уряда.
        - Благодарю, великая… - Викентий не дал ей закончить фразу, закрыв рот поцелуем, провел ладонью по волосам. Отпустил. Отбросив глупости и настраиваясь на серьезный лад, развернулся к Свете:
        - Пошли.
        Богиня любви и согласия обняла великого Одина за талию, через плечо еще раз глянула на девушку, и они оба исчезли в зеркале.
        Уряда постояла еще немного, глядя в полированный овал. Вскинула руку, провела кончиками пальцев по глянцевым жемчужинам. Остававшееся после свидания ожерелье доказывало девушке, что все происходившее не было сном. Что появление бога, его любовь и сладкая бессонная ночь действительно случились, а не приснились, не причудились ей в томных предрассветных грезах. Великий Один, храбрый бог сражений и побед, помнил о ней, сохранил в своей душе ее имя, пришел к ней, простой смертной, явился именно к ней из дворца верховных властителей в порубежную крепостицу! Кто из простых смертных способен поверить в подобное чудо?
        Однако холодные жемчужные шарики холодили пальцы. Настоящие, реальные камушки, повешенные ей на шею руками бога.
        Девушка вздохнула, опустила голову, прошла к двери, положила ладонь на плотно сбитые жерди, но толкнуть не успела. Позади послышался шорох, и мягкий женский голос произнес:
        - Остановись, смертная!
        Уряда резко повернулась. Торопливо склонила голову перед молодой богиней, забравшей у нее всемогущего возлюбленного. Испуганно застучало сердце, чувствуя, что великая вернулась не просто так.
        - Не бойся, милая, - усмехнулась гостья. - Уж к кому, к кому, а к Вику я никого ревновать не собираюсь. Дай руку!
        Славянка недоверчиво приблизилась к богине, осторожно протянула ей ладонь. Гостья ухватила девушку за запястье и с силой потянула к себе. Уряда охнула, влетая в зеркало, словно в омут, на миг у нее перехватило дыхание - и она поняла, что находится уже совсем в другой, чистенькой и опрятной светелке, с ровными стенами, плотным потолком и деревянным полом.
        - Не бойся, милая. - Богиня взяла Уряду за локоть и повела вперед. - Тебе ничего не грозит.
        Следующая комната оказалась еще больше и чище предыдущей, а третья просто потрясала размерами и красотой! Потолки на такой высоте, что и подпрыгнув не достать, стены из бревен в несколько обхватов, струганый пол и большие, почти прозрачные окна, заливающие помещение светом.
        Растерявшаяся от обилия впечатлений девушка настолько поразилась окнам, что не обратила внимания на женщину в темно-зеленом платье из тончайшей мягкой лайки, прошитой золотой и серебряной нитью и украшенной на груди множеством самоцветов, в высоком кокошнике, полностью прячущем волосы. Макоши даже пришлось кашлянуть, привлекая к себе внимание, - и Уряда, спохватившись, полуприсела и низко склонилась перед одной из могущественнейших дочерей прародителя Сварога.
        - Мое почтение, великая… - испуганно пролепетала смертная.
        - Поднимись, - милостиво кивнула богиня. Обошла девушку кругом, прикасаясь то к плечам, то к талии, проверила на плотность косу, скользнула пальцами по щеке, приподняла подбородок, заглянула в глаза. Покачала головой: - Ничего особенного. Мила. Но ничего особенного.
        - Любовь зла, великая Макошь, - весело произнесла молодая богиня. - Порою страшные дурнушки не знают отбоя от поклонников, а красавицы угасают в одиночестве. Любовь невозможно понять, с нею бесполезно спорить. Ей остается только покоряться.
        - Она не дурнушка, - покачала головой богиня богатства, все еще глядя в глаза Уряде. - Она очень мила.
        - Благодарю, великая, - одними губами прошептала селянка.
        - А знаешь ли ты, смертная, что ожерелье на твоей шее принадлежало моей сестре, всемогущей Додоле?
        - Прошу прошения, великая! - Уряда схватилась за жемчуг.
        - Не снимай! Если оно принадлежало моей сестре, это еще не значит, что ты недостойна подобного подарка. Скажу больше. Я тоже желаю тебя одарить достойно своего звания… - Хозяйка Вологды расстегнула поясную сумку, извлекла поясок с золотыми височными кольцами и еще несколькими подвесками, что заканчивались остроконечными синими, красными и зелеными самоцветами, примерила на лоб гостьи, заведя завязки на затылок. Полюбовалась, потом отпустила и вложила в руку Уряде: - Сама потом наденешь.
        - Благодарю, великая, - чуть не рухнула на колени гостья.
        - Успокойся, дитя мое… - Макошь поднялась к трону и опустилась на него, положила руки на подлокотники, выпрямилась и прижалась спиной к высокой спинке. - Скажи, ты заметила, что непобедимый Один не носит сшитую тобой куртку?
        - Я всего лишь простая смертная, богиня… Он достоин лучших одежд, нежели те, что способны сотворить мои руки.
        - Оставь глупую скромность, дитя! В битве за Чердынь оборотни чуть не порвали нашего бесстрашного Одина. Он бессмертен и исцелился. Твоя куртка такой способностью, увы, не обладает. Посему я желаю, чтобы ты сшила для бога войны новые одежды. Укрась их на свой вкус, однако же на них должны быть нашиты руны, их укажет тебе светлая богиня, - Макошь кивнула на юную великую. - А сверх того, обереги и приворотные амулеты, в каковые надобно поместить твои волосы, слезы и месячную кровь. Готовое одеяние ты доставишь сюда для освящения и наговора. Разумеется, ты получишь для сего лучшие кожи. И я позабочусь, чтобы в Сарвоже тебе отстроили для сего труда особую светлицу. Для труда и отдыха.
        - За что мне столь великая милость, мудрейшая богиня? - недоверчиво спросила девушка.
        - Разумеется, я потребую плату, - кивнула великая Макошь. - Мне нужно твое целомудрие.
        - Что? - не поняла Уряда.
        - Целомудрие, - повторила хозяйка Вологды. - Ты не должна встречаться ни с кем, кроме великого Одина. Не встречаться, не спать, даже не целоваться. Я хочу быть уверена, что если ты понесешь ребенка, это будет дитя Одина, только его, и никого более.
        - Но… Но почему я?!
        - Кто бы знал… - бессильно развела руками великая Макошь. - Храбрый непобедимый Один, бог войны и сражений, слишком часто смотрит в лицо смерти, чтобы верить в долгую жизнь. Он не желает оставить после себя вдову и сирот и наотрез отказывается от женщин в своих покоях. Однако же, увидев тебя, он забыл про все. Вернувшись после сражения за Чердынь, первым делом возжелал встретиться с тобой. Даже передохнуть не задержался.
        - Правда? - Уряда залилась краской, став буквально пунцовой.
        - Мы решили, милая, что незачем бороться с любовью, раз уж таковая случилась, - вступила в разговор Светлана. - Куда мудрее укрепить ее приворотными заклинаниями и амулетами. И сделать так, чтобы у Одина всегда был повод тебя навестить. При его повадках новая одежда вместо порубленной и залитой кровью будет нужна ему постоянно. А все остальное страсть свершит сама…
        В тронной палате повисла тишина.
        - В чем дело?! - не выдержала затянувшегося молчания хозяйка Вологды. - Тебе не по нраву наша воля? Ты не желаешь оставаться избранницей Одина?!
        - Что ты, что ты, великая?!! - искренне испугалась Уряда и упала на колени. - Я согласна! Я исполню любую твою волю, премудрая Макошь! Я! Я… Я просто не верю своему счастью…
        - Вот и ладушки. - Подойдя сзади, Света ладонями взяла девушку за плечи, подняла. - Подумай, как должно выглядеть новое одеяние нашего красавца и что тебе для этого надобно. Завтра я приду за тобой, и мы истребуем от вострух все потребное.
        - Почему завтра? - забеспокоилась Уряда. - Я могу сесть за шитье прямо сегодня!
        - Спешить не нужно, - покачала головой великая Макошь. - Раньше чем через десять, а то и двадцать дней он не вернется. Бог войны запросился в битву. Пришлось отпустить его в дальнее селение, молящее о защите от лесовиков. Там нет зеркала, и возвертаться ему придется пешком.

* * *
        В этот раз холод воды, зеленоватая дымка вокруг, колыхание водорослей Викентия ничуть не удивили. Великий Один повернулся к свету, наклонился вперед, дабы легче идти, сделал несколько шагов, выбираясь на мелководье, - и распрямился, поднимаясь из воды.
        Бабы, полоскавшие возле перевернутых лодок шкуры, с визгом кинулись в разные стороны, откуда-то со стороны солнца затопали тяжелые мужские ноги, тревожно замычали лоси.
        - Чего орете? - недовольно буркнул Викентий, выбираясь на сушу. - Я Один, младший из сварожичей. Меня прислала Макошь в ответ на ваши молитвы. Кто тут у вас за главного?
        Старшего женщины не назвали, но хоть вопить перестали и одна за другой поклонились. Так же поступили и двое мужчин со щитами и копьями.
        - Шкуры ловите, уплывут, - посоветовал бог войны, забросив щит за спину и с силой отирая голову, дабы выдавить воду из волос. Перед ним раскинулась обширнейшая луговина. В ее центре стоял просторный двор: большой дом, пара жердяных сараев, высокий частокол. Вокруг двора раскинулись грядки, зеленые от густой высокой ботвы. Трудно было поверить, что все это сделано вручную, с помощью деревянной мотыги с закрепленным поперек широким гранитным топором. Соху, увы, люди еще не изобрели. Хотя, возможно, лоси для этой работы просто не годились.
        - Приветствуем тебя, великий Один! - Мужчины наконец-то пришли в себя после неожиданности. - Дозволь пригласить тебя в наш дом.
        - С радостью! - Викентий поднялся по дорожке, вытоптанной от лодок к воротам, вошел в них.
        - Приветствуем тебя, великий! - склонились перед гостем селяне.
        - Хорошего вам дня, сварожичи, - кивнул в ответ бог войны. - Кто расскажет мне, что случилось?
        - Дозволь мне, великий Один. - Старик с тонкими чертами серого морщинистого лица приложил ладонь к сердцу и опустил ее вниз. У него была русая с проседью тощая бородка, голову накрывала широкая, похожая на тюбетейку шапочка. Судя по худобе, сварожич чем-то болел. Большинство мужчин этого мира выглядели настоящими атлетами: плечистые, с сильными руками, крепко стоящие на ногах. Постоянный тяжелый труд на свежем воздухе действовал на смертных благотворно.
        - Ты старейшина?
        - Я наречен Богуславом, великий, и люди относятся ко мне с уважением.
        Проще говоря - старик не мог выражать мнение всего селения. Главным был кто-то другой.
        - Я не вижу войны, Богуслав, - развел руками Викентий. - Я пришел сражаться, проливать кровь, сносить головы и ломать кости. Где обещанная битва?
        - На рассвете к деревне пришел чужак, великий. Он потребовал, чтобы мы до вечера утопили священные камни, признали духов и впустили лесовиков в наш дом. Или покинули этот берег. Иначе нас истребят.
        - Темнота-темнота, - усмехнулся Викентий. - Старая добрая темнота. Оборотни предпочитают ночь. Значит, весь день в нашем распоряжении. Тогда я схожу осмотрюсь.
        - Я готов рассказать тебе все, что пожелаешь, великий!
        - Буду иметь в виду, - кивнул бог войны.
        Тем временем славяне вернулись к работе: женщины плели камышовые циновки, мужчины кромсали топорами толстую сухостоину на чурбаки. Увы, пилу тоже еще никто не изобрел. Хотя… Ручная пила вряд ли свершит переворот в лесозаготовке. Такая же долгая и нудная работа.
        Обогнув работников, непобедимый Один вошел в дверь, остановился. Тяжело вздохнул.
        Огромный сруб, примерно пятнадцать метров в длину и пять в ширину, внутри выглядел так же бедно, как снаружи. В центре - обложенный валунами большой очаг, в котором краснела россыпь тлеющих углей, вокруг - кипы сена, шкуры, циновки. Ближе к стенам стояли корзины и мешки, лежали какие-то узлы. Кровля из теса, наверху несколько волоконных окошек для дыма. Других окон в доме не имелось. Под самым коньком висели связки рыбы и пучки из полосок мяса. То ли коптились в постоянном дыму, то ли сушились. То ли просто хранились, пропитываясь острым ароматом.
        - Охренеть! - почесал в затылке реконструктор. - Мне все это представлялось совсем иначе.
        Судя по всему, сварожичи ночевали все вместе. Можно считать - в одной огромной общей постели. В принципе - разумно. С утеплением тут было не идеально, и потому в холодный сезон один дежурный мог поддерживать огонь всю ночь, пока остальные спали. Да и дров один костер на всех съедал намного меньше. Вот только о личной жизни при подобных обычаях оставалось забыть. Все, что происходило между славянами, свершалось у всех на виду.
        - Одна большая дружная семья… - пробормотал себе под нос Викентий и вышел наружу. Прогулялся до сараев. Там, под навесами, тоже висела рыба, в несколько рядов, нанизанная на длинные веревки. Правда, здесь доходили до кондиции еще совсем сырые тушки, с некоторых даже капала вода. Славяне серьезно подошли к заготовке припасов на зиму. Еще под крышей стояли какие-то кули, бочки, лежали груды валежника, запасы сена.
        Трудно поверить, что ради подобных «богатств» два народа затеяли войну…
        Но это был чей-то дом, чья-то родина, плоды долгого труда. К тому же - Викентий вспомнил Сарвож и Москву - вряд ли в этом мире где бы то ни было простому работяге удавалось жить лучше. Железным топором и каменной мотыгой трудно добиться большего, нежели один очаг на всех и общие для всей деревни скромные припасы.
        Великий Один вышел со двора, обогнул частокол, направился к лесу, пошел вдоль деревьев, свернул на какую-то тропу, ведущую в чащу. Тотчас послышалось угрожающее рычание - лесовики не желали пускать чужака в свои владения. Еще несколько шагов - на тропу впереди вышел волк и две росомахи.
        - Удачи! - широко улыбнулся им бог войны.
        Звери чуть разошлись - и кинулись одновременно с трех сторон. Взметнулись в прыжке - однако Одину показалось, что они двигались тягуче, как в замедленном кино. Он без особого труда перехватил росомаху за косматый загривок, швырнул в другую, волка же просто пнул, забросив в крону клена. Не спеша вытянул из петли на поясе топорик.
        Росомахи злобно зарычали, но отступили. Один тоже отступил - делать в лесу ему было совершенно нечего. Убедился, что славян в чащу за дровами и по грибы не пускают, - и достаточно. Викентий отправился дальше, осматривая подступы к луговине. Увы, но, собирая валежник, хворост, вырубая тонкие деревца, сварожичи основательно вычистили сосновый бор, сделав его полупрозрачным и проходимым в любом месте и любом направлении. Надежды бога войны поставить ловушки на выходах из чащи растаяли как дым. Подходящий уголок нашелся только на самом краю поля, где выросла густая, совершенно непролазная лещина. Где-то там, под корнями, журчал ручеек, а дальше зеленел рогоз, намекая на топкую болотину.
        - Ну хоть что-то, - кивнул Викентий и повернул к деревне.
        Здесь стало заметно теснее и шумнее. Во дворе прибавилось мужчин, перед воротами лежали две здоровенные лесины, а рядом мальчишки снимали упряжь с четырех крупных лосей. Рядом крутились две молодые важенки и лосенок.
        - Приветствую тебя, великий Один, в нашем Староселье, - поклонился богу войны мужичок с ломаным носом и клочковатой рыжей бородой. - Староста я здешний, Сиронюх люди прозывают. Богуслав сказывает, ты за нас сражаться пришел?
        Викентий кивнул и спросил:
        - Как собираешься отбиваться?
        - Вот, стадо пригнал, - кивнул на животных староста. - Лесовики, сказывают, во первую голову лосей режут. Без них славянину как без рук. Опосля посевы травят, ловы портят, тропы лесные перекрывают. Без припасов деревню обложенную норовят оставить. Голод - не тетка. Коли закрома пусты, хочешь не хочешь, ан все едино к родичам уйдешь, дабы с голоду не пухнуть да от холода не околеть. Тут-то дом ворогу в целости и достается. Однако же, пока лоси здоровы, дрова завсегда заготовить можно. Ну а в тепле да с ловами справными до весны дотянуть нетрудно, даже без огорода и грибов с ягодами.
        - Выходит, главное - это стадо?
        - Потому и увел, - кивнул староста. - За тыном спрячем, дозоры выставим. Глядишь, и отобьем.
        - Не отобьете, - покачал головой Один. - Частокол оборотней не задержит, рыси и росомахи перемахнут и не заметят. Да и медведь залезет. И окажется ваше стадо во дворе, словно в западне. Бежать некуда. Тут лосей и зарежут. От дозорных толку в темноте мало, огня же яркого разводить нельзя, такая подсветка пожаром обернуться может.
        - Что же тогда делать, великий?
        - На юг лосей гони, к орешнику. Я там несколько берез видел. Повалим, пару костров разведем, стадо на свету окажется. Да и трава там высокая, пусть попасутся. Крепких ребят четверых направь да копий им дай с десяток. Наберешь столько?
        - Найдется, великий.
        - Отлично, - щелкнул пальцами Викентий. - Что до двора, то частокол оборотни, понятно, перемахнут, однако же стены бревенчатые им не по зубам. В дом им не попасть, там сварожичи будут в безопасности. Пока не стемнело, из веревок и ремней ловчих петель как можно больше наделайте и по двору, а также у дымовых окошек развесьте.
        - Среди лесовиков не токмо звери на войну выходят, великий, среди них и людей много. Обычные воины ни в петлю не попадутся, ни дверь их не остановит. Выломают.
        - От простых людей в темноте толку мало, Сиронюх. А к рассвету все так или иначе разрешится, - похлопал его по плечу бог войны. - И вот еще… Давай твой запас веревок напополам поделим. У меня на силки тоже большие планы.
        - Ты полагаешь, великий, мне надобно здесь остаться и деревню оборонять, ты же стадо стеречь отправишься?
        - Именно! - согласно кивнул Викентий. - И давай без колебаний. Время уходит, а до темноты нужно еще чертовски много успеть.
        Бог войны умел расставлять приоритеты. И потому трое безусых юнцов, выделенных ему старостой, сперва развесили ловчие петли в просветах лещины, затем свалили старые, с гнилой уже сердцевиной, полутораохватные березы кронами в сторону реки, порубили несколько самых толстых сучьев, развели два костра - один неподалеку от воды, а второй на полпути к березам. Горел хворост, понятно, неохотно, отчаянно чадя. Но и это было неплохо. Ибо ни одна сырая древесина, кроме березовой, вообще никак не разгорается.
        Уже в сумерках, в свете костров, Викентий и пастушата натыкали в землю веток, насторожив силки на дальних подступах, привязали сохатых за ноги - дабы не сбежали, коли страшно станет. И только после этого бог войны наконец-то позволил уставшим мальчишкам сесть у огня и достать из корзин копченых судаков и окуней. В качестве закуски к угощению были добавлены ягодные цукаты, но вот запивать поздний ужин пастухам пришлось речной водой. Похоже, не то что брага или квас, но даже обычное сыто было для здешних жителей слишком дорого.
        - Вечером оборотни не нападут, - сказал бог войны, сполоснув липкие после копченостей ладони. - Выждут, пока мы расслабимся, притомимся и заснем. Начнут охоту перед рассветом. Посему первыми сторожите вы, меня толкните после полуночи. А чтобы не заснуть, березку потихоньку разделывайте и дрова в огонь кидайте. Ваша жизнь, юные отроки, зависит от света. В темноте оборотни найдут вас по запаху, определят горло по звуку дыхания и лишат жизни. А вы даже не поймете, кто вас убивает. Но пока есть свет, силы равны. И хвалите богов, что не позволили наслать на нас дождь! Не иначе могучая Макошь одарила вас своим покровительством.
        - Говорят, смертный не в силах совладать с оборотнем… - неуверенно произнес вихрастый мальчишка с носом картошкой. - Они быстрее и сильнее.
        - Как тебя зовут, малой? - Великий Один пристроил свой щит ближе к огню и присел на краю деревянного диска.
        - Весар, сварожич.
        - Скажи мне, Весар, - прищурился на него Викентий, - зачем ты создан матушкой землей? Детей ты рожать не умеешь, выкармливать тоже. Чтобы женщины продлили род сварожичей, таких, как ты, хватит одного на сотню женщин. Огород тоже вскапывают они, рыболовные верши бабы не хуже тебя проверить способны. Так зачем народу славян нужен ты, мальчик Весар?
        - Я… Я могу рубить дрова, слоить тес, колоть дранку… - Вихрастый паренек смущенно облизнул губы.
        - Нет, Весар, все это пустая суета. - Наклонившись вперед, бог войны выдохнул: - Ты рожден для того, чтобы умереть. Чтобы в день опасности в вашей деревне было кому погибнуть. Когда в твой дом приходит беда, ты должен вспомнить, что ты - мужчина, что ты - воин, ты должен распрямиться и убить врага! Сдохнуть, но уничтожить его! Запомни раз и навсегда, Весар: ты создан для смерти! Твой долг умереть ради того, чтобы славянские бабы рожали новых детей, чтобы детишки сварожичей кувыркались в траве, а старики скучали у речного причала. Ты не должен выжить, ты должен убить! Воткнуть, издыхая, свой нож чужаку в ребра, выколоть сломанными пальцами его глаза, вогнать пустой кулак в его глотку. - Великий Один, резко распрямившись, схватил паренька за горло и крепко сжал, оторвав от земли и глядя в самые глаза. - Ты рожден, чтобы стать воплощением смерти, мальчик Весар из рода Сварога! Скажи, разве кто-то может быть быстрее или сильнее смерти?
        Викентий разжал пальцы и снова опустился на щит. А паренек упал на пятую точку и попятился, округлив глаза.
        - Что тебе за разница, на что способен оборотень, Весар? - опять тихо спросил бог войны. - Он придет сам, и когда он тебя поймает, ты его убьешь. Ведь это ты воплощение смерти, и это твоя охота. Возможно, последняя в твоей жизни, но она твоя! Постарайся получить от нее удовольствие.
        Паренек сглотнул и поежился.
        - Бери топорик и иди щепать дрова, - дружески улыбнулся ему великий Один, вытягиваясь возле огня. - Для твоей охоты нужен свет.
        Он зевнул и закрыл глаза. Пред богом тут же закружилась прелестная Уряда, одетая в короткое облегающее платье с синими блестками, в красные туфельки и с алым шелковым шарфом на шее. Она порхала между облаками и с каждым оборотом возносилась все выше и выше, пока не захрапела от усталости. Этот храп показался столь неуклюжим и лишним, что молодой человек открыл глаза и…
        Лоси хрипели от ужаса, скача на привязи, вдалеке катился мохнатый комок с человеческими руками и ногами, костры трещали, рассыпая искры, тряслась и хрустела гибкими ветками лещина. В воздухе мелькнула серая тень с оскаленной пастью, опустилась на Викентия и… В последний миг послышался упругий щелчок, натянувшийся ремень рванул зверя за переднюю лапу, и тот развернулся брюхом вперед. Один что есть силы ударил в это брюхо кулаком, подхватил с земли копье, метнул в росомаху, что вцепилась в ногу сохатого аккурат в месте привязи, кинул второе в другую стремительную тень, подхватил щит. Слева надвигалось что-то безумно огромное, мохнатое и рычащее. Закрывшись окованным диском, Один сдернул палицу и швырнул в катающийся ком, надеясь, что попадет в зверя, а не в человека, и в этот миг щит резко дернулся вверх и в сторону, вырываясь из кулака. По его краям торчали черные медвежьи когти.
        - Ни хрена себе! - выдохнул бог войны, дернул из петли топорик, припал вниз и почти без замаха рубанул понизу по лапам, тут же откатился, прыгнул сверху на падающую тушу, несколько раз рубанул, ощущая, как железо погружается в горячую живую плоть, резко отпрянул, пока могучий зверь не дал сдачи. Услышал истошный визг - это росомаха драла и грызла спину одного из пастушков. Бросок топора сбил оборотня с добычи, и тут… В свете костров Викентий увидел крупного медведя, прыгнувшего на ребра самого крупного из сохатых, вогнавшего когти глубоко в мясо, подбирающегося к лосиной шее. И как назло, в этот миг в руках бога войны не было ни щита, ни палицы, ни копья - ничего.
        - Топор!!! - отчаянно взмолился великий Один, вложив в этот призыв всю свою страсть, все желание, всю силу. И вдруг… Боевой топорик внезапно сам собою возник из темноты, прыгнул в руку, и бог войны тут же швырнул его в хребтину оборотня. - Н-на!
        Оружие с легким чмоком вошло в цель, медведь ослабил хватку, рухнул с лося в траву. Один протянул к нему руку:
        - Топор! - и с бешеным восторгом увидел, что оружие вспорхнуло и легло в ладонь.
        Викентий побежал вперед на треск - и обнаружил в полумраке бьющегося в петле косолапого.
        - Ай, молодец! - расхохотался бог, подскочил, увернулся от взмаха лапы, присел и с силой ударил косолапого кулаком в живот. У того на пару мгновений перехватило дыхание, и Викентий подбил его лапы, опрокидывая, быстро смотал задние веревкой от ловчей петли. Прошел вдоль лещины, выискивая другую ловушку, подрезал веревку возле узла. Вернулся к зверю, который пытался перегрызть путы, вскочил на загривок, накинул петлю на пасть, стянул, обмотал, потом скрутил передние лапы. Побежал к кострам.
        Нападавший на него волк уже очнулся - но избавиться от петли не успел. Увидев Викентия, припал к земле, зарычал. Но на бога войны эта угроза не произвела особого впечатления. Он навалился сверху, сжал пасть и обмотал веревкой, скрутил лапы. Двинулся дальше по полю боя. Нашел свою палицу, рядом - оглушенную, но дышащую росомаху. И, раз уж так пошло, связал и ее тоже.
        - Я убил его!!! - От второго костра, пошатываясь, приближался залитый кровью Весар. - Я зарезал оборотня! Сам, своими руками! Я убил его, великий Один! И я жив!
        - Поздравляю, сварожич! - рассмеялся Викентий, похлопал его по щеке. - Теперь ты один из нас. Теперь ты воин! Настоящий, достойный мужчина. Где остальные?
        - Сбежали? - после короткой заминки предположил Весар.
        - Вряд ли… Одного при мне так порвало, что не до беготни.
        В траве послышался стон. Бог и смертный быстрым шагом двинулись на звук и разглядели паренька с кровавым месивом на спине. Викентий опустился рядом на колено, потрогал пастушка:
        - Глубоких ран не видно… Значит, внутренние органы не повреждены. Считай, обошлось. Кости целы, а мясо нарастет. Давай его на лосиху закинем да в селение отвезем. Надеюсь, есть у вас какая-нибудь ведьма, что раны заговаривает?
        - Истома? - спросил Весар.
        - Да хоть Квазимодо, лишь бы дело знала. Значит, этого на спину, связанных оборотней волоком дотащим. Собирайся, нужно до рассвета в деревню вернуться. Вдруг там помощь нужна?
        Однако пастухи торопились напрасно. Селение стояло в предрассветных сумерках тихим и спокойным, даже сонным. Весару пришлось бежать вперед, кричать перед воротами, пока Викентий удерживал лосей подальше от огорода.
        Вскоре селяне отозвались, высыпали наружу. Приняли несчастных, перепуганых животных, сняли раненого, хорошо попинали и уволокли во двор оборотней, подвесили их за лапы к перекладинам под навесом, рядом с истекающей рассолом рыбой. Настроение портило лишь исчезновение пастушка Кияша - сварожичи подозревали, что его уже нет в живых. Четверо мужчин быстро собрались и отправились на южный край поляны. Викентий не стал спрашивать, зачем - хотя то, что его не попросили о помощи, неприятно кольнуло самолюбие бога войны.
        - Пир, женщины! - словно подслушав его мысли, внезапно провозгласил худосочный Богуслав. - Мы должны устроить пир в честь победы и великого Одина, бога-победителя! Настоящий пир, с мясом и брагой, и чтобы всего от пуза, вдосталь для всех!
        - Да, великий Один, - приложив ладонь к сердцу, опустил ее к земле Сиронюх, - ты воистину достоин пира и восхваления! Мы сегодня же выберем большой и красивый камень и водрузим его в святилище в твою честь!
        Это было правдой. Викентий ощущал текущее от селян тепло, что бодрило его и делало сильнее.
        - Время для пиров еще не наступило, - спокойно возразил бог войны. - Если нам с Весаром удалось убить и захватить несколько оборотней, это еще не значит, что война закончилась. Нужно добраться до самого логова лесовиков и выжечь заразу раз и навсегда.
        - Эй, славяне! Славяне, выходите говорить!
        Сварожичи кинулись к воротам. У реки, возле самого причала, опирался на посох ветхий старик с реденькой рыжей бородой. Он был одет в штаны из заячьих шкурок, рысью душегрейку и плащ из тонкой оленьей шкуры. На шее висело длинное ожерелье из звериных клыков и нескольких деревянных колечек. Викентий счел бы это признаком допотопной дикости - кабы у него у самого не имелось под курткой нескольких звериных зубов. Похоже, на них очень хорошо ложились колдовские заклинания.
        - Не бойтесь меня, славяне! Дети небесных духов просят о разговоре!
        - Ладно, - кивнул Викентий. - Раз просят, поговорим. Нужно узнать, чего им нужно.
        - Это может быть оборотень, великий Один, - предупредил староста. - Человеческий облик обманчив.
        - Слишком сложный способ самоубийства, сварожич, - усмехнулся Викентий. - Даже если он перекинется носорогом, это всего-навсего один дохленький оборотень против всемогущего бога.
        - Тогда я пойду с тобой, - решил Сиронюх. - Прикрою спину.
        - Хорошо.
        Вместе они спустились к реке, остановились в нескольких шагах перед лесовиком.
        - Перестаньте пытать наших братьев! - посмотрел в сторону двора старик. - Мы чувствуем их муку и слышим их голоса!
        - Они убили Кияша, покалечили Сазана, они требовали нашего ухода! - гневно выкрикнул староста, выступив вперед. - Мы сожжем их живьем, дабы и следа не осталось!
        - Мы никого не сожжем! - положил ладонь ему на плечо бог войны. - Мы убивали оборотней, оборотни убивали нас. Глаза в глаза, ножи в ножи, отвага против отваги, сила против силы. Жизнь за жизнь, кровь за кровь. Но есть время битвы и есть время покоя. Что возможно в бою, недопустимо в обычное время. Нельзя убивать и пытать пленных… Если это, конечно, не вызвано крайней необходимостью. Вы ведь не принудите нас к столь безобразному поступку, старик?
        - Лесной народ хотел бы выкупить детей небесных духов! - торопливо произнес лесовик. - Чего вы желаете в обмен на их жизни?
        - О-о, обмен пленных! - ухмыльнулся Викентий. - Обычно это случается по окончании войны. Вы просите мира, старик?
        - Мы хотим спасти своих детей, славяне. Скажите, какую плату вы желаете получить?
        Бог войны немного выждал. Но поскольку староста молчал, заговорил сам:
        - Вечный мир. Вы поклянетесь своими древними духами, что отныне не станете хоть как-то вредить славянам, мешать им ходить в лес, поклоняться истинным богам и больше никогда не попытаетесь проникнуть на двор детей Сварога. Как только вы принесете клятву, мы отпустим пленных.
        - Если славяне желают невозбранно ходить в лес, пусть сами не запрещают нам выходить к реке! - пристукнул посохом старик. - И пусть перестанут ловить лесовиков и продавать их варягам! Иначе вражда вернется, как бы мы ни желали мира и сколько бы в нем ни клялись!
        - Продавать в рабство? - немало удивился Викентий.
        - Они воруют наших девок! - выкрикнул Сиронюх.
        - Стоп! - вскинул руку бог войны, потом указал пальцем на старика: - Почему вы начали войну?
        - Славяне схватили двух наших мальчиков и продали варягам!
        - Оборотни позволили увезти двух детей в рабство? - недоверчиво скривился великий Один.
        - Мы освободили мальчиков, - не стал спорить старик. - Но мы не желаем терпеть подобное дальше. Славяне всегда ловили нас и продавали! Делают это снова и снова. А вдруг в следующий раз мы не сможем найти украденных малышей? Вдруг не успеем позвать детей небесных духов? Вдруг они не откликнутся? Если вам нужен мир, сварожичи, дайте клятву, что сие больше не повторится!
        - Кто просит мира - мы или вы?! - развернул плечи староста.
        - Славяне больше не станут торговать рабами и принесут такую клятву, - хмуро заявил Викентий. - А вы должны отпустить всех украденных девушек. Немедленно!
        - А если они не захотят?
        - Пусть скажут мне это сами!
        - Но они… - Старик поник. - Они обитают в нашем кочевье. Туда нельзя входить чужакам.
        - Вы хотите выкупить пленных или нет? - переспросил бог войны. - Тогда показывай дорогу. Прямо сейчас, чтобы вы ничего не успели намухлевать!
        Лесовик промолчал.
        - Ты слишком долго думаешь, - сказал Викентий. - Один из зверей ранен, и лечить его никто не станет. Любви к оборотням сварожичи не испытывают. Если же Кияша найдут мертвым… Я не поручусь за доброжелательность славян.
        - Хорошо, - кивнул лесовик, повернулся и засеменил вдоль берега.
        Дойдя до края наволока, старик еще с четверть часа пробирался вдоль уреза воды, возле неприметного ручейка вдруг повернул в чащу, осторожно ступая по мягкому влажному мху. Поднырнул под давным-давно рухнувшую и уже трухлявую иву, за ней перемахнул поваленную ветром, но еще живую сосну, обогнул ее корни и быстро заскользил по хвойной подстилке, петляя от прогалины к прогалине.
        Примерно через час лес начал светлеть и облагораживаться - с тропы и вокруг исчезли валежник и хворост, больше не гнили упавшие деревья, не встречался сухостой. Местные обитатели запасливо подбирали в чаще все, что могло гореть в очагах и что можно разделать, не тратя лишних сил на рубку толстых крепких стволов. Вскоре запахло дымом, а еще через полчаса Викентий разглядел впереди, между сосновых стволов, острые макушки то ли индейских вигвамов, то ли северных чумов.
        Деревня лесовиков размерами не сильно превышала двор сварожичей. Ее, понятно, не окружали никакие частоколы - однако утоптанная до каменной твердости земля хорошо указывала, на каком пространстве чаще всего расхаживали местные жители. Крытых шкурами шатров было примерно полтора десятка, и все они, сверх того, накрывались одним общим пологом, из которого выглядывали только дымовые клапаны. В остальном местные обитатели жили так же, как славяне в нескольких километрах от них. Женщины в опрятных меховых одеждах мездрили шкуры, над костром бурлил огромный медный котел, пахнущий мясом и луком, от края к краю стойбища с визгом бегали полуголые детишки, свистя ивовыми пищалками.
        Лучше или хуже славян жили лесовики - понять было трудно. Скота у них явно не имелось, а чум вряд ли был столь же теплым, прочным и просторным убежищем, как бревенчатая изба. Однако в отличие от сварожичей каждая семья лесовиков имела в общей стоянке свое отдельное жилище.
        Наверное, лесовики тратили больше сил, таская дрова и прочие грузы на собственном горбу, вместо того чтобы возить на лосях. С другой стороны - не нужно было заготавливать на зиму сено, строить загоны, пасти животных, защищать их от хищников. А заготовить достаточно сена, имея в руках только серп и грабли, - удовольствие наверняка еще то.
        Оборонять подобную деревню было просто невозможно. Сюда мог войти кто угодно - хоть зверь, хоть человек. Но чумы и пологи всегда можно свернуть и всем вместе откочевать в другое, более безопасное, неведомое врагу или просто сытное место. Лесовики жили охотой и собирательством. И если дичи становилось маловато - ничто не мешало им уйти в любую сторону. Огородов у них нет, к полям и рекам они не привязаны. А тайга велика, места хватит.
        - Старик, что у вас за споры из-за рек? - спросил он лесовика. - Вы ведь вроде бы не рыбаки?
        - Знамо, не славяне, - согласился тот. - Верши и заколы не ставим, сети и бредни не плетем. Однако же порой удочку забросить хочется. Из баловства да ради разнообразия. Сварожичи твои тоже при случае зверя добыть не отказываются.
        - Чего-то мужчин совсем нет, - негромко отметил староста. - Оборотни, часом, не устроили засаду?
        - Да деревню наверняка сторожат, - отмахнулся Викентий. - У вас же война!
        Лесовики, увидев гостей, насторожились - однако разбегаться и прятаться не стали. Видимо, их успокаивало присутствие старика.
        - Слушайте меня, смертные! - вскинул руку Викентий. - Я есмь великий Один, младший из богов рода сварожичей! И я обещаю защиту каждому, кто ее попросит! Среди вас есть дочери славного народа, славянки! Вы можете вернуться домой, таково условие мирного договора, о котором мы сейчас сговариваемся! Покажитесь мне, говорите смело! Вам больше ничего не грозит.
        - А как же дети? - спросила одна из женщин, внешне ничем не выделяющаяся среди других: острая шапочка с наушами из тонкой кожи, длинное платье из оленьей шкуры с собольим воротом и наплечниками, горностаевая опушка рукавов, заячьи мокасины. - Непривычны они к обычаям нашим, среди славян не приживутся.
        - Муж не согласится, - сказала другая, вся в замше, расшитой костяными шариками.
        - Что же нам, дом теперь бросать? - высказалась еще одна лесовичка. - Да и малых, верно, родня не отпустит.
        - Какой дом, Веледара?! - узнал лесовичку Сиронюх. - Жерди да тряпка!
        - Какой ни есть, ан свой! - живо отозвалась женщина. - Где хочу ложусь, что ни сделаю, то мое. Дети под боком, и под подол никто без спросу ночью не лезет! Ты, коли добрый такой, солью бы поделился лучше, а не жен чужих сманивал!
        - А то я не знаю, как ты через тетку соль на мед меняешь?
        - А то я не знаю, почем варяги ее вам возят?! Пять шкур баба твоя с нас дерет, да еще добротой своей попрекает!
        - Стоп! - хлопнул в ладоши Викентий. - Без меня свары свои затевайте! Ныне просто и ясно ответьте: в деревню к реке вернуться кто-то из вас желает?
        - Да обжились уже, притерлись, сварожич, - ответила за всех самая первая «пленница». - Родить каждая не по разу успела. Куда опять с места на место скитаться? Нам бы с подругами, с матушками порой свидеться, большего и не надо. Пусть Сиронюх поклянется, что гостей хватать не станет! И без соли, понятно, тяжко зело…
        Бог войны красноречиво посмотрел на старосту.
        - О них же, дурах, забочусь! - развел руками мужчина.
        - Такое будет мое слово, - размеренно проговорил великий Один. - Отныне ни славяне, ни лесовики этих двух деревень никогда и никого силой, супротив воли, удерживать не станут. Ни своих, ни чужих. Ни со зла, ни доброты ради. Лесовики удочкой в реке ловить рыбу могут, когда захотят, славяне в лесу зверя без ловушек по случаю добывать право имеют, а также дрова брать и грибы с ягодами собирать. В том лесовики духами своими клянутся, а славяне моим именем. Коли поручительство мое опозорите, Сиронюх, в тот же день явлюсь, пасть порву и моргалы выколю. Каждый год в честь мира сего будете общий праздник устраивать и мудрость мою восхвалять. Вопросы есть?
        - Несправедливо, великий! - сжал кулачки старик. - Славянам, выходит, и охота, и грибы, и ягоды, и торг с варягами. Нам же токмо удочку закинуть!
        - А вам вернут трех пленников живыми и невредимыми, - напомнил ему бог войны.
        Старик пожамкал губами, потер ладонью нос, что-то пробурчал, вздохнул и наконец-то согласно кивнул:
        - Мир!
        - Тогда созывай вождей и воинов. Пусть приносят клятву.
        - Наши охотники сторожат славянскую деревню, сварожич, - тяжело оперся на посох лесовик. - Надобно возвертаться туда.
        Назад мужчины шли куда увереннее и спустя час оказались на берегу. Старик перебрал пальцами свое ожерелье, нащупал один из деревянных дисков, поднес к губам. Послышался высокий тонкий свист. Вскоре из-за деревьев за двором славян появились полтора десятка лесовиков, еще несколько поднялись из прибрежного кустарника. Крепких, взрослых бойцов среди них было от силы пятеро, еще с десяток безусых юнцов и трое пожилых, битых жизнью охотников. В открытом бою Один легко перебил бы их всех, никакие щиты, копья и палицы бедолаг бы не спасли. Не ощущалось в лесовиках куража, легкости в движениях, огонька в глазах, выдающего веселое боевое безумие. Охотники выглядели усталыми и угрюмыми, оружие тискали, будто пытались его задушить, щиты откровенно волокли, словно тяжелый неудобный груз, а не удерживали, как порхающую птицу.
        Впрочем, в здешних сварожичах особой бодрости тоже не наблюдалось. Селяне воевали по необходимости и из упрямства, вовсе не получая от игры со смертью должного удовольствия.
        - Мы договорились о мире! - громко объявил старик, подняв посох. - Отныне и навеки никакой вражды!
        - Они вернут детей небесных духов? - спросил его лесовик в плаще из медвежьей шкуры, со следами звериных когтей на лице.
        - Вернут, Драник! И дадут клятву не продавать варягам наших детей.
        Охотники столпились вокруг старика, понизили голоса. Время от времени кто-то из лесовиков пытался возмутиться, однако ветхий переговорщик раз за разом указывал в сторону бревенчатого дома, и спор затихал. Через несколько минут лесовики расступились, главный охотник вышел к Викентию, ударил себя в грудь кулаком:
        - Мы принесем клятву, сварожич! Да будет мир! - И тут же добавил: - Верни нам детей небесных духов.
        - Сиронюх, - оглянулся на старосту Викентий. - Выносите пленных.
        - Пусть сперва поклянутся! - потребовал мужчина. - Вдруг они обманут? Вытащат своих оборотней и…
        - Нарушат данное мне обещание? - Бог войны криво усмехнулся. - Тогда они умрут. Все. Быстро и страшно. Ступай!
        Вскоре из ворот славянского селения мужчины выволокли за связанные лапы трех зверей: нудно мычащего медведя, безвольно обмякшего волка и мокрую от крови росомаху, бросили перед лесовиками.
        Ветхий старик отер лицо ладонями, вытянул из ножен широкий обсидиановый клинок, рассек путы, затем положил посох на землю, вонзил в него нож и отступил в сторону. Зашептал что-то себе под нос.
        Первым поднялся медведь. Неуклюже добрел до посоха, опустил нос к рукояти ножа, толкнулся задними лапами, кувыркаясь - и из полуоборота выкатился крупный, сероглазый и ярко-рыжий парень, непропорционально широкогрудый и с короткими ногами. Причем - совершенно голый. Парень устало выдохнул и сел, обхватив руками колени. Второй поднялась росомаха, проковыляла к ножу, кувырнулась - и на спине распластался костлявый, с выпирающими ребрами и впалым животом мальчишка. Как это ни странно, никаких следов схватки на его теле не имелось - ни ран, переломов, ни даже синяков. Похоже, превращение полностью исцеляло оборотней. Однако - очень сильно выматывало. Взбунтоваться и затеять схватку «дети небесных духов» были явно не в состоянии.
        Последним открыл глаза волк. Полежал, тяжело дыша, поднялся на дрожащие лапы.
        - Может, ему помочь? - не выдержал Викентий.
        - Посвященный должен делать это сам, - ответил старик. - Обращение случается по его воле и его движением.
        Волк добрел до ножа и буквально перевалился через него. Однако сего слабого толчка хватило - на мятой траве лежал юноша.
        - Позовите женщин и разожгите костер! - облегченно выдохнул лесовик. - Сегодня на грани света и тьмы мы принесем клятву мира.
        Красивые слова «на грани света и тьмы» означали всего лишь вечер. К сумеркам лесовики собрали на берегу реки большую кучу хвороста, и когда солнце коснулось горизонта, три пожилые женщины запалили его, после чего скинули одежду и вошли в реку.
        Великий Один напрягся - но они просто омылись, после чего вернулись на сушу. К этому времени самые тонкие веточки успели прогореть. Оставшимися после них угольками, словно черным маркером, ветхий старик нанес на женские тела какие-то знаки, руны, рисунки.
        - Знаки земной праматери, - пояснил лесовик, поймав взгляд бога войны. - Клятва будет приноситься ей.
        Женщины разошлись - одна к костру, две другие встали у среза воды.
        Скинув куртку, первый из лесовиков вошел в образованный «праматерями» треугольник, опустился на колено, поцеловал утоптанную глину:
        - Я, Дубокряж из рода росомахи, предками своими, в лес небытия ушедшими, клянусь. - Он выпрямился, поднял глаза к небу, вскинув к нему руки: - Духами небесными клянусь! Клянусь огнем, водой и землей, что никогда более не причиню вреда сварожичам, обитающим в деревне на сем берегу…
        Женщины с разных сторон одновременно плеснули на него водой, бросили землей и осыпали огнем: одна из помощниц, выхватив из пламени две горящие палки, ударила их одну о другую, выбив сноп искр.
        - Клянусь! - выдохнул парень, оказавшись во власти трех стихий.
        Он склонил голову и вышел из треугольника. Его место занял другой лесовик:
        - Я, Двузуб из рода росомахи, предками своими, в лес небытия ушедшими… - заговорил он.
        Обряд занял совсем немного времени - в племени обитателей леса насчитывалось всего девятнадцать охотников. После того как все они принесли клятву, к костру вышли славянские мужчины:
        - Мы, внуки великого и мудрого Сварога, пред ликом сына его, великого Одина, клянемся отныне не причинять вреда людям леса из рода росомахи, обитающим рядом с нашим селением. Отныне и навсегда! И если мы нарушим сию клятву, пусть обрушится на нас гнев могучего Одина, бога воинов и сражений!
        - Да будет так! - Викентий с силой ударил обухом топорика по щиту. - Я принимаю клятву!
        Женщины залили костер, вошли в реку, смывая нанесенные на тела руны.
        Клятвы были принесены, мир заключен. Обряд завершился.
        Увы, вопреки надеждам Викентия, мужчины не обнялись, не сели у костров за общим дружеским пиром. Обычаи воинов оказались чужды лесным охотникам и деревенским труженикам. Они просто разошлись в разные стороны.
        Победный пир в славянском селении все-таки свершился. Было много браги, много рыбы, чуток мяса и свежих овощей. Но веселья на торжестве как-то не наблюдалось. Это был просто обильный сытный ужин для сильно уставших людей. Не о чем говорить…
        На рассвете Викентий отправился на край луговины, свалил ближайшую к воде сосну и разделал ствол на три четырехметровых бревна. Маленький боевой топорик не предназначался для подобной работы, бог войны еле-еле управился до вечера, вернувшись в селение уже в темноте.
        Его ждали. Женщины поднесли рыбу и воду, постелили густую волчью шкуру, почтительно удалились. А когда Викентий немного подкрепил силы, к нему подсел Весар.
        - Дозволь обратиться с просьбой, великий Один?
        - Конечно, мой храбрый воин, - кивнул бог войны. - Чего ты желаешь?
        - Возьми меня с собой, - попросил паренек.
        - Ты решил покинуть родной дом? - удивился Викентий. - Почему? Здесь наступил мир! Отныне здешняя жизнь станет тихой, спокойной и безопасной.
        - Здесь наступил мир, великий Один.
        Бог войны тихо засмеялся:
        - Богиня любви называет меня кровавым упырем. Вампиром. Иногда мне кажется, что она права. Я вновь и вновь заражаю людей жаждой крови. Они перестают бояться битвы, они перестают бояться гибели. Они берут палицы и копья и идут за мной в самую гущу сечи, они наслаждаются битвой, они упиваются дыханием смерти! И им хочется бесконечно испытывать сие исступление. Ну же, скажи, Весар! Ты смог ощутить себя воплощением смерти? Правильно? И теперь тебе невыносимо снова становиться тихим жалким хомячком. Ты хочешь смотреть в глаза смерти снова и снова. Ты хочешь найти достойного, непобедимого врага и убить его! Омыться его кровью, поставить ногу на его тело!
        - Я думал, что погиб, - признался сварожич. - Что оборотень сейчас порвет меня на куски. И я смирился с этим, я даже не стал защищаться. Лишь отпихивал его морду и резал, резал, резал ножом… Пока он не затих. И я понял, что победил!
        Весар вскинул голову, и глаза его сверкнули хищным огнем.
        - Еще никогда в жизни я не чувствовал себя таким счастливым! Таким сильным! Таким…
        - Это был невероятный восторг, - закончил за него бог войны. - Восторг, который невозможно забыть. Теперь ты знаешь, почему я бросаюсь в сражения с такой радостью? Почему мечтаю о битвах, почему скучаю без могучих и жестоких врагов?
        - Возьми меня с собой, великий Один! - снова попросил сварожич.
        - Мне бы не хотелось оставить о себе плохое воспоминание, Весар, - разломил второго леща Викентий. - Я так сурово осуждал похищение людей, продажу рабов. И вдруг уведу с собой отличного работника. Разве это правильно?
        - Ты сварожич, ты наш бог. И я сам хочу отправиться с тобой!
        Викентий помолчал. Пожал плечами:
        - Я понимаю твои муки. Для сварожича, вкусившего настоящей битвы, обыденная жизнь невыносима. Я заберу тебя, Весар… Если Сиронюх на это согласится. Скажи ему сам.
        - Сейчас, великий! - вскочил паренек.
        - Постой! - вскинул палец Викентий и улыбнулся: - Добавь, что я обрадовался твоему желанию. Это поможет старосте принять правильное решение.
        На рассвете они отправились на берег уже вдвоем. Сделать там оставалось совсем немного. Весар и бог войны вырубили несколько слег, три из них положили у среза воды. Накатили сверху бревна, накрыли еще тремя слегами и крепко связали нижние с верхними. Получился прочный плот четырех метров в длину и двух в ширину.
        - Можешь идти прощаться, - разрешил Викентий. - Еще полдня впереди. Раньше отчалим, раньше доберемся.
        - Да, великий, я мигом…
        Вскорости на берег высыпала вся деревня. Женщины принесли большой куль копченой рыбы, корзину огурцов. Селяне - две рысьи шкуры. Помогли спустить плот на воду.
        - Мы благодарны тебе, великий Один! - от общего имени поклонился Викентию староста. - Ты принес мир и покой нашему дому, нашей земле, остановил жестокого кровожадного врага. Мы водрузили в твою честь священный камень и станем приносить ему требы каждый вечер. Мы, наши дети, наши внуки и наши правнуки!
        - Вы можете быть уверены в моем покровительстве, сварожичи! - ответил бог войны. - Если в ваш дом снова придет беда, сюда вернусь и я!
        Он приложил ладонь к сердцу, опустил вниз и взошел на плот. Следом запрыгнул Весар, оттолкнулся шестом от берега.
        - Любо Одину! - Сварожичи приложили ладони к груди, опустили вниз. - Славься, великий бог!
        Славься!
        Викентий взял второй шест и тоже толкнулся, разгоняя немудреное суденышко. И очень скоро собравшиеся славяне скрылись за излучиной реки.
        - Я даже не спросил, как далеко отсюда ближайший славянский город? - посмотрел вниз по течению бог войны. - Ты, случайно, не в курсе?
        Весар пожал плечами.
        - Неважно. - Викентий навалился на шест, отталкиваясь от близкого дна. - В этом мире все дороги текут в Двину. И чем ближе Вологда, тем крупнее стоящие на берегах крепости.
        Вода неспешно, но непрерывно несла путников. Им оставалось только подправлять движение, дабы постоянно находиться на стремнине. Еда - в корзинах, питье - за бортом, места для отдыха хватало - и потому они не останавливались даже на ночлег. Сплавлялись себе и сплавлялись, время от времени вставая лишь для того, чтобы оттолкнуть прибиваемое к берегу суденышко от отмели.
        На четвертый день пути впереди, по левую руку, внезапно выросли могучие бревенчатые стены. Путники схватились за шесты, ловко подогнали плот к одному из выдающихся на глубину причалов.
        Сторожевая служба в сем граде была поставлена неплохо. К тому моменту, когда Викентий выбрался на жердяной настил причала, на берегу, у схода на землю, уже стояли трое воинов. Без копий и шапок, в легких замшевых куртках - но со щитами и боевыми топориками.
        - Хорошего вам дня, сварожичи! - весело поздоровался бог войны. - Зеркало в городе есть?
        - Кто ты таков, добрый человек? - спросил молодой мужчина, единственный среди молодых стражников обладатель бороды.
        - Кто я? - хмыкнул Викентий, выдернул из петли топорик и небрежным взмахом метнул его в стену города. Оружие мелькнуло в воздухе и крепко впилось в бревна на уровне человеческой головы. Бог войны вытянул руку, растопырив пальцы, и… и…
        И ничего не произошло! Топорик слабо подрагивал, но в ладонь не возвращался. Похоже, слишком крепко и глубоко засел в древесине.
        - Я великий Один, сын мудрого всемогущего Сварога! - сжав кулак, опустил руку Викентий. - Куда я попал, кто владеет сим городом и кто им правит?
        От причала до города было изрядно за сотню метров, и бросок на такую дальность произвел впечатление на смертных. Они склонили головы.
        - Ты прибыл в Шудаяк, сварожич! - поведал старший. - Правит сим городом великий Святибор, хозяйствует же у нас супруга его, великая Девана. Полагаю, они будут рады приветить гостя!
        Бородач повернул голову к мальчишке слева. Тот сорвался с места и умчался в сторону ворот.
        Викентий оглянулся на Весара. Тот скатал шкуры, перебросил через плечо, подобрал корзину, в которой оставалось еще несколько рыбешек. Выбрался на помост.
        - Прошу тебя, великий, - уважительно поклонился стражник и неторопливо зашагал по тропе к воротам.
        На полпути Викентий свернул к стене, раскачал и вынул топорик, проверил лезвие. Или, точнее, то, что от него осталось после полутора дней лесоповала. В двадцать первом веке такое широкое, заваленное полукругом лезвие со множеством проплешин за оружие уже не считалось, в метро можно без чехла возить.
        - Чертов студент, - пробормотал воин и опустил топорик в петлю. - Доберусь - уши оборву.
        - Ты что-то сказал, великий? - окликнул его стражник.
        - Помянул всуе великого Матвея, помощника Сварога, - отозвался Викентий.
        - Может статься, ты желаешь посетить святилище, великий?
        - Да нет, спасибо, - покачал головой бог войны. - Через священный камень бить в лобешник зело несподручно. Я с ним лучше лично поговорю.
        За разговорами и медленной прогулкой гости потеряли изрядно времени, и когда, наконец, вошли во двор - их уже ждали в полной готовности. Хозяйка - юная, белолицая и голубоглазая, с острым буратиньим носом, не менее острым подбородком, впалыми, словно втянутыми, щеками и густыми рыжими бровями, - стояла на крыльце во всей своей красе, со свитой и в потрясающем воображение парадном облачении. Вместо плаща на ее плечах лежала черная медвежья шкура, причем голова сего зверя заменяла ей головной убор, тело облегал длинный, до колен, куний кафтан, штаны и мокасины были сшиты из беличьих шкурок. Широкий пояс сиял оправленным в золото солнечным янтарем. Еще на нем висели неизменные по славянскому обычаю два ножа с накладками резной кости и сумка с вычурным тиснением. Но сверх того у пояса красовался большой колчан, из коего выглядывал лук и пестрое оперение доброго десятка стрел.
        - Вот, стало быть, ты каков, храбрый Один, зовущий воинов к смерти? - Женщина спустилась на пару ступеней навстречу гостю. - Со слов батюшки моего, ты казался вдвое выше и вдвое плечистее.
        - Может статься, твой отец видел меня издалека? - вежливо предположил Викентий.
        - Да нет, с батюшкой моим, буйным Перуном, вы дрались бок о бок.
        - О-о, так ты дочь славного Перуна?! - обрадовался воин. - Когда он сражается, то его тоже одного за троих принять можно!
        - Прошу в дом войти, брат мой! Трапезу нашу разделить, о делах своих поведать. Вот, испей с дороги кваску холодного. - Девана отвела руку, и одна из женщин вложила ей в пальцы желтый липовый ковш.
        Викентий поднялся, принял корец, с наслаждением осушил, вернул хозяйке. Богиня отдала его служанкам, положила ладонь гостю на локоть. По этому жесту молодой человек понял, что девушке о нем рассказывал не только отец, но и великая Макошь, и накрыл ее ладонь пальцами, беря Девану под локоть. Повел вверх по ступеням.
        - Ты, верно, с очередной битвы возвертаешься, могучий Один? - светским тоном поинтересовалась хозяйка Шудаяка.
        - Он разгромил оборотней возле Староселья! - торжествующе выкрикнул сзади Весар. - Половину перебил, половину полонил!
        Девана оглянулась на паренька, потом посмотрела на гостя, как бы вопрошая: откуда здесь взялась эта ходячая бестактность?
        - Прошу прощения, прекрасная богиня, - виновато улыбнулся Викентий. - Несколько дней назад я позвал этого юного воина к смерти. Он откликнулся, а смерть сбежала. Теперь он путешествует со мной и ждет новой встречи с нею.
        - Хорошо, я поведаю о его желании сестре нашей всесильной Маре, - снисходительно кивнула богиня. - А пока… Гребета! Встреть гостя. Накормите, напоите, уложите отдохнуть.
        Одна из служанок свиты отделилась от подруг, поманила Весара за собой и быстро сбежала вниз по ступенькам. А хозяйка города, миновав несколько просторных горниц, привела гостя к столу, накрытому в угловой светелке с двумя узкими окнами, забранными слюдой. Пол был выстелен оленьими шкурами, стены обиты медвежьими, скамьи укрывали рысьи, кресла - куньи, возле дверей висели огромные рога.
        - И все взято на лук? - наугад спросил Викентий.
        - Обожаю охоту! - широко улыбнулась Девана. - Нет ничего азартнее, нежели лунной ночью кабанов с лежки спугнуть, на прогалину выгнать да стрелой самых злобных секачей положить. Али оленя на гоне встретить.
        - Медведей, смотрю, тут куда больше, нежели кабанов, собрано.
        - Не, я косолапых не трогаю, - мотнула головой богиня. Пожала плечами. - А вот они почему-то на меня постоянно кидаются.
        Девана развела руками, указывая на бесчисленные медвежьи шкуры, и довольно расхохоталась. Кивнула на одно из кресел:
        - Не гневись, что в зал пиршественный не зову. Муж мой стволы для стройки новой отбирает, а без него пир торжественный затевать неприлично.
        - Наедине с такой красавицей пообедать… Я не смел и мечтать! - Бог войны сел на указанное место, кивнул на запеченную до румяной корочки птицу размером со страуса. - Тоже сам кинулся?
        - Ты не поверишь, брат мой, но именно сам, - с улыбкой кивнула хозяйка. - На рассвете на стену поднялась, глядь, а в небе косяк лебединый летит. Ну, я лук достала и семь птиц сбила. По двум, увы, промахнулась.
        - Вижу, в Шудаяке именно ты горожанам дичь добываешь?
        - Слава небесам, супруг мой не против. Святибор к охоте равнодушен. - Богиня достала ножи и ловко, одним движением, отмахнула у птицы половину грудки. - У иных все дни в веселье проводят. Охота, пирушка, погоня, веселье. Дела домашние забрасывают, земли оборонять смертным приходится, твердыни жены ремонтируют, нового и вовсе ничего не строят. Мой милый не таков. Он превыше прочего всего как раз строить любит.
        - Я вижу. Город ваш Чердыню и Вологде вровень поставить можно.
        - Крепость крепка, людей мало, - посетовала Девана. - Да еще лесовики вдруг озверели. В хищников повадились превращаться да на деревни наши нападать, под свои обычаи перекладывая. Никакой управы с ними нет, наступают и наступают, ровно свинорой на огороды. Тут изгонишь, там появляются. Туда кинешься, ан они прямо здесь корни ужо пустили. Да-а… - Богиня потянулась к стоящей на столе бадейке, зачерпнула квас. - Поклон тебе, храбрый Один, за избавление Староселья от оборотней. Сия деревня с нашей окраины. Выходит, нам ты помог. Мы с мужем у тебя в долгу.
        - Пустое, - отмахнулся Викентий. - Мы ведь сварожичи, одна семья. Какие могут быть счеты между своими?
        - Твое здоровье, брат! - подняла ковш Девана.
        - Твое здоровье, сестра, - гость тоже зачерпнул квасу.
        - Приятного аппетита! - вошла в светелку Светлана с матерчатым пояском на лбу и в усыпанном костяными шариками черном платье из тонкой, тянущейся кожи, плотно облегающей ее тело.
        - Ты-то здесь откуда? - удивился бог войны.
        - Я тоже рада тебя видеть, Вик, - кивнула ему девушка и протянула хозяйке пучок тонких, в палец, свечей. - Поставь в опочивальне, сестра. Запалишь, когда муж вернется. И про волосы не забудь!
        - Благодарю, сестра, - приняла подарок хозяйка.
        - Так ты не за мной, Света? - спросил Викентий.
        - За тобой, за тобой, не беспокойся, - утешила его богиня любви и согласия. - Не стоит тебя, с твоими тараканами в головушке, наедине со столь очаровательной женщиной оставлять.
        - Вот сейчас не понял… - развел руками воин.
        - Если хотел задержаться, нечего было вспоминать нашу мудрую и могучую великую Макошь, - похлопала его по плечу гостья. - Ты забыл, что слышишь все обращенные к тебе молитвы? Вот и она услышала. И жаждет тебя видеть. Ты ведь почти на десять дней исчез. Великая богиня беспокоится.
        - Извини, Девана, - поднялся Викентий. - Рад был познакомиться со столь красивой сестрой.
        - Заходи в любой день, великий Один. - Богиня охоты тоже встала. - Тебе здесь всегда рады. Я велю позвать твоего слугу.
        Хозяйка проводила гостей до самого овала из полированного серебра, и когда Викентий исчезал в глянцевой поверхности, вскинула на прощание руку…
        - Ну вот я и дома! - огляделся молодой человек, оказавшись по другую сторону зеркала. - Начинаю к Вологде здешней привыкать.
        - Присосался… - тихо отозвалась Света. - Ну как, на сей раз кровушки хорошо попил?
        - Не жалуюсь! - вслед за ней миновал светелки Викентий. В тронной палате огляделся: - А где Макошь?
        - В хлопотах, - не останавливаясь, ответила богиня согласия.
        - Ты же говорила, она так жаждет меня увидеть, что прямо ни есть, ни пить не может!
        - Как видишь, может, - остановилась в дверях Света.
        - Ты что, приревновала меня, врушка?
        Светлана подумала, пригладила волосы, вернулась к нему:
        - Что ты знаешь о богине Деване, Вик? - спросила она.
        Молодой человек очертил в воздухе ладонями женский силуэт с широкими бедрами и одобрительно вскинул большой палец.
        - А ты в курсе, что пару веков назад она попыталась устроить военный переворот, скинуть премудрого Сварога и захватить власть над обитаемым миром? Да еще решила перебить всех несогласных и самой сесть на трон?
        Викентий восхищенно причмокнул губами.
        - Именно! - кивнула девушка. - Была большая драка, Волос и Даждбог дали от нее деру, Сварог тоже, как бы это выразиться… Не потянул. На девочку натравили папу. Сцепиться с родителем малышка отнюдь не постеснялась, мутузили они друг друга так, что земля и небеса трещали. Но в конце концов практически «только по очкам» Перун взял верх, и бунтарку быстренько упекли замуж. Согласись, Вик, известие о том, что буйная бунтарка… Прямо скажем, очень даже хорошая собой бунтарка обедает наедине с одиноким богом войны, готовым рубиться насмерть днем и ночью, с кем угодно, по поводу и без… Такое известие заставило Макошь сильно занервничать. А вдруг вы снюхаетесь?
        - Какая женщина! - восхищенно выдохнул Викентий. - Что же ты раньше не сказала? Я ей даже руки не поцеловал!
        - Вот видишь! - хмыкнула Света. - Похоже, я успела вовремя.
        - А с Перуном она вроде как в хороших отношениях, - припомнил Викентий.
        - Он ведь ее папа! - напомнила Света и процитировала: - «Папа добрый, он простит».
        - Ну да, папа… - кивнул бог войны.
        - Ты не забывай, Вик… - подошла совсем рядом богиня согласия и понизила голос. - Боги славян - это отнюдь не «Рота, подъем!». Это семья, большая и разнообразная, семья, в которой есть старые обиды, дальнее и близкое родство, дружба и вражда, подводные течения, личные интересы и прочее, прочее, прочее. В принципе, они все заодно. Однако чтобы поставить всех сразу в общий строй, наверное, нашествие инопланетян должно случиться. А пока глобальной катастрофы нет, то кому-то «Моя хата с краю», кто-то «Я с ним не дружу», кто-то братика подсиживает, кто-то к сестре ревнует. Вот и выходит, что богов за полторы сотни насчитывается, ан на войну за общее дело больше трех-четырех сварожичей за раз не вытащить. Или ты думаешь, могучая Девана станет биться насмерть ради возвышения Макоши, а сама при том останется безвестно прозябать в лесных дебрях? Или Макошь согласится на победу ценою вашего с Деваной союза? Которому потом не сможет противостоять весь род сварожичей вместе взятый?
        - Долбаная политика! - сделал краткий вывод великий Один.
        - А ты думал, все будет, как в шахматах, легко и просто? - Света похлопала его по груди, жалостливо улыбнулась и вышла из зала.
        Викентий сплюнул, поманил за собою Весара и пошел наверх, в свою опочивальню.
        Здесь, понятно, ничего не изменилось. Да и чему меняться-то?
        Бог войны упал на постель. Паренек покрутился и стал расстилать рысьи шкуры у стены, устраивая ложе. И тут вдруг дверь распахнулась.
        - Тук-тук! - заглянула внутрь Валентина. - Я слышу - шум, шаги. Дай, думаю, проверю.
        - Привет. - Викентий поднялся.
        Гостья выглядела, как пришелец из другого мира: джинсы, топик, кроссовки… Совершенно фантастическое, невероятное существо. Девушка закрыла створку, немного прошлась по комнате.
        - А у тебя все никак? - спросил великий Один.
        - Ты о чем? - резко посмотрела на него Валентина.
        - Не отвечай, и так все понятно, - отмахнулся молодой человек.
        - Это с тобой все понятно, - кивнула в сторону Весара девушка. - Мсье предпочитает румяных юных мальчиков?
        - Что-о?! - взревел Викентий, ринувшись к ней.
        Мужчин за такие намеки приличные люди увечат на месте. Но Валентина была девушкой, и потому его рука не ударила жертву в шею - а крепко сжала ее грудь, в то время как другая влезла глубоко в джинсы:
        - Ты хочешь это проверить?
        - Ты только обещаешь, - ответила девушка с такой невозмутимостью, словно все это парень делал не с ней.
        Викентий нахмурился, задрал и скинул ее топик, расстегнул джинсы.
        Валентина спокойно ждала. Ждала, даже когда молодой человек полностью раздел ее и опрокинул на постель. И только тут недовольно крикнула:
        - Ты чего пялишься?!
        - Я… Я отвернусь. - Весар торопливо склонился к шкурам.
        - Пошел вон! - Валя дотянулась до топика и швырнула в паренька. Тот сперва попятился, потом метнулся к двери и выскочил наружу.
        Девушка проводила его взглядом, потом откинулась на спину, согнула ноги в коленях и спросила:
        - Ты меня хотя бы поцелуешь?
        Молодой человек разделся, опустился рядом и выполнил ее просьбу…

* * *
        - Ну наконец-то здесь случилось хоть что-то приятное, - призналась за ужином девушка, лениво пережевывая ветку сельдерея.
        - Ты слишком долго сидишь в четырех стенах, - ответил Викентий, с азартом уплетая сочную розовую буженину. - В каждом из нас, пришельцев из будущего, обнаружился какой-то талант. У тебя он тоже есть. Но чтобы разбудить его, нужен толчок. Страх, ужас, потрясение. Нечто такое, что вынудит перешагнуть человеческие возможности.
        Весар, который был третьим участником ужина, перестал жевать и приподнял голову.
        - Да, к тебе это тоже относится, - кивнул ему бог войны. - Ведь ты сварожич, внук нашего общего прародителя. В тебе течет его кровь.
        - Какой талант? - с жадностью спросил паренек.
        - Кто знает? - пожал плечами великий Один. - Об этом можно узнать только в последний миг, увидев летящую в лоб «маслину». И ты вдруг понимаешь, что умеешь двигаться куда быстрее, чем ожидал. Либо ты получаешь перо в печень и вдруг остаешься жив. А через пару дней спокойно снимаешь швы.
        - Спасибо большое, чувак, - хмыкнула Валентина. - Получить перо в бок, и вдруг: «Сюрпра-айз!» - ты совсем не бессмертен. И даже не стремителен, и «маслина» разносит твою башку вдребезги. Чего-то меня не тянет на подобные опыты.
        - А почему мы едим в одиночестве? - решил сменить тему Викентий. - Где все остальные?
        - Ты не знаешь, что такое «в одиночестве», Вик, - потянулась за кусочком мяса девушка. - Вот уже целую вечность я ем тут вообще одна! Я уже со счета сбилась, сколько дней сижу в этой тюрьме. Светка и Матвей получают приглашение на пир Волоса, а когда тот в отъезде, лопают где-то еще. Ты вообще постоянно шляешься неизвестно где. А я одна, одна и одна! Только вострухи вечно шастают вокруг, словно мыши: шур-шур, шур-шур.
        - Сочувствую. - Викентий привлек ее к себе и крепко поцеловал. - Пойдем, Валюша, я тебя утешу.
        - А ты… - указала пальцем на деревенского паренька девушка. - Наискосок от спальни Вика есть комната. До утра она свободна. Иди в нее и не высовывайся!

* * *
        Настоящее утро в хоромах хозяйки Вологды начиналось в тронных палатах, где собирались служанки, стража и вострухи, дабы сообщить о происшествиях и поломках, выслушать приказы и распоряжения, высказать свои просьбы. Красавица Макошь восседала на троне, а слева от нее, скромно сложив ладони на животе, стояла юная светлая богиня. Однако ее показное смирение уже давно не обманывало никого из присутствующих. Вызванная могущественным заклятием из будущего девушка прибирала в свои руки все больше и больше власти, избавляя богиню богатства от многих повседневных хлопот.
        Поэтому никто не удивился, когда при появлении на утреннем собрании бога войны светлая богиня сошла со своего места, быстро пересекла зал, взяла великого Одина за руку и вывела наружу:
        - Ты что-то хотел, Вик?
        - Вообще-то, да, - кивнул Викентий. - Почему ты меня так шустро выгнала? Вы затеваете заговор? Боитесь, что я раскрою Сварогу ваш секрет?
        - Просто совещание, - не приняла шутку девушка. - Хозяйственные хлопоты. Зачем мешать людям?
        - Правда? - вскинул брови Викентий.
        - А еще великую богиню немного раздражает, когда восхищаются не ею, а кем-то другим, - выложила правду Светлана. - Ты стал слишком знаменит, победитель оборотней. Если слуги Макоши свернут шеи, таращась на тебя, вместо того чтобы заглядывать ей в рот, нам придется весь день терпеть ее раздражение. Чего ты хотел?
        - Мне нужен Матвей.
        - Зачем?
        - Глупый вопрос, малышка. Мне нужна сталь.
        - У него пока не получается.
        - Что ты понимаешь, женщина?! - покачал головой бог войны. - Чтобы мастер смог чего-то добиться, его нужно постоянно пинать. Иначе он будет только хлестать пиво и гонять в «танчики».
        - Здесь нет «танчиков».
        - Нет компьютеров - есть что-то другое. Всегда что-то есть. Охота, карты, баня, бабы. Умный человек всегда найдет способ бесполезно убить время.
        - Матвей…
        - Хватит! - Викентий ткнул пальцем в ключицу юной богини. - Хватит болтать! Просто проведи меня к нему. Это мужские проблемы. Проведи, или я обращусь к Макоши.
        - Да запросто, - пожала плечами Света. - Просто идти нужно через зеркало. Так что давай немного обождем.
        - Вот это другой разговор, - одобрил ее покладистость бог войны.
        После того как слуги разошлись, юная богиня провела Одина знакомым путем и с некоторой небрежностью втолкнула в обсидиановый овал.
        По другую сторону портала, в темной невысокой каморке, густо пахло углем и дымом, откуда-то доносился мерный гул ударов. Это стало хорошей подсказкой, и через несколько минут Викентий вошел под просторный навес, с одной стороны которого полыхал горн, за ним стояли корзины с тусклыми темными камнями, вдоль стены были развешаны инструменты, а в центре мастерской возвышалась огромная наковальня, возле которой работали два мастера: Матвей, в кожаном фартуке, с перехваченными бечевкой волосами, взмахивал тяжелым молотом, а пышноволосый, густобородый мужчина, лет пятидесяти на вид, выше Викентия на голову и в полтора раза крупнее телом, удерживал раскаленную докрасна поковку клещами.
        Увидев гостя, Матвей с видимым облегчением опустил кувалду и отер запястьем лоб:
        - Привет!
        - Ты тот, о ком я думаю? - спросил могучего старика Викентий.
        - Я же не ведаю, о чем ты мыслишь, юноша? - бросил поковку в горн мастер.
        - Я думаю о том, в честь кого славяне сто поколений подряд носят в качестве амулетов маленькие молоточки.
        - Мне приятно об этом слышать, мой прапрапра…
        - И так сто раз, великий и мудрый! - Молодой человек покачал головой и закончил: - Дедушка.
        - Иди сюда, внучок, дай я тебя обниму, - раскрыл объятия мастер.
        Прародитель сварожичей и его далекий потомок обнялись.
        - Ты, как я понимаю, и есть тот самый великий воитель, которому посвящают молитвы все больше и больше детей славного народа? - разжав объятия, перехватил Викентия за плечи старик. Чуть отступил, откровенно любуясь воином. - Я горд, что ты мой внук, храбрый Один.
        - А я горд, что ты мой дед, легендарный Сварог. Никогда в жизни не мог о подобном даже мечтать. Ни о том, что окажусь твоим прямым потомком, ни о том, что увижу тебя воочию.
        - Теперь мы сможем видеться в любой миг, когда ты этого захочешь. - Прародитель славянского рода отпустил плечи своего далекого внука. - Но ведь ты пришел сюда не ради этого?
        Великий Один вынул из поясной петли топорик и кинул его на наковальню:
        - Это мусор, дед! Я рубился им всего пару дней, и он уже похож на мочалку. Это не оружие, это пластилин.
        - Просто нужно регулярно проковывать режущую кромку, - вмешался Матвей. - В этом месте металл уплотняется и становится прочным.
        - Нужно сварить сталь, студент! - рявкнул на него Викентий. - Нормальную, хорошую сталь! Включи же, наконец, мозг и сделай свою работу! Тебя этому в институте несколько лет учили!
        - Мы стараемся! - повысил в ответ голос Матвей. - Мы делаем все возможное для здешних технологий!
        - Плохо стараешься! Тысячи людей мучаются каждый день на работе только потому, что ты неспособен дать им нормальный инструмент. И еще тысячи гибнут только потому, что ты не даешь им нормального оружия! Черт возьми, да мне проще молотком обычным сражаться, чем подобными мечами и топорами!
        - Хорошо, мой храбрый внук, - неожиданно согласился Сварог. - Да будет так. Если тебе проще воевать молотом, выбирай любой из моего инструмента.
        - Молот? - презрительно скривился Викентий, и… и тут в его памяти вдруг всплыл глубоко засевший в древесине топор… Желающий, но не способный вернуться обратно в руку. - Молот…
        Молодой человек прошел вдоль стены, на которой были развешены десятка три таковых: от маленьких молоточков до тяжелых многопудовых кувалд, взвесил несколько из них в руке. Приноравливаясь, покачал. Наконец остановился на одном, примерно в полпуда весом.
        - Этот! Я могу взять его, дед?
        - Конечно, внучек, - согласно кивнул Сварог. - Буду рад, коли он сослужит тебе славную службу.
        - Спасибо, дед! - Довольный неожиданным подарком, бог войны обнял старого мастера. - В самую жилу!
        - Зачем тебе молот, Вик? - громко спросил Матвей. - Молот - это ведь оружие Тора. А ты Один!
        - Отвянь, студент, я не религиозен, - рассмеялся бог войны, положив обновку на плечо. - И еще одна маленькая просьба. Кто-нибудь из вас может отфутболить меня обратно в Вологду?

* * *
        В тронных палатах вологодского дворца вернувшийся молодой человек наткнулся на Светлану во вчерашнем облегающем платье.
        - Ты так и будешь ходить в обносках, Вик? - поинтересовалась девушка.
        - С чего тебя вдруг обеспокоил мой наряд, милашка? - широко ухмыльнулся бог войны. - Али тебе холодно одной в постели?
        - Даже не мечтай, упырь кровавый, - покачала головой Света. - Девушку из Сарвожа помнишь? Она заметила, что подаренная ею куртка пропала, и теперь шьет тебе новый костюм.
        - Тебе-то что за дело?
        - Ты забыл? - привалилась спиной к стене девушка. - Я есмь богиня любви и согласия. Уряда в тебя, кровожадного маньяка, похоже, втюрилась. Молит о покровительстве. Мой долг - исполнить ее желания и обеспечить ей твою любовь и нежность.
        - Какое многозначительное начало… - Могучий Один подступил к светлой богине вплотную, глядя глаза в глаза и почти касаясь ее губ губами. - И чем ты готова наградить меня за послушание?
        - Я могу отправить тебя к Уряде, - ответно улыбнулась Света. - И ты сможешь любить ее, холить, нежить и ласкать.
        - Нет, милая, - покачал головой бог войны. - Что я получу за то, что отправлюсь к ней?
        - Ты сможешь отправляться не только к ней, но и в иные земли, мой маленький кровавый монстр! - фыркнула богиня любви. - Я готова быть твоим ключом ко всем зеркалам мира, Вик. Но только до тех пор, пока Уряда будет любима и счастлива.
        - Да ты сводница, Светик!
        - Это называется сваха, упырь, - поправила его девушка и с нежностью погладила ладонью по щеке: - Так ты согласен принять свое счастье в единении с прекрасной Урядой?
        - В принципе, девчонка хороша, - отступая, пожал плечами Викентий. - Она мне нравится и так, задаром. Боюсь, в этой сделке ты сильно прогадала.
        - Нарабатываю поклонниц, Вик, - пожала плечами девушка. - Тебе хорошо, пару черепов проломил, и тебе уже половина страны молится. Мне же приходится о каждой молящейся душе заботиться.
        - Хорошо, я согласен, - кивнул молодой человек. - Но тогда нам нужна надежная связь. Чтобы вызвать тебя для перемещения.
        - Это же очень просто, Вик, - засмеялась светлая богиня. - Молись! Молись, и я услышу тебя.
        - В этом и заключался подвох! - понял бог войны. - Ты будешь отгрызать мою силу.
        - Это мелочь, - пожала плечами Света. - Что для тебя, что для меня. Главная сила набирается из многих сотен маленьких преданных поклонников…
        Кстати, что за паренек крутится возле твоей комнаты?
        - Если ты сейчас намекнешь, что я педик, - протянул ладонь к ее горлу Викентий, - я сделаю с тобой то же самое, что с Валей!
        - Я не хочу знать, чем вы занимаетесь с Валентиной, - отвела его руку Света. - Однако мальчик мается неприкаянным, как брошенный котенок.
        - Не такой уж и мальчик, - хмыкнул бог войны. - Смерти в глаза заглянул, первой кровью умылся, первого врага зарезал. Это воин!
        - Бедненький, - вздохнула светлая богиня.
        - Ага, - кивнул великий Один. - Я его укусил, и он теперь заразен. Тоже хочет защищать всяких дурочек, не жалея жизни.
        - Надо его чем-нибудь занять, пока ты будешь у прелестной Уряды.
        - Сегодня я его займу сам, не парься, - отмахнулся Викентий. - Сегодня у меня есть дело поинтереснее, чем лизаться с бабами.
        - Ты хам!
        - Тебя-то я чем обидел, сводница?! - удивленно развел руками бог войны. - Я тебя даже ни разу не прижал.
        - За других обидно!
        - На обиженных воду возят, - подмигнул ей великий Один и вышел из тронной палаты. Поднялся наверх, толкнул дверь в свою светлицу.
        - Ну наконец-то! - перекатилась на постели обнаженная девушка и обиженно выпятила губы: - Куда ты пропал с утра пораньше? Даже слова не сказал!
        - Бремя богов, красотка, - пожал плечами великий Один и притворил дверь. Пересек наискось коридор, открыл дверь напротив. Там с постели вскочил Весар, низко поклонился:
        - Хорошего дня, великий.
        - Пошли прогуляемся, - кивнул ему Викентий. - А то пролежни на боках заработаешь.
        - Я с вами, я все слышала, - выскочила в коридор, торопливо натягивая топик, Валентина. - Мне тут тоже скучно!
        Втроем они спустились вниз, вышли из дворца, из города, примерно на полчаса пути отошли вдоль реки вниз по течению, между бесчисленных грядок. Наконец огороды кончились, и великий Один остановился.
        - Ну и что мы тут искали? - закрутила головой девушка. - Пустырь как пустырь.
        - Березку видишь? - указал на одинокое деревце примерно в сотне метров впереди Викентий.
        - И что?
        Бог войны выхватил из петли молот, замахнулся с широким поворотом корпуса швырнул. Тяжелое оружие мелькнуло в воздухе и врезалось в ствол с такой силой, что с кроны посыпались ветки и листва. Великий Один вытянул руку и раскрыл пальцы.
        Упавший молот крутанулся рукоятью вперед - и прыгнул ему в ладонь.
        - Да-а! - восторженно выкрикнул Викентий, метнул снова и снова поймал!
        - Охренеть… - округлив глаза, выдохнула девушка. Паренек лишь восхищенно ахнул.
        - Н-на!!! - Бог войны метал оружие снова и снова, пока после шестого попадания береза с треском не рухнула, подломившись в месте попаданий.
        - Как это? - наконец спросил Весар.
        - Хочешь знать, как я этому научился, сварожич? - Великий Один наклонился к нему и шепнул в самое ухо: - Очень захотелось жить… - Выпрямился и громко напомнил: - Мы с тобой одной крови, Весар, ты и я!
        Он замахнулся и снова швырнул молот, метясь теперь в плакучую иву, свисающую над водой примерно в полукилометре. И попал! Однако молот был уже явно на излете и лишь слегка стукнулся о ствол. Но зато - вернулся.
        - Если могу я, Весар, - сказал Викентий, - наверняка сможешь и ты. Нужно только очень захотеть.
        И он снова метнул свое оружие.
        После полусотни бросков великий Один определил, что уверенно крошит все на удалении примерно до четырехсот метров, попадает в цели до полукилометра и что молот возвращается в руку из любого удаления - даже если Весар уносил его до самого горизонта. С этим все они вернулись в город, пообедали, а затем Викентий опять вывел паренька на улицу, в этот раз недалеко за ворота, и вручил ему свои щит и палицу.
        - Начнем с самого начала, мой юный воин, - сказал он и похлопал по деревянному диску с железной окантовкой. - Это твое главное оружие, Весар. Им ты можешь закрыться от стрел, копий, от прыгнувшего оборотня, от удара топором или палицей. Им ты можешь ломать врагам кости, если бьешь ребром вперед или назад, или загривки оборотням, пытающимся тяпнуть тебя за голову, если бьешь вниз. Когда в твоих руках есть щит и не осталось другого оружия, ты почти наверняка сможешь завалить своих врагов, круша им и защищась. Если щит потерян, ты почти наверняка труп, будь у тебя хоть десять мечей и шестоперов. Теперь вставай. Берешься за рукоять посередине, левым плечом крепко подпираешь левый край щита, кулаком с топориком придерживаешь правый. Когда нужно убить врага, приоткрываешь щит и соскальзываешь по нему кулаком с оружием. Щелк! И тут же закрылся. Давай пробуй…
        Примерно час они занимались вдвоем. Потом к месту учебы стали подтягиваться по одному, по двое вологодские стражники - каковых Викентий по старой реконструкторской привычке тут же загонял в строй. Ему не один раз приходилось сколачивать команду из самой разношерстной публики, вплоть до случайных зевак, буквально за час до начала ристалища. Однако здесь, понятно, до схватки дело не дошло.
        С началом сумерек великий Один распустил образовавшийся отряд, после чего они с Весаром освежились в реке и отправились на ужин. А потом, едва они вернулись в свои светелки - бога войны тут же оседлала истосковавшаяся в одиночестве Валентина.
        Было много нежности и борьбы, были победы сладострастия и отдых спокойных ласк, были жесткость и покорность, страсть и наслаждение, была дремота… И вдруг внезапно распахнулась дверь.
        - Вик, оборотни деревню на Варлуге рвут!
        - Вот черт! - скатился с постели воин. - Нашли время!
        Он прыгнул в штаны, накинул куртку, опоясался, схватил щит, сунул в петлю молот и палицу.
        Дорогу освещали вострухи, тут и там возникающие со свечами и масляными лампами, и потому молодой человек мог бежать со всех ног, не боясь загасить фонарь. Обогнав Свету, он первым влетел в комнату с зеркалом, торопливо проверил снаряжение:
        - Кажется, все со мной.
        - Дыхание задержи! - скомандовала светлая богиня, толкнула его в грудь, и бог войны очутился глубоко в воде.
        На миг Викентий замер, пытаясь разобраться, где верх, где низ и куда нужно выбираться. Заметил краем глаза красные пляшущие пятна, рванул к ним, выпрямился среди кувшинок и водяной крапивы, быстро поднялся на берег.
        Впереди стоял обширный славянский двор с двумя длинными домами. Тут и там передвигались факелы, звучали мужские голоса. Где-то кричали женщины, визжали в отчаянии дети, грохотало дерево по дереву, расползались стоны боли. Перед распахнутыми воротами шевелились тела, торчали из земли копья и стрелы, одинокая женщина отпаивала одного из раненых; трое лесовиков, легко узнаваемых по меховым одеждам, в свете факела грабили павших.
        - Х-ха! - Разгоняясь, бог войны метнул молот. Не рассчитал силу, и крайнего лесовика стремительное оружие пробило насквозь, врезалось в тын. Великий Один разжал пальцы, поймал вернувшийся молот, швырнул снова, сбив с ног второго мародера, налетел на третьего, с факелом, ребром щита раскроил ему голову, поймал вернувшийся молот. Краем глаза заметил двух поднявшихся сварожичей, женщина присела с чашей возле третьего.
        - За мной! - крикнул он воинам и ворвался во двор. - По-о-оберегись!
        Судя по валяющемуся на земле бревну, вывернутой створке и по лезущим в проход лесовикам, в доме только что тараном выбили дверь. Изнутри доносились плач и крики, торжествующий хохот, протяжный вой. Один метнул молот в толчею, с разворота ударил стоящего у колодца шамана краем щита по ребрам. Заметил движение слева, прикрылся. Ощутив удар копья, поднырнул, резко ударил окантовкой чуть выше колен лесовика. Поймал вернувшееся оружие.
        В бедро и правый бок глубоко и болезненно впились стрелы - это успели осознать происходящее лучники у дверей второго дома. Бог войны громко ругнулся, метнул молот, закрылся щитом от новых стрел, поймал вернувшееся оружие, метнул…
        - А-а-а!!! - Откуда-то появились сразу двое врагов с палицами, бросились в драку. От одного удара бог войны закрылся, от второго отшатнулся, ударил окантовкой щита вниз, кроша ступню слишком близкому лесовику. Вторая палица врезалась в плечо Одина, дробя кости. Он взвыл от боли, крутанулся, подставляя щит новому выпаду, поймал молот, ударил им в грудь врага.
        Из дома тем временем высыпали обратно успевшие ворваться внутрь лесовики. Оборотни торопливо сбрасывали одежду. Великий Один, пользуясь заминкой, опустил оружие, торопливо выдернул обе стрелы, протянул руку к молоту.
        Лесовики, кувыркаясь через посох убитого шамана, превращались в волков, рысей и медведей.
        - Х-ха! - Именно в медведя Викентий метнул молот в первую очередь, закрылся щитом от прыжка рыси. Поймал оружие обратно - и в этот миг клыки сомкнулись на его левой ноге, когти царапнули по голове, еще какая-то тварь крепко вцепилась в бедро. Один поймал оружие, ударил им в голову могучего гризли и ощутил клыки в собственном загривке.
        Молодой человек понял, что падает, толкнулся ногами, чуть подпрыгивая, и рухнул на спину плашмя, всем весом придавливая висящих сзади зверей. Хватка клыков ослабла - а он пнул какую-то мохнатую тварь на левой ноге, взмахнул молотом над щитом. Отвел деревянный диск и дважды с силой ударил окантовкой себе за спину, встретил ударом в пасть метнувшуюся к горлу рысь и…
        И ничего.
        Оборотни больше не нападали.
        Великий Один расслабился, раскинув в стороны руки и ноги, тяжело дыша.
        Во двор в сопровождении четырех славянских воинов, крепких бородачей в островерхих шапках и кожаных толстых куртках, вошла стройная женщина - в длинном темном платье, переливающемся от серебряного шиться, в епанче с собольей опушкой и низком кокошнике, украшенном жемчугом, с ярко-алым рубином над самым лбом. Чаровница опустилась рядом на колено. Тонкие пунцовые губы, узкий подбородок, точеный нос, толстая коса цвета холодного битума. В руке большая чаша из человеческого черепа, с серебряной окантовкой по краю. Викентий сразу ощутил, как сильно у него пересохло во рту, и попросил:
        - Дай попить, краса ненаглядная…
        Женщина склонила голову набок, с интересом его рассматривая. Провела кончиками холодных, просто ледяных пальцев по его щеке, по шее, скользнула ладонью по груди. Растянула губы в слабой улыбке:
        - Тебе, братик, еще рано…
        Она выпрямилась и растаяла в воздухе, равно как четверо охраняющих ее воинов.
        - Вот зараза, - тяжело выдохнул Викентий, и его веки опустились…

* * *
        Очнулся великий Один уже днем. Поморщился от боли в теле, даже негромко застонал. Приподнялся на руках.
        - Живой, живой! Смотрите, воин живой!
        Викентий не без труда открыл словно засыпанные песком глаза.
        Он лежал в тени частокола среди еще четырех сварожичей. Однако бородачи не шевелились и не дышали.
        - Живой, батюшки, живой! - Подбежали бабы, подняли бога, перенесли во двор, уложили на сено, поднесли холодной колодезной воды. - Живой!
        - Я есмь великий Один, сын всемогущего Сварога, - простонал Викентий. - Дайте мне денек отлежаться, и завтра я смогу ходить.
        - Эк тебя порвало… Переслав, подь сюда! - крикнула в сторону дома баба, отирающая раненому лицо влажной тряпицей. - Великий, вестимо, беду от нас отвел.
        Вскорости из двери появился чернобородый, явно в возрасте, мужчина. Левая половина его лица носила следы застарелого ожога, правая рука висела на перевязи, да к тому же он заметно приволакивал сразу обе ноги.
        - Стало быть, это ты разогнал лесную нечисть? - рухнул в стожок рядом с гостем сварожич. - Тут все, прямо скажу, уже с жизнью попрощались. Поклон тебе за то, великий Один.
        - Опоздал я, - поморщился Викентий. - Деревню, вижу, больше не удержать. Некому.
        - Уде-ержим, - не согласился Переслав. - Припасы целы, дом устоял, огород не разорен. Ловы есть, рыба будет. После вчерашнего разгрома лесовики на новый набег не скоро решатся, а к зиме раненые, мыслю, на ноги ужо встанут. Лодки оборотни тоже не тронули. Я вот полагаю самых тяжелых в них положить да в Ярегу отправить. В городе знахарки куда как лучше наших будут. У воеводы помощников на первое время попрошу, пока сами оклемаемся. Как полагаешь, сварожич?
        - Далеко до города?
        - Дня два пути.
        - Отлично. - Викентий откинул голову на сено и снова закрыл глаза. - Меня тоже в лодку брось, сделай милость.
        - Воля твоя, сварожич, - тихо согласился Переслав.

* * *
        Разумеется, за два дня бог войны пришел в себя, восстановил силы и здоровье и на причал под стенами небольшой крепостицы сошел уже вполне бодрым и крепким.
        - Светочка, ау-у-у! - мысленно воззвал он к светлой богине. - Молю тебя о внимании, богиня любви. Давай являйся и вытаскивай меня из этой дыры!
        Его роскошный пояс, круглый щит, оружие привлекли к себе внимание местных стражников, но никто пока не подходил и ни о чем не спрашивал. Люди были заняты остальными ранеными, осторожно выгружая их на берег.
        - Давай, Света, откликайся! - Бог войны молитвенно сложил ладони перед лицом. - У меня на пятой точке дыра размером с футбольное поле! Я не хочу запомниться туземцам в таком виде. Они потом триста лет будут ржать на каждом молебне. Давай откликайся! Уговор есть уговор!
        Закинув щит за спину и опустив его там как можно ниже, крутя головой по сторонам, Викентий вошел в ворота и с облегчением перевел дух, увидев там юную светлую богиню в замшевом одеянии.
        - Привет, Вик! - помахала она ладошкой. - Ты так орал о своих неприятностях, что про твою попочку теперь, наверное, знает вся ойкумена! Чего случилось?
        - Оборотень вцепился, - кратко ответил Один. - Что, правда все слышали?
        - Шучу. Каждый бог слышит только свои молитвы. Не бойся, не выдам… - Девушка поманила его за собой, завела в какую-то кладовку, провела в угол, обхватила, шагнула в серебряный овал… И они оказались в другой, очень похожей кладовой.
        - Где мы? - не понял Викентий.
        - Мог бы и узнать, - пожала плечами Света. - Сарвож! Тебе ведь нужна помощь с одеждой?
        Богиня сделала шаг назад и исчезла в зеркале.
        - Вот черт! - Викентий пробрался к выходу, толкнул дверь.
        - Великий Один! Слава Одину! Приветствую тебя, Один! - Его заметили сразу, и смертные склонились в поклонах.
        - Где Уряда? - спросил бог войны, прикрывая щитом седалище.
        - Там, дальше, на углу! - указали в сторону слияния рек сразу несколько женщин.
        Викентий поспешил к своей девушке… вскоре замедлил шаг.
        - Вот так сюрприз! Что тут происходит?
        В месте схождения стен были убраны все вещи и припасы, убран навес, а на открывшемся месте стоял одинокий шатер. Великий Один удивленно пожал плечами, заглянул под открытый полог.
        - Мой бог! - радостно вскрикнула Уряда, вскочила и повисла у него на шее, целуя в шею и щеки. И тут же в ужасе отпрянула: - Ой, прости, прости! Ты ранен? Твоя нога, твоя шея! Твой живот!
        - Ранен не я, милая. Только моя одежда! - Викентий оглянулся во двор и сделал шаг в сторону, скрываясь от возможных любопытных глаз. - Прости за крохоборство, но очень хотелось бы ее поменять.
        - Конечно, мой бог! Я как раз закончила вышивать обережные руны!
        - А штаны?
        - Да вот они, - кинулась к краю шатра девушка, вернулась со свертком.
        - Слава Уряде! - весело всплеснул руками великий Один и стал раздеваться.
        Смертная, глядя на обнаженное тело молодого человека, чуть поджала губы. Викентий остановился:
        - Скажи, а что здесь происходит? Почему угол крепости расчищен, зачем этот шатер, почему ты тут одна?
        - Великая Макошь повелела выстроить здесь оборонительную башню. Она опасается, что оборотни вскоре повторят нападение, и желает укрепить Сарвож.
        - Башня - это хорошо, - согласился великий Один. - Но зачем нужен шатер?
        - Великая Макошь… - Девушка запнулась. - Она похвалила одеяние, которое я тебе подарила, и сказала, что тебе постоянно будут нужны новые…
        - Хозяйка Вологды не ошиблась, - усмехнулся Викентий. - Месяца не прошло, а три смены одежды уже превратились в лохмотья.
        - Великая Макошь приказала мне шить одеяния и повелела выделить для сего труда горницу. Но крепость мала… Мне поставили шатер, а опосля отведут отдельную светелку в башне.
        - Значит, сюда никто не войдет?
        Девушка отрицательно покачала головой. Бог войны улыбнулся, дернул полог, закрывая вход в шатер, и в наступившей темноте привлек к себе Уряду.
        Они наслаждались друг другом до вечера - после чего вышли к ужину, откушали возле общего костра. И вернулись назад.
        - Однако тут холодно, - скинув одежду, дохнул Викентий. - Был бы свет, был бы пар. Почему ты не разводишь огня?
        - Слишком мало места, великий. Много заготовок. От костра может случиться пожар, а кожи попортятся.
        Великий Один раскинул руки в стороны, чуть качнулся, ощутил прикосновение к пологам.
        - Это верно, палаточка куцая… Ты не мерзнешь?
        - Если укрыться шкурами с головой, то ничего… - Судя по шороху, девушка пожала в темноте плечами.
        Викентий вспомнил большой рубленый дом на берегу реки, общий очаг, просторное общее на всех ложе, вспомнил сетование похищенной лесовиками славянки по поводу рук, лезущих без спроса под подол, и подумал, что в холоде, но в своем отдельном жилище иногда бывает лучше, чем в теплом, но общем.
        - Давай тогда накроемся, - предложил он, вытягивая вперед руки и нащупывая Уряду. - Я знаю отличный способ согреться.
        Они нашли губы друг друга, однако зябкие мурашки все-таки пробежали по коже бога войны. Он спросил:
        - Когда начнут строить башню? Надеюсь, хоть в ней будет место для очага.
        - Не знаю, - шепнула девушка, отвечая то ли на первый, то ли на второй вопрос. Или на оба вместе.
        Но скорее всего, ее мысли занимали сейчас совсем другие желания…
        Бог войны и смертная провели вместе два замечательных дня и две ночи. Уряду никто не привлекал к общим работам. Она сидела в шатре, острым обсидиановым ножом кроила кожи и мечтала о будущем:
        - Кряжич сказывал, в четыре яруса башню срубят. Высоченную! Дабы, коли совсем плохо, даже в ней одной запереться удавалось. Для припасов места много получится. А весь низ мне, мастерской моей, отведут. Ты представляешь, великий, вся горница, целая горница мне одной! Я тебя привечать стану, любить, холить и одевать. На зиму, коли морозы совсем сильные ударят, в большой дом, к очагу можно прятаться.
        - Как так к очагу? - навострил уши Викентий. - Хочешь сказать, его и в башне не будет?
        - Ему много места потребно, великий. Жар от костра во все стороны. Коли мастерскую делать, то где огонь палить?
        - У лесовиков в вигвамах горит, - пожал плечами бог войны.
        - Маленький он совсем у лесовиков, большой башни так не прогреть. И шатер тоже. Лесовики ведь все едино под шкурами в холоде спят! - выказала немалую осведомленность девушка. - Зимой токмо в славянских домах тепло, у большого костра.
        - Воркуете?
        - Светлана? - повернул голову бог войны. - Какими судьбами в наших краях?
        - Приветствую тебя, о великая! - вскочив, склонилась в поклоне девушка.
        - У тебя будет хороший день, Уряда! - пообещала светлая богиня.
        - Благодарю, великая!
        Гостья оглядела новое одеяние Одина.
        - У тебя золотые руки, милая, - сказала она. - Жаль, что наш храбрец вскорости его испортит.
        - Я уже шью новое, великая!
        - Умница. Полагаю, премудрая Макошь выразит тебе свое удовольствие.
        - Уряда еще и ее обшивает? - хмыкнул молодой человек.
        - Нет, но всемогущая богиня оценит твои одежды, Вик, - невозмутимо просветила молодого человека светлая богиня. - Ты приглашен сегодня к обеду. Пойдем, не то опоздаешь.
        Великий Один поднялся, привлек к себе девушку, поцеловал в губы и отступил:
        - Извини, моя желанная. Дела.
        Великие прошли к стене, скрылись в кладовке. Перед зеркалом Света остановилась, искоса глянула на молодого человека:
        - «Желанная», Вик?
        - Она очаровательна, - развел руками бог войны. - Разве нет? А мужчины так устроены, что им нужны женщины. Я согласен ее любить, раз уж таков наш договор.
        - Значит, я молодец, - обняла Викентия за пояс Света и шагнула в зеркало, закончив уже с другой стороны: - У меня получается это - творить счастливую любовь.
        - Возьми с полки пирожок, - похвалил ее молодой человек. - Кстати, а когда начнется строительство башни? Жить в палатке как-то не очень комфортно. Теплый сезон подходит к концу.
        - Для этого нужны рабочие руки, Вик. Лишних пока не найти.
        - Н-н-да… Века меняются, а заморочки всегда одни и те же.
        - И развлечения тоже. Пошли обедать.
        Этот торжественный пир мало отличался от предыдущего. Могучий Волос во главе, мудрая Макошь рядом с его сердцем. Великая Светлана, храбрый Один… В этот раз отсутствовал Матвей. И, может быть, кто-то еще - всех прочих Викентий просто не знал.
        - Наш гость раз за разом проявляет доблесть, достойную восхищения, - поклонился в сторону бога войны правитель Вологды, после того как присутствующие немного подкрепились. - Еще и еще раз приношу тебе благодарность за деяния, оберегающие покой славного народа.
        - Мы сварожичи, - поклонился в ответ Викентий. - Я сражаюсь за свою семью.
        - Моя любимая супруга сказывала, ты желал посетить дальние заставы, вступить в порубежные схватки, дабы найти способ одолеть оборотней. Тебе это удалось?
        - Конечно, сварожич, - отодвинул ковш с квасом молодой человек. - Оборотни ведут войну по одной и той же схеме. Выбирают деревни или заставы для захвата, вырезают лосиное стадо, дабы оставить людей без главной тягловой силы, травят посевы и портят верши, перекрывают пути к лесу. В общем, создают угрозу голода. Если сварожичи не сдаются, то в одну из ночей они атакуют сам поселок. Ведь в темноте у зверей масса преимуществ перед людьми. Ворвавшись во двор, на рассвете они выламывают двери и захватывают дом. Чтобы сделать таран и пользоваться им, нужны человеческие руки и свет, так что они перекидываются обратно. Всегда одно и то же. Ночь, предрассветные сумерки, азарт после ночной битвы. Они захватывают деревню за деревней, заставу за заставой, постепенно двигаясь к западу…
        - Мы это успели заметить, храбрый Один, - кисло улыбнулся Волос.
        - Дабы сломать наступление лесовиков, в первую очередь нужно отбить у них охоту соваться в наши селения.
        - Говори! - приободрил его правитель города.
        - Прежде всего построить новые деревни и заставы взамен утраченных. И изменить в них привычный образ жизни. Убрать лосей из-под первого удара. Мне их жалко.
        - Но без лосей невозможно даже выстроить поселок!
        - Да. Поэтому к месту строительства нужно послать большие бригады, быстро выполнить нужные работы, а потом увести скот. На огородах и вершах заставы способны жить долго и сытно. В случае осады надобно приложить старание и снабжать атакованные деревни припасами. При таком раскладе единственным способом завладеть селением будет штурм.
        - Ты так говоришь, словно это хороший выход… - наколол кусочек мяса великий Волос.
        - У вас есть масляные лампы, значит, есть горючее масло, другие подобные жидкости? Кувшины с ними нужно повесить внутри на растяжках, приготовить горящие фитили. Связать тяжелые бревенчатые щиты и повесить над дверьми в пазах. Во время строительства вырыть под домами схроны для людей и припасов.
        - Пока ничего сложного, - кивнул правитель Вологды.
        - Схема должна работать так… После ночной схватки оборотни захватывают двор, потом вышибают тараном двери, врываются в дом. За ними падает затвор, кувшины с маслом разбиваются, дом вспыхивает изнутри и сгорает вместе с захватчиками. В то время как славяне в полной безопасности пережидают пожар в схроне. Самые сильные, смелые, храбрые оборотни будут погибать, а сварожичи в большинстве спасаться. Полагаю, после срабатывания пяти-шести таких ловушек лесовики побоятся входить в наши дома и вообще атаковать наши деревни. А оборотней станет намного меньше.
        - Чтобы такие ловушки оказались успешными, многим воинам придется сражаться, заранее зная, что они обречены, - после долгого молчания сказал великий Волос.
        - Никто не вечен, - развел руками бог войны. - Победа требует жертв. Нужно поискать добровольцев среди молодых, горячих воинов, ищущих славы, награды и возвышения. Ведь погибнут не все. Зато уцелевшие станут равными каждый пяти, их имена будут передаваться из уст в уста, ими будут восхищаться. По делам и награда. Далеко не все славяне боятся гибели, мудрый Волос. Например, со мной из схватки у Староселья вернулся воин. Он точно не откажется еще раз подергать смерть на усы!
        - Весар? - вскинула голову Света.
        - Он самый, - кивнул великий Один.
        - План нашего гостя кажется жестоким, милая, - повернулся к Макоши правитель Вологды. - Но разумным и осуществимым. Как ты полагаешь?
        - Слава храброго Одина, милый, велика. Если воины откликнутся на его призыв… - Женщина запнулась. - Мы постараемся сделать так, чтобы выжившие не пожалели о своем выборе.
        - Да будет так! - поднялся с кресла великий Волос. - Отбей у лесной нечисти охоту трогать наши дома, мой дорогой брат. Делай все, что сочтешь для сего надобным!
        - Можешь быть уверен, сварожич! - тоже встав, кивнул Викентий.
        После обеда бог войны поднялся наверх, вошел в свою комнату, застав там полуодетого Весара - паренек что-то латал в своей куртке. Увидев бога, он вскочил, склонился:
        - Приветствую тебя, великий!
        - И я рад видеть тебя, воин, - кивнул Викентий. - Извини, что в этот раз не взял тебя с собой. Ночью подняли, совсем забыл второпях.
        - Вся Вологда уже ведает о твоей новой победе!
        - У меня есть для тебя приятное известие, Весар. У тебя появился шанс пройти по острому лезвию славы, отделяющему живых героев от мертвых. Ты готов?
        - Да, великий! - горячо ответил паренек.
        - Тогда пошли за ворота, попытаюсь тебя научить, чему успею. Авось ты останешься все же по эту сторону славы, а не по ту…
        В этот раз вологодские стражники подтянулись почти сразу, и занятия пошли по «групповой методе». Попеременное обучение как сомкнутому бою, так и одиночным поединкам. Правильные стойки, работа парами и тройками, перекрестное прикрытие, поединки одного воина против двух и трех противников.
        Разница в сто поколений между здешними бойцами и реконструктором давала о себе знать. За тридцать веков люди успели придумать массу хитростей, приемов и финтов, позволяющих быстро и безопасно убить собрата по разуму. Начиная от банальных глубоких переносов и обманных выпадов вплоть до умения правильно двигаться для принятия более удобного положения в схватке. Опыт многовековых фехтовальных школ и советы родителя или приятеля по деревне - это две очень большие разницы.
        Занятия опять длились до сумерек - после чего воины искупались и разошлись. Стража - к своим кострам, бог войны и его юный друг - во дворец, в персональную столовую.
        - Вик, ты вернулся!!! - Увидев молодого человека, Валентина тут же повисла у него на шее и несколько раз поцеловала. - Я уже отчаялась! Дернули в темноту и с концами! А я опять, как в сундуке черном заперта, осталась. Наконец-то…
        Девушка взяла Викентия за руку, крепко сжала ладонь, ткнула пальцем в сторону Весара:
        - Надеюсь, ты уже догадался, парень, где сегодня ночуешь? Чтобы тебя и слышно после ужина не было!
        Валентина и вправду соскучилась - оказалась жадной, ненасытной, почти все время брала инициативу в свои руки. И к рассвету вымоталась так, что аккурат к завтраку провалилась в беспробудный сон, вяло отмахиваясь на попытки себя поднять. Да бог войны не особо и старался.
        За столом Викентий, к своему удивлению, встретил Светлану, завтракающую бок о бок с Весаром.
        - Нас решила почтить своим вниманием сама светлая! - потянулся за печеным хариусом великий Один. - В честь чего такая радость?
        - Вообще-то, ты поминал меня в своих молитвах, Вик, - улыбнулась ему девушка. - Так что вопрос к тебе: чего хотел?
        - Совсем забыл, - ткнул себя пальцем в висок бог войны. - Хотел заглянуть в мастерскую Матвея. А то он обеды у Волоса чего-то прогуливает. Ты ведь по уговору работаешь у меня таксистом?
        - Как скажешь, - не стала спорить светлая богиня. - Кстати, сколько тебе нужно людей на новые заставы?
        - Пять деревень по двадцать человек, - прикинул бог войны. - Сто!
        - Сто мужчин или всего сто жителей?
        - Сто жителей, - уточнил Викентий. - Тебе-то какая разница?
        - А кому, по-твоему, великая Макошь поручила охотников на сие безумие выкликнуть? Вы же, мужики, токмо кувалдой махать горазды. Главные хлопоты завсегда на наши женские плечи падают. Ты поел? Пошли, на кузню тебя заброшу и поручением сим займусь.
        - Пошли, - торопливо обгрыз рыбью хребтину великий Один и поднялся из-за стола.
        Они спустились вниз, миновали тронные палаты, горницы.
        - Как прошла ночь? - неожиданно прервала молчание Света.
        - Изумительно! - широко ухмыльнулся Викентий, поворачиваясь к ней. - Да ты никак завидуешь?
        - А как же наш уговор и Уряда? Ты ведь обещал любить ее честно и преданно?
        - Разве я отказываюсь? - удивился бог войны. - Я и впрямь обещал ее любить. - Молодой человек наклонился вперед и шепнул светлой богине на ушко: - Но я не обещал любить только ее одну.
        Светлана положила ладонь молодому человеку на грудь и с силой толкнула, опрокидывая в черный обсидиановый овал. Пожала плечами:
        - Мне-то что? Коли Валю обрюхатишь, от нее хоть какая-то польза получится. А коли их обеих, так Макошь и вовсе на седьмом небе от восторга запорхает. Гуляй, кобель. Тебе разрешается.
        Она развернулась и, негромко напевая, вышла из светелки.

* * *
        В обители всемогущего Сварога все оставалось по-прежнему. Бревенчатые стены, запах гари, грохот железа. Великий Один прошел в кузню, приложил ладонь к сердцу и отвел ее к земле, приветствуя мастеровитых богов:
        - Хорошего вам дня, сварожичи. Надеюсь, вам удаются все ваши замыслы.
        - Как же ты нас достал, Вик! - Матвей перебросил очередную заготовку с наковальни в угли. Сходил к стене, взял грязный куль из грубой рогожи, отсыпал из него в горн немного угля. Зло выдохнул: - Нет, Вик! Со сталью еще ничего не получилось!
        - Жаль, - пожал плечами Викентий, еще раз поклонился богу-кузнецу: - Огромная тебе благодарность, дедушка. Твой молот оказался чудо как к месту. Здорово меня выручает.
        - Обращайся еще, внучек, - добродушно рассмеялся всемогущий Сварог. - Чем смогу, помогу.
        - Обращаюсь, - немедленно воспользовался предложением гость. - Нужны три плотницких топора. Нормальных, тяжелых, с широким лезвием.
        - Почему три? - поинтересовался Матвей.
        - Так железо-то дерьмо! - немедленно просветил его Один. - Одним работать буду, другой точить, третий про запас.
        - Так закажи нефритовый, раз наши не по нраву!
        - Я же сварожич, Матвей, - развел руками Викентий. - Прямой потомок первооткрывателя железа. Нужно блюсти марку. Плохонькое, но свое.
        - Никак не пойму, внучек. - Опустив кувалду на наковальню, бог-кузнец оперся на рукоятку. - Ты меня хаешь али восхищаешься?
        - Тобой, дед, восхищаюсь, - кивнул Один и указал на Матвея: - А сей дармоед пусть мозг свой напрягает. Оправдает кровь славянскую, что в жилах его течет. Он знает, что делать нужно. Просто ленится.
        - Иди отсюда, умник! - посоветовал Матвей.
        - Я свой долг исполняю, студент! - оскалился на него Викентий. - Оборотней давлю. Вот и ты тоже напрягись. Сталь, студент. Нам нужна сталь!
        - Я стараюсь!
        - Плохо стараешься!
        - Не ссорьтесь, дети, - остановил перепалку пышноволосый Сварог. - Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Ты зря ругаешь Матвея, храбрый Один. Зело много сотворить он успел. Домницы новые сделал, мехами в них дуть придумал, для горна приспособы разные. Ныне и железа куда больше прежнего из грязи болотной выплавляется, и шлак из него выковывается легче. Дай срок, и укреплять лезвия научимся.
        - Срок был вчера, дедушка, - понизил тон бог войны.
        - Я понимаю тревоги твои, внучек. Однако же тревогами одними мир не изменить. Труд надобен и время. Ты просил себе топоры новые? Мы сделаем тебе топоры. А теперь ступай. Не мешай работать.
        Великий Сварог на гостя, похоже, все-таки осерчал, поскольку провожать его не стал, и для возвращения в Вологду Викентию опять пришлось молиться Светлане.
        - Как поговорил? - поинтересовалась девушка, вытянув его во дворец Макоши.
        - Нормально, - не стал вдаваться в подробности бог войны.
        - Тогда раздевайся.
        - Чего, прямо здесь? - удивился Викентий. - Может, хотя бы в спальню поднимемся? Там постель, уют, тепло.
        - Вот как раз в спальне я с тобой оставаться не собираюсь, Вик, - покачала головой светлая богиня. - Ты не только кровавый упырь, но еще и похотливое животное. Такого спутника мне даже в ночных кошмарах не надобно.
        - О-о, платоническая любовь! Ты желаешь просто восхититься моим обнаженным телом?
        - Нет, твоими рунами и амулетами, - покачала головой девушка. - Как думаешь, Вик, почему ты все еще жив в это мире богов и шаманов, колдунов и оборотней? Почему тебя не заманили в ловушку мороки, не сожрала порча, не иссушило проклятье, не высосала болотная лихоманка?
        - Потому что я бог!
        - На тебе обереги, заговоренные могучей Макошью, идиот! - тяжело вздохнула Света. - А еще Уряда нашила тебе на одежду защитные руны и сокрыла в ней амулеты. Все это защищает тебя от любого колдовства, сглаза, наветов и прочей чертовщины. И потому сей мир для тебя почти не отличен от нашего. Можешь бить морды и проламывать черепа, не заботясь о главных опасностях. Однако все обереги имеют привычку со временем ослабевать, их нужно заговаривать снова и снова. Так что раздевайся, Макошь проведет над твоим барахлом нужные ритуалы.
        - Я тренирую воинов, Светик. Ты хочешь, чтобы я делал это голым?
        - Штаны можешь оставить, - разрешила юная богиня. - Все остальное отдавай.
        - Нет чтобы просто батарейки поменять, - вздохнул Викентий, расстегнул пояс и стал стаскивать куртку…
        Бюджетный вариант
        С полного замаха Викентий рубанул топором под комель ствола, потом еще, еще и еще, чуть наклонился и ударил поперек зарубок, выбивая размочаленную древесину. Снова рубанул наискось - потом поперек. Наискось - поперек. Обогнул, снова размахнулся. Удар, удар, удар… Сосна затрещала, чуть повернулась вокруг своей оси и повалилась между двух берез, обламывая их ветки. Бог войны отдал топор пареньку, подобрал другой, отсчитал двенадцать шагов и стал рубить ствол, попеременно нанося удары то с левым уклоном, то с правым. Древесина крупными кусками разлеталась в стороны, и вскоре сосна с хрустом переломилась. Викентий отдал топор, взял другой, отсчитал еще двенадцать шагов, повел плечами и снова взялся за работу.
        Через несколько часов огромное дерево оказалось разделано на пять хлыстов одинаковой длины и похожую на неровный шар хвойную крону. Пока мальчишки простукивали камнями режущие кромки топоров, возвращая их к рабочему состоянию, великий Один обвязал конец одного из кусков веревкой, поднатужился, отрывая от земли, перекинул через плечо и поволок в сторону Сарвожа.
        Спустя полчаса он выбрался к берегу, скатил хлыст в воду, протянул вдоль частокола, поднял наверх.
        - Ты, верно, устал, великий? - бросилась к нему Уряда. Порывисто обняла, потом поднесла вырезанную из дерева глубокую миску. - Вот, попей с устатку. Ты ведь любишь квас?
        - Да, милая. - Викентий, и вправду изрядно уставший, в несколько глотков осушил миску, крепко поцеловал девушку в губы, через пролом в частоколе спустился к воде и отправился обратно в лес.
        Где-то там, на далеких берегах лесных рек, шла непримиримая война. Но она приняла странные формы. Сыновья славного народа сварожичей строили дома и дворы, ставили в протоках верши, натягивали сети поперек глубоких омутов, вскапывали грядки. Вокруг новых застав рыскали лесовики, перекрывая лесные тропинки, выискивая слабые места в тынах, в бессилии топча ночами перекопанную, но еще не засаженную землю.
        Однако до открытой схватки дело пока не дошло - и всемогущему богу войны нечего было делать в этом тихом, глухом противостоянии. Великий Один лишь объяснил собравшимся в Вологде молодым добровольцам, что именно им надлежит сделать, научил неким первичным навыкам правильного боя и… и отпустил. Сварожичи сели на ладьи и отправились в путь, каждый в свое, назначенное место.
        Викентий постоял у причала, глядя вслед отчаянным храбрецам, выбравшим путь посмертной славы… Потом забрал принесенные Матвеем топоры, и светлая богиня пропустила его сюда, в маленькую крепость, выстроенную вокруг очаровательной девушки, рискнувшей подарить ему куртку в первый день пребывания в сем чудесном мире. Старейшина выделил великому пару мальчишек в подмогу - и пришелец из будущего взялся за работу.
        Как выяснилось, бог войны был сильнее самого крепкого из сохатых - так что хлысты он таскал сам, за день валя, разделывая и перетаскивая в городок дерево. Еще день уходил на укладку венца, а потом Викентий снова уходил в лес.
        Башня росла на глазах, защищая стоящий в центре шатер от ветра, и ночами в нем стало чуточку теплее. На взгляд Уряды - хорошо, словно летом. Но избалованный комфортом пришелец из будущего только ругался, оглядывая будущее жилище подруги.
        Комната шесть на шесть метров. Если сделать в центре большой очаг - он сам по себе съест не меньше метра, да плюс метра полтора вокруг нужно отвести ради пожарной безопасности. И что остается для жизни? Полтора метра вдоль стен.
        Можно, конечно, сделать маленький очаг, как в вигваме лесовиков. Но тогда тепло будет только вокруг самого огня. А у стен, особенно в углах - холод и сырость. Плесень, гниль…
        Третий вариант - вообще отказаться от своего очага. Ходить греться и готовить в большой дом, к общему жаркому очагу. Там места хватало на всех. В своей личной комнате только работать и спать, зарывшись в меха. Тогда комната оставалась просторной, места хватало на все.
        Уряда старательно намекала на последний вариант - мучиться зимой, зато наслаждаться простором летом. Викентию перспектива проводить много времени «в общаге», у всех на виду, а в сильные морозы - ночевать среди толпы совершенно не нравилась. Но более разумного варианта в голову никак не приходило. Молодой человек прикидывал и так и этак, а когда пришло время перекрывать потолок - сдался. В конце концов, Викентий в любом случае не собирался жить в Сарвоже постоянно. Бог войны предполагал навещать Уряду, а не посвятить себя ей полностью - и в самые злые морозы мог просто остаться в Вологде.
        Молодой человек смирился, наколол полутес и настелил в нижнем ярусе башни пол, подняв его почти на полтора метра над сырой землей.
        Уряда радовалась, словно ребенок, - такую роскошь, как деревянный пол, она видела всего один раз в жизни, во дворце великой богини. И вдруг - подобное чудо пришло в ее судьбу!
        В эту ночь девушка особенно сильно старалась выразить Викентию свою благодарность. Настолько рьяно, что на рассвете в проеме двери, пока что закрытом только пологом, появилась гостья.
        - Тук-тук! - остановилась на приступке короткой лесенки Светлана. - Тук-тук. Можно войти?
        - О-о! Какие люди и без охраны, - выглянул из-под двойного слоя куньих и рысьих мехов великий Один. - Надеюсь, где-нибудь кто-нибудь кого-нибудь наконец-то начал убивать?
        - Успокойся, Вик, - покачала головой девушка, в этот раз нарядившаяся в платье, сшитое из множества маленьких черных шкурок, похожих на кротовьи. Работа кропотливая - но одеяние из тонких шкурок получалось удивительно мягким и почти невесомым. И при этом - очень теплым. - Должна тебя огорчить, у всех все хорошо.
        - Обидно! - вздохнул бог войны, наполовину выбравшись из постели. - В таком случае зачем ты пришла?
        - Этой ночью с сего места мне так часто возносили благодарственные молитвы, что я не удержалась и решила взглянуть… - Светлая богиня шагнула в комнату, осмотрелась: - Монументально! Красиво, впечатляюще. Неужели это сделал ты, Вик?
        - Грубая работа моя, красивая сварожичей. Я только бревна рубил. Они обтесывали по месту, конопатили мхом.
        - Не ожидала от тебя, маньяк-убийца, - с улыбкой покачала головой светлая богиня. - Ты вырос в моих глазах, Вик. И раз уж я все равно здесь, давай с тобой немного прогуляемся. Одевайся, я отвернусь.
        Спустя четверть часа они уже шли по двору вологодской крепости, к месту, о котором Викентий уже успел совершенно забыть, - к горшечной мастерской.
        - Хорошего тебе дня, Колобой! - вспомнил он имя мастера. - Великая Светлана сказывает, у тебя есть для меня сюрприз.
        - Сюда, великий! - буквально расцвел мужчина, сбегал в жердяную загородку, вернулся со свертком из липового лыка, положил на край помоста. Отер ладони о фартук.
        Чавканье прекратилось - мальчишки перестали месить глину в корыте и вытянули шеи, затаив дыхание.
        Мастер откинул один край лыковой плетенки, другой - и бог войны увидел сверкающую черным глянцем кирасу. Она так точно повторяла все формы его торса, что казалось - это часть человеческого тела, отделенная неким колдовством от своего владельца. На плечах сверкали серебряные клепки, удерживающие ремни для скрепления передней и задней пластин, на боках шел ряд золотых шляпок, только часть которых держала крепления, а остальные были сделаны для красоты. На груди, вокруг солнечного сплетения, сверкал широкий золотой треугольник.
        - Потрясающе! - только и смог выдохнуть Викентий. - Не знаю, как тебя благодарить!
        - Эта броня станет защищать тебя от опасности, храбрый Один! А значит, защищать и меня! - склонился пред богом войны мастер. - Пока ты в безопасности, ничто не угрожает ни мне, ни моим детям, ни Вологде, ни всему роду сварожичей. Ведь ты сражаешься за нас всех! Твои победы станут для меня лучшей наградой. Дозволь надеть доспех на тебя?
        - Конечно, Колобой! Я весь в нетерпении! - расстегнул свой пояс Викентий.
        Горшечник поднял кирасу, скрепленную верхними ремнями, через голову надел на великого Одина, плотно свел переднюю и задние пластины, стянув верхние ремни петлей, связал боковые. Кираса сидела на молодом человеке как влитая. И даром что была толщиной в полтора пальца - ничуть не стесняла движений. Снизу под пластинами висела юбка из толстых кожаных лент. Не столь прочная защита, как наверху, - но зато никак не мешала двигать ногами.
        - Стрела точно не пробьет, - потер панцирную грудь Викентий. - Палица тоже. Копье с трудом и только с хорошего замаха. Кроме как топора, мне теперь бояться нечего. Поклон тебе, Колобой, ты спас мне жизнь, причем многократно. Этого еще не случилось, но я знаю, что так оно и будет. Чувствую. Теперь я твой должник.
        - Твои слова честь для меня, великий Один, - поклонился Викентию мастер.
        - Это клятва, Колобой, - посмотрел ему в глаза бог войны. - Запомни ее. Если тебе что-то понадобится, напомни мне о ней, и я сделаю все, что в моих силах.
        - Благодарю тебя, великий, - еле слышно прошептал гошечник.
        - Да будет так! - хлопнула в ладоши Светлана. - Воистину, Колобой, твоя работа великолепна! Великая Макошь наградит тебя. Хотя… Лучше скажи сам, чего желаешь за свою работу. Подумай над этим до вечера.
        - Благодарю, великая!
        Бог войны тем временем застегнул пояс поверх брони, немного покрутился, чуть поморщился - движению плеч, поворотам тела кираса все-таки мешала.
        - Надо размяться, попробовать в деле, - сказал он. - Еще раз благодарю тебя, Колобой! Надеюсь, мы увидимся.
        Представление окончилось - и мальчишки вернулись к работе, перемешивая, перетоптывая в корытах глиняное месиво.
        - У тебя много глины, Колобой? - неожиданно спросил Викентий.
        - Достаточно, великий… - не очень уверенно ответил мастер. - Сколько тебе нужно?
        - Много, Колобой, очень много, - кивнул молодой человек. - И знаешь что… Пожалуй, сам ты мне тоже понадобишься. Появилась тут у меня одна странная мысль…

* * *
        В реальности все оказалось с точностью до наоборот от намеченного плана действий. Возиться с глиной Светлана отказалась наотрез, а вот мастера привела сразу. И уже Колобой за пару дней отыскал он возле Сарвожа подходящий материал. Дальше все было просто. Они с Викентием выбрали место в углу комнаты, отступив на шаг от стен. Горшечник смешал глину с песком, разметил круг шириной в размах рук, стал наполнять материалом. Когда толщина подложки составила две ладони, мастер накрыл ее большой ивовой корзиной редкого плетения - самой обыкновенной, из-под рыбы. И стал не спеша обкладывать снаружи глиной, которую подносили и подносили мальчишки. Слой за слоем, слой за слоем, прихлопывая и тщательно вмазывая в подложку. На работу ушло три дня, по окончании которых на краю комнаты возвышалась глиняная полусфера высотой примерно по грудь, с толщиной стенок в две ладони и с чем-то похожим на арочный вход, направленный к центру комнаты, внизу.
        - Сколько? - спросил Викентий.
        - Не меньше двадцати дней, великий. Слишком толстый слой.
        - Пусть будет двадцать, - кивнул молодой человек. - Надеюсь, до первых заморозков время еще есть.
        - До заморозков еще очень далеко, великий! - в два голоса ответили Уряда и Колобой.
        - Это хорошо, - кивнул Викентий. - В этом мире я совершенно не ориентируюсь во временах года.
        - Яблоки еще только поспевают, - сказала девушка. - Настоящие холода придут не скоро.
        - Отлично! Тогда пусть будет тридцать дней, - решил великий Один. - Я благодарен тебе, Колобой. Сейчас здесь появится светлая богиня. Она проводит тебя домой.
        Светлана не заставила себя ждать. И только после того, как гости ушли, Уряда наконец-то спросила:
        - Что это такое, великий? Зачем мы сложили в нашей башне такую большую кучу глины?
        - Не хочу ничего обещать раньше времени, милая, - обнял ее бог войны. - Вдруг не получится? Давай подождем.
        И все вернулось на круги своя. Викентий валил и разделывал деревья, таскал в крепость. Башня, венец за венцом, росла в высоту. В ней появлялись волоконные оконца и бойницы, перед входной дверью выросли просторные жердяные сени. Затем вместо частокола вдоль одной из рек стала расти бревенчатая стена…

* * *
        «Во славу Одина!!! Один с нами! Великий Один! Один!» - От взорвавшейся в голове ярости Викентий вскрикнул и проснулся. Где-то там, вдалеке на севере, примерно в шестистах километрах, сварожичи вступили в смертную схватку с оборотнями. Бог войны слышал это, чувствовал, видел, практически участвовал… Но никак не мог дотянуться, прикрыть своих, ударить врага. Только внимал молитвам, напитывался их силой. И болел за своих, никак не в силах им помочь, поддержать, спасти от гибели.
        Молитвы обрывались одна за другой, слившись в единый вопль отчаяния - а могучий Один метался от стены к стене и в бессильной ярости бил кулаками по бревнам.
        Только с рассветом ужас в призывах о помощи угас, сменившись слабой надеждой на спасение.
        - Что случилось, мой бог? - Накинув на плечи рысью шкуру, Уряда осторожно подкралась к нему, прижалась к плечу. Из волоконного оконца под потолком ей на лицо падал слабый розовый свет, на обнаженное тело Викентия оттуда же струился зябкий осенний воздух.
        - Я не всесилен, - признал храбрый Один. - Я не бог. Я просто сильный самодовольный болван.
        - Ты самый-самый сильный! Самый храбрый! Непобедимый! И самый любимый… - Девушка дотянулась и поцеловала своего повелителя в щеку.
        Викентий только болезненно поморщился и стал одеваться. Быстро поднялся на стену и все свое бессилие вложил во взмахи топора, подрубая по месту оставшееся с вечера не законченным бревно.
        Светлана явилась незадолго до полудня, поднялась на стройку, кокетливо приподняв подол замшевого платья. На плечах ее лежала длинная горностаевая епанча.
        - Звал? - кратко поинтересовалась она.
        - Хочу вернуться в Вологду! - Вогнав топор в торец бревна, бог войны накатил его выбранным пазом на нижние вырубки. - Оттуда ты сможешь сразу перебросить меня к месту начавшейся схватки.
        - Нет, - покачала головой девушка. - Это был твой план. Преданные, любящие тебя, самые лучшие и храбрые сварожичи должны умереть, изувечиться, захлебнуться кровью, чтобы лесовики поверили в свою победу и ворвались в заставы. Так оно и происходит. Они гибнут. Пять застав, сто молодых парней и молодых девушек. Пока вырезана только одна. Когда они умрут все, я за тобой вернусь.
        - Ты понимаешь, что я чувствую их смерть?! - выкрикнул Викентий.
        - Я тоже!!! - закричала в ответ девушка. - Они молили о помощи меня! Или ты думаешь, они ушли на смерть из-за твоей дури?! Их собирала я! Я обещала им любовь! Каждый, кто согласился отплыть на новые заставы, мог выбрать себе девушку. Каждому из парней и каждой из девушек я обещала вечную взаимную любовь! Они умирали ради своей любви и проклинали меня, меня за данное им обещание!
        - Тогда почему ты не хочешь вернуть меня в Вологду?
        - Потому что я не выдержу и зашвырну тебя на эту чертову войну. А по плану, по твоему долбаному плану они должны умереть!
        - Тогда к черту план!
        - К черту тебя, упырь кровавый! - ткнула пальцем ему в грудь светлая богиня. - Раньше надо было думать! Ломать все теперь - это уже новое предательство и напрасные смерти! И я надеюсь, Вик, когда-нибудь ты сам окажешься на месте этих мальчишек!
        Света сбежала вниз, метнулась к стене и исчезла за дверью.
        Викентий скрипнул зубами - и снова взялся за топор.
        Предчувствие не обмануло бога войны - на рассвете в его сознание снова ворвались молитвы, боль и ужас, жажда жизни, надежда на спасение. На этот раз - сразу из двух отдаленных мест. И он опять метался по комнатенке, скрипел зубами и в бессилии бил кулаками по стене.
        А на следующий день - выматывал себя до пота, надеясь хоть немного забыться в работе, в надрыве до грани возможности, до мышечной боли, остающейся после тяжелого труда.
        По счастью, новых ночных кошмаров у Викентия больше не случалось. Все молитвы, что постоянно гудели в его разуме, были лишь просьбами о поддержке и покровительстве, о даровании сил, удачи в бою и мира для городов и весей.
        Минуло еще с десяток дней, когда светлая богиня вновь возникла на быстро двигающейся стройке Сарвожа.
        - Хватит прохлаждаться, Вик! - снизу окликнула его девушка. - Великая Макошь желает тебя видеть. Вечером большой пир объявлен. - Светлана помолчала и добавила: - Жители застав вернулись!
        - Все? Тогда отвернись! - Молодой человек передернул плечами, отдал топор помощникам, сбросил одежду и прямо со стены, совершив в воздухе переворот, «бомбочкой» нырнул в реку.
        Выбрался на берег он возле башни. Забежал в комнату и вскоре вышел оттуда в свежей одежде, выделанной из толстой лосиной кожи, опоясанный своим драгоценным поясом, со свисающим в петле священным боевым молотом, сумкой и парой ножей.
        - Веди, коли так, светлая!
        В Вологде Светлана сразу направила бога войны наверх, и в своей комнате, в своей постели он обнаружил Весара. Выглядел паренек, честно говоря, не очень - нижняя часть лица под левым глазом казалась сплошным кровавым месивом, грудь сплошь закрывали листья жеваного подорожника, нога была замотана в лубки. Увидев Одина, смертный попытался встать, но Викентий успокаивающе вскинул руку:
        - Лежи, лежи! Эк тебя помяло… Под трактор, что ли, попал?
        - Медведь его порвал, - ответила светлая богиня. - Оборотень.
        - Одного я свалил, великий Один! - поспешил оправдаться паренек. - И косолапого ранил. Но он оказался слишком велик и тяжел. Ударил, упал сверху, попытался рвать задними лапами. Потом еще кто-то меня бил. Но мне из-под зверя не понять было.
        - Совсем ничего не видел? - опустился рядом на колено Викентий.
        - Нас побив, оборотни во двор ворвались. Опосля, как ты и сказывал, двери в дом выломали. А вскорости я стук услышал, вой и крики. И все полыхнуло. Лесовики покричали, побегали, но отступили. Жар такой случился, даже под зверем лежать нестерпимо. Токмо поздно вечером, к сумеркам, отпустило. Ввечеру лесовики медведя с меня забрали, в чащу унесли. Своих взяли, нас бросили. А в доме, понятно, искать было некого, токмо пепел остался. Он еще до утра догорал. Наши же токмо к сумеркам выбрались. Девки все целы, двое воинов с ними. Наших увечных до того срока трое дотерпели, коли со мной считать. Пятеро чашу хладной Мары испили. Но и оборотней, мне так показалось, тоже не менее четырех уносили. И плюс к тому в доме, мыслю, с десяток сгорело. Славно повеселились, великий Один. Как ты любишь.
        - Молодчина, Весар! - осторожно положил руку ему на плечо Викентий. - Ты настоящий сварожич! Истинное воплощение смерти для врагов нашего рода. Отдыхай. Выздоравливай.
        Молодой человек красноречиво глянул на светлую богиню, вышел из комнаты. Светлана скользнула следом.
        - Что с ним? - спросил бог войны.
        - Перелом ноги в двух местах, сломано несколько ребер, ушибы внутренних органов, кровоизлияния…
        - Он выздоровеет?
        - Он больше суток пролежал без помощи, и еще много дней его везли с минимальным уходом не в самых лучших условиях. Если он выжил до сих пор, то уж теперь точно в безопасности.
        - Хорошо… Какие у нас планы?
        - Я уже говорила. Вечером объявлен пир победителей. Будут чествовать тебя и уцелевших сварожичей.
        - Не рановато?
        - После последней трагедии лесовики больше не тревожили ни одну из славянских застав или деревень. Похоже, ты оказался прав, Вик. Сомнительные успехи дались оборотням столь высокой ценой, что теперь они боятся продолжать войну.
        - Значит, сварожичи погибли не зря?
        - Как ты можешь так говорить?! - вскинулась девушка. - Это были лучшие из лучших! Юные, храбрые, красивые!
        - Когда же ты поймешь, наивная эльфийка, что за мир, покой, беспечность всегда приходится платить кровью? Даже в нашем будущем, в двадцать первом веке, ради твоего веселья и благополучия на дальних заставах постоянно гибли погранцы, отстреливая контрабандистов с наркотой, погибали спецназовцы, выжигающие базы подготовки террористов, гибли моряки, держащие ядерную дубину над башкой полоумных либерастов, гибли пилоты и контрразведчики… Сильные и смелые люди, ценящие безопасность державы выше собственной жизни. Твою безопасность, деточка! Этот мир отличается от нашего лишь тем, что кровь воинов проливается намного ближе к твоему порогу.
        Богиня любви и согласия помолчала, потом напомнила:
        - Не забудь про вечерний пир, - и мимо бога войны прошла в комнату.
        - Могла бы просто позвать вечером, - пробормотал Викентий.
        Он постоял в задумчивости, потом оглянулся на дверь напротив. Несколько мгновений поколебался, развернулся и толкнул створку:
        - Валентина! Ты здесь?
        - Вик? - присела на постели девушка. - Вот почему сегодня мне так не хотелось выходить на прогулку.
        Девушка протянула руки к гостю. Викентий подошел к ней, наклонился и замкнул ее уста своими. Стянул с нее топик и стал целовать белую холодную кожу. Ему некуда было спешить, и молодой человек ласкал и ласкал свою жертву, снова и снова доводя до исступления. И - перестарался. Едва тела любовников в очередной слились воедино - рядом возникла седенькая воструха с жиденькой короткой косой, в платье с пышной, растопыренной в стороны юбкой.
        - Тебе пора, сварожич Один! - коротко вякнула старушка и исчезла.
        - Вот хрень! - дернулся Викентий. - Она что, ждала за дверью? Именно этого момента?
        - Не уходи! - попыталась задержать его Валентина.
        - Все равно настроение сбила… - поднялся молодой человек. - К тому же, если я не пойду, она будет выскакивать тут снова и снова. Лучше подождем вечера. Отбуду официальную часть и вернусь.
        Викентий поцеловал ее, быстро оделся, вышел из спальни, поднялся наверх.
        В пиршественной палате по углам горели факелы на массивных держателях, масляные лампы вдоль стен, свечи на столах, отчего все помещение колебалось в багровых отблесках, словно залитое кровью. На широких столешницах стояли бесчисленные блюда - с целиком запеченными огромными сазанами и осетрами, ланями и лебедями, миски с квашеной капустой и солеными грибами, бадьи со сладко пахнущим хмельным медом.
        - Вот и он! Наш герой! Наш победитель! - такими ласкающими душу словами встретил всемогущий Волос вошедшего под кровлю бога войны.
        - Слава Одину! Слава! - дружно провозгласили остальные гости. Одетые в дорогие, расшитые золотыми и серебряными нитями плащи, украшенные самоцветами и жемчугами, в поясах с золотыми и янтарными накладками, с драгоценными ножнами для оружия. Викентий догадался, кого ныне созвал на торжество правитель Вологды, еще до того, как среди мужчин узнал Перуна и Похвиста.
        - Наш храбрый потомок смог загнать лесовиков обратно в чащу, братья мои! Поднимем за него здравицу!
        - Благодарю, всемогущий Волос! - поклонился Викентий, сделал несколько шагов вперед. Остановился.
        Место справа от Волоса было занято. И правее, правее, правее… И еще правее. До самого низа стола. До самого места для слуг.
        - Садись сюда, храбрый Один! - показал на свободный край скамьи справа от себя какой-то сварожич. - Для меня честь находиться рядом с собой!
        - За Одина! - поднял ковш Волос.
        - За Одина! - подхватили остальные боги.
        Похоже, никто из них даже не задумывался, насколько жестоко они оскорбляют непобедимого и бесстрашного бога войны. Для здешних сварожичей Викентий был просто младшим, самым-самым младшим, сотое поколение от последних, родившихся в этом мире. Место младших потомков - внизу стола.
        Сесть - принять оскорбление. Отказаться - нанести равную обиду.
        Викентий растерялся - впервые в жизни его унижали и восхваляли одновременно, да еще на пиру в его честь. А времени для здравого размышления не имелось. И поэтому он - сел. Взял в руки ковш, зачерпнул хмельного меда и сделал несколько глотков.
        Пир шел своей чередой - гости пили и ели, провозглашали здравицы, строили планы на будущее.
        - Тебя зовут, - неожиданно тронул Викентия за плечо сосед.
        Молодой человек поднял голову, и Перун повторил вопрос:
        - Как ты поступишь дальше, храбрый сварожич?
        - С лесовиками? - уточнил Викентий. - Нельзя давать им передышки. Коли дрогнули и запнулись с наступлением, требуется немедленно нанести ответный удар. Оборотни стали бояться застав. Так построим новую в самом сердце их владений! Укажите, где их логово?
        За столом возникла некоторая заминка.
        - На старом Печерском волоке, - сказал кто-то из старших богов. - С тех пор как там завелся Любый, из тех мест не слышно никаких известий и никаких молитв.
        - Верно, Печерский волок! - согласился рыжебородый Перун.
        - Заодно и путь давний откроем, - добавил некий хрупкий юноша, сидящий, однако, во главе стола.
        - Решено! - хлопнул ладонью по столу могучий Волос. - Мы поставим новую заставу на Кельтме, на ведущей к нему протоке!
        - Любо! Любо. Любо… - закивали хмельные сварожичи.
        Молодой человек сделал вдох, выдох и сказал:
        - У меня есть условие.
        - Говори, храбрый Один! - огладил окладистую бороду Волос.
        - Я желаю, чтобы все воины, выжившие в схватках на порубежных заставах, получили прочные и красивые кирасы. Такие же, как моя. Но на нагрудных пластинах сей брони должно иметься изображение двух скрещенных топоров как символ их величайшей доблести!
        - Да будет так! - с явным облегчением склонил голову правитель Вологды. - Это станет для храбрецов достойной наградой.
        - Тогда я посвящу себя подготовке к новому походу, - поднялся Викетний. - Нужны будут добровольцы, две ладьи, несколько лодок и… И еще много чего. Прошу прощения, сварожичи.
        Он поклонился и покинул пир.
        Торопливо сбежал вниз, влетел к себе в светелку и с ходу с такой силой треснул кулаком по стене, что бревно испуганно хрустнуло и на пол посыпались щепа и мусор.
        - Вот козлы! - Один ударил стену еще раз и снова. - Можно подумать, я меньше Перуна с Похвистом с оборотнями дрался! Или это не я Чердынь отбивал, покуда Дый над воротами топор свой от мандража наглаживал! Но теперь Дый наверху сидит, а я на посылках! Старперы сраные! Ну, я вам это припомню…
        - Вик, ты чего?! - заскочила в комнату Валентина. - Что случилось? Что-то плохое?
        - Они уроды, Валя! Просто уроды! - скрипнул зубами бог войны. - Ну ладно, во главе сидеть я не напрашиваюсь. Но хотя бы между Перуном и Похвистом, среди средних братьев… Я что, не заслужил?! Я мало крови пролил? У меня мало дыр на шкуре прибавилось?
        - Вик, ты меня пугаешь… - сглотнула девушка.
        - Да уж, меня теперь лучше бояться, - согласился великий Один. - Я эту шутку так просто не спущу. Я за нее со здешними богами сквитаюсь. Козлы старые! Я, значит, для них мальчик на побегушках!
        - Вик, я могу тебе чем-нибудь помочь? - осторожно поинтересовалась Валентина.
        - Тебе придется, милая. - Воин снял пояс, стремительно скользнул к ней, крепко сжал под ребрами. Быстрым движением сорвал топик и отшвырнул в сторону. - Мне жутко хочется кого-нибудь убить. Или хотя бы изнасиловать…
        Викентий резко запустил пятерню ей в джинсы.
        Девушка ойкнула, глубоко вдохнула и медленно подняла руки. Губы дрогнули в кривой усмешке:
        - Хорошо, Вик, ты победил. Я сдаюсь. Я в твоей власти, Вик. Я вся твоя.
        Ночь прошла в старательном сладострастии - однако оно не принесло богу войны ни радости, ни успокоения. Он даже испытал облегчение, когда воструха возникла в изголовье их ложа и известила, что его ждут в тронной палате.
        Молодой человек быстро оделся, спустился вниз и ничуть не удивился, обнаружив возле трона не Макошь, а скромную чистенькую Светлану.
        - У меня новое поручение, Вик. - Девушка подняла на его усталый взгляд.
        - Какое?
        - А ты не догадываешься?
        Викентий подумал, усмехнулся:
        - Да, конечно. Нужны пятьдесят добровольцев, ладья, три лодки, топоры, шкуры и кошмы, сети, припасы на первое время. Полагаю, славяне сами смогут дополнить этот список. Им ведь там жить.
        - Ладья, а не две? И три лодки? Зачем так много?
        - Ладья на случай, если им понадобится путешествовать или удирать. Одной хватит, я вчера несколько погорячился. Две лодки нужны для ловли рыбы и одна мне, чтобы вернуться с комфортом, раз уж в этот раз я попаду туда не через зеркало.
        - Ты хочешь отправиться на передовую заставу?
        - Перегнать в такую даль лосей не получится, Света. Так что в качестве гужевой силы придется выступить мне. Построим дом и двор, и я вернусь назад.
        - Как знаешь, - пожала плечами светлая богиня.
        - Маленькая просьба. Когда все будет готово для похода, вызови меня из Сарвожа. Я намерен честно и старательно исполнять наш любовный договор. - Он слегка скривился и закончил: - А если честно, мне больше не нравится Вологда. Обрыдла.
        - Хорошо, - опять пожала плечами девушка. - Дело твое, хозяин - барин. Тебя отправить прямо сейчас или попрощаешься с Валей?
        - Я всегда пропадаю без предупреждения, - отмахнулся бог войны. - Она уже не обижается. Но раз я все равно здесь, одного человечка хотелось бы прихватить. Помощь опытного мастера может пригодиться.
        - Колобой?
        - Ты умница. Схватываешь на лету.
        - Я пошлю за ним служанку.
        - Спасибо.

* * *
        - Сразу сильно греть нельзя, - рассказывал горшечник, раскладывая хворост внутри глиняной емкости. - Она поначалу вроде как не обжигается, а досыхает. Сему делу надлежит хотя бы часа три посвятить. А потом жар повышать, повышать, пока не дойдет до самого предела. Важнее всего при обжиге - это чтобы равномерно все развивалось. Равный прогрев по всему пространству происходил. Иначе глина может растрескаться.
        Он наплескал внутрь осветительного масла, высек искру, торопливо попятился, выбираясь наружу:
        - В сем сооружении самое важное - углы прогреть. Там слой самый толстый. С него зачинать и надобно.
        Из зева глиняной груды потянулся сизый дымок, поднимаясь к потолку, расползаясь в стороны и выскальзывая наружу через волоконные оконца. Мастер ходил вокруг сооружения, трогал его ладонями тут и там. Заглянул внутрь, почесал в затылке, подбросил дров, равномерно распределяя по полу, снова ходил и щупал, потом опять подбрасывал - где-то больше, где-то меньше. Огонь становился все сильнее, комната в башне постепенно прогревалась. Вскоре здесь стало даже жарко, и Викентий скинул куртку, оставшись в одних штанах. Уряда такой роскоши позволить себе не могла и потому время от времени выходила на улицу.
        Иногда вместе с нею внутрь заглядывали подруги, дабы подивиться невиданному зрелищу: большой костер, пылающий в маленькой комнате.
        К вечеру бьющееся взаперти пламя победило толщину глиняных стен. Они стали снаружи сперва просто теплыми, потом горячими, а затем и вовсе раскаленными.
        - Все получилось, великий! - воздел руки к потолку Колобой. - Глина прокалена со всех сторон, и нигде никаких трещин. Дров можно больше не добавлять. Ты скажешь, зачем тебе нужен этот странный горшок в своем доме?
        - Не ожидал от тебя такого вопроса, мастер, - удивился пришелец из будущего. - Как же ты обжигаешь свою посуду?
        - Как все, - пожал плечами Колобой. - В канаве на склоне. Закладываешь сырые заготовки, накрываешь дерном. Разводишь снизу костер, потом подбрасываешь и подбрасываешь дрова. Жар идет по канаве снизу вверх и прокаливает посуду. Закрывая или открывая продыхи наверху, можно менять силу прокаливания горшков по всей канаве. Это очень удобно. Канаву можно разобрать и потом загрузить снова. А вот домницу, например, надо разбивать после каждой протопки. И для каждой плавки строить новую.
        - В общем, да, - пожал плечами Викентий. - Великое дело привычка. Очаг - это удобно. Простой знакомый костер, над которым можно жарить дичь, от которого много тепла, в угли которого можно закапывать репу или запекать обмазанную глиной рыбу. Опять же, в него удобно кидать дровины любого размера. Без бензопилы это важно. Меньше мучений с разделкой сухостоя до нужного размера.
        - Зачем ты все это говоришь, храбрый Один? - не понял горшечник.
        - Мысли вслух, Колобой, - усмехнулся Викентий. - Уже поздно. Оставайся с нами до утра.
        - Благодарю, великий, - склонил голову мастер.
        - Уряда, милая, - взял девушку за руку молодой человек. - Принеси, пожалуйста, сюда нашу долю ужина. Хочу покушать малым кругом.
        - Сейчас схожу, великий…
        Вскоре они сидели, словно на пикнике, на шкурах возле куска циновки, без спешки подкрепляясь рыбой и печеным окороком попавшегося пастухам оленя. Жар из глиняного зева заливал светом помещение. Костер все еще горел, большой и яркий, но при этом к нему без опаски можно было подойти вплотную с любой стороны. Это был очаг, хорошо греющий, дающий достаточно света - однако почти не занимающий места.
        Но это было только начало. Самый большой сюрприз ждал Колобоя и Уряду утром, когда они проснулись, лежа поверх шкур - однако разомлевшие от тепла. И это несмотря на холодную ночь и на то, что никто очага с вечера не топил, что пламя погасло уже давным-давно.
        Мастер моментально понял причины и следствия, подошел к прокаленному до звона массиву, потрогал ладонью, оглянулся на Викентия:
        - Он горячий!
        - Еще нужно прикрывать волоконные оконца сразу после того, как прогорят угли, - добавил молодой человек. - Я этого не сделал только потому, что здесь было слишком жарко.
        - Так это…
        - Это печь, Колобой, - подтвердил Викентий. - Только не для обжига горшков или плавки железа. Исключительно для обогрева маленьких, уютных помещений. Скоро зима, а я люблю тепло.
        - Невероятно, великий Один! Ты придумал это сам?
        - Разве ты забыл, Колобой? Я бог! - похлопал его по плечу великий Один. - Давай попросим нашу очаровательную Уряду принести сюда завтрак. Посидим, поболтаем. Посмотрим. Интересно, как долго твоя печь будет держать тепло?
        Печь простояла горячей до полудня. Потом они заткнули волоконные окна шкурами и зажгли свечи. И только ближе к вечеру в комнате наконец-то стало прохладно. Просто прохладно, а не холодно - но великий Один, отправив Колобоя домой, предпочел затопить комнатный очаг заранее, дабы печь успела прогреться снова еще до сна.
        Для них с Урядой этот вечер стал настоящей сказкой - они любили друг друга в свете огня, ласково греющего их тела, дозволяющего любоваться друг другом, не прятаться от холода под ворох мехов. А когда в зеве печи остались лишь красные угли - они смогли позволить себе спокойный сон, накинув на обнаженные тела только пару рысьих шкур.
        К великому разочарования Викентия, славяне Сарвожа его изобретение совершенно не оценили. Они были отнюдь не глупы и сразу сообразили, что пламя в очаге большого дома дает жар и свет сразу и для всех; греет любого, кто находился вокруг, кто работает или спит. Возле очага всем тепло и светло круглые сутки. Печь же дает только тепло… Которое тут же уходит наверх и больше не возвращается. Ибо с утеплением в больших домах сварожичей было, увы, не очень. Да и обитают люди внизу дома - там, где застаивается холодный воздух, а не наверху.
        Сделать второй этаж в доме невозможно - туда поднимается дым. Наверху в большом доме не столько согреешься, сколько задохнешься…
        Увы, но что хорошо для маленькой комнатки - бессмысленно в больших помещениях.
        Однако Викентий был богом и мог позволить себе роскошь собственной, отдельной комнаты, собственных дров, собственного очага; мог устроить возле печи высокие полати, выстелить их мехами. Завесить, утеплить стены болотным мхом и шкурами…
        - Уютненько, - оценила старания молодого человека Света, заглянувшая в башню спустя несколько дней после победного пира. - И, главное, тепло у вас! В вологодских хоромах ныне дубак. А это что, Вик? - остановилась она возле глиняной полусферы.
        - Печь русская классическая, - ответил реконструктор. - Бюджетный вариант.
        - Ты шутишь? - не поверила богиня.
        - Именно так, - подошел ближе Викентий. - Добавь мысленно перед топкой трубу, которая перехватывает выходящий наружу дым. В ней тебе и полок, из-за нее и ухват нужен длинный, иначе до топки просто не достать. Добавь мысленно наружные стенки, набей пустое место любым наполнителем, и сверху можно делать лежанку. Печь выдержит. Топка толстая, форма куполом. Сверху хоть впятером прыгай. Просто я не рискнул затевать все эти рюшечки-прибамбасики. Слишком сложно для нынешних технологий. Ныне даже эта печурка и то, считай, хай-тек. Это ведь чисто семейный вариант. Одна жена, один муж, одна изба. Горшечник, может быть, воспользуется, у него вроде как своя комнатка. Кто-то из богов в крепостях. Вот и все. Для славянского большого дома русская печь пока еще только вредна. Пустая блажь.
        - А я бы не отказалась, - покачала головой светлая богиня. - Развести у себя в светелке огонь, сесть в кресло, вытянуть к очагу ноги. На полу ковер, на стенах… Надо будет у Макоши кошму для вас попросить. Ею обить и опрятнее выйдет, и теплее. Щелей меньше останется.
        - Не откажусь, - кивнул Викентий.
        - Когда вернешься, храбрый Один, - ответила Света. - Я ведь за тобой. Ты просил вызвать, едва я снаряжу поселенцев в дальнюю заставу. Вот зову. Пора.
        Волк с амулетом
        Путь на восток оказался куда тяжелее, нежели переброска через зеркало или сплав вниз по течению на плоту. С первыми лучами солнца сварожичи поднимались, впрягались в лямки и тащили ладью, а также привязанные к ней тяжело груженные лодки. Где по узкой тропе в прибрежных зарослях, где по берегу, а где и по колено в воде, увязая в черном вонючем иле. Никаких остановок на отдых или перекус! Команды пробивающихся через бечевник бурлаков менялись примерно раз в два часа, отлеживались, подкреплялись, пока их друзья трудились, - но ладья не задерживалась нигде и никогда. Разве только самыми темными, непроглядными ночами.
        Больше двадцати дней путники тянули свою лямку, пока возле очередной излучины молодая знахарка Заряна, бросив заговоренные кости с нанесенными на них рунами, не кивнула воинам:
        - Это здесь! Кельтма, старый Печерский путь.
        Молодые сварожичи полувытащили ладью на короткую песчаную отмель, разобрали оружие, двинулись в близкий лес. Славянки остались разгружать лодки.
        Великий Один и воевода будущей заставы, крепкий рыжий муж лет тридцати со странным именем Домашня, осмотрели образованный слиянием двух рек мыс, выбирая место для будущей твердыни.
        - Здесь есть родник, - раздвинув в одном месте заросли лопухов, сообщил воевода. - Для крепости сие зело удобно. Чистая вода, за каковой не надобно выбираться к реке.
        - Значит, внутренний двор должен быть тут, - сказал Викентий. - Нужно накрыть его теплым срубом, чтобы зимой не замерзал. А где теплый сруб…
        - Там большой дом, - понял его Домашня. - Но здесь слишком близко к отмели, маловат город получится.
        - Здесь ставим внутренний дом, а обитаемую стену подальше к лесу, - ответил бог войны. - И на будущее у вас останется защищенный пустырь, куда можно будет расширяться.
        - Воля твоя, великий Один, - кивнул сварожич. Но не подчиняясь, а признавая правоту спутника.
        К вечеру славяне расчистили кустарник и бурьян на месте будущей крепости, натянули навесы. Сытно перекусили.
        На этом день отдыха завершился, и начались будни.
        Два десятка сварожичей валили деревья, три десятка укладывали их в венцы, а Викентий таскал длинные тяжеленные хлысты от одних к другим, по пятнадцать-двадцать стволов в день. Девушки в это время раскидали в реках сети и занялись плетением ивовых щитов для будущих верш. Все знали свое дело, все работали споро и торопливо. Ведь никто не ведал, в какой день и час придет беда. Тогда поздно будет сетовать, что нечто важное, нужное, полезное поселенцы так и не успели подготовить к осаде.
        Каждое утро, помолясь на все четыре стороны, Заряна бросала кости, читала руны и торжественно объявляла:
        - Сегодня будет добрый день! - и оставалась ворожить на погоду.
        Но на девятое утро после высадки гадание знахарки не задалось. Она очень долго осматривала выпавшие руны, моталась вокруг них с разных сторон, водила носом и наконец изрекла:
        - Плохой день. Кровью пахнет. Не надобно сегодня никуда выходить. Беда случится.
        Великий Один и Домашня переглянулись, потом одновременно посмотрели на крепость.
        Внешняя стена будущей твердыни стояла уже готовая к бою: все венцы на своих местах, толстая дверь из плотно сбитого теса, ровная крыша, замазанная сверху глиной, смешанной с песком и рубленым камышом, а сверх того покрытая толстым слоем дерна - дабы дожди не размывали. Внутренний дом все еще оставался без крыши, и оба строения до сих пор не соединял частокол, каковой предполагалось вкопать вдоль самого берега.
        - Надо идти, - сделал вывод Викентий.
        - Щиты и палицы с собой берем! - громко распорядился Домашня. - Всем держаться настороже!
        Работа потянулась своим чередом. Сварожичи валили деревья по краю леса, шаг за шагом отодвигая его границу от стен крепости, могучий Один таскал хлысты к крепости.
        После седьмой ходки на лесорубов внезапно стали падать стрелы. Не посыпались густым дождем, а именно стали падать - не спеша, одна за одной. Вроде как прицельно - но легко ранили только двух славян, да и те уходить отказались. Сварожичи быстро расхватали щиты, прикрылись. Стрельба не прекратилась. Из глубины леса то с одного места, то с другого прилетали длинные палочки с кремниевыми наконечниками.
        - Их там не больше десятка, - прикинул Домашня. - Не столько воюют, сколько работать мешают. Сейчас мы их…
        Воевода набрал в легкие побольше воздуха, но тут Викентий схватил его за руку:
        - Даже не думай, сварожич.
        - Да чего там думать? - не понял воин. - Прижмем к реке и перебьем! Нас вдвое больше!
        - Слишком очевидно, - покачал головой бог войны. - Твое решение напрашивается само собой. Там наверняка какая-то ловушка.
        - И чего теперь? Ждать вечера? Или пока у них стрелы не кончатся?
        - Нет, используем наше секретное оружие. А ты держись на краю чащи и действуй по обстоятельствам.
        - Какое оружие?
        Великий Один громко и презрительно хмыкнул, дважды ударил себя кулаком по кирасе, поднялся и побежал в лес.
        Лесовики прекратили баловство и принялись метать стрелы всерьез - быстро, точно, сразу с нескольких сторон. От одних Викентий прикрылся, другие прошли мимо, несколько ударило по броне, оставляя в кожаной кирасе глубокие выбоины. Великий Один вскочил на вывернутую ветром сосну, с нее подпрыгнул еще выше, выхватил из петли боевой молот и метнул в темную ель, в просвет меж ветвей, из которого вылетали стрелы. Послышался чавкающий удар, короткий предсмертный стон. Бог войны, приземляясь, кувыркнулся по мху, гася инерцию, вскинул руку, призывая оружие. Ощутил движение позади, перекинул щит за затылок. Раздались два громких удара. Еще одну стрелу, летящую в лицо, Викентий, приподнявшись, принял в грудь, в кирасу, метнул молот навстречу. Тот с длинным трещащим звуком проломился через ветви бузины - и из кустарника раздался крик боли.
        - Есть! - выдохнул бог войны и тут же отпрыгнул в сторону.
        В такой схватке на месте стоять нельзя, мигом стрелу схлопочешь. Поэтому он пригнулся, вытянул руку за молотом, снова отбежал. В воздухе прошелестели острые, как стекло, кремниевые наконечники - но мимо, мимо.
        Рукоять оружия легла в ладонь. Великий Один подпрыгнул, метнул:
        - По-оберегись!
        Послышался гулкий удар, треск, шум падающих веток, злобная ругань. Но - не болезненная. Значит, он промахнулся.
        Викентий поймал вернувшийся боевой молот, сделал глубокий вдох, выдох, выпрямился во весь рост, развел руки:
        - Так и не попадете, мазилы?
        Сразу в нескольких местах поднялись лесовики с уже натянутыми луками.
        - Вот хрень! - Бог войны метнул молот, тут же закрылся. Две стрелы засели в щите, третья вошла ему точно в рот и вылетела сквозь щеку. Зато одному из лучников молот врезался в грудь. Очередным лесовиком меньше. Викентий призвал оружие обратно, сплюнул кровь и громко спросил: - Продолжим?
        Внезапно лес зашелестел, зашевелился, зарычал, захрипел, ринулся на воина сразу со всех сторон, и храбрый Один радостно захохотал, ощущая, как вскипает кровь в жилах:
        - Ну наконец-то!!!
        Он крутанулся, окантовкой щита сбивая падающих сверху рысей, отмахиваясь молотом от волков, ловя на умбон росомах. Крутанулся, расшвыривая насевших со всех сторон оборотней, метнул молот в голову крупного медведя, увернулся от прилетевшей из ельника стрелы. Оборотни взревели и опять ринулись со всех сторон разом. Викентий закрылся с одной стороны, ударил в другую, отклонился от клацнувших у самого лица челюстей, ощутил, как проскрежетали по кирасе рысьи когти.
        - Плотнее держимся! Щиты! Руби их, руби!
        Напор на бога войны ослабел, оборотни стали оглядываться на смело напирающих славян, злобно рычать, крутиться.
        Только теперь стал полностью ясен план оборотней. Лесовики надеялись заманить славян глубже в лес, а потом выскочить из укрытий и напасть сзади, зажать между зверьми и лучниками. Куда ни повернулись бы лесорубы, им в спину могли безопасно вонзать клыки оборотни или пускать стрелы лесовики. Но теперь, когда засада была обнаружена, в ловушке оказались сами хищники: с одной стороны им угрожали топоры сварожичей, с другой - смертоносный молот бога войны.
        За спиной Викентия раздался протяжный вой, стремительно скользнула серая тень, распласталась в воздухе. Бог войны быстро повернулся на звук, вскинул щит - и сильнейший толчок сбил его с ног, отшвырнув на несколько шагов. Викентий приподнял деревянный диск, из-под него метнул молот в нежданного врага - но тот уже снова взметнулся, уходя из-под удара и атакуя сам. Могучий Один ударил встреч окантовкой - зверь принял удар на передние лапы, а задними - рванул когтями его ноги чуть ниже латной юбки, разрывая штаны и плоть под ними, прыгнул вверх, переворачиваясь в воздухе. И в тот миг, когда молот вернулся в ладонь, замкнул клыки у Викентия на предплечье. Бог войны едва успел отдернуть руку, но в клыках осталась часть рукава, а на коже появились глубокие кровавые борозды.
        - Вот хрень… - Один дернул молотом, отвлекая внимание, и тут же врезал волку окантовкой. Оборотень отлетел на несколько шагов, мигом вскочил на лапы. Зарычал, глядя Викентию в зрачки. На его шее раскачивался серебряный амулет с янтарной вставкой в середине.
        Бог войны встал, призывно ударил молотом по щиту. Волк прыгнул.
        Викентий попытался встретить его окантовкой - зверь ловко вцепился в край, вырывая оружие из руки, но когда воин попытался размозжить ему голову - в последний миг разжал челюсти, и удар молота пришелся в край диска, превращая древесину в щепу, волк же опять вцепился воину в ногу, порвав голень и только каким-то чудом не раздробив клыками кость. Отскочил, пошел по кругу.
        Краем глаза молодой человек заметил, что все прочие поединки замерли, прекратились. И сварожичи, и лесовики с напряжением наблюдали, чем закончится схватка богов.
        Викентий повел плечами, резко метнул молот. Зверь рванулся вперед, уходя из-под удара, вскинул лапы, готовясь встретить толчок окантовкой, но в последний миг Один резко отвел щит и ударил волка по ребрам кулаком. Тот закрутился, отлетая, а бог войны поймал свой молот и метнул следом.
        В этот раз железо с хрустом врезалось в кости оборотня. Волк отлетел еще дальше, кувыркнулся и - оказался высоким худощавым пареньком с татуировкой коловрата на груди. Паренек сделал несколько шагов, мгновенно и полностью исцелившись от ран. Вдруг кувыркнулся и прыгнул вперед уже в обличии волка.
        Бог войны повернулся встреч - но стремительная тень промелькнула уже за его спиной, рванув мясо с ноги чуть выше колена. Один повернулся - и снова опоздал. Пока он смотрел вниз, серая тень клацнула его за плечо, унеся в клыках еще кусок плоти. И снова шелест, прыжок. Викентий стремительно упал на колено, полностью скрываясь за щитом, и с разворота махнул молотом себе за спину.
        Богу войны повезло, он угадал. Молот врезался волку с амулетом в грудь, отшвырнул на десяток метров. Окровавленный оборотень бухнулся о хвойную подстилку, перевернулся… И пошел дальше на человеческих ногах, подергивая плечами и крутя головой. Закашлялся.
        - Как ребрышки, псина? - насмешливо спросил его Викентий.
        - Уже как новые, - угрюмо ответил ему голый лесовик. Снова кашлянул, спросил: - На что ты надеешься, чужак? Ты думаешь, если мы перестали трогать ваши деревни, если не хотим лишней крови, то можно вламываться в самое сердце наших земель и ставить здесь свои заставы?! Ты думаешь, мы испугаемся новых смертей и не истребим вас всех? Убирайтесь отсюда немедленно, или мы порвем твоих людей в клочья! Это наша земля!
        - Да хрен тебе! - ударил молотом по щиту Викентий. - Это русская земля! И мы никуда отсюда не уйдем!
        - Парень, ты дурак? - хмыкнул оборотень. - Оглянись вокруг! Какие русские? Откуда? В этом мире нет русских! Есть славяне, потомки Сварога, есть скифы, дети змееногой Табити, есть мы, рожденные лесом. Есть варяги, северные торгаши. Но никаких русских тут нет.
        - Ты врешь, оборотень! - взвился Викентий. - Я славянин, прямой потомок Сварога, рожденного здесь, среди этих рек! Сто поколений моих предков обитали на этой земле! И я русский!
        - Посмотри сюда, - указал себе на грудь оборотень. - Ты видишь этот коловрат? Видишь эти руны? Это знак моего, истинно арийского народа! Мои предки родились здесь, произошли от этих деревьев, этой травы, этих зверей, мы плоть от плоти этих лесов. Сто поколений моих предков обитали здесь, на этой земле! И это я - русский!
        - То есть мы пришли сюда поспорить о русскости? - опустил боевой молот Один. - Забавный поворот. Тогда скажи-ка мне, истинный ариец, а штаны у тебя есть?
        - Зачем тебе?
        - Есть время для битвы, есть время для пьянки, - развел руками бог войны. - Я так мыслю, хватит на сегодня крови. Вы доказали свою доблесть, мы показали свою. Вы оказались истинными воинами, мы тоже не дети. Так неужели храбрым мужчинам не о чем поговорить, сидя у общего костра? Хоть узнаем немного друг друга, прежде чем кишки наружу выпускать. Сегодня повеселимся, а драку продолжим завтра.
        - Ты серьезно, сварожич? - засомневался оборотень с амулетом.
        - Если мужчины не научатся пожимать друг другу руки после поединка, лесовик, этот мир вымрет! Ибо мы станем резать друг друга до тех пор, пока не останется только кто-нибудь один. Или ?дин. Есть время войны, есть время мира. Нужно уметь останавливаться! Разве мы с тобой не люди чести? Разве не можем доверять друг другу? Все, объявляю перемирие! - И бог войны опустил боевой молот в петлю на поясе. - На закате ждем вас у наших костров, люди леса!
        Оборотни немного постояли и вдруг все разом отвернули в стороны и растворились в лесу.
        - Ты полагаешь, это правильно, великий? - неуверенно произнес, подойдя ближе, Домашня.
        - Главный оборотень только что тремя фразами рассказал мне об этом мире больше, чем я узнал за все лето, - тихо ответил бог войны. - Хочу поболтать с ним подольше. Да и вообще… Врага нужно знать поближе. Чего он хочет, что любит, на что надеется? Посмотреть в глаза, пожать руку. Раз уж мы воюем, нужно воевать по правилам чести, не превращать противостояние в крысятник. Если ты пожал руку противнику, будет куда меньше шансов, что он сотворит какую-нибудь гнусность. Добьет тебя раненого или сожжет живьем детей.
        От подобного предположения Домашню аж передернуло, и он торопливо проговорил:
        - Лесовики никогда не добивают раненых! И отпускают сварожичей из захваченных селений.
        - Вот видишь, - кивнул Викентий. - За одно это они уже достойны уважения. Нужно встретиться. Иногда самые крепкие друзья получаются из недавних смертных врагов. Пошли в крепость.
        Викентий не был особо уверен, что оборотни откликнутся на его призыв, однако все равно приказал приготовить лучшее угощение, подготовить место для пира. Сварожичи, следуя своим традициям, сложили валежник для четырех костров, место между ними застелили в три слоя циновками, сплетенными за минувшие дни из местного камыша. Когда солнце стало клониться к закату, поднесли к валежнику огонь. Пламя быстро поднялось - и почти сразу из леса появились три десятка одетых в меха молодых мужчин.
        Бог войны легко узнал высокого, темноглазого, черноволосого и остроносого лесовика, более тощего, чем остальные, шагнул ему навстречу, протянул руку:
        - Рад видеть вас у нашего очага, воин!
        Тот помедлил в раздумье, и Викентий вскинул подбородок:
        - Ну же, оборотень! Это ведь на мне четыре рваные раны, а на тебе ни царапины. Но я признаю, что схватка была честной, славной. Ее будет не стыдно вспомнить в старости и рассказать о ней своим детям! Так давай пожмем руки, как полагается закончившим бой мужчинам. Или ты сомневаешься в моей честности?
        - Мне тоже изрядно досталось, - признал лесовик, глубоко вдохнул и вложил в протянутую ладонь свою.
        - Прошу, - показал на расстеленные циновки Викентий.
        - Мы потеряли в этом бою трех друзей, - сказал лесовик, не спеша принять приглашение.
        - Это были храбрые люди! - громко ответил бог войны. - Они знали, на что шли во имя своего рода! Они не дрогнули перед лицом смерти! Почет им и уважение. Выпьем за них! Светлая память воинам!
        Викентий оглянулся на славян, виновато развел руками:
        - К сожалению, чтобы помянуть, у нас нет ничего, кроме воды.
        - Не печалься, сварожич, мы более запасливы. - Гость снял с пояса небольшой бурдючок, вынул пробку, плеснул чуток содержимого на траву: - Да будут духи милостивы к нашим братьям и да станет наш лес для них хорошим домом!
        Оборотень отпил и протянул флягу Викентию.
        - Вечная память храбрецам, не жалеющим живота своего за отчую землю! - приподнял бог войны флягу и сделал пару глотков. Внутри оказалось какое-то терпкое ягодное вино.
        Примеру своего вожака последовали остальные гости. Выпили за своих друзей, протянули фляги славянам - и те тоже почтили память павших врагов. Стена отчуждения наконец-то ослабла, желания вцепиться друг в друга у гостей и хозяев не осталось. Главный оборотень вскинул руку:
        - Мы принесли угощение для пира. Бочонок меда и двух уже освежеванных кабанов. Их осталось только посолить и водрузить над огнем.
        - Отличное известие! - обрадовался Викентий. - Домашня! Надеюсь, у нас найдется пара вертелов для столь ценного подарка?
        - Сделаем, великий Один!
        - Великий Один? - изумился гость. - Скандинавский бог среди славян?
        - Попав в этот мир, я поленился менять прозвище, - пожал плечами бог войны. - Так что скандинавов тут еще нет, а Один уже имеется. А ты, если не ошибаюсь, и есть тот самый знаменитый Любый, прародитель оборотней?
        - Я не породил детей небесных духов, сварожич, - покачал головой гость. - Я лишь разбудил их способности. Наши роды ведут свое происхождение от исконного корня здешних лесов, от здешних волков и рысей, медведей и оленей, росомах и зубров. Что же удивительного в том, что в душе каждого из нас сохранился облик предков, к каковому мы можем вернуться по сильному своему желанию?
        - Это круто, Любый. Честно говорю: я восхищен! Даже не представлял, что такое волшебство возможно в реальности!
        - Я подозреваю, что в этом мире тебя удивило не только существование оборотней, - усмехнулся лесовик.
        - Это верно, - признал Викентий. - Скажу больше, даже я сам себя очень сильно удивил.
        Гости и хозяева разместились на циновках большим кругом. Бог войны помнил жестокую обиду, нанесенную ему на пиру славянских богов, и сразу позаботился о том, чтобы никто не ощутил себя униженным. Именно по этой причине Любый и Один сидели отдельно от всех, в центре круга. Ведь почетными считаются места рядом с самым главным - и Викентий просто не позволил возникнуть таким местам.
        - Пока обжарятся кабаны, предлагаю подкрепиться рыбкой, - поджал под себя ноги бог войны. - Есть копченая, есть соленая, есть печеная.
        - Благодарю. - Лесовик демонстративно выложил флягу на стол, жестом предлагая угощаться.
        - Если не секрет, Любый, - взялся за пузатого налимчика Викентий. - Как тебя занесло из будущего в эти дикие века?
        - Не секрет, - покачал головой гость. - Как истинный ариец, гордящийся своим происхождением, я захотел узреть изначальных русских богов. И поскольку уже имел нужное знание и нужную силу, я совершил это. Я пришел сюда, в этот мир, в эпоху рождения богов.
        - Ну и как, ты их узрел? - поинтересовался Викентий.
        - Оказалось, что великий изначальный бог - это именно я и есть, - воздел руки к небесам оборотень.
        - И именно поэтому лесовики начали наступление на русские земли? - Великий Один намеренно сделал упор на последние слова.
        - Похоже, ты не совсем понимаешь здешние реалии, мой храбрый друг, - усмехнулся Любый. - Мы, дети небесных духов, плоть от плоти русской земли, кочуем в лесах, занимаемся охотой, собираем грибы и ягоды, поклоняемся духам чащоб и небес и населяем все известные пределы. Славяне, дети Сварога, расселяются по рекам, строят ладьи и лодки, ловят рыбу, строят большие дома, копают огороды, пасут лосей. Варят железо. И они тоже населяют все известные пределы. Никто из нас не приходит из чужих земель и не уходит в них. Мы изначально жили рядом. Всегда.
        Гость вдруг запнулся, вскинул палец и уточнил:
        - Разумеется, мои слова относятся лишь к лесной полосе планеты. В степях нет ни лесовиков, ни славян. Там обитают скифы, дети богини Табити, у которой вместо ног выросли змеи. Она способна перемещаться от костра к костру сквозь огонь и взглядом обращает людей в камень. Скифы пасут скот и копают медь. Правда, не совсем сами. Для своих шахт они захватывают или выменивают рабов. Славяне, надо сказать, этим не грешат, собственноручно в болотах копаются.
        - Спасибо на добром слове, - кивнул Викентий.
        - Еще в нашем мире обитают варяги, - продолжил лесовик. - Где-то там у себя, далеко на севере, на морских берегах они варят соль. И поскольку самим им столько не сожрать, а в остальном мире соли не хватает, каждую весну они садятся на лодки, ношвы, ладьи и шитики и отправляются в путь по рекам, выменивая свою соль на всякое добро у прочих народов. Поскольку по берегам селятся именно славяне, то и меняются варяги в основном с ними. Ты знаешь, как тяжело жить без соли, храбрый Один? Когда нужно сохранить добытое мясо, выделать шкуры, просто сделать ужин чуть вкуснее, но нечем? Без соли бывает так тяжело, что некоторые лесовики находят лодки и уходят на реки, чтобы перехватывать и грабить варяжские корабли. А другие сговариваются со сварожичами и втридорога выменивают соль у них. Или выпрашивают, как милость, у близких родичей. Когда людей лишают соли, это значит, что их народ пытаются вытравить, извести, выжить с родных кочевий. Соль - это такая штуковина, которую ничем не заменить.
        - Интересно, что означает термин «находят лодки»? - прищурился Викентий.
        - А где славяне находят рабов для торга с варягами, ты спросить не хочешь? - мрачно ответил лесовик.
        - Торгуют только варяги? - спросил бог войны, соскальзывая с оказавшейся опасной темы.
        - У всех всегда дела насущные имеются, - пожал плечами оборотень. - Ловушки речные или лесные, скот, хозяйство, дрова-очаги, заготовки на зиму, грядки… Мало кто готов бросить дом, хозяйство и на полгода, а то и на год, в неведомые края отправиться. Варяги же к сей жизни привычны. Как ледоход пройдет, они огонь под противнями своими гасят, в лодки запрыгивают и вперед! И пути давно знают, и людей, и товары. Там янтарь возьмут, тут нефрит. Там кошму просят, тут ковры скатывают. В иных же местах, своей солью богатых, уже янтарь и олифу на котлы и самоцветы выменивают.
        - А молятся варяги золоту?
        - Вестимо, в любом мире есть племя, признающее богом золотого тельца, - согласился гость.
        К этому времени над мысом уже расползался щекочущий аромат жареного мяса. Следящие за костром славянки срезали на блюда тонкие ломтики прожаренной, зарумянившейся плоти, принесли сидящим в центре вождям. Оба достали ножи, накололи себе по кусочку.
        - Бронзовый? - заинтересовался ножом гостя Викентий.
        - Скорее медный. - Оборотень протянул оружие сварожичу. - С бронзой в этом мире такая же засада, как со сталью. Если тебе придется воевать со скифами, имей в виду, что их мечи не меньшая дрянь, чем ваше железо.
        - У них есть мечи? - вскинулся бог войны.
        - Точнее, длинные ножи. Я же говорю, металл у них ничуть не лучше вашего.
        - Тебе, похоже, не нравятся скифы?
        - Мы сильно не сошлись характером с богиней Табити, - признался лесовик. - И этот нож - трофей.
        - Скифы ходят к вам за рабами? - сделал вывод Викентий, возвращая клинок. - Плохая привычка.
        - Полностью согласен, - кивнул оборотень. - Кстати, для славян они исключения не делают.
        - От таких привычек нужно отучать соседей, - твердо промолвил бог войны.
        - Эт-то верно… - задумчиво согласился гость. - Вот только, боюсь, твои хозяйки придерживаются иного мнения. Бродили слухи, что вологодская богиня даже собиралась отдать собственного сына за уродливую дочь Табити, лишь бы степняки помогли славянам в истреблении моего лесного народа.
        - Судя по тому, что сына Макоши я видел окаменевшим, - припомнил Викентий, - в этом деле у них что-то не срослось.
        - И тогда они призвали пятерых сварожичей из двадцать первого века, - продолжил историю Любый. - Мудрый ход. Ты оказался воистину «изначальным» богом. Кабы я знал, что ты живешь где-то рядом, то не стал бы отправляться в столь дальний путь. Возможно, мы просто встретились бы там, дома. В будущем. Посидели бы за шашлычком, сходили на рыбалку. Поставили друг другу лайки в соцсетях.
        - Плохая идея, - поморщился Викентий. - Мне здесь нравится. Настоящая кровь, настоящая смерть, настоящая жизнь. Настоящие воины, настоящие мужчины. Здесь нет говнюков, что улыбаются тебе, а втихаря строчат на тебя жалобы, гадят под твоей дверью, выливают зеленку в почтовый ящик, снижают тебе баллы в отчетах, ставят минусы в инете и пакостят твоим родичам, поскольку очень боятся высказать обиду тебе в лицо. Мне нравится, когда можно пожать руку достойному врагу, прежде чем попытаться его убить, и когда не стыдно пожать руку противнику, если он остался жив. - Бог войны потер раненое плечо и добавил: - Или ты, когда сам уцелел в схватке. Так что спасибо тебе, оборотень, что затащил меня сюда. В настоящую реальность.
        Гость наколол на медный нож еще кусочек мяса. Не спеша прожевал. Подумал. Наколол еще кусок и вдруг сказал:
        - Слушай меня внимательно, любитель честных, достойных врагов. С сего часа народ леса не станет мешать твоим сварожичам строить здесь свой город, жить на сем мысу, ловить рыбу, копать грядки и пасти своих ленивых сохатых. Вам будет дозволено валить лес, собирать ягоды и грибы, но все это в обмен на клятву, что при появлении варягов люди лесного народа будут приглашены на торг и никто из вас не попытается встрять посредником между лесовиками и варягами либо брать с нас плату за этот торг. Мое обещание будет действительно до тех пор, пока дети вашего народа не причинят вреда или обиды детям лесного народа! Причем неприглашение на торг по любой причине тоже станет считаться обидой. Либо торгуйте вместе с нами, либо не торгуйте с варягами вообще. Коли кто-то из сварожичей причинит обиду лесовикам, город будет уничтожен. И никаких обид, великий Один. Коли называешь себя русским, тогда и веди себя как русский. По справедливости.
        - Славяне по случаю могут добыть в лесу зверя, не ставя при этом постоянных капканов, и это не будет считаться за обиду, - облизнул губы Викентий. - Лесовики могут ловить рыбу, не ставя ловушек. И раз в году славяне и лесовики будут собираться на общий пир, дабы дружной попойкой подтвердить этот уговор. Коли называешь себя русским, нужно вести себя по-русски.
        - Принято! - кивнул оборотень.
        - Мы готовы принести клятву хоть сейчас!
        - Зачем мне клятвы? - пожал плечами Любый. - Ты мужчина, ты воин, ты русский. Ты человек чести. Мне достаточно твоего слова.
        Оборотень протянул руку богу войны.
        - Слушайте все! - поднялся Викентий. - От себя лично и от имени сварожичей, прибывших на сей мыс, я обещаю, что никто из нас первым не причинит обид или вреда лесному народу! И здешние лесовики всегда будут приглашены на торг при появлении варягов!
        - Слушайте все! - встал оборотень. - От имени народа леса и лесных духов я обещаю, что никто из нас первым не причинит вреда или обиды поселившимся здесь славянам!
        Боги двух народов крепко пожали руки. А затем лесовик объявил:
        - Слушайте, сварожичи! В знак доброй воли обещаю вам, что готов лечить живущих в городе людей наравне с людьми своего рода! Вам достаточно призвать меня, призвать Л?бого! И я отзовусь каждому!
        - Любо! - дружно воскликнули оборотни.
        - Вот хрень, - поморщился бог войны. - Я не знаю, чего пообещать тебе в ответ?
        - Ерунда, - хлопнул его по плечу лесовик. - Мы ведь бессмертные. Придет время - сочтемся. Со счастливым вас новосельем, сварожичи!
        Гости разом поднялись и направились в темный ночной лес.
        Викентий недовольно цыкнул зубом. Ему не нравилось считать себя чем-то обязанным. В широте души, в гусарской щедрости поступки Любого крыли все его старания, как бык овцу. Оставалось надеяться, что в самое ближайшее время удастся отплатить лесовикам тем же.
        - Что теперь будет, великий? - спросил бога войны неслышно приблизившийся Домашня.
        - Полагаю, теперь с копанием схрона вы можете не спешить, - ответил Викентий. - Только никогда не забывайте про общую торговлю солью.
        - Но я даже не знаю, куда посылать гонца, сварожич! Где стоит селение лесовиков?
        - На небо посмотри, дружище, - посоветовал бог войны. - Птички клиньями на юг тянутся, листья на деревьях желтеют.
        - Так ведь ночь, великий! - не понял его воин.
        - Я образно, Домашня, - усмехнулся Викентий. - Осень на дворе, сварожич. Какие уж варяги? Поздно. До весны лесовики, мыслю, скажут вам все, что нужно. Только присмотрятся сперва. Доверие приходит не сразу.
        С рассветом славяне снова взялись за работу. Им никто не мешал, и за два дня сварожичи успешно доделали второй дом, начали вкапывать тын, а дня через три закончили и с ним. Новая твердыня была готова и к жизни, и к обороне.
        Ради такого случая новоселы устроили пышный пир: много рыбы, чуток вяленого мяса и подслащенная медом вода. Однако главным на нем была не еда, а радость свершения и… грусть разлуки. Великий Один последний раз посидел в большом доме возле жаркого общего очага, поел за общим столом, испил вместе со всеми сыта из общего бочонка. Обнялся с воинами, расцеловал в щеки их подруг. А на рассвете - кинул в самую маленькую долбленку связку судаков и несколько язей горячего копчения.
        - Уже покидаешь нас, храбрый воин? - Веселый голос появившегося гостя явно не вязался с печалью собравшихся проводить бога славян. Они зашевелились, расступились, пропуская вперед главного оборотня лесовиков.
        - Все в порядке? - на всякий случай уточнил Викентий.
        - Тебе не о чем беспокоиться, великий Один, - кивнул одетый в кунью куртку и бобровый плащ лесовик. - Договор в силе, здешние сварожичи в полной безопасности. Просто мы с тобой так славно посидели в последний раз… Вот, пришел попрощаться.
        - Надеюсь, не последний раз видимся, Любый. И все новые встречи будут за дружеским пиром, а не с мечом в руках.
        - Согласен, храбрый Один. Другом ты мне нравишься куда больше, нежели врагом, - согласился оборотень. - И кстати, насчет «нравиться»… Ты давно видел свое отражение, воин?
        - А что такое? - склонился над водой бог войны.
        - Твоя голова напоминает взрыв на макаронной фабрике. Вот, причешись. - Лесовик протянул молодому человеку костяной гребень с частыми зубчиками и перламутровыми накладками на спинке.
        - Я больше привык пятерней, Любый, - отмахнулся Викентий. - А еще лучше просто обриться.
        - Это подарок, сварожич. Он тебе понравится.
        Очередной сюрприз заставил бога войны забеспокоиться. Лесовик пугал своей подозрительной щедростью. Викентий потянулся к сумке, но гость предупреждающе вскинул руку:
        - Не нужно отдариваться! Просто причешись. Смочи гребень в воде и причешись. Влажные волосы лучше укладываются.
        Молодой человек заколебался, но все же послушался: опустил руку с гребнем в реку, потом зачесал назад волосы на голове.
        - Что теперь? - спросил он.
        - Теперь все в порядке, можешь отплывать, - кивнул оборотень и протянул ему руку: - Удачи!
        Бог войны крепко пожал его ладонь, забрался в лодку. Лесовик самолично оттолкнул ее от берега, дружелюбно помахал вслед! А когда великий Один отплыл до ближайшей излучины, повернулся к собравшимся людям:
        - Не нужно так грустить, дети славного народа. Отныне здесь вы у себя дома. В вашем городе навсегда сохранится мир и покой.
        Бабий каприз
        Скатываться на лодке по течению - одно удовольствие. Слегка взмахиваешь веслом, удерживаясь на стремнине, больше отдыхая, чем работая, смотришь себе по сторонам - но при этом несешься вчетверо быстрее, нежели поднимался вверх по реке с лямкой на плече. Справа и слева радовали взор темно-зеленые ели и золотые с краснотой рощи, камышовые заросли и черные топкие разливы, над головой проносились стрижи и ласточки, трещали слюдяными крыльями редкие стрекозы, жужжали мухи. Воздух пропитывал гнилостный запах тины и осени.
        Около полудня бог войны, отложив весло, не спеша и с удовольствием пообедал двумя язями, зачерпнул запивку из-за борта, сладко потянулся:
        - Какой изумительный мир! Обычная речная вода на порядок чище самой фильтрованной воды из самого чистого водопровода. Я силен, как тяжелый танк, и так же неуязвим. Мне есть с кем сражаться, у меня вдосталь прекрасных женщин. Если бы еще удалось где-нибудь надыбать хороших собутыльников и нормальное пиво, я был бы счастлив! Я почти в раю! Странно, что Любый, похоже, чем-то недоволен. Он вписался в здешнюю жизнь еще лучше меня, у него есть собственный народ. Практически собственная страна!
        Великий Один подхватил весло и с силой вогнал длинную широкую лопасть глубоко в воду. Долбленка буквально подпрыгнула и понеслась вперед со скоростью хорошей моторки. Однако надолго молодого человека не хватило. Не потому, что устал, а просто неторопливое скольжение по реке доставляло богу войны куда большее удовольствие.
        Солнце катилось дальше по небосклону, то скрываясь за облаками, то выглядывая обратно, ветер качал кроны и шелестел камышами, волны с шелестом пробирались сквозь прибрежную траву, накатывались на песок длинных отмелей, громко плескались о редкие крупные валуны.
        Перед сумерками путник доел последнего язя, пересел немного вперед и откинулся на спину. Вытянулся во весь рост, готовясь ко сну. И тут в борт тихонько постучали:
        - Гребешок-гребешок, ты меня слышишь? Гребешок-гребешок, отзовись!
        - Кто здесь? - приподнялся Викентий.
        Внезапно из воды резко, почти до пояса, выдвинулась полуголая девица и попыталась обхватить его за шею. Бог войны, больше привыкший к опасностям, чем к ласкам, резко отпрянул, уворачиваясь, и странная гостья промахнулась, плюхнулась обратно в воду. Великий Один торопливо схватился за весло и погнал широко качающуюся с борта на борт лодку к берегу. Испугался он, понятно, не странной дамочки и не возможного купания - а того, что если лодка перевернется, уйдут на дно и снятый в дорогу доспех, и скромный запас провизии. Но оказавшись на отмели и затянув долбленку далеко на берег, Викентий вернулся к реке. Призывно раскинул руки:
        - Кто здесь?! Кто меня искал?! Вот он я, ау-у!
        - Это ты нашел мой гребешок? - Плеснули волны, выпуская на берег широкобедрую девушку лет двадцати пяти, с непропорционально огромной грудью и толстенной соломенно-желтой косой. - Верни мой гребешок, добрый молодец. Чего угодно взамен не пожалею…
        - Так уж прямо и «чего угодно»? - Молодой человек откровенно погладил девушку по бедру, однако та ничуть не смутилась… Что было отнюдь не удивительно для женщины, в таком виде знакомящейся с парнями. И потому Викентий, не тратя времени на тупые этические терзания, просто скинул одежду, поцеловал мокрую гостью в холодные губы и опрокинул на песок. Без предисловий вломился в беззащитное лоно. Гостья раскинула руки, полуопустила веки, сладострастно застонала, тоже не вдаваясь в суеверия любви, морали и ритуалы прелюдий. Грубая животная страсть быстро двигалась к своему пику, когда вода снова громко всплеснула, и послышался вкрадчивый голосок:
        - И где тут мой гребешок? Гребешо-о-ок…
        Новая гостья выглядела куда стройнее, была чуть ниже ростом, имела темные волосы и ярко-розовые соски… И тоже разгуливала нагишом.
        - Верни его мне… - Острые ноготки впились в плечи молодого человека. - Мой гребешок…
        - Какой сюрприз… - Викентий засмеялся, приподнимаясь, подтянул ноги, сел на колени, сцапал новую гостью, перехватил за бедра, поднял и посадил себе на плечи, затем стал быстро и часто покусывать ее бедра с внутренней стороны. Темноволосая девушка застонала и вцепилась пальцами в его волосы. Этот стон стал последним толчком, который скинул молодого человека с вершины наслаждения в пропасть безумного горячего удовольствия, взорвал алой испепеляющей страстью. Великий Один откинулся назад, на спину. Куснул красотку еще несколько раз и…
        - Мой гребешок… Где-то здесь мой гребешок… Кто-то здесь нашел мой гребешок…
        Эту гостью он не увидел - но ощутил ее прикосновения, ее ласки, и плоть бога войны мгновенно откликнулась на этот призыв. Волны сладкого наслаждения опять раскатились по его телу, пальцы черноволосой красотки едва не вырвали его волосы, она взвыла, изогнулась дугой и опала безвольным осенним листком. Теперь Викентий увидел сидящую на нем красотку - а также услышал плеск воды и звонкие голоса:
        - Гребешок, гребешок… Где мой гребешок?
        Кажется, голосов было сразу три.
        «Будет долгая ночь…» - в сладком предчувствии улыбнулся Викентий, и его уста замкнул чей-то крепкий, жадный поцелуй.
        Он ласкал женщин одну за другой, кого-то целовал, кого-то покусывал, с кем-то сливался воедино, и снова целовал, взрывался страстью, ласкал, и снова взрывался, пока первые солнечные лучи не спугнули ночных красавиц.
        - Обалдеть… - выдохнул бог войны, отдыхая на песке. - Ай да лесовик, ай да подарочек! Даже не представляю, чем можно расплатиться за подобное подношение… Охренеть какая ночь! Чем же я так впечатлил Любого, что он обрушивает на меня все удовольствия мира?
        Молодой человек поднялся, не спеша оделся. Раскрыл подсумок, достал гребешок. Рассмотрел со всех сторон.
        - Ну надо же! А ведь я мог его отдать, если бы вторая милашка появилась хоть чуточку позднее. Просто бы подарил за ночь любви, раз женщина просит. Как я мог предположить, что этот гребень возбуждает страсть всех баб в округе?! Любый тоже умник, любитель сюрпризов! Хоть бы предупредил! Я ведь действительно мог его отдать… Но уж теперь-то я не сваляю дурака… Вот так подарок!
        Бог войны столкнул лодку на воду, сел внутрь, в несколько гребков выскользнул на стремнину. Там позавтракал парой рыбешек из связки… Сладко зевнул и откинулся на спину. После бурной ночи ему требовалось хоть немного поспать. По счастью, река сама делала за него главную работу - несла путника к ближнему городу. И потому от Викентия требовалось только выгребать обратно на стремнину каждый раз, когда ощущался толчок от удара бортом в берег или слышался шелест камышей, в которых застревала долбленка.
        К обеду бог войны восстановил силы, для разминки несколько часов греб, ближе к вечеру умял еще пару рыбешек. А потом… Потом на краю борта появились тонкие пальчики, следом внутрь заглянули большие глаза с длинными черными ресницами:
        - Где-то здесь мой гребешок. Мой чудесный потерянный гребешок.
        - Этот вопрос лучше всего обсудить во-он на том пляже! - указал на остров посреди реки великий Один, стремительно погнал лодку туда и вытащил ее на берег. И почти сразу вслед за ним на пляж вышли две русоволосые обнаженные чаровницы с тонкими руками, маленькими девичьими грудями, узкими бедрами и длинными стройными ногами.
        - Отдай мой гребешок, добрый молодец, - томно попросили они. - Кому из нас ты отдашь гребень? Что ты за него желаешь?
        - Почему обязательно одной из вас? - сбрасывая одежду, удивился молодой человек. Он поцеловал одну, обнимая за бедра другую, приласкал грудь первой, крутанулся, опрокидывая сразу обеих и опускаясь рядом, поцеловал животик одной, огладил ножки другой, добрался до лона тут, скользнул к нему там, и вскоре над островом зазвучали протяжные стоны сладострастия.
        А река текла, волны плескались об отмель, и на нее выходили женщины самой разной стати и возраста. Одна, вторая, третья… Пятая… Они просили у путника свой гребень, требовали у него выбрать самую лучшую и желанную, предлагали исполнить любое его желание, звали, манили, уговаривали пойти с ними - но молодой человек пропускал глупые, бессмысленные речи мимо ушей и награждал своей страстью, желанием, любовью и плотской утехой каждую, что оказывалась рядом…
        С рассветом красавицы разошлись - разошлись нехотя, пытаясь увести его с собой; уговаривали, даже тянули за руки. Но Викентий только целовал им пальчики и помахивал ладонью. А потом столкнул долбленку на воду, забрался в нее и бессильно вытянулся на дне, провалившись в глубокий сон.
        В этот раз даже после полудня он продолжал отсыпаться, следя лишь за тем, чтобы челн не прибило к берегу. Но зато к сумеркам молодой человек чувствовал себя уже достаточно бодрым, чтобы свернуть к уютной поляне на берегу, раздеться там и сесть среди травы в ожидании сумерек. Однако первая гостья появилась еще в лучах солнца: могучая великанша ростом почти с него, с широкими плечами, маленькой грудью и редкими русыми волосами.
        - Пойдем со мной! - потребовала она, беря бога войны за руку.
        - А по мне, тут лучше! - Великий Один рывком поднялся, через бедро бросил нахалку наземь и опустился сверху, раз уж боксерский прием все равно заканчивался именно этой позой.
        И снова была долгая ночь желания, ласк и сладости, поцелуев и стонов, ненасытной жадности и взрывов наслаждения. И опять бог войны не отозвался ни на одну просьбу, не ответил ни на один вопрос и не пошел ни с одной из тянущих его к себе в гости красавиц.
        И снова день, снова ночь, снова день… К концу которого Викентий увидел стоящую на берегу славянскую деревню: дом, двор и несколько амбаров.
        - Вот и заканчивается наша любовь, ненаглядные мои красавицы, - сказал он ночью, переходя с ласками и грубоватой нежностью от одной к другой чаровнице. - Завтра я буду в Вычегде. Кончилось мое самое сладкое в жизни путешествие.
        - Тогда выбери! - поднявшись, потребовали женщины. - Выбери, кому из нас ты отдашь заветный гребень!
        - Не могу отдать, это подарок, - развел руками Викентий.
        - Тогда назови желание, одна из нас исполнит его для тебя!
        - Вы уже исполнили все, о чем я мог только мечтать, ненаглядные мои существа, - рассмеялся молодой человек. - Снова бы увидеться с вами со всеми, и нет у меня иных желаний!
        Женщины собрались в кружок, посовещались, разошлись.
        - Вытяни левую руку! - потребовала великанша.
        Бог войны послушался. Каждая из его милашек вырвала у себя по волоску и намотала Викентию на запястье. Чаровницы дружно что-то прошептали - и волосы зашевелились, поползли, туго стянулись, врезаясь в кожу, и остались в ней причудливой русо-черно-золотистой татуировкой.
        - Если тебе чего-то захочется от текучих вод, добрый молодец, - сказала великанша, - опусти это запястье в воду и призови хозяек глубин. Если в этом месте обитает хоть одна из нашего народа, русалка придет и исполнит твое желание. Плата за сию услугу тебе известна. Не забывай о нас, добрый молодец. Коли дело свое ты свершил достойно, вскорости о сем проведаешь…
        Женщины отступили к воде и практически бесшумно исчезли в реке.

* * *
        Светлана, закутанная в лисью епанчу и в округлой тоже лисьей шапочке, ждала бога войны прямо у ворот богатого и многолюдного города Вычегды. Увидев приткнувшуюся к берегу долбленку, она зябко повела плечами, сделала несколько шагов навстречу богу войны:
        - Наконец-то, Вик! Мы тебя заждались. Пойдем скорее, Макошь о тебе уже раз десять спрашивала.
        - Сперва в Сарвож, - покачал головой усталый воин.
        - Я же говорю, время не терпит! - повысила голос светлая богиня.
        - В этом мире день туда, день сюда ничего не значит, - вытянул лодку на дорожку между причалами Викентий. - У меня штаны рваные, на плече дыра и куртка в крови. Нужно переодеться.
        - Ладно, - смирилась девушка. - Только давай быстрее!
        Даже не представившись правителям города, молодые боги прошли к здешнему обсидиановому зеркалу, чтобы через мгновение выйти из серебряного овала почти в двухстах километрах западнее. Отвечая на поклоны местных жителей, они направились в башню, толкнули дверь в сени, откинули полог, потом второй… И внутри оказалось тихо и пусто. Но зато тепло.
        - Кажется, моя любимая занята полуденными хлопотами, - бросил доспех на полати великий Один. - Время сейчас грибное, упускать нельзя. Каждый осенний час зимой неделю кормит.
        - А ты сам не знаешь, где подменку найти?
        - Ты нешто забыла правила, Светик? В доме хозяйка - женщина. Мужчине остается токмо просить и слушаться… - Он сел на край высоких полатей, свесил ноги. - И кстати, раз уж мы наедине и у нас время свободное нарисовалось. Скажи, Макошина помощница, почему мы воюем с лесовиками?
        - Тебе-то какая разница, Вик? - пожала плечами девушка. - Ты от крови тащишься. Убивать разрешили, вот и радуйся!
        - Не-е-ет, милая, мне далеко не все равно, - отрицательно покачал пальцем бог войны. - Настоящий мужчина сражается только по трем поводам. Ради своей Родины безо всяких условий и ограничений. Во имя чести, защищая собственное достоинство либо достоинство дамы или отвечая на вызов. А также ради денег или удовольствия.
        - Воевать за деньги? - Света презрительно дернула верхней губой. - Дрянь и мерзость! Позорище и стыдоба.
        - Знаешь, милашка, давай сразу расставим точки над «i». - Теперь Викентий выставил палец предупредительно. - Дрянь и позор - это отнять конфетку у ребенка. Мерзость и стыдоба - это ударить женщину. Но вот отвесить тумака здоровенному жлобу - это уже не позор и стыд, а веселое, забавное приключение. Когда ты с бердышом и азартом выходишь на ристалище против бугая со щитом и саблей, ты ставишь на кон не фишки казино или старые сапоги, а свою жизнь. При таких ставках у тебя должна быть железобетонная уверенность в собственной правоте. На ристалище не существует пустой блажи вроде морали, правоты и справедливости. На ристалище всегда прав тот, кто выжил. И потому взятый на меч золотой брегет никогда не считается грабежом. Это честный и благородный трофей. Не признаешь? Бери секиру и ручайся за свою правоту собственной жизнью.
        - А женщина должна молчать и отдаваться победителю?
        - И кстати о женщинах, - кивнул бог войны. - Если ты взял на меч золотой брегет, ты молодец, ты крут и ты благородный дон. Если ты по просьбе женщины вступился за ее честь, ты молодец, ты крут и ты благородный дон. Но если выясняется, что женщина одолжила у приятеля золотой брегет, а чтобы не возвращать его, натравила тебя на мужика и ты его завалил, то ты уже совсем не благородный дон. Ты лох и кретин, которого развели, как кролика. Чувствуешь разницу, милая?
        - Я не понимаю, зачем ты мне это рассказываешь?
        - Объясняю, - хлопнул в ладоши молодой человек. - Месяц назад, в схватке за небольшую деревеньку, я раздолбал оборотней и принудил их к миру на своих условиях. Мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. А десять дней назад у меня была драка с оборотнями у Кельтмы. Оборотни сочли, что хорошо нас прижали, и выкатили свои условия для мира. По этим условиям мы не трогаем их, они не трогают нас, мелкие огрехи прощаются, раз в год общая попойка в знак дружбы. И вот теперь у меня возникает вопрос. Если и мы, и лесовики хотим мира на одних и тех же условиях, то какого тогда хрена мы вообще воюем?!
        Бог войны вскинул брови и развел руками.
        - Ну вообще-то, это они нападают на наши селения.
        - Я помню, - с сомнением скривился Викентий. - Однако представь себя на моем месте. Я проливаю кровь, теряю верящих в меня бойцов убитыми и ранеными, я иду через боль и лишения, дерусь на грани сил, наконец, заваливаю врага, приставляю ему нож к горлу и громко объявляю: «Сдавайся, несчастный!» Светочка, скажу прямо, я чувствую себя полным идиотом. Цепным псом, которого держат в будке на задворках, кормят объедками и иногда дают команду «Фас!». А зачем натравливают, на кого, почему - собаке знать необязательно.
        - Мне кажется, Вик, ты преувеличиваешь.
        - Я тот, кто на пиру сидит внизу стола. На местах, отведенных для побирушек. Я тот, кто в битве идет в первом ряду. На месте, отведенном для смертников. В какой момент я преувеличил свои впечатления, Светик? Здесь, при славянских богах, я отличаюсь от цепного пса только умением ходить на задних ногах!
        - В таком случае у меня есть для тебя два известия, одно хорошее и одно плохое. - Света подошла к Викентию и села на полати рядом. - Тебе какое озвучить первым?
        - Лучше хорошее, - попросил молодой человек. - Подними настроение хоть немного.
        - Тебе больше не нужно воевать с лесовиками. Новых дальних походов в их пределы не намечается.
        - Ладно, я порадовался, - кивнул Викентий. - А чего у нас плохого?
        - Скифы напали на южное порубежье, захватили два города и несколько деревень. Поэтому все силы, что боги славян хотели бросить против лесовиков, ныне отданы для нового похода. Со всех пределов созваны добровольцы на великую битву против Степи. Для освобождения городов приготовлены семь ладей, съехались почти две сотни воинов. Все они желают, чтобы их возглавил великий и непобедимый бог войны, храбрый Один. Однако наш упырь, похоже, наконец-то упился кровью и не желает новых сражений. Мне так и передать Макоши, Вик?
        - Вот хрень! - сжал кулак воин. - Чего они хотят? Что понадобилось от нас скифам?
        - Мне они ничего не сообщали, - пожала плечами девушка. - Я знаю только то, что рассказала. Из побежденных городов сбежала часть жителей, у них можно узнать подробности. Так что? Ты поведешь освободительный поход или ты подался в пацифисты и намерен стать непротивленцем-отшельником?
        - Вот хрень! - зло сплюнул великий Один. - Получается, что я и есть истинный цепной пес. Кидаюсь на всех, кто сунется на хозяйский двор, независимо от того, как хозяева относятся ко мне.
        - Слава небесам, я опять узнаю нашего славного кровожадного монстра, - усмехнулась светлая богиня. - Ты физически не способен пройти мимо шанса кого-нибудь прирезать.
        - Хоть какие-то подробности нападения известны? - спросил молодой человек. - Какими силами нападали, как действовали? Тактика, оружие, транспорт?
        - Там были дети Табити, - ответила девушка. - Они умеют обращать людей и богов в камень, поэтому переместиться в порубежье через зеркала и вступить в битву никто из детей Сварога не рискнул. Для войны против таких врагов нужен настоящий смертник.
        - Их как-то можно отличить от простых скифов? Ну, чтобы быть готовым к подобному нападению?
        - У всех потомков богини Табити проблемы с ногами. Побочный эффект от колдовского могущества. Так что, если увидишь среди сильных воинов медлительного кривоножку, это один из магов-каменотесов и есть. Еще они умеют… - Но тут хлопнула дверь, и светлая богиня прервалась: - Остальное узнаешь в Вологде.
        Пологи откинулись, в комнату башни влетела розовощекая разгоряченная Уряда в беличьем плаще поверх обычного платья и кинулась спрыгнувшему с полатей Одину на шею:
        - Мой бог, ты вернулся! Ты пришел!
        Викентий позволил себя расцеловать, поцеловал девушку в ответ, пригладил ее волосы:
        - Как же я соскучился по тебе, любимая! Но у меня для тебя есть два известия. Хорошее и плохое…
        - Что случилось? - напряглась смертная.
        - Хорошее - это то, что твои старания не пропадают зря. Мне опять нужна новая одежда.
        - Да-да, я сейчас достану! - отпустив своего мужчину, нырнула под полати девушка.
        - А плохое в том, что я не смогу остаться. Новая беда зовет меня в новый поход.
        - Совсем-совсем?! - так же резко выпрямилась Уряда. - Сразу уйдешь?
        - Не сразу, - неожиданно сказала Света, тоже спрыгивая на пол. - Могу подарить вам час. Переодевайся, Вик. Я подожду снаружи.

* * *
        Первым, что услышал бог войны от хозяйки Вологды после долгой разлуки, оказался гневный вопрос:
        - Что у тебя в сумке?! - Суровая женщина в переливчатом от жемчуга платье с куньим мехом на отворотах, в меховой шапочке с большими золотыми рунами по краям вытянула украшенную перстнями руку в указующем жесте.
        - Ничего, - пожал плечами Викентий. - Огниво, шило, нити, несколько ремешков. Расческа.
        - Покажи! Я вижу свечение сильного чужого колдовства. Древней магии.
        Великий Один расстегнул поясную сумку, достал гребень - и богиня богатства тут же отпрянула, зло зашипев:
        - Откуда он у тебя?! Сожги немедленно!
        - Жалко, подарок, - пожал плечами молодой человек.
        - Это русалочий наговор! - Макошь оскалилась: - Брось на пол!
        Викентий послушался. Женщина порылась в своем подсумке, нашла костяное колечко с многолучевой свастикой, вытянула руку над расческой, торопливо что-то наговаривая, бросила колечко на зубцы. Оно мелко запрыгало, поворачиваясь, застыло.
        - Можешь забирать, - разрешила Макошь. - Я сожгла наговор. Ты хоть понимаешь, Один, что тебя хотели убить? Кто подбросил тебе этот гребень? Полагаю, тебя спасло только чудо! Мне надобно сегодня же освежить твои амулеты и обереги!
        - Расческа как расческа, - хмыкнул Викентий, поднимая красивую безделицу.
        - Ты мне не веришь?!
        - Он призван из будущего, всемогущая! - торопливо вступилась Светлана. - И он воин, а не мудрец. Он совершенно не понимает, в какую беду попал.
        - Да, в какую? - поинтересовался молодой человек, закрывая сумку.
        - В большую… - Макошь поджала губы. Поднялась на трон, воссела на него. - Тебе должно быть известно, храбрый Один, что мы не первый народ, поселившийся в здешних землях. До нас были другие племена. Мудрые, бессмертные, владеющие могучей древней магией. В отличие от нас, строящих дома, вскапывающих грядки, ставящих ловушки и греющихся у очагов, они предпочитали путь единения с природой. Они сделали себя нечувствительными к холоду и ветру, овладели умением впитывать силу солнца, становиться невидимыми для врагов, впадать в спячку на зиму и пробуждаться весной вместе со всей прочей природой. Они и поныне живут в реках и болотах, в стволах деревьев и под их корнями, а иные и рядом с нами. Как повелось у всех бессмертных народов, их главной бедой стало бесплодие, и потому с каждым веком их становится все меньше и меньше. Увы, но даже бессмертные существа отнюдь не вечны…
        Хозяйка Вологды о чем-то задумалась, опустив взгляд. Но вдруг резко спохватилась, подняла голову, продолжила:
        - Одним из сих изначальных народов являются русалки. Странны они тем, что чародейством и бессмертием в этом племени владеют только женщины. Для продолжения рода своего сии водяные ведьмы совокупляются с мужами, на берегах рек и озер случайно оказавшимися. Далее уж как повезет. С иными они поиграются да отпускают. К иным прикипают намертво и не оставляют вниманием своим до конца жизни, живут постоянно рядом, а то и в дом проникают, соперниц всех возможных изводят до смерти. Иных мужчин к себе, на дно утягивают. Умотают до беспамятства полного да в омуты темные и заберут. Там с молодцем тешатся, чарами жизнь в теле утопшем поддерживая. Главной же слабостью русалок являются гребни. Ни добра, ни дома свого у них не имеется, однако волосы пышны. Гребни завсегда их единственная радость и имущество. За гребешок хороший они и желание любое исполнить могут, и судьбу с молодцем связать. И отдадутся, и приласкают. А как жертва обмякнет, силы все в поединке любовном растратив, так ее вместе с украшением и прибирают. На твой гребень заклятие призывное наложено, дабы уж точно не упустили. Кто-то сильный и
умелый, обладающий древним колдовским даром, зело хотел тебя, воин, игрушкой русалочьей сделать.
        - Охренеть! - ударил ладонью о ладонь храбрый Один. - Выходит, пока я думал, что всех их лихо насилую, на самом деле это они меня по полной программе пользовали? Вот так попадалово! И что теперь?
        - Если кто-то из них от тебя понесет, ребенок с великими способностями родится, - ответила богиня. - Девочек русалки себе оставляют, мальчиков отцу подбрасывают. Увидишь будущим летом у себя на пороге люльку с младенцем - не удивляйся. Это он и есть.
        - Засада… - почесал подбородок Викентий. - Впрочем, есть надежда, что до лета я не доживу. Что там со скифами, великая богиня?
        - Я повелела все ладьи, в поход восточный приготовленные, со всем снаряжением через Славянский волок на Шексну провести. Туда же и охотники сбираются, готовые под рукой твоей с детьми змееногой Табити сразиться. Ты можешь направиться туда хоть сейчас и выступить сразу, как только примешь воеводство.
        - Хотелось бы поговорить с участниками сражения, премудрая Макошь. Уяснить тактику противника, узнать подробности об оружии скифов. Чего они хотели, чего требовали?
        - Светлана, найди беженцев и пришли их в покои храброго Одина, - распорядилась хозяйка города. - Полагаю, воин, отправиться на Шексну сегодня ты не предполагаешь?
        - Выступлю завтра на рассвете, великая богиня.
        Великая Макошь сурово помолчала, всем своим видом выражая недовольство. Но вслух ничего осуждающего не произнесла.
        - Да будет так! - кивнула она. - Я передам сварожичам твой приказ готовиться к отплытию на рассвете.
        Светлана и Викентий одновременно приложили ладонь к сердцу и отвели ее вниз, выражая свое уважение, и вместе вышли из зала. Поднялись наверх.
        - Весар, ты мне нужен! - громко позвала светлая богиня.
        Дверь в светелку бога войны открылась, в коридор, прихрамывая, вышел паренек. Радостно охнул:
        - Великий Один!
        - Весар, дружище!
        - А ну, не тронь! - рявкнула Светлана. - Не вздумай его обнять! У него после медведя ребра еще не срослись.
        - Кто здесь? - выглянула из своей комнатки Валентина и тут же вылетела с радостным визгом: - Вик вернулся!
        Девица запрыгнула на молодого человека. Тот тоже усмехнулся, погладил ее по голове:
        - Здравствуй, любимая! Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился!
        Светлана воздела глаза к потолку, сплюнула в сторону и кивнула Весару на лестницу, зовя его за собой. А девушку Викентий занес в свою светелку и прикрыл дверь. Валентина стала его целовать, но молодой человек положил палец ей на губы:
        - Подожди ночи, милая. Ко мне должны прийти люди.
        - Какие вы тут все деловые! - откатилась чуть в сторону девушка. - Смотреть противно. К дикарям провалились и суперменов из себя корчите. А тут везде тоска смертная! И дубак еще постоянно, не согреться. Все время в шкуры заворачиваться приходится. Светка вон в мехах ходит. А я до сих пор в одной маечке слоняюсь. Скоро расползется вся, будет вам стриптиз бесплатный.
        - Так попросила бы у светлой хотя бы плащ.
        - Не хочу унижаться.
        - Ладно, тогда я спрошу, - пожалел бедолагу Викентий.
        В этот момент дверь приоткрылась, внутрь заглянул низкий старичок с тощей седой бородкой, к тому же заплетенной в косицу, и в заячьем тулупе.
        - Дозволь зайти, великий?
        - А ты еще кто, старче?! - поинтересовалась девушка.
        - Тарабаня, пастух унорский.
        - Это который от скифов ушел? - присел на постели Викентий. - Заходи, рассказывай.
        - Дык, это… - нервно пропустил бородку между пальцами старик. - Чего сказывать-то?
        - С какого момента скифов первый раз увидел, с него и рассказывай, - поджал под себя ноги бог войны. - И поподробнее.
        - Ну, это… - почесав в затылке, начал Тарабаня. - Вязку жердей я в город, стало быть, привез. Разгрузил да обратно тронулся. За день оно, стало быть, раза три, а то и четыре обернуться обычно получается. Веду, стало быть, сохатого свого и вдруг крики слышу, ржание, вой всякий. Ужасти просто. Оглянулся, а там они несутся. На лошадях верхом да с луков во все стороны стрелы мечут. Не жалея, без счета. Откуда у них стрел столько, не пойму? Они ведь в степи живут, у них и деревьев-то не растет!
        - Много их было?
        - Много, великий, много! Просто не счесть! Мыслю, не меньше сотни воинов. А может статься, и больше. Я так мыслю, бечевником они прошли и коней своих в поводу вдоль реки провели. Как до наволока прокрались, так в седла запрыгнули, луки схватили и понеслись! Во все, что токмо видели, в то и стреляли. В людей, в лосей, в город. Ну, я, стало быть, ноги в руки и побег. Ну и сохатого своего, понятно, увел. Добежал до леса, за деревья подальше, там затаился. Пастухов прочих упредил, лосей мы собрали да в схрон повели. Тревогу подняли. Ну и за скифами, понятно, посматривали. Степняки к тому моменту многих уже побили. Ох, многих… И лосей изрядно положили.
        - Много - это сколько? - опять уточнил бог войны.
        - Пятерых, наверное, великий! Иных и вовсе насмерть. Да лосей столько же. Так вот, стало быть… Иные вьюки с дровами были да с хворостом. Из них скифы поганые костер огромный сложили да от огня своего запалили. Степняки - они ведь только свое пламя признают, священное, что от храма девы зажигают. Они, стало быть, зажгли. А сварожичи врата распахнули да на них накинулись. Ну, чтобы потушить, не дать разгореться. И бысть битва зла и люта, каждый воин славного народа за десятерых дрался. Да токмо наших мужей в городе и трех десятков не насчитать, степняков же без счета явилось. Одолели вороги, едва во врата не ворвались. Закрывать их спешно пришлось. И пред чужими, и пред своими. Пропали многие.
        Тарабаня схватился за голову, горестно покачался. Викентий терпеливо ждал.
        - Вот, стало быть, полыхнуло пламя ворот городских выше. Вышли из него два чудища страшных на ногах корявых, роста малого, с плечами широкими, головами большими. И как вышли, двое храбрецов унорских, что сулицы во врага со стены метали, враз окаменели. А опосля и еще двое. Остальные тут, стало быть, попрятались. Скифы же тем временем бревно где-то нашли да принялись им в ворота городские бить. Створки трещали, аж у нас в лесу слышно было. Ратники самые отважные выглядывали быстро и коротко да камни в них кидали, иные с луков стреляли. Кто успевал, те обратно невредимо прятался. Кто нет… - Старик опять тяжко вздохнул.
        - Тот окаменел, - поняла Валентина.
        - Но и скифов многих сразили они в сем соперничестве, - произнес Тарабаня. - Но недостаточно… Дрогнули врата городские. Треснули и рухнули. Ворвались степняки в Унор наш славный, не стало его более. Токмо костер тревожный дымил над воротами еще долго, всю округу об опасности упреждая. Ну, чтобы пастухи все, лесорубы, рыбаки, иные сварожичи знали, что возвертаться нельзя и некуда. Ну и мы тоже после сей беды страшной в бечевник втянулись да по Итилю вверх ушли.
        - Сюда, в Вологду?
        - Иные в Свияге остались, иные в другие места разошлись. Я же никчемным всем показался. Вот и скитался с места на место, покуда досюда не добрался.
        - Когда это случилось?
        - Уж больше двадцати дней назад, великий. Или тридцати…
        - За такой срок они успели хорошо укрепиться, - поморщился Викентий. - Выковырнуть будет трудно. Да еще два ствола тяжелой артиллерии, если можно так выразиться, два потомка змееногой богини, взглядом убивающие врага наповал. Интересно только, на какой дистанции это волшебство действует? Дальнобойность - чертовски важный фактор…
        - Что ты задумал, Вик? - положила ладонь на колено молодого человека девушка.
        - Ты прямо будто не от мира сего, Валя, - усмехнулся Викентий. - Я бог войны. Великий воитель и защитник русской земли. Если скифы захватили города, я должен их освободить. Завтра на рассвете отплываю.
        - Уплываешь? В путешествие? - Валентина вся вскинулась, напряглась, ее глаза полыхнули огнем: - Возьми меня с собой!
        - Я не в круиз отправляюсь, милая, - покачал головой молодой человек. - В военный поход, на войну. Убивать, погибать, драться. Мучиться самим и причинять мучения другим.
        - Я согласна, Вик!
        - При чем тут это, Валя? - не понял Викентий. - Это не было рекламой, я объяснял, почему сие невозможно!
        - Все, Тарабаня, ступай, - махнула рукой на старика девушка. - Ты здорово помог, молодец.
        Валентина дождалась, пока дверь закроется, и рывком оседлала молодого человека.
        - Вик, ты что, не понимаешь?! Я сижу тут уже целую вечность, я почти полгода в тюрьме! В самом настоящем концлагере! Я схожу с ума, Вик! Я уже готова грызть бревна и выть на Луну. Мне хочется утопиться или повеситься! Я согласна на все, лишь бы вырваться отсюда! К черту, к дьяволу, к пингвинам на Северный полюс и к белым медведям на Южный. Или наоборот. Куда угодно, только отсюда! Вик, я сделаю все что угодно, согласна на все, только забери, увези меня отсюда хоть ненадолго. Хоть на месяц, хоть на неделю, хоть на несколько дней!
        - Это ты не понимаешь, Валентина. Я отправляюсь на войну.
        - Это ты не понимаешь, Вик! - наклонилась к его лицу девушка. - Война - как раз то, что нам нужно. Я тоже ведьма, Вик, и у меня тоже есть свой дар. Я умею видеть мертвых, разговаривать с ними, умею подчинять их своей воле. У тебя на войне, о всемогущий бог, наверняка найдется множество мертвецов, с некоторыми из них тебе захочется поговорить. Погибший в бою воин сможет рассказать о скифах куда больше интересного, чем старый пастух. Особенно если этот погибший и сам будет скифом. - Валентина наклонилась еще ниже и поцеловала молодого человека в губы: - Возьми меня, Вик. Ночью согрею, днем тайны вражьи поведаю. Возьми меня с собой. Я тебе еще пригожусь.
        Девушка распрямилась, сбросила топик и снова наклонилась, коснулась его губ сперва одним, потом другим соском.
        - Ты умеешь быть убедительной, Валенька, - запустил ладонь под пояс ее джинсов храбрый Один. - Договорились, ты поедешь со мной. Нужно только тебя переодеть…
        И он разъединил застежку девичьих штанов.

* * *
        Никаких трудностей с одеждой не возникло. Придя утром в тронные палаты с Валентиной, бог войны сказал Светлане, что девушка может пригодиться ему в походе. Юная богиня безразлично пожала плечами. Великий Один попросил утеплить девушку по погоде. Помощница великой Макоши хлопнула в ладоши, и возле трона тотчас возникли три вострухи со свертками.
        - Только не говори, что ты стесняешься, Валенька, - нежно проворковала Светлана.
        Валентина не стала строить целомудренную недотрогу, скинула одежду, быстро облачилась в грубоватое платье из оленьих шкур, сшитое мехом внутрь, поверх набросила длинную и просторную заячью епанчу, шитую явно на богатыря, а не на хрупкую деву, и лисий треух.
        - Впору в сугробе ночевать, - оценила ее наряд светлая богиня. - Теперь я могу вас отправлять?
        - Да, - согласился Викентий, проверяя ощупью ремни своей кирасы.
        - Экие вы шалунишки, - поежилась Валентина. - Мех щекотит тело, словно кто-то постоянно пальчиками щупает. Не одежда, а сплошной вибратор.
        - Ты привыкнешь, - пообещала Света.
        - А-а-а, значит, тебе тоже понравилось? - развеселилась девушка.
        Светлая богиня вытянула руку - Валентина запнулась, чуть приподнялась, пританцовывая на кончиках пальцев.
        - На тебе единственной в этом городе нет ни амулетов, ни оберегов, ни защитных рун, подруга, - ласково поведала помощница Макоши. - Не станем затягивать прощание. Флот готов к отправлению и простаивает только из-за вас.
        Она прошла через светлицы, движением ладони опустила девушку в зеркало, а затем подтолкнула в него Викентия.
        - Слава Одину! - В горнице, по ту сторону полированного камня, бога войны ждали сварожичи в полном ратном снаряжении: широкие пояса с палицами, топориками и ножами, толстые куртки, шапки мехом внутрь, бобровые и медвежьи плащи.
        Бог войны окинул их взглядом, улыбнулся:
        - Я узнаю вас, друзья! Я узнаю тебя, Бастаран и Чурила, узнаю тебя, Переслав и Варнак. Вы были моей опорой у Чердыня и Сарвожа, вы были грозой оборотней в лесах Шудаяка и Сухоны, вы учились сражаться под стенами Вологды. Вы рождены победителями и умеете становиться воплощением смерти. Похоже, степняки еще не догадываются, с кем связались. Так поплывем к ним и покажем недорослям, кто истинный хозяин на этой земле!
        - Слава великому Одину! - вскинули над головой палицы с каменным и железным навершием воины. - Любо! Любо! Любо!
        Все вместе они вышли из прибрежной крепости, разошлись по ладьям, стоящим у многочисленных причалов, дружно отвалили от берега и подняли паруса, разворачивая корабли носом вниз по течению. Магия славянских богов подарила путникам попутный ветер и ясное небо, и потому семь крутобортных кораблей мчались дни и ночи напролет, с мерным шелестом вспарывая носами темную воду. Благодаря покровительству небес путешествие вышло стремительным - уже в середине шестого дня ладьи подвалили к причалам под самыми стенами могучей крепости Унор, ныне мертвенно тихой и спокойной. Корабельщики спрыгнули наружу, быстро и умело намотали канаты на причальные быки.
        - Ну же, Валентина. - Не спеша сходить на берег, бог войны обнял девушку за плечо. - Рассказывай, о чем тебе поведали мертвые духи?
        - Не мертвые духи, а души мертвых, - поправила его ведьма. - И здесь нет ни единой. Вообще. Никогда не поверю, что недавно тут разразилась кровавая битва. И если тебя это немного утешит, то живых душ я здесь тоже не ощущаю.
        - Копья можно не брать, - после короткого размышления распорядился Викентий. - Щиты и топорики. Чурила, остаешься за старшего. Со мной по десятку с каждой ладьи!
        Сварожичи попрыгали на причалы, настороженно глядя по сторонам, обогнули стены. Подступили к надвратной башне.
        Одна из створок городских ворот оказалась расколота вдоль и лежала на земле, вторая была просто открыта. Напротив, в полусотне шагов, чернело большое кострище, успевшее, однако, изрядно заветриться. Воины ступили в ворота, тут же разошлись вправо и влево, заглядывая в двери обитаемых стен. Везде было пусто - ни людей, ни припасов, ни какого бы то ни было имущества. Город оказался разграблен начисто. Степняки не оставили не то что скамеек, мехов или бочек, но даже камышовых циновок.
        - Я думал, они станут здесь укрепляться, а они все время после победы потратили на растаскивание добычи, - сделал вывод Викентий, дойдя до центральной площади, почему-то никак не застроенной. - Сплошное разочарование.
        - Степняки, великий Один, - пояснил широкоплечий Переслав. - Они не умеют жить в городах. Здесь негде пасти лошадей, а они даже по нужде токмо верхом отъезжают. Я так мыслю, дня за три их скакуны сожрали окрест всю траву, а скифы слопали все припасы. После чего они собрали все, что поместилось на захваченные лодки и на спины коней, и ушли к себе в кочевья. Может статься, возвертались еще пару раз, дабы забрать оставшееся. И осталась от Унора токмо одна скорлупа. Чтобы здесь жить, по весне все сызнова начинать надобно. Грядки копать, сети плести, соль завозить, припасы в амбарах копить. А зимой в сей твердыне оставаться нельзя. С голоду вымрем.
        - Я и не собирался, - даже обиделся от подобного предположения Викентий. - Но я так мыслю, раз уж мы все равно здесь, надобно отбить у скифов охоту в земли лесные соваться. Иначе какой смысл город восстанавливать? Опять ведь разграбят.
        - А коли они сражаться не захотят?
        - Вот сие мы, друг мой, и разведаем, - похлопал его по плечу бог войны. - Узнаем, насколько всерьез они за ратное дело взялись и как на вторжение реагируют. Прикажи возвращаться на ладьи. Мы отплываем.
        Новый рассвет застал ладьи уже посреди степных просторов. Высокие мачты несли гордо выгнутые паруса из лосиных шкур, хорошо видимые на многие в?рсты вокруг, и еще до полудня на берегу появились всадники в серо-коричневых замшевых одеждах, украшенных шитьем, кожаной бахромой, беличьими и соболиными хвостами. Скифы скакали вдоль берега, размахивали руками, делали в сторону путников оскорбительные жесты и выкрикивали ругательства. Сварожичи отвечали тем же, но более вяло.
        - Ну же, скифы, ну, - недовольно покусывал губу Викентий. - Неужели вы не попытаетесь нас остановить? Вдруг мы задумали какую-то гадость?
        Бог войны совершенно не представлял, как именно можно навредить кочевникам, но очень надеялся, что степняки как-то отреагируют на появление врагов. Ибо в воздухе уже начали появляться первые «белые мухи», предрассветная трава покрывалась изморозью, изо рта путников шел пар. Зима угрожала обрушиться в любой день, и если генеральная битва не случится в ближайший день или два - великому и непобедимому Одину придется поворачивать назад несолоно хлебавши. Иначе на обратном пути их ладьи просто вмерзнут в лед задолго до того, как доберутся до причалов ближайшего славянского города. Десять дней - самое большее, чем мог рисковать Викентий. Из них дней семь надобно положить на обратный путь.
        К счастью, скифы не подвели. С рассветом по правому берегу появилась лихая степная конница и принялась густо засыпать ладьи стрелами. По здешним понятиям - армия огромная, под сотню всадников. Славяне подняли щиты, выпростали весла, пытаясь ускорить движение. Приободрившийся Викентий во все горло орал:
        - Не робей, сварожичи, прорвемся! - не столько для своих воинов, сколько для скифов. Пусть думают, что у внезапно появившихся врагов имеется некая осмысленная цель.
        Бессмысленное противостояние длилось примерно часа два. Борта ладей и щиты путников покрылись, словно вздыбленной шерстью, тысячами оперенных стрел, однако сами славяне отделались лишь несколькими ранеными. Попытки ответной стрельбы не принесли вообще никакой пользы. Высовываться из-за укрытий было слишком опасно, и выглядывающие на миг для выстрела лучники ни разу не попали даже в лошадей.
        Однако далеко впереди к небу поднимался одинокий дымок. И у бога войны появилось сладостное предчувствие скорой жестокой схватки. Он прошел на корму, окликнул чердынского воеводу:
        - Чурила, отстань с четырьмя ладьями на три сотни шагов. Когда мы причалим, тоже причаливайте, высаживайтесь и в степь в нашем направлении выступайте. Так, чтобы скифам, которые с нами сцепятся, за спину зайти и пути отхода отрезать.
        - Сделаем, великий, - кивнул воин, повернулся к своим людям, и вскоре четыре корабля убрали весла. Караван начал растягиваться, а впереди показалась излучина: далеко вдающийся в русло Волги песчаный мыс, усыпанный, словно сосновый бор хвоей, многочисленными воинами в замшевых одеждах.
        - Вот это фарт! - боясь спугнуть удачу, одними губами прошептал Викентий. - Вот это фарт…
        Решение скифов на первый взгляд выглядело правильным: занять полоску суши, почти перекрывающую водный путь, и пока противник будет по широкой дуге огибать препятствие - атаковать стрелами и копьями, превращать в камень взглядами потомков змееногой богини. Чтобы обогнуть мыс, корабельщики будут вынуждены всерьез взяться за весла и кормовую лопасть, следить за курсом. Им будет не до схватки, наверняка придется опустить часть щитов. В таком положении невозможно не подставиться хоть в каких-то мелочах. И стоит хотя бы нескольким гребцам или рулевому превратиться в мертвые валуны - управление кораблем будет потеряно. Тут уж не зевай, добивай!
        Но степняки не знали, что имеют дело с богом войны. А он видел у противников только одно преимущество - лошадей. От которых степняки добровольно отказались, чтобы закрепиться на отмели. И тем лишили себя и скорости, и маневра.
        - Держим прямо! - приказал Викентий, разглядывая через просветы между сомкнутыми щитами приближающихся врагов.
        Взгляд опытного воина сразу отметил среди рослых, плечистых, красивых и крепких мужчин троицу странных приземистых уродцев. Скифы не просто взяли их на битву, но и дополнительно прикрывали своими щитами, словно особую ценность.
        - Спасибо за подсказку, - пробормотал бог войны. И снова распорядился: - Прямо держим, прямо! Оружие проверить, пояса затянуть, шапки надеть! К бою готовимся, славяне!
        До мыса оставалось около полукилометра, четыреста метров, триста. Скифы приготовили луки, наложили стрелы на тетиву.
        - Слушайте меня, сварожичи, - негромко приказал великий Один прикрывающим его безбородым храбрецам. - Как только я кричу: «Щель!» - раздвигаете щиты и тут же смыкаете обратно. Все ясно?
        Смертные кивнули.
        Двести метров - почти четыреста шагов. Скифы подняли оружие, пустили стрелы. Медные наконечники часто застучали по щитам, по скамьям, бортам и носам кораблей. Кое-где опять послышались крики боли, ругань.
        Триста шагов. ?дин еще раз выглянул в просвет меж деревянными дисками, достал из петли боевой молот, слегка раскрутил, и:
        - Щель!!! - последовал последний, самый сильный и резкий размах, и молот улетел в цель, а бог войны присел на колено, наблюдая понизу за результатом.
        Удар, оглушительный треск - крайнего уродца точным попаданием просто смело с мыса вместе с кусками защищающих его деревяшек. Скифы замерли, забыв о луках и с ужасом глядя на жуткую пробоину в своих рядах.
        Могучий Один усмехнулся, отвел и раскрыл ладонь, призывая оружие.
        Степняки очнулись, ливень стрел стал еще гуще и яростнее. Но Викентий поймал вернувшийся молот, снова рявкнул:
        - Щель! - и опять метнул его в цель.
        Хруст, злобный вой. Последний из потомков Табити растолкал своих защитников, вышел вперед, сжимая кулаки. Вперил свой взгляд в накатывающие ладьи. Кто-то закричал от ужаса, кто-то от страха, левая ладья вдруг ощутимо просела и отвернула в сторону. Но брошенный со ста шагов молот с легкостью пробил насквозь грудь боевого колдуна, раз и навсегда лишив степняков их колдовского супероружия.
        - Слава Одину! - дружно взревели сварожичи. - Во имя Одина!
        Корабли на всем ходу врезались в мыс, и воины славного народа стали выпрыгивать наружу, тут же вступая в бой.
        - По-о-оберегись! - дождавшись своей очереди, ринулся вперед Викентий, наслаждаясь кипением крови в жилах, восторгом смертной схватки.
        Он с замаха саданул боевым молотом в скифский щит, одним ударом раскалывая его пополам, тут же врезал в открывшийся просвет железной окантовкой своего, переступил через упавшего врага, закрылся от броска медного топорика, швырнул в ответ свой молот, отпрянул от направленного в лицо копья, поймал вернувшийся молот, закрылся, ударил понизу, сделал еще шаг.
        Шею обожгло болью - бог войны повернул голову, швырнул молот в лучника и тем прозевал попадание топорика в плечо. Викентия спасли токмо прочность кирасы да удар окантовкой степняку под ребра. Молот вернулся, Один сбил им копейщика слева, прикрылся щитом от палицы и им же саданул вниз, в неосторожно подставленное колено, сделал еще шаг, отмахнулся от топорика, пнул в ответ окантовкой, прикрылся от стрелы, а когда опустил деревянный диск - точно в грудь бога войны ударило копье. Ударило с такой силой, что насквозь пробило толстенную броню и ощутимо погрузилось в тело. Великий Один вскрикнул от боли, ругнулся. Скиф попытался выдернуть свое оружие - но не смог, и защититься от брошенного в лоб молота ему оказалось нечем.
        - Вот хрень! - Засевшее в груди копье упиралось концом древка в землю и мешало Викентию двигаться вперед. Пришлось забыть о схватке, чуть отступить и извлечь вражеское оружие из грудины.
        Заминка позволила оглядеться. Скифы, оказавшиеся на мысу в самой настоящей ловушке, почти все полегли под напором сварожичей, схватка угасала, одновременно разгораясь справа, где легкоконные степняки пытались прорваться на выручку к своим сородичам. Их отчаянно пытался сдержать отряд Чурилы, посланный замкнуть окружение, - но все сложилось с точностью до наоборот. Всадники налетали, кололи с высоты седла копьями, рубили топориками, иные метали арканы и выдергивали славян из общего строя, волокли в степь.
        Викентий резко выдохнул, метнул молот, проломив спину одному из таких ловкачей, поймавшему воина, ринулся на выручку остальным.
        Валентина наблюдала за всем этим кровавым пиршеством с борта ладьи. Смотрела, как ринулись в схватку одетые в меха корабельщики, как принялись рубить замшевых степняков топорами и калечить палицами, как быстро истаивал отряд нападающих, словно истираясь о коричневую светлую толпу, но все же продвигаясь сквозь нее, а то и прямо по ней вперед, к открытой воде по ту сторону мыса. Она слышала крики боли и ярости, вой ужаса и стоны умирающих, мольбы и хруст костей, она видела разлетающиеся в стороны брызги крови и ощущала ее сладковато-парной аромат, она вкушала запах торжествующей смерти - и от всего этого впала в некое подобие транса. Валентина ощутила себя призраком, невесомым и бестелесным, и вместе с тем осознала, как покидают тела умирающих сполохи их бессмертных душ.
        Девушка увидела, как прямо в самой гуще битвы величаво и бесстрашно перемещается красивая темноволосая и белолицая женщина, присаживаясь рядом то с одним, то с другим воином, давая им напиться из своей костяной, с серебряным ободком, чаши, а затем помогая им подняться. Воины вставали рядом со странной гостьей, ее свита стремительно росла. Валентине стало любопытно, что именно происходит, - и она скользнула вперед. Легко и просто, как полагается призраку.
        - Мара… - Оказавшись рядом, она узнала женщину и отпрянула. Отношения с сестрицей Макоши у Вали сложились не очень. Отпрянула девушка слишком далеко, оказавшись на пути скифа, замахнувшегося копьем, и… И всадник промчался прямо сквозь нее, ударил в голову чернобородого сварожича. В последний миг тот успел прикрыться щитом, ударил проносящегося мимо врага сам, попав куда-то в бедро.
        Степняк умчался, оставляя длинный кровавый след, и уже через несколько минут безвольно выпал из седла. И словно разделился от удара надвое. Тело - осталось лежать. Душа - поднялась на ноги и замерла, глядя вокруг с изрядным удивлением.
        Валентина подумала, что степняку нужно к Маре, - легким усилием воли приподняла душу и послала ее в сторону реки.
        Новые лихие всадники понеслись на сварожичей, метнули короткие копья, взмахнули арканами. Сразу два накрыли Вика - похоже, скифы охотились именно на него. Конники дали шпоры лошадям, отворачивая, - однако любовник Валентины перехватил обе веревки, рванул к себе… И опрокинул обоих скакунов, к седлам которых крепился конец петли. Степняки остались брыкаться, прижатые лошадиными тушами к земле, а Викентий швырнул свой огромный молот и выбил на траву еще одного всадника.
        Сквозь девушку пролетело несколько стрел. Одна попала в шею бога войны, рядом с уже торчащей под затылком. Но великий Один, словно не заметив раны, опять метнул молот и ссадил еще одного скифа.
        Уцелевшие отвернули и во весь опор умчались в степь.
        Всплески освобождающихся душ наконец-то прекратились, ощутимо ослабел запах смерти - и наваждение спало. Валентина вышла из транса, оказавшись рядом с Викентием, и громко перевела дух. Похоже, все время битвы она совершенно не дышала.
        - Вот хрень, - тяжело дыша, проронил Вик. - Ты-то здесь откуда?
        - Ты чего, боли не чувствуешь? - ответила вопросом на вопрос девушка, взялась двумя руками за торчащие у приятеля из шеи стрелы и рывком выдернула сразу обе.
        Великий Один взвыл и запрыгал. Судя по всему - бесчувствием он не страдал.
        - Тебе помочь? - подбежал к богу войны Чурила с липкой от крови бородой.
        - Да, - поморщился Викентий. - Оглушенных и раненых соберите. Скифов тоже вяжите, добивать никого не нужно. Поговорить со степняками хочу. Как бы вы случайно кого из их командиров не грохнули.
        - Но твоя рана, великий!
        - На то я и великий, Чурила, чтобы на подобные пустяки не отвлекаться! - повысил голос бог войны. - О прочих увечных лучше позаботься.
        - Слушаю, великий… - не стал спорить славянский воевода.
        Валентина, медленно приходя в себя, вытянула перед собой руку, посмотрела, как дрожат пальцы.
        - Ты чего, Валь? - удивился ее поведению Викентий.
        - Сама не знаю, Вик, - пожала плечами девушка и повернулась к нему. - Дай осмотрю рану.
        - Не трать время, - отмахнулся молодой человек. - Боги мы али нет? До завтра зарастет.
        - Боги… - эхом отозвалась Валентина и снова вытянула руку…

* * *
        Результаты сражения оказались кровавыми. Сварожичи потеряли полтора десятка мертвыми и вчетверо больше ранеными. Скифы - три десятка погибшими и четыре увечными. Похоже, главной в сей разнице стала более плотная меховая одежда славян. Пришельцы с севера приготовились к более холодной погоде. Равные по силе удары одних убивали, других всего лишь калечили.
        Связывать пленников победители не стали: безоружные люди со сломанными руками или ногами - все равно не противники. Просто снесли к кострам, а кое-кому даже оказали помощь, вправив кости или перевязав раны.
        С дровами и съестными припасами проблем не было - скифы разбили возле мыса воинский лагерь, так что там имелось вдоволь и мяса, и хвороста, и хмельного кумыса. Пируй хоть до утра!
        - Так кто у вас тут за воеводу, увечные? - поинтересовался у пленников великий Один, после того как славяне немного отдохнули, утолили первую жажду и голод.
        - Я главный, сварожич, - приподнялся на локте воин с перебитой голенью. Черноволосый и кареглазый, он выглядел лет на тридцать; одежду мужчины украшали часто нашитые золотые колечки с костяными шариками в центре. Костюм дорогой, простому смертному не по чину. - Я Тогай, сын Карачана, вождя от рода Суховеев. Давай глумись, радуйся. В этот раз ваша взяла.
        - Это верно, наша! - согласился Викентий. - Есть чему радоваться, не бродяжек квелых разгромили, а ворога сильного, крепкого, опасного. Тяжело победа нам досталась. Да в том и честь! Такой победой гордиться не стыдно. Переслав, вели налить воинам скифским по чаше кумыса! Хочу здравицу им сказать.
        Славяне, переглянувшись, приказ выполнили - пусть и с плохо скрываемым неудовольствием. Викентий поднял трофейную чашу с сине-зеленой глазурью, кивнул в сторону пленников:
        - Вы оказались редкостными храбрецами, степные воители! Вы дрались, когда мы выбили всех детей Табити! Вы не сдались, оставшись пешими и малым числом против потомков непобедимого Сварога! Вы бились до конца, выронив оружие лишь под ударами топоров и палиц. Выпьем за вашу отвагу, скифы! Почет и уважение настоящим мужчинам!
        От такого тоста не отказался никто из побежденных, а бог войны добавил:
        - Это была славная битва! Нам всем будет что вспомнить и что рассказать.
        - Благодарю тебя за слова такие, великий Один, - не смог не ответить Тогай, сын Карачана. - Вы тоже сражались храбро и безжалостно.
        - Вы воины, мы воины, - развел руками Викентий. - Нам ли не понимать друг друга? Мы те, кто смотрит в глаза смерти, защищая отчие очаги. Мы те, кто никогда не знает, сколько лет, дней или часов ему отвела судьба. Мы те, кто умеет каждый миг проживать так, словно он последний на этом свете. Но есть время для битвы, и есть время для пира. Давайте выпьем за то, чтобы нам доводилось куда чаще поднимать полную чащу у общего костра, нежели топорики на общем поле брани!
        Мужчины выпили. Скифы чуть успокоились, многие потянулись за вяленым мясом, благо трофейного угощения славяне не жалели.
        - Одного не понимаю, Тогай, - подлив кумыса сыну вождя, спросил пленника Викентий. - Чего вам вдруг взбрело в голову напасть на наши города? Вы потеряли в этом походе много людей, проливали кровь, но даже не остались в побежденных селениях! Они вам не нужны, вам не нравится там жить! Тогда зачем?
        - А зачем ты пришел в нашу степь, Один?
        - Я должен истребить как можно больше скифов в наказание за случившийся набег, - пожал плечами бог войны. - Отбить у степняков охоту разорять славянские города.
        - Да нет же! - мотнул головой Тогай. - У нас война. И началась она не из-за ваших городов, а из-за того, что сын богини Макоши у ракитового куста отказался жениться на Ящере, дочери нашей праматери, богини Табити. Это вы, сварожичи, первыми нанесли оскорбление нам, скифам!
        - Подожди-подожди! - вскинул палец Викентий. - Ты хочешь сказать, Тогай, что все вот это: набеги, война, трупы - случилось только потому, что паренек не захотел жениться на девчонке?!
        - Это оскорбление!
        - Ну конечно, оскорбление! - вскочил Викентий, покрутил головой: - Эй, Валентина! Скажи, что ты сделаешь, если парень у алтаря на тебе жениться откажется?
        - Морду расцарапаю поганцу! - с готовностью ответила ведьма.
        - Чурила, что ты сделаешь, если тебе баба откажет? - повернулся в другую сторону бог войны.
        - Другую найду.
        - А ты? - спросил еще одного воина Один.
        - Да и пошла она тогда!
        - А ты?
        - Выпорю!
        - А ты? - указал Викентий на одного из скифов.
        - Значит, сама дура, - отмахнулся тот.
        - Вот, видишь, Тогай, - вернулся к раненому пленнику бог войны. - Паренек девчонке отказал. Ее мамаша превратила бедолагу в камень. Считай, в морду дала божественным вариантом. Ну и ладно, ну и разошлись. Но почему после всего этого вас, храбрые воины, красивые и молодые мужчины, чьи-то братья, мужья, любимые, отцы, почему вас отправили умирать? Сколько вас погибло под Унором? Десять? Двадцать? Здесь еще тридцать лежит. Зачем?! Чего ради? Ради бабьего каприза? Девчонке вожжа под юбку попала, а мальчонка не почесал где надо! Почему из-за этого кто-то должен умирать?!
        - Мы воины, сварожич! - твердо ответил скиф. - Мы защищаем честь своей праматери!
        - А что, на ее честь кто-то покушался? - поморщился Викентий. - Девке приспичило, да не выгорело. Пустая блажь и бабьи дрязги! Бабьи споры меж бабами разрешаться должны, а не кровью мужской заливаться. Я понимаю, когда на пороге дома своего погибаешь, до последнего семью защищая. Сие есть почет и уважение. Но по ничтожной бабьей дури жизни, словно хворост, десятками сжигать?! - Бог войны красноречиво постучал себя согнутыми пальцами по голове.
        - Но ты тоже по приказу бабьему приплыл! - попытался парировать скиф.
        - И тоже чувствую себя идиотом, - мрачно ответил бог войны. - Безмозглым цепным псом, получившим команду «Фас!». Бабы по пустякам лаются, у мужиков кости в крошево ломаются. Не вижу повода гордиться.
        - Служить Табити - наш долг! - оглянулся на своих сотоварищей сын вождя.
        - Ты уверен в этом, храбрый Тогай? - склонил голову набок великий Один. - Сейчас мы выпьем еще одну чашу. Выпьем за вашу отвагу, за беззаветную преданность отчим кочевьям. А потом вы все умрете. Давай спросим у твоих сородичей, сын вождя, каково это - осознавать, что умираешь из-за пустой и бессмысленной бабьей блажи?
        - Почему мы умрем? - заметно изменившись в лице, хрипло спросил степняк.
        - А как ты думал, Тогай? - резко присел перед ним бог войны. - Вас же здесь сорок воинов. Сорок храбрых, умелых, отчаянных бойцов, каждый из которых стоит трех, и то и четырех простых мужей. А у нас, между прочим, война. Пусть это война из-за зачесавшейся пиписьки, да только люди-то на ней гибнут реальные. Когда твои скифы вылечатся, они опять придут в славянские земли. Один к четырем… Так выходит, от их рук погибнет полторы сотни моих сородичей. Если я вас всех отпущу, на моих руках будет кровь ста пятидесяти славян. И что мне прикажешь делать?
        Викентий передернул плечами, встал, кивнул ближним сварожичам:
        - Налейте им по прощальной. Пора заканчивать с пирушкой.
        Пока славяне выполняли приказ, бог войны потер подбородок и вдруг решил:
        - Пожалуй, Тогай, тебя я убивать не стану. Ты поедешь к вашей праматери и скажешь богине Табити, чтобы завязывала дурить. Если она на Макошь так сильно оскорбилась, пусть письмо ей напишет и тоже оскорбит. Кошелкой там старой обзовет или еще как. Пусть между собой грызутся, раз общего языка не нашли, а других в свою свару не втягивают. Если она не станет устраивать новых набегов, я прощу ее нынешнюю выходку и более не стану за нее мстить. Для меня главное - это покой славянских домов. Не будет новых нападений - не будет карательных походов. Хватит бессмысленной крови! Если нам, честным воинам, захочется сразиться, мы всегда сможем сделать это просто во имя славы. Съехаться на турнир, сделать ставки, выбрать прекрасных дам. И не разорять никаких деревень или кочевий.
        - Нет, - сглотнув ответил степняк.
        - Что «нет»? - не понял Викентий.
        - Я не уйду отсюда один, - поднял на него упрямый взгляд Тогай. - Я не уйду отсюда без моих людей. Если ты намерен их убить, я умру вместе с ними!
        - Ого! - уважительно кивнул бог войны. - Ты не сын вождя, скиф. Ты настоящий, достойный вождь! Жаль, что ты докажешь это ценой своей совсем еще юной жизни.
        Викентий посмотрел на молчаливых сварожичей, поднял с земли, вскинул чашу:
        - Этот тост я поднимаю за врагов наших, выказавших отвагу, честь и достоинство! Вечная память храбрецам.
        Мужчины молчаливо выпили. Великий Один опустился на колено рядом с отставившим пиалу пленником. Извлек обсидиановый острый нож, поднес его к горлу Тогая. Тот сглотнул и опустил веки. Викентий скрипнул зубами, поморщился:
        - Вот хрень! Не могу я настоящих, достойных воинов из-за пустой бабьей блажи, словно овец тупых, резать! Ч-черт! - Бог войны немного подумал, потом наклонился к уху пленника: - Мне кажется, я знаю, что нам нужно делать, Тогай. Ты ведь человек чести? Ты и твои воины не станут нарушать своего слова? Пусть каждый из твоих воинов поклянется, что больше никогда в своей жизни не причинит вреда славянам. Что ни ты сам и никто из вас никогда и ни за что не убьет никого из славян, не ранит, не захватит в рабство, не разорит наших славянских жилищ. Я не испытываю к скифам ненависти, Тогай. Я не ищу вашей смерти или унижения. Я защищаю покой своего народа. Дайте клятву, что вы нам больше не враги, и я с чистой совестью пожму вам руки! - Викентий окинул раненых пленников взглядом: - Вы согласны, степняки?
        - Мы поклянемся священным огнем! - с трудом скрывая облегчение, ответил за всех сын вождя.
        И надо сказать, у сварожичей с души тоже упал тяжелый камень.
        После торжественных обещаний пленников не причинять вреда славянам застолье продолжилось, став заметно веселее. И к скифам победители начали относиться совсем иначе. А на рассвете воины славного народа устроили молебен своему праотцу Сварогу, а также Макоши и Стрибогу, принесли им ритуальные жертвы кумысом, мясом и посудой, запросив милости и хорошей погоды. Загрузили ладьи трофейным оружием, дабы подтвердить дома свои победы, еще раз помянули павших - и отвалили от берега. Подняли паруса - и попутный ветер понес путников к родным причалам…
        Бремя богов
        Снег выпал разом на все обитаемые земли, от края и до края, укрыв все теплым рыхлым одеялом толщиной сильно выше щиколотки. В мир пришла зима, погрузив его в глубокий тревожный сон. Спали медведи и рыси, спали насекомые и русалки, спали, осыпав листву, деревья и таящиеся среди корней лешие. Наверное, было бы проще заснуть и всем остальным. Людям, что были вынуждены днем и ночью жечь прожорливые костры в больших домах, беречь запасы в амбарах и буртах, расчетливо подкармливать сеном и брюквой свои лосиные стада. Большую часть пропитания могучие животные добывали себе сами, выкапывая из сугробов траву и объедая ветки кустарников. Сено и корнеплоды были для них лишь приятным ежевечерним лакомством.
        Куда хуже приходилось табунам скифов. Они с утра до вечера рыли и рыли снег, добираясь до жухлой травы, - и никто их не подкармливал. Торчащих над настом кустарников с тонкими вкусными веточками в их распоряжении не было. И поскольку лошади все время тратили на добычу пропитания - степняки обезножили и вынужденно сидели по своим юртам, греясь больше любовью, нежели огнем, ибо с дровами в тамошних краях тоже было очень и очень трудно.
        С дровами повезло лесовикам. В их шатрах огонь горел дни напролет, позволяя обитателям тратить время на беседы и игры и лишь ночью прятаться от морозов под многими слоями меховых накидок.
        Однако все народы земли объединяло одно - они оказались запертыми в своих домах. Лесовики - снежными завалами, прячущими под собой поваленные деревья, ямы и овраги, славяне - замерзшими реками, сделавшими бесполезными лодки и корабли, скифы - безлошадностью. Только богам было доступно полноценно жить и перемещаться по свету зимой - весь остальной мир спал. Даже те, кто думал, что бодрствует, дожидаясь будущей, еще далекой весны.
        Разумеется, зима не могла остановить оборотней, детей небесных духов, скользящих над землей по грани колдовства и реальности. Любый отправлялся в дорогу каждый день по нескольку раз - дело врачевания уже давно стало для него основным, дарующим силу и понимание смысла жизни. Смертные молили об исцелении - и колдун старался не отказывать никому.
        Путь к единобожию лежал через выбор смертных. Через их готовность молиться только одному из существ, обладающих силой, тем самым подпитывая способности своего избранника. Здоровье нужно всем - и потому колдун надеялся, что уж его-то молитвами не обойдут никогда. Еще Любый мог улучшать погоду, отводить порчу, защищать от врагов… Так зачем призывать иных богов, если есть он?
        Разумеется, подобный план не обещал быстрых результатов. Но у молодого чародея в запасе имелось почти три тысячи лет. Так что за скоростью колдун не гнался. Его интересовал только результат. Всеобщая вера в единого, великого и всемогущего бога Л?бого в начале двадцать первого века.
        Зима принесла лесному колдуну радость - ему впервые помолились славяне. Он примчался на зов мгновенно, осмотрел страдающего коликами младенца, снял боль.
        - Он совершенно здоров. - Убрав ладонь с животика малыша, оборотень передал ребенка маме. - Будет жить долго и счастливо и настрогает тебе кучу внучат.
        - Спасибо, Любый! - Молоденькая мамаша засветилась счастьем. - Не знаю, как тебя и благодарить!
        - Мне в радость помогать всем вам, милая, - провел ладонью по ее плечу колдун. - Всегда зовите, если случится какая беда. Только очень прошу, добавьте меховую накидку к одежде перед моим идолом. А то холодно что-то ныне на дворе!
        - Да, Любый! Конечно, Любый! Спасибо тебе, Любый! - От славянки и ее сородичей на оборотня текли волны тепла, сторицей восстанавливая потраченные силы.
        И вся сила потомков Сварога, доставшаяся ему, лишала толики могущества славянских богов.
        Скромное начало долгого-долгого пути.
        Любый вышел на воздух, прошел по скрипучему снегу в святилище. Остановился перед собственным истуканом, прижался спиной к столбу. Вытянул из-под одежды серебряный амулет с янтарной вставкой внутри, коснулся его губами, сжал в кулаке и опустил веки, вызывая в памяти драгоценный образ Катерины - ее лицо, руки, плечи, ее голос, ее запах.
        - Я люблю тебя, родная, - прошептал могучий лесной колдун. - Я помню о тебе и о своем обещании. Я вернусь, и ты станешь королевой всего мира.
        Он снял одежду, перекинулся в волка и заскользил над чащами и болотами в сторону города…
        Да-да - города. По сторонам от обширной пещеры великого оборотня, над ней, на ближних подступах, везде, где только можно окрест, преданные своему вождю лесовики выстроили множество чумов - и Любый уже начинал подумывать о том, чтобы построить вокруг крепостную стену. Его столица стала слишком большой, чтобы ее прятать. А что невозможно прятать - нужно защищать.
        Появление у сварожичей нового бога сильно спутало планы Л?бого и причинило ему немало боли. Ведь смерть каждого из своих воспитанников, каждого из детей небесных духов он ощущал как свою. На время лесной колдун даже решил отступить. Однако маленькая ловушка, устроенная им великому Одину, наверняка уже лишила славян столь важного преимущества. И весной они снова окажутся храбры, но беззащитны.
        Любый не мог выдавить славянских богов из городов с такой же легкостью, с какой вытеснял их из деревенских святилищ. Горожане куда сплоченнее селян, их боги всегда рядом с ними, в твердынях стоят большие дружины. Горожане выдавили лесовиков и первородные народы далеко прочь от своих крепостей. Так просто в городские святилища колдуну было не попасть. Только силой - захватив твердыни и выбросив, утопив священные камни славян. И поставив вместо них свой истукан. Иначе - никак.
        Войну требовалось продолжить.

* * *
        В эти же самые часы в храме Девы, в далеком Крыму, тоже говорили о войне. Стража вынесла из храма Девы раненого Тогая, сына Карачана, что поведал богине о схватке на берегу Итиля, унесшей жизни трех ее потомков. И признался могучей Табити в клятве не причинять более вреда славянам.
        Заметно побледневшая в горе женщина, словно борясь со смертным холодом, ступила на край очага, в котором жарко полыхал высокий священный огонь. Пламя лизнуло край одежды, быстро поползло вверх по юбке. Кожа от жара трещала и быстро скручивалась, съеживалась, а высвободившиеся из заточения змеи одна за другой подняли головы и завороженно уставились в огонь. Потеряв твердость опоры, Табити просела на своих гибких ногах заметно ниже, чем обычно, и пламя забралось по одежде до самой груди.
        - Матушка, мне очень жаль. - Юная богиня Ящера, хрупкая телом, но могучая своим даром, с покрытым темными пятнами лицом, мелкими рывками, с трудом добралась до прародительницы скифов. Длинное платье, скользящее подолом по каменным плитам пола, скрывало ее ноги, но было понятно, что там тоже таились некие беды.
        - Еще никогда в жизни я не терпела столь сокрушительного разгрома! - покачала головой великая богиня. - Это просто катастрофа.
        - Трое не самых сильных потомков? - осторожно спросила девушка. - И три десятка смертных?
        - Неужели ты не поняла, какой страшный яд славянский бог впрыснул в сию крохотную ранку?! - резко повернулась к ней всемогущая Табити. - Он зародил в душах моих детей сомнение! Сомнение в моей правоте, ибо по степи уже разошлись слухи о том, что начавшаяся война идет не ради чести и справедливости, а из-за моей глупой, пустой и бессмысленной прихоти. Этот могущественный враг лишил сердца скифов отваги. Ибо вся степь уже знает, что великий Один прощает и отпускает пленных. Кто захочет драться насмерть, если знает, что рана или плен спасут ему жизнь? Умереть из-за моей глупости, проявляя отвагу, или выжить, сражаясь осторожно и с ленцой, вот с какими мыслями теперь пойдут в битву скифские воины! Как полагаешь, каковы шансы победить с подобным настроением?
        - Тогда почему ты не наказала предателей, давших клятву сварожичу? Почему не обратила их в камень?
        - Крикнуть на всю степь о своей беспримерной злобности? - склонила набок голову праматерь скифов. - Убить воинов, столь храбрых, что даже лютый враг, восхищенный их отвагой, подарил им свободу и жизнь? Доченька, ты хочешь, чтобы наши дети отвернулись от нас прямо сейчас? Это была третья ловушка нового бога славян. По счастью, мне хватило ума в нее не попасться.
        Змееногая богиня заскользила по залу ко внутренним пологам.
        - Значит, матушка, война закончилась? - спросила девушка.
        - Почему? - остановилась праматерь скифов.
        - Если воинственный бог Один столь опасен… Лучше его не дразнить и не тревожить славянское порубежье.
        - Милое дитя, - Табити повернулась к Ящере, - неужели ты думаешь, будто он для того отравлял души скифов ложью и нападал на моих потомков, для того проверял мастерство наших воинов и возможности моих детей, чтобы остановиться? Бог войны нападет в любом случае!
        - Зря мы это затеяли, матушка, - потупила взор девушка. - Я знаю, что я уродлива и никто никогда не захочет взять меня в жены. Я совсем не обижаюсь на отказ Орея. Не стоило начинать войну.
        - Моя доченька, моя хорошая. - Табити обняла девушку, погладила ладонью по волосам. - Знала бы ты… - Она еще несколько раз погладила Ящеру и вдруг решилась: - Хотя нет, кровинушка моя, ты уже достаточно взрослая, чтобы знать. Ибо в тебе я желаю видеть будущую мудрую правительницу, а не просто женщину. Сейчас я открою тебе очень важную вещь…
        - Что, матушка? - подняла к ней лицо девушка.
        - Степь скудна, - вздохнула змееногая богиня. - В наших пределах мало воды, мало зелени. Ковыли и тюльпаны при всей свое красоте дают мало пищи. Кочевье в две семьи смертных кормится с земли, каковую можно объехать токмо за день. А славяне такой же числом род с одной большой поляны вдосталь содержат. И потому для детей моих места свободного под солнцем уже не осталось, у славян же за каждой деревней нетронутая прогалина для выселок имеется да в дне пути еще сотня. Пройдет десять, двадцать поколений, и они размножатся так, что мы окажемся рядом с ними мелким ничтожным племенем. Придется нам пред волей их склониться, похотям их угождать, служить им, ровно овцы хозяину.
        - Что же делать, матушка?
        - Искать новые земли, Ящера, - пожала плечами Табити. - Однако же на юге за степью стоят горы, за каковыми некие люди-индийцы обитают. На западе лежит море, за каковым люди с черной кожей расплодились. Так что единственный для нас путь, доченька, - это на север, к славянам. Сейчас, сегодня, пока мы еще равны числом и силой, есть возможность отомкнуть их границы. Через десять поколений что-либо менять будет поздно.
        - Значит… - задумалась Ящера.
        - Да, милая, - вздохнула праматерь скифов. - Если бы нам удалось породниться с Макошью, к тебе на север могли бы постепенно отселяться потомки нашего рода, перенимать местные обычаи, заселять тамошние пустоши, не забывая при том о происхождении своем, вознося нам положенные требы и даруя молитвы свои. Ради такой возможности можно было бы заключить военный союз против лесных оборотней и даже заплатить за столь нужную дружбу кровью наших детей. Погибнут десятки, новый дом обретут тысячи. Но увы… по-доброму не получилось. Теперь нам приходится прорываться в новые земли грубой силой.
        - Ты смотришь далеко вперед, матушка.
        - Увы, милая, - вздохнула праматерь скифов, - трудно объяснить смертным, почему они должны гибнуть сегодня, если блага победы ощутятся токмо через три, а то и через пять веков? Простым степнякам куда как проще проверить в нестерпимое оскорбление.
        - Тогда, матушка, может статься, нам нужно позвать того, кто сам желает поражения великой Макоши, кто станет добиваться этого искренне и всей душой? Кого не понадобится обманывать?
        - О ком это ты сказываешь, девочка? - нахмурилась богиня. - Откель знакомцы у тебя таковые?
        - Я много думала, матушка, после позора, у Вологды случившегося, - облизнула враз пересохшие губы Ящера. - И вот каковая мысль меня посетила… Орей, сын богини богатства, об уродливой внешности моей знал хорошо, о сем всему миру известно. Отказаться мог от брака сего сразу, после первых же переговоров, и никаких надежд не подавать. Коли согласился, вестимо, то лишь потому, что Макошь его в надобности сей убедила, жертву великую на благо народа славного потребовала. И он поддался на ее уговоры. Орей знал, какова я собою, и не мой облик убедил его прямо у куста ракитового от свадьбы отказаться. Поступком сим он не меня, он мать свою оскорбил! Видать, размолвка великая у них вышла, никак со мной не связанная. Столь великая, что во гневе своем он все планы матушки родимой разом решился погубить.
        - Гладко сказываешь, - задумчиво согласилась змееногая Табити.
        - Коли у него с великой Макошью подобная вражда, мама, так, может статься, он с радостью согласится и войну с нею возглавить? Сможет скифов на битву воодушевить, повод достойный для похода дать? Опять же, ему и обычаи славянские известны, коли уж мы земли их осваивать желаем. Научит, покажет…
        - Тут ты, доченька, сильно преувеличиваешь, - потерла пальцами подбородок богиня. - Орей войной на мать родную не пойдет. Это вряд ли… И уж тем более с радостью, степных воинов к походу воодушевляя. Семейные ссоры ничто пред внешними врагами. Однако же и резон в словах твоих имеется. Коли разумно к сему делу подойти… Пусть не союзником верным, но хоть знающим советником юный славянский бог вполне может стать. Опять же, и тайна его нам зело полезна может оказаться. Та, ради которой он с родителями рассорился и народ свой предал. Интересно очень, что же это между ними случилось? - И змееногая богиня решительно вскинула голову. - Да, Ящера, ты права! Надобно Орея к нам сюда доставить и подробно с ним побеседовать. Попытка не пытка. Коли польза получится, сие хорошо. А нет, так мы ничего не потеряем.

* * *
        О войне говорили и в Шудаяке, где за щедро накрытым столом вальяжно развалились в креслах великая Светлана, храбрый Один и быстроногая Девана. Жара в щедро натопленной горнице, яркий свет семи свечей, бочонок хмельного меда, копченая вепрятина и моченые яблоки очень быстро превратили чинный визит столичных богов к хозяйке порубежной крепости в расслабленную пирушку.
        - Так помогли тебе свечи заговоренные, охотница? - поинтересовалась богиня любви и согласия. - Что муж сказал?
        - Он сказал: «е-е-е…» - округлила глаза женщина. - И устроил мне вторую брачную ночь. Так что поклон тебе, милая.
        - Мужики, сестра, все суть кобели похотливые, - потянулась к ковшу гостья. - Как бы крепко ни любили, ан все едино на сторону посмотреть норовят. Вот потому и надобно хоть раз в месяц облик свой менять до неузнаваемости. Платья длинные - на короткие, волосы короткие - на длинные, глаза иначе красить, губы по-иному подводить. Дабы за новизной мужики не по сторонам, а на жену свою смотрели. Коли сие старание еще и наговором крепким усилить, зелье приворотное подмешать, одежду рунами вышить… Тогда мужик при тебе так же прочно сидеть станет, словно в ошейнике и на ремне привязан.
        Викентий громко кашлянул, потер шею ладонью.
        - О, прости, Вик! - рассмеялась Света. - Мы своими беседами раним твою нежную упырью душу?
        - Вот поэтому я и не хочу жениться! - вскинул палец бог войны. - Так что намеки твои, светлая, все идут мимо.
        - Просто ты еще не встретил ту, что первым же взглядом зажжет твою душу, бог войны, - сказала голубоглазая остролицая Девана. - Чей голос пронзит твое сердце, словно острая стрела.
        - Из уст лучшего стрелка мира такие намеки звучат угрожающе, - прищурился молодой человек. - Ты ведь, говорят, гусей прямо в клиньях, на высоте поднебесной сбивала?
        - Ты не веришь, что я могу попасть в перелетного гуся, великий Один?! - выпрямилась, развернув плечи, дочь Перуна.
        - В тебе я не сомневаюсь ни на миг, прекрасная охотница! - примирительно вскинул ладони бог войны. - Ты сильна, ловка, быстра и изящна! Но мне не верится, что существует лук, способный на подобный выстрел.
        Хозяйка Шудаяка резко поднялась, выхватила расписной лук из висящего на стене колчана, протянула Викентию:
        - Натяни, великий!
        Бог войны пожал плечами, взял лук в левую руку, в правую предусмотрительно вложил кабанье ребро - а то ведь тугая тетива запросто пальцы отрезать способна - резко распрямил локоть и…
        - Вот хрень! - Тетива лишь басовито загудела, а вырванное из кулака ребро ощутимо ударило по костяшкам пальцев. - Не может быть!
        Викентий еще раз попытался натянуть тонкую коричневую тетиву - но не смог сделать этого вообще! Лук играл, пел, но не поддавался. Если охотнице удавалось натянуть это грозное оружие - било оно, наверное, под километр, как прославленный автомат Калашникова.
        - Стрелу покажешь?
        - Смотри…
        Стрела лишь подтвердила предположение молодого человека. Это была не тоненькая палочка с легким наконечником, а этакий метровый дротик из моченого дуба, толщиной в большой палец и с затупленным железным наконечником граммов в сто весом. Почему тупым - тоже понятно. При сильном ударе в кость или броню тонкое острие имеет привычку обламываться и сбивать оружие с направления. Затупленный наконечник проходит препятствия ровнее. В общем, сразу видно, что инструмент предназначен для работы с высокими нагрузками.
        - Как ты сделала такой невероятный лук, лунноликая?! - Бог войны вскинул восхищенные глаза на хозяйку.
        - Легко. - Лицо охотницы порозовело от смущения, она приняла оружие, как бы случайно коснувшись пальцев Викентия своими. - Вот здесь, с внешней стороны, три ряда лосиных сухожилий на рыбий клей посажены и на концах плеч, понятно, закреплены накрепко. Изнутри на выгнутом, без тетивы, луке вырезанные из копыт пластины плотно-плотно одна к другой наклеены. Сверху все щучьей кожей покрыто. Опосля тетива натянута. Когда стрелу пускаешь, жилы растягиваются, копыта сжимаются. Чем толще то и другое сделаешь, тем туже оружие в итоге получается.
        - Мне можно сделать такое же, Девана?
        - Ты ведь даже натянуть его не способен! - рассмеялась женщина.
        - А я слово заветное знаю! - многозначительно вскинул брови бог войны.
        - Жди здесь! - Могучая охотница вышла из горницы, вскоре вернулась с луком, очень похожим на свой, протянула гостю: - Вот, бери! Себе про запас держу.
        - Поклон тебе за подобный подарок. - Викентий двумя руками принял истинное для здешней эпохи сокровище. - Век благодарен буду! Да токмо я в одиночку не воюю. Со мною всегда войско идет. Мне таких не меньше десятка нужно.
        - Смертным не натянуть подобного лука, Один!
        - А я слово тайное ведаю, - опять улыбнулся Викентий.
        - Даже не знаю, что сказать. - Девана вернулась за стол, зачерпнула мед. - Тебе они когда надобны?
        - Коли Макошь с Табити не помирятся, - бог войны бросил на Светлану короткий взгляд, - тогда к ледоходу.
        - Я посажу мастеров, - кивнула хозяйка крепости. - Время ныне спокойное. До весны, полагаю, управятся.
        - Благодарю тебя, великая. - Викентий искренне прижал к сердцу и опустил вниз ладонь. - Твоя доброта сотню жизней славянских спасет.
        - Надеюсь… - согласно кивнула охотница и приподняла ковш: - За твою победу, сварожич!
        После пирушки Светлана, по просьбе Викентия, отправилась с богом войны не в Вологду, а в чертоги премудрого Сварога.
        Священных мастеров гости застали не в кузне, а за ужином. Снедь у них была простая - белорыбица, репа с капустой да оленина, - но обильная. Тяжелый труд требовал многих сил.
        - Приветствую тебя, великий, - низко поклонилась основателю рода девушка.
        - Долгих тебе лет, дедушка, - приложил руку к груди Викентий и тут же опустил на стол принесенный лук: - Натяни, студент!
        Матвей взял оружие в руки, потужился, потужился - но добился лишь басовитого гудения тетивы.
        - Прошу любить и жаловать, священный лук великой охотницы Деваны, - представил оружие бог войны. - Вундервафля эпохи. Дальнобойность метров пятьсот по высоте и километр по дальности.
        - Да уж, внученька стрелять умеет, - улыбнулся Сварог, довольно оглаживая пышную бороду.
        - Мне нужно, чтобы им могли пользоваться рядовые бойцы.
        - Ты хочешь сделать арбалет?
        - Молодец, студент! Быстро соображаешь. Сыромятное железо пригодно для спусковых механизмов?
        - Без проблем, - взвесил лук в руке недоучившийся технолог.
        - Мне нужно десять. До весны.
        - До весны время есть, чадо, - степенно ответил премудрый Сварог.
        - И хотя бы по сотне стрел на «ствол»… - Викентий весь напрягся в ожидании ответа.
        - Коли надо, сделаем, - пообещал бог-кузнец.
        - Благодарю, дедушка, - молитвенно сложил перед собой руки великий Один. - Коли так, то жить можно. Не пропадем.

* * *
        Зима заваливала мир глубокими сугробами, ломала его трескучими морозами, билась жестокой вьюгой о бревенчатые стены домов, бессильно скользила над чумами, пыталась засыпать снегом дымовые продыхи. И в бессилии отступала. А в человеческих жилищах тем временем горел огонь, люди играли в кости и пели песни, любили, шутили. Там дышали меха и калилось железо, стучали молоты и звенели наковальни. Там умелые мастера раскалывали дубовые чурбаки на толстые планки, а потом шкурили их кожей с песком, доводя прямоту и гладкость каждого древка до совершенства.
        Под покровом зимы люди в покое и безопасности готовились к новой войне, с нетерпением дожидаясь радостной весны.
        Великая битва
        Бог войны не зря проводил разведку боем - теперь он знал тактику скифов, их сильные и слабые стороны, возможности их оружия, уровень их мастерства. А потому для начала наступления выбрал сезон, когда воинство степняков практически бессильно. В половодье.
        Вскорости после праздника весеннего равноденствия и сжигания чучела зимы тающие в лесах и на лугах снега начали дружными ручейками стекать в озера и болота, стремительно повышая их уровень, а вытекающие из них реки превратились в бурные широкие потоки - сливающиеся между собой, затопляющие прибрежные поля и рощи. Овраги превращались в протоки, реки - в озера, озера - в моря. Великий священный Итиль разлился до таких размеров, что с одного его берега не было видно другого. И уж само собой - стрелы из самых лучших луков не могли добить даже близко до его середины.
        Выждав десять дней после начала настоящей оттепели, великий Один приказал добровольцам со всех концов земли, самым преданным ему воинам, подняться на корабли и отходить от причалов. Одиннадцать ладей, увешанных щитами по бортам, под всеми парусами покатились на юг. Сперва мимо густых лесов, стоящих глубоко в воде, потом вдоль плоских травяных берегов, тянущихся до самого горизонта. Где-то там, далеко-далеко, гарцевали на своих быстрых скакунах скифы. Они видели ступившую в их пределы огромную и несокрушимую, почти в четыре сотни воинов, армию. Видели - но остановить врага никак не могли.
        У великого Одина не имелось проводников - но Викентий помнил уроки географии и примерно представлял, где именно находится самое узкое место между Волгой и Доном. Когда после пятнадцати дней пути русло реки внезапно повернуло почти под прямым углом влево, с юго-запада на юго-восток, - он приказал каравану прижаться к правому берегу, нашел достаточно широкую протоку и повел ладьи в нее, двигаясь строго на запад.
        - Всего пятьдесят километров, - пробормотал бог войны. - Ничего непреодолимого.
        Лодки медленно пробивались вверх по течению, сварожичам никто не мешал. Но великий Один знал, что спокойствие это ложное. Просто скифы, проведав о месте будущей высадки, где-то за горизонтом собирали силы для решительной битвы. Собирали сюда всех, способных держать оружие, на несколько дней пути окрест.
        На второй вечер река настолько обмелела, что корабли стали цеплять килем дно. Сварожичи достали катки, вытянули ладьи на сушу. Отдохнули и с рассветом стали продвигаться дальше. Тут же выяснилось, что когда в наличии много людей - катки для волока вовсе не обязательны. Полторы сотни здоровых мужчин, облепив корабль и хорошенько навалившись, поднимали его в воздух и уверенно несли даже по неровному пути. По два корабля за раз, по пять сотен шагов в один конец за ходку. Не спеша, с болтовней и перерывами на отдых. Сварожичам следовало беречь силы - ведь нападение могло случиться в любой миг.
        На четвертые сутки перехода к северу от волока поднялось огромное облако пыли. Означать оно могло только одно - и бог войны приказал разбирать оружие.
        Через час, когда сварожичи уже устали ждать, под разрастающейся плотной тучей стали различимы скачущие на рысях всадники.
        - Арбалеты… - вскинул руку Викентий и резко ее опустил.
        Хлопнули тетивы луков, сорвались в воздух тяжелые дубовые стрелы. Обученные стрелки сразу же опустили свое оружие и закрутили ворота, снова оттягивая тетиву. Зарядили, вскинули, нажали на спуск.
        Там, вдалеке, слетели с копыт всего несколько скакунов - но степняки стали торопливо отворачивать в стороны. Атака захлебнулась, не успев даже начаться. Скифы, привыкшие издалека осыпать врагов стрелами, никак не ожидали, что сами могут оказаться под подобным ударом. Причем задолго до того, как поднимут свои луки.
        - У нас передышка! - усмехнулся великий Один. - Как раз успеем подтянуть оставшиеся ладьи в общее место. Стрелкам оставаться наготове!
        Скифы сбились в армию еще раз, помчались вперед - и снова отхлынули после трех арбалетных залпов.
        Прошло не меньше часа, прежде чем степняки снова изготовились для атаки и пустили коней во весь опор, дабы как можно быстрее преодолеть опасное расстояние. Но к этому моменту сварожичи уже успели собрать ладьи борт к борту и выстроить три ряда копейщиков, прикрывшихся щитами. В четвертом ряду стояли стрелки с арбалетами - и у них была своя, особая задача.
        Залп, еще один, еще.
        - Щиты!
        Славянские воины приготовились к обстрелу - но его не случилось. Руки скифов были заняты щитами, и потому воспользоваться привычным оружием они не смогли. Степняки просто налетели на рысях, кого-то опрокидывая лошадьми, кого-то со всего размаха разя копьями или ударяя сверху вниз ребрами щитов - и сами напарываясь на копья и удары топориками по ногам.
        Разумеется, бог войны стоял в самом первом ряду, принимая главный удар. Но налетевшая лошадь не сбила его с ног, а сама переломала о подставленное плечо грудину и кувыркнулась через Викентия. Следующего степняка Один ударил копьем в грудь, отмахнулся еще от одного щитом, ткнул пикой в третьего - и она застряла в теле, вырвавшись из рук.
        Викентий ругнулся, припадая на колено и пропуская над головой очередной медный наконечник, ударил окантовкой чуть выше копыт, позволяя степняку кувыркнуться к ногам воинов, что стояли позади, вскочил, выхватывая молот, саданул щитом по морде оказавшейся рядом лошади, поднимая ее на дыбы, метнул оружие в бок правого скифа, вернул и, когда лошадь снова опустилась вниз, размозжил молотом бедро всаднику.
        Степняки отхлынули, изрядно поредев, загарцевали неподалеку. И наконец-то выдернули из колчанов луки.
        - Щиты!!! - Великий Один присел, закрываясь. Застучали стрелы, закричали от боли сварожичи, не успевшие отреагировать на опасность.
        Совсем рядом Викентий увидел странного, криво сидящего в седле всадника с большими черными глазами. Его кольнула догадка - и тут же во лбу потомка Табити вырос толстый арбалетный болт с густым гусиным оперением, еще два с легкостью пробили щит и глубоко вошли в тело. Стоящие задними стрелки честно исполняли свою задачу по выбиванию самых опасных врагов. И, возможно, свалили уже не первого уродца - просто бог войны в суматохе свалки этого не заметил.
        - За Табити!!! - Быстро расстреляв колчаны, скифы снова направили лошадей на славян. Основное оружие успели растерять и те и другие, поэтому в ход пошли палицы и топорики.
        - А-а-а-а!!! - На Викентия налетел во весь опор какой-то совсем молодой мальчишка в вытертых штанах и великоватой куртке, с замаха рубанул по голове. Один присел, закрывшись, пропустил врага мимо и ударил в беззащитную спину, одновременно подставляя щит палице нового врага, врезал понизу в колено, качнулся что есть силы в другую сторону, уперся плечом и просто опрокинул степняка вместе с лошадью, затем метнул молот в того, что скакал следом. Вернул. Швырнул в удальца, метнувшего аркан. Тот оказался невероятным счастливчиком - лишился лошади, а не жизни.
        Скифы снова отхлынули.
        Великий Один огляделся, глубоко вдохнул и несколько раз громко ударил молотом по щиту:
        - Прекратите бой! Я объявляю перемирие! Всем прекратить сражение! Нам нужно до темноты собрать раненых и оказать им помощь! Иначе они не переживут ночи! - И он еще сильнее напряг голосовые связки: - Слушайте все, я сказал! Я приказываю остановиться! Есть время для битвы, есть время для пира. Разжигайте костры, готовьте угощение. Сегодня мы будем пить, поминая погибших друзей. Дорежем друг друга завтра!
        Над полем брани стало настолько тихо, что было слышно, как всхрапывают измученные лошади и тяжело дышат мужчины.
        - Все! Оружие на пояс, щиты в руки и выносим раненых к реке, - распорядился великий Один. - Там их и напоить, и помыть можно. Где свои, где чужие, после разберемся. Там же и костры разведем. Убитых лошадей на мясо, дрова у нас на ладьях есть. Там катки лишними оказались. Давайте, ребята, шевелитесь! Мы все одной крови, воины. Любой из нас завтра может изломанным под копытами оказаться. Вы бы хотели, чтобы вас в темноте подыхать бросили?
        - Ты смотри, послушались, - удивилась Валентина, глядя, как спешиваются скифы.
        - А ты тут откуда? - еще больше изумился Викентий, обнаружив в нескольких шагах от себя девушку, которая от смертной скуки опять навязалась в поход со славянами.
        - Любопытно, - нервно пожала плечами Валя и вытянула мелко дрожащую руку. Кровавый транс отпускал ее медленно, неохотно.
        Как было и в прошлый раз, с началом битвы девушку захлестнуло странное ощущение легкости и бесплотности, душу наполнили странные шепотки, мир вокруг показался влажным и эфемерным.
        Скифы, волна за волной, накатывали на славян, сбивая их с ног, топча копытами, коля копьями и рубя топорами. Меж прочими всадниками разъезжали медлительные неуклюжие крикливые уродцы, воплями привлекающие к себе внимание воинов. Те, кто поворачивал головы на звук, - мгновенно превращались в камень.
        Однако отпор сварожичей тоже был страшен. Закрываясь от падающих сверху ударов, они кололи врагов в животы, рубили им ноги, а стрелки слитными арбалетными залпами превращали в решето то одного, то другого уродца. На иные цели они не отвлекались - и вскоре корявые колдуны тоже сосредоточились взглядами только на них. В несколько минут семеро арбалетчиков из десяти обратились в скульптуры тончайшей работы. Однако уроды все равно кончились первыми - трое оставшихся стрелков успели убить последнего колдуна раньше, чем погибли сами. Дальше все решала отвага смертных, азартно калечащих друг друга палицами и топорами.
        Валентина скользила среди всей этой кровавой вакханалии, наблюдая, как темная богиня Мара отпаивает воинов своим смертельным отваром из костяной чаши, как прочь уходят мертвые скифы. Сквозь девушку, не причиняя ей вреда, пролетали стрелы и копья, прямо через нее проносились всадники. К ней с мольбой обращались взгляды раненых, но Валентина понимала, что одним нужен только отдых, а другим… Другим не нужно уже ничего. Токмо чаша великой Мары, избавляющая от ненужных страданий.
        Девушка подобралась ближе к Викентию, в этот раз ухитрившемуся не получить ни одной раны. С сожалением вздохнула над двумя сварожичами, павшими справа и слева от него. Казалось - скифы вот-вот окружат Одина, опутают арканами, утащат с собой. Однако вовремя бросаемый и мгновенно возвращающийся к хозяину молот отбил у степняков желание приближаться к одинокому воину в кирасе. Они загарцевали на безопасном отдалении, в сражении возникла некая заминка - и тут вдруг бог войны стуком и громогласным криком объявил перемирие.
        - Тебя слушаются даже враги, - удивилась Валентина.
        - А почему не послушаться, коли дельные вещи говорю? - пожал плечами великий Один. - У нас на турнирах всегда слушают самых толковых мужиков, не обязательно своих.
        - Кажется, это по твою душу, - указала Валя на трех скифов в похожих плащах из сыромятной кожи, решительно шагающих через окровавленное поле.
        - Приветствуем тебя, великий Один! - стукнули они себя кулаками в грудь, и самый старший, синеглазый, с двумя шрамами на лице степняк продолжил:
        - Многие воины беспокоятся, что наши раненые окажутся в вашей власти, сварожич. Река течет за вашими спинами.
        - С кем я говорю? - спокойно поинтересовался Викентий.
        - Я Карачан, вождь скифов от рода Суховеев, - снова вскинул кулак к груди степняк и опустил голову: - Благодарю тебя за сына, сварожич.
        - Ты отец Тогая? - вспомнил бог войны. - Ты вырастил достойного мужчину, вождь. Настоящего воина, человека чести.
        - Благодарю, великий Один, - опять поклонился вождь.
        - Думаю, отец столь достойного мужчины и сам есть человек чести, слову которого можно доверять. - Викентий положил ладони на пояс. - У нас нет ненависти к скифам, а у скифов нет ненависти к нам. Мы пришли сюда из-за пустой бабьей придури да ради развлечения ратного, желания удаль свою молодецкую показать. Все раненые, лежащие на этом поле, как был и твой Тогай, тоже чьи-то сыновья и братья. Все они храбрецы, достойные уважения. Ни вы, ни мы сегодня не знаем, чем закончится эта битва за волок. Она продлится еще и завтра, а может статься, и послезавтра. Посему я предлагаю вам, скифы, договор чести. Я даю вам слово, что в случае моей победы мы уйдем дальше к Дону, не тронув никого из ваших раненых и оставив им еды на три дня. Воды тут и так вдосталь. За это время от ближних кочевий сюда успеют добраться люди и заберут бедолаг по домам. Вы же в ответ дайте слово чести, что в случае вашей победы вы погрузите наших раненых на две из ладей, оставив там съестные запасы в неприкосновенности, и позволите кораблям уйти к Итилю. Что скажете, скифы? Такой договор развеет ваши и наши тревоги?
        Карачан оглянулся через левое плечо. Его спутник потеребил подбородок и кивнул. Вождь повернул голову вправо. Правый степняк согласился без раздумий.
        - Мы клянемся священным огнем, великий Один, - вскинул подбородок Карачан, - что в случае нашей победы все раненые из славного народа будут с миром отпущены домой.
        - Я знал, что имею дело с настоящими мужчинами. - Один приложил ладонь к груди и опустил ее вниз. - Мы с вами одной крови, воины. Дети войны. До завтрашнего утра вы можете быть уверены в нашем дружелюбии. Теперь же, пока не начало смеркаться, давайте займемся более важными делами.
        Скифы и сварожичи шли по полю в поисках раненых и убитых, опускали рядом с ними по два щита, перекладывали тела на них и выносили к реке. Многие давали друзьям и родичам попить, промывали раны, накладывали шины. Общие костры разложили там же. Некоторые воины, взяв на себя обязанности фуражиров, нарезали мясо и пересыпали солью ломти, оставив пока пропитываться. Степняки принесли бурдюки с кумысом, славяне достали бочонки с хмельным медом.
        В сгустившихся сумерках полыхнул огонь.
        - Сегодня была достойная битва! - поднялся великий Один. - Все выказали великую храбрость, все рубились, не жалея сил и живота своего, не отступая, не страшась смерти. Выпьем же за отвагу, что течет в жилах наших, за честь ратную и славу воинскую!
        - Любо Одину! Слава! - подхватили сварожичи.
        Скифы подобной бодрости не выказали, однако выпили. Уставшие за долгий тяжелый день мужчины принялись за еду. Выждав немного, Викентий снова зачерпнул полный ковш хмельного меда:
        - Давайте, други, помянем храбрецов славных, сегодня головы свои на поле бранном сложивших! Вечная память всем, не дрогнувшим пред лицом смерти. И пусть погибли они по бабьей придури, однако же воинами себя показали достойными! Честь и слава!
        - Слава! Слава! - отозвались воины тут и там.
        - Не оскорбляй великую Табити, сварожич! - вступился за змееногую прародительницу Карачан. - На сей раз не мы в земли ваши вторглись, а вы к самому сердцу нашему подобрались!
        - Да, мы деремся в центре степей, храбрый вождь, - согласился Викентий. - Но скажи, за что ты сражаешься? Если ты победишь, гордая богиня Табити сможет писульку в Вологду отослать да Макошь дурой никчемной обозвать, что та даже до Дона не прорвалась. А коли мы победим, тогда такую же писульку богиня богатства в Крым радостно настрочит. Вот и получается, Карачан, что сотни голов молодых по земле покатятся только для того, чтобы у двух баб лишний повод пособачиться появился. И больше ничего! Не появится у тебя от того ни кочевий лишних, ни богатства, ни даже торжества хорошего. Токмо память о драке славной да сотня мертвых родичей. Так, может, и не надо тебе вовсе такой победы, Карачун? Может, лучше выйдет, коли я до храма Девы доплыву, Табити змееногую поймаю, к Макоши ее привезу, и пусть они там сами друг другу зенки выцарапывают? Сколько ребят молодых при том живыми останутся? А сколько целыми, неувечными? Зачем нам кровь проливать из-за капризов бабьих, мужики?
        - А может, лучше великую Макошь в Крым доставить, сварожич?
        - Можно и так, - пожал плечами Викентий. - Но только если мы все вместе сие делать станем, одной общей армией.
        - Это измена, Один! - стали вскакивать уже славянские воины.
        - Ты так полагаешь, Переслав? - ткнул пальцем в грудь близкого воеводу Викентий. - Я уже скоро год, как с лесовиками воюю. Ты знаешь, сварожич, что каждый раз, когда мне удавалось поговорить с оборотнями, они всегда и сразу соглашались на мир, не требуя взамен ничего, кроме уважения? Всегда! Скажи, ради чего мы с ними воюем? Они хотят того же, что и мы! Ради чего мы сейчас вырезаем скифов? Они не умеют жить в лесах, мы не умеем жить в степи. Тогда что нам с ними делить? Каждый раз, Карачун, каждый раз, Переслав, когда мы, простые воины, встречаемся напрямую, оказывается, что нам не за что воевать! Что мы хотим одного и того же. Что мы можем просто выпить, обняться и разойтись, и всем от этого будет хорошо. Единственное, из-за чего мы умираем, из-за чего убиваем друг друга, - это бабья дурь!
        - И что же ты предлагаешь сделать, сварожич? - спросил Карачун.
        - Этим миром должны править воины! - Бог войны выхватил из петли боевой молот и с такой силой ударил им в землю, что твердь вздрогнула, загудела, а по всей поверхности воды побежала рябь. - Не бабы должны решать вопросы войны и мира, а те, кто проливает кровь в походах! Веселиться на победном пиру должны те, кто добыл эту победу! Ратная добыча должна обогащать того, кто за нее дрался! Почет и слава принадлежат рисковавшим жизнью!
        По рядам воинов тоже прокатился гул. Слова великого Одина явно угодили в точку.
        - Слушайте меня, братья по крови, храбрые мужи подлунного мира! - вернул оружие в петлю Викентий. - Я, бог войны, говорю вам!.. Пусть те из вас, кто так же, как я, любит лихую кровавую сечу, любит рисковать головой ради славы и веселья, кто не ищет теплой жены и уютного дома, идут со мной. Мы будем много драться! Мы будем наслаждаться битвами и гулять на хмельных победных пирах! Мы будем кутаться в трофейные меха и тискать покорных женщин! Мы пройдем этот мир от края и до края, скрестив мечи с каждым достойным воином, и оставим память о себе в веках! Те же, кому дорог свой дом, кто любит жену и детей - пусть берут оружие и утром возвращаются к себе. И никогда более не обнажают клинка иначе, как для защиты своего родного порога. Своей земли, своей родины. Если вы все уйдете домой, война закончится. И коли бабам так хочется крови, пусть точат ногти, съезжаются и царапают друг другу моськи!
        По рядам воинов пробежал смешок.
        - Дозволь слово молвить, великий Один, - протиснулся вперед рыжебородый Чурила. - Тебе хорошо говорить, ты бессмертный. Ты можешь скитаться в боях и странствиях вечно. Но если мы отречемся от родных богинь, они тоже отрекутся от нас. И тогда в час нашей смерти никто не примет нашей души, никто не проводит нас в Золотой мир, никто не укажет нам Калинова моста над рекой Смородиной. И станем мы, великий, проклятыми, неприкаянными душами, что скитаются по свету в унынии и тоске, никому не нужные, никчемные, одинокие, пустые…
        - Это верно, - вдруг вспомнили скифы. - Великая праматерь собирает наши души и сберегает их в священном ковчеге, дабы вернуть нас к жизни, когда настанет счастливый век всеобщей сытости и здоровья.
        - Вот как раз это - совсем не проблема, - внезапно прозвучал тихий женский голос из сумрака за костром, и в танцующий свет пламени ступила стройная юная дева с короткими темными волосами, едва достающими до плеч. - Я могу собирать души. Я умею, мне это совсем не сложно.
        Девушка неторопливо прошла между скифскими и славянскими воинами, встала за спиной бога войны:
        - И даже больше, мальчики. Я могу создать для вас свой собственный, особый загробный мир. Не рай, не ад, не Золотой мир, не ковчег, а совершенно такой, какой вы сами захотите и попросите.
        Валентина обняла Викентия сзади, опустила подбородок ему на плечо, улыбнулась и стрельнула глазами по сторонам:
        - Так что скажете, мальчики? Повеселимся?

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к