Суворовец Андрей Анатольевич Посняков
        1773 год, русско-турецкая война. Гремят орудия, бьют барабаны! Солдаты, суворовские чудо-богатыри, идут в штыковую атаку. Вот и пала турецкая крепость, над бастионами развевается российское победное знамя…
        Однако враг все еще силен, хитер и опасен, турецкие шпионы - везде. Их нужно найти и обезвредить, нужно - еще вчера. Командующий, генерал-майор Александр Васильевич Суворов, поручает это непростое задание капралу (а затем уже и поручику) Алексею Ляшину, уже зарекомендовавшему себя в подобных делах.
        И никто, ни одна живая душа, не знает, что Алексей - наш современник, угодивший в прошлое не по своей воле, а… Вот этот вопрос ему тоже нужно прояснить! Чтобы когда-нибудь попытаться вернуться.
        Андрей Посняков
        Суворовец
        
        Глава 1
        Медная луна, повисшая в черном небе, заливала призрачным светом степь и покрытые колючими зарослями кручи, серебрилась в реке смутной дрожащей дорожкою, играла в волнах на плесе. Пахло горькой полынью, перебивавшей запахи всех прочих трав и сладкий аромат цветущих яблонь. Тихо было кругом, однако же тишина вовсе не казалась мертвой. Щебетали в кустах мелкие пичуги, невдалеке, на плесе, всплеснула крупная рыба, а вот забила крылами какая-то ночная птица. Где-то запели цикады, хотя еще был не сезон - всего-то начало мая - и тем не менее вот…
        - Ишь, как выводят-то! - любовно погладив засунутый за ремень трофейный турецкий ятаган, восхищенно промолвил Прохор. Ятаган этот Прохор добыл совсем недавно, во время лихой стычки с отрядом сипахов. Сипахи, конечно, не янычары, но тоже - вояки лихие, не то что всякий там местный нанятый сброд - левенды.
        - Чи-ки-чи, чи-ки-чи… - сложив губы в трубочку, парень попытался изобразить цикад… Получилось не очень удачно, да еще и старый солдат Никодим Иваныч ткнул Прохора в бок. Не сильно, но весьма чувствительно, да шепнул:
        - Тихо ты, скаженный! Тсс…
        Никодим Иваныч приложил палец к губам и неожиданно хмыкнул:
        - Все клинок свой таскаешь? От того турка, что на штык взял?
        - От него-о, - шмыгнув носом, довольно кивнул молодой. - А что? Пущай не по уставу - так ведь хороша саблюка, острая, как бритва.
        - Не саблюка это, а нож-переросток, - неожиданно прозвучал позади чей-то голос. Молодой, уверенный в себе и слегка такой… командирский…
        - Господин капрал!
        Резко обернувшись, Прохор вытянулся и выпятил грудь, увидев свое непосредственное начальство, как здесь, в карауле, так и по службе вообще.
        Никодим Иваныч грудь не выпятил - ветеранам эдак-то «гнуться» не положено - однако улыбнулся: капрала в карауле уважали.
        Еще бы не уважать, парень-то из своих, из служивых, и в унтер-офицеры выбился совсем недавно, и не по подхалимству угодническому, а по отваге своей и уму. Выбился… Только не всем это нравилось, были завистники, были…
        - Здоров будь, Алексей Василич, - протянув руку, уважительно приветствовал командира старый солдат. - Почитай, с вечера с тобой не виделись… а скоро и утро уже.
        - Скоро… Как тут у вас, Никодим Иванович? Спокойно все? - капрал - высокий статный молодец с серо-стальным взглядом, поздоровался, поименовав Никодима по отчеству, с «вичем», что нижним чинам уж никак не полагалось.
        - Да здесь-то спокойно, - старый служака довольно подкрутил усы. - А к реке мы и не спускались. Ты же сказал - тебя дожидаться.
        - Вот, дождались, - улыбнулся Алексей Васильевич, Алексей Васильевич Ляшин, или просто - Алексей, как его все и звали. - Ну, идемте теперь, глянем - что тут да как…

* * *
        В карауле капрал не употреблял уставных фраз, говорил по-простому. Да и вообще, на войне много делалось не по уставу. Вот и вчерашним вечером Алексей не заставлял своих пудрить букли да заплетать косы, как по уставу, по форме положено. Ночной караул - не парад, не строевой смотр. Там другое нужно, не букли… Да и у самого-то капрала выбивалась из-под треуголки русая прядь - тоже не напудрился, мукой не обсыпал.
        Пошли. Прямо через кусты - к речке, вернее сказать - к протоке. Тихо, ловко так - ни один сучок не хрустнул, ни одна веточка. Даже высокая, по колено, трава - и та, казалось, не шелохнулась. Что и говорить - опыт. Такой опыт, который обычно только с кровью приходит.
        Спустившись почти к самой воде, караульные затаились в кустах, прислушались… Тихо…
        Чу! Что-то прошуршало вдруг в камышах.
        - Крыса водяная, - шепнул Никодим Иваныч. - Тут их страсть как много.
        Минут пять все слушали ночь, сидели недвижно. Потом завозился Прохор, поправлял свой трофей…
        - Смотри, осторожнее с ятаганом, - Алексей покачал головой. - Пальцы порежешь запросто. С ним и не все сипахи-то могут управиться, а уж левенды…
        - Ни-чо, господин капрал. Управлюсь как-нибудь.
        Близился рассвет. Поблекла, посмурнела луна, стали бледными звезды, а на востоке, за широкой лентой реки, потихоньку занималась заря.
        - Может, и не придут турки-то, - тихо протянул молодой.
        Никодим Иваныч усмехнулся в усы и сплюнул:
        - Не-е, Проша, придут. А уж коли придут - так как раз сейчас. Самое время!
        - Сон сейчас самый крепкий, - пояснил для молодого капрал. - Пока темно еще… Но и рассвет близок. А посветлу легче уйти.
        Снова что-то шумнуло в камышах. Где-то совсем рядом дружно закрякали утки.
        - Тсс!
        Алексей напряженно прислушался. Покусал губу, обернулся к ветерану:
        - Никодим Иваныч… слышал?
        - Вроде как железяка звякнула.
        - Да не! - жарко зашептал Прохор. - Рыба плеснула… так было уже.
        - Рыба… да не рыба… - старый солдат вытянул шею. - Слышите? Вот снова… Как будто ведром воду зачерпнули… или котелком.
        Над рекой уже начинал клубиться туман, как бывает перед погожим днем - а дни нынче стояли жаркие. Непонятный звук доносился с той стороны протоки… кто там мог быть? Да и был ли? Вполне могло и показаться, да. Может, и вправду рыба.
        Караульные затихли - по воде-то звуки разносятся далеко и быстро. Тем более ночью, да еще под утро. Слушали напряженно, Проша аж рот открыл от усердия.
        Вот снова!
        - Может, это водоносы - сакка?
        - С чего бы им ночью-то?
        - Весла это, робяты! - сплюнув, Никодим Иваныч пригладил усы. - Гребет кто-то!
        - И гребет осторожно, - сиплым шепотом протянул капрал. - Чтоб никто не услышал… Ну что, парни? Дождались!
        Азартно потерев руки, Алексей хлопнул Прохора по плечу:
        - Давай-ка живенько пробегись по всем нашим. Чтоб были готовы… Как договаривались, ага.
        - С ружьями, господин капрал?
        - С ружьями, ага! Сказал же - как договаривались. Помните - начинать по моему выстрелу.
        Ловкая фигура молодого солдата тут же скрылась во тьме - только фалды кафтана мелькнули. Хмыкнув, Алексей вытащил из-за пояса пистолет. Трофейный, турецкий, изукрашенный серебряной арабской вязью. Пистолетами в те времена пользовались многие - особенно в коннице. Куда уж удобнее, чем даже укороченное ружье - карабин. Однако, как и ружье, перезаряжать все же долго - потому и использовались пистолеты обычно парой, парой и покупались, и очень даже прилично стоили. Капралу пистоль достался в бою - один, без пары. Уж как вышло.
        - Ага-а! Вот они, субчики!
        В дрожащем свете луны вдруг поднялись от реки такие же призрачные неслышные тени. В тюрбанах, в широких коротких штанах, в удобных для боя камзолах-субунах. Турки! Дюжины две. С саблями наголо! У многих - пистолеты и короткие ружья.
        - Явились, субчики! Явились… - взводя курок, негромко промолвил капрал.

* * *
        Светало. На небольшой полянке рядом с протокою - всего ничего идти - мирно махали хвостами стреноженные кони. Здесь же стояли походные армейские палатки - три штуки - и один небольшой шатер с узорчатым пологом. Сразу за палатками виднелось с десяток телег и две арбы на больших тонких колесах. И телеги, и арбы были заботливо укрыты рогожками - видать, ценный груз. Обоз! Что там? Провиант? Боеприпасы? Оружие? Да, именно так. Может даже всего понемногу. Такой - пусть даже и небольшой - обоз и охранялся солидно: пятеро часовых на ночь выставлено. Двое сейчас грелись у небольшого костерка, трое маячили за телегами. Хорошо так все, благостно. Светлеет на востоке небо. Хмурится, бледнеет луна. И тихо кругом - лишь пичуги в кустах, да потрескивает в костре хворост.
        Тишину турки не нарушали. Лишь так, чуть-чуть. Только вдруг - почти разом - просвистели в воздухе стрелы. Впились в часовых - тоже почти что разом, и не одна - а сразу несколько.
        И тотчас же прозвучал гортанный крик турецкого командира - эфенди. Нападавшие разом бросились к палаткам, к шатру - грянули выстрелы, взрезали ткань шатра острые турецкие сабли…
        - Алла и-иль Алла-а-а!
        Жарко засвистели пули. И стрелы… И нож кто-то из нападавших метнул…
        Только вот…
        Часовые-то что-то не падали!
        Как сидели у костра, так и сидели - со впившимися стрелами. Да и те, что за телегами…
        Ва, Аллах! Что же это такое-то? Это не люди, что ли? Их убили, а они… Кто это - это живые покойники, пьющие кровь мертвецы?
        Да нет, не мертвецы - чучела!
        Чучела, набитые сеном. Таких обычно ставят на полях - отпугивать птиц. Да и палатки и шатер - пусты!
        Засада! Вай, шайтан… Засада, ага!
        Турки поняли это слишком поздно…
        Грянул пистолетный выстрел…
        И тут же - ружейный залп!
        Встали, всколыхнулись над густою травой черные солдатские треуголки. Грозно блеснули штыки… Разорвали округу выстрелы - вырвалось из ружей грозное пламя, и кислый пороховой дым вмиг окутал поляну.
        Пятнадцать ружей - залпом. Почти в упор, разом…
        В десятке обычно случается больше десяти солдат. Капрал еще. Еще вот мальчишки - барабанщики да кантонист - напросились. Тоже с фузеями-ружьями. Барабанщики - с трофейными, тяжеленными, старой французской системы. С таким ружьем не просто управиться. Но старались ребята. Да и расстояние-то - тьфу!
        Наверное, турки все же были наемниками - левендами, но хорошо обученными, умелыми. Иных в этот рейд и не взяли бы. Всего около двух десятков, да…
        Большую часть сразил первый же залп. Кто-то упал убитым, кого-то ранили…
        Перезаряжать ружья уже было некогда. Да и дым…
        - А ну, братушки! - возникший из порохового дыма капрал, бросив разряженный пистолет, выхватил из ножен трофейную турецкую саблю. В рукопашном бою уж куда лучше, чем хиленькая офицерская шпага.
        - Пуля - дура, штык - молодец! В атаку, братцы!
        Вырвалось из глоток неистовое «ура», пусть не такое уж и громовое, но это уже было не важно. Пуля - дура, штык - молодец… Молодцы в зеленых мундирах бросились в штыковую…
        - А ну - коли! Раз-два…
        - Р-раз!
        - Алла-и-и-и!
        Турки бились отчаянно, словно голодные тигры. Однако нынче не им сопутствовала удача, и удача - тщательно подготовленная.
        - Ур-а-а-а-а!!!
        Штык врагу в брюхо! Получа-а-ай! Увернулся? Саблей отбил? А вот попробуй-ка приклада! Н-на!

* * *
        После такой атаки обычно наемники бежали или сдавались в плен. Тем более провинциальные капылы. Разбежались и эти. Кто смог, кому повезло. Кому повезло не очень - сдавались в плен. Все, кроме одного - молодого усача-командира - эфенди. О, этот горячий парень вовсе не собирался сдаваться, нет! Ухмылялся, гордо сверкая очами - синими, как весеннее небо. Крепкие башмаки с модными французскими пряжками, синие чулки, короткие широкие штаны, как у янычар. Темно-красный, шитый золоченой нитью камзол, черный кожаный пояс с бляхами. Тюрбан, видно, сбило пулей - рассыпались по плечам черные кудри. Этакий турецкий д’Артаньян! Щеголь, привыкший убивать.
        Тяжелый, жаждущий крови клинок покачивался в руках, словно готовая к броску кобра.
        - Эй, эфенди! Сдавайся! - крикнул Никодим Иваныч.
        О, не на того напал! Скосив глаза, турок лишь презрительно скривился - вот еще, разговаривать с нижним чином.
        Плюнул, выругался по-своему, по-турецки, и по-русски спросил:
        - Где ваш командир? Если не трус… Давай!
        Выкрикнул и махнул саблей. Уже почти совсем рассвело, над протокою и дальше, над Дунаем-рекой, клубились тающие клочья тумана.
        Что ж… раз уж требует командира… Негоже праздновать труса, негоже!
        - Ну, я командир, - сбросив кафтан, Алексей поудобней перехватил саблю.
        Турок церемонно поклонился:
        - Я - Мустафа Эльчин-эфенди, левенды лейтенант. А вы кто?
        - Капрал Ляшин, унтер-офицер…
        - Всего лишь унтер? - скривился «д’Артаньян». - Ну что ж… Это вы задумали засаду?
        - Да.
        - Весьма неплохо. Что ж… Приступим… Апп!
        Со звоном скрестились клинки… Заскрежетали… Турок ухмыльнулся - он явно был хорошим бойцом, «опытным бретером», как сказали бы в дворянских кругах. И этот «опытный бретер» почуял добычу! Соперник вдруг показался ему слабым. Да не показался - так оно и было. Не так уж и виртуозно Алексей Васильевич Ляшин владел клинком. Нет, для боя хватало… но для такой вот дуэли с разными изящными выпадами… хотя сабля - оружие не изящное, но все-таки…
        Турок вновь произвел выпад, разрезав сопернику правый рукав… Потом - тут же - левый… Играл, словно кошка с мышью!
        Выпад… Отбивка… Рубящий модный удар!
        Отбив! Контратака…
        Надо было срочно что-то придумать…
        Алексей придумал…
        Улучив момент, просто упал. Упал в смятую траву, раскинув руки и выпустив саблю… Турок тут же подскочил, замахнулся…
        Однако Ляшин ведь не зря падал…
        Ловкая подсечка!
        И вот уже соперник - в траве!
        Вскочить - и кулаком ему в челюсть - оп! И еще раз»! И еще… еще… еще…
        - Ну, ну, Лексей Василич, уймись! И так басурмана изгваздал в кровь…
        - А…
        Отмахнувшись, капрал поднялся на ноги. Кто-то заботливо накинул ему на плечи кафтан, темно-зеленый, с красными фалдами и витым шнуром Астраханского полка на погоне.
        - Этого - к остальным пленным, - взглянув на поверженного «д’Артаньяна», распорядился Ляшин.
        Никодим Иваныч довольно кивнул:
        - Сделаем! Эй, Прошка… Пойдем-ка, Алексей Василич, к костерку… О-от… попей вот чайку, да… А мы тут пока осмотримся, сладим…
        - Там же лодки!
        - Да побросали их басурмане - трофей. Ты пей, пей, Василич… О-от… - Никодим Иваныч уселся рядом и раскурил трубку. - Ты вот что… Другой раз с чертями этими рубиться не лезь. Просто возьми, да пристрели черта. Ну, сам не хочешь - мне мигни. Мы-то из крепостных, из крестьян, всякому политесу не обучены. Оп - и разом.
        - Мигну, Иваныч! В следующий раз обязательно мигну.
        - От и ладненько. А в морду ты басурману славно приложил, одобряю!

* * *
        - А ну, давай, давай, Леша, рассказывай! Да не журись - победителей не судят, а мертвые сраму не имут!
        Новый командир Астраханского полка, недавно прибывший генерал-майор от инфатерии Александр Васильевич Суворов, выйдя из походного шатра, похлопал дожидавшегося капрала по плечу. Ухмыльнувшись, уселся на вынесенное суровым денщиком креслице, вытянул ноги к костру. Невысокого роста, узкоплечий, всегда улыбчивый и веселый, новый командир солдатам и офицерам нравился. Генерал-майор любил шутку, не брезговал простой солдатскою кашей, а пуще того - все делал для того, чтобы солдаты знали, как действовать в бою. Лично учил, рассказывал, а то и показать мог. Ну, конечно, любил почудить, не без этого - то поутру поет петухом, кукарекает, то прямо ночью сиганет в речку - купаться, а то переоденется в солдатский мундир да прикинется рядовым служакою, особенно когда кто-то его ищет по какому-нибудь начальственно-важному делу. Совсем вот недавно так попался один вестовой, посланец самого главнокомандующего, фельдмаршала Петра Румянцева. Суворов как раз прикинулся простым солдатиком, переоделся, а тут и вестовой! Где, говорит, господин генерал-майор? А генерал-майор ему: «А пес его знает! Может, валяется где-то
пьяный, а может, кукарекает петухом, бог весть!» Осерчал вестовой - ты как, мол, посмел, сучий потрох, так вот о командире своем отзываться? Вот ужо посейчас палкой тебя попотчую, будешь вдругорядь знать!
        И впрямь едва не попотчевал - насилу убежал Александр Васильевич. Переоделся, вестового принял - а тот его и узнал, сконфузился… Суворов же лишь посмеялся, да после всех дел велел налить вестовому чарку.
        Все это вихрем пронеслось в голове капрала при виде появившегося отца-командира. Оно конечно, Александр Васильевич солдатушкам заместо отца родного… однако, а вдруг опять зачудит? Не так и давно Суворов полком Астраханским командует, но почудачить успел. Говорят, он и в Финляндии так же вот… Оттуда сюда, на войну, попросился - турок колошматить. Да уж, не генерал - орел! Хотя по виду - совсем замухрышка.
        Александр Васильевич явился в уже потрепанный изрядными боями полк не один, а с подмогой - отрядом егерей да с казаками. Один из этих вот казаков - здоровенный рыжебородый мужичага в синих, с красными лампасами, шароварах, заправленных в короткие юфтевые сапоги, - как раз и маячил сейчас за спиной генерал-майора. Адъютант? Да нет, скорей - ординарец. Охранник, но не денщик. Денщика Ляшин уже знал, как и личного генеральского повара. Не всегда Суворов от солдатских костров кушал - желудок не позволял, Александр Васильевич им с самого детства маялся.
        Глянул командир на капрала, да вдруг подмигнул, тем самым и смутил парня окончательно.
        - Ну что, герой? Говоришь, пуля - дура, штык - молодец? Ах, черт возьми, недурно сказано!
        - Рад стараться, ваше превосходительство! - рявкнув, капрал вытянулся во фрунт, как и предписывал армейский устав, беззастенчиво содранный российскими воинскими деятелями с устава прусского короля Фридриха. Ну а что? Прусская армия по тому времени лучшей в мире считалась!
        - Ну, ты это… не тянись! - махнув рукой, рассмеялся Суворов. - Один черт - одет не по форме. Ни буклей, ни пудры!
        - Виноват, господин генерал-майор. Не успел! - Ляшин гаркнул еще громче прежнего. А пусть начальство видит - вид у него лихой и придурковатый, какой со времен царя Петра Алексеевича востребован.
        - Ну, не успел так не успел… Ты вот что - сопроводи-ка меня до омутка. Там и поговорим.
        Генерал-майор обернулся на казачину:
        - Епифан, полотенце да халат мой захватишь… Ну и там, закусить-выпить.
        Так и пошли, можно сказать - налегке. Впереди - сам Суворов в сопровождении почтительно внемлющего капрала, а уж за ними - Епифан с халатом и большой плетеной корзиной. Не простой казак Епифан - хорунжий. Так и Александр Васильевич Суворов, чай, не крестьянский сын.
        - Не люблю я, Леша, всякой там свиты, - на ходу признался генерал-майор. - Вот взяли бы сейчас денщика, повара с ординарцем да прочих… Растянулись бы до самой реки с этакими-то поползнями. А нам с тобой, Леша, без лишних ушей поговорить нужно. О сегодняшней схватке ночной. Вот все обстоятельно мне и доложишь.
        - Слушаюсь, ваш-превос-во!
        - Да не тянись ты! Сказал ведь уже.

* * *
        Солнышко давно уже вышло, сверкало в ярком голубом небе, припекало совсем по-летнему. Начало мая - а дни-то стояли жаркие. Что поделаешь - юг. Ночью еще как-то прохладно, а уж днем…
        - Вот в Финляндии хорошо, - глянув на солнце, прищурился Суворов. - Почти все время - дождь да сырость одна. Как, прости, Господи, в Петербурге!
        - Не любите Петербург, ваш-высокпре-во?
        - Твое какое дело?
        - Виноват!
        - Ла-адно, расслабься.
        Ранняя для матушки России весна здесь, на юге, казалась вовсе не ранней. Скорее настоящее лето со знойным солнцем, выгоревшей травой и выцветшим от пыльного жара небом. Но пока еще самый зной был впереди, природа расцветала: кругом пели жаворонки и еще какие-то птицы, тянулись в небеса пышные венчики иван-чая, вовсю цвела сирень. От одуряющего запаха южной весны можно было сойти с ума… если бы не война, если бы не турки.
        Окоротить! Дать от ворот поворот. Забрать Крым, покончить с крымским ханом и его поганым работорговым ханством! Ведь и впрямь - сколько можно-то? Терпеть все эти набеги, унижения, караваны невольников. Если бы не набеги - благодатный ведь край!
        - Ничего, Алексей, скоро разобьем турок! - Суворов словно бы подслушал мысли капрала. - Разобьем, городов настроим, будем хозяйство вести… Называется - экономика! Слово для тебя, конечно, незнакомое, но хорошее. Если хозяйствовать правильно. Вот у меня, к примеру, в имении… А!
        Генерал-майор вдруг махнул рукой и грустно улыбнулся:
        - А черт его знает, что там у меня в имении? Я то в Польше, то в Финляндии, то вот - здесь. То поляки, то шведы, то турки. Об имении и думать некогда. Да и пес-то с ним, с имением. На то управляющий есть. Нынче о России-матушке думать надо! Окромя нас, служивых, кто ее, родимую, оборонит-защитит?
        - Кроме нас - некому, ваше превосходительство! - убежденно поддакнул Ляшин.
        - Вот и я говорю - некому.

* * *
        Купались все втроем. Генерал-майор, капрал и хорунжий. Правда, недолго - просто ухнули в омут да тут же и вылезли. Пот смыли - и ладно. Высохли быстро на солнышке, оделись, уселись на бережку. Епифан раскинул на траве скатерть, распотрошил корзину - так сказать, поляну накрыл.
        - Ну, давай, Леша, по маленькой… Я-то одну чарку приму, а вам с Епифаном нынче не возбраняется. Одначе не увлекайтесь!
        - Как можно, господин генерал-майор?
        Выпили по чарке. Закусили салом да хлебушком - красота! Что еще надо-то? Всякие овощи да фрукты еще даже и здесь, на туретчине, не поспели. Впрочем, такая уж ли это туретчина? Болгарская ведь земля, а чуть дальше, за Дунаем-рекой - валашская. Что болгары, что валахи - братушки православные, турками заполоненные. Эх, вот их поднять бы!
        Не сказать, чтоб генеральская закуска отличалась особой изысканностью или каким-то там шиком, но все основное имелось. Водка само собою - лафитничек, никакая не четверть, четверть-то уж на троих многовато, тем более Александр Васильевич много не пил, о том уже все знали. Сам не пил, но другим не мешал, подливал даже, потчевал.
        Хлеб, сало, сыр с холодным отварным мясом, еще какой-то мелкий зеленый лук - уже тут наросший - да рыбка, вот и все, пожалуй. Господин генерал-майор очень даже жаловал простую пищу, чего уж там.
        - Ну, давай, давай, рассказывай, - выпив, поторопил Суворов. - Значит, устроил засаду, согласно приказу. Что-нибудь еще добавил? Чего в приказе не было?
        - Да все, как вы и указали, господин генерал-майор, - капрал повел плечом. - Расставил солдат в караулы, приготовил стрелков… Все, как у вас в приказе. Разве что чучел еще выставил…
        Собеседник тут же заинтересовался, живенько этак переспросил:
        - Ну-ка, ну-ка! Что еще за чучела?
        - Ну, эти, ваш-во… Которые на полях-огородах. От птиц. А они у меня - часовых вместо.
        - Типа - ротозеи, значит, - Суворов громко хохотнул и сделал знак Епифану, чтоб налил еще. - И что? Попались на это турки?
        - Попались, ваше…
        - Да знаю, знаю, что попались. Молодец, Алексей! Славная придумка. Знаешь, а не хватит ли тебе в капралах ходить? Пора, пора уже и расти! За один этот бой… ну, еще за один - себя проявишь - и в подпрапорщики!
        - В подпрапорщики?!
        - А то и сразу в сержанты! Чего уж. Так, говоришь, чучела? Ай, вот поистине славно придумано, славно… Ну, как тебе турки?
        Этот вопрос Суворов задал серьезно, без всяких ухмылок-смешков. Ляшин так же серьезно и отвечал:
        - Первым залпом многих поубивало. Остальные бились достойно.
        - Янычары, сипахи? - уточнил командир полка.
        Капрал едва сдержал презрительную улыбку:
        - Наемники, ваш-бродь. Как турки говорят - левенда.
        - Левенда, брат, тоже разная бывает, - взяв хлеб, Александр Васильевич аккуратно положил на него тонко нарезанный кусочек сала и, прижав сверху луком, продолжил: - Есть байраки, белюки - пешие и конные, есть драгуны-секбаны, да много кто есть. Встречаются вояки опытные, с гонором.
        - Вот уж точно, ваш-высокродь! - заговорившись, Ляшин в одиночку намахнул стопку… впрочем, его тут же поддержал Епифан.
        - Вот уж точно - с гонором! И вояки умелые.
        - Правильно, Алексей! Умелые. Врага недооценивать нельзя. Ты, я гляжу, разведчик хоть куда - не врали. Что про артиллерию турецкую скажешь?
        Хороший пошел разговор, деловой, по всему чувствовалось - Суворов спрашивал не из пустого любопытства.
        - Про артиллерию ничего доброго не скажу, - потянулся к закуске капрал. - Хоть я в полку и недавно, однако с турками бился да кое-что приметить успел.
        Турецкие артиллеристы звались на их манер - топчу. Большинство орудий были железными и крупных калибров.
        - Такие, ваше превосходительство, попробуй-ка потаскай! Да и заряжать намаешься.
        - То есть артиллерия турецкая в бою малоподвижна и скорострельностью тоже не отличается? - вполголоса уточнил командир.
        Капрал улыбнулся:
        - Так и есть, ваш-пр-во! Громоздки пушки у турок! Коли конную тягу взять, так передков у них вообще нет, а вся упряжь - веревочная. Вот так встанут пушки у лагеря, и больше уже черт-те с два куда их сдвинешь. Да и канониры, прости господи… Пушки-то в бою большей частью все по одному месту стреляют, наступающим особого вреда не делая.
        Как человек опытный и даже уже можно сказать - бывалый, Ляшин прекрасно осознавал, что беседу эту Суворов затеял не зря. Что-то задумал отец-командир - не иначе. Совсем недавно явившись из Финляндии, Александр Васильевич получил от главнокомандующего генерала Петра Румянцева под начало двухтысячный отряд. Семьсот шестьдесят солдат Астраханского полка и еще донские казаки. Теперь нужно было действовать, о чем сейчас командир и высказался, вроде бы благодушно, с улыбкой - но взгляд был серьезен, очень серьезен.
        - Главная задача наша - провести разведку боем! Этакий лихой рейд на Туртукай! Смекаешь?
        Алексей молча кивнул. Еще бы не понять! Турецкий городок-крепость Туртукай с гарнизоном в четыре тысячи человек контролировал ближайшую переправу через Дунай. От Суворова и его войска требовалось лишь отвлечь внимание турок от действий главных сил.
        - Человек, брат, а особенно - солдат, обладает свойствами, из которых одни для войны весьма пригодны, - опрокинув стопочку, продолжал генерал-майор. - Качества сии - решительность, храбрость, презрение к опасности. А еще - находчивость, сила воли, бодрость духа, умение подчиняться и повелевать. Вот чем русский солдат и ценен!
        Наставительно подняв вверх указательный палец, Александр Васильевич передал стопку Епифану:
        - Все ж, окромя того, есть еще и свойства, для воинских целей непригодные. Вялость, трусость, нерешительность! Стало быть, надобно что? Верно! Развивать качества первые и заглушать вторые.
        Первейшее условие военного успеха - смелость и решительность во всяком случае. Но чтобы быть смелым и решительным, надобно не бояться опасности, а самый верный и прямой путь для этого - не выжидать ее, а идти ей навстречу.
        Вообще-то, Суворов именно этого и держался, именно так и действовал, именно так воспитывал своих солдат. Отсюда и его приметы наступления - не только с точки зрения наивыгоднейшего образа действий, но и с точки зрения воспитания.
        Между тем Александр Васильевич все не унимался, оседлав своего любимого конька. Значит, правду про него говорили - любит старик повитийствовать. Хотя какой старик? Лет сорок - сорок пять… Не молодой, да, но ведь и не старый еще! А уж бодрости - и тела, и духа - всем бы молодым так!
        - Чтобы наступление было решительным, а только такое, Алексей, и приводит к положительным результатам, необходимо многое! Чтобы войска ничто не могло озадачить. Ни-че-го! Чтобы они были уверены в своей силе… и мысли бы не допускали, что могут быть побиты! Чтобы наступление заканчивалось бы непременно ударом. Вот как наш поиск на Туртукай, я думаю, сложится! Сложится, а?
        - Всепременно, ваше превосходительство господин генерал-майор! - вытянулся Ляшин.
        Капрал уж теперь окончательно понял, зачем его позвал командир. Не просто лясы поточить, отнюдь, а дать совершенно ясные указания к ближайшему боевому действу - рейду (или как в те времена говорили - «поиску») на Туртукай. Что ж… Не так далеко крепостица сия располагалась - верст десять, если напрямки.

* * *
        Лагерь Астраханского полка - а с недавних пор и казаков - располагался неподалеку от православного монастыря Негоешти. Вполне добротной казалась обитель: кирпичные стены, ворота с башенкой, а во дворе - просторный храм, местные крестьяне именовали его иностранным словом «базилика».
        Рядом с монастырскими стенами располагались бревенчатые хозяйственные постройки и совсем неподалеку деревня с одноименным названием, где встали постоем некоторые офицеры. Большинство же русских воинов в деревеньку не поместились - как и сам командир! Ну, на то его воля.
        Жили в походных шатрах да палатках, варили на кострах нехитрую солдатскую пищу - кашу да щи, иногда разбавляемые раками да рыбой. Вот сейчас потянуло дымком…
        - О! - улыбнулся Суворов. - Гречневую кашу варят. А пойти-ка потом, откушать.
        - Откушайте, Александр Васильевич! Хоть и к нашему костерку…
        - Да хоть и к вашему… Ну, ты ступай, Алексей, ступай. И наготове будьте!
        Посмеявшись, генерал-майор шутливо погрозил Ляшину пальцем и, понизив голос, на полном серьезе добавил:
        - Может, уже завтра в поиск и пойдем. Или - сегодняшней ночью уже. Чем неожиданней для врага удар - тем лучше. Как ты сказал-то? Пуля - дура, штык - молодец? Вот уж верно.
        Обоих - и отца-командира, и капрала - ничуть не смущало, что в Туртукае - четыре тысячи человек плюс крепостная артиллерия, а у них-то - от силы - две! И что с того? Бьют-то врага не числом, а уменьем. Тем более - в крепости не регулярная армия, а наемники-левенды. Главное - решительность! Быстрота, натиск, удар. Удача, она смелых любит. Особенно на войне.

* * *
        После беседы с отцом-командиром настроение у капрала поднялось, можно сказать - прямо до небес взлетело. Как все удачно нынче складывается - и ночная засада, и этот вот обнадеживающий разговор! Теперь еще бы в рейде-поиске не оплошать. Эх, тогда бы…
        Что «тогда», молодой человек представлял себе весьма определенно: проявит себя, получит унтер-офицерский чин, а там и до офицера недалеко, тем более Алексей не из крепостных, не из приписных даже. Помор со свободного Севера, где отродясь никаких бояр-дворян-захребетников не было.
        Так что на будущее перспективы имелись, и весьма неплохие. Что же касаемо сегодняшнего момента - прямо вот сейчас, то Ляшин получил от Александра Васильевича благословение устроить по случаю удачной засады небольшую пирушку. Тем более что и казачки-донцы что-то подобное соображали уже с утра: варили ушицу из местной белорыбицы, жарили на костре ягненка и даже смотались в Негоешти за водкой и брагой. Конечно, они не засаду отмечать собирались, а свое - и господина генерал-майора - на театр военных действий прибытие. О начальстве своем казачины отзывались весьма одобрительно - «лихой и нашего брата солдата жалует». К тому времени Суворов успел уже повоевать и в Польше, и в Финляндии - со шведами, приобретя репутацию командира решительного и даже в чем-то склонного к авантюрам. Таким же вот «немного авантюристом» был и главнокомандующий граф Петр Румянцев - достаточно вспомнить его рейды под Кольбергом во время войны с Пруссией. Однако сейчас Румянцев то ли постарел, то ли привык к осторожности и объявившегося словно снег на голову Суворова, как говорят, не жаловал.
        Так оно было или не так - бог весть, это сейчас Алексея не шибко-то занимало. Гораздо больше интересовало другое - где бы раздобыть водки? Как успел доложить верный Прошка, донцы уже прошвырнулись по всем окрестностям, скупая вообще все, что можно было употребить в целях приятно-пьяного веселья. Если была водка - брали водку, не было - и брагой не брезговали и даже забродившим квасом. В монастырь заглянуть тоже не постеснялись - за кагором. И это при всем при том, что водка-то у них еще имелась и своя, казенная, в обозе.
        - Ну, вот я и говорю! - Прохор возмущенно всплеснул руками. - Казенка есть, а они… Нам-то что теперь делать, коли волчины эти еще с утра рыскали? Теперь уж… шаром покати… Теперь уж… Эх!
        - Экий ты питух, Проша, - пошевелив подброшенный в костер хворост, укорил парня Никодим Иваныч. Невысокого роста, с виду не очень сильный, но жилистый, в ловко пригнанном мундире с до блеска начищенными пуговицами, старый солдат производил впечатление человека бывалого, каким, собственно, и являлся. Прохора он опекал, учил уму-разуму.
        - Донцы-то, оно понятно, прокатились… - пошевелив хворост, ветеран заглянул в котелок. - И тут уж мы до самого Букурешта ничего не сыщем. Ты воды-то принеси, Проша!
        - До самого Букурешта! - округлив глаза, молодой потянулся за котелком. - Воды-то принесу, Никодим Иваныч. Вода, чай, не водка, искать не надобно.
        - От и принеси, от и славно…
        Проводив парня взглядом, старый солдат покачал головой и хитро прищурился:
        - Ну, а ты, господин капрал, что скажешь?
        Честно сказать, насчет водки Алексей пока ничего такого не придумал, а только еще начал подумывать. Впрочем, думать надобно было как можно быстрее - скоро и вечер уже. Эх, пирушка сейчас - самое дело! А что? Не так уж и часты на войне праздники.
        Хмыкнув, молодой человек присел к костру, на расстеленный кусок обозной парусины, используемый когда как - и от дождя, и от солнца палящего - в качестве тента, и вот так - посидеть-поваляться. Сегодня вот день выдался облачный, нежаркий - вот и лежала себе парусина прямо в притоптанной траве, меж деревьями не натягивали. Да и не деревья тут росли, а какие-то кусты-переростки типа орешника да чернотала.
        Кстати, парусину эту для тента именно Ляшин и приспособил, а глядя на него - и другие тоже.
        - У казаков-то и казенная водка есть, - покусав губы, Алексей задумчиво посмотрел вдаль, на дымчато-голубую ленту Дуная, на расстилавшуюся за ней бескрайнюю степь, изредка перемежающуюся чахлыми зарослями. Турецкий берег. Где-то там - крепость Силистрия, где-то там - Туртукай. Отсюда не видать, но совсем рядом.
        - Думаю, скоро на Туртукай выступим, - перехватив взгляд капрала, молвил старый солдат. - Не взаправду, а так. Турка напугать, отвлечь от переправы.
        Ну да, примерно так главнокомандующий, граф Петр Румянцев, и хотел-рассчитывал. И Суворову то наказал. Громыхнуть, отвлечь, да и свалить обратно… Только так, да. А вот Александр Васильевич, похоже, несколько иное замыслил.
        - Ты откуда, Никодим Иваныч, про Туртукай знаешь?
        - Я не знаю - я рассуждаю, - опустившись на корточки, ветеран взял хворостину и прочертил на выжженной кострищем землице линию. - Это вот Дунай-река. Здесь - переправа, Силистрия. А тут вот - Туртукай. Четыре тысячи человек - тоже немало. Ежели их отвлечь - нашим-то сподручнее будет. Тут ничего и знать не надобно, и так все видать. Турок, к слову сказать - тоже с глазами. Тоже рассуждать умеет, хоть и нехристь, да.
        Капрал покачал головой.
        - Ну, это тебе сразу все понятно. Иным же… Вот, скажем - Прохору… да и мне! А про турок ты прав, прав, дружище. Ох, как прав. С другой стороны… - Молодой человек вдруг задумался, улыбнулся. - Коли турки так же считают, коль рассчитывают, что пошумим да уйдем, тогда… Ай, молодец Александр Василич! Ай, молодец.
        - Тут вон Валахия, Добруджа, - ветеран все продолжал водить хворостиной. - А тут… - он неожиданно привстал и указал на синие далекие горы, не такие уж и высокие, к слову. - Там, за горушкой - Болгария. Румелия, по-турецки ежели.
        - Ты это к чему, Никодим Иваныч? - насторожился Ляшин.
        - К водке я все. К хмельному зелью…
        - Да ну!
        Алексей, конечно, рассчитывал, что старый солдат что-нибудь да придумает… Но не так, что вот уже сейчас, сразу. Хотя… А когда еще-то? Времени-то почитай что и не осталось!
        - Казачины у валахов местных все хмельное скупили. Казенку нам вряд ли выдадут. А, Алексей?
        - Вря-ад ли, - соглашаясь, капрал махнул рукой.
        - Тогда остается кто? Болгары!
        - Так там же турки! - ахнул молодой человек. - Да идти далеко… Горы вон… Сам знаешь, я верхом-то не очень. У нас, на Белом-то море - все на санях больше.
        - Да знаю, - бросив хворостину в костер, Никодим Иваныч пригладил усы. - К чему нам и лошади-то? Чай, мы с тобой не драгуны да не конные егеря. На лодочке сплаваем, по протоке. А там эвон - рядом совсем. Третьего дня к обозным старик болгарин заезжал - торговал чем-то. У них и спросим. Может, что и рассказывал. Обозники у нас дюже любопытные. Не может такого быть, чтоб у болгарина не расспросили про то, где живет, да как там под турком? Православный ведь. Наш.
        - Думаю, не шибко-то весело православным под турком, - глянув на синюю дымку гор, горестно вздохнул Ляшин. - Опять же, сколько там турок? Даже вот в ближайшем селе?
        - Мыслю, нет никого, - раскуривая трубку, ветеран неожиданно рассмеялся. - Что им в такой дыре делать? Староста есть и… Да и все левенды нынче где? Правильно - в Силистрии да в Туртукае!
        Деревня называлась Тумраново. Не деревня даже, а так, хутор. Схоронившийся в предгорьях добротный двухэтажный дом - сверху деревянный, а снизу - каменный - хозпостройки, плетень, ограждавший стесненное горами подворье, у самых ворот - старый тенистый граб и смоковницы, а чуть дальше, в расщелине - небольшой виноградник, беседка, увитая деревянной лозой. Во дворе, у птичника - старая арба да груженная навозом телега…
        - Здоров будь, парень!
        Первым на пути попался мальчишка-пастушок, босоногий, в драной светлой рубахе и соломенной шляпе. К нему и обратился Алексей - без всяких там условностей, по-русски - языки-то похожи. Да и не таились особо - так, в зеленых мундирах, и шли.
        - Нам бы Вязова, Денчо.
        - Старика Денчо? - подросток ничуть не испугался, а если и удивился, то виду не подал. Правда - глаза выдали, блестели с явным любопытством. Еще бы! Уж тут сразу видно - русские.
        - К старому Денчо - это вы правильно идете. Вот этот дом - его. И мельница на ручье - тоже его. И стадо.
        Пастушок, естественно, говорил по-своему, по-болгарски - но все было понятно без перевода. Ну, или - почти все.
        - И что вам от него надо?
        - Врать не будем - водки купить.
        - Что-что? - округлив глаза, мальчишка недоуменно потряс головой, но тут же понял. - А-а-а! Ра-кия! У него есть, да. Должна быть.
        Говоря так, пастушок отрицательно покачал головой, по-болгарски это значило согласие. Да, мол, есть водка у старого Денчо Вязова, имеется.
        - Вина прошлогоднего уже нет, - провожая гостей к дому, на ходу пояснял парнишка. - Что скисло, а что - янычары выпили. Наезжали по зиме еще, да.
        - Янычары? - удивился дотоле молчавший Прохор. - Им же Аллах вино-то не дозволяет!
        - А они сказали: на войне да в походе - можно! - мальчишка расхохотался. - Хорошие парни, веселые. Мне один нож подарил, вот!
        Хвастаясь, пастушонок выхватил из-за пояса кривой кинжал. В лучах клонившегося к закату солнца хищно сверкнуло лезвие…
        - Вот. Пришли. Сейчас я позову, сбегаю… Э-эй! Дед Денчо! Эгей!
        Мальчишка унесся в дом - только пятки на крыльце сверкнули. Гости же остались пока в ожидании - осматривались.
        Всего же в путь пустились трое - все те же: капрал Алексей Ляшин, бравый ветеран Никодим Иваныч, да с ними - молодой солдат Прохор Анцыферов, куда же без него? Уж конечно, официально ни у кого не отпрашивались, так, ротному намекнули - мол, за водкой пошли. В деревню. В какую именно - не уточнили.
        Ротный - капитан - франт еще тот, из самого Петербурга за дуэли сосланный - перечить не стал, лишь ухмыльнулся:
        - За водкой? Ну-ну, ищите. Коли после казачин хоть капля осталась. но чтоб к вечеру…
        - Будем, будем, ваш-бродь! Самим же выпить охота, ага. И вас приглашаем…
        - Водку сначала сыщите! Приглашают они…

* * *
        Между тем на крыльце появилась девушка с кувшином на левом плече. Черноглазая, в белом, скрывающем волосы, платке, с миленьким личиком, она спустилась во двор, осторожно придерживая кувшин руками и с любопытством посматривая на гостей.
        - Здравствуйте! - во весь рот улыбнулся Прохор.
        Девушка тоже улыбнулась, да, пройдя к птичнику, вылила воду из кувшина в корыто. Иль не вода то была, а какое-то зелье?
        Из-за птичника вдруг появились двое парней лет по двадцати с виду. Русоволосые, с бородками, в одинаковых барашковых шапках. Судя по одежде - работники. Эти, в отличие от девчонки, не улыбались, смотрели настороженно. Девушка тоже спрятала улыбку, согнулась:
        - Цыпа-цыпа-цыпа!
        Куриц кормила, ага. А потом как-то быстро подхватила опустевший кувшин да ушла. Скрылись из виду и парни. Вообще со двора ушли, куда-то подались к винограднику.
        - Как бы они это… за турками не послали! - поглядывая на обезлюдевший двор, всерьез забеспокоился Прохор.
        Опытный Никодим Иваныч лишь махнул рукой и негромко присвистнул:
        - Да если и так - что с того? Покуда до ближайшего села доберутся, пока там… А мы ведь, чай, сюда не с ночевкой! Зелья хмельного купим - и поминай, как звали. Прощай!
        - Так-то оно так…
        Парень не закончил фразу - на галерейке, опоясывавшей весь второй - деревянный - этаж, появилась щуплая фигурка подростка:
        - Эгей! Заходите. Денчо-дед откушать просит. Заодно и о цене сговоритесь, ага.
        Переглянувшись, друзья поднялись по старой скрипучей лестнице на галерею и, сняв треуголки, вошли в дом, сразу же перекрестившись на висевшую в красном углу икону.
        В просторной горнице за столом, на лавках сидели двое - седой, но еще вполне крепкий старик в длинной льняной рубахе с кожаным поясом и в подбитом кроличьим мехом полукафтанчике - жупане, и - напротив старика - красивая молодая женщина с темными как смоль волосами, перевязанными широкой зеленой лентой с серебристой арабской вязью. Одета она была вовсе не так, как та давешняя девчонка с кувшином. Богато и… не по-здешнему, что ли. Скорей, по-турецки: узорчатый полукафтан ярко-бирюзового цвета, с широкими рукавами, из-под которого выглядывали рукава белой шелковой рубашки с глубоким вырезом, отрывающим ложбинку высокой груди. Тонкий, украшенный серебром, кожаный пояс, кисейные штаны, мягкие турецкие туфли. Золотые браслеты, унизанные перстнями пальцы, тонкие и длинные, как у пианистки. На левом запястье - татуировка с изящной арабской вязью. Смуглая красавица с тонкими чертами лица и пронзительным взглядом.
        Откуда она здесь? Каким ветром занесло в этот край? Таким утонченным фифам место, скорей, в гареме какого-нибудь паши. А румяна, румяна! И накрашенные ногти, и тоненькая ниточка бровей - искусно, искусно… Положительно, очень, очень красивая женщина. Необычно, не по-деревенски красивая. Интересно, сколько ей лет? С виду - так и не скажешь. Не девочка уже, да, не так уж и молода. Лет, наверное тридцать… Да, где-то около того.
        Алексей и сам не замечал, что не отрывает от красавицы глаз. А та - заметила. Улыбнулась - уголками рта. Подняв глаза, ожгла синим взглядом.
        - Я - Денчо Вязов, - указав на лавки, кивнул гостям старик. - А это невестка моя, Мария.
        Красавица холодно опустила ресницы - длинные, пушистые, явно накрашенные… Вот ведь, да… И этак - оп! - снова стрельнула глазищами! Словно стрелу пустила. Ляшину прямо в сердце. Нет, не то чтобы капрал был записным бабником, но… От мирских удовольствий молодой человек никогда не отказывался, коли была к тому возможность. Однако здесь ведь не веселый дом?! Чего же тогда она так смотрит?
        - Откушайте, чем Бог послал, - хозяин предложил сыр, кисель, пироги, отварное мясо и еще какие-то яства. Мясо - и это в пятницу, в пост! Гости все же отказываться не стали - невежливо.
        - Кушайте, кушайте, - покивал старик. - Так, говорите, Матвей-обозник путь обсказал?
        - Он. Поклон передал и… - вспомнив, капрал достал из подсумка серебряную монетку. - Вот. В прошлый раз, говорит, обсчитался.
        - Что ж, - старый Денчо довольно хмыкнул. - Всегда приятно с честным человеком дела иметь. Вы ему так и передайте.
        - Передадим. Что с водкой?
        Не желая возвращаться домой в темноте, Ляшин действовал решительно, сразу взяв быка за рога.
        Хозяин понимающе ухмыльнулся:
        - Есть ракия, да. По обычной цене брать будете? Что так удивились? Да уж не первые вы здесь у меня. Так что насчет цены?
        Старик говорил по-русски, временами сбиваясь на местный говор, но в общем-то, все было вполне понятно.
        - Цена? А какая обычная?
        - Если в штофах брать будете - одна цена. Если в бурдюках - дешевле.
        - Пожалуй, в бурдюках возьмем… Никодим Иваныч, готовь деньги.
        Откушав, спустились на первый этаж, хозяин лично разлил в бурдюки ракию, черпая из большого кувшина…
        - Попробуете?
        - Ну, если только чуть-чуть…
        Крепкая - градусов тридцать - водка обожгла горло. Сливовая. Или - на абрикосах, персиках… Впрочем, какая разница? Главное, что хмельное.
        - Ну что? Два бурдюка берете?
        - Берем! Пожалуй, еще и третий захватим. Никодим Иваныч, с деньгами как?
        - На третий хватит, но впритык.
        Деньгами по молчаливому согласию заведовал опытный ветеран. У Ляшина денежки никогда не залеживались - транжира был по жизни, что же касаемо Прохора, так тот и вообще редко когда монетку в руках держал. Так что - Никодим Иваныч, ага.
        Деньги у друзей имелись - трофейные. То есть не вообще деньги, а вещи - оружие богатое или, там, золото-серебро. Что в бою досталось - то маркитантам да на девок гулящих ушло. И вот теперь - на пропой. Тоже хорошее дело! А что? Один раз живем! Тем более на войне-то. Сегодня жив, а завтра - поминай, как звали.
        Сторговавшись, гости довольно простились с хозяином и, прихватив с собой бурдюки с ракией, тронулись в обратный путь. Пора уже было - за синими горами садилось оранжево-золотистое солнце. Красиво - не оторвать глаз.
        Ляшин чуть поотстал от своих, остановился у смоковниц, полюбоваться… И тут же услыхал позади чьи-то легкие шаги…
        - Господин офицер, - позвал нежный голос. Алексей знал, чей…
        - Да, Мария? Чем могу служить столь очаровательной госпоже?
        Вспыхнули синие очи, тут же прикрытые пышными трепетными ресницами. Изогнулись в улыбке губы:
        - У меня есть к вам одно важное дело… Если бы вы могли…
        - Да, могу! Правда, увы, не так долго.
        - О! - красавица негромко засмеялась. - Я не буду вас утомлять до утра. Просто поговорим… Недолго. Вон, видите беседку?
        - Ага!
        - Предупредите своих людей и приходите. Я буду ждать. Je vais attendre!
        Ляшин не стал переспрашивать, просто ему показалось, что он вдруг услыхал французскую речь!
        - Нет, вам не показалось, мон шер, - красавица словно подслушала мысли. - Мой первый муж, Ибрагим-бей, был урожденный француз из Марселя. О, он называл меня ma gracieuse Marie - моя изящная Мари.
        - Я понимаю. Немного, да. Je parle un peu.
        - Тре бьен! Так я буду ждать. Дело быстрое, но… очень для меня важное. Предупредите своих людей, что немного задержитесь.
        Кивнув, молодой человек бросился за своими. Едва ведь не споткнулся, чуть не упал. Синие очи свели его с ума. И очень быстро! Может быть, потому что так вдруг захотелось окунуться в эту зовущую синеву, нырнуть с головой, пропасть…
        Ощущая в груди некое сладостное томление, Ляшин нагнал своих:
        - Никодим Иваныч, я тут это… чуть задержусь. Вы ждите у лодки. Я быстро, ага…
        Солдатушки переглянулись. Алексей, не дожидаясь ответа, махнул им рукой да, ускоряя шаг, зашагал обратно. За синими дымчатыми горами торчал оранжевый краешек солнца. Еще час-другой - и стемнеет, следовало спешить.
        Спешить… Зачем? Что такого важного хотела сказать красавица-синеглазка, вдова турецкого бея?

* * *
        Красавица ожидала в беседке, увитой виноградной лозой. Как и обещала. Возлежала на широкой лавке, в шелковых полупрозрачных шальварах и изумрудно-голубом лифе, бесстыдно оголив пупок. Хотя голый живот для восточной женщины как раз не стыдно, куда стыднее, скажем, открытое лицо или не покрытые ничем волосы, тем более так вот распущенные, разлетевшиеся по голым атласно-смуглым плечам. Томно улыбаясь, Мари курила кальян, стоявший на небольшом столике, пахло сладковатым дымом и было совсем не похоже, что эта женщина собиралась сообщить гостю что-то действительно важное. Нет, вовсе не в этом здесь было дело. Отнюдь!
        Ну, а что такого? Захотела женщина немного развлечься. Почему бы и нет, она ведь не замужняя, а полноправная вдова, которую никто не осудит и камнями не забьет. Кому ей изменять-то? Верно - некому. Ах, какая цыпочка, ах…
        Одно лишь смущало - слишком уж все как-то быстро, молниеносно даже…
        - Садитесь, месье. Да-да, вот сюда… рядом… Курили когда-нибудь кальян?
        - Н-нет…
        - Так покурите! Думаю, вами понравится… Ну же, смелей!
        И вот тут молодой человек вдруг ощутил какой-то подвох! Пока еще смутно, без всяких особых подозрений… Как-то слишком громко произнесла красотка последнюю фразу, как-то уж слишком томно закусила губу. Словно не ханум, не вдова бея, а какая-нибудь девица из лупанария - обиталища веселых и легкодоступных дев.
        Впрочем, это все - пустое… Захотела красотка повеселиться - и хорошо. А вот слова, слова… И в самом деле - зачем так громко-то? Иль показалось? Да нет, не показалось - Ляшин разведчиком был не из последних, привык любую мелочь проверять, иначе б… Вот и сейчас проверил. Повел плечами, невзначай поправив висевший на боку тесак. Тяжеловат, да, но в бою получше шпаги будет, да и деревья можно для костерка порубить…
        Вроде бы обычный для солдата жест, но красавица вздрогнула… и взгляд ее вильнул… Явно куда-то глянула… или на кого-то, кто стоял где-то за беседкою… прятался в кустах?
        Сейчас дева должна бы как-то отвлечь… Как? Ну да - вот так, как же еще-то? Привстав, выгнулась, томно облизав губы, потянулась так, что грудь едва не выскользнула из-под лифа. Сверкнул в пупке какой-то синеватый камень - сапфир?
        - Куда бы повесить этот чертов тесак?
        - Да вот…
        - Да хоть на тот куст…
        - Нет-нет, стой… Эх…
        Не слушая, капрал бросился из беседки, на ходу обнажая клинок… И тут же услыхал за воротами крики:
        - Эй, господин капрал! Не нужна ли помощь?
        Свои! Никодим Иваныч и Прохор. В руках у ветерана - пистолет, тот самый, ляшинский, трофейный, Прохор же размахивал ятаганом. Смотри, не порежься - ага!
        Из кустов тут же выскочили двое - похоже, те самые парни, которых Алексей уже видел недавно. Работники. Между прочим, с кинжалами… На капрала парни не кинулись, видать, побоялись - опрометью бросились прочь, так, что только пятки сверкали!
        - Стрелять, Алексей? - подбегая, закричал ветеран.
        Ляшин махнул рукой:
        - Не надо. Да и бежать за ними - поздно уже.
        - Тогда пошли, господин капрал. Времечко-то уже…
        - Сейчас… - молодой человек нервно оглянулся.
        Уж конечно, станут его дожидаться! В беседке никого не было. Лишь одиноко курился кальян…
        - Уходим! - сунув тесак в ножны, быстро распорядился капрал. - Вы-то вообще здесь откуда взялись?
        - Так за тобой присмотреть, господине! - на ходу рассмеялся Никодим Иваныч. - Больно уж у тебя вид был такой… этакий…
        - Глупый, ты хотел сказать.
        - Ну да. Что тут говорить - все мужики от баб красивых глупеют.
        Ухмыльнувшись, старый солдат свернул на тропинку, ведущую меж кряжей к протоке. Внизу, за кустарником, журчала вода, слышно было, как на водопаде шумела мельница.
        - Вот мы с Прохором и решили - проследим-ка! Мало ли что? Может, не такая уж она и вдовица? Может, какой-никакой ухажер есть? Мешки побросали и…
        - Молодцы, - спускаясь вслед за ветераном, негромко поблагодарил капрал. - Ничего не скажу - выручили.
        - Да ты и сам, Алексей, похоже, начеку был.
        - А в таких делах всегда начеку надо! - садясь в лодку, Ляшин неожиданно рассмеялся. - Сам же говоришь - вдруг да ухажер какой-никакой есть?

* * *
        До расположения полка друзья добрались без всяких приключений, и быстро - плыли-то теперь вниз по течению, не надо было на стремнине выгребать. Пока плыли, стемнело - и последнюю пару верст пришлось ориентироваться на горящие костры бивуака. Пару раз окликнули, спросили пароль.
        - Эй, кто тут?
        - Петербург!
        - Ревель! Ты, что ль, Алексей?
        - Ну да.
        - Так вы нашли водку-то?
        Судя по заинтересованности часового, это был кто-то из своих, астраханцев, то-то голос показался знакомым.
        - Нашли, да, - работая веслом, капрал успокоил невидимого стража. Тут же и не выдержал, похвалился: - Три бурдюка везем.
        - Три бурдюка?! Одна-а-ако!

* * *
        Гуляли всем полком, плюс еще и казаки. Те отмечали прибытие, остальные - какой-то местный праздник, ну а солдатушки из роты Ляшина - удачную засаду и возможное повышение капрала в чинах.
        Водку разливали тут же, у костра. Лично Никодим Иваныч.
        - Да кружку-то держи крепче! Во-от… А твоя где?
        - Да у меня, Никодим Иваныч, миска только. Вот в миску и лей!
        - Гляди-ко! В миску ему. Ты бы еще таз захватил, Маромойкин.
        Сержант Иван Маромойкин довольно хмыкнул и - прямо одним махом - выдул всю миску!
        - За тебя, Алексей!
        - Силен!
        - Это хто тут у вас из тазов-то пианствует?
        Во время всеобщего праздника ведь как? Все вместе. От одной компании к другой переходя, пьют, разговаривают… песни поют, да, бывает, и бьют друг другу морды. Так, по-дружески. Правда, покуда до этого не дошло… но донцы уже явились.
        - Говорят, вы славную засаду устроили?
        - Присаживайтесь, робята, эвон, к костерку. Подвинься, Проша. Водочки?
        - Дак ее… Ну, кто тут нынче славен? За тебя, господин капрал! Дай Бог тебе в сержанты али сразу в прапорщики!
        - В унтеры, в унтеры… - прозвучал позади насмешливый голос. Кто-то там же, рядом, подхихикнул, заржал, словно старая лошадь.
        Ну, кто же еще! Солдат Иван Хлудов, бывший подпрапорщик, из унтеров в нижние чины разжалованный. Не за трусость, нет - Хлудов никогда труса не праздновал, да и уставную службу нехудо себе знал. За другое. Пленница как-то попалась, красивая юная девка… Вот Хлудов ее и пользовал… да запользовал до смерти. То ли сама она померла, то ли подпрапорщик примучил, черт ее знает, дело темное. У девки-то синяки по всему телу, да пара ребер сломаны… Так это она сама с арбы навернулась, когда турецкий обоз улепетывал, тут уж Хлудов не виноват. Лишь в том виноват, что деву-то в лазарет вовремя не доставил, а сразу - себе. Вот та и померла, бедолага, преставилась. Девку жаль, конечно, хоть и турчанка. Молоденькая, не пожила-то еще совсем. Однако кто-то и Хлудова пожалел - из-за какой-то, прости господи, пленницы воинского званья лишиться. Пусть какой-никакой, а чин - подпрапорщик, все же не простой солдатик.
        - Ну, что, господин капрал? Водки нальешь? К костру пустишь?
        - Да проходи. Садись вон, вместе со всеми. Ребята, подвиньтесь…
        Хлудов и пара его прихлебателей - увалень Самсон Петряков да дылда Елисей Семенов - уселись по обе стороны от своего дружка, нагло толкаясь локтями.
        Бывший подпрапорщик первым протянул кружку, поднялся:
        - А ну, Никодим, плесни-ка… Ну, за нас, братушки! За службу ратную, за Рассею!
        Ох, хитрован, умел красивые словеса говорить - за что начальство его и ценило, да и случай тот, с девкой, всем приказано был забыть. Иван Хлудов был парнем видным - двадцать семь лет, грудь широкая, лицо приятное, красивое даже. Усики, длинный, с небольшой горбинкой нос, лицо вытянутое и, скорей, смуглое… или просто загар? Бабам подобные типы нравились, а вот мужики говорили однозначно - хлюст. Слишком уж о своей особе высокого мнения, слишком. Зато других ни во что не ставит, даже вот, прихлебателей своих, «дружбанов верных». Но хитер, хитер, когда надо - без мыла влезет куда хошь!
        Не жаловал людей бывший унтер, и это еще мягко сказать! Зато лошадей любил пуще некуда. Многие даже дивились - чего же он не в кавалерии-то? Не улан, не конный егерь, не драгун даже, хотя какие драгуны, к ляду, конники? Такие же, как турки - артиллеристы. Так, пехота ездящая.
        Поговаривали, что раньше, в какие-то давние времена, Хлудов и служил себе в каком-то уланском полку, служил офицером, покуда не выгнали за какое-то совсем уж гнусное дело. То ли казну полковую растратил, то ли что-то украл - бог весть, да и Бог-то ему судья, Хлудову, было ли там что, нет ли - что болтать попусту, ничего толком не зная.
        Алексей же с Хлудовым был давно в контрах - как, собственно, и добрая половина полка. С самого своего появления. Именно Хлудов поначалу обозвал его турецким шпионом, да потом всячески унижал, высмеивал… пока не получил по морде. Основательно эдак получил - за что многие «астраханцы» Ляшина очень даже зауважали. Тот же Никодим Иваныч, Прохор… да многие.
        Побитый, конечно, вызверился, затаил злобу и даже хотел вызвать обидчика на дуэль - все знали, на шпагах бывший унтер дерется прекрасно! Чистый бретер. Так, верно, когда-то бретером и был, кто знает? Может, и насадил бы капрала на клинок, да дело дошло до начальства. А там уж разговор короткий! Какая, к чертям собачьим, дуэль между нижними чинами? Были бы оба офицеры - еще куда ни шло, хоть и запретное дело, ну а так - курам на смех!
        Вызвали Хлудова, что называется, «на ковер», в хвост и в гриву распекли, охолонули. Вроде и примирились потом оба недруга. Не так, чтоб уж совсем, но так, друг друга не задирали, да и вообще общались только по службе. Или вот как сейчас - когда надобно было единство выказать. Да и от халявной выпивки бывший подпрапорщик никогда не оказывался.
        - Ну, теперь за командира нашего выпьем. За Александра Васильевича! Чистый отец нам!
        Тут и все подхватили:
        - Господину генерал-майору - виват!
        - Виват! Виват! Виват!
        Не успели выпить… тут и сам отец-командир заявился! По-простому, в высоких сапогах и куцем походном мундире.
        - Что это ту у вас, братцы? Что за шум, а драки нет?
        - Так, может, и будет еще драка, Ваше-прр-ство! От, третий бурдюк выпьем…
        - Обязательно будет! - Суворов солдатскую шутку ценил и сам пошутить был не прочь. - А как же? С таким-то молодцами, да без драки! Не по-русски это, вот, ей-богу, не по-русски!
        - Мы, господин генерал-майор, за вас хотим выпить!
        - За меня? - Александр Васильевич вмиг сделал растерянный вид, какой умел изобразить при появлении самого высокого начальства и даже - говорят! - при дворе самой матушки-царицы!
        - А чего же за меня-то? Давайте-ка, братушки, вот что. Давайте за Россию выпьем. Мы же русские - какой восторг! А ну, Епифан, налей…
        Хорунжий тут же достал из сумы фляжку и небольшую серебряную стопочку. В полку все знали - водку отец-командир пил только свою, анисовую, и вовсе не потому, что брезговал. Другая имелась причина - с детства больной желудок. Ну, да на болячки свои Александр Василевич никогда не жаловался, привычки такой не имел, однако же старался держаться с осторожностью, и в пище, и - паче того - в питие.
        Конечно же никто не стал кричать, что вот, мол, за Россию ведь только что пили, не далее как сейчас. Хлудов же предложил! Ну, и что с того, что пили? За Россию-то можно и еще разок выпить… да даже не разок!
        - Виват матушке России!
        - Виват! Виват! Виват!
        Выпили разом, стоя. Честь великая - с отцом-командиром-то!
        - Ну, воля ваша, солдатушки, уважили, - рассмеявшись, Суворов махнул рукой. - Пойду… еще казачков навестить надо. Вам же… удачно гулеваньте! Но чтоб без этого… без всего… И офицеры чтоб караулы проверили!
        После ухода начальства все еще больше взбодрились, затянули полковые песни:
        В караул идешь - так горе,
        А домой придешь - и вдвое,
        В карауле нам мученье,
        А как сменишься - ученье!
        Песню подхватили все, даже хлудовские прихвостни, Петряков да Семенов. Солдатушки петь любили, особливо - на марше, да и вот так - у костерка, на бивуаке. Песня сближала, сплачивала, с хорошей песней все трудности и лишения воинской службы переносились куда как легче.
        Много человек собрались нынче у ляшинского «кошта». Восемь-десять человек, небольшой отряд во главе с капралом, именовались артелью, или, по-иностранному говоря - взвод. Вместе несли службу, вместе и жили - и на постое и вот так, бивуаком. Почти все солдатское жалованье - семь рублей шестьдесят три копейки в год - шло в «общий котел», у Ляшина им заведовал опытный Никодим Иваныч. Туда же - и воинская добыча. Ну, это, если повезет…
        Пели песни. Вспоминали былое. Пили. Жаркий костер рассыпал вокруг оранжевые колючие искры, такие, что доставали, казалось, до самых звезд. Пахло горькой полынью и порохом. Где-то внизу, у реки, перекликались караульные - дежурные офицеры проверяли посты.
        - А выпьем-ка, братушки, за нашего капрала!
        Ну, это уже Прохор напомнил. Снова выпили. Добрались уже и до третьего бурдюка. Солдатушки постепенно пьянели. Впрочем, не только они одни… Слышно было, что и егеря, и казачки донские тоже уже давно не трезвые.
        Водка, она ведь на кого как действует. Кто-то спит, кто-то поет, кого-то на приключения тянет, а кого - и в драку. Тут главное, чтоб друг дружку до раны серьезной не довели - оружье-то под рукою! Тут уж всем виноватым не поздоровится - сквозь строй, под шпицрутенами, с десяток раз проведут, а то и расстрелять могут. В военное-то время - запросто.
        Вот и следил капрал за своими, сам много не пил, других потчевал. Даже Хлудову наливал.
        Бывший подпрапорщик, однако же, зельем хмельным нынче не увлекался. Или, может, просто не брало его хмельное, так ведь, говорят, случается, если злости в человеке слишком уж много.
        Нет, Хлудов вовсе не выглядел угрюмым, что-то говорил, цедя слова сквозь зубы, даже иногда улыбался, только вот улыбка на его тонких губах казалась какой-то приклеенной, да в презрительно прищуренных глазах отражался оранжево-желтый огонь костра - словно адское пламя.
        Нет, не улыбка то была, а, скорее, ухмылка, разжалованный унтер не улыбался - лишь как-то по-волчьи осклабился, а вышучивал… с подначками, грязно. Не жалел даже своих… кои, верно, всерьез полагали себя его друзьями. Ах, если бы Хлудов был только способен иметь друзей. Наверное, истинными его друзьями были все-таки лошади.
        - А что, господин капрал, вы так с лошадьми и не очень? - дошла очередь и до Ляшина. - Напрасно, напрасно, скажу я вам. Нет, правда! Неужели так сложно подучиться, взять уроки. Я понимаю - пехота, инфантерия. Но вы ведь в офицеры метите, нет? А как же будущий дворянин - и пешком, словно простой мужик? Вы бы обратились к тому, кто умеет… кто может показать…
        - Так я тогда к вам обращусь, господин Хлудов, - Алексей развел руками. - Все знают, с лошадьми вы на «ты»…
        - Я не учитель! - сплюнув, скривился недруг.
        - Тогда к кому-нибудь из казаков подамся. Ежели время да охота будет.
        - Казаки? - бывшего улана передернуло, словно бы Алексей сказал сейчас какую-то мерзость.
        - Казаки? Да они на марше трех лошадей загнали! То же еще, наездники, с-сволочи.
        Тут уж не выдержал кто-то из присевших к костерку донцов. Вскочил, выхватил нагайку:
        - Ты кого сволочишь, паскуда?!
        Хлудов ничего не ответил, лишь молча выхватил из-за пояса трофейный турецкий кинжал…
        Еще немного и…
        - Сесть! - тоже вскочив, выкрикнул-приказал Ляшин. Гаркнул так, что у всех сидевших рядом заложило уши! Чуть позже некоторые рассказывали, будто видали, как присели от крика стреноженные казацкие кони.
        Хлудов и дюжий казак невольно вздрогнули… хлопнули глазами…
        Невдалеке, у протоки, кто-то заливисто засвистел. Вразнобой грянули выстрелы. Тотчас послышался стук копыт… кто-то скакал, несся в лагерь. В дрожащем свете костра Ляшин узнал мальчишку-посыльного.
        - Турки! - взвив коня на дыбы, прокричал парень. - Турки прорвались. Турки!

* * *
        В ночи слышался стук копыт и крики. В свете луны из-за распадка вынеслась вдруг конная лава! Сверкнули клинки…
        - Эй, держись, братушки!
        Сам Суворов, выскочив из походной палатки, выхватил шпагу! Рядом возник верный Епифан, подвел коня…
        Завязалась скоротечная схватка. Многие, увы, уже не могли встать - спали крепким сном после возлияний, ну а кто смог, тот смог.
        Вражеские конники толпой окружили генерал-майора, вот-вот убьют или - того хуже - захватят в полон.
        Видя такое дело, Ляшин схватил пистолет и, двинув тесаком попавшегося под руку турка, со всех ног бросился на выручку. Прошку сразу же послали в караул - за подмогой. Старый солдат Никодим Иваныч ловко организовал оборону: десяток Ляшина отступил в темноту, заряжая ружья. И потом - залп! Столб огня и дыма!
        - Александр Василич! Держись!
        Первым же выстрелом капрал уложил бросившегося на командира дюжего янычара. Узрев нового врага, турки развернули коней, и Ляшин, махнув рукой своим, тут же бросился наземь…
        Грянул ружейный залп! Просвистели над головой тяжелые пули, сшибая с коней янычар. И снова выстрелы… тут уж, видно, постарался капитан, ротный - он отвечал нынче за караулы и в пьянке особого участия не принимал.
        Завязался ночной бой, кровавый и скоротечный: нападающих было мало, и они рассчитывали расправиться с русскими сразу, с наскока. А не вышло! Не зря новый командир говаривал: «Тяжело в ученье, легко в бою!» Не зря каждый день тренировал солдатушек, гонял до седьмого пота.
        Астраханцы быстро оправились, выстроились в каре, ощетинились штыками - попробуй их возьми! Тут подоспели и конные егеря, и казаки, навалились всей массой, не давая басурманам оправиться.
        - Ур-р-а-а, братцы! - взвив на дыбы белую лошадь, Суворов взмахнул шпагою, воодушевляя своих солдат. Белые лосины отца-командира были испачканы кровью. Ранили?
        - Ур-ра-а! - рявкнули астраханцы, их тут же поддержали казаки…
        Поняв, что с наскоку не вышло, турки повернули коней и с гиканьем бросились в степь… Скакали этак не торопясь, оглядывались.
        - Заманивают! - Алексей подбежал к командующему, уцепился за стремя. - Александр Василич, вели на замануху не поддаваться. Лучше пушечками - в хвост!
        Суворов улыбнулся, кивнул - услышал. Сунув шпагу в ножны, осадил коня, обернулся:
        - Вестовой! К артиллеристам скачи живо. Пущай картечью!
        - Есть!
        Мальчишка-вестовой умчался, укрылся в ночи… Не прошло и пары минут, как заговорили легкие полковые пушки, завыла, проносясь над самой травою, картечь.
        - Ну, вот, - отец-командир довольно скрестил руки. - Теперь уж басурманам мало не покажется! А, капрал?
        - Да уж… Так точно, господин генерал-майор!
        - Как же они так незаметно прорвались-то?
        - Думаю, просто вырезали караул. Турки - мастера на такие штуки.
        Поддавая отступавшим вражинам жару, снова грянули пушки. Просвистела, провыла картечь, забирая последние жертвы. На востоке, за широкою лентой реки, уже занималась заря. Алая, словно кровь. Светало.
        Глава 2
        Поднявшееся за широкой рекой солнце светило прямо в глаза, мешало так, что перед глазами маячили слепящие «зайчики». Что там, на середине Дуная, за рекой, не особо и разглядишь. Вот ведь видно, скользят темными тенями лодки. А чьи? Кто там? Рыбаки? Турки?
        - Ста-ановись! На первый-второй рас-считайсь!
        По приказу командующего полк становился в порядок: осмотреться, пересчитать своих - кого убило, кого ранило, а уж потом что-то решать, и не тянуть с решеньем.
        - Р-равняйсь! Смирн-на! Правое плечо вперед шаго-о-ом… арш!
        Солдаты быстро разошлись, тщательно осматривая выделенные каждому десятку участок. Выносили к лазаретной палатке раненых, отдельно складывали убитых - и своих, и врагов, а как же! Посреди лагеря, рядом со штабным шатром высилась гора трофеев: сабли, ятаганы, ружья. Кое-что из амуниции, подсумки. Каптенармусы все уже сортировали, не теряли времени даром.
        - Прохора нет, - подойдя к Ляшину, Никодим Иваныч виновато развел руками. - Все осмотрел - нету. Ни среди убитых, ни среди раненых.
        - Мыслишь, турки захватили в полон? - вскинул глаза капрал.
        - А чего бы и нет-то? - старый солдат прищурился и покачал головой, вглядываясь в солнечно-белую утреннюю пелену, то ли туман, то ли просто водяная, поднявшаяся от реки взвесь, нестерпимо блестевшие на солнце брызги.
        - Турок, он такой супостат, что всегда поживиться рад. Даже когда бежать приходится. Могли, могли прихватить, не сомневайся.
        - Ну да, - задумчиво скривился Алексей. - Раз уж они своих освободили… могли и наших взять.
        В серых глазах капрала заиграли недобрые искорки, рука невольно потянулась к висевшей на поясе сабле…
        - Вот что, Никодим Иваныч. Надобно доложить…
        - Так доложили уже, - отведя взгляд от реки, ветеран усмехнулся. - Думаю, господин генерал вот-вот погоню наладит.
        Опытный воин знал, о чем говорил. Не успел он закончить фразу, как уже запела труба. Запела по-походному, зовуще - трата-та, тра-та-та. Тут же и синие флажки на флагшток у штабной палатки полезли. Что означало - всех офицеров и унтеров - к отцу-командиру. Со всей поспешностью. Быстро. Прямо сейчас.
        - Ну вот, - довольно осклабился ветеран. - Ты, Алексей, ежели что - так сам напросись…
        - Да уж не мальчик, чай. Понимаю.
        Не прошло пяти минут, как офицеры и унтеры выстроились возле полевого штаба.
        - Р-равняйсь… Смирн-на!
        Командиры - дюжий усач полковник Батурин и высоченный, тощий, как жердь, подполковник Мауринов - доложили Суворову. Тот кивнул, глянул на собравшихся.
        - Эх, молодцы-братушки! Что же, надобно догнать турка! Полон отбить, да и так - под хвост да в гриву всыпать.
        Полковник Батурин лихо подкрутил усы;
        - Все пойдем, ваше-ство! Прикажи только.
        - Хорошо, - деловито кивнул командующий. - Разведка - вперед! Да, и с полста казачков - с ними же.
        Ляшин едва сдержал довольную ухмылку. Вот ведь как дело-то обернулось. И просить никого не пришлось. Придерживая саблю, капрал бросился к своему десятку. Никодим Иваныч уже седлал лошадь. Хоть и пехота, а все же в разведке положено было лошадей иметь. Правда, с Алексея наездник, прямо сказать, неважный… но все ж таки. Как драгуны - до врага доскакать, а там - спешиться, да в штыковую.
        Так вот капрал и действовал - по-драгунски. Уселся в седло, обернулся, махнул своим рукою - за мной. Да, подогнав лошадь, поскакал, как мог, следом за казаками по узенькой тропке-дорожке.
        Именно там, в той стороне, и скрылись турки. Где-то там, видать, и были припрятаны лодки - переправиться через Дунай. И лодки - большие, лошадей ведь тоже надо переправить, не бросишь же. Пока доскачут, пока погрузятся… Есть еще время догнать. Успеть бы!
        Впереди, с полверсты, неслись казаки, они и заметили первыми небольшую группу людей, придержали коней, охолонули.
        - Хто такие? - сверкнув очами, грозно вопросил есаул.
        - Хрестьяне мы, домнуле-господине, - сняв шапки, путники низко поклонились. - Паломники. В Негоешти идем. Обители святой поклониться.
        Есаул махнул рукой, казаки покивали да поскакали себе дальше - а что зря время терять? Негоешти, да - монастырь, здесь, рядом.
        Казаки-то ускакали… а вот разведчики задержались.
        - Странно как-то, - обернувшись к Никодиму Иванычу, негромко промолвил Ляшин.
        Придержав коня, старый солдат задумчиво пригладил усы и хмыкнул:
        - Ну, паломники. Обитель рядом. Что не так-то?
        - А ты глянь, как они ловко шапки сняли. Все, разом. Как будто кто приказ отдал. Не воинские ли это люди, а? Турки!
        - А зачем туркам в монастырь? Взять они его - не возьмут. Стены! А этих вон, - ветеран кивнул на паломников, - для осады-то маловато будет.
        - Так, может, они не для осады, - всматриваясь в толпу, досадливо бросил капрал. - Да и не к самому монастырю - к затону. За лодками! У них же теперь свои освобожденцы… да еще полон! Вот и не хватает лодок-то.
        - Тут рядом еще деревня… - вмиг сообразил Никодим. - Можно и там лодки взять.
        - А ну-ко, давай посмотрим - что за люди?
        - Здорово, братушки! - подъехав ближе, разведчики заулыбались, как и приказал Ляшин. Выказывали радушие, однако пистолеты с карабинами держали заряженными. Ежели что - только выхватить да стрелять!
        - Из каких краев будете?
        Положив руку на рукоять торчавшего за поясом пистолета, Алексей сурово сдвинул брови. Излишнее радушие выказывать нынче незачем. Местное население - валахи да болгары - хоть и улыбались русским, однако особой помощи не оказывали. Боялись. Кто его знает, как там все еще сложится? Чем закончится война, кто окажется сильнее? Вдруг да опять турки? Басурмане они, это верно, но ведь - привычное зло.
        - С Арджеши-реки, из села мы, домнуле-господин. А кто и из самого Букурешта.
        - Из села, говорите…
        Капрал покусал губу - прикидывал. Паломников - около двух десятков. Все молодые крепкие мужики - ни одной женщины или, там, подростка. Подозрительно? А весьма! Оружия при них не видать… Однако кинжалы да пистоли можно и под одеждой спрятать. Одежда… Какие-то плащи-хламиды - уж больно запыленные, грязные. Словно бы их специально в грязи валяли, да еще потоптались сапожищами. Под плащами… Хм… Внимательный взгляд капрала тут же выделил то, что ускользнуло от глаз казаков. Торопились казачки, да и нравов местных не знали.
        Одежка… Под хламидами-то… ага! Вон и суджери - турецкая воинская куртка синего сукна, а вот и субуны - распашные камзолы. Люди цивильные - всякие там купцы да прочие - камзолы кушаком подпоясывают, а военные - кожаными ремнями. Вон, как у того… или, вон у этого, усатого. Господи - а что за штаны у них? Ну, точно - короткие, широкие янычарские! И длинные чулки. При всей своей «отуреченности» местные христиане такую одежку не носят!
        Что ж… Ляшин покусал губу - думать нужно было, соображать как можно быстрее. Десяток разведчиков - минус Прохор - девять - против двадцати турок. В полон те не сдадутся - точно. Значит… Значит - быстрота и натиск! И - подать сигнал ускакавшим далеко вперед казачкам. Впрочем, те все же услышат выстрелы… Которые обязательно будут!
        Хотя… а вдруг - это все же паломники? Совершенно мирные местные люди. И получится, что русские солдаты их вот взяли и перебили! Ни с того, ни с сего. Это уж совсем негоже, совсем. Как бы спровоцировать их, что ли… Чтоб сами напали. Первыми. Если уж все же они - турки. Что-нибудь такое сказать, сделать… А, кого-нибудь одного подозвать да спросить что-то - и пусть перекрестится, что не врет! Правильно! Пусть перекрестится. Турки-то - магометане, уж точно креститься не станут.
        - А ну-ка, вот ты…
        Поворотив коня, капрал вытянул руку - подозвать первого попавшегося… И вдруг вздрогнул, увидев блеснувшие из-под крестьянской шапки знакомые синие глаза. И лицо было знакомым, еще бы! Тот самый левенды-лейтенант! Бретер-турок. Из полона, ага…
        Тот тоже узнал…
        Мгновение, доля секунды…
        Тонкие губы скривились в злобной усмешке. Угрожающе сверкнули глаза. Правая рука ловко нырнула под плащ… Сверкнул на солнце брошенный узкий клинок!
        Вне всяких сомнений, кинжал угодил бы Ляшину прямо в сердце! Однако капрал уже был начеку. Пригнулся, выхватил из-за пояса пистоль со взведенным курком. Клацнув, сработал пружинный замок. Ударил кремень по затравочной полке, высек искру… Выстрел!
        Тяжелая пуля попала прямиком в грудь незадачливому турецкому лейтенанту! Отбросила, швырнула бедолагу в кусты, в придорожный овражек! Что и говорить - судьба.
        Тут же разом ахнули карабины! Все вокруг заволокло плотным пороховым дымом. Однако турки наутек не бросились - храбрецы! Кто-то выстрелил в ответ, кто-то выхватил припрятанные ножи и ятаганы. Завязалась короткая схватка, страшная и кровавая… И преимущество здесь было у русских разведчиков: все же конные да при саблях! Все же двое солдат упало - ранены? Убиты?
        - Руби, братушки!
        Отдав жесткий приказ, Ляшин сунул за пояс пистоль - некогда уже заряжать - и выхватил из ножен трофейную турецкую саблю. Пустив коня на врагов, рубанул с оттяжкою, как учили, как, хвастаясь, показывал не так давно кто-то из удалых казачков…
        Тю, а вот и они! Явились, послали полдюжины молодцов, услыхав выстрелы. Да тут уж кончено было дело…
        Двое наших погибло. Один - ранен. Правда, легко в руку, но все-таки. Что же касаемо супостатов… кто убит, кто сбежал все же… Никого из тех, кого можно было бы допросить, не осталось.
        - За лодками они шли, - нагнав казаков, доложил Ляшин бравому подъесаулу. - За чем же еще-то?
        - За лодками? - сдвинув на затылок шапку, казак ненадолго задумался. - А что, так, верно, и было.
        Капрал же ковал железо, пока горячо:
        - Я вот думаю, может, нам эти лодки взять? Ну, одолжить на время. Коль уж их там турки ждут… А тут мы…
        - Ага, - покивал казачок. - Смекаю. Только - кто бы знал, где турки-то?
        - Осмелюсь доложить, ваш-бродь, - без особой субординации вступил в разговор Никодим Иваныч. - Где турки - тут ясней ясного. Где-то на бережку прячутся и недалече. Лодок ждут.
        - Вот тут и мы - с лодками, - Алексей поправил саблю. - А уже вам дадим знак - явитесь.
        - Ну, пусть так, - махнул рукой подъесаул. - Так и сговоримся. Вы, как вражин увидите, знак подайте. Ну, пальните два раза кряду в воздух. Ну и мы, ежели допрежь вас заметим - тоже известим.
        На том и договорились. И правда, куда как легче хитрого врага с двух сторон искать - и с воды, и с суши.

* * *
        Монастырские дали лодки не сразу, пришлось договариваться с игуменом, на что ушло как минимум с полчаса. Алексей все переживал - успеть бы! А ну, как турки не станут дожидаться добавочных лодок, обойдутся теми, что есть? Ищи их тогда, свищи. А с ними - и Прохора Анцыферова, угодившего невзначай в полон молодого солдата. Эх, Проша, Проша - да жив ли ты еще? Ну, коли турки за лодками отрядец выслали, то… Еще не все потеряно, еще есть надежда, что все пленники - по прикидкам человек с дюжину - живы.
        Турецкие солдаты, особенно наемное воинство - левенды, воевало не за просто так. Не только за жалованье, за деньги, но и - в большей степени - за добычу. Так что любой рейд без взятой добычи - даже и разведывательный - это не рейд вовсе, а так, бесполезная прогулка, пустая трата времени. К слову сказать, все солдаты в те времена добычу любили вовсе не менее турок, но европейские армии были все же поставлены хоть в какие-то рамки. И знаменитый воитель принц Евгений Савойский, и тот же прусский король Фридрих в первую очередь дисциплины требовали. Сперва устав соблюдай, а уж потом - все остальное. Кто же запрещает вражьи города грабить-то? Но грабеж - грабежом, а устав - уставом. Изволь соответствовать. А не будешь - расстрел. У турок же, даже у янычар, порядка было меньше. Хотя дисциплину и те поддерживать пытались - и весьма жестко.
        Монахи дали просителям всего-то три лодки. Правда, одну - большую, вместительную, о четырех веслах. Да больше разведчикам и не потянуть было! Всего-то семеро и осталось, ну, еще казачков попросили. Игумен обязательно наказывал лодки вернуть - ну, это понятно. Куда они, лодки, денутся-то? От ружейных пуль да сабель им вреда особого нет, ко дну не пойдут всяко.
        Усевшись на носу передней посудины, Ляшин до боли в глазах всматривался в низкий, заросший черноталом да ивою берег. Впереди виднелась широкая синяя лента - Дунай! Именно туда впадала протока, точнее сказать - речка Арджеш. По ней сейчас и плыли. Переговаривались вполголоса, а больше молчали, присматривались, держа оружие наготове.
        Алексей все думал - правильно ли плывут? Правильно ли решили - повернуть за мысом направо и дальше плыть по течению. Так ведь и да - правильно! На высоком противоположном берегу - крепость Туртукай с турецким гарнизоном и артиллерией. Именно там, вниз по течению верст пять-семь будет. Именно вниз - и туркам-то как раз в Туртукай надо. Тогда какой им смысл вверх по течению забираться?
        Капрал рассуждал вполне логично. Однако так ли думали турки? Может, как-то по-другому решили, всех-то их раскладов Ляшин не знал, догадывался только. Вот, должны бы вражины здесь, по бережку, в кусточках прятаться. Под ивами плакучими, в камышах, за рогозом. Вон, хотя бы тут - омуток, заводь - хорошее, удобное место.
        Что-то вдруг мигнуло с берега, ожгло, резануло глаза. Какая-то резкая вспышка! Словно кто-то зеркалом зайчик пустил… Ну, пусть не зеркалом - пусть подносом серебряным, медным…
        Вот снова вспышка! Солдатушки переглянулись - заметили, сложно было бы не заметить. И что это? Условный знак? Как-то на него ответить надобно? Или просто… ну, мало ли что там блестит?
        - Сворачиваем! - капрал решительно махнул рукой. - Готовьте оружие.
        Все головы разведчиков были обмотаны кусками ткани - треуголки сменились на тюрбаны, на чем настоял Алексей - для маскировки. Так вот и плыли…
        С левых бортов ударили весла, справа же, наоборот - застопорились, вспенили воду… Лодки разом повернули к берегу, погребли…
        - Эвон, Лексей, смотри-ка! - придвинувшись, зашептал Никодим Иваныч. - Под ивами-то… лодки, кажись.
        - Да то не лодки! То барки целые…
        - Турки!
        - Ага! Ну, вот они, встретились… Не ошиблись, значит… ага.
        - Казачкам знак подавать будем? - старый служака кивнул на пистолет.
        Ляшин отрицательно повертел головой:
        - Рано еще. Спугнем. Вот подплывем ближе…
        - Там вот дальше, за излучиной - Ольтеницы… - Никодим Иваныч всмотрелся вперед. - Селенье большое. Наши там.
        - А! - капрал неожиданно улыбнулся. - Это мы такой круг дали? Почитай, на место вернулись.
        - Ну да. Не пора еще стрельнуть-то?
        - Еще чуток подойдем.
        Весла мерно взбивали воду. Уже стали хорошо видны и лодки, и сами турки - в тюрбанах, в длинных камзолах, с саблями. Кто-то смеялся, кто-то махнул рукой. Приподнявшись, Алексей помахал в ответ. Вытащил пистолет, обернулся:
        - А вот теперь - пора. У кого пистолеты?
        - У меня, господин капрал.
        - Ну, давай, Авдей. Я первым стреляю, а уж ты - сразу следом. Да только не вздумай в небо палить. Так, ребята - суши весла! Кончайте, говорю, грести. Так и другим передайте.
        Лодки замедлили ход и почти застыли - здесь, в затоне, течение почти не чувствовалось.
        До берега осталось шагов сто или чуть поболее. Для пистолетного выстрела, пожалуй, что многовато. Ну, так, а что пуле-то зря пропадать? Вдруг да угодит в какого вражину? А не угодит, так испугает - мимо просвистит.
        Тихо было кругом, безветренно, начинался солнечный весенний денек. По российским меркам - так и вообще уже летний. Вон, теплынь-то. Птички поют, рыба на плесе играет. Красота! Чем не жизнь? Если бы не война, не турки. Турок надо было бить, надо. Турецкий султан завсегда крымского хана поддерживал, а уж крымцы - людокрады первые! Сколько горя от их набегов. Сколько слез, пожарищ, крови… Ничего! Разобьем турок - а там и до Крыма руки дойдут.
        Тщательно выцеливал - хотя какое тут, к черту, прицеливание! - какого-то дюжего турка в длинной зеленой накидке - фередже - поверх блестящей кирасы. Видно, начальник. Не этой ли кирасой знак подавали. Вон, рядом худой черт какой-то с подносом стоит… Ну да, поднос - круглый, серебряный…
        Грянул выстрел!
        Пуля конечно же не попала в турецкого начальника-командира. Угодила уже на излете в поднос, выбив его из рук худого. Тут же прозвучал еще один выстрел - Авдея Ниходова, солдата не молодого уже, но и не очень-то опытного. Так, серединка на половинку, но парень лихой, других в разведку не брали.
        Турки сразу же всполошились, забегали - выслали пару лодок наперехват. Правда, на берегу, за деревьями уже слышалось громовое «ура»! То казачки явились на условный сигнал. Быстро. Да и что им тут скакать-то было?
        Видно было - и хорошо слышно! - как с молодецким гиканьем вылетели казачки на плес, как выплеснулись на берег да взяли турок на сабли и пики. Быстро и для врагов - безнадежно. И без того потрепанные во время неудачного ночного рейда турки, как ни старались, достойного сопротивления организовать не смогли. Напрасно махал сабелькой начальник в кирасе и зеленой фередже. Домахался - полетел в воду с раскроенным черепом. Кое-кто из врагов, правда, попытался отстреливаться, засел в ивовых кустах. Казачки ударили прямым залпом из карабинов. Ну, ведь любо-дорого посмотреть! Только ошметки полетели. Что от ивы, что от вражин.
        Чу! Из зарослей камышей и осоки вдруг показалась пара узких челнов, явно направляющихся наперерез монастырским лодкам. В каждом - с десяток воинов, не считая тех, кто на веслах. Полетели стрелы… Пара нашли себе цель, поразив двоих казаков на большой лодке.
        - Пригнись! - резко ныряя на палубу, скомандовал Ляшин. - Заряжай! Пли!
        Заряжай - это он зря скомандовал. Ружья и так были заряжены, рявкнули залпом. Тяжелые пули вышибли пару весел, проломили борта челноков. Несколько турок попадали в воду.
        - Зар-ряжай! Лучников бей.
        Лучники - это было плохо. Пока перезарядишь пистолет или фузею… Этим же ничего не надобно. Знай, мечи стрелы, покуда не кончатся. А стрел-то - целый колчан.
        - Эх, вот у нас башкиры - тоже с луками… - завистливо пробормотал кто-то из казаков. - Вот бы их сейчас…
        Солдатушки работали споро. Усевшись на мокрое днище лодки, ловко затолкали шомполом бумажный патрон, насыпали на затравочную полку порох…
        - Стрелять по готовности. - Зарядив пистолет, Алексей осторожно высунул голову… и едва не получил между глаз стрелу! Хорошо, уклониться успел - просвистела, зараза, над левым ухом. Мимо! Стрела - не пуля.
        - Пли!
        Бахнули вразнобой, как и было указано. Тут уж расстояние невелико, тут уж не промахнешься!
        Вот еще один турок полетел в волну… за ним другой, третий… Тут только вражины задумались, повернули свои челны, поставили поперек течения…
        Да только зря! Отвалив от берега, уже поспешала по помощь разведке широкая трофейная барка. Те, что в челноках, заметили ее уже поздно - когда грянул залп!
        - А-а-а! Вот вам! - переведя дух, злорадно захохотал Авдей Ниходов. Приложившись к ружью, выстрелил… - Вот вам, басурмане, вот!
        Никодим Иваныч между тем навострил глаза:
        - Ужели Проша? Лексей Василич, глянь!
        И впрямь - на носу барки примостился пропавший Прохор Анцыферов, целясь во врагов из трофейного мушкета. Выстрелил… Застил все барку дымом…
        - Прохор, эгей! - когда дым рассеялся, Алексей помахал рукой. - Ты жив там, как?
        - Да жив! - молодой воин радостно заулыбался. - Басурмане побили малость, а так… Ну, я им счас, ага…
        Парень вновь приложился к мушкету… только вот стрелять уже было не в кого. Полупустые, с редкими оставшимися трупами, челны медленно уносило течение. Кто-то из раненых турок все же еще пытался грести…
        Преследовать не стали.
        - Черт с ними. Кто уж спасся - тому дьявол помог, - раскуривая трубку, заявил подъесаул.
        Монастырские лодки одна за другой причалили к берегу.
        - Гляди-ко, тут у них еще и добра сколько! - выбравшись на берег, радостно оглянулся Ниходов.
        В большой плоскодонке, полувытащенной на прибрежный песок, лежали свернутые в рулоны ковры, кованые сундуки, одежда, золотая и серебряная посуда - в том числе и подносы - и прочее добро, награбленное турками в прибрежных селениях, а то и в русском обозе.

* * *
        Свой небольшой отряд в количестве около двух тысяч человек Суворов получил еще в начале мая. Все понимали, что генерал-майору, герою войны в Польше, дали роль простого полковника. Отправили на передовую с такими куцыми силами, что предпринять ничего серьезного будущий генералиссимус просто не мог.
        Однако по виду отца-командира никто бы не мог сказать, будто бы тот погрузился в уныние. Отнюдь!
        - Ах, молодцы, молодцы лихие! - от души смеялся Суворов, узнав итоги разведывательного рейда. - Лодки, говоришь, попросили. И что, дали монахи? Так вы их вернули уже, лодки-то?
        - Ой, господин генерал-майор, - почтительно стоявший у командирской палатки капрал виновато развел руками. - Забыли, поди, отдать-то! Я сейчас побегу, напомню.
        - Потом напомнишь, - опустившись на раскладной стул, Александр Васильевич вытянул ноги.
        Высоко в небе припекало солнце. Пахло сухой травой, цветами и еще чем-то таким, родным… Сенокосом пахло!
        Ах, сенокос, сенокос. Все солдатушки да и многие унтеры были из крестьян, что такое сенокос - знали. Вот и сейчас вспоминали многие.
        - Эх, пойдем, бывало, сено косить. Не на день - на неделю-другую. На одном лугу - мы, на другом - дальняя деревня. Девки! Шалаши, костры. Вот тут и женихаться! Песни до утра и там… это…
        - Дак, когда и косить-то? Коли всю ночь проженихаешься?
        - Вот и я к тому…
        Впрочем, капрал Ляшин этих рассказов не слышал - все у палатки стоял, ждал распоряжений!
        И таковые последовали. Ну, так ведь не зря же Александр Васильевич к себе сразу после совета штабного вызвал! Не просто же лясы поточить.
        - Лодки, говоришь…
        Суворов задумался, прикрыв глаза рукою, то ли от солнца, то ли так лучше ему думалось.
        - Значит - лодки! Нам, братец ты мой, надобно Туртукай потрясти. Ну, не взять даже, а так - тряхануть… чтоб турок отвлечь от Силистрии. Ну, а даже и взять… - тут Александр Васильевич неожиданно улыбнулся. - Да уж. Мысли, взять - это нехудо выйдет! Правда, там гарнизон четыре тысячи, а нас всего две… Ну да не числом воюют - уменьем! А? Как мыслишь, капрал?
        - Если надо - возьмем! - вытянулся Ляшин. - Не числом, так уменьем. Лодки, думаю, на Арджеше-реке можно найти. И монастырские, и деревень рыбацких там много. Найдем лодки, ваше превосходительство. Найдем.
        - Молодец! - генерал-майор одобрительно тряхнул кудрями. - Сегодня и отправимся. И за лодками, и так… посмотреть. Что к чему - прикинем. Казачки-то как с лодками?
        - Гребут исправно!
        - Ну так, чай, с Дона! К гребле с детских лет привычные. Их за весла и посадим. Когда лодки найдем.

* * *
        На следующий день уже и отправились, сразу с утра, едва успев отдохнуть после вчерашней схватки. Сам Суворов с верным денщиком и хорунжим Епифаном, казачий разъезд и разведчики - Ляшин, Никодим Иваныч и спасенный из турецкого плена Прошка.
        Последнему вчера выписали на орехи, чего уж! Хлебнув бражки, допытывались: как это его угораздило в полон попасть?
        - Да как, как… - Прохор смущенно хлопал глазами. - Да вот так! Одного басурмана на штык, второго… А тут - бум! Что-то в башку прилетело. Очнулся уже связанный, в лодке. Вокруг - турки. Лопочут по-своему, смеются. Пошевелиться не дают - сразу ногами пинают. Ну да я извернулся. Уже потом, как пришел в силу… Да и у басурман замятня вышла - погоню заметили. Тут и я ослобонился. Стукнул стражника кулаком, своих развязал, да…
        - Ну, дальше мы видали. Герой!
        - А шишка-то у тебя знатная! Чай, не пушечным ядром?
        - Ядром-то ему бы башку снесло!
        - Знаю, что снесло б. Шуткую!

* * *
        На реке Арджеше, у монастырских рыболовных мест - тоней, и остановились. Александр Васильевич с казачками наскоро усвистал в Негоешти, договариваться с игуменом насчет лодок. От речки до монастыря было верст десять. Пока туда, пока там, обратно еще - часа на два-три, не менее. Те лодки, что брали вчера, вчера же и вернули, уже ближе к ночи - пригнали к монастырским рыболовным мосткам - тоням.
        - Что ж, выходит, нам опять эти лодки спрашивать? - усмехнулся Никодим Иваныч. - Тогда бы и не возвращали уж. Сговорились бы так.

* * *
        Нынче о монастырских лодках беспокоился сам командующий, делом же разведки было с той же целью обойти все окрестные деревни. Ну, и осмотреться - что тут да как.
        Лодки Алексей нашел не сразу - то есть мостки-то у каждой деревни имелись, только вот местным крестьянам не очень-то хотелось расставаться со своим добром даже на время и за приличные деньги. А вдруг да что как? Ядро турецкое лодочку разнесет в щепки или еще что-нибудь такое случится.
        - Вот ведь люди! - ругался Прохор. - Мы их от турок ослобоняем, а они… Хрестьяне называются - тьфу! Жадные - хуже турков.
        - Да уж, они такие, - присев на плоский камень на околице одной из деревень, Никодим Иваныч раскурил трубку и блаженно зажмурился, наслаждаясь неярким, скрывшимся за полупрозрачное облачко, солнышком. Добрый нынче выдался денек - не жаркий и не дождливый. В такой сено косить хорошо.
        - К туркам-то они привычны, - ветеран выпустил изо рта клубы дыма. - Завсегда при них жили.
        - Что ж, не примучивают их турки-то?
        - Примучивают. Да, похоже, не особо. Бар здесь никаких нет, крепостных - тоже. Начальство турецкое далеко, янычары раз-два в год наезжают. А так - старосте своему подчиняются да подати платят. Чего не жить?
        Усевшись рядом, в траву, Ляшин покачал головой:
        - Ох, Никодим Иваныч, крамольные ты речи ведешь! Сейчас скажешь - под турком-то местным лучше, чем при нас.
        - Не лучше - привычнее. Они турку кланяются, а наши крестьяне - барину. Что турок, что барин - все, что хотят, могут. Крестьяне для них ровно скот. Турки так ведь их и зовут - скотина, райя.
        - То-то я и смотрю - не особо нам местный люд помогает, - покачав головой, Прохор задумчиво посмотрел в небо, - но и не мешает. Так, живут, как и жили.
        - Думаю, и при нас они так же будут жить, - жуя травинку, философски заметил капрал. - Не лучше, но точно не хуже. Только подати будут не турку платить, а матушке Екатерине. Может, даже и поменьше чуток.
        - А может, царица-матушка вообще их от всяких податей ослобонит!
        - Может, но ненадолго. Говорю же - все так и останется. Как жили, так и будут жить - слободами. В крепостные их, чай, не отдадут, все землица сия - государевой будет. Однако вера - Христова!
        - Вот за Христову-то веру могли бы лодки и бесплатно дать, - Прохор недовольно сплюнул и, вздохнув, посмотрел вдаль. - Помнится, была у меня в деревне зазноба… Так барин ее… гостям…
        Больше ничего не сказал парень. Посмурнел лицом, задумался.
        - То так, Проша, - выплюнув травинку, негромко протянул Алексей. - Однако, думаешь, свободным жить легче? За тебя, за всю твою жизнь - барин думает, а здесь - командиры. Считаешь, думать да за других отвечать - просто? Люди-то и за самих себя отвечать не приучены… а, Никодим Иваныч?
        Старый солдат хмыкнул и принялся выколачивать трубку о камень. Вытряхнув пепел, скосил на командира глаза да промолвил лукаво:
        - А у тебя, Алексей Василич, мысли-то покрамольнее моих будут!

* * *
        Лодки все же нашли, и довольно быстро. Кто-то дал с удовольствием, едва завидев в руках ветерана звонкие серебряные монеты. Кто-то не хотел давать, смотрел с явной враждебностью и подчинился лишь нехотя, со страхом и тщательно скрываемой злобою. Впрочем, нашлись и такие, кто отдал свой челн с радостью, и даже бесплатно - за-ради единоверцев! Вот так. Разные люди здесь жили. Разные.
        Ближе к обеду явился Суворов, сразу же послав часть казачков в лагерь - за гребцами. Александр Васильевич выглядел довольным, шутил и фальшиво насвистывал какой-то военный марш. Похоже было на то, что с игуменом сговорились, ко всеобщей выгоде.
        - Ну, теперь можно и глянуть - что тут да как. Седлай коней, разведка!
        - Господин генерал-майор! - подскочив, Алексей выпятил грудь. - Разрешите доложить?
        - Ну, докладывай.
        - Господин генерал-майор, Александр Васильевич, осмелюсь доложить - лучше бы на лодках проплыть, чем на лошадях. Местность тут разная - то кусты, то буераки. Лошадка-то может и не пройти, а вот челны… Тем более и искать ничего не надобно, эвон, лодок-то у нас нынче - ого-го!
        - Эге-ге! - скривившись, передразнил Суворов. - Хитер ты, парень, как я погляжу. Это уже не доклад - это предложение… И… хм… - не такое уж и плохое. Ладно, лодки так лодки… Давай на весла… Епифан! Ты тоже со мной. И ты, и ты…
        - И я, господин генерал-ма…
        - А, разведка! Ну, как же без вас?
        Отплыли на тех челноках. Выбрали, чтоб поуже, побыстрее. Лихо спустились вниз по течению, к заросшему осокой мысу. Сразу за мысом блестел нестерпимой синью Дунай.
        Как выплыли к большой реке, командующий приказал держать ближе к берегу, к затону. Взял у Епифана подзорную трубу, приложил окуляр к правому глазу, внимательно осматривая противоположный - турецкий - берег. Высокий, с кручами… Посмотрел, покусал тонкие губы… и неожиданно передал трубу Ляшину:
        - А ну-ка, капрал, глянь. Посмотрим, что скажешь.
        Алексей всмотрелся… кое-что он приметил сразу, еще из лодки, так сказать, невооруженным взглядом, теперь же представилась возможность рассмотреть все гораздо подробнее.
        - Ну-ну, не молчи, капрал! - Суворов нетерпеливо дернулся. - Давай, говори, что видишь.
        - Вижу кручу… Камни, кусты… - перечислил Ляшин. - Камни эдак плотненько сложены. Не похоже, чтоб сами собой… Блестит что-то… Ага - пушки!
        - Молодец! - хмыкнув, генерал-майор одобрительно рассмеялся. - Турецкую батарею заметил.
        - Там, левее - еще одна… А чуть ниже - воинский секрет. Наблюдатели.
        - С чего так решил? - Суворов по-настоящему удивился, даже приподнялся в лодке, словно собрался вот прямо сейчас, как есть, в сапогах и мундире, прыгнуть в воду и добраться до того берега вплавь - там и рассмотреть все пристально.
        - Дымок, ваш-бродь, - вполголоса пояснил разведчик. - Во-он, над черноталом. На костер не похоже, на пожар - тем более. Думаю, табачный дым. А кто там может курить?
        - А ну, дай-ка трубу… - отец-командир вновь приник к окуляру. - И впрямь - дым. Точно - табак. Ага, вот и турки… Наблюдатели, да! Молодец, капрал - глазастый. Я-то их поначалу и не приметил…
        Передав трубу Епифану, Александр Васильевич приказал медленно грести вниз по течению. Сам же задумался, вытянув ноги… Разговаривал эдак негромко, вроде бы сам с собою:
        - Значит, устье Арджеши-реки у врага полностью под контролем. Тут тебе и артиллерия, и наблюдательный пост. Незаметно не прошмыгнешь. Ночью разве что… Хм… ночью…
        - А луна, господин генерал-майор? - не выдержал Ляшин. - Может, лодки незаметно вниз по течению переправить… версты на две, на три… Ну, если и там пушек нет…
        Суворов саркастически хмыкнул:
        - Ну, ты мне еще посоветуй, поди! Хотя… в чем-то ты прав, да… Ночью - да! Но и не здесь… Сейчас проплывем, глянем. Эй, гребите шибче! Ага… Придумать бы теперь, как нашу лодочную ораву мимо вражеского секрета провести. Ночью… да, но луна. Да и лодок у нас - почти целый флот!
        - А если по берегу, на подводах? - снова влез Ляшин.
        На этот раз командующий его не одернул.
        - На подводах, говоришь? А что? Всего-то версты на три… Епифан, слыхал? Займешься.

* * *
        Как ни прикидывай, а для разведки боем Суворов мог выделить всего-то человек пятьсот - против четырех тысяч турок. Ну, на то и разведка… Не крепость же брать… хотя… Эх, еще бы столько же!
        - Вестового ко мне! Так… живо скачи к Салтыкову, он тут недалече, знаешь, где. Граф. Почитай, наш сосед. Вот и путь по-соседски людишками-то и поможет. Нам бы еще человек пятьсот пехоты… Ну, что даст. В письме все написано. Вперед!
        - Слушаюсь, ваш-с-тво!
        Отдав честь, вестовой прыгнул в седло и тут же умчался - только пыль под копытами заклубилась.
        Генерал-майор, один из признанных героев этой войны, граф Сергей Владимирович Салтыков выделил лишь пятьсот карабинеров. Что смог. Карабин - не тяжелая убойная фузея со штыком, в рукопашную действовать им, мягко говоря, несподручно. Да и метко стрелять… Что карабин? Просто короткое кавалерийское ружье, которое можно было носить за спиною да использовать при нужде. Какой там, к черту, в кавалерии штык? Какая меткость? Ну, насчет меткости - попробуй-ка метко постреляй с коня на скаку! Так что не в меткости дело - в удобстве. Из тяжелых ружей - фузей - тоже особо метко не выстрелишь. Исход боя тогда решали залпы! Иногда - всего один, но удачный. Ездящая пехота - драгуны - сражающиеся в пешем строю, имели уже не карабины, а специальные драгунские ружья, обычных пехотных ненамного короче и легче.
        - Эх, не карабинеры нам бы нужны - пехота! Ну, что есть - то есть.
        Посетовав, Суворов махнул рукой и приказал всем строиться.

* * *
        В последнюю, перед «поиском»-рейдом ночь десятку Ляшина вновь выпало нести караул. Просто подошла очередь. Можно было бы, конечно, поменяться… но ведь не с Хлудовым же! Тот еще гад, хуже турка. Разве что… А, впрочем, выспаться можно и днем, после караула. Как раз перед рейдом.
        И вновь расположились засадою у реки. На этот раз - у Дуная. Ночь выдалась не то чтобы холодная, но… какая-то промозглая, что ли. На Ляшина даже озноб напал - иль это от волнения перед завтрашним рейдом?
        Выбравшись из караульной палатки, молодой человек поежился да, помахав «для сугрева» руками, отправился проверить пост.
        - Стой! Кто идет?
        - Ревель!
        - Нарва! Проходи… Что, Лексей Василич, не спится?
        - Да какой тут, к ляду, сон!
        Можно было не сомневаться, разведчики несли службу исправно, на посту никто не спал, не курил даже. Впрочем, из курящих тут был один Никодим.
        - Что, Никодим Иваныч, так трубку-то и не раскурил?
        - Дак приметно больно - огонь, - тихонько посмеялся старый служака. - И запах еще. Вдруг да кто подберется - точно учует.
        - Это верно, да…
        Где-то недалеко, справа, вдруг послышалось лошадиное ржание и стук копыт. Караульные сразу же напряглись, приготовили ружья…
        - Эй, где вы тут? Ревель! - подъехав, промолвил кто-то из всадников.
        - Нарва, - с облегчением отозвался Ляшин.
        Свои. Казачий разъезд. Да и откуда здесь чужим-то взяться?
        - Что там, братцы? Тихо все?
        - Да покуда тихо.
        Захрипели лошади. Снова стук копыт. Стихло все… Лишь месяц висел в черном ночном небе в окружении мигающих звезд.
        Судя по месяцу, через час следовало сменить пост. Поставить вместо Никодима с Прохором Авдеева… и еще кого-нибудь с ним - и тех уже до утра. Самому же… пойти вздремнуть, что ли? А что?
        Снова заржала лошадь. Резко так… и вдруг так же резко ржание оборвалось. Опять казачки… Ну, их тут нынче много.
        - Одначе нехорошо, - прислушиваясь, озабоченно молвил ветеран.
        Капрал резко повернулся:
        - Что нехорошо, Никодим Иваныч?
        - Да лошадь. Словно бы ей ноздри заткнули. Ну, чтоб не ржала.
        - Думаешь, не казаки это? Кто-то чужой?
        - А что, Алексей Василич, думать? Глянуть надо. Там дорожка есть… как раз от реки.
        - Так глянем. Прохор, пошли… Осторожно только - ноги не поломай.
        Насчет ног господин капрал пошутил - хоть здесь, в зарослях, и темновато, несмотря на лунную ночь, однако места кругом давно уже были обхожены и хорошо караульным знакомы. Каждый камень, каждый кусток, каждая ямка.
        Так что шли спокойно, уверенно даже. Не то чтоб как по столичному Невскому, но как-то вроде.
        Первым неладное заметил Прохор. Присел резко - за ним и Ляшин. Пока что - не думая. Чтоб луна в спину не светила.
        Впереди, за ивами, фыркнула лошадь.
        - Лошади… - прошептал молодой солдат. - Навозом пахнет - чую. Не одна лошадь…
        - Казачки? - вслух предположил капрал. - Если они, то почему так тихо? Наши донские парни обычно не шибко стесняются. Даже в разъезде могут лясы точить. Что-то я никаких разговоров не слышу…
        - Не, говорят… Бормочут что-то. Ну, тихо так… Может, поближе, к кустам. Там луг заливной… В ночном кто-то? Пасет лошадей?
        - Тогда бы костры жгли!
        - Да уж. Костра что-то не видно. И дымом не тянет…
        Караульные осторожно прокрались к ивам. Затаились, глянули на заливной луг…
        - Мать честная! - Прохор едва не выругался. Еще бы!
        Над лугом, над серебристой травой бесшумно плыли кони! То есть не плыли, конечно, так, шли себе… А всадники спешились, вели лошадей под уздцы… Интересно, с чего бы казакам спешиваться?
        Да, потому что не казаки это были! Совсем не казаки.
        - Турки! - с ненавистью ахнул Прохор. - Вот ведь сволочи! Переправились где-то уже…
        - Давай-ка быстро отсюда… - шепот капрала казался просто шелестом листьев. - Ты - к нашим, предупреди. Я - к казачкам.
        - А вдруг вражины…
        - Не успеют! Казачки-то совсем рядом.

* * *
        Магомет Конаклы, Конаклы-эфенди, лейтенант, командир конного бейлика, был нынче доволен судьбой. Ну, везло! Везло же, слава Аллаху, всемилостливому и милосердному. Был простой человек и вот уже лейтенант, эфенди! Там, глядишь, дорастет и до бея - а бей это уже совсем другой коленкор! Такое звание и наследникам передать не стыдно. Правда, пока что не было у Конаклы-эфенди наследников, как не было и жены. Ничего, скоро и жены, и наложницы будут, да еще и богатство! На то она и война! Вот кем бы он, Магомет Конаклы, был без войны? Водоносом в Измире? Хорошо, обратил на себя внимание бея, а тут как раз и война. Поначалу - простой солдат-сипах - Магомет быстро снискал среди сослуживцев нешуточное уваженье и страх, тоже нешуточный. Потому что смел был, быстр, как лесная лань, и еще - жесток. Жесток и со своими, и - тем более - с неверными. Ах, как нравилось Магомету рубить головы врагов! Вот ведь счастье-то! Ну да - настоящее воинское счастье, и он, Магомет Конаклы, это свое счастье нашел. Нынче он уже не простой сипах, а лейтенант, эфенди, и не в пехоте. Хотя, конечно, драгуны-секбаны не совсем конница
- бьются-то в основном пешими. Ну и что с того? Все равно - на конях! Быстрота, удаль, натиск! И все вражеские обозы - твои. И еще - маркитанты. Маркитантки… рыжие гурии, ах… Одной такой Магомет недавно сломал спину. Гордая слишком была! Можно было бы еще содрать с живой кожу - так померла, змея. Ну, туда и дорога. Еще будут гурии. Много. Еще не с одной можно будет кожу содрать. На то и война. И он, Конаклы-эфенди, на этой войне - не последний. Хоть и небольшой, но начальник, командир местных войск - йерли кулу. Вообще-то «йерли кулу» - «местные рабы» - те еще были вояки! Но Конаклы-эфенди их вымуштровал, запугал, как мог, и теперь - любо-дорого посмотреть. Не на всех, конечно, но хотя бы на большинство. Орлы! Молодцы один к одному. Бесшабашные, жестокие, храбрые.
        Нынче лихой рейд! Побить урусов, пограбить обоз, заодно прихватить девок из местных деревень, урусам покорившихся. Девок поначалу - на круг, потом - на рынок. Продать - хороший будет бакшиш, якши!
        - Якши! - хищно ухмыльнувшись, Магомет погладил эфес сабли и, поправив фереджи, бросил взгляд на своих подчиненных.
        Хорошо шли! Не шли - плыли. Как корабли, плыли по серебристому лугу, залитому лунным светом. Беззвучно, словно в волшебном сне. Уже скоро и по коням, в седла… И - в бой! Возникнуть в ночи неожиданно для врага, налететь, разбить, разгромить… Эх, вдосталь помахать саблей! Пусть верный клинок этой ночью напьется крови врагов. Досыта! Алла иль-Алла! Аллах велик и все мы - дети его.
        Еще раз поглядев на луг, на мерцающую в окружении звезд луну, Конаклы-эфенди прикинул, что пора бы и начинать. Обернулся, вытащил саблю… Но скомандовать ничего не успел!
        Резко разорвав тишину, вдруг прозвучали выстрелы! Шальная пуля попала Магомету в шею. Лейтенант захрипел, повалился в траву безжизненной куклой. Дух его покинул тело, устремясь… в кущи ли райские или совсем уже наоборот - кто бы знал?
        Потеряв лихого своего командира, турки оказались в растерянности. Это же были не столичные войска и не янычары, а всего лишь местные - йерли кулу. От таких ждать геройства без командирского пригляда - зря время терять.
        Тем более было от чего прийти в растерянность! Откуда-то слева вылетели вдруг, казалось, прямо из ночи, неудержимые демоны верхом на черных конях! Громыхнули, плюнули огнем пистолеты и карабины, грозно сверкнули сабли и наконечники пик.
        С молодецким гиканьем помчалась казацкая лава, не давая пощады врагам. Наискось, по всему лугу. Ударила туркам во фланг, неожиданно, жестко. Большая часть врагов погибла тут же, кто-то угодил под саблю, кто-то под пику, а кое-кто и пулю словил. Как молодой командир отряда, эфенди, лейтенант.
        Серебряная трава окрасилась вражеской кровью, и казалось, кровавой стала луна. Часть турок все же пытались спастись - бежали к реке, к Дунаю, бросив всё. Спаслись ли? Скорее всего - да, никто ведь их толком и не преследовал. Так что - спаслись. Если не утонули в реке. Дунай широк - переплыви, попробуй!

* * *
        За этот ночной бой весь караул Ляшина удостоился личной благодарности отца-командира. Суворов ведь тоже этой ночью не спал, все планировал, как лучше провести рейд. И тоже решил - ночью. Как вот эти турки. Только туркам не повезло… Повезет ли русским?
        - Турок не дурак, однако, - встречая рассвет, Никодим Иваныч раскурил трубку. - На том берегу у него и пикеты, и пушки. И еще - крепость целая!
        - Ну, крепость, чай, штурмовать не будем, - присаживаясь рядом с ветераном на старое, поваленное ветром, дерево, покачал головой Прохор. - Сказано же - разведка боем. Поиск! Ну и вниманье врагов отвлечем для вящего нашего наступления.
        - Все так, - Ляшин, прищурясь, посмотрел за реку, словно бы заглянул в глаза неприятелю. - Однако как там пойдет - видно будет.
        - Вот то-то и оно, - поддакнул старый воин. - То-то и оно.

* * *
        Наступало утро, по-южному быстрое, взорвавшее ночь яркой солнечной вспышкой. Побледнев, резко погасла луна, и словно бы кто-то потушил звезды. Лишь одна Венера осталась и еще долго горела ярким белым фонариком. Растаял, растворился почти без остатка утренний полупрозрачный туман, скрывавший берег. Зажглись, вспыхнули золотом вершины деревьев - высоченных буков и грабов. Радуясь погожему дню, заиграла на плесе рыба, заскользили над самой водой синие стрекозы, а над заливным лугом появились разноцветные беззаботные бабочки. Специально отряженная команда собирала трупы. Коль есть время, так, стало быть - похоронить. Негоже людям - пусть и врагам, и нехристям - так вот, в траве, валяться, словно какая-нибудь никому не нужная падаль.
        Подобрали и бездыханное тело Магомета Конаклы-эфенди. Молодой солдатик снял портупею, прибрал пистолеты, огниво, кинжал. Подумав, стащил и фереджи - то ли халат, то ли плащик. Пес его знает, что. Так ведь и не носить взял - маркитантам. Вещь добротная, дадут справно.

* * *
        Ночь на десятое мая 1773 года выдалась светлой. Ярко сверкали звезды. Мерцающая лунная дорожка тянулась через всю реку, от одного берега к другому. Казалось - ступай да иди себе по узенькому серебристому мостику. Шагай до самого Туртукая.
        Казаки, егеря и астраханцы, соблюдая полнейшую тишину, сноровисто погрузились в лодки. Все произошло быстро, без суеты и лишних разговоров. Выстроились на берегу…
        - Левое плечо… вперед…
        Никто не кричал, ротные отдавали команды вполголоса, солдаты действовали проворно и четко. Уселись в лодки по взводам-десяткам, сообразуясь с заранее намеченной разметкой. От большого серого камня до смородиновых зарослей - казаки, от смородины до камышей - астраханцы, ну а дальше уже - егеря и присланные графом Салтыковым карабинеры.
        - Посадку закончил! - усевшись на носу лодки, доложил Ляшин.
        Негромкие голоса унтеров слышались один за другим, по всему берегу. Не орали, но опять же, особо до шепота не опускались, понимали - рано или поздно турки все равно заметят неладное. Такую ораву лодок - пятьсот человек - не скроешь! Ну, лучше бы, конечно, попозже заметили, да тут уж как Бог даст.
        По команде солдатушки взмахнули веслами. Поплыли. Алексей бросил взгляд на своих - все выглядели сосредоточенно, в соответствии с предстоящим делом. Сидели тихо, лишь глаза сверкали в свете луны. Взамен убитых во «взвод» Ляшина добавили еще трех карабинеров из тех, что прислали в подмогу. Карабины, да, выглядели весьма хлипкими, не то что солдатские пехотные ружья, из коих не только стрелять можно убойно, но и действовать штыком, прикладом.
        - Как в атаку пойдем, в средине каре становитесь, - на всякий случай предупредил Ляшин.
        - Да уж понимаем, господин капрал, не дети малые, - один из карабинеров - дюжий усатый молодец - усмехнулся, поправив на голове франтоватый кожаный шлем с перьями. В таких шапках удобно было метать фитильные «бомбы» - гранаты или «гренадки». И припасы эти у карабинеров имелись. Хоть и не гренадеры, да.
        Ну, хоть так. А вообще, с виду - парни бравые.
        - Интересно, доплыли уже до середины? - орудуя веслом, вслух прикидывал Прохор. Сам себе же и ответил так же вот, отрывистым шепотом: - Наверное, да. Доплыли. Вон уж и крепость видать.
        Башни Туртукайской крепости и впрямь уже стали хорошо заметны на фоне неба, светлого от луны и звезд.
        - Однако скоро и…
        Впереди - казалось, совсем рядом - вдруг громыхнул выстрел. Потом еще один - и еще.
        - Заметили! - с досадой бросил Авдеев.
        - А ты как хотел? - дюжий карабинер хмыкнул и презрительно сплюнул в воду. - Этакую-то прорву и не заметить? У турка, чай, тоже пикеты выставлены.
        - А ну, парни! Пли! - передали по цепи с соседней лодки.
        Турки стреляли вразнобой, горохом, словно собаки лаяли. Пули уносились в ночь, падали в воду, почти не причиняя вреда.
        - Тоже еще, стрелки…
        Приложившись к карабину, усач произвел выстрел, целясь в направлении вспышек турецких ружей. Пальнули и остальные, все, кроме гребцов.
        - Ну вот, в белый свет как в копеечку!
        - Скорее - в черный.
        По команде капрала все принялись перезаряжать ружья… С башен крепости громыхнули пушки. Ядра пронеслись над головами солдат, упали где-то далеко в реку. В ответ им заговорили орудия с русского берега. Над Дунаем разразилась настоящая канонада, гром оружий и ружейные залпы, наверное, были слышны и в самом Букуреште!
        - Никудышные стрелки турки, - снова позлорадствовал дюжий.
        - Да уж, артиллеристы они неважные, - забив в ствол бумажный патрон с мерою пороха и пулей, капрал махнул шомполом. - А похоже, братцы, - приплыли. Ну, пошли, помолясь…
        С берега уже доносился бравый голос капитана:
        - Причаливай! Выходи… В каре - стройся!
        - Егеря-а! Стройсь!
        Алексей почувствовал, как нервно забилось сердце, влекомое громыханием пушек и выстрелами - музыкой начинающегося боя.
        Дробно забили барабаны. Затрубила труба, взвизгнули сигнальные флейты.
        Высадившиеся астраханцы споро выстроились в два каре. Одним командовал полковник Батурин, вторым - подполковник Мауринов. Ляшинский «взвод» подчинялся Батурину.
        - Кто не зарядил еще… Заряжай! Примкнуть штыки! - снова скомандовал ротный.
        - Ну что, братушки-молодцы! - совсем рядом вдруг возникла щуплая фигура командующего верхом на белом коне. Окинув взглядом солдат, Суворов взмахнул шпагой: - Православные! Чудо-богатыри! Ужо покажем нынче нехристям!
        - Покажем, господин генерал-майор!
        - Ужо высыплем турку!
        - Молодцы! Слушай мою команду… Подполковник Мауринов!
        - Я!
        - Давай со своими молодцами на левый фланг. Там лагерь паши с батареей! Батарею разгромить к черту. Лагерь - разрешаю разграбить! Задача ясна?
        - Так точно! Разрешите исполнять?
        - Вперед! Впереди колонны - россыпью - егеря и карабинеры.
        Отряд Мауринова исчез в полутьме, озаряемой частыми зарницами выстрелов.
        - Полковник Батурин… - между тем продолжил Суворов. - Идем вдоль берега, на правый фланг. Карабинеры - вперед. Россыпью.
        Печатая шаг, солдаты двинулись вслед за своим командиром. Александр Васильевич во главе колонны, верхом, чуть позади сгинувших в ночь карабинеров.
        - Колонны и рассыпные егеря, - улучив момент, одобрительно молвил Никодим Иваныч. - Этак граф Петр Румянцев делал. Под Кольбергом.
        В относительном спокойствии солдатушки шагали недолго. Как только повернули с берега к вражеской батарее - так турки тотчас же открыли стрельбу! От грома орудий заложило уши! С отвратительным воем проносились над головами ядра, парочка все же угодила в гущу солдат - кому-то оторвало ноги, а кому-то и голову.
        - Вперед, вперед, чудо-богатыри! - неутомимо подбадривал Суворов. - А ну, всыпьте вражинам!
        Грянул ответный ружейный залп. Колонна обернулась несколькими линиями. Сначала стреляли солдаты первой линии, затем опускались на колено, перезаряжали ружья. Тем временем стреляла вторая линия, затем - третья…
        Правда, пушки были укрыты за земляной насыпью, так что русские пули пока что причиняли врагу мало вреда.
        И Александр Васильевич сие очень хорошо понимал! Как и то, что с рассветом меткость врагов значительно улучшится. А если еще применят картечь?
        - Эх, братцы-молодцы! Пуля - дура, штык - молодец. Батурин…
        - Примкнуть штыки! В атаку… арш!
        - Ур-ра-а-а-а!!!!
        Русские бросились в штыковую неудержимой лавой! Подхватив ружье убитого сотоварища, Ляшин ворвался на насыпь одним из первых. Какой-то здоровенный турок бросился на него с саблею, замахнулся… и, получив штыком в живот, мешком осел наземь, зажимая дымящиеся, вываливавшиеся наружу кишки.
        Завязалась короткая схватка. Редкие выстрелы, крики и стоны - все смешалось, и неожиданно быстро закончилось. Не выдержав натиска, турки бежали, надеясь укрыться за стенами крепости… которую им вообще-то надобно было прикрывать…
        - Ур-ра-а-а!!! - предчувствуя близкую победу, радостно закричали солдаты.
        Что-то громыхнуло, словно бы десять орудий выстрелили разом! Взорвалась одна из пушек… Совсем рядом с появившимся на земляном валу верховым - Суворовым.
        Когда рассеялся дым - всадника не было.
        - Суворов! - первым опомнился Ляшин, он и был-то к орудию ближе других, так, что от взрыва заложило уши.
        Следом за капралом бросился верный ординарец, денщик, за ним и Епифан, хорунжий…
        - Александр Василич… эгей!
        Бросив ружье, капрал рванулся к насыпи… Вон убитый конь… и рядом - командующий. Бледный, с окровавленными лосинами и ботфортом.
        - Александр Василич, жив?
        - Да жив, жив, братцы. Только вот нога…
        Суворов поморщился, пытаясь подняться. Не смог, и Епифан с ординарцем подхватили своего командира на руки, понесли…
        - В лазарет вам, Александр Василич… Сейчас перебинтуем, ага…

* * *
        Батарея была взята. Судя по громовому «ура», не только она одна. Похоже, суворовские чудо-богатыри взяли на штыки все турецкие лагеря и теперь прорвались в крепость. Недолго враг сопротивлялся, ага!
        Крепость Туртукай капитулировала, имея гарнизон в четыре тысячи человек против семи сотен русских. Пятьсот человек астраханцев и донских казаков, плюс подмога - егеря и карабинеры.
        Наступила радостная для каждого солдата пора - брать и делить трофеи! Для поиска военной добычи отрядили специальные команды, впрочем, и самим солдатам никто не препятствовал.
        Кроме собственно военных, в Туртукае проживало и местное гражданское население, кроме турок, включавшее еще и христиан, в основном - болгар и армян. Кто-то проживал в каменных домах, кто-то - в хижинах, окромя того, русские освободили невольников. Домашние слуги-рабы имелись почти у каждого уважающего себя турка, и это еще не говоря о гареме. Всемилостивейший Аллах разрешал правоверным иметь нескольких жен, а наложниц - бессчетно. Кто сколько мог содержать.
        Войдя в Туртукай, солдаты растеклись по узеньким улочкам, входили в дома, проверяя каждый двор - не укрылись ли там бравые турецкие вояки? Да нет, похоже, все, кто мог, сбежали в ближайшие крепости - Шумлу и Рущук. Суворовские войска тому не препятствовали. Они вообще-то совсем другую задачу имели - просто провести «поиск», разведку, отвлечь врагов от наступления основных сил на Силистрию. Ну, что сказать - отвлекли! И еще как.

* * *
        Что ж, трофеи так трофеи! Каждому воину приятно, что греха таить. К солдатскому жалованью в семь рублей шестьдесят две копейки трофеи - неплохая прибавка. То, что поважнее - то конечно же в общий котел, ну а к мелочи никто не придирался.
        - Слыхали, что полковник сказал? - выйдя на небольшую площадь, старый солдат Никодим Иванов сын Репников оглянулся на своего «взводного». - Крепость разрушить. Пушки - те, что тяжелые, что не унести - утопить. А всех христиан - переселить на наш берег. Чтоб, значит, не было им больше от турка никаких обид да примучиваний.
        - Видал, не очень-то они хотят переселяться, - хмыкнул в рукав Коля Авдеев. - Стенают - мол, и дома тут у нас, и хозяйство. Ну, правильно, чего ж… Ну, так что где брать-то?
        - Еще Александр Василич наказал - христианские дома не трогать. А басурманские - нате-пожалте, - ветеран усмехнулся в реденькие усы. - Так что, ежели икон в горнице нет - так там все и наше. Ну, пошли, что ли, господин капрал? Вон тот забор побогаче будет.
        - Вы идите… я попозже подойду…
        Махнув рукой, Ляшин проводил своих быстрым взглядом и прислушался. Показалось, будто…
        Да нет, не показалось… Снова вроде бы как стон… похоже, что женщина стонет или ребенок… Вон за той калиткой, да…
        Турецкие дома - неласковые, окнами на мир не смотрят - за заборами прячутся. И такие заборы, что не заглянешь - высокие, глухие. Вот как здесь… Ворота, правда, приоткрыты… видать, уже кто-то заглядывал.
        Нет! Ну, точно - стон.
        Приготовив на всякий случай пистоль, Ляшин толкнул створку ногой. Представший его глазам небольшой дворик выглядел как-то бедновато. Бочка с водой, покрытый соломой навес с очагом, небольшой дощатый стол с низенькой лавкой, в углу - старый карагач и сливы. И - дом, скорее даже - хижина. Маленькие оконца, меж ними - дверной проем, закрытый циновкою.
        Да! Именно оттуда снова послышался стон.
        Не убирая пистолета, Алексей решительно отбросил циновку, вошел…
        - О, благородный воин… Я прошу помощи…
        На низеньком ложе, посреди комнаты лежала молодая дева. Тоненькая, смуглая, с копной светло-русых волос и большими лучистыми глазами, она не очень-то напоминала турчанку, скорей, болгарку или валашку. Хотя кто его знает? Среди турецких кровей такого намешано! И рыжие турки сплошь и рядом встречаются, и даже светловолосые, навроде наших вологодских.
        Из одежды на деве имелись лишь желтые полупрозрачные шальвары и черный, расшитый бисером, лиф, бесстыдно оголяющий плоский девичий животик с темной ямочкой пупка. Голова непокрытая, руки и ноги тонкие, но так, в общем - вполне даже красивенькая. Правда, не для турок - те все же пожирней девок любят. Как и баранину.
        - Помоги, воин!
        Девушка дернулась, застонала, закусив губу… Что-то звякнуло… Цепь! Незнакомка оказалась скованной. Точнее сказать - прикованной за левую ногу… к какому-то странному предмету, явно тяжелому… Наковальня, что ли? Ну да, наковальня!
        - Это кто же тебя, бедолагу, так?
        - Помоги… - в девичьих лучистых глазах блеснули слезы. - Больно.
        - Понятно, что больно, - усаживаясь рядом, на ложе, Ляшин успокаивающе погладил незнакомку по плечу и задумался. Как ей помочь-то? Тут, по всему, кузнец нужен…
        - Мой хозяин… Измаил-ага… Страшный человек. О! Это он велел приковать… в кузнице… бил кнутом… Хотел уморить голодом… А потом… потом началась стрельба, битва… Я испугалась. Наковальню тащила. Спряталась. Здесь… И вот уже сил нет совсем. Умру.
        - Ну, теперь уж не умрешь! Вызволим…
        - Пи-ить… Пить очень хочу…
        - Сейчас… ты обожди малость…
        Выскочив из дому, молодой человек бросился под навес, к кухне. У очага в беспорядке стояли кувшины… В одном, похоже, масло… в другом… вино, что ли? Ну да, вино. Будет она вино пить? Ну, если водой разбавить… а где тут вода? В бочке? Бог знает, можно ли ее пить-то? Ладно. Вино так вино…
        Прихватив с собою кувшин, капрал уж было собрался уйти, да вдруг сообразил - поставив кувшин наземь, пошарил вокруг очага. Кочерга, пара кухонных ножей, какой-то непонятный шкворень… Кстати! Вдруг да удастся без кузнеца обойтись?
        Удалось! Не с первого раза, с третьего… Жалобно скрипнув, распалось одно из звеньев…
        - Ну, вот и свобода! - пошутил Ляшин… и тут же протянул девчонке кувшин. - На вот, попей… Тут вино, похоже.
        Та жадно припала к горлышку. Обхватила двумя руками, пила… Рубиново-красные капли стекали по подборку вниз, на лиф, текли по животику…
        - Уфф! Ты спас меня, благородный воин. Без тебя я бы погибла!
        - Ты русская?
        - Не совсем так. Я болгарка. А русский знаю, да, - незнакомка торопливо закивала. - Здесь много русских невольниц. Я… я хорошо говорить?
        - Хорошо, - улыбнулся Ляшин. - Забавно, правда, но понять можно.
        - Как тебя зовут, воин?
        - Алексей.
        - А я - Иванна, - девушка неожиданно улыбнулась, протянула руку, будто на светском приеме. - Будем знакомы, ага!
        Привстав, капрал чмокнул даме ручку… и неожиданно расхохотался:
        - Ну, ты напилась?
        - Напилась? О да! Даже опьянела. На, попей… Выпей, выпей. За наше знакомство, да!
        Пришлось присесть обратно на ложе, выпить - хорошее оказалось вино, пьяное. Вот ведь турки! Впрочем, здесь не только турки. Болгары, валахи, русские…
        Вытянув ноги, Иванна привалилась плечом к своему освободителю и, скосив чудные зеленые очи, погладила парня по руке:
        - Умм! Спасибо-о.
        Ощутив теплоту девичьей кожи, капрал сглотнул слюну. В этот момент с улицы донеслись крики:
        - Эй! Алексей Василич! Господин капра-ал!
        - Наши, - поднимаясь на ноги, улыбнулся Ляшин. - Ну, пора. Ты ведь христианка, Иванна?
        - Да!
        - А всех христиан приказано переселить за реку. Там уж турки вас никак не достанут. Так что идем… Эх, накинуть бы на тебя что-нибудь…
        Алексей зашарил глазами по стенам… ничего подходящего не находилось, хотя… может быть, вон тот старый халат?
        - Может быть, мы допьем вино? - длинные темные ресницы смущенно дрогнули. - Вместе. Вдвоем. Алексей, ты бы отпустил своих… Сказал бы - потом догонишь. Или у вас так нельзя?
        - Почему нельзя? Я все-таки командир. Пусть небольшой, но… Сейчас!
        Ах, свели, свели капрала с ума лукавые зеленые очи! Алексею, в отличие от турок, как раз вот такие и глянулись - стройненькие, загорелые…
        - Эгей, Никодим Иваныч! Я тут задержусь малость… У лодок на берегу встретимся.
        - Понял, господин капрал. Будем дожидаться.
        - Ах, Алексей… Там на полке… может быть, найдется что-нибудь перекусить…
        Нашелся инжир, вяленые персики и еще что-то такое… хурма, что ли…
        - Знаешь, я была танцовщицей… Хочешь станцую для тебя? Смотри!
        Не дожидаясь ответа, Иванна вскочила с ложа и тут же закружилась в диковинном восточном танце. Ах, как она изгибалась! Как гладила себя руками по бедрам, показывая язык… А потом вдруг… сбросила лиф, ах, бесстыдница!
        У девы оказалась очень хорошая грудь - тугая, налитая, не такая уж и маленькая… Закончив танцевать, девушка уселась Ляшину на колени, прильнула устами к устам… Теряя рассудок от нахлынувшей страсти, молодой человек нежно ласкал пальцами грудь юной красотки, погладил спинку и чуть ниже… Затем аккуратно разложил девчонку на ложе и, поцеловав пупок, стащил шальвары…
        - Я сама раздену тебя… да…

* * *
        Иванна обещала навещать своего благородного спасителя. Именно такими словами именно так и сказала. И смотрела при этом так… Словно кошка на сметану! Влюбилась, что ли? Если так, то зря! Не можно солдату жениться, никак не можно. Иное дело - просто любовь… как, к примеру, у многих с какими-нибудь маркитантками, точнее, с теми веселыми девицами, что к маркитантам всегда прибивались и таскались этаким обозом следом за армией. А что? Всем хорошо. А кому-то даже и приятно.
        Как раз к маркитантам Ляшин свою зазнобушку и устроил. К знакомому валашскому торговцу дядьке Влаху.
        - Помощница нужна, да, - сидя у себя в кибитке, важно кивал Влах. - Знаю, твоя дева. Для тебя, Алексий, и делаю. Уж придержу, будь уверен. Ай, вах - красивая цыпочка! Только вот тоща больно! Может, откормить?
        - Да делай как знаешь… Только девку не забижай.
        - Что ты, что ты! Как можно?
        Ну, а с другой стороны, если уж рассуждать всерьез - куда было Иванне-бедолажке податься? Ни кола у нее, ни двора, ни родичей. Ну, куда ее? В служанки? Так это еще надо хорошо поискать - к кому? Да и возьмут ли приблуду? Да и своенравной оказалась красотка, сказала: рядом с тобой хочу быть! И буду. Как отрезала, вот так-то!
        Ляшин расчувствовался и даже подарил девчонке серебряный перстень из захваченных в Туртукае трофеев. Перстень, конечно, оказался велик, и девушка таскала его на бечевке, на шее. Вместо креста, которого у нее и не было, потому как и не могло быть - у турок дева жила, в наложницах.
        Этакому своему приобретению Алексей, с одной стороны, был рад - есть кому постирать-приголубить, а с другой - это же ответственность на себя взял. За человека, коего, честно сказать, первый раз и увидел.
        Правда, вновь свидеться с Иванной в маркитантской кибитке капралу как-то не довелось, совсем неожиданно в судьбе его произошел поворот круче некуда. И поворот, мягко говоря, не очень-то доброго свойства.
        Возвращаясь от маркитантов, Ляшин вдруг услышал звуки ударов. Словно ярмарочные бойцы лупили друг друга по мордасам!
        Так ведь и лупили. Вернее - лупил. Недалеко от реки, на неширокой лужайке, поросшей рябиною и черноталом, бывший подпрапорщик и старый недруг Алексея Иван Хлудов адски лупил по лицу привязанного к дереву мускулистого мужика лет тридцати, темно-русого, с небольшой бородкой и белесым шрамом на левой щеке. Похоже, то был пленник.
        Лупил да приговаривал:
        - Вот тебе, сволочь, на! Получай. Думал, не отыщу? Думал, скроешься?
        Правая рука несчастного была перевязана окровавленною тряпицей, из разбитого носа рекой текла кровь, заливая рубаху и широкие янычарские штаны.
        - Что это вы, господин Хлудов, творите? - не выдержав, вступился капрал. - Для экзекуций у нас профос имеется.
        - И что тут у вас?
        Кроме Ляшина, к маркитантам наведывался и капитан - ротный - и с ним еще четверо офицеров. Они тоже полюбопытничали, заглянули на звуки ударов, на разговор - и тут уж, волей-неволей, а пришлось бывшему подпрапорщику утихомириться. Деваться некуда, господа офицеры - это вам не капрал - далеко не пошлешь. Пришлось оправдываться.
        - За дружбана своего! За Петрякова Самсона. Эта падаль турецкая чуть руку ему не оттяпала! Ятаганом.
        - С пленными извольте вести себя соответствующе!
        Ротный и вообще-то к понятию чести относился нервно - за то и был сослан, за дуэль. Да и Хлудова недолюбливал…
        Турка господа офицеры забрали с собой, к другим пленникам. Хлудов же на Алексея обиделся, затаил зло. Да и черт с ним - пущай зубами скрежещет, авось, до корней сточит!
        - Ай, вай, что, Алексей, случилось? - вынырнул из кустов дядька Влах. - А я ведь за тобой. Не ты потерял?
        Торговец держал в руке треуголку.
        - Ну, точно моя! - схватился за голову капрал. - Вот ведь, растяпа!
        - Иванна-дева смеялась. Сказала - точно, ты забыл. Сказала догнать, вернуть. Заботливая, ага! Верной твоей служанкой будет. Жаль, тоща, а так - красивая, вах! Э-э, откормить бы… Округлилась бы, совсем бы справной стала, да.
        - Спасибо, дядько, за треуголку. И Иванне благодарность мою передай.
        - Та сам передашь, когда будешь, - пригладив рыжеватую бороду, засмеялся валах. - Э! Думаю, ты уже завтра придешь? Или сегодня к вечеру, нет?
        - Да ну тебя, дядько.
        - А это кого же повели господа офицеры? Что за парень такой со шрамом? Соглядатай турецкий, поди?
        - Да пленный.
        - А-а…

* * *
        Ночью пленник бежал. А поутру в побеге обвинили Ляшина. И обвинителем выступил Хлудов. Мол, давно приметил, как оба сговаривались - капрал и тот, со шрамом. Видать, турок денег пообещал, вот господин капрал и прельстился. Случаев таких - сплошь и рядом.
        - Ах ты ж, сука…
        Тут как тут и свидетели! Видели, как Ляшин около подвала с пленниками ошивался… Так ведь и вправду - мимо проходил, искал одного каптенармуса.
        Еще и ротный, и господа офицеры…
        - А помните, господин капитан, вчерашний случай! Это ведь капрал за турка вступился, как за брата родного. Я тогда и подумал - с чего? Теперь ясно, с чего.
        И, самое страшное, в подсумке Ляшина нашли деньги. Турецкие серебряные монеты - акче.
        - Думаю, это еще не все, - зло щурился Хлудов. - Думаю, это задаток только.
        При таких раскладах пришлось полковнику Батурину поместить господина капрала под арест. До полного выяснения всех обстоятельств.
        Капрала разоружили, велели снять портупею, да отвезли на подводе в сарай, в соседнем селении все у той же реки Арджеш. Рядом - почти в таком же сарае пленные турки сидели. Не простые - из числа господ офицеров все.
        Ну, некому заступиться было! Суворов далеко - в лазарете, друзья же верные несли караульную службу. Вместо Ляшина Никодим Иваныч был начальником караула назначен. В вину своего боевого товарища они, конечно, не верили, только сделать ничего не могли. Вести расследование поручили ротному, капитану. Да что там и расследовать-то было? И так ясно все. Свидетели есть, доказательства - деньги - имеются. Так что увы, увы…
        Арестованный, впрочем, не унывал и в свою судьбу верил. Растянулся в сарае на свежескошенной траве, вытянул ноги да затянул себе песню:
        - Я свободен, словно птица в вышине!..
        Глава 3
        - …Я свободен, я забыл, что значит смерть!
        Рингтон этой песенки группы «Ария» был поставлен у Ляшина на смартфоне. Вот сейчас и зазвонил, разбудил - не к месту…
        - Але? Ой, Коля… Какие, к черту, вебинары? Я в Турции, что ли, забыл? Да ты там оглох, что ли? Ну, не могу я громче… Впрочем, сейчас.
        Осторожно, что не разбудить спящую рядом девчонку, Алексей соскользнул с кровати и прошлепал на балкон. Уселся на пластиковый стул, глянул на море - синее-синее, сияющее жарким южным солнцем. Ах, красота! Так бы тут и жил, не уезжал бы. Вебинары, блин…
        - Что-что? План воспитательной работы? Сдавал, в сентябре еще. Ну, в конце. Мы на нем еще колбасу резали… Так я же тебе в электронке послал! Не, колбасу не в электронке… В почте-то посмотри. Ну, недели три назад, да. А вебинары, уж извини… Ладно. Привезу что-нибудь. Магнитик, да… И тебе не кашлять.
        Распахнулась дверь и на балкон заглянула девушка лет двадцати, в короткой майке и узеньких голубых трусиках. Проснулась уже…
        Молодой человек улыбнулся, погладил девчоночку по загорелому плечику:
        - Что не спишь-то?
        - С тобой поспишь, как же! - усевшись напротив Ляшина на такой же пластиковый стульчик, юная красотка взяла со столика пачку сигарет и, щелкнув зажигалкой, с наслаждением затянулась.
        Алексей неодобрительно хмыкнул.
        - Да бросаю, я бросаю, - девушка прикрыла глаза - большие, серо-голубые, блестящие. Вообще-то, да - красотка, каких еще поискать - стройненькая, длинноногая, с упругой грудью и роскошными темно-русыми волосами, разметавшимися по плечам. Звали ее Катя, Катя-Катерина. Премиленькое личико, и трогательная такая родинка над верхней губой, слева.
        - Бросаю, бросаю, чес-слово! - Катя вытянула загорелые ноги, потянулась, как кошечка, да, глянув на море, вздохнула. - Эх, жаль, три денька осталось. Всего.
        - Не всего, а - целых три дня! - подойдя, Алексей погладил девчонку по голове, помассировал плечики… рука еще скользнула зазнобе под маечку, лаская грудь с быстро твердеющим сосочком…
        - У-у-у, что ты делаешь? - притворно рассердилась красотка.
        - Маечку с тебя хочу стянуть!
        - Только маечку?
        - Нет, не только…
        Встретились, слились в глубоком поцелуе губы… словно бы проскочила искра… Снятая маечка полетела на стул…
        Алексей подхватил деву на руки, понес…
        - Нет, нет, - жарко зашептала та. - Давай прям здесь, на балконе…
        - Как скажете, мадемуазель!
        Опершись на перила балкона, Катя-Катерина выгнулась, и молодой человек, грозно зарычав, снял с нее трусики. Улыбнулся, целуя подружке спинку…
        - Красота-то какая! Лепота…
        Девушка закусила губу, прикрыла глаза… застонала…
        И впрямь - красота!
        А ведь еще неделю назад…

* * *
        - Коль, я тут путевки разведал. Горящие! Шесть дней - семь ночей. Двадцать тысяч.
        - Ой, Лех, не могу я!
        - Аланья. Четыре звезды! - Ляшин продолжал соблазнять руководителя.
        Коля - Николай Иваныч Кошкин, директор муниципального учреждения дополнительного образования «Детский креативный центр», увы, на все уговоры нынче не велся. И не потому, что не хотел.
        - Понимаешь, теща приезжает…
        - А, ну, если теща-а…
        - Ты Крынкину-то предложи…
        - Да предлагал уже. Денег, говорит, нету!
        - Совести у него нет, а не денег! В «Навигаторе» шаром покати! Не, Крынкин пусть тут сидит, работает. Вот Клим если…
        Клим… Клим - это был вариант. Крынкин, Клим, еще пара девчонок - это все были друзья-подружки Ляшина, коллеги по работе в Центре. Педагоги допобразования, люди по нынешним меркам не бедные. А с чего им бедным-то быть, коли постоянно принимали участие в различных конкурсах регионального, федерального и даже международного уровня. Занимали призовые места и отхватывали немаленькие премии из фонда материального стимулирования, за который частенько вспыхивали самые настоящие битвы! Ну, с этим-то все понятно - дружба дружбой, а табачок врозь!
        Девчонки были компьютерными художницами, сам Алексей - «турист», а Клим вел курс «Искусство фотографии». Вроде бы и женат не был, и на Аланью было подписался, но в самый последний момент, увы - сильно растянул ногу… Что ж, бывает, чего уж теперь!
        Вот и решил Ляшин, плюнув, лететь один. А что? Двадцать тысяч, четыре звезды. Олл инклюзив! Надеялся уже там хорошую компашку найти, на месте…
        И не просчитался! Компанию, правда, не нашел, зато познакомился вот с Катей. Та еще в самолете у окошка сидела, делала вид, что облаками любуется, а у самой пальцы дрожали! Боялась, видно, летать девочка, так бывает.
        Алексей и предложил дерябнуть дьютифришного виски. Мол, поможет. Девчонка и не отказалась, ломаться не стала. Без всякой оглядки на стюардесс приложилась к горлышку…
        - Эй, эй! Вы там не опьянейте только… И тсс! Стюардесса идет. Высадят сейчас на облако, как потом слезете?
        Улыбнулась девчонка:
        - Меня Катей зовут.
        - Алексей… Леша можно…
        - Так, может, на «ты»?
        - Согласен. А на «брудершафт» вечерком выпьем - а то как-то неудобно тут.
        Катя фыркнула, но вечерком зашла… Так вот и стали отдыхать - вместе. Все веселей!
        Новая знакомая Алексея оказалась студенткой откуда-то с Урала, потратила на путевочку пятьдесят шесть тысяч рублей!
        - Сколько-сколько? - не поверил Ляшин. - Это же полтора Парижа! Или две Венгрии… Три!
        - Да ну тебя! Захотела и полетела, тьфу.
        Катерина, кажется, обиделась, ушла на балкон, закурила… Пришлось утешать. Ляшин сам не курил, но к курящим относился терпимо или, как принято говорить - толерантно. У него самого почти все друзья курили.
        Уже был октябрь на излете, но здесь, в Аланье, в Анталье - еще жара. Еще море теплющее. Еще в каждом баре с десяти до десяти - бесплатно наливают, красота - не жизнь!
        - Ну, что будем? «Секс на пляже» или этот вон, голубой?
        - Леш! «Секс на пляже» мы с утра пили. Давай «Метрополитен»… или «Пиноколада» с кокосовым молочком.
        - С молочком, Катерина Васильевна, сами пейте, а я - пас!
        - Ну что? На пляж или сразу в город?
        - В город, да. На пляж успеем еще.
        Катерина в деньгах не стеснялась и на уговоры куда-нибудь съездить велась легко. «Отельную» экскурсию молодые люди купили только одну - в горы на джипах, в остальном сами по себе перебивались - так было значительно удобней, да и дешевле. Впрочем, последнее для Катерины роли, похоже, не играло. Откуда у этой девчонки деньги, Ляшин не спрашивал. Откуда угодно! Может, родители дали, а может, любовник или любовники - кому какое дело? Да и вообще, что это за хрень такая - чужие деньги считать? Нормальные люди такой хренью не страдают, нет.
        Но пятьдесят шесть тысяч… Два Рима! Если дней на пять и «Эр Балтик» через Ригу. Или какой-нибудь «Райан Эйр». В Барселоне, в индийском квартале отель! Нет, там, пожалуй, дороговато… О! Португалия! Так же, на перекладных, да снять квартирку на «Букинге». Не в Лиссабоне, где-нибудь рядом. На все про все - тысяч сорок. А на шестнадцать можно в ту же Ригу махнуть или на пароме в Финляндию - Швецию… Ни в чем себе не отказывая! «Силия-лайн» или там «Викинг», музей «АББА», дьюти-фри в трюме…
        Ну, кому что…
        Личной жизни друг друга молодые люди не касались. Как-то так сразу вышло, без всяких разговоров. Никто никого не расспрашивал. Понравились друг другу - хорошо, сейчас просто прекрасно, ну а потом - у каждого своя жизнь. У Ляшина - три «детские» группы в Центре да еще два «взрослых» заказа наклевывались. Ничего, жить можно! И отдыхать… тем более с такой вот красотулей!

* * *
        - Так мы сегодня куда? - выйдя из ванной, Катерина натянула короткие джинсовые шортики, маечку… Потом подумала, маечку сняла, надела лифчик. Повернулась спиной:
        - Застегни… Ага… Ну, вот - готова. Так куда едем? В Сиде?
        - Так вчера же были!
        - Ну-у, - девушка повела бронзовым от загара плечиком. - Ты говорил, рынок там…
        - Не совсем там - рядом. Манавгат, Чолаклы… Хотя тебя ведь дешевый ширпотреб не интересует? Тогда в Аланью. В «Аланиум». Там много всего… Да и сам город, крепость, Красная башня… На канатной дороге покатаемся!
        - Ага! А Сиде мне понравился - такие фоточки вышли! Особенно - на фоне колонн! Знаешь, уже сколько лайков?
        Катя потянулась к смартфону…
        - После покажешь. Пойдем уже - автобус как раз сейчас…
        В город, в Аланью, ходил отельный автобус - забесплатно два раза в день, и еще можно было уехать на местном муниципальном транспорте - за пять лир. К большому удивлению Алексея, водители даже давали сдачу с долларов или евро.
        На заднем дворе отеля, напротив электростанции, уже собралось человек двадцать - ждали автобуса. Дождались… Уселись…
        - Леш, а ты город хорошо знаешь. Был здесь уже?
        - Да первый раз. Карту вон купил. Ну и так, в интернете пошарился.
        - А-а-а, - Катя задумчиво посмотрела в окно, на проплывающие мимо скалы, на бирюзовые волны, на пляжей золотой песок… - Может, лучше было бы на экскурсию?
        - Да ну! Деньги зря терять. И - главное - время.
        Экскурсии Ляшин терпеть не мог и искренне не понимал - кому в наше интернетное время может быть интересно навязчивое бормотание гида? Разве что возрастному контингенту советского разлива. А вот молодежи - зачем? Все же можно в интернете найти и составить себе маршрут. Правда, и молодежь иногда боится «потеряться» в чужой стране… Как вот - немножко - Катя. Хотя где тут теряться-то? Карта же есть и смартфон.
        - Пляж Клеопатра… Выходим?
        - Ага…
        В прошлый раз - позавчера - молодые люди вышли в старом порту. Покатались на паровозике, посмотрели на средневековые верфи, на старый город, на знаменитую Красную башню, на «пиратские» корабли… Стилизованные, конечно, но… На рейде одно время маячил настоящий красавец! Четырехдечный линейный корабль восемнадцатого века! С мачтами, со всем парусным вооружением и такелажем - очень тщательно сделанный, насколько мог заметить Ляшин, один к одному.
        Кстати, подобный - или, скорей, тот же самый - молодые люди видели и в Сиде.
        - Смотри-ка! Археологический музей. Кать, заскочим?
        - Конечно, - азартно кивнула Катерина.
        Вообще-то, Ляшин просто так предложил - увидел вывеску…
        - В Сиде больше Рим, эллинизм, - между тем продолжала красотка. - А здесь, думаю, Византия. Ну, и от сельджуков что-то, и от Османской империи… Что так смотришь? Думаешь, раз ногти, селфи да губки бантиком - так и дура совсем? Я, между прочим, реферат по реформам Гая Мария писала! И по иконоборцам - курсовик.
        - Ну, раз курсови-и-ик…

* * *
        Музей оказался маленький, но вполне симпатичный. Посетителей - всего двое: Ляшин и его юная спутница. Римские и византийские монеты, лодка… изображения османских имперских кораблей…
        - О! Мы такой видели, - девушка показала пальцем. - Помнишь, вчера в Сиде?
        - Да и здесь, в порту… - задумчиво кивнул Алексей. - Очень тщательно кораблик выстроен. Наверняка какое-нибудь местное историческое общество.
        Осмотрев экспозицию, молодые люди вышли во двор. Дышало свежестью море. По синему небу плыли кабинки канатной дороги.
        - Прокатимся?
        - Ага!
        Уютная кабинка - опять, только двое - покачиваясь, покатила в небо, точнее сказать - на холм, к старинной крепости…
        - Ой, ой! - млея от восторга, Катя щелкала смартфоном. - Красиво как! Смотри, смотри… море какое, бирюзовое! А там - синее! И песок - вот уж точно - золотой. Ой, смотри! Корабль! Тот самый, что мы видали…
        - Да нет, не такой…
        На этот раз это была галера. Узкая, стремительная, она шла под косыми парусами, без гребцов. Очень быстро - скользила, даже, казалось, летела… Потом завернула за мыс…
        - Может, на кораблике покатаемся?
        - Может быть… но ты же хотела в «Аланиум»?
        - Ах да, да!

* * *
        Они вернулись в отель лишь к вечеру. Сложив покупки, заглянули в бар, коротая время до ужина… Было жарко, и даже очень - нынче почему-то разжарило именно во второй половине дня, ближе к вечеру. Наверное, собиралась гроза.
        - Пойдем, искупнемся, Леш. А то я вся уже мокрая.
        - Пойдем.
        - Только давай не на отельный пляж, а на дикий! Туда, за камни…
        - На дикий так на дикий. Я за полотенцами схожу.
        Алексей поднялся на лифте к себе, на шестой этаж. Сложил в пакет полотенца, не забыл прихватить виски - перелил в маленькую пластиковую бутылочку. Мало ли, замерзнет красотка - сейчас жарко, а как стемнеет - холодно станет. Так здесь бывает, да.
        Отельными бассейнами Катя не то чтобы брезговала, но… Там вечно шум, гам - все время дети какие-то лазят, брызгаются, толкаются. Суета! Не уж, лучше на пляж. Дорогу только перейти по туннелю и вот…
        - Туда, к камню пойдем, - распорядилась красотка.
        Пошли. По узенькой асфальтированной дорожке, ведущей вдоль шоссе параллельно пляжам. Мимо проносились автомобили и большие автобусы. Вокруг буйно разрослись агава, акация и еще какие-то кусты, шиповник, наверное.
        Солнце садилось, заливая небо и море расплавленным золотом заката, подсвечивая сиреневые облака, вдруг набежавшие к вечеру. С террасы отеля доносилась музыка, какая-то местная турецкая попса. Рядом высился еще один отель - за ним еще, и так по всему побережью до самой Антальи.
        Вдруг послышался треск мотоцикла. Вернее, не мотоцикла, а скутера. Двух!
        Подростки катались. Судя по номерам на модных скутерах - местные. Мальчишка лет четырнадцати, брюнет, в узеньких джинсах и черной майке с логотипом известного турецкого рокера Теомана и тоненькая темно-русая девочка такого же возраста. Только не в джинсах, а в шортах и черных гольфиках. А на майке - «Анатолийский рок-фестиваль». Подростки остановились у поворота. Вернее - стояли. Настороженно оглядывались, будто чего-то натворили и в любую секунду были готовы дать деру! Оба - в темных очках. В руках у парнишки Ляшин заметил какой-то непонятный прибор, похожий на винтажный проектор для диафильмов! Показалось вдруг, будто бы из объектива прибора вырывается едва заметный зеленовато-фиолетовый луч… Тьфу ты! Когда кажется, креститься надо.
        - Ну вот он, гиперболоид инженера Гарина! - заходя в воду, пошутил Алексей. - Говорят, весь местный туристический бизнес налаживали немцы, - заходя в воду, усмехнулся он.
        Спутница его ничего не ответила, лишь оглянулась по сторонам. То ли Толстого не читала, то ли просто не обратила внимания на слова. Не до того было - место показалось девушке достаточно пустынным для того, чтобы купаться голенькой. Что она и сделала: сбросив с себя все, побежала в воду, подняла тучи брызг! Нырнула… поплыла, догнала нежившегося в воде Алексея, перевернулась на спину.
        - Эгей! Здорово! Ведь правда супер? Ой…
        Последнее восклицание относилось к кораблю, внезапно появившемуся из-за мыса. Это была галера, мастерски сделанная под старину. Наверное, именно ее молодые люди видели совсем недавно в Сиде… или в Аланье. На море стоял штиль, и судно шло на веслах. Не торопясь, так, чтоб все могли полюбоваться хищными обводами корабля, оценить блестевшие на корме и баке орудия, вообще всю эту боевую красоту.
        С любопытством рассматривая галеру, Ляшин опустился на ноги - не так уж тут было и глубоко, да и судно оказалось уже совсем-совсем рядом, так что были хорошо заметны позолоченные украшения на носу и стоявшие возле пушек люди. Бородатые, в чалмах-тюрбанах, кое-кто - и в сверкающей на солнце кирасе.
        - Уау! - не сдержавшись, восхищенно воскликнула Катя. - Я за смартфоном, ага!
        Ну, еще бы! Сделать селфи на фоне такого вот чуда! Конечно, хорошо бы не голое…
        - Ты хоть майку надень… Эй!
        Алексей так и не понял, куда делась девчонка. Вот только что бежала к берегу, и на тебе - нету! Споткнулась, что ли? Ну, с другой-то стороны - не утонет, мелко, да и плавала красотка неплохо. Так что…
        Может, и самому поселфиться? А что? Пользуясь моментом, пока галера не ушла…
        - Эгей! - молодой человек помахал рукой морякам…
        Те стояли, как истуканы - нет бы тоже помахать в ответ! Лишь один, в чалме, обернулся, что-то сказал, вернее - рявкнул…
        Весла разом вспенили воду. Судно резко замедлило ход… Какой-то бородач взмахнул рукой…
        Что-то просвистело в воздухе… и ременная петля туго сдавила Ляшину шею! Аркан! Ну, точно - аркан.
        - Эй, там! Я сейчас пошучу кому-то!
        А никто и не думал шутить! Петля затягивалась все туже, так, что молодой человек захрипел, не в силах стоять на ногах, упал в воду… и почувствовал, как его потянули к галере, подняли вверх, подхватили…
        - Эй, вы что творите-то?!
        В ответ - удар! Резкий, в скулу, так, что из глаз полетели искры.
        Неожиданно на Алексея кинулось сразу трое! Скрутили, связали за спиной руки каким-то вонючим ремнем. Куда-то потащили, бросили… похоже, что на самое дно, в трюм. Запахло плесенью и морской солью. Захлопнулся сверху люк.
        - Эй, эй! Я - русский! Ай эм рашен! Же суи рюс!
        Ляшин буянил минут пять - орал, ругался, даже пытался пробить деревянный настил головою. Тщетно! Никто на парня не реагировал. Вообще - никак.
        Вот это ситуация, блин! И что же делать? Вообще, что это еще за беспредел? Почему эти чертовы турки вдруг так обнаглели? С чего? Что, опять отношения обострились?
        Ладно, поглядим. Может быть, эти горе-реконструкторы его, Алексея Ляшина, просто с кем-то спутали? С кем-то из своих, кто должен был играть в эту дурацкую игру… Ну да - ведь зачем-то галера подошла почти к самому берегу, в любую секунду рискуя оказаться на мели.
        Катя! Она-то куда делась? Может, придурки эти схватили и ее? Черт… Что теперь делать-то? Что?
        Однако же долго размышлять Алексею не дали. Люк вдруг резко распахнулся, и чьи то грубые руки выдернули пленника наружу. Именно так - выдернули. Словно пробку. Выдернули, притащили на корму да бросили на колени перед каким-то рыжебородым типом, сидевшим в резном деревянном кресле. Вообще, тот еще оказался типаж! Борода, бледное узкое лицо с породистым - с горбинкою - носом, глубоко посаженные черные глаза. На плечи, поверх шелковой бирюзовой рубахи - небрежно наброшено что-то среднее между плащом и халатом. Видно, что вещь недешевая - бархатная, в желто-синюю полоску, с золотистыми нитками и многочисленными пуговицами под жемчуг. Ну, пластмасса конечно же, но - впечатляет, впечатляет, сказать нечего. Вообще, весь образ подобран добротно! Презрительная ухмылка, серый тюрбан, перстни на длинных, как у пианиста, пальцах. В ножнах, за кожаным поясом - сабля… впрочем, нет, кажется, эта штука без гарды называется ятаган. Ну да - турок же!
        Окружавшие рыжебородого люди постарались ничуть не хуже. По обе стороны - двое дюжих парней в спортивных штанах и в накинутых на голое тело жилетках. Этакие мачо! Тоже в тюрбанах, ага. Эти - с саблями. Позади, за креслом двое полуголых подростков с опахалами из павлиньих перьев! Чуть позади - коренастый хмырь с длинной плетью и равнодушным, каким-то рыбьим, взором. Та еще компашка! У коренастого еще и пистолет из-за пояса торчал. Нарядный такой, с узорчатой рукояткой.
        - Я - гражданин России! - вскинув голову, Ляшин повысил голос. - Ай эм э рашн ситизен!
        Опять никакого эффекта. Разве что кто-то сзади сильно двинул по почкам. Похоже - что сапогом. Этак остервенело пнул, аж дыханье сперло!
        Пока пленник приходил в себя, двое качков откуда-то притащили еще одного - до крайности исхудавшего парня, подростка. Полуголого, с обритой наголо головой. Вся спина его была покрыта шрамами.
        Один из качков, поклонившись, что-то подобострастно доложил рыжебородому. Тот кивнул и щелкнул пальцами…
        Рывком подняв отощавшего бедолагу, качки под руки подтащили его к борту, один из них выхватил из-за пояса саблю…
        Р-раз!
        В свете заходящего солнца золотистой молнией сверкнул клинок… и срубленная голова несчастного упала в море! Туда же полетело и выброшенное за борт тело.
        - Э, вы что творите-то? Отморозки!
        Никакая это было не имитация! Все взаправду! Но… как же так? Так же… быть не могло… Хотя… А что, если это игиловцы? Фанатики-исламисты! Ну, точно…
        Ни с того ни с сего все вдруг бросились на колени, повернувшись головой к берегу и принялись класть поклоны… молиться! Кто-то - на коврике, а кто-то и просто на палубе.
        - Алла иль Алла, ильяхуу Аллаа! Нет Бога, кроме Аллаха, милосердного, всевидящего…
        Намаз. Вот как это называется.
        Точно - фанатики! Вот это попал… Ладно, сам, а что, если и Катерина? Ах, если бы не так! Небось выкуп теперь потребуют, с родственников. Этого бедолагу наверняка снимали. Для устрашения. Выложат в интернет, разошлют… Смотрите, мол, что с вами будет!
        Выкуп… Откуда выкуп-то? Из всех родственников у Алексея один двоюродный дядька и остался - далеко не богач! Еще была двоюродная сестра, но с той как-то не общались, потерялись - она где-то далеко жила. Так что какой там, к ляду, выкуп? Остается одно - бежать, улучив подходящий случай. Ну, или наших военных дожидаться. Они же тут недалеко, в Сирии. Одна надежда, да. Вот ведь угораздило-то!
        Между тем фанатики закончили молитву, свернули коврики.
        Рыжебородый - похоже, он здесь был за главного - снова уселся в кресло и посмотрел прямо в глаза Алексею. Без всякой злости посмотрел, кстати, этак, по-деловому. Даже сперва представился, между прочим - по-русски:
        - Я - Ахмет Озер-бей, капитан это славного корабля, что зовется «Атеш курт» - «Огненный волк». Ты, урус - мой пленник. Понимаешь?
        Ляшин угрюмо кивнул. Чего уж тут непонятного? Угодил, да уж. Только вот при чем тут галера?
        - Ты будешь шиурмой, гребцом, - с заметным акцентом продолжал Озер-бей. - И ты видел, что бывает с ленивыми тварями!
        Да уж… Несчастный парень! Ничего, рано или поздно эти чертовы фанатики заплатят за все! За все заплатят.
        - Я вижу в тебе гнев, - капитан внезапно осклабился. - Это понятно. Когда меня взяли в плен урусы Румянцев-паши, я тоже гневался. Но ты пойми! Сейчас этот корабль для тебя - тюрьма, но он может стать и домом. Родным домом, да! Как стал для многих из шиурмы. Кои теперь орудуют веслами не за пустую похлебку, а за деньги, акче. За хорошие деньги, урус. У меня две трети таких гребцов! Я верю им, а они - мне. И это - правильно. Каждый должен делать свою работу хорошо. Так угодно Аллаху. Кто делает хорошо - хорошо и зарабатывает. Кто плохо - ты видел. Как твое имя? Алекс… Хм… Будешь Али. Али-урус. Казнак!
        Погладив плеть, коренастый изогнулся в поклоне, получая ценные указания от своего капитана.
        Покивал, хмыкнул, поманил пленника за собой. Дюжие парни рывком поставили Ляшина на ноги, развязали руки… И что с того, что развязали? Что сейчас делать-то? Дать коренастому Казнаку в морду да сигануть с борта в воду. Отель ведь недалеко. Хотя…
        Стемнело уже, в черных волнах отражалась янтарная луна, повисшая в бархатном ночном небе в окружении холодных мерцающих звезд. И где отель? Где берег? Куда плыть? А черт его знает, куда.
        Скосив глаза, молодой человек попытался углядеть хотя бы толику электрического света! Придорожные фонари, пульсирующие разноцветными красками огни прибрежных дискотек, сияние отелей… Да хотя бы автомобильные фары!
        Нигде ничего. Сплошная темень. Видно, эта чертова галера далеко успела уйти. В открытое море. Интересно, куда она вообще направляется? В Сирию? В Ливию? В Ливан?
        Нет, бежать пока было рано. Просто неизвестно - куда. Нужно просто выждать более удобный момент. Просто выждать.
        Пленника провели по узкому помосту, тянувшемуся посередине судна. Впереди - коренастый Казнак, позади - двое качков с горящими факелами!
        Внизу, похоже, располагался трюм, по бокам же - вынесенные за борта помещения для гребцов. Огромные весла уже были втащены на галеру и лежали параллельно помосту, рядом со спящими как попало гребцами. Нет, ну надо же! Хоть фильм о древних временах снимай.
        Не доходя до кормовой мачты, коренастый внезапно остановился и кого-то позвал. В ответ гортанно прокричали, что-то звякнуло. Показалось даже - сверкнуло!
        Обернувшись к пленнику, Казнак хмуро показал рукой куда-то влево и вниз… Спустившись по узенькой лестнице - просто доске с приколоченными рейками - Ляшин очутился среди гребцов. Длинные скамейки-сундуки, лежащие рядом весла с рукоятками - похоже, каждым гребло не менее трех человек. Н-да. И за каким лядом террористам сдалось все это?
        Снова что-то звякнуло, и на гребную палубу спустился плечистый человек с черной бородой, в пестром тюрбане и с вместительной котомкой на плече. Мускулистый, подтянутый и - чувствовалось - очень сильный. Под мышкой он держал какую-то массивную железную хрень, в руке сжимал молот. Или, скорей, кувалду.
        Коренастый указал Ляшину место на рундуке - садись, мол. Пленник послушно сел, вытянул ноги. Эх, одежду бы хоть какую! А то вот так, как был - в купальных шортах - как-то не комильфо.
        Впрочем, на его наряд, вернее, на отсутствие такового, никто внимания не обращал.
        Чернобородый что-то негромко сказал и опустил на палубу… Наковальню! Ну, точно - наковальня это и была. Подобные Алексей до того видел лишь в музеях да на картинках - однако сразу узнал. Так вот зачем молот! Этот тип - кузнец! Одна-ако…
        Между тем чернобородый ловко вытащил из котомки… черт-те что! Какие-то меха вроде как у волынки… Не, не волынка! Переносной кузнечный горн! А меха, верно, раздувать пламя. Так они тут собрались…
        Так и вышло! Раздув принесенные с собой угли, кузнец докрасна раскалил какой-то шкворень… звякнули цепи… Оп! Пленник и опомниться не успел, как был прикован к железной полосе, тянувшейся по всей длине скамьи.
        Что уж тут сказать? Вот это номер! Ну, и что было делать? Вопить о правах человека? Да этот народец чихать хотел на какие-то там права.
        - Спи, урус, - хмыкнув, разрешил коренастый. - Похлебки тебе - нет. Получишь завтра. Когда заработаешь, х-ха!
        Все ушли, оставив прикованного узника… нет, не в одиночестве. В компании спящих людей - полуголых гребцов этого странного судна. Алексей попытался хоть кого-нибудь разбудить. Дотянулся до соседа, потряс даже… Никакого эффекта! До всех прочих и не дотянешься уже. И что делать? Спать, что ли? А, пожалуй, что и спать. Силы завтра пригодятся. Поглядим на рассвете, посветлу, что тут да как. Может, это вообще - просто кошмарный сон. Утром - оп! Проснешься у себя в номере, рядом посапывает голенькая Катя-Катерина.
        Нет, не сон! Утром галера никуда не делась. Рано - едва солнышко поднялось - всех разбудил какой-то мерзкий пронзительный рев. Труба, что ли? Валторна? А черт ее… Скорее, пожарная сирена!
        Все просыпались… Гремя цепями, справляли естественные надобности здесь же, прямо в море. Ну, а куда же еще-то?
        Так и Ляшин - вместе со всеми. Никто на него внимания не обращал, даже соседи - угрюмые рослые парни, тощие, жилистые, загорелые до черноты… или просто - очень смуглые?
        Полуголые подростки в трениках притащили бадью с похлебкой. Гребцы дружно полезли под скамейки - за мисками и ложками. Смуглый сосед, ткнув Алексея локтем, указал рукой под скамью… Там нашлась и покоцанная деревянная миска и такая же ложка. Все грязное, но…
        От похлебки Ляшин не отказался. Водица, перловая крупа - просо. Капельки жира. Еще каждому дали по куску черствой лепешки. Так сказать, позавтракали. Кстати, оба смуглявых сотоварища по веслу лепешки заныкали - спрятали под скамью.
        - Что ж, приятного аппетита! - хмыкнув, пленник подмигнул соседям и принялся орудовать ложкой.
        Как ни странно, варево оказалось вполне съедобным! Даже повеяло какой-то ностальгией - Ляшин перловку только в походах и ел. В виде каши с тушенкой или, лучше, в ухе. А еще хорошо ее в суп грибной добавить! Лучше из сушеных грибов. Самое оно то! Тут же…
        Сразу после завтрака Алексея побрили. Явились давешние качки, и с ними - какой-то франт в ярко-голубых шелковых штанах и такой же жилетке поверх ослепительно белой рубашки с широким расстегнутым воротом. За кожаным поясом - кинжал! Странно. Почему не пистолет? Вообще, все это…
        - Эй! Эй! Что творите-то… что за беспредел… Э-эй…
        Поздно! Бесполезно дергаться. Двое качков схватили, держали, третий - франт - брил. Не щеки с подбородком - голову. Управился быстро - эдак под «ноль». Ухмыльнулся, убирая бритву, похлопал пленника по бритой башке:
        - Якши!
        - Да уж, какое там… - скривился Ляшин. - Э! А освежить? Одеколон там или что еще? Что, даже «Шипра» нету? Ну, вы даете, господа.
        Несмотря на все свое аховое положение, Алексей вновь начал шутить - а что еще оставалось делать, плакать, что ли?
        - Э, э, якши! - прощаясь, террорист-парикмахер одарил пленника белозубой улыбкой.
        Вновь запела труба. Звякнули тарелки… Утробно ухнул барабан. Эдак леновато, словно бы разминаясь.
        Это что еще тут за рок-группа «Черный сентябрь»?
        Соседи Ляшина проворно бросились к веслу. Вытащили, вставили в уключину - или как там называлась эта чертова прорезь в борту?
        Гребцы держались вовсе не за рукоять весла - слишком уж неохватную - а за специальные скобы. Уселись, уперлись поудобней ногами… Алексей тоже ухватился… Ударил барабан.
        Весло опустилось в воду… Нет, не одно весло - все весла галеры! Одновременно! Гребок… Удар барабана… еще раз… еще…
        Ага, вот тут в чем дело-то! «Ритм-секция» задавала темп гребле. И пока что, похоже, никто никуда не торопился… Правда, вот сам Алексей тормозил - сбился…
        Тут же что-то ожгло спину! Рассекая кожу, пронзило, казалось, до кости!
        Плеть!
        Ляшин скосил глаза - прохаживающийся по узкому помосту Казнак - старый знакомец! - погрозил парню кулаком и потряс плетью.
        - Делай, как мы, урус, - смуглявый сосед по веслу - тот, что сидел ближе всех к борту - неожиданно подал голос. - Учись быстро-быстро. Иначе… Пфуй!
        - Так и научусь, что уж. Как говорится, не боги горшки обжигают!
        Да уж, не боги…
        Наука оказалась не бог весть какой сложной, однако весьма утомительной. Просто необходимо было привыкнуть к однообразным движениям и одновременно слушать барабан и тарелки, быть готовым в любую секунду сменить темп. Задержишься - тут же получишь плетью!
        Сволочи эти террористы… Гады… Чтоб им попался российский корабль! Какой-нибудь там эсминец. Впрочем, вполне достаточно и ракетного катера. Или… О! Да! Вертолет!
        Орудуя тяжелым веслом, молодой человек с надеждой посмотрел в небо. Высокое, синее-синее, с перистыми полупрозрачными облаками. Что и сказать - для авиации самая та погодка. Только где она, авиация?
        К полудню пленник устал, как собака! Вымотался - кыш не сказать. Уже не слушал и барабана, просто тупо греб, чувствуя, как немеют руки, а спина… О спине вообще думать не хотелось. Не раз и не два отведал пленник плети! То коренастый, то его помощнички - та еще сволота!
        Наверное, Алексей умер бы от усталости, от всего этого гнусного шизофренического бреда… Умер бы, ежели бы галера не причалила к берегу в какой-то небольшой и пустынной бухте.
        - Господи, неужели отдохнем? Пить… Даст кто-нибудь попить?
        Дали. Те же парни с плетьми и притащили бадейку с теплой водою. Уфф! Ну, пусть хот так.
        - Э, урус - якши? Якши, якши… Отдыхай!
        - Да пошел ты…
        Безразлично показав надсмотрщикам большой палец, Ляшин вытянул ноги и сквозь щель для весла попытался рассмотреть бухту, как уж смог. Со скамьи-то ничего видно не было. Мешали доски навеса.
        Ну-у, что сказать. На первый взгляд - бухта как бухта. Обычная. Каменистый причал, рыбацкие лодки, на берегу - мазаные глинобитные домики и даже какая-то небольшая крепость. Хоть кино снимай.
        Да, обычная рыбацкая гавань. Однако… Все же чего-то не хватало! Чего-то такого, что обязательно должно было быть… Вон, у развешенных для просушки сетей… хотя бы какой-нибудь старый разбитый пикап, что ли! «Тарелки» на крышах - где? Мотоциклы, мопеды? Велосипеды даже… Впрочем, видно-то плохо… О, парни! К лодкам идут. Молодежь местная. Тюрбаны, жилетки, треники… А джинсы, шорты где? Странная одежка. Тут что, все под старину канают? Зачем?
        Весь день до вечера (да и всю ночь) галера стояла у пирса. Над кормовой и носовой палубами, да и над скамьями гребцов растянули тенты от солнца. Впрочем, жарко все равно было, хоть и в тени. Часть галер-ников расковали и даже отпустили на берег, к большому удивлению Ляшина! Оставшиеся гребцы привычно улеглись спать. Кормили их только днем, правда, пить давали, спасибо и на том.
        Алексей не спал, а внимательно присматривался к тому, что происходило вокруг. На берег - такое впечатление - сошли вообще все, кто мог, даже коренастый надсмотрщик Казнак со своими садюгами-помощниками, не говоря уже о всей прочей команде и - как еще с утра заметил Ляшин - значительная часть гребцов. За оставшимися никто не следил.
        Пользуясь этим, молодой человек поднялся на ноги и, насколько позволила цепь, подошел к борту, вернее сказать, к ограждению галереи гребцов. Всмотрелся, уже куда более пристально - и ничего нового не заметил. Ни одного автомобиля, ни мотоцикла, ни мотороллера. Даже моторных лодок - и тех не было! Хотя уж, казалось бы - как же без них?
        На башнях небольшой крепости, прикрывавшей вход в гавань, хорошо бы разместилась спутниковая тарелка или антенна сотовой связи… однако, увы! Недоуменно покачав головой, Ляшин принялся рассматривать людей - рыбаков в проплывавших мимо лодках, угрюмых парней с копьями и саблями, маячивших у входа на пирс. Что это - конвой? Охрана? Тогда зачем столь архаичный вид? Хотя бы «калашников» для приличия… Нет! Ни автоматов, ни пулеметов - ничего такого молодой человек не приметил. Из оружия - только ножи да сабли, не считая старинных пушек и таких же ружей с кремневыми пистолетами. Полная стилизация под старину? Не просто исламисты, а какие-то особо упертые, напрочь отрицающие все технические достижения современности, весь прогресс? Могли такие быть? Да запросто! Почему бы и нет-то? Особенно в рамках ортодоксального ислама.
        Так… Биноклей тоже нет. Зато есть подзорная труба - вон, на корме, у вахтенного. Там же - пара малокалиберных старинных пушек и что-то вроде большого ружья на крутящейся подставке. Ну-у, уж тут могли и пулемет приспособить, чего уж так-то! Ружье! Здоровенное, правда. Этакая неподъемна дура.
        - Фальконет, - кто-то произнес рядом, по-русски. - Пушки-то галерные веслами наводятся, а этот, вишь ты, руками. Ловконько, ага.
        Пленник быстро обернулся:
        - Вы кто?
        - Я-то? - через три скамейки от Ляшина, сидел, прислонившись к борту, худой, но жилистый мужичок лет тридцати пяти - сорока, с уже отросшей на голове жесткой щетиной. Обычное славянской лицо, курносое, в меру скуластое, глаза светлые, небольшие, выгоревшие на солнце белесые брови. - Меня-то Никодимом кличут. Никодим Иванов сын, Репников. Деревня наша - Репниково. Графа Мирошнина землица. Слыхал, небось, про графа?
        - Не… не слыхал, - озадаченно отозвался Ляшин.
        Так вот он и познакомился с Никодимом, Никодимом Иванычем, коему суждено было стать Алексею верным спутником и другом.
        Ну, пока что до дружбы было далеко, так сказать - первое знакомство.
        - А я - Ляшин, Алексей, - пленник, наконец, улыбнулся. - Можно просто - Леша. Турист. Вот, купались вчера, тут эта чертова галера и…
        - А-а-а, - покивал новый знакомец. - Так тебя с берега взяли… Ну, капитан наш, Озер-бей, людокрадством не брезгует. Из купеческих будешь? Иль паломник?
        - Говорю же - турист. А вы?
        - Мы-то из воинских, - Никодим хмыкнул. - Как забрили рекрутом в Астраханский полк, так до сих пор и там… Был. В полон угодил, и вот тут теперь. На галере.
        Репников явно нес какую-то чушь, хоть и не производил впечатления сумасшедшего. Скорее, наоборот - себе на уме хитрован. Может быть, поможет прояснить ситуацию?
        - А хозяева-то галеры кто? Террористы?
        - Хозяева-то? Да нешто не видишь - турки!
        - Что турки - вижу. Просто хотелось бы уточнить…
        - Ахмет, капитан - из воинских, султану Абдул-Хамиду служит, не сам по себе. Звание его - бей. Это по-нашему капитан или майор будет. А то и полковник. Все остальные - его люди. Вся команда, еще и пушкари, и солдаты. Пушкари у Ахмета хороши, не чета прочим. Австрияки, из цесарских немцев. В магометанскую веру перешли, деньгами прельстившись. Ну, не прогадали, чего уж. Капитан Ахмет - человек не скупой.
        - Хм… надо же - не скупой! - отвернувшись, Ляшин попытался осмыслить услышанное. Невдалеке от причала, на песчаный пляжик, вдруг высыпала стайка подростков. Опять же - ни джинсов, ни шорт, ни смартфонов! И - одни мальчишки, девчонок не было ни одной. Почему?
        Смеясь, парни скинули куцую одежонку и голышом бросились в море.
        - Слышь, Никодим… А что, гребцы тут все - пленные?
        - Да почти, - Репников потянулся и смачно зевнул, перекрестился. - Есть и наемные - те за деньгу робят. Сказал же, капитан Ахмет-бей не из скупых. Наемников на берег отпускают, пленных - нет. А кормежка одинакова! Правда, у наемников деньжата водятся - могут и кое-что из офицерской кухни купить. Не голодают. А вот мы - всяко.
        - А вообще, что теперь с нами будет? Куда-нибудь высадят? Выкуп потребуют?
        - Выкуп? - собеседник с любопытством глянул на Алексея. - Ну, коль ты богат, так, пожалуй, скажи. Может, и сговоришься.
        - Хм… богат… - Ляшин негромко засмеялся. - Был бы богатым, так горящих путевок не брал бы!
        - Тогда лучше молчи, - посоветовал Никодим Иваныч. Поскреб подбородок, оглянулся по сторонам и, вдруг подавшись вперед, понизил голос:
        - Ты это… лучше с нами… в побег!
        - В побег?
        - А что? Парень ты не из слабых и вроде не трус - пригодишься… А вздумаешь ежели донести… - Репников недобро прищурился. - Наших здесь много. Шкворень заточенный завсегда найдется.
        Алексей на такие слова обиделся:
        - Ну ты нашел доносчика! А в побег - да, я согласен. Никакого другого выхода не вижу. Правда, нас же могут освободить! Военные!
        - Могут, - согласился Никодим. - Вот я о том и говорю. Наши-то корабли все - в Черном море. Здесь - нет. Одначе Ахмет-бей вскорости в Черное море собрался, Караденгиз - по-турецки. Всем им - султанский приказ. Война-то - там! Не сегодня-завтра уйдем, а там… - неожиданно подмигнув, Репников расхохотался. - А там, брате, уже можно и рвануть! Это здесь одни магометане кругом, а там… Там - наши!
        - В Черное море? - Ляшин обрадованно потер руки и тоже подмигнул. - Так там наши корабли, да! Однако Ахмет этот, что же - самоубийца?
        - Говорю же - султанский приказ. Ослушаешься - шелковый шнурок пришлют. Чтоб на нем же и удавился.
        Шелковый шнурок, султан… Весь этот бред Ляшин пропустил мимо ушей, дело было не в этом. Главное, он нашел единомышленников! Побег, конечно, дело опасное… Однако сидеть сложа руки точно так же опасно, террористы - народ непредсказуемый, запросто могут всех пленников расстрелять. Ну, или отрубить головы - снять, да потом выложить в Сеть, для устрашения и демонстрации собственной крутости. Как того парня…
        Султан - это, видимо, кличка какого-то полевого командира, которому подчинялся капитан Ахмет-бей. Шелковый шнурок - одна из изощренных казней, которыми нынче, увы, никого уже не удивишь. От фанатиков всего ожидать можно.
        - До Черного моря дней пять пути, - снова оглянувшись по сторонам, тихонько молвил Никодим Иваныч. - Там еще сутки, потом - в Дунай-реку. Там и в побег! Ты того вон, лови…
        Репников что-то швырнул… звякнуло… Нож?
        Алексей наклонился, подобрал - напильник… Вернее, обломок напильника. Что ж, хорошее дело.
        - Будь осторожен, Алексей, - тихо предупредил новый знакомец, кивая на спящих гребцов. - Соседи твои - иудушки те еще. Заметят - донесут обязательно. Ну и наемников опасайся. Те тоже донесут. За хороший куш.
        - Понял, - Ляшин покусал губу. Не все тут так просто, оказывается… Так ведь и следовало ожидать.
        На следующий день, с раннего утра вновь зазвучала труба, ударили барабан и литавры. Гребцы - шиурма - вновь взялись за весла, и судно медленно вышло из бухты… Дальше, в море, за дело взялись матросы. Поставили паруса, и галера поплыла дальше своим ходом, все прямо, лишь иногда лавируя - ловила ветер.
        Весла понадобились лишь к вечеру - войти в очередную бухту, да утром - выйти. Так вот и плыли, пропуская по правому борту горы, долины и большие города с белоснежными зданиями и старинными крепостями.
        Эх, рвануть бы туда, в цивилизацию, к нормальным людям! Увы, близок локоть, да не укусишь. Ничего. Скоро уже, скоро, ага.

* * *
        В один из дней, ближе к обеду, запела труба! Спустили паруса, гребцы навалились на весла, и «Огненный волк», резко повернув на восток, вошел в широкий пролив, по обеим сторонам которого раскинулся какой-то огромный город. Светло-серые крепостные стены, голубые купола мечетей, тоненькие иглы минаретов и порт, полный судов! Огромные парусники!!! Около полусотни, уж никак не меньше!!! Разные - и торговые, и военные, с тремя и четырьмя пушечными палубами - деками, с высоченными мачтами, с резной кормой.
        Господи! Да откуда же их столько взялось-то? Что здесь, какой-то исторический фестиваль? Чтобы воссоздать всю эту красоту: паруса, такелаж и прочее, это сколько же времени, сколько денег надо! Или… это просто туристские суда? Да нет, не похоже. Слишком уж тщательно сделаны. Туристские - они все несколько аляповатые, со всякими там черепами и прочими «пиратскими» атрибутами, эти же - само совершенство и мощь.
        Какая-то нехорошая мысль вдруг возникла в голове Ляшина, и что-то кольнуло в сердце.
        Нет! Не может быть… Слишком уж это невероятно.

* * *
        - Истанбул… - глядя на проплывающий город, мечтательно поцокал языком коренастый надсмотрщик Казнак. - Истанбул, эх…
        Мечтатель, однако…
        Неужто это и вправду Стамбул? А где мост? А где… Где полицейские и таможенные катера, где современные суда, куда все это делось? Бог весть… Неужто… Нет, быть такого не может! Еще нужно понаблюдать, еще…
        Галера все же пристала к какому-то пирсу. Очень ненадолго. Спустили мостки, и капитан Ахмет Озер-бей сошел на берег в сопровождении «господ офицеров». Затем на больших арбах (!) привезли ядра для пушек и мешки с порохом! Надо же, игрища продолжались… или…
        Боеприпасы быстро разгрузили раскованные наемники. Правда, в город их не пустили и тут же приковали обратно, вызвав глухой недовольный ропот.
        - Ну вы! Поболтайте у меня!
        Коренастый Казнак погрозил шиурме плетью. Вообще, не такой уж он был и садюга - зря никого не бил. У Ляшина, правда, вся спина горела - так ведь и было за что! Грести-то толком не умел. Вот, учился по ходу дела, и ту уж без плети - никак. Такая вот развивающая педагогика. А что? В обычной российской школе пригодилась бы, точно. И не за двойки, нет. Послал учителя на три буквы - с десяток ударов получи! Перед всеми, в актовом зале - чтоб неповадно, ага. Сорвал урок - тут можно и два десятка отсыпать, драку на переменке затеял - столько же! Дисциплина бы наладилась - в момент. А где дисциплина, там и успехи в учебе. При классно-урочной системе иначе не будет никак. Так что плеть - это только во благо было бы. А еще хорошо бы плетью всех тех, кто мешает учителям учить. Все этих контролерщиков, вебинарщиков, курсовичков, хозяев сомнительных сайтов и прочих. Плетьми от школы отогнать! Иначе не уйдут, больно уж им там хорошо - хлебно.
        Стояли в Стамбуле - если это был Стамбул - недолго, меньше суток. Вообще, было не очень похоже на то, что судно должно отправиться в дальний поход. Ни пресную воду не грузили, ни провизию. Вот только порох и ядра. Даже количество солдат и артиллеристов на галере не увеличилось.
        Погрузились, дождались возвращения капитана с офицерами, да рано утром уже и отправились в путь.
        Город и впрямь производил впечатление своими размерами и красотой! Из гавани выгребались, наверное, часа три, если не больше. Потом поставили паруса - а город все никак не заканчивался, все тянулись по берегу дома, дворы, оливковые рощи, смоковницы и кипарисы. Сонмища рыбачьих лодок оккупировали все море, наверное, их было куда больше сотни, глаза устали смотреть.
        За прошедшие три часа гребли не все сразу, а по очереди, по трети гребцов - несмотря на это, измотались почти до смерти, лично Ляшин устал, как собака, и когда подняли, наконец, паруса, со всей искренностью возблагодарил Бога.
        - Ничего, ничего, - одобрительно кивнул загребной - тот смуглявый, что сидел ближе к борту. - Якши! Привыкнешь, ага. Ты - парень сильный.
        Как успел посчитать Алексей, галера «Огненный волк» имела двадцать шесть весел по борту, по крайней мере - по правому. Впрочем, на левом, как вскоре выяснилось, весел было меньше - занимал место очаг для приготовления пищи. Конечно же, должны были грести синхронно, что требует от каждого гребца индивидуальной силы и мастерства. На одном же весле могли оказаться и сильные и слабые гребцы, и опытные, и новички, что, наверное, требовалось учитывать при рассадке. К тому же Ляшин скоро заметил, что те, что сидели у внутреннего конца весла, уставали намного сильней тех, что располагались ближе к борту, около уключин. Наиболее сильные и опытные составляли так называемых загребных, «командиров» весла, если так можно выразиться. По мнению Алексея, таких нужно было очень тщательно отбирать и оказывать уважение. Некоторым из загребных - тем, что сидели на первых от кормы скамьях-банках, такое уважение явно оказывалось. Казнак их не бил и все время здоровался, улыбался, да и пищу им готовили отдельно - как матросам. Наверное, эти загребные и считались членами экипажа, поскольку от них так много зависело! С
остальной шиурмой эти люди вели себя надменно, всячески подчеркивая свое привилегированное положение.
        Еще бы, ведь скорость хода галеры, ее маневренность в большой степени определялись физическими возможностями гребцов! Шторма, неблагоприятные ветры и течения могли быстро их измотать, как и продолжительные штили. Для того чтобы снизить нагрузку, практиковали греблю не всем составом, как вот совсем недавно, а то половиной гребцов, то вообще - третью, потом менялись. При всем при том скорость галеры на веслах и даже под парусами была не очень-то велика, по прикидкам Ляшина, верно, километров семь-восемь в час, или примерно четыре узла, если говорить по-морскому. При устойчивом ветре любой парусный корабль мог легко уйти от преследующей его галеры, и, чем дольше продолжалась погоня, тем медленнее шла галера, тем слабее становились гребцы - силы-то уходили, человек - не ветер.
        Обо всем этом как раз и размышлял Алексей, глядя, как проплывает мимо не столь уж и далекий берег. А еще вдруг вспомнилась Катя. Катя-Катерина… Ляшин и сам не ожидал, что его вдруг так зацепит эта немножко странноватая девчонка. «Я тоже одна приехала. С подружкой хотели, но она не смогла. А путевка-то пятьдесят шесть тысяч! Не фиг-то и деньги, но… все равно жалко!»
        Пятьдесят тысяч ей не деньги… Кто же ты такая-то, девочка? Может быть, это тебя хотели украсть? Тогда уж точно был бы выкуп. Вдруг вспомнилось, как катались в Аланье на «паровозике». Потом ели мороженое у пригородной автостанции, за мечетью. Ждали автобуса. Откуда-то вдруг вывалила целая толпа школьников в одинаковых бордовых джемперах со школьной эмблемой. Мальчишки выглядели точно так же, как их европейские сотоварищи, девчонки же - по-разному. Кто-то - с непокрытой головой, в коротких юбочках и гольфах, а кто-то - в джинсах и в плотных платках. Все - и в юбках, и в платках - громко переговаривались, смеялись и ели мороженое. Сидевшие на лавочке у мечети аксакалы в чалмах замечаний молодежи не делали, наоборот, одобрительно кивали и улыбались.
        - Здесь, в Аланье, крутой физико-математический лицей, - глянув на подростков, пояснила Катя. - Самый крутой в Турции, я читала. Называется лицей Фен.
        Физико-математический лицей… А не было ли тогда, вечером… Точно! Двое подростков на скутерах! В темных противосолнечных очках. Точно, турки! Номера-то турецкие. Мальчишка лет четырнадцати, брюнет, в узеньких джинсах и черной майке с логотипом известного турецкого рокера Теомана и тоненькая темно-русая девчонка такого же возраста. Только не в джинсах, а в шортах и черных гольфиках. А на майке - «Анатолийский рок-фестиваль». Подростки остановились у поворота. Вернее - стояли. В руках у парнишки Ляшин еще заметил какой-то непонятный прибор, чем-то похожий на винтажный проектор для диафильмов! Еще пошутил - мол, гиперболоид инженера Гарина. А что если… Если эти вундеркинды из физико-математического лицея взяли да порвали время? С помощью того непонятного прибора. Ох, недаром детишки тогда так озирались, недаром!
        Тьфу! Пленник потряс головой - ну и мысли! Все с усталости да от нервов. Про побег надо думать - не пора ли рвануть? Напильником он воспользовался, как смог - подпилил звено цепи так, что только рвануть осталось. Улучив момент, улыбнулся Никодиму, мигнул. Тот отрывисто кивнул - понял. И тоже улыбнулся в ответ.
        На протяжении всего плавания к галере никто не подплывал, хотя море вовсе не казалось пустынным. Повсюду виднелись рыбацкие лодки, а однажды проплыл огромный парусник! Корабль шел параллельным курсом, с горой белоснежных парусов, и конечно же обогнал галеру - ветер-то дул попутный. На резной корме развевался флаг с полумесяцем. Турецкий.
        Ляшин уже не удивлялся подобным корабликам. Не то чтобы привык - не до того было. «Старший по веслу» учил его грести, сопровождая учебу угрозами и ругательствами.
        - Э, урус, чтоб тебе сдохнуть… Ну, не так, не так за скобу держишься! Так руки-мозоли, да. Смотри, как надо, ага. Вот, пробуй… ага… запоминай! Только так и держись. И весло не дергай!
        Все нервы, гадина, вымотал!
        Правда, как-то под утро утешил Никодим. Посмотрел пристально, подмигнул, качнул головою - мол, скоро уже. Готов будь.
        Ну а Ляшин уже как пионер был - всегда готов. Скорей бы уже. Скорей бы.
        Кругом продолжала твориться все та же странная хрень - ни катеров, ни нормальных судов не встречалось, и блекло-синее небо выглядело девственно-чистым - ни одной белесой черточки - инверсионного следа авиалайнера. Самолеты-то куда делись? Или это никакое не Черное море? Судя по звездам, галера упорно перлась на север, вдоль западного берега. Какой там ближайший крупнейший порт, Варна, что ли? Ну да, Варна. Набережная, кафешки, золотой песочек. И знаменитое бренди «Слынчев бряг». Вот в Варне бы и бежать, там своих полно, там квартиры у многих! Варна…
        О том, что галера приблизилась к какому-то крупному порту, красноречиво свидетельствовало резко увеличившееся количество лодок и корабликов, шедших параллельным и встречным курсами. Правда, опять - ни одного катера, рыболовецкого траулера или там моторной шхуны. Одни парусные суда!
        Об этом парадоксе молодой человек сейчас старался не думать, главное было - бежать. Неужели исламский террорист Ахмет-бей решится вот так запросто войти в порт? Если толко там не такие же… какая-нибудь историческая игра, фестиваль… Тогда - да, тогда может и прокатить. Однако за гребцами пуще прежнего следить будут!
        Турки выглядели вполне беспечными. Даже вахту как следует не несли, словно бы находились у себя дома… и плыли домой, в родную, хорошо знакомую гавань.
        Впереди, по левому борту, ярко зеленели сады, полные налившихся соком слив, груш и яблок. Поплыли белые домики, отары пасущихся овец, даже пряным запахом луга пахнуло!

* * *
        «Огненный волк» пришвартовался в большой гавани, среди десятка больших морских кораблей и множества мелких. Кроме судна капитана Ахмет Озер-бея, у причала покачивались еще три галеры. На одну из них капитан и отправился, надев свой лучший халат… или как там называлась эта штуковина, накидываемая поверх рубахи и камзола.
        - Варна! - глянув на город, скупо пояснил старший по веслу.
        Варна? Вот это вот - Варна?
        А где отели, кафешки, магазинчики? Сувенирные киоски где? И парапланов в небе что-то не видно, и не…
        Ничего нет! Никаких признаков цивилизации… Неужто… Женщины у причалов - все в парандже! Прятали лица, как и положено правоверным мусульманкам. Но ведь Варна - не Турция! Да и в Турции после Кемаля Ататюрка женщины лиц не прячут! Совсем европеизированная страна, одному гулять можно и ездить, куда хочешь на автобусах да маршрутках-долмушах. А тут - что?
        Пока входили в гавань, швартовались, честно говоря - вымотались. Воспользовавшись передышкой, шиурма сразу же полегла спать, захрапели почти все гребцы, развалившись как придется, словно убитые на поле боя.
        Слипались глаза и у Ляшина. Он уже устроился поудобнее, вытянул ноги… Как вдруг услышал негромкий свист.
        Молодой человек тут же приподнялся, повернул голову и встретился взглядом с Никодимом.
        - Сегодня! Ночью, - быстро бросил тот и тут же отвернулся, прикрыв глаза.
        Сегодня… Ну что ж, наконец-то! Не так уж и много времени осталось до ночи… Хотя ночь - понятие растяжимое.
        Ну, пока есть возможность - надо отдохнуть, выспаться. Ночью явно понадобятся силы, придется бежать, может быть, с кем-то драться, да мало ли!
        Звякнув цепью, пленник потянулся и, смачно зевнув, положил голову на банку-скамью…

* * *
        - Так ты педагог? - Катерина удивленно округлила глаза.
        - В допобразовании. А что?
        - Да ничего. Никогда бы не подумала, - честно призналась девчонка. - Педагоги обычно такие зануды.
        Алексей рассмеялся и погладил Катю по голове:
        - Плохо ты знаешь! Так в горы-то на джипах поедем?
        - Хм… Так завтра же дождь обещают.
        - И что? В отеле будем сидеть?
        - А что? Тебе со мной так уж скучно?
        Ляшин не успел ответить. Вдруг зазвучала музыка, и Катерина, забравшись на стол, принялась извиваться в каком-то изысканно-затейливом танце. Ах, хороша! Джинсовые шортики, длинные загорелые ноги, короткая маечка оставляла обнаженным пупок…
        Музыка играла все громче, девушка с загадочной улыбкой стянула с себя маечку, бросила Ляшину на лицо…
        Тряхнув головою, тот распахнул глаза…

* * *
        - Просыпайся, друг! Пора.
        Ну, и где же полуголенькая красотка? Вместо Катерины Алексея тряс за плечо какой-то жилистый мужик… Никодим! Так уже…
        - Ага!
        Стараясь не шуметь, молодой человек резко потянул цепь… Подпиленное звено обломилось с приглушенным стуком.
        Золотистая половинка луны висела в черном бархатном небе. У каменных башен горели костры… Стража!
        - А как же мы…
        - Давай за мной, Алексей. За нами…
        Кроме самого Никодима рядом маячило еще четыре человека, похоже, все его «весло», хмурые и не особенно разговорчивые ребята. Впрочем, некогда было сейчас говорить.
        - Комит нынче на берегу, - пояснил Никодим. - А вахта на камбузе в кости играет. Слышишь?
        И впрямь - с правого борта доносились азартные крики… и девичий визг!
        - Женщин приволокли… Из лупанара.
        - Так как же мы пройдем? Вон, охрана…
        - Мы проплывем. Плавать-то умеешь?
        Нашел, когда спросить!
        - Ну да.
        Один за другим беглецы соскользнули в море, темное, с мерцающей лунной дорожкой и дрожащими звездами.
        Уфф! Водичка-то оказалась холодной, и даже весьма. Впрочем, нынче было не до выбора. Не купаться пришли - как можно быстрей плыли прочь от галеры, к берегу, мимо рыбачьих лодок и больших морских кораблей.
        Стараясь не отставать, Ляшин держался сразу за Никодимом. Остальные четверо уплыли уже далеко вперед, куда - один Господь знает. Насколько Алексей смог прикинуть - беглецы направлялись к берегу наискось - огибая башню и горящий костер охраны.
        Доплывем, сам себя подбодрил беглец. Ничего, выберемся! Лишь бы только ноги не свело.
        Не свело. Никем не замеченные, беглецы вполне благополучно добрались до берега, выбрались на серый песок. Теплый ночной воздух показался после обжигающе холодной воды настоящим раем!
        - Ну как? - ободряюще улыбнулся коренастый бородач, чем-то похожий на террориста Казнака. - Теперь, братцы, за мной. Теперь уж немного осталось. Даст Господь, доберемся… Мы сейчас в город. Как услышите стражу - прячьтесь, хоронитесь, куда - не ведаю.
        Только он так сказал, как со стороны города послышался повелительный окрик! Заметили!
        - Бежим!
        Трое - коренастый бородач, Никодим и следом за ним Ляшин - тут же шмыгнули в колючие заросли, затаились, поползли, обдирая кожу до крови. Остальные беглецы бросились в воду. За ними-то и погнался ночной патруль, люди с саблями по кромке воды, по плотному песку пляжа… Кто-то засвистел в свисток. Появились лодки… Эх, бедолаги-пловцы! Теперь уж им не уйти, не скрыться.
        Алексей этой развязки не видел - выбравшись через заросли в город, улепетывал со всех ног следом за своими спутниками.
        - Стойте, - державшийся впереди бородач резко замер и, обернувшись, махнул рукой. - Осмотреться надоть. Никита и загребные где?
        - До, видать там, у моря остались… Поплыли.
        - Ну, да Господь им в помощь, - перекрестился коренастый. - А нам, робяты, ждать некогда. Не ровен час - стража. Тако мыслю - потихоньку пойдем. Токмо бы никто не заприметил.
        Ну да, компания трех полуголых мужиков, пробирающаяся по ночному городу, выглядела на редкость странно. Впрочем, как и сам город. Ни одного фонаря, даже самого завалящего, ни мигающего неона рекламы! Хотя… вон там, за углом, кажется, свет… Неровный такой, дергающийся… Реклама!
        Фиг! Просто два горящих факела, вставленные в стены! Небольшая площадь, глухие заборы с воротами, журчащий фонтан.
        - Недалеко уже, - бородач держался спокойно, как и следовало старшему. Никодим и Ляшин безоговорочно ему подчинялись. Раз уж человек знает, что делает - так пусть ведет.
        - Меня Тимофеем кличут.
        Ну, наконец-то познакомились!
        - А я - Алексей.
        - Тсс! - настороженно прислушавшись, Никодим приложил палец к губам.
        Где-то за углом вдруг послышались голоса. Молодые, веселые…
        Не сговариваясь, беглецы бросились кто куда. Никодим и бородач укрылись в какой-то темной нише, Ляшин же схоронился за фонтаном, в кустах. Неплохое оказалось место - мягкая травка, акации… Вокруг чем-то пахло, одуряще сладко, приятно… Сирень цветет, господи!
        - А-ха-ха! - с молодецким смехом на площадь вывалила компания, трое парней и одна девушка с открытым лицом и сильно подведенными глазами, что было заметно даже при свете факелов. Одеты все были… ну, Алексей уже ничему не удивлялся. Пусть хоть голые ходят, а так… На парнях заправленные в высокие сапоги штаны, короткие куртки с кожаными поясами, а за поясами - сабли! И - кое у кого - пистолет с серебряной рукоятью! А еще у парочки - бердыши! Самые настоящие, будто бы из музея. Девчонка же - на вид лет шестнадцати-двадцати - была без оружия. Правда, одета… точнее, лучше сказать - раздета… Полупрозрачные шаровары с заниженной талией и короткая жилеточка-лиф оставляли обнаженной значительную часть живота и бедер, так что выглядело все вполне эротично, несмотря на то что девчонка была не очень-то и стройна, скорее даже - в теле. Да и грудь - ух, и грудь! Даже под жилеточкой выпирала!
        Один из парней - с пистолетом, рыжеватый такой или, скорее, шатен, с небольшой хипстерской бородкой, отчаянно жестикулируя, рассказывал что-то смешное. Настолько смешное, что все остальные держались за животы, а девчонка беспрестанно хохотала. Ржала, можно сказать, словно кавалерийская лошадь! Даже заикала от смеха, склонилась над фонтаном - попить. Остальные тоже напились. Шатен погладил склонившуюся над фонтаном девчонку по голой спине, что-то сказал приятелям… Те понятливо закивали, снова засмеялись… и не торопясь ушли - куда - бог их знает. Наверное, в ночной клуб. Один на углу обернулся - у самой ниши - погрозил шутливо пальцем:
        - Э-э, Карим! Якши!
        Карим хмыкнул и, как только приятели скрылись из виду, потащил девчонку в кусты. Та и не думала сопротивляться - еще бы, этакий-то красав?ц! Парочка уединилась как раз в том месте, где прятался Ляшин. Вот ведь черт! Не заметили бы!
        Где-то рядом взъярился, залаял пес - видать, почуял чужих, гад ползучий! Теперь уж…
        Ага, заметили, как же. Не до беглецов этой молодежи было, вовсе нет! Друг другом занялись, очень даже активно. По-хозяйски нагнув девчонку к фонтану, юный охальник Карим спустил с нее штаны и хлопнул по попе. Потом погладил по спине… пристроился сзади… Девушка тяжело задышала… очень быстро дело дошло и до стонов… очень даже довольных, эротично-радостных!
        Удовлетворив первый позыв, Карим усадил девчонку на край фонтана и деловито снял с нее лиф, принялся целовать грудь - действительно, большую, упругую, такой, какой можно было бы и гордиться.
        Парочка занималась любовью с такой активностью и страстью, что едва не зацепила прятавшегося рядом Ляшина, так, что тот едва успел отшатнуться. И даже хотел было прибрать к рукам пистолет или саблю - наверное, от плохо сдерживаемой зависти! Хотел, да не успел - кто-то потянул его за локоть… Никодим!
        Потянул, кивнул… Пошли, мол.
        Беглец осторожно покинул свое укрытие, проскользнув буквально в полшаге от страстно дергающихся любовничков. Напрасно осторожничал! Судя по стонам и крикам, те сейчас не заметили бы и взвода.
        - Завел девку из лупанара, - ныряя в темный проулок, хмыкнул Тимофей. - Повезло.
        Алексей тоже усмехнулся:
        - Да уж, с такими-то титьками - точно свезло!
        - Да не ему, - ускорил ход бородач. - Не ему повезло - нам. А что, если бы ночная стража, как уставы велят, службу несла? Бдила бы без всяких веселых девок? Небось, живо бы нас заметили, ага.
        - У магометан праздник сегодня, - Никодим тихонько хохотнул. - Пятница. У них каждую пятницу праздник. В мечеть пойдут, опосля разговеются… Так и называют - благословенная пятница. Вот и на галере тоже… празднуют… И стража службу несет черт-те как!
        - Так, а кого им бояться-то? Варна - турецкий город, можно сказать - дом родной. И все море - турецкое. А наши - на правом берегу Дуная-реки. У города Букурешта - три дня пути! И везде - турецкие крепости. Рущук, Туртукай, Силистрия…
        Пояснив, Тимофей замедлил шаг и осмотрелся:
        - Тут древняя статуя должна быть… Ага, вон! С ромейских еще времен. А вот и дом… Нам с вами, к слову сказать, меж всеми этим крепостями пробираться нужно. Ну, да мыслю, помогут, ага. Свет не без добрых людей.
        И впрямь, на углу дома виднелась мраморная римская статуя, рядом тянулась глухая стена с воротами, над которой виднелось два верхних этажа с закрытыми ставнями окнами.
        Бородач замолчал и некоторое время прислушивался, после чего решительно подошел к воротам и стукнул в них кулаком, вызвав истошный собачий лай, казалось, по всему кварталу!
        - Кого дьябл принесе? - сонным голосом выругались за оградой.
        - Скажи - Тимофей Сыч, курский торговый гость. К хозяину, купцу Василу.
        - Гости торгови по ночам не шастают!
        - Вот ведь вредный старик! - похоже, Тимофей хорошо знал не только хозяина дома, но и ночного сторожа. - Благой. Это ведь ты, старый?
        - Ну-у… я-а… - озадаченно отозвались со двора. - А ты, что ль, и вправду… Господи Иисусе! Цыц!
        Цыкнув на собак, привратник завозился с засовом… Левая створка ворот приоткрылась…
        - Заходьте, да. Хозяин почивает сейчас. Разбужу. Проходите вот в дом. Вы что нагие-то?
        - Так уж вышло…
        - Ну, дальше - по лестнице. Давайте, вон.
        Сторож зажег свечку…
        Осторожно обойдя парочку лохматых цепных псов, беглецы поднялись по лестнице на второй этаж не особенно-то просторного дома, уселись в кресла у еще не остывшего с вечера очага, блаженно вытянув ноги. Сторож Благой - согбенный, но вполне еще проворный старик - зажег свечи в массивном серебряном канделябре…
        Алексей с любопытством осмотрел помещение, оценив и добротный старинный стол с бархатным зеленым покрытием, и серебряные канделябры, и камин… Да! Еще и картина на стене в резной позолоченной раме. Не Вермеер ли? «Девушка с жемчужной сережкой». Да нет, просто похожая девушка… А еще она очень похожа на…
        Скрипнув, отворилась дверь, и в комнату вошла…
        Катя!
        Ну да, она!
        Стройненькая, длинноногая красотка, с упругой грудью и роскошными темно-русыми волосами, нынче забранными зеленой, с серебристою вышивкой, лентой. Милое и такое родное лицо с тонкими чертами, небольшая родинка над верхней губой… справа. М-м… да, справа. А у Кати-то была слева… нет? Да точно - слева. У этой же… Ага, так и на картине - она! Вот эта самая девушка… так сильно похожая на Катерину. Увы, просто похожа.
        - Я велю принести вам одежду, - поздоровавшись, улыбнулась дева. - Отец сейчас придет.
        - А как вас зовут, прелестное создание? - Ляшин уже совершенно пришел в себя, так сказать - оттаял, и теперь без стеснения разглядывал незнакомку во все глаза. Так похожая на Катерину девчоночка одета был соответствующе - как, наверное, и все в этом городе. Этакий старинный покрой - перстни на тоненьких длинных пальцах, бордовое, в талию, платье с широкой юбкой, голые плечики скромно покрывала шаль.
        - Я - Бояна, - улыбнулась дева. - Дядя Тимофей знает меня…
        - Знал! - бородач громко расхохотался. - Когда ты еще такой малой была. Дитя! А ныне? Красавица, невеста! Небось, у родителей уже и жених на примете есть?
        - Ну-у… - девушка засмущалась, покраснела даже - надо же!
        В этот момент в комнату, вернее, в небольшой зал или гостиную, вошел высокий мужчина лет пятидесяти, с седой, непокрытою головою и худощавым приятным лицом.
        - О, друг мой Тимофей, я так рад!
        - Васил! Ах, поседел, поседел…
        - Про тебя уж и молчу… Вы что такие? Неужто…
        - Бежали! - сумрачно кивнул бородач. - Только что. С турецкой галеры. Нам повезло… иным - нет.
        - Вас должны искать, - отправив дочь, Васил задумчиво нахмурился и покачал головой. - Сложно будет выбраться из Варны. Но… что-нибудь придумаем.
        - Можно, мой господин?
        Все тот же старик-сторож принес одежду. Беглецы тут же начали ее разбирать, примерять, прикидывать - что кому подходило. Алексею достались узкие штаны из плотной, напоминающей джинсу, ткани, белая полотняная сорочка с залатанным рукавом и черная, тоже штопаная, куртка. Окромя того, еще синий матерчатый пояс - кушак - и кожаные башмаки с обмотками. Слава богу, башмаки пришлись впору.
        Обрядившись таким образом, молодой человек уселся к столу - Бояна уже принесла ужин. Печеную рыбу, козий сыр, лепешки, кашу из проса… О, как на все это накинулись беглецы! Что и говорить, на галере-то оголодали.
        - Кушайте, кушайте, - улыбался хозяин. - Вот и ракия! Отведайте, только сильно не налегайте. Фрукты вот берите. Яблоки нынче уродились. И вот, инжир…
        Улыбался, а глаза-то были невеселые.
        - Султан наш, Абдул-Хамид, да продлит Господь его годы, нынче издал много худых законов, - купец разлил ракию по бокалам из толстого синего стекла. - Все законы - против нас, христиан. Мало того что мы платим подать, так еще сейчас запретили выходить на улицу после захода солнца. Разорили всю торговлю, все привилегии - только магометанам, своим. Я вынужден был продать свой корабль и все рыбачьи лодки! Ты слышишь, друг? Васил Найделов, именитый торговый гость и арматор, нынче гол, как сокол!
        - Ты? Беден? - Тимофей хватанул стопкой по столу.
        - Скорей, разорен, - махнул рукою торговец. - Ступай спать, Бояна. И ты, Благой, ступай… мы тут посидим, поговорим. Дела наши обсудим.
        - Да, разорен! - дождавшись, когда все ушли, продолжил хозяин. - И причина тому не указы султана! Отнюдь. Не только они одни. Есть у меня враги и завистники среди ренегатов, предавших нашу веру и принявших ислам.
        Странные были речи. Словно все тут посходили с ума.
        - Правда, можно было бы поправить дела выгодным браком… Нет, нет, Тимофей, дружище! Не я жениться - дочь хочу выдать замуж. За кого-нибудь из наших. Однако, увы… Сам Курбан Хашим-вали, наместник вилайета Варны, положил глаз на мою дочь.
        - Вот и поправишь дела! - цинично прищурился бородач.
        - Если бы! - Васил горестно вздохнул и снова наполнил бокалы. - Вы знаете, сколько жен в гареме у вали? А мою дочь он возьмет даже не младшей женой - просто наложницей. А какая у наложницы власть? Какое влияние? Тем более, Тураки-ханум, старшая супруга вали, известна своим склочным нравом. А уж какие там евнухи, я вообще молчу! Негодяй на негодяе.
        - Да уж, - покачал головой Тимофей. - Не знаю, что тебе и посоветовать… Честно - не ведаю, ей-богу, не ведаю, друг мой Васил! Так ты поможешь нам?
        - Конечно, - купец отрывисто кивнул и вновь потянулся к бокалу. - Выпьем! Чтоб удача… чтоб все… Войска графа Румянцева нынче заняли весь правый берег Дуная. Вам ведь к ним надобно? Так вот… я и думаю - как бы пробраться, как бы…
        Задумчиво почесав затылок, торговец сунул в рот кусочек сыра, пожевал…
        - Приятель мой, Карим Ясав, везет завтра мед в Кючук-Кайнарджи - это большое селенье. Примерно в той стороне, куда вам надо. Лучше туда не доезжать, пробраться к реке меж Силистрией и Туртукаем. А там уж как повезет! Увы, я больше ничего не смогу для вас сделать. С Каримом поговорю, он, хоть и магометанин, но хороший человек. Думаю, не откажет. В своем обозе вас и довезет.
        - Благодарствую, друг! - поднявшись на ноги, Тимофей поклонился.
        То же самое сделали и Никодим с Алексеем. Ляшин уже ничему не удивлялся - всем этим странным разговорам, обычаям, одежде… Кораблям, городам… Невероятно, но…
        - А какое сейчас число, уважаемый Васил? - улучив момент, поинтересовался молодой человек. - Какой год, месяц?
        - Вот парень дает! - засмеялся Никодим. - На этой чертовой галере все месяцы попутал. Немудрено!
        - Октябрь месяц нынче идет, - хозяин особняка отозвался совершенно серьезно. - Точнее, двадцать пятое октября, года от Рождества Христова одна тысяча семьсот семьдесят второго.
        Глава 4
        Какого-какого года? Тысяча семьсот семьдесят второго? Двадцать пятое октября. Они тут что, все с ума сошли? Хотя нет… скорее с ума-то сошел он, Алексей Васильевич Ляшин! Даже не сошел, нет… Значит, что же - взаправду все? Что ж, можно было предположить…
        Дикая эта новость не сильно-то поразила Ляшина, что-то подобное он давно уже предполагал. Даже полегчало как-то - все вдруг встало на свои места: и все эти странные люди, старинный облик городов, корабли, полное отсутствие автомобилей и современных средств связи. Теперь понятно, в чем дело… Можно было догадаться и раньше. Так Алексей и догадывался, просто догадку эту от себя гнал, боялся, что все окажется правдой. Вот, оказалось… Что же, это вот те подростки с «гиперболоидом» натворили? А черт его знает. Может, и они, а может, и само собой все сложилось, просто какой-то природный катаклизм. Это уж теперь не так и важно, гораздо важнее придумать - как отсюда выбраться? И вообще, можно ли это?
        Гостям постелили на первом этаже, в чулане. Двери не имелось, завешенный плотной бархатной шторой проем выходил прямо на кухню. Было довольно тепло, значительно теплей, чем на улице. Как видно, каменные стены дома нагрелись за день на солнце, да и печь еще не остыла - из кухни несло теплом.
        Спутники Ляшина тут же и захрапели, прямо на полу, на сундуках, на подстеленных циновках. Алексею же не спалось - попробуй теперь усни тут! Вот и не спал - ворочался, думал. Если дело обстояло так, если… То, верно, возможен и обратный процесс. Скорее всего. А что для этого надо? Попасть обратно в Аланью… или как этот город сейчас называется… назывался… тьфу!
        Ну, попал - и что? Что там делать-то? Шляться по берегу, вызывая подозрения местных жителей? Долго не погуляешь, да и не попадешь просто так - нужен какой-то статус. А как этот статус получить? Для начала вообще хоть как-то выжить, закрепиться, а уж потом, когда все устаканится, можно будет и подумать. Даст Бог, что-нибудь да придумается. Пока же постараться просто выжить. Вот ведь, сбежали - хорошо. Теперь куда? В какой-то там полк… Пусть так, там все-таки свои, русские. Там поглядим… Похоже, другого-то выхода нет - турки рано или поздно достанут, не будешь же вечно в беглецах!
        Не спал Алексей, думал - вот и услышал какой-то странный звук. Словно бы кто-то спрыгнул с ограды… Ну да! Даже собаки пару раз гавкнули… и тут же заскулили, жалобно так, нехорошо…
        Почуяв неладное, молодой человек вскочил на ноги… и сквозь щель в занавеси увидел каких-то людей, проскочивших мимо чулана к лестнице, ведущей наверх. Двигались незваные гости бесшумно, как тени! Так тенями они и казались в ночной полутьме. Призрачный лунный свет проникал на кухню лишь через распахнутую дверь.
        С лестницы доносились крадущиеся шаги… скрипнула дверь… Наверху кто-то вскрикнул…
        - Эй, парни! - Ляшин поспешно разбудил своих сотоварищей. - Тут это… неладное что-то… Кто-то в дом проник!
        - Точно видел?
        - Ну да!
        - Может, разбойники-лиходеи? - покусал губы Никодим. - Таких везде полно.
        - Может, - старшой, Тимофей, прошептав, двинулся на кухню. - Глянем-ка, что тут…
        Беглецы вышли на кухню, выглянули во двор… И опешили. Посреди двора валялось распростертое тело привратника Благоя! Руки раскинуты по сторонам, у головы - черная лужа. В широко распахнутых мертвых глазах отражалась луна. Рядом лежали псы. Тоже мертвые.
        - Голову пробили… - тихо молвил старшой. - А собак - ножами… Точно - лиходеи… Что, братцы, поможем хозяевам?
        - Так что ж…
        Стараясь не шуметь, беглецы вернулись на кухню. Тимофей с Никодимом прихватили ножи, Ляшин же вооружился большой и тяжелой скалкой - уж что осталось, что подвернулось под руку. Искать что-то другое не было времени.
        Не говоря больше ни слова, Тимофей двинулся по лестнице вверх. За ним - остальные.
        На втором этаже, в гостиной, дрожаще горела свеча. Двое налетчиков деловито шарили по шкафам и комодам, методично скидывая на стол всякое добро: отрезы тканей, серебряную посуду… даже пара пистолетов нашлась! Вот бы их бы… но наверняка не заряжены.
        Черт!
        На полу, у стола, лежало мертвое тело хозяина с торчащим в груди ножом… Эх, Васил, Васил…
        - А ну, упыри! Стойте!
        Ночные тени оторопели, обернулись - один сразу же бросился на Тимофея… И получил ножом в грудь! Застонав, осел на пол, зажимая ладонью кровящий живот… Второго уже скрутил Никодим…
        - Я - наверх! - услыхав донесшийся сверху крик, Алексей бросился к лестнице.
        …Наверху, похоже, располагалась девичья спальня. Неярко горела свеча. На широком ложе под голубым шелковым балдахином лежала полуголая Бояна. Там же примостились и двое разбойников. Один держал девушку за руки, второй, усевшись несчастной на бедра, охально разорвал ночную сорочку, обнажив трепетно-юную, совсем еще девичью, грудь. Девчушка попыталась вырваться, закричала… Негодяй с размаху ударил ее ладонью по щеке…
        - Ах ты ж, сволочь! Получи!
        Прыгнув к ложу, Ляшин изо всех сил ударил охальника скалкой по голове. Налетчик упал навзничь, придавил мощным торсом юную деву. Второй тут же спрыгнул с кровати и выхватил длинный сверкающий нож. Или то был ятаган - черт его знает… Что бы то ни было, Алексей сейчас был в гневе! Он вообще терпеть не мог, когда обижают женщин. Что бы те ни творили, какая разница? Мужик должен оставаться мужиком в любой ситуации, тот, кто ударил женщину - ой, она меня сама довела! - не мужчина, а маменькин сынок, вечный мальчуган с большим членом, говоря иными словами - неисправимый моральный уродец.
        Ляшин все же был парнем не слабым, тем более - турист, постоянно в походах. Какой там, к черту, ятаган? Напрасно скалил зубы этот смуглявый хрен, напрасно глаза пучил! От скалки-то он, гадина, уклонился… Но Алексей, не будь дурак, схватил стоявшее у двери кресло. Схватил, да ка-ак врезал! Впечатал поганца в стену! Разбойник так вдоль стены и осел, съехал на пол. Звеня, вывалился из рук нож… Его тут же подобрал Ляшин. Взял, повернулся к Бояне:
        - Ты как?
        Девчонка заплакала, сев на кровати и стыдливо прикрывая грудь руками.
        - Ты это, не реви… Лучше оденься!
        Молодой человек деликатно отвернулся, подождал… Осторожно поддерживая девчонку, спустился в гостиную… И тут только, на лестнице, осознал - он же убил человека! Или тяжело ранил… Да, что называется, в состоянии необходимой обороны, но все же… Ощущение было не из приятных.
        - О, боже! - увидев бездыханный труп отца, Бояна пошатнулась, и Ляшин, подхватив несчастную на руки, осторожно уложил на софу-оттоманку.
        Между тем здесь, похоже, все уже было кончено. Один налетчик уже истек кровью, второй же, наоборот, выглядел вполне бодро, нагло и даже весело! Рыжий, в левом ухе - золотая серьга, на голове - тюрбан, сбившийся набок.
        Ухмылялся, пес, словно не было ему никакого дела до своих убитых - или раненых - сотоварищей. А, похоже, и не было!
        Тимофей как раз и допрашивал эту разбойную рожу. Точнее сказать, беседовал… Налетчик от навязанной беседы не отказывался, что-то отвечал, нагло скаля зубы. Старшой время от времени переводил.
        - Говорит, этот дом - уже не дом купца Васила. Утром его выставят на торги за долги. Также за долги продадут дочь. Все по указу вали Хашима, наместника вилайета Варны.
        - Ничего себе дела! - покачал головой Ляшин. - А этот хмырь не врет, часом?
        - Не думаю. С чего ему врать? - Тимофей повел плечами. - Говорит, что сам видел фирман. Знакомый кади показывал. Вот он и решил, пока дом не продали, хорошенько тут пошарить. Может, да у купца что-то еще осталось, что-то еще припрятано. Завтра тут все продадут - и никто никого искать не будет. Подумаешь, убили купца. Он же не турок! А дочка его завтра уже не девушка, а просто вещь. Подстилка в гареме вали.
        Выслушав все, что надо, Тимофей оглушил турка - просто стукнул кулаком по башке. Обернулся:
        - С утра уходим, не ждем. Ждать тут уже нечего! Думаю, моего бедного друга похоронят без нас. Эх, Васил, Васил…
        Бояна всхлипнула. Старшой повернулся к ней:
        - Душа моя, ты все слышала?
        - О, да… - Слезы на щеках девушки давно уже высохли, лишь остатки их прятались в уголках больших чувственных глаз. - Больше скажу - я это все уже знала. Просто не торопилась говорить отцу. Думала, у нас еще есть время! Да, я уеду с вами - здесь мне уже нечего ждать… В Кючук-Кайнарджи у нас живет двоюродный брат отца… сводный… Он примет меня, как родную. Жаль вот только отца…
        Бояна все же не выдержала, разрыдалась, и Ляшин, присев на край софы, ласково погладил девушку по спине…

* * *
        Рассвет наступил быстро. Едва забрезжило, беглецы и Бояна покинули гостеприимный дом убитого купца, направляясь на окраину города, к подворью Карима Ясава, торговца медом и фруктами.
        Купец - румяный здоровяк с круглым, простоватым с виду, лицом типичного лавочника - встретил гостей приветливо, а Бояну так и вообще расцеловал:
        - Ты что такая грустная?
        Девушка быстро рассказала все, и Карим Ясав, погрустнев, обнял несчастную, приголубил, погладив по голове:
        - Ничего, ничего… Так бывает. Коли уж случилось, так случилось - на все воля Аллаха. Да, тебе нужно уезжать, дева… Об отце не беспокойся, мы похороним его достойно. А вот дом - да, скорее всего его отнимут.
        - Да и черт с ним, с домом!
        Тут же, с утра и тронулись. Сам Карим Ясав по всякой торговой мелочи не ездил, препоручив беглецов приказчику, до чрезвычайности смуглому горбоносому парню с иссиня-черной шевелюрой и сверкающими белками глаз. Звали парня Серкан, что в переводе означало - «прирожденный правитель».
        Неизвестно, как насчет правителя, а с воротной стражей приказчик разобрался на раз. Что-то сказал старшему - рассмешил - да, деловито сунув монету, отлил меда в большую миску, тут же принесенную кем-то из стражей.
        - Э, Серкан, якши! - облизав сунутый в мед палец, начальник стражи довольно покивал и, пожелав приказчику счастливого пути, предупредил о возможных проблемах.
        - По пути много войск, - шепотом перевел Тимофей. - До самого Дуная полно караулов, разъездов. Все берут мзду. Так что вполне можем остаться без меда. Да и красивыми мальчиками могут не побрезговать. Особенно - башибузуки.
        Мальчиком была Бояна. Они так решили с Керимом Ясавом. Сам торговец и предложил девчонке переодеться. Для безопасности, чтоб по пути никто не заглядывался. Да и вообще, если будут искать - так девчонку.
        Бояна согласилась, переоделась, даже немного обрезала волосы - спрятала под шапку. Небольшая грудь ее из-под просторной рубахи с жилеткой вовсе не выпирала - мальчик и мальчик, чего ж.
        Как сказал Серкан, от Варны до Кючук-Кайнарджи было четыре дня пути, учитывая, что запряженные медлительными волами повозки делали в сутки никак не более двадцати - двадцати пяти километров. Таким образом, около ста километров до Кючук-Кайнарджи, а от него до Силистрии до Дуная - еще километров двадцать пять - тридцать. Дня два, если пешком… Следовало еще учесть турецкие разъезды.
        - Там в лодку - и вверх по Дунаю, к своим, - на ходу прикидывал многоопытный Тимофей.
        Никодим Иваныч покачал головой:
        - Не лучше ль к обозу какому прибиться? Уж куда быстрей.
        - Так нам в Силистрию-то не надо, - резонно возразил бородач. - Нам ее все одно обходить. А так-то да - дойдем до селенья - посмотрим.
        Первый привал сделали часов через пять, составив повозки в кружок, расположились у ручья, у крутояра. Было довольно тепло, не то что ночью или даже поутру, когда зуб на зуб не попадал в легонькой-то одежде. Приходилось кутаться в куцые плащики, подаренные сердобольным купцом. При всем при этом на галере-то полуголые гребцы как-то не очень мерзли! Так ведь гребли, ухайдакивались, а потом дрыхли без задних ног, не чувствуя никакого холода. Так же и совсем недавно - ночью. Ну, тут на нервах все.
        Перекусив сыром и фруктами и дав немного отдохнуть волам, вновь уселись в телеги. Караван состоял из трех больших повозок, крытых рогожками. Кроме меда в пузатых деревянных бочонках, еще везли соль и вяленую морскую рыбу. На обратном же пути приказчик рассчитывал взять яблок и слив, такая вот выходила негоция.
        Кроме смуглолицего приказчика Серкана и беглецов, при каждой повозке еще имелись погонщик с помощником, то есть еще полдюжины человек. Погонщики в большинстве своем уже возраста пожилого, лет по сорок, помощники же - совсем еще юные парни, подростки.
        Никодим ехал в первой телеге, с приказчиком, Алексей с Бояной - во второй. Старшой же, Тимофей - фамилию он тоже назвал - Углов - все время перемещался от первой повозки ко второй и обратно. То там посидит, поболтает, то тут…
        Болгарский язык немного похож на русский, и Ляшин беседовал с девушкой, вернее сказать, пытался - после всего пережитого Бояна была не очень-то склонна болтать. Тем не менее о чем-то ведь говорили! О погоде, о дороге, о городах… Благо погонщик попался молчаливый, а его помощник - худющий хитроглазый пацан самого цыганистого вида - усвистал на последнюю телегу, к друзьям; и теперь оттуда то и дело доносился хохот! Серкан даже оглянулся, погрозил кулаком… Ребята успокоились… но ненадолго. Не прошло и пяти минут, как опять послышались громкие голоса и смех. Приказчик больше замечаний не делал, просто махнул рукой, бросив что-то типа «смех без причины - признак дурачины».
        - Э, тебя как зовут? - спрыгнув с последней повозки, цыганистый вернулся на свое место. Уселся, свесив ноги, толкнул девчонку локтем: - Ты что, немой? Язык отрезали?
        - Меня зовут Бо… Боян.
        - У тебя родичи в Кючук-Кайнарджи, Боян? А у меня вообще никого нет. Слушайте-ка! Я тут рассказывал Гоцке один случай, что с нами вышел. Как раз в пятницу, да… Или то была суббота? Бог знает. Не помню уже. Сидели мы себе у фонтана, и тут вдруг видим - дервиш!..
        Мальчишка болтал без умолку, и так быстро, что Ляшин мало что понимал - вот уж, поистине, язык без костей! Слава богу, парнишка оказался из категории тех не столь уж и редко встречающихся людей, что совершенно не нуждаются в собеседниках. Не собеседники им нужны - слушатели, болтают без умолку, никому не давая вставить и слова. Вот и этот парень… Зато хоть в душу не лез, не приставал с вопросами, только себя любимого слушал.
        - Ах. Какие яблоки в Кючук-Кайнарджи, какие яблоки - слаще меда! Нет, не слаще, конечно, нашего, а вот их меда - слаще.
        - Ты на той телеге-то про мед расскажи, - не выдержав, хмыкнул вислоусый возница. - А то ведь, поди, и не слыхали.
        - Да рассказывал я им уже, - парнишка отмахнулся и вдруг подпрыгнул. - Ай! Ведь не все рассказал, ага!
        Выпалил - и был таков. Словно ветром сдуло. Снова на последней телеге послышался смех - как видно, там были благодарные слушатели.
        - Интересно, почему мы без охраны едем? - глядя на синие горы, задумчиво промолвил Алексей. - Что, разбойники все повывелись?
        - Разбойники-то не вывелись, - погонщик неожиданно расхохотался, глухо так, надтреснуто, словно заезженная пластинка на старом патефоне. - Только мы-то - христиане, оружие нам нельзя. Не полагается!
        - Да, турки запрещают христианам носить оружие, - пояснила Бояна. Видать отходила потихоньку бедолага, надоело молчать. - А против разбойников есть посты янычар! На каждой почтовой станции. Скоро сам увидишь.
        К вечеру караван добрался до Козлуджи, небольшого городка с яблоневыми садами и крепостью, сложенной из больших светло-серых камней. За крепостью маячила башенка минарета - мечеть, у ворот чинно прохаживалась стража - трое усачей с пистолетами и саблями, у одного, кроме сабли, еще был ятаган. Так сказать - вооружены до зубов, никакой враг не страшен, тем более какие-то там разбойники!
        Пронырливый Серкан с поклоном показал старшему стражу подорожную грамоту, к коей присовокупил несколько серебряных монеток - акче. Еще раз поклонился, что-то спросил. Убрав монеты в объемистую мошну - большой кожаный кошель на поясе, - турок что-то милостиво пояснил, повозки же проверить не соизволил. Вот еще - проверять телеги! Такому-то важному господину - ага!
        Даже Бояна хмыкнула:
        - Однако ж обленились тут все.
        И впрямь обленились. А зря! И пары лет не пройдет, как генерал-поручик Суворов задаст тут всем жару! Козлуджу же уже в двадцатом веке переименуют в Суворово. Так сказать, на память.
        Ничего этого Алексей не знал, и не потому вовсе, что совсем не интересовался историей. Просто целая череда русско-турецких войн всегда вызывала у школьников изжогу, да и преподавалась весьма поверхностно, а словосочетание «Кючук-Кайнарджийский договор» доводило бедолаг обучающихся до нервного срыва. Мало кто выговорить мог. А надо бы! Ведь уж есть чем гордиться!
        Постоялый двор для христианских купцов располагался на самой окраине города, возле небольшой церкви, почему-то не срытой басурманами до основания. Аккуратная церквушка с белыми каменными стенами и золоченым куполом почему-то не вызывала у местных магометан праведного гнева. Похоже, вообще никаких эмоций не вызывала - привыкли, что ли?
        - Это чтоб молились, чтоб верили, - слезая с телеги, неожиданно пояснила Бояна. - Нельзя же людям без веры. Это даже турки понимают.
        - А в мусульманство разве всех не загоняют? - Ляшин тут же поддержал разговор, вовсе не скрывая радости. Все ж вроде бы отошла девочка, отошла! Вон, говорить стала… даже попросила попить.
        - Силой - нет, - отрывисто бросила девушка. - Кто хочет - сам их веру принимает, но сложно это. Не так-то и просто.
        - И почему же так? - Алексей удивленно приподнял брови. - Вроде бы наоборот должно бы.
        - Все деньги.
        - Деньги?
        - Видишь ли, все христиане платят особый налог в султанскую казну. Потому, чем меньше христиан - тем меньше денег. Нет, если ты хороший воин или врач, или там, оружейник, пушкарь, то принять ислам - запросто, но простым людям - нет.
        - Однако…
        Однако умная девочка! Много чего знает и поясняет вполне доходчиво. Вон, даже глазки засверкали!
        На ночлег расположились в общей опочивальне. В связи с войной постояльцев оказалось немного, так что, можно считать, ночевали одни, вольготно расположившись на постеленной на пол кошме. Еще было двое купцов из соседнего городка Базарджика, те заняли верхнюю комнату, куда велели подавать и ужин. Нелюдимы какие-то. Угрюмые, горбоносые, похожие, словно родные братья… Так, может, это и были братья. Может… черт с ними, да… Однако у обоих за поясом кинжалы в сафьяновых ножнах! Не особо заметно под накидками-фередже, но… Христианам же не полагается носить оружие, по крайней мере так говорила Бояна… Странные купцы. Хорошо, что поднялись к себе, ушли.
        За день большой глинобитный дом - караван-сарай, как говорили турки - нагрелся на солнце, было не просто тепло, а как-то и душновато. Особенно после того, как поели.
        Цыганистый болтун - звали его Рошко - попытался было распахнуть дверь, но тут же получил затрещину от кого-то из возниц.
        - Тю! Посейчас все тепло выпустишь - как бы не замерзнуть ночью.
        Прав был погонщик, прав - ночи-то уже стояли холодные, осенние. Градусов десять-пятнадцать.
        - Ну, давай, зачинай, Рошко! - подложив под голову котомку, распорядился приказчик.
        О, этого парня не надо было упрашивать долго! Тут же уселся у двери, скрестив ноги. Свернул глазами:
        - Ну-у, слушайте. Было это в старину, когда и нас с вами, и наших дедов не было. Сошлись на Косовом поле два войска…
        Так и уснули - под рассказ Рошко. Захрапели все: возчики с помощниками - почти сразу, приказчик еще поворочался… Рассказчик тоже умолк, растянулся на кошме…
        Смежил веки и Алексей… да вдруг услышал рыдания. Приглушенный плач. Повернулся, погладил девчонку по голове, шепнул:
        - Ну, не плачь. Что ты! Понимаю - тяжело…
        - Тяжело, - согласилась Бояна. - Как там отца похоронят? Где? И когда еще я буду в Варне? Может быть, никогда… Ах, отец, отец…
        Девушка уткнулась Алексею в плечо, и тот осторожно погладил ее по спине. Хорошо, что все спали одетыми, лишь сняли плащи, обмотки и обувь…
        Тишина стояла кругом, слышно было, как спрыгнул с лестницы кот, пробрался на кухню, сверкая во тьме зелеными, как светофоры, глазами.
        - Тсс! - девушка вдруг встрепенулась и приподняла голову. - Слышишь?
        - Что?
        - Ну, вот это… Шепот, шаги… Ты говорил про купцов с кинжалами… Смуглые, горбоносые?
        - Ну да, - шепотом отозвался Ляшин.
        - Это не христиане, - Бояна дернулась. - Я видела их на заднем дворе, еще до темноты. Они молились!
        - Ну, молились, и что? Мы тоже…
        - Ты не понял! - резко возразила девчонка.
        Как она все же похожа на Катю! Мало того что одно лицо, так и голос, и манеры схожи. Катерина вот точно так же дергала шеей. И нервничала, когда ее не сразу понимали.
        - Они расстелили коврики и клали поклоны в сторону Мекки, - все же пояснила Бояна.
        - Значит, это мусульмане, - спокойно согласился молодой человек. - И что с того? Они не могут ночевать среди христиан?
        - Да могут… Только - с чего бы им шептаться-то? Точно таятся кого…
        - Так это, чтоб нас не разбудить!
        Бояна хмыкнула:
        - Ой ли? И с кем это они там шепчутся? Надо бы пойти взглянуть… Мне одной страшновато как-то.
        Вместо ответа Ляшин поднялся на ноги и подал девушке руку. Вытянутое в длину помещение опочивальни освещалось лишь желтоватым огоньком лампадки, висевшей в углу, под иконой святого Николая Мир-ликийского. Осторожно, чтобы не разбудить спящих, и, не дай бог, не наступить кому-нибудь на руку, молодые люди пробрались к выходу и приоткрыли дверь. Их появление во дворе вовсе не должно было вызвать какие-то подозрения: мало ли, может, животы прихватило, или тоже вдруг собрались уехать. Да просто за волами приглядеть, подкинуть в ясли сена! Да и вообще - приглядеть за возами. А то шастают тут в ночи всякие!
        - К волам и пойдем… - осматриваясь, шепнула Бояна.
        Ночь была темной, лишь узенький серп месяца освещал двор. Хотя где-то далеко за лесом уже брезжил рассвет, высветливая край неба.
        - Вот они! - девушка подошла к телеге и обернулась. - Стоят у летней кухни. Нас заметили, да. Замолчали… Вот что! Ты повозись здесь, а я подберусь, послушаю.
        Ляшин чуть не поперхнулся. Подберется она… Ну, авантюристка! Такая же, как и Катерина. Да постой же!
        - Давай-ка, лучше я!
        - Ты знаешь турецкий?
        Молодой человек хотел было схватить Бояну за руку, удержать, да куда там! Вот ведь какая своевольная… А ведь выглядела тихоней и плаксой!
        Делая вид, что поправляет рогожку, Ляшин напряженно вслушивался в ночную тишь, нарушаемую лишь писком мышей да хлопаньем крыльев какой-то ночной птицы. Да еще стражники перекрикивались на башнях.
        - Истанбу-у-ул!
        - Изми-ир!
        - Эдирн-е-е! - доносилось издалека.
        Показалось, или и впрямь стало светлее? Похоже, да - на востоке уже алела заря, оттеняя чернильную синеву неба.
        Молодой человек обернулся, прислушался… Да, с летней кухни вновь донеслись приглушенные голоса…
        И кто-то снизу вдруг ухватил за ногу! Ляшин отпрянул…
        - Тсс! Это я же!
        - Бояна! Ты…
        - Пойдем… - девушка сверкнула глазищами. - Сейчас вот зададим волам сена и спокойно уйдем. Ни от кого не скрываясь.
        Так и сделали. Набросали волам сена в ясли да пошли себе, никого не боясь. Переговаривались и негромко смеялись!
        - Смотри, какая луна! Как ятаган.
        - Да ничуточки не похоже!
        В опочивальне Бояна некоторое время сидела молча… Потом разбудила приказчика.
        - Там, во дворе, турки. Двое. Притворяются купцами.
        - Турки? Притворяются?
        - Тсс! Они говорили о нас. Кто-то из местных слуг рассказывал о том, куда мы едем. Зачем им знать? Почему шепотом, ночью?

* * *
        Утром отправились в путь. Рано, по росе, едва только посветлело, едва поднялся над пряной осенней травой золотистый край солнца.
        Бояна рассказала Серкану о странных купцах и об их ночных разговорах. Предупредила - не разбойники ли?
        - В Базарджике все такие! - беспечно отмахнулся приказчик. - Турки - турки и есть. А нападать на нас - зачем? Что с нас взять - мед да сушеную рыбу? Да и людно здесь кругом. Всюду войска, солдаты - сипахи и левенды. Сам его величество султан, да продлит Бог его годы, лично следит за порядком на всех дорогах империи! Забыла?
        - Все же таки надо быть осторожней!
        Упрямо сжав губы, девушка отошла, уселась на край телеги. Алексей подвинулся, незаметно для всех погладил девчонку по руке - успокаивал. И впрямь дорога казалась людной: то и дело попадались повозки, арбы да телеги, туда-сюда сновали всадники: казенные курьеры на сытых сменных лошадях, да караульные разъезды сипахов, или, как они именовались с недавних времен - силякдаров. Враг - русские - был совсем рядом, двести пятьдесят - триста километров, а то и того меньше!
        К обеду сделали привал на берегу небольшой речки, текущей меж двух холмов. Развели костер, сварили похлебку из муки и проса, перекусили да растянулись на солнышке - отдохнуть. Молодежь, а с ними и Ляшин с Бояной, подались в орешник. Собрав давно уже созревшие орехи, тут же их и кололи - рядом, на камнях. Вкусно!
        - Алексей… - оглянувшись, Бояна поднялась на ноги. - Мне бы к ручью, помыться… А ты посмотри тут… Ну, чтоб никто.
        - Ага, гляну. Иди, иди, не стесняйся.
        Бросив жилетку, девчонка убежала в камыши… Вскоре послышался плеск, даже вскрик… Видать, холодно!
        Хотя… вот, снова вскрикнула… То ли действительно - холодно, то ли звала…
        - Эгей! Айда к реке! Купаться!
        Ага, явились, не запылились! Выбежав из орешника, мальчишки помчались к речке, на ходу сбрасывая одежду.
        - Эй, эй! Погодите! - вспомнив наказ своей юной спутницы, Ляшин торопливо сорвался с места. - Рошко, эй, Рошко! Там это… Телегу бы посмотреть, поправить…
        - Телегу? - озадаченно обернулись парни.
        - Да, а то она скрипит, кажется…
        Эти ребята немного понимали русский, все же языки-то схожи… Молодой человек нарочно говорил громко, тянул слова - что та, кому надо, услышала бы, чтоб хотя бы одеться успела.
        - Эгей! - неожиданно донеслось с реки. - А водица-то теплая! Айда-а!
        Ага, хмыкнул Ляшин. Видать, успела одеться.
        - Эгей! Мы бежим… А телегу потом посмотрим, успеем…
        Голые мальчишки выбежали к реке и с разбега бросились в воду… Нисколечко не смутив усевшуюся на камень Бояну. Да, та успела уже надеть и узкие черные штаны, и просторную сорочку из беленного на солнце льна. Мокрые темно-русые волосы скрывали шею, а вот на плечи не падали, этакое каре.
        - Правильно сделала, что остригла, - подойдя, Алексей уселся рядом. Скосил глаза и закашлялся, увидев проглянувшую в разрезе рубашки грудь, пусть еще небольшую девичью, но… Видно, что не мальчик! Да и тоненькая талия, и бедра…
        - Ты рубаху-то в штаны не заправляй… Потом заправишь.
        - Да ладно, - отмахнувшись, негромко засмеялась девчонка. Потом закусила губу и враз стала серьезной. Наверное, вспомнила погибшего отца…
        - Там, на том берегу… Я видела тех, смуглых! Они едут за нами.
        - Так, может, показалось? А, если и едут - так в Базарджик. Они же оттуда, да?
        Бояна кивнула и повела плечом:
        - Они так смотрели… Прятались в кустах. Зачем-то следят за нами, да!
        - За нами? - рассмеялся Ляшин. - Может быть - за тобой. Извини - купающаяся молодя дева! Красивая… Да, да, ты - очень красивая. Чего бы и не посмотреть? Хорошо еще, тебя тут не украли.
        - Ой, я специально кричала! - девушка растянула губы в улыбке, на раскрасневшихся после купания щечках ее заиграли ямочки. - Чтоб услышали. Чтоб те - испугались. Сама тоже испугалась, по правде сказать.
        - Я тоже громко говорил.
        - Я услышала.
        Голый Рошко выбрался на берег первым. Запрыгал на одной ноге, вытряхивая набравшуюся в уши воду. Бояна даже не покраснела, лишь отвела взгляд, посмотрела куда-то вдаль, на вершину поросшего лесом холма, на небо.
        - В Базарджике мы будем к вечеру, - задумчиво протянула девушка. - Если те смуглолицые оттуда - так завтра мы их больше не увидим. Если же снова заметим…
        - Тогда и подумаем, - может, и дорогу сменим.
        - Не сменим. До Кючук-Кайнарджи тут дорога одна.
        Она и до Базарджика была одна. Петляла между холмов. Взбиралась на крутояры… а вот нырнула в лес! Густой, темный. Красные гроздья рябин и прозрачно-золотистые липы сменились высоченными грабами, буками с заскорузлыми - в три обхвата - стволами. Желто-красная, еще не успевшая облететь листва совсем не пропускала солнце, густой подлесок дышал сыростью и какой-то непонятной угрозой. Дорога сузилась, под колесами повозок захлюпали лужи.
        А здесь ведь очень удобно напасть! - вдруг подумал Ляшин. Да, где-то впереди - и позади - всадники, люди… Но… если все провернуть быстро…
        - Делиорманский лес, - сплюнув, пояснил возница. - Его проедем - там и постоялый двор.
        - Базарджик?
        - Базарджик, да.
        Вылетевшая из кустов стрела угодила прямо в грудь Тимофею! Вторая поразила бы и сидевшего рядом с ним Серкана, да тот вовремя спрыгнул с телеги, упал в траву, закричал:
        - Лиходеи! Всем по сторонам, живо!
        Караванщики тут же разбежались с завидной быстротой и проворством. Видать, не раз уже сталкивались с разбойниками и прекрасно знали, что делать. Брызнули по кустам, затаились - иди их тут, поищи! Без собак - гиблое дело. Лесище густой - в пяти шагах ничего не видно. Ну, а что еще делать безоружным людям?
        Дернув девчонку за руку, Ляшин бросился вместе со всеми, укрывшись за толстым стволом граба, в густых зарослях можжевельника. Тут же прибежал и Никодим…
        - А, Никодим Иваныч! Что там с Тимофеем? Надо бы глянуть.
        - Да что уж глядеть, - старый солдат с грустью махнул рукой. - Не свезло - стрела прямо в сердце. Мертвее мертвого. Вот ведь судьба!
        - Может… - Никодим вдруг вытащил из-за пояса нож.
        - Не стоит, - покачала головой Бояна. - Кто знает, сколько их там? Те двое лишь соглядатаи, разведка.
        По всему лесу вдруг разнесся свист - разбойники подавали друг другу сигналы.
        - Вы тут побудьте… А я посмотрю… Осторожно…
        Выбравшись из можжевельника, Ляшин змеей проскользнул между деревьями… и вовремя! Кривоногий злодей в черной воинской куртке и синем тюрбане уже замахивался на бедолагу-приказчика огромной саблей… Алексей не рассуждал, что делать. Просто с разбега пнул лиходея в бок! Хороший вышел удар - закачаешься! Что-то типа майя-гири… Нет, карате Ляшин не занимался. Увлекался когда-то борьбой, потом - боксом - всего понемногу. Звезд с неба не хватал, но за себя постоять мог. И за других - тоже… Только вот убивать - вряд ли…
        Разбойник упал, выронил саблю… И тут же прыжком поднялся на ноги! Выхватил из-за пояса ятаган, бросился на обидчика! Хорошо, Алексей успел подхватить упавшую саблю!
        Хорошо-то - хорошо, да ничего хорошего! Фехтовать-то Ляшин не умел, никогда этим не занимался. Сабля - убойное оружие, а ятаган - по сути просто большой нож, правда идеально сбалансированный и отточенный, но против сабли…
        Алексей успел взмахнуть клинком лишь раз… Кривоногий хищно сузил глаза. Сверкнул ятаган… и выбитая из рук Алексея сабелька улетела в густые кусты!
        А лиходей же… Вдруг осел, держась за грудь. Синяя рубаха его окрасилась кровью, казавшейся здесь, в лесной полутьме черной, как деготь.
        Ляшин обернулся…
        Позади маячили Бояна с Никодимом. Похоже, девчонка-то нож и метнула. Ну да, она…
        - А где вообще разбойники-то? - удивленно повел глазами молодой человек.
        И впрямь, кроме этого кривоногого у повозок больше никого не было! Не размахивали саблями коварные лиходеи, не прыгали вокруг телег, не хватали мед и рыбу…
        - Им наше добро не нужно, - Серкан напряженно осмотрелся и сплюнул. - Тем более за нами сипахи едут, я видел. Боюсь, дело гораздо хуже.
        - Да куда уж хуже-то?
        Около мертвого Тимофей уже хлопотал Никодим Иваныч. Закрыл покойнику глаза, уселся горестно рядом, перекрестился:
        - Упокой, господи, душу раба твоего…
        Позади, на дороге, послышался топот копыт - из орешника показался отряд сипахов во главе с бравым офицером-эфенди, одетым, как франт: коричневый приталенный камзол с золотым шитьем, небрежно наброшенный поверх кирасы, темно-голубой тюрбан, юфтевые синие сапоги, длинная, с золотым эфесом, сабля, и за поясом - два пистолета. Красавец-парень - худощавый, с узким белым лицом, щегольскими усиками и рыжеватой бородкой. В левом ухе - золотая серьга с крупным зеленым камнем. Изумруд? Или попроще что?
        - Что случилось? - тут же прояснив, кто перед ним, франт повторил свой вопрос по-болгарски, да сам же ответил: - Похоже, на вас напали разбойники. Сколько их было?
        - Да мы и не видели толком никого, господин, - поклонившись, честно признался Серкан. - Вот наша подорожная. Часть моих людей, как видно, погибла, или…
        - Ваши люди… Сколько? Кто? - деловито уточнил турок. Остальные сипахи молча гарцевали рядом. Совсем небольшой отряд. Всего-то дюжина человек - разъезд.
        - Да… - приказчик раскрыл было рот и тут вдруг увидел выходящих из лесу погонщиков. - Все вроде целы… Кроме… А где ребята? Помощники где?
        - Так они во-он к тому дубу рванули… Может, прячутся до сих пор.
        - Вы бы велели потрубить в трубу, господин лейтенант! - с поклоном улыбнулась Бояна.
        Эфенди нахмурился:
        - Молчи, бача! Сам знаю…
        Повернулся, щелкнул пальцами… Один из сипахов вытащил из-за пояса сверкающую трубу, приложил к губам, заиграл какой-то победный марш!
        Из лесу никто не явился…
        - К дубу, говорите? - турок спешился, его примеру последовали еще четверо. - Пойдем-ка, глянем…
        У старого раскидистого дуба что-то произошло. Примятая трава, раздавленные желуди, следы копыт… даже обрывки веревки!
        Эти-то обрывки и привлекли внимание эфенди. Наклонившись, щеголь лейтенант поднял веревку, понюхал, едва ль не попробовал на вкус…
        - Морская веревка… Такой обычно вяжут пленных.
        - Так я и знал, господин лейтенант, - горестно вздохнул Серкан. - Не за медом они явились и не за рыбой. За людьми!
        - Ну да, это людокрады, - эфенди согласно кивнул и что-то крикнул своим. Распорядился.
        - Поиск мы сейчас проведем, но… вряд ли кого поймаем. Это - шайка Кривого Абдуллы. Он вырос в этом лесу. Искать разбойников здесь бесполезно.
        - Кривой Абдулла… - удивленно протянул приказчик.
        - Вы что же, о нем не слышали?
        - Ну… так… Что-то болтали люди.
        Ах, права оказалась Бояна, права! В одном слегка ошиблась - не простые разбойники, а людокрады! Не на мед да сушеные рыбу позарились - на молодых парней. Продать их можно было контрабандой, тайным работорговцам, что не брезговали никаким живым товаром, даже из числа подданных его величества султана Абдул-Хамида, да продлит Аллах его годы.
        Надо отдать должное, командир сипахов тщательно записал приметы украденных подростков, обещав передать их на ближайшем постоялом дворе - стражникам или янычарам.
        - Как хоть еще и тебя не украли, - прощаясь с эфенди, Серкан глянул на Бояну.
        - Так я же не одна была, - девушка с признательностью глянула на Алексея. - Вон, с какой защитой!
        - Ты и сама хоть куда защитница! - мрачно усмехнулся Ляшин. - Где так ножи метать научилась?
        - Научилась… - девчонка отвела глаза. - Хочешь, тебя научу?
        Вообще - да! Умение владеть оружием - холодным и огнестрельным - в эту эпоху было бы явно не лишним, вполне пригодилось бы. Что там махать кулаками против того же ятагана или сабли?
        Кроме Тимофея, злодеи убили одного из погонщиков, тоже христианина. Обоих похоронили в Базарджике, у небольшой церкви. Совсем-совсем небольшой, низенькой! По законам Османской империи христианские церкви не должны быть выше ближайшей мечети (без учета минаретов). А единственная мечеть в городке оказалась уж очень приземистой. К слову - это все касалось и синагог, и, наверное, буддийских храмов, ежели бы последние здесь имелись.
        Отпев покойников, батюшка, как смог, приободрил обозных:
        - Что уж тут поделать, братие! На все воля Божия.
        Ну и что было делать? Здесь же, в Базарджике приказчик нанял еще одного погонщика и двух помощников - уж сколько смог отыскать. Все трое оказались довольно молодыми людьми, православными, как и многие здесь, в Болгарии… или - Добрудже, как называли свою провинцию турки.
        - Интересно, отыщут наших парней? - усевшись на телегу, негромко промолвил Ляшин. - Есть хоть какая-то надежда?
        Бояна улыбнулась:
        - Какая-то - есть. Если местная стража не в сговоре с Кривым Абдуллой или работорговцами. Правда, тогда есть надежда на янычар.
        - Дай Бог, отыщутся.
        - Дай Бог…
        После Базарджика резко свернули на север, на тракт, ведущий к Кючук-Кайнарджи и Силистрии. Все холодней становились ночи, все больше появлялось зеленых и красных листьев. Красиво! Но по ночам - холодно.
        Дорога вела меж холмами, поросшими буком и ясенем, а к исходу второго дня вскарабкалась на плато. Часто встречались военные - янычары, сипахи, пехота-левенды и даже артиллеристы-топчу. Большинство орудий были железными и крупных калибров, судя по всему - очень тяжелые. Бедолаги лошадки еле-еле тащили, тем более что вся упряжь была неудобной, веревочной.
        Бояна не обманула, показывала приемы владения ножами и саблей каждый день - в полдень или даже с утра, если ночевали в поле.
        С ножами было проще - метали, что у кого имелось, вместо сабли же использовали кривую палку.
        - Вот, представь, это - эфес, елмань, а это - клинок, - важно объясняла девчонка. - Турецкие сабли - киличи - тяжелые, оружие не женское. Намаешься махать! Но уж если попал… Смотри, как надо держать… И вот так… круговыми движениями… ага… Ну-ка, давай, на крапиве попробуй… Смелее! Оп! Ого-го!
        Бояна хлопнула в ладоши и засмеялась.
        - Как говорил один знакомый француз - браво! Теперь дай-ка сюда…
        Отобрав у Ляшина палку, девушка сломала ее об колено.
        - Теперь это не сабля. Теперь - ятаган. Оружье изящное, но - без эфеса. Рукоять обычно тяжелая, иногда же и клинок тяжелее делают. Очень острый, и с таким обратным изгибом, совсем небольшим. Раны - страшные! Но приноровиться надо, иначе пальцы обрежешь.
        - Откуда ты все это знаешь?! - в который раз уже удивлялся молодой человек.
        - Да уж знаю…
        Бояна повела плечом и задумчиво посмотрела вдаль, на плато, разукрашенное желто-красным ковром из листьев, на синее, с перистыми облаками, небо. С утра моросил дождь, а вот к вечеру распогодилось, выглянуло солнышко, стало тепло, как летом.
        Девушка сбросила просторный жакет и теплую бесформенную куртку. Осталась в одной белой сорочке, заправленной в узкие штаны. Девушка! Было заметно, вполне. Очень даже. Красавица!
        Налетевший ветер растрепал волосы юной красотки, солнце разогрело щечки… Ну, вылитая Катя-Катерина! Даже ухватки похожи - вот, к примеру, сейчас, когда задумалась, пощипала мочку уха… Так и Катя… Как-то она там? Неужели и ее закрутил коварный вихрь времени? Неужели эту ловушку устроили те подростки из физико-математического лицея Аланьи?
        - Года два назад у нас был слуга, поляк, - рассеянно глядя вдаль, девушка облизала губы. - Звали его Збышек… Крепкий такой, длиннорукий, лет сорока… Отец его дорого купил. Так вот этот Збышек показывал мне, как владеть саблей. Говорил, что я очень похожа на его дочь. Недолго он у нас пробыл - сбежал! Все тосковал по своей родине…
        - Так в Польшу к себе и сбежал!
        - Нет, он как-то по другому говорил - Жэчь… Рэчь…
        - Речь Посполитая? - неожиданно для себя вспомнил Ляшин. Вот ведь, не забыл еще уроки истории, Смутное время, разделы Польши и все такое прочее.
        - Да! Да! Жэчь Посполита! Так.
        Бояна засмеялась, синие глазищи ее вспыхнули отраженным солнцем, на раскрасневшихся щеках заиграли лукавые ямочки…
        Ах, какая красотка! Ах…
        - Спасибо тебе за науку!
        Не в силах сдержаться, Ляшин приобнял девчонку за талию и чмокнул в губки. Бояна подалась было, прижалась всем телом… но ту же отпрянула, красные ее щечки вмиг стали пунцовыми:
        - Ах, Алексей… Мы это… Мы что-то неправильное делаем, да. Батюшка бы не одобрил. Незамужней девушке нельзя… Ну, это… Только с мужем можно…
        - Целоваться только с мужем?
        - Ну да. И девственность хранить. Надо было… До самой свадьбы.
        Вот так! Получите, Алексей Васильевич, от ворот поворот. Такие уж времена - до свадьбы - ни-ни! Даже поцеловаться - грех.
        - Господи…
        Девушка вдруг опустилась на колени и принялась горячо молиться, время от времен всхлипывая и шмыгая носом. Так хотелось ее обнять, утешить… но не так поняла бы! Пересилив себя, Алексей просто встал на колени рядом, тоже перекрестился… Так вот они вдвоем и молились, пока Бояна вдруг не скосила глаза:
        - Славно ведь, правда? Вот так молиться… вдвоем… Ведь правда, славно?
        - Конечно, славно. Ага… А ты теперь как замуж-то собралась?
        - Теперь и не знаю, - тихо вздохнув, красотка поднялась на ноги. Наклонилась, подняла из высокой травы жакет, накинула на плечи. - Раньше батюшка был жив. Он все решал. Теперь же… Как-то меня еще там примут! Кючук-Кайнарджи… Там родичи, но дальние. Хашим-хаджи, двоюродный дядя… я и не видела-то никого никогда. Так, письма иногда писали. Не мне - отцу. Думаю, примут беглянку… Да я ведь теперь бесприданница! И дом, и все торговые дела отца… увы… Ты сам все знаешь.
        Снова вздохнув, девчонка поникла головою.
        - Да уж знаю. А если хороший…
        Алексей попытался вспомнить, как бы звучало сейчас слово «адвокат»… И, ну надо же - вспомнил!
        - А если хороший стряпчий? Отсудить обратно дом, посмотреть дела…
        - Тягаться с самим вали? - грустно улыбнулась Бояна. - Он же - бей, генерал! Наместник самого султана.
        - И что? У него нет могущественных врагов или просто завистников?
        - Да есть, я думаю… - в синих глазах девушки вдруг вспыхнула надежда. - А, вот ты о чем. Ну-у… надо подумать. Хорошо подумать. Может, и выгорит дело… Только вот чем заплатить стряпчему?
        - Хм… - Ляшин и сам задумался, почесал затылок. - Нужен молодой, амбициозный…
        - Какой-какой?!
        - Ну, решительный! Чтоб ни бога не боялся, ни черта… ни самого султана!
        - Такие есть, - всплеснула в ладоши дева. - Только в Истанбуле, не у нас. Да и оплата…
        - Пусть за процент поработает! Ну пообещай ему, скажем, полдома. Не так ведь и мало, а?!
        Бояна задумалась, помолчала… потом вскинула голову:
        - За полдома, может, и возьмутся… А где мне потом жить?
        - Продашь! Новый дом купишь… пусть и не в три этажа.
        - Да… так-то дело может и выгореть, - волнуясь, девушка заходила по лужайке кругами, бормотала что-то себе под нос, иногда - совсем-совсем непонятно, но кое-что разобрать можно было.
        - Там не все чисто… и с домом, и с торговыми делами. Отец всегда был осторожен, за быстрыми деньгами не гнался. Да и вали - ох, непростое там дело, с домом! Пусть дядюшка из Кючук-Кайнарджи наймет стряпчего! Ну или - позже - муж… Ой! Как же я без приданого замуж-то? Не-ет, сначала дом отсудить.
        - Ты, говоришь, замуж?
        - Ну да! Я же не вдова, чтобы вести дела, - Бояна смешно наморщила носик. - Кто-то за меня должен. Муж, а пока не замужем - старший в роду мужчина.
        - А кто там у тебя в Кючюк… Кучук… Ну, в этом…
        - Так говорила же! Двоюродный дядя, Хашим-хаджи. Говорю, говорю - а у тебя все мимо ушей.
        - Ну, извини… Хашим-хаджи, говоришь? - сегодня молодой человек удивлялся весь вечер. - Так он, что же - турок.
        - Сам ты турок! - разобиделась девушка. - Ренегат он.
        - Кто-кто?
        Слово «ренегат» со студенческих еще времен ассоциировалось у Алексея с фамилией «Каутский». Брошюрка такая была. «Ренегат Каутский» и кто-то там еще. Ленин, кстати, написал, кажется… В курсе политологии изучали.
        - Просто он принял ислам, давно уже, - наконец, пояснила дева. - Но отца не забыл - слал письма. Обо мне он знает… Господи… теперь узнает и о смерти отца. Господи-и-и-и…
        Девушка разрыдалась, закрыв ладонями лицо, и Ляшин, отбросив дурацкую скромность, все же обнял ее за плечи, погладил:
        - Ну-ну, не плачь, не надо. Все у тебя получится, все будет, как ты захочешь. Ты же умная… Не плачь. Смотри-ка, темнеет уже. А мы еще хвороста не собрали! За ним ведь и пошли…

* * *
        До Кючук-Кайнарджи добрались безо всяких приключений. И слава богу! Вполне хватило и того, что случилось в Делиорманском лесу под Базарджиком. Бедные парни, где-то они сейчас? Уже попали в лапы работорговцев? Или полицейской страже все уж удастся выручить их?
        Обширное подворье господина Хашима располагалось почти в самом центре селения, рядом с мечетью. Хозпостройки, мельница на ручье, большой двухэтажный дом с резной галереей, множество работников и слуг.
        Сам Хашим-хаджи выглядел вполне импозантно: солидное брюшко, тонкий, с небольшой горбинкой, нос, вислые усы и тщательно выбритый подбородок. Одет, как и подобает человеку небедному и знающему себе цену: синие шелковые штаны-«дзагшин», широкие и длинные, складками спускающиеся на ступню. Рубашка из тонкой полосатой ткани, именуемой муслин, поверх рубашки - распашной камзол красного сукна, щедро украшенный вышивкой и драгоценными пуговицами, поверх камзола - такая же расшитая куртка, а на плечах еще и накидка - фередже. Длинная и широкая, с такими же длинными и широкими рукавами, шитая из толстой шерстяной ткани и отороченная дорогим мехом. Отложной воротник, шнуры, пуговицы… На голове - белый тюрбан, украшенный перьями.
        - А, девочка моя! - услыхав весть о безвременной кончине родственника, Хашим-хаджи отечески обнял Бояну и, скорбно поджав губы, покачал головой. - Мой дом отныне будет и твоим домом. Ой… какая же ты худая! Ничего, откормим, Фируза! Эй, Фируза… Позаботься о девочке, да.
        Какая-то смуглая женщина, явившаяся на зов, - судя по открытому лицу, христианка - взяла девушку за руку и увела - будто утащила - в дом. Остальных гостей - приказчика Серкана, Алексея и Никодима Иваныча - хозяин любезно пригласил на террасу. На чай!
        К чаю прилагалась пахлава, кята и прочие сладости, до которых были большие охотники не только турки, но и все жители империи османлы. Хашим-хаджи, по крови - болгарин, говорил и по-русски, и даже по-польски, и потчевал гостей, ничуть не чинясь своим богатством и положением. Правда, вот взгляд его почему-то Ляшину не понравился. Цепкий такой, оценивающий… как у лошадиного барышника. И еще гостеприимный хозяин почему-то не смотрел никому в глаза. Все время вилял взглядом. Почему так? Может быть, просто привычка…

* * *
        До Дуная-реки Алексей с Никодимом Иванычем добирались трое суток! Хотя там и расстояние-то оставалось каких-то полсотни верст, всего ничего, однако же по тракту беглецы не шли, пробирались буераками да тропинками, лишь бы не напороться на турецкий разъезд. Уж теперь-то они не были при торговом обозе, сами по себе шли - к Дунаю пробирались. Зачем, с какой целью? Попадись - так вопросы возникнут. Тем более оба - русские. Понятно, куда намылились! На тот берег. К своим.
        Потому шли с опаской. Даже костер не разжигали, перебивались сыром да черствою лепешкой. Спасибо Бояне - помогла, прибежала проститься, принесла котомку с припасами. Не бог весть что, но - спасибо!
        Раненько с утра явилась. Женские шелковые шальвары, красные полусапожки на каблучках, шелковый узорчатый полукафтан с глубоким вырезом и широкими рукавами, из-под которых выглядывали рукава рубашки. На голове расшитая бисером шапочка с черной вуалью. Что и говорить - приодели девочку! Еще и ногти накрашены, и брови подведены, и ресницы!
        - Фу-ты, ну-ты, мадемуазель! - как выразился Никодим Иваныч.
        - На рынок отпросилась, - девчоночка растянула губки в улыбке. - Дядюшка Хашим такой добрый! Денег мне дал, иди, говорит, купи, чего хочешь. Вообще, я тут по нраву пришлась.
        - Ну и слава богу!

* * *
        Беглецы вышли к Дунаю где-то между Силистрией и Туртукаем. Осторожно спустились по крутояру к самой воде, осмотрелись. Темнело. Стелился по воде сероватый вечерний туман. Рядом, в кустах черной смородины, запутались обрывки рыбачьей сети. Верстах в двух выше по реке слышался собачий лай. Деревня.
        Украсть лодку незаметно не вышло! Заметили. И собаки подняли лай, и сторожа оказались у рыбачьих мостков. Проснулись, выскочили с топорами да кавалерийскими пиками. Много - с дюжину человек! Пришлось срочно ретироваться.
        Беглецы спрятались невдалеке, чуть ниже по течению, в плавнях, точнее сказать - в зарослях чернотала. Промочили ко всем чертям ноги, сами вымокли - зато собак сбили со следу. Да и погоня - дюжина мужиков и парней - не очень-то оказалась охочей соваться в воду! Больно надо. Прогнали ворюг - и ладненько. Ужо теперь не сунутся, можно спать спокойно. Пущай воришки в другую деревню идут, может, там свое воровское счастье и словят. А здесь если что и словят, так только пулю! Или пику - в бок.
        - Кажись, затихли, - высунув голову из кустов, Никодим Иваныч прислушался, всматриваясь в ночную тьму, разгоняемую лишь оранжевой дрожащей луной. - Ну? В соседнюю деревню? Или плот будем вязать?
        Алексей глянул на звезды и отрицательно покачал головой:
        - Нет. Плот мы два дня вязать будем. И плывет он медленно - заметят и враз догонят. Мы, Никодим Иванович, в деревню пойдем…
        - Эвон ты меня как! С «вичем»! - растроганно бросил старый солдат. - А я ведь из простых, из крепостных…
        - Так и я не из графьев буду, - Ляшин засмеялся и стал осторожно подниматься по круче. Затем свернул. Туда, откуда только что бежал.
        - Что ты, что ты, Леш, - зашептал-запричитал Никодим. - Нам бы нынче в другую сторону.
        - Не, Иваныч, мы в старую деревню вернемся. Там ведь думают, что нас прогнали. Да и лодку я уже присмотрел. И нашел весла.
        - Они что? - шагая позади след в след, не поверил старый воин. - Весла в лодке оставили?
        - Да не весла, нет. Просто, если от мостков две доски оторвать… Вот и весла!
        - Правильно! Эх, нам бы скорей на тот берег… Там-то уж я все знаю.
        - Да помню, помню, рассказывал…
        На том берегу Дуная, недалеко от монастыря Негоешти, стоял Астраханский пехотный полк, в котором и служил Никодим Иваныч Репников. Полк уже был славен - в одной из первых битв под Хотином в июле одна тысяча семьсот шестьдесят девятого года командир полка полковник Гудович во главе одного из батальонов отразил атаку превосходящих сил турок, а потом, в Рачевском лесу с тем же батальоном собрал бежавших с поля боя солдат и атаковал девятитысячную армию какого-то там паши! Атаковал успешно.
        Вот и мостки. Вот и лодки… Ветер стих… Не почуяли бы собаки! Нет… Тихо, спокойно все! Спите, спите, ребята. Почивайте на лаврах. Прогнали воров, чего уж…
        Стараясь не шуметь, Ляшин оторвал от мостков доску… Никодим Иваныч - вторую. Оба уселись в лодку, погребли досками - проворно и вполне себе умело. Еще бы! Сказывался галерный опыт.
        Мигали в черном небе звезды. Плескала на плесе волна. Лодка с беглецами быстро приближалась к противоположному берегу. Никем не замеченная… Хотя…
        Однако вот ведь уже и берег! Камыши, рогоз… песочек… Оп!
        - Стой, кто идет? Стой, стрелять буду!
        - Да свои мы, братушки! Из плена бежали.
        - Турецкий волк тебе братушка! Видали мы таких своих. А ну, руки в гору!
        - Да мы… да я… да меня сам командир, сам Гудович знает! Репников я. Никодим Иванов сын. Из третьего батальона. А ротный мой капитан…

* * *
        Слава богу, разобрались к утру ближе. Не шмальнули сразу. Да и вспомнили многие Никодима. Обрадовались - жив, старина! Усадили к костру, налили ушицы, расспрашивали:
        - Где же тебя столько времени-то носило?
        - Ой, братцы! Посейчас расскажу - не поверите!
        На третий день, после всех допросов-расспросов, «мещанин Ляшин Алексий Васильев сын» был зачислен в состав третьего батальона второй роты Астраханского ее величества государыни Екатерины Алексеевны пехотного полка. По собственной воле, на должность простого солдата. И - по поручительству старого солдата Репникова.
        Вроде недавно все и было… А кажется будто очень давно! Галера эта… турки… Бояна…

* * *
        - …Я свободен! Словно птица в вышине-е-е…
        Проснувшись, Ляшин снова запел, затянул песенку «Арии». Фальшиво, да зато - от души или, скорее, с тоски, что ли…
        В простом крестьянском сарае, в селении у Арджеши, пленник содержался один. Рядом, в таком же сарае, как помнил Алексей, разместили пленных турецких офицеров из числа сипахов и левенды. Незнамо, как там рядом, у турков, а это вот - так себе узилище, хлипковатое, дверь можно вышибить на раз! Разбежаться, да ногою… Можно. Только вот зачем? Еще больше на себя подозрений вызвать? Часового, опять же, подставить. Да и…
        Молодой человек неожиданно усмехнулся, вспомнив вдруг Суворова. Последний его наказ. Вернее, задание…
        Так, может, пока и к лучшему все?
        Вдалеке, за Дунаем, вдруг послышалась артиллерийская канонада… Где-то снаружи вдруг вскинулись, залаяли псы. Яростно так, словно на чужого. Перелаивались, от двора к двору. Волки забрели, что ли? Эти могут. Ягнят уже не раз утаскивали.
        - Стой, кто идет?
        Нет, не волки! Эвон, часовой-то - бдит! Судя по голосу, молодой еще совсем. Интересно, из какой роты?
        - Стой, стрелять буду! Кому го…
        А вот уже совсем нехорошо! Прямо сказать - плохо. Кто-то торопливо заткнул часовому рот… Нож? Или…
        Вроде бы чуть притихший собачий лай вдруг снова усилился, послышался топот копыт, чьи-то гортанные голоса, крики…
        - Алла-и-и-и!
        Турки! Черт побери! Турки… Снова налет! Ну, так а почему бы и нет? Война же.
        Слышно было, как сбили с соседнего сарая засов, как обрадовались, признав своих, узники-офицеры. Где-то совсем рядом, на чьем-то подворье, истошно завизжала свинья, заблеяли овцы… Ну, свиньи-то мусульманам без надобности, а вот овец приберут. Обязательно парочку прихватят - хоть какой рейд.
        Оп-па!
        Хлипкая дверь сарая резко распахнулась! В проеме возникла рослая фигура с пылающим факелом и обнаженной саблей - сипах!
        Взмахнув саблей, сипах что-то прокричал по-турецки… Типа - выходи, друг!
        Что ж… И впрямь - не сидеть же? Не выйдешь, так вытащат.
        Пожав плечами, Алексей поднялся на ноги и, стряхнув прилипшую к форменному кафтану солому, вышел на улицу.
        Там, в свете дрожащих факелов и полной выкатившейся на небо луны, суетились турки, складывая в кучу награбленное добро. Скакали на конях, врывались в дома, спешили… Кто-то притащил за косы юную полуголую девку. Потом - еще одну. Якши! Что и говорить - трофей. Ага, вот и бараны… Как это все через Дунай потянут? Ну, так же, как и явились. В лодках, на плотах…
        - Урус? - отвлекшись от награбленного, обернулся, ожег взглядом какой-то турок, судя по всему - офицер, старший. Второй офицер осадил коня рядом, едва не сбив Ляшина с ног. Короткий офицерский камзол, пистолеты за поясом, сабля. На голове - белый тюрбан. Лицо - вполне европейское, бледное, с небольшими усиками и бородкой. На левой щеке - рваный белесый шрам, след от удара саблей.
        Черт! Да это же… Тот самый турок, из-за которого…
        Турок спешился и, бросив поводья коня подбежавшему сипаху, порывисто схватил Алексей за плечи:
        - Так это вы?! Вот так встреча! Подверглись аресту? За что?
        - За вас, - хмыкнул Ляшин.
        Турок говорил по-русски неплохо, лишь с небольшим акцентом, совсем не турецким, с этаким французско-грассирующим «р».
        - А, верно, ваши командиры подумали, что это именно вы помогли мне бежать?! Вы смелый человек!
        Пленник повел плечом.
        - Наверное.
        Награбленное добро между тем набивали в переметные сумы. Что не помещалось - выбрасывали. Баранов связали за ноги да бросили через седло, несчастных девчонок за руки привязали к подпруге…
        - Мне тоже их жаль, - турок перехватил взгляд Алексея, - но что поделать. А-ля гер, ком а-ля гер - на войне, как на войне. Вы ведь тоже кой-кого прихватили в Туртукае?
        - Ну-у…
        - Не скромничайте! Меня зовут Рауль Мустафа-бей, - турок, наконец, представился. Вообще, он производил впечатление вполне светского и воспитанного человека. Ну, так офицер, он и в Африке офицер!
        - Рауль? - пленник удивленно моргнул.
        - Мой отец был поданным короля Людовика. Да-да, я наполовину француз и поляк на другую половину! И вместе с тем - османлы! Вы говорите по-французски? Парле ву франсе?
        - Увы, нон, - хмыкнув, Ляшин развел руками. - Так, немножко. Я же всего лишь унтер!
        - Но ваше благородство не уступит офицерскому, мон шер ами! - эта фраза прозвучала несколько напыщенно, но вполне искренне. Что ж… - И я очень рад, мон ами, в свою очередь оказать вам услугу! Идемте же.
        Небольшой турецкий отряд уже был готов отправиться в путь, дабы побыстрее покинуть место грабежа и разведки. Впрочем, особо почему-то не торопились - действовали основательно и без особой спешки. Этот вон Рауль - спокойно себе трепался… словно в парижском кафе!
        Какой-то турок в расшитом камзоле вдруг подскочил с докладом. Рауль спокойно выслушал, что-то отрывисто приказал. Поклонившись, сипах побежал исполнять, придерживая рукой саблю.
        Однако этот «наполовину француз», похоже, тут за старшего. Так еще бы! Мустафа-бей. Бей! Это мог быть капитан или майор, а то и бери выше - полковник.
        - Пора, мон шер. Двигаемся мы небыстро, а лошадей лишних нет. До лодок дойдете пешком.
        - Почему вы думаете, что я пойду с вами?
        - А куда же вам еще деться? - в хрипловатом голосе Мустафы-бея сквозило самое искреннее удивление. - Остаться здесь и быть повешенным за дезертирство? Хорошенькая перспектива! Так что идемте. И не волнуйтесь, ислам вас принимать не заставим.
        Хохотнув, Рауль погладил коня по гриве и влез в седло. Именно влез, видать, правая рука его еще плохо действовала - рана.
        Что ж… а ведь турок прав! Прав на все сто пятьдесят. Ничего другого не остается. Кстати, здесь скоро будут наши… Должны бы! Ведь шум-то был. Ладно, пойдем… В конце-то концов, если что - можно просто нырнуть в кусты. Кто тут, в ночи, догонять будет?
        Поехали. Пошли. Впереди - пара сипахов с саблями наголо, за ними - Рауль Мустафа-бей, Ляшин, пленницы… Затем - остальные турки.
        - Напрасно ждете погони, - придержав коня, Рауль повернул голову. - Не дождетесь.
        - Почему это?
        - Слышали канонаду? Этой ночью мы снова взяли Туртукай! Так сказать - отбили.
        Мустафа-бей приосанился - похвастал:
        - Так что русским сейчас не до нас. Хотя… Ваш командир, генерал-майор Суворов, не только очень хорош в наступлении, но и весьма предусмотрителен. Он не оставил в Туртукае весь свой полк. Большую часть отправил обратно в лагерь. И правильно - иначе полк ваш не вернулся бы. Так что - не ждите погони, мон шер ами, не ждите.
        И впрямь - никакой погони не было. Еще засветло отряд Мустафы-бея без всяких приключений спустился к Дунаю, к большим лодкам. Поплыли, встречая рассвет…
        Сидя на корме лодки, Алексей задумчиво смотрел на оставшийся позади низкий, скрытый утренним зыбким туманом, берег. Русский берег. По крайней мере - пока.
        - Я думаю, господин Суворов не должен был брать Туртукай вообще, - Мустафа-бей оказался весьма охочим поговорить. Или просто был рад новому собеседнику? - Думаю, граф Румянцев приказал ему просто провести разведывательный рейд. Как у вас говорят - поиск. А Суворов ослушался… Ну да - с одной стороны - герой, но с другой - ослушался приказа. У нас за такие дела присылают шелковый шнурок. А у вас?
        - А у нас говорят - победителей не судят! - нахально отозвался молодой человек.
        - Победителей не судят? - турок покачал головой. - Вот уж поистине, славно сказано!

* * *
        Чиновники-бюрократы на службе Османской империи именовались словом «кятип», что в переводе означало - писарь. Поначалу в писари шли те выпускники мусульманских школ - медресе, которые не могли устроиться судьей - кадием или мюдеррисом - учителем в медресе. Позднее они превратились в настоящих управленцев, специалистов в определённых отраслях, и были вполне в состоянии подготовить себе смену.
        К такому вот провинциальному чиновнику - «кятипу» - Мустафа-бей и устроил Ляшина, так сказать - вольнонаемным помощником. Кятипа звали Исмаил-ага, и он был дальним родственником Мустафы-бея. Судя по приставке «ага», Исмаил-ага когда-то служил при дворе самого султана! Кроме вновь прибывшего Алексея, у кятипа еще имелись помощники - шаркиды. Двое уже вполне взрослых парней - Ибрагим и Али - и двое мальчишек лет по двенадцати - Орхан с Мурадом, - те учились различным видам письма и письменному этикету. Все четверо приходились Исмаилу-аге племянниками, так сказать - «родственники и свойственники», притом то, что служили они в одном учреждении, никого не смущало. Так уж было принято в империи Османлы. Целые бюрократические династии.
        Так называемое «присутствие» или «контора» находилась в отдельно стоящем здании (бывшей базилике) недалеко от дома кятипа, так что в «офис» можно было дойти за пару-тройку минут, особенно - быстроногим шаркидам.
        Исмаил-ага - невысокий, с неприметным морщинистым лицом с рыжей, крашенной хной, бородою - на ниве османской бюрократии звезд с неба не хватал, о чем сразу же предупредил Рауль. Каждый срочный отчет в вышестоящую инстанцию - султанский диван - приводил кятипа в панику, а появление казенного курьера вызывало приступ ужаса. Видать, не по своей воле ушел когда-то Исмаил-ага с придворной службы… Нехорошо ушел, не по-доброму… Теперь всю оставшуюся жизнь боялся!
        Ляшину все это было знакомо - его предыдущая сожительница Ирма работала в средней школе завучем. Что такое все эти «Срочно! Важно! Вчера!», Алексей знал прекрасно.
        - Дядюшка Исмаил, мон ами, служака добросовестный… Однако, видишь ли, весьма мнительный и, между нами говоря, паникер, каких мало. Вот вы, Алекс, ему и поможете, поддержите, так сказать. Покойная матушка кятипа - русская, да и в гареме его русские есть. Так что с общением трудностей не возникнет. Вникайте в дела, мон шер, и начинайте уже учить турецкий. Для умного человека в империи есть, где развернуться. Конечно, не сразу… Лет через десять, да. Кто его знает, может быть, вы, Алекс, переберетесь в Стамбул, в главную правительственную канцелярию Порты - Диван. Пока же вы, пардон муа, никто. И дядюшка Исмаил это знает. Знает, что его вы не «подсидите», потому как - никто. Будете просто помогать. Что делать - он скажет и всему научит. Умные и грамотные люди ему очень нужны. А где их взять? Пока еще племянники подрастут да чему-то научатся.

* * *
        Кятип - это громко сказано! Так, из уважения больше. На самом же деле уважаемый Исмаил-ага занимал должность начальника провинциального бюро - хаджегяна, что давало право носить особого покроя тюрбан - кавук - и чиновничью мантию.
        - Что же, что же, поглядим, на что ты способен, - сузив глаза, Исмаил-ага недоверчиво посматривал на «новобранца». - Работники мне нужны, это да. Но вот беда, турецкого языка ты не знаешь, с просителями общаться не можешь! А как ты с них подарок возьмешь?
        - А как же, уважаемый ага, жалованье? - хитрован Ляшин «включил дурака».
        - Жалованье? - чиновник откровенно расхохотался. - Ну, ты уморил, Али! Али-Урус, да - так тебя и будем звать. Чтоб с племянником не перепутать. А жалованье - это в Истамбуле, и то не у всех. У нас тут ни тимара, ни жалованья. Что просители подадут - тем и сыты.
        Насколько помнил Алексей, тимаром именовался участок земли, пожалованный во владение султаном.
        Ну, все понятно. Взяточники они кругом - тем и кормятся. А чем еще-то? Однако и с этим не все было так просто! Как строго пояснил Исмаил-ага, тарифы, взымаемые с просителей за госуслуги, были определены законом. Так что, сколько хочешь - не возьмешь. Секир башка! Кроме этого дохода, государство покрывало некоторые расходы чиновников: одежда, мясо, хлеб, дрова, трава и сено для лошадей, овёс и тому подобная… нет, вовсе не мелочь, а вполне даже подспорье в нелегкой чиновничьей жизни.
        На постой новый работник был определен все к тому же хаджегяну-аге. На мужской половине обширного дома Ляшину отделили циновкою «угол» - метра четыре на два. Небольшой столик, полка с масляной лампой и широкий сундук. На сундуке новый работник и спал. Впрочем, только спать домой и приходили, да еще ужинать. Обедали с легким перекусом в конторе.
        У всех имперских чиновников рабочие часы начинались одинаково - после утреннего намаза - и заканчивались часа за два до намаза вечернего, то есть - до захода солнца. Таким образом, выходило часов девять-десять в день. Вполне приемлемо.
        - Шаркид со временем становится опытным писцом, - со знанием дела пояснял Исмаил-ага, - Затем займет управляющий пост низшей ступени, и, если, конечно, проявит себя, станет хаджегяном, как я! Аллах не дал мне сыновей, только дочки… ну, так хоть племянники! Может, кто-то из них станет дефтердаром или реис-улькюттабом… и даже - великим визирем, ага! Ты же, Али-Урус, будешь помогать в отчетах. Приставлю к тебе Мурада, он парнишка смышленый, и мать его - русская. Хоть и наложница, а все же… Ох, бедный мой брат Хайреддин! Ах, видел бы ты, как мужают твои сыновья, как я им во всем помогаю… как помогал бы своим… Как своим…
        К слову сказать, наложниц и младших жен умершего лет пять назад от какой-то лихорадки старшего брата Исмаил-ага тоже сделал своими. Так сказать, приватизировал. Имел право, поскольку старшая вдова брата Туракина-ханум - так же умерла, ненадолго пережив мужа. Ну, а всяким там младшим женам и юным наложницам никто никаких прав не давал. Таким образом, уважаемый хаджегян имел на иждивении двух своих жен (другие две к тому времен скончались), плюс еще две молодые жены - вдовы брата, и три наложницы. Целый гарем! Ну, а как же уважаемому человеку без этого? Все это - плюс еще трех дочерей - приходилось содержать. Слава Аллаху, хоть племянники уже зарабатывали сами - приносили в дом деньгу да подарки, что и понятно - имперская бюрократия была семейной профессией. По закону, если чиновник умирал или выходил на пенсию (была и такая!), на его место назначали старшего сына, если тот обладал нужной квалификацией, ну… или вот - брата, племянника…
        Обо всем этом Али-Урус узнал уже позже, а пока же, засучив рукава, приступил к выполнению своих новых должностных обязанностей. Под чутким руководством начальника, Исмаила-аги, и при всемерной помощи шустрого мальчишки Мурада. О, тот оказался весьма умен, остер на язык, да еще и любопытен не в меру! Притом не походил на турка ни капли. Серые глаза, русые волосы, веснушки, уточкой нос. Ну, разве что смугловат малость.
        - Э, Али-Урус, ты правда Мустафы-бея - друг, да? - начальник не обманул, мальчишка говорил по-русски весьма замечательно, лишь иногда вставляя лишние предлоги.
        - Он сказал - друг. Я тебе буду тут все показывать, да. Мы отчеты пишем - да, а вот они, - Мурад кивнул на своих братьев, расположившихся ближе ко входу, на подмостках, за невысокими столиками.
        Юные бюрократы уже были во всеоружии - чернильницы, перья, рулоны желтоватой бумаги. Хоть прошение написать, хоть донос - пожалуйста, просим-просим! За прошение - двенадцать акче, за донос на соседа - ну-у, хотя бы уточку.
        Мурад с Алексеем уселись в дальнем углу, у забранного искусной решеткой окошка. Многочисленные полки и расположенные вдоль стен вместительные шкафчики ломились от бумаг! И какие-то списки, и рулоны, и просто друг на друга листы - пачками! Некоторые перевязаны разноцветными шелковыми ленточками, иные же - нет.
        - Вот! Все наше богатство! - с гордостью показал мальчишка.
        - Видать, важные документы.
        - Еще бы! Это вот - земельные отчеты за прошедшие десять лет! В том шкафу - свежие отчеты, прошлогодние, по всему. Конечно, копии. А там вон, на полке - смета на строительство новой мечети. Еще не утвержденная. Слава Аллаху, русские ничего здесь не сожгли, не успели. Так только, пару бумаг испортили - видно, мясо заворачивали. Ну, Али? Что-то хочешь спросить?
        Потрясенный увиденным, Алексей почесал затылок:
        - Да, хотелось бы, так сказать, в общих чертах, узнать специализацию. Чем мы вообще занимаемся, в какой отрасли? Сельское хозяйство там, образование или культура, может быть…
        - Да всем подряд занимаемся! Городок маленький, кроме нас - некому.
        Мурад вдруг замолк и к чему-то прислушался. Все в конторе тоже напряглись, некоторые даже привстали…
        На улице, рядом, послышалось лошадиное ржание. Прогрохотали по крыльцу шаги. Дверь распахнулась…
        - Именем великого султана и падишаха…
        - Казенный курьер! - испуганно ахнул мальчишка. - Горе нам, горе! Секир башка!
        Глава 5
        Высокий, с непроницаемо-каменным лицом и пронзительным взглядом, курьер безошибочно угадал старшего. Глянул - словно стрелою пронзил:
        - Великий султан Абдул-Хамид, хан, властитель Дома Османов, султан султанов, хан ханов, предводитель правоверных и наследник пророка Владыки Вселенной, защитник святых городов Мекки, Медины и Иерусалима, император Константинополя, Адрианополя и Бурсы, городов Дамаска и Каира, всего Азербайджана, Магриса, Барки, Кайруана, Алеппо, арабского Ирака и Аджима, Басры, Эль-Хасы, Дилена, Ракки, Мосула, Парфии, Диярбакыра, Киликии, вилайетов Эрзрума, Сиваса, Аданы, Карамана, Вана, Берберии, Абиссинии, Туниса, Триполи, Дамаска, Кипр, Родоса, Кандии, вилайета Мореи, Мраморного моря, Черного моря и его берегов, Анатолии, Румелии, Багдада, Курдистана, Греции, Туркестана, Татарии, Черкесии и двух областей Кабарды, Грузии, Кипчакской равнины и всего государства татаров, Каффы и соседних стран, Боснии и ее зависимых стран, города и крепости Белград, вилайета Сербии со всеми замками, крепостями и городами, всей Албании, всего Ифлака и Богдании со всеми зависимыми странами и границами, и многих других стран и городов…
        Все это посланец шпарил наизусть, безо всякой бумажки. С другой стороны - попробовал бы подглядывать! Чтоб казенный курьер титула султана наизусть не помнил? Донесли бы уже давно. И тогда курьеру - секир башка, а не какому-нибудь там хаджегяну.
        - Великий визирь срочно требует военно-крепостной отчет за три года! - закончив с титулом султана, посланец почмокал губами и обвел строгим взглядом присутствующих. Мол, смотрите тут, у меня не забалуете!
        - Сроку вам - до утра. Утром, сразу после намаза, жду отчет на постоялом дворе у мечети. Да поможет вам Аллах в вашем деле.
        Молитвенно сложив руки, курьер повернулся и вышел. Даже разговаривать не стал, лишь небрежно протянул подбежавшему Мураду фирман - грамоту с золоченым обрезом и затейливой арабской вязью.
        Как зашел, так и вышел - с каменной физиономией висельника.
        - Ну и рожа! - ахнул Орхан. - Уж точно теперь - секир башка будет!
        - И не говори, - вздохнув, Исмаил-ага взял у мальчишки фирман и подошел поближе к распахнутому окошку. Вполголоса забормотал, читая и комментируя:
        - Именем его величества султана вам надлежит принять к исполнению… Угу, приняли уже! Отчет о воинских расходах… о тимарах… о состоянии крепости… Ага, еще и приложить акт проверок и листы согласований… ну, это мы сделаем… Так-так… Еще один отчет о финансово-оброчном обеспечении, количество солдат по графам… Сипахи, левенды, янычары и прочие… Всего шестнадцать граф… Ох, секир башка-а-а-а! Оно хорошо - в фирмане точный срок не указан. Написано только - по распоряжению посланника. У которого на лбу светится - «Срочно! Важно! Вчера!»
        Любопытный Ляшин толкнул локтем Мурада:
        - Что он там бормочет-то?
        - А! - мальчишка шепотом перевел.
        - Секир башка, говоришь? - Алексей подошел поближе к начальству. - Исмаил-ага! Что, такой сложный отчет?
        - Да не то чтобы сложный, - задумчиво протянул хаджегян. - Просто большой. Тут, по сути-то, несколько отчетов. Мы их все делаем, но каждый в свое время. А тут… Почему такая спешка - понятно. Ищут крайних за урусутский рейд. Найдут… Ох, секир башка-а-а!
        - Горе нам, горе! - тут же подпели писцы. - Горе-горюшко!
        - Да ну вас! - не выдержав, Алексей прервал вой грозным окриком, вовсе не подобающим скромному помощнику чиновника. - Вот ведь, развылись, как волки. Что, дядюшка Исмаил, неужели бумажку за ночь не напишем?
        - Можем и не успеть… Эх! Нам хотя бы сутки… Не даст! Этот Дели-Барыш шайтан тот еще!
        Поправив тюрбан, хаджегян смачно плюнул в угол.
        - Дели-Барыш, говоришь? - тут же навострился Ляшин. - Имя какое подходящее! Барыш! Так вы его знаете?
        - Да уж знаю, приснись ему ифрит! - тут Исмаил-ага витиевато, по-турецки выругался. Наверное, хорошо и весьма заковыристо - Мурад не стал переводить, лишь восхищенно свистнул… И тут же получил от дядюшки хорошую затрещину!
        - Ты что тут рассвистелся, шайтан?! А ну-ка, быстро кинулся к финансовым отчетам! Чтоб к вечеру все нашел.
        - Слушаюсь, дядюшка! Ага!
        - Ты, Орхан, беги со всех ног в крепость! Пушки там посчитай да расспроси, что как…
        - Слушаюсь, ага!
        - А вы, парни… Хм…
        Хаджегян задумался, прикидывая, как и что лучше сделать.
        - Исмаил-ага! - воспользовавшись заминкой, осторожно молвил Алексей. - А что этот шайтан-курьер любит? Ну, какие у него слабости? Может, ему это… бакшиш?
        - На бакшиш у нас денег нету, - начальник скромно потупил глаза. - Дели-Барыш считается неподкупным. Потому что берет много - вот не все и дают.
        - А может, не деньгами, а разными там приятностями? Я вот и спросил, что он любит?
        - Что любит? Стихи!
        - Стихи?! - Ляшин не поверил своим ушам. - Эта вот держиморда - стихи?
        - Да был такой поэт Рагиб-паша, - махнул рукой Исмаил-ага. - Фривольности разные писал. Про девок, про вино да про песни! Про любовь само собой…
        - Какой-какой поэт, дядюшка? - заинтересованно обернулся юный Мурад.
        - Э, ш-шяйтан! - Исмаил-ага погрозил племяннику кулаком. - Рано тебе еще! Отчеты нашел уже?
        - Ищу, дядюшка, ищу!
        - Смотри-и-и, скоро палки отведаешь! Ой, горе нам, горе! Секир-башка-а-а…
        - Ага… значит, девок и вино курьер тоже любит, - без всякого уважения прервал стенания начальства Ляшин. - Раз уж такие стихи…
        Исмаил-ага тут же насторожился:
        - Говори, говори, Али-Урус!
        - А что зря говорить-то? - усмехнулся Ляшин. - План простой…

* * *
        Возникший только что план и впрямь казался простым и - ввиду своей простоты - вполне осуществимым. Только нужно было не сидеть на заднице ровно, не возиться тут с бюрократией, а действовать - и прямо сейчас! Еще были нужны подходящие люди… или хотя бы один. Ну, ведь не может такого быть, чтобы грамотная молодежь - даже здесь, в провинции - игривые стишки не читала! Это ведь как с интернетом - где больше всего просмотров? То-то же!
        Сурово нахмурив брови, начальник обернулся к старшим писцам:
        - Али! Признавайся, как перед имамом - фривольные стихи читал?
        - Ну-у… - пухлые щеки Али вдруг стали пунцовыми.
        - Читал, дядюшка, - со смехом отозвался родной брат и напарник Али Ибрагим - парень чуток постарше, повеселее - и красавец писаный! Стройный, чернобровый брюнет. - Я ведь ему эти стихи и дал! Прекрасные стихи, к слову.
        - Ах ты ж, подлый извращенец! Да я…
        - Так вот их и пошлем! Обоих, - вступился за парней Алексей. - Пущай этого шайтана найдут и…
        - Слыхали? - начальник сообразил вмиг. - Найти. Развлечь. Напоить. И чтоб до завтрашнего вечера не проспался. Сумеете - читайте потом, хоть зачитайтесь! Ну, а не сумеете… Тогда всем нам секир-башка!
        Парни обрадованно переглянулись:
        - Сделаем, дядюшка!
        - Да уж постарайтесь… - Исмаил-ага, оглянувшись на возившегося в шкафах Мурада, вдруг понизил голос, спросил: - Эти стихи-то… что… Все, как говорят?
        - Так мы вам их дадим, дядюшка!
        - Тьфу ты! Тьфу…
        - Стишата, что надо. Индийский стиль!
        - Камасутра, что ли? - уточнил любопытный Ляшин.
        - Ну-у… почти!
        Начальник скосил глаза:
        - Смотрю, и ты, Али-Урус, знаешь… Один я, словно необразованная скотина, райя!
        - Ничего, дядюшка! Скоро начитаешься.
        - Вы еще здесь?
        - Э, подождите! - все же Алексей счел необходимым вмешаться. - Так думаю - одних стихов мало. К вину еще и девок бы. Для полного комплекта.
        - Девки на постоялом дворе есть, - вскользь заметил Ибрагим. - Хорошие.
        Ох, определенно, этот красавец даже здесь, в Туртукае, не скучал! Находил, так сказать, интеллектуальные развлечения…
        Исмаил-ага глянул на него со всей строгостью:
        - Это для тебя - хорошие. А для Дели-Барыша - нет. Он не хороших, он плохих любит. Чтоб дрались, царапались, кусались… Чтоб силой их взять, да… Правда, потом девка-то может и не выжить. Бывали случаи…
        - Ох, уважаемый, оказывается, вы не так и мало знаете! - удивленно бросил Али-Урус.
        - Еще бы мне не знать… Я же хаджягян, или кто? А Дели-Барыш уже года три в курьерах казенных подвизается… Да! Парни! Возьмите немного денег и зайдите домой, переоденьтесь. Ну, как там поэты одеваются… Можете взять мои праздничные фереджи, пояса… Только упаси Аллах вас все это пропить… или проиграть в кости!
        - Что ты, дядюшка!
        - Как войдете на постоялый двор да увидите курьера - так сразу и начинайте стихи читать, - напутствовал на дорогу начальник. - Негромко, но чтоб он слышал… Так и познакомитесь. Смотрите, не нарвитесь на муллу или муэдзина. А девку я чуть позже в носилках пришлю. Попрошу у соседа. Вот уж точно, не девка - кошка! Царапается, дерется, кричит! Он ее в Кючук-Кайнарджи купил - думал, хорошая. Теперь не знает, как и избавиться.
        Кючук-Кайнарджи… Еще осенью это было так близко, знакомо. Интересно, как там Бояна? Небось, замуж уже вышла, ага. Такая вся из себя турецкая ханум! Поди, поправилась, растолстела…
        Отправив парней, оставшиеся бюрократы дружно принялись за отчет. К обеду еще прибежал Орхан, принес отчеты по крепостной артиллерии. К месту!
        - Э, вай-вай, горе нам, горе! - глянув отчеты, схватился за голову хаджегян. - Плохо все, плохо… Пушки стреляют через раз, разрываются… Эх… Три орудия русские забрали, еще четыре - взорвали… Всего - минус семь. Так надо и указать в отчете. Минус семь - это много. Но ведь проверят! Э, секир-башка, так секир-башка. Пиши, что есть, Мурад.
        - А может, по-другому немножко? - осторожно предложил Ляшин. - Нет, в открытую врать не будем… Правду напишем. Только - по-особому.
        - Смотрю, Али-Урус, ты и у себя там в присутствии обретался! - начальник потер руки. - Много чего знаешь, ага. Ну, говори, говори.
        Молодой человек усмехнулся. Еще бы ему не знать всей этой бюрократии, когда одна из его подружек завучем в средней школе была! Срочные дела брала на дом, вечерами от компа не отрывалась, делая перерыв на поужинать и на потра… на секс в общем. Так что много чего узнал Ляшин, много к чему приобщился, и как чего делать, как что писать, в общих чертах прекрасно себе представлял.
        Первым делом надо было проверить писца - чего он там понаписал?
        - Эй, Мурад, ну-ка переведи-ка…
        - Давай, давай, - покивал Исмаил-ага, заглядывая в отчет…
        Заглянул и потянулся к валявшейся в углу палке:
        - Ты что это наделал, шайтан, а?
        Мальчишка испуганно округлил глаза:
        - Я же только начал!
        - А уже накосячил, ага!
        Задумчиво покачав головой, Алексей хмыкнул. Он уже немного понимал по-турецки и во многих случаях мог вполне обходиться без перевода. Правда, некоторые слова и фразы… Говорили ли турки - «накосячить», «секир-башка» - или это просто так казалось, слышалось? Бог весть.
        - У тебя сколько строчек от конца страницы отступлено? - между тем продолжал придираться начальник.
        - Как и всегда - три!
        - А в фирмане сколько?
        - Ч-четыре…
        - Вот, столько же и отступай! Переписывай.
        - Но мы же всегда три отступали!
        - А теперь - четыре! Переписывай живо и помни: ответ всегда должен быть по прилагаемой форме. Точно, как в фирмане.
        В витиеватой арабской вязи, да еще - справа налево - Алексей абсолютно не разбирался. Турки в те времена писали именно так, до реформ Кемаля Ататюрка и перехода на латиницу еще оставалось лет сто пятьдесят.
        - Ты, Мурад, прочти, что написано…
        - Читай, читай!
        - Угу…
        Написано было неправильно. Нет, не безграмотно или там лживо, а именно, что неправильно. Ну, зачем сразу вываливать, что пушки взорваны? Это можно и на потом оставить. Сначала написать все хорошее, сравнить с прошлым годами, если там хороший процент, если плохой - лучше не сравнивать. Сначала хорошее - потом - плохое. Даже не плохое, а так - отдельные недостатки, которые начальство обязательно заметит, укажет, чтоб исправили, и тем выкажет свою нужность. Всем хорошо! У кятипов работа всегда есть и начальству приятно. Поглядит начальник на отчет - взглянет орлиным взглядом - усмехнется покровительственно, все величие свое осознавая. Скажет прихлебателям своим конторским, вот, мол, и послал же Аллах таких тупых работничков! Двух слов связать не могут, да и косячат всегда. Зато - упорные. Ну, хоть так. Пусть себе работают - других-то пока нет.
        - Такие хорошие для отчетов слова есть, уважаемый Исмаил-ага. А вы их почему-то не используете! К примеру - «вместе с тем», «однако», «тем не менее»… Мол, имеются еще отдельные упущения.
        - Ой, правильно сказал, вах! Слышал, Мурад? Так и пиши. Сначала хорошее.
        - Так нет ничего хорошего, дядюшка!
        - Как это нет?
        Прав был Мурад, ничего хорошего о состоянии артиллерии Туртукайской крепости в отчетный период сказать было нельзя. Из двадцати орудий семь - взорваны либо захвачены неприятелем, остальные стреляют через раз, да и на одну горушку пристреляны. А ну как неприятель с другой стороны полезет? Пристрелять ведь уже не успеть.
        Что уж тут говорить… уж пришлось Алексею помочь, не за страх, а за совесть впрячься во всю крепостную отчетность. Провозились до вечернего намаза - но вышло неплохо. Уж куда лучше, чем в первый-то раз. Начальник-хаджегян умилился даже! Особенно ему понравились фразы - «на протяжении всего периода наблюдается небольшой отрицательный рост», «соответствует погрешности, предписываемой артиллерийским уставом» и «в целом положительно».
        Таким образом, почти половина потерь в отчете выглядела как отдельные, легко устранимые недостатки, ничуть не влияющие на «общий положительный рост» и «всю картину в целом». К отчету прилагался еще и график, наглядно показывающий и рост, и стабильность. Больше, конечно, «стабильность», чем рост и даже небольшой минус, впрочем, вполне «соответствующий допустимой погрешности».
        Таким же образом сварганили отчет по тимарам и финансовый отчет. Трудились всю ночь рук не покладая, и еще на день осталось три больших отчета… с таблицами в «Эксель»!
        - С какими-какими таблицами?
        По заданному начальником вопросу Алексей понял, что совсем уже заработался. Еще бы! Всю-то ноченьку напролет.
        Еще не приперся бы курьер! Впрочем, судя по отсутствию Ибрагима и Али, не должен бы.
        Спали по очереди, здесь же, в конторе на длинной скамье для просителей. Дверь в «присутствии» закрыли на засов, послав Орхана на базар, чтоб сказал торговцам, чтоб все знали - «приходите завтра». Мальчишка еще купил еды - сыр, молоко и жареные пирожки с бараниной и тонким тестом. Чуть перекусили - вкусно!
        Ближе к обеду явился Али, не выспавшийся, но довольный и слегка пьяный. Весь оставшийся коллектив, включая начальника, тут же набросился на парня с расспросами. Всем уж хотелось знать - что там да как? Не заявится ли вдруг посланник за отчетом?
        - Не заявится, - усаживаясь, авторитетно заявил писец. - Разве что к вечеру проспится.
        - Ва, Аллах! Удалось? Удалось все-таки!
        Исмаил-ага радостно всплеснул руками и подогнал флегматика Али:
        - Ну-ну, не томи, рассказывай!
        Особенно-то рассказывать было нечего. Все вышло, как запланировали. Взойдя на обеденную террасу караван-сарая, приодевшиеся в дядюшкины одежки племянники заказали чай и принялись читать вслух стихи поэтов так называемого «индийского стиля», весьма популярного в придворных кругах.
        Дели-Барыш вкушал обеденные яства рядом, на соседней кошме… Прислушался, заулыбался! Рыбак рыбака видит издалека. Тем не менее улыбка на этом каменно-бесстрастном лице казалась несколько странной. Так, верно, могла бы улыбаться статуя из числа тех непристойностей, что во множестве откапывали при строительстве домов и мечетей по всей империи - Оттоманской Порте.
        - Любите стихи, молодые люди?
        - О, уважаемый. Обожаем! Особенно Рагиба-пашу. А вот моему другу Али очень нравится Ахмет Недим…
        - Х-ха! Вы не боитесь произносить это имя? Недим… Могут не так понять. Ахмет-эфенди - Аллах ему судья - восхвалял любовь к юношам. Впрочем, кто его здесь читал? Х-ха! Однако не ожидал. Приятно! Прошу на мою кошму…
        Немного погодя перебрались на крышу. Там накрывали террасу особо - для тех, кто мог себе позволить некоторые излишества. Ненавязчиво играли музыканты - тамбурин, лютня, флейта. Повсюду - в горшках и каменных вазах - переливались всеми оттенками радуги великолепные тюльпаны.
        - Какие красивые у вас цветы! Просто замечательные.
        Хозяин постоялого двора лично контролировал слуг. А те таскали яства! А чего ж? Поэт угощал поэтов. Ну да, ну да - казенный курьер Дели-Барыш, оказывается, тоже писал стихи. И не только писал - издавался в придворной газете!
        - Ва, Аллах! Неужели так? Неужели такое возможно, что мы… Мы за одним столом с поэтом сидим!
        - Вы же сказали, что и сами пишете?
        - Увы, пока что очень мало. Стесняемся.
        - Ничего, парни. Это скоро пройдет. Эй, трактирщик! Вина! И пусть гурии сегодня танцуют для нас… И если вдруг из гурий найдется какая-то рассерженная кошка…
        «Рассерженную кошку» доставили ближе к вечеру - Исмаил-бей раньше не смог. Избитая, с яростно сверкающими глазами, она сразу же вызвала у курьера большой интерес. Однако Дели-Барыш все же приказал хозяину отвести деву в покои.
        - Ночью развлекусь. Пока же… пусть здесь говорят поэты!
        Так и прогулеванили до утра. Сомневались насчет вина - грех ведь, да новый знакомец успокоил. Воинам в походе, мол, можно. Ну и поэтам - в лечебных целях. Так, по чуть-чуть…
        По чуть-чуть - вышло три кувшина. По кувшину на брата.
        - Однако-о! - Исмаил-ага удивленно поцокал языком. Впрочем, без осуждения. Поставленную задачу племянники выполнили на «ура». Время было!
        - Ну, что уши развесили? Давайте-ка за работу. Да, Али! А Ибрагим где?
        - Девчонку сопровождает. Ну, надо ее ведь вернуть хозяину, соседу.
        - Ага, - удовлетворенно кивнул хаджегян. - Значит, не замучил ее курьер?
        - Не, не замучил. Она сама, кого хочешь, замучит. С нами всю ночь пила и плясала. А с Барышем пару раз удалялась, да. Ненадолго. Потом снова пила. Напилась - упала. Вот Ибрагим ее и… Да, дядюшка, не сомневайся - доставит.
        - Да кто бы сомневался-то?

* * *
        Казенный курьер Дели-Барыш попросил доставить отчет к вечеру. Уехал же следующим утром, причем на оставшуюся ночь девок не звал и не гулеванил, а просто спал. Высыпался и приводил себя в должный порядок.
        Зато гулеванили конторские, благо повод имелся. Гуляли прямо на работе, в «присутствии». Вина, правда, не пили, зато курили кальян и окосели изрядно.
        Юным писцам - Мураду с Орханом - особо курить не давали, зато остальные отрывались вовсю. Кого-то пробило на смех, кого-то - на сон, а начальника - на нравоучения.
        - Ты, Али-Урус, умен, и меня, прямо сказать - выручил. С этим вот отчетом выручил, да. С твоими способностями вполне можно сделать карьеру. Да не отмахивайся. Лучше послушай, что старшие говорят!
        Правду говорил Исмаил-ага. Карьеру можно сделать было. Дети чиновников с младых ногтей посещали с отцами контору, изучали все тонкости. Если в дальнейшем места для них не было, начинающие бюрократы несли службу, так сказать, внештатно, а потом назначались на место умершего отца. И так - из поколения в поколение. Родственники и свойственники. Семейный подряд.
        Большинство чиновников империи были по происхождению турками, однако имелись и не турки, и даже не мусульмане - девширме, правда, мало. С течением времени число грамотеев из семейного подряда расширилось настолько, что каждый год власти стали менять кадры, проводя назначения вахтенным методом: чиновник отрабатывал год, после чего переводился в «запас», а через год снова приступал к активной службе. Плохо было лишь то, что в «запасе» не имелось никакого материального обеспечения.
        - Мы ведь можем до конца жизни служить, - «на пальцах» объяснял Исмаил-ага. - Как вот, к примеру, великий и славный Гёйнюклю Ахмет-эфенди! Уже около сорока лет - да! - ведет он дела в канцелярии Хазине-и-Бирун. Да много таких! Так и ты можешь. Особенно, если примешь нашу веру. Если хочешь, я завтра же поговорю с муллой.
        Услыхав такое, Ляшин едва не подавился сыром. Принимать ислам он как-то не планировал. Тем более - обрезание делать надо.
        Однако начальству Али-Урус не возражал, а терпеливо слушал, вникая в устройство имперской власти. Чиновничий аппарат Османской империи (она же именовалась на искаженно французский манер Блистательной или Оттоманской Портой, от выражения «блестящие двери») возглавлял великий визирь, второй человек после султана. Огромная власть, правда, отнюдь не всеобъемлющая. К примеру, великий визирь не занимался духовными делами.
        Великий визирь возглавлял «совет министров» - Диван, куда входили другие визири, у каждого из которых имелись свои полномочия, своя зона ответственности. Например, визирь-кийяши занимался делопроизводством, реис-эфенди был министром иностранных дел, капудан-паша заведовал флотом, а чауш-баши - полицией.
        Кроме визирей и духовенства были еще более мелкие чиновники с разным статусом и обязанностями. Все они считались рабами султана. В Османской империи не было дворянства, благородного сословия как такового. Сын генерала или губернатора - паши - не становился после смерти отца пашой. Все должности давались за определенные заслуги, а доход зависел от места службы. По мнению Ляшина, это было весьма справедливо.

* * *
        Каждый день, после работы, Алексей отправлялся на реку - удить рыбу. Как раз в это время начинался намаз - вечерняя молитва, которую, по правилам ислама, нужно было закончить до захода солнца. Все правоверные молились, иные же занимались кто чем - как вот Ляшин рыбалкой.
        Церкви в Туртукае не имелось, как не было и синагоги. Не потому, что турки не разрешали - слишком уж маленький городок, христиан там проживало немного, а евреев - всего три семьи. К идущему с удою русскому постепенно привыкли, многие даже приветствовали, а кое-кто и шутил:
        - Э, урус, ты бы лучше сеть взял! Да нанял бы челн.
        - Да мне с удой милее. Спасибо, конечно - тешеккюр эдэрын!
        Мальчишки из «присутствия», Орхан с Мурадом, провожали «коллегу» завистливыми взглядами, но следом не шли - молиться-то кто будет? Пытались, правда, спуститься к реке уже в сумерках… Да, поди там, хоть кого-то найди. Кругом буераки, утесы, заросли…
        - А ты бы, Али-Урус - у мосточков.
        - У мосточков рыбаки все выловили!
        - Тогда - в омутке, напротив утеса.
        - В отмутке клева нет!
        - Ой… все тебе не так! Ты, верно, просто нас брать не хочешь?
        - Тю! Была нужда места рыбные выдавать! Пока, офисный планктон, не кашляй.
        - А что такое офи… офис-с…

* * *
        Вот и в этот вечер Алексей покинул «контору», как только с улицы донеслось заунывное пение муэдзина, призывавшего правоверных к молитве. Прихватив прислоненную к шкафу удочку и закинув на плечо небольшую котомку, молодой человек вышел из конторы, перешагнул вытянувшуюся тень минарета и повернул к воротам.
        - Э, не опаздывай, урус! - погрозил пальцем стражник. - Закроем ворота - будешь на улице ночевать.
        Ляшин не совсем все понимал и лишь улыбнулся да махнул рукой:
        - Иншалла! На все воля Божья.
        Неприметная тропка уводила в сторону от мостков, за утесы, где резко сворачивала и выводила к реке через буйные заросли ивы и краснотала. Тихое местечко. Безлюдное, неприметное. Не мешает никто. И, если надоест удить, можно живенько забраться по камням на утес, полюбоваться открывавшейся с высоты красотою - широкой излучиной Дуная, залитой оранжевым золотом заката. Был виден и противоположный берег, плоский, заросший камышами и рогозом.
        Как всегда на юге, темнело быстро, прямо на глазах. Повисла в небе золотая луна, засияли звезды. В хатах за рекой загорались огни.
        Взобравшись на утес, Алексей оглянулся по сторонам, прислушался… и, приискав удобное место, вытащил из котомки огниво… и разноцветные свечки! Зеленая - для конницы, красная - для артиллерии, ну, а для пехоты обычная, белая…
        Все, как и сговаривались, как показывал еще перед боем генерал-майору Александру Васильевичу Суворову. Тот одобрил:
        - Молодец, Алексей! Огненная азбука! Это же надо - выдумал.
        - Так ведь заметил, что свечки разным пламенем горят иногда… Спросил у маркитантов - отчего так? Оказывается, все влияет - и состав воска, и фитиль… Глядишь, и пригодится!
        - Ясно, пригодится! - Суворов прищурился. - Ох и хитрован же ты, Лешка! Ох, и хитрован. Доложишь ротному - пусть на это дело людей приспособит. Договоритесь, как там да что по цвету.
        Договорились. Даже попробовали пару раз. Правда, потом не до того стало.
        Вот теперь Алексей и думал, как бы сведения важные своим сообщить? Наверняка ведь на том берегу караулы выставлены, и часовые внимательно на турецкий берег смотрят: вспышки, огоньки разноцветные, уж всяко заметить должны. А, заметив, доложат, даже если сами не в курсе - что тут да как. Оставалось лишь на это надеяться, зажигать в темноте свечки. По вечерам тумана не было - свечка в прозрачной ночи далеко видна. Лишь бы повнимательней присматривались… и дали бы какой-то знак. Хоть какой-нибудь… Чтобы увидеть. Чтобы понять - не зря все!
        Однако, увы… Похоже, покуда напрасно. Хотя вот… Нет, показалось. Это просто зажегся факел… или светильник в окне.
        А если… Если попробовать затеять диалог? Самой яркой свечкой - обычной.
        Место казалось удобным - небольшой грот с нависающей сверху ивой. Пришлось вырубить лишние ветки, чтоб не мешали.
        Взяв горящую свечу в руку, молодой человек несколько раз провел ею над головой… словно бы стирал что-то написанное в воздухе… Нет, напрасно надеялся! Хотя… Да вот же! Вот же - ответили! Тоже в ответ помахали! Теперь лишь бы… Лишь бы передали, лишь бы не зря все…
        Алексей зажег «зеленую» свечку… Помахал. Поставил. Закрыл накидкой. Затем резко откинул полу. Так несколько раз… Затем пришла очередь красной свечки…
        Со стороны, с того берега, все это должно было выглядеть мигающими огоньками. Этакий светофор. Желтый, красный, зеленый - пехота, артиллерия, конница. Интересно, сипахов куда отнести? Вроде бы просто драгуны - ездящая пехота. Гм, гм… Однако на лошадях. Ну, пусть будет - конница.
        Вернувшись домой, на подворье начальника, Ляшин поужинал вместе со всеми на просторной террасе у летней кухни, да отправился спать. Назавтра перед вечерним намазом Алексей вновь оказался в своем убежище. Снова зажег свечки… Снова разноцветные мигающие огоньки - желтые, красные, зеленые. Пехота, артиллерия, конница…
        Оп-п! С того берега тоже помигали! Желтый свет… вот - красноватый… зеленоватый! Неужто ротный? Или хоть кто-нибудь из посвященных в огненную азбуку людей? Дай бог! Ну да - вон, в ответ помигали! Поняли? Скорее всего - да…
        Что ж… теперь можно будет сообщить своим все - или почти все - важное, что проходит через правительственную канцелярию во главе со славным хаджегяном Исмаилом-агой! Теперь появился смысл…
        Вообще-то, хотелось бы вернуться домой, в свою эпоху! Соскучился уже, чего уж. Хотя и забывал, все местные перипетии последнего времени вовсе не оставляли времени для грусти и долгих размышлений. Время это внезапно появилось лишь вот сейчас, по ночам. Странно - почти в плену.
        И тем не менее… Если представить, если поразмышлять. Если уж и пытаться выбраться, так тем путем, каким сюда и попал. Через пляж недалеко от Аланьи. Однако же далековато до него. Снова на галере плыть? Или просто сделать карьеру, как и советовал Исмаил-ага. Достичь кой-чего на турецкой службе, а уж потом…
        Эх… Турецкая служба означала предательство. Служить в канцелярии османлы, жить себе да поживать, значило предать своих! Всех друзей, что появились уже здесь, в конце восемнадцатого века, в эпоху русско-турецких войн! Никодима, Прохора, своих солдат из караула. Да и Суворова, наконец!
        Нет уж! Предавать своих Ляшин вовсе не собирался. Мало того! Всерьез вознамерился хорошенько помочь! Благо возможности для того имелись. А теперь появилась и связь! Конечно, многого огоньками не передашь… Так все остальное - при личном контакте, долго оставаться у турок Алексей не планировал. Отнюдь!
        Помочь своим, бежать, восстановить свое честное имя! Вот-вот - честное имя. Для этой эпохи - не пустые слова. А уж потом… потом можно будет попробовать уйти. Вернуться в свое время. Как? Вот этого Ляшин не знал. Ну, доберется в Аланью… если повезет. А дальше? Шататься каждый вечер по пляжу, привлекая внимание всех встречных и поперечных? Ну, а что там еще делать-то? Надеяться на удачу? Вот именно. На нее и надеяться. Только и остается, да.

* * *
        Уже через месяц Мураду Довут оглу должно было исполниться четырнадцать лет. Целых четырнадцать! Возраст солидный. Осталось далеко за плечами детство, впереди ждала юность, взрослая жизнь, в которой хотелось бы как-то проявить себя и многого добиться. В первую очередь - стать настоящим кятипом, писцом. Не просто помощником, мальчиком на побегушках - принеси-подай (как вот сейчас), - а человеком солидным, ответственным, настоящим чиновником османлы. Для того, чтобы стать таковым, нужно было сдать румуз - экзамен на право подписи документов. Подпись Мурад придумал давно и часто тренировался, выводил затейливой арабской вязью на оборотной стороне старых, пожелтевших от времени, бумаг. К своему имени Мурад еще придумал и прозвище, как и полагается каждому уважающему себя писцу. Не просто Мурад, а Мурад Аджар - доблестный, честный! Хорошо выходило, красиво… Вот бы еще поскорей допуск к экзамену получить! Хорошо вон, парням, Али с Ибрагимом - они уже давно писцы с правом подписи, и сам «учитель», Исмаил-хадже, поручает им важные дела. Теперь еще появился Али-Урус. Кажется, он уже служил в канцелярии в
своей стране… Так сказал хаджегян и добавил, что вряд ли Али-Урус останется здесь, в Туртукае. Слишком умен. Наверняка сделает карьеру в Варне… или даже в самом Истанбуле! Вот бы и ему, Мураду - туда. Если держаться этого Али-Уруса, то… С другой стороны, по-арабски русский не пишет и не читает, с правилами каллиграфического оформления официальных бумаг - тоже незнаком. Что же, на то Мурад с Орханом имеются. Еще не писцы - мальчик, сбегай-принеси-подай! Орхан… Не-ет, Орхан не соперник, пишет кое-как и мыслями не очень-то скор. Когда какой важный срочный запрос - запросто в панику впадает… Как и гм-гм… дядюшка Исмаил-ага.
        А вот Али-Урус всегда спокоен! Вот с кого надо пример брать. Заодно и спросить, что бы он к экзамену подсказал?
        Как-то вечером на подворье Исмаила-аги заглянул господин Рауль Мустафа-бей, или просто дядюшка Мустафа. Он и впрямь приходился Мураду дядькой - пусть не родным, двоюродным, но все же родич, ага. Важный человек Мустафа-бей Рауль, тут и гадать не нужно - янычарские штаны, сапоги красного сафьяна, шелковая рубашка, шитый золотой нитью камзол, фередже в желто-зеленую полоску… белоснежный тюрбан, вах! За поясом ятаган, сабля в черных, с серебром, ножнах. На что уж дядюшка Исмаил-ага в деле своем не последний, а и он всяческое уважение Раулю оказывает, хоть тот и помоложе будет.
        - Э. Рауль-джан, сюда вот, поближе, садись. Сейчас - велю - шербет принесут… Угощайся!
        Мустафа-бей заглядывал в гости не редко, но и не так, чтоб уж очень часто. Все же занятой был человек - воинский. Сам Агджи-паша его знал и даже иногда советовался, вот какой важным был Рауль-джан! И вот этот-то человек вдруг обратил внимание на Мурада!
        - А где Али-Урус, дядюшка? Что-то я его не вижу?
        - Да рыбу он ловит где-то на реке. Любит, ага.
        - Каждый что-то да любит. Однако пора мне… Мурад, мальчик, проводи…
        - Да, да! Мурад проводит, - радостно покивав, Исмаил-ага незаметно ущипнул парнишку за локоть. Шепнул: - Ну, что расселся? Беги!
        И впрямь, чего это он расселся-то?
        Выскочив из-за стола, Мурад нагнал гостя уже во дворе…
        - Возьми коня… - милостиво улыбнулся Мустафа-бей. - Поведешь… Пешком нынче пройдемся. Вечер-то вон, спокойный какой, славный.
        - Да, славный вечер, - ухватив поводья, парнишка почтительно зашагал чуть позади гостя. - И не жарко, и не холодно - ветерок с реки веет.
        - Вот-вот, - выйдя за ворота, Рауль-джан поправил на голове тюрбан. - С реки! Говоришь, рыбу удит Али-Урус?
        - Угу! Каждый день почти что… А где именно - не показывает. Смеется. Не буду, говорит, места выдавать рыбные, - посетовал Мурад. - Как будто много рыбы приносит.
        - А что, мало?
        - Да тьфу! - мальчишка презрительно скривился. - Вчера пару язей принес да голавля, а позавчера так и вообще - один налим да ерш. Тоже мне - рыбак! Говорил ему - сетью надо да лодку бы у дядюшки взять…
        - И что не возьмете?
        - Да-а…
        - Ты уже получил румуз, Мурад? - замедлив шаг невдалеке от мечети, Мустафа-бей невольно залюбовался синеющим вечерним небом, полным золотистых звезд. Далеко на западе, за рекой, растеклась оранжевая полоска заката. Тающая, словно мед на жарком июньском солнце.
        - Румуз? Ой… да мне же еще экзамен, дядя Рауль…
        - Хочешь, я поговорю с Исмаилом-агой?
        - О-о!
        - Обязательно поговорю, Мурад. Обязательно…
        Мустафа-бей перехватил у парнишки поводья, взобрался в седло… И вдруг обернулся:
        - Да, совсем забыл. Ты бы, Мурад, присмотрел, что там мой друг Али-Урус на реке делает. В каком именно месте ловит. Враги там рядом, через реку. Вот и беспокоюсь - мало ли что?
        - Ой, дядя Рауль, я бы давно… - шмыгнув носом, мальчишка замялся. - Он уходит, когда у всех правоверных вечерний намаз.
        - Ах, вон оно что… Ты вот что… Я поговорю с муллой… Он даст тебе фетву… разрешит пропустить намаз… как воинам разрешается.
        - Пропустить намаз? - удивлению подростка не было предела. - Но…
        - Вот и присмотришь за нашим другом.
        - Да я… да я обязательно!
        - Только смотри, не попадись ему на глаза. Нельзя обижать человека недоверием.
        - Не попадусь, дядя Рауль! - Мурад важно выпятил грудь. - Я тут, на реке, все места знаю.
        - Да поможет тебе Аллах. А насчет права подписи - не переживай. С дядюшкой уж мы договоримся. И… - Мустафа-бей чуть помолчал и продолжил: - Не знаешь ли часом, что означает фраза… - бей прикрыл глаза, вспоминая: - «Современные механизмы управления, как ключевое условие устойчивого развития ОО». По-моему, так.
        - Да, так, - кивнул подросток, пряча улыбку. - Так сказал Али-Урус, когда речь зашла об экзаменах.
        - А что значит - «ОО»?
        - Не знаю, - пожал плечами Мурад. - Никто не знает. Даже сам Али-Урус, кажется.
        - Я тоже думаю, это из философского трактата. Или - чьи-то стихи. Надеюсь, не Ахмета Недима.
        - Как-как вы сказали, дядюшка?
        - Забудь! - бей расхохотался. - Скоро совсем стемнеет. Пора прощаться…
        - До свидания, дядя Рауль.
        - Вот еще что, любимый мой племянник… Ты бы не мог составить для меня список - какими отчетами занимался Али-Урус? О чем спрашивал, с кем говорил? Сделаешь?
        - Конечно!
        - А я уж не забуду о румузе, ага. Только… Тсс! - склонившись в седле, Мустафа-бей приложил палец к губам. - О нашей беседе никому ни слова.
        - Да понял я, дядя Рауль. Уж, слава Аллаху, не маленький.

* * *
        Мулла разрешил пропустить вечерний намаз. И даже не один раз - ведь исполняющий важное поручение Мустафы-бея мальчишка на полном серьезе мог бы считаться воином.
        Неожиданно для Мурада проследить за русским оказалось не так-то просто! Он не шел к реке прямо или, там, по какой-то одной тропе. Не спускался к мосткам - рыскал, часто останавливался, глядел по сторонам… не то чтобы напряженно осматривался, но бросал взгляды назад, так, видно, от нечего делать. Или, может, кого-нибудь увидеть хотел. Кого?
        Вот снова обернулся. Глянул на минарет…
        - Алла-и… иль - Алла-а-а!
        Раздался пронзительный клич муэдзина. Мурад вздрогнул, заметался - забыл, забыл прихватить с собой молитвенный коврик! Хоть без него теперь. Разуться, встать на колени в сторону священного года Мекки… Ва, шайтан! Молиться-то ныне не надо! Надо дело делать. На то и фетва от муллы.
        Между тем Али-Урус уже скрылся из виду, мальчишка заметался, прикидывая - куда тот мог деться-то? Та вон тропинка - к омуту… где рыбы нет, если верить тому же Али-Урусу. А вон там, меж кряжами, спуск к песчаному пляжу - так купаются все, весело, шумно. Хотя русскому купанье без надобности… А вдруг да и нет? Вдруг да захочет нырнуть, поплавать… Мурад сейчас бы и сам нырнул с удовольствием - вечер-то какой теплый, душноватый даже. Оранжево-золотистое солнце садилось вдалеке за рекою, за синеватой дымкой гор. Вот уж краешек один и остался. А еще - подсвеченные золотом перистые полупрозрачные облака… так и сияли в оранжевом небе. Красиво! Вот ведь насколько же всемогущ Бог - такую красоту сотворил людям на радость! Поистине, нет Бога, кроме Аллаха…
        Так куда же русский-то делся? Засмотревшись на небо, подросток споткнулся и едва не полетел с кручи вниз, в омут. Кубарем-то! Так и шею недолго сломать. Однако же Бог спас… вернее, Мурад все же был парнем ловким. Не упал, на ногах удержался, осторожно спустился к реке. Встал на узенькой полоске песка, оглянулся на крутояр, откуда только что едва не свалился. Снова вознес хвалу Аллаху, присмотрелся, прислушался. Верхняя часть утеса сияла расплавленным золотом, нижняя же уже скрылась во тьме. За утесом виднелась тоненькая игла минарета…
        - Алла-а иль-Алла… лья илляху Алла-а-а… - снова донесся призыв.
        Кроме минарета, ничего больше видно не было, мешали утесы. Да и что там разглядывать? Не туда смотреть надо, вовсе не туда. А куда тогда? У реки-то - темень, двух пальцев не разглядишь.
        Ничего, сейчас солнышко совсем скроется, тогда и месяц ярче засияет, и звезды. Тогда-то и можно присмотреться. Пока же… выкупаться, что ли?
        Быстро сбросив одежку, мальчик подошел к омут-ку, присел, спустил ноги в воду. Соскользнул - ловко, неслышно, словно уж - поплыл, стараясь не сильно брызгать. Ах, какое же удовольствие смыть грязь и пот! Водичка, правда, немножко холодновата, но… вот уже и привык.
        Мурад блаженно перевернулся на спину… и вдруг увидел огонь! Зеленоватый такой огонек… мигнул, отражаясь в воде. Вот опять мигнул… И немного погодя - снова. Только теперь уже не зеленый, а такой… красноватый, что ли…
        Мигающие огоньки были видны только с реки, да еще - с того берега. С этого - ни за что не заметишь, заросли утесы…
        Костер кто-то жжет, что ли? Ну да… Отвлеклись на вечернюю молитву, вот пламя-то и замигало, вот-вот погаснет. Интересно, где там можно костерок разложить? Так в старом гроте, вот где! В детстве, помнится, туда все время с ребятами лазили, в прятки играли, в разбойников. Хорошее времечко было! Еще года два назад. Никаких тебе забот. Зато теперь… Теперь он, Мурад, уже взрослый. В канцелярии служит - не каждому дано! Еще вот экзамен на право подписи сдаст… И все дороги открыты! Дядя Рауль обещал помочь - поможет. Важный человек Мустафа-бей, даже важнее, чем дядюшка Исмаил-ага. Хорошо иметь таких родственников, приятно.
        Поручение бы выполнить поскорей… Ну, где этот чертов русский? Ах, куда же его ифриты занесли? Ва, шайтан! Так может, это он костер жжет? Хм… из грота - какая же рыбалка? Там уж совсем неудобно ловить - река-то внизу. А! Может, Али-Урус просто проголодался да решил запечь рыбку на углях! Поднимался себе с уловом, место для костра искал, вдруг видит - грот. Чем не место? Там и хвороста полно, искать не надо - кругом одни заросли.
        Как пробраться в грот, мальчишка прекрасно знал. Выбравшись из воды, немножко обсох, накинул одежку да зашагал себе обратно на кручу - оттуда, сверху-то, к старому гроту куда как удобнее подойти. Наверху еще не было так темно, еще золотилось солнышко, и слышно было, как в селении блеяли овцы… А вот послышались и голоса, крик… Кто-то смеялся, кто-то ругался. Вечерняя молитва закончилась, все готовились спать.

* * *
        Передав очередную порцию «огоньков», Алексей дождался ответного сигнала и вдруг услышал шум. Кто-то крался здесь, совсем рядом… затаился в кустах. Разбойники? Дикий зверь? Что же - посмотрим…
        Стиснув зубы, молодой человек вытащил из-за пояса нож. Обычный - мясо-рыбу порезать, удочку вырубить. Никакое не оружие, нет, что вы, что вы! Ага… вот и шаги, ну…
        - Не надо меня ножиком резать, Али!
        Кто-то бросил по-русски… Детский такой голос, точнее сказать, подростковый, ломкий… Господи!
        - Мурад?! Ты что здесь делаешь-то?
        - Да парни удочки забыли, вот я, после намаза и…
        Мальчишка запнулся, с удивлением глянув на свечки:
        - Ты что же, костер не жжешь?
        - Как раз и хотел… Только рыбу мою украли! Хватился - и нет. Здесь вот только что лежала! Целый кукан. Налимы, язь, форелька… Ой! Слышал, кто-то мяукал в кустах.
        - Так это же дикий кот! Плакала твоя рыба, Али-Урус.
        - Ну что ж… Домой тогда…
        - Домой, чего уж!
        Сунув нож в ножны, Ляшин с облегчением перевел дух. Слова оправдания подсказал сам мальчишка - рыбалка, костер. А, если бы… Если бы догадался… Смог бы он, Алексей, хладнокровно убить этого вот хорошо знакомого паренька, коллегу? Не в бою врага убить, а этак вот хладнокровно зарезать. Как барана.
        Ну, конечно же нет! Что тут и думать-то? Ладно, если бы не разглядел, если бы спонтанно все - это другое дело, но вот так…
        - А на кухне-то рыба еще осталась, - шагая впереди, оглянулся Мурад. - Запеченная уже. За ужином-то ее не всю съели… Так мы можем…
        - А что? - Ляшин глуховато рассмеялся. - И съедим. Сейчас на кухню заглянем…
        - Тогда быстрей надо. Пока сторож ворота не закрыл!
        - А, ты про наши ворота…Так постучим.
        - Ага, постучим! Ты сторожа нашего не знаешь. Уляжется сейчас спать - не разбудишь и пушкой.
        Крепостные ворота, кстати, тоже вот-вот должны были закрыть, но туда успели, нарвавшись на шутки стражи:
        - Что, Мурад, без рыбы-то? Не повезло нынче?
        - Да уж… не повезло.
        Ворота домашние уже были заперты, правда, сторож еще не уснул. Поднялся на стук, отворил, цыкнул на радостно лающих псов.
        Коллеги сразу прошли на летнюю кухню, нашли рыбку, уселись на террасе, да какое-то время щелкали всякую рыбную мелочь, как семечки. Собаки угомонились, наступила ночная тишь, прерываемая лишь перекличкою стражей… да еще соседи, собаки, скандалили. Слышен был приглушенный женский визг… и, похоже, кого-то колотили палкой. Гулко так, будто выбивали ковры.
        - Сосед жену учит? - прислушавшись, покачал головой Алексей.
        Мурад усмехнулся:
        - Скорей, наложницу. Ту самую рабыню, которую Ибрагим курьеру возил. Ну, дикую кошку!
        - А, помню, - поведя плечом, Ляшин посмотрел на мерцающие в небе звезды и неожиданно вздохнул с укоризной. - Нехорошо женщин палкой бить. Даже наложницы.
        - О, ты не знаешь, что это за рабыня! - резко возразил помощник писца. - Не знаешь, а осуждаешь. Между прочим, она хозяина своего чуть не зарезала! Его же собственным кинжалом. Украла, а потом… Хорошо скользко было - хозяин, Керим Гюллер, споткнулся. Не споткнулся бы - не было бы и в живых уже! А ты говоришь!
        С соседнего подворья вновь послышались крики: мужская ругань, звуки глухих ударов, женский плач…
        - И кто такой этот Керим Гюллер? - так, для продолжения беседы, спросил Алексей. На самом-то деле как-то не слишком его интересовали соседские дела - своих проблем хватало. А вот поболтать подольше с Мурадом, заговорить парню зубы, чтоб чего лишнего потом не вспомнил - это надо бы!
        - Керим - торговец скотом, - взяв с полки кувшин со шербетом, пояснил мальчик. - Много всяких веселых историй знает. Поэтому так и прозвали - Гюллер - «весельчак». Кроме скота он еще и людьми приторговывает - воины ему пленников продают.
        - Уважаемый человек! - Ляшин язвительно поцокал языком.
        - Вот и я говорю, - не заметил насмешки подросток. - Уважаемый! Добрый! Другой бы живо дал делу ход - казнили бы эту дуру. Кожу бы содрали с живой или побили камнями. Керим же сам наказал - постегал плеткой маленько. Любой женщине это на пользу, не только рабыне.
        - Вижу, ты большой женщин знаток… Плеткой! Хотя… знаешь, может, в чем-то ты и прав.
        - О, конечно же прав, Али-Урус! Ну, разве можно женщинам давать волю?
        Вроде у соседей затихло все. Нет, вот опять крики…
        - Керим Гюллер все сокрушается - была бы хоть баба красивая! Статная, луноликая, с полными бедрами и добротной грудью… А то ведь - тощая драная кошка! А туда же - выпендривается.
        Возмущенно фыркнув, Мурад протянул собеседнику кувшин:
        - Пей, друг Али! Вкусный шербет, да.
        - Вкусный…
        Сделав пару глотков, Ляшин поставил кувшин на стол.
        - Чего же сосед ее не продаст? Коль, говоришь, сам торговец.
        - Хэ! Может быть, и хотел бы… - расхохотался мальчишка. - Да пока людской молвы побаивается. Ведь обязательно скажут - мол, не смог с девчонкой управиться, хэ! А еще рабами торгует! Вот и не продает… но думаю, через полгода-год точно сбагрит.
        - Зачем вообще покупал такую?
        - Э! Ты, когда лошадь покупаешь, точно знаешь, что не подведет?
        Резонно, чего уж. Уел!
        - Он ее каждое утро плетью самолично порет, - между тем сообщил Мурад. - Чтобы орала, чтоб соседи слышали. Ну, чтоб не стыдно. А зачем брал… Тут вот еще в чем дело. Керим Гюллер человек не бедный, и гарем у него большой. Четыре жены, наложницы… Наложницы все разные. Ну, из разных мест - такой вот у Керима подбор выходит.
        - А, так он коллекционер, выходит!
        - Кто-о?
        - Любитель девочек.
        - А, ну да, да. Любитель.
        Покивав, мальчишка глотнул шербету и продолжил посвящать нового сотоварища во все перипетии туртукайской светской жизни. Надо сказать, это дело парню явно нравилось! Ну, так ведь болтать - не мешки ворочать. Да и выказать себя осведомленным и знающим человеком - тоже дело не последнее.
        - И каждое утро эта Юртик Кеди под плеткой стонет… но не орет, нет. Гордая!
        - Как ты сказал?
        - Юртик Кеди. Ну, так ее прозвали - Драная Кошка.
        - Ах да…
        - Одна наложница у Керима-аги - из Букурешта! - Мурад явно хвастался - еще бы, вот какие люди в его селении живут!
        - Другая - из Варны. Третья из Измира. Четвертая - из Эдирне. И эта вот - пятая. Из Кючук-Кайнарджи, выходит.
        - Думаю, ее там тоже сбагрили. А Керим - оп - и взял. Для коллекции.
        Ближе к полуночи собеседники разошлись. Али-Урус отправился спать в свой угол, Мурад же - на сеновал. Там все слуги обычно и спали. Ну так и что? Он же еще не кятип, не хаджегян. Даже экзамен на право подписи не сдал! Лентяй. Принеси-подай мальчишка.
        Кючук-Кайнарджи… Вытянувшись на своем сундуке, Алексей блаженно смежил веки. С этим селением у него были связаны самые добрые воспоминания. Юная красотка Бояна, ее уважительный дядюшка Хашим-хаджи. Болгарин, из ренегатов, принявший ислам и сделавший неплохую карьеру. Как-то они там? Нашла ли Бояна хорошего стряпчего? Отспорила ли дела отца? Отсудила ли дом? Если дядюшка помог - вполне возможно. А может, ее уже и замуж выдали. Хотя без приданого - как? А так бы дом был в Варне, плюс отцовский бизнес. За такую-то любой пойдет, пусть даже за тощую и со скверным характером. Даже драную кошку Юртик Кеди младшей женой бы взяли, будь у нее в приданое дом и хоть какой-нибудь бизнес.

* * *
        На следующий день начальник канцелярии Исмаил-ага вновь причитал, уже в обед, когда доставили почту. На этот раз, правда, казенный курьер не приезжал, просто пришла ямская почта - мальчишка с постоялого двора прибежал, принес письма. Первое было - ого-го! Целый фирман на бумаге с золотым обрезом. Начальник канцелярии административной области (вилайета) выражал свое полное одобрение за присланный хаджегяном отчет! Тут бы и радоваться, да закатить пирушку, однако…
        Однако имелось еще и второе письмо, в котором как обычно «Срочно! Важно! Вчера!» требовали доклад о состоянии медресе на текущую дату. Причем по огромному количеству пунктов! Отправить доклад было велено с той же почтой. Ну, два дня было еще. Тем не менее уважаемый хаджигян вновь закатил глаза:
        - Горе нам, горе! Секир-башка-а!
        Ляшин поначалу не понял:
        - А что это мы-то делаем? Пусть мулла и этот… учитель…
        - Мюдеррис, - подсказал Мурад.
        - Ну да, мюдеррис… Пусть с муллой отчет и пишут! Наша-то какая печаль?
        - Нет, Али, печаль-то как раз наша, - со знанием дела пояснил один из старших писцов, Ибрагим. - В фирмане написано - «канцелярия Исмаила-ходже». Значит - нам.
        - Так, может, перепутали?
        - Может. Но спрос с нас будет.
        - Года два тому деньги на ремонт медресе давали, - припомнил Исмаил-ага. - Нам, а уж мы - мулле. Вот теперь и спрашивают.
        - Ага!
        «Руководителем отчетной группы» был назначен Али-Урус. («Больно уж у тебя хорошо выходит отчеты писать!»)
        Кроме самого Алексея, в группу вошли еще двое младших писцов, Орхан с Мурадом. Старших парней, уже имевших право подписи, Исмаил-ага на отчет не поставил - кто-то же должен был и другие дела делать, просителей принимать - иначе на что жить-то?
        К мулле отправился сам начальник канцелярии, лично - иным было не по чину. Ушел с утра, вернулся к обеду. Расстроенный.
        - Ничего они в медресе не ремонтировали. Минарет поправили - и все. А медресе… эх!
        Исмаил-ага махнул рукой и неожиданно улыбнулся:
        - Однако мулла все данные предоставил, вот…
        Вытащив из-за пояса кипу желтоватых бумаг, исписанных витиеватым арабским письмом, хаджегян протянул их Мураду:
        - Прочти и все верно переведи. Мулла же обещал нас заботами своими не оставить. Кои верный отчет создадим. Так что, Али-Урус, считай, что ты теперь почти уже и правоверный!
        - Не, не, в таком важном деле торопиться не надо! - с некоторой оторопью Алексей повернулся к Мураду. - Ну, давай, переводи уже. Сейчас посмотрим, как тут лучше сделать.
        Сделали, как всегда. Сначала - все хорошее, потом, после всех этих «вместе с тем», «однако» и прочих - немножко «плохое». Так, чтоб было похоже на правду. Чтоб поверили… и чтоб не очень-то стремились проверять. Да кто из гражданских чинуш сюда поедет-то? Тут же, считай, фронт!

* * *
        - …из них тринадцать процентов потрачено на вставку и покраску оконных рам… кто там их будет проверять? - прохаживаясь из угла в угол, диктовал Алексей. - Написал?
        - Угу…
        - Еще можно двери «покрасить»…
        - Не, - отложив перо, Мурад скривился и поцокал языком. - Нет там дверей - циновки.
        - Значит, на покупку новых циновок… Да, я видел, возле медресе кустов, деревьев много растет. Так и запиши - на озеленение прилегающей территории.
        - На… озе-ле-не-ние… прилегающей… тер… А что такое территория, брат Али-Урус?
        - Земля.
        - А! Так и напишу… Так теперь у нас - все! Ай-ай-ай! Что-то маловато вышло, - мальчишка расстроенно покачал головой. - Это плохо. Как всегда говорит уважаемый Исмаил-хадже - отчет должен быть большим и пухлым. Что бы еще написать-то?
        - Про учеников напишем, - решительно рубанул Ляшин. - Медресе - этот ведь школа все-таки. Ради учеников ведь все и делается.
        - Ага! - Мурад радостно потер руки. - Уже и пишу - у-че-ни-ки…
        - Постой! - в очередной раз дойдя до угла, Алексей покусал губу, засомневался. - Ученики - какое-то плохое слово. Несолидное. Вот «обучающиеся» - куда как лучше звучит! Как-то официальнее, что ли.
        - Да, «обучающиеся» - лучше, - тут же согласился мальчишка. Второй юный канцелярист - Орхан - был послан измерять двор медресе и саму площадь школы.
        Благодаря некоторой осведомленности Ляшина в бюрократических тонкостях, отчет пух и хорошел на глазах! Слово «учитель» Алексей заменил на «педагогический работник», медресе обозвал «образовательной организацией», мечеть же - «юридическим лицом». Что же касается «обучающихся», тот тут ушлый Али-Урус разошелся вовсю! Появился и «непрерывный образовательный процесс», и «программа воспитательной работы» в соответствии с последними указаниями Канцелярии его величества султана и падишаха, и даже сравнительный анализ повышения качества образования за последние три года с соответствующим графиком!
        Мурад едва успевал записывать. Даже Исмаил-ага, неслышно подойдя сзади, одобрительно покивал и похлопал Ляшина по плечу:
        - Ох, Али-Урус! Чувствую - быть тебе хаджегяном где-нибудь в Варне.
        Алексея между тем понесло:
        - Успеваемость по всем учебным предметам выросла по сравнению с прошлым годом на… двадцать пять процентов, степень обученности - на сорок процентов, степень вовлеченности обучающихся медресе в общественно-полезные дела возросла на двадцать семь процентов… Гм… тут надобно что-то конкретное… Чего они вообще делают-то? Ну эти… обучающиеся в медресе?
        - Ну-у… Коран читают, - положив перо, Мурад посмотрел в потолок и облизал губы. - Это еще… молитвы учат, суры…
        - Помогают кому-нибудь?
        - Огород мюдеррису пропалывают…
        - О! Это подойдет. Так и пиши - помощь нуждающимся составляет… составляет… гм… четырнадцать процентов от прошлогодней. Охват обучающихся - девяносто девять процентов. Да! Пусть будет девяносто девять…
        Юный письмоводитель вдруг захихикал:
        - По весне как-то Орхан возьми да и напиши - «более ста процентов»! Его потом дядюшка Исмаил - палкой. И еще - чушкой неграмотной обозвал. С тех пор мы все знаем, как проценты вычислять.
        - Рад за вас… - подойдя к окну, молодой человек потянулся. - Так, о хорошем, пожалуй, все написали. Теперь давай о плохом. Немножко. А то не поверят ведь. Что там плохого-то?
        - Х-хо! Что плохого в медресе, спрашиваешь?
        Мальчишка, казалось, только и ждал этого вопроса! Аж подскочил, едва не опрокинув чернильницу. И как начал, как начал…
        У Ляшина «уши завяли»!
        Если верить младшему писцу, медресе Туртукая являлось вместилищем всех бед и пороков, какие только были известны в Империи османлы. «Обучающиеся» постоянно подворовывали друг у друга (а еще и на рынке!) и беспрестанно дрались, учитель колошматил палкой всех, без разбора, заставлял стоять голыми коленками на горохе, бил указкой по ладоням и все такое прочее. Драчливые и вороватые ученики, кроме всего этого, были неоднократно замечены у женской купальни, а также - на деревьях у чужих дворов. Любопытные, чего уж!
        - А еще они…
        - Ну, хватит, хватит уже, - покривив губы, Алексей отошел от окна. - И так уже слишком много…
        - А еще они любят подсматривать за домом нашего соседа, Весельчака Керима. Он там уединяется с наложницами в беседке… А они заберутся на старый карагач и смотрят! А Керим так такое… Одну он - сзади… вторую боком, а третью - так и вообще интересно… А дикую кошку Юртик Кеди для него сначала привязывают. Ну, слуги… Там ложе такое, в беседке… Вот к ложу. К спинкам. Раньше так привязывали - животом вверх, а в последнее время - спиной. Потому что Юртик Кеди все время ругается и плюется. А плюется она метко - один раз прямо в глаз. Э, бедолага Керим! Но что он с ней вытворяет… Один раз взял жезл… ой! Ну и бьет, конечно. Плетью всегда постегает.
        - Да уж… Я и смотрю - весельчак!
        Ляшин поиграл желваками и недобро прищурился - очень уж не любил, когда женщин мучили… Так, может, выкупить у садиста-соседа эту несчастную девчонку да отпустить? Взять в канцелярии свою долю… Исмаил-ага не должен бы отказать… А Керим как раз и собрался продавать свою дикарку.
        - Она вообще-то красивая, хоть и худая, - мечтательно прикрыв глаза, продолжил Мурад. - А спина вся в шрамах. Заживут. Керим знает, как бить, чтоб и больно, и товар не испортить… А продать он ее - не продаст. Так, говорит просто… Я глаза его видел, когда он с ней… Так горят, как у сумасшедшего дервиша!
        - Видел, говоришь? Тоже на карагач залезал?
        - Ой…
        Мальчишка потупился и покраснел - понял, что сболтнул лишнего…
        - Ну, что, давай отчет закончим да обедать пойдем, - подмигнув парню, негромко расхохотался Ляшин. - А насчет Юртик Кеди ты все же узнай. Вдруг да продавать ее будут.
        - Ой, вряд ли, чтоб продавать. Скорей, она убежит. Если до того Керим Весельчак не забьет ее до смерти.
        За окном послышался стук копыт. Алексей повернулся, глянул, проводив глазами кавалькаду, пронесшуюся мимо «присутствия». Примерно дюжина человек, судя по виду - воины. Ну, а кто же тут мог быть еще? Первым скакал старый знакомый и доброхот - Рауль Мустафа-бей, за ним - ловкий молодой человек… или, скорее, девушка в мужском платье: просторная накидка феруджи, красные сапоги, тюрбан. Лица Ляшин не разглядел - пыль.
        Свернув у мечети за угол, всадники унеслись прочь. Похоже, что к постоялому двору…

* * *
        Въехав во двор, Рауль Мустафа-бей - офицер Порты в чине майора - спрыгнул с коня, бросив поводья подбежавшему служке. Тут же спешился и его спутник… вернее сказать - спутница. Стройная, худощавая, с тонким чуть вздернутым носиком и нахальным взглядом больших серо-голубых глаз. Молодая, вряд ли больше двадцати пяти лет… Несмотря на молодость, в этой девушке чувствовалась сила, недюжинная ловкость… и злость.
        К гостям - судя по всему, важным - подбежал сам хозяин. Поклонился, застыл выжидающе.
        - Принеси нам поесть, - поднимаясь по лестнице на второй этаж, небрежно бросил Мустафа-бей.
        Хозяин молитвенно сложил руки:
        - Слушаюсь, господин. Сейчас прикажу. Может быть, шербет?
        - Можешь даже вино, - столь же небрежно высказалась сероглазая дева с открытым - против всех правил! - лицом. Сказала, расхохоталась и поднялась следом за Мустафой.
        - Ва, Алла! - подивился старый слуга Рахман. - Это кто же такая бесстыдница? Где-то я ее уже видел… Хо! Так в городе же! Еще до того как урусы… Она же не правоверная, да!
        - Видел - забудь, - чмокнув губами, хозяин караван-сарая потряс крашенной хной бородой. - Иначе… Мустафа-бей человек резкий.
        - Да знаю я, знаю все, - испуганно отпрянул слуга. - Ва, Алла! Не видел никогда этой кошки. И век бы не видать!

* * *
        Роскошные покои на втором этаже предназначались для постояльцев самого высокого ранга. Впрочем, иногда - и для местных богачей, если те хотели уединиться. Не так давно здесь ночевал курьер из самого Стамбула!
        Шикарные шторы, витые шнуры, роскошная люстра на десять свечей, мягкая софа зеленого бархата, кровать под большим темно-голубым балдахином. Шелковые обои с мелким рисунком, два натюрморта. В простенке меж окнами - зеркало в резной золоченой раме. Кроме софы - низкий, на турецкий манер, стол, два мягких кресла.
        - Oh, mon cher Raoul! Toi et moi pourrions faire un beau couple![1 - Ах, мой дорогой Рауль! Мы с тобой могли бы составить красивую пару!] - подойдя к зеркалу, с грустной улыбкой произнесла женщина.
        Мустафа-бей подошел сзади, помог красавице снять тюрбан, феруджу, камзол. Усмехнулся, поцеловал в шею:
        - Tu oublies, Yvonne, je suis un noble ottoman! Tu veux entrer dans mon harem?[2 - Ты забыла, Ивонна, я же османский вельможа! Хочешь войти в мой гарем?]
        - Non, vraiment, mon ami. Nous resterons de meilleurs amants[3 - Нет уж, друг мой. Останемся лучше любовниками.].
        Женщина усмехнулась. Уже не грустно, а так, как бы невзначай… Да, судя по глазам, по жесткому взгляду, да по всему - все-таки женщина, пусть и очень молодая. Женщина, не дева.
        Оба говорили по-французски, так что подслушивающий у дверей хитрован хозяин не смог ничего понять. Помялся, покашлял, держа в руке большую корзину с яствами:
        - Разрешите подать обеда, мои господа?
        - Да, да, неси, - усаживаясь на софу, Ивонна вытянула ноги. - Что это у тебя? Пирожки, мясо, сладости… Так и знала - вино забыл!
        - Сейчас принесу, госпожа.
        Хозяин принес две бутылки «Шато-Рез». Поставил на стол, не удержался, похвастал:
        - Контрабанда! Из Букурешта.
        - Спасибо, дорогой. Ступай. Мы откроем сами.
        Выйдя, хозяин тщательно прикрыл за собой дверь. Постоял… и, разочарованно фыркнув, неслышно спустился вниз. Гости опять говорили по-французски.
        - А твой бравый капрал у нас вполне прижился, дорогая Иванн, - откупорив бутылку, Мустафа-бей галантно разлил вино по бокалам. - За успех в наших делах… да простит меня Аллах. Впрочем, воину в походе - можно.
        - За успех… Ты говоришь об Алексе?
        - Да. Али-Урус - так его здесь прозвали. Все хотел спросить, как ты…
        - Да все просто, - выпив вина, девица расхохоталась. - Он же был от меня без ума! Я следила за ним. Имела доступ к его вещам. Подбросила деньги. Турецкие акче, разумеется. И еще этот дурачок Хлю… Хлудофф. Он здорово помог. Втемную. Просто ненавидел Алекса.
        - Может быть, этот Хлудофф нам еще пригодится. Несмотря на то, что он меня так отделал, у-у-у!
        Поднявшись на ноги, Мустафа-бей прошелся по комнате. Подошел к зеркалу, пригладил бородку. И вдруг резко обернулся:
        - А этот капрал не так и прост! По ночам он подает сигнала за реку, своим. Мои люди доложили мне.
        - Сигналы?
        - Светит разноцветными свечками.
        - И что, их видно с того берега?
        - По реке - да. Там еще грот.
        - Ты думаешь взять капрала с поличным? - задумчиво протянула Ивонна. - Зачем? Может быть, стоит еще поиграть?
        - Думаю, как бы не заиграться, - Рауль резко дернул шеей. - Хотя… можно и поиграть. Подкинуть ему кое-что, да…
        - Никогда не сомневался в тебе! - Мустафа-бей уселся на софу рядом с Ивонной и погладил женщину по колену. - Ты же такая выдумщица. Тем более - есть, куда стремиться… Особняк в Стамбуле, доля в компании египетских зерновозов. Хорошая, смею заметить, доля! Если сделать тебя полноправной вдовой, ты можешь владеть всем этим и вести дела от своего имени.
        - Если будет угодно Аллаху…
        - Аллаху… И нам.
        Ивонна потянулась, прищурив глаза - игриво, как кошка:
        - Боюсь, этого не случится… Пока мы не принесем султану голову графа Румянцева. На серебряном блюде.
        - Фи, какое варварство, дорогая. Султан Абдул-Хамид - просвещенный человек. Впрочем, я полагаю, голова графа Суворова его тоже устроит.
        - Вот именно, мой дорогой…
        Встав, Ивонна подошла к зеркалу и, сбросив жилет, медленно стянула с себя рубашку. Повернулась - полуголая, с упругой грудью и темными трепетно торчащими сосками… Погладив себя по животу, облизала жаркие губы:
        - Чего же ты ждешь, мой султан?
        - Жду, когда ты меня разденешь…
        - Ах, та-ак…
        Мустафа-бей завалился на софу, и хищная красавица прыгнула на него неудержимой тигрицей…
        Ивонна, Иванна… Один шайтан знает, сколько у этой женщины было имен. Шайтан, да еще Рауль Мустафа-бей… может быть… наверное…

* * *
        Юртик Кеди. Дикая кошка из Кючук-Кайнарджи. Тощая, но красивая. Девушка, впереди у которой лишь мучительная смерть. Забьет ли ее до смерти садист-хозяин, или девчонке все же удастся сбежать - конец один. Выловят и казнят. Другим в назидание. Если… Если никто не поможет.
        Что-то свербело в душе у Ляшина, как-то было не по себе. Хотя, казалось бы, что ему до какой-то там девчонки? Кто она ему, эта Дикая Кошка? Ни родственница, ни подруга, вообще - незнакомка. Но что же так погано на душе? Почему? Тощая, красивая, из Кючук-Кайнарджи. А не… Да нет, не Бояна. С чего бы ей здесь быть-то? У нее дядюшка, уж всяко не оставит. Поможет стряпчего нанять, дом выкупить да отсудить часть компании безвременно погибшего отца. Так что - при чем здесь Бояна?
        И все же, все же… Умом Алексей все понимал, но сердце почему-то ныло. Вот и ходил целый вечер сам не свой, все себя накручивал. Эх, если бы не этот чертов отчет - вспомнил бы про Дикую Кошку? Наверное, нет… да, наверняка! Много было дел, да еще огневые сигналы…
        На соседском подворье давно уже было тихо, никаких стонов по ночам не доносилось. Может, днем? Может… Юртик Кеди - дикая кошка. Похоже, все местные подростки ее знали в лицо. Ну, если и не в лицо, то со спины - точно.
        Карагач! Старый карагач… Может быть, забраться да посмотреть? Все уяснить - что там за девчонка… да как вообще.
        Эта навязчивая идея не давала покоя, не уходила, засев глубоко в мозгах. И все же Алексей решился лишь через день. Просто посмотреть, Проверить. Тем более что карагач рос на одинаковом отдалении, как от ворот Исмаила-аги, так и от высокого забора соседа.
        Главное было не нарваться на местных мальчишек - потом засмеют. Но нет, вечером вроде бы никого у дерева не было. Алексей дождался намаза и, прихватив с собой длинную палку, вышел за ворота.
        Вечер нынче выдался тихий и теплый. Далеко за Дунаем, за синею дымкой гор, плавилось заходящее солнце. Золотистые лучи его пылали на верхушке минарета, яркими оранжевыми зайчиками отражались в окнах домов.
        Подойдя к дереву, молодой человек прислонил к толстому стволу палку, оглянулся… и вмиг взобрался на широкий сук! Ничего такого трудного, одна лишь ловкость. Отсидевшись в листве пару-тройку секунд, Алексей склонился, протянул руку за палкой. Маскировка - на тот случай, ежели вдруг кто-то из мальчишек придет. Всегда можно будет прогнать, а палкой посбивать грязь с воротной крыши. Ее как раз отсюда и можно достать. Вот… привязать бечевочкой меж ветвями, ага…
        Ну, это на случай, если кто-нибудь припрется. Глупо, но - хоть какой-то отмаз… Пока, слава богу - никого. Хоть и намаз уже кончился… Вон, и муэдзин с минарета слез. Пошел куда-то - в медресе, что ли…
        Дождавшись, когда почти совсем стемнело, молодой человек забрался повыше, осторожно выглянул, отведя в сторону ветку… и ахнул! Правы были мальчишки - со старого карагача открывался великолепнейший вид на обширный двор Весельчака Керима! Наверное, днем все можно было бы разглядеть в самых мельчайших подробностях, однако сейчас все же ночь - хоть и месяц, и звезды, а все же… Вот, почти точно над узловатой веткой карагача - какое-то небольшое строение в окружении цветочных клумб. Тут же, рядом - кусты шиповника и сирени, смородина… Отсыпанная песком дорожка… Что же здесь такое? Уборная, что ли? Хм… слишком уж красиво для уборной. Хотя… турки те еще декаденты! Вполне могли и уборную цветами украсить.
        Оп! От неожиданности Ляшин едва не свалился с дерева. Внизу, почти прямо под ним, в этом вот непонятном здании вдруг вспыхнул свет! Синий. Затем - зеленый. Чуть погодя - желтый, красный… Цветные фонарики! Кто-то просто зажигал светильники или свечи. По очереди. Заплясали на земле, на клумбах и кустах приглушенные разноцветные тени… Послышались чьи-то голоса, шаги… двое дюжих парней кого-то вели по дорожке… или тащили. Нет, скорее - вели… Или все-таки - тащили под руки? Завели в… ну да - в беседку, как еще назвать? Крыша - плющ и какие-то ветки. Правы ребята - все хорошо видать. Очень даже. Особенно, когда тут, наверху, темно, а там - огоньки разноцветные.
        Да, парни привели в беседку девчонку! Положили на софу лицом вниз, привязали по рукам и ногам к резным деревянным спинкам. Девушка не сопротивлялась. Вообще, вела себя довольно вяло, пассивно. Видно было - надоело ей здесь все до зеленых чертиков!
        Почему «до зеленых»? - спросил сам себя Алексей. Да ни почему! Просто. Просто так уж подумалось. До зеленых, до красных, до синих - до чертиков, в общем.
        Привязав, парни почтительно встали у входа в беседку: видать, дожидались хозяина.
        Девушка так и лежала навзничь. Нет, не голая: в шелковых светло-голубых шальварах и приталенной желтой кофте. С непокрытою головой. Кофта была очень уж тонкая, и под тканью проступали лопатки. Худенькая… Нет, скорей - исхудавшая.
        Послышался звук шагов, кто-то быстро шел к беседке. Худая, несколько согбенная, фигура, в длинном одеянии. Тюрбан, длинная узкая борода.
        Сосед. Керим Гюллер, Весельчак Керим…
        Стоявшие у беседки дюжие слуги почтительно поклонились… и еще кто-то поздоровался. Ну да, в беседке кто-то был - фонари ведь не сами собой зажглись. Вот он, старик-слуга… или не просто слуга, а мажордом, управитель, кто его знает? Не суть.
        Взмахом руки отправив всех прочь, хозяин вошел в беседку:
        - Ну, здравствуй, Юртик Кеди. Добрый вечер. Что же ты молчишь?
        Девушка повернула голову… Темно-русые волосы разметались по ложу…
        Милое родное лицо!
        Катерина! Вернее - Бояна…
        Да, это была она, Алексей узнал сразу! Так вот кто эта Драная Кошка из Кючук-Кайнарджи! Значит, не напрасно сердце ныло.
        Глава 6
        Ляшин узнал Бояну даже сейчас, в сумерках, в неясном трепетном огне разноцветных светильников, рассыпающих желтые, красные, зеленые тени. Светофор… Или просто - цирк. Впрочем, нет, цирком здесь и не пахло. Все «клоуны» - парни и старик, что зажег фонарики, - были отправлены прочь. Чтоб не подглядывали. Чтоб не мешали… Не мешали - чему?
        Сняв тюрбан, Весельчак Керим забрался на ложе, уселся на ноги лежавшей навзничь девчонке. Обширная лысина блеснула в полутьме желтым… красным… зеленым. Беседка находилась прямо под Алексеем, роль крыши играли ветки росших внизу кустов и самого карагача. Ложе, девчонку и лысую голову Керима Гюллера молодой человек видел очень хорошо, так, что даже захотелось швырнуть в нагло сверкающую лысину что-нибудь… орех там или небольшой камешек.
        Оп-па! Погладив Бояну по талии, Керим вытащил из-за пояса нож! Нет, слава богу, плешивый Весельчак не вонзил острое лезвие в девушку, просто разрезал кофту… Или, скорее, тоненькую сорочку… Аккуратно так сделал у шеи разрез… затем рванул руками, обнажив худощавую спину… всю испещренную шрамами - недавними следами плетей. Еще раз погладил… что-то сказал… И стянул с девчонки шальвары… Вскочил тут же, выхватил плеть… Стегнул… Раз… другой… Дернулось в светильниках разноцветное пламя. На нежной девичьей спине вспухли кровавые полосы. Пока только две…
        Бояна же не издала ни звука… Лишь что-то спокойно сказала. То ли просила, то ли обзывалась… Наверно, все-таки просила…
        Отбросив плеть, объятый похотью садист отвязал девушке левую руку… Та перевернулась, и похотливец с рычанием набросился на несчастную жертву… Задергался, впился зубами в упругую девичью грудь…
        Бояна словно бы комара пришлепнула. Просто махнула рукой…
        …и Весельчак Керим вдруг затих, жирное тело его обмякло, на лысине возникло какое-то темное пятно… кровь!
        Так она его камнем, что ли? Похоже, что так. И?..
        Девушка быстро освободилась от пут, натянула шальвары и разорванную на спине сорочку… Осторожно выглянула из беседки… Ну, и куда теперь?
        - Бояна! - скрывавшийся в ветвях карагача Ляшин протянул вниз палку. Ту самую, что прихватил для отвода глаз. - Хватайся… Лезь! Живее!
        Бояна не стала долго думать - видать, деваться-то ей все-таки было некуда. Ухватившись за палку, подтянулась и… едва не сорвалась. Хорошо, спаситель успел схватить ее за руку…
        - Давай, давай… оп… Молодец!
        - Алексей! - округлила глаза дева. - Ты… Ты как здесь?
        - Потом расскажу… Давай вниз. Быстрее!
        Вечерний намаз уже закончился, солнце зашло за горами, селенье и крепость погрузились во тьму. Лишь у ворот неровно горели факелы ночной стражи.
        - Как спина?
        - Терпимо.
        Взяв девушку за руку, Ляшин повел ее по узенькой тропке, спускающейся к реке меж крутых утесов. Шагал уверенно, быстро - знал, куда идти, навострился за время подачи сигналов «огненной азбуки».
        Бояна шла молча, не стонала, не выказывала никаких опасений. Наверное, ей теперь было все равно, куда и с кем идти. Лишь бы подальше от дома убитого… Хотя не факт, что она убила Весельчака Керима. Скорее, просто оглушила. Тем не менее, что так, что эдак - для беглецов никакой разницы! Поймают - кожу сдерут с обоих. Или камнями побьют.
        Позади, в селении, вдруг послышались крики. Похоже, слуги обнаружили тело хозяина. Грянул пистолетный выстрел! Залаяли цепные псы. Да уж, если пустят собак - совсем плохо дело. Впрочем, вряд ли собак смогут спустить с утесов к реке. Да и до грота не доберутся… Грот…
        В крепости, на башнях, запылали факелы, также вспыхнули факелы у пристани, по берегам вдоль реки.
        - Никуда мы не убежим, - обреченно прошептала Бояна. - Там караулы везде…
        Эх, слишком быстро все! Слишком уж быстро опомнились турки, слишком быстро обнаружили Весельчака… Выходит, слуги все же подсматривали иногда!
        - Сюда!
        Беглецы свернули к гроту. Затаились, переводя дух. Алексей осторожно выглянул, посмотрел вниз, на реку… С ближних мостков донеслись возбужденные голоса, задрожали, отражаясь в воде, оранжевые отблески…
        - Сейчас не уйдем, - негромко пояснил Ляшин. - Надо выждать… чуть-чуть…
        Бояна, впрочем, не согласилась:
        - Они не уйдут. Будут всю ночь караулить. А на рассвете прочешут все.
        Однако же беглецы не дождались рассвета. И вовсе не потому, что сумели бежать. Снизу, слева, справа, в трех, в пяти шагах от грота вдруг вспыхнули факелы!
        Все-таки обнаружили!
        - Только не надо метать в нас ножи, господин капрал! - прозвучал чей-то знакомый насмешливый голос. Говорили, между прочим, по-русски. С небольшим таким акцентом. По-французски - растянуто-картавое «р», и чуточку в нос.
        - Да, да. Это я - Рауль. А вокруг мои люди. У меня к вам предложение… Можно мы войдем? Ну, в грот.
        - Что, все? - Ляшин уже понял - влипли по полной. Необходимо было как-то выкручиваться. Все равно как. Тем более Рауль Мустафа-бей что-то там обещал. Какое-то имелось у него предложение… Наверняка шпионское.
        - Нет, не все. Только двое. Ну, еще на всякий случай прихватим охрану. Чтоб держали факелы. Не в темноте же сидеть!
        - Ну, заходите, - подумав, столь же светским тоном отозвался Алексей. - Не на пороге же гостей держать.
        - Что ты делаешь? - в ужасе зашептала Бояна. - Они же нас… мы бы могли…
        - Они прекрасно знают, где мы, - Ляшин ободряюще сжал девушке руку. - Могу лишь предположить - от кого. Ничего, прорвемся! Выше голову!
        - Ага…
        - Ну, здравствуйте! Так сказать - бон нюи. Добрый вечер!
        Хитрый турок-француз не обманул. В грот влезло четверо. Двое дюжих сипахов с горящими факелами, сам Рауль Мустафа-бей и…
        В первый момент Ляшин глазам своим не поверил, узнав в сопровождавшем бея мальчишке…
        Ну да - она же! Она.
        - Иванна?
        - Вообще-то меня зовут Ивонна, - коварная красотка сверкнула белозубой улыбкой. - Но ведь и Иван-на - тоже красиво, да?
        - Так ты… - Алексей невесело усмехнулся. - Нет, ты не пленница, нет… Это же ты все специально… В плен сдалась, попала к нам… Подбросила деньги, акче!
        - Ивонна - очень умная и сообразительная девушка, - похвалил Мустафа-бей. - Да, она - мой человек. И не стоит ругаться - каждый делает свою работу, ведь так? Вы ведь тоже, мон шер ами, не зря разноцветными огоньками светили. Их неплохо видно с того берега.
        Ляшин не стал спрашивать, откуда туркам известно об «огневой азбуке». Оттуда же, откуда и о гроте. Мурад, да! И винить его не в чем - каждый делает свою работу. На благо своей страны… либо на собственное благо. Вот о собственном благе неплохо было бы сейчас и подумать. Вернее, думать уже было поздно - соглашаться на все предложения, и все тут. Для начала - выбраться из тупика. А там - поглядим…
        - Эти доблестные сипахи совсем не понимают по-русски, - Мустафа-бей положил руку на рукоять пистолета, отделанную узорчатым серебром. - Так что вы можете не стесняться.
        - Да мы и так не очень-то, - буркнув, молодой человек хитровато улыбнулся. - Так что вы хотите нам предложить? Хотя я немного догадываюсь…
        - Вам предложить, - тоже улыбнулся Рауль. - Вам, мой друг, а вовсе не девушке. Девушка останется у нас. До какого-то времени.
        - Ну да, ну да, - Ивонна тут же поддакнула и негромко засмеялась. - Ты ведь не зря выручил ее из беды? А, Алекс? Ведь так? Впрочем, можешь не отвечать. Я - женщина, я чувствую.
        Алексей закусил губу. Похоже, турки знали всё. И это нервировало. Ну, Рауль-Мустафа, ну, хитрован! А Иванна-Ивонна… вот ведь, сучка та еще! Хотя - каждый работает на свое благо. Вот и она…
        - Девушка останется у нас, а вы, мон шер… Будете делать то же, что делали здесь, - Мустафа-бей хищно ухмыльнулся. - Только не огоньки, нет. Мы вас все же ценим! Будет курьер. Я бы даже сказал - личный курьер. Мальчишка-водонос не вызовет никаких подозрений.
        - Мурад?
        - Пусть он. Или вы против, мон шер ами?
        - Да нет. Не против, - молодой человек повел плечом и тоже улыбнулся. - Шеф сказал - пусть будет уголовник.
        - Что за шеф? Что за…
        - Пустое. Просто шучу.

* * *
        Между тем начинало светать. Суета - внизу, у реки, и наверху, в крепости и селении - как-то сама собою стихла, стражники-факельщики угомонилась… Нет, не само собой все - наверняка по приказу Мустафы-бея. Поймали ведь всех - чего теперь бегать-то?
        - И вот еще что… - начал было Рауль…
        Начал и не успел закончить, прерванный артиллерийской канонадой! С того - с русского! - берега внезапно загрохотали пушки. Ядра со свистом перелетали реку! Весь берег дрожал, несколькими точными попаданиями в щепки разнесло мостки и стоявшие рядом лодки.
        Турки всполошились - тоже начали отвечать огнем, по большей части попадая в воду. Все вокруг в один миг занесло пороховым дымом, кислым и плотным - не проглянуть.
        - Бежим! - шепнув, Ляшин схватил свою спутницу за руку и потащил в кусты.
        - Мы куда? - опомнилась та.
        - Пока вон за тот валун… подождем наших!
        - А…
        - А они обязательно высадятся и пойдут на штурм! Второй «поиск»! Уж можешь поверить. И за нами никто не погонится и не будет искать - не до того. Сама видишь.
        - Вижу… И все же надо было хоть кого-нибудь убить. Забрали бы оружие… Вдруг да русские не…
        Громовое «ур-ра!» загремело вдруг от реки. Затрещали ружья. Один залп… второй… третий…
        Алексей разжал пальцы и улыбнулся:
        - Теперь - в штыковую! А у турок только берег пристрелян… И оружия мало. Я сообщал!
        Словно призраки, появлялись из дыма зеленые мундиры. Покачивались треуголки, блестели штыки. Офицерские эспадроны грозно указывали направление атаки. Свистели над головами ядра.
        - А ну, братцы! Не посрамим Россию-матушку! На шту-у-урм!
        - Ур-ра-а-а!
        Поднимаясь по кручам, бежали к турецкой крепости солдаты Астраханского полка, рядом с ними - казаки, драгуны, егеря в куцых мундирах.
        Бой барабанов, рев труб! Громовое «ура» сотрясало воздух.
        Вот это солдаты! Вот это да! Поистине - чудо-богатыри! А впереди, на лихом белом коне, сам командир, его превосходительство генерал-майор Александр Васильевич Суворов!
        Не выдержав, Ляшин выскочил из-за валуна и, подхватив брошенное кем-то ружье - тяжелый турецкий мушкет - бросился в атаку.
        - Ур-ра-а! Александр Василич! Господин генерал-майор…
        - Ого! - командующий обернулся на крик. - Алешка, тебя ли вижу?
        - Точно так, господин ге…
        - Ну и молодец! Ну и славно! Да все мы нынче молодцы. Мы - русские, какой восторг! А ну, чудо-богатыри - в атаку, ура!
        - Ур-р-а-а-а! - снова покатилось по всему берегу.
        Бедолаги-турки, не в силах сопротивляться в очередной раз, дружно покинули крепость. Бежали, не чуя под собой ног! Кто-то из егерей, первыми ворвавшихся в селение, водрузил над минаретом полковое знамя. Белое, с золотым крестом.
        - Вот уж точно, восторг! - радостно завопил Ляшин.
        Ударил прикладом одного, второго… Утер пот. Устал. Упарился. Мушкет турецкий - штука тяжелая, не намахаешься!
        Какой-то турок вдруг кинулся из кустов… Его тут же проткнули штыком! Господи, кто?
        - Бояна! Ты что…
        - Тоже ружьишко подобрала! - радостно улыбнулась дева. - И камзол - видишь.
        Да уж, короткий турецкий камзол прикрыл голую спину - сорочка-то разорвана, не зашьешь.
        - Ну, что стоим? Ур-ра! В атаку! Смотри-ка… - девчонка вдруг прищурилась. - Кто-то нам машет… Бежит… Мундир вроде русский…
        - Так и русский… - бросив мушкет, Алексей распахнул объятия. Узнал. Еще бы не узнать…
        - Ну, здоров, Прохор!
        - И ты, господин капрал, будь!
        - Как Никодим Иваныч?
        - Эвон, в селеньи уже. Да и нам бы поспешать надобно. Кажись, бежали турки-то. Все!
        - Да, надо в селенье, - поспешно покивала Бояна.
        Прохор скосил глаза:
        - Это кто еще? Пленник?
        - Проводник… Со мной, короче. Ну, так в селенье-то идем?
        - Мне там надо забрать кое-что… - на ходу бормотала девушка. - В доме Керима… Я только свое возьму - мне на память когда-то подаренное.
        - А что подарили-то?
        - Тунику.
        - А, ну правильно. Эта-то изорвана вся.
        - Да и та изорвана. Но - молитвы на ней. Помогают. Мне вот помогли. Тебя встретила…
        - Вместе пойдем, - решительно заявил Ляшин. - Присмотрю. Чтоб не обидел кто.
        Да уж! Разве такую обидишь?

* * *
        Семнадцатого июня одна тысяча семьсот семьдесят третьего года генерал-майор Александр Васильевич Суворов осуществил свой «второй поиск на Туртукай». Крепость была захвачена вновь, несмотря на численное превосходство турок - около четырех тысяч человек против двух тысяч русских. Успеху наших войск во многом способствовали сведения, предоставленные капралом Алексеем Ляшиным, который и был за свои заслуги произведен в офицерский чин - сразу в поручики (или, как тогда говорили - «порутчики»), или, если на французский манер - в лейтенанты. Что ж, теперь и Ляшин мог именоваться «эфенди». Сам же Суворов за победы в Туртукае был награждён орденом Святого Георгия второй степени. А ведь могли и наказать за своевольство! Однако, как сказала матушка-царица Екатерина: «Победителей не судят!» Так вот и сам Александр Васильевич молвил Ляшину, да строго наказал «прошлым парня не корить», тем более что Алексей не преминул представить доказательства своего облыжного обвинения в потакании туркам. Доказательства, правда, вышли хиленькими - один «свидетель», да и тот - косвенный - Бояна. Тем не менее. Дальше никто
разбираться не стал. Оправдали так оправдали - «Победителей не судят!»

* * *
        По пути к дому Весельчака Керима Бояна, наконец, рассказала о том, что с нею произошло. Так, в двух словах, видно было - вспоминать об этом девушке неприятно. Обычная по тем временам история. Дядюшка Хашим-хаджи оказался подлецом и работорговцем! Племянницу он сделал своей наложницей почти сразу, та пыталась бежать и сопротивляться… И Хашим-хаджи счел за лучшее избавиться от нее - просто продал, не за такую уж и малую цену.
        - Вся шайка Кривого Абдуллы - это люди Хашима, - сворачивая за мечеть, хмуро заметила дева.
        - Та-ак… - покачав головой, Ляшин зло сплюнул. - Значит, и смерть Тимофея и прочих всех - на его совести. Не забуду.
        - И я не забуду, - тихо промолвила Бояна. - Убью.
        Серо-голубые глаза девушки вспыхнули ненавистью, в тихом голосе ее сквозила такая уверенность, такая твердость, что Ляшину стало ясно: эта - убьет! Отмстит, что бы ни случилось. Сказано - сделано.
        Сорванные с петель ворота, ведущие на подворье Керима Весельчака, валялись рядом, в траве. Двор выглядел пустынным, все обитатели дома, похоже, что разбежались… или, скорее, прятались где-то, вряд ли успели сбежать. Хотя… кто их знает?
        Переглянувшись, Ляшин с Бояной заглянули в пустую беседку и, не сговариваясь, повернули к дому. Просторный, в два этажа, дом Керима тоже казался пустым, как и все здесь. Такие дома - по сути, два дома под одной крышей, соединенные галереей - именовались конаки, в отличие от тесного жилища простолюдинов - эва. Первый - каменный - этаж, предназначался для слуг и хозяйственных целей, тут все уже перевернули, непонятно, кто - то ли русские, то ли сами слуги. Распахнутые сундуки, брошенная на пол одежда, россыпи круп и муки - что смогли, то унесли.
        Поднявшись по резной деревянной лестнице на второй этаж, незваные гости очутились в селямлике - мужской половине дома. На женскую половину - «ха-рем» - как раз и вела галерея.
        Тоже - полный разгром. Поваленные шкафы, распахнутые сундуки, опрокинутые табуреты. И тоже - непонятно. То ли свои похозяйничали, то ли хозяева как можно быстрей уносили ноги, прихватив все ценное. Бардак всюду, пух от подушек и перин, и - так же пусто. Хотя…
        Алексей вдруг насторожился, услышав какой-то скрип. Кто-то ворочался под длинной широкой софою, идущей вдоль стен на манер наших российских лавок. Кто-то поскребся… Крыса? Мышь… Тьфу ты, черт! Кошка!
        - Кис-кис, - позвала Бояна. Присела, погладила… кошка довольно замурлыкала, принялась тереться об ноги…
        - А кошечка-то сытая, - посмотрев на своего спутника, девушка улыбнулась… И скосив глаза, указала взглядом на край софы у самого выхода на галерею. Похоже, там кто-то прятался!
        Вот тут Алексей пожалел, что бросил трофейный мушкет. Хоть и тяжел, зараза, и зарядов нет, однако прикладом можно было хватануть всякого! И мало бы не показалось. Что ж, если что, придется ножом…
        Словно бы невзначай подойдя к софе, молодой человек рванул край плотного покрывала…
        - Sak?n oldurme! - по-турецки попросили из-под проломленных досок. Для верности тут же добавили и по-русски: - Не убивай!
        - А ну, вылезай! - немедленно распорядился Ляшин. - Ты кто вообще?
        Из-под софы, кашляя и кряхтя, выбрался согбенный старик в старом халате, чалме и с растрепанной бородою.
        Вылез, поклонился, прижав руку к сердцу:
        - Я Хаким, управитель… Ой, и ты здесь, Юртик Кеди?!
        Узнав девушку, старик испуганно попятился.
        - Сам ты кошка драная! - возмущенно бросила Бояна. - Ах ты ж…
        - Пощади, гюзель киз! - управитель бухнулся на колени и, сняв чалму, принялся биться лбом об пол. - Девушка-красавица, пощади-и-и! Я же ничего тебе не делал, да. Только светильники зажигал…
        - И еще подсматривал, старый черт… Ладно, - фыркнув, Бояна махнула рукой. - Где все, рассказывай!
        - Ну-у… Старшие жены и сам хозяин - сбежали, еще как обстрел начался. Погрузили, что смогли, на ишаков - и сбежали.
        - Так он не умер?
        - Нэ-э, нэ умерь. Отлежался, всталь… - старик неожиданно засмеялся. - Хароший шишка, ага.
        - Вы все мои вещи выбросили? - девушка глянула в сторону галереи, ведущей в харем.
        - О, это надо у Кичик-ханум спросить, у старшей жены…
        - Так она ж, ты говоришь, сбежала!
        - Ой, и правда! Ой, так, - управитель стукнул себя по лбу. - Тогда, может, кто остался там… Наложницы, служанки. Может, они знают, да…
        - Я пошла, - направляясь на галерею, Бояна обернулась и подняла ладонь на уровень груди, как бы запрещая Алексу следовать за ней. - Нет, нет, не ходи. Там же харем все-таки… Я сама.
        - Но…
        - Не беспокойся. Самые ядовитые змеи уже уползли. Остальные не причинят вреда. Наоборот - помогут.
        Девушка скрылась на галерее… Вскоре из харема донесся приглушенный… то ли визг, то ли смех… Нет, все-таки смех…
        - Радуются! - пояснил управитель.
        Он уже оправился от первого потрясения, надел чалму, выпрямился и даже осмелился спросить:
        - Что теперь со всеми нами будет, если теперь Туртукай - под Россией.
        - Не бойся, старик, не убьют! - расхохотался Ляшин. - Мы, русские, народ отходчивый. - Чай, хозяева-то не все добро прихватили… На жизнь кое-как хватит, а?
        - А дом? - не отставал управитель. - Он чей теперь будет?
        - Гм… - молодой человек задумался. - Наверное, наследникам отойдет… если тут есть такие.
        - Есть, есть, - обрадованно закивал старик - едва чалма не свалилась. - И младшим женам… и мне кое-что отписано… А… может, какой русский эфенди здесь возжелает поселиться?
        - Может быть. Но только временно…
        На галерее послышались чьи-то легкие шаги, и в комнату вошла Бояна с небольшой замшевой котомкой на плече… и с обнаженным ятаганом в руке! Позади шагали еще три женские фигурки, закутанные в покрывала так, что виднелись одни лишь глаза. Одна из девушек была чернокожей. Или просто давно не умывалась?
        Бояна махнула ятаганом:
        - Это наложницы и младшие жены. Хотят спросить - что теперь с ними будет?
        - Уже спросил один, - хмыкнув, Алексей кивнул на ятаган. - Нашла? Или отобрала?
        - Рашида отдала, - девчонка кивнула на негритянку, и та тут же поклонилась, приложив руку к левой груди. - И еще кинжал, и - видишь - пояс. Хороший, кожаный. Такие солдаты носят.
        - Тебе бы еще сорочку сменить.
        - Сменю. Успею, - Бояна сняла с плеча котомку. - Я свои вещи нашла. Самое главное - кофту с молитвами… Подарок Джамили. Была у меня такая подружка еще там, в Кючук-Кайнарджи… Да, вот еще - всем девушкам Керим шелковые шнурки оставил. Подарочек на прощанье. Чтоб удавились.
        - Не, не, не! - замахал руками молодой человек. - Давиться не надо. Надо жить. Переведи…
        - Они понимают.
        - Тем более!
        Молодой человек подавил улыбку и, вспомнив незабвенного товарища Сухова, обратился к остаткам гарема напрямую:
        - Девушки! Вы теперь не чьи-то там жены, а свободные женщины Востока! Сами по себе теперь будете жить.
        - Ой! - наложницы разом вздохнули.
        - Обижать вас никто не будет, а вот насчет жить… Хозяйство, я вижу, имеется. Сад, огород, овцы… Проживете!
        Повернувшись к Бояне, молодой человек понизил голос:
        - Как у них со стариком?
        - Он их побаивается, - девушка едва сдержала улыбку. - Особенно Рашиды. Она тут - заместо капрала. Все слуги - в кулаке. Но так она хорошая, добрая…
        - Ну так и живите пока вот так - общиной, - уходя, громко провозгласил Ляшин. - Ну а потом, кто знает… Может, кто и мужа себе найдет. Одного, вот так-то!
        - Ляксей Василич! - громко позвали со двора.
        Глянув в окно, капрал увидел Прохора. Тот помахал рукой:
        - Никодим Ивыныч, сказавши - ты сюда подался…
        - А что случилось-то? - Ляшин распахнул окно, выглянул. Хорошие были дома у турок - светлые, окон полно! От солнца жгучего - занавески, плотные или - чаще - полупрозрачные. Чтоб на улицу во все глаза смотреть, себя особенно не показывая. Для многих жен в хареме - единственное доступное развлечение.
        - Да тут, рядом. Соседи… Говорят, тебя знают. Видели уже.
        - А, это мои! Сейчас…
        Молодой человек обернулся:
        - Бояна, ты пока тут или со мной?
        - Пока тут останусь. Еду вам приготовим… Зайдете ведь?
        - Зайдем!
        - И вот еще… - Бояна протянула Ляшину ятаган. - Возьми вот… Осторожно только, пальцы не обрежь. Я потом научу, как обращаться…
        - А у меня - вот! Кинжал. Хороший, от известного мастера из самого Истанбула. Раньше я его у Кичик-ханум видела. Теперь - мой. Как ты говоришь - трофей.
        Гордо поведя плечом, девушка вытащила из-за пояса… обыкновенные ножницы! Нет, красивые, конечно, золоченые, с инкрустацией и вязью. Но - ножницы. Особенно - по рукоятке заметно. Кольца для пальцев, ага.
        - Так это же…
        - Да, ножницы, - довольно засмеялась Бояна. - Ими можно ногти подстригать или волосы. Однако лезвия заточены с двух сторон. И очень хорошо заточены. Да и метать удобно - центр тяжести выставлен отменно.
        Алексей удивленно покачал головой:
        - К чему такие сложности?
        - Это - женское оружие, - девушка убрала ножницы за пояс, вернее - подвесила на особой цепочке. - В гареме ведь ножи и кинжалы запрещены.
        - Ах, да, да… Ладно, пойду я.
        - Удачи тебе, Алексей. Так ждем…

* * *
        Во дворе уважаемого хаджегяна Исмаила-аги собрались все обитатели дома… и русские солдаты во главе с самим ротным - франтоватым капитаном с обычной русской фамилией, кою все постоянно путали. То ли Иванов, то ли Петров, то ли Сидоров. Ой, нет - Цветков! Имя такое еще было затейливое… тоже все забывали, да и к чему - ротный и ротный. Господин капитан или ваше благородие. К чему в армии фамилии-имена?
        Ах, да - Елизар! Елизар Цветков - вот как франта-то петербургского звали, из самой столицы за дуэли сосланного… но командир бравый, боевой, и человек справедливый - за то ротного и уважали.
        Кроме ротного, еще были все свои из полуроты - плутонга - и даже из ляшинского «взвода» - тот же Никодим Репников.
        - А, капрал! - узнал ротный. Еще бы не узнать - именно капитан и заведовал приемом «огненной азбуки». - Так это ты здесь, значит, проживал? Что за люди? Сразу их расстрелять или пусть живут себе?
        - Да пусть живут, вреда от них нету.
        Турки молча стояли, переминались с ноги на ногу, гадали: убьют или жить позволят? Исмаил-ага в порванном плаще, старшие писцы - Али с Ибрагимом, мальчишки. Все бюрократическое воинство!
        Глянув на бывших своих коллег, Алексей вдруг улыбнулся и подмигнул испуганному Мураду:
        - Ну что, братцы, задумались? Будете теперь под Россией жить… как раньше под Стамбулом жили. Веру вашу менять никто заставлять не будет. Хотите Аллаха, мечеть - пожалуйста. Что же касаемо государственной службы… Добрые чиновники и российской канцелярии пригодятся!
        Махнув рукой, Алексей обернулся на ротного:
        - Так я говорю, господин капитан?
        - Так, так, подтверждаю, - ротный засмеялся и, подкрутив усы, добавил уже несколько тише - для своих и для Ляшина: - Ты, капрал, лучше водки найди… ну, или вина какого-нибудь. Подпоручика твоего обмывать будем… иди даже бери выше - поручика. Там сам господин генерал-майор наказывал… Ну а с этими… Пускай пока живут себе. Понадобятся - вызовем.
        - Живите, - глянув на турок, рассмеялся Алексей. - Пока свободны все. А вас, Штирлиц… А вот тебя, Мурад, я попрошу остаться!
        С мальчишкой говорили с глазу на глаз. Уселись в укромном местечке, у бани. Ротный даже караул приказал выставить - чтоб случайно не помешали. Мурад сначала боялся, а потом ничего, очень даже разговорился, особенно, когда понял, что Али-Урус зла на него не держит, не гневается.
        Что знал, рассказал, ну, а чего уж не ведал - увы. Главное Ляшин и капитан уяснили - по всему выходило, что Рауль Мустафа-бей был здесь главным турецким шпионом, резидентом, если уж можно так сказать. Иванну-Ивонну Мурад раньше не видел, что и понятно - женщины-мусульманки лица свои никому, окромя родного мужа, не показывали. Не имели такой дурной привычки, держали себя в скромности.
        - Кроме Туртукая, он еще какие-то города называл? - поинтересовался ротный. - Ну, может быть, случайно или звал туда соглядатаем?
        Мальчишка задумался:
        - Ну-у, звать - покуда не звал… А вот разговор заводил. Мол, нет ли у меня знакомых иль родичей где-нибудь в Силистрии, Кючук-Кайнарджи, Гирсове…
        - Только про эти городки говорил? - дотошно уточнил капитан. - А про Негоешти, Журжу - не спрашивал?
        - Не-е, про эти не спрашивал.
        - Ага, - понятливо покивав, ротный перевел взгляд на Ляшина. - Значит, на нашей стороне мальчишку использовать не собирались. Только здесь. Ладно…
        Отпустив Мурада, капитан Цветков еще долго расспрашивал капрала о турецкой жизни, о работе в канцелярии, о том, как тут все вообще.
        Алексей отвечал обстоятельно, не торопясь, а турецкое «присутствие» вообще описал во всех забавных подробностях, так, что ротный смеялся до слез.
        - Курьер, говоришь, казенный? Срочно! Важно! Вчера?! А они отчеты верстами шпарят да знай себе врут… Ну-ну! У нас, кстати, точно так.

* * *
        Относительно дальнейших планов главнокомандующего графа Румянцева в суворовском полку никто ничего не знал. Армия Румянцева в ходе наступления разбила полевую армию противника во всех боях, однако не смогла развить успех и взять важную турецкую крепость Силистрию. Румянцев вынужден был отвести войска обратно за Дунай, оправдываясь нехваткой сил и недостатками снабжения.
        Что же касаемо Александра Васильевича Суворова, то Румянцев перевёл его в резервный корпус - «чтоб излишне не геройствовал», а затем назначил комендантом в Гирсово, город, занятый русскими на правом берегу Дуная. Туда же последовал и весь Астраханский полк, и казачки-донцы тоже.
        По прибытию в Гирсово Александр Васильевич принялся укреплять местную крепость, а в небольшом отдалении от нее, в устье неширокой речки Боруй, на возвышении, велел строить временные укрепления из земли из всех подручных материалов - шанцы. Укрепления получили заковыристое название «Московский ретраншемент» и должны были прикрыть переправу. Другие подходы к гирсовский крепости - или, как именовал сам генерал-майор - замку, прикрывали редуты - отдельно стоящие укрепления сомкнутого вида, вполне серьезные, с валом и рвом, предназначенные для круговой обороны.
        Под команду Суворова поступили Первый Московский и Выборгский пехотный полки, а также еще один отряд казаков, на этот раз - запорожцев. И все равно - сил было маловато! Говорили, что старый граф (Румянцев) всегда был скуповат на подкрепления, по примеру прусского короля Фридриха стремясь достигать успеха наименьшими силами.
        Правда, все же послал на подмогу бригаду Андрея Милорадовича. Сам Милорадович в те дни хворал, и его замещал грузинский князь полковник Давид Мачабелов, отличавшийся недюжинной храбростью на поле боя.
        Всю присланную помощь - два пехотных полка, три эскадрона гусар, артиллерию - Суворов разместил на правой стороне Боруя, создав манёвренный резерв.
        Солдаты зря времени не теряли, все время что-то строили, учились взятию крепостей. Все это Александр Васильевич контролировал лично - «Тяжело в учении - легко в бою!» - так, и никак иначе.
        Что же касаемо новопроизведенного поручика Алексея Ляшина, то в Гирсове для него нашлась несколько иная роль, впрочем, давно лелеянная Суворовым.
        Командующий, а ныне - комендант, занимал в Гирсове просторный турецкий дом, куда Ляшина и вызвал. Нижний этаж дома был сложен из камня, а верхний - из дерева. По всему второму этажу выделялись выступающие балконы, по-турецки именуемые джумбалар, из-за этого жилые помещения становились более просторными.
        Подходя к дому, Алексей машинально глянул в окна, а затем, передав письменное приглашение часовым, прошел во двор, куда выходило большинство окон. Посреди двора бил небольшой фонтан, рядом с которым в тени располагалась резная беседка. Именно там и расположился Суворов. Именно туда и провел посетителя суворовский порученец дюжий рыжебородый казак Епифан, хорунжий.
        - Ваше превосходительство, поручик Ляшин по вашему приказанию явился!
        - А-а, заходи, заходи, Алексей! Хочу тебе поручить одно дело… Важное, и не для чужих ушей.
        Алексей, в принципе, догадывался, о чем пойдет речь. Все о том же. О разведке, черт ее побери, или теперь уж - о контрразведке. Вот ведь, все дела, дела - бегаешь целый день, словно запряженная лошадь, о своем, о главном - как выбраться отсюда?! - подумать некогда. Ну, раз уж впрягся в гуж, не говори, что не дюж - это правило работало и здесь, в конце восемнадцатого века.
        - Вчера на редуте оползень случился, - пригласив поручика сесть, командир начал с полной конкретики. - Дюжину солдат в реку снесло. Дюжину! И вот что… Не оползень это был - взрыв! Кто-то заложил пороховую мину. Кто?
        Нервничая, Суворов вскочил на ноги - маленького роста, однако же - жилистый, ловкий.
        - Ах, подлецы… Кто это, Алексей, без тебя уже ищут. Как найдут - доложат. Ты же главным заняться должен… Чем?
        Прищурив глаза, Александр Васильевич пристально посмотрел на Алексея. Тот спокойно выдержал взгляд и, спрятав усмешку, высказал мысль:
        - Думаю, у тех, кто заряд подложил - хозяин, командир есть. Вчера - редут, позавчера - шанец, третьего дня - вообще в крепости пушка грохнулась. Все само по себе? Нет. И не отдельные это группы.
        - Верно говоришь, Алексей! - хлопнув Ляшина по плечу, Суворов вновь присел рядом. - Хозяин! Всей этой мерзости - господин. Вот ты мне его и отыщешь. Разворошишь осиное гнездо - всех выкурим! Иначе… Иначе несладко нам придется. Есть, есть слабые места - и много. Да и маловато людей. Так что ищи, Алексей, да не теряй времени даром. Такой тебе будет нынче мой приказ.
        - Слушаюсь, ваше превосходительство!
        - Слушаться потом будешь. Пока обскажи-ка, с чего начать думаешь? Мысли-то у тебя ведь имеются, а?
        Ну, а как же? Имелись мысли…
        - С каптенармуса думаю начать…
        - С… чего? - Александр Васильевич изумленно вскинул брови.
        - Со снабженческой должности, - невозмутимо повторил Ляшин. - Не оружие, не порох, не ядра. Боже упаси. Интендантство. Сапоги там, шанцевый инструмент, телеги, упряжь… Неприметная такая контора…
        - Что?
        - Присутствие. Ну, примерно такое, в каком я в Туртукае служил. Там и будем нанимать наши глаза и уши. Туда же и врагов приманивать.
        Выслушав, Суворов задумчиво почесал затылок и решительно махнул рукой:
        - Что ж, интендантство так интендантство! Так тому и быть. Денег тебе особых выделить не смогу - предупреждаю сразу. Как и работников. Однако дом будет и кошт казенный. Дела для виду какие - сам придумаешь. Ну и работников… Девка какая-то там у тебя была? Цветков рассказывал - фехтовать тебя учила.
        - Не фехтовать, Александр Василич! С ятаганом турецким управляться и ножи метать.
        - Ну, я и говорю - наша девочка. Ты ее к делу пристрой. Хотя что я такое болтаю-то? Ты ведь у нас хоть куда хват - сам все знаешь.
        Командующий немного помолчал и продолжил:
        - Здесь вот, на рынке, всякие слухи ходят. Ну, как везде. Город мы взяли. А жизнь-то продолжается, да. Кто возчиков ищет, кто печника, кто еще кого. Служанки в зажиточные дома тоже требуются. Что заугрюмился-то? Девку жалко? Так я же сказал, не наложницы - служанки. Да слышишь ли ты меня, господин поручик?
        Ляшин отвлекся от мыслей, вскочил:
        - Так точно! Слышу, ваше превосходительство.
        - Вот на рынок-то и пойди. Потолкайся. Там наших много - подозрений не вызовешь. Ой, что я тебя учу-то! Все, иди уже, иди… Действуй! В неделю пару раз будешь докладывать. Скажу, когда…

* * *
        Мощенные булыжником тенистые улочки то спускались вниз, с крепостного холма, то вновь карабкались к стенам. Кое-где было так круто, что мостовую заменили лестницей - так любили играть местные ребятишки. В пристенок, в «труба-на-баню», в «чижа». Или как там все на турецкий манер называлось? Собственно турок (и мусульман) в городе было немного, основную массу населения составляли христиане - болгары, валахи, сербы. Еще были евреи, они жили своим углом, наособицу, занимались торговлей и банковским делом - при османах их никто не трогал, а вот как будет под Россией - пока никто не знал.
        При всей своей показной жестокости и централизме, Османская империя (она же - Оттоманская или Блистательная Порта) довольно лояльно относилась к иноверцам. Никаких реальных попыток обратить в свою веру немусульманских подданных не предпринималось. Более того, турки приняли евреев после того, как те были изгнаны из Испании. И тоже - никакой дискриминации! Высшими имперскими чиновниками большей частью были албанцы и греки. В Гирсове (бывшем римском Карсиуме) имелись роскошная мечеть, небольшая православная церковь и синагога. Не сказать, чтобы все три храма уживались на одной площади, но все же располагались невдалеке друг от друга - не очень-то и большим городом был Гирсово. Население всего-то тысяч шесть, много - десять.
        Добравшись до базара, Ляшин купил на обед печеной рыбы и сыра, да еще поискал хорошего вина, попутно слушая сплетни. Он, конечно же, не очень-то хорошо понимал по-турецки, однако тут многие говорили по-болгарски, а уж этот язык можно было понять. Правда, тоже кое-что, но вполне хватало. В конце концов, не о высшей же математике шла речь… и не об усилении воспитательного процесса в образовательном учреждении!
        Служанок искали многие: почтенные негоцианты, писцы, даже вполне еще молодые неженатые парни. Многие жили отдельно, заводили свой собственный дом - пусть это и была пока что несуразная маленькая хижина - эв. А в собственном доме требовалась и прислуга: кто будет для того же приказчика стряпать, обслуживать дом, стирать? Жены у такого рода людей пока что нет, да и не скопилось еще денег для брака. А вот от смазливой служанки никто бы не отказался!
        Правда, вот Ляшин все подобные предложения отметал сразу… слишком уж похожа оказалась Бояна на Катю-Катерину, юную возлюбленную, оставшуюся далеко… там… Нет, вот бывает же! Одна фигурка, одно лицо. Только что родинка - на другой стороне. Словно зеркальное отображение.
        Вырученная из тяжкой неволи девчонка пока что жила с маркитантами, где всегда было много женщин, да и жизнь казалась веселой. Да и чего не жить-то? Почти каждый вечер песни, танцы, вино!
        Выбрав время, Ляшин решил навестить девушку, поговорить о жизни вообще, о дальнейших планах, ну и - пожалуй, самое главное - предложить ей поработать на матушку-Россию. Что взамен? Суворов лично обещал Алексею деньги и хороший дом - не для него, для Бояны, ежели та окажется настолько полезной. Молодая девчонка, наложница, и - что куда хуже - бесприданница, ну, кто такую возьмет замуж? Ладно - не девственна, черт-то с ней, с девственностью… но без приданого? Нет, не поймут люди такого вот жениха!
        - Ты-то, Леша, еще, может, и до генерала дослужишься, ну - до полковника или бригадира - точно, войны на наш век хватит, - сказал как-то Александр Васильевич. - А вот молодой деве без приданого никуда. Так что - ты все правильно спросил. Пусть Бояна эта нам помогает… а уж мы - ей! Тем более, ежели возьмем Варну… Ну, а не возьмем - приставим на казенный постоялый двор, хозяйкою. Это и дело - и деньги. Пущай пока скажется вдовой, а уж потом - может, и замуж.
        Граф Суворов рассуждал вполне цинично и здраво. И впрямь ведь неплохо придумал с постоялым двором! А куда еще бедной девке податься? Не все же при армии быть… Война - она для мужиков, а уж бабам - что зайцу курево.
        Маркитанты встали лагерем невдалеке от строящихся редутов, на заливном лугу близ Боруй-реки. Хорошее местечко выбрали - зелень кругом, деревья, трава да залитое солнцем плесо. Водичка в Боруе всегда теплая, под ногами - песочек мелкий, да и рыбы полно. Рядом, совсем невдалеке, лес, а, если пройти с полверсты на запад - там Дунай, кряжи. Лодки стоят, караулы, пушки. На случай, ежели вдруг турок надумает чего учудить.
        Разноцветные шатры маркитантов были видны издалека. Вечерело. Плавился золотистым солнышком уходящий день, светлый, спокойный и теплый. Пахло полынью, свежей рыбой и медом из ближайших дубрав. Пару солдатиков уже покусали дикие пчелы, хоть вообще запрещай за медом лезть!
        У реки и между кибитками горели костры, варилась в котелках ушица. Рядом, у рощицы, паслись стреноженные кони. Хорошо!
        Подходя ближе, Алексей потянул носом запах вкусного варева. Умм! Аж слюнки потекли, хотя вроде бы только что пообедал. У себя во «взводе». Третьего дня паек да фураж выдали, Никодим Иваныч кашу сварганил да щи. Не хуже ушицы! Хотя ушица конечно же - да. Особенно если налимья или из форели.
        В те времена рыбу в ухе как попало не мешали, варили из какой-то одной. Щука так щука, налим так налим, хариус так хариус. Ну, а окуней костлявых никто за рыбу не считал. Не рыба, а так, шушера.
        - Здоров будь, дядько Влах! - завидев знакомого торговца, Ляшин помахал рукою.
        Дядько поднялся на ноги:
        - Эвон, Ляксей! И тебе здорово. Садись с нами, ушицы…
        - Да только поел… Мне бы Бояну…
        - Так с Радмилой она… Иль у телеги, Радмила вроде как в гостях.
        Радмила - это была цыганка, торговка ушлая и на язык вострая. Однако - не злая. К ней-то Алексей и определил Бояну. Попросил на время пригреть по совету Никодима Иваныча. Наверное, за три-то дня оттаяла, отошла девчонка… Теперь можно и за дело, нынче отдыхать некогда.
        Алексей обнаружил Бояну за самой дальней телегой, у рощи. Девушка сидела, привалясь спиной к теплому камню, и… Нет, не плакала, но похоже, грустила. Уставилась куда-то в одну точку и так сидела, не шевелясь, только лишь иногда что-то про себя шептала. Молитвы? Или - проклятия?
        - Я не хочу жить, - девушка искоса посмотрела на присевшего рядом парня. - И не знаю, что делать. Он… он насиловал меня каждый день… Все правильно - я же была наложница, рабыня… А рабынь используют. Всегда. Вот и Хашим-ага использовал… Ты, верно, тоже хочешь того же?
        Пушистые ресницы дрогнули, глаза сверкнули грозою… Вспыхнули и тут же угасли… Бояна снова ушла в себя… вернее, хотела бы…
        - Кое-кто обещал научить меня обращаться, - Ляшин вытащил из-за пояса ятаган. - Без твоей помощи - точно пальцы порежу.
        - Порежешь, - девушка невольно улыбнулась. - Ты неправильно держишь. Дай, покажу.
        Пожав плечами, молодой человек протянул клинок.
        - Держи, видишь, как? - показала Бояна. - И вот так - бей!
        Ударила, с ходу смахнув верхушки росшей рядом смородины. Быстро, но не торопясь. Без всякой суеты, спокойно…
        - Главное - только наметить удар, - девчонка вернула оружие. - Дальше клинок сам пойдет. На, пробуй…
        - Ага… Так?
        Молодой человек размахнулся, ударил…
        - Не так. Зачем такой сильный замах? Это же тебе не сабля, а просто большой и длинный нож.
        Ну, это Алексей знал и так - солдаты рассказывали. В Османской империи не принято было ходить по городу с саблей… вот янычары и выкрутились. Ножи-то разрешались.
        - Так… Еще раз пробуй! Ага…
        Ляшин усмехнулся - похоже, ведь вытащил-таки девчонку из черной меланхолии. Вон, и глаза заблестели, и порозовели щечки - вот уж дева-краса! Бояна уже переоделась на местно-турецкий манер - узкие коричневые шальвары, узорчатый полукафтан тонкого темно-голубого сукна с глубоким вырезом и широкими рукавами, из-под кафтана выглядывала беленая полотняная сорочка. Местные христиане-девширме именно так и ходили, турчанки же надевали сверху еще один кафтан - с широкими разрезами и подлиннее, его подпоясывали шелковым поясом. Пояс был и у Бояны, только не шелковый - желтенький такой, дешевый. А вот покрывала - марамы, скрывавшего почти все лицо, - не имелось. Да и зачем оно христианской девушке? Не было покрывала, зато имелись красные башмачки из сафьяна. Тоже недорогие. Все вместе, впрочем, смотрелось довольно красиво, да сама Бояна была настоящей красавицей, правда не на турецкий манер - там любили женщин грудастых, дородных.
        Бледное лицо, тонкие брови, сияющие синевой глаза, небольшая родинка над верхней губой, темно-русые волосы - по плечам - лишь на лбу стянуты зеленой узорчатой лентой.
        Ну, вылитая Катя-Катерина! Одно и то же лицо, одна и та же фигурка. Даже взгляд - похож. Если бы вместо шальвар и кафтана - шорты-майка-кеды - ни за что от современной девушки не отличишь.
        - Ты что так смотришь? - неожиданно покраснела Бояна.
        Ляшин хитро прищурился:
        - Использовать тебя хочу. Сама же предложила!
        - Я-а?
        - Ну да, только что, - расхохотавшись, Алексей погладил девушку по плечу и вдруг стал сама серьезность: - Знай, поручение мое опасное. Можешь отказаться. Тогда и разговора не будет - зачем?
        - Нет уж! - девчонка явно обиделась, аж губки задрожали. - Уж говори, коли начал. Ну!
        - Короче, надо в служанки пойти… - оглянувшись по сторонам, Ляшин понизил голос, да так потом и продолжал - почти шепотом.
        - В служанки-и-и?! Опять?
        - Да ты не агрись, ты послушай. Тут в турках все дело. Понимаешь, они тут своих людей оставили - диверсантов, шпионов. Ну, соглядатаев.
        - Я понимаю, - спокойно кивнула Бояна. - Думаю, недавний взрыв на редуте - их рук дело. И это еще начало только!
        - Вот! - молодой человек радостно всплеснул руками. - Верно мыслишь, девочка.
        - И людей этих турецких надобно отыскать, - между тем задумчиво продолжала девчонка. - Может быть, тут даже сам Мустафа-бей объявится… или эта его…
        - Правильно! Потому - тебе немножко измениться надо. Все-таки они тебя видели… вдруг да узнают?
        Здесь Ляшин не кривил душой: знал, люди в старину были приметливые, один раз увидят - могут и через пять лет вспомнить. Очень часто от этой приметливости зависела жизнь.
        - Измениться… хм… Ну, волосы могу хной покрасить. Рыжая стану - ага!
        Кажется, девушка уже согласилась - Алексей ликовал в душе и не пытался скрыть радость.
        - И вот, кожа у тебя слишком белая…
        - Так, чай, взаперти держали.
        - Тебе бы пару деньков позагорать… В каком-нибудь укромненьком месте. И еще надо придумать, как ты будешь передавать сведения - встречаться-то мы не должны. Вернее - никто не должен видеть, знать…
        - Я понимаю. И место такое знаю, да…
        Вдруг вскочив на ноги, Бояна сверкнула глазами и протянула руку:
        - Идем! Ну, что сидишь? Идем же.

* * *
        Место и впрямь оказалось укромным - на вершине утеса, средь зарослей тиса и ясеня, небольшая такая полянка с мягкой травой и цветами. Анютины глазки, ромашки, одуванчики… шиповник еще…
        - Хорошее местечко, да.
        - Ты побудешь со мной?
        - Д-да…
        Без всякого стеснения девчонка скинула кафтан и шальвары, стянула рубашку, упала в траву, раскинув в стороны руки… Юная нагая нимфа…
        Вот приподнялась, махнула рукой:
        - Ну, иди же сюда! Эй!
        - Сейчас…
        - Э-э! Чего в одежде-то?
        Наверное, она давно этого хотела. Забыться, ощутить в себе мужчину, которому… по крайней мере не противна, который знал о ней все… и не брезговал… Да, наверное - так…
        Улегшись рядом. Ляшин осторожно погладил девушку по плечу, поцеловал грудь, накрыл губами губки…
        Распахнув глаза, Бояна тяжело задышала… Дрогнули одуванчики и ромашки… Колыхнулось небо…
        Они долго лежали рядом, в мягкой зеленой траве посреди пряного разноцветья. О чем-то негромко говорили, смеялись… и снова любили друг друга.
        На спине девушки еще оставались белесые шрамы - следы плетей. На левом бедре ее, у самого лона, красовалась небольшая татушка - надпись золотисто-коричневой арабской вязью.
        - Здесь написано - «На счастье», - Бояна перехватила взгляд. - Это мне Заира сделала… еще там, в Кючук-Кайнарджи… О, боже, боже! Где же оно счастье-то? Где?
        - Может быть, совсем рядом… Точней - уже скоро…
        - Ты, может быть, замуж меня возьмешь?
        - Я - солдат… А вот стану хотя бы полковником…
        Алексей замялся - такого прямого вопроса он вообще-то не ожидал. Еще поди пойми - в шутку она спрашивает или всерьез? Глаза вроде серьезные… и чуть подрагивают губы…
        - Не такое уж и счастье быть женой воина… - приподнявшись на локте, Ляшин чмокнул девчонку в нос. - Знаешь, я же еще не закончил по поводу поручения.
        - А я еще и не согласилась!
        Фыркнув, Бояна потянулась в траве… потом снова прижалась к любовнику, положила голову на грудь… заглянула в глаза:
        - Ну? Что ты там хотел сказать-то?
        - Дом… Сам граф Суворов обещал помочь. И потом, хозяйка постоялого двора - это ведь тоже неплохо?
        - Хозяйка постоялого двора? - девчонка задумалась… улыбнулась. - А ты знаешь, пожалуй - да. Как-то неожиданно все… Я об этом не думала…
        - Дело опасное, еще раз говорю, - погладив Бояну по спине, снова предупредил Ляшин.
        - Ну уж, не опаснее того, что со мной было! Когда начинать надо?
        - Вчера… И это еще - срочно, важно!

* * *
        Через три дня Бояна превратилась в рыжую смуглянку. Так что вряд ли хоть кто-то мог сейчас признать в ней драную кошку Юртик Кеди. С раннего утра, облачившись в свой скромный наряд, девушка вновь подалась на рынок. Послушать базарные сплетни, местечко себе подыскать. Следовало быть осторожной - несмотря на русское войско, нравы в Гирсове царили дикие, одинокую девушку вполне могли украсть и продать. Бояна об этом помнила.
        - Служанки нужны, да, - достопочтенный Фарух, торговец тканями и посудой, почесал свое толстое пузо и, склонив голову, внимательно осмотрел девушку.
        Бояна невольно попятилась - слишком уж хорошо она знала подобные взгляды. Так обычно смотрели работорговцы или главные евнухи - оценивали.
        - Вах, вах, - горестно поцокал языком достопочтенный Фарух. - Тоща ты больно.
        - Так я в служанки хочу, а не в любовницы! - синие очи взъярились гневом.
        - Ну, дева… Одно, знаешь, другому не мешает, вах! - торговец принялся расчесывать бороду узорчатым костяным гребнем. Беседуя с девушкой, он, однако же, не упускал из виду и возможных покупателей:
        - Э, ханум! На шторы, на скатерть бери! Настоящий шелк, смотри, как переливается! А? Хочешь парчу? Парча есть. Да и сукно у меня, сама знаешь, хорошее. Вах, вах, Валик-джан! Не проходи мимо. Знаю, день ангела у супруги скоро… Вот, смотри какой поднос! Все подносам поднос… Ожерелье? Ну, это к Рашиду… А поднос возьми, не пожалеешь! Так, о чем это я?
        Достопочтенный Фарух вновь повернулся к Бояне:
        - Одно другому не мешает… А помогает! Только тебе откормиться надо, да.
        - Да как же я откормлюсь-то, дядюшка Фарух? Коли на службу никто не берет?
        - И то правда, - снова оценивающий взгляд. - Сирота, говоришь? И родичей нету?
        - Так да. Пока вот с маркитантами мыкаюсь.
        Бояна сделала горестное лицо - вот-вот заплачет.
        - Я бы тебя к себе взял, хоть ты и тощая, - понизив голос, откровенно признался торговец. - Да только жена у меня больно ревнивая. И служанки у нее - старушки сорокалетние. Я же христианин, мне гарем не положен. А так бы…
        - Так, если скажете, дядюшка Фарух? Я уж отслужу.
        - Скажу, скажу… Ты заходи, дева. Тебя как звать-то?
        - Бо… Тамия.
        Такая же история вышла и с зеленщиком, и с торговцем коврами. Правда вот, рыбник кое-что подсказал - мол, искали тут служанку в гарем.
        В гарем, откровенно говоря, не хотелось. Хотя там ведь можно было что-то разузнать. Постоялый двор - это ведь очень даже неплохо! Хоть так свою судьбу сделать… раз уж одна совсем. Алексей еще есть… Если вдруг… дай Бог, и с ним все сложится. Хотя - нужна ли ему такая жена? Одно дело - любовница, а жена - это ведь совсем другое…
        Повезло на третий день, ближе к концу недели. Кажется, это была пятница. День у магометан - праздничный, у христиан же - постный. Заглянув в церковь, Бояна-Тамия помолилась на удачу и на обратном пути заглянула на рынок. Поздно уже дело было. Уже сворачивались все, подсчитывали выручку, убирали товар, складывали в возы да в тележки.
        Монеты тут по-прежнему ходили турецкие - маленькие серебряшки-акче, они же по-гречески - аспры. На одну такую монетку… дня три прожить вполне можно было, а то и больше.
        - Эй, Тамия, эй! Не видишь, дева, ага!
        Отвлекаясь от дум, девушка обернулась на зов и быстро натянула улыбку:
        - Ой! Здравствуйте, дядюшка Фарух.
        - И ты будь здрава! Ох, думаю, повезет тебе, дева.
        - Неужто кому-то срочно служанка понадобилась?
        - Понадобилась. И еще как!
        Служанку искала одна еврейская семья. Не местные, появились недавно. Купили вот дом месяц назад, еще до появления русских. Кажется, из Трапезунда приехали… или из Адрианополя-Эдирне. Ай, нет - из Смирны, что в империи именовался - Измир.
        - Так из Смирны или из Эдирне? Или…
        - Так какая разница, Тамия? Главное, чтоб на службу взяли. Знаешь, сколько обещают платить? В неделю - два акче! Янычары столько получают… правда, не в неделю - в день. Ну, так ты и не янычар, тебе воевать не надо.
        - Два акче! Да не шутишь ли ты над бедной сиротой, дядюшка?
        - Говорю ж, нет! Так сказать тебе, кто?
        - Ну конечно же!
        - А ты помнишь, что мне отплатить собиралась?
        Маленькие, заплывшие жиром глазки торговца похотливо сощурились, рука его погладила девчонку по спине и чуть ниже…
        - Ну, думай, думай, дева…
        А что тут и думать-то? Еще бы год назад… ах, не посмели бы предлагать такое, да и сама бы Бояна, дочь почтеннейшего негоцианта, лучше бы приняла смерть… Год назад. Однако нынче… после того, что с ней произошло в Кючук-Кайнарджи, и дальше…
        - Я готова на всё… дядюшка…
        Фарух тут же засуетился, заоглядывался, холеная борода его задрожала…
        - Там, в развалинах, место укромное есть… Ты, верно, знаешь. Ну, старая крепость… Ромейских еще времен… Ступай туда, а я сейчас, сейчас…
        Что же делать? Пришлось идти. Правда, по пути Бояна попыталась выведать информацию у рыбника и зеленщика - те лишь пожали плечами. О еврее никто из них не слыхал. Что ж…
        Выстроенная римлянами крепость Карсий ныне превратилась в развалины, и за колоннами, за поросшими густым кустарником остатками стен можно было найти достаточно укромное место. Если знать, что и где искать.
        Поднявшись на холм по узкой, мощенной булыжниками улочке, Бояна в некоторой растерянности остановилась…
        - Ты - Тамия? - откуда ни возьмись, подбежал какой-то оборванец, мальчишка. - Иди за мной. Хозяин ждет, да.
        Ну, согласилась так согласилась - что уж теперь? Еврейское семейство - те, что искали служанку - казалось девушке странным. Как это так - неизвестно откуда взялись? Эдирне, Трапезунд, Измир… Три места! И всякий по-разному говорит. Само собой так не сложится, люди бы все равно знали. Значит - специально так сказали, распустили слухи, ага. Зачем? А шайтан их знает…
        Развалины какой-то базилики, кусты… и впрямь - укромное место.
        - Э, дэвушка! - Фарух нетерпеливо ждал. - Раздевайся, э…
        Бояна не заставила себя долго упрашивать - что уж теперь ломаться-то? Мигом скинув одежду, подошла к толстяку…
        Тот оказался никаким любовником, лишь ощупал всю да обслюнявил… Немного противно, да, как назло, смех еще разбирал, так, что девчонка закашлялась…
        - Э, Тамия! Вах… Улица Медников иди, там спросишь бывший дом Равшана-заде.

* * *
        Не обманул старый греховодник! На узкой улочке когда-то селились медники и колокольных дел мастера, нынче же к ним привалились и ювелиры. Бывший дом Равшана-заде выглядел, как истинный конак - двухэтажный, с нависающими закрытыми балконами и крышей. Балконы - все сплошь окна с распахнутыми ставнями, изнутри забранные жалюзи - поддерживали большие деревянные балки, подобно тому, какие имелись и в Варне в старинных домах, сохранившихся еще со времен Ромейской империи. Дом был выкрашен в цвет кирпича, на одной из труб свил гнездо аист. Как принято у турок, во двор вели двое ворот: одни в харем, другие - в селямлик, в мужскую половину дома. Впрочем, у евреев, наверное, было принято по-своему.
        Еще подходя к дому, Бояна заметила у ворот трех девушек. Бедновато одетые, примерно так же, как и сама Тамия-Бояна, они, как видно, явились сюда за тем же. Получить место!
        Соперницы, ага… Подойдя, Тамия вежливо поздоровалась и принялась исподволь осматривать конкуренток. Двое были уже старые, лет к тридцати, одна - молоденькая, но на лицо не очень.
        Чу! За окнами, на балконе, вдруг промелькнула чья-то быстрая тень. Похоже, что женщина. Хозяйка?
        Створка ворот со скрипом распахнулась.
        - Это вы служанки? - хмуро вопросил чернокожий слуга в длинной турецкой накидке ферудже и сером тюрбане. Таких здесь, на рабский манер, именовали зинджами. Чернокожие рабы ценились.
        - Так вы?
        Он еще и недалекий, оказывается! Ну, а кому еще-то тут ошиваться?
        - Мы, мы, - нетерпеливо махнув рукой, Бояна, а следом за ней и остальные девушки, направились следом за зинджем.
        Ворота выходили на большой двор, вымощенный булыжником, так что телеги или кареты могли свободно доехать до двора, помещающегося под большой залой второго этажа. От маленького мраморного крыльца отходили лестницы, так, что хозяин дома может легко сесть на лошадь.
        На первом этаже располагались комнаты для слуг, носильщиков кушаний, поваров, управляющего и для всех прочих, включая главного евнуха. По крайней мере, именно так было заведено у турок в богатых домах-конаках. В небольшом саду размещалась кухня, а чуть в отдалении - конюшни, бани, бочки с водой. Баня, как водится, примыкала к стенам харема. Примерно такое же расположение было и в доме недоброй памяти Весельчака Керима.
        На второй этаж вела широкая деревянная лестница, именно там и располагалась зала, где обычно пребывал хозяин дома.
        Хм… Интересно будет на него посмотреть! Подобное любопытство испытывали сейчас все четыре девушки, поднимающиеся вслед за чернокожим… на мужскую половину дома! Женщины… на мужскую… Ну да, хозяева точно - не магометане, нет! Так похотливый Фарух и сказал - евреи. У них ведь своя вера, да.
        - Ожидайте…
        Зиндж отвел девушек в небольшую комнатку и вышел, притворив за собой дверь. Впрочем, он почти сразу же вернулся, заглянул, поманив пальцем первую попавшуюся деву.
        - Идем!
        Оставшиеся барышни переглянулись и принялись терпеливо ждать. Бояна исподволь осматривалась. На первый взгляд, комната была как комната. Ниша для зеркала, рядом - маленькие ниши для кружек с водой и для фарфоровых ваз. Вдоль стен - подставки для трубок и каллиграфические надписи с тщательно вырисованными буквами во врезных деревянных рамках. В углу - этажерка для головных уборов, на полу ковер, в другом углу - жаровня. Еще имелись два больших шкафа для постели, матрасов и одеяла.
        Вроде бы все как везде, но… Как-то все запущенно, пыльно. В любом уважающем себя доме в нише для трубок сейчас бы красовались длинные чубуки из жасминного, розового или какого-нибудь другого ценного дерева, дорогие чубуки с янтарными мундштуками - похвастаться перед гостями. Еще и красивые светильники… И рамки, вон, все потускнели, пылью покрылись… Видать, давно тут никто не прибирался. Так ведь для того служанку и ищут! Странно - почему одну?

* * *
        Снова распахнулась дверь. Зиндж ткнул пальцем в ту, что помоложе:
        - Идем!
        - А где же другая? - удивленно хмыкнула Бояна. - Что ее там, съели, что ли?
        - Верно, выпроводили через другой вход, - тридцатилетняя покачала головой. - В этих богатых домах всегда так много лестниц. Замучаешься убирать.
        - Вот и я говорю - замучаешься…
        Следующей чернокожий позвал Бояну. Наконец-то! А то тянут, как кошку за хвост.
        Они прошли в обширную залу, с покрывающим весь пол ковром. Золоченые люстры со свечами, маленькие табуреты для еды. На табуретах стояли круглые луженые подносы из меди или бронзы, вокруг - подушки. Как в лучших турецких домах. Будто ждали гостей к обеду.
        - Спасибо, Давид… Кто ты? Расскажи о себе, дева.
        На широкой софе у затянутого жалюзи-кофессами окна сидела женщина! По всей видимости - хозяйка. Уже не первой молодости, лет тридцати, но очень красивая. Изящная, смуглая, с темными как смоль волосами, перевязанными широкой зеленой лентой с серебристой вязью. Шелковый узорчатый полукафтан ярко-бирюзового цвета, с широкими рукавами, белая шелковая рубашка с глубоким вырезом, открывающим ложбинку груди. Грудь высокая, большая. Тонкий, украшенный серебром, кожаный пояс, кисейные штаны, мягкие туфли. Бояна даже разглядела татуировку с изящной арабской вязью на левом запястье. Дорогие румяна на щеках, длинные накрашенные ногти, тоненькая ниточка бровей… Изящная избалованная красавица. Хозяйка!
        - Ну, ты так и будешь молчать? Я смотрю, вы все тут такие неразговорчивые.
        - Я не очень хорошо говорю по-турецки, любезная госпожа, - соврала Бояна. - Больше понимаю валашский… или болгарский.
        - Болгарский? Это славно.
        Красавица-ханум тут же перешла на родной для будущей служанки язык:
        - Твои родители - болгары?
        - Я их не помню. В моем окружении все слуги говорили по-болгарски…
        - Так ты служила в богатом доме?
        - Да, моя госпожа. В богатом турецком доме. В… Кючук-Кайнарджи.
        Бояна не хотела называть Варну, других же городов не знала. Кроме Туртукая и Кючук-Кайнарджи. Оба - не к ночи будь помянуты. Вот и назвала… Вдруг да будут проверять?
        - Ты умеешь вести хозяйство? - продолжила расспросы хозяйка дома. - Можешь готовить, рассчитывать продукты - что и где купить?
        - Да, это все я умею.
        - Давно ты в Гирсове? Кто знает тебя?
        - В Гирсове недавно. Хозяин мой разорился - война. Я и ушла. Прибилась, вон, к маркитантам…
        - К своим единоверцам.
        - Ну да.
        - Это хорошо, что ты не врешь и ничего не скрываешь, - не спуская с девчонки внимательных глаз, сдержанно похвалила красавица. - Ну, ушла и ушла. Всякое случается. Значит, ты здесь чужая… и совсем одна?
        - Да, так, моя госпожа.
        - Называй меня Рашель. Госпожа Рашель.
        - Поняла, госпожа Рашель, - Бояна низко поклонилась, приложив руки к груди. - А я - Тамия.
        - Хорошо, Тамия. Знаешь ли, не люблю, когда у служанок целый ворох родственников и знакомых. Это так отвлекает!
        - Понимаю, госпожа Рашель.
        - Подойди…
        Бояна послушно подошла ближе…
        - Сядь рядом… вот так…
        Погладив девушку по плечу, госпожа Рашель заглянула ей прямо в глаза… и неожиданно улыбнулась:
        - А ты - красивая. Нет, нет, не возражай. Да, немного тоща - так ведь и я не толстая. Ты сможешь приступить к обязанностям прямо сейчас? Скажу по секрету, за тебя один человек замолвил словечко…
        - Господин Фарух?
        - Ну вот! А говоришь - никого здесь не знаешь.
        - Ну, это разве знакомство? Так…
        - Это хорошо, что ты умеешь располагать к себе людей, - хозяйка испытующе посмотрела на будущую служанку. - Ты будешь делать все, что я прикажу.
        - Так.
        - Отлучаться из дому - тоже только по моему приказу.
        Подтянув на софу правую ногу в изящной туфле, госпожа Рашель говорила серьезно и строго:
        - Возможно, появятся поручения… не совсем связанные с домашним хозяйством. Ты должна их исполнить. За особую плату, не просто так.
        - Очень хорошо, госпожа!
        - Небось, хочешь скопить на приданое? - неожиданно засмеялась хозяйка. - Скопишь. Если все будешь делать, как надо.
        - О, госпожа…
        - Платить тебе буду… три акче в неделю. И это - пока. Так, что еще… - госпожа Рашель задумчиво покусала губы. - Ну, и последнее. Вот что, Тамия… Ну-ка, пройдись-ка. Вот просто здесь, по зале - пройдись…
        Бояна послушно поднялась на ноги, неторопливо прошлась из угла в угол…
        - Экая мальчишеская походка! - скривила губы хозяйка. Потом тут же рассмеялась. - Ничего, исправим. Раздевайся!
        Бояна несколько опешила:
        - Э… Что, госпожа?
        - Сними с себя одежду, - подтвердила Рашель. - Хочу посмотреть на твое тело. Ты что, такая стеснительная?
        - Да нет…
        Девушка быстро развязала кушак, сняла кафтан, туфли… сбросила на ковер шальвары, а следом и рубашку. Оставшись голенькой, улыбнулась как ни в чем не бывало…
        Лишь бы не попросили повернуться спиной! Шрамы еще не зажили - могут возникнуть вопросы. Надо срочно что-то придумать, срочно…
        - Одевайся! Ты принята… Ты молодец, Тамия. Будешь так себя и дальше держать - скопишь себе на приданое. Скопишь!
        Служба на новом месте оказалась не такой уж и тяжелой, даже, уж если начистоту говорить - и совсем легкой. С утра нужно было брать большую корзину, отправляться на рынок - покупать свежие овощи, рыбу, мясо - что заказывала госпожа Рашель. После этого - готовить легкий перекус, а также обед или, верее сказать, ужин - обедала хозяйка довольно поздно, обычно уже вечером. С готовкой тоже особых трудностей не возникло - не так то и много было в особняке обитателей. Кроме самой Бояны и ее загадочной госпожи, еще чернокожий слуга Давид, старая Салима - еще одна служанка, да немой великан Аббас, все время проводящий в саду. Он же и топил баню.
        Вроде бы и немного людей, однако каждый день в дом кто-то пробирался, даже лучше сказать - прошмыгивал. Мальчишки-водоносы, артельщики-плотники, землекопы - такое впечатление, что прямо со стройки - мелкие торговцы, стряпчие, мастеровые… Кого только не было! Кто только ни заходил. Почти с каждым очаровательная господа Рашель вела весьма продолжительные беседы, никого не прогоняла, всех внимательно выслушивала. Правда, и не кормила - вот еще. А то бы бедная Тамия совсем упарилась!
        Выглядело это все весьма подозрительно. Ну, какие, скажите на милость, общие дела могут быть у красавицы-госпожи с нищим мальчишкой-водоносом или с зеленщиком с рынка?
        Да и, к слову сказать - суббота. Евреи и в Варне жили, по субботам не делали ничего, только молились - и все. Эти же… Для госпожи Рашели да для всех в доме - что суббота, что обычный скоромный день… Вот уж поистине - подозрительно, да еще как! А еще говорят - евреи.
        Это было хорошо, что подозрительно. Просто замечательно! Значит, не зря Бояна пробралась в служанки именно в этот дом. Значит, не зря…
        Ей даже разрешили сходить за вещами к маркитантам. Правда, Бояна не вчера родилась, понимала - обязательно следить будут. Раз уж хозяйка наказывала рот держать на замке - так ведь не зря же!
        Маркитантка, тетушка Радмила, потеряшке обрадовалась. Отдала вещички - не так уж и много было, одежда в основном, да черная туника с вышитыми молитвами (или, скорей, заклинаниями) - подарочек давно сгинувшей невесть где подружки, сумасшедшей Джамили. Впрочем, такая ли уж она была сумасшедшая? Все мы иногда бываем не в себе. Особенно наложницы в гаремах.
        Во время всего пути - и туда, и обратно, в дом - Бояна чувствовала, что кто-то идет за ней следом. Кто-то быстроногий, ловкий… Девушка резко оглянулась, приметив шмыгнувшего за угол мальчишку-водоноса. Из тех, что частенько заходил к хозяйке.
        Нужно было сообщить о подозрительной еврейке Алексею, и Бояна знала, как. Договаривались ведь. Так и сделала, зашла по пути на рынок, да завернула в лавку, к портному. Кое-что из одежки ушить, подправить…
        - Эй-эй, хозяин! Мне бы на чем размеры написать… Да я бы и нарисовала.
        - На вот тебе перо с бумагой…
        Написала Бояна размеры. Нарисовала затейливое платье. Тут же и о себе не забыла, написала по-болгарски на обрывке листка:
        - Медников, 12. Госпожа Рашель.
        Все! Не надо было больше ничего писать. Алексей-Алекс и так догадается, чай, не умалишенный.
        Вышла девчонка. Довольная. Котомочку на плечо закинула, да пошла себе домой… точнее - к хозяйскому дому. Краем глаза видела - метнулась к мастерской тень. Ну-ну, давайте! Может, что и вызнаете, да навряд ли. Алекс умен, а портной - грамоты болгарской не знает. Можно все и словами сказать - так у всяких стен уши имеются. Впрочем, и записку перехватить могут… Везде - риск.
        - Вай, Тамия, вай! - старая Салима встретила новую служанку буквально у самых ворот. - И где тебя черти носят? Госпожа триста раз уже про тебя спрашивала. Гневается, ага! Давай живо к ней.
        Стрелой взметнулась девчонка по лестницам. Коридор, большая зала… вот и комната хозяйки…
        - Госпожа Рашель…
        - А, Тамия! Наконец, явилась. Собирайся, в баню со мной пойдешь.
        Глава 7
        Ну, в баню так в баню! Бояна быстренько собралась… а, впрочем, что ей было собираться-то? Только полотенца взяла да простыни - для себя и госпожи, сложила все аккуратно в корзину, да наказала Давиду, чтоб не забыл про шербет и вино.
        Вечно хмурый великан Аббас затопил хамам еще с утра, так что все было готово. Баню турки любили. Да и не только турки - все, кто в империи жил. И евреи ничуть не исключение. Вот и госпожа Рашель не скрывала своего удовольствия. Вернее - только еще предвкушение удовольствия, так ведь предвкушение часто еще и слаще самого удовольствия будет!
        - Простыни взяла? - на ходу интересовалась хозяйка. Шла быстро, только полы развевались, Бояна едва поспевала.
        - Взяла, госпожа. И полотенца - тоже.
        - А благовония? Масла для массажа? Хотя… - Рашель вдруг фыркнула и махнула рукой. - Все это в бане. Аббас приготовил.
        - Я сказала Давиду, чтобы принес шербет и вина…
        Девушка вдруг осеклась, подумав, что ляпнула что-то не то. Этот турецкий дом, харем, подворье… Хотя госпожа Рашель - иудейка, а иудеям вино не запрещено… наверное… Хм… Иудейка? А в субботу занималась всякими делами, хотя евреем запрещено - в их священных книгах строго-настрого наказано чтить день субботний. То есть - отдыхать и ничего не делать.
        - Вино? Это правильно! - входя в баню, весело одобрила Рашель. - Какой же это хамам без вина и шербета? Ну, что встала? Помогай…
        Поставив корзину на низенькую скамеечку, служанка принялась раздевать свою госпожу. Развязав пояс, аккуратно сняла верхний кафтан - широкий, с длинными полами, он сильно походил на обычный халат. Затем последовал второй - нижний - кафтан, затем - коротенькая полотняная рубашка…
        Хозяйка осталась в одних желтых кисейных шальварах… Господи, какая же красавица! Ну да, конечно, уже далеко не молода - лет тридцать. Зато вся из себя изящная, но не тощая - с тонкой талией и широкими бедрами, с упругой высокой грудью, ничуть не отвисшей, как обычно бывает в этом возрасте у много рожавших женщин. Эта, судя по всему, рожала мало… или не рожала вообще! Ах, госпожа Рашель, смуглая красавица с тонкими чертами лица и синим взглядом. Почему она одна, без мужа? Такой красоте место в гареме султана! Или, по крайней мере, у какого-нибудь паши. Видно, что следит за собой - румяна, сурьма, накрашенные ногти, на левом запястье татуировка - изящная арабская вязь.
        - Что с тобой, Тамия? Тебе не плохо? - хозяйка окинула девушку обеспокоенным взглядом. - Застыла, как статуя… Что-то хочешь сказать?
        Качнулась высокая грудь…
        - Вы… Вы очень красивая, моя госпожа, - скромно потупив взор, прошептала Бояна.
        Рашель рассмеялась, сама сняла шальвары…
        - Я знаю, знаю… Только и ты знай, девочка: красота - вовсе не значит счастье! Ну. Что стоишь? Раздевайся да пойдем уже.
        Открыв дверь в парную, красавица скрылась в клубах густого пара. Бояна быстро разделась и последовала за своей госпожой…
        Пар был такой густой, что почти ничего не было видно! Так, смутные тени… Сквозь небольшое окошко цветного стекла проникал дневной свет…
        - Ах, хорошо как! Посидим немножко, погреемся. А потом в бассейн… Э-эй! Не спи, Тамия… Песню какую-нибудь спой.
        - Песню?
        Особо много песен Бояна не знала - ну, уж что смогла, что вспомнила… Начала было с колыбельной, да привередливая хозяйка тут же прервала:
        - Э, нет, нет. Это грустная. Повеселее давай!
        Повеселее Тамия знала. В доме отца была когда-то разбитная служанка… Потом сбежала, прихватив часть денег - уж сколько нашла. Отец не держал зла, а уж Бояна… Бояна многому научилась от этой разбитной девы. И песни петь, и с мужчинами… И ножи метать - к слову.
        - Веселую так веселую, - хмыкнула девушка. - Как скажешь, моя госпожа. Только… они не очень приличные… И немножко языческие.
        - Вот, вот - такие и пой!
        Что ж… раз уж просит…
        Как-то девушки пошли
        В пляс, в пляс, в пляс…
        Тут и юноши пришли…
        День веселый Сатурналий,
        Сатурналий славный день!
        В этой псенке все подробно описывалось. Весело этак, со смаком. Госпожа Рашель смеялась до слез! Видя такое дело, разошлась и Бояна - спела и про сатира, и про похотливого козла…

* * *
        - Ха-ха! Ой, Тамия! Ой, потешила… А ты не такая скромница, какой кажешься!
        Еще бы… Скромницей Бояна-то и раньше только для отца и его друзей была. Точнее - казалась, как было заведено, для приличия. А уж, как попала в гнусное рабство… Вся скромность куда-то ушла, сгинула бесследно. Осталось только два желания - выжить и отомстить. Даже лучше сказать - одно: выжить, чтобы отомстить. Ну, а теперь и о мести как-то забылось… Не до того стало - дела.
        В бассейн прыгнули разом - служанка и госпожа. Поплавали, смыли с себя пот… К тому времени чернокожий слуга Давид уже принес корзину с вином и закусками.
        Девушки вылезли из бассейна… Бояна заботливо обернула госпожу простыней…
        - А ну-ка, повернись, - вдруг приказала Рашель. - Спиной повернись, говорю! Что это у тебя за шрамы?
        Хозяйка осторожно погладила служанку по спине… От неожиданно нежного прикосновения этого девушка внезапно ощутила пробежавшую по всему телу дрожь, вовсе не неприятную…
        - Это плети, моя госпожа…
        - Вижу, что плети… Кто и за что?
        - За… любовную связь…
        - Ах, я почему-то так и подумала! Ох, бедолага…
        Поцеловав служанку между лопатками, госпожа Рашель уселась на подушки, разбросанные по полу и приказала налить вина.
        - Выпьем…
        Стол, точнее - низенький табурет, как принято в турецких домах, был уже накрыт. Кувшин с вином, чаши с шербетом, виноград в серебряной миске… еще зеленый, наверное… Впрочем, нет, уже сладкий…
        - Вкусно? Ешь, ешь… Сейчас придет Аббас…
        - Аббас?
        - Массаж! Что ты так удивляешься? Никогда не была в бане?
        - Баня у нас была… А вот массажа не было. Мы же христиане.
        - Ах да… Много потеряли! Впрочем, всегда есть возможность наверстать.
        Господа Рашель говорила по-турецки и по-болгарски, по-валашски и даже немного по-русски. Казалось, не было такого языка, которого бы она не знала, на котором не могла бы говорить. Бог не обделил ее ни красотой, ни талантами… А вот что касается мужчины…
        - Ах, есть один мужчина, - словно бы подслушав мысли, вдруг вздохнула хозяйка. - Вернее, я бы хотела, чтоб он был мой… Наверное…
        - Я понимаю… Любовь, - Бояна прикрыла глаза.
        Красивое лицо Рашели вдруг исказила гримаса гнева:
        - Что ты понимаешь, девочка? Какая еще любовь? Нет ее… Лишь в красивых сказках… Налей! Так… себе тоже… Выпьем! Эх, любовь… Нет ее. И не надо! Свой дом, слуги, власть и богатство… А мужчины будут. Только позови. Так и нужно жить, Тамия. Особенно по нынешним неспокойным временам.
        Кто-то покашлял у входа. Рашель повернула голову:
        - Аббас? Заходи…
        Возникший на пороге мускулистый верзила молча поклонился, сложив руки домиком. Мрачный немой слуга с бритой наголо головой и золотой серьгой в левом ухе. Мужчина… Из одежды на нем было лишь полотенце, обмотанное вокруг бедер.
        Бояна немного смутилась - она же все-таки голая… Хотя не только она одна… Да, похоже, тут никто никого не стеснялся!
        Как ни в чем не бывало госпожа Рашель поднялась на ноги и, подойдя к низкому ложу, улеглась на живот… Ах, ну да - массаж…
        Ах, как Аббас разминал госпожу! Та закусила губы, застонала, блаженно зажмурив глаза… Неужели так приятно?
        Оставшись не у дел, Бояна нырнула обратно в парную, выбежала в предбанник. Огляделась, застыла, прислушиваясь пару секунд… И быстро обыскала одежду своей госпожи! Что надеялась найти? Бог весть… Однако! Вот, в поясе что-то спрятано… что? Не зашито… вытащить - аккуратно сложенная бумага. Какой-то рисунок… Похоже на крепостную башню! Так она и есть! И какие-то цифры… Жаль, не перерисовать. Тогда запомнить! До мельчайших подробностей.
        Девушку бросило в жар. Значит, не зря всё! Значит, так оно и есть - госпожа Рашель - турецкая шпионка! Иначе зачем ей рисунок крепости, цифры? Хитрая - никому не доверяет, даже собственным слугам. Наверное, и правильно делает…
        - Тамия! Эй, Тамия!
        Быстро спрятав схему обратно в кушак, девушка бегом вернулась в массажную залу.
        - Ты что такая красная? Ах да - не привыкла к ха-маму… Пошли одеваться! У меня нынче гость!
        Гость… вот так просто. Незваный, что ли? Обычно в гости сговаривались заранее, а не так, что взял - и зашел. Значит, этот гость - особый. Не за той ли бумажкой пришел?
        - Хорошо, госпожа…
        Насухо вытерев Рашель полотенцем, Бояна помогла ей одеться и сопроводила домой…
        - Возьми у Салимы все, что надо. Будешь прислуживать, - наскоро распорядилась хозяйка.
        По тому, как она это сказала, по нетерпеливо сияющим глазам и участившемуся дыханию, Тамия поняла, что внезапный гость госпоже вовсе не безразличен. Кто бы он ни был.

* * *
        - Вот, красное вино, - на летней кухне старая служанка быстро собрала поднос. - Бокалы… Серебряная посуда… Сначала подашь вот эти пирожки… Потом бульон, паштет, жаркое… Да, и волосы прибери - вот тебе чепец.
        - Спасибо, тетушка Салима.
        Как принято было у турок, даже служанки ходили дома с распущенными волосами, перехваченными лентой… а тут вот уж - требовалось прихорошиться! И не на турецкий манер - у мусульман гостям мужского пола прислуживали бы слуги, не юные смазливые служанки.
        Чепец оказался небольшой шапочкой черного бархата, с красными и темно-голубыми лентами, волосы он ничуть не скрывал.
        Прихорошившись перед висевшим в нише зеркалом, Бояна взяла поднос. Пошла, поднялась на второй этаж по резной деревянной лестнице… Зал был пуст!
        - Это кто там ходит? - голос хозяйки донесся откуда-то из покоев, из комнат. - Тамия, ты?
        - Я, госпожа. Принесла…
        - Неси все сюда, в «синюю» комнату.
        В покоях комнаты именовались по цвету обоев. «Синяя» считалась гостиной и была меблирована на европейский манер - резной комод, шкафы, стол, гнутые стулья. Мягкие полукресла, диван, картины в золоченых рамах…
        Одну из таких картин как раз и рассматривал посетитель - наверное, тот самый таинственный гость. Одет, как одеваются турки… или, скорей, как зажиточные горожане Османской империи, не важно, кто - греки, армяне, евреи. Длинный темный кафтан, замшевые сапоги, кожаный воинский пояс. Круглая темная шляпа - обычный колпак - небрежно брошена на комод.
        - Madame, c’est quoi le vrai Watteau? Pas un faux?[4 - Мадам, это что же у вас - настоящий Ватто? Не подделка?]
        - C’est charden, mon ami! Et oui-pas un faux[5 - Это Шарден, друг мой! И да - не подделка.].
        Хозяйка и гость говорили на каком-то незнакомом языке, кажется - по-французски, и Бояна ничего не понимала.
        - Выпьем вина, мой друг.
        - О, да.
        Мужчина обернулся… На вид лет тридцать. Весьма приятен, темно-русый, с небольшой бородкой. На левой щеке - белесый небольшой шрам. Старый знакомец! Хоть Бояна видела мельком, в полутьме, но… Именно о нем неоднократно предупреждал Алекс! Рауль! Рауль Мустафа-бей. Шпион самого султана! Так вон оно что… Господи, хоть бы не узнал… Хоть бы…
        От волнения Бояна едва не пролила вино…
        - Осторожней! Что с твоей служанкой, дорогая Рашель?
        - О, ничего! Просто перегрелась в бане.
        - Бедняжка!
        - Ну да…
        - Надеюсь, она не говорит по-французски?
        - О, что ты, друг мой! Конечно же нет. Впрочем, мы ее отправим. Зачем нам чужие уши?
        - Тамия! - Рашель перешла на болгарский. - Ступай пока на кухню. Помоги Салиме.
        Опустив глаза, Бояна поклонилась и вышла. Ах, как сильно стучало сердце! А душа ликовала - не узнал! Не узнал! Да и как он мог бы узнать-то? Видел один раз, мельком, и тогда девушка выглядела совсем иначе. Бледная, темно-русая, осунувшаяся, с впалыми щеками и потухшим взором. Нынче же - рыжая смуглявая красотка - совсем другое дело, совсем другой человек! Попробуй, узнай.
        И все же, все же - каков молодец Алекс! Как он угадал с загаром и с хной…
        Бояна несколько успокоилась только на кухне. Тетушка Салима уже растопила большую круглую печь, отправив помощницу принести еще немного древесного угля. Потом нарезали овощи и мясо.
        Теперь нужно было уйти. Ненадолго - сходить на базар, заглянуть к портному. Ведь уже было о чем доложить, а как же! Странное поведение фальшивой иудейки Рашель, спрятанная в кушаке схема… Рауль Мустафа-бей, наконец! Одно его появление о многом говорило.
        Нужно было только передать… но вот, правда, из дому пока не выпускали.
        Гость ушел вечером - уселся на коня прямо с крыльца, во дворе. Махнул рукой госпоже - уехал. Чернокожий слуга затворил ворота, и путник растаял в фиолетовых сумерках. А Рашель все стояла у окна, все смотрела… А потом вызвала служанку.
        - Завтра у нас будет один гость, Тамия. Очень… я бы сказала, неприятный мужчина. С ним женщина… Или даже две. Будет хамам. Ты будешь прислуживать и…
        Сделав паузу, Рашель заглянула служанке в глаза:
        - Если этот мужчина что-то захочет и от тебя… Ты должна все исполнить. Понимаешь, о чем я?
        - Не беспокойтесь, моя госпожа. Я сделаю все, что потребуется.
        Девушка поклонилась, прижав руку к груди.
        - Хорошо, - довольно улыбнулась хозяйка. - Думаю, я повышу тебе жалованье!
        - Очень бы хорошо, моя госпожа!
        Бросившись на колени, Бояна поцеловала госпоже руку.
        - Ну-ну, полно тебе! Сказала же - полно.
        - Госпожа, а не могли бы вы заплатить уже завтра? Ну, за неделю, да… Просто я бы хотела завтра пройтись по лавкам, ну, всего этакого прикупить…
        - Ага-а-а! Хорошо тебя понимаю… - Рашель шутливо погрозила пальцем. - Что ж, неволить не стану! Иди… но к обеду будь дома! И… не забудь наш разговор.
        - Как можно, моя госпожа!
        - Славная девочка… Вот тебе деньги. Целых четыре акче!
        - Четыре акче?! О…
        - Ступай. Не благодари - отработаешь. Про завтрашний день - помни.

* * *
        Портного звали Сурен. Сурен Конидис. Выходец из Силистрии, наполовину армянин, наполовину грек, он прожил в Добрудже всю свою жизнь и тихо ненавидел турок. Не потому что хотел ненавидеть, и не в память о великих предках. Просто так уж сложилась жизнь. В Силистрии Сурен владел ткацкой мануфактурой. Ее отжал сосед, турок. Просто написал донос в канцелярию провинции Добруджа. Мол, господин Конидис не чтит традиции ислама, призывает к смене власти… и прочая подобная чушь. Хорошо, чиновник-албанец попался въедливый, дотошно во всем разобрался… но пока то да се, Сурена бросили в тюрьму… Когда разобрались - оправдали вчистую. Вышел… А уже ни кола ни двора… ни мануфактуры. Пока то да се, мануфактуру сосед прибрал к рукам, жена слегла с тяжелой болезнью, а детей уж и кормить стало нечем. Самое-то главное - все поставщики, клиенты и работники ушли к конкурентам. Хорошо, родственники в Гирсове были. К ним и уехал Сурен вместе с семьей. Там помогли. Дом купил, мастерскую портняжную, лавку. Не так, конечно, богато, как в Силистрии, но все же не бедствовал… Пришли русские, единоверцы… тут и совсем хорошо стало.
И когда попросили немножко помочь - согласился сразу.
        Хороший человек, чего уж…
        Каждый раз, проходя мимо лавки портного, Алексей поглядывал в окна, обычно занавешенные синими шторами… А вот сейчас шторы были другие - темно-голубые. Если не присматриваться, то и не заметно совсем, что цвет другой. Однако Ляшин углядел, еще бы - условный знак. Значит, есть какая-то весточка!
        - Есть у вас тут золоченые пуговицы?
        - Да, господин. Сейчас сыщем! Вот, извольте… Ага…
        Вместе с двумя пуговицами упала в карман камзола записка-весточка… Вернувшись домой, молодой человек развернул, прочел… обрадовался-задумался. С одной стороны - шпионское гнездо вроде как вычислили. А с другой - хорошо бы теперь узнать, что турки затевают? Тут не только Бояну использовать надобно - тут и самому думать, и думать хорошенько!
        Вот Алексей и думал - развернул старательно нарисованную схему, задумался. Это все понятно - крепость. Вот - башня… похоже, восточная. Ну да, именно она, такая вот, слегка вытянутая. Между прочим - самая мощная в крепости! Дюжина больших пушек, две бомбарды, десять кулеврин! Еще шесть полковых орудий - для стрельбы картечью. А в подземелье, в подвале - арсенал. Ядра и порох! Попробуй-ка сунься, враг. Если эту башню взорвать… А как? Это подкоп нужно делать. Что для того надобно? Люди - землекопы, возчики с телегами - землю-то нужно будет вывозить, да еще тайно, чтоб никто не заметил. Потом заряды пороховые закладывать… Авантюра!
        Именно так и Суворов заявил!
        - Авантюра, Леша! Тут и не думай даже. Ну, как, скажи на милость, этакую затею незаметно провернуть?
        Ляшин лишь плечами пожал - и впрямь, незаметно никак не получится. Разве только…
        - А, если какой-нибудь редут или шанец рядом копать и…
        - Да где там рядом копать-то? Там берег уже, овраг.
        - И то правда…
        А, в общем-то, поблагодарил Александр Васильевич. От души поблагодарил, расцеловал даже! Еще бы - такое осиное гнездо раскопать.
        - Да это все Бояна, - засмущался Алексей. - Она… ну, та девушка, что…
        - Да помню, помню, - командующий, а ныне - комендант Гирсова, махнул рукой. - Ничего, даст Бог, заплатим ей хорошо. Но к делу-то ты ее пристроил.
        - Я…
        - Вот видишь! Значит, в верную сторону направил…
        Резко оборвав беседу, Суворов неожиданно привстал, к чему-то прислушиваясь… потом вдруг закукарекал… и сев в креслице, приложил палец к губам. Прошептал на полном серьезе:
        - Однако тут и у стен уши есть! Даже в моем комендантском доме. Ты девочку-то береги!
        - Да я и берегу, ваше превосходительство!
        - Но не сильно, - тут же охолонул командир. - Пусть всех запоминает, кто в дом ходит. И… хорошо бы поточней узнать, чего замышляют-то? С башней-то - затея гиблая.
        - Все же я бы усилил караул…
        - Усилим, Алексей! Усилим. Ты, главное, за осиным гнездом следи. Поглядим… да потом бы вовремя прихлопнуть! Да, с портным осторожней. Что-то много всякого люда там рядом вьется…
        - А как же Бояна будет…
        - Деве твоей верного человека подошлю. Прямо в осиное гнездо! Есть у меня один такой на примете - хват, хоть куда! Он, кстати, и в «присутствии» не лишним окажется.

* * *
        Вот уж точно заметил Александр Васильевич - осиное гнездо. Иначе не скажешь. Раз уж сам Рауль Мустафа-бей там объявился. Да хозяйка, еврейка эта фальшивая - тоже особа подозрительная весьма.
        Обещанной должности начальника полковой разведки Ляшин пока что так и не получил, важными шпионскими делами - контрразведкой! - занимался тайно, чтобы никто не знал. «Взводом» своим больше не командовал, хотя с друзьями встречался - и с Никодимом Иванычем, и с Прохором недавно ходили на реку рыбу ловить. Заодно смотрели, как шанцы с редутами роют да укрепляют. Споро работа шла, этак неделя-другая, и можно будет пушки поставить. Хорошо!
        Хорошо-то хорошо… Да что же тогда господа шпионы удумали? Как они еще обороне навредить могут? Главную башню взорвать - ну да, вряд ли, тут уж Александр Васильевич прав. Ну, а если - не главную? Какое-нибудь прясло или редуты? Да и вообще, в городе панику посеять - почему бы и нет? Ч-черт, хорошо получилось с Бояной - как в воду глядел! Повезло - иначе и не скажешь. Или просто Бог благоволит, так ведь тоже случается.
        Для всех - поручик Ляшин был прикомандирован к полковой канцелярии - «присутствию», докладывал об устройстве вызнанных им турецких дел. Как штабной офицер, он жил теперь отдельно, в небольшом доме, именуемом по-турецки - эв. Хозяином был старик грек, полунищий торговец зеленью и сушеной рыбой. Жена старче давно умерла, детей Бог не дал, вот и остался старик один-одинешенек. Хорошо сейчас жилец появился, все не так скучно.
        - Э, давай-ка ужинать будем, да, - вежливо постучав, хозяин заглянул в дверь. Небольшого ростика, смуглый до черноты, жилистый, с большим крючковатым носом и костистыми бровями, он чем-то напоминал гнома или тролля.
        - Ужинать? Охотно, дядюшка Харитон.
        - Рыба сегодня у меня… Ох, какая рыбка! А к рыбе-то - и вино имеется!
        - Еще и вино? Ну, дядюшка, вот и славно.
        Сели на улице, в летней кухоньке - ну, а что в душном доме сидеть. Чай, за день-то нагрелся на солнышке ого-го!
        Как и в больших домах - конаках - кухня располагалась снаружи, во дворе, а вместо бань имелось место для омовения - гуссулха-нэ, если по-турецки. Большого резервуара для воды тоже не имелось, вместо этого - врытые в землю кувшины. Водонос, не открывая дверей, лил воду из кожаного меха (кирбы) в углубление в виде ящика, вырезанное в камне в ограде. Ящик запирался на замок! И ключ хранился у водоноса; вода же сразу протекала по трубам в кувшины.
        Соломенная крыша, веранда, пара тенистых смоковниц во дворе - что еще нужно-то? Тем более Бог гостя послал - для беседы.
        Старик Харитон был местным, много кого знал, да и вообще мог рассказать многое. Выпив вина, хитрый Алексей перевел беседу на крепость. Говорили - по-болгарски и немного по-русски. Друг друга понимали вполне. Особенно после второй кружки.
        - А что? Крепость, сам видишь, хорошая, мощная. Ее еще римляне построили, и назвали - Карсий, Карсиум. Каменоломня тут видишь, была… Сейчас даже ходы остались. Ну, под землей, да…
        - Под землей, говоришь?
        - Под землей… Ну, что - давай в кости?

* * *
        Гости явились после полудня, как и предупреждала хозяйка. Бояна конечно же уже была дома и чувствовала себя прекрасно. Ей все же удалось передать полученные сведения через лавку портного, и теперь хотелось бы дождаться ответных указаний. Правда, вот беда - отпустят ли ее на рынок и когда?
        Важный тип, которому девушка должна была угождать, «буде попросит», оказался русским! Краснолицый толстяк с повадками провинциального сибарита и маленькими, заплывшими жиром, глазками, он постоянно сморкался. Пухлые руки его, какие-то неестественно белые, казалось, пребывали в вечном беспокойстве: то и дело пробегали по пуговицам, шарили по карманам, словно бы что-то искали… или ловили блох! Что еще? Дальше все, как обычно: зеленый офицерский мундир, пудреные букли, треуголка…
        Толстяк явился не один, а с двумя девицами. Одна - рыжая расфуфыренная гречанка с необъятной грудью и выпуклыми, как у коровы, глазами - явно попала сюда из публичного дома, вторая же - худенькая, изящная - показалась Бояне знакомой. Ну, явно знакомая! Из-под колпака выбивается прядь светло-русых волос, лучистые глаза смотрят нагло, призывно и вместе с тем - повелительно. Ивонна-Иванна. «Тень» Мустафы-бея. О ней тоже предупреждал Алексей. Честно сказать, увидев Иванну, Бояна не очень-то удивилась. И не испугалась - вряд ли та смогла бы ее опознать. Ведь Рауль Мустафа-бей не узнал! Хотя женщины, они, конечно, приметливы, но…
        - Ах, господин секунд-майор, Иван Андреевич, ну, вы уж скажете! - жеманничая, смеялась шпионка. Как оно ловко болтала по-русски! Даже этот боров секунд-майор заметил:
        - А вы здорово говорите по-нашему, мадемуазель Зази! Где и научились? Неужель в этих ваших Стамбулах?
        С этими словами гость шлепнул красотку… гм… чуть пониже спины. Иванна еще громче рассмеялась:
        - В Стамбуле? Ага, щас!
        А смех-то был фальшивый - неужели секунд-майор этого не чувствовал? А, так он, верно, пьян! Ну да - навеселе изрядно. Эх… такой и Родину пропьет - не задумываясь. Ишь, как раздухарился, как смотрит на этих фуфыр… Как кот на сметану, ага!
        - Я же вам рассказывала, Иван Андреевич! В Санкт-Петербурге, в опере была.
        - Ох ты же фу-ты ну-ты, в опере! - пьяно поскользнувшись, толстяк облобызал по очереди обеих девиц. - Тогда ты и по-французски умеешь?
        - Я даже знаю французскую любовь! - ничуть не смутилась шпионка. - Я вам обязательно ее покажу, любезнейший Иван Андреич! Вы же… такой… такой мужчина… Ого-го!
        - Ага-га! - захохотав, гость сграбастал обеих девиц в охапку и поволок… А черт его знает, куда поволок… Хорошо, хозяйка вышла. Улыбнулась, что-то по-французски сказала.
        - Спрашивает, вы ли и есть тот самый Иван Андреевич Круглов, за которого так просили?
        - Я - он и есть. А вы, выходит, это… мадам…
        - Мадам Рашель. Я - хозяйка. Так вы хотели баню, мои господа?
        - Баню? Да! Баню - да-а! Охо-отно.
        - Я пришлю девушку, прислужить.
        - Девушку? А, вот эту рыжую? Х-ха!
        Потерев ладони, любвеобильный секунд-майор выпустил своих дев и попытался сграбастать служанку… да промахнулся, увы!
        - Ну, ступайте себе в баню, - улыбнулась Рашель. - Все необходимое вам принесут. Мой слуга Давид вас проводит. Тамия! На пару слов задержись…
        - Хо! - завидев чернокожего Давида, толстяк хлопнул себя по ляжкам, туго обтянутым лосинами. - Так у вас, мадам, слуга - арап?
        - В Порте много чернокожих рабов.
        - Эх-х! - крякнув, гость подмигнул девкам, и вся компания вслед за Давидом отправилась в баню.
        - Возьми вина, - посмотрев им вслед, распорядилась Рашель. - И помни, что я тебе наказывала. Недотрогу из себя не строй!
        Служанка изогнулась в поклоне:
        - Как я могу забыть, госпожа?
        Вот именно. Как она могла забыть? Ах, Бояна, Бояна, отрада отца! Что с тобой нынче стало, девочка? Ублажать мужчин по приказу… раньше такое и в страшном сне не привиделось бы. Однако, как ты хочешь жить и какой оставаться, жизнь почти никогда не спрашивает, просто берет и швыряет. Как вот унесло и Бояну, закрутило вихрем… Удастся ли вырваться?
        Из хамама доносились веселые голоса, смех и визг.
        - Я принесла вино, - заглянув в парную, доложила девушка.
        - Вино - это хорошо! Очень даже славно.
        Голые бесстыдницы тут же бросились за корзиной. Толстяк захохотал и попытался шлепнуть кого-то из дев по попке. Промазал и едва не упал - тут, в клубах густого пара, не шибко-то чего разглядишь.
        - Ах, девки! Вы там это… накрывайте, ага… А ты… - секунд-майор похотливо поманил пальцем служанку. - А ты давай, раздевайся. А то мы все голые… Ух ты, какая рыжая!
        Молча сбросив с себя одежду, Бояна оглянулась на хлопотавших у расстеленной скатерти дев и, подавив вздох, вошла в парную. Особо ничего видно не было - одни ноги… Сделав пару шагов, девушка невольно поежилась, представив, как ее ощупывают липкие мужские руки… еще и ущипнут… Нет, пока просто шлепнули…
        - А, явилась, рыжая! Ну, иди-ка сюда… садись…
        Толстяк оказался совсем близко, погладил по плечу, склонил голову… вот-вот все и случится… что должно… Противно, да…
        - Не бойся меня, Бояна, - неожиданно шепнул похотливец. Шепнул совершенно трезво и по-болгарски. - Поручик Ляшин передает тебе поклон.
        Девчонка поначалу ничего не поняла:
        - Алексей! Алекс?!
        Так этот тип, оказывается… Бояна не знала, что и думать!
        - К портному больше ходить не надо - опасно, - между тем продолжал офицер. - Все, что узнаешь, будешь рассказывать мне. Постараюсь заходить почаще… Не обязательно - в баню… Ну, не дрожи! Смелей, девочка. Вот что узнай… Если вдруг хозяйка твоя будет искать землекопов, плотников… или тех, кто знает катакомбы, подземные ходы… Если об этом что узнаешь, сразу же сообщи!
        Бояна вскинула брови:
        - Так как же сразу-то? Коли нельзя к портному…
        - Хм…
        Иван Андреевич ненадолго задумался и тут же фыркнул. Этак залихватски, со смешком:
        - Белье в доме ты стираешь?
        - Ну, я. С тетушкой Салимой.
        - А сушите во дворе на заборе?
        - Так, как все…
        - Тогда, если что - повесь что-то зеленое, ближе к ясеню, растет где - знаешь.
        - Ага…
        - А, если вдруг совсем тебе туго придется, если помощь срочно нужна - тогда повесишь красный кушак. Дай бог, не дошло бы до этого, но… Все поняла, дева?
        - Поняла, да, - радостно закивала служанка.
        - Ну, коли поняла, так пошли вино пить! Праздник у меня сегодня - день ангела.

* * *
        Ближе к вечеру Бояну вызвала к себе хозяйка. Разделась, улеглась - велела помассировать спинку.
        - Там розовое масло… возьми… Ах-х…
        Блаженно жмурясь, госпожа Рашель, однако, не забывала о деле.
        - Пойдешь завтра на рынок… Походи, приценись, поторгуйся. Броди хоть до обеда… Ах…
        Женщина с хрустом потянулась и продолжила:
        - Поспрашивай, не знает ли кто кого-нибудь из старых каменоломен. Ну, бывших рабов, надсмотрщиков… Скажешь, хотелось бы камней на дом привезти… Ну - для геджеконду, знаешь. Дело хоть и неблаговидное, но не такое уж и опасное. Поспрошай! Заодно можешь и про землекопов узнать. Во дворе, мол, надо будет кувшины для воды вкопать. Поняла?
        - Поняла, моя госпожа…
        - Ну, вот славно. Между плечами почеши… чуть левей… теперь ниже… еще ниже… еще…
        К чему бы весь этот массаж привел, бог весть, однако же - прервали, вежливо постучали в дверь.
        - К вам гость, госпожа, - послышался голос Давида. - Господин Рауль.
        - Рауль?! Тамия, ступай быстренько за вином… Рауль! Ах, мон шер ами…
        Вскочив с ложа, Рашель подбежала к окну. Голая, с распущенными по плечам волосами…
        Гость как раз спешился, бросив поводья коня вечно хмурому великану Аббасу.
        - Ах, Рауль…
        - Вам помочь одеться, моя госпожа?
        - Что? Нет-нет. Беги за вином. Я сама оденусь.
        Она успела лишь надеть шальвары да белую прозрачную сорочку… Еще для приличия накинула домашний кафтан голубого шелка…
        - Доброго дня, мадам. Да пошлет Бог удачу во всех наших делах, - войдя, поздоровался Мустафа-бей. Прошмыгнувшую мимо служанку он не удостоил и взгляда… Впрочем, нет - обернулся-таки на пороге… мельком…
        - Ах, Рауль, как я рада тебя видеть! Выпьешь вина?
        Они как-то незаметно перешли на «ты»… обычное дело…
        - С удовольствием… Как наши дела? Что с каменоломнями? Землекопы уже наняты?
        - О, не все сразу, мой друг!
        Рашель расслабленно рассмеялась и кивнула на софу:
        - Ну, садись же. Не стой.
        Как и всегда, говорили по-французски, так что вошедшая с подносом Бояна снова ничего не поняла. Тем не менее Мустафа-бей все же не стал говорить при служанке о важном. Подождал, пока та уйдет… Спросил, понизив голос:
        - Давно у тебя эта девушка?
        Госпожа Рашель улыбнулась, томно облизав губы:
        - У меня нынче все недавно. Разве что кроме Давида. Ах, сейчас так непросто отыскать верных слуг… Почему ты спросил? Понравилась рыжая?
        - Не в этом дело, - дернул головой гость. - Понимаешь, такое чувство, будто я уже видел эту девчонку. Не так давно… И при весьма недобрых обстоятельствах. Хотя… эта - рыжая… Или волосы выкрашены хной…
        - Рыжая, не рыжая, что тебе за дело до какой-то служанки? Мало ли их…
        - Ну да, ну да… Так что наш секунд-майор?
        - О! Он именно что наш, - мадам Рашель явно была рада преподнести добрую новость. - Частенько сюда заглядывает. С этой твоей… Ивонной…
        - Ивонна знает свое дело, - сухо бросил Рауль. - Секунд-майор служит в интендантстве и уже много чего выболтал. Нужно его опекать!
        - Опекаем! И моя рыженькая служанка - тоже.
        - Славно. Да… - отпив вино, Мустафа-бей поставил бокал. - Я сегодня узнал о неком Сурене, портном.
        - А! Этот тот, что держит лавку на рынке?
        - Говорят, он всегда ненавидел имперскую власть и этого не скрывал. Тогда почему сейчас, при русских, живет так скромно? Может быть, специально. Доносит им обо всем, что происходит в городе.
        - О! Доносчиков здесь хватает и без него, - Рашель потянулась к кувшину. - Валахи, армяне, болгары, греки…
        - И тем не менее портной весьма подозрителен. Надо бы за ним посмотреть. Так что ты сказала о землекопах?
        - Найдем…
        - И еще… есть один человек. Правда, он хочет много денег, - задумчиво протянул Рауль.
        - О, друг мой! Деньги все хотят! Покажи мне такого, который не хочет. Разве что какой-нибудь дервиш.
        Мустафа-бей погладил щегольскую бородку:
        - Для этого человека денег жалеть не будем. Даже если придется продать дом.
        - Даже так? - вскинула глаза хозяйка. - Кто же он такой в самом-то деле?
        - Ingenieur de fortification!
        - Ingenieur de fortification? Действительно, очень нужный…
        Задержавшаяся у дверей служанка эту фразу не совсем поняла, но запомнила. Еще бы - целых два раза повторили. Значит, что-то важное.

* * *
        Что такое геджеконду, Бояна хорошо знала. Так назывался дом, самовольно выстроенный за одну ночь. В Османской империи подобные самострои не поощрялись, однако, по закону, любая самовольная постройка, сарай или лачуга, выстроенная за одну ночь, не могла быть снесена без решения суда. Судебное же разбирательство длилось иногда и годы, чем многие пользовались.
        - Э, зачем тебе землекопы, дэвушка? - погладив живот, расхохотался старый черт Фарух. - Колодец хочешь рыть?
        - Говорю же - дом. Мне бы еще камень…
        - Камень ей! Дворец будешь строить, вах? Ты знаешь, сколько стоит хороший строительный камень? Да даже кирпич…
        - Ну и ладно, - девчонка пожала плечами, собираясь уйти…
        Торговец тут же схватил ее за руку:
        - Подожди! Для госпожи ищешь, да? Тогда вот что… - Фарух опасливо огляделся по сторонам и понизил голос: - Есть один болгарин, Данко его зовут… Таверну за крепостью знаешь? Спросишь. Скажешь, что от меня… Он даст людей, сколько надо. Землекопы, плотники, каменщики… Парни крепкие - за ночь что хочешь раскопают, выстроят. Поняла? Да, госпоже своей передай про меня. Мол, старый Фарух помог работников отыскать. А ты… С тобой еще прогуляемся… ну туда, в крепость, в развалины… умм… Хоть сейчас пойдем, дэва…
        - Некогда мне сейчас, - Бояна довольно грубо вырвала свою руку из потной ладони торговца.
        Тот скривился, как будто только что проглотил лимон:
        - Ах, ты ж…
        - Говорю же - некогда. Прощай.
        Дома госпожа Рашель изволила похвалить верную служанку за старания. За землекопов с плотниками… и за баню. Бояна поклонилась и, как хорошая служанка, взялась за стирку. Правда, не особо-то еще накопилось белья, хотя… вот эти вот зеленые шторы явно грязные!
        - Сальные все, аж смотреть неприятно. Правда, тетушка Салима?
        Старая Салима презрительно хмыкнула:
        - А по мне - так и повисели бы еще. Ну, стирай, коли заняться нечем. Только смотри, недолго - поможешь мне приготовить обед.

* * *
        Секунд-майор заявился уже на следующий же день!
        Где-то в полдень госпожа Рашель вызвала служанку:
        - Нынче у нас гость к ужину. Ну, тот, с которым ты в бане была.
        - Опять баня будет? - поклонившись, почтительно уточнила Тамия.
        Госпожа отрицательно кивнула - как делают болгары:
        - Нет. Нынче обойдемся ужином, но ты будь наготове… Если что - в красную гостиную пойдете. Ничего-ничего, от тебя не убудет. Смотри только не забеременей раньше времени! Все. Пошла пока прочь.
        В последнее время хозяйка что-то частенько была не в духе. То ли охватила ее обычная старческая хандра (все-таки тридцать лет - не шутка), а, скорее всего, дело было в Рауле. Как-то не складывалось у них. Вернее, может, и складывалось, да не так, как госпоже Рашель хотелось бы. Была ведь еще и молодая соперница - Ивонна. Так думала Бояна… и тетушка Салима с ней согласилась:
        - Да уж, сохнет хозяйка наша по молодому господину. А тот ее в гарем не берет. Почему так? Ну да, уж не молодка. Зато красива, и в постели, говорят, старательна. А уж какая умница! Да что я тебе говорю… На, вон, мясо порежь. И не забудь про капусту.

* * *
        Вечернего гостя принимали со всей любезностью. На этот раз секунд-майор явился один, без женщин и сразу же изволил откушать вишневой наливочки, недавно приготовленной тетушкой Салимой и называемой ею «палинка».
        - Пью за вас, обворожительная госпожа Рашель! Ах, какой у вас вкусный нынче паштет! Очень, смею вас заверить, вкусен. А вино… А ну-ка, ну-ка, дайте-ка попробовать… Сидите, сидите, я сам налью. Умм… Нектар! Божественно!
        - Ах, любезнейший господин мой Иван Андреевич. Поди, упарились на службе-то государевой? Что там у вас в интендантстве новенького? Проверок, не дай боже, никаких нет?
        - Ох, господи… - услыхав про проверки, гость чуть было не подавился паштетом. - Вот уж действительно - слава Богу. Кстати, любезнейшая мадам Рашель… Вам сукно не нужно? Доброе сукно, аглицкое… О цене сговоримся.
        - Сукно? Надо бы посмотреть, пощупать…
        - Так вы отправьте слугу… Я ему штуку-то и передам.
        Секунд-майор рассмеялся и снова потянулся за бутылкой:
        - А славно у вас, голубушка вы моя! Вот, ей-богу, славно. Так это тихо, спокойно все, по-домашнему. Слуги взад-вперед не снуют, не надоедают.
        - Ах, господин мой, прошу извинить. Сейчас же кликну кого-нибудь - чтоб было кому наливать.
        - Ой, нет, не надо, голубушка! Так ведь все хорошо. А налить - я и сам могу налить. Мы, интенданты, люди не гордые.
        - Так, а сукно-то у вас откуда и для кого?
        - Да на мундиры. Бригаду Милорадовича нам на помощь недавно прислали. Так ведь солдатушки-то поизносились все! Прямо сердце разрывается. В рванине все! Не солдаты, а, как у вас говорят - дервиши какие-то. Хорошо еще не завшивели!
        - Бригада… И где же они стоят? Далеко от вашего интендантства?
        - Так у ручья и стоят. В шатрах да в палатках.
        - А, так я их видала! Там и пушки есть…
        - Ха, пушки! Шесть полковых орудий. Как вдарят по турку - ух-х!
        Круглов врал складно. Даже, можно сказать, почти не врал. Орудия действительно в том месте имелись. Только не шесть, а шестнадцать.

* * *
        Пока гость вкушал наливочку под гусиный паштет и жареное мясо, попутно выбалтывая важные воинские секреты, Бояна, волнуясь, ждала, когда позовут. Все думала, как бы не забыть важную фразу… да и важная ли она? Может, какая-нибудь ерунда. Хотя… фортификасьон - фортификация - крепость. Нет, все же фраза важная. Вот только что такое «инжэнер»?
        - Не угодно ли отдохнуть, Иван Андреевич? Можете прилечь пока… есть у меня тут для гостей спаленка. Тамия, служанка, проводит… А потом, как отдохнете - шербет турецкий отпробуете, да в карты сыграем.
        - Отдохнуть? Ой, голубушка, а, пожалуй что и да. На службе-то целый день вертишься, как белка в колесе, света белого не видишь…
        - Так я позову служанку… Тамия! Эй, Тамия! Проводи гостя отдохнуть… Да все, что захочет - исполни.
        Девушка молча поклонилась, никакого недовольства не выказала. Ну, подумаешь, по приказу хозяйскому удовлетворить чужого мужчину! Хочет она, не хочет, противно - не противно - кто когда рабынь да служанок спрашивал? Приказали - изволь исполнять! Иначе зачем тогда господам слуги?
        - Вот, извольте сюда, мой господин… Осторожно, об комод не зашибитесь…

* * *
        - Ingenieur de fortification, - задумчиво повторил гость. - Инженер фортификационных укреплений. Птица да - важная. Однако таких много у нас. В массе своей - немцы. А ты большая умница, Бояна! Очень важные новости вызнала. Смотри, осторожней будь. Ну и да - скоро все это закончится. Зимы-то турки дожидаться не будут. По осени наступление начнут.

* * *
        - Ingenieur de fortification… - Ляшин, хоть и не говорил по-французски, но фраза-то оказалась вполне понятной. Еще бы не понять. Инженер по фортификациям. Таких да, много было. Человек двадцать. Вовсе не только немцы - всякие. И в офицерских чинах, и вольнонаемные тоже имелись. Вот и пойди тут, вычисли. А ведь надо! Да и двадцать человек - не сто!
        Землекопы еще, каменоломни… Каменоломни… ходы подземные. Ходы… А что, если… А есть ли такой подземный ход, что ведет прямо под башню? Может, и есть. Старик Харитон сказывал, что завалены они все, давно еще. Так дорыться до него, а там… Вообще-то турки бы поспешать должны - сентябрь на дворе, и зима не за горами. Скоро дожди пойдут, пути-дорожки раскиснут - какое тут наступление? Значит, быстрей надо. Допустим, есть такой ход - прямо под главной башней! Туда и порох - мину заложить!
        Но сначала до хода подземного дорыться надо, и желательно - как можно быстрей. Да еще и тайно.
        Ну, и как этот подкоп вычислить? Земля… Землю они ведь должны куда-то девать. Будут вывозить на телегах? Так ведь каждую-то повозку проверять не станешь. Да и необязательно землицу-то вывозить, вполне можно и во дворе у себя складывать…
        - Не, Алексей, во дворе невозможно, - перебил Круглов. - Этак во дворе-то целая гора земли будет. Соседи донесли бы уже. Повозки - да. Все и проверить. Не так их тут и много.
        - А сколько? - невесело парировал Ляшин. - Сотни две, три? Напроверяемся - упаримся проверять. Что там еще Бояна говорила?
        - Знатока каменоломней господа шпионы ищут, - секунд-майор хохотнул и принялся раскуривать трубку. - Ах, турецкий-то табачок - хорош! Ты вот, Алексей, почему не куришь?
        - Не хочу. Привычка вредная.
        - Ну-у, ты скажешь!
        Оба - поручик и секунд-майор - сидели во дворе, у кухни. Хорошо было - тень, да на столе - кувшин холодного хмельного кваса. В жару - самое оно то! Не напиться решили, нет - так, от жажды. Заодно поговорить, обсудить все дела - хозяин-то, старый грек Харитон, с утра еще на рынок ушел, так что лишних ушей не боялись.
        - Да уж. Скорей бы мы этого инженера вычислили, - гость вздохнул и поднялся на ноги. Прошелся по двору, кафтан снял да на ветку повесил - жарко. - Эх, напортачил бы этот чертов инженер… себя бы и выдал.
        - А что бы он мог напортачить? - заинтересовался Ляшин. - А ну-ка, ну-ка, Иван Андреевич - дело ведь говоришь!
        - Ну-у… Тут уж я не ведаю.
        - К Суворову надо, - Алексей решительно рубанул рукой воздух, густо пахнущий виноградом и яблоками. - Схему глянуть!
        Секунд-майор хохотнул:
        - Ага, его превосходительству больше делать нечего, как только схемы секретные перед нами расстилать! Прогонит. Как пить дать - прогонит.
        - А мы все же попытаемся. Прямо сейчас и пойдем! Пока мысль не перегорела.
        - Сейчас? - присвистнув, гость покрутил пальцем у виска. - Да Александр-то Василич, поди, спит сейчас. Отдыхать изволит. Эвон, жарища-то! А тут мы…
        По здравом размышлении, Круглов был абсолютно прав - день прямо-таки плавился зноем. Все улицы опустели, на рыночной площади - никого, даже землекопы - те, что рыли шанцы - попрятались в тень. Так что, поразмыслив, коллеги решили подождать до вечера. А то ведь и впрямь прогонит!

* * *
        К большому удивлению секунд-майора, комендант Гирсова отнесся к предложению Ляшина весьма серьезно. Не говоря ни слова, велел Епифану никого не пускать, сам же вытащил схему из обитого железными листами шкафа, раньше принадлежавшего какому-то турецкому бюрократу. Видно, так хранились отчеты за последние десять лет… а то и за пятьдесят. Всякие ОО-1, ОО-2 и еще - «Отчет самообследования организации». Так вот почему-то представилось Алексею, что и вызвало едва уловимую улыбку на его устах.
        - Эй, ты почто лыбишься-то, Леша? - Суворов, однако ж, улыбку заметил. - Сам говоришь - дело серьезнее некуда.
        - Да шкаф ваш, Александр Василич…
        - А что шкаф? Шкаф как шкаф. Ну, вот вам схема… расстилайте, вон, на столе… чего встали-то?
        Нарисованная на листе плотной желтоватой бумаги схема фортификационных укреплений Гирсова оказалась размерами где-то метр на полтора и на столе едва уместилась. Ее и принялись внимательно изучать под личным руководством господина генерал-майора. Обошли, посмотрели, секунд-майор даже склонился низенько-низенько… потом попросил увеличительное стекло.
        - Может, тебе, Иван Андреич, еще и трубу зрительную? - съязвил Суворов.
        - М-да-а, - Круглов машинально потянулся к носу. Видать, хотел высморкаться, да постеснялся и просто махнул рукой. - Э, да мы тут без инженеров вовеки не разберемся!
        - Звать никого не будем, - жестко предупредил генерал-майор. - Нечего тут лишних ушей разводить. Сами же про инженера и предупредили! Много их у нас. Пока каждого проверите…
        - А нельзя ль на стенку ее повесить, - Алексей задумчиво потрогал мочку уха. Чего-то чесалась еще с вечера. Может, вошь какая в пудру попала? Хотя какая, к черту, пудра. Пудрились-то только к парадам да к строевым смотрам. Ну, в караул еще - для порядку.
        - На стенку?
        - А то вон, загибается вся. То тот край свесится, то этот… Все вместе взглядом не охватить.
        - Не охватить им… - Александр Васильевич недовольно хмыкнул. - Ну, вешайте… поглядим. Поручик, у Епифана гвоздики попроси… ага…
        Повесили-таки схему. Гвоздиками к обоям прибили, растянули - как тут и была. Сверили с рисунком, что передала Бояна…
        И сразу все видно стало… Ну, ладно, не сразу, а как присмотрелись. Первым удивился секунд-майор:
        - А что это тут за шанец? Зачем?
        - А зачем шанцы вообще? - тут же съязвил комендант. - Ты же у нас всю жизнь в инфантерии, в пехоте. Что, шанцев не видел?
        - Да уж повидал немало, - Круглов упрямо набычился, толстая шея его давно истекала потом, щеки покраснели. - А все же этот вон - зачем?
        Подойдя к схеме, он ткнул пальцем в одно из обозначенных укреплений.
        - Иван Андреич, я бы попросил растолковать, - насторожился Ляшин, в подобных делах не особенно-то еще и опытный.
        - Ай, ну да, ну да, - господин генерал-майор тут же поддержал идею, закивал, ухмыльнулся. - Давай, давай, поясни поручику, в чем тут дело?
        - А дело все в том, что шанец этот - лишний, - спокойно объявил Круглов. - Или - вот этот редут. Ну, вот рядом они. Редут - вон, видно - дорогу прикрывает, а шанец… что ли овраг? Да в овраге и так можно пару пушек поставить. Зачем еще шанец рыть? Тем более редут рядом.
        Суворов неожиданно расхохотался:
        - Так я не понял, что тут лишнее - редут или шанец? Ну, вообще шанец - да… Сейчас, сейчас… определим, кто там у нас…
        Пробормотав что-то себе под нос, Александр Васильевич задумчиво посмотрел в потолок, потом перевел взгляд на схему, явно что-то припоминая:
        - Ага, ага… Выборгский пехотный полк - вот у нас кто там! Хотя… вот же я старый дурень! С неделю назад сам же туда других, из подкрепления, поставил. Ныне там парни пехотного полка! Из бригады Милорадовича… Епифа-ан! - Суворов подошел к двери, распахнул. - А ну, покличь-ка мне Милорадовича, Андрея… Как захворал? Ах, еще не поправился? Надо ему наливки послать, на травах… Вместе него, как помню, полковник Давид Мачабелов. Грузин, храбрый, как барс. Этакий горный князь! Давай-ка… Ах, нет, нет…
        Заткнув себе рот ладонью, Суворов округлил глаза в деланом ужасе:
        - Коль мы князя тотчас позовем, этак еще прознают, вражины. Мы проще поступим… Епифан!
        В дверях тут же возникла плечистая фигура порученца, хорунжего:
        - Чего, ваше превосходительство, изволите?
        - Узнай-ка, братец, быстренько - кто в штабе у Милорадовича инженер? Я вот так, наобум, не помню… А дело важное!
        - Понял, ваше превосходительство! - казак выпятил грудь - Вызнаю сей же час.
        - Ну, вот… А мы пока еще схему посмотрим. Вдруг да не один там такой шанец есть?
        Снова все трое принялись рассматривать схему. Встали эдак, рядком, и давай пялиться… Прямо как бараны на новые ворота, помилуй, Господи! И, чем дольше смотрели, тем больше всякого подозрительного находили.
        - О! А вон, вон - а этот шанец зачем?
        - А вон тот редут? Тут же башня рядом с ним крепостная!
        Пока рассматривали, возвратился Епифан с докладом. Фортификацией в бригаде Милорадовича занимались двое - премьер-майор Осип Людвигович Финкельберг, выходец из лифляндских немцев, и его помощник, вольнонаемный, из чиновников бывших - Петровский, Кузьма Лукич.
        - А кто у них там в работниках? - Ляшин вопросительно взглянул на Епифана.
        Тот повел плечом:
        - Да всяко! И сами солдатики роют, и артельщики тутошние. Да ведь, ваше превосх…
        Комендант отмахнулся:
        - Да знаю, знаю… Что там на рисунке-то? Ну, который девочка твоя, Леша…
        - А! Так он, ваше превосходительство, на восточную башню указывает. А уж с какой стороны к ней подобраться решили - бог весть.
        - Бог весть! - скривившись, передразнил Суворов. - Давайте, ступайте уже. Проверьте там всех! Завтра к вечеру с докладом жду.
        Проверяли осторожно. Снова пересмотрев схему, уяснили - все же первые выводы были правильными: самые подозрительные - шанец у оврага, что у реки Боруй, и там же - редут. Остальные дополнительные укрепления в общую схему укладывались вполне.
        - Ну, Алексей… Ну… - выходя из штаба, Круглов развел руками и наконец-то высморкался. - Ай! Простыл что-то… А ведь жара!
        - Да на жаре-то проще простого.
        - Вот и я думаю… А про шанец твой так скажу. Далековато от него до восточной башни! Ежели именно ее взорвать удумали - так какой в том шанце смысл? Ближе, ближе искать надобно. Я уж и приметил, где. У Московского ретраншемента, вот где! Я там многих знаю…
        - Ну, так, Иван Андреевич, и ступай, - согласился поручик. - А я пока про немца того вызнаю. Зачем ему шанец-то?

* * *
        Старший фортификационный инженер пехотного полка генерала Андрея Милорадовича премьер-майор Осип Людвигович Финкельберг вот уже неделю пил. Совсем по-русски, бессовестно и беспробудно. О том Ляшину поведали в первом же греческом кабаке, ближайшем к расположению бригады. Двое посыльных, один каптенармус, плюс еще парочка офицеров, гусар. В кабаке все они не просто закусывали да пили - играли, и по-серьезному, не мелочась!
        - Ментик свой заложу и ташку, вот, ей-богу! - порывисто божился гусар. - А, как война кончится - дом. Есть у меня, в Казани, наследство бабкино…
        - Э, Карл Иваныч! Договорились же - на форму не играть. А ты - ментик!
        И впрямь, ментик - часть гусарской формы, а ташка - плоская полевая сумка с вензелем самой государыни-матушки! Стыдно такое проиграть. Лучше уж - дом.
        - Вообще, Карл, завязывал бы ты с игрою. Сначала деньги найди!
        - Да найду я… Вот как заварушка будет…
        - Тогда и придешь… Ну вставай, вставай уже! Да пойми - не о себе печалимся. О тебе!
        Один из игроков - грузный штабной майор, видно, всеми тут признавался за старшего. Проигравшийся гусар его тоже послушался и грустно вышел из-за стола:
        - Пойду-ка к лошадкам…
        - И то дело… Господин поручик! - майор глянул на Ляшина. - Гляжу, вы к нам присматриваетесь… Не хотите ли? Если, конечно…
        - Деньги есть, - достав из подсумка три рубля (из тех, что были выданы на расследование), молодой человек присоединился к игравшим. Сразу же и познакомились.
        - Ляшин, Алексей Васильевич… Астраханский пехотный полк!
        - А-а-а! Так вы, считай, местные… А мы у полковника Милорадовича служим. В помощь, значится, вам. Секунд-майор Подвойский, Яков Кузьмич. Этот вот - корнет Ибрагимов, Муса, и ротмистр Аникушев. Ну, а с остальными после познакомитесь. Когда играть сядут… Сядут, сядут - дойдет и до них очередь.
        Майор усмехнулся в усы и принялся тасовать колоду. Поговорка про то, что новичкам везет, увы, нынче не подействовала. Видать, партнеры попались прожженные, да и карта не шла - одна бубновая марьяжная дама, остальное все баккара - шваль. Следующий заход оказался не лучше. Проиграл Алексей все свои деньги, все три рубля. Сумма по тем временам немалая.
        Зато много чего интересного вызнал! И совершенно безо всяких подозрений. Картежники, они поболтать любят, вот только разговоры потом мало кто помнит. О чем говорили? Да пес его… Играли ведь!
        Играя, Ляшин хитро направлял беседу в нужное для себя русло. Наверное, еще и поэтому игра у него не шла - не тем был занят.
        Фортификационного инженера Финкельберга хорошо знали все. Знали и почему запил - от неразделенной любви.
        - Письмо плохое получил, уже с неделю… - пояснили картежники. - Дама сердца выскочила замуж. То ли в Риге, то ли в Ревеле. Где-то там.
        Да, Прибалтика уже давно была российской. Уже почти что век. После того, как Петр Первый ее честно купил у шведов.
        - Да, любовь - такое дело… У меня вот как-то… А кто же схемы фортификационные составлял? Шанцы вон, редуты… Время-то, сами знаете - война. Вот-вот турок наступать начнет!
        - Насчет этого не сомневайтесь. У Осипа помощник толковый имеется. Из вольнонаемных. Петровский Кузьма. Из мещан, кстати. Не сказать, что голова. Но старательный. Главное - непьющий и в карты не игрок.
        - Не пьет, да прижимист! - усмехнулся корнет. - Деньги любит, да.
        - Деньги все любят. Муса Ирекыч, сдавай!
        На следующий день, с утра, Алексей прихватил с собой выпрошенную в штабе зрительную трубу и отправился прогуляться к речке Боруй. К тому самому оврагу, где рыли подозрительный шанец.
        Устроился в рощице, постелив под себя плащ. Приложил окуляр к правому глазу… Часа через три уже было ясно, что с шанцем что-то нечисто! Во-первых, работали там местные нанятые артельщики, а не солдаты, а во-вторых…
        Поначалу Ляшин просто посчитал количество вывезенных от шанца возов да прикинул, сколько кубометров земли там выйдет… Вышло так себе. Не очень-то и много. Не-ет, лишнего они не рыли, не вывозили лишнего… Зато - привозили! На телегах и в арбах, совершенно в открытую - а кого стесняться-то? - везли потребные для строительства материалы - дерево на сваи, кирпич… За три часа - дюжина возов! Больших, четырехколесных. И еще - три арбы. Зачем столько? Они там метро собрались строить?

* * *
        Через пару дней Иван Андреевич Круглов вновь отправился в гости к госпоже Рашель, откуда принес важные новости. Бояне удалось узнать, что шпионы нашли-таки сведущего в каменоломнях и подземных ходах человека - бывшего раба. Нашли давно, просто хозяйка только вот сейчас проговорилась, невзначай, когда считала деньги. Разложила прямо на софе - и серебро, и ассигнации - русские и французские. Считала, да про себя приговаривала - это вот тому, это вот этому. Это - землекопам, это возчикам, то - за порох, а то - старику из каменоломни…
        Старик из каменоломни, ага… Бывший раб.
        Еще Бояна сообщила о том, что со дня на день ожидается прибытие в Гирсово отряда разбойных людишек.
        - Вот тут непонятно, - усевшись во дворе, у кухни, Круглов устало вытянул ноги. - Зачем головорезов откуда-то вызывать? Что, своих, местных, нет? Хоть тот же Джелал Кирмизи Эл - Красная Рука.
        Красная - от крови, конечно. Очень уж был, поганец, жесток и лишних свидетелей оставлял в живых разве что по ошибке. Шайка у него была, еще при турках. Все, как обычно - грабили богатые дома, нападали на караваны, даже воинскими обозами не брезговали - обнаглели совсем. Правда, как русские в Гирсово пришли - исчезли. Сбежали или, может быть, затаились… Примету всегда оставляли - как ограбят караван или дом, атаман обязательно ладонь в кровь опускал - и кровавый сей отпечаток на стене или, там, на повозке, на лошади даже, оставлял. Этак - вот вам на память! Чтоб боялись. Чтоб уважали. Чтоб помнили!
        - Экий и впрямь поганец, - усмехнулся поручик. - Только вот убили его. Опознали даже. О чем и доложили господину коменданту. При мне и докладывали.
        - Убили, говоришь… Не знал.
        - Так мало кто и знает. Война ведь, не до разбойников.
        Алексей потянулся к кувшину с квасом. Налил в большие глиняные кружки, себе и собеседнику. Оба с наслаждением выпили.
        - Да и, думаю, искать-то им особо некогда. Легче своих пригласить лиходеев, знакомых. Уж куда быстрей и надежней.
        Зачем туркам понадобились головорезы, было вполне понятно: посеять панику и, если выйдет, ударить в тыл. Да и так, перед наступлением запугать обывателей. Чтобы русским не помогали ничем.
        - Знаешь, я что еще думаю, - поставив опустевшую кружку, Ляшин задумчиво забарабанил пальцами по столу. - Если есть подземный ход… Так, может, его под восточной башней и поискать? Там и тайный караул выставить - вдруг кто из-под земли-то и явится?
        - Из-под земли, Леша, только черти являются! - хохотнул Круглов. И тут же посмотрел совершенно серьезно. - Но тут ты прав!

* * *
        - Инженеров, Рашель! Они ищут инженеров. Лично Суворов затребовал все списки. Понимаешь, все!
        Потянувшись в кресле, Рауль Мустафа-бей нервно закурил трубку. Вытянув ноги, расстегнул кафтан… Тут же положил трубку на стол, вскочил на ноги и, пройдясь по «синей» гостиной, остановился перед висевшей на стене картиной кисти Шардена. Какой-то салон, диван, девушки…
        Девушки…
        - А эта, твоя служанка? Она не могла подслушать?
        - Я же уже говорила - она не понимает по-французски, - госпожа Рашель томно улыбнулась.
        По случаю прихода важного - и столь симпатичного ей - гостя женщина нарядилась в шелковое светло-зеленое платье с широкой юбкой, тонкой осиною талией и таким глубоким декольте, что, казалось, еще немного - и станет виден пупок. Впрочем, шпиону нынче было не до платьев подельницы.
        - Тамия много делает для нас, Рауль. - Рашель тряхнула волосами - прическа осталась ее прежняя, на турецкий домашний манер, просто распущенные локоны, перетянутые широкой лентой. Некогда было делать сложную, европейскую, как принято в лучших домах. Некогда. Да и некому.
        - Не забывай, именно она нашла землекопов и бывшего раба из каменоломен…
        Мустафа-бей повел левой бровью:
        - Надеюсь, этого раба вы…
        - Уже! - светски улыбнулась хозяйка. - Он ведь больше не нужен.
        - Это хорошо, хорошо, - отвернувшись от картины, гость зябко потер руки. - И все же служанка явно подозрительна. Она заходила в лавку к этому армянину, портному… А что касается французского, то слова «инженер» и «фортификация» звучат одинаково понятно на всех языках. Так что могла и подслушать. И передать.
        - Но зачем? Ты знаешь, сколько я ей плачу? Янычарам столько не платят!
        - Явное расточительство! Просто страшно представить, сколько денег ушло! Наш русский друг, хоть и в небольших чинах, но вхож ко многим. Знает свое дело - и требует денег. Очень и очень не маленьких.
        - Во-от!
        - Но он того стоит, да.
        Хмыкнув, Мустафа-бей уселся на диван, рядом с хозяйкой. Та порозовела и чуть-чуть наклонилась, так, чтобы еще больше стала видна грудь.
        Рауль наконец-то сделал комплимент и даже на «вы»:
        - У вас очень красивое платье, мадам!
        - Я шила его у того же портного… Ах, может, и я тоже - подозрительная?
        - Ты - милая, Рашель!
        - Какие приятные слова… Как жаль, что в Порте не приняты балы. Я так хотела потанцевать с вами… с тобой… Ах, Рауль, друг мой…
        Подвинувшись к гостю как можно ближе, красавица заглянула ему в глаза - непозволительная вольность! Впрочем, не для свободной вдовы. Словно само собою платье сползло с левого плеча… обнажив грудь…
        - Ты красивая, Рашель…
        Склонившись, Мустафа-бей накрыл губами твердеющий аппетитный сосочек…
        - Сними с меня платье, Рауль…
        Легко сказать!
        Бедняга запыхался, пытаясь развязать стягивающие корсет шнурочки - больно уж много их было.
        - Турецкая одежда как-то больше приспособлена для любви… Как-то все быстрее…
        - О, не торопись, друг мой… Не торопись…
        Вот, наконец, обнажилась спина… шурша, упали на пол юбки…

* * *
        Подойдя к двери «синей» гостиной с подносом, Бояна в нерешительности остановилась. Доносившиеся из комнаты звуки красноречиво свидетельствовали о том, что присутствие там кого-либо еще будет сейчас явно лишним…
        Зато можно было просто постоять под дверью, не вызывая подозрений. Мол - жду. Не век же они там кувыркаться будут? Начнут и говорить… Не обязательно по-французски, хоть и говорят, что это - язык любви.
        Ага! Вот мужчина что-то сказал по-турецки… Госпожа Рашель ответила… Бояна навострила уши…
        - Что-то я давно не видела Ивонну…
        - Она занята нашим другом…
        - Ах да. Тот неопрятный толстяк. Круглов.
        - Нет… Тем, что в небольших чинах. Дело важное, абы кому не поручишь.
        - Ты так ее ценишь?
        - Не ее, а его.
        - И все-таки… Если бы нужно было выбирать - я или Ивонна… Ты бы кого выбрал? Извини, я настолько уже обнаглела… Потому что пьяная от любви!
        Послышался мужской смех… поцелуи…
        - Милая Рашель, ты забыла, я ведь уже говорил. Я - турецкий вельможа! Уважаемый человек. Пора мне и жениться уже. Сколько жен я могу иметь? Уж точно не одну. Возьму вас обеих. Если вы захотите, ага.
        Важный тип в небольших чинах. Предатель. Служанка запомнила и, набравшись нахальства, постучала…
        - Это ты, Тамия?
        - Я принесла вино.
        - Давай!
        Дверь приоткрылась - голая Рашель лично взяла поднос…
        - У нас нынче будут гости. Вечером, ближе к ночи. Начинайте готовить с тетушкой Салимой. И да, пусть Аббас уже начинает топить.

* * *
        Гости явились вечером, как стемнело. К тому времени Мустафа-бей уже покинул гостеприимный дом госпожи Рашель, сама же хозяйка переоделась в привычное турецкое платье. Впрочем, черт ее знает, что ей было привычней.
        Визитеров было двое. Один - здоровенный бугай с рыжей бородой и длинным кинжалом за поясом - здорово походил на разбойника, второй…
        Второго Бояна узнала. Солидное брюшко, тонкий, с небольшой горбинкою, нос, вислые усы, тщательно выбритый подбородок. Цепкий, как у лошадиного барышника, взгляд. Одет солидно: синие шелковые штаны-«дзагшин», кафтан, кожаный пояс…
        Хашим-хаджи! Двоюродный дядюшка из Кючук-Кайнарджи. Испортивший племяннице жизнь. О, как же она его ненавидела…
        - Это - кошка! - Хашим тоже узнал девчонку. Отпрянул, выхватывая кинжал… и сразу же бросился:
        - Убить ее! Убить!
        Уж точно, он вмиг раскромсал бы племяннице горло… Да вот только та оказалась проворнее! Схватила висевшие на поясе ножницы. Те самые, что в гаремах используют, как стилет… Воткнула насильнику в сердце! Собаке - собачья смерть.
        - Хватайте ее! - тут же приказала хозяйка. - В чулан. И приберите труп, живо.
        Слуги - Давид и Аббас - схватили служанку за руки, повели… Та не сопротивлялась - смысл? У таких бугаев не вырвешься.

* * *
        Чулан, как ему и полагается, располагался на первом этажа дома, рядом с комнатами для слуг. Небольшая комната, заваленная всяким хламом - старой посудой, кусками ткани, мешками, матрасами, подушками, одеялами… Объемистый ларь для муки, подвешенные на поддерживающем крышу столбе связки овощей и трав.
        Затворив дверь, заперли снаружи на большой висячий замок. Ключи от него всегда были у тетушки Салимы… но нынче их взял Аббас, у такого здоровяка - отбери попробуй. Да и кто будет отбирать? Некому.
        Жалела ли Бояна о том, что сделала? Нисколько. Хашима нужно было убить. Обязательно! Такая мразь просто не должна была жить.
        Девушка разложила на полу одеяла, уселась… задумалась. Ну вот, наконец, отомстила. Сподобил Господь, но почему-то радости особой нет. Может, не стоило так торопиться? Хотя Хашим-хаджи ведь ее узнал. Рассказал бы… Так что все равно бы оказалась дева в чулане - хоть так, хоть эдак. Теперь как-то бы нужно выбираться… Или весточку о себе подать. Алексею, Алексу… верному другу - в это хотелось верить.
        Но как подать? Да никак, никто не поможет, даже тетушка Салима. Значит, нужно выбираться… Как? Маленькое оконце забрано ставнями… их ведь можно открыть, однако - узковато, только кошке пролезть. Кошке… Так она, Бояна и сама - Дикая Кошка. Зря, что ли, прозвали? Может, пролезет все же? Хм… а если еще и раздеться? Да смазать плечи и спину маслом. Вон оно, в кувшине… Оливковое.
        Встав на ноги, узница подошла к окну и попыталась распахнуть ставни. Распахнула! Сквозь узкий проем ворвалось в узилище терпкое тепло южной сентябрьской ночи.
        Сбросив одежду, девушка попробовала пролезть… Узко! Даже голова не пролезает. Вот ведь незадача-то! А если попробовать расширить проем… ну, вот хоть этой медной тарелкой… Нет, края мягковаты. А вот тут кувшин…
        Снаружи загремели ключи. Девчонка быстро натянула одежку. Что уж успела - сорочку, штаны…
        - О! Она уже и окно открыла!
        В чулан вошла госпожа Рашель в сопровождении слуг - Давида с Аббасом.
        - Бежать собралась, дрянь? - левой рукой хозяйка взяла девчонку за подбородок, правой же больно хлестнула по щеке. - Привяжите ее к столбу. Да понадежней!
        Слуги поспешно исполнили приказание. Схватив узницу, привязали к столбу за поднятые кверху руки.
        - Ноги тоже вяжите… Ударит еще… Да, и принесите мне плеть!
        Бояна презрительно скривилась: ишь ты, сама пытать собралась! Ну-ну…
        - Я смотрю, у тебя совсем совести не осталось, - выпроводив слуг, госпожа Рашель подошла к привязанной узнице ближе. - Плохо ли тебе у нас было, а? Всегда сыта, одета… При деньгах! Не ценила, тварь. Ничего, сейчас ты все про себя расскажешь…
        Рывком разорвав сорочку, Рашель обнажила бедолагу до пояса, ухмыляясь, спустила с нее штаны… И взялась за плеть! Размахнулась, ударила - обожгла, рассекла нежную кожу в кровь.
        Узница лишь закусила губу - бывало и хуже.
        - Ну, будешь рассказывать?
        - Буду. Но что говорить-то?
        - Всё!
        Отложив плеть, хозяйка уселась на ларь.
        Бояна взглянула на нее с явной укоризною и обидой:
        - Вы бы, госпожа, сначала сказали, что хотите узнать. Я бы и сказала. А то сразу бить. Да еще словами разными обзываетесь.
        - Ну… ты же человека убила! Между прочим, нашего друга, - голос хозяйки звучал как-то растерянно.
        - Ха! - фыркнула узница. - Это потому, что он сам меня чуть не убил! Вы же сами видели.
        - Так расскажи, почему так? Откуда ты знаешь… знала почтеннейшего Хашима-хаджи?
        - Этот человек - мой дядя, - Бояна не стала кривить душой. - Он предал и продал меня.
        - Твой дядя? Ой, как мало я о тебе знаю, оказывается…
        Снаружи послышались шаги и в дверь постучали:
        - Приехал господин Мустафа-бей, госпожа.
        - Сейчас иду…
        Обрадованно хмыкнув, хозяйка вдруг погладила служанку по плечу:
        - Ну, жди, милая. Вдвоем-то мы тебя и допросим…
        - Так, может, пока развяжете? Руки-то затекли совсем.
        Глава 8
        Бояне все же удалось развязаться. Руки тонкие, веревки - так себе, гниловатые. Сначала одну руку вытащила, а дальше уж дело пошло веселей. Развязалась… Подтянула штаны, надела сорочку… Шмыгнула к двери, прислушалась. Вдруг подумалось - может быть, хозяйка забыла запереть замок?
        Девушка дернула ручку… Да нет, ничего эта змея не забыла! Что же делать-то теперь, что? Ну, развязалась… А дальше? Через окно не пролезть, дверь закрыта. Что остается-то? Да стукнуть того, кто войдет, по башке чем-нибудь тяжелым. Вот хоть этой старой сковородой. Вещица для такого дела вполне подходящая!
        Взвесив сковороду на руке, пленница мстительно прищурилась, прикидывая дальнейший план действий. Ну, допустим, удастся кого-то огреть. Дальше? А дальше - выскочить да уносить ноги! Что еще делать-то? Ничего другого, похоже, не остается.
        Во дворе послышались голоса - приглушенные, мужские. Целый гомон! Бояна осторожно выглянула в окошко и выругалась. Показалось, будто весь двор был полон людьми! Луна, зависшая над соседней мечетью, выхватила из темноты заросшие бородатые лица. Господи, откуда здесь взялись все эти люди? А, это, верно, разбойники из шайки Кривого Абдуллы! Да уж… теперь не убежишь, просто и во двор-то не выйдешь. По крайней мере - пока. Ну да - пока. Придется ждать, улучить удобный момент и дать деру. Не вечно же они тут ошиваться будут?!
        Внезапно гомон затих - на крыльце появилась стройная фигура Мустафы-бея. То есть самого бея Бояна не видела, зато голос узнала.
        - Вот что, братцы, - негромко начал главный шпион. - Уже очень скоро мы поднимем восстание. Сигналом к нему будет сильный взрыв - вы его услышите. Как только услышите - врывайтесь в первые попавшиеся дома, вытаскивайте на улицу жителей и начинайте резать! Не важно, кто перед вами - мужчины, женщины, дети. Режьте, и пусть они громко орут, стенают, плачут! Аллах простит вас. Мало того! Вас ждет благодарность самого султана.
        Тут Мустафа-бей сделал паузу, и разбойники одобрительно загудели. Через какое-то время речь продолжилась:
        - Кто спросил сейчас - можно ли грабить? Можно и нужно. Но! Не тащите никуда добро, не прячьте! Все это и так будет вашим. Да, не надо поджогов… без приказа. Ну, если кому-то понравится хорошенькая дева - можете не стесняться! Аллах простит. Сегодня заночуете здесь, во дворе. Завтра укроетесь в тайном месте. И будете ждать. Заверяю вас - недолго.
        Во дворе… Понуро усевшись на корточки, узница положила сковородку на пол. Побег пока что откладывался. На неопределенное время.
        Снаружи заржала лошадь. Кто-то уезжал - Мустафа-бей? Если так - не повезло хозяйке. Она-то, верно, надеялась…
        За дверью послышались шаги. Загрохотал замок. Немой великан Аббас вошел в помещение первым, держа в руке горящую свечку. Следом шагала госпожа Рашель…
        - Так и знала, что эта кошка развяжется. Аббас, поставь свечку…
        Великан схватил пленницу за руки, потащил к столбу. Приподнял, подвесил, связав так крепко, что девушка закричала.
        - Осторожно! Раньше времени не пришиби, - недовольно пробурчала хозяйка. - Дай плеть! И подожди за дверью.
        Госпожа Рашель выглядела рассерженной и печальной. Ну да - любовник-то уехал, ага…
        - Что смотришь? Н-на!
        Удар!
        Девушка дернулась.
        Еще удар, еще…
        На этот раз хозяйка не рвала с Бояны сорочку, не стягивала штаны и ничего не спрашивала - просто била, срывая злость. Впрочем, силы истязательницы очень быстро иссякли. Бросив плеть в угол, она повернула голову:
        - Аббас! Развяжи ее… А то и впрямь окочурится. Завтра вечером она - твоя. Делай с нею, что хочешь. Только, смотри, не убей.
        Великан почтительно поклонился, в узких глазах его мелькнуло что-то звериное, на тонких губах заиграла ухмылка…
        - А ты… - подойдя к узнице, госпожа взяла ее за подбородок. - Подумай-ка хорошенько, время еще есть. Правда, немного. Может, стоит все рассказать? И про портного на рынке, и… и много чего еще. То, что нам было бы интересно… Ну, а если ничего такого и нет, если ты просто честная дурочка, то тем хуже для тебя. Просто тебе не повезло, так иногда бывает.
        После ухода хозяйки и сопровождавшего ее слуги Бояна расплакалась. Навзрыд. Нужно было выплакаться - слишком уж много всего навалилось за этот день.
        Ну, почему? Почему так несправедлива жизнь? Она ведь была послушной дочерью, не грешила, даже вина почти не пила. И вот на тебе! Погиб отец, двоюродный дядя, на которого так надеялась, оказался подлецом и мерзавцем. Алекс… Алексей - пожалуй, единственное светлое пятно, да и тот, если уж честно, ее просто использует. Ах, вот, если бы все стало, как раньше, когда был жив отец! Жила бы себе и жила, спокойно, без всяких лишений. Вышла бы замуж, нарожала детей… Какая разница, у кого власть - русские, турки? Лишь бы давали жить. Однако вон оно как все обернулась-то! Теперь… теперь даже и непонятно, как и вообще… Хотя как раз понятно. Особенно - про завтрашний день. Может, лучше лишить себя жизни, хоть это и грех? Ну да, вон веревка - удавиться можно вполне…
        А вот пошли все к дьяволу! Удавиться - ага… Не дождетесь! В конце концов, Гирсово-то принадлежит русским. Надо только подать о себе весть! Как? А вот это надо придумать. Еще только вечер, еще целая ночь впереди… Думай, Бояна, думай! На то тебе и голова дана.
        Так ведь… Красный кушак! О нем ведь и говорил Иван Андреевич! Мол, если совсем туго придется… Сейчас ведь как раз так и есть! Значит, срочно повесить красный кушак. На бельевой веревке, у ясеня. Повесить, привязать… Вот только как? Да и кушака нет… ни красного, никакого… Однако вот… Веревка-то - вот она. Только не красная…
        Вскочив на ноги, девчонка одним движением сбросила сорочку. Подошла к оконцу, встала в свете луны, осмотрела себя… Кровавые шрамы уже запеклись… До спины не достать, да и не видно… а вот на боках, на бедрах… Всего-то и остается разбередить раны!
        Ах, больно-то как, господи-и-и…
        Бояна едва не завыла от резкой боли! Однако, стиснув зубы, продолжила… Капли крови упали на пол… Не-ет, не на пол надобно, а вот веревочку смочить…
        Х-ху-у-у!
        Наконец, выдохнув, девушка надела сорочку. Подошла к двери, решительно пнула ногой:
        - Эй, есть тут кто?
        Ну да, а то она не знала! Здесь, на первом этаже, кроме чулана еще располагались комнатки для слуг. В одной из таких она и сама спала-проживала.
        - Чего орешь?
        Ага! Это, похоже, Давид, больше некому. Не немой же Аббас начал вдруг разговаривать?! Конечно - зиндж.
        - Пить хочу! И еще это… в уборную.
        - Выпускать госпожа не велела.
        - Говорю же, в уборную надо! Ну… и там мой кафтан еще на веревке… холодно здесь.
        - Хм… - слуга нерешительно затоптался. И вдруг понизил голос до шепота: - В уборную, говоришь? Я б, конечно, тебя бы и отвел… Да вот ты мне - что?
        - Все, что хочешь…
        - Я много чего хочу!
        - Ну так давай… действуй! Или так испугался госпожу?
        - Э, не болтай зря! Давид никогда не был трусом.
        - Только вот ключи… они, похоже, у Аббаса… или у госпожи… - вдруг вспомнила пленница.
        В ответ послышался лишь приглушенный смех:
        - Ты забыла, кто главный слуга в этом доме?
        Загремел замок. Дверь распахнулась.
        - Идем. Только тихо. И накинь что-нибудь на голову. У нас во дворе нынче много чужих.
        Вот и уборная. В углу двора, у ясеня. Заскочив в резную дощатую будочку, обсаженную кустами роз, девушка почти сразу и выскочила. Подбежав к ясеню, сняла с веревки халат - там еще много чего сушилось, недавно стирали. Оглянулась… Давид нетерпеливо переминался с ноги на ногу совсем рядом… Бояна быстро сняла кушак… вернее сказать, обрывок веревки, выкрашенный собственной кровью. Не совсем, конечно, красный, но… уж как смогла. Насколько хватило крови.
        - Ну, все… Попить принесешь?
        - Конечно…
        Войдя в узилище, девчонка сбросила с себя всю одежду, встала нагая в свете луны. Почувствовала за спиною шаги… Потные от накатившей похоти руки жадно облапали талию, помяли грудь, спустились к пупку… ниже…
        Только представить все это года два назад! Тогда бы казалось - уж лучше смерть, но сейчас… Сейчас было все равно. Только как-то противно все, гадко.
        - Нагнись, да… Вот так, так… та-ак…
        Не плакать! Эй, не плакать, нет… Завтра будет хороший день! И жизнь, и удача… будет…

* * *
        О красном кушаке Ляшин узнал почти сразу же, утром, от Круглова. Тот заглянул с утра на базар, прошелся мимо дома госпожи Рашель - там и заметил кушак. Не совсем красный, но… Знак беды!
        - Ну, что, господин поручик? Выручать девку надо. Думаю, с дюжину солдат хватит с лихвой.
        Секунд-майор хмыкнул и почесал щеку. Лицо его, видно, со сна, выглядело неопрятным и хмурым, однако глаза смотрели решительно и твердо.
        - Да, надо, - согласно кивнул Алексей. Поднялся на ноги, заходил по двору - думал, соображал, рассуждая вслух и лишь иногда советуясь с Кругловым. Хоть тот и был старше по званию, однако ж по должности и задания ради должен был подчиняться поручику… что бравого майора ничуточки не смущало. Должен так должен - чего уж? Тем более Алексей Васильевич - человек тактичный, не какой-нибудь там держиморда малосольного разлива, каким хоть самую малейшую власть над людьми дай - так потом вовек не расхлебаешь!
        - Солдаты - да… Сейчас сразу же к коменданту и зайдем, попросим. Тут уж времени терять нельзя - раз кушак красный. Видать, раскрыли девчонку.
        - Что сделали?
        - Ну, разоблачили, да. Только вот… - Ляшин остановился и покусал губу. - Как бы так сделать, чтоб и Бояну из-под удара вывести, и чтоб шпионское гнездо не разворошить. Ну, не спугнуть вражин раньше времени.
        - Экий ты хват! - присвистнул напарник. - Это, как у нас говорят - и на елку влезть, и…
        - Да знаю я, как у вас говорят, - поручик задумчиво посмотрел в небо, ясное и высокое, как и всегда в эту раннюю осеннюю пору. Сентябрь в Добрудже - лето еще!
        Что-то вертелось в голове, какая-то мысль, и очень хорошая мысль, толковая… только вот никак не ухватить ее было! А надо бы… что же…
        - Красный кушак, - негромко повторил Ляшин. - Кушак красный… Красный… Ха! Красная Рука! Этот, как его - Кирмизи Эл! Ну, разбойник.
        - Да знаю я разбойника. При чем тут разбойник? Хотя… - секунд-майор вдруг с азартом хлопнул себя по ляжкам. Недоуменная гримаса на красном лице его сменилась самой широкой улыбкой:
        - Ну ты, Алексей Василич, хитер! Ишь, что удумал… Только надобны лошади… одежонка турецкая… И… дюжины солдат, думаю, хватит.
        - Драгун попросим. Они и на лошадях… и рожи у них свирепые. Особенно если с похмелья.
        - Ох уж эти драгуны! - хохотнул Круглов. - Сущие разбойники, да уж! У местных всех кур покрали. Обыватели не раз уж самому Александру Васильевичу жаловались.
        - Главное, чтоб языками потом не трепали.
        - Ну, уж это мы их обяжем! Пущай только попробуют где вякнуть! Так идем уже?
        - Идем, Иван Андреич! Идем.
        Накинув форменный кафтан с вензелями Астраханского пехотного полка, Алексей прицепил шпагу и решительно зашагал со двора. Следом поспевал напарник. Шли быстро, понимали, Суворов мог запросто уже быть в крепости или на ретраншементе. У кого тогда солдат брать? Ну, разве что на свой страх и риск…
        Так и пришлось! Суворова-то дома не оказалось. Как пояснил личный генеральский повар, его превосходительство еще в пятом часу утра отправился проверять караулы, да потом еще хотел провести рекогносцировку местности сразу за рекою Боруй. Турок-то в октябре уж точно ждали! Ну, в ноябре. Уж во всяком случае - до зимы. Зимой зарядят дожди, распутица - особо не повоюешь.
        Драгун поблизости не нашли - нашли казаков, запорожцев. У тех тоже физиономии были - что надо! Зверовидные. Тем более секунд-майор хорошо знал есаула, так что дюжину человек отрядил сей же миг, правда, предупредил, чтоб ненадолго.
        - Да недолго, - усаживаясь на предложенную лошадь, Круглов махнул рукой. - Часа за три управимся. А, Алексей Василич?
        - Да за пару часов даже! Что там и делать-то?
        Ляшин едва взгромоздился в седло - вот уж чего не любил, не жаловал! Однако же делать нечего, приходилось учиться. Слава богу, хоть ехали не быстро, и Алексей успел пояснить казачкам, что от них требуется. Турецкие кафтаны и сапоги нашлись у маркитантов, среди трофеев отыскались и сабли, и ятаганы, даже перья - тюрбаны украшать.
        Впрочем, до старой площади доехали в обычном своем виде - дабы не смущать свои же разъезды. А уж там, за углом, переоделись быстренько, дальше уж времени зря не теряли - действовали нагло и быстро, тем более, пока то да се - уже и время-то приближалось к обеду.
        - Ну, с Богом, - благословил Круглов. Самому-то ему соваться в знакомый дом пока что было не с руки. Он и не совался.
        Стучать в ворота не стали. Парочка ловких молодых казачков перемахнули через забор - прямо вот так, с лошадей! Перепрыгнули да отворили ворота… Рванувшийся было к ним хмурый великан Аббас тут же и был отоварен палицей по башке. Так и повалился в пыль - изумленный.
        Чернокожий Давид оказался хитрее - завидев чужих, проворно схоронился за кучей кизяка, в лопухах. Даже хозяйку не предупредил - так ведь и некогда было! Вон, чужаки-то распоясались… Виданное ли дело - среди бела дня! Э-эх вот бы чуть бы раньше явились, когда тут еще были люди Кривого Абдуллы! Вот тогда бы… Ну, что уж теперь гадать да рядить? Пока просто переждать надобно.
        Особого шума чужаки, впрочем, не делали. Не палили в небо из пистолей и ружей, не орали. Просто спешились, порубали бросившихся с лаем собак… аккуратно заперли ворота и, оставив парочку часовых, один за другим вошли в дом. Никто им и слова супротив не сказал - да и некому было. Тетушка Салима - тоже, чай, не дура - отсиживалась в летней кухне, за печкой.
        Бояну нашли сразу же - просто уже на первом этаже открывали комнату за комнатой, с азартом вытаскивая все более-менее ценное добро. Ну, одеяла да подушки без надобности, а вот за курительные трубки да за серебряные подносы маркитанты хорошую цену дадут.
        С замком не возились - просто вышибли дверь. Думали добро… а там - девчонка!
        Вскочила на ноги:
        - Кто вы? Ой…
        Узнав, бросилась Алексею на шею, разрыдалась, аж плечи тряслись…
        - Ну-ну, не плачь, - неумело утешал Ляшин. - Теперь уж тебя никто не обидит.
        Поручик покраснел от внезапно нахлынувшего стыда: видно было, что Бояне хорошо досталось. Осунулась вся, побледнела…
        - Ну-ка, давай на двор… Ага…
        Поручив девушку казакам, Алексей вновь вернулся в дом и во главе своего небольшого отряда поднялся на второй этаж. Хозяйка, конечно, заподозрила что-то неладное, выглянула из комнаты…
        - Ой…
        Они с Ляшиным встретились глазами. Алексей Васильевич сразу же узнал красотку Мари, ту самую, что встретил как-то в болгарской деревне. И эта встреча едва не стоила ему жизни. Хорошо, свои подоспели.
        Рашель тоже узнала:
        - В-вы? Что вы здесь…
        - Берите ее, - обернувшись, поручик махнул рукой.
        Казаки обрадованно накинули на голову красотке мешок, связали. Дюжий хорунжий легко перекинул упиравшуюся пленницу через плечо, ухмыльнулся:
        - Куда ее?
        - К господину коменданту. Пока под арест! А там видно будет. Да! И заткните ей рот.
        Вот так вот, жестко. На всякий случай.
        Вот оно как получается-то! Выходит, хозяйка шпионского гнезда госпожа Рашель - эта та самая болгарка! Старая знакомая, ага. Эх, знать бы раньше! Хотя, может, и к лучшему…
        - Берите все золото, серебро. Все, что найдете! - распорядился Ляшин. - Треть - ваша, две трети - в полковую казну. Поспешайте - времени у вас немного.
        Казачки с разбоем управились быстро, слава богу, какой-никакой опыт имелся. По мелочам нынче не шарились, но не прошло и получаса, как все, что представляло значительную ценность, было вытащено из дому и аккуратно сложено в переметные сумы. Драгоценные украшения, шелковые кафтаны, штаны, пояса, отрезы бархата и парчи, трубки, дорогая посуда… и даже сама красавица-хозяйка!
        - Что ж… - осмотрев двор, Ляшин уселся в седло. Голову его покрывал тюрбан, вымазанное сажей лицо напоминало древнюю погребальную маску. Впрочем, узнать было можно… тому, кто знал. Ну, а кто уж остался…
        На голову Бояны тоже накинули мешок - так было нужно. По знаку поручика один из казаков сунул ладонь в лужу собачьей крови, хлопнул по воротам - оп-п! Отпечаток кровавой длани готов. Чуть повыше засова. Чтоб боялись. Чтоб знали - Кирмизи Эл, Джелал Красная Рука, вовсе не погиб, зря надеялись! Вот он, здоров и счастлив, со всей своей шайкой. Как в старые добрые времена.
        Да. Еще оставили надпись. Собачей кровью, на воротах, чуть пониже кровавой руки. По-болгарски… Или - по-гречески… Арабской вязью никто писать не умел.

* * *
        После того, как налетчики покинули усадьбу, первой покинула свое укрытие тетушка Салима. За ней вскинулся из лопухов чернокожий Давид. Пришел в себя и немой великан Аббас. Уселся, недоуменно покрутил головой… и неожиданно улыбнулся. Слава Аллаху, не добили! Уже хорошо, и даже очень.
        - Да, могло быть и хуже, - наклонившись, Давид подпоясался шелковым кушаком - разбойники второпях обронили.
        - Смотрите-ка - Красная Рука! - тетушка Салима подошла к воротам. - Однако же поговаривали, будто Кирмизи Эл убит. Выходит, врали.
        - Да, выходит, врали, - согласно кивнув, Давид прочел и надпись - тетушка Салима грамоты не знала, а Давид вот, оказывается, умел читать по-болгарски… или - по-гречески. Ну, где жил.
        - За девушку и госпожу - триста аспр!
        - Триста аспр! - ахнула тетушка Салима. - Ай, вай! Янычары столько не имеют, ва, Алла! Совсем совести у этого Кирмизи Эл нет.
        - Нам, что ль, с тобой платить, тетушка? - цинично заметил Давид, потянув носом воздух. - Ты там мясо, что ли, жаришь.
        - Ну да, барашка. И рис еще.
        - Так, может, поедим? Или сначала поглядим, что тут еще осталось? А, Аббас?
        Окончательно пришедший в себя Аббас радостно закивал и поднялся на ноги. Так втроем слуги и пошли в дом. Прибрать к рукам то, что осталось. А что еще делать-то? Да пользоваться моментом, ага. Убитыми горем слуги как-то не выглядели. С чего бы? Ну, украли разбойные морды хозяйку - шайтан с ней! О служанке никто даже не вспомнил… Правда, тетушка Салима украдкой вздохнула - Тамия-то неплохая девчонка была.
        Кое-что в доме осталось, чего уж скрывать. Все в пользу слуг и ушло. Котомочки-то набили все! Сели обедать да заодно думать - как дальше быть. Тетушка Салима по простоте душевной предложила ничего такого не думать, а просто взять да разойтись, начав новую жизнь.
        - Э, не-ет! - опасливо оглянувшись по сторонам, Давид погрозил пальцем. - Далеко мы с вами не уйдем. Забыли про Мустафу-бея? Он ведь нас и на дне моря сыщет. Так что уж лучше его тут подождать да доложить все, как есть, по правде. Думаю, не сильно он нас и накажет. Чай, даже таким господам верные слуги нужны.
        Услышав такое предложение, великан Аббас довольно закивал - поддерживал. Согласилась и тетушка Салима, правда - с опаскою. Вдруг да что? Вдруг да именно их виноватыми сделают?
        Явившийся ближе к вечеру Мустафа-бей выслушал всю историю совершенно невозмутимо. Даже бровь не дернулась. Лишь только губы… и то в ухмылке.
        - Что ж, на все воля Божья - иншалла!
        - Иншалла, - спешилась приехавшая вместе с молодым господином дева - Ивонна. Красивая, стройная… и опасная, как змея!
        - Иншалла! - слуги разом повалились на колени.
        - Может, оно и к лучшему, - заходя в дом, задумчиво пробормотал Рауль. - Куда хуже было бы, если бы Кирмизи Эл встретился вдруг с шайкой Кривого Абдуллы. Тогда бы вышел шум! А оно нам надо? А так… спокойно все… тем более скоро все закончится. Что же касаемо Мари… госпожи Рашель…
        - Думаю, нам вовсе не нужно ее выкупать, - негромко засмеялась Ивонна. - Зачем? Дело ведь вроде как сделано…
        - Не нужно, да, - Мустафа-бей направился к лестнице, ведущей на второй этаж. - Если она и впрямь у Красной Руки. А если - нет? Если она попадет к урусам?
        - Так теперь уж все равно. Что они успеют-то?
        - Теперь - да. А если с нашим наступлением что-то пойдет не так? - Рауль обернулся. - Если придется все начинать снова? Ты разузнай. И, если что…
        - Я поняла, господин, - пряча змеиную улыбку, покорно поклонилась Ивонна.
        Мустафа-бей не испытывал никаких горестных чувств. Абсолютно! Какое дело восточному мужчине до каких-то там женщин? Правильно - никакого. На все воля Аллаха. Иншалла.

* * *
        Подвал восточной башни использовался как арсенал. Повсюду стояли бочки с порохом, вдоль стен были аккуратно сложены ядра. Отдельно простые - каменные и чугунные, отдельно разрывные - так называемые «гранаты» или «бомбы». Еще в достатке имелась картечь для легких полковых пушек.
        - Однако тут опасненько! - Круглов поднял свечку повыше. - Не взлететь бы на воздух, ага.
        - Так осторожнее надо… Тсс!
        Подняв вверх указательный палец, Ляшин прислушался - и явственно услыхал приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то из-под земли, словно бы из самого ада!
        - Слышишь, Иван Андреевич?
        - Ага… - затаил дыхание напарник.
        Оба застыли, как статуи. Стекающий с горящей свечи воск падал на каменный пол крупными горячими каплями.
        Вот снова голоса… Напарники переглянулись - кажется, есть! Ну, вот он, подземный ход, вот они - супостаты. Только копни, ударь парочку раз киркой. И можно брать… А потом допросить с пристрастием!

* * *
        К обеду обо всем доложили Суворову. Выслушав, комендант Гирсова усмехнулся и, склонив голову набок, с хитрецой посмотрел на Ляшина:
        - Так, говоришь, таки взять?
        Алексей отрицательно кивнул, как делали местные болгары, у которых кивок означал «нет», а мотание головой - «да».
        - А что, что тогда? - заинтересовался начальник. - Да ты щи-то хлебай, а то Иван Андреич вон как наяривает.
        Отец-командир нынче пригласил напарников отобедать, «чем бог послал да доброхоты местные поделились». Александр Васильевич всегда любил простую солдатскую пищу, вот таковою и потчевал. Щи из свежей капусты с говядиной, каша да печеная рыба. Еще кисели да пироги - с белорыбицей, с капустой, с грибами. Все вкусное, только что сготовленное, как говорят - с пылу, с жару.
        После недавнего «налета» на шпионское гнездо его хозяйку, госпожу Рашель, поместили под арест в резиденции коменданта. Конечно, не в подвале заточили - предоставили отдельную комнату на втором этаже, в бывшем хареме. У двери выставили часового, навесили на окна решетки, на том и порешили - все. Никуда пленница не сбежит, даже если очень захочет. Кормили хорошо - опять же, вот этой простой пищей, да еще Александр Васильевич прислал узнице ящик шампанского - подарок от местных купцов. Сам-то Суворов шампанское не жаловал - кисло, желудок с детства больной. А вот шпионка пусть пьет, коли хочет, не жалко. Тем более - дама все-таки, не из простых крестьян.
        Кое-что Рашель все-таки рассказала. Поначалу-то с ней не церемонились, припугнули по полной программе: притащили в подвал, одежку сорвали, на дыбу вздернули… Палач вышел с кнутом…
        Сомлела шпионка, да, в себя придя, рассказал, что знала. И о Мустафе-бее с помощницей Ивонной-«змеей», и о шайке Кривого Абдуллы, что должны были поднять мятеж по условному знаку, коми, и был бы большой и громкий взрыв! Что же касаемо предателей, то Рашель с легкостью «сдала» Круглова, с которым была знакома лично, а вот дальше дело не пошло. Просто она больше никого конкретно не знала, лишь слышала от Рауля о каком-то фортификационном инженера и о «верном человеке в небольших чинах», координирующем всю систему турецких соглядатаев в гарнизоне.
        Собственно говоря, все это Ляшин с Кругловым знали и раньше и уже практически вычислили «иудушку» инженера, коим оказался некий Петровский Кузьма Лукич, вольнонаемный из бывших чиновников. Именно за «его» шанцем и наблюдали. Скорее всего, именно оттуда турки рыли подземный ход к восточной башне. Рыли, рыли - в этом как раз сегодня и убедились, с чем на доклад и пришли.
        - Думаю, Александр Василич, не стоит вражин раньше времени трогать, - хлебнув обжигающие щи, осторожно промолвил молодой человек.
        Суворов удивленно приподнял левую бровь:
        - То есть как это - не стоит? Любоваться прикажешь на них?
        - Да нет, - облизав ложку, Алексей положил ее на стол. - Думаю, сначала нам надо свой подкоп подготовить, свою «мину» завести… Ложную!
        - Так-так-та-ак! - комендант тоже бросил есть и азартно потер руки. - Ну-ну, говори, говори давай!
        - Мы же знаем, что взрыв - сигнал к турецкому наступлению. Так пусть и наступают… В то время и в том месте, что мы им своим вот этим взрывом укажем. Заодно - и разбойников прижмем.
        - Славно! Ай, братцы, славно! - чуть подумав, господин комендант велел денщику принести водки. - А лучше, братец, наливки. Той, сливовой… Ага… Ну, с ложным взрывом понятно. А что с этими?
        Тут вступил Круглов:
        - А как все будет готово - так тех и взять! С двух сторон - с башни нашей и с шанца…
        - А ежели там не будет никого?
        - Тогда порох весь вытащить и засаду устроить. Все одно ведь придут!
        - Славно… - комендант вновь задумался, пригладив непокорный седоватый вихор. - А разбойники? Их нашли уж?
        - Ищем, ваше превосходительство! - встав, вытянулся секунд-майор. - Бояна нам в этом помогает не-худо.
        - Бояна? А дева та… Вы ее берегите, ага.

* * *
        Бояну и так берегли, что и говорить. Поселили здесь же, на комендантском подворье, в отдельных хоромах. Деньжат подкинули. Не так, чтобы очень, но на полдома уже хватило бы! Или на какой-нибудь маленький «эв». По совету Ляшина девушка вновь изменила внешность - закрасила рыжину басмой, превратившись в эффектную брюнетку, да переоделась в «болгарское платье»: длинная юбка, передник, платок. Родинку над верхней губой белилами забелила, нарумянила щеки… Теперь уж никому не узнать… если пристально не вглядеться.
        Предосторожности сии казались Алексею ничуть не лишними. Слуги госпожи Рашель, правда, сидели тихонько в доме, но ведь был еще и Мустафа-бей. И Ивонна…
        С Суворовым, в принципе, договорились обо всем. А уже назавтра…

* * *
        День четырнадцатое сентября одна тысяча семьсот семьдесят третьего года Ляшин запомнил надолго. Уже к вечеру была готова «ложная мина» - на обрывистом берегу речки Боруй, где с недавних пор было сосредоточено огромное количество самой разнообразной артиллерии и личного состава.
        Взрыв ахнул в полночь! Он был такой силы, что казалось, задрожала земля. Проснувшиеся обыватели в страхе выскакивали из своих домов… Никто их не резал, не грабил - разбойники из шайки Кривого Абдуллы были перебиты еще вечером. Где их искать - узнали у чернокожего Давида и тетушки Салимы при вдумчивом разговоре. Ну, и в очередной раз спасибо Бояне - она ведь про них напомнила, и про разбойников, и про слуг. Так что никакой резни в городе не случилось.
        Что же касается засады, устроенной в подвале восточной башни, то туда так никто и явился. Видать, настоящий взрыв - сигнал к наступлению турок - был запланирован на куда более позднее время. Завтра, послезавтра… через неделю - но это крайний срок.
        Турок ждали. Аккурат там, куда те, ничтоже сумняшеся, и явились - к обрыву у реки Боруй. Встретили как родных!
        Как только доложили о появлении врагов, полковник Андрей Милорадович, высокий, с суховатым лицом, от души хлопнул Ляшина по плечу:
        - Ага-а, поручик! А ведь вышло! Как там турки, идут?
        - Идут, ваше благородие!
        - Артиллерию к бою!
        Артиллеристы были готовы еще к вечеру. В свете луны было хорошо видно, как высыпали к реке янычары! За ними поспевали сипахи. Готовились к переправе. Вот спешились, притащили заранее приготовленные плоты…
        В ожидании схватки янычары нетерпеливо скалили зубы… Речка узкая. Можно и на конях… Ждали команды… И вот дождались!
        - Вперед, сыны Аллаха! С нами имя султана! Вперед!
        Командир в белой чалме махнул саблей… Янычары завыли и бросились в бой, с ходу форсировав узкую речку. Вот сейчас… сейчас они заберутся на кручу, не такую уж и крутую… Ворвутся в полуразрушенную крепость… а потом весь город - их!
        - Ай иль-Алла-а-а-а!!!
        В ответ грянул залп. Легкие полковые пушки - все сорок штук - били на крики. В ночи жутко засвистела картечь, круша черепа и ребра, выдирая глаза, челюсти, кишки. Атака захлебнулась, так толком и не начавшись. Первые шеренги янычар превратились в кровавое месиво.
        - Заряжай! - размахивая шпагой, лично скомандовал Милорадович.
        Полковник Давид Мачабелов, храбрый грузинский князь, уже готовил конницу в контратаку. Обойти овраг, вырваться на простор - ударить вражину с фланга! Знаменитый «косой» удар, как действовал прусский король Фридрих, а он не последний был талант.
        - А ну братцы… залпом на крик… Пли!
        Ахнули ружья! Поручик Ляшин, как и все, был нынче на передовой, командуя пехотною полуротой - плутонгом. Уж пришлось, иначе зачем бы он был поручик, по-французски - лейтенант?
        - Заря-жай… Залп!
        Заряжай…
        Залп! Залп! Залп!
        Свистели тяжелые пули, рвали тела врагов. Турки отстреливались, но как-то безрадостно, вяло. Уже было ясно, что ночная атака врага захлебнулась, никакого внезапного удара не вышло!
        К утру турки отступили на пушечный выстрел. Встали, выстроились в несколько линий, по французской системе. Их было хорошо видно…
        - Господи, многолюдство какое! - высунувшись над краем редута, покачал головой Никодим Иваныч.
        Прохор Анцыферов тоже выглянул, усмехнулся:
        - Ничего, дядя Никодим. Мы им посейчас наваляем! Ужо намнем бока. Сам Александр Василич с нами, ага!
        И впрямь, на левом фланге, верхом на белом коне появилась знакомая фигурка Суворова в окружении свиты. Все перешептывались, приободрились. Ждали: командующий вот-вот отдаст приказ, скажет свое знаменитое: «Вперед, братцы! Русские мы али кто?»
        Однако Суворов нынче не торопился. Действовал расчетливо, хитро. Знал, хоть ночная атака и сорвана, но турок-то еще до черта! В три раза больше, чем русских.
        - Есаула ко мне!.. Турок видишь?
        - Вижу, ваше превосходительство! Так точно.
        - Атаковать! Но только на расстоянии выстрела. Постреляйте и сразу назад.
        - Но, ваше пре…
        - Пусть чуток ободрятся! Надутого индюка легче бить. Задача ясна?
        - Так точно!
        - Вперед!.. Полковник… Андрей! На шанцах там держитесь… Панику не сеять, на огонь врага не отвечать!

* * *
        Такой вот приказ и принес вестовой на шанцы. И еще было приказано зарядить пушки картечью, да и пехоте быть готовыми к залпу.
        - Не стрелять и в атаку не бросаться, - разъяснил своим Ляшин. - Сидеть, ждать.
        - А чего ждать-то, господин поручик?
        - Чего мы все ждем? Приказа! Понял, Проша?
        - Ага…
        Ждали. Хорошо видно было, как, вырвавшись на простор, с громовым «ура» и молодецким посвистом понеслась на врагов неудержимая казачья лава! Сверкнули на солнце сабли и казачьи пики… Казалось сейчас… вот-вот и…
        - Э-э, - наивно протянул Прохор. - Этак они и без нас обойдутся.
        Однако не обошлись. Атака вдруг прекратилась. Сабли перестали сверкать, прогремели ружейные выстрелы… Турки выстрелили в ответ. Казаки сделали крутой разворот… и с той же резвостью понеслись обратно, под защиту крепости, шанцев, редутов…
        Прохор растерянно посмотрел на Алексея:
        - Что же это делается-то, господин поручик? Казачки наши труса празднуют?
        - Не верь глазам своим, Проша! Только сейчас и начнется все…
        Началось!
        Враги, уже чувствительно битые по носу, стали куда осмотрительней, осторожней. Не бросились сразу преследовать отступавших казаков, а, осмелев, выкатили на передовую пушки и открыли огонь… Били туда, до чего ядра долетали. До шанцев!
        Первое ядро подняло столб земли прямо перед носом Ляшина! Вторым убило Маромойкина. Давно воевал и вот… жалко, эх… Впрочем, такова уж судьба солдата. Не в этом бою убьют, так в другом…
        - Не стрелять! - придя в себя, закричал поручик. - Все в укрытие. Залечь!
        Опытные солдаты давно уже повалились наземь, на дно, под защиту насыпи. Молодежь замешкалась, и Ляшин подогнал их едва ль не пинками. Залег и сам. И даже не хотелось выглянуть, посмотреть - ничуть! Вражеские ядра сотрясали укрепления с остервенелостью фашистского пикировщика «Юнкерс-87», «Штука». И, слава богу, что не с такой же меткостью.
        Вой, грохот, пороховой дым, истошные крики раненых. Содрогалась земля. Казалось, вот-вот - и оторвет голову! Сделалось очень страшно. Всем. Кто говорит, что не боялся - врет.
        - Вот ведь супостат! Лупит! - Никодим Иваныч выплюнул изо рта землю. Черный, как черт!
        Так и Алексей выглядел ничуть не лучше. Как и все здесь. Букли да косы, да золоченые пуговицы - они только на парадах нужны. А здесь… Ну, точно черти!
        Обстрел кончился так же внезапно, как и начался. Похоже, турки собирались в атаку. Ну да, дело к тому…
        - Приготовились! - Ляшин подполз к насыпи, выглянул… Ага! Вот он, враг! Наступает тремя шеренгами, залпы дает… По флангам конница пошла… Теперь, пожалуй, можно и ответить…
        Тут же появился и вестовой, совсем молодой парнишка, лет, наверное, пятнадцати, с нервно дергающейся щекой и круглыми от только что пережитого глазами.
        - Приказано подпустить врага ближе - и картечью, залпами.
        - Ясно! Эй, братцы, эгей!
        Повернувшись к своим, поручик махнул рукой и, высунувшись из-за насыпи, принялся внимательно вглядываться в наступающие шеренги врага. Теперь все зависело не от Суворова, не от полковника Милорадовича, а лично от него, поручика Алексея Ляшина, командира плутонга. Что значит - «подпустить ближе»? Насколько это - «ближе». Тут все должен был решить Алексей. И не мешкать!
        Враги не просто шли - стреляли. Останавливались, давали залп, перезаряжали ружья и шли дальше. Перли неумолимо, как танки. Вот уже видно, как блестят азартно глаза.
        Повернув голову, Алексей махнул командиру батареи. Тот понятливо кивнул и прищурился. Ай, не повезет кому-то сейчас!
        Солдаты Ляшина уже давно приготовились к залпу, бумажные патроны с порохом и пулями были загнаны в стволы… осталось лишь взвести курки… насыпать затравочный порох…
        Ну, вот они, вражины! Идут открыто, ничего уже не боясь. Думают, всех тут их ядра повыбили. А вот, шалишь, брат, шалишь!
        - Приготовились… Залп!
        - Пли!
        Разом ахнули пушки и ружья. Пронеслись пули, засвистела, завыла картечь, густой пороховой дым, зеленовато-белый и кислый, затянул шанцы. Кто-то закашлялся…
        - Зар-ряжай!
        Когда дым рассеялся, дали еще один залп и были готовы к контратаке.
        - Эй, братцы, гляньте!
        На поле боя, верхом на белом коне, вновь появился Суворов! Подняв коня на дыбы, взмахнул шпагой:
        - В атаку, братцы! Пуля - дура, штык - молодец! Вперед, братцы. Ура!
        - Ура-а-а-а!
        Ведомые командирами солдаты выскакивали изо всех укреплений, добивая ошеломленного врага. Бригада Андрея Милорадовича ударила по правому флангу, конница - казаки, гусары, егеря, сверкая саблями, понеслась в центр.
        - Ур-ра-а-а!
        Ляшин бросился в атаку вместе со всеми. Убрав шпагу, подхватил ружье, выпавшее у кого-то из раненых…
        - Ур-ра-а!
        Бежал… Кричал… Колол безо всякой жалости. И чувствовал при этом самую невероятную радость! Вот уж поистине - мы русские, какой восторг!
        - Ур-ра-а-а!
        Турки дрогнули и бежали. Бежали панически, бросая все: оружие, боеприпасы, обозы, потеряв убитыми около двух тысяч человек. Наши же потери составили человек двести. Что и говорить, Суворов действовал в Гирсове очень даже осмотрительно, хладнокровно, осторожно и хитро. Войска в преждевременные атаки не посылал, без нужды не геройствовал, все планировал четко - и столь же четко все исполнялось. Вот и результат… коему конечно же весьма поспособствовали Ляшин, Круглов и Бояна. После всех перипетий девушка жила у Ляшина, в маленьком доме старого грека Харитона. Жила под видом служанки, Харитону на радость - готовила, убиралась, стирала. И все время молилась, подумывая в конце военной кампании уйти в монастырь. По всем здешним понятиям, что ей еще-то оставалось делать? Правда, у Алексея имелись на этот счет свои далеко идущие планы… Правда, он их пока не озвучивал. Рано! Контрразведчик он или кто?

* * *
        Турок разбили. Победу отпраздновали, в местной восстановленной церкви отслужили молебен. Видя, что магометан больше нет, а русские здесь всерьез и надолго, христианское население приободрилось и осмелело. Впрочем, мусульман тоже никто не примучивал. Хотите жить своими обычаями - живите, и никто вам не указ.
        Уже очень быстро вновь расцветали торговля и ремесло, зашумел рынок, потянулись купцы. Пускали всех, кроме работорговцев - те занимались своими гнусными делишками контрабандно.

* * *
        Мадам Рашель по-прежнему томилась в своем комфортабельном узилище в просторном доме коменданта. Узницу не обижали, предоставили заботливую служанку и обширный сад для прогулок. Иногда и сам командующий составлял ей компанию за ужином… Правда, дальше этого дело не шло, Александр Васильевич, когда надо, был очень воздержанным и хитрым и разводить любовные шашни с вражеской шпионкой вовсе не собирался.
        Что очень обижало госпожу Рашель… точнее, даже не Мари, а… мадемуазель Люси Люньер, дочь разорившегося булочника из Ниццы. Самозваная дворянка и аферистка, она еще в девичестве потеряла невинность, устроилась служанкой в богатый дом, где крутила амуры с хозяином, но попавшись на краже, вынуждена была бежать с очередным любовником - молодым и красивым савойским офицером… на поверку оказавшимся турком! Это и был Рауль Мустафа-бей, поручения которого Люси… или, лучше уж звать ее, как привыкла - Рашель… исполняла все последующие годы. Исполняла - и кое на что рассчитывала. На особняк в Стамбуле, а еще - на замужество. Ах, Рауль, Рауль… Как жаль, что он магометанин… но что делать? Однако жить в гареме - не самая лучшая идея. Куда лучше считаться полноправной вдовой, а Рауля иметь любовником. Да-да, именно так! И не следует делить его с этой драной кошкой Ивонной! Не стоит… И не надо! Есть ведь много способов… оговор, яд, стилет… Посмотрим, какой выбрать. Но для начала надо как-то выбраться отсюда… или хотя бы дать знак. Хотя бы пустить слух на базаре… Мол, некая господа Рашель томится в узилище, в
комендантском доме, что некогда принадлежал почтенной турецкой семье. Ну да! Так и следует поступить, ведь Мустафа-бей всегда тщательно следит за слухами, и на базаре еще остались его люди! Неприметные, не известные никому… кроме самого Рауля.
        Как и всегда, госпожа Рашель сидела в бывшем ха-реме, на закрытом балконе и пялилась на улицу через затянутое невесомой тканью окно. Сидеть у окна и смотреть на улицу - любимое развлечение богатых турецких жен. Да еще сплетни сводить. Скучища!
        На рынок, конечно, не пустят - посматривая на улицу, рассуждала красотка. Тогда нужно послать служанку… Нет, не эту противную старуху! Надо другую служанку попросить, помоложе, порасторопнее…
        Узницу не очень-то стерегли - бежать она не пыталась, да и вообще, вела себя смирно. Вот и просьбу выполнили. А чего ж? Дорого-то не стоит.
        Новая служанка, правда, особой расторопностью не отличалась, зато была молода и энергична. Правда, не слишком умна, но это ведь и на руку!
        - Пойдешь на базар, купишь пахлавы… - госпожа Рашель подробно инструктировала служанку. - Да не у кого-нибудь, а у иранца Гельми, у него самая лучшая пахлава, да… Скажешь, что для меня. Для госпожи Рашель - так и скажешь. И чтоб, если что - пусть он по этому адресу через своих приказчиков и доставит. То же самое скажешь и в винной лавке… и - зеленщику Абдулле… И… торговцу тканями Фаруху. Все поняла? Ступай.

* * *
        Смеркалось. Зажигались на небе первые звезды, над старым минаретом повис тонкий серп месяца, в окнах богатых домов загорелись свечи. Жители Гирсова заканчивали земные дела, мусульмане только что сотворили намаз, христиане выходили из церкви, отслушав вечерню. Хорошая была в Гирсове церковь, храм Святого Николая, епископа Мирликийского, покровителя моряков и путешественников. Хороший храм, однако же небольшой, невысокий. Турки выше мечети строить не разрешали. Теперь перестроить бы… нехудо бы, да.
        Так вот судача, выходили люди из церкви. Прощались, расходились по домам… На город опускалась сонная вечерняя тишина. На подворьях иногда нет-нет да и загремит цепь, залает пес, закричит на нерасторопных служанок хозяйка, жена затиранит мужа аж до скандала на потеху соседям… мало ли? А так, да - тихо кругом, благодать!
        Правда, не везде. В той части города, где еще и при турках селились христиане - болгары, валахи, греки, армяне, - обычно располагались таверны. Это ведь правоверным мусульманам запрещено пить сок виноградной лозы… и прочие радости. Христианам-то в скоромный день выпить не грех! Вот и нынче день был скоромный… Вернее сказать, вечер уже.
        Вот и на Греческой улице, на окраине, у старой крепостной стены, располагалось одно злачное заведение, сочетавшее в себе таверну, постоялый двор и публичный дом - лупанарий. Подобные заведения в Османской империи были везде, даже в Стамбуле, и никаких подозрений не вызывали. Веселыми девками становились болгарки, гречанки и даже турчанки - и такое бывало. Услаждали господ постояльцев и посетителей, и дело не обязательно шло о продажной любви. Обитательницы лупанария пели песни, шутили, играли на лютнях и в кости - а в любую игру! Оттого ведь и «веселые девки», не зря звали так.
        Одна из таких - юркая фигурка, закутанная в темное покрывало с головы до пят - ловко пробралась сквозь спорящих пьяниц, нырнула внутрь. Кивнув хозяину, крючконосому греку, быстро вбежала по лестнице на третий этаж, в гостевые покои. Постучалась особым стуком: сначала два раза подряд - тук-тук… потом, через паузу - три - тук-тук-тук. Дверь открыли без всяких вопросов…
        - А, это ты, Ивонна… Ну как?
        - Я нашла ее, Рауль. Доложил наш человек, Фарух, торговец с рынка.
        - Присаживайся… Вот, выпей вина. И - говори, говори, да… Так где она? В плену у Красной Руки?
        - Вовсе нет, - сбросив покрывало, Ивонна уселась в кресло и устало вытянула ноги. Длинная юбка, передник, скромная сорочка, отороченный мехом жилет из козлиной шкуры - нынче шпионка изображала служанку из почтенного дома. Правда, осветленные белокурые локоны, скорей, говорили о другом. Как и наглый шальной взгляд! Не-ет, служанки-скромницы так вот не смотрят! Разве что эти, из лупанара…
        - Госпожа Рашель - в русском плену. Содержится под арестом в доме коменданта! Думаю, многое могла рассказать. И еще расскажет. И покажет… Опознает, когда заставят… Было бы только кого.
        - Не сомневаюсь ничуть. Ах, Мари, Мари…
        Мустафа-бей заходил по комнате. Стройный, подтянутый, мускулистый, он чем-то напоминал испанского гранда, идальго. Тем более в черном камзоле, в черных узких штанах-кюлотах, в черных чулках. Ах, какой же изысканный кавалер! Ивонна незаметно вздохнула, но тут же взгляд ее стал прежним, внимательным и холодным - как у змеи.
        - Что ж… - зябко потер руки Рауль. - Коли так, ты знаешь, что делать.
        - Да, господин, - шпионка опустила глаза, скрывая радость. - Ожидаю только приказа.
        - Считай, он получен.
        - Хорошо… Разрешишь использовать нашего друга?
        - Да.
        Порывисто вскочив на ноги, девушка подошла к мужчине и обняла его за плечи:
        - Ах, Рауль! Как я рада видеть тебя!
        В амурных делах оба давно уже были на «ты», но в делах служебных продолжали соблюдать субординацию. Так было надо. Обоим. Зачем? Бог весть.
        Не говоря ни слова, Муустафа-бей снял с коллеги-любовницы жилет, а затем и длинную юбку. Сорочку девушка сбросила сама…
        Подслушивавший под дверью хозяин-грек не понимал по-французски… но донесшиеся из покоев звуки его полностью удовлетворили. Охи, вздохи… стоны… А вот уже и ложе заскрипело, ага-а!

* * *
        Люси Люньер (или все же лучше - госпожа Рашель, поскольку ее все так и называли), как обычно, скучала, сидя на балконе. Балкон выходил на улицу, не шибко многолюдную, но все же можно было на людей посмотреть, себя особенно не показывая, помечтать или, наоборот, предаться милым воспоминаниям…
        Ага! Вот опять этот молодой русский черт, поручик! Поглядеть, так красавец-мужчина - высокий, подтянутый, мускулистый. Русые волосы, серо-стальной взгляд… Изображал из себя Джелала Кирмизи Эл - Красную Руку. Надо же, и русским вовсе не чужда алчность. Пограбить под видом разбойников богатые дома - почему бы и нет? В этом что-то было… такое, что вызвало самое искреннее восхищение Люси… пардон - мадам Рашель.
        Пленница как-то рассказала про этот случай Суворову. Так, как бы невзначай, за обедом. Комендант и глазом не повел. Значит - сам был в доле. Что ж, ничего в этом такого странного нет!
        Ах, какой все же мужчина! Жаль, что тогда так с ним ничего и не склеилось… Да и не могло - явившихся за водкой русских просто убили бы. Так, на всякий случай, чтоб не слишком сюда шлялись. Убили бы и поручика… Ну, и убили бы - так кто-нибудь нашелся бы вместо него, всего-то и дел.
        Проводив взглядом вошедшего в дом Алексея, госпожа Рашель потянулась и продолжила свои мечтания-наблюдения, или, как сказали бы много-много позже - релакс. Точно так же обычно проводили свое время и знатные обитательницы харема - старшие жены. Ну, или жены любимые. Точно так же сидели, смотрели, переговаривались-пересмеивались, прячась за тонкими занавесками. Если присмотреться, то с улицы их вполне можно было увидеть, правда, вот лица сложно было бы разглядеть - занавески, шторы, жалюзи. Так, общий контур. Видно, что кто-то сидит у окна, видно, что женщина… Лицо и волосы никто из жен и наложниц в хареме не закрывал, кого там стесняться-то? Волосы лишь перетягивали широкой лентой.
        Потянувшись, Рашель глянула на улицу…
        Вот две подружки-служанки с большими корзинками. Видно, пошли на базар. Как всегда - простоволосые, да и ведут себя ужасно! Громко переговариваются, хохочут… и ни одного мужичка не пропустят взглядом! Вон они, мужички-то… Вон, толкает свою тележку зеленщик с рынка, а вот торговец рыбой тащит тяжелые корзинищи. Рыба-то, видать, свежая - трепещет, переливается живым серебром… Вот артельщики, молодые парни. Землекопы? Да нет, судя по засунутым за пояс топорам - плотники… Ой, как они к этим служанкам! Ущипнули, одну даже по попе хлопнули… А те и рады! Ну, что с простолюдинок взять?
        Пленница усмехнулась; как все же хорошо, что она сумела пробиться в знатные дамы! Знать - всегда знать, не какое-нибудь там простонародное быдло. Вот если бы она была служанкой, а не госпожой - жила бы так вот в плену? Нет конечно же! Кто бы стал церемониться с простолюдинкой? Давно бы били плетьми, бросили бы в подвал… или отдали бы солдатам. Впрочем, последнее, наверное, не очень и страшно… скорее сладко… ах, солдаты, солдаты… Интересно, как это, когда ты одна, а их - двое, трое… Не, больше не надо. Вполне достаточно троих. Интересно, один бы… а другой… а тем временем третий…
        От жарких своих мыслей госпожа Рашель невольно покраснела, зарумянилась - хотя никакого стыда не испытывала. Она вообще была женщина не из стыдливых…
        Внизу, в доме, послышались голоса - видать, встречали вошедшего поручика. К господину коменданту с докладом пришел, зачем же еще-то? Может, все же соблазнить генерала? Старичок, конечно, сорокалетний, но… живчик, живчик! Водой по утрам обливается - бесстыдник! И хохолок у него такой забавный, седоватый уже - ну, так ведь сам-то господин и не молод. Сама-то уже не молода, тридцать три года, а уж этот… Говорят, у него в России семья. Ну и тут пусть будет женщина… Чем плохо-то? Для него - ничем. А вот чем сие для госпожи Рашель хорошо? В чем ее-то выгода? Из плена освободят? Вот уж вряд ли. Скорей, Рауля дожидаться надобно. Уж всяко с базара доложили уже. Теперь ждать только осталось. Мустафа-бей своих не бросает!
        Напротив комендантского дома располагалось заброшенное строение, небольшой двухэтажный дом с такими же выступающими галереей балконами. Правда, окна были закрыты ставнями, даже забиты. Кто-то ведь их заколотил - значит, не совсем дом заброшен, просто на время оставили. Может, сбежали от русских, надеясь со временем вернуться - военное счастье переменчиво, сегодня - русские здесь, завтра - опять турки. Ну да, и ворота, вон, заперты, правда сад разросся - ухаживать некому, но балконы разглядеть можно.
        Да, похоже, ненадолго домик забросили. Хозяева все же надеялись вернуться. Впрочем, не такой уж и богатый дом. Хотя… И не бедный - средненький. Не конак и не эв, а что-то между. Даже замок на водостоке висит, не украли! Такие водостоки имели почти все турецкие дома, из тех, что победнее. В камне ограды вырезалось углубление в виде ящика и запиралось висячим замком. Ключ отдавался водоносу, чтобы тот в любой момент мог прийти и налить воду. Вода стекала по трубам во вкопанные в землю кувшины, здесь же, во дворе. В богатых же домах вместо кувшинов имелся огромный резервуар…
        Ага! Вот и водонос! Странный какой-то - светлокожий. Может, из бывших рабов? Полян или русский… Узница навострила глаза - все какое-то развлечение. На чужих мужичков посмотреть - чего бы и нет-то? Этот вон мужчина хоть куда! На вид лет тридцать, грудь широкая, усики, длинный нос, лицо вытянутое и чуть-чуть смуглое… или это просто загар? Не-ет, все равно - светлокожий, это заметно. Местные жители все куда как темнее, но красавец, да… Ишь, остановился. Лицо зачем-то тряпицей прикрыл… Оглядывается! Чего оглядываешься-то - воровать пришел? Да нет, с виду - водонос как водонос, ничего особенного. Длинный суконный кафтан, башмаки-черевики, серая посконная рубаха, круглая шапка из кожи. За плечами - кожаный мех, кирба - там воду и носят. Кроме кирбы в руках - что-то длинное, завернутое. А, пила лучковая! Вон, ручки торчат. Х-ха, он что же, еще и плотник? Со скуки - на все руки мастер? И… Ага, вот что-то вытащил. Верно - ключ… Ну да - ключ. Сейчас воду лить будет…
        Однако нет! Ключ-то водонос вытащил, вот только водосток открывать не стал, просто отпер ворота! Туда же и проскользнул, прямо во двор, даже кирбу не снял. Точно - вор! Надо бы сказать… А вдруг не вор, его просто хозяева за домом присмотреть попросили?
        Так ведь и правда! Вот он, водонос-то! Вышел, кирбу на плече поправил… пошел… А пилу забыл, что ли? Да, верно, просто оставил - потом что-нибудь по дому поделать, да. Ушел… Снова служанки прошли, на этот раз - с рынка. В корзинках - зелень, фрукты, рыбка… еще и сыра изрядный кусок.
        А вот эта, верно, мусульманка… Идет, вся закутанная, одни глазищи сверкают. Вот остановилась прямо напротив, у заброшенного дома. Подошла к воротам… Приоткрыла… Шмыг! Ого! Что ей там надо-то? А посмотрим! Или сама скоро выйдет… или тот водонос зайдет! Тайное любовное свидание - вот что это. Ай да водонос, ай да девка - не боится, что камнями побьют?

* * *
        Поднявшись по узкой лестнице в дом, Ивонна сбросила балахон и осмотрелась. Тайный друг - тот, что в небольших чинах, но с большими связями - приказ дотошно исполнил, доставил все, что нужно для предстоящего дела. Хм… Девушка невольно хмыкнула - зачем он пилу приволок? А, верно, просто маскировал оружие - хитер. И оружие хорошо - то, что надо! Нарезное короткое ружье - карабин - какие используют егеря и - иногда - казаки. Это вам не тяжелая фузея - только залпами лупить, иначе - в белый свет как в копеечку! Не-ет, из такого можно белку в глаз бить. Ах, какой же он весь из себя красивый… И матово блестевший ствол, и приклад, и цевье…
        Вытащив шомпол, шпионка забила в ствол бумажный патрон с зарядом пороха и тяжелой свинцовой пулей. Пришлось, конечно, повозиться - все же ствол-то не гладкий, с нарезами. Чтобы пуля на лету закручивалась и метко била.
        Усмехнувшись, Ивонна насыпала на полочку мелкий затравочный порох. С металлическим отзвуком щелкнул взводимый курок…
        В закрытых ставнях уже было проделано отверстие… Пара дощечек оторваны. Как раз для ствола, ну и - чтобы прицелиться, цель разглядеть. Вот она… госпожа Рашель! Та самая «фуфыра», про которую давно уже доложили служанки, каждый день специально прогуливающиеся мимо комендантского дома. Господин Фарух, торговец с рынка, их туда и направил… ему и донесли. Ну, а теперь - дело за малым, стрелять Ивонна умела.
        Выставив ствол, девушка приникла к карабину щекою, прикрыла левый глаз, правым же прицелилась, мысленно проводя прямую линию от целика через мушку - в голову сидевшей на балконе даме.
        Ивонна чувствовала себя вполне спокойно. Здесь темно, там - светло, вряд ли кто чего и заметит. Тем более - с закрытого-то балкона. Ну, блеснет ствол - и что? Поди, разбери, что там блестит? Да и разбирать-то времени уже не будет.
        Действовала, как учил когда-то Рауль Мустафа-бей, даже голос его припоминала…
        «Не старайся застыть, как статуя, девочка. Не получится, даже если дыхание на миг затаишь. Сердце не остановишь, да и ружье - вещь тяжелая. Знай, руки всегда будут дрожать - в такт биению сердца. Пусть дрожат. Пусть дрожит ствол, описывая круги вокруг цели… Главное, верный прицел. Целишься и одновременно тянешь спусковой крючок… очень и очень нежно. Главное условие меткого выстрела - его неожиданность для стрелка. Если выстрела будешь ждать, будешь подгадывать - обязательно дернешь ствол, и пуля улетит вниз… или вверх. А нам ведь это не надо…»
        Ивонна все сделала, как надо. Не дергала ствол и выстрела не ждала. Просто целилась и тянула спусковой крючок, не выпуская из виду голову цели… Да, можно и в голову бить. Здесь ведь не очень-то и далеко - шагов тридцать…
        Тихо хрустнула пружина… Щелкнул курок, зажатый в нем кремень высек искры, воспламенив затравочный порох… бухх!
        Грохот, огонь, дым!
        Тяжелая пуля вышибла стекла… и мозги…

* * *
        Ну, пожалуй, все. Бросив карабин в угол, шпионка спустилась во двор и, пробравшись в дыру в стене, выбралась на узкую безлюдную улочку. Прошла быстрым шагом, свернула в густые заросли, в кусты… вышла к старому эву, там, рядом с развалившейся хижиною, в сарае, отыскала сундук со стоявшей на нем корзинкой да горстью углей. Переоделась, мазнула углями лицо - этакая стала замарашка!
        И пошла себе спокойненько на базар! Длинная темная юбка, передник, серенькая сорочка, кафтан, на голове круглая суконная шапка. Корзинка в руках. Служанка на рынок отправилась. Видать, хозяева срочно послали, некогда было и лицо умыть. Замарашка-простушка, чего уж. Таких девчонок - полно и цена им на базаре, как редиски пучок.
        Мимо пробежали русские солдаты с ружьями. Озабоченные! Останавливали прохожих, расспрашивали… Ивонну тоже остановили, спросили, не видала ли кого подозрительного? Не слыхала ли?
        - Не-е, ничего такого, нет. А что случилось-то? Убили… Вот те на! Вот горе-то!

* * *
        Голова госпожи Рашель оказалась расколотой, как орех! Выпущенная кем-то пуля угодила пленнице прямо в лоб, энергией выстрела тело просто отбросило с балкона в покои…
        - Видать, с близкого расстояния били, - покачал головой Суворов. - Эх, сволочи. Такую красу погубили. Жаль.
        - Думаю, во-он из того дома стреляли, - Ляшин вышел на балкон, всмотрелся. - Ну да, больше неоткуда. Не с улицы же бить! Я схожу, гляну, ваше превосходительство?
        - Давай. Людишек с собой возьми… Да солдатушек прямо сейчас по окрестностям отправим… - Александр Васильевич горестно скривился и снова глянул на распростертое на полу тело. - Эх… Хоть и пленница… а такая краса. И поговорить с ней приятно было. Сразу видно - дама, не кто-нибудь. Эх…

* * *
        Ворота оказались заперты изнутри! Перемахнув через ограду, Алексей сразу же вытащил шпагу… Кто-то из полезших следом солдатиков, отворив ворота, впустил остальных. Сразу стало как-то веселее, уверенней! Вряд ли, конечно, убийца станет здесь дожидаться, его, скорее всего, уже и след простыл, но… Все же приятно, когда у тебя за спиною полдюжины солдат с ружьями, с примкнутыми штыками!
        - Ваш-бродь… Вроде нет никого, - осмотрев двор, шепотом доложил капрал.
        - Двое со мной, - Ляшин покусал губу. - Остальные - здесь осмотритесь.
        - Слушаюсь, ваш-бродь… Сутин, Маскаев - за господином поручиком. Остальные - здесь.
        Заброшенный дом казался пуст, зато место преступления обнаружилось сразу, на втором этаже. Полутемные покои, закрытый ставнями балкон. Свет проникал лишь через проделанное в ставнях отверстие…
        - Через него и стреляли…
        - Ваше благородие… Карабин!
        Распахнув ставни, Алексей внимательно осмотрел оружие, еще пахнувшее пороховым дымом. Ну да, совсем недавно стреляли, и полчаса не прошло. А так - карабин как карабин, обычный… с нарезным стволом.
        - С таким надобно уметь обращаться…
        - Видать, кто-то сумел…
        - Ваше благородие…
        Ляшин и сам уж заметил брошенную в углу пилу. Длинную, лучковую… Наверное, от хозяев осталась, не убийца же приволок. Ему-то зачем пила?
        - Тут еще…
        Балахон женский. В таких мусульманки по улицам ходят. Ни лица, ни фигурки не видать, одни глазищи сверкают. Тоже, верно, от прежних хозяев… Хотя дом-то, похоже, христианский. Тогда откуда этот балахон? Да мало ли…
        В бытность свою в прежней эпохе Алексей, как и любой российский обыватель, с полицией прямо не сталкивался и о работе следователей и оперативных служб знал только из кинофильмов. Как и все, следователя с опером мог запросто перепутать, как судмедэксперта с техником-криминалистом. Одно только знал - от сидения в кресле с трубкой преступления не раскрываются. Людей надо искать! Свидетелей. Обязательно кто-то что-то видел, что-то может рассказать - место-то людное. И время преступления известно. Наверняка и выстрел многие слышали, а может, кого и видали. Кого? Кто под подозрением? А поглядим. Сначала бы - с людьми поговорить. Тут ведь рынок рядом… кто-то туда мог идти… или уже оттуда. Торговцы, покупатели…
        За поиски истово взялась и Бояна. Сама напросилась в помощь, Ляшин не возражал, видел - плохо девчонке, пусть хоть так развеется, займется делом. Именно Бояна первой обратила внимание на некоего водоноса, коего припомнило с полдюжины человек. А уж когда кто-то из свидетелей - парни-плотники - вспомнили о том, что у водоноса была при себе пила… Правда вот, ушел он, судя по показаниям, еще до выстрела. Но свидетели вполне свободно могли и напутать, на то они и свидетели. Недаром ведь поговорка - врет, как очевидец.
        Еще видели девушку в балахоне. Правда, ее никто бы и не вспомнил, если бы Алексей не задал прямой вопрос. Да-да, была такая! Как раз в это время, когда… Не, ничего такого подозрительного не делала. Просто по улице шла, не торопилась. Заходила ли в заброшенный дом? Не, не видели.
        Как найти водоноса? Хм… таковых в любом турецком городе - с избытком. В Гирсове, может, сотни полторы… ну, чуть поменьше. Гиблое дело - искать.
        - Нет, не гиблое, - поставив на стол вымытую посуду, возразила Бояна. - Водоносы-то кто? Старики да мальчишки. Взрослые сильные мужчины среди них - редкость. Хотя, думаю, никакой это не водонос. Притворился просто.
        Ну да - права девочка, права. Кого теперь и искать-то?
        Поручик задумчиво посмотрел в небо, на стаю журавлей. Осенние птицы. То ли на юг летели, то ли, наоборот, уже прилетели с далекого севера. А может, просто пролетали мимо.
        - А что, это вот сумка водоноса, кожаный мех…
        - Кирба!
        - Ну да, кирба. Ее просто так, запросто, купить можно… или нужно заказывать?
        - Просто так - вряд ли, - покачала головой девушка. - Ну, если какой водонос продаст… А вообще можно бы поискать мастерскую. Я попробую?
        - Давай.
        Пусть ищет. Может, и найдет. Да и грустить времени не останется, о монастыре думать…
        Бояна явно обрадовалась поручению, даже посуду до конца не домыла. Забегала, что-то про себя бормотала, прикидывала… Потом взяла корзину и ушла, пообещав вернуться к обеду.
        - Заодно на рынок зайду. Куплю что-нибудь.
        - Деньги-то возьми!
        - Да есть…
        Махнула рукой, улыбнулась - и за ворота. Только ее и видели!
        Старый грек Харитон лишь хмыкнул, глянув девчонке вослед:
        - Ишь ты, как разохотилась. Ну да пускай. А то все время грустит, хорошо - не плачет.

* * *
        Кожаных дел мастер Ибрагим Сириец оторвался от своего дела и, вдев в иглу толстую суровую нитку, повернул голову. Снова кто-то пришел! Заладили - целый день. То дева какая-то, то вот… Хоть и говорят - гость в дом - счастье в дом, но ведь и работать когда-то надо. Деньги-то с неба не падают, ага.
        Правда, на этот раз гость оказался знакомым… Что еще хуже - теперь чаем его пои, уж точно не до работы будет!
        - Салам алейкум, достопочтеннейший Ибрагим, доброго дня. Как здоровье, как жены, дети?
        - Алейкум ассалам, дорогой Фарух. Рад тебя видеть. Все, слава Аллаху, хорошо. Садись, сейчас велю подать чай… Эй, Али!
        Юный подмастерье, трудившийся здесь же, во дворе, опрометью бросился к кухне…
        Слава Аллаху, гость - старый знакомец, торговец тканями - долго не засиделся. Выпил чашечку чая, посетовал на житье-бытье, а потом вдруг спросил про деву…
        - Ну, только что от тебя вышла. Красивая такая, стройная, как газель. И над верхней губой - родинка. Вот тут, да.
        - А, была такая. Заходила, да. Спрашивала, как заказать кирбу.
        - Хош! Неужто в водоносы решила податься?
        - Шайтан ее знает. Эти неверные… Все может быть! Однако же - серьезная. Спросила, кто еще у меня заказывал.
        - И ты…
        - Ну, третьего дня приходил один. Тоже неверный, и по разговору - урус. Зачем ему кирба, один Аллах ведает! Наверное, вино там собрался хранить, тьфу! Да он тут недалеко и живет-то.
        - Недалеко?
        - Дева обрадовалась. Верно, знакомый.
        Поблагодарив старого знакомца за чай, гость поспешно распрощался и, выйдя на улицу, злобно сузил глаза:
        - Ах, девка, девка… Ой, не зря ты по базару таскалась, выспрашивала. И сюда, вишь, зашла. Умная… Ничего… Ничего-о…
        Бояна к обеду не вернулась. Не пришла и вечером, и это уже был повод для беспокойства - Ляшин места себе не находил.
        - Эх, зачем отпустил девчонку? Зачем? Сам бы сходил лучше…
        Над кручами за Дунаем сияло оранжевое заходящее солнце. Пролетел над городом призывный крик муэдзина. Ему вторили колокола греческой церкви.
        - Поздно уже, - успокаивал приятеля зашедший Круглов. - Что мы ночью найдем? А вот завтра с утречка и отправимся.
        - Нет, нельзя ждать, когда надо действовать! Ну и что, что вечер? У нас ведь ночной пропуск, ага!
        Уговорил. Секунд-майор хмыкнул и взял со стола треуголку:
        - Ну, что с тобой делать? Пошли.
        Хозяин дома грек Харитон тоже увязался с приятелями…
        - Чем смогу - помогу. Жалко ведь девку! А знаю я многих… Всю жизнь в Гирсове живу.
        И помощь его пришлась как нельзя более кстати.
        Смеркалось. Лаяли во дворах псы. В доме мастера Ибрагима Сирийца ворота отворили сразу - грека Харитона в городе знали многие. Вот и Сириец знал.
        Незваные гости долго не рассусоливали - быстренько расспросив хозяина, узнали все, что надо, и тут же откланялись. Некогда было чаи распивать!

* * *
        Вот и нужный дом. Подозрительно тихо… И ворота полураскрыты… Болтаются в петлях и жалобно так скрипят. Похоже, птичка-то уже упорхнула! Эх-х…
        - Стоять! Кто такие?
        Патруль! Трое солдат с фузеями, с ними - усатый сержант с факелом.
        - Вот пропуск…
        - Да я вас знаю, ваше благородие. На шанцах рядом были, ага.
        Узнав, сержант отдал честь.
        - Да уж, была заварушка. А кто в этом доме квартировал, случайно не знаешь?
        - Так, кажется, из ваших же кто-то, - сержант задумался. - Из Астраханского полка, да… А кто именно - можно по реестру посмотреть.
        По реестру и посмотрели. Правда, уже только утром. Заявились, едва рассвело, в штаб, в комендантский дом. Правда, Суворов вставал рано. Вон уже, обливался во дворе водой!
        - Здравия желаем, ваше превосходительство!
        - И вам не хворать. Что так рано? Реестр? Так идите к квартирмейстеру… Он уже должен быть.
        Александр Василевич вставал рано и штабным покоя не давал. Те тоже вынуждены были с утра пораньше - на службу. А как же! Раз начальник уже там…
        - Да, забыл совсем… Донос на меня написали - вон, полюбуйтесь. Епифан, покажи!
        Щурясь от восходящего солнца, Круглов зачитал вслух:
        - Солдаты оставлены без крова… сорвано строительство временных казарм… Хм… Почерк какой-то странный. Ага! Левой рукой писано… А слог хороший. Видать, образованный писал. Уж точно не из солдатиков.
        - А как донос-то перехватили?
        - Так заметил. У ящика для донесений ошивался какой-то водонос. И что ему там было делать?
        - Водонос?!
        - Так это… квартирмейстер пришел, наверное…
        - Так попробовал бы уже не прийти!
        Реестр отыскался быстро, тем более по приказу самого коменданта. Напарники принялись жадно просматривать списки… И вдруг…
        - Хм… вот уж не подумал бы!
        - А вот у меня имелись сомнения.
        - Ну-у… с виду такой хват… и лошадей любит.
        - Как бы установить, где он сейчас… Ах да! По разнарядке должен быть в карауле! Сейчас постовые ведомости глянем… Ага…
        Одна надежда и осталась. Предатель ведь нужен туркам именно здесь, в действующей армии. Именно за то ему и деньги немалые платят. И сам шпион это прекрасно понимает, а потому - зря пост бросать не будет. Бояну они, похоже, поймали - непосредственной угрозы нет.
        - Эх, солдатиков бы! - озаботился на ходу Круглов.
        - Там и возьмем. На месте. В карауле-то наши - Никодим Иваныч, Прохор… Их и возьмем.

* * *
        - С тобой очень хотят поговорить. Понимаешь, тля? Если бы не это, я бы давно убил тебя… Фарух, давай ее к дереву.
        Торговец оживился и, пнув лежащую на траве деву, стащил с ее головы мешок.
        - У-у-у, щучина! Ах, дарагой, эта дева только кажется скромницей. Я же ее уже…
        - Не болтай! Вяжите.
        - О, насладимся!
        - Прежде нужно кое-что узнать… Ты прихватил с собой плеть?
        - А как же, уважаемый? Я же верхом!
        - Ну и славно.
        Ухмыльнувшись, предатель вытащил из-за пояса узкий турецкий кинжал. Дождался, когда торговец и его дюжий слуга привяжут девушку к бугристому стволу старого бука, росшего на обрыве, прямо над рекою Боруй. Подошел, ухмыльнулся, заглядывая несчастной в глаза:
        - Я знаю, ты понимаешь русский. Вижу - понимаешь. Ну, что ты еще узнала? Расскажи, поведай. Иначе… Да, ты останешься жива, но тебе будет очень больно. Очень! Знаешь, как бывает, когда выкалывают глаза?
        В лучах полуденного солнца сверкнуло острое жало кинжала. Еще одно движение и…
        Бояна непроизвольно зажмурилась, закусила губу…
        - Господин! А может, мы ее сначала - того… А уж потом и пытать. Хоть содрать с живой кожу. А то ведь кровь - неприятно…
        Фарух не очень-то подчинялся этому урусу. Предатель - даже самый важный - все же просто предатель. Шакал.
        - Мы так и поступим, господин Фарух.
        Негодяй прекрасно знал, что про него думают. И что хотят.
        Острое лезвие качнулось… переместилось вниз, разрезая изорванную сорочку… юбку… В лоскуты!
        - Так, господин! Так!
        Под сорочкой оказалась коротенькая черная туника, весьма необычная - с рисунками и надписями.
        - Вроде бы слова турецкие… - вслух удивился Фарух. - А написано латиницей. Как так?
        Кинжал не пощадил и тунику. Разрезал, царапая кожу, обнажил молодое упругое тело…
        - О, господин!
        - Стоять! Стоять, господин Хлудов! Я вам говорю.
        Хлудов мог бы прикончить пленницу одним ударом. Да так, видно, и сделал бы… если бы не меткий выстрел Круглова. Ах, Иван Андреевич, какой же ты молодец!
        Схватившись за простреленную руку, предатель вскрикнул и, прыгнув с обрыва, кубарем скатился к реке… Нырнул, поплыл, несмотря на рану, уверенно и быстро…
        - Никодим, Прохор - приглядите тут…
        Солдаты уже схватили Фаруха и погнались за его слугой. Никодим Иваныч, охнув, принялся развязывать пленницу…
        - Ах, дева, девица… как же тебя, бедолагу… ах…
        Со шпагой в руке Алексей сверзился с обрыва. За ним поспешал Круглов и еще парочка караульных из Астраханского полка.
        Хлудов уже выбрался на тот берег, встал, пошатываясь и придерживая раненую руку…
        Тут же раздался выстрел. Тяжелая пуля, угодив предателю в грудь, отбросила тело в реку…
        Стоило многих трудов выловить его, вытащить… Да и нужно ли было? Ведь мертвее мертвого.
        - Эх… Кто стрелял?
        - Да с того бережка, похоже, пальнули.
        Солдаты во главе с Ляшиным поднялись на тот берег. Ну да, станут там их дожидаться, держи карман шире! Лишь свежие отпечатки копыт за кустами да кислый запах пороха…
        Что ж…

* * *
        Накинув на себя кафтан, Бояна стояла на коленях прямо над обрывом. Что-то бормотала, держа в руках разорванную тунику… Молилась, что ли? Ну да, похоже, что так.
        Алексей неслышно подошел сзади, молча уселся рядом.
        - Спасибо, что успел, - повернула голову девушка. - Я помолюсь?
        - Давай…
        - Озлем Текин… Редд… Мор ве Отеши… Думан… Манга… Карго…
        Бояна читала написанные на тунике молитвы.
        - Анадолу рок-фестивал…
        - Что-что? - Ляшин поначалу не понял. - Что ты читаешь? Какой рок-фестиваль, к чертям собачьим?! И турецкие рок-группы… Откуда у тебя это?!
        - Подружка когда-то подарила. Джамиля…

* * *
        Двое всадников неслись по узкой дороге к урочищу Кызыл-Ахмет, где еще с утра дожидались их конные янычары.
        - Можем уже и не торопиться. Янычары рядом, - один из всадников обернулся, придержав коня. Похвалил: - Ты метко стреляешь, Ивонна.
        - Я знаю, мой господин. Только вот сомневаюсь…
        - Не сомневайся. Раненым мы бы его не довезли. Ничего, найдем других. Золото все любят!

* * *
        Море билось о скалы, наваливалось пенными языками на песчаный пляж, шатало отельную эстакаду. В погожие дни здесь всегда собирались отдыхающие, пили пиво, расслаблялись, нежась на ласковом солнышке. В погожие дни… А вот нынче-то день выдался непогожим, ветреным и каким-то нервным. Да и не день - вечер уже. Темно, лишь горят фонари да светятся за дорогой окна отеля. А дальше уже ничего нет, лишь в нескольких километрах - городок Конаклы, а здесь, сразу за последним отелем - электроподстанция. Столбы, изоляторы, провода…
        Это очень важно, чтоб было много электричества. Очень важно. Иначе не получится, не выйдет ничего, провалится научный эксперимент… Правда, эксперимент нелегальный, но ведь какой важный!
        Ученик девятого класса лицея Фен Аслан Довут оглу, тряхнув намокшими от брызг волосами, положил на песок скутер. Немного постоял, глядя на бурное море, и, сняв с плеча модный спортивный рюкзак, вытащил оттуда непонятный прибор, чем-то похожий на старинную кинокамеру. Может, еще раз попробовать? Ну, где же Джамиля? Где? Или… Мальчишка похолодел… Неужели получилось? И Джамиля уже… Тогда почему он здесь? Почему на него-то не подействовало темпоральное поле?
        Ах, вот это прибор! Еще бы, лицей Фен - это вам не обычная старшая школа! Это физика-математика, математика-физика, математика, математика, математика… Еще философия, да. Ах, лицей… На всю Аланью таких - два. Один - в котором учился Аслан - почти в центре города, недалеко от городской автостанции и рынка.
        Попробуй-ка, поступи - школьных баллов хватит о-очень немногим. Ему вот хватило. И Джамиле. Потому что Джамиля - умная. Она и красивая, очень. И тоже очень умная - прямо страшно общаться! Первое место по прикладной математике во всей провинции Анталья! Еще и прибор этот, эксперимент… Стамбульский университет по таким студентам плачет! Ах, Джамиля… да где же ты? Уже минут пять прошло с момента испытания… а этой девчонки все нет!
        - Эй, Джамиля-а-а! Эй! Ты где?
        И впрямь что-то случилось… Надо еще раз попробовать прибор. Ну да, худо не будет. А ну-ка…
        Парнишка нажал кнопку… Вырвавшийся зеленовато-фиолетовый луч осветил бурное море. Мигнули фонари… мигнули и погасли…

* * *
        - Что?! Что такое? - Ахмет Озер, старший инженер смены, недоуменно вскинул правую бровь. Откуда-то полетели искры, мигнул и погас свет… впрочем, тут же включилось аварийное питание. Вот это да! Пожалуй, на этой подстанции такое случилось впервые. И кто, интересно, будет виноват?
        - Эй, парни! - Ахмет покричал электрикам.
        В ответ лишь донеслось:
        - Уже!
        Аварию ликвидировали быстро. Да какая там авария, просто предохранитель перегорел. Заменили, поставили новый - и вот вам, пожалуйста, свет! И пары минут не прошло. Оперативно!
        - Молодцы! Якши.
        - Ну так!
        Ну да, молодцы. Не хватало еще проблем в благословенную пятницу! Правда, интересно, отчего же все-таки замыкание? Птица попала в провода?
        Инженер бросил взгляд на экран монитора… и ахнул!
        - Ва, Алла!
        - Что там такое. Ахмет?
        - Не поверите, парни! Такое впечатление, что у нас только что украли немереное количество киловатт!

* * *
        - Джамиля-а! - снова закричал мальчишка.
        Вспыхнули, зажглись погасшие было фонари… И в их свете… Кто-то выходил из моря! Хрупкая девичья фигурка…
        - Джамиля-а! - бросив прибор, подросток побежал к морю…
        - Аслан? Аслан! Аслан…
        Джамиля обняла приятеля и зашлась в рыданиях. Худенькие плечи ее тряслись, мокрые волосы слиплись и висели паклей.
        - Не плачь, Джамиля, не плачь… Кто тебя обидел? Ты только скажи!
        По щекам парнишки тоже катились слезы…
        - Аслан… Ты! И я… Я наконец-то здесь, здесь… дома… даже не верю…
        - Не плачь… Не надо… не плачь… Откуда эта одежда?
        И впрямь, вместо джинсовых шортиков и майки с эмблемой анатолийского рок-фестиваля на девушке были надеты какие-то узкие штаны и старинного покроя кафтан…
        - Ты зачем как старушка оделась? И… когда успела-то? За пять-то минут…
        - Пять минут, Аслан? А почти год не хочешь?
        - Почти год? Так ты… Так у нас…
        - Ну да. Я и говорю же.
        Девушка постепенно успокаивалась:
        - Слушай… А там других людей не было? Ну, когда мы… Иначе они тоже могли…
        - Да прогуливалась какая-то парочка. Но далеко. Русские или немцы. Наверное, из ближайшего отеля.
        notes
        Примечания
        1
        Ах, мой дорогой Рауль! Мы с тобой могли бы составить красивую пару!
        2
        Ты забыла, Ивонна, я же османский вельможа! Хочешь войти в мой гарем?
        3
        Нет уж, друг мой. Останемся лучше любовниками.
        4
        Мадам, это что же у вас - настоящий Ватто? Не подделка?
        5
        Это Шарден, друг мой! И да - не подделка.